Автор: Грант М.
Теги: география биографии история древний и античный мир история рима римская империя
ISBN: 5-300-01955-0
Год: 1998
Текст
МАИКЛ ГРАНТ
КРУШЕНИЕ
РИМСКОЙ ИМПЕРИИ
МОСКВА
ТЕРРА—КНИЖНЫЙ КЛУБ
1998
УДК 93/99
ББК 63.3(0)3
Г77
THE FALL of the ROMAN EMPIRE
’ Michael Grant
, ' . . .. 4 ,
First published 1976 by the Annenberg School Press
This revised edition published 1990 by
George Weidenfeld and Nicolson Ltd
Перевод с английского
Б. БРИКСМАНА
Грант M.
Г77 Крушение Римской империи /Пер. с англ. Б. Брикс-
мана. — М.: ТЕРРА—Книжный клуб, 1998. — 224 с.
ISBN 5-300-01955-0
Эта книга повествует о нарастающем разладе, о фатальных пороках, кото-
рые в конце концов раскололи Римскую империю и не позволили ей выстоять
перед внешней агрессией. Автор ведет свой рассказ от правления Валентиниана I
(364-375 гт.) до 476 г., когда был низложен последний император Западной
Римской империи Ромул Августул.
УДК 93/99
ББК 63.3 (0)3
ISBN 5-300-01955-0 © ТЕРРА-Книжный клуб, 1998
Copyright © 1990 Michael Grant Publications Ltd
All rights reserved. No part of this publication may
be reproduced, stored in a retrieval system, or
transmitted, in any form, or by any means,
electronic, mechanical, photocopying, recording or
otherwise, without the prior permission of the
copyright owner.
Если царство разделится само в себе, не
может устоять царство то.
Евангелие от Марка, 3:24
И встали, взявшись за руки, все американцы:
вместе мы выстоим, порознь погибнем.
Джон Дикинсон, «Песня свободы», Бостон Га-
зетт, июль 1768
Да, мы, конечно, должны держаться вместе,
либо, по всей видимости, нас повесят
порознь.
Бенджамин Франклин при провозглашении Аме-
риканской Декларации Независимости, 1776
Мы не можем более позволять себе роскошь
отрываться друг от друга.
Британские политики, 1973—1975
СОДЕРЖАНИЕ
Перечень карт ....................................
Введение ............................................\ . 8
Обзор истории Римской империи.......................... 10
РАЗВАЛ АРМИИ
Глава 1. Военачальники против государства..........33
Глава 2. Народ против армии .......................40
РАСКОЛ МЕЖДУ КЛАССАМИ
Глава 3. Бедняки против государства................53
Глава 4. Богачи против государства ................70
Глава 5. Средний класс против государства..........81
ИСЧЕРПАННЫЙ КРЕДИТ ДОВЕРИЯ
Глава 6. Народ против бюрократии.................. 89
Глава 7. Народ против императора...................99
РАСПАВШИЙСЯ СОЮЗ
Глава 8. Вражда союзников ........................111
Глава 9. Раса против расы.........................121
ГРУППЫ, ВЫБРАВШИЕ ДРУГОЙ ПУТЬ
Глава 10. Изгои...................................139
Глава 11. Государство против свободной веры.......149
ТЩЕТНОСТЬ УСИЛИЙ
Глава 12. Самодовольство вместо самопомощи........167
Глава 13. Борьба двух миров.......................177
5
Приложения • < ; -- - -« -«а...--. - , ..
I. Религиозные разлады .............................188
II. Почему выжила Восточная, а не Западная империя? . 194
Список, императоров и пап ................................196
Кто есть кто среди античных писателей ....................197
Библиографический список книг
об упадке и крушении Древнего мира..................202
Карты.....................................................207
Указатель ................................................214
ПЕРЕЧЕНЬ КАРТ
V
1. Западная и Восточная империи, 395 г. н. э.
(Вставка) Границы преторианских префектур
2. Набеги варваров в пятом веке н, э.
3. Европа после падения Римской империи, 476 г. н. э.
4. Италия
5. Галлия и Рейн
6. Верхний и Средний Дунай
7. Балканы
8. Восток
9. Северная Африка и Испания
ВВЕДЕНИЕ
Падение Западной Римской империи было одним из самых серьезных
превращений (любимое слово для обозначения всего процесса, особенно
в Германии) за всю историю человечества. За сто лет до этого Рим
был мощным государством с огромной армией. Спустя сто лет и власть,
и армия исчезли. Западная империя вообще перестала существовать.
Ее территория была занята несколькими королевствами германских пле-
мен.
Высказывались сотни причин крушения Западной Римской импе-
рии. Свидетельства этому можно получить, читая прекрасную и непрев-
зойденную Историю упадка и крушения Римской империи (1776—1788)
Эдуарда Гиббона. Он перечисляет, по меньшей мере, две дюжины пред-
полагаемых причин этого упадка и крушения — военные, политические,
экономические и психологические. На многие из этих причин-событий
мы будем ссылаться на последующих страницах. Однако Гиббон не
сделал никаких попыток противопоставить эти причины, либо выбрать
из них главные, что довольно неудобно для читателя, который ищет
быстрые ответы. Но это также говорит об осторожности историка. Для
такой огромной и сложной организации, какой была Римская империя,
трудно подыскать единственное простое объяснение.
Две основных причины определяют крушение: нападения извне и
внутренняя слабость. Нападения легко проследить, и речь о них пойдет
в начальном разделе этой книги. Однако их одних, конечно, было не-
достаточно, чтобы привести империю к гибели.
Она погибла из-за ряда внутренних противоречий, помешавших ор-
ганизовать сопротивление внешним захватчикам. Большая часть книги
и посвящена рассмотрению этих противоречий.
Я выделяю тринадцать недугов, которые, с моей точки зрения, в
сочетании привели Римскую империю к конечному параличу. В каждом
из них проявлялась главная угроза: угроза дезинтеграции. Каждый недуг
обладал своей спецификой, угрожая расколоть империю на части и,
тем самым, ослабляя способность римлян сопротивляться внешней аг-
рессии. Боги воспрепятствовали тому, чтобы люди могли создать моно-
литное общество без каких-либо внутренних противоречий вовсе, либо
различий в характерах или мнениях. Но приходит время, когда эти
различия становятся настолько несовместимыми, что вся структура об-
щества подвергается опасности. Это и произошло у древних римлян.
Вот почему Рим пал.
8
Эта тема всегда привлекала острый интерес, в основном, из-за тех
напутствий и предостережений, которые она содержала для будущих
поколений, и их уместность никогда не выглядела более очевидной, чем
в наше время. Британцы думают о своей собственной исчезающей им-
перии, Соединенные Штаты Америки размышляют о своем нынешнем
лидерстве и той опасности, которая возникнет, когда оно сойдет на нет.
В этот же самый момент Советский Союз, кажется, демонстрирует, как
малые народы освобождаются от пут империи. Франция — страна, где
в древние времена это все произошло впервые. Германия строит мост
Восток—Запад и очень хорошо осознает свою давнюю роль разрушителя
Западной Римской империи, Италия — страна, где эта Империя пра-
вила и пала. И так далее. Я не собирался в этом пересмотренном из-
дании провозглашать или обсуждать каждое напоминание тех времен,
каждую аналогию. Но и то, и другое в разных частях света сразу бро-
сается в глаза.
Я хочу поблагодарить м-ра Уолтера Анненберга, который предложил
мне написать исходный вариант этой книги, когда он был послом США
в Лондоне, за его постоянную помощь и воодушевление. Я также глубоко
благодарен покойному м-ру Дэвиду Г. Аппелю за его постоянную, кон-
структивную и сочувственную помощь. Я обязан очень высоко оценить
м-ра Кристофера Фалкуса за его стимулирующую бесценную поддер-
жку. Я приношу благодарность миссис Энид Гордон, м-ру Питу Квен-
нелу и мисс Сюзан Рейнолдс за помощь, которую они оказали,
Анненберг Скул Пресс за подготовку первого издания и мисс Джоселин
Бартон с ее конструктивными предложениями, которая подготовила это
второе пересмотренное издание. Поддержка моей жены была неисчер-
паема. ,;Ь,Т ' »
> / . < . . . . Майкл Грант, Каттайола 1990
При цитировании отрывков из авторов древности я пользовался
переводами: В. В. Андерсон, П. Браун, Дж. Б. Бэри, О. А.
В. Дайкл, С. Д. Гордон, А. Хаукинс, Г. Изабелл, Д. Мейги,
Ф. К. Мерфи, А. Ф. Норман, С. Фарр, Р. С. Пайн-Коффин,
Дж. С. Рольф, Е. М. Санфорд, Е. А. Томпсон, Г. Ж. Е. Уайт,
Ф. А. Райт и Т. А. Синклер. Выражаю им свою благодарность.
— ----------' 'T7~’--i—т------------
ОБЗОР ИСТОРИИ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ
Огромная Римская империя раскинулась от Атлантики до Евф-
рата и от Британии до пустыни Сахары. Это было величайшее
политическое образование древнего мира, да и на все времена.
Плиний Старший, римский писатель, имел полное право гово-
рить о «невероятном величии Рима».
Созидание этого могущественного организма шло медленно
и постепенно. В отдаленные, туманные дни полулегендарного
прошлого Рим был маленьким итальянским городом-государст-
вом, управляемым царями. Затем, по-видимому, на исходе VI ве-
ка до н. э. цари были свергнуты и появилась Республика.
Формально власть принадлежала Ассамблее римских граждан,
но реально она была в руках нескольких патрицианских (бла-
городных) семей. Они составляли ядро сената, считавшегося со-
вещательным органом, а на самом деле из поколения в
поколение он руководил государством.
В течение следующих двухсот лет власть Рима распространи-
лась на все области Италии. Затем, в III веке до н. э., Рим стол-
кнулся с властвовавшим на море североафриканским городом Кар-
фагеном и установил контроль над западной частью Средиземного
моря. К началу новой эры власть Римской империи распростра-
нилась и на восточную часть Средиземного моря. Под тяжестью
управления различными обширными территориями республикан-
ская структура разрушилась, и во времена Юлия Цезаря, а затем
и Августа (31 г. до н. э.—14 г. н. э.) — первого из череды римских
императоров, роль сената была сведена до подчиненной, от чего
он уже никогда не оправился. Его члены, люди страны, шедшие
по статусу вслед за императором, сохраняли свою роль, которой
нельзя пренебрегать. Но императоры, хотя это и было скрыто за
конституционным фасадом Августа, зависели от армии.
Когда Республика ослабла, а Империя, или Принципат, стала
распространять свою власть на северные и центральные районы
европейского континента, Цезарь установил северную границу
по Рейну, а Август продолжил ее на все течение Дуная. С другой
стороны барьеров, по всему пути от Нидерландов до Аквинка
10
(Будапешт), германцы внимательно следили за укреплениями
римлян. Со временем вооруженные стычки между германцами
и римлянами становились все чаще и чаще.
Главные боги, которым поклонялись германские племена, —
это боги войны. Германцы были знакомы с земледелием и живо-
тноводством, и то, что они видели и узнавали о благополучных и
процветающих римских провинциях, побуждало к попыткам за-
владеть их богатством. Более того, они сами находились под дав-
лением других племен, живших севернее и восточнее них.
Поэтому, когда во втором столетии н. э. германцы начали угро-
жающе объединяться, империя, которая была также в конфронта-
ции с Парфянским царством на своих восточных границах, не на
шутку обеспокоилась.
Проблема особенно обострилась в годы правления Марка Ав-
релия (161—180), который столкнулся с атакой объединенных
племен с севера, что привело империю к первому серьезному
кризису за много лет. Септимий Север (193—211) учел этот
урок и увеличил численность армии Рима. Кроме того, он по-
высил вознаграждение солдатам, что привело в последующие го-
ды к увеличению налогов; относительно благополучная жизнь
гражданского населения резко ухудшилась из-за необходимости
содержать 400 000 солдат.
Тем не менее в течение большей части III века н. э. границы
империи постоянно и одновременно нарушались враждебными
нападениями германцев и других племен с севера и персами,
наиболее грозными преемниками парфян, — с востока. Каза-
лось, что римский мир, разделенный на части внутренними мя-
тежами, не сможет устоять. Однако на одном из наиболее
драматичных поворотов истории враги Рима были повержены и
не единожды грозными военными императорами.
И все же цена, которую должны были платить жители им-
перии, была чрезмерна. Для того, чтобы собирать гигантские
контрибуции деньгами и товарами, необходимыми для поддер-
жания армии, приходилось постоянно увеличивать налоги до
беспрецедентного уровня. Сперва Диоклетиан (284—305), а за-
тем и Константин Великий (306—337) радикально перестроили
и реорганизовали всю административную систему страны с тем,
чтобы извлекать необходимые платежи.
Константин, как и другие императоры тех времен, интенсив-
но использовал в своей армии солдат и офицеров-германцев —
сперва франков и алеманнов, затем вестготов и остготов (две
ветви готов), а также вандалов и бургундов. Более того, как и
ряд его предшественников, но в большем масштабе, он позволил
германцам-иммигрантам селиться под присмотром Рима у его
границ. Но военная угроза германских племен на севере и персов
на востоке неумолимо нарастала.
и
Константин пришел к выводу, что город Рим больше не мо-
жет оставаться столицей империи. Отсюда трудно было осуще-
ствлять постоянный контроль за двумя жизненно важными
границами — по Рейну и Дунаю на севере и по Евфрату на
востоке. Прежние правители, ощущавшие ту же необходимость,
время от времени перемещали свои резиденции в места, более
близкие к обороняемым районам. Их любимым местом был Ме-
диолан (Милан). Сам Константин жил в ряде других городов:
Тревери (Трир) в Западной Германии, Арелате (Арль) в Южной
Франции, Тицине (Павия) в Северной Италии, Сирмии (Срем-
ска Митровица) на иллирийской (югославской) реке Сав (Сава)
и Сердике (София) в Мезии (Болгария). Но теперь он решил,
что идеальным местом для надзора за границами по Дунаю и
Евфрату будет Византий на Босфоре. Здесь он основал свою
новую столицу Константинополь (современный Стамбул).
Константин произвел и вторую революцию, официально об-
ратив империю из язычества в христианство путем придания
относительно небольшой и мало влиятельной христианской об-
щине доминирующего положения в государстве. После его смер-
ти империя осталась разделенной между тремя сыновьями
покойного, из которых уцелел только Констанций II (337—361).
В годы его правления неприятности как на северной, так и на
восточной границах обострились. У Рейна его кузен Юлиан одер-
жал важную победу над германцами при Аргенторате (Страс-
бург) в 356 году; пятью годами позже он стал императором.
Известный как «Отступник», Юлиан возвращается к официаль-
ному язычеству. Но в 363 году во время персидской кампании
он погибает, а его наследник, Иовиан, возвращает империю в
христианство. В следующем году умирает и он.
Упадок и крушение
Сто двенадцать лет, начиная с этой даты и кончая крушением
Западной империи, составляют период, которому, в основном,
посвящена эта книга. О дате начала крушения империи ученые
долгое время спорили. Школа историков-марксистов, опираясь
на Арнольда Тойнби, заявляла, что кризис классической циви-
лизации, приведший к развалу Рима, начался в 431 г. до н. э.,
когда города-государства Греции начали военные действия друг
против друга в Пелопонесской войне — за четыре века до этого
только началась эра Римской империи, крушение которой это
событие должно было обусловить.
Эдуард Гиббон занял совершенно другую позицию, отказы-
ваясь видеть что-либо опасное для империи шестью веками по-
зже:
12
...Если бы попросили назвать период мировой истории, в течение
которого человечество было наиболее счастливым и благополучным, то,
без сомнения, это период от смерти Домициана до вступления на пре-
стол Коммода (96—180).
Последующие историки опровергали его оценку, указывая, что
рабы, например, вряд ли были счастливы и благополучны и что
многое из того, что стало плохим позже, несомненно, начало
портиться во времена, которые Гиббон назвал золотым веком.
Конечно, если мы ограничим «человечество» населением импе-
рии и учтем, как жило его большинство, то он, по-видимому,
был недалек от истины.
Впоследствии, в третьем веке н. э., под объединенным напо-
ром внешних угроз и внутренних мятежей, империя начала раз-
валиваться. Конечно, это был еще не конец, поскольку только
значительно позже, на изломе пятого века н. э., начался окон-
чательный развал.
Эта книга начинается с правления Валентиниана I (364—
375), когда спад только начался, в этот день Рим, казалось, был
в зените своего могущества.
Валентиниан I
В 364 г. армия провозгласила Валентиниана I императором, и
он оказался последним из действительно впечатляющих импе-
раторов Рима. Он был родом из Цибалае (Винковцы), в Пан-
нонии (Югославия), высокий и сильный — чемпион по борьбе —
с белокурыми волосами, серо-голубыми глазами, правильными
чертами удлиненного лица и крупным прямым носом. Хотя вра-
ги насмехались над его низким происхождением, он был широко
образован, хороший художник и скульптор.
Его характер приводил в замешательство: жестокий, подо-
зрительный, злобный и истеричный. Не будучи праведным су-
дией своих граждан, он решил править Империей по-своему.
Однако Валентиниан был превосходный солдат и добросовестный
работник, одаренный дикой энергией. Он ощущал себя обязан-
ным государству и, что весьма необычно, обязанным простым
людям. Это чувство сочеталось у него с отвращением к высшему
классу Рима. Что еще более необычно для того времени, он
верил в терпимость к различным религиозным мнениям. Не-
смотря на все свои недостатки, он был бы выдающимся челове-
ком в любой эпохе, и только из-за укоренившийся традиции
негативно относиться к деятелям поздней Империи большинство
людей никогда ничего о нем не слышали.
13
, /я .л
Валентиниан решил, что интересы национальной обороны
требуют, чтобы был не один император, а два. Поэтому он отдал
своему брату Валенсу восточную часть Империи, а себе оставил
западную. Западная империя, которую он унаследовал, была ог-
ромна, имела большую армию, и после его одиннадцатилетнего
правления эта армия была более сильной, чем когда бы то ни
было.
Но эта мощь поддерживалась только его неустанной бдитель-
ностью и энергией. Как только он сел на трон, ему пришлось
немедленно столкнуться с чередой критических обстоятельств.
По словам Аммиана, написавшего прекрасную историю позднего
Рима, «в это время по всей Империи как будто трубы трубили
военный клич, повсюду поднимались дикари и обрушивались на
ближайшие границы». Валентиниан и его способные командиры
принимали вызов.
Вначале германцы переправились через Рейн и захватили
крепость на Майнце. Но они были трижды побиты римлянами,
а затем и сам император, переместив свою штаб-квартиру из
Лютеции (Париж) в прифронтовой город Тревери (Трир), под-
нялся по долине реки Некар и одержал блистательную победу
в Черном Лесу. Он оставался в Германии семь лет, построив
сложнейшую систему укреплений на Рейне, опорный пункт в
Базиле (Базеле), а затем отправился в Амбианы (прежде Сама-
робрива, ныне Амьен), чтобы руководить военными действиями
в Британии, которую опустошали саксы с моря, а пикты и скот-
ты — с севера.
Валентиниан преднамеренно раздувал распри между самими
германскими племенами, призывая на помощь бургундов, всег-
дашних врагов своих соплеменников алеманнов. Последние были
врагами Рима. Тем временем многие германцы продолжали за-
селять приграничные территории Империи.
В 374 г. восточная часть северной границы была прорвана,
когда другие германские племена, а также ряд сарматских пле-
мен, пришедших из Ирана, переправились через Средний и Вер-
хний Дунай на территории нынешних Венгрии и Австрии. На
следующий год Валентиниан перенес свою резиденцию в Сир-
мий, восстановил крепости на Дунае, переправился и опустошил
германскую территорию на другой стороне Дуная. Позднее в
том же году, оскорбительное поведение германских посланцев,
приехавших к нему в Венгрию, привело его в такую ярость, что
он скончался от инсульта.
Наследником стал его сын Грациан, обыкновенный шестнад-
цатилетний подросток: в это время на другой части границы на
Дунае римская армия попыталась посадить на трон Западной
империи одного из своих командиров. Штабные офицеры-гер-
манцы, чтобы воспрепятствовать этому, срочно вызвали вдову
14
Валентиниана Юстину и ее четырехлетнего сына и в Аквинке
(Будапешт) провозгласили его императором Валентинианом II.
Ни с Грацианом, ни с Валенсом не посоветовались. Но они при-
няли ребенка как одного из правителей и закрепили за ним
половину Западной империи, включая Италию, Северную Аф-
рику и большую часть Балкан.
Восточная империя в это время потерпела серьезное пора-
жение, что одинаково сильно повлияло как на Западную, так и
на Восточную империи. Это произошло в битве при Адрианополе
(Гадрианополь, ныне Эдирне в европейской части Турции) про-
тив вестготов.
Описания различных германских народов можно найти у
Е. А. Томпсона (Римляне и варвары: упадок Западной импе-
рии, 1982) и Дж. Д. Рандерса-Персона (На заре борьбы в Ев-
ропе, 400—700 гг. н. э., 1983). В Восточной Европе были два
больших германских государства — остготы («светлые готы») на
Украине и вестготы («мудрые готы») — на территории нынеш-
ней Румынии. Грозная кавалерия гуннов, негерманского народа,
ворвалась в эти районы около 370 г., разрушила королевство
остготов и погнала перед собой 200 000 вестготов вдоль Дуная
в Восточную Римскую империю, где представители Валенса раз-
решили им селиться. Но вскоре поселенцы-вестготы воспроте-
стовали, имея для этого основания, против угнетения и
эксплуатации со стороны восточных римлян, а затем восстали
против них. Под предводительством своего вождя Фритигерна
они опустошили Балканы; в то же время другие германские пле-
мена, расселившиеся вдоль Дуная, пробудились от спячки. Им-
ператор Валенс поспешил из Азии и намеревался атаковать их
у Адрианополя 9 августа 378 г. Вестготы опередили его и после
успешной фланговой атаки своих всадников одержали ошеломи-
тельную победу. Римская кавалерия бежала, пехота была пол-
ностью уничтожена. Валенс погиб, и никто не нашел его тело.
«Мы должны здесь остановиться, — заявил историк XIX сто-
летия Виктор Дюрю, — нашествие началось: Фритигерн подо-
шел вплотную к воротам Константинополя, а через несколько
лет Аларих возьмет Рим».
Феодосий I
. . , . - «- ,г,;,:..-.';--'. •> < si; д >’ -
Западный император Грациан не успел вовремя в Адрианополь
и вернулся на свою территорию. Но он предпринял шаги, чтобы
назначить нового партнера на трон. Его выбор пал на тридца-
тидвухлетнего Феодосия, сына землевладельца из Кока (Севе-
ро-Западная Испания), который был в свое время (до того, как
попал в немилость) наиболее удачливым военачальником при
15
Валентиниане I. Провозглашенный императором в Сирмии, его
сын десять лет правил в Восточной империи, которой Западная
империя теперь уступила большую часть Балкан. Затем он стал
правителем и Западной империи, так что перед его смертью обе
империи вновь объединились.
Феодосий со своим орлиным носом и волосами, такими же
белокурыми, как и у Валентиниана, имел очень приятную внеш-
ность. Однако Феодосий был менее энергичен, перемежая пас-
сивную деятельность праздностью, он мог довольствоваться
солдатским существованием и отнюдь не был чужд блестящей
придворной жизни, время от времени почитывая римскую исто-
рию. Он любил назначать тяжелые наказания и приговоры, но
был скор на их отмену и принесение извинений. Алчный и экс-
травагантный, он стремился к удовольствиям и пытался выпол-
нять свои обещания, хотя все больше терял репутацию
надежного друга или вождя.
Феодосия назвали «Великим» из-за бескомпромиссной хри-
стианской ортодоксальности, характерной для его правления.
Другой выдающейся приметой его правления было принятие ве-
стготов, как целое, в состав Империи (382), чтобы они жили
автономно, с условием предоставления солдат и сельскохозяйст-
венных рабочих Риму. Это было первое из германских племен,
получивших федеральный статус.
Вскоре Феодосий потерял своего западного коллегу, Грациа-
на, убитого в Лионе (Южная Франция) войсками узурпатора
Магна Максима в 383 г. Четырьмя годами позже Максим нео-
жиданно напал на Италию, но Феодосий в двух битвах нанес
ему поражение и обезглавил его в Аквилее. Однако около 389 г.
он был вынужден уступить жесткому внешнему давлению и от-
дать германцам земли, лежащие западнее линии Верхнего Дуная
и севернее озера Бригантина (Констанц) у нынешней границы
между Германией и Швейцарией.
Когда Феодосий вернулся в Константинополь, он оставил в
качестве реального правителя Запада своего главнокомандующего
Учителя Солдат, Арбогаста; по-видимому, именно он ответстве-
нен за смерть Валентиниана II в 392 г. в Вене (Вьенн), Южная
Франция. Арбогаст приложил усилия, чтобы достичь независи-
мости от Феодосия. Будучи германцем, он не стремился к пур-
пуру для себя, поскольку люди его расы, даже обладая реальной
властью, не были приемлемы в качестве императоров. Он выста-
вил свою марионетку, красноречивого Евгения, и таким образом
получал контроль над Италией и испанскими провинциями.
Но Феодосий победил Евгения на реке Фригид (Випава) и
приказал убить его. Он снова стал правителем всей Империи,
как Западной, так и Восточной, однако правил он ею только
пять месяцев, и в январе 395 г. умер.
16
Стилихон и Аларих
Теперь старший сын Феодосия восемнадцатилетний Аркадий
встал во главе Восточной империи, а его одиннадцатилетний
брат Гонорий номинально возглавил Западную Империю; на
этом существование воссоединенной Империи прекратилось.
Братья оставались императорами до тридцати и двадцати восьми
лет соответственно. Аркадий был невысокого роста, сонливый и
косноязычный. Гонорий был набожным и мягким человеком, но
некомпетентным и упрямым, как осел. Шотландский историк
восемнадцатого века Вильям Робертсон считал, что самый па-
губный стопятидесятилетний период в жизни человечества «на-
чался с вступления на престол этой унылой пары».
Конечно, задача управления двумя империями перепоруча-
лась другим лицам. Реальным правителем Запада и выдающимся
военным и политическим деятелем своего времени был загадоч-
ный Стилихон, полуримлянин — полугерманец, который стал
Учителем Солдат Феодосия I и был женат на его любимой пле-
мяннице Серене.
Стилихон был военачальником исключительного таланта и
энергии. Однако его карьера, которая могла обеспечить Риму
длительную передышку, была не совсем гладкой по двум при-
чинам. Первая заключалась в его отношении к Восточной Рим-
ской империи, а вторая — в отношении к вестготским
федератам, которые теперь селились внутри границ империи.
К Восточным властям Стилихон относился не только про-
хладно, но даже враждебно, поскольку он хотел отнять у них
Балканы — и это намерение привело к ужасному разрыву меж-
ду двумя империями. По отношению к вестготам, с другой сто-
роны, и особенно к их могущественному предводителю Алариху I
(395—410) Стилихон не проявлял враждебности, как это каза-
лось должно быть. После смерти Феодосия I Аларих поднял вос-
стание, объясняя это тем, что его людям не было выплачено
жалование. Позднее Стилихон выиграл несколько битв с ним —
и мог бы разбить его окончательно, но никогда так не делал,
потому что верил, что его собрат-германец может служить по-
лезным противовесом Восточной империи. В результате Аларих,
вначале претендовавший на мирное сотрудничество с имперски-
ми властями, стал их врагом, что было для империи крайне
опасным.
Неприятности начались с того, что Стилихон, оставленный
Феодосием в качестве регента Гонория на Западе, возмутился
тем, что другой человек, Руфин, был назначен командиром гвар-
дии императора Аркадия на Востоке. Поэтому когда Аларих под-
нял мятеж и направился к Константинополю, а Стилихону было
приказано восточными властями остановить его, он преднаме-
17
ш.
ренно действовал неэффективно, и в 395 г. устроил так, что
Руфин, которого он подозревал в саботаже своих планов, был
убит.
Двумя годами позже Стилихон появился на Балканах с дру-
гой армией и окружил вестготов в Греции. И снова, на беду
восточного правительства, он не заставил их капитулировать.
В 401 г. Аларих, несмотря на сдержанность Стилихона вос-
стал против Западной империи и начал вторжение в Италию.
Стилихон, дочь которого Мария, была замужем за императором
Гонорием, вызвал войска с Рейна и Британии и в последующие
402 и 403 годах нанес поражение захватчикам в Северной Ита-
лии. И снова Алариху было дозволено покинуть страну.
Тем временем другая группа германских племен, остготы,
заняла территории Империи на Среднем Дунае. Большая часть
римского населения была вынуждена бежать с венгерской рав-
нины, тем самым лишая Восточную империю одного из лучших
районов вербовки солдат-новобранцев. В 405 г. остготы и другие
германские племена, ведомые неким Радагайсом, устремились
на юг, в Италию. Стилихон разбил их при Фесуле (Фисоле) у
Флоренции. Затем он сделал ряд предложений Алариху скоор-
динировать военное наступление, но не против внешних врагов,
а против Восточной империи. Однако его планы были нарушены
самым серьезным и самым решительным из всех вторжений гер-
манских племен на Западе.
Все это произошло в последний день 406 г. Смешанные
полчища различных германских племен — вандалы, свевы,
аланы, бургунды — перешли по льду замерзший Рейн и,
встречая только слабое сопротивление, ворвались на соседние
территории и в пределы самой Галлии, сея опустошения везде,
где они прошли. Были разграблены Могунтиак (Майнц) у ме-
ста их прорыва, Тревери (Трир); многие другие города на тер-
ритории нынешней Бельгии и Северной Франции постигла та
же судьба.
Захватчики и проникшие в Галлию другие племена продол-
жили свой марш, пока они не пересекли всю страну и достигли
Пиренеев. Только редкие города, в частности, Толоза (Тулуза)
вступали с ними в борьбу. «Бесчисленные и самые свирепые
люди, — писал св. Иероним, — теперь захватили всю Галлию...
За малым исключением, все города были опустошены либо от
меча, либо от голода». Это была уж очень мрачная картина, но
отмечая, что этот прорыв являлся поворотным пунктом в судьбе
народов, Иероним был совершенно прав.
... Знаменитый переход через Рейн (тщательно проанализированный
Гиббоном) можно рассматривать как падение Римской империи в стра-
нах за Альпами; барьеры, которые так долго разделяли варваров и ци-
18
вилизованные нации, с этого фатального момента были сравнены с зем-
лей.
Стилихон не оказал никакой помощи, поскольку был полностью
поглощен своими планами вторжения на Восток. Тем не менее
отзвуки германских атак побудили амбициозных римских вое-
начальников на несколько попыток узурпировать западный
трон. Один из этих узурпаторов, Константин III, был объявлен
императором войсками в Британии, после чего он переправился
через Ла-Манш, оставив страну полностью беззащитной от по-
следующих вторжений саксов, против которых британцам было
предложено организовать самостоятельную оборону, насколько
это было возможно. Затем, вступив в борьбу с германцами в
Галлии и получив временное признание имперского правитель-
ства, Константин двинулся в Испанию, но не смог противосто-
ять многим германским захватчикам, преследовавшим его и в
конце концов ворвавшимся в эту страну.
Тем временем Аларих потребовал от римских властей четыре
тысячи фунтов золота, и Стилихон заставил упорно сопротив-
лявшийся сенат согласиться на это. Однако влияние Стилихона
было на исходе, и вскоре он был обвинен в тайном сговоре с
Аларихом с целью посадить на имперский трон своего собствен-
ного сына. В результате против Стилихона был организован мя-
теж в гарнизоне Тицина (Павии), который закончился
уничтожением его сторонников, включая многих высших воен-
ных и гражданских лиц. Сам он отправился в Равенну, ставшую
столицей Западной империи, и здесь, после того, как ему было
отказано в передаче германской личной гвардии под его начало,
сдался императору Гонорию и был казнен. Эдиктом императора
он был объявлен изменником, стремившимся обогащать и под-
стрекать к восстанию варваров. В течение следующей половины
века ни один германец не смог вновь занять в Западной империи
пост главнокомандующего.
На волне антигерманских настроений, сопровождавших
смерть Стилихона, римские войска уничтожали жен и детей
своих собратьев — германских солдат-федератов, которые в ре-
зультате массами бежали к вестготам. Аларих, лишившись по-
лезных контактов со Стилихоном, потребовал деньги и армию
для своих людей, и когда ему в этом было отказано, пошел
маршем на Рим и отрезал его от источников продовольствия.
Он снял осаду и отошел только тогда, когда сенат заплатил
ему большое количество золота, серебра и меди. На следующий
год правительство вновь отказалось удовлетворить требования
Алариха и уплатить ему деньги, тогда он повторил поход на
Рим, где посадил на трон временного императора Приска Ат-
тала.
19
В 410 г. побуждаемый продолжающейся непреклонностью
имперских властей признать его силу, Аларих в третий раз
осаждает Рим. Ворота города были предательски открыты, по-
сле чего к ужасу жителей Рима солдаты Алариха вошли внутрь
и оккупировали древнюю столицу, которая не знала вражеско-
го сапога почти восемьсот лет. Много добра было разграблено
и ряд зданий сожжено. Однако все это еще не было концом
Римской империи, как впоследствии объявили историки Ренес-
санса, поскольку войска вестготов оставались в городе только
три дня.
Уйдя из Рима и захватив с собой двадцатилетнюю сводную
сестру императора Галлу Пласидию, Аларих направился к юж-
ной оконечности Италии. Отсюда он намеревался вторгнуться в
Северную Африку, однако его суда потерпели крушение, и он
повернул обратно. Достигнув Конзенции (нынешний Козенца),
он умер. Его тело, украшенное драгоценной добычей, было глу-
боко захоронено в толще дна реки Басент (Бусенто) с тем, чтобы
его никогда не нашли и никогда не смогли осквернить.
л Констанций III
Ведущим военным лидером Рима в следующем десятилетии был
Констанций, командир из города На.чсса (Ниш) на территории
бывшей Верхней Мезии, а теперь провинции Дакии Средизем-
номорской (Югославия). Назначенный Гонорием верховным
главнокомандующим, он позднее, через несколько месяцев, ста-
новится императором Констанцием III. Мы очень мало знаем о
деталях его замечательной карьеры, но описание его внешности
и привычек пришло к нам от современника Констанция, грече-
ского историка Олимпиодора.
...К своему успеху Констанций шел с опущенными глазами и мрач-
ным лицом. Это был мужчина с большими глазами, длинной шеей и
крупной головой, которую он наклонял далеко вперед к шее несущего
его коня. Уголками глаз он бросал быстрый взгляд вокруг так, будто
сообщал «внешность, достойная аристократа».
Однако на пирах и вечеринках он был настолько очарователен и
остроумен, что даже соперничал с шутами, которые зачастую слонялись
у его стола.
На следующий год после разграбления Рима, Констанций, при-
знание которого императором Гонорий уже успел отменить, вор-
вался в Галлию, где сместил не менее трех узурпаторов. Здесь
Констанций обосновался в штаб-квартире своего побежденного
предшественника в Арелате (или Констанция, ныне Арль), те-
перь заменившим опустошенный Тревери (Трир) в качестве сто-
20
лицы западных провинций. В 413 г. он придал одному из втор-
гшихся в Галлию германских племен, бургундам, статус союз-
ников, или федератов. Им было разрешено поселиться на
западном берегу Среднего Рейна, где они основали свою столицу
у Борбетомага (Вормс).
Тем временем Атаулф, продолжая дела своего шурина Ала-
риха в качестве вождя вестготов, выступил из Италии на север
и оккупировал Юго-Западную Галлию, где его люди поселились
на плодородных землях между Нарбо (Нарбонн) и Бурдигалом
(Бордо). Атаулф заявил, что его самым большим желанием те-
перь является не создание Империи Готов — о чем он говорил
раньше — а союз с Римом внутри самой Римской империи. У
Нарбо в 414 г. он женился на сводной сестре Гонория, Пласидии.
Однако император не дал своего согласия на этот брак, и в
следующем году заставил Ата ул фа покинуть Галлию и напра-
виться в Испанию, где тот вскоре был убит у Барсино (Барсе-
лона) .
Его брат, Уаллиа (Валлиа), выдал Пласидию римлянам и
помог им, в обмен на низкие налоги на поставку зерна, в борьбе
против своих собратьев — германцев в Испании. Ему и его ве-
стготам было затем разрешено вернуться на их прежние земли
в Юго-Западной Галлии, в качестве федератов в 418 г. им был
предоставлен соответствующий статус, а Тулуза стала их сто-
лицей. В том же году Гонорий объявил о мерах по децентрали-
зации своей власти в Галлии путем передачи ряда прав
региональной администрации в Арелате (Арль), где римляне и
вестготы намеревались сотрудничать. Но этот проект так и не
был осуществлен.
Годом раньше теперь уже всевластный Констанций женился
на Пласидии — снова против ее воли, а в начале 421 г. Гонорий
объявил его императором объединенной Западной империи, и
третий Констанций занял трон. Однако менее чем через семь
месяцев Констанций III скоропостижно скончался. Если бы он
не умер, он мог наверняка задержать падение Западной импе-
рии, но только ценой подавления восточных партнеров, которые
вызвали его гнев, отказавшись признать его восшествие на пре-
стол.
- Пласидия, Аэций, Гейзерих, Аттила
Все шло к ссоре между Гонорием и вдовой Констанция Пласи-
дией, что заставило ее искать убежища в Константинополе. Она
взяла с собой Валентиниана, четырехлетнего сына Констанция.
Когда в 423 г. Гонорий умер от водянки, восточная армия по-
могла ей вернуться на Запад и отделаться от узурпатора, а Ва-
21
лентиниан был провозглашен императором Валентинианом III
(425—455). В годы его младенчества Западной империей правила
Пласидия. Поскольку она не могла изменить праздный, безот-
ветственный характер своего сына, а военачальники и сановники
рвались к власти, Пласидия, «наиболее набожная и надежная
мать императоров», держалась твердо и долгое время оставалась
во главе Империи.
Ее переменчивая жизнь, полная драматических взлетов и па-
дений, завершилась в 450 г. Однако задолго до этого она пере-
дала главенствующую роль Аэцию, римлянину, происходившему
из семьи, жившей на территории нынешней Румынии. Историк
пятого века Ренат Фригерид расточает похвалы в адрес Аэция
за его мужественный, несгибаемый характер. И действительно,
Аэций был человеком экстраординарных способностей. Он при-
нял руководство Западным Римским миром, оттеснив Пласидию
на второе место, в тот момент, когда Империя находилась в
очень тяжелом положении. И затем, в течение более двадцати
лет, он стремился удерживать деструктивные элементы под кон-
тролем. Какое-то время ему это удавалось. Если бы не он, рас-
пад Империи произошел бы куда быстрее. Но это максимум,
чего он добился, поскольку слишком поздно появился на сцене.
Прежде, чем подняться к высотам власти, Аэций пережил
многие превратности судьбы. Еще юношей он какое-то время
был заложником сперва у вестготов, а затем у гуннов, почерпнув
бесценные сведения о поведении неримских народов в те дни.
В течение долгого времени он оставался с гуннами в дружеских
отношениях. В 423—425 гг. Аэций привел большие отряды гун-
нов с целью противостоять удачной попытке Пласидии посадить
Валентиниана III на трон, но затем ему удалось поддерживать
мир с ее новым правительством.
В течение этого переходного периода жизненно важный рай-
он Северной Африки, откуда шли поставки зерна в Рим, нахо-
дился под мягким контролем римского военачальника Бонифата
(Бонифация). Известный византийский историк шестого века
Прокопий называл его, поразительную смесь святого, средневе-
кового рыцаря и флибустьера, «последним из римлян». В этой
связи Прокопий ставил его на одну доску с Аэцием и был аб-
солютно прав, сопоставляя этих двух людей, поскольку их со-
перничество было очевидным. В 427 г. Пласидию убедили
отозвать Бонифация из Африки, но он отказался подчиниться
ее вызову и в 429 г., после поражения ее войск, призвал на
помощь вандалов под предводительством Гейзериха — одну из
германских народностей, захвативших Галлию, а затем Испанию
за двадцать лет до этого. Вскоре Бонифаций обнаружил невоз-
можность удерживать новых союзников в определенных рамках
и вернулся в Италию.
22
Здесь он быстро уладил свои отношения с Пласидией, а их
дружба пробудила в ней надежду на то, что он справится с
Аэцием, которого она начала считать чрезмерно сильным. Вот
таким образом два римских военачальника столкнулись в граж-
данской войне. В 432 г. Бонифаций был ранен, а позже умер.
Согласно легенде, отдающей ароматом средневекового рыцарст-
ва, соперники решили биться один на один, и умирающий Бо-
нифаций посоветовал своей жене отправиться к победившему
врагу, как к единственному мужчине, достойному ее любви.
Смерть Бонифация означала, что Аэций с помощью своих
гуннских солдат добился, наконец, положения, в котором он
мог оказывать решающее влияние на Пласидию и ее двор.
Наконец-то он был назначен главнокомандующим. Говорят, что
посланники из провинций больше не докладывали императо-
ру-подростку, а имперскую аудиенцию получали прямо у
Аэция.
Задачей чрезвычайной важности было ограничить власть ван-
дала Гейзериха. Однако объединенная армия Западной и Вос-
точной империй, посланная против Гейзериха, потерпела
крупное поражение, и в Риме воцарилась гнетущая тревога.
Гейзерих был прямолинейный, безжалостный, волевой лидер,
чьи исключительные возможности ставили перед римлянами ку-
да более неразрешимые проблемы, чем те, что связаны были с
любым из предыдущих вождей германцев. Мы имеем описание
этого человека, чья мать была рабыней, оставленное Иорданом,
готским историком шестого века.
...среднего роста, хромой (после падения с лошади), немногослов-
ный, он обладал острым умом. Роскошь он презирал, был скупым, в
гневе — необузданным.
Он был очень дальновидным, побуждая иноплеменников действовать
в его собственных интересах, и изобретательным, разбрасывая семена
раздора и пробуждая ненависть.
Поскольку крестьянские восстания в Галлии распространялись
через границы и становились рискованно опасными для герман-
цев, правители Западной империи сочли себя обязанными за-
ключить соглашение с Гейзерихом. Был подписан договор, по
которому вандалам предоставлялся статус «федератов» на боль-
ших территориях современных Марокко и Западного Алжира.
Но в то время этот федеральный статус мало отличался от пол-
ной независимости.
Более того, через четыре года Гейзерих нанес новый и опу-
стошающий удар, захватив Тунис и Северо-Восточный Алжир,
главные центры снабжения Рима зерном. Гейзерих также захва-
тил саму африканскую столицу Карфаген. Это был второй город
Западного Римского мира. Его потеря делала развал империи
23
7
прискорбно очевидным. Три года спустя правительство Западной
империи подписало новый договор с Гейзерихом. По его усло-
виям он сохранял районы, которые были захвачены в последний
период, но обязан был возвратить Риму (хотя и не окончатель-
но) более западные районы Марокко и Алжира, оккупированные
ранее.
Отныне Гейзерих правил совершенно открыто своим собст-
венным суверенным государством, которое было отторгнуто от
Империи. Он отличался от других предводителей варваров хотя
бы тем, что основал, несомненно, подлинное королевство; он
единственный обладал флотом, который терроризировал цент-
ральную часть Средиземного моря и угрожал Италии. Роль Гей-
зериха в падении Западной империи куда выше, чем кого бы
то ни было.
Аэций был не в состоянии остановить его. Однако кое-где
он достиг определенных успехов. Германцы были временно вы-
теснены из самых западных районов Верхнего Дуная. Движения
крестьянского сопротивления в Галлии были подавлены. И когда
в 437 г. бургунды попытались проникнуть в Галлию из рейнских
земель, Аэций нанес им сокрушительное поражение (это событие
описано в германских сагах, где оно фигурирует в Песнях Ни-
белунгов). Затем в 443 г. он переместил всю бургундскую фе-
дерацию на территорию у Сапаудии (нынешний Савой) на
юго-востоке Франции.
С другой стороны, Рим держался за Британию, так и не
сумевшую освободиться от поработителей, войска которых от-
правились на континент, бросив провинцию на произвол судьбы;
и, наконец, несмотря на все обращения к Аэцию, население
Британии почувствовало себя полностью зависящим от милости
соседей-кельтов и германских захватчиков — англов, саксов и
ютов.
Это были также годы, когда гунны — основные поставщики
солдат в войска Аэция — стали превращаться во врагов Рима,
сперва воюя с Восточной империей, а затем и с Западной. Ис-
торик Аммиан характеризует их как лживых, непостоянных, не-
обузданных и прожорливых — дикарей исключительно
отталкивающего вида.
...Гунны — дикари из дикарей.
...Все они с короткими сильными конечностями и толстыми шеями,
ужасно безобразны и уродливы. Они едят корни диких растений и
полусырое мясо любых животных, которое они кладут под свой зад,
когда едут на лошади, и этим немного его согревают.
Даже хибарки, покрытой тростником, нельзя найти у этих людей.
...Они одеваются в полотняное платье и в одежду из сшитых вместе
шкурок полевых мышей, и носят одну и ту же одежду и в хижине, и
24
снаружи до тех пор, пока она не превратится в лохмотья и начнет
отваливаться кусок за куском. Они покрывают свои головы круглыми
шапками и защищают волосатые конечности козлиной кожей.
Они, кажется, приросли к своим лошадям, которые, правда, вынос-
ливы, но безобразны. Иногда они сидят на них боком, как бы отдыхая
в такой позе.
К 430-м годам гунны создали огромную Империю в Восточной
и Центральной Европе, раскинувшуюся на всем пространстве от
Южной России до Балтики и Дуная. В 434 г. вся эта территория
была унаследована Аттилой и его старшим братом. Известный,
как «божье проклятие», Аттила убил своего брата и играл вы-
дающуюся роль во всех событиях в Римской империи в течение
девятнадцати лет своего правления. Неистовый, раздражитель-
ный, высокомерный, неутомимый в переговорах, он стал самым
могущественным человеком в Европе. Готский историк Иордан
так описывает его внешность и манеры:
...Большая голова, коренастый, маленькие, глубоко посаженные гла-
за, плоский нос, редкие волосенки на месте бороды, широкие плечи,
короткое квадратное тело, мускулистое, но непропорционально сложен-
ное. Надменный шаг и повадки короля гуннов выражают сознание своего
превосходства над остальным человечеством. Он имел привычку свирепо
вращать глазами, как будто бы хотел насладиться ужасом, который он
наводил.
В течение 440-х годов Аттила оставался в дружеских отноше-
ниях с Аэцием, но безжалостно разорял Восточную империю и
вынудил ее заключить два договора, каждый раз ухудшая их
условия. Затем, однако, новый правитель Восточной империи
Марциан (450—457) отказался впредь платить подати, и Аттила
пошел войной на западные провинции, чтобы возместить свои
потери грабежом.
Предлог для вторжения представился, когда сестра Валенти-
ниана III, Гонория, не подчинившись имперскому приказу выйти
замуж за римлянина, которого она не любила, послала гуннско-
му предводителю кольцо с печаткой, призывая его на помощь.
Изобразив этот зов, как приглашение жениться, Аттила потре-
бовал половину Западной империи в качестве приданого, а когда
это требование было отвергнуто, он начал поход на Галлию.
Здесь он столкнулся с объединенными армиями римлян во главе
с Аэцием, вестготов, а также других германских федератов, ко-
торых имперские посланники убедили в том, что Аттила — об-
щий враг всего человечества. Итак, в 451 г., как писал Гиббон,
«собрались все народы от Волги до Атлантики».
Последовавшая затем битва, проходившая на Каталаунских
полях, к западу от Трои, в Шампанье, была включена сэром
25
Эдвардом Кризи в число пятнадцати самых решающих мировых
сражений. В сражении погиб вестготский король Теодорих I. Ат-
тила был побежден и вытеснен из Галлии. Это было первым и
единственным поражением в его жизни и самым крупным ус-
пехом в карьере Аэция.
Но успех галльского сражения не сулил спокойствия Риму,
напротив, он обернулся террором для Италии, куда гунны втор-
глись на следующий год, разграбив Милан и другие большие
города. На этот раз у Аэция не было под руками имперской
армии, которую он мог бы послать против Аттилы. Аттила со-
бирался переправиться через реку Минцио, приток реки По, ког-
да папа Лев I прибыл из Рима и убедил его отступить. Эта
сцена отражена в картине Рафаэля в Ватикане. Предположи-
тельно, Папа предупредил, что в Италии свирепствуют чума и
голод, так что Аттила не сможет здесь прокормить свою армию.
Как бы то ни было, гунны прекратили свой марш на Рим, по-
вернули назад и покинули страну.
В 453 г. Аттила сразу после своего свадебного торжества скон-
чался ночью от инсульта. После его смерти империя гуннов бы-
стро развалилась. Многочисленные сыновья Аттилы, которые
разделили между собой территорию, начали тут же ссориться
друг с другом. Этим воспользовались покоренные германские пле-
мена, которые сумели объединиться и начать борьбу с гуннами.
В последующем сражении на так и не установленной поныне
реке Медао, южнее Дуная, гунны были наголову разбиты. С
этого момента они больше никогда не представляли собой гроз-
ную силу, но и римляне тоже теряли свои позиции в Централь-
ной Европе. Германцы постепенно выдавливали их, добившись
особого успеха у озера Констанц.
Аэций в это время резко усилил свои позиции при дворе
после помолвки его сына с дочерью Валентиниана III. Но при-
дворные начали нашептывать императору, что он окажется пол-
ностью в руках главнокомандующего, если не нанесет удар
первым. Однажды, когда Аэций представлял во дворце финан-
совый доклад, Валентиниан вдруг вскочил с трона и стал обви-
нять его в государственной измене, затем выхватил меч и
обрушил его на беззащитного человека, который одновременно
был атакован и камергером императора. Бездыханный Аэций
упал к их ногам.
Как сказал впоследствии императору один из его советников,
«вы левой рукой отрубили свою собственную правую руку». Из-
вестный летописец Византии шестого века Марцеллин имел
большие основания назвать Аэция «столпом безопасности Запад-
ной империи» — если вообще можно говорить о безопасности
Рима в то время. После убийства Аэция начался стремительный
закат Западной Римской империи.
26
Конец
Всего лишь через шесть месяцев после смерти Аэция два его
охранника-варвара отомстили за него на Марсовом поле в Риме,
уничтожив его убийцу, императора Валентиниана III. Несмотря
на незначительность самой личности императора, его смерть так
или иначе явилась не менее решающим событием, чем гибель
Аэция. Поскольку у Валентиниана не было наследников по муж-
ской линии, его столь долго царствовавшая династия на этом
завершилась.
Западной империи осталось жить еще двадцать один год. И
в течение этого периода правили еще девять более или менее
легитимных императоров, происходивших из различных родов.
Большинство из них обладали лишь минимумом власти, а ше-
стеро закончили свой путь насильственной смертью.
Сразу за смертью Валентиниана III последовала очень серь-
езная катастрофа. Флот вандала Гейзериха распространил об-
ласть своего влияния далеко за пределы Северной Африки;
король вандалов высадился в Остии, порту Рима, и захватил
сам город. Он оставался здесь четырнадцать дней, но масштабы
его грабежей намного превзошли обычный разбой Аттилы. Когда
он наконец ушел, в числе многих тысяч захваченных им с собой
пленников оказались вдова Валентиниана и двое ее дочерей.
Из числа имперских правителей наиболее значительной фи-
гурой стал теперь главнокомандующий Рицимер, который в те-
чение пятнадцати лет постоянно возводил на трон и свергал,
как марионеток, все новых и новых императоров. Наконец, на
посту главнокомандующего оказался германец. Правда и теперь
германское происхождение не давала Рицимеру возможность са-
мому лично занять трон императора. Но, если кто-то и был в
состоянии поддерживать контроль над окружающими, то это был
он. И именно ему пришлось столкнуться с проблемами быстро
разваливавшейся Империи.
Наиболее способным ставленником Рицимера был император
Майориан (457—461), который моментально воспрепятствовал
дальнейшим продвижениям германцев в Галлии и Испании. Но
кампания, которую он начал против Гейзериха, закончилась ка-
тастрофой, поскольку у испанского порта Картахо Нова (Кар-
тахена) флот Майориана из 300 судов был захвачен врасплох и
полностью уничтожен.
Вернувшегося в Италию без армии Майорана Рицимер аре-
стовал, и он был приговорен к смерти. Последующий холодок
в отношениях между Рицимером и назначаемыми им по очереди
императорами был еще одним из многих деструктирующих фак-
торов, делавших возврат к стабильности невозможным. После
падения Майориана процесс падения ускорился.
27
'I rtr -
В 467 г. Рицимер принял на трон императора кандидата от
восточного двора Антемия, а годом позже Гейзерих, который
постоянно опустошал Италию и Сицилию, подвергся нападению,
как это случалось многими годами ранее, объединенной экспе-
диции сил Западной и Восточной империй.
Но это нападение закончилось, как и все остальные, полным
фиаско, Антемий и Рицимер занялись взаимными обвинениями,
и все это вскоре перешло в гражданскую войну. В 472 г. Анте-
мий был побежден и, чтобы избежать ареста, выдал себя за
просящего милостыню у одного из храмов Рима, но был опознан
и казнен. Однако сразу же после этого и сам Рицимер умер, и
последний назначенец на трон императора не намного пережил
его.
После безуспешной попытки племянника Рицимера, Гундо-
бада (который унаследовал пост главнокомандующего), назна-
чить правителя Западной империи по своему выбору, восточный
император прислал на пост правителя Запада своего родствен-
ника по линии жены, Юлия Непота, военачальника из Далма-
ции. Но в том же, 474 году, Непот был вынужден сдать
верноподданный город Арверн (ранее Августонеметум, а ныне
Клермон-Ферран), столицу провинции Галлии Оверне, все более
усиливающемуся правителю вестготов Эвриху. Вестготы контро-
лировали также большую часть Испании и, следуя примеру Гей-
зериха, объявили себя полностью независимыми.
В следующем году Непот вернулся на свою базу в Далмации
и был заменен новым военачальником. Им стал Орест, когда-то
служивший у Аттилы. Орест тут же передал вакантный импер-
ский трон в Равенне своему юному сыну Ромулу Августу, из-
вестному под уменьшительным именем Августул.
Начиналась финальная сцена трагедии. Последняя из рим-
ских армий в Италии, которая почти полностью состояла из
германцев придунайских областей и которой командовал гер-
манец по имени Одоакр, решила в этой кризисной ситуации
придать федеральный статус всем землям, захваченным други-
ми группами германцев в течение прошлого века на Балканах,
в Галлии и повсюду. Когда их требование сенат отверг, сол-
даты объявили Одоакра королем. Они заняли Равенну, объя-
вили Ромула низложенным и отправили его в отставку с
пенсией.
Солдаты получили заработанную землю. Но в 476 г. трон
Западной империи в Равенне оказался свободным, поскольку
Одоакр, учитывая трудности Рицимера, решил, что будет куда
умнее вообще больше не иметь императора. Соответственно се-
нат убедили отправить депутацию к восточному правителю Зе-
нону. Посланники передали ему в руки имперские знаки
отличия, как единственному оставшемуся правителю «единой и
28
неделимой Империи». В то же время они просили доверить уп-
равление Италией Одоакру. Зенон колебался, поскольку Непот,
ставленник Востока, еще здравствовал в Далмации. Тем не ме-
нее Одоакр продолжал управлять Италией вплоть до 493 г., не
признанный Константинополем, но оставленный им в покое.
С формальной точки зрения отсутствие императора Запада
означало, что деление Империи на две части закончилось, так
что, как и предлагал сенат, Зенон становился номинальным пра-
вителем как Запада, так и Востока. Но в действительности Одо-
акр стал независимым германским монархом в Италии точно
так же, как и Гейзерих в Северной Африке, а Эврих в Галлии
и Испании.
Так что, оглядываясь назад, византийские историки шестого
века канонизировали этот 476 год, как эпохальный финальный
момент долгого периода распада и падения. Византийский им-
ператор Юстин I, правивший на Востоке с 518 до 527 г., признал
германское королевство в Италии во главе с остготом Теодори-
хом, который низверг Одоакра. Так что в ретроспективе про-
изошедшее в 476 г. оказалось чем-то большим, чем чисто
временное событие. Ученые периода итальянского Ренессанса и
более поздних времен соглашались, что это был поворотный мо-
мент в истории.
Однако затем проявилась тенденция преуменьшать важность
этой даты, поскольку, в конце концов, это было только одним
из событий в длинной цепи распадов, причем не самым эффек-
тным. Тем не менее удаление императора в 476 г. означало,
что последняя важная территория Запада, территория метропо-
лии, стала, к счастью или нет, другим, германским королевст-
вом. Западной империи не стало. Этот надолго затянувшийся
исход из широких имперских пространств, достигший своего за-
вершения в 476 г., «запомнится навсегда, — как писал Гиб-
бон, — и ощущается до сих пор всеми народами на земле».
Французский историк Андрэ Пиганьоль в 1947 г. сравнил
мир Рима с человеком, который подвергся яростному нападению.
Рим погиб, пишет он, от фатальных ран, нанесенных внешними
врагами.
«Римская цивилизация, — заявляет он, — погибла не ес-
тественной смертью, она была убита». Люди, атакуемые воз-
можными убийцами, иногда остаются в живых, если они
достаточно сильны, чтобы бороться. И римляне могли бы вы-
жить, если бы у них было достаточно сил. Но когда на них
обрушились удары убийц, они не смогли больше собрать силы,
чтобы отразить удары.
Это произошло потому, что Италия и весь Западный мир
были безнадежно разобщены. Рим пал не только из-за внешних
атак. Атаки были, конечно, грозными. Однако если бы они были
29
единственной бедой, Империя могла бы выстоять, как это ей
удавалось делать не раз в прошлом. На сей раз она была па-
рализована своей внутренней разобщенностью.
Теперь мы попытаемся выделить и описать эти виды разоб-
щенности в их многочисленных и разнообразных формах и об-
разах. Каждая из них была вредоносной. В сочетании они
оказались фатальными. Делая сопротивление внешним грозным
нападениям невозможным, они привели к прекращению суще-
ствования Западной Римской империи.
РАЗВАЛ АРМИИ
Глава 1
ВОЕНАЧАЛЬНИКИ ПРОТИВ ГОСУДАРСТВА
Профессор Артер Феррилл в книге Падение Римской империи:
военные причины (1983) проанализировал пороки армии позд-
ней Римской империи, которые привели к ее поражению в борь-
бе с германцами. Другой из главных причин поражения Рима
в борьбе с захватчиками была концентрация автократической
власти в руках одного человека, императора. Кроме катастро-
фического отдаления его от подданных, эта абсолютная власть
создавала другую, особую и опасную форму разобщенности, по-
скольку у военачальников постоянно возникал соблазн сделать
в своей игре ставки на тот же привлекательный приз.
Автократия приводит к хорошо известной нестабильной си-
туации. Ряд мыслящих личностей в период поздней Римской
империи хорошо понимали эту опасность. Например, языческий
писатель Эвнапий забросил карьеру, сожалея о такой тотальной
монополии власти у одного человека. Один из императоров поз-
днего Рима в своем публичном заявлении говорил прочувствен-
но о «волнениях и беспокойстве его Светлого Ума». Каждого
правителя подобострастно называли Его Светлость. Горечь и не-
осознанная ирония были скрыты в этом выборе титула, посколь-
ку волнения и беспокойства императора всегда были на виду
и мучительны для общества. Его описывали как человека, ко-
торого больше всего должны были жалеть во всем римском
мире.
Более того, очень мало монархов в этот последний беспокой-
ный век были достаточно сильными личностями, чтобы отвечать
столь гигантской ответственности. Если оставить в стороне более
или менее временных узурпаторов, то на последние сто двадцать
лет Западной Римской империи трон занимали шестнадцать пра-
вителей, из которых действительно выдающейся личностью был
только первый, Валентиниан I. Феодосия I также можно отнести
к таким личностям, хотя некоторые аспекты его политики, осо-
бенно его религиозная нетерпимость, были отталкивающе ужас-
ны по своим последствиям. К числу одаренных людей можно
отнести Майорана, но он появился слишком поздно.
33
Другие были в своем большинстве незначительными лично-
стями, так что реальное осуществление их автократической вла-
сти ложилось на плечи их военачальников. Двое из наиболее
незначительных императоров, Гонорий и Валентиниан III, цар-
ствовали в общей сложности более половины всего периода почти
в сто двадцать пять лет. Бездарность этих правителей — еще
один тяжкий груз, который должна была вынести распадающаяся
Империя. Однако хотя они не могли эффективно управлять
страной и оставались только замкнутыми, изнеженными, слабо-
вольными, некомпетентными людьми, они были в то время по-
лезны уже самим фактом своего существования — как
конституционные монархи.
Обреченность римской династической монархии, в частности,
обусловливалась коренным пороком, который всегда подрывал
корни всей имперской системы. Этим пороком было отсутствие
удовлетворительного способа обеспечения мирного перехода вла-
сти от одного императора к другому. Когда Август основал им-
перскую систему в 31 г. до н. э., он создал множество властных
структур, ни одна из которых, с формальной точки зрения, не
могла быть передана наследнику или продолжателю.
Вот почему величайший из всех римских историков, Тацит,
начал свои Анналы с детального перечисления всех критических
моментов, которые возникли сразу же после смерти Августа.
Хотя Август на практике в течение ряда предыдущих лет при-
нимал необходимые меры, чтобы обеспечить плавный переход
власти, историк хотел акцентировать потенциальную катастро-
фическую опасность таких моментов перехода, поскольку в эпо-
ху Империи они приводили к кризисам, революциям и
гражданской войне. «В выборных монархиях, — как указывал
Гиббон, — вакантность трона — это момент, чреватый опасно-
стью и бедой». Да и Макиавелли логично доказывал, не слишком
преувеличивая, что неверное конституционное устройство было
ответственно за ситуации, постоянно подрывавшие устои импе-
рии.
Теоретически считалось, что каждый новый правитель дол-
жен избираться сенатом. Но с самого начала эти выборы пре-
вратились в фикцию. Непреложным фактом является то, что все
императоры продолжали сохранять свои позиции только при ло-
яльности армии. И именно армия назначала каждого последую-
щего обладателя трона цезаря.
В первом веке нашей эры поставщиком императоров часто
была преторианская гвардия — специальное военное подразде-
ление в Риме, которому поручалась защита личности правителя,
но которое также пользовалось возможностью сбросить его с тро-
на. Этой возможностью офицеры гвардии слишком часто зло-
34
употребляли. И, соответственно, другие армейские подразделе-
ния и гарнизоны, расположенные в провинциях, в свою очередь
сажали и сбрасывали местных правителей.
Мнения сената и армии о том, кто должен стать следующим
императором, зачастую не удавалось согласовать. Все это про-
исходило потому, что сенаторам нравилось поддерживать идею
о своей неограниченной свободе выбора и инициативы так, что,
когда бы ни умирал правитель, именно они должны иметь право
назначать наидостойнейшего человека, не обязательно из пре-
дыдущей династии. В противовес этому желанию, уходящие им-
ператоры делали все возможное, чтобы оставить власть своей
семье, выдвигая на трон своего сына либо другого родственника.
Частично это происходило потому, что правители были склонны
считать наиболее прочной опору на собственную семью, а ча-
стично потому, что в Древнем Риме бывали времена, когда
семейственность обеспечивала наибольшую надежду на стабиль-
ный и ненасильственный переход власти.
Более того, что бы там конституционалисты ни говорили,
передача власти по наследству очень сильно поддерживалась сол-
датами. А их лояльность главнокомандующему, императору, бы-
ла личным чувством, которое легко перенести на его сына или
других членов его семьи. Более того, император платил им за
службу: любое нарушение спокойствия в Империи грозило от-
разиться на их заработках.
С 97 г. н. э. и далее, в течение большей части второго сто-
летия, испытывалось новое правило, в соответствии с которым
императоры «принимали» и фактически назначали преемников,
людей не своего рода, выбранных только за их деловые качества.
Затем последующие правители вернулись к практике укрепления
собственных династий.
Но каждая династия, если она сходила со сцены, почти
немедленно заканчивалась. Поскольку, хотя армия и благово-
лила теоретически к династиям, на практике она очень быстро
уставала из-за нарастающей неудовлетворенности личными ка-
чествами императора. И эта армия в течение всего описывае-
мого периода продолжала сажать на трон одного монарха за
другим.
В 364 г. Валентиниан I стал очередным армейским назна-
ченцем. И даже Симмах, старого типа консервативный аристок-
рат, верил или делал вид, что верит в оправданность этого
назначения. Поскольку армии, заметил он в 369 году, лучше
знать, чем кому бы то ни было, кого назначать императором,
так как «сенат и другие политические институты ленивы и ни
на что более не годны». Историк Аммиан также поддерживал
роль армии в назначении императоров, так как он привык ду-
мать, довольно сверхоптимистично, что этим решениям нормаль-
35
L. ,
но предшествует процесс должного отоора среди претендентов
на власть.
Не установленная до сих пор группа биографов, составившая
Историю Августа, с этим не согласилась и шумно превозно-
сила тех правителей прошлого, которые, как они верили, были
выбраны сенатом. В результате, эти писатели возродили и по-
вторили древнюю концепцию, что правление империи не должно
быть наследственным. Они отрицали, что рождение сына может
играть какую-либо роль в определении преемника.
Валентиниан I, как и многие предыдущие императоры,
придерживался противоположной точки зрения и хотел основать
собственную династию. Более того, хотя он сам вышел не из
императорского рода, он почувствовал себя уверенным в воз-
можности обернуть предпочтение армии к наследственности к
своей выгоде. Когда в 367 г. он выдвинул своего сына Грациана
в преемники, он был достаточно осторожен и провел целую во-
енную церемонию, где представил юношу солдатам. На этой
церемонии, когда солдаты приветствовали своего нового прави-
теля громкими криками и лязгом оружия, Валентиниан вручил
ему имперские одежды и заявил: «Смотри, мой дорогой Грациан,
теперь на тебе, как мы все и надеялись, императорские одежды,
дарованные тебе благодаря покровительству моей воли и воли
наших собратьев-солдат».
Попытка Валентиниана основать с помощью военных новую
правящую династию оказалась чрезвычайно успешной. Эта ди-
настия, усиленная включением Феодосия I путем брачного со-
юза, находилась у власти девяносто один год — один из самых
длительных периодов в истории империи и замечательный при-
мер неразрывности в это неспокойное время.
И, напротив, за смертью последнего представителя этого ро-
да, Валентиниана III, хотя он лично был немногим лучше ни-
чтожества, последовал период беспрецедентной нестабильности,
в течение которого быстро сменялись императоры-временщики.
Эта нестабильность была завершающей и фатальной, поскольку
с последним из этих императоров закончилась история Западной
империи.
Опыт Древнего Рима свидетельствует, что наиболее опасной ока-
зывается постоянная смена военных фигур, каждая из которых
организовывала мятежи и перевороты, чтобы занять место оче-
редного правителя. Эти события приводили к опасному дробле-
нию и распаду провинций. Деятели, которых в различные
периоды времени и в различных регионах какая-то часть армии
объявляла императорами, даже если им не удавалось оставаться
в этой роли достаточно долго, были, к большому сожалению,
многочисленны; они продолжали возникать из поколения в по-
36
коление. И соперничество между этими узурпаторами и «закон-
ными» конкурентами на трон (различие между ними в данном
случае не всегда легко было установить) стало одной из главных
причин дискредитации власти Рима.
Гражданские войны, разгоравшиеся в результате захватов
власти, губительно подрывали внутреннюю безопасность римско-
го мира. Более того, можно указать много случаев, когда в ходе
этих битв германцы и другие внешние враги получали предло-
жение начать наступление на разобщенные провинции. Начиная
с первого века н. э. и до самого конца Римской империи, т. е.
более, чем в течение четырех столетий, едва ли было хоть одно
десятилетие, когда бы в каждый отдельный момент никто не
составлял конкуренцию действующему императору, а зачастую
таких конкурентов было несколько.
Такое состояние дел явилось результатом неразрешимой ди-
леммы: армия должна быть достаточно сильна, чтобы защитить
границы государства; но если она достаточно сильна, чтобы де-
лать это, то, значит, она достаточно сильна, чтобы повернуть
оружие против императора, как только один из военачальников
призовет к восстанию. Правда, только благодаря армии Империя
вообще продолжала существовать. Но и виной армии и лиц, ею
командовавших, было отсутствие мира внутри страны в течение
очень многих лет. Из-за этой фатальной, все ослабляющей стра-
ну разобщенности, римляне претерпевали удручающие и посто-
янные неурядицы и несли огромные потери.
По временам возникающая в таких ситуациях анархия воз-
растала и приводила к национальному параличу. Например, в
течение только одного периода продолжительностью в полтора
столетия, перед воцарением Константина Великого (306—337),
почти восемьдесят военачальников, как в столице, так и за ее
пределами в других частях Империи, объявлялись императора-
ми. Только между 247 и 270 годами не менее тридцати человек
провозглашались правителями. Некоторые из них были слишком
напуганы, чтобы отклонить предложение.
Правда, узурпаторы сослужили прекрасную службу совре-
менным нумизматам, волей-неволей являющимся поставщиками
исторической информации. Поскольку, как только кто-то про-
возглашал себя императором, он немедленно чеканил новые мо-
неты, чтобы расплатиться с солдатами за их поддержку; монеты
в то же время служили цели распространения за рубежом све-
дений о имени и образе правителя. И образцы этих монет в
количестве от десятков тысяч, в одних случаях, до одной един-
ственной монеты, в других, дошли до нашего времени, и их
можно сегодня увидеть.
В последние годы Империи продолжались те же деструктив-
ные процессы, а их развитие оставалось все таким же сумбурным
37
и быстро меняющимся, как и прежде. Во времена правления
династии Валентиниана I еще было много военных и других
лиц, решивших захватить трон. По меньшей мере десять человек
предприняли такие попытки, все в конце концов безуспешные,
но имевшие различную начальную вероятность успеха. Эта циф-
ра вырастет до тринадцати, если сюда включить трех североаф-
риканских смутьянов с амбициозными намерениями. А
возможно, их было еще больше.
Можно представить, насколько все эти попытки узурпации
власти истощали уже безнадежно ограниченные людские ресурсы
Империи и ее казну. Становится яснее также не только, почему
Валентиниан I стремился гарантировать мирную династическую
преемственность, но и почему армия и Империя в целом упорно
продолжали проводить политику наследственности даже когда
речь шла о некомпетентных последних членах его рода.
Еще к вопросу об узурпаторах. Практически всем императо-
рам Востока и Запада, имевшим общие интересы в деле поддер-
жания династии, к которой они принадлежали, удавалось
работать согласно — было понятно, что пока один из импера-
торов сохраняет власть в любой части римского мира, с другим
ничего не произойдет без его согласия. Правда, это взаимопо-
нимание не всегда соблюдалось. Тем не менее, пока династия
Валентиниана I занимала оба трона — на Западе и на Востоке,
никому из ее соперников не удавалось сместить любого ее пред-
ставителя в любой из империй.
И все равно истощение имперских ресурсов в результате
гражданских войн было ужасным. В течение последних лет За-
падной империи, когда династия Валентиниана I окончательно
сошла со сцены, хаос углубился. К тому времени большинство
сменявшихся правителей было просто марионетками, зависящи-
ми от властных военачальников, среди которых германец Рици-
мер (456—472) был наиболее видным. Правда, эти военные
диктаторы не стремились присвоить себе монархический титул
вплоть до 476 г., когда последний император Запада был изгнан
из Равенны, а Одоакр стал королем Италии.
Писатели того времени в любые периоды истории империи
были очень обеспокоены тем исключительным вредом, который
приносили перевороты. Аммиан, в частности, называл военные
перевороты высшим дьявольством. Он имел четкое и ясное по-
нимание взаимных обязательств, которые связывали правящего
императора с его народом и прекрасно осознавал, что если субъ-
екты не будут лояльны своему императору, то вся безопасность
Древнего Рима рухнет.
Августин также заявлял: «Какое неистовство иностранцев,
какая жестокость варваров могут сравниться с тем вредом, ко-
торый наносят гражданские войны?» И два наиболее видных мя-
38
тежника, Магн Максим (383—388), чьи солдаты убили Граци-
ана, и Евгений (392—394), чей Учитель Солдат, по-видимому,
убил Валентиниана II, рассматриваются поэтом Клодианом как
пара действительно виновных людей:
Два тирана вторглись в западные страны,
Их грязные души переполнены преступлениями;
Один из них родом из Британии, ,
Другой — урожденный германец.
Несчастные холопы-изгнанники: оба запятнаны виной,
Их руки залиты кровью хозяина.
Эти преступники, либо номинальные руководители восста-
ний, пока находились у власти порой контролировали террито-
рии больших размеров. И, зачастую, не было недостатка в
людах, готовых вступить под их знамена. Как указывалось в
анонимном трактате О делах войны, недовольные бедняки не
видели причин для отказа сменить хозяина и примкнуть к таким
восстаниям.
Разрушительный характер таких движений хорошо видел
Гиббон, а еще до него французский историк Монтескье. Послед-
ний называл весь этот процесс предательского захвата власти
одной из главных причин падения Рима. Он прослеживает, как
политические различия, которые ранее приводили не более, чем
к разумному обсуждению, теперь, когда Империя выросла до
огромных размеров, превратились в смертоносные гражданские
войны.
Глава 2 ;
НАРОД ПРОТИВ АРМИИ
Теперь мы переходим ко второй причине гибели Западной Рим-
ской империи: общей неспособности армии выполнять постав-
ленные перед ней задачи. Развал армий Рима, на первый взгляд,
представляется необъяснимым явлением, так как иностранные
наемники были, по крайней мере теоретически, и по численно-
сти и по снаряжению сильнее своих противников, а противосто-
ящего врага Рим ранее всегда побеждал. В действительности,
сложившееся негативное общественное настроение и почти пол-
ная потеря взаимопонимания между армией и народом, привели
к фатальному ослаблению его сил.
Нашим основным источником информации об армии позд-
него Рима будет перечень официальных должностей, Notitia
Dignitatum, в котором приводится список основных официаль-
ных должностей в Западной и Восточной империях по состоя-
нию на 395 год. Более того, когда речь идет о военачальниках,
добавляются подробности о тех подразделениях, которыми они
командовали.
Перечень официальных должностей в одно и то же время
исключительно важный и вводящий в полное заблуждение до-
кумент. В соответствии с его статистикой численность войск
объединенных империй составляла от 500 000 до 600 000 чело-
век, что вдвое превышает силы, защищавшие Древний Рим
двумя веками ранее. Из этого общего числа солдат Западной
империи принадлежало немногим менее половины — вероятно
около 250 000; большинство воинских подразделений размеща-
лось на границах по Рейну и Дунаю или рядом с границами.
Такого количества солдат, учитывая прецеденты, должно бы-
ло быть более, чем достаточно для охраны границ империи от
вторжений варваров, поскольку отряды варваров по численности
никогда не были особенно велики — не более тех, которых рим-
ляне наголову громили в предыдущие времена. Следует сказать,
что войска вестгота Алариха I и вандала Гейзериха составляли
40 000 и 20 000 бойцов соответственно, а в полчищах алеманнов
было не более 10 000 воинов.
40
Но если мы посмотрим более внимательно на силы, проти-
востоявшие племенам завоевателей, то вырисовывающаяся кар-
тина начинает странным образом меняться. Римские армии той
эпохи делились на две части — элитные полевые войска и по-
граничные силы. Последние были менее мобильными и их труд-
нее было использовать для выполнения специфических военных
задач, так как они были разбросаны по местным гарнизонам и
обеспечивали внутреннюю безопасность страны. Кроме того, как
это следует из закона 428 года, к ним относились с куда мень-
шим уважением, чем к полевым войскам.
Изучая Перечень и другие источники информации, обнару-
живаешь, что не менее двух третей всей армии Западной им-
перии состояло из пограничных войск, то есть подразделений
более низкой квалификации. Поскольку полевые войска несли
тяжелые потери во внешних и гражданских воинах, то для их
укомплектования требовалось больше солдат, возможно, не ме-
нее двух третей от личного состава. Эти резервы поставляли
пограничные армии в частности, из напряженных районов Се-
верной Африки и Галлии, что самым существенным образом под-
рывало безопасность на границах.
Языческий историк Зосим приходит к выводу о том, что
Константин Великий, который, в основном, виноват в ослабле-
нии пограничных сил, в значительной мере оветственен за па-
дение Римской империи. Да и ситуация в полевых войсках не
улучшалась, поскольку они были вынуждены пополнять свои
ряды за счет большого количества бывших пограничных войск
низкого уровня. У полевых командиров были и другие пробле-
мы. Например, их соединения в Северной Африке теперь нельзя
было перекинуть в другие кризисные зоны из-за необходимости
обеспечения безопасности поставок зерна в Рим из этих райо-
нов.
Если говорить о действительном числе солдат, участвовавших
в сражениях под командованием римских военачальников того
времени, то ситуация выглядит еще серьезнее. Зосим отмечает,
что 55 000 солдат, выведенных Юлианом Отступником на поле
сражения, были одной из самых больших армий того времени.
Это кажется достаточно странным. В следующем поколении на-
ибольшее число солдат, когда-либо участвовавших под командо-
ванием величайшего полководца Рима того времени Стилихона
в сражении против вождя остготов Радагайса в 405 г., не пре-
вышало 30 000, а возможно, было немногим более 20 000 чело-
век. Большим числом солдат для любой сражающейся армии
Рима было 15 000, а экспедиционные силы составляли не более
одной трети от этого числа. Эти данные очень расходятся с те-
оретическими цифрами Перечня официальных должностей. Они
куда ближе к реальностям поздней Римской империи. Нашумев-
41
Ь В*!»*.
шее численное превосходство над германскими завоевателями
едва ли вообще существовало.
Анонимный писатель четвертого века в трактате О делах
войны выражал беспокойство по поводу этой ситуации. Он так-
же обратился к своим императорам — а ими, вероятно, были
Валентиниан I и его брат — с предложениями привести военные
дела в порядок. Это были чрезвычайно толковые предложения.
Автор хотел, чтобы правители, кроме всего прочего, сберегали
личный состав армии с помощью механизации. В частности, он
предложил целую серию осадных машин нового типа и другого
оборудования. Его предложения остались без ответа, будучи, по
всей видимости, перехваченными и положенными в долгий ящик
прежде, чем они смогли попасть на глаза императору. Трактат
анонимного писателя был ценен не только тем, что он, в отличие
от большинства своих современников, верил, что можно сделать
что-то реальное для улучшения этого мира, но и тем, что ясно
представлял себе тяжесть ситуации с комплектацией армии и
предлагал меры, которые необходимо принять для улучшения
положения.
Почему же эта ситуация оказалась такой плохой? В яростных
атаках на границах не было ничего нового, однако они, конечно,
повторялись все чаще и чаще — в основном из-за внутренней
слабости, провоцировавшей внешние вторжения.
Не может быть и малейшего сомнения в том, что слабость
армии позднего Рима во многом была связана с постоянными
неудачами имперских властей наладить набор новобранцев. С
начала четвертого века н. э. это был основной источник попол-
нения армии. Валентиниан I, наиболее видный военный лидер
своего времени, организовывал военные призывы ежегодно, Фе-
одосий I в начале своего правления пытался даже проводить
набор новобранцев в национальном масштабе.
Однако освобожденные от военной службы категории граждан
были чрезмерно многочисленны. От призыва освобождались се-
наторы, священники и множество чиновников; среди других
групп освобожденных были повара, пекари и рабы. Чтобы на-
брать рекрутов среди оставшегося населения, проводились ин-
тенсивные операции чистки. Призывались даже мужчины из
огромных имений самого императора. Да и другие лендлорды
были не очень солидарны с государством. Им полагалось постав-
лять в армию рекрутов пропорционально размеру их земель, но
во многих случаях они наотрез отказывались это делать. Даже
тогда, когда им приходилось уступать, они старались отправить
в армию только тех, от кого они и так хотели отделаться. Они
ссылались на то, что наборы солдат были тяжким бременем для
сельского населения, которое истощено как численно, так и ду-
ховно. И, действительно, в этих словах было много правды. Ну
42
а поскольку от горожан, как солдат, было мало толку, то ос-
новная нагрузка падала на мелких фермеров и крестьян в воз-
расте от девятнадцати до тридцати пяти лет.
В связи с активным сопротивлением набору в армию, вскоре
стало понятно, что обычными мерами рекрутирования солдат не
обойтись. Формирование полков стало на повестку дня, причем
стремились призывать к сохранению отцовской профессии, т. е.
все больше развивалась тенденция вынуждать сыновей солдат
или бывших солдат в свою очередь становиться солдатами.
Хотя эта доктрина была давно провозглашена, ей в начале
300-х годов не очень повиновались, но уже в пятом веке это пра-
вило стало обязательным, как и для гражданской службы. Более
того, за исполнением строго следили — настолько, насколько пра-
вительство обладало властью для проведения своих решений. Но
результаты оставались далеки от удовлетворительных.
Христианский философ Синесий из Сирены (Шахха) заявил,
что для спасения Империи необходимо вступление всей нации
под ружье. Как и автор трактата О делах войны этот философ
рассматривает проблему с позиций ее воздействия на римлян.
Сожалея об отсутствии достаточного объема источников как ре-
крутов, так и ветеранов, он предложил сократить сроки военной
службы, чтобы было легче призвать уклоняющихся и сопротив-
ляющихся. Конечно, его предложение, даже будучи принятым,
вряд ли сыграло бы большую роль в решении проблемы. По-
скольку в Западной империи, где, как мы еще увидим, возникла
серьезная социальная напряженность, уничтожавшая последние
патриотические чувства, то стало казаться, что не избежать вы-
водов св. Амвросия о том, что военная служба вообще перестала
рассматриваться как обычная обязанность, и теперь на нее смот-
рят, как на рабство, которого каждый стремится избежать. Все-
общую обязанность служить уже нельзя было навязать силой.
По мере сужения границ Империи снабжение солдат ложи-
лось все больше и больше на саму Италию. Но итальянцы были
не в состоянии нести эту ношу, да у них и не было даже ма-
лейшего желания это делать. По закону 403 г. ежегодный призыв
новобранцев еще существовал. Однако в соответствии с двумя
постановлениями от 440 и 443 годов призывы рекрутов на Западе
уже ограничивались только чрезвычайными ситуациями. Более
того, Валентиниан III, автор этих эдиктов, заявил, что «ни од-
ного гражданина Рима нельзя принудить служить», за исклю-
чением случаев защиты родного города, если он подвергается
опасности. А после смерти энергичного Аэция вообще никто не
слышал о призыве гражданина Рима на военную службу.
Аристократия сената, которая в этот финальный период ис-
тории доминировала над гражданской администрацией, естест-
венно не хотела поддерживать такое истощение рабочей силы
43
..к< *>»-<-1
на своих сельскохозяйственных угодьях. Правительство, однако,
уже давно сделало один важный вывод из сложившегося крити-
ческого состояния дел: если не удастся набрать рекрутов у зем-
левладельцев, то пусть они взамен расплачиваются деньгами.
В последний период четвертого столетия были уже предпри-
няты определенные шаги, чтобы использовать эту альтернативу.
В конечном счете сенаторы формально согласились с тем, что за
каждого непризванного рекрута, за которого они несли ответст-
венность, надо уплатить 25 золотых монет. Подобным же образом
отдельные лица могли откупаться от призыва на военную службу.
Историк Аммиан заклеймил такую замену службы. Но в усло-
виях надвигающегося кризиса такое решение имело смысл. Так
как было очень трудно, практически безнадежно, собрать необ-
ходимое число гражданских рекрутов, даже путем обязательного
призыва, то деньги, по крайней мере, гарантировали службу гер-
манских солдат и их оплату. Кроме того, их службу в качестве
воинов Рима гарантировали решения императоров, одного за дру-
гим разрешавших германцам расселяться в провинциях в каче-
стве федератов и союзников. Вместо римской армии, Запад мог
себе позволить иметь армию германцев. Тем временем римская
армия постепенно таяла, так что ко времени окончательного кру-
шения Западной империи от нее вообще ничего не осталось.
Совершенно верным было замечание Амвросия о том, что в
его время пребывание в солдатах рассматривали как рабство,
которого следовало остерегаться. Поэтому достаточно странно,
что страницы историков Рима последних двух столетий полны
жалоб на то, что солдатам создавались чрезмерно благоприят-
ные условия: одного римского императора за другим обвиняли
в том, что они баловали и портили солдат. Громкие и ясные,
эти жалобы были услышаны от Септимия Севера (193—211).
Они дали основание Гиббону назвать Септимия Севера главным
автором времен упадка Рима. С этого времени и позднее солдаты
получали все большую и большую зарплату в различном виде:
в форме продуктов, одежды и других товаров. Щедрость Кон-
стантина по отношению к своим войскам была впоследствии так-
же объявлена чрезмерной.
Как говорит Аммиан, именно Валентиниан I «был первым,
кто повысил роль военных, подняв их в звании и увеличив до-
вольствие в ущерб общим интересам». Феодосия I также обви-
няли в том, что он слишком потворствовал армии. Например,
всеобщее раздражение вызвала выдача военным сельскохозяйст-
венного оборудования и семян, поскольку император разрешил
им в свободное от службы время заниматься земледелием — как
фермерам и наемным работникам, в то время, как граждане
других категорий такой работой плохо обеспечивались. Но за
всеми этими критическими замечаниями скрывалась традицион-
44
ная точка зрения высших классов, которые ностальгически хо-
тели самостоятельно контролировать государство и связывали
свой отход от этого контроля с ростом влияния армии.
В действительности, несмотря на кипение во многих случаях
политических страстей, военным никогда чрезмерно не платили
и не поощряли, так что в результате реформы, типа проводив-
шихся Севером и Валентинианом I, повышались их заработки
только до нормального уровня. К пятому веку эта ситуация не
намного изменилась, за исключением того, что даже эта плата
не всегда выдавалась военным регулярно, поскольку коммуни-
кации были в скверном состоянии.
По этим же причинам результаты каждой попытки удовлет-
ворить военных оказывались бесполезными. Да и главная при-
тягательность военной службы в былые времена, когда горожане
Рима шли после призыва в легионеры, а после демобилизации —
на вспомогательные работы, теперь перестала существовать, по-
скольку начиная с 212 г. горожане уравнивались в правах с
любыми жителями Империи, кроме рабов. Кроме того, так или
иначе, военные переносили свою долю тягот этого сурового века.
Никакие льготы, им предлагаемые, не могли уравновесить фак-
торы, подрывающие их усердие.
Итак, молодые мужчины поздней Римской империи делали
все, чтобы избежать воинской службы. Их уловки принимали
причудливые формы. Это становится видным из текста законов
того времени, в которых раскрываются отчаянные шаги, пред-
принимаемые во избежание воинского призыва. Как там указа-
но, многие юноши прибегали к членовредительству, чтобы стать
непригодными к службе. За это по закону полагалось сожжение
живьем. Однако Феодосий I постановил, что такие правонару-
шители больше не должны испытывать свою судьбу, а вместо
этого, несмотря на нанесенные себе увечья, все равно обязаны
отслужить в армии. Землевладельцы, которые должны были по-
ставить своих арендаторов в качестве рекрутов, могли вместо
здорового мужчины, за которого они отвечали, привести двоих
увечных. У землевладельцев также очень энергично отбивали
охоту прятать молодых мужчин от офицеров, сборщиков рекру-
тов. Действительно, в 440 г. укрывание рекрутов наказывалось
смертной казнью.
Такая же судьба ожидала тех, кто укрывал дезертиров. Ранее
приговоры были более мягкие. Преступников-бедняков отправ-
ляли на каторгу в рудники, а у богатых конфисковывали поло-
вину их имущества. Богатых, как класс, постоянно обвиняли в
потворстве попыткам уверток и укрывании беглецов с целью
пополнения рядов собственных сельскохозяйственных рабочих.
Жесткая официальная критика обрушилась также на агентов
землевладельцев и управляющих имениями, которым в некото-
45
рых провинциях было даже запрещено иметь лошадей в надеж-
де, что эта мера помешает им подстрекать к дезертирству.
Другим показателем озабоченности государства проблемой
дезертирства было введение законов о клеймении новых солдат:
на их кожу наносили клеймо как на кожу рабов в бараках-
тюрьмах. Все возрастающая жестокость легальных мер такого
характера показывала, насколько тяжело было правительству
удержать контроль над государством. Более того, дополнитель-
ная опасность исходила от объединения дезертиров в банды раз-
бойников, о чем специально сообщалось в серии законов.
В одном из постановлений обнаруживается поразительное
влияние ситуации в стране на пограничные укрепления: из за-
кона 409 г. становится ясно, что их потомственные защитники
улетучивались. Это было завершением процесса, который раз-
вивался уже давно: в годы, последовавшие сразу же за пораже-
нием при Адрианополе, в 378 г., можно было наблюдать целую
волну дезертирства, ухода с оборонительных позиций и бегства
из гарнизонов, численный состав которых резко упал.
Таким образом, поскольку германцы продолжали вторгаться
в Империю через Рейн и Дунай, стало ясно, что повсеместно
для противостояния не удается эффективно использовать города
и укрепленные пункты. Сальвиан, пресвитер Массилии (Марсе-
ля), нарисовал очень мрачную картину современных ему ужас-
ных бед: по его словам города оставались без охраны даже тогда,
когда к ним уже подступали варвары; защитники и жители го-
рода, разумеется, не имели желания умирать, и в то же время
никто из них пальцем не двинул, чтобы защитить себя от смер-
ти. Правда, часто римские солдаты, несмотря на полное отсут-
ствие энтузиазма, продолжали хорошо драться, если у них были
способные и смелые командиры. Например, Стилихон несколько
раз наносил поражение армиям куда больших размеров, чем его
собственная. Но во многих других случаях имперские войска
чувствовали себя обреченными еще до того, как они мельком
видели германских воинов. Многими столетиями позже это не
вызвало никакого удивления у Карла Маркса, который указы-
вал, что не было никаких резонов этим насильственно призван-
ным крепостным хорошо драться, поскольку у них на было
никакой заинтересованности в судьбе страны.
С другой стороны, как зло заметил свидетель тех лет Синесий
из Сирены (Шахха), если армия не сеет страх среди врагов,
она жестока к своим согражданам.
Ритор Либаний из Антиохии (Антакия), современник Кон-
стантина, показал, почему это происходит. Он говорит о солдатах
в лохмотьях, слоняющихся вокруг винных лавок далеко от линии
фронта и проводящих время в дебошах за счет местных крестьян.
46
Аммиан рисует столь же печальную картину. Прежде, чем
стать историком, он был сам офицером, а потому, описывая ди-
кую жестокость и предательское непостоянство войск, он описал,
в основном, только то, что хорошо знал. Что солдатам больше
всего нравилось, писал епископ шестого века Эннодий из Тицина
(Павии), так это задирать местного фермера. Военная служба в
лагере им надоела. Они жаловались на то, что старшие по чину
их постоянно угнетают. Как только предпринимались попытки
переместить солдат из мест, где они выросли, в другие районы,
они тут же переставали подчиняться. Как тогда говорили, они
больше походили на иностранных оккупантов, нежели на армию
граждан Рима. В результате, их очень ненавидели и боялись. В
Северной Африке, например, Августин критиковал личную гвар-
дию правителя за ее возмутительное поведение. А прихожане
его церкви настолько ненавидели армию, что линчевали ее ме-
стного командира. «Главные города на границах, — писал Гиб-
бон, — были заполнены солдатами, которые считали своих
сограждан наиболее непримиримыми врагами».
Не является ли все это преувеличением? Возможно, в ка-
кой-то мере, поскольку все, приведенное выше, взято в основном
у писателей, которые отбирали из окружающего наиболее ха-
рактерное в соответствии со своими политическими и социаль-
ными взглядами. Тем не менее все эти сообщения в сочетании
с мрачными фразами из имперских законов безошибочно ука-
зывают на то, что в армии было неблагополучно.
Военный эксперт Вегетий считал, что решение проблемы бы-
ло возможно только с возвратом к дисциплине античных времен.
Всегда есть консерваторы, которые говорят такие вещи. Однако
невозможно так просто перевести часы назад. Валентиниан I
делал все, что мог, поскольку он слыл безжалостным к нару-
шителям дисциплины. Но ему не удалось довести этот процесс
до своего логического завершения, поскольку, хотя он и был
очень строг к солдатам, он чувствовал, что нужно ладить с офи-
церами, если хочешь быть уверен в сохранении их лояльности.
В офицерском корпусе Рима оставалось еще много хороших
воинов. Но и они зачастую отходили от прекрасных традиций
прошлого. Солдаты пограничных гарнизонов, в частности, зави-
сели от милости своих офицеров, которые бесстыдно их эксплу-
атировали, отбирая часть жалованья, а в виде компенсации
глядели сквозь пальцы на нарушения дисциплины. Ходили рас-
сказы об офицерах, умышленно разрешавших подразделениям с
неполным численным составом прикарманивать вознаграждения
не существующих в действительности солдат.
Грек при дворе Аттилы рассказывал Приску из Пании (Бар-
барос) в Трейсе, посланнику Восточной империи, какого низкого
мнения он был об офицерах Рима. В своем описании войны
47
против Западной империи, как «более мучительной» по сравне-
нию с войной против Восточной империи, Аттила делает мало
комплиментов пресловутой мощи Запада, поскольку он не нашел
солдат Запада грозными и внушительными; зато он высоко оце-
нил боевые качества готов, которые к этому времени составляли
важную часть армии Запада.
Вот почему императоры рады были обменять военные обяза-
тельства граждан римских провинций на золото: они могли на
эти деньги взамен завербовать рекрутов-германцев. В самой по
себе вербовке не было ничего нового. На заре империи вспо-
могательные армейские подразделения включали в свой состав
много германцев, в основном служивших под началом римских
офицеров. Затем, в начале четвертого века, Константин резко
повысил роль таких солдат, заключая при вербовке с каждым
из них контракт на индивидуальной основе о службе под ко-
мандованием римлян. В свете таких постановлений Порфирий,
который написал плохую хвалебную поэму в честь Константи-
на, мог с полным правом заявить ему: «Рейн обеспечивает тебя
армией». За исключением некоторых военнопленных, которых
призывали в обязательном порядке, эти германцы ни в коей
мере не были врагами Рима и стремились завербоваться в ар-
мию. Службу в армии Римской империи они рассматривали,
как возможность сделать карьеру.
Юлиан Отступник (361—363) выразил свое неодобрение
«про-варваризмом» Константина. Но ему не хватило времени в
течение короткого периода его правления обернуть эту тенден-
цию вспять, да и наверное он никогда бы этого не сделал, по-
скольку германские солдаты уже стали незаменимыми.
Когда Валенс перед сокрушительным поражением при Адри-
анополе пригласил в провинции Рима вестготов, основным оп-
равданием этого поступка были необходимость увеличения
армии, а также рост доходных статей, поскольку суммы, которые
жители провинций должны были выкладывать за освобождение
от воинской службы, превышали расходы на выплату вознаграж-
дения германцам. Затем в 382 г. Феодосий I принял энергичные
судьбоносные решения. Германские «союзники», или «федераты»,
которых он вербовал в солдаты, не были просто индивидуальными
рекрутами. Теперь вербовали на службу племена в целом, вместе
с их вождями, которые получали от императора Рима годовую
сумму деньгами и товарами, чтобы платить солдатам, которыми
они продолжали командовать. Эти люди служили в армии в ка-
честве добровольцев на очень хороших условиях. Им разрешалось
уволиться, если они находили себе замену.
В 388 г. Амвросий указывает на решающую роль германцев
в армии Феодосия. Он мог бы сюда также добавить негерман-
48
цев — гуннов, которые в это время также обеспечивали Рим
большим количеством солдат. Однажды начавшись, участие но-
вых федератов в армии быстро нарастало. И оно росло с особой
скоростью, поскольку в битвах между Феодосием I и другими
претендентами на трон участвовало много германцев и нерим-
ских войск с обеих сторон.
Хотя придворные льстецы восхваляли мудрость императоров,
набиравших солдат из германских племен, этот процесс широко
критиковали другие римляне и греки. Синесий считал бесполез-
ным доверять сторожить стадо овец стае матерых волков, на-
брасывающихся на овец, — людям той же расы, что и римские
рабы. Иероним также заявлял, что римляне теперь самая слабая
нация на земле, поскольку они целиком зависят от того, как
за них будут сражаться варвары. И языческий историк пятого
века Зосим, который мало в чем соглашался с Иеронимом, также
писал, что Феодосий уменьшил истинно римскую армию почти
до нуля. Это было не совсем верно. Но это очень мало отлича-
лось от правды, поскольку римская армия, если не считать гер-
манцев, быстро угасала.
Поскольку проблема вербовки рекрутов стала совсем безыс-
ходной, действия Феодосия по замене римских солдат на герман-
цев, по-видимому, были наилучшим практическим средством,
которым он располагал. Они также предоставляли замечательные
возможности для расового сотрудничества, однако из-за сочета-
ния предрассудков римлян и непокорства германцев, эти возмож-
ности не удалось эффективно использовать и, впоследствии,
иллюзии о надежности подразделения федератов исчезли.
Для того, чтобы подстраховать их сомнительную службу, цен-
тральное правительство от случая к случаю делало попытки мо-
билизовать местные группы самообороны против непрекращаю-
щихся извне вторжений. Уже были прецеденты таких действий,
например, защита Тревери (Трира) от узурпатора в 350-х годах.
Но затем, в 391 г., право использования армии против «бандитов»
было даровано, в противовес обычной практике, всем, без исклю-
чения, на принципах, изложенных в Истории Августа так: люди
сражаются лучше всего, когда они защищают свою собственность.
В конце четвертого столетия снова стали возникать споради-
ческие вспышки местной обороны, но они были немногочисленны
и неэффективны. Во время отчаянного кризиса при вторжении
германских племен в Италию в 405 г. государство обратилось к
провинциям с призывом объединиться в качестве временных до-
бровольцев в борьбе «за родину и мир» — но без особого успеха.
Сепаратистские движения в британских провинциях тремя года-
ми позже можно рассматривать как попытки совместной само-
обороны. А вскоре, в 410 г., Гонорий послал в Британию
инструкцию местным властям, как организовать самостоятель-
49
ную оборону. Тридцатью годами позже британцы вновь получили
подобное послание. В Италии, когда Гейзерих и вандалы угро-
жали стране, власти призвали граждан взять в руки оружие. Так-
же и в Галлии в 471—475 гг. епископ Сидоний призвал население
Арверни (Оверн) защищать свою столицу Арверни (ранее Авгу-
стонемет, ныне Клермон-Ферран) от нападения вестготов.
Эти попытки местной самообороны заслуживают только упоми-
нания, поскольку они были скорее исключением. В военных со-
бытиях они не играли существенной роли. А что касается самой
армии Рима, без учета неуправляемых федератов, то ее конец
был уже близок. Легальное выступление на трон Валентиниа-
на III едва ли могло скрыть отчаянную ситуацию, поскольку
император прямо заявил, что его военные планы полностью про-
валились.
Разваливалось все и повсюду. Британия, несмотря на все уве-
щевания, была уже полностью потеряна. В провинциях в долине
Дуная войска были распущены еще в начале века, граница вок-
руг них рассыпалась и никто не платил им зарплату. Только
часть реки, самая близкая к Италии, вплоть до конца оставалась
в руках Рима.
Некий Еджиппий, местный монах, в своей биографии опи-
сывал последние дни дунайского гарнизона, примерно, в 482 г.
Он рассказал, как пограничные силы и сама граница, наконец,
рассыпались, и описал, как последнее уцелевшее подразделение
у Кастра Батава (Пассау) послало несколько человек в Италию
получить причитающиеся им выплаты. В это время в самой Ита-
лии больше не было никаких римских войск. Последняя армия
римского государства, армия Одоакра, который низложил по-
следнего императора Запада, состояла полностью из федератов.
Если бы римляне смогли поддерживать армию, они смогли бы
спасти страну от развала. Их провал в попытке восстановить
армию был одной из основных причин крушения империи. В
позднем Риме наблюдалось полное отсутствие взаимной симпа-
тии между армией и гражданами; и это противоречие между
нуждами обороны и желанием людей обеспечить ее, внесло ве-
сомый вклад в падение Западного Рима.
Но почему эти противоречия достигли столь катастрофиче-
ских масштабов? Ответ лежит немногим ниже поверхности и
заключается в глубоком расколе, потрясшем позднее римское
общество. Исследованием этого раскола мы теперь и займемся.
РАСКОЛ
МЕЖДУ КЛАССАМИ
Глава 3
БЕДНЯКИ ПРОТИВ ГОСУДАРСТВА
Главной причиной, по которой граждане Рима не хотели поддер-
живать армию и пополнять ее ряды, было тяжелое бремя нало-
гов, взимавшихся для содержания армии — гигантская нагрузка,
все более отчуждавшая бедняков от государства и с фатальной
неизбежностью разделявшая их. Отчаянная ситуация, в которую
фискальная налоговая политика загнала Западную империю,
серьезно анализируется неизвестным автором книги О делах
войны. Он описывает происходившие в терминах, использовав-
шихся налоговым управлением Империи: «огромные расходы на
армию необходимо проверить, поскольку они ввергли в кризис
всю систему уплаты налогов».
Это заявление не совсем справедливо, поскольку в нем рас-
сматривалась только часть проблемы. Огромные военные расходы
были вынужденно необходимы, если Империя хотела устоять на
ногах. Стоимость защиты границ стала поистине колоссальной.
Когда в 360 г. государственный казначей Урсул побывал в раз-
рушенном городке Амида, ныне Дьярбакир в Южной Турции,
который римляне были вынуждены оставить, он с горечью об-
ратил внимание на финансовые аспекты: «Посмотрите, с какой
храбростью защищают эти города наши солдаты, чье безмерное
жалование уже подорвало здоровье Империи».
Это замечание позже стоило Урсулу жизни — он погиб от
рук солдат, которых критиковал. И все-таки, даже если его
осуждение сдачи Амиды было оправданным и даже если расходы
были чрезмерными, при всем при том армию необходимо было
поддерживать и находить деньги на ее содержание во что бы то
ни стало. Но находить их было все труднее, а иногда и невоз-
можно. Когда Валентиниан III признал, что его планы относи-
тельно армии провалились, он связал этот провал с нехваткой
денег. Не было денег, сказал он, для действующей армии, не
говоря уже о новых рекрутах.
Автор книги О делах войны, не рассматривающий проблему
в общем, делает ряд частных предложений, которыми, к боль-
шому сожалению, не всегда можно было воспользоваться. Одним
53
из таких предложений, о котором он и сам говорит, что оно
явилось бы жестом отчаяния для его исполнителей, было — рез-
ко сократить, либо полностью отменить премии, которые пра-
вительство обычно выплачивало как военным, так и
гражданским лицам: автор видит в этих расходах главную при-
чину упадка Империи. Однако и прошлые правители считали
политически обязательным распределение дополнительных воз-
награждений в войсках и среди гражданского персонала, каков
бы ни был их источник — налоги или грабежи.
Конечно, неизвестный автор был прав, когда говорил, что
эти премии ложились тяжелым бременем на налогоплательщи-
ков. Но он умалчивал о том, что отмена премий была бы са-
моубийственна. Второе предложение касалось сокращения срока
службы, чтобы сэкономить на высоких окладах на выслугу лет.
Но и это, по-видимому, было практически невозможно из-за
отсутствия людских ресурсов для замены увольнявшихся из ар-
мии.
Другой анонимный автор того же периода, один из авторов
Истории Августа относится с энтузиазмом к известному заяв-
лению императора Марка Аврелия Проба (276—232) о том, что,
поскольку при его правлении все складывалось очень удачно, то
в дальнейшем римская армия вообще не нужна.
...Какое блаженство охватило бы всех, если бы при его правлении
больше не брали бы в солдаты. Провинции не должны были бы содер-
жать гарнизоны, никаких выплат на армию от общественных щедрот,
сокровища Рима оставались бы нетронутыми, землевладельцы больше
не облагались бы налогами!
Это был бы действительно золотой век, обещанный им.
Все это, конечно, так, но золотой век так никогда и не настал.
Вместо этого все произошло с точностью до наоборот: армия
становилась все больше и больше. Однако История Августа
была совершенно права, признавая армию главной причиной и
потребителем налогов. Когда впоследствии Валентиниан I и Фе-
одосий I предпринимали гигантские усилия, каждый по-своему,
для укрепления вооруженных сил, неизбежным результатом яв-
лялось резкое повышение налогов. Из-за отсутствия оборотного
капитала, правительство не могло, выражаясь на современный
лад, переложить часть бремени на потомков, образуя государ-
ственный долг.
Насколько это было в силах Валентиниана, он проводил на-
логообложение крайне осторожно. Аммиан специально информи-
рует нас о желании императора обеспечить провинциям
финансовые послабления. Но несмотря на свои личные пожела-
ния, он был вынужден разрешить Петронию Пробу, своему пре-
54
фекту претории в Италии, Иллирии (Югославия) и Северной
Африке, прибегнуть к очень жестким мерам, и к концу его прав-
ления налогообложение резко выросло.
Что касается Феодосия I, то в его законах отражено стра-
стное желание увеличить поступление налогов любыми воз-
можными средствами. «Никто, — заявил он в 383 г., — не
может владеть какой-либо собственностью, не облагаемой на-
логом». И он подписывал огромное количество регулирующих
актов для воплощения этого принципа со все возрастающей
жесткостью.
Он использовал беспрецедентно безжалостные методы для
сбора налогов; это не было новостью. Такие методы практико-
вались и за сто лет до него. Третий век новой эры, отмеченный
множеством внешних и гражданских войн, свидетельствовал о
почти полном развале политической структуры и национальной
обороны. Это был кризис, от которого Империя спасалась фан-
тастическими военными усилиями. Ценой поддержания зыбкого
равновесия было огромное, постоянное повышение налогов и
рост всевозможных тоталитарных методов давления для обеспе-
чения их поступления в казну.
В IV в. н. э. давление стало еще более неумолимым. Каждый
последующий император старался все сильнее затягивать гайки,
а поток законов и эдиктов Феодосия I свидетельствует, что он
закрутил эти гайки уже до предела. Бесполезными были патри-
отические отрицания поэта Клодиана того, что провинции из-
нывают под тяжестью налогов, или утверждения посла Приска
из Пании (Барбарос), Трейс, полувеком позже, убеждавшего
эмигранта грека в том, что в Империи все прекрасно.
Валентиниан III открыто допускал проявления дикости своей
собственной системы и даже уменьшал размеры налогов — для
богачей. Когда вскоре на трон взошел Майориан, и Сидоний
приветствовал его вступление во власть поздравительным адре-
сом, ему удалось упомянуть бремя налогов, придавившее его
родную Галлию. И новый император сам выступил с очень от-
кровенным заявлением, не оставляющим места для кривотолков,
в котором он сожалел о допущенных жестокостях.
В период чрезвычайных событий третьего века возник обычай
востребования налогового платежа в товарном виде, а не в день-
гах (подобно выплатам солдатам таким же образом) — возврат
к бартерным системам примитивных времен. В завершающий
период Империи налоговая политика стала изменяться, как бы
возвращаясь к старому, и сборщики налогов стали требовать
замены товаров на золото — прежде всего замены лошадей,
крупного рогатого скота и обмундирования для армии, а затем
и в рамках регулярного земельного налога — замены ранее
55
ь. lilju...
принимавшихся зерна, вина, масла и мяса. Вообще говоря, это
был своего рода возврата к долговременным концепциям про-
гресса, но он уже не мог помочь простым людям, ограбленным
налогами.
Ситуация ухудшалась еще и потому, что большие неудобства
населению доставляла нестабильность в денежных единицах, ко-
торая была весьма далека от хорошо спланированной чеканки
монет в Империи прежних времен. Правда, после периода вы-
пуска в обращение ненадежных золотых монет, Константин
вновь вернулся к стабильной единице из этого металла, солиду.
Но от этого для большинства населения Империи было мало
толку, так как у них вообще редко бывали золотые монеты (хотя
оплату некоторых налогов требовали в золоте), и даже прове-
денная Феодосием новая деноминация золота (чеканка монеты
по размеру в одну треть от солида) не помогла устранить об-
разовавшуюся пропасть. Феодосий и его преемники выпустили
также маленькую серебряную монету, но это практиковалось
очень короткое время. Большинство граждан никогда не видело
ничего, кроме монет из бронзы, либо слегка посеребренной брон-
зы, да и на них по прошествии времени можно было купить
все меньше и меньше товаров.
Инфляция в большой мере была связана с увеличением но-
минальной стоимости солида. Эта стоимость (в бронзовых долях)
в 400-х годах была в сорок пять раз выше, чем сто лет назад.
Это означало, что государству приходилось выпускать все боль-
ше и больше бронзовых монет, не сокращая в то же время те
виды налогов, которые было необходимо оплачивать золотом. В
результате эти монеты заполонили рынок, а стоимость их ста-
новилась все ниже и ниже по отношению к золоту. Власти ос-
тавались безучастными к плачевным результатам, поскольку
бронзовые монеты, будучи разменной валютой, можно было вы-
пускать совершенно произвольной номинальной стоимостью, что
приносило им большую прибыль. Как бы то ни было, как и все
другие правители в античном мире, они не задумывались над
экономическим законом, гласящим, что если количество денег
растет, а количество доступного товара остается прежним, то
цены обязательно будут расти.
В результате ущерб был колоссальным, собственно таким он
уже был в ходе инфляций в предыдущем, третьем столетии.
Торговцы западных провинций, которыми были, в основном, гре-
ки и иудеи, находили жизнь почти непереносимой, поскольку
правительство не оказывало им никакого содействия. Меняль-
щики денег также жаловались префекту Рима Симмаху, что они
едва сводят концы с концами. Другая трудность, которая при-
чиняла ущерб каждому, заключалась в том, что нелегальная
подделка монет стала совершенно необузданной.
56
Эта неблагоприятная валютная ситуация особенно осложни-
лась для населения, когда в начале пятого века правительство
Западной империи отказалось вообще от каких-либо изменений
в сложившемся порядке, проводя только ограниченные выпуски
бронзовых монет минимальной номинации. Правда, это некото-
рое уменьшение общего числа новых бронзовых монет снижало
инфляцию, но отсутствие любой другой разменной монеты и к
тому же, чрезвычайная нехватка серебряных монет привели к
тому, что денежные операции любого рода — кроме как для
меньшинства, обладавшего большим запасом золотых монет —
стали намного более трудоемкими и опасными, чем это было
раньше.
Эти неурядицы, однако, были относительно несущественными
по сравнению с основной бедой — крушением налоговой систе-
мы. Выплата огромных налогов была только частью поборов,
накладываемых государством на гражданина Империи. Было ши-
роко распространено использование его личных услуг. Так на-
пример, его заставляли поставлять дрова и уголь, особенно для
государственных арсеналов и монетных дворов; гасить известь;
предоставлять государству свой опыт и труд по различным по-
водам, если он обладал соответствующей квалификацией; помо-
гать поддерживать в хорошем состоянии дороги, мосты и здания.
Только лишь один император, Гонорий, издал не менее десяти
эдиктов об условиях содержания основных дорог, плохое состо-
яние которых привело к серьезному нарушению деятельности
имперской почтовой службы, работавшей по системе реквизи-
ций.
Для борьбы с кризисом все интенсивнее использовали при-
нудительный труд. «Служба в этой стране, — речь идет о Ри-
ме, — превратилась в нечто типа принудительного найма». И в
то же время было очень много освобожденных от этих обязан-
ностей: духовенство (частично), арендаторы имперской собствен-
ности, высший класс в целом — хотя они были наилучшим
образом обеспечены, чтобы нести такую ношу.
При реализации всех упомянутых принудительных мер в ог-
ромных масштабах расцвела коррупция. Мошеннический деспо-
тизм бюрократов особенно проявлялся при сборе налогов.
Императорам это было хорошо известно, и они резко критико-
вали официальных лиц, угрожая им разными карами. Валенти-
ниан III жаловался, что «ответственные чиновники ставят
дымовую завесу для детальных расчетов, погруженных в непро-
ницаемую тьму». За этой дымовой завесой все прогнило. Масса
чиновников казначейства продолжала заниматься своими пре-
ступными махинациями с надменностью и безнаказанностью, ед-
ва ощущая отдаленные раскаты грома пустых имперских угроз.
57
Ритор четвертого века Либаний рассказывал о мучительных
сценах, сопровождавших появление сборщиков налогов в городе
или деревне.
...Если торговцы могли возместить убытки за счет спекуляций, то
те, которые своими руками едва зарабатывали на жизнь, падали на
колени под прессом налогов. Самый нищий сапожник не мог избежать
этого. Я видел некоторых из них, кто, простирая руки к небу и пока-
зывая свой сапожный нож, клялись, что они не могут больше ничего
заплатить. Но их протесты не умеряли алчность жестоких угнетателей,
которые преследовали свои жертвы с криками и, казалось, были готовы
уничтожить их.
Еще со времен Константина известны подобные сообщения, в
которых говорилось об изъятии налогов насилием и грубостью,
о применявшихся методах, в том числе, принуждении детей сви-
детельствовать против своих родителей и насильственном скло-
нении жен к измене своим мужьям.
Было бесполезно освобождать от земельных налогов, как это
делал в ряде случаев Гонорий, поскольку облагодетельствован-
ные таким образом районы были уже настолько обчищены, что
им все равно уже нечем было платить. В таких случаях, как
об этом откровенно говорилось в одном из императорских эдик-
тов, официальное принуждение могло только привести налогоп-
лательщика к печальному концу без какой-либо выгоды для
государства.
От угроз арестов, самые известные из которых содержатся в
эдикте Майориана, было мало толку, поскольку в результате
только списывались безнадежные долги. Долги, в основном, чис-
лились не за бедняками, а за богатыми, которые достигли вы-
сокого искусства в задержке платежей, вызывая снова и снова
напрасный гнев римских законодателей.
Возникла ужасная дилемма. Не было сомнений в том, что
государство обязано взимать налоги, если оно хочет выжить,
и, конечно, неэффективность сбора налогов была одной из при-
чин падения Рима — римляне больше не могли содержать
свою армию. Однако это чрезвычайно необходимое наполнение
государственной казны приводило к страшной нищете населе-
ния.
Было ли это потому, что требуемые суммы налогов и податей
были за пределами платежных возможностей населения? Если
так, то задача была безнадежной, и не было смысла для Запад-
ной империи пытаться себя защищать, поскольку для этого не
было денег. Но кажется, что с большой вероятностью необходи-
мые суммы могли быть уплачены, если бы система сбора налогов
была менее репрессивной — и, в результате, более эффектив-
ной. В действительности, сборщики налогов были виновны в ог-
58
ромных злоупотреблениях, что приводило к уклонению от уп-
латы налогов в невероятных масштабах.
Когда критики системы указывали, что наибольшие страдания
приходились на сельских бедняков, в их словах была только
правда. Более девяноста процентов всех поступлений государство
получало за счет земельного налога, т. е. с сельского населения.
И этот налог по своему действию не был прогрессивным, так
что его бремя для бедняков было пропорционально больше, чем
для богатых. Дополнительная несправедливость возникала из-за
неспособности государства при взимании налога принять во вни-
мание качество земли и размеры урожая. К 350 г. суммы, из-
влекаемые из этого главного источника доходов, утроились за
период жизни поколения, что привело к еще большему угнете-
нию и нарастающей жестокости по отношению к землевладель-
цам при взимании налога.
Наиболее важным налогом этого рода, используемым в те-
чение многих лет для выплаты жалованья государственным слу-
жащим, был опять-таки сельскохозяйственный налог, поскольку
он взимался в виде зерна — основного продукта питания в Рим-
ской империи. Но поставок зерна часто не хватало, чтобы удов-
летворить непомерные запросы сборщиков налогов. Это было
неудивительно, поскольку транспортировка зерна осуществля-
лась примитивными способами, а механизация труда была очень
несовершенной. Экономия на рабах не помогала. Не способст-
вовало и новое христианское государство, в котором такие дея-
тели, как Эйсебий и Амвросий объявили науку напрасным
трудом, поскольку она не помогала спасению человека на этом
свете.
Кроме того, не хватало рабочих рук. Американский историк
А. Е. Р. Боак считает сокращение населения фатальной при-
чиной падения Рима. Его детальные аргументы вызывают воз-
ражение, но некоторое сокращение было бесспорным. Набеги,
опустошения и нищета — все они сделали свое дело, и когда
рентные и налоговые платежи истощили население, зачастую
не оставалось денег на то, чтобы вырастить достаточное коли-
чество детей и, тем самым, скомпенсировать высокую смерт-
ность. Причиной уменьшения численности населения была
продажа бедняками своих младенцев в рабство. Ранее это за-
прещалось законами Рима, но, начиная примерно с 300 г., та-
кая практика официально допускалась, а во время ужасного
голода 450 г. широко распространилась. Напрасно Валентини-
ан III десятью годами ранее своим декретом об освобождении
от налогов пытался остановить сокращение сельского населения.
Этот процесс зашел слишком далеко, чтобы его можно было
обратить вспять.
59
Из-за недостатка рабочих рук земля оставалась не обрабо-
танной, а сокрушительный налоговый пресс изгонял мелких фер-
меров из их хозяйств. В среднем уменьшение площади
обрабатываемой земли, с учетом эрозии почвы и региональных
климатических изменений составило от десяти до пятнадцати
процентов. По общему мнению эта заброшенная земля была,
как правило, на окраинах, так что снижение производства зерна
в процентном выражении было меньшим. Тем не менее это оз-
начало, что налоговое бремя, которое по-прежнему ложилось на
сельское хозяйство, становилось все тяжелее для тех, кто обра-
батывал землю.
Когда последующие римские императоры пригласили герман-
цев в свои провинции, они предполагали, что эти иммигранты,
как и солдаты приграничных римских гарнизонов, будут не толь-
ко нести военную службу, но и в свободное время обрабатывать
землю. Однако анализ медлительных неэффективных законов,
касающихся оставленных земель, показал, что проблема восста-
новления земли никогда не была решена и к ней только едва
приступали, поскольку так тяжело пробивавшая себе путь на-
логовая система не давала никаких стимулов для возвращения
на землю. Слабая и плохо обустроенная римская экономика по-
казала свою полную неэффективность, не сумев ответить по-
ставленным перед нею требованиям.
В определенных районах, таких, как Мавритания и терри-
тория Среднего Дуная, жило большое число рабов, они состав-
ляли существенную часть общей рабочей силы. Однако это не
давало желаемого эффекта увеличения общего числа работников.
Единственным результатом было дальнейшее снижение доли
«свободных» бедняков, поскольку они не могли конкурировать с
бесплатной рабочей силой и просто выпадали из рынка труда.
В большинстве других районов Империи в ту эпоху количе-
ство рабов было ничтожно, и они не могли оказать существен-
ного влияния на рынок. Правда, захват военнопленных, продажа
младенцев и понижение статуса нуждающихся граждан до по-
ложения рабов делали проблему поставки рабов не столь острой,
как это было в непосредственно предыдущий период. Но по-
скольку многих военнопленных вместо отправки на работы в
качестве рабов забирали в солдаты римской армии, только не-
большая их часть попадала на землю для восполнения нехватки
сельскохозяйственных рабочих.
Во время военного кризиса, в годы, последовавшие сразу по-
сле 400-го, правительство Рима предприняло отчаянный шаг,
призвав рабов в армию, впервые за многие столетия. Опасность
этой меры заключалась в том, что вместо принятия таких пат-
риотических предложений, рабы предпочитали объединиться с
захватчиками, которые зачастую были их соотечественниками.
60
Историки-марксисты не раз доказывали, что рабство рухнуло в
самом конце Римской империи, открывшем новую эпоху в ми-
ровой истории, — потому, что рабы и крестьяне вместе с за-
хватчиками извне делали одно общее дело.
Это, однако, было преувеличением. Были, конечно, случаи,
когда рабы помогали врагу. Такое случилось, например, перед
битвой у Адрианополя с вестготами и когда Аларих был у ворот
Рима. Примерно в 415 г. отдельные рабы, ведомые молодыми
знатными людьми, нанимались грабежами вокруг Бордо. Но все
это было давно и редко. Рабы играли относительно несущест-
венную роль в истории этого периода.
Так обстояло дело со свободными бедняками Рима. Аммиан го-
ворит, что они проводили свои дни в винных лавках, харчевнях,
играли в кости, убивали время на гонках колесниц и боях гла-
диаторов. Но Аммиан, по-видимому, преувеличивает, поскольку
он всегда с особым предубеждением относился к низшим слоям
общества.
Тем не менее правда, что сто семьдесят пять дней в году
посвящалось публичным зрелищам, в то время, как двумя ве-
ками раньше эти развлечения занимали сто тридцать пять дней.
Правда также, что в середине четвертого века 300 000 римлян
имели хлебные карточки, которые давали им право получать от
правительства бесплатный государственный рацион. И даже сто-
летием позже, когда население города сильно сократилось, ос-
тавалось еще 120 000 получателей бесплатного хлеба. Конечно,
население Рима в большой мере паразитировало, но этот город-
ской пролетариат слишком в малой степени определял ход со-
бытий, приведших к финалу позднюю Римскую империю.
С другой стороны, были и «свободные» бедняки из сельских
районов, которых правительство в борьбе за деньги для армии
обложило налогами со всей строгостью и жестокостью. Юриди-
чески отличаясь от рабов, они были в не лучшем положении,
но даже в худшем, чем рабы, поскольку часто оказывались в
полной нищете. Между этой сельской беднотой и правительством
были враждебные отношения — отношения угнетаемых и угне-
тателя.
Это было одно из самых серьезных противостояний, подта-
чивавших Западную империю. Государство и непривилегирован-
ное большинство сельского населения находились друг с другом
в деструктивной, самоубийственной дисгармонии, которая сыг-
рала прямую и определяющую роль в последующем развале
Империи. Из-за этого раскола не собирались налоги, необходи-
мые для содержания армии. А поскольку не собирались налоги,
не было чем платить защитникам страны и — Империя рух-
нула.
61
Поскольку мелкие фермеры и сельскохозяйственные рабочие
поздней Римской империи были настолько задавлены тяжестью
налогового бремени, что больше не могли свести концы с кон-
цами, они стали искать защиту там, где ее легче всего можно
было найти.
Целые деревни, например, обратились к местным армейским
офицерам за «патронажем». Поскольку эти военнослужащие бы-
ли готовы изгонять официальных имперских сборщиков налогов,
такая практика вначале была объявлена незаконной. Однако в
415 г., по крайней мере в нескольких провинциях, такой пат-
ронаж был разрешен при условии, что патроны принимали на
себя ответственность на полноту сбора налогов в конкретной
деревне.
Куда большее число деревень — особенно на Западе — вме-
сто солдат выбирало местных землевладельцев в качестве пат-
ронов. И так поступали не только деревни, но и многочисленные
«единоличники»: большей частью мелкие фермеры, люди, обре-
ченные на нищету, забросившие свои участки земли и отпра-
вившиеся под защиту стен ближайших крупных поместий, где
они оставались до конца своей жизни. Массовое перемещение
населения, вызванное непереносимыми требованиями государст-
ва, стало одним из важнейших социальных движений того вре-
мени.
Земельные магнаты были рады заполучить этих бездомных
людей, поскольку на селе не хватало рабочих рук. Вот почему,
заявлял Сальвиан, «бедняки безоговорочно капитулировали пе-
ред богачами». Действительно, это была самая настоящая без-
оговорочная капитуляция. Люди могли быть уже по уши в
долгах перед новым хозяином, прежде, чем они попали в стены
его поместья. В любом случае, впоследствии они должны были
платить ему ренту в деньгах, либо фиксированные платежи на-
турой, либо сдавать часть урожая, который им было разрешено
выращивать на его земле, либо иногда служить вольнонаемным
работником. О безопасности, стабильности, гарантиях от произ-
вола они могли только мечтать. Хуже всего то, что после их
побега с собственных владений, правительство настаивало на
продолжении уплаты ими налогов с тех участков земли, которые
они навсегда забросили.
Как раз в таких случаях их новые лендлорды оказывались
крайне необходимыми, поскольку, как и военные патроны, ме-
стные властители были готовы дать от ворот поворот сборщикам
налогов; в обмен они получали полное подчинение бесправных
людей, отдавших себя на их милость. Но затем лендлорды нашли
взаимопонимание с правительством, и дело было сделано: от-
казники обнаружили себя в налоговых списках по новому месту
жительства.
62
Диоклетиан для того, чтобы упростить сбор огромных нало-
гов, в которых он нуждался, принудительно прикрепил всех жи-
телей сельских районов к тем местам, где они были
зарегистрированы, и запретил им когда-либо покидать эти места.
В соответствии с этим принципом (лендлорды с ним согласились)
сборщики налогов снова получали свободу действий при условии,
что они будут взимать налоги с арендаторов, включая те семьи,
которые недавно попали в поместья землевладельцев.
Валентиниан I строго запретил арендаторам сниматься с места
без разрешения их лендлордов, а Феодосий I выразился еще яснее:
...Для того, чтобы арендаторам не казалось, что они освобождены
от налогов и могут странствовать везде, где только пожелают, они дол-
жны быть связаны правилом изначальности, по которому, хотя и яв-
ляются свободнорожденными, должны тем не менее рассматриваться
рабами той земли, на которой родились, не имеют прав самовольно
покидать ее или менять место жительства, а землевладелец должен осу-
ществлять свои права по отношению к ним с родительской заботой и
властью господина.
Из последующих эдиктов явствует, что любой из тех, кто са-
мовольно покинет места, к которым он приписан, будет рассмат-
риваться совершившим серьезное преступление, акт кражи: «он
крадет самого себя».
В законах часто отмечались случаи неповиновения аренда-
торов упомянутым выше регулирующим актам и их попытки
бежать из поместий, к которым они были привязаны, с после-
дующими объединенными усилиями лендлордов и налоговых
властей вернуть их обратно. К пятому веку этим арендаторам
даже запретили вербоваться в армию. Надетые на них путы еще
отличались от тех, которые связывали античного господина и
раба, средневекового хозяина и крепостного; но рабы или кре-
постные были как раз тем, во что они превращались. Им даже
не разрешали предпринимать какие-либо действия, направлен-
ные против хозяев даже в рамках законов, а унижения, которым
их подвергали, как и большинство принуждений, того времени,
переходили по наследству.
Единственным утешением для этих людей было то, что за-
коны — это было видно по их неоднократному повторению —
исполнялись очень неэффективно, так что лазеек для ухода от
них было предостаточно. С какими-то законами они смирялись.
Но в целом картина тысяч свободных фермеров, постепенно по-
гружавшихся в полную зависимость, представляла собой печаль-
ную реальность.
И все-таки один император сделал попытку помочь беднякам.
Это был Валентиниан I. Такой вывод может показаться удиви-
63
тельным, поскольку он сыграл очень большую роль в жестком
привязывании арендаторов к поместьям богачей. Но, по-види-
мому, император руководствовался реалистичными мотивами:
могло быть хуже, чем закрепление людей на месте, поскольку
таким путем предотвращалась перспектива для этих фермеров
и крестьян вообще остаться без работы и без пищи, и это де-
лалось не ради землевладельцев.
Валентиниан I ясно показал другими поступками, что он
крайне заинтересован в благополучии униженных классов, к ко-
торым сам когда-то принадлежал. В одном из эдиктов он обра-
щается к их угнетателям с такой напыщенной фразой «невинные
и мирные селяне». В другом из своих постановлений он специ-
ально обращается за социальной справедливостью к своим соб-
ственным налоговым властям, требуя ликвидации льгот для
определенных групп лиц, поскольку эти льготы осуществлялись
за счет рядового населения Империи.
С самыми важными заявлениями в 363—370 гг. Валентиниан
обращался к официальным лицам, называемым Защитниками
Народа, или Защитниками Общества. Их функции напоминали
функции омбудсмена в современных странах, в чьи обязанности
входило устранение злоупотреблений против отдельных граж-
дан. Но Защитники при Валентиниане должны были по идее
помогать непривилегированным классам. В письме своему пре-
фекту претории Петронию Пробу император пишет: «Мы при-
нимаем необходимые меры для обеспечения простых людей
покровителями для защиты их от несправедливости сильных
мира сего».
В каждом городе префект должен был назначать Защитника
Народа, а сам император требовал извещать его лично об именах
людей, отобранных на эти посты. Защитники имели право раз-
бираться с любой самой незначительной жалобой, и их долгом
было сделать правосудие более доступным для бедных. Импера-
торы и ранее поступали подобным образом, но только Валенти-
ниану I удалось довести свои намерения до реальной
всеобъемлющей схемы.
Однако чудовищным оказалось то, что свои первые указания
по этому вопросу император должен был дать Петронию Про-
бу — известному угнетателю бедноты. Когда Валентиниан умер,
институт защитников быстро был предан забвению и никогда
уже не смог восстановить своего былого значения. Действитель-
но, Феодосий I поручил задачу отбора защитников городским
советникам — тем самым, которые отвечали за взимание нало-
гов.
Затем Гонорий перепоручил эти назначения комитету, со-
стоявшему в основном из землевладельцев. Первоначальная идея
Валентиниана была избавить бедняков от произвола лендлордов.
64
А теперь защитники и земельные магнаты объединились в дья-
вольский союз.
Итак, в течение определенного периода времени были серь-
езные успешные попытки облегчить жребий угнетенных. Но они
провалились. Масштабы этого провала хорошо прослеживаются
по произведениям античной литературы. Правда, большинство
авторов того времени были довольно равнодушны к тяжелому
положению угнетенных. Однако были и замечательные исклю-
чения. Одним из них был Иоанн Златоуст (Джон Хрисостом)
епископ Константинополя, который прекрасно представлял себе
пропасть между богатыми и бедными. Хотя он исходил скорее
из теологических, нежели социальных соображений, он находил
различие между этими двумя образами жизни настолько болез-
ненным, что историк Дж. Б. Бюри в своей книге назвал его
«почти социалистом».
Что касается Сальвиана Массилия (Марсейл), то он не вы-
сказывал никаких планов изменения ситуации, кроме указания
на необходимость морального возрождения. Тем не менее грехи,
за которые, как ему казалось, Бог покарал мир, безусловно оп-
ределялись как грехи материального угнетения. Время, в кото-
ром он жил, как и девятнадцатый век, было временем, когда
собственность считалась позором и бесчестьем. Сальвиан питал
отвращение к богатству и ненавидел его обладателя. Он был
настолько выраженным радикалом, что никакой класс не нахо-
дил у него добрых слов, кроме бедных, чью судьбу он оплакивал
с неизменной печалью.
...Налогообложение, каким бы грубым и жестоким оно не было,
стало бы куда мягче, если бы все разделили поровну по обычному
жребию. Но ситуация становится все более постыдной и ужасной из-за
того, что не все несут это бремя вместе. Взносы богатых изымаются у
бедных, а слабый несет ношу сильного. Единственной причиной того,
что они не несут вместе всю ношу, это то, что вымогательства много
больше их возможностей...
Бедные первыми принимают ношу и последними получают облег-
чение. Где бы (как это случалось и позже) правящие власти, желая
лучшего, не принимали бы меры для помощи несостоятельным городам,
снижая в какой-то мере налоги, мы сразу видим, как богачи делят
между собой помощь, предназначенную для всех, поровну. Кто тогда
вспоминает о бедных?.. Что я могу еще добавить? Только то, что в этот
момент о бедных, как налогоплательщиках, забывают, за исключением
времени, когда на них надо возложить бремя налогов. Они выбывают
из числа граждан, когда надо распределить помощь.
Можем ли мы при таких обстоятельствах считать, что мы не за-
служиваем сурового Божьего наказания, если мы сами постоянно на-
казываем бедных?
а».*...
65
Опытный ритор, Сальвиан нарисовал эту картину в самых
черных тонах, какие он только мог подобрать. Но есть доста-
точные доказательства тому, что реальная ситуация была вряд
ли лучше той, о которой он сообщает. Например, Сидоний, когда
он стал епископом Арверны (Клермон-Ферран), осаждали толпы
нуждающихся просителей, которые открыли ему глаза на соци-
альные бедствия его поколения. А мрачный автор христианских
рождественских проповедей Гауденций писал, что крестьян,
умерших от голода, либо вынужденных принять убежище от
церкви, было так много, что ему было очень стыдно назвать их
число.
В результате, тысячи людей, отчаявшихся в возможности
частной жизни, стали объединяться в бродячие шайки грабите-
лей и бандитов. Эти партизанские группы, эквивалент сегод-
няшних появляющихся и скрывающихся террористов — люди,
выброшенные из социальной системы, которую они считали не-
приемлемой — поглощались не только дезертирами из армии,
но и толпами нищенствующих горожан. Все это случалось и
раньше, но теперь проблема приняла совершенно ужасающие
размеры.
О бандитизме значительных масштабов сообщали из Италии,
Северной Африки, Испании и с Дуная. Но самые большие бес-
порядки происходили в Галлии. Еще в третьем веке она была
одним из самых беспокойных районов, а теперь здесь то и дело
возникали социальные взрывы. Галльские банды приняли на той
или иной стадии старое имя Бакауды, или Багауды, что означало
«восставшие». Их цель, как и все полувоенное движение, воз-
можно, носила определенную националистическую окраску. Это
была эпоха, когда распад центральной власти означал возрож-
дение региональных субкультур, особенно в таких странах, как
Галлия, где во многих районах люди еще сохраняли свой родной
язык.
Аммиан сообщает о серьезных волнениях в Галлии в 369 г.
Позже, в течение ряда лет, между 401 и 405 годами, банды
мародеров активизировались в Альпах. Затем, в течение следу-
ющего десятилетия, вооруженные люди в Британии ушли из
групп местной самообороны, на которые так надеялся император
Гонорий, и превратились в разбойников, действующих почти в
масштабе общенационального восстания, объединившего аренда-
торов и рабов против лендлордов.
В 435 г. новые крупномасштабные волнения того же рода
возникли в Галлии под началом некоего Тибатто; он обратился
за помощью к рабам и продержался против римлян в течение
двух лет. 440-е годы были свидетелями возрождения подобных
волнений под предводительством лекаря по имени Евдоксий, ко-
торый в конце концов бежал к гуннам. И в Испании, не впер-
66
вые, беспорядки вылились в восстание, длившееся до тех пор,
пока армия вестготов, посланная Аэцием, не разбила восставших
в 454 году.
В любопытной пьесе в стихах под названием Протестер
(Жалобщик), которую относят к началу пятого века, расска-
зывается, как Багауды сформировали рудиментарные политиче-
ские структуры, включая собственные народные суды, «где
смертные приговоры вывешивались на ветвях дуба, либо при-
креплялись к человеческим останкам». Беспорядки, распростра-
нившиеся на широкие просторы провинций, были настолько
всеобъемлющими, что отчаявшиеся люди, бежавшие как от пра-
вительства, так и от лендлордов, были вынуждены брать дело
защиты в свои руки.
Напрасно имперские власти разражались угрозами. В конце
четвертого века было объявлено, что любой, оказывающий бан-
дитам помощь или предоставляющий им кров, будет наказан
плетьми, либо даже сожжен живьем. Право использования ору-
жия против таких лиц предоставлялось каждому члену отрядов
общественной самообороны; законом 409 г. было предусмотре-
но, что слова «пастух» и «бандит» следует считать синони-
мами.
Однако семью годами позже, в связи с «бесчисленными бе-
дами нашего времени» было решено объявить амнистию в на-
дежде, что более мягкая политика успокоит эти вооруженные
шайки. Увы, ни одна из этих мер, ни жесткая, ни примири-
тельная, не позволили восстановить общественный порядок.
И чему удивляться, спрашивает Сальвиан. В отличие от
большинства своих современников он был чрезвычайно вражде-
бен к тем мерам, которые принимал Аэций против бандитских
шаек. В их бегстве от общества и чинимых беспорядках он об-
винял римских правителей и высший класс общества. Банди-
тизм, заявляет он, универсален, и никто не может чувствовать
себя в безопасности от него. Но, по его мнению, так называемые
бандиты были ни в коей мере не виновны. Их поступки были
полностью спровоцированы поведением им нечестивых и крово-
жадных угнетателей.
...Бедных грабят, вдовы стонут, сирот притесняют, так что многие,
даже люди знатного рода, получившие либеральное воспитание, ищут
совместного с врагами убежища во избежание смерти в условиях все-
общих гонений. Они ищут у варваров прощения римлянам, поскольку
не могут вытерпеть варварское бездушие у римлян...
Мы превращаем их несчастья в преступление, мы клеймим их про-
звищем, которое напоминает об их утратах, прозвищем, которое мы
сами придумали, чтобы оскорбить их. Мы называем смутьянами и пре-
ступниками тех, которых мы сами обрекли на преступления. По какой
67
еще причине мы заставили Багаудов спасаться от наших несправедли-
вых действий, неправедных решений властей, издевательств со стороны
тех, кто обратил возмущение общества на повышение своего личного
благосостояния и превратил налоговые обвинения в возможности для
грабежа?
Вместо того, чтобы разумно управлять своими подданными, власти,
как дикие звери, пожирают их, питаясь не только их собственностью,
как это делают обыкновенные бандиты, но и их разодранной плотью и
их кровью. Пришло время, когда люди, наполовину раздавленные и
уничтоженные грубыми вымогательствами, становятся настоящими вар-
варами, так как им не разрешают быть римлянами. Они уже готовы
становиться теми, кем они никогда не были, поскольку им запрещают
быть теми, кем они когда-то были; и их вынуждают изо всех сил за-
щищаться, поскольку они обнаруживают, что уже полностью утратили
свою свободу.
Как наше нынешнее положение отличается от былых времен? Те,
кто ранее не присоединился к Багаудам, вынуждены сделать это сейчас.
Беспредельные страдания бедняков побуждают их стремиться стать Ба-
гаудами, но им мешает их слабость. Они как пленники под игом врага,
выносящие пытки по необходимости, а не по своему выбору, сердца
их рвутся к свободе, а они переживают ужасы рабства. Так обстоят
дела среди почти всех низших классов.
Давным-давно, казалось, прошла целая вечность, был зо-
лотой век ранней Империи, когда, как верил Аммиан «знатные
и бедняки в едином порыве и согласии стремились отдать
жизнь за свою страну, чтобы обрести спокойную и мирную
жизнь на небесах». Эти времена, конечно, прошли, а за ними
последовало фундаментальное саморазрушающее отсутствие ка-
кого-либо единого духа нации. «Мужчины сражаются не так,
как это делалось в старину, — приводит Маколей древнюю
римскую пословицу в своей поэме Гораций. Но такой же серь-
езной в эти времена поздней Империи была неудача в сборе
налогов, крайне необходимых для поддержания боевого духа
армии.
Конфликт между властями и народными массами был одной
из главных причин крушения Империи. Маркс использовал эту
ситуацию для иллюстрации своего мнения о том, что классы
вообще не имеют общих интересов, а их борьба друг против
друга является бесконечной. Но Маркс также заявил, что особой
причиной падения Римской империи была опора ее социального
строя на рабство, что привело к феодальной системе, взорвавшей
имперскую структуру изнутри. Быть может, точнее следовало
бы сказать, что одной из главных причин развала Империи было
то, что «свободное» население, которое обязано было обеспечи-
вать благосостояние государства, настолько жестоко грабили взи-
68
манием чрезмерных налогов, что оно больше не смогло платить
и, в результате, вообще потеряло свободу, а пустая оболочка
государства, оставшегося в изоляции, не смогла противостоять
вторжениям извне.
Вот таким было ужасное разобщение между государством и
огромной массой его подданных, и, естественно, между богатыми
и бедными.
Глава 4
БОГАЧИ ПРОТИВ ГОСУДАРСТВА
В предыдущей главе обсуждались трагические обстоятельства,
приведшие правительство Рима к прямому конфликту с дове-
денным до нищеты большинством своих подданных. Такой же
бесславный итог ожидает государство, когда его правительство
находится в конфронтации с высшим классом. Именно эта си-
туация самым очевидным образом возникла в Древнем Риме —
несмотря на все привилегии, которыми обладал этот класс — и
стала еще одним видом разлада, предопределившим окончатель-
ный развал.
На закате Римской империи высший слой общества в основ-
ном состоял из лиц, носивших титул сенаторов. Еще при первых
императорах сенат, этот совещательный орган, мнение которого
определяло важнейшие государственные решения, превратился в
подчиненный и мало что значивший институт.
Во времена распада Империи произошли большие изменения,
и в том, что касалось сенаторов, это были изменения к лучшему.
Хота сам сенат, как государственный орган, так и продолжал
мало что значить, его отдельные члены получили значительно
большую власть, чем когда-либо ранее.
Те из них, кто обычно заседали в здании сената в Риме,
имели мало общих дел с императором, который, как правило,
находился в Медиолане (Милан), а позднее в Равенне. Послед-
ствия его отсутствия были в чем-то неблагоприятны для роли
сената, а в чем-то положительны. Доктрина «где Цезарь — там
и Рим» и тот факт, что в Риме обычно не было императора,
казалось, мог свести сенат до малозначительной роли городского
совета. И именно так зачастую выглядело его положение. С дру-
гой стороны, перемещение императора и его двора в другие города
обеспечивало сенаторам («призванным отцам») куда большую
степень независимости. Более того, Константин, чей переход к
христианству вынудил его дать отступного языческой аристокра-
тии, увеличил число важных постов, доступных сенаторам.
Правда, он отлучил их от армии, их не допускали туда очень
много лет, но ежегодная пара консулов, должность которых тог-
70
к
да еще много значила, была поднята по своей престижности на
максимальную высоту по сравнению с временами ранней Импе-
рии: эти места теперь полностью резервировались за наиболее
видными приближенными императора, его близкими друзьями,
которых он называл своими компаньонами. У них не было боль-
ших забот в период пребывания на посту консула. Как заметил
Гиббон, консул времен поздней Империи «мог без помех созер-
цать свои собственные достоинства». Но за время консульства
все члены семьи консула и его потомки навсегда попадали в
число аристократов, а также, как правило, обогащались.
Так что, хотя собственно Рим больше не являлся центром
событий, ведущие граждане города добились такой степени лич-
ного влияния, которой они не обладали предыдущие четыреста
лет. Классовое самосознание было чрезвычайно высоким. Сим-
мах, сам видный аристократ, замечал, что «голубая кровь кри-
чит о себе и всегда признает своих». В то же время
аристократическая структура не была полностью замкнута у сво-
его основания. Поэт Осоний, например, пробился в привилеги-
рованные слои общества и, проявляя гнетущее подобострастие к
людям высокого происхождения, преуспел в выгодном устройстве
всех своих родственников.
Однако его соавтор Клодиан говорит о повсеместном негодо-
вании сенаторов, когда евнух Евтропий стал консулом на Вос-
токе; Иероним пишет об охватившей их ярости из-за того, что
человек низкого происхождения, «селянин», отхватил у них пост
консула, который, как они считали, по праву принадлежал им.
Более того, большинство писателей считало само собой разуме-
ющимся, что низшие классы должны относиться к консулу и
сенатору с безмерным почтением.
Со времен ранней Империи значение термина сенатор сущест-
венно расширилось. Теперь лица, носившие это звание, никоим
образом не относились только к сравнительно малому числу вы-
сокопоставленных людей, действительно восседавших в сенате.
Местом их собраний во времена поздней Западной империи была
курия, которая и сегодня располагается у Римского Форума. Она
едва могла вместить 600 человек, входивших в сенат во времена
ранней Империи. А теперь в ее состав входило около 2000 се-
наторов, не считая еще 2000 их коллег в аналогичном государ-
ственном органе в Константинополе.
Эти 4000 сенаторов были разбиты на три группы в соответ-
ствии с их имущественным цензом, каждая со своей степенью
привилегий. К 450 г. двум нижним группам было разрешено не
посещать заседания сената. Еще раньше было принято поста-
71
новление о том, что сенаторы Запада обязаны жить в Риме. Но
это правило устарело, и должно было быть формально отменено,
поскольку большое число сенаторов, включая многих, принад-
лежавших к высшей из трех по иерархии групп, предпочитали
жить вне столицы и даже вне Италии, в пределах своих огром-
ных поместий. Но, будучи географически далеко друг от друга,
эти главные аристократические фамилии поддерживали друг с
другом тесные связи, образуя замкнутые самоподдерживающиеся
конгломераты по всем территориям Запада, доминирующие над
окружающим политическим ландшафтом.
Хотя сенаторы нижних групп постепенно опускались и сли-
вались с более низкими слоями общества в их тенденции к все-
общему обнищанию, самые богатые аристократы становились все
богаче и богаче. Известно о людях, чьи арендаторы приносили
им годовой доход в четыре тысячи фунтов золота плюс прибыль,
которую они получали от продажи зерна, вина и других про-
дуктов. Эти люди, в среднем, были впятеро богаче своих пред-
шественников на заре Империи.
В Риме и Константинополе сенаторам, назначенным на посты
консулов, полагалось по закону отпраздновать это назначение
путем щедрой оплаты общественных развлечений или игр. Ав-
густин резко критиковал тех богачей, кто был готов разориться,
лишь бы поразить окружающих своим расточительством. Некий
Петроний Максим, ставший впоследствии в 455 г. на несколько
недель императором, потратил 4000 фунтов золота на такие иг-
ры. Симмах, когда его сын получил высокую должность,
потратил 2000 фунтов. Хотя и называвшийся современниками
человеком среднего достатка, Симмах владел тремя домами в
Риме и, по меньшей мере, тринадцатью домами в различных
районах Италии, не считая недвижимости в Сицилии и Африке.
Одна из отшельниц, очень интересовавшая Иеронима, святая
Мелания Младшая, владела поместьями в Италии, Африке, Ис-
пании, Сицилии и Британии. Ее собственность в Сицилии
обслуживалась за счет дохода от шестидесяти ферм и обрабаты-
валась 400 рабами. При таком состоянии дел она одним актом
освободила 8000 рабов. И тем не менее она была умным и про-
ницательным финансистом. По словам ее биографа «благосло-
венны будут те, кто предвидит и продает свою собственность
перед приходом варваров». И она и ее семья хорошо понимали
необходимость вовремя перевести свои денежные доходы на Во-
сток.
Как показало отношение к своей собственности таких людей,
как Симмах и Мелания, любому, кто хотел добиться финансо-
вого успеха, следовало вкладывать свои деньги не в производство
72
иг
каких-либо товаров, а в землю. Христианские моралисты, такие
как Амвросий и Иоанн Златоуст нападали на богачей, покупав-
ших дом за домом и поле за полем, выбрасывая на улицу преж-
них владельцев и захватывая целые деревни в свои собственные
ненасытные руки. Когда поэт Рутилий Намациан плыл вдоль
Этрусского побережья в 416 г., он наблюдал эти безграничные
владения вдоль берега.
Мы плыли на север за Алию, и Пиржи
Вскоре остался позади. Сегодня перед нами огромные поместья, ' <
А когда-то это были маленькие деревушки.
Многие огромные здания, возвышавшиеся на этих землях,
были укреплены, как замки; это были почти неприступные кре-
пости, в которых искали убежища бедняки и перемещенные ли-
ца. Поместья стали маленькими ограниченными королевствами,
экономически и социально независимыми, заполненными наем-
ными сельскохозяйственными рабочими, рабами, ремесленника-
ми, охранниками, управляющими и прихлебателями.
На мозаике некоего Юлия из Карфагена виден один из таких
сельских дворцов со стенными башнями; а семьи мавританских
вождей, таких, как Фирм и Гильдо, достаточно могущественных,
чтобы восставать против правительства в 373 и 397 годах, жили
в такого же рода дворцах на скалах.
Сидоний дает описание другого огромного дворца, галльского
Бурга Леонтия у слияния рек Дуран (Дордон) и Гарумна (Га-
ронна). Действительно, в Галлии была особенно заметна кон-
центрация могущественных землевладельцев, которые все
больше и больше жили в деревне и редко наезжали в Рим —
энергичная сенатская аристократия из около сотни семей, унас-
ледовавших свою династическую власть и содержавших собст-
венную вооруженную охрану.
Многие из деревень, располагавшихся у этих замков, до сих
пор сохраняют в своих названиях имена владельцев — Джуллий
(Юлий), Витри (Виктор), Савиньи (Сабин), Лезигни (Лициний).
Настолько могущественны были эти римско-галльские лорды,
что император Гонорий во время кризиса рассредоточил конт-
роль над страной, фактически передав власть на местах в их
руки. В 455 г., собравшись в Арелате (Арль), они даже провоз-
гласили выходца из своих рядов, Авита, императором.
Этот акт был триумфом галльских дворян перед римской ари-
стократией, хотя и очень быстротечным, поскольку Авит был
низложен и вскоре умер. Его сын Экдиций был достаточно богат,
чтобы поддержать 4000 страдающих бедняков во время голода —
благотворительность, которую никто из его соседей землевла-
дельцев никоим образом не поддержал.
73
ike. » kllbu.. . . > • !
Взгляд на одежды какого-либо из этих аристократов показывает,
как изменились времена. Чисто белые одеяния ранних римских
сановников ушли в прошлое. Сенатор четвертого века носил
льняную тунику (камизию) с шерстяной мантией (далмати-
ком), накинутой поверх нее. Верхняя часть далматика пред-
ставляла собой плащ с жестким капюшоном, либо прозрачную
ткань, легко развевавшуюся сзади. Эти одежды украшались ве-
ликолепными узорами с добавлением платков и шарфов. Жен-
щины носили шелковые платья, расписанные золотыми нитями.
Иероним часто приводит злые портреты экстравагантно разук-
рашенных драгоценностями матрон; Аммиан также предприни-
мает целый ряд яростных атак на кричащую роскошь богачей.
Так же поступает и радикальный Сальвиан.
Без сомнений, богатые римляне и галло-римляне жили ве-
ликолепно. Но картина, нарисованная Аммианом, в какой-то ме-
ре является умышленным литературным изложением
традиционной сатирической темы. В любом случае, он был че-
ловеком Востока, чувствовавшим себя уязвленным, поскольку
не стоял на тех же ступенях социальной лестницы Рима. Дей-
ствительно, нет оснований предполагать, что римские сенаторы
были куда более экстравагантны, чем на заре Империи. Прав
греческий историк Олимпиодор, когда заявляет: «Каждый из
видных домов Рима имел у себя все то, чем, по-видимому, об-
ладал средних размеров город — ипподром, форумы, храмы,
фонтаны и бесчисленные бани». Но другой, весьма осведомлен-
ный писатель того же времени, Макробий, благодарит своих со-
временников за то, что они вели менее роскошный образ личной
жизни, чем их предшественники. В восемнадцатом веке Монте-
скье частично связывает развал Рима с избыточной роскошью
его богачей; ему следуют бесчисленные художники и кинопро-
дюсеры, рисующие сцены оргий и пуритански заключающие, что
падение Рима явилось самоочищением общества, погрязшего в
разврате. Но такая же или большая роскошь существовала в
течение столетий без какого-либо летального исхода.
Куда более серьезным является другое обвинение, которое
может быть предъявлено этим сенаторам-аристократам позднего
Рима. «В этом городе, — сообщает гость с Востока, — есть сенат
состоятельных людей... Каждый из них должен исполнять свои
обязанности на высокой должности. Но они предпочитают
этого не делать. Они стоят в сторонке и предпочитают в праз-
дности наслаждаться своим богатством».
Как и многие сегодня, богачи чувствовали, что политика это
грязное дело, которого они стремились избегать. В конце 300-х
и начале 400-х годов они таким образом предали Империю и
74
послужили ее падению. Как в Риме, так и в провинциях знать
не использовала свой вес в общественной жизни. Будучи осво-
божденными от службы в качестве городских советников, состо-
ятельные люди защищали только интересы собственных
поместий и способствовали успехам своих друзей. У самого за-
ката Западной империи в ее политической жизни произошло
очень важное изменение — к этому времени землевладельцы
стали могущественнее, чем сам император и успешно овладели
государственными учреждениями. Но многие оставались в сто-
роне даже и тогда и были равнодушны к призывам о помощи,
раздававшимся отовсюду.
Тогда такое отношение было едва ли в новинку. Для хорошо
обустроенной жизни знатного римлянина некоторая степень
праздности и отчуждения от событий общественной жизни счи-
талась само собой разумеющейся. Тем не менее аристократия
поздней Империи с обескураживающей беззаботностью бездель-
ничала, когда погибал Рим.
Сальвиан очень хорошо это понимал и заявил, что чем выше
положение человека в обществе, тем большим он обязан обществу
и тем больше его вина, если он плохо исполняет свои обязанно-
сти. Сидоний также призывал к ответу за преступное равнодушие
своих галло-римских друзей и писал одному из них, некоему
Сягрию, стараясь пробудить в них общественное самосознание.
...Почему идут по проторенной борозде и забывают о всякой гордости
в погоне за одеждами консула? Не порочьте свою репутацию постоян-
ным проживанием в поместье... Я не хочу сказать, что мудрый человек
должен забыть о своих личных делах, но он должен поступать по из-
вестному принципу — исходи не только из того, что ты хочешь иметь,
но и из того, кем ты обязан быть.
Более того, в течение короткого, но блестящего периода Сидоний
не раз претворял в жизнь то, к чему он призывал в своих мо-
литвах. Все это происходило в 471—475 гт., когда он, будучи
епископом Арверна (Клермон-Ферран), помогал Экдицию в обо-
роне против вестготов до тех пор, пока правительство Империи
не отвернулось от него и уступило вестготам эти земли. В ос-
тавшиеся годы жизни Сидоний еще несколько раз вмешивался
в общественные дела.
Тем не менее девять книг его писем, адресованных многим
друзьям и близким, в хорошей литературной форме очень живо
иллюстрируют то самое уединение в башне из слоновой кости,
о котором он так сожалел в письме к Сягрию. Будучи страстным
патриотом, Сидоний в своих письмах очень точно описывает
аристократию, которая жила под нависающей тенью германцев,
75
а сама продолжала купаться в последних теплых лучах заходя-
щего солнца Империи, совершенно равнодушная к надвигаю-
щейся темноте. Десять книг эпистолярного наследия Симмаха,
жившего за два поколения до Сидония, свидетельствуют о том,
что и в Риме изысканная аристократия метрополии того времени
была страшно далека от общественной жизни и ничуть не бес-
покоилась о грозящем шторме.
Когда автор книги О делах войны предполагал, что крупные
землевладельцы, жившие в тех районах, которым угрожало
вторжение германцев, будут помогать укреплять оборону Импе-
рии, он, по-видимому, просто невесело шутил. Он должен был
знать, что нет никаких шансов надеяться на это. Лендлорды
были заинтересованы только в поддержании в хорошем порядке
оборонительных укреплений собственных дворцов. Хотя на сло-
вах они были преданы романтическим традициям Вечного Рима,
многие аристократы не хотели даже пошевелить пальцем во имя
спасения империи. Поэтому Орозий и Сальвиан обвиняли целый
ряд аристократов в том, что они перебежали к варварам, кото-
рых они даже подкупали, добавляет Орозий, чтобы сопровождать
их и тащить на ними багаж.
Правда, эти землевладельцы со своими грамотеями, библио-
теками и литературными вкусами, даже того не осознавая, сыг-
рали историческую роль в передаче культуры прошлого будущим
поколениям как во все годы Империи, так и после ее крушения.
Но их бегство от практических задач службы отечеству, обороны
Империи было одной из главных причин ее падения.
Один из таких землевладельцев, поэт Осоний, резко возра-
жал своему другу-магнату Паулину, намеревавшемуся бросить
свои земли и стать священником, указывая на тот хаос, который
может воцариться после разграбления его поместий. С равным
основанием можно было доказать, что собственники были цен-
тробежными силами деструкции государства. Это было связано
не только с их пассивным отношением к нуждам Империи. Они
подрывали основы государства и самым активным образом, по-
скольку из всех препятствий эффективному и честному адми-
нистрированию эти были наихудшими — они грубо изгоняли
сборщиков податей, давали убежище дезертирам и разбойникам,
неоднократно злоупотребляли законом.
Симмах не сомневался в том, что любой правитель провин-
ции, исполняя свои обязанности в качестве судьи, отдает пред-
почтение аристократам и нетитулованным дворянам перед
простым людом. Они владели своими собственными частными
тюрьмами: Феодосий I, получая жалобы на их возмутительное
высокомерное поведение, запретил им пользоваться такими
76
тюрьмами, но все было напрасно. Аммиан говорил о местных
властителях, чья «личная собственность многократно возрастала
во время общественных катастроф». Когда германцы вторглись
в Империю в 410 г., чрезвычайный эгоизм некоторых землевла-
дельцев — особенно восхитительной дамы по имени Проба —
превращал ужасный проблемы, стоявшие перед правительством,
в значительно более тяжелые, чем они были изначально.
Императоры и их советники были очень озабочены тем, что
олигархия сенаторов в каждой провинции создавала барьеры
между обычным гражданином и правительством, а патронаж,
который устанавливали лендлорды над своими арендаторами и
окружающим населением, разрушал власть и права имперской
администрации.
Конечно, правители регулярно издавали законы, направлен-
ные на ограничение такого патронажа, в конце концов, они «во-
обще повсеместно упразднили понятие патрона». Но все это было
бессмысленным актом, поскольку нигде ничего не изменилось.
Действительно, последующие императоры были вынуждены от-
казаться от подобных мер. Сенаторы достигли такого могущест-
ва, что те из них, кому это было нужно, были в состоянии
войти в правительство и в высшие сферы имперской власти.
Несмотря на обреченные попытки Валентиниана III восстановить
общепринятые ступени продвижения, высшие посты автомати-
чески доставались сенаторам.
Более того, некоторые из богачей-«патронов» были самыми
жестокими угнетателями бедняков. Отец Симмаха, Абиан, за-
являл, когда не хватало вина, что «лучше он будет гасить из-
весть своим вином, чем продаст его черни». Возможно, это и не
столь важно, но эти слова говорят о жестоком классовом анта-
гонизме в обществе.
Прискорбно, что землевладельцы имели право голоса при на-
значении защитников народа, в чьих обязанностях было опекать
бедняков. Кроме того, эти процветающие собственники были са-
ми освобождены не только от всех муниципальных повинностей,
но и от многих налогов. Что же касается тех налогов, которые
им полагалось платить, то именно они усовершенствовали раз-
нообразные методы ухода от них, либо отсрочки платежей. Это
означало, что бремя, ложившееся на бедняков, становилось со-
ответственно тяжелее. И как только объявлялись налоговые
скидки, именно богачи, а не бедняки пользовались ими.
Ряд имперских декретов, весьма неэффективных, показывает,
что состояние дел очень беспокоило правительство. Сальвиан
вряд ли преувеличивает, когда заявляет, что богачи виновны в
гибели бедняков.
77
...Кто может найти слова, чтобы описать гнусность нашей нынешней
ситуации? Теперь, когда римское государство уже угасает или, по край-
ней мере, испускает последнее дыхание в том самом углу, где, казалось,
еще теплится жизнь, умирает, скованное путами налогов, как лапами
бандитов, остается еще много богатых людей, чье бремя налогов лежит
на бедных; иначе, есть очень много богатых людей, чьи налоги убивают
бедняков. Я сказал очень много, боюсь, я должен был бы, по правде,
сказать все.
Богатые становятся богаче за счет уменьшения бремени налогов,
которое они и так легко несут, а бедные гибнут от увеличения налогов,
которые им всегда было трудно выносить. Так что превозносившееся
лекарство чаще всего возвышает одних, и так же часто губит других.
Для одного класса это проклинаемая всеми награда, а для другого —
проклинаемая всеми отрава.
Конечно, правящая верхушка на местах держала всех и вся в
полном подчинении. Они сами взимали налоги со своих арен-
даторов. Это была только часть их отношений с правительством,
и в силу этих отношений они занимали большинство официаль-
ных должностей. А потому Валентиниан III в 450 г. нашел дип-
ломатически целесообразным выразить симпатию богачам, как
налогоплательщикам, за лишения, которые они якобы несли.
Но даже и тогда они не устремились к патриотической по-
корности. Напротив, они зачастую оставались враждебными по
отношению к императору и держались в стороне от его советни-
ков. В течение долгого времени многие из них оставались языч-
никами, тогда как их правитель был христианином. А их
отношения с вооруженными силами, с которыми им запретили
иметь дело, были особенно плохими. Их сопротивление каждой
попытке призвать в армию их работников оставалось, как мы
уже говорили выше, ярко выраженным, и в этом они все более
преуспевали.
Здесь будет уместным сказать о кратком перерыве в полити-
ческих и финансовых успехах богатых землевладельцев и сена-
торов. Их стремление к обогащению было на время прервано
Валентинианом I, дунайским солдатом, не принадлежавшим к
этому магическому кругу и ненавидевшему их самих и их вли-
яние. Конечно, им крепко досталось от него, и на короткое время
произошло что-то вроде полного раскола между правительством
и аристократией. Назначение императором префектом претории
известного энергичного аристократа Петрония Проба было по-
пыткой примирения с наиболее влиятельными благородными
семьями в его правление, которое вскоре закончилось.
Однако некоторые писатели того времени, пропитанные ари-
стократическими традициями, были способны дать отпор Вален-
78
к
тиниану I — если и не в лицо, то хотя бы после его смерти.
Одним из таких был Аммиан, который, хотя и был унижен ари-
стократами, ушел с головой в их культурные ценности. Аммиан
допускал, что Валентиниана I нельзя представлять, как «полу-
деревенщину», каким был его брат, но он не мог питать какие-
либо симпатии к семье, привыкшей пить скверное пиво в своей
родной придунайской провинции.
Этот снобизм по отношению к людям другого социального
круга был одним из наиболее распространенных и неприятных
явлений античного мира и оказался очень опасным во времена,
когда благополучие Империи и даже ее судьба зависели от таких
инородцев — людей типа Валентиниана I и его придунайских
друзей-соотечественников, которые в его время спасли Рим более
чем на сто лет и поставляли стране лучших императоров и сол-
дат.
Такие предрассудки исчезают нелегко. Историк Дион Кассий
в начале третьего века уже описывал таких придунайцев как
грубых, диких, примитивных скандалистов, а о Галерии, импе-
раторе из деревни у Флоренциана (Дакия Рипенсис, ранее Вер-
хняя Мезия), правившем с 305 по 311 г., было сказано, что он
принимал законы «грубые и неотесанные, соответствовавшие его
пастушьему происхождению. Один из его преемников, Юлиан,
был вынужден слушать ораторов, насмехавшихся над грубым,
деревенским окружением этих придунайских императоров. Мно-
гие писатели вообще выражали ужас перед варварами-карьери-
стами. Утонченный Симмах придирался к «чужестранным
дорогам» друзей и соотечественников Валентиниана I. Все это
носило крайне негативные формы, и когда тот же дух неприятия
распространялся на все германские элементы в правительстве и
армии, это становилось смертельно опасным. Соглашаясь с таким
отношением к инородцам, сенаторы вносили еще один вклад в
дело крушения Империи.
И в то же время, когда Запад пал, все аристократы сразу
же с определенной долей иронии установили прекрасные отно-
шения с германцем Одоакром, который привел их к бесславному
концу, и стали сотрудничать с ним по всей Италии. Так и в
Галлии земельная аристократия перенесла переход к появлению
германцев без особого материального или духовного ущерба —
опираясь на зарождающиеся феодальные отношения в герман-
ских королевствах, отличавшихся гибкой классовой структурой.
Но какого бы обоснованного порицания не заслуживал класс
римских сенаторов, вина лежит не только на нем. Одна из при-
чин заключалась во все возрастающей неспособности властей за-
щитить как собственников, так и их собственность, как,
79
впрочем, и любой другой класс. Правительство должно быть хо-
зяином в своем собственном доме, чего нельзя сказать о прави-
тельстве позднего Рима. Несмотря на все его страстное желание
мобилизовать все для взимания денег, оно потерпело неудачу в
своих последних усилиях добиться этого, а потому государство
и рухнуло.
Глава 5
СРЕДНИЙ КЛАСС ПРОТИВ ГОСУДАРСТВА
Властители поздней Западной Римской империи преуспели в
полной изоляции богачей и сокрушении бедняков. Точно так же
они сперва изолировали, а затем сокрушили основную часть тех,
кто жил между этими двумя полюсами общества — средний
класс.
Средний класс всегда был становым хребтом Римской импе-
рии, как это было и в греческих городах-государствах ранее.
Этот класс играл главную роль в Римском мире потому, что
империя состояла из городов и более или менее автономных
городов-государств, известных зачастую еще до возникновения
самого Рима. При общем подчинении правителям римских про-
винций каждый из городов имел собственную территорию, в ряде
случаев — большие земельные угодья. Провинции, и особенно
те, которые занимали более развитые районы, представляли со-
бой нечто большее, чем совокупность этих городов и их терри-
торий. Это была — и продолжала существовать в течение
столетий — урбанистическая цивилизация, в которой средний
класс, живший в городах, составлял центральный и жизненно
важный элемент. Интересы сельского населения практически во
внимание не принимались.
В третьем веке нашей эры положение этих городов резко
ухудшилось. Набеги извне и восстания внутри нанесли им и их
местным правителям большой урон, а из-за денежной инфляции
их золотые запасы и земли растаяли. Военные императоры того
времени не очень сожалели об этом, многие из них не питали
симпатий к урбанистической греко-римской культуре и чувст-
вовали себя ближе к сельскому населению, которое представи-
тели этой культуры всегда игнорировали.
Когда, незадолго до 300 г., императорам военного склада же-
сткими тоталитарными мерами удалось стабилизировать импер-
ский режим, города не получили стимулов для возрождения.
Константин Великий и его сыновья конфисковали у городов их
доходы от налогов и аннексировали большую часть остававшейся
У них территории, а затем, после временного послабления при
81
Юлиане, подобные меры были применены Валентинианом I.
Позднее городам было предоставлено достаточно средств для ре-
монта общественных зданий, но новое строительство оставалось
строго ограниченным.
Города выглядели полуразрушенными, а вся старая цивили-
зация среднего класса пришла в упадок. Историк Зосим связы-
вает этот развал в основном с деятельностью Феодосия I.
Частично это утверждение вызнано тем, что автор, язычник,
сожалел о фанатичном христианстве императора. И тем не менее
он прав в своей общей оценке эры Феодосия, как периода про-
должительного и интенсивного распада городов.
Процесс депрессии продолжался и впоследствии. Те поверх-
ностные впечатления, которые нам дает история жизни поздних
городов, далеко не воодушевляют читателя. Когда посланник Ри-
ма Приск из Пании (Барбарос) посетил в Трейсе Аттилу, один
торговец из империи, встреченный им при дворе гуннов, жало-
вался, что римские граждане, с которыми он расстался дома,
больше не питают никаких надежд. Вдобавок к отношению им-
перских властей, города страдали от разбойников-германцев, на-
беги которых наносили большой ущерб. Хотя некоторые
античные авторы переоценивают разрушительный эффект втор-
жений извне, они были достаточно серьезны и причиняли немало
бед городам.
В такой обстановке жители городов становились крайне инер-
тными. Их единственной целью было предотвратить разграбле-
ние своих домов и собственности захватчиками. Если им это
гарантировали, они обычно были готовы подчиниться. И все-та-
ки германцы часто причиняли им серьезный вред. Сидоний пла-
тит поэтическую дань наполовину разрушенному городу Нарбо
(Нарбонн) в Южной Галлии: «Эти великолепные руины делают
вас героями в наших глазах».
Моралист Сальвиан, с другой стороны, осуждает непрерыв-
ный энтузиазм жителей Тревери (Трира), проявляемый в их
играх на площади, где уже трижды происходили грабежи и раз-
бой. «Народ Рима, — заявляет он, — гибнет и смеется». Они,
конечно, гибли; по крайней мере гибли их города. Эти тради-
ционные общественные объединения стали просто тенью своего
прежнего энергичного облика.
Существенным элементом урбанизированного среднего класса
были куриалы, члены городских советов или курии. Этот титул
распространялся на их сыновей и потомков. Советники стреми-
лись стать группой с правом наследства, поскольку только такие
основательные граждане — те, которые имели собственность, пе-
редаваемую от отца к сыну, — могли выдержать растущее фи-
нансовое бремя. В наступившие времена люди все в меньшей
82
мере стремились занять пост советника, однако империя застав-
ляла их соответствующим образом служить.
Горожане находили различные пути ухода от этого принуж-
дения. Существовал большой перечень освобожденных категорий
лиц, включающий не только различных профессионалов, свя-
щенников и арендаторов государственных ферм, но также сена-
торов и всадников, которые шли вслед за сенаторами в
финансовой иерархии. Нежелание богачей входить в городские
советы говорит о том, что членство в этих органах передавалось
высшим слоям среднего класса. Так, например, все землевла-
дельцы рангом ниже сенаторов и всадников имели право — или
даже были вынуждены — войти в городской совет, если в пре-
делах границ территории города они владели двадцатью пятью
римскими акрами земли (пятнадцатью в современных единицах
измерения).
И их отпрысков, когда приходила им очередь, принуждали
служить в совете. (В этом отношении они были в одинаковом
положении с коммерческими корпорациями, которые стали за-
метной чертой жизни поздней Римской империи, и их члены
также могли рассматриваться как представители среднего класса.
Поскольку корпорации поставщиков продуктов и судовладельцев
представляли собой для государства жизненно важные службы,
их также использовали в советах путем наследственного принуж-
дения — в этом была суть жесткого закона Валентиниана I.)
Функции городских советников намного отличались от того,
что было принято в давние времена. В то время, как все воз-
растающая потеря городами своей автономии приводила к умень-
шению их реальных муниципальных обязанностей до минимума,
они обнаружили, что превратились в агентов центральных вла-
стей. Повсюду теперь их наиболее важной обязанностью было
выполнять работу для правительства и, сверх того, собирать при-
читающиеся ему доходы. На советников, а затем и на их сы-
новей, когда приходила их очередь, была возложена обязанность
заставлять своих сограждан платить денежные налоги, взимае-
мые государством, а также специализированные сборы: с про-
дуктов, одежды и прочего. Более того, от советников даже
требовали помощи в управлении имперскими шахтами и поме-
стьями, а также в призыве рекрутов в армию.
В связи с этими новыми обязанностями советников стало не-
избежным, что низы видели в них угнетателей. Император Юлиан
соглашался с такой точкой зрения и делал все возможное, чтобы
ограничить то, что он считал эксплуатацией народа — хотя Ам-
миан, давнишний его почитатель, не одобрял таких действий, по-
скольку сам принадлежал к классу городских советников.
Для Сальвиана поведение советников по отношению к бед-
някам представлялось ужасно жестоким: он видел в них хищных
83
преследователей вдов, сирот и монахов. «Где же такие города, —
восклицал он, — и не только города, но и поселки, и деревни
где нет столько тиранов?» Для людей того же мировоззрения,
что и Сальвиан, было очень неприятно, что Феодосий I поручил
назначение Защитников Народа (которые, как предполагалось,
должны были защищать бедняков от угнетения) все тем же го-
родским советникам.
Вряд ли можно винить задавленное налогами, нуждающееся
население в таком отношении к советникам. Конечно, это было
односторонним видением проблемы, поскольку положение самих
советников было ужасно трудным. С начала четвертого века и
в последующие годы правительство удвоило свои энергичные,
почти неврастеничные усилия, чтобы добиться закрепления со-
ветников на их постах и сохранения их наследуемых обязанно-
стей. Усилия Юлиана помешать их жестоким действиям по
отношению к беднякам парадоксально сочетались со многими
яростными попытками ограничить их свободу и удержать на
предназначенных им местах службы; в результате Кодекс Фео-
досия II содержал не менее 192 эдиктов, угрожавших и запуги-
вавших советников различными видами наказаний.
Например, им запрещали продавать свою собственность без
разрешения свыше. Им нельзя было ездить за границу, посколь-
ку такое деяние квалифицировалось как «причинение вреда сво-
ему городу». Если они игнорировали этот запрет, то после
пятилетнего отсутствия обнаруживали, что их владения конфи-
скованы. Им также отказывали в убежище, предоставляемом
церковью, т. е. они делили свою участь с несостоятельными дол-
жниками. Более того, управляющий имением землевладельца,
потворствовавший этому бегству хозяина от службы, приговари-
вался к сожжению заживо. Неосознанный черный юмор содер-
жался в эдикте 365 г., который запрещал присвоение статуса
советника любому человеку в виде наказания.
Называть такое положение вещей разобщенностью было бы
слишком мягко: советники и правительство постоянно находи-
лись в состоянии войны друг с другом. Анонимный автор книги
О делах войны был потрясен их страданиями под гнетом вла-
стей — и, хотя вполне возможно он сам был в ранге советника,
нам представляется, что он был разумным, объективным чело-
веком.
Согласно ритору Либанию, официальное запугивание совет-
ников, остававшихся непокорными людьми, доходило до приме-
нения грубого физического насилия.
...Именно эта причина опустошила залы советов. Возможно, есть и
другие причины, но эти особенно — плети и нанесение таких телесных
оскорблений, которых не могли стерпеть даже преступники-рабы.
84
к
Во многих городах, ваше Высочество, после таких телесных нака-
заний вот что говорили несколько пострадавших городских советников:
«Прощай, мой дом, прощайте, мои земли! Пусть и то, и другое продадут,
и этой ценой мы купим свободу!»
Этих людей сломила, продолжал оратор, и довела до рабского
состояния их принудительная персональная ответственность за
недостаточное поступление налогов во всем их районе, а это
они не были в состоянии ни предотвратить, ни изменить к луч-
шему.
В конфликте между правительством и налогоплательщиками
они безнадежно находились между молотом и наковальней. Это
была, конечно, поразительная ситуация, в которой любой че-
ловек, занимавший вверенный ему пост городского советника,
был обречен на телесное наказание агентами центрального пра-
вительства. Нельзя просто отмахнуться от устных и письменных
свидетельств Либания, как от фантазий ритора. Поскольку, ког-
да Феодосий I приказал прекратить наказания советников уда-
рами плетей со свинчаткой, стало ясно, каким карам они
подвергались.
В следующем эдикте этого же правителя, изложенном неле-
пым языком, говорится, что «как и люди, посвященные в таин-
ства религии, члены советов должны хранить вечные тайны».
Пока повсюду в достаточной мере готовы были применить дав-
ление и силу, чтобы удержать этих функционеров на своих по-
стах, император иногда запоздало решает напомнить, что он
учитывает их чувство собственного достоинства. Их призывают
не «забыть о блеске их происхождения». Валентиниан III откро-
венно признает невыносимость их груза ответственности, а Май-
ориан призывает их быть «сухожилиями государства и сердцами
городов». Но уже было слишком поздно, чтобы такие поэтиче-
ские комплименты имели бы какой-нибудь эффект.
А. Г. М. Джоунс в монографии Поздняя Римская империя
(1964) сомневается в том, что жизнь среднего класса Рима в
четвертом и пятом веках была действительно настолько мрач-
ной, как об этом говорили. Но если в его большой работе и
были недостатки, то они заключались в его стремлении иногда
свести к минимуму тяжелые испытания того времени, хотя, к
сожалению, они были весьма реальны. Однако он был прав, ука-
зывая, что (как и в случае угнетения сельскохозяйственных ра-
бочих) единственным спасением была очевидная неэффектив-
ность правительства: сам многократно повторяющийся характер
имперских заявлений, их резкий тон — это верные сигналы то-
го, что они не осуществлялись полностью. В результате многим
городским советникам удавалось перейти в ранг почетных сена-
торов, либо на государственную службу, либо в армию или на
85
Ь-*--
церковную службу, а другие вообще как-то исчезали из поля
зрения.
Тем не менее жизнь советников оставалась практически не-
многим легче невыносимой. К этому времени, за исключением
купцов, они остались почти единственными представителями
когда-то блестящего среднего класса, о которых мы вообще хоть
что-то слышали. Они были почти в полном упадке — просто
издерганные агенты центрального правительства. И такое поло-
жение было почти всеобщими. Зажатый между мельничными
жерновами государства, средний класс прекратил свое сущест-
вование.
Безусловно, в обществе, которое всегда так сильно зависело
от этого класса, его распад очень сильно повлиял на процесс
падения всей Империи. Поскольку после него оставался вакуум
и нечем было заполнить его, постольку с уверенностью можно
сказать, что с этих пор население состояло в основном из очень
богатых и очень бедных людей. Нет сомнений, что традиционная
урбанистическая культура всегда проявляла нестабильность, так
как города паразитировали на аграрной экономике. Тем не менее
эта культура объединяла античный мир, а исчезновение ядра
общества — среднего класса — означало близкий конец этого
мира.
ИСЧЕРПАННЫЙ
КРЕДИТ ДОВЕРИЯ
Глава 6
НАРОД ПРОТИВ БЮРОКРАТИИ
Таким образом в течение последних двух столетий в Римской
империи происходило непрерывное и все возрастающее ограни-
чение личной свободы для всех, исключая самых богатых и мо-
гущественных. С тех пор, как архиправитель Диоклетиан
заявил, что «неконтролируемая деятельность есть изобретение
безбожников», каждый из последующих правителей все сильнее
закручивал гайки. Римская империя стала тюрьмой, либо воен-
ным лагерем в непрерывном осадном положении, где каждому
указано место, которое он не может оставить. И его потомки —
тоже.
Таким образом, все население оказалось в конфликте с пра-
вительством: это был разлад, даже целая серия разладов колос-
сального масштаба. Власти хотели и установили высшую степень
регламентации общественной жизни, какой вообще можно до-
биться — даже если это означало почти для всех рабство, по-
скольку для них это был единственный способ выкачать
отовсюду деньги, чтобы спасти Империю.
Но результат оказался полностью противоположным желае-
мому. Парадоксально, но эта регламентация не остановила дез-
интеграцию Римской империи и, наоборот, ускорила ее распад.
Дух инициативы свободной личности, единственный способный
поддержать государство, был заморожен и подавлен широко рас-
пространенным ограничением персональной свободы граждан,
что стало одной из наиболее серьезных причин коллапса Рима.
Процессу распада в большой мере способствовали огромные
размеры и низкая квалификация лиц, состоящих на гражданской
службе, предназначенной для выбивания столь необходимых го-
сударству налогов. Более того, органы этой службы были
самоподдерживающимися, поскольку, подобно многим другим
элементам позднего римского общества, членство в них носило
наследуемый характер. Гражданским служащим сперва разреша-
ли устраивать своих сыновей на те же места, которые они зани-
мали сами, а затем, во времена Валентиниана I и Феодосия I,
они обнаружили, что их заставляют это делать. В 394 г. Феодосий
даже объявил абсурдной практику благоразумных родителей за-
благовременное зачисление своих детей еще в младенческом воз-
расте в те же ведомства, в которых они сами служили.
С начала четвертого века возникла новая аристократия чи-
новничества. Последующие императоры того периода могли не
призывать на помощь враждебно настроенных потомственных
дворян, а опираться на более послушных помощников. Позже,
однако, эти чиновники новой ветви власти вышли из доверия и
почувствовали необходимость продемонстрировать открытое не-
повиновение императорам. А те, в свою очередь, хотя и вмеши-
вались бестолково в управление на любом понравившемся им
уровне, не смогли помешать бюрократии постепенно укрепить
свою власть, которую эти чиновники в конце концов довели до
полного паралича.
Валентиниан I как-то обнаружил, что он амнистировал
убийц, ничего не зная об этом. Ничего об этом не знал и его
личный аппарат. Это так расстроило императора, что он был
готов подвергнуть проверке все, на что хватало сил. И это было
сделано для того, чтобы зажать всех в один мощный кулак,
убедиться в том, что процесс контроля осуществляется очень
тщательно, расширить зону влияния правительства, привлечь
профессиональных администраторов, зачастую из родных импе-
ратору придунайских территорий. Сенаторы ненавидели и боя-
лись их, а затем в течение пятого столетия они взяли реванш,
проникнув в ряды высшей администрации; в конечном счете,
аппарат стал придатком итальянской и галло-романской аристок-
ратии.
Валентиниан I строго дисциплинировал чиновников, прирав-
няв их обязанности к воинской службе. Тем не менее их отно-
шения с армейскими офицерами оставались напряженными из-за
взаимной ревности. Главной обязанностью гражданских чинов-
ников оставалось обслуживание армии — обеспечение ее живой
силой и деньгами. Поскольку военные запросы становились все
более внушительными, аппарат чиновников соответственно резко
разрастался. Губернатор Африки, теперь Северный Тунис, имел
400 чиновников, а директор имперского казначейства — 834 чи-
новника.
Существовала также целая армия шпионов для слежки за
политически неблагонадежными. Они, в частности, концентри-
ровались в имперской почтовой службе, где дублировали курь-
еров и поставляли правительству информацию о любом,
замеченном ими, подозрительном движении. Некоторые импера-
торы, особенно Юлиан, пытались сократить шпионскую службу
до более умеренных размеров. Но сыск был настолько характе-
рен для того времени, что все попытки ограничить его размеры
и деятельность разумными пределами оказались безуспешными.
90
Итак, поздняя Римская империя была полностью бюрокра-
тическим государством. Было бы, однако, слишком большим уп-
рощением рассматривать чиновничество в целом как ненужную
организацию, хотя бы по той причине, что римское правитель-
ство, не имея политической опоры, должно было полагаться на
свою гражданскую службу, чтобы поддерживать в стране закон-
ность и порядок. Так что в течение определенного времени, не-
смотря на все недостатки, чиновники играли существенную роль
в укреплении государства. Конечно, не будь их, государство раз-
валилось бы намного раньше. Но, в конечном счете, их число
становилось чрезмерным, также выросла их власть в стране.
Законы Феодосия I показали, что этот факт стал тревожно
очевидным и для самого императора. Однако внимательное про-
чтение имперских постановлений указывает нам на нечто куда
более худшее, подтверждая свидетельства античных авторов, а
именно на то, что бюрократия поздней Римской империи была
не только косной, сверхконсервативной и рабской, но и исклю-
чительно коррумпированной. Автор О делах войны не сваливал
все на землевладельцев, как некоторые мыслители его времени.
Вместо этого он концентрирует внимание на недостатках импер-
ских чиновников, в которых он видел еще более зловещую груп-
пу угнетателей. И кажется, он не очень переоценивает ситуа-
цию, поскольку работы его современников также подтверждают,
что дееспособные общественные служащие стали настолько ре-
дким явлением, что их надо было бы отбирать по одному для
воздачи причитающихся восхвалений.
Наиболее толковые люди вообще не шли на такую работу.
Причиной этому была, частично, очень слабая перспектива про-
движения по службе из-за правила наследования, и, частично
то, что наиболее компетентные люди обратились в христианство,
оставив службу государству менее одаренным, менее надежным
и, сверх того, менее добросовестным карьеристам. Кроме того,
Западная империя была слишком бедна, чтобы платить чинов-
никам достойную зарплату — а потому они были готовы хватать
все, что могли. Даже отставные чиновники стремились к наживе.
«Прежняя работа в каком-либо ведомстве, — замечал Сальви-
ан, — давала им привилегию постоянного права грабить дру-
гих».
Самым легким делом на свете для чиновников и эксчинов-
ников было обходить приказы правителей провинций и требо-
вания сборщиков налогов. Если вы хотели добиться у этих
Функционеров принятия нужного вам решения, то в расчет при-
нимались только ваша влиятельность и взятка, известная как
«продажа дыма». Мы уже говорили о том, что моральное раз-
ложение было одной из причин падения Рима, а когда речь идет
об общественных службах, то утверждение о коррупции особенно
91
оправдано. К несчастью, даже среди императоров не набралось
бы несколько компетентных людей, способных оценить порядоч-
ность своих подчиненных. Например Валентиниан I и его брат
были ответственны за подбор нескольких приближенных, кото-
рых Аммиан позже назвал отвратительными.
Результат этого дикого, неконтролируемого размножения бес-
честной бюрократии был ужасен. Управление оказалось парали-
зовано. Лекарства от этой болезни, если их вообще применяли,
были смехотворно неэффективными. Через десять лет после
смерти Валентиниана I общественная критика пороков его прав-
ления стала настолько громкой, что власти абсурдным актом
самообороны постановили считать святотатством даже обсужде-
ние заслуг бывших приближенных императора. Правительство
прекрасно представляло себе не только всю глубину коррупции
чиновников, но и силу их власти. Оно пыталось бороться с этой
практикой многочисленными и жесткими эдиктами, постановле-
ниями и предупреждениями. Каждый очередной правитель уг-
рожал своим чиновникам штрафами, наказаниями, пытками и
даже смертной казнью. В 450 г. Валентиниан III специальным
актом осудил сборщиков налогов и целый ряд других государ-
ственных чиновников. Затем и Майориан атаковал их в самых
жестких и даже оскорбительных выражениях, но все это, безу-
словно, не давало никакого результата.
Не оказались более полезными и чисто административные
меры, к которым прибегали императоры. Это была дальнейшая
интенсивная централизация; она не только ограничивала сво-
боду личности, но и наделила правительство куда большей от-
ветственностью, которую оно было просто не в силах
выдержать.
Организационная структура империи была намного сложней,
чем в былые времена. С начала четвертого века нашей эры
Западная и Восточная империи совместно образовали сто про-
винций — вдвое больше, чем прежде. Этим дроблением хотели
добиться того, чтобы ни одна деталь управления не ускользнула
от внимания правителей провинций. Дополнительной целью бы-
ло снижение могущества отдельных правителей (наместников),
чтобы они не располагали силами для борьбы за трон импера-
тора.
При реорганизации не достигли ни одной из поставленных
целей. Боясь провала и понимая, что установить персональный
контроль за каждым правителем вне их возможностей, импера-
торы использовали не менее двухсот чиновников-посредников
для выполнения поставленных задач.
Во-первых, эти чиновники (викарии) были поставлены во
главе тринадцати диоцезов, на которые были разбиты эти сто
провинций. Во-вторых, эти тринадцать диоцезов были распреде-
92
лены между тремя, позднее четырьмя, преторианскими префек-
турами, во главе каждой из которых были поставлены префекты.
Во времена ранней Империи преторианский префект являлся
командиром личной гвардии императора и, иногда, главой его
аппарата. Но теперь все полностью изменилось. Хотя префек-
туры и сохранили огромное значение, они приняли в большей
своей части гражданский характер. Префекты поздней Империи
являлись могущественными сановниками, которые, будучи в не-
посредственном подчинении у самого правителя и в постоянном
контакте с его внутренним кабинетом, или консисторией, кон-
тролировали правительства имперских территорий. «Их мудро-
сти, — как заметил Гиббон, — было доверено высшее
управление юстицией и финансами, двумя объектами, которые
в состоянии мира соответственно определяют почти все обязан-
ности монарха и народа».
Двое из этих префектов принадлежали Западной империи.
Один контролировал Италию, Северную Африку и Иллирию
(Центральная Европа на всем протяжении Дуная и одно время
Балканы вплоть до Черного моря). Его коллега был префектом
Галлии, контролируя Галлию, провинции по Рейну, Британию
и Испанию. Мавритания в Северо-Западной Африке была поде-
лена между этими двумя западными префектурами.
Как и в любой большой стране, уровень эффективности и
целостности, обеспечиваемый установленной чиновничьей иерар-
хией, нельзя было признать, как правило, ни хорошим, ни пло-
хим. Например, законодательство сменяющих друг друга
императоров отражает отчаянные попытки целого ряда претори-
анских префектов задержать быстро ускоряющееся соскальзыва-
ние в хаос.
К несчастью, префектом Италии, Африки и Иллирии при
Валентиниане I был Петроний Проб, занимавший этот пост не
менее четырех раз при трех следовавших друг за другом пра-
вителях. Невозможно не согласиться с мнением Аммиана о Пет-
ронии, как о человеке, хотя и достаточно осторожном, чтобы
идти на явное нарушение закона, но в то же время подозри-
тельном и безжалостном лицемере, съедаемом беспрерывной тре-
вогой и завистью.
Более того, есть свидетельства тому, что и наместники про-
винций далеко не удовлетворяли высоким требованиям времен
ранней Римской империи. Вряд ли стоило ожидать в такое тя-
желое и бурное время, что каждый из сотни наместников в лю-
бой момент времени будет оставаться на высоте положения.
Слабость городских советов давала повод этим высокопоставлен-
ным чиновникам вмешиваться во все. Автор О делах войны
рисует уж очень удручающую картину. «Невероятная алчность
наместников провинций, — пишет он, — наносила ужасный
93
Административная
структура
поздней
Римской Империи
Западная
Римская империя
Милан и позднее
Равенна
Восточная
Римская империя
Константинопопь
* позднее четыре
--------1-------
Викарии диоцезов
Наместники провинций
вред интересам налогоплательщиков... Выкуп рекрутов, закупки
лошадей и зерна, деньги на строительство городских стен — все
это было для них источниками регулярного дохода, их постоян-
ными методами грабежа». Именно из-за безграничного цинизма
наместников и их приспешников вестготы были обречены на тя-
желые испытания и были вынуждены в отчаянии выступить про-
тив римлян в 378 г. Ораторы в присутствии императоров
повсеместно говорили вслух о том, что поведение таких адми-
нистраторов побуждает жителей провинций страстно желать
вторжения варваров на их территории.
Сальвиан называл наместников продажными и жестокими —
людьми, подвергавшими бедные общины фактическому опусто-
шению. Резкого осуждения от критически настроенного писателя
следовало ожидать, но и куда более консервативный Сидоний
также чувствовал, что злоупотребления, творимые римскими
представителями власти в Галлии, становятся совершенно невы-
носимыми. Один из таких функционеров пятого века, Серонат,
совершал такие зверства, что многие люди бежали от него в
окрестные леса.
После всего этого смешно, если не скатать — печально, чи-
тать императорский эдикт, который рекомендует наместникам
не посещать слишком часто притягательные дома с плохой ре-
путацией {non diverticula deliciosa sectetuf).
Специальные слова проклятия следует произнести в адрес «за-
конников» поздней Империи. Одним из выдающихся документов
того периода является Кодекс Феодосия, написанный в 438 г.
по приказу монарха Востока Феодосия II и принятый к испол-
нению также и на Западе. Кодекс состоит из шестнадцати томов,
каждый из которых содержит собрание имперских государствен-
ных актов (законов, указов) за последние сто лет и более.
Его целью было ликвидировать множество наиболее очевид-
ных неясностей, двусмысленностей и противоречий, которыми
были полны действовавшие тогда законы. Хотя и испытывая вли-
яние последующего германского законодательства, он был во
многом превзойден в шестом веке Кодексом Юстиниана I.
Однако как источник исторической информации, он оста-
ется и поныне весьма значительным документом. Меры, пре-
дусмотренные содержащимися в нем государственными актами,
рисуют нам очень подробную картину обстановки в двух им-
периях, как в Восточной, так и в Западной. В той же мере
информативны некоторые последующие эдикты императоров
Запада того же и более поздних периодов, особенно Валенти-
ниана III и Майориана.
Но эти акты в особенности полезны нам по причинам, ко-
торые не доставили бы удовольствия составителям законов, если
95
бы они могли их узнать. В большинстве рассматриваемых доку-
ментов, особенно заключительных десятилетий истории Запад-
ной империи, проявляется почти истерическое неистовство,
приводящее к эмоциональной путанице между грехом и пре-
ступлением, что было совершенно чуждо классическим римским
законам раннего периода. Сэр Сэмюэль Дилл, прочувственно
писавший о тяготах римлян того позднего периода, был убежден
с большой долей правоты, что такое расплывчатое жесткое за-
конодательство было не только симптомом приближавшегося
коллапса Рима, но и в большой мере способствовало ему.
Кроме всего прочего, имперские постановления были длин-
ными и непрерывно повторяющимися. Постоянные повторы по-
казывают, что предпринимаемые правительством одна за другой
меры, двигаясь непрерывным потоком, сталкивались с противо-
действием, неповиновением и игнорируются с той же бес-
предельной безнаказанностью. Эти же бесконечные повторы
свидетельствуют, что правительство, хотя и осознавая, что надо
делать, настолько раздавлено ситуацией, что совершенно неспо-
собно ее улучшить. Никогда еще не было такого бесполезного
перепроизводства законов. И их пустота, казалось, подчеркива-
лась странно причудливым и многословным стилем изложения,
расцвеченным многочисленными ссылками на могущество дья-
вола и необходимостью перевоспитать тех граждан, которые из-
за своей неграмотности подвергались развращающему обману.
Некоторые законы, правда, были гуманными и просвещен-
ными. Например, это были законы, облегчавшие участь рабов,
оказывавшие поддержку нуждающимся должникам и преследо-
вавшие детоубийц. Однако было и множество ужасающе крово-
жадной юридической жестокости. Кроме того, не было даже
претензии на установление равенства всех перед законом. Ари-
стократам не только позволялось вести свои судебные процессы
в специально созданных судах, но и, при явном одобрении Сим-
маха, привилегии и наказания богатых и бедных были совер-
шенно различными. «Если человек беден, — заявлял теолог
Феодор, — его страх перед судьей и судопроизводством удваи-
вается».
Конечно, были короткие периоды, когда эта тенденция ме-
нялась на противоположную, например, при Валентиниане I, ко-
торый вел себя с высшим классом достаточно жестко. Тем не
менее и сам Валентиниан не мог засвидетельствовать судебного
равенства. Даже если мы не поверим заверению Аммиана, что
он бросал свои жертвы на съедение ручным медведям, известно,
что он был подвержен диким приступам гнева, один из которых
кончился его смертью. Пресловутой была свирепость, с которой
он совершал свои скорые наказания. «Вали его на плаху!» —
кричал он обычно. Да и Феодосий I, несмотря на все свои ре-
96
лигиозные принципы, часто вел себя с глубочайшим цинизмом
и жестокостью.
Таковы были характерные недостатки жестких императоров.
Но еще хуже была та дикость, с которой по всей Империи суды
претворяли в жизнь законы. Правда, они всего лишь следовали
Кодексу, неизменно угрожавшему телесными наказаниями и
сжиганием живьем — а может быть, Кодекс следовал практике
судов. Когда землевладельцы брали дело в свои руки и творили
правосудие сами (как это изображено на одной из карфагенских
мозаик), результаты были не менее суровыми. Вето Феодосия
на обладание частными тюрьмами было проигнорировано. И да-
же высокообразованный Сидоний рассказывает нам, как на свою
ответственность он избивал и пытал могильщиков за их просту-
пок, выразившийся в том, что они неумышленно бросили свои
инструменты на землю, покрывавшую могилу его матери.
Но наиболее серьезные проблемы, влиявшие нд действие за-
конов, заключались в общих для всех гражданских служб недо-
статках. Судебная власть, как и вся бюрократия, была насквозь
пропитана коррупцией. Многие юристы вели себя совершенно
отвратительно. Автор О делах войны выбирает эту специальную
тему в качестве кульминации своей работы.
...Большинство Священных Императоров, когда божественное Про-
видение обеспечивало безопасность государства как внутри, так и за
его пределами, придумало одно лекарство для излечения скорби народ-
ной — обращение к Их Сиятельству. Пролейте свет на запутанные и
противоречивые законы, обратив на них внимание своей Августейшей
Особы. Прекратите бесчестные тяжбы!
Кодекс Феодосия II был направлен на приведение в порядок
противоречивых правил и законов. Но, к сожалению, он не на-
шел лекарства для бесчестных тяжб. Опасение коррупции в са-
мом ядре власти открыто прозвучало на любопытной церемонии
в присутствии императора, когда сенаторы произнесли целый
ряд ритуальных заклинаний. Одно из них, повторенное не менее
двадцати пяти раз подряд, звучало как призыв «предотвратить
неверное толкование эдиктов, все Кодексы должны быть напи-
саны совершенно прозрачно». Следует сказать, что бесчестного
применения эдиктов не только опасались, но и были в этом
уверены.
Посланник Приск из Пании (Барбарос) в Трейсе, побывав-
ший при дворе Аттилы, попытался убедить встреченного там
расстроенного греческого купца с помощью напыщенной речи,
которая ему самому показалась безжизненной и неубедительной,
в том, что римская юстиция остается на высоком уровне. Грек
ответил, что, быть может, с системой все в порядке, но испол-
нители просто ужасны.
97
Но наиболее резкое обвинение юристов исходит от Аммиана.
Нет никакого смысла в развитии совершенно бесполезного за-
конодательства, говорит он, поскольку юристы используют свое
пустое и наглое красноречие для преступного обмана, оттягивая
решение с помощью безнадежно запутанных хитросплетений,
возбуждая смертельную ненависть друг к другу близких родст-
венников и «осаждая двери вдов и детей». Непристойный, ос-
корбительный характер их речей может быть сопоставлен только
с их скверным знанием закона.
Возможно Аммиан несколько переусердствовал в своих ри-
торических упражнениях в духе сатириков прошлого. Но он
очень ответственный историк, и большая часть его высказываний
скорее всего правда. Действительно, сами имперские эдикты ука-
зывают на существование точно таких же злоупотреблений.
Юристы, почти так же, как и государственные служащие, под-
талкивали администрацию Рима к постепенному сползанию к
параличу. Среди многих, юристы и бюрократы передавали в на-
следство варварам Империю, которая, по словам германского
философа Иоганна фон Гердера, была «уже мертва, измученное
тело, труп, растянувшийся в своей собственной крови».
Глава 7
НАРОД ПРОТИВ ИМПЕРАТОРА
Правители, издававшие постоянные потоки неэффективных
эдиктов, часто вели очень замкнутый образ жизни. В узком кру-
гу своих советников и придворных они теряли всяческие кон-
такты с остальными своими подданными. И это была еще одна
фатальная разобщенность, приведшая Империю к краху.
Положение императора было чрезвычайно возвышенным и
отстраненным. Философ и ритор четвертого века Фемистий
сформулировал эту ситуацию афористично «вы живой закон и
выше писаного закона». Правда, правители зарезервировали за
собой право отказываться от авторства в тех специальных слу-
чаях, когда принятые решения имели непопулярные последст-
вия. Но высшие духовные лица, такие, как Амвросий, хотели
бы квалифицировать заявление Фемистия исходя из права цер-
кви на независимость. Другим также не нравилась сложившаяся
ситуация. Так Валентиниан III счел целесообразным публично
заявить, что он считает себя подвластным закону.
Тем не менее и формально и фактически власть императора
была неограниченной. С необыкновенной напыщенностью его со-
знательно представляли в качестве исполнителя роли наместни-
ка Бога на земле. В соответствии с его августейшим статусом
все, что было с ними связано, объявлялось священным. Ряд сле-
довавших друг за другом эдиктов даже ограничил число тех лиц,
кому дозволялось прикасаться к пурпурным одеждам императора
и кому разрешалось засвидетельствовать свое почтение лично
перед его сиятельством. Те, кто не имел такого доступа, про-
стирались ниц перед его святыми изображениями и портретами.
Его эдикты, написанные золотом на пурпурной парчовой ткани
и принимаемые сановниками в руки с благоговением, были фор-
мально «божественными». Поскольку их происхождение было не-
земным, нарушение положений этих эдиктов считалось
святотатством и могло быть соответственно наказано.
Церемониалы достигли фантастического уровня развития.
Особенно грандиозными были прибытия и въезды императора в
города. Аммиан описывает иконоподобную позу — в духе древ-
99
неегипетских фараонов — Констанций II, когда он въезжал на
колеснице в Рим в 357 г.
...Он склонил голову, проходя черен величественные ворота (хотя
и был очень маленького роста), и тем не менее смотрел прямо перед
собой, как будто его шея была в тисках, и не поворачивал голову ни
вправо ни влево. Как манекен, он ни разу не вздрогнул, когда рядом
стучали колеса, не вытер пот с лица, не почесал нос, не сделал ни
одного движения руками.
Эта величественная неподвижность была ужасно далека от от-
носительной доступности, которую обеспечивали правители ран-
него Рима в отношениях со своими подданными.
Более того, в эти поздние времена император был окружен
и отрезан от окружающего мира куда более многочисленным
двором, чем ранее. Юлиан пытался ограничить число своих при-
дворных до разумных пределов, но вскоре их численность еще
более возросла, особенно при Феодосии I. Безусловно, их бли-
зость к персоне императора обеспечивала им колоссальную вли-
ятельность. Наиболее убедительно они продемонстрировали свою
силу, когда помогли Валентиниану III свергнуть фактического
властителя Западного мира Аэция. Но чаще они вредили как
себе, так и императору непрестанными междоусобицами в своих
рядах.
Императорский двор и кабинет, или совет (консистория),
бывший ядром двора, неизбежно находились в фокусе резкой
критики извне. Историк Олимпиодор нападал на советников
за взяточничество и присвоение чужих денег. Антигерманцы
критиковали многочисленность придворных, большинство кото-
рых было германцами, а аристократия испытывала непри-
миримую враждебность к влиятельным личным камергерам
императора.
Многие из этих камергеров были евнухами; к этой соци-
альной группе часто благоволили античные монархи из-за того,
что евнухи были свободны от сексуальных претензий и наслед-
ственных амбиций, которые могли ослабить их преданность тро-
ну. При Феодосии I за принадлежность к евнухам надо было
платить. Но нападки на евнухов из-за их могущества были
традиционны, и при Валентиниане III они достигли апофеоза.
Высокое положение евнухов и их влияние на императоров уг-
лубило пропасть между двором и окружающим миром. Особенно
скандальным было событие, когда один такой евнух по имени
Евтропий стал главным советником и военачальником импера-
тора Аркадия в Восточной империи. Поэт Клодиан обрушился
с яростной бранью на такое развитие событий, указывая, что
даже варвары никогда не назначали евнуха консулом и глав-
нокомандующим.
100
Двор был всегда там, где находился император. Вплоть до
смерти Феодосия I во время многочисленных войн двор разме-
щался у поля боя и проводил жизнь, бесконечно путешествуя
от одного конца Империи до другого. Императоры часто оста-
навливались в Тревери (Трир) у германской границы, либо у
Сирии, вблизи дунайского фронта. Когда они находились в Ита-
лии, то обычно размещались не в Риме, расположение которого
географически было неудобным, он отстоял от многочисленных
фронтов, а в Медиолане (Милан), где пребывала штаб-квартира
императора.
Однако в 402 г. Гонорий, находясь в этом городе, получил
жестокий удар. Во время вторжения Алариха в Италию молодой
император был на время осажден в стенах Медиолана и оказался
на опасно близком расстоянии от вражеских отрядов варваров.
Поэтому он вскоре принял решение переместить правительство
Западной империи в Равенну на восточном побережье Италии.
Он выбрал Равенну, поскольку она была практически недоступ-
на для захватчиков по суше, ее почти полностью окружали вод-
ные преграды и болота. С другой стороны, она находилась рядом
с Адриатическим морем (ныне — в нескольких милях), так что
с коммуникациями все было в порядке.
Преимущества Равенны были чисто стратегическими. Здесь
не было никаких природных красот, и даже не было воды, при-
годной для питья. Хотя император Юлий Непот персонифициро-
вал эту местность в качестве богини на своих монетах, Сидоний
заявлял, что «движение судов взбалтывает грязные осадки в ка-
налах, а медленное течение загрязняется шестами гребцов на
баржах, достающих до придонных слоев ила». Тем не менее по
указанию сводной сестры Гонория Пласидии была построена бле-
стящая столица, особенно выделявшаяся украшенными разнооб-
разной мозаикой интерьерами церквей и мавзолеев.
Многие здания в Равенне сохранились до наших дней с того
периода после падения Западной империи, когда германцы и
византийцы правили городом по очереди. Но здесь есть и здания
большой красоты, принадлежащие эпохе последних императоров
Запада. Одним из них является мавзолей крестообразной формы
с интерьером, украшенным голубой мозаикой, — местом захо-
ронения либо Пласидии, либо ее мужа — Констанция III. Там
же имеется и сооружение в виде восьмигранника, известное под
названием Баптистерий Ортодскса, а иногда описываемое как
Баптистерий Неона в связи с тем, что оно было украшено ар-
хиепископом Неоном в середине пятого века, а может быть не-
сколькими десятилетиями ранее.
Где бы они ни были, императоры стремились отделиться от
внешнего мира роскошным двором и тщательно отработанной
101
пышностью церемоний. В Константинополе, например, в 400 г.
Синесий укорял своего правителя за изоляцию от людей под
покровом пышности. «Ты скрываешься в своих апартаментах, —
говорил он, — а люди должны поверить, что ты тоже живой
человек!» И продолжал настаивать на разрыве с дворцовой кли-
кой и всеми ее пустопорожними церемониалами. Его критику в
еще большей мере можно было отнести к Равенне, географиче-
ское положение которой способствовало изоляции. Языческий
историк Зосим обрисовал резкий контраст между руинами Ита-
лии, беззащитной жертвы вестготов, и императорским двором в
Равенне, который продолжал заниматься своими ритуальными
церемониями и интригами, как бы погрузившись в игру приви-
дений.
После того, как Равенна стала столицей, императоры Запада,
за редкими исключениями, не покидали ее даже для того, чтобы
возглавить армию Рима во время войн. Гонорий оставался здесь
в безопасном уединении, так же поступал Валентиниан III. По-
следний иногда посещал Рим, чтобы полюбоваться его роскошью.
Некоторые из его преемников останавливались здесь на время.
Но в большинстве случаев правители предпочитали оставаться
в тени Равенны, ведя праздный образ жизни в полной изоляции
от жестоких реалий усыхающей Империи.
Их основные или даже единственные контакты с миром осу-
ществлялись через придворных. Многочисленные речи, которые
эти люди произносили во хвалу своих господ, оставили нам от-
вратительные примеры раболепства. Валентиниана I, Валенса и
Грациана часто сравнивали со Святой Троицей. Одним из наи-
более отталкивающих льстецов был поэт Осоний, чьи излияния
в честь введения Грациана в должность консула представляли
ничем не примечательную личность молодого императора в сме-
хотворно неузнаваемом виде.
...Мой милостивый император, мое сознание запечатлело чудесный
образ твоего самого обожаемого величества. Так же и двор твой, который
был таким грозным, когда ты взошел на трон, и который ты сделал
таким милым. То же форум и базилики, в которых раньше звучало
эхо легального предпринимательства, а теперь слышны только здравицы
в твою честь, поскольку под твоим руководством вся их собственность
находится в полной безопасности. То же и сенат, так счастливый в
издании постановлений в твою честь, а ранее такой мрачный и обес-
покоенный многочисленными жалобами. То же и в обществе, где сплош-
ная череда сияющих лиц не нарушается видом хоть одного недовольного.
То же и с обстановкой в твоем доме — ложе, предназначенное для
твоего отдыха, становящееся все более удобным, когда мы говорим о
твоих заслугах; сон, который стирает все и в то же время предоставляет
нашему внимательному взгляду твой образ! ,
102
Другим ужасным льстецом был Клодиан, предсказавший ничем
не выделявшимся сыновьям Феодосия I, что им суждено срав-
няться со Сципионом, Метеллом и Камиллом — героями стари-
ны. Его повторы о несуществующих заслугах мальчишки
Гонория, конечно, выглядят жалкими.
...Когда доброта и суровость, в сочетании
Со спокойной непринужденностью наполняют твой величественный ум,
Никакие страхи, витающие вокруг, не пугают тебя,
Никакие новости не тревожат и не поражают тебя.
Твои знания и способности прекрасны;
Каждое твое слово дышит превосходством,
Твои ответы вызывают удивление послов;
За грузом серьезных раздумий кроется молодость.
В каждой твоей черте виден отец.
Волшебная легкость сочетается с современными манерами.
Теперь на тебе каска отца;
Пикой, которую часто использовали твои предки,
Ты так ловко владеешь.
Римляне сияют от радости при виде твоих достоинств.
Сколько благородной элегантности в том,
Как ты держишь щит или носишь позолоченные латы!
Эта низкая лесть легко переходила и в государственные де-
ла. Когда Кодекс Феодосия II был представлен сенаторам в
433 г., они кричали в унисон: «Благодаря тебе мы сохраним
наше достоинство, нашу собственность — все, все!» И они про-
кричали эти слова не единожды, а двадцать восемь раз. Но и
это еще не все. Девятью годами ранее, когда эдикт, предписы-
вавший разработку Кодекса, был зачитан в сенате — в Риме
Валентинианом III, крики, восхвалявшие императора и его со-
ратников, повторялись не менее трехсот пятидесяти двух раз.
Да и в замкнутой в себе Равенне привычное подобострастие
перед «драгоценными» фигурами императоров было ничуть не
меньшим.
А в то же самое время даже в уединенной Равенне стало воз-
никать постоянное, порою острое ощущение настоятельной не-
обходимости для правителя произвести определенное впечатле-
ние на окружающий римский мир. И правительство решило
осуществить такие контакты с окружающим миром наиболее до-
ступным и традиционным методом — путем чеканки соответст-
вующих изображений и надписей на монетах.
Никогда еще с начала Римской империи не было столь по-
разительного распространения официальной пропаганды при вы-
пуске монет, выполнявших те же задачи, с точки зрения
официальных властей, что и нынешние газеты, радио и телеви-
дение. Обычно использовался целый ряд монетных дворов, но
когда размеры Империи существенно сократились, монеты стали
чеканить, в основном, на монетных дворах самой Италии, а
именно, в Риме, Медиолане (Милан) и Равенне. Однако надпи-
103
си, которые помещали на продукции различных монетных дво-
ров, были в ту эпоху почти совершенно одинаковыми и осно-
вывались они на одной и той же единой универсальной
директиве, исходившей из администрации императора, причем
зачастую этот выпуск осуществлялся по взаимной договоренно-
сти с императором Востока синхронно в те времена, когда от-
ношения между двумя столицами были достаточно хорошими,
чтобы работать согласно.
Изображения и надписи были немногочисленны и варьиро-
вались в меньшей степени, чем во времена раннего Рима, так
что на первый взгляд они несли в какой-то степени стереотип-
ную информацию. Однако уровень отбора сюжетов рисунков и
тема надписей, на которых правительство решило сосредоточить-
ся, чеканя их на тысячах и миллионах монет, находившихся в
интенсивном обращении, поражает: для них выбирались темы,
которые, как считали власти, окажут наибольшую поддержку
режиму и делу защиты Империи.
На одной из сторон монеты, как и раньше, изображалась
голова одного из императоров, либо принца или принцессы из
его дома. Но, в отличие от более ранних эпох, на этих «порт-
ретах», как и на мраморных бюстах тех же императоров, от-
сутствовали индивидуальные черты, давалось обобщенное
изображение не конкретной личности, а могущественного сим-
вола монархии. Зачастую эти изображения выполняли не в
профиль, а анфас, подобно пустым и вызывающим священный
трепет лицам на византийских мозаиках, которые теперь откры-
вали свою долгую историю.
Необходимость организации обороны отражалась во все уве-
личивавшемся числе монет-портретов военного типа, изображав-
ших правителя, экипированного копьем, щитом и латами,
инкрустированными драгоценными камнями. В тех же случаях,
когда эти военные эмблемы не появлялись, обнаженные головы
старой традиции очень часто заменяли бюстами, украшенными
символами власти — скипетром и державой, а также имперской
мантией с плотной вышивкой, усеянной драгоценными камнями.
Больше того, лавровый венок старого Рима теперь заменили на
диадему автократической монархии, переплетенную нитками
жемчуга и цветами. В имперской номенклатуре на монетах ос-
вященный веками титул «августейший» сохранялся, но тради-
ционное «император» заменяли на «наш господин», а
традиционные эпитеты, прославлявшие благочестие и благодея-
ния императора, стали почти неизменными. Использовали также
обозначение «вечный». В этом термине было что-то ироническое,
поскольку императоры сменяли друг друга почти каждый год,
но, по крайней мере, это было напоминанием о надеждах на
вечность монархии. \
104
Обратная сторона монет также очень часто посвящалась пер-
соне монарха в том или ином виде. На многих из этих рисунков
(когда западный и восточный союзники были достаточно друж-
ны) император изображался на престоле рядом с константино-
польским коллегой, иногда со специальным намеком на
царившую между ними гармонию. Более того, те же надписи
иногда сопровождали сидящие фигуры, персонифицирующие
Рим и Константинополь. Императрицу Флациллу, жену Феодо-
сия I, наделяли чертами той же гармонии, поскольку она родила
наследников обоих престолов. Более ранний наследник, Грациан,
при восшествии на царство был назван «Слава нового времени».
Постоянное, неадекватное использование слова «слава» стало но-
вой неприятной чертой того периода.
Стало уже традицией для правительства добиваться демон-
страций солидарности путем организации клятв верности импе-
ратору, особенно, когда завершался очередной пятилетний срок
его правления, и в монетах продолжали дотошно регистрировать
эти церемонии. Кроме того, в них же отражали предполагаемые
военные триумфы правителя. Хотя традиции отмечать отдельные
военные победы соответствующим выпуском монет для нумиз-
матов прекратилась, оставались многочисленные и непрерывные
славословия по поводу доблести победоносного императора. Ча-
сто, вплоть до последнего года существования Империи, намеки
в монетах сопровождались изображениями крылатой женской
фигуры типа той, которая когда-то была поставлена в честь язы-
ческой богини Виктории и которую никак нельзя было интерп-
ретировать как христианского ангела. Было также много
изображений императора в военной одежде.
Эти рисунки на монетах обнажили такую дикость и жесто-
кость, которые ранее так явственно не проявлялись. Один пра-
витель за другим изображался как «триумфатор в борьбе с
варварами», наступивший на распростертого пленника, которого
иногда заменяли на змею с человеческой головой, что указывало
на силы тьмы. На монетах, посвященных «Славе римлян», изо-
бражен Валентиниан I, влачивший по земле за волосы военно-
пленного.
Проявлялась также какая-то одержимость в упоминаниях о
Риме — государстве, чье правительство за счет страданий сво-
их подданных стремилось его сохранить. Например, при че-
канке монет щедро восхваляли славу государства, его спасение
и безопасность, счастье и мир. Валентиниан I наречен спаси-
телем государства, а возрождение последнего иллюстрируется
сценой, в которой императоры поднимают на ноги упавшую
на колени фигуру Рима. Виктор, сын узурпатора Магна Мак-
сима, заявляет, что он и его отец были «рождены во благо
государства». . -.............
105
> >. .
Прославляли непобежденный Вечный Рим. Более того, даже
на закате уходящей Империи было привычным приравнивать ее
не менее, чем ко всему миру и курить ей фимиам при чеканке
монет. Тенденция использования слов «слава» и «спаситель»
(SALVS MVNDI) при кратковременном правлении императора
Олибрия (472 г.) превратилась в чеканку на монетах креста.
Этот символ, или христианская монограмма, мог быть в руках
Виктории либо императора и изображаться на верхушке военных
знамен.
Такие штандарты часто появлялись на монетах, не позволяя
народу ни на минуту забывать жизненно важную роль армии.
В дополнение к постоянным панегирикам императорам, как во-
еначальникам и победителям, настойчиво воспевалось мужество
армии. Верховенство нужд обороны символизировалось изобра-
жением укрепленного военного лагеря или городских ворот с
изречением Магна Максима «надежда римлян». Ничего, конечно,
не говорилось об обратной стороне рисуемой картины, поскольку
полагали, что изображения, отчеканенные на монетах, как и
другие виды пропаганды, укрепят дух народа. Самым замеча-
тельным в последних выпусках имперских монет действительно
был необычно проявлявшийся, практически повсеместный глу-
бокий разлад между изображением и надписью на монете с од-
ной стороны, и реальной жизнью общества с другой, — разлад
с правдой.
При этом, как всегда, возникает один и тот же вопрос —
чего же власти пытались добиться всеми этими символами и
лозунгами. Будет неверным относиться к ним во всех случаях,
как к отъявленной лжи. Когда, например, монетный двор про-
возглашал своей чеканкой концепцию безопасности государства
в то время, как ее просто не было, предполагать, что прави-
тельство старалось обмануть своих поданных, уверяя их в не-
существующей безопасности, было бы слишком большим
упрощением.
Речь больше шла о благих намерениях. Администрация хо-
тела сказать людям, что она рассматривает национальную без-
опасность, как свою главную цель, и делает все, что в ее силах
для возрождения этой безопасности и ее закрепления. Был уже
ранее известный прецедент вселения в души людей надежд с
помощью монет. Например, император Отон во время граждан-
ских войн по всей территории Империи в 69 г. до н. э. приказал
отчеканить на монетах надпись «мир всей земле», не ожидая,
конечно, что хоть кто-нибудь поверит в этот обман.
Но монеты Отона помогают нам понять, что же порочное
заключалось в тех, появившихся намного позднее надписях и
изображениях на монетах, которые мы здесь рассматриваем.
Причиной того, что его «мир всей земле» так неприятно колол
106
глаза в тот период истории — даже если его воспринимать как
намерение воодушевить народ перспективами режима, — была
такая оторванность от реальности, что эта надпись становилась
просто смехотворной в отличие от других надписей на монетах,
более привычных для нумизматов того времени. В последних
случаях речь шла об очевидных фактах или, в худшем случае,
о фактах, слегка приглаженных. И когда на монетах вместо
действительного было желаемое, это желаемое имело вполне со-
лидную внешность или тщательно подбиралось таким образом,
чтобы внушать доверие и чтобы задеть в умах людей самые
чувствительные струны, поскольку это желаемое было, в прин-
ципе, осуществимым.
В поздней Империи, однако, все изменилось. Содержание мо-
нет было настолько далеким от реальности и, безусловно, не-
выполнимым, как это было когда-то только изредка. Новая
ужасная расселина образовалась между правительством, с одной
стороны, и сердцами и умами людей — с другой. Один момент
этой проблемы мы уже отмечали: безопасность. Было совершен-
но бессмысленно даже говорить о «безопасности государства»,
когда захватчики стояли у стен городов и дверей домов и когда
ни у кого не было даже слабой надежды, что их удастся вы-
дворить. Есть и много других примеров.
Возможно, был определенный смысл в призыве к согласию
между Западной и Восточной империями (хотя каждый знал,
что они находятся между собой в состоянии холодной войны),
поскольку была небольшая надежда на изменение этой ситуа-
ции. Но бесконечно повторявшийся термин «слава» был явно не
к месту. И еще более неуместной и анахроничной была глупая
высокомерность при изображении плененных варваров, которых
тащили за волосы. О многих императорах, которых изображали
на монетах как победителей, завоевателей, было хорошо изве-
стно, что они никогда не появлялись на полях сражений и едва
ли вообще покидали дворцовые апартаменты в Равенне.
«Виктории», к которой постоянно взывали, просто не суще-
ствовало: и не было, даже на оптимистический взгляд, какой-
либо возможности для западного режима материализовать эту
концепцию, пусть в самых минимальных размерах, чтобы оп-
равдать эти многочисленные идентификации империи по всему
миру. Говорить о безопасности или спасении государства или
выпускать эдикт, как это сделал Валентиниан III, заявляя, что
он «обеспечивает мир и спокойствие провинциям», было, по
меньшей мере, наивно и не продуктивно в то время, когда жи-
тели страны под объединенным гнетом завоевателей и налогов
оказались на грани существования.
Болтать о национальной реставрации, реконструкции и воз-
рождении было точно так же не к месту, поскольку в действи-
107
тельности ничего подобного не было. И было много поразитель-
ного несоответствия, если не сказать большее — наглости, в сло-
вах «непокоренный Вечный Рим» Приска Аттала, марионетки
вестгота Алариха, вкладом которого в историю Вечного Рима
был захват и разграбление города.
В этих обстоятельствах трудно согласиться с точкой зрения
Гарольда Маттингли, утверждавшего, что лозунги такого рода
помогали «воодушевлять народ». Правда, абсолютное большин-
ство этих монет было золотыми, так что, чаще всего, они были
в руках высшего класса, а не отверженных бедняков, которые
отнеслись бы к таким лозунгам, как к смехотворным.
Так что, хотя страдания богачей были относительно пренеб-
режимо малы, их высокое положение и образование позволяли
им оценить, какая чушь содержалась во всех этих посланиях.
Что же касается остального населения, то если простолюдину и
посчастливилось бы подержать золотые монеты в руках и если
бы у него сохранялось желание на досуге рассмотреть их, то он
должен был быть весьма поражен и обеспокоен, так что ханже-
ство правителей служило дополнительным источником раздра-
жения и доказательством того (если еще нужны были какие-ни-
будь доказательства), насколько безнадежно далеки были
императоры в Равенне от мыслей, чаяний и нужд своих под-
данных и насколько бессмысленно было говорить об общенаци-
ональном движении возрождения.
РАСПАВШИЙСЯ СОЮЗ
Глава 8
ВРАЖДА СОЮЗНИКОВ
Очень важный деструктивный момент, способствовавший разру-
шению Римской империи, имел политические и географические
корни. Он заключался в том, что Империя на ее беду, как это
потом оказалось, была разделена на две половины, каждая с
самостоятельным правителем, одна на Западе, другая — на Во-
стоке.
В идее о том, что Римская империя слишком велика, чтобы
ею управлял и ее защищал один человек, не было ничего
нового. Еще во втором веке Марк Аврелий ввел пост соимпе-
ратора и разделил с ним власть. Через сто лет Валериан раз-
делил провинции по географическому принципу между собой
и своим сыном Галлиеном, которому он отвел Запад. Затем
Диоклетиан (284—305) в рамках предпринятой им крупной ре-
организации имперской системы, отдал западные районы сво-
ему соратнику, основав собственную восточную резиденцию в
Никомедии (Измит) в Малой Азии. Константин Великий вновь
объединил Империю, правя ею из своей новой столицы в Кон-
стантинополе. Затем ее снова разделили между его сыновьями,
а впоследствии на короткое время (353—364) еще раз объеди-
нили.
В последний год этого периода армия провозгласила Вален-
тиниана I императором. Сразу после этого солдаты потребовали,
чтобы он назначил соратника и разделил с ним власть. Военные
понимали, что риск хаоса в масштабах государства, который мог
последовать за смертью единственного императора, был слишком
велик. И действительно, смерть последнего монарха, Иовиана,
привела, как и в других подобных нестабильных моментах ис-
тории за последние столетия, к возникновению критической си-
туации в стране.
Валентиниан I, обращаясь к войскам по случаю восшествия
на престол, выразил согласие с разделением власти: «Чтобы быть
готовым к любым кризисам, действительность диктует необхо-
димость выбора соратника с равными со мной правами. После
долгих мучительных обдумываний я решил больше не сомне-
ваться и не спорить, поскольку прекрасно осознаю весь груз
ответственности и возможные изменения обстоятельств, которые
ждут меня впереди».
При этом он думал, в частности, о прессе внешних угроз на
многих участках границы и об угрозе восстаний внутри страны.
Поэтому он немедля поделился властью со своим братом, Ва-
ленсом. Валенс был не лучшей кандидатурой, но кровное родство
обеспечивало полное доверие к нему. Отдав под его начало во-
сточные провинции, Валентиниан оставил себе Западные, по-
скольку, хотя эта половина Империи была менее богата, ее
внешние границы находились в наибольшей опасности. Он, как
и некоторые из его предшественников, решил оставаться не в
Риме, а ближе к опасной зоне — в Медиолане (Милан).
Единая власть над бассейном Средиземного моря, сохраняв-
шаяся в течение многих веков, подходила к концу. С этого вре-
мени власть Западной империи распространялась на всю
римскую часть Европы за исключением побережья Черного моря
и прилегавших к нему внутренних районов. Сюда необходимо
включить также Северную Африку, вплоть до Триполитании
(западной современной Ливии). Остальная часть Ливии отошла
к Восточной империи, которая включала также европейскую
часть бассейна Черного моря (вплоть до столицы — Константи-
нополя) , Египет, ряд азиатских территорий, которые теперь при-
надлежат Турции, Сирии, Ливана и Израилю.
Все придворные службы, в том числе правительство, дубли-
ровались в каждой из столиц; впредь мы будем говорить о За-
падной и Восточной империях. Но современники так не
поступали, поскольку люди античности были убеждены в суще-
ствовании только единой Римской империи. По общему согласию
они имели двух раздельных суверенов, но законодательная
власть и денежная система были общими. Таким образом, эти
два государства, официально говоря, управлялись не императо-
рами Западной и Восточной империй, а императорами в «За-
падной и Восточной части Империи».
Тем не менее эта теория единства становилась все более фик-
тивной. Гармонический союз между Валентинианом I и Вален-
сом превозносился на их монетах, где они изображались всегда
вместе. Но вскоре после смерти Валентиниана в 375 г. начали
проявляться признаки раскола. Так, его сын, Грациан, не при-
шел на помощь Валенсу, когда тот должен был начать фатальное
сражение против вестготов под Адрианополем. Хотя причины
разрыва в сотрудничестве и не совсем ясны, ведущий военачаль-
ник Грациана германец подозревался в саботаже.
Однако это мог быть и Грациан, который вместо погибшего
Валенса назначил Феодосия I и вскоре сделал своему новому
восточному коллеге очень важную уступку, которая имела серь-
112
езнейшие последствия. Именно тогда он передал Феодосию боль-
шинство из прежних западных владений на Балканском полу-
острове. С этих пор граница между Западной и Восточной
империями, оставаясь неизменной в Северной Африке, прохо-
дила в Европе от Белграда на юг к Адриатике по территории
нынешней Албании.
Несмотря на частичное перекрещивание, несомненно, что на-
селение Западной империи говорило на латинском языке и вла-
дело латинской культурой, а культура и язык Восточной
империи были греческими. Различие между латинским Западом
и греческим Востоком было очевидным, долговременным и фун-
даментальным. Было ясно, что они прочно разделены. Рим и
Греция никогда не были в добром согласии, что не удивительно,
поскольку Рим был победителем, а Греция — побежденной. Ес-
ли бы давным-давно, в 31 г. до н. э., Антоний и Клеопатра
выиграли бы сражение при Акции, а их противник Октавиан
(Август) потерпел поражение, все могло бы обернуться совер-
шенно иначе. Ведь Клеопатра была воспитана на греческой куль-
туре, а Антоний был настроен прогречески и если бы удача не
отвернулась от них, они могли быть поставлены Римом — сю-
зереном — во главе режима, нацеленного на партнерство двух
культур. Но победивший их Август был убежден в необходимо-
сти политического верховенства римлян над греками — верхо-
венства, которое его страстный поклонник Вергилий открыто
провозглашал.
С тех пор все так и продолжалось, вплоть до времен Кон-
стантина Великого. Основание Константином Константинополя,
как своей столицы, ознаменовало начало новой эры, в которой
Восток должен был подтвердить могущество греческого наследия.
После того, как Валентиниан разделил два региона политически,
процесс ускорился. Правда, официальным языком Константино-
поля оставался латинский. То же относилось к языку восточных
монет и законодательства. Времена, когда Восточная, или Ви-
зантийская, империя приобрела чисто греческий облик, были
еще далеко впереди. Антоний и Клеопатра не были еще полно-
стью отомщены. Но тем временем доверие между говорившими
на латинском и греческом языках отнюдь не возрастало. Восток,
как отметил Гиббон, всегда «менее, чем Запад, прислушивался
к голосу победоносных (римских) наставников».
Были также и другие периодически повторявшиеся причины
тому, что дружба между двумя империями была не такой уж
тесной, как этого следовало ожидать. О неудаче Грациана в ока-
зании помощи своему восточному коллеге, Валенсу, уже упо-
миналась. А затем, в 383 г., например, когда узурпатор Магн
Максим поднялся против Грациана в Галлии, озабоченность Во-
сточного императора Феодосия I своими проблемами на границах
из
означала, что он тоже не сможет послать помощь вовремя, чтобы
спасти жизнь соратнику. Он даже счел необходимым временно
признать справедливыми притязания узурпатора на трон. Прав-
да, позже он добился успеха в подавлении этого выскочки и
тем самым способствовал воссозданию объединенной Империи.
Но после его смерти в 395 г., когда Империя снова была раз-
делена на две части между двумя его сыновьями, Аркадием и
Гонорием, Запад и Восток разошлись навечно.
Более того, именно в это время отношения между двумя импе-
риями стали действительно плохими, настолько плохими, что
это можно рассматривать как главную причину ослабления ме-
нее сильного партнера — Запада. Ухудшение отношений в боль-
шой степени связано с лидером Запада, одним из самым
способных людей того времени — Стилихоном, германцем, яв-
лявшимся Учителем Солдат Западной империи, т. е. главноко-
мандующим. Хвалебные описания свершений Стилихона оставил
нам поэт Клодиан. Но имеется и противоположная точка зрения,
которую следует равным образом серьезно рассмотреть.
Феодосий I перед своей смертью назначил Стилихона, пле-
мянника по жене, опекуном своего младшего сына Гонория. Но
он также назначил Руфина, сына сапожника из Элузы (Еоуз)
в Новемпопулане (Аквитания, Юго-Западная Галлия), личного
врага Стилихона, опекуном своего старшего сына, Аркадия, ко-
торый стал императором Востока. Стилихон, однако, заявил, что
Феодосий I одному ему поручил заботу о двух сыновьях. Впос-
ледствии это стало его навязчивой идеей — воссоединить всю
Империю и стать ее реальным правителем. Для этого было не-
обходимо вывести из игры Руфина, против которого протеже
Стилихона, Клодиан, выходец с Востока, писавший на латин-
ском и ставший большим западником, чем любой римлянин,
ретроспективно разразился яростными атаками.
Убить жену, и мужа, и детей —
Все мало, чтобы насытить этого зверя;
Нет пощады ни друзьям, ни близким, оторванным друг от друга, —
’! Эти осуждены на смерть, те — на ссылку...
Он не сразу обрекает на смерть свою жертву,
Старается затянуть ее невыносимые страдания
В оковах, во мраке подземелья, в страшных муках —
До удара, с которым их мучения прекратятся... . с '
В то время, как цивилизованный мир мог выжить только
при условии объединения Запада и Востока, раскол между пра-
вительствами стал практически полным.
Одним из самых худших последствий этой взаимной непри-
язни между Руфином и Стилихоном было то, что она позволила
вестготу Алариху пробиться в Грецию. Клодиан заявлял, что
114
Руфин вероломно отвел свои войска, но по всей вероятности это
был обдуманный план Стилихона обратить Алариха против Во-
сточной империи и тем самым отвлечь его от Запада.
В конце концов, Руфин был отстранен от власти и казнен.
Это было, безусловно, сделано по настоянию Стилихона. И ко-
нечно, Клодиан открыто поздравил его в связи с этим убийством.
Теперь евнух Евтропий занял место Руфина в качестве главного
правителя Восточной империи. Вначале были слабые надежды
на то, что сотрудничество между предполагаемыми союзниками
восстановится. Но вскоре выяснилось, что у этих надежд нет
серьезных оснований.
Сперва Стилихон, после того как Восток пригласил его вы-
ступить против Алариха в Греции, загадочно позволил Алариху
вырваться из тисков в 397 г. и уйти. Учитывая этот факт, Ев-
тропий по поручению Восточного правительства не только объ-
явил Стилихона врагом общества, но и счел необходимым
примириться с предводителем вестготов и назначить его Учите-
лем Солдат на Балканах. Такой шаг вызвал понятное возмуще-
ние на Западе.
В этой ситуации новый повод для взаимной недоброжела-
тельности предоставили жизненно важные провинции Северной
Африки — главные поставщики зерна в Рим — где в том же
году вспыхнуло восстание. Лидер восставших Гильдо, воодушев-
ленный плохими отношениями между двумя империями, пред-
ложил передать эти провинции Востоку — катастрофическая
перспектива для Запада. Евтропий, потворствовавший восстанию
до такой степени, что угрожал каждому, кто выступал против,
тем самым вызвал неистовую брань со стороны Клодиана. По-
следний призвал Стилихона начать боевые действия против Во-
стока. И Стилихон, по всей вероятности, сделал враждебный
ход, но не открыто, а тайными методами — он приложил руку
к свержению Евтропия, которое произошло в 399 г.
Резкие споры между Западом и Востоком дали Клодиану воз-
можность добраться до подоплеки событий и обнажить фунда-
ментальное соперничество между двумя культурами. Он назвал
Константинополь вместилищем всех пороков и, выражая нена-
висть Рима и презрение ее аристократов, обрисовал отвращение,
испытывавшееся богом войны Марсом при виде изнеженности и
женственности Востока. Стилихон, заявлял он, восстановил
справедливое место Рима, как истинной столицы всего Римского
мира.
Тем временем, однако, последовательные действия этого го-
сударственного деятеля, приведшие к удалению сперва Руфина,
а затем и Евтропия, сделали вражду между двумя империями,
которая и так была обострена яростными церковными диспута-
ми, куда более серьезной, чем прежде. Это напряжение уже во
115
многом способствовало амбициям вестготов, а теперь, в 401 г.,
их король Аларих перешел границу между Восточной в Западной
империями и появился в пределах самой Италии. Уговорили ли
его скрытно власти Константинополя покинуть их земли и стать
тяжелым бременем для западных соседей? По-видимому, так и
было. Если это так, то они сделали крупный вещественный вклад
в дело крушения Запада.
И снова реакция Стилихона на вторжение Алариха была не-
однозначной. Два года подряд он наносил ему поражения, но и
дважды не преследовал его, хотя мог довести дело до конца.
Оба они были германцами, а Стилихон был настолько одержим
своей самоубийственной враждебностью к римскому Востоку, что
предпочитал сохранить своего соплеменника-германца в качестве
потенциального союзника.
Когда Стилихон называет все происходящее вероломством во-
сточных властей, ему трудно поверить. Не единожды в прошлом
Стилихон питал надежду возвращения Балкан из Восточной в
Западную Империю, вот почему он позволял Алариху бежать:
ведь вестготы могли существенно ослабить контроль Восточной
империи над Балканским полуостровом.
Однако в 405 г. планы Стилихона были неожиданно нару-
шены вторжением новых масс германцев в Италию. И когда в
конце следующего года новые германские орды перешли через
замерзший Рейн, он вначале не отправил войска для отражения
их атак, поскольку враждебность к восточным римлянам была
для него превыше всего. Точно так же и правительство Востока
было прежде всего озабочено противостоянием, и не оказало ни-
какого содействия Западу в отражении агрессии. Если бы отно-
шения были более дружественными и удалось бы объединить
силы это бы отдалило довольно скорый коллапс Западной им-
перии.
Следуя своему стратегическому плану и невзирая на военные
катастрофы на севере Империи, в 407 г. Стилихон подготовился
к вторжению в восточные провинции. Закрыв все порты Италии
для восточных кораблей, он предложил Алариху по поручению
императора Запада оккупировать морское побережье Греции. И
снова ему пришлось отложить свои планы из-за восстания узур-
патора в Британии. Смерть Аркадия в 408 г. моментально воз-
родила его агрессивные амбиции. Но вскоре западный император
Гонорий, убеждаемый сенаторами в том, что Стилихон плани-
рует посадить на трон своего собственного сына, организовал его
убийство.
На этом завершился один из наихудших периодов в истории
отношений между двумя империями. Но последствия его были
непоправимыми, особенно для более уязвимого Запада, чьим ин-
тересам, как это ни парадоксально, Стилихон так страстно слу-
116
жил. В результате напряженности и взаимного недоверия, гра-
ницы империй были бесповоротно ослаблены, а враги римского
мира усилили свой натиск со всех сторон.
Однако далеко не все недоразумения между двумя сторонами
были исчерпаны. Правда, когда Аларих, теперь уже лишенный
поддержки Стилихона трижды подряд вторгался в Италию, ре-
гент нового восточного несовершеннолетнего императора Феодо-
сия II (403—450) закрыл все порты и пункты досмотра для
предотвращения проникновения агентов вестготов и послал За-
паду помощь. Позже Феодосий отчеканил золотые монеты с изо-
бражением себя и своего коллеги Гонория.
Однако из-за собственных проблем на границах, эта помощь
в борьбе против Алариха ограничилась всего несколькими тыся-
чами солдат. И в последующие годы были явные признаки того,
что отношения между двумя государствами далеки от удовлет-
ворительных. Например, в 414 г. восточные войска пошли на
провокацию, оккупировав Салону (Солин) в Далмации и осно-
вав базу на побережье Адриатики, как раз напротив новой сто-
лицы Западной империи Равенны. В том же году сестра Гонория
Пласидия, которую увез Аларих после набега на Рим, вышла
замуж за его сына Атаулфа, нового хозяина трона вестготов. По
всей вероятности, это замужество было организовано по насто-
ятельному совету ведущего восточного политика с ясно выра-
женным желанием досадить Гонорию.
После смерти Атаулфа Пласидию вынудили выйти замуж за
знаменитого римского военачальника Констанция. Но когда в
421 г. Гонорий посадил его на трон в качестве собственного
западного коллеги — императора Констанция III — возник но-
вый источник напряжения в отношениях с восточными властями,
которые отказались признать Констанция членом императорской
династии. Возможно, потому что они теперь вели себя, как Сти-
лихон, — вопреки здравому смыслу, предвидя смерть Гонория,
они надеялись вновь объединить Империю под своим контролем.
С точки зрения Запада, Константинополь вел себя непрости-
тельно, и Констанций III действительно возродил идею нападе-
ния на территорию Востока, проведению которой в жизнь
помешала только его смерть. И снова между обоими государст-
вами пролегла серьезная трещина в то время, когда только мак-
симально возможное единство могло предотвратить сползание
Запада к распаду.
Когда двумя годами позже умер Гонорий, император Востока
Феодосий II, отвечая на призыв Пласидии помочь ее четырех-
летнему сыну Валентиниану III занять трон Запада, предложил
очень невыгодную для нее сделку: он поможет и прогонит втор-
гшегося узурпатора при условии, что большая полоса Централь-
117
ной Европы, граничившая со Средним Дунаем, западнее Белг-
рада, отойдет к Восточной империи. Сделка была заключена и
территория уступлена, но только с 437 г., когда Валентиниан III
женился на дочери Феодосия II. Это событие было отмечено
чеканкой последней монеты в Константинополе, где император
Востока изображен в компании со своим западным коллегой.
Феодосий II и его преемники помогали Западу в его борьбе
против германских завоевателей из Северной Африки — Гейзе-
риха и его вандалов, по меньшей мере в трех случаях. Но эта
помощь всегда оказывалась недостаточной, потому что ее пре-
доставляли в совершенно мизерных размерах. Все это выглядело
так, будто Восток помогает только ради приличия, и предпочи-
тает поддерживать эту помощь на минимальном уровне. По-ви-
димому, политикам Востока помощь Западной империи
представлялась невыгодной деятельностью. Казалось, что лучше
поменьше расходовать своих солдат, а иные аргументы, к не-
счастью для Запада, не принимались во внимание.
Последним важным совместным предприятием, в котором
участвовали обе римских империи, было создание Кодекса за-
конов Феодосия II, опубликованного в 438 г. На первый взгляд
совместные усилия по разработке Кодекса императорами Запада
и Востока можно было приветствовать как впечатляющий символ
единства, противоположный недавней тенденции обеих столиц
издавать свои собственные законы. Тем не менее степень раскола
двух империй была формально зафиксирована решением о том,
что будущие законы Запада не будут действовать на территории
Восточной империи до тех пор, пока они не будут формально
вручены ее правительству, и наоборот. Но и эти договоренности
не выполнялись регулярно. Восточные эдикты редко посылали
на Запад, а власти Запада вообще не направляли свои законо-
дательные постановления на Восток.
Перспективы сотрудничества на будущее практически отсут-
ствовали, поскольку распад Западной империи все ускорялся, а
Восток был практически беспомощен остановить этот процесс.
Когда-то это можно было сделать. Но теперь из-за обоюдных
ошибок было уже слишком поздно.
В то же время неудачи обеих империй в оказании помощи
друг другу в борьбе против гуннов приводили к взаимным об-
винениям. Возникают новые поводы для конфликтов. Когда Мар-
циан (450—457) был провозглашен императором Востока, Запад
вначале выразил нежелание признать его. А тот, в свою очередь,
с отчаяния или по иным причинам, ухитрился развернуть враж-
дебного Аттилу с Востока на Запад, отказавшись платить ему
ежегодную дань. Западные власти еще меньше были в состоянии
платить ему, но Аттила двинулся против них, так как надеялся
захватить все, что ему нужно в западных провинциях. Не со-
118
гласился Марциан впутываться в борьбу и с Гейзерихом и его
вандалами, врагами Западной империи в Африке. Он не забыл
высказанного Западом нежелания признать его право на трон
и, в свою очередь, отказался признать любого из двух временных
преемников Валентиниана III. Второй из них, Авит, ответил тем,
что в 455—456 гг. потребовал вернуть недавно уступленную по-
лосу вдоль Дуная.
Оказавшийся в это время на посту главнокомандующего герма-
нец Рицимер, контролировавший Западную империю в течение
последующих шестнадцати лет, сумел установить равновесие за
счет дипломатического мастерства в отношениях с правителем
Востока Львом I. Но все это было бесполезно, поскольку теперь,
когда на Валентиниане III закончилась старая династия импе-
раторов Запада, Восток испытывал еще меньший, чем раньше,
энтузиазм по поводу предоставления помощи.
Более того, Лев I отказался признать последнего, самого ком-
петентного из всех, когда-либо правивших на Западе императо-
ров. Это был Майориан (457—461), после напрасного в течение
восьми месяцев ожидания одобрения в Константинополе, он за-
нял трон в Равенне без согласования и, в надежде на примире-
ние, отчеканил монету, на которой был изображен совместно со
Львом I. Вскоре, однако, Лев подтвердил свою предшествующую
политику отказа Западу в помощи в борьбе против вандалов, с
которыми, несмотря на все усилия Рицимера убедить его в об-
ратном, он заключил в 462 г. мир.
Однако, несмотря на очевидный распад Запада, Лев сделал
последнюю и запоздалую попытку спасти Западную империю
от крушения. Когда трон в 467 г. снова освободился, он пред-
ложил своему человеку, Антемию, занять его. Рицимер, задоб-
ренный обещанием женитьбы на дочери нового правителя,
согласился. Антемий, более правдоподобно, чем его предшест-
венник, отметил свои отношения с Львом на выпущенной мо-
нете, а поэт Сидоний, сочинив панегирик Антемию, заявил,
что поскольку династия на Западе завершилась, Рим вправе
искать счастья в императоре с Востока. «Прощай, деление Им-
перии!» — с надеждой восклицал он: при объединенных органах
власти, даже столь запоздало, все еще может хорошо обернуть-
ся, и враги Империи, особенно вандалы в Африке, могут быть
побеждены.
Хотя Восток послал в Африку наиболее подготовленную экс-
педицию, вандалы не были побеждены, поскольку бешеная атака
на их позиции, как и все предыдущие, захлебнулась. И когда
император Антемий назвал Рицимера просто диким зверем, тот
решил, что на троне нужна более послушная марионетка, чем
этот «гречонок», и убил его — а вскоре умер и сам, в 472 году.
119
Затем на короткое время появились еще два правителя. Од-
ного из них император Востока Лев полностью проигнорировал,
и решил послать своего родственника по женской линии Юлия
Непота занять трон в Равенне. В это время Лев умер. Его пре-
емник Зенон (474—491) был слишком занят внутренними про-
блемами своей страны, чтобы интересоваться еще и делами
Запада, и постоянно возвращался к миру с вандалами.
Не сумев уверенно закрепиться на троне, Непот отправился
на покой в Далмацию. В 476 г. Западная империя подошла к
конечному пункту, когда ее последний номинальный император
Ромул Августул был вынужден отречься от престола под давле-
нием влиятельного военачальника у римлян германца Одоакра.
И теперь Зенон, формально продолжавший реагировать на при-
зывы Непота, хотя и неохотно, но смирился с положением Одо-
акра как одного из германских королей, подобно Гейзериху у
вандалов и Эвриху у вестготов, правивших на бывших импер-
ских территориях.
Западная империя закончила свое существование. Восток пе-
режил ее, но без Запада его дальнейшее развитие было куда
менее впечатляющим. Античный мир Рима был сведен до поло-
вины своего начального размера, и одной из причин этого зна-
менательного истощения великой классической культуры, как
указывал Гиббон, явилась прискорбная неудача двух прежних
половинок в попытках сотрудничать. Проигравшим оказался За-
пад, более слабый партнер.
Глава 9
РАСА ПРОТИВ РАСЫ
1огда германцы вступили в Империю, Риму представилась воз-
южность ассимилировать их, однако эта возможность была упу-
щна с самыми печальными последствиями. Вместо объединения
партнерских отношений между двумя народами возникли ос-
рые трения, которые, как это ни печально, внесли свой вклад
распад римского мира.
Еще задолго до последнего столетия Западной империи,
[ногие германские племена жили в пределах имперских гра-
:иц. С момента установления империи один римский прави-
ель за другим приглашали их в большом количестве, чтобы
безопасить границы и заполучить как можно больше солдат
сельскохозяйственных рабочих. Со времен Константина Ве-
икого целые полки имперской полевой армии состояли из гер-
[анцев. Многие из этих людей получали офицерские звания.
1мператоров окружали военачальники-германцы. Символом
того периода явился германец, ставший Учителем Солдат или
омандующим имперских армий. Императоры всегда были
клонны полагать, что они могут рассчитывать на лояльность
[ноплеменников.
С течением времени получилось, что эти люди стали фак-
ически над правительством. Таким властителем был, например,
Арбогаст во времена Грациана и Валентиниана II; хотя он вряд
м заслуживал доверия, как это обнаружилось позже, после та-
[нственной смерти Валентиниана II, которая почти наверняка
ыла делом рук этого франка. Наиболее выдающимся из всех
аких командующих и правителей, стоявших за троном, был
Стилихон, который правил Западной империей при юноше Го-
юрии.
Благоговение перед имперской монархией было настолько не-
'писуемым, что даже наиболее могущественные военачальники-
ерманцы не помышляли войти в число правителей. Из всех
шогочисленных военных узурпаторов и потенциальных узурпа-
оров четвертого и пятого столетий только две совершенно ис-
сиючительные фигуры в период 350-х годов, по-видимому, были
121
германцами. Даже перед самым концом германец Рицимер пред-
почитал править, оставаясь в тени трона послушных императо-
ров, нежели пытаться, вопреки традиции, выйти самому на
авансцену.
Внутренний баланс власти между римлянами и германцами
в Империи еще за три четверти столетия до Рицимера необра-
тимо сместилась в пользу германцев. Это изменение стало яв-
ным, когда Валенс пропустил толпы вестготов в провинции.
«Никогда самого опытного государственного деятеля [современ-
ной] Европы» — казалось Гиббону в восемнадцатом веке, — не
принуждали выбирать между уместностью и опасностью допуска,
либо отражения бесчисленных полчищ варваров, которых отча-
яние и голод гнали просить разрешения поселиться на террито-
риях цивилизованной нации. Но это проблема встала перед
Валенсом, и он разрешил вестготам пройти через границу; им-
мигранты потом отплатили черной неблагодарностью, разбив его
под Адрианополем.
Они остались, а в 382 г. Феодосий I сделал революционный
шаг, разрешив всем германским племенам поселиться на терри-
тории Империи в качестве отдельных, автономных, союзниче-
ских либо федеральных субъектов при условии службы в
римской армии, хотя и под началом их собственных командиров.
Эта практика продолжалась и расширялась, и впоследствии та-
кие федеральные субъекты стали регулярной и широко распро-
страненной частью Империи.
В начале пятого века, когда вестготы и бургунды поселились
в Галлии, было проведено формальное перераспределение зе-
мель, при котором местные римские собственники отдавали од-
ну треть своей пашни германским иммигрантам. Со временем
эта пропорция выросла до двух третей и включала в себя также
владение недвижимостью; лесные территории делились пополам.
Принципы такого распределения были взяты из старой римской
практики расквартирования солдат у землевладельцев. Но те-
перь расквартирование стало непрерывным процессом, то же
относилось и к передаче собственности. Старая оригинальная
система была известна как гостеприимство, и это название
продолжали использовать, так что для владельца и частично
вытесняющего его германца существовал эвфемиам «хозяин» и
«гость».
Эти переустройства составляли важную часть процесса, в ходе
которого в античном мире постепенно формировались прообразы
новых характерных особенностей национальностей средних ве-
ков. Роль, которую играли в этом историческом преобразовании
поселенцы — вестготы и бургунды, можно оценить только за-
дним числом. В те времена, когда они строили свои первые дома
122
на земле Империи, у них и в мыслях не было расколоть Рим
или отторгнуть его государственные институты.
Как показали археологические раскопки, германцы, жившие
вне Империи, но в контакте с ней, за исключением варварских
племен, таких, как англы, саксы и юты, вторгавшихся в Бри-
танию, — в определенной степени сами нуждались в романиза-
ции. Времена им кочевой жизни уже завершились, и им была
нужна земля для обработки. Подобно их соплеменникам, раньше
их просочившимся в течение столетий в Империю, их самым
сильным желанием было обосноваться в одной из Имперских
провинций и получить свою долю ее мирного благополучия.
Когда они поселились в этих провинциях, вопросы борьбы
за полную независимость от Империи в первое время вообще
не возникали. Напротив, эти вновь прибывшие германцы на-
деялись установить какую-то форму сосуществования. Это был
исключительный момент. Появились проблески нового порядка,
при котором и римляне и германцы могли стать добрыми пар-
тнерами.
Римляне ранее были не в состоянии удержать германцев за
пределами империи, а теперь у них не было сил вытеснить их
со своих территорий. Очевидно, римские поселенцы были не в
восторге от перераспределения земли. Но тем не менее Рим от-
чаянно нуждался в военной службе иммигрантов, а также и в
сельскохозяйственных рабочих. Более того, германцы, как пред-
ставители «третьего мира», вкусившего плоды имперской циви-
лизации, стремились только (в той мере, в какой они вообще
представляли ситуацию) к добрососедским отношениям с рим-
лянами, среди которых они поселились. Конечно, практически
у них не было выбора, поскольку доля германского элемента во
всем населении была относительно малой. По-видимому, насчи-
тывалось не более 100 000 вестготов во всем их королевстве,
которое раскинулось от Луары до Гибралтара. Если это так, то
они составляли не более двух процентов от всего населения этого
региона.
В самом конце существования Империи вестготы выступили
против Рима и разграбили его. Их лидера Алариха не следует
воспринимать только, как захватчика Рима. Исходно он был
куда более положительной и неординарной личностью, челове-
ком, который согласно готскому историку шестого века Иордану,
стремился к образованию единого германо-романского народа.
Его сын и преемник Атаулф (410—415), который женился на
сводной сестре Гонория, Пласидии, сформулировал те же идеалы
на языке, который остается совершенно уместным и сегодня в
связи с нашими расовыми проблемами. Житель Нарбо (Нарбон-
ны) рассказывал Орозию, автору Истории против язычников,
что Атаулф говорил следующее:
123
...Начнем с того, что я горячо мечтаю стереть само имя римляне и
преобразовать Римскую империю в Готическую империю. Романия, как
ее обычно называют, должна стать Готией, а Атаулф должен заменить
Цезаря Августа. Но давний опыт учит меня, что неуправляемое вар-
варство готов несовместимо с законами.
Без законов нет государства. Поэтому я решил скорее стремиться
к возрождению славы Рима во всей его незыблемости и к ее умножению
за счет мощи готов. Я хочу, чтобы потомки связывали с моим именем
возрождение Рима, а не его разрушение.
Так что существовал прекрасный идеал, к которому явно стре-
мились, по меньшей мере, некоторые лидеры германцев. Их
практические возможности проанализировал Иосиф Фогг в своей
книге Упадок Рима, изданной в 1967 годе.
...Вестготы и бургунды были «постояльцами» в римских провинциях
и как таковые всецело зависели от земельных установлений. Численное
меньшинство чужеродцев само по себе являлось поводом для достижения
согласия с местным населением. Этим германским меньшинствам было
трудно устоять против давления Рима.
Более того, солидарность германцев в какой-то степени нарушалась
из-за их собственной общественной организации. У вестготов были вер-
хний и нижний слои общества, каждый живший по собственным за-
конам, а бургунды были разбиты на три слоя — высший, средний и
низший.
На таком шатком фундаменте два народа стремились построить го-
сударство, которое бы включало и германцев и римлян, два разнородных
элемента, обязанных жить бок о бок и при этом сохранять свою иден-
тичность.
Наиболее важной связью, скреплявшей их, был [германский] мо-
нарх. Для своих римских субъектов он стал приемлемым благодаря
официальным и почетным титулам, дарованным римским императором,
и вымышленным родством с императорским двором. С ассамблеей гер-
манских воинов редко советовались перед принятием важных решений,
а германская аристократия должна была довольствоваться службой ко-
ролю.
С самого начала римляне заняли высокое положение в центральном
правительстве и при королевском дворе, с которым правительство было
тесно связано. Суд лорда-канцлера сохранил свою римскую печать,
структура провинциальных правительств оставалась нетронутой, и не
было никаких препятствий в делах экономики. Латинский был принят
в качестве административного языка, налоговую систему не изменили,
а в чеканке монет следовали имперским образцам.
Но основной вопрос заключался в следующем: как собирались
себя вести римляне в этом беспрецедентном эксперименте сосу-
ществования, в котором от них требовалось разделить свои про-
124
f
винции и свои земли с другой расой в незнакомых условиях
сотрудничества?
На высоком уровне не было недостатка во взаимных заве-
рениях самого общего плана. Августин, указывая на то, что все
мы связаны узами общего происхождения от Адама и Евы, в
нужный момент воспроизводил экуменизмы св. Павла из По-
слания к Галатам: «Нет уже иудея, ни язычника, нет раба и
ни свободного; нет мужеского пола, ни женского, ибо все вы
одно во Христе Иисусе». Но, как и в давние времена, ощущалось
серьезное напряжение в универсальном, многорасовом обществе
Римской империи. «Мы должны пить из Рейна и из Оронта,
заявлял Клодиан, — мы все один народ», а непрерывной обя-
занностью Рима было установление дружбы между нациями:
Она единственная, кто приняла
Побежденных в свои руки и взлелеяла
Человеческую расу как единое целое, i
Обращаясь с людьми, как с детьми, а не рабами.
Она назвала их гражданами Рима
И связала дальние миры узами верности.
А христианский лирик Пруденций писал со всеми подробно-
стями в том же всеобщем духе:
Общий закон уравнял их и
Связал одним единым именем... v ' 7 • ’
Мы живем в самых разных странах,
Как сограждане одной и той же крови, ,
Укрывшись за стенами родного города
И объединившись в общем доме предков. ‘ ' 1
Еще одним доказательством таких настроений служат слова
другого поэта, Рутилия Намациана, заявившего, что Рим правит
потому, что он заслужил это право, поскольку мудро объединил
всех людей под сенью закона, чтобы они жили без оков.
Не было недостатка в признаках того, что если опустить эти
возвышенные рассуждения на землю, то все они будут относить-
ся к сосуществованию с германцами. В частности, христианский
историк Орозий видел большие перспективы в мире, который
хотел заключить с Гонорием преемник Атаулфа Ваала. Орозий
был даже готов утверждать, что настанет день, когда германские
вожди станут великими королями. Более того, он заявил, что,
хотя и сталкиваясь с постоянным сопротивлением и враждебно-
стью, германцы уже начали жить дружно со своими соседями,
а бургунды, например, достаточно кротки и скромны и могут
поэтому относится к галло-римлянам, как к братьям.
Орозий, как и ряд других священнослужителей, стремился
прийти к согласию с новыми силами и предвидел возможность
будущего христианского порядка, как определенного союза меж-
ду римлянами и германскими племенами, который разрешит на-
125
иболее острые проблемы. Его единоверцу, Паулину из Нолы,
также казалось, что варвары, однажды обращенные на путь ис-
тины, могут стать союзниками закона и порядка.
Сальвиан также высказывался в поддержку такого сосуще-
ствования. По общему мнению, он делал это в основном по
этическим и риторическим соображениям, поскольку постоянно
противопоставлял коррупции римского общества преданность
варваров принципам морали, гуманности, общественной соли-
дарности и справедливости — какими бы неотесанными и неор-
ганизованными не были эти люди. Эта точка зрения помогла
Сальвиану взглянуть на германцев под необычным, конструк-
тивным углом зрения. Размышляя о будущем и отстраняясь от
высокопарных сентиментов современников, он смог обнаружить
то важное и привлекательное, что было в новом германском
феномене. Но можно ли было начать все по-новому в межра-
совых отношениях, если его одинокий голос был слышен только
высшему классу Рима?
Представителем этого класса, писавшим двадцатью годами по-
зже — и всего за десять лет до окончательного крушения рим-
ского правления — был некий Паулин; еа тот хорошо известный
Паулин из Нолы, а Паулин из Пеллы, города в Македонии, где
он родился, хотя потом перебрался в Галлию. В своей поэме
Благодарение он рассказывает нам, как обернулась жизнь для
галло-романских аристократов под властью варваров. Сам он в
это время понес большие материальные потери. Тем не менее
еще будучи юношей, он установил личные дружеские отношения
с Атаулфом и, хоть и с неохотой, согласился на мир с вестго-
тами.
Я думал — этот мир был дарован
Готическими правителями. Им самим был нужен мир
И задолго до того, как они его дали другим, хотя
И ценою возможности жить в покое.
Мы об этом не сожалеем, так как видим, что
• ’ Власть в их руках и под их покровительством мы процветаем.
Все это было не легко, многие переживали
Страдания. Я был не последним из них,
Потеряв все нажитое и покинув родину.
Другой галло-романский аристократ, Сидоний, пришел к тем
же выводам. Правда в 471—475 гг. он, как епископ Арверны
помогал борьбе против короля вестготов Эвриха. Но как до, так
и после этого военного противостояния он писал и выступал в
пользу сосуществования с вестготами, многих из которых он хо-
рошо знал. Это отношение выразилось, например, в его пане-
гирике Авиту, который был посажен на престол в 455 году
своими друзьями римлянами из Галлии в сговоре с вестготами.
Поддерживая такие совместные действия, Сидоний заметил, что
126
поскольку германцы и римляне стали друзьями, у них теперь
общие интересы в деле спасения Империи.
К тому времени это уже не было правдой, и Сидоний знал
это. Но вестготы защищали его и его друзей от других, намного
более свирепых германских племен, таких, как саксы. Так что
Сидоний лицемерил, и после года пребывания в умеренном за-
точении за свое сопротивление правлению вестготов в Арверне,
он в самых льстивых выражениях обращался к королю Эвриху
«наш владетель и господин, которому покоренный мир платит
дань». Граф, франк из Тревери (Трир), также получил завере-
ния от Сидония в том, что его латинский стиль изливается так
же восхитительно, как и течение Тибра.
Все эти мнения, выражающие в определенной мере сочувствен-
ное отношение к новому положению германцев, не так легко
найти и извлечь из огромной массы всецело неблагоприятных
римских публикаций. Даже такой выдающийся историк, как Ам-
миан, не был исключением. Правда, он показал, что циничное
отношение римских официальных лиц к германским иммигран-
там — они кормили падалью голодающих вестготов в обмен на
их сыновей, проданных в рабство — ускорило катастрофу под
Адрианополем. Тем не менее он весьма наивно думал, что всех
германцев, осевших в Империи, можно будет при необходимости
как-то попросить прочь, если только приложить для этого усилия
или, в противном случае, вынудить их жить в крепостной за-
висимости от римлян. А гунны, которые принимали большое и
полезное участие в армиях Феодосия I, казались Аммиану не-
дочеловеками: «Они настолько чудовищно безобразны и бесфор-
менны, что их можно принять за двуногих зверей или за пни,
|Которые вырублены в виде идолов, устанавливаемых на краях
мостов... Как неразумные животные, они совершенно не пони-
мают разницы между истинным и ложным.
Не может быть и речи, заявлял в том же духе епископ Оптат
1из Милева (Мила) в Алжире о существовании среди варваров
[любой христианской добродетели. Синесий из Сирены (Шахта)
также проявлял исключительную враждебность к германским
[поселенцам, критикуя политику наделения их землей и требуя
их высылки (что было совершенно невозможно, а он этого не
понимал), либо превращения их в рабов или крепостных.
...Титул сенатора, который в античные времена казался римлянам
вершиной всех почестей, превратился из-за варваров во что-то жалкое...
а те белокурые варвары, которые являются простыми слугами в частных
[домах, в общественной жизни повелевают нами.
Феодосий I из-за чрезмерного милосердия обращался с ними мягко
и снисходительно, даровал им титулы союзников, предоставлял полити-
127
ческие права и почести, щедро одарял их землей. Но они не могли
понять и оценить благородство такого обхождения. Они толковали его
как слабость с нашей стороны, что толкало их на дерзкое высокомерие
и неслыханное хвастовство.
Разочаровывает и Пруденций, тот самый, кто многообещающе
объявил народы Империи «равными и связанными единым име-
нем» и тем не менее проявивший невероятное отвращение ко
всем варварам, огульно представляя их вкупе с римскими языч-
никами объектом презрения.
Как звери от людей, бессловесные среди говорящих,
Как от праведников, следующих заповедям Господа,
Отличаются эти глупые язычники, так и Рим стоит
В гордом одиночестве над землями варваров.
Становится ясно, что терпимость св. Павла заменило среди
христиан традиционное для Рима презрение к инородцам. И
снова такие же чувства выражает Амвросий, который видит в
готах жестоких гонителей народа магог, оплаканного пророком
Иезекиилем, а когда кажется, что епископ принимает методы
варваров — то его поведение выглядит чистейшим святотатст-
вом. Амвросий описывает жесточайшие войны между различ-
ными племенами варваров, и этот феномен вдохновляет
Клодиана, как и прочих, таить надежду на то, что одним из
преимуществ предпринятой Стилихоном вербовки германцев на
военную службу будет то, что теперь они столкнутся и пере-
бьют друг друга.
Хотя покровитель Клодиана Стилихон сам был германцем,
поэт совершает чудеса литературной эквилибристики, ухитряясь
обвинить их восточного врага Руфина в тайной прогерманской
политике:
, Он в стенах укрепленного города, . .
' ' Обвиненный в преступлениях, смердящих бесчестьем...
Разорение услаждало его взор,
, > Он смотрел на дикарей с нежным восхищением...
Не краснел от стыда при виде заросшего шерстью варвара,
' 1 Вершившего суд, отбросив в сторону латинские законы.
В Клодиане возродились все старые традиционные предрас-
судки. Варвары, заявлял он, более, чем дикари, нацеленные
только на войну и бандитизм. Гунны убивают собственных ро-
дителей, а затем получают удовольствие, давая клятвы над их
мертвыми телами. И до чего же отвратительны смешанные браки
с африканцами, когда «цветной ублюдок запятнает колыбель!».
Иероним обвинил Рим в том, что он «откупился от варваров
золотом и драгоценностями», и повторил, цитируя Библию, что
все они, как дикие звери.
128
Что касается Симмаха, то в одном из его писем, отмеченном
высокой культурой, излагается история, показывающая его ра-
систские взгляды в прискорбном свете. Игры гладиаторов все
еще продолжались в Риме, и Симмах, как городской префект,
доставил группу из двадцати девяти саксов для этих поединков.
Цо еще до начала представления, жалуется он, эти люди ухит-
ились повеситься, или повесить друг друга в своих каморках.
)чень расстроенный потерей таким образом своих денег, Симмах
ie находит даже слова сочувствия к этим несчастным жертвам
[ относится к ним, как к неотесанной деревенщине, сыгравшей
дрянную варварскую шутку.
Это презрение и ненависть глубоко укоренились в обществе.
1,аже Орозий, так необычно и просвещенно рассматривавший
ерманцев как политическую силу, сопровождает свой приговор
бескураживающим заявлением о своих личных чувствах к ним:
Я смотрел на германцев и понял, что должен избегать их —
ни пагубны, льстить им, потому что они хозяева, молиться на
:их, хотя они и язычники; спасаться от них бегством, потому
то они заманивают в ловушки».
И Сальвиан, несмотря на все свои провидения относительно
удущей роли германцев в западном мире, не удержался, чтобы
ie упомянуть вызывающее тошноту зловоние, исходящее от их
ел и одежды. И, несмотря на свое сочувственное сравнение их
[ростых и наивных добродетелей с порочной коррупцией рим-
ян, он находит также возможным поносить каждое из герман-
ких племен по очереди, описывая готов как предателей, аланов
ак отвратительных развратников, алеманнов как алкоголиков,
саксов, франков и герулов как беспричинно жестоких людей.
Еще один из тех, кто положительно воспринял новую роль
ерманцев в современной жизни, Сидоний, точно так же пояс-
:яет, что все его оценки, это чрезвычайное насилие над собой,
^скольку ему тоже отвратительны непристойные, невежествен-
:ые, тупые обычаи даже лучших из его германских соседей,
му не нравятся ни шумно общительные, затянутые в кожу
оты, ни покрытые татуировкой герулы. Его не привлекают ст-
алкивающие обычаи добрых, но невоспитанных бургундов,
бесчувственных истуканов», поливавших свои волосы прогорк-
ым маслом. Они оплакивали своих покойников, выписывая на
кулах кровавые рубцы — и это тоже отталкивало его. «Я боль-
зе не могу писать стихи длиной шесть футов, — говорил он, —
огда живу среди семифутовых гигантов с волосами, как пакля».
Фактически, высказываемая Сидонием терпимость в отноше-
ии германцев искусственна либо дипломатична: он не хочет
меть с ними ничего общего. «Ты избегаешь варваров, — писал
н своему другу Филагрию, — из-за их дурной славы. Я осте-
егаюсь их, если даже у них хорошая репутация». А другому
129
приятелю, Сягрию, который хорошо говорил на бургундском,
что было совершенно необычным, Сидоний смог только насмеш-
ливо выразить саркастическое восхищение таким полезным та-
лантом. Другими словами, даже такой культурный и
интеллигентный человек, который так высоко оценивал полити-
ческую роль германцев, был не в состоянии хотя бы в мини-
мальной степени поддерживать с ними человеческие отношения
и был рад держаться от них подальше.
На важнейшем психологическом уровне межрасовое партнер-
ство полностью провалилось. Лидеры высшего класса Рима слиш-
ком во многом были узниками своих наследственных культурных
стереотипов, чтобы достичь компромисса с германцами и обес-
печить позитивное сотрудничество с ними.
Эмоциональная и интеллектуальная реакция Рима на вызов
варваров с предложением о сосуществовании была угнетающе
неадекватной в любом аспекте. В лучшем случае, на иммигран-
тов смотрели с презрением и плохо скрываемым отвращением,
связанными частично с их чисто внешними характеристиками,
которые римляне находили отвратительными, и частично с тра-
диционными невежественными предрассудками. Эта смесь пред-
взятых мнений привела к бесплодному и искаженному
изображению вероломных и распутных недочеловеков, полярно
противоположных всему цивилизованному. Римляне преднаме-
ренно поставили своих новых нежелательных соседей в состоя-
ние духовного апартеида, рассматривая их как некую массу
меченых людей, заключенных в оболочку красноречивой или
молчаливой неприязни.
Уцелевшие записи этих иммигрантов свидетельствуют о том,
что они осознавали навязанное им чувство неполноценности.
На надгробной плите из Южной Галлии два германца в изви-
нительном тоне написали, что их расовое происхождение есть
«часть пятна, смытого крещением». Эпитафия из Антверпа со-
общает, что покойник Мурран, выходец из района Дуная, со-
ставил ее сам «так как жалкое существование научит писать
даже варвара».
Но другие германцы неизбежно реагировали на окружающую
их враждебность совсем иначе, вообще отказываясь от романи-
зации. Будучи менее грамотными, чем римляне, они не оставили
после себя литературных описаний своих чувств. Но факты сами
по себе отчетливо отражают их реакцию. Схема включения гер-
манских частей федератов в армию потерпела неудачу: отвер-
женные и презираемые, они платили той же монетой Риму, чью
славу они когда-то надеялись разделить.
Первоначальная идея Феодосия I о призыве этих частей в
армию была совсем неплохой. Она предоставляла шанс этниче-
ского партнерства и была лучшим средством из всех, имевшихся
130
в его распоряжении. Германцы были хорошими воинами, а
содержание их обходилось дешевле, чем римских солдат. Если
ры их военные действия можно было ограничить необходимыми
рамками, и если бы после сражения их можно было убедить
спокойно вернуться в свои жилища, то все было бы в порядке.
В благоприятных ситуациях использование таких федеративных
частей резко возрастало. Иммигрантов включали даже в большие
воинские соединения, которые фактически становились частями
регулярной армии.
Несмотря на широко распространенное в Риме неблагопри-
ятное мнение о германских солдатах в римских частях, они,
взятые каждый в отдельности, сохраняли лояльность государст-
ву. Печальным фактом, однако, оставалось то, что федератив-
ным частям, даже хорошо показавшим себя в ряде чрезвычайных
ситуаций, в большинстве случаев нельзя было доверять выпол-
нение приказов — они были совершенно ненадежными. Эти ча-
сти постоянно находились в состоянии волнений и бунтов.
Частично это было связано с обычной для них недисциплини-
рованностью, а также безмерным желанием получить как можно
больше земли. Главным же очевидно было то, что они чувство-
вали окружавшую их ненависть римлян, а потому не могли быть
им преданными. Кроме того, они видели, что некоторые из са-
мых лучших римских военачальников, даже офицеры масштаба
Констанция III, предпочитали в непрерывных войнах проливать
кровь союзников и германцев, а не римлян.
В результате, все больше и больше происходило актов непо-
виновения и прямой нелояльности федеративных частей. Так,
например, в 409 г. они преступно отказались предотвратить пе-
реход других германских племен в Испанию. Через тринадцать
лет они оставили своего римского командира в руках его вра-
гов-вандалов, ставших снова друзьями германцев. Федеративные
силы совершенно не подчинялись, что представляло серьезную
опасность и приносило Риму много вреда.
Таким образом, большой эксперимент завершился катастрофой.
Вместо проторения нового пути к единству в самом сердце Им-
перии возникла ужасная дисгармония. Массовый набор герман-
цев в армию не спас Империю от распада. Более того, он
способствовал крушению всего здания Империи. Сам по себе это
был вполне разумный план. Беда в том, что римляне не были
готовы к его осуществлению.
Ранее утверждалось, что Рим пал из-за нарушения расовой
чистоты. На самом деле все было не так. Хотя и многое изме-
нилось в течение столетий благодаря расовому смешению, к
большому сожалению не произошло соответствующего измене-
ния характера римского этноса. Симбиоз с германцами слишком
131
мало отразился на нем. Вместо того, чтобы сокрушаться по по-
воду генетических загрязнений, было бы куда ближе к истине
признаться: падение Рима было ускорено полной неудачей в ас-
симиляции германцев путем смешения двух рас (раз уж их впу-
стили в Империю).
Конечно, с обеих сторон осуществлялись экономические и
технологические заимствования на повседневном уровне. С гер-
манской стороны это было следствием их страстного желания,
по крайней мере на первом этапе, использовать все возможные
преимущества своего нового положения. И, наоборот, большой
перечень римских технических заимствований (например, длин-
ный германский меч) заставил автора книги О делах войны
прийти к выводу о том, что «народы варваров ни в коей мере
не чужды изобретениям». Официальная политика не приняла во
внимание эти факторы и способствовала всеобщему желанию
римлян изолировать иммигрантов.
Плохо было уже то, что местные правители и военные ко-
мандиры жестоко эксплуатировали вестготов еще до битвы у
Адрианополя. Но они хотя бы действовали не по имперским
приказам. Однако такие приказы, разделявшие римлян и гер-
манцев, к этому времени уже были на подходе. Закон Вален-
тиниана I и Валенса в 370 г. не поощрял заключение смешанных
браков между римскими гражданами и германскими иммигран-
тами. Напротив, он требовал самыми жесткими методами пре-
пятствовать этим бракам.
Подобные запреты распространялись даже на такие внешние
признаки, как одежда. Среди римских заимствований у варваров
были различные виды одеяний. Аристократы, например, любили
носить шерстяные рубашки дунайского образца, саксонские шта-
ны и плащи из Северной Галлии, скрепленные у плеча герман-
ской брошью.
Но у имперских властей было явно отрицательное отношение
к такой моде. В 397 г. ношение штанов в самом городе Риме
было запрещено под угрозой пожизненной высылки и конфиска-
ции всего имущества. Затем последовали еще три эдикта, а в
416 г. носить меховую и кожаную одежды варваров в столице
и ее окрестностях запрещалось даже рабам.
Если бы Аэций, величайший лидер своего времени, не был
бы убит в 454 г., то даже в такой поздний период что-то можно
было бы спасти, хотя бы на время, из-под обломков крушения
римско-германских отношений. Это связано с его исключитель-
ным искусством и тактом ведения дел с германцами, за что он
заслужил похвалы от Гиббона. «Варвары, которые осели в за-
падных провинциях, постепенно приучались уважать честность
и доблести патриция Аэция. Он охлаждал их страсти, учитывая
предрассудки, уравновешивал сталкивающиеся интересы, сдер-
132
живал амбиции». Но Аэций был убит своим собственным без-
дарным монархом Валентинианом III. И тогда процесс разделе-
ния рас ускорился и вошел в свою окончательную разрушитель-
ную стадию.
Отчуждение римлян от германцев, как в официальном, так и в
неофициальном аспектах, существенно усилилось из-за религи-
озных различий. Действительно, те племена, которые остались
вне Империи, были язычниками, а те, что поселились внутри
ее границ, стали христианами. Однако они были приверженцами
арианства, и между ними и католиками, контролировавшими
правительство Рима, все шире и глубже становились догмати-
ческие различия, как об этом сказано в Приложении 1.
Германцы, ставшие с самого начала арианцами, были обя-
заны этим миссионеру Улфилу, который начал проповедовать
среди них еще в четвертом веке и сам был арианином. Он не
дожил до того, чтобы увидеть окончательный отход вестготов от
язычества, но его миссионерская деятельность принесла такие
обильные плоды, что когда вестготы расселились на Балканах,
окончательно завершилось их массовое обращение в арианство.
Таким образом, эта арианская ветвь христианства стала рели-
гией каждого германского племени, каждого германского коман-
дира в Империи.
Хотя арианское учение, как его тогда интерпретировали, бы-
ло скучным и статичным делом, навязанным всему народу —
сверху донизу и от мала до велика — германцы нашли его более
легким для понимания, чем католическую форму христианства,
поскольку арианская доктрина, утверждавшая, что Сын-Бог дол-
жен стоять ниже Бога-Отца согласовывалась со структурой пред-
ставлений их общества.
Это религиозное различие между германцами-арианами, с
одной стороны, и католической церковью Западной империи —
с другой, служило только расширению и углублению уже обра-
зовавшейся трещины между римлянами и германцами.
Конечно, раздавались очень редкие голоса, напоминавшие
людям, что германцы это тоже христиане, но другой ветви. Вот
почему, согласно Августину и Орозию, захват Рима Аларихом,
таким же арианином, как и его соотечественники, был осущест-
влен с должным уважением к собственности церкви. А Сальвиан
добавляет к этому, что германцы, несмотря на свою прискорбную
ересь, вели себя, в целом, лучше, чем римские католики. Ко-
нечно, такая точка зрения была исключительной и умышленно
парадоксальной. Наиболее традиционные взгляды заключались в
том, что дружба с германцами — сама по себе очень непривле-
кательная идея — невозможна из-за их приверженности ариан-
ству. Это обрекало германцев на вечное проклятие.
133
Мощные расовые и религиозные противоречия, пропитавшие все
слои населения, неизбежно приводили время от времени к
вспышкам насилия по отношению к германцам. Феодосий I, ко-
торый не только разрешил вестготам поселиться компактно внут-
ри Империи, но и с большой симпатией отнесся к их вождям,
с колоссальным трудом удерживал эти враждебные демонстрации
под контролем. Но не всегда это ему удавалось. Например, в
390 г. в Фессалонике в Северной Греции, толпа линчевала ме-
стного военного командира Буфёрика (заключившего в тюрьму
любимого колесничего за гомосексуальность); такой ужасной
судьбой, конечно, он был обязан своему германскому происхож-
дению.
Пятью годами позже Стилихон счел удобным организовать
убийство своего восточного соперника Руфина за его прогерман-
ские связи; а в 399 г. местное население в Константинополе
систематически вырезало готов. Затем, в 408 г., Гонорий нашел
повод убрать Стилихона за то, что тот тоже был германцем.
Перед этим наказанием римские войска — с одобрения импе-
ратора — убили германских вождей из его окружения, а затем,
после смерти Стилихона, по всей Италии были прокляты имена
солдат-варваров из федератов.
Нападения на Империю германских захватчиков и, прежде
всего, вторжение Алариха довели антигерманские настроения до
точки кипения. Более того, стало неизбежным, что это враждеб-
ное настроение римлян, будь на то оно оправданным, либо просто
основанным на трагических предрассудках, распространится на
федеративные племена и административные образования внутри
имперских границ. Такие настроения во многом определили со-
бытия последующих лет, в течение которых отношение герман-
ских племен-иммигрантов, поначалу достаточно дружественное
к Риму, сменялось все более и более агрессивным движением к
фактической независимости, достигнув кульминации при вандале
Гейзерихе в Северной Африке, когда вандалы добились полной
независимости, бескомпромиссной и враждебной Риму.
Гейзерих, который привел монархию вандалов к высотам
власти, беспрецедентным среди германских народов, поставил
римлян перед ужасной проблемой. Действительно, он четко ор-
ганизовал правительство по римскому образцу. Его властная
личность резко противопоставила всей застарелой римской не-
нависти и предрассудкам в отношении германцев еще более без-
жалостное возмездие германцев Риму. Хотя романскому и
романо-африканскому населению Северной Африки, которое
превышало вандалов по численности в соотношении сто к одно-
му, было позволено сохранить все свои легальные привилегии,
а их лидеры оставались на административных постах, они пол-
ностью утратили политическое влияние.
134
‘ Более того, не теряя времени, Гейзерих организовал целе-
направленные атаки на известнейших романо-африканских зем-
? левладельцев. Объектом этого бешеного нападения стало и
католическое духовенство. При установившихся германских ре-
жимах в Галлии и Испании было на удивление очень мало тре-
ний между завоевателями-германцами и католической церковью.
Но теперь, когда Гейзерих начал жестокие преследования, за-
думанные, как умышленный противовес гонениям ариан като-
ликами в других частях западного мира, все резко изменилось.
В шестом веке преемник Гейзериха, один из католических
(епископов Северной Африки, Виктор из Вита, очень мрачно опи-
:ал эту ситуацию.
...Вы, немногие, кто любит варваров и всегда восхваляет их, истор-
гая из собственных уст проклятья в свой адрес, не забывайте о своем
;мени и репутации. Может ли какое-либо другое имя, кроме варваров,
значающее жестокость, дикость и террор, так точно соответствовать
х сути? Можно нежно ухаживать за ними, добиваться их расположения
рилежной службой, но главное, на чем они сосредоточены, — это за-
меть к римлянам.
Их намерения очевидны, они беспрерывно пытаются очернить славу
: честь имени римлянина. Их сокровенное желание — не дать римля-
ам выжить. Если они и щадят их в том или ином случае, то только
ля того, чтобы использовать в качестве рабов.
1ока Гейзерих был занят своими делами, король вестготов Эв-
их объединял своих людей в другую отдельную нацию, все воз-
аставшую по численности и все более независимую. Он также
роявлял нетерпимость и ненависть к католикам, подвергая их
жестоким репрессиям.
Эврих отрегулировал отношения между своими германцами
галло-романскими субъектами, выпустив в 475 г. новый Кодекс
аконов, оказавший впоследствии большое влияние на средне-
ековое законодательство. Хотя сам он не знал достаточно хо-
ошо латинский язык, его канцлера Льва сравнивали с Тацитом
Горацием, а сам Кодекс Эвриха был составлен римскими юри-
тами, взявшими многое от римских законов. Тем не менее он
олностью отвергал возможность слияния двух основных народов
своем государстве, провозглашая их необратимо разделенными
: отличными друг от друга. Кодекс Эвриха был опубликован
сего за год до окончательного крушения Западной империи:
золяция германцев и римлян, зафиксированная в этом Кодексе,
рко выпятила причину того, почему это крушение было неиз-
ежным — потому, что провалилась конструктивная идея союза
гежду двумя народами.
Удержать германцев вне пределов Римской империи, как по-
лзала жизнь, было нереально. Однако существовала уникаль-
135
ная, неповторимая возможность создания рабочего партнерства
между римлянами и германцами. В определенное историческое
время ряд германских лидеров стремился к этому. Но выше сил
римлян было превратить такое сосуществование в позитивный
союз сотрудничающих народов. Из-за их традиционного, зако-
ренелого отрицательного отношения к германцам эта возмож-
ность была трагически упущена.
Таким образом, этническая разобщенность стала одной из
главных причин падения Рима. Сохранять в своей среде значи-
тельное и разочарованное расовое меньшинство и не принимать
эффективных шагов для интеграции, либо для обращения с ним
на психологически равных условиях, означало идти на большие
неприятности; и римлянам не удалось решить эту проблему.
группы, ВЫБРАВШИЕ
другой путь
Глава 10
ИЗГОИ
Значительные слои населения поздней Римской империи решили
порвать с нею. Одни, находя существующую социальную систе-
! му невыносимой, уходили в подполье и становились ее врагами.
Другие — это многочисленное движение людей, просто отказы-
вавшихся от совместного существования с себе подобными, по-
рывали с обществом.
। Последние становились отшельниками-монахами или мона-
рхинями. Но монахи и монахини античных времен были во мно-
{гом далеки от монахов нынешних и, скорее, ближе к
р современным изгоям, сторонникам гуру, либо к другим — не
5 обязательно с какой-либо религиозной мотивацией, рвущим с
окружающим их миром и уходящим из своих домов на улицы,
' в горы или пустыни. Многочисленные монахи, затворники из
| Римской империи, зачастую стряхивали с ног пыль социальной,
р финансовой и политической систем в такой степени, как будто
сони никогда не были их частью. И по мере приближения окон-
|нательной политической и финансовой развязки значительное
[число мужчин и женщин уже было не в состоянии участвовать
[ни в активной защите Империи, ни в сборе податей для оплаты
ее защитников.
В течение двух последних веков аскетический образ жизни,
| связанный с уходом из общества и уединенным созерцанием,
I становился все притягательнее, все ближе к желанному идеалу.
| Многочисленные отражения такой точки зрения можно встре-
тить в Медитациях Марка Аврелия, императора, правившего
|во втором веке; правда, его имперские и военные обязанности
I напрочь отвергали самую возможность претворения в жизнь
| такой идеологии. Те же тенденции были широко развиты среди
ьманихеев и других дуалистов, которые полностью отделяли
I реальный дьявольский мир от божественного творения и
I пытались избавиться от грязи реалий в своей повседневной
! жизни.
Г Экстремистский пуританизм довлел над влиятельнейшими
| слоями христианского общества. Они оправдывали это отноше-
139
ние презрением к человеческой плоти и к положению в обще-
стве, ярко выраженным Джоном Баптистом на выбранном им
жизненном пути, повторенным св. Павлом и приписываемым
евангелиями самому Иисусу, которому было сказано: удалиться
в уединенное место и подняться на гору, где он посвятил себя
молитвам.
Затем, в третьем веке нашей эры, в глубинах египетских
пустынь зародилось монашеское движение. Его корни окутаны
легендами, в центре которых — фигура Павла Отшельника из
Фив в Верхнем Египте. Иероним написавший биографию Павла,
считает его первым христианским отшельником; однако чаще
первым отшельником называют св. Антония, о котором сохра-
нилось больше документов. Бросив свое мирское имущество око-
ло 270 г., пятнадцатью годами позже Антоний начал жить в
полной изоляции, поселившись в пустой могиле на пустынной
вершине холма. Многие люди последовали его примеру и при-
соединились к нему; вскоре он начал организовывать их в груп-
пы, жившие отдельными, разбросанными ячейками и
собиравшиеся только на совместные богослужения. Другой егип-
тянин, Пахомий, привел своих последователей к полностью
обобществленной жизни, организовав монастыри в девяти еги-
петских центрах, где поселились семь тысяч монахов и мона-
хинь. Затем монашеские обители возникли и в Палестине.
Вскоре уже все было готово к распространению монашеского
движения на Запад.
Причины, понуждавшие монахов и отшельников пойти на
такое антиобщественное уединение, были самыми различными.
Многие последователи Антония пришли к нему в период послед-
них массовых гонений христиан в начале четвертого века. Но
и после того, как Империя была обращена в христианство, поток
страждущих не иссяк. Некоторые бежали от тяжелого пресса
налогов, призыва на военную службу и от налога за освобож-
дение от нее. У других были чисто личные причины для бегст-
ва — например, судебные преследования или семейные ссоры.
Некоторыми двигала фанатичная набожность. Они считали цер-
ковь слишком светской.
Для самоотрицания были потенциальные причины, среди ко-
торых чувства вины, потеря нравственных ориентиров, полное
отвращение к человечеству и плоти. Часто эти чувства приоб-
ретали самые крайние формы, включая резкое умерщвление
плоти, вплоть до кастрации (запрещенной в то время законом).
Эти самодисциплинирующие меры предпринимались во имя то-
го, чтобы избежать вечного божьего наказания, уготованного
тем, кто не смог устоять против светских соблазнов.
140
[ Ужасное потрясение испытал высококультурный, полу-
| пивший классическое образование поэт Осоний, когда его луч-
ший друг Паулин из Нолы — ученый, коллега по сенату и по
поэтическому цеху, славный малый средних лет — решил пол-
ностью порвать со светским обществом и цивилизованной жиз-
нью. До нас дошли недоуменные, полные физической боли
жалобы Осония, символичные для столкновения двух взаимно
исключающих жизненных путей. Но все это было тщетно, по-
скольку Паулин забросил свою политическую карьеру и отпра-
вился с женой в Испанию, где они во всеуслышание объявили
об отказе от всех своих владений. А позже оба, получив духов-
ный сан, поселились в Ноле, в Южной Италии, где жили стро-
гой, аскетической жизнью.
Отстаивая уединенный образ жизни, Паулин писал своему
Iдругу:
| ...Как ты пишешь в своих письмах, ты не часто бываешь в городах,
а в последнее время полюбил задушевную уединенность тихой сельской
жизни. Дело не в том, что ты ленишься заниматься активной деятель-
ностью и уходишь от благих дел во имя церкви. Просто ты избегаешь
шумных городских сборищ и суматохи церквей, которые могут поспо-
рить с толпами в Форуме.
Я думаю, что ты закладываешь фундамент великого служения цер-
кви, мудро решив полностью посвятить себя религиозным предписани-
ям. Концентрируясь на познании души, к которому ведет уединение,
ты каждый день формируешь и укрепляешь в себе Христа...
Будем стремиться к царству Божию, как мы боремся за свое место
под солнцем. Короче, будем заботиться о божественных благах так же
бережно, как мы это делаем по отношению к земным.
Сам Паулин, как и его друг, которому он писал, не полностью
порвал с миром, поскольку стал епископом и заботился о своей
пастве и немощных прихожанах. Но общественное мнение с на-
ибольшим восхищением относилось к бескомпромиссным, пури-
танским личностям, отшельникам в уединенных скитах.
Исходя из собственного опыта, Иероним писал о трудностях
и галлюцинациях в жизни отшельника.
...Мои немытые чресла были покрыты бесформенной власяницей;
моя кожа из-за долгого пренебрежения ею стала грубой и черной, как
У эфиопа. Слезы и вопли были ежедневно моим уделом. И когда сон
преодолевал мое сопротивление, и глаза мои слипались, я опускался
на голую землю. О еде и питье я уже не говорю...
И хотя в страхе перед адом я обрек себя на этот дом-тюрьму, где
моими единственными компаньонами были скорпионы и дикие звери,
141
я часто обнаруживал себя окруженным стайкой танцующих девушек.
Мое лицо было бледно и неподвижно. Но хотя все члены мои были
холодны, как лед, я весь сгорал от желания, и огни вожделения про-
должали плясать передо мной, а плоть оставалась безжизненной.
Такими словами были описаны муки, которые вдохновили сот-
ни европейских художников на изображение жизненного опыта
Иеронима — шедевры, показавшие всему миру искушение, ко-
торое испытал этот аскетичный идеалист. Его страстный разрыв
с окружающим миром казался странно несовместимым с его
беспокойством о бедах, постигших Рим, и с его утверждениями
о том, что патриотизм является нормальным инстинктом. Од-
нако «мир в материальном смысле», как он заявил в 412 г.,
«принадлежит насилию». А потому он ушел от него. Такую
линию поведения Гиббон счел крайне предосудительной, исходя
из рациональных подходов западного мира в восемнадцатом
веке.
Западный мир времен античности был вовлечен в движение
Афанасия, епископа Александрии, игравшего доминирующую
роль в теологических диспутах того времени. Во время второго
из пяти периодов ссылки из своей епархии, около 341 г., он
появился в Риме в сопровождении двух монахов, которых впер-
вые увидели в западном мире; он смог рассказать римлянам о
своем уважении и преданности тому образу жизни, который ве-
дут монахи. Через четырнадцать лет, в другой период ссылки,
он нашел убежище в египетских монастырях, а вскоре после
этого появилось на греческом его Житие Антония. Причудли-
вая смесь реалий и фантазий, она стала бестселлером, а когда
ее перевели на латинский, произвела глубокое впечатление по-
всюду в Западной империи.
Тем не менее монашеский образ жизни был сам по себе
слишком непривлекателен, чтобы распространиться в этих ре-
гионах. Первый регулярный западный монастырь появился в Ли-
гуже вблизи Пиктави (ранее Лимон, ныне Пуатье) во Франции,
и был основан около 360 г. бывшим крестьянином и солдатом
св. Мартином, прибывшим из Саварии (Зомбатели) в Паннонии
Прима (Венгрия). Позднее Мартин основал другую монашескую
обитель Май Монастери (Мармотьер), куда он любил наезжать
из своей епархии в Турони (ранее Цезародун, ныне Тур), как
только появлялась возможность.
Мартин следовал Антонию в жизненных идеалах, которые
были частично отшельническими, частично — общинными. Во-
семьдесят монахов у него в Мармотьере жили в пещерах и в
шатрах, встречались друг с другом только во время служб и
142
трапез и строго соблюдали пост. Работа была изнурительной, за
исключением переписывания манускриптов — задания монахам,
исполнение которого в конце концов превратилось в их вели-
чайшее достижение в глазах современного мира.
Сульпиций Север из Юго-Западной Галлии написал прекрас-
ную биографию св. Мартина, где подробно описывает свершав-
шиеся им предполагаемые чудеса и смерть. Биография была
нацелена на то, чтобы показать, что и на Западе могут рож-
даться святые, превосходящие любого египетского отшельника.
Сульпиций, богатый сенатор, создавший разновидность монаше-
ской жизни в своих собственных поместьях, писал для своих
друзей и равных себе. Культ св. Мартина среди высшего класса
придавал сверхъестественную святость господству известных
епископов-землевладельцев.
Иерониму, счеты которого с жизнью отшельника были столь
драматичными, оставалось завершить популяризацию таких иде-
алов. В 370—373 гг. он организовал свое первое общество от-
шельников в Аквилее, Северо-Восточная Италия, а позднее
отправился в Палестину, где основал в Вифлееме около 389 г.
монастырь. Он также много писал о жизни монахов и переводил
правила, установленные в их восточных обителях. Тем временем
и Августин в Северной Африке собрал вокруг себя группу свя-
щеннослужителей для постоянной общинной жизни. Его трактат
О трудах монахов настойчиво провозглашал, что монахи дол-
жны зарабатывать на жизнь упорным трудом, а не попрошай-
ничаньем. Он также устанавливал обязательную связь между
монашеством и учебой.
Затем, после 400 г., на земле Галлии все эти многочисленные
упорные старания принесли серьезные плоды, когда Гонорат на
одном из Леринских островов (св. Гонорат), напротив Канн, ос-
новал более величественный монастырь, а соседние острова были
вскоре заселены монахами. Лерины послужили образцом для бу-
дущего, и почти сразу же после этого Джон Кассий, отшельник
из малой Скифии (на черноморском побережье Румынии), ос-
новал мужской и женский монастыри в Массилии (Марсель)
(примерно в 415 г.). Он также написал Обычаи и конфессии,
где изложил представления монахов о средневековой Европе.
Напутствия Кассия побудили многих сенаторов, от рождения на-
божных, либо сломленных вторжениями германцев, обратиться
в монашество, а затем стать епископами.
Таким образом, прежний характер монашества и монахов,
как изгоев, существенно изменился. Правда в Ирландии старая
традиция Антония — полуотшельничества сохранилась, как пре-
валирующая. Однако наиболее организованным было движение
143
монахов в Галлии, которое затем в пятом веке широко распро-
странилось на Западе. Взяв его в свои руки, аристократия пре-
вратила движение в весьма респектабельный общественный
институт. Св. Бенедикту в следующем столетии осталось только
выковать его особую монолитную постоянную форму. Но к этому
времени западный римский мир уже пал.
В течение предыдущих, решающих лет постепенного коллап-
са Империи монашество было не стабилизирующим, а дезинтег-
рирующим элементом. Когда общество крайне нуждалось в
людской силе и деньгах, которые оно обязано было собрать, что-
бы устоять перед захватчиками, монахи ретировались сами и
уводили за собой других. То, что они внесли свой вклад в раскол
общества, приведший к падению Империи, было неоднократно
оценено современниками. Некоторые, по общему согласию, воз-
давали монахам должное за то, что они старались облегчить
участь местных жителей, зачастую выступая против граждан-
ских властей. Но критиков было куда больше, и они были аг-
рессивнее.
Сам Иероним, хотя и признанный пионер того движения,
которое он считал верным направлением монашества, лучше
всех различал неискренность многих его профессиональных уча-
стников. Его письма заполнены нападками на их тщеславие, раз-
врат, обжорство и жадность. Я могу понять, говорил он, почему
многие люди предпочтут жить с дикими зверьми, чем с христи-
анами такого сорта. Но, хотя и устремляя свою критику на пло-
хих монахов, он очень боялся, что многие люди возненавидят
их всех без разбора, с презрением указывая пальцем на их чер-
ные одежды и бритые головы.
Нехристиане также обнаружили, что монахи подбрасывают
очень много дров в костер их атак на христианскую религию.
Палладий, сочинитель эпиграмм из Александрии, не мог понять,
почему такие хорошо организованные агрессивные группы ро-
мантически называют себя «отшельниками», а Эвнапий описы-
вал, как языческие святыни осквернялись этими «тиранами»,
которые живут, как свиньи, и называют это благочестием. Их
также широко критиковали за лень и попрошайничанье, о чем,
среди прочего, очень сожалел Августин.
Языческий историк Зосим отмечал, что то, что монахи на-
зывают «поделиться с бедными», означает низведение каждого
на их собственный, предельно низкий уровень деградации. Но
самым важным был его акцент на их бесполезности для госу-
дарства, которому они отказывались хоть в чем-либо помочь.
Возможно, общее мнение было наилучшим образом подыто-
жено Рутилием Намацианом, который прошелся по монастырю
144
на острове Капрари (ныне Капри), когда его корабль плыл вдоль
западного побережья Италии:
, ...тоскливое место, где
живут люди, укрывающиеся от света и называющие себя монахами...
; 1 Они страшатся судьбы, ниспосланной как богом, так и дьяволом.
Будет ли жить человек в нищете, чтобы избежать ее?
Из-за страха своего они остерегаются добра.
Такое поведение — это буйство сумасшедшего,
Каковы бы ни были причины, я нахожу их очень странными. ‘
Отношение официальных церковников к монахам и отшель-
никам было более неоднозначным. Неискренние словоизлияния
были часто обращены к духовным идеалам монашеской жизни,
{ а епископы были порой готовы подстрекать монахов на разру-
’ шение языческих храмов. В течение долгого времени церковь
ощущала себя существенно ослабленной деятельностью монахов,
поскольку они умышленно пренебрегали ее представителями, не
видели причин для отклика на ее призывы и отвергали союз
' церкви с государством.
В ответ духовный синод, состоявшийся в Малой Азии около
340 г., выразил сожаление о редких посещениях монахами цер-
ковных служб. В период правления Валенса епископ Луций из
Александрии даже послал людей для нападения на монастыри,
|и ряд монахов были убиты. Папа Сириций заявлял повсеместно,
И императоры в
что
многочисленные монахи
— самозванцы.
своих эдиктах объявляли обитателей монастырей фанатиками,
непокорными бунтовщиками, способными только на проникно-
вение в города и обострение религиозной и социальной напря-
женности.
Эти различные точки зрения звучали и в официальных
извещениях. Покровительственное отношение было продемон-
стрировано в 361 г., когда Констанций II подтвердил осво-
бождение монахов от всех общественных обязанностей. Но
затем Юлиан сравнил их с такими же неряшливыми стран-
ствующими последователями язычников, известными как ци-
ники, видя и в тех и в других «вызывающих беспокойство
наглых бродяг».
Валентиниан I и Валенс были среди тех христианских пра-
вителей, которые подобным образом обвинили монахов в плохом
исполнении гражданского долга и в непорядочности в сделках.
Феодосий I в раздражении обратился к Амвросию: «Что мне
делать с этими фанатичными монахами?» В 390 г. Феодосий еще
надеялся держать их на расстоянии от городов, приказав им
оставаться в «пустынных и уединенных местах». Но двумя го-
дами позже под внешним нажимом он отозвал этот указ. Затем
145
и Валентиниан III запретил мужчинам покидать имения в сель-
ской местности для принятия монашеского обета без разрешения
землевладельца. Но ни одна из этих ограничительных мер не
смогла остановить развитие движения.
С точки зрения на будущее наиболее опасным для Империи
был обет безбрачия, как составная часть монашеской карьеры,
поскольку он означал, что население, размеры которого едва
обеспечивали деньги и людские ресурсы для обороны страны,
будет продолжать сокращаться. Более того, это принуждение к
безбрачию распространилось далеко за пределы монашеского
движения, поскольку широко использовавшиеся призывы к
воздержанию привели к чрезвычайному энтузиазму в части
воздержания от сексуальных отношений.
Это было объявлено наиболее притягательным социальным
идеалом из-за недостойности человеческих существ и их плоти.
Ведь было сказано, как это приписывается евангелисту св. Мат-
фею, что сам Иисус назвал безбрачие примером высшей жерт-
венности. И св. Павел в обращении к коринфянам также дал
подобную рекомендацию. Затем, по мере того, как склонность
к самоотрицанию резко усилилась, проповеди, призывающие к
полному прекращению половых отношений, стали весьма мно-
гочисленными, а пуритане третьего столетия, такие, как пла-
менный Тертуллиан, без устали защищали это положение.
Трактаты, возвышавшие девственность, стали появляться в боль-
шом изобилии.
Августин был одним из тех, кто часто и яростно писал в
защиту таких идей. В начале своей карьеры он заявил, что «вок-
руг меня, спереди и сзади потрескивает на углях множество
отвратительных Любовей», и предложил известную молитву:
«Господи, дай мне целомудрие и воздержание — и не только».
Он был без всяких колебаний уверен в том, что с сексом надо
разделаться — это было наказание на грех Адама.
И у Иеронима были те же ощущения:
...Наш враг — дьявол — ходит вокруг, как рычащий лев в поисках
жертвы: кого бы ему сожрать... Пока мы находимся под гнетом этого
бренного тела, пока мы держим наши сокровища в кувшинах под зем-
лей, пока плоть восстает против духа, а дух — против плоти, до тех
пор не может быть окончательной победы.
Иногда Иероним спускается с этих величественных высот на
землю, чтобы посоветовать женщинам не выходить замуж просто
из благоразумия — из-за смутных беспокойных времен того пе-
риода. Но чаще он придерживался определенного принципа, осо-
бенно в письме о воспитании Паулы, девушки из
146
I аристократической семьи, с рождения посвященной в монахи-
( ни — он предписывал ей строгое, спартанское воспитание.
? Общественная позиция Иеронима, определявшаяся такими
I взглядами, когда он был секретарем папы Дамаса, сыграла важ-
I ную роль в его изгнании из Рима после смерти Дамаса в 385
I- г. Дело в том, что когда умерла тетка Паулы Блезилла, то
I сочли, что ее кончина была ускорена чрезвычайным аскетизмом,
| который ей внушил Иероним. На ее похоронах раздавались кри-
| ки «Монахов в Тибр!», после чего Иероним поспешно покинул
г Рим и больше никогда не возвращался. Новый папа, Сириций,
I подозревавший Иеронима в претензиях на папское звание, ни-
I чуть не сожалел о бегстве монаха.
I Этот эпизод обнажает чрезвычайно запутанные отношения
I Иеронима с римлянкой из высшего класса, к которым был при-
I частей и Дамас, слывший «дамским угодником». Такие женщи-
I, ны, какие бы формальные определения ни давать их статусу в
I соответствии с современными стандартами, например, длитель-
| ное отстранение от всех официальных и дозволенных законом
I постов и отказ в доступе к высшему образованию, были намного
I впереди мужского сословия в стремлении к христианской аске-
I тичности. Иероним посвятил отдельное письмо защите своих
I подруг. «Заходил ли я когда-либо, — спрашивал он, — в дом
I к женщине: если она слыла распутницей? Привлекали ли меня
L когда-либо шелковые платья, сверкающие бриллианты, намазан-
В ные лица, вид золотых украшений? Ни одна матрона в Риме
В не могла заслужить мое расположение, кроме той, что регулярно
I постилась, вынуждена была ходить в грязных одеждах и часто
И слепла от слез!»
Дальнейшее сокращение и так уже уменьшавшегося насе-
Вления, к чему мог привести такой отказ от сексуальных от-
fl ношений, спокойно воспринимался христианами. Их оратор
ВЭйсебий говорил, что отвращение к сексу помогает им не за-
fl водить детей. Например, св. Мелания Старшая, одна из подруг
Иеронима, хотя и вышла замуж, не имела никакого желания
вообще иметь детей, а когда она все-таки родила, то бросила
В последнего уцелевшего ребенка без видимых угрызений сове-
fl сти. Амвросия беспокоили все громче раздававшиеся обвинения
В в том, что он и его единоверцы своими восхвалениями пури-
танского государства без семейных уз лишают Рим сыновей и
В дочерей, в которых он так нуждается. Ответ его был таков:
В «С каких это пор мужчины жаловались, что не могут найти
В себе жен?»
В Тем не менее и противоположная точка зрения имела пра-
В во на существование, а дальнейшее распространение отшель-
147
ников, монахов и монахинь, к каким бы высоким моральным
ценностям они ни призывали, раскалывало и так уж разоб-
щенное общество, создавая новую серьезную трещину в госу-
дарстве. Так что утверждение папы Александра, что «монахи
доделали то, что начали готы», было не лишено смысла. Они
стали изгоями потому, что столкнулись с обществом, которое
было им отвратительно.
Глава 11
ГОСУДАРСТВО ПРОТИВ СВОБОДНОЙ ВЕРЫ
Несмотря на все свои угрожающие заявления, государство не
предприняло эффективных шагов для возвращения в общество
мужчин и женщин, выбравших путь монахов, монахинь и от-
шельников. Но оно практиковало грубое насилие над теми, кто
не примкнул к доминировавшей в государстве религии — и даже
к той же ветви той же религии. Это насилие было грубейшей
ошибкой. Вместо цементирования общества, на что надеялись,
оно в еще большей мере увеличивало раскол.
Эта старинная практика принуждения оказалась возможной
благодаря тесному союзу между церковью и государством. До
самого начала четвертого века официальной религией в римском
мире оставалось язычество. Античное язычество в Римском го-
сударстве стремилось быть всем для всех. Политеистическое по
своей сути, оно было многоликим и многосторонним, очень да-
леким от замкнутости. Во всяком случае, оно отличалось тер-
пимостью. Правда, язычников отличала нетерпимость к
христианам, поскольку те, будучи преданы господу, казалось,
отвергали даже в минимальной мере верность императору и на-
роду. Но христиане в течение долгого времени оставались не-
большим, ограниченным меньшинством.
Затем произошло обращение в христианство Константина Ве-
ликого, который постепенно перевел в ту же веру всю империю.
Эти события кажутся совершенно поразительными, поскольку
христиане оставались в меньшинстве и не были очень влиятель-
ными. Как заявлял английский историк Дж. Б. Бури, революция
Константина была «возможно, самым дерзким актом, когда-либо
совершавшимся автократом в пренебрежении и с явным вызовом
по отношению к огромному большинству подданных».
Император предпринял такие удивительные действия, по-
скольку импульсивно ощущал внутреннюю потребность в боже-
ственной помощи свыше, а христианская вера и ее наиболее
привлекательная личность — Спаситель, тот самый Спаситель,
что реально жил среди людей, давала более надежные обещания
об оказании такой помощи, нежели многочисленные языческие
149
боги, которых никто никогда не видел. Так что Константин,
оглядевшись вокруг и обнаружив высшую степень печальной
внутренней дисгармонии, угрожавшей разрушить государство,
решил, что, возможно, наилучшим объединяющим фактором
станет христианство. Под началом императора оно будет спла-
чивать общество, тем самым эффективно уравновешивая много-
численные центробежные тенденции распада. Он планировал,
что государство и церковь обязательно будут работать рука об
руку, но государство будет всегда оставаться руководящим пар-
тнером. При Валентиниане I епископ Оптат из Милеви (Мила),
Алжир, согласился с этой идеологией, заявив Государство не в
Церкви, но Церковь в Государстве.
Тем не менее политика терпимости Валентиниана не смогла
помешать идее независимости церкви. Он даже не смог предот-
вратить скандал века — выборы папы в 366 г. — когда 137
трупов остались лежать на брусчатке у римской базилики. Удач-
ливым кандидатом оказался Дамас, создавший впоследствии кон-
кордат, в котором роль папы существенно возросла. Популярный
язычник Претекстат прокомментировал величие папы следую-
щим замечанием: «Сделайте меня епископом Рима, и я сразу
приму христианство».
Но оказалось, что епископ не Рима, а Медиолана (Милан),
резиденции императора, в то время поднял власть церкви на
новую высоту. Это был Амвросий, возглавивший епархию с
374 г. до самой своей смерти в 397 г. В отличие от предыдущих
доктрин, Амвросий заявил: «Император не над церковью, а в
церкви... Кто читал Священное писание, тот знает, что это свя-
щенники судили императоров... Хороший император не отказы-
вается от помощи церкви, а ищет ее». Эти слова были
адресованы Валентиниану II, который использовал автора таких
заявлений для важных политических миссий.
У Амвросия были два широко известных столкновения с Фе-
одосием I. В обоих случаях священник выходил победителем.
Первое — в 388 г., когда епископ Востока приказал сжечь ев-
рейскую синагогу в Нисеферии Каллиник (Рагга) в Сирии, а
Феодосий потребовал ее восстановить и наказать поджигателей.
Амвросий, выступая с кафедры проповедника, призвал импера-
тора выразить сожаление о содеянном и не стал служить мессу,
пока император не отменил свое решение. Двумя годами позже,
когда в Фессалонике линчевали армейского командира за то,
что он посадил в тюрьму популярного возничего, Феодосий в
наказание приказал вырезать семь тысяч человек. Амвросий от-
казался допустить императора к мессе и наложил эпитимию.
Это были исторические моменты. Подчинившись в обоих случаях
призывам Амвросия, Феодосий самым очевидным образом усту-
пил власти церкви.
150
После смерти Амвросия духовная инициатива вернулась из
; Милана в Рим, где папа Иннокентий I (401—417) ясно пока-
: зал, что новая церковная администрация будет облечена вла-
! стью не в миланской епархии, а здесь, в Риме. Когда Аларих
' со своими вестготами подошел к Риму, Иннокентий оказался
$ единственным национальным лидером, чей престиж был доста-
i точен для ведения переговоров. Позже папа Лев I (440—461)
вел аналогичные переговоры с Аттилой и добился впечатляю-
щего успеха. Точка зрения Льва была такова, что сотрудни-
чество между государством и церковью взаимовыгодно, как
контрактные соглашения, хорошо известные каждому римскому
юристу.
Некоторые мыслители тех времен, включая Иеронима и
• Сальвиана, сожалели о стремлении церковников присоединиться
к комфортному существованию правителей и их окружения. Но
многие другие были в восторге от союза между духовной и свет-
ской властями, подчеркивая, что совпадение во времени рожде-
ния Христа и Империи было совсем не случайным.
Действительно, этот союз, как и предполагалось при его за-
ключении, мог оказаться фактором, цементирующим разобщен-
ный римский мир. Но случилось прямо противоположное, по-
скольку чрезмерное усердие, с которым гражданские власти
выполняли требования своих духовных партнеров, усиливало ор-
тодоксальность церкви и давление ее на всех тех, кто не согла-
шался с официальными доктринами. Такими способами государ-
ство и церковь превращали различия во мнениях и доктринах
неискоренимую враждебность.
Намерение использовать насильственные методы в насажде-
1ии веры, было основано на ужасной интерпретации текста
Евангелия от Луки, в котором Иисусу приписывались следующие
лова: «Выходите на дороги и тропы и заставьте их прийти
юда, чтобы дом мой был полон». В позднем Риме эта фраза,
:ак и изречения св. Павла, использовались церковью и государ-
твом как основание для проведения фатальной политики при-
[уждения.
Проблема возникла в самой острой форме еще в начале цар-
твования Константина. Когда он смело обратил страну в хри-
тианство, подавляющее большинство его подданных были
[зычниками. Это было некоторым препятствием на пути к гар-
гонии, которое, император не сомневался, обязательно будет
(реодолено. Вначале он заявил, что собирается «разрешить тем,
:то ошибается, быть свободными и наслаждаться тем же миром
। спокойствием, что и те, кто верит». Но в конце царствования
опротивление оппозиции заставило его резко изменить эту уме-
ренную позицию. Сокровища языческих храмов были конфиско-
ваны, и, в конце концов, были запрещены языческие
151
жертвоприношения. Затем его сын Констанций II, чья личная
благочестивость усиливалась террором магии, развязал борьбу
против язычества, издав в 346 и 356 годах законы, носившие
чрезвычайно репрессивный характер.
Его кузен и преемник Юлиан Отступник (361—363) резко
прореагировал на свое христианское воспитание и восстановил
официальное язычество. Сперва казалось, что он проявляет ре-
лигиозный нейтралитет и, в отличие от Константина, объявляет
всемерную готовность разрешить отправление любого религиоз-
ного культа. Однако после восстановления язычества он лишил
христианские церкви и духовенство привилегий и запретил про-
фессорам-христианам преподавать классические дисциплины.
Его гибель во время сражения языческие историки объявили са-
мым ужасным событием в римской истории, событием, предоп-
ределившим падение Рима. После его смерти христианство было
восстановлено в качестве государственной религии.
Такова была ситуация, которую унаследовал Валентини-
ан I — ситуация, когда отношения между двумя верами, за
исключением отношений в среде небольшого числа интеллекту-
алов, стали резко враждебными.
Будучи сам христианином, Валентиниан в 371 г. решил осу-
ществлять политику всеобщей терпимости. «Я не считаю, — за-
явил он, — любой обряд, который был принят у наших предков,
преступным». Язычник Аммиан, всегда готовый критиковать Ва-
лентиниана во всех других отношениях, с восхищением привет-
ствовал это его решение. Тогдашний папа, Дамас, имел связи
с представителями языческой аристократии, и это облегчило Ва-
лентиниану задачу нейтрализации все возрастающей неприми-
римости ряда других священников.
Либеральное установление Валентиниана было одним из не-
многих достижений того времени. Будучи в оппозиции общим
настроениям и поведению, он чувствовал, что единства скорее
всего можно достичь на пути терпимости. Это его решение слу-
жит маяком уже полторы тысячи лет, в течение которых пра-
вители разных ведущих стран думали и действовали совсем
иначе.
Грациан сперва проводил подобную политику, поскольку в
начальный период он находился под влиянием поэта Осония,
чья христианская вера не была фанатичной. Но новая фаза на-
чалась, когда в 397 г. он назначил Феодосия I своим коллегой,
императором Востока.
Во-первых, Грациан отказался вступать в какие-либо отно-
шения со старым традиционным языческим духовенством, чего
никогда не допускал его новый коллега. Затем Грациан решил
убрать из здания сената языческую статую Победы. Рассматри-
вавшаяся сановниками-язычниками как серьезная угроза их тра-
152
дициям и вере, эта акция спровоцировала в течение последую-
щих трех лет серию известных ораторских дуэлей между Сим-
махом, известнейшим язычником того времени, и наиболее
выдающимся христианином, Амвросием, епископом из Медиола-
на (Милана).
Дискуссия проводилась в рамках внешних приличий. «Каж-
дый, — заявлял Симмах, — имеет свои собственные привычки,
свою собственную религию. Любовь к обычаям велика. Мы про-
сим восстановить культ в его прежнем виде, который был так
благотворен для Римского государства в течение столь долгого
времени. Нельзя достичь великой истины только на одном пути».
Это отрицание христианского призыва к универсальности долж-
ным образом опровергалось Амвросием, который настаивал на
том, что император должен «делать то, что наилучшим образом
приведет его к спасению в глазах Господа». Его точка зрения
победила, и статуя была удалена из здания сената. Это было
тяжелейшим поражением язычества.
Амвросий также нападал на смешанные браки между хри-
стианами и язычниками, ссылаясь на союз между Самсоном и
Далилой. В то же время Симмах должен был спорить с лириком
Пруденцием, который так оптимистически описывал христиан-
ский Рим, что создавалось куда более яркое впечатление, чем
от собственного меланхолического и ностальгического изложения
Симмаха. Более того, Пруденций остроумно отвечал своим оп-
понентам-традиционалистам, аргументируя тем, что изменение
веры не отрицает римский дух. Это был конструктивный подход,
и Пруденций, христианин, глубоко, мудро оценивая старый Рим,
был временами ближе, чем кто-либо еще к духовному взаимо-
пониманию между христианами и язычниками. Но этому взаи-
мопониманию не суждено было развиваться, поскольку
христианский режим не чувствовал, что его кажущаяся устой-
чивость в любой момент может обрушиться.
Одну опасность этот режим постоянно держал в уме — ве-
роотступничество, объект шести суровых законов в течение пят-
надцати лет. Самые жесткие меры предпринимались
Феодосием I. В благодарность за примирение с Амвросием он
повсеместно запретил любые языческие богослужения, а в 381 г.
были запрещены даже посещения храмов. В следующем году,
сразу после смерти соратника Феодосия — императора Вален-
тиниана II, произошли события, которые еще более ужесточили
отношение к язычникам. Дело в том, что узурпатор Евгений,
захвативший трон Запада, хотя и был номинально христиани-
ном, но настолько равнодушным верующим, что его восшествие
на престол зажгло свет надежды в сердцах язычников Рима.
Феодосий I ответил решительными эдиктами. Любой вид язы-
ческих обрядов был строжайше запрещен, а на судей, городских
153
советников и виднейших горожан была возложена ответствен-
ность за нарушения этих эдиктов под угрозой сурового наказа-
ния. Кодекс Феодосия II включает не менее двадцати пяти
законов, разработанных им самим и его предшественниками и
направленных против язычества во всех его формах. Влияние
Амвросия было весьма существенным, по крайней мере, в части
законодательства, а может быть, и в части конкретного его при-
менения, поскольку после этих резких антиязыческих законов
императоры сочли необходимым дополнить их тринадцатью
эдиктами на ту же тему.
Феодосий I, казалось, умышленно мстил, взяв на себя задачу
осуществления давних преследований христиан язычниками,
только в обратном направлении. Противоположная точка зрения
была выражена языческим писателем Эвнапием из Сардия
(Сарт), который заявил, имея в виду христиан, что «наше время
очень опасно непрерывными ляганиями ослов». Тем временем в
394 г. выскочка Евгений был смещен, и, благодаря расстройству
планов его языческих сторонников, настал момент, когда хри-
стиане получили решающее большинство в сенате. Время сво-
боды, терпимости к иному мышлению безвозвратно уходило из
античного римского мира.
Тем не менее в следующем году после смерти Феодосия I
регенты его сыновей, Аркадия и Гонория, вначале стали прово-
дить умеренную политику по отношению к язычникам, стараясь
защитить государственную власть от антиязыческих выступле-
ний духовенства. Но в 399 г. в Северной Африке религиозные
экстремисты из числа язычников начали бунт, поскольку их свя-
тыни были закрыты, вследствие этого тамошние священники
двумя годами позже обратились к правительству Запада с прось-
бой издать новые законы для искоренения последних остатков
идолопоклонст ва.
Августин, епископ из Гиппона Регия — теперь Анаба в Ал-
жире — активно участвовал в этих событиях и выступил в
поддержку политики насилия по отношению к язычникам со
стороны государства. Они должны изменить свое поведение. И
отступников надо принудительно вернуть в паству церкви, как
на этом совершенно правильно настаивают императорские эдик-
ты, поскольку Христос, как генерал, возвращающий своих де-
зертиров, выявляемых по клейму на ладони, вынужден
использовать насильственные методы для возвращения собствен-
ных дезертиров в свою армию.
Августин настаивал на разрушении языческих храмов. Не-
ктарий, философ, принадлежавший к старой религии, старался
по-человечески убедить его в угрозе тяжких последствий таких
гонений. Но все усилия переубедить Августина оказались тщет-
ными. Они стали еще более бесполезными после того, как Ала-
154
рих захватил Рим. Это событие напугало христиан, поскольку
посеяло в умах язычников новые надежды. Смотрите, говорили
язычники, что произошло в Риме теперь, когда христиане от-
казались от своих древних богов! Именно опровержению этих
заявлений была посвящена работа Августина О граде Божием.
Хотя в этой великой книге обсуждается много проблем, непос-
редственной причиной ее появления была необходимость восп-
репятствовать возрождению язычества, что стало возможным
благодаря болезненным событиям 410 г.
Вплоть до смерти Стилихона двумя годами ранее еще сохра-
нялись надежды на более терпимое отношение официальных
властей к язычникам. В течение того периода, когда он прак-
тически контролировал всю Империю, Стилихон настоял на про-
ведении определенных мер по религиозной терпимости и
установлению равновесия. Тем не менее даже Стилихон ощутил
необходимость сжечь Сивиллины книги, самые священные до-
кументы язычества. За это он был посмертно проклят в 417 г.
языческим поэтом Рутилием Намацианом, который убежденно
повторял, что несчастья обрушились на римлян потому, что они
забросили богов: он высмеивал христианских святых за их не-
способность отстоять город.
За смертью Стилихона сразу же последовал закон, запреща-
ющий службу язычников в армии — их лояльности больше не
доверяли. В 430-х годах был издан ряд документов о репрессиях
по отношению к язычникам. Начало следующего десятилетия
ознаменовалось вступлением на престол папы Льва I, который
заявил, что «истина, простая и единственная, не допускает мно-
жественности». В том же духе в 448 г. Феодосий II начал сжи-
гать книги язычников: «Мы не хотим, чтобы до глаз и ушей
людских доходили все эти тома, которые гневят Господа и на-
носят вред душе». Очевидно, культ языческих богов был даже
в эти поздние годы достаточно силен, чтобы вызвать такие про-
явления жестокой предосторожности.
Затем началось медленное умирание язычества. Одним из
последних выдающихся язычников был греческий историк Зо-
сим, который написал Новую Историю в начале шестого века.
Как и Рутилий Намациан, он, оглядываясь назад, рассматривает
насильственное введение Феодосием I христианства в Империи
как непосредственную причину падения Рима, поскольку именно
эта мера, очевидно, спровоцировала религиозные распри. Он до-
статочно иронично заявляет, что результатом такой насильст-
венной официальной политики явилось катастрофическое
крушение надежд Константина, который видел в христианстве
потенциально объединяющий Империю фактор.
Люди, предложившие и развивавшие эту идею, от которой
до тех пор был свободен греко-римский мир и которая предпо-
155
лагала, что людей надо репрессировать за их мысли, несут тя-
желый груз ответственности за все последствия, проявившиеся
во времена средневековья и даже позже. Более того, эти насилия
помогли разрушить Римскую империю, обострив до предела ту
самую разобщенность, которую они должны были снять.
Такими же разобщающими и деструктирующими были конфлик-
ты внутри самого христианства. Когда Константин сделал хри-
стианскую веру государственной религией, он, без сомнения, был
готов к сопротивлению со стороны языческого большинства. Но
жестокая враждебность, быстро возникшая между самими хри-
стианами, неприятно поразила его. «Те же люди, — писал он
епископу Хресту из Сиракуз в Сицилии, — которые должны
были бы проявлять братскую гармонию и согласие, отдаляются
друг от друга позорным и болезненным образом».
Удивление Константина, возможно, объясняется тем, что он
не учитывал исторические корни. Греко-римское язычество ни-
когда не было монолитным, оно состояло из множества раз-
личных отдельных культов, слабо связанных между собой. Так
что для большинства людей не было удивительным, что среди
христиан также возникло множество различных «ересей» (от
греческого слова hairesis — выбор или секта). В поздней Им-
перии все более утверждалось официальное убеждение в том,
что должна быть единая ортодоксия, и существование много-
численных ересей стало источником резкого недовольства не
только для новой церкви, но и для императоров. Они посто-
янно стремились к тому, чтобы одобряемая ими ветвь христи-
анства стала католической, другими словами, универсальной
и объединяющей.
Вот почему Константин в 314 г. писал одному чиновнику в
Северной Африке, что божественное благоволение может быть
обеспечено только единой службой, которая должна встать над
спорами и ссорами, тем более, что они были противны Всевыш-
нему. Потому что, как заявлял его духовный сторонник Эйсебий,
ничто так не раздражает Господа, как деление церкви — это
то же самое, что резать тело Иисуса на куски.
Но все надежды Константина были обречены на крушение.
Он затратил большую часть своего правления, стараясь устано-
вить сотрудничество между христианами, которых он так резко
вознес — и все напрасно. Незадолго до того, как его терпение
истощилось, приверженцы ересей обнаружили свои церкви кон-
фискованными, а священников — сосланными. Через пять лет
Константин заявил, что было бы лучше оставить их наказание
Богу. Но он слишком опоздал: вред уже был нанесен и создан
прецедент ненависти. Одни христиане, как только они пришли
к власти в стране, начали преследовать других христиан.
156
Начиная с этого момента, за период, длившийся век с чет-
вертью, сменяющие друг друга императоры издали не менее ше-
стидесяти шести декретов против ересей. В своем Панарионе
Домашней Аптечке, написанной в 378 г. епископ Епифаний из
Констанции (Салами) на Кипре, перечислял не менее восьми-
десяти ересей, предписывает лекарства их приверженцам, как
если бы они были укушены ядовитыми змеями; а на характерной
монете изображены императоры, наступившие на змей с чело-
веческими головками, под которыми подразумеваются инакомыс-
лящие.
Когда на трон в 361 г. пришел Юлиан, его отношение к
христианской вере во многом определялось впечатлением от по-
стоянных ссор в рядах ее сторонников, «поскольку он знал из
опыта, — как писал Аммиан, — что ни один дикий зверь не
является таким врагом людям, как большинство христиан в
своей смертельной ненависти друг к другу». Валентиниан I, хотя
официально христианство было восстановлено, оставался терпи-
мым как к «еретикам», так и к язычникам. Но Грациан и Фе-
одосий I под влиянием Амвросия изменили эту политику.
В 380 г. Феодосий I неожиданно издал очень жесткое по-
становление, осуждающее ереси. Годом позже он распорядился
передать все церковные здания еретиков католическим священ-
никам по его выбору. В течение оставшихся четырнадцати лет
своей жизни он издал семнадцать других законов против ина-
комыслящих разного толка. Соотношение числа законов против
ересей и против язычников было пять к одному. Самым заме-
чательным из них благодаря ощущению неуверенности, запол-
нявшему его, был эдикт, практически повсеместно запрещавший
дискуссии на любые религиозные темы. Таким образом импе-
раторы пытались, хотя и абсолютно тщетно, лишить современ-
ников одного из их любимых занятий.
В 407—408 гг. ересь была вновь объявлена преступлением,
«поскольку оскорбления священной религии наносят вред всему
обществу». В это же время всех некатоликов перестали допу-
скать ко двору, хотя на следующий год Гонорий был вынужден
ослабить эти запреты, поскольку оказалось невозможным отлу-
чать или принуждать каждого германца-арианина. Но в 410 и
415 гг. вышли следующие эдикты, вновь осуждающие и ограни-
чивающие всех еретиков. Священники, которые могли гордиться
такими единоверцами, как Амвросий, Иероним и Августин, не
позволяли правительству терпеть отступников, и все три выда-
ющихся мыслителя продолжали метать громы и молнии на таких
преступников.
Мы проследили, как Августин, после долгого и тщательного
обдумывания пришел к выводу о правильности требований к
светским властям подавить язычников силой. Но еще большую
157
часть своей жизни он провел, призывая к подобным действиям
против ересей. Он был убежден, что их приверженцы навсегда
обречены гореть в аду. Для него, как и для императоров, могла
существовать только единая церковь. А те, кто оставался за ее
пределами, как бы красноречиво они не называли себя христи-
анами, были вне Тела Христова.
Вначале Августин отвергал использование силы против ере-
тиков, как он отвергал это ранее и по отношению к язычникам.
Но позднее, после долгих размышлений, он изменил свое мне-
ние, поскольку «познал их потенциальную нечестивость, и то,
что они могут получать выгоду от существующего порядка. Та-
ким образом он пришел к вере в насилие, убедив себя, как он
убеждал себя относительно язычников, что государству следует
заставить еретиков принять истинную веру. Он объяснял теперь,
что метод принуждения очень похож на принятие лекарств упи-
рающимся пациентом, а потому может даже рассматриваться,
как истинное проявление любви, поскольку «любовь с сурово-
стью» лучше, чем «предательство с извинениями». Отдельные
граждане не могут превзойти императоров со всем им мощным
репрессивным аппаратом в деле служения Богу. В письме к Вин-
центу, епископу Картены (Тенес) в Мавритании Цезаренс (Ал-
жир), он убедительно разъясняет причины изменения своей
позиции.
...Вначале мое мнение было таково: никого нельзя принуждать к
единству с Христом, мы должны действовать только убеждениями, бо-
роться только аргументами и побеждать только силой логики, если толь-
ко мы не хотим, чтобы настоящие еретики притворились, что они стали
католиками.
...Но это мое мнение было изменено не словами тех, кто был против,
а убедительными примерами, которые они могли привести. В первую
очередь моему мнению был противопоставлен мой собственный город,
который, хотя и был когда-то на стороне донатизма, пришел к союзу
с католиками из страха перед имперскими эдиктами. Я понял, что к
этому случаю хорошо приложимы слова из Библии: «Дай возможность
мудрецу, и он станет еще мудрее».
Но «возможность» была нечто иное, как благозвучное опреде-
ление насильственного правления (Приложение 1).
Позднее, в книге О граде Божием, Августин добавляет па-
радоксальное оправдание, гласящее, что те, кто действительно
может назвать себя жертвой, вовсе не являлись еретиками, а
были такими же правоверными, как и их гонители — поскольку
само существование таких грешников заставляло лояльных хри-
стиан «переживать гонения — но не плотью, а сердцем». И за-
тем этот псаломопевец говорит: «Сколько скорби в моем
сердце», — но не «в моей плоти». Но все это не помогло ере-
158
s тикам, к которым правительство, согласившись по политическим
I соображениям с теологическими аргументами Августина о при-
| нуждении, теперь прибегало к силе, чтобы загнать их в общий
I строй.
I Эта систематическая, активная нетерпимость была чем-то
I до тех пор неизвестным в средиземноморском мире. Она отра-
| жала рост догматизма, который, в свою очередь, отвечал паде-
s нию рациональной интеллектуальной деятельности. Августин
г сам себя поставил на переднюю линию движения нетерпимости.
1 Благодаря своему красноречию и влиятельности он был провоз-
li глашен князем и патриархом гонителей. Он был также объявлен
| предтечей и первым теоретиком испанской инквизиции. Так уж
В сложилось, что поскольку он жил за морем, в Северной Аф-
I рике, а не в центре, он не стал великим инквизитором всего
I римского мира. Но и в этом случае велик был вред, нанесенный
I насилием, которое он одобрял и восхвалял. Вольтер и Гиббон
I были правы, когда называли вражду между христианами, а так-
Е же между христианами и язычниками одной из причин круше-
ния Империи.
Остается обсудить трещины в отношениях между христианскими
I. властями и членами двух других религий, которых государство
I притесняло, религий, которые были ни языческой, ни христи-
I анской: манихеи и иудеи.
I Манихейство и в наши дни является верой миллионов обыч-
ных людей, если только они об этом догадываются. Эта мощная
I доктрина держалась с третьего до пятнадцатого столетий, требуя
I от своих приверженцев абсолютной веры в различие между до-
i' бром и злом. И то, и другое сосуществует вечно: исходя из
Е этого манихейство поддерживает широко подспудно распростра-
ненное мнение о том, что раз мы не можем принять на себя
К ответственность Бога за деяния дьявола в этом мире, то, зна-
Е чит, в них виноват кто-то другой. Этот дуализм, известный как
К гностицизм (от слова gnosis — знание), восходит от Симона
К Мага, который упоминается в Деяниях Апостолов. Во втором
к веке новой эры дуалистические секты широко распространились
Е на территории римских провинций. Они провозглашали, что
к мир и дьявол сотворены не Богом, а независимым создателем
I (Демиургом).
Но большинство этих сект в конце концов слились в мани-
Е хействе. Символ этой веры, Мани, начал свою религиозную де-
ятельность в 240 г. в Месопотамии. Сопоставляя вечные
И контрасты добра и зла со светом и тьмой, Мани основал тща-
тельно обдуманную, хорошо организованную церковь, а его ре-
лигиозные амбиции шли намного дальше даже всеимперского
К универсализма Константина и его церковности, поскольку он
159
намеревался основать духовную общину, которая покорит весь
мир. Менее чем за столетие его доктрины распространились по
широким просторам римского мира; сменяющие друг друга им-
перские правительства, сперва языческие, а затем христиан-
ские, рассматривали рост влияния манихейства, как серьезную
угрозу.
Диоклетиан, который преследовал христиан, ввел жестокие
санкции также и против манихеев, явно рассматривая их как
политическое оружие врагов Рима в Персии. Тем не менее их
приверженцы появились уже и в самой столице, а вскоре рас-
пространились в Южной Галлии и Испании. Христианские им-
ператоры, относившиеся к ним так же непримиримо, как и их
предшественники, судя по Кодексу Феодосия чувствовали опре-
деленное беспокойство, поскольку манихеи обращали в свою ве-
ру «лиц низших классов».
Они, по-видимому, действительно представляли определен-
ную специфическую угрозу, если даже умеренный Валентиниан
I не счел себя вправе включить их в общую программу веро-
терпимости, и издавал указы о необходимости конфискации их
собственности. Именно в это время ряды манихеев пополнились
их наиболее выдающимся новообращенным, Августином, чья де-
вятилетняя преданность их взглядам поселила в его сердце при-
сущее им отвращение к окружающему миру — но, после того,
как он покинул манихеев, добавила остроты в его попытки об-
ратить в истинное христианство всех тех, кто однажды встал на
путь ошибочных и еретических доктрин, как это когда-то про-
изошло с ним.
В 383 г. Грациан, Феодосий I и Валентиниан II резко усилили
жесткость предыдущего антиманихейского законодательства.
Враждебное отношение к инакомыслящим вскоре стало причиной
трагедии. Оно привело к первой в истории официального хри-
стианства казни людей за их религиозные убеждения. Жертвой
стал Присциллий, испано-римлянин, привлекший к себе много
духовных последователей. Хотя он и был выбран епископом Аве-
лы (Авилы), его чрезвычайно аскетическое отношение к нашему
жалкому физическому существованию вызвало у иерархов цер-
кви подозрение в том, что он является манихеем. Поэтому в
384 г. с одобрения императора Магна Максима он был проклят
церковным синодом в Бурдигале (Бордо), а в следующем году,
будучи признанным виновным в колдовстве и аморальности, он
был казнен.
Суд, который вынес смертный приговор, был светским. И
тем не менее Присциллий был приговорен к смерти за свои
религиозные убеждения, и этот прецедент оказался очень зло-
вещим. Раскол в Империи уже достиг разрушительной стадии,
если власти, как гражданские, так и духовные, могли принять
160
решение убить кого-то по такой причине. Св. Мартин из Тура
резко протестовал против этой казни, заявляя, что и церковь
и государство должны заниматься каждый своими делами. Даже
Амвросий, который обычно одобрял жесткое обращение с ере-
тиками и раскольниками, был устрашен и вместе с папой Си-
рицием отлучил от церкви людей, ответственных за это
злодеяние.
Преследование манихеев Феодосием I загнало их на время
в подполье, но оказалось в долговременном плане настолько не-
эффективным, что в течение пятого столетия они снова стали
преуспевать, особенно в Испании и Галлии. Папа Лев I (440—
461) был встревожен, обнаружив манихеев, проникших в его
собственную конгрегацию. А потому вскоре после этого Вален-
тинианом III были изданы против них два суровых закона. Ни
на одну другую секту не нападали с такой жестокостью и не
отвергали с такой чрезвычайной силой.
Однако манихеи продолжали жить на Востоке в течение мно-
гих столетий. Да и на Западе дуализм оказался тоже неискоре-
нимым, и у манихеев было много духовных наследников,
скрывавшихся под самыми различными названиями. Через пол-
ных восемьсот лет после падения Рима король Франции Людо-
вик IX, Святой, злоупотреблял словом «крестовый поход»,
пытаясь подавить подобные вероисповедания.
с неблагоприятным отношением хри-
Востока, так и Запада. Прошли сто-
и второй римских войн — иудейских
Иудеи также столкнулись
стианских правителей как
летия с окончания первой
восстаний, завершившихся жестоким террором в отношении ко-
ренной нации. Миллионы иудеев, разбросанных в ходе рассеяния
по всей Римской империи и персидской Месопотамии, старались
выжить и сохранить свою веру. В самом Израиле, хотя старый
Иерусалим и был стерт с лица земли и заменен римским посе-
лением, жизнь возрождалась среди иудейских общин в других
частях страны. Они автономно управлялись патриархатом и со-
ветом, и вскоре получили признание Рима.
Отношения с Римом наладились при патриархе Иехуде ха-
Наси («князе») (135—219), который традиционно рассматрива-
ется как главный создатель Мишны, основного свода устных
иудейских традиций. Но затем язычество стало терять свои по-
зиции официальной религии Империи. Почему же христианство,
а не иудаизм занял его место? У них было так много общего,
включая девять десятых их нравственных заповедей. Но вновь,
как и в случае языческих религий, иудаизм никогда бы не ут-
вердился среди основной массы населения, потому что мир жаж-
дал прихода спасителя, а иудеи не могли предложить
исторического мессию.
161
Еще с тех пор, как жизнь и деятельность Христа были опи-
саны, отношения между двумя общинами стали враждебными.
В евангелиях содержится много антисемитских материалов, ос-
новной целью которых было показать римским властям, что хри-
стианам нечего иметь дело с теми, кто поднял первое иудейское
восстание. С иудейской стороны Toledoth Yeshu описал Иисуса
как колдуна, сына грязи.
Иудеи относились к христианству, как к одному из безу-
словных бедствий, извещавших о приближающемся конце света.
И когда оно стало официальной религией Империи, их положе-
ние резко ухудшилось. На них нападали за то, что они обрекли
Христа на смерть: епископ Север из Антиохии говорил своему
коллеге в Берое (Алеппо), что «вся община должна быть нака-
зана за участие в этом смертном грехе». В то же время следовало
иметь в виду, что сам Иисус принадлежал к той же расе, осу-
ществил многие пророчества иудеев, так что они были свидете-
лями, хотя и невольными, славы его миссии.
Поскольку все это было, нечего было даже говорить о по-
давлении иудеев силой, как язычников, манихеев или еретиков.
Тем не менее в отношении к ним христианских императоров
было много двусмысленности и недовольства. Поскольку иудеи
подготовили путь Иисуса и дали ему жизнь, их нельзя было
просто так подвергнуть насилию. Но с другой стороны, посколь-
ку они отвергли и убили Иисуса, их жизнь следовало сделать,
по возможности, несчастной. Этого требовали священники, и
это предписывали императоры. Правда, Суббота была легали-
зована, иудейское церковное имущество объявлено неприкосно-
венным, а раввины пользовались привилегиями христианского
духовенства. Но в то же самое время римское чиновничество
предпринимало одну меру за другой, чтобы понизить статус
синагог, запретить разрыв или возвращение к иудаизму, пре-
пятствовать смешанным бракам между двумя общинами и
подавить любое скрытное сопротивление превосходству христи-
анской церкви.
Надежды иудеев моментально возродились, когда Юлиан в
своих попытках примирить христианство как официальную ре-
лигию, разрешил восстановить Иерусалимский храм, почти че-
рез триста лет после его разрушения во время первого
иудейского восстания. Но Юлиан умер еще до претворения в
жизнь своих планов. Был и другой, сравнительно благоприятный
момент, когда Феодосий I попытался обращаться с иудеями с
большим либерализмом, нежели с язычниками и еретиками. По-
сле его смерти восточный правитель Евтропий продолжил ту же
политику. Но вскоре ситуация с иудеями вновь ухудшилась. В
415 г. патриарх Гамалий VII был подвергнут аресту, а когда
через четыре года он умер, учреждение самой Патриархии уп-
162
разднили, а ее деньги аннексировали в пользу правительства.
Затем в Кодексе Феодосия II были систематизированы все мно-
гочисленные санкции, направленные против иудаизма. Их по-
стоянные ссылки на грязную, отвратительную, неистовую,
фатальную, кощунственную порочность иудеев оставляют при
чтении тяжелое впечатление.
Нет сомнений, что имперские власти больше бранились, чем
на самом деле сердились, стремясь задобрить наиболее фанатич-
ное христианское духовенство. Но возникала опасность, что та-
кие клерикалы постоянно настраивают свои конгрегации на
поддержку подобных взглядов. Амвросий, например, сообщал
Феодосию I, что причиной падения узурпатора Магна Максима
было его неосмотрительное указание реконструировать синагогу,
; которая ранее сгорела в Риме — и вот почему Феодосий был
вынужден отменить свой приказ о восстановлении подобного зда-
ния, разрушенного на Востоке.
Августин тоже в своих переживших современников сочине-
ниях не менее двадцати раз вновь подводит старый прогнивший
баланс, заявляя, что эти упрямцы «свидетельствуют с своей соб-
ственной несправедливости и христианской истине». В пятом ве-
ке епископ Феодор из Кирха (Кур в Южной Турции) жаловался,
что иудеи до сих пор ощущают превосходство над христианами,
а Иероним обвинял их в сохранении надежд добиться высшей
политической власти. Поэт Рутилий Намациан в отрывке, пол-
ном глубокого презрения к иудаизму, даже заявлял, что это уже
произошло и что покоренная раса подчиняет себе своих поко-
рителей — «их вера — это вредное ползучее растение, которое
вновь стелется, после того, как его выкорчевали». С другой сто-
роны, Сидоний хорошо отзывался об иудее Гозоле — «это че-
ловек, которого я бы уважал как личность, если бы не презирал
его религию». Но даже эти неохотно высказанные слова как бы
положительной оценки, предваряющие пользовавшееся дурной
славой выражение «среди моих друзей есть иудеи», были иск-
лючением из правила. В целом мы имеем печальную картину
сегрегации.
Недавно было сделано заключение, что этот финальный рас-
кол и разделение между христианами и иудеями «рассматрива-
ется многими учеными, как христианами, так и иудеями, как
величайшее несчастье с куда более далеко идущими последст-
виями, чем для любой ереси внутри самой христианской церкви.
Если даже не полное объединение, то хотя бы союз между хри-
стианами и очень многочисленными иудеями по всей Империи
мог бы обеспечить единый фронт, на фоне которого внутренние
христианские расколы казались бы куда меньшим злом. Он мог
бы усилить приходящий в упадок римский мир. Но случилось
полностью противоположное, и враждебность между христиана-
163
ми и иудеями стала еще одним фактором, ослабившим волю
Западной империи к самозащите и сделавшим свой вклад в ее
крушение.
«Кажется, невозможно отрицать, — заключил Арнальдо Момиг-
лиан, — что благополучие церкви явилось как следствием, так
и причиной падения государства». И наибольший вклад в это
падение внесло религиозное принуждение, потому что вместо
объединения оно достигало полностью противоположных целей,
резко ускоряя процессы дезинтеграции и разложения.
ТЩЕТНОСТЬ
усилий
Глава 12
САМОДОВОЛЬСТВО ВМЕСТО САМОПОМОЩИ
А теперь мы должны обратиться к образу мышления, опреде-
лявшему официальные действия правительства. И мы обнару-
жим, что ни языческая, ни христианская традиции мышления
не могли сколь-нибудь серьезно помочь правительству в его без-
надежной борьбе за национальное выживание.
Язычники, в целом, слишком благодушно опирались на ус-
пехи в прошлом, а христианские богословы провозглашали док-
трины, в которых важность служения государству сводилась к
минимуму. Поэтому каждая из этих двух философий, противо-
поставляя свою собственную концепцию той, единственно необ-
ходимой для спасения Империи, усиливали массовую
национальную разобщенность.
Во-первых, язычники. Их античные, воспитывающие каждого
обычаи еще процветали. Поэтому следование классическим тра-
дициям позволяло им сдерживать верх над христианами, кото-
рые не могли противопоставить ни равноценную теорию
образования, ни практику. А учителя того времени придер-
живались старых образцов семи свободных искусств — грамма-
тики, риторики, диалектики, арифметики, геометрии,
астрономии и музыки, хотя последним четырем предметам уже
едва ли учили.
В пределах этого ограниченного круга требований академи-
ческие заслуги исключительно хорошо вознаграждались. Но про-
движения очень строго контролировались. Юлиан отстаивал
право императора пересматривать назначения преподавателей,
сделанные местными властями. Градацию их жалования утвердил
Грациан. Эдикт 425 г. устанавливал исключительный контроль
государства за образованием и наказания за открытие образова-
тельных учреждений лицами, не имеющими на то права.
В Риме был самый крупный государственный университет.
Валентиниан I предпринимал энергичные меры для поддержания
его студентов. Когда новички приезжали в город, они должны
были иметь разрешения от наместников провинций с указанием
167
о соответствии требованиям к студентам. Для уточнения их ква-
лификации они должны были в общих чертах описать предла-
гаемый курс обучения, для чего требовалось согласие городского
префекта. Изложив суть предстоящей работы необходимо было
сообщить свои адреса чиновникам, которые назывались цензуалы
и в чьи обязанности входила регистрация места проживания сту-
дентов.
В обязанности цензуалов было также предупреждать студен-
тов об опасности беспутного поведения и чрезмерной склонности
к публичным зрелищам; недисциплинированных студентов мог-
ли исключить, либо высечь. Нет сомнения, что университетские
власти более смело, чем их современные коллеги, следовали пре-
достережениям Иоанна Златоуста, епископа Константинополя:
«Не позволяйте вашим сыновьям носить длинные волосы — при-
рода противится этому, Господь не давал на это разрешение,
это запрещено».
Другие ведущие университеты Запада располагались в Ме-
диолане (Милан) и Карфагене. Однако в Карфагене были серь-
езные проблемы со студентами, о которых вспоминает Августин,
находившийся среди молчаливого большинства и не имевший на
беспутных товарищей никакого влияния.
...Я был среди верхушки в школе риторики, а потому полон само-
довольства. Несмотря на это, как вы хорошо знаете, мой господин, я
вел себя куда более спокойно, чем «мародеры», кличка дьявольски же-
стоких парней, которую светская молодежь выбрала для себя. У меня
не было ничего общего с их взрывами насилия, но я жил среди них
и ощущал превратное чувство стыда, поскольку не был на них похож.
Я водил с ними компанию и бывали времена, когда они полностью
оправдывали свою кличку. Без всякого повода они могли наброситься
на какого-нибудь застенчивого новичка, безответно нанося оскорбления
его чувству собственного достоинства и используя его, как объект своих
злобных насмешек... «Мародеры» было подходящим для них именем,
потому что их уже выгнали из дому и они потерпели полное жизненное
крушение.
Тем не менее университет в Карфагене поддерживал акаде-
мический стандарт, куда более высокий, чем другие инсти-
туты.
В Галлии находились известные муниципальные школы грам-
матики и риторики. Школы в Лугдуне (Лион), Вене, Бурдигале
(Бордо) и Арверне (Клермон-Ферран) были самыми выдающи-
мися. Эпоха Константина — это период ренессанса системы об-
разования в Галлии. В соответствии с эдиктом 376 г. по всей
стране была организована тщательно отработанная система об-
разования под государственным контролем. В следующем столе-
168
тии, золотом веке галльской поэзии, эти школы продолжали су-
ществовать, хотя политические катаклизмы того времени уже
проявлялись в признаках упадка; преподавание становилось за-
урядным и поверхностным.
Культ бесплодных условностей был очень распространен сре-
ди самых различных колледжей. Ничего и нигде не делалось
для излечения болезней разрушающегося римского образования,
сводившегося в основном, к изучению литературы и ораторского
искусства. Пренебрежение наукой и технологией, о чем свиде-
тельствовали учебные планы, не дало возможности встретить во
всеоружии непрерывно повторявшиеся кризисы той эпохи. Пу-
стой, педантичный классицизм был в порядке вещей, система
продолжала выпускать достаточно образованных людей, прояв-
лявших способности к яркой и точной устной речи, сложному
словесному построению, но не обладавших никакими практиче-
скими конструктивными идеями.
Константин, далекий от приведения образовательных заведе-
ний в соответствие с новыми отношениями в обращенной в хри-
стианство Империи, дал энергичный стимул старой непригодной
системе, преднамеренно установив над ней свой патронаж. Не
будучи высокообразованным человеком, он горячо высказывался
в поддержку классики, не выдвигая ни малейших обязательств
в части расширения кругозора учащихся. И даже Валентиниан I,
не римлянин по рождению, с неприязнью относившийся к вы-
сшему классу, не сделал ничего для обращения вспять этой кон-
сервативной тенденции.
В то же время в течение всего четвертого столетия проис-
ходит возрождение исторической литературы и ораторского ис-
кусства. «Если мы утеряем искусство красноречия, — восклицал
известный ритор Либаний, — чем же мы, в конце концов, будем
отличаться от варваров?» Однако круг людей, поддерживавших
эту цивилизацию, существенно сократился, поскольку средний
класс, сыгравший в ней выдающуюся роль, постепенно сходил
на нет. В результате, исходно аристократическая природа тра-
диционной римской культуры вновь заявила о себе, а круг ее
приверженцев стал ограничен относительно небольшим числом
аристократов-язычников и сенаторов, чьи культурные и литера-
турные привязанности имели спрос только среди их единомыш-
ленников.
Они писали друг другу письма, изложенные на языке, по-
нятном только таким же утонченным натурам, как и они, ис-
точавшем элегантность и ностальгический шарм и, как говорили,
бывшем таким же совершенным и сухим, как визитные карточки
мандаринов императорского Китая. Печально памятными образ-
цами такой стерильности языка было богато эпистолярное на-
следие Симмаха. Чарующе прекрасна поэма Осония Mosella с
169
очень естественными описаниями, но его остальные работы, в
основном, оправдывают собственные признания поэта. «Я знаю,
что мои читатели будут зевать над моими несчастными стихами.
Такова их обычная судьба, и они ее заслужили». Поэмы Кло-
диана, которые очень сильно повлияли на средневековые латин-
ские стихи, достигают наивысшего уровня, обнаруживая
достаточную мягкость манеры выражения и стихосложения. Но
надпись на его статуе в Форуме Траяна в Риме «тому, кто со-
четал музыку Гомера и ум Виргилия» явно переоценивает его
достоинства.
Типичным продуктом того времени были тридцатистранич-
ные «дайджесты» римской истории, рассчитанные на людей, не
имевших времени, либо терпения на большее. С другой стороны,
писатель пятого века Мартиан Капелла написал длинное алле-
горическое исследование, которое использовали как пример для
подражания в средних веках. Его сухой, как песок, хотя и не-
обычный педантизм хорошо согласуется с заголовком работы О
венчании Меркурия и Филологии и выбором семи свободных
искусств в качестве свадебных подружек Филологии.
Академический сборник статей Макробия Сатурналия, воз-
можно написанный в то же время, включает в себя массу раз-
нообразного и неизвестного ранее материала, проливающего свет
на период древнего Возрождения. И хотя Сатурналия привле-
кает слабый интерес как определенный символ умирающего ака-
демического классицизма, этот сборник без сомнения является
литературным шедевром.
И вновь Сидоний с его исключительно богатой информацией
о Римской империи. Однако его письма и поэмы напыщенны,
искусственны и грубоваты — как сказал английский историк То-
мас Ходжкин, он тщеславный член общества дурацкой взаимной
лести. Но Сидоний страстно верил в достоинства литературной
профессии, и в конце своей жизни он довольно импрессивно
писал: «Теперь, когда старые ранги официальной иерархий сме-
тены — те ранги, по которым наивысшего на земле отличали
от наинизшего, — единственным признаком благородства впредь
будет знание искусства письма».
Сидоний и многие другие выдающиеся деятели культуры жили
вне пределов Рима и вне Италии. Хотя императоры тех времен
редко посещали древнюю столицу и находились чаще всего в
Медиолане (Милан), а затем в Равенне, влияние Вечного Горо-
да, где еще размещался сенат, оставалось огромным и даже рос-
ло. Вечным он был назван поэтом Тибуллом за пять веков до
этого, и целый хоровод правителей многих эпох повторял тот
же славный эпитет. Даже Приск Аттал, протеже предводителя
вестготов Алариха, описывал богиню Рому, сидящую в тради-
170
ционном воинственном облике с гордой, романтической, неосоз-
нанно иронической надписью «Непокоренный, вечный Рим» —
«INVICTA ROMA AETERNA».
Когда Аттила, находившийся в конфронтации с папой
Львом I, решил уйти из Италии, мотивы, удержавшие гуннов
от нападения на Рим, включали в себя не только практические
соображения, но и мистический страх, который внушал сам го-
род. И даже после того, как германец Одоакр захватил контроль
над Италией, и Западной империи больше не стало, вакуум не-
зависимости был наполнен романтической идеологией Вечного
Рима. Уже не было и административного центра того старого
мира, который носил это имя, и тем не менее он стал символом
нового мира, который назвали «романским».
Впервые использованное в четвертом веке, такое название
применяли для Римской империи в политическом значении этого
термина, а затем им стали обозначать все наследие римской
культуры на латинском Западе в отличие от готской, француз-
ской, германской. Императоры, выходцы из дальних провинций,
едва-едва ступив на землю Рима, начинали страстно подчерки-
вать свои романские корни, и даже скромные провинциалы в
j конце концов называли себя «римлянами», хотя и они не имели
; ничего общего с Римом.
? В высших слоях общества и культуры обращения к городу
достигали фанатической литературной экспрессии. Аммиан, по-
= кинув греческий Восток и приехав в Рим, чтобы работать над
L латинской историей, описывает в самой торжественной манере
; очарование urbs venerabilis (города, освященного веками). И
Клодиан обращается к античной столице с восхвалениями,
, сверх всего прочего восхищаясь ее принадлежностью всему ми-
! ру и считая это величайшим вкладом в историю. В 416—417 гг.
j другой поэт, Рутилий Намациан, создает еще более потряса-
; ющий панегирик. В действительности, Рим был вынужден
I сдаться предводителю варваров Алариху, правда позднее. Но
( Рутилий приписывает Риму высшую реальность, бесконечную
к во времени.
Кто забудет тебя — навсегда потеряет покой;
I Даже если погаснет солнце, я буду молиться на тебя. .
| : Перечислить победы Рима — все равно, что
Г Сосчитать звезды на небе...
Сидоний, выходец из той части Галлии, которая гордилась
своей причастностью к латинской цивилизации, видит в Риме
«вершину мироздания, родину свободы, уникальное мировое го-
сударство». В своем панегирике императору Майориану он пер-
сонифицирует город в богине в следующих льстивых
впечатляющих словах:
171
Рим, богиня-солдат, заняла свое место.
Ее грудь была обнажена, на голове с плюмажем
Корона из башен... В не строгости — укоризна
Экзальтации, благопристойность в ее лице еще
Более внушает страх.
Сидоний и его коллеги-христиане в те времена еще непри-
нужденно пользовались такой языческой персонификацией, а па-
па Лев I, традиционно веривший в то, что он первый папа,
вышедший из старой итальянской деревни, припадал к престолу
св. Петра со словами, которыми язычники привыкли пользовать-
ся, обращаясь к богам Капитолия.
Между христианами шла бесконечная дискуссия о том, в ка-
кой степени они имели право обращаться к этому классическому
наследию. Тертуллиан вообще придерживался крайней точки
зрения на возможность изучения языческих авторов и считал
это греховным для христиан. Это была неофициальная точка
зрения, но самым распространенным было мнение об опасности
полного обольщения языческой классикой. Иероним воображал,
что Господь укоряет его в излишнем красноречии (в то время
как Олмайти отпускал его литературным способностям чрезмер-
ные комплименты). Августин также противопоставлял вашему
Виргилию наше Священное писание. Тем не менее он считал
необходимым напомнить, что даже античным израэлитам позво-
лялось «поживиться за счет египтян» и использовать захвачен-
ных женщин в качестве наложниц, т. е. он также был намерен
брать все, что можно у языческих писателей. Паулин из Нолы
ощущал то же самое. Не слишком увлекайтесь классикой, со-
ветовал он, но все же вполне допустимо использовать ее на
благо христиан.
Те же самые писатели, что благоговели перед Римом — как
язычники, так и христиане — проявляли четкую тенденцию
рассматривать каждый нынешний случай через призму событий
в прежнем Риме. Для того, чтобы убедить кого-либо в справед-
ливости этих сопоставлений, они обычно обращались к большому
числу прецедентов, взятых из длинной галереи славного про-
шлого. Когда, например, римляне потерпели поражение от вес-
тготов под Адрианополем, Аммиан тут же сравнил этот разгром
с вторжениями германцев почти пятьсот лет назад. События про-
шлого и нынешние постоянно ставились рядом друг с другом и
сопоставлялись.
Клодиан играл в те же игры, постоянно и тщательно проводя
аналогию между своими современными героями и их соответст-
вующими историческими предшественниками — Горацием на
Мосту, Сципионом, Катоном, Брутом и т. д., все далее уходя в
глубь имперских времен. Так же поступал и Сидоний, обруши-
172
вавшии на читателя целый ливень ссылок на античные преце-
денты. И даже Сальвиан, несмотря на все свое отвращение к
консервативному истеблишменту, тем не менее оставался неве-
роятным панегиристом ушедших в Лету времен.
Да и императоры поздней Империи использовали тот же язы-
! ковый стиль в своих эдиктах. Законодательство Майориана, на-
J пример, содержало хвалебствия в адрес законов античных
| времен. Имена правителей сохраняли память об античности. Са-
мого Майориана назвали Юлием в честь Цезаря, умершего ровно
за пятьсот лет до восшествия этого императора на престол. А
самый последний император Западной Римской империи был од-
новременно и Ромулом, и Августом. «Эти имена, — отмечает
Дж. Б. Бури, — встречают нас, как привидения, восставшие из
давних дней римской истории».
Такова была атмосфера, в которой школяры того периода
активно извлекали из-под пыли веков и сохраняли античные
шедевры латинской литературы. «Если мы хоть в какой-то мере,
проницательны, — советовал Макробий, — то должны чтить ан-
тичность». В его совете вряд ли нуждались. Люди всех возрастов
с благоговением оглядывались назад.
Это преклонение перед прошлым вело прямиком к катаст-
рофам, поскольку в нем таились препятствия, мешавшие избе-
жать их. Ведь когда Аммиан сравнивал вестготов с германскими
завоевателями пятисотлетнего прошлого, его главной целью бы-
ло показать, что прежние германцы, какими бы они ни были
опасными в то время, тем не менее были успешно изгнаны за
• пределы империи. Более того, он резко нападал на тех, кто
считал такие параллели с нынешними временами недостаточно
корректными.
...Те, кто незнаком с античными рукописями, говорят, что никогда
ранее над страной не повисала такая черная туча несчастий, но их
вводит в заблуждение ужас недавних бедствий, нахлынувший на них.
Если бы они внимательно изучили давние времена, или те, совсем
недавние, то убедились бы, что такие ужасные события происходили
часто.
Это означало, что в битве под Адрианополем, которая закончи-
лась убедительной победой вестготов, не было ничего особо серь-
езного, о чем следовало бы беспокоиться. И другие писатели
говорили почти точно в тех же словах.
Сегодня истолковывать эти заявления, как похвальное му-
жество перед лицом множества напастей, было бы неверно, по-
скольку такая интерпретация игнорировала бы заблуждения,
^присущие взглядам Аммиана. Эти заблуждения заключались в
’неправильной оценке реальных различий между античными со-
бытиями и несчастьями его времени. Германские завоеватели,
173
разбитые Марием, не несли в себе фатальной угрозы Риму, да
и эти угрозы не были неизбежными. Масштабы несчастий су-
щественно изменились: удар, нанесенный под Адрианополем,
был бедствием совсем другого порядка, да и симптомы удруча-
ющего положения были куда более отчаянными, чем когда-либо
ранее.
Если рассмотреть сложившуюся ситуацию, как описывал ее
сам Аммиан, но более внимательно, то становится ясной спра-
ведливость наших утверждений. Он пишет, что императоры по-
стоянно заняты выяснением причин прорывов германцев на
разных участках границы. Адрианополь сделал очевидным, что
если не найти новых крупномасштабных средств противодейст-
вия, то коллапс римской власти во многих провинциях уже ста-
новился только делом времени. Оптимизм Аммиана можно было
в очень малой степени оправдать, если бы он был в состоянии
предложить хоть какой-нибудь план предотвращения краха. Но
это было выше его сил.
Уйдя с головой в классическую историю и классическое об-
разование, все, что он мог сделать — это впасть в туманное
проповедование, объясняя римлянам, точно так же, как это де-
лали моралисты в течение многих столетий, что они должны
пройти через нравственное возрождение и вернуться к естест-
венной простоте и жертвенности своих предков. Само собой ра-
зумеется, что это был единственный путь, который он мог
предложить, поскольку он был способен воспринимать настоящее
только в терминах прекрасного прошлого Рима, когда каждое
очередное препятствие триумфально преодолевалось. Такому об-
разу мышления в его время места не находилось, поскольку
вновь возникшая апокалиптическая ситуация требовала таких
же радикальных решений: какою выступала она сама.
Римляне пришли к полностью противоположным выводам.
Самодовольствие, с которым они реагировали на текущие собы-
тия, обнаруживало их инертность и недопонимание тенденций
нынешнего развития. Ярким примером этого может служить
Осоний, хотя он и был политическим советником ряда импера-
торов. В основе его поведения — благодушное восприятие вещей
такими, какие они есть, без единой новой идеи.
Сверх всего это благодушие сочеталось с чрезмерно большим
оптимизмом относительно настоящего и будущего. Надписи на
могильных плитах в Северной Африке содержат упоминания о
прошедшем бурном четвертом веке, сопровождаемые явно нео-
боснованной надеждой на «юношескую энергию римского имени»
и «золотой век повсюду». И такой же бессодержательный опти-
мизм можно найти у каждого писателя — без исключения. На-
пример, Клодиан без всяких на то оснований дополняет
непрерывные заявления об общности всей Империи темой бес-
174
; конечности власти Рима. Риму следует только пригрозить, и
; Рейн тут же затихнет. Традиционные утверждения поэтов о том,
! что даже такие отдаленные страны, как Индия, склоняются пе-
I ред могуществом Римской империи, были просто смехотворны в
; условиях все нарастающего распада.
I Теперь перед моими глазами покоренный Вавилон;
<’ Несутся парфяне, как будто за ними гонятся;
; Бактрия полностью подвластна римским законам;
f Ганг течет среди указанных ему границ;
[, А Персия у наших ног со смиренным видом
! Разбрасывает дорогие украшения и редкие драгоценности.
; На нашем пути вы поклоняетесь Вакху;
Ваша Империя раскинулась от полюса до полюса.
Красное море вы покроете жемчугом;
Воды Инда принесут вам слоновую кость...
С той же самодовольной глупостью Симмах объявляет поко-
рение новых территорий постоянной целью Империи. Более того,
его христианский оппонент Пруденций твердо проводит ту же
мысль, что Вечный Город начал новую жизнь с приходом к
| власти христиан. Он заставляет богиню Рому заявлять следую-
I щее:
В Мои седые волосы снова стали золотыми. Пусть все,
I Кто смертен, подчинятся закону; для меня время
Продлилось в следующее столетие, , ।
I А долгая жизнь научила презирать смерть.
’ Даже когда до конца оставалось всего шестьдесят лет, и Им-
перия уже быстро разваливалась, Рутилий Намациан продолжал
обращаться к духу Рима все в той же беспредельной самоуве-
ренностью:
Твоя власть повсюду, где светит солнце,
Даже на самом дальнем краю земли...
' Пусть твой
Свет затмит проблеск света вечного огня...
Пусть твои законы распространятся на весь мир;
L Он бессмертен. Ты прожил половину тысячелетия,
№ Да еще шестьсот, а теперь и еще девять лет.
Е Не страшись Фурий; годы жизни, которые остались,
к Не имеют конца; твердость земли и
В. Сила Господа поддержат звезды. Твоя сила
• В слабости других империй;
Ты силен, потому что можешь учиться на несчастьях.
Прекрасно сказано. Но совершенно отвлекает внимание от
необходимости предпринять самые решительные шаги, чтобы
предотвратить неотвратимо нависшее крушение любимого Рима.
Сидоний нанес свой второй визит в город в 467 г., за девять
; лет до того, как западный мир перестал существовать. И что
; же он обнаружил? Он нашел все в превосходном порядке. Когда
он взирал на римлян, наслаждавшихся своими праздниками, ему
175
казалось, что античные институты совершенно не тронуты вре-
менем. Он ни увидел, ни почувствовал ни малейшего признака
приближающихся зловещих изменений в стране.
Повторим еще раз: в воздухе Рима не носилось никаких ощу-
щений потребности в спасении погибавшей Империи, ни даже
чего-то большего, чем видимость небольших недостатков. Эта
слепая приверженность идеям прошлого занимает видное место
среди основных причин крушения Рима. Если вас убаюкивают
эти традиционные миражи, то и нет нужды вообще предприни-
мать какие-то первоочередные шаги во спасение.
Глава 13
БОРЬБА ДВУХ МИРОВ
Если язычники и воспитанники их системы образования оказа-
лись неспособны принять вызов кризиса из-за чрезмерно кон-
сервативного отношения к внешнему миру, то видные церков-
ники и богословы, люди высокого интеллекта и мужественного
характера, которые в прежние времена непременно служили об-
ществу, в большинстве случаев оказались несостоятельными в
иных, не менее серьезных вопросах: они отбивали охоту служить
государству — ни на мирной, ни на военной стезе.
Это было достаточно естественно в старину, когда государство
преследовало христианство. Их чувства в тот период были обоб-
щены Оригеном: «Мы, христиане, защищаем Империю нашими
молитвами; мы солдаты духовной сферы, куда более эффектив-
ные, чем любые другие, служащие в римских легионах». Его
более радикальный современник Тертуллиан выдвигал аргумен-
ты в том же духе, например, что солдат — христианин в рим-
ской армии, отказавшийся надеть на голову венок во время
языческого праздника, должен быть полностью оправдан, даже
если после этого отказа он будет посажен в тюрьму, а его еди-
новерцев будут преследовать. Конечно, призыв «подставить дру-
гую щеку», приписываемый Иисусу, вообще затруднял
христианам службу в римской армии, и были многочисленные
случаи, когда люди, приняв христианство, чувствовали невоз-
можность продолжения дальнейшей воинской службы.
Не более привлекательной для христиан была и гражданская
служба. Дело в том, что библейская заповедь: «Не служи двум
господам, Богу и Маммоне» воспринималась как отождествление
Маммоны и императора. «Ничто нам более не чуждо, чем го-
сударство», — провозглашал Тертуллиан. А церковный собор,
проходивший в 306 г. в Иллиберии (Элвира) в Испании, заявил,
что ни один верующий, назначенный на официальный пост, не
имеет права появляться в церкви в течение всего периода пре-
бывания на этом посту.
Нечто удивительное есть в том, что после того, как Империя
приняла христианство, церковь и ее лидеры, теперь уже парт-
177
неры императора, продолжали пребывать в своем прежнем убеж-
дении о невозможности совмещения государственной службы с
религией. Например, в 313 г. городской совет Арелата (Арль) в
Галлии объявил, что те, кто захочет заниматься политической
деятельностью, будут исключаться из религиозной общины. Это
следовало из давнишнего письма папы к галлам, в котором го-
ворилось, что тот, «кто приобщился к светской власти и занялся
светским правосудием, не может быть свободен от греха». В ре-
зультате, ряд пап, включая Сириция и Иннокентия I, отлучали
тех, кто занимал административные должности, от церкви, объ-
ясняя, что такая работа в правительстве, будучи сама по себе
не греховной, тем не менее чрезвычайно опасна для человече-
ской души.
Более того, это вето до сих пор распространялось, как и в
давнее время, на тех, кто служил в армии. Действительно, в
это время христианские лидеры, несмотря на свои новые тесные
связи с правительством, продолжали часто и открыто выступать
против воинской службы. Афанасий однозначно восхвалял хри-
стианство, поскольку только оно ввело истинно пацифистский
порядок, по которому единственным врагом, с которым надо
бороться, был дьявол. Базил из Цезареи очень жестко связывал
такое отношение с практической жизнью, заявляя, что солдат,
убивший человека при исполнении своих служебных обязанно-
стей, виновен в убийстве и должен быть отлучен от церкви.
Даже папа Дамас, несмотря на свой тесный союз с государством,
благословлял солдат-христиан, которых судил военный суд за
то, что они бросили оружие. Св. Мартин из Тура просил отпу-
стить его из армии, потому что «Я солдат Христа, мне не по-
зволено воевать». Когда он был обвинен в малодушии, говорят,
ему приказали стоять во время боя перед строем, имея в каче-
стве оружия только крест. Но затем, согласно легенде, враги
немедленно сдались, так что этот жест оказался излишним.
Паулин, епископ Нолы, поддерживал эти аргументы против
службы в армии, сравнивая ее с ношением доспехов Богом.
...Отвратись от этого мира и воинской службы, ведь библейские
авторитеты утверждают, что друг этого мира — враг Господа. Солдат
с мечом — это служитель смерти. Когда он проливает кровь — собст-
венную или своего врага — это возмездие за его службу.
Он будет виновен в смерти, будь то его собственная смерть или
его грех, потому что солдата на войне, сражающегося не столько за
себя, сколько против других, либо побеждают и убивают, либо он сам
побеждает и убивает. Он не может стать победителем, если первый не
прольет кровь.
Для тех, кто защищал сотрясавшийся общественный строй, в
этих строках нет и признака одобрения. Неизвестному автору
178
книги О воззвании ко всем народам в пятом веке осталось
выразить не только всеобщую веру в то, что варвары являлись
орудием божьего наказания, но и надежду на то, что римские
армии падут в борьбе против врага, чье «оружие не только
разрушает мир, но и усиливает привлекательность христи-
анства».
Когда такие взгляды высказывались священниками и бого-
словами, трудно было ожидать, что их прихожане проявят боль-
шой энтузиазм по отношению к армии и ее задачам, какими
бы важными они ни были; таким образом способность Империи
противостоять своим врагам подрывалась. Пацифизм можно про-
поведовать только при отсутствии потенциальных
гов, чем античный Рим не мог похвастаться.
внешних вра-
Другая угроза лояльному отношению к защите государства была
еще более коварной. Она исходила от Августина, обладавшего
одним из самых мощных интеллектов своей и любой другой эпо-
хи и оставившего нам многочисленные и содержательные сочи-
нения. Нельзя точно сказать, был ли Августин пацифистом. Он
указывал, что заповедь «подставь другую щеку» может рассмат-
риваться только как метафора, поскольку буквальное ее восп-
риятие может оказаться фатальным для благополучия
государства. Он верил, что войны порой являются печальной
необходимостью, и говорил, что в любом случае Иисус никогда
не призывал солдат не служить и не сражаться. Нет, Августин
отбивал охоту к государственной службе более коварными ме-
тодами. Как монахи подрывали Империю своим физическим
уходом из общественной жизни, так и он подрывал ее духовной
изоляцией: государство, которому мы должны страстно служить,
это не Римская империя, а некое идеальное, божественное об-
щество.
Его работа Civitas Dei, переведенная как «О граде Божием»,
хотя это скорее означает «община» или «общество», является
большей частью сочинением богослова, а не исследованием поли-
тика. Тем не менее содержательные страницы этой книги убе-
дительно свидетельствуют о влиянии Августина на политические
события того времени. Платон описал такой идеальный город —
предшественник города Августина. Он был «возведен где-то на
небесах», чтобы стать образцом для реальных общин на земле.
Во времена поздней Греции философы-стоики воображали себе
мир в виде единого общества, космополиса, который сам по себе
является потенциальным Городом Бога на земле, поскольку каж-
дый в нем обладает своей долей божественного разума. Затем
и философ-мыслитель, Посидоний, использовал эту доктрину
для обоснования преимуществ Римской империи, в которой он
видел единственный реальный космополис.
179
Св. Павел также писал, что умы врагов Христа заняты зем-
ными проблемами, тогда как сторонники Христа на земле «в
противовес этому являются гражданами небес». Он обосновывал
необходимость подчинения людей земным властям тем, что они
учреждены Богом, находятся у него на службе, так что те, кто
восстает против них — выступает против божественной власти.
В том же самом духе в Евангелиях записано многократно об-
суждавшееся изречение Иисуса «Отдайте Кесарю кесарево, а Бо-
гу — богово.
После вступления на престол Констанция II его сторонники
были уверены, что слова Иисуса и Павла, требовавшие по-
корности земным властям, стали особенно уместными, потому
что единство божественного и земного, провозглашенное По-
сидонием, начало действительно осуществляться под покрови-
тельством правящего императора. Затем Феодосий I, установив
всеобъемлющий союз между государством и церковью, каза-
лось, завершил этот процесс, а официальная доктрина теперь
утверждала, что служение христианскому правительству есть
служение Богу.
Но когда Аларих в 410 г. разграбил Рим, волна пессимизма
нахлынула на отношения между церковью и государством, и это
нашло отражение в размышлениях Амвросия, Иеронима и Ав-
густина. Это уныние основывалось на определенных отношени-
ях, установившихся в античные времена. В частности, была
широко распространена языческая доктрина, в соответствии с
которой мир, такой далекий от концепций прогресса того вре-
мени, все больше удаляется от Золотого Века прошлого в на-
правлении Железного Века настоящего с неминуемой
катастрофой в будущем. Такие доктрины, которые хорошо со-
гласовывались с христианскими взглядами на день Страшного
суда и Божьего наказания, позволили, например, Амвросию
обосновать крайне неблагоприятную точку зрения на условия и
перспективы развития Римской империи. После битвы под Ад-
рианополем он объявил об «уничтожении всего человечества и
конце света, а затем, в 386 г., он написал: «Болезни распрост-
раняются, время движется к концу. Наступают сумерки мира».
Он рассматривал христианство, как хлеб на корню перед на-
ступлением зимних морозов, и, как объявил один из его после-
дователей, приближающемуся концу света будет предшествовать
конец Рима.
Если уж считать римлян, выражавших ультра-оптимизм,
болтливыми глупцами, то было бы сверхкритично осуждать их
тогда, когда они выражали глубокий пессимизм. И, конечно,
необходимо сказать вот что в оправдание их мрачного настрое-
ния. Воздух вокруг был буквально пропитан ощущением при-
ближения ужасных неприятностей. Однако полезные планы
180
наведения должного порядка вряд ли возникали в большей мере
среди христиан, нежели среди язычников.
Этот мир неконструктивного мышления и взорвал Аларих в
410 г. Почти за сто лет до этого христианский писатель Лак-
танций заявил, что падение столицы Империи будет означать
конец света, а теперь, после нападения Алариха, казалось, что
оба этих события произойдут в одно и то же время. И хотя, в
действительности, вестготы оставались в Риме только три дня и
нанесли куда меньший ущерб, чем этого можно было ожидать,
удар, который получил Вечный Город, навел страшный ужас
как на оптимистов, так и на пессимистов.
Иероним, хотя и в далеком Вифлееме, воспринял все эти
события, как и другие современники, очень тяжело. Предыдущие
вторжения Алариха уже наполняли его самыми мрачными пред-
чувствиями, а теперь, после разграбления города, он, почти уве-
рившись в справедливости самых черных предсказаний, в
отчаянии писал своим друзьям, что действительно наступает ко-
нец света.
...Я едва осмеливаюсь говорить, пока не получу более определенные
сообщения. Я разрываюсь между надеждой и отчаянием, мучимый
ужасными вещами, которые происходят с нашими друзьями. Но теперь,
когда наш славный Свет Мира разграблен и осквернен; теперь, когда
в связи с событиями в этом городе весь мир столкнулся с опасностью
полного уничтожения, «Я потерял дар речи, я унижен и не могу говорить
даже о добром».
Через три года он снова возвращается к той же теме.
...Ужасные новости приходят к нам с Запада. Рим взят штурмом.
Люди спасают свои жизни ценой золота. Их ограбили, а теперь травят
со всех сторон, так что, расплатившись своим добром, они будут пла-
тить теперь самой своей жизнью.
Голос мой тих, и слова мои все время прерываются рыданиями.
Город захвачен, а это значит, что покорен весь мир.
Тем не менее взгляды христиан оставались неоднозначными, по-
скольку Аларих своей разрушительной деятельностью, казалось,
выполнял Божьи предначертания и был человеческим инстру-
ментом Бога, накладывая Божью кару, наказание и проводя че-
ловечество через испытания. «Божье провидение, — писал
Августин, — постоянно использует войны для исправления и
очищения развращенной человеческой морали, использует эти
бедствия для наставления людей на путь истинный к похвальной
жизни, помогает тем, чья жизнь праведна, и задерживает их в
этом мире для дальнейшего служения Господу».
Когда Августин услышал о захвате Рима, его первой реак-
цией, как и у Иеронима, было чувство глубокого потрясения.
181
«Известия о терроре дошли до нас, — заявил он своим афри-
канским прихожанам. — Идет резня, большие пожары, грабежи,
убийства, насилия». Позже он понял, что эти первые сообщения
были преувеличены. Действуя достаточно сдержанно, Аларих,
будучи сам христианином, пожалел служителей и имущество
церквей.
Однако многие, и не только язычники, задавались вопросом:
почему Господь позволил такому случиться, если имперское пра-
вительство было христианским и, следовательно, пользовалось
поддержкой Бога. Ничего подобного этому ужасу никогда не слу-
чалось в правление язычников. Для того, чтобы ответить на
такой вызов, Августин начал писать двадцать две книги О граде
Божием. «Первые пять томов, — объяснял их автор, — опро-
вергают заблуждения тех, кто связывает процветание и напасти
с культом языческих богов, либо с запретом этого культа. Сле-
дующие пять направлены против тех, кто считает несчастья не-
отъемлемыми спутниками людей, и что культ языческих богов
помогает в посмертной жизни». Вторая часть работы содержит
двенадцать книг. Первые четыре описывают рождение двух го-
родов, Бога и мирского. В следующих четырех этот рассказ про-
должается, а в последних четырех говорится об их конечной
судьбе. В этих последних двенадцати книгах содержится далеко
идущая философия истории, которая не зависит всецело от за-
хвата Рима Аларихом, но обладает широкой универсальностью.
Августин прочел Республику Платона в латинском переводе
и изучил комментарии к этой работе. Но он заимствовал кон-
цепцию двух городов у современных ему североафриканских
христиан, донатистов (см. Приложение 1), которые считали, что
один город служит Богу и послушным ему ангелам, а другой
работает на дьявола и его бунтующих ангелов и демонов. В то
время, правда, эти два города казались невероятно запутанными
в рамках церкви, как и всего остального мира, но в Судный
день они должны были появиться четко разделенными, один сле-
ва, а другой справа от Господа, как город-захватчик Вавилон и
освобожденный из плена Иерусалим.
Образы пленения и освобождения возбуждали Августина и
воодушевляли его. Впоследствии, в течение 410 года, он начал
развивать всю эту тему перед своими читателями и прихожа-
нами, разрабатывая ее со страстью мастера и убежденного ху-
дожника. Две любви создали два города, говорил он: любовь
Бога к городу на небесах и презрение к собственной личности;
любовь собственной персоны к земному городу и презрение к
Богу. Город Бога — это город справедливости, в котором Бог,
его ангелы и святые находятся на небесах, а также все те муж-
чины и женщины, что ведут на земле праведный образ жизни.
Земной город — обиталище всех неправедных мужчин и жен-
182
щин, где бы они не находились в пространстве — падших ан-
гелов, душ грешников, нечестивцев со всего мира.
Хотя и можно
то же самое,
найти какие-то общие им черты, земной город не
что Римская империя.
Что же Августин думал об этой Империи? Его ответ основан
на его же доктрине милосердия. Он чувствует, что без данной
Богом помощи земным существам мы, сосредоточие проклятья —
вечные грешники после падения Адама, никогда не сможем до-
стичь вечного спасения. Многократно возникающая в душе са-
мого Августина борьба между духом и плотью вынудила его
разделить пессимистическое высказывание св. Павла о том, чего
может достичь личность без посторонней помощи, и заставила
его порвать с более оптимистичной, классической, гуманной точ-
кой зрения о возможности собственными усилиями дойти в своей
жизни до совершенства.
Такое отношение Августина вызвало резкое неодобрение и
даже гнев со стороны другого христианского теолога того вре-
мени, Пелагия. Монах британского или ирландского происхож-
дения, он прибыл в Рим около 400 г. Как и другие, он был
потрясен ограблением Рима Аларихом, когда «повелительница
мира была разбита вдребезги и раздавлена под звуки труб и рев
толпы готов».
Но реакция Пелагия на эти бедствия была никоим образом
не ограничена печалью и отчаянием фаталиста. Как до, так и
после захвата города, он ощущал глубокое разочарование в мо-
ральном состоянии многих богачей Рима, в их инертности. В
стремлении преодолеть их беспечность и беззаботность он на-
стаивал на необходимости энергичных персональных попыток
добиваться спасения. Он был убежден, что барьер греховности,
который отделял от нас природные невинность и добродетели,
не столь тверд и что он может быть преодолен одним только
усилием: мы грешим путем добровольной имитации Адама, и в
такой же степени добровольное покаяние может искупить все
наши грехи.
Спасение, к которому взывал Пелагий, относилось не к этому
миру. Но в его доктрине, очевидно, указывался путь к спасению
мира в целом — к восстановлению распадающейся Римской им-
перии. Как следует из рассуждений Пелагия, если люди будут
действовать энергичнее и работать больше, то они станут лучше.
Это также означало, хотя именно так он не говорил, что тогда
они с большей вероятностью смогут прийти на помощь своей
родине.
Искренняя вера в самопомощь заставила его с ненавистью
относиться к десятой книге Августина Исповеди, в которой автор
неоднократно указывал на свою зависимость не только от соб-
ственной воли, но и от милосердия Господа. С другой стороны,
183
сам Пелагий, хотя и не отрицал роль Божьего милосердия, не
считал ее чрезмерно важной. Для него это было скорее формой
оказания божественного содействия, в основе которой могла быть
либо моральная проповедь, либо изучение высшего примера для
подражания — Христа: милосердие в этом смысле поможет нам
выполнить и выразить те благородные предначертания, которые
были указаны нам Богом, Как и ранние представители совре-
менного экзистенциализма, до того как они тесно связались с
марксизмом, Пелагий верил, что человек творит свою историю
собственными руками.
Узнав о таком подчеркивании роли человеческой воли, Ав-
густин выступил против Пелагия еще более резко, чем Пелагий
против Августина. Он обвинил Пелагия в учении «типа фило-
софов-язычников» о том, что человек только за счет своей соб-
ственной свободной воли может стать добродетельным, вообще
без всякой помощи со стороны Бога. Возможно, эта критика
была неоправданной, так как в действительности Пелагий хотел
сказать, что небеса помогают тем, кто помогает сам себе. Но
Августин в течение многих лет настаивал на своей правоте и
написал исследование О свободной воле, где он старался под-
черкнуть существование более благочестивого баланса между ог-
раниченными возможностями человека в своей автономной
деятельности и его зависимостью от Божественной силы. В ре-
зультате, однако, «высшая свобода», которая постигалась при
допущении свободной воли, приводила к ее же самоуничтоже-
нию, как источника действий.
Хотя неуверенность Августина в своих собственных силах
(отраженная в его формулировках) говорит скорее о его скром-
ности, доктрина Пелагия в реальных условиях ежедневных со-
бытий и происшествий того времени имела большее значение
для поздней Римской империи. Правда, ему настолько не нра-
вилось тогдашнее духовное безразличие, и, возможно, и вся
стоящая за ним общественная система, что он даже тепло от-
зывался о монашестве. Тем не менее его доктрина воли, по
меньшей мере, предлагала людям попытаться искать выход.
Философия же Августина вела к фатализму. Но его несравнен-
ное красноречие, увлекавшее за ним многих других пропо-
ведников, обеспечило преимущественное распространение его
взглядов.
Таким образом, Пелагий был обречен на неудачу. Иероним
называл его жирным псом, набитым шотландской овсянкой; его
дважды отлучали от церкви. Когда он умер и где похоронен —
неизвестно. Но и после его смерти противостояние продолжалось
со все возрастающей страстью. Галльские монахи и теологи от-
носились к его взглядам с большой симпатией, поскольку не-
престанные и страстные оценки Августином милосердия, как
184
единственной надежды человечества, казалось, подрывали люд-
ские усилия в борьбе за существование.
Конечно, заявления Августина носили фундаментальный
политический характер, влияя на представления о Римской им-
перии. Действительно, как говорил он, поскольку человек на-
столько необратимо испорчен падением Адама, что до сих пор
неразрывно связан с грехом, и даже милосердие Господа не в
состоянии предотвратить неизбежный исход, поскольку всю свою
жизнь он никогда не сможет смыть с себя пятно, то, значит, и
все его общественные учреждения точно так же запятнаны. Даже
церковь, являющаяся единственной связью с небесным городом,
остается вместилищем и зерна, и плевел. Насколько же более
несовершенным должно быть тогда государство, сама Римская
империя!
Правда, эта империя, хотя и часто извращаемая дьявольски-
ми силами, является естественной и божественной необходимо-
стью, которой Бог одарил римлян. По его повелению, продолжал
Августин, есть царь в преходящей, мирской жизни, как и царь
в вечной жизни. У земным правителей есть специальные служ-
бы, через которые они могут обращаться к Богу — именно по-
тому, что они правители. И хотя Константин был без сомнения,
близок к идеалу — ведь Августин был одним из тех, кто верил,
что христианство потеряло свои достоинства, обретя богатство и
власть, — он преклонялся перед Феодосием I, как правителем,
чья преданность вере была образцовой.
Когда правят такие люди, то можно различить «слабое, при-
зрачное сходство между Римской империей и божественным го-
родом». Государство, конечно, имеет свою специфику. Любовь
к ближнему, считал Августин, делает наш патриотический и
гражданский долг обязывающим. Солдаты, правители и судьи —
все должны оставаться на своих постах, все должны делать свое
дело. И тогда в каждом из них мы сможем прочесть мысли
человека, в котором национальное самосознание настолько без-
гранично подчинено религиозным соображениям, что в некото-
ром смысле можно считать это самосознание отсутствующим.
От националистических чувств, которые в течение многих
столетий помогали защищать границы античного Рима, римляне
ушли очень далеко. Например, утверждая, что войны могут быть
справедливыми и даже необходимыми, Августин заключает, что
«победы в этих войнах несут с собой смерть или обрекают на
смерть», а широкие просторы Римской империи, добавляет он,
дали толчок множеству отвратительным внешних и гражданских
войн. Августин даже заявляет, что он бы предпочел монолитной
Империи римлян целый ряд малых народов, проживающих в
мире. «Без справедливости, — говорит он, — правительства —
это просто большие шайки бандитов», бандитизм в государст-
185
венном масштабе. Но «без справедливости» это как раз то, что
было в порядке вещей, к чему неизбежно скатывались эти го-
сударства, и чего не мог избежать Рим.
Итак, он проповедовал, как это делали и до него, что «мы
не хотим иметь дело с существующими властями». Будем от-
кровенны: это призыв к отказу служить правительству. Столь
же откровенно его напоминание о том, что Империя так или
иначе обречена на крушение. «Если небо и земля должны ис-
чезнуть, почему мы должны удивляться тому, что в определен-
ный момент и государство должно прекратить свое существова-
ние? — И если то, что сотворил Господь, однажды погибнет,
то, конечно, сделанное Ромулом исчезнет куда быстрее». И даже
существующее отождествление церкви и государства окажется
недостаточным, чтобы остановить разложение.
Что же в этих условиях оставалось делать отдельному граж-
данину? Рим, к его выгоде, неумолимо сокращался в размерах.
Наша настоящая постоянная родина, говорили ему, единствен-
ное истинное царство, соответствующее жесткой идее правоты,
находится повсюду с нами. «Что нам нужно, — заявляет Авгу-
стин, — так это путь, который поможет нам вернуться в это
царство: вот как мы покончим с нашими бедами. Что же каса-
ется земных кризисов и катастроф, то ими можно пренебречь —
или даже приветствовать, поскольку Бог насылает их нам для
возрождения человека. Бедствия в стране, в которой вы являе-
тесь просто иностранцем, вообще должны быть вам безразличны.
А потому, когда эти бедствия происходят, относитесь к ним как
к приглашению сосредоточить ваши мысли на вечном, и пред-
ставьте, что ваши сокровища находятся там, куда ни один ваш
враг не в состоянии добраться. Августин шлет послание патри-
оту-язычнику, взволнованному несчастьями, обрушившимися на
Рим: «Пожалуйста, простите нас за то, что наша гибнущая стра-
на причиняет вам беспокойство... вы заслужите куда большего,
если посвятите себя высшему отечеству».
Это совсем не те слова, которые вдохновили бы человека на
защиту гибнущей Римской империи. Августин сдвинул центр
тяжести таким образом, что государство стало теперь занимать
в сознании людей куда меньше места; далекий от того, чтобы
помочь своей стране выжить, он только способствовал ее пада-
нию. Но приписываемое ему предположение, что поскольку
предотвратить падание Римского мира выше сил провидения, то
все попытки людей в этом направлении в любом случае беспо-
лезны, встретило резкий отпор со стороны таких мыслителей,
как Пелагий. «Человек не пленник истории, — пишет Давид П.
Иордан в своей книге Гиббон и его Римская империя, — он
живет не в притоне, он может освободиться благодаря своему
разуму». ...... . .. . /
186
Хотя полностью влияние Августина не сказывалось на новых
поколениях, многие писатели в течение последних лет Римской
империи повторяли его высказывания, полные фатализма. На-
пример, именно в этот период поэт Коммодиан злорадствовал
по поводу падения города: «Он, который похвалялся своей веч-
ностью, теперь оплакивает ее». То же звучит в словах Ориента,
епископа из Оски (бывший Елимбер, ныне Ош) в Юго-Западной
Франции: «Почему проходят похоронные церемонии по всему
миру, превращающемуся в руины в соответствии с общеприня-
тым законом для всего смертного?» Более того, Орозий, которому
Августин поручил написать историю Рима, не только напоми-
нает нам снова, что Рим заслужил эти атаки германцев — по-
тому что когда-то преследовал христиан, — но и что эти
нападения даже полезны, «потому что они могут привести к
распаду Империи». Священник Сальвиан, веривший в то же са-
мое, добавил два реалистических комментария. Первый — Им-
перия уже была мертва, или испускала последний дух. И
второй — большинству римлян не хватало воображения понять
г ту высшую степень опасности, которая грозила им, а если даже
’ некоторые обладали такой проницательностью, то у них не было
сил, чтобы что-то предпринять.
Из-за существования такой инерции мышления, что является
очень точным диагнозом, утверждение Августина о том, что все
старания людей бесполезны, как в этой ситуации, так и в любой
другой, несет на себе свою долю ответственности за создавшееся
положение; либо, по крайней мере, он очень точно выражал
превалировавшие тогда ощущения, легко выстраивавшиеся в
один ряд с другими многочисленными тенденциями, приведшими
к падению Рима. , >-
Приложение I
РЕЛИГИОЗНЫЕ РАЗЛАДЫ
v Католики против ортодоксов
Разделение Западной и Восточной империй и трения между
ними, описанные в главе 8, помогли выявить важнейший внут-
ренний разлад в истории христианства: раскол между католиче-
ской и ортодоксальной церквями.
Римская епархия, впоследствии названная папской, пользо-
валась особым уважением с самого зарождения христианства.
Христиане в восточных провинциях признавали особое поло-
жение римской церкви, хотя и не хотели соглашаться с ее
правом на диктат и осуществление церковного законодательст-
ва от их имени. Они также считали, что божественная власть
воплощается не в одной отдельной личности, а (с оговоркой,
что отдельным престолонаследникам дается преимущество в
знак особого уважения) в соответствии со Священным писани-
ем предоставляется всем священникам, которые осуществляют
эту власть коллегиально через свои высшие советы. Восточные
греки не признавали централизованного автократического под-
хода, который осуществляли западные римляне благодаря сво-
им правовым традициям и расположению метрополии; в свою
очередь, западные римляне не испытывали особых симпатий к
эллинизму, идеями которого было пропитано восточное христи-
анство.
Другим фактором, закреплявшим эти провалы во взаимопо-
нимании, являлась все углублявшаяся и расширявшаяся трещина
в культуре между латино- и грекоговорящими гражданами Им-
перии. Двуязычие становилось все более редким в обоих частях
Империи: после 230 г. н. э. в римских церквях некому было
излагать точку зрения греков, и очень немногие восточные свя-
щеннослужители владели латинским языком. Да им и не было
нужды использовать его, поскольку языком Нового Завета был
греческий. Более того, продолжительное отсутствие императоров
из Рима в третьем веке давало восточным священникам, осо-
бенно в периоды преследований, еще большие возможности ддя
I
188
принятия независимых решений и, тем самым, повышения соб-
ственного статуса.
Но после того, как Константин основал свою новую столицу
в Константинополе, возникла совершенно новая ситуация. Если
ранее римские епископы, или папы, чувствовали себя более не-
зависимо в отсутствие императора, то теперь стало ясно, что
его решение постоянно находиться в Константинополе вело к
повышению статуса епископа этого города (известного как пат-
риарх — как и везде на Востоке) до весьма высокого уровня,
позволявшего на равных конкурировать с Римом. Константин,
жаждавший, чтобы христианство универсальными связями сце-
ментировало всю империю, надеялся, что основание им Кон-
стантинополя сыграет особую роль в этом процессе. По словам
св. Григория Назианского из Каппадокии (восточная часть Ма-
лой Азии) новая столица была «связующей нитью союза между
Востоком и Западом, в которой должны были соединиться самые
удаленные друг от друга крайности и в которой они должны
были видеть свой общий центр и оплот веры».
Однако случилось полностью противоположное. Не сделав
никакого существенного вклада в союз между двумя частями
империи, новая столица привела к росту религиозной поляри-
зации. Это стало очевидным на совете в Сердике (София, 343 г.),
когда яростный диспут по теологическим вопросам быстро пере-
шел в раскол между правительствами Востока и Запада. Затем,
после оформления политического раздела между двумя террито-
риями в 364 г., трения в их отношениях распространились на
духовную сферу. Одно из яблок раздора — растущая власть
римских пап, спровоцировала церковных сановников Востока на
выступление с далеко идущими призывами организовать свою
независимую религиозную власть. Естественно, эти призывы не
очень понравились императору Запада, что вызвало серьезное
напряжение в отношениях с Восточными патриархами.
Тем временем латинское религиозное образование процвета-
ло. До сих пор латинская христианская литература была на бо-
лее низком уровне, чем греческая, но значительным шагом в
направлении ликвидации этого разрыва был перевод Библии, с
греческого на латинский, названный Вульгатой и осуществлен-
ный Иеронимом по поручению папы Дамаса с целью пересмотра
старых латинских евангелических текстов. Исследование Авгу-
стина О Троице также показало, что, наконец, искусство ла-
тинской теологии вышло на уровень, не имеющий себе равных
в любых современных греческих образцах. Эти достижения по-
высили духовный престиж Запада.
В течение длительного времени отношения между церквями
Рима и Константинополя продолжали ухудшаться, что болезнен-
но отзывалось на общих политических взаимоотношениях между
189
Западом и Востоком. В 404 г. совет восточной церкви, ревниво
относившийся к популярному и прогрессивному Иоанну Злато-
усту, патриарху Константинополя, низложил его и отправил в
ссылку. Это вывело из себя правителей Запада во главе с им-
ператором Гонорием, который считал предосудительным приня-
тие такого жестокого приговора, не ожидая какого-либо решения
главы римской церкви, папы Иннокентия I, с которым, по мне-
нию Гонория, следовало проконсультироваться. Дальнейшие тре-
ния возникли по поводу религиозного контроля над балканскими
провинциями после того, как большинство из них было передано
из Западной империи в Восточную. Папа Сириций, несмотря на
эти территориальные изменения, заявил, что епископ Фессало-
ники (Салоники), столицы этого края, должен оставаться под
его началом. Тогда император Востока Феодосий II издал в про-
тивовес указ о том, что все духовные диспуты на переданной
территории должны проходить под эгидой епископа Константи-
нополя, «который унаследовал прерогативы старого Рима». Но
после протеста Гонория Феодосий был вынужден уступить.
В 451 г. совет Калхедона (Кадикой) в Бифинии (западная
часть Малой Азии) еще более рассорил восточную и западную
церкви. Совет проголосовал за подтверждение верховенства пат-
риарха Константинополя над другими восточными епископами
и передал под его юрисдикцию еще три епархии. Однако по-
сланник папы, игравший важную роль в этом совете, подал про-
тест, и сам папа Лев I в последующих письмах категорически
возражал против очевидного выдвижения Константинополя на
второе место в духовной иерархии. Но что действительно ему
больше всего не понравилось, так это передача трех дополни-
тельных епархий епископу Константинополя, размещение кото-
рого в восточной столице, где он легко мог воспользоваться
поддержкой императоров Востока, казалось, делало его серьез-
ным соперником Рима. Особенно Льва беспокоило отсутствие в
оскорбительном решении совета какого-либо упоминания об апо-
стольском характере римского престола, что ранее представители
совета акцентировали при каждом удобном случае. В результате,
Лев отложил признание этого решения на два года и даже впос-
ледствии, когда Константинополь эффективно управлял тремя
новыми епархиями, о которых шел спор, решение не было офи-
циально признано Римом вплоть до шестого века.
Хотя все происходившее еще не бросалось в глаза, но наи-
более долговременные характеристики раскола между Западной
и Восточной империями уже сформировались. Последующие ста-
дии все возрастающей бреши между католиками и ортодоксами
надвигались одна за другой в череде столетий. Заметное отчуж-
дение началось в заключительный период античной Римской им-
перии. . ...... I . . ...... /
190
Начальные расхождения, которые развели их в разные сто-
роны, были, в основном, теологическими. Но эти различия были
усилены общими политическими напряжениями между Западной
и Восточной империями — напряжениями, которые теологиче-
ские расхождения еще более обострили.
I Государство и церковь против двух ересей
I В главе 11 мы показали, как правительство поздней Западной
I империи объединилось с высшим духовенством и, с одобрения
I Августина, преследовало тех, кто не хотел приспособляться,
| включая отклоняющиеся от общего курса христианские секты.
I Эти секты, хотя и повсеместно объявленные еретическими, су-
| щественно отличались по своему характеру. Одну из них, пе-
| лагинистов, мы обсуждали в главе 13. Две другие секты особой
’ важности, ариане и донатисты, будут кратко описаны ниже.
Одним из самых известных еретиков христианской Империи
был Арий, по-видимому, уроженец Ливии, ставший религиозным
наставником в Александрии. Как и унитарии в недалеком про-
шлом, он был обвинен в чрезмерном акцентировании человеч-
ности Иисуса в ущерб его божественности. Среди александрий-
ских христиан, воспитанных в классических традициях, такие
взгляды были распространены давно. Эти люди с философским
складом ума не могли согласиться с дуализмом понятия Бог-
Отец и Бог-Сын, поскольку они считали, что возможно суще-
ствование только одного Бога. Эти взгляды достигли кульмина-
ции в изложении Ария, пришедшего к выводу, что Иисус не
I может быть Богом, поскольку, будучи его Сыном, он берет свое
I начало от Отца, а потому и моложе, и ниже его ступенькой по
| положению.
I После смерти Ария в 336 г. некоторые из императоров
I поддерживали его последователей, но большинство, напротив,
I сожалело об умалении ими божественности Иисуса. Наконец, в
I 381 и 388 годах эта секта была объявлена вне закона, а все ее
| руководители изгнаны. Она продолжала успешно действовать в
I среде германских племен и других народностей, но что касается
I римлян и жителей провинций ее существование для них завер-
| шилось. Однако вред она нанесла, так как бесконечное проти-
| востояние очень досаждало имперской церкви в критический
[ период ее становления, обрекая на провал надежды Константина
। на объединение христиан в общем доме.
I Вторая распространившаяся ересь, с которой Константин столк-
| нулся, была более устойчивой и даже более деструктивной, хотя
и ограничивалась только Северной Африкой. Это была ересь сек-
191
ты донатистов. Секта названа по имени Доната, его кандидатуру
в 313 г. выставили на пост епископа Карфагена, поскольку офи-
циальный назначенец, Цецилиан, был обвинен в излишней мяг-
кости к тем членам духовенства, которые в период недавних
гонений на язычников отказывались от священных рукописей,
сосудов, либо иным образом предавал свою паству. Это событие
привело к еще более глубокой дисгармонии, поскольку донати-
сты полностью отвергали традиционную, классическую, урбани-
стическую культуру и отрицали независимость официальной
церкви Константина, отождествляя ее с ненавистным им окру-
жением. После продолжительны дискуссий Константин пригово-
рил их к конфискации имущества и изгнанию. Правда, вскоре
эти репрессивные меры были отменены, но секта уже начала
составлять свой гордый перечень мучеников.
Ее основатель вместе со своими основными сторонниками был
в 347 г. выслан в Галлию, где и умер через восемь лет. А в
Северной Африке донатисты продолжали преуспевать. Более то-
го, стало угрожающе очевидным, что они могут повести за собой
целую подпольную армию. Такие африканские боевики, извест-
ные как циркумцелионы («те, кто странствует от гробницы к
гробнице»), были сезонными рабочими на местных оливковых
плантациях; они быстро объединялись с должниками в бегах и
другими бродягами. Используя преимущества существовавшего
религиозного напряжения, эти отчаянные люди, одетые в платье
монахов и соединившиеся в банды, вооруженные оливковыми
палками, запугивали местное население, время от времени вры-
вались в католические церкви, избивали заимодавцев и других,
кого у них были основания ненавидеть. «Никто, — заявлял епи-
скоп Оптат из Милеви (Мила), — не мог себя чувствовать в
безопасности в своих поместьях... И какой же землевладелец не
был вынужден страшиться своих рабов?» Некоторые собственни-
ки считали, однако, более благоразумным закрывать глаза на
эту террористическую деятельность.
Часть приверженцев донатизма, в основном бедняки — вы-
ходцы из различных социальных групп — относились с боязнью
к таким методам насилия. Но в целом эти разбойники сослу-
жили им достаточно хорошую службу, как ударные войска их
веры. Августин жаловался, что любой епископ-донатист может
свистнуть и собрать их, как только ему это понадобится.
При Юлиане оставшиеся в живых ссыльные донатисты вер-
нулись с триумфом домой, да и нейтралитет Валентиниана I
был им на руку; их кафедральные соборы были самыми боль-
шими в римской Африке. Но вскоре их обвинили в поддержке
местного восстания под предводительством мавританского вождя
Гильдо в 397 г. Это дало Августину весомые основания для на-
падения на них, а последующую серию карательных официаль-
192
ных эдиктов против донатистов он приветствовал, как акт про-
видения.
Решения конгресса, созванного в Карфагене в 411 г., были
крайне неблагоприятны для донатистов — у них были отняты
все права. В последующие годы было принято несколько допол-
нительных законов, а Августин продолжал снова и снова высту-
пать против них, обвиняя секту в сотрудничестве с внешними
врагами Рима.
И все-таки эти упорные пуритане выстояли и даже преуспе-
вали. Во время вторжений вандалов в Северную Африку их по-
ведение вновь вызвало серьезное беспокойство. Нет свидетельств
тому, что они поддерживали захватчиков, хотя циркумцелионы,
конечно, присоединялись к ним. Тем не менее донатисты, в дви-
жении которых трагически объединялись теологические, эгали-
тарные и даже, до некоторой степени, националистические
мотивы, уже внесли свой вклад в разлады, расшатывавшие За-
падную империю. Это была не только их вина. Причина лежала
и в политике властей, способствовавших превращению различия
в теологических доктринах в неуправляемое движение сопротив-
ления.
Приложение II
ПОЧЕМУ ВЫЖИЛА ВОСТОЧНАЯ,
А НЕ ЗАПАДНАЯ ИМПЕРИЯ?
Бесполезно взывать к полному объяснению причин падения
Западной империи в поисках каких-то событий, связанных с
Восточной Византийской империей, поскольку последняя устояла
в пятом веке новой эры и продолжала существовать еще очень
длительный период времени, вплоть до 1453 г. (с коротким пе-
рерывом между 1204 и 1261 годами). Необходимо обсудить толь-
ко, почему этим двум империям было суждено иметь настолько
разные опыт и судьбы.
Кроме всего прочего, Западная империя была куда более уяз-
вима по отношению к внешним нападениям из-за своего геогра-
фического положения. Вот что говорит об этом А. Г. М. Джоунс:
...Западная империя должна была охранять протяженную границу
по Рейну и Верхнему [и среднему] Дунаю, а Восточная империя только
по Нижнему Дунаю. По восточной границе ее соседом была Персидская
империя, цивилизованные власти которой были, в целом, не агрессивны
и соблюдали заключенные договоры.
Более того, когда император Запада не мог удержать какой-либо
участок фронта по Рейну и Дунаю, у него не было второй линии обо-
роны, захватчики могли проникнуть непосредственно в Италию и Гал-
лию, и даже в Испанию... [в то время, как] ни один противник не
мог форсировать Босфор и Геллеспонт, охраняемые самим Константи-
нополем.
По тем же причинам у Восточной империи после первого
вторжения вестготов в 382—395 гг. не было необходимости впу-
скать так много германцев в свои провинции в качестве посе-
ленцев и федератов.
Во-вторых, Восточная империя обладала более прочной со-
циальной и экономической структурой, чем Запад, с куда менее
бросающимися в глаза внутренними конфликтами. Американ-
ский историк Гленвилл Дауни объясняет, почему так происхо-
дило:
...Структура правительства на Западе и Востоке существенно отли-
чалась. На Западе аристократы-землевладельцы, некоторые из которых
194
были фантастически богаты, отдавали куда меньше денег на содержание
армии и правительства, чем были должны. Восточная империя, напро-
тив, имела гражданскую службу, состоявшую, в основном, из профес-
сионалов среднего класса, и хотя незаконные доходы неизбежно
существовали, правительство Восточной империи получало в виде на-
логов куда более высокую долю национального дохода, чем это удавалось
сделать правительству Западной империи.
В результате, правительство Востока обладало куда большими
ресурсами, чем правительство Запада; а потому оно было в со-
стоянии обеспечивать свою оборону. Территория ее была намно-
го плотнее населена и лучше обрабатывалась (в резком
контрасте в сравнении с ситуацией в этих двух районах в наше
время); ее провинции перенесли экономическую бурю вторже-
ний третьего века намного легче, чем регионы Запада.
Благосклонное отношение Дауни к бюрократии Востока так-
же напоминает нам, что средний класс, образующий традици-
онное ядро государства, обладал куда более древними и
прочными корнями в восточных районах — еще с греческих вре-
мен — и имел намного лучшие экономические условия.
Более того, внутренняя политическая стабильность Восточной
империи была значительно выше. За весь период с 364 по 476 год
внутреннее спокойствие нарушалось только двумя попытками
узурпировать власть — Прокопием в самом начале и Васили-
ском в самом конце — и обе были легко подавлены: яркий
контраст по сравнению с большим количеством таких попыток
на Западе.
Вот главные причины, почему выстояла Восточная империя,
а Западная империя нет. Кстати говоря, население Востока куда
меньше натерпелось от вторжений варваров, да и на них зна-
чительно меньше отразились внутренние конфликты, описанные
в первых одиннадцати главах этой книги. От некоторых других
расколов, сотрясавших Западную империю, они страдали так же,
как и население Запада, и даже более того. Например, там было
намного больше выступлений монахов, а их религиозные распри
выражались куда острее. Но с этими проблемами они смогли
справиться, так как всякие другие конфликты, разрушившие За-
пад, затронули их в значительно меньшей степени.
Список императоров и пап
Западные императоры 379-395 Феодосий I
364-375 Валентиниан I 395-408 Аркадий
375-383 Грациан 408-450 Феодосий II
383-392 Валентиниан II 450-457 Марциан
387-395 Феодосий I 457-474 Лев I
395-423 421 Гонорий Констанций III 474 474—491 Лев II , Зенон f
425-455 Валентиниан III у Папы
455 Петроний Максим ’
455—456 Ав ит < 352-366 Либерий
457-461 Майориан . 366-385 Дамас
461-465 Либий Север > и 385-399 Сириций
467-472 Антемий 399-401 Анастасий
472 Олибрий । ' 401-417 Иннокентий
473-474 Глицерий 417-418 Зосим
474-475 Юлий Непот , . 418-422 Бонифаций I
475-476 Ромул Август 422-432 Целестин I
(Августу л) 432-440 Сикст III
440—461 Лев I
Восточные императоры , 461-468 Гиларий
364-378 Валент 468-483 Симплиций
Кто есть кто среди античных писателей
Латинские писатели
АВГУСТИН (св.), 354-430. Ро-
дился в Фагасте (Саук Арас, Ал-
жир). Епископ Гиппо Регии
(Анаба, ранее Боун, Алжир). Де-
вяносто три работы включают Ис-
поведи, (прибл. 397—400), О
Троице (399—419), О граде Божи-
ем (413—426) и критику восьми
еретических сект.
АМВРОСИЙ (св.), прибл. 339—
397. Родился в Тревери (Трир,
Западная Германия). Епископ Ме-
диолана (Милан). Работы включа-
ют проповеди, гимны и 91
послание (литературные письма).
АММИАН МАРЦЕЛЛИН, прибл.
330—395. Родился в Антиохии (Ан-
такия, Юго-Восточная Турция).
Язычник. Написал историю пери-
ода 96—378 гг. н. э. (книги 14—31,
обзор о периоде 353—378 гг.).
БЕНЕДИКТ (св.), прибл. 480—
прибл. 547. Родился в Нурсии
(Норсия, Центральная Италия).
Аббат Кассинума (Монте Касси-
но). Написал Правила жизни мо-
нахов.
ВЕГЕТИЙ. Писал после 383.
Гражданский чиновник и автор
рукописи о Римских военных за-
ведениях (De Re Military).
ВИКТОР из ВИТЫ. Писал после
484. Епископ из Виты в Бузацене
(Южный Тунис). Автор Истории
Африканских гонений (о ванда-
лах).
ДЖОН КАССИАН, прибл. 360-
435. Родился в Добрудже (Румы-
ния). Основатель мужского и
женского монастырей в Массилии
(Марсель, Южная Франция). Его
работы включают Сравнения, ди-
алоги Отцов-Пустынников.
DE REBUS BELLICIS, см. О ДЕ-
ЛАХ ВОЙНЫ.
ЕДЖИППИЙ, умер в V веке. Био-
граф Св. Северина из Норикума
(Австрия, Бавария).
ИЕРОНИМ (ЖЕРОМ) (св),
прибл. 348—420, родился в Стри-
доне (Северо-Западная Югосла-
вия). Секретарь папы Дамаса,
382—384; основатель монастыря в
Вифлееме. Многочисленные рабо-
ты включают в себя перевод Биб-
лии на латинский (Вульгата) и
критику ереси Пелагиана.
ИОРДАН, середина VI века. Гот.
Написал обзор (Gotica) истории
готов Кассиодора в одном томе
(умер в 583).
ИСТОРИЯ АВГУСТА. Сборник
биографий римских императоров
и принцепсов от 117 г. н. э. до
284 (с пропуском 244—259 гг.).
Приписывалась шести авторам,
оказавшимся вымышленными. Да-
197
та написания спорна, возможно,
конец IV века н. э.
КАССИАН, см. ДЖОН КАССИАН.
КЛОДИАН умер (прибл.) 404. Ро-
дился в Александрии (Египет).
Язычник. Поэмы включают Пане-
гирики, Инвективы и Похищение
Прозерпины.
Кодексы, см. ЭВРИХ, ЮСТИНИ-
АН, ФЕОДОСИЙ II.
КОММОДИАН, по различным ис-
точникам живший в III, IV или V
веках н. э. в Галлии, Палестине и
Северной Африке. Написал стихо-
творное изложение (Carmen
Apologeticum) и 80 коротких сти-
хотворений.
ЛАКТАНЦИЙ, прибл. 240-
прибл. 320. Родился в Северной
Африке. Работы в защиту христи-
анства, включая Божественную
Институцию и На смерть Пре-
следователей.
ЛЕВ I Великий (св.), папа, 440—
461. Родился в Этрурии (Тоскана)
(?). Сохранились 432 письма и 96
произведений.
МАКРОБИЙ. Возможно писал с
(прибл.) 430. Родился в Северной
Африке (?). По-видимому, языч-
ник. Среди его работ Сатурналия,
академический сборник статей в
семи книгах.
МАРЦИАН КАПЕЛЛА. Писал
между 410 и 439. Родился в Се-
верной Африке. Язычник. Рабо-
ты — смешанная проза и стихи,
О бракосочетании Меркурия и
Филологии.
НАМАЦИАН, см. РУТИЛИЙ.
NOTITIA DIGNITATUM, см. ПЕ-
РЕЧЕНЬ ОФИЦИАЛЬНЫХ ДО-
КУМЕНТОВ.
О ДЕЛАХ ВОЙНЫ (DE REBUS
BELLICIS). Анонимное исследова-
ние, по-видимому, адресованное
императорам Валентиниану I и
Валенсу, 364—375, излагающее
планы реформы управления и ар-
мии.
ОПТАТ (св.). Время правления
Валентиниана I, 364—375. Родил-
ся в Северной Африке. Епископ
Милевы или Милы (Мила в Алжи-
ре). Автор работ, осуждавших
ересь донатистов.
ОПТ АТИАН, см. ПОРФИРИЙ.
ОРИЕНТ. Умер вскоре после 439.
Галл. Епископ Оски (Ох в Юго-
Западной Франции). Автор поэмы
Commonitorium, рекомендующей
христианский образ жизни.
ОРОСИЙ. Писал в 414—417. Ве-
роятно, родился в Бракаре Августа
(Брага в Северной Португалии).
Христианский священнослужи-
тель. Его работы включают крити-
ку ересей и Летопись с критикой
язычества (Historiae adversus
Paganos).
ОСОНИЙ, прибл. 310—прибл.
395. Родился в Бурдигале (Бордо,
Юго-Западная Франция). Консул
в 379. Поэмы, включая Моселла
Мозель) и 25 писем.
ПАУЛИН из НОЛЫ. Прибл. 353-
431. Родился в Бурдигале (Бордо,
Юго-Западная Франция). Епи-
скоп Нолы (Юго-Западная Ита-
лия). Написал более 30 поэм и 50
писем.
ПАУЛИН из ПЕЛЛЫ. Писал с
прибл. 457. Внук Осония. Родился
в Пелле (Северная Греция), жил
в Юго-Западной Франции. Напи-
сал Eucharisticus (Благодарение.).
ПЕЛАГИЙ. Умер после 419. Из
Британии или Ирландии. Написал
198
комментарии к 13 посланиям Па-
улина. Семьдесят трактатов в
поддержку его теологических воз-
зрений являются работой его по-
следователей.
ПЕРЕЧЕНЬ ОФИЦИАЛЬНЫХ
ДОЛЖНОСТЕЙ (NOTITIA
DIGNITATUM). Список старших
чиновников государства (с их
персоналом) в Западной и Вос-
точной империях (395 н. э.),
включая военных с указанием во-
инских соединений под их ко-
мандованием.
ПОРФИРИЙ ОПТАТИАН. Писал
в 324—325. Автор стихотворных
панегириков Константину Велико-
му и его старшему сыну Криспу.
ПРУДЕНЦИЙ. 348—после 405.
Родился в Испании, возможно в
Цезаравгусте (Сарагосса). Автор
христианских гимнов и другой по-
эзии, включая критику язычества.
QUEROLUS («Протестующий»).
Драма в стихах, вероятно, V век
н. э., отражавшая взгляды неле-
гального движения Багаудов в
Галлии.
РУТИЛИЙ НАМАЦИАН. Писал в
начале IV века. Галло-римлянин,
вероятно, из Толозы (Тулуза,
Юго-Западная Франция). Языч-
ник. Написал путевые заметки в
стихах в 416 или 417, На его воз-
вращение (De reditu Suo).
RENATUS PROFUTURUS
FRIGERIDUS. V век. Германское
происхождение. Уцелевшие проза-
ические сочинения, включая опи-
сание захвата Рима Аларихом
(410) и панегирик Аэцию.
САЛЬВИАН, прибл. 400—
прибл.480. Родился, вероятно, в
Тревери (Трир, Западная Герма-
ния). Пресвитер Массилии (Мар-
сель, Южная Франция). В число
работ входит О божественной вла-
сти (De Gubematione Dei).
СИДОНИЙ АПОЛЛИНАРИЙ,
прибл. 430—прибл. 488. Родился
в Лугдуне (Лион, Франция).
Епископ Арверны (Клермон-Фер-
ран), 469. Писал панегирики и
другие поэмы, девять книг пи-
сем.
СИММАХ, прибл. 340—прибл.
402. Римский аристократ, консул
в 391. Известен как язычник и
оратор. До наших дней дошли от-
рывки речей и десять книг писем.
СУЛЬПИЦИЙ СЕВЕР, прибл.
360—прибл. 420. Родился в Акви-
тании (Юго-Западная Франция).
Автор Жития св. Мартина из Тура
и исторического обзора.
ТЕРТУЛЛИАН, прибл. 160 -
прибл. 240. Родился в Карфагене
(Тунис). Автор многих воинству-
ющих работ по христианству.
ТРИБОНИАН, см. ЮСТИНИАН I.
ФЕОДОСИЙ II. Восточный Рим-
ский император, 408—450. Его
именем назван сборник законов
(Кодекс Феодосия, 438).
ФРИГЕРИД, см. РЕНАТ.
ЭВРИХ, король вестготов в Гал-
лии и Испании, 466—484. Его
именем назван сборник законов,
широко распространенный Кодекс
Эвриха. Хорошо сохранился.
ЭННОДИЙ, прибл. 473—521. Ро-
дился в Арелате (Арль, Южная
Франция). Епископ Тицинума
(Павия, Северная Италия). Писал
стихи и различную прозу.
ЮСТИНИАН I, восточный рим-
ский (Византийский) император,
527—565. Захватил большие рай-
оны бывшей Западной империи.
199
Его именем назван сборник зако-
нов (Кодекс — два издания, Ди-
гесты, Институции, «Новеллы»),
изданный под руководством Три-
бониана.
Греческие писатели
АРИЙ, прибл. 260—336. Вероят-
но, уроженец Ливии. Христиан-
ский наставник в Александрии
(Египет), основатель арианской
ереси. Уцелели три его письма и
отрывки из Фалии (стихи и про-
за).
АФАНАСИЙ (св.). Прибл. 295—
373. Родился в Египте, вероятно,
в Александрии. Среди многочис-
ленных работ История ариан-
ской ереси и догматические
письма.
БАЗИЛ Великий (св.). Прибл.
330—379. Родился в Цезарее
(Кайзери, Турция). Епископ Це-
зареи. Автор Правил подлиннее и
покороче о монашеской жизни,
писем, трактатов и проповедей.
ГРИГОРИЙ НАЗИАНСКИЙ,
прибл. 329—389. Сын епископа из
Назианса в Каппадокии (Турция).
Короткое время патриарх Кон-
стантинополя (381). Среди много-
численных работ Пять
богословских речей и длинная ав-
тобиографическая поэма.
ЕПИФАНИЙ (св.). Прибл. 315—
403. Родился в Безандуке у Еле-
ферополиса (Байи Джибрин,
Израиль). Епископ Констанции
(Саламис у Трикомом, Кипр). Ав-
тор Panarion (Медицинская ап-
течка), критики 80 ересей.
ЗОСИМ. Писал прибл. с 500.
Иногда его отождествляют с софи-
стом из Аскалона (Ашкелон, Юж-
ный Израиль). Автор Новой исто*
рии от Августа до 410 г. н. э.
ИОАНН ЗЛАТОУСТ (ДЖОН
ХРИСОСТОМ) (св.), прибл.
354—407. Родился в Антиохии
(Антакия, Юго-Восточная Тур-
ция). Патриарх Константинополя
(398). Среди работ много тракта-
тов (напр. О духовенстве), про-
поведи, комментарии и свыше
200 писем.
ЛИБАНИЙ. 314—прибл. 393. Ро-
дился в Антиохии (Антакия, Юго-
Восточная Турция). Языческий
профессор риторики. Дошедшие
до нас работы включают 64 речи
и 1600 писем.
МАРЦЕЛЛИН. VI век. Из Илли-
рии (Югославия). Священник.
Написал Летопись вплоть до 534.
ОЛИМПИОДОР, до 380—после
425. Родился в Фебе (Луксор,
Египет). Язычник. Написал исто-
рию биографий (дошедшую в виде
краткого изложения) с 407 до 425.
ОРИГЕН, прибл. 185—254. Родил-
ся в Александрии (Египет). Уце-
лела только небольшая часть его
крупных богословских работ,
включая Проповедь мученичества.
ПАЛЛАДА. IV век. Жил в Алек-
сандрии (Египет). Уцелели 150
эпиграмм в Греческой антологии.
ПРИСК. V век. Родился в Паний-
Феодосиополисе (Европейская
Турция). Побывал при дворе Ат-
тилы в 449. Написал Историю
Византии за период 433—472 (с
долгими перерывами).
ПРОКОПИЙ, прибл. 500—после
562. Родился в Цезарее Маритима
(у Цихрона Иакова, Израиль).
Префект Константинополя (562).
Написал Историю войн Юстини-
ана и тайную историю.
200
СИНЕСИЙ, прибл. 370-413. Ро-
дился в Сирене (у Шахха в Вос-
точной Ливии). Философ и
епископ Птолемея (Толмета, 410).
Девять гимнов, лекции по ритори-
ке и 156 писем.
ФЕМИСТИЙ, прибл. 317-388.
Родился в Пафлагонии (Северная
Турция). Языческий философ и
ритор. 34 речи, в основном, офи-
циальные обращения, парафразы
Аристотеля.
ФЕОДОР, прибл. 393—466. Ро-
дился в Антиохии (Антакия, Юго-
Восточная Турция). Епископ
Кирха (Куру). Среди многочис-
ленных работ История Церкви до
428 и 30 биографий отшельников
в Истории религии.
ЭВНАПИЙ. Прибл. 345—после
414. Родился в Сарди (Сарт, За-
падная Турция). Языческий фи-
лософ и священник. Автор Жизни
философов и софистов и Хроно-
логии с 270 по 404.
ЭЙСЕБИЙ. Прибл. 250—прибл.
340. Епископ Цезареи Маритима
(у Цихрона Иакова, Израиль). В
число работ входят История Цер-
кви и Жизнь Константина Вели-
кого.
ЮЛИАН «Отступник». Импера-
тор 361—363. Язычник. Дошедшие
до наших дней работы включают
восемь речей, Misopogon («Анти-
бородач», сатирическая защита
своей политики), юмористические
Цезарии и 80 писем.
Библиографический список книг
об упадке и крушении Древнего мира
A. ALFOLDI
A Conflict Ideas in the later Roman
Empire: The Clash between the
Senate and Valentinian I, Oxford
University Press, 1952.
F. ALTHEIM
Niedergang der Alten Welt,
Frankfurt-am-Main, 1952.
M. T. W. ARNHEIM
The Senatorial Aristocracy of the
Later Roman Empire, Oxford
University Press, 1972.
W. C. BARK
Origins of t he Medieval World,
Stanford University Press, 1958;
Doubleday Anchor, 1960.
R. H. BARROW (ed.)
Prefect and Emperor; The
Relationes of Symmachus (ad
384), Oxford University Press,
1973.
R. BIANCHI BANDINELLI
The Late Empire: Roman Art AD
200-400, Thames and Hudson,
1971.
G. W. BOWERSOCK, J. CLIVE, S.
R. GRAUBARD (eds.)
Edward Gibbon and the Decline and
Fall of the Roman Empire, Harvard
University Press, 1977.
P. BROWN
Augustine of Hippo, Faber 1967.
P. BROWN
The World of Late Antiquity,
Thames and Hudson, 1971.
J. W. BURROW
Gibbon, Oxford University Press,
1985.
J. B. BURY
History of the Ijlter Roman Empire,
1923, Dover, 1958.
A. CAMERON
Claudian: Poetry and Propaganda at
the Court of Honorius, Oxford
University Press, 1970.
R. A. G. CARSON
Principal Coins of the Romans, Vol.
Ill, The Dominate AD 294-498,
British Museum Publications Ltd.,
1981.
R. A. G. CARSON and J. P. C.
KENT
Part II (AD 346-98), Spink, 1960.
M. CHAMBERS (ed.)
The Fall of Rome: Can it be
Explained? Holt Rinehart and
Winston, 1963.
A. CHASTAGNOL
Recherches sur I'Histoire Auguste
(Antiquitas, Reihe 4, Habelt, Bonn,
1970.
K. CHRIST (ed.)
Der Untergang des romischen
202
Reiches (Wege der Forschung),
1971.
C. N. COCHRANE
Christianity and Classical Culture,
Oxford University Press, 1940;
Galaxy, 1957.
С. H. COSTER
Late Roman Studies, Harvard
University Press, 1968.
P. COURCELLE
Histoire litteraire des grandes
invasions germaniques, Paris, 1948;
3rd ed., 1965.
B. CUNLIFFE
Romans and the Barbarian West-
Spheres of Interaction 600 BC-AD
400), 1988.
P. B. CRADDOCK
Edward Gibbon, Luminous
Historian, John Hopkins University
Press, 1988.
C. DAWSON
The Making of Europe, 1932;
Meridian, 1956.
A. DEMANDT
Der Fall Roms, Munich, 1984.
E. DEMOUGEOT
La formation de I'Europe et tes
invasions barbares, Paris, 1969. ,
H.-J. DIESNER
Die Vblkerwauderung, Leipzig,
1976, Gutersloh, 1980 (translated
as The Great Migration: The
Movement of Peoples across
Europe AD 300-700, Orbis,
London, 1982).
S. DILL
Roman Society in the Last Century
of the Western Empire, 1898;
Meridian, 1958.
E. R. DODDS
Pagan and Christian in an Age of
Anxiety, Cambridge University
Press, 1965.
G. DOWNEY
The Late Roman Empire, Holt
Rinehart and Winston, 1969.
F. H. DUDDEN
Life and Times of St Ambrose,
1935.
V. DURUY
Histoire des Remains depuis les
temps les plus recules jusqua la
wort de Constantin, Paris, 1879-85.
F. DVORNIK
Byzance et la primaute romaine,
Corf, Paris, 1964 (translated as
Byzantium and the Roman Primacy,
Fordham University Press, 1966).
D. EARL
The Moral and Political Tradition
of Rome, Thames and Hudson,
1967.
W. ENSSLIN
Die Religionspolitik des Kaisers
Theodosius des Grosses, Munich,
1953.
A. FERRILL
The Fall of the Roman Empire: The
Military Explanation, Thames and
Hudson, 1983, 1988.
S. FISCHER-FABIAN
Die Ersten Deutschen, Knaur
Nachfolger, Munich and Zurich,
1975.
E. GIBBON
The Decline and Fall of the
Roman Empire, London, 1776-88
(abridged by D. M. Low, Chatto
and Windus, 1960, Washington
Square, 1962).
W. GOFFART
Barbarians and Romans, AD 418-
584: The Techniques of
Accommodation, 1987.
203
W GOFFART
The Narrators of Barbarian History
(AD 550-800), 1987.
C D GORDON
The Age of Attila, University of
Michigan Press, 1960.
M. GRANT
“The Fall of the Roman Empire: Is
it Relevant to Us?” in O. Molden
(ed.), Evolution and die Zukunft
der Menschheit, Vienna, 1985.
M. GRANT
The Dawn of the Middle Ages,
McGraw Hill and Weidenfeld and
Nicolson, 1981.
L. HAMBLEN
Attila et les Huns, Presses
Universitaires de France, Paris,
1972.
R. M. HAYWOOD
The Myth of Rome's Fall, Alvin
Redman, i960.
H. HOMEYER
Attila der Hunnenkonig von seinen
Zeitgenossen dargesteat, de Gruyter,
Berlin, 1951.
H. ISBELL (ed.)
The Last Poets of Imperial Rome,
Penguin, 1971.
A. H. M. JONES
The Decline of the Ancient World,
Longmans, 1966.
A. H. M. JONES
The Later Roman Empire,
Blackwell, 1964.
D. P. JORDAN
Gibbon and his Roman Empire,
University of Illinois Press, 1971.
W. E. KAEGI
Byzantium and the Decline of
Rome, Princeton University Press,
1968.
D. KACAN (ed.)
The End of the Roman Empire:
Decline or Transformation, 2nd ed.,
Izjxington Massachusetts, 1978.
J. N. D. KELLY
Jerome: His Life, Writings and
Controversies, Duckworth, 1974.
M. MCCORMICK
Eternal Victory, Cambridge
University Press, 1986.
H. P. L'ORANGE
Art Forms and Civic Life in the Late
Roman Empire, Princeton 1965.
F LOT
La fin du monde antique et le debut
du Moyen-Age, Paris, 1927
(translated as The End of the
Ancient World and the Beginning of
the Middle Ages, Routledge and
Kegan Paul, 1931; reprint 1966).
R. MACMULLEN
Corruption and the Decline of
Rome, Yale University Press, 1988.
O. J. MAENCHEN-HELFEN
The World of the Huns, University
of California Press, Berkeley, 1973.
H. I. MARROU
5. Augustin et la fin de la culture
antique, 4th ed., Paris, 1958
(translated as St Augustine and his
Influence [Men of Wisdom series],
1957).
J. MATTHEWS
Western Aristocracies and Imperial
Court AD 364-425, Clarendon
Press, Oxford, 1975.
H. MATTI NCLY
Roman Coins, Methuen, 1928; 2nd
ed., 1960.
S. MAZZARINO
La fine del rnondo antico, Garzanti,
Milan, 1959 (translated as The End
of the Ancient World, Pater and
204
Faber, London, and Knopf, New
York, 1966)
S. MAZZARINO
Stilicone: La crisi imperiale dope
Teodosio, Rome, 1942.
A. MOMIGLIANO (ed.)
The Conflict between Paganism
and Christianity in the Fourth
Century, Oxford University Press,
1963.
C. L. DE S. MONTESQUIEU
Comid&rations sur to causes de la
grandeur des Romains et de lew-
decadence, Paris, 1734 (translated
as Considerations on the Causes of
the Greatness of tie Romans and
their Decline, Cornell, 1969).
L. MUSSET
The German invasions, University
Park, Pennsylvania, 1975.
K. L. NOETOL1CHS
Die gesetzgeikrischen Massnahmen
der christlichen Kaiser des vierten
Jahrhunderts, Kain University,
1971.
H. О OSBORN
The Emergence of Christian Culture
in the West, Harper, 1958.
J. R. PALANQUE
Le bas-empire, Presses
Universitaires de France, Paris,
1971.
A. PAREDI
5, Ambrogio, Milan, 1960.
(translated as St Ambrose, 1964).
A. PARRY (ed.)
Studies in Fifth-Century Thought
and Literature (Yale Classical
Studies, Vol. 22), 1972.
F. PASCHOUD
Roma Aeterna (Bibliotheca
Helvetica Romana, Vol. 7), Institut
Suisse, Rome 1967.
S. PEROWNE
The End of the Roman World,
Hodder and Stoughton, 1966.
C. PHARR
The Theodosian Code and Novels
and Sirmondian Constitutions,
Princeton University Press, 1952.
A. PIGANIOL
L'empire chretien, Presses
Universitaires de France, Paris,
1947; 2nd ed., 1972.
J. D. RANGERS-PEHRSON
Barbarians and Romans: The Birth
Struggle of Europe AD 400-700,
University of Oklahoma Press,
Norman, 1983.
W. REHM
Der Untergang Roms in
abendlandischen Denken (Das Erbe
der Alten, Vol. 18), Leipzig, 1930.
R. REMONDON
La crise de l'empire remain, Presses
Universitaires de France, Paris,
1964.
R. SEAGER
Ammianus Marcellinus: Seven
Studies in his Language and
Thought, University of Missouri
Press, 1986.
O. SEECK
Geschichte des Untergangs der
antiken Welt, Stuttgart, 1910-19.
E. STEIN
Geschtchtedes spatromischen Reichs,
I: Vom romischen zum byzantinischen
Staate (284-476 n. Chr.), Vienna,
1928 (translated and revised as
Histoire du basempire, Paris, 1959).
R. SYME
Ammianus and the Historia Augusta,
Oxford University Press, 1968.
R. SYME
Emwerors and Biography: Studies in
205
the Historia Augusta, Oxford
University Press, 1971.
M. TESTARD
5. Jerome, Les Belles Lettres, Paris,
1969. i
E. A. THOMPSON
The Early Germans, Clarendon
Press, Oxford, 1965.
E. A. THOMPSON
A History of Attila and the Huns,
Oxford University Press, 1948,
Greenwood Press, Westport, 1975.
E. A. THOMPSON
Romans and Barbarians: The
Decline of the Western Empire,
University of Wisconsin Press,
Madison, 1982.
M. TODD
The Northern Barbarians 100 BC-
AD 300, London, 1978.
J. VOGT
Der Niedergang Roms, Kindler,
Zurich, 1965 (translated as The
Decline of Rome, Weidenfeld and
Nicolson, London, 1967).
J. VOGT
Kulturwelt und Barbaren: zum
Menschheitsbild der spatantiken
Gesellschaft (Akademie der
Wissenschaften in Mainz), Steiner,
Wiesbaden, 1967.
F. W. WALBANK
The Awful Revolution, Liverpool
University Press, 1969.
J. M. WALLACE-HADRILL
The Barbarian West AD 400-1000,
3rd ed., London 1967.
M. A. WES
Das Ende des Kaisertums im Westen
des rbmischen Reichs (translated
from Dutch; Nederlands Historisch
Instituut te Rome), Ministerie van
Cultuur, Rijswijk, 1967.
L. WHITE (ed.)
The Transformation of the Roman
World: Gibbon s Problem after Two
Centuries (UCLA), University of
California Press, 1966.
D. WOMERSLEY
The Transformation or the Decline
and Fall of the Roman Empire,
Cambridge University Press, 1989.
N. TOFFEE and G. L. COWGILL
(eds.)
The Collapse of Ancient States and
Civilizations, University of Arizona
Press, 1988.
1. Западная и Восточная империи, 395 г.
2. Вторжения варваров в пятом веке н. э.
3. Европа после крушения Западной империи, 476 г. н. э.
4. Италия
5. Галлия и Рейн
6. Верхний и Средний Дунай
7. Балканы
8. Восток
9. Северная Африка и Испания
УКАЗАТЕЛЬ
Август 10, 34, 113
Августа Треверов см. Тревери
Августин 38, 47, 72, 125, 133,
143, 144, 146, 154, 155,
157-160, 163, 168, 172,
179-187, 189, 191-193
Августонемет см. Арверн
Аве ла (Авила) 160
Абиан Симмах см. Симмах
Авит 63, 119, 126
Аврелий Марк 11, 111, 139
Адам 125, 146, 183, 185
Адрианополь 15, 46, 48, 61, :
112, 122, 127, 132, 172—
174, 180
Адриатическое море 101, 113,
117
Азия Малая 15, 111, 145, 189,
190
Аквилея 16, 143
Аквинк 10, 15
Аквитаны см. Новемпопулан
Акций, мыс ИЗ
Алеманны 11, 14, 40
Аланы 18
Аларих, король вестготов 15,
17—21, 40, 61, 101, 108,
1 14—117, 123, 133, 134,
151, 155, 170, 171, 180-183
Алеппо см. Верой
Александр, папа 148
Александрия 142, 144, 145, 191
Алжир см. Африка, Северная
Альпы 18, 66
Алия (Пало) 73
Амбианы (Самаробрива, Амь-
ен) 14
Амвросий 43, 44, 48, 59, 73,
99, 128, 145, 147, 150,
151, 153, 154, 157, 161,
163, 180
Амида (Дьярбакир) 53
Аммиан Марцеллин 14, 24, 26,
35, 38, 44, 47, 54, 61, 66,
- 68, 74, 77, 79, 83, 92, 93,
96, 98, 99, 127, 152, 157,
171-174
Амьен см. Амбиан
Англы 24, 123 ।
Аннаба см. Гиппон Регий ,
Антверп 130
Антиохия (Антакия) 46, 162
Антоний Марк (Марк Антоний)
ИЗ
Антоний, Св. 140, 142, 143
Антемий 28, 119
Арбогаст 16, 121
Арверна (Клермон-Ферран) 28,
50, 66, 75, 126, 127, 168
Арверны (Оверне) 28, 50
Аргенторат (Страсбург) 12
Арелат 12, 20, 21, 73, 178
Ареморика (Британия) 10, 14,
18, 19, 24, 39, 49, 50, 66,
72, 93, 116, 123
Арий Ариан 191
214
Аркадий 17, 100, 114, 116, 154
Арль см. Арелат
Атаулф 21, 117, 123-126
Атлантический океан 10, 25 <
Аттал Приск см. Приск Аттал
Аттила 21, 25—28, 47, 48, 82,
97, 118, 151, 171
Афанасий, Св. 142, 178 1
Африка, Северная 23, 24, 112,
113, 115, 118, 127, 134,
135, 143, 150, 154, 156,
158, 159, 174, 191-193
Аэций, полководец 21—27, 43, •
67, 100, 132, 133
Базил из Цезареи, Св. 178
Базил (Базель) 14
Бакауды, Багауды 66—68 , ч
Бактрия 178
Балканы 15—18, 28, 93 >
Балтийское море 25 (J
Барсино (Барселона) 21
Басент (Бусенто) 20 <
Белград см. Сингидун ;
Бельгия 18 ’
Бенедикт, Св. 144 ’
Верой 162 \ ; -
Бифиния 190 '
Блезилл 147 т
Боак 59
Бонифаций 22, 23
Борбетомаг (Вормс) 21 '1
Бордо см. Бурдигала
Босфор Фракийский 12, 194 '
Боун см. Гиппон Регий
Бригантин (Констанц), озеро '
16, 26
Британия см. Ареморика
Британцы 9, 19, 50, 183
Брут 172
Будапешт см. Аквинц
Бургунды 11, 14, 18, 21, 24,
122, 124, 125, 129, 130
Бург Леонтия 73
Бурдигал (Бордо) 21, 61, 160,
168
Бури Дж. Б. 149, 173
Буферик 134
‘V
Вавилон 175, 182 ' ' 11
Валенс (брат и соратник Вален-
тиана I) 14, 15, 48, 102,
112, ИЗ, 122, 132, 145
Валентиниан I 13—16, 33, 35, '
36, 38, 42, 44, 45, 47, 54,
63, 64, 78, 79, 82, 83, 89, ;
90, 92, 93, 96, 102, 105,
111-113, 132, 145, 150,
152, 157, 160, 167, 169, 192
Валентиниан II 15, 16, 39, J
121, 150, 153, 160
Валентиниан III 21, 22, 25—
27, 34, 36, 43, 50, 53, 55, :
57, 59, 77, 78, 85, 92, 95,
99, 100, 102, 103, 107,
117-119, 133, 146, 161
Валериан 111
Валлиа см. Уаллиа
Вандалы 11, 18, 22, 23, 27,
40, 50, 118-120, 131, 134,
193
Василиск 195 , :> . ,
Ватикан 26
Вегетий 47 '
Вена 16, 168
Вергилий см. Виргилий 1
Веттий Агорий Претекстат см.
Претекстат
Византийская империя, Виазн-
тий см. Константинополь
Визиготы (вестготы) 11, 15—22,
25, 26, 28, 40, 48, 50, 61,
67, 75, 95, 102, 108, 112,
114-117, 120, 122-124,
" 126, 127, 132—135, 151,
170, 172, 173, 181, 194
215
Викарии диоцезов 92
Виктор (Витрий) 73
Виктор из Вита 135
Виктор (сын Магна Максима)
105
Винцент из Картены 158
Випава, река см. Фригид
Виргилий 113, 170, 172
Вита см. Виктор
Витри см. Виктор
Вифлеем 143, 181 ; -
Вольтер Франсуа 159
Вормс см. Борбетомаг
Гадрианополь см. Адрианополь
(Эдирн) :-
Галатия 125
Галерий 79 ’
Галлиен 111
Галлия (Франция) 9, 12, 16,
18-29, 41, 50, 55, 66, 73,
79, 82, 93, 95, 113, 114,
122, 126, 130, 132, 135,
142-144, 160, 161, 168,
171, 178, 184, 192, 194
Гамалий 162 j
Гарумна (Гаронна) 73
Гауденций 66
Гейзерих (Гензерих) 21—24,
27-29, 40, 50, 118-120,
134, 135
Геллеспонт 194
Гензерих см. Гейзерих <
Гердер Иоганн, фон 98 !>
Германцы 8, 11, 12, 14—19,
21-29, 33, 37-39, 42, 44, \
46, 48, 49, 60, 75-77, 79,
82, 98, 100, 101, 112, 114,
116, 118-136, 143, 157,
171-174, 187, 191, 194 см.
также Аланы, англы, бур-
гунды, вандалы, визиготы
(вестготы), герулы, готы, ост-
роготы (остготы), саксы, свеч
вы, франки, юты
герулы 129
Гиббон Эдуард 8, 12, 13, 18,
25, 29, 34, 39, 44, 47, 71,
93, 113, 120, 122, 132, 142,
159, 186
Гиберния (Ирландия) 143
Гильдо 73, 115, 192 а ,
Гиппон Регий 154
Гиспания см. Испания
Гностики см. Манихеи
Гозола 163
Гомер 170
Гомосексуальность 134
Гонорат, Св. 143 •
Гонория 25
Гонорий 17—21, 34, 49, 57,
58, 64, 66, 73, 101-103,
114, 116, 117, 121, 123,
125, 154, 157, 190
Гораций 135
Гораций Коклео 68, 172 :
Готы 11, 21, 23, 25, 48, 123,
124, 128, 129, 148, 171, 183
см. также Вестготы, остготы
Грациан 14—16, 36, 39, 102,
105, 112, 113, 121, 152,
157, 160, 167
Греки, Греция 12, 18, 47, 49,
55, 56, 81, 97, 113-116,
134, 142, 155, 171, 179,
188, 189, 195
Григорий Назианский, Св. 189
Гундобад 28
Гунны 15, 22-26, 49, 66, 82,
118, 127, 128, 171 .. ,
Дакия Рипенсис 79
Дакия Средиземноморская 20 :
Далмация 28, 29, 117, 120 1
Дамас, папа 147, 150, 152,
178, 189
216
Дарданеллы см. Геллеспонт
Дауни Гленвилл 194, 195
De Rebus Bellicis см. О делах
войны
De Vocations Omnium Nationum
см. О призыве ко всем наци-
ям
Джон Кассий 143
Джон Баптист, Св. 140
Джоунс А. Г. М. 85, 194
Джуллий см. Юлий , . .
Дилл, сэр Самюэль 96
Диоклетиан 11, 63, 89, 111, 160
Дион Кассий 79
Дьярбакир см. Амида
Домициан 13
Донат, донатисты 158, 182,
191-193
Дуалисты см. Манихеи
Дунай, река 10, 12, 14—16,
18, 24-26, 40, 46, 50, 60,
66, 93, 118, 119, 130, 194
Дуран (Дордон), река 73 >
Дюрю Виктор 15 i
Евангелисты см. Лука, Марк,
Матфей (Gospels)
Евгений 16, 39, 153, 154
Евдоксий 66
Евнухи 71, 100, 115
Евтропий 71, 100, 115, 162
Евфрат 10, 12
Еджиппий 50
Египет 112, 140, 142, 143
Епархия 142, 150, 151, 188,
190
Епифаний из Констанцы 157
Equites см. Рыцари
Женщины 74, 139, 143, 146,
147, 149, 172, 182, 183 см.
также Гонория, Мария, Ме-
лания (Старшая и Млад-
шая), Паула, Пласидия, Про-
ба, Серена, Флацилла, Юс-
тина
Защитники Народа 64, 84
Законы, эдикты, суды 19, 41,
43, 45—47, 55—60, 62-64, ,
67, 72, 76, 77, 79, 83-85,
91-93, 95—99, 103, 107,
112, ИЗ, 118, 124-126,
128, 132, 135, 140, 145,
147, 150, 152-155, 157,
158, 160, 161, 167, 168,
173, 175, 178, 188, 191, 193
Зенон 28, 29, 120
Зомбатели см. Савария
Зосим 41, 49, 82, 102, 144, 155
Иероним, Св. 18, 49, 71, 72,
74, 128, 140-144, 146, 147,
151, 157, 163, 172, 180,
181, 184, 189
Иерусалим 161, 182 й
Измит см. Никомедия
Израиль см. Палестина \ гг
Иисус Христос см. ХристИ” ,
анство . ..
Иллиберий (Элвира) 177
Иллирия 12, 55, 93 см. также '{
Далмация
Иннокентий I, папа 151, 178,
190 '
Иоанн Златоуст 65, 73, 168, 196
Иовиан 12, 111
Иордан Давид П. 186
Иордан, готский историк 23,
25, 123
Иранцы 14 см. также Персия
Ирландия см. Гиберния
Испания (Гиспания) 15, 19,
21, 22, 27-29, 66, 72, 93,
131, 135, 141, 160, 161,
177, 194
217
История Августа 36, 49, 54
Иехуда ха-Наси 161
Иудея см. Палестина
Иудеи, иудаизм 56, 125, 159,
161-164
Кабинет имперский см. Конси-
стория
Кадика см. Калхедон
Каледония (Шотландия) 17, 184
Каллиник см. Нисфорий
Калхедон 190
Камилл 103
Камп Мартий 27
Канал английский (Ла-Манш) 19
Каппадокия 189
Капрари (Капри) 145
Картахена см. Новый Карфаген
Картена (Тенес) см. Винцент
Карфаген 10, 23, 73, 168, 192,
193
Кассий Джон см. Джон Кассий
Кассий Дион см. Дион Кассий
Кастра Батава 50
Каталаунские поля 25
Катон 172
Каука (Кока) 15
Кейзери см. Цезарея
Кельты см. Британцы, галлы
Кипр 157
Кирена (Шаххат) см. Синесий
Кирх (Кур) см. Феодор
Клеопатра 113
Клерикалы см. Христианство
Клермон-Ферран см. Арверна
Клодиан 39, 55, 71, 100, 103,
114, 115, 125, 128, 170—
172, 174
Кодекс Эвриха см. Эврих
Кодекс Феодосия см. Феодо-
сий II
Козенца см. Конзенция ,
Кока см. Каука
Коммодиан 187
Коммод 13 , 1.
Конзенция (Козенца) 20
Консистория 93, 100
Константин I Великий 11, 12,
37, 41, 44, 46, 48, 56, 58,
70, 81, 111, 113, 121, 149—
152, 155, 156, 159, 168,
169, 185, 189, 191, 192 ’
Константин III 19
Константинополь (Византий,
Стамбул) 12, 15—17, 21,
26, 29, 65, 71, 72, 102,
105, 111-113, 115-119,
134, 168, 189, 190, 194 >
Констанц, озеро см. Бригантин
Констанций II 12, 100, 145,
152, 180
Констанций III 20, 21, 101,
117, 131
Констанция см. Арелат, Епифа-
ний
Коринф 146
Корпорации 83
Коррупция 57, 91, 92, 97, 126,
129
Крези, сэр Эдвард 26
Куриалы (муниципальные советы-
ники) 82, 83
Курия см. Сенат
Лактанций 181
Лев, канцлер Эвриха 135
Лев I, восточный император
119, 120
Лев I Великий, папа 26, 151,
155, 161, 171, 172, 190
Лезигни см. Лициний
Леонтий 73
Лерина о. (св. Гонорат) 143
Либаний 46, 58, 84, 85, 169
Ливия 112, 191 см. также Три-
политания
218
Лигуж см. Локотейк
Лиже (Луара) 123
Лимон см. Пиктави
Лион см. Лугдун
Лициний (Лезигни) 73
Локотейк (Лигуж) 142
Луара см. Лиже
Лугдун (Лион) 16, 168
Лука, Св. 151
Луций (епископ) 145 t
Луксор см. Фивы
Людовик IX, Святой, кораль
Франции 161
Лютеция (Париж) 14 ‘
Мавритания 23, 24, 60, 93,
192
Магн Максим 16, 39, 105,
106, 113, 160, 163
Май Монастери (Мармотьер)
142
Майнц см. Могунтиак
Майориан 27, 33, 55, 58, 85, '>
92, 95, 119, 171, 173
Македония 126 ' . '
Макиавелли Никола 34 . .
Маколей Т. В. 68
Макробий 74, 170, 173
Максим Магн см. Магн Максим
Максим Петроний см. Пегро-
ний Максим
Манихеи, Мани 139, 159—162,
191
Марий Гай 174 > 7? ‘
Мария 18 Г .
Марк, Св. 3
Маркс Карл, марксизм 46, 68,
184
Мармотьер см. Май Монастери
Марокко см. Мавритания
Марсейл см. Массилия
Марсово поле см. Камп Мартий
Мартиан Капелла 170
Мартин из Тура, Св. 142, 143,
161, 178
Марцеллин Аммиан см. Аммиан
Марциан 25, 118, 119
Массилия 46, 65, 143
Матфей, Св. 146
Медао 26
Медиолан (Милан) 12, 26, 70,
101, 103, 112, 150, 151,
153, 168, 170
Мезия см. также Дакия Среди-
земноморская, Рипенсис 12,
20, 79
Мелания Мдадшая, Св. 72
Мелания Старшая, Св. 147 '
Месопотамия 159, 161 ч '
Метел л 103
Милан см. Медиолан
Милев, Милы (Мила) см. Оптат
Минций (Минцио), река 26
Митровица, Сремска см. Сирмий
Мишна 161
Могунтиак (Майнц) 14, 18
Мозель, река 169
Момиглиан Арнальдо 164
Монастери Май см. Май Мона-
стери
Монтескье 39, 74 •. <.-п 'Ч’-.r X
Мурран 130 iif is, ;
Назиан см. Григорий ч :
Наисс 20
Намациан Рутилий см. Рутилий
Нарбо (Нарбонн) 21, 82, 123 (
Некар, река см. Нисер ’ ‘
Нектарий 154
Неон 101
Непот Юлий 28, 29, 101, 120
Нидерланды 10 -i-
Никомедия (Измит) 111
Нисер (Некар), река 14 -
Нисеферий Каллиник (Рагга) Л
18, 150
219
Ниш см. Наисс
Новемпопулана 114
Новый Карфаген (Картахена)
27
Нола см. Паулин
Notitia Digni.ta.tum см. Перечень
официальных должностей
О воззвании ко всем народам
(De Vocatione Omnium
Nationum) 179
О делах войны (De Rebus
Bellicis) 39, 42, 43, 53, 76,
84, 91, 93, 97, 132
Оберне см Арверны
Одоакр 28, 29, 38, 50, 79,
120, 171
Октавиан см Август
Олибрий 106
Олимпиодор 20, 74, 100
Оптат из Милеви 127, 150, 192
Орест 28
Ориген 177
Ориент из Оски 187
Орозий 76, 123, 125, 129, 133,
187
Оронт, река 125
«Ортодоксальная» (Восточная)
церковь 16, 151, 156, 188,
190
Оски (Ош) см Ориент
Осоний 71, 76, 102, 141, 152,
169, 174
Остия 27
Остроготы (остготы) 11, 15,
18, 29, 41
Отон 106
Павел, Св. 125, 128, 140, 146,
151, 180, 183
Павел Отшельник 140
Павия см Тицин
Пад (По), река 26
Палестина (Сирийская Палести-
на, Израиль) см также
Иудеи 112, 140, 143, 161
Палладий 144
Пало см Алия
Паний см Приск
Паннония 13, 142
Париж см Лютеция
Парфия И, 175
Пассау см. Кастра Батава
Паула 146, 147
Паулин из Нолы 76, 126, 141,
172, 178
Паулин из Пеллы 126 !
Пахомий 140
Пелагий, Пелагиан 183, 184, ’
186
Пелла см Паулин
Пелопоннесская война 12
Перечень официальных должно-
стей (Notitia Dignitatum) 40,
41
Персия 12, 160, 175
Песня о Нибелунгах 24
Петр, Св. 172
Петроний Максим 72
Петроний Проб см. Проб
Пиганьоль Андрэ 29
Пиктави (Пуатье) 142 ! <
Пиржи (Санта Севера) 73
Пласидия Галла 20—23, 101,
117, 123
Платон 179, 182
Плиний Старший 10
По, река см Пад
Порфирий 48
Посидоний 179, 180
Претекстат Веттий Агорий 150
Префекты, преторианцы 34, 55,
56, 64, 78, 93, 129, 168
Приск Аттал 19, 108, 170
Приск из Пании 47, 55, 82, 97
Присциллий 160
220
Проб Марк Аврелий (римский
император) 54
Проб Петроний (префект прето-
рии) 54, 64, 78, 93
Проба 77
Прокопий (историк) 22
Прокопий (узурпатор) 195
Протестер (Жалобщик) 67,
125, 128, 153, 175 '
Пруденций 158
Псалмы 15, 20, 22, 27, 29, 41,
47, 55, 66, 72, 90, 93
Пуатье см. Пиктави
Равенна 19, 28, 38, 70, 101 —
103, 107, 108, 117, 119,
120, 170
Рагга см. Нисеферий Калдиник
Радагайс 41 '
Рафаэль 26
Рен (Рейн), река 10, 12, 14,
18, 21, 40, 46, 48, 73, 93,
116, 125, 175, 194
Ренат Фригерид см. Фригерид
Рим см. также Камп Мартий,
Сенат, Форум Траяна, Фо-
рум Римский 8, 10—17,
19-24, 26-29, 33-45, 47-
50, 53, 54, 56—61, 70—76,
79-82, 85, 89, 91, 96, 98,
100-106, 108, 112, 113,
115, 117, 119-121, 123—
126, 128—134, 136, 142,
147, 150-153, 155, 160,
161, 163, 167, 170-172,
174-176, 179-183, 185—
190, 193
Риторы, риторики, ораторы 66,
79, 84, 85, 98, 99, 126,
147, 153, 167-169
Рицимер 27, 28, 38, 119, 122
Робертсон Вильям 17
Ромул 186 "
Ромул Август (Августул) 28,
120, 173
Россия см. Советский Союз
Румыния 15, 22, 143
Рутилий Намациан 125, 144,
155, 163, 171, 175
Руфин 17, 18, 114, 115, 128,
134
Рыцари 22, 23 U
Сабин (Савиньи) 73 14
Сава, река 12 '
Савария 142
Савиньи см. Сабин v
Савой см. Сапудия ' :
Саксы 14, 19, 24, 123, 127,
129, 132
Салон ика см. Фессалоника
Салоны (Солин) 117
Сальвиан 46, 62, 65—67, 74—
77, 82-84, 91, 95, 126,
129, 133, 151, 173, 187
Самаробрива см. Амбиан
Санта Севера см. Пиржи
Сапудия (Савой) 24
Сардий (Сарт) см. Эвнапий
Сарматы 14
Сахара, пустыня 10
Свевы 18
Святой Гонорат см. Лерина
Север (епископ) 162
Север Септимий 11, 44, 45
Север Сульпиций см. Сульпи-
ций
Сенат, сенаторы, здание сената
(Курия) 10, 19, 28, 29, 34-
36, 42—44, 70-74, 77—79,
83, 85, 90, 97, 102, 103,
116, 127, 141, 143, 152—
154, 169, 170
Септимий Север см. Север
Сердика (София) 12, 189
Серена 17
221
Серонат 95
Сивиллины книги 155
Сидоний Аполлинарий 50, 55,
66, 73, 75, 76, 82, 95, 97,
101, 119, 126, 127, 129,
130, 163, 170-172, 175
Симмах Абиан 77
Симмах Квинт Аврелий 35, 56,
71, 72, 76, 79, 96, 129,
153, 169, 175
Симон Маг 159
Сингидун (Белград) 113, 118
Синесий 43, 46, 49, 102, 127
Сиракуза см. Сиракузы
Сиракузы (Сиракуза) см. Хрест
Сирийская Палестина см. Пале-
стина
Сириций, папа (Св.) 145, 147,
161, 178, 190
Сирия 101, 112, 150
Сирмий (Сремска Митровица)
12, 14, 16
Сицилия 28, 72, 156
Scriptores Historiae Augustae см.
История Августа
Скифия Малая 143
Советский Союз см. также Ук-
раина 9, 25
Солин см. Салоны
София см. Сердика
Сремска Митровица см. Сирмий
Стамбул см. Константинополь
Стилихон 17—19, 41, 46, 114— .
117, 121, 128, 134, 155
Стоики 179
Страсбург си. Аргенторат
Сульпиций Север 143
Сципион 103, 172
Сягрий 75, 130
Тацит 34, 135 к .
Теодорих I (вестгот) 26
Теодорих Великий (остгот) 29
Тертуллиан 146, 172, 177
Тибатто 66
Тибр, река 127, 147 < ,
Тибулл 170
Тицин 12, 19, 47
Тойнби Арнольд 12
Toledoth Yeshu 162
Толоза (Тулуза) 18, 21
Томпсон, Е. А. 15
Траян 170
Тревери (Трир) 12, 14, 18,
20, 49, 82, 101, 127
Трейс см. Константинополь,
Приск
Триполитан(и)я 112
Т роя 25
Турони (Тур) см. Мартин
Уаллиа 21
Украина 15
Улфил 133 о.
Урсул 53 г': ’ ’
Фемистий 99
Феодор из Кирха 96, 163
Феодосий I Великий 15—17,
33, 36, 42, 44, 45, 48, 49,
54—56, 63, 64, 76, 82, 84,
85, 89-91, 96, 100, 101,
103, 105, 112—114, 122,
127, 130, 134, 145, 150,
152—155, 157, 160—163,
180, 185
Феодосий II, кодекс Феодосия
84, 95, 97, 103, 117, 118,
154, 155, 160, 163, 190
Феодосий Флавий (отец Феодо-
сия I) 15
Феррилл Артер 33
Фессалоника (Салоника) 134,
150, 190
Фесу ла (Фисола) 18
Фивы (Луксор) 140
222
Филагрий 129
Фирм 73
Флацилла Элия 105
Флоренциан 79
Фогг Иосиф 124
Форум Римский 71, 141
Форум Траяна 170
Франки 11, 121, 127
Франклин Бенджамин 3 >
Франция см. Галлия
Фригерид Ренат 22
Фригид (Випава) 16
Фритигерн 15
Халцедон см. Калхедон
Хрест (епископ) 156
Христос, христианство, клерика-
лы 12, 16, 43, 59, 66, 70,
73, 78, 82, 91, 105, 106,
125, 127, 128, 133, 139— 141, 144—147, 149—164, 167, 169, 172, 175, 177— 185, 187-189, 191
Цезарея (Каппадокия) Цезарь Юлий 10, 173 Цецилиан 192 см. Базил
Шотландия см. Каледония
Эвксинское море см. Черное мо-
ре
Эвнапий из Сардия 33, 144, 154
Эврих 28, 29, 120, 126, 127,
135
Эдирн см. Адрианополь
Эйсебий 59, 147, 156
Экдиций 73, 75
Элвира см. Иллиберий
Элуза (Еоуз) 114
Эннодий 47
Этрурия 73
Юлиан Отступник 12, 41, 48,
79, 82-84, 90, 100, 145,
152, 157, 162, 167, 192
Юлий
Юлий
Юлий
Юлий
Юстин 29
Юстина 15
Юстиниан 95
Юты 24, 123
(Джуллий) 73
(из Карфагена) 73
Непот см. Непот
Цезарь
см. Цезарь
Цибалае (Винковцы) 13
Циники 145
Циркумцелионы 192, 193
Черное море 93, 112
Черный лес 14
Язычество см. также Зосим,
Намациан, Рутилий Сим-
мах, 12, 33, 49, 70, 78, 82,
105, 123, 125, 128, 129,
133, 144, 145, 167, 169,
172, 184, 186, 192