Автор: Бастиа Ф.
Теги: внешняя торговля международная торговля внешнеторговая политика таможенные пошлины экономика экономические науки история англии история экономики
ISBN: 978-5-91603-040-2
Год: 2012
Текст
ФреОерик Бает на
OEUVRES COMPLETES
DE
FREDERIC BASTIAT
MISES EN ORDRE
REVUES ET ANNOTEES D’APRES LES MANUSCR1TS DE L’AUTEUR
TOME TROISIEME
COBDEN ET LA LIGUE
OU
l'aGITATION ANGLAISE POUR LA LIBERTE DES ECHANGES.
PARIS
GUILLAUMIN ET C“, LIBRAIRES
Editeurs du Journal des Economistes, de la Collection des principaux Economistes,
du Dictionnaire de l’£conomie politique, etc.
RUE RICHELIEU, 14
1854
Фредерик Бастиа
КОБДЕН И ЛИГА
Движение
за свободу торговди
в Англии
^социум
УДК 339.543.012.42(410)"18"
ББК 65.428(4Вел)
Б27
На первой странице обложки изображено здание
английского парламента и фотографии лидеров
Лиги против хлебных законов (слева направо):
Даниела О’Коннела, Ричарда Кобдена и Джона
Брайта, полковника Перронета Томпсона.
На четвертой странице обложки: карикатура того
времени «Papa Cobden Taking Master Robert
A Free Trade Walk».
Автор обложки Андрей Кинсбурский.
Бастиа Ф.
Б27 Кобден и Лига. Движение за свободу торговли в Англии /
Фредерик Бастиа ; Пер. с франц. Ю. А. Школенко. — Челябинск:
Социум, 2012. — 732 с.
ISBN 978-5-91603-040-2
Книга представляет собой сборник речей в защиту свободной тор-
говли, произнесенных на митингах английской Лиги против хлебных
законов в 1842 — 1845 гг. Беспрецедентная для своего времени аги-
тация Лиги сформировала общественное мнение, заставившее парла-
мент отменить хлебные законы — основу всей системы английского
протекционизма. По словам современника: «Если в будущем, люди
захотят знать, возможно ли разрушить предрассудок, поддержива-
емый властью и защищаемый богатством, рангом и подкупом; если
они спросят себя, есть ли какая-нибудь надежда опрокинуть такое
зло постоянными усилиями и самопожертвованием, то им укажут
на страницы, где записана история Лиги против хлебных законов».
Книга рассчитана на широкий круг читателей.
УДК 339.543.012.42(410)" 18"
ББК 65.428(4Вел)
ISBN 978-5-91603-040-2
© Оформление, перевод,
ООО «ИД «Социум», 2012
Введение
После самого автора наиболее подвержен иллюзиям насчет
достоинств и значения книги, конечно, ее переводчик. Быть мо-
жет, и я не избавлен от этой закономерности, ибо я без колеба-
ний утверждаю, что публикуемая мною книга, если ее, разуме-
ется, прочтут, будет для моей страны своего рода откровением.
Свобода в области обмена расценивается у нас как утопия или
нечто еще более худшее. Абстрактно за ней признают право-
мерность как принципа и согласны, чтобы этот принцип зани-
мал подобающее ему место в каком-нибудь теоретическом труде.
На этом и ставят точку. Ему, этому принципу, оказывают честь
признавать его истинным лишь при одном условии, он должен
навсегда оставаться в книге, и только в книге, пылящейся на
полке библиотеки. Он не должен оказывать никакого воздейст-
вия на практику и поэтому должен передать бразды правления
делами принципу противоположному, то есть ложному абстракт-
но, а именно — принципу запрещения, ограничения, протекции.
Если и существуют еще экономисты, которые, среди окружаю-
щей их пустоты, не выкинули окончательно из своего сердца
святую веру в догмат свободы, то они почти не осмеливаются
искать неуверенным взглядом сомнительный его триумф в глу-
бинах далекого будущего.
Как зерно, покрытое толстым слоем бесплодной почвы, может
прорасти, лишь когда что-то сдвинет эту почву, и росток, выйдя
к поверхности, будет купаться в живительных солнечных лучах,
так и они видят священное зерно свободы под твердым и непро-
ницаемым слоем страстей и предубеждений, и страшатся под-
считать, сколько же должно совершиться социальных револю-
ций, чтобы росток этого зерна осветило солнце истины. Они не
подозревают — по крайней мере, именно такое складывается
впечатление, — что хлеб сильных, превращенный в молоко для
слабых, уже обильно распределяется среди людей целого поко-
ления нашего времени; что великий принцип свободы обмена
пробил свою оболочку и вихрем пронесся по умам; что он во-
одушевляет и вдохновляет одну великую страну и создал там
непреклонную убежденность в общественном мнении; что прин-
цип этот скоро станет руководством во всех делах человека и
будет пронизывать все экономическое законодательство велико-
го народа. Такова благая весть, содержащаяся в этой книге. И
разве, когда эта весть достигнет ваших ушей, разве у вас, дру-
зья свободы, радетели союза народов, апостолы всеобщего
братства людей, защитники трудящихся классов, она не пробу-
дит в сердцах веру, рвение и храбрость? Если бы слова и мысли
этой книги могли проникнуть под холодные плиты могил Траси,
Сэя, Конта, я думаю, что кости великих человеколюбцев ше-
вельнулись бы от радости.
Но увы! Я не забываю условия, которое поставил сам себе:
если эту книгу прочтут. Кобден? Лига? Освобождение обме-
на? Кто такой Кобден? Кто во Франции слышал о Кобдене?
Однако последующие поколения непременно свяжут его имя с
одной из великих социальных реформ, которые время от време-
ни, но совсем не часто, отмечают путь человечества в сторону
развития цивилизации — восстановлением не права на труд,
согласно ходячему ныне выражению, а права самого труда на
справедливое и естественное вознаграждение. Безусловно верно
также и то, что Кобден соотносится со Смитом, как распростра-
нение изобретения соотносится с самим изобретением. С помо-
щью своих многочисленных сотоварищей он распространял сре-
ди людей экономическую науку. Рассеивая в умах соотечествен-
ников предрассудки и предубеждения, служившую базой для
монополии, этой кражи внутри страны, и для завоеваний, то
есть кражи и грабежа вне страны, разрушая слепой антаго-
низм, толкающий класс против класса и народ против народа,
он подготовил людям мирное и братское будущее, основанное не
на химерическом самоотречении, а на нерушимой воле сбере-
гать и продвигать дальше человеческую индивидуальность —
чувство, которое пытались принизить под уничижительным на-
званием своекорыстного интереса, но которое — и этого нельзя
не признать, было угодно самому Богу ради сохранения и разви-
тия рода человеческого. Верно и то, что его апостольское служе-
ние проходило в наше время, под нашим небом, у наших дверей,
и деяния его до сих пор служат стране, к любому событию в ко-
торой мы привыкли относиться с чрезвычайным вниманием.
И тем не менее кто слышал хоть что-нибудь о Кобдене? О
Господи, мы занимаемся чем угодно и внимаем чему угодно,
исключая все то, что меняет облик мира. Надо ли помочь г-ну
6
Тьеру заменить г-на Гизо или помочь г-ну Гизо заменить г-на
Тьера? Не угрожает ли нам новое вторжение варваров в виде
египетского масла или сардинского мяса? И не повредит ли
нам, если мы когда-нибудь переключим на свободную связь на-
родов наше внимание, столь полезное поглощенное ныне про-
блемами Нукагивы, Папеити и Маската?
Лига! О какой Лиге идет речь. Неужели там появился свой
Гиз или Майена? Или католики и англикане устроили там свою
битву под Иври?
Связана ли агитация, о которой вы говорите, с ирландской
агитацией? Будут ли там войны, битвы, кровопролитие? Быть
может, тогда пробудится наше любопытство, ибо мы ужасно
любим игры грубой силы. Да и религиозные вопросы нас тоже
интересуют. Ведь с некоторых пор мы стали такими добрыми
католиками, такими добрыми папистами!
Освобождение обмена! Ах, какое разочарование, какое, мож-
но сказать, падение! Разве право обмениваться, если вообще
можно называть его правом, заслуживает того, чтобы мы им
занимались? Свобода говорить, писать, учить — это да; об этом
можно поразмышлять время от времени, но когда есть само
время, когда более важный вопрос — распределение министер-
ских портфелей — оставляет нам какие-то минуты передышки,
потому что именно такие вопросы занимают людей, когда у них
образуется досуг. Но свобода покупать и продавать! Свобода
распоряжаться плодом своего труда, получить в обмен что-
нибудь другое — это, конечно, тоже интересует людей, трудя-
щихся, это касается жизни рабочего. Но обмениваться, торго-
ваться — как это прозаично! И потом это же всего-навсего во-
прос благополучия и справедливости. Благополучие! Это слиш-
ком материально, слишком материалистично в наш век само-
отречения и воспарения. Справедливость! О, слишком холодно
звучит? Коли бы речь шла о милостыни, сколько прекрасных
слов можно было бы сказать! К тому же разве это плохо, разве
не мягкосердечно оставаться в рамках несправедливости, но
при этом с готовностью, как это делаем мы, проявлять благо-
творительность и филантропию?
“Жребий брошен, — восклицал Кеплер, — я пишу книгу!
Прочтут ли ее в нынешнем веке или после, какая мне разница?
Она может ждать и ждать своего читателя”. Я не Кеплер. И не
вырвал у природы ни одного ее секрета; я простой и самый за-
урядный переводчик. И все же решусь сказать, как этот вели-
7
кий человек: эта книга может подождать, читатель придет к ней
рано или поздно. В конце концов пусть моя страна дремлет ка-
кое-то время в добровольном неведении, раз ей так нравится,
относительно гигантской революции, потрясающей британскую
землю, но настанет день, и она, наша страна, будет потрясена
зрелищем огнедышащего вулкана... нет, благотворного сияния в
северной части неба. Да, настанет день, и он недалек, когда
наша страна вдруг и без предварительных известий и предска-
заний узнает великую новость: Англия открывает все свои пор-
ты, она опрокинула все барьеры, отделявшие ее от других
стран. У нее было пятьдесят колоний, а теперь только одна, и
эта одна — весь мир. Она обменивается со всеми, кто хочет об-
мениваться; она покупает, не требуя, чтобы покупали у нее; она
приемлет всякие отношения и сама не навязывает ни одного;
она приветствует нашествие в страну ваших товаров. Англия
освободила труд и обмен.
Но тогда, может быть, все-таки захотят узнать, как, кем и с
какого времени эта революция готовилась: в каких, недоступных
подземельях, в каких неведомых катакомбах она замышлялась,
какое такое таинственное масонство сплело ее нити. Эта книга
как раз и отвечает на все эти вопросы. О Господи! Все совер-
шалось при свете солнца или, во всяком случае, при свете дня
(ибо утверждают, что в Англии солнца нет). Совершалось пуб-
лично, в дискуссиях, проходивших целых десять лет по всей
стране. Это обсуждение увеличило число английских газет и их
формат тоже. Оно породило тысячи тонн брошюр и листовок. За
ним со вниманием и тревогой следили в Соединенных Штатах,
Китае, даже в диких ордах африканских чернокожих.
И только вы, французы, ни о чем не подозревали. Почему?
Надо поведать, но будет ли это осторожно? Ладно? Истина ме-
ня подталкивает, и я скажу. Среди нас живут два больших
коррупционера, которые покупают и подкупают всю публици-
стику. Имя одному Монополия, другому — Дух партийности.
Первый говорит: мне нужна ненависть между Францией и за-
границей, так как если страны не будут ненавидеть друг друга,
они в конце концов договорятся, объединятся, полюбят друг
друга и, быть может, — подумать страшно! — начнут обмени-
ваться своей продукцией. Второй говорит: мне нужна межна-
циональная вражда, потому что я стремлюсь к власти; и я при-
ду к ней, если мне удастся приобрести столько популярности,
сколько я смогу лишить ее моих противников, если я покажу,
8
что они продались какой-нибудь стране, готовой нас захватить,
и если сам я предстану как спаситель отечества. Был заключен
союз между монополией и духом партийности, и было решено,
что всякая публикация, рассказывающая о том, что происходит
за границей, будет отвечать двум требованиям: скрывать, ис-
кажать. Именно так Франция держалась в систематическом
неведении того, что открывает эта книга. Но как могли преус-
петь в вышесказанном газеты? Вас это удивляет? Меня тоже.
Однако успех их бесспорен.
Вместе с тем и именно потому, что я ввожу читателя (если у
меня будет читатель) в мир, совершенно ему не знакомый, я
позволю себе предварить этот перевод некоторыми общими со-
ображениями об экономическом режиме в Великобритании, о
причинах, породивших Лигу, о духе и значении этой ассоциации
с социальной, нравственной и политической точек зрения.
Говорили и часто повторяют, что школа экономистов, считаю-
щая, что интересы различных классов общества должны обеспе-
чиваться сами по себе, естественными процессами, эта школа
возникла в Англии. Отсюда поспешили, притом с необычайной
легкостью, сделать вывод, что ужасающий контраст между бо-
гатством и нищетой, характеризующий Великобританию, есть
результат доктрины, авторитетно провозглашенной Адамом Сми-
том и методично изложенной Ж.-Б. Сэем. Видимо, у нас думают,
что по ту сторону Ла-Манша безраздельно царствует свобода,
которая и устраивает столь неравное распределение богатств.
Он присутствовал, говорил на днях г-н Минье г-ну Сисмонди,
он присутствовал при великой экономической революции наше-
го времени. Он видел и восхищался блестящими результатами
идей, которые освободили труд, смели преграды, возведенные
хозяевами разных гильдий, разными формами господства, внут-
ренними таможнями, многочисленными монополиями, — пре-
грады, мешавшие ему производить и обмениваться; идей, кото-
рые вызвали обильное производство и свободное движение
стоимостей, и т.д.
Но скоро он глубже проник в суть вещей, и ему предстало
зрелище, гораздо менее способное вселить гордость успехами
человека и уверенность в его счастье, и это в той самой стра-
не, где новые теории получили самое быстрое и самое полное
развитие, в Англии, где они царствовали всецело. Что же он
увидел. Он увидел все величие, но также и всю чрезмерность
неограниченного производства..., каждый прекративший свое
9
существование, рынок, приводящий к голодной смерти целое на-
селение, зарегулированная конкуренция, пресловутое естествен-
ное обеспечение интересов, часто более опустошительное, чем
война. Он увидел человека, обреченного быть чем-то вроде
пружины некоей машины, более умной, чем он сам; человека,
изгнанного в нездоровые места проживания, где жизнь его со-
кращается наполовину, где семейные связи рвутся, а нравст-
венные правила теряются безвозвратно... Одним словом, он уви-
дел, как крайняя нищета и страшная деградация, так сказать,
печально выкупают и глухо угрожают процветанию и роскоши
великого народа.
Удивленный и смущенный, он задался вопросом, так разве
наука, жертвующая счастьем человека ради производства бо-
гатства... есть истинная наука... С этого момента он стал ут-
верждать, что политическая экономия должна гораздо меньше
иметь предметом своего рассмотрения абстрактное производство
богатства и гораздо больше — справедливое его распределение.
Заметим мимоходом, что политическая экономия вовсе не за-
нимается производством (тем более абстрактным производст-
вом) больше, чем распределением богатства. Да и вообще сами
эти вещи составляют предмет труда и обмена. Политическая
экономия — не искусство, а наука. Она ничего не навязывает,
она даже ничего не советует, и, следовательно, она не приносит
никаких жертв. Она описывает, как производится и распреде-
ляется богатство, подобно тому как физиология описывает ра-
боту наших органов, и приписывать первой из этих наук все
беды общества так же неправомерно, как приписывать второй
болезни нашего тела.
Как бы там ни было, те весьма распространенные умона-
строения, слишком красочно изложенные и истолкованные г-ном
Минье, естественным образом ведут к произволу. При виде воз-
мутительного неравенства, якобы порожденного экономической
теорией — нет, скажем напрямик — якобы порожденного сво-
бодой, притом там, где она господствует со всей очевидно-
стью, вполне можно понять, что именно ее обвиняют, именно ее
отвергают и бичуют и укрываются от нее в разных искусствен-
ных социальных урегулированиях, в разных видах организации
труда, в принудительных ассоциациях, капитала и рабочей си-
лы, в утопиях — одним словом, во всем том, что заранее прино-
сит свободу в жертву как несовместимую с торжеством равен-
ства и братства среди людей.
10
В нашу задачу не входит излагать учение о свободном обме-
не; мы не собираемся также биться со всякого рода школами,
которые в наше время узурпировали термин “социализм” и не
имеют между собой ничего общего кроме самой этой узурпации.
Однако важно установить, что дело не в том, что экономиче-
ский режим Великобритании еще далек от того, чтобы основы-
ваться на принципе свободы, что еще нет там распределения
богатства естественным образом и нет такого положения, когда,
по удачному выражению г-на Ламартина, каждая отрасль обес-
печивает себе посредством свободы такую справедливость, ка-
кой не может дать ей никакая произвольная система. Дело в том,
что, если не считать стран, где еще господствует рабство, нет ни
одной страны в мире, в которой теория Смита — доктрина “По-
зволяйте делать, позволяйте идти”, или “Пусть все идет своим
ходом” — практиковалась бы куда меньше, чем в Англии; нет
другой страны, где человек человеком эксплуатировался бы
столь систематическим образом.
И не надо думать — а нам как раз могут возразить, что мы
так думаем, — будто именно свободная конкуренция привела в
конце концов к подчинению рабочей сила капиталу, трудящего-
ся класса классу праздному. Нет, такое подчинение не может
рассматриваться ни как результат принципа, ни даже как зло-
употребление принципом, которым никогда не руководствова-
лась британская промышленность. Истоки этой несправедливо-
сти надо искать в другой эпохе, когда, разумеется, не было ни-
какой свободы, а происходило завоевание Англии норманнами.
Однако, не пересказывая здесь историю двух народов, ша-
гающих ныне по британской земле и устраивавших на ней кро-
вавые побоища в форме гражданских, политических, религиоз-
ных войн, все же следует напомнить об их соответственном по-
ложении с экономической точки зрения.
Хорошо известно, что английская аристократия является соб-
ственницей всей поверхности страны. Кроме того, она обладает
могуществом законодателей. Остается выяснить, употребила ли
она это могущество в интересах всего общества или только в
своих собственных интересах.
“Если бы наш финансовый кодекс, — говорил г-н Кобден,
напрямую обращаясь к аристократии в парламенте, — если бы
наш свод законов вдруг лопал на Луну, один, без всяких исто-
рических комментариев, то его было бы вполне достаточно, что-
бы жители Луны поняли, что он представляет собой произведе-
ние сеньоров-землевладельцев”. (Лендлордов.)
И
Когда аристократическая раса одновременно владеет правом
законотворчества и силой, заставляющей исполнять законы, то,
к сожалению, слишком ясно, что она все делает к своей выгоде.
Такова горькая правда. Она опечалит, я знаю, отзывчивые ду-
ши людей, которые, так сказать, желая реформировать зло-
употребления, хотят при этом опереться не на реагирование са-
мих страдающих от эксплуатации, а на свободную и дружест-
венную инициативу самих эксплуататоров. Мы хотели бы, чтобы
нам показали хоть один пример в истории, свидетельствующий
о такой самоотверженности. Но нет ничего подобного ни у гос-
подствующих каст в Индии и не было ни у спартанцев, ни у
афинян, ни у римлян, которыми нам непрестанно предлагают
восхищаться, ни у феодальных сеньоров Средневековья, ни у
плантаторов Антил, и даже весьма сомнительно, чтобы все эти
угнетатели человечества когда-либо рассматривали свое могу-
щество как несправедливое и незаконное*.
Если проникнуть глубже в суть вещей и рассмотреть, так
сказать, фатальные нужды аристократических рас, то можно
быстро заметить, что последние сильно изменились и усложни-
лись под действием того, что именуется принципом популяции.
Если бы аристократические классы были как бы недвижимы
по своей природе, если бы они не обладали способностью раз-
множаться, как все прочие, то, быть может, некоторая степень
счастья и даже равенства была бы совместима с режимом за-
воевателей. После того как земли были распределены между
благородными фамилиями, каждая передавала бы свои владе-
ния от поколения к поколению через единственного наследника,
и тогда было бы вполне мыслимо, что и класс предпринимателей
может мирно расти и процветать рядом с расой завоевателей.
Но завоеватели размножаются как простые пролетарии. В
то время как границы страны неподвижны, и число земельных
владений сеньоров остается все тем же, потому что, не желая
ослабить свое могущество, аристократия не делит свои земли, а
передает их целиком от старшего сына к старшему сыну, в это
же самое время образуются и множатся семьи младших отпры-
сков. Они не могут жить трудом, так как, по психологии благо-
родного человека, труд — дело гнусное. Остается единственное
средство для поддержания жизни — эксплуатация трудящихся
классов. Грабеж вне страны называется войной, завоеванием,
приобретением колоний. Грабеж внутри страны называется на-
логами, теплыми должностными местечками, монополиями. Ци-
вилизованные аристократии обычно занимаются обоими видами
12
грабежа; варварские аристократии вынуждены отказываться
от второго вида по простой причине: вокруг них нет класса
предпринимателей, карманы которых можно обчищать. Но ко-
гда источников внешнего ограбления тоже не хватает, что про-
исходит у варваров с аристократическими поколениями млад-
ших ветвей? Во что они превращаются? Их душат, притом бук-
вально, ибо натура всех аристократий такова, что они предпо-
читают труду даже смерть.
“На архипелагах Великого океана младшие дети семей не по-
лучают никакой доли из наследства отцов. Они могут кормиться
лишь тем, что дают им старшие, если сами остаются в семье, или
тем, что может предоставить им порабощенное население, если
они вступают в военную ассоциацию “арреоев”. Но в любом слу-
чае у них нет надежды продлить свой род. Невозможность пере-
дать своим детям какую-либо собственность и сохранить за ними
ранг, в котором они родились, — все это, по-видимому, и привело
к правилу убивать таких детей путем удушения’’1.
Английская аристократия, пронизанная теми же инстинкта-
ми, что и аристократия малайская (обстоятельства бывают раз-
ные, но человеческая природа везде одинакова), оказалась, если
можно так выразиться, в более благоприятной среде. Рядом с
ней и под ней жило самое работящее население в мире, самое
активное, самое упорное и энергичное и вместе с тем самое по-
корное. И она его нещадно эксплуатировала.
Задумана эта эксплуатация была хорошо и проводилась
крепко. Владение землей дает в руки английской олигархии за-
конодательную силу, а с помощью законодательной силы она
изымает богатство у промышленности. Богатство же она ис-
пользует для распространения вовне этой системы присвоения;
так Великобритания приобрела сорок пять колоний. А колонии
служат ей, олигархии, предлогом, чтобы за счет промышленно-
сти к выгоде кое-каких второстепенных отраслей хозяйства по-
вышать и без того тяжелые налоги, увеличивать армию и воен-
ный флот.
Надо воздать должное английской олигархии. В своей дву-
единой политике внутреннего и внешнего ограбления она про-
явила необычайную ловкость. Два слововыражения и одновре-
менно два предрассудка оказались для нее достаточными, что-
бы приобщить к своей политике те самые классы, на которые
1 Anderson. 3-е Voyage de Cook.
13
ложатся все тяготы этой политики: монополию она назвала По-
кровительством, а колонии — Рынками сбыта.
Тем самым существование британской олигархии, во всяком
случае ее законодательное господство, — это не только рана на
теле Англии, но и постоянная опасность для Европы.
А если так, то как можно, чтобы Франция не обращала ни-
какого внимания на гигантскую битву, происходящую на ее
глазах — битву между духом цивилизации и духом феодализ-
ма? Как можно, чтобы она даже не знала имен людей, достой-
ных благодарности всего человечества, — Кобден, Брайт, Мур,
Вильерс, Томпсон, Фокс, Вильсон и тысяча других, которые ос-
мелились начать борьбу и ведут ее талантливо, смело, с пре-
данностью делу и с восхитительной энергией? Утверждают, что
это всего-навсего чистейший вопрос о свободе торговли. И со-
вершенно не замечают, что свобода торговли должна лишить
олигархию возможностей внутреннего ограбления, то есть моно-
полий, и ограбления внешнего, то есть колоний, поскольку и мо-
нополии, и колонии настолько несовместимы со свободой обме-
на, что могут представлять для нее лишь произвольное ограни-
чение или произвольный предел для ее развертывания.
Да, собственно, что я говорю? Если Франция и смутно знает
что-нибудь об этой битве не на жизнь, а на смерть, которая на-
долго решит судьбу человеческой свободы, то симпатизирует
она отнюдь не тем, кто начал битву. Вот уже несколько лет ей
внушают страх перед словами “свобода”, “конкуренция”, “пе-
репроизводство”. Ей наговорили массу вещей насчет того, что
эти слова предполагают нищету, пауперизм, деградацию рабо-
чих классов. Ей много раз повторяли, что существует англий-
ская политическая экономия, делающая из свободы орудие ма-
киавеллизма и угнетения, и французская политическая эконо-
мия, которая, действуя под именами филантропии, социализма,
организации труда, скоро установит равенство условий жизни
на всей земле, — ей так много это повторяли, что ее ужасает
доктрина, основанная в конце лишь на справедливости и здравом
смысле, которую очень кратко можно выразить так: “Пусть люди
обмениваются свободно и когда им угодно плодами своего
труда”. Если бы крестовый поход против свободы поддерживал-
ся только людьми с богатым воображением, желающих сформу-
лировать окончательные истины науки, не изучив ее начал, беда
была бы невелика. Но разве не больно видеть, как подлинные
экономисты, движимые, по-видимому, страстью к эфемерной по-
пулярности, низводят сами себя к пышным декламациям и де-
14
лают вид, будто верят в то, во что вовсе не верят, а именно —
что пауперизация, страдания пролетариата и вообще нижних
классов социальной лестницы должны быть приписаны тому, что
именуют чрезмерной конкуренцией и перепроизводством?
Неужели, с первого же взгляда на вещи, никого не удивляет,
что нищета, нужда, нехватка продуктов имеют причиной... что?
переизбыток продуктов. Разве не странно слышать, что люди жи-
вут впроголодь потому, что в мире слишком много продовольст-
вия, и что им не во что одеться потому, что машины поставляют
слишком много одежды на рынок? Да, пауперизм в Англии есть
бесспорный факт, имущественное неравенство там разительно.
Но зачем искать этим явлениям столь странную причину, когда
они объясняются причиной вполне обыкновенной: систематиче-
ское ограбление людей трудящихся людьми праздными?
Вот тут-то как раз и уместно дать описание экономического
режима Великобритании в годы, предшествующие частичным и в
некоторых отношениях обманчивым реформам, которыми с 1842
года занимается парламент по инициативе нынешнего кабинета.
Первое, что удивляет в финансовом законодательстве наших
соседей и что как будто специально создано на удивление зе-
мельных собственников европейского континента, это почти пол-
ное отсутствие поземельного налога, и это в стране с огромным
государственным долгом и громоздкой администрацией.
В 1706 году (во времена Унии* при королеве Анне) в госу-
дарственном доходе:
Доля поземельного налога......1 997 379 ф. ст.
акцизного сбора...........1 792 763
таможенных сборов.......1 549 351
В 1841 году, при королеве Виктории:
Доля поземельного налога...... 2 037 627
акциза...................12 858 014
таможенного сбора.......19 485 217
Таким образом, прямой налог остался тем же, а обложение
продуктов питания и предметов потребления удвоилось.
При этом надо еще учесть, что в указанный промежуток вре-
мени земельная рента, то есть доход земельных собственников,
выросла в пропорции один к семи, так что одно и то же земель-
ное владение облагалось при королеве Анне налогом, состав-
лявшим 20 процентов от ренты, а сегодня он составляет лишь
3 процента.
15
Надо заметить также, что поземельный налог — это всего-
навсего одна 1 /25 часть всего государственного дохода (2 млн из
50 млн общей выручки). Во Франции и во всей континентальной
Европе он составляет гораздо более значительную часть, если к
ежегодному налогу добавить обложение в связи с передачей,
обменом земель и т.п.; по ту сторону Ла-Манша собственность
на недвижимость от такого обложения свободна, хотя личная и
промышленная собственность облагаются там весьма жестко.
Такая же, так сказать, пристрастность, наблюдается и в кос-
венных налогах. Поскольку они одинаковы, вместо того чтобы
быть разными в зависимости от качеств облагаемых продуктов
и изделий, получается, что они несравненно более тяжелы для
бедных классов, чем для богатых.
Так, чай Пекоэ стоит 4 шиллинга, чай Бохеа — 9 денье; по-
скольку пошлина в обоих случаях составляет 2 шиллинга, то
получается, что первый облагается на 50 процентов, а второй —
на 300.
То же самое с сахаром. Рафинированный стоит 71 шиллинг,
сырец — 25 шиллингов, твердая пошлина в 24 шиллинга соот-
ветствует 34 процентам для рафинада и 90 — для сырца.
Возьмем табак. Вирджинский, который называют табаком
для народа, — 1200 процентов, гаванский — 105.
Вино для богатых — 28 процентов, вино для бедных — 254.
И все то же самое во всем остальном.
Затем идет закон о зерне и продуктах питания (corn and pro-
visions law), именуемый хлебным законом, о котором нужно
иметь ясное представление.
Хлебный закон, исключающий ввоз иностранного зерна или
облагающий его огромными ввозными пошлинами, имеет целью
повысить цену на зерно внутри страны, имеет предлогом защи-
ту собственного сельского хозяйства и имеет результатом уве-
личение ренты, получаемой собственниками земли.
То, что цель хлебного закона — повысить цену на зерно в
стране, признается всеми партиями. Законом 1815 года парла-
мент открыто показал свое твердое намерение удерживать цену
на пшеницу в 80 шиллингов за четверть. Законом 1828 года он
пожелал обеспечить производителям 70 шиллингов. Закон 1842
года (принятый после реформ г-на Пиля, и поэтому мы не бу-
дем здесь вдаваться в его подробности) был составлен и рас-
считан так, чтобы цена на зерно не опускалась ниже 56 шил-
лингов — уровень, который, как утверждают, компенсирует из-
держки и обеспечивает приемлемое вознаграждение фермерам,
16
Правда, эти законы часто не достигали поставленной цели, и
сейчас, например, фермеры, рассчитывавшие на установленную
законом цену в 56 шиллингов и заключившие соответственные
арендные договоры, вынуждены продавать за 45 шиллингов.
Дело в том, что в законах естественных, имеющих тенденцию
сводить все прибыли к общему уровню, действует некая сила,
которую нелегко одолеть деспотизму.
Не менее очевидно и то, что так называемое покровительство
сельского хозяйства служит именно предлогом и ничем иным.
Число ферм, сдающихся внаем, ограничено. Число фермеров
или людей, которые могут стать фермерами, не ограничено. По-
этому конкуренция между ними вынуждает их удовлетворяться
самыми низкими прибылями, ниже которых дело уже невыгод-
но. Если бы, ввиду дороговизны зерна и скота, заниматься фер-
мерством стало бы очень привлекательно, сеньоры тотчас бы
подняли арендную плату, и сделать это им было бы тем легче,
что число желающих стать фермерами было бы значительным.
Наконец, ни для кого не секрет, что хозяин земли, лендлорд,
пользуется в конечном счете всеми выгодами от этой монополии.
Излишек цены, изъятый у потребителя, должен быть передан
кому-то, и поскольку он минует фермера, он поступает в карман
землевладельца.
Однако каков конкретно тот груз, который монополия взва-
ливает на плечи английского народа?
Чтобы узнать это, достаточно сравнить цену на иностранное
зерно в зернохранилищах с ценой на хлеб внутри страны. Раз-
ница, умноженная на число четвертей хлеба, ежегодно потреб-
ляемых в Англии, даст точную цифру узаконенного грабежа со
стороны британской олигархии.
Среди статистиков тут нет единого мнения. Вероятно, одни
из них что-то преувеличивают, другие что-то преуменьшают в
зависимости от того, принадлежат ли они сами к партии гра-
бящих или к партии ограбленных. Наибольшего доверия заслу-
живают в данном случае, по-видимому, должностные лица Тор-
говой палаты (Board of trade), которые предоставляют свои све-
дения и излагают свое мнение комитету палаты общин.
Сэр Роберт Пиль, представляя в 1842 году первую часть
своего финансового плана, говорил: “Я думаю, что правительст-
во Ее Величества, и предложения, которые оно вам представля-
ет, заслуживают полного доверия, поскольку внимание парла-
2-2514
17
мента уже было серьезно обращено на эту проблему в вопросах
и ответах в комитете палаты в 1839 году”.
В той же речи премьер-министр сказал также: “Г-н Дикон
Юм, человек, утрату которого мы все оплакиваем, определил,
что потребление зерна в стране составляет одну четверть на
человека”.
Так что есть все: и авторитет, на который я буду сейчас опи-
раться, и компетенция излагавшего свое мнение, и важные об-
стоятельства, при которых оно высказывалось, и даже, так ска-
зать, санкция самого премьер-министра Англии.
По интересующему нас сюжету я привожу выдержки из вы-
шеназванного опроса в комитете палаты общин.
Председатель: Сколько лет вы занимались таможенными
делами и работали в Торговой палате?
Г-н Дикон Юм: Я работал в таможне 38 лет и потом 11 лет в
Торговой палате.
Вопрос: Придерживаетесь ли вы мнения, что покровительст-
венные пошлины равнозначны прямому налогу на общество,
поскольку повышаются цены на предметы потребления?
Ответ: Решительно придерживаюсь. Я могу разделить на со-
ставные части цену, в которую мне обходится та или иная вещь,
только следующим образом: одна часть — это естественная цена,
другая — это пошлина или налог, притом надо уточнить, что по-
шлина перекладывается из моего кармана в карман другого ча-
стного лица, а не поступает в государственный доход...
В.: Вы когда-нибудь подсчитывали, во что обходится стране
монополия на зерно и на мясо?
О.: Я думаю, что это можно подсчитать, хотя и очень прибли-
зительно. Как полагают, каждый человек потребляет в среднем
одну четверть хлеба. К естественной цене прибавим 10 шиллин-
гов за покровительство. Вряд ли меньше, чем вдвое больше, по-
кровительство прибавляет к цене на мясо, ячмень, овес, сено,
масло и сыр. Всего получается 36 млн ф. ст. в год, и народ вы-
плачивает эту сумму из своего кармана столь же непреложно,
как если бы платил ее казначейству в виде налогов.
В,: Следовательно, народу труднее платить действительные
налоги, которых требует государство?
О.: Разумеется. Уплатив, так сказать, личные, “доброволь-
ные” налоги, он оказывается в затруднении платить налоги
государственные.
18
В.: Следуют ли отсюда также и трудности, ограничения для
промышленности нашей страны?
О.: Да, здесь вы касаетесь самого болезненного следствия.
Правда, тут подсчитывать труднее. Но если бы страна пользо-
валась расширением и ростом торговли — а так и случится, я
уверен, при отмене всех видов покровительства, то, полагаю, он
безболезненно вынес бы увеличение налогов на 30 шиллингов на
жителя.
В.: Таким образом, по вашему мнению, для народа тяжесть
протекционистской системы превосходит тяжесть налогообло-
жения?
О.: Да, я думаю именно так, учитывая результаты и следст-
вия этой системы — как прямые, так и косвенные, хотя послед-
ние оценить труднее.
Другой член Торговой палаты, г-н Макгрегор, дал такой ответ:
“Я считаю, что обложение в нашей стране богатств, произведен-
ных трудом и гением ее жителей, обложение в виде ограничи-
тельных и запретительных пошлин, намного превосходит, вероят-
но вдвое, всю сумму налогов, поступающих в казначейство”.
Г-н Портер, другой видный деятель Торговой палаты, хорошо
известный во Франции своими работами по статистике, выска-
зался в комитете палаты общин в таком же духе.
Таким образом, мы можем с уверенностью сказать, что анг-
лийская аристократия похищает у народа посредством одного
только этого закона (corn and provisions law) весьма значитель-
ную часть продукта его труда, или, что то же самое, правомер-
ных, законных, но не удовлетворенных его потребностей —
часть, которая достигает одного миллиарда в год, а быть может,
и двух миллиардов, если учесть косвенные следствия этого за-
кона. Таково, собственно говоря, и есть наследство, приготов-
ленное аристократами-законодателями, старшими семейств,
для самих себя.
Но надо еще было обеспечить младших, ибо, как мы уже ви-
дели, аристократические расы обладают той же способностью
размножаться, что и прочие люди, и во избежание ужасных
дрязг и междоусобиц нужно было уготовить младшим ветвям
приличную участь, то есть не понуждать их к труду, а кого-то
грабить, поскольку вообще для поддержания жизни есть только
два способа: производить или отнимать силой.
Были открыты младшим два обильных источника доходов: го-
сударственное казначейство и колониальная система. По правде
2*
19
сказать, оба они образуют единое целое. Увеличивают армию и
флот, а значит и налоги, в целях завоевания колоний, а колонии
сохраняются, чтобы сохранять и поддерживать на постоянной
основе большую армию, большой флот и высокие налоги.
И пока люди верили, что, по соглашению о взаимной моно-
полии, обмен между монополией и ее колониями есть нечто иное
и более выгодное, чем обмен между свободными странами, ко-
лониальная система могла поддерживаться такой вещью как
национальный предрассудок. Однако когда наука и опыт (а
наука есть не что иное как методически организованный опыт)
показали и освободили от всякого сомнения простую истину:
продукты обмениваются на продукты, — тогда стало очевид-
ным, что сахар, кофе, хлопок, ввозимые из других стран, откры-
вают для собственной промышленности не меньше рынков сбы-
та, чем те же самые продукты и сырье из колоний. И с этих пор
режим, сопровождаемый множеством насилий и опасностей,
потерял точку опоры: для него не осталось никаких разумных и
никаких особых оснований. Он выявил себя как чистый предлог
и простой повод для огромной несправедливости. Рассмотрим
это подробнее.
Что касается английского народа — а я имею в виду прежде
всего класс производителей, — то он ничего не выигрывает от
обширных колониальных владений. В самом деле, если этот на-
род достаточно богат, чтобы покупать сахар, хлопок, строитель-
ный лес, то какая ему разница — покупать ли все это на Ямай-
ке, в Индии и Канаде или же в Бразилии, Соединенных Шта-
тах, в странах Балтики. Надо лишь, чтобы английский
промышленный труд оплачивал сельскохозяйственный труд Ан-
тильских островов, как и труд стран Севера. Поэтому совер-
шенно неразумно принимать в расчет лишь так называемые
рынки сбыта, открытые для Англии ее колониями. Эти рынки
никуда бы от нее не ушли, даже если колонии получили бы сво-
боду, она все равно делала бы там закупки. А вдобавок она
имела бы еще и иностранные рынки, которых лишила сама се-
бя, ограничиваясь снабжением из собственных колоний, устано-
вив режим монополии.
Когда Соединенные Штаты провозгласили свою независи-
мость, колониальные предрассудки были очень сильны. Всем
известно, что Англия подумала тогда, что ее торговля разорена.
Она так крепко в это поверила, что решила заранее разорить
себя сама, понеся огромные издержки войны за удержание это-
го обширного континента под своим владычеством. Но что полу-
20
чилось? В 1776 году, в начале войны за независимость, англий-
ский вывоз в Северную Америку составлял 1,3 млн ф. ст., а в
1784 году, после признания независимости, он возрос до 3,6 млн
ф. ст.; сегодня он составляет 12,4 млн ф. ст. — сумму, почти
равную вывозу Англии во все свои сорок пять колоний, которая
в 1842 году была не выше 13,2 млн ф. ст. Да ведь и действи-
тельно, чего ради прекращать обмен между обеими странами —
железо на хлопок или ткани на муку? Неужто из-за того, что
Соединенными Штатами управляет президент, избранный их
гражданами, а не лорд-губернатор, оплачиваемый казначейст-
вом? Но какое это имеет отношение к торговле? Если мы когда-
нибудь начнем назначать в разные места наших мэров и пре-
фектов, разве это помешает бордосским винам поступать в Эль-
беф, а эльбефским сукнам в Бордо?
Возможно, кто-то будет утверждать, что после акта о незави-
симости Англия и Соединенные Штаты отвергают товары друг
друга, чего не случилось бы, если бы не порывались колониаль-
ные связи. Но это лишь подтверждает мое утверждение и пока-
зывает ложь утверждения противоположного, так как обе стра-
ны только выигрывают от свободного обмена продуктами своей
земли и своей промышленности. Я спрашиваю, как может быть
обмен зерна на железо или табака на ткань вреден или, наобо-
рот, полезен в зависимости от того, являются ли обмениваю-
щиеся страны политически независимыми одна от другой или
нет? Если оба эти огромные англосаксонские семейства дейст-
вуют разумно и в соответствии со своими подлинными интере-
сами, ограничивая свой взаимный обмен, то они, видимо, посту-
пают так потому, что обмен вреден, и в таком случае они огра-
ничивали бы его даже при наличии английского губернатора в
Капитолии. Если же они поступают неразумно и ошибаются,
значит они плохо поняли свои интересы, и никакие колониаль-
ные связи не сделали бы их умнее.
Заметьте, между прочим, что вывоз 1776 года, составивший
1,3 млн ф. ст., не дал Англии прибыли больше 20 процентов, то
есть 260 тыс. ф. ст.; и неужели думают, что одно только управ-
ление этим обширным континентом не поглотило бы сумму вде-
сятеро большую?
Торговлю Англии с ее колониями и особенно рост этой тор-
говли часто преувеличивают. Несмотря на то что английское
правительство понуждает граждан страны снабжаться из коло-
ний, а колонистов из метрополии, несмотря на то что в послед-
ние годы таможенные барьеры, отделяющие Англию от других
21
независимых стран, необычайно умножились и укрепились, тор-
говля Англии с заграницей развивается быстрее, чем ее колони-
альная торговля, как это видно из следующих данных:
Вывоз, ф. ст.
в колонии за границу Всего
1831 10254940 26909432 37164372
1842 13261436 34119587 47381023
В каждом из этих годов колониальная торговля составляла
лишь немногим больше четверти общего объема торговли; за
11 лет она выросла всего-навсего примерно на 3 млн. Притом
надо заметить, что в этой цифре доля Ост-Индии, по отношению
к которой в данный промежуток времени стал применяться
принцип свободы, достигает 1,3 млн ф. ст., а доля Гибралтара,
торговля с которым по сути не колониальная, а иностранная, с
Испанией, — составляет 600 тыс. ф. ст.; так что реальное уве-
личение колониальной торговли за одиннадцать лет можно оце-
нить в 1,1 млн ф. ст. За тот же самый период и несмотря на
наши тарифы вывоз Англии во Францию поднялся с 602 688 до
3 193 939 ф. ст.
Таким образом, покровительствуемая торговля выросла на
8 процентов, а торговля, которой чинились помехи, — на 450
процентов!
Но если английский народ ничего не выиграет, а даже очень
много потерял от колониальной системы, то этого никак не ска-
жешь о младших ветвях британской аристократии.
Прежде всего, эта система требует, чтобы были армия, флот,
дипломаты, генерал-губернаторы, губернаторы и всяческие ре-
зиденты и агенты. И хотя эта система изображается как имею-
щая целью помогать отечественному сельскому хозяйству,
торговле и промышленности, все эти высокие должности
занимают не фермеры, не торговцы и не промышленники.
Можно утверждать, что очень и очень значительная часть
тяжелых налогов, взваленных главным образом на плечи
народа, идет на жалованье этим проводникам и охранителям
завоеваний, которые как раз и представляют собой младшень-
ких в рядах английской аристократии.
Ни для кого не секрет, что эти благородные искатели при-
ключений приобрели обширные владения в колониях. Именно
им было оказано покровительство, и нетрудно подсчитать, во
что это обходится трудящимся классам.
22
До 1825 года английские законы, касающиеся сахара разного
происхождения, были очень сложными.
Сахар с Антил облагался наименьшей пошлиной; пошлина
на сахар с Мориса и из Индии была более высокой; иностран-
ный сахар вообще не допускался запретительной пошлиной.
5 июля 1825 года остров Морис и 13 августа 1836 года анг-
лийская Индия были уравнены в этом отношении с Антилами.
Упрощенное законодательство теперь предусматривало толь-
ко два вида сахара — колониальный и иностранный. Пошлина
на первый была определена в 24 шиллинга, на второй в 63 шил-
линга за квинтал.
Если допустить на мгновение, что себестоимость сахара в
колониях и за границей одинакова, например 20 шиллингов, то
легко понять, каковы следствия такого законодательства и для
производителей, и для потребителей.
Иностранец не может продать свою продукцию на англий-
ском рынке ниже 83 шиллингов, из которых 20 шиллингов по-
крывают издержки производства, а 63 шиллинга составляют
налог. И тут не имеет значения, достаточно или нет колониаль-
ной продукции для наполнения рынка, поступает или нет на
рынок иностранный сахар, все равно конечная цена, по которой
сахар достается потребителю (а без конечной цены нигде и ни-
чего в торговле не бывает), будет 83 шиллинга; применительно к
колониальному сахару эта цена раскладывается так:
20 шилл. — покрытие расходов на производство;
24 — поступление в государственное казначейство,
или налог;
39 — сумма ограбления, или монополия;
83 — цена, которую платит потребитель.
Здесь воочию убеждаешься, что английский закон поставил
целью принудить народ платить 83 шиллинга за то, что стоит 20,
а излишек, 63 шиллинга, распределить так, чтобы на долю ка-
значейства приходилось 24, а на долю монополии 39 шиллингов.
Если бы все было в точности так, если бы цель закона была
достигнута полностью, то чтобы знать общую сумму грабежа на-
рода монополистами, достаточно было бы умножить на 39 шил-
лингов число квинталов сахара, потребляемого в Англии.
Однако в определенной степени закон о сахаре, как и закон о
зерне, не достигли своей цели. Потребление, ограниченное доро-
говизной, не привело к закупкам иностранного сахара, и цена в
83 шиллингов не реализовалась.
23
Выйдем из круга допущений и предположений и обратимся к
фактам. Они вполне достоверны и взяты из официальных доку-
ментов.
Годы Потребле- ние общее Потребле- ние на одно- го жителя Складская цена коло- ниального сахара, шилл. ден. Складская цена ино- странного сахара, шилл. ден.
1837 3 954 810 16 713 34 7 21 3
1838 3 909365 16 713 33 8 21 3
1839 3 825 599 15 7,3 39 2 22 2
1840 3 594 834 14 7„ 49 1 21 6
1841 4 058 435 16 72 39 8 20 6
Средняя 3 868 668 16‘А 39 5 21 5
Из этой таблицы легко вывести заключение об огромных по-
терях, которые монополия принесла либо казначейству, либо
английскому потребителю.
Проведем подсчет во французских деньгах и округляя циф-
ры, чтобы не слишком затруднять читателя.
При цене в 49 франков 20 сантимов (39 шиллингов 5 пенсов)
плюс 30 франков пошлины (24 шиллинга) английский народ,
потребляющий ежегодно 3868 тыс. квинталов сахара, должен
платить за него общую сумму в 306,5 млн франков, которая
распределяется так:
103 1 /2 млн фр., — расходы на такое же количество сахара,
если бы он был иностранным, то есть
по 29 фр. 75 с. (21 шилл. 5 пенс.);
116 млн фр. — налог на прибыль по 30 фр. (24 шилл.);
86 % млн фр. — доля монополии, получающаяся от разницы
между колониальной и иностранной ценами
306 млн фр.
Ясно, что в режиме равенства и при едином налоге в 30 фран-
ков за квинтал, если бы английский народ пожелал истратить
306 млн франков на потребление сахара, то при цене в 26
франков 75 сантимов плюс 30 франков налога он потребил бы
5,4 млн квинталов, или 22 кг на душу населения вместо 15. Ка-
значейство же при таких условиях получило бы 162 млн франков,
а не 116.
Если бы народ ограничился нынешним уровнем потребления
он сберегал бы ежегодно 86 млн франков, которые пошли бы на
24
другие нужды и открыли бы новые рынки сбыта для промыш-
ленности страны.
Подобные же расчеты, от приведения которых мы избавим чи-
тателя, показывают, что монополия, предоставленная владельцам
канадского леса, обходится трудящимся классам Великобритании,
независимо от налога в казну, в добавочные 30 млн франков.
Монополия на кофе увеличивает их расходы на 6,5 млн
франков.
Таким образом, только по трем видам из множества колони-
альных товаров целых 123 млн франков просто-напросто выни-
маются из кармана потребителей, представляя собой некую
надбавку к естественной цене продуктов и к государственному
налогу на них, и этот излишек без всякой компенсации пере-
кладывается в карман английских колонистов.
Я закончу эти выкладки и соответствующие рассуждения, и
без того слишком пространные, тем, что приведу одно высказы-
вание члена Торговой палаты г-на Портера:
“В 1840 году мы заплатили, не считая ввозных пошлин, до-
бавочные 5 млн ф. ст., чего не сделала бы ни одна другая стра-
на, покупая такое же количество сахара. В том же году мы вы-
везли в сахаропроизводящие колонии на 4 млн наших товаров.
Так что мы выиграли бы 1 млн, если бы следовали истинному
принципу — покупать на самом выгодном рынке. Вместе с тем
мы сделали бы плантаторам подарок в виде добавочного коли-
чества наших товаров для них”.
Еще в 1827 году г-н Ш. Конт предвосхитил то, что потом г-н
Портер выразил в цифрах: “Если бы англичане подсчитали, ка-
кое количество товаров они должны продавать рабовладельцам,
чтобы те покрывали расходы по сохранению и поддержанию
практики использования рабского труда, они бы убедились, что
лучше всего отдавать им товары бесплатно и тем самым выку-
пить себе свободу торговли”.
Теперь, как мне кажется, мы по достоинству можем оценить
степень свободы, которой пользуются в Англии труд и обмен, и
рассудить, а нужно ли искать в этой стране разрушительное
воздействие свободной конкуренции на справедливое распреде-
ление богатства и на равенство условий доступа к нему. Сум-
мируем кратко вышеизложенные факты:
1. Старшие ветви английской аристократии владеют всей
территорией страны.
25
2. Поземельный налог остается неизменным уже 150 лет, хо-
тя рента увеличилась в семь раз. Лишь часть поземельного
налога входит в доход государства.
3. Собственность на недвижимость освобождена от обложе-
ния при передаче по наследству, хотя всякая другая личная
собственность облагается в таких же случаях.
4. Косвенные налоги ложатся гораздо меньшим грузом на
продукты и изделия высокого качества, потребляемые богатыми,
чем на те же вещи низкого качества, потребляемые бедными.
5. Посредством хлебного закона эти старшие ветви устанав-
ливают на продукты питания народа налог, общая сумма кото-
рого, по авторитетным источникам, составляет 1 млрд франков.
6. Весьма обширная колониальная система требует больших
налогов; почти все эти налоги платят трудящиеся классы, а
пользуются ими почти исключительно младшие ветви праздных
классов.
7. Местные обложения, например десятина, тоже поступают
этим младшим ветвям через официальную церковь.
8. Колониальная система требует наличия и развития сил, а
поддержание этих сил требует, в свою очередь, наличия колони-
ального режима; последний же влечет за собой создание и под-
держание режима монополий. Мы уже видели, что только по
трем видам колониальных товаров английский народ терпит
чистый убыток в 124 млн франков.
Я счел должным довольно подробно изложить эти факты, по-
тому что, как мне представляется, они рассеивают немало оши-
бочных мнений, предрассудков, слепых предубеждений. А сколь-
ко очевидных и вместе с тем неожиданных решений предостав-
ляют они в распоряжение экономистов и политиков?
И прежде всего, ну как же все эти новейшие школы, кото-
рые, видимо, поставили себе задачей вовлечь Францию в систе-
му взаимного ограбления, внушая ей страх перед конкуренцией,
как, говорю я, эти школы могут упорствовать в утверждении,
будто пауперизм в Англии вызван свободой? Пусть они лучше
признают, что пауперизм порожден там грабежом, притом гра-
бежом организованным, систематическим, упорным и беспо-
щадным. Разве такое объяснение не будет более простым, более
правдивым и более удовлетворительным? А то что же получает-
ся? Свобода влечет за собой пауперизм! Конкуренция, свобод-
ные деловые сделки, право обменять на что-нибудь собствен-
ность, которой человек располагает и может даже при желании
26
уничтожить, — все это тянет за собой несправедливое распре-
деление богатства! Надо же поторопиться заменить все это че-
ловеческим законом, но каким? И опять говорят: законом, чтобы
ограничивать и метать. Вместо того чтобы позволять, надо,
дескать, мешать; не позволять обмениваться, а мешать обмену;
не вознаграждать за труд того, кто этот труд выполнил, а пере-
дать это вознаграждение тому, кто его не выполнил! Только та-
ким, мол, путем можно избежать неравенства в положении лю-
дей! “Да, — говорите вы, — опыт получен: свобода и пауперизм
сосуществуют в Англии”. Но больше вы такого не можете гово-
рить. И дело не только в том, что свобода и нищета слишком
далеки, чтобы быть причиной и следствием, а в том, что одна из
этих вещей, а именно свобода, там просто не существует. Там
можно свободно трудиться, но нельзя свободно пользоваться ре-
зультатами своего труда. Уж если что и сосуществует в Англии,
так это горстка грабителей и огромное число ограбленных; и не
требуется быть большим экономистом, чтобы сделать вывод о
сосредоточении богатства у одних и нищете других.
Далее, достаточно охватить взглядом положение Великобри-
тании в целом, как мы его описали, и увидеть, что ее экономи-
ческие институции до сих пор пронизаны феодальным духом, и
мы убедимся, что финансовая и таможенная реформа, проводи-
мая в этой стране, есть вопрос европейский, общечеловеческий,
а не только английский. Речь идет не только о перемене в рас-
пределении богатства внутри Соединенного Королевства, но и о
глубоком влиянии этой перемены уже вне этой страны. Совер-
шенно очевидно, что вместе с падением привилегий британской
аристократии падает и политика, в которой упрекают Англию, и
ее колониальная система, мощная армия и флот, хитрая дипло-
матия, всяческая узурпация, то есть все то, что содержит в себе
элементы угнетения и опасности для всего человечества.
Именно так проявит себя славный триумф, к которому стре-
мится Лига, требуя “полной, немедленной и без всяких условий
отмены всех монополий, всех и всяких защитительных пошлин
для сельского хозяйства, промышленности, торговли и судоход-
ства — одним словом, полной свободы обмена”2.
Я лишь немного расскажу об этой могучей ассоциации. Дух,
воодушевляющий ее, начало ее деятельности, ее успехи, кон-
кретные действия, борьба, неудачи, взгляды, средства к спосо-
бы работы — все это предстанет во плоти и в полноте в самой
2 Резолюция Совета Лиги, май 1845 года.
27
книге. Мне не нужно давать об этом тщательные описания от
самого себя, я покажу все это в действии и в жизни, покажу
французской публике то, что так долго скрывалось от нее, при-
том ловко, каким-то непонятным чудом, прессой, состоящей на
жалованье у монополии*.
В самый, так сказать, пик обнищания трудящихся классов из-
за режима, который мы обрисовали, в октябре 1838 года в Ман-
честере собрались семь человек и с мужественной беззаветностью,
свойственной англосаксам, твердо решили покончить со всеми
монополиями и сделать это законными путями, без смут и крово-
пролития, решили совершить силой одного только общественного
мнения революцию столь же глубокую и, быть может, более глу-
бокую, чем та, которую совершили наши отцы в 1789 году**.
Конечно, для такого начинания требовалась неординарная
смелость. Противники, которых предстояло одолеть, имели и дер-
жали в своих руках богатство, влияние, законодательство, цер-
ковь, государство, казначейство, земли, высокие должности, мо-
нополии, а кроме того были окружены традиционным уважени-
ем и почитанием.
Где можно было найти точку опоры в борьбе против всех
этих столь внушительных сил? В промышленных классах? Увы!
В Англии, как и во Франции, каждая промышленная отрасль
считает, что своим существованием она обязана, так сказать,
кусочкам от монополии. Покровительство незаметно распро-
страняется на все и вся. Как научить отдавать предпочтение
далеким и вроде бы зыбким интересам перед интересами непо-
средственными и ощутимыми? Как рассеять множество пред-
рассудков и софизмов, которые прочно укоренены в сознании
временем и эгоизмом? И даже если предположить, что удастся
просветить общественность на всех уровнях и во всех классах —
задача сама по себе очень и очень нелегкая, — то как дать об-
щественности столько энергии, столько упорства и столько уме-
ния комбинировать разного рода действия, чтобы она, через вы-
боры, стала хозяйкой законодательных учреждений?
Эти трудности не устрашили основателей Лиги. Ясно видя их
и четко измерив их параметры, они сочли себя в силах преодо-
леть их. И было решено вести агитацию.
Манчестер был колыбелью этого великого движения. Было
вполне естественно, что оно родилось на севере Англии, в самой
гуще промышленного населения, как не менее естественно, если
бы оно родилось однажды среди сельского населения юга Фран-
ции. Ведь и в самом деле, как раз те отрасли, продуктами про-
28
изводства которых могли бы обмениваться обе страны, страда-
ют самым непосредственным образом от запретительных мер, и
ясно, что если бы эти отрасли пользовались свободой, то англи-
чане ввозили бы к нам железо, каменный уголь, машины, ткани,
одним словом продукцию своих рудников, шахт, заводов и фаб-
рик, а мы бы расплачивались с ними зерном, шелками, винами,
маслами, фруктами, то есть продукцией, в основном, нашего
сельского хозяйства.
Это обстоятельство и объясняет довольно странное, на пер-
вый взгляд, название ассоциации: Anti-corn law league3. По-
скольку, я бы сказал, узкоспециализированное название, по-
видимому, не способствовало привлечению внимания Европы к
важности агитации Лиги, изложим здесь мотивы, по которым
именно это название было принято.
Французская печать крайне редко говорила о Лиге (мы по-
том объясним почему), а уж если говорила, то прежде всего об-
ращала внимание на название: Anti-corn law, чтобы утвер-
ждать, будто речь идет о сугубо частном вопросе, о простой ре-
форме в законодательстве в Англии, регулирующем условия
ввоза зерна.
Однако это далеко не единственная цель Лиги. Она хочет
полного и радикального упразднения всех привилегий, хочет пол-
ной свободы торговли и неограниченной конкуренции, что пред-
полагает прекращение аристократического преобладания во всем
том, в чем оно несправедливо, и разрыв колониальных связей во
всем том, в чем они имеют исключительный характер, то есть
предусматривается самая настоящая и последовательная рево-
люция во внутренней и внешней политике Великобритании.
Приведем только один пример. Сегодня фритредеры высту-
пают на стороне Соединенных Штатов в вопросе об Орегоне
и Техасе. Для них ничего не меняется, если эти места бу-
дут управлять собой сами под опекой Соединенных Штатов,
а не мексиканским президентом или английским генерал-
губернатором, лишь бы каждый человек в этих местах мог про-
давать, покупать, приобретать, работать и лишь бы там сво-
бодно заключались честные деловые сделки. При таких услови-
ях они бы отдали еще в придачу Соединенным Штатам обе Ка-
нады, Новую Шотландию и Антилы. Они бы отдали их даже без
всяких условий, будучи уверены в том, что рано или поздно сво-
3 Лига против хлебного закона.
29
бода обмена станет законом международных деловых отноше-
и4
НИИ .
Однако легко понять, почему фритредеры с самого начала со-
средоточили силы против одной-единственной монополии — моно-
полии на зерно. Эта монополия — основа всей системы. От нее
4 Можно вспомнить в этой связи речи лорда Абердина и сэра Роберта
Пиля по случаю послания нового президента Соединенных Штатов. А
вот как высказался на этот счет г-н Фокс на одном из собраний Лиги,
притом под аплодисменты шести тысяч присутствовавших: “Так что же
это за территория, о которой спорят? Триста тысяч квадратных миль,
их которых мы требуем себе одну треть. Бесплодная пустыня, застыв-
шая лава, американская Сахара, бухта Ботани краснокожих, царство
бизонов и горстки индейцев, гордящихся, что носят имена Плоская Го-
лова, Разбитый Нос и т.п. Ничего себе предмет спора? С таким же
успехом Пиль и Полк побудили бы нас спорить о горах на Луне. Но
пусть род человеческий утвердится на этой территории, пусть люди, не
имеющие более гостеприимного отечества, культивируют там более или
менее плодородные участки. И когда промышленность прокатится
вдоль границ этой территории в колеснице своей мирной победы, когда
в молодых городах будет множество жителей, когда Скалистые горы
будут пересечены железными дорогами, когда каналы соединят Атлан-
тический и Тихий океаны, а по реке Колумбии будут плавать парусни-
ки и пароходы, вот тогда наступит время поговорить об Орегоне. Но и
тогда дело обойдется без пехотных батальонов, без военных кораблей,
без обстрела городов и кровопролития, ибо свободная торговля мирно
завоюет для нас Орегон, даст все Соединенные Штаты, если позволи-
тельно назвать завоеванием то, что служит благом для всех. Они будут
поставлять нам свои товары, мы будем оплачивать их нашими товара-
ми. В Америке не будет ни одного первопроходца, на одежде которого
не будет марки Манчестера, клеймо Шеффилда будет на каждом ру-
жье охотника за дичью, а лен Спиталфилда будет нашим знаменем на
берегах Миссури. Орегон будет завоеван, так как он будет доброволь-
но работать на нас. А чего лучшего можно требовать от завоеванного
народа? Для нас он будет растить хлеба и поставлять их нам, не тре-
буя взамен от нас никакого его обложения — того самого, которое по-
зволяет английскому губернатору пренебрегать местными законами, а
английской солдатне — глумиться над местным населением. Свобод-
ная торговля — вот истинное завоевание! Оно надежнее, чем завоева-
ние оружием. Вот империя, сосредоточившая в себе все самое благо-
родное, вот господство, основанное на взаимной выгоде, а не то дегра-
дирующее господство, которое приобретается мечом и сберегается
непопулярным правлением. (/7 р одолжите л ьные аплодисменты и вос-
клицания.)''
30
получают свою долю аристократия и сами законодатели. Отними
у них эту монополию, и они даром отдадут все остальные.
К тому же именно эта монополия ложится самым тяжелым
грузом на народ, и несправедливость ее очевиднее всего. Налог
на хлеб! на еду! на жизнь! Вот что способно пробудить симпа-
тию масс к тем, кто борется против этого.
Воистину великое и прекрасное зрелище видеть, как совсем
маленькая группа людей пытается своими работами, упорством
и энергией разрушить самый угнетательский и превосходно орга-
низованный режим, и это после многовековой кабалы, самой тя-
желой среди великих народов и во всем человечестве; и это без
обращения к грубой силе, без малейшей попытки вызвать и под-
хлестнуть народный гнев, а путем освещения ярким светом всех,
так сказать, складок и извилин системы, путем опровержения и
отбрасывания всех софизмов, на которые эта система опирается,
путем приобщения масс к знаниям и добродетелям, которые
только и могут освободить их из-под давящего на них гнета.
Это зрелище становится еще более впечатляющим, когда ви-
дишь, как с каждым днем ширится поле битвы, потому что ум-
ножается число проблем и интересов, вовлеченных и втянутых в
борьбу.
Сначала аристократия не снисходит до того, чтобы принять
вызов на борьбу. Когда она видит себя хозяйкой политической
власти, ибо владеет землей, хозяйкой материальной мощи ар-
мии и флота, хозяйкой морали, через церковь, и законодатель-
ства, через парламент, и — что превыше всего — хозяйкой об-
щественного мнения по причине ложного понимания националь-
ного величия — понимания, которое льстит народу и вроде бы
связано с институциями, на которые собираются напасть; когда
она, аристократия, созерцает высоту, толщину и прочность кре-
пости, в которой она укрылась; когда она сравнивает все эти
свои силы с силами нескольких человек, решивших с ней бо-
роться, она хранит молчание и выказывает презрение.
Тем не менее Лига одерживает успехи. Если аристократия
имеет на своей стороне официальную церковь, то Лига обраща-
ется ко всем диссидентским церквям. Последние не связаны с
монополией посредством сбора десятины, а живут доброволь-
ными пожертвованиями, то есть существуют благодаря доверию
людей. Они скоро поняли, что эксплуатация человека челове-
ком, называть ли ее порабощением или покровительством, про-
тивна заповедям христианства. Тысяча шестьсот священников
неофициальных церквей откликаются на призыв Лиги. Семьсот
31
из них съезжаются со всех концов королевства и собираются в
Манчестере. Они обсудили проблему, и результатом обсужде-
ния стало проповедование по всей Англии дела свободы обмена
как соответствующего воле Провидения, а эту волю священники
и имеют своей миссией распространять в народе.
Если аристократия черпает силу в земельной собственности
и воздействует на сельскохозяйственные классы, то Лига опира-
ется на силу собственности на рабочие руки, на умение, на ра-
зум. Ничто не сравнится с той готовностью, с какой промыш-
ленные классы поспешили оказать содействие великому делу.
Быстро и подчас неожиданно устраивались подписки в фонд
Лиги, которая получила 200 тыс. франков в 1841 году, 600 тыс.
в 1842-м, 1 млн в 1843-м, 2 млн в 1844-м, а в 1845 году еще
вдвое или, быть может, втрое больше будет получено и потраче-
но на осуществление одной из целей ассоциации — на включе-
ние большого числа фритредеров в списки избирателей. Из про-
веденных подписок одна произвела очень сильное впечатление.
В подписном листе в Манчестере 14 ноября 1844 года к концу
того же дня фигурировала сумма в 16 тыс. ф. ст. (400 тыс. фран-
ков). Благодаря столь обильным средствам Лига, облекая свои
взгляды и установки в самые разнообразные и самые доступные
формы, распространяет их среди народа в брошюрах, листов-
ках, газетах в неисчислимом количестве. Она разделила Англию
на двенадцать округов, и в каждом у нее есть ученый в области
политической экономии. Она сама, как передвижной универси-
тет, устраивает свои публичные собрания во всех городах и
графствах Великобритании. Кажется, что сам Господь, направ-
ляющий все людские дела, дарует Лиге нежданные возможно-
сти для ее успехов. Почтовая реформа позволяет ей в более лег-
ких условиях вести переписку с избирательными комитетами,
созданными ею по всей стране; объем этой переписки превыша-
ет 300 тыс. писем ежегодно. Железные дороги делают Лигу вез-
десущей: одни и те же люди утром агитируют в Ливерпуле, а
вечером в Эдинбурге или Глазго. Наконец, избирательная ре-
форма открыла среднему классу двери в парламент, и теперь
основатели Лиги — Кобден, Брайт, Гибсон, Вильерс и другие —
бьются с монополией лицом к лицу и в тех самых стенах, где
был принят декрет о создании монополии. Они входят в палату
общин и образуют в ней, помимо вигов и тори, свою партию,
если уместно назвать это партией, — партию беспрецедентную
в анналах стран с конституционным режимом, партию, испол-
ненную решимости никогда не жертвовать абсолютной правдой,
32
абсолютной справедливостью, абсолютными принципами ради
решения вопросов о личностях, комбинациях, стратегиях каби-
нетов министров и оппозиции.
Но привлечь на свою сторону социальные классы, на кото-
рые непосредственно давит монополия, — этого еще мало. Надо
также раскрыть глаза тем, кто искренне верит, будто его бла-
гополучие и само существование зависят от системы протекции.
Эту трудную, да и сопряженную с риском, задачу взял на себя
г-н Кобден. На протяжении двух месяцев он провел сорок соб-
раний в самой гуще сельского населения. Там, окруженный не-
редко тысячами поденщиков и фермеров, среди которых — и
это вполне можно допустить — бывали и зачинщики беспоряд-
ков, подосланные теми, чьи интересы оказались под угрозой, он
проявлял мужество, хладнокровие, умение, красноречие, кото-
рые вызывали и вызывают удивление, чуть ли не благожела-
тельность со стороны его самых неуемных противников. Он пре-
бывает в обстановке, в которой мог бы оказаться француз, про-
поведующий свободу торговли в плавильнях Деказвиля или
среди рудокопов Анзена. Трудно даже определить, что более
восхищает в этом человеке — экономисте, трибуне, государст-
венном деятеле, тактике, теоретике. К нему вполне применимо
то, что было сказано о Дестюте де Траси: “С помощью здравого
смысла он стал гением”. Его усилия увенчиваются заслужен-
ным успехом, а аристократия в отчаянии видит, как быстро
приемлется принцип свободы населением, занимающимся сель-
ским хозяйством.
Теперь аристократия уже не замыкается в спесивом и пре-
зрительном молчании. Она выходит наконец из своего инертного
состояния. Она пытается перейти в наступление, и ее первая
атака — клевета на Лигу и ее основателей. Она копается в их
общественной и личной жизни, но скоро отказывается от наско-
ков на личности, где рискует потерять больше убитыми и ране-
ными, чем Лига, и обращается к целой армии софизмов, кото-
рые во все времена и во всех странах служили опорой для мо-
нополии. Защита сельского хозяйства, нашествие иностранных
товаров, снижение заработков из-за обилия продуктов пита-
ния, национальная независимость, истощение денежных запа-
сов, обеспеченные колониальные рынки сбыта, политическое
господство, империя всех морей — вот проблемы, которые те-
перь бурно обсуждаются не в кабинетах ученых, а прямо перед
народом в спорах между демократией и аристократией.
3-2514
33
Вместе с тем члены Лиги — не только смелые агитаторы,
они еще и глубоко знающие свой предмет экономисты. Ни один
из перечисленных софизмов не выдерживает их ударов в дис-
куссиях, а при случае парламентские запросы со стороны депу-
татов от Лиги показывают всю их бессодержательность.
Тогда аристократия делает другой ход. Нищета огромна, глу-
бока, ужасна, и причина ее ясна: вопиющее неравенство в рас-
пределении социального богатства. И вот знамени Лиги, на ко-
тором начертано “справедливость”, аристократия противопостав-
ляет знамя с надписью “благотворительность”. Она не отрицает
страданий народа, но рассчитывает на могучее средство отвле-
чения от них — на милостыню. “Ты страдаешь, — говорит она
народу. — Это потому, что ты сильно размножился, и я подго-
товлю тебе обширную систему эмиграции”. (Парламентское
предложение г-на Батлера.) “Ты умираешь с голоду; я дам ка-
ждой семье огород и корову”. (Выделение небольших участков
земли.) “Тебя изнуряет работа; от тебя требуют слишком много
работы, и я ограничу ее продолжительность”. (Билль о десятича-
совом рабочем дне.) Затем идут разного рода подписки — на
устройство для бедных классов бесплатных бань, мест отдыха,
образовательных учреждений и т.п. Но все это в виде милосты-
ни, в виде паллиативов. Но что касается причин, побуждающих
давать такую милостыню, что касается монополии, что касается
наигранности и мизерности такого распределения богатства, то
об этом — молчок.
Лиге приходится в данном случае бороться против агрессии
коварного толка. Монополия взяла себе еще и монополию на
филантропию, чтобы Лига оставалась в круге точной, но холод-
ной справедливости, которая гораздо меньше, чем благотвори-
тельность, пусть беспомощная, пусть лицемерная, способна вы-
звать непродуманную признательность страждущих.
Я не буду пересказывать здесь возражения Лиги против всех
этих так называемых благотворительных учреждений и инициа-
тив; читатель увидит многое в самой книге. А сейчас достаточно
сказать, что Лига занималась также и конкретной и подлинно
благотворительной деятельностью. Так, среди фритредеров
Манчестера было собрано около миллиона, чтобы благоустроить
кварталы, где живут рабочие классы, дав им больше простран-
ства, воздуха и света. Такая же сумма, тоже собранная по доб-
ровольной подписке, пошла на строительство в этом городе
школ. Но вместе с тем Лига избежала западни, скрывающейся
за нарочитой демонстрацией филантропии. “Когда англичане
34
умирают с голоду, — утверждала она, — недостаточно говорить
им: мы переправим вас в Америку, где в изобилии продуктов
питания; надо доставлять эти продукты в Англию. Недостаточно
давать рабочим семьям огородики, чтобы выращивать картош-
ку; надо прежде всего не красть у них часть их собственных
прибылей, тогда они будут питаться лучше. Недостаточно огра-
ничивать чрезмерную работу, на которую обрекает рабочих ог-
рабление; надо прекратить само ограбление, и тогда десять ча-
сов работы будут стоить двенадцати. Недостаточно дать им
воздух и воду, надо дать им хлеба или, по меньшей мере, право
покупать хлеб там, где он дешевле. Не филантропию, а свободу
следует противопоставить угнетению; не благотворительность, а
справедливость может устранить невзгоды, вызванные неспра-
ведливостью. Милостыня же есть и не может не быть действием
недостаточным, скоропреходящим, неопределенным и часто при-
водящим к окончательному упадку”.
Помимо всех софизмов, уверток и легковесных предлогов у
аристократии остается еще одно средство: парламентское боль-
шинство, которая позволяет аристократии действовать, не ут-
руждая себя приведением правдоподобных или иных доводов.
Поэтому последний по времени акт агитации должен был про-
ходить среди коллегий избирателей. После популяризации здра-
вых экономических идей и суждений Лиге предстояло придать
практическое направление индивидуальным усилиям своих бес-
численных сторонников. Глубоко изменить состав корпуса изби-
рателей в королевстве, подорвать влияние аристократов, под-
вергнуть случаи коррупции наказанию судом и общественному
осуждению — такова новая фаза, в которую вступила агитация
Лиги, притом с повышенной энергией, обеспеченной успехами
ассоциации. Viresque acquirtit eundo*. По призыву Кобдена,
Брайта и их друзей тысячи фритредеров включили себя в изби-
рательные списки, тысячи монополистов были вычеркнуты из
них, и, судя по быстроте этого процесса, уже можно ждать того
дня, когда в сенате будут находиться представители не одного
какого-то класса, а всего общества.
Могут спросить, почему столько работы, рвения и самозабве-
ния пока еще не оказали существенного влияния на государст-
венные дела и почему успех либеральных взглядов в стране ни-
как не отразился на ее законодательстве.
Я уже говорил в начале об экономическом режиме в Англии
непосредственно перед кризисом торговли, который и породил
Лигу; я даже пытался показать в цифрах самое настоящее вы-
з*
35
могательство со стороны господствующих классов по отношению
к классам, попавшим под двойное угнетение посредством меха-
низма налогов и монополий.
С тех пор и те, и другие несколько изменились. Кто не слы-
шал о финансовом плане, предложенном совсем недавно сэром
Робертом Пилем палате общин — плане, который есть не что
иное как развитие реформ, начатых в 1842-м и 1844 годах пол-
ное осуществление которого предусмотрено на будущих сессиях
парламента? Однако я почти уверен, что во Франции не знают,
духа и характера этих реформ, важность которых то преувели-
чивается, то преуменьшается. Поэтому меня извинят, если я пе-
рейду сейчас к некоторым подробностям, которые постараюсь
изложить как можно более кратко.
Ограбление (да простит мне читатель частое употребление
этого слова, но оно необходимо для устранения грубейшей
ошибки, связанной с толкованием его синонима — покровитель-
ства), так вот, ограбление, превратившееся в систему действий
правительства, привело ко всем своим естественным последст-
виям: крайнее неравенство в степени благосостояния, нищета,
преступность и беспорядок в самых нижних слоях общества,
огромное сокращение всех видов потребления и, как прямое
следствие, снижение государственных доходов и дефицит бюд-
жета, и это, усугубляемое из года в год, грозит подорвать кре-
дитоспособность Великобритании и вообще доверие к ней. Со-
вершенно ясно, что нельзя было оставаться в таком положении,
грозившем потопить государственный корабль. Ирландская аги-
тация, торговая агитация, поветрие поджогов в сельских округах,
волнения в Уэльсе, чартизм в промышленных городах — все это
были различные симптомы одного и того же феномена — стра-
даний народа. Но страдания народа, то есть масс, вообще лю-
дей, должны в конце концов охватить все классы общества. Ко-
гда у народа нет ничего, он ничего не покупает; когда он ничего
не покупает, фабрики и заводы останавливаются, а фермеры не
продают своего урожая; если же не продают, то им нечем пла-
тить за аренду земли. Тем самым и большие сеньоры-
законодатели, в силу собственного их закона, оказываются в
незавидном положении между банкротством фермеров и бан-
кротством государства, и над их недвижимостью и движимо-
стью нависает серьезная угроза. Земля начинает дрожать под
ногами аристократии. Один из ее наиболее видных представи-
телей, сэр Джеймс Грэм, ныне министр внутренних дел, выпус-
тил книгу с предостережением своему классу. “Если вы не ус-
36
тупите часть, вы потеряете все, — и революционная буря сметет
с поверхности страны не только ваши монополии, но и ваши по-
чести, привилегии, влияние и дурно приобретенные богатства”.
Первой попыткой устранить непосредственную опасность, а
именно дефицит, было, как любят выражаться также и наши
государственные деятели, выжать из налогообложения все,
что оно может дать. Однако сразу выяснилось, что именно
налоги, сбор которых попытались усилить, как раз и опустоша-
ют казначейство. Надо было отказаться от этого источника и
отказаться надолго. Первой заботой нынешнего кабинета, как
только он занялся делами, было провозглашение, что налоги
дожили до своего последнего предела: “Я вынужден сказать,
что народ нашей страны почти доведен до пределов налогооб-
ложения”. (Пиль, речь 10 мая 1842 года.)
Если хорошенько вникнуть в соответственное положение двух
больших классов, интересы и борьбу которых я обрисовал, то
легко понять, какая проблема вставала перед каждым из них.
Для фритредеров решение было чрезвычайно простым: от-
менить все монополии. Освободить ввоз необходимым образом
означало увеличить обмен и, следовательно, увеличить вывоз.
Все вместе давало народу и хлеб, и работу; это вело также к
поощрению потребления, то есть увеличивало косвенные налоги
и в конечном счете восстанавливало финансовое равновесие.
Для монополистов же проблема была, можно сказать нераз-
решима, Надо было облегчить положение народа, не избавляя
его от монополий, повысить государственные доходы, не увели-
чивая налогов, сохранить колониальную систему, не уменьшая
расходов страны.
Кабинет вигов (Рассел, Морпет, Мельбурн, Беринг и др.)
предложил план, промежуточный между этими двумя решения-
ми. Он ослаблял, но не разрушал, монополии и колониальную
систему. План этот не был принят ни монополистами, ни фрит-
редерами. Первые хотели абсолютной монополии, вторые — не-
ограниченной свободы. Лозунгом первых было “Никаких усту-
пок!”, вторых — “Никаких сделок в ущерб принципам!”
Потерпев поражение в парламенте, виги обратились к изби-
рателям. На выборах с большим перевесом победили тори, то
есть приверженцы протекции и защитники колоний. Было обра-
зовано правительство Пиля (в 1841 году) с чрезвычайной миссией
найти решение, которого найти где-то посередине нельзя, о чем я
только что говорил, — решение огромной и труднейшей пробле-
мы, поставленной дефицитом и народной нищетой. И надо при-
37
знать, что кабинет Пиля все-таки преодолел трудность, проявив
редкостную мудрость замысла и энергию при его исполнении.
Я попытаюсь объяснить финансовый план г-на Пиля — по
меньшей мере так, как я его понимаю.
Нельзя упускать из виду, что различные цели, которые ста-
вит перед собой этот государственный деятель, связывают его с
принадлежностью к партии, его поддерживающей, и они
таковы:
1) восстановить финансовое равновесие;
2) облегчить положение потребителей;
3) оживить торговлю и промышленность;
4) сохранять насколько возможно монополию, преимуществен-
но принадлежащую аристократии, а именно — хлебный закон;
5) сохранять по всей мере возможного армию, а вместе с ней
военный флот, а также высокий уровень других более молодых
отраслей производства;
6) можно также полагать, что этот незаурядный человек,
умеющий лучше других читать и понимать знамения времени и
видящий, что принцип Лиги быстро и победоносно захватывает
всю Англию, лелеет в глубине души мечту о своем личном и
славном будущем, когда его поддержат фритредеры, добившие-
ся парламентского большинства, и тогда он собственной подпи-
сью под соответствующим актом завершит дело свободы тор-
говли, и его не будут терзать муки оттого, что не он, а какое-то
другое официальное лицо свяжет свое имя с величайшей рево-
люцией нашего времени.
Нет ни единого шага и ни единого слова у сэра Роберта Пи-
ли, которые уводили бы куда-то в сторону от близких или более
отдаленных обстоятельств, прямо связанных с его программой.
Вот и судите сами.
Стержень всех финансовых и экономических эволюций, о ко-
торых нам остается рассказать, — это подоходный налог.
Известно, что подоходным налогом облагаются доходы любо-
го рода. Преимущественно он носит временный и, так сказать,
патриотический характер. К нему прибегают лишь в самых
серьезных случаях; до сих пор так бывало в случае войны. Сэр
Роберт Пиль добился его от парламента в 1842 году и сроком
на три года; совсем недавно он был продлен на период по 1849
год. Впервые, вместо того чтобы служить целям разрушения и
навязать людям тяготы войны, он предназначен быть инстру-
ментом полезных реформ, к которым стремятся народы, же-
лающие пользоваться благами мира.
38
Здесь уместно заметить, что все доходы ниже 150 ф. ст.
(3,7 тыс. франков) освобождены от налога, так что последний
распространяется исключительно на богатый класс. Многие ут-
верждали и утверждают, причем по обе стороны Ла-Манша,
что подоходный налог чуть ли не навеки вписан в Финансовый
кодекс Англии. Однако тому, кто знает характер этого налога и
способ его сбора, хорошо известно также, что он не может уста-
навливаться на постоянной основе — по меньшей мере в его
нынешнем виде. И если у кабинета есть на этот счет какие-то
задние мысли, то позволительно думать, что, приучая благопо-
лучные классы к более значительной компенсации государст-
венных расходов, он подумывает о том, чтобы ввести в Велико-
британии поземельный налог (land tax), который более соответ-
ствует нуждам государства и требованиям справедливого
распределения.
Как бы там ни было, первая задача, поставленная прави-
тельством тори, — восстановление финансового равновесия —
была выполнена благодаря подоходному налогу; дефицит, уг-
рожавший кредитоспособности Англии, исчез, по крайней мере
временно.
Превышение доходов над расходами было предусмотрено
уже с 1842 года. Речь шла теперь о выполнении второго и
третьего пунктов программы: облегчить положение потреби-
телей, оживить торговлю и промышленность.
Здесь мы должны сказать о целой серии таможенных реформ,
проведенных в 1842, 1843, 1844 и 1845 годах. Мы не будем рас-
сматривать их в подробностях, а ограничимся их общим духом и
условиями, в которых, они задумывались и принимались.
Все запреты были отменены. Быки, коровы, овцы, свежее и
соленое мясо, раньше совершенно не допускавшиеся в страну,
теперь стали поступать в нее при умеренных пошлинах; быки,
например, по 25 франков с головы (во Франции эта пошлина
почти вдвое больше). Это однако не помешало г-ну Готье де
Рюмильи во всеуслышание заявить в 1845 году в палате депу-
татов, что ввоз скота в Англию все еще запрещен, причем его не
опроверг никто — вот как газеты держат нас в неведении обо
всем, что происходит по ту сторону Ла-Манша.
На 650 видов продуктов потребления пошлины были сниже-
ны в очень большой пропорции, иногда наполовину, на две тре-
ти и даже на три четверти; в число этих товаров входят мука,
растительное масло, кожа, рис, кофе, сало, пиво и т.д., и т.д.
39
На 430 видов товаров пошлины, сначала сниженные, были
полностью отменены в 1845 году; среди них все виды сырья,
шерсть, хлопок, лен, уксус и многое другое.
Были также отменены почти все вывозные пошлины. Маши-
ны и каменный уголь, эти две могучие силы, в отношении кото-
рых, если придерживаться узких и ограниченных идей торгового
соперничества, можно было бы полагать естественным это со-
перничество со стороны Англии, — так вот, теперь эти две силы
предоставлены в распоряжение Европы. И мы тоже могли бы
пользоваться такими же ценами на них, что и в Англии, если бы
по какой-то странности, но в полном соответствии с принципом
протекционистской системы, мы сами не поставили себя наши-
ми тарифами в очень невыгодное положение по отношению к
этим важнейшим орудиям и средствам труда — и это в тот са-
мый момент, когда нам предложено равенство или, лучше ска-
зать, даровано равенство без всяких условий.
Можно понять, что полная отмена ввозной пошлины должна
образовать пустоту в казначействе, а ее снижение — по мень-
шей мере, временную пустоту. Именно эту пустоту и предна-
значено заполнить превышение доходов над расходами, воз-
можное благодаря подоходному налогу.
Тем не менее подоходный налог имеет ограниченную про-
должительность. Кабинет тори надеялся, что рост потребления
и подъем торговли и промышленности окажут положительное
воздействие на все отрасли хозяйства, финансовое равновесие
будет восстановлено в 1849 году, и подоходный налог уже не
понадобится. Насколько можно судить по результатам частич-
ной реформы 1842 года, правительство не обманулось в своих
надеждах. Уже в 1844 году общий доход государства был выше
на 1 410 726 ф. ст. (35 млн. франков) выше, чем в 1843 году. С
другой стороны, все свидетельствует о том, что поднялась ак-
тивность во всех видах труда и улучшилось положение во всех
классах общества. Тюрьмы и работные дома почти опустели,
налог на бедных снизился, зато стал приносить доход акциз,
волнения улеглись — одним словом, налицо все признаки воз-
вращения к процветанию, и среди них — таможенные сборы:
Сборы в 1841 году (при старой системе) 19,9 млн. ф.ст.
1842 18,7
1843 (первый год реформы) 21,4
1844 23,5
40
Если учесть, что в этот последний год товары, проходившие
таможенный досмотр, ничем не облагались по выходе из страны
(отмена вывозных пошлин), а товары, поступающие в страну, по
крайней мере 650 их видов, облагались уменьшенными пошли-
нами (снижение ввозных пошлин), то неизбежен вывод, что мас-
са ввезенных товаров должна была в огромной степени увели-
читься, ибо общая выручка не только не снизилась, а наоборот,
повысилась на сто миллионов франков.
Правда, по мнению французских газетных экономистов и
любителей выступать с трибуны, этот рост ввоза доказывает
лишь упадок промышленности Великобритании, нашествие на
ее рынки иностранных товаров и стагнацию ее национального
труда\ Предоставим же этим господам самим примирить, если
сумеют, такое умозаключение со всеми другими признаками,
свидетельствующими о возрождающемся процветании Англии.
Что касается нас, полагающих, что товары обмениваются на
товары, нас, вполне удовлетворенных тем, что во взаимосогла-
сованности приведенных фактов мы видим новое и блестящее
доказательство правомерности и истинности принятой установ-
ки, то мы еще раз скажем, что сэр Роберт Пиль выполнил вто-
рой и третий пункты своей программы: облегчить положение
потребителя, оживить торговлю и промышленность.
Но не ради этого тори привели его к власти и сохранили у
власти. Еще не оправившись от страха, внушенного им очень
радикальным планом Джона Рассела и гордые своей недавней
победой над вигами, они не желают терять плодов своей победы
и намеревались позволять избранному им человеку действовать
лишь в той мере, в какой не будут затронуты или будут затро-
нуты сугубо иллюзорно два главнейших инструмента ограбления,
которыми английская аристократия снабдила через законода-
тельство сама себя: хлебный закон и колониальная система.
Именно в этой труднейшей части своей задачи премьер-
министр проявил всю находчивость своего ума.
Когда ввозная пошлина довела цену товара до уровня, повы-
сить который не разрешает внутренняя конкуренция, протек-
ционистский эффект был достигнут полностью. Любая добавка
к этой пошлине была бы чисто номинальной, а любое уменьше-
ние, в рамках этой добавки, было бы со всей очевидностью не-
эффективным. Предположим, что какой-то французский товар,
конкурирующий с соответствующим иностранным товаром, про-
дается за 15 франков, а без этой конкуренции цена на него не
может подняться выше 20 франков, теперь уже из-за конкурен-
41
ции внутренней. В этом случае пошлина в 5 или 6 франков на
иностранный товар даст всю необходимую и возможную защиту
внутреннему товару. И тогда пусть пошлину поднимают хоть до
100 франков, все равно цена товара не поднимется ни на сан-
тим, и, следовательно, всякое снижение пошлины, не опускаю-
щееся ниже 5 или 6 франков, не даст никакого эффекта ни про-
изводителю, ни потребителю.
По-видимому, знание такого феномена и определило дейст-
вия сэра Роберта Пили в том, что касается великой аристокра-
тической монополии на хлеб, и великой колониальной монопо-
лии на сахар.
Мы видели, что хлебный закон, имевший своей официально
объявленной целью обеспечить национальному производителю
64 шиллингов за четверть пшеницы, этой цели не достиг. Сколь-
зящая шкала (sliding scale) была неплохо рассчитана для дос-
тижения этой цели, так как она добавляла к складской цене на
иностранное зерно ступенчатую пошлину, которая должна была
дать конечную цену на зерно в 70 шиллингов и выше. Однако
конкуренция национальных производителей, с одной стороны, и
сокращение потребления из-за дороговизны, с другой, удержали
цену на зерно на более низком уровне, и она не превышала 56
шилл. Как поступил сэр Роберт Пиль? Он, так сказать, отрезал от
пошлины ее неэффективную часть и снизил подвижную шкалу, с
тем чтобы, по его мысли, установить цену на пшеницу в 56 шил-
лингов, то есть самую высокую цену, какую допускала внутрен-
няя конкуренция в обычное время; тем самым он фактически ни-
чего не отнял у аристократии и ничего не дал народу.
Сэр Роберт вовсе и не скрывал фокуснического характера
своей политики и на всякое требование повысить пошлины от-
вечал: “Я полагаю, что вы получили убедительные доказатель-
ства того, что вы достигли крайнего предела полезного обложе-
ния (profitable taxation) продуктов питания. Я советую вам, ибо
если вы это сделаете, вы явно не достигнете вашей цели” (“most
assuredly you will be defeated in your object”).
Я говорил только о пшенице, но надо заметить, что тот же
самый эффект распространяется на все виды зерна. От этой
закономерности не избавлены также масло и сыр, составляю-
щие значительную долю доходов, получаемых с земельных вла-
дений сеньоров. Поэтому и оказалась столь малоэффективной
аристократическая монополия.
Правительство исходило из таких же соображений, введя раз-
личные изменения в закон о видах сахара. Мы уже видели, что
42
премиальные плантаторам, или разница в пошлинах на колони-
альный и иностранный сахар, составляли 39 шиллингов за квин-
тал. Таково было, так сказать, поле действия для ограбления.
Однако ввиду конкуренции между колониями, последние смогли
вытянуть из кармана потребителя, помимо естественной цены и
государственного налога, лишь 18 шиллингов. Поэтому сэр Ро-
берт мог снизить разницу в пошлинах с 39 до 18 шиллингов, ни-
чего не меняя фактически, а лишь убрав мертвые буквы из зако-
на. Что же он сделал? Он установил следующие тарифы:
Колониальный сахар: сырец 14 шил.
очищенный 16
Иностранный сахар, произведенный трудом свободных:
сырец 23
очищенный 28
Иностранный сахар, произведенный трудом
рабов, 63
Он рассчитал, что ввезет в Англию при новом тарифе 230
тыс. тонн колониального сахара. А поскольку покровительство
составляет 10 шиллингов за квинтал, или 10 ф. ст. за тонну,
сумма, безвозмездно переходящая от потребителя плантаторам,
составит 2,3 млн ф. ст., или 57 млн франков вместо 86.
Однако, с другой стороны, он сказал: “Ввиду сокращения
казначейство получит от пошлины на сахар 3960 тыс. ф. ст. В
прошлом году оно получило 5216 тыс. ф. ст. Так что доход ка-
значейства сокращается на 1,3 млн ф. ст., или на 32,5 млн
франков. Заполнить пробел как раз и должен подоходный на-
лог. Таким образом, хотя народ и получил облегчение в том, что
касается потребления сахара, но это было сделано не в ущерб
монополии, а за счет казначейства; и поскольку казначейству
возвращается через подоходный налог то, что оно теряет при
таможенном сборе, отсюда следует, что ограбление и груз об-
ложения остаются прежними; самое большее, что можно ска-
зать, это что они несколько переместились.
В целом во всех реальных или только лишь формальных ре-
формах, проведенных сэром Робертом Пилем, четко просматри-
вается предпочтение, отдаваемое им колониальной системе, и
это обстоятельство глубоко отделяет его от фритредеров. Всякий
раз, когда он полностью или частично освобождает от обложе-
ния иностранные продукты питания, он в еще большей пропор-
ции освобождает соответствующие колониальные продукты, так
что покровительство остается одним и тем же. Приведем лишь
один пример: пошлина на иностранный строительный лес была
43
уменьшена на 5/6, но на лес из колоний — на 9/10. Поэтому вла-
дения младших ветвей аристократии серьезно не пострадали,
как, впрочем, и владения старших ветвей, и с этой точки зрения
можно сказать, что финансовый план (financial statement) и
смелый опыт (bold experiment) остаются в рамках английской
проблематики и не восходят до высот общечеловеческого вопро-
са, ибо человечество очень и очень косвенно затрагивается по-
ложением дел в английском казначействе, но оно было бы за-
тронуто глубоко и благотворно реформой, пусть только финан-
совой, ведущей к падению колониальной системы, которая
столько раз нарушала и все еще серьезно угрожает миру и сво-
боде во всем мире.
Конечно, сэр Роберт Пиль далек от точки зрения Лиги в во-
просе о колониях и не упускает ни одного повода высказаться в
пользу колоний. И тем не менее, излагая мотивы своего финан-
сового плана, напомнив палате, что Англия обладает сорока
пятью колониями и запросив в этой связи добавочных ассигно-
ваний, он сказал: “Могут сказать, что неразумно так расширять
нашу колониальную систему, как это сделали мы. Но я исхожу
из факта, что у вас есть колоний, и придерживаюсь мнения, что,
имея их, надо снабдить их достаточными силами. И хотя я знаю,
во сколько обходится нам эта система и с какими опасностями
для нас сопряжено ее существование, я не хочу осуждать поли-
тику, благодаря которой мы создали по всему земному шару
базы владений, проникнутых английским духом, где жители го-
ворят по-английски, а сами эти владения, быть может, и пред-
назначены для того, чтобы достичь в будущем ранга великих
торговых держав”.
Как мне кажется, я показал, что сэр Роберт Пиль искусно и
умело выполнил самые трудные и сложные части своей про-
граммы. Мне остается подтвердить его провидческий дар по-
вторением моего собственного высказывания: “Можно также
полагать, что этот незаурядный человек, умеющий лучше других
читать и понимать знамения времени и видящий, что принцип
Лиги быстро и победоносно захватывает всю Англию, лелеет в
глубине души мечту о своем личном и славном будущем, когда
его поддержат фритредеры, добившиеся парламентского боль-
шинства, и тогда он собственной подписью под соответствую-
щим актом завершит дело свободы торговли, и его не будут тер-
зать муки оттого, что не он, а какое-то другое официальное лицо
свяжет свое имя с величайшей революцией нашего времени”.
44
Поскольку речь здесь идет о простом предположении, кото-
рое, исходя к тому же из скромного источника, вряд ли будет
иметь особое значение для читателя, я и не собираюсь как-то
оправдывать мою, так сказать, догадку*. Я считаю, что тут нет
ничего химерического для всякого, кто изучал экономическое
положение Соединенного Королевства и сам догадывается о ре-
зультатах проводимых там реформ, о характере человека, их
проводящего, о движениях и перемещениях в составе большин-
ства и особенно о быстрых переменах в настроениях масс и из-
бирательного корпуса. До сих пор сэр Роберт Пиль проявлял
себя как знающий финансист, опытный министр и, быть может,
крупный государственный деятель. Почему бы ему не стремить-
ся стать великим человеком, чье имя будущие поколения свя-
жут с благодеяниями для всего человечества?
Быть может, читателю небезынтересно будет увидеть через
приоткрытую завесу вероятный исход реформ, которые пока что
видны нам лишь как первые шаги. В одной недавно вышедшей
брошюре рассказывается о финансовом плане, который должен
получить одобрение влиятельных членов Лиги. Мы упоминаем о
нем здесь ввиду его восхитительной простоты и безупречного
соответствия чистейшим принципам свободы торговли, а также
потому, что он отнюдь не лишен официального характера. План
этот исходит от высокопоставленного деятеля Торговой палаты
г-на Макгрегора, подобно тому как инициатором почтовой ре-
формы был деятель почтового ведомства г-н Рауленд Хилл.
Можно добавить, что в нем немало аналогий с переменами,
проведенными сэром Робертом Пилем, и правомерно допустить,
что план был доведен до сведения публики не без ведома пре-
мьер-министра и, конечно же, не против его воли.
Вот этот план секретаря Торговой палаты.
Он исходит из того, что расходы будут достигать, как и сего-
дня, 50 млн ф. ст. Однако потом они, по-видимому, должны будут
сильно уменьшиться, так как этот план влечет за собой очень
значительные сокращения в армии, флоте, колониальной админи-
страции. В этом случае излишек доходов государства будет ис-
пользоваться либо для возмещения государственного долга, либо
для снижения прямых налогов, что также предусматривается.
Поступления будут черпаться из следующих источников:
Таможенный сбор. — Обложение будет единообразным неза-
висимо от происхождения товаров — из колоний или из-за
границы.
45
21,5 млн ф. ст.
5,0
5,0
31,5
Только восемь видов товаров будут облагаться ввозными по-
шлинами: 1) чай; 2) сахар; 3) кофе и какао; 4) табак; 5) очи-
щенный спирт; 6) вина; 7) сухие фрукты; 8) бакалейные про-
дукты.
Продукты
Спирт, очищенный в стране
Солод местный и привозной
Две последние пошлины предназначены для
оплаты работы самих таможен.
Гербовый сбор. — В нем отменяются пошлины
на страховку от морских происшествий и по-
жаров, а все лицензии объединяются в одну
Поземельный налог, невыкупленный
Дефицит, подлежащий покрытию, в первый
год, посредством прямого налога, представ-
ляющего собой комбинацию подоходного и
поземельного налогов
Общая сумма расходов
7,5
1,2
9,8
50 млн. ф. ст.
Что касается почты, то г-н Макгрегор думает, что она не
должна быть источником никаких доходов. Нынешний тариф
уже невозможно снизить, так как он оплачивается самой мел-
кой монетой, существующей в Англии. Тем не менее излишки
выручки будут направляться на улучшение почтовой службы и
на строительство и поддержание пассажирских пароходов.
Во всей этой системе надо заметить следующее:
1. Покровительство полностью отменяется, поскольку тамо-
женные сборы охватывают лишь товары, которые Англия сама
не производит, исключая спирт и солод. Но и эти продукты об-
лагаются одинаково, будь то местные или иностранные.
2. Колониальная система преобразуется в нечто совершенно
иное. В аспекте торговли колонии независимы от метрополии, а
метрополия от колоний, так как пошлины единообразны; нет
больше привилегий, и каждый свободен снабжать себя на наи-
более выгодном рынке. Отсюда следует, что если какая-нибудь
колония отделится от своей материнской страны политически, то
это ни в чем не изменит торговлю и промышленность этой коло-
нии. Она лишь облегчит свои финансовые тяготы.
3. Все финансовые действия Великобритании сводятся к сбору
прямого налога, т.е. к сильно упрощенному таможенному сбору,
и к гербовому сбору. Добавочные, вспомогательные и другие это-
го рода налоги и акциз отменяются, и деловые сделки — как
46
внутренние, так и внешние — заключаются свободно и быстро.
Положительный эффект таких условий трудно переоценить.
Таков, в очень кратком изложении, финансовый план, пред-
ставляющий собой, по-видимому, некий тип, идеал, к которому
направлены — правда, слишком издалека — реформы, прово-
дящиеся ныне на глазах у невнимательной Франции. Это мед-
ленное движение, но все-таки движение послужит, быть может,
оправданием моих предположений насчет будущего и будущих
взглядов сэра Роберта Пиля.
Я старался четко поставить вопрос, волнующий Англию. Я
обрисовал и поле боя, и масштабы затронутых и обсуждаемых
интересов, и силы, участвующие в борьбе, и последствия победы
той или другой из них. Я достаточно убедительно показал, как
мне кажется, что хотя весь пыл борьбы внешне концентрируется
на налогах, таможенных сборах, зерне, сахаре, речь идет о про-
тивостоянии монополии и свободы, аристократии и демократии,
о равенстве или неравенстве в распределении благосостояния.
Речь идет о том, будет ли законодательная власть и политиче-
ское влияние оставаться в руках грабителей или перейдет к
труженикам, то есть будут ли первые по-прежнему забрасывать
в мир дрожжи смут и насилия или вторые посеют в нем семена
согласия, союза, справедливости и мирных отношений.
Что подумали бы об историке, который вообразил бы, что
вооруженная Европа в начале века проводила множество хит-
роумных маневров своих бесчисленных армий, ведомых ловкими
генералами, — что все это делалось лишь ради того, чтобы вы-
яснить, кто станет владеть крохотными полями, где шли аустер-
лицкая или ваграмская битвы. От исхода этих битв зависело
существование династий и империй. Но триумф силы может
быть эфемерным; его никак, нельзя сравнить с триумфом обще-
ственного мнения. И когда мы видим, как великий народ, чье
воздействие на весь мир бесспорно, впитывает в себя идеи
справедливости и истины, когда мы видим, как он отвергает
ложные идеи превосходства, долго несшие опасность другим
народам, когда мы видим его готовность вырвать политическую
власть из рук алчной и агрессивной олигархии — давайте-ка по-
остережемся думать — хотя первые битвы и касаются лишь эко-
номических вопросов — поостережемся думать, будто в борьбу
не вовлечены гораздо более значительные и более благородные
интересы и задачи. Ибо, пройдя множество уроков несправед-
ливости, увидев множество примеров извращенности в отноше-
ниях между народами, Англия, эта крохотная часть земной су-
47
ши, Англия посеяла на своей земле ростки тоже множества ве-
ликих и полезных идей. И если она стала колыбелью печати,
суда присяжных, представительной системы, отмены рабства, и
все это вопреки сопротивлению могущественной и безжалостной
олигархии, то чего, кроме блага, может ждать мир от Англии,
когда вся нравственная, социальная и политическая власть пе-
рейдет там в руки демократии посредством революции, прохо-
дящей медленно, трудно, но мирно в умах людей, и направляет
этот процесс ассоциация, имеющая в своих рядах много людей,
чья испытанная высокая интеллектуальность и нравственность
ярким светом освещают и их страну, и наш век? Подобная ре-
волюция не есть просто событие, случай или катастрофа, воз-
никшая ввиду огромного и быстро исчезающего энтузиазма.
Она, я бы сказал, есть медленный катаклизм в жизни общества,
меняющий все условия и самую среду его существования. Мо-
гущественной становится справедливость, властью овладевает
здравый смысл. Правилом и нормой политики становится все-
общее благо, благополучие народа, масс, малых и больших лю-
дей, сильных и слабых. Привилегии, злоупотребления, касто-
вость исчезают со сцены, притом не путем дворцового переворо-
та или уличного мятежа, а путем последовательного и общего
возвышения прав и обязанностей человека.
Одним словом, это триумф человеческой свободы и смерть
монополии — этого Протея во многих обличиях: завоевателя,
владельца рабов, теократа, феодала, промышленника, торговца,
финансиста и даже филантропа. Во что бы ни рядилась моно-
полия, она больше не выдерживает пристального взгляда обще-
ственности, которая научилась распознавать ее и в красной ар-
мейской форме, и в черной судейской мантии, и в куртке план-
татора, и в расшитом золотом одеянии пэра. Свободу всем!
Каждому справедливое и естественное вознаграждение за труд
и его результаты? Каждому справедливый и естественный дос-
туп к равенству в соответствии с его усилиями, интеллектом,
прозорливостью и нравственностью. Свободный обмен со всем
миром! Мир во всем мире! Долой колониальное порабощение,
долой излишнюю армию и флот, кроме сил, необходимых для
обеспечения национальной независимости? Четкое разграниче-
ние между тем, что есть и что не есть миссия и задача прави-
тельства и закона! Политическая ассоциация, сведенная к га-
рантированию каждому его свободы и его безопасности против
всякой агрессии, будь то внешняя или внутренняя; справедли-
вый налог для того, чтобы оплачивать труд людей, которым по-
48
ручена эта высокая миссия, а не для того, чтобы служить под
маской, именуемой рынками сбыта, внешней узурпации, а под
именем покровительства — ограблению одних граждан други-
ми. Вот что волнует Англию, вот что происходит на поле битвы,
внешне совсем небольшом, поскольку там речь идет о таможен-
ном вопросе. Но этот вопрос втягивает в свою орбиту рабство в
его современной форме. Выступая в парламенте член Лиги г-н
Гибсон говорил: “Владеть людьми, чтобы заставлять их работать
на себя, или владеть, захватывая их, продуктами труда людей —
все это одно и то же рабство, разница только в степени”.
Наблюдая эту революцию, которая, не скажу, готовится, а
уже совершается в соседней стране, чьи судьбы — и вряд ли
кто с этим не согласится — затрагивают весь мир; наблюдая
явные симптомы результатов работы людей в этом направле-
нии, симптомы, проявляющие себя в дипломатии и парламент-
ской деятельности, в череде реформ, вот уже четыре года выры-
ваемых из рук аристократий; наблюдая мощную агитацию, го-
раздо более мощную, чем агитация ирландская, и гораздо более
важную по своим результатам, поскольку она направлена, по-
мимо всего прочего, на изменение характера отношений между
народами, на изменение условий их хозяйствования и на внесе-
ние в их отношения принципа братства вместо принципа анта-
гонизма, — так вот, когда наблюдаешь все это, не можешь не
изумляться глубокому, всеобщему и систематическому молча-
нию французской печати на этот счет. Из всех социальных фе-
номенов, которые мне доводилось наблюдать, это молчание и
особенно, так сказать, успешное молчание приводит меня в
крайнее недоумение. Какой-нибудь бдительный немецкий кня-
зек сумел на несколько месяцев задержать вторжение француз-
ской революции в его владения — вот это легко понять. А то,
что в великой стране, со свободой печати и слова, уже семь лет
подряд совершается великое социальное движение современно-
сти и что там происходят события, которые, помимо своей обще-
человеческой важности, должны оказывать и уже оказывают
сильнейшее воздействие на наш собственный режим хозяйство-
вания, то есть все то, что газеты с успехом не доводят до сведе-
ния публики, представляет собой некое стратегическое чудо, в
которое не смогут поверить потомки, но в котором все-таки надо
разобраться. Я знаю, что в наше время опасно нападать на пе-
риодическую печать. Она захватила власть над всеми нами.
Горе тому, кто хочет уклониться от ее деспотизма и стать само-
стоятельным. Горе тому, кто вызывает ее ярость, которая может
4-2514
49
оказаться смертельной. Бравировать не значит быть храбрым, а
значит быть безумным, ибо храбрый взвешивает шансы исхода
битвы, а безумный бросается в битву без всяких шансов. Да и
какой шанс у вас перед судом общественности, потому что, что-
бы защититься, надо хотя бы услышать внятный голос против-
ника, а он может раздавить вас либо пустым словом, либо мол-
чанием? И все-таки давайте пренебрежем всем этим! Вещи
приняли сегодня такой оборот, что проявление независимости
может вызвать благоприятную реакцию в самом газетном мире.
В мире физическом избыток зла ведет к разрушению, но в не-
исчерпаемом мире мысли зло может привести к возвращению
добра. И разве дело в личной судьбе смельчака, который возь-
мет на себя инициативу борьбы? Я искренне полагаю, что га-
зетчики обманывают людей; я уверен, что знаю, почему они так
поступают. Будь что будет, но моя совесть говорит мне, что я не
должен молчать.
В стране, где не развит дух объединения в ассоциации, где
люди не имеют ни способности, ни привычки, ни, быть может,
желания собираться вместе и открыто обсуждать свои общие ин-
тересы, газеты, что бы там ни говорили, являются не органами, а
возбудителями, самостоятельными двигателями общественного
мнения. Во Франции есть только две вещи: отдельные индивиды,
без связей, без общения между собой, и громовой голос печати,
непрестанно звучащий в ушах этих самых индивидов. Она само
олицетворение критики, но ее критиковать нельзя. Да и как об-
щественность удержит ее от чего угодно, если сама печать уста-
навливает правила и распоряжается общественным мнением по
своему усмотрению? В Англии газеты являются комментаторами,
информаторами, передатчиками идей, чувств, страстей на собра-
ниях в Сонсилиэйшн-холле, Ковент-Гардене, Эксетер-холле. Но у
нас, где газеты, так сказать, дирижируют общественностью, уви-
деть, как когда-нибудь ложь уступает место правде, можно, по-
жалуй, единственным способом: обнаружить противоречие между
самими газетами и разглядеть, как сами они, в каком виде и по
какому поводу контролируют друг друга.
Отсюда понятно, что если имеется какой-то вопрос, который
газеты всех партий хотят представить в ложном свете или про-
сто окружить его молчанием, то при наших нынешних нравах и
способах получения и подачи материалов они легко могут пол-
ностью ввести в заблуждение по вопросу, представляющимся
узким и специальным. У вас есть что противопоставить этой
новой Лиге. Нет? Вы прибыли из Лондона? Вы хотите расска-
50
зать то, что видели и слышали. Ни одна газета не даст вам сво-
их колонок. Тогда вы решите написать книгу? Они так вам рас-
пишут ее, что вам не поздоровится, или, что еще хуже, они пре-
доставят ей умирать собственной смертью, и вашим единствен-
ным утешением будет увидеть ее однажды у бакалейщика
свернутую в бумажные рожки.
Вы вознамеритесь выступать с трибуны? Ваши речи будут
усечены, искажены или опять-таки обойдены молчанием.
Именно так и случилось с вопросом, который мы сейчас рас-
сматриваем.
То, что некоторые газеты выступили на стороне монополии и
проявили себя глашатаями межнациональной ненависти, не
должно никого удивлять. Монополия сосредоточивает много ин-
тересов, а ложный патриотизм — душа множества интриг, и
достаточно этим интересам и этим интригам просто быть в на-
личии, как тотчас найдутся печатные органы, выступающие в
качестве их рупоров. Но чтобы вся периодическая печать, па-
рижская и провинциальная, на севере страны и на юге, левая и
правая была единодушна в растаптывании безупречных прин-
ципов политической экономии; чтобы она лишала человека пра-
ва обмена^ свободного и зависящего только от его собственных
интересов; чтобы она обостряла межнациональную рознь со
скрытой, а то и открытой целью помешать народам сблизиться
и соединить себя узами торговли; чтобы скрывать от публики
факты и проявления этой проблемы — да, это явление очень и
очень странное, которое, однако, должно иметь свой резон. Я
попытаюсь прояснить его и изложить со всей искренностью, на
какую способна моя душа. Я никогда не подвергаю нападкам
чистосердечные мнения, я уважаю их все. Я ищу только объяс-
нения факта одновременно из ряда вон выходящего и бесспор-
ного, как такового, а также ищу ответа на вопрос: как же полу-
чилось, что среди неисчислимого множества газет, представляю-
щих все системы, даже самые эксцентричные, какие способно
породить воображение, пишущих о социализме, коммунизме,
отмене права на наследство, собственности, даже семьи, среди
них не нашлось ни единого защитника права на обмен, права
людей обмениваться между собой плодами своего собственного
труда? Какое такое стечение обстоятельств сделало газеты всех
оттенков, такие разные и так ругающие друг друга по любому
другому вопросу, столь трогательно единодушными в защите
4*
51
монополии и в неустанном подхлестывании межнациональной
неприязни, и вот именно этим они держатся, усиливаются и за-
воевывают новые позиции?
Прежде всего газеты первого разряда прямо заинтересованы
в поддержании во Франции протекционистской системы. Я
имею в виду те газеты, которые открыто субсидируются комите-
тами монополистов, сельских хозяев, промышленников, колони-
стов. Заглушить и задушить идеи экономистов, популяризиро-
вать софизмы, поддерживающие режим ограбления, прослав-
лять индивидуальные интересы, противостоящие общему интересу,
окружить полнейшим молчанием факты и события, могущие
пробудить и просветить общественность, — такова миссия, ко-
торую они на себя возложили, да и деньги, получаемые ими от
монополии, они хотят добросовестно отработать.
Но столь безнравственная задача влечет за собой другую за-
дачу, еще более безнравственную. Недостаточно систематизиро-
вать ошибку, так как ошибка эфемерна по своей природе. Надо
еще предвидеть то время, когда учение о свободе обмена, овла-
девшая умами, воплотится в законы; и поистине мастерский
удар — попробовать доказать заранее, что такое невозможно.
Поэтому газеты, о которых я говорю, не ограничиваются теоре-
тическим обоснованием взаимной изоляции народов. Они еще и
стремятся вызывать и раздувать взаимное раздражение наро-
дов, поскольку те, дескать, привыкли обмениваться пушечными
ядрами, а не товарами. Нет ни одной дипломатической неуря-
дицы, которую они не использовали бы именно в этих целях.
Эвакуация из Анконы, восточные дела, право визита военных
кораблей в иностранные порты, Таити, Марокко все годится.
‘‘Пусть народы ненавидят друг друга, — говорит монополия, —
игнорируют, отталкивают, злобствуют, перегрызают друг другу
глотки, и тогда, какова бы ни была судьба идей и учений, моего
царства хватит надолго!”
Нетрудно проникнуть в секреты, диктующие поведение так
называемых газет парламентской оппозиции среди противников
союза и свободного общения народов.
По нашей конституции контролеры министров сами стано-
вятся министрами, если их контроль достаточно жесток и попу-
лярен, чтобы принизить и опрокинут тех, чье место они хотят
заступить. Что бы там ни думали о подобном устройстве во всех
других отношениях, нельзя не согласиться, что оно великолепно
приспособлено для разжигания борьбы между партиями за об-
ладание властью. Депутаты, прочащие себя на будущие мини-
52
стерские посты, могут лелеять только одну мысль, и эту мысль
народный здравый смысл выражает тривиально, но энергично:
“Сгинь! Тут я буду”. Понятно, что такая сугубо личная оппози-
ция естественным образом делает центром своих действий ка-
кие-нибудь внешние вопросы. Нельзя долго обманывать публи-
ку насчет того, что она сама видит, может даже потрогать и что
затрагивает ее непосредственно. Однако что касается происхо-
дящего за границей и поступает к нам в искаженных и усечен-
ных переводах, то тут нет никакой нужды придерживаться
правды, а достаточно и легко соорудить некую иллюзию, кото-
рая продержится некоторое время. К тому же, обращаясь к на-
циональному духу, столь крепкому во Франции, провозглашая
себя единственным защитником нашей славы, нашего знамени,
нашей независимости, непрестанно твердя, что правительство
связано с иностранными интересами, можно внушить уверен-
ность, что ты бьешься против правительства в союзе со всем
непобедимым народом, ибо какой министр может надеяться ос-
таться у власти, если общественность считает его трусом и пре-
дателем, продавшимся народу-сопернику?
Поэтому партийные лидеры и газеты, привязанные к их ко-
лесницам, прямо-таки вынуждены подстрекать народы к взаим-
ной ненависти, ибо как утверждать, что правительство трусливо,
если не утверждать, что заграница нагла? Как доказать, что на-
ми управляют предатели, если предварительно не доказать, что
мы окружены врагами, желающими диктовать нам законы?
Тем самым газеты, занимающиеся возвышением какой-либо
личности, вместе с газетами, состоящими на жаловании у моно-
полистов, делают неизбежным мировой пожар и, конечно же,
отдаляют на очень далекое время всякое сближение между на-
родами, всякую торговую реформу.
Высказываясь подобным образом, автор этой книги не наме-
ревается заниматься политикой и совершенно свободен от духа
партийности. Он, автор, не привязан ни к одной из великих
личностей, борьба между которыми заполнила газеты и трибу-
ны. Но он всей душой привязан к общим и постоянным интере-
сам своей страны, к делу истины и извечной справедливости.
Он убежден, что эти интересы и интересы всего человечества
едины, а не взаимно противоречивы, и поэтому расценивает как
верх извращенности превращение неприязни и ненависти меж-
ду народами в парламентскую военную машину. Впрочем, он
совсем не приветствует внешнюю политику нынешнего кабине-
та, потому что он не забыл, что человек, проводящий ее, упот-
53
ребил против своих соперников то же самое оружие, которое его
соперники сегодня обращают против него.
Попробуем поискать международную беспристрастность и,
следовательно, экономическую истину в легитимистских и рес-
публиканских газетах. Эти два направления движутся вне вся-
ких вопросов о личностях, поскольку доступ к власти им закрыт.
Казалось бы, ничто не мешает им независимо выступать за де-
ло свободы торговли. Однако и они настроены против свободно-
го общения народов. Почему? Я не хочу подвергать нападкам
ни намерения, ни лиц. Я признаю, что в этих двух больших пар-
тиях могут существовать взгляды, правомерность — но не ис-
кренность! — которых можно оспаривать. К сожалению, как раз
искренность далеко не всегда присутствует в газетах, излагаю-
щих эти взгляды. Когда ставишь перед собой задачу каждо-
дневно подрывать порядок вещей, который считаешь плохим, то
в конце концов становишься неразборчивым в выборе средств
для собственных действий. Чинить трудности властям, компро-
метировать их — такова печальная необходимость политики,
если она направлена лишь на то, чтобы расчистить почву от
институций и людей, находящихся на ней, и поместить на их
место других людей и другие институции. И тут тоже призывы
к патриотизму, чувству национальной гордости, славы, превос-
ходства служат самым эффективным оружием. Чрезмерность и
заблуждение входят в привычку. Благополучие и свобода граж-
дан, великое дело братства народов без зазрения совести при-
носятся в жертву делу предварительного разрушения всего
этого; и такое разрушение эти партии считают своей первейшей
задачей и первейшим долгом.
Что ж! Допустим, требования и условия полемики требуют
от оппозиционной печати жертвовать свободой торговли, потому
что, предполагая гармонию международных отношений, такая
свобода лишает ее лучшего орудия нападения. Но тогда про-
правительственная печать вроде бы должна поддерживать эту
свободу. Но она этого не делает. Правительство, сгибаемое тя-
жестью единодушных обвинений, чувствующее, что его непопу-
лярность выбивает у него почву из-под ног, хорошо знает, что
слабый голос его газет не заглушит воплей всех оппозиций, взя-
тых вместе. Оно прибегает к другой тактике. Его обвиняют, что
оно служит иностранным интересам? Ладно! Оно фактами до-
кажет свою независимость и свою гордость. Оно сделает все,
54
чтобы сказать стране: Видите? Я повсеместно увеличиваю та-
рифы; я не отступаю перед враждебным натиском дифференци-
альных пошлин; и среди бесчисленных островков Великого
океана я завладеваю одним, но таким, который должен вызвать
как можно больше недовольства и вражды со стороны ино-
странцев!
Разоблачить все эти интриги вполне могла бы местная, пе-
чать, печать департаментов.
Со мной осталась бедная служанка,
Ее не заразил тлетворный воздух
Но вместо того чтобы твердо реагировать на парижскую пе-
чать, она смиренно, да и просто глупо, ждет ее указаний. Она
не хочет жить собственной жизнью. Она привыкла получать по
почте идеи, которые надо развертывать, маневры, к которым
надо прибегать, и все это ради г-на Тьера, г-на Моле или г-на
Гизо. Перья скрипят в Лионе, Тулузе, Бордо, но голова работа-
ет в Париже.
Так и получается, что стратегия газет, будь то парижские
или провинциальные, левые, правые или центристские, вовлека-
ет их к единению с газетами, находящимися на содержании ко-
митетов монополистов, и все вместе они вводят в заблуждение
общественное мнение насчет великого социального движения,
совершающегося в Англии; они не говорят о нем ничего, а если
и приходится сказать несколько слов, например об отмене раб-
ства, то они изображают дело как законченный макиавеллизм,
имеющий своей дальней целью эксплуатацию всего мира Вели-
кобританией даже посредством самой свободы.
Мне кажется, что столь наивное предостережение рассеется
по прочтении этой книги. Когда видишь, как действуют фритре-
деры, как говорят, когда прослеживаешь шаг за шагом развер-
тывание их мощной агитации, которая волнует и захватывает
весь народ и завершением которой наверняка будет падение
олигархического господства, делающего, по нашим же утвер-
ждениям, Англию опасной, тогда, думаю, просто невозможно
вообразить, будто столько усилий и упорства, столько искренне-
го стремления и живой активности направлены на достижение
единственной цели: обмануть соседний народ, побудив его при-
нять у себя законы хозяйствования, основанные на справедли-
вости и свободе.
55
В конце концов, прочтя эту книгу, придется признать, что в
Англии существует два класса, два народа, два круга интересов,
два принципа, одним словом — аристократия и демократия.
Одна желает неравенства, другая стремится к равенству;
одна отстаивает ограничения, другая требует свободы; одна хо-
чет завоеваний, колониального режима, политического превос-
ходства, безраздельного владычества на морях, другая трудится
ради всеобщего освобождения, то есть отказа от завоеваний и
захватов, хочет разбить колониальные цепи, а в международных
отношениях убрать искусственные комбинации и установить
свободные и добровольные отношения торгового обмена. Разве
не абсурдно одинаково ненавидеть эти два класса, две народа и
два принципа, из которых один благоприятен человечеству, а
другой вредит ему? Тот, кто не хочет впасть в слепую, в гру-
бейшую непоследовательность, должен протянуть руку либо
английскому народу, либо английской аристократии. Если сво-
бода, мир, равенство закона для всех, право на естественную
оплату труда — это также и наши принципы, то мы должны
быть солидарны с Лигой. Если же, напротив, мы полагаем, что
грабеж, захват, монополия, неуклонное завоевание всех районов
земного шара суть, для какого-либо народа, элементы величия,
не мешающие спокойному развитию других народов, тогда нам
надо объединиться с английской аристократией. Но, еще и еще
раз скажу, будет верхом абсурда, который неизбежно сделает
нас посмешищем других народов и заставит нас когда-нибудь
краснеть за собственное безумие, если, наблюдая битву этих
двух противоположных принципов, мы будем в равной мере
слать проклятия бойцам обоих лагерей. Такое поведение, дос-
тойное лишь детской стадии развития общества, но странным
образом почитаемое за проявление национальной гордости, до
сих пор могло объясняться полным неведением о самом факте
этой борьбы, в котором нас держали. Но упорствовать в том же
самом теперь, когда о борьбе стало известно, это значит при-
знать, что у нас нет хоть сколько-нибудь устоявшихся принци-
пов, взглядов, идей; это значит отречься от собственного досто-
инства; это значит объявить всему изумленному миру, что мы
больше не люди и что не рассудок, а слепой инстинкт руководит
нашими поступками и привязанностями.
Если я не впадаю в иллюзию, то эта книга должна также
представлять определенный интерес и с литературной точки
56
зрения. Ораторы Лиги часто восходили на высочайшие ступени
политического красноречия, да иначе и не могло быть. Каковы
внешние обстоятельства и каково состояние души, которые спо-
собны вызвать и проявить всю мощь ораторского искусства?
Разве не сама великая борьба стирает всякий личный интерес
оратора перед огромностью интереса общественного? И какая
другая борьба может иметь такой характер, как не эта, в кото-
рой самая живучая аристократия и самая энергичная демокра-
тия в мире борются между собой оружием законности, слова и
рассудительности, первая — за свои несправедливые и вековые
привилегии, вторая — за священные права труда, за мир, сво-
боду и братство в большой человеческой семье?
Наши отцы тоже вели подобную борьбу, и мы видели, как ре-
волюционная страсть превращала в могучих трибунов людей,
которые, не будь этих революционных бурь и потрясений, остава-
лись бы посредственностями, о которых не знал бы мир, и сами
они не знали бы себя. Революция, как горящий уголь, коснув-
шийся уст Исайи, коснулась их уст и воспламенила их сердца.
Но в те времена социальная наука, знание законов, которым
подчинено человечество, еще не могли питать и направлять их
бурное красноречие. Учения Рейналя и Руссо, древние чувства,
заимствованные у греков и римлян, заблуждения XVIII века и
декламаторская фразеология, которой обычно прикрывались эти
заблуждения — все это хотя и не отнимало ничего, а даже при-
давало некую пылкость ораторству, все-таки делало его бесплод-
ным для века более просвещенного. Ибо говорить страстно — это
еще не все; надо говорить также и умно и, затрагивая сердца,
удовлетворять интеллект.
Я думаю, что именно эти свойства мы находим в речах Кобде-
на, Томпсона, Фокса, Гибсона, Брайта и других. Это уже не ма-
гические слова, не имеющие четкого определения, такие, как
свобода, равенство, братство, скорее пробуждающие инстинкты,
чем порождающие идеи. Это наука, точная наука, наука Смита и
Сэя, которая, конечно, может для своего распространения заим-
ствовать огонь отрасти, но ее собственный свет не гаснет никогда.
Я далек от того, чтобы подвергать сомнению ораторские та-
ланты людей моей страны. Но разве не требуются определенная
публика, определенный театральный зал и прежде всего опре-
деленное дело, чтобы мощь слова поднялась на ту высоту, кото-
рой ей вообще дано достигнуть? И разве слово достигает таких
57
высот в войне за министерские портфели, в личных соперниче-
ствах, в антагонизмах кружков и кланов, когда народ, страна,
человечество оказываются вроде бы не у дел, когда борющиеся
стороны с отвращением отвергают всякий принцип, всякую
внутренне связную политическую мысль, когда в результате ка-
кого-нибудь правительственного кризиса они совершенно легко
меняют друг у друга и идеи, и министерские кресла, так что
горячий патриот превращается в осторожного дипломата, а
апостол мира — в Тиртея* войны? Неужто во всех этих мелких
обстоятельствах и делах может возвыситься ум и подняться ду-
ша? Нет, для политического красноречия нужна другая обста-
новка, другой воздух. Нужна борьба, но не борьба личностей, а
борьба вечной справедливости против упорствующей несправед-
ливости. Нужен пристальный взгляд на великие результаты, что-
бы душа созерцала их, желала, надеялась на них, лелеяла их и
чтобы язык человеческий не служил ничему иному, кроме как
вливать в другие симпатизирующие души это могучее желание,
благородный замысел, чистую любовь и бесценную надежду.
Одна из самых характерных и самых поучительных особен-
ностей, отличающих агитацию, о которой я пытаюсь поведать
моей стране, — это полное отвержение фритредерами всякого
духа партийности и отмежевание от вигов и тори.
Разумеется, дух партийности всегда изображает себя как
дух общественности. Однако существует один верный признак,
по которому можно отличить один дух от другого. Когда нечто
предлагается на рассмотрение парламента, общественный дух
спрашивает: что ты есть? Партийный дух опрашивает иначе: от
кого ты пришло? Если предложение пришло от министра, зна-
чит оно плохое или должно быть плохим; основание для откло-
нения — предложение исходит от министра, которого надо сверг-
нуть. Дух партийности — величайший бич народов, живучих
при конституционном режиме. Постоянно воздвигая разные
препятствия на пути управления страной, он мешает благу во-
плотиться в жизнь внутри страны. А поскольку он, этот дух,
ищет себе точку опоры главным образом во внешнеполитиче-
ских вопросах и поскольку его тактика заключается в их обост-
рении, чтобы показать, что кабинет не умеет вести внешние де-
ла, отсюда следует, что дух партийности, пребывая в оппозиции,
превращает народ, страну в вечного антагониста других наро-
дов и в источник постоянной угрозы войны.
58
С другой стороны дух партийности, присутствующий на мини-
стерских скамьях, не является ни менее слепым, ни менее ком-
прометирующим страну. Существование правительства зависит
теперь не от его умения или неумения вести дела, а от черных
или белых шаров вопреки всему, первой заботой кабинета оказы-
вается рекрутирование как можно большего числа своих сторон-
ников путем подкупа парламентариев и избирателей.
Английский народ больше других страдал от долгого господ-
ства партийного духа, и нам следует усвоить урок, преподавае-
мый нам сейчас фритредерами, которые, имея в парламенте
больше ста своих депутатов, преисполнены решимости рассмат-
ривать каждый вопрос сам по себе, связывая его с принципами
общей справедливости и общей полезности и не беспокоясь о
том, понравится ли положительное или отрицательное голосова-
ние Пилю или Расселу, тори или вигам.
Вообще в этой книге содержатся, как мне представляется,
полезные и практические уроки. Я имею в виду не экономиче-
ские знания, хотя распространять их, разумеется, тоже вполне
уместно. Сейчас я имею в виду тактику действий в рамках за-
кона в целях решения большой национальной проблемы, иными
словами — искусство агитации. Мы еще новички в стратегии
такого рода. Я не боюсь оскорбить национальное самолюбие,
говоря, что долгий опыт дал англичанам знание, которого нам
не хватает, научил их способам добиваться победы принципа не
однодневной схваткой, а медленной, терпеливой, упорной борь-
бой, содержательной дискуссией, воспитанием общественного
мнения. Существуют страны, где человек, задумавший какую-
нибудь реформу, сразу начинает требовать от правительства
провести ее в жизнь, нисколько не заботясь насчет того, подго-
товлены ли уж в его стране к такой реформе. Правительство не
реагирует никак, на том дело и кончается. В Англии же чело-
век, которого осенила полезная мысль, прежде всего обращает-
ся к тем из своих сограждан, которые склонны эту мысль под-
держать. Люди собираются, организуются, набирают себе сто-
ронников. И тут уже проходит первая обработка идеи, из
которой испаряются пустые мечтания и утопии. И если сама
идея имеет определенную ценность, она завоевывает себе плац-
дарм, проникает во все социальные слои, и все это происходит
постепенно и последовательно. Какая-либо противоположная идея
тоже приводит к созданию ассоциаций и очагов противодейст-
59
вия. Это период всеобщего публичного обсуждения, петиций,
парламентских запросов и предложений, непрестанно возобнов-
ляемых. В парламенте подсчитывают голоса, оценивают степень
успеха, развивают его, проводя чистку в списках избирателей, и
когда наконец наступает день триумфа, парламентский вердикт
не есть революция, а есть лишь констатация преобладающего
умонастроения. Реформа закона следует за реформой идей, и
можно быть уверенным, что такое народное завоевание обеспе-
чено навсегда.
С этой точки зрения пример Лиги представляется мне за-
служивающим подражания у нас. Позволю себе привести вы-
держки из высказываний на этот счет одного немецкого путеше-
ственника, г-на Й. Г. Коля: “Постоянные заседания комитета Ли-
ги проходят в Манчестере. Благодаря любезности одного моего
друга я попал в обширный зал, где увидел и услышал вещи,
удивившие меня до крайней степени. Джордж Вильсон и другие
известные руководители Лиги, собравшиеся в зале Совета, при-
няли меня со всей открытостью и приветливостью, они сразу
отвечали на все мои вопросы и ознакомили меня со всеми под-
робностями своей работы. Я не мог удержаться от того, чтобы
спросить самого себя, а что случилось бы в Германии с людьми,
талантливо и смело атакующими фундаментальные законы го-
сударства. Они, конечно, давно сидели бы в темных тюремных
камерах, а не занимались бы свободно и смело своим великим
делом на глазах у всех. Я задавался также вопросом, допустили
бы в Германии такие люди иностранца ко всем своим секретам,
делая это с такой непринужденностью и сердечностью.
Я был удивлен, что члены Лиги, все эти люди, не занимаю-
щие государственных постов, торговцы, фабриканты, литерато-
ры, взялись за большое политическое дело, как министры, как
государственные деятели. Похоже, что умение вести обществен-
ные дела — врожденная способность англичан. За все время,
что я находился в зале Совета, туда приносили множество пи-
сем, их вскрывали, прочитывали и тотчас, без всякой задержки,
посылали ответы. Письма приходили со всех концов Соединен-
ного Королевства, были по содержанию самыми разными, но
все касались дела, которым занимается ассоциация. В некото-
рых сообщались новости о деятельности членов Лиги или их
противников, ибо Лига всегда видит и старается видеть и своих
друзей, и своих врагов...
60
Через свои местные ассоциации, созданные по всей Англии,
Лига теперь влияет на всю страну и стала очень важной орга-
низацией. Ее фестивали, выставки, банкеты, собрания пред-
ставляют собой большие народные торжества... Любой член Ли-
ги, уплативший взнос в 50 ф. ст. (1250 франков) получает место
и голос в Совете... Лига имеет комитеты рабочих, содействую-
щие распространению ее идей среди трудящихся классов, и ко-
митеты дам, призванные обеспечить симпатию и сотрудничество
представительниц прекрасного пола. У нее есть преподаватели
и профессора, ездящие в качестве ораторов по всей стране,
разжигая огонь агитации среди людей. Эти ораторы часто уст-
раивают конференции и публичные дискуссии совместно с ора-
торами противоположной партии, и почти всегда последние
выходят побежденными из таких битв... Члены Лиги письменно
обращаются непосредственно к королеве, герцогу Веллингтону,
сэру Роберту Пилю и к другим высокопоставленным деятелям и
не упускают случая послать им свои газеты и обстоятельные
доклады, где всегда верно и правдиво отражается их деятель-
ность. Иногда они направляют к самым видным и самым зна-
менитым английским аристократам своих делегатов, чтобы те
бросили им прямо в лицо самую жесткую правду.
Разумеется, Лига не пренебрегает могуществом сторукого
Бриарея, каковым выступает печать. Она не только распро-
страняет свои взгляды через доброжелательные к ней газеты,
она сама выпускает немало периодических публикаций, цели-
ком посвященных ее делу. В них содержатся сведения о дейст-
виях Лиги, о денежных подписках в ее фонд, собраниях, речах
против запретительного режима, в которых в тысячный раз по-
вторяется, что монополия несовместима с естественным поряд-
ком вещей и что цель Лиги — добиться справедливого порядка,
угодного Провидению... Ассоциация за свободу торговли осо-
бенно охотно прибегает к небольшим и дешевым брошюрам и
листовкам. Брошюра — наиболее предпочитаемое оружие в
английской полемике. С помощью этих кратких и популярно
изложенных трактатов, по два су за экземпляр, написанных та-
кими знаменитыми авторами, как Кобден и Брайт, Лига посто-
янно воздействует на публику и, — если говорить военным язы-
ком, ведет непрерывную перестрелку. Она прибегает и к еще
более легкому оружию — афишам и плакатам, содержащим
краткие призывы, изречения, афоризмы, даже стихотворные
61
строки, философские или сатирические, серьезные или веселые,
но всегда имеющие сюжетом две вполне конкретные вещи: мо-
нополию и свободный обмен... Лига и анти-Лига воюют между
собой даже в букварях, сея тем самым элементы дискуссии в
умы будущих поколений.
Все тексты Лиги не только хорошо пишутся, но и хорошо пе-
чатаются, брошюры снабжаются обложками и складываются
для дальнейшего распространения в помещениях манчестерско-
го комитета. Я прошел множество комнат, где все типографские
операции проводятся с начала до конца, пока не попал в боль-
шое складское помещение, где книги, газеты, доклады, таблицы,
брошюры, плакаты упакованы в тюки, похожие на тюки мусли-
на или какой-нибудь галантереи. Наконец мы добрались до бу-
кетной, где элегантные дамы предложили нам чаю. Завязался
разговор”. (И т.д.)...
Поскольку г-н Коль говорил также об участии английских
дам в деле Лиги, я надеюсь, что никто не найдет неуместными
некоторые мои размышления по этому поводу. Я подозреваю,
что читатель может быть удивлен и смущен, даже, быть может,
возмущен, узнав, что в этих бурных дебатах участвует женщи-
на. Вроде бы женщина теряет свою грацию, погрязая в этой,
так сказать, научной мешанине ершистых и варварских слов
“тарифы”, “заработки”, “прибыли”, “монополии”. Что, каза-
лось бы, общего, между сухими рассуждениями и эфирным су-
ществом, ангелом нежных привязанностей, поэтической и пре-
данной натурой, единственное предназначение которой — лю-
бить и нравиться, сочувствовать и утешать?
Но если женщина и страшится какого-нибудь тяжеловесного
умозаключения и холодной статистики, она все-таки наделена
чудесной проницательностью, находчивостью, уверенностью
оценки, и все эти качества позволяют ей подойти к серьезному
делу с такой стороны, что все оно, это дело, будет соответство-
вать склонностям ее сердца. Она сразу поняла, что усилия Лиги
служат делу справедливости и, так сказать, исправления по от-
ношению к страждущим классам. Она поняла, что милостыня —
далеко не единственная форма благотворительности. Мы всегда
готовы помочь в беде, говорят они, но это не есть основание для
того, чтобы закон творил бедных. Мы хотим накормить тех, кто
голоден, одеть тех, кому холодно, но мы рукоплещем усилиям,
имеющим целью опрокинуть барьеры, воздвигнутые между
одеждой и наготой, между продуктами питания и недоеданием.
62
Да и вообще, разве роль английских дам в деле Лиги не на-
ходится в совершенной гармонии с миссией женщины в общест-
ве? Празднества, вечера для фритредеров — всему этому дамы
придают блеск, теплоту, саму жизнь; они придают ее оратор-
ским состязаниям, на которых решается судьба масс; они вру-
чали прекрасный кубок самому красноречивому оратору и са-
мому неутомимому защитнику свободы.
Один философ сказал: “Народу нужно сделать только одну
вещь, чтобы развить у себя все добродетели и всю полезную
энергию. Он просто должен почитать достойное почитания и
презирать достойное презрения". А кто естественный раздат-
чик и стыда, и славы? Женщина. Женщина, наделенная тактом,
этой надежной вещью, с помощью которой она быстро угадыва-
ет нравственность цели, чистоту мотивов, приемлемость форм.
Женщина, будучи простым наблюдателем наших социальных
битв, всегда беспристрастна, чего часто не хватает нашему по-
лу. Корыстный интерес, холодный расчет никогда не проникают
в женскую любовь ко всему благородному и прекрасному. На-
конец, женщина умеет защищать людей слезами и командовать
ими улыбкой.
Когда-то дамы награждали победителей на рыцарских по-
единках. Отвага, ловкость, пощада побежденному сопровожда-
лись опьяняющим шелестом их рукоплесканий. В те времена
смут и насилия, когда грубая сила обрушивалась на слабых и
малых, все-таки в смелости поощрялось великодушие, а в сол-
датских привычках рыцаря поощрялись честность и порядоч-
ность.
Так что же? Неужели потому, что времена переменились,
прошли века за веками, мускульная сила уступила место нрав-
ственной энергии, несправедливость и угнетение приняли другие
формы, а борьба переместилась с полей битв на почву идей,
неужели по всему этому миссия женщины закончилась? Неуже-
ли она навсегда будет отстранена от социальных движений? И
ей будет запрещено оказывать на новые нравы свое благотвор-
ное влияние, и под ее взглядом не будут расцветать добродете-
ли более высокого порядка, которых требует современная циви-
лизация?
Нет, такого быть не может. Нет такой ступени в восходящем
движении человечества, на которой остановилось бы навсегда
воздействие женщины. Цивилизация трансформируется и рас-
63
тет, и воздействие женщины тоже должно трансформироваться
и расти, а не самоуничтожаться, иначе образуется необъясни-
мая пустота в социальной гармонии и в порядке вещей, угодном
Провидению. В наши дни женщине принадлежит возможность и
право награждать неоценимой наградой и оказывать непобеди-
мое поощрение уже не единственно храбрости вооруженного
человека, а нравственным достоинствам, интеллектуальной мощи,
гражданскому мужеству, политической чистоплотности, просве-
щенной филантропии. Пусть кто угодно будет пытаться высме-
ять это вхождение женщины в новую жизнь века, я же вижу в
этом только серьезное и трогательное. О, если бы теперь жен-
щина бросала на какую-нибудь политическую гнусность убий-
ственный взгляд презрения, какой она бросала некогда на
трусливого воина! Если бы она с головы до пят покрывала
смертельной иронией теперь уже не рыцаря, бежавшего с рис-
талища или купившего себе жизнь ценой чести, а торговца го-
лосами, предателя депутатского мандата, дезертира с поля бит-
вы за правду и справедливость!.. О, тогда в нашей борьбе не
было бы сцен нравственного падения и мерзостных поступков,
коробящих возвышенные сердца, жаждущие славы и достоинст-
ва своей страны! Да, у нас есть мужчины самоотверженной ду-
ши и могучего ума, но, видя, что повсюду властвует интрига,
они укутываются в покров сдержанности и гордости. Они гнутся
под ударами завистливой посредственности и угасают в мучи-
тельной агонии, отчаявшиеся, непризнанные. Такие элитарные
натуры доступны пониманию лишь женского сердца. Если са-
мая отвратительная гнусность искорежила все наши институ-
ции, если низменная алчность, не довольствуясь своим безраз-
дельным владычеством, нагло желает возвести себя в систему,
если свинцовый воздух висит над нашей общественной жизнью,
то, быть может, причину всего этого надо искать в том, что жен-
щина еще не взяла на себя миссию, порученную ей Провидением.
Пытаясь указать на некоторые из уроков, которые можно из-
влечь из чтения этой книги, хочу сказать — хотя, это ясно и так, —
что все достоинства книги принадлежат ораторам, чьи речи я
перевел. И именно как переводчик и первым должен признать
слабость самого перевода, да и подобранного мною состава кни-
ги. Я не выразил всю силу красноречия Кобдена, Фокса,
Джорджа Томпсона. Я пренебрег тем, чтобы познакомить фран-
цузскую публику с другими сильнейшими ораторами Лиги —
64
гг. Муром, Вильерсом и полковником Томпсоном. Я совершил
ошибку, не обратившись к столь обильным и драматичным ис-
точникам как парламентские дебаты. Наконец, имея в своем
распоряжении множество материалов, я мог бы сделать более
точный и аккуратный их выбор, чтобы показать со всей нагляд-
ностью успехи агитации. Но всем этим недоработкам и пропа-
жам у меня есть только одно извинение. Мне не хватало ни
времени, ни объема будущего труда, особенно объема, ибо раз-
ве решился бы я выпустить несколько томов, когда не уверен в
судьбе единственного тома, который я и представляю на суд
публики?
По меньшей мере, я надеюсь, что книга эта пробудит неко-
торые надежды в определенной школе экономистов. Было время
когда она обоснованно полагала, что ее принцип восторжеству-
ет лишь в неблизком будущем. Но хотя в обывательской среде
существовало еще множество предрассудков и предубеждений:
интеллектуальный класс, изучающий науки о морали и полити-
ке, постепенно освободился от них. Эти люди еще спорят насчет
своевременности постановки и решения тех или иных вопросов,
но что касается теории, что касается идей, авторитет Смита,
Сэя и их сподвижников уже бесспорен.
Однако вот уже прошло два десятка лет, и, к сожалению,
нельзя утверждать, что политическая экономия завоевала новые
позиции. Было бы даже мало сказать, что она потеряла старые,
и почти можно утверждать, что у нее не осталось ничего, если
не считать крохотного пространства, на котором выстроено и
высится здание Академии нравственных наук. В теории самые
странные причуды, самые апокалиптические видения, самые
диковинные утопии овладели умами поколения, которое следует
за нами. В практике монополия шествует от одного завоевания
к другому. Колониальная система расширила и упрочила свои
основы. Протекционистская система превратила оплату труда в
фальшивку, а общий интерес стал объектом грабежа. Наконец,
сама школа экономистов пребывает, так сказать, в историче-
ском состоянии, ее книги читают, как разглядывают памятники,
рассказывающие о временах, которых больше нет,
И все-таки группа, пусть горстка, людей остались верны
принципу свободы. Они были бы верны ему, даже если бы на-
ходились в еще большей изоляции, ибо экономическая истина
овладевает душой с не меньшей властностью, чем математиче-
ская очевидность.
5-2514
65
Но, хотя их не покидает вера в конечный триумф истины, не-
возможно представить себе, чтобы они не чувствовали глубокого
разочарования, наблюдая состояние умов и деградацию идей.
Это чувство нашло отражение в недавно вышедшей книге, без-
условно представляющей собой капитальный труд экономиче-
ской школы после 1830 года. Не жертвуя ни одним принципом,
автор книги г-н Дюнуайе чуть ли не в каждой строке говорит,
что принципы эти воплотятся в жизнь лишь в отдаленном бу-
дущем, когда жестокий опыт, заменяющий отсутствующую рас-
судительность, рассеет все губительные предубеждения, кото-
рые так ловко поддерживаются и эксплуатируются людьми,
преследующими свои частные интересы.
Вот в таких печальных обстоятельствах я все-таки надеюсь,
что моя книга, несмотря на ее недостатки, послужит немалым
утешением, пробудит немало надежд и оживит страсть и пре-
данность в сердцах моих политических друзей, показав им, что
если факел истины гаснет в одном месте, он успевает зажечь
другой в другом месте, что человечество идет не назад, а вперед
гигантскими шагами и что не так уж далеко то время, когда
союз и благополучие народов будут зиждиться на незыблемой
основе: свободное и братское общение людей всех верований,
всех климатических зон и всех рас.
Собрание в Манчестере
в октябре 1842 года
Лига была основана в Манчестере в 1838 году. Свою деяте-
льность в метрополии она начала лишь в 1843 году, и мы не со-
чли себя вправе касаться более ранних событий, описывая ее
работу. Это значило бы, наверное, требовать от читателя больше
внимания, чем он готов нам предоставить. Тем не менее, прежде
чем перейти к лондонскому периоду Лиги, мы решили поместить
перевод речи г-на Кобдена в Манчестере в октябре 1842 года,
потому что в ней подведен итог проделанной работы и намечены
планы дальнейших действий этой могучей ассоциации.
Г-н Кобден:
«Господин председатель, леди и джентльмены.
Для перспектив нашего дела весьма благоприятно
то обстоятельство, что здесь присутствует немало вид-
ных и известных лиц и очень много дам. Особенно ме-
ня радует, что к нам пришли многочисленные пред-
ставители рабочего класса. (Аплодисменты.) Я с
удовлетворением выслушал зачитанные нам сообще-
ния, не оставляющие сомнений в успехах, достигну-
тых нами не только в этом городе, но и во всем коро-
левстве. Об одном из этих сообщений я должен ска-
зать несколько слов. Г-н Мюррей говорил о недо-
вольстве фермеров снижением цен на продукты сель-
ского хозяйства. В таких настроениях скрыты серь-
езные ошибочные представления. Фермеры с горечью
сетуют на то, что они больше не получают обычной
выручки от продажи скота, и утверждают, будто бы
изменения, недавно внесенные в тарифы сэром Ро-
бертом Пилем, привели к нашествию копытных из-за
границы.
Я же утверждаю, что они заблуждаются. Всего
иностранного скота не хватило бы, чтобы прокор-
5*
Истинные
причины
снижения
цен на про-
дукты сель-
ского хозяй-
ства
Снижение
покупатель-
ной способ-
ности город-
ского насе-
ления
привело к
снижению
цен на про-
дукты
Сельская
местность не
может про-
цветать,
когда города
приходят в
упадок
мить один только Манчестер хотя бы неделю. Сни-
жение цен происходит по совсем другой причине, о
которой полезно знать, потому что она имеет прямое
касательство к нашему делу. Истинная причина
снижения — не значительность внешних закупок, а
полное разорение внутри страны, клиентуры фер-
меров. (Возгласы: “Слушайте! Слушайте!”). Я про-
вел на этот счет некоторые изыскания и убедился,
что в Данди, Лидсе, Кендале, Карлайле, Бирминге-
ме, Манчестере потребление мяса уменьшилось на
одну треть по сравнению с его потреблением пять
лет назад; так что же невозможного в том, что такой
спад покупательной способности привел к относи-
тельному падению цен? Что касается нас, фабрич-
ных производителей, привыкших своевременно осве-
домляться о положении наших покупателей, желать
им благополучия, точно подсчитывать, какое воздей-
ствие их положение окажет на наше собственное
благополучие, мы не пришли бы к такому выводу,
какой сделали фермеры. Когда наша клиентура
беднеет, когда мы видим, что она лишена доста-
точных средств существования, тогда мы знаем, что
и мы страдаем от этого как продавцы. Фермеры еще
не усвоили этого урока. Они воображают, что сель-
ская местность может процветать, когда города
приходят в упадок. (“Слушайте! Слушайте!”). На
ярмарке в Честере сыр подешевел на 20 шиллингов
за квинтал*, а фермеры не устают твердить: “Тут
руку приложил Пиль”. Абсурдность такого понима-
ния вещей становится очевидной, если иметь в виду,
что тариф на этот продукт совершенно не менялся.
Да, цены на сыр, молоко, масло снизились, но поче-
му? Потому что большие промышленные города
обеднели и в Стокфорде, например, недельные зара-
ботки уменьшились на 7 тыс. ф. ст. (175 тыс. фран-
ков) по сравнению с несколькими годами ранее. Та-
кие факты прямо-таки бросаются в глаза, и как же
фермеры могут упорствовать в нападках на сэра Ро-
берта Пиля и усматривать в его тарифе причину
своих неурядиц? На последнем собрании в Уолтхэме
герцог Ратлендский пытался отрицать сам факт па-
дения цен. Он неправ; оно реально, и мы не должны
68
игнорировать незавидное положение фермеров, но
нам надо объяснить им истинные его причины.
Может показаться странным, что именно я за-
щищаю здесь сэра Роберта от упреков, бросаемых
его собственными друзьями. Мы находимся в оппо-
зиции к сэру Роберту Пилю не больше, чем ко вся-
кому другому министру. Мы не партийные деятели.
И хотя имеются политические партии, называющие
себя вигами или тори, которые стараются приписать
сэру Роберту ответственность за все беды, вызван-
ные плохой торговой политикой всей череды админи-
страций, управлявших делами нашей страны, мы
должны быть справедливыми к самому сэру Робер-
ту Пилю, а фермеров наставить на путь истинный.
(Аплодисменты.)»
Оратор обрисовывает затем плачевное состояние
продолжает:
«Рассуждая о наших бедах, английские газеты,
эти прислужники монополии, не оставляют без вни-
мания также и тариф, недавно введенный Соеди-
ненными Штатами, и по этому поводу подвергают
насмешкам американское законодательство. Однако,
если они искренни, когда выступают за то, чтобы мы
не винили кого-нибудь за рубежом за наши стра-
дания и сами удовлетворяли наши нужды упорным
трудом в собственной стране, то они должны были
бы признать, что такая политика, хорошая для нас,
хороша и для других, и приветствовать любую стра-
ну, проводящую ее. Но они ругают американцев за
то, что те действуют согласно нашим принципам.
(А плодисменты.)
Ну что ж, пусть они защищают наше дело со
ссылками на американцев, если полагают, что так
будет правильно. Пусть они вязнут в болоте непо-
следовательностей. (Аплодисменты.) Но зачем и по-
чему был принят этот тариф? Мы не должны терять
из виду, что не что иное как наши промахи закрыли
нам американские рынки. Вспомним 1833 год. Тогда
в Соединенных Штатах наблюдалось сильное воз-
буждение по поводу повышенных пошлин на про-
дукцию наших предприятий; недовольство было чрез-
69
городов и
Мы сами
виноваты в
закрытии
для нас аме-
риканских
рынков
вычайное, а в одном из штатов, в Южной Каролине,
дело дошло даже до прямого мятежа. В результате
в том же 1833 году был принят закон, по которому
ввозные пошлины должны были снижаться ежегод-
но, с тем чтобы по окончании десяти лет не остава-
лось ни одной пошлины, превышающей зафиксиро-
ванный максимум в 20 процентов. Срок действия
закона истек этим летом. Так что же сделало наше
правительство? Что сделала наша страна в ответ на
эту либеральную и доброжелательную политику?
Увы! Столь важное обстоятельство не привлекло
внимания ни наших следовавших друг за другом
правительств, ни — и я должен отметить это с при-
скорбием — самого народа, как будто дело происхо-
дит на другой планете. Мы не проявили никакого
уважения к усилиям американцев вдохнуть новую
жизнь в наш взаимный обмен. Теперь они глядят на
результаты своей политики, и что же они видят?
Спустя десять лет их торговля с нашей страной со-
кратилась по объему до уровня ниже того, какой
был до снижения пошлин. Их хлопок, рис, табак
упали в цене, к тому же это единственные продукты,
которые мы соглашаемся покупать у них. Мы отка-
зались от их зерна. Американцы поэтому решили,
что у них нет никаких оснований последовательно
продолжать свою политику, и небольшой группе их
промышленных монополистов оказалось легко до-
биться новых мер, исполнение которых приведет к
исключению американского континента из числа по-
купателей продукции наших фабрик и заводов. Это-
го бы не случилось, если бы мы протянули нашим
братьям по ту сторону Атлантики, так сказать, руку
взаимности в форме такого либерального закона,
который, разрешая закупки их зерна, побудил бы
сельскохозяйственные штаты поддерживать нас, а
не выступать против нас. Мы открыли бы для их
зерна рынок сбыта десятикратно обширнее и выгод-
нее, чем тот, который им предоставляют их промыш-
ленные монополисты. Американцы — люди рассуди-
тельные и дальновидные; кто знает их, тому хорошо
известно, что они не потерпели бы и никогда не тер-
пели бы нынешнего тарифа, если бы мы ответили на
70
их авансы и инициативы, ввозя их сельскохозяйст-
венные продукты в обмен на наши промышленные
товары. (Аплодисменты.)
Я совсем не хочу этим сказать, что американцы
поступили мудро, все-таки приняв этот тариф; для
них он означает лишение себя прибылей. И вот, с
одной стороны, американцы горестно всплескивают
руками при виде хлебных амбаров, стены которых
уже не выдерживают груза предыдущих урожаев, а
новые урожаи разносятся ветром по их широким
полям; с другой стороны, англичане, скрестив руки,
созерцают свои переполненные склады и притихшие „катает
заводы. Там не хватает одежды, здесь умирают с одежды, в
голоду, а законы, столь же абсурдные, сколь и вар- Англии лю-
варские, втискиваются между обеими странами, с голоду
чтобы мешать им обмениваться товарами и стать,
каждая для каждой, взаимовыгодными рынками такая систе-
сбыта. ("Слушайте! Слушайте!”) О, такое не может мапротиво-
продолжаться! Такая система не имеет будущего, ственному'
(Аплодисменты.) Она слишком противоречит есте- инстинкту,
ственному инстинкту, здравому смыслу, науке, чело- здравому
вечности, христианству. (Аплодисменты.) Повторяю: наукеУчело-
такая система не имеет будущего. (Снова аплодис- вечности,
менты.) Поверьте, что когда две нации, такие, как христианст"
Америка и Англия, заинтересованы во взаимном об-
мене, не во власти никакого правительства навеки КогДаД®а
. т, народа заин-
изолировать их друг от друга. (Аплодисменты.) И я тересованыв
искренне полагаю, что лет через десять, весь этот обмене, ни-
г „ какое прави-
механизм ограничении, у нас и за морями, станет тельствоне
достоянием истории. Я думаю, что через те же де- властно
сять лет правительства уже не смогут также вме- их°др^отЬ
шиваться в труд людей, ограничивать его или как-то друга
нажимать по-иному, направлять его в ту или другую
сторону; они будут бессильны влезать в частные и
личные дела, устанавливать часы обеда и отдыха,
навязывать каждой семье план ведения домашнего
хозяйства. ("Слушайте! Слушайте!”) Эта система
абсурдна ровно в такой же степени, что и система,
которая господствовала два века тому назад, когда
закон регулировал размеры, форму и качество сто-
лового белья, предписывал заменять пуговицы за-
стежками и указывал места, где надо ткать саржу,
71
Чтобы наши
принципы
восторжест-
вовали, нам
самим нуж-
но избавить-
ся от пред-
рассудков
Англия дала
миру многие
обществен-
ные инсти-
туты, осно-
ванные на
свободе,
теперь она
должна
явить миру
пример тор-
говой свобо-
ды
а где вырабатывать драп. (Смех и аплодисменты.)
А ведь по такому принципу действуют до сих пор.
Раньше вмешивались в промышленность графств,
сегодня вмешиваются в промышленность стран. В
обоих случаях нарушается то, что я называю естест-
венным правом каждого — [право] заниматься об-
меном там, где ему это удобно. (Аплодисменты.)
Господа, эта система, эта гнусная система не
может длиться долго. (Возгласы одобрения.) Вот
почему я рад, что мы взяли себе в союзники законы
и права природы, прилагая все наши усилия для
свержения такой системы. (Аплодисменты.) Но что-
бы наши принципы восторжествовали, нужно преж-
де всего устранить, в нас самих и в стране, пред-
рассудки, мешающие нашей борьбе, ибо, хотя
доктрина, против которой мы боремся, ясно видится
нам, именно нам, как губительная и отвратительная,
мы не должны забывать, что она господствует в
этом мире примерно с тех времен, когда мир был
сотворен Создателем. Наша роль — это поистине
роль реформаторов, преобразователей, потому что
мы вступили в схватку с монополией, то есть с сис-
темой, которая в том или ином виде восходит, как
мне представляется, к эпохе Адама или по меньшей
мере, к эпохе всемирного потопа. (Смех в зале.) Для
Англии, которая дала миру свободные институции,
печать, суды присяжных, различные формы пред-
ставительного правления, — для нее будет не мень-
шей славой, если она станет еще и первой страной,
показавшей миру пример торговой свободы. (Гром-
кие возгласы одобрения.) Не забывайте, что это ве-
ликое движение отличается от всех других движе-
ний, волнующих и будоражащих страну, тем, что
оно не отстаивает исключительно местные интересы
или интересы, направленные только на улучшение
внутреннего положения в нашем отечестве (другие
движения поступают именно так). Вы преуспеете в
борьбе лишь в том случае, если результаты ее дос-
тигнут самых отдаленных уголков мира; воплощение
в жизнь ваших идейных установок скажется не
только на положении производящих и торгующих
классов нашей страны, но и на материальном и
72
нравственном состоянии человечества на всем зем-
ном шаре. (Аплодисменты.) Именно моральные след-
ствия реализации принципа свободы торговли, за
который мы воюем, всегда представлялись мне —
среди всех других следствий и результатов нашего
великого движения — самыми впечатляющими и
величественными и самыми достойными наших уси-
лий и страстей. Установить свободу торговли — это
значит установить всеобщий мир и сплотить, скре-
пить цементом взаимных обменов все народы земли.
(“Слушайте! Слушайте!”) Это значит сделать вой-
ну между двумя странами такой же невозможной,
как невозможна война между двумя графствами
Великобритании. И тогда нам не придется быть
свидетелями всякого рода угрожающих дипломати-
ческих жестов, когда два человека — скажем, ми-
нистр в Лондоне и министр в Париже, — ввиду то-
го, что их угрозы запротоколированы, — начинают
прибегать ко всяческим уловкам и хитростям, но
дело рискует обернуться кровавой бойней между
двумя великими народами. Мы не увидим столь чу-
довищного абсурда, а совсем наоборот, в этих двух
великих странах, которые будут соединены общими
интересами, каждый магазин, контора, банк, каж-
дый склад, каждый завод и фабрика станет центром
и средоточием такой системы дипломатии, которая
обеспечит мир вопреки всем стараниям и хитростям
государственных деятелей, жаждущих развязать
войну. (Бурные аплодисменты.) Я утверждаю, что
эти цели благородны и славны, и хотя они требуют
всей энергии сильного пола, мужчин, которым при-
ходится и придется нести на себе до изнеможения
всю тяжесть борьбы, они заслуживают улыбки и
поощрения со стороны дам, которых я рад видеть в
этом зале. (Продолжительные аплодисменты.) На-
ше дело должно вселять в нас уверенность, ведь и в
самом деле с нами уже активно сотрудничают очень
и очень многие, живущие в этой стране, которой
управляют христианские министры. (Возгласы одо-
брения.) Такова наша задача, наша миссия, и да-
вайте поостережемся рассматривать ее — а так час-
тенько делают — как сугубо денежный вопрос, за-
главное —
это мораль-
ные следст-
вия принци-
па свободы
торговли
Установить
свободу
торговли —
значит уста-
новить все-
общий мир
73
Агитация
трагивающий исключительно интересы класса заво-
дчиков и купцов.
В ходе разговоров и решения некоторых проце-
дурных вопросов в самом начале заседания с вели-
чайшим удовлетворением узнал, что по инициативе
нашего неутомимого, нашего, я бы сказал, неукро-
тимого председателя (возгласы одобрения) Лига го-
товится к зимней кампании, еще более смелой и,
надеюсь, более решительной, чем все предыдущие
действия этой большой и влиятельной ассоциации. Я
увидел в одном служебном помещении четыре ог-
ромных тюка, плотно обернутых и перевязанных,
как крупные партии товаров на наших складах. Мне
сказали, что это брошюры — примерно пять квинта-
лов брошюр, — адресованные четырем нашим акти-
вистам, чтобы те немедленно и бесплатно распро-
странили их. (Аплодисменты.) Я полюбопытствовал,
как идут дела с нашей печатной продукцией. Печать
на матерчатых обложках, и вы сами знаете, получа-
ется плохо и, наверное, будет получаться еще хуже;
но печать на бумаге с некоторых пор выглядит от-
лично. За три последние недели Лига получила от
печатников триста восемьдесят тысяч брошюр. Это
совсем не мало для трехнедельной работы, но это
почти ничто для нужд всей страны. Люди очень хо-
тят получать информацию; отовсюду идут просьбы
присылать брошюры, тексты речей, другие публи-
кации; люди хотят знать, о чем идут наши большие
дебаты. В такой обстановке я думаю, что нам доста-
точно ознакомить публику с тем, какими средствами
мы располагаем для нашей деятельности — то есть
сказать им, что урожай созрел, но не хватает рук
убрать его и ссыпать в амбары, — и тогда люди не
откажутся дать нам все необходимое для зимней
кампании, которую мы проведем с удесятеренной
энергией. Насколько мне известно, мы расходуем
100 ф. ст. в неделю в целях разъяснения нашей про-
блематики. Надо тратить 1000 в неделю с нынешне-
го месяца и по февраль включительно. Боюсь, как
бы Манчестер не переусердствовал и не стал моно-
полистом в этой борьбе. Конечно, роль его велика и
почетна, но не надо, чтобы Манчестер превратился в
74
“монопольную” мишень всех нападок и клевет со
стороны прессы, покровительствуемой властями. По-
этому давайте примем от чистого сердца в свои ря-
ды тех из наших сограждан в других графствах, ко-
торые стремятся, я уверен в этом, стать нашими со-
ратниками в нашем великом деле. Лидс, Бирмингем,
Глазго, Шеффилд мечтают последовать за Ман-
честером. Таков английский характер. Они не по-
терпят, чтобы мы были единственными, кто высво-
бодит их из тисков монополии; это означало бы для
них заранее признать себя должниками по отноше-
нию к нам за все то, что перепадет им от завоеван-
ной свободы и от процветания, а взваливать на себя
груз такого долга, повторюсь, не в характере англи-
чан. Как поступают наши соотечественники в менее
славных и достойных битвах на земле и на море?
Разве вы слышали или читали в истории вашей
страны, чтобы они приписывали какому-нибудь од-
ному кораблю или одному полку всю честь одер-
жанной победы? Нет, они все вместе противостоят
врагу, и каждый хочет вырваться вперед. Вот так и
ведут и чувствуют себя Лидс, Глазго, Бирмингем;
предоставим же им достойное место в наших рядах.
Господа, теперь о наипервейшем, что составляет
самый нерв войны. Для успешного проведения нашей
операции нужны деньги. Мне известно, что у нашего
уважаемого друга, занимающего председательское
кресло, имеется план, согласно которому предпола-
гается — сейчас вы будете удивлены — попросить у
страны вспомоществование в размере 50 тыс. ф. ст.
(“Слушайте! Слушайте!”) Это составляет 1 млн шил-
лингов; мы собрали два миллиона подписей за отме-
ну хлебного закона, так разве так уж трудно собрать
миллион шиллингов?...
Леди и джентльмены, нам надо как можно шире
и обильнее распространять сокровища информации,
накопленные в парламентских расследованиях и оп-
росах и в книгах экономистов. Нам не нужны ни си-
ла, ни насилие, ни выставление напоказ материаль-
ного могущества (аплодисменты), чтобы обеспечить
успех нашего дела, мы хотим применить гораздо бо-
лее действенное оружие, которое нацелено на про-
для успеха
нам нужны
деньги
Мы собрали
2 млн под-
писей за
отмену
хлебного
закона, по-
этому не
составит
труда со-
брать 2 млн
шилл.
75
О полковни-
ке Томпсоне
О палате
общин
Большинст-
во людей не
желают
мыслить
самостоя-
тельно
буждение ума и духа. И поскольку я уверен в пра-
вильности выбора оружия, не могу отказать себе в
удовольствии рекомендовать вам недавно вышедшие
в свет труды полковника Томпсона (аплодисменты)'.
это целый арсенал, более чем достаточный для дос-
тижения нашей цели, если, конечно, это оружие бу-
дет распространено среди бойцов всей страны. И
тогда даже у тщедушного пастушка всегда найдется
под рукой камень, чтобы свалить Голиафа монопо-
лии. Любая высокая оценка его произведений, непо-
средственно касающихся наших проблем, не будет
излишне высокой. Полковник Томпсон был для нас
зарытым кладом. Мы не то что не знали цены этому
кладу, мы вообще не знали о его существовании. Его
статьи, опубликованные сначала в “Вестминстер
ревью”, остались незамеченными для большинства
из нас. И вот недавно он собрал все свои статьи и
очерки в единый труд, занявший шесть томов, кото-
рые поступили в продажу по чрезвычайно низкой,
прямо-таки бросовой цене; но я знаю, что деньги его
мало заботят, просто он пожелал послужить своим
трудом доброму делу. Я не колеблясь признаю, что
все, что мы говорим и пишем сегодня, было сказано
и написано лучше десять лет тому назад полковни-
ком Томпсоном. Насколько мне известно, он армей-
ский подполковник, но он настоящий Бонапарт в
великой битве за свободу. И мы победим в этой бит-
ве, распространяя знания, изложенные в его рабо-
тах, публикуя их заново в газетах и журналах, раз-
вешивая его тексты на стенах всех цехов и мастер-
ских, с тем чтобы людям волей-неволей приходилось
их читать и начинать понимать. Не думайте, что та-
кие методы неэффективны. Я-то знаю, что они
всемогущи. (Аплодисменты.) Я вошел в палату об-
щин безусловно не под влиянием предрассудков на-
счет благотворности этого учреждения, но все-таки
нельзя считать, что оно в неверном свете отражает
настроения общественности. Такое утверждение мо-
жет вас удивить, но примите во внимание тот не-
преложный факт, что из ста человек девяносто де-
вять абсолютно никак и ничем не формируют обще-
ственного мнения; они не желают мыслить
76
самостоятельно. (Аплодисменты.) С этой точки зре-
ния я и говорю, что палата общин достаточно верно
отражает дух страны и умонастроения в ней. Разве
не реагирует она на малейшие перемены в настрое-
нии общественности, делая это столь же чувстви-
тельно и быстро, как корабль слушается руля? Так
возьмите на вооружение любой вопрос, обсуждае-
мый в палате общин. Просвещайте народ, поставьте
его выше софизмов, которыми обрастает в парла-
менте любой вопрос; пусть ораторы там больше не
осмеливаются прибегать к софизмам, пусть боятся
вполне правомерной непопулярности их за стенами
парламента, и тогда реформа осуществится сама
собой. (Аплодисменты.) Именно так происходило со
всеми значительными мерами и важными решения-
ми, и мы постараемся, чтобы так было и впредь.
(Аплодисменты.) Не опасайтесь, что для того, чтобы
услышать глас народа, парламент будет ждать, по-
ка в его двери не застучат кулаками. Члены палаты
привыкли чуть ли не каждый день спрашивать мне-
ние своих избирателей и соответственно корректиро-
вать свое поведение. Конечно, они могут с демонст-
ративным презрением игнорировать усилия нашей
ассоциации, как и всякой другой ассоциации, однако
будьте уверены, что перед теми, кто сделал их депу-
татами, они будут вилять хвостами как верные псы.
(Смех и шумные аплодисменты.)
Таким образом, все способствует тому, чтобы в
ходе этой сессии мы приложили геркулесовы усилия.
Сегодня я разговаривал с одним джентльменом из
этого города, прибывшим из Парижа. Он пересек
Ла-Манш вместе с одним уважаемым членом пар-
ламента, креатурой герцога Букингемского. “Я ду-
маю, — сказал этот уважаемый депутат, — что ны-
нешняя хлебная пошлина превратится в постоянно
действующую пошлину, о чем будет принят закон на
одной из ближайших сессий, но я надеюсь, что эта
пошлина будет достаточно умеренной, чтобы стать
постоянной”. Однако, что касается нас, давайте до-
биваться, чтобы не было никакой пошлины. (Апло-
дисменты.) Если мы уж сумели побудить креатуру
герцога Букингемского желать умеренного обложе-
Палата об-
щин чутко
реагирует на
обществен-
ное мнение,
поэтому
просвещайте
народ и то-
гда реформа
осуществит-
ся сама со-
бой
77
Наш прин-
цип — пол-
ная и немед-
ленная от-
мена
хлебного
закона
ния, с тем чтобы эти господа могли его сохранить
вообще, то нам довольно будет еще немного подна-
жать и убедить фермеров, что им не приходится
ждать ни стабильности, ни приемлемых условий,
обеспечивающих им доходы, ни вообще прекраще-
ния нынешнего возбуждения до тех пор, пока не бу-
дут полностью отменены все протекционистские по-
шлины. Поэтому я призываю вас придерживаться
принципа: полная и немедленная отмена. (Апло-
дисменты.) Ни на миг не забывайте этого лозунга
солидарности: полная и немедленная отмена! Неко-
торые думают, что лучше как-то договариваться; это
большая ошибка. Вспомните, что говорил нам сэр
Роберт Пиль, мне и г-ну Вилье. “Я согласен, — ска-
зал он, — что когда вы выступаете за полную и не-
медленную отмену, вы имеете большое преимущест-
во передо мной в дискуссии”. Отказаться от этого
абсолютного принципа значит отказаться от всей
той мощи, какую дает нам этот принцип...»
Еженедельное собрание Лиги
16 марта 1843 года
Блестящая демонстрация произошла вчера вечером в театре
Друри-Лейн. Едва успел распространиться слух, что Лига уст-
раивает в этом обширном зале свое первое еженедельное засе-
дание, как все входные билеты были раскуплены в один миг.
Толпа оставалась на прилегающих улицах и в коридорах и дру-
гих помещениях театра еще долго после того, как зал, от парте-
ра до всех ярусов, заняли люди самые почитаемые и самые,
можно сказать, лучшие из тех, кого нам когда-либо доводилось
видеть. Было много дам, которые с живейшим интересом слу-
шали выступавших.
На сцене находились члены парламента гг. Кобден, Вильямс,
Эварт, Томели, Бауринг, Гибсон, Лидер, Рикардо, Сколефилд,
Уоллас, Крести, Брайт и др.
Кресло председателя занял г-н Джордж Вильсон.
Председатель сообщает, что в зал, как его предупредили,
проникло несколько провокаторов, которые собираются вызвать
беспорядок, либо погасив газовые рожки, либо крича “пожар!”;
если нечто подобное случится, пусть каждый сохраняет спокой-
ствие и остается на своем месте.
Первым выступает г-н Эварт.
После него берет слово г-н Кобден, встреченный бурными
аплодисментами. Он говорит:
«Господин председатель, леди и джентльмены.
Я участвовал во многих собраниях против хлеб-
ных законов. Я видел такие же многочисленные со-
брания, как это, где наблюдался порядок и господ-
ствовал энтузиазм; но мне кажется, что сегодня в
этих стенах больше, чем где и когда-либо, могучих
умов и носителей высокой нравственности, способ-
ствующих успеху великого дела, которому мы себя
посвятили. И чем больше и шире влияние таких
людей, тем более велика наша ответственность за
Принципы
против лич-
ностей
Обвинения
лорда Бруг-
хэма
то, хорошо ли или плохо мы пользуемся талантами
и возможностями таких людей. Я чувствую себя осо-
бенно ответственным в течение тех нескольких ми-
нут, которые мне даны, чтобы занять ваше внима-
ние, и я хотел бы, чтобы даже эти немногие минуты
послужили успеху нашего общего дела. Я никогда и
ни при каких обстоятельствах не любил ссылаться
на конкретных лиц, отстаивая и защищая наш ве-
ликий принцип. Тем не менее мне говорят, что в
Лондоне склонны соединять то или иное политиче-
ское убеждение с тем или иным именем. Быть мо-
жет, среди вечного брожения идей в нашей обшир-
ной столице такой обычай возобладал потому, что
надо было четко разграничивать разные вопросы.
Но я убежден в том, что тот способ мышления и
поведения, который привел нас к успеху в Манче-
стере, приведет к успеху везде и повсюду, где чело-
веческая природа приобрела те благородные каче-
ства, которые стали ее отличительными чертами в
промышленной столице Соединенного Королевства;
я имею в виду твердую убежденность в том, что если
мы все сосредоточим наши усилия в защите наших
принципов, то рано или поздно все мы приобретем
такое влияние и авторитет, что будет неосторожно-
стью вставать на зыбкую почву превознесения или
низведения отдельных личностей. (“Слушайте!
Слушайте!”)
И все-таки я должен, хотя делаю это неохотно,
рассказать о том, что произошло недавно в верхней
палате. Мы были буквально атакованы — резко,
грубо и одновременно хитро — одним человеком
[лордом Бругхэмом], который утверждает, что раз-
деляет наши теории, любит и уважает наиболее из-
вестных членов Лиги. И вот я вижу в сегодняшних
утренних газетах длинную речь, две трети которой
содержат сплошную брань в адрес Лиги, а одна
треть посвящена защите ее принципов. (“Слушай-
те!”). Я думаю, что самым справедливым наказа-
нием этому небезызвестному человеку, о непригляд-
ном поведении которого я сказал, было бы оставить
его наедине с собственными мыслями; ибо во всей
длинной обвинительной речи благородного лорда
80
яснее и очевиднее всего выступает то обстоятельст-
во, что, как бы ни был он недоволен Лигой, он го-
раздо больше недоволен самим собой. Правда, бла-
городный и ученый лорд был довольно скрытен в
том, что касается конкретных лиц, против которых
направлены его удары. Что ж, я избавлю его от за-
труднений в выборе конкретики и возьму на себя
весь груз его нападок и сарказмов. (Аплодисмен-
ты.) Тем не менее он обрушил свою критику на по-
ведение некоторых членов нашей делегации; он осу-
дил священнослужителей, сотрудничающих с нами.
Хорошо, я и тут беру на себя ответственность за их
поведение и действия. Не было произнесено ни сло-
ва — и прошу вас понять всю важность этого моего
заявления, — не было произнесено ни единого слова
ни одним священником на наших собраниях и кон-
ференциях, которое я не был бы готов одобрить и
поддержать; надо только, чтобы этим их словам да-
валось честное, правдивое и беспристрастное толко-
вание... Меня порицали за то, что я не осудил ма-
неру высказываться, присущую преподобному
М. Бейли из Шеффилда. Меня обвиняли в том, что
я его сообщник, потому что я не поднялся, чтобы
отвергнуть брошенное ему обвинение, будто бы он
призывал народ страны к совершению убийств. Бог
мой, да мне это и в голову не пришло, как не при-
шло бы в голову, скажем, поручиться перед лордом-
мэром за М. Бейли,. обвиняемого в людоедстве.
М. Бейли, объект такого рода обвинений, сквозь
которые просвечивает отрешение ранить и потом
прикончить Лигу, окружен уважением и доверием
множества своих прихожан, которые щедро под-
держивают его добровольными денежными дарами.
(Бурные аплодисменты.) Это страстный человек, с
высокими побуждениями и горячим сердцем, по-
борник и радетель народного блага. Уже давно он
посвятил себя делу, не имеющему аналога в нашей
стране, — основанию колледжа для трудящихся
классов. Это человек замечательного, огромного та-
ланта. Однако наряду с этими превосходными ка-
чествами ему порою не хватает того такта, той, я
6-2514
81
Падение
нравствен-
ности есть
следствие
ухудшения
материаль-
ного поло-
жения
бы сказал, “незаметности”, которая так нужна нам,
знающим, с какими врагами и ложными друзьями
мы имеем дело. Он, наверное, не выступил бы с ре-
чью, прокомментированной столь коварно, если бы я
предупредил его о том, что его ждет. Но не будем
терзаться оттого, что его слова были искажены,
М. Бейли говорил, что падение нравственности сре-
ди жителей Шеффилда есть следствие ухудшения
их материального положения. Чтобы подкрепить
свою аргументацию и показать, насколько озлобле-
ны низшие классы, он рассказал, как один человек
хвастался, что принадлежит к некоему обществу из
сотни людей, которые должны будут тянуть жребий,
кому убивать премьер-министра. М. Бейли энергич-
но выразил по этому случаю свое негодование, но,
как оказалось, это не помогло ему избавиться от
нападок. Уцепились за саму рассказанную им ис-
торию и принялись клеветать, будто М. Бейли
вступил в банду убийц. Пора, давно пора дать от-
пор клеветникам всех уровней, от верхнего до ниж-
него, и мне стыдно, что я не сделал этого раньше.
(Возгласы одобрения.)
Лига, страна, весь мир должны быть глубоко
признательны борющимся священникам за их уча-
стие в нашем великом деле. (Одобрительные вос-
клицания.) Два года назад 700 священников собра-
лись, по приглашению своих братьев, в Манчестере,
чтобы протестовать против хлебных законов, этого
“кодекса голода”; мне известно, некоторым при-
шлось проделать путь больше, чем в двести миль,
чтобы быть участниками этой акции протеста. Ко-
гда люди проявляют такую преданность делу, я по-
крылся бы краской стыда, если бы под предлогом
занятости и т.п. не поднялся на их защиту. (Возгла-
сы одобрения.) Но мы уже потратили довольно мно-
го времени, рассуждая о благородном лорде. Мне
больно за его судьбу, когда я сравниваю, каким он
стал и каким был. (“Слушайте! Слушайте!”) Я не
забыл того времени, когда, будучи еще ребенком,
любил посещать судебные разбирательства, где он
выступал, чтобы созерцать и слышать того, кого я
82
считал подлинным сыном старой Англии, дарован-
ным стране. С каким восторгом я купался в волнах
его красноречия! С какой гордостью я как бы взби-
рался к той вершине, на которой он стоял! А что
теперь? Увы, вот вам новый пример, печальный, но
впечатляющий пример катастрофы, которая под-
стерегает всякий ум, не защищенный моральными
устоями. (Аплодисменты.) Да, мы можем сравнить
это с величественными руинами, которые не дают
надежного укрытия путнику, а напротив, угрожают
гибелью всякому, кто решится укрыться в их тени.
На этом я и кончаю разговор на эту тему, которым
я не стал бы занимать ваше внимание, если бы ме-
ня на это не спровоцировали, и перехожу к главной
теме нашего собрания.
Что такое хлебные законы? Здесь, в Лондоне, вы
могли бы сразу понять их в тот день, когда они бы-
ли приняты путем голосования. Тогда [в 1815 году]
не было ни одного рабочего, который не предчувст-
вовал бы их ужасные последствия. Среди вас нахо-
дятся очень многие, напоминать которым об этой
зловещей истории у меня нет необходимости: пала-
та общин под охраной вооруженных солдат, толпы
людей на улицах около парламента, депутаты, про-
никающие в это законодательное учреждение, рис-
куя жизнью...
Однако под каким же предлогом до сих пор под-
держивают эти законы? Нам говорят: это для того,
чтобы возделывалась земля и чтобы люди тем са-
мым имели работу. Но если такова цель, то имеется
другой способ ее достичь. Отмените сначала хлеб-
ные законы, и если вам потом захочется поддержи-
вать жизнь людей с помощью налогов, что ж, об-
ращайтесь к налогам, но не устраивайте нехваток
тех самых вещей, которые как раз и поддерживают
жизнь. (Аплодисменты.) И если исходить из того,
что задача законодателя — обеспечивать работой
народ, то когда работы нет, а значит нет хлеба, я
говорю: зачем начинать с обложения налогом сам
хлеб? Лучше облагайте доходы и даже, если вам
угодно, обложите налогом паровые машины (смех в
Хлебные
законы при-
нимались
под охраной
вооружен-
ных солдат
Софизм:
хлебные
законы нуж-
ны, для того
чтобы воз-
делывалась
земля и что-
бы люди тем
самым име-
ли работу
6*
83
зале), но не мешайте обмену, не сковывайте цепями
промышленность, не превращайте нас всех пого-
ловно в бедняков и нищих под предлогом, что надо,
мол, обеспечить работой горстку поденщиков в
Дорсетшире за семь шиллингов в неделю. (Смех и
аплодисменты.) Фермер нашей страны соотносится
со своим хозяином-землевладельцем так же, как
египетский феллах соотносится с Мухаммедом Али.
Однажды, путешествуя по Египту с ружьем и в со-
провождении переводчика, я спросил одного фелла-
ха, как он рассчитывается с пашой. “У вас есть ка-
кая-нибудь договоренность?” “Ох, — ответил он, —
наша договоренность примерно равна дальности
стрельбы вашего ружья (смех в зале); наши расче-
ты просты: паша забирает все и оставляет ровно
сколько, сколько нужно, чтобы не помереть с го-
лоду”. (Смех и шумные аплодисменты.)»
Оратор говорит еще долго. После него выступает г-н Брайт.
В десять часов председатель закрывает заседание.
Еженедельное собрание Лиги
30 марта 1843 года
Третье собрание Лиги против хлебных законов состоялось
вчера в театре Друри-Лейн. Большой зал стал заполняться
видными людьми и знаменитостями очень рано. На сцене мы
увидели гг. Вилье, Кобдена, Напье, Сколефилда, Джеймса
Вильсона, Гисборна, Элфинстоуна, Рикардо и др.
Заседание открылось в семь часов под председательством
г-на Джорджа Вильсона.
Председатель извиняет комитет за то, что тот не мог умно-
жить количество входных билетов. Если бы даже зал был вдвое
просторнее, он все равно не вместил бы всех желающих. Однако
приняты меры, чтобы те, кто не попал сегодня, получили билеты
на собрание на следующей неделе. Далее он говорит:
«Первоначальным намерением вашего председа-
теля было выступить перед вами сегодня вечером с
докладом о продвижении наших дел. Однако список
выступающих содержит имена, известные вам на-
столько хорошо, что я не хотел бы откладывать во
времени удовольствие, которое вы получите, слушая
их. На трибуне будет сначала г-н Джеймс Вильсон
из Лондона (аплодисменты), затем выступят г-н
Дж. В. Фокс из Финсбера (аплодисменты), г-н Т. Гис-
борн и, наконец, в отсутствие г-на Милнера Гибсона
[представителя Манчестера], которому печальные
обстоятельства помешали присутствовать на засе-
дании, я буду иметь удовольствие предоставить сло-
во уважаемому г-ну Ричарду Кобдену. (Бурные и
продолжительные аплодисменты.)»
Г-н Джеймс Вильсон:
«После только что сказанного нашим председателем
я чувствую себя обязанным быть как можно более
лаконичным, излагая соображения и замечания, ко-
Следует ли
сохранять
законы,
воздейст-
вующие на
продукты
питания
людей
Хлебная
пошлина
нарушает
принципы, в
соответствии
с которыми
производят-
ся сборы в
доход госу-
дарства
торые хочу представить вашему вниманию, и я буду
строго держаться в рамках выбранной мною темы,
поскольку придерживаюсь высокого.мнения о моих
слушателях и полагаю, что их привела сюда не ка-
кая-нибудь иная цель, а единственно та цель, кото-
рую преследует Лига. Поэтому я не буду отклонять-
ся от принципов и фактов, непосредственно связан-
ных с нашим великим национальным делом. (Воз-
гласы одобрения.)
Вопрос стоит так: следует или не следует сохра-
нять законы, касающиеся ввоза зерна и воздейст-
вующие на цены на продукты питании людей? У
меня нет сомнений в том, что общественное мнение,
какова бы ни была точка зрения парламента, вос-
принимает их как несовместимые с нынешним по-
ложением вещей. Перемены в законодательстве в
этой области необходимы — так полагает все сооб-
щество граждан, исключая, разве что, парламент.
Правда, мнения насчет характера таких перемен
расходятся. Будет ли торговля зерном освобождена
от всяких пошлин или будет облагаться фиксиро-
ванной пошлиной? В последнее время система фик-
сированного обложения нашла немало сторонников1.
Они отказались от принципа протекционизма и
приняли принцип фиксированной пошлины, но не в
качестве протекционистской пошлины, а в качестве
обычного налогового сбора. Однако Лига решитель-
но выступает против хлебной пошлины, даже за-
ключенной в указанные пределы, заявляя, что эта
пошлина нарушает принципы, в соответствии с ко-
торыми производятся сборы в доход государства.
Первый из этих принципов предполагает, что госу-
дарство должно получать наибольшую сумму нало-
говых сборов, но при этом с наименьшим нажимом
на сообщество простых граждан. Тем не менее, ни в
том, ни в другом аспекте этого дела, такая цель не
1 Кабинет вигов предлагал пошлину в 8 шиллингов за
четверть. Нынешняя пошлина — не фиксированная, а
прогрессивная; она поднимается от 1 шиллинга, когда
цена хлеба составляет 73 шиллингов, до 20 шиллингов,
когда его цена равна 50 шиллингов или ниже.
86
достигается посредством введения фиксированной
пошлины, потому что она не может дать государству
доход иначе как в форме протекционизма, поскольку
цена на хлеб поднимается тогда на всю сумму этой
пошлины. В те периоды, когда она, такая пошлина,
действует эффективно, она дает доход, но и повыша-
ет цену на зерно. А в периоды, когда она неэффек-
тивна, она не влияет на цену, но и не достигает той
цели, которую преследует канцлер казначейства.
Многие говорят, что эту пошлину легко переживет
заграница, но не жители нашей страны; в таком слу-
чае я спрашиваю, почему устанавливают пошлину
именно в 8 шиллингов? Почему не в 10, 15, 20 шил-
лингов? Было бы большой непоследовательностью
давать такой ответ: пошлина выше 8 шиллингов ог-
раничит и будет сдерживать ввоз, а пошлина в
20 шиллингов будет равнозначна запрету ввоза. А
не будет ли правильнее другая логика: вы говорите,
что 8 шиллингов больше способствуют ввозу, чем
10 шиллингов. Но тогда у меня есть основания ут-
верждать, что пошлина в 5 шиллингов еще больше
увеличит ввоз, пошлина в 2 шиллинга, даст новое
увеличение, а максимально возможный ввоз будет
обеспечен при полнейшей, беспошлинной свободе.
(Возгласы одобрения.)
В политической экономии нет более бесспорного
постулата, нежели следующий: цена меняется вме-
сте с изменением соотношения между предложением
и спросом. Если свобода позволяет давать людям
больше продуктов и предметов потребления, чем это
делает твердая, фиксированная пошлина, то ясно,
что последняя ограничивает предложение, повышает
цену и действует в русле протекционизма. Поэтому
я могу понять тех, кто защищает твердую пошлину
как протекционистскую меру, но не могу понять тех,
кто поддерживает ее как способ пополнения казны и
как вещь, якобы не имеющую касательства к про-
текционистским мерам. Конечно, твердая пошлина
может иногда быть источником доходов (например,
прогрессивное, ступенчатое обложение, sliding scale).
Но для широкой общественности важно знать, явля-
Фиксирован-
ная пошлина
ограничивает
предложение
и повышает
цену
87
Критерии
сбора нало-
гов: справед-
ливость и
экономиче-
ская целесо-
образность
Скользящая
шкала
Налог должен
быть одина-
ков для оте-
чественного и
иностранного
продукта
Хлеб — пер-
вейший про-
дукт для
поддержания
жизни и по-
следнее, что
должно обла-
гаться нало-
гами
Хлеб —
главное сы-
рье для про-
мышленности
ется ли она справедливым и экономически целесо-
образным способом взимать налоги. [Возгласы
одобрения.) Сами сторонники твердой пошлины при-
знают, что когда цена пшеницы достигает 70 шил-
лингов за четверть, надо отказываться от обложения
вообще и делать ввоз свободным. А это означает,
что они признают все неудобства и трудности, свя-
занные со скользящей шкалой обложения, которая
ввергает нас в путаницу так называемых средних
цен и выводит на передний план все невыгоды и не-
достатки нынешней системы2.
Я думаю, что верно выражу точку зрения членов
Лиги, если скажу, что хлеб — это не тот продукт,
который легко облагать налогами, но уж если его об-
лагают, то ставки обложения должны распростра-
няться и на отечественный хлеб, и на хлеб иностран-
ный и быть там и тут одинаковыми. (Аплодисменты.)
В Голландии установили на хлеб таксу в 9 денье при
помоле. Подобная такса дает казначейству такой же
доход, что и пошлина в 8 шиллингов на зарубежное
зерно, и притом она повышает цену на хлеб для по-
требителя лишь на 9 денье вместо 8 шиллингов.
Но хлеб, этот первейший продукт для поддержа-
ния жизни, есть наипоследнейшая вещь, которую
правительство должно облагать налогом. (Возгласы
одобрения.) Таков один из первостепенных принципов
торговли: сырье, исходные продукты не должны обла-
гаться ничем. Именно исходя из этого принципа, на-
ши законодатели уменьшили пошлины на всяческое
сырье. Уважаемый представитель от Дамфриса
[г-н Эварт] доказал на одном из прошлых наших за-
седаний, что хлеб, зерно представляет собой сырье, и
это действительно так. Больше того, это главное сы-
рье для всей промышленности, взятой в целом.
Возьмите наугад какой-нибудь товар, который
больше других вывозится из нашей страны, напри-
мер полированную сталь, и вы увидите, сколь вели-
ка диспропорция между стоимостью сырья и ценой
2 Вполне понятно, что когда сама пошлина движется про-
порционально цене, надо в каждый момент знать эту цену,
а это требует громоздкого административного аппарата.
88
готового изделия. С момента добычи руды и до мо-
мента, когда перед нами блистающая сталь, затра-
чивается огромное количество человеческого труда.
А ведь все это время работнику надо питаться. По-
этому продукты питания — тоже сырье. {Возгласы
одобрения.) Сельскохозяйственный класс несведущ в
этом отношении, как несведущ он и насчет того, ка-
кова степень заинтересованности в нем и в его труде
со стороны всей торговли и всей промышленности
нашей страны. Тем не менее его роль предельно яс-
но продемонстрирована фактами прошедшего года.
В 1842 году наш вывоз по всем видам продукции
сократился на 4,5 млн ф. ст. Вот действительная
причина обнищания наших сельскохозяйственных
районов, ибо сколько же продуктов сельскохозяйст-
венного производства входят в эту цифру? Железо,
шелк, шерсть, хлопок, которые пошли бы на изго-
товление соответствующих товаров, вряд ли можно
оценить выше 1,5 млн ф. ст. Остальное, то есть 3
млн ф. ст., было бы израсходовано в процессе чело-
веческого труда; а труд, повторяю, включает в себя
потребление продуктов питания, то есть сельскохо-
зяйственных продуктов; таким образом, в дефиците
нашего вывоза, который, дефицит, составляет 4,5
млн ф. ст., доля потерь сельского хозяйства равна
трем миллионам. (Зал реагирует согласием.)
Было много разговоров о зависимости от ино-
странных государств, к которой якобы приводят зна-
чительные масштабы ввоза. Однако кому-кому, а не
Англии прибегать к такого рода аргументам; даже
сегодня остается очень мало вещей, которые мы не
доставали бы себе из-за границы, и наша внешняя
торговля безусловно служит прочным основанием
нашего благополучия и величия. Я рад, что пред-
седатель торговой палаты лорд Уорнклиф, отказав-
шись наконец от своей несостоятельной точки зре-
ния, теперь признает, что протекционизм не может
быть продиктован мотивами, которые сами исходят
из ложного представления о сути и основах нацио-
нальной независимости. И все-таки благородный
лорд, ссылаясь на то, что за двадцать пять лет дей-
Софизм
националь-
ной незави-
симости
89
Софизм за-
щиты нацио-
нальной про-
мышленности
основан на
иллюзии
Софизм пере-
производства
ствия хлебных законов сельское хозяйство улучшило
свое положение, сделал общий вывод, что протек-
ционизм необходим для улучшения положения на-
циональной промышленности. Однако на самом-то
деле за эти двадцать пять лет ни одна промышлен-
ная отрасль не находилась в таком застойном со-
стоянии, в каком пребывает сельское хозяйство. Да
и насчет улучшения в сельском хозяйстве стали что-
то говорить совсем недавно, когда протекционист-
ская политика почувствовала над собой угрозу. Те-
перь все видят, что то, чего не мог сделать протек-
ционизм, сделала свободная конкуренция, и что Ли-
га оказалась полезнее для сельского хозяйства, чем
запретительные меры. Я искренне полагаю, что ко-
гда наша работа по распространению наших взгля-
дов завершится успехом, тогда везде на местах люди
увидят, что своим благополучием они обязаны не
кому-нибудь, а стараниям Лиги. (Возгласы одобре-
ния.). Мне представляется, что аргумент насчет не-
обходимости защищать национальную промышлен-
ность, основывается на иллюзии. Я не вижу никакой
разницы между хлебом Америки и хлебом графства
Кент: тот и другой можно обменять на промышлен-
ные изделия, произведенные в Англии.
У лорда Уорнклифа имеется еще один довод, ко-
торый я должен развенчать. Он связывает его с так
называемым перепроизводством. Наши противники
приписывают перепроизводству все наши страда-
ния. Думаю, что подобный взгляд на вещи пред-
ставляет своего рода болезнь, от которой мы начи-
наем излечиваться. Возьмем 1838 год, когда у нас
был плохой урожай, из-за чего получил новое рож-
дение хлебный закон, ибо до этого его как бы похо-
ронили следовавшие друг за другом урожайные
годы. В 1838 году страна потребила: 4,8 млн фунтов
шелка-сырца, 1,6 млн квинталов хлопчатобумажных
тканей, 56 млн фунтов привозной шерсти. А вот со-
ответственные цифры на 1842 год: 4,3 млн фунтов,
1,1 млн квинталов, 44 млн фунтов. Эти данные, ду-
маю, наносят серьезный удар догме о переизбытке
производства, на который так много и часто жалу-
90
ются; если бы он действительно был причиной на-
ших бед, то беды эти начали бы исчезать. К сожа-
лению, нищета и недоедание охватывают страну как
раз тогда, когда производство сокращается.
Пойдем дальше. Стало какой-то модой говорить о
некоей взаимности, и часто проявляется враждеб-
ность к иностранцам, как будто они опасные сопер-
ники, а не полезные друзья. Это-то и породило поли-
тику нашего правительства, состоящую в том, чтобы
давать какие-либо преимущества и выгоды собст-
венной стране лишь при условии, что то же самое
делают другие страны, то есть предоставляют нам
преимущества и выгоды. Но Англия не должна за-
бывать, какое огромное влияние оказывают ее зако-
ны и ее пример на весь остальной мир. Наша стра-
на не может увеличивать ввоз, не увеличивая при-
мерно в такой же пропорции своего вывоза в той
или иной форме. Исчисляем ли мы это в единицах
готовых изделий, в количествах колониальных или
иностранных продуктов питания или прямо в звон-
кой монете, не бывает такого, чтобы рост обмена не
увеличивал занятость работников, и даже когда мы
оплачиваем иностранные товары не нашими това-
рами, а непосредственно деньгами, эти деньги вы-
ступают представителями национального труда. Ес-
ли международные сделки взаимовыгодны, то по-
мешать им невозможно; так, когда в последнюю вой-
ну армия Наполеона и флот Англии как будто бы
прервали всякую связь между обоими народами, в
1810 году Соединенное Королевство ввезло из
Франции больше зерна, чем когда бы то ни было
раньше. С другой стороны, ведь это же историче-
ский факт, что глава кабинета князь Талейран не
только терпимо относился к контрабандному ввозу
английских товаров, но и приветствовал и поощрял
его, извлекая при этом, между прочим, и немалую
личную выгоду. Так что французы одевались в анг-
лийское сукно, а англичане ели французский хлеб —
вот вам убедительное свидетельство слабости и бес-
помощности правительств, когда они пытаются чи-
нить преграды насущным нуждам целых стран. (Ап-
лодисменты.)
Англия —
пример для
всего осталь-
ного мира
Рост обмена
увеличивает
занятость
работников
Континен-
тальная бло-
када: если
международ-
ные сделки
взаимовы-
годны, то
помешать им
невозможно
91
О предложе-
нии прави-
тельству
наладить
эмиграцию
для решения
проблемы
“избыточно-
го” населения
Свободная
торговля —
самый про-
стой способ
решить про-
блему “избы-
точного”
населения
Недавно было сделано одно предложение, которое,
думается мне, не встретит большого энтузиазма в
этой аудитории. Речь идет о налаживании системати-
ческой эмиграции (ропот в зале), чтобы избавиться от
чрезмерного умножения числа наших собратьев.
(Возгласы: “Стыд! Позор!”) Я не виню инициаторов
этого предложения, которые исходили из благих на-
мерений. Под соответствующим документом, адресо-
ванным сэру Роберту Пилю, стоят подписи людей,
которые, я уверен в этом, неспособны умышленно де-
лать то, что вредит стране или какому-либо классу
нашего общества. Но они подняли вопрос, требующий
для своего решения величайшей осторожности, иначе
может возникнуть множество опасных ситуаций и
отрицательных последствий. Прежде чем я выскажу
вам мое мнение на этот счет, позвольте привести не-
которые статистические данные. За последние десять
лет эмигрировало шестьсот тысяч англичан — при-
мерно половцна в Соединенные Штаты и половина в
самые разные наши владения, разбросанные по все-
му земному шару. Очень и очень удивительно, что
после двух веков эмиграции лишь сегодня впервые
задумались о том, чтобы превратить эмигрантов в
покупателей и сделать это во благо им и во благо их
родины-матери. На американских предприятиях и в
учреждениях работает и служит население, состоя-
щее из людей, которые недавно были нашими сооте-
чественниками; население, которое, взятое как целое,
связано с нами общностью языка и происхождения;
оно активно, изобретательно, искусно, способно много
производить и много потреблять. Так разве не удиви-
тельно, что прежде чем подумать о том, как укрепить
его численно, не подумали об установлении между
ним и нами системы свободного обмена? То же самое
могу сказать о Яве с населением в семь миллионов, о
Бразилии с восемью миллионами. Все это богатые и
плодородные страны, и единственное, что нужно сде-
лать — это наладить торговлю с ними на основе
справедливости и взаимности. Ничего больше и не
требуется, чтобы быстро обеспечить полную заня-
тость у нас, и тогда исчезнут безработные. (Аплодис-
менты.)
92
Считается, что мы отдаем предпочтение нашим
колониям. Когда идет война, в них видят опору и
поддержку нашим морским силам. В мирное время
их расценивают как самые обширные и самые на-
дежные рынки сбыта. Но велика ли здесь доля
правды? Только четверть нашего вывоза идет в ко-
лонии, а три четверти — в независимые страны. Я
совершенно далек от антипатии по отношению к ко-
лониям, но я протестую против системы, которая
давит на метрополию своим вполне очевидным гне-
том. (Аплодисменты.) Производство сахара на Ан-
тильских островах упало с 3 до 2 млн квинталов.
Это не следствие — а такое утверждают — эманси-
О мнимой
выгодности
колоний
Антильские
о-ва
пации чернокожих, потому что хотя наш вывоз на
эти острова сначала и упал до 2 млн ф. ст. но потом
он поднялся до трех с половиной миллионов. Однако
абсурдно допускать, чтобы эти острова претендова-
ли на исключительную привилегию снабжать саха-
рбм наше непрерывно растущее население. И что же
произошло? Снабжение это значительно уменьши-
лось; двадцать лет назад среднее потребление саха-
ра у нас составляло 24 фунта на душу населения, а
теперь оно не превышает 15 фунтов, что ниже нор-
мы для матросов и даже для туземцев в работных
домах. А знаете ли вы, во что обходится нашей
стране привилегия торговать с островом Морис? Мы °’вМоррис
платим за сахар с Мориса на 15 шиллингов дороже,
чем платили бы за иностранный сахар, покупая его
в портах Лондона и Ливерпуля, что сэкономило бы
наши расходы на 450 тыс. ф. ст. в год. В свою оче-
редь, у нас есть привилегия продавать этой колонии
наши промышленные изделия на 350 тыс. ф. ст.
Обратимся ко всем нашим владениям в Вест- Вест-Индия
Индии. В 1840 году мы вывезли туда наших товаров
на 3,5 млн ф. ст. и ввезли оттуда 2 млн квинталов
сахара и 13 млн фунтов кофе. Если бы мы закупали
эти продукты в других местах, мы сэкономили бы
2,5 млн ф. ст. Отсюда ясно, что мы платим антиль-
ским плантаторам ежегодно эти два с половиной
миллиона за привилегию поставлять им на три с
половиной миллиона наших товаров.
93
Какими ме-
тодами дей-
ствует Лига
Так вот ради каких иллюзорных преимуществ мы
пренебрегаем превосходными рынками сбыта, ос-
тавляем на произвол судьбы те местности и угодья,
где эти рынки существуют, и пытаемся найти им
замену, толкая чуть ли не на всеобщую эмиграцию
народ нашей страны, нажимая на него запретитель-
ными законами, ведущими к искусственному голоду.
(Возгласы согласия с оратором.)
Боюсь, что я уже утомил уважаемое собрание.
(“Нет! Нет! Продолжайте!”) Если позволите, я
закончу тем, что отвергну упрек, бросаемый Лиге.
Каких бы мнений ни придерживались сегодня, наши
потомки признают, и я убежден в этом, что нынеш-
ние наши действия, наша агитация, безупречная в
принципе, послужит прежде всего благу сельскохо-
зяйственных классов. Как вела себя Лига? Разжига-
ла ли она страсти толпы? (Возгласы: “Нет! Нет!”)
Разве все ее усилия не были направлены на то, что-
бы прояснить умы людей и просветить трудящиеся
классы? Не стремилась ли она тем самым поднять
на более высокий уровень общественное мнение и
сознание? Не искала ли она себе опору в среднем
классе, том самом классе, который служит самой
прочной опорой также и правительству и был до сих
пор единственным классом, обеспечившим успех ве-
ликих конституционных реформ? (Аплодисменты.)
Кто бывал в чужих странах и мог сравнить тамош-
ние народы с сообществом наших граждан, тот, ви-
димо, заметил, что жителей нашей страны отличает,
я бы сказал, почти культ законов и институций, и
такое чувство глубоко укоренилось в сердцах наших
сограждан. Побывавший за границей наверняка
был шокирован отсутствием там подобного чувства.
Уважение англичан к законам несомненно порожде-
но тем обстоятельством, что народ наш обладает
такими полномочиями и преимуществами, которые
побуждают каждый класс уважать полномочия и
преимущества других классов. Я думаю, что уважи-
тельное отношение народа Англии к собственности
аристократических классов основано на глубокой
убежденности в том, что те, на чью долю эта собст-
венность выпала, имеют соответствующие обязанно-
сти, как и соответствующие права».
94
Говорят,
аргументы
Лиги не новы
Под продолжительные аплодисменты г-н Вильсон покидает
трибуну. Аплодисменты возобновляются, когда председатель
предоставляет слово г-ну Фоксу.
Г-н Дж. В. Фокс:
«Оратор, выступивший передо мной, рассказал о
многих упреках в адрес Лиги и наших собраний, но
он забыл сказать об одном из них, а именно будто
бы аргументы, произносимые и развиваемые с этой
трибуны, не содержат ничего нового. Так вот, что
касается меня, я допускаю справедливость этого
обвинения. Я думаю, что аргументы против хлебных
законов полностью исчерпали себя и нам остается
повторять и повторять наши аргументы, пока в
стране повторяются и растут нищета и недовольст-
во, пока умножается число банкротств, пока ширят-
ся и обостряются всяческие лишения и голод. {Воз-
гласы согласия с оратором.) Да, тут не придумаешь
никакого нового аргумента против монополии, пото-
му что уже совершенно нечего сказать нового по по-
воду угнетения и обворовывания людей, по поводу
несправедливости к бедному и обездоленному клас-
су, по поводу законодательства, более смертоносно-
го, чем война и чума, ограничивающего питание че-
ловека, создающего все новые и новые очаги беспо-
рядков в стране, умножающего число преждевре-
менных смертей. Нет новых аргументов, потому что
настало время действовать, а не говорить, и именно
глубокое понимание и прочувствование этой истины
влечет на наши собрания такое множество людей.
Такая обстановка требует от аристократии ре-
шить вопрос, действительно содержащий новизну, а
именно следующий вопрос: до каких же пределов
могут доходить в своем противоборстве сила общест-
венного мнения и сопротивление правительства?
{Возгласы одобрения слов оратора.) И отнюдь не
дискуссия решит этот вопрос, иначе он давно был
бы решен. Дискуссия началась в журналах и газе-
тах; она продолжилась в разных словесных состяза-
ниях; она сопровождалась и освещалась выкладка-
ми статистиков и изысканиями экономистов; она
взрастила глубокие убеждения в умах и пламенные
Нет новых
аргументов,
потому что
настала пора
действовать
95
Аргументы
исчерпаны...
но предмет
аргументации
еще не исчез
Хлебный
закон привел
к вражде с
другими
народами
Хлебные
законы при-
вели к тому,
что Англия
перестает
быть отечест-
вом англичан,
вынуждая
людей эмиг-
рировать
чувства в сердцах, и все это было нацелено против
тех зловещих интересов, наличие которых более чем
наглядно демонстрируется бедственным положением
общества. {Аплодисменты.)
И все-таки я вновь обращаюсь к некоторым из
старых аргументов, пусть они и вполне ясны всяко-
му, кто способен мыслить хоть сколько-нибудь логи-
чески. Я хотел бы избавить наших сеньоров-
помещиков и их печатные органы от высказывания
и выслушивания возражений, от которых они уже
устали. Если им угодно будет щадить наши карма-
ны, мы тоже пощадим их, чтобы они переключились
на другие заботы. {Смех в зале.) Но до тех пор, пока
они не снимут пошлин на народный хлеб, народ бу-
дет облагать их пошлинами своего нетерпения.
{Смех и аплодисменты.) Аргументы исчерпаны, го-
ворят нам, но ведь сам-то предмет аргументации не
исчерпан и не исчез, иначе зачем мы здесь собира-
емся? Аргументы исчерпаны? Как бы не так! Прин-
цип свободы торговли родился, вырос и отразил все
нападки на него. Повсюду, в стране и за ее преде-
лами, этот великий и непобедимый принцип проти-
востоял и противостоит кастовым интересам. Если
вы посмотрите на наши внешние связи и отношения,
то к чему другому привел хлебный закон, кроме как
к неприязни, вражде, войне? Во внешнеполитиче-
ском ракурсе он, этот закон, привел в движение
против нас если не армии, то, по меньшей мере, не-
дружественные тарифы? Да, он разрушил дружест-
венные взаимоотношения правительств и подорвал
чувства доброжелательства и братства, которые
призваны крепить союз народов. {Возгласы одобре-
ния.) Во внутреннем же Плане хлебные законы вели
и ведут к тому, что Англия перестает быть отечест-
вом англичан {продолжительные аплодисменты и
возгласы “браво!” со всех сторон зала), потому что
вынуждать людей покидать страну, вместо того что-
бы ввозить для них продукты питания, — разве это
не значит систематически изгонять на чужбину че-
ловеческие существа? {Возгласы в поддержку ора-
тора.) Дух этих законов не отличается от того, что
96
практиковалось в Англии несколько веков назад,
когда саксонские сеньоры “выращивали” молодых
людей, чтобы продавать их в рабство. Они вывозили
их в далекие земли, но все-таки кормили их, чтобы
те выполняли свою работу. Они давали им продук-
ты питания, чтобы поднять на них цену, а наши
хлебные законы, чтобы тоже поднять цены, действу-
ют наоборот: они морят людей голодом. {Бурные ап-
лодисменты, многие машут шляпами и платками.)
С точки зрения финансовой вопрос тоже исчер-
пан. Да и что прикажете думать о канцлере казна-
чейства, который не понимает, что отнимать у наро-
да 40 млн ф. ст. ради ублажения какого-то одного
класса значит ослаблять этот самый народ и спо-
собствовать увеличению государственных расходов.
{Возгласы одобрения.) Статистические отчеты пока-
зывают, притом очень наглядно, что по мере роста
цен на хлеб государственный доход снижается. При
таком положении вещей мне жаль людей, которые
пассивно взирают на мучения страны, на быстрый
рост числа банкротств, на уменьшение числа бра-
ков, создающих семьи, на преждевременные смерти
в бедных классах, на рост преступности и разврата.
Что ж, все это и есть старые аргументы против
хлебных законов. Если аристократия хочет других
аргументов, пусть ищет их в густой траве, покры-
вающей могилы тех, кто, занимаясь честным трудом,
должен был бы жить и жить.
Так нет же! Теперь даже благотворительность
втянута в рассматриваемый нами вопрос, ибо мы не
можем помогать бедным, не платя дани сеньорам,
которые всегда стараются урвать себе кус, даже не
дожидаясь осеннего урожая. Наша милая королева
устраивает подписку в помощь бедным в Пейоли и
других местах, будет собрано 100 тыс. ф. ст., но алч-
ный господствующий класс изымет из этой суммы
треть или половину; благотворительность тем самым
будет ограничена, и множество несчастных не полу-
чат никакого облегчения. Так что само сострадание
облагается пошлиной, и возведены преграды прояв-
лений лучших чувств человеческого сердца. Не этому
По мере рос-
та цен на
хлеб доходы
государства
снижаются
Хлебные
законы пре-
пятствуют
благотвори-
тельности и
снижают ее
эффектив-
ность
7-2514
97
Угнетение не
перестает
быть угнете-
нием даже
под покровом
законных
форм
Кому выгод-
но продолже-
ние действия
хлебных
законов
учит нас Священное Писание, к которому вроде бы
уважительно относятся и монополисты тоже. Оно
учит нас просить у Бога “хлеба насущного”, но сень-
оры облагают налогом хлеб насущный. Писание рас-
сказывает нам о юноше, спрашивающем, как ему
поступить. И ему был дан ответ: “Продай свое иму-
щество и раздай деньги бедным”. Однако наши за-
конодатели поступают прямо наоборот: “Отними у
бедного и дай богатому”. (Аплодисменты.)
Если подойти к вопросу с политической точки
зрения, то я сказал бы, что угнетение не перестает
быть угнетением даже под покровом законных форм.
Народ, на чей хлеб наложена пошлина, есть народ-
раб, как бы вы это ни истолковывали. Аристокра-
тизм прошелся по умам, как борона по чистому по-
лю, и коррупция посеяла зерна богатого урожая не-
приглядных и зависимых голосований. Так что это
классовый вопрос, как и все вопросы, будоражащие
страну. Но какой же класс, среди наших жителей,
заинтересован в увековечении этих законов? Это не
фермеры, потому что арендная плата отнимает у
них все до последнего шиллинга из того, что они до-
бавляют к цене за свой хлеб. Это не рабочий класс,
потому что его заработки снизились до устрашаю-
щего уровня. Это не торговый класс, потому что на-
ши порты пустынны, а заводы бездействуют. Эта и
не наша пишущая братия, потому что на пустой
желудок нет пищи и уму. Так кто же? Это ведь да-
же и не сеньоры-землевладельцы, исключая, разве
что, крохотную их кучку, еще номинально владею-
щую землями, давно отданными под залог. И ради
этой горстки привилегированных, ради удовлетворе-
ния их требований, продиктованных расточительно-
стью множество несчастий обрушивается на массы,
а сокровищница самой земли похищается у потом-
ков все тех же привилегированных! Что они выигры-
вают от нынешней системы? Не лучше ли им, скре-
пя сердце, просто выкупить свои преходящие, вре-
менные преимущества? Они же чувствуют, что не в
их власти отвратить ужасные последствия, грозящие
им самим и всей стране; они уже видят, как про-
98
мышленные классы, чья неустанная работа и долгое
терпение снискали величайшее уважение к ним, как
они, эти классы, поднимаются, но не для того, чтобы
благодарить привилегированных, а чтобы проклясть
их. Им не удастся больше ускользать постоянно от
законов справедливого распределения благ, а такая
справедливость входит в замысел предвечного Про-
видения. (Аплодисменты.)...
Утверждают, что хлебный закон надо сохранить,
чтобы обеспечивать заработную плату рабочего. Но,
подобно тому как некогда один философ, которого
спросили, существует ли на свете движение, смол-
чал и стал ходить, подобно этому наш рабочий отве-
чает, молча демонстрируя свое покинутое ремесло и
свой пустой стол. (Аплодисменты.) Говорят также,
что нам следует быть независимыми от заграницы;
но зависимость и независимость всегда, если можно
так выразиться, взаимозависимы. Делать Велико-
британию независимой от мира означает делать мир
независимым от Великобритании. (Громкие возгла-
сы согласия с оратором.) Монополия изолирует
страну от большой человеческой семьи; она рвет
связи и ликвидирует взаимную выгоду, то есть все
то, на что было направлено Провидение в тот день,
когда ему угодно было сделать столь разнообразным
наш земной шар. Хлебный закон — это экспери-
мент, проделанный над народом, это вызов, который
аристократия бросила вечной справедливости, это
намерение и старание искусственно повысить стои-
мость собственности одного человека за счет, можно
сказать, его родного брата. Те, кто облагает пошли-
ной хлеб народа, обложили бы воздух и свет, если
бы могли; они обложили бы взгляды, которые мы
бросаем на усеянный звездами небосвод; для самих
небес со всеми созвездиями, с локонами Кассиопеи,
поясом Ориона, блестящими Плеядами, Большой и
Малой Медведицами, они ввели бы скользящую
шкалу обложения. (Смех и продолжительные апло-
дисменты.)
В пользу нового хлебного закона выдвигается еще
и такой аргумент: “Закон еще молод, давайте поэкс-
периментируем некоторое время, а там посмотрим”.
Софизм неза-
висимости от
заграницы:
делать Вели-
кобританию
независимой
от мира озна-
чает делать
мир незави-
симым от
Великобри-
тании
7*
99
Хлебные
законы, вы-
звав деграда-
цию и упа-
док, не по-
зволяют вы-
полнять
Англии ее
историче-
скую миссию
— “учить
другие наро-
ды жить”
Боже мой! Экспериментирование уже превысило
всякое терпение народа, и давно пора, чтобы эспе-
риментаторы хорошенько уяснили себе, что они бе-
рут на себя не только правительственную ответст-
венность, но и — что гораздо серьезнее и “торжест-
веннее” — ответственность личную. (Продолжи-
тельные аплодисменты.) Лига тоже проводит свой
эксперимент. Ее представители прибыли из Манче-
стера, чтобы поэкспериментировать в области аги-
тации. Нужно, чтобы эксперимент лендлордов про-
шел, так сказать, проверку на прочность; нужно уз-
нать, навсегда ли они остаются угнетателями бед-
ных. (Аплодисменты.) В конце концов Лига и сэр
Роберт Пиль делают одно общее дело. И она и он
являются подданными, а скорее рабами аристокра-
тии. Владея землей, аристократия господствует над
множеством людей, в том числе над парламентским
большинством. Она управляет народом и нашим
законотворческим учреждением. Она владеет арми-
ей, отдает флот своим детям, как игрушку, захваты-
вает церковь и навязывает свою волю королеве.
Наша Англия — “великая, свободная и гордая” —
впряжена в ее колесницу. Мы не можем гордиться
нашим прошлым и настоящим, нам неведомо буду-
щее; мы не можем встать под знамя, веками реявшее
“в огнях и ураганах”; мы не можем похвастаться
духом отважной предприимчивости, который надувал
наши паруса по всем морям; мы не можем обеспе-
чить успех и прогресс нашей литературе, не можем
требовать для нашего отечества того, что Мильтон
называл самой высокой его привилегией — “учить
народы жить”. Нет, все это славное прошлое не
принадлежит народу Англии, оно превратилось в
достояние, в некое частное владение неуемного в
своей алчности класса... Упадок, невыносимая де-
градация, не говоря уже о материальной нужде и
разрухе, в которой повинен хлебный закон, стали
ужасны и нетерпимы. Вот почему мы, те из нас, кто
является гражданином столицы, мы с восторгом
принимаем к себе Лигу; и мы, члены Лиги, стано-
вимся беззаветно, как дети, преданными ей; мы от-
100
даем наши сердца и наши руки служению великому
делу; мы посвящаем себя ему и делаем это не ради
того, чтобы следовать импульсам и мимолетным на-
строениям наших еженедельных собраний, а для то-
го, чтобы это благородное дело стало предметом
наших каждодневных размышлений и неустанных
усилий. (Возгласы одобрения.) Мы торжественно
принимаем к себе Лигу; мы вступаем в нее как в
союз веры (дружные аплодисменты); и мы клянемся
именем Того, Кто живет извека и вовеки веков, что
хлебный закон, этот знак безумия, эта низменная
несправедливость, эта жестокое беззаконие — да, он
будет отменен, будет сметен с нашего пути! (Гром
аплодисментов, все встают и долго размахивают
шляпами и платками.)»
После г-на Фокса выступает г-н Гисборн. Затем председа-
тель говорит: “Прежде чем предоставить слово г;ну Кобдену, я
должен сообщить собранию, что в связи с последними парла-
ментскими дебатами этот уважаемый джентльмен получил мно-
гочисленные петиции, причем под петицией из Бристоля подпи-
салось 14 тыс. человек”.
Г-н Кобден:
«После выслушанных вами замечательных речей,
хотя я и накопил немалый опыт участия в подобных
собраниях, я должен сказать, что никогда еще не слы-
шал более превосходных выступлений; после глубокой
философии г-на Вильсона, волнующего красноречия
г-на Фокса, виртуозности и сатиры моего друга г-на
Гисборна было бы, по-видимому, лучше — и я этого
желал бы, — дать вам возможность поразмышлять над
сказанным, но власть вашего председателя абсолютна,
и если я ему уступаю, то делаю это потому, что его
власть представляет собой наилучшую форму правле-
ния. Это безупречный деспотизм. (Смех в зале.)...
Трудно после всего услышанного вами сказать
что-нибудь новое на волнующую нас тему. Но г-н
Вильсон говорил об эмиграции. Этот вопрос связан с
хлебными законами, и такая связь не нова, потому
что всякий раз, когда ограничительный режим разо-
ряет страну, непременно говорят: “Увезите людей
101
Поднимае-
мый лондон-
скими банки-
рами и тор-
говцами во-
прос об эмиг-
рации нераз-
рывно связан
с хлебными
законами
куда-нибудь подальше”. Так было в 1819, 1829 и
1839 годах. Так происходит и в 1843 году. Во все эти
времена только и слышно было: “Давайте избав-
ляться от лишнего населения!” Быки и лошади
удерживают свою цену на рынке; что же касается
человека, этого непредусмотренного животного, то
единственная забота законодательства — это как
сбыть его, даже с убытком. {Возгласы согласия с
оратором.) И вот теперь я вижу, что лондонские
банкиры и торговцы начинают проявлять свое отно-
шение к проблеме. Они перестали быть холодными и
безучастными наблюдателями обнищания страны и
выступают с неким планом, призванным облегчить
ее участь. Они предлагают систематическую эмигра-
цию, проводимую усилиями правительства. Но кого
они хотят выслать и высылать постоянно? Если за-
даться вопросом, какой класс нашего общества име-
ет наибольшее число бесполезных существ, то не
следовало бы их искать в низших классах. {“Слу-
шайте! Слушайте!”) Однако, когда я спросил одно-
го джентльмена — кстати сказать, подписавшего
петицию, — не собираются ли случайно торговцы
эмигрировать сами, он тотчас ответил: “О нет! Никто
из нас не собирается”. “Тогда кого же вы хотите вы-
слать?” “Бедных, тех, кто не находит работы здесь”.
Не кажется ли вам, что эти бедные должны, по
меньшей мере, сами высказаться на сей счет?
(“Слушайте!”) Обращались ли они с петицией в
парламент с просьбой или требованием, чтобы их
выслали? (“Слушайте!”) Насколько мне известно,
уже в течение пяти лет пять миллионов рабочих
подписывают другие петиции, требуя, чтобы никто
не мешал поступлению к ним продуктов питания, но
я не припоминаю ни одного случая, чтобы они тре-
бовали отослать их самих за этими самыми продук-
тами питания. (“Слушайте!”) Неужели инициаторы
подобного проекта воображают, будто их соотечест-
венники не имеют никакой ценности? Я как-нибудь
скажу им, как оценивают наших людей в Соединен-
ных Штатах. Недавно я прочитал в нью-йоркских
газетах один документ, в котором доказывается, что
каждый англичанин, ступивший на американскую
102
землю, оценивается в две тысячи долларов. Негр
там продается за одну тысячу долларов. Не думаете
ли вы, что лучше сберечь для нас самих наше насе-
ление, которое вдвое дороже любого другого населе-
ния? Не лучше ли, чтобы Англия сохранила своих
детей, которые будут обогащать и защищать ее, а не
выдворяла их из страны? И все-таки упрямо твер-
дят: “Ах, эти бедные ткачи! (Жалеют, видите ли,
бедных ткачей,) Конечно, их надо высылать”. А что
говорят сами ткачи? Например, г-ну Саймонсу, ум-
ному человеку, было поручено провести расследова-
ние о положении рабочих. В своем отчете он говорит,
что часто спрашивал рабочих, одобряют ли они сис-
тему эмиграции, и всегда получал один ответ: “Было
бы проще и разумнее доставлять продукты к нам,
чем доставлять нас к продуктам”. (Аплодисменты.)
В самом деле, для чего высылать людей? С какой
целью? Явно это делается для того, чтобы они могли
прокормить себя, и нет никаких других поводов и
оснований выбрасывать их на иностранные берега.
Однако давайте уделим некоторое время рас-
смотрению практических возможностей осуществле-
ния этой системы эмиграции. Мы переживаем тяго-
стный, удручающий период упадка и обеднения. В
какой степени эмиграция может тут помочь? И
прежде всего как переправить через моря полтора
миллиона бедных? Обратимся к истории. Разве в
ней упоминается, чтобы какое-либо правительство,
пусть даже самое могущественное и сильное, когда-
нибудь отправляло через океан армию в пятьдесят
тысяч человек? И потом, что вы будете делать с по-
лутора миллионами бедных, например, в Канаде?
Даже в Англии, несмотря на десятивековое накоп-
ление капиталов и ресурсов, вы считаете, что под-
держивать их довольно-таки тяжело. Кто же, следо-
вательно, будет поддерживать их в Канаде? Неуже-
ли те, кто обращается к сэру Роберту Пилю, дума-
ют, что можно забросить на пустынную землю насе-
ление, стонущее под тяжестью неискоренимой нище-
ты, и при этом не направлять в эту землю капитал,
посредством которого это население будет находить
себе работу и заработок? Если вы направляете на
Рабочие об
эмиграции:
“Было бы
проще и ра-
зумнее дос-
тавлять про-
дукты к нам,
чем достав-
лять нас к
продуктам”
103
обширные безлюдные пространства многочисленное
население, то оно должно включать в свой состав
все элементы общества и жизни, которые составляли
его неотъемлемые части на родине. Так что вам
придется переправлять туда и фермеров, и судовла-
дельцев, и фабрикантов, и даже банкиров. {Шумные
и продолжительные аплодисменты, помешавшие
нам расслышать конец фразы.)
Очень грустно видеть здесь, в столице, что для из-
лечения таких болезней предлагаются такие лекарст-
ва. У меня стоят перед глазами некоторые из подпи-
савших петицию, и я радуюсь: быть может, их подпи-
си помогут придать иное направление умонастроени-
ям города Лондона. {“Слушайте!”) Этих господ об-
манули. Как я уже не раз говорил, в этом городе лю-
бят слепо верить и слепо подражать. Похоже, что его
жители не желают мыслить самостоятельно. Когда я
хочу продвинуть какое-нибудь решение, догадайтесь,
как я поступаю? Я обращаюсь к г-ну такому-то, по-
том к другому и когда набираю полдюжины подпи-
сей, другие уже сами выстраиваются в очередь. Ни-
кто не читает документа, но каждый подписывает.
{Смех и восклицания: “Да! Да! Именно так!”)
Я считаю своим долгом предостеречь тех из моих
друзей и членов Лиги, кто связал свое имя с этой
петицией. Пусть они возьмут на себя труд добраться
до ее истоков, пусть увидят главных ее инициаторов
и пропагандистов. Разве это не судовладельцы, при-
выкшие заключать с правительством контракты на
разного рода перевозки? Разве это не землевла-
дельцы в Канаде и не акционеры, участвующие в
дорого обходящихся нам спекуляциях в Новой Зе-
ландии или Новом Южном Уэльсе? О, пусть они
вынашивают и выполняют свои планы, пока находят
глупцов и одураченных в своих же рядах, среди мо-
нополистов. Но я считаю членов Лиги людьми умуд-
ренными, которые не будут попадаться в столь гру-
бые ловушки. Правительство и монополисты будут
потешаться над нами, если мы дадим для этого по-
вод — повод не только для смеха, но и для отклады-
вания на неопределенный срок освобождения тор-
говли! Наверное, сэр Роберт Пиль — а вы знаете,
104
что он превосходный тактик, — не будет лично опе-
кать и защищать петицию, но он наверняка ухва-
тится за такой блестящий повод, чтобы сказать
примерно следующее: “Я вынужден признать, что
вопрос серьезен, что он сопряжен с большими труд-
ностями и требует со стороны правительства Ее Ве-
личества осторожности и сдержанности. (Общий
смех.) Каковы бы ни были мои личные взгляды на
этот счет, нельзя не допустить, что предложение та-
кого рода, исходящее от уважаемых банкиров и не-
гоциантов нашей обширной столицы, заслуживает
неторопливого и взвешенного рассмотрения, которое
непременно последует”. (Оратор, удачно имитируя
позу, жесты и даже голос весьма уважаемого ба-
ронета, возглавляющего правительство, вызывает
аплодисменты и смех всего собрания.) Кто знает, не
преобразуется ли тогда палата в некий комитет, ко-
торый назначит специального уполномоченного, ко-
торый будет неспешно определять, до какой степени
должен быть доведен вывоз людей, чтобы заменить
собой ввоз хлеба? Какой подарок судьбы монополи-
стам! Я убежден, что половина подписавших пети-
цию не ведали о смысле и значении этого документа.
Впрочем, на пути к проведению в жизнь система-
тической эмиграции усилиями и заботами прави-
тельства стоит преграда, о которой инициаторы и
приверженцы такой меры, наверное, не подумали:
народ не согласится, чтобы его куда-то вывозили. Во
всяком случае, жители Стокпорта3, хотя они и дове-
дены до последней степени нищеты, единодушны в
одном: “Мы слишком хорошо знаем, что такое лю-
бовь и великодушие нашего правительства, чтобы
испытывать судьбу по ту сторону Атлантики”. (Ап-
лодисменты.) У меня нет никаких возражений про-
тив добровольной эмиграции. В такой стране как
наша всегда найдутся люди, чьи вкусы или обстоя-
тельства толкают их в другие страны. Но эмиграция,
продиктованная необходимостью бежать от узако-
ненного голода, — это изгнание, высылка и ничто
иное. (Громкие возгласы одобрения.) Если вам ста-
В отличие от
доброволь-
ной, эмигра-
ция, продик-
тованная
необходимо-
стью бежать
от узаконен-
ного голода
— это изгна-
ние, высылка
3 Г-н Кобден представляет в парламенте город Стокпорт.
105
нут рассказывать, что где-нибудь в Тихом океана, в
нескольких милях от материка, существует остров,
жители которого превратились в рабов касты, за-
хватившей землю семь веков тому назад; если вам
скажут, что эта каста издает законы, не позволяю-
щие островитянам кушать ничего другого, кроме
того, что захватчикам заблагорассудится им прода-
вать; если к этому добавить, что островитян стало
слишком много и остров уже не может их прокор-
мить, так что они откапывают и употребляют в пи-
щу разные коренья; при этом, если вам поведают,
что народ острова талантлив и умел, что он изобрел
самые хитроумные машины, но его хозяева не по-
зволяют ему обменивать продукты своего труда на
продукты питания; если все эти подробности будут
сообщены вам каким-нибудь путешественником-
филантропом, каким-нибудь миссионером, недавно
прибывшим с южных морей, и если он в качестве
логического вывода объявил вам, что господствую-
щая каста этого острова собирается выслать умелое
и опытное население в далекие и бесплодные пусты-
ни, то что скажете вы, жители Лондона? Что скажут
в Эксетер-холле4, в зале, пользоваться которым Лиге
не позволили? (Возгласы: “Стыд! Позор!”) О, Эксе-
тер-холл будет содрогаться от криков негодования,
но негодования вот этих самых филантропов, благо-
творительность которых относится лишь к далеким
краям, к антиподам Англии! Там можно будет уви-
деть множество дам, размахивающих платками,
омоченными слезами жалости, а духовенство будет
призывать людей ставить свои подписи под ходатай-
ствами, чтобы английский флот вырвал несчастных
из цепких рук их угнетателей! (Аплодисменты.)
Однако такое мое предположение — вовсе не пред-
положение, а реальность для наших соотечественни-
ков! (Снова аплодисменты.) Дайте народу нашей
страны право обменивать плоды своего труда на
иностранный хлеб, и тогда в Англии не найдется ни
одного человека — ни мужчины, ни женщины, ни
4 Зал, где проводятся собрания ассоциации в поддержку
деятельности иностранных миссионеров.
106
ребенка, — который не мог бы прокормить себя и
пользоваться не меньшими благами на своей родной
земле, чем в любом другом краю земного шара.
И поскольку речь идет о планах, у меня тоже есть
свой план, который я готов предложить правящим
монополистам. Пусть они дадут возможность про-
мышленным производителям производить про запас,
пусть они держат все население Ланкашира про за-
пас — нет, не для того чтобы оно уклонялось от нало-
гов в пользу короны, мы не хотим изымать ни единого
фартинга из государственного дохода, а для того,
чтобы они окружили Ланкашир кордоном, и тогда
герцог Букингемский будет уверен, что ни одно зер-
нышко гнусного иностранного хлеба не попадет в
Чешир и Букингешир. Там будут работать про запас
фабриканты, аккуратно платящие налоги королеве,
но освобожденные от поборов монополистов-
олигархов. Если такой план будет принят, то мы ни-
чем не будем стеснены в приобретении обильных
продуктов питания для населения Ланкашира, каким
бы численно плотным они ни было. Мы не будем то-
гда опасаться его роста, а совсем наоборот, мы с ра-
достью будем встречать его прирост из поколения в
поколение. Предлагаемый мною план, вместо того
чтобы разрывать социальные связи, даст работу и
благополучие всем; он покажет, как быстро и сильно
отреагирует внутренняя торговля на некоторое, хотя
бы некоторое, поощрение внешней торговли путем
разрешения ввозить иностранный хлеб. Разве это не
лучше, нежели высылать людей из страны?
Вместе с тем этот вопрос имеет и нравственные
стороны, которые мы обязаны рассмотреть. Из всех
живых творений человек, как утверждают, наиболее
трудно переносит перемещение с места своего рож-
дения. Оторвать его от своей страны тяжелее, чем
вырвать с корнем дуб. (Аплодисменты.) Видели ли
когда-нибудь те, кто подписал петицию, как от при-
чала Святой Екатерины готовится отплыть в свое
отчаянно-зловещее путешествие корабль с эмигран-
тами? (“Слушайте!”) Видели ли они, как несчаст-
ные эмигранты в последний раз присаживаются на
парапет набережной, как бы желая до самого своего
107
Прощание
эмигрантов с
родиной и
родными
смертного часа быть привязанными к земле, от ко-
торой они получили дар жизни? (“Слушайте! Слу-
шайте!”). Вглядывались ли вы, какой у них вид? О,
вам не нужно никаких дополнительных сведений об
их чувствах, их сердца выразили их на их лицах. А
как они прощаются со своими друзьями! Если бы вы
видели это, вы не рассуждали бы с такой легкостью
о системе принудительной эмиграции.
Что касается меня, то я не раз бывал свидетелем
этих душераздирающих сцен. Я видел почтенных
женщин, говорящих последнее прости своим детям.
Я видел, как мать и бабушка мягко и горестно ос-
паривают друг у друга право в последний раз об-
нять сына и внука. (Восклицания сочувствия.) Я
видел, как корабли с эмигрантами покидали Мер-
сей, отплывая в Соединенные Штаты; глаза всех
этих изгнанников, сгрудившихся на верхней палубе,
были устремлены на любимые и теряемые навсегда
берега, и когда родная земля исчезала в туманной
дымке, их жаждущие взгляды еще устремлялись на
пока не исчезнувшие за горизонтом огромные зерно-
хранилища, эти горделивые склады (восклицания,
исполненные сочувствия), где под бдительным оком
— я чуть не сказал нашей королеве, но нет! — под
бдительным оком аристократии скопились горы
продуктов питания из Америки, то есть того единст-
венного, ради чего эти достойные жалости изгнанни-
ки отправились за моря. (Шумные аплодисменты.)
Я не пытаюсь здесь разводить сантименты. На-
против, меня считают человеком с рассудочным ха-
рактером, признающим только конкретные дела и
конкретные факты, чуждым всякому фантазирова-
нию. Но я рассказываю то, что видел сам. Я видел
эти страдания, да, и я сострадал! И вот нас, членов
Лиги, нас, стремящихся помочь обездоленным мирно
оставаться у своих очагов, нас называют корыстны-
ми людьми, людьми холодного экономического рас-
чета! Как бы вы чувствовали себя, если бы парла-
ментская машина голосования обрекла вас на эмиг-
рацию, не на непродолжительную веселую экскур-
сию, а на безвозвратный отрыв от родины? Вспом-
ните, что пожизненная ссылка — это, после смерт-
108
ной казни, самое тяжелое наказание, которое закон
налагает на преступника! Вспомните также, что на-
родные классы имеют те же связи и привязанности,
что и ваши классы, а быть может, еще более тонкие
и глубокие. И если вы примете близко к сердцу все
эти живые картины и впечатления, то пусть тот са-
мый крик, который побудил правительство органи-
зовать эмиграцию, превратится теперь в набат, со-
зывающий всех вас и объединяющий ваши усилия,
направленные на устранение этого жестокого бедст-
вия. (Аплодисменты.)
Заканчивая, хочу лишний раз сказать, что вы при-
ходите сюда не для отдыха или увеселения. Наше
дело требует от каждого старания, энергии и упорст-
ва. Разговоры мало что дают, и мне было бы стыдно
появляться перед вами, если бы я приходил к вам с
наислабейшим орудием борьбы, то есть с такими
словами, за которыми не следуют никакие действия.
(Аплодисменты.) Утверждают, что здесь происходит
агитация за интересы среднего класса. Мне не нра-
вится такое определение, так как я всегда имею в
виду преимущества и выгоды не какого-то одного
класса, а всего народа. Однако если здесь действи-
тельно агитируют за средний класс, то я заклинаю
вас никогда не забывать, а что же, собственно гово-
ря, такое этот средний класс. Это он определяет, ко-
му быть законодателями; он поддерживает прессу. В
его власти заявлять о своей воле парламенту; в его
власти — ия призываю его чаще пользоваться ею —
Вынужденная
эмиграция
равносильна
пожизненной
ссылке (после
смертной
казни, самое
тяжелое на-
казание, на-
лагаемое
законом на
преступника)
В своей аги-
тации Лига
имеет в виду
преимущест-
ва и выгоды
всего народа
Значение
среднего
класса
поддерживать ту часть прессы, которая сама под-
держивает его. (Одобрительные восклицания.) Де-
лайте все это, и вы отвратите необходимость отправ-
лять в далекие земли самый ценный продукт во вла-
дениях Ее Величества — народ. Делайте это, и народ
будет жить в мире и радости, как бы под сенью ви-
ноградников и смоковниц, и никто не посмеет обидеть
никого. (Громкие восклицания одобрения.)»
Председатель, призвав собрание поблагодарить ораторов,
пользуется этим поводом, чтобы просить всех присутствующих
распространять по всей стране те газеты, которые будут содер-
жать наиболее полный и наиболее верный отчет о сегодняшнем
собрании.
Еженедельное собрание Лиги
5 апреля 1843 года
Это собрание было столь же многочисленным, что и
предыдущие, но дам было больше, чем когда-либо. Неослабное
внимание к ораторам, порядок и благопристойность повсюду в
зале свидетельствуют о том, что Лига ведет свою работу
спокойно, но при этом весьма эффективно воздействует на умо-
настроения в столице.
На сцене мы видим членов парламента; это гг. Вилье,
Гибсон, Юм, Кобден, Рикардо, капитан Пламридж, Малкалф,
Сколефилд, Холланд, Бауринг, присутствуют также Мур,
Хейворт, адмирал Дандас, Паттисон и многие другие.
Открывая заседание, председатель, г-н Джордж Вильсон,
сообщает, что в различных местах прошло несколько собраний.
На собрании в Солфорде председательствовал глава муници-
палитета; на собрании в Донкаетере выступили несколько мест-
ных собственников. В обоих случаях были приняты резолюции
против монополии. В прошлую пятницу состоялось собрание в
Норидже с участием делегации Лиги, в которую вошли полков-
ник Томпсон, г-н Мур и г-н Кобден. На этом собрании присут-
ствовало больше 4000 человек, и аплодисменты, которыми они
встретили делегацию, свидетельствуют об их поддержке нашего
дела. В субботу в том же городе и с участием той же делегации
прошло другое собрание, посвященное специально сельскохозяй-
ственному классу. Не было никаких проявлений неодобрения, не
было произнесено ни единого враждебного слова1. В конце
заседания знаменитый филантроп г-н Джон-Джозеф Герни из
Нориджа призвал всех присутствующих отбросить всякие
партийные предпочтения, всякие политические предубеждения
и не усматривать в нашем деле ничего иного, кроме как вопроса
о справедливости и человечности. (Аплодисменты.)
1 Тем не менее понятно, что в Англии против свободы об-
мена выступает сельский класс, как во Франции против
того же самого выступает промышленный класс.
Председатель поздравил себя и всех со вступлением в дви-
жение Ирландии, на прошлой неделе было устроено большое
собрание в Ньютаунардсе, принадлежащем лорду Лондондер-
ри. {Взрыв смеха.) За неимением достаточно вместительного
помещения собрание проходило на открытом воздухе, хотя пого-
да была неважной. [Затем он продолжает:]
«Конечно, эти собрания весьма важны, но Лига
не забывала о других делах. Профессора политиче-
ской экономии продолжали вести свои курсы. С са-
мого начала Лига понимала, сколь желательно, что-
бы она своими усилиями содействовала развитию
системы либерального образования. Она готовит
себя к тому, чтобы, когда настанет время саморас-
пуститься, оставить о себе добрую память, направ-
ляя и наставляя людей на путях к общественному
благу, открытие которых — ее заслуга, Лигу обви-
няют в революционности, но три четверти ее расхо-
дов направляются на распространение вполне здра-
вых экономических установок и теорий. Если Лига
революционна, то Адам Смит и Рикардо тоже рево-
люционеры, и сама Торговая палата полна револю-
ционеров2. (Возгласы согласия с выступающим.)
Лига старается распространять не свои взгляды, а
мудрость этих великих людей, которая начинает
проникать в умы, а в будущем должна господство-
вать в государственных учреждениях независимо от
того, в чьих руках окажутся власть и министерские
портфели.
Надо извинить тех людей, чьи интересы делают
их слепыми в вопросе о монополии; но приходится с
сожалением сказать, что в некоторых местах страны
духовенство и церковь не побоялись повредить своей
2 Торговая палата представляет собой своего рода мини-
стерство торговли. Ее управляющий является членом ка-
бинета. Именно в ней, благодаря просвещенности гг. Пор-
тера, Дикона Юма, Грегора, была подготовлена таможен-
ная революция, свершившаяся в Англии. В конце этого
тома мы приводим вопросы г-ну Дикону Юму и его заме-
чательные ответы, на которые просим читателя обратить
особое внимание.
111
репутации, предавая проклятиям тексты, исходящие
от Лиги, ответить на которые по существу у них нет
ни таланта, ни смелости3. {Громкие восклицания.)
Настоятель Херефорда ушел с поста председателя
Общества рабочих, потому что молодчина-секретарь
этого общества разложил на столах несколько эк-
земпляров нашего циркуляра против хлебного нало-
га (bread-tax). Г-н настоятель начал свое выступле-
ние с требования убрать злосчастный памфлет, но
секретарь предпочел исполнить свой долг и не быть
слишком предупредительным по отношению к высо-
кому сановнику церкви, и поэтому циркуляр остался
на столах, а убрался настоятель. {Смех.)
А вот у меня в руках подлинник письма, где рас-
сказывается о более серьезном случае. В Норфолке
одному джентльмену было поручено передать, через
посредство ризничего, несколько брошюр Лиги при-
ходскому священнику и нескольким дворянам по
соседству. Ризничий выложил эти брошюры на стол
в помещении для облачения, и когда священник во-
шел туда надеть ризу, то схватил их, понес к алта-
рю, и они послужили ему текстом для резкой пропо-
веди-отповеди, в которой он назвал членов Лиги
убийцами {взрыв смеха), добавив, что некий Кобден
{новый взвыв смеха) угрожал сэру Роберту Пилю,
что убьет его, если тот не удовлетворит требований
Лиги; после чего он велел сжечь брошюру в печке,
заявляя, что они пахнут кровью. {Снова смех.) Ду-
маю, что такое поведение заслуживает скорее не
гнева, а сострадания, сострадания за паству, ведо-
мую таким пастырем, и прежде всего сострадания к
самому священнику, который просит у Создателя
“хлеба насущного”, а сердце его не внемлет страда-
ниям его собратьев; сострадания к священнослужи-
телю, который до такой степени забыл святость про-
поведи и величие храма, что превратил церковную
3 Английское духовенство связано с монополией потому,
что получает свою десятину от обложения. Ясно, что чем
дороже хлеб, тем обильнее десятина. Оно поддерживает
монополию еще и ввиду того, что имеет семейные связи с
аристократией.
112
службу в повод для клеветы, а алтарь — в сцену
для скандального спектакля4.
Слово будет предоставлено сначала г-ну Джозе-
фу Юму, испытанному другу народа. Затем вы ус-
лышите гг. Бразертона и Гибсона. Мы рассчитыва-
ли также на сотрудничество г-на Брайта, но он в
субботу поехал в Ноттингем и Дарем, чтобы при-
нять участие, в интересах свободы торговли, в пред-
выборной борьбе в этих городах».
Г-н Юм идет к трибуне под продолжительные аплодисменты.
Когда тишина восстанавливается, он говорит:
«Я пришел на это собрание с намерением слу-
шать, а не говорить. Однако комитет рассчитывал на
мое усердие, и поскольку я не мог, как делают иные,
сослаться на то, что не привык выступать5 (смех), я
должен был подчиниться несмотря на мои отнюдь не
блестящие способности. Но я подчинился с удоволь-
ствием, ибо вспоминаю то время, не столь отдален-
ное, когда те самые мнения и точки зрения, которые
сегодня приемлются не только сообществом граждан,
но и некоторыми министрам правительства Ее Вели-
чества, горячо оспаривались и отвергались этими же
министрами. Люди, некогда выступавшие против
свободы торговли, теперь в конце концов признали
истинность и правоту взглядов и установок Лиги, и я
с величайшим удовлетворением выслушал недавно
заявление, вырвавшееся из уст одного из тех, кто бы-
ли нашими самыми горячими оппонентами и против-
никами. Вот оно: “Принцип свободного обмена — это
принцип здравого смысла”6. (Возгласы одобрения.) Я
выступаю на сегодняшнем собрании в совершенно
другой обстановке и атмосфере, нежели та, которая
Принципы
свободной
торговли
находят
признание в
среде быв-
ших против-
ников
4 Я сохранил все эти детали в качестве картины нравов, а
также чтобы показать накал борьбы и умонастроения
участвующих в ней классов.
Известно, что в парламенте г-н Юм всегда очень акти-
вен. Редко бывает, чтобы голосование по любой из статей
расходной части бюджета обходилось без его требования
соблюдать экономию.
6 Эти слова принадлежат сэру Джеймсу Грэму, государ-
ственному секретарю департамента внутренних дел.
8-2514
из
15 лет назад
только 14 из
658 членов
парламента
проголосо-
вали за по-
степенную
отмену хлеб-
ных законов
Лендлорды и
те, кто от
них зависит,
упорно не
желают рас-
сматривать
вопрос ина-
че, как в
ракурсе,
затрагиваю-
щем их не-
посредст-
венно
могла окружать меня во времена, о которых я только
что сказал. Лет этак около пятнадцати тому назад я
внес одно предложение собранию, состоявшему из
658 джентльменов (смех, возгласы: “Слушайте!
Слушайте!”), которые не были людьми несведущими
или неграмотными, а знали — или считались знаю-
щими — свои обязанности перед самими собой и пе-
ред страной. Я предложил этим 658-ми джентльме-
нам подправить хлебный закон таким способом, что-
бы скользящая шкала постепенно преобразовывалась
в твердую пошлину и чтобы в конце концов твердая
пошлина уступила место абсолютной свободе. (Апло-
дисменты.) Но из этих 658 джентльменов только 14
поддержали меня. (“Слушайте! Слушайте!”) С тех
пор каждый год некоторые из моих коллег проявляли
такую же инициативу, и отрадно видеть, что каждый
год наше великое дело отвоевывает себе все новые и
новые позиции. Правда, я с печалью наблюдаю, как
лендлорды и те, кто от них зависит, упорно не жела-
ют рассматривать вопрос иначе, как в ракурсе, за-
трагивающем их непосредственно. Многие из них
входят в число законотворцев, и, так и не выйдя за
пределы своих личных взглядов и убеждений, они
приняли законы, явная цель которых — обеспечивать
их личные интересы в ущерб интересам государства
и общества. А ведь это не что иное как нарушение
основных принципов нашей конституции, требующей,
чтобы все законы соответствовали интересам всех
классов. (Возгласы одобрения.) К сожалению, палата
общин не выражает мнений всех классов. (Возгласы
согласия.) Она представляет лишь мнения одного оп-
ределенного класса — класса самих законодателей,
которые поворачивают всю мощь законов на обслу-
живание собственных преимуществ в ущерб всем ос-
тальным гражданам. (Аплодисменты.) Я хотел бы
спросить этих людей, богатых людей, владеющих
средствами и способами защищать самих себя, как
они могут безмятежно почивать в своих постелях, по-
сле того как они приняли настолько несправедливые
и угнетательские законы, что они, эти законы, лиша-
ют средств существования многие миллионы собрать-
ев этих людей. (А плод с менты.)
114
Именно исходя из такого моего принципа, я посто-
янно поднимая этот вопрос, постоянно получал один
и тот же ответ: “Если бы мы думали, что поступаем
неверно, мы бы так не поступали”. (Смех.) Вы смее-
тесь, господа, но уверяю вас, что очень многие и сре-
ди нас люди, не понимающие даже простейших
принципов политической экономии, без всяких коле-
баний и сомнений повторяют эту, так сказать, “ак-
сиому” прямо в глаза просвещенным и знающим лю-
дям нашей страны. Однако над горизонтом умов
поднимается новое светило, и уже есть признаки того
времени, когда пробудятся даже те, которые сегодня
еще слишком привязаны к своим корыстным интере-
сам. (Аплодисменты.) Да и время-то уже настало,
чтобы они огляделись вокруг себя и заметили, что
пора, давно пора поступить справедливо и склонить
чашу весов в пользу бедных и неимущих.
Бедственное положение страны является следст-
вием несправедливого законодательства. Мы и объе-
динились ради того, чтобы оно было отменено, и я
надеюсь, что вопреки всем наветам Лига скоро будет
признана самым просвещенным другом человечества.
Я верю, что наша великая ассоциация будет выше
реагирования на всякие злобные и карикатурные
изображения ее. И пусть она знает, что как показы-
вает мне мой долгий личный опыт, чем дальше она
будет следовать путем справедливости, тем жестче ее
будут преследовать. (Аплодисменты.) Когда некото-
рые граждане начинают разговаривать со мной в
резких тонах, я придерживаюсь неизменного правила
сначала внимательно выслушать и понять их обвине-
ния против меня. Если я нахожу в них определенную
обоснованность, я спешу исправить собственное пове-
дение. Если же это не так, я с еще большим убежде-
нием иду своим путем и утверждаюсь в мысли, что
не сверну с него. Могу лишь посоветовать Лиге по-
ступать так же. Вы стали участниками благородного
начинания, вы не жалели ни ваших денег, ни вашего
времени, вы сделали ради успеха великого дела ре-
шительно все, что в силах сделать человек, и близит-
ся время, когда взяв усилия, ваша беззаветность
принесет успех и победу. (Аплодисменты.)
Бедственное
положение
страны явля-
ется следст-
вием не-
справедли-
вого законо-
дательства
8*
115
Премьер-
министр уже
одобрил
принцип
свободной
торговли,
ему остается
лишь вопло-
тить его в
жизнь
Широко распространена мысль, что силу нашей
страны составляют ее территориальные интересы,
но ведь сами-то территориальные интересы черпают
свои силы в процветающей торговле и процветаю-
щей промышленности. Люди стали наконец пони-
мать, чего они лишаются сами, лишая справедливо-
го вознаграждения труд и промышленность. Рабо-
чий лишается заработка и не может покупать
продуктов, даваемых землей; отсюда и сетования на
то, что невозможно продать скот и хлеб. Страдания
всей тяжестью ложатся сейчас на низшие классы, но
они уже захватывают и средние классы, они затро-
нут и классы высшие, и когда настанет день, не
столь уж далекий, когда высшие классы почувству-
ют себя обделенными и обманутыми, тогда они при-
знают, что нынешнюю систему надо менять. {Воз-
гласы одобрения.}
Вспоминая последние всеобщие выборы, не могу не
отметить, насколько заблуждался народ, когда, поддер-
живая монополистов, он думал, что защищает истинные
интересы страны. Приверженцы свободы торговли могут
сегодня с гордостью видеть, что те самые люди, которые
обвиняли их в никчемном новаторстве и яростно выступа-
ли против ориентации на свободный обмен, теперь чаще
всего не пришли к власти, а повернулись к своим истин-
ным друзьям и теперь разделяют наши взгляды и прин-
ципы. {Аплодисменты,} Единственное, о чем я их прошу,
это быть всегда последовательными в поддержании на-
ших принципов. Во всей палате общин и даже во всей
Англии не найти человека, который бы умел лучше, чем
сэр Роберт Пиль, излагать со всей ясностью и четкостью
идеи, способствующие развитию нашей торговли, обосно-
ванные и “просчитанные” наилучшим образом, чтобы
обеспечивать интересы и процветание нашей страны.
{Возгласы одобрения.} Да, высокочтимый баронет уже
сделал реальный первый шаг на этом пути, но только
первый. Он медлит и как бы утомляется от еще пред-
стоящего путешествия потому, видимо, что его партия не
разрешает ему продвигаться вперед. Он одобрил и про-
возгласил принцип. Ему остается лишь воплотить его в
жизнь, чтобы обеспечить стране прочный мир и долговре-
менное процветание. {Аплодисменты.}
116
Очень многие благонамеренные люди не могут
понять, почему торговая реформа представляется
срочным делом именно сегодня, а не вчера или по-
завчера. Фермеры, помня о том, что в военные вре-
мена они добивались более высоких цен за свою
продукцию, а фабрики и заводы тоже получали
большие прибыли, воображают, будто бы всего-
навсего нужна новая война, чтобы повысить и их
цены, и прибыли промышленников. Такая иллюзия
существует даже среди некоторых промышленников,
а в сельскохозяйственных классах она почти господ-
ствует. Однако показать ее беспочвенность очень
легко. Если бы обстоятельства были такими же, как
и во времена, предшествующие 1815 году, то, види-
мо, и результаты были бы такими же. К счастью —
в рассматриваемом нами контексте, по крайней ме-
ре, — положение Англии изменилось до такой сте-
пени, что теперь невозможно, чтобы из идентичного
законодательства вытекали подобные же следствия.
Во время войны, занявшей целую четверть века и
закончившейся в 1815 году, на европейском конти-
ненте не было развитой промышленности, а в насту-
пившее затем мирное время Англия, имевшая мно-
жество рынков по всему миру, могла еще довольно
долго поддерживать высокие цены, вызванные вой-
ной. Этим она и пользовалась, хотя цены на продук-
ты питания во всей нашей стране были на 50 про-
центов выше, чем в других странах.
Каково нынешнее положение вещей? В Европе и
Америке царит мир, и работающее население рас-
пределено там между промышленностью и сельским
хозяйством. Эти страны соперничают на нейтраль-
ных рынках с английскими фабрикантами, и если
последние не устанавливают одинаковых с ними
цен, то им невозможно выдержать конкуренцию. Так
чего же хочет наш фабрикант, требуя отмены огра-
ничительных законов? Он хочет, чтобы порты Анг-
лии были открыты для продовольственных товаров
со всего мира, чтобы они продавались у нас по нор-
мальным, естественным ценам и чтобы англичане
были поставлены в равное положение со всеми дру-
гими народами. Уж не опасаетесь ли вы того, что
Фермеры
полагают,
что нужна
новая война,
что повыси-
лись и цены
на их про-
дукцию, и
прибыли
промышлен-
ников
Почему не-
обходимость
торговой
реформы
возникла
именно сей-
час
117
Ответствен-
ность пар-
ламентариев:
каковы бы
ни были их
собственные
невзгоды,
даже полное
разорение,
они не могут
действовать
лишь ради
самих себя
тогда нечего будет опасаться промышленному ге-
нию, капиталу и деловой активности Великобрита-
нии? (Восклицания в зале.) Я отчетливо слышу, что
вы отвечаете “Нет!” Так будем же неустанно требо-
вать свободы торговли!
Теперь я хочу обратиться к тем, кто имеет при-
вилегию направлять своих представителей в парла-
мент. На парламентариях лежит большая ответст-
венность, ибо они не должны забывать, что получен-
ный ими мандат длится семь лет, и за это время,
каковы бы ни были их собственные невзгоды, даже
полное разорение, они не могут действовать лишь
ради самих себя. Вот о чем должны серьезно заду-
маться все избиратели. Все заинтересованы в том,
чтобы страна процветала, а нынешнее ее состояние
от процветания слишком далеко. Единственный спо-
соб все-таки достичь его — это открыть наши порты
всем товарам мира. Я мог бы назвать немало стран,
чья продукция нам нужна, но я назову только одну.
На одном собрании в сентябре прошлого года, на
котором председательствовал герцог Ратлендский,
было предложено выступить полномочному послан-
нику Соединенных Штатов г-ну Эверетту, и тот, в
частности, сказал: “Моя страна хочет обменивать
свои товары на ваши. У вас много того, чего недос-
тает нам, и наша страна могла бы расплачиваться с
вами товарами, которыми переполнены наши порто-
вые склады, и мы даже доходим до того, что исполь-
зуем соленую рыбу в качестве топлива”. (И в самом
деле, один американец подтвердил мне, что в порту
Нового Орлеана скопились горы соленой рыбы, ко-
торую можно было бы продавать по шесть денье за
фунт, но которую сжигают вместо угля в топках па-
роходов.) “У нас, — продолжал г-н Эверетт, — гни-
ет зерно в хранилищах за неимением сбыта, а нам
не хватает одежды и рабочих инструментов”.
Так кто же противится такому обмену? Британ-
ское правительство. Мы же требуем именно этой
свободы обмениваться со всем миром. В каждом
климате и у каждого народа имеются свои, особые
продукты. Так пусть же все свободно прибывают в
нашу страну и обменивают свои товары на товары,
118
которые мы производим в избытке и переизбытке, и
от этого выиграют все. Промышленник расширит
свои предприятия и построит новые; увеличатся за-
работки рабочих; возрастет потребление продуктов
сельского хозяйства; а в результате общего благопо-
лучия улучшится положение самих земельных соб-
ственников и увеличатся доходы государства. Одна-
ко при наших ограничительных законах заводы и
фабрики все меньше обеспечивают занятость, зара-
ботная плата снижается, плоды земли портятся и
пропадают впустую, и это зло ощущают все классы.
Так пусть же те, кто принимает близко к сердцу со-
стояние нашего отечества, глубоко продумают все
перечисленные обстоятельства и проблемы. Разве не
очевидно, что страна приходит в упадок, и разве все
вы не свидетели этого процесса...
Утверждают, что хлебный закон нужен для по-
мощи фермерам; но ведь это в четвертый раз как
фермеры попадаются на такую ловушку. Цены на
их продукцию снижаются и не станут повышаться,
пока у трудящихся не будет полной занятости. Зе-
мельные собственники твердят им: “Если вам труд-
но платить за аренду, потерпите, снижение цен не
может продолжаться бесконечно; цены на ваше про-
довольствие поднимутся, как это было после кризи-
сов 1836 и 1837 годов”. Однако можно ли сопостав-
лять нынешние невзгоды с неблагополучием в любое
другое минувшее время? Прямо сегодня я получил
письмо от одного фермера из Мидлсекса, некоего
г-на Фокса, в котором говорится, что за последние
пять лет капитал арендаторов убавился на 25 про-
центов. Он подсчитал, что 32 млн овец, 7 млн голов
крупного рогатого скота и 60 млн четвертей зерна
стоят 468 млн ф. ст., но было потеряно 25 процентов,
что составляет для фермеров потерю 117 млн ф. ст.
Это не фантазия, а факт, и если капиталы исчезают
в такой устрашающей пропорции, то выдержит ли
страна субсидии фермерам, то есть дополнительные
налоги с населения, в 55—56 млн ф. ст.?
Хлебные законы направлены на обеспечение пре-
имуществ лендлордов; однако, по-моему, они дали
От свободы
торговли
выиграют
все
За пять лет
капитал
арендаторов
уменьшился
на 25%, или
на 117 млн
ф. ст.
119
Лендлорды
также стра-
дают от
хлебных
законов
им, так сказать, преимуществ не больше, чем дру-
гим классам нашего общества. Так что о лендлордах
можно сказать, что в итоге они получили то, чего
заслужили, поскольку законы — это их рук дело.
(Смех.) Будьте уверены, что арендная плата упадет
тотчас же, как только между фермерами и сеньора-
ми будут заключены новые соглашения, ибо если
снижается цена на продукцию фермеров, то и
арендная плата должна снижаться. Каково будет
тогда положение земельного собственника? Первый
налоговый груз, которым отягощена земля, это сам
бедный человек; прежде чем сеньор возьмет свою
ренту, надо, чтобы бедные были накормлены. А ме-
жду тем, и это широко известно, налогообложение
бедных за последнее время удвоилось и даже утрои-
лось! В моем приходе Марн-ле-Бонн, который можно
считать местом, меньше всего затронутым нынеш-
ним кризисом, налоги поднялись, в их общей сумме,
с 8,5 тыс. до 17 тыс. ф. ст. Так что значительная до-
ля и без того сокращенной ренты будет отдана бед-
ным. Затем идет духовенство. Известно, что после
изменения закона о десятине сеньор не смеет при-
тронуться ни к фартингу из своей ренты, если не по-
лучат свою плату священники. Вот вам и второй
налоговый груз, давящий на землю.
Наконец является сэр Роберт Пиль со своим по-
доходным налогом и говорит: “Вы не притронетесь
ни к единому шиллингу из ваших богатств, пока не
будет удовлетворено казначейство”. В этом кварта-
ле подоходный налог составил 1,8 млн ф. ст.,
но, по всей видимости, лишь очень малая его часть
поступила от сеньоров, так как они всегда платят в
последнюю очередь. (Смех.) Вот вам и третий груз.
А если верно, как я не раз слышал, что значитель-
ная доля земли отдана в ипотеку, то это уже будет
четвертый груз. Что же остается сельским собствен-
никам? Я бы посоветовал им оглядеться вокруг и
прежде всего поглядеть на самих себя. Нынешние
трудности проистекают от их собственной бесхозяй-
ственности, и они будут лишь расти и расти, и тогда
120
они сами предложат свою помощь и содействие Ли-
ге. (“Слушайте! Слушайте!0)
Джентльмены, все обстоятельства работают на
вас; подоходный налог — ваш адвокат; снижение
доходов свидетельствует в вашу пользу, и, наверное,
это снижение все-таки приносит пользу, ибо многие
начинают шевелиться, лишь когда опустошается их
кошелек. С другой стороны, наши тюрьмы перепол-
нены; каждый год в них содержится 150 тыс. заклю-
ченных, а одного бывшего заключенного достаточно,
чтобы совратить с пути истинного пятьдесят чело-
век. Вот почему я и говорю, что обсуждаемый здесь
вопрос — это также и вопрос вашего христианского
долга. Мы требуем справедливости! Мы требуем,
чтобы правительство не продолжало упрямо дви-
гаться по тому пути, который ведет страну к разоре-
нию и нищете, притом такого размаха, который
ужаснет всякого честного человека! (Аплодисменты.)»
Г-н Бразертон:
«Здесь обсуждается не партийное дело, а дело
всего народа; здесь обсуждается дело не только
Англии, но и всего мира, ибо это есть дело справед-
ливости и братства. Мой уважаемый друг сказал,
что Лига придерживается принципа здравого смыс-
ла, и даже в парламенте было признано, устами
премьер-министра правительства Ее Величества,
что продавать и покупать по наиболее выгодным
ценам есть право всех англичан и всякого человека.
Премьер заявил также, что принцип свободы обме-
на — это принцип здравого смысла. Однако из этого
принципа, именно в таком его качестве, надо сде-
лать вывод о необходимости хотя бы минимума, так
сказать, здравой порядочности. (Возгласы одобре-
ния.) Законодатели прекрасно знают, что такое
справедливость; народ же требует от них лишь од-
ного — воплотить справедливость в практику.
Скоро я буду иметь честь вручить палате общин
петицию моих доверенных лиц с просьбой уволить в
отставку хлебный закон (смех), но боюсь, что палата
холодно отнесется к этой просьбе. Поэтому мои до-
Многие на-
чинают ше-
велиться,
лишь когда
опустоша-
ются их
кошелек
Мы требуем
справедли-
вости
Мы обсуж-
даем дело
всего мира:
продавать и
покупать по
наиболее
выгодным
ценам есть
право каждо-
го человека
121
Если всякая
коррупция
спускается
сверху вниз,
то всякая
реформа
поднимается
снизу вверх
Я борюсь за
свободную
торговлю с
точки зрения
справедли-
вости
Несправед-
ливый закон
не может
продержать-
ся долго
верейные лица хотят, чтобы я обратился не только к
палате, но и к вашему собранию. Да, страна долж-
на обратиться к представителям столицы. Народ
столицы держит в своих руках судьбы всей империи.
Уже давно вся страна с волнением обсуждает этот
большой вопрос и понимает все его значение.
Складываются самые благоприятные условия для
его предстоящего решения, ибо я по собственному
опыту знаю, что если всякая коррупция спускается
сверху вниз, то всякая реформа поднимается снизу
вверх. (Аплодисменты.) Нынешнее возбуждение
началось среди несчастных ткачей. Их чувства и
чаяния сначала игнорировались, не признавались
даже промышленниками, но сегодня они признают,
что бедные ткачи правы...
Я всегда боролся против хлебных законов с пози-
ций справедливости, потому что считаю их неспра-
ведливыми, бесчеловечными и неполитичными (в
смысле вредными с политической точки аренда). Я
утверждаю, что закон, защищающий какой-то один
класс сообщества в ущерб другим классам, — это
несправедливый закон. Я не оспариваю права ленд-
лордов распоряжаться своей собственностью к наи-
большей для себя выгоде и даже вывозить хлеб, ес-
ли они могут производить его дешевле, чем в других
странах. Но вместо этого лендлорды провели закон,
лишающий рабочего возможности и права распоря-
жаться продуктом своего труда по своему усмотре-
нию. Вот поэтому я и говорю, что такой закон не
сможет удержаться долго, потому что он явно не-
справедлив.
Хлебный закон имеет еще и тот изъян, что он
очень и очень неравным образом затрагивает раз-
личные классы общества; у богатого он отнимает
пять процентов, а у бедного целых пятьдесят, и вот
я, облагаемый пятипроцентным налогом, я в конце
концов начинаю забывать самый смысл слова
“справедливость”. Многие не понимают всей полно-
ты значения этого слова потому, что они не видят
ничего дальше своих личных интересов и выгод. Я
вспоминаю, как однажды один джентльмен, высту-
122
пая перед большим собранием служителей церкви,
никак не мог объяснить им значение термина, рав-
нозначного понятию справедливости. Допустим, что
это как раз и было слово “справедливость”. Он на-
писал его на листке бумаги и спросил: “Что это оз-
начает?” Один из священников сразу воскликнул:
“Справедливость!” Тогда джентльмен накрыл слово
на листке гинеей и опять спросил: “Что вы теперь
видите?” Священник ответил: “Ничего”. Золото за-
туманило ему взор. (Смех.)
Утверждают, что эти законы были приняты не
ради лендлордов, а ради фермеров и сельскохозяй-
ственных рабочих. Однако после того, как люди
увидели, как действуют эти законы, вряд ли кто-
нибудь придет к выводу, что они послужили к выго-
де поденщиков в сельских округах. Что же касается
фермеров, то если призвать их в свидетели, то они
дружно заявят, что они тоже не извлекли из этих
законов никакой прибыли. Остаются сеньоры-
землевладельцы, которых можно было бы заподоз-
рить, что они получили тут кое-какие барыши, но на
поверку выясняется, что и они не получили ничего.
Мне уже немало лет, и я хорошо помню, с каким
восторгом земельные собственники встретили войну
с Францией, провозглашая, что для этой войны они
отдадут свою последнюю гинею и последний акр
своих земель; каждый спешил выказать бескорыстие
и патриотизм. Однако, пока шла война, они назани-
мали кучу денег. Наконец наступил мир, а с ним
пришли достаток и дешевизна. Но лендлорды, за-
нявшие денег, принялись изыскивать способы избе-
жать возврата долга. Хотя они и обещали отдать
славному делу последний акр и последнюю гинею,
но всерьез платить за что-нибудь никогда не входи-
ло в их намерения. ("Слушайте! Слушайте!”) Их
первейшей заботой было сбросить с себя груз в
14 млн ф. ст. земельного налога, и тогда они приду-
мали хлебный закон, который повысил бы им ренту
за сдачу земли внаем. Они хорошо знали, что рента
и цена на хлеб тесно взаимосвязаны, вот почему они
изобрели хлебные законы. Когда они были впервые
От хлебных
законов
проигрыва-
ют все
123
Изначальная
цель хлеб-
ных законов
В хлебных
законах за-
ложена не-
справедли-
вость и долг
каждого
бороться за
их отмену
представлены на рассмотрение законодателей, лорд
Ливерпуль признал со всей откровенностью и, так
сказать, честностью, что они имеют целью помешать,
посредством своего рода индукции, снижению рен-
ты. Вот так аристократия, которая заложила в ипо-
теку свои земельные владения, действуя якобы из
патриотических побуждений, воспользовалась пер-
вым же поводом, чтобы вместо возвращения собст-
венных долгов переложить их груз на трудящиеся
классы; и вот, назанимав денег на сумму, чуть ли не
равную стоимости всех их земель, аристократы за-
конодательным путем удвоили ренту, повысив цену
на хлеб, и всю их задолженность стали выплачивать
не они, а народ.
Вот так обошлись с народом нашей страны, и те-
перь именно ему надлежит сказать, может ли такое
продолжаться. Герцог Ньюкаслский вопрошал, раз-
ве он не вправе распоряжаться своей собственно-
стью как ему угодно. (Смех.) В принципе у меня нет
возражений против такой точки зрения, но ее надо
сформулировать поаккуратнее. Если мы считаем
себя добропорядочным и религиозным народом, мы
должны признать, что никто не вправе поступать со
своей собственностью абсолютно произвольно, вклю-
чая совершеннейшую несправедливость. Я полагаю,
что мы должны поступать по отношению к другим
так, как мы хотели бы, чтобы они поступали по от-
ношению к нам*. Тем не менее лендлорды ввели за-
коны, позволяющие им устанавливать искусствен-
ную цену за отдачу в аренду своих земель и в то же
время не давать народу возможности получать есте-
ственную цену за свой труд. В этом и заключается
величайшая несправедливость, и поэтому право и
долг каждого — бороться за изменение такого по-
ложения. Упадок и обнищание общества глубоки,
хотя многие могут и не чувствовать этого. Беда еще
не захватила Лондон во всей своей полноте и тяже-
сти, или, точнее сказать, она здесь менее заметна,
чем в других местах, потому что сосредоточенные
здесь высшие классы мало заботятся обо веем ос-
тальном народе. Я готов согласиться с г-ном Юмом,
что у вас царит апатия, но это не отменяет страда-
124
ний народа, и мы просим вашего участия в помощи
жителям столицы. Долг всех людей — ответить на
такой призыв и приложить все усилия, чтобы вер-
нуть страну к благополучию. Упадок уже сильно
затронул сельскохозяйственные классы, которые в
конце концов начинают понимать, что наилучшие
рынки для сбыта их продукции — это обеспеченные
покупатели и вообще процветающая страна.
Есть люди, воображающие, будто промышленни-
ки, выступая за отмену хлебных законов, стремятся
обеспечить себе выгоду за счет других классов. Это
иллюзия, и подобная вещь просто невозможна. Не
бывает так, чтобы усиление и расширение деловой
активности приносили выгоду одним и ущерб дру-
гим {Возгласы: “Да! Да! Правильно!”) Ежегодный
прирост нашего населения составляет триста тысяч
человек. И всегда надо находить работу для такого
“излишка” и кормить его. Если он не кормится за
пределами работных домов, надо кормить его в ра-
ботных домах. Но если он сам находит себе работу и
получает средства для своего существования, то тем
самым он открывает новые рынки для продуктов,
земли. Сегодня законы лишают рабочих работы,
вставая заслоном на путях обмена, и из этого обра-
зуется тяжелый груз, давящий на собственность.
Как сказал опять-таки г-н Юм, рабочим нужно по-
могать. По мере того как их растущая масса будет
все больше и сильнее давить на собственность, ари-
стократия будет все лучше и лучше понимать, что
правильная и безупречная политика — это чест-
ность. ("Слушайте! Слушайте!”) Вы хотите сохра-
нения хлебных законов? {Возгласы: “Нет! Нет!”)
Хорошо. Тогда я призываю всех, кто хочет улучшить
положение народа, продвинуть вперед его интеллек-
туальное и нравственное воспитание, обеспечить
расцвет промышленности и торговли, — присоеди-
нимся к Лиге! Объединим наши силы, чтобы вы-
черкнуть из свода наших законов эти несправедли-
вые, беззаконные и отвратительные законы! {Про-
должительные аплодисменты.)»
Ежегодный
прирост
населения в
Англии —
300 тыс.
человек
125
Затем слово предоставляется г-ну Милнеру Гибсону, который,
высказав несколько соображений общего характера, продолжает:
«Я не могу глядеть на столь многочисленное и
блестящее собрание, не будучи уверен в том, что мы
обсуждаем здесь вопрос общенационального мас-
штаба. Идут разговоры о собраниях, устраиваемых
неожиданно и случайно. Но столько уважаемых лю-
дей, столько видных деятелей не собрались бы здесь,
если бы не шла речь о том, что в высшей степени
заботит всю общественность. (Возгласы одобрения.)
Разумеется, если бы речь шла о биче изобилия, о
прелестях голода, о благе ограничений на промыш-
ленность и торговлю, то был бы достаточен гораздо
менее просторный зал, чем этот7. (Смех.)
Другая замечательная особенность наших встреч,
с чем я и поздравляю вас, — это участие в них
представительниц женской половины нашего обще-
ства. Чем объясняется присутствие прекрасного по-
ла? Обычно женщины не расположены вникать в
сугубо финансовые вопросы и углубляться в скуч-
ные проблемы политической экономии. Чтобы за-
служить их внимание, нужно, чтобы в наши задачи
входила и филантропия, человеколюбие, то есть во-
просы гуманности, нравственного и физического со-
стояния большинства наших собратьев. И если дамы
приветствуют усилия Лиги, то это значит, что они
поддерживают великий евангельский принцип чело-
веческого братства, реализуемый единственно путем
освобождения торговли и свободного общения и связи
всех народов. (Продолжительные аплодисменты.)
Другой урок, который преподает нам эта великая
демонстрация единства, — это то, Что филантропии
не нужно искать каких-то очень далеких местностей
в поисках цели для своей деятельности. Нищета ря-
дом, она царит вокруг нас, наше собственное отече-
ство нуждается в благородной гуманитарной работе,
7 Намек на собрания сторонников запретительных мер,
устраиваемые в гостиной одного частного дома на Бонд-
стрит.
126
которую наша страна всегда выполняла с честью.
(Аплодисменты.) Я высоко ценю побуждения и бла-
городство тех, кто стремится распространить веру и
цивилизацию до самых дальних уголков земного
шара, но, должен сказать, мы видим столько стра-
даний у порогов наших домов, что уже нет никакой
необходимости искать у наших антиподов или, ска-
жем, в Китае пищу для удовлетворения наших ду-
ховных запросов. (Аплодисменты.)
Я сожалею по поводу отсутствия одного джент-
льмена, который должен был выступить сегодня ве-
чером. (Возгласы из зала: “Он пришел!” И дейст-
вительно, на сцену поднялся г-н Брайт.) Извините,
я говорю о полковнике Томпсоне, и я досадую на
самого себя, что не произнес его имени чуть раньше.
Повторяю, я сожалею по поводу отсутствия этого
джентльмена, который своими письменными труда-
ми и устными выступлениями выдвинул больше, чем
кто-либо, аргументов против монополии, именно из
его многочисленных публикаций, из его целого кате-
хизиса против хлебных законов я черпал материалы,
которыми пользовался в борьбе против этих законов.
Рассказывают, что однажды Георг III случайно, в
шутливом разговоре, высказал одно мудрое изрече-
ние. Некто сказал ему, что адвокаты — ловкие лю-
ди, держащие в голове кучу вещей из законоведе-
ния, пригодные для всех случаев жизни. “Нет, —
ответил Георг III, — адвокаты не более ловки, чем
другие люди, и у них не больше законов в голове, но
они знают, где найти какой-нибудь закон, когда в
нем появляется нужда”. (Смех.) Так вот, в трудах
полковника Томпсона вы найдете решение всех во-
просов, связанных с нашим делом, и вы сделаете
своими те аргументы, которые нужно противопоста-
вить хлебным законам.
В конце концов что же такое эти законы? Гово-
рили, что они нужны для защиты национальной
промышленности, для обеспечения занятости сель-
скохозяйственных рабочих, для обеспечения незави-
симости страны от заграницы. Прежде всего, что
касается национального труда, “защита” в данном
127
Хлебные
законы сво-
дятся к ми-
лостям и
вознаграж-
дениям для
определен-
ных классов
Отмена
хлебного
закона вы-
годна арен-
даторам
случае — лишь благовидный предлог. На деле же
законодатели дают преимущества людям, которых
они опекают. Когда внимательно приглядишься к
этим законам, то увидишь, что все сводится к огра-
ничениям некоторых отраслей промышленности и
льготам и поощрению других отраслей, то есть к
милостям и вознаграждениям для определенных
классов. (Далее оратор говорит о последствиях
ограничительных законов для собственности,
арендных платежей и рабочей силы.)
Если посмотреть, как воздействуют хлебные за-
коны на промышленность, то невозможно отрицать,
что они имеют прямой целью удерживать ее в строго
очерченных рамках. Эти законы совершенно недву-
смысленно нацелены на то, чтобы предотвратить
освобождение и рост промышленных классов, и де-
лается это прежде всего, чтобы сохранить лендлор-
дам повышенные ренты, а затем ради того, чтобы
сохранить их самих, этих лендлордов, на самых
верхних ступенях социальной лестницы. (Аплодис-
менты.) Повторяю: лендлорды желают увековечить
свое влияние на страну, влияние, которому они обя-
заны, конечно, не своими талантами или подлинным
превосходством; тем не менее они хотят сохранить
его, чтобы всегда оставаться господами над средни-
ми и трудящимися классами. (Аплодисменты.) Они
завистливым оком взирают, как богатеют и умнеют
классы-соперники, и в своей безумной любви к фео-
дальным формам неравенства протащили законы,
дарующие им господство. (Крики: “Браво!”)
Некоторые утверждают также, что мы якобы
предлагаем насильственные меры и что, если иметь
в виду арендаторов и капиталы, вложенные в сель-
ское хозяйство, не следует действовать слишком по-
спешно и тем самым увеличивать трудности нынеш-
него положения. Отвечаю: нет ничего более выгодного
для самих арендаторов, чем полная и немедленная
отмена хлебного закона. (Аплодисменты.) Особый
интерес представляет для них коренная перемена
нашей торговой политики. А мелкие периодические
изменения, следующие друг за другом нескончаемой
чередой, лишь упорядочивают беспорядок, если
128
можно так выразиться. Они гораздо легче перенесут
резкую и всеохватную революцию. И поскольку на-
шел почти всеобщее признание сам принцип сво-
бодной торговли, я спрашиваю: почему отказывают-
ся воплотить его в жизнь? Ведь как раз требуя пол-
ной и немедленной отмены всех ограничительных
законов и неуклонно придерживаясь именно этой
линии поведения, единственной безупречно принци-
пиальной линии, Лига сосредоточила в себе и вокруг
себя весь потенциал интеллекта, энтузиазма и пре-
данности людей страны. Тем не менее я не отрицаю,
что какая-либо переходная мера, например твердая
пошлина в 8 шиллингов, если бы последний кабинет
провел ее, дала бы стране определенные преимуще-
ства и разрешила бы на некоторое время серьезные
проблемы (и т.д.)...
Поскольку я говорил о твердой пошлине, мне
придется отреагировать на странное утверждение,
будто пошлина на зерно фактически оплачивается
заграницей. Если так, то нам следовало бы еще
больше увеличить пошлину и взвалить на заграницу
всю тяжесть наших обложений. (Смех и аплодис-
менты.) Если бы мы все на свете ввозили с какого-
нибудь маленького острова вроде Гернси, я мог бы
понять, что такой ввоз слишком несопоставим с по-
треблением в нашей стране, чтобы пошлина на этот
ничтожный добавок повлияла на цену нашего отече-
ственного хлеба. В этом случае, действительно, от-
менить пошлину означало бы дать выгоду землевла-
дельцам Гернси. Но при свободе торговли товары
шли бы к нам со всех концов земли, и привозной
хлеб составил бы нашему хлебу конкуренцию, дос-
таточную для поддержания цен на наш хлеб на низ-
ком уровне. Но в таких условиях пошлина на ино-
странный хлеб может лишь повысить цену на наш
хлеб, и, следовательно, народ платит и будет пла-
тить гораздо больший налог, чем тот, который он
отдает казначейству...
Еще также говорят, что если мы упраздним по-
шлину на иностранный хлеб, то заграница сама мо-
жет обложить пошлиной свой вывоз и пополнить до-
ход своего казначейства, тот самый доход, который
Вокруг Лиги
сплотился
цвет нации
Софизм:
пошлины
оплачивают-
ся заграни-
цей
9-2514
129
сейчас поступает в наше казначейство. Что.ж, если
иностранцы таким способом прервут торговлю хле-
бом, то нашим производителям хлеба не на что бу-
дет жаловаться, потому что именно так ведут себя
они сами. Однако будем, и не без оснований, рас-
считывать на то, что заграница воздержится от об-
ложения своего хлеба. (Возгласы одобрения.) Откро-
ем наши порты, и если найдется правительство, ко-
торое наложит пошлину на хлеб, предназначенный
для Англии, то оно само окажется жертвой своей
неразумной акции, потому что тогда мы поищем и
найдем хлеб в другом месте.
Софизм Имеется еще и другой софизм, выпущенный на
“торговых белый свет под названием “торговых договоров”8,
договоров” Нам говорят: “Не отменяйте хлебных законов, пока
заграница не снизит пошлины на наши промышлен-
ные товары”. Этот софизм основан на убеждении,
что правительство той или иной страны готово изме-
нить свои тарифы по просьбе или требованию ино-
Роберт Пиль:
“В интересах
нашей стра-
ны покупать
дешево не-
зависимо от
того, будут
или нет по-
купать де-
шево у нас
другие стра-
ны”.
8 В 1842 году, представляя на рассмотрение парламента
первую часть торговой реформы, которая в полной мере
проводится теперь, в 1843 году, сэр Роберт Пиль говорил,
что реформа не затрагивает многих важных товаров, та-
ких, как сахар, вино и т.д., и это делается для того, чтобы
сохранить возможность заключения торговых договоров с
Бразилией, Францией, Испанией, Португалией и некото-
рыми другими странами. Тем не менее он в принципе
признал, что если другие страны будут отказываться от
британских товаров, то это отнюдь не лишит Англию пра-
ва покупать товары для себя там, где она сочтет это наи-
более выгодным. Его слова заслуживают быть процити-
рованными: “Мы не распространяем ограничение ввоза
на многие товары в надежде на то, что в скором времени
добьемся справедливости, а именно — предоставления
нам, в качестве ответного шага, льгот для нашего вывоза.
Вместе с тем я должен сказать, что мы вправе использо-
вать все средства, могущие заставить их быть справедли-
выми, но если они будут упорно отказывать нам, то нака-
заны за это будем мы сами, если не будем делать наши
закупки на самых дешевых рынках”. (Выступление сэра
Роберта Пиля 10 мая 1842 года.)
Вся экономическая наука в области таможенного дела
заключена в этой последней фразе.
130
странцев; он направлен на то, чтобы любая реформа
в одной стране была поставлена в зависимость от
реформ во всех остальных странах.
Но какая же сила, в лоне самого народа, способ-
на разрушить протекционизм? Сила эта — не тре-
бование или нажим заграницы, а сплоченность и
энергия самого народа, которому надоело приносить
себя в жертву привилегированным интересам. По-
смотрите, что происходит у нас. Кто или что под-
держивает ограничительные законы? Их поддержи-
вают эгоизм и, надо признать, решимость Нечбулов,
Букингемов, Ричмондов. Если бы заграница потре-
бовала от них отменить хлебные законы, пошли бы
они ей навстречу? Безусловно нет. Требования за-
границы не сделают наших сеньоров ни более вели-
кодушными, ни более безразличными к своим рен-
там, ни менее озабоченными удержанием своего по-
литического господства. (Аплодисменты.) Что ж, в
этом отношении другие страны не отличаются от
нашей, и если мы потребуем от них снизить пошли-
ны, то тамошние нечбулы и букингемы, пользующие
ее привилегиями в сфере того или иного производст-
ва, сразу же бросятся на защиту своих монополий.
И у нас и у них торговлю освободит лишь сила об-
щественного мнения. (“Слушайте! Слушайте!”) Я
бы не советовал вам верить в старую сказку насчет
взаимности; пусть не отклоняют вас от вашей цели
всякие истории о посланцах, разъезжающих по раз-
ным странам и договаривающихся о торговых дого-
ворах и взаимных снижениях тарифов. Народ нашей
страны должен рассчитывать только на собственные
силы, чтобы заставить аристократию уступить. (Воз-
гласы одобрения.)
Теперь вопрос стоит так: в какой форме будем
мы обращаться к законодателям? Будем ли мы про-
сить лендлордов отменить ограничительные законы
так, чтобы это выглядело как некая благотворитель-
ность и снисхождение с их стороны? Будем ли мы
вымаливать милость или же потребуем соблюдать
наше право свободно и всецело распоряжаться пло-
дами нашего труда, наших рук и нашего ума? (мно-
гочисленные крики: “Браво!”) Есть такое настроение
Протекцио-
низм разру-
шит только
сплочен-
ность наро-
да, которому
надоело
приносить
себя в жерт-
ву привиле-
гированным
интересам
Торговлю
освободит
лишь сила
обществен-
ного мнения
9*
131
Промыш-
ленники и
Лига готовы
отменить
пошлины на
промышлен-
ные товары,
тем более,
что они по
большей
части иллю-
зорны и
вводились не
по требова-
нию фабри-
кантов, а по
инициативе
аристокра-
тии
— ия знаю об этом, — что средний класс слишком
долго пребывал под ярмом угнетения и поэтому по-
терял способность и смелость протестовать, а его
сердце и дух пропитались рабской покорностью. Я
этому не верю! (Аплодисменты.) Я не могу пове-
рить, чтобы средние и трудящиеся классы, полно-
стью сознающие то зло, которое причиняют им мно-
гочисленные ограничения, налагаемые на их про-
мышленность законодателями, — так вот, чтобы они
пошли на попятную, видя, как горячо и единодушно
(громкие возгласы в поддержку оратора) демонст-
рируется желание призвать эти классы добиться
полного равенства с классами, которым ныне власти
всячески благоприятствуют.
Земельные собственники спрашивают меня: когда
я требую отмены их монополий, уполномочен ли я
промышленниками также и на то, чтобы требовать
отмены всех мер по их, промышленников, защите? Я
отвечаю, что промышленники готовы на такую
жертву (аплодисменты), и я постеснялся бы пред-
стать перед нашим собранием, чтобы требовать от-
мены хлебных законов и в то же время не требовать
полной отмены всех протекционистских обложений, в
чем бы они ни заключались. (Аплодисменты.) Такой
была, есть и будет наша позиция. Хлебные законы,
как и другие протекционистские обложения, прошли
через парламент, когда промышленные и торговые
классы еще не были в нем представлены, когда эти
многочисленные и рассудительные классы, состав-
ляющие весьма значительную часть нашего общест-
ва, не имели возможности заставить услышать свой
голос с помощью своих депутатов. Совершенно на-
прасно упрекают промышленников, что те, мол,
пользуются благами протекционизма, такими, к
примеру, как пошлины на ввоз хлопчатобумажных
тканей в Манчестер или каменного угля в Ньюкасл.
(Смех.) Разве не ясно, что лендлорды допускают по-
добные иллюзорные привилегии, чтобы протащить и
удержать свои привилегии? (Возгласы одобрения
слов оратора.) Да и не сами промышленники уста-
новили для себя кое-какие выгодные пошлины; это
132
сделала за них аристократия, которая, проникая в
их конторы, претендует на то, чтобы диктовать им,
когда, где и как они должны осуществлять ввоз и
обмен. Так что было бы наивностью упрекать про-
мышленность за эти протекционистские пошлины,
ибо действующие ныне законы исходят не от нее; вся
ответственность за них, как и ответственность за на-
циональное бедствие, лежит на британском парла-
менте. {Долго не смолкающие восклицания.)
Говорят, что Лондон медлит вступать в наше
движение потому, что не хочет связывать себя каки-
ми бы то ни было законами, включая новые. Я не
допускаю, чтобы Лига старалась навязать себя ко-
му бы то ни было. Мы собрались здесь ради общей
цели, а цель эта — благополучие всего общества и
прежде всего благополучие лондонской торговли.
Можно ли, пользуясь разного рода абсурдными тол-
кованиями, обвинять нас в самоуверенности или на-
вязчивости, тогда как мы ограничиваемся тем, что
говорим трудящимся классам: ваша промышлен-
ность будет в лучшем положении под вашим собст-
венным управлением, нежели под управлением
охотников за лисами из палаты общин {смех и апло-
дисменты): она будет преуспевать в режиме свобо-
ды, а не под угнетающим контролем этих дворянчи-
ков, которых подкупленные голоса превратили в за-
конодателей. {Гром аплодисментов.)
Теперь я перехожу вот к какому вопросу: является
ли отмена хлебного закона реально осуществимым
делом? Если мы сможем убедить премьер-министра
и администрацию в том, что общественность поддер-
живает отмену, то я уверен, что соответствующее
предложение будет внесено в парламент; это в наших
силах, а ведь мы никогда не ставим перед собой не-
достижимых целей. Бывали и более глубокие ре-
формы, которые предлагались посредством дискус-
сии, посредством обращения к разуму и рассуди-
тельности общества и государства, а также посред-
ством того, что сегодня называется агитацией. Я
верю, что сама аристократия, когда она увидит, что
страна преисполнена решимости, согласится на от-
Насколько
реально
добиться
отмены
хлебных
законов
133
мену из стыда, а если не из стыда, то из страха.
{Шумные восклицания.) Вы боитесь палаты лордов?
Почему? Во всей стране нет учреждения более по-
кладистого, чем она! {Смех.) Нет во всей столице
другого зала, где собирались бы столь скромные и
робкие люди. Так пусть же страна действительно
ведет себя решительно, тогда администрация пред-
ложит соответствующую меру, общины отошлют ее
лордам, а те проголосуют за нее. Возможно, что про-
тив проголосуют епископы, но думаю, что перед
голосованием их преподобия будут приглашены про-
гуляться на минутку за пределами зала. {Смех.)
Крупные собственники уже проявили свою сговор-
чивость в иных формах, проголосовав, например, за
ввоз заграничного скота, и они поспешили это сде-
лать, поняв, что если их представители выйдут из
правительства, это будет означать потерю той доли
влияния, которую предоставил им кабинет посред-
ством некоторых соглашений и уступок. Торжест-
венные обещания не поступать так, данные ими ра-
нее фермерам, не остановили их.
Пролистывая на днях одну книгу по естественной
истории, я натолкнулся на описание одной птицы и
был поражен тем, насколько она похожа на пред-
ставителей сельской знати, посылаемых в парламент
отстаивать интересы монополистов, но признающих
в конце концов принцип свободы торговли. Вот что
пишет натуралист об этой птичке по имени горихво-
стка {взрыв смеха)'. “В ее диком пении нет ничего
гармоничного, но если ее приручить, она становится
удивительно послушной. Она поет под шарманку,
повторяя ее мелодию, и даже научается произносить
некоторые слова”. {Продолжительный смех.) Так
что стоит только администрации предложить меру
решающего свойства, как сеньоры, наши крупные
землевладельцы, тотчас согласятся на нее, потому
что все уже заметили, что на последней сессии они
выступали с самооправдательными речами, рассчи-
танными на то, чтобы скорее извинить, чем поддер-
жать хлебные законы.
Кое-кто может подумать, что я захожу слишком
далеко, требуя полной отмены {возгласы: “Нет! Нет!
134
Не далеко!” \ но я прошу этих людей заметить, что
умеренная пошлина помешала бы ввозу определенно-
го количества хлеба и была бы по отношению к этому
количеству абсолютно запретительной мерой. Сле-
довательно, было бы софизмом утверждать, что по-
кровительственная пошлина в принципе отличается
от пошлины запретительной. Разница здесь не в
принципе, а в степени. Лига отвергла самый принцип
протекционизма. Она провозглашает, что все классы
имеют равное право на свободу обмена и на возна-
граждение своего труда. (Возгласы одобрения.)
Мне скажут, знаю, что Англия и без того благопо-
лучна и должна удовлетвориться своим благополучи-
ем. Однако я не вижу никакого благополучия в том,
что рабочие Англии не получают того, что необходимо
им для поддержания жизни, в отличие от Соединен-
ных Штатов или других стран. Можно быть ослеп-
ленными и обольщенными декоративными частями и
почтенной древностью наших институций. Но истин-
ный пробный камень заслуг и полезности институций
— это, по-моему, достижение такого положения, ко-
гда наше общество, все граждане получают, каждый,
все необходимое, да и все комфортное, для поддер-
жания достойной жизни. Я утверждаю, что в такой
стране как наша, обладающей богатейшими про-
мышленными и торговыми возможностями, всякий
нормальный и здравомыслящий человек должен по-
лучать не только то, что поддерживает, но и то, что
улучшает и, скажу больше, украшает его существо-
вание. (Аплодисменты.) Именно это признает также
и город Лондон в своей докладной записке о колони-
зации, направленной недавно премьер-министру. Я ее
не читал и не могу судить о ее содержании, но я
знаю, что ее подписали как противники, так и сто-
ронники свободы торговли. Что касается первых, то
при всем к ним уважении я хочу спросить их, как они
могут, не впадая в противоречие с самими собой,
создавать где-то далеко, притом с большими расхо-
дами, новые рынки на будущее, в то время как они
отказывают нам в пользовании уже существующими
рынками. Я не могу примирить между собой две ве-
Умеренная
пошлина
также явля-
ется запре-
тительной
мерой
Петиция о
колонизации
(организуе-
мой прави-
тельством
эмиграции)
135
Два способа
принудить
людей к
изгнанию
щи: с одной стороны, навязываемый нам отказ от
свободного обмена с Соединенными Штатами с их
многочисленным населением, имеющим те же по-
требности и те же вкусы, что и население нашей
страны; с другой стороны, тот пыл и страсть, с кото-
рыми хотят создать новые рынки, то есть привести
дело к существованию некоего населения, подобного
населению Соединенных Штатов, и все это ради того,
чтобы открыть в будущем рынки сбыта для нашей
промышленности. Вот вам вопиющая непоследова-
тельность! Что же до тех, кто одновременно поддер-
живает и принципы Лиги, и проект колонизации, то
не боятся ли они, что их вынудят поддержать меру,
которую монополия явно считает запасным выходом,
способом отвлечь людей от великого движения, нача-
того Лигой в нашей стране? ("Слушайте!”) Я не бу-
ду оспаривать выгодных сторон колонизации, но мне
кажется, что надо прежде всего выяснить, хочет ли
рабочий или не хочет жить на своей родной земле.
(Возгласы одобрения.) Я вполне понимаю, что лица, к
которым я обращаюсь, не намереваются поддержи-
вать принудительную эмиграцию: я далек от того,
чтобы приписывать им подобные мысли. Однако име-
ется два способа принудить людей к изгнанию, к
ссылке. ("Слушайте! Слушайте!”) Первый — это
просто схватить их за руки и ноги, швырнуть на па-
лубу или в трюм и высадить на каком-нибудь очень
далеком берегу; второй — сделать для них собствен-
ное отечество настолько мрачным и неуютным, чтобы
они не могли в нем жить (восклицания), и я очень
опасаюсь, что как раз последствия ограничительных
законов будут заставлять людей покидать страну,
хотя в ином случае они предпочли бы оставаться у
домашнего очага. (Аплодисменты.)
Господа, я, кажется, злоупотребил вашим терпе-
нием. (“Нет! Нет! Говорите!”) Вам могут сказать,
что и другие страны терпят не меньше нашей всякие
ограничения и покровительственные пошлины. Од-
нако это ни в чем не ослабляет мою аргументацию.
Мы должны дать пример миру. Именно нам с на-
136
шей верой в наши принципы предстоит побудить
другие народы освободиться от пут, которыми они
связаны своими правительствами. Последуют ли они
нашему примеру? Этого предсказать мы не можем.
Наша цель — общее благо, наше средство — вели-
кий акт справедливости. Мы уже освободили наших
рабов. Но поскольку хлебные законы тоже означают
рабство, хотя и в другой форме, я хочу закончить
свое выступление словами Стерна, правдивее кото-
рых вряд ли сыщешь: “Рядись в любые одежды,
рабство, но кубок твой всегда горек, он не переста-
вал быть горьким, потому что тысячи людей омочи-
ли в нем свои губы”. (Оратор сходит с трибуны
под продолжительные аплодисменты.)»
Англия
должна
явить при-
мер другим
народам, как
освобож-
даться от
пут, навя-
занных соб-
ственными
правитель-
ствами
Предоставляя слово г-ну Брайту, председатель говорит, что
хотя он не может представить собранию г-на Брайта как пред-
ставителя Дарема, он уверен, что собрание окажет ему самый
горячий дружеский прием.
Г-н Брайт рассказывает, что когда он приехал в Ноттингем,
чтобы поговорить с избирателями о проблеме торговли — а, по
всей видимости, интересы торговли найдут своего могучего за-
щитника в лице члена Лиги г-на Гисборна (аплодисменты), — он
узнал о назначенных перевыборах в Дареме, где значительное
число избирателей готовы поддержать кандидата от фритредеров.
«Я поспешил туда, — продолжает г-н Брайт, — но
без малейшего намерения предложить в качестве
кандидата самого себя, а для того, чтобы поддержать
любого кандидата, разделяющего наши принципы.
Из-за каких-то недоразумений ни один либерал не учаСтие
выставил свою кандидатуру, и одни серьезные и об- Брайта в
стоятельные люди настойчиво просили меня все-таки выборах
попробовать баллотироваться. Времени посовето-
ваться с моими политическими друзьями уже не бы-
ло, и я решился выступить с обращением к избирате-
лям, которое было отпечатано и появилось в восемь
часов; в одиннадцать начались выборы.
Если принять во внимание что Дарем — город
епископский (смех)', что маркиз Лондондерри оказы-
вает на этот городок огромное, хотя и довольно-таки
137
противозаконное воздействие, располагая сотней
избирателей, голосующих как один человек по его
указке; что моим противником оказался человек вы-
сокого ранга; что он уже был до этого представите-
лем Дарема и что у него было очень много времени,
чтобы тщательно подготовиться к выборам, — учи-
тывая все это, я полагаю, что выборы дали такой
результат, который может служить предвестником
нашего грядущего успеха, потому что я получил 406
голосов против 507, что составляет самое сильное
меньшинство со времени билля о реформах, которое
либеральная партия получала в Дареме».
Оратор продолжает свою речь, прерываемую многочислен-
ными аплодисментами.
Закрывая заседание, председатель снова просит всех
присутствующих как можно активнее распространять газеты,
которые будут содержать отчет об этом собрании.
Еженедельное собрание Лиги
13 апреля 1843 года
Теперь уже нет нужды говорить об огромном внимании лю-
дей к этим собраниям. Несмотря на то, что зал театра Друри-
Лейн весьма просторен, очень многие, насколько нам известно,
так и не смогли туда попасть. Распространился слух, что сле-
дующие собрания будут проходить только после Пасхи, и по-
этому толпа заполнила прилегающие улицы. Нам показалось,
что дам было еще больше, чем когда-либо раньше, а само соб-
рание вообще состояло из изысканной публики, что вполне со-
ответствует характеру этих собраний. На сцене мы увидели не-
мало членов парламента.
Председатель объявляет, что на следующей неделе собрания
не будет. За это время члены Лиги разъедутся по стране, чтобы
вести ту самую агитацию, результаты которой уже чувствуются
в Лондоне. Он кратко рассказывает о собраниях, проведенных в
графствах как противниками, так и сторонниками свободы тор-
говли, в частности о собрании в Сомерсете, где выступили
гг. Кобден, Брайт и Мур. Такие же собрания будут проводиться
и дальше по субботам, чтобы охватить все графства. Г-н Кобден
согласился присутствовать на многих из них. {Бурное одобрение.)
И от такой системы агитации мы не откажемся, пока будет ос-
таваться хоть один клочок территории, не охваченный ею. Мы
начинаем чувствовать благотворные результаты распростране-
ния брошюр в сельских округах. Там сразу обнаруживается
слабость наших противников. Мы полны решимости воевать с
ними в их собственных крепостях и вырвать из их рук знамя
политического влияния, которым они так много злоупотребляли.
{Возгласы одобрения.)
Сегодня вы будете иметь удовольствие выслушать моего дра-
жайшего друга, члена парламента доктора Бауринга {аплодис-
менты), затем члена парламента г-на Элфинстоуна {аплодис-
менты) и наконец вашего уважаемого согражданина, преподоб-
ного Джона Бернета. {Бурные аплодисменты.) В конце заседа-
ния г-н Хейворт, представитель Ливерпуля, предложит на ваше
рассмотрение текст воззвания, одобренного советом Лиги, с
которым мы собираемся обратиться к народу Англии.
Зачитывается и принимается протокол предыдущего заседа-
ния. Под горячие аплодисменты на трибуну выходит доктор
Бауринг. Этот уважаемый джентльмен говорит:
«Леди и джентльмены.
Думаю, мне будет извинительно испытывать неко-
торое смущение и робость перед столь внушительной
и многочисленной аудиторией. Я вспоминаю начало
деятельности Лиги и ее первые битвы, и когда я
сравниваю множество собравшихся сегодня с горст-
кой людей, решивших пробудить общественность и
направить ее внимание на одну из важнейших про-
блем, отказавшись от отдыха и передышки, пока они
не одолеют величайшее зло, от которого, как они ви-
дели, страдают их сограждане. Когда я провожу та-
кое сравнение, то уверяю вас, друзья, в меня вселя-
ется уверенность, потому что я вижу, что благород-
ные усилия всегда встречают достойную награду.
(Аплодисменты.) Все мы выполняем миссию, дове-
ренную нам Провидением. На нас лежат обязанности
как на людях, христианах, гражданах. Выполняет
свою миссию и женщина, высокую и святую миссию!
Присутствие женщин в этом зале доказывает, что они
чувствуют свою ответственность и призвание быть
деятельными участницами нашей великой борьбы.
(Громкие восклицания одобрения.)
Выполняют свою миссию народы и страны, и
Миссия прежде всего Англия — величайшая из националь-
Англиив ных сообществ; Англия, обладающая такой властью
деле свобод- и таким влиянием, каких не доводилось иметь ника-
кой торгов- кой другой человеческой ассоциации; Англия, более
ли великая, чем Финикия, хотя Тир и Сидон получили
громкую славу во всем мире; наша благородная
Англия, простирающая свои руки до самых крайних
точек земного шара, возымевшая свое влияние среди
людей всех климатов, всех рас, всех языков и всех
религий; так вот, эта Англия несет свою высочай-
шую и благороднейшую миссию — поведать миру и
научить его, что торговля должна быть свободной
140
(возгласы одобрения), что все люди созданы для то-
го, чтобы любить друг друга и помогать друг другу,
чтобы обмениваться самыми разнообразными бла-
гами, которые природа распределила между ними,
чтобы жить в добрососедстве как братья несмотря
на реки и горы, разделяющие их. Да, миссия Англии
— показать людям, что они связаны общим долгом,
что они придерживаются общепризнанной морали,
пользуясь правами и возможностями, дарованными
им Провидением, что они выступают как братья,
как дети одного отца и одной матери, когда посвя-
щают свои усилия освобождению труда, когда от-
крывают всю землю для свободного и дружествен-
ного общения между народами, когда сметают со
своего пути преграды, возведенные не в интересах
всех, а в интересах кучки людей, в зловещих интере-
сах аристократии, которая, узурпировав, к несча-
стью человечества, законодательную власть, всегда
пользовалась ею лишь в эгоистических и индивидуа-
листических целях. (Аплодисменты.) И если народы
облечены своей миссией, то города тоже имеют мис-
сию. Бирмингем агитировал за билль об избиратель-
ной реформе и за политическую эмансипацию
Англии. (Возгласы одобрения.) Манчестер, в свою
очередь, поднялся исполнить более высокий долг, бо-
лее великое и более священное дело; Манчестер вы-
ступил за эмансипацию всего промышленного мира;
и Манчестер — честь и слава этому городу! — дал
нам достойных людей, способных выполнить такую
задачу. (Продолжителъные возгласы одобрения.)
Друзья мои, я уже говорил, что мы не представ-
ляем здесь чьих-то эгоистичных интересов, пагубных
для всех остальных людей. Взгляды и убеждения,
которые мы излагаем здесь, касаются не только нас,
а всего великого братства людей, ибо голос Англии,
ее громкий и величественный голос, когда она заго-
ворит, слышен во всех уголках земли, и те истины,
которые мы провозглашаем, да еще изложенные
нашим прекрасным языком, разносятся по миру все-
ми ветрами небес. (Аплодисменты.)
Миссия
Англии —
показать, что
народы соз-
даны жить в
мире друг с
другом
Взгляды,
проповедуе-
мые Лигой,
касаются
всего вели-
кого братст-
ва людей
141
Письмо из
Китая о дея-
тельности
Лиги
Письмо из
Авы (Бир-
мы)
Египет
У меня в руках письмо из Китая, из этой цвету-
щей земли, которая называется Поднебесной Импе-
рией; в нем говорится о деятельности Лиги. (Возгла-
сы одобрения.) Там вы основали новую власть, вы
заставили услышать ваше имя в самой гуще бесчис-
ленного народа, и какое же эхо вернулось к вам из
этой далекой страны? Китайцы нам говорят: если
вы хотите извлечь пользу из вашего влияния, осво-
бодите вашу торговлю, дайте нам возможность об-
мениваться с вами, воплотите в жизнь высказыва-
ния вашего премьер-министра в вашей палате об-
щин; докажите нам на деле, что когда сэр Роберт
Пиль заявляет, что “покупать дешево и продавать
дорого — это политика здравого смысла”, то он ве-
рит собственным словам; включите в ваши законы
проповедуемые им теории, которые он считает прин-
ципами и взглядами любого здравомыслящего чело-
века и любого разумного и честного народа. (Апло-
дисменты.)
Вот у меня еще длинное письмо из Авы*, прави-
тель которой купается в золоте и окружен белыми
слонами, и в нем говорится, что все происходящее в
Англии производит такое возбуждение в этой дале-
кой стране, что люди там поднялись против монопо-
лий. Народ там заметил, что его правитель грабит
его под предлогом защиты, и хочет слегка проучить
властителя, принудив его учредить при своей персо-
не совещательный совет, действующий от имени им-
перии. (Смех и аплодисменты.)
А посмотрите на Египет! На нашем собрании
присутствуют уважаемые люди, прибывшие с бере-
гов Нила. Они хотят знать, позволят ли наконец
обильным плодам этой благодатной земли прибы-
вать сюда, чтобы кормить голодный люд Англии.
Древние патриархи уходили в Египет, чтобы утолить
голод, то были времена, которые мы называем вар-
варскими, и однако тогда никакой закон не мешал
сыновьям Иакова отправиться к берегам Нила и
привезти в Палестину продукты питания, в которых
они нуждались. В Моисеевы времена и даже еще
раньше ничто не препятствовало связям между на-
родами. Неужели теперь христианство позволило
142
людям опуститься ниже того нравственного уровня,
на котором они находились так давно! Неужели мы
должны именно так исполнять завет: делай другим
то, чего ты хотел бы, чтобы они делали тебе? Разве
такое истолкование мы должны давать самому воз-
вышенному и благородному из всех уроков: “Любите
друг друга как братья”? О нет, монополия учит нас
совсем другому: “Ненавидьте и грабьте друг друга”.
[Шумные восклицания.)
Свобода торговли преподает нам совершенно об-
ратное. Она вводит в отношения людей, в их повсе-
дневные дела и сделки, веру и любовь. Свобода тор-
говли — это, осмелюсь сказать, христианство в дей-
ствии. [Аплодисменты.) Это есть проявление духа
участливости, доброжелательности и любви — духа,
направленного на искоренение зла и насаждение до-
бра повсюду в мире. [Бурные возгласы одобрения.)
Сейчас много говорят о Востоке. Мне довелось
бродить среди руин древних городов, о которых я
уже упоминал. Я видел колонны Тира, поверженные
в прах. Я видел тирскую гавань, в которую некогда
входили корабли богатейших купцов, торговцев,
подлинных властителей и хозяев земли, одетых в бо-
гатые одежды из льна, окрашенного в пурпур; а те-
перь там нет ни одной не упавшей колонны, все они
скрыты под водой и песками. Слава покинула эти
места! И кто же стал наследником этой пустыни?
Кто как не дети Англии? Когда я сравниваю между
собой эти превратности судьбы, когда я вспоминаю,
что во времена расцвета Тира и Сидона, во времена,
когда Финикия представляла собой все, что было
великого и славного на земле*, наш остров был поч-
ти необитаем и населен горсткой дикарей, я задаюсь
вопросом, по какой же причине одна страна пришла
в упадок, а другая расцвела. Великими нас сделала
торговля, могучими нас сделал труд, наши умелые
руки. Промышленность создала наши богатства, а
наше богатство создало то самое политическое
влияние, которое привлекает к нам взоры всего че-
ловечества. Весь мир спрашивает теперь, чему мы
его научим. О, мы разнесли по земному шару слиш-
В Моисеевы
времена и
даже раньше
ничто не
препятство-
вало связям
между наро-
дами
Свобода
торговли —
это христи-
анство в
действии
143
Англия
должна со-
ответство-
вать своей
великой
миссии
Уроки
истории
Испания
ком много уроков безумия и несправедливости. И не
настало ли время, когда мы должны давать уроки
добродетели и мудрости?
А ваш город, который в стародавние времена был
неведом никому, а сегодня по числу жителей превос-
ходит многие народы и царства, сделавшие себе имя
в истории, разве не хочет он тоже быть достойным
своего предназначения? (Аплодисменты.) Нет, он не
будет плестись в хвосте. (Снова аплодисменты.) Соб-
рания, подобные этому, не оставляют никаких неяс-
ностей и красноречиво дают свой ответ тем, кто ут-
верждает, будто Лига трудится тщетно, будто она
скоро устанет, а монополия может спокойно спать
под сенью разросшихся пошлинных и налоговых сор-
няков, которыми она засеяла землю отечества. Но
пусть она не надеется на такое будущее! Если наши
сегодняшние усилия в борьбе за освобождение тор-
говли, труда и обмена недостаточны, мы удвоим на-
шу активность (возгласы одобрения), а потом и еще
раз удвоим и утроим. (Гром аплодисментов.) Мы все
дальше и глубже роем подкоп под крепость монопо-
лии; мы закладываем туда все больше и больше
взрывчатки и будем делать это до тех пор, пока сам
парламент не зажжет запальный шнур, и тогда все
это горделивое и чопорное сооружение монополистов
взлетит на воздух и разлетится на мелкие куски. То-
гда-то и обретут жизнь свободные отношения между
всеми народами земли, и Англия обретет славу пер-
вооткрывателя этого благородного пути.
Если бы нужны были примеры для доказательст-
ва роковых последствий существования монополии,
то в истории их предостаточно. Взгляните на самые
красивые места земного шара. Взгляните на Испа-
нию. Вы, конечно, слышали о ее реках, которые, как
выражаются поэты, текут по золотопесчаному дну;
вы слышали о ее богатых долинах, оливковых де-
ревьях, винах, тучных стадах; вы слышали о ее мор-
ских великих плаваниях и славных сражениях, когда
ее великие люди, идя от победы к победе, от завое-
вания к завоеванию, присоединяли целые миры к
владениям своих монархов. Испания обладала так-
же и не меньшим интеллектуальным богатством, дав
144
миру поэтов, баснописцев, романистов. А чем она
стала теперь? Все ее усилия оказались тщетными, и
напрасно она завоевывала чуть ли не весь мир, во-
дружала свои знамена на севере и юге американ-
ских континентов, захватывала бесчисленные остро-
ва, вывозила из Западного полушария сокровища,
тоже бесчисленные, и обеспечивала себе такое гос-
подство и преобладание в Европе, каких не достигала
ни одна другая страна. Напрасно потому, что эта же
самая Испания установила запретительную и про-
текционистскую систему и обрекла себя тем самым
на невежество и разорение. (Аплодисменты.) Ее мел-
кие торговцы стали жуликами, а крупные — контра-
бандистами. В ее больших городах, откуда устреми-
лись в свои походы Писарро* и Кортес**, улицы по-
росли травой, а на стенах привычно греются ящерицы.
Теперь обратите ваши взоры на другую местность,
которую природа, напротив, обделила многими свои-
ми дарами. Посмотрите на Голландию, вашу соседку.
Ее почва находится ниже уровня моря, и ее удалось
вырвать из-под вод Атлантики лишь благодаря высо-
чайшему разумению и активнейшей промышленно-
сти, соединенных с самым горячим патриотизмом.
Голландия открыла секрет величия народов; секрет
этот — свобода. Благодаря свободе торговли она бы-
стро одолела, укротила, сковала цепями Испанию; и
поскольку она оставалась верной своим принципам,
провозглашала и воплощала в действительность уче-
ние своих великих людей, она, несмотря на малые
свои размеры, приобрела влияние, достаточное для
того, чтобы считаться одним из самых мощных сооб-
ществ людей. Посмотрите, как в далеких землях тра-
диционно высоко возносится имя Голландии. Среди
товаров, привезенных недавно из Китая, оказался
учебник географии, по которому преподают этот
предмет в Поднебесной империи. Как вы думаете,
что там написано об Англии? А вот что: “Англия —
маленький остров на Западе, покоренный и управляе-
мый голландцами”. (Продолжительный смех.) После
такой картинки, показывающей состояние системы
образования в Китае, вы совсем не удивитесь тому,
что китайский император был изумлен, когда его
В условиях
протекцио-
низма мел-
кие торгов-
цы становят-
ся жулика-
ми, а круп-
ные —
контрабан-
дистами
Голландия
Голландия
открыла
секрет вели-
чия народов
10-2514
145
Италия
уполномоченный Ке-шен сообщил ему, что горстка
этих варваров обратила в бегство самую сильную
армию, какую императору когда-либо удавалось со-
брать. Вы помните, что он приказал распилить Ке-
шена пополам, когда тот принес ему эту неутеши-
тельную новость. Но я не сомневаюсь, что еще до
конца нынешнего года в школы Срединной империи
поступит новый учебник по географии или, по мень-
шей мере, сильно пересмотренный и исправленный
старый. (Смех и аплодисменты.)
Обратимся теперь к Италии. Пожалуй нет больше
другой страны, столь богатой поучительными урока-
ми. Она почти вся омывается Средиземным морем,
все ее жители однородны, то есть имеют одинаковое
происхождение, одни и те же истоки народа. Но одни
пользуются там благотворным влиянием свободы
торговли, а другие получают вспомоществование и
покровительство монополии. Сравните положение
Тосканы с положением Папской области. В Тоскане
все дышит радостью и весельем. С великим удоволь-
ствием смотришь там на довольный народ, народ вы-
сокой нравственности, с процветающей торговлей и
непрерывно растущим производством, так как со
времени Леопольда Тоскана верна принципам, вве-
денным ее замечательным монархом. Пересеките
границу. Теперь вы в Папской области. Такая же
земля, такой же климат, то же самое веселое и живи-
тельное солнце. И те же самые производственные
возможности. Люди там гордятся своим высоким
происхождением, утверждая, что они потомки самых
известных героев, когда-либо живших на земном ша-
ре. Вспоминаю, как меня представил папе его секре-
тарь по имени Публио Марио. Так вот, он говорил,
что он прямой потомок Публия Мария и живет на
той же земле, на которой жили его предки еще до
пришествия Иисуса Христа. (Смех.) В каком же со-
стоянии находится промышленность Рима? Вы не
поверите, но сейчас, под протекционистским режи-
мом, римляне валяют войлок голыми ногами, а муко-
мольные мельницы — очень редкое явление во вла-
дениях непогрешимого папы.
146
Как же на деле следует понимать освобождение,
эмансипацию торговли? Почему мы боремся за эту
свободу? Почему мы объединились в борьбе? Мы
хотим создать каждому человеку, каждому работни-
ку, каждому предприятию наилучшие условия для
непрерывного движения вперед и совершенствования.
Мы хотим, чтобы англичане могли сказать миру: мы
не боимся ничего на пути, на который вступили. Мы
требуем лишь избавления от пут, связывающих нас
по рукам и ногам. Разбейте эти цепи, и мы, раса сак-
сонцев, мы, распространившие наш язык, язык
Шекспира и Мильтона, по всем четырем сторонам
света; мы, давшие миру, жаждущему свободы, вели-
кий образец представительного правления; мы, дав-
шие рождение народам, призванным превзойти нас
самих по численности, могуществу, славе и долгожи-
тию, мы не боимся никакого соперничества {бурные
аплодисменты), лишь бы — и об этом простом пра-
виле надо помнить всегда — мы были свободны про-
давать настолько дорого и покупать настолько деше-
во, как только сможем. {Аплодисменты.)
Каково же, друзья мои, значение наших велико-
лепных собраний, в том числе и собрания, перед ко-
торым я сейчас выступаю? Они означают, что вы
поняли манеру высказываний и самый язык пре-
мьер-министра Великобритании; что вы не потерпи-
те, чтобы его слова разносились ветрами и исчезали,
как бессодержательная теория, не уготованная в
наследие никому; что вы подхватите его слова и на-
полните их содержанием; что вы завоюете на свою
сторону самого сэра Роберта Пиля; что вы превра-
тите его заявления в железный обруч, из которого
ему не высвободиться {аплодисменты): что вы по-
требуете от парламента Англии, чтобы в стенах его
царил такой же дух мужества и энергии, какой про-
являет народ за его стенами. {Аплодисменты.) Дру-
зья, часто можно слышать, что в палате общин мы
располагаем лишь ничтожным, обескураживающим
меньшинством. Но и там есть немало деятельных
людей, которые уже много послужили народному
делу, которые обладают неиссякаемой энергией; их
голос так никто и не сумел заглушить, они никогда
Почему Лига
борется за
свободную
торговлю
Значение
собраний
Лиги
10*
147
не голосуют за документ, противоречащий их убеж-
дениям, и они всегда советуются с вами, чтобы идти
неустанно и не отклоняясь ни в какую сторону, а
только к той благородной цели, о которой они не бу-
дут забывать до конца своих депутатских полномо-
чий. (Аплодисменты.) И все же, друзья мои, мы
действительно составляем лишь небольшую группу,
а вас огромное большинство, и именно вам решать,
в интересах ли такого большинства заставить услы-
шать его голос и склониться перед его волей или же
палата будет по-прежнему оставаться слепой, глу-
хой, беззаботной и безразличной к нищете и разоре-
нию, которые окружают ее со всех сторон. Что каса-
ется меня, то я ношу в своем сердце высокие и ра-
достные надежды, ибо твердо верю, что несгибаемая
воля Англии еще проявит себя, да она уже проявля-
ется и сегодня, и всякое сопротивление ей окажется
тщетным. (Оратор покидает трибуну под востор-
женные возгласы и аплодисменты.)»
Затем выступают гг. Элфинстоун, Бернет и Хейворт, после
чего единогласно принимается обращение к народу, и в десять
часов заседание закрывается.
Еженедельное собрание Лиги
26 апреля 1843 года
Обилие публики не менее значительно, чем на предыдущих
собраниях. Среди присутствующих немало весьма уважаемых
членов общества Уэсли*.
В семь часов председатель, г-н Джордж Вильсон, открывает
заседание. Он отчитывается о работе и успехах Лиги со времени
последнего собрания: “Мы разослали пакеты по двенадцать
брошюр в каждом каждому избирателю 160 городов и 24
графств”.
При зачитывании перечня этих городов и графств аудитория
дружно аплодирует, особенно когда председатель называет из-
бирательные округа, где преобладает влияние аристократии.
Председатель говорит, что такая система рассылки будет рас-
пространена на всю страну и так будет продолжаться до тех
пор, пока во всем королевстве не останется ни одного избирате-
ля, который решился бы с чистой совестью проголосовать напе-
рекор интересам своих сограждан:
«После нашего последнего собрания здесь в раз-
ных местах тоже проходили многочисленные собра-
ния и встречи, на которых присутствовала делега-
ция Лиги: в понедельник в Плимуте, во вторник в
Девонпорте, в среду в Тейвистоке, в четверг в Де-
вонпорте, в субботу в Лискерде (графство Корну-
олл). Кроме того во вторник рабочие Манчестера
устроили вечер в салонах Лиги (free-trade hall), в
котором приняли участие четыре тысячи человек. На
этом вечере г-ну Кобдену был вручен поздравитель-
ный адрес. В четверг состоялось собрание в Шеф-
филде, в пятницу в Уэйкфилде, в понедельник в
Маклсфилде. Прошли также встречи в Чешире и
Сандерленде под председательством первых лиц
муниципалитетов, и я с удовлетворением могу сооб-
щить, что такие встречи будут продолжены во мно-
гих других местах.
9 мая г-н Пелхем Вильерс представит палате
общин свое ежегодное предложение об отмене хлеб-
ных законов. {Громкие восклицания одобрения.) В
Лондон прибудут делегаты от всех ассоциаций ко-
ролевства, входящих в Лигу, чтобы на месте наблю-
дать, как будет продвигаться наше дело во время
парламентской дискуссии1.
Предоставляю слово преподобному Томасу Спен-
серу. {Аплодисменты.)»
Г-н Спенсер:
«Хотя я и привык к большим собраниям, я нико-
гда еще не выступал перед столь внушительной ау-
диторией, с чем я себя и поздравляю; перед такой
аудиторией я, конечно, спасовал бы, если бы у меня
не было определенного опыта.
Я выступаю здесь как независимый свидетель
борьбы между промышленным классом и классом
сельскохозяйственным, поскольку не принадлежу ни
к тому, ни к другому. Я наблюдал за действиями их
обоих, не имея при этом никакой личной заинтересо-
ванности в том или ином исходе конфликта. У меня
нет предпочтения ни к одному из них, но во всех пар-
тиях я уважаю благонамеренных людей. Поэтому я
надеюсь, что сегодняшнее собрание даст мне воз-
можность изложить чистосердечно и искренне мои
взгляды и убеждения по поводу этой великой нацио-
нальной борьбы. {Возгласы одобрения.)
Я наблюдал за деятельностью и методами рабо-
ты Лиги с самого начала, слышал много речей, чи-
тал много публикаций этой могучей ассоциации, и с
начала и до конца я не обнаружил во всем этом ни-
чего, что не было бы справедливым, добропорядоч-
ным и благородным; я не усмотрел ничего, что хоть
1 Читатель поймет — и я сам это чувствую, — что сокра-
щенные или кратко изложенные места в работе собраний
Лиги лишают читателя многих деталей, которые всегда
содержат что-нибудь пикантное, а порою и драматиче-
ское. Будучи вынужден ограничивать себя, я предпочел
пожертвовать тем, что может просто понравиться, но все-
гда сохранял то, что должно быть поучительным.
150
в малейшей степени было бы поддержкой насилия, и
хотя членов Лиги обвиняли и обвиняют, будто они
хотят лишить фермеров покровительственных мер,
но сохранить их для самих себя, я должен сказать,
что такие обвинения всегда убедительно отвергались
членами Лиги, которые не выступают за особые
преимущества для кого бы то ни было и сами со-
всем не собираются пользоваться какими-либо вы-
годами системы привилегий. (Аплодисменты.)
Будучи беспристрастным зрителем этого великого
движения, я стремился составить себе о нем объек-
тивное мнение и выяснить, несет ли оно в себе эле-
менты собственного успеха. А повидал я немало: и
как рождаются предприятия, заранее обреченные на
неуспех, и как разного рода проекты сразу попадают
в окружение предрассудков и предубеждений, кото-
рые потом, значительно позже, рассеиваются. Но что
касается вашей грандиозной агитации, то я отчетли-
во вижу, что в самой ее природе заложен ее будущий
успех, и я скажу вам почему. Я вижу перемены в мо-
ей стране, а история учит, что страна наша никогда
не отступала, а двигалась вперед; она всегда меняла
свой облик не в ретроградном, а в прогрессивном
смысле и направлении. Не будем обращаться к
слишком далекому прошлому. Когда я был ребенком,
страна не знала ни газового освещения, ни парохо-
дов, ни железных дорог, а теперь газ освещает наши
улицы, пароходы снуют по всем нашим рекам, рель-
сы проложены во всех провинциях империи. (Апло-
дисменты.) Во времена моего детства католик, при-
верженец римско-католической церкви, каковы бы ни
были его добрая воля и познания, не мог быть избран
членом парламента, сегодня такого нет; во времена
моего детства никто не мог получить государствен-
ную должность, не получив благословения официаль-
ной церкви, сегодня такого нет; во времена моего дет-
ства любой англичанин, независимо от его убежде-
ния, мог вступить в законный брак, только будучи
повенчан священником этой официальной церкви,
сегодня такого нет. (Аплодисменты.)
Англия ни-
когда не
деградиро-
вала, но
всегда раз-
вивалась в
прогрессив-
ном направ-
лении
151
Цивилизация
может нести
дикарям
смерть
Из этого прогресса, который, если можно так вы-
разиться, не есть арифметическая или геометриче-
ская прогрессия, а есть подлинно интеллектуальный,
политический и национальный прогресс, я делаю
умозаключение, что и другие виды и формы про-
гресса не только ждут нас впереди, но мы уже прак-
тически можем вычислить время и быстроту их
наступления. Если известно прошлое, то почти на-
верняка можно сказать, каким будет будущее. Ас-
трономы заметили в солнечной системе одно непо-
нятное явление: они знали, что расстояния от солнца
до планет растут строго пропорционально, но в од-
ном месте вдруг оказался пробел, который вводил
их в смущение. В такой-то точке неба, говорили они,
должна существовать еще одна планета. И в самом
деле, впоследствии астрономы, вооруженные более
сильными телескопами, открыли в указанном месте
четыре маленькие планеты, которые восстановили
пропорциональность расстояний и доказали спра-
ведливость догадок об их существовании. Так вот и
я тоже говорю, что, рассматривая серию успехов в
человеческих делах, я вижу еще не заполненное ме-
сто; чего-то не хватает, и если судить по прошлому,
то принцип свободы торговых сделок и соглашений
истинен, и, значит, он должен восторжествовать.
(А плодисменты.)
У меня есть и другое соображение, позволяющее
надеяться на успех. Если кто-то взялся за большое
дело, он должен верить в успех, иначе у него устанут
руки и подогнутся колени. А именно к такому резуль-
тату подчас приводят некоторые рассуждения о при-
роде и характере цивилизации. Некоторое время то-
му назад многие задавались вопросом, благоприятст-
вует ли цивилизация счастью человека. Некоторые
давали отрицательный ответ. Я спрашивал их, а что,
собственно, они понимают под цивилизацией, и обна-
ружил, больше того — они сами потом признавали,
что они придавали этому слову ошибочное истолко-
вание. Есть несколько ступеней цивилизации. Если
вы научите дикаря кое-каким нравам и обычаям ста-
рой Европы, он, вероятно, напялит на себя одежду,
привыкнет к удобствам жизни, станет ленивым, ув-
152
лечется спиртными напитками, и ваша цивилизация
принесет ему смерть. То же самое получится, если вы
подарите какому-нибудь туземцу кучу золота.
Но взгляните на высшие слои общества; взгляни-
те на кого-либо из членов ваших благородных се-
мейств. Он привык ко всяческим благам и роскоши,
но заметьте, однако, что в высших классах преобла-
дает совсем другой уровень, другая ступень цивили-
зации. Я могу со всей искренностью сказать, что
английская аристократия дает великий и полезней-
ший пример всем аристократиям мира; она далеко
превзошла их в здоровом и здравом образе жизни,
которая и есть жизнь цивилизованного человека.
«Лорды Англии отказались от пышных одежд и бро-
сили ливреи своим слугам; они не любят изнеженно-
сти и излишеств, спят на жестких постелях, на их
обеденных столах простые и бесхитростные блюда,
они отказались от чрезмерного пития веселящих на-
питков. И чем выше вы будете подниматься по со-
циальной лестнице, тем больше вы увидите людей,
живущих по принципу: в здоровом теле здоровый
дух. Счастье человека заключается не в ублажении
чувственности, а в развитии его физических, умст-
венных и нравственных способностей и возможно-
стей, которые делают его способным творить благо в
течение долгой жизни. (Аплодисменты.)
Так вот, если в самой природе цивилизации за-
ключена тенденция к упрощению, к простоте, то что
может быть более простое в области обмена, чем сво-
бода? И если Англия — самая цивилизованная стра-
на в мире, разве не должен я ожидать, что в буду-
щем этот великий результат прогресса, а именно уп-
рощение, войдет в наше торговое законодательство?
Имеется и еще нечто, долженствующее быть резуль-
татом прогресса цивилизации, а именно: парламент
должен более ясно понимать свою собственную мис-
сию. Члены парламента в обеих палатах осуждали,
подчас в грубых выражениях, священнослужителей
за их агитационные выступления по столь временно-
му и преходящему предмету, как утверждают пар-
ламентарии, каковым являются хлебные законы. Они
задаются вопросом, что может быть общего между
Английская
аристокра-
тия
Члены пар-
ламента
осуждали
священно-
служителей
за участие в
агитации
против
хлебных
законов
153
этими законами и деятельностью служителей Бога.
Но они прекрасно знают, что всякое человеческое
существо, платящее налоги и работающее ради под-
держания своего существования, глубоко затронуто
этими законами. Они знают, что каждый человек,
любящий своего собрата и видящий, что происходит в
стране, призван сознательно принять участие в этой
великой агитации. (Возгласы одобрения.) Так что же,
разве священники не призваны уделять особое, уси-
ленное внимание этому вопросу? Разве письмо коро-
левы, направленное священникам и зачитанное во
всех приходах, не означает, что именно таков их долг?
(Возгласы одобрения.) В этом письме, которое я тоже
должен зачитать в церкви моего прихода, сказано,
что промышленные округа переживают глубокую
нужду, что нужда эта вызвана застоем в торговле, и
письмо это уже вызывает ответные действия — бла-
готворительную подписку для помощи туземцам на-
ших далеких земель. Разумеется, всякое разумное
существо, узнав о невзгодах своей страны, не должно
бездействовать, а должно беспокоиться по поводу
причин, приведших страну к плачевному положению.
Священное писание учит нас: “Занимай свой дух
всем, что есть справедливого, правдивого, честного и
дружелюбного”. Но для чего надо занимать всем
этим свой дух? Разве кто-нибудь мыслит и притом
вовсе не желает, чтобы его мысль хоть как-то не осу-
ществилась на практике? Если мыслить есть благо,
то благо и действовать, а если действовать есть бла-
го, то благо и принять участие в нашем великом
движении (Громкие восклицания одобрения.) Я скло-
нен думать, что те парламентарии из обеих палат,
которые обвиняют священников в том, что они, при-
нимая участие в агитационном движении, вышли за
пределы, очерченные их церковным служением, в ка-
кой-то степени впали в ошибку, связанную с догмой
жречества об элитарности, избранности определенно-
го меньшинства. (Аплодисменты.) Согласно этой
догме, существует глубокое различие между служи-
телями веры и всеми остальными сословиями — раз-
личие на деле несправедливое и недостойное всякого
либерально мыслящего и просто просвещенного чело-
154
века. И, между прочим, разве вы не замечали, что
тот же самый аргумент, с помощью которого мне хо-
тели помешать выступить, используется и для препон
и преград выступлениям кого угодно, но если кто-то
желает выступить в поддержку монополии, тут уж
ему распахиваются все двери. {Продолжительные
аплодисменты,) Разве не говорилось на промонопо-
листских собраниях, что вот, мол, г-н Брайт разъез-
жает по стране и учит страну как жить, а лучше бы
ему оставаться на своем заводе? Разве не произносят
там примерно таких же слов в адрес дам, присутст-
вующих на наших собраниях? Пользуясь все тем же
аргументом, они хотели бы отстранить от участия в
общественной жизни решительно всех, кто им неуго-
ден. У каждого из нас есть свое занятие, своя про-
фессия, но это не отменяет нашего долга всем вместе
заниматься тем, что интересует общество граждан и
затрагивает его. Боюсь, что парламент будет пытать-
ся усыпить народ вышеназванной аргументацией. Но
и у него есть своя конкретная работа — творить и
принимать законы на благо всех, а когда он прини-
мает законы, наносящие ущерб огромному большин-
ству людей, разве нельзя адресовать ему все тот же
упрек, а именно что он вмешивается в дела, его не
касающиеся? Так что не борющиеся священники вы-
ходят за рамки своих обязанностей, а это делает пар-
ламент. Мы, священнослужители, тоже несем на сво-
их плечах всю тяжесть всяческих обложений как в
мирное, так и в военное время; мы и страдаем, и ра-
дуемся вместе с народом. Мы заранее оправданы в
нашем сопротивлении, но парламент не может найти
себе оправданий, когда чинит препоны торговле и
посягает на частную деятельность. {Аплодисменты.)
Когда парламент заявляет: “Я знаю интересы этого
человека лучше, чем он знает их сам; я предпишу ему
как ему питаться и как одеваться, я разузнаю сколь-
ко у него детей и как он их воспитывает” {продол-
жительные аплодисменты), тогда граждане вправе
ему ответить: “Нет, уж позвольте нам самим зани-
маться нашими делами и воспитывать наших детей,
эти вещи не входят в ваши полномочия, иначе мы
тоже начнем создавать комиссии по расследованию,
Двойные
стандарты
привержен-
цев монопо-
лии
155
Причины
бедности в
Англии —
в законода-
тельстве,
вмешиваю-
щемся в
отношения
между чело-
веком и че-
ловеком
чтобы выяснить, правильно ли аристократия управ-
ляет своими землями и своими семьями”. Так что
законы — это игра не одного, а двух партнеров. И
пусть аристократия знает, что она не имеет исклю-
чительного права ограничивать обмен и торговлю
страны.
Я уже говорил, что выступаю здесь как незави-
симый и беспристрастный свидетель борьбы между
промышленными и сельскохозяйственными интере-
сами; но я заявляю о своем глубоком убеждении в
том, что их интересы, если их хорошенько понять,
составляют один и единый интерес. То, что затраги-
вает одних, затрагивает и других.
Представьте себе, что весь мир представляет со-
бой одну семью. Кто-то из этой семьи обрабатывает
землю, другой пасет и кормит скот, третий шьет
одежду и т.д. И вот, когда обрабатывающий землю
несет корм скоту, он встречает на пути преграды в
виде обложений; разве вы не сочтете, что эти пре-
грады и пошлины обедняют всю семью? Все, что
мешает, задерживает, влечет ненужные расходы, —
все это есть потеря для сообщества граждан. Такое
же рассуждение применимо и ко всем другим наро-
дам и странам независимо от множественности про-
фессий и сложного переплетения интересов.
Что касается нынешнего положения в нашей
стране, то вы уже слышали от высоких властей, из
уст одного государственного министра, что бедность,
нищета и преступность господствуют на нашей
скорбной земле. Так пусть тот, кто признает наличие
этих зол, докажет, что Лига будто бы не знает их
причин, когда причины эти она усматривает в зако-
нодательстве, вмешивающемся в нормальные отно-
шения между человеком и человеком; когда она
утверждает, что свобода торговли повлечет за собой
рост заработной платы, а увеличение заработков
удовлетворит потребность в знаниях и образованно-
сти, которые будут распространяться по всей стра-
не, и что, наконец, искоренение нищеты, паупериз-
ма, приведет к искоренению преступности. {Апло-
дисменты.) Если Лига права, то, значит, надо
156
изменить законы; если она не права, то пусть ее не-
правоту докажут ее противники.
Я знаю, что стало какой-то модой подвергать на-
смешкам промышленников и обвинять их в эгоизме
— разумеется, мнимом, и в том, что они якобы экс-
плуатируют исключительно к своей выгоде тысячи
рабочих. Я посещал и промышленные, и сельскохо-
зяйственные округа, и я спрашиваю: кто вносит
наибольшие суммы, когда проводится общенацио-
нальная благотворительная подписка?
Где собирают тысячу фунтов стерлингов только
на одном благотворительном собрании? В Манче-
стере. У меня в руках список лиц, которые дают по
63 ф. ст. в год для заграничных миссий, то есть на
поддержание наших миссионеров. Ничего похожего
я не видел в сельскохозяйственных округах, и я не
знаю ни одного сельского дворянина, который под-
держал бы своими средствами кого-либо из этих по-
лезных обществу людей, уезжающих в дальние
страны, чтобы творить благо. На прошлой неделе я
посетил одну из крупных фабрик Болтона, и нигде
раньше я не встречал, как там, заботы — просве-
щенной заботы, я бы сказал, — о благополучии, об
образовании, одним словом о счастье рабочих».
Склонность
промышлен-
ников к бла-
готвори-
тельности в
отличие от
сельской
аристокра-
тии
Оратор говорит далее об ограничительной системе, разру-
шающей союз народов, и заканчивает речь под продолжитель-
ные аплодисменты.
Затем выступают г-н Эварт и г-н Брайт. Последний расска-
зывает о многочисленных собраниях в сельских округах, в кото-
рых он принимал участие.
Седьмое
еженедельное собрание Лиги
5 мая 1843 года
Задолго до открытия заседания все места были заняты, и
пришлось закрыть двери, когда снаружи оставалось еще
больше трех тысяч человек.
Председатель сообщает, что по решению директора театра
Друри-Лейн, этот зал не будет больше предоставляться в
распоряжение Лиги. Но происки монополии не пройдут! В
Манчестере мы за шесть недель построили зал, который может
вместить десять тысяч человек. Если понадобится, мы построим
такой же в Лондоне.
Затем председатель отчитывается о собраниях, организован-
ных на этой неделе в сельской местности.
Его преподобие доктор Кокс:
«Если бы меня спросили, почему я выступаю пе-
ред вами, будучи протестантским священником, ко-
торому чужды театральные блеск и мишура (смех),
хотя я и свыкся с церковной кафедрой, я бы ответил
древнеримским изречением: я человек, и ничто чело-
веческое мне не чуждо. Да, я человек и не чуждаюсь
ничего, что затрагивает мою страну и все человече-
ство. (Возгласы одобрения.) Мне досталась моя доля
хулы за то, что я участвовал вместе с моими со-
братьями во встречах, в Манчестере два года назад.
Тогда я слышал не то что ворчание, а истошные во-
пли со стороны определенной части прессы (возгла-
сы “Позор!”), которая ругала нас за то, что мы со-
бирались для обсуждения закона, чуждого нашим
взглядам и нашему учению. Теперь говорят, что, со-
бираясь в Манчестере, протестантские священники
сделали все, что им надлежало сделать. Г-н предсе-
датель, я не могу разделять такое мнение. Я утвер-
ждаю, что наше дело требует все новых и новых
усилий, и я без колебаний приемлю слова Цезаря:
“Ничто не сделано, пока остается еще что-то
сделать”. (Аплодисменты.) Не мне судить, нужен ли
новый Конвент протестантских священников, но вот
нас уже семь сотен протестантских священников,
присоединившихся к движению, и я не вижу причин,
почему бы каждому из нас не действовать индивиду-
ально, чтобы споспешествовать успеху дела, объеди-
няющего нас с вами, г-н председатель, с г-ном Коб-
деном, с членами Лиги, — дела, которое мы рас-
сматриваем как в высшей степени затрагивающее
благополучие наших братьев. (Возгласы одобрения.)
А кто же мой брат? Это не сосед и не обитатель
ближней улицы или ближнего городка. Это человек,
человек как таковой. (Аплодисменты.) Это человек,
остающийся человеком при любых обстоятельствах.
Христианство учит меня любить весь род человече-
ский и проповедовать эту любовь повсюду, до самых
отдаленных мест мира, если это в моих силах. Нам
говорят, что мы, священники, должны заниматься
духовной деятельностью и не пытаться вникать в
сложные вопросы политической экономии. Отвечаю:
Если я хочу изучить какой-то вопрос, то я уже ком-
петентен понять его, как любой добросовестный и
хотя бы в какой-то степени здравомыслящий чело-
век. К тому же я всегда памятую о том, что наш
Спаситель не только занимался духовной деятельно-
стью, но и вникал в житейские дела людей. (“Слу-
шайте! Слушайте!”) Он не ограничивался пропове-
дованием вечных евангельских истин, но и сострадал
множеству людей и чудесным образом накормил это
множество земной пищей. Это и подвигло меня при-
ложить все усилия к тому, чтобы люди были сыты в
самом прямом смысле. И если бы те, кто считают
себя учениками и последователями Иисуса Христа —
я имею в виду епископов нашей страны (громкие
возгласы “Позор! Позор!"), — те, которые занимают
высокое положение и сидят в бархатных парламент-
ских креслах, если бы епископы, говорю я, боролись
против хлебных законов, принесших столько бед на-
шему сообществу, а не поддерживали его, то я бы
Лигу под-
держивают
700 священ-
ников
Христианст-
во учит лю-
бить весь
род челове-
ческий
Говорят,
священники
должны
заниматься
только ду-
ховной дея-
тельностью
Спаситель
не ограничи-
вался духов-
ной деятель-
ностью, но и
вникал в
житейские
дела людей
159
В парламен-
те интересы
народа при-
несены в
жертву пар-
тийным
интересам
Я защищаю
дело Лиги с
позиций
гуманности,
патриотизма
и веры
Если ущем-
ляются ин-
тересы про-
мышленни-
ков, то от
этого стра-
дают все
извинил им привилегированное положение в обще-
стве, хотя считаю такое положение несовместимым с
их священническим служением (аплодисменты), я
забыл бы на какой-то момент, что вижу горностаевую
мантию и сверкающую митру, а не изодранную оде-
жду и терновый венец! (“Слушайте! Слушайте!”)
Я говорил о парламенте, и мне не очень удобно
много рассуждать об этом учреждении. Но, как я
полагаю, все мы чувствуем, что именно там наши
интересы принесены в жертву партийным пристра-
стиям. (Громкие возгласы согласия с оратором.)
“Именно там, по-моему, соперничество и борьба за
власть и влияние, за места и почести заслонили со-
бой многие великие принципы, торжества которых
мы желали бы. И все-таки мы можем возвести очи
горе с определенной надежной и с твердой убежден-
ностью в том, что народные чаяния, которые не мо-
гут игнорироваться вечно, рано или поздно произве-
дут на парламент впечатление, достаточное для то-
го, чтобы он не противился победе близких нашему
сердцу принципов.
Г-н председатель, я буду защищать дело Лиги с
позиций гуманности, патриотизма и веры. (Апло-
дисменты.) И когда речь идет о гуманности, я пре-
жде всего говорю, что население нашей страны воз-
росло и продолжает расти с каждым днем и что
первейший закон общества — дать человеку воз-
можность зарабатывать свой хлеб, трудясь в поте
лица своего. Однако у нас, где население растет из
года в год, где труд человека усложняется и утяже-
ляется изо дня в день, рабочий не в состоянии зара-
батывать свой хлеб насущный, хотя и трудится в
поте лица, потому что на его пути воздвигнуты пре-
грады, смести которые — цель и задача Лиги. (Ап-
лодисменты.) Я защищаю дело Лиги с позиций гу-
манизма потому, что если ущемляются интересы
промышленников, то от этого страдают все, и вся
страна приходит в упадок. Я вспоминаю, как доволь-
но много лет тому назад г-н Фокс, выступая в палате
общин против мер, предложенных его противником
г-ном Питтом, произнес пророческие слова: “Если вы
160
будете упорствовать в том, что вы именуете справед-
ливыми и необходимыми войнами, вы кончите тем,
что создадите огромный государственный долг в во-
семьсот миллионов и взвалите на страну такой груз
налогов, который раздавит и разорит ее”. Законода-
тели того времени потешались над г-ном Фоксом, они
высмеивали его предсказания, называя их фантасти-
ческими и безумными. А что произошло? Разве у нас
нет предсказанного государственного долга? Разве
нет у нас обложения, которое граждане не могут вы-
держать, если только кто-нибудь не получит неожи-
данную возможность расплатиться, наследство и т.п.?
Что стало с собственностью народа и с правом ис-
кать и находить работу?
Я защищаю дело Лиги с позиций гуманизма, ибо,
даже не тратя слишком много слов на описание тя-
желейших условий существования жителей северных
графств, я все же могу обрисовать удручающую об-
становку в столице, прямо за порогом наших домов.
У меня в руках документ, полученный из самого на-
дежного источника, в котором говорится, что в мар-
те этого года в течение одной только недели умерли
от истощения, от голода, четыре человека. (“Слу-
шайте! Слушайте!”) Что эти несчастные умерли
именно от голода, было установлено в судебном по-
рядке: у первого в доме не было ни крошки, четвер-
тый выглядел истощенным до неузнаваемости.
(“Слушайте! Слушайте!”) Все эти смерти имеют
одну и ту же причину. Вы только подумайте: в Лон-
доне, среди роскоши и изобилия, за одну неделю
умирают четыре человека в самом буквальном смыс-
ле от голода! (Возгласы “Стыд! Позор!”) Вы можете
глядеть на убранство этого зала, вы можете гово-
рить о трагедиях. Но вот вам трагедия, предназна-
ченная не для театрального зрителя, а трагедия, вы-
жимающая слезы из глаз и заставляющая состра-
дать несчастным. Поэтому, вставая на почву гуман-
ности в обстановке, когда имеется в изобилии
доказательств того, что из-за хлебных законов тыся-
чи и миллионы людей лишены средств не только
чтобы жить в достатке, но, строго и точно говоря,
За неделю в
Лондоне от
голода
умерли 4
человека
Из-за хлеб-
ных законов
миллионы
людей лише-
ны средств
для жизни
П-2514
161
Неправиль-
но, когда
какая-то
часть обще-
ства черпает
свое благо-
получие из
нищеты дру-
гой части
того же са-
мого обще-
ства
жить вообще, когда народ мучается повсюду — от
центра столицы, до самых дальних округов королев-
ства, когда на страну всей своей тяжестью навали-
ваются нужда, невозможность найти работу, голод и
все вытекающие отсюда беды, когда человечество
истекает кровью, — так вот, г-н председатель, вста-
вая на почву гуманизма, я независимо от моего
священнического сана встаю, наперекор всем осуж-
дениям и клеветам, на защиту человека, его забот и
его дела, которые суть также заботы и дело Самого
Господа нашего. {Гром аплодисментов.)
Я уже говорил, что защищаю дело Лиги также и с
позиций патриотизма, и сейчас должен повториться.
Разве страдания промышленников — это не страда-
ния массы людей? Разве невзгоды центра не прости-
раются до окраин? Я утверждаю, что в принципе не-
верно, чтобы какая-то часть общества черпала свое
благополучие из нищеты другой части того же самого
общества, чтобы аристократия, например, поднима-
лась, опуская все ниже и ниже классы работников.
Разбираюсь ли я в политической экономии или не
разбираюсь, но у меня достаточно знаний в этой об-
ласти, а особенно в области христианской морали,
чтобы утверждать, что истинное процветание народа
наступает тогда, когда сердце каждого радуется бла-
гополучию всех и когда все единодушны в стремле-
нии возвести страну на самую верхнюю ступень сла-
вы и земного счастья, пусть и преходящего. Лишь
тогда Англия встанет во весь свой рост и обратит на
себя взоры всего мира; лишь тогда она засияет в све-
те дня, и славу ее увидят все народы; лишь тогда ис-
чезнут все привилегии и каждый класс, каждая пар-
тия будут радоваться благополучию и успехам дру-
гих классов и партий, все они будут трудиться ради
взаимной помощи и взаимного удовлетворения, и
Англия станет для заграницы объектом удивления и
доброй зависти, а для своих собственных детей —
предметом гордости и восхищения!»
Высказав еще несколько соображений, оратор продолжает:
«Наконец, я защищаю дело свободы торговли с
позиций веры. Я утверждаю, что нищета порождает
162
себялюбие, дурные наклонности, семейные и домаш-
ние раздоры. Она ведет к падению духа и самого
рассудка, к самоубийствам и, слишком часто, к
убийствам.
Самые нежные отношения, самые трогательные
симпатии семейной жизни и домашнего быта раз-
давлены гнетом нищеты, невозможностью добыть
средства существования в разоренной стране. Безу-
мие преследует бедняков, и крышки гроба накры-
вают несчастных жертв, преждевременно ушедших
из жизни1.
В этих условиях, г-н председатель, на людях,
властвующих в сем мире, лежит потрясающе огром-
ная ответственность. (“Слушайте! Слушайте!”)
Наш христианский долг — помогать бедным в их
мучениях и в их отчаянии; но просить кого-то или
просто молиться за облегчение их участи — это
лишь половина нашего долга. Мы должны еще и
отстаивать интересы бедных и прилагать все наши
силы для улучшения их жизни. В этой связи по-
звольте мне привести одно высказывание, над кото-
рым я посоветовал бы вам поразмышлять: “Друже-
ские и любовные отношения, скрепляющие общест-
во, не менее важны, чем дружеские и любовные
отношения в домах и семьях. Чувство независимости
и личного достоинства, любовь к справедливости,
уважение прав собственности, удовлетворение своим
и нашим положением в обществе, не слепая, а соз-
нательная и просвещенная преданность институтам,
которые нами управляют, — таковы важнейшие со-
ставные части, органы политического тела, разру-
шение которого может рассматриваться не иначе
как национальная катастрофа. Однако мы видим,
как утрачиваются все эти качества. Когда рабочие
классы отказываются принимать вспомоществова-
ние от приходов, то дело не только и не столько в
благородстве их отказа, сколько в той слишком глу-
бокой правде, что дух многих из них оказался слом-
1 Известно, что при судебных разбирательствах самоубий-
ство почти всегда считается проявлением безумия, сума-
сшествия.
Нищета
порождает
нравствен-
ную дегра-
дацию
11
163
Нищета
подрывает
веру в фун-
даменталь-
ные устои
общества
Хлебные
законы
вредны для
веры и церк-
ви
лен долгой безнадежностью, сопряженной с посто-
янным унижением. Ощущение обладания какими-то
правами притупляется с приближением голода, и
люди начинают задаваться вопросом, а не сущест-
вует ли некоего изначального права, которое пред-
шествует праву на собственность и разрешает брать
там и то, где и что попадается, если это необходимо
для поддержания жизни; и в конце концов наши на-
циональные, наши государственные институты,
столь долго и искренне уважаемые, становятся объ-
ектом обвинений если не в том, что сами они явля-
ются постоянным источником зла, так уж всегда в
том, что они составляют ту агрессивную и покрови-
тельственную силу для тех, кто увековечивает столь
нетерпимое зло”. (“Слушайте! Слушайте!”)
Мы живем в эпоху возмущения, великого и спра-
ведливого возмущения народа. Гремят громы, слыш-
ны пророческие голоса со всех точек горизонта,
слышны вопли отчаяния, даже агонии, но и кличи,
преисполненные решимости. Воздух наэлектризован
до предела, и вот-вот грянет буря. Народ полон ре-
шимости — не как прежде, с мечом в руке и мяте-
жом в голове, а в духе мира и законности — требо-
вать прав, данных ему Творцом всех вещей, но не-
справедливо отнятых у него. Народ хочет победить и
победит. Идет прилив, пенятся волны, и ничто не
может их остановить.
Хлебные законы очень и очень вредны также и
для веры и церкви. Во многих местах люди из наро-
да, не имея приличной одежды, не посещают храмы.
(“Слушайте!”) Кроме того, хлебные законы самым
непосредственным образом ограничивают деятель-
ность благотворительных обществ, а ведь размах и
результаты их работы в свое время прославили имя
британцев; по мере того как нищета и разорение
расползаются по стране, все классы попадают в эту
беду, решительно все, исключая тех, кто выступает
защитником потомственных аристократов и сохра-
нения в неприкосновенности за ними и их поколе-
ниями их земельных владений. И еще: хлебные за-
коны препятствуют распространению и расширению
образования; правительство могло бы предоставить
164
этому большому общественному делу возможность
расти и развиваться самостоятельно, но и здесь ни-
щета заставляет людей обращаться к содействию
государства. (“Слушайте! Слушайте!”)
Добавлю лишь совсем немного, лишь одно слово,
как друг свободы в очень многих вещах. Свобода
деятельности, свобода мысли, свобода обмена —
все, что есть хорошего и доброго на нашей земле,
рождено свободой, и я буду защищать великое дело
борьбы за нее, пока мое сердце способно чувство-
вать, голос говорить и руки работать. (Бурные апло-
дисменты.)»
На трибуну выходит г-н Кобден, встреченный шумными ап-
лодисментами. Он говорит:
«Благочестивый священник все-таки проделал
лишнюю работу (смех), когда счел необходимым за-
щитить здесь священнослужителей за их благород-
ное участие в нашей агитации. (Громкие возгласы
одобрения.) Если можно сожалеть о чем-либо упу-
щенном в наших действиях против хлебных законов,
то наше упущение, по-видимому, заключается в том,
что мы не рассматривали с достаточной ясностью и
настойчивостью эти законы как затрагивающие
обычаи и нравы, религию, образование. Когда гово-
рят об образовании, нередко задаются вопросом, а
хочет ли народ быть образованным. Могу утвер-
ждать, что нет ни одного класса, даже самого низко-
го и самого униженного, где бы люди, если у них,
конечно, имеются на то средства, не стремились бы
обеспечить своим детям образование; они стремятся
к этому не меньше, чем отцы из высших классов.
В 1835-м и 1836 годах, когда север Англии про-
цветал, когда энергия народа была еще велика, ко-
гда мы не втянулись еще, как сегодня, в унизитель-
ную борьбу за хлеб, — вот тогда, как я помню, в
Манчестере было много великолепных встреч и соб-
раний, посвященных делу прогресса системы обра-
зования, и за немногие месяцы среди промышлен-
ных классов было собрано 12 000 ф. ст. для строи-
тельства весьма благоустроенных школьных зданий.
(Аплодисменты.) Но хлебный закон встает как не-
165
Хлебные
законы ме-
шают разви-
тию образо-
вания
Свободная
торговля и
всеобщий
мир неотде-
лимы друг
от друга
Вопрос о
свободе
торговли —
чисто внут-
ренний
одолимая преграда на пути ко всякому нравствен-
ному совершенствованию. Стоит их отменить, и у
промышленных классов сразу найдутся средства —
а желание давно есть — дать своим детям хорошее
воспитание и образование.
Я также рассматриваю вопрос о свободе торгов-
ли как неразрывно связанный с вопросом о всеоб-
щем мире. Мне могут возразить, что великие держа-
вы и большие торговые города как раз и получили
известность во всем мире благодаря войнам и за-
воеваниям; но ведь так происходило потому, что они
могли расширять свою торговлю лишь посредством
приращения своей территории. Вместе с тем совер-
шенно достоверно, что всякий раз, когда торговые
города объединялись в союз или конфедерацию, со-
хранялся мир и не было никакой войны. {Аплодис-
менты.) Таковой была конфедерация ганзейских
городов. Теперь мы стремимся открыть новую эру;
посредством свободы торговли мы хотим быть более
богатыми и благополучными, но тем самым давая
возможность всем странам и народам мира тоже
становиться более богатыми и благополучными.
{Бурные аплодисменты.) Проведите в жизнь прин-
цип свободы торговли между народами, и война
между ними будет так же невозможна, как между
Мидлсексом и Сурреем.
Наши противники перестали выдвигать против
нас аргументы, по меньшей мере аргументы, дос-
тойные серьезного обсуждения. Но хотя они даже
начинают понемногу разделять наши принципы, они
все-таки отказываются осуществлять их под предло-
гом, будто бы эти принципы, пусть справедливые и
бесспорные, пока что не приемлются другими стра-
нами. Эти господа заявляют нам в палате общин,
что мы не должны ввозить сахар из Бразилии и зер-
но из Соединенных Штатов до тех пор, пока эти
страны не будут ввозить к себе, на основе равенст-
ва, наши жестяные и стальные изделия и наши тка-
ни. Но мы же бьемся не против бразильских или
американских торговцев, а против бедствия, созда-
ваемого внутренними монополиями. {Продолжитель-
ные возгласы одобрения.) Так что вопрос этот — не
166
бразильский и не американский, а чисто англий-
ский, и мы будем разоблачать всякое примешивание
к нему тех или иных внешних обстоятельств, которые
только усложняют и запутывают его.
Наша задача — не из легких. Чего мы требуем?
Мы требуем упразднить все монополии и прежде
всего отменить хлебный закон, потому что мы счита-
ем его основой, на которой держится вся и всякая
монополия. Уберите эту основу, и все громоздкое
здание монополий рухнет мигом. ("Слушайте! Слу-
шайте!”) А что такое монополия? Это — право, а
вернее неправота, некоторых лиц, которые одни, без
всяких конкурентов, занимаются продажей некото-
рых товаров. ("Слушайте! Слушайте!”) Вот что та-
кое монополия. В нашей стране это вещь не новая.
Монополия господствовала в Англии двести пятьде-
сят лет назад, и нынешний хлебный закон представ-
ляет собой лишь более хитроумную ее разновид-
ность. Монополистская система росла и процветала
во времена Тюдоров и Стюартов*, а два с половиной
века назад она была несколько укрощена и лишена
своих самых отвратительных черт благодаря усили-
ям наших отважных предков. По правде сказать, в
те далекие времена она была приодета в бесхитро-
стные и грубые одеяния; тогда еще не придумали
фокуса, именуемого скользящей шкалой (“Слушай-
те! Слушайте!”), но монополии оставались монопо-
лиями, притом весьма ощутимыми для всех. Вот в
чем они состояли: герцоги того времени — Букин-
гемский, Ричмондский и прочие — испрашивали и
получали у королевы Елизаветы** или короля Яко-
ва*** письма-патенты, в силу которых они обеспе-
чивали себе монополию на соль, кожу, рыбу, на что
угодно. Эта система достигла таких масштабов и
форм и привела к такой неразберихе, что народ от-
казался ее терпеть, как он не терпит ее и сегодня.
Он обратился к своим представителям в парламен-
те, чтобы те поддержали его наказы и жалобы. У нас
есть протокольные записи дискуссий по этим требо-
ваниям, и хотя в общем не сохранилось почти ничего
из речей и выступлений спорящих сторон, да и пол-
ные записи тогда не велись, но все же имеется не-
Хлебный
закон —
основа всей
монополии
167
Возмущение
против мо-
нополии 250
лет назад
сколько отрывков, притом весьма любопытных. Вот
что говорил, например, некий г-н Мартин, явно член
Лиги (смех) и, возможно, представитель Стокпорта
(снова смех), так как его манера высказываться
очень похожа на мою:
“Я выступаю от имени города, который мучается,
изнемогает и гнется под тяжестью чудовищных и
невыносимых монополий. Все съестные припасы за-
хвачены группой кровопийц. Положение моего горо-
да таково, что всякая торговля в нем уничтожена; и
если и впредь этим людям будут позволять завладе-
вать плодами, которые дарует нам земля, тогда во
что мы превратимся, мы, кого эти люди лишают
продуктов нашего тяжелого труда, пользуясь зако-
нами высшей власти, против которых не осмелива-
ются выступить бедные подданные?”
Вот что говорил г-н Мартин двести пятьдесят лет
тому назад, и сегодня я могу повторить это примени-
тельно к городу Стокпорту. Нам удалось также озна-
комиться со списком товаров, подпадавших под мо-
нополию, на которую жаловался народ. Это сукно,
железо, олово, уголь, стекло, кожа, соль, масло, уксус,
фрукты, вино, рыба. Таким образом, то, что лорд
Стенхоуп и газета “Морнинг пост” называют защи-
той национальной промышленности, распространя-
лось на все отрасли хозяйства. (Смех и продолжи-
тельные восклицания.) Газетчик пишет с издевкой:
“Когда был зачитан список монополий, раздался го-
лос: “А монополия на игральные карты?” Это заста-
вило покраснеть сэра Уолтера Рейли, потому что
карты были одной из его монополий”. Люди того
времени были, вероятно, очень скромны и деликатны.
У нас в палате общин висит роскошнейшая люстра,
но с тех пор, как я стал депутатом, я не слышал, что-
бы когда-нибудь и кто-нибудь из монополистов крас-
нел по этому поводу”. (Взрыв смеха.) Газета про-
должает: “После второго зачтения списка монополий
встает г-н Хеквел (еще один член Лиги, по всей ви-
димости) (смех) и говорит: “А хлеб не упомянут в
этом списке?” “Хлеб”, — повторяет другой депутат.
“Хлеб!” — вскрикивает еще один. “Странно”, —
бормочет третий. “Попомните мое слово, — говорит
168
дальше г-н Хеквел, — если во всем этом не будет на-
веден порядок, то и хлеб попадет в список". {Гром-
кие восклицания.)
И хлеб попал-таки в список, господа, именно по-
этому мы и собрались здесь. (/7родолжительные ап-
лодисменты.) Послушайте, что пишет затем газетчик:
“Когда королева Елизавета узнала о жалобах наро-
да, она явилась в парламент и поблагодарила его за
то, что он, парламент, обратил ее внимание на столь
великое бедствие”. Она была возмущена, что так
долго ее вводила в заблуждение ее челядь (так она
решила назвать для данного случая своих министров,
защищавших интересы монополистов). “Неужели они
думают, — воскликнула она, — что останутся безна-
казанными, они, эти люди, которые угнетали вас и
пренебрегали своими обязанностями и достоинством
королевы? Нет и еще раз нет! Я не допущу, чтобы
они за свои действия не получили по заслугам. Те-
перь я вижу, что они обходились со мной как иные
медики {смех, возгласы: “Слушайте! Слушайте!”),
которые подслащивают горькое питье или золотят
пилюлю”. {“Слушайте! Слушайте!” Кто-то вос-
клицает: “Да это доктор Тэмворт!”? Общий смех и
аплодисменты.) Да, поистине то были пророческие
слова, и я тоже усматриваю в них намек на некоего
доктора и государственного деятеля нашего времени.
{Новый взрыв смеха.)
Вот так, господа, держала себя королева Елиза-
вета. Теперь у нас королева, достойно занимающая
тот же самый трон. {Приветственные возгласы в
адрес королевы.) Я уверен, что Ее Величество не
пожелает лично санкционировать всякую неспра-
ведливость по отношению даже к самому бедному
или самому униженному из своих подданных. И хотя
она, видимо, не расположена являться в палату
лордов, чтобы разоблачать своих министров, свою
челядь {смех), я верю, что она без труда даст свое
согласие на полную отмену хлебных законов. {Апло-
дисменты и многократные восклицания “Боже,
храни королеву!”)
Такими были привилегии вчера. Сегодня монопо-
листы, действуя по тем же самым принципам, если
Реакция
королевы
Елизаветы
на жалобы
народа
169
Наше неве-
жество ме-
шает нам
освободить-
ся от зло-
употребле-
ний
Что делают
монополи-
сты
не еще более худшим, они ввели всякого рода тонко-
сти в наименования вещей; они ввели “скользящую
шкалу” и придумали словечко “покровительство”.
Перестраивая, так сказать, эти монополии, аристо-
кратия нашей страны объединилась в некое большое
акционерное общество, специализирующееся на вся-
ческих излишествах и злоупотреблениях: одни захва-
тили хлеб, другие — сахар, эти — лес, те — кофе, и
так далее и далее. Каждый из этих классов монопо-
листов говорит другим таким же классам: “Помогите
мне вырвать как можно больше денег у народа, и я
вам окажу ту же самую услугу”. (“Слушайте!”) В
принципе нет ни грана разницы между монополией
наших дней и монополией былых времен. И если мы
все еще не освободились от тяжко давящих на нас
злоупотреблений, то такое положение можно объяс-
нить лишь нашим невежеством, нашей апатией, тем,
что мы не проявили чисто мужского мужества, какое
было присуще нашим предкам и притом в тогдашней
обстановке, гораздо более мрачной, когда не было
свободы в общинах и когда темницы Тауэра ждали
всякого, кто осмелится сказать правду. (“Слушай-
те!”) Какую же разницу можно тут отыскать между
прошлым и настоящим? Отдельные личности стали
обладателями всего хлеба страны, которого не хвата-
ет, по их же признанию, для удовлетворения потреб-
ности в нем. Тем не менее они разрешают ввозить в
страну ровно столько иностранного зерна, сколько им
заблагорассудится, но никогда в достаточном количе-
стве, потому что они не хотят снижать самые высо-
кие, как это только можно, цены, по которым они
продают хлеб. (“Слушайте! Слушайте!”) Так неу-
жели монополисты времен Елизаветы поступали еще
хуже? Монополисты сахара дают народу Англии
лишь половину того, что он мог бы потребить, если
бы он свободно покупал сахар у Бразилии по низкой
цене и в обмен на продукцию своего труда. То же
самое с кофе и другими продуктами и предметами
повседневного потребления и пользования. Так
сколько же времени нужно еще народу Англии, что-
бы понять все эти вещи и поступить так, как посту-
пили его предки больше двух столетий тому назад?
170
Они свергли угнетателей. Почему мы не делаем того
же самого? {Аплодисменты.)
Сказать по правде, я согласен с тем, что говорил
вчера вечером мой друг Джон Брайт: “Мы здесь, в
палате общин, всего-навсего умеем красиво гово-
рить, употребляя медоточивые и позолоченные
слова”. Да, мы не умеем говорить, как умели когда-
то Мартины и Хеквелы. {“Слушайте! Слушайте!”)
Но в конце концов нам следует полагаться даже и
не на жесткие слова, а на жесткие действия. {Апло-
дисменты.) Как я вам уже говорил, когда мы тре-
буем от правительства положить конец этой систе-
ме, оно отсылает нас в дальние края, например в
Бразилию, чтобы убедить этот народ принимать
наши товары в обмен на свой сахар. Но откуда взя-
лось такое сомнение и преждевременное разочаро-
вание, которым, если можно так выразиться, нас
убаюкивают уже давно? Что практически означают
столь желанные, как утверждается, торговые дого-
воры? Разве есть такая страна, расположенная на
какой-нибудь заданной географической широте и
производящая товары, которые не могли бы быть
произведены другими странами, находящимися на
той же широте? Почему, я спрашиваю, мы должны
обращаться к Португалии и давать ей исключитель-
ную привилегию продавать нам свои вина, обеспе-
чивая ей тем самым монополию, направленную про-
тив нас же? Зачем лишать себя выгод от конку-
рентных возможностей нашей соседки Франции, чьи
шампанские вина, по-моему, несоизмеримо лучше,
чем португальское крепленое вино? {Аплодисмен-
ты.) Нам говорят, что, отдавая предпочтение Пор-
тугалии, мы вынуждаем Францию снижать свои
пошлины на нашу проволоку и льняные ткани. Но
не получится ли нечто совершенно обратное. У нас
уже есть печальный опыт. Больше сотни лет назад
мы заключили знаменитый Метуэнский трактат, ко-
торый, вместо того чтобы объединить народы, разъ-
единил их и был одной из главных причин, вызы-
вавших опустошительные войны в Европе и сделав-
шие ее несчастной. Трактат не побудил славный на-
род по ту сторону Ла-Манша покупать больше наших
Нам следует
полагаться
не на жест-
кие слова, а
на жесткие
действия
Торговые
договоры
закрепляют
монополию
контрагента
в ущерб нам
же
Метуэнский
договор
171
Софизм
“взаимно-
сти
Успехи про-
мышленно-
сти измеря-
ются ввозом,
а не вывозом
Процветание
стран, при-
нявших сво-
бодную тор-
говлю —
лучшее до-
казательство
благотвор-
ности этого
принципа
товаров, а напротив, заставил его удвоить на них
свои пошлины. (Возгласы одобрения слов оратора.)
Нет, давайте-ка лучше действовать, как действо-
вали люди при Елизавете, которых по духу и реши-
мости можно считать членами Лиги. Свергнем наши
собственные монополии, покажем народам, что мы
верны нашим принципам и готовы воплотить их в
практику, допуская ввоз в нашу страну без всяких
условий зерна, сахара и других иностранных това-
ров. Если наши принципы истинны и правомерны,
то когда они войдут в жизнь, за ними последует об-
щее процветание, и другие народы, видя наш при-
мер, видя, какой результат дает снятие ограничи-
тельных барьеров, безусловно будут готовы пойти по
нашему пути. (Аплодисменты.) Ведь это же чистый
софизм утверждать, что какая-то страна лишается
положительного баланса между своим ввозом и вы-
возом, то есть излишка ввоза, или что какая-то дру-
гая страна всегда может давать нам нечто, не полу-
чая от нас ничего; такой софизм приводит к самым
тягостным разочарованиям, о которых я когда либо
слышал. И это разочарование потрясает не хуже
внезапного холодного душа или неожиданного взле-
та летательного аппарата с человеком в корзине.
(Взрыв смеха.) Ведь такого рода софизмы просто-
напросто означают, что, отказываясь ввозить товары
из боязни, что они не примут наших товаров, мы
фактически сами нагнетаем на себя страх, что, мол,
вдруг, во внезапном приступе филантропии, загра-
ница завалит и зальет нас по колено зерном, саха-
ром, вином и пр. (Аплодисменты.) Вместо того что-
бы измерять масштабы наших торговых успехов
объемом нашего вывоза, я надеюсь, что мы примем
точку зрения, блестяще изложенную вчера в палате
общин г-ном Вильерсом, а именно, что мы будем
измерять ввозом успехи нашей промышленности.
(Возгласы одобрения.)
Есть ли такие страны или города, которые, при-
няв систему свободного ввоза, не свидетельствуют
своим процветанием о благотворности такой систе-
мы. Попробуйте попутешествовать по Средиземному
морю. Посетите Триест и Марсель и сопоставьте ус-
172
пехи того и другого. Торговля Марселя, говорят, за-
щищалась и поощрялась веками величайшей дер-
жавой европейского континента. А вот Триесту по-
надобилось совсем немного лет, чтобы обогнать
Марсель. Почему? Потому что Триест пользуется
свободой ввоза всего и вся. {Бурные аплодисменты.)
Взгляните на Гамбург, самый крупный и важный
порт во всей западной части континентальной Евро-
пы. Почему он таким стал? Потому что там царст-
вует свобода ввоза. Другой пример благотворности
свободы являет Швейцария. Я въезжал в эту страну
со всех сторон — из Франции, из Австрии, из Ита-
лии. Надо быть слепым, чтобы не видеть тех заме-
чательных благ и преимуществ, которыми распола-
гает Швейцария, где властвует свобода торговли.
Едва путешественник пересекает границу, как ему
тут же бросаются в глаза великолепные, ухоженные
и аккуратные дороги, хозяйственная активность и
благополучнейшая жизнь. Откуда все это взялось?
Да все оттуда же: в Швейцарии ни один закон не
запрещает и не ограничивает ввоз. Жители соседних
стран — итальянцы, французы, немцы —ввозят ту-
да свои товары, и им не задают никаких вопросов,
ни в чем не мешают и не заставляют терять время
на какие-нибудь процедуры. Можно ли отсюда за-
ключить, что земля в Швейцарии имеет меньшую
стоимость, чем в прилегающих странах? Я мог кон-
статировать, что она втрое дороже, чем за предела-
ми этой страны, и я готов доказать, что по качеству
земля там такая же, что и в Англии, акр за акром,
да только вот в Швейцарии доходами от земли, и
больше ничем, оплачивается половина всех государ-
ственных налогов. {“Слушайте! Слушайте!”) Отку-
да такое благоденствие? Да все дело в том, что там
любой гражданин, испытывающий потребность в
каких-либо товарах, инструментах, сырье, свободен
выбирать любую точку земного шара, откуда к нему
придет все необходимое.
Я вспоминаю, как однажды в субботу я побывал с
одним моим другом на рынке Лозанны. Город был
заполнен крестьянами, продававшими фрукты, птицу,
яйца, масло и всяческую иную провизию. Я спросил,
откуда они приехали. “Большинство из Савойи”, —
Триест
Гамбург
Швейцария
173
Контрабанда
и свободная
торговля
Главное:
опрокинуть
монопо-
лию — бла-
гое и спра-
ведливое
дело
Цель нашей
ассоциации
— отменить
хлебные
законы пол-
ностью,
немедленно
и без всяких
условий
ответил мой друг, показывая на другой берег Женев-
ского озера. “И они не платят никакой въездной по-
шлины?” — спросил я. “Они ничего не платят, —
ответил он, — они свободно прибывают сюда и про-
дают все, что хотят”. Я не удержался и воскликнул:
“О, если бы герцог Букингемский побывал здесь, он
наверняка умер бы от негодования!” (Смех и одоб-
рительные возгласы.) “Но куда же эти люди девают
свою выручку?” — спросил я, зная, что монополия
плотно закрыла савойскую границу для швейцарских
товаров. Вместо ответа мой друг повел меня после
обеда опять прогуляться по городу, и я увидел
итальянских крестьян, снующих как муравьи по па-
латкам и магазинам, где они закупали табак, ткани
и многое другое и складывали все это в пакеты весом
примерно в шесть фунтов каждый, чтобы облегчить
себе теперь уже нелегальное возвращение в Италию.
(Смех.) Так вот, если вы откроете порты Англии и
при этом другие страны не пожелают снять свои по-
шлины на наши товары, то я осмелюсь предсказать,
что иностранцы, которые будут продавать нам зерно
и сахар и одновременно будут закупать наши това-
ры, которые будут укладывать в пакеты или тючки
по шесть фунтов каждый, чтобы обмануть бдитель-
ность своих таможен. В конце концов все те разные
доводы, которые фактически защищают монополию,
сопровождаются разнообразными, но всегда тщетны-
ми извинениями и предлогами. Мы к этому привык-
ли, мы к этому подготовились, и нас не застанешь
врасплох. Лучше всего ни к чему этому не прислуши-
ваться. Разве мы не согласны между собой по глав-
ному пункту: опрокинуть монополию — благое и
справедливое дело? И пусть нам не говорят о России,
Португалии или Испании; будет время, и мы зай-
мемся ими тоже (возгласы: "Так! Хорошо!”), но сей-
час у нас и дома много врагов самого худшего сорта
(возгласы: "Браво!”); так не будем терять из виду
предмет и цель нашей ассоциации — отменить хлеб-
ные законы полностью, немедленно и без всяких ус-
ловий2. Если мы откажемся от этого последнего сло-
2 Принятое Лигой выражение “без всяких условий” отно-
сится к загранице и означает: не требовать встречных ус-
тупок.
174
Фермеры
восприимчи*
вы к аргу-
ментами
фритредеров
восочетания “без всяких условий”, то на нас каждую
неделю снова будут обрушиваться всяческие предло-
ги и увертки».
Затем оратор рассказывает о своих поездках в сельскохозяй-
ственные округа и о настроениях фермеров. В частности, он го-
ворит:
«В графстве Хартфорд я присутствовал на соб-
рании, где собралось больше двух тысяч фермеров;
о собрании было объявлено заблаговременно. Я
пришел туда один (аплодисменты), без какого-либо
друга и не зная никого во всем графстве. (“Браво!”)
Сначала мы собрались в Шир-холле (центральном
зале графства), но поскольку народ все прибывал,
мы решили устроить собрание под открытым небом
в Плау-Миле, где обычно проводятся выборы. Я
взобрался на вагон и почти два часа говорил на
свою обычную тему. (Смех и аплодисменты.) И по-
лучается, что на том самом месте, где около двух
лет назад рыцари графства, выступавшие под зна-
менем консерватизма, уговорили фермеров избрать
трех приверженцев монополии и покровительствен-
ных пошлин, на этом самом месте я выступил неде-
лю назад за полную и немедленную отмену хлебных
законов. (Аплодисменты.)... Фермеры разделились:
одни были за, другие против. Я не участвовал в
споре и предоставил ему развиваться, как получит-
ся. И, как вы уже знаете, при голосовании решения
собрания за сохранение пошлин было подано всего
двенадцать голосов».
Г-н Кобден сообщает, что один из фермеров Хартфорда г-н
Летимор, присутствует здесь и хотел бы выступить на сего-
дняшнем заседании. Аудитория с энтузиазмом аплодирует. Г-н
Кобден продолжает:
«Давайте же воспользуемся случаем, что среди
нас находится представитель достойного и велико-
лепного класса людей, и выразим наши теплые чув-
ства к сообществу, к ордену, членом которого он яв-
ляется. Давайте заявим лендлордократии страны,
претендующей на свое несправедливое, неправедное
превосходство — я называю его неправедным, пото-
му что оно основано на монополии, — так давайте
175
У промыш-
ленников и
фермеров
общие инте-
ресы
скажем ей, что уже больше не в ее власти разделять
и натравливать друг на друга два великих произво-
дящих класса — промышленников и фермеров (ап-
лодисменты), у которых отныне общие политиче-
ские, экономические и социальные интересы. Протя-
нем руку дружбы г-ну Летимору и ордену, к
которому он принадлежит, и пусть он будет уверен,
что вся мощь, с какой Лига способна воздействовать
на общественное мнение, будет направлена на то,
чтобы добиться для фермеров той же самой спра-
ведливости, какой мы добиваемся для самих себя.
Близится время, когда промышленники и фермеры,
сплотив ряды вместе пойдут в наступление на моно-
полии. (Аплодисменты.) Попомните мои слова! Бли-
зится время, когда множество фермеров и множест-
во членов Лиги, объединенные одним порывом и од-
ной тревогой, будут толпиться в вестибюле и в
коридорах палаты общин, ожидая развязки, ожидая
решения великой проблемы. И я предупреждаю
лендлордократию, что она глубоко заблуждается,
рассчитывая на помощь своих арендаторов, своих
ленников в борьбе против городского населения, ко-
торое дружно и мощно поднимется на защиту дела
справедливости. Я достаточно много повидал всяко-
го и поэтому уверен, что самые неаристократичные
люди живут рядом с дворцами аристократии. Пусть
хлебные законы будут еще какое-то время оказы-
вать свое разрушительное действие на арендаторов,
но в таком случае я не хотел бы, чтобы кто-нибудь
приказал мне противостоять волне гнева, которая
хлынет из сельских округов...
Хотелось бы знать, где теперь найдут поддержку
лендлорды. Я бился с ними в их собственных крепо-
стях. (Аплодисменты.) Я встречался с ними в граф-
ствах Норфолк, Хартфорд и Сомерсет. (Аплодис-
менты.) На будущей неделе я буду в Бакингем-
шире, еще через неделю в Дорчестере, а еще через
неделю в Линкольне. (Аплодисменты.) Я объявляю
об этом здесь, публично. Я знаю, что лендлорды от-
носились к моим передвижениям отнюдь не безраз-
лично, и когда им не удавалось отговорить фермеров
от участия в наших собраниях, они понуждали неко-
торых из них устраивать беспорядки. Теперь я от-
176
крыто говорю им, куда поеду, и они не осмелятся
прибыть туда же и посмотреть мне в лицо. А если
они не решаются оправдывать свой закон перед
собственными арендаторами, то где же можем мы
надеяться повстречать их, кроме как в палате об-
щин и в палате лордов?..
Я страстно привязан к делу свободы торговли и
поэтому никогда не глядел, а что, собственно, может
стоять за этим делом и куда можно пойти дальше.
Но есть люди, как раз смотрящие дальше и рассчи-
тывающие на Лигу для дела, куда более радикаль-
ного, чем то, которым занимается Лига. У меня нет
советов, которые я мог бы дать аристократии нашей
страны, ибо я не настолько уж привязан к этой са-
мой аристократии. Но если она в своей гордыне не
желает видеть подрывную работу, ведущуюся прямо
под ней, то она увидит вдруг, неожиданно для себя,
что вопрос зашел далеко за пределы простой борь-
бы за свободу торговли, и уведут его туда люди, ко-
торые после проведения полезной реформы будут
гнаться за другими, более глубокими переменами.
(Восклицания в зале.) Так что если будут упорство-
вать в сохранении нынешней системы, против кото-
рой единодушно выступает вся страна, то я вынуж-
ден повторить то, что говорил в других стенах (бур-
ные восклицания)', вся ответственность за такое
положение падет на исполнительную власть (апло-
дисменты), и с каждым днем эта ответственность
будет становится все более тяжелой и, прямо скажу,
ужасающей. (Снова аплодисменты.) Сэр Роберт
Пиль руководит правительством вопреки собствен-
ным убеждениям, которые он не раз высказывал.
(Возгласы согласия с оратором.) Я не упрекаю ни-
кого и никогда только за намерения, но я вижу по-
ведение и действия государственных деятелей и
только на этом основании сужу о них самих. Когда я
вижу, что какой-нибудь министр шагает прямо в
обратную сторону, удаляясь от того, что он выска-
зывал публично, тогда я вправе осведомиться о его
намерениях, потому что он ведет себя, мягко говоря,
не совсем обычно. Кто же ему помогает в его непри-
Странное
поведение
премьер-
министра
12-2514
177
глядных делах? Ему помогает грубая сила большин-
ства в парламенте. Я говорю “грубая”, потому что
она иррациональна; а иррациональна она не потому,
что не согласуется с моими личными взглядами, а
потому, что эти парламентарии следуют за своим
шефом, который согласен со мной в принципе, но на
практике творит совершенно иное. Министр, управ-
ляющий страной с помощью такого орудия, знаю-
щий, что оно изготовлено интригами, ошибками и
коррупцией, но видящий теперь, что люди, некогда
обманутые его креатурами, собираются на свои соб-
рания прямо среди бела дня и рядом с логовами
аристократии, голосуя все как один против этой не-
навистной системы, — такой министр, говорю я, не-
сет на себе тяжелейшую ответственность».
Оратор сообщает, что Лига больше не будет иметь
возможность пользоваться залом театра Друри-Лейн. Отвечая
тем, кто высказал пожелание, чтобы собрания проводились под
открытым небом, он говорит:
«Те, кто утверждает, что собрания в Ислингтон-
Грин будут оказывать на людей большее воздейст-
вие, чем наши предыдущие и настоящее собрания,
заблуждаются насчет того, как складывается обще-
ственное мнение. Современные же тактики вовсе не
думают, что большие вопросы, интересующие обще-
ственность, могут решаться в присутствии армии из
тридцати или сорока тысяч человек, собравшихся в
Ислингтоне или где-нибудь еще. Мое мнение таково:
если после избирательной реформы политическая
сила, политическое могущество перешли к более чем
миллиону граждан из просвещенного класса нашей
страны и если этот класс хочет действовать, то его
могущество не будет поколеблено ни усилиями ари-
стократии, с одной стороны, ни народными демонст-
рациями, с другой.
Не желая пренебрегать сотрудничеством любого
класса, я все же полагаю, что те, кто стремится к ус-
пеху нашего дела, должен обеспечивать его с помо-
щью того класса, представителями которого я сейчас
окружен. Аплодисменты толпы, энтузиазм огромного
178
хора человеческих голосов могут лишь повеселить нас
или польстить нашему тщеславию; но если мы охва-
чены истинной страстью, если мы хотим, чтобы сво-
бода победила, и готовы отдать ради этой победы
все, что имеем, и даже собственные жизни, тогда мы
будем руководствоваться чем-то большим, нежели
тщеславие, и выберем наилучшие способы добиться
успеха. И нет ничего более подходящего, чтобы га-
рантировать успех, чем собрания, подобные сего-
дняшнему. У драматических актеров есть аксиома,
что публика всегда права. В фойе и артистических
уборных критики могут говорить разное. Но если пье-
са имела успех в Друри-Лейне, она будет иметь ус-
пех во всем королевстве. Вам надо взвесить то об-
стоятельство, что мы довели до вашего сведения наше
дело не без некоторых опасений и тревог. Но, памя-
туя о благополучных прецедентах, об успехах наших
самых смелых и рискованных шагов, мы все-таки ре-
шились напрямую услышать ваше суждение в Дру-
ри-Лейне. И испытав нас, притом не один раз, вы его
высказали. С каждой неделей ваш энтузиазм рос, с
каждым заседанием увеличивалось количество дам
среди присутствующих, и дамы, эта лучшая часть
творения, одаривали нас улыбками за наши усилия.
(Возгласы одобрения.) И вот теперь нас лишают это-
го прекрасного зала! Что ж, мы все-таки благодарны
его хозяевам за то, что они нам его предоставляли.
Вы осудили монополию, ваш приговор оглашен...
Он окончательный, и обжалования не будет».
Высокочтимый джентльмен покидает трибуну под бурные
аплодисменты и восклицания, исполненные энтузиазма. Все со-
брание встает, и овация продолжается несколько минут.
Затем выступают гг. Летимор и Мур.
12*
Еженедельное собрание Лиги
в зале Оперы
13 мая 1843 года
В связи с дискуссией о хлебных законах в палате общин,
занявшей пять ее заседаний и еще не окончившейся, Лига
собралась в субботу 13 мая в зале Оперы. После выразительной и
красочной речи г-на Фокса слово предоставляется г-ну Кобдену.
Деятель-
ность Ли-
ги активно
обсуждается
в парламенте
Г-н Кобден:
«Я с изумлением увидел мое имя на афише спек-
такля с указанием исполнителей ролей. (Смех.) Наш
председатель — самый настоящий деспот: он не до-
пускает никакого другого решающего голоса на этот
счет, ни даже совещательного. Если бы я был свобо-
ден, я бы лучше — уж извините меня — отправился
отдыхать, так как было пять часов утра, когда я по-
кинул парламент, где слушал и лицезрел сцену —
как бы это лучше выразить? — сцену, достойную ди-
ких зверей библейского Ефеса*. (Смех и аплодисмен-
ты.) К тому же выступать сразу после г-на Фокса —
задача не из легких. Я сожалею, что он не сможет
повторить свою блистательную речь в будущий поне-
дельник в палате общин, где его талант, и вы согла-
ситесь со мной, должен был бы обеспечить ему место
депутата. Но хотя такой возможности ему не пред-
ставится, я думаю, что об этом будет кое-что сказано
в понедельник вечером, так как в той же самой мере,
в какой парламентарии страстно желают слышать
критику своих представителей в Сент-Стефане, в этой
же мере они любят критиковать наших представите-
лей в Друри-Лейне и в Опера-хауз.
В последних дебатах не очень много говорилось о
каких-либо других вещах, потому что излюбленной
темой парламентариев стала наша деятельность.
Другим неисчерпаемым сюжетом для этих господ
остаются осуждения, порицания и жалобы на пред-
ставителя Стокпорта. (Смех.) Я не удивляюсь тому,
что члены палаты общин болезненно воспринимают
критику со стороны общественности, и поскольку их
галантные манеры выражаются в грубости и упот-
реблении неупотребимых слов, они ради осторожно-
сти предварительно выдворили за стены законода-
тельного органа иностранцев и газетчиков. Я хотел
бы, чтобы мои соотечественники из рабочего класса
спрятались где-нибудь за кулисами и поглядели,
как порою ведут себя те, кто называет себя их хо-
зяином. (Смех и аплодисменты.)
Не знаю, право, что сказать вам по существу во-
проса. Сам я поддерживаю тезис сэра Роберта Пи-
ля — можно сказать, что я целиком влез в его тезис,
и мне остается петь вам все ту же песенку. (Смех.)
Но, поверьте, лучшие аргументы — это старые ар-
гументы. ("Слушайте! Слушайте!”) Надо только
хорошенько их понять. Я не уверен, что у вас будет
основание или даже право получить свободу обмена,
если вы не до конца поймете, что это такое, если вы
не будете желать ее всей душой. Но я уверен, что
без этого понимания и этого страстного желания,
если вам вдруг достанется такая свобода сегодня,
вы потеряете ее завтра.
Итак, я буду продолжать свою лекцию; это будет
все та же старая песня. Но я вижу среди вас много
молодых людей. Почему бы нам не обучить их кое-
чему? Почему бы не сделать их способными, когда
они вернутся домой, обратить в новую веру старых
монополистов? (Возгласы одобрения.) Что такое мо-
нополия на хлеб? Это нехватка хлеба, это голод. Вы
удивлены, узнав, что в этом отношении законода-
тельство нашей страны не имеет иной цели, кроме
как создать самую большую нехватку, какую только
можно как-то вытерпеть. И тем не менее дело об-
стоит именно так. ("Слушайте! Слушайте!”) Зако-
нодательство достигает своей цели посредством го-
лода. Разве это не ясно?
Какая гадкая вещь — видеть палату общин... я
говорю мягко — “гадкая”, — иначе пришлось бы
Если свобо-
ду обмена
получить, не
поняв ее
смысла, то
его легко
будет опять
потерять
Монополия
на хлеб —
это голод
Заседание
палаты об-
щин — гад-
кое зрелище
181
Суть речей
депутатов —
ренты! доро-
говизна!..
употребить непарламентское выражение. Мой друг
капитан Бернал как раз и бросил его им прямо в
лицо, но председатель призвал его к порядку, и
Бернал вынужден был извиниться и взять свое вы-
ражение обратно. Но подойдите, как это делал и я,
к перилам сначала палаты лордов, потом палаты
общин, и вы увидите и услышите, что суть всех их
речей одна: ренты! ренты! ренты! дороговизна! доро-
говизна! дороговизна! ренты! ренты! ренты! (Смех и
аплодисменты.) Что все это значит? Вот перед вами
коллекция больших сеньоров, благороднейших дво-
рян, внушительно восседающих на шелковых по-
душках палаты лордов, но их умственные способно-
сти не превышают обычной нормы — чуть выше по-
средственности, насколько я могу судить, в том, что
касается добродетелей и знаний. Но они заседают,
высказываются и принимают решения. Да кто они
такие? Они же просто торговцы хлебом и мясом!
(Бурные аплодисменты.) Этим они и живут и засе-
дают в законодательном собрании, чтобы обеспечить
парламентским актом повышенную цену, монополь-
ную цену на товар, который они продают. Это их
главная забота и главное занятие. То, что я сейчас
высказываю, звучит, быть может, не по-парламент-
ски, но это правда. (Аплодисменты.)
А вот опять большие сеньоры, теперь уже в пала-
те общин, очень достойные, говорят, люди, добросо-
вестно представляющие и выражающие просвещен-
ность и добропорядочность своих выборщиков. Од-
нако я должен с огорчением сказать, что
большинство их тоже получают от продажи зерна и
скота. Чем же они занимались всю эту неделю? Они
отчаянно бились за поддержку парламентом высо-
ких цен на их товары. (Аплодисменты.) Если бы на
стене Сент-Стефана был нарисован шут гороховый,
я надписал бы сверху: “Здесь обитают торговцы
зерном”. Зато вот люди, занимающиеся продажей
хлопчатобумажных тканей, сукна, шелка, изделий из
железа, хотя их торговля находится в плачевном со-
стоянии, не могут вразвалочку входить в палату об-
щин, как к себе домой, и протаскивать законы, ко-
182
торые обеспечивали бы им высокие цены. Почему
литейщики и токари или печатники по тканям не
имеют своей скользящей шкалы? Они могут добиться
покровительственных пошлин на 1 шиллинг 2 денье.
А почему не на 1 шиллинг 6 денье. В палате щедры
только к самим себе. А за спиной представителей
промышленников смеются все, включая грумов, сте-
регущих депутатских лошадей у ворот парламента.
Как же вы терпите этих больших сеньоров, воссе-
дающих в палате, тогда как им место на скамье
подсудимых? (Возгласы одобрения.) Почему все это
терпит народ? Да потому, что он околдован старой
феодальной системой и снисходительно — да что я
говорю? — почтительно относится к владельцам зем-
ли и к действиям, которыми эти землевладельцы
унижают людей, занимающихся своим делом в лав-
ках или мастерских, своим скромным и честным де-
лом. (Аплодисменты.) Однако мой долг — научить
уму-разуму даже детей, чтобы, вернувшись домой,
они научили тому же своих бабушек. (Взрыв смеха.)
Эти дети, наверное, уже слышали и будут слышать,
что покровительственные пошлины имеют целью не
поднять цену на зерно, а увеличить его производство
внутри страны. Ну и как же собираются достичь
такого результата? Выбранный для этого способ
весьма своеобразен, и для людей, наделенных здра-
вым смыслом, представляется странным, что изоби-
лие должно наступить вследствие отказа от изоби-
лия. ("Слуишйте!”) Взгляните на результаты. Со-
гласно данным доктора Маршема, пять миллионов
жителей страны едят хлеб из овса, и еще пять мил-
лионов питаются только картошкой. Так что пусть
ребенок придет к своей бабушке и скажет ей: план
сорвался, потому что люди не накормлены.
А какие возражения могут быть выставлены про-
тив нашего плана — плана ввоза иностранного зер-
на. Кто будет его есть? Не те, кто присутствует на
этом собрании; у вас хлеба более чем достаточно.
Если хлеба станет больше, то его будут есть те, кто
сегодня ест его мало или совсем не ест. (Аплодис-
менты.) Так что надо разрешить ввоз зерна. Но тут
В палате об-
щин щедры
только к са-
мим себе
Софизм: цель
пошлин —
увеличить
производство
зерна внутри
страны, т.е.
изобилие
должно на-
ступить
вследствие
отказа от
изобилия
Наш план —
план ввоза
иностранно-
го зерна
183
Избитые
аргументы
протекцио-
нистов
Не зависеть
от заграницы
хорошо то-
гда, когда
мы не зави-
сим от лю-
дей, которые
здесь, у нас,
относятся к
нам куда
хуже, чем
иностранцы
Вопрос о
машинах
Самые шум-
ные хулите-
ли машин —
это люди,
которые так
или иначе
пользуются
машинами в
своих делах
вас начнут осаждать кучей аргументов насчет тяже-
сти налогов и обложений на землю, насчет зависи-
мости от заграницы, насчет чрезмерного роста пар-
ка машин и т.д. Ответ, который должен дать ребе-
нок, таков: все эти вещи могут быть очень досад-
ными, но нет ничего более досадного, чем нехватка
еды; не зависеть от заграницы хорошо тогда, когда
мы не зависим от людей, которые здесь, у нас, отно-
сятся к нам куда хуже, чем иностранцы. Мои несча-
стные стокпортские избиратели целиком зависят от
внутреннего производства, и вот уже лет пять пита-
ются настолько плохо, что предпочли бы зависеть от
русских, поляков, немцев, американцев, от любой
страны на земном шаре, но только не от отечествен-
ных торговцев благородного происхождения, создав-
ших систему своих исключительных прав и привиле-
гий. Тем не менее лендлорды возражают и говорят,
что они платят более тяжелые налоги, чем другие
классы общества. Что ж, допустим даже, что, обла-
дая властью манипулировать налогами и обложе-
ниями, эти бескорыстные ангелы переложат все их
на собственные плечи, как решил поступить Санчо
Панса. Но и в таком случае они тут же изловчатся,
что-то там подправят, и налоги будут платить не
они, а другие. А главное, нехватка продуктов пита-
ния так и останется нехваткой.
Теперь о другом крупном надувательстве, с помо-
щью которого противник обманывает множество де-
тей всех возрастов. Это вопрос о машинах. Но игла и
наперсток — тоже машины, они обеспечивают боль-
шой прогресс пальцу и ногтю. (Смех.) Я всегда обна-
руживал, что самые шумные хулители машин — это
люди, которые так или иначе пользуются машинами
в своих делах. Но вот, к примеру, они услышали о
каком-нибудь чудесном изобретении на севере Анг-
лии, и монополисты тотчас призывают людей быть
настороже и стараются убедить народ, что как раз
это-то изобретение и несет вред народу, а вовсе не
пошлина на хлеб. Я встретил в Ярмуте одного из
таких людей, которые буквально вопят, обрушиваясь
на машины. Я спросил его, на какие именно машины
он гневается. Он ответил, что на ткацкий станок с
184
приводным двигателем. “Вы пользуетесь им в Ярму-
те?” — спросил я. “В Ярмуте мы не ткем и не пря-
дем, а ловим рыбу”. “Какую рыбу?” “Сельдь”. “Чем
вы ее ловите?” “Сетями, очень большими сетями”.
“А почему вы не пользуетесь удочками и крючками с
наживкой?” (Восклицания в зале.) Его ответ показал
мне, как опасно вмешиваться в чужие дела. Но в об-
щем он сказал: “Нам нечего делать с крючками и
наживками”. “Почему?” — настаивал я. “Потому
что это слишком много труда ради пустяка”, — отве-
тил старый рыбак. Вот и весь секрет. Вот почему
больше не прядут с помощью прялки и веретена.
Слишком много труда.
Что же касается утверждений о безработице, вы-
зываемой распространением машин, то, наверное,
более несуразного заблуждения не было с самого
сотворения мира. В графстве Ланкашир живет мил-
лион пятьсот тысяч человек, из которых пятьсот ты-
сяч там не родились, а приехали из графств, где
машин не знают, в графство, где чудесные изобрете-
ния все больше и больше облегчают труд человека.
Именно там в течение двадцати лет население росло
быстрее всего. А как вы думаете, что стало с детьми
в деревнях, где население стабильно и не растет? В
сельских округах Ланкашира есть деревни, которые
сегодня населены не более, чем в эпоху, когда Виль-
гельм Завоеватель повелел составить “Книгу
Страшного суда” — земельную перепись. Это может
показаться странным, но это так. Один из моих дру-
зей, который сейчас присутствует здесь, много зани-
мался развенчанием вышеназванного заблуждения.
Он объездил очень многие места в Ланкашире, глав-
ным образом те, где люди жили без машин. Он
пролистал множество записей рождений и смертей и
обнаружил, что, как правило, на три рождения при-
ходится две смерти. Куда же девался излишек насе-
ления? Оказывается, люди уезжали в Блэкберн в
Болтон, в города, где они находили работу на тех
самых машинах, о которых говорят, что они лишают
людей работы.
Я скажу вам, какая польза от машин: она увели-
чивает производительность труда. Но по мере того
Софизм:
машины
вызывают
безработицу
185
Машины
увеличивают
производи-
тельность
труда и,
снижая себе-
стоимость,
расширяют
географию
сбыта
Закон позво-
ляет свобод-
но ввозить
предметы
роскоши, но
запрещает
ввоз продук-
тов питания
как растет число машин, надо, чтобы нам все боль-
ше открывались все рынки мира. Если бы у нас бы-
ла свобода торговли, то всякое усовершенствование
машин и создание новых сопровождались бы сниже-
нием себестоимости продукта, и продавец этого про-
дукта мог бы находить для него новые рынки сбыта.
Все более и более низкие цены на наши товары про-
двигали бы их все дальше и дальше, до самого края
света. Такое-то изделие за 1 шиллинг может пойти в
Германию; убавьте цену до 8 пенсов, и оно пойдет в
Италию; сбавьте до 6 пенсов, и оно уже будет в Тур-
ции; до 4 — в Персии; до 2 — в самых глухих районах
Центральной Азии. {Бурные аплодисменты.)
Но как торговец может расширить свои опера-
ции, если ему не разрешено ввозить к нам, в обмен
на наши товары, те товары, которые другие народы
готовы нам продавать? Наш свод законов позволяет
нашим торговцам разъезжать по всему миру и ра-
зыскивать там все подходящее и все роскошное для
богатого класса, но законы не разрешают им вво-
зить такие продукты питания, которые в отличие от
прочих продуктов потребления и тоже питания, мог-
ли бы поддерживать обеспеченную и благополучную
жизнь рабочих и их семей; а ведь это его тяжелым
трудом, трудом его мозолистых рук оплачиваются
все излишества богачей, которые все почему-то лег-
ко терпят, как будто рабочий обыкновенным обра-
зом покупает себе продукты питания — те самые,
запрещаемые законом к ввозу. Законодатели дают
свободный доступ в страну предметам роскоши, ко-
торые могут украсить их собственные персоны или
убранство их и без того роскошных дворцов. Но по-
чему же, почему запрещают они ввозить зерно? По-
чему мешают они России, Польше, Америке снаб-
жать нас хлебом? Почему? Да все потому же: они
сами торгуют хлебом! Им надо бы написать над
дверями своих жилищ: “Продавцы хлеба. Всякая
конкуренция запрещена”. {Шумные восклицания.)
Я уже говорил вам, что легкомысленные люди,
которые попадаются на уловки подобного рода, —
186
это дети, дети независимо от возраста. И в самом
деле, надо быть наивным и крайне неопытным чело-
веком, то ли по недостатку лет, то ли по недостатку
интеллекта, чтобы попасть в столь грубо сработан-
ную западню. Хлебные законы затрагивают все со-
общество граждан страны, но при этом налог на
хлеб обходится жителям Лондона дороже, чем жи-
телям Ланкашира. И разве не наивность, не ребяче-
ство вовлекаться на ложный путь и искать причину
зла в Ланкашире, вместо того чтобы оглядеться во-
круг себя и вглядеться в нас самих? В конце концов
допустим даже, что машины и в самом деле имеют
тот эффект, какой им приписывают; осудим эти мо-
гучие изобретения, эти чудесные применения науки,
которые вырвали род человеческий из состояния ди-
кости и сделали, так сказать, железо настоящим
железом, участвующим в жизни людей; будем счи-
тать эти чудеса проклятием страны; восстанем про-
тив самого Господа и упрекнем его за то, что он
вдохнул в человека желание и способность жить и
расти на необъятном поле открытий. Давайте допус-
тим все это. Ну и что дальше? Разве дела пойдут
лучше, когда хлебный налог соединит свое вредо-
носное действие с вредоносным действием этих про-
клятых машин? {Громкие восклицания в поддержку
оратора.) Повторяю: прислушиваться к воплям
против машин — это ребячество, нравственное ре-
бячество, потому что наши беды остаются все теми
же самыми независимо от того, считать ли машины
проклятием или благодеянием; наши беды давят и
гнут всех нас, работаем ли мы с помощью зубов и
ногтей или с помощью силы ветра и пара. И то, что я
говорю по поводу машин, то же самое я говорю обо
всех прочих воплях и причитаниях, цель которых —
отвлечь внимание от главной беды, главного бича и
главной несправедливости: нехватки продуктов пи-
тания, хлеба насущного.
Некоторые говорят о необходимости повысить
стоимость денег, имеющих хождение в виде монет из
благородных металлов. Мы не против, но страна
страдает не от нехватки денег в обращении, а от
187
Позиция
нейтралите-
та в вопросе
о хлебных
законах не-
допустима
В Спарте
был закон,
осуждавший
на смерть
граждан, не
принимав-
ших участия
в решении
больших
вопросов,
касавшихся
всей Спарты
Подвижники
свободной
торговли
нехватки продуктов питания, и мы не ослабим на-
ших усилий до тех пор, пока не будут сметены все
барьеры на пути именно к ним. {Шумные восклица-
ния.) Как христианин и как гражданин я возлагаю
тяжелую ответственность на тех, кто уклоняется от
борьбы и выступлений за отмену хлебного закона. Я
не хотел бы, чтобы из моих слов делали вывод, буд-
то, по моему мнению, среди наших противников нет
людей добросовестных и понимающих; но при ны-
нешнем положении страны позиция нейтралитета не
имеет ни оснований, ни извинений. У спартанцев
был закон, осуждавший на смерть граждан, не при-
нимавших участия в решении больших вопросов,
касавшихся всей Спарты. Лига не собирается при-
менять к нейтральным людям какие-либо физиче-
ские меры наказания, но она просто не будет счи-
тать гражданами тех, кто не разделяет ее взглядов и
не поддерживает ее действий. Если банкиры, судов-
ладельцы и торговцы Лондона ссылаются на то, что
им недосуг вникать в этот большой вопрос, тогда
пусть они будут морально лишены того ранга, какой
имеют в глазах общественности, пусть степень ува-
жения к ним со стороны сограждан спустится до
уровня приказчиков в магазинах и консьержей в
домах. Они не заслуживают золотого пьедестала и
почитания как идолов или, помягче, кумиров. Пусть
они получают по заслугам. {Аплодисменты.)
Всякий, кто понимает существо вопроса, должен
выйти из состояния бездеятельности и объединиться
вместе с себе подобными в борьбе за правду, ибо
только силами общественности эта великая реформа
может быть проведена в жизнь. Любой может сде-
лать многое для успеха нашего дела. Люди, чьи
имена были до сих пор неизвестны, оказали нам ве-
личайшую услугу, распространяя наши взгляды и
убеждения, касающиеся свободы торговли. Так, один
из членов Общества друзей целых два года неустан-
но распространял брошюры Лиги. Он обошел пеш-
ком всю страну, от графства Уорик до Гемпшира, и
повсюду сеял зерна, из которых вырастут истина и
просвещенность. С такими помощниками мы вполне
188
можем лелеять надежду на будущую и окончатель-
ную победу. Этот скромный служитель нашего дела
руководствовался единственно пониманием того, что
он исполняет по отношению к своим братьям долг
милосердия. {Бурные восклицания одобрения.) Этот
человек, который не прольет ни капли чужой крови,
даже защищая собственную жизнь, посетил больше
двадцати тысяч домов и в каждом оставил частицу
правды и справедливости, и он уставал и работал
куда больше, чем сам герцог Веллингтон. {Снова
восклицания.) И когда мир научится различать и
оценивать нравственную сторону всякой деятельно-
сти, то он поставит памятник не герцогу Веллингто-
ну, а этому незаметному и скромнейшему квакеру.
{Возгласы: “Браво!”) Этот прекрасный человек, как
и многие другие его братья по вере, старался рас-
пространять принципы Лиги не только потому, что
верил, что свобода торговли даст массе народа дос-
таток и благополучие, но и потому, что рассматри-
вал эту свободу как единственное гуманное средство
соединить все народы связями прочного мира, на-
всегда избавиться от ужасов войны и избавить на-
роды от грубой и безжалостной силы, которая, под
предлогом их защиты, ложится на них тяжким гру-
зом в виде военных флотов и постоянных армий —
этих зловещих и обременительных творений, которые
до сих пор служили лишь тому, чтобы, идя крова-
выми путями, возносить Клайвзов и Веллингтонов.
{Продолжительные восклицания.)
Вы уже слышали, как на последних парламент-
ских дебатах утверждалось, что принцип свободы
обмена хотя и справедлив, но непригоден для ны-
нешних условий. Один почтенный парламентарий так
и сказал, что это абстрактная истина и она не го-
дится для современности. {“Слушайте! Слушайте!”)
Так что же? Надо ли отсюда умозаключить, что на-
ши законодательные палаты не имеют ничего обще-
го со справедливостью и правдой? Миссия парла-
мента — творить справедливость. С каких это пор
справедливость непригодна для нашей страны? А
знаете, почему она непригодна? Потому, что боль-
Депугаты:
принцип
свободы
обмена хотя
и справед-
лив, но не
пригоден
для нынеш-
них условий
Миссия пар-
ламента —
творить
справедли-
вость, но ...
189
Большинст-
во парла-
ментариев
заинтересо-
ваны в со-
хранении
несправед-
ливости
шинство парламентариев заинтересованы в сохране-
нии несправедливости. Верховный руководитель мо-
нополистов поднялся со своего места в палате и ска-
зал министру, своей креатуре, буквально следую-
щее: “Ты пойдешь до определенного рубежа и не
пойдешь дальше”. Что прикажете думать о премьер-
министре, который подчинится такому распоряже-
нию? (Гром аплодисментов.) Что касается меня, то
я, отдающий все силы ради торжества великого
принципа свободы, поступаю так потому, что, по
моему глубокому убеждению, именно этот принцип
отвечает чаяниям всего человечества, именно он на-
правлен на все более тесное сплочение народов зем-
ли, на обеспечение мира, высокой нравственности,
мудрого управления, на подрыв и искоренение вла-
дычества привилегированных классов. Я обращаюсь
к моей стране и умоляю, заклинаю всех моих согра-
ждан присоединиться к великому движению против
монополии, если они хотят испытать впоследствии
бесподобное удовлетворение от исполненного долга и
от сознания того, что они не отказались внести свою
лепту в дело благополучия и счастья всего человече-
ства. (Аплодисменты.)»
В октябре 1843 года Лондон должен был выбрать, на одно
вакантное место, своего представителя в палату общин.
Кандидатом был г-н Беринг, управляющий первым домом
Банка Англии, брат лорда Эшбертона, поддержанный
аристократией, банком, крупными коммерсантами, монополией
и правительством. В таких условиях Лига решила испытать
свои силы и влияние. В качестве соперника г-ну Берингу она
выдвинула кандидатуру одного из своих членов — г-на
Паттисона. 4 октября в Ливерпуле прошло большое собрание,
на котором была единогласно принята следующая резолюция:
“В связи с тем, что в представительстве города Лондона
образовалась вакансия, собрание самым серьезным образом
призывает избирателей столицы выполнить свой долг в этот
решающий момент. Очень важно, чтобы первый торговый город
мира определил, кого он поддерживает — друга или врага
торговли, составляющей основу его величия. Собрание
обращается к гражданам Лондона с просьбой отдать свои голоса
приверженцу полной, немедленной и без всяких условий отмены
190
хлебных законов и всех монополий и тем самым помочь всем
сторонникам свободы торговли в их борьбе за то, чтобы каждый
англичанин имел право распоряжаться плодами своего труда по
своему усмотрению и обращаться для этого к услугам мирового
рынка”.
Сразу после принятия этой резолюции Лига начала свою
агитацию, как она обычно поступала по всем важным поводам.
Мы не будем описывать здесь все эпизоды этой борьбы. Основ-
ные ее особенности и события отражены в выступлениях на со-
брании в Ковент-Гардене 10 октября; часть этих выступлений
мы и воспроизводим. Известно, что, выдвинув кандидатуру г-на
Паттисона, Лига одержала замечательную победу.
Большое собрание в Ковент-Гардене
13 октября 1843 года
Чрезвычайно большой приток публики объясняется особой
темой этого собрания. Несмотря на то что были сооружены
дополнительные временные галереи, зал мог вместить лишь
половину желающих попасть туда.
В семь часов член парламента г-н Вильерс занимает кресло
председателя. Он выступает перед аудиторией, и его слова
часто прерываются аплодисментами. А вот что говорит г-н
Кобден:
«...Председатель вам ясно объяснил тему и цель
этого собрания. Мы не пытаемся скрывать, что цель
наша — получить ваши голоса, добиться вашего со-
трудничества как избирателей. По правде сказать,
все наши собрания имеют предвыборный характер.
Но в данном случае на это наше заседание были
приглашены все избиратели Лондона...
Мы собрались здесь, чтобы спросить вас, хотите
ли вы отдать свои голоса монополии или свободе.
Под свободой мы вовсе не подразумеваем отмену
всех таможенных сборов, в чем обвиняет нас — оче-
видно, по неведению — один из ваших кандидатов
г-н Беринг. Мы тысячу раз повторяли, что стремим-
ся не вывести из таможенных служб работников Ее
Величества, а изгнать оттуда агентов отдельных
классов, введенных туда в частных интересах этих
классов, чтобы там черпать поступления, не идущие
в государственную казну. (Аплодисменты.) В нашем
Справедли- деле есть нечто столь очевидно справедливое и чест-
Лиги Д ное, что любой писатель, любой пишущий человек,
который сосредоточенно мыслит в тиши своего ка-
бинета и мечтает, чтобы его произведение продол-
жало интересовать читателя хотя бы год спустя, —
так вот, он всегда будет согласен с нашими взгля-
дами и убеждениями. Больше того, многие из нас
прожили достаточно лет, чтобы пронаблюдать, как
наиболее практичные государственные деятели за
время своей активной работы уступают силе логики
и просвещенности своего века и признают справед-
ливость и правомерность наших принципов, хотя, к
сожалению, низводят самих себя до уровня противо-
положных принципов, исходя из которых они и пра-
вят страной.
И еще. Ваши кандидаты — как г-н Беринг, так и
г-н Паттисон — стоят на одной почве в том, что ка-
сается теории. Разница лишь в том, что один обеща-
ет быть в согласии с самим собой, а другой не обе-
щает. {Бурные аплодисменты.) Ну что ж, тогда мы
спросим, хотите ли вы избрать своим представите-
лем человека, который признает правомерность сво-
боды обмена, но тем не менее отказывает нам в ней.
Предпочитаете ли вы такого человека другому чело-
веку, который обязывается приводить свои действия
в соответствие со своими убеждениями? Г-н Беринг
допускает, что наши принципы истинны in abstracto,
в абстракции; это означает, что его практика ложна
in abstracto. (Аплодисменты.) Да разве вы слышали
когда-нибудь об отце, обучающем своих детей слу-
шаться Бога in abstracto? Или слышали ли вы, что-
бы какой-нибудь обвиняемый воскликнул после ог-
лашения приговора:
“Да, я украл этот носовой платок, но ведь это же
абстракция!”
Монополия — это абстракция? Если так, то я охот-
но уступаю дорогу г-ну Берингу, и пусть его изберут.
Но это такая абстракция, которая выступает в обли-
чье очень и очень тесной корпорации очень немногих
монополистов, позволяющих себе абстрагировать по-
ловину вашего сахара и вашего хлеба. (Смех и апло-
дисменты.) Однако давайте на какой-то момент
встанем на позиции наших противников и проследим
ход их рассуждений, хотя, по правде сказать, они са-
ми себе отказывают в способности рассуждать о чем-
либо, ибо допускают, что истинное в принципе ложно
в практическом применении принципа. На каком ос-
новании они отказываются воплотить теорию в прак-
Г-н Беринг
допускает,
что наши
принципы
истинны in
abstracto; это
означает, что
его практика
ложна in
abstracto
13 — 2514
193
Софизм:
отмена мо-
нополии
приведет к
недобору
налогов
Способству-
ет ли хлеб-
ная монопо-
лия сбору
налогов
О сахаре
тику? “Если вы отмените монополию, — говорят они
сразу же и с самого начала, — то вы не сможете со-
брать достаточно налогов”. Но, насколько я понимаю
смысл такого возражения, оно означает, что мы ока-
жемся не в состоянии платить королеве налоги на
содержание флота, армии, судей, но мы тут же суме-
ем все это платить, если взвалим на себя еще при-
мерно такой же груз обложений в пользу герцога Бу-
кингемского, герцога Ричмондского и компании.
(Смех и возгласы: “Слушайте! Слушайте!”) Возра-
жение означает именно это, иначе оно не означает
ничего. Слабый и вовсе не лестный комплимент на-
шему веку — приписывать ему открытие этого аргу-
мента, который и в голову-то не приходил никому,
когда учреждались монополии. Посмотрим, однако,
как монополии способствуют поступлениям в госу-
дарственную казну. В 1834, 35, 36 и 37 годах цена
хлеба составляла в среднем 45 шиллингов. Это по-
зволило канцлеру казначейства иметь излишек вы-
ручки, и он мог снизить налоги. В 1838, 39, 40 и
41 годах, когда монополия, хотя она и грабила народ,
все-таки должна была, по мнению наших противни-
ков, помогать казначейству, что произошло на самом
деле? Налоговые поступления снизились. А когда це-
на хлеба достигла 65 шиллингов, мы услышали от
премьер-министра, что народ исчерпал свои возмож-
ности платить налоги и ему, премьеру, не остается
ничего иного, кроме как обложить подоходным нало-
гом средние классы. Должен признаться, что факты и
опыт представляются мне более надежными помощ-
никами для формирования определенного мнения,
чем чей-нибудь авторитет и, в частности, авторитет
г-на Беринга.
Теперь о сахаре. Как, помогает сахар казначей-
ству? Какова оптовая цена на сахар, сахар на скла-
де? 21 шиллинг. А сколько вы платите? 41 шиллинг1.
Таким образом, вы платите лишние 20 шиллингов за
квинтал, а всего таким путем оборачивается четыре
миллиона квинталов. Есть за что бороться, не прав-
да ли? (Аплодисменты.) Вы, лондонские розничные
1 Сюда не включено налоговое обложение в 24 шиллингов.
194
торговцы, ремесленники, рабочие, булочники, что вы
получаете от этой монополии? Монополия! О, это
таинственное существо садится вместе с вами и ва-
шей семьей за стол пить чай, и когда вы кладете в
чашку кусочек сахара, оно живенько берет из са-
харницы другой кусочек (смех и аплодисменты)', а
когда ваша жена и дети требуют этот кусочек об-
ратно, считая его своим, этот хитрый жулик, моно-
полия, говорит им: Я беру его ради вашей защиты.
(Взрыв смеха.) Ну ладно, так что же получает ка-
значейство от сахара? Г-н Мак-Грегор, секретарь
Торговой палаты, отвечая на депутатский запрос в
1840 году, утверждал, что если бы была отменена
покровительственная пошлина, потребление удвои-
лось бы и казна получила бы 3 млн ф. ст. Г-н Мак-
Грегор и сегодня занимает должность секретаря
Торговой палаты, он безусловно достоин этой долж-
ности, а его суждение — приговор всем нам в гла-
зах всего мира. Какой же предлог выдвигает сахар-
ная монополия? Невозможно утверждать, что она
установлена в интересах казначейства или англий-
ских фермеров, или даже негров с Антильских ост-
ровов. Какой остается предлог? А вот он: мы не
должны покупать сахар, выращенный рабами2.
Думаю, что здесь присутствует посол Бразилии,
и, нисколько не оскорбляя его достоинства, я пред-
лагаю вам вообразить, что он играет роль в неболь-
шой сцене с министром торговли Англии. Его пре-
восходительство получил аудиенцию со всей вежли-
востью и любезностью, какая положена ему по его
рангу. Он вручает свои верительные грамоты и со-
общает, что прибыл для заключения торгового дого-
вора. И вот я вижу, как министр принимает сосре-
доточенный, торжественный и, я бы сказал, религи-
озный вид3 (смех) и говорит: “Вы из Бразилии. Мы
Предлог: мы
не должны
покупать
сахар, вы-
ращенный
рабами
2 Slave-grown sugar, free-grown sugar, to есть сахар, произ-
веденный рабами, и сахар, произведенный свободными
людьми. В дальнейшем я буду ради краткости употреблять
выражения-неологизмы: сахар рабов и сахар свободных.
Этим министром был г-н Гладстон. Известно, что, ока-
завшись не у дел, он стал очень религиозным человеком.
13*
195
На самом
деле сахар
рабов рафи-
нируется в
Англии, а
затем реэкс-
портируется
Лицемерие
торговцев
сахаром
были бы счастливы обмениваться товарами с вашей
страной, но, по совести, мы не можем ввозить про-
дукты рабов”. Его превосходительство хорошо раз-
бирается в делах (довольно обычная вещь для лю-
дей, приезжающих к нам из-за рубежа, чтобы вести
с нами переговоры) (“Слушайте! Слушайте!”) “Ну
что ж, — говорит он, — тогда мы будем расплачи-
ваться с вами как-нибудь иначе. Что вы хотите нам
продавать?” “Хлопчатобумажные ткани, — говорит
министр. — По ним мы самые крупные поставщики
в мире”. “А откуда же вы берете хлопок?” — вос-
клицает посол. “Из Соединенных Штатов”. — “А он
там производится рабами или свободными?” Пре-
доставляю вам самим судить об ответе и степени
самообладания нашего управляющего Торговой
палатой. (Аплодисменты.)
(В этот момент происходит некоторое заме-
шательство в зале: упала одна скамейка.) Не пу-
гайтесь, — говорит г-н Кобден. — Это предвестие и
символ падения монополистов. (Взрыв смеха.)
Найдется ли среди вас хоть один, кто, будучи гу-
манным и жалостливым к несчастным, кто поверит
этим причитаниям по поводу сахара рабов? Знаете
ли вы, как тут обстоит дело? Мы ввозим наши про-
мышленные изделия, например, в Бразилию. Там
мы обмениваем их на сахар рабов. Потом мы рафи-
нируем его на складах, то есть там, где только анг-
личане не могут его покупать непосредственно. От-
туда наши торговцы, те самые торговцы, которые
сегодня патетически возмущаются существованием
сахара рабов, вывозят его в Россию, Китай, Турцию,
Египет — одним словом, на все четыре стороны. Са-
хар распределяется среди пятисот миллионов чело-
век, и только вы не смеете к нему прикоснуться. По-
чему? Потому что вы не те, кем являются другие
люди; потому что вы рабы вашей олигархии. О, ли-
цемеры, лицемеры!
Как пишут сегодняшние газеты, г-н Беринг ска-
зал, что нам, людям из Ланкашира, нечего смотреть,
как проходят выборы в Лондоне. Хотелось бы знать,
не изобрел ли он какой-нибудь лондонский закон,
196
который не распространяется на Ланкашир или
Мидлсекс. Разве сахарная олигархия ограничивает-
ся ограблением только своих избирателей? Впрочем,
такое заявление выдержано вполне в духе поведения
монополистов. Естественно, что люди, стремящиеся
изолировать друг от друга народы, хотят также изо-
лировать друг от друга округа. Они действуют по-
следовательно и показывают нам, до чего способны
дойти. (Аплодисменты.)»
Далее г-н Кобден говорит, что когда он рассказывает, как
некоторые торговцы противятся избранию г-на Паттисона, он
совсем не имеет в виду, будто бы весь класс торговцев выступа-
ет против неограниченной свободы торговли. Он приводит мне-
ния гг. Ротшильда, Сэмюэла-Джонса Ллойда и других богатых
банкиров. Затем он продолжает:
«Со всех сторон предостерегают и подстрекают
собственников; их призывают выйти на защиту прав
собственности, которых Лига якобы хочет их лишить,
и я сам оказался объектом этих бессмысленных кри-
ков и причитаний. Осмелюсь сказать, что если есть в
Англии хотя бы один человек, защищающий собст-
венность, то это я. Чем же другим я занимаюсь вот
уже пять лет? Чему другому посвящены труды моей
общественной жизни как не возвращению прав соб-
ственности тем, кто был их несправедливо лишен?
(Бурные возгласы одобрения.) А поскольку имеется и
еще один вид собственности, о котором г-н Беринг,
кажется, не ведает, я хотел бы порекомендовать ему
прочесть Адама Смита, который пишет: “Собствен-
ность на труд, будучи основанием для всех других
видов собственности, — это самая священная и са-
мая неприкосновенная собственность. Достояние бед-
няка заключается в силе и умении его рук. Мешать
ему использовать эту силу и умение по своему усмот-
рению — если, конечно, он не наносит при этом
ущерба другим — значит посягать на самую свя-
щенную собственность из всех; это значит открыто
узурпировать права рабочего и тех, кто мог бы дать
ему работу”. Опираясь на авторитет Адама Смита, я
утверждаю, что г-н Беринг и те, кто его поддержива-
Адам Смит о
собственно-
сти
197
ет, поскольку поддерживает монополии, нарушают
право собственности в лице рабочих. А раз они по-
ступают так, то я повторю здесь то, что говорил в их
Монополия адрес на прошлом собрании: я предостерегаю их, что
подрывает
основы соб- они подрывают самые основы собственности любого
ственности вида и рода. (Аплодисменты.)»
Оратор приводит затем многочисленные факты, доказываю-
щие, что успех каждой промышленной отрасли зависит от
успеха всех остальных отраслей.
Потом он рассказывает о случаях коррупции в ходе
предвыборной кампании. Ниже мы приводим отрывок из этой
части речи г-на Кобдена, чтобы показать важность и смелость
решений, принятых Лигой:
«Наш противник, если верить слухам, имеющим
Опредвы- хождение среди публики, прибегал в других местах
рупцииК°Р к таким способам действий, которых мы не должны
терпеть в Лондоне. Пусть все знают, что происходи-
ло в Ярмуте в 1835 году. Мне скажут, что все там
совершалось без ведома кандидата. Но тогда, есте-
ственно, возникает вопрос: а кто заправлял этими
махинациями? (“Слушайте! Слушайте!”) Я твердо
убежден, что ни один акт коррупции не совершается
без того, чтобы сам кандидат не санкционировал и
не оплатил его... Я говорю это потому, что сам был
кандидатом. Я никогда не тратил и десяти фунтов,
не зная для чего, и я совершенно не верю, что дру-
гие могут выкладывать 12 000 фунтов, не получая
взамен точного эквивалента в виде голосов избира-
телей. (Смех и возгласы согласия с оратором.) Я
читаю в газетах, что, вероятно, такие же маневры
готовятся в одном из кварталов Лондона. Однако
лондонский электорат более честен хотя бы потому,
что он более многочислен. Тем не менее на одной из
окраин столицы существует подобная раковая опу-
холь. Считаю нужным предупредить лиц, готовых
втянуться в эти интриги, что сегодня они подвергают
себя опасности более серьезной, чем в прошлом, ес-
ли будут принимать разные подарки или освобож-
даться от каких-нибудь расходов. Кое-кто говорит
избирателю из числа бедных: “Давай-давай, все
198
замнется по истечении срока давности. Так вот, я
предостерегаю такого избирателя: для мошенниче-
ства и жульничества нет срока давности. Одной из
своих важнейших целей Лига считает искоренение
предвыборной коррупции, и на нынешних выборах
она решила провести в жизнь план, разработанный
ею именно с этой целью. Мы будем преследовать в
судебном порядке всякого, кто будет уличен в пред-
ложении, получении, даче или требовании так назы-
ваемого подарка. Больше того. Лига намерена выда-
вать вознаграждение в 100 ф. ст. каждому, чьи сви-
детельские показания помогут осудить виновного.
Пусть бедный избиратель знает, что если он отдает
свой голос за деньги или если кто-то предлагает ему
деньги за его голос, то и первое и второе суть пре-
ступные действия, за которыми неизбежно следует
наказание. Поэтому я советую бедному избирателю:
если ему будут предлагать деньги, пусть он схватит
коррупционера за воротник, позовет полицейского и
вместе с ним отведет его в суд, бдительно следя,
чтобы по дороге этот мошенник ничего не выбрасы-
вал и не рвал. (Смех и аплодисменты.)
Я думаю, что таким способом мы избавимся от
коррупции в городе. Я ничего не говорю о петициях
протеста против обманных выборов, потому что мы
исходим из того, что г-н Беринг не будет избран. Но
и при любом исходе выборов любой, кто будет за-
мешан в коррупции, предстанет перед судом как
уголовный преступник. (Аплодисменты.) Если слу-
чай не из ряда вон выходящий, а довольно обычный,
то за такие вещи дают год тюрьмы. При этом мы
предпочитаем прежде всего преследовать дающего
взятку, а не берущего ее. Поэтому мы и советуем
бедному избирателю быть осторожным и самому
поглядеть что лучше — честно получить 100 ф. ст.
или продать свой голос за 30 шиллингов. Удиви-
тельно, принимают закон за законом против кор-
рупции, накапливают их целую гору на потеху лю-
дей, но никто еще не догадался о столь простом спо-
соб ее ликвидации. Рассказывают, что когда канцлер
Терлоу совсем запутался в определениях, что же
Отдача голо-
сов за день-
ги— пре-
ступление
199
такое коррупция — а придумывать разные опреде-
ления есть обычное дело людей его профессии, один
шутник в палате воскликнул: “Не затрудняйте себя,
среди нас нет никого, кто не знал бы что это такое”.
{Взрыв смеха.)
Вот, господа, как мы собираемся поступить, что-
бы покончить с предвыборной коррупцией. Мы не
будем обращаться в парламент, не будем требовать
от него отмены выборов; мы обратимся прямо в суд
присяжных, состоящий из наших сограждан. И раз-
ве кто-нибудь сможет отрицать, что наши цели и
наши средства их достижения одинаково чисты?
Пусть говорят что угодно о наших насильственных
действиях, о революционном характере наших спо-
собов борьбы, но мы никогда не отклонялись от за-
конных и мирных путей {и т.д.)...»
Высказав еще несколько соображений, оратор под аплодис-
менты покидает трибуну. После него выступает г-н Брайт. Его
красноречие и теплота обращения к аудитории вызвали, как
обычно, восторженный прием у всего собрания.
Затем слово предоставляется г-ну В. Дж. Фоксу:
«Примечательно, что когда через несколько дней
лондонским избирателям предстоит сделать важный
выбор, самый солидный аргумент в пользу одного из
кандидатов был высказан другим кандидатом. “Ес-
ли бы меня спросили, — сказал в прошлую пятницу
г-н Беринг, выступая перед избирателями с изложе-
нием своих принципов, — если бы меня спросили,
признаю ли я справедливость, саму по себе, уста-
новки на свободу в области обмена, я ответил бы:
да! Если бы меня спросили, хочу ли я, чтобы торгов-
ля была вызволена из всех пут, связывающих ее, я
ответил бы: “да!” Таковы принципы, провозглашен-
ные г-ном Берингом, таковы его желания, признан-
ные им самим. Но это как раз те самые принципы,
которые г-н Паттисон обязуется осуществить на
практике, это те чаяния, которые он старался бы
превратить в действительность в своей парламент-
ской работе. {Аплодисменты.) Почему же тогда сам
г-н Беринг не находится в рядах сторонников г-на
200
Паттисона? (Смех и аплодисменты.) Почему он не
действует в направлении собственных желаний? По-
чему отвергает он применение собственных принци-
пов? Из трусости? Из лицемерия? Не из тех ли он
людей, которые после слов “я хотел бы” всегда до-
бавляют “но не осмеливаюсь”, или из тех, кто бро-
сает звучные фразы, чтобы завлечь простаков или
слишком добродушных граждан? Не превращает
ли он принцип в ловушку, чтобы туда попались
ваши голоса, а исключение из принципа сберегает
для себя? (Аплодисменты.)
Ведь это же самая заурядная стратегия софис-
тов: когда они выступают против какого-либо вели-
кого принципа, они делают словесные реверансы в
его сторону, а противоположный принцип рядят в
одежды исключения; именно такова стратегия всех
речей г-на Беринга. Сначала он широковещательно
и вполне отчетливо провозглашает принцип сво- Стратегия
боды обмена, но затем вся его речь строится так, С0ФИСТ0В
чтобы показать, как и почему этот принцип не
должен применяться, как и почему надо действо-
вать в интересах одного класса, одной партии, в ин-
тересах казначейства, национальной обороны или
под предлогом гуманного отношения к чернокожим.
Но дело, которое он защищает в действительности,
именуя его “покровительством”, тогда как настоящее
его имя “монополия”, это дело не есть исключение из
принципа свободы, а есть прямо противоположный
принцип. То, что он называет покровительством, по-
вышает цены на продукты питания. Это покрови-
тельство снижает покупательную способность. Это
покровительство вырывает из рук рабочего часть
заслуженно полученного им заработка. Это покрови-
тельство поощряет самые разнообразные формы мо-
нополии, к которым теперь добавлена еще и тяжесть
подоходного налога. (Аплодисменты.) Так кому же
он оказывает покровительство, кого защищает?
Вспомните, кто за него голосовал. Он защищает
верхний слой духовенства, живущий в гордыне и
роскоши, но не защищает бедного “диссидентского”
священника, рискующего потерять крышу над голо-
201
Об исклю-
чениях из
принципа
свободной
торговли
вой и даже собственный экземпляр Библии, платя
налоги на церковь. Он защищает богатого избира-
теля, который приходит голосовать с полной уверен-
ностью, что независимо от исхода выборов он ничего
не потеряет ни в деньгах, ни в социальном положе-
нии; но он, г-н Беринг, не защищает того, кому
трудная жизнь не позволяет уплатить налоги в срок
и кто ищет в избирательном процессе, в бюллетене
для голосования защиту против угроз и преследова-
ний со стороны могущественных временщиков. (Аи-
лодисменты.) Одним словом, он защищает богатых,
а не бедных; его покровительство распространяется
лишь на горстку угнетателей, но не на великое мно-
жество угнетенных и ограбленных. (Аплодисменты.)
С вашего разрешения и в подкрепление моей ар-
гументации я приведу серию исключений, которые
он противополагает своему же принципу. Он гово-
рит: “Принципы свободы торговли должны коррек-
тироваться нуждами национальной обороны, требо-
ваниями казначейства, интересами некоторых клас-
сов и необходимостью проявлять гуманность и
заниматься филантропией”. Отсюда следует, что те
самые принципы свободы, приверженцем которых
он себя изображает, якобы находятся в коллизии с
безопасностью страны, ее ресурсами, интересами
наиболее значительных классов и, наконец, с обя-
занностью проявлять милосердие, — странная ма-
нера выдвигать принцип!...
Боюсь, что под предлогом содействия националь-
ной защите он всего-навсего защищает интересы
монополистов. Он цитирует Адама Смита, пытаясь
доказать, что Навигационный акт был одним из
лучших торговых урегулирований, когда-либо вве-
денных Англией. Но он цитирует лишь часть выска-
зывания этого великого человека, притом совсем не
ту часть, которая выдержала все виды критики и
опыта, ибо закон, о котором говорит Адам Смит, это
вовсе не тот закон, по которому ныне мы живем.
Вмешательство и репрессалии Америки и Пруссии
вынудили нас изменить его коренным образом; госу-
дарственные деятели, которых г-н Беринг глубоко
202
уважает, как заявляет он сам, сочли его невыполни-
мым и исключили его из свода законов, а г-н Пиль,
насколько мне известно, постарался свести остатки
этого закона к нынешним минимальным размерам.
Если бы г-н Беринг привел весь отрывок, а не взял
из него только одну фразу, истолкование мысли
Адама Смита было бы совершенно иным. Мне пред-
ставляется нечестным и нелогичным опускать сле-
дующие слова Смита: “Навигационный акт не бла-
гоприятствует ни внешней торговле, ни приумноже-
нию богатства от внешней торговли. Интерес страны
в ее торговых отношениях, как и интерес торговца в
его сделках, заключается в том, чтобы покупать как
можно дешевле и продавать как можно дороже.
Уменьшая число наших продавцов, мы неизбежно
уменьшаем число наших покупателей и оказываемся
вынужденными не только покупать иностранные то-
вары дороже, но и продавать наши товары дешевле,
чем это было бы при свободном обмене”.
В конце концов что же выигрывает национальная
оборона от этого первого исключения из принципа —
исключения, якобы сделанного в пользу мореплава-
ния? Разве торговый флот Англии обязан своим пре-
восходством монополии? Разве искусственная дорого-
визна строительного леса обеспечивает нас более
крупными и более прочными судами? Разве искусст-
венная дороговизна продуктов питания позволяет
нам лучше снабжать их экипажи, и разве свобода
помешала бы тому, чтобы на наших берегах мы ви-
дели больше моряков? Так что же сделал для наше-
го морского могущества Навигационный акт, кото-
рый породил лишь жестокий и позорный закон —
да, позорный для нашей цивилизации, ибо он угне-
тает и приводит к нищете матросов? Вся наша на-
циональная оборона сведена к тем крохам, которые
еще можно вырвать у промышленности, да и то за
счет обнищания матросов. (Аплодисменты.) Нам не
нужна столь одиозная практика, чтобы суметь отра-
зить внешнего агрессора, и многократно более на-
дежный способ обеспечивать во все времена и при
всех обстоятельствах нашу безопасность — это дать
Адам Смит о
Навигацион-
ном Акте
Софизм
националь-
ной обороны
203
Народ дол-
жен иметь
что защи-
щать
Оборона и
защита —
это взаимная
зависимость
народов
Гарантия
безопасно-
сти наро-
дов — тор-
говля
Софизм
государст-
венных до-
ходов
народу нечто, что он готов был бы защищать и чего
он лишен сегодня. (Бурные восклицания.) Он не бу-
дет биться ради защиты хлебной пошлины; он не
будет биться, чтобы защитить олигархию, попираю-
щую его; он не будет биться за институты, потворст-
вующие богатым и обирающие бедных. И напротив,
в росте, широком и быстром росте деловой активно-
сти. которая последует за отменой всех преград на
пути торговли, мы найдем более надежную защиту и
оборону, чем та, какую может обеспечить армия.
Оборона и защита— это взаимозависимость народов,
а значит и их взаимное благожелательство. Это куда
надежнее, чем Навигационный акт и закон, ухудшаю-
щий жизнь матросов. Здесь уместно напомнить слова
одного старого боксера. Один молодой и задиристый
человек спросил его, какую позицию лучше всего за-
нять для обороны. “Лучшая позиция для обороны, —
ответил ветеран, — это держать во рту осторожный и
честный язык”. (Смех.)
Торговля, непрерывно переплетающая между со-
бой интересы, потребности и блага народов, успехи
на пути к единению чувств и духа, которое рождает-
ся из всеобщей, всемирной связи и общения, из не-
скончаемого обмена товарами, капиталами, энерги-
ей и идеями, — вот гарантии безопасности народов,
гарантии более прочные, чем армии, флоты, дух
драчливости и завистливости. И если Берк мог ска-
зать, что самым экономичным способом защиты
народов выступает честь, то мы можем сказать то
же самое, но с еще большим основанием по поводу
торговли. Она дает не просто экономичную защиту,
но и защиту от бедности, она удовлетворяет нужды
массы людей и обеспечивает их благосостояние.
Второе исключение, которое делает г-н Беринг из
принципа свободы, связано с вопросом о государст-
венном доходе. Оно, это исключение, обнаруживает
грубое невежество, которое частенько проявляло се-
бя и в этих стенах. Нам не раз говорили и повторя-
ли, что агитация Лиги не имеет никакого касатель-
ства к налогам, которые открыто и честно направ-
лены на то, чтобы обеспечивать поступления в
204
государственную казну, а что Лига всегда имеет в
виду обложения и налоги на народ в целях удовле-
творения алчности нескольких особых классов. По-
моему, г-н Беринг плохо выбирает конкретные при-
меры. Он сказал, что при свободе торговли невоз-
можно будет удержать налог на табак в тысячу
процентов и на чай в триста процентов. Такая не-
возможность бросает его в дрожь, и он находит
здесь достаточное основание, чтобы “подправить”
принцип. ("Слушайте! Слушайте!”) Ведь как же!
Произойдет ужасное событие: вы больше не будете
платить четырех гиней за табак, стоящий один пенс,
и вы будете платить шесть пенсов за чай, который
сегодня обходится вам в два шиллинга. Такого исхо-
да, такого положения дел допускать, мол, нельзя, и
он просит вас послать его в парламент, чтобы там
он помешал осуществлению собственных принципов,
ведущих к столь ужасным последствиям. (Смех.)
Переходя к третьему исключению из своего прин-
ципа, которое теперь уже он связывает с частными
интересами, г-н Беринг, кандидат от большого тор-
гового города Лондона, наконец-то называет тот
класс, которому надлежит благоприятствовать. Как
вы думаете, какой это класс? Негоцианты столицы?
Ее торговцы, ее рабочие? Нет, это сельскохозяйст-
венный класс, перед интересами которого, как он
полагает, принципы свободы должны склонить голо-
ву и отойти в сторонку, ибо они не дадут ничего по-
лезного этому классу. Это лишь одна из сторон умо-
настроения этого кандидата, но и она целиком пока-
зывает нам человека, претендующего стать парла-
ментарием. Дух Эшбертонов живет в нем. Если вы
пошлете его в парламент, он вступит на первую
ступень лестницы Иакова, которая вознесет его над
всеми баронами и рыцарями и доставит на третьи
небеса, где обитают пэры королевства. (Смех.)
В своем первом обращении к избирателям он
подчеркивает, что, когда станет членом палаты об-
щин, он будет защищать интересы торговли, кото-
рые, говорит он, “имеют для нашей страны общена-
циональное значение”. Однако он высказывается о
Софизм
интересов
сельскохо-
зяйственного
класса
205
торговле как о вещи, только-только чуть подросшей
и потому заслужившей опеку с его стороны, как о
некоем отроке, которого он может снисходительно
вести за руку. А ведь, граждане Лондона, ему бы
следовало говорить о торговле с гордостью. Он не
понимает также и того, что наша промышленность
вдохнула в человека независимость зрелости и бла-
городную открытость. Вот почему не так уж давно
одному из монархов вашего королевства пришлось
услышать один гордый ответ. Находясь в дурном
настроении, монарх стал угрожать, что покинет
Лондон вместе со всем своим двором, как будто без
него весь город рухнет и исчезнет. “Надеюсь, — поч-
тительно сказал ему один гражданин, — что Ваше
Величество соблаговолит оставить позади себя также
и устье Темзы”. (Смех.) Этот город взрастил людей,
знающих свои права и умеющих их отстаивать...»
Далее оратор со всей силой логики и красноречия, заста-
вляющей нас сожалеть, что мы вынуждены давать его речь в
сокращенном виде, приводит различные высказывания г-на
Беринга и показывает, насколько они противоречат друг другу.
Мы ограничимся приведением нескольких отрывков, где г-н
Фокс развенчивает софизмы, распространенные по обе стороны
Ла-Манша.
Софизм
перепроиз-
водства
«...“Мы производим слишком много” (говорит г-н
Беринг, и это один из его аргументов в поддержку
монополии на продукты питания). В другом месте он
говорит: “Я решусь сказать, что благодаря нашим
машинам промышленники нашей страны распола-
гают такой производственной мощью, какая способ-
на удовлетворить все потребности стран, которые
могли бы поставлять нам зерно”. А раз так, то это
действительно чудодейственная мощь, способная
наращиваться до бесконечности, не требуя такого
же увеличения объема человеческого труда. Я нико-
гда не слышал о машинах, даже самых хитроумных,
которыми не управлял бы человек и которые, давая
до сих пор определенные результаты благодаря оп-
ределенному количеству человеческого труда, с ка-
206
кого-то момента удвоили бы эти результаты, не тре-
буя дополнительного труда.
Допустим, однако, что такой феномен существует.
Как против него бороться? Пока существуют потреб-
ности, требующие удовлетворения, и пока эта произ-
водственная мощь будет оставаться тем средством,
которое как раз и служит удовлетворению потребно-
стей, всегда будет оставаться искушение рассматри-
вать, эту мощь как самый драгоценный дар небес.
Но если полагать, что это вовсе не дар, а нечто
зловещее и пагубное, то как от него избавиться? Ос-
тановить, уничтожить. Мы имеем излишек произво-
дительности, которого не должно быть. Не правда
ли, странная получается вещь, когда огромная про-
изводственная мощь, когда создание полезных ве-
щей должны пресекаться и принудительно останав-
ливаться. Да что там! Если следовать и дальше ло-
гике такой доктрины, то разве не приведет она нас к
многочисленным вариантам одного и того же чудо-
вищного абсурда? Она вынудит нас заменить силь-
ную машину слабой машиной, а почему тогда не
ослабить и человеческую машину, которая приводит
в действие все другие машины? Если люди работа-
ют слишком много, имеют возможность покупать
хлеб за пределами страны и осмеливаются требо-
вать реализации такого их права, что ж, давайте
снизим им их возможности, давайте пообломаем им
руки, и пусть они тогда работают в разумных рам-
ках, удовлетворяющих протекционистскую систему.
Воображаю, как мы будем изумлены, если какой-
нибудь путешественник расскажет нам, что он по-
бывал в стране, где всем рабочим ампутировали по
два пальца с каждой руки, и наше изумление от-
нюдь не убавится, если некий политический деятель
— представитель нашей столицы или желающий им
стать — прокомментирует рассказ путешественника
так: я догадываюсь, что эти люди были виновны в
сверхпроизводстве. (Смех.) Они так работали свои-
ми пятью пальцами, что дальше терпеть это было
нельзя. Страна не производила достаточно хлеба,
чтобы их накормить, а поскольку производство хле-
Софизм
перепроиз-
водства ве-
дет к абсур-
ду
207
ба должно быть защищено, то землевладельцы ре-
шили пообрезать лишние пальцы рабочим, так что
теперь этот трехпалый народ являет нам наилучший
пример мудрости протекционистского режима, а
также того, как прекрасно бывает исключать абст-
рактные принципы из торгового законодательства.
(Аплодисменты.)»
Оратор говорит далее, что г-н Беринг противоречит сам себе
еще и в том, что, демонстрируя свое предпочтение твердой
пошлине, он в то же время поддерживает скользящую шкалу.
Софизм
гуманизма и
благотвори-
тельности
«...Так что, говорит он, в своем мнении он склоня-
ется к твердой пошлине, а его воля — к скользящей
шкале. Мнение противоречит воле, и то и другое
противоречат принципу свободы, к которому г-н Бе-
ринг тоже склоняется. Вот какого человека те, кто
совсем недавно употребил всю свою энергию, чтобы
свалить правление вигов, потому что виги осмели-
лись предложить ввести твердую пошлину!
Теперь поговорим о четвертом исключении, которое
основано на велении его филантропических чувств. Я
могу понять человека, испытывающего нерешитель-
ность, когда он чувствует, что имеется какое-то про-
тиворечие между принципами, с одной стороны, и
гуманными чувствами, с другой, хотя такое проти-
воречие — вещь довольно-таки странная. Но в дан-
ном-то случае под каким предлогом выставляется
напоказ жалостливость и благотворительность?
Желательно, видите ли, чтобы на сахаре,
потребляемом в нашей стране, не было ни пятныш-
ка рабства. Г-н Беринг так сильно симпатизирует
чернокожим, что исключает ввоз в Англию сахара
рабов, и в то же время прекрасно терпит, что эти же
самые чернокожие смягчают производимый ими грог
сахаром рабов и что сахар, все-таки ввозимый из
Бразилии в Англию, рафинируется у нас и потом вы-
возится в другие страны. ("Слушайте! Слушайте!”)
Странная получается филантропия! Вас беспоко-
ит не судьба чернокожих, а судьба плантаторов. Вы
считаете, что их прибыли недостаточны. Чернокоже-
му не нужна симпатия подобного рода, он не знает,
208
что с ней делать. Он привык рубить сахарный тро-
стник и получать удары хлыста в спину. Да разве
не раздаются уже лицемерные вопли насчет того,
что он, чернокожий, становится слишком богатым?
Что его жена носит шелковые платья, а сам он
разъезжает в кабриолете как “респектабельный”
человек и сегодня торгует той самой землей, кото-
рую вчера долбил заступом?..
Вот под каким совершенно несостоятельным
предлогом поддерживают систему, ограничивающую
потребление сахара в нашей стране, и хотя населе-
ние наше все растет и растет, потребление его оста-
лось таким же, что и двадцать лет назад, и от этого
совсем сходит на нет благополучие и без того бед-
ных классов. Все эти так называемые исключения
проникнуты одним и тем же духом, одним и тем же
принципом. Сорвите маску, и вы увидите отврати-
тельную, гнусную рожу монополии. Монополия на
судоходство, монополия на хлеб, монополия на сахар
— вот они все, разодетые в одежды национальной
обороны, государственного дохода, гуманности, но
по сути все они означают одну и ту же и единствен-
ную вещь: ограбление кучкой людей множества лю-
дей трудящихся. И ради поддержания такой систе-
мы нам предлагают пожертвовать нашими принци-
пами, как жертвует своими принципами г-н Беринг,
а вернее — с презрением отшвыривает их. Нас зо-
вут одобрить ненормальность, абсурд, гнет и всяче-
ские злоупотребления и ради всего этого отвернуть-
ся от человека, который хочет привести во взаимное
согласие свои убеждения и свои действия. Отвер-
нуться, чтобы проголосовать за другого человека,
который публично заявляет, что его политическое
поведение будет вечным исключением из правил;
больше того, оно будет вопиющим нарушением прин-
ципов, которые он сам считает основанными на
справедливости и правде!
Джентльмены, я не принадлежу к людям, живу-
щим в Ланкашире, а это обстоятельство расценива-
ется в некоторых местах как плохая рекомендация.
Но я хотел бы лучше быть ланкаширцем и обра-
14-2514
209
Лига при-
сутствует
там, где труд
не получает
справедли-
вого возна-
граждения...
титься к моим лондонским собратьям с таким же
благородным призывом, с каким обратились к ним
граждане Ливерпуля, чем лондонцем, отдающим,
невзирая на это обращение, свой голос в пользу мо-
нополии и в ущерб моим братьям. Да и какое это
имеет значение откуда родом те, кто призывает и
умоляет вас проголосовать за г-на Паттисона? Я
сильно разочаровался бы в Лондоне, если бы пове-
рил, что лондонцев остановит на праведном пути
столь пустяковое обстоятельство. Неужели Лондон
превратился в маленький городишко, настолько кро-
хотный, что в нем не найдется места даже для пра-
ва его жителей избрать человека, отдающего им
свое сердце и ревностно трудящегося на благо спра-
ведливости? Ланкаширцы видят свою родину везде,
где господствует любовь к добру и истине. Лига
присутствует везде — там, куда проникает наука,
там, где распространяются многочисленные издания
Лиги, там, где речи и выступления ее представи-
телей просвещают умы и заставляют трепетать
сердца. Повсюду, где неустанный труд не получает
справедливого вознаграждения, где в наших густо-
населенных городах рабочий может дать лишь скуд-
ную пищу своей семье, где сельскохозяйственный
рабочий не может купить жене и детям приличную
одежду, чтобы посещать церковь, — повсюду в та-
ких местах вы увидите Лигу, ее членов, вселяющих в
людей потерянную ими надежду — надежду на
лучшие дни. И в дальних странах тоже повсюду, где
истощается необрабатываемая земля, где земля об-
речена на искусственное бесплодие, потому что ме-
жду людьми, стремящимися к свободному и добро-
вольному обмену, стеной встает монополия, — везде
там присутствует Лига, обещающая хлеборобам и
виноградарям богатые урожаи и сборы. И повсюду,
где эта великая борьба ведется в форме избира-
тельной кампании, где монополия выставляет свои
последние и уже бьющиеся в конвульсиях силы на
войну против сил свободы, там разбивает свои па-
латочные лагеря Лига, чтобы воодушевлять сильных
и вселять силу в слабых, чтобы приветствовать кан-
210
дидата, верно служащего интересам общества, что-
бы показать, что у нашей страны впереди еще дол-
гий и славный путь. (Аплодисменты.) И я очень на-
деюсь, что результатом этих выборов будет демон-
страция всему миру, что там, где представительная
власть держит в своих руках судьбы огромной им-
перии, там царит также и дух Лиги, и дух этот все-
гда будет свидетельствовать о том, что справедли-
вость — не абстрактная, а действительная спра-
ведливость ко всем классам, от самого верхнего до
самого нижнего, — что справедливость, говорю я,
есть наилучший и наивернейший проводник на пу-
тях законодательства, и она же, справедливость,
есть самый обильный источник национального про-
цветания. (Продолжительные аплодисменты.)»
14*
Движение в Шотландии
Мы полагаем должным дать теперь краткий отчет о работе
Лиги в Шотландии с 8 по 18 января 1844 года.
Этот период представляется нам весьма подходящим, чтобы
дать еще одно свидетельство силы ассоциации, ее политической
деятельности в обществе, ее усилиях по распространению просве-
щенности и знаний среди людей. Можно только восхищаться
неиссякаемой энергией и преданностью делу со стороны
Кобдена, Брайта, Томпсона и деятелей, им подобных. Какова
цель всех этих усилий? Распространять, делать доступным
пониманию всех великий принцип Лиги.
Мы могли бы выбрать любую другую неделю этого года, и
она тоже показала бы нам такую же энергию. Читатель легко
догадается, почему мы решили рассказать о действиях Лиги
именно в Шотландии. Во Франции существует определенное
предубеждение против английских экономистов. Предубеждение
это заключается в том, что будто бы, провозглашая принцип
свободы торговли и стремясь провести его в жизнь, они на самом
деле устраивают ловушку, проявляют лицемерие и макиа-
веллизм. В отношении агитации за свободу торговли у нас
повторяют те же отрицательные оценки, что и в отношении
аболиционистской агитации, агитации за освобождение рабов.
За всеми этими демонстрациями, как утверждается, скрывается
тайная и зловещая цель, отвечающая интересам некоторых
стран. К шотландцам и их характеру у нас относятся гораздо
более терпимо, и поэтому я предпочел уделить внимание агита-
ции в Шотландии. Читателю небезынтересно будет увидеть, как
встречают и воспринимают принцип свободной торговли на этой
земле, у этого благородного и просвещенного народа, который
первым услышал голос великого Адама Смита.
Карлайл
Извлечение из газеты “Карлайл джорнел”
от 8 января 1844 года
В понедельник вечером 8 января был устроен чай в зале
Атене. Целью этого собрания был прием делегации совета Лиги,
а также активизация национальной подписки (the league fund
of l.s. 100,000).
Собрание началось в шесть часов под председательством
г-на Джозефа Фергюссона. К восьми часа в зале появился член
парламента г-н Джон Брайт, встреченный шумными аплодис-
ментами. В собраний участвовали видные торговцы и промыш-
ленники города; было много дам.
Изложив цель собрания, председатель предоставляет слово
г-ну Брайту.
Г-н Брайт выступает, как обычно, весьма красноречиво и с
большой силой убеждения. Газетные рамки не позволяют нам, к
сожалению, поместить на этих страницах его замечательную речь.
Г-н Пьер Диксон зачитывает следующую резолюцию, приня-
тую собранием: “Собрание выражает свое неизменное доверие
Лиге и обязуется оказывать всеми своими силами помощь и со-
действие в ее великой борьбе за свободу торговли”.
Приводим отрывок из речи г-на Диксона:
«Я был глубоко разочарован результатами билля
о реформе избирательной системы, которая так
взбудоражила страну. Мы получили реформирован-
ный парламент, а что он сделал? Вместо того чтобы
отстаивать интереса масс, парламентарии занялись
собственными интересами. Что сделал лорд Грей
помимо того, что он обеспечил теплые местечки сво-
им двоюродным братьям? (Смех, возгласы: “Слу-
шайте!”) Конечно, мы обязаны ему самим биллем о
реформе, но ему нашли плохое применение, и поэто-
му, повторюсь, последствия билля меня чрезвычайно
разочаровали. Однако, в то время как парламент
забывает о страданиях народа, поднялась Лига,
поднялась во всей своей чистоте от всяких партий-
ных пристрастий. Именно эти пристрастия разру-
шают страну, и вот в такой обстановке мы слушаем
здесь членов Лиги, которые заявляют о своей твер-
дой решимости покончить со всеми проблемами, пе-
реформиро-
ванный пар-
ламент, вме-
сто того
чтобы от-
стаивать
интересы
масс, занял-
ся собствен-
ными дела-
ми, фракци-
онной борь-
бой
На этом
фоне Лига
выделяется
своей вне-
партийно-
стью
213
рожденными борьбой между фракциями и лично-
стями. Здравый смысл и истина в конце концов возь-
мут верх и будут господствовать во всем мире. Я
искренне признателен этим людям, не жалеющим ни
времени, ни собственного спокойствия ради успеха
нашего дела. Г-н Брайт, наверное, чуть ли не целый
год не отдыхал у своего домашнего очага. Как бы
мы не благодарили таких людей за их служение,
наша благодарность все равно будет недостаточна».
Затем выступило несколько других ораторов. В конце
заседания была проведена подписка. Она составила 403 ф. ст.
Мы заметили в списке имя члена парламента г-на Маршала,
который внес 40 ф. ст.
Глазго
Банкет в поддержку принципов свободы торговли
Из газеты “Глазго Аргус” от ю января 1844 года
Эта большая и впечатляющая демонстрация за свободу
торговли и, особо, за отмену хлебных законов состоялась в
среду вечером 10-го числа в зале ратуши (city hall). Как мы и
предполагали, никогда еще в западной части Шотландии не
было подобной манифестации общественного мнения; никогда в
Глазго не проходило собрания, которое отличалось бы такой
изысканностью, порядком, духом просвещенности и энергии.
Просторный зал вместил больше двух тысяч человек. 150 дам
разместились в балконах западного яруса.
Председательствовал уважаемый лорд-судья.
На эстраде, как мы увидели, находились гг. Фокс Мооль,
Джеймс Освальд (оба члена парламента), полковник Томпсон,
преподобный Мур, Джон Брайт (чл. парл.), Арч. Хейсти (чл.
парл.), судья Бейн и многие-многие другие.
Были зачитаны письма с извинениями по поводу отсутствия от
членов парламента гг. Данфермлайна, лорда Киннерда, Виль-
ерса, Стюарта, Джорджа Дункана.
Эти уважаемые представители очень сожалеют, что не смогли
участвовать в банкете в Глазго либо ввиду необходимости
присутствовать на других собраниях на ту же самую тему, либо
по другим уважительным причинам.
214
По просьбе лорда-судьи доктор Уордлоу в восхитительной и
трогательной молитве обратился к Господу с просьбой благо-
словить всех собравшихся.
Встреченный шумными рукоплесканиями лорд-судья пред-
лагает первый тост:
«Господа, в такой обстановке я с огромным удо-
вольствием занимаю кресло председателя. Давно,
очень давно принципы свободы торговли укорени-
лись в углах граждан Глазго, и многие из них еще в
конце прошлого века горячо поддержали священные
основоположения, столь блестяще изложенные и
развернутые бессмертным Адамом Смитом, когда он
занимал одну из кафедр нашего университета. (Ап-
лодисменты.) Я счастлив видеть, что сегодня про-
свещенные негоцианты и промышленники нашего
города проявляют растущий интерес к великому де-
лу, охватывающему собой все другие дела, а именно
— к делу упразднения всех монополий; и для меня
нет ничего более приятного, чем исполнять мой долг
первого судьи города, при этом всячески содействуя
при любой возможности продвижению реформ, ко-
торые имеют целью благополучие рабочих классов и
процветание торговой столицы Шотландии».
Высказав еще несколько соображений, лорд-судья говорит в
заключение:
«Приглашаю вас присоединиться ко мне, чтобы
воздать должное нашей милостивой королеве.
Жизнь ее отца, ее собственные чувства не оставляют
никаких сомнений в том, что в ее лице мы имеем
знающего и понимающего сторонника любых мер и
шагов, направленных на благо, процветание и сча-
стье народа. Да здравствует королева! (Продолжи-
тельные аплодисменты. Присутствующие встают
и вместе с оркестром исполняют национальный
гимн.)»
После небольшой паузы второй тост произносит г-н Фокс
Мооль:
«За свободу обмена! Господа, я не буду долго
распространяться насчет великих принципов, кото-
215
рые если и здравствуют где-либо, то прежде всего
они здравствуют в вашем городе, который первым
услышал лекции Адама Смита. С каждым днем эти
принципы настолько овладевают умами, что нет ни-
какой необходимости, а напротив, было бы, так ска-
зать, неуместно, развертывать их сейчас перед вами.
Я полагаю, что цель нашего сегодняшнего собра-
ния — обсудить вместе, какие практические шаги
надо сделать, чтобы как можно быстрее, эффектив-
нее и надежнее внушить эти принципы нашему пра-
вительству и нашим законодателям. Думаю, вы со-
гласитесь, что старая система выборочных покро-
вительственных пошлин, хотя ей и можно было бы
приписать некоторую, но сугубо временную пользу,
совершенно не годится в качестве основы для обес-
печения главных и постоянных интересов нашей
страны. Монополия — растение тепличное, которое
не может пустить глубоких корней на нашей обык-
новенной земле и открыть свои ветви и листья всем
ветрам нашего климата. Мы свободные люди. Так
почему у нас нет свободной торговли? {Бурные ап-
лодисменты.) Сам рассудок нам втолковывает, что
система свободной торговли есть наилучшая, наибо-
лее пригодная система обеспечения и роста благо-
получия людей; она предоставляет в наше распоря-
жение продукты питания всего мира и позволяет
вывозить продукты нашего труда во все точки зем-
ного шара».
Оратор говорит далее, в какой связи этот же вопрос
находится с сельским хозяйством страны. Он выражает
восхищение плодотворной работой Лиги и, поднимая бокал,
заключает:
«За свободу торговли, за то, чтобы мы свалили
монополию — этот бич страны и народа!» {Шумные
аплодисменты.)
Лорд-судья поднимает тост за здоровье членов делегации
Лиги. Г-н Кобден благодарит его и произносит речь,
произведшую глубокое впечатление на присутствующих. Далее
следуют выдержки из некоторых выступлений.
216
Г-н Александр Грэм:
«За здоровье служителей церкви, присоединив-
шихся к движению за свободу торговли. За послед-
ние годы в адрес представителей церкви были на-
правлены два обращения. После первого обращения
в Манчестере собралось семьсот священнослужите-
лей всех вероисповеданий, а больше девятисот при-
слали письма, в которых, извинившись за личное
отсутствие на собрании, одобрили цели, преследуе-
мые Лигой. После второго обращения прошло соб-
рание в Эдинбурге с участием свыше двухсот свя-
щенников».
Оратор в своей речи, которую мы, к сожалению, не можем
воспроизвести полностью, вскрывает причины, заставляющие
представителей официальной церкви держаться в стороне от
великого движения. Он разбирает далее вопрос о свободе тор-
говли именно с религиозной точки зрения.
Его преподобие доктор Хьюг:
«Поднимаю тост за прогресс знаний — эту необ-
ходимую и единственную гарантию расширения и
постоянства свободных институций. {Буря аплодис-
ментов. Эти прекрасные слова составили тему
речи его преподобия, которая была выслушана с
величайшим вниманием и сосредоточенностью.)»
С речами выступили также гг. Брайт, Томпсон, Освальд,
Хейсти. Подписка в Глазго в фонд Лиги составила, кажется,
сумму свыше 5 тысяч ф. ст.
Встреча закончилась в восемь часов вечера.
Эдинбург
Большое собрание в поддержку Лиги
Из газеты “Скотмен” от и января 1844 года
Во вторник 11-го числа в городе состоялось большое собра-
ние по случаю приема делегации Лиги в составе гг. Кобдена,
Брайта, полковника Томпсона и Мура. Одной из целей собра-
ния было содействовать подписке в фонд Лиги (the 100,000 1.
league fund). Зал Филантропического общества, самый большой
в Эдинбурге, был переполнен, и больше тысячи желающих так
и не попали туда, хотя и имели входные билеты.
217
Среди присутствующих были самые авторитетные и влия-
тельные граждане, много дам и тридцать четыре священника.
Кресло председателя занял уважаемый лорд-судья. Свои деле-
гации прислали города Лит, Далкейт, Муссельбург.
Мы не будем утомлять читателя изложением всех речей на
этом замечательном собрании, а ограничимся выдержкой из
речи г-на Кобдена, где оратор дает ответ, который часто выдви-
гают по обе стороны Ла-Манша против освобождения торговли:
Софизм:
протекцио-
нистские
меры дейст-
вуют давно и
поэтому
страна нахо-
дится в ис-
кусственном
экономиче-
ском поло-
жении, по-
этому вер-
ные в теории
принципы
свободной
торговли
непримени-
мы
«Все или, по меньшей мере, все те, чье мнение
имеет какой-то вес, согласны с тем, что принцип
свободы обмена есть принцип здравого смысла и
что, рассматриваемый абстрактно, он справедлив и
бесспорен. {Возгласы одобрения.) Но когда вы тре-
буете от ответственных деятелей осуществить этот
принцип на практике, они, охотно признавая спра-
ведливость и истинность его в теории, возражают
вам, что условия, в которых находится страна, не
позволяют сделать этого. Какие же это условия?
Прежде всего, говорят нам, покровительственные
пошлины и другие протекционистские меры дейст-
вуют очень давно, и страна поэтому находится в ис-
кусственно созданном экономическом положении. Но
если мы, отвечаю я, находимся в искусственном по-
ложении, так это потому, что были подведены к не-
му произвольными законами, противоречащими за-
конам природы. Мы можем излечить страну от этой
болезни, лишь вернувшись к естественным законам
и гармонизировав наше законодательство с ясно ви-
димыми целями божественного Провидения.
Утверждается, далее, что государственный долг и
требования казначейства накладывают на Англию
тяжелое бремя (и т.д.)...».
Перт
Из “Пертиш адветайзер” от 12 января 1844 года
После соответствующего уведомления в среду 12-го числа в
одной из церквей нашего города (North-United secession church)
было устроено большое публичное собрание, чтобы выслушать
218
речи делегатов национальной Лиги гг. Кобдена, Томпсона и Цу-
ра. Присутствовало больше двух тысяч человек — почти все из
среднего класса: фермеры и земледельцы. Прибывшие из всех
мест графства, выслушали их речи с огромным вниманием, хотя
собрание продолжалось больше четырех часов.
Председательствовал член парламента г-н Мооль. Мы не
можем воспроизвести здесь речи гг. Мооля, Кобдена, лорда
Киннерда, Маккинлока, Мура и других. Тем не менее, посколь-
ку аргументы, выдвигаемые в пользу монополии, которая име-
нуется покровительством, одинаковы во Франции и в Англии,
мы решили привести небольшие выдержки из Речи г-на Кобде-
на, где убедительно опровергаются некоторые из подобных ар-
гументов:
«Фермеры и сельскохозяйственные рабочие по-
страдали больше, чем все другие, от хлебных зако-
нов, и в этой связи я сошлюсь на свидетельство тех
из них, которые меня сейчас слушают. С 1815 года,
когда был принят этот закон, палата общин собира-
лась в узком составе не менее шести раз, чтобы ос-
ведомиться о бедственном положении сельского хо-
зяйства, а с 1837 года об этом пять раз говорилось в
речах королевы при открытии парламентских сес-
сий. Я объездил страну вдоль и поперек, побывал на
множестве собраний и везде задавал фермерам во-
прос: получали ли вы в какие-нибудь годы, имея тот
или иной заданный капитал, такую же прибыль, что
и те, кто занят в промышленных отраслях, не защи-
щенных пошлинами, как, например, суконщики, ка-
ретники, бакалейщики и прочие? И везде я получал
один и тот же ответ: нет, сельскохозяйственное про-
изводство — самое неприбыльное. Факт бесспорен, и
он должен иметь причину, и поскольку причиной не
может быть отсутствие покровительства, то, видимо,
причина — ее присутствие, ее наличие. По-моему,
всегда плохо, когда промышленность облагается на-
логами, но еще хуже — протежировать ее. (Апло-
дисменты.) Покажите мне какую-нибудь, так ска-
Несмотря на
хлебные
законы,
сельскохо-
зяйственное
производст-
во — самое
неприбыль-
ное
зать, защищенную промышленную отрасль, и я тут
же покажу вам, что эта отрасль изнемогает и чах-
нет. Если, скажем, вдруг начали предоставлять ка-
кие-то привилегии бакалейщикам, живущим в та-
219
ком-то квартале, то неужели вы думаете, что вла-
дельцы домов, где живут и работают бакалейщики,
тут же не повысят плату за наем помещения? Они
сделают это непременно. Но именно так поступают
и лендлорды по отношению к фермерам, прикрыва-
ясь хлебным законом. Один бедный уэльский фер-
мер по имени Джон Джонс прекрасно объяснил, как
вуютхл^'- действует этот закон: “Закон обещал фермерам пар-
ные законы ламентские цены. Под это обещание фермеры обе-
щали сеньорам парламентские ренты. Но на рынке
парламентская цена почти никогда не реализует-
ся, а вот парламентскую ренту приходится вы-
плачивать". В этом вся суть хлебного вопроса.
Желая убедить фермеров, будто они не выдержат
иностранной конкуренции, им говорят, что они долж-
ны будут платить немалые налоги, и это уже правда.
Они и без того уже платят дорожный сбор, но зато
они пользуются дорогами, и уверяю вас, что русские
и польские фермеры хотели бы иметь дорожный сбор
такого же уровня и такие же дороги. Попробуйте во-
зить ваши продукты по горам и по долам на спинах
мулов, и вы убедитесь, что деньги, вкладываемые в
дороги, это не потерянные деньги, а дающие неплохой
процент. Фермеры платят также налог на бедных и
церковные налоги. Но и в континентальной Европе
существуют священники и бедные».
Г-н Кобден приводит многочисленные примеры, показываю-
щие, что свободные отрасли промышленности чувствуют себя и
развиваются лучше, чем протежируемые.
Свободные
отрасли
промышлен-
ности лучше
развиваются,
чем защи-
щаемые
Шерстопря-
дильное
дело
Лен
«Возьмите шерстопрядильное дело. Общеизвест-
но, что как только эту отрасль перестали опекать,
она стала гораздо более выгодной, чем сеять и соби-
рать пшеницу. Возьмите лен. Пока г-н Уорне суе-
тился и тратил много чернил и уйму слов, доказы-
вая английским фермерам, что они не выдержат
внешней конкуренции, сам-то он все же успел, и не
без успеха, заменить непротежируемым льном ту
самую пшеницу, о которой столь неустанно заботит-
ся законодательство...
220
Что касается выгод и преимуществ, которые
хлебный закон якобы дает простым сельскохозяйст-
венным рабочим, то сейчас я приведу один факт, и
пусть кто-нибудь попробует его опровергнуть. Факт
этот таков: заработки этих рабочих неуклонно
уменьшаются, по мере того как вы удаляетесь от
промышленных округов и наконец оказываетесь в
самой гуще округов сельских. В Дорсетшире, самом
сельскохозяйственном и, следовательно, самом про-
тежируемом из всех графств, заработки бывают в 6
шиллингов в неделю. Что касается меня, то я даю 12
шиллингов самому неквалифицированному из моих
рабочих, У меня есть рабочие, зарабатывающие по
20, 30 и даже 35 шиллингов. Однако, повторяю, вы-
полняющий самую простую работу, на которую спо-
собен любой человек без всякой подготовки, получа-
ет не меньше 12 шиллингов. Я не пытаюсь быть
тщеславным, говоря об этом. Я устанавливаю такие
ставки не из удовольствия и не из филантропии; я
делаю это потому, что такие ставки определяются
свободной конкуренцией. Вот вам общий факт, кото-
рый не позволяет утверждать, будто бы хлебный
закон благоприятствует сельским рабочим. (“Слу-
шайте, слушайте!”)
Я вижу, здесь присутствует немало фабричных
рабочих. Совершенно ясно, что хлебный закон гра-
бит их, и за такой грабеж они не получают никакой
компенсации. Сейчас объясню, как это делается.
Существует некая доктрина для легковерных, со-
гласно которой заработки могут устанавливаться
парламентским актом. Так вот, я выведу на белый
свет и эту доктрину и характер хлебного закона,
рассказав вам одну парламентскую историю, в ко-
торой я сам принял участие. Когда сэр Роберт Пиль
представил палате общин последний, по времени,
хлебный закон, официальной, признанной целью ко-
торого было удержать цену на хлеб на уровне 56
шиллингов, и это было им особо подчеркнуто, я сде-
лал следующий депутатский запрос: “Не уместно
ли, прежде чем устанавливать парламентским ак-
Положение
сельскохо-
зяйственных
рабочих
Хлебный
закон грабит
фабричных
рабочих
Софизм:
заработки
могут уста-
навливаться
парламент-
ским актом
221
Ставки зара-
ботков опре-
деляются
конкуренци-
ей, рынком
Цена хлеба
также долж-
на опреде-
ляться рын-
ком
том цену на хлеб, изыскать сначала средства для
установления также и твердых заработков, чтобы
они соответствовали этой искусственной цене на
продукты питания?” Предложение вполне разумное,
как мне кажется, но оно тотчас было подвергнуто
резкой критике со стороны гг. Пиля, Гладстона и их
коллег как в стенах, так и вне стен обеих палат, и
все давали один и тот же ответ: мы не можем регу-
лировать или фиксировать цену труда, это свыше
наших сил; ставки заработков определяются конку-
ренцией на мировом рынке. Тем не менее, вполне
признавая обоснованность такого рассуждения, счи-
тая его применимым и к хлебу, и к труду и не при-
знавая неодинаковых правил для случаев абсолютно
одинаковых, я настоял через какое-то время, чтобы
мое предложение было поставлено на голосование.
Оно было поддержано двадцатью или тридцатью
парламентариями, которые сочли, как и я, что зара-
ботки должны быть увеличены, если уж решили об-
легчить карманы рабочего искусственно поднятыми
ценами на продукты питания. Но, как я и ожидал,
монополисты, заседающие в палате, отказались от-
крыто и честно применить в данном случае свой же
собственный принцип и провалили мое предложе-
ние. Разумеется — и это бесспорно, — естественным
регулятором заработков выступают рынок, конку-
ренция, соотношение между предложением и спро-
сом. Но разве не очевидно, что хлеб должен подчи-
няться этим же самым правилам и стоить больше
или меньше в зависимости от потребности в нем, с
одной стороны, и покупательной способности — с
другой? Так пусть же цена на хлеб складывается на
том же рынке, где ищет своего вознаграждения
труд. О, кому же дано измерить всю глубину без-
нравственности людей, которые устанавливают сами
себе цену на свой хлеб, но отказываются установить
соответственную оплату труда работников, поку-
пающих этот хлеб?” {Продолжительные аплодис-
менты.)
222
Гринок
Из “Гринок эдветайзер” от 15 января 1844 года
В понедельник 15-го числа на большом собрании в церкви...
присутствовала делегация Лиги в составе члена парламента
г-на Брайта и полковника Томпсона.
Председательствовал судья города.
С речами выступили гг. Стит, Стюарт (чл. парл.), полковник
Томпсон, Брайт, Роберт Уоллес (чл. парл.)
Мы приводим отрывок из речи полковника Томпсона, в ко-
тором убедительно показаны неудобства и помехи, чинимые ог-
раничительными законами.
«Давайте последуем за нашими товарами на ино-
странные рынки и посмотрим, что получается.
Допустим, вы отправляете их в Гамбург. Капитан
сходит на берег и, обращаясь к торговцу этого горо-
да, говорит: “Я привел из Гринока столько-то тюков
товаров, которые хочу продать. “Хорошо, — отвеча-
ет торговец, — даю вам за них десять талеров”.
“Согласен, — говорит капитан. — А что я могу ку-
пить на десять талеров? Я не хочу возвращаться
порожняком”. “Думаю, — говорит гамбуржец, —
что зерно здесь дешевле, чем в Англии. Купите зер-
на”. “Ох, — стонет капитан, — я не могу везти зер-
но, так как закон запрещает его ввоз в нашу
страну”. “Тогда купите строительный лес”. “У нас
есть другой закон, который и это запрещает”. “О
Господи! — восклицает гамбуржец. — Я начинаю
думать, что вы, англичане, отвергаете самые нуж-
ные вам вещи и ввозите к себе только то, чего вам
совсем не надо, например свистульки и зубочистки”.
{Взрыв смеха.) “Боюсь, что это именно так, — со-
глашается англичанин, — и мне лучше всего вер-
нуться с простым балластом и больше никогда не
появляться в Гамбурге”.
Так заканчиваются наши отношения с Гамбур-
гом, да и со всеми другими иностранными портами.
И разве вы не видите, что портовый грузчик Грино-
ка вынужден ограничивать свою работу, а он не ог-
раничивал бы ее, если бы капитан привез более хо-
Последствия
протекцио-
низма
223
рошие новости? Разве вы не видите, что производст-
во замедляется, спрос на труд падает, заработки
уменьшаются, а продукты питания дорожают? (И
т.д.)...»
Абердин
Из “Абердин геральд” от 15 января 1844 года
Демонстрация в поддержку Лиги превзошла все ожидания.
В понедельник 15-го числа состоялись два собрания, одно
утром, другое вечером, и на обоих, был оказан горячий прием
гг. Кобдену и Муру. Утреннее собрание проходило в просторном
зале театра, но и он не мог вместить значительного числа
уважаемых граждан, желавших попасть на заседание. Величай-
ший интерес вызвала ясная и страстная речь г-на Кобдена, и
мы заметили, что даже люди, редко участвующие в публичных
демонстрациях, тоже, со всеми остальными, горячо аплоди-
ровали оратору.
Вечером в зале Общества трезвости собрались представите-
ли рабочих и трудящихся классов, и мы слышали, как г-ну
Кобдену говорили, что ему, наверное, никогда еще не приходи-
лось выступать перед столь внимательной и понимающей ауди-
торией.
Мы бывали на многих публичных собраниях и выслушали
немало талантливых ораторов, но должны сказать, что никогда
еще не участвовали в такой впечатляющей и поучительной
встрече, какая была устроена сегодня для граждан Абердина.
(Далее следует отчет о заседании.)
Данди
16 января 1844 года
Во вторник вечером 16-го числа в королевском цирке был
организован вечер в честь делегатов национальной Лиги гг.
Кобдена и Мура. Председательствовал г-н Эдуард Бакстер,
эсквайр.
Кроме гг. Кобдена и Мура выступили также гг. Бакстер,
Джеймс Брау, лорд Киннерд, член парламента Джордж
Данкен и другие.
224
Пейсли
Из “Глазго Аргус” от 16 января 1844 года
Во вторник вечером 16-го числа в одной из диссидентских
церквей (secession church) Пейсли состоялся вечер в честь чле-
нов Лиги гг. Томпсона и Брайта. Председательствовал судья
Гендерсон. На подмостках мы увидели гг. Стюарта, Стюарта и
Хейсти, членов парламента, а также многих священников.
Мы решили не давать подробного отчета об этом собрании и
о тех, какие могут последовать, поскольку мы связаны допус-
каемым объемом материала в газете.
Из “Эр эдветайзер”
Во вторник утром 16-го в городском театре прошло большое
собрание под председательством судьи Миллера, на котором
выступили члены Лиги гг. Брайт и Томпсон.
Монтроз
Из “Монтроз ревью” от 16 января 1844 года
Гг. Кобден и Мур, будучи проездом в нашем городе и на-
правляясь в Абердин и Данди, согласились задержаться у нас
на несколько часов, и было устроено собрание. Несмотря на
очень кратковременное пребывание у нас этих борцов за свобо-
ду торговли, к назначенному часу в Гилд-холле и вокруг собра-
лось столько народу, что собрание сразу било перенесено в
храм Свободной церкви св. Георгия. Председательствовал судья
Пейтон.
После речи г-на Кобдена, которая произвела глубокое впе-
чатление на аудиторию, г-н Александр Уотсон зачитал следую-
щий проект резолюции:
«Поскольку собрание высоко ценит неустанную работу Лиги
и в особенности решительные и благородные действия и усилия
гг. Кобдена и Мура по распространению принципов свободы
торговли, то для того, чтобы дать гражданам Монтроза воз-
можность пополнить фонд Лиги, собрание назначает для прове-
дения подписки комиссию в составе... (и
Резолюция была принята единогласно.
15-2514
225
Форфар
Та же газета поместила отчет о собрании в Форфаре в
субботу 10 января в связи с присутствием в этом городе гг.
Кобдена и Мура. Как только уважаемые представители Лиги
ответили согласием на горячие просьбы остановиться на
небольшое время в Форфаре, как тотчас все население, услышав
бой барабана, собралось у приходской церкви. Обязанности
председателя выполнял преподобный Доув (и т.д.)...
Килмарнок
Во вторник 16 января в нашем городе состоялось большое
собрание, на котором выступили члены Лиги г-н Брайт и
полковник Томпсон.
Кыопар
Из “Файф скитинл” от 18 января 1844 года
Сообщение о визите делегации Лиги вызвало величайший
интерес в графстве. В Кьюпар прибыли представители всех
близлежащих городов. Гг. Кобден и Мур приехали 18-го в два
часа. Сначала решили собраться в церкви Уэспорта, но
помещение там оказалось тесным, и собрание перенесли в Олд-
Черч.
Председательствовал судья Николь.
Лит
Из “Каледониан меркюри” от 19 января 1844 года
В пятницу вечером 19-го числа состоялось многочисленное
собрание в Релиф-Черч. Выступления гг. Кобдена, Томпсона,
Мура были выслушаны с величайшим интересом и горячей
симпатией (и т.д.)...
Дамфрис
Из “Дамфрис курьер” от 17 января 1844 года
Эта газета сообщает о собрании в среду 17 января по
случаю визита в город гг. Брайта и Томпсона. Ее заметка
выдержана в том же духе, что и предыдущие.
226
Итак, мы ознакомили читателя с довольно сухим подчас и
немногословным описанием многочисленных собраний, прове-
денных в Шотландии с участием делегации Лиги за время ее
очень краткого пребывания ее там. Мы сделали это потому, что,
как мы глубоко убеждены, и во Франции, и в Англии, и во всех
странах с конституционным строем единственный способ
решить любой большой вопрос — это просветить, осведо-
мить и воодушевить публику, народ. Нашей целью было обра-
тить внимание на активность и энергию Лиги, первые результа-
ты деятельности которой проявляют себя сегодня, на глазах
удивленной Европы, в Финансовом плане сэра Роберта Пиля.
15*
Большое собрание в Ковент-Гардене
25 января 1844 года
После двухмесячного перерыва Лига возобновила свои собра-
ния в театре Ковент-Гарден. В четверг вечером масса людей
заполнила зал и прилегающие помещения этого огромного
здания. Никогда ранее собравшиеся не проявляли такого благо-
расположения и энтузиазма.
В семь часов появляется председатель г-н Джордж Вильсон.
Он открывает заседание докладом о работе Лиги, из которого
мы приводив несколько выдержек.
«Леди и джентльмены.
Я не сомневаюсь, что в момент возобновления
наших заседаний вы прежде всего спросите меня:
что сделала Лига со времени своей последней сес-
сии? Сразу скажу, что она не умерла, как много-
кратно утверждали ее враги. Правда, герцог Букин-
гемский пока что не вступил в нее; герцог Ричмонд-
ский пока что не одобрил ее деятельность; сэр
Эдвард Нетчел все еще полагается на монополию,
чтобы платить свои долги, в том числе ипотечные, а
полковник Сибторп пожертвовал 50 ф. ст., но не Ли-
ге, а одной протекционистской ассоциации. (Смех.)
Однако, с другой стороны, маркиз вестминстерский
дал Лиге 500 ф. ст. (Аплодисменты.) Наши против-
ники могут отрицать, что мы добились определенных
успехов, но вы сами сможете судить об успехах или
неуспехах, когда я расскажу вам, где и сколько
прошло собраний и какие они дали результаты».
Председатель перечисляет города, где прошли собрания, и
указывает сумму подписки, проведенной на каждом из них:
Ливерпуль 6000 ф. ст.
Эштон 4300
Лидс 2700; дом Маршалла
подписался на 800 ф. ст.
Галифакс
Хаддерсфилд
Брэдфорд
Бейкап
Болтон
Дестер
Дерби
Ноттингем
Бернли
Олдхем
Тодморден
Стронд
2000
2000
2000
1345
1205
800
1200; дом Стратта дал
500 ф. ст.
520
1000
1000
611
558
(Г-н Вильсон называет еще примерно десяток собраний, где
были собраны меньшие суммы.)
Кроме того, делегация Лиги в составе гг. Кобдена, Брайта,
Томпсона, Мура, Эшворта совершила поездку по Шотландии.
Вот перечень городов и сумм:
Глазго Эдинбург Данди Лит Пейсли Хоик 3000 ф. ст. 1500 500 350 230 70
{Чтение списка сопровождается бурными аплодисментами,)
«Таково свидетельство успехов нашего дела среди
общественности. Это новый залог союза, новый дого-
вор, новый завет, с которым друзья Лиги в Шот-
ландии и на севере Англии связали свое имя, обя-
завшись перед самими собой, перед вами и страной
идти по избранному пути, идти неустанно и не жа-
лея сил до тех пор, пока Лига не достигнет наме-
ченной цели».
Затем выступает г-н Бувери, рассказывая о финансовом по-
ложении Англии и о распределении налогов и других обложений
между различными классами общества.
229
Встреченный долгими аплодисментами, на трибуну выходит
г-н В. Дж. Фокс. Когда восстанавливается тишина, он говорит:
Принцип
Лиги —
полная сво-
бода обмена
вообще и
прежде всего
отмена
хлебного
закона, не-
медленная,
полная и без
всяких усло-
вий
Внепартий-
ность Лиги
«Я выступаю в начале нового года нашей агита-
ции, в момент, когда в стране царят замешательст-
во, неуверенность и страх. Собрались законодатели;
народ скорее ждет чего-то, чем надеется на что-то;
Лига пополнила свои ряды новыми сторонниками,
увеличила свои средства и возможности и навела
порядок в действиях своих членов; политические
партии взвешивают шансы на удержание своих по-
зиций или на победу над своими противниками; во
многих графствах создаются антилиги. В таких ус-
ловиях нам нужно четко определить и утвердить
принцип, объединяющий нашу ассоциацию, принцип,
который мы провозглашали не однажды, но, видимо,
недостаточно, принцип, являющийся целью наших
усилий и действий, в которых мы остановимся лишь
тогда, когда он восторжествует. Принцип этот —
полная свобода обмена, а применительно к его осу-
ществлению сегодня — это отмена хлебного закона,
немедленная, полная и без всяких условий1. {Бурные
аплодисменты,)
Вот наша Полярная звезда, вот наша единст-
венная точка, к которой мы плывем, и других наме-
рений у нас нет. Мы не имеем ничего общего с по-
литическими группировками и пристрастиями, нам
безразличны границы, отделяющие старые партии
от новых, нас не трогают противоречивость и непо-
следовательность в выступлениях в палате общин
представителей тех или иных узкоэгоистичных
групп. Полная, немедленная и без всяких условий
отмена хлебных законов — вот, чего мы требуем, и
вот все, чего мы требуем. Мы не требуем большего,
но и не согласимся на меньшее, что бы там ни ут-
верждали и не твердили Роберт Пиль или Джон
Рассел, или лорд Мельбурн, с одной стороны, и лорд
1 “Без всяких условий” означает для Лиги, что отмена
ввозных пошлин на иностранное зерно не должно зависеть
от того, будут или нет другие страны снимать пошлины на
английские товары.
230
Веллингтон, с другой, или лорд Бругхем, со всех
сторон. (Смех и возгласы одобрения.)
Мы находимся в состоянии мира со всеми, кто
признает этот принцип. Но мы объявляем вечную
войну тем, кто его не приемлет. Это именно так и
как раз потому, что принцип есть принцип, и он не
допускает, как мы твердо убеждены, никакой поло-
винчатости, никаких сделок (Аплодисменты.) Наш
принцип — наш лозунг. В нашей стране имеется од-
на партия, которая не устает кричать: никаких ус-
тупок! Мы же отвечаем ей: никаких сделок!
Если бы наше движение, как его порой ложно
изображают, представляло собой лишь чисто про-
мышленную комбинацию, если бы оно хотело всего-
навсего способствовать подъему той или иной отрас-
ли промышленности или торговли, или же если бы
оно было неким партийным устремлением, направ-
ленным на то, чтобы переместить власть в ущерб
одному классу и к выгоде другого класса политиков;
если бы, наконец, наш крик боли “Свобода обмена!”
был всего лишь одним из популистских криков, бро-
саемых в личных иди политических целях, вроде
крика “Долой папизм!” или чего-нибудь подобного,
что не раз вводило в заблуждение страну и вносило
в нее сумятицу, — о, вот тогда мы были бы готовы
на всякие сделки! Но мы поддерживаем принцип.
Именно на нем построены наши убеждения, и имен-
но он представляет собой как бы субстанцию наше-
го сознания. Мы требуем вернуть человеку право,
возникшее еще до всякой цивилизации, ибо если и
существует какое-либо право, которое можно на-
звать естественным, то это как раз право всякого
человека обменивать продукт своего честного труда
на все то, что он сочтет наиболее полезным для сво-
его существования и благополучия. (Аплодисменты.)
Это не такой вопрос, который можно решать по
частям или переходя с одной ступени на другую. Мы
уважаем все права, но мы не уважаем ни малейше-
го правонарушения. (Аплодисменты.) Мы не пони-
маем доктрины, согласно которой можно терпеть
определенный уровень воровства, несправедливости
Принцип не
допускает
никакой
половинча-
тости, ника-
ких сделок
Право на
свободный
обмен про-
дуктов сво-
его труда —
самое есте-
ственное из
всех прав,
которые
можно пред-
ставить
231
Лига разли-
чает спра-
ведливое и
несправед-
ливое отно-
шение к
собственно-
сти
и угнетения, наносящих ущерб хотя бы одному чело-
веку, а тем более — всему обществу. Мы различаем
справедливое и не справедливое отношение к собст-
венности — любой собственности, если она получена
трудом и санкционирована человеческими законами
и институциями. Мы даже провозглашаем наше глу-
бокое уважение к собственности того класса, который
наиболее горячо выступает против наших требова-
ний. Владения сеньора принадлежат сеньору, мы не
собираемся к ним прикасаться или устанавливать
какие-то пределы для их приумножения или, наобо-
рот, разделения между законными владельцами. Мы
не вмешиваемся и в вопросы управления достояни-
ем, которое сеньор купил или получил по наследст-
ву. Пусть он во всем этом поступает так, как счита-
ет нужным, но он, так сказать, подсуден мнению
общественности, если нарушает общепринятые обы-
чаи и нравственные нормы. Пока он не выходит за
пределы, очерченные для него, как очерчены они для
любых человеческих сообществ, мы будем уважать
все его права. Пусть он запрещает или разрешает
охоту в своих угодьях, пусть рубит или сохраняет
свои леса, пусть сдает или не сдает свои земли в
аренду, мы не будем вмешиваться во все это. Про-
дукция, получаемая на его земле, принадлежит ему
или тем, кто взял эту землю в аренду
Но есть вещь, которая ему не принадлежит. Это
труд другого человека, это промышленность его со-
братьев, их умение и упорство, напряжение их мус-
кулов и костей. И мы не признаем и никогда не
признаем за ним права уменьшать и урезывать раз-
ными обложениями в свою пользу и выгоду тот хлеб,
который есть плод их труда и пота. {Бурные воскли-
цания одобрения.) Они его братья, а не его рабы.
Руки рабочего — собственность рабочего, а не ленд-
лорда. Мы требуем для себя того же самого, что мы
признаем и за сеньорами, и наш принцип требует
также уважения и, я бы сказал, почитания собст-
венности того, у кого нет ничего кроме физической
силы, посредством которой он добывает себе вечер-
ний хлеб за дневную работу; такая собственность —
232
принципиально то же самое, что и самое обширное
наследие, которым могут похвастаться в Великобри-
тании. (Аплодисменты.) Будучи верны этому прин-
ципу, мы выступаем против всякого попрания соб-
ственности промышленного класса, какую бы форму
оно ни приобретало и достижению каких бы целей
ни служило. Наш принцип исключает и твердую
пошлину, и пошлину ступенчатую. (Возгласы одоб-
рения.) Обе они ущемляют и нарушают права наро-
да, ибо какова их общая направленность? Она
вполне ясна: поднять цены на продукты питания; а
если цены на них поднимаются, то снижается за-
служенный, то есть законный, уровень благополучия
трудящихся классов.
Когда мы напоминаем об условиях существова-
ния этих классов; когда мы задумываемся о том, что
рабочий встает утром еще затемно и возвращается с
работы тоже затемно, чтобы немного отдохнуть и
съесть свой кусок хлеба, один взгляд на который
наводит тоску; когда мы вспоминаем, каким изнури-
тельным трудом он добывает в этом мире свою
скудную пищу и как много вокруг нас несчастных
созданий, вся жизнь которых умещается в четырех
строках одного очень популярного стихотворения*:
Будем работать, работать, работать.
пока наши глаза не покраснеют и не затуманятся;
будем работать, работать, работать,
пока кругом не пойдет голова.
Да, так вот, когда мы видим такую участь чело-
века, мы говорим, что в эту самую твердую пошли-
ну, обогащающую герцога Букингемского или герцо-
га Ричмондского, не должно уходить ни фартинга из
скудного заработка бедняка. (Продолжительные
аплодисменты.)
Кроме и сверх того бывают случаи, когда твер-
дая пошлина создает больше затруднений и неясно-
стей, чем скользящая шкала. О таком изъяне твер-
дой пошлины уже говорили, и я думаю, что это
сильно ударило по ее сторонникам. Задавался, на-
пример, вопрос: что вы будете делать с вашей по-
Цель любых
пошлин —
поднять
цены, в ре-
зультате
чего снижа-
ется зарабо-
танный уро-
вень благо-
получия
трудящихся
классов
233
Главный
изъян твер-
дой пошли-
ны проявля-
ется в не-
урожайные
годы
шлиной в 10, 8, 5 шиллингов, когда цена на зерно
поднимется, как это может и должно происходить
время от времени, и достигнет уровня “цены голода”
(a famine price)? (“Слушайте! Слушайте!”) На это
отвечали: тогда мы ее отменим. Но где та власть,
которая решится на подобный шаг, и по какому по-
воду или на каком основании она его сделает? Во-
образите себе премьер-министра, вглядывающегося,
так сказать, в страну, чтобы решить, близится ли
время или оно уже настало, когда пора отменять
твердую пошлину на хлеб, потому что цены на про-
дукты питания достигли уровня “цены голода”.
Ведь ему нужно будет подсчитать, хотя бы по газет-
ным сообщениям, сколько людей полиция подобрала
на улицах и сколько из них, свалились с ног от голо-
да. Как подсчитать, сколько людей умерло от систе-
матического недоедания? Да и вообще какая нужна
цифра болезней, разных видов тифа, просто смертно-
сти как таковой, чтобы решиться на отмену пошли-
ны? Всем этим придется заниматься премьер-
министру. Он должен будет пристально наблюдать
за страной, прощупывать ее пульс и подсчитывать
число ударов, как это делает полковой врач, когда
наказывают плетью провинившегося солдата: его
пальцы лежат на запястье солдата, глаз устремлен
на кровавые подтеки, слух сосредоточен на ударах
по голым плечам, рот готов кричать: остановитесь,
он умирает! (Восклицания в зале.) Разве такова
роль премьера правительства свободного народа?
(Возгласы: “Нет, нет!”)
Спуск по откосу скользок, когда не идут по тропе
справедливости. Попробуйте забыть о справедливо-
сти, и вы тотчас забудете о милосердии, и человече-
ство увидит, что вы глухи к его чаяниям. Твердая
пошлина! Но ведь это все тот же самый протекцио-
низм, только под другим названием, а против него
Лига будет бороться всегда и добьется его упразд-
нения навсегда.
Что, собственно говоря, протежируют и собира-
ются протежировать? Сельское хозяйство, отвечают
нам. Но какую отрасль сельского хозяйства? Какой
234
класс, какой круг лиц? Нет! Уберите все софизмы,
загадки и прочие словесные обрамления, и вы ясно
увидите покровительство рент и ничего больше.
(Возгласы одобрения.) Защита фермеров? Но разве
она обогатила хоть одного фермера хотя бы на ка-
кой-то момент? Защита сельскохозяйственного рабо-
чего? О да! Вы так защитили его, что он скатился в
самый низ по всем ступеням социальной лестницы,
его одежда превратилась в лохмотья, а дом в лачу-
гу, его жена и дети не ходят в церковь, потому что
им не во что одеться. Ваша защита гнала его от по-
ля, где он пахал и сеял, до работного дома, от ра-
ботного дома до суда, от суда до тюрьмы и от тюрь-
мы до могилы. И вот он получает наконец от холод-
ной надгробной плиты больше защиты, чем от ваших
законов. (Долгие восклицания.)...
Зачем создавать особые привилегии какому-то од-
ному классу? Что такого вы заметили в условиях
существования получателя ренты, что давало бы
ему право на защиту в ущерб всем остальным гра-
жданам. А почему не протежировать, скажем, фило-
софа, живописца, поэта? Однажды, в день, похожий
на сегодняшний, родился один поэт, и шотландцы,
которые меня сейчас слушают, знают, о ком идет
речь: многие их соотечественники собрались как раз
сегодня, чтобы отпраздновать годовщину Роберта
Бернса. Природа сделала его поэтом, аристократи-
ческое покровительство сделало его, крестьянского
сына, мелким служащим. Но единственное покрови-
тельство, которое было ему нужно, это покровитель-
ство его сильных рук и возвышенной души. Рабское
положение побудило его сказать:
Мне не нужно склоняться так низко,
ибо, слава Богу, у меня есть сила трудиться,
а когда эта сила иссякнет,
вот тогда, слава Богу, я буду просить подаянья.
Да, он чувствовал себя независимым нищим, и
эта независимость более достойна и почетна, чем
денежная независимость, приобретенная грабежом
и насилием.
Хлебные
законы за-
щищают не
сельское
хозяйство, а
ренты зем-
левладель-
цев
Зачем созда-
вать приви-
легии како-
му-то одно-
му классу?
235
Лига начи-
налась с 7
человек
...К чему Лиге идти на всякие сделки сегодня?
Она не шла на них, когда была слабой, так разве
она будет заниматься этим теперь, когда она силь-
на. Мы отвергали всякую сделку, когда были мало-
численны, так пойдем ли мы на сделку, когда нас
несметное множество? Извините меня, жители Лон-
дона, но вы не представляете себе всей мощи Лиги,
и было бы желательно, чтобы вы направили в се-
верные графства делегацию, которая увидела бы,
какова эта мощь и как она крепнет все больше и
больше. ("Слушайте! Слушайте!”) Там вы увидите
массы людей — мужчин, женщин, детей, — которые
собираются вместе и участвуют в благородном деле,
вызывающем благодатный отклик в человеческих
сердцах. Там помогают нам хозяева и рабочие, там
женщины вносят пожертвования, потому что они
поняли, что кому, если не им, принадлежит почетное
право облегчать участь страдающих и утешать уг-
нетенных. Там даже ребенок дышит воздухом пат-
риотической агитации, предвкушая грядущий день,
когда, благодаря благородной преданности делу
множества людей, победит свобода торговли и когда
он сможет с гордостью сказать: я тоже, еще ребен-
ком, был солдатом Лиги!
О, если бы вы видели, как воодушевлены эти люди,
вы поняли бы, что смертный приговор монополии уже
оглашен. Да, в тот день, когда Лондон возьмет на себя
подобающую ему роль, когда голос провинций отзо-
вется эхом в столице, когда ваше свободолюбие, энту-
зиазм, твердая решимость и вера в истину сравняются
со свободолюбием, энтузиазмом, решимостью и верой
ваших братьев на севере, в этот день наше дело будет
завершено — монополия будет уничтожена. [Продол-
жительные возгласы одобрения.)
Мысль вступить в сделку не пришла бы в голову
руководителей Лиги, даже если бы они одни, в оди-
ночку вели свою борьбу. Вспомните, что их было
всего семь человек, когда они впервые провозгласи-
ли принцип немедленной и полной отмены. Они про-
должали бы действовать, даже если бы так и оста-
вались одни, если бы не пробудилась обществен-
236
ность и не было бы вот таких многолюдных собра-
ний, ибо когда принцип проникает в душу, он неис-
кореним. Ради принципа люди либо погибают, либо
побеждают. Да, могут быть жертвы, но не может
быть поражения. Такой личной вере и убежденно-
сти, такой решимости никогда не вступать в сделки
по поводу принципа мы и обязаны всем тем, что
есть великого и прекрасного на нашей земле. Без
этой убежденности у нас не было бы политической
свободы, реформации, христианской веры. Ну, а ес-
ли бы, допустим это умозрительно, сама Лига свер-
нула с избранного ею пути или если бы ее руково-
дители предали ее — что ж, они лишь авангард, и
великая армия перешагнула бы через их тела и по-
шла дальше, пока не пришла бы к победе. (Воскли-
цания одобрения.)
Повторяю еще и еще раз: никаких сделок! Нам
бросают вызов, нас вызывают на бой. Сеньоры
швыряют к нашим ногам перчатку и желают, как
они заявляют, сразить Лигу. (Иронический смех.)
Ладно, попробуем. Это ведь уже не гордые бароны
Ранимеды. Времена рыцарства прошли, особенно
они прошли для них, ибо ничего рыцарского нет в
должности торговца хлебом и угнетателя страны
ради собственной наживы. Но куда они придут, где
окажутся, если они изолируют самих себя, находясь
в самой гуще сообщества граждан? Они провоци-
руют недоверие фермеров, ненависть и неподчине-
ние рабочих, они объявляют войну всем общенацио-
нальным интересам, они отбрасывают от себя Спен-
серов, Вестминстеров, Дьюси, Редноров и лишают
себя всего, что составило бы их силу и достоинство.
Куда они хотят прийти, отделяя себя от общесоци-
ального движения, мечтая всегда оставаться доста-
точно сильными, чтобы давить на своих сограждан и
в конце концов раздавить их? Им нечего ждать от
такой политики кроме собственного разорения и по-
зора! Если они будут упорствовать, они очень скоро
увидят, что у них нет иной перспективы, кроме как
жить в опасности и страхе. Сама земля задрожит у
них под ногами, как дрожала она повсюду, где сту-
237
пала нога братоубийцы Каина. Пусть они обойдут и
объездят весь мир, нигде они не найдут ни симпа-
тии, ни любви, ни даже доброжелательной улыбки.
Но тогда им следует присоединиться к нам, а значит
объединиться с народом и страной. Только так они
стяжают себе уважение, а заодно получат и богат-
ство, и счастье. Но если они объявят народу войну,
то эту горделивую касту ждет уничтожение».
говорит далее о некоторых софизмах, на которые
ограничительный режим, и, в частности, о предлоге,
Он
Оратор
опирается
связанным
продолжает:
с понятием национальной независимости.
ИЗ-
ЧТО
Софизм
независимо*
сти от загра-
ницы
Аристокра-
тия зависит
от заграницы
во всех сво-
их потреб-
ностях и
прихотях
«Быть независимым от заграницы — такова
любленная тема аристократии. Она забывает,
сама употребляет гуано для удобрения своих полей,
покрывая тем самым британскую землю землей
иностранной, которая проникает в каждый атом
зерна и ставит на него печать той самой зависимо-
сти, против которой восстает аристократия. Но кто
он такой, этот большой сеньор, этот защитник на-
циональной независимости, этот враг всякой зави-
симости от заграницы? Посмотрим, как он живет.
Вот французский повар, готовящий обед для хозяи-
на; вот швейцарский слуга, готовящий хозяина для
обеда. {Взрыв смеха.) Миледи, которую он ведет под
руку, вся сияет жемчугом, которого не найдешь в
британских раковинах, а перо, колышущееся на ее
голове, никогда не торчало в хвосте английского ин-
дюка. Мясо на столе из Бельгии, вина — с Рейна и
Роны. Его взгляд отдыхает на букете цветов из Юж-
ной Америки, а сигару он покуривает из Америки
Северной. Его любимая лошадь — арабской породы,
его собачка — породы сенбернарской. Его галерея
богато представлена фламандской живописью и гре-
ческими статуями. Если он хочет отдохнуть и раз-
влечься, он отправляется слушать итальянских пев-
цов, поющих под немецкую музыку, да еще все это
сопровождается или чередуется с французским ба-
летом. Если он удостаивается судейской мантии, то
горностаевый мех, украшающий его плечи, до сих
238
пор никогда еще не рос на спине ни одного британ-
ского животного. {Взрыв смеха.) Даже его мозги на-
полнены мыслями, знаниями и впечатлениями экзо-
тического происхождения. Его философия и поэзия
идут от Греции и Рима, геометрия — от Александ-
рии, арифметика — от Аравии, религия — от Пале-
стины. С колыбели он пробует своими первыми зуб-
ками коралл из Индийского океана, а когда умира-
ет, его могилу украшает мрамор из Каррары.
{Бурные аплодисменты.)
И вот этот человек говорит: будем независимы от
заграницы! Обложим народ налогом, пусть будут
лишения, нужда, страх и даже тиски прямого голо-
да, зато мы будем независимы от заграницы!
{“Слушайте!”) Я не завидую роскоши сеньора и не
собираюсь ее отнимать, но я восстаю против него за
софизм, лицемерие, несправедливость и беззакон-
ность, когда он твердит о независимости, имея в ви-
ду продовольствие для народа, а сам очень и очень
зависит от заграницы по всем своим потребностям и
прихотям. Иностранцы хотят нам продавать прежде
всего, а мы хотим покупать тоже прежде всего хлеб,
зерно. И не годится сеньору, не имеет никакого пра-
ва он, одетый с головы до ног, накормленный и
вскормленный заграницей, говорить, что, мол, вы
будете независимыми, а я один понесу на своих
плечах весь груз зависимости.
Мы не торгуемся и не идем на сделки с такими
противниками, ни даже с законодателями. В эту
сессию мы и обращаться-то к законодателям не бу-
дем. {“Слушайте! Слушайте!”) Хватит петиций!
{Возгласы одобрения.) Члены палаты общин, члены
палаты лордов, поступайте, как вам заблагорассу-
дится, мы обратимся не к вам, а к избирателям —
вашим подлинных хозяевам. {Гром аплодисментов,
переходящий в продолжительные аплодисменты.)
Лига обращается к избирателям, к этим создателям
законодателей, и говорит им, что они плохо выпол-
нили свою задачу; она очень советует им выполнить
ее лучше при первом же случае. {Снова аплодис-
менты,) Именно на эту почву мы и переносим нашу
Лига более
не будет
входить с
петициями в
парламент, а
обращается
напрямую к
избирателям,
к создателям
законодате-
лей
239
борьбу, и наши средства и способы в ней не клеве-
та, не введение в заблуждение, не коррупция, как
злобно утверждают наши враги, а неустанные уси-
лия по убеждению в нашей правоте тех, кто облада-
ет политической властью, интеллектом и независи-
мостью суждений, то есть качествами, облагоражи-
вающими человечество. Заметьте, что с тех пор, как
Лига стала придерживаться этой новой линии пове-
дения, в характере и итогах выборов произошли за-
метные изменения. Противники Лиги ищут темные
углы и грязные пятна в натуре человека, чтобы
именно на всем отрицательном соорудить свое зда-
ние; люди, пользующиеся монополией, можно ска-
зать, на всю британскую землю, говорят, ухмыляясь,
какому-нибудь портному или сапожнику: “А разве у
вас не маленькая монополия? Поддержите нас, и мы
поддержим вас”. Они играют на дурных страстях,
на всем том, что есть безумного и низкого в челове-
ческой природе. Лига же стремится выдвинуть на
передний план принципы и истину; пробуждая не
низменное, а божественное в душе человека, она по-
могает людям обрести дух независимости, без кото-
рого ни всякие институции, ни политические гаран-
тии, ни избирательное право не создают и никогда
не создадут из массы людей великого и свободного
народа. И вот за это-то нам дают клички “ино-
странцев” и “пришельцев”...»
Далее оратор приводит статистические данные, показываю-
щие, что смертность и преступность всегда находятся в
прямой функциональной зависимости от повышения цен на
продукты питания. Он продолжает:
Смертность
и преступ-
ность нахо-
дятся в пря-
мой зависи-
мости от
повышения
цен на про-
дукты пита-
ния
«Таков опыт многих лет, резюмированный в циф-
рах. Он выявляет результаты нынешней системы.
Этот ужасный подсчет показывает, как сламлива-
ются и душа и тело, как благородные и естествен-
ные устремления перерождаются в преступления,
как любовь к семье уступает место неизлечимой
склонности творить зло, как разврат и прочая ис-
порченность, так сказать узакониваются актом за-
конодателей. (“Слушайте! Слушайте!”) О, клянусь
240
перед небом и землей, пусть я буду лучше осужден
и сяду в тюрьму за какое-нибудь из многих престу-
плений, к которым подталкивают наши неправедные
законы, но я никогда не войду в число тех, кто поль-
зуется этими законами, чтобы извлекать золото из
чрева, из сердца, из сознания и души своих братьев!
{Бурные восклицания: люди встают, машут шля-
пами и платками.)
Не скажут ли нам, что надо продолжить опыт?
Что надо еще и еще раз испробовать действие та-
рифа Роберта Пиля или каких-либо новых форм мо-
нополии? Но это значит экспериментировать на ли-
шениях, неуверенности, страданиях, голоде, на пре-
ступлениях и смертях. Есть старая медицинская
аксиома, что экспериментировать можно лишь на
мелких тварях. Но вот перед нами законы, которые
представляют собой экспериментирование на теле
великого и несчастного народа. {Аплодисменты.)
Хватит! Мы уже достаточно набрались опыта, чтобы
пробудить наши души. Мужчины, женщины, дети,
поднимемся все и начнем готовиться к крестовому
походу против гнусной несправедливости, против
узаконенного беззакония, и не будем слушать ника-
ких предложений, если они не ведут к уничтожению
этого беззакония навсегда.
Жители столицы, вставайте в наши ряды и зай-
мите в них то место, которое вам подходит и подоба-
ет. Будем сочетать наши усилия, будем трудиться и
действовать без устали, пока наши глаза не увидят
столь желанную картину: великан свободного труда
отдыхает на развалинах всех монополий. {Аплодис-
менты.) За такую картину мы и агитируем из года
в год, и пока остается хоть один атом ограничений в
своде законов, пока остается налог на повседневную
пищу народа, пока будет существовать хотя бы один
закон, противоречащий правам промышленности и
труда, — до тех пор мы не откажемся от нашей аги-
тации. Нет, нет, нет и нет! {Громкие аплодисменты.)
Мы идем к нашей цели и будем идти к ней, пока не
завершим нашего дела, ибо мы убеждены, что доби-
ваемся благополучия не некоторых, а всех, даже та-
16-2514
241
Свобода
торговли
будет спо-
собствовать
развитию
нравствен-
ности и ин-
теллекта,
соединит все
народы уза-
ми братства
ких, кто в собственном ослеплении не видит своих
же интересов; мы убеждены, что универсальная,
всеобщая свобода гарантирует и сохранение самого
обширного земельного владения, и достойное возна-
граждение скромнейшего труда того, у кого нет ни-
чего кроме собственных рук. Мы верим, что свобода
торговли будет способствовать развитию нравствен-
ности и интеллекта, будет демонстрировать всем
классам их зависимость друг от друга, требующую
сотрудничества; она соединит все народы узами
братства и осуществит, наконец, чаяния великого по-
эта, который — повторю это — в такой же день, как
сегодня, был дарован Шотландии и миру:
Помолимся за то, чтоб скоро наступил —
он должен наступить — тот день,
когда на всей земле
любой любому человеку будет братом!
{Восклицания и аплодисменты долго не смолка-
ют в зале после того, как уважаемый оратор по-
кинул трибуну.)»
После г-на Фокса выступают г-н Милнер Гибсон и преподоб-
ный Дж. Бернет. Заседание заканчивается в 11 часов.
Второе собрание в театре Ковент-Гарден
1 февраля 1844 года
Второе еженедельное собрание Лиги, состоявшееся во втор-
ник вечером в театре Ковент-Гарден, привлекло многочислен-
ную публику, преисполненную энтузиазма. Повсюду в зале
произносят имя лорда Морпета. Обсуждают вчерашнюю встре-
чу в Уэйкфилде между уважаемым лордом, членом последней
администрации, и г-ном Кобденом. Эта новость сначала вызва-
ла большое удовлетворение, но затем последовало разочарова-
ние, когда узнали, что Его Милость не вполне соответствует на-
деждам, которые Лига возлагала на его благородство, гуман-
ность и патриотизм.
Председательствующий отчитывается о многочисленных соб-
раниях, прошедших в провинциях со времени последнего засе-
дания, а также о суммах, собранных в фонд Лиги.
В настоящее время в позиции и поведении аристократии
произошли существенные перемены. До сих пор она высокомер-
но не замечала пробуждения общественности и стремилась вве-
сти ее в заблуждение, изображая в качестве целительного сред-
ства против страданий народа всякого рода планы и намере-
ния, в той или иной мере благотворительные, в той или иной
мере осуществимые, и конкретно имея в виду либо ограничение
рабочего дня законом (биллем о десятичасовом рабочем дне),
либо принудительную эмиграцию.
Сегодня, видя, что уже никак не преодолеть Лигу, деятель-
ность которой высокоинтеллектуальна и высоконравственна, ари-
стократия выходит наконец из своего состояния чванливого без-
различия. Затухание ирландского движения и роспуск собрания
в Клонтарфе вселили в нее надежду, что она сможет с помощью
закона добиться прекращения агитации за свободу торговли. Но
в то самое время, когда она называет собрания Лиги опасными и
незаконными, она, впадая в явное противоречие с провозглашае-
мой ею законностью, сама организует широкую систему ассоциа-
ций, взаимодействующих между собой и имеющих целью — под
16*
прикрытием борьбы против Лиги — сохранение и поддержание
монополий и протекционистской политики.
Борьба становится, таким образом, более активной, более
личностной, более ожесточенной. С каждой стороны, со стороны
Лиги и анти-Лиги, надеялись, что их усилия, воздействуя на
деловой рынок, найдут какой-то отклик в речи королевы.
Фритредеры рассчитывали, что сэр Роберт Пиль обстоятельно
расскажет на нынешней сессии о своем плане финансовой и
торговой реформы. И напротив, приверженцы запретительной
системы не сомневались, что премьер-министр, уступая нажиму
большинства, которое, собственно, и поставила его у власти,
отменит некоторые из либеральных мер, принятых в 1842 году.
Но тронная речь, произнесенная как раз сегодня днем, обманула
ожидания обеих сторон. Правительство хранит полное молчание
по поводу бедственного положения народа и способов помочь его
выправить.
Таково основное содержание речей, с которыми выступили на
собрании 1 февраля доктор Бауринг, полковник Томпсон и г-н
Брайт. И хотя их речи должны вызывать у английской публики
больше интереса и волновать ее сильнее, чем чисто
экономические ученые рассуждения, но мы, будучи верны
установленному для себя правилу жертвовать тем, что может
просто нравиться, в пользу того, что может быть поучительным,
не будем сосредоточивать внимание французской публики на
этой новой фазе агитации.
Тем не менее мы полагаем полезным дать краткое описание
встречи лорда Морпета с г-ном Кобденом. Лорд Морпет был
одним из влиятельных членов правительства вигов, на смену
которому в 1841 году пришло правительство тори, и поэтому
легко понять, что его присоединение к твердым принципам Лиги
рассматривалось как важное обстоятельство, могущее сильно
повлиять на позицию партий и на само формирование большин-
ства. Кроме того, манера этих двух людей держать себя, откро-
венность их заявлений и разъяснении их верность принципам
дают, как нам кажется, хорошее представление о нравах и
обычаях конституционного режима, которые могут быть предло-
жены в качестве примера для подражания нашим политикам.
244
Уэйкфилд
Из газеты “Морнинг кроникл”
от 31 января 1844 года
Сегодня вечером в обширном крытом помещении хлебного
рынка Западного Райдинга (Йоркшир) прошла впечатляющая
демонстрация фритредеров. Помещение было великолепно ук-
рашено занавесями и цветами. У банкетного стола были рас-
ставлены шестьсот тридцать три сиденья.
Свои делегации прислали двадцать пять городов Йоркшира.
Кресло председателя занял г-н Маршалл, справа от него сел
лорд Морпет, слева — г-н Кобден.
После обычных тостов и здравиц слово берет председатель.
«Мы собрались сегодня все вместе, независимо от
партийных пристрастий и различия политических
убеждений, чтобы поговорить о преимуществах пол-
ной свободы промышленности, труда и торговли. Мы
считаем этот великий принцип единым и единствен-
ным предметом обсуждения на этом собрании. Здесь
собрались люди, представляющие все направления и
оттенки общественного мнения и намеревающиеся
сохранить независимость своих суждений. Когда мы
оглядываемся вокруг, мы видим, каких высот достиг-
ла Англия благодаря своей промышленности, но ко-
гда мы в то же время знаем, что народ, поднявший
страну так высоко, трудится закованный в цепи, ис-
пытывающий нажим монополий, живущий среди
множества ограничительных преград, не выступает
ли на наших лицах краска стыда? Можем ли мы ос-
таваться простыми свидетелями столь странного яв-
ления, не испытывая в наших сердцах желания по-
святить всю нашу энергию борьбе против такого по-
рабощения, за его полное искоренение, за то, чтобы
наша промышленность была свободной в такой же
мере, в какой свободны у нас личность и мысль?
Я не буду долго распространяться на эту тему,
ибо об этом многое скажут другие. Ограничусь тем,
что приведу лишь одно доказательство благородства
и гуманности нашего дела и его эффективности на
практике. Доказательство это — неуклонно расту-
щее число приверженцев наших принципов, которые
245
из всех классов общества и из всех мест королевства
приходят в наш лагерь. Такие успехи достигнуты
Лигой не уступками и не какими-либо сделками на-
счет принципов. Именно принцип нам помог, он за-
лог нашего союза и нашей силы. И нас вдохновляет
то обстоятельство, что теперь нас твердо поддержи-
вают представитель не только промышленных клас-
сов, но и самых благородных и самых богатых зе-
мельных собственников (аплодисменты) и самых
умелых и самых богатых земледельцев. Мы госте-
приимно принимаем наших новых сторонников, но с
особой теплотой мы говорим “Добро пожаловать”
лорду Морпету. (Собрание встает как один чело-
век, аплодисменты не стихают несколько минут.
Иногда наступает тишина, но тотчас снова
слышны возгласы и рукоплескания.) Лорда Морпета
нельзя назвать новообращенным в веру свободы
торговли, ибо он не впервые участвует в собраниях в
Западном Райдинге. И потому что мы знаем его хо-
рошо, потому что мы ценим в нем и человека, и го-
сударственного деятеля, потому что мы восхищаемся
его могучим интеллектом и качествами его сердца
— по всему этому возвращение к нам лорда Морпе-
та мы воспринимаем с уважением и сердечностью,
приобретя в его лице столь благородного человека,
сотрудничающего с нами в нашем деле. Джентльме-
ны, поднимем бокалы за здоровье высокочтимого
виконта Морпета!»
Лорд Морпет встает под аплодисменты и, выразив
благодарность за лестные отзывы о нем, продолжает:
«Если не ошибаюсь, главная цель этого собра-
ния — почтить и поощрить Лигу от имени йоркшир-
ского Западного Райдинга, а также приветствовать
присутствующую здесь делегацию Лиги и определить
наше отношение — в той степени, в какой это зависит
от нас, — к вопросу о полной и немедленной отмене
хлебных законов. (Бурные аплодисменты.) Вы сказа-
ли мне, что именно такова цель настоящего собрания.
(Возгласы: "Да, да, правильно!”)
Что ж, я знаю, что мои друзья и мои враги спро-
сят меня, готов ли я пойти так далеко. В последний
246
раз, как вы, наверное, помните, я занимался хлеб-
ными законами в 1841 году, когда, будучи членом
кабинета, я выступил одним из инициаторов твердой
пошлины в восемь шиллингов. (“Слушайте! Слу-
шайте!”) Это предложение повлекло за собой нашу
отставку, потому что защитники нынешней системы,
которые были тогда нашими противниками, а ва-
шими противниками остаются и сегодня, сочли, что
мы идем на слишком большие уступки и что наша
мера излишне либеральна по отношению к потреби-
телю. Однако — и подчеркну, что дело вовсе не в
том, что тогдашний неуспех изменил меня и что на-
ша отставка меня поколебала, — однако, повторяю,
теперь уже слишком поздно договариваться и вхо-
дить в сделки на основе только что названных мною
понятий и аргументов. {Собрание встает и с энту-
зиазмом аплодирует,) То, что в ту пору именова-
лось законодателями империи словечком “слиш-
ком”, сегодня надо называть “слишком мало”. И
добавлю еще, что сам факт моего присутствия здесь,
когда никто не оказывал на меня никакого воздей-
ствия, никто ничего не советовал, а я сам был себе
советчиком, — этот факт доказывает вам, джентль-
мены, что я признаю благородный порыв и ценю
энергию Лиги (не неся, разумеется, ответственности
за все без исключения, что она могла говорить и что
могла делать) и что я с одобрением и симпатией от-
ношусь к вам, мои йоркширские избиратели, видя,
как мужественно вы боретесь и притом — как вы это
недавно показали — с какой душевной щедростью
боретесь за дело, от которого, как вы полагаете, и
полагаете совершенно справедливо {аплодисменты),
зависят ваши коренные, жизненные интересы.
Но, джентльмены, хотя мне и было бы легко ос-
таваться в рамках общих и довольно-таки расплыв-
чатых высказываний и воздерживаться от произне-
сения слов, противоречащих вашим идеям, даже
тем, которые вы считаете абсолютными и непрере-
каемыми, все же я в вашем присутствии, в присут-
ствии ваших гостей решусь несколько поубавить ап-
лодисменты, которыми вы меня встречаете, и не-
сколько охладить теплоту приема, оказанного мне,
247
ибо я считаю своим долгом сказать, что я не готов
запретить самому себе на будущее — предполагая
самые разные обстоятельства: либо я буду думать о
вполне определенных требованиях казначейства, ли-
бо не увижу никакого другого эффективного реше-
ния волнующего нас вопроса, либо, наконец, я сочту
реализацию моей идеи большим шагом на верном
пути, так вот, я не могу запретить себе согласиться,
при случае, с правомерностью и полезностью твер-
дой и умеренной пошлины. {Крики: “Нет, нет, это
нам не подходит!” Возгласы и жесты неодобрения.)
Я ожидал, что свобода, которая, между прочим,
есть и моя свобода, вызовет ваше несогласие. Но
высказавшись так, как это и подобает всякому чест-
ному человеку, который, правда, не всегда предви-
дит, куда завлекут его последствия его слов, я хочу с
такой же откровенностью сказать и еще кое-что: я
вовсе не являюсь фанатичным приверженцем твер-
дой пошлины. По правде говоря, будучи сведенной к
умеренному уровню, о чем я только что сказал, она
уже не представляется мне столь значимой, какой ее
видят и ее защитники, и ее противники. И я, по
меньшей мере, убежден, что уж лучше действитель-
но полностью и немедленно отменить нынешний за-
кон, чем позволить ему действовать целый год.
{Гром аплодисментов.) И даже если где-то в тече-
ние нынешнего года удастся добиться полной и не-
медленной отмены — а я подозреваю, что так и бу-
дет, джентльмены, если решение будет зависеть от
вас, — то я не буду по этому поводу печалиться, ни
долго и упрямо придерживаться прежних взглядов.
{Аплодисменты.)»
Далее Его Милость говорит, что разделяет удовлетворение,
выраженное собранием, когда г-н Плинт выступил с отчетом об
успехах дела свободы. Он предложил следующий тост: “За
процветание Западного Райдинга, и пусть сельскохозяйственные,
промышленные и торговые классы будут единодушны в том, что
их действительные и постоянные интересы неразрывно
взаимосвязаны и имеют своей самой прочной основой свободу
труда и обмена”.
248
Обрисовав в доброжелательных выражениях положительные
результаты свободной торговли, уважаемый и благородный
лорд добавляет:
«Я не хочу, джентльмены, развивать здесь слиш-
ком серьезную и слишком высокопарную аргумента-
цию, мало гармонирующую с характером нашего се-
годняшнего праздника, хотя я не сомневаюсь, что
ваша решимость далека от безмятежности и вполне
серьезна. (Возгласы: “Да, да, мы полны реишмостиГ)
Но вот что я хотел бы заставить понять наших про-
тивников, противников свободы промышленности: их
система идет наперекор самой природе и законам,
которыми управляется вселенная. (Аплодисменты.)
Ибо, джентльмены, как вы думаете, каково истинное
значение великого разнообразия на всем земном ша-
ре? Здесь — нужда, там — избыток; в одном месте —
бедность, в другом — достаток и свобода. Поэты ино-
гда любят слушать, о чем разговаривают прибреж-
ные ветры, какие слова можно различить в горном
эхо. Но подлинные слова, которые говорит нам при-
рода, бесконечно разнообразная природа, вот они:
“Трудитесь, обменивайтесь!” (И т.д.)».
Мэр Лидса поднимает тост за здоровье гг. Кобдена, Брайта
и других членов делегации Лиги.
Слово берет г-н Кобден. Несколько минут овации не позво-
ляют ему начать. Когда тишина восстанавливается, он говорит,
что лишь частично принимает на свой счет и на счет г-на Брай-
та похвалы, высказанные мэром Лидса. В Лиге есть немало
энергичных работников, представителей рабочего класса, о ко-
торых мало кто слышал кроме как в совете Лиги, но которые
трудятся так же беззаветно и действенно, как и те, кто по роду
своей деятельности чаще бывают в контакте с публикой. Выска-
зав еще некоторые соображения, оратор продолжает:
«На одной из других встреч нам возразили так:
хлеб является одним из продуктов, подлежащих на-
логообложению. Джентльмены, мы, как фритредеры,
не собираемся вмешиваться в налоговую систему
страны, и если предлагают несколько увеличить за-
конным и справедливым образом налог на хлеб, но
249
так, чтобы он какими-то окольными путями не при-
вел к обогащению ненавистной всем монополии, то я
не думаю, что мы, как члены Лиги, должны всегда
выступать против подобных предложений, хотя, надо
признать, налог на хлеб — это такая мера, какую не
встретишь даже в самых варварских странах, при-
том на протяжении всей их истории.
Однако что нам предлагают конкретно? Нам
предлагают обложение иностранного хлеба без об-
ложения хлеба туземного — извиняюсь, нашего.
Внешней, показной стороной такого способа дейст-
вий выступает зашита национального производите-
ля. Но нет, тут мы уже против, потому что здесь
приложила свою руку монополия. Мы противимся
этому, основываясь на нашем принципе, и наша оп-
позиция тем более энергична, что речь идет об об-
ложении, не дающем никакой компенсации огром-
ному большинству тех, по кому она ударяет. Прави-
тельство не может защитить промышленников и
рабочих, и хлебная монополия по отношению к ним
есть чистая несправедливость. Если и имеются лю-
ди, желающие честно установить налог на хлеб, то,
чтобы показать безукоризненность своих намерений,
пусть они предложат этот налог в виде акцизного
сбора при помоле зерна. Лично я против хлебного
налога в любом виде. Но как фритредер я говорю,
что если хотят такого хлебного закона, который не
навязывал бы стране монополию, то зерно любого
происхождения должно облагаться при его помоле,
а, значит, иностранное зерно должно свободно вво-
зиться в страну. Тогда любой, едящий хлеб, будет
платить соответствующий налог, а любой, произво-
дящий зерно, не получит какой-либо выгоды от та-
кого налога. Я думаю, что когда поступит предло-
жение такого рода, страна не станет волноваться,
потому что, например, налог на соль никому не дает
несправедливых преимуществ. (Аплодисменты.) И
если нужно, чтобы казначейство получало доход
также и от хлеба, то оно получит вдесятеро больше
от налога на зерно при помоле, чем от таможенного
250
обложения, причем в первом случае цена на хлеб
будет не выше, чем во втором1».
Г-н Кобден отвечает на обвинения в адрес Лиги в том, что
она, мол, слишком абсолютно понимает свои собственные прин-
ципы. Он призывает собрание никогда не отделять абсолютные
принципы от абсолютной справедливости. Наши успехи, говорит
он, ясно показывают, какая сила заключена в твердом отстаи-
вании принципов. Нам нужно просветить народ, а что нас в
этом поддерживает? Истина, справедливость, бдительность,
чтобы не обольститься каким-нибудь временным преимущест-
вом, односторонними партийными соображениями или парла-
ментской стратегией. Оратор продолжает:
«Мы не политики и не государственные деятели и
никогда не стремились ими стать. Мы, почти неожи-
данно для самих себя, были оторваны от наших
обычных, повседневных дел и занятий. Я торжест-
венно заявляю: если бы лет пять назад я мог пред-
видеть, что постепенно, последовательно и как бы
незаметно окажусь на позициях, которые занимаю
сейчас и с которых нет пути назад иначе как ценой
потери чести и достоинства {бурные восклицания),
если бы я предвидел, говорю я, как много придется
пожертвовать времени, денег, просто отдыха у до-
машнего очага ради нашего великого дела, то, хотя
я и предан этому делу всей душой, я не осмелился
бы, памятуя не только о самом себе, но и о тех, кому
1 Это легко понять. Допустим, что потребление зерна в
Англии составляет 60 млн гектолитров, из которых 54 млн
производится внутри страны, а 6 млн ввозится из-за гра-
ницы.
Предположим также, что эта последняя часть зерна
имеет оптовую цену, цену в зернохранилищах, 29 франков
за гектолитр. Пошлина в 2 франка при помоле охватит все
60 млн гектолитров и даст казначейству 120 млн. Кроме
того, она установит цену хлеба на рынке в 22 франка.
Таможенная пошлина в 2 франка тоже установит цену
на хлеб в 22 франка, поскольку следует ожидать, что ино-
странцы не будут продавать его дешевле. Но пошлина в
этом случае распространяется только на 6 млн гектолит-
ров, что даст казне лишь 12 млн.
Образующаяся разница идет в карманы монополистов.
251
сама природа дала священное право распоряжаться
моим существованием, я не решился бы принять
роль, которая выпала на мою долю. (Восклицания.)
И тем не менее наше дело понемногу росло и те-
перь поднялось до уровня большого политического и
общенационального вопроса. Но сейчас, когда мы
превратили наше дело в первоочередное из всех дел,
которыми занимается сенат, нам не хватает наших
людей в сенате — людей, чья репутация как опыт-
ных государственных деятелей была бы признана
общественностью, людей, чье социальное положение,
привилегии и даже их предки делают их политиче-
скими руководителями в глазах народа; нам не хва-
тает таких людей в палате, которой мы могли бы
доверить развязку, завершение всей нашей борьбы.
(Аплодисменты.)
У меня было — и остается — одно глубокое чув-
ство, преобладавшее над всеми остальными, когда я
вошел сюда, зная, что встречу здесь безукоризнен-
ного государственного деятеля, которого избиратели
сочли пригодным и достойным больше, чем иные
другие, вести государственные дела страны, мое
главное чувство, повторяю, — это надежда привет-
ствовать нового Моисея, который поведет нас через
пустыню в землю обетованную. (Долго не смолкаю-
щие одобрительные восклицания.) Я торжественно
заявляю от моего имени и от имени моих коллег, что
мы с радостью вручим наше дело такому человеку,
если он будет защищать наш принцип в палате об-
щин. Мы будем счастливы трудиться в последних
рядах, там, где наше служение наиболее эффектив-
но, чтобы помочь такому государственному деятелю
связать свое имя с величайшей реформой — да что
я говорю? — с величайшей революцией, какую знал
когда-либо мир. (Аплодисменты.)
Джентльмены, я не отчаиваюсь (восклицания),
ибо мы будем работать еще один год. (Аплодисмен-
ты.) Насколько я понял, уважаемый лорд говорил
об одном годе, он просил один год. Да, мы охотно
поработаем для него один год. (Аплодисменты.) И
когда он углубленно обдумает наши принципы, ко-
252
гда он будет всецело убежден в справедливости на-
шего дела, когда его спокойные размышления, ведо-
мые чистой совестью, приведут его к убеждению, что
право и справедливость на нашей стороне, тогда,
надеюсь, по окончании года, который он сам себе
отвел, он смело поднимется в палате общин, чтобы
запечатлеть на нашем деле печать триумфа. {Бур-
ные восклицания.)
И все же, выразив эту искреннюю надежду, я
должен напомнить вам, что мы присутствуем здесь
как члены Лиги. Мы верны нашему принципу и, так
сказать, связаны им. И я должен сказать вам, гра-
ждане Западного Райдинга, что ваш долг — быть
постоянными и несгибаемым в вашей приверженно-
сти этому принципу. Может понадобиться, чтобы вы
пожертвовали вашими личными склонностями и
привязанностями, пусть они кажутся вам уместны-
ми и правомерными, чтобы вы, как избиратели на-
шей страны, были готовы принести любую жертву,
какая будет необходима. Я не собираюсь ни угож-
дать, ни угрожать нашему благородному лорду. Я
знаю, что он все взвесит и обо всем рассудит сам,
обладая компетентностью, широтой ума и целостно-
стью характера. Что же касается нас, то взятые на-
ми обязательства распространяются не на вигов и
не на тори, а на народ. На том я и закончу. Благо-
родный лорд сказал нам: “Да хранит вас Господь,
вы на правильном пути, и я надеюсь, что вы и
дальше будете по нему идти под вашим победонос-
ным знаменем”. А я, я говорю ему: “Вы на пра-
вильной тропе, да хранит вас Бог, чтобы вы не свер-
нули с нее!”».
Было много ораторов, говоривших убедительно и красноре-
чиво. Участники встречи долго оставались под впечатлением
услышанного, но это событие чрезвычайной важности так и со-
хранило отпечаток неопределенности. Гости разошлись в пол-
ночь, для них были подготовлены специальные железнодорож-
ные составы, чтобы развезти их по домам.
Еженедельное собрание Лиги
15 февраля 1844 года
В четверг вечером в театре Ковент-Гарден состоялось ежене-
дельное собрание Лиги. В отсутствие г-на Джорджа Вильсона
место председателя занял член парламента г-н Вильерс. Приво-
дим выдержку из его выступления:
В наше вре-
мя немало
стяжателей,
не упускаю-
щих случая
извлечь вы-
году из не-
знания и
апатии наро-
да, не пони-
мающего,
каковы же
его собст-
венные под-
линные ин-
тересы
«Господа, наш уважаемый друг г-н Вильсон, вы-
нужденный задержаться в своей поездке по сельским
местам, просил меня занять кресло председателя.
Несмотря на нехватку опыта я согласился, потому
что полагаю, что настало время, когда никому нельзя
переваливать груз на плечи другого и отказывать в
чистосердечной помощи во всем, что относится к де-
лам нашей большой и полезной ассоциации.
Цель Лиги — благополучие народа, а зловещая
цель, которой мы противостоим, это, к несчастью,
власть и диктат парламентского большинства. Так
что Лиге приходится преодолевать серьезнейшие
трудности, и поэтому ей надо удвоить усилия. {Ап-
лодисменты.) Мы живем в такое время, когда име-
ется немало стяжателей, не упускающих случая из-
влечь выгоду из незнания и апатии народа, не по-
нимающего, каковы же его собственные подлинные
интересы, и не приходится надеяться, что к власти
придет справедливое и мудрое правительство ка-
ким-то иным путем, нежели в результате мощного
нажима со стороны просвещенной общественности.
Достижению именно такого результата, борьбе за
ликвидацию гнусных и корыстных происков нынеш-
ней законодательной власти Лига посвящала и по-
свящает свою неустанную и самоотверженную рабо-
ту, Старания ее противников оклеветать ее и ее цели
показывают, что они боятся ее успехов и что ее
твердость и решимость обманула их ожидания.
Цель Лиги всегда была ясной и определенной, и я
не слышал, чтобы она перестала быть таковой. Лига
стремится популяризировать, сделать понятными для
всех идеи в области промышленности и торговли,
предложенные и провозглашенные величайшими ума-
ми. (“Слушайте! Слушайте!”) Эти идеи, благодаря
своей истинности, вполне доступны пониманию самых
обычных людей, а их воплощение в жизнь, диктуемое
условиями и обстоятельствами, существующими в
нашей стране, приветствуется и ожидается всеми под-
линно практичными, предусмотрительными и опытны-
ми гражданами страны. Эта цель, в каком бы кривом
зеркале ни показывали ее монополисты и прислужи-
вающие им министры, заслуживает одобрения и под-
держки со стороны всякого, чье сердце устремлено к
благу и справедливости.
После нашего последнего собрания модное у вла-
стей словечко, с помощью которого они стараются
заглушить жалобы наших ирландских братьев {мно-
гочисленные восклицания), — я имею в виду слово
“конспирация”, — так вот, это словечко стало прила-
гаться и к нашим собраниям. {Иронический смех.) На
каком основании и в какой мере оно применимо к
нам? Мне это неведомо. Но я могу понять, что по-
скольку нам приписываются ложные цели, то нет ни-
чего удивительного в том, что в лагере противника
гневаются и тревожатся; однако, если нас называют
конспираторами, заговорщиками, то делают это не
иначе как по указке человека, который заявил одна-
жды, что идеи, за которые мы боремся, суть идеи
здравого смысла1. (Смех.) Ну конечно же, нет ничего
страннее здравого смысла для тех, кто основывает
всю власть и могущество на предрассудках, неведе-
нии и расколе народа, у кого есть причины бояться
мудрости народа и кто ничего не выигрываем от ум-
ножения и совершенствования познаний народа. (Ап-
лодисменты.) И если они теперь развертывают про- *
“Утверждать, что народ обогащается посредством искус-
ственно вызванного недоедания, — это политика, противо-
речащая здравому смыслу”. (Сэр Джеймс Грэм, министр
внутренних дел.)
Лига стре-
мится сде-
лать понят-
ными для
всех идеи,
провозгла-
шенные
величайши-
ми умами
Нет ничего
страннее
здравого
смысла для
тех, кто ос-
новывает
свою власть
на предрас-
судках, не-
ведении и
расколе на-
рода, для
тех, у кого
есть причи-
ны бояться
умножения
знаний на-
рода
255
тив Лиги новое наступление, то, наверное, их можно
извинить за это, потому что такое наступление поро-
ждено их же собственной и печальной для них убеж-
денностью в том, что наши идеи преуспевают несмот-
ря ни на что и близится время, когда глубокое чувст-
во и ощущение, именуемое здравым смыслом, будет
господствовать во всей стране. И здесь, я думаю, они
правы: решительно все способствует такому итогу,
даже поведение и разные приемчики со стороны ан-
ти-Лиги, которая, видимо, руководствуется чем угод-
но, но только не здравым смыслом.
Если уж хотят как-то оправдать существование
закона, вызвавшего столь мощное его неприятие, то
требуется нечто иное, сам здравый смысл требует
иного, нежели злопыхательство, составляющее со-
держание их красноречия. Да, нужно нечто иное,
чтобы приукрасить закон, о котором все говорят, что
он принят единственно ради того, чтобы голод власт-
вовал на христианской земле. (“Слушайте! слушай-
те!”) И вот этот закон, осужденный авторитетными и
компетентными людьми, Расселами и Фицвильямса-
ми, осужденный самим зрелищем бед и несчастий,
которые он распространяет среди растущего населе-
ния, — этот закон поддерживается законодателями,
отстаивающими совершенно определенные денежные
интересы. Повторяю: если грубая клевета — это их
единственный ответ на серьезнейшие обвинения в их
адрес, значит у них нет никакого другого ответа. Но в
таком случае народ уже близок к пониманию того,
что когда требуют законного вознаграждения за че-
стный труд, естественных прибылей для капиталов,
отказа от губительного вмешательства некоторых за-
конов, сохранения за бездельничающим и непроизво-
дительным классом его собственности и не более того,
то тем самым провозглашается не только доктрина
здравого смысла, но и доктрина извечной справедли-
вости. “Конспираторы”, “заговорщики”, которые объ-
единились, чтобы распространять эту доктрину среди
народа, встретят, несмотря на противоправную цен-
зуру и несправедливую критику, исходящую от вла-
стей, доброжелательное и сердечное отношение к себе
256
признательного им народа. (/7родолжителъные ап-
лодисменты.)»
Собрание заслушивает членов парламента гг. Юма и Кри-
сти. Затем слово предоставляется г-ну Дж. В. Фоксу:
«Если бы уважаемые члены парламента, которых
вы выслушали, получили приговор, ныне слетающий
с уст судьи гораздо реже, слава Богу, чем в стари-
ну, а именно: “Пусть их отправят туда, откуда они
пришли”, — то все равно, я думаю, они заявили бы
в палате общин, что Лига еще жива. А ведь не да-
лее как вчера там утверждалось, что после выступ-
ления сэра Роберта Пиля в первый день сессии на-
ша агитация упала до уровня, которым можно пре-
небречь2. (Смех.) Да, она все падала и падала — от
поступлений в ее фонд в 50 тыс. ф. ст. до поступле-
ний в 100 тыс. ф. ст., от маленьких провинциальных
собраний до собраний роскошных, как сегодняшнее,
от униженной роли подателя петиций в палату до
чести служить поводырями в борьбе самих хозяев
этого законодательного учреждения. (Возгласы одоб-
рения.) Какое же непроницаемо туманное, преврат-
ное, странное представление надо иметь о Лиге,
чтобы вообразить, что она тотчас исчезнет, стоит на
нее дунуть членам парламента или министрам ко-
роны! Неужели законодатели, находящиеся в услу-
жении монополии, рассматривают Лигу как ни-
чтожную группку, как жалкого подручного каких-то
партий, то есть как вещь, гораздо более знакомую
им, чем великие принципы правды и справедливо-
сти, чем могучее движение национального сознания?
И тот самый министр, склониться перед волей
которого Лига расположена меньше всего, тот са-
мый министр, чьи уста так часто выражали нам то
похвалу, то порицание, ведь это он некогда расцени-
вал как разрушительные для политического строя и
религиозных учреждений королевства те самые ме-
ры, которые теперь он вроде бы готов провести в
жизнь. Но существование Лиги и ее будущая победа
2 Сэр Роберт Пиль заявил, что в его намерения не входит
пересмотр хлебного закона.
17-2514
257
Лига отвер-
гает любой
союз с пар-
тиями
Наша сила
— в нашем
принципе
Свобода
торговли
предопреде-
лена самим
Богом как
один из ша-
гов на пути к
совершен-
ной цивили-
зации
Противники
Лиги копи-
руют ее
действия
не зависят ни от сэра Роберта Пиля, ни от любого
другого партийного лидера. Мы отвергаем всякий
союз с партиями. Недавно анти-Лига хвасталась,
что к ней присоединилось большое число вигов. Тем
хуже для вигов, но не для Лиги. (“Слушайте!”)
Наша сила — в нашем принципе, в уверенности, что
свобода торговли предопределена самим Богом как
один из шагов на пути к совершенной цивилизации.
Да, права промышленности на свободу обмена мо-
гут на какое-то краткое время быть нарушены, от-
менены какой-нибудь хитростью или насильственно,
но они не могут отсутствовать постоянно вопреки
требованиям всего человечества. (Аплодисменты.)...
Однако то, чего монополия не смогла сделать,
используя все ресурсы отнюдь не беспристрастного
законодательного учреждения, она надеется сделать
с помощью добровольных, ассоциаций и комбиниро-
ванных усилий. Будучи недовольна большой анти-
Лигой, то есть палатой, лордов, и дополнительной
анти-Лигой, то есть палатой общин, она, монополия,
усеивает страну крохотными ассоциациями, которые
тянут одну и ту же песню:
О, дайте моему суденышку поднять парусишко, и
поплыву я под тем же ветром и к той же победе.
Вы только посмотрите, как они умеют обезьянни-
чать! Они чуть ли не во всем подражают нам. Они
начинают с петиций парламенту как раз тогда, ко-
гда мы с петициями покончили. О ни ругают нас за
агитацию. “Агитация безнравственна!” — восклица-
ет герцог Ричмондский и, восклицая, возглавляет
новую, свою агитацию... Монополисты заявляют, что
нас надо наказывать и сажать в тюрьмы, как того
требует закон. Но если наши суды беспристрастно
распределяют наказания, то разве вышеназванные
ассоциации, копируя наши действия, не дают нам
тем самым гарантию против всякого наказания?
Меня вовсе не задевает словечко “конспирация”3,
и, начиная свое выступление здесь, я мог бы вы-
брать это слово или любое другое я обратиться к
3 Следует напомнить, что эта речь произносилась, когда
шел судебный процесс над О’Коннелом.
258
вам, например, так: “Мои дорогие конспираторы”. Я
не считаю себя обесчещенным, когда ко мне приле-
пляют это выражение или какое-нибудь иное, ибо я
сознаю, что преследую законную цель, пользуясь
законными средствами. (Аплодисменты.)
И еще. Сколь бы специален ни был предмет на-
шего сегодняшнего собрания, я покраснел бы и за
свое, и за ваше поведение, если бы мы, пользуясь
привилегией свободы слова и свободы собраний, не
выразили нашу солидарность с нашими ирландски-
ми братьями, которым угрожает тюрьма за то, что
они решили воспользоваться этими же самыми сво-
бодами. (Бурные и продолжительные восклицания.)
Тем самым мы выражаем и нашу внутреннюю соли-
дарность, внутри нашего сообщества. А тому чело-
веку. которому сейчас угрожает тюрьма, не нужна
жалостливая симпатия; он будет и находясь в тю-
ремной камере господствовать над мыслями, серд-
цем, чувствами народа, которому он посвятил свою
жизнь. (Снова восклицания.)
Своим существованием у нас свобода обязана
нам самим; она самое священное и самое дорогое из
прав, которыми обладает народ нашей страны, —
право свободно собираться, притом собираться в
числе, пропорциональном масштабам страданий на-
рода, чтобы высказывать свое неудовлетворение и
требовать изменить положение. Этому праву ничто и
нигде не должно угрожать, а если кому-нибудь и
станут грозить, тотчас поднимется мощная волна
протеста со стороны всех тех, кому дороги свобода
общества и интересы народа, у которого нет других
гарантий, кроме мужественных выступлений и духа
независимости таких людей. (Восклицания.)
Вернусь, однако, к вопросу об ассоциациях сто-
ронников запретительных мер. Обвинять во всем
Лигу — такова, по-видимому, их первая мысль и
первейшая забота. Но в чем они нас обвиняют?
Среди пустых и мелких наскоков самые жалкие и
неприглядные выступают на передний план. В пер-
вой же резолюции, принятой одной из таких сель-
скохозяйственных ассоциаций, заявляется, к приме-
ру, что Лига поступает недопустимо, отправляя в
Лига пре-
следует за-
конную
цель, поль-
зуясь закон-
ными сред-
ствами
Право сво-
бодно соби-
раться в
числе, про-
порциональ-
ном масшта-
бам страда-
ний народа
17*
259
Упреки в
адрес Лиги:
недопустимо
отправлять в
поездки по
стране про-
фессоров,
живущих на
заработную
плату, вы-
плачивае-
мую Лигой
Членами
Лиги движет
любовь к
справедли-
вости
поездки по стране профессоров и преподавателей,
живущих на заработную плату, которую выплачива-
ем им мы. Но, по крайней мере, они не могут обви-
нить нас в том, что мы оплачиваем смутьянов, чтобы
устраивать беспорядок на наших собраниях. Они
забывают также, что сама Лига располагает таким
потенциалом знаний, что никакого человеческого
богатства не хватит, чтобы оплатить его. Этот по-
тенциал внешне незаметен, но он могуч, он снизошел
с Небес, чтобы вселиться в сердца людей. Его мощь
раскрывает уши слушающим и растворяет уста го-
ворящим. Эта мощь бессмертна, она повсюду рас-
чищает путь к свободе и к свержению гнета и имя
ей, этой мощи, — любовь к справедливости. (Апло-
дисменты.)
Эти ассоциации ругают нас также за наши пети-
ции в парламент, и это теперь, когда мы от петиций
отказались! Про нас рассказывают всякие нелест-
ные истории, в том числе анекдотические. Вот, мол,
один человек поставил множество фальшивых под-
писей под петицией против хлебного закона. Они не
затрудняют себя даже отбором подобных сюжетов,
не брезгуя и совсем кощунственными. Другого чело-
века, дескать, видели на кладбище, где он вписывал
под петицией имена, прочитанные на могильных па-
мятниках. (Смех.) А ведь даже если какой-нибудь
несчастный именно так и сделал, то не у него, а у
наших противников притупилось нравственное чув-
ство, если она решаются использовать факт такого
рода в поддержку своих обвинений. Да и так ли уж
кощунственно поступил несчастный? Множество
умерших заполняют наши кладбища в городах и
сельских местностях, и сколько из них умерло из-за
этого проклятого закона? О, если бы мертвые могли
присоединиться к нам в нашей борьбе, то мириады
их имели бы полное право и основание подписывать
такие петиции! Они стали жертвами система, кото-
рая все еще лежит тяжким грузом на живущих. Ес-
ли бы существовала сила, могущая вернуть к жизни
мертвецов, если бы вместе с их жизнями вновь ожи-
ли их давние мысли и чувства, если бы могилы вер-
нули нам тех, кто был похоронен без пышных цере-
моний и без молитв, ибо:
260
Лишь маленький колокольчик торопит бедняка
в последний путь. —
Да, если бы они все устремились из мест вечного
отдохновения к дворцу, где решают, кому жить, а
кому умереть, — о! тогда улицы около парламента
были бы тесно заполнены толпой и стали бы непро-
ходимыми; тогда понадобилась бы армия с Веллинг-
тоном во главе, чтобы пробить дорогу сенаторам; и,
быть может, тогда и сами сенаторы захотят попасть
в свой роскошный зал только для того, чтобы услы-
шать молитвенные слова вестминстерского настоя-
теля: “Кровь твоего брата взывает ко мне из зем-
ли”. (Горестные восклицания,)
Кроме этих потоков клеветы на Лигу, очень ясно
характеризующих монополистские общества и ассо-
циации, мы наблюдаем уже целую лавину призна-
ний в любви к рабочему. Такая нежность всегда
присутствует в их резолюциях и речах. Можно по-
думать, что благополучие рабочего — это и есть ко-
нечная цель их существования. {Смех.) Послушать
их, так получается, что сами лендлорды были созда-
ны и выпущены на свет Божий лишь для того, чтобы
любить рабочих. {Снова смех.) Они так предупреди-
тельно и заботливо любят рабочего, что следят, как
бы одежда не была ему слишком широка и пища
слишком обильна, потому что это испортит его фи-
гуру и нарушит идеальные ее пропорции. Они, по
всей видимости, любят по принципу некоторых пас-
торов, которых упрекают в недостаточной вере в Бо-
га. Что поделаешь? — говорит такой пастор. — Я
могу верить лишь на 80 ф. ст. в год, а вот мой епи-
скоп верит на 15 тыс. ф. ст. {Взрыв смеха.) Вот так
и на их собраниях лендлорды выказывают свою лю-
бовь к рабочим на сумму от 50 до 80 тысяч фунтов,
но, к сожалению, рабочие могут отвечать взаимно-
стью только на семь или восемь шиллингов в неде-
лю. {Продолжительный смех.)...
Когда же началась эта любовь? Какова история
столь пылкой нежности аристократии к сельский
жителям? В каком веке она возникла? Не в те ли
Далекие времена, когда старый землепашец должен
был указывать в арендном договоре число воловьих
История
положения
рабочих
классов в
Англии
261
упряжек и число человечьих упряжек? Или когда в
нашей стране специально откармливали рабов для
продажи их в Ирландию, и так делалось до тех пор,
пока рынок не оказался перенасыщен такого рода
товаром? Не в четырнадцатом ли веке, когда чума
опустошила деревню и нехватка рабочих рук могла
бы поднять цену на рабочую силу, но аристократия
приняла Кодекс работников — закон, удостаивае-
мый похвал и в наши дни, — по которому работники
понуждались к труду хлыстом, а не повышением
заработка? Или в пятнадцатом веке, когда закон
требовал, чтобы тот, кто был землепашцем двена-
дцать лет, оставался землепашцем до конца своих
дней и не мог обучить сына какому-нибудь другому
ремеслу, и это делалось для того, чтобы хозяин не
терял своих крепостных? Или в веке шестнадцатом,
когда лендлорд мог захватывать бродяг, заставлять
их работать на себя, превращать в рабов и даже
выжигать на них клеймо, чтобы повсюду такие люда
признавались его собственностью? Или, может быть,
в более недавнее время, предшествующее рождению
мануфактурного производства, когда заработки, из-
меряемые и выдаваемые пшеницей были снижены
наполовину, зато сама пшеница выросла в цене
вдвое и больше? Или позже, при старом и при но-
вом законе о бедных, когда работник за свой чест-
ный труд получал не заработок, а нищенскую по-
дачку от прихода, от церковных прихожан, или ко-
гда ему просто говорили: ты пришел слишком
поздно на пир природы, для тебя не накрыт стол,
будь свободен'. Или, наконец, сегодня, когда сель-
скохозяйственный рабочий получает два шиллинга в
день при хорошей погоде, не получает ничего в
дождь, а вся его жизнь тратится на монотонную ра-
боту изо дня в день, из недели в неделю. Так к ка-
кой же эпохе мы отнесем, где в истории прочитаем
или найдем истоки той отеческой заботы аристокра-
тии, которая, если верить ее словам, бережет и опе-
кает рабочий класс? {Бурные и продолжительные
восклицания.) Если аристократия так чувствительна
к положению рабочих, то почему же она не уделяет
особого внимания их интересам? Законодатели из
262
этого класса обычно охотно вмешиваются в чужие
дела. Их беспокоят заводы и фабрики, где заработ-
ки, однако, гораздо выше, чем у их поденщиков. Они
регламентируют часы работы заводских рабочих и
школьных занятий; они лезут во все фабрики, где
чуют или видят шелк, шерсть, хлопок; они встревают
во все на свете. А между тем вот они, любимые ими
сельскохозяйственные рабочие, самые нищие, самые
покинутые из всех Божьих созданий? Иногда неко-
торым из них, тем, кто прослужил двадцать лет од-
ному и тому же хозяину, выдают премию в 10 шил-
лингов, но при этом какой-нибудь преподобный
председатель соответствующего собрания непремен-
но присовокупляем: “Остерегайтесь новаторов, ибо
Библия учит, что среди вас всегда будут бедные”.
(Возгласы: “Стыд! Позор!”)
А что вы скажете по поводу претензии земельных
собственников именовать себя земледельцами? Ма-
ло иметь домашнюю библиотеку, чтобы прослыть
ученым. Или, как метко выразился г-н Кобден, “ес-
ли ты судовладелец, это еще не значит, что ты мо-
ряк”. Так и крупные землевладельцы не имеют ни-
каких оснований иметь почетное звание земледельца.
Они не обрабатывают землю, они ограничиваются
присвоением ее плодов, при этом стараясь урвать
львиную долю. Ведь если вообще рассуждать так,
что личные качества и занятия человека напрямую
определяются тем, как и для чего используется его
собственность, то уважаемого члена Лиги маркиза
Вестминстера4 надо называть первым кровельщиком
Лондона (смех), герцога Бедфордского5 — первым
музыкантом или драматургом, а священников Вест-
минстерского аббатства, некоторая доля собственно-
сти которого используется весьма своеобразно, —
первейшими наставниками проституции. (Смех и
аплодисменты.)
Весь большой вопрос, разделяющий Лигу и ее
противников и маскируемый кучей пустых софизмов,
сводится к тому, чтобы выяснить, неужели и в са-
Быть земле-
владельцем
еще не озна-
чает быть
земледель-
цем
5 Владельца части Лондона.
Владельца театра Ковент-Гарден.
263
Земельная
аристокра-
тия проти-
вопоставляет
себя всему
остальному
народу
мом деле земельные сеньоры, вместо того чтобы
быть в стране и среди народа уважаемым и влия-
тельным классом, намереваются захватить все вла-
стные полномочия и самим быть как бы народом,
страной, всей страной. А ведь именно к этому они
стремятся. Они признают королеву, но навязывают
ей министров; они признают законодательную власть,
но сами составляют одну из палат и держат под
своим контролем и влиянием другую; они признают
средний класс, но указывают, как и за кого ему го-
лосовать, и стремятся взрастить в нем привычки
унизительной покорности; они признают промыш-
ленный класс, но ограничивают его деловые отноше-
ния и парализуют работу его предприятий; они при-
знают рабочий класс, но облагает налогами его
труд, его кости, его мускулы и даже его хлеб на-
сущный. (Аплодисменты.)
Я согласен, что когда-то они действительно были
“народом”. Да, было такое время, когда владельцы
земли в Англии, собственно, и составляли народ, и
никакой другой власти, кроме их власти, просто не
существовало. Но что это были за времена? Это бы-
ли времена, когда подлинный народ был крепост-
ным, был “вещью”, которую можно было исхлестать
плетью, пометить клеймом, продать. Землевладель-
цы были народом! Но где тогда были все искусства
и ремесла? Где были литература и наука? Когда
философ выходил из своего убежища, его немедлен-
но окружала невежественная толпа, глядела на него
с подозрительностью, а подчас гнала прочь или из-
бивала; самое большее, на что он считался пригод-
ным, это продать богатому магический секрет, как
завоевать сердце дамы или сделать так, чтобы у со-
перника рука отсохла.
Они, аристократы, — народ! Они прятались в
свои железные доспехи и гнали своих вассалов на
бойню войны, и у несчастных, которых они топтали
копытами своих лошадей, не оставалось другого
способа выжить, кроме как раздавить их, как ули-
ток в раковинах. Они народ! Да какова была судьба
городов? Каждый горожанин, у которого было хоть
264
какое-то имущество и он всегда рисковал его поте-
рять, искал защиты у короля против тирании ари-
стократов, и соглашался на усиление деспотизма
королевской власти, лишь бы олигархи не отняли у
него всех средств существования. Если бы в те вре-
мена, существовал какой-нибудь Ротшильд, олигар-
хи вырвали бы у него последний зуб, чтобы он при-
знался, где прячет свою последнюю монету.
Когда они были, так сказать народом, никакое
изобретение, никакое нововведение не обогащало
страну, руки миллионов людей не превращали в ко-
рабль дерево и железо; пресса, которой не было, не
распространяла знания по всей стране и не прони-
кала ни в лачуги, ни в обитаемые чердаки; торговый
флот не бороздил моря и не подставлял свои паруса
всем ветрам, чтобы достичь дальних берегов и при-
везти оттуда необходимое для бедного и роскошное
для богатого.
Нет и еще раз нет! Владение землей не образует
народа. Пэры — не народ. Для формирования на-
рода нужны еще сердца и мозги. Мыслящий фило-
соф, действующий государственный деятель, поэт,
воспевающий мир, множество людей, которые тру-
дятся, — вот народ. {Аплодисменты.) Аристократия
занимает в нем свое достойное место лишь тогда,
когда она, как уже делают многие ее представители,
вошедшие в нашу ассоциацию, способствует, не жа-
лея ни физических, ни душевных сил в деле, способ-
ствующем благу отечества и совершенствованию
человечества. Такие люди красят свое сословие и
искупляют все его грехи своими поступками и своей
индивидуальностью. Мы считаем членом нашего со-
общества всякого, кто своим интеллектом или свои-
ми мозолистыми руками трудится ради того, чтобы
наша страна, наш народ стали великими, свобод-
ными и процветающими.
Конечно, когда мы говорим о месте в нашей стра-
не сеньоров-землевладельцев, мы видим у них мно-
жество преимуществ, которых они не могут быть ли-
шены ни при каких обстоятельствах, ни при каком
событии, если только не произойдет социальная кон-
вульсия, ужасная и всеобщая. Но, по правде говоря,
265
Аристокра-
тия сумела
превратить в
источник
доходов те
самые по-
винности,
которые в
феодальную
эпоху отя-
гощали их
земли
Лозунг Лиги:
свобода
обмена не
только для
Англии, но и
для всего
мира
они должны довольствоваться тем, что у них есть и
что неотъемлемо принадлежит им по праву, ибо
“знающие о своем счастье уже слишком счастливы”.
Да, и об этом часто говорят, Англия — рай для соб-
ственников, и таковой она стала благодаря неисчер-
паемой энергии и отважному предпринимательскому
духу ее детей. Чего же еще надо аристократам? Раз-
ве не им принадлежит земля от одного побережья до
другого? Разве не им принадлежит сам воздух, ко-
торый бороздят птицы небесные? Нет ни клочка
земли, который мы могли бы вспахать без их раз-
решения; нет ни местечка, где мы могли бы соору-
дить хижину без их согласия. Они ходят по англий-
ской земле с таким видом, как будто они боги, соз-
давшие эту землю. И они еще хотят повысить цену на
продукты этой земли! Хозяева земли, они хотят быть
и хозяевами промышленности, потому что желают
урвать огромный кус хлеба у народа. Чего еще им
надо, чтобы они удовлетворились? Они освободили
от всяких обложений угодья, приобретенные не че-
стным трудом, а мечом, грабежом, насилием. Рань-
ше им приходилось оказывать поддержку церкви и
государству и поставлять людей для войска, когда
королю хотелось что-нибудь завоевать или когда на-
до было оборонять страну. Теперь же аристократия
сумела превратить в источник доходов те самые по-
винности, которые отягощали их земли, и она черпает
из армии, из церкви, из всех наших институций сред-
ства для добавочного подкармливания своих отпры-
сков и своих ставленников. И тем не менее она упор-
но желает раздавить промышленность гнетом более
тяжелым, чем испытывали когда-либо их земли.
Свобода обмена! Таков был, несколько веков то-
му назад, клич Джина Тайлера и его соратников,
которых гнет монополий поднял на мятеж. Меч, ко-
торым ему отрубили голову, сверкает сегодня на
гербе лондонской корпорации, предостерегая нас
против всякого насилия, нас, борющихся за то же
самое дело и поднимающих тот же самый клич: сво-
бода обмена! {Громкие аплодисменты.) Свобода об-
мена не только для Англии, но и для всего мира.
{Одобрительные возгласы.)
266
Как же так? Аристократы свободно торгуют пе-
чатным и устным словом и голосами избирателей, а
мы не можем обмениваться плодами, добытыми в
поте лица своего! Мы требуем, чтобы обмен был сво-
боден, как воздух, как волны морские, как мысль че-
ловеческая. {Аплодисменты.) Да разве они сами не
берут свою долю, и немалую, от процветания торгов-
ли? То самое, что сделали машины, пароходы, же-
лезные дороги для блага народа, то же самое служит
и росту стоимости земли, а значит и ренты. Вот уже
несколько дней как их газеты шумят по поводу, как
они выражаются, “великого факта”. “Пшеница, —
пишут они, — сегодня не стала дороже, чем она была
в 1791 году, и как же земледелец сможет выдержать
иностранную конкуренцию, если за этот период нало-
ги на него увеличились в огромной пропорции?” Но
они умалчивают, что, хотя цена на зерно не менялась
с 1791 года, рента удвоилась и более чем удвоилась.
{“Слушайте!”) Вот где груз, давящий на фермера,
как давит он на всю нашу промышленную систему.
Пусть аристократия радуется своей хорошей жиз-
ни, но пусть она не строит козней неустанному труду
и не сковывает его, ибо ему она обязана своим сча-
стьем. Мы не боимся ее вместе со всей ее похвальбой
и ее угрозами. Мы собрались здесь сейчас совершен-
но свободно, а они заседают в Вестминстере по коро-
левскому мандату. Наши собрания доступны для
всех добросердечных людей, а их сенаторские залы
похожи на тюремные изоляторы. Здесь мы опираемся
на право, там они опираются на силу. Они бросают
нам перчатку, мы поднимаем ее и сами бросаем им
вызов прямо в лицо. {Громкие восклицания, аудито-
рия в энтузиазме встает, в течение нескольких ми-
нут люди “размахивают шляпами и платками”.)
Мы пойдем на борьбу — борьбу мнения против
силы; пойдем, уважая закон, их закон, преисполнен-
ные чувства и духа порядка, мира, нравственности.
Мы добьемся торжества великого дела и освободим
их — от проклятия, всегда висящего над головами
угнетателей, нас — от грабежа и рабства, страну —
от сумятицы, упадка, анархии, уныния. {Аплодис-
Хотя цена
зерна не
менялась с
1791 года, на
что жалуют-
ся земель-
ные собст-
венники,
рента более
чем удвои-
лась
Лига ведет
борьбу мне-
ния против
силы
267
менты.) Век феодального строя ушел в небытие, дух
феодального строя не может больше править стра-
ной. Он может пока что черпать силы в престиже
прошлого; он может блистать в великолепии, кото-
рым его окружила своими усилиями промышлен-
ность; он может укрываться за крепостной стеной
наших же институций; он может окружить себя мно-
гочисленными слугами и прислужниками. Но при
всем при том феодальному духу не устоять перед
гением человечества. Дух, гений, власть феодализма
отслужили свой срок. Теперь им надлежит уступить
место праву на труд, праву на поступательное дви-
жение народов к торговому, интеллектуальному и
политическому освобождению! {Оратор покидает
трибуну под бурные и продолжительные аплодис-
менты: эмоциональный настрой аудитории невоз-
можно передать словами.)»
Председатель:
«Леди и джентльмены, наше собрание закончено.
После великолепных речей, которые вы выслушали,
мне приходится задержать вас на минуту. Но дело в
том, что известие, которое я только что получил, не-
пременно должно быть сообщено вам, прежде чем
вы разойдетесь. Известнейший человек, о котором
упомянул в своей исполненной пафоса речи г-н
Фокс, великий человек, который своей борьбой и
своей судьбой вызывает — осмелюсь это сказать —
больше интереса и симпатии, чем любой другой
подданный королевы, г-н О’Коннел {гром аплодис-
ментов) получил от нас приглашение присутство-
вать на будущем нашем собрании, и, будучи всегда
верен нашему делу, он ответил, что воспользуется
первым же поводом продемонстрировать свою непо-
колебимую приверженность принципам Лиги. {Вос-
клицания.)»
Участники собрания расходятся после троекратного “Ура!” в
честь г-на О’Коннела.
Еженедельное собрание Лиги в театре
Ковент-Гарден
21 февраля 1844 года
Столичное собрание Лиги, состоявшееся в прошлую среду в
театре Ковент-Гарден, безусловно войдет одной из самых заме-
чательных страниц в истории агитации за свободу торговли.
Если подсчитать, сколько людей пыталось приобрести вход-
ные билеты, то их было свыше тридцати тысяч. Не будет пре-
увеличением сказать, что если бы зал вместил такое число же-
лающих, то все равно оставались бы во множестве другие же-
лающие, которые не смогли бы попасть туда. Задолго до пяти
часов толпа заполнила все улицы, прилегающие к театру, а на-
плыв людей с билетами сразу оказался таким, что пришлось
распахнуть все двери. Зал тотчас заполнился до отказа, а мас-
са народа, не уходившая с улиц весь вечер, повторяла аплодис-
менты и восклицания, которые были слышны из зала. В семь
часов на сцену поднялись председатель, члены совета и многие
известные деятели, но г-н О’Коннел прибыл только около вось-
ми часов. Как только его увидели, восторг собрании перешел
все границы. Приветственные возгласы, раздававшиеся в зале и
вне его, продолжались четверть часа и прекратились лишь по-
тому, что у людей больше не было физических сил. Другим об-
стоятельством, вызвавшим величайший интерес собрания, было
присутствие на нем г-на Джорджа Томпсона, недавно прибыв-
шего из Индии. Мы также заметили присутствие в ложах не-
скольких генералов и примерно тридцати членов парламента.
Слово берет г-н Джеймс Вильсон. Несмотря на некоторую
невнимательность аудитории, пребывающей в возбужденном
состоянии, этот глубоко знающий свой предмет экономист гово-
рит, со своим обычным умением убеждать, о некоторых вопро-
сах, касающихся свободы торговли. Несколько раз его преры-
вают ошибочным сообщением о прибытии г-на О’Коннела. На-
конец узнают, что великий ирландский патриот уже здесь. Все
собрание мигом поднимается и потрясает стены Ковент-Гардена
громом аплодисментов. Непрерывная овация длится десять ми-
нут. Все голоса сливаются, все руки подняты, в воздухе мелька-
ют шляпы, платки, шарфы, шали. Г-н О’Коннел выступает впе-
ред и несколько раз приветствует собравшихся, и всякий раз ап-
лодисменты и возгласы возобновляются с новой силой. Наконец
высокочтимый джентльмен садится, и г-н Вильсон продолжает
свое выступление. Когда же г-н О’Коннел направляется к столу
для ораторов, энтузиазм аудитории достигает своего апогея. Ко-
вент-Гарден содрогается до основания. Невозможно описать впе-
чатление от восклицаний шести тысяч человек, к которым при-
соединяются аплодисменты множества людей на улице. Г-н
О’Коннел очень тронут и взволнован. Он тщетно призывает соб-
рание к тишине. Наконец собрание успокаивается, и он начинает:
«Моим первоначальным намерением было высту-
пить перед вами с речью, которую вы назвали бы
красноречивой. Но я оставлю красноречие другим ора-
торам и начинаю с того, что вручаю Лиге 100 ф. ст. от
имени одного из моих друзей, который является так-
же другом справедливости. {Аплодисменты.) Ведь
это тоже красноречиво, и если вы получите еще 999
таких проявлений красноречия, у вас будет 100 тыс.
ф. ст. {Одобрительный смех.) Увы, на этом и конча-
ется мое красноречие, ибо где я найду слова и как
смогу выразить на человеческом языке всю полноту
моей признательности в этот волнующий момент?
Говорят, что в моем и дорогом мне ирландском языке
полно слов, чтобы изъясняться в нежной привязанно-
сти, но никаких слов, никакого красноречия, пусть
даже будут говорить ангелы, не хватит, чтобы выра-
зить горячую признательность, гордость, волнение,
переполняющие мою душу, когда я вижу, какой при-
ем вы мне оказываете. {Снова восклицания.) Еще и
еще раз благодарен вам. Вы проявили великодушие,
вы меня укрепили и утешили. В любое другое время
моей жизни я был бы горд таким приемом, который
вы мне оказываете, горд, но и только. Но сейчас я
нахожусь в таких обстоятельствах, о которых не могу
много распространяться1, но которые удесятеряют —
1 Г-н О’Коннел появился на собрании Лиги против хлеб-
ных законов в промежутке времени между его осуждени-
ем и заключением в тюрьму (21 февраля 1844 года).
270
да что там! — умножают в сотню раз мою призна-
тельность.
Я прибыл сюда в этот вечер, преисполненный
решимости сохранять политический нейтралитет —
тот самый, который четко характеризует вашу борь-
бу. Тем не менее да будет мне позволено сказать,
поскольку это не будет отклонением от вопроса о
хлебных законах, что я рад тому, что герцоги Букин-
гемский и Ричмондский начали подозревать, что и
они сами тоже “конспираторы”2. (Возгласы согласия
с оратором и смех.) Эта пара храбрых рыцарей из
страха, что они зайдут слишком далеко в своей
храбрости обратилась к колдуну, живущему в уеди-
ненной башне, к некоему г-ну Платту, добрейшему
созданию, и смиренно спросила его: скажите, мы
конспираторы? Нет, ответил г-н Платт, вы не кон-
спираторы. Он поглядел на них и увидел, что они не
принадлежат к тому классу, который производит
конспираторов, потому что конспиратор всегда не-
сколько напоминает человека из народа. (Снова
смех.) “Нет, — повторил г-н Платт, — вы не кон-
спираторы”. Однако, несмотря на такой вердикт, я
не советую благородным герцогам попытать свои
силы по ту сторону Ла-Манша. (Продолжительный
смех и восклицания.)
Да, прием, оказанный мне вами, весьма лестен, и
сердце мое переполняется радостью, когда я вижу
такую симпатию детей Англии к детям Ирландии.
(Бурные восклицания.) Я уже говорил, что ваше ве-
ликодушие меня очень трогает. И поверьте, если
есть на свете чувство сильнее мужественного вели-
кодушия англичан, то это глубочайшая признатель-
ность ирландцев. Да, повторяю, вы благородны, но
ваше благородство не распространяется и не долж-
но распространяться на неблагодарных.
Ваш высокочтимый председатель соблаговолил
представить меня вам, сопроводив свое представле-
ние чрезвычайно доброжелательными словами. Он
2 р „
о то время английская аристократия организовывала
агитацию за монополии, и поэтому закон был применим к
ней в той же мере, что и к агитаторам против монополий.
271
Принципы
Лиги — это
принципы
всеобщего
блага
Милорд
Маунткашл
в оправдание
хлебных
законов: “У
нас, знати,
много дол-
гов, наши
земли отда-
ны под
залог, у нас
много до-
машних
расходов”.
сказал, что я являюсь и всегда был постоянным
другом Лиги. Да, я друг ее, но не по простому вы-
бору друзей и не по предрасположению при обыч-
ном выборе друга, а по глубокому убеждению, что
принципы Лиги — это принципы всеобщего блага.
(“Слушайте! Слушайте!”) Я был избран в нынеш-
ний состав парламента двумя ирландскими графст-
вами с населением в миллион человек — графства-
ми Мит и Корк. Я представляю графство Корк, где
живет 750 тысяч человек, занимающиеся сельским
хозяйством. У меня не было ни денег, ни других спо-
собов приобрести голоса избирателей, никакого род-
ственника из сеньоров, чтобы оказать на них нажим,
и большинство в 1100 голосов, в сельскохозяйствен-
ном округе, позволило мне стать членом парламен-
та. При этом люди хорошо знали мое отношение к
хлебным законам и то, что я являюсь решительным
противником всякого обложения народного хлеба.
(Восклицания.) Больше того, моя позиция не просто
была известна, но я так часто публично излагал и
развивал ее, что мои убеждения распространились
по всей стране и до такой степени, что монополисты
даже и не пытались устроить хотя бы одно свое соб-
рание в Ирландии.
Впрочем, я ошибаюсь, одно такое собрание было,
но они на нем провалились. (Смех.) Там присутство-
вал милорд Маунткашл. (Ропот и свист.) Бедняга!
Да, он был там, но, по правде говоря, выглядел
жалко, потому что он сказал: “У нас, знати, много
долгов, наши земли отданы под залог, у нас много
домашних расходов”. Кто-то крикнул ему: “А поче-
му вы не отдаете ваши долги?” (Смех.) Каков же
был его ответ или, по меньшей мере, смысл ответа?
“Спасибо за подсказку, — допустим, так сказал ми-
лорд, — но я не буду отдавать своих долгов, пусть
их оплачивают трудящиеся классы. Я был бы хоро-
шим хозяином и сократил бы арендную плату, если
бы мог. Но у меня полно долгов, я должен поэтому
сохранять высокую ренту, а для этого надо поддер-
живать высокую цену на мой хлеб, и вот, посредст-
вом такого вымогательства, я отдаю долги моим
кредиторам... когда мне заблагорассудится”. (Смех.)
272
Во всей этой тираде лишь одно сказано правдиво:
милорд Маунткашл получает и будет получать вы-
сокую цену за свой хлеб. Что же касается возвра-
щения его долгов, то, как нас учили в школе на уро-
ках латыни, это произойдет “пост футурум”, “после
будущего”, то есть как-нибудь в другой раз. (Смех.)
Не далее как вчера герцог Нортумберленский
воззвал к своим арендаторам: “Вы должны созда-
вать ассоциации в поддержку хлебных законов. Эти
жалкие и надоедливые конспираторы из Лиги гово-
рят вам, что если эти законы будут отменены, то у
вас будет дешевый хлеб. Не верьте ни единому их
слову”. Сейчас я докажу вам, что сам он не верит ни
единому своему слову. И получится любопытная
вещь: благородный герцог не верит ничему тому, о
чем говорит. (Смех.) А доказательство вот какое. В
заключение своего призыва он сказал: “Покровитель-
ство нам необходимо”. Но каков же смысл этого сло-
ва “покровительство”? Оказывается, покровительство
означает шесть добавочных денье за каждую буханку
хлеба. Это точный перевод на ирландский язык.
(Смех и аплодисменты.) Это английское слово “pro-
tection” означает, надо уточнить, шесть денье не про-
сто добавочных, а взятых домогательством.
Как видите, покровительство есть грабеж (апло-
дисменты), притом грабеж бедного богатым, потому
что хотя и бедный и богатый одинаково платят по
шесть добавочных денье за каждую буханку, но хлеб
едва ли составляет одну тысячную расходов на личные
нужда какого-нибудь Нортумберленда, зато он со-
ставляет девять десятых расходов бедной вдовы или
рабочего. Однако сей герцог — один из ваших могучих
аристократов, один из ваших чрезмерно великих лю-
дей, за которым страшится следовать даже его собст-
венная тень. (Громкий и продолжительный смех.)
А вот еще один член Лиги, но той Лиги, которая
имеет целью повышать цену на хлеб, чтобы он все-
гда был очень дорогим. Это еще один протекцио-
нист, еще один братец-разбойник. (Смех.) Он гово-
рит: “О, не снижайте цену на хлеб, это было бы
ужасно!” (В это время где-то в середине партера
18 - 2514 2 73
Что означает
слово “по-
кровитель-
ство”
Покрови-
тельство
есть грабеж
бедного
богатым
Низкая цена
на зерно
повышает
спрос на
рабочие
руки
происходит какая-то сумятица.) Я думаю, там за-
велось несколько людоедов, которые хотят помешать
нашим действиям. Да, так вот, этот, тоже великий,
человек говорит: “Было бы ужасно продавать хлеб
дешево, так как в таком случае рабочие руки были
бы заняты меньше, и заработки рабочих снизились
бы”. Посмотрим, как же подобное может произойти.
Если бы хлеб был дешев, то это потому, что он вво-
зился бы из стран, где дешево получают зерно. На
каждый фунт стерлингов за зерно, которое вы поку-
паете в этих странах, будет приходиться на один
фунт стерлингов наших вывозимых промышленных
товаров, так что вместо снижения заработков полу-
чается явный рост спроса на рабочие руки. Все это
понятно как дважды два четыре, и всякое возраже-
ние оказывается несостоятельным.
Я выступаю здесь как представитель Ирландии и
говорю со знанием дела, потому что моя страна —
это преимущественно сельскохозяйственная страна.
Если бы ваше законодательство привело к повыше-
нию заработной платы, то прежде всего это почувст-
вовали бы в Ирландии. Но ведь этого нет! Вы легко
найдете у нас работника, который согласится рабо-
тать целый день за четыре денье. (“Позор! Позор!”)
Рабочий глядит на хозяина как на благодетеля, если
тот платит шесть денье, а при восьми денье считает
себя на верху блаженства.
Таково действие хлебного закона. В Ирландии он
действует со всей силой, сильнее действовать просто
невозможно. Я сказал вам о наших заработках, но
хуже всего то, что даже за такую плату люди не на-
ходят работу. Вот почему народ Ирландии и даже
те представители благородного сословия, которые
добросовестно вникают в дела общества и государ-
ства, видят этот вопрос с той же самой точки зре-
ния, с какой вижу я его сам. Так что не думайте, что
Ирландия будет преградой на вашем пути, не ду-
майте, что она будет одной из неприятных для вас
забот (смех). Она предана вам всем сердцем, всей
душой. (Громкие аплодисменты.) Свидетельство то-
му — присутствие среди нас представителя Рочдей-
274
ла (приветственные восклицания), который являет-
ся одним из самых крупных собственников Ирлан-
дии и вместе с тем — вы это знаете — другом сво-
боды везде и для всех. Я хочу назвать также г-на
Кроуфорда, который был сначала представителем
одного из ирландских графств, прежде чем стать
представителем одного городка в Англии, и который
был в душе членом Лиги, до того как стал членом
парламента. (Бурные восклицания.) В общем ясно,
что все добрые чувства и пожелания Ирландии на
вашей стороне, и она будет признательна вам еще
больше, когда узнает, какой горячий прием вы мне
оказали. Нет, дорогие англичане, ваши приветствия
и восклицания, адресованные мне, не стихнут в сте-
нах этого здания. Они будут слышны во всей вашей
столице, а восточные ветры донесут их до Ирландии;
они будут слышны на берегах Шаннона, Нора, Суи-
ра и Барроу, они вызовут эхо в наших долинах. Ир-
ландия ответит вам глубоким чувством любви и
братства. И она скажет, что дети Англии не должны
голодать из-за этого пресловутого закона. (Аплодис-
менты и восклицания, длящиеся несколько минут.)
Должен сказать вам, что несправедливость и без-
законие, творимые аристократией, вызывают у меня
такую неприязнь и такое отвращение, которые я не
могу выразить даже словами. Да что там! Если бы
хлебный закон и не существовал, но правительство
осмелилось бы внести билль об обложении хлеба
просто так, если бы оно поставило своего агента у
двери каждого булочника и тот забирал бы себе
треть цены за каждую буханку, а булочник, естест-
венно, возвращал бы себе эту треть, беря дополни-
тельные деньги у покупателя, то разве нашелся бы
во всей стране хоть один человек, который стал бы
терпеть такой гнет? (Громкие возгласы: “Слушайте!
Слушайте!”) И тогда совершенно впустую министр
будет тратить слова, заявляя: “Эти деньги нужны
Для моих финансовых планов, потому что мне надо
уравновесить доходы и расходы”. Джон Буль тотчас
завопит: “Облагайте что вам угодно, но не трогайте
хлеб!” Но разве не видно, что окольным путем по-
18*
275
Как выгля-
дел бы сбор
хлебных
пошлин в
натуральном
виде
кровителъства они делают абсолютно то же самое?
Они облагают хлеб не ради блага государства —
тогда бы каждый пошел на жертвы, — не для того,
чтобы отразить внешнее нападение или поддержи-
вать внутренний мир, а ради прибылей одного клас-
са, ради того, чтобы набить деньгами карманы не-
которых индивидов” ("Слушайте, слушайте!”) Ведь
это же никуда не годится, чтобы вы терпели все это
и вместе с тем считали себя народом, ревностно обе-
регающим свои права. (Смех.)
Я, конечно, не хочу сейчас проявить неучтивость к
вам, но все это обнаруживает нечто жесткое и плот-
ное в углах, чему я не могу придумать названия. (Гул
одобрения.) Герцог Нортумберлендский! Вы не мой
король, и я предан не вам и потому не буду платить
налоги именно вам (Бурные восклицания.) Герцог
Ричмондский! Ричмонды были и до вас, и в ваших
жилах может течь королевская кровь, но вы не мой
король, и я не ваш подданный и не буду платить вам
налогов. (Аплодисменты.) Пусть все они объединя-
ются; мы тоже должны объединиться, мы, миролюби-
вые, но решительные, спокойные, но твердые в нашем
намерении покончить с этими софизмами, со введени-
ем в заблуждение, с вымогательством.
Хотел бы я посмотреть на кого-нибудь из этих
знатных особ, изымающего налог, так сказать, в на-
туральном виде. Хотел бы я, чтобы он, пробираясь по
узким улочкам наших промышленных городов, вошел
в домишко бедного отца семейства, который, после
тяжелого трудового дня, делает вид, что уже сыт,
чтобы его изголодавшимся детям достался кусок по-
больше; или чтобы он явился к несчастной матери,
которая тщетно старается дать немного молока сво-
ему грудному ребенку, а ее старший сын плачет, по-
тому что хочет есть. Хотел бы я, говорю, чтобы бла-
городный герцог вдруг встал посреди этого мира от-
чаяния, схватил самый большой кусок хлеба и
заявил: “Вот моя доля, доля налога с вас мне, а ос-
тальное ешьте, если хотите”. Если вот так будет изы-
маться налог, вы, разумеется, не потерпите этого. Но
ведь лорды поступают именно так, лишь в другой
276
форме. Лорд не показывает вам тот кусок хлеба, ко-
торый отнимает у вас. Он предусмотрительно посту-
пает так, чтобы вы его вовсе не получили, он просто
заставляет вас платить за хлеб, который вы покупае-
те, а еще за кусок хлеба, который вы не покупаете, и
на то есть соответствующий закон. (“Слушайте!
Слушайте!”) О, я хотел бы иметь лучшее представ-
ление о древнейшем дворянстве Англии, я не хотел
бы видеть такую гнусность со стороны тех людей из
знати, которые — не скажу “конспирируют”, ибо они
не конспираторы, и не скажу “сговариваются”, ибо
сговор есть такое преступление, за которое наказы-
вают преимущественно бедных, — так вот, со сторо-
ны тех знатных, которые собираются вместе и реша-
ют, что народ будет платить им за хлеб дороже, чем
хлеб того стоит.
Повторю еще и еще раз мое отношение к такой
ситуации, потому что хочу прочно укоренить это от-
ношение в головах тех, кто меня сейчас слушает:
совершается кража, совершается грабеж. Не пой-
дем на приманку лживых рассуждений насчет уве-
личения заработков. Увеличение заработков! Но
откройте любую книгу по политической экономии, и
вы прочтете, что всякий раз, когда хлеб дешев, за-
работки высоки; они в такие периоды удваиваются,
потому что и денег больше, и продуктов и товаров
он может купить больше на одну и ту же заданную
сумму денег. Все это ясно как Божий день, а мы все
путаемся и путаемся в разных софизмах! Можно
подумать, что мы хотя и двуногие, но безголовые и,
что еще хуже, бессердечные. Так покончим же с этой
системой! (Аплодисменты.)
Разве парламент не состоит из монополистов?
Они там в огромном большинстве, не только потому,
что набрали себе голосов в графствах благодаря
поправке Чандоса, но и потому, что подкупали це-
лые города!3 Два года тому назад в обеих сторонах
3 В палате общин имеется два разряда представителей —
избранные от графств и избранные от городов. Чтобы
стать избирателем в графстве, надо иметь земельную соб-
ственность (freehold) с минимумом ренты в 40 шиллингов.
Лорд не
показывает
вам тот ку-
сок хлеба,
который
отнимает
Хлебные
законы —
это кража,
это грабеж
Прописные
экономиче-
ские истины
Подкуп из-
бирателей
при выборах
в парламент
277
палаты открыто признавали, что никогда еще кор-
рупция так сильно не влияла на парламентские вы-
боры. Г-н Ребак признавался со своей стороны, сэр
Роберт Пиль со своей, и оба высказывались с лег-
ким сердцем. Будучи взаимными оппозиционерами
во всех других вещах, они были в полнейшем взаим-
ном согласии по этому пункту. (Смех.)
Вот вам образчики добродетели и набожности,
вот вам поддержка от церкви, вот вам люди, кото-
рые охотно накажут несчастного, если тот в вос-
кресный день собьется с дороги в храм Божий. Да,
эти носители высокой морали воздевают очи горе,
опечаленные нехорошим поступком этого несчастно-
го, а сами исподтишка лезут в его карман и вытас-
кивают последние деньги, на которые ему надо кор-
мить семью. (Громкие восклицания.) О, это слишком
гадко! Но об этом надо говорить и кричать по всей
стране. Это должно вызывать у справедливых и
мудрых людей недоверие к таким персонам, нелю-
бовь к ним, отвращение. Если благородные сеньоры
поймут бедных и приниженных и встанут на их за-
щиту, то благословит их Господь! Но если они будут
упорно делать бедного еще беднее, если будут при-
умножать страдания страдающего, увеличивать ну-
жду и нищету, чтобы богатый стал еще богаче и
чтобы обложение хлеба освободило от обложения его
угодья, тогда я говорю: позор им, практикующим
несправедливость и беззаконие, позор тем, кто все
это видит и молчит. Но настанет день, когда голое
Это и называют поправкой Чандоса. Легко понять, что
крупные землевладельцы могли набрать себе столько из-
бирателей, сколько хотели. Запустив вовсю механизм этой
поправки, они получили в 1841 году большинство, сва-
лившее кабинет вигов. До сих пор Лига могла вести пред-
выборную борьбу только в городах, больших и малых. Как
мы увидим далее, г-н Кобден предложил и добился при-
нятия плана, который, по-видимому, увеличивает шансы
на успех фритредеров даже в графствах. Этот план за-
ключается в том, чтобы убедить всех сторонников свободы
торговли, особенно рабочих, как-то сэкономить на своих
расходах и приобрести 40—41-шиллинговые участки.
278
всего человечества грянет громом и повергнет в тре-
пет виновных, а страна и народ получат свободу.
(Бурные восклицания.)
Да, ваши светлости, сеньоры-землевладельцы, вы
вступаете, как это ни парадоксально звучит, на хо-
роший путь, ибо я уверен, что ваши старания урав-
новесить усилия Лиги дадут обратный эффект. Мы
умеем теперь аргументировано спорить с сеньорами.
Вызовите их на спор, и они провалятся. Даже на
уровне начальной школы (а многие из них выше это-
го уровня так и не поднялись) мы их разложим по
косточкам и опровергнем их доводы по всем пунк-
там. И чем больше людей они будут вовлекать на
организуемые ими собрания, тем больше будет у нас
возможностей видеть, как, вопреки им, распростра-
няется правда, и как фермеры излечиваются от ил-
люзии, которой их ослепляют. Почему сеньоры не
снижают арендную плату с фермеров? Разве фер-
меры не смогли бы благодаря этому лучше кормить
своих поденщиков и активнее участвовать в благо-
творительных ассоциациях? Но нет! Сеньор хочет
иметь все. Его имя Бегемот, но не простой, а тот, о
котором сказано в Библии, что он ненасытен. (Смех
и аплодисменты.)
Вы вступили в славный бой, и я горд, что мне
дано участвовать в нем вместе с вами. Я с великой
радостью отдаю сотрудничеству с вами все мои спо-
собности, пусть и небольшие, и присоединяю к ва-
шим голосам мой голос, пусть и охрипший от долгих
речей. Что имею, то имею, но все это я от чистого
сердца, посвящаю вашему святому делу. (Аплодис-
менты.) Я даже решусь сказать, что всегда был на
стороне свободы во всех парламентских вопросах,
как только сам стал членом парламента. Я никогда
не спрашиваю, какой расы, касты, цвета человече-
ское существо, но я требую привилегий и прав чело-
века, его защиты, покровительства, не только и не
просто от краж и грабежей, а то несправедливости
и беззакония в любых формах. (Громкие восклица-
ния.) Поэтому я един с вами, и какая бы судьба ме-
ня ни ждала — тюрьма или даже эшафот (крики по
27Э
Хлебный
закон —
стимул для
всех видов
несправед-
ливости
всему залу: “Нет, нет! Никогда, никогда!”), — я
убежден, что если бы дело зависело от ваших голо-
сов, оно давно было бы решено. {Голос из зала: “Мы
не против вас”,) Верю в вашу искренность (смех) и
рад, что борюсь вместе о вами. Мне понятно все
значение этой борьбы. Я знаю, в какой огромной
степени свобода обмена будет благоприятствовать
вашей торговле, открывая новые рынки; я знаю, в
какой степени она будет способствовать свержению
политического господства одного класса, чья сила
кроется в хлебном законе. Этот закон — стимул для
всех видов несправедливости. Аристократия понима-
ет несправедливость своего положения и поэтому
защищает его любыми силами и любыми формаль-
ностями законодательства. Но аристократия не пре-
успеет, потому что глаза народа раскрыты, дух и
мнение общественности пробуждены. А ведь никогда
Англия не желала того, чего она желала бы напрас-
но и безнадежно.
Некогда она дошла до крайности и отрубила го-
лову своему безрассудному монарху. Сама эта ак-
ция была безрассудна, ибо привела к военному дес-
потизму, всегда сопровождающему насилие. Позд-
нее сын этого короля нарушил законы страны, но
народ, наученный горьким опытом, не стал рубить
ему голову, а ограничился его изгнанием за попра-
ние прав народа. Теперь насильственные меры пе-
рестали быть необходимыми; они, так сказать, не
гармонируют с духом нашей эпохи. Но зато сегодня
необходимы согласованные усилия всех, общие уси-
лия, которые порождаются симпатией и настроенно-
стью к действиям со стороны общественного мнения.
Да, эта мощная активность общественности распро-
странится на всю империю. Шотландия разделит
наш энтузиазм, промышленные классы уже стоят
наготове, сельскохозяйственные классы начинают
понимать, что и у них такие же интересы. Время
близится... и оно придет неминуемо. Аристократы
еще могут обманывать кое-каких избирателей, запу-
гивать других, но разум народа растет и теперь по-
добен огромным океанским волнам. Один тиран
280
очень давних времен приказал волнам остановиться,
но волны не подчинились, они шли одна за другой и
поглотили безумца.
Нам нет нужды поглощать больших сеньоров, мы
ограничимся тем, что замочим им пятки и пальчики
ног. (Смех.)
Поистине эта борьба являет собой незабываемое
зрелище. Какая страна на всем земном шаре могла
бы сделать то, что сделали вы? В прошлом году вы
собрали по подписке пятьдесят тысяч фунтов стер-
лингов, это ведь доход двух или трех небольших не-
мецких княжеств. В этом году вы собрали 100 тысяч
фунтов, а в будущем году, если понадобится, собе-
рете вдвое больше. (Аплодисменты.) Да, наше дви-
жение выражает собой величественный прогресс. С
каждым днем пополняются наши ряды, и мы, вете-
раны великого дела, с радостью глядим, как растут
силы нашей армии и как эта армия проникается
духом мира.
Сила общественного мнения проявляется повсюду
в мире. Самые жестокие деспоты, уже не решаются,
за исключением чудовища Николая*, на жестокие
акты, которые раньше были для них обычным де-
лом. Дух Англии пробужден, и он не позволит усы-
пить себя до тек пор, пока бедный не вернет себе
своих прав, а богатого не заставят быть честным.
(Высокочтимый и глубоко ученый джентльмен са-
дится на свое место под бурные и продолжитель-
ные аплодисменты и восклицания.)»
К столу ораторов подходит под аплодисменты г-н Джордж
Томпсон:
«Г-н председатель, когда я пришел сюда, чтобы
участвовать в приеме г-на О’Коннела, я не думал, что
меня попросят выступить, и я чувствую, что представ-
ляю собой лишь тень, о которой говорил г-н О’Коннел
и которая робко следует за своим хозяином.
Господа, событие, зрелище, на котором я сейчас
присутствую, переполняет мое сердце. Два года я
отсутствовал в моей стране и побывал в далеких
местах, где никогда не видели таких сцен и никогда
не слышали таких речей и таких оваций, которые
281
Всемирная
известность
Лиги
сейчас радуют мой взор и слух. Но хотя я и удалял-
ся больше чем на пятнадцать тысяч миль от зала,
где мы сейчас собрались, я не встречал ни одного
уголка, где бы не слышали о вашей славной дея-
тельности. Повсюду люди говорили о гигантской ас-
социации, которая взялась прояснить и подготовить
к великой и окончательной победе чувства и умона-
строения граждан Великобритании. Мне довелось
если и не прямо участвовать в работе Лиги, то, по
меньшей мере, внимательно следить за ее успехами
с самого начала ее существования и видеть моих
старых друзей среди тех, кто самоотверженно тру-
дится в Лиге несмотря на тяжесть труда, подчас
под палящим солнцем.
Вернувшись на родную землю, я с радостью
сравниваю размах нашего дела сейчас с тем, что
было, когда я в последний раз присутствовал на со-
брании в Манчестере, собравшемся по тому же во-
просу, что и вы сегодня. Я покинул Лигу на провин-
циальном собрании с участием тысячи с небольшим
человек, и вот я опять на вашем собрании, где вижу
в шесть раз больше людей — сколько может вме-
стить этот великолепный, зал столицы. Раньше вы
боролись против молчаливых противников, уверен-
ных в себе, в своем богатстве, в своем величии, без-
молвно наблюдавших за вашими действиями среди
трудящихся классов. Теперь вы бьетесь открыто,
применяя оружие благородных людей, бьетесь с те-
ми же самыми противниками. Но они уже не мол-
чат. Их планы расстроены, надежды рухнули, силы
уменьшились, и они вынуждены, чтобы как-то за-
щищаться, прибегать к тем же самым мерам и дей-
ствиям, которые они так много и так долго осужда-
ли. (Восклицания.) Надо ли бросать тень на ваше
дело лишь потому, что они подражают вашим мето-
дам? Нет, конечно. Напротив, я думаю, что вам
очень поможет знание всех аргументов — если
можно назвать их аргументами, — с помощью кото-
рых, они пытаются поддержать — в палатах и за
стенами палат — монополии, которыми они до сих
пор пользуются.
282
Джентльмены, поздравляю вас с успехами. По-
здравляю вас за твердость, с которой вы всегда от-
стаивали истинные и правомерные принципы, и за
то, что вы привлекли на свою сторону самые про-
свещенные умы. Поздравляю вас за то, что вы со-
брали под вашим знаменем почти все, что есть ува-
жаемого и достойного в нашем дорогом отечестве.
Повсюду, где я бывал, в Египте и в Индии, я на-
блюдал живейший интерес к работе нашей ассоциа-
ции; повсюду люди выражали крайнее удивление
безумству и самонадеянности тех, кто основывает и
собирается дальше основывать свое благополучие на
отчаянии и бедности, на голоде и нищете народа, на
росте преступности среди народа, благополучие от-
вратительное, подлежащее осуждению за то, что ку-
плено такой ценой. На этот счет не может быть двух
ранений у тех, кто не ослеплен партийными или су-
губо личными интересами. Честные люди не пони-
мают, почему нельзя преодолевать большие рас-
стояния, подсчитать ресурсы, убедиться, с какой
легкостью можно переправлять через океан к бере-
гам нашей страны предметы и продукты, которые
поддержат жизнь множества наших братьев, гиб-
нущих у нас на глазах; они не понимают, почему у
нас кое-кто не знает, что стоимость всего привезен-
ного вернется в страны, производящие эти предметы
и продукты, в выгодном для нас виде, в виде наших
изделий; они не могут всего этого понять и изумля-
ются чудовищному и возмутительному ограблению
народа нашей страны. {Аплодисменты.)
Джентльмены, у меня всегда был один и тот же
взгляд на ограничительный режим; этот взгляд ох-
ватывает все стороны проблемы, полностью меня
Удовлетворяет и сделал меня таким, каков я есть. Я
открытый, абсолютный и, так сказать, всеобщий и
извечный враг законов, которые ограничивают блага
божественного провидения и как бы говорят дарам
Господа, обильным дарам на всем земном шаре:
“Вы, дары, дойдете до такого-то предела, а дальше
не пойдете”. {Гром аплодисментов.) Всякая узкая
точка зрения — я бы сказал даже узконациональ-
Отврати-
тельные
источники
благополу-
чия аристо-
кратии
Прописные
истины ме-
ждународ-
ной торгов-
ли
Хлебные
законы ог-
раничивают
дары Госпо-
да
283
О замысле
Бога
Монополия
есть практи-
ческое отри-
цание даров
Творца са-
мим творе-
нием
ная — по этому вопросу теряет в моих глазах всякое
значение, когда я думаю, что ведь не могло же вхо-
дить в замысел Господа нашего, чтобы постоянно
растущий народ, живущий в незыблемых пределах
нашей страны, зависел, для поддержания своего
существования, только от своей земли, тогда как
морские пути, гений ученых, смелость наших моря-
ков и судовладельцев, плодородие далеких земель,
процветание мира в его разнообразии, каковым соз-
дал его в своей отеческой заботе Бог, — все это ясно
показывает, что он хотел, чтобы люди обменивались
разными дарами, полученными от щедрот Его, и
чтобы обилие их в одном месте земли способствова-
ло благополучию и счастью во всех местах. (Возгла-
сы одобрения.)
Я полагаю, что те, кто провел эти законы, посяг-
нули на престол Господень. Монополия есть практи-
ческое отрицание даров Творца своим творениям.
Монополия не позволяет этим дарам сыпаться как
из рога изобилия, чтобы возрадовать сердца и укре-
пить слабеющих, для которых, собственно, эти дары
и предназначены. На одном берегу полно продуктов
питания, на другом — голодные люди, которые счи-
тались бы преступниками, если бы тронули хоть
зернышко обильных урожаев земли, предназначен-
ных для всех. Зачем твердят о всяких там интересах
и правах, в том числе об исключительном праве
аристократии поступать по отношению к этим уро-
жаям как ей заблагорассудится? Я знаю ее права, и
я в принципе уважаю аристократическое сословие,
особенно если к благородству рождения добавляется
благородство поведения, если аристократия с сим-
патией относится к людям, своим братьям, и пони-
мает, что Бог милостив к ней, отнимая у нее лишнее
и сугубо временное. (Возгласы одобрения.) Пусть
сеньор сохраняет за собой то, что принадлежит ему
по праву. Пусть владеет своими загонами для скота,
парками, охотничьими угодьями, пусть окружит их
стенами, если ему угодно, и напишет на столбах:
“Здесь расставлены западни для людей”. Я не буду
посягать на его владения, не буду заглядывать че-
рез стены, а пойду своей пыльной дорогой, лишь бы
284
в конце пути я мог купить своей семье хлеб, предна-
значенный Богом именно для нее. (Аплодисменты.)
Богатейший сеньор требует покровительства.
Но он имеет его! Он имеет его в огромных землевла-
дениях, в их близости к плотно заселенным центрам
и в отдаленности от соперничающих владений, в
океанских бурях и кораблекрушениях, которые слу-
чаются с судами, доставляющими в нашу страну
иностранные товары, в издержках всякого рода,
страховках, складировании, комиссионных сборах,
которыми отягощены эти товары. Все это составляет
его естественное покровительство, столь же вековеч-
ное, как сам океан, и никто не может у него отнять
его. Но он хочет большего; он хочет, чтобы закон ис-
кусственно повышал цену на его хлеб и чтобы бед-
няк был вынужден покупать его, не имея права по-
купать его дешевле, по цене мирового рынка, и бед-
няку остается лишь надеяться, что такой запрет
когда-нибудь будет снят...
Джентльмены, законодатели нашей страны слиш-
ком многое берут на себя. Говорят о разочаровании,
о неподчинении, о конспирации! Я спрашиваю: ка-
ковы причины этих зол? Я ищу виновного, я обра-
щаюсь к тому, кому принадлежит право наказывать
за причиненное зло, и говорю ему: ты виновен!
("Слушайте!”) Несправедливый закон — это заро-
дыш революции. Проследите, как он действует. Он
начинает с того, что бесчестит, обедняет, топчет и
провоцирует людей. Потом наступает время звать
на помощь патриотов, народ отзывается решимо-
стью и вызовом властям. Потом идут преследования,
тюрьмы, эшафоты, жертвы. (Восклицания в зале.)
Но я хочу добраться до изначальных преступников,
До тех, кто придумал этот губительный закон, и я
говорю им: вы привели людей к разочарованию, вы
привили народу желание патриотического сопротив-
ления, вы вызвали жалобы и недовольство народа,
вы организовали преследования, вы совершаете
преступление, вас надлежит наказать.
Таково мое мнение, джентльмены. Если бы пра-
вительства были справедливыми, возмущение и уг-
Естествен-
ный протек-
ционизм
Несправед-
ливый за-
кон — заро-
дыш рево-
люции
Истинные
виновни-
ки — те, кто
придумал
губительный
закон
285
роза мятежа исчезли бы, не имея подпитки (“Слу-
шайте!”), и если справедливы были законы, то це-
пи, которыми связывали людей законы прежние,
проржавели бы и рассыпались. Потому-то я и бо-
рюсь против плохих законов, и не только я, но и
множество других борются на нашем острове и на
острове соседнем. Все и вся предупреждают нас, что
если мы хотим восстановить мир, дружбу, единство,
лояльность граждан, если мы хотим, чтобы Велико-
британия снова стала тем, чем была всегда — “вла-
дычицей морей, непобедимой в битвах”, мы должны
быть справедливы к народу и не только дать свобо-
ду чернокожим Антильских островов, но и освобо-
дить хлеб английского рабочего. (Аплодисменты.)»
Заседание 28 февраля 1844 года
Г-н Эшворт:
«Согласитесь, что довольно необычно, когда про-
мышленник с севера страны покидает свой дом и
свои дела, чтобы участвовать в этом собрании. У
промышленника полно других дел, и даже когда у
него какие-нибудь неурядицы, он редко склонен об-
ращаться за содействием к согражданам. Ему,
естественно, чужда также и агитация. Поглощенный
практическим приложением к своему делу наук и
искусств, он не уходил бы в сторону от своих забот и
интересов, если бы его не понуждали к этому губи-
тельные законы.
Господа, я, промышленник, обращаюсь к вам с
полным доверием, потому что убежден, что я тоже
принадлежу к классу людей, не требующих ничего
иного, кроме как своих прав. (Аплодисменты.) Про-
мышленников порицают в том, что с ними трудно
заключать сделки. Что ж, они ведут себя как все
осторожные люди, да и вы, наверное, тоже осторож-
ны. (Смех.) Но, по крайней мере, их нельзя обвинить
в том, что у них имеется большой торговый дом,
именуемый парламентом, где ограничивают нужды
и интересы сообщества граждан и сами устанавли-
вают цены на свой товар.
Господа, промышленники не пользуются никаким
покровительством, да и не просят его. Они отверга-
ют протекционистскую систему в целом, и единст-
венное, чего они требуют, это чтобы все подданные
Ее Величества, включая парламентариев и тех, кто
стоит за ними, были поставлены в равное положе-
ние. ("Слушайте! Слушайте!") Разве такое требо-
вание неразумно? (Возгласы одобрения слов орато-
Ра-) Лендлорды говорят вам, что они нуждаются в
Парламент
— это боль-
шой торго-
вый дом, где
продавцы
сами уста-
навливают
цены на свой
товар
Промыш-
ленники
требуют,
чтобы все
были по-
ставлены в
равные ус-
ловия
Промыш-
ленники
работают в
условиях
конкуренции
покровительстве и имеют право на протежирование,
исходя из некоторых соображений. Я не буду гово-
рить вам, что это за соображения. Пусть о них рас-
сказывают лорд Маунткешл и сэр Эдвард Нечбул.
Впрочем, они уже и так не оставили вас в неведе-
нии1. (Смех и аплодисменты.) Они говорят также,
что покровительство им нужно для борьбы против
заграницы. Что касается меня, то я не ведаю, поче-
му английский народ вдруг оказался слабее других
народов и ему требуется защита. Я убежден, что
английские фермеры, а особенно сельскохозяйствен-
ные рабочие, способны трудиться не хуже любого
другого класса нашего общества, и они, пожалуй
успешнее, чем другие классы, могут выдерживать
иностранную конкуренцию, лишь бы лендлорды по-
зволили им получать продукты питания по естест-
венным ценам. (Аплодисменты.)
Промышленники не избавлены от конкуренции,
но вполне выдерживают ее. Почему же лендлорды
хотят от нее защиты? (Возгласы: “Да, да!”) Повто-
ряю: промышленники не имеют никаких привилегий
и не хотят их иметь. Что касается машин, у нас нет
никакого особого превосходства перед всем миром.
(“Слушайте! Слушайте!”) Мы заимствуем у других
народов их изобретения и разные усовершенствова-
ния; мы вводим их у себя, улучшаем наши машины
и увеличиваем тем самым нашу мощь и могущество.
И если вывоз наших превосходных машин когда-то
был запрещен, то сегодня они вывозятся свободно, и
нет ни одного народа, который не приобретал бы их
у нас, притом вовсе не по дорогой цене. Запрети-
тельный закон на вывоз машин был отменен год или
два тому назад. И хотя в то время наша промыш-
ленность пребывала в довольно-таки жалком со-
стоянии и хотя находились умники, считавшие, что
свободный вывоз наших машин рискует повредить
нашему превосходству в отношении готовых изделий,
которые делаются на этих машинах, тем не менее
1 Намек на признание этих двух лиц, что покровительство
им нужно, чтобы платить свои долги, освободить свои земли
от обложения и накопить приданое для своих дочерей.
288
мы совершенно не противились отмене закона, не
устраивали скандалов, а отнеслись к этой мере в
духе справедливости и лояльности. (Возгласы одоб-
рения.) Таким образом, передав загранице все те
преимущества, которые мы могли бы извлекать са-
ми из наших машин, мы требуем теперь, чтобы во-
обще были сняты всяческие ограничения, и придер-
живаемся такого принципа: поскольку промышлен-
ники участвуют во всемирной конкуренции, они
вправе полагать, что по отношению к ним допуска-
ется несправедливость, если какой-то другой класс
— я имею прежде всего в виду богатейший класс
лендлордов — пользуется исключительными приви-
легиями, которых лишены все остальные классы.
Говорят, что внутренний рынок остается самым
важным для промышленности. Я как раз в состоя-
нии оценить значение внутреннего рынка для отрас-
ли, которой занимаюсь, — для хлопчатобумажной
промышленности. Она получает свои ресурсы глав-
ным образом посредством вывоза своей продукции.
В трудах Брома можно прочесть, что лишь один тюк
хлопка из семи используется для потребления, в ви-
де тканей, в нашей стране, и, следовательно, этим
потреблением оплачивается лишь одна седьмая
часть британской рабочей силы, занятой в этой от-
расли, то есть примерно один день в неделю. (“Слу-
шайте! Слушайте!”) И не забывайте, что потребно-
сти страны в тканях удовлетворяются полностью.
Получается, что такая наша клиентура как земель-
ная аристократия, которую разрисовывают столь
роскошными красками, сводится, если вглядеться в
нее поближе, к плательщикам, оплачивающим один
день из рабочей недели. А что до рынков сбыта,
предлагаемых нам другими классами, — ведь не
одни же лендлорды числятся среди наших покупа-
телей, — то я скажу лишь, что одна наша столица
потребляет тканей больше, чем вся Ирландия, а
Манчестер потребляет больше, чем Букингемское
графство. (“Слушайте! Слушайте!”)
Теперь о вывозе. Я уже сказал, что он достигает
шести седьмых от нашей продукции. Так что наш
Внутренний
рынок
Экспорт
19-2514
289
Политэко-
номия про-
текционизма
труд на шесть седьмых зависит от заграницы, а по-
скольку мы не имеем никакого влияния на ино-
странное законодательство, мы не можем получить
никакого покровительства, а довольствуемся теми
условиями, в которых работаем.
Наконец поговорим о наших сельскохозяйствен-
ных интересах. В нашей стране производство про-
дуктов питания не является отраслью, чья продук-
ция идет на вывоз. Для нее лучший в мире рынок
сбыта находится у нас дома, да еще ей оказывают
покровительство. Было время, когда сельскохозяйст-
венные продукты Англии вывозились, когда ленд-
лорды продавали зерно за рубеж. Это время мино-
вало. Сегодня наше население потребляет все зерно,
производимое в 'стране, и нужды населения требуют
большего его количества, которое оно и получало бы,
если бы имело на то разрешение. (“Слушайте!
Слушайте!”) Земельные собственники, видя, что
наше промышленное население потребляет всю про-
дукцию земледелия, перестали ее вывозить и полу-
чили то преимущество, что продают этот явно недос-
таточный в количественном отношении продукт на
рынке, где предложение всегда ниже спроса.
Совсем не таково, как я это уже показал, поло-
жение в промышленности. Шесть седьмых ее про-
дукции вывозятся. Обратите внимание, хотя бы на
минуту, на последствия такого положения. Продук-
ты питание суть, так сказать, сырье для работника,
точно так же как хлопок есть сырье для ткани. От-
сюда следует, что тюки нашей готовой продукции,
которую мы вывозим, содержат в себе в скрытом
виде пшеницу и другие сельскохозяйственные про-
дукты, как содержат они и хлопок. ("Слушайте!
Слушайте!”) Тем самым земельные собственники,
прекратив непосредственную продажу своей про-
дукции за рубеж, фактически переложили эту забо-
ту на промышленников, а сами получили косвенный
способ вывоза, гораздо более удобный и, что куда
важнее, гораздо более выгодный для них. Они изба-
вились от всяких хлопот по превращению продо-
вольствия в деньги на иностранных рынках; вместо
290
них это делают промышленники посредством того
круговращения, о котором я только что сказал.
(‘‘Слушайте! Слушайте!”)
Таким образом, английский промышленник, вы-
полняющий свои операции под воздействием хлеб-
ных законов, сначала вынужден платить законода-
тельно искусственную цену за продукты питания,
потребляемые им и его рабочими; затем, поскольку
его промышленная продукция предназначена для
вывоза и поскольку она, эта продукция, воплощает в
себе английские сельскохозяйственные продукты в
комбинации — в форме вложенного труда — с
хлопком и другим сырьем, наш промышленник ста-
новится несчастным посредником по перепродаже
все того же продовольствия, но при этом он еще и
участвует во всемирной конкуренции и выступает на
далеких рынках, где аналогичные продукты, быть
может, стоят вдвое дешевле, чем ему это обошлось
дома, в Великобритании. (Аплодисменты.)
Вот так мы стали инструментами собственника
земли, желающего сбыть свою продукцию, и, что
еще хуже, мы теряем в такой операции половину
того, что нам причиталось бы. (“Слушайте! Слу-
шайте!”) Как промышленник, работающий для вы-
воза, я посвящу некоторое время более подробному
изложению этой части моей темы. Вы легко поймете
общую аксиому: тот, кто вывозит, тот и ввозит.
Поэтому критерий благополучия страны — это не ее
вывоз, а ее ввоз. Повторяю: тот, кто вывозит, тот и
ввозит. Позвольте мне пояснить это примером. Суд-
но из любой страны, прибывающее к нам с товаром,
есть персонификация иностранного купца с туго на-
битым кошельком, ибо его груз быстро превращает-
ся в деньги. А деньги снова превращаются в товары,
уже наши, которые мы ему продаем. Так что чем
больше прибывает к нам судов, тем больше мы по-
лучаем покупателей.
Что касается наших обложений чужих товаров, то
Должен заметить, что эти товары не поступают сра-
зу из порта на склад нашего торговца. Они сначала
проходят таможенный осмотр и облагаются налогом
Азбука по-
литэконо-
мии — тот,
кто вывозит,
тот и ввозит
Критерий
благополу-
чия стра-
ны — это не
ее вывоз, а
ее ввоз
19*
291
Фритредеры
не против
фискальных
таможенных
пошлин
Наш ввоз
должен быть
свободен
Наши зако-
ны допуска-
ют ввоз
предметов
роскоши, а
ввоз продо-
вольствия
обложен
запретитель-
ными по-
шлинами
в нашу казну. Как фритредеры мы не возражаем
против такого обложения. Вполне справедливо и
уместно отдавать государству часть выручки за
иностранные товары. Но здесь мы сразу делаем ого-
ворку: если платежи в доход государства справед-
ливы, то совсем не справедливы платежи в личные
доходы, прежде всего в целях увеличения ренты для
земельных собственников.
Господа, наш ввоз должен быть свободен. В лю-
бой просвещенной стране он свободен, как свободен
ветер, надувающий паруса плывущих к нам судов.
(Аплодисменты.) Перенеситесь в какую-нибудь чу-
жую страну — я не хочу лишний раз вызывать у
вас чувство оскорбленности, приводя в пример ваше
собственное отечество, — предположите, что вы ви-
дите на берегу людей в военной форме с мушкетом в
одной руке и подзорной трубой в другой. Если вам
скажут, что это береговая стража, которой прави-
тельство приказало не подпускать иностранные суда
и, следовательно, иностранные товары, разве вы не
скажете, что страна эта — дикая и близка к само-
убийству? Разве вы не сочтете, что ее торговые за-
коны возвращают ее к временам самого примитив-
ного варварства? Приходится с сожалением сказать,
что именно таким духом проникнуто наше законода-
тельство. Наши законы допускают ввоз предметов
роскоши, вин, шелков, всяких там муаров на потре-
бу знати и богачей; с этих излишеств берется только
пошлина в казну, а вот ввоз продовольствия, то есть
того, в чем нуждаются прежде всего бедные и тру-
дящиеся классы, облагается запретительными по-
шлинами. Такие законы продиктованы несправедли-
востью, и мы выступаем против их однобокого ха-
рактера.
Сеньоры утверждают, что весь этот вопрос под-
нимают только промышленники. Они ругают про-
мышленников и считают их единственными борцами
против привилегий аристократов. Мы отвергаем по-
добные домыслы. Нет, это не проблема промышлен-
ников, это вата и моя проблема, это проблема всех.
Вопрос этот — не индивидуальный, а всеобщий, он
292
затрагивает все сообщество граждан. А промыш-
ленник, что ж, он тоже задет, его рабочие голодают,
и поэтому он, как и всякий человек, вправе быть
недовольным сложившимся положением.
Названное мною пустое утверждение лендлордов
сопровождается и другим их сетованием. Все зло,
говорят они, происходит от перепроизводства, или
сверхпроизводства2. Они кричат: “Эти промышлен-
ники собираются одеть в свою одежду весь мир!”
Может быть, они все-таки позволят нам сначала
одеть весь мир, а уж потом, если именно это прине-
сет в нашу страну смятение и нищету, вот тогда
пусть они и причитают. (Смех и возгласы одобре-
ния.) Рассмотрим, однако, этот вопрос более при-
стально. Допустим, что нам вдруг удалось одеть
весь мир. Но нам еще не удалось открыть секрет
изготовления вечной, неизнашивающейся ткани
(смех); одежда изнашивается, и те, кого мы приучи-
ли носить нашу одежду, будут требовать ее еще и
еще. Вот и получается постоянный источник для
труда. ("Слушайте/”) Не правда ли, было бы за-
бавно увидеть вот на этой трибуне, где я сейчас
стою, какого-нибудь промышленника из Ланкашира,
который, встав в позу Александра Македонского,
жаловался бы, что у него нет больше ни уголка во
всем мире, чтобы не завоевать, конечно, а одеть его.
(Взрыв смеха.) Во всяком случае при всей его печа-
ли он все-таки сможет утешиться тем, что если ему
удается одеть вселенную, он, по меньшей мере, по-
лучит право быть накормленным. (Восклицания.)
Я, правда, еще ни от кого не слышал, что у него
слишком много одежды. (Голос с галерки: “У меня
нет одежды”. Общий смех.) И какой бы низкой ни
была на нее цена, никто не огорчится, если одежда
будет еще дешевле. Время от времени лендлорды
собираются вместе и похваляются, что вот, мол, ка-
кие они хорошие патриоты, потому что они скаши-
вают два стога сена там, где раньше скашивали
Софизм
перепроиз-
водства
Сверхпроизводство означает чрезмерное, лишнее количе-
ство произведенной продукции. В таком толковании этого
термина я могу опираться на авторитет г-на Сисмонди.
293
один. В этой связи, джентльмены, я как промыш-
ленник тоже могу притязать на звание патриота,
потому что сейчас произвожу две рубашки, и обе
стоят дешевле, чем одна несколько лет тому назад.
(Смех.) Однако за такие достижения ни лендлорды,
ни я не заслуживают еще чести быть патриотом или
филантропом. Одно и то же дело, один и тот же им-
пульс движет всеми нами, и именуется он просве-
щенным интересом. (“Слушайте! Слушайте!”)
А вот еще одно сетование аристократов. Они
очень сильно ругают машины...»
Далее оратор вскрывает ошибочность и несостоятельность
суждения о том, что якобы машины снижают спрос на труд
человека. На многочисленных примерах он показывает, что во
всех графствах, где машины не применяются, наблюдается
отток людей в те графства, где внедрено много машин.
Поскольку эта тема уже поднималась другими ораторами, в
частности г-ном Кобденом, мы, хотя и с сожалением, опускаем
эту часть замечательной речи г-на Эшворта.
Заседание 17 апреля
под председательством г-на Кобдена
Председатель отчитывается о многочисленных собраниях, в
которых участвовали делегации Лиги, начиная от последнего со-
брания в Ковент-Гардене. Они проходили в Бристоле, Вулвер-
гемптоне, Ливерпуле и т.д. Он говорит также о шагах, сделан-
ных ассоциацией в направлении к тому, чтобы развертывать
дискуссию в особенности там, где проходят выборы; в таких
местах легче и эффективнее распространять взгляды Лиги, по-
скольку в избирательных кампаниях публика особенно воспри-
имчива. Поэтому теперь Лига будет самым активным образом
вести свою работу в каждом городе, где какая-то группа изби-
рателей, пусть самая незначительная численно, будет готова
поддержать кандидатуру от фритредеров.
Затем выступает член парламента г-н Ворд с речью, насы-
щенной любопытными фактами, статистическими данными и
убедительными аргументами.
За ним берет слово полковник Томпсон. Этот ветеран дви-
жения за свободу торговли приобрел в Англии огромный авто-
ритет своими речами и многочисленными письменными труда-
ми. Мы очень хотели бы познакомить с ними французскую пуб-
лику. К сожалению, этот храбрый офицер обычно облекает свои
глубокие мысли в своеобразные формы и пользуется при этом
очень образным, подчас остро язвительным, языком, пользуясь
народными выражениями, и все это затрудняет перевод его
устных и письменных выступлений на французский язык. На-
верное, мы попытаемся, где-то в конце этого тома, передать на
нашем языке некоторые его соображения, хотя и рискуем пере-
дать лишь их бледную копию.
Председатель:
«Имею честь представить вам одного из лучших
ораторов нашего времени, человека, который, про-
явил огромный талант в одном великом гуманном
Деле, сопоставимом по своему значению с делом,
объединяющим нас сегодня. Он оказал мощное со-
действие освобождению рабов наших колоний в
Вест-Индии, и, что касается меня, я никогда не
проводил ни малейшего различил между ограбле-
нием человека путем насильственного его принуж-
дения к труду и ограблением человека путем лише-
ния его плодов его труда. Предоставляю слово г-ну
Джорджу Томпсону (Гром аплодисментов.)»
Г-н Джордж Томпсон:
«События, происходящие в Великобритании, полу-
чают, естественно, отклик на собраниях Лиги, осо-
бенно когда эти события непосредственно связаны с
делом, за торжество которого борется Лига. Мы зна-
ем о твердо заявленной позиции нашей могучей ассо-
циации по вопросу о принудительной эмиграции
(compulsory emigration), когда этот вопрос обсуж-
дался в парламенте. Мы видели также, какое дейст-
вие на Лигу произвело обвинение в заговоре, предъ-
явленное О’Коннелу и всему ирландскому агитаци-
онному движению. Наконец, событие новейшее — это
второе изменение тарифов, представленное обеим
палатам кабинетом Пиля, и поскольку соответст-
вующий текст доступен теперь любому оратору, бы-
ло бы небесполезно рассказать здесь, а в чем, соб-
ственно, заключаются предложенные поправки.
Дифферен- Пошлина на колониальный сахар составляла 24
циальные шиллинга, а на иностранный сахар — 63. Разница в
са^пНЫНа 39 шиллингов как раз и образовывала покровитель-
ственную пошлину. Правительство предложило ос-
тавить без изменений пошлину в 24 шиллинга на
сахар из колоний и снизить пошлину на иностран-
ный сахар до 34 шиллингов, то есть свести защиту,
покровительство, к 10 шиллингам. Это было бы
большим шагом на пути к свободе торговли, если бы
английский кабинет сократил пошлину не только на
сахар, произведенный свободным трудом (free-
grown sugar). Но оно сохранило пошлину в 63 шил-
линга на сахар, где практикуется рабский труд
(slave-grown sugar), исключив таким образом ввоз
сахара из Бразилии, с Кубы и т.д. Ясно, что такая
мера остается косвенным способом поддержания
296
монополии, но вместе с тем распространение про-
свещения и конкретные обстоятельства и события
дали правительству и палатам шанс перетянуть на
свою сторону многих честных людей, поскольку вла-
сти изображали предложенную меру как направ-
ленную против рабства. И доказательством тому
служит то обстоятельство, что монополистам уда-
лось перетянуть на свою сторону немалое число
аболиционистов и создать тем самым в Англии свою
опору, не которую не могли рассчитывать, не прове-
дя столь лицемерного различия».
Мы увидим далее, каково мнение по этому поводу фритреде-
ров и как развертывались дебаты.
Попросив снисхождения со стороны собрания за то, что у него
сейчас неважно со здоровьем, г-н Джордж Томпсон продолжает:
«Точно так же, как и уважаемый и храбрый офи-
цер, выступавший передо мной, я думаю, что вопрос
о свободе, особенно об отмене хлебных законов, по-
скольку он затрагивает благополучие и достоинство
человеческого рода вообще, а также стабильность и
честь Британской империи, он, этот вопрос, не менее
важен и велик, чем другой вопрос, которому я в свое
время посвящал все мои силы. Тогда я требовал
свободы человека, теперь я требую освобождения
его продуктов питания. (Возгласы одобрения.)
Бог пожелал, чтобы человек был свободен, и я
думаю, что он пожелал также, чтобы человек имел
средства для своего существования. Похищать у че-
ловека свободу — преступление, но преступление и
повышать цену, ухудшать качество и уменьшать ко-
личество его пищи. Когда я вижу, как хлебный за-
кон вредит заработкам, как он нарушает равновесие
между спросом на рабочие руки и их предложением,
как он оставляет без работы миллионы рабочих, а
тем, кому посчастливилось сохранить работу, со-
кращает их заработок наполовину, заставляет пла-
тить за хлеб двойную цену, от чего он был бы из-
бавлен, не будь на свете хлебного закона, тогда я
говорю, что считаю такой закон чудовищным ограб-
лением (аплодисменты) и нарушением заповеди
Небес тем, кто живет на земле: “Человек, ты будешь
Последствия
хлебных
законов
297
вкушать плоды земли. Время посева и время жатвы,
зима и лето будут сменять друг друга вечно, чтобы
у Божьих созданий всегда была пища”.
Каков же тот великий принцип общественной
экономии, распространять который мы доверяем
нашим согражданам ради их благополучия и благо-
получия отечества и всего мира? Каково же то уче-
ние, которое Лига распространяет повсеместно,
разъезжая по стране как передвижной универси-
Позиция тет? Оно заключается в том, что все классы обще-
Лиги ства должны свободно заниматься своим делом,
должны свободно заключать торговые соглашения и
сделки, а сами эти сделки должны быть честными и
достойными; нельзя терпеть никакого вмешательст-
ва, никакого контроля, а тем более — никакого за-
конодательного ограничения свободы труда, про-
мышленной деятельности и обмена. ("Слушайте!
Слушайте!”) Мы верим в истинность этого учения,
но мы не превращаем его в абстрактную систему,
которую можно принять или не принять. Мы рас-
сматриваем его как важнейшее руководство к прак-
тике — практике для нашей страны и всех стран,
для нашей страны и всех времен. Будучи применено
честно и беспристрастно, оно предполагает отмену
всех ограничений, которые рассматривались и под-
вергались критике на наших собраниях, оно рас-
крывает двери перед миром труда человека. Оно
выводит из-под действия английского закона обмен
плодами нашего труда и нашего умения со всеми
народами земного шара. Оно притягивает к нашим
берегам бесчисленные сокровища, растущие и про-
изводимые во всех климатических зонах. Оно, как
нежная любовь, одаривает и того, кто отдает, и того,
кто приобретает. ("Слушайте!”)
Нам, англичанам, приходится с глубоким чувст-
вом боли и сострадания созерцать сцены отчаяния,
проходящие у нас перед глазами вот уже два года, и
хотя положение нашей страны в мире справедливо
остается для нас предметом гордости, но, с другой
стороны, оно вызывает у нас сожаление и неудовле-
творение. Наше величие как народа и страны бес-
спорно. С берегов нашего острова мы устремились в
298
бескрайний океан, наши паруса летали по его вол-
нам, мы открыли для себя и исследовали самые
дальние края земли. Мы сделали больше: мы культи-
вировали и колонизировали самые красивые и самые
богатые страны мира. К людям, признающим власть
нашей прекрасной и горячо любимой королевы, мы
присоединили людей всех широт и всех рас. Благода-
ря храбрости наших солдат и моряков, умению на-
ших сухопутных и морских офицеров, духу предпри-
нимательства наших судовладельцев и матросов, та-
лантам наших государственных деятелей внутри
страны и наших дипломатов вне ее, мы покорили
много стран, вступили в различные союзы со всеми
остальными, повсюду признано наше промышленное
превосходство, и тем самым комбинированная мощь
нашего нравственного, физического и политического
воздействия сделала весь мир нашим данником, и он
бросает к нашим ногам свои несметные сокровища.
(/7родолжителъные возгласы одобрения.)
И вот теперь у нас в избытке капиталов, наши
суда бороздят все моря и ждут лишь сигнала нашей
страны, чтобы поднять флаги неограниченной сво-
боды торговли и выгрузить на наших берегах дары
нашей матери-земли. Миллионы людей не просят и
не требуют ничего другого, кроме как обменивать
продукты своей молодой цивилизации на более цен-
ные и более совершенные для них продукты нашей
передовой цивилизации. (Снова восклицания.)
В нашей собственной стране производственная
мощь настолько велика, что не поддается никаким
измерениям. Под нашими ногами — богатейшие за-
лежи различных минералов, прямо у нас дома, и мы
можем извлекать металлы более дорогие, чем золо-
то, можем выплавлять и обрабатывать их, произво-
дя на месте всяческие изделия для жителей всех
стран. В наших зеленых долинах текут быстрые ре-
ки, способные приводить в движение машины чис-
лом в десять тысяч умноженные на десять тысяч, и
человек прекрасен на нашем острове, “как царст-
венный венец творенья”. Он первый человек, хотя и
последним вступил на путь цивилизации; он показал
миру, насколько обширны его способности и как он
О могущест-
ве и богат-
стве Англии
299
О нищете в
Англии
благодарен за это щедрой природе; он ценит могу-
щество и знает предназначение всех сил, окружаю-
щих его; он знает и понимает, что такое красота, что
такое ум для науки, руки для труда, сердце для
отечества, душа для веры. (Аплодисменты.) Воздух,
земля, океан привычны ему во всех своих проявле-
ниях, во всей своей изменчивости, и он знает, как
ими пользоваться и на какую службу ставить. Каж-
дое из этих богатств и стихий отплачивает сторицей
за познание их применения, но ничего не дает лени-
вому и невежественному; все эти богатства и стихии
открывают свои секреты человеку, хотя делают это
не быстро.
И вот он, человек встает во весь рост, человек
Англии. Ему не устают удивляться и страшатся его
народы трусливые, но он — достойный соперник в
соревновании с народами, стремящимися к свободе
и добивающимися ее. С высоты, которой он достиг,
видна лишь одна альтернатива: подняться еще выше
или упасть. Он не может оставаться на месте, но он
презирает падение, ибо его дух, прошедший многие
испытания, поддерживает его, а сила его гения тя-
нет его вверх.
Таковы некоторые из обстоятельств, которые я
имел в виду, когда говорил вам, что мы, англичане,
вправе испытывать чувство национальной гордости.
Но, увы, множество вещей оскорбляют наши чувства
и погружают нас в глубокое унижение. Да разве
можно поверить, что эта Англия, с ее необъятной
империей, с ее богатейшими ресурсами, столь могу-
чая своей армией и флотом, гордая своими союзами
с другими странами, не сравнимая ни с кем по сво-
ему производственному гению — и это не считая
обилия ее капиталов и изобилия умелых рабочих
рук, — гордая своей литературой, питаемой чистей-
шими источниками, своей нравственностью, осно-
ванной на всеобъемлющем доброжелательстве, и
своей верой, исходящей от Бога, — так можно ли
поверить, что такая Англия не может и не хочет
кормить своих собственных детей, а просто смотрит,
как они блуждают без работы по улицам, гнутся от
подавленности и изнеможения, чахнут и умирают от
300
голода у подножья ее великолепных памятников, на
ступенях ее дворцов, рядом с ее храмами и даже в
самих храмах? Разве найдется иностранец, который,
зная наше географическое положение, объем и раз-
нообразие ресурсов нашей империи, гений, умение и
энергию наших граждан, — разве поверит он, что
здесь, где заседает правительство, здесь, в нашей
стране, представляющей собой величайший завод
мира и центр торговли, в стране, где разрабатыва-
ется столько идей и выковывается столько умов — в
этой самой стране, говорю я, больше безработицы,
нищеты, лишений, физических и нравственных стра-
даний больше, чем в любой другой стране мира, со-
поставимой по численности населения с нашей?
Однако такова ныне наша могучая Англия. Быть
может, положение немного улучшилось в нескольких
графствах, и если это так, возблагодарим всемогу-
щего Бога от имени и ради блага всех остальных
несчастных и неимущих. Ибо даже сегодня вы мо-
жете встретить множество людей, у которых совсем
нет работы, а те, кто работает, получают в конце
долгой и тяжелой трудовой недели такой мизерный
заработок, что его едва хватает на скудную пищу,
еле-еле поддерживающую жизнь...
О, вам не надо ходить далеко, вы очень быстро
найдете убогое жилище, где огонь в печи погас, где
чашки пусты, где постели не покрыты одеялами,
проданными за кусок хлеба, где мать оставила на
соломенном матрасе свое дитя, засыпающее под
собственные всхлипывания, где отец семейства, ко-
торый хотел бы и мог бы быть честным ремесленни-
ком, работящим и достаточно зарабатывающим, —
это голодный бродяга, без всяких средств, отчаяв-
шийся их найти и потерявший всякую надежду.
Особенно удручает лицезрение такой семьи, когда
все ее члены собираются вместе: неотвратимая ни-
щета разрушила в ней все симпатии друг к другу. В
такой семье нет больше ни у кого чувства личного
достоинства. Там ропщут на Бога, проклинают пра-
вителей и законодателей. Там утрачено почитание и
исполнение всяких общественных правил и даже
велений Господа. Там думают, где и у кого можно
Пагубное
влияние
нищеты на
нравствен-
ность
301
Источник
бед — хлеб-
ный закон
что-нибудь украсть. Там эти отверженные считают
себя покинутыми Богом и людьми, считают себя
жертвами законов или, по меньшей мере, уверены,
что законы не дают им ни защиты, ни прибежища, и
поэтому они восстают против общества, зная, что
ожидающая их судьба будет ничуть не хуже их ны-
нешней участи. (Громкие восклицания.)
Вот что происходит в Англии. Я хочу, чтобы вы
хорошо уяснили себе, что такое положение страны
есть проявление негодного закона, который душит
торговлю и закрывает от нас мировые рынки, мешая
ввозу товаров из других стран для удовлетворения
наших нужд. Нигде больше нет, а есть только у нас
такая беспросветная нищета, такая отвратительная
бедность, такие страдания, подчас неизлечимые. К
чему бы ни вели в других странах деспотизм и пред-
рассудки, эти отрицательные явления не дали
такого результата, какой дали у нас наши законы,
заставившие голодать активное и трудолюбивое на-
селение; у других народов, по крайней мере, сохра-
няется возможность обменивать свои продукты на
те, которые им нужны. {Бурные и продолжительные
восклицания.) Я много путешествовал и видел глу-
бочайшее невежество, темнейшие и дичайшие пред-
рассудки, неограниченный и беспощадный деспо-
тизм, горделивую и тираническую теократию; но та-
кой нищеты, какую я вижу здесь и которая нас
окружает, я не видел нигде. {Аплодисменты.)»
Оратор говорит далее о самом принципе и о следствиях
хлебных законов. Подойдя к вопросу о сахаре, он продолжает:
Закон о «Я говорил о хлебных законах. Позвольте мне те-
сахаре перь перейти к закону о сахаре. Думаю, никто не
заподозрит меня в желании поддерживать рабство.
Если кто-нибудь в этом зале и заподозрит меня в
таком желании, мне достаточно будет ответить ему,
кратко рассказав о моих делах и жизни. Вот мой
ответ. {Одобрительные восклицания.)
Я сожалею, что расхожусь во мнениях с некото-
рыми моими старыми друзьями, которые, хотя и ис-
ходят из добрых намерений, считают должным вы-
ступать против свободы торговли в том, что касает-
302
ся сахара. Я углубленно изучал этот вопрос в тече-
ние многих лет, стараясь прийти к здравому и спра-
ведливому умозаключению, и теперь, сохраняя ува-
жение и привязанность к своим друзьям, я буду ос-
паривать их точку зрения, которая совпадает с
точкой зрения правительства и сводится к тому,
чтобы закрыть доступ на наш национальный рынок
сахара, произведенного рабами.
Мы все против рабства, оно вызывает у нас ужас
и негодование. Мы все полагаем, что низводить лю-
дей к рабскому состоянию и удерживать их в нем,
понуждать их к труду, лишая их всякого заработка,
не говоря уже о справедливом заработке, — это
значит совершать преступление в глазах Бога, это
значит растаптывать все права и всякое равенство
людей. Мы считаем также, что долг каждого про-
свещенного человека и каждого христианина —
поднять свой голос против рабства во всех его фор-
мах и использовать все возможности нравственности
и законности, чтобы приблизить тот день, когда ни-
где не будет рабства и торговли людьми. (“Слу-
шайте! Слушайте!”)
Но в этой связи следует прежде всего задаться
вопросом, а каковы же права народа нашей страны.
Затем надо спросить себя, какими способами надо
подорвать рабство, которое считается как бы пра-
вомерным и законным, когда формально ставят це-
лью справедливо относиться к людям других стран,
на деле забывают о гражданской свободе и непре-
ложных правах, даже наших соотечественников.
Я безусловно признаю истинность следующего
перечня прав: все люди имеют право на личную
свободу; они должны быть и оставаться свободными
в выборе своих работодателей, характера и места
своего труда, а также в выборе рынка, на котором
они считают целесообразным либо свой труд, либо
результаты своего труда. Но, кроме того, совершен-
но очевидно, на мой взгляд, что люди нашей страны
и всех стран должны иметь свободу (я говорю в
данном случае о свободе от вмешательства граж-
данского законодательства) — должны, повторяю,
иметь свободу выбирать, как потребители, все, что
303
Законода-
тельный
запрет есть
насилие
им нужно, из всех товаров, поступающих со всех
мест земного шара на общий, мировой рынок. (Бур-
ные восклицания.) Я не понимаю, почему, если оста-
ваться в рамках справедливости, надо мешать по-
требителю покупать продукты из Бразилии и Кубы
на том основании, что они произведены рабами. Я
не понимаю, как можно, не посягая на справедли-
вость, ставить потребителя перед выбором: либо по-
купать продукты с британских Антильских островов
либо вовсе обходиться без продуктов, которые ему
необходимы.
Я убежден, что право и долг каждого — нетер-
пимо относиться к варварству и распространять
среди всех классов здравые идеи, вскрывающие
преступный характер этой системы. Право и долг
каждого — сделать ясной для всех обязанность ни-
коим образом и ни в чем не одобрять тех, кто со-
вершает преступление, удерживая людей в рабстве.
Всякий раз, когда рассудительностью, убеждением и
молитвой мы поставим хотя бы одного человека на
правильный путь, мы сможем сказать словами Пи-
сания: “Ты обрел брата”. Именно таков правомер-
ный способ отвратить людей от дурной практики и
направить их на добрый путь, ведущий к уничтоже-
нию системы, которую все мы ненавидим.
Однако законодательный запрет есть насилие, а
не рассудительность; он есть сила, а не разум, тира-
ния, а не убеждение. Подобные акты представляют
собой извращение законодательства и злоупотреб-
ление им. А против злоупотреблений со стороны
властей никто не гарантирован. Парламент узурпи-
рует само сознание людей в вопросе, о котором лю-
ди вправе судить сами и могут сами вести себя, как
высоконравственные и ответственные существа. За-
кон, который я сейчас имею в виду и который дейст-
вует во всю силу в нашей стране, не может считать-
ся исходящим от народа или актом, отвечающим его
воле, ибо если бы он был таковым, он был бы из-
лишней штуковиной, и товары, ныне запрещаемые
им, выгружались бы на наших берегах, но развеи-
вались бы ветрами и мокли под дождями как нося-
щие на себе печать нравственной заразы.
304
К тому же навязанный парламентариями запре-
тительный закон явно грешит непоследовательностью,
так как эти же самые парламентарии разрешают
ввоз сахара рабов и рафинирование его у нас. Они
поощряют его ввоз на английских судах; они санк-
ционируют соответствующие деловые сделки наших
торговцев с чужими странами. Они хорошо знают,
что его потребляют за рубежом в рафинированном
виде, и хотя сам процесс рафинирования обходится
недешево, за границей покупают его дешевле, чем
стоит сахар-сырец на нашем острове. Они поддержи-
вают такую торговлю вплоть до того момента, когда
она близится к некоему пределу, за которым уже на-
рушаются интересы их собственной монополии, и
лишь тогда они запрещают эту торговлю под предло-
гом, что она несет на себе печать рабства...
Подтверждая свою неискренность и непоследова-
тельность, эти люди остаются теми же, которые в
прошлом не жалели красноречия на восхваление
рабства. (“Слушайте! Слушайте!”) Вот я открываю
голубую книгу, где перечисляются имена тех, кто
получил вспомоществование из фонда в двадцать
миллионов, учрежденного парламентом для прове-
дения эмансипации, и я вижу, что там фигурируют
основные получатели от того, что сейчас именуется
ценой несправедливости. Я прослеживаю, как они
голосовали в парламенте, и обнаруживаю, что они
упрямо из года в год сопротивлялись всякой попыт-
ке смягчить ужасы обращения с чернокожими ра-
бами, вплоть до того, что они воспротивились отмене
варварского обычая избивать бичом женщин.
(“Слушайте!”) Я встречаю этих же людей, обла-
гающих непомерной пошлиной сахар из Индии, хотя
он там производится трудом свободных людей. Я
встречаю их, ежегодно раздаривающих миллионы в
виде drawbacks, премиальных, охранительных, план-
таторам Антил — владельцам рабов. Да что там
говорить? Они были производителями сахара вчера
и остаются ими сегодня; они были и остаются про-
изводителями зерна. Покажите им продукт, который
они не производят, и они охотно разрешат его ввоз и
потребление, и пусть там обливаются слезами и
Непоследо-
вательность
сахарного
закона
Лицемерие
противников
ввоза “саха-
ра рабов”
20-2514
305
кровью несчастные рабы, производящие этот про-
дукт. (Восклицания.) Но покажите им то, что произ-
водят они сами, и они тотчас запретят такой про-
дукт и ему подобные, будь то зерно из Огайо или из
обеих Индий, будь то сахар из Бразилии или с Ку-
бы. (“Слушайте! Слушайте!”)
Это что? Неужели так выглядит искренняя фи-
лантропия? (“Слушайте! Слушайте!”) Всякий че-
ловек, наделенный чувством справедливости, может
испытывать лишь отвращение, видя, как эти люди в
парламенте изображают из себя библейского проро-
ка Елисея, ратуя за освобождение рабов и проливая
слезы наигранного сострадания труженикам Брази-
лии. И вот эти-то люди оспаривают ваше право
вмешиваться в дела их собственности — собственно-
сти на их рабов! Они останавливают нас на каждом
шагу, когда мы пытаемся разрушить законом то, что
было создано тоже законом. (“Слушайте!”) Они
защищали, сколько могли, так называемые права
плантаторов и отказывались давать свободу неграм,
пока им не швырнули в виде подачки большую сум-
му денег — самую большую, которая когда-либо
принималась открытым голосованием, на глазах у
всех! И тогда, и теперь они были и остаются рупо-
рами монополий; они говорят и действуют как люди,
глубоко заинтересованные в сохранении ограниче-
ний. Общественность была настроена против них
раньше, национальное чувство настроено против них
и теперь. Они не были искренними и тогда, они вы-
зывают разочарование и сегодня. Они говорят и го-
лосуют против собственной совести, если она у них
осталась, и они обязаны признать, что говорили и
голосовали тоже против совести и раньше. (“Слу-
шайте!” )
Что касается нас, то мы остаемся на тех же по-
зициях, что и четырнадцать лет назад. Мы говорим,
что рабство есть преступление и что честно и упорно
бороться за его отмену есть долг каждого человека и
каждого народа. Нашим правом было подавать пе-
тиции против рабства; правом законодателей было
отменить рабство парламентским актом в соответст-
вии с волей народа. Но принуждать тридцать мил-
306
лионов граждан платить огромные суммы в виде до-
полнительной цены на продукты первой необходимо-
сти; уменьшать наполовину, посредством применения
грубой силы, снабжение этими продуктами; лишать
людей права покупать то, что поступает на мировой
рынок, и делать это под предлогом того, что произ-
веденное за границей произведено там с нарушени-
ем норм справедливости, — все это относится не к
праву, не к нашему праву, а к чистому грабежу.
{Бурные аплодисменты.) Действовать так, прикры-
ваясь ширмой гуманности и отстаивания свободы,
когда мы знаем (в той степени, в какой мы знаем
все — или, быть может, чего-то и не знаем), что это
именно ширма, пустые и лицемерные доводы, — это
значит соединять обыкновенное надувательство с
тиранией закона, обманывая тем самым Бога и об-
рушивая несправедливость на человека. Во всем
этом была бы, по меньшей мере, некоторая доля че-
стности, если бы эти люди беспристрастно следова-
ли какому-то принципу. Но нет? Принципа у них не
существует. Пошлина на бразильский сахар имеет
запретительный характер. Но почему не вводят та-
кую же пошлину на табак, которая привела бы к
такому же результату, что и пошлина на сахар, —
табак перестали бы потреблять? А дело в том, что
эти люди не производят табака, и у них нет тут лич-
ного интереса. Почему они не выдумают принципа
для хлопка — продукта рабов — и почему не огра-
ничиваются хлопком с тех широких равнин, где я
побывал? Мы ввозим хлопок из Соединенных Шта-
тов и не ввозим их зерно. Вопиющая непоследова-
тельность? Если они позволяют нашим судам везти
к нам хлопок, продукт рабства, позволяют нашим
посредникам перепродавать его дальше, нашим ка-
питалистам сучить нить и ткать ткани на наших
больших фабриках, женщинам и детям кроить и
шить из них одежду для граждан, начиная с коро-
левы и кончая последним нищим на улице, так по-
чему же они запрещают нашим соотечественникам,
работающим в промышленности и получающим ни-
щенский недельный заработок, почему не позволяют
им выделить из этого заработка какую-то часть и
20*
307
Свободный
труд обхо-
дится де-
шевле, чем
труд рабов
купить в субботу вечером немного сахара по деше-
вой цене? Почему? Потому что сами они не произ-
водят хлопка, зато производят сахар. Другого объ-
яснения нет.
Вот уже тридцать лет как мы утверждаем и пы-
таемся доказать, что свободный труд обходится де-
шевле, чем труд рабов, и что заставить эти два вида
труда потягаться друг с другом есть самый мирный
и самый эффективный способ упразднить рабство.
Ради торжества этой истины мы в изобилии распро-
страняли труды Фиарона, Хогдсона, Кроппера,
Джереми, Кондера, Диксона и многих других. Так
неужели мы теперь будем практически отвергать
наши прежние утверждения и мириться с запрети-
тельными тарифами, губительными, помимо прочего,
и для свободного труда, мириться с произвольным
вмешательством закона в область индивидуальных
решений и свободных действий человека?
Я с удовольствием прочитал официальную и
торжественную декларацию аболиционистских руко-
водителей, в которой они заявляют, что, по их убеж-
дению, губительно и расточительно, опасно и пре-
ступно обращаться к оружию в деле уничтожения
рабства. Я разделяю это убеждение1. Простая
арифметика и непростая история доказывают спра-
ведливость первых двух определений (губительно и
расточительно), здравый смысл и христианство —
справедливость двух других (опасно и преступно).
Но разве мы не наблюдаем совершенную аналогию
между вооруженным вмешательством и актами
парламента, которые не исполнялись бы и не имели
бы никакого эффекта, если бы эти акты не подкреп-
лялись разного рода наказаниями, блокадой наших
берегов и наличием постоянных армий. Что дает си-
лу этому закону, откровенно попирающему права и
идущему наперекор чувствам народа? Разве это
1 Это, между прочим, доказывает, что право визита воен-
ных кораблей в иностранные порты не столь популярно по
ту сторону Ла-Манша, как могут думать во Франции, по-
скольку оно отвергается двумя мощными ассоциациями —
аболиционистами и фритредерами.
308
что-нибудь иное, нежели физическая сила, пускае-
мая в ход правительством? Мы знаем, что крайне
мало людей одобряют закон, по которому народ вы-
нужден терпеть загрузку на суда сахара в Брази-
лии, рафинирование его у нас и затем продажу дру-
гим странам по 4 денье, тогда как у нас можно ку-
пить сахар-сырец лишь за 8 денье. Но каждый
боится нарушить закон, ибо за нарушением после-
дует наказание. Поэтому верят не россказням моно-
полистов, а санкциям таможенников, суда, штра-
фам, тюрьме. (Возгласы согласия с оратором.) Раз-
ве таким способом надо делать людей аболицио-
нистами? Разве так надо отпускать раба на свобо-
ду? Разве все наши старые истины политической
экономии больше не действуют? И разве нельзя дос-
тичь наших целей путем совместных усилий свобод-
ного труда вне страны и лояльного обращения к
сознанию людей внутри нее?
Я могу понять, что, желая быть верными своим
принципам и стремясь подорвать рабство, люди
воздерживаются от употребления продуктов, произ-
веденных трудом чернокожих. Они могут поступать
так добровольно, но я твердо отрицаю право зако-
нодателей (особенно когда они не опираются на го-
лос народа) принуждать кого бы то ни было к по-
добному самоограничению. Думаю, что мы едины во
мнении, что тут получается вопиющая непоследова-
тельность, когда поддерживается какой-либо прин-
цип, но он же и нарушается: с одной стороны, за-
щищают права человека, а с другой, узурпируют их,
лишают человека прав. ("Слушайте!”) Гораздо бла-
городнее было бы ясно сказать: наши порты откры-
ты — открыты для товаров со всех широт, с тем
чтобы наш народ мог получать все необходимое и
притом по ценам как можно более низким. Мы не
вмешиваемся ни в чьи личные решения и намере-
ния. Мы не заставляем никого покупать то-то и не
покупать того-то. Странам, где сохраняется рабство,
мы говорим: мы не воюем и не боремся с вами, так
как это означало бы творить зло во имя добра. Мы
не будем устанавливать запретительных пошлин,
потому что это нарушало бы принцип свобода обме-
Сила закона
обеспечива-
ется угрозой
применения
насилия со
стороны
государства
Отказ от
потребления
продуктов
рабского
труда может
быть только
доброволь-
ным...
иначе защи-
та прав од-
них людей
оборачива-
ется узурпа-
цией прав
Других
309
Честность —
лучшая по-
литика
на и подвергало бы наших собственных граждан
действию неоправданных мер принуждения. Но мы
неустанно будем добиваться всеобщего осуждения
вашей системы рабства. Как просто люди, как ассо-
циации, как народ мы заставим услышать наши
протесты и наше негодование. (Аплодисменты.) Во
всех уголках земли мы будем поощрять свободный
труд, который есть соперник рабского труда, ваш
соперник. Наконец, если мы будем в правительстве,
мы воздадим должное и дадим свободу нашим ве-
ликолепным владениям. Вместо того чтобы ставить
препоны развитию местной промышленности в Ин-
дии, мы будем всячески поощрять ее. И рано или
поздно мы будем ввозить сахар, рис, хлопок, табак
из стран, где повсюду уже не будут перемешиваться
стенания рабов с завываниями ветров, но будут
слышаться веселые голоса добровольных тружени-
ков над любимыми полями и вокруг уютных незави-
симых обитателей домов. А пока что продавайте нам
ваш сахар и ваш кофе. Мы же тем временем будем
так воздействовать на сознание людей, чтобы они по
своей воле и без всякого нажима отвергали то, что
запятнано рабством. (Аплодисменты.)
Да, мы будем воздействовать и на ваше созна-
ние, вашу совесть. Стволы наших пушек забиты, и
пушки ржавеют, Но мы будем применять оружие
нравственное, которое не дробит кости и не льет
кровь, но удары которого проникают в сердца лю-
дей, побуждая их прислушаться к голосу справед-
ливости, и убеждают их в том, что честность есть
наилучшая политика. (Возгласы: “Слушайте! Слу-
шайте!” и аплодисменты.)
Мы не будем впадать в противоречие, о котором
я уже говорил, то есть осуждать у них ограбление
человеческих способностей и терпеть у нас кражу
продуктов, произведенных благодаря этим способно-
стям, и, следовательно, у нас не будет ограничи-
тельных законов. Мы верим во всеобщие принципы
здоровой и честной социальной экономики. Мы ве-
рим в притягательную силу примера, достойного
подражания, и эту силу не одолеют никакие ограни-
310
чения и принуждения. Мы верим в плодородие, в
изобилие и благополучие в тех странах, куда не
проникли ржавчина и проклятие рабства. Мы верим
в ту идейную установку, что для достижения честной
цели не нужны нечестные средства.
У нас немало и других надежд и вер. Если мы
явим великий пример миру, удовлетворяя нужды и
соблюдая права трудолюбивых детей нашей страны,
сметая барьеры, пока что окружающие наш дом, где
живут рабы, открывая наши порты товарам со всего
света, чтобы голодные насытились, а праздные ра-
ботали, если мы будем предпочитать плоды свобод-
ного труда плодам труда рабского, вот тогда мы
сможем надеяться, что Бог благословит нас и среди
йсех народов изберет именно нас, чтобы мы отвра-
тили все народы с неправедных и губительных путей
и показали им прямую дорогу к справедливости и
свободе. (Аплодисменты.)
Пусть наши противники предостерегают нас про-
тив последствий свободы торговли. Мы приемлем
эти последствия, ибо верим в наши принципы. Мы
верим в слово Божие, верим во взаимность челове-
ческих интересов, верим в систему самую простую,
самую равноправную и самую справедливую, кото-
рая одарит множеством благодеяний жителей нашей
страны. (Возгласы одобрения.) Поэтому отбросим
всякие сомнения и всякую нерешительность относи-
тельно исхода нашего дела. Уже был совершен бы-
стрый прогресс. Уже были преодолены огромные
трудности, и все говорит о том, что успех будет на
нашей стороне.
Что же касается всякого рода так называемых по-
кровительственных норм и законов, то на этот счет
прошли и минули целые века темноты и невежества,
ошибок и заблуждений. Правда, наш трудный и тер-
нистый путь побудил некоторые народы принять на-
ши прежние самоубийственные взгляды и идеи. Вот и
у нас для защиты монополии привлечен весь меха-
низм партийных противостояний и схваток, привлечен
весь груз, вся тяжесть правительственного влияния и
воздействия. Но день всегда побеждает ночь. Правда,
Для дости-
жения чест-
ной цели не
нужны нече-
стные сред-
ства
Миссия
Англии —
стать приме-
ром для
остального
мира в об-
ласти сво-
бодной тор-
говли
Мрак про-
текционист-
ских заблу-
ждений...
311
развеян све-
том открыв-
шегося Бо-
жественного
промысла
упрятанная на века, выходит на свет. Весь мир в
своем великолепии и разнообразии земель, климатов,
производств и интересов предстал перед нами в этом
свете здравого смысла и вселил в нас искреннее и
трепетное стремление исполнить волю Бога, сотво-
рившего этот мир своими руками и наделившего его
столькими благами. Была замечена и отмечена уми-
ротворяющая гармония между основами социальной
экономики, с одной стороны, и целями филантропии и
религии любви и мира, с другой.
Это еще не все. Появились люди, которых с пол-
ным основанием можно назвать апостолами свободы
торговли. {“Слушайте, слушайте!”) Они вывели на
свет Божий истины, открытые в тиши кабинетов фи-
лософами или, напротив, людьми, пристально на-
блюдавшими за всем миром, его положением, осо-
бенностями, взаимной зависимостью людей и наро-
дов; такие люди объездили страну вдоль и поперек,
распространяя и делая доступными пониманию ка-
ждого эти великие истины. Их взволнованный голос
передает их порыв и страсть миллионам наших со-
граждан. Кафедра, биржа, площадь, салон богатого,
общая комната фермера, будуар, даже дороги и
тропы империи — все стало ареной оживленной и
поучительной дискуссии. Не забыта, не оставлена в
небрежении ни одна часть населения. Отрывной ка-
лендарь фритредеров висит на стене в хижине.
Брошюра фритредеров лежит на столе самого
скромного и незаметного гражданина, а тот, кто не
умеет читать, может разглядывать красноречивые
картинки. Каждый получил возможность узнать и
понять философию труда, обмена, заработков, пред-
ложения и спроса.
Свет проник и туда, где он был нужен больше все-
го, — в сенат. Нашелся один экономист, который су-
мел выразить истину предельно убедительно, излагал
свою аргументацию бесподобно Просто и ясно и за-
ставил увидеть величие принципов над всякой сума-
тохой парламентских стычек. Его красноречие и уве-
ренное спокойствие вызвали восхищение даже у его
противников, и они бы встали под его знамя, если бы
их не удерживали ипотечные долги и ненасытная
312
жажда высоких рент. Этот человек потребовал встре-
чи с монополистами и заставил их выслушать себя
под сводами их горделивого дворца. Они были без-
молвны, когда он говорил, и оставались безмолвны-
ми, когда он кончил говорить. Ибо — печальное об-
стоятельство! — они не знали, что ему ответить, и они
не хотели уступать. (Бурные восклицания,)
Поэтому будьте смелы. Но при этом избегаете
ловушек, разного рода маневров и всяческих уловок,
проникнутых партийным духом. Предоставьте прин-
ципам говорить самим за себя и оказывать свое
собственное воздействие. Когда настанет день испы-
таний, оставайтесь на верном пути и не бойтесь ни-
чего. Долг поступать так — это наш долг, а следст-
вия наших поступков предугаданы Богом. Тот, кто
следует велениям своей совести, законам природа и
заветам Небес, может спокойно пренебречь всем
остальным. И на смертном одре его дух, памятуя
обо всем свершенном им, вынесет утешающий вер-
дикт: ты знал, в чем состоял твой долг, и ты его ис-
полнил. (Продолжительные аплодисменты.)»
Заседание 1 мая 1844 года
Кресло председателя занимает представитель аристократии
лорд Киннерд, один из крупнейших земельных собственников и
один из ученейших агрономов Великобритании. Это обстоя-
тельство вызывает повышенный интерес к заседанию. Однако я
не счел должным приводить здесь перевод на французский речи
высокоуважаемого лорда, потому что мне не хватает для этого
ни места, ни времени, а также потому, что специализированно
сельскохозяйственная и сугубо прикладная тематика его речи,
безусловно полезная и интересная для Лиги, вряд ли привлечет
особое внимание французской публики.
Мы приводим речь г-на Рикардо, который, высказав несколь-
ко соображений общего свойства, продолжает:
“Я пришел сюда, еще не избавившись от отвра-
щения, вызванного совсем другим собранием, на
котором я старался показать правоту вашего дела,
но которое оставило у меня впечатление безнадеж-
ности. Теперь я здесь, чтобы поговорить не с угнета-
телями, а с угнетенными, не с законодателями, а с
жертвами закона. {Бурные возгласы одобрения.)
Не раз, а много раз я слышал, как в парламенте
обсуждаются пышные, прямо-таки восхитительные,
экономические доктрины. Я слышал, как там обле-
кают в ученые формы вопрос о пробковой коре
{смех), и поначалу очень удивлялся, почему все это
выслушивают с величайшим вниманием. {“Слушай-
те! Слушайте!”) Но, оглядевшись вокруг, я увидел,
что в палате нет ни одного производителя пробок.
{Снова смех.) Я слышал также как блестяще изла-
гаются принципы набивки чучел соломой, но позади
скамей представителей казначейства я не заметил
ни одного профессионального чучельника {громкий
смех), а вчера поздно вечером я был изумлен, как
охотно был воспринят принцип свободы ввоза при-
менительно к разновидности изюма, называемой ко-
ринкой. Я стал думать, почему это так, и припом-
нил, что в моих железнодорожных поездках по стра-
не я нигде не видел виноградников.
Из всего этого я делаю заключение, что вы може-
те бесцеремонно обращаться с пробочниками и чу-
чельниками и разорить все гнезда мелких монопо-
лий. Но попробуйте осмелиться вытащить хоть одну
соломинку из сетки, натянутой на улей больших мо-
нополий, и вас окружит рой шершней (бурные апло-
дисменты), которые сыграют с вами плохую штуку,
если их жала так же остры, как громко их жужжа-
ние. (Смех и восклицания.)
Было бы уместно рассказать здесь, как к нам от-
неслись в этой палате. Я вспоминаю, что единствен-
ной реакцией на выступление г-на Вильерса, когда
он впервые поставил наш вопрос перед парламентом,
были недовольные бурчания и насмешки. Но когда
пробудилась общественность страны, они сочли ра-
зумным и осторожным не встречать нас молчанием,
отказались от снисходительных ухмылок и начали
говорить о завоеванных правах. Позднее, когда пуб-
лика более настойчиво потребовала обсуждения во-
проса, они стали излагать свои аргументы. Но, раз-
битые по всем пунктам, сдав все свои позиции одну
за другой, неспособные к дальнейшему сопротивле-
нию, они теперь опять возвращаются назад и снова
твердят о завоеванных правах.
Наш высокочтимый председатель уже разоблачил
истинный характер этих так называемых, завоеван-
ных прав. Извините меня, если и я тоже поясню кое-
что. Насколько я понимаю, обладать завоеванным
правом означает у них украсть что-нибудь у кого-
нибудь. (Смех.) То есть это означает украсть чужую
собственность и заявлять на нее свое право, потому
что она украдена очень давно. (Восклицания.)
Среди вас найдется немало людей, которые бы-
вали во Франции, и они знают, что там нет класса
людей, который называется мусорщиками. (Смех.)
Там принято выносить золу и всякий мусор и остав-
лять перед домом. Некоторые промышленники, ко-
О так назы-
ваемых “за-
воеванных
правах”
315
Примеры
завоеванных
прав:
тряпичники
во Франции
водовозы в
Мадриде
Происхож-
дение хлеб-
ных законов,
в связи с
которыми
земельная
аристократия
претендует
на некие
завоеванные
права
это “права”,
завоеванные
на голоде
торых именуют тряпичниками, роются в этом мусо-
ре, подбирают тряпки и другие предметы, представ-
ляющие для них хоть какую-то ценность, и тем са-
мым они что-то зарабатывали на жалкое существо-
вание. Когда однажды вспыхнула холера, правитель-
ство решило, что эти горы нечистот способствуют
распространению холеры, и распорядилось убрать
их. Однако это нарушало завоеванные права тря-
пичников, которые возмутились; ведь у них действи-
тельно было завоеванное право на нечистоты, и ад-
министрация, опасаясь мятежа, так и не смогла
проверки мер по очистке и не может до сих пор.
(Смех.)
Похожая вещь случилась в Мадриде. В этой сто-
лице давно развозили воду по домам, доставляя ее
из довольно далеких мест. Встал вопрос о строи-
тельстве водопровода. Но водовозы решили, что на-
рушаются их завоеванные права. У них было право
на воду, и никто не мог доставать воду, иначе как
покупая ее у них по высокой цене.
Ну, так вот, сколь абсурдными и сметными ни
казались эти примеры насчет завоеванных прав,
все-таки они далеко не так бессмысленны, как бес-
смысленны бесчестные и губительные “завоеванные
права”, которыми кичится аристократия нашей
страны. (Возгласы одобрения.) Каково происхожде-
ние этих так, называемых прав? Страну ввергла в
беду долгая и жестокая война, приведшая в конце
концов к высоким ценам на продукты питания. Да,
война была бедствием для страны, но благодеянием
для земельных собственников. Поэтому, когда она
окончилась, притом ценой огромных жертв, они яви-
лись в палату общин и, опираясь на штыки, которые
только что разили врагов, провели закон, который
увековечивал искусственное недоедание и голод и
лишал страну всего того, что мог бы дать ей долго-
жданный мир. (Возгласы одобрения слов оратора.)
Так что они тоже получили права, завоеванные
на голоде. Но страна имеет свои завоеванные права,
множество прав, основанных на законе, гораздо бо-
лее раннем, чем все парламентские законы, ибо
316
продукты распределены по земному шару не для
исключительного пользования ими в местах их нали-
чия, а для всех людей, которые посредством взаим-
ного обмена черпают из массы общих благ справед-
ливую, для каждого долю, потому что блага эти да-
ны Провидением всему человечеству. (Возгласы
одобрения.)
И вот, когда мы видим все эти вещи и не можем
их не видеть, когда нет ни одного торговца, про-
мышленника, фермера, собственника, рабочего, ко-
торому бы это не бросалось в глаза, то невольно не-
доумеваешь, как может народ оставаться в апатии,
видя, как растаптываются его права, видя тысячи
человеческих существ, бегущих от голода в работные
дома. Разве не должны мы изумляться, когда слы-
шим, как какой-нибудь член протекционистской пар-
тии говорит (за все блага мира я бы его слов не
произнес никогда), что у кого нет хлеба, у того есть
овес и картошка? Или когда, вместо вразумительно-
го ответа на запрос, государственный министр заяв-
ляет, что да, миллионы четвертей зерна гниют сей-
час в зернохранилищах Америки, но ввоз этого зерна
в нашу страну он считает общественным бедствием?
(Аплодисменты.) Как же так? Граждане Соединен-
ных Штатов, жители Украины и Полтавы видят, как
гниет их зерно, а нам говорят, что ввоз этого зерна,
которого нам не хватает, в обмен на товары, в кото-
рых нуждаются там, был бы всеобщим бедствием!
Однако, когда они открыто провозглашают такие
взгляды и намерения, хорошо ли они взвесили по-
следствия подобных заявлений? Неужели они не за-
мечают, что, пытаясь сделать из железных законов
непроницаемую стену, которой хотят окружить свои
владения, они побуждают к действию врагов всякой
собственности? Так пусть они вспомнят слова, ска-
занные не членом Лиги и не на таком собрании, как
наше, а одним из прислужников властей предержа-
щих: “Народ нашей страны признает право собст-
венности. Но если кто-нибудь скажет нам, что его
личная собственность обладает некоей особенностью,
позволяющей ему присвоить нашу собственность —
Несмотря на
то, что ре-
сурсы рас-
пределены
по земному
шару, они
даны Прови-
дением все-
му человече-
ству, и каж-
дый человек
посредством
обмена имеет
право ими
пользоваться
Английский
министр:
хотя в Аме-
рике сейчас
гниют мил-
лионы чет-
вертей зерна,
но ввоз этого
зерна в Анг-
лию он счи-
тает общест-
венным бед-
ствием
317
ту самую, которую мы создали трудом наших собст-
венных рук, то вполне возможно, что мы начнем ду-
мать, что в такого рода собственности, о которой
говорит данный собственник, заключено нечто ненор-
мальное, нечто несправедливое, которое мы должны
законным образом устранить”. (Возгласы одобрения.)
Таковы сюжеты, которые мне самому не очень
приятны. Но я решился рассказать обо всем этом,
памятуя о том, как к нам отнеслись в парламенте.
(“Слушайте!”) На этом я в общем и кончу, но пре-
жде чем покинуть трибуну я хочу просить вашей
помощи, потому что вы и только вы можете нам по-
мочь. Мы — гвоздь, а вы — молоток, который его
забивает. (Бурные аплодисменты.) Вы унаследовали
от ваших предков гражданские свободы и свободу
вероисповедания. Они завоевали эти свободы мечом,
рискуя потерять все свое достояние и саму жизнь. Я
не прошу и не требую у вас таких жертв, но не за-
бывайте, что и вы должны оставить наследие вашим
детям, и наследие это — свобода торговли. (Гром
аплодисментов.) Если вы добьетесь ее, вы не будете
сожалеть о ваших усилиях и ваших жертвах. Пом-
ните, что ваши имена будут вписаны в анналы оте-
чества и, увидев их, ваши дети и дети ваших детей
скажут с гордостью: вот те, кто освободил торговлю
Англии. (Уважаемый член Лиги покидает трибуну
под бурные и продолжительные аплодисменты.)»
За г-ном Рикардо выступает г-н Соммерс, фермер из
графства Сомерсетшир, который рассматривает проблему с
точки зрения интересов сельского хозяйства.
Затем слово предоставляется г-ну Кобдену. Едва успел
председатель произнести его имя, как тут же весь зал
аплодирует ему бурно и долго, так что уважаемый оратор не
сразу может начать свою речь. Когда тишина восстанавливает-
ся, г-н Кобден говорит:
«...Что же мне сказать вам по общему вопросу о
свободе торговли, господа, если все вы единодушны
на этот счет? Поэтому ограничусь поздравлением
вас с тем, что за эту неделю мы несколько продви-
нули наше дело также и в высоких сферах. Нам был
318
представлен бюджет. Не могу сказать, что это
фритредерский бюджет, и когда мы, члены Лиги,
придем к власти, мы представим бюджет, который
будет намного лучше этого. (Смех и возгласы:
“Слушайте! Слушайте!") Но в конце концов в по-
недельник вечером в палате общин было кое-что
сделано, пусть немногое, но идущее в направлении к
свободе торговли.
Чем же занимались все это время герцог Рич-
мондский и протекционисты? Собравшись в гости-
ной его светлости, они, насколько мне известно, зая-
вили, что премьер-министр заходит слишком далеко
и что ему такое даром не пройдет. Но для меня со-
вершенно очевидно, что премьер-министра не очень
беспокоит их рыцарский пыл и он больше полагает-
ся на нас, чем боится их. ("Слушайте!")
Правительство приняло одно решение, блестящее
решение, поскольку оно полное и немедленное1. Я
имею в виду отмену покровительственной пошлины
на шерсть. Двадцать пять лет назад поднялись всей
своей массой Нечбулы, Букингемы и Ричмонды и
заявили: “Мы требуем пошлины в 6 денье за фунт
на иностранную шерсть, чтобы защитить нашу
шерсть”. Их воля была исполнена. Спустя пять лет
г-н Хаскисон тоже сделал заявление: по мнению,
которое высказали ему промышленники Лидса, если
эта пошлина не будет коренным образом изменена
или почти отменена, то все суконные фабрики оста-
новятся, и английские фермеры не смогут продавать
свою шерсть на внутреннем рынке. Благодаря своей
ловкости и красноречию г-н Хаскисон сумел тогда
снизить эту пошлину с шести денье до одного, и вот
от этого последнего денье мы освободились на про-
шлой неделе. Еще когда начинали предлагать как-то
изменить эту пошлину, земледельцы (так я именую
все тех же Нечбулов и Букингемов) предостерегали,
что в случае ее отмены в стране не останется ни
пастухов, ни овец. Послушать их, так пастухи уйдут
в работные дома, а бедные овцы, исчезая, унесут на
1 Читатель помнит, что эти определения часто фигурируют
в требованиях Лиги.
Отмена по-
шлин на
шерсть
319
Дифферен-
циальные
пошлины на
кофе
О сахаре
своих спинах свое богатство и все процветание стра-
ны, и в конце концов придется разводить только од-
них собак.
И вот теперь они все-таки будут заниматься своим
скотоводством, но уже без покровительства. Почему
бы им не выращивать и не продавать зерно на таких
же условиях? Если, как они считают, полная и не-
медленная отмена пошлин на зерно неразумна, то
почему правительство полностью и немедленно отме-
нило пошлину на шерсть? Каждый положительный
шаг наших сегодняшних противников вселяет в нас
новую надежду и укрепляет наши аргументы. Возьмем
кофе. Проблема кофе решена не полностью, а лишь
наполовину. Первоначальная и остающаяся в силе до
сих пор пошлина на колониальный кофе составляла
(и составляет) 4 денье, а на иностранный кофе 8 де-
нье. Это обеспечивало монополистам премиальные в
размере 4 денье за фунт, так как они могли прода-
вать кофе потребителям на 4 денье дороже, чего не
могли делать без этой пошлины. Сэр Роберт Пиль
снизил пошлину на иностранный кофе, не трогая ко-
фе колониального, и эти самые премиальные стали
составлять только 2 денье за фунт. Поэтому я не го-
ворю, что дело сделано, а говорю, что дело сделано
наполовину. Но мы добьемся, чтобы и вторая его по-
ловина была сделана в свое время и на своем месте.
(Возгласы: “Очень хорошо!”)
Теперь о сахаре. Милые дамы, вы не сможете
приготовить кофе без сахара, и все ваши очарова-
тельные улыбки не сделают его сладким. (Смех.)
Насчет сахара мы оказались в некотором затрудне-
нии, ибо правительство нашей страны вдруг стало
испытывать угрызения совести. Оно не может раз-
решить ввоз иностранного сахара, потому что на нем
видны пятна рабства. Джентльмены, сейчас я рас-
крою вам государственную тайну. По этому вопросу
ведется секретная переписка между английским и
бразильским правительствами. Вы знаете, что госу-
дарственные деятели иногда пишут своим агентам
за рубежом конфиденциальные письма и инструк-
ции, которые публикуются лишь спустя 100 лет, и
тогда люди их читают из простого любопытства.
320
Так вот, я ознакомлю вас с одним письмом нашего
правительства своему послу в Бразилии, которое то-
же должно быть опубликовано только через сто лет.
Вы знаете, что именно по вопросу о сахаре нынешний
кабинет сверг прежнюю администрацию. «Лорд Сан-
дон, когда он в своем парламентском запросе все
противился ввозу иностранного сахара — а за ввоз
выступало правительство вигов, он основывал свою
позицию на том, что, дескать, безбожно и кощунст-
венно потреблять сахар рабов. Но он ни словом не
обмолвился о кофе. Письмо, которое я вам сейчас
прочитаю, внесет полную ясность.
“Доведите до сведения бразильского правитель-
ства, что у нас имеются определенные обязательства
относительно сахара и что, представляя палатам
бюджет, мы будем вынуждены сказать народу Анг-
лии — весьма легковерному народу по своей приро-
де и готовому принять все, что нам будет угодно
сказать когда мы заседаем в палате общин, — вы-
нуждены будем сказать, что преступно поощрять
рабство и работорговлю посредством ввоза бразиль-
ского сахара. Однако, чтобы доказать бразильскому
правительству, что мы никоим образом не хотим на-
нести ему ущерб, мы, перед тем как изложим нашу
позицию насчет сахара, заявим, что разрешаем ввоз
бразильского кофе, снизив ввозную пошлину на него
на 2 денье за фунт. И поскольку каждые четыре ра-
ба из пяти трудятся в Бразилии на кофейных план-
тациях и этот продукт составляет три пятых всего
вывоза этой страны (обо всем этом народ Англии
ничего не знает), правительство, при котором вы ак-
кредитованы, будет убеждено, что мы никак не хо-
тим повредить бразильским плантациям, что рабст-
во и работорговля не очень нас заботят, но что мы
принуждены исключить из предметов ввоза их сахар
введу требований нашей партии и ввиду нашего
особого положения. Вместе с тем, однако, дайте ему
понять, как ловко мы выбили из седла вигов этим
маневром”. (Смех и аплодисменты.)
Таково содержание депеши нынешнего кабинета
своему чрезвычайному и полномочному посланнику
21-2514
321
Противник
продуктов
рабского
труда дол-
жен начать с
собственно-
го потребле-
ния
в Бразилии — депеши, которая будет опубликована
через сто лет. Многие несомненно попались на эту
удочку и поверили разглагольствованиям по поводу
сочувствия бедным рабам. А ведь добрым и честным
филантропам не годится довольствоваться чувством
самоудовлетворения, когда глаза их слепы, ибо ис-
тинный филантроп должен руководствоваться в сво-
их благодеяниях чем-то похожи на разум. Есть у нас
такой класс людей, которые в наши дни приобрели
некоторую известность и очень хотят подчинить нас
всех отнюдь не велениям просвещенной благотвори-
тельности, а некоему контролю со стороны явных
фанатиков. Эти люди под предлогом содействия
борьбе за свободу рабов осаждают правительство
петициями, требуя, чтобы оно запретило народу на-
шей страны потреблять сахар, если только не будет
доказано, что на сахаре нет пятна рабства, как они
выражаются. Но разве можно проводить аналогию
между нравственным уровнем и уровнем физиче-
ским и разве могут некоторые предметы, сами по
себе, одни — быть проводниками, другие — не быть
проводниками нравственного падения? (Смех.) А
ведь получается, что, к примеру, кофе не есть про-
водник безнравственности рабства, зато сахар —
проводник, и даже такой проводник, что его не сле-
дует употреблять в пищу.
Я разговаривал с некоторыми из таких нелогичных
филантропов, и они просили меня высказать мое
личное мнение по поводу их неприятия сахара рабов.
И вот я вспоминаю, среди прочих, одного очень лю-
безного джентльмена при очень красивом галстуке из
белого муслина. (Смех.) “Стоп! — сказал я ему. —
Больше ни единого слова. Сначала сдерните с вашей
шеи этот галстук”. (Взрыв смеха.) Он ответил, что
это невозможно. (Смешки в зале: “Ох, ох!”) “Нет, —
настаивал я, — это возможно, потому что я знаю од-
ного джентльмена, который не носит хлопчатобумаж-
ных носок, даже летом (смех) и вообще сбрасывает с
себя всякую одежду, как только узнает, что она со-
ткана из хлопковых нитей”. (Снова смех.) Уверяю
вас, что я действительно встречал филантропа, кото-
322
рый именно так жертвовал собой. “Однако, — про-
должал говорить я моему собеседнику, — если вы не
можете лишить себя изделия вокруг вашей шеи, из-
готовленного из продукта, произведенного рабами, то
можно ли лишать так называемого рабского продук-
та весь английский народ? Разве можно допускать
такое по отношению к целому народу, к стране? (Ап-
лодисменты.) Да, вы можете, если вам угодно, огра-
дить себя законом от ввоза в Англию сахара рабов.
Но разве этим вы добьетесь своей цели? Что ж, Анг-
лия будет покупать сахар, произведенный свободны-
ми людьми, но это создаст некую пустоту в Голлан-
дии и других странах, и пустота эта тотчас будет за-
полнена сахаром рабов”. (Аплодисменты.)
Прежде чем люди сочтут себя вправе проповедо-
вать подобные доктрины и призывать себе на по-
мощь всю силу правительства, пусть они собствен-
ным смирением и, главное, воздержанием докажут
свою искренность. (“Слушайте! слушайте!”) Ска-
жем, англичане, крупнейшие в мире потребители
хлопка, плывут в Бразилию, их суда нагружены
хлопчатобумажными изделиями, и там, воздевая очи
горе, лия крокодиловы слезы над участью рабов,
они говорят: вот, мы привезли товару из хлопка, но
нас грызет совесть, нас душат спазмы рыданий, по-
тому что мы люди религиозные, и мы не можем
взять ваш сахар рабов в обмен на наш хлопок ра-
бов. (Бурные аплодисменты.)
Здесь налицо — и непоследовательность, и лице-
мерие. Поверьте мне, мошенники и ловкачи исполь-
зуют фанатизм, чтобы взвалить на народ Англии
тяжкий груз. (“Слушайте, слушайте!”) Это так и
никак иначе. Хитрецы и эгоисты пользуются довер-
чивостью народа и злоупотребляют его добродуши-
ем, которое не сопровождается доводами разум. Мы
Должны покончить с такой диктатурой, далекой от
всякой рассудительности. (Аплодисменты.)
Осмелятся ли такие люди сказать, что я защит-
ник рабства, потому что я выступаю за свободу тор-
говли? Нет, и я заявляю здесь, как заявлял повсю-
Рынок не
обманешь
Мошенники
используют
фанатизм в
своих коры-
стных целях
21*
323
Два принци-
па, в равной
степени
правомер-
ные, спра-
ведливые и
истинные,
никогда не
противоре-
чат друг
ДРУГУ
Труд рабов
более доро-
гостоящ, чем
труд свобод-
ных людей
ду, что два принципа, в равной степени правомер-
ные, справедливые и истинные, никогда не противо-
речат друг другу. Если вы убедительно докажете
мне, что свобода торговли придумана для того, что-
бы способствовать рабству, распространять и увеко-
вечивать его, тогда я остановлюсь в сомнениях и не-
решительности, я буду тщательно выяснять, что же
из двух, свобода личности или свобода обмена, наи-
более соответствует принципам справедливости и
истины; и поскольку не может быть сомнений в том,
что владение человеческим существом как вещью и
товаром противно первейшим заповедям христиан-
ства, я сделаю вывод, что рабство есть наихудшее
зло, и отойду от дела свободы торговли. {Шумные
аплодисменты.) Но я всегда был единого мнения с
великими мыслителями, рассматривавшими этот во-
прос, — со Смитом, Берном, Франклином, Юмом, —
и считаю, как и они, мыслители нашего века, что
труд рабов более дорогостоящ, чем труд свободных
людей, и что если бы между этими видами труда
существовала свободная конкуренция, безусловно
победил бы свободный труд».
Оратор развивает эту мысль. Он показывает,
приводя некоторые высказывания членов Общества
против рабства (Anti-slavery society) и материалы
опросов, проведенных этой крупной ассоциацией, что
это Общество всегда рассматривало свободную кон-
куренцию как самый эффективный, способ уничто-
жения рабства, поскольку дешевые продукты, про-
изведенные свободными людьми, делают рабский
труд совершенно невыгодным. Оратор продолжает:
А теперь я заклинаю аболиционистов поступать
так, как поступают фритредеры, а именно — ве-
рить в собственные принципы {аплодисменты), а
также верить, несмотря на все трудности пути, в
силу истины. Мы, будучи фритредерами, требуем
разрешить ввоз сахара рабов не потому, что мы
предпочитаем рабский труд труду свободному, а
потому, что мы выступаем против навязывания на-
роду Англии несправедливой монополии, сущест-
вующей под предлогом борьбы против рабства. Мы
324
считаем это именно предлогом, а не законным и эф-
фективным средством достижения искомой цели.
Совсем напротив, монополия подвергает народ Ве-
ликобритании гнету и вымогательству, гнуснее и
несправедливее которых может быть только само
рабство в буквальном смысле слова. Мы утвержда-
ем вместе с Конвентом аболиционистов (Anti-slavery
convention), что свободный труд, поставленный в
условия конкуренции с рабским трудом, будет более
дешевым, более производительным и в конце концов
покончит с рабством, поскольку для самих планта-
торов окажется слишком обременительной ужасная
система, при которой человек держит в рабстве сво-
их собратьев. (Аплодисменты.) Да разве не ужасно
с нравственной точки зрения, что мир управляется
так, что человек получает вознаграждение за не-
справедливость к себе подобным? Тех, кто идет пра-
вильным путем, с самого начала ждут изобилие и
дешевизна. Но если от дешевизны и от изобилия
урывают свою долю тот, кто превращает в свою
собственность своего брата и понуждает его тру-
диться ударами хлыста, и урывает больше, чем по-
ложено получать тому, кто добросовестно оплачива-
ет труд свободного работника, если все это так, го-
ворю я, то это опрокидывает все наши понятия и
взгляды, которые мы считаем справедливыми, и это
противоречит тому, что мы расцениваем как высо-
конравственное управление миром. (Бурные апло-
дисменты.) Если же все это не так, если свободная
конкуренция призвана опрокинуть и уничтожить
рабство, то я спрашиваю аболиционистов, провоз-
гласивших эту истину, действительную и единствен-
ную истину, я спрашиваю их, как же так они могут
сегодня, не вступая в противоречие с самими собой,
обращаться с петициями в палату общин, просить
ее не разрешать эту свободную конкуренцию, то
есть просить, чтобы те самые способы, которые они
провозгласили как самые действенные в борьбе про-
тив рабства, не применялись в нашей стране. Хоте-
лось бы верить, что многие из них — люди честные.
Они доказали свое бескорыстие и самоотвержен-
ность своими делами. Но пусть они поостерегутся
Свободный
труд, по-
ставленный
в условия
конкуренции
с рабским
трудом,
благодаря
своей боль-
шей эффек-
тивности,
покончит с
рабством
325
оказаться слепыми орудиями в руках эгоистичных
хитрецов — людей, заинтересованных в сохранении
монополии на сахар, которая для нашей страны то
же самое рабство, только в другой форме; людей,
которые ради своих сугубо личных и неправедных
целей будут нагло спекулировать на чувствах наше-
го народа, будут бессовестно эксплуатировать дав-
нюю британскую неприязнь к рабству».
Вся остальная часть речи посвящена работе ассоциации по
расширению и улучшению качественного состава корпуса
избирателей. Поскольку вскоре Лига занялась исключительно
этими проблемами, у нас будет случай познакомить читателя с
ее соответствующими планами и способами действий.
Мы увидим, какие усилия прилагают фритредеры, чтобы
предостеречь народ против использования монополистами в
своих целях чувств и настроений общественности; кстати, мы
получим представление о самом наличии, об искренности и
даже слепой силе этих чувств и настроений.
Заседание 14 мая 1844 года
Кресло председателя занимает член парламента г-н Брайт.
Мы приводим его выступление лишь частично, поскольку оно не
имеет прямого отношения к вопросу о свободе торговли. Но мы
не опустили его совсем, ибо оно дает французскому читателю
представление об английских нравах и обычаях, особенно про-
являющих себя во время предвыборных кампаний.
«Леди и джентльмены.
Это кресло должен был занять сегодня председа-
тель совета Лиги. Но я сейчас объясню причину его
отсутствия, и вы, как и я, убедитесь, что сейчас ему
полезнее в другом месте защищать интересы нашего
дела. Он принимает участие в большой предвыбор-
ной борьбе в южной части Ланкашира, и, зная бога-
тый опыт и чрезвычайное умение г-на Джеймса
Вильсона в таких кампаниях, я уверен, что более
способного человека для этого не найти. {Бурные
восклицания.)
Когда я вижу массу людей, битком набившую
этот зал, когда я вспоминаю, какое множество раз
аудитория выражала здесь свой энтузиазм и как
люди приходили сюда не упиваться красноречием
ораторов, а показать миру, что они полностью разде-
ляют принципы Лиги, я тоже обретаю уверенность —
уверенность в том, что и сегодня в этом зале бьются
тысячи сердец, страстно желая, чтобы борьба, раз-
вернувшаяся в Ланкашире, завершилась победой
Дела свободы торговли. {Долгие восклицания.)
Есть небольшие и маловажные города, где мы не
можем рассчитывать ни на один или почти ни на
один независимый голос, и в этом отношении резо-
люции Ланкашира имеют больше веса, чем резолю-
ции таких городков, как Вудсток или Абингтон. Вот
почему наше собрание с большим до б рож ел а тел ьст-
Ланкашир
вом относится к нынешнему закону о выборах и хо-
тело бы, чтобы избиратели Ланкашира знали о та-
ком нашем отношении. И каковы бы ни были наши
опасения насчет исхода выборов, я опасаюсь также
и того, что мы не проявим к тамошним великим де-
батам всей той полноты интереса, какой они
заслуживают. (“Слушаете!”)
Я часто встречал на юге Англии людей, которые
говорят о Ланкашире как о графстве очень важном,
но не знают о нем ничего, кроме следующего: в нем
живет много жадных промышленников, некоторые из
которых очень богаты, и масса огрубевших и опус-
тившихся рабочих, которым очень мало платят; там
немало крупных городов угрюмого вида, соединенных
между собой железными дорогами (смех); любая осо-
бенность этого графства навевает скорее печаль, чем
радость; в нем нет ничего ценного, если не считать
того, что оттуда вывозится в виде готовой продукции;
в общем это такое место, которого должен тщательно
избегать турист или любитель живописной природы и
архитектуры. (Смех и аплодисменты.)
Я родился в этом графстве и прожил в нем три-
дцать лет. Я знаю его жителей, промышленность, бо-
гатства, и я убежден, я уверен, что в Англии нет дру-
гого графства, которое могло бы сравниться с ним и
так мощно способствовать благополучию и величию
империи. (Бурные восклицания.) Это безусловно са-
мое населенное, самое промышленное, самое богатое
графство Англии. Почему так получилось? Было
время, когда оно выглядело совсем иначе. Двести со-
рок лет тому назад его считали пустыней. Кембден в
своем путешествии пересек страну от Йорка до Да-
рема, и вот уже приближаясь к Ланкаширу он пи-
шет: “Я подъезжаю к Ланкаширу с некоторым стра-
хом”. И в наше время тоже немало людей думают о
Ланкашире со страхом. (Смех и аплодисменты.)
“Быть может, — продолжает он, — перед моими гла-
зами предстанет грустный пейзаж. Однако, чтобы не
создавать впечатления, будто я избегаю этот край, я
решился посетить его и надеюсь, что Бог, помогав-
ший мне до сих пор, поможет и на сей раз”. (“Слу-
шаете! Слушайте!”) Он рассказывает о Рочдейле,
328
Бьюри, Блэкберне, Престоне, Манчестере как о горо-
дах, где имеется кое-какая промышленность. Он упо-
минает «Ливерпуль — иногда называя его Ливерпу-
лем или, в виде некоего сокращения, Лирпулем, —
называя его местечком на побережье, откуда хорошо
отправиться под парусом в Ирландию. Он не упоми-
нает ни единым словом об Эштоне, Болтоне, Олдеме,
Солфорде и других городах. Да, пожалуй, в то время о
них вообще никто не знал. (“Слушаете! Слушайте!”)
Я отниму у вас немного времени, но все-таки рас-
скажу, как быстро, прямо-таки чудесным образом
росла цена земельной собственности в этом графст-
ве. В 1692 году, то есть полтора столетия назад, ее
ежегодная цена составляла 7000 ф. ст. В 1841 году
она уже выражалась цифрой в 6 192 000 ф. ст.
(Бурные восклицания.) Таким образом, среднегодовой
прирост цены земли составил в этом графстве за сто
пятьдесят лет 6300 процентов. Тем самым лендлорды
могут оценить, сколь благоприятно промышленность
воздействует на земельную собственность».
Оратор приводит некоторые статистические дан-
ные, свидетельствующие об удивительном прогрессе
Ланкашира, и продолжает:
«Так кто же обеспечил такие гигантские переме-
ны? (Восклицания в зале.) Разве это сеньоры-земле-
владельцы? (Возгласы: “Нет! Нет!”) Сорок четыре
года тому назад антиквар Виттейкер описывал по-
ложение земельных собственников Ланкашира как
совершенно не менявшееся в течение двух столетий.
“Они, — писал он, — любят семейную жизнь. Они
не любопытны и не честолюбивы. Они подолгу не
выезжают из дома и занимаются домашними де-
лишками, скучными и неинтересными, но не тре-
бующими больших расходов”. Он добавляет, что
встретил среди них лишь одного человека, иногда
берущего в руки книгу. (Смех.) Если таковы земель-
ные собственники Ланкашира, то не они преобразо-
вали этот край. В графстве имеется много старых
зданий, в которых жили старинные семейства, те-
перь большей частью вымершие, их опередил и вы-
шел далеко вперед другой класс людей. Их жилища
были превращены в фабрики, а сами они исчезли во
Рост цен на
зерно в Лан-
кашире —
следствие
развития
промышлен-
ности
Инертность
землевла-
дельцев
Ланкашира
329
Промыш-
ленность
преобразо-
вала Ланка-
шир
всей южной части графства. Их никто не преследо-
вал и не изгонял, не было никакой войны, и у них
были одинаковые со всеми другими гражданами
шансы устроить свою жизнь. Но они не сочли нуж-
ным развивать свои умственные способности и за-
няться полезным трудом. Совсем другие люди за-
ступили их место, которые, используя изобретения
Уатта и Картрайта, неведомые благородным клас-
сам, стерли с лица земли прежних магнатов и воз-
главили многочисленное население графства. (Одоб-
рительные возгласы.) Сегодняшний «Ланкашир со-
творен соединенными усилиями промышленности,
интеллекта и упорства поколений новых людей. Его
полезные ископаемые бесценны, но они веками по-
коились в глубинах, и понадобились иного склада,
горячие и молодые, чтобы вытащить на свет эти бо-
гатства и превратить их в мощные машины, столь
презираемые другими классами, машины, ставшие
как бы руками Англии, пользуясь которыми она се-
ет по всему миру продукцию своей промышленности
и обильно разносит по всей своей империи сокрови-
ща, накопленные на всем земном шаре. (Гром апло-
дисментов.)
Мягкий и легчайший пушок, извлеченный из ко-
робочки хлопчатника, — вот та субстанция, которой
обязана своим могуществом и великолепием наша
великая страна. (Аплодисменты.)
Таким образом, Ланкашир — это дитя труда и
промышленности, произведших впечатляющие пере-
мены в этом краю. Недавно еще это дитя делало
свои первые шаги в жизни, Теперь, когда истекает
краткий срок, который превращает ребенка во
взрослого человека, Ланкашир полон сил и мощи.
Больше того, он стал гигантом. И тем не менее, не-
смотря на свою силу, этот гигант изнемогает, потому
что его мускулистое тело сплошь оковано цепями из-
за недальновидной, неграмотной и отсталой полити-
ки. (Продолжителъные аплодисменты.) Для избира-
телей Ланкашира вопрос стоит так: будут ли эти
путы оставаться навечно? (“Слушаете! Слушайте!”)
Скрепят ли они эти цепи еще плотнее своим го-
лосованием или сумеют освободиться от них, как
330
подобает мужчинам? Если бы избиратели знали, что
очень и очень многое зависит от их голосов, то разве
нашелся бы хоть один человек во всем графстве, да
и в других графствах, который просил бы их отдать
голоса за эту погибель, за это бедствие — за хлеб-
ный закон и за всех монополистов, которые крутятся
вокруг него? {Громкие восклицания,) Если бы они
прониклись убеждением (а я верю, что многие из
них прониклись), что нищета и разорение последних
пяти лет имеет истоком этот закон; если бы они зна-
ли, что именно хлебный закон привел многих тор-
говцев от процветания к краху, а многих благопо-
лучных ранее ремесленников к нищете, что он выну-
дил множество людей покинуть страну, принес горе
в тысячи лачуг бедняков, боль и отчаяние в сердца
миллионов наших собратьев; если бы они знали все
это, так неужели вы думаете, что они поддержали
бы своими голосами самую безумную и одновремен-
но самую лицемерную из всех идей, когда-либо при-
ходивших в головы законодателей любой из стран
земного шара? (/7родолжительные восклицания.)
О, если бы избиратели могли видеть наше сего-
дняшнее собрание; больше того, если бы каждый из
них мог оказаться на этой сцене и чувствовал бы,
как его пронизывают взгляды шести тысяч своих
соотечественников, собравшихся в этом зале, как их
взоры ищут в его сердце и в его сознании заботу об
общественном благе и любовь к своей стране, то,
спрашиваю я вас, разве тогда найдется хоть один
жестокий и неразумный избиратель, который все-
таки проголосует за это ужасное бедствие, постиг-
шее нашу страну?
Но я лелею иные и лучшие надежды. Я надеюсь,
что результаты этой борьбы обернутся во славу на-
шего великого дела. Принцип свободы повсюду за-
воевывает новые позиции. Конечно, может получить-
ся так, что еще в течение какого-то времени вы не
будете преуспевать на выборах, и ваше нынешнее
меньшинство в парламенте не превратится в боль-
шинство. Еще будут существовать газеты, отрицаю-
щие наши успехи, издевающиеся и насмехающиеся
над нашими усилиями и пытающиеся их парализо-
Нищета и
разорение
последних
трех лет
вызваны
хлебными
законами
331
Кандидат от
фритредеров
вать. Все это возможно, но волна накатывается,
растет, и пусть не ждут, что она вдруг отхлынет на-
зад. На публичных собраниях, у домашних очагов,
повсюду, где мы бываем и общаемся с людьми, мы
видим, как развенчивается и обнаруживает свою
голую суть предрассудок “покровительства” и как
овладевает умами принцип свободы. {Бурные и про-
должительные аплодисменты.)
Нынешняя борьба в Ланкашире дает нам повод
для удовлетворения. Кандидат от фритредеров ру-
ководит одним из самых могущественных торговых
домов королевства, а, быть может, и всего мира. Это
человек высокого общественного положения, боль-
шого опыта, владеющий немалыми богатствами и
обладающий широтой и великодушием характера. У
него огромные, и притом работающие, капиталы,
вложенные либо в торговые предприятия, либо в
территориальные приобретения. Что меня особенно
прельщает в этом кандидате, так это его тесные свя-
зи с Соединенными Штатами. Он долго жил в Аме-
рике, и сейчас у него там свое значительное дело.
Он видит и понимает, с какой щедротой Провидение
наделило эту страну средствами удовлетворения ее
потребностей и каким чудесным образом, с другой
стороны, гений, промышленность и капитал Англии
приспособлены для того, чтобы тоже наделять на-
ших заокеанских братьев всяческими благодеяния-
ми. {Одобрительные восклицания.) Он один из тех
людей, которые, так сказать, стоят во весь рост на
берегах нашего острова и через всю Атлантику об-
менивают производимую нами одежду на продукты
питания, которых нам недостает. Так пусть же его
миссией в парламенте будет выкорчевать навсегда
этот злосчастный закон. Если бы не этот закон, он
привозил бы из Америки не только хлопок, рис, та-
бак и кое-какие другие продукты, но также и преж-
де всего — продукты самые насущные, стоящие все-
го только что перечисленного, продукты питания,
жизненно важные для миллионов наших сограждан,
вынужденных терпеть жесточайшие лишения. {Дол-
го продолжающиеся возгласы одобрения.)
332
Энтузиазм, с каким вы воспринимаете выражае-
мые мною чувства, доказывает, что это наше собра-
ние глубоко заинтересовано в том, каким же будет
итог этой большой предвыборной борьбы, и что мы,
кого она затрагивает особо, будем на наших пред-
стоящих собраниях в Ланкашире, в наших речах,
листовках и брошюрах иметь право сказать восем-
надцати тысячам избирателей этого графства, что
жители столицы, представленные аудиторией, кото-
рая сейчас передо мной, просят, умоляю, заклинают
их во имя всего святого, что есть в мире, отбросить в
сторону всяческие маневры, предубеждения, пар-
тийные пристрастия, не слушать старых воинствен-
ных кличей разных фракций, а с достоинством и
мужеством встать под знамя, развеваемое ветром,
чтобы все могли прочесть начертанный на нем ло-
зунг: Свобода торговли для всего мира, безусловная
справедливость к трудящимся классам Англии!»
Лозунг
фритреде-
ров: Свобода
торговли для
всего мира,
безусловная
справедли-
вость к тру-
дящимся
классам
Англии!
После этой блестящей речи, пока г-н Брайт возвращается к
креслу председателя, не смолкают бурные аплодисменты; они и
далее продолжаются несколько минут. Наконец ему удается
восстановить тишину, и он говорит:
«Теперь собрание заслушает г-на Джеймса Виль-
сона, которого я с удовольствием представляю вам
как одного из самых знающих экономистов нашего
времени».
Г-н Джеймс Вильсон выходит на трибуну, встреченный при-
ветственными возгласами. Он говорит:
«Господин председатель, леди и джентльмены. Для
тех, кто уже несколько лет с пристальным вниманием
следит за нашими успехами, нет, наверное, более
впечатляющего и ободряющего зрелища, чем вот эти
наши многолюдные собрания. Однако нам не следует
забывать, что вдохновляющая нас твердая убежден-
ность в правоте нашего дела пока еще не распро-
странилась на всю страну, на основную массу изби-
рателей королевства и, к сожалению, на большинство
законодателей. Мы должны помнить также, что по
волнующему нас вопросу многие умы все еще засо-
333
рены изрядным количеством предубеждений и пред-
рассудков и что наш долг — опровергнуть и рассеять
их всеми разумными способами и средствами.
Один из таких софизмов, который, быть может,
сейчас больше всех других софизмов вредит успеху
дела свободы торговли, — это обвинение нас в непо-
следовательности, когда имеется в виду одно наше
якобы двусмысленное утверждение. Такое обвинение
часто можно услышать как в палатах, так и за их
стенами. Оно не сходит с уст всех тех, кто придер-
живается взглядов, противоположных нашим, и я
думаю, что если сейчас его воспроизвести без всяких
разъяснений, оно будет иметь вид, внешний вид, не-
коей правды. Поэтому нам надо приложить особые
усилия по развенчанию подобного обвинения.
Я привык рассматривать наши собрания как по-
воды и возможности для познания и обучения, но
отнюдь не развлечения. Поэтому когда я собираюсь
разъяснить одну или пару трудностей, которые, как
мне кажется, особенно мешают в настоящий момент
продвижению нашего дела, я надеюсь, что вы изви-
ните меня, если я буду удерживать мои соображе-
ния в рамках, позволяющих получить прочные зна-
ния, но не позволяющих просто развлекать умы или
возбуждать страсти.
Непоследовательность, о которой я упомянул и
которую нам слишком часто приписывают, заключа-
ется в следующем: якобы, когда мы обращаемся к
промышленным и торговым классам, мы изобража-
ем следствия хлебных законов как губительные, то
есть ведущие к доровизне продуктов питания для
потребителя; когда же мы обращаемся к сельско-
му населению, мы говорим ему, что свобода торгов-
ли не повредит его интересам в том, что касает-
ся нынешних цен, и уж совершенно наверняка в том,
что касается относительных цен.
Я согласен, что внешне эти утверждения находят-
ся во взаимном противоречии, но тем не менее я бе-
русь доказать, что оба они вполне точны и истинны.
Нужно всегда памятовать о том, что “дороговизна”
334
и “дешевизна” могут быть результатами двух со-
всем разных причин. Дороговизна может происхо-
дить из-за либо нехватки самих продуктов, либо
слишком высокого уровня их потребления в общест-
ве. Если дороговизна связана с нехваткой, то цены
поднимаются для потребителей выше среднего
уровня их покупательной способности. Если дорого-
визна связана с ростом спроса, то это свидетельст-
вует об увеличении потребления, или, иными слова-
ми, об умножении богатства общества.
С другой стороны, дешевизна тоже проистекает из
двух причин. Она может быть следствием изобилия
продуктов, и тогда это — благо для всех. Но, как
мы наблюдали это за последние два года, она может
быть и результатом крайне низкой покупательной
способности, затрагивающей предметы первой необ-
ходимости.
И вот я утверждаю, что ограничительные законы
и наличие монополий ведут к худшему варианту до-
роговизны, которая создает нехватку товаров; на-
против, свобода торговли может вести к дороговиз-
не, но лишь к такому ее виду, который свидетельст-
вует о наращивании богатства общества и
сопровождает рост потребления. Аналогичным обра-
зом ограничительные меры могут вести к дешевизне,
но эта дешевизна отражает не изобилие продуктов,
а чрезвычайно низкую покупательную способность
потребителя. Потому, что первейшая тенденция
хлебных законов и сама цель нашего ограничитель-
ного законодательства — ограничить количество
продуктов. А если оно ограничивается, то первым
эффектом будет повышение цены. Но вместе с тем
количественное ограничение продуктов ведет с сни-
жению уровня промышленного производства, а зна-
чит к снижению уровня занятости рабочей силы и,
опять-таки значит, к уменьшению покупательной
способности потребителя, а отсюда и последний эф-
фект — снижение цены. {Громкие аплодисменты.)
На основании только что сказанного я утверждаю,
что хлебные законы, как и любые другие ограничи-
тельные меры, не достигают в итоге своей цели и не
Причины
“высоких”
цен
Причины
“низких”
цен
Последствия
ограничений
и свободной
торговли
Хлебные
законы не
достигают
своей цели
335
Свобода
торговли
зерном
дают прибыли тем, кто на нее рассчитывал, продви-
гая и принимая эти законы. В самом деле, такая
система сначала повышает цены, но это, так ска-
зать, обманное повышение, потому что высокие цены
не могут удерживаться долго. При этой системе за-
ключаются сделки и соглашения, которые не могут
выполняться и приводят к разочарованию. Она под-
рывает самые основы, на которых должны расти и
множиться ресурсы общества, потому что она
ущемляет интересы общества и резко снижает поку-
пательную способность потребителей. Так что сцеп-
ление различных эффектов ограничения и прежде
всего хлебного закона, против которого мы боремся,
вполне ясно для понимания и ощущается каждым.
Повторю: его тенденция состоит сначала в ограни-
чении количества продуктов питания, а потом — и
следовательно — в сокращении и, можно сказать,
разрушении промышленного производства.
Тем не менее фермер уже успел включить в
арендный договор ренту, высчитанную исходя их
высоких цен, обещанных законодателями. Но затем
события меняют свой ход, промышленность страдает
и парализуется, занятость рабочих падает, покупа-
тельная способность идет на убыль, и в конце кон-
цов цены на продукты питания снижаются, разоча-
ровывая фермера и приводя к тщете и разрухе все,
что его окружает.
А теперь порассуждаем, как будет обстоять дело
при полной свободе торговли зерном. Наша аргу-
ментация будет действительна и для всякого другого
продукта, но мы ограничимся зерном. Если его ввоз
будет свободным, то немедленным результатом
окажется увеличение его количества и, возможно,
снижение цены. Но по мере роста количества зерна
будет расти объем труда, а это приведет к росту
занятости на морских судах и на заводах, росту за-
нятости моряков и рабочих, укрепятся и расширятся
внутренние связи в стране, улучшится и станет бо-
лее совершенным распределение продуктов питания
между классами и региональными общинами, и, в
конце концов, будет больше труда, вкладываемого в
создание тех вещей, которыми будет оплачиваться
336
хлеб или сахар. Поэтому я и делаю вывод, что хотя
первой тенденцией свободы торговли будет сниже-
ние цен, последующий эффект будет выражаться в
их повышении, но не огромном повышении, а на
уровне гораздо более выровненном для всех и более
упорядоченном, чем это наблюдается при ограничи-
тельной системе.
Наверное, нет более грубой ошибки, чем та, кото-
рая вытекает из придания слишком большого значе-
ния абсолютным ценам. Когда мы поднимаем во-
прос о снижении пошлин, нам без конца твердят:
это приведет, самое большее, к разнице в один фар-
тинг или один пенни за фунт, а разве это что-нибудь
значит для потребления индивида? Но когда разни-
ца получается и вовсе нулевой, когда сахар сохра-
няет свою нынешнюю цену, но при снижении по-
шлины его больше ввозится в страну, то уже это,
само по себе, есть благо для общества. Одним сло-
вом, если народ, страна, будет ввозить больше саха-
ра и сможет оплачивать это количество по той же
цене, что и прежнее меньшее количество, то это как
раз и означает прогресс, потому что это свидетель-
ствует о том, что количество труда выросло в доста-
точной степени, чтобы трудящиеся люди могли по
прежней цене потреблять больше сахара.
В прошлом году мы получили замечательные дока-
зательства истинности этих принципов. В начале года
цены решительно на все были чрезвычайно низки.
Сельскохозяйственные продукты всякого рода и вида,
всяческие промышленные изделия были очень деше-
вы, а сырье, опять-таки самое разнообразное, упало в
цене как никогда раньше. Следствием этой дешевиз-
ны (а такие следствия столь же непреложны и неиз-
бежны, как движение стрелки барометра в зависимо-
сти от атмосферного давления), так вот, следствием
этой дешевизны, говорю я, был импульс для роста
промышленности, реагирующей, разумеется, на со-
стояние цен. В течение года мы наблюдали рост вво-
за почти всех видов сырья, особенно одного из них
(шерсти), вопрос о котором теперь обсуждается на-
шими законодателями и свидетельствует о правомер-
ности и истинности наших принципов.
22 — 2514 337
Обманчи-
вость абсо-
лютных цен
События
подтвер-
ждают ис-
тинность
наших
принципов
Увеличение
нашего ввоза
всегда сов-
падало с
повышением
цены на
нашу собст-
венную
шерсть и
наоборот
Герцог Ричмондский горько сетует на то, что сэр
Роберт Пиль намеревается отменить пошлину на
шерсть. Он убежден, что свободный ввоз иностран-
ной шерсти снизит стоимость той шерсти, которую
он получает от его собственных многочисленных
отар на севере Шотландии. Но если бы благородный
герцог дал себе труд изучить статистику торговли
страны (а он явно не удосужился этого сделать), он
обнаружил бы, что увеличение нашего ввоза всегда
совпадало с повышением цены на нашу собственную
шерсть, а когда мы замедляли или приостанавлива-
ли ввоз, цена снижалась.
В 1819 году иностранная шерсть облагалась по-
шлиной в 6 денье за фунт, и наш ввоз составил
19 млн фунтов. Г-н Хаскисон убедил правительство
и парламент снизить пошлину до 1 денье, и с этого
времени ввоз непрерывно повышался и в 1836 году
достиг 64 млн фунтов. За этот период цена на нашу
местную шерсть, вместо того чтобы снижаться под
воздействием растущего ввоза, поднялась с 12 до 19
денье за фунт. А после 1836 года (обратите внима-
ние), в годы торгового кризиса, ввоз шерсти упал с
64 до 40 млн фунтов (в 1842 году), и в течение этого
времени, несмотря на то, что теперь местная шерсть
конкурировала с гораздо меньшим объемом ино-
странной шерсти, меньшим на 20 с лишним миллио-
нов фунтов, цена на местную шерсть снизилась с 19
до 10 денье.
Наконец, в прошлом году положение дел несколь-
ко улучшилось. У меня в руках документ, где срав-
нивается ввоз за первые три месяца прошлого года
с соответствующим периодом этого года. Тогда он
составлял 4,5 млн фунтов, теперь — 9,5 млн, и в на-
стоящее время, хотя ввоз более чем удвоился, анг-
лийский производитель получает цену, повышенную
только на 25 процентов.
Изложенные мною принципы настолько верны, что
они могут подтверждаться фактами буквально каж-
дый месяц. Напомню еще об одном, могущем способ-
ствовать решению вопроса, и предлагаю его вниманию
338
благородного герцога и всех тех, кто противится мере,
предложенной правительством. Я уже говорил, что в
1842 году ввоз составлял 4,5 млн фунтов, а цена — 10
денье; в 1943 году соответственные цифры таковы: 9,5
млн и 13 денье. Но надо рассмотреть другую сторону
вопроса, надо знать, каков был наш вывоз шерстяных
тканей, вообще изделий из шерсти, ибо именно здесь
кроется решение проблемы. Ведь мы же не можем
что-то покупать за границей, ничего туда не прода-
вая; увеличивать закупки значит увеличивать и про-
дажи. А раз ясно, что заграница не даст вам ничего,
если не получат ничего, и раз вы можете ввозить,
это доказывает, что вы должны вывозить. {Бурные
восклицания.) Я вижу, что в первые три месяца 1842
года, когда вы ввозили мало шерсти и цены на нее
были низки, наш вывоз составлял лишь 1,3 млн ф. ст.
Но в этом году, при ввозе на 9,5 млн. ф. ст. и более
высокой цене, мы вывезли товаров на 1,7 млн. ф. ст.
Вот вам и иллюстрация только что сказанного. Наш
растущий ввоз привел к растущему вывозу, притом
по более выгодным ценам. (“Слушаете! Слушайте!”)
Я хотел бы спросить герцога Ричмондского и тех,
кто думает так же, как и он, в какое состояние они
ввергли бы промышленность нашей страны, если бы
добились осуществления своих ограничительных прин-
ципов во всей их полноте. Если они скажут, что хо-
тят ограничить промышленность страны удовлетво-
рением ее собственных нужд в промышленных изде-
лиях, то, значит, было бы все меньше и меньше на
них товаров для обмена, все меньше деловых сделок,
все меньше труда и все больше пауперизма, обедне-
ния. И напротив, если все мы будем руководство-
ваться принципами свободы и будем на практике
применять их все больше и больше, мы будем полу-
чать все более выигрышные результаты. Повторюсь:
чем больше ввоза, тем больше вывоза, и наоборот, и
так далее без пределов и без конца. А чем больше
вы прибавите к богатству и благополучию всего ро-
да человеческого, тем больше человечество будет
иметь возможностей и желания приумножать ваше
богатство и способствовать вашему благополучию.
(Аплодисменты.)
22* 339
Вывоз изде-
лий из шер-
сти
Заграница не
даст ничего,
если не по-
лучит ниче-
го, и раз вы
можете вво-
зить, значит,
вы должны
вывозить
Чем больше
ввоза, тем
больше вы-
воза, и на-
оборот
Лорд Чатем:
о разделении
труда
всякое огра-
ничение
ввоза пре-
пятствует
вывозу
Принцип ограничений сталкивается на каждом
шагу со все новыми трудностями, а вот принцип
свободы с каждым шагом прибавляет счастья ог-
ромному семейству людей. (Снова аплодисменты.) В
действиях наших правительств по отношению к тор-
говле во все времена и сегодня тоже наблюдается
труднопостижимая непоследовательность. Ведь сам
принцип, за проведение которого в жизнь мы борем-
ся истинен, ибо не было и нет государственных дея-
телей, философов, дельцов и даже больших сеньоров,
если они наделены широтой ума, которые в течение
целых веков не говорили бы в речах и не писали бы
в своих трудах, то самое, что говорим и мы на каж-
дом нашем собрании. И повсюду мы находим свиде-
тельства нашей общей правоты.
Не далее как вчера мне случайно попала на глаза
речь, с которой выступил восемьдесят лет назад в
палате общин лорд Чатем, и то, что он сказал тогда,
вполне уместно повторить сегодня в этом зале. Вот
его слова, касающиеся расширения торговли: “Я не
теряю веры в мою страну и очень легко нахожу то,
что, по моему мнению, может вернуть ей ее былое
великолепие. Дайте торговле свободу, облегчите груз
обложений, и вы больше не услышите жалоб на всех
собраниях и во всех людных местах. Поскольку тор-
говля есть обмен вещами, равными по ценности,
страна, не желающая покупать, не может и прода-
вать, и всякое ограничение ввоза препятствует вы-
возу. Напротив, чем больше иностранных продуктов
мы допускаем в страну, тем больше заграница тре-
бует наших товаров. Так пусть же наша абсурдная
система хлебных законов будет упразднена — да,
последовательно и осторожно, но упразднена; пусть
сельскохозяйственная продукция Северной Европы,
Америки и Африки свободно доставляется в наши
порты, и мы получим безграничный рынок сбыта
для наших промышленных товаров. Строгая, дейст-
венная, систематическая экономия наших денежных
средств позволит нам отменить налоги на соль, мы-
ло, кожу, железо и на все основные предметы повсе-
дневного потребления и в то же время сохранит все
наше влияние, которое обеспечивают нам наши ес-
340
тественные преимущества. Благодаря нашему остг
ровному положению, обилию руд и горючих иско-
паемых, умению и энергии нашего народа эти пре-
имущества таковы, что, если бы не эти абсурдные
ограничения и эти тягостные обложения. Великобри-
тания еще на многие века оставалась бы великой
мастерской мира”. {Чтение этой цитаты неодно-
кратно прерывалось аплодисментами.)
Эти принципы провозглашались всеми людьми,
чьи имена сохранила история как имена государст-
венных деятелей и философов. Однако мы обнару-
живаем, что вплоть до наших дней эти же самые
принципы отвергались и отвергаются всеми прави-
тельствами на земном шаре. Об очевиднейшей непо-
следовательности их политики свидетельствует со-
вершенно иной принцип, которым они руководству-
ются, а именно: то, чего у страны меньше всего,
исключается для ввоза из-за границы; то, чего у
страны больше всего, допускается для ввоза в стра-
ну совершенно свободно. ("Слушаете! Слушайте!”)
Очень наглядный пример такой непоследователь-
ности являет нам Франция, и есть смысл привести
этот пример, ибо мы судим гораздо хладнокровнее,
спокойнее и беспристрастнее о безумии других, чем
о своем собственном. Года три назад один из моих
друзей был командирован на континент нашим по-
следним кабинетом министров для заключения дого-
вора с Францией. Она согласилась на ввоз к себе
наших готовых изделий из железа, ножевого товара
и льняных тканей при обложении их более умерен-
ными пошлинами. Но главное, чего добивались
французы в обмен на такую уступку, — это полу-
чать наши прядильные и ткацкие станки, работаю-
щие со льном. Это изображалось Францией как ве-
личайшая уступка нам. Ее мало интересовали пря-
дильные станки, работающие с хлопком, поскольку
она давно научилась делать эти машины сама. Но
она очень хотела получать наши машины, работаю-
щие именно со льном, потому что здесь мы ушли
далеко вперед от нее. Были обговорены все условия,
были проведены консультации с нашими промыш-
ленниками, которые охотно согласились на вывоз из
Непоследо-
вательность
Англии
341
Софизм
Англии станков, работающих со льном. Но, пока
шли переговоры, прежний кабинет ушел в отставку,
и торговый договор так и не был заключен.
Тем не менее в прошлом году наше правительст-
во, не имея в виду никакого договора или перегово-
ров о договоре, сделало свободной торговлю маши-
нами, как, собственно, оно должно было бы посту-
пить по отношению ко всем товарам вообще. Оно
очистило наш Торговый кодекс и наши тарифы от
этого зла — запрета на вывоз машин. Так, как вы
думаете, пошло дело? Хотя три года назад и велись
переговори о поставках во Францию наших станков,
работающих со льном, причем Франция проявляла в
этом большую заинтересованность, каков был ее
первый шаг, как только мы освободили эти станки
от всякого обложения? В нынешнюю парламентскую
сессию, прямо, можно сказать, в этот момент, она
принимает законы, исключающие ввоз наших ма-
шин. И вот вам верх непоследовательности: скоро
она установит пошлину в 30 франков на сто кило-
граммов на станки, работающие с хлопком, насчет
которых она беспокоилась очень мало, и пошлину в
50 франков на станки, работающие со льном — те
самые станки, свободного ввоза которых она так
пылко желала. (“Слушаете! Слушайте!”)
Как же оправдывается столь неразумное поведе-
ние? Если вы спросите француза, он скажет вам:
Англия стала могучей благодаря своим машинам;
следовательно, стране, стремящейся стать могучей,
надо иметь машины, и поэтому мы не принимаем
ваших машин, чтобы стимулировать наших собст-
венных создателей машин.
Вот она, манера мыслить и действовать, которая
представляется нам, глядящим на Францию отсюда,
из Англии, непоследовательной и даже экстрава-
гантной. Но ведь у нас-то самих любое ограничение,
которое мы налагаем на нашу торговлю, несет на
себе печать точно такой же непоследовательности,
точно такого же абсурда. (“Слушаете! Слушайте!”)
342
Взгляните на наши тарифы, выберите изделия
или продукты, в которых мы нуждаемся больше все-
го, и вы увидите, что их ввоз подвергается самым
строгим ограничениям. Затем посмотрите на пред-
меты, которые нам совсем не необходимы, и вы об-
наружите, что они освобождены от всяких помех и
преград. ("Слушаете! Слушайте!”) Заметьте, что
именно нашей стране сильно недостает сельскохо-
зяйственных продуктов, и мы вынуждены периоди-
чески ввозить их в огромных количествах. И вот как
раз эти-то продукты и облагаются самых жестким
образом. Для этой отрасли торговли едва-едва при-
открывается предохранительный клапан, именуемый
скользящей шкалой (sliding scale), чтобы котел не
перегрелся и не взорвался. (Возгласы одобрения
слов оратора.) Ввоз, таким образом, допускается
лишь в годы острейшей нехватки.
Однако, повторяю, вещи, которых у вас и так в
изобилии, ввозятся свободно. Так что та самая непо-
следовательность, в которой наши министры упре-
кают иностранные правительства и пишут по этому
поводу множество дипломатических нот, практику-
ется ими же самими у нас дома. (Восклицания.) Они
занимаются этой практикой не только в отношении
вещей, которые мы производим в стране, но и в от-
ношении продуктов, которых мало в наших колони-
ях. Если какой-нибудь продукт почти не поставляет-
ся из наших колоний, то именно он подвергается са-
мому тяжелому обложению. Возьмите сахар, этот
продукт первой необходимости, производство кото-
рого в колониях не удовлетворяет наших потребно-
стей. И как раз этот продукт наше правительство
исключает из предметов ввоза своей запретительной
пошлиной.
Но наконец-то свобода торговли получает сейчас
то, что я назвал бы успехом и предвестником три-
умфа. Нынешнее правительство, свергнувшее каби-
нет вигов как раз по вопросу о сахаре, теперь, под
нажимом нужд страны и требований общественно-
сти, представляет на рассмотрение парламента ме-
ру, идущую в направлении к свободе. (“Слушаете!
Английские
тарифы:
больше все-
го ограничи-
вается ввоз
товаров, в
которых мы
нуждаемся
больше все-
го
Скользящая
шкала
Сахар
343
Слушайте!”) Я далек от того, чтобы умалять значе-
ние предложенного изменения1, и готов придать ему
больше важности, чем, кажется, придают сами ми-
нистры, а также плантаторы Антильских островов.
Я рассматриваю эту меру как столь же либераль-
ную и даже более либеральную (поскольку пошлина
в 34 шиллинга меньше пошлины в 36 шиллингов),
чем та мера, в борьбе вокруг которой лорд Сэндов и
сэр Роберт Пиль вынудили уйти в отставку лорда
Джона Рассела и его коллег.
Правда, между обеими этими мерами существует
так называемое на деле мнимое различие. Оно за-
ключается в том, что устанавливается разграниче-
ние между сахаром свободных и сахаром рабов.
(“Слушаете! Слушайте!”) Однако даже самого
приблизительного рассмотрения достаточно, чтобы
показать, что такое разграничение не содержит в
себе ничего реального, действительного. Если бы
правительство поддержало план, предложенный в
прошлом году палате общин г-ном Ховзом, где нет и
речи ни о сахаре свободных, ни о сахаре рабов, ре-
зультат был бы совершенно таким же. Лично я рад
тому, что отсутствие разницы не было замечено, ибо,
если бы оно было замечено, то наверняка предло-
женная мера носила бы более протекционистский
характер.
В самом деле, рассмотрим более внимательно это
мнимое различие. Нам говорят, что мы не можем, не
1 Пошлины на сахар и предложения насчет пошлин были
таковы:
Иностранный сахар Колониальный сахар
В 1840 году 69 шилл. 24 шилл.
Предложение Рассела 36 24
Предложение Пиля 34 24
Но, согласно проекту г-на Пиля, ставшему законом,
пошлина в 34 шиллинга распространяется только на са-
хар, произведенный трудом свободных работников.
344
противореча принципам нравственности, которые
сами проповедуем, а также всему тому, что мы уже
сделали ради уничтожения рабства, не можем мы
ввозить сахар, произведенный за границей трудом
рабов. Я думаю, что те, кто сегодня выступает за
свободу торговли, являются и самыми горячими за-
щитниками личной свободы. {Возгласы одобрения.)
Поэтому, когда я сейчас изложу вам мои соображе-
ния на этот счет, не допускайте ни на миг, будто я
поддерживаю рабство в какой-либо части мира. Я
лишь думаю, что предложенная мера не способству-
ет ни прямо, ни эффективно отмене рабства. Я ду-
маю, что мы, как народ, рискуем навлечь на себя
презрение всего мира, когда под предлогом стрем-
ления к похвальной цели, которой нельзя достичь
предложенным способом, и мы это хорошо знаем,
мы все-таки предлагаем этот нечестный способ, не
говоря открыто о его полной несостоятельности как
средства упразднения рабства. {Аплодисменты.)
Нам говорят, что мы можем закупать на рынке
столько сахара свободных, сколько захотим. Изучив
внимательно, сколько же сахара свободных сможем
мы там получать, я увидел, что Ява, Суматра и Ма-
нила производят его примерно 93 тысячи тонн в год.
Вместе с тем я уверен, что при наличии предложен-
ной пошлины мы можем потребить из этих 93 тысяч
тонн не более 40 тысяч. Остается, следовательно,
больше 50 тысяч тонн, которые должны быть прода-
ны на европейском континенте или где-либо еще по
соответствующим рыночным ценам. Нетрудно дога-
даться, что сахар, привезенный к нам, будет иметь
точно такую же цену, что и сахар рабов, привезен-
ный на европейский континент. И каждый квинтал
сахара, который мы привозим к себе, но который
мог бы быть привезен в Голландию, в Германию или
в страны Средиземноморья, будет заменен там
квинталом сахара рабов, ввозить который для себя
из Америки мы отказываемся. Ограничимся поэтому
такой констатацией: мы получаем для себя сахар,
предназначенный для Голландии и Германии, и там
образуется некая пустота, которая тотчас заполня-
ется сахаром рабов. Перевозимый на наших судах,
Дифферен-
циальные
пошлины не
содействуют
отмене раб-
ства
345
Реальное
действие
дифферен-
циальной
пошлины
покупаемый на наши деньги, обмениваемый на на-
ши товары, этот сахар — целиком наш, но только
нам не разрешается его потреблять. Так что при
новом законе мы будем возить этот сахар куда-
нибудь, чтобы заменить его на сахар свободных, ко-
торый будем привозить к себе. Так разве не будем
мы в таком случае играть роль агентов во всех этих
сделках, что абсолютно равнозначно тому, как если
бы мы загружали этим сахаром наши собственные
склады? (“Слушайте! Слушайте!”) Да так оно и
есть! Мы ввозим его прямо к себе и складируем,
чтобы его рафинировать. И потому мы — посмеши-
ще всей континентальной Европы!.. (И т.д.)»
Оратор продолжает развивать вопрос о сахаре. Затем он с
большим знанием дела говорит об обращении денег и о способах
и средствах обмена в связи с представленным сэром Робертом
Пилем биллем о возобновлении деятельности Банка Англии.
Поскольку этот вопрос не представляет особого интереса для
французской публики, мы опускаем, хотя и не без сожаления, эту
часть речи г-на Вильсона.
После него выступают г-н Тернер, фермер из Сомерсетшира,
и преподобный Джон Бернет. На этом заседание закрывается.
Заседание 22 мая 1844 года
под председательством генерала Бриггса
Собрание заслушивает сначала преподобного Самюэля Гри-
на, затем г-на Ричарда Тейлора, муниципального советника
города Ферингдона. Затем председатель предоставляет слово
г-ну Джорджу Томпсону.
Г-на Томпсона встречают долго не прекращающимися апло-
дисментами. Когда тишина восстанавливается, он говорит:
«Господин председатель, леди и джентльмены.
Выходя выступать на этом великолепном собрании,
я чувствую стеснение и даже замешательство, ибо
знаю все мои недостатки как оратора. Но я тешу
себя мыслью, что после меня выступит оратор, кото-
рый с избытком компенсирует время, потраченное
вами на меня. Поэтому я надеюсь, что вы извините
меня, если я сниму с себя, пусть не полностью, но в
значительной мере, долг выступить перед вами, не-
ожиданно возложенный на меня советом Лиги. (Воз-
гласы: “Нет! Нет!”)
Господин председатель, я очень и очень сожалею,
что сегодняшнему собранию не была предоставлена
возможность выслушать ваше мнение по вопросу
огромной важности, для решения которого мы и со-
бираемся здесь. Но я твердо знаю, что вы могли бы
ознакомить наше собрание с фактами и аргументами,
имеющими бесценное значение для нашего дела, —
с фактами и аргументами, которых нет в распоря-
жении большинства наших ораторов, потому что
очень немногим из них выпал случай, как вам, на-
блюдать и изучать, каковы люди и вещи в далеких
краях. Очень немногие провели, как вы, значитель-
ную часть жизни там, где зло монополии и губи-
тельные следствия ограничительных законов прояв-
ляют себя сильнее, чем здесь, в нашей стране, кото-
Привилегии
грозят рево-
люцией
Мирная
деятельность
Лиги не
позволяет
разразиться
революции
рая, каковы бы ни были связывающие ее путы, ос-
тается, благодаря Небесам, нашей родной землей.
Ибо в конце концов у нас есть отечество, которое,
несмотря на все ошибки и промахи в его истории,
мы любим, и не потому только, что мы здесь роди-
лись, но и потому, что наша страна богата наследи-
ем, которое добыто отвагой, целеустремленностью и
упорством наших предков. (Возгласы в поддержку
оратора.) Я уверен, что вы лишь отложили на вре-
мя исполнение вашего ораторского долга, на испол-
нение которого я надеялся сегодня, но, который, ду-
маю, вы непременно исполните при первой же воз-
можности в ближайшем будущем.
Сегодня вечером я размышлял о том, какое же
все-таки славное зрелище видеть, что весь наш ве-
ликий народ в общем единодушен в стремлении к
цели, к той самой, к которой стремимся и мы с ва-
ми, используя при этом средства и способы, соответ-
ствующие всеобщей справедливости, то есть опять-
таки те самые средства и способы, которые приме-
няет наша ассоциация. В 1826 году один наш госу-
дарственный секретарь, занимающий сегодня пост
министра внутренних дел, выпустил книгу, в кото-
рой убеждал монополистов отказаться от своих при-
вилегий и предостерегал их, что если они не поторо-
пятся уступить и подчинить свои частные интересы
великим и законным интересам масс, то настанет
время, когда в нашей стране, как это было в стране
соседней, народ поднимется во всей своей силе и
величии и выметет из своего отечества все их титулы
и звания, все их привилегии и богатства, получен-
ные неправедным путем.
Так, что же отвратило от нас, что и по сию пору
отвращает от нас такую катастрофу, сама мысль о
которой заставляет попятиться в ужасе. Это стало
возможным благодаря Лиге, благодаря ее высоко-
нравственной, интеллектуальной и мирной деятель-
ности, благодаря тому, что Лига собирает вокруг
себя и принимает в свои ряды людей с чистой сове-
стью, равно приверженных принципам христианства
и принципам свободы, преисполненных решимости
348
добиваться своей цели, какой бы славной она ни
была. Только и единственно такими средствами,
правомерность и безупречность которых гармониру-
ет с законностью дела, взятого ими на себя. И если
невежество, алчность и гордыня все еще объединяют
тех, кто пытается оттянуть во времени триумф на-
шего священного дела, то, по крайней мере, есть од-
на вещь, способная утешить нас и поддержать в
борьбе, и вещь эта такая: каждый час подобного
промедления используется десятью тысячами членов
нашей ассоциации, чтобы распространять самые
полезные знания среди всех классов сообщества на-
ших граждан.
По правде сказать, я не знаю, можно ли подсчи-
тать, выразить количественно то благо, которое не-
сет людям нынешняя наша агитация. Я не знаю,
достаточно ли она — или даже с избытком ли —
компенсирует то зло, которое вместе с ходом време-
ни несут с собой законы, против которых мы борем-
ся. Но народ уже просвещен, наука и нравствен-
ность проникли в умы и души множества людей, и
если монополия ухудшила физические условия су-
ществования людей, то ассоциация подняла их дух и
развила их интеллект. Кажется, что после стольких
лет дискуссий факты и аргументы исчерпаны. Тем
не менее наши собрания становятся все более мно-
гочисленными, наши ораторы говорят все более убе-
дительно и каждый день в разиных местах излагают
вроде бы самые абстрактные научные истины в дос-
тупной и доходчивой форме. Скажите, разве хоть
один человек, пришедший на наши собрания из
любопытства, не вышел из зала лучшим человеком и
более сведущим? Какое благодеяние для страны,
что в ней есть Лига! Не скрою, я был одним из пер-
вых, кто понял, как он обязан Лиге, и смею предпо-
ложить, что нет никого из нас, кто не испытывал бы
такого же чувства долга.
Разве до существования Лиги я понимал всю
полноту значения великого принципа свободы обме-
на? Видел ли я все его стороны и оттенки? Имел ли
я четкое представление о причинах нищеты, пре-
Благотвор-
ность дея-
тельности
Лиги
349
Борьба мир-
ными сред-
ствами
ступности, аморальности среди миллионов наших
собратьев? Мог ли я оценить, как могу сегодня, как
сильно и активно свобода связи и общения народов
продвигает их к союзу и братству? Знал ли я, какие
немалые препятствия мешают прогрессу и распро-
странению по всей земле нравственных и религиоз-
ных принципов, обеспечивающих славу и гордость
страны, устойчивость и прочность в ней? Нет и еще
раз нет! Откуда же исходит этот мощный поток све-
та? От ассоциации за свободу торговли.
А ведь небезосновательно, так сказать, друзья
невежества и сдерживания народных сил стараются
свалить Лигу, ибо ее долгожитие есть залог ее бу-
дущего триумфа, и чем больше затягиваются сроки
наступления этого триумфа, тем больше правды до-
ходит до людей, тем больше истины проникает в их
сердца. Когда пробьет час успеха, станет очевидно,
что успехом этим мы всецело обязаны нравственной
силе нашего народа. И тогда животворная его энер-
гия, уже больше не нужная для нашего дела, кото-
рое будет завершено, не пропадет даром, не рассе-
ется и не иссякнет. Но, и я верю в это, она потребу-
ется снова, и ее нужно будет еще больше для
свершения других славных дел.
Мне очень хочется увидеть этот день потому, по-
мимо всего прочего, что нынешний широко распро-
странившийся свет обнаружил и другие беды и не-
урядицы, помимо тех, за устранение которых мы бо-
ремся сегодня. С помощью линейки и отвеса мы
точно вымеряли вдоль и поперек все то зло, которое
несет бедным монополия на продукты питания, но
одновременно мы выяснили, как много других ин-
ституций, деяний и обычаев далеки от норм спра-
ведливости и как они нарушают национальные и, я
бы сказал, естественные права народа.
Так поторопим же наступление этого момента,
когда мы победим в нашей сегодняшней борьбе и
когда, не запятнав нашего знамени, не омочив кро-
вью нашего оружия, мы будем петь победную песнь,
к которой не будут примешиваться причитания и
стоны вдовы, сироты и любого страждущего. И вот
350
тогда мы поставим другие задачи перед могучей
армией, одолевшей монополию, и поведем к новым
победам народ, который будет получать достойное
вознаграждение за свой труд и будет силен своей
нравственной силой.
Мы проводим на самих себе опыт, которым вос-
пользуется весь мир. Мы учим людей всех стран,
как побеждать без интриг без грязных сделок, без
преступлений, без угрызений совести, без кровопро-
лития, без нарушения законов общества и, уж тем
более, велений Бога. Я верю, что близок день, когда
мы освободимся от связывающих нас пут и цепей и
когда другие страны, поощренные достигнутыми
нами результатами, последуют нашему примеру и
пойдут тем же самым путем.
Как вы думаете, господа, какое мнение сложи-
лось о нас в одной из зарубежных стран из-за того,
что у нас существуют зловещие хлебные законы?
Одному выдающемуся филантропу, чье сердце объ-
емлет весь мир, была поручена, в Соединенных
Штатах, миссия благотворительности в пользу не-
счастных негров этой страны. Я говорю о г-не Джо-
зефе Стердже {Бурные приветственные восклица-
ния.} Не прошло и тридцати шести часов, как он вы-
садился в порту, и счастливый случай привел его в
гостиницу, где находился я с женой и детьми. И
знаете, какими приветственными словами встретили
его по прибытии в Нью-Йорк? “Друг, — сказали
ему, — возвращайтесь в Англию. Там у вас сущест-
вуют хлебные законы, которые заставляют голодать
ваших соотечественников. Взгляните на их бледные
лица, на их истощенные тела, и когда вы добьетесь
отмены этих законов, когда вы сделаете свободной
британскую промышленность, вот тогда возвращай-
тесь и выражайте ваше презрение к нашей системе
рабства”. {Аплодисменты,}
А вот как красочно выразилась несколько дней
назад одна из крупных парижских газет1: “Англия,
гордая Англия, сотри со своего герба надменного
британского льва и нарисуй на пустом месте уми-
“Ле Насьональ”.
Англия —
пример для
других стран
Мнение
иностранцев
о хлебных
законах:
Соединен-
ные Штаты
Франция
351
Египет
Решение
зависит не
от парламен-
та, а от на-
рода
Оценка Па-
латы общин
Народу дос-
таточно
быть едино-
душным и
тогда он
преуспеет во
всем
рающего рабочего, перевозящего чужой хлеб”.
[Долгие восклицания.) Или вот что ответил Мухам-
мед Али* одному англичанину, упрекнувшего его за
монопольную систему, так как он был крупнейшим
и всевластным монополистом в Египте и таковым
остается. “Идите, — сказал паша, — идите и отме-
ните у вас монополию на зерно, и тогда я буду готов
предоставить вам все торговые льготы, каких вы
только пожелаете”.
Так вот и получается. Будь то суровый александ-
рийский паша, щепетильный американец или фран-
цуз, умеющий выражаться вежливо, все говорят нам
прямо в лицо о нашей собственной непоследователь-
ности. За нашими рубежами не могут понять, как, и
почему народ Англии, кичащийся тем, что им
управляет им же избранный парламент, терпит раз-
рушительную силу, именуемую хлебными законами.
(Восклицания.)
И все-таки утешительно думать, что мы наконец-
то взялись преодолеть последнюю трудность. Пала-
та общин не является главным препятствием на на-
шем пути. Можно с достаточной долей уверенности
сказать, что большинство крупных вопросов будут
решены независимо от того, каков состав палаты
общин, но это при условии, что народ будет ясно и
во всей полноте понимать суть и значение того, чего
он требует. Я не смотрю столь безнадежно на пала-
ту общин, пусть она и плоха. Да, рассматриваемая
сама по себе и с учетом содержащихся в ней эле-
ментов проведенной реформы, она неизлечима, она
не содержит в себе ни грана того, что позволило бы
реставрировать в ней или создать заново нечто по-
лезное. Но я знаю также, хотя бы из нашей истории
последних тридцати лет, что народу достаточно быть
единодушным, и тогда он преуспеет во всем. (Бур-
ные аплодисменты.) Если уж мы сумели добиться
от англиканского парламента отмены Акта о коопе-
рации, от оранжистских** законодателей — эманси-
пации католиков, от палаты, избранной голосами из
гнилых местечек***, — избирательной реформы, от
собрания рабовладельцев — отмены рабства и рабо-
352
торговли, то мы вырвем свободу торговли у парла-
мента монополистов. (Аплодисменты.)
Теперь позвольте мне сказать несколько слов по
вопросу о сахаре. Я делаю это немного против своей
воли, так как, когда я болел и не мог присутство-
вать на вашем собрании, перед вами выступил на
эту тему оратор, гораздо более талантливый и уме-
лый. Я говорю об экономисте, глубоко знающем свой
предмет, и хотя он очень скромен и старается дер-
жаться в тени, он один из самых деятельных и по-
лезных приверженцев нашего дела; я говорю о г-не
Джеймсе Вильсоне. (Аплодисменты.)
Тем не менее у меня есть несколько поводов пого-
ворить сегодня, о сахаре. Прежде всего на этот счет
существует честная разница во мнениях среди нас. Я
называю эту разницу честной потому, что признаю
искренность наших противников, не сомневаясь при
этом, разумеется, в нашей собственной искренности.
Далее, эта очень важная отрасль торговли скоро бу-
дет обсуждаться в парламенте, а, как известно, дея-
тельность наших законодателей и, главное, ее резуль-
таты всегда зависят от мнения общественности за
парламентскими стенами. Быть может, как раз я и
смогу лучше, чем кто-либо другой, оценить щепе-
тильность и совестливость тех из наших друзей, кото-
рые уделяют внимание другой стороне вопроса, по-
скольку я всегда был и остаюсь с ними в том, что
касается вопроса, взятого как целое, но, к моему
большому сожалению, я не разделяю их мнения по
специальным и частным сторонам вопроса. Я ува-
жаю их способ видения вещей и знаю, что они не от-
кажутся от своей точки зрения, если нам не удастся
победить их сильными и достаточными доводами —
нет, я беру назад слово “победить”, — если нам не
удастся показать и доказать им, что свойственные им
чувства гуманности найдут свое более полное и более
скорое воплощение в делах в результате триумфа
наших целей, а не их намерений. Наконец, я пользу-
юсь всяким случаем подвергнуть испытанию наши
принципы, и это тоже один из поводов того, что я
сейчас затрагиваю эту тему. Один аболиционист ме-
ня спросил: “Неужели вы за свободу торговли, тогда
О сахаре
23-2514
353
Два спра-
ведливых
принципа не
могут стал-
киваться и
противоре-
чить друг
ДРУГУ
Принципы
универсаль-
ны
как она дает доступ в нашу страну продуктам раб-
ского труда?” Я ответил буквально следующее: “Я за
свободу торговли, это так. Если же она не может ут-
вердиться повсеместно, во всем мире, или если она
ведет к рабству, значит это ложный принцип. Но я
принимаю его, потому что уверен, что он справедлив
и не ведет к тому, о чем я только что сказал. Я при-
соединяюсь также и к аболиционистам, потому что их
принцип тоже справедлив”.
Два справедливых принципа не могут сталки-
ваться и противоречить друг другу. Они навечно
остаются параллелями. Если наш принцип хорош
для нашей страны, то он хорош для людей всех рас
и всех условий существования, он творит благо во
все времена и повсеместно. (Аплодисменты.) Многие
наши друзья из ассоциации против рабства говорят,
что они не могут согласиться с нами на этот счет. И
вот я почел своим долгом присутствовать в пятницу
вечером на собрании в Эксерер-холле. (Аплодис-
менты.) Я не появился бы там, если бы руково-
дствовался лишь собственными чувствами, друже-
скими связями или какой-то степенью собственной
популярности. Я хранил молчание по поводу уже
названной мною стороны вопроса. Я полагал, сидя у
них, что мои друзья впадают в ошибку и тем самым
невольно наносят ущерб благородному делу, предос-
тавляя новые аргументы, которые могут взять себе
на вооружение наши противники. Мне думается, что
они способствовали и, будучи верны своим принци-
пам, будут способствовать мошенническим махина-
циям в парламенте. Я хотел бы, чтобы монополия
была показана там во всей своей наготе, в своей
уродливости и в своем эгоизме. Я хотел бы, чтобы
аргументы вокруг нее свелись к аргументам, ее
уничтожающим, ибо вся она пропитана алчностью и
корыстными личными интересами. Я сожалею, что
сегодня монополия получает возможность отбросить,
как ненужный хлам, старые аргументы и воспользо-
ваться новыми, которые предоставляются ей ува-
жаемой ассоциацией и поэтому как бы проникнуты
духом гуманизма. (Аплодисменты.)
354
Вы, наверное, уже знаете из газет о результатах
этого примечательного собрания. ("Слушайте! Слу-
шайте!”) Хотя я и испытываю чувство удовлетворе-
ния тем, что при голосовании резолюции этого соб-
рания была принята поправка, идущая в русле идеи
свободы торговли, все-таки я сожалею — и сожале-
ние мое превосходит удовлетворение, — что вообще
такая поправка оказалась необходимой и что она
встретила противодействие весьма значительного
меньшинства. Тем не менее это меньшинство голосо-
вало против со всей искренностью и убежденностью.
Когда они уточнят свои убеждения, они будут с на-
ми; целостность их взглядов и их несгибаемость бу-
дут на нашей стороне, как только они поймут — а
такое понимание, надеюсь, наступит скоро, — что
великий принцип, из которого они сейчас хотят де-
лать исключения в частных случаях, должен господ-
ствовать во всем мире на благо всего человечества.
Я получил немало писем от моих друзей, которые
обвиняют меня в непоследовательности: дескать,
раньше я был сторонником отмены рабства, а сего-
дня выступаю сторонником сохранения рабства.
Господа, от своего имени и от имени тех, кто разде-
ляет мои взгляды, я отвергаю такое обвинение. Вы-
ступая за свободу торговли, я не защищаю систему
рабства, и я не впадаю в заблуждение, ибо не тре-
бую смертной казни для тех, кто высказывает и
распространяет неверные суждения. (Аплодисмен-
ты.) Я полагаю, что рабство как раз и будет эффек-
тивно упразднено посредством свободы обмена, как
я верю и в то, что правда не нуждается, ради защи-
ты самой себя, ни в виселицах, ни в цепях, ни в
пытках, ни в тюрьмах. (Бурные аплодисменты.)
Да что там! Попробуйте-ка обратиться к монопо-
лии за помощью в деле уничтожения рабства. Так
ведь само рабство уходит своими корнями в монопо-
лию. Монополия породила рабство. Она вскармли-
вала и взращивала его, она его поддерживала и
поддерживает. Да умри монополия полсотни лет
назад, и рабства давно бы уже не было ('*Слушайте!
Слушайте!”), и все это свершилось бы без посылки
Мнения
сторонников
Лиги о саха-
ре раздели-
лись
Правда не
нуждается,
ради защиты
самой себя,
ни в цепях,
ни в пытках,
ни в тюрь-
мах
Рабство
порождено
монополией
23*
355
военных флотов, без протоколов и договоров, без або-
лиционистской агитации, без расходования двадцати
миллионов фунтов стерлингов. (“Слушайте! Слу-
шайте !”)
Поверьте мне, я никогда не менял своего мнения
на этот счет. Чтобы убедить вас в этом, я зачитаю
вам очень небольшой отрывок из речи, с которой я
выступил в 1839 году, то есть задолго до того как я
начал выступать на собраниях Лиги, потому что то-
гда я был поглощен другими заботами и не прини-
мал участия в нынешнем движении. Речь эта была
произнесена в Манчестере, и ее темой были отмена
рабства и улучшение условий жизни в Индии, с тем
чтобы последовательно и одновременно повышать
благосостояние населения как Индии, так и нашей
собственной страны. Но сначала извините меня за
одно соображение сугубо личного характера: в то
время я не знал никого другого, кто работал бы с
большим пылом и энергией, чем я, над тем, чтобы
пробудить народ Англии и направить его внимание
на необходимость поощрять свободный труд во всех
частях мира. (“Слушайте! Слушайте!”)
Так вот, выступая в защиту свободы труда, я го-
ворил тогда: “Хотя я желаю всем сердцем и еже-
дневно молюсь, чтобы поскорее настал тот день, ко-
гда каждое волоконце хлопка, обрабатываемого и
потребляемого в нашей стране было продуктом сво-
бодного труда и только свободного труда, однако я
не требую ни ограничений, ни регулирований, ни
запретительных пошлин, ничего такого, что закры-
вало бы наши порты для товаров любого происхож-
дения и любого рода, будь то хлопок, чтобы одеть
тех, у кого нет одежды, будь то хлеб, чтобы накор-
мить тех, кто голоден. Благодаря неписаным зако-
нам, которые управляют миром людей, в подобных
мерах нет никакой необходимости. Я требую лишь
свободы, справедливости, беспристрастности, ибо я
убежден, что если мы будем обладать ими, то всякая
система, основанная на монополии или действующая
на основе рабства, рухнет и исчезнет навсегда”.
356
Я говорил это на памятном многим собрании
Общества друзей в Манчестере, выступая перед ау-
диторией, состоявшей в основном из членов этой
уважаемой ассоциации христиан. На следующий
день в том же зале я сказал: “Если мы дадим воз-
можность свободно конкурировать между собой сво-
бодному труду Востока и рабскому труду Запада,
мы сможем открыть все наши порты и дать всем
странам мира равные шансы продавать свои товары
на нашем рынке, и при этом мы будем обоснованно
уверены в том, что гений и свобода возьмут верх над
оцепенением и кабалой”.
Я и сейчас придерживаюсь такого же мнения и
твердо убежден, что всякий иной способ действий
беспомощен по сравнению с тем, что я предлагал.
Однако я этим вовсе не хочу сказать, что надо ис-
ключать любые иные направления действий. Разу-
меется, я не считаю свободу торговли единственным
средством упразднения рабства и вполне допускаю,
что она может сочетаться с другими средствами,
лишь бы все эти средства были проникнуты духом
справедливости, идет ли речь о кафедре ученого,
трибуне оратора или газетных статьях. Пусть пар-
ламент исполняет свой долг, не вводя, а снимая ог-
раничения, давая свободу промышленности, давая
возможность ее работникам получать законное воз-
награждение за свой труд.
И если я заблуждаюсь на этот счет, то я заблуж-
даюсь вместе с замечательными людьми из Общест-
ва против рабства. (“Слушаете! Слушайте!”) Было
время — это было как раз время больших успехов
этого Общества, когда я был тесно связан с этой
уважаемой ассоциацией, имевшей много общих черт
с Лигой. Тогда я получал от Общества печатные
труды, где черпал примеры и аргументы, с помощью
которых можно было выявлять беззаконие и просто
плохую расчетливость приверженцев рабства. Я
храню эти труды и считаю, что они до сих пор со-
храняют свое познавательное значение. И я нахожу
там блестящее выражение наших аболиционистских
взглядов. Вот, к примеру, чрезвычайно показательное
357
письмо, направленное в 1823 году г-ну Ж.-Б. Сэю
г-ном Адамом Ходсоном, главой крупного торгового
дома в Ливерпуле, где проводится сравнение расхо-
дов на рабский труд с расходами на труд свободно-
го человека. Это письмо широко распространялось
тогда по всему королевству. Вот что писал г-н Ход-
сон: “Страна не согласится долго поддерживать ра-
зорительную культурную систему, жертвуя ей свои
самые насущные интересы, посвящая ей свои сделки
и отношения со 100 миллионами подданных Велико-
британии. Рабский труд на Западе должен сойти на
нет под нажимом свободного труда на Востоке”.
{Возгласы одобрения,)
А вот еще одна книга, из которой я хотел бы за-
читать несколько отрывков. Надеюсь, вы извините
меня за это. Нам не следует терять из виду, что ре-
чи, произносимые в этом зале, адресуются также и
людям, находящимся за его стенами. Благодаря гос-
подам, сидящим передо мной и быстро записываю-
щим все сказанное, чтобы оно не улетучилось в про-
странстве, наши мысли и чувства, высказываемые
здесь, достигают самых дальних мест на земле. По-
этому да будет мне позволено обращаться с этой
трибуны и к моим отсутствующим здесь друзьям, к
людям, которых я уважаю и люблю, и я буду ста-
раться убедить их, что самое лучшее для них — это
присоединиться к нам, пополнить наши ряды, и что
мы идем прямой дорогой, которая никак не мешает
их принципам, а напротив, идет рядом с их путем и
способствует великому делу, которому они себя по-
святили.
Да, так вот эта книга была подарена мне Обще-
ством против рабства порядочно лет тому назад.
Она написана старательно и вдумчиво и имеет це-
лью убедительно показать, что при свободной кон-
куренции между свободным и рабским трудом по-
следний, ввиду того, что он обходится дорого, непре-
менно уступит место первому, более экономичному и
более совершенному. Автор книги — г-н Стердж, не
Джозеф Стердж, а его брат, безвременно ушедший
из жизни и, позволю себе высказать мое суждение,
358
ушедший слишком рано, чтобы до конца послужить
делу гуманности и благополучия людей. На какой
же фундаментальный принцип он опирался? Цити-
рую: “Никакая система, противоречащая велениям
Бога и ранящая и оскорбляющая разумное сущест-
во, не может в конечном счете быть выгодной”. Эти
совершенно фритредерские слова полностью выра-
жают нашу позицию (“Слушайте! Слушайте!”) Мы
тоже полагаем, что ограничения и обложения, за-
крывающие наши порты для товаров из других
стран, запрещающие обмен между одним умелым
человеком, производящим одну вещь, и другим уме-
лым человеком, производящим другую, “противоре-
чат велениям Бога и оскорбляют разумное существо”
и что эта система не может в конце концов быть
выгодной ни индивидам, ни массам.
Послушайте, что дальше пишет г-н Стердж: “Мы
думаем, что факты, которые мы собираемся изло-
жить, убедят всякого честного и беспристрастного
наблюдателя в истинности аксиомы: труд свободного
человека более экономичен, чем труд раба. Выводя
следствия из этого общего принципа, мы часто бу-
дем иметь повод выразить восхищение безупречной
мудростью, благодаря которой люди сумели очень
простым способом изготовить средство, избавляю-
щее их от самого гнусного зла, придуманного из-
вращенным умом. Мы почувствуем, как утешение
проникает в наши сердца, когда отвратим наши
взоры от преступлений и несчастий человека, от на-
прасной траты его могущества и обратим их на ти-
хое, малозаметное, но неуклонное действие законов,
предписанных нам Провидением, чтобы положить
конец угнетению африканской расы”. (“Слушайте!
Слушайте!”)
Господин председатель, я не впервые знакомлю
слушателей с этими отрывками. Поля этой книги
испещрены моими пометками, сделанными двена-
дцать лет назад, когда мне досталась книга и когда
я впервые проникся благородными чувствами и
славными принципами учения, которое не оставляет
камня на камне от системы рабства. Я мог бы про-
должать цитировать ее, но ограничусь последней и
Фундамен-
тальный
принцип
аболициони-
стов
Позиция
фритредеров
359
небольшой выдержкой. Заметьте, какой именно факт
Пример приводит г-н Стердж в доказательство истинности
индиго своей аксиомы: “Сорок лет назад мы не ввозили ин-
диго из Индии. Весь этот краситель, потреблявший-
ся в Европе, был продуктом рабского труда. И вот
несколько человек вложили свой капитал и приме-
нили свой ум, чтобы научить жителей Бенгалии вы-
ращивать эту культуру и приготовлять индиго для
продажи на европейских рынках. И хотя в начале
своей деятельности они столкнулись с серьезными
препятствиями, постепенно условия, пошлины и т.п.
выровнялись, и их усилия увенчались полным успе-
хом. Такова мощь британского капитала и британ-
ского умения. Хотя первые партии индиго облага-
лись пошлиной в пять раз выше нынешней, этот ин-
дийский краситель постепенно вытеснил с рынка
индиго, производимое рабами, так что в конце кон-
цов в Европу больше не поступает ни единой унции
индиго которое было бы результатом рабского
труда”. (Восклицания в зале.)
Вы прекрасно знаете, господа, что именно имел в
виду г-н Стердж под словами “свобода торговли”. А
ведь в то время даже сам принцип ее не признавал-
ся... (И т.д.)»
Оратор приводит еще один отрывок, где г-н Стердж пишет,
что происшедшее с индиго произойдет и с сахаром. Далее он
говорит: (завершая сначала чтение отрывка):
«Эти факты имеют величайшее значение не толь-
ко потому, что они подтверждают общий принцип,
провозглашаемый нами, но еще и потому, что они
прямой дорогой ведут нас к цели наших поисков и
показывают нам совершенно конкретные способы
разднитьП~ упразднения рабства и работорговли. Дайте нашему
рабство принципу действовать свободно и самостоятельно, и
он окажет благотворное влияние на любое человече-
ское существо, ныне удерживаемое в рабстве и ка-
бале”. ("Слушайте! Слушайте!”) Так кто же отка-
зался от этого принципа? Безусловно, не мы.
Теперь я перехожу к Конвенту 1840 года, о кото-
ром, по одному недавнему поводу, говорил великий
человек, руководитель Лиги, наш общий хозяин и
360
учитель, создавший сам себя или, вернее, созданный
именно для такого руководства. Я имею в виду г-на
Кобдена”. {Бурные аплодисменты, во всех концах
зала.)»
Оратор рассказывает о выступлениях, докладах, расследова-
ниях Конвента, которые показывают, что эта ассоциация при-
держивается принципа, стимулированного в книге г-на Стерджа.
Оратор продолжает:
«Я еще раз спрашиваю: кто сегодня уважает этот
принцип? Неужто это те, кто говорит: мы не отсту-
паем перед возможными результатами; мы не счи-
таем принцип, любой принцип, законом природы и
велением Бога; мы не видим в истории человечества
доказательств того, что несчастье и разорение все-
гда следуют за нарушением принципа; теперь, когда
время исполнения принципа как будто пришло и
условия как будто этому благоприятствуют, мы от-
ступаем и повторяем, что о принципе можно гово-
рить лишь как об абстракции; мы не осмеливаемся
осуществить его; мы с ужасом ждем и не желаем
наступления того момента, когда принцип будет
биться с противоположным принципом. Повторяю:
неужели это те, кто так говорит?
Пусть не твердят, будто мы потворствуем рабст-
ву и работорговле. Мы бесконечно далеки от этого, и
когда мы выступаем за неограниченную свободу
торговли, мы при этом твердо убеждены, что как
раз такая свобода и есть самый безболезненный и
самый мирный способ упразднения работорговли и
рабства. Мы говорим аболиционистам: мы идем ва-
шими тропами; мы принимаем ваши идеи; мы при-
ветствуем ваше умение, ваш талант раскрыть лю-
дям всю красоту божественного закона, согласно
которому всегда, когда допускается честное состяза-
ние, системы, основанные на угнетении, разрушают-
ся системами, в основе которых лежат добропоря-
дочность и справедливость. Мы подражаем вам во
всем, исключая вашу робость и нерешительность, а
также то в вас, что мы не можем расценивать иначе
как вашу непоследовательность. Так не осуждайте
Свобода
торговли —
самый без*
болезненный
способ уп-
разднения
рабства
361
Ошибка
аболициони-
стов
Отрицание
универсаль-
ности прин-
ципов ча-
стью фрит-
редеров
Освобожде-
ние якобы
повредить
самим не-
грам
нас за то, что наша вера крепче вашей. Мы уважа-
ем ваше чувство гуманности. Ваша ошибка заклю-
чается, по нашему мнению, в том, что вы позволяете
этому чувству вовлекать вас в нечто такое, что пред-
ставляется нам отрицанием ваших же собственных
идей. Все, чего мы просим вас, это оставаться вер-
ными вашим принципам и смело проводить их в
жизнь. А если вы на это не осмеливаетесь, так по-
звольте нам, по меньшей мере, не следовать советам
людей, у которых недостает храбрости как раз в тот
самый момент, когда им надлежит доказать, что они
действительно верят в незыблемость принципов,
провозглашенных ими же самими.
Сегодня наши друзья оправдывают собственное
противостояние собственному принципу тем, что он
якобы не может быть применен полностью и абсо-
лютно, иначе он повлечет за собой губительные по-
следствия. Но я хочу напомнить им, что совсем не
так они рассуждали раньше. Раньше они требовали
немедленного его осуществления и не обращали ни-
какого внимания на предостережения своих против-
ников насчет роковых последствий такого шага. Они
искренне полагали, что подобные предостережения
химеричны, а если даже и не химеричны, то все
равно это не резон, говорили они, для откладывания
великого акта справедливости.
Нам говорили: вы делаете зло тем, кому хотите
сделать добро, — неграм, нам без конца втолковыва-
ли, что для чернокожих опасно их немедленное осво-
бождение. Один член парламента однажды заявил
мне, притом в присутствии тысяч наших сограждан,
собравшихся послушать диспут по этому вопросу, что
если мы освободим негров, они деградируют, вер-
нувшись к прежним условиям существования, и что,
вместо того чтобы стоять на двух ногах как люди, они
вновь будут бегать на четвереньках. (Смех.) Он нари-
совал ужасающую картину ожидающих их нищеты и
убожества и сам же противопоставил этой картине
поэтическое описание их нынешнего счастья, просто-
душной невинности и даже роскошной жизни. (Смех.)
Если вы сомневаетесь в правдивости моего рассказа,
362
осведомитесь у члена парламента, который выступал
последним вчера вечером в палате. (Смех.)
Да, нас всерьез убеждали, что эмансипация ухуд-
шит участь чернокожих и сделает невозможным
осуществление филантропических проектов планта-
торов. Антилы, дескать, будут залиты кровью, жи-
лища туземцев сожжены, а наши корабли будут
гнить в бездействии в наших портах. Вы можете,
господин председатель, засвидетельствовать истин-
ность моих слов. Подсчитывали число судов, кото-
рые станут бесполезными, и миллионы убытков. И
на фоне всех этих мрачных прогнозов каков, как они
заявляли, наш лозунг? Fiat justicia, ruat coelum*.
Какое постоянное правило нам приписывали? “Долг
принадлежит нам, события принадлежат Богу”.
Нет, триумф великого принципа не может иметь
губительного исхода. Бросьте этот принцип в самую
гущу народа, и сразу как будто гора свалится в
океан. Поднимется волна, забурлит, запенится, но
очень скоро уляжется, и ровное море будет отра-
жать солнечный свет. (Продолжительные аплодис-
менты.) Есть ли у нас принцип в нашем великом
движении или его нет? Если он есть, то его надо во-
площать в жизнь и доводить до конца. Это было
убедительно показано на предыдущем нашем соб-
рании оратором, который сегодня должен выступить
сразу после меня; он сказал, что дело, защищаемое
нами, есть дело нравственности. Сотни священников,
съехавшихся со всех концов королевства, показали,
что это и дело религии. Оно, это дело, означает, что
право человека и долг законодателей обеспечить,
чтобы победа нашего принципа дала счастье и про-
цветание стране и одновременно отвечала интересам
Далеких краев. Так доведем же наше дело до конца!
(А пл од и см ент ы.)
Но, говорят некоторые из наших друзей, “мы ис-
ключаем Кубу и Бразилию”. Я не буду много рас-
пространяться о том, о чем уже говорил г-н Виль*
с°н, а именно что неграм безразлично, какой сахар
вы потребляете, рабов или свободных, а последний
363
Долг при-
надлежит
нам, события
принадлежат
Богу
Триумф
великого
принципа не
может иметь
губительных
последствий
Речь Пиля о
сахаре
может поступать к нам, лишь образуя некую пусто-
ту, которая немедленно заполняется сахаром рабов.
Однако я хочу спросить наших противников, на ка-
ком основании они вмешиваются в дело чисто рели-
гиозное, когда речь идет о том, чтобы осудить или,
наоборот, благословить тот или иной вид потребле-
ния. У них нет никаких оснований. Я хотел бы со-
брать вместе людей разных религиозных направле-
ний и учений, притом людей умных и рассудитель-
ных. Я хотел бы, чтобы все они глубоко чтили волю
Создателя и понимали всю сложность и тонкость
вопросов нравственности. Осмелюсь утверждать, что
они не придут к единодушному мнению насчет того,
преступно ли пользоваться вещью, произведенной в
далеких странах, где злоупотребляют человеческим
трудом, и я думаю, что подобный вопрос располага-
ется где-то между индивидуальным сознанием, или
совестью, каждого и Богом. По меньшей мере, я аб-
солютно убежден, что он не входит в компетенцию
палаты общин. (“Слушайте! Слушайте!”)
Еще одно слово, и я заканчиваю. Я бы посовето-
вал нашим друзьям хорошенько подумать, прежде
чем предоставлять свои аргументы нынешнему или
любому другому кабинету. Если бы сэр Роберт Пиль
не получил возможность ознакомить палату с доку-
ментом аболиционистов, под которым стоит подпись
уважаемого г-на Томаса Кларксона, он был бы ли-
шен сильного аргумента, которым он воспользовался,
чтобы оказать сопротивление нашему принципу —
принципу свободы обмена с Бразилией, как и со
всем миром. Он заставил молчать приверженцев
этого принципа. А плантаторам Антильских остро-
вов он сказал: не беспокойтесь; у меня есть в руках
кое-что получше всего того, что бы могли бы заявить
как вест-индские земельные собственники.
Обращаясь к палате общин, он сказал буквально
следующее: “Аболиционисты против вас. Они закли-
нают нас во имя человечности исключить продукты
из Бразилии. И если мы это делаем, то не потому,
что имеем большие плантации в Индии и других на-
364
тих владениях, и не потому, что Чандосы и Букин-
гемы имеют в своей собственности обширные земли
на Ямайке. Нет, мы не руководствуемся соображе-
ниями такого рода. Дело также и не в том, что мы
обязаны щадить арендаторов, тем более что если мы
их ущемим, они завтра же сметут хлебный закон.
Мы не исходим ни из одного из этих доводов, мы
действуем совершенно беспристрастно и мы с удо-
вольствием ввозили бы сахар из Бразилии, если бы
на нем не было пятен рабской крови. Да, надо ска-
зать правду, мы всегда были противниками эманси-
пации, и когда нам уже некуда было отступать, мы
взвалили на страну груз в двадцать миллионов фун-
тов стерлингов, но, заметьте, распределили этот груз
не среди рабов, а среди тех, кто ими владеет. {Шум-
ные восклицания.) Но при этом мы обладаем на-
столько обостренным и утонченным чувством спра-
ведливости, что мы компенсировали ущерб тиранам,
а не их жертвам. {Снова восклицания.) Мы компен-
сировали плантаторов, с тем чтобы они воздержива-
лись от преступлений, тем самым мы спасли их ре-
путацию и, быть может, их души. Да, мы сделали
все это, но сегодня мы сами стали иными. Разве я
не присутствовал на собраниях в Эксетер-холле?
Разве не выступал там сам? Разве не слышал я, как
бурно приветствовали там само присутствие и речь
Даниеля О’Коннела. Мы стали иными. Теперь мы
верные последователи, представители Гренвила,
Шарпса, Вилберфорса, которые ныне нашли отдох-
новение от своих трудов. Мы надеваем на себя их
мантии и заклинаем, умоляем вас от имени двух с
половиной, миллионов рабов не кушать сахар из
Бразилии”. {Долгие аплодисменты.)
После такой речи он, наверное, полуобернулся к
монополистам и бросил им через плечо: “Вас не
очень заботит кофе, не так ли?” “Нет, не очень”, —
ответили те. “Очень хорошо, — сказал сэр Роберт, —
тогда мы сократим пошлину на кофе на 25 процен-
тов и запретим сахар”. Вот так эта милая филан-
тропия переливается — или пересыпается? — из
кофейника в сахарницу. {Смех.)»
365
Высказав еще несколько соображений, г-н Томпсон,
возвращаясь к мысли о том, что воздерживаться или не
воздерживаться от потребления сахара — это решать каждому
индивидуально, заканчивает свою речь так:
«Моя сила заключается в моих аргументах, а вы-
двигая их, я руководствуюсь исключительно здра-
вым смыслом. Если мне удалось пробудить ваше
сознание и убедить вас в правоте сказанного мною,
значит вы, так сказать, принадлежите мне. Если
мне не удалось этого, Бог вам судья, я же судить
вас не буду. Я по-прежнему буду стараться убедить
вас поступать хорошо и верно и буду сетовать на
вас, если вы будете поступать дурно. Сам же я буду
стремиться творить добро и для завоевания на мою
сторону моих братьев не буду применять иных
средств и усилий, кроме разума, терпимости и люб-
ви”. (Все встают, машут шляпами и платками;
аплодисменты длятся несколько минут.)»
Заседание 29 мая прошло под председательством графа
Дьюси, который обстоятельно разобрал вопрос о свободе тор-
говли с точки зрения сельскохозяйственной практики. Собрание
заслушало речи гг. Кобдена, Перронета Томпсона, Холленда,
земельного собственника из Вустершира, и Брайта, члена
парламента.
Заседание 5 июня 1844 года
Кресло председателя занимает г-н Джордж Вильсон. Пер-
вым выступает г-н Эдвард Бувери, член парламента от Кил-
марнока.
Уважаемый оратор рассказывает об умонастроениях нынеш-
них законодателей, находящих свое выражение в актах парла-
мента. Поскольку большинство парламентариев по-прежнему
поддерживают хлебные законы под предлогом содействия бла-
гополучию сельского хозяйства, а вместе с ним и всех классов,
занятых в нем, г-н Кобден потребовал, чтобы в сельскохозяйст-
венных графствах был проведен опрос с целью выяснения, дос-
тигает ли закон своих целей и получают ли от него какую-
нибудь помощь и гарантии фермеры и сельскохозяйственные
рабочие. Вроде бы друзья монополии, именующие себя не иначе
как “друзьями фермеров”, должны были поддержать такое
требование и тем самым показать, что, опираясь на покрови-
тельство, они проводят здравую политику. Однако, продолжает
г-н Бувери, они заявили: “Мы не хотим никакого опроса”. По-
чему же? Потому что они отлично знают, что опрос покажет аб-
сурдность и бессодержательность их идейных установок, и по-
тому что покровительство несет с собой разочарование и есть не
что иное как ограбление народа. Они боятся света, потому что
их деяния нечисты.
Затем он говорит о билле о работе на промышленных пред-
приятиях, известном как “билль о десяти часах”. И что же мы
видим? Парламентское большинство велеречиво выражает свою
симпатию к рабочим классам, заявляя, что труд у народа на-
шей страны слишком тяжел, а для женщин и детей просто не-
совместим с поддержанием их здоровья и даже спасением ду-
ши. Но ведь это же самое большинство, поддерживая хлебный
закон, вынуждает народ требовать не отказа от чрезмерной ра-
боты, а средств существования за чрезмерную работу. Сам
хлебный закон как бы говорит народу: “Ты получишь дополни-
тельные средства существования, только если торговля зерном
будет свободной. Ты получишь новые возможности для труда,
только если ввоз в крупных масштабах повлечет за собой вывоз
в соответствующих масштабах, увеличив тем самым спрос на
рабочие руки”. Именно закон этот истязает народ и понуждает
его искать скудного пропитания путем чрезмерных усилий,
нескончаемого труда, несовместимого с поддержанием здоровья,
сил и хоть какого-то благополучия.
Но мы видели и еще кое-что. Мы видели, как обрушилась
вдруг эта показная филантропия. Как только правительство
заявило, что оно против предложения о билле и ставит вопрос о
доверии, большинство тотчас пошло на попятную, и его уже
заботила не мнимая симпатия к народу, а реальное стремление
удержать в своих руках правительство, которое оно же само и
избрало.
Тем не менее были все-таки сделаны робкие шаги на пути к
свободе торговли. Были уменьшены пошлины на коринку.
(Смех.) От души поздравляю любителей пудинга с изюмом.
(Взрыв смеха.) Но чтобы испечь пудинг, требуется и еще кое-
что, помимо изюма. Требуется мука. И если бы отменили налог
на хлеб, то гораздо лучше послужили бы интересам любителей
пудингов, да и вообще громадного большинства наших
собратьев, которые никогда не видели пудинга, даже во сне.
Народ должен сказать им: “Да, снижайте пошлины на то, что
вам понравится, но не забывайте и обо всем остальном”.
Оратор затрагивает вопрос о сахаре и говорит о предложе-
нии проводить различие между продуктом свободного труда и
продуктом труда рабского. Если мы в принципе согласимся
проводить такое различие, замечает он, то где мы остановимся?
Если нам придется осведомляться об общественных,
нравственных и политических традициях всех тех народов, с
которыми нам будет дозволено поддерживать отношения, то где
и как мы проведем соответствующую границу? Очень
значительная часть зерна, поступающего в нашу страну даже
при нынешнем законе (а его поступало бы куда больше, если бы
закон этому не мешал), ввозится нами из страны, где всецело
господствует рабство, неволя; я имею в виду Россию. (Ропот в
зале.) По правде говоря, меня удивляет, почему протекционист-
ские общества, рыскающие, как охотники, в поисках и ловле
аргументов, не воспользуются таким легко доступным аргу-
ментом: “Давайте поддержим хлебный закон, чтобы запретить
ввоз русского зерна”.
368
Далее мы изложим речь г-на Миллера Гибсона, члена пар-
ламента от Манчестера. Ввиду нехватки места мы вынуждены
ограничиться несколькими отрывками из замечательной речи
уважаемого представителя Манчестера:
«Господин председатель.
Я с великой радостью выслушал ваши слова, при
открытии заседания, что вы преисполнены решимо-
сти неустанно бороться за победу дела свободы тор-
говли. Меня радует, что вы глубоко чувствуете
справедливость этого дела, и я знаю, что наша ас- Справедли-
социация и наши собрания не возникли и не возни- д°^дела
кают под каким-то новым и неожиданным импуль-
сом, а имеют широкую и вечную основу всегда не-
изменной и незыблемой справедливости. (Восклица-
ния.) Свобода торговли — это не вопрос пенса, Свободатор-
шиллинга или гинеи. Это вопрос прав человека, невопрос
права каждого покупать и продавать, права полу- денег, это
чать достойное вознаграждение за свой труд. И я человека^
утверждаю, что среди всех прав, ради защиты и со-
блюдения которых, собственно, и создаются прави-
тельства, нет права более ценного и важного, неже-
ли право жить своим собственным трудом без вся-
ких помех и ограничений. (Восклицания.)»
Уважаемый оратор подробно разбирает этот вопрос с только
что сформулированной точки зрения.
«Я вспоминаю, как однажды герцог Ричмондский
сказал: “Если будут отменены хлебные законы, я
покину страну”. (Громкий смех.) И получил ответ:
“По крайней мере, вы не увезете с собой ваши зем-
ли”. (Снова смех.) Рассмотрим, однако, в каком же
положении находится человек, делающий подобные
заявления. Что такое хлебный закон? В чем его суть хлеб-
суть? А вот в чем: люди, владеющие лавочкой, где ных законов
продают предметы потребления, не хотят, чтобы
появились другие люди и продавали то же самое.
Благородный герцог целиком втянулся в такого рода
Дело и хочет быть единоличным патентованным тор-
говцем. (Смех.) Но я утверждаю, что любой англи-
чанин имеет такое же право поставлять на рынок
зерно, если только сам он добыл его честным путем.
24-2514
369
Хлебный
закон пося-
гает на гра-
жданскую
свободу
Задача пра-
вительства
Как англичанин, я имею право продавать зерно, по-
лученное мною в результате обмена, точно так же
как герцог Ричмондский имеет право продавать
зерно, собранное с его полей. Но мне говорят: вам не
следует этого делать, потому что это помешает бла-
городному герцогу извлекать нынешнюю большую
прибыль из своей собственности. Но что это значит?
Разве этот сеньор имеет какое-то право и на меня
самого? Я вроде бы ничего ему не должен, между
нами нет никаких платежных обязательств, и у него
нет права контролировать мои дела и занятия.
И вот с этой-то точки зрения совершенно ужасно
выглядит хлебный закон, посягающий на граждан-
скую свободу подданных Ее Величества королевы.
(Восклицания.) Какую цель преследует правитель-
ство? Какова цель общества? Единственной заботой
правительства должна быть забота о том, чтобы
граждане не наносили вреда друг другу и притом
незаконным образом и чтобы какой-либо один класс
не посягал на права другого класса. И я говорю, что
право заниматься одной из отраслей хозяйствова-
ния, а именно торговлей, это мое право, это моя соб-
ственность, неприкосновенность которой правитель-
ство должно мне гарантировать.
А как поступило правительство в действительно-
сти? Оно помогло одному из классов общества ли-
шить меня моего права, моей собственности, запре-
тило мне обменивать продукт моего труда на другой
продукт. Оно вышло за рамки своей истинной и
единственно законной миссии. (Восклицания.) Наде-
юсь, господа, вы извините меня за то, что я так на-
стойчиво повторяю и повторяю эту тему (возгласы:
"Продолжайте! Продолжайте!”), но я считаю вы-
сказанную мною точку зрения самой важной сторо-
ной всего вопроса, Я полагаю, что до сих пор про-
текционистская система очень редко рассматрива-
лась в ракурсе гражданских свобод. И я считаю, что
вы, подобно тому как вы упразднили рабство в ва-
ших колониях, упразднили во всех британских вла-
дениях так называемое право человека превращать
своего собрата в свою собственность, вы должны,
370
если хотите последовательно придерживаться этого
принципа, упразднить также и монополию. (Воскли-
цания.)
Что такое рабство? Рабство — это претензия од-
ного класса людей на контроль над трудом другого
класса людей и на узурпацию продуктов этого тру-
да. Но ведь в этом же и есть суть монополии! (Про-
должительные аплодисменты.) Упраздняя одно, вы
должны упразднить и другое. Система рабства ис-
ходит из того, что человек якобы имеет личное право
владеть духом, умом, телом и мускулами себе по-
добного. Монополия тоже исходит из якобы неотъ-
емлемого права аристократии забирать себе доходы
и заработки людей, занятых в промышленности, то
есть то, что должно оставаться собственностью тру-
дящихся классов. (Долго не смолкающие аплодис-
менты.) Между рабством и монополией я вижу раз-
ницу не в качестве, а лишь в степени. В принципе
это одно и то же. Ибо ради чего плантатор держал у
себя рабов? Вовсе не для того, чтобы выставлять их
напоказ или держать как канареек в клетке, а для
того, чтобы присваивать плоды их труда. И этим же
самым принципом руководствуются защитники
хлебного закона. Они желают присваивать наи-
большую часть продукта, произведенного промыш-
ленными и торговыми классами, — продукта, кото-
рый по праву всецело принадлежит этим классам...
Так что весь этот вопрос, если выявить его соот-
ношение с гражданской свободой, представляется
мне одновременно и очень простым, и очень важ-
ным. Тем не менее, мне приходилось слышать от
весьма эрудированных теологов, сведущих в антич-
ной философии, в математике, умеющих писать и
даже сочинять на древнееврейском и санскритском
языках, — приходилось слышать от них, что этот
самый хлебный закон столь сложен, труден для по-
нимания и запутан, что они не могут в нем разо-
браться. Боюсь, что эти блестящие теологи англи-
канской церкви упирают в данном случае на труд-
ность понимания лишь потому, что забывают одну
мудрость, которую, однако, часто повторяют: “Цар-
Рабство и
монополия
построены
на одном
принципе
24*
371
Принцип
свободы не
противоре-
чит христи-
анской мо-
рали
Свобода
торговли
способна
достичь
всего, к чему
стремится
гуманизм
ство мое не от мира сего”. Боюсь, что Акт об изме-
нении порядка сбора церковной десятины породил у
них предвзятые идеи, и теперь они прежде всего
опасаются, что отмена хлебных законов, понижая
цену на хлеб, уменьшит также и стоимость их деся-
тины. Если бы не эти опасения, я поверил бы, что
англиканские священнослужители солидарны с нами,
так как принцип свободы прекрасно гармонирует с
христианской моралью, и лучшие аргументы в его
пользу легко отыскать в Библии... {Аплодисменты.)
Свобода торговли способна сама по себе способ-
на, осуществить все то, на что направлена филан-
тропия. Она дает возможность распространять ци-
вилизацию и религиозную свободу не только в пре-
делах британских владений, но и по всему миру.
Если мы хотим, чтобы Бразилия и Куба освободи-
лись от рабства, не надо изолировать эти страны от
более цивилизованных стран, где на рабство смот-
рят с ужасом. Как мы сами вели себя, когда были
владельцами рабов и когда все мы, увы, вплоть до
епископов из палаты лордов, поддерживали торгов-
лю неграми? Как мы действовали? Правительство
нашей страны хорошо знало, что коммерческие свя-
зи способствуют распространению идей, и оно не
преминуло запретить всякие отношения между на-
шими западными колониями и Сан-Доминго* из бо-
язни, что в них проникнет яд свободы. Запомните:
торговые сделки и соглашения — это те самые сред-
ства и способы, которые Провидение даровало роду
человеческому для развития цивилизации или, по
меньшей мере, для распространения цивилизатор-
ских истин.
Сейчас, в этот момент, император России нахо-
дится в Лондоне. {Возгласы недовольства и свист.)
Упомянув этого монарха, я не хотел вызвать прояв-
ление неодобрения. Я думаю, что мы должны видеть
в этом событии простой визит частного лица, не свя-
зывая это с нашим отношением к положению в Рос-
сии. Как бы там ни было, этот монарх сейчас у нас,
как и король Саксонии, и ожидается также прибы-
тие короля Франции. Нас уверяют, что обмен визи-
372
тами августейших особ укрепляет мир во всем мире.
Я не прочь порадоваться таким дружеским связям.
Но чтобы утвердить мир на прочных основаниях,
требуется нечто иное. Нужно, чтобы восторжество-
вали принципы Лиги, нужно связать все народы
узами общих интересов и убить в зародыше дух ан-
тагонизма и межнациональной неприязни. (Возгла-
сы одобрения.) Конечно, императоры и послы могут
сделать кое-что в этом направлении, но их влияние
слишком мало в том, что касается этих общих инте-
ресов, которые будут порождены среди народов сво-
бодой их торгового сотрудничества. Пусть люди бу-
дут между собой взаимными клиентами, пусть они
зависят друг от друга в деле обеспечения собствен-
Осуществ-
ление прин-
ципов Лиги
утвердят
мир на
прочных
основаниях
Пусть люди
зависят друг
от друга в
деле обеспе-
ного благополучия и вознаграждения за свои собст- чения своего
о т > благополу-
венныи труд. И тогда вы увидите взлет обществен- чия
ного мнения у всех народов, которые не позволят
больше монархам и их послам втягивать людей в
войны, как это слишком часто бывало в прошлом...»
Теперь мы приведем последний отрывок из этой речи, чтобы
показать, что вопрос более близок к своему решению, чем об
этом могут думать во Франции.
«Правительство просит, чтобы на него нажали.
Оно вам предлагает нажать на него. И чем больше
вы будете давить, тем больше оно будет уступать.
Насколько мне известно, никогда еще в нашей исто-
рии не взывали столь прямо к содействию агитации
и не призывали оппозицию проявить твердость. Вы
сами видели и видите, как часто правительство ре-
шает вопросы не с помощью своих друзей, которые
представляют собой просто обманутых простофиль,
а под влиянием и воздействием своих противников.
“Видите, — говорит оно парламентариям, — какой
шум подняли все эти господа из Лиги. Мы не можем
больше поддерживать протекционистские законы.
Вы должны их отменить. Страна в опасности. Если
вы не откажетесь от покровительства, вам придется
отказаться от гораздо большего. Поэтому будьте ос-
торожны, ибо давление слишком велико, чтобы ему
Правитель-
ству нужно,
чтобы на
него нажали
373
Правитель-
ство исполь-
зует общест-
венное мне-
ние в каче-
стве аргу-
мента в
споре с пар-
ламентом
сопротивляться. Вы не найдете хороших админист-
раторов ни в Центральном обществе защиты сель-
ского хозяйства, ни в Ассоциаций Антильских остро-
вов. Там нет сильных людей. Если вы хотите иметь
консервативный кабинет, вам надо обратиться к
нам, и (напоминаю: это все говорит сэр Роберт
Пиль) я заявляю вам, джентльмены, сопротивляться
нажиму фритредерской партии уже невозможно; я
не хочу, чтобы всякие пустые соображения и разго-
воры насчет того, что сопротивление, дескать, пре-
увеличено, препятствовали мне, когда мне предстоит
исполнить мой великий долг. Так что примите сво-
боду торговли или откажитесь от моих услуг”.
(Продолжительный смех,)
А в общем-то это неплохая и предусмотрительная
позиция. Я думаю, что мы продвигаемся вперед, идя
верным и патриотическим путем, притом верным во
всех отношениях — и с точки зрения морали, и в
том, что касается накопления богатств. Да, мы без-
условно идем правильным путем, когда прилагаем
все силы, чтобы сформировать общественное мнение,
которое, как выясняется, есть инструмент для пра-
вительства, чтобы отменить эти злосчастные законы.
Когда оно говорит аристократии, что вынуждено
отказаться от покровительства или от многих других
ее привилегий, еще более существенных, оно дает ей
мудрый совет. Я вспоминаю, и многие из вас тоже,
наверное, помнят, прекрасные слова преподобного
Роберта Столпа: “Что-то загнило в корнях общест-
венного древа, и гниение это дойдет до самых верх-
них ветвей».
Г-н Гибсон покидает трибуну под бурные аплодисменты.
После него слово предоставляется г-ну Роберту Муру.
Два больших вопроса, по которым расходятся фритредеры и
сторонники запретительной системы, а именно хлебный закон и
закон о сахаре, приближаются наконец если не к полному, то,
по меньшей мере, к временному решению, которое должно быть
принято в этом году парламентом посредством голосования. Мы
завершаем поэтому, во всяком случае в том, что касается
нынешней кампании, предпринятый нами труд кратким рассмо-
374
трением парламентских дебатов и разного рода парламентских
перипетий, связанных с этим весьма важным голосованием. И
начнем мы с закона о сахаре.
Этот вопрос, по-видимому, не представляет слишком большо-
го интереса для французской публики. Тем не менее споры по
этому вопросу наглядно показали, какие искаженные представ-
ления возникают, когда они проникнуты партийными пристра-
стиями; было видно также, с какой тщательностью и настойчи-
востью члены Лиги освобождались от этой ржавчины, которой,
кажется, покрыты все конституционные формы правления. По-
этому мы думаем, что все-таки читателю будет небезынтересно
ознакомиться с фазами этой великой борьбы, которая, напом-
ним, чуть не привела в какой-то момент правительство к от-
ставке.
Обрисуем прежде всего, в каком состоянии находится вопрос.
Согласно прежнему законодательству, которое еще было в
силе во время голосования, пошлина на колониальный сахар
составляла 24 шиллинга, а на иностранный — 63 шиллинга.
Разница, то есть 39 шиллингов, как раз и составляла так назы-
ваемое покровительство.
Правительство лорда Джона Рассела предложило изменить
эти обложения следующим образом:
колониальный сахар — 24 шиллинга,
иностранный сахар — 36 шиллингов.
Покровительство тем самым составило 12 шиллингов вместо
39, и в этой же пропорции была, так сказать, принесена в
жертву колониальная система, с которой, как считается, Англия
очень сильно связана. Именно из-за этого предложения кабинет
вигов был свергнут объединенными усилиями монополистов.
Тори, пришедшие к власти с чрезвычайной миссией сохра-
нить и удержать покровительство, но вынужденные сами усту-
пить требованиям общественности, просвещенной работами и
усилиями Лиги, предложили в 1844 году, устами самого г-на
Пиля, очередное изменение:
колониальный сахар — 24 шиллинга,
иностранный — 34 шиллинга.
Теперь покровительство было сокращена до 10 шиллингов.
На первый взгляд представляется, что эта мера, предложен-
ная самими тори, более либеральна, нежели та, которая позво-
лила им заставить уйти вигов.
375
Однако не следует забывать, что предложенное сэром Р.
Пилем сокращение с 63 до 34 шиллингов касалось только того
иностранного сахара, который произведен трудом свободных
работников (free-grown sugar), а не рабов. Тем самым моно-
полия была избавлена от конкуренции с Кубой и Бразилией —
самими могучими и опасными для нее конкурентами.
Монополисты, которые, к своему величайшему сожалению,
уже не могут не считаться с общественным мнением, проявили в
данном случае незаурядную ловкость, взяв себе на вооружение
чувство ужаса и отвращения, вызываемое рабством у всех
классов английского народа. Так что это чувство, посеянное и
взращенное за целых сорок лет аболиционистской агитацией,
послужило, при некоей слепоте самих аболиционистов, осущест-
влению и как бы увековечению крупного надувательства со
стороны парламента.
Читатель мог проследить по протокольным записям речей на
собраниях Лиги, какой была и как развивалась позиция этой
ассоциации по поводу такого различения между сахаром свобод-
ных и сахаром рабов.
Уместно сказать здесь, что, представляя парламенту этот
закон, сэр Роберт Пиль заявил, что если дело с государствен-
ными доходами будет обстоять благополучно, он намерен в
будущем продвинуть реформу 1845 года еще дальше и гораздо
дальше, но всегда, начиная с этого года, он будет помнить
различие между двумя сахарами, которое будет учитываться
при всех новых снижениях пошлин. И все-таки можно думать,
что его задней мыслью было сохранить за собой возможность
заключить торговый договор с Бразилией, и нам известно, что
такая задача уже поставлена перед английскими представите-
лями в этой стране.
Итак, мера, представленная парламенту, такова:
колониальный сахар — 24 шиллингов;
иностранный сахар свободных — 34 шиллингов;
иностранный сахар рабов — 63 шиллингов.
Первая поправка была предложена лордом Джоном Рассе-
лом. Она предусматривала ликвидацию разницы между саха-
ром свободных и сахаром рабов. Иными словами, предлагалась
пошлина в 24 шиллинга на колониальный сахар и 34 шиллинга
на иностранный сахар любого происхождения.
Поправка была отклонена 197 голосами против 128.
Вторая поправка была представлена г-ном Эвартом, членом
Лиги. В соответствии со взглядами и установками этой могучей
376
ассоциации он потребовал упразднить все различия в пошли-
нах, то есть не только между сахаром свободных и сахаром ра-
бов, но и между колониальным и иностранным сахаром. Одним
словом, г-н Эварт предложил единую пошлину в 24 шиллинга
для всякого сахара, без какой бы то ни было разницы.
Члены Лиги не могли надеяться на успех, но они хотели под-
нять дискуссию по самому принципу их подхода. И действи-
тельно, на этом памятном заседании убедительно и ярко высту-
пили на тему о полной свободе и о пороках колониальной сис-
темы гг. Эварт, Брайт, Кобден, Рюбак и Уорбертон.
Тем не менее поправка была отклонена 259 голосами против
36.
Наконец, наступила очередь довольно-таки коварной по-
правки г-на Филипса Майлза, депутата от Бристоля. В какой-то
момент казалось, что поправка пошатнет кабинет тори. Вот она:
Колониальный сахар — 20 шиллингов; иностранный сахар
свободных, притом сахар определенного качества — 30 шиллин-
гов (brown, muscovado or clayed); иностранный сахар свободных,
другого качества, — 34 шиллингов (white clayed or equivalent).
Эта поправка была тонко рассчитана на то, чтобы нарушить
распределение сил в палате общин. Она оставляла для покро-
вительства 10 шиллингов в одном случае и 14 в другом. Она
могла быть приемлемой для фритредеров, так как снижала об-
щий уровень пошлин виды сахара, даже на колониальный. Она
должна была устроить и монополистов, так как они отлично
знали, что на практике будет сильно преобладать пошлина в 14
шиллингов, поскольку почти весь ввозимый в Англию сахар
имеет то качество, для которого предусматривалась именно та-
кая пошлина.
И вот эта поправка подверглась первому испытанию.
Однако неясность исхода перешла в полное смятение, когда
правительство вдруг заявило, что подаст в отставку, если пала-
та примет поправку.
Легко понять, что дух партийности проявил себя гораздо
чувствительнее в вопросе о кабинете, чем в вопросе о сахаре,
или сахарах.
Фактически положением завладела Лига. Располагая более
чем сотней голосов, она могла склонить чашу весов и в пользу
вигов, и в пользу тори. Все устремили взоры на членов Лиги.
377
Как же, однако, они себя повели. Хотя они, естественно,
больше симпатизировали Расселу, чем Пилю, они принялись
рассматривать весь этот вопрос, абстрагируясь от всякого
партийного духа, от всяких парламентских и министерских
комбинаций и исходили только из своих убеждений касательно
свободы торговли. Они сочли, что предложение правительства
более либерально, нежели предложение г-на Майлза. Они
отклонили поправку, и правительство Пиля было спасено.
Членов Лиги много упрекали за такую линию поведения.
Говорили, что они ради простого денежного вопроса отказались
от самой настоящей правительственной революции, которая
несколько позднее привела бы к торжеству принципа свободы
торговли.
Замечательная речь г-на Кобдена на собрании Лиги 19 июня
объяснит читателю мотивы, которыми руководствовалась ассо-
циация, и познакомит его с новым духом, новым умонастро-
ением, возникшим в Англии, которое, наконец, задушит и
полностью устранит разрушительное явление, именуемое духом
партийности.
Заседание 19 июня 1844 года
Одно из самых многолюдных и самых изысканных по составу
публики собраний в Ковент-Гардене с энтузиазмом встречает
г-на Кобдена. Когда восстанавливается тишина, он говорит:
«Господин председатель, леди и джентльмены. Я
только что узнал, что доктор Бауринг, которого вы
надеялись услышать сегодня вечером, не смог при-
нять участия в собрании. Поэтому — и я сожалею о
случившемся — вместо него приходится говорить
мне. Возможно, я еще не знаю о самых последних
событиях, связанных с нашим великим делом, но
теперь в него вовлечена, можно сказать, вся страна,
и буквально каждую неделю наступает какая-то но-
вая фаза, о которой можно поговорить и которую
можно обсудить.
Джентльмены, на прошлой неделе у нас были две
дискуссии в палате общин, и если бы дух партийно-
сти не отодвинул в сторону бедную политическую
экономию, палата превратилась бы в большую шко-
лу, способную просветить публику насчет предмета,
который, как мне кажется, далеко не все понимают
в достаточной степени. Я имею в виду так называе-
мые дифференциальные пошлины. (" Слушайте!
Слушайте!”) К сожалению, в обеих частях палаты
нашлось немало людей, которые, вместо того чтобы
усматривать в дебатах Лишь разговор о четырех
шиллингах больше или четырех шиллингах меньше,
выделяемых на протекционистские пошлины на са-
хар, сами себя убедили в том, что речь-то якобы
идет на самом деле о местах, о власти, о влиянии, и
всего этого они же сами и стали добиваться. (“Слу-
шайте! Слушайте!”) И потому сам вопрос утонул,
поглощенный взаимными упреками и обвинениями,
к тому же весьма ретроспективного характера, по-
О сущности
дффсренци-
альной по-
шлины
тому что вспоминали чуть ли не все парламентские
акты, восходящие к 1835 году. Одним словом, и те,
кто у власти, и те, кто не у власти, были охвачены
единой и единственной заботой, а именно — прого-
нят ли одни других и займут ли их место. (Аплодис-
менты.)
Леди и джентльмены, зал, где мы сейчас нахо-
димся, это тоже школа политической экономии, и, с
вашего позволения, я прочитаю вам лекцию на тему,
которая должна была быть подлинной темой деба-
тов в палате общин, но была отодвинута на задний
план, в ущерб интересам общественности, другими
сюжетами гораздо менее важными, на мой взгляд. Я
хотел бы, чтобы страна поняла все значение слово-
сочетания “дифференциальные пошлины”, и я на-
деюсь, что смогу дать ему объяснение настолько
простое, что, услышав его, даже ребенок сумеет
прочитать лекцию своему дедушке.
Вы, конечно, знаете, что ковент-гарденский ры-
нок, где продают овощи для жителей столицы, при-
надлежит герцогу Бедфордскому. И вот я предпо-
ложу, что какое-то число овощеводов, владеющих
ограниченным участком земли по соседству, напри-
мер в хаммерсмитском приходе, уговорило герцога
Бедфордского установить пошлину в 10 шиллингов
на каждый определенный груз капусты, поступаю-
щей из всех окрестностей, таких как Баттерси и
другие приходы, но исключая хаммерсмитский при-
ход. Какие от этого будут последствия? Поскольку
приход, получивший таким образом привилегию, не
выращивает капусты в достаточном количестве, что-
бы удовлетворить потребности столицы в капусте,
овощеводы не только не удовлетворят Лондон, но и
вообще перестанут продавать капусту до тех пор,
пока не добьются той же цены, за какую продают ее
овощеводы Баттерси, а те, вынужденные платить
герцогу Бедфордскому по 10 шиллингов, естествен-
но, добавят эту сумму к цене за свои овощи. Каков
же будет результат? А вот какой: благородный гер-
цог Бедфордский будет получать по 10 шиллингов с
каждого груза всей капусты из Баттерси и из дру-
380
гих мест. А овощеводы Хаммерсмита тоже будут
продавать свою капусту на 10 шиллингов дороже,
чем продавали раньше, а раз они не платят пошли-
ну, они берут эту надбавку себе. Что же касается
обыкновенных потребителей и покупателей капусты,
то они будут платить лишние 10 шиллингов за
капусту, привозимую отовсюду.
Предположим теперь, что благородный герцог
захотел еще больше увеличить прибыль от своей ка-
пусты, но, желая, однако, по-прежнему, благоприят-
ствовать овощеводам Хаммерсмита, он предложил
облагать их капусту 10 шиллингами, но одновремен-
но довести до 20 шиллингов пошлину на капусту из
Баттерси и других мест. Посмотрим, что получится
из этой меры, как и в предыдущем случае, люди из
Хаммерсмита будут выжидать, пока овощеводы
Баттерси не определят цену на свою капусту. А ведь
им надо уже платить пошлину в 20 шиллингов, то-
гда как их конкуренты будут платить только 10. Как
отразится эта комбинация на покупателе? Он будет
платить лишние 20 шиллингов за любую капусту,
которую покупает. Герцог Бедфордский будет спол-
на получать пошлину в 20 шиллингов за капусту из
Баттерси и еще по 10 шиллингов за капусту из
Хаммерсмита, а хаммерсмитские овощеводы будут
класть себе в карман другие 10 шиллингов. Что же
до покупателей, то они во всех случаях будут отда-
вать налог в 20 шиллингов.
Через некоторое время хаммерсмитские овощево-
ды захотят сделать свою монополию еще крепче.
Вкусив сладости, они потянутся вкусить ее снова,
ведь это так естественно! (Смех.) И вот, собравшись
вместе, они придумывают разные уловки и хитрости.
Они считают, что уже неловко требовать от герцога
Бедфордского нового ужесточения пошлины на ка-
пусту из Баттерси, потому что такая мера была бы
чрезвычайно непопулярной, Они думали-думали и
придумали выступить с лозунгом: за дешевую ка-
пусту! И заявили благородному собственнику Ко-
вент-Гардена: сократите пошлину на капусту из
Хаммерсмита с 10 до 6 шиллингов, но оставьте не-
381
изменной таксу на капусту из Баттерси, то есть 20
шиллингов.
Вырядившись в тогу патриотизма, они просят
лорда Джона Рассела походатайствовать перед его
братом герцогом Бедфордским, чтобы тот согласил-
ся на такую восхитительную комбинацию. Но благо-
родный герцог, человек дальновидный, как я подоз-
реваю, возражает: ваш лозунг “за дешевую капус-
ту” есть лишь предлог для сокрытия вашего эгоиз-
ма. Если я снижу вашу таксу на 4 шиллинга, а
обложение Баттерси останется все теми же 20 шил-
лингами, вы, как и сейчас, будете продавать вашу
капусту по той же цене, что и ваши конкуренты, и
единственным результатом будет потеря для меня 4
шиллингов, которые вы спокойно положите в свой
карман, а публика по-прежнему будет платить все
ту же самую цену. (Аплодисменты.)
Ну вот. Замените слово “капуста” словом “са-
хар”, и вы легко поймете суть поправки, предло-
женной нашими старыми противниками — планта-
торами Вест-Индии. (" Слушайте! Слушайте!”)
Правительство предложило установить пошлину на
иностранный сахар в 34 шиллинга и на колониаль-
ный сахар в 24 шиллинга, что позволяет поставщи-
кам этого последнего вида сахара прибавить к цене
на него 10 шиллингов, как мы это видели на приме-
ре хаммерсмитской капусты, а поскольку поставки
из колоний недостаточны для нашего рынка в коли-
чественном отношении, поставщики колониального
сахара не продадут нам ни одной унции, пока не
смогут продавать его по той же цене, что и планта-
торы Явы, пошлина для которых установлена на 10
шиллингов больше, чем для наших колоний.
Посмотрим теперь, какую общую сумму дает эта
покровительственная пошлина. Наши колонии по-
ставляют в нашу страну, округляю цифры, 4 млн
квинталов сахара. При 10 шиллингов за квинтал,
получается, если я умею считать, 2 млн ф. ст. Эта
огромная сумма и есть премия, или, как выражают-
ся, покровительство, которую правительство предла-
гает отдать вест-индским плантаторам.
382
Джентльмены, какой линии поведения придержи-
вались фритредеры по отношению к этой монополии?
Мы внесли поправку, предусматривающую единую,
одинаковую пошлину на все виды сахара, с тем что-
бы все его производители выплачивали единый налог,
в форме пошлины, королеве Виктории и чтобы ни
один из них не мог упрятать часть этого налога в
собственный карман. {Бурные аплодисменты.) Имен-
но такое предложение мы все и поддержали в палате
общин, и хотя наши депутаты безусловно побили
других парламентариев нашими аргументами, те все-
таки побили нас своими голосами.
Затем предложил свою поправку г-н Майлз, пре-
дусматривающую пошлину в 20 шиллингов на коло-
ниальный сахар и в 30 шиллингов на иностранный
сахар. Но одновременно вводилась мера, отсутство-
вавшая в правительственном проекте, а именно:
иностранный сахар особого качества, так называе-
мый сахар white clayed, подлежал обложению в 34
шиллинга. Мне известно, что немало людей, даже в
нашей просвещенной столице, что фритредеры по-
ступили неправильно, не поддержав поправку г-на
Майлза. (“Слушайте!”) По поводу самой инициати-
вы выдвижения его предложения существует одно
подозрение, если не сказать больше. Однако я буду
судить о нем, исходя не из этого обстоятельства, о
котором вообще умолчу.
Плантаторы Антил жаловались, что предложение
сэра Роберта Пиля разоряет их, и поэтому они под-
держали поправку г-на Майлза. Тем не менее нахо-
дятся легковерные люди, полагающие, что эта по-
правка имеет менее протекционистский характер,
чем предложение правительства. Не будем судить о
вещах по их внешней видимости и не будем оцени-
вать значение той или иной меры по характеру лю-
дей, которые ее предлагают, а рассмотрим ее реаль-
ное значение и действительную направленность.
Снижение на 4 шиллинга пошлины на колониальный
сахар касается всего сахара из всех колоний вне за-
висимости от его качества. Снижение же на 4 шил-
линга на иностранный сахар затрагивает лишь не-
Позиция
фритредеров
в вопросе о
сахаре
Поправка
Майлза
383
которое количество этого иностранного сахара, по-
скольку речь идет об определенном его качестве.
Так давайте взглянем, на какой же именно сахар
снижение не распространяется и пошлина по-
прежнему составляет 34 шиллинга. В этом вся суть
вопроса. Люди несведущие и неопытные в торговле
сахаром не могут быть компетентными судьями на-
счет достоинств и результатов нераспространения
снижения пошлины на сахар этой категории. Неко-
торые из нас, фритредеров, решили, что имеет смысл
проконсультироваться в деловой части города, что-
бы выяснить наконец, что представляет собой этот
clayed sugar, поступающий к нам из-за границы.
Мы поступили именно так и поговорили с двумя де-
сятками сахарозаводчиков и торговцев сахаром,
среди которых... (и т.д.)»
Г-н Кобден приводит мнения значительного числа специа-
листов, которые единодушны в том, что иностранный сахар
этого качества (white clayed), оставленный в поправке г-на
Майлза без сокращения пошлины на 4 шиллинга, составляет в
настоящее время и будет составлять при всех обстоятельствах
три четверти ввозимого в страну иностранного сахара. Оратор
продолжает:
«После всего этого, господа, я решительно заяв-
Ловушка ляю, что поправка г-на Майлза представляла собой
Майлза не что иное как ловушку для невнимательных фрит-
редеров. (“Слушайте! Слушайте!”) Я не обвиняю
лично г-на Майлза в том, что он был изобретателем
или соучастником этого неплохо рассчитанного об-
мана. Но я думаю, что столь коварный план был
разработан людьми, которые очень хорошо знали,
что они делают, и надеялись заманить фритредеров
палаты общин в их хитроумную западню.
Каков был бы результат поправки, если бы она
была принята? Пошлина на колониальный сахар
была бы снижена с 24 до 20 шиллингов. Основная
масса иностранного сахара облагалась бы 34-мя
шиллингами. Таким образом, покровительство в
пользу колониальных интересов составило бы 14
шиллингов вместо 10, как это предусматривалось в
384
предложении правительства. (“Слушаете! Слушай-
те!”) Тем не менее все еще находятся простаки, ко-
торые говорят нам: “Лишь бы поправка Майлза по-
зволила покупать нам сахар дешевле, а что плохого
в том, что при этом и плантаторы получат кое-
какую выгоду?” Но все дело как раз в том и состо-
ит, что эта поправка не позволит нам покупать са-
хар дешевле. Снижение на 4 шиллинга пошлины на
колониальный сахар свелось бы к тому, что некото-
рая сумма денег перекочевала бы из государствен-
ного дохода в карманы монополистов. 4 шиллинга в
расчете на 4 млн квинталов, ежегодно ввозимых из
наших колоний, образуют сумму в 800 тыс. ф. ст., но
казначейство их не получит, и вы будете вынуждены
компенсировать эту недостачу каким-нибудь другим
налогом. Всегда будьте настороже и помните: госу-
дарственный доход и национальный доход плывут в
одной лодке, монополисты плывут в другой, и если
вы отнимаете что-то из государственного дохода,
чтобы подарить монополии, то вас ожидают новые
налоги. Что такое план г-на Майлза? Ничто иное
как поглощение монополистами дохода, предназна-
ченного королеве Виктории, то есть возобновление
мер, которые уже привели нас к подоходному нало-
гу. (Возгласы одобрения слов оратора.)
Некоторые утверждают, что сумма, отнимаемая у
казначейства, незначительна. Надо помнить, однако,
что речь идет о 800 тыс. ф. ст. в год и что эта сумма
равнозначна 4 процентам годовых доходов с капита-
ла в 20 млн ф. ст. Так что предложение г-на Майлза
означает ничего большего и ничего меньшего как
следующее: вытащить — во второй раз! — двадцать
миллионов из карманов людей и пожертвовать их
колониальным интересам. Я говорил моим друзьям
и повторяю здесь — ибо я догадываюсь по некото-
рым признакам, что и среди вас есть люди, обману-
тые этим хитрым предложением, — я повторяю, что
снижение пошлины на колониальный сахар не сни-
зит ни на фартинг цену на сахар, поскольку пошли-
на на иностранный сахар остается прежней. И по-
скольку нам объявили, что в скором времени, веро-
25 - 2514
385
Сахар поде-
шевеет лишь
тогда, когда
его ввоз
сильно уве-
личится
количест-
венно
ятно через год, вся система пошлин на сахар будет
существенно изменена, давайте воспользуемся от-
пущенным нам временем и уже сейчас начнем из-
влекать уроки из сказанного и сделанного, чтобы
уяснить наконец, что же представляют собой диф-
ференциальные пошлины. И если нам удастся дове-
сти до публики понимание их подлинной сущности,
то будьте уверены, что в феврале будущего года ни-
какое правительство не осмелится предложить их.
{Аплодисменты.)
Еще раз говорю вам, что если правительство да-
же совсем упразднит пошлину на колониальный са-
хар, но сохранит нынешнюю пошлину на сахар ино-
странный, то сахар, покупаемый вами, не подешеве-
ет ни на фартинг. Этот продукт подешевеет лишь
тогда, когда его ввоз сильно увеличится количест-
венно. Нет никакого другого способа снизить дену
на ту или иную вещь, кроме как увеличить ее пред-
ложение при прежнем уровне спроса. Так что един-
ственным результатом полной отмены пошлины на
колониальный сахар будет передача четырех или
пяти миллионов в год от государственного казначей-
ства монополистам, а казначейству вы возвратите
эту сумму посредством еще одного подоходного на-
лога. Так пусть же эти вопросы будут наконец хо-
рошо поняты, пусть публика увидит, что в них кро-
ется, и тогда мы быстро покончим с этим обложени-
ем, навязанным народу ради частных интересов в
обманчивой форме дифференцированных пошлин.
Когда плантаторы из колоний приходят в парла-
мент и просят “покровительства” как средства от
всех зол, давайте, по крайней мере, выясним, выгод-
на ли протекционистская система даже тем, кто ее
требует. Так вот, объясняю. Я видел и слышал, как
почтенные джентльмены, вест-индские земельные
собственники, встают со своих мест в палате общин
и начинают причитать по поводу того, как разорены
они и их семьи. “Да, — утверждают они, — мы ра-
зорены, наша собственность лишена всякой ценно-
сти, и вместо того чтобы получать доходы от наших
владений, мы вынуждены посылать отсюда деньги
для поддержания тамошнего хозяйства”.
386
Но какие же обстоятельства ведут их к разоре-
нию? Какие, спрашиваю я, если они пользуются
безграничным покровительством, если они освобож-
дены от всякой иностранной конкуренции, ибо вы не
можете покупать сахар ни у кого другого, помимо
них, потому что на вас распространяется пошлина в
64 шиллинга, равносильная запрету ввоза. И если
система монополии все-таки не дает этим жалобщи-
кам достаточной выгоды, если их хозяйство страдает
и приходит в упадок от такого покровительства, то
разве это не доказывает, что они идут по неверному
пути и что эта система, столь обременительная и
тягостная для потребителей, не дает ожидавшегося
результата даже тем, в пользу которых она была
нам навязана.
Надо видеть вещи в их истинном свете. Мой ува-
жаемый друг г-н Милнер Гибсон, всегда выступаю-
щий очень умело, высказал одно справедливое пред-
ложение. Вместо того чтобы окольным путем давать
премии монополистам парламентским актом, офици-
ально предназначенным субсидировать корону, да-
вайте отдельно проголосуем именно по этим субсиди-
ям, а если колониальные землевладельцы предъявят
нам какие-то свои законные права, пусть они изло-
жат их ясно, и тогда мы проголосуем по ним тоже
отдельно. Но уж если они предстанут перед нами в
такой новой позиции, тогда мы разберемся, почему
они считают себя разоренными. Тогда мы выясним, а
умеют ли они вообще управлять своей собственно-
стью и должным образом вести хозяйство. Когда ка-
кой-нибудь человек собирает своих кредиторов и за-
являет им, что не может вернуть им свои долги, они,
естественно, осведомляются о привычках и образе
жизни этого человека и стараются выяснить, умело
ли и осторожно ли он вел свои дела.
С вашего позволения, мы зададим несколько по-
добных вопросов плантаторам Антил. Я утверждаю,
что они непригодны для ведения своих дел, потому
что они ведут их неумело и неэкономно. Я вспоми-
наю, как семь лет назад я пересекал Атлантику
вместе с одним очень осведомленным пассажиром,
25*
387
Долой опеку
покрови-
тельства,
которая
делает опе-
каемых ле-
нивыми и
беспомощ-
ными
О партийной
борьбе
который побывал во всех местах земного шара, где
растет сахарный тростник. Он сказал мне тогда:
“Между выращиванием и производством сахара в
наших западных колониях, с одной стороны, и в
странах, не пользующихся той же самой монополи-
ей, с другой, такая же разница, как между вашими
прядильнями сегодня и в 1815 году”. А если так, то
теперь я уже вам говорю: долой опеку покровитель-
ства, которая делает ленивыми и беспомощными
тех, кто дремлет под ее крылышком! Поставьте этих
колониальных сахарных дельцов в равные условия с
их конкурентами, и пусть они борются за самих себя
без посторонней помощи, а равным оружием, как
боролись мы сами.
Джентльмены, я изложил вам мотивы, побудив-
шие меня голосовать против поправки г-на Майлза.
Должен откровенно признаться, что до самого утра
пятницы, то есть до дня голосования, я даже не по-
дозревал, какая ловушка нам готовится. Еще в чет-
верг я намеревался одобрить поправку, воображая,
простак эдакий, что от почтенного представителя
Бристоля может исходить что-то хорошее. (Смех.) Я
думаю и даже не сомневаюсь, что многие фритреде-
ры, притом одни из самых активных, проголосовали
за поправку ввиду недопонимания, да и я сам, по-
жалуй, сделал бы то же самое, если бы дебаты со-
стоялись накануне того дня, когда я получил кое-
какую информацию.
Но, господа, если фритредеры заблуждались, так
сказать, искренне, то нам следует ясно знать, что
другие деятели из палаты общин усмотрели во всем
этом лишь вопрос партийного свойства. (“Слушай-
те! Слушайте!”) Я вижу, что газеты, органы пар-
тий, очень недовольны тем, что мы, дорожащие
принципами, а не партийными комбинациями и не
склонные к заговорщическим устремлениям, — так
вот, что мы отказались одобрить поправку, худшую,
нежели мера, сама по себе тоже достаточно плохая,
предложенная сэром Робертом Пилем, тогда как,
поступи мы иначе, мы могли бы помочь остановить
бешеную политическую колесницу. (Возгласы одоб-
388
рения слов оратора.) Однако я считаю, что в этих
действиях парламента обязательно должен заклю-
чаться повод для борьбы между партиями. Я нико-
гда и ни за что не голосовал в парламенте с наме-
рением поднять мятеж и надеюсь, что никогда не
буду голосовать с таким намерением. {Возгласы
одобрения.) Я всегда стараюсь добиться как можно
более лучшего. Я никогда не предложу плохую меру,
никогда не поддержу худшее, если имеется лучшее.
Но если бы я был человеком с партийными при-
страстиями, если бы я рассматривал этот вопрос
только с точки зрения тактики партий, видел бы его
сквозь призму оппозиции, то что я мог бы думать по
поводу мудрости подобной тактики в данном слу-
чае? Я бы думал, что складывается коалиция.
Какая коалиция? Мне доводилось слышать от
рассудительных людей, что скоро в палате общин
образуется коалиция и вот какого рода: на скамьях
тори сидят 250 депутатов из числа самых умерен-
ных; на скамьях вигов — 100 самых консервативных
депутатов, чьи политические взгляды теперь на-
столько однородны, что они могут сидеть рядышком
друг с другом и иметь одного руководителя, и лишь
трудность преодоления личных претензий многих из
них мешает этому. Некоторые усматривают в такой
коалиции нечто положительное с политической точки
зрения. Однако какого сорта коалиция сложилась в
прошлый понедельник между либералами, с одной
стороны, и ультрамонополистами, с другой, между
лордом Джоном Расселом с его вигами и лордом
Джоном Меннерсом с его “молодой Англией”? Если
бы дух фракционности не делал людей слепыми, ес-
ли бы он не мешал им видеть дальше собственного
носа, разве не задались бы они вопросом, куда это
может завести? Даже при допущении, что такая
комбинация сумеет свалить своих соперников, куда
поведет сама эта комбинация? При первом же голо-
совании большинство, сложенное из столь разнород-
ных частей, немедленно распадется и превратится в
бессильное меньшинство. Что это будет означать для
сэра Роберта Пиля? Предположим, королева вызо-
389
Народ охот-
но променя-
ет обе пар-
тии на сни-
жение
налогов и
запретов
вет к себе лорда Джона Рассела и предложит ему
сформировать кабинет. Что ответит лорд Джон Ее
Величеству? Вероятно, он предложит вместо себя
все того же сэра Роберта.
Неужели думают, что, имея большинство в 90 го-
лосов, притом по всем политическим вопросам, сэр
Роберт сможет быть отправлен в отставку с помо-
щью таких жалких маневров. Если бы партии были
приблизительно равновеликими, если бы разница в
силах составляла лишь 10 или 20 голосов, тогда,
быть может, вступила бы в действие тактика
межпартийной борьбы. Но при большинстве в 90
или даже 100 голосов на стороне сэра Роберта Пиля
как могут подобные интриги привести его
противников к власти? Нет и еще раз нет! Способ
прийти к власти, если лорд Джон Рассел и виги
действительно хотят власти, заключается вовсе не в
блокировании с ультрамонополистами и, значит,
пренебрежении какими бы то ни было принципами.
Такая тактика не имела бы успеха даже во Франции,
где политики менее щепетильны, чем в Англии, и их
не так сдерживает контроль просвещенной общест-
венности. И если этот благородный лорд все-таки
хочет быть у власти, то ему надо развертывать свои
силы вне парламента, и вот тогда-то он увеличит
свое влияние в палате общин. (Возгласы одобрения.)
А каковы у него, как и у любого политика, спосо-
бы получить доверие за пределами парламента? Это
не чинить препятствия свободе торговли, которую
он, кстати, допускает в принципе, а совсем напро-
тив, твердо придерживаться этого принципа и быть
готовым подняться или пасть вместе с ним. Однако
я с огорчением могу лишь сказать, что идеи, пропо-
ведуемые обеими большими парламентскими пар-
тиями — я имею в виду вигов и тори, — таковы, что
народу не очень интересны ни та, ни другая (“Слу-
шайте! Слушайте!”), и, как мне кажется, он охотно
променял бы их обе хотя бы за небольшое снижение
налогов и запретов. (Смех.)
Джентльмены, Лига — по крайней мере, я могу
твердо сказать это о самом себе, — не принадлежит
390
ни одной из этих двух фракций. Ни виги, ни тори на
практике не являются фритредерами. Мы не имеем
никаких заверений ни от лидера вигов, ни от лидера
тори, хотя насчет последнего мы можем догадывать-
ся, что он был бы готов довести до логического за-
вершения принцип свободы обмена. Разумеется, мы
наслышались много туманных деклараций, но этого
нам недостаточно, нам нужны голоса в нашу под-
держку. Всегда изыскиваются разные предлоги,
чтобы сохранять протекционистские пошлины на
сахар, всегда находят какое-нибудь оправдание для
протекционизма в отношении зерна. Пока мы не
привлечем ту или другую политическую партию к
открытой, без задних мыслей, поддержке дела сво-
боды и к неприятию покровительства, которое есть
организованное ограбление, я не думаю, что Лига —
именно как Лига — действовала бы мудро и поли-
тически дальновидно, если бы примкнула к любой
из двух партий. Я полагаю, джентльмены, пусть мы
будем оставаться изолированным, но значит и само-
стоятельным объединением, лишь бы мы были
именно объединением, и тогда мы будем более силь-
ны и в палате, и в стране, хотя мы и немногочислен-
ны в чисто цифровом смысле; но мы окажемся го-
раздо слабее, если позволим поглотить себя вигам
или тори. {Возгласы одобрения.) Я наблюдаю смя-
тение в партиях и хаос в политических фракциях;
меня это мало волнует. Но я говорю: давайте будем
сплоченным объединением фритредеров, и чем
больше будет замешательства и осложнений у вигов
и тори, тем скорее мы добьемся торжества нашего
принципа. {Дружные аплодисменты.)»
Преподобный Т. Спенсер:
«Господин председатель, леди и джентльмены!
Как и все вы, я с величайшим интересом выслушал
речь г-на Кобдена, и меня радует, что наконец-то
дух партийности впал в немилость. Я радуюсь при
мысли, что скоро, наверное, исчезнут и сами эти
пустые названия “виги” и “тори”. И я надеюсь, дав-
но надеюсь, что на развалинах этих двух партий
Ни виги, ни
тори не яв-
ляются
фритредера-
ми
Позиция
Лиги в от-
ношении
коалиций
391
О прессе
Важно знать,
на чьей сто-
роне правда,
а не числен-
ный перевес
Епископ
Батлер:
“Большинст-
во людей
думают
мыслями
других”
поднимется третья, которую народ назовет партией
справедливости (бурные аплодисменты), потому что
она будет руководствоваться только правилом спра-
ведливости и ничем иным, притом справедливости
не для некоторых, а дли всех (восклицания одобре-
ния)] потому что она не будет благоприятствовать ни
богатому классу, ни классу бедному, ни среднему, а
будет обеспечивать равновесие и равенство, творя
добро и справедливость во всякое время и при всех
обстоятельствах. (Возгласы одобрения.)
Я надеюсь также, что изменится дух и направ-
ленность газет. Не надо подсчетов и писаний, вво-
дящих публику в заблуждение или нацеленных на
приобретение дешевой популярности; не надо не-
прерывно возбуждать страсти; не надо вообще ста-
рых газет вигов и тори. Я надеюсь, что появятся га-
зеты правды, которые будут сообщать о событиях,
не придавая им пристрастной окраски, будут изла-
гать чистые факты, такие, как они есть (аплодис-
менты), чтобы люди верили написанному. Сейчас
такого нет, и читатель, чтобы доискаться правды,
вынужден читать газеты всех партий, и сопостав-
лять прочитанное. (Восклицания.)
Как священник англиканской церкви я не дове-
ряю даже собственному мнению, видя, что множест-
во священников думают о политике иначе, чем я.
Тем не менее бывает и так, что правда оказывается
на стороне меньшинства. Случалось, что правду от-
стаивала горстка людей, даже один человек, сумев-
ший не склониться ни перед чем. Во всяком случае
мыслить самостоятельно — это право каждого. Важ-
но знать, на чьей стороне правда, а не на чьей сто-
роне численный перевес. (Возгласы одобрения.) На
этот счет я, хотя и с печалью, должен присоединить-
ся к мнению епископа Батлера, который говорил:
“Большинство людей думают мыслями других”. Я
не хочу сказать ничего такого, что выглядело бы как
неуважение к себе подобным, но думаю, что прелат
прав и что многие люди морально, а то и физически,
вялы и пассивны. Они не любят учиться, трудиться,
мыслить, и даже когда они что-нибудь читают, они
392
совершают, как выразился тот же прелат, акт ле-
ности”. Они поглощают романы, но это не учение;
они пробегают газету, но это не интеллектуальный
труд, не исследование, не поиск истины. Память и
ум загружаются доверху всяким хламом, который не
переваривается ни памятью, ни умом. Позвольте
мне сказать вам, что ничто так не ослабляет память
как горы чтения, не переработанного тонкой работой
усвоения и размышления в саму субстанцию нашего
ума, интеллекта, духа.
Я полагаю, что первое препятствие, которое
встречает на своем пути Лига, это нехватка мысли и
мышления у самого народа. Народ подобен людям,
которые отдают свое здоровье медику, имущество
управляющему, спор адвокату, а душу священнику.
(Смех и аплодисменты.) Они не следуют Священ-
ному писанию, где сказано “Познавайте!”, и гово-
рят: “Пусть другой познает вместо меня”. (Смех.)
Они снимают с себя всякую ответственность и все
делают, так сказать, по доверенности. (Снова смех.)
Но когда народ нашей страны начнет мыслить
сам, особенно когда он сам увидит и поймет, что та-
кое настоящая вера, которая заключается не в по-
казных жестах и телодвижениях, не в напускной пе-
чали на лицах, не в бесконечном повторении молитв
и пении псалмов, а в правильности и справедливо-
сти наших слов и наших деяний, вот тогда Лига
пройдет по всей стране и наберет столько своих сто-
ронников, что победа, к которой она тяжело проби-
валась в течение нескольких лет, будет одержана за
несколько недель. (Аплодисменты.)
Другое обстоятельство, мешающее Лиге быстрее
двигаться вперед, это то, что даже среди тех, кто
думает хотя бы немного (а думать в наше время
значит неизбежно прийти к признанию принципа
свободы торговли), немало таких, кто оставляет дру-
гим заботу не только думать, но и действовать. Та-
кие люди говорят: “Мне нет нужды так сильно ста-
раться. Вот г-н Кобден (гром аплодисментов), вот
г-н Кобден, он все устроит. Вот наш представитель в
палате общин, славный человек, он скажет вместо
Народ зачас-
тую снимает
с себя ответ-
ственность
Многие не
хотят не
только ду-
мать, но и
действовать
393
меня. Вот люди, собирающиеся на собрания и под-
писывающие петиции. Вот активисты, которым за
это даже платят, а вот другие, которым не платят.
И вот Лига со своими газетами и брошюрами. Все
это чудесно. Зачем мне тратить мое время, силы,
деньги, наживать себе врагов, запускать собствен-
ные дела? Я все это предоставляю делать другим”.
(Аплодисменты,) Говорящие так потеряли нечто
большее, чем одно благородное дело. А вот человек
поистине великий скажет: “Я буду действовать,
пусть даже останусь один. Если другие пренебрега-
ют своим долгом, я исполню мой долг. И хотя я ве-
рю в Провидение и в его вмешательство свыше, я
буду работать так, как если бы оно помогало только
тем, кто помогает сам себе».
Оратор разбирает затем вопрос о свободе торговли с точки
зрения религии. Он приводит некоторые места из Библии, из
молитвенника, цитирует высказывания самых знаменитых бого-
словов и служителей церкви. Мы сожалеем, что нехватка вре-
мени и места не позволяет нам воспроизвести эту аргу-
ментацию, столь необычную для французского читателя, но
которая все-таки помогла бы ему лучше понять и прочув-
ствовать самый дух британской нации. Говоря о молитве о
ниспослании дождя, оратор делает вывод, что церковь просит
изобилия, а это есть также и цель свободы торговли. Молитва о
благополучии парламентских дел (есть и такая) дает ему повод
посетовать на сэра Роберта Пиля. “О Господи, — гласит эта
молитва, — сделай так, чтобы все образовывалось и приходило
в порядок усилиями парламента и на самом прочном основа-
нии, чтобы мир и счастье, правда и справедливость, вера и
набожность царили среди нас до последнего поколения”. Сэр
Роберт сам признал, что самое прочное основание торговли —
это чтобы “каждый покупал и продавал на наиболее выгодном
для себя рынке”. Отсюда оратор делает вывод, что поскольку
сэр Роберт Пиль не наделяет торговлю свободой, он не может с
чистым сердцем произносить воскресную молитву.
Далее он затрагивает злободневный вопрос о различении
между двумя видами сахара. Как и следовало ожидать, он
обильно уснащает свою речь библейскими мудростями, чтобы
показать, что не вправе навязывать потребителю такое разли-
чие. Хотя все, кажется, уже было сказано по этому вопросу
394
предыдущими ораторами, г-н Спенсер высказывает и немало
нового, осуждая правительственный проект. Он продолжает:
«Я убежден, что хозяин, которому мы служим,
наш Создатель не вменил нам в обязанность изу-
чать происхождение всех вещей, которыми мы поль-
зуемся. Вот эта книга (он показывает молитвенник)
сделана из хлопка, произведенного рабским трудом.
Бог не ждет от нас, чтобы мы вздрагивали на каж-
дом шагу, и не вменяет нам в грех пользование та-
кими предметами. Поэтому я полагаю, что прави-
тельство поступает неверно, используя идеи разде-
ления, на какой-то момент овладевающие и
публикой, чтобы сделать из них аргументы, прила-
гаемые к весьма и весьма преходящим обстоятель-
ствам. Я не сомневаюсь, что каждый взятый в от-
дельности член кабинета держит в голове более вер-
ные соображения, но все они не хотят раздражать
тех, кто думает иначе. Достойно сожаления, что та-
кая позиция оказалась преобладающей; достойно
сожаления также, что она находит поддержку у
значительного числа честных людей. Когда жалость
и благотворительность заступают в углах место
справедливости, появляется пренебрежение и даже
презрение. Я могу лишь сказать в этой связи, что
Библия не одобряет такой подмены справедливости
благотворительностью. Она гласит: “Будьте спра-
ведливы”, — и только потом: “Будьте сострадатель-
ны”. А это значит: основывайте всё и вся на истине,
честности, добропорядочности — одним словом, на
справедливости; платите долги ваши, творите добро,
а если у вас есть средства, будьте щедры1.
Но даже и библейская благотворительность —
это вовсе не благотворительность современная, ко-
торая проводится за счет народа и говорит людям:
“Да, будьте одеты и будьте согреты”, однако тут же
Библия не
одобряет
подмены
справедли-
вости благо-
творитель-
ностью
1 Во времена, когда произносилась эта речь, партия, под-
держивавшая монополию на зерно и удерживавшая высо-
кие цены на хлеб, предлагала множество филантропиче-
ских планов и проектов, чтобы облегчить бедственное по-
ложение народа.
395
добавляет: “Обращайтесь за помощью в ваш
приход”. Нет, библейская благотворительность доб-
ровольна и неформальна, и каждый черпает средст-
ва для нее из своего сердца и своего кошелька. (Ап-
лодисменты.)
Я расскажу вам об одном поистине благотвори-
тельном деянии, о котором узнал вчера. Один из мо-
их друзей поведал мне, что однажды в ужасную
зимнюю ночь он ехал в омнибусе вместе с одним
английским лордом. На верху омнибуса сидела сол-
датка с ребенком, их хлестал дождь и пронизывал
ледяной ветер. Благородный лорд, как только, заме-
тил их и хотя проехать еще надо было немало, уса-
дил солдатку и ребенка на свое место внутри, а сам
долгие часы провел под шквальным ветром. (Апло-
дисменты.) Этот джентльмен — достойнейший
фритредер, и имя его — Реднор. (Собрание встает
и долго и громко аплодирует.)
Принцип, который я хотел развернуть перед ва-
ми, говоря обо всем этом, таков: когда страну по-
стигла беда, не следует ограничиваться, как это де-
лает нынешняя система, штопаньем дыр, заплатами,
всякого рода мелкими исправлениями, а надо найти
источник зла и устранить причину зла...»
И далее:
«Я не считал бы уместным бесконечно возвра-
щаться к обсуждению правила, и без того прочно и
давно установленного. Если, например, человек вни-
мательно прочитал и усвоил Библию, убедившись,
что ее страницы как внешне, так и внутренне со-
держат правду и подлинность, он не должен преда-
ваться сомнениям и пускаться в споры по поводу
каждого отдельного пассажа или выражения этой
книги, а должен памятовать о ее общем и изначаль-
ном смысле. (“Слушайте! Слушайте!”)
Каждая наука берет в качестве заранее заданно-
го некоторое количество аксиом и определений. Эвк-
лид определил их для себя прежде всего остального.
Если вы допускаете их изначально, вы должны счи-
тать их непреложными всегда и для всех случаев.
396
Поступая именно так, сэр Исаак Ньютон на первых
же страницах своих “Начал” излагает самые про-
стые положения и примеры. И если мы однажды
признали подобные простые истины, то потом не
следует дискутировать по ним.
Именно так обстоит дело и со свободой торговли.
Мы признаем, что свобода обмена есть одно из прав в
человека и что каждому дозволено наилучшим для
себя образом пробовать свои силы на мировом рын-
ке. Поэтому теперь вы не должны отклоняться от
этого принципа по каждому частному поводу. Вы не
можете больше говорить народу: “Ты не будешь об-
мениваться с Россией, потому что мы не одобряем
поведения ее императора по отношению к полякам;
ты не будешь обмениваться с таким-то народом, по-
тому что это магометанский народ, с другим — по-
тому что это идолопоклонники, не почитающие Бога
должным образом”. Во всех только что перечислен-
ных вещах повинен не английский народ. Мой во-
прос таков: согласны ли мы между собой в том, что
свобода обмена зиждется на справедливости? Если
да, то смело отстаивайте то, что вы уже признали,
будьте последовательны, и не надо без конца пере-
сматривать основы наших убеждений».
Позвольте мне теперь поделиться с читателем некоторыми
соображениями. Вопрос о двух видах сахара, как он ставится в
Англии, не представляет особого или актуального интереса для
французского читателя. Мы не спрашиваем самих себя, будем
ли мы отвергать сахар с Антил, запятнанный рабством. Тем не
менее я счел полезным привести некоторые аргументы на этот
счет, высказанные на собраниях Лиги, и моей главной целью
было дать нашей публике представление о состоянии общест-
венного мнения в Англии.
Мы, французы, находящиеся под влиянием нашей далеко не
добросовестной периодической печати, утвердились во мнении,
что отвращение англичан к рабству представляет собой не ис-
креннее чувство, а чистое лицемерие, выставляемое напоказ,
чтобы обмануть другие народы и замаскировать тонкие расчеты
макиавеллевской политики. Мы забываем, однако, что англий-
ский народ — быть может, больше, чем любой другой народ, —
находится под воздействием религиозных идей. Мы забываем,
397
что в течение сорока лет аболиционистская агитация взращивала
это чувство во всех классах общества. Да и как не верить, что
такое чувство существует действительно, когда его используют в
качестве преграды на пути к свободе торговли, признаваемой в
принципе всеми просвещенными государственными деятелями
Соединенного Королевства, и когда мы видим, как руководители
Лиги от собрания к собранию развенчивают разного рода
спекуляции на этом чувстве? Кому адресованы все их речи,
аргументы, свидетельства, примеры? Ведь не нашим же
французским газетам, которые вообще не пишут о Лиге и имеют
о ней самое смутное представление. Если такого чувства у
англичан нет, то кого же тогда убеждает Лига в том, что
монополисты ловко воспользовались к своей выгоде именно этим
чувством неприятия рабства?
То же самое можно сказать и об агитации за свободу
торговли. Наши газеты никогда не говорят о ней, а уж если и
приходится когда-нибудь сказать о ней хоть словечко, то газеты
непременно обнаруживают в этом британский макиавеллизм.
Послушать их, так можно подумать, что все речи, все собрания,
все парламентские споры и предвыборные битвы, имеют
единственную цель: обмануть Францию, вовлечь ее на путь
свободы, а потом оставить ее на этом пути одну. Но вот
удивительная вещь: если Франция не интересуется Лигой, то и
Лига не очень интересуется Францией, и надо признать, что
если английская агитация преследует лишь лицемерную цель,
то она совершенно и глупейшим образом запуталась, так как
она направлена на то, чтобы провести в самой Англии те самые
реформы, которыми эта страна, как утверждают, грозит совсем
другим странам; а ведь во всей этой агитации нет ни единой
претензии к нашему таможенному законодательству.
Когда же покончим мы с такой наивностью? Когда же фран-
цузская публика устанет от третирования ее (с больших букв)
“Прессой”, “Коммерцией”2, комитетом Мимереля как народа
глупого, как доверчивого ребенка, который приемлет оскорбле-
ния и унижения, лишь бы ему кричали в ухо пышные слова:
Франция, великодушная Франция; Англия, вероломная Англия?
Нет, они не французы, те, кто своими софизмами держит фран-
цузов в состоянии увековеченного детства; они по-настоящему
не любят Францию, кто хитроумно выставляет ее на посмешище
2 Названия газет.
398
другим народам и делаем все, что в его силах, чтобы снизить
наш нравственный уровень до самой последней ступени общест-
венной лестницы.
Что бы мы подумали, если бы вдруг узнали, что уже целых
десять лет испанская печать и оппозиция, пользуясь тем, что
французский язык малораспространен по ту сторону Пиренеев,
много потрудились и убедили свой народ, что все, что делается
и говорится во Франции имеет целью обманывать, угнетать и
эксплуатировать Испанию? Что наши дебаты о порядке рас-
смотрения прошений, о сахаре, о секретных фондах, о парла-
ментской и избирательной реформах суть не что иное, как мас-
ки для сокрытия самых гнусных намерений в отношении Испа-
нии? И если бы, возбудив национальное чувство против Франции,
тамошние политические партии воспользовались этим чувством
как военной машиной, чтобы разбивать вдребезги все чередую-
щиеся правительства? Мы бы сказали: добрые испанцы, вас
обманывают. Мы вовсе не занимаемся вами, у нас своих дел
хватает. И вы тоже занимайтесь своими делами и поверьте, что
великий народ не действует, не думает, не живет и не дышит
исключительно ради того, чтобы взять верх над другим великим
народом. Так наставьте же на путь истинный ваши газеты и
ваших политиков, если не хотите, чтобы к вам относились с пре-
зрением и гнушались вас, а то и жалели, другие народы.
Сам по себе вопрос остается все тем же и простым: что луч-
ше, — свобода или отсутствие свободы. Но, по меньшей мере,
те, кто считает, что быть свободным гораздо выгоднее, должны
допустить, что и англичане требуют для себя того же самого и
требуют чистосердечно. И разве не чудовищно, разве не обеску-
раживающе слышать, как наши либералы повторяют, букваль-
но одну вслед за другой, две взаимно противоречивые фразы:
“Свобода есть основа процветания народов”; “Англичане вот
уже двадцать лет стараются завоевать себе свободу, но делают
это с гнусной задней мыслью вовлечь нас на этот путь, а потом
самим тотчас сойти с него”. Можно ли придумать абсурд с
большей степенью несуразности?
Мы заканчиваем отчет речью г-на Фокса, из которой даем
перевод лишь вступительной и заключительной частей.
Г-н В. Дж. Фокс:
«Предложение, которое уважаемый г-н Ч. Пелхем
Вильерс должен внести в палате в будущий вторник
с целью отмены хлебных законов, знаменует оконча-
399
ние еще одного года агитации Лиги. Это как раз
момент, когда можно оценить успехи нашего дела, а
результат голосования по этому предложению вы-
явит сегодняшнее умонастроение парламента в от-
ношении свободы торговли в сравнении с его умона-
строением в прошлом году. Должен признаться, что
тут я не питаю особых надежд. Уважаемый священ-
нослужитель, выступивший здесь передо мной, очень
кстати напомнил вам молитву, которую неустанно
повторяет вся Англия и которая касается палаты
общин. Но сколь бы искренне эта молитва ни про-
износилась, боюсь, что она окажется такой же не-
действенное, как предложение, сделанное несколько
дней назад в одной деревне, где фермеры страдают
от засухи, о которой тоже говорил г-н Спенсер. Они
попросили кюре помолиться за ниспослание дождя.
Тот спросил у фермера из соседней деревни, не знает
ли он, внял ли Господь таким же просьбам в его при-
ходе. “О, господин кюре, — ответил фермер, — бес-
полезно молиться о дожде, пока дует северо-восточ-
ный ветер”. (Смех.) Что до меня, то я тоже совсем не
уверен, что церковные молитвы побудят палату об-
дан учредить свободу торговли на основе справед-
ливости и истины, пока ее, палату, обдувают ветры
из холодных и суровых краев монополии. (Аплодис-
менты.)
В вопросе, который сталкивает между собой один
из классов и весь остальной народ, я не жду слиш-
ком многого от ассамблеи, основанной и избранной
именно этим классом. Болезнь кроется в жизненно
важных органах, и требуется, регенерация всего за-
конодательного тела, чтобы миллионы наших брать-
ев могли надеяться на справедливость, если не на
милосердие, со стороны тех, кто сделал себя судья-
ми наших судеб. К тому же уже имеются симптомы,
заставляющие умерить наши ожидания от будущего
голосования в парламенте. Я не удивлюсь, если на-
ши силы там уменьшатся после последних дебатов,
но это меня не обескураживает. Надо заметить, что
всякий раз, когда партия вигов видит, что перед ней
приоткрываются двери к власти, начинают воспро-
400
изводиться фразы и выражения, уже давно уста-
ревшие в ходе межпартийной борьбы. Возьмем са-
мые недавние парламентские события. Едва эта
партия успела заметить свой шанс занять место со-
перничающей партии, как в ее, виговских, газетах
воскресла доктрина твердой пошлины. (Голос из за-
ла: “Они имеют право действовать так”.)
Разумеется, они вправе так действовать. Они
имеют право оживить твердую пошлину, как вы
имеете право вырыть труп из земли, если эта земля
принадлежит вам. Но у вас нет права швырнуть эту
разложившуюся массу в толпу живых людей и ска-
зать при этом: вот один из вас, он будет делить с
вами и ваш труд, и ваши привилегии. (Аплодисмен-
ты.) Пусть не так уж давно, но публичная дискус-
сия о твердой пошлине умерла, была похоронена,
сгнила и забыта навсегда. И вот эта пошлина опять
появляется на сцене лишь потому, что некая парла-
ментская партия сочла, будто ее положение улуч-
шилось и перед ней открылась брешь, через которую
можно проникнуть во власть. Однако твердой по-
шлине, как и скользящей шкале, Лига объявляет
беспощадную войну! (“Слушайте!”) Целостность на-
шего принципа отвергает ту и другую. Мы никогда
не пойдем на сделки, связанные с обложением зер-
на, в какой бы форме эти сделки не предлагались,
поэтому отталкиваем от себя оба эти вида обложе-
ния как две преграды, возведенные между дарами
Провидения и благополучием человечества...»
По поводу правительственных кризисов, послуживших пово-
дами для принятия закона о разных видах сахара и билля о
десятичасовом рабочем дне, оратор говорит:
«Признаки наших успехов обнаруживают себя в
нынешнем положении и состоянии враждебных нам
партий. Где теперь эта сплоченная фаланга, которая
поднялась против нас два года назад? Где та мощь,
которая, подобно смерчу, смела все перед собой на
выборах 1841 года? Раскалывающаяся по всем воз-
никающим вопросам, изматываемая междоусобица-
ми по поводу уэльского епископства, диссидентских
26-2514
401
Партия без
принципа
невозможна
Пример
Пиля
Континен-
тальная бло-
када привела
к падению
Наполеона
церквей, закона о бедных, закона о рабочем дне, эта
бывшая фаланга находится в состоянии разброда и
анархии по поводу закона о разных видах сахара.
(Аплодисменты.) Да, теперь они такие! Ортодок-
сальная церковь против умеренной церкви, старые
тори против современных консерваторов, старая
Англия против молодой Англии. Вот оно, великое
большинство, которое сэр Роберт Пиль целых десять
лет сплавлял из разнородных кусков. (Смех и апло-
дисменты.)
Нынешнее состояние палаты общин преподает хо-
роший урок нравственности будущим государствен-
ным деятелям. Урок этот предостерегает их против
тщетности усилий, если они задумают создать пар-
тию без какого бы то ни было принципа или, что во-
все не лучше, с дюжиной несимпатичных принципов.
Когда сэр Роберт Пиль еще пребывал в оппозиции,
он заигрывал со всеми партиями, избегая, однако, с
присущей ему чудесной ловкостью компрометировать
себя тесными отношениями с какой-либо из них. Он
давал нам понять — конфиденциально, разумеется, —
что им выгодна коалиция. Надо только спихнуть ви-
гов, и тогда все образуется. Наконец коалиция была
создана. И вот теперь она ставит весьма уважаемого
баронета в самое неловкое и самое жалкое положе-
ние, в какое не попадал, насколько мне известно, ни
один премьер-министр Англии. Ставший премьером
лишь благодаря своей ловкости, необходимый всем,
презираемый всеми, попрекаемый всеми, он стал
объектом единодушных обвинений, и то, что ставят
ему в вину со всех сторон, можно выразить одним
уничтожающим словом “предательство”...
Вчера была годовщина битвы при Ватерлоо. Вои-
ны, победившие в тот страшный и великий день,
отдыхают в тени своих лавров. Многие из них зани-
мают высокое положение, и я хотел бы, чтобы эта
годовщина дала им повод поразмыслить над тем,
какие же причины привели к ослаблению общест-
венного могущества Наполеона, задолго до того как
его военная сила получила последний удар на поле
Ватерлоо. Чтобы найти эти причины, я полагаю, что,
402
восходя мыслью к событиям прошлого, мы должны
остановится перед берлинским декретом, объявляв-
шим о блокаде Британских островов3. Тогда и после
вполне резонно замечали, что естественные законы
торговли сломали блокаду как тростинку. Общест-
венность отвернулась от Наполеона, его политика
потеряла в Европе всякое уважение и доверие, пре-
жде чем его армии волею судьбы потерпели пора-
жение 18 июня. Он сам себе нанес первый удар сво-
им антиобщественным решением. Так пусть же вои-
ны, которые тогда окончательно сбросили блокаду с
Великобритании, хорошенько подумают перед тем
как присоединяться к классу, который старается
подвергнуть страну новой блокаде. (“Слушайте!”)
Хлебный закон — это новая блокада. Он отдаля-
ет от наших берегов иностранные суда; он отделяет
нас от наших продуктов питания; он превращает
нас в осажденный народ; он охватывает всех нас и
направлен на то, чтобы изгнать нас голодом из
страны. Блокада, прорванная герцогом Веллингто-
ном, была не более жесткой, чем нынешняя, навя-
занная нам монополией. Разница лишь в том, что
первая формально оправдывалась большой нацио-
нальной политикой, а вторая опирается лишь на
презренные интересы одного класса. И ныне речь
идет не о мировой империи, а о частных доходах.
(Аплодисменты.) Это уже не война монархов против
народов. Сегодня воюют за свои интересы праздные
собственники земли, ради этих интересов они и на-
чали войну, ради этого они держат в блокаде вели-
кое множество умелых и работящих тружеников Ве-
ликобритании. (Аплодисменты.)
Система монополии антинациональна в такой же
степени, в какой торговая политика Наполеона была
враждебна подлинным интересам Европы, и она
Хлебный
закон —это
новая блока-
да
3 Г-н Фокс мог бы опереться здесь на мнение самого На-
полеона. Он сам говорил о берлинском декрете так: “Вот
теперь борьба стала опасной. Я почувствовал это, подпи-
сывая декрет. Я подозревал, что мне уже не придется от-
дыхать и что вся моя жизнь пройдет в борьбе против раз-
ных видов сопротивления”.
26*
403
Монополия
равносильна
войне
должна рухнуть, как рухнула та. Не существует та-
кой мощи, которая, несмотря на кое-какие времен-
ные успехи, могла бы сохранить монополию. Новая
блокада получит свое Ватерлоо, а монополистское
законодательство — свою скалу на острове Святой
Елене, за пределами цивилизованного мира. {Долгие
восклицания одобрения.)
Я верю, что воины той войны, собравшиеся вчера,
горды своими прошлыми победами, но рады тому,
что больше нет поводов стяжать новые лавры, ибо
мы живем в состоянии мира. О, пусть мир будет все-
гда! (“Слушайте! Слушайте!”) Вызван ли мир ис-
черпанием ресурсов народов и стран, — а это тоже
много значит, — или прогрессом умонастроений об-
щественности, а я думаю, что она оказала и оказыва-
ет свое немалое влияние (я имею в виду часто выска-
зываемое мнение, что нельзя прибегать к оружию для
решения международных вопросов, которые при доб-
рой воле и терпении вполне могут решаться мирным
путем), — в общем каковы бы ни были причины или
в каких бы пропорциях эти причины ни комбиниро-
вались, принципы, направленные против войны, яв-
ляются также и принципами, направленными против
монополии. Если народы не могут больше воевать,
потому что они истощены, то на том же самом осно-
вании они больше не могут терпеть гнет монополии.
Если общественность поднялась против борьбы
народа с народом, то она поднялась и против борь-
бы класса с классом, особенно когда богатые и мо-
гущественные классы присваивают себе то, что при-
надлежит классам бедным и трудящимся. (Апло-
дисменты.) Действие этих причин разрушит, как я
надеюсь, разрушит одно из общественных зол, как
оно разрушило другое. Характер этих зол един. Ес-
ли война обедняет общество, сбрасывает торговца с
высот его фортуны, рассеивает ресурсы стран и по-
гружает бедного в самые глубины нищеты, то моно-
полия воспроизводит абсолютно то же самое и ока-
зывает такое же воздействие. Война опустошает
природу и меняет ее лик, превращает города в руи-
ны, а тучные поля в пустыни, но и монополия тоже
404
ведет к тому, что в некогда густо заселенных горо-
дах улицы зарастают сорняком и становятся без-
людными целые провинции, тогда как при свободе
обмена там, именно там, изготавливалась бы масса
продуктов, чтобы прокормить многие тысячи рабо-
тящих людей, живущих под другими небесами и в
других условиях. Война убивает, она орошает чело-
веческой кровью поля сражений, но и монополия
разрушает, уничтожает тысячи жизней с той лишь
разницей, что люди умирают после долгой агонии, а
это в сто раз мучительнее, чем пуля или удар шпа-
гой. Если война деморализует и готовит для мирного
времени постояльцев тюрьмы, то и монополия рас-
пахивает все двери для преступности, распростра-
няет ее по всем слоям общества и направляет в сто-
рону поощрения преступности месть и меч закона.
(Аплодисменты.) Так что война и монополия взаи-
моподобны в том, что обе порождают одинаковое
зло, обе подрывают сами себя действием одних и тех
же причин, обе подлежат осуждению ввиду внут-
ренне заложенной в них преступности, обе безнрав-
ственны, и я полагаюсь на все то же Провидение,
которое полностью искоренит их обеих. (Бурные ап-
лодисменты.)»
Мы не можем скрывать от самих себя, что дух партийности,
эта ржавчина конституционных государств, производит ужас-
ные опустошения во Франции, как и в Англии и Испании. Из-за
этого духа жизненно важные вопросы, от которых зависят на-
циональное благополучие, мир между народами и спокойствие
во всем мире, рассматриваются не сами по себе и не по их ре-
альным последствиям, а лишь в связи с успехом или не успехом
того или иного деятеля. Печать, трибуна и наконец обществен-
ность ищут при этом способы переменить власть, передать ее из
одних рук в другие. В этом отношении появление в британском
парламенте небольшой группы людей, преисполненных реши-
мости обсуждать каждый вопрос только с точки зрении ин-
тересов народа, представляет собой факт величайшего значе-
ние и проявление высокой нравственности. В тот день, когда
французский депутат займет такую же позицию в своей палате
и сумеет удержаться на ней со всем своим мужеством и талан-
том, — этот день будет началом глубоким и революционным
405
преобразованием наших нравов и идей. Невозможно, чтобы
такой человек не получил одобрения, и не встретил симпатии со
стороны приверженцев справедливости, подлинных сынов
отечества и друзей всего человечества.
И вот, руководствуясь такими соображениями и чувствами,
мы надеемся, что не утомим читателя, если приведем сейчас
мнение одной из английских газет относительно роли, которую
играют фритредеры в вопросе о сахаре разных видов:
По мораль-
ным прави-
лам партий,
абстрактный
принцип
должен от-
ступить
перед требо-
ваниями
маневра
«Надо все-таки выяснить, какое из двух предло-
жений, Р. Пиля или г-на Майлза, практически бли-
же к принципам свободы торговли. Ответ на этот
вопрос дал сам г-н Майлз, обосновывая свою по-
правку тем, что правительственный план не обеспе-
чивает достаточного покровительства для монополии
плантаторов Антил. Если поправку Майлза очистить
от словесных украшательств, то она предстанет как
рассчитанная на усиление покровительства в пользу
колониального сахара, и мы не можем понять, как
подобная мера получила бы поддержку людей, не
желающих впадать в противоречие и выступающих
против всякого покровительства как несправедливо-
го и против всякой монополии как губительной.
Утверждают, что согласно моральным правилам,
принятым в партиях, абстрактный принцип должен
отступить перед требованиями маневра и что пред-
ложение г-на Майлза следовало поддержать, с тем
чтобы сэр Р. Пиль, потеряв большинство, был выну-
жден отказаться от власти. Говорят также, что в
условиях правительственного кризиса фритредеры
получили бы преимущества; правда, не уточняется,
какие именно. Что ж, даже встав на столь непри-
глядную позицию сторонников всякого рода уловок
и отбросив все принципиальные соображения, мы
остаемся при убеждении, что, голосуя солидарно с
сэром Р. Пилем, фритредеры приняли линию пове-
дения не только самую справедливую, но и самую
осторожную из всех вариантов поведения, предос-
тавленных им обстоятельствами.
Совершенно ясно, что большинство против сэра
Роберта Пиля могло быть сформировано лишь по-
средством коалиции партий. Но посмотрим, с кем
406
фритредеры могли бы вступить в коалицию? Доста-
точно бросить взгляд на список депутатов, голосо-
вавших за поправку г-на Майлза, чтобы убедиться,
что он содержит имена самых фанатичных монопо-
листов империи, самых отчаянных сторонников ста-
рой системы привилегий по сахару и зерну — тех
самых привилегий, которые существовали в благие
деньки для гнилых местечек. Это список людей, ко-
торые ничего не забыли и ничему не научились, для
которых волны времени набегают одна на другую
совершенно понапрасну и которые откровенно хотят
вернуться к старым злоупотреблениям и предвы-
борной коррупции.
Какой же общий принцип мог бы соединять этих
людей с фритредерами? Абсолютно никакой. Их кра-
тковременное содействие было бы, следовательно,
коалицией без принципов, и история Англии была
бы написана напрасно, если бы она не учила нас,
что подобные коалиции всегда несли беду стране.
Именно это всегда было камнем преткновения для
вигов, именно это было обстоятельством, объясняю-
щим, почему государственные деятели этой партии
никогда не внушали общественности полного дове-
рия в том, что касалось честности и правомерности
их политики. Знаменитая коалиция г-на Фокса с
лордом Портом, которую он, Фокс, часто описывал
как нечто худшее, нежели воплощенный дьявол, от-
бросила больше чем на полвека назад реформы в
Англии и позволила нашей олигархии втянуть нас в
войну против Франции, последствия которой еще
будут сказываться на многих будущих поколениях.
В дебатах о торговом договоре с Францией, в
феврале 1787 года, г-н Фокс официально выступал
за исключение французских товаров из наших рын-
ков, аргументируя тем, что французы — наши “ес-
тественные противники” и что, следовательно, надо
избегать всякого торгового и политического сближе-
ния между обеими странами. Сделав себя, с особы-
ми намерениями сугубо временного характера, гла-
шатаем этого старого предрассудка, г-н Фокс зара-
нее сделал совершенно неэффективными те усилия,
С кем фрит-
редеры мог-
ли бы всту-
пить в коа-
лицию
Коалиции
без принци-
пов всегда
приносили
Англии беду
Предрассу-
док, что
Англия и
Франция —
“естествен-
ные против-
ники”
407
которые он должен был позднее приложить, чтобы
помешать развязыванию войны против Франции.
Точно таким же образом опять-таки сугубо времен-
ное потрясание лидерами вигов знамени покрови-
тельства в вопросе о видах сахара вынудило их, ко-
гда они вплотную занялись государственными дела-
ми, оказаться в состоянии враждебного отношения к
свободе торговли.
Недавняя коалиция лорда Джона Рассела с лор-
дом Эшби, к чьим предложениям он относился с ве-
личайшим презрением, когда находился у власти4 —
вот вам еще один пример того, как опасно жертво-
вать принципами ради действительного или вооб-
ражаемого успеха того или иного партийного манев-
ра. И если он снова придет к власти, он увидит, что
уже приготовил себе серию трудностей, уклониться
от которых сможет лишь ценой потери собственного
достоинства.
Что касается нынешнего кабинета, то каждому
известно, что наибольшие затруднения, испытывае-
мые администрацией сэра Р. Пиля, происходят из
близкого к соучастию поощрения демонстративных
выступлений лорда Сендона, из многочисленных
клевет в адрес ирландских священников, из разжи-
гания националистических предубеждений против
ирландского народа и из почти неприкрытого одоб-
рения яростных атак привилегированных классов на
реформы в области торговли, предложенные вигами
в 1841 году. У нас родилось нечто вроде пословицы:
“Правительство Пиля убивает оппозиция Пиля”.
Имея перед глазами приведенные нами примеры,
фритредеры проявили бы неспособность учиться на
уроках истории и опыта, если бы вступили в без-
нравственную коалицию с фанатиками монополии,
имея при этом единственную цель — посеять сумя-
тицу, сопряженную с правительственным кризисом.
4 Мы знаем, что предложение, внесенное лордом Эшби,
заключается в том, чтобы ограничить десятью часами ра-
бочий день на промышленных предприятиях и что сэр Ро-
берт Пиль, выступающий против этого предложения, ста-
вит в связи с ним вопрос о доверии кабинету.
408
По двум недавним поводам лидеры вигов вошли
в коалицию с наиболее экзальтированными элемен-
тами партии противника, чтобы свалить кабинет. Но
выиграло ли от этого их моральное влияние в стра-
не? Совсем наоборот, и они оказались в таком по-
ложении, что сама их победа нанесла бы им пора-
жение, и они нашли спасение не в своей победе, а в
своей неудаче. Если бы им удалось заставить пра-
вительство уйти в отставку в связи с биллем лорда
Эшби, они вынуждены были бы предстать перед
страной как взявшие обязательство ограничить сво-
боду труда. А если бы они оказались победителями
вместе с г-ном Майлзом, они тоже выглядели бы как
обязанные ограничить свободу торговли.
Толковали, что Лига спасла сэра Р. Пиля. Но с
гораздо большим основанием можно утверждать,
что она избавила либеральную партию от стыда
предстать перед страной с позорной надписью на
лбу: “Ограничение и монополия”.
Вот таковы были бы последствия голосования. Но
ко всему этому фритредеры непричастны. Они из-
ложили и поддержали свои собственные принципы,
будучи чуждыми всяким соображениям, продикто-
ванным духом партийности. Они не отказались ни от
одного из своих обязательств, не вели никаких пере-
говоров или торгов с монополией, не отмежевались
ни от одного из своих принципов, а просто и всецело
остались на позициях истины, отказываясь связы-
вать себя с явным заблуждением. Когда настанет
день справедливости, а он настанет непременно, им
не придется платить долг бесчестия и жертвовать,
полностью или частично, национальными интереса-
ми, чтобы, так сказать, выкупить свое мятежное
прошлое».
Позиция
Лиги на
фоне меж-
партийной
борьбы
Может возникнуть подозрение, что приведенное нами сужде-
ние газеты пристрастно и чуть ли не исходит от самой Лиги. Но
мы могли бы доказать, ссылаясь на свидетельства провинци-
альной печати Англии, что общественное мнение, оказавшееся
на какой-то момент в нерешительности, в конце концов одобри-
ло поведение фритредеров. Можно понять, что по ту сторону
Ла-Манша — как, впрочем, и по эту — столичные газеты, в от-
409
личие от провинциальных, гораздо более вовлечены в
партийные маневры. Так, “Морнинг кроникл”, обычно
поддерживающая Лигу, с негодованием обрушилась на г-на
Кобдена и его сподвижников. По мнению этой газеты,
фритредеры должны были бы исходить из того, что “речь уже
шла не о пошлине на сахар, чуть большей или чуть меньшей, а
о том, чтобы сделать выбор между сэром Робертом Пилем с его
скользящей шкалой, с одной стороны, к лордом Джоном с его
твердой пошлиной, с другой, и — как знать? — быть может,
между сэром Робертом Пилем и лордом Спенсером с его полной
отменой всяких пошлин”.
Для тех, кого заботит конституционное будущее народов,
утешительно видеть, как единодушно беспристрастная провин-
циальная печать отвергла такую манеру ставить вопрос. Из ста
газет девяносто одобрили действия Лиги, среди них: “Ливер-
пуль меркюри”, “Лидс меркюри”, “Нозерн Виг”, “Оксфорд
кроникл”, “Манчестер тайме”, “Сандерленд геральд”, “Кент
геральд”, “Эдинбург уикли кроникл”, “Карлайл джорнел”,
“Бристоль меркюри”, “Сассекс эдвертизер” и многие, многие
другие. Иные газеты поначалу осудили Лигу, но тотчас пере-
менили свою точку зрения. “По зрелом размышлении, — пишет
“Стерлинг обсервер”, — мы должны в корне изменить и даже
полностью отвергнуть наши первоначальные комментарии, и мы
искренне признаем, что лидеры Лиги голосовали с полным
знанием фактов и обстоятельств, которые стали известны нам
лишь несколько дней назад”.
Можно только пожелать, чтобы у нас во Франции департа-
ментская печать умела так противостоять деспотизму париж-
ской печати. Какую огромную услугу оказали бы нам провинци-
альные газеты, если бы они посвящали свои страницы рассмо-
трению вопросов по существу, если бы они разоблачали своих
парижских собратьев, всегда готовых и даже заинтересованных
в том, чтобы превращать самые важные вопросы в орудия пар-
ламентской войны. Газеты, выходящие в Бордо, Нанте, Тулузе,
Марселе, Лионе, не состоят на содержании русского посольства,
сельскохозяйственных и промышленных комитетов или пред-
ставителей колоний. Их редакторы, в связи с возвышением того
иди иного партийного лидера, не переходят на университетское
или дипломатическое поприще. Ничто, следовательно, не объяс-
няет, почему они так унизительно и рабски приемлют все, что
внушает им парижская печать, если только они сами дремуче
410
невежественны насчет своекорыстной стратегии, слепыми и,
скажу больше, смешными орудиями которой они выступают.
Servum pecus!* Лично я должен признаться, что когда где-
нибудь в провинциальной глубинке я встречаю человека, не
лишенного таланта и чистосердечия, владеющего пером, которо-
го окружающая его публика считает человеком просвещенным
чуть ли не светочем; да, так вот, когда я вижу, как этот человек
возбуждается по поводу какого-нибудь пустякового веяния сре-
ди своих парижских коллег, когда он живо интересуется вопро-
сом о падении или сохранении кабинета министров, забывая и
игнорируя при этом интересы человечества, Франции, даже
своих собственных читателей, читателей его газеты; когда он, к
примеру, одобряет сооружение оборонительных укреплений во-
круг Парижа, защищает протекционистский режим или согла-
шается с нарушением договоров, делая все это в угоду какому-
нибудь министру или способствуя интересам, чуждым и ему
самому, и стране, — тогда я вижу в таком человеке олицетво-
рение глубочайшего упадка рода человеческого.
25 июня 1844 года, в соответствии с повесткой дня палаты
общин, в ней открылась наконец дискуссия по предложению об
отмене хлебного закона, ежегодно вносимому г-ном Ч. Пелхемом
Вильерсом.
Нынешний состав палаты не позволяет думать, что фритре-
деры надеются на успех своей радикальной меры. И все же они
предлагают ее прежде всего потому, что хотят воспользоваться
случаем лишний раз провозгласить свои принципы, зная, что
если не число голосов, то здравомыслие на их стороне и что ко-
гда-нибудь здравомыслие обретет и нужное число; кроме того,
они хотят прояснить состояние умонастроений, притом в наибо-
лее неблагоприятном для них месте, то есть в парламенте.
Сообщение об этой большой дискуссии взбудоражило всю
Англию. Повсюду устраивались собрания, где избиратели (con-
stituencies) формулировали требования к своим депутатам, что-
бы побудить их уважать права труда, промышленности и тор-
говли.
Как читатель уже видел из речи г-на Фокса, обстоятельства
не благоприятствовали предложению г-на Вильерса. С самого
начала виги, всегда готовые отодвинуть на задний план интере-
сы всех и выдвинуть на передний интересы партийные, проявили
нерасположенность следовать за фритредерами. Они не могли
411
забыть, что несколькими днями раньше в двух случаях
фритредеры не предоставили им возможность вернуться к
власти. “Они покинули нас, — говорили они, — и мы тоже
покидаем их”. Однако разница между двумя, так сказать,
покиданиями состоит в том, что Кобден, Гибсон, Вильерс и их
соратники пожертвовали интересами партий ради принципов, а
виги пожертвовали принципами ради партийных интересов.
У вигов был и другой мотив проявить себя менее
радикально, чем в предшествующем году. Недавние события,
поколебавшие правительство тори, приоткрыли им доступ к
министерским портфелям. Они тотчас оживили твердую
пошлину, этот старый проект лорда Джона Рассела, и поэтому
не хотели связывать себя чем-либо иным, то есть в данном
случае голосованием за немедленную и полную отмену всех
покровительственных пошлин.
Свое предложение г-н Вильерс представил в такой форме,
которая наилучшим образом показывает силу аргументации
последовательных фритредеров. Получился прочнейший пробный
камень, или, согласно английскому выражению, a rigid test. В
1843 году предложение г-на Вильерса было сформулировано так:
“Палата образует комитет для рассмотрения целесообразности
отмены хлебных законов”. Понятно, что при такой формулировке
сторонники твердой пошлины, а также люди беспристрастные, но
с не определившимся еще мнением, могли поддержать это
предложение, имевшее целью скорее не решить вопрос, а
официально поставить его на обсуждение.
Но в 1844 году предложение г-на Вильерса было составлено
иначе а именно:
“Палата образует комитет для рассмотрения следующих
решений:
из последней переписи следует, что население королевства
быстро растет;
палата признает, что весьма значительное число подданных
Ее Величества недостаточно снабжается предметами первой
необходимости;
что тем не менее остается в силе закон, ограничивающий это
снабжение и, следовательно, не позволяющий иметь продукты
питания в достаточном количестве;
что всякое ограничение, имеющее целью препятствовать
закупкам товаров, жизненно важных для народа, нетерпимо в
принципе, пагубно фактически и должно быть отменено;
что, по этим мотивам, необходимо немедленно отменить акты
5 и б, подписанные королевой Викторией”.
412
Совершенно очевидно, что такое предложение могло быть
принято лишь теми членами палаты, кто признавал бы теорети-
ческую истинность и практические преимущества принципа не-
ограниченной свободы торговли.
После дебатов, продолжавшихся до пятницы, 28 июня, рас-
кол во мнениях дал следующие результаты:
За предложение г-на Вильерса .... 124 голоса
Против........................... 330 голосов
Большинство..................... 206 голосов
К этим 124 голосам надо добавит 11, именуемых paired, со-
гласно парламентским обычаям палатьг, и еще 50 голосов от-
сутствовавших членов, что составляет внушительное число —
165 безусловно фритредерских голосов.
Большинство же против отмены эволюционировало так: в
1842 году — 303, в 1843 — 256, в 1844 — 206.
Мы не даем здесь перевода речей на этом знаменательном
форуме, чтобы не утомлять читателя. Скажем лишь, что в ходе
дискуссии фритредеров обвиняли в том, что они требуют свобо-
ды торговли только для зерна, и поэтому их предложение изо-
бражалось как отвечающее интересам единственно промышлен-
ников. Г-н Кобден ответил на это, что протекционистская систе-
ма направлена прежде всего на обеспечение интересов
земельных собственников и что поскольку земельные собствен-
ники являются одновременно хозяевами парламента, Лига рас-
сматривает всю эту систему в целом как не имеющую других
точек опоры, помимо именно этой ветви протекционизма. Желая
сконцентрировать свои усилия и добиться большего эффекта,
она решила направить свой удар на хлебный закон, прекрасно
понимая, что если она добьется его отмены, то сами земельные
собственники будут первыми, кто разрушит все остальные про-
текционистские меры. “Я заявляю здесь, — сказал он, — заяв-
ляю совершенно искренне и вместе с тем вполне официально,
что выступаю сторонником свободы обмена всех вещей, и сей
час, когда вы обсуждаете хлебные законы, я готов, если прави-
ла палаты это позволяют, добавить к дискутируемому пред-
ложению еще одно предложение — об отмене всех покровитель-
ственных пошлин на что бы то ни было”.
5 Если два члена палаты придерживаются разных мнений
и хотят воздержаться при голосовании, они договаривают-
ся между собой и покидают зал, чтобы не повлиять на
результаты голосования.
413
Мы хотим обратить внимание читателя на еще один аргумент,
высказанный на этот раз г-ном Гибсоном, который, как нам
представляется, заинтересует людей, склонных подходить к тем
или иным вопросам с философской точки зрения.
Изложив свои соображения по поводу пагубных последствий
ограничительного режима, г-н Гибсон сказал:
Поскольку
ограничение
есть зло, то
предлагаю-
щий его
должен до-
казать его
преимуще-
ства для
общества
Те, кто стра-
дает от огра-
ничений, не
должны
доказывать
ничего
«Я умоляю высокочтимого баронета (сэра Робер-
та Пиля), я умоляю генерального казначея армии
(сэра Э. Нечбула), имеющих богатый опыт, слы-
шавших по данному вопросу множество аргументов
за и против на этой и предыдущих сессиях, я закли-
наю их встать и заявить, и чтобы это было сказано
раз и навсегда, на основании чего именно они пола-
гают, что аристократия нашей страны может требо-
вать для себя, оставаясь в рамках справедливости,
требовать права посягать на свободу промышленно-
сти. (“Слушайте! Слушайте!”) Моя интерпелляция,
вполне законна. Я вспоминаю, как в Кембриджском
университете прочел в трудах доктора Пейли, что
всякое ограничение есть само по себе зло и что тем,
кто его, это ограничение, предлагает или поддержи-
вает, надлежит доказать, что оно дает обществу
большие и бесспорные преимущества, причем дока-
зать это ясно, со всей очевидностью, чтобы не оста-
валось ни тени сомнения. Хочу добавить, что те, кто
от ограничений страдает, не обязаны доказывать
ничего. Поэтому я и вношу мою интерпелляцию в
полном соответствии с принципами, которые препо-
даются в ваших университетах. Исходя из филосо-
фии доктора Пейли и поскольку существует ограни-
чение, на которое я жалуюсь и от которого страдаю,
я требую от вас, законодатели страны, и от вас,
члены правительства страны, требую и вправе тре-
бовать, чтобы вы нашли оправдание вашему огра-
ничению, и пока вы этого не сделаете четко и ясно, у
меня будет оставаться право, не давая никаких объ-
яснений, требовать полной и немедленной отмены
этого ограничения».
414
Сэр Роберт Пиль, уверенный, что большинство на его сторо-
не, не был расположен объясниться сразу. Тем не менее, суще-
ствуют правила приличия и общественное мнение, которые надо
уважать. К концу дебатов, сраженный такими прямыми интер-
пелляциями, он все-таки взял слово и, по своему обычаю, легко
проявил готовность согласиться с принципами, но не взял на
себя никаких обязательств в практическом плане:
«При нынешнем непростом состоянии нашего об-
Ответ Пиля
щества мы не можем действовать на основании чис-
тейших абстракций и руководствоваться философ-
скими постулатами, в правомерности которых я в
принципе не сомневаюсь. Мы должны принимать в
расчет те условия, в которых мы движемся и разви-
ваемся, а также интересы, вовлеченные в этот про-
цесс».
После такой пробы сил в театре Ковент-Гарден состоялось
3 июля 1844 года общее собрание ассоциации за свободу торгов-
ли. Мы сожалеем, что нам недостает времени воспроизвести здесь
замечательные речи гг. Вильерса, Кобдена, Брайта и других.
С этого времени Лига стала работать в новых направлениях.
Вообще ее деятельность можно разделить на три больших пе-
риода. В первый период она самоорганизовывалась, определяла
свою цель, намечала пути ее достижения и вовлекла в свои ря-
ды значительное число хорошо знающих свой предмет экономи-
стов. Во второй период она преимущественно обращалась к об-
щественности. Мы видели, как она устраивала многочисленные
собрания во всех провинциях, рассылала повсюду свои брошю-
ры; газеты, направляла преподавателей и профессоров с лек-
циями и наконец пыталась преодолеть сопротивление парла-
мента с помощью нажима общественного мнения страны, силь-
ного и просвещенного. В нынешний период мы видим, как она
придает своей деятельности более практическую направлен-
ность и стремится коренным образом изменить персональный
состав палаты депутатов. Для этого надо было привести в дей-
ствие избирательный закон и извлечь все возможные преиму-
щества из реформ, проведенных еще вигами в системе законо-
дательства и законодательных органов.
Это не значит, что ранее Лига пренебрегала предвыборной
борьбой. Она уже пробовала свои силы на этом поприще. Редко,
когда она упускала случай выставить в каждом городе и город-
ке кандидатуру фритредера для споров и схваток с кандидатом
415
от монополистов. Повсюду поднималось знамя против другого
знамени и выдвигался принцип против другого принципа. Она
выделяла значительную часть своего немалого бюджета на
судебные разбирательства случаев коррупции в избирательных
кампаниях. Все помнят, как в самом Лондоне фритредерский
кандидат г-н Паттисон одержал победу над своим соперником,
одним из богатейших и влиятельнейших людей столицы, банки-
ром Берингом, хотя последнего поддерживали объединенные
силы земельной, торговой, церковной и правительственной ари-
стократии.
Но тогда Лига оказывала на ход и исход выборов в основном
лишь нравственное воздействие и добивалась избрания очень
малого числа своих кандидатов. Мы увидим далее, что теперь
она стремится изменить сам депутатский корпус, с тем чтобы в
конце концов вся мощь депутатских мандатов оказалась в
руках классов, создавших свое состояние собственным трудом и
трудолюбием.
Во всем Соединенном Королевстве создаются комитеты. Они
имеют задачей включать в списки избирателей всех законо-
послушных фритредеров и исключать оттуда всех монополистов,
которые не в ладах с законом. Были поданы и подаются тысячи
исков компетентным властям, и дело это оказалось настолько
успешным, что уже можно предвидеть совершенно иное боль-
шинство в очень многих коллегиях избирателей.
В то же время г-н Кобден, этот знаменитый человек, душа
Лиги, умело и твердо направляющий ее вперед через все
преграды и препоны, задумал осуществить один совершенно
грандиозный план.
Во Франции, чтобы быть избирателем, надо платить прямые
налоги на сумму не менее 200 франков. В английском законе нет
такого единообразия. Там существует множество положений,
определяющих быть или не быть человеку избирателем. Среди
этих положений имеется одно, именуемое поправкой Чандоса,
согласно которому избирателем может стать всякий, кто является
свободным землевладельцем и получает со своей земли 40
шиллингов чистого дохода, что равнозначно процентам с капита-
ла примерно в 50—60 фунтов стерлингов.
План г-на Кобдена заключается в том, чтобы с помощью
этой поправки предоставить право быть избирателями такому
числу независимых людей, которое было бы достаточным, чтобы
416
уравновесить массу избирателей, зависимых от английской ари-
стократии, поскольку они так или иначе связаны с ее обширны-
ми земельными владениями.
На протяжении сорока дней г-н Кобден выступал на тридца-
ти пяти собраниях, главным образом в графствах Ланкашира,
Йорка и Честера, чтобы познакомить людей со своим проектом
и популяризировать его. Разнообразие множества его речей,
сконцентрированных вместе с тем на одной теме и одной цели,
свидетельствует о необычайных способностях и широкой эруди-
ции этого человека, соединенных с безусловным мужеством и
возвышенным духом, свойственным его характеру. Его коллега
г-н Брайт проявил не меньше активности, таланта и энергии.
Мы не будем теперь прослеживать шаг за шагом работу Ли-
ги в этой новой фазе ее агитации. Мы будем ограничиваться
отбором из бесчисленного множества документов, попадающих
к нам, тех из них, которые будут содержат аргументы и факты,
свидетельствующие о новизне в движении Лиги и об обстоя-
тельствах, проливающих свет на самый дух Лиги и на англий-
ские обычаи и нравы.
27- 2514
Заседание 7 августа 1844 года
Мы вступили во времена, когда нормальные отношения между
Францией и Англией, а следовательно и мир во всем мире,
оказались, по-видимому, под серьезной угрозой. Печать по обе
стороны Ла-Манша старается — к сожалению, в малопочтенных
целях — оживить все старые инстинкты межнациональной
ненависти. Можно сказать — и так говорят, — что в Эксетер-
холле фанатичные миссионеры выступают со столь злобными
словами, что они никак не гармонируют с внешним, но и
напускным обликом миссионера. Наконец сам сэр Роберт Пиль,
быть может, под влиянием разнузданных страстей вне
парламентских стен, тоже выступил недавно в парламенте со
словами неполитичными и неосторожными, которые очень
затрудняют урегулирование проблемы Таити*.
До сих пор на собраниях Лиги ничего не говорилось об
отношениях между Францией и Англией. Это обстоятельство,
думается, заслуживает особого внимания со стороны беспри-
страстного читателя. Дело в том, что поводов поговорить об этом
было предостаточно: вопросы об Алжире, о Марокко, о праве
захода военных кораблей в иностранные порты, вражда, если
можно так выразиться, между тарифами, выразившаяся в диф-
ференциальных пошлинах на английские товары, и немало
других неприятных случаев давали ораторам Лиги легкую
возможность использовать их ради своей популярности и срывать
аплодисменты публики. Так почему же эти люди, ежедневно
выступающие перед пяти- или шеститысячной аудиторией, когда
им так заманчиво было бы удовлетворять свое ораторское
самолюбие, встречая овации, проникнутые политическим энтузи-
азмом, неизменно отказывались уступать подобному соблазну? И
в какой же степени промышленники, торговцы, фермеры оказа-
лись в этом отношении выше миссионеров, газетчиков и даже са-
мых высокопоставленных государственных деятелей?
Есть только одно обстоятельство, могущее разумно объяснить
такой феномен, и это обстоятельство настолько существенно,
что я позволю себе раскрыть французскому читателю эту тайну.
Дело в том, что Лига всегда обращается прежде всего к про-
мышленному и трудящемуся классу, а этот класс в Англии во-
все не испытывает чувства ненависти к Франции, хотя наши
газеты по соображениям, о которых я уже говорил в другом
месте, упорно приписывают ему это чувство. Я прочел больше
трех сотен речей, с которыми ораторы Лиги выступили во всех
крупных и значительных городах Великобритании. Я прочел и
пролистал огромное количество брошюр и газет этой могучей
ассоциации и нигде — клянусь честью — не нашел ни единого
слова, ранящего наше национальное достоинство, и ни прямого,
ни косвенного намека на состояние наших политических отно-
шений с Англией.
В этой стране в промышленных классах живет истинный про-
мышленный дух, противоположный духу воинственному. Благо-
даря прогрессу общественного мнения ненависть или неприязнь к
другим народам стала для них столь же чуждой, как чужда у
нас былая ненависть города к городу и провинции к провинции.
И все-таки, когда мир на земле оказался в опасности, все-
общему волнению и беспокойству трудно было не проявить себя
на каких-то из многочисленных собраний в Ковент-Гардене или
манчестерском Фритред-холле. В речах, которые мы помещаем
далее, читатель увидит, с какой точки зрения члены Лиги рас-
сматривают очень серьезные события августа 1844 года.
7 августа 1844 года
Последнее собрание Лиги в этом сезоне состоялось в среду
вечером в театре Ковент-Гарден. Необычайно многочисленный
наплыв фритредеров привел к тому, что зал и другие помеще-
ния этого обширного здания были наполнены до отказа. В тече-
ние всего собрания дамы своими неоднократными аплодисмен-
тами и самим выражением их лиц показывали, что они прини-
мают живейшее участие в судьбе страдающих и угнетенных
классов. Кресло председателя занял г-н Дж. Вильсон. Вместе с
ним на сцене находилось немало членов парламента и широко
известных деятелей.
Открывая заседание, председатель объявил, что выступят в
перечисленном порядке член парламента г-н Милнер Гибсон,
член парламента г-н Ричард Кобден (вместо отсутствующего г-
на Джорджа Томпсона) и г-н Фокс.
Г-н Гибсон:
27*
419
Наипервей-
шие соци-
альные нуж-
ды связаны
физически-
ми страда-
ниями
«Господин председатель.
Я имел счастье присутствовать на многих собра-
ниях Лиги, но никогда еще столь блистательная ас-
самблея, собравшаяся сегодня в этих стенах, не по-
ражала так сильно моего взора, и хочу добавить,
господин председатель, что этот яркий признак об-
щественного одобрения, продемонстрированный на
этом прощальном собрании, вселяет в нас новые
надежды и дает нам повод поздравить друг друга с
успехом. При виде такой внушительной аудитории
невозможно думать, будто наше дело отступает, не-
возможно вообразить, что всегда волнующий нас
вопрос потерял свое значение в умах людей, в их от-
ношении к нам, неизменно уважительном. {Аплодис-
менты.)...
Я искренне полагаю, что всякий беспристрастный
человек, который оглянется вокруг себя и задастся
вопросом, каковы наипервейшие социальные нужды,
какова необходимость, выходящая на передний план
не только в британских владениях, но и в большей
части Европы, этот человек непременно признает,
что такие нужды и такая необходимость сопряжена
с физическими страданиями. Он признает, что вся-
кое крупное социальное улучшение может наступить
лишь после улучшения материальных условий жиз-
ни народа. Нередко проявляется сильное желание
обучать народ. Жалуются на его невежество, жалу-
ются на его недостаточное нравственное воспитание.
Но не бесполезно ли сеять добродетель среди людей,
согбенных под тяжестью нищеты, увядающих от без-
надежных нехваток всего и вся, неспособных усваи-
вать уроки, даваемые священником или моралистом?
Поверьте мне, если мы хотим, чтобы добродетель,
знания, вера пустили корни в сердце трудящегося
человека, давайте начнем с улучшения физических
условий его существования. И прежде всего надо вы-
рвать из состояния униженности и упадка сельскохо-
зяйственного рабочего, поденщика. Тщетно будем мы
пытаться убавить безнравственность и преступность
в стране, пока трудящийся класс, глядя на тех, кто
взобрался гораздо выше по социальной лестнице,
420
будет чувствовать себя чем-то вроде отверженной
касты, лишней, никому не нужной, достойной внима-
ния куда меньше, чем животный мир, нагуливающий
жир и мясо на полях владений аристократии».
Оратор рассказывает далее, что когда он хотел выступить в
палате общин на тему о положении сельскохозяйственных рабо-
чих, опираясь при этом на авторитет священника, чье имя почи-
тается во всем королевстве, на авторитет г-на Годолфина Ос-
борна, то государственный секретарь Департамента внутренних
дел принялся рассуждать о прелатах, ищущих себе популярно-
сти. Затем оратор говорит:
«Я от всего сердца хотел бы, .чтобы наши свя-
щенники и даже наши епископы снисходительно от-
неслись к такому поведению. Я вспоминаю одного
знаменитого писателя, который говорил, что неплохо
бы создать ассоциацию, — а такой ассоциации в
Англии нет, — которая поставила бы своей задачей
обратить епископат в христианскую веру. {Продол-
жительные аплодисменты.)
Я совершенно уверен, что свобода торговли нахо-
дится в полной гармонии с духом Евангелия и что
свободное общение народов есть самый действенный
способ распространения веры и цивилизации по
всему земному шару. Я не думаю, что усилия мис-
сионеров, из каких бы добрых намерений они ни ис-
ходили и каких бы заслуг ни имели, не увенчаются
полным успехом, пока правительства будут разде-
лять народы искусственными барьерами в форме
непреодолимых тарифов и будут внушать им не
братские чувства, основанные на взаимных интере-
сах, а чувства зависти и неприязни, которые быстро
могут разгореться, в огромный пожар. {Громкие
восклицания.)
Просто удивительно, как у наших сеньоров, тор-
гующих зерном, вдруг бурно заявило о себе чувство
национальной чести, само по себе скромное и дели-
катное. Они разом превратились в резвых жеребцов
на бегах. {Смех.) Но что это означает? Это означает,
что для этих господ война есть синоним торговли.
{Возгласы одобрения слов оратора и смех.) Я не
Свобода
торговли
отвечает
духу Еван-
гелия
Миссионеры
ничего не
добьются,
пока прави-
тельства
будут разде-
лять народы
искусствен-
ными барье-
рами
Чувство
националь-
ной чести
само по себе
скромное и
деликатное
421
Для хлебных
монополи-
стов война
есть сино-
ним торгов-
ли
знаю, замечают ли они связь между этими двумя
вещами так же отчетливо, как замечаю я. Первое
следствие войны — дороговизна хлеба; второе —
рост влияния правительства, и значительная часть
этого влияния всегда перепадает на долю наших
сеньоров-землевладельцев. Сколь бы тяжелы ни бы-
ли тяготы войны, как бы ни было велико зло, прино-
симое ею обществу, будьте уверены, что если она
все-таки выгодна какому-то одному классу, то этим
классом является аристократия. Я абсолютно убеж-
ден, что в нашей стране существует крупная партия,
связанная с территориальными интересами, и эту
партию представляет газета “Морнинг пост” (смех),
старающаяся возбудить антифранцузские настрое-
ния и делающая это единственно ради того, чтобы
поддержать монополию на зерно (Смех.) Что значит
война для этих господ? Сами-то они держатся от нее
подальше. (Смех.) Они посылают на бойни своих
соотечественников, а сами пользуются перерывом в
торговле, чтобы взвинтить цены на продукты пита-
ния для народа. А когда вновь наступает мир, они
превращают эту самую дороговизну в некий посто-
янно действующий акт, чтобы продолжать и укреп-
лять покровительство. Мы видели все это в послед-
нюю войну. (Аплодисменты.)
Другой их резон толкать дело к войне — это то,
что они усматривают в ней способ отвлечь внимание
общественности от крупных общественных движе-
ний, которые теперь создают им, так сказать, боль-
шие неудобства. “Хорошая война, — цинично гово-
рят они, — это блестящий способ развлечения”. Со-
всем недавно один видный деятель, чье имя я не
считаю себя вправе оглашать в этой аудитории, го-
ворил мне: что бы там ни утверждали о бедах и го-
рестях войны, что бы ни писали моралисты и фило-
соф, я полагаю, что наша страна нуждается в доб-
ротной войне, которая избавит нас от многих
затруднений. (Громкий смех.) Это старая догма. К
счастью, не в их власти толкать народ на такие бе-
зумные предприятия, руководствуясь ложным пат-
риотизмом. В британском народе много здравого
422
смысла и духа справедливости, пустивших глубокие
корни после ужасных боен начала века. И будет
крайне трудно убедить его броситься в бездну вой-
ны, чтобы раскормить еще больше и в ущерб обще-
ству нашу богатую аристократию”. {Продолжи-
тельные аплодисменты.)»
Позвольте мне сделать маленький комментарий к этой части
речи г-на Гибсона. Будет кстати просто повторить соответст-
вующий пассаж, несколько изменив его применительно к фран-
цузской аудитории.
Удивительно (можно было бы сказать), как у наших торгов-
цев железом и углем вдруг бурно заявило о себе чувство нацио-
нальной чести, само по себе скромное и деликатное. Но что это
означает? Это означает, что для этих господ война есть синоним
дороговизны, а сердечное согласие есть синоним торговли, об-
мена, опасной конкуренции. Я абсолютно убежден, что в нашей
стране существует крупная партия, связанная с промышленны-
ми интересами, и эту партию представляют “Пресса” и “Ком-
мерция”, старающиеся возбудить антианглийские настроения и
делающие это единственно ради того, чтобы поддерживать вы-
сокие цены на сукно, ткани, уголь, железо и т.д., и т.п.
После такого краткого отступления мы продолжаем отчет о
заседании 7 августа и сразу выражаем сожаление, что не мо-
жем дать перевод превосходной речи г-на Кобдена. Стесненные
рамками всего труда, мы ограничимся приведением нескольких
мест из выступления г-на Фокса, в частности из заключительной
его части, связанной с тем, о чем уже говорил представитель
Манчестера.
Итак, г-н Фокс. Комментируя одну статью газеты “Морнинг
пост”, где в двадцатый раз заявляется, что Лига умерла, так и
не исполнив своей миссии, оратор дает обзор деятельности этой
ассоциации, которая оказала немалое влияние на администра-
цию вигов, а потом на администрацию тори, и именно это влия-
ние способствовало недавним изменениям в торговом законода-
тельстве Великобритании. Затем оратор говорит об успехах Ли-
ги среди общественности. Он продолжает:
«О политической экономии можно сказать то же
самое, что говорилось в свое время о философии: она
спустилась с небес и проникла в дома смертных.
Она соединяется со всеми мыслями и участвует во
О политиче-
ской эконо-
мии
423
Роль про-
свещения
для преобра-
зований
всех беседах, разговорах и переговорах. Именно с
помощью политической экономии Лига привила всей
стране политическую мудрость, которая в конце
концов изгонит из нашего мира предрассудки, со-
физмы и лжеистины, которые долго вводили в за-
блуждение род человеческий. Не так уж давно два
крупных государственных деятеля, Питт и Фокс,
чуть ли не заслоняли от нас всю вселенную своей
взаимной борьбой, и тогда трудно было еще опреде-
лить, который из двух был наиболее несведущ и не-
вежествен в области экономических теорий. А теперь
вы не найдете ни одного денди, ни одного щеголя,
выступающего перед избирателями какого-нибудь
гнилого местечка, чтобы получить семейный мандат,
голова которого не была бы напичкана высказыва-
ниями Адама Смита, по крайней мере почерпнуты-
ми из издания г-на Кейли1. (Смех.)
Когда народ получил такое просвещение, на нем
уже не отыграешься. Лига может по праву гордить-
ся тем, что она распространила по всей стране не
только позитивные знания и хорошую привычку
мыслить, но также и истинный дух нравственной
независимости и самостоятельности. Везде и всегда,
когда я вижу решимость стряхнуть с себя отврати-
тельную рабскую покорность, в которой так долго
пребывала часть населения нашей страны; когда я
вижу, как вещи называют своими именами вопреки
всяческим попыткам приукрасить их и скрыть суть;
когда я вижу, как слабого и сильного, бедного и бо-
гатого, крестьянина и пэра Англии люди оценивают
и судят по одинаковым меркам праведных или не-
праведных деяний; когда я встречаю твердую волю
придерживаться принципов справедливости и вме-
сте с тем глубокое сострадание к несчастным и уг-
нетаемым классам — тогда я признаю всю полноту
влияния Лиги, тогда я вижу, как ее работа охваты-
вает все классы общества, и я присоединяюсь к ее
решимости повсюду воцарить благо, разрушить зло
1 Г-н Кейли публиковал цитаты и отрывки из Адама Сми-
та и притом фальсифицировал их так, что они выглядели
благоприятно для протекционистской системы.
424
мирными и законными, но и безупречными и надеж-
ными средствами, определить и привить которые
нашим согражданам имели честь и славу основате-
ли нашей могучей ассоциации. (Аплодисменты.)
Я знаю, что эти большие и достойные результаты
еще не достигли своего предела, к чему стремятся
самоотверженные люди, руководящие Лигой. Об
этом свидетельствуют бесспорные факты, которые
мы не отрицаем, а прямо смотрим им в лицо. К то-
му же нам о них настойчиво напоминают некоторые
газеты. “Посмотрите, — пишут они, — сколько вы-
боров проиграла Лига, во скольких предвыборных
кампаниях она не осмелилась принять вызов? Она
была побита в Южном Ланкашире и в Бирминге-
ме”. Да, мы не смогли выдержать борьбы в Хорсхе-
ме, Сайренчестере и других местах. Что сказать по
этому поводу? Меня это не огорчает. Совсем не пло-
хо, что в нашем деле — а оно затрагивает множест-
во людей, не привыкших к политической агитации и
не ведающих, что только трудная и тяжелая работа
может привести к успеху великой социальной ре-
формы, — совсем не плохо, говорю я, что наша идея
овладевает не сразу и не всеми и что надо еще
учить и учить народ тому, что справедливо и истин-
но, и только тогда истина и справедливость пробьют
себе дорогу сами. Ибо, если бы эти выборы привели
к иным результатам, какой бы урок мы получили?
Какой бы эффект произвели такие иные результаты
на значительное число тех, кто, едва присоединив-
шись к Лиге, сразу попал в самую гущу ее агита-
ции, не разобравшись в ней толком? Такие люди
непременно подумали бы, что выборы прошли сво-
бодно, по их мнению и фактически, что устрашение,
коррупция и всяческих ухищрения вовсе не исходили
от зловещих сил с их зловещими интересами, чтобы
извратить сознание и совесть голосующих и перетя-
нуть их на свою сторону вопреки их идеям и чувст-
вам; и такое впечатление было бы ошибочным, во-
площало бы в себе ложь. Далее, эти люди могли бы
также прийти к заключению, что монополия, оставив
свои усилия и отчаявшись, не желая прибегать к
Об участии
Лиги в вы-
борах
Легкие по-
беды порож-
дают иллю-
зии
425
нелояльным и незаконным действиям, только и
ждет, для выхода из борьбы, момента, когда народ
ясно поймет тщетность и несправедливость ее, моно-
полии, притязаний; и такой вывод тоже был бы за-
блуждением и содержал бы ложь.
Столь легкие победы побудили бы думать, что дух
партийности преодолен; что он уступил место мудро-
сти и правоте и что отказавшись от напрасных попы-
ток отстаивать какие-то отдельные пункты политиче-
ского сектантства, оппозиция решила больше не тер-
петь поражений из-за расколов в ее рядах, а
наоборот, решила побеждать с помощью своего един-
ства; этот урок тоже ошибочен и наполнен ложью.
Наконец, такие люди могли бы проникнуться
мыслью, что нынешние комбинации законодатель-
ных сил более чем достаточны, чтобы защищать на
всех и всяких выборах права и интересы народа, и
что наши политические институции и механизмы
совершенны настолько, насколько это вообще можно
вообразить и пожелать; этот вывод — тоже ложь,
притом ложь грубая.
Я считаю, что потерпеть частичное поражение, су-
губо временную неудачу, увидеть некоторое запазды-
вание счастливой развязки нашей великой борьбы —
это не слишком дорогая плата за улучшение нравов,
за опыт и дисциплину, ибо такие качества, благодаря
самим этим невзгодам, становятся качествами мно-
жества людей, подготавливая их к упорной, постоян-
ной и в конце концов успешной работе, направленной
на защиту интересов всего сообщества граждан. А
тем, кто превращает наши поражения на выборах в
повод презирать нас, пренебрегать нами и гордиться
самими собой, я скажу: вы играете с такими вещами,
которые превратятся в силу, нацеленную против вас,
и ничто не устоит перед этой силой. Сами наши по-
ражения научают нас искусству агитации. Они уже
многому нас научили и научат дальше вплоть до того
дня, когда все граждане увидят, что Лига, целена-
правленно сосредоточивая свою энергию и добиваясь
торжества своего единственного и главного принципа,
заложила основы всего того, что составляет основу
426
национального достоинства, величия и процветания.
(Аплодисменты.)
Есть еще и другая вещь, совершенная Лигой,
предмет, вполне заслуживающий ее усилий. Она ра-
зоблачила привилегированные классы. ("Слушайте!
Слушайте!”) Их свойства и особенности теперь из-
вестны всем, и они больше не могут их скрывать.
Совсем недавно царила некая мистификация в от-
ношении пэров и вообще высокородных субъектов,
людей, так сказать, высокого полета, как будто
кровь, текущая, в их жилах, отличается по своей
природе от той, что заставляет биться сердце наро-
да. И вот как раз тут и понадобилось активное, про-
должительное, живое обсуждение принципов свободы
торговли, в ходе которых все эти высокородные гос-
пода были выставлены напоказ, и люди поняли цену
всех их феодальных ассоциаций. Люди осознали, что
великие люди — это также и торговцы, открывающие
свои лавки в Чипсайде, а дворянские гербы, на кото-
рые раньше смотрели чуть ли не как на знаки почти
королевского достоинства, суть не что иное как вы-
вески, на которых написано: “Сдается земля, по ак-
рам, продается хлеб”. (Аплодисменты.)
Да, они торговцы, все они торговцы. Они торгуют
землей и хлебом. Они торгуют продуктами питания,
начиная с хлеба насущного для человека и кончая
зернышком для птички в клетке. (Смех.) Они торгу-
ют рыбой, фазанами, дичью, торгуют участками для
конских скачек и там часто даже теряют деньги, за-
ключая пари на какую-нибудь лошадь, а потом про-
водят через парламент законы, дающие им средства
для уплаты долгов. (Аплодисменты.) Они торгуют
орденскими звездами, орденами Подвязки, лентами
через плечо, особенно голубыми, но что хуже всего,
так это то, что они торгуют законами, делающими
еще более прибыльной всю их остальную торговлю.
Они гневно набрасываются на мелкого лавочника,
обучающего ученика как “облапошить покупателя”,
а сами, эти благородные законодатели, поступают
еще хуже, потому что “облапошивают” всю страну,
особенно изголодавшихся людей...
Лига разо-
блачила
привилеги-
рованные
классы
Аристокра-
тия торгует
законами,
делающими
выгодной
всю их ос-
тальную
торговлю
427
Лига показала привилегированные классы в но-
вом свете и, между прочим, стимулировала их так
или иначе благородные побуждения, заставила ум-
ножить и усилить их филантропическую деятель-
ность. Но как охотно они раскладывали, как товар
на прилавке, свою благотворительность, лишь бы
сохранить в неприкосновенности хлебный закон?
Планы по улучшению условий жизни народа нынче
в большом фаворе, и каждая политическая секция
имеет свой план».
Оратор перечисляет и критикует большое число подобных
проектов, которые все до единого имеют целью как-то подправить
зло, причиняемое несправедливостью. Такова система разных
вспомоществований (небольшие выплаты из разных фондов,
предоставление участков под огород и т.п.), билль о десяти-
часовом рабочем дне, создание обществ по поощрению развития
тех или иных промышленных отраслей и ремесел и многое
другое. Он продолжает и заканчивает свою речь так:
«Наше дело направлено против монополии, но еще
больше оно направлено против войны, которая может
вспыхнуть под предлогом защиты национальных ин-
тересов. Надеюсь, что мудрые предостережения, вы-
сказанные уважаемым представителем Манчестера
(г-ном Гибсоном), проникнут в ваши умы и сердца.
Ибо, когда мы видим, к каким средствам и способам
прибегает монополия, нет ничего фантастичного или
химерического в опасении того, что посредством ка-
кого-нибудь чудовищного макиавеллизма и ради сво-
их гнусных интересов монополия может ввергнуть
страну в войну со всеми ее бедствиями и трагедиями.
И если мы окажемся под такой угрозой, я верю, что
народ нашей страны поднимется как один человек,
чтобы решительно выступить против подобных кро-
вавых средств, которые навсегда должны остаться
лишь в анналах истории варварских времен. Соот-
ветствующая агитация должна продолжаться, под-
держиваться и расширяться, по тому что она основа-
на на всестороннем видении действительных нацио-
нальных интересов и на принципах высокой нравст-
венности.
428
Да, мы поднимаем вопрос о нравственности. Ос- Он авст_
тавим нашим противникам все те преимущества, венности
которыми они похваляются. У них обширные зе-
мельные владения и безусловное влияние, они хозяе-
ва палаты лордов, палаты общин и большинства
газет и журналов. Они могут даже нарушать тайну
частной переписки. (Аплодисменты.) Они опекают
армию и флот и господствуют над церковью. Вот их
преимущества и привилегии, и долгое перечисление
их нас не смутит, потому что мы имеем против них
нечто, что сильнее всех этих вещей, взятых вместе, —
чувство справедливого, укоренившееся в сердце че-
ловека. (Возгласы одобрения.) Это великая мощь,
владеть которой они не могут и которая приведет
нас к победе над ними. Эта мощь древнее всех их
родословных, всех их дворцов и соборов, древнее са-
мой церкви и государства. Она такая же древняя —
да что я говорю? — более древняя, ибо она сущест-
вовала до того, как поднялись горы и была создана
сама земля. Она, эта мощь, вместе с мудростью
пребывала в духе Всевышнего. Он вдохнул ее в че-
ловека вместе с первым вздохом человеческой жиз-
ни, и она не исчезнет в нем, пока не прекратить сво-
его существования весь род людской на нашей
грешной земле. Против него, этого чувства справед-
ливого, бесполезно бороться, как бесполезно воевать
со звездами на небосводе. И недалеко то время, ко-
гда это чувство справедливого разрушит все, что
есть несправедливого в политических и социальных
институциях. Так пусть же Провидение благословит
все человечество на свершение этого святого дела!
(Продолжительные аплодисменты.)»
После краткого выступления председателя, в котором он вы-
разил благодарность жителям столицы и попрощался с присут-
ствовавшими, собрание было закрыто, и сессия 1844 года за-
вершилась.
В одном месте вышеприведенной речи г-на Фокса упомина-
лось о собрании двумя днями раньше, в Нортгемптоне. По-
скольку мы ставим целью всей нашей публикации познакомить
читателя с политическими нравами и обычаями наших соседей
и показать в действии огромную свободу учреждать ассоциации
429
и развертывать их работу — свободу, пользоваться которой
имеют счастье англичане, мы сочли должным сказать несколько
слов об этом собрании.
Фритредеры и чартисты* в Нортгемптоне
В понедельник 5 июня 1844 года состоялось важное собрание
в графстве и городе Нортгемптоне.
Несколькими днями ранее значительное число промышлен-
ников, фермеров, торговцев и рабочих направили гг. Кобдену и
Брайту просьбу принять участие в собрании и обсудить на нем
вопрос о свободе торговли. Эти господа приняли приглашение.
Другая просьба была направлена сторонниками протекцио-
нистского режима г-ну О’Брайену, депутату от этого графства и
члену Центрального общества в защиту сельского хозяйства.
Г-н О’Брайен отклонил приглашение, сославшись на то, что
приглашающие сами в состоянии выработать свое общее
мнение без посторонней помощи.
Наконец, чартисты Нортгемптона, со своей стороны, просили
присутствовать г-на Фергюса О’Коннора, который, по их мысли,
должен был выступить вместе с г-ном О’Брайеном против г-на
Кобдена. Г-н Фергюс О’Коннор обещал свою поддержку.
Сквер, в котором проходило собрание, а вернее митинг,
вместил больше шести тысяч человек. Фритредеры предложили,
чтобы председательствовал мэр города лорд Фитц Вильямс, но
чартисты потребовали, чтобы кресло председателя занял г-н
Гранди, что и было сделано.
Г-н Кобден предложил следующую резолюцию:
“Хлебные законы и все законы, ограничивающие торговлю в
целях протежирования некоторых классов, несправедливы и
должны быть отменены”.
Г-н Фергюс О’Коннор предложил очень пространную поправ-
ку, которую можно кратко изложить так:
“Жители Нортгемптона придерживаются мнения, что все
изменения в хлебных законах, все реформы в области торговли
должны быть отложены до того времени, когда хартия народа
станет основой британского законодательства”.
Выступило много ораторов. После того как председатель
посоветовался с собранием, большинством, притом со значи-
тельным перевесом, была принята резолюция г-на Кобдена.
430
Другая характерная черта политической практики в Англии,
получающая развитие благодаря свободе, это освобождение
женщины и ее участие — по меньшей мере, в качестве цени-
тельницы и знатока, в обсуждении и решении больших социаль-
ных вопросов. Мы полагаем, что именно женщины сумели наи-
лучшим образом сыграть свою роль, которая вполне соответст-
вует самой природе их способностей, на одной торжественной
церемонии. Именно поэтому мы сочли нужным дать о ней отчет,
пусть и весьма сжатый.
Демонстрация за свободу торговли в Уолсолле
В 1841 году, в предвыборной кампании в Уолсолле, разгоре-
лась борьба между монополией и свободой. Кандидатом от
фритредеров был г-н Смит. Однако разного рода воздействия и
коррупция, доведенные до крайности, обеспечили успех — сугубо
временный, конечно, — монополистам. В этих обстоятельствах
энергия о лояльность, проявленные г-ном Смитом, стяжали ему
уважение и симпатию всех классов общества, и дамы Уолсолла
решили засвидетельствовать это публично. Они провели между
собой подписку и на собранные деньги заказали изготовить ве-
ликолепный серебряный кубок. В среду вечером (И сентября
1844 года) был устроен вечер в просторных гостиных, украшен-
ных с большим вкусом, где собралось самое блистательное обще-
ство. Кресло председательствующего занял г-н Роберт Скотт.
После чая председатель предложил здравицу в честь коро-
левы. “На этой ассамблее, — сказал он, — украшенной присут-
ствием столь значительного числа дам, было бы неуместно не
начать с того, чтобы не отдать дани уважения нашей милой и
горячо любимой королеве. К счастью Англии ею управляет
женщина, и удивительной чертой истории нашей страны всегда
было то, что она процветала и жила в счастье под властью ко-
ролев в гораздо большей степени, чем это было под властью
даже величайших мужей. (// т.д.)..”
После другого тоста, произнесенного г-ном Уолкером, пред-
седатель приступает к главной теме вечера. Он напоминает, что
в 1841 году Лига выступила с обращением к жителям Уолсол-
ла, с тем чтобы те поставили перед избирателями вопрос о сво-
бодё торговли. Тогда это великое дело впервые прошло испыта-
ние в предвыборной кампании:
431
«Сначала мы хотели поддержать кандидата от
вигов, который не был, однако, сторонником полной
и абсолютной свободы обмена. Он почувствовал не-
обходимость снять свою кандидатуру, и поле борьбы
оказалось свободным для маневров консервативного
кандидата. Очень большое число избирателей, не
раздумывая, пообещали отдать ему свои голоса, за-
быв, что закон облекает их священным доверием,
которым они должны пользоваться не единственно к
своей выгоде, а с учетом интересов тех, кто лишен
привилегий. Вы помните, какой тревогой были охва-
чены тогда фритредеры и как трудно было им найти
кандидата, которому можно было доверить защиту
великого принципа, требующего, как мы призывали,
поддержки со стороны избирателей.
И вот в этот момент человек с достаточно высо-
ким положением, благородным характером и боль-
шим талантом, г-н Смит {аплодисменты), без коле-
баний согласился выставить свою кандидатуру и
пообещал избавить наш городок от долгой кабалы, к
которой он уже привык. Г-н Смит был в то время
управляющим торговой палаты Манчестера и пред-
седателем Лиги. Он прибыл по нашей просьбе в
Уолсолл и повел борьбу с такой силой, умением и
лояльностью, что снискал не только уважение своих
друзей, но и одобрение своих противников. Вся Анг-
лия и вся Ирландия следили за ходом этой борьбы,
в которую были вовлечены самые насущные интере-
сы страны. Однако под воздействием всякого рода
нажима, о чем вы хорошо помните, мы не одержали
победы, но сократили численное превосходство на-
ших противников до такой степени, что у них теперь
нет никаких шансов на будущее. Дамы Уолсолла,
глубоко признательные г-ну Смиту за услуги, ока-
занные им делу чистоты самих выборов и делу сво-
боды, решили публично засвидетельствовать ему
свое уважение. Я не буду больше отнимать у вас
времени, чтобы не отдалять начало церемонии, ради
которой мы собрались здесь».
Поднимается г-жа Кокс и, обращаясь к г-ну Смиту, говорит:
Я имею честь вручить вам этот кубок от имени дам Уолсолла”.
432
Г-н Смит принимает это великолепное изделие тонкой рабо-
ты, на котором выгравирован следующий текст:
“Господину Дж. Б. Смиту, эсквайру, от дам Уолсолла в знак
уважения и благодарности за смелость и патриотизм, с которы-
ми от выступил в предвыборной борьбе 1841 года в нашем го-
роде;
за независимость действий и учтивость манер;
за неустанные усилия в защите прав труда против эгоистич-
ных интересов и узурпированного господства одного класса.
Долгих ему лет жизни, чтобы он насладился результатами
своего труда и увидел победу истины и счастье отечества!”
Г-н Смит благодарит и произносит речь, воспроизвести кото-
рую не позволяют рамки нашего труда. .
Мы поставили себе целью познакомить читателя с Лигой, ее
ведущими руководителями, ее теоретическими установками, ее
аргументами, которые она выдвигает в борьбе против монопо-
лии. Мы не собирались посвящать читателя решительно во все
детали работы этой великой ассоциации. Тем не менее ясно, что
ее неустанные, но внешне малозаметные усилия по обновлению
не только умонастроения, но и самого состава избирательного
корпуса имеют, быть может, большее практическое значение,
чем выступающая на передний план и популярная часть ее дея-
тельности.
Не намереваясь менять наших планов и не желая привле-
кать особое внимание читателя к работе Лиги, связанной с теми
или иными выборами, ибо это потребовало бы от него углублен-
ного знания избирательной системы, гораздо более сложной,
чем наша, мы все-таки не хотим тут же покончить с этой темой
и скажем несколько слов сами и приведем несколько речей, ка-
сающихся именно этой фазы агитации.
Ранее мы видели, что в Англии имеется два класса депута-
тов и, следовательно, два класса избирателей. 158 членов пар-
ламента назначаются графствами, и все они верно служат мо-
нополии. Вплоть до конца 1844 года фритредеры стремились
получить депутатские места в небольших городах, чтобы иметь
большинство, достаточное для уравновешивания этого компакт-
ного депутатского корпуса из 158 протекционистов. Для этого
надо было включить в списки избирателей как можно больше
фритредеров и исключить как можно больше креатур аристо-
кратии. Был создан специальный комитет Лиги, который не-
сколько лет занимался этой трудной работой, потребовавшей
28-2514
433
предъявления множества исков в соответствующие инстанции
(courts of registration), и в результате принципы Лиги
поддержало устойчивое большинство в очень многих городах и
мелких городках.
В конце 1844 года г-н Кобден предложил развернуть борьбу
непосредственно в графствах. Его план заключался в
использовании того, что называют поправкой Чандоса, согласно
которой в графствах избирателем становится всякий, кто владеет
недвижимостью, дающей чистый доход в 40 шиллингов. Еще в
1841 году аристократия с помощью именно этой поправки
навербовала себе много избирателей, и теперь речь шла о том,
чтобы точно таким же образом поступили промышленные и
торговые классы, давая рабочим средства для приобретения того
же самого права, превращая их в землевладельцев, так сказать,
в маленьких лендлордов. Время торопило, так как г-н Кобден
изложил свой план совету Лиги в декабре 1844 года; 31 января
1845 года было последним днем, когда можно было еще включать
людей в избирательные списки, действительные в случае
роспуска палаты, по 1847 год включительно.
Как только план был принят, Лига тотчас взялась за его
осуществление, проявляя чрезвычайную активность, которая,
впрочем, всегда была ей присуща, но нам трудно все это прочув-
ствовать, настолько далека такая активность от наших полити-
ческих идей и обычаев. В течение десяти недель г-н Кобден
принял участие в тридцати пяти крупных собраниях в различ-
ных графствах на севере. Англии с единственной целью —
привлечь людей к этому новому предвыборному крестовому
походу.
Мы ограничимся отчетом об одном из таких собраний,
лондонском, который, помимо всего прочего, открывает собой
третий год агитации Лиги в столице.
Большое собрание Лиги в театре
Ковент-Гарден
11 декабря 1844 года
Шесть тысяч человек присутствовало на собрании. Предсе-
датель Лиги г-н Джордж Вильсон занимает свое кресло.
Открыв заседание и высказав несколько соображений обще-
го характера, председатель продолжает:
«Вы слышали, быть может, разговоры о том, что
со времени нашего последнего собрания Лига, дес-
кать, “вышла в отставку”. Будьте уверены, что она
не зря тратила время в избирательных комиссиях
(registration courts). Мы направили опытных людей
в 140 городов и городков, чтобы организовать пред-
выборные комитеты там, где их не было, и помочь
усилиям фритредеров там, где такие комитеты уже
существуют. Был начат пересмотр списков избира-
телей. Борьба была и остается серьезной. У меня
нет данных обо всех 140 городах, а только о 108. В
98 городах мы внесли в списки избирателей больше
фритредеров, чем внесли монополистских ставлен-
ников наши противники. Помимо этого нам удалось
исключить из списков немалое число тех, кто голосо-
вал бы против нас. Только в восьми городах баланс
оказался не в нашу пользу, но это не нарушило на-
шего общего большинства. (Аплодисменты.)»
Председатель приводит далее подробности, выраженные в
цифрах, и мы считаем излишним их давать читателю. Он также
обстоятельно говорит о способах и средствах завоевать боль-
шинство в графствах.
Выступает член парламента г-н Вильерс. После него берет
слово г-н Кобден. Мы воспроизводим из речи этого уважаемого
оратора, которые, как нам представляется, имеют более широ-
кий и общий интерес.
Г-н Кобден:
28*
Лозунги-
софизмы
американ-
ских протек-
ционистов
«...Монополисты издали большим тиражом для
рабочих и пустили в обращение брошюру, где в ка-
честве эпиграфа помещено высказывание американ-
ского республиканца г-на Генри Клея. Я рад, что
его слова фигурируют именно в этой брошюре, по-
тому что рабочие помнят, что после ее выхода в свет
г-н Генри Клей не прошел в президенты Соединен-
ных Штатов. Он добивался такой чести у трех мил-
лионов свободных граждан и обосновывал свои при-
тязания тем, что он автор и отец протекционистской
системы в Америке.
Я с большой тревогой следил за ходом этой борь-
бы и получал депеши со всеми пассажирскими па-
роходами. Я читал протоколы речей кандидатов и
отчеты о всяческих собраниях и шествиях. Поистине
разглагольствования Клея и Вебстера оказали бы
честь и пришлись бы по душе самим герцогам Рич-
мондскому и Букингемскому. (Смех.) На их знаме-
нах были начертаны все соответствующие лозунги,
такие, например: “Защита национального труда”,
“Защита против неоплачиваемого европейского тру-
да”, “Защита промышленности страны”, “Защита
американской системы”, “Генри Клей и покровитель-
ство”. (Смех.) Вот как думают и говорят в американ-
ской демократической стране, как внушает вам наша
аристократия в упомянутой мною брошюре. А что
ответил американский народ? Он отшвырнул Генри
Клея и вернул его к частной жизни. (Аплодисменты.)
Я думаю, что если на складах наших обществ сто-
ронников запретительных мер еще осталось много
этих брошюр, они могут распродать их по дешевке.
(Смех.) Такие листки всегда понадобятся для разжи-
гания сигар или табачных трубок. (Снова смех.)...
Ну так как, жители Лондона? Что новенького у
вас? Вы узнали кое-что из того, что мы делали на
севере, а что происходит здесь? Мне кажется, что я
замечаю некоторые признаки если не оппозиции, то,
по меньшей мере, того, что я назвал бы попыткой
развлечься. У вас были большие собрания, на кото-
рых выдвигались хорошие проекты облегчения доли
народной... Мой друг г-н Вильерс рассказывал вам о
436
поветрии благотворительности среди монополистов и
об их мании решать все и вся посредством милосты-
ни, подачки. Я могу допустить, что такая благотвори-
тельность чистосердечна и что она превышает благо-
творительность со стороны других классов, но у меня
есть серьезные возражения против существования
системы, которая ставит одну часть общества в зави-
симость от подачек другой части общества. (“Слушай-
те! Слушайте!”) Я отрицаю подобную филантропию
как таковую и, отметая все обвинения против нас —
нас, хладнокровных экономистов! — утверждаю, что
истинную филантропию надо искать и можно оты-
скать среди фритредеров.
Два месяца назад они устроили большое собрание
в Суффолке. Собралось много сеньоров, всяких лиц
благородного происхождения, сквайров, священнослу-
жителей высокого чина, а зачем? Чтобы излечить ка-
ким-то филантропическим проектом всеобщее недомо-
гание. Была начата подписка, начата прямо на собра-
нии, не прерывая его. Так где же результаты столь
благородного поступка, предназначенного залечить все
раны? Осмелюсь сказать, что такой-то или такой-то
член Лиги в Манчестере пожертвовал больше — ска-
жем, для устройства мест отдыха для рабочих в этом
городе, — чем было собрано всей знатью Суффолка
для облегчения жизни сельских поденщиков.
Не заблуждайтесь, господа, мы приходим сюда
не устраивать парады благодеяний, а опровергать и
высмеивать бесконечные обвинения против самых
разумных представителей среднего класса нашей
страны, потому что именно они, эти представители,
разрабатывают и распространяют подлинно науч-
ную идею истинной миссии хорошего, добротного
правительства. Наши противники называют нас
“политическими экономистами, жесткими и сухими
утилитаристами”. Отвечаю: “экономисты” — вот на-
стоящие благотворители, вот верные друзья народа.
А эти господа желают, чтобы народ жил милосты-
ней; в таком случае я требую от них гарантии, что
народ не умрет с голоду. Разумеется, им очень хо-
чется давать разные нелестные определения той по-
Настоящие
благодетели
народа —
экономисты
437
В Ланкаши-
ре смерт-
ность нахо-
дится в пря-
мой
зависимости
от цен на
хлеб
Будем сна-
чала спра-
ведливы, а
уж потом
благотвори-
тельны
литике, которая умеет докапываться до самой сути
их собственных делишек. (Смех.)
Да, мы признаем себя “экономистами” и тако-
выми являемся, потому что мы не хотим, чтобы ради
своего выживания народ только бы и думал, что о
подачках со стороны аристократии, ибо если народ
будет так поступать, то его положение будет абсо-
лютно безнадежным. (Аплодисменты.) Мы хотим,
чтобы правительство действовало на основе принци-
пов, согласно которым каждый сам зарабатывал бы
себе на жизнь честным и независимым трудом.
Сегодня эти большие господа собрались еще на
одно собрание. Они обсудили множество вопросов,
кроме главного. (“Слушайте!”) Собрание состоялось
утром в Эксетер-холле. Там набралось людей всякого
сорта, но с какой целью? С целью изобрести способы
и основать общество по “очистке городов”. (Смех.)
Они дадут вам вентиляцию, воздух, воду, кое-где что-
нибудь осушат, кое-где проложат дорожки для про-
гулок, еще что-нибудь сделают, но не дадут хлеба.
(Аплодисменты.) В то же время мы имеем — во вся-
ком случае относительно Ланкашира — статистику
смертности, очень четко показывающую, что из года
в год число смертей повышается или понижается в
прямой зависимости от соответственных изменений
цен на хлеб, и вы легко можете проверить наличие
такой зависимости в любом учреждении, где регист-
рируются свидетельства о смерти. В одном только
очень маленьком округе Ланкашира в годы дорого-
визны было на три тысячи смертей больше, чем по-
том, когда цена на хлеб приблизилась к нормаль-
ной. И вот эти господа рассуждают в своих благоде-
тельных обществах о воде, воздухе, обо всем, но не о
хлебе, который есть поддержка и как бы сама ткань
жизни! Я не против благотворительных деяний, я
поддерживаю их от всей души, но я говорю: будем
сначала справедливы, а уж потом благотворитель-
ны. (Аплодисменты.) Я даже не ставлю под сомне-
ние чистоту мотивов, которыми руководствуются эти
господа и не обвиняю их в лицемерии. Но я говорю
им: ответьте на вопрос, главный вопрос, не комкайте
и не замалчивайте его.
438
У меня вызывает особое негодование та часть ари-
стократии1, которая беспрестанно афиширует свои
намерения заниматься благотворительностью, равной
которой не найдешь в мире, и все это делается ради
того, чтобы затуманить людям мозги и отвлечь их от
вопроса о хлебных законах, которые служат аристо-
кратии, но та не желает ни обсуждать их, ни даже
выказывать к ним свое отношение. Я имею в виду
одного благородного сеньора, который вел себя
именно так в прошлом году в связи с депутатским
предложением г-на Вильерса. Хотя вообще этот сень-
ор любит говорить о своем величайшем сострадании
к народу, он не принял участия в дискуссии, даже
отсутствовал во время дебатов и пришел лишь в по-
следний момент, чтобы проголосовать против. (Гром-
кие крики "Позор! Позор! Назовите имя!”) Я назову
имя: это лорд Эшли. (Недовольный ропот и свист.)
Итак, я говорю: допустим, что мотивы их благо-
творительности чисты, но пусть они, по меньшей ме-
ре, обсудят главный вопрос, пусть они рассмотрят
его с такой же тщательностью, с какой изучают
снабжение водой и обновление воздуха. Давайте же
не позволим им закрывать глаза на хлебный вопрос.
Как они поступают, когда речь идет, скажем, об
очистке воздуха. Они консультируются с учеными.
Они обращаются к доктору Саутвуду Смиту и
спрашивают: что нужно сделать, чтобы люди дыша-
ли хорошим воздухом? Но когда надо дать людям
работу и прокормить их, мы настаиваем, чтобы они
тоже обратились к ученым, к людям, которые посвя-
тили всю свою жизнь исследованию этого предмета
и в своих трудах сформулировали положения, при-
1 Оратор имеет здесь в виду партию, которая называет себя “молодой
Англией” и которой руководят лорд Эшли, Меннерс, Дизраэли и дру-
гие. Лорд Эшли, стремясь переложить на промышленников все те об-
винения, которые Лига предъявляет землевладельцам, пытается объ-
яснить страдания народа избытком труда. Поэтому каждый год, когда
г-н Вильерс предлагает свободно ввозить иностранное зерно, лорд Эш-
ли неизменно предлагает ограничить рабочее время. Так что один ус-
матривает средство преодоления всеобщего бедствия в свободе, другой
— в новых ограничениях. Так проявляют себя всегда и повсюду эти две
экономические школы.
439
Собрания
Лиги испол-
няют функ-
цию интел-
лектуальной
полиции
знаваемые за истинные во всем просвещенном мире.
Как они обращаются за советами к Саутвуду Сми-
ту, вот так они должны обращаться за советами и к
Адаму Смиту, и пусть они либо обоснованно опро-
вергнут его принципы, либо будут руководствовать-
ся ими при своих голосованиях. (Аплодисменты.)
Мало, очень мало заламывать руки, утирать себе
слезы и воображать, будто в наш интеллектуальный
и просвещенный век сентиментализм пригоден и
достаточен для законодателей. Так что же нам ска-
зать об этих господах, стонущих по поводу мучений
народа, но не желающих обращаться к науке, к
объективному наблюдению, к опыту? Представьте
себе, к примеру, что они приходят в какую-нибудь
больницу, их сразу потрясают стенания и самый вид
больных, но эти великие филантропы выставляют за
дверь врачей и весь остальной персонал и, возведя
увлажненные очи горе, принимаются лечить пациен-
тов на свой манер. (Смех и аплодисменты.)
Я люблю наши собрания в Ковент-Гардене и ска-
жу почему. Мы исполняем здесь функцию своего
рода интеллектуальной полиции или, лучше сказать,
работников интеллектуальной чистоты.
Байрон как-то сказал, что мы живем в век аф-
фектации, притворства. Нет ничего более неулови-
мого, нежели всегда ускользающая аффектация. Но
я думаю, что если что-нибудь все-таки способство-
вало повышению нравственного уровня жителей
столицы, так это наши большие собрания и дискус-
сии. (Возгласы одобрения.)
Сегодня вечером в Лондоне состоится другое со-
брание, на котором сэру Генри Поттинджеру будет
вручен некий патриотический дар. Скажу несколько
слов об этом. Прежде всего, что сделал сэр Генри
Поттинджер для этих монополистов? Я имею в виду
монополистских торговцев и миллионеров, включая
дом “Беринг и компания”, который пожертвовал по
подписке 50 ф. ст. в Ливерпуле и, наверное, пожерт-
вует что-нибудь в Лондоне. Так вот, я спрашиваю:
что сделал г-н Поттинджер, чтобы вызвать столь
благородную решимость лондонских князей от тор-
говли? Я вам скажу. Он отправился в Китай и вы-
440
рвал у правительства этой страны — для своего
блага, разумеется, — некий тариф. Какого же он
свойства, этот тариф? Он основан на трех принци-
пах. Первый принцип: не будет никаких пошлин на
зерно и на все прочие продукты питания, ввозимые
в Поднебесную империю. (“Слушайте! Слушайте!”)
Больше того, если в Китай прибывает какое-либо
судно, груженое продуктами питания, то не только
товар не облагается никакой пошлиной, но и само
судно освобождается от платы за стоянку в порту и
за прочие услуги, чего нет больше нигде в мире.
Второй принцип: вообще не будет покровительст-
венных пошлин ни на что. (“Слушайте!”) Третий:
будет весьма умеренный налог только на доход.
(“Слушайте! Слушайте!”)
Что же получается? Ведь за такой же тариф или
подобный ему Лига борется уже целых пять лет! Но
вот, видите ли, какая разница между сэром Генри
Поттинджером и нами: он просто силой получил та-
риф, столь выгодный для китайского народа, а нам
до сих пор не удается добиться с помощью разума и
рассудительности от нашей аристократии аналогич-
ного блага для английского народа. (Аплодисмен-
ты.) Есть и еще одно различие: в то время как эти
торговцы-монополисты готовят роскошный прием
сэру Генри Поттинджеру за его успехи в Китае, они
обливают нас грязью клевет и оскорблений за то,
что мы здесь добиваемся — повторяю, безуспешно
пока что — успеха такого же рода. Почему мы не
преуспели? Потому что мы встретили на нашем пу-
ти сопротивление и противодействие тех непоследо-
вательных людей, которые сейчас поднимут бокалы
и прокричат ура во славу свободы торговли... в Ки-
тае. (Аплодисменты.)
Я задам им на этот счет один или пару вопросов.
Полагают ли эти господа, что тариф, полученный г-
ном Поттинджером у китайцев, будет выгоден на-
шему народу? Если судить по их многочисленным
разглагольствованиям по этому поводу, они не смогут
дать положительного ответа. Они ведь утверждают,
что дешевые продукты питания и свободный ввоз
Англо-
китайский
договор
Английские
монополи-
сты силой
навязали
Китаю та-
риф, выгод-
ный для
китайского
народа
441
В отноше-
нии Китая
английские
монополи-
сты ведут
себя либо
непоследо-
вательно,
либо не по
христиански
Софизм
взаимности
зерна вредны рабочему классу и снизят заработки
рабочих. Хорошо, тогда пусть они ясно ответят на
другой вопрос: выгоден ли этот тариф китайцам? Ес-
ли они думают что да, выгоден, то большей непосле-
довательности и не придумаешь, потому что они от-
казывают в таком же благе своим согражданам, сво-
им собратьям. Если они думают, что нет, если они
полагают, что этот тариф принесет китайцам все бе-
ды, которые, по их же утверждениям, обрушатся на
Англию в случае принятия такого же тарифа, тогда
они не христиане, ибо поступают с китайцами так,
как не хотели бы, чтобы поступали с ними самими.
{Громкие восклицания одобрения слов оратора.) Я
оставляю их между острыми рогами этой дилеммы и
предоставляю им полную свободу выбора.
Есть нечто софистическое и ошибочное в изобра-
жении, как это нередко делается, китайского тари-
фа, как якобы торгового договора. Это совсем не
торговый договор. Сэр Генри Поттинджер заставил
китайское правительство принять этот тариф, но не
в нашу пользу, а в пользу всего мира. {“Слушайте!
Слушайте!”) к что говорят нам монополисты? “Мы
не возражаем, — говорят они, — против свободы
торговли, но если вы добьетесь такой же взаимности
от других стран”. И вот в этот самый час мы почти
можем слышать отсюда их “гип, гип, ура, ура!” в
честь и славу сэра Генри Поттинджера за то, что он
дал китайцам тариф без всякой взаимности с какой-
либо страной на всей поверхности земного шара!
{“Слушайте!”)
После всего, как вы думаете, осмелится ли сэр
Томас Беринг еще раз предстать перед избирателя-
ми Лондона? {Смех и возгласы: “Нет! Нет!”) Когда
он не прошел на выборах в прошлом году, он гово-
рил, что вы люди невежественной породы. Хочу дать
вам маленький совет на случай, если он все-таки
опять выставит свою кандидатуру. Опросите его,
готов ли он дать Англии такой же либеральный та-
риф, какой дал Китаю сэр Генри Поттинджер, а ес-
ли не готов, так пусть он объяснит, какими мотива-
ми он руководствовался, когда участвовал в подпис-
442
ке на покупку изделия, изготовленного золотых и
серебряных дел мастерами и врученного г-ну Пот-
тинджеру. У нас, в самом Манчестере, немало мо-
нополистов такого же полета, тоже устроивших под-
писку на этот патриотический дар. В этом городе
все делается по-крупному, и пока тут у вас собрали
тысячу фунтов стерлингов для того же самого, там
собрали три тысячи, и почти всю эту сумму внесли
монополисты, притом не самые просвещенные, не
самые богатые и не самые великодушные предста-
вители нашего класса, хотя они утверждают обрат-
ное. Они присоединились к демонстрации в честь
сэра Генри Поттинджера. Мне тоже предложили
подписаться. Вот что я ответил: я считаю сэра Ген-
ри Поттинджера весьма достойным человеком, более
достойным во всех отношениях, чем многие из тех,
кто готовит ему блистательный прием; я не сомне-
ваюсь, что он оказал большую услугу китайскому
народу; и если этот народ сумеет послать в Англию
своего сэра Генри Поттинджера, если этот китай-
ский Поттинджер добьется силой разума (ибо мы не
допускаем здесь вмешательства силы оружия), если,
говорю я, мощью логики — допуская, что китайская
логика имеет такую мощь (смех), — он вырвет у
нашей жестокосердной монополистической аристо-
кратии такой же тариф для Англии, какой наш ге-
нерал дал Китаю, я с радостью приму участие в
подписке, чтобы купить этому китайскому диплома-
ту очень дорогую золотую вещицу. (Смех и продол-
жительные восклицания.)
Однако, джентльмены, надо вернуться к серьез-
ным вещам. Наш уважаемый председатель уже
рассказал вам о наших делах за последнее время.
Некоторые из наших педантичных и обидчивых дру-
зей, а таких у нас хватает, — людей раздражитель-
ных и склонных критиковать все на свете, но не же-
лающих ни действовать самим, ни помогать в работе
Другим из боязни прослыть Servum pecus, рабом-
животным, в общем людей, только и умеющих си-
деть сложа руки и осуждать, — так вот, такие люди
неустанно твердят: “Лига переменила направление
своего движения, она атакует лендлордов в графст-
443
вах, она изменила тактику”. Да нет же! Ничего мы
не изменили, а мы развили то, что было достигнуто
ранее. Я убежден, что каждый наш шаг, давний и
недавний, был необходим, чтобы поднять нашу аги-
тацию на тот уровень, которого мы достигли сего-
дня. ("Слушайте!”) Мы начали с обучения, с рас-
пространения брошюр, чтобы сформировать про-
свещенную общественность. Это заняло у нас два
или три года. Затем мы перенесли наши действия в
объединения избирателей городов. Раньше мы нико-
гда еще не уделяли систематического внимания, не
тратили столько денег и усилий для того, чтобы
проверить, проконтролировать, исправить списки
избирателей городов Англии.
Что же касается обучения с помощью слова, мы
не прерывали, а продолжаем это дело. Но теперь
мы выступаем не в тесных гостиных где-нибудь на
третьем этаже, как это приходилось вначале, а об-
ращаемся к великолепным многолюдным ассамбле-
ям, таким как эта, что сейчас у меня перед глазами.
Мы по-прежнему распространяем брошюры, но уже
в другой форме, более солидные. У нас есть своя
газета “Лига”, двадцать тысяч экземпляров которой
каждую неделю расходятся по всей стране. Я не со-
мневаюсь, что наша газета попадает во все приходы
и ходит по рукам во всех округах. Теперь мы идем
еще дальше и начинаем тревожить монополистов в
их собственных графствах. (Аплодисменты.)
Первое возражение, выдвигаемое против такого
начинания, состоит в том, что получается, мол, игра
двух партий и что монополисты могут принять ту же
тактику, что и мы. Я уже отвечал на это, говоря, что
мы усаживаемся за игорный стол в счастливом по-
ложении, когда все козыри у наших противников и
нам нечего терять. ("Слушайте!”) Они давние игро-
ки и выиграли все графства. Мой друг г-н Вильерс
не получил поддержки ни от одного графства в по-
следний раз, когда он выдвигал свое предложение в
палате. Там 152 депутата от графств, и я думаю,
что если бы г-н Вильерс захотел бы доказать, что он
получил бы большинство, не будь там таких-то или
таких-то представителей, он запутался бы в своей
444
арифметике. Поэтому мы и пытаемся обеспечить
ему надежное большинство».
Оратор разбирает далее различные статьи избирательного
закона и показывает на примере каждой из них, каким спосо-
бом можно добиться для людей, права голоса в городах или
графствах. Мы не сочли нужным воспроизводить эти подробно-
сти, которые могли бы заинтересовать лишь очень незначитель-
ное число читателей. Оратор продолжает:
«...У монополистов рысьи глаза, и они умеют оты-
скивать способы достижения своих целей. В билле о поправка
реформе они ухватились за поправку Чандоса и Чандоса
тотчас пустили ее в дело. Под предлогом включения
в списки избирателей своих фермеров, они вписали
туда также сыновей, племянников, дядьев, братьев
фермеров, вплоть до третьего колена, клянясь при
этом, что все они связаны с фермерским хозяйством,
хотя они связаны с ним не больше, чем вы. Вот так
они выиграли графства. Но в билле о реформе име-
ется другая статья, которую мы, люди труда и про-
мышленности, не сумели вовремя распознать и ко-
торая предоставляет избирательное право собствен-
нику земельного участка, дающего 40 шиллингов
дохода. Я выставлю эту статью как оружие против
статьи Чандоса, и мы побьем их в самих графствах.
{Бурные восклицания одобрения.} ...
Очень многим рабочим удается, путем экономии,
накопить 59—60 ф. ст., и они, по всей видимости,
хранят свои сбережения в банках. Я далек от того,
чтобы недооценивать значение сберегательных бан-
ков, но собственность на загородный домик и уча-
сток вокруг него дает процент вдвое выше, чем сбе-
регательный банк. Да и потом, рабочий получит ис-
тинное удовольствие, когда сможет сказать, скрестив
руки и обозревая свое владение: это мое, я зарабо-
тал это своим трудом! Немало отцов, имеющих сы-
новей, приближающихся к зрелому возрасту, склон-
ны держать их вне хозяйственных дел и не учат их
управлять собственностью. Мое же мнение таково:
никогда не бывает слишком рано начать приучать
ваших детей вести дела. У вас есть сын, которому
скоро исполнится двадцать один год? Если да, то
445
лучшее, что вы можете сделать, если, конечно, мо-
жете, так это обеспечить ему право голоса в графст-
ве. Это одновременно научит его управлять собст-
венностью и пользоваться своими правами гражда-
нина, притом то и другое свершится еще при вашей
жизни, и вы в случае необходимости сможете осуще-
ствлять ваш отеческий контроль, да и просто кон-
троль опытного и рассудительного человека, Я зна-
ком с несколькими отцами семейств, которые гово-
рят: “Я обеспечил бы моему сыну право быть избира-
телем, но я опасаюсь расходов”. Я дам совет не отцу,
а его сыну: скажите вашему родителю, что расходы
будете оплачивать вы сам; а если вы этого не хоти-
те, то пусть ваш батюшка обратится ко мне; я опла-
чу. (Аплодисменты.)
Вот так мы завоюем Мидлсекс. Но внести себя в
список избирателей — это еще не все. Надо еще вы-
черкнуть тех, кто попал туда не по праву. Утвер-
ждали, что это плохая тактика, поскольку она якобы
подорвет доверие народа. Если бы наши противники
согласились удлинить списки именами фальшивых
избирателей с обеих сторон, мы бы приняли такой
упрек. Но если они будут проверять и контролиро-
вать наши права, а мы не будем делать того же са-
мого в отношении их прав, то нас наверняка
побьют...
На вас смотрит Шотландия. Там говорят: о, если
бы у нас был такой пустяковый ценз в 40 шиллин-
гов, мы быстро стали бы хозяевами наших двена-
дцати графств. Ирландия тоже смотрит на вас. Там
ценз, как и в Шотландии, установлен в 10 ф. ст. Так
что же Англия? Богатая Англия имеет номинальный
ценз в 40 шиллингов, у нее в руках такое оружие, а
она никак не одолеет неумную и неспособную оли-
гархию, которая ее угнетает! Да я и сам охотно бы
не поверил, что подобное вообще возможно. Поэтому
мы возвысим свой голос, будем буквально кричать
по всей стране, используя любой бугор как пьеде-
стал, как трибуну: в списки, в списки, в списки!
Вписывайте ваши имена в списки в интересах не
только миллионов тружеников, но и самой аристо-
446
кратки. Ибо если ее так и оставить с ее неумением
хозяйствовать и с ее невежеством, то она быстро
опустит Англию до уровня Испании и Сицилии, а
сама разделит судьбу кастильских грандов. Чтобы
отвратить перспективу подобных бедствий, я повто-
ряю снова и снова: в списки! в списки! в списки!
{Гром аплодисментов.)»
Мы завершим наш отбор или, вернее, сборник речей (так
как, по правде сказать, случайность руководила нами чаще, чем
осознанный выбор) отчетом о собрании в Манчестере 22 января
1845 года, на котором были подведены итоги деятельности Лиги
в 1844 году, то есть пятом по счету году агитации. При этом мы
в общем ограничимся воспроизведением речи г-на Брайта, где
последовательно резюмируются действия и анализируется по-
ложение. Г-н Брайт несомненно один из самых ревностных и
самых неутомимых членов Лиги и одновременно — один из са-
мых ярких ораторов. Пыл, остроумие, даже горячность Фокса,
глубокий здравый смысл и практический гений Кобдена — все-
ми этими свойствами своих речей они, по-видимому, обязаны
красноречию г-на Брайта, от чьей манеры выступать они многое
восприняли. Как мы только что сказали, в огромном ораторском
богатстве, которое оказалось в нашем распоряжении, мы часто
полагались на случай и теперь, с запозданием, замечаем, что
из-за таких случайностей наш сборник не содержит почти ни
одной речи г-на Брайта. Поэтому мы пользуемся возможностью
как-то выправить для читателя наше невольное забвение.
Общее собрание Лиги в Манчестере
22 января 1845 года
Первое заседание состоялось утром. На нем были зачитаны
и утверждены отчеты совета Лиги членам ассоциации. Работа
этого заседания не имеет большого интереса для французской
публики.
Вечером в большом зале здания, построенного Лигой в
Манчестере, собралась огромная аудитория. На сцене находи-
лось свыше шестисот ведущих и активных членов ассоциации. В
семь часов кресло председателя занимает г-н Джордж Вильсон.
Число присутствующих можно оценить никак не меньше десяти
тысяч человек.
Секретарь Лиги г-н Хикин выступает с отчетом о работе,
проделанной в 1844 году. Мы ограничимся тем, что выделим из
его доклада следующие факты и моменты:
«В соответствии с планом Лиги Англия была
разделена на тринадцать избирательных округов.
Организация Специально подготовленные работники, сведущие в
практическом применении законов, были направле-
ны в каждый округ, чтобы следить за составлением
списков избирателей и добиваться их исправления в
избирательных комиссиях или судах.
Эта операция была проведена в 160 городах. Мас-
са полученной информации позволит в будущем при-
дать усилиям Лиги больше целостности и эффектив-
ности. К настоящему времени можно считать, что
фритредеры имеют преимущество перед монополи-
стами в 112 городах, и в большинстве их такое пре-
имущество дает надежную возможность выдвинуть
кандидатов, отстаивающих дело свободы торговли.
Агитация Было проведено больше 200 собраний в Англии и
Шотландии, причем в это число включены только те
собрания, в которых участвовали делегации Лиги.
Преподаватели и профессора Лиги провели кур-
сы лекций в тридцати шести графствах из сорока. И
повсюду, особенно в сельскохозяйственных округах,
просьб прислать лекторов было больше, чем могла
их прислать Лига.
Было распространено два миллиона брошюр и
1340 тысяч экземпляров газеты “Лига”.
Бюро ассоциации получили огромное число писем
и сами разослали примерно 300 тысяч писем.
Лишь в последнее время Лига сосредоточила
свое внимание на списках избирателей в графствах.
Всего за несколько дней баланс возможных голосов
в пользу фритредеров возрос на 1750 в Северном
Ланкашире, на 500 в Южном Ланкашире и на 500 в
Миддлсексе. Движение в этом же направлении на-
блюдается в Честере, Йорке и других графствах.
Денежные поступления в Лигу составили 86009
ф. ст.
Расходы — 59333
Наличность в кассе — 26676».
Оглашение этих фактов (которыми мы за нехваткой места
ограничили ознакомление читателя с докладом г-на Хикина)
было встречено аплодисментами, исполненными энтузиазма.
Выход к трибуне г-на Брайта был встречен возней, выра-
жающей удовлетворение.
Г-н Брайт:
«Мне представляется очень уместным, что совет
Лиги изложил свой ежегодный отчет именно перед
этим собранием, в этом зале и с этой сцены, ибо
наше собрание верно и точно отражает настроения
множества людей, ведущих по всей стране работу
на благо и ради успеха дела свободы торговли. Этот
зал представляет собой храм независимости и спра-
ведливости, иначе говоря — принципов свободы тор-
говли. Это место навсегда будет оставаться как бы
памятником борьбы между монополией и свободой
торговли. Именно здесь, где я сейчас выступаю, чет-
верть века тому назад ваши сограждане были под-
вергнуты нападению презренной и грубой солдатни,
пролилась кровь мирных людей, мужчин и женщин,
29-2514
449
О целях
хлебных
законов
собравшихся протестовать против несправедливости
хлебных законов. ("Слушайте! Слушайте!”)
Две вещи, связанные с этим событием, до сих пор
удивляют, просто потрясают меня. Первая — это то,
что предмет и тенденция всех следовавших друг за
другом хлебных законов оставались и остаются не-
изменными, а именно — грабить промышленные клас-
сы искусственным голодом, обогащать крупных зе-
мельных собственников, именующих себя знатью
земли. (Бурные аплодисменты.) Когда впервые хлеб-
ный закон был принят в 1815 году, он установил цену
на пшеницу в 80 шиллингов за четверть. Теперь цена
составляет 45 шиллингов, то есть несколько больше
половины. Мы убеждены, что 80 шиллингов — это
прямая цена голода. И эту цену голода закон имел
тенденцию сделать постоянной. Правда, с тех пор
цена на хлеб реально поднималась до 80 шилл., до
узаконенного уровня голода, лишь в 1817 и 1818 го-
дах, и это были годы ужасающего бедствия, крайне-
го всеобщего недовольства, готового вот-вот вылить-
ся в мятеж во всех более или менее плотно населен-
ных округах королевства. Однако закон предполагал,
что цена голода будет поддерживаться не два года,
а всегда, во всяком случае пока существует сам за-
кон. Взгляды его инициаторов, их цели, признавае-
мые ими самими, сводились к тому, что единствен-
ный предел тут, к которому надо максимально воз-
можно приблизиться, — это совместимость с нашей
безопасностью. (Громкие восклицания.) Они хотели
спокойно отнимать у нашей промышленности все,
что можно отнять. ("Слушайте!”) Не бойтесь, мол,
что будут голодать кое-какие бедняки; они быстро
сойдут в могилу, и их голоса больше не будут слыш-
ны в гуще партийных междоусобиц и битв, вызы-
ваемых жаждой политической власти. (Снова вос-
клицания.) О, этот закон не знает пощады, он без-
жалостен, как и его авторы и защитники!
Бывали периоды, когда страна частично освобо-
ждалась от привычной уже нищеты. Один из таких
коротких интервалов мы переживаем сейчас. Но ес-
ли мы не погружены в беду полностью, то мы обя-
450
заны этим отнюдь не закону. Вы слышали и я по-
вторю здесь, что существует на свете некая мощь —
мощь, преисполненная милосердия, которая идет
своими невидимыми путями и совсем не разделяет
невежественных взглядов и гнусных намерений соб-
ственников британской земли. Эта мощь велика до
бесконечности, и она прозорлива, она хорошо видит
наших властителей, которые заседают за крепкими
стенами и вырабатывают свои законы для людей.
Эта мощь расстраивает замыслы приверженцев хлеб-
ного закона и теперь, сейчас распространяет среди
народа Англии грядущее благополучие и процвета-
ние. Иногда мы узнаем, что какой-нибудь раб убе-
жал, далеко убежал от хлыста, от цепей, даже ус-
кользнул от своры собак, пущенных по его следу. Но
скажите, разве подумает кто-нибудь, что этот раб
бежал и обрел безопасность по милости его хозяев
или по снисхождению кровожадных псов? Найдется
ли человек, который решится сказать, что наша стра-
на обязана покровительству, обязана некоей милости,
таящейся в глубине протекционистской системы, ибо
пока что страна не впала в окончательную и беспо-
воротную нищету и нашим благородным и дорогим
нашему сердцу институциям пока что не угрожают
уничтожением толпы изголодавшихся людей?
Вторая вещь, о которой я хочу напомнить — и ее
нельзя забывать ни на миг, — это то, что хлебный
закон был навязан вооруженной силой и только воо-
руженной силой. ("Слушайте! Слушайте!”) В тот
день, когда закон был проголосован, на нашей земле
свободы, в здании нашего законодательного учреж-
дения был размещен целый гарнизон. Эта полиция,
эта вооруженная сила, кормящаяся налогами с на-
рода, была использована, чтобы повесить на шею
народа отвратительное ярмо, которое должно было
служить знаком его покорности и одновременно це-
ной, уплаченной народом за свою покорность. В на-
ших городах это все еще сила, в наших деревнях это
все еще мошенничество и обман, которые поддержи-
вают этот закон. Народ не просил и не требовал
принятия его. Еще не видели ни одной петиции пар-
Хлебный
закон был
навязан си-
лой
29*
451
Лига стре-
мится соз-
дать обще-
ственное
мнение и
повернуть
его против
протекцио-
нистской
системы
Подписка в
1939 г.
ламенту с требованием учредить нищету и голод.
Никогда народ не соглашался молчаливо на такое
законодательство, и с того рокового часа, когда за-
кон был принят, не было ни единого дня без протес-
та против узаконенной несправедливости.
Тот митинг, который закончился кровопролитием и
о котором я вам напомнил, был выражением протес-
та. И с того ужасного дня и до дня нынешнего, когда
я выступаю перед вами, всегда находились и нахо-
дятся люди, притом из числа самых просвещенных и
знающих в нашей империи и во всем мире, которые
раскрывают всю гнусность хлебных законов. (Апло-
дисменты.) Да разве сама Лига не есть воплощение
именно такой, давней уже убежденности и до сих пор
живущих в стране чувств?
Мы лишь подняли, заново подняли вопрос, глу-
боко волновавший наших отцов. Мы лучше органи-
зованы и, быть может, более решительны. Только в
этом наша агитация отличается от стихийной агита-
ции четверть века назад на том месте, где теперь
высится это здание. Наши противники часто спра-
шивают нас, что же такого сделала Лига. Когда
речь идет о чем-то материальном, например о со-
оружении большого здания, как это наше, тогда
прогресс виден каждодневно, камень кладется на
камень, кирпич на кирпич, и вот дом готов. Разуме-
ется, наш прогресс в деле разрушения протекциони-
стской системы не может быть столь же наглядным.
Чисто внешне трудно разглядеть наше дело и ре-
зультаты наших действий. Мы стремимся создать
общественное мнение и повернуть его против этой
системы, И мы действуем в этом направлении ре-
шительно и со всей нашей мощью, с тем чтобы все-
ми проклятый закон был, так сказать, потенциально
уже отменен, чтобы мы добились триумфа и чтобы
парламентский акт, законодательная санкция оказа-
лась лишь признанием, формальной ратификацией
того, что декретировал сам народ. (Аплодисменты.)
Я перебирал в памяти наши успехи. В 1839 году
Лига собрала по подписке 5 тыс. ф. ст.; тогда это счи-
талось серьезной суммой. В 1840 году прошла еще од-
452
на подписка. В 1841 году в нашем городе состоялось
памятное собрание, в котором участвовали семьсот
священников, направленных столькими же христиан-
скими же конгрегациями. Эти люди со всем своим ав-
торитетом духовного служения назвали хлебный закон
нарушением прав человека и воли Бога. О, это было
так впечатляюще (аплодисменты) и, к сожалению, это
до сих пор не оценено по достоинству.
Мы совершили многочисленные паломничества
во все концы королевства и вновь встретились с
этими людьми. Мы увидели, что, расставшись друг с
другом в Манчестере, они повсюду распространяли
принципы, запавшие в их души на этом великом со-
брании, организуя тем самым множество центров
агитации за свободу торговли; результаты этой их
работы оказали нам могучую поддержку.
В 1842 году мы устроили в Манчестере распро-
дажу, своего рода базар благотворительного харак-
тера, и собрали 10 тыс. ф. ст., то есть на несколько
тысяч больше, чем мы собирали ранее на аналогич-
ных базарах, хотя и там участвовали уважаемые
попечители и дамы-попечительницы. В 1843 году мы
получили по подписке 50 тыс. ф. ст. (Шумные вос-
клицания.) В 1844 году мы рассчитывали на 100 тыс.
ф. ст. и, как вы уже слышали, получили 83 тыс.; одно
из мероприятий, где мы могли бы собрать немало,
было перенесено на более позднее время1.
Что я могу сказать о 1845 годе, когда не истек
еще его первый месяц? Должен сообщить вам, что,
действуя по призыву совета Лиги и по рекоменда-
ции многочисленных собраний с участием членов
Лиги, фритредеры графств Ланкашир, Йорк и Чес-
тер израсходовали, по-видимому, четверть миллиона
фунтов стерлингов для внесения в списки своих из-
бирателей в названных графствах. (Бурные воскли-
цания одобрения.) Вы, возможно, помните, что писа-
ла “Таймс” около года назад, когда маленькая груп-
па промышленников, которых газета постоянно
подвергала нападкам, собрала в Манчестере на од-
Лондонский базар, состоявшийся в мае 1845 года, при-
нес Лиге свыше 25 тыс. ф. ст.
В 1841 г.
собрание 700
священников
назвали
хлебные
законы на-
рушением
прав челове-
ка и воли
Бога
Подписка в
1842—1844
годах
453
ном только заседании сразу 12 тыс. ф. ст. в пользу
Лиги. Нельзя отрицать, призналась тогда “Таймс”,
что это “большое событие”. И вот теперь хотел бы я
знать, что скажет газета о том, что я скажу сейчас
вам: за три месяца по нашей рекомендации люди
потратили больше 200 тыс. ф. ст. — я бы даже на-
звал цифру в 250 тыс. — на приобретение недвижи-
мости с единственной целью — увеличить число го-
лосующих за фритредеров в трех графствах. (Апло-
дисменты.)
Я спрашиваю у собрания: после таких успехов,
очень кратко изложенных мною, может ли наше дви-
жение остановиться? (Восклицания "Нет! Нет!
Никогда!”) Я спрашиваю то же самое у тех монопо-
листов, которые сохранили хоть искру разума и
знают, как решается в нашей стране большие поли-
тические вопросы. Я спрашиваю у министров пра-
вительства Ее Величества, полагают ли они, что бу-
дет хоть немного отдыха у нынешнего кабинета и у
всякого другого, которое придет ему на смену, —
будет ли у них передышка, пока этот недостойный
хлебный закон будет бесчестить наш Торговый ко-
декс. (Аплодисменты и возгласы: "Никогда!”)
Наша агитация родилась, когда торговля стала
приходить в упадок: она усилилась, когда трудности
торговли стали чрезвычайными; она пережила это
исполненное мучений время, и мы продолжаем ее
твердо и решительно сегодня, когда рассвет процве-
тания снова забрезжил над Англией. Какая иллю-
зия, какая жалкая иллюзия усматривать в этом воз-
вращении к промышленному процветанию падение
нашей агитации! Да, люди, против которых мы бо-
ремся, никогда нас не понимали. Они .думали, что
мы такие же, как они, и что мы движимы корыст-
ным интересом, жаждой власти и пристрастием к
популярности. Но каковы бы ни были личные моти-
вы каждого из нас, какова бы ни была в конце кон-
цов недолговечность всех нас, я решусь сказать, что
нет ни одного члена Лиги, который руководствовал-
ся бы столь недостойными соображениями. (Гром
аплодисментов.)
454
Наше движение родилось из глубокой убежден-
ности, ставшей верой. Больше того, эта вера была
изначальной, и опыт последних лет лишь укрепляет
ее. У нас столько бесспорных доказательств нашей
правоты, что если бы меня попросили привести фак-
ты, ее подтверждающие, у меня их было бы в из-
бытке, ибо число их растет с каждым годом. (“Слу-
тайте! Слушайте!”)
За пять лет, с 1838 по 1842 год, средняя цена, на
зерно составляла 64 шиллинга. Теперь — 45 шил-
лингов, то есть разница в 20 шиллингов. Что из это-
го следует? ("Слушайте! Слушайте!”) Если мы по-
требляем 20 млн четвертей зерна, то мы экономим
20 млн ф. ст. при покупке наших продуктов питания
в сравнении с годами дороговизны, о которых я
только что сказал. Тогда сеньоры господствовали
безраздельно и своей хорошо впитывающей фео-
дальной губкой (смех) вбирали в нее все эти 20 млн
ф. ст., отнимая их у промышленности, у трудящихся
классов, не давая им взамен ни крохи, ни пылинки.
(Аплодисменты.) Теперь эти 20 млн циркулируют по
тысячам каналов, они способствуют развитию всех
отраслей промышленности, насыщают все провин-
ции и повсюду распространяют удовлетворение и
благополучие. (Громкие восклицания одобрения.)
Недавно говорили о благе, которое привносит от-
крытие китайского рынка. Это действительно так, но
неизмеримо большим благом было бы открытие ново-
го английского рынка. (Аплодисменты.) И он уже
открывается. Если вы возьмете весь наш вывоз в на-
ши колонии, вы увидите, что в 1842 году он возрос до
13 миллионов. Рынки Германии, Голландии, Фран-
ции, Италии, России и Бразилии, вместе взятые, за-
купили у нас товаров на 20 206 446 фунтов стерлин-
гов. Так что простое снижение на 20 шиллингов цены
на хлеб открыл нам внутренний рынок равный рынку
перечисленных стран и чуть ли не вдвое превышаю-
щий рынок наших бесчисленных, колоний, разбро-
санных по всему земному шару. (Громкие восклица-
ния.) Воистину само наше движение к процветанию
повелевает нам продолжать нашу агитацию. (Снова
Снижение
цен на хлеб
создает
внутренний
рынок про-
мышленных
товаров
455
восклицания.) И уж во всяком случае плачевное со-
стояние нашего сельского хозяйства обязывает нас
продолжать ее...
Борьба, которую мы ведем, есть борьба промыш-
ленности против обкрадывания ее сеньорами. (Апло-
дисменты.) Вы знаете, что они говорят о промыш-
ленности. Вы знаете или, по крайней мере, должны
знать, что написала “Стандард” о нашей провинции:
“Англия будет такой же великой и каждый полезный
сын Англии будет так же богат и счастлив, каковыми
они являются теперь, а все города и провинции коро-
левства, занимающиеся промышленностью, потерпят
общий крах и разорение”. О, злой дух водил пером
человека, написавшего такое! Страшное и дьяволь-
ское чувство владело им. Но червь не губит листа,
где проделал одну дырку. Были предприняты попыт-
ки придать этой писанине менее одиозное толкование.
И такие попытки правомерны, ибо если рассматри-
вать написанное как действительное выражение идей
наших противников, то было бы не так уж трудно
вызвать у всех промышленных классов страны ярост-
ный крик проклятья в адрес такой тирании, и она
была бы навсегда сметена с поверхности всей нашей
империи. (Аплодисменты.)
Идет борьба честной промышленности против
бесчестной праздности. Говорят, некоторые из осно-
вателей нашего движения были прядильщиками и
набивщиками по ткани. Мы это признаем. Мы при-
знаем, так сказать, нашу вину и вину наших отцов в
том, что мы жили и живем своим трудом. Мы не
претендуем ни на высокородность, ни на светские
манеры. И хотя наши отцы гнули спину над своим
ремеслом — между прочим, я никогда не буду от-
рицать, что таковой была жизнь и моего отца (апло-
дисменты.) — мы все-таки родились на земле Анг-
лии, и какое бы правительство ни управляло судь-
бами нашей страны, мы глубоко и твердо убеждены
в том, что мы, решительно все мы, включая самых
богатых и самых благородных по происхождению
наших сограждан, должны, обязаны быть беспри-
страстными, бескорыстными и справедливыми.
(Бурные восклицания.)
456
Но наконец-то промышленность встает в полный
рост, она оглядывается вокруг себя и не теряет из
виду тех, кто втаптывал ее в грязь и стирал в поро-
шок. Промышленность завоевывает свои льготы в
списках избирателей. Это великое движение, это по-
следнее оружие в руках Лиги творит и еще будет
творить чудеса на благо труда и торговли в нашей
стране. Когда я вижу уже достигнутые результаты,
когда ощущаю вызванный ими энтузиазм, мне ви-
дится такое поле битвы: на одной стороне монопо-
лия, на другой свободная торговля; идет битва, дол-
гая и кровавая, силы примерно равны, кто одолеет
неясно, и вдруг некий высший разум дарит воинам
свободы неуязвимые доспехи и всесокрушающие ме-
чи, и враг уже не способен ни к какому сопротивле-
нию. (Гром аплодисментов.)
Это борьба, достойная эпоса, борьба не на жизнь,
а на смерть, борьба человека с человеком, принципа
с принципом. Но не преувеличиваем ли мы нашу
отвагу, когда осматриваем уже завоеванные пози-
ции и удовлетворенно думаем об уже преодоленных
трудностях и опасностях? (Восклицания.) Я спраши-
ваю об этом вас, люди Манчестера, чьи потомки бу-
дут говорить, к вашей вечной славе, что именно вы
взрастили еще с колыбели Лигу, — так вот, я спра-
шиваю вас, а не желаете ли вы стать еще более от-
важными? (Крики: “Да! Да?”) Я чувствую, что с
каждым шагом почва под нашими ногами становит-
ся все тверже и тверже, что враг повсюду отступает,
и все что я вижу и слышу, само присутствие здесь
стольких наших сограждан, прибывших со всех кон-
цов империи нам в подмогу вселяет в меня ощуще-
ние, что мы близимся к концу битвы и что после
тяжелой нашей работы, после потерь и жертв, на-
ступят наконец, как достойная нам награда, безмя-
тежные дни вечного мира, который мы все заслужи-
ли. (По окончании речи г-на Брайта все собрание
встает, и долго не смолкают аплодисменты.)»
Так завершился шестой год агитации. Мы должны добавить,
что ежегодное предложение г-на Вильерса, представленное в
этом, шестом, году в наиболее категоричной форме, поскольку в
457
нем говорилось о полной и немедленной отмене хлебного закона,
было отклонено лишь 132 голосами, то есть, как видите,
большинством, которое из года в год уменьшается. А это значит,
что приближается момент, когда в Англии будет принята
радикальная реформа и будет достигнута цель Лиги. Я
предоставляю государственным деятелям моей страны самим
оценить влияние этого близкого по времени акта на судьбы
нашей промышленности, особенно на те отрасли и области
национального труда, которые не содержат внутри самих себя
элементов жизнеспособности. Если, с другой стороны, публика
узнает из этой книги, в чем состоит сила и мощь ассоциации,
которая твердо защищает свой принцип и начинает внедрять в
умы и настроения идею, которую хочет сделать законом; если
она, публика, убедится, что в государствах с представительной
формой правления ассоциация такого типа есть полезное
дополнение к государственному устройству и одновременно
необходимый сдерживающий фактор для периодической печати,
часто необузданной, — то я смогу повторить слова одного из
ораторов Лиги2: я исполнил мой долг, а события принадлежат
Богу.
Я закончу тем, что ознакомлю читателя с выдержками из
протокола вопросов, заданных г-ну Дикону Юму, секретарю
Торговой палаты.
2 Г-на Джорджа Томпсона.
ВОПРОСЫ
ДЖОНУ ДИКОНУ ЮМУ, эсквайру,
бывшему секретарю Торговой палаты, о
хлебном законе в комитете палаты общин по
подготовке проекта закона о ввозных по-
шлинах на 1839 год
Я думаю, что г-н Дикон Юм, этот вы-
дающийся человек, утрату которого
мы все оплакиваем, верно определил,
что потребление пшеницы в нашей
стране составляет одну четверть на
человека.
Сэр Роберт Пиль
(заседание 9 февраля 1842 г.)
Председатель: Сколько лет вы занимались таможенными де-
лами и работали в торговом бюро.
Г-н Юм: Я работал в таможне тридцать восемь лет и потом
одиннадцать лет в торговом бюро.
Председатель: Вы вышли в отставку в прошлом году?
Г-н Юм: Всего несколько месяцев назад.
Г-н Вильерс'. Что вы подразумеваете под принципом покрови-
тельства? Означает ли он поддержку существующих интересов,
которые не могут поддерживаться самостоятельно?
Г-н Юм: Да, покровительство не может служить ничему иному,
кроме как поддержке отраслей производства, которые сами по
себе естественным образом терпят убыток.
Г-н Вильерс'. А эти отрасли смогут поддержать себя, если сооб-
щество будет покупать аналогичную продукцию в других мес-
тах, и более дешево?
Г-н Юм: Нет, разумеется, поскольку покровительство им необ-
ходимо.
Г-н Вильерс'. Следовательно, покровительство всегда ложится
грузом на потребителя?
Г-н Юм: Это очевидно.
Г-н Вильерс. Вы всегда думали так?
Г-н Юм: Я всегда полагал, что увеличение цены, как следствие
покровительства, равносильно налогу. Если закон вынуждает
меня платить 1 шиллинг 6 денье за вещь, которую я купил бы
за 1 шиллинг, не будь этого закона, то я считаю 6 денье нало-
гом и плачу его с сожалением, потому что он не поступает в го-
сударственное казначейство, и, следовательно, я лишаюсь в
расходовании казначейством денег на общественные нужды.
Чтобы это было не так, мне пришлось бы платить ему второй
налог.
Председатель'. Таким образом, вы считаете, что любая покро-
вительственная пошлина действует как налог на общество.
Г-н Юм: Да, именно так.
Г-н Вильерс'. Не думаете ли вы, что такая пошлина задает лож-
ное направление труду и капиталам?
Г-н Юм: Да, она вовлекает их в ту или иную отрасль посредст-
вом искусственной поддержки, которая в конце концов может
оказаться обманчивой. Я часто удивлялся, почему государст-
венные деятели решаются брать на себя ответственность за та-
кую политику.
Председатель'. Покровительственные пошлины и монополии,
подвергают ли они колебаниям, флуктуациям привилегирован-
ные отрасли?
Г-н Юм: Я думаю, что та отрасль, которая отрывается покрови-
тельством от русла своего естественного развития, более под-
вержена большим флуктуациям, чем любая другая, отрасль.
Г-н Тафнелл'. Следовательно, вы полагаете, что при любых об-
стоятельствах покровительственные пошлины не могут дать об-
ществу какое-то общее и постоянное благое?
Г-н Юм: Да, не могут. Если эти пошлины благоприятствуют ка-
кой-то одной отрасли, все издержки ложатся на все общество, а
сама эта отрасль пребывает в опасности, ибо не может поддер-
живать себя самостоятельно, а покровительство когда-нибудь
тоже не сможет ее поддержать. Вопрос заключается в том, хо-
тят ли служить народу, стране или же каким-то частным инте-
ресам.
Г-н Вильерс'. Подсказал ли вам ваш опыт, что какое-то одно
покровительство служит предлогом для введения других про-
текций?
Г-н Юм: Я думаю, что это всегда было аргументом для земель-
ных собственников. В большинстве случаев они рассматривали
460
покровительство промышленным отраслям как основание про-
тежировать также и продукты земли...
Г-н Вильерс: Не выдвигали ли различные заинтересованные
группы, требуя покровительства, аргумент, заключающийся в
том, что тяжесть налогов и дороговизна средств существования
не позволяет им выдерживать иностранную конкуренцию?
Г-н Юм: Да. я слышал такие рассуждения. Но я не только счи-
таю их необоснованными, но полагаю, что истина состоит как
раз в обратном. Народу, перегруженному налогами, не поможет
покровительство; человек, вынужденный нести большие расхо-
ды, не расположен ни к каким щедротам.
Г-н Вильерс: Можем ли мы отсюда сделать вывод, что надо
распространить покровительство решительно на все отрасли
хозяйства или же отменить ее совсем?
Г-н Юм: Да, мне думается, что рассмотрение налогов вызывает
мысль о всеобщем покровительстве, но, желая освободить от
налогов весь мир, кончают тем, что не освобождают от них ни-
кого.
Председатель: Известны ли вам случаи, когда иностранные
государства, вводя у себя ввозные пошлины, делали это из под-
ражания Англии?
Г-н Юм: Я думаю, что наша система произвела большое впе-
чатление на иностранцев. Они вообразили, что мы добились
процветания благодаря протекционистскому режиму и что им
достаточно установить этот режим у себя, чтобы преуспевать,
как мы.
— Когда вы говорите, что мы даем пример Европе, полагаете
ли вы, что если бы Англия сняла всякое покровительство на
хлопчатобумажные ткани и вообще на все промышленные изде-
лия, это побудило бы другие страны установить более либе-
ральную систему и, следовательно, покупать больше товаров,
произведенных в Англии?
Г-н Юм: Я думаю, что такой эффект весьма вероятен, даже если
мы лишь частично ослабим протекционистский режим. Но я
также убежден в том, что если мы полностью откажемся от
протекционизма, другие страны просто не смогут удержать его
У себя, даже если бы и хотели.
Хотите ли вы этим сказать, что у нас следует отменить покро-
вительство, не дожидаясь, пока заграница сделает то же самое.
Г-н Юм: Да, это так, и заграницу не надо ни о чем просить. Я
совершенно уверен, что если мы отбросим протекционистский
461
режим, то каждая из других стран захочет первой или, по
меньшей мере, не последней воспользоваться преимуществами и
выгодами торговли, которые мы им преподнесем.
Г-н Вильерс: Рассматриваете ли вы репрессалии как добавоч-
ный ущерб к ущербу, причиняемому ограничительными мерами,
принятыми за границей?
Г-н Юм: Я всегда так считал. Мне претят все соглашения по
этому поводу. Я хочу покупать то, что мне нужно, и предостав-
ляю другим заботу оценивать достоинства или не достоинства
нашей клиентуры.
Председателъ: То есть вы хотите применять этот принцип ко
всей совокупности торговых отношений нашей страны?
Г-н Юм: Да, именно так и абсолютно так. Я хотел бы, чтобы
наши законы учитывали наши интересы, которые безусловно
заключаются в том, чтобы предоставить наибольшую свободу
иностранным товарам прибывать в нашу страну, а пользовать-
ся или не пользоваться этой свободой — пусть решают другие
страны в зависимости от собственных интересов и соображений.
Не может быть никаких сомнений в том, что если мы будем вво-
зить к себе значительное количество товаров из какой-либо
страны, которая будет протежировать свои фабрики и заводы,
то производители этих товаров вскоре начнут испытывать труд-
ности, связанные с неуравновешенностью в обороте товаров. И
тогда нам не придется упрашивать соответствующие прави-
тельства допускать в свои страны наши товары, ибо наши за-
щитники, наши адвокаты найдутся в самих этих странах. Там
получат развитие такие отрасли, которые будут способствовать
нашему вывозу.
Г-н Чепмен: Полагаете ли вы, что Англия будет процветать еще
больше без всяких торговых договоров с другими странами?
Г-н Юм: Я думаю, что при вышеназванных условиях мы сами
наладим и улучшим нашу торговлю, и нам не нужно будет до-
биваться каких-то особых соглашений о другими странами. А то
ведь получается, что мы делаем им предложения, они их отвер-
гают, и нам уже не хочется вести задуманные дела, а с них-то и
надо было начинать, а не со всяких там предложений. Я осно-
вываюсь на той принципиальной точке зрения, что не бывает
так, чтобы ввоза оказалось слишком много, ибо совершенно яс-
но, что ввоз всегда сопровождается уравновешивающим выво-
зом и что производство изделий, вывозимых именно при таком
широчайшем обмене, даст несравненно больше преимуществ и
462
возможностей национальному труду, чем в условиях, когда про-
изводство падает из-за жестокой и несвободной конкуренции.
Председатель'. Считаете ли вы, что изложенные вами принципы
применимы также и к продуктам питания, большинство видов
которых исключены из нашего рынка?
Г-н Юм: Если бы выбор предоставили мне, то продовольствие я
отодвинул бы на последнее место из всего того, что должно —
если должно — облагаться покровительственными пошлинами.
— Значит, продовольствие — это наипервейшая вещь, которую
вы хотели бы вывести из-под действия покровительства?
Г-н Юм: Да. Вполне очевидно, что наша страна нуждается в
значительных дополнительных количествах сельскохозяйствен-
ных продуктов, которые нельзя измерять только количеством
ввозимого зерна, так как, кроме зерна, мы ввозим и другие
продукты, притом в немалых объемах, которые могут произра-
стать и на нашей земле. Это показывает, что наша собственная
способность снабжать страну продовольствием ограниченна и
что здесь наши нужды превосходят производство; в таких, усло-
виях исключать или сильно ограничивать ввоз продуктов пита-
ния означает обрекать народ на жестокие лишения.
— Придерживаетесь ли вы мнения, что покровительственные
пошлины равнозначны прямому налогу на общество, поскольку
повышаются цены на предметы потребления?
Г-н Юм: Решительно придерживаюсь. Я могу разделить на со-
ставные части цену, в которую мне обходится та или иная вещь,
только следующим образом: одна часть — это естественная це-
на, другая — это пошлина или налог, притом надо уточнить, что
пошлина перекладывается из моего кармана в карман другого
частного лица, а не поступает в государственный доход...
— Вы, наверное, часто слышали утверждение, что народ Анг-
лии, перегруженный налогами больше, чем любой другой народ,
не выдержит конкуренции по ценам на продовольствие, если
будут отменены покровительственные пошлины?
Г-н Юм: Я слышал такой аргумент, и он всегда меня удивлял,
потому что, по-моему, как раз из-за того, что мы платим боль-
шие налоги в доход государства, нам не следует еще и обкла-
дывать налогами друг друга.
— Вы считаете, что такое положение сильно разочаровывает?
Г-н Юм: Да, Притом так разочаровывает, что и представить
себе невозможно. Оно — антипод должного и истинного.
463
Затем последовали вопросы, касающиеся разнообразных част-
ных последствий хлебных законов и не представляющие особого
интереса для французского читателя. Поэтому я ограничусь
следующей выдержкой более общего характера:
— Вы считаете, что для потребителя в общем не имеет никакого
значения, переплачивает ли он лишнее за продукты питания в
форме налога для казначейства или в форме покровительствен-
ной пошлины?
Г-н Юм: Причина повышения цены ничего не меняет в его след-
ствии. Я полагаю, что вместо того чтобы протежировать землю
посредством пошлины на иностранное зерно, страна должна
снабжать себя по дешевым ценам, а чтобы поощрять наше соб-
ственное земледелие, можно ввести специальные налог, своего
рода премиальные. Правда, в таком случае несправедливость
тоже будет ощутима, и ей будут сопротивляться. Я думаю тем
не менее, что нынешний режим ничуть не лучше для потребите-
ля, но все-таки премиальные лучше, экономичнее, чем нынешнее
покровительство, потому что будет получена и будет оставаться,
при такой перемене, свобода торговли.
— Если зерно будет облагаться налогом при его помоле, то на-
лог равномерно распределится на всех. Не думаете ли вы, что
такая форма обложения даст существенный доход государству?
Г-н Юм: Объем дохода будет зависеть от размера налога.
— Но народ будет страдать меньше, чем от сегодняшних покро-
вительственных пошлин?
Г-н Юм: Да, ущерба для народа будет меньше.
— Можно ли все-таки получать достаточно большой доход, если
прибегнуть к вышеназванному способу?
Г-н Юм: Да, но при этом народ не должен платить за хлеб до-
роже, чем платит сегодня.
— Так как же так? Казначейство увеличит свой доход, а народ
сможет покупать хлеб не дороже, а быть может, даже дешевле.
Г-н Юм: Да, потому что это будет именно налог, а не преграда
для торговли.
— В моих вопросах я исхожу из сочетания полной свободы тор-
говли с налогов при помоле зерна. Вы именно это учитываете в
ваших ответах?
Г-н Юм: Да, да. Нужны внутренний налог и свободный ввоз.
— И общество не будет угнетенным, как теперь, а государство
будет получать большой доход?
464
Г-н Юм: Я убежден, что если налог на помол зерна будет даже
равен тому, что люди платят сейчас за покровительство, то не
только значительно возрастут поступления в доход государства,
но и в целом это нанесет гораздо меньше ущерба стране.
__ Вы хотите сказать, будет меньше ущерба и торговле?
Г-н Юм: Конечно. И так будет, даже если налог будет исчислен
таким образом, чтобы, несмотря на свободный ввоз пшеницы,
цена на хлеб оставалась такой же, как сегодня.
Председатель: Вы когда-нибудь подсчитывали, во что обходит-
ся стране монополия на зерно и на мясо?
Г-н Юм: Я думаю, что это можно подсчитать, хотя и очень при-
близительно. Как полагают, каждый человек потребляет в
среднем одну четверть хлеба. К естественной цене прибавим 10
шиллингов за покровительство. Вряд ли меньше, чем вдвое
больше, то есть 20 шиллингов покровительство прибавляет к
цене на мясо, на ячмень для пива, овес для лошадей, сено, мас-
ло и сыр. Всего получается 36 млн ф. ст. в год, и народ выпла-
чивает эту сумму из своего кармана столь же непреложно, как
если бы платил ее казначейству в виде налогов.
— Следовательно, народу труднее платить действительные на-
логи, которых требует государство?
Г-н Юм: Разумеется. Уплатив, так сказать, личные, “добро-
вольные” налоги, он оказывается в затруднении платить налоги
государственные.
— Следуют ли отсюда также трудности, проблемы, ограничения
для промышленности нашей страны?
Г-н Юм: Да, здесь вы касаетесь самого болезненного и самого
опасного следствия нынешнего режима. Правда, тут подсчиты-
вать труднее. Но если бы страна пользовалась, во благо народа,
расширением и ростом торговли — а так и станет, я уверен,
при отмене всякого покровительства, то, полагаю, он безболез-
ненно вынес бы увеличение налогов на 30 шиллингов на жителя.
— Таким образом, по вашему мнению, для народа тяжесть про-
текционистской системы превосходит тяжесть налогообложения?
Г-н Юм: Да, я думаю именно так, учитывая результаты и след-
ствия этой системы — как прямые, так и косвенные, хотя по-
следние оценить труднее.
30-2514
Приложение
к французскому изданию
Окончание первой кампании
английской Лиги
Триумф, который Бастиа предсказывал Лиге на предыдущих
страницах, не заставил себя долго ждать. Однако, по его мне-
нию еще не все было сделано и завершено в тот день, когда
хлебные законы были отменены, а Лига распущена. Из того
принципа, который наконец возобладал в английском законода-
тельстве, должны были вытекать и другие следствия тоже зако-
нодательного характера. И если теперь подписки, прогнозы, ог-
ромные собрания и митинги стали ненужным оружием, если
перестала существовать необходимость обретать силу путем
привлечения на свою сторону как можно большего числа людей,
то это означает, что нравственная сила принципа как такового
будет отныне действовать сама по себе, и руководители Лиги,
заседающие в парламенте, не преминут потребовать естествен-
ного дополнения к одержанной победе. Так что перед этими ру-
ководителями еще стояла задача и немалая. Бастиа их видел в
разгар их усилия, близко к сердцу принимая все их действия, и
для него там, где находились и выступали Кобден и Брайт, там
пребывала сама Лига. Имея именно такую точку зрения, он
намеревался создать труд под названием “Вторая кампания
английской Лиги”, но не успел этого сделать. В наших руках
оказались различные материалы, подготовленные для этого
труда, и мы сочли, что они заслуживают внимания публики.
Вместе с тем, прежде чем давать эти фрагменты, касающиеся
второй кампании Лиги, мы позволим себе высказать несколько
слов о том, как закончилась первая кампания1.
В 1845 году общественность все более и более резко и громко
выступала против хлебных законов. Это проявлялось повсюду в
Соединенном Королевстве: более частыми становились много-
людные собрания Лиги, умножалась денежная подписка в ее
В нашем последующем изложении мы пользуемся фактами и сведе-
ниями из прекрасной книги Арчибальда Прентиса “История Лиги про-
тив хлебных законов” (Archibald Prentice. History of the anti-corn-law
league).
поддержку. Доверие к членам Лиги и их усердие в их деятель-
ности росли, а дух и решимость ее противников падали. Что ка-
сается политических деятелей — находившихся у власти и
стремившихся к власти, придерживавшихся предвыборных
обещаний или склонявшихся продвигаться умеренными тешами,
то и сэр Роберт Пиль, и лорд Джон Рассел постепенно прибли-
жались в своих воззрениях ко взглядам Лиги. Все это станови-
лось очевидным для мыслящих протекционистов. Они увидели,
что их покидает даже тот человек, на которого они возлагали
свою последнюю надежду. Отсюда — гнев и горечь их парла-
ментских выступлений. Свою полную сарказма речь в палате
общин 17 марта г-н Дизраэли закончил следующим резким об-
винением: “Что до меня, то, раз уж мы должны терпеть свобод-
ный обмен, я предпочел бы, ибо я уважаю талант, чтобы такую
меру предложил представитель Стокпорта [г-н Кобден], а не дея-
тель, который, с помощью парламентских ухищрений сыграл на
великодушном доверии великой партии и великого народа. Лад-
но, будь что будет! Но распустите парламент, который вы преда-
ли, обратитесь к народу, который, надеюсь, больше вам не верит.
А у меня останется, по меньшей мере, чувство удовлетворения,
что я заявил здесь публично, что, как я считаю, консервативный
кабинет оказался ничем иным как организованным лицемерием”.
Через два дня завязалась довольно забавная дискуссия по
мелочам — насчет жира и сала, когда правительство предло-
жило освободить от всякого обложения также и ввоз этих про-
дуктов. Нашлись ораторы, выступившие против и этой меры,
так сказать, во имя интересов сельского хозяйства, которому,
говорили они, угрожает нашествие иностранного масла. Чтобы
их успокоить, один из членов правительства сказал, что ино-
странное масло будет свободно допускаться в страну только о
примесью дегтя, чтобы его нельзя было употреблять в пищу.
Быстрый и меткий на язык полковник Томпсон, находившийся в
то время в Шотландии, заметил на этот счет, выступая на од-
ном из собраний шотландских сторонников свобода обмена: “Вы
построили немало школ для детей по соседству с вашими фаб-
риками. Но в учебниках для учеников младших классов я заме-
тил одно упущение, которое предлагаю вам восполнить. Пусть
там будет вопрос: для чего нужно правительство? — и пусть дети
научатся отвечать так: чтобы примешивать деготь в наше масло.
10 июня уважаемый г-н Вильерс внес, как обычно, свое еже-
годное предложение, которое всегда отклонялось палатой, но в
470
сроки, установленные регламентом, снова и снова выдвигалось
его настойчивым и смелым автором. В этот раз его постигла та
же судьба. Оно встретило возражения правительства и было
отклонено. Однако в данном случае в самом этом неуспехе
можно было найти обнадеживающий момент. И как, сказал с
изрядной долей справедливости лорд Хауич, выступая в деба-
тах, если бы в предложении г-на Вильерса речь шла о поэтап-
ной отмене, то наилучшей поддержкой его была бы речь Робер-
та Пиля, в которой он высказался против немедленной отмены.
Протекционистские газета тотчас забили тревогу. Вот, мол,
правительство уже открыто признает принципы свободного об-
мена и противопоставляет ему всего-навсего некоторую несвое-
временность.
Этот вопрос снова привлек внимание палаты на заключитель-
ном заседании 5 августа, когда, как это всегда делается, подво-
дились итоги парламентских актов, принятых за время сессии.
По мнению лорда Джона Рассела, это был для парламентариев
лишний повод показать, что нынешние министры пришли к вла-
сти, скрыв свои истинные мнения и намерения — в особенности в
том, что касается хлебных законов. Тогда шли сплошные дожди и
были опасения насчет урожая: оратор, лорд Рассел, ухватился за
этот предлог и заявил, что в области продовольствия правитель-
ство добавляет к естественной неопределенности еще и неопреде-
ленность искусственную, что удваивает пыл и рвение всякого ро-
да спекулянтов, которые будут заниматься своими махинациями
в ущерб стране. Он напомнил, что один из министров, известный
своей преданностью политике правительства, публично заявил
несколько дней назад, что хлебный закон не продержится, веро-
ятно, больше двух лет. А если так, добавил лорд, если этот закон
должен быть отменен, то почему нас держат в состоянии неопре-
деленности, сопряженной с опасностями и бедами?
На это сэр Джеймс Грэм ответил лишь аргументом субъек-
тивного характера, ad hominem*: “Разве благородный лорд, на-
ходившийся у власти в 1839 году, в обстоятельствах гораздо бо-
лее тревожных для благополучия страны, счел тогда себя обя-
занным предложить в качестве способа выправить положение
отмену хлебных законов? Нет, он не сделал ничего подобного ни
в 1839, ни в 1840, ни в 1841 году”. Этот аргумент никак не по-
действовал на приверженцев свободного обмена. Устами гг.
Вильерса и Гибсона они вновь и вновь повторили свой резкий
протест против несправедливой во всех отношениях монополии
лендлордов.
471
Вскоре стало общепризнанным, что монополия натолкнулась
на еще одного врага, притом весьма грозного, — на капризы по-
годы. После дождливого лета было совершенно достоверно кон-
статировано, примерно в середине октября, что урожай зерна
недостаточен как по количеству, так и по качеству, а картофель
почти весь потерян. По всей Англии поднялись громкие голоса за
свободный ввоз иностранного зерна, и не слишком закоренелые
протекционисты начали сдавать свои позиции, в то время как
Лига умножила свои усилия. На собрании 28 октября в Манче-
стере один из ораторов, г-н Генри Эшворт из Тертона, сказал та-
кие слова: “Я вижу рядом со мной наших достойных руководите-
лей. На лице каждого из них стало больше морщин от тяжелой
борьбы последних семи лет. Но я уверен, что, если понадобится,
они готовы отдать служению нашему делу еще семь лет, а кроме
того потратить ради него четверть миллиона2”.
Со всех сторон правительство получало сигналы о необходи-
мости принять решительные меры против надвигающегося го-
лода. Муниципальные советы, корпорации, торговые палаты
разного уровня принялись буквально наперегонки освящать пра-
вительство и парламент петицями, докладами, предостереже-
ниями и требованиями. И вот в самый разгар такого возбужде-
ния было опубликовано письмо лорда Джона Рассела, направ-
ленное им 22 ноября из Эдинбурга лондонским избирателям. “Я
признаю, — писал благородный лорд, — что за двадцать лет
мое мнение насчет хлебного закона изменилось коренным обра-
зом... Время заниматься твердой пошлиной ушло. Предлагать
теперь в качестве решения налог на хлеб, пусть даже самый
маленький налог, и не отменять хлебных законов полностью и в
очень близком будущем означает продлевать дебаты, которые и
без того уже вызвали много недовольства и озлобления...”
24 сентября лорд Морпет, другой член бывшего кабинета вигов,
тоже выразил письменно свою убежденность, что настал час
окончательной отмены хлебного закона.
Итак, виги поддержали программу Лиги. Как поступит
Пиль? Окажет ли он и свою поддержку? Этот вопрос лежал в
основе всех политических споров и разговоров, когда 4 декабря
“Таймс”, газета, обычно хорошо осведомленная, сообщила, что
правительство намерено отменить хлебный закон и для этого
созывает в январе обе палаты. Однако другая газета, “Стан-
дард”, известная своими связями с некоторыми членами каби-
2 Фунтов стерлингов.
472
нета, тотчас опровергла эту новость, назвав ее “грубой выдум-
кой”. Истина вскоре выявилась в форме коллективной отставки
министров, одни из которых были, можно сказать, прямо ото-
званы, другие не хотели этому подчиняться или, по меньшей
мере, не хотели служить орудиями в затеянной игре3. Лорд
Джон Рассел, находившийся в Эдинбурге, был немедленно вы-
зван королевой, однако не преуспел в попытке сформировать
новый кабинет. Получилось так, что в тот самый день, когда сэр
Роберт Пиль подавал королеве прошение об отставке и переда-
че поста премьера какому-либо преемнику, ему, напротив, было
поручено снова сформировать правительство — задача, с кото-
рой ему легко было справиться. За исключением лорда Стенли,
вообще ушедшего на покой, и лорда Уорнклиффа, внезапно
скончавшегося, новый кабинет сохранил всех членов прежнего
кабинета.
Эти перемены совершенно не ослабили бдительности и ак-
тивности сторонников свободы обмена. 23 декабря в Манчестере
состоялось большое собрание, в котором приняли участие все
известные промышленники города и близлежащих мест. На нем
было единогласно решено собрать 250 тысяч фунтов стерлингов
для предстоящих расходов Лиги. Тут же на заседании была на-
чата подписка, которая сразу дала 60 тысяч фунтов стерлингов.
Столь впечатляющее рвение и усердие Лиги стяжали ей новых
членов и повергли в уныние и даже отчаяние ее противников.
Спустя месяц сумма по подписке достигла уже 150 тыс. ф. ст.
19 января 1846 года открылась сессия парламента. В ходе
обсуждения текста послания королеве сэр Роберт Пиль сделал
заявление принципиальной важности, которое одобрил бы лю-
бой сторонник свободы обмена, и закончил речь выражением
своего личного отношения к тори. Я не собираюсь поступать
так, сказал он, чтобы власть, находящаяся в моих руках, была,
сведена к прислужничеству. Через неделю он изложил свой
план, который, в том что касается ввоза зерна, сводился к
следующему.
Рассказывая об этой фазе успехов Лиги, о ее возросшем влиянии и
воздействии на политических деятелей всех партий, невозможно не
признать, насколько прав был Бастиа, олицетворявший Лигу с ее ве-
дущим руководителем, когда четыре года спустя высказал следующее
суждение: “Что мне сказать о свободе обмена, триумф которой был
обеспечен Кобденом, а не Робертом Пилем? Ведь апостол всегда соз-
дает политика, а политик не может обойтись без апостола”.
473
Очень сокращенная скользящая шкала еще на три года; от-
мена всякой пошлины с 1 февраля 1849 года. Трехлетний срок
вызвал сильное разочарование и недовольство Лиги. Почти не-
медленно, 29 января, в Манчестере собрался ее административ-
ный совет и принял решение добиваться всеми конституцион-
ными путями немедленной отмены всякого обложения продуктов
питания, поступающих из-за границы. Опасения поставить сэра
Роберта Пиля в затруднительное положение не могли остано-
вить членов Лиги. Впрочем, при наличии яростной оппозиции со
стороны твердолобых консерваторов было вполне вероятно, что
оппозиция в противоположном направлении послужит ему ско-
рее всего некоей точкой опоры.
Дискуссия по всей совокупности предложенных им мер от-
крылась в понедельник 9 февраля. Если не считать коротких пе-
рерывов, она шла на всех заседаниях палаты целую неделю. В
следующий понедельник в 10 часов вечера премьер-министр взял
слово. Тут он был и безукоризненным логиком, и увлекающим
оратором, и умелым и находчивым администратором; можно ска-
зать, его талант впервые проявился во всей своей полноте. Свою
речь, продолжавшуюся около трех часов, он закончил обращени-
ем к чувствам справедливости и гуманности членов палаты:
“Зимы 1841 и 42-го годов никогда не сотрутся в моей памяти,
и задачи, которые они перед нами поставили, тоже, как я хотел
бы, были освежены в памяти вашей. Тогда, при любых поводах
и вопросах, по которым королева созывала парламент, мы вы-
ражали глубокое сочувствие лишениям и страданиям наших
сограждан и восхищались их терпением и мужеством. Эти зло-
счастные времена могут вернуться. За годами обилия могут по-
следовать годы нехваток... Я заклинаю всех, кто меня сейчас
слушает, прислушаться к голосу своего сердца и там, в сердце,
искать ответа на вопрос, который я сейчас перед вами постав-
лю. Если опять наступят невзгоды, если опять придется нам
тревожиться по поводу несчастья и повторять наши призывы к
терпению и стойкости, то не лучше ли нам почерпнуть великую
силу убежденности в том, что мы уже сегодня исполнили свой
долг и тем самым сняли с себя тяжелую ответственность за ре-
гулирование питания себе подобных? И не будут ли тогда наши
выражения сочувствия более искренними? Не будут ли более
эффектными наши призывы к смирению и терпению, если мы
сможем добавить к ним, что во времена относительного обилия,
не понуждаемые настоятельной необходимостью, не дожидаясь
криков и воплей толпы, мы сумели предвидеть времена трудные
474
и устранить все препятствия свободному движению даров Соз-
дателя? Не будем ли мы утешены более ценно и основательно,
имея возможность сказать народу: беды, претерпеваемые вами,
это наказания благого и мудрого Провидения, наложенные
на всех нас для того, быть может, чтобы мы вновь почувствова-
ли нашу зависимость от многих вещей, сбили нашу гордыню,
убедились в своем ничтожестве. Надо терпеть страдания без
ропота на Ниспосылающего их, ибо они не вызваны никакой
земной властью, никаким законом, ограничивающим хлеб на-
сущный человека!”
На заседании следующего дня на него посыпались обвинения
в предательстве, в безверии, коварстве, трусости. Тогда встал г-н
Брайт, движимый великодушием, и выступил в защиту своего
бывшего противника. “Я следил взглядом за высокочтимым ба-
ронетом, — сказал он, — когда поздно ночью он возвращался
домой, и должен признаться, что я завидовал благородному
удовлетворению, наполнявшему, я уверен, его сердце после про-
изнесенной им речи — речи, осмелюсь утверждать, самой яркой,
самой замечательной из всех речей в стенах этого зала. Затем он
обрушился на бывших открытых сторонников Пиля, которые об-
рушили на него потоки хулы и клеветы. “Когда высокочтимый
баронет недавно подал в отставку, он перестал быть ватам ми-
нистром, знайте это хорошенько. А когда он снова взял в руки
министерский портфель, он сделал это как министр Ее Величест-
ва, как министр народа, а не как министр какой-то группировки,
служащий податливым орудием ее эгоистичных намерений”. При
таком неожиданном свидетельстве благорасположения к нему
члены парламента, сидевшие вблизи сэра Роберта Пиля, увиде-
ли, как увлажнились его глаза.
Общая дискуссия продолжалась в следующую пятницу. А в
ночь с пятницы на субботу выступивший г-н Кобден вдребезги
разбил некий особый аргумент, с помощью которого протекцио-
нисты пытались отложить решение вопроса до парламента но-
вого созыва. В три с половиной часа был поставлен на голосо-
вание процедурный вопрос, будет ли правительственное пред-
ложение рассматриваться и обсуждаться в деталях. 337 голосов
было подано “за”, 240 — “против”. Хотя такой результат был
благоприятен, он не обеспечивал полного принятия плана,
представленного на обсуждение. В этом импровизированном
большинстве мог произойти раскол, так как составные части его
были слишком разнородными, а поэтому и меньшинство не те-
475
ряло шанса добиться, чтобы предложенное обложение, сохраняя
свой подвижный и временный характер, было выше и продол-
жалось дольше, чем того хотели министры. События не подтвер-
дили всех этих прогнозов. Тщетно протекционисты защищали
свои позиции и делали все возможное, чтобы продлить борьбу.
27 марта, при втором чтении, билль был принят большинством в
88 голосов, а при третьем чтении, 16 мая, большинством в 98
голосов (327 против 229).
В палате лордов билль встретил меньше препятствий и за-
тяжек, чем можно было ожидать. 29 мая он окончательно стал
государственным законом.
Вскоре сэр Роберт Пиль вернулся в частную жизнь. Поки-
дая власть, в своей парламентской речи по поводу своих боль-
ших начинаний, он сказал:
“Заслуга принятия этих мер — и я заявляю это, обращаясь
как к уважаемым членам так и к нам самим, — не есть заслуга
исключительно какой-то одной партии. Партии в данном случае
соединились и при помощи и под влиянием правительства до-
бились окончательного успеха. Однако есть человек, чье имя
должно быть и безусловно будет связано с этими мерами, чело-
век, движимый самыми бескорыстными и самыми чистыми на-
мерениями, который, благодаря своей неустанной энергии и по-
стоянными обращениями к общественному разуму, показал и
доказал необходимость этих мер, доказал красноречиво и в то
же время просто и без всяких, прикрас. Имя этого человека —
Ричард Кобден.
На этом, господин председатель, я заканчиваю свою речь,
выступить с которой было моим долгом перед палатой, ибо я
благодарен за поддержку, оказанную мне при исполнении по-
следнего акта моей политической карьеры. Благорасположение
палаты, поддерживавшее меня пять лет, перейдет теперь на
кого-то другого. Я не печалюсь и не жалуюсь, гораздо сильнее
во мне сейчас взволнованность оттого, что я храню в памяти
помощь и доверие палаты, и это чувство затмевает трудности,
которыми недавно был усеян мой путь. Я покидаю власть и бо-
юсь, что навлек на себя неодобрение значительного числа лю-
дей, которые, с точки зрения государственных дел, глубоко со-
жалеют по поводу разрыва партийных связей, глубоко сожале-
ют об этом не по личным мотивам, а по твердому убеждению,
что верность партийным обязательствам и существование
большой политической партии представляют собой мощные ме-
476
ханизмы управления. Я ухожу под осуждающими взглядами
других людей, которые, отнюдь не руководствуясь эгоистиче-
скими побуждениями, придерживаются принципа покровитель-
ства и поддерживают ее как важнейшее средство обеспечения
благополучия и интересов страны. Что же касается тех, кто за-
щищает покровительство по малопочтенным мотивам и единст-
венно ради того, чтобы она служила их частным интересам, го-
ресть радетелей монополии, то, и я знаю это, они всегда будут
ненавидеть меня, проклиная мое имя. Но возможно, что это
имя будет не единожды произнесено с доброжелательностью
под крышами скромных домов рабочих, которые зарабатыва-
ют себе на жизнь каждодневным трудом в лоте лица своего,
но теперь, для поправки своих истощенных сил, будут, иметь
хлеб в достатке и без пошлины — хлеб, в котором не будет
привкуса горечи от — несправедливости".
Эти последние слова, столь трогательно выражающие его чув-
ства, после смерти сэра Роберта Пиля были выгравированы на
пьедестале одного из памятников, воздвигнутых в память о нем.
Прохожий, который прочтет их, воздаст должное этому государ-
ственному деятелю, и он вспомнит также о гражданах, чья пре-
данность и настойчивость помогли дать стране свободу торговли.
22 июля исполнительный совет Лиги в Манчестере принял
следующие резолюции: 1) операции Лиги отменяются; 2) под-
писчики в фонд Лиги, предполагавшей собрать 250 тыс. ф. ст.,
прекращают платежи, оставляя частичную уплату в 20 процен-
тов от намеченной суммы; 3) если протекционизм возобновит
свои враждебные попытки, члены исполнительного совета снова
получают все полномочия, необходимые для возобновления аги-
тации, которую они проводили столь ревностно и умело. Случай
привести в действие третью резолюцию, по-видимому, предста-
вился шесть лет спустя, когда к власти пришел кабинет Дер-
би—Дизраэли. Лига тотчас приготовилась к бою, однако вскоре
выяснилось, что тревога была ложной.
На этом же заседании совета 22 июля 1846 года были едино-
гласно приняты и другие решения. Председателю г-ну Вильсону
и Другим ведущим членам исполнительного совета — гг. Арчи-
бальду Прентису, С. Лису, В. Роусону, Т. Вулли, В. Бикгему, В.
Эвансу и Генри Роусону — была выражена благодарность за
неустанную жертвенную работу. Г-ну Вильсону была вручена
сумма в 10 тыс. ф. ст., а каждому из его коллег подарен чайный
сервиз из серебра весом в 240 унций.
477
Поводом для другого выражения признательности послужи-
ло прекращение операций Лиги, В едином душевном порыве
английские приверженцы свободного обмена собрались вместе,
чтобы вручить своему признанному руководителю г-ну Кобдену
75 тыс. ф. ст., а его другу и достойному помощнику г-ну Брайту
была подарена превосходная библиотека. Однако для таких
людей самым ценным подарком было убеждение, что они не
напрасно отдавали силы делу служения человечеству.
Когда знакомишься с целями Лиги и средствами, применен-
ными для ее достижения, то во всей ее деятельности невольно
усматриваешь одно из лучших проявлений социального прогрес-
са, с которым может себя поздравить наш век. Так пусть же
Дело Лиги, оцененное по достоинству, получит признание всех
народов и особенно народа Франции, пусть оно вдохновит их,
как оно вдохновило БастиЛ!
Вторая кампания Лиги
(“Либр эшанж” от 7 ноября 1847 года)
18-го числа этого месяца собирается английский парламент.
Кабинет поспешил в этом году созвать обе палаты ввиду
критического состояния дел.
Выражая сожаление по поводу кризиса, нависшего над бри-
танской торговлей и промышленностью, мы надеемся, что ре-
зультатом такого положения явятся большие преобразования
для Англии и для всего мира. Не в первый и, видимо, не в по-
следний раз прогресс рождается в муках. Свобода суждения,
это бесценное достояние человека, а следовательно, и свобода
выбора допускает возможность также и плохого выбора. Ошиб-
ка влечет за собой пагубные последствия, которые, однако,
представляют собой хотя и самый жестокий, но и самый дейст-
венный урок. В конце концов мы всегда выходим на верный
путь... И если нас не выводит к нему предвидение, то обяза-
тельно выведет опыт.
Мы не сомневаемся, что в парламенте раздадутся голоса,
предостерегающие Англию против неверного направления ее
слишком расхваленной политики.
“Предоставить всем колониям, включая Индию, свободу об-
мена со всем миром, не давая при этом никаких особых приви-
легий метрополии.
Провозгласить принцип невмешательства во внутренние дела
Других стран; покончить со всякими дипломатическими интри-
гами; отказаться от тщетных иллюзий, именуемых влиянием,
преобладанием, всемогуществом, превосходством.
Отменить нынешние законы о судоходстве.
Сократить сухопутные и морские вооруженные силы до
Уровня, необходимого для обеспечения безопасности страны”.
Такой безусловно должна быть программа, предлагаемая и
энергично поддерживаемая либеральной партией, всеми членами
Лиги, потому что эта программа неизбежно следует из принципа
свободы обмена и сама есть выражение этого принципа.
479
В самом деле, когда глубоко вникаешь в принципы колеба-
ний и кризисов в торговле Великобритании, страданий ее тру-
дящегося населения, убеждаешься, что причины эти связаны с
некоей ошибкой в социальной экономии, влекущей за собой
ложную политику и ложную дипломатию, так что внушительное,
но лишь чисто внешне внушительное, так называемое англий-
ское могущество основано на непрочном основании, каковым
бывает всякое искусственное, противоестественное основание.
Англия разделила общую ошибку, заключающуюся в том,
что при умелой торговле якобы надо мало покупать и много
продавать, скапливая у себя золото.
Такая идея необходимым образом влечет за собой идею пре-
восходства, а значит идею насилия.
Чтобы покупать мало, приходится применять насилие к граж-
данам, ибо их нужно подчинять законодательным ограничениям.
Чтобы продавать много (особенно в условиях, когда другие
страны, руководствуясь тем же соображением, хотят покупать
мало и замыкаются в себе, сберегая свое золото), приходится
применять насилие к иностранцам. Требуются новые завоева-
ния, подчинение будущих потребителей, захват колоний, изгна-
ние всех других внешних торговцев и нескончаемое увеличение
всего этого круга приобретений.
Приходится наращивать для таких целей значительные силы,
то есть отвлекать немалую часть национального труда от его
естественного предназначения — от удовлетворения нужд тру-
дящихся.
Бесконечные завоевания и захваты, которыми занимается
такая страна, понуждают ее иметь огромные военные и военно-
морские силы. Ее цели повсюду порождают неприязнь и враж-
дебность, и она опять должна увеличивать свои силы, чтобы
также и защищаться.
А поскольку общая неприязнь ведет к созданию коалиций, то
эта страна должна иметь силы, превосходящие силы не какой-
то отдельно взятой другой страны, а всех их вместе. Когда тот
или иной народ вступает на подобный путь, он обречен быть
самым сильным любой ценой, повсюду и всегда.
Тяжесть такого военного груза побуждает страну искать по-
мощи в хитростях и уловках, которые она устраивает при всех
дворах и правительствах. Повсюду она сеет и взращивает зерна
разногласий, стараясь перессорить своих соперников между со-
бой и тем самым ослабить их всех. Она чинит им всякие пре-
480
пятствия, настраивает монархов против своих же народов, а
народы против монархов. Она противопоставляет Север Югу и
пытается использовать в своих целях те народы, у которых дух
свободы пробудил энергию свалить деспотов. Но одновременно
она вступает в союз с деспотами, чтобы сдержать силу, порож-
денную духом свободы. Ее дипломатия пускается на хитрости и
идет на предательство. Она, такая дипломатия, следует прямо
противоположным принципам, выбирая их в зависимости от
места и времени. Она демократична тут, аристократична там,
автократична еще дальше, конституционна, революционна, фи-
лантропична, лояльна, нелояльна — и все это в зависимости от
какого-то момента. Она обладает всеми характерами и харак-
теристиками, исключая честность и искренность. В конце концов
народ, поставивший сам себя в столь ужасное положение, вле-
зает в огромные долги, тратя средства на подкуп и поддержа-
ние королей, народов, стран, которых он, этот народ, сам же
натравил друг на друга.
Но человеческий разум никогда не теряет своих прав. Скоро
народы и страны поймут цель этих происков. В сердцах людей
этих стран накопятся недоверие, недовольство и ненависть к той
стране, чью печальную историю мы кратко обрисовали, и она
будет обречена узреть, в качестве результата своих гигантских
усилий, лишь новые, так сказать, пробные камни, требующие
новых и еще более гигантских усилий.
Но ведь эти усилия обходятся народу такой страны тяжким
трудом. Странно, но тем не менее очень верно, что люди еще не
убедились в том, что произведенное однажды не может быть
истрачено дважды и что часть труда, предназначенная для ка-
кой-то одной цели, не может быть одновременно использована
для достижения другой цели. Если половина национальной ра-
боты идет на завоевания или на систематически подрываемую
защиту страны, то остается только другая половина, сделанная
работниками и идущая на удовлетворение реальных потребно-
стей (физических, интеллектуальных, нравственных) самих этих
работников. И тут напрасно мудрить и теоретизировать, ибо
арсеналы не создаются сами, военные корабли не оснащаются
пушками и запасами пищи по каббалистическому мановению.
Солдаты едят и одеваются как все люди, а дипломаты — и того
больше. Нужно, чтобы кто-то производил все то, что потребляют
эти классы. А поскольку потребление такого рода непрерывно
возрастает, ибо этого требует сама система, неизбежно насту-
пает момент, когда истинных работников уже недостает.
31 -2514
481
Заметьте, что все эти последствия вытекают, притом очень
логично, из все той же идеи: чтобы продвигаться вперед, народ
должен продавать больше, чем покупать. Идея эта, ложная да-
же с простой экономической точки зрения, приводит народ к
величайшему разочарованию, потому что она требует от него
огромных усилий, жертв, несправедливости, а взамен дает ему
химеру, тень.
А теперь давайте допустим истинность другой доктрины: вы-
воз товаров из страны является лишь платой за ввоз в нее ино-
странных товаров.
И раз принцип тут прямо противоположен, то и все экономи-
ческие, политические, дипломатические следствия тоже должны
быть противоположными.
Если в своих торговых отношениях, народ заботится лишь о
том, чтобы покупать дешевле, а вывоз, как выражаются фрит-
редеры, пусть заботится о себе сам, и если покупать дешево,
есть всеобщая склонность всех людей, то людям нужна в дан-
ном случае всего лишь свобода. Следовательно, здесь нет места
насилию ни внутри страны, ни вне ее, потому что, когда речь
идет о внешнем насилии — отпадает всякая необходимость по-
нуждать другие народы что-либо продавать.
И вот тогда-то колонии и всякие далекие владения начинают
рассматриваться не только как бесполезные, но и как излишний
груз. Их приобретение и сохранение больше не служат предло-
гом для развертывания военных флотов. Нет больше зависти и
ненависти со стороны других народов, и собственная безопас-
ность не покупается ценой огромных жертв. Наконец, националь-
ный труд не отвлекается от своего подлинного назначения —
удовлетворять потребности трудящихся. А что до иностранцев,
то единственным пожеланием по отношению к ним остается по-
желание, чтобы они процветали и производили больше и дешев-
ле, потому что всякий прогресс, выражающий себя в изобилии и
дешевизне, полезен и выгоден всем, особенно стране-покупа-
тельнице.
Важность этих двух взаимопротивоположных эффектов двух
рассмотренных нами экономических подходов послужила бы нам
оправданием для теоретических изысканий по каждому из них в
поисках истины. Мы не будем заниматься теориями, поскольку в
конце концов она видна, эта истина, во всем уже сказанном.
Читатель согласится о нами, что фритредеры Англии при-
держиваются тех же взглядов, что и мы.
482
Поэтому их роль в будущем парламенте будет заключаться в
том, чтобы требовать полного осуществления программы, кото-
рую мы изложили в начале этой статьи.
События 1846 и 1847 годов облегчат им выполнение этой бла-
городной задачи.
В 1846 году они развенчали старую догму, будто народу вы-
годно покупать извне мало и продавать туда много, чтобы в
стране скапливалось золото. Они заставили официально при-
нять другую доктрину, что вывоз из страны есть лишь плата за
ввоз в нее. После того как они привели к победе свой принцип,
у них будет больше сил и возможностей требовать реализации
следствий из этого принципа. Было бы слишком абсурдно, если
бы Англия, отказавшись от ложной торговой системы, сохраня-
ла дорогостоящий и опасный военный и дипломатический аппа-
рат, в котором нуждалась только эта система.
События нынешнего года тоже придадут силу и авторитет
требованиям фритредеров. Совершенно напрасно объяснять на-
блюдаемый сегодня кризис какими-то мистическими причинами.
Никакой мистики тут нет. Энергичный, упорный, умелый труд
активного и работящего народа недостаточен для его благопо-
лучия. Почему? Потому что огромная часть его труда уходит не
на его благополучие, а на оплату моряков, солдат, дипломатов,
губернаторов колоний, на оснащение о вооружение морских,
экспедиций, на субсидии разного, но такого же рода — уходит,
короче говоря, на беспорядок, смуту, угнетение.
Конечно, схватка в парламенте будет горячей, и мы вовсе не
надеемся, что фритредеры победят с первой же атаки. Злоупот-
ребления, предрассудки, ранее приобретенные права, — вот что
царствует в этой цитадели. Именно там сконцентрированы силы
противника. Именно там английская аристократия будет энер-
гично защищать свои позиции. Она считает своей законной вот-
чиной губернаторства вне страны, высокие должности в стране,
генеральские и адмиральские звания в армии и на флоте, ди-
пломатию, церковную иерархию. Она не уступит ничего этого
без борьбы. И мы, знающие могущество ослепленной националь-
ной гордыни, мы не можем избавиться от опасения, что британ-
ская олигархия найдет себе союзника в народных предрассудках,
посеянных преобладавшей до сих пор политикой в сердцах самих
английских трудящихся. Там, как это бывает и в других местах,
им будут твердить, что предназначение народов — вовсе не бла-
годенствие, а более благородная миссия и что они должны от-
31*
483
вергнуть всякую эгоистичную и материалистичную политику.
И все это будет говориться ради того, чтобы погрязнуть в самом
грубом материализме и самом отвратительном эгоизме, ибо бу-
дет проповедоваться применение насилия к другому, а значит
будет наноситься вред самому себе.
Но ничто не устоит против правды, когда пришло ее время и
когда повсюду о ней свидетельствуют факты, говорящие сами
за себя громко и повелительно.
Если английский народ, действуя в собственных интересах,
отменит прежние законы о мореплавании, если он даст торго-
вую свободу своим колониям, если любой человек из любой
страны сможет обмениваться с Индией, Ямайкой, Канадой на
тех же основаниях, на каких обменивается с ними англичанин,
то какой предлог останется у британской аристократии, чтобы
сохранять и поддерживать вооруженные силы, тяжким грузом
давящие на Англию?
Скажет ли аристократия, что она хочет сберечь завоеванные
владения?
Если да, то ей ответят, что никто теперь не собирается отни-
мать их у Англии, потому что каждый может пользоваться ими
точно так же, как и она сама, и что, больше того^ по этим же
самым соображениям, Англия больше не заинтересована в их
сохранении.
Заявит ли аристократия, что она стремится к новым завое-
ваниям?
Тогда ей ответят, что момент для этого выбран крайне не-
удачно, когда исходя из реальных интересов и действуя нако-
нец-то в соответствии с законами справедливости, все отказы-
ваются от уже завоеванных приобретений.
Скажет ли она, что, по меньшей мере, надо сохранить такие
позиции, как Гибралтар, Мальта, Гельголанд?
Ей опять-таки ответят, что получается порочный круг, что эти
позиции, конечно, были неотрывной частью системы мирового
господства, но что целое не разрушают ради того, чтобы сохра-
нить его наиболее обременительные и дорогостоящие части.
Будет ли она настаивать на необходимости защищать тор-
говлю в далеких землях о помощью присутствия там внуши-
тельных вооруженных сил?
Ей скажут, что торговля с варварами принесет одно лишь
разочарование, если косвенно придется платить больше, чем
прямо.
484
Станет ли она утверждать, что по крайней мере Англия
должна быть во всеоружии, чтобы отразить любое нападение на
страну?
С ней согласятся, что действительно это справедливо и нуж-
но. Однако ей заметят, что опасность такого рода будет естест-
венным образом ослабевать, по мере того как у иностранцев
будет все меньше и меньше поводов ненавидеть британскую
политику, а у англичан будет все больше оснований уважать и
любить свою собственную политику.
Видимо, могут сказать, что мы придерживаемся слишком
высокого мнения об английской филантропии.
Нет, мы не думаем, что филантропия побуждает какой-либо
народ, будь то народ английский или неанглийский, сознательно
действовать против своих же собственных постоянных интересов.
Но мы думаем, что постоянные интересы народа должны
пребывать в согласии со справедливостью, и мы не понимаем,
почему эта простая истина не может быть уяснена всеми по-
средством распространения знаний и просвещения или, если
придется, посредством усвоения собственного или чужого опыта.
Одним словом, мы верим, глубоко и всецело верим в прин-
цип свободы обмена.
Мы полагаем, что в зависимости от того, берет или не берет
народ за правило своего промышленного развития теорию тор-
гового баланса, он должен руководствоваться и соответственной
политикой.
В первом случае он хочет усиленно, максимально продавать,
и это заставляет его стремиться к мировому господству.
Во втором случае он просто хочет покупать, зная, что про-
блема оплаты лежит на продавце, а чтобы покупать, нет нужды
подвергать насилию никого.
Но если насилие становится бесполезным, то не будет слиш-
ком преувеличенной оценкой достоинств какого-либо народа,
сказав о нем, что он отвергает тяготы и риск насилия.
И если мы преисполнены доверия в этом отношении, так это
потому, что действительные интересы Англии и ее трудящихся
классов представляются нам как согласующиеся со справедли-
востью и человечностью.
Ибо если бы мы имели несчастье верить в эффективность ог-
раничительного режима, заведомо зная, какие идеи и чувства
он вызывает и развивает, то нам пришлось бы отказаться от
всяких надежд на порядок, мир, гармонию. И в таком случае,
485
даже оставаясь равнодушными ко всяким речам и заявлениям
насчет “гнусных интересов”, мы не сможем признать, что Анг-
лия откажется от своей захватнической и будоражащей полити-
ки, которая будет соответствовать именно так понимаемым ее
интересам. Самое большее, мы могли бы думать, что, достигнув
апогея величия, она падет под ответным натиском всего мира,
но лишь для того, чтобы уступить место другому народу, кото-
рый, пройдя тот же круг, будет отодвинут третьим народом, и
так будет непрерывно, пока какая-нибудь последняя орда не во-
царится на обломках всех предыдущих. Такова печальная участь,
предсказываемая всем странам, а поскольку газеты верят в бла-
гость запретительного режима, их предсказание вполне логично.
В момент, когда открывается парламент, мы сочли должным
поведать читателю о той линии, которой, по нашему мнению,
будет следовать либеральная партия. Если весь мир будет вот-
вот наблюдать великую мирную революцию, решение потря-
сающей проблемы — крушение английского могущества, точнее
его губительных и опасных качеств, притом крушение не силой
оружия, а воздействием принципа, — то это безусловно будет
зрелище, достойное привлечь к себе все внимание французской
печати, которая должна будет дать этому событию беспристра-
стную оценку. Да и разве слишком многого требуем мы от на-
шей печати, когда просим ее не замалчивать последние по вре-
мени шаги Лиги, как она замалчивала ее первые шаги? Разве
подобная драма не заинтересует мир и Францию? Конечно, мы
были изумлены и глубоко огорчены тем, что французская пе-
чать и главным образом печать демократическая, мечущая гро-
мы и молнии против британского макиавеллизма, вместе с тем
вступила и вступает в чудовищный альянс с людьми и идеями,
которые как раз и поддерживают живучесть макиавеллизма в
Англии. Такова странная комбинация соображений, постичь
которую нам не дано. Однако мы полагаем, что ввести страну в
полное заблуждение не удастся никому, и мы не думаем, чтобы
вышеназванная комбинация, что бы под ней ни скрывалось,
могла удержаться и не рассыпаться перед борьбой, которая че-
рез несколько дней завяжется в парламенте Англии.
Две Англии
("Либр эшанж” от 6 февраля 1848 года)
Когда мы начали привлекать внимание наших сограждан к
вопросу о свободе торговли, мы не думали и не могли думать,
что мы выступаем выразителями мнения большинства людей в
нашей стране и что мы просто-напросто решили высадить и без
того распахнутую дверь.
По правде говоря, мы знали о дискуссиях в многочисленных
торговых палатах и могли надеяться, что нас поддержит до-
вольно сильное меньшинство, действующее здраво и ради обще-
го блага, которому остается предпринять еще некоторые усилия,
чтобы превратиться в большинство.
Однако это не заслоняло от нас опасности, что действия на-
шей ассоциации вызовут отчаянное сопротивление горстки при-
вилегированных, но все-таки поддерживаемых немалым числом
искренне встревоженных людей.
Мы не сомневались, что будут использованы все поводы для
усиления этой тревоги. Опыт прошлого показывал нам, что про-
текционисты используют прежде всего национальное чувство,
которым так легко замутить умы во всех странах. Мы предвиде-
ли, что политика даст обильную пищу для такой тактики, что на
этой почве монополистам будут нетрудно вступить в союз с недо-
вольными партиями, что они окружат нас преградами искусст-
венно созданной непопулярности и при случае поднимут вопль:
вы агенты Питта и Кобурга! Надо никогда не раскрывать книгу
истории, чтобы не ведать, что привилегированные не уходят про-
сто так, не испытав всех средств и способов сопротивления.
Но мы верили в правду. Мы были убеждены и убеждены
сейчас, что существует не одна, а две Англии. Есть Англия оли-
гархическая и монополистская, которая навязала множество
бед миру, повсюду установила несправедливое господство, при-
няла Навигационный акт и хлебный закон, превратила офици-
альную церковь в политическую институцию, воевала против
независимости Соединенных Штатов, сначала довела до исступ-
ления французскую революцию, а потом разбила ее вдребезги,
и в конце концов обрушила бесчисленные невзгоды не только на
все народы, но и на свой, на английский народ. И когда мы го-
ворим, что встречаются французы, у которых, недостает патрио-
тизма, то это как раз те французы, которые симпатизируют
именно такой Англии.
Есть Англия демократическая и трудящаяся, которая хочет
порядка, мира и свободы, которая для своего процветания нуж-
дается в процветании всех народов, которая опрокинула хлеб-
ный закон и собирается опрокинуть закон о мореплавании (На-
вигационный акт), подорвала и подрывает колониальную систе-
му, эту причину стольких войн, добилась билля об избиратель-
ной реформе и католической эмансипации, требует отмены
субституций (наследования должностей), этой основы олигархи-
ческого здания, приветствовала в 1787 году провозглашение не-
зависимости Америкой, изрубленная шашками на улицах Лон-
дона перед войной 1792 года, опрокинула в 1830 году тори, ко-
торые были готовы создать против Франции новую коалицию. И
мы говорим, что было бы странным злоупотреблением довер-
чивости публики изображать как непатриотов тех, кто симпати-
зирует именно такой Англии.
В конце концов лучший способ судить о них обеих — это ви-
деть их в действии. И конечно же, долг прессы — помочь пуб-
лике разобраться в этой великой борьбе, от исхода которой за-
висят независимость в мире и безопасность будущего.
Однако печать, поглощенная другими заботами, движимая
мотивами, которые нам не дано понять, отказывается выполнять
эту миссию. Известно, что самое мощное проявление духа века,
а именно борьба Лиги против хлебного закона, в течение семи
лет волновало и будоражило три королевства, но наши газеты
так и не снизошли до того, чтобы уделять этому внимание.
После реформы 1846 года, после отмены земельных привиле-
гий, в момент, когда в Англии начинается борьба на самой жгу-
чей почве — против Навигационного акта, который был принци-
пом, символом, орудием и воплощением ограничительного режи-
ма, можно было ожидать, что французская пресса, отказавшись
наконец от своего систематического замалчивания, уделит какое-
то внимание опыту, прямо затрагивающему нас, экономической
революции, которая, как бы о ней ни судили, окажет величайшее
воздействие на весь торговый и политический мир.
Почему она держит все это в тени. Именно это обстоятельст-
во и его причину мы и должны вывести на свет. С этой целью
488
мы публикуем отчет о собрании Лиги в Манчестере, на котором
ее руководители, можно сказать, реорганизовали эту могучую
ассоциацию.
Мы обращаем внимание читателя на речи, произнесенные на
этом собрании, и просим их сказать, положа руку на сердце, на
чьей стороне находится истинный патриотизм, пребывает ли он
в нас, искренне приветствующих неизбежную и скорую победу
Лиги, или же он присущ нашим противникам, верным защитни-
кам и сторонникам привилегий, монополии, колониального ре-
жима, крупных вооружений, межнациональной ненависти и
британской олигархии.
После того как читатель прочтет насыщенную фактами речь
заместителя председателя Торговой палаты г-на Гибсона, яркое
и теплое выступление г-на Брайта и исполненные благородства
слова г-на Кобдена, доказывающие, что он готов пожертвовать
всем, даже собственным будущим, открывающимся перед ним
даже своей популярностью, чтобы выполнить свою прекрасную,
но нелегкую миссию, мы просим его, читателя, сказать со всей
откровенностью, разве эти ораторы не защищают подлинные
британские интересы, которые совпадают и переплетаются с
подлинными интересами всего человечества.
“Монитор эндюстриель” и “Журналь д’Эльбеф” не преминут
заявить: все это макиавеллизм; вот уже десять лет г-н Кобден, г-
н Брайт, сэр Роберт Пиль играют комедию; произносимые ими
речи — комедия; энтузиазм слушателей их речей — комедия;
свершившиеся факты — комедия; отмена хлебного закона — ко-
медия; отмена пошлин на все продукты питания и все виды сы-
рья — комедия; отмена Навигационного акта — комедия; осво-
бождение торговли колоний — комедия; и, как писала несколько
дней назад одна протекционистская газета, Англия готова пере-
грызть самой себе глотку, лишь бы Европа подражала ей.
Мы же говорим, что если существует самая смешная коме-
дия в мире, так это язык протекционистов. Конечно, тут надо
принять в расчет долгие гласные, свойственные французскому
языку, и мы считаем нужным напомнить об этом нашей стране.
Но в конце-то концов, кто не покраснеет от ее легковерия, если
она, страна, будет еще долго смотреть этот комедийный спек-
такль и аплодировать его актерам?
Большое собрание в Манчестере
В четверг вечером 25 января 1848 года в Манчестере
состоялось большое собрание членов Лиги, чтобы отпраздновать
вхождение в парламент главных апостолов и приверженцев
свободы торговли.
Собралось три тысячи человек. Среди присутствующих было
около тридцати членов парламента, в том числе гг. Кобден, Мил-
нер Гибсон, Брайт, Бауринг, полковник Томпсон, Дж. Томпсон,
Эварт, В. Браун, Рикардо, мэр Манчестера и мэр Эштона.
Председательствовал на собрании председатель Лиги г-н
Джордж Вильсон.
Г-н Джордж Вильсон в своем кратком выступлении рассказал
об успехах Лиги на выборах после принятия билля о реформе.
Теперь, сказал он, избирателей больше интересует не благород-
ство рождения, а действительные достоинства кандидатов. Нас
упрекают, и я это знаю (добавил он), что мы выдвигаем
кандидатуры людей, о предках которых ничего не известно, но
какое это имеет значение, если наши кандидаты пользуются
доверием народа. Мы выбрали их по их заслугам, а не по их
титулам. (Аплодисменты.)
Затем оратор говорит о прогрессе в деле свободы торговли:
«Успех выдержанного в духе свободного обмена
тарифа, введенного сэром Робертом Пилем, при-
знан сегодня во всем мире, исключая неисправимых
протекционистов, пишущих время от времени кро-
хотные заметки в газетах. Успех аналогичного тари-
фа в Соединенных Штатах был не меньшим, чем
нашего. Можно также представить себе, какое бы-
строе и сильное влияние оказало общественное мне-
ние Англии на интеллектуальные и просвещенные
классы европейского континента, если судить по
приему, оказанному г-ну Кобдену во всех странах,
которые он посетил. (Аплодисменты.) Сегодня мож-
но сказать наверняка, что наши старые приятели-
протекционисты покинули поле боя и что зал номер
17 на Олд-Бонд-стрит будет свободно сдаваться
внаем. Со времени последних выборов никто из них
не предлагал, даже на самом маленьком собрании
фермеров, восстановить хлебные законы, которые
должны окончательно умереть в 1849 году. [Движе-
ние в зале, усиленное внимание аудитории.) Я не
думаю, что они слишком разгневались бы на лорда
Джона Рассела, если бы он отменил остатки хлеб-
ных законов — а я полагаю, что ему следует это
сделать — еще до того, как они будут полностью
выметены в 1849 году. [Дружные аплодисменты.)
Но они хотят еще биться за старые законы о мо-
реплавании. Что ж, мы примем бой и здесь, и, дей-
ствуя столь же решительно, мы отнимем у них На-
вигационный акт, как отняли хлебные законы. Кро-
ме того, они собираются атаковать нас по поводу
интересов Вест-Индии. Пусть атакуют, и мы снова
побьем их в этом вопросе, как и во всех других. [Ап-
лодисменты.)»
Г-н Вильсон провозглашает здравицу в честь королевы. По-
сле него мэр Манчестера г-н Армитейдж произносит следую-
щий тост:
«За здоровье представителей Лиги в обеих пала-
тах парламента, за успех их усилий по окончатель-
ному падению монополий!»
На этот тост отвечает член парламента от Манчестера и за-
меститель председателя Торговой палаты г-н Ф. М. Гибсон.
Оратор благодарит автора тоста от имени своих отсутствующих
коллег и извиняется за свое волнение:
«Вы, может быть, скажете, что я должен быть
спокоен и уверен, как охотник, услышавший звук
рожка, потому что я не впервые выступаю в этом
зале. Но уверяю вас, что когда я думаю, какая про-
свещенная публика передо мной и как она сведуща
по существу вопроса, мне трудно преодолеть стесне-
ние. Тем не менее я счел моим долгом находиться
среди моих соратников, собравшихся по столь важ-
ному поводу. [Аплодисменты.) Я думаю, что все
Другие соображения должны отступить перед этим
491
Какие по-
шлины мог-
ли бы пре-
дотвратить
кризис?
долгом, потому что как старый член Лиги я горжусь
прежде всего тем, что соединил свою судьбу с ассо-
циацией, которая, проливая свет истины среди об-
щественности, дала возможность правительству от-
менить отвратительную монополию на зерно. (Апло-
дисменты,) Однако я сожалею, что выступаю перед
вами в момент торговой депрессии, в момент боль-
ших опасений, переживаемых всеми теми, кто зани-
мается торговыми и другими хозяйственными дела-
ми, когда проявляет себя серьезный кризис, от кото-
рого мы еще не полностью оправились. Но я думаю,
господа, что политика свободной торговли не имеет
никакого отношения к причинам этой депрессии
(шумные аплодисменты). Совсем напротив, я пола-
гаю, что кризис был бы острее, если бы не было
торговых реформ. (Снова аплодисменты.)
Хотя сейчас и несколько уменьшилась степень
доверия в торговом мире, все же существуют неко-
торые элементы, которые, как можно рассчитывать,
помогут восстановлению процветания в близком бу-
дущем. Промышленные изделия поступают в уме-
ренном, но достаточном количестве, цены на сырье
низки, а в перспективе у нас — умеренные цены на
продукты питания. (Голос из зала: “Нет, так не
будет, если опять вернутся хлебные законы”.) У
нас есть все для развития (движение в зале), и я
считаю возможным, не предаваясь иллюзиям, пола-
гать, что возвращение атмосферы доверия возвратит
и процветание. (Аплодисменты.)
Однако позвольте мне, господа, попросить тех,
кто хотя в смутных выражениях, но все-таки утвер-
ждает, что нынешний спад вызван свободой торгов-
ли, позвольте мне попросить их высказаться хоть
один раз вразумительно и указать на те пошлины,
которые якобы предотвратили бы спад, если бы их
не отменили. Это что, пошлина на хлопок, пошлина
на шерсть или пошлина на стеклянную посуду?
(Аплодисменты и смех.) И разве во времена недое-
дания и голода было бы разумно сохранять пошли-
ны на предметы первой необходимости? Так какие
же пошлины могли бы предотвратить кризис? (Ап-
лодисменты.)
492
Нас, радетелей и проводников свободы обмена,
все еще обвиняют в том, что мы проповедовали по-
литику, которая снизила государственный доход.
Снизила доход! А пробовали ли те, кто выдвигает
подобные обвинения, сравнить доход до реформ, на-
чатых в 1842 году, с доходом после реформ? Каковы,
факты? По данным на 5 января 1842 года он дости-
гал примерно 47,5 млн ф. ст.; на 5 января 1848 года
он не превышал 44,3 млн ф. ст. Но какие были про-
изведены в этот промежуток времени сокращения в
налогах? Правда, в 1842 году был введен подоход-
ный налог, дающий примерно 5,5 млн. ф. ст. в год.
Однако, с другой стороны, были высвобождены от та-
можни и от обложения приблизительно 8 млн ф. ст.,
что дает итог в 3 млн в пользу сокращений. Так что
нет ничего дурного в политике, увеличивающей до-
ход посредством снижения пошлин на предметы по-
требления. Вспомните также, что такая политика
стала проводиться с 1842 года, после того как была
опробована противоположная политика, то есть по-
сле того как попытались увеличить доход, повысив
таможенные сборы и обложения. Таможенную по-
шлину увеличили на 5 процентов, но таможни не
дали после этого и половины того, чего от них ждали.
Этот опыт провалился, и только после провала —
провала попытки увеличить доход страны путем
увеличения косвенного и таможенного обложения —
было, к счастью, решено ввести прямой налог, а ос-
вободить от помех и препон промышленность и тор-
говлю страны, сократив косвенные обложения.
Если мы рассмотрим раздельно цифры дохода от
таможен и от косвенного обложения, мы увидим, что
они, эти цифры, полностью оправдывают политику,
которую стал проводить сэр Роберт Пиль. После
сокращения на 8 млн ф. ст., из которых примерно
7 млн приходятся на таможни, вся эта сумма — ми-
нус, быть может, 7 или 8 тыс. ф. ст, — была возме-
щена страной; буквально чуть-чуть не хватило из-за
недобора от таможен.
Против свободы торговли выдвигается и другое
обвинение, связанное с вывозом и ввозом. Нам заяв-
ляют, что мы ввезли больше, чем вывезли, и что наш
Политика
свободной
торговли
увеличивает
государст-
венные до-
ходы
Повышение
таможенных
пошлин не
ведет к уве-
личению
доходов
государства
Опасности
свободной
торговли:
ввоз превы-
шает вывоз
493
Золото вы-
возится из
страны
Теория тор-
гового ба-
ланса
Предсказа-
ния катаст-
рофических
последствий
отмены
хлебных
законов
ввоз по стоимости превышает вывоз. Я отвечаю: если
так, тем лучше? (Аплодисменты.) Было бы странно,
если бы торговцы вывозили и ввозили товары на со-
вершенно одинаковую стоимость. Будем надеяться,
что все-таки получился некоторый выигрыш в обмене
продуктами питания. Да, если здесь наш ввоз больше
вывоза, то в этом-то как раз мы и выиграли.
Однако, продолжают нам возражать, определен-
ное количество золота ушло из страны, наши деньги
были вывезены, и от этого пострадали наши торго-
вые интересы. Могу ответить, что баланс, как его
называют, подсчитывался в звонкой монете, но звон-
кой монетой в рассматриваемый период выступали
самые подходящие для вывоза и самые недорогие
товары и вывозить именно такие товары было го-
раздо выгоднее, чем вывозить другие.
Вот и все. По правде сказать, сегодня пытаются
возродить старую догму насчет торгового баланса.
Когда я еще не прочитал статей в “Блэквуде мэга-
зин” и “Квотерли ревью”, я надеялся, что эта догма
умерла и похоронена и больше никогда не оживет.
Но наши противники все-таки оживили ее? Я бы не
оскорблял вашего слуха дальнейшей защитой перед
вами, именно перед вами, политики свободной тор-
говли — ибо она, конечно же, не нуждается в защи-
те, — если бы с некоторых пор почетные органы
протекционистской партии не принялись усерднее,
чем когда-либо, сбивать с толку страну, если бы они
не утверждали, что мы, дескать, оказались плохими
пророками и что многие наши предсказания приве-
ли лишь к разочарованию. И я просто не могу оста-
вить без ответа подобные обвинения.
Сначала о предсказаниях. Разве мы забыли, что
предсказывали сами протекционисты? Разве мы
забыли, как они предрекали, будто в случае отмены
хлебных законов добротные земли Англии будут
вконец запущены и заброшены (смех), а лучшие
участки превратятся в кроличьи загоны или в места
отдыха для диких животных? (Смех.) Наверное, не
забыли. А забыли ли вы буквально панические пре-
достережения благородного герцога Ричмондского в
1839 году, когда я имел честь впервые выступить
494
перед вами? Вспомните, как он грозился покинуть
страну, если будут отменены хлебные законы.
Вспомните, что в таком случае, как он утверждал,
Англия перестанет быть достойной для обитания в
ней джентльменов. (Смех.) Давайте же поздравим
себя с тем, что благородный герцог все еще пребы-
вает рядом с нами и не покинул отечества (смех), и
будем надеяться, что он еще долго будет оставаться
с нами, чтобы служить своим согражданам лучше,
чем он делал это до сих пор. (Гром аплодисментов.)
Я вспоминаю многие другие предсказания, выска-
занные в палате общин по поводу отмены хлебных
законов. Помню, как уважаемый представитель Сан-
дерленда г-н Хадсон говорил в 1839 году, что если
отменят хлебные законы, то английские фермеры не
смогут обрабатывать землю даже при полном отсут-
ствии арендной платы и земля запустеет, потому что
фермеры не смогут продавать свою продукцию даже
по цене, лишь возмещающей их расходы. Я восхищен
и умилен тем, что г-н Хадсон не сделал такого же
зловещего предсказания по поводу железных дорог;
тут он лично оказался умелым и предприимчивым
человеком. Но в том, что касается пророчеств, мы
охотно выставили бы самого плохого пророка от Лиги
для единоборства с уважаемым представителем Сан-
дерленда. (Аплодисменты и смех.)»
Опровергнув некоторые другие критические высказывания
против сторонников свободы торговли, связанные с положением
в английских колониях, в частности в Вест-Индии, оратор про-
должает:
«В последнее время у нас было так много свиде-
тельств о хороших результатах снижения пошлин и о
преимуществах и выгодах устранения препятствий в
торговле, притом выгодах не только для нашей стра-
ны, но и для заграницы, что я считаю излишним
распространяться далее на эту тему. Тем не менее в
наших внешних отношениях имеется одно обстоя-
тельство, на которое я хотел бы обратить ваше вни-
мание. Речь идет о нашей торговле с Францией.
(Движение в зале.)
495
Динамика
торговли с
Францией
опровергает
софизм вза-
имности
“Естествен-
ные враги”
французы
покупают
больше анг-
лийских
товаров, чем
покрови-
тельствуе-
мые колонии
В своем безотносительном, абсолютном выраже-
нии эта торговля может рассматриваться как еще
довольно слабая, но развивается она быстрее, чем
где бы то ни было. Объявленная стоимость нашего
вывоза во Францию поднялась некоторое время то-
му назад, до 3 млн ф. ст.; сейчас она составляет 2,7
млн. А вот в 1815 году она едва достигала 300 тыс.
ф. ст. Надо заметить, что основная часть прироста
приходится на совсем недавнее время, и прогресс
здесь стал возможен в результате снижения наших
тарифов, хотя ни малейшей взаимности со стороны
Франции не последовало. Я упоминаю об этом фак-
те потому, что он является очень сильным аргумен-
том против того, что именуют системой взаимности.
Вы увеличили, в материальном выражении, вашу
торговлю с Францией, сократив ваши пошлины на
ввоз в эту страну, именно увеличили, хотя она, со
своей стороны, вовсе не снижала пошлин на това-
ры, ввозимые ею в Англию. (Аплодисменты.)
Я привожу в пример торговлю с Францией еще и
для того, чтобы показать вам, что наши дела с этой
страной имеют такой же размах, как дела с Вест-
Индией. Вот вам и ужасные французы, к которым нас
учат относиться как к естественным врагам; на прак-
тике они оказались нам столь же полезными, как на-
ши любимые и привилегированные земельные собст-
венники в Вест-Индии. (Аплодисменты.) Французы
берут у нас товаров на 2,7 млн ф. ст., а вест-индские
собственники — только на 2,3 млн. А кроме того, та-
мошние колонисты требуют на свой сахар покрови-
тельственную пошлину, равную по стоимости всему
нашему вывозу в Вест-Индию. Я тут ничего не пре-
увеличиваю (аплодисменты), а просто привожу фак-
ты, имея перед глазами парламентские документы.
А теперь я спрашиваю вас: когда вы видите рост
нашей торговли с Францией, не замечаете ли вы
вместе с тем, что эта торговля привела обе страны к
взаимным интересам и дружеским связям и что свя-
зи эти порвать гораздо труднее, чем если бы их де-
ловые сделки составляли не более 300 тыс. ф. ст.,
как это было в 1815 году? (Аплодисменты.) Я со-
вершенно убежден, господа, и без колебаний выра-
496
жаю мое убеждение перед этим собранием, что хотя
и не следует, разумеется, отрицать роль дипломатов,
но ничто так не способствует предотвращению вой-
ны и сохранению прочного мира, как развитие меж-
дународной торговли. (/7родолжительные аплодис-
менты.)
Тем не менее нас предостерегают на юге стра-
ны — больше того, нам напоминают, что в письме
одного знаменитого человека из тамошнего округа
(смех) уже содержалось такое предостережение, —
нас предупреждают, говорю я, что несмотря на рост
нашей торговли с Францией мы должны ждать
вторжения французов (взрыв смеха) и что мы будем
дремать, полагаясь на обманчивую безопасность,
если не подготовим значительных сил для отраже-
ния этого давно замышляемого вторжения. (Смех.)
Ну что ж, я не буду вам говорить, будто думаю, что
вам надо освободиться решительно от всех и всяких
вооруженных сил. Мне не приходится поведать вам,
будто мой блестящий друг г-н Кобден когда-либо ут-
верждал, что надо разрушить всю нашу военную
оборону на суше и на море. Зато я знаю, что имеются
люди, которые восхитились бы, если бы г-н Кобден
предложил нечто подобное, но он этого не сделал.
Однако нам надлежит сказать кое-что по этому
вопросу. Мы все единодушны в том — и великое
множество людей согласны с нами, — что если бы
можно было упразднить армии благодаря развитию
международных связей и отношений, это был бы ве-
личайший прогресс, самый великий прогресс, кото-
рый когда-либо совершался в мире, и это было бы
наилучшим подспорьем для развития цивилизации,
нравственности и взаимной доброй воли народов.
(Аплодисменты.) Мы все едины в такой убежденно-
сти. Никто, ни один человек, наделенный чувством
человечности, если только он не предпочитает чело-
вечности вещность (смех), не может думать иначе.
Тем не менее я полагаю — и я сейчас излагаю
мое личное мнение, — что мы пока что не находимся
в ситуации, позволяющей избавиться от средств
обороны и защиты. С 1815 года мы тратили ежегод-
но 16 млн ф. ст. на оборону нашей страны, и я ду-
Развитие
междуна-
родной тор-
говли —
лучшее
средство
предотвра-
щения войн
32 -2514
497
маю, что у нас всегда были достаточные средства
обороны. И все же я отрицаю, чтобы сегодня могло
произойти нечто, что заставило бы нас опасаться
внезапного вторжения французов, которым нас
стращают. Впрочем, насчет вторжения — это ста-
рая история. Я вспоминаю, как однажды г-н Томас
Этвуд, один из представителей Бирмингема, высту-
пил в палате общин с четырехчасовой речью, кото-
рую многие расценивали как великолепную речь на
тему о вторжении. Он доказывал, что надо ожидать,
что в один прекрасный день на лондонском мосту
появятся русские без малейшего предуведомления и
к неожиданности всего мира. (Смех.) Но сегодня мы
русскими не занимаемся, сегодня мы боимся Фран-
ции. (Смех и движение в зале.)
Во французском бюджете указывается на сокра-
щение численности армии в будущем году. Поэтому
я не усматриваю в этом бюджете никаких причин
для страха и не вижу никаких признаков того, что
Франция собирается захватить Англию. Почему там
сокращают расходы на военный флот и в будущем
году У Франции будет на 13 кораблей и две тысячи
матросов меньше, чем раньше? (Движение в зале.)
Наши джентльмены, которых преследует мания
вторжения, говорят нам: не надо доверять бюджету,
его сокращают, чтобы ослепить вас и погрузить в
состояние ложной безопасности. (Смех.) По логике
такого утверждения, чем больше французы сокра-
щают свои вооружения, тем больше мы должны на-
ращивать наши. Вероятно, у Франции есть свои
способы добывания денег, о которых, мы ничего не
знаем. Она может набрать солдат и моряков, воо-
ружить корабли, и никто ничего не заметит, а бюд-
жет она сокращает лишь для того, чтобы пустить
пыль в глаза бедняге Джону Булю. (Движение в
зале и смех.)
Я мало сведущ в военных вопросах, но, по правде
сказать, все эти тревожные мотивы не заслуживают
доверия. Всякий раз, когда во Франции улучшают
порт, роют там что-нибудь, углубляя дно, то наши
одержимые вторжением говорят, что это для того,
чтобы причаливать там военные пароходы. Этим
498
людям и в голову не приходит, что такие работы мо-
гут вестись с целью способствовать развитию и со-
вершенствованию французской промышленности и
торговли. Все меры по улучшению жизни француз-
ского народа или по развитию торговли страны, та-
кие, к примеру, как расширение портов и углубле-
ние дна в Гавре и Шербуре, видятся ими не иначе
как подготовка к захвату Великобритании. Они за-
являют, что торговля не очень занимает французов и
что роют они там землю не для торговых судов, а
для боевых пароходов.
Ну что ж, я придерживаюсь иного мнения и по-
лагаю, что все мы здесь, в Англии, заинтересованы в
улучшении портов во Франции. (“Слушайте! Слу-
шайте!”) Как англичанин я не испытываю никакой
ревности или зависти при виде подобных работ.
(Аплодисменты.) Напротив, я чувствую удовлетво-
рение и радость, когда узнаю, что где-то что-то
улучшают — в любой точке земного шара, в любой
стране. (Продолжительные аплодисменты.) И если
мне скажут, что мы должны бдительно и с подозри-
тельностью следить за работами во Франции по
улучшению портов, по возведению насыпи в Шербу-
ре, за всем тем, чем сможет пользоваться весь мир
(аплодисменты): если скажут мне, что нам подобает
глядеть на эти работы с неприязнью и ненавистью,
я отвечу, что не разделяю подобных взглядов (апло-
дисменты) и что, более того, они мне неприятны.
(Снова аплодисменты.) Меня восхищают все эти
проявления прогресса, и я думаю, что у вас нет ни-
каких оснований приписывать великому народу за-
мысел вторжения, достойный, разве что, какой-
нибудь орды дикарей. (Дружные аплодисменты.)
Вторгнуться в Англию с единственным намерением
унизить народ нашей страны, лишить его плодов его
труда, оскорбить все классы населения — вот уж
поистине задача, абсолютно недостойная любого ве-
ликого народа и любого народа вообще. Вы не
вправе бросать подобные обвинения ни одному на-
роду. (Аплодисменты.)
32*
499
Мир еще не
готов обой-
тись без
средств обо-
роны
Есть только одно, с чем мы можем согласиться:
мы хотим сохранить наиболее приемлемый военный
аппарат, потому что мир, как нам представляется,
еще не готов обойтись без средств обороны, и мы
хотим иметь такие средства, чтобы защищать нашу
страну. Но совсем другая вещь — приписывать со-
седней и дружественной стране намерения, которые
возмутят всякого порядочного француза. Да ведь
после столь долгого мира, после стольких дружеских
отношений, завязанных между обеими странами,
вдруг рассматривать Францию как способную пи-
тать столь отвратительные помыслы? Воистину, гос-
пода, я не могу спокойно выслушивать разглаголь-
ствования, будто неизбежны и чуть ли не необходи-
мы военные действия между Францией и Англией!
{Продолжительные аплодисменты.) Я совсем не
думаю, что при нынешнем положении в мире обе
наши страны, пребывающие в мире и продвинув-
шиеся далеко вперед в цивилизационном развитии,
смогут посредством какой-то уловки, какой-то хит-
рости испытывать ненависть друг к другу. {Возгла-
сы одобрения.)
Я надеюсь, господа, что все сказанное мною не со-
держит ни единого слова, которое позволяло бы не-
верно толковать мою мысль. Я знаю, что люди Ман-
честера не любят титулованных особ. Я знаю, что им
свойственна природная подозрительность к членам
правительства {смех), и прямо сегодня я слышал, как
кто-то сказал одному уважаемому джентльмену, что
он ждет, что меня вдруг свалит грипп {смех) и я не
смогу быть с вами. Вообще-то я знаю, что люди не
любят высказывать свои мысли, когда они заняты
делами {смех), но я никогда не слыхивал, что откро-
венность есть плохая политика, во всяком случае я
никогда так не считал. {Аплодисменты.)
Я искренне сказал вам, что мне несимпатично все
то, что называют воинственным духом. {Аплодис-
менты.) Я сказал вам это, но я не хочу брать на
себя обязательств перед этим собранием действо-
вать так-то или так-то в этом вопросе. Я пока что не
знаю, какого мнения придерживается и как собира-
ется поступить правительство. Быть может, оно то-
500
же считает безумием панические разговоры о втор-
жении. Пока я могу сказать единственное: ждите,
ждите, и прежде чем высказываться о действиях
правительства, выясните, что оно предлагает и для
чего. Вы можете высказать вашу точку зрения по
поводу письма из ланкаширского графства, выра-
зить ваше мнение о г-не Пайгоне1 и о письме герцо-
га Веллингтона. Но не высказывайтесь о намерениях
правительства, пока вы их не узнали. (Аплодисмен-
ты.) Предоставьте и мне свободу мнений. И если
мое голосование или мое поведение в этом вопросе,
как и в любом другом вопросе, вам не понравится,
вы, конечно же, получите повод наказать меня, при-
том способом, который я стесняюсь назвать перед
этой аудиторией».
Далее оратор говорит о недавнем акте, которым было устра-
нено неравноправие евреев, и высказывает некоторые соображе-
ния, сопровождаемые аплодисментами, в пользу свободы совести.
«Я надеюсь, — говорит он в заключение, — спо-
собствовать в парламенте ликвидации всех монопо-
лий, которые сегодня еще существуют, и я верю, что
по любому пункту, по которому будет вестись борь-
ба за великие принципы гражданской, торговой и
вероисповедальной свободы, вы всегда будете ви-
деть меня как участника этой борьбы, как будете
видеть в ней и всех моих друзей — приверженцев
свободы обмена и борцов за нее. {Гром аплодис-
ментов.)»
Член парламента г-н Кершоу произносит тост: “За здоровье
избирателей юга и севера Ланкашира, Западного Райдинга и
Йоркшира и всех, кто избрал в парламент фритредеров”.
Встает г-н Кобден, встреченный долго не прекращающимися
аплодисментами. Поблагодарив за только что провозглашенную
здравицу, он говорит:
«Не меньше дюжины раз, господа, меня спраши-
вали, какова цель этого собрания. Должен при-
знаться, что я не хотел бы, чтобы оно рассматрива-
1 Г-н Пайгон — крупный фабрикант пороха и один из
главных сеятелей паники.
501
Новые цели
Лиги
О стремле-
нии увели-
чить воору-
жения Анг-
лии
лось как собрание для прославления прошлых успе-
хов или, еще хуже, для прославления самих себя,
устами одних в уши других. Я хотел бы, чтобы его
расценивали как свидетельство того, что мы еще
живы и живы для будущего (аплодисменты); что,
добившись гарантии в своде законов для свободы
торговли зерном, мы намереваемся получить гаран-
тию свободы мореплавания; что мы хотим помешать
собственникам Вест-Индии облагать к своей выгоде
наших сограждан; и, в итоге, мы будем добиваться
распространения на все товары, которыми торгуют
люди, принципов, которых мы добились примени-
тельно к зерну. (Аплодисменты.)
Господа, наш уважаемый, представитель уже ос-
ветил умело и полно некоторые пункты, которые я
тоже хотел затронуть и которые касаются вопроса о
видах сахара и об обосновании наших принципов
свободы торговли. Так что мне нет необходимости
повторять сказанное им, и я от всей души благода-
рю его за речь — одну из лучших речей, которые я
слышал в этих стенах. (Аплодисменты.)
Я полагаю, что вопрос о свободе торговли, при-
том во всех его подробностях, известен аудитории. Я
полагаю также, что все реформы, которые я только
что перечислил и за которые мы будем бороться,
одобряются собранием и что уважаемые члены, слу-
шающие меня на этой сцене, присоединятся к нам,
чтобы добиться полного принятия парламентом
наших принципов. ("Слушайте! Слушайте!”)
А теперь, господа, поговорим на другую тему, и
хотя она тесно связана с вопросом о свободе торгов-
ли, я не хочу, чтобы подумали, будто я выражаю
мнение кого-либо из моих парламентских коллег. Я
буду говорить лично от себя и никого ничем не обя-
зываю. Как вы, вероятно, уже догадываетесь, я
имею в виду проявляемые ныне намерения увеличить
наши вооружения. (Аплодисменты.) Никто не станет
возражать, если я скажу, что люди, которые в тече-
ние долгого времени фритредерской агитации самым
энергичным образом участвовали в этом деле, — это
люди, проповедующие свободу обмена не только вви-
502
ду обеспечиваемых ею материальных преимуществ,
но и по мотивам более возвышенным — обеспечить
мир между народами. (Аплодисменты.)
Я думаю, что именно этот мотив привел в наши ря-
ды целую армию священнослужителей, что дало мощ-
ный импульс для успехов в начале нашей деятельно-
сти. Я познакомился со многими руководителями на-
шей армии — армии в прямом смысле слова — и
узнал, какими соображениями они руководствуются.
Они стали самыми активными, самыми настойчи-
выми и самыми преданными нашими коллегами.
Они тоже были движимы чисто нравственными и
религиозными чувствами, о которых я уже сказал.
Они стремились и стремятся к миру. (Аплодисмен-
ты.) Я уверен, что каждый из этих людей испытал
такое же удивление, как и я, когда не прошло и года
после объявления нашей страной всему миру о сво-
боде обмена, как уже заговорили и объявили, что
надо увеличить вооружения. (Аплодисменты в одо-
брение слов оратора.)
Какова же причина такой паники, спрашиваю я
вас? Вероятно, мы можем отыскать ее в письме гер-
цога Веллингтона, в его демаршах перед правитель-
ством, о которых он пишет, и в его переписке с лор-
дом Джоном Расселом. Да, мы можем приписать са-
му эту причину герцогу Веллингтону, его письму и
его демаршам. Признаюсь, я не хочу подхватывать
здесь восхищение некоторых людей нашими славны-
ми и удачливыми военными, и я спрашиваю, найдет-
ся ли среди ревностных почитателей герцога человек,
наделенный обычным чувством гуманности, который
не пожелал бы, чтобы это письмо не было написано
и опубликовано? (Движение в зале и аплодисменты.)
Сам герцог уже дошел до пределов, отведенных жиз-
ни человека, и можно без всяких ораторских прикрас
сказать, что он стоит на краю собственной могилы.
Не жалкое ли это зрелище (аплодисменты), не жал-
кое ли зрелище видеть, как рука, которой уже не под
силу поднять шпагу, поднимается, чтобы написать
письмо — вероятно, последнее письмо старика своим
соотечественникам, — в котором возбуждаются наи-
Удивитель-
но, что едва
успев объя-
вить о сво-
боде торгов-
ли, в Англии
заговорили
об увеличе-
нии воору-
жений
Письмо гер-
цога Вел-
лингтона
503
худшие страсти и сеется рознь между двумя велики-
ми соседними народами? {Аплодисменты.) Не лучше
ли ему было бы выступить с призывом простить и
забыть прошлое, а не оживлять в памяти Тулон, Па-
риж, Ватерлоо и не делать все возможное, чтобы по-
будить храбрый народ к ответным действиям и к от-
мщению за свои прошлые поражения? ("Слушайте!
Слушайте!”) И разве не исполнил бы он более слав-
ного дела, если бы полил бальзамом уже почти за-
жившие раны, а не стал бы их вскрывать и бередить,
предоставляя другому поколению исправлять зло,
которое сам он причинил? Вот я читаю письмо герцо-
га и, оставляя в стороне его содержание, подхожу к
самому концу, где он пишет: “Мне семьдесят седьмой
год”. И я добавляю: это-то объясняет и извиняет все.
{Аплодисменты.)
Впрочем, нам надо заниматься не герцогом Вел-
лингтоном. Нам надо заниматься более молодыми
Решение
вопроса о
вооружениях
принадлежит
всем граж-
данам, пла-
тельщикам
налогов
людьми, которые пользуются своим авторитетом ра-
ди частных целей. {“Слушайте! Слушайте!”) И
прежде всего я должен вам пояснить, вам и англий-
скому народу, что вопрос этот — не военный и не
морской, а такой вопрос, решение по которому при-
надлежит гражданам. {Движение в зале и аплодис-
менты.) Когда мы находимся в состоянии войны,
люди в красном обмундировании и со шпагой на
боку могут не обращать на нас внимания и делать
свое дело — дело малозавидное, которое блестящий
военный, сэр Гарри Смит, удачно назвал “предосу-
дительным дельцем”. Но сегодня мы находимся в
ином состоянии и хотим собрать плоды прошлого.
Нам нужно поэтому самим исчислить вероятность
войны. Я только что сказал, что этот вопрос подле-
жит решению граждан. Он подлежит решению на-
логоплательщиков, которые своими деньгами под-
держивают армию и флот. {Аплодисменты.) Этот
вопрос решается торговцами, промышленниками,
лавочниками, рабочими и фермерами страны. Я
прошу извинения у лорда Элсмера, но этот вопрос
решается также и работниками галантерейного про-
изводства. {Продолжительные аплодисменты.)
504
Каковы шансы, что вспыхнет война? Откуда она
может прийти? Я еще раз утверждаю, что вы более
компетентны судить об этом, чем люди военные, вы
более беспристрастны, так как при любом повороте
событий вы не заинтересованы в войне. И всякий
человек, который сумеет прочитать хотя бы одну
книгу с описанием современной Франции или пере-
вод хотя бы одной французской газеты, всякий, кто
возьмет на себя труд проследить за успехами тор-
говли, промышленности, за наращиванием богатства
у французов, всякий, повторяю, кто способен выяс-
нить для себя все эти вещи, такой человек, столь же
компетентен, как и человек военный, чтобы судить о
вероятности войны. (Аплодисменты.)
Хочу добавить, что никогда еще в истории Фран-
ции не было такой эпохи, как нынешняя, когда
страна хочет проводить мирную политику, особенно
в отношениях с Англией. Сегодня французский на-
род находится в положении, отдаляющим его от
войны. Он пережил социальную революцию, которая
настолько уравняла землевладение, что вся масса
граждан почти в одинаковой степени материально
поддерживает правительство и государство. Налоги
там в основном прямые, и поэтому народ очень чув-
ствительно воспринимает государственные расходы,
а это необходимым образом отвращает войну. Соб-
ственность во Франции не такая, как у нас. Там на-
считывается от пяти до шести миллионов земельных
собственников, тогда как у нас не наберется и деся-
тая доля от такого числа. Люди там все работящие,
экономные, потому что берегут свои пять франков и
хотят кое-что оставить детям. Могу сказать, и вряд
ли кто возразит, что нет в мире более приветливого
и привязанного к своим семьям народа, чем народ
французский.
Поэтому я с ужасом, стыдом и негодованием от-
ношусь к тому, что пишут о нем некоторые наши
газеты. Они изображают его как народ нищий, де-
градирующий, глубоко невежественный. Я рад, что
мне представился случай опровергнуть все эти бас-
ни и показать в истинном свете положение и под-
линные чувства французского народа. В нашем го-
Оценка шан-
сов возник-
новения
войны
При прямых
налогах рост
госрасходов
ощущается
народом
сразу, что
предотвра-
щает войну
О народе
Франции
505
роде есть одна газета, которая на прошлой неделе
поделилась с читателем таким соображением: нам
надо иметь в Манчестере хорошую полицию для за-
щиты от воров, мошенников и убийц, и, на таком же
основании нам надо иметь хорошую армию для за-
щиты от французов. (Смех.) Французы, видите ли,
это тоже воры, мошенники и убийцы!
Французский народ теперь так же хорошо орга-
низован, у него царит такой же порядок, как у нас.
За последние пять-шесть лет во Франции случалось
не больше беспорядков, чем в Англии. В Лондоне
есть еще одна газета, еженедельная, которая обычно
пишет о серьезных вещах, но, по-видимому, паника
лишила ее хладнокровия. (Смех.) Так вот, эта газета
пишет, что первая схватка с Францией произойдет
без объявления войны и что мы будем вынуждены
охранять Ее Величество в Осборн-хауз, потому что
наглые французы хотят украсть у нас королеву.
(Смех.) И посмотрите-ка, какой урок преподала этим
людям наша отважная королева. Она отправилась во
Францию без всякой особой охраны, причалила к бе-
регу бальнеологического курорта и оказалась в ван-
не. (Смех.) Следовательно, господа, мы наблюдаем
немалую храбрость, с одной стороны, и бесподобную
трусость, с другой. (Смех и аплодисменты.)
По правде сказать, такая паника представляет
собой периодически возобновляющуюся болезнь. Я
иногда сравниваю ее с холерой, потому что в по-
следний раз паника посетила нас вместе с холерой.
Тогда твердили, что вот-вот нагрянут русские, и мне
пришлось заниматься вопросом о вторжении рус-
ских. Однако я полагаю, что если бы я не был шо-
кирован тогда безумием некоторых газет (кстати, и
сегодня немало газет, охваченных почти таким же
сумасшествием), которые писали, что русские со дня
на день высадятся в Портсмуте, — да, если бы я
поверил этим бредням, то я никогда не стал бы ни
автором книг, ни общественным и государственным
деятелем, не написал бы ни одной брошюры, не
произнес бы ни одной речи, а по сию пору оставался
бы трудягой-галантерейщиком. (Продолжителъные
аплодисменты.)
506
Господа, нам теперь нужно лучше знать ино-
странцев. Вы помните, что три недели или месяц на-
зад я имел случай высказаться по поводу избрания
моего друга г-на Генри, в Ньютоне, и я говорил тогда
о сокращении наших вооружений. Я показал тогда,
как важно сократить наши расходы, чтобы успешно
проводить наши налоговые реформы. В это же самое
время проходило большое собрание в Руане, который
можно назвать французским Манчестером. Там со-
бралось 1800 избирателей, чтобы высказаться за из-
бирательную реформу. Один из ораторов, г-н Визине,
произнес речь, выдержанную в таком же духе, что и
моя. Я зачитаю вам из нее отрывок, включая помет-
ки, как реагировала аудитория».
После этого зачтения г-н Кобден продолжает:
«Эти выдержки несколько пространны. Но я по-
думал, что они вас заинтересуют. (Аплодисменты.)
Я подумал, что вам будет любопытно узнать, что же
происходило на собрании, выражающем мнение ог-
ромного промышленного города Франции. И когда
вы услышали, что там говорилось и какие там были
аплодисменты, разве можете вы поверить, вы, люди
Манчестера, что Франция — это страна бандитов,
как описывают ее вам некоторые газеты? (Аплодис-
менты.) Я не хочу сказать, что во Франции нет
предрассудков и предубеждений; они есть, как и в
Англии, и подлежат искоренению. Но я хочу сказать,
что не надо искать ссоры, кивая на горстку людей в
Париже, — людей не уважаемых и невлиятельных.
Давайте протянем руку тем людям, о которых я
только что рассказал. (Аплодисменты.)
А теперь я попробую разобрать вопрос о воору-
жениях в практической плоскости и более обстоя-
тельно, поскольку, быть может, я говорю о нем вам
в последний раз перед тем, как он будет вынесен на
обсуждение палаты. Это, повторяю, вопрос, по кото-
рому должна высказаться масса граждан, а спе-
циалистам тут делать нечего. Да я и не собираюсь
вникать в профессиональные детали и не думаю,
чтобы вам были полезны даже малейшие практиче-
Анализ во-
проса о воо-
ружениях
507
Во всех во-
просах мы
должны
действовать
справедливо
и честно
В местах с
развитой
торговлей
никто не
нуждается в
военном
флоте
ские знания об ужасном ремесле войны. (Аплодис-
менты.) Я лишь хочу спросить вас, налогоплатель-
щиков, живущих сейчас в условиях прочного мира,
согласны ли вы подвергать себя риску войны при
сохранении ваших денег в ваших карманах или вы
позволите большому числу людей жить в праздно-
сти, надев красную каску или синюю куртку, под
предлогом, что они вас защищают? (Движение в за-
ле.) Лично я убежден, что решительно во всех во-
просах мы должны действовать справедливо и чест-
но и, в данном случае, держать оливковую ветвь
мира вместе со всем миром. И пока мы будем вести
себя именно так, я согласен подвергать себя риску
всего, что может случиться, но не оплачивать со-
держание ни одного лишнего солдата или моряка.
(Громкие аплодисменты.)
Однако требуется решить вопрос не только о том,
должны ли мы увеличить наши вооружения. В этом
году вы уже потратили 17 млн ф. ст. на вооружения,
и кому-кому как не вам знать, какое более удачное
применение могли бы найти эти деньги. (Аплодис-
менты.) Вы что, неужто вы знаете, что обильно оп-
лачиваемый вами военный флот используется над-
лежащим и наилучшим образом? (Возгласы: “Слу-
шайте! Слушайте!” и аплодисменты.) Где эти боль-
шие корабли, которые обходятся вам так дорого?
Обычно они плавают по разным морям, демонстри-
руя свою мощь, но не заходят ни в Гамбург, ни в
порты Балтики, где ведется большая торговля. Нет,
они там не бывают, там холодно, да и на берегах
нечем поразвлечься. (Смех и аплодисменты.) Захо-
дят ли они в порты Северной Америки, Соединенных
Штатов, на которые приходится пятая или шестая
часть нашей торговли с заграницей? Тоже нет. На
появление в тех краях английского военного корабля
газеты откликаются как на чрезвычайное событие.
Матросы военных кораблей — лентяи и поэтому по-
ступают правильно, что появляются крайне редко в
таких странах и даже около них. В них никто не ну-
ждается, в местах с развитой торговлей. (Аплоди-
сменты.)
508
В конце нашей короткой сессии я запросил док-
лад о стоянках наших кораблей и прошу вас взгля-
нуть на этот доклад. Я запросил сведения о морских
силах, находившихся в нижнем течении Тахо и в во-
дах Потругалии на начало каждого месяца в тече-
ние прошлого года, с названиями кораблей, числен-
ностью людей и числом пушек. Из этого доклада вы
можете узнать, что наши морские силы в Тахо и Ду-
эро и у морских берегов Португалии превосходят все
американские морские силы. Правда, Лиссабон —
город восхитительный, я сам там бывал, климат вос-
хитительный, герань растет в январе на открытом
воздухе. (Смех и аплодисменты.) Не буду спорить о
вкусах капитанов и адмиралов, которые хотят про-
вести год на Тахо — с вашего позволения. (Апло-
дисменты.) Вам говорят, что они служат там вашим
интересам. Могу вас уверить, что это совсем не так.
Ваш флот находится в Тахо в полном распоряжении
португальской королевы и ее министров. Она обе-
щала помогать кораблям и экипажам в случае ка-
ких-либо народных возмущений по каким-либо по-
водам. Вот и все.
Не желая оскорбить никакую страну, скажу все-
таки, что сегодня Португалия — самая маленькая и
самая нищая из европейских государств. Я задаюсь
вопросом, что же выигрывает Англия, беря под свою
защиту подобные страны. Португалия насчитывает
примерно три миллиона жителей. Мы ничем не рис-
куем, торгуя с ней, по очень простой причине: мы
ввозим к себе четыре пятых ее вина, а если переста-
нем ввозит портвейн, никто от этого не придет в
ярость. (Смех и аплодисменты.) Надеюсь, никто не
обвинит меня в жестокости и что меня поймут с су-
губо экономической точки зрения, но я скажу, что
если бы землетрясение, разрушившее Лиссабон,
произошло снова и погрузило бы всю Португалию в
океанские воды, то для английского народа высво-
бодились бы немалые средства, которые тратятся
сейчас попусту.
Я совершенно не виню португальцев. Они делают
все, что могут, чтобы помогать самим себе. Совсем
недавно один из их депутатов был буквально загнан
Праздность
военных
моряков в
Португалии
Неумест-
ность вме-
шательства в
португаль-
ские дела
509
в здание кортесов под единодушный вопль толпы, то
есть народа, который, если верить лорду Пальмер-
стону и компании, не пользуется никаким влиянием
в Португалии. (Аплодисменты.) Но всякий раз, ко-
гда эта страна пытается возмутиться, англичане ис-
пользуют свою мощь, чтобы подавить возмущение.
Пусть лучше тамошняя королева и ее министры как
следует управляют страной, и тогда более надежной
поддержкой будет им сам народ! Я советую вам
следить за португальскими делами. Изучайте их, а
также их связь с вопросом о вооружениях.
Я знаю, что в Англии многие с отвращением от-
носятся к внешней политике потому, видимо, что эта
политика никогда не сделала ничего хорошего.
(Движение в зале.) Однако могу гарантировать вам,
что если вы скинете с себя апатию и будете бди-
тельно наблюдать действия департамента иностран-
ных дел, вы сбережете значительную сумму денег,
что немаловажно в наше время. (Аплодисменты.)
Теперь, господа, я поставлю вот какой вопрос:
если обитатели Брайтона, если брайтонские старые
бабы обоих полов боятся, что их вытянут из их по-
стелей (смех), то почему бы не отозвать флот из Та-
хо и не заставить его курсировать по Ла-Маншу?
(Аплодисменты.) Я не моряк, но думаю, что ни один
моряк, не будет со мной спорить, если я скажу, что
для наших экипажей лучше плавать по Ла-Маншу,
чем стоять у причалов Лиссабона, бездельничать, да
и развратничать.
У нас есть военные корабли, которые ходят из
Портсмута прямо на Мальту, потому что Мальта —
это, так сказать, большой госпиталь нашего флота.
(Продолжительные аплодисменты.) Я поехал на
Мальту в начале зимы, в ноябре. Вскоре туда при-
был линейный корабль из Портсмута. Он вошел в
порт Ла-Валетты и оставался там, пока я плавал с
Мальты в Неаполь, а оттуда в Грецию и Египет. Он
все еще был там, когда я вернулся на Мальту.
Старшие офицеры прогуливались по набережной,
где жили в клубах, а остальной экипаж изо всех сил
старался создать видимость, что занят чем-то полез-
510
ным: поднимал и опускал паруса и до бесконечности
надраивал падубу. {Взрыв смеха.)
Я нанес там визит американскому консулу, и мы
много говорили о нашем флоте. Он сказал мне: “Мы,
американцы, считаем ваш флот очень дряблым”.
“Что вы имеете в виду под таким определением?”
“О, — ответил он, — экипажи ваших кораблей
слишком ленивы, да им и нечем заняться. У вас и не
будет хороших экипажей, если ваши корабли меся-
цами стоят в порту. Мы, американцы, никогда не
держим больше трех кораблей во всем Средиземном
море, да и то только один из трех крупнее фрегата.
К тому же, согласно указаниям нашего правитель-
ства, американские корабли никогда находиться без
особой надобности ни в каком порту, а должны пла-
вать и плавать по Средиземному морю в разных на-
правлениях, на очень короткое время заходить в тот
или другой порт и гоняться за пиратами, когда те
обнаруживают себя. Наши корабли всегда в движе-
нии, и поэтому дисциплина на них лучше, чем на
английских кораблях, где экипажи пребывают в со-
стоянии вечного досуга”. {Движение в зале.)»
Оратор говорит затем о неверном толковании его
вопросу о разоружении. Он продолжает:
«Я откровенно заявил в Стокпорте то же самое,
что заявляю и сегодня, то же самое, о чем пишу в
моих работах вот уже двенадцать лет, а именно: мы
не можем сокращать наши вооружения, в матери-
альном выражении, до тех пор, пока не переменятся
умонастроения касательно внешней политики. Нуж-
но, чтобы английский народ отказался от идеи, буд-
то ему надлежит управлять делами всего мира. Я не
осуждаю правительство, поддерживающее наши воо-
ружения на определенном уровне. Я лишь хочу об-
ратить внимание общественности на то обстоятель-
ство, что проводить сегодня такую же внешнюю по-
литику, какая проводилась раньше, — это безумие.
{Аплодисменты.) Когда общественное мнение, ко-
гда большинство общественности окажется на моей
стороне, я буду рад, что мои взгляды воплощаются в
Мнение
американца
о ВМФ Анг-
лии
мнения ПО
Англичане
должны
отказаться
от идеи, что
им надлежит
управлять
делами всего
мира
511
Я готов пре-
бывать в
меньшинст-
ве, пока не
добьюсь
превращения
его в боль-
шинство
Военные
приготовле-
ния Англии
повредили
делу свобо-
ды торговли
в Европе
жизнь. Но до тех пор я готов оставаться в меньшин-
стве и буду пребывать в меньшинстве, пока не
добьюсь превращения его в большинство. (Аплодис-
менты.)
Однако вопрос, встающий перед вами, заключа-
ется не в том, следует ли нам разоружить наш флот.
Он заключается в том — хотите ли вы или не хотите
увеличивать армию и военный флот. Вполне допус-
кая, что общественность не разделяет моих взглядов
до такой степени, чтобы согласиться со мной насчет
сокращения наших вооружений, я все-таки утвер-
ждаю от имени Западного Райдинга и Йоркшира
(аплодисменты), от имени графства Ланкашир, от
имени Лондона, Эдинбурга и Глазго, что обществен-
ное мнение на моей стороне. (Гром аплодисментов.
Аудитория встает, раздается многократное
“ура!”) И если общественное мнение повсюду вы-
ражает себя, как здесь и сейчас, наши вооружения
не будут увеличены. (Аплодисменты.) Но даже если
общественность и не проявит себя столь активно —
я говорю от себя лично и как независимый член
парламента, — в бюджет армии и флота не будет
добавлено ни одного шиллинга, пока я не добьюсь
раскола в палате по этому вопросу. (Шумные апло-
дисменты.)
Господа, в начале моей речи я показал вам связь
между вопросами о вооружения и о свободе торгов-
ли. Заканчивая, хочу сказать, что вопросу о свободе
торговли сильно повредили в Европе меры, предло-
женные в области нашей национальной обороны. Я
получаю газеты из Парижа и скажу вам, что в Па-
риже тоже существуют борцы за свободу обмена,
которые объединились в ассоциацию и выпускают
еженедельную газету, чтобы просвещать умы, как
это делает и наша Лига. Этой газетой руководит
мой очень способный и прекрасный друг г-н Бастиа.
И вот на прошлой неделе газета высказала свое
огорчение по поводу материалов в другой газете,
“Монитер эндюстриель”, которая утверждала, что
Англия неискренна в своей политике свободной тор-
говли и что, увидев, что провозглашенные ею прин-
512
ципы не приемлются в Европе, она готовит свои
вооруженные силы, чтобы оружием навязать то, чего
ей не удалось навязать хитростью.
Я призываю моих сограждан противиться подоб-
ным попыткам, предназначенным распространять
клевету насчет наших принципов. Мы начали про-
поведовать свободу торговли, будучи убеждены, что
она приведет к миру и гармоничным отношениям
между народами. Но даже самые ревностные фрит-
редеры, никогда не говорили того, что им приписы-
вают некоторые газеты, а именно что свобода тор-
говли сразу откроет эру, о которой люди мечтали
тысячелетиями. Мы никогда не ждали ничего подоб-
ного. Мы знали, что для других народов потребуется
время, как оно потребовалось и для нашего народа,
чтобы принять наши взгляды. Тем не менее мы все-
гда надеялись, что народы Европы не заставят нас
усомниться в наших собственных принципах, не за-
ставят нас вооружаться против народов, с которыми
мы хотим поддерживать только и единственно дру-
жественные отношения. Мы решили сделать свобод-
ный обмен предвестником мира — вот и все! Когда
мы посадили оливковое дерево мира, мы не ждали,
что его плоды вырастут и созреют за один день, и
терпеливо ждали времени сбора. С помощью Неба и
с вашей помощью такое время наступит непремен-
но. (Продолжительные аплодисменты.)»
Полковник Томпсон произносит здравицу в честь Лиги и в
благодарность за ее деятельность, которая принесла много
пользы стране и всему миру.
В ответ на его тост выступает г-н Брайт:
«Если кто-нибудь, входя в этот зал, имел какие-
то сомнения по поводу действительных целей нашего
собрания, его сомнения теперь должны рассеяться.
Меня спрашивали, почему мы снова собираемся те-
перь, когда политический мир спокоен и когда ре-
формы, которых мы добивались, в том числе и на
таких собраниях, большей частью воплощены в жизнь,
Я отвечал, что мы встречаемся, чтобы воздать
должное великому принципу, который победил, и
33 -2514
513
еще одному принципу, который только еще идет к
победе, — принципу, гласящему, что мнение народа
должно быть единственным путеводителем, а инте-
ресы народа — единственной целью правительства
нашей страны.
Мне нет нужды расточать обильные похвалы
свободе торговли. Если когда-либо торжествовал
принцип, если когда-либо цель, преследуемая вели-
кой ассоциацией, находила оправдание в результа-
тах, то это принцип свободы торговли и цель агита-
торов нашей ассоциации. (Аплодисменты.) Разве мы
не слышали многие годы, что наша страна должна
быть полностью независимой от заграницы? И разве
не должны мы теперь признать, что благодаря ввозу
продуктов питания многие миллионы наших согра-
ждан сохранили свои жизни в течение этих полутора
лет? Не говорили ли нам, что лучший и самый на-
дежный способ снабжать людей продовольствием —
это протежировать наших земледельцев? И не дока-
зано ли теперь, что после тридцати лет строжайшего
покровительства миллионы наших сограждан умер-
ли бы с голоду, если бы мы не стали получать хлеб
из-за рубежа? Разве не говорили нам, кроме того,
что если мы будем покупать зерно за границей, нам
придется вывозить много золота, и это золото помо-
жет создать промышленность, соперничающую с
нашей? Да, был крупный ввоз и крупный вывоз
звонкой монеты, предназначенной для оплаты хлеба,
но разве звонкая монета куда-то исчезла? Она
возвращается к нам столь же быстро, как уходила.
Страна, забравшая у нас поначалу большую часть
золота за зерно, Соединенные Штаты, за последний
год удвоила или даже утроила закупки наших това-
ров. (Аплодисменты.)
Если кто-нибудь станет жаловаться мне на сво-
боду торговли — хотя, должен сказать, очень немно-
гие жалуются на нее, да и то это в основном упрям-
цы и тупицы, которых никогда и ни в чем не пере-
убедишь, — если кто-нибудь спросит меня, действи-
тельно ли свобода торговли победила, действительно
ли наша политика преуспела, я скажу ему о шест-
514
надцати миллионах четвертей зерна, ввезенных за
шестнадцать последних месяцев, и сам спрошу его:
что бы вы делали без этого ввоза? У вас была бы
анархия, разорение и такая смертность, какой не
бывало никогда и ни в одной стране. Вы испытали
бы все мыслимые страдания и ужасы, если бы ваша
политика ограничений и исключений продолжалась
{Аплодисменты.)
За последний год действенность какого-либо
принципа не была доказана столь блестяще, как
принципа нашего. Если бы человек смог подняться
так высоко, чтобы охватить взглядом весь мир, что
бы он увидел? Где пропадал наш торговый гений?
Мы были принижены страхом, мы были во власти
голода, мы умоляли весь мир спасти нас. И торгов-
ля откликнулась на наши мольбы со всех концов
света. На берегах Черного и Балтийского морей, на
античном Ниле и священном Ганге, на реке Святого
Лаврентия и на Миссисипи, на далеких островах
Индии, в рождающемся царстве Австралии люди
собирали плоды своей земли и посылали нам, чтобы
накормить изголодавшийся народ нашего королев-
ства. {Аплодисменты.}»
Оратор говорит затем о политических результатах свободы
обмена и продолжает:
«В политическом отношении отмену хлебных зако-
нов можно сравнить с ледоходом после долгих моро-
зов. Когда наступает оттепель, лед раскалывается и
дробится, льдины движутся, то сталкиваясь, то отда-
ляясь друг от друга, но все плывут к одной цели —
к океану. Так и мы видим в нашем парламенте, как
раскалываются партии. В парламенте и вне его лю-
ди стремятся и идут к еще большей свободе, нежели
та, которой мы пользовались до сих пор. {Аплодис-
менты.) Так куда же мы идем?»
Оратор перечисляет реформы, которые следует провести, в
первую очередь реформу официальной церкви и реформу по-
рядка наследования или передачи земельной собственности. Он
говорит:
33*
515
«Вопрос о собственности на землю и способе ее
передачи от одного лица другому и от отца сыну
касается и Англии, и Шотландии, и Ирландии. Вся-
ческие злоупотребления возникли здесь давно, еще
когда население было крайне малочисленным и на-
род не имел никаких прав. Теперь речь идет о лик-
видации этой системы. Подобно тому как парла-
мент согласился на свободный ввоз иностранного
зерна, подобно этому — каково бы ни было влияние
и воздействие аристократов — он скоро согласится
на освобождение земли, и земля будет такой же
свободной, как свободны даваемые ею плоды. {Ап-
лодисменты.)
Было бы странно, если бы на нашем сегодняш-
нем собрании все мысли были бы поглощены вопро-
сом, о котором никто не думал всего лишь несколько
недель назад. Я имею в виду воинственный клич,
слышимый во всей стране. Повсюду говорят, что на-
ступила паника. Я же убежден в обратном: никакой
паники не было и нет. А произошло вот что. Мой
уважаемый друг, представитель Западного Райдин-
га и Йоркшира [г-н Кобден] отправился в самую
глубинку Корнуолла. Там он прочитал лондонские
газеты и вообразил, будто мы поверили тому, что
там написано {Смех.) А вот еще пример его довер-
чивости. Когда он находился в Испании, он написал
мне письмо в то самое время, когда назревала ссора
между лордом Пальмерстоном и кем-то в Париже
по поводу бракосочетания испанской королевы, и
знаете, о чем он просил? Он умолял нас не затевать
войну из-за этого и заклинал не поддаваться воин-
ственному психозу. Пребывая в Испании, он, навер-
ное, забыл о характере народа, среди которого жи-
вет постоянно. {Смех.) Он там тоже читал лондон-
ские газеты и почему-то подумал, что все мы как
раз и пишем лондонские передовицы. А в общем
фактом остается лишь то, что паникой были охваче-
ны лидеры военной партии нашей страны и главные
редакторы газет — больше никто. {Смех.)
Лично я убежден, что вся эта паника — чистое
притворство. Думаю, что могу раскрыть вам некий
секрет. В нашей стране стало обычаем, что чем
516
больше человек богат, тем меньше он оставляет на-
следства своим многочисленным детям. (Возгласы:
“Слушайте!” и аплодисменты.) Если честный про-
изводитель хлопчатобумажных тканей, торговец, га-
лантерейщик скапливает 20 или 30 тыс. ф. ст., он
обычно, когда покидает наш бренный мир, поровну
распределяет эту сумму между своими детьми. (Ап-
лодисменты.) Откровенно говоря, я не представляю
себе, как может поступить иначе человек, обладаю-
щий естественными чувствами и обычной дозой по-
рядочности. Но если собственностью владеет титу-
лованная особа, особенно собственностью земельной,
она, особа, полагает, что все должно перейти к стар-
шему сыну. Полковник Томпсон, объясняя этот
феномен, говорит, что такой человек всегда стремит-
ся, чтобы была сильная рука, могущая заставить
людей поддерживать всю остальную его семью.
(Смех.) А вы знаете, что аристократические семьи
размножаются, как и семьи всех прочих классов.
(Смех.) Сначала за обеденным столом сидят один
или два ребенка, потом мало-помалу их набирается
от шести до восьми или от десяти до двенадцати,
как Бог пошлет. Все эти дети воспитываются в та-
ком духе, что им, мол, зазорно заниматься торгов-
лей. Коммерческая деятельность их не устраивает, и
они заполняют все места на государственной служ-
бе. (Смех.) Они настолько преисполнены патриотиз-
ма, что не хотят делать ничего, кроме как служить
своим соотечественникам. Но государственная кор-
мушка с каждым днем становится для них все более
скудной. (Смех.) Дело в том, что, тоже с каждым
днем, средние классы поставляют все большее число
людей активных, умелых, интеллектуально развитых,
которые и на государственной службе составляют
сильную конкуренцию аристократическим отпры-
скам. Предвидеть последствия этого было очень лег-
ко. Как выразился бы полковник Томпсон, эта попу-
ляция решила нажать на средства пропитания.
(Смех.) Сегодня она нуждается в размахе своей ак-
тивности и... предпочитает не делать ровным счетом
ничего, кроме как кушать поступающие налоги.
(Смех и аплодисменты.)
517
Вы только подумайте, что произошло за три де-
сятка лет и какие вещи должны были погрузить в
глубокую безнадежность часть аристократического
класса. Возьмите последние двадцать пять лет и
сравните их с любым другим двадцатипятилетием
нашей истории, и вы увидите, что мы совершили
подлинную революцию, славную мирную револю-
цию, и тем более славную, что она была мирной. В
наших законах и институциях, в политике нашего
правительства, в самом построении власти мы доби-
лись больших перемен, чем другие добиваются пу-
тем кровавых революций, И кто знает, что еще про-
изойдет в будущем? Представители аристократии
говорят: “Если у нас будет еще тридцать лет мира и
если во всех больших городах королевства откроют-
ся клубы за свободу торговли, мы еще посмотрим,
что получится”. Вне всякого сомнения получится
нечто очень серьезное для некоторых из них. Впро-
чем, они сами в этом убеждены.
Сейчас идет битва не на жизнь, а на смерть ме-
жду духом воинственности, с одной стороны, и поли-
тическим, социальным и промышленным прогрес-
сом, с другой. Мы способствовали бы замыслам это-
го антинационального класса, если бы позволили
духу войны распространиться по всей Великобрита-
нии. Стоит лишь вам дать такому духу волю, и вой-
на снова принесет беды миру; и все ваши собрания
будут бесплодны, потому что тогда правительство
Соединенного Королевства не будет проводить но-
вых социальных и промышленных реформ. (Длло-
дисменты.)
Пролистайте историю наших последних тридцати
лет, и она не покажется вам более блестящей, чем
еще тридцатью годами ранее. Да, было много при-
рожденных и великих генералов и адмиралов, было
много великих побед на суше и на море, ваши хра-
мы были — не скажу украшены — запятнаны воен-
ными трофеями. Знаменитый француз Ламартин
сказал: “Кровь — самое яркое в истории, это верно,
но она оставляет пятна на истории”. “Кровь и сво-
бода несовместимы”, — сказал он еще. Умоляю вас,
господа, во имя всех уже одержанных вами побед,
518
во имя побед, которые везде ждут вас, сопротивляй-
тесь, энергично давайте отпор всему, что может
внушить вам враждебность к иностранцам, всему,
что может побудить вас увеличить расходы на воо-
ружения. (Аплодисменты.)
Господа, власть народа ширится с каждым днем.
Так постараемся же доказать, что эта власть есть
благо для того, кто ею обладает. Воображаю, в ка-
кую ярость впадут “Юнайтед сервис” и клуб армии
и флота, когда в Лондон придут газеты с отчетом о
нашем собрании. О, мы живем в прекрасное время,
когда тысячи граждан могут собираться свободно!
Нет более великой и более плодотворной свободы,
чем та, которой мы пользуемся сегодня, — свобода
открыто обсуждать, одобрять или осуждать полити-
ку тех, кто правит нашей огромной империей. (Дл-
лодисменты.)
Я люблю стоять на морском берегу, когда нет ни
ветерка, морщинящего водную гладь. Я вижу, как
идет прилив, как будто какие-то таинственные и не-
одолимые силы накатывают на песок волну за вол-
ной. Мы, великий, великодушный, благородный, на-
род, тоже имеем в наших душах таинственную и не-
одолимую силу и сила эта — любовь к свободе,
любовь к справедливости, она движет нас вперед,
всегда вперед, она дарит нам успех, за успехом, и
так будет до того самого дня, когда наш народ —
как и все народы в какой-нибудь день — станет
счастливым и удачливым сообществом, и весь мир
возьмет его себе за образец. (Продолжительные
аплодисменты.)»
Г-н Бразертон предлагает тост за свободу торговли и за мир.
На этот тост отвечает г-н Джордж Томпсон:
«Давайте покончим с межнациональной неприяз-
нью, ведь сами французы дают нам пример, кото-
рому нам надо бы последовать. На каждом из шес-
тидесяти банкетов, проведенных недавно в поддерж-
ку избирательной реформы, хотя бы один тост был
тостом за “свободу, равенство и братство”. Полков-
ник Томпсон задавался тогда вопросом, что подума-
519
ет туземец какой-нибудь далекой страны, обращен-
ный в христианство нашим миссионером, если вдруг
окажется в нашей стране и увидит, что мы готовим-
ся к войне против народа, который не проявил к
нам никакой враждебности. И если рабочие классы
призываются в армию или какое-нибудь ополчение,
так пусть они, по меньшей мере, спросят правитель-
ство, по какой причине им предстоит воевать: пусть
они хотя бы что-то получат для себя в обмен на обя-
зательство проливать кровь, если уж это будет не-
обходимо, пусть потребуют гражданских прав да
еще кое-чего ощутимого за труд быть защитником.
{Аплодисменты.)»
Затем был принят голосованием текст с выра-
жением благодарности членам парламента, почтив-
шим банкет своим присутствием. На этом собрание
было закончено.
После февральской революции Бастиа уделял все свое время
новым и неотложным делам. Он работал напряженно и в ущерб
своему здоровью, но при этом не упускал никакой возможности
поведать Франции о благах свободы торговли в Англии.
11 января 1849 года он получил приглашение от фритреде-
ров, решивших отметить в Манчестере день 1 февраля — день,
когда, согласно принятым законодательным актам, прекра-
щалось всякое ограничение на торговлю зерном. Мы приводим
его ответ г-ну Джорджу Вильсону, бывшему председателю Лиги
и представителю комитета по подготовке этого празднования.
«Сударь.
Соблаговолите передать вашему комитету мою глубокую
признательность за лестное приглашение, направленное вами от
его имени. Мне было бы очень приятно приехать, сударь,
потому что — ия говорю это открыто и с гордостью — в этом
мире не было совершено, по моему мнению, ничего более
великого, чем реформа, принятие которой вы готовитесь
отпраздновать. Я испытываю чувство величайшего восхищения
людьми, с которыми мог бы встретиться на вашем банкете,
такими, как Джордж Вильсон, Вильерс, Брайт, Кобден,
Томпсон и многие-многие другие, которые обеспечили триумф
520
свободы торговли или, вернее, придали этому великому делу
первый и решающий импульс. Я даже не знаю, что меня вос-
хищает больше — величие вашей цели или высокая нравствен-
ность средств, которые вы использовали для ее достижения.
Мне затруднительно выявить соотношение между прямым бла-
гом сделанного вами и косвенным благом, вами же подготов-
ленным. Я пытаюсь дать подобающую оценку, с одной стороны,
самой реформе, которую вы провели, а с другой, искусству про-
водить в рамках законности и мира вообще всякие реформы,
этому драгоценному искусству, теорию и практический образец
которого вы дали всем.
Как и всякий здравомыслящий человек, я высоко ценю блага
свободной торговли, но я не хотел бы одной лишь этой конста-
тацией ограничить надежды, которые человечество должно воз-
лагать на успех вашей агитации.
Вы не могли доказывать правомерность и отстаивать право
на свободный обмен, не обсуждая одновременно и не укрепляя
тем самым право собственности. И, быть может, Англия обяза-
на вашей пропаганде тем, что сегодня она не заражена, как это
случилось с континентальной Европой, ложными коммунистиче-
скими доктринами, которые, как и протекционизм, представля-
ют собой, в разных формах и выражениях, не что иное как от-
рицание права на собственность.
Вы также не могли доказывать право на свободу обмена, не
освещая в резком и ясном свете законных полномочий прави-
тельства и естественных пределов всякого закона. Когда эти
полномочия и пределы понимаются и воспринимаются должным
образом, то граждане, или управляемые, больше не ждут от
правительств благополучия, процветания, полного счастья; они
ждут от них равной справедливости для всех. Тогда сами пра-
вительства, зная крут своих довольно простых обязанностей, не
сдерживая ничьей индивидуальной энергии, не тратя попусту
государственных богатств, едва те успевают накапливаться, из-
бавятся от огромной ответственности, налагаемой на них химе-
рическими надеждами и ожиданиями, которые внушаются на-
родам. Тогда правительства не будут свергаться при всяком
разочаровании, притом разочаровании неизбежном, и главная
причина насильственных революций будет устранена.
С экономической точки зрения вы не могли доказывать пра-
воту учения о свободном обмене, не разрушив навсегда в углах
достойный сожаления и зловещий афоризм: благо для одного
521
есть ущерб для другого. Пока мир верил в эту одиозную
лжеистину, существовала радикальная несовместимость между
одновременным процветанием и миром в отношениях народов.
Доказать гармоничность интересов означало, следовательно,
подготовить путь ко всемирному братству.
В более практическом аспекте я убежден, что ваша торговая
реформа есть лишь первая из большой серии еще более
значительных реформ. Разве не выведет она Великобританию,
например, из состояния, когда она прибегает к насилию,
совершает ненормальные действия и вызывает антипатию
других народов, а следовательно, подвергает себя опасностям, а
ведь к такому состоянию привел ее протекционистский режим?
Идея завладеть потребителями заставила вас стремиться к
мировому господству. Что ж, я не сомневаюсь, что ваша
колониальная система тоже претерпит изменения в лучшую
сторону. Я не решаюсь предсказывать — хотя именно такова
моя мысль, — что, действуя в ваших же интересах, вы
добровольно откажетесь от владения вашими колониями. Но
хотя вы и постараетесь удержать их у себя, они будут открыты
для торговли со всем миром и, рассуждая здраво, не будут
предметом зависти и вожделения ни с чьей стороны.
И что станет тогда со знаменитым аргументом, представ-
ляющие собой порочный круг: "Нужен военный флот, чтобы
иметь колонии, нужны колонии, чтобы иметь военный флот"?
Английский народ устанет оплачивать один по содержанию и
поддержанию своих многочисленных владений, по отношению к
которым он не будет иметь привилегией больше, чем, скажем,
по отношению к Соединенным Штатам. Вы сократите ваши
армии и флоты, потому что абсурдно, устранив опасность,
сохранять дорогостоящие силы, созданные против этой опасности.
А такое сокращение будет могучим залогом мира во всем мире.
На этом я заканчиваю свои рассуждения, ибо письмо мое
было бы слишком длинным, если бы я говорил о всех плодах,
которые вырастут, после того как посеяны семена свободного
обмена.
Убежденный в благотворности вашего великого дела, я хотел
бы участвовать в проведении его и в моей стране. У нас, как
нигде, люди отличаются живым умом, сердца охвачены
любовью ко всеобщей справедливости, к абсолютному благу, к
идеальному совершенству. Франция уже испытала страсть к
величию, высокой нравственности, простоте и истинности сво-
бодного обмена. Оставалось только одолеть чисто экономичес-
522
кие предубеждения, определить, так сказать, коммерческую
точку отсчета и доказать, что обмен, отнюдь не вредя националь-
ному труду, — всегда расширяется, когда он творит добро, и
останавливается — по самой своей природе, в силу собственно-
го закона, — когда он начинает творить зло. Отсюда следует,
что для него не нужны искусственные и законодательные пре-
грады. Был хороший повод — в обстановке битвы доктрин, ко-
торые столкнулись у нас, — поднять знамя свободы. Под ним
сосредоточились бы все надежды и все убеждения. Но в этот
момент Провидению, которому я подвластен, как и все, было
угодно отнять у меня дарованные им же силу и здоровье. По-
этому придется уже кому-то другому исполнить дело моей меч-
ты, и пусть такой человек появится скорее!
Именно состояние здоровья, а также мои парламентские
обязанности вынуждают меня воздержаться от появления на
демократических торжествах, на которые вы меня приглашаете.
Я глубоко сожалею об этом, ибо это был бы прекрасный эпизод
моей жизни и бесценное воспоминание на остаток моих дней.
Соблаговолите передать комитету мои извинения и позвольте
мне, в заключение, от всего сердца присоединить к вашему
празднику мою здравицу:
За свободу торговли между народами! За свободное движе-
ние людей, вещей и идей! За свободный всемирный обмен и все
его экономические, политические и нравственные следствия!
Преданный вам, сударь,
Фредерик Бастиа
15 января 1849 года
Колониальная реформа в Англии
Речь г-на Кобдена на собрании в Брэдфорде
(“Журналь дез экономист” от 15 февраля
1850 года)
Английские фритредеры с настойчивостью, которая, увы, нам
недоступна, продолжают реформировать старое экономическое
законодательство Великобритании. Протекционистам, стремя-
щимся восстановить прежние злоупотребления, они отвечают
неустанным требованием новых реформ. Не удовлетворись пол-
ной и окончательной отменой хлебных законов, почти ради-
кальным изменением законов о мореплавании, уравнением пош-
лин на все виды сахара, они требуют сегодня — помимо других
реформ — полной ликвидации старого колониального режима,
политической эмансипации колоний. Как всегда, г-н Кобден
оказался впереди всех и в этом вопросе. Он совершил турне,
чтобы парировать протекционистскую агитацию в самих очагах
ее проведения. И ему это удалось: он, так сказать, спугнул
зайца, удравшего, проскочив прямо между ног его противников.
Аплодисменты, встречающие его слова, доказывают нам, что
дело освобождения колоний уже получило поддержку больше
чем половины общественности — настолько популярными стали
в Великобритании здравые суждения экономической науки!
На собрании в здании Общества трезвости Брэдфорда, где
собрались представители интеллектуальной части этого города,
г-н Кобден, которому очень помог полковник Томпсон, наиболее
полно изложил свои идеи, касающиеся колониальной реформы.
Мы воспроизводим главные части его речи, которая может
служить отправным пунктом для новой реформы.
«Я собираюсь поговорить с вами сегодня глав-
ным образом о наших отношениях с нашими коло-
ниями. Вам, по-видимому, уже известны плохие но-
вости из Канады, с мыса Доброй Надежды и из Ав-
стралии. Вы могли видеть некий манифест из
Канады, в котором нынешние невзгоды приписыва-
ются торговым реформам. Протекционисты не пре-
минули этим воспользоваться. Вот видите, кричат
они, как эти зловредные фритредеры разорили наши
колонии! (Смех.)
Посмотрим повнимательнее, о чем говорят наши
канадские сограждане. Они жалуются на свое от-
ставание по сравнению с Соединенными Штатами.
Они сетуют, что Соединенные Штаты сплошь по-
крыты железными дорогами и телеграфными стол-
бами, а у них, в Канаде, всех кусочков железной
дороги наберется едва-едва на пятьдесят миль. Да и
используются они лишь наполовину, а то и на два-
дцать процентов своих возможностей. Но, спраши-
ваю я, может ли разумный человек утверждать, что
именно свобода торговли зерном, которая и сущест-
вует-™ всего год, помешала Канаде строить желез-
ные дороги, тогда как Соединенные Штаты строят
их уже больше пятнадцати лет? Конечно, нельзя от-
рицать, что Канада отстала от Соединенных Шта-
тов, по меньшей мере, лет на пятьдесят. Когда я пу-
тешествовал по Канаде несколько лет назад, я был
поражен такой отсталостью. А ведь тогда покрови-
тельство действовало вовсю, и Канада пользовалась
всеми, так сказать, благами, этой, так называемой,
защиты. Почему же Канада не процвела, как Со-
единенные Штаты? Очень просто: потому что она
пребывала под нашим покровительством, а Соеди-
ненные Штаты зависели только от самих себя (ап-
лодисменты), поддерживали себя и управляли со-
бой сами (аплодисменты), а Канада была обязана
обращаться к Англии не только по вопросам своей
торговли и своего материального благополучия, но и
адресоваться на Даунинг-стрит по вопросам, ка-
сающимся ее собственного правительства. (Апло-
дисменты.)
Говоря о нашем колониальном режиме, я хочу
сначала поставить предварительный вопрос. Может
ли Канада, страна по площади в пять или шесть
раз больше Великобритании, всегда и навсегда за-
висеть от правительства Англии? Разве не было бы
Обвинение:
фритредеры
разорили
колонии
Истинные
причины
отставания
Канады от
Соединен-
ных Штатов
525
О праве
колоний на
самоуправ-
ление
чудовищным абсурдом, разве не противоестественно
предполагать, будто Канада или Австралия, чья
площадь почти столь же велика, что и обитаемая
часть Европы, или мыс Доброй Надежды, где тер-
ритория вдвое больше нашей, разве, говорю я, не
абсурдно думать, что эти страны, которые когда-
нибудь, будут, вероятно, иметь сотни миллионов жи-
телей, всегда и на постоянной основе будут оста-
ваться политической собственностью нашей страны?
(Аплодисменты.) Что же тогда? Неужели, спраши-
ваю я, мыслимо, чтобы англичане матери-родины и
англичане колоний затеяли братоубийственную вой-
ну из-за временного верховодства этими странами,
которое мы желали бы продлить до бесконечности?
(А плодисменты.)
Если бы это было в моих силах, я предоставил бы
нашим согражданам Канады и других мест столько
самоуправления, сколько они сами захотят. Я ут-
верждаю, что англичане, живущие повсюду, будь то
Брэдфорд, Монреаль, Сидней или Кейптаун, имеют
естественное право на все преимущества само-
управления. (Аплодисменты.) Все наши законы в
принципе позволяют им устанавливать налоги для
самих себя и назначать собственных государствен-
ных служащих. Это право, принадлежащее англича-
нам вне нашей страны, абсолютно такое же, что и
действующее здесь.
Если мы предоставим самоуправление нашим
колониям, это, конечно, сильно убавит опеку со сто-
роны нашей аристократии. Вместо англичан с Дау-
нинг-стрит колониальными вопросами будут ведать
англичане, постоянно живущие в колониях. И тогда
мы меньше будем читать в правительственной “Га-
зетт” уведомления такого рода: Джон Томпсон, эск-
вайр, назначен генеральным попечителем такого-то
острова на антиподах (смех)\ или Дэвид Смит, эск-
вайр, будет исполнять обязанности таможенного
контролера в таком-то месте, почти неизвестном
(смех), и целая вереница назначений подобного ро-
да. Вы больше не услышите сообщений этого сорта,
потому что жители колоний будут сами назначать
своих чиновников и сами оплачивать их труд. (Апло-
526
дисментпы.) Если же вы будете настаивать на на-
значении отсюда опекунов над колониями, давая
поблажку тем, кого вы протежируете, то получится
одно из двух: либо вы по-прежнему будете сами оп-
лачивать назначаемых вами чиновников, либо их
вынуждены будут оплачивать жители колоний; но, в
последнем случае, они, естественно, сочтут себя
вправе потребовать у вас определенной компенса-
ции. До сих пор вы предоставляли им иллюзорное
покровительство — покровительство, которое и в
колониях, и в метрополии приводила к чудовищным
несуразицам. Но время такого покровительства ми-
новало. (/7родолжительные аплодисменты.)
Этот вопрос я хотел бы разобрать прежде всего с
точки зрения финансовой реформы. Вы не сможете
провести никакую важную реформу; вы не сможете
снижать пошлины на чай, кофе, сахар; вы не сможе-
те отменить пошлину на мыло — этот отвратитель-
ный налог, который, затрудняя производство бума-
ги, мешает распространению человеческих знаний
(аплодисменты), и еще один налог, самый отврати-
тельный из всех, которым облагаются газеты (гром
аплодисментов): вы не сможете изменить или отме-
нить эти и многие другие обложения, если вы не
начнете с полной перетряски вашей колониальной
системы. (Аплодисменты.) Колонии — это первей-
ший аргумент, который противопоставляют нам в
палате общин, когда мой друг г-н Юм или я требу-
ем сокращения численного состава наших воору-
женных сил. Мы, например, предлагаем распустить
по домам десять тысяч человек. Тотчас г-н Фокс
Моол, секретарь по военным делам, или Джон Рас-
сел, или сразу оба восклицают: “У нас больше соро-
ка колоний, и во всех мы держим гарнизоны, а по-
скольку мы еще держим необходимое число складов
для снабжения этих гарнизонов, поскольку у нас в
море всегда находятся несколько тысяч человек,
плывущих в колонии или из колоний, нам невозмож-
но сокращать армию, пока мы должны поддержи-
вать нашу огромную колониальную империю”.
Обширные
колонии не
позволяют
провести
финансовую
реформу
Пока суще-
ствует коло-
ниальная
империя,
невозможно
сократить
армию
527
Что касается меня, то я сказал бы колонистам:
предоставляю вам самоуправление во всей его пол-
ноте. И добавил бы: но вы сами будете оплачивать
ваше самоуправление. (Аплодисменты.) Вы сами
будете нести все расходы, как это делают, к приме-
ру, Соединенные Штаты и делают прекрасно. Вы
будете оплачивать ваш флот, ваши гражданские и
церковные учреждения. (Аплодисменты.) Кто и что
на это может возразить? Я убежден, что ни одна
ассамблея колонистов, состоящая, как вот эта, из
разумных и просвещенных англичан — в Канаде, на
мысе Доброй Надежды или в Австралии, — не ста-
нет оспаривать справедливость и целесообразность
моих предложений. Я убежден также, что никто там
не потребует сохранения расходов, которые сегодня
несет из-за своих колоний наша метрополия.
Наши северо-американские колонии, непосредст-
венно граничащие с Соединенными Штатами — и
граница там тянется на две тысячи миль, — имеют
население в два миллиона человек. Как вы думаете,
какие силы мы держим в этих колониях? Сейчас там
от восьми до девяти тысяч солдат, не считая артил-
леристов, саперов и минеров. А какова постоянная
армия Соединенных Штатов? 8700 человек! Да, вот
такая постоянная армия у страны, насчитывающей
двадцать миллионов жителей. (Аплодисменты.) Так
что мы держим для двух миллионов населения на-
ших колоний в Северной Америке такие же силы,
какие держат наши соседи для своих, двадцати
миллионов населения. Если бы армия Соединенных
Штатов была бы пропорциональна, по отношению к
населению, нашей армии в Канаде, она насчитыва-
ла бы не восемь, а восемьдесят тысяч человек.
Я задаюсь вопросом, какая такая необходимость
заставляет нас держать армию в Канаде. Вспомни-
те, что наши колонии не платят нам ни шиллинга на
содержание наших вооруженных сил. Да видано ли
такое дело вообще на всей земле! Я никогда не по-
верю, что если бы правительство нашей страны вы-
полняло волю огромной массы наших средних клас-
сов, а не прислуживало бы исключительно аристо-
кратии, я никогда не поверю, повторяю чтобы
528
разорительная колониальная система все еще со-
хранялась (Аплодисменты.)
Другие страны, Испания и Голландия, пока что
получают кое-какую выгоду от своих колоний. Но в
Англии, когда я просматриваю наш годовой бюджет,
я вижу множество статей, расходов на губернаторов,
депутатов, секретарей, армейских поставщиков, епи-
скопов, дьяконов и прочих, но не вижу ни малейших
поступлений их наших колоний в возмещение этих
расходов. Я уже сказал вам о численности нашей
армии в Канаде, но ведь кроме того на нас лежит ее
снабжение, оснащение, артиллерия и т.д. Только на
материальную часть мы расходуем 650 тыс. ф. ст.
(Возгласы: “Стыд!”) Сами они не оплачивают даже
запалов своих ружей! Но это еще не все. Мы платим
также за их церковную деятельность. У меня как
раз под рукой соответствующие данные. Епископ
Монреаля обходится нам в 1000 ф. ст., архиепископ
Квебека в 500 ф. ст., ректор Квебека — за наем по-
мещения — в 90 ф. ст. (“Стыд!”); пресвитерианско-
му кладбищу мы платим 21 фунт 18 шиллингов
6 пенсов. Епископ Новой Шотландии получает от
нас 2000 ф. ст. и т.д., и т.п. Вот во что обходятся нам
каждый год церковные учреждения Северной Амери-
ки. Именно мы оплачиваем духовную пищу католи-
ков, епископатов, пресвитериан в наших колониях.
Они, видите ли, не могут ни креститься, ни жениться,
ни быть погребенными за свой счет. (Аплодисменты.)
Разумеется, я не требую, чтобы мы наложили ка-
кую-то контрибуцию на наши колонии, потому что,
будучи англичанами, колонисты могут нам ответить,
основываясь на наших же законах, что всякие не-
объяснимые поборы есть кража. (Аплодисменты.)
Впрочем, наша неудачная попытка обложить нало-
гами наши американские колонии и последовавший
затем разрыв заставили нас отказаться от такого
решения. Но как все-таки получается, что мы про-
должаем расширять пределы нашей колониальной
империи? Как получается, что мы соглашаемся тем
самым увеличивать из года в год наши расходы?
Можно ли дальше продвигать такое безумие? Сами
колонии ничего не выиграли от этой системы, как не
Англия не-
сет в коло-
ниях боль-
шие расхо-
ды, не
получая
оттуда ника-
ких доходов
Почему
Англия тем
не менее
продолжает
расширять
колонии
34 — 2514
529
выиграли и мы. Сравните Канаду с Соединенными
Штатами, и вы получите доказательство того, что
наши огромные расходы по содержанию вооружен-
ных сил в этой колонии, строительству укреплений и
казарм, обеспечению церковных учреждений отнюдь
не способствовали ее процветанию. Могу добавить,
что сегодняшнее положение Канады показывает
нам: каковы бы ни были барыши целого класса про-
ходимцев, торгующих должностями в наших военных
учреждениях, какую бы выгоду эта система ни да-
вала управляющим нами классам, а выгоду они из-
влекают из патронажа и прочих подобных вещей,
включая прямую коррупцию, — все равно такая
система не устраивает ни колонистов, ни наш народ,
который их оплачивает. Я скажу даже, что такую
систему не надо было поддерживать и раньше, тем
более не надо ее поддерживать сейчас. (/7родолжи-
тельные аплодисменты.)»
Г-н Кобден говорит затем о колонии мыса Доброй Надежды,
которая отказалась принимать у себя каторжников, осужденных
в метрополии. Он продолжает:
«Колонисты угрожают нам вооруженным сопро-
тивлением, и они правы. Однако есть ли основания
утверждать, что эти воинственные колонисты нуж-
даются в двух или трех с половиной тысячах лучших
солдат, чтобы защищаться против местных дикарей?
Разве они не в силах защищаться сами? Австралия
тоже не желает больше принимать наших каторжан
и ссыльных. Да и в самом деле, по какому праву мы
распространяем наши вирусы безнравственности
среди населения других стран? Разве наши колонии
необоснованно отказываются служить нам в качест-
ве мест средоточия каторжан? Но, с другой-то сто-
роны, если они не могут даже заменить нам наши
тюрьмы, зачем мы должны оплачивать их расходы?»
Г-н Кобден высказывается также против захвата в
британское владение скалы на побережье Борнео и говорит:
«Мы проголосовали 2000 ф. ст. губернатору этой
скалы, на которой нет ни одного местного жителя, а
ведь это дороже жалованья губернатору Калифор-
530
нии. И это еще не все. Наш раджа Брук устроил
облаву на побережье Борнео и перебил около полу-
тора тысяч безоружных туземцев (“Стыд!”), и никто
иной как мы покрыли себя этим стыдом и заплатили
за эту недостойную войну. Наш губернатор Иониче-
ских островов тоже опозорил нас перед всеми наро-
дами Европы. И, как будто у нас и без того мало
колоний, мы решили защищать царька индейцев
москитос*. Кажется, главный талант этого монарха,
коронованного на Ямайке — и опять за наш счет, —
заключается в умении извлекать особую породу на-
секомых, впивающихся в подошвы ног. Одним сло-
вом, прекрасный специалист по педикюру. Тем не
менее из-за этого монарха мы сейчас ссоримся с Со-
единенными Штатами. Разве бывает нечто более
ничтожное и жалкое?
Колониальная система всегда была роковой для
английского народа. Мы захватили некоторые очень
далекие страны в надежде, что мы извлечем выгоду,
завладев всей их торговлей и исключив из нее все
другие народы. Это как если бы некто в нашем го-
роде заявил: “Я не буду больше покупать овощи на
рынке, а заведу себе огород и сам буду выращивать
их”. Вот так мы поступаем и с колониями. Мы хо-
тим получить в исключительное владение такой-то
или такой-то остров, завладеть его торговлей, но ог-
раничиваем там производство продуктов, нужных
нам же. Как будто мы не знаем, что народу беско-
нечно выгоднее пользоваться открытым рынком, где
каждый продает и покупает, что может и что хочет.
Колонии находятся в таком же положении, что и мы
сами. Как и нам, им было бы выгоднее пользоваться
полной свободой торговли, чем жить в режиме огра-
ничений. Вот почему я и надеюсь, что вы единодуш-
но выскажетесь за самоуправление колоний. Я на-
деюсь также, что бы потребуете, чтобы в нашей
стране никаким голосованием не был выделен ни
один шиллинг на оплату гражданских и военных
расходов колоний.
Я так много говорил вам об этом вопросе потому,
что он будет одной из главных тем парламентских
Захватывая
колонии
Англия ис-
ходила из
ошибочной
теории
34*
531
Я хочу, что-
бы колонии
принадлежа-
ли англича-
нам, которые
в них живут
Ослабнут
политиче-
ские связи
между мет-
рополией и
колониями,
но не нрав-
ственные и
торговые.
В отличие от
первых,
последние
являются
естествен-
ными связя-
ми
дебатов на предстоящей сессии, а также потому, что
будущее нашей страны во многом зависит от того,
как вы сами поймете и решите этот вопрос. Мы
должны признать право наших колоний на само-
управление. И одновременно, поскольку они достиг-
ли, так сказать, взрослого состояния и могут сами
вести свои дела, мы можем потребовать, чтобы они
больше не обращались к старику-отцу, к тому же
обремененному долгами, за деньгами на расходы по
собственному хозяйству. Все это, очевидно, не вызо-
вет споров и распрей между нами и нашими коло-
ниями.
Если кто-нибудь воспользуется старым предрас-
судком нашей страны и обвинит в стремлении рас-
членить империю, покинув колонии, я отвечу, что я
хочу, чтобы колонии принадлежали англичанам, ко-
торые в них живут. Разве это называется покинуть?
Зачем же мы тогда их захватывали, если не для то-
го, чтобы там жили именно англичане? И теперь,
когда они там прочно обосновались, разве не самое
важное для их благополучия, чтобы они пользова-
лись всеми преимуществами самоуправления?
Мне возражают также, что осуществление моей
идеи будет иметь результатом неуклонное ослабле-
ние связей, соединяющих метрополию с колониями.
Что касается связей политических, да, это так. Но
если мы от чистого сердца позволим нашим колони-
ям управлять самими собой, то неужели вы думаете,
что они не сблизятся с нами еще теснее благодаря
нравственным и торговым связям, которые гораздо
прочнее, чем политические связи? Я хочу поэтому,
чтобы родина-мать отказалась от всякой политиче-
ской опеки над своими колониями и сохраняла и ук-
репляла связи естественные: общее происхождение,
общие законы, общая религия и литература создали
эти связи между всеми представителями англосак-
сонского рода, рассеянными по всему земному шару.
(Аплодисменты.)
Не будем также забывать, что мы фритредеры.
Мы приняли принцип свободы торговли и тем са-
мым провозгласили, что считаем потребителем на-
532
ших товаров весь мир. И если есть какая-то истина
в принципах свободы торговли — а мы приняли их
как истинные, — то это значит, что нам не следует
оставаться в узких рамках сравнительно незначи-
тельной торговли с островами или почти пустынны-
ми материками, ибо свобода торговли дает нам вы-
ход ко всемирному рынку. Отказываясь от монопо-
лии торговли преимущественно лишь с нашими
колониями, мы обмениваем жалкую привилегию на
привилегию торговать со всем миром. Поэтому
пусть никто не говорит, будто бы Англия, отказыва-
ясь от такой монополии, повредит своему будущему
могуществу и процветанию.
Наконец, возражая мне, утверждают, что наши
колонии дают выход нашему избыточному населе-
нию, а если их предоставить самим себе, то этот по-
лезный выход будет закрыт. На это я отвечаю, что,
получив самоуправление, наши колонии дадут на-
шим эмигрантам больше возможностей и ресурсов,
чем если они по-прежнему будут плохо управляться
метрополией. Впрочем как тут идут дела сегодня?
Гораздо больше англичан эмигрируют каждый год в
Соединенные Штаты, а не во все наши колонии,
вместе взятые. (Аплодисменты.) Почему? Потому
что благодаря свободе, которой пользуются Соеди-
ненные Штаты, капитал растет там быстро, и го-
раздо большее число работников, чем в странах, ко-
торыми мы управляем, получают там хорошие зара-
ботки. Дайте нашим колониям свободу и незави-
симость, подобные тем, что существуют в Соеди-
ненных Штатах, дайте им возможность самим изби-
рать и назначать своих чиновников и самим компен-
сировать собственные расходы — предоставьте им
этот стимул, к они в скором времени преуспеют на-
столько, что они обеспечат более широкий и лучший
выход вашей эмиграции.
Другое преимущество, которое я усматриваю в
предоставлении самоуправления нашим колониям,
это то, что она даст более широкое поле для карье-
ры и честолюбивых устремлений представителей
высших классов. Когда они будут отправляться в
Почему в
Соединен-
ные Штаты
эмигрируют
больше анг-
личан, чем
во все коло-
нии вместе
взятые
533
колонии, самоуправление обеспечит им должности
судей, управляющих и т.д., а нынешняя централиза-
ция всего и вся на Даунинг-стрит отбивает у них
охоту туда ехать. Это не значит, что я хочу как-то
осудить наше колониальное ведомство. Я даже ду-
маю, что колонии будут управляться еще хуже, если
это дело возьмет на себя палата общин. Я осуждаю
саму систему.
Итак, я прошу вас потребовать для наших коло-
ний всех благ политической эмансипации и отказа
от оплаты расходов по их управлению. Пусть они
сами назначают своих губернаторов, своих контро-
леров и инспекторов, своих таможенников, своих
епископов и дьяконов и пусть сами платят ренту за
свои кладбища! (Аплодисменты.) Давайте навсегда
перестанем вмешиваться в их дела. Давайте зай-
мемся колониальным вопросом лишь ради того, что-
бы решить его к полному удовлетворению наших
сограждан в колониях, предоставив им все полити-
ческие права, каких они пожелают. (Продолжи-
тельные аплодисменты.)»
План лорда Джона Рассела
(“Журналь дез экономист” от 15 апреля
1850 года)
Если задать вопрос, какой экономический феномен в наше
время оказал наибольшее влияние на судьбы Европы, то, на-
верное, можно ответить так: это жажда колоний у некоторых
народов, особенно у английского народа.
Да разве есть в мире какой-либо другой источник, который
обрушил бы на человечество столько войн, всяческой борьбы,
угнетения, коалиций, дипломатических интриг, ненависти, за-
висти между народами, пролитой крови, перемененной работы,
промышленных кризисов, социальных, предубеждений и пред-
рассудков, разочарований, монополей, нищеты всякого рода?
Поэтому первый ответный удар, нанесенный колониальной
системе по доброй воле и на научной основе в той самой стране,
которая практиковала ее с наибольшим успехом, представляет
собой одно из величайших событий в анналах цивилизации. На-
до быть лишенным способности связывать следствия с причи-
нами, чтобы не увидеть в этом событии зарю новой эры в про-
мышленности, торговле и политике народов.
Иметь многочисленные колонии и строить эти колонии, по
образцу собственной страны, на основе взаимной монополии —
такова господствующая идея, прошедшая через целые века по-
литики Великобритании. И я вынужден поставить вопрос: како-
ва же эта политика. А вот какова: захватить какую-нибудь тер-
риторию, навсегда порвать ее связи с остальным миром, и та-
кой акт есть акт насилия, который не может быть совершен
иначе как с применением силы. Этот акт вызывает ответную
реакцию стран, захваченных и изолированных от свободного
общения, вызывает сопротивление, так сказать, самой природы
вещей. А народ, .вступивший на путь таких захватов, обрекает
себя на необходимость быть всегда и везде самым сильным, не-
устанно работать над ослаблением других народов.
А теперь предположите, что где-то в конце существования
этой системы Англия испытала разочарование. Предположите,
что она констатировала — можно сказать, простым арифмети-
ческим способом, — что ее колонии, организованные по ее же
принципу, давят на нее тяжелым грузом и что, следовательно, в
ее интересах дать им самоуправление, то есть освободить их.
Легко увидеть, что при таком предположении пагубное воздей-
ствие британского могущества на ход человеческой истории
преобразуется в воздействие благотворное.
И действительно, в Англии есть люди, которые, строго следуя
выводам экономической науки, требуют — притом требуют не
из филантропии, а в интересам общего блага, как они его
понимают, самой Англии, — требуют разрыва не связей, а
цепей, которые приковывают метрополию к ее пятидесяти
колониям.
Однако этим людям приходится бороться против двух мощных
сил — национальной гордыни и интересов аристократии.
Но борьба начата, и первый удар нанес г-н Кобден. Мы уже
ознакомили наших читателей с речью этого выдающегося
реформатора на собрании в Брэдфорде (в номере от 15
февраля). Сегодня мы знакомим их с планом, принятым
английским правительством в том виде, как он был изложен
главой кабинета лордом Джоном Расселом на заседании
палаты общин 8 февраля.
Премьер-министр начинает с перечисления английских
колоний.
Затем он излагает принципы, на которых они организованы.
«Прежде всего цель Англии — направлять из
нашей страны эмигрантов для колонизации этих да-
леких краев. Во вторую очередь, система нашей
страны, как и система всех европейских стран в на-
ше время, предполагает строгое поддержание торго-
вой монополии между нашим отечеством и его вла-
дениями. С помощью множества статутов мы поста-
рались централизовать в Англии всю торговлю
колоний, доставлять сюда всю их продукцию и не
допускать, чтобы какая-либо другая страна делала
там закупки непосредственно и доставляла товары
сюда или еще куда-нибудь. По всеобщему мнению,
мы получали большие преимущества от такой моно-
полии, и это мнение преобладало еще в 1796 году,
536
как это видно из речи г-на Дандаса, который гово-
рил: “Если мы не будем держать торговлю колоний
в рамках монополии, то их продукты питания най-
дут другие рынки сбыта к великому ущербу нашей
страны ”.
Другая примечательная черта наших отношений
с колониями такова: в принципе повсюду, где посе-
ляются на постоянное жительство английские граж-
дане, они несут — так сказать, сами в себе — сво-
боду институций нашего отечества.»
В этой связи лорд Джон Рассел цитирует патенты, подпи-
санные Карлом Первым, из которых следует, что первые осно-
ватели колонии имели право принимать законы с согласия и
при одобрении свободных жителей своих провинций и что их
преемники имели те же самые права, как если бы они родились
в Англии, то есть свободы, льготы, и привилегии, предостав-
ляемые английским гражданам.
Нетрудно понять, что оба эти принципа, а именно: 1) взаим-
ная торговая монополия; 2) право колоний на самоуправление,
— не могли действовать совместно. Первый принцип уничтожал
другой или, по меньшей мере, оставлял довольно-таки иллюзор-
ную возможность решать мелкие дела, не затрагивая господ-
ствующие убеждения относительно ограничений.
Однако эти убеждения все больше теряли свой вес в глазах
общественности. Они были сведены на нет и в законодательст-
ве, когда в последние годы была проведена торговая реформа.
В силу этой реформы англичане в Англии и англичане в ко-
лониях получили свободу покупать и продавать там и так, где и
как им подходит и дает выгоду. Связь, установленная монопо-
лией, разрушилась, и поскольку торговля стала свободной, ни-
что больше не мешает политическому освобождению. Лорд Рас-
сел продолжает:
«Я считаю совершенно необходимым, чтобы пра-
вительство и палата провозгласили принципы, кото-
рыми отныне мы должны руководствоваться в отно-
шениях с колониями. И если наш долг, а я в этом
твердо убежден, — сохранить нашу великую и бес-
ценную колониальную империю, давайте позаботим-
ся, чтобы она жила на справедливых принципах,
делающих честь нашей стране и способствующих
благополучию и процветанию наших владений.
537
Что касается нашей торговой политики, то, как я
уже сказал, вся система монополии больше не суще-
ствует. Единственная предосторожность, которую
мы теперь должны соблюдать, — это чтобы наши
колонии не предоставляли привилегий одной стране
в ущерб другой и чтобы они не устанавливали
слишком высоких пошлин на наши товары, превра-
щая их в пошлины запретительные. Я думаю, что
мы вправе просить их об этом в обмен на безопас-
ность, которую мы им обеспечиваем.
Теперь я перехожу к способам управления на-
шими колониями. Я думаю, что в качестве общего
правила нам лучше всего руководствоваться такой
политикой в этой области, которую проводили наши
предки. Мне представляется, что они действовали
справедливо и мудро, когда бдительно следили за
тем, чтобы везде, где обосновывались англичане,
последние пользовались английскими свободами и
английскими институциям. Такая политика безус-
ловно была направлена на то, чтобы между роди-
ной-матерью и колониями поддерживались добро-
желательные отношения. Она, эта политика, позво-
ляла нашим согражданам, переселявшимся в
далекие края, сеять семена, из которых выросли об-
ширные и дружные сообщества, составляющие те-
перь гордость Англии».
Канада. J\q 1828 года существовали крупные разногласия
между министрами короны и канадским народом.
Правительство нашей страны сочло возможным устанавливать
и регулировать налоги в Канаде без всякого согласия жителей
этой колонии и согласования с ними. Г-н Хаскксон предложил
провести парламентское расследование на этот счет. Парламент
занимался этим делом долго: созывались комитеты, на места
посылались комиссии; но в конце вспыхнуло восстание.
Правительство, в которое я входил, сочло нужным временно
отменить законы, действующие для этой колонии. Позднее оно
предложило объединить две провинции и дать им широкие
законодательные полномочия. Устанавливая такую форму
правления в столь важной колонии, мы признали наличие
проблемы, которая, надеюсь, решена к удовлетворению
канадского народа, хотя она не могла бы решиться точно таким
538
же образом в провинции меньшей площади и менее населенной.
Народная партия Канады выступила с требованием учредить в
стране, как она это называла, ответственное правительство, то
есть ее не удовлетворяло свободно избираемое законодательное
учреждение, и она хотела еще, чтобы генерал-губернатор не на-
значал членов правительства независимо от мнения законода-
телей, а отбирал их из числа представителей большинства в за-
конодательном собрании. Такой план был одобрен и принят...
В последние годы правительство действовало, всегда учиты-
вая то, что министры Ее Величества называют мнением канад-
ского народа. Когда лорд Элджин увидел, что его правительст-
во опирается лишь на незначительное большинство, он предло-
жил либо сохранять правительство до тех пор, пока против него
не проголосуют самым решительным образом, либо распустить
законодательное собрание. Последнее было распущено. Выборы
дали большинство оппозиции, и лорд Эдджин отдал министер-
ские портфели своим противникам. Думаю, что невозможно
придумать лучший способ полного и законного соблюдения
принципа самоуправления колонии.
Нью-Брансуик и Новая Шотландия. Премьер напоминает,
что в этих провинциях исполнительный совет стал недавно
выборным, так что управляют там сами жители, что прекратило
достойные сожаления споры и разногласия, будоражившие эти
провинции.
Мыс Доброй Надежды. Премьер сообщает, что после долгих
споров и несмотря на серьезные затруднения было решено, что
на мысе Доброй Надежды будет существовать представитель-
ное правительство. Собрание депутатов будет избираться жите-
лями, которые должны будут предъявлять некоторые гарантии.
Более широкие гарантии будут требоваться для избрания чле-
нов совета. Члены собрания будут избираться на пять лет, чле-
ны совета — на десять лет при обновлении состава совета на-
половину каждые пять лет.
Австралия. «Я предлагаю для Австралии не за-
конодательное собрание и совет, подобные нашим
учреждениям в метрополии, а только совет, две тре-
ти членов которого избираются народом, а одна
треть назначается губернатором. К этому решению
меня привело то обстоятельство, что такая форма
управления оказалась успешной в Новом Южном
Уэльсе, и, насколько нам известно, общественность
539
предпочитает там именно эту форму институциям,
более аналогичным тем, которые существуют здесь у
нас (Восклицания “Слушайте! Слушайте!” и крики
“Нет! Нет!”} Я могу лишь сказать, что мы сочли
нужным учредить там форму, наиболее удобную по
мнению самой колонии, и если бы в Новом Южном
Уэльсе утвердилось мнение о целесообразности
иметь и совет, и собрание, мы были бы готовы тот-
час согласиться на это... Добавлю, что, предлагая
для этой колонии названную форму, мы оставляем
за ней свободу переменить ее на другую. Если сами
жители сочтут, что им лучше иметь совет и собра-
ние, никакого противодействия со стороны прави-
тельства Ее Величества не будет.
В прошлом году мы предложили, чтобы тамо-
женные сборы, существующие ныне в Новом Юж-
ном Уэльсе, были распространены парламентским
актом на все австралийские колонии. И хотя такое
единообразие было бы весьма желательным, мы не
считаем уместным навязывать его властью парла-
мента, а предпочитаем, чтобы каждая из этих коло-
ний сама решила для себя этот вопрос.
Мы предлагаем, чтобы выборный совет, подоб-
ный совету в Новом Южном Уэльсе, был в округе
Порт-Филиппа, другой — на земле Ван-Дьемен*,
еще один — в Южной Австралии.
Кроме того, в ответ на просьбу двух из этих ко-
лоний мы предлагаем, чтобы собиралось общее соб-
рание всех австралийских советов для совместного
регулирования общих дел, таких как единообразие
тарифов иди цен на продаваемую землю.
Я не буду дальше вдаваться в подробности этого
билля, поскольку он у вас перед глазами. Я уже
сказал достаточно, чтобы показать нашу готовность
учредить и в наших американских колониях, и в на-
ших австралийских колониях представительные ин-
ституции и всецело пойти навстречу желаниям их,
жителей, с тем чтобы они научились сами пробивать
путь к собственному процветанию, а это более на-
дежно, чем если бы их дела регулировались и кон-
тролировались декретами из нашего отечества.
540
[Новая Зеландия.] Что касается Новой Зеландии,
то мы еще с 1846 года и, быть может, слишком по-
спешно проявляли готовность ввести в этой стране
представительные учреждения. Высшее должностное
лицо, управляющее сейчас этой колонией, уведомило
нас о большой разнице между местными жителями
Новой Зеландии, с одной стороны, и аборигенами
других наших владений в Америке, Африке, Новой
Голландии, на земле Ван-Дьемен. Он сообщил об их
способности быстро приобщиться к цивилизации и
вместе о тем об их недовольстве, что ими управляет
очень малое число англичан, которым принадлежит
вся законодательная власть. Справедливость таких
умонастроений произвела большое впечатление на
наше правительство, и мы решили изменить там по-
ложение. Теперь губернатор пишет, что он учредил
законодательный совет в южной части Новой Зелан-
дии. Он сообщает нам также, что, по его мнению,
представительные учреждения вполне и с пользой
могут быть созданы во всей колонии. Поэтому, счи-
тая его мнение обоснованным, мы еще ждем от него
кое-каких деталей, а потом сразу предложим пар-
ламенту принять соответствующий акт».
Премьер-министр излагает затем свой план относительно
Ямайки, Барбадоса, Британской Гвианы, Тринидада, Маврикия
и Мальты. Он говорит, что все эти колонии не желают прини-
мать к себе осужденных из Англии, и делает вывод, что следует
ограничить такой способ наказания.
Что касается, эмиграции, которая в последние годы приобре-
ла необычайный размах, то он выразил удовлетворение тем, что
правительство воздерживается здесь от всякого вмешательства,
если не считать выплаты небольших пособий в отдельных слу-
чаях. “Эмиграция, — говорит он, — выросла за последние три
года и составляла двести шестьдесят пять тысяч человек еже-
годно”. По его оценке расходы, связанные с эмиграцией, со-
ставляют не меньше 1,5 млн ф. ст. Далее он говорит:
«Трудящиеся классы сами изобрели для себя
различные комбинации. Благодаря связям, сущест-
вующим между старыми эмигрантами и теми, кто
хочет эмигрировать, создаются фонды и изыскива-
541
ются возможности обеспеченного труда и жизни для
людей, как только они высаживаются на берега да-
леких земель. Если бы мы целиком возложили эти
расходы в полтора миллиона на казначейство, то,
помимо дополнительного бремени на наш народ, мы
не избежали бы всякого рода злоупотреблений. Мы
способствовали бы эмиграции ни к чему не пригод-
ных и опасных людей, которых с великим нежелани-
ем принимали бы в Соединенных Штатах и в наших
собственных колониях. Все эти страны непременно
заявили бы нам: “Не присылайте к нам ваших лен-
тяев, ваших никудышных типов, ваших калек и во-
обще всяких подонков вашего населения. Если таков
будет характер вашей эмиграции, мы безусловно
будем вправе прекратить ее”. Я не сомневаюсь, что
именно такими были бы последствия широкомас-
штабного вмешательства правительства».
Высказав еще несколько соображений, лорд Джон Рассел
заканчивает так:
«Вот следствия всего того, о чем я вам сказал. Во-
первых, каково бы ни было недовольство, нередко
обоснованное, порожденное тяжелым и болезненным
для наших колоний переходом от системы монополии
к системе свободного обмена, мы не откажемся от
принятого решения, и отныне ваша торговля с коло-
ниями основывается на следующем принципе: вы
можете покупать товары во всех странах, которые в
состоянии предлагать вам их дешевле и лучшего ка-
чества, чем колонии; сами колонии тоже могут торго-
вать во всех частях света, где они сочтут это для себя
наиболее выгодным. Такова, повторяю, отправная
точка нашей политики на будущее.
Во-вторых, в соответствии с политикой, которую
вы уже наблюдаете по отношению к колониям в Се-
верной Америке, вы будете действовать по такому
же принципу во всех ваших колониях, то есть давать
им и поддерживать как можно больше политической
свободы. Я полагаю, что всякий раз, когда вы буде-
те утверждать, что там-то и там-то политическая
свобода пока еще невозможна, вы должны будете
542
дать этому объяснение. Вам надлежит доказать, что
речь идет о народе или народности, которая пока
что не приемлет свободных институций, что колония
не населена английскими гражданами или что их
там слишком мало, чтобы содержать такие институ-
ции в условиях полной безопасности. Если у вас та-
ких доказательств будет недостаточно, но все же
речь будет идти о британском населении, способном
к самоуправлению, то вы можете оставаться их
представителями во внешней политике, однако вы не
будете вмешиваться в их внутренние дела, за ис-
ключением, разумеется, тех очевидных случаев, ко-
гда такое вмешательство окажется необходимым в
целях предотвращения конфликта в самой колонии.
Таковы, я думаю, два принципа, на которые вам
следует опираться. По крайней мере, я твердо гово-
рю, что этими принципами руководствуется нынеш-
нее правительство, и не сомневаюсь, что они получат
одобрение палаты...
Я не только уверен, что вы примете эти принци-
пы, которые не создают никакой опасности для нас
сегодня, но я думаю также, что и в будущем они
помогут решать серьезные проблемы, не создавая у
нас злосчастных коллизий, которыми был отмечен
конец прошлого века. Мысленно возвращаясь к ис-
токам нашей фатальной войны в тех краях, которые
стали Соединенными Штатами Америки, я не могу
не думать, что она оказалась результатом не какой-
то одной и простой ошибки, а целой серии ошибок и
заблуждений, крайне неудачной политики запозда-
лых уступок и несвоевременных требований, я верю,
что нам больше не придется скорбеть по поводу по-
добных конфликтов. Я предвижу, как могут предви-
деть и все здравомыслящие люди, что население и
богатства некоторых наших колоний вырастут на-
столько, что в один прекрасный день эти колонии
скажут нам: “У нас достаточно сил, чтобы быть не-
зависимыми от Англии. Наши связи с ней стали тя-
гостными, и настало время, когда, при всей нашей
дружбе и добром союзничестве с родиной-матерью,
мы хотим быть независимыми”. Не думаю, что та-
кие времена очень близки, но давайте сделаем все
543
от нас зависящее, чтобы научить их самоуправле-
нию. Дадим им как можно больше возможностей
самим заниматься своими делами. Пусть они растут
и по численности населения, и по благополучию, и,
что бы там ни случилось, мы, граждане великой им-
перии, всегда сможем сказать, что мы способствова-
ли счастью всего мира».
Так закончилась речь премьера. О величайших вещах он
сказал с величайшей простотой. Вот так, без специальных
усилий, рождается истинное красноречие.
Приведенных нами материалов, видимо, достаточно, чтобы
показать, что хотя Лига и перестала существовать и
действовать как таковая, ее дух по-прежнему образует одну из
живительных сил английской демократии и воодушевляет
людей, чья горячая вера, убежденность, просвещенность и
талантливость способны преодолеть многие препятствия.
Бастиа, который как раз и ждал немалого от таких людей,
прожил достаточно лет, чтобы увидеть исполнение какой-то
части своих надежд. Он был свидетелем того, как Англия
отменила свои старые законы о мореплавании и глубоко
реформировала свой колониальный режим. После его смерти
произошли печальные события, которые изменили положение в
Европе и сильно затруднили проведение в жизнь второй части
задач, выполнения которой он ждал от Лиги; мы имеем в виду
следование принципу невмешательства и сокращение воору-
женных сил. Однако, как бы далек ни был день, когда испол-
нятся такие чаяния, когда цивилизация добьется решающих
успехов в своей борьбе против бича войны, можно уже сегодня
утверждать, что апостолы свободы обмена будут иметь свою
долю участия в благодатных и благословенных действиях,
которые принесут столь несравненную победу.
Приложение
к русскому изданию
Письмо о ю-часовом рабочем дне
В 1836 году Кобден выставил в Стокпорт свою кандидатуру в
парламент, но не был избран. Он написал в то время одному из
членов стокпортского избирательного комитета письмо, в котором
изложил свои взгляды на вопрос об ограничении законом числа
рабочих часов. Вот это письмо.
«Фалъмут,
21 октября 1836 года.
Когда я всходил на палубу “Ливерпуля”, гото-
вясь отплыть в Лиссабон, мне вдруг пришла в голо-
ву одна мысль по поводу циркуляра, оставленного
нам для моих стокпортских избирателей, — мысль,
которая и побуждает меня обратиться к вам с этим
письмом. Дело в том, что в этом циркуляре я ни
слова не сказал о десятичасовом законе, а между
тем вопрос о количестве рабочих часов глубоко ин-
тересует не-избирателей нашего округа, влияние
которых, как мне известно, очень значительно, и я,
не исправив своей оплошности откровенным разъяс-
нением дела, рисковал бы быть заподозренным в
преднамеренном исключении из моего циркуляра
всего, что касается этого вопроса.
Рассуждая с точки зрения права и справедливо-
сти, я никогда не колебался выступать, когда мне
это приходилось, в защиту юношества от обремене-
ния его чрезмерной работой. Это — вопрос, обсуж-
дая который, я оставляю в стороне политико-
экономические соображения, — вопрос, касающийся
более области врача, чем экономиста; разрешение
его я предоставил бы скорее X. или Ашлё Куперу,
чем Мак-Каллоху или Мартино. Незачем прибегать
к научным доводам, чтобы убедиться, что не нежно-
му детскому организму выносить такую продолжи-
35*
тельность труда, от которой, как от чрезмерной, ста-
раются уклониться и люди зрелого возраста.
По моему мнению, — и я надеюсь, что скоро при-
дет день, когда это мнение сделается всеобщим, —
ребенок моложе 13 лет не должен быть допускаем ни
к какой работе на хлопчатобумажных фабриках. Де-
ти старше этого возраста могут исполнять лишь лег-
кую работу в течение определенного числа часов до
тех пор, пока их организм, в силу своего естественно-
го развития, не сделается способным переносить
утомление, сопряженное с трудом взрослого рабочего.
Убеждение это настолько глубоко укоренилось в
моем уме, что, если бы мне пришлось заседать в па-
лате общин во время последней сессии парламента,
то я, конечно, всеми силами восстал бы против
предположения мистера Паулетта Томпсона — от-
срочить исполнение статьи, ограничивающей число
рабочих часов для детей. Я знаю, что большинство
защитников малолетних рабочих стоят за десятича-
совой закон с сокращением продолжительности ра-
боты машин, — что на деле свело бы вообще упот-
ребление пара на хлопчатобумажных фабриках до
10 часов в день, так как труды малолетних прила-
гаются теперь, кажется, в большей или меньшей
степени ко всем отраслям нашей промышленности.
Но, с другой стороны, мне всегда казалось, что
сторонники указанной меры упускают из виду очень
важные последствия, к которым должно привести ее
применение. Приняли ли они во внимание, что это
было бы первым примером вмешательства закона в
свободной стране, направленного ограничению сво-
боды труда взрослых рабочих? Подумали ли они,
что, признав за правительством право определять
количество рабочих часов, мы тем самым дадим ему
право определить продолжительность работы и в 20
часов, вместо 10? Сообразили ли они, что если ткачи
и прядильщики будут взяты под покровительство
парламентского акта, то и тысячи других отраслей
труда будут вправе потребовать такого же покрови-
тельства и для себя? Насколько мне известно, уже
около 300 лет не было примера, чтобы издан был
548
закон, устанавливающий труд рабочих классов. В
свое время такие законы были остатками феодаль-
ного строя; избавление от них было равносильно ос-
вобождению от рабства и вступлению на путь сво-
боды. Хотя сторонники 10-часового рабочего дня не
предвидят последствий такой политики, мне кажет-
ся, однако, что, признав за правительством право
устанавливать число рабочих часов, мы тем самым
установили бы принцип попятного движения и воз-
вратились бы к условиям, от которых наши предки
освободились уже три века тому назад. Не будем же
мы давать повода народу — я разумею массы —
легко относиться к великим принципам, на которых
основывается вся его сила. Небольшая кучка приви-
легированных людей может руководствоваться, вме-
сто принципов, практическими соображениями, но
нам, реформаторам, — я не колеблясь говорю это,
— надо строго держаться наших основных принци-
пов и всегда высказывать готовность прилагать их к
делу, не опасаясь связанных с этим последствий.
Мне скажут, может быть, что рабочие классы Лан-
кашира не в состоянии сами защищать себя от при-
теснений и принуждены поэтому прибегать к защите
закона. Я отказываюсь этому верить.
Оставаясь противником всяких законодательных
мероприятий в этом направлении, я должен пред-
ложить другое средство. Я дал бы рабочим совет,
чтобы они прежде всего постарались завоевать себе
свободу на мировом рынке труда, чего они легко
могут достигнуть путем сбережений: если бы каж-
дый из них отложил по 20 ф. ст., то они могли бы
даже подчинить себе условия единственного рынка,
на котором труд стоит в более высокой цене, чем в
Англии. Я говорю о Соединенных Штатах. Всякий
рабочий, отложивший такую сумму, стал бы в такие
же независимые отношения к своему хозяину, в ка-
ких последний, благодаря своему огромному капи-
талу, находится к своим рабочим. Если бы удалось
добиться этого повсеместно, тогда не могло бы быть
и речи о каком бы то ни было давлении работодате-
лей. Мне скажут, что моя гипотеза — не более чем
549
химера, и что рабочие не могут рассчитывать на
взаимную поддержку, но я отвечу, что я — лучшего
мнения о рабочих, и что мои соображения основаны
на многих примерах успехов, уже достигнутых в
этой области. По моему мнению, все дело в том,
чтобы рабочие уразумели, в чем состоят их интере-
сы, и не поддавались обману, — чтобы они научи-
лись полагаться только на самих себя и не рассчи-
тывали на защиту закона, которая никогда не мо-
жет принести им пользы.
Я не уступлю никому на свете, ни даже самому
ярому стороннику 10-часового билля, в горячем со-
чувствии великому рабочему сословию, но именно
характер питаемой мною симпатии и не позволяет
мне усомниться в будущности этого сословия.
Тем менее способен я питать по отношению к тру-
дящимся классам те мнимо-гуманные чувства, кото-
рые приводят лишь к бессмысленной филантропии и
живут за счет независимости и свободы народных
масс. Мои гуманные чувства выражаются в мужест-
венной братской любви, в желании внушить рабочим
любовь к независимости, чувство собственного досто-
инства, презрение к расслабляющему протекциониз-
му, стремление к материальному самообеспечению и
к возвышению собственной личности. Я знаю, что
легче приобрести любовь народа, рисуя ему заман-
чивые и призрачные перспективы тех благ, которых
он может ожидать от парламента, и что гораздо
труднее заставить себя выслушать, когда можешь
дать лишь один совет — полагаться только на собст-
венные силы. Но поскольку я не расположен опи-
раться на сильных мира сего, постольку же, если не в
большей степени, я не намерен заискивать у неиму-
щих классов. Моя вера во все возрастающее умст-
венное развитие рабочего сословия дает мне право
надеяться, что уже в наше время в рабочей среде
найдется немало наученных опытом людей, способ-
ных сознательно присоединиться к выраженному
мной мнению — что представители рабочего сосло-
вия, как и члены других общественных групп, долж-
ны рассчитывать только на самих себя в деле борьбы
550
за собственное возрождение и благосостояние. Вот
почему я опять повторяю: не надейтесь на парламент,
а надейтесь только на себя самих!
Мне не трудно было установить с помощью раз-
личных доказательств тот факт, что необходимо уст-
ранить всякое вмешательство закона в обла’сть на-
родного труда. В самом деле, разве не очевидно, что
всякий закон, ограничивающий число рабочих часов,
тотчас же потерял бы свою силу, как скоро его на-
рушение оказалось бы одинаково выгодным как для
работодателей, так и для их рабочих? Что толку и
пользы в предписании, сила которого основывается
лишь на свободной воле лиц, для которых оно должно
иметь принудительное значение, если на деле приме-
нение его заинтересованными сторонами может обой-
тись и без законодательного утверждения. Издание
последнего в таком случае могло бы только подор-
вать в стране доверие к законам вообще. Но на не-
большом листе почтовой бумаги мне невозможно раз-
вить этот вопрос так, как он этого заслуживает.
К каким печальным выводам приводят нас за-
щитники десятичасового билля, которые видят в со-
кращении продолжительности работы машин един-
ственное средство спасения детей! Ведь такое заяв-
ление равносильно признанию, что в этом деле
нельзя полагаться даже на родителей, и что послед-
них нужно считать неспособными повиноваться есте-
ственному закону, не допускающему принесения в
жертву собственных детей. Я торжественно протес-
тую против этой жалкой клеветы на рабочие клас-
сы, затрагивающей даже их естественные человече-
ские чувства. Я думаю, напротив, что в их среде
существует достаточно развитое общественное мне-
ние, способное удержать на прямом пути тех роди-
телей, у которых эти чувства противоестественно
слабо развиты.
Я убежден, что народная нравственность быстро
поднимается и что она достигла уже такого уровня,
когда можно отбросить всякие опасения относитель-
но существования в народной среде таких нравст-
венно испорченных личностей, которых можно было
бы заподозрить в преступлении детоубийства».
Палата общин
Обсуждение тронной речи 1841 года
Первая парламентская речь Кобдена
25 августа 1841 года
Кабинет вигов под председательством лорда Мельбурна,
отвергнутый большинством в один голос, распустил парламент.
Кризис произошел как раз во время обсуждения бюджета при
следующих обстоятельствах. Лорд Рассел, отвечая на вопрос
лорда Сендона, высказался за замену существовавшей тогда
“скользящей шкалы” тарифа введением определенной умеренной
пошлины на зерно. Спустя несколько дней, 7 мая 1841 года, в
дополнение к своему заявлению, он привел и предложенные им
нормы сбора, а именно: 1 шиллинг — для пшеницы, 5 шиллин-
гов — для ржи, 4 шиллинга 6 пенсов — для ячменя и 3 шил-
линга 6 пенсов — для овса. Вскоре после этого, 21 мая, предло-
женное сэром Робертом Пилем выражение недоверия к кабине-
ту вигов, прошло большинством 312 голосов против 311. Тогда-
то лорд Мельбурн распустил парламент, и Кобден, за 4 года до
того безуспешно выставлявший свою кандидатуру в Стокпорте,
на этот раз был избран от того же округа значительным большин-
ством голосов. Спустя шесть дней после своего избрания,
25 августа во время обсуждения тронной речи Кобден произнес
в палате общин свою первую парламентскую речь, которая и
приводится здесь. Прения окончились победой консерваторов,
получивших большинство в 91 голос, — 360 против 269. Разбитый
вторично, кабинет лорда Мельбурна вынужден был удалиться от
дел, и власть перешла к сэру Роберту Пилю, получившему,
таким образом, возможность защищать хлебные пошлины. Он
оставил пост премьера только спустя 5 лет, 29 июня 1845 года,
добившись полной отмены тех самых хлебных законов, защит-
ником которых был в 1841 году.
«Приступая к обсуждению вопроса, стоящего на
очереди, я испытываю некоторое затруднение, так
как мне кажется, что палата не надлежащим обра-
зом понимает задачу, возложенную на нее страной.
Нам пришлось выслушать здесь несколько различ-
ных мнений о сущности полномочий, данных почтен-
ным членам палаты при их избрании, и о значении
последних всеобщих выборов. Судя по тому, что здесь
говорилось, выборы были якобы выражением обще-
ственного мнения не по вопросу о монополиях, но
лишь по вопросу о доверии к министрам его величе-
ства. Такое мнение было выражено, например, поч-
тенным депутатом от Тэмворта [сэром Робертом
Пилем], и его политические единомышленники рас-
положены, по-видимому, считать это мнение его ло-
зунгом. А между тем нас избирали в палату вовсе
не для защиты интересов монополии, и странно бы-
ло бы, если бы большинство представителей выска-
залось в том смысле, что они посланы сюда “анг-
лийским народом” с такими именно полномочиями.
Правительство вошло в палату с предложением,
оно дало ей совет заняться непосредственно пони-
жением хлебных пошлин, присоединив к своему
предложению выражение уверенности, что это не
только не поведет к сокращению доходов, но даже
явится одним из способов увеличения средств госу-
дарственного казначейства. Таков был, в сущности,
характер поручения, данного палате перед роспус-
ком последнего парламента. Как же это так случи-
лось, что депутаты, сидящие на противоположных
скамьях, явились на этот раз в палату уже как бы
специально для того, чтобы, вопреки всему, что здесь
говорилось от их имени, поддерживать закон о хлеб-
ных пошлинах во всей его силе и со всеми его пла-
чевными последствиями. И для чего же? Для того,
чтобы добиться его введения как в интересах покро-
вительства самой монополии, так и в интересах го-
сударства? Поистине, остается только радоваться,
что не все еще заражены увлечением монополией.
Есть еще одна причина, по которой трудно гово-
рить в палате в данный момент. Нам говорят, что
задача наша состоит не в том, чтобы решить, нужны
ли отмена хлебных законов и уничтожение монопо-
лии, а в том, чтобы вотировать поправку к тронной
речи. Почтенные депутаты противоположной сторо-
553
ны, обсуждая этот вопрос, говорили о войнах в Си-
рии и Китае и о положении дел в Канаде и Нью-
Йорке, но ни разу не коснулись вопросов, на которые
собственно было обращено их внимание в целях об-
легчения народных тягостей. Отдавая полную спра-
ведливость той сдержанности, с которой сидящие по
ту сторону депутаты стараются исключить из обсу-
ждения эти важные предметы, я все-таки не пони-
маю, почему депутаты, сидящие по одну сторону со
мной, должны следовать их тактике. Ведь чувствуют
же они в самом деле, насколько такие вопросы, как
вопрос о хлебных пошлинах, больше интересуют на-
род, чем войны в Сирии или Китае, или другие от-
даленные вопросы того же порядка. Почему бы им
не высказаться по этому поводу, или почему бы нам,
если даже это и не вызовет отклика со стороны на-
ших противников, не исполнить своего долга по от-
ношению к народу и не высказать должного почте-
ния к Ее Величеству, приступив к обсуждению этих
вопросов и вынеся по ним свои решения? Существу-
ет, кажется, обыкновение смотреть на тронную речь,
как на нечто очень близко соприкасающееся, с дос-
тоинством монархической власти, — обыкновение,
составляющее предание старого порядка и особенно
консервативной части этого собрания. Не думаю,
чтобы это предание требовало, кроме особенно важ-
ных случаев, решения вопроса о доверии или недо-
верии к стоящим у власти министрам; скорее оно
требует ответа на тронную речь, как на акт, тесно
связанный с достоинством короля и долженствую-
щий вызвать спокойное обсуждение, в которое, од-
нако, джентльмены противоположной стороны пала-
ты отказываются вступить с самым милостивым и,
со времени короля Альфреда, самым популярным
королем Соединенного Королевства.
Утверждали также, что английский народ посту-
пил неискренне, потребовав полной отмены налогов
на продукты питания. С безусловной искренностью
заявляю, что я стою за полную отмену налогов, дей-
ствующих на цены хлеба и разных других продук-
тов, и не допущу, чтобы говорили, не выслушав
формального опровержения, что три миллиона чело-
554
век, приславших в палату петицию с ходатайством о
полном уничтожении этих налогов, были неискренни
в своих требованиях. Что такое эти налоги на про-
дукты питания? Это сборы, взимаемые с основной
массы народа, и наши почтенные противники, те
именно, которые выражают столько симпатии к ра-
бочим, предварительно сделав их нищими, надеюсь,
не откажут мне в праве потребовать от их имени
прежде всего обсуждения вопроса о преобразовании
этих сборов. Я слышал, что они называли эти сборы
“покровительственными пошлинами”, тогда как они
— ни что иное, как налоги, и я всегда буду назы-
вать их этим именем, сколько бы времени я не удо-
стоился чести заседать в этой палате. Налог на хлеб
— это налог, ложащийся главным образом на бед-
нейшие классы населения, — налог увеличивающий,
по минимальным расчетам, на 40% ту цену, какую
мы платили бы, если бы пользовались совершенно
свободной торговлей зерном. Отчет о положении тка-
чей, занимающихся ручным трудом, определяет при-
близительно в 10 шиллингов недельный заработок
каждой рабочей семьи, причем расчет этот считает-
ся верным для всех частей Соединенного Королевст-
ва. Отчет устанавливает, кроме того, тот факт, что
из заработанных 10 шиллингов каждая семья тратит
на хлеб 5 шиллингов. Следовательно, сбор в 40%
цены хлеба составляет налог в 2 шиллинга на каж-
дую рабочую семью, зарабатывающую 10 шиллин-
гов в неделю, т.е. 20% ее недельной заработной пла-
ты. Посмотрим теперь, какую роль играет этот на-
лог на различных ступенях общественной лестницы.
Человек, получающий 40 шиллингов в неделю, пла-
тит налог, составляющий 5% его дохода; получаю-
щий 250 ф. ст. в год платит только 1%, а ноблъмен
или миллионер, получающий 200 000 фунтов годово-
го дохода и семья которого съедает не более хлеба,
чем семья земледельца, платит менее 1 су на 100
фунтов (Смех). Я не знаю, относится ли этот смех к
чудовищности сообщенного мной факта или к
скромной личности того, кто удостоверяет его перед
вами; но повторяю — налог, падающий на ноблъме-
на, составляет менее 1 су, а налог, падающий на
555
рабочую семью, составляет 20 ф. на 100 ф. дохода. Я
уверен, что ни один из членов этого собрания не ре-
шился бы внести проект закона о взимании в таком
размере подоходного налога со всех классов общест-
ва, и все-таки утверждаю, что налог на хлеб ложит-
ся именно таким бременем на неимущих платель-
щиков и взимается при этом не в интересах госу-
дарства, а в пользу наиболее обеспеченной части
общества. Вот что, в сущности, представляет из себя
налог на хлеб! Я способен понять недоверие, выра-
жаемое нашими почтенными противниками; если бы
они знали факты, как они есть, если бы они понима-
ли их значение так, как это возможно лишь при
полном знании дела, они поняли бы и то, что невоз-
можно безмятежно пользоваться покоем и благосос-
тоянием, подав голоса за проведение такого закона.
Ни в одной стране, кроме Англии и Голландии, ни
при каком правительстве, в каких бы затруднитель-
ных обстоятельствах оно ни находилось, не прибега-
ли к такой чудовищной несправедливости, как налог
на хлеб. Нам укажут, без сомнения, на законы, вве-
денные во Франции, Испании и Северо-Американ-
ских Соединенных Штатах, для того чтобы затруд-
нить ввоз зерновых хлебов; но ведь эти страны в
общем являются экспортерами зерновых продуктов,
в чем легко убедиться, познакомившись с их торго-
вой деятельностью за целый ряд годов, а при таких
условиях ввозные пошлины не могут иметь там того
значения, какое они имеют у нас.
Но, говорят, рабочие классы извлекают из закона
о хлебных пошлинах свою выгоду, так как он рас-
пространяет свое покровительство и на них. Наши
почтенные противники очень много распространя-
лись на своих избирательных собраниях о принятом
ими твердом намерении взять под свое покровитель-
ство неимущие классы, а мой благородный против-
ник (лорд Стэнли) на выборах в Северном Ланка-
шире явился энергическим поборником покровитель-
ственной системы. Я собственными ушами слышал
речи благородного лорда, и скажу вам, в чем состоит
его теория покровительства рабочим. По словам бла-
городного лорда, мануфактуристы требовали отмены
556
хлебных пошлин в виду своего намерения уменьшить
размеры заработной платы: если они после отмены
налога на хлеб не понизят заработной платы, они не
в состоянии будут бороться с иностранной конкурен-
цией, если же они уменьшат заработную плату, это
будет, конечно, не в пользу рабочим.
Позвольте мне напомнить палате, что заинтере-
сованные стороны, терпеливо боровшиеся в течение
трех лет за право быть выслушанными в этом соб-
рании, никогда не допускались к открытому изло-
жению своего положения. Когда почтенный депутат
из Вулвергэмптона [г-н Чарльз Виллье], к которому
я наравне с миллионами моих сограждан проникнут
благодарностью за его неустанные и великие заслу-
ги, — когда он, говорю я, предложил выслушать в
палате описание положения этих миллионов людей,
то его предложение было отвергнуто с презрением и
насмешками, причем отказавшиеся выслушать че-
ловека, выступившего в защиту этих людей, позабо-
тились даже исказить его основные побуждения.
Постараюсь посмотреть на дело с точки зрения
гипотезы самого благородного лорда. Если мне уда-
стся доказать, что, несмотря на свои блестящие та-
ланты, он ошибся в оценке значения вопроса, тогда
да простят мне остальные почтенные противники
предположения, что и они ошибаются не менее его.
Вот что говорит благородный лорд. Те, кто требует
отмены хлебных законов, уже неоднократно заявля-
ли, что цель их состоит в обмене продуктов местного
производства на продукты других стран, и что все
“покровительственные пошлины” (как он их называ-
ет), взимаемые с предметов, производством которых
они занимаются, должны быть тоже повсеместно от-
менены в целях установления свободных и беспрепят-
ственных сношений между всеми народами земного
шара, согласно очевидным предначертаниям самой
природы. Но благородный лорд, депутат от Северно-
го Ланкашира, объяснил нам, что это повело бы к
уменьшению заработной платы. Насколько я могу
судить, это вызвало бы нечто совершенно иное, —
например, расширение торговых оборотов. Кроме
того, это дало бы нам право обменивать, в свою
557
очередь, наши мануфактурные товары на зерновые
продукты других стран, что повело бы к значитель-
ному развитию нашей торговли. А как достигнуть
всего этого, если не увеличением общей суммы тру-
да? И как увеличить спрос на труд без увеличения
при этом заработной платы?
Еще одна очень распространенная ошибка вкра-
лась в доводы благородного лорда. По его словам, ко-
нечной целью является в данном случае уменьшение
заработной платы, для того чтобы дать нашим фабри-
кантам возможность успешно бороться с иностранной
конкуренцией. Я утверждаю, что мы и в настоящий
момент выдерживаем эту конкуренцию, — что и те-
перь мы продаем наши товары на нейтральных
рынках, конкурируя с другими странами, — что и
теперь, продавая товары, например, в Нью-Йорке,
мы конкурируем со всеми странами земного шара.
Вы говорите о покровительстве местным производи-
телям, но вам не следовало бы забывать и того, что
цены на внутреннем рынке определяются обыкновен-
но под влиянием цен, существующих на иностранных
рынках. Иначе, кому пришла бы в голову мысль по-
сылать за три тысячи миль товар, который может
найти более выгодный сбыт на местном рынке?
Я знаю, что вопрос о заработной плате является
обманчивым аргументом, на котором зиждется
обыкновенно оппозиция против отмены хлебных за-
конов. Многие вполне добросовестные сторонники
современной системы защищают эти законы, как
средство сохранить заработную плату на ее тепе-
решнем уровне. Что же касается меня, то я реши-
тельно не вижу никакой связи между ценами на
жизненные припасы и вообще на те или иные пред-
меты потребления и ценой на труд в его естествен-
ном и нормальном виде. Я понимаю, что на острове
Кубе или в рабовладельческих штатах Америки це-
на на труд еще может находиться в зависимости от
цены на жизненные припасы. Я легко могу себе
представить рабовладельца, сидящего за конторкой
и подсчитывающего стоимость селедки и риса. В
этом случае, когда стоимость труда поступает все-
цело в его распоряжение, его, очевидно, могут силь-
но интересовать цены на жизненные припасы.
558
На рынке труда есть еще одна область, в которой
размер заработной платы упал до действительного
минимума жизненных потребностей рабочих, — я
говорю о труде рабочих земледельческих округов.
Этим несчастным говорят, что размер их заработной
платы повысился бы, если бы повысились цены на
жизненные припасы. Почему? Разве увеличение це-
ны жизненных продуктов вызовет увеличение спроса
на труд? Или, может быть, это повышение заработ-
ной платы будет не более как актом частной благо-
творительности? Но, переходя к такому состоянию
рынка труда, которое не остается без воздействия
на производство различных предметов нашей ману-
фактурной промышленности, — а одному Богу из-
вестно, как долго еще оно будет оказывать это воз-
действие при господстве законодательства, подобно-
го нашему! — я категорически утверждаю, что при
таких условиях рынка размер заработной платы так
же мало зависит от цены жизненных продуктов, как,
пожалуй, от фаз луны. В этом случае он всецело
зависит от спроса на труд, причем цена продуктов
питания не играет никакой роли в оценке труда; в
этом случае рынок труда отличается, к счастью,
большой изменчивостью и будет становиться все бо-
лее и более эластичным, если вы не поставите этому
преград. Но если вы будете по-прежнему регламен-
тировать условия рынка в том же направлении, ко-
торое так давно воодушевляет вас, вы достигнете в
конце концов того, что низведете наше торговое и
промышленное население на ту же ступень, на кото-
рую вы низвели уже наших земледельцев. Тогда тор-
говцам и фабрикантам можно будет смело обратить-
ся к своим несчастным рабочим с предложением
милостыни; тогда, может быть, можно будет сказать,
что “наряду с увеличением цены жизненных продук-
тов увеличивается и размер заработной платы”. Но
это увеличение будет милостыней; оно примет форму
простого акта милосердия; оно не будет уже вытекать
из права рабочего как свободной личности требовать
за свой труд соответственного вознаграждения.
559
От вопроса о заработной плате, — вопроса, кото-
рый, приходится сказать, необходимо было бы по-
чаще возбуждать в этой палате, я перехожу теперь
к одному из наиболее важных вопросов, возбудив-
шему уже ваши симпатии и к которому мне необхо-
димо еще раз привлечь ваше внимание. Я говорю о
современном положении наших мануфактурных и
земледельческих рабочих. На днях я имел возмож-
ность частным образом познакомиться с отчетом о
положении рабочих во всех частях нашей страны.
Восемь дней тому назад в Манчестере происходило
собрание первостепенной важности, — вроде сино-
да, состоявшего исключительно из представителей
духовенства (Иронические аплодисменты). Я пони-
маю значение этих аплодисментов, но к объяснению
по этому поводу возвращусь лишь впоследствии, а
теперь не стану прерывать начатого мной изложе-
ния. Итак, я присутствовал в Манчестере на собра-
нии священнослужителей, представителей различ-
ных религиозных исповеданий, съехавшихся в числе
не 620, как говорят, а 650 человек, со всех частей
нашего государства; съезд этот стоил от 3000 до
4000 фунтов, причем расходы приняли на себя соот-
ветственные религиозные конгрегации. Эти люди
собрались на съезд не только из Йоркшира или
Ланкашира, не только из Дерби и Честершира, но
из всех графств Великобритании, — от Кетнеса до
Корнвалиса, они раскрыли нам наиболее важные
факты, относящиеся к положению рабочего населе-
ния в их округах. Я имел возможность лично озна-
комиться с письменными документами их сообще-
ний. Не стану останавливаться на подробностях и
злоупотреблять временем и вниманием палаты;
скажу только, что, как относительно мануфактур-
ных, так и относительно земледельческих округов, в
сообщениях этих собраны самые неопровержимые
доказательства того, что положение громадного
большинства подданных Ее Величества, принадле-
жащих к рабочему классу, в продолжении десяти и,
главным образом, последних трех лет страшно
ухудшилось, причем благосостояние народа умень-
шилось ровно в той же пропорции, в какой увеличи-
560
лась цена продуктов питания. Я просматривал дан-
ные, собранные относительно ссудных касс, тюрем и
больниц работных домов, и опять-таки везде нахо-
дил неоспоримые доказательства, что условия глав-
ной массы подданных Ее Величества, принадлежа-
щих к низшим классам общества, быстро ухудшают-
ся, и что рабочие находятся в настоящее время в
худших условиях и получают меньшую заработную
плату, чем прежде, и бедственное положение их по-
влекло за собой гораздо больше болезней, хрониче-
ских немощей и преступлений, чем это было когда-
нибудь установлено для какой бы то ни было эпохи
в истории нашей страны.
Теперь скажу несколько слов по поводу смеха,
которым встречено было мое сообщение об этом со-
брании духовных лиц. Не стану делать здесь оценки
поведения этих христиан, собравшихся для общего
обсуждения такого важного вопроса, — они найдут
более достойных судей в представителях своих кон-
грегаций. Я укажу только на то, что в собрании на-
ходились как члены господствующей церкви, так и
индепенденты, баптисты, члены римской и шотланд-
ской церквей, диссиденты, методисты и вообще
представители различных вероисповеданий, какие
только я знаю. Если мои уважаемые сочлены распо-
ложены умалять достоинство этих почтенных лично-
стей, они тем самым обратят свое порицание против
главной массы христианского диссидентского насе-
ления нашей страны. Может явиться предположе-
ние, что эти почтенные лица вышли в данном случае
из пределов своей компетенции. Но после того, как
мне пришлось выслушать их сообщения о плачевном
положении населения; после того, как я узнал от
них, как многие из их паствы стараются проскольз-
нуть в какую-либо ветхую верхнюю одежду и вы-
скользнуть оттуда на рассвете, чтобы, таким обра-
зом, скрыть под покровом ночи свое материальное
убожество, и как другие, повергнутые в абсолютную,
нищету, вовсе не имеют возможности посещать храм
Божий; после того, как я узнал, что воскресные уроки
отменялись, потому что обнищавшие прихожане не
имели возможности на них присутствовать; после то-
36- 2514
561
го, как я слышал все это и убедился, что монополия
на продукты питания лежит в основе тех бедствий,
под давлением которых чахнут все эти несчастные,
то я по совести не могу согласиться с тем, чтобы эти
священнослужители вышли из пределов своих по-
вседневных интересов. Когда люди, принадлежащие
к высшим общественным классам, не проявляют по
отношению к бедному населению ничего, кроме при-
теснений и несправедливости, я могу только радо-
ваться, видя между нами людей, способных, как не-
когда Нафан, выступить вперед с обличительной
речью: “Ты — человек!” Представители религии в
нашей стране возмутились против чудовищной не-
справедливости этого налога на хлеб, осужденного
непреложным нравственным кодексом Св. Писания.
Они составили и подписали петицию в эту палату с
заявлением, что хлебные законы являются наруше-
нием воли Верховного Существа, промысел которого
печется о его голодных детях. Не настаивайте на
своем заблуждении; будьте уверены, что наше время
изобилует знамениями, которыми не следует пре-
небрегать. Ведь не только эти 650 священнослужи-
телей, но еще 1500 других служителей Евангелия,
письма которых читались на собрании в Манчесте-
ре, ежечасно возносят свои молитвы к Небу о том,
чтобы благоугодно было Тому, Кто повелевает зем-
ными государями и правителями, обратить их серд-
ца к справедливости и милосердию.
Теперь, когда я вам сообщил, что сделали эти
люди, и в каком духе они действовали, можете ли
вы хотя бы на минуту сомневаться в том, что они
руководились при этом искренними побуждениями?
Тем менее можем мы сомневаться, что они способны
тщательно выполнить взятую на себя великую мис-
сию. Вспомните, что происходило, когда страну вол-
новал вопрос об отмене рабства. Какую разницу
находите вы между присвоением себе человека с
целью завладеть его трудом, и присвоением себе
плодов труда добровольных работников? Благород-
ный лорд, сидящий на противоположной стороне
[лорд Стэнли], знает кое-что о том могущественном
влиянии, которым воспользовались тогда эти люди,
562
чтобы доставить успех своим убеждениям. Когда
благородный лорд внес в 1833 году билль об эман-
сипации, он заявил, что так как духовенство взяло
этот вопрос под свою защиту, его можно считать
решенным в утвердительном смысле. Мне думается,
что и в данном случае можно ожидать таких же ре-
зультатов.
Я позволю себе напомнить моим уважаемым со-
членам, чем особенно можно повлиять на умы на-
ших сограждан. Сограждане наши питают большое,
может быть, даже преувеличенное, уважение к вла-
сти, почестям и богатству; кроме того, они очень
сильно привязаны к законам и установлениям на-
шей страны. Но нужно помнить также, что есть еще
одно чувство, составляющее неотъемлемую особен-
ность именно английского духа, это — почтение к
некоторым освященным веками принципам, превос-
ходящее даже преклонение перед авторитетом чело-
веческой власти. Нарушите хоть раз эти священные
принципы, и уважение к вам и к вашим сторонни-
кам рассеется, как пыль, развеянная ветром. Какое
чувство должна испытывать страна после того, как
Ее Величеством было сделано вам всемилостивей-
шее, благосклоннейшее и великодушнейшее предло-
жение — приложить ваше просвещенное внимание к
обсуждению хлебных законов в целях облегчить тя-
желое бремя, под которым изнывает ее бедный на-
род, и принять меры против уменьшения спроса на
труд и недостаточности жизненных припасов, — что
скажет она, когда узнает, что милостивое державное
приглашение было встречено лишь насмешкой и
пренебрежением со стороны большинства членов
этой палаты? Какое чувство негодования испытает
она, когда увидит, что преимущество перед вопро-
сом такой первостепенной важности отдано вопросу
о том, кто из двух — человек ли в серой шляпе, за-
седающий по ту сторону палаты, или человек в чер-
ной шляпе, сидящий на скамьях этой стороны, полу-
чит преимущество перед другими. Наш народ ус-
мотрит в этом поступке, — если только можно так
выразиться, говоря парламентским языком, — наи-
более пагубный из всех, какими когда-либо отлича-
лись действия этой палаты.
36*
563
И если я не мог не высказать своего неодобрения,
в одном месте которого, повинуясь правилам пала-
ты, я не стану называть, когда слышу утверждение
знатного лорда, что положение рабочего населения в
нашей стране можно считать завидным, сравнитель-
но с положением его в любом государстве Европы, и
что у нас всякий рабочий, если только он отличается
сметливостью и трезвостью, легко может достигнуть
обеспеченного положения, то является вопрос: какие
чувства должно вызвать такое утверждение в на-
родных массах? Неужели мои уважаемые товарищи
способны разделять такую точку зрения и видеть в
ней выражение своего собственного образа мыслей?
Нам не следовало бы забывать, что около 10 лет то-
му назад, когда к нашему величайшему огорчению
старый парламент запятнал себя торговлей голоса-
ми, тот же самый благородный лорд указывал на
этот парламент, как на образец совершенства. Я
нисколько не удивился бы, если бы вопрос, постав-
ленный на очередь теперь, испытав такую же, если
не более замечательную участь, сделался предвест-
ником перемен, гораздо более серьезных, чем те, ко-
торые предусматривают министры Ее Величества.
Позвольте мне сказать еще несколько слов поч-
тенному баронету [сэру Роберту Пилю], моему про-
тивнику. Я слышал, как он упоминал несколько раз
об идеях Гаскиссона. Достопочтенный баронет, де-
путат от Тэмворта, очень любит прикрываться авто-
ритетом этого замечательного государственного му-
жа. Я очень опасаюсь, как бы он по ошибке не на-
рядился в какую-нибудь забракованную одежду
Гаскиссона, воображая, что кутается в его плащ, и
как бы он, напоминая нам последнюю волю этого
замечательного государственного деятеля, — его,
так сказать, политическое завещание, — не оказал-
ся незнакомым с одной очень важной припиской к
этому завещанию. Я слышал, как он ссылался на
взгляды, высказанные Гаскиссоном в 1828 году. К
величайшему сожалению, присоединившись позднее
к правительству герцога Веллингтона, Гаскиссон
одобрил этим самым политику, которой раньше сам
сильно противился. Но когда он 25 марта 1830 года
564
в последний раз говорил в этой палате о хлебных
законах, по поводу предложения мистера Паулетта
Томсона, он высказал свои взгляды в следующих
выражениях: “Я положительно уверен, что мы не
можем сохранить в силе действующие хлебные за-
коны и в то же время обеспечить стране неизменное
благосостояние и всеобщее довольство. Эти законы
могут быть отменены без всякого ущерба для наших
финансовых интересов; это мое глубокое убежде-
ние”. Вот какова была последняя приписка к заве-
щанию Гаскиссона. Я протестую от имени этого, во
многих отношениях замечательного, но не всегда
безупречного человека против превратного толкова-
ния его взглядов. В 1830 году, когда Гаскиссон про-
износил свою речь, с которой я усердно рекомендую
познакомиться моим уважаемым товарищам, нище-
та далеко еще не достигала в нашей стране таких
ужасающих размеров, и будущее не рисовалось еще
в таких мрачных красках, как в настоящее время.
Но что сказал бы Гаскиссон, уже тогда говоривший
таким тревожным тоном, если бы ему пришлось до-
жить до 1841 года, если бы он собственными глаза-
ми увидел все те тяжелые условия, в которых бьется
теперь наша страна, и если бы он констатировал в
кассе английского банка, вместо 10—12 миллионов
фунтов и многочисленных вкладов под 3%, едва по-
ловину этой суммы в наличности и, кроме того, уве-
личение платежей по вкладам до 5%? Какого мне-
ния, спрашиваю я, стал бы он держаться о хлебных
законах, если бы дожил до нашего времени и увидел
все это? Не могу удержаться, чтобы не сослаться
опять на уже приведенное мною торжественное за-
явление, в котором он выразил свои убеждения от-
носительно хлебных законов.
Достопочтенный баронет, мой противник, мог бы
в настоящее время оказать громадную услугу своей
родине. Пусть он обратится к 1830 году и посмот-
рит, какого было тогда положение нашей страны
сравнительно с теперешним. Что же извлекло нас из
того состояния оцепенения, в котором мы находились
в 1830 году? Уж, конечно, не развитие правильной
торговли, якобы начавшейся в то время. С 1831 по
565
1836 годы превышение ввоза над вывозом составля-
ло по официальным данным 20 млн ф. ст. Но все эти
товары отправлены были в Америку, где, вместо то-
го, чтобы сделаться предметами продажи или по-
требления, поступили в обмен на банковские и же-
лезнодорожные бумажные ценности и государствен-
ные фонды. Это — не правильная торговля, а отчаян-
нейшая спекуляция, никакой платы за товары полу-
чено не было.
Можно было бы также подумать, что в период с
1831 по 1836 годы наши банки получили особенное
развитие, увеличившее число их почти на 100, а их
капиталы почти на 60 млн ф. ст. Развитие внутрен-
ней и внешней торговли, созданное этими искусст-
венными средствами и сопровождаемой случайным
совпадением целого ряда беспримерно урожайных
годов, способствовало тому видимому благосостоя-
нию страны, благодаря которому правительство спо-
койно присоединилось к биллю о реформе и к
исправлению закона о бедных. Но благосостояние
это было только кажущееся.
Может ли достопочтенный баронет похвастаться,
что у него есть план, — я не стану просить сооб-
щить нам его сейчас, — который позволил бы ему
надеяться на возможность водворить в 1841 году
действительное благосостояние в стране? Если нет,
то, может быть, он надеется вызвать хотя бы види-
мое благосостояние? Если это ему удастся, то он
только подготовит этим в будущем период упадка,
бесконечно более гибельного, чем тот, от которого
мы страдаем в данный момент.
К счастью, министры в нашем отечестве нужда-
ются в деньгах и не могут добыть их себе иначе, как
благодаря процветанию торговых и промышленных
интересов. Земельный собственник, расточающий
свои капиталы в Париже или Неаполе, уже не мо-
жет служить источником дохода для министром. Ре-
сурсы бюджета увеличиваются только в зависимо-
сти от увеличения благосостояния торговых и про-
мышленных классов. Когда же, с одной стороны,
землевладелец обогащается на счет лишений народ-
ных масс, а с другой, фермер стонет под гнетом
566
чрезмерных бедствий, тогда ресурсы государства
могут только падать.
Изложив все эти соображения, чуждые, — я по-
зволю себе сказать это, — малейшего духа партий-
ности, так как я выступаю не в качестве вига или
тори, а лишь в качестве сторонника свободной тор-
говли, каковым я всегда готов себя признать, — я
могу сказать в заключение лишь следующее: как ни
горжусь я мужеством, которое проявило министер-
ство вигов, бросив ряды монополистов и почти на 74
пути приблизившись к занимаемой мной позиции,
тем не менее, если бы почтенный баронет, сидящий
по ту сторону, сделал по направлению ко мне хотя
бы одним шагом больше, я первый пошел бы ему
навстречу и протянул бы ему руку».
Палата общин
Обсуждение тронной речи 1843 года
17 февраля 1843 года
Незадолго до открытия заседания палаты в 1843 году про-
изошло одно очень важное событие. Секретарь Роберта Пиля,
мистер Друммонд, был убит выстрелом из револьвера, направ-
ленным в него в упор рабочим из Кардиффа. Поговаривали,
будто убийца сделал показание, что выстрелил в секретаря по
ошибке, приняв его за министра. Слух этот сильно способство-
вал увеличению волнения, охватившего общество, а так как в то
время в среде обеих великих исторических партий, вигов и тори,
вошло в обыкновение считать Кобдена и его сторонников
революционерами, проповедниками возмущения и убийства, то
можно себе представить, до каких недостойных предположений
доходили при этом некоторые лица.
В такой обстановке 13 февраля 1843 года открылось обсужде-
ние тронной речи. Лорд Говик внес предложение, чтобы палата
занялась рассмотрением того именно места тронной речи,
которое относилось к промышленному кризису и народным
бедствиям. На пятый день обсуждения ответного адреса короне
Кобден произнес необыкновенно энергическую речь, которую мы
здесь воспроизводим. В этой речи, обращаясь к Роберту Пилю,
он открыто призывал его к суду и объявил, что считает его лично
ответственным в плачевном положении страны.
Как только Кобден сел на свое место, Роберт Пиль поднялся
в свою очередь в сильнейшем возбуждении. Волнение, выра-
жавшееся в лице и позе первого министра, было тем необычай-
нее, что вообще Роберт Пиль всегда отличался во время споров
невозмутимым хладнокровием.
“Почтенный джентльмен, — сказал он, — в очень сильных
выражениях заявил здесь то, что он уже неоднократно заявлял
в собраниях “Лиги против хлебных законов” — что он считает
меня, меня лично...”.
Здесь оратор был прерван взрывом волнения, внезапно охва-
тившего палату под впечатлением его повышенного голоса и все
возраставшего гнева, проявлявшегося во всех его движениях.
“...лично ответственным, — продолжал он, — в бедствиях и
страданиях страны. Да, он возлагает ответственность на меня
лично. Но, каковы бы ни были последствия этих инсинуаций,
никакие угрозы, ни в этой палате, ни вне ее, не заставят меня
согласиться с мнением, которое я считаю../’.
Ему не дали докончить: вся палата поднялась с мест с
заявлением протеста против Кобдена, как бы действительно
поверив, что великий вождь Лиги хотел вызвать убийство
первого министра. Все усилия Кобдена заставить палату
выслушать его оправдания не привели ни к чему, и только в
конце заседания, после продолжительной сумятицы, ему
удалось дать разъяснения, которые были в конце приняты
самим Робертом Пилем.
«Мы имели возможность видеть, — говорил Коб-
ден, — какая крупная оппозиция возникла против
внесенного в палату предложения. Мы слышали,
как автора этого предложения обвинили в том, что
он внес его в виду партийных соображений. Что ка-
сается меня, то я во всяком случае могу утверждать,
что я не причастен по отношению к внесенному
предложению ни к каким партийным видам; я даже
отсутствовал в Лондоне, когда оно было представ-
лено на рассмотрение. В этом случае я менее всего
человек партии, и если я могу сделать предложению
какой-либо упрек, то лишь в том, что оно, вместо
того, чтобы требовать расследования промышленно-
го и земледельческого кризиса, потребовало рассле-
дования одного только промышленного кризиса. Не
случись этого, мы не видели бы раздвоения палаты
на защитников с одной стороны интересов “про-
мышленности”, а с другой интересов “агрикульту-
ры”, в лице членов той стороны палаты мы видели
исключительно ответчиков, принужденных оправды-
вать действие закона лишь постольку, поскольку оно
служит их непосредственным интересам.
Я предлагаю палате вопрос — находятся ли в
настоящее время наши земледельческие округа в том
состоянии, которое позволяло бы сказать, что эти
законы (так как обсуждение превратилось в прения
о хлебных законах), что эти законы, вредные для
мануфактурных округов, в то же время полезны для
569
земледельческих? Перед нами почтенный депутат от
Дорсетшира [мистер Бэнкс], один из самых ярых
противников Лиги против хлебных законов. Он, ве-
роятно, потребует слова по этому вопросу; времени
у нас для этого достаточно, да мы могли бы и отло-
жить прения, если бы это понадобилось, — и своей
речью он может ответить на мой вопрос и опроверг-
нуть меня, если я не прав. Итак, остановимся на
дорсетширском округе, представителем которого яв-
ляется почтенный депутат. Возьмем хотя бы его соб-
ственные владения. Я обращаюсь к нему с вопро-
сом: получают ли в настоящее время рабочие в его
владениях что-нибудь, кроме скудного заработка в
8 шиллингов в неделю? Я прошу его, чтобы он, если
может, доказал мне, что я был не прав, утверждая,
что в той местности, где находятся его владения, ра-
бочие получают за свой труд меньше всего, хуже
одеты и менее грамотны, чем в любом уголке нашей
страны. Я положительно утверждаю, что при 8 шил-
лингах недельного дохода содержание одной рабочей
семьи в его владениях, состоящей в среднем из
5 человек, обходится дешевле содержания одного за-
ключенного в любой из тюрем дорсетширского граф-
ства. И спрашиваю у вас — у вас, крестьяне кото-
рых живут бок о бок с вами и ведут жизнь худшую,
чем нищие и преступники, имеете ли вы право ут-
верждать и можете ли вы доказать, что существую-
щий порядок вещей благоприятен для земледель-
цев? Я настойчиво требую, чтобы вы без всяких от-
говорок показали, какими такими благами осыпают
хлебные законы земледельцев. Обратите внимание,
что вас я не называю земледельцами. Нельзя назы-
вать землевладельцев земледельцами; это — непра-
вильное выражение, которое слишком долго было
терпимо. Земледельцы — это люди, возделывающие
землю, прилагающие к ней свой труд, ручной или
умственный, вкладывающие в нее свои капиталы.
Вы же — только собственники земли, вы можете
жить в Лондоне или в Париже, называть вас земле-
дельцами так же смешно, как называть судовла-
дельцев моряками. Меня занимает в данную минуту
вопрос о земледельцах, а не о землевладельцах, жи-
570
вущих за счет ренты; и я утверждаю, что вы не мо-
жете мне доказать, что земледельческие рабочие
находятся в лучшем положении, чем мануфактур-
ные, возбуждающие столько сострадания.
Я сам пользуюсь трудом рабочих, и мои интере-
сы, как и ваши, связаны с провинцией. У меня такие
же рабочие, как и у вас, без каких бы то ни было
специальных знаний, может быть, даже в большей
степени, чем ваши рабочие. Я пользуюсь ими для
мытья, чистки, прядения и аппретуры и плачу им по
12 шиллингов в неделю, но не ввожу у себя никакой
покровительственной системы. Возьмите Девоншир,
Суссекс, Вельтшир, Оксфордшир и другие земледель-
ческие графства, посылающие сюда своих сквайров
для защиты этой возмутительной системы; из числа
этих графств вы не найдете ни одного, в котором
процент бедных был бы меньше, чем в любом из
промышленных графств. Возьмите хотя бы Дорсет-
шир. Сейчас в палату была представлена таблица
населения и доходов страны по округам; мы видим
из нее, что в 1840 году, — в том именно году, когда
мы имели счастье покупать хлеб по 66 шиллингов за
квартер, — в Дорсетшире 1 бедный приходился на 7
жителей. Если мы перейдем затем к Суссексу и дру-
гим графствам, присылающим своих представите-
лей, чтобы защищать существующую систему якобы
ради пользы земледельцев, то в этих-то именно
графствах мы и найдем самое сильное развитие
пауперизма.
Теперь я займусь вопросом о фермерах. Почтен-
ный оратор и другие почтенные депутаты очень лю-
бят указывать на меня, как на злейшего врага клас-
са фермеров. Милостивые государи, я более, чем кто-
нибудь из членов этой палаты, имею право отожде-
ствлять себя с этим классом. Я сам — сын фермера.
Почтенный депутат от Суссекса высказался в своей
речи, как друг фермеров; я сам — сын фермера из
Суссекса, и все мои предки были представителями
этого класса, так много страдавшего от существую-
щей системы; мои предки страдали от нее, и я, сле-
довательно, имею столько же, если не больше, пра-
571
ва, чем кто-нибудь из вас, выступить в качестве
друга фермеров и указать палате на несправедли-
вости, от которых они страдают. Итак, я спрашиваю
вас: какие блага извлекли для себя фермеры из по-
кровительственной системы, о которой вы так много
прокричали? Я настоятельно требую ответа, и еще
раз требую, чтобы вы показали, какую пользу могут
извлечь фермеры из закона, который вы изобрели
для увеличения цен на земледельческие продукты?
Вы должны ответить на этот вопрос; вы еще ни разу
не дали на него ответа на тех митингах, на которых
вы говорили фермерам, что вы и они должны или
погибнуть, или действовать заодно, и что интересы
ваши тождественны. Но придет время, и вас заставят
объявить фермерам, — тем фермерам, в сознание
которых уже начинает проникать луч света, какие
такие выгоды извлекали они до сих пор и какие могут
извлечь в будущем из действующих хлебных законов.
Всякий разумный фермер предложит вам следующий
вопрос: “Раз фермеров больше, чем земельных вла-
дений, не очевидно ли, что взаимная конкуренция
между ними, съемщиками земли, повлияет на увели-
чение земельной ренты, а вместе с тем и на увеличе-
ние цен на продукты пропорционально с земельной
рентой, какова бы ни была высота ее, установленная
вашими законодательными актами?”
Тот же разумный фермер мог бы еще сказать
вам: “Если бы земельных владений было больше,
чем фермеров, и если бы вы повысили при этом це-
ны земледельческих продуктов, вы вступили бы во
взаимную конкуренцию друг с другом, что было бы
не без пользы и для фермеров. Понятно, что в этом
случае фермеры могли бы извлечь из этого некото-
рую пользу в виде добавочной платы, так как вы
принуждены были бы лучше оплачивать их труд по
возделыванию ваших земель”.
Все это ясно как солнце. Почтенный депутат от
Дорсетшира поносил Лигу против хлебных законов,
о которой он говорил как об ассоциации, задавшей-
ся целью распространять не только далеко не по-
лезные, но прямо вредные сведения. Мы знаем, что
572
все дорсетширские фермеры, все избиратели дор-
сетширского округа получили по пакету с дюжиной
необходимых разъяснений. Распространение этих
пакетов не было предоставлено воле случая; их да-
же не доверяли почте, а специальные агенты разно-
сили их по назначению переходя из дома в дом,
взбираясь на горы, спускаясь в долины. Поэтому
можно утвердительно сказать, что во всем округе
нет ни одного арендатора, который не был бы осве-
домлен относительно этого вопроса почти столько
же, сколько и мы сами. Не дает ли это возможности
предположить, что в будущем году на собрании
сельских хозяев в Блендфорде почтенный депутат от
Дорсетшира скажет своим слушателям, что “хлеб-
ные законы — это солнце нашей социальной систе-
мы, золотящее верхушки церквей, купола дворцов и
соломенные крыши коттеджей”? Найдется, конечно,
и какая-нибудь паршивая овца, которая прибавит:
“И трубы на крышах землевладельцев”.
В течение настоящих прений нам пришлось вы-
слушать немало неприятных речей по адресу упомя-
нутой Лиги. Я далек от мысли касаться здесь столь
чуждого для наших занятий вопроса, как цели и
деятельность этой ассоциации. Я не считаю также
нужным отвечать на забавные сплетни, которые нам
здесь порассказали. Но Лига подвергалась напад-
кам и при других обстоятельствах. Достопочтенный
баронет [сэр Роберт Пиль] бросил в ее сторону чер-
ные инсинуации в конце прошлогодних собраний
палаты, когда некому было ответить ему, и с тех пор
мы то и дело слышим крики, что “Лига против
хлебных законов есть союз возмутителей и револю-
ционеров”. Мы не принимали никаких мер, чтобы
опровергнуть это обвинение. Как же оценило обще-
ство ваши нападки? Чуткое и проницательное насе-
ление Англии и Шотландии представило в залог
доброй нравственности и безупречного поведения
оклеветанного союза до 50 000 ф. ст., а я уверен, что
если бы распространение ложных обвинений про-
должалось и в следующем году, то же население
представило бы в поручительство за тот же союз и
573
на 100 000 ф. ст. больше. Нет, мне незачем высту-
пать в защиту этой ассоциации!
Были сделаны попытки взвалить на членов Лиги
путем инсинуаций ответственность в гнусном, ужас-
ном, скажу даже — безумном акте, имевшем место
на днях. Пытались, не в этой палате, но вне ее, как
по крайней мере утверждают носящиеся слухи, кле-
ветать — что деятельность Лиги не чужда прикос-
новенности к этому ужасному событию.
Я не верю, я не могу верить, что на самом деле
был пущен такой слух; я не в состоянии верить, что-
бы буквальный или внутренний смысл слов, припи-
сываемых ученому и знаменитому лорду [лорд
Брум], соответствовал тому, что было им сказано в
действительности. Если эти слова действительно бы-
ли произнесены, я скорее способен приписать их ув-
лечению неустановившегося ума, чем злому умыслу.
Сваливать последствия несправедливости на жертв
этой несправедливости — это такой же старый ма-
невр, как и несправедливость сама. Кто не помнит,
как во время вотирования позорного закона о хлеб-
ных пошлинах, в 1815 году, один из министров того
времени обвинил в этой же палате мистера Беринга,
теперешнего лорда Ашбертона, в том, будто он вы-
звал все те волнения, убийства и кровопролития,
которые произошли тогда в столице, и все это только
потому, что мистер Беринг был одним из самых
упорных противников хлебных законов, и что он
бросил в палате упрек по адресу этих законов в том,
что они имеют в виду увеличение арендной платы за
счет промышленных классов и благосостояния стра-
ны. Милостивые государи, если что-нибудь может
способствовать усилению чувства внутреннего удов-
летворения, которое я испытываю от сознания того,
что мне пришлось играть активную роль в этой ас-
социации, так это душевное благородство лиц, с ко-
торыми я вступил в союз. Да, они доказали это ока-
занными ими услугами, они доказали это характе-
ром своей общественной и частной жизни, и они по
праву могли бы выдержать сравнение с членами
этой палаты или другого более прославленного соб-
рания. Но довольно об этом.
574
Перехожу к вопросу, предложенному на обсужде-
ние палаты. На последнем заседании партий, борю-
щаяся против хлебных законов, поставила такой во-
прос: что нужно сделать, чтобы облегчить положение
страны? Тот же вопрос я ставлю вам сегодня. Я об-
ращаюсь к правительству, я обращаюсь к почтенно-
му джентльмену, сидящему против меня, со следую-
щим вопросом: что думаете вы в настоящее время о
состоянии нашей промышленности, о положении стра-
ны? Судя по некоторым словам, вырвавшимся у на-
ших почтенных сочленов, заседающих на противопо-
ложных скамьях, я могу заключить, что они намере-
ны бороться против внесенного в палату предло-
жения. Они намерены бороться против него; но
какими же доводами они располагают для этого?
Говорят, что существуют большие разногласия меж-
ду членами той стороны палаты, к которой я имею
честь принадлежать. Я признаю это. Эти разногла-
сия существуют между некоторыми членами нашей
стороны и мною самим, между благородным лордом,
депутатом от Северного Ланкашира и мною; разно-
гласия между ними и мною так же велики, как ме-
жду мной и членами той стороны палаты. Партия
этой стороны находится именно в таком состоянии, в
каком она изображена почтенным депутатом, засе-
дающим против меня: она разбита на атомы, кото-
рые, может быть, никогда более не соединятся. Но
уменьшает ли это ответственность правительства,
которое считает себя настолько же сильным, на-
сколько, по его мнению, слаба оппозиционная пар-
тия? Покончим ли мы когда-нибудь с приемами,
употребляемыми лишь затем, чтобы сваливать с се-
бя всякую ответственность, с обвинениями, бросае-
мыми из одного лагеря в другой, с этими кличками
вигов, тори и радикалов и с рознью во взглядах, ко-
торая за ними предполагается? Неужели с той сто-
роны всегда неизменно будут повторяться одни и те
же крики? Сколько времени, спрашиваю я вас, бу-
дет еще продолжаться этот образ действий? Как
долго еще будут прибегать к такого рода аргумен-
там? Если наши противники будут настойчиво дер-
575
жаться такого образа действия, что скажет прави-
тельство в свою защиту? Разница во взглядах все-
гда существовала между обеими сторонами, на ко-
торые делится палата; но это нисколько не может
служить извинением для достопочтенного баронета,
ставшего во главе правительства и взявшего в руки
бразды власти, с громко провозглашенным намере-
нием предложить меры, способные прийти на по-
мощь нуждам современного положения. Но из мер,
принятых правительством, не было ни одной более
или менее серьезной меры, которая не была бы за-
имствована у школы свободного обмена. Товарищи
достопочтенного баронета, говорившие в этом соб-
рании, ввели в повестку вопрос о хлебных законах и
обсуждали современные бедствия с точки зрения
теории свободного обмена. Но что же говорит об
этом достопочтенный вице-президент Торговой пала-
ты [Board of Trade] мистер Гладстон? Что он гово-
рит? Он говорит, что теория свободного обмена не
допускает двух точек зрения. Что же говорит досто-
почтенный баронет [сэр Р. Пиль], глава правитель-
ства? Он говорит, что на этом пункте мы все схо-
димся. Достопочтенный баронет, секретарь мини-
стерства внутренних дел [сэр Дж. Грэм] говорит, что
принципы свободного обмена — это принципы здра-
вого смысла. В последнем заседании, к моему глу-
бочайшему удивлению, канцлер государственного
казначейства [г-н Гольберн] сказал, что не может
быть двух точек зрения на этот вопрос, и что нико-
гда не было никаких разногласий по этому поводу.
Я уверен, что благородный лорд депутат от Север-
ного Ланкашира [лорд Стэнли], еще не говоривший
в этом собрании, выскажется в том же духе. К та-
кому же образу действий будет считать себя обя-
занным и достопочтенный государственный казначей
[сэр Е. Кначбол]. Этот достопочтенный джентльмен
и этот благородный лорд могут и не высказывать
своего согласия с принципами свободного обмена; но
они оба — честные люди и, следовательно, должны
руководиться этими принципами, так как оба они
сами утверждали, что хлебные законы увеличивают
576
арендную плату. Достопочтенный государственный
военный казначей так именно и заявил в палате, что
хлебные законы были введены затем, чтобы дать
возможность земельным собственникам сохранить
свое положение в стране. Благородный лорд, депу-
тат от Северного Ланкашира, сказал, что хлебные
законы повышают цены продуктов питания и нис-
колько не влияют на повышение заработной платы;
из этого следует, что он разделяет то мнение, что
землевладельцы увеличивают свои доходы на счет
средних классов. Оба они должны сообразовать свой
образ действий со своими принципами. Итак, уста-
новив тот факт, что четверо из членов кабинета раз-
деляют принципы свободного обмена и предполагая,
что двое других, сообразно с их убеждениями, вы-
сказанными на избирательных собраниях, должны
тоже сочувствовать этим принципам, я ставлю во-
прос: почему же все они не приводят в действие
своих принципов? Что же мне отвечают на это? Дос-
топочтенный вице-председатель торговой палаты со-
глашается со справедливостью теории свободного
обмена, он высказывается против монополий, но тем
не менее руководствуется своими разумными прин-
ципами только в теории. Я же протестую против ис-
ключительно теоретического разрешения вопроса.
Каждая минута, которую мы здесь проводим, не ра-
ботая активно для благосостояния страны, является
потерянным временем. Я заявляю почтенному депу-
тату, что я — человек практический. Я не теоретик
и спрашиваю вас — к чему нам здесь теория? А
между тем достопочтенный джентльмен является
последователем учения о свободном обмене только в
области теории. Но я повторяю еще раз — с тео-
риями нам здесь нечего делать.
Достопочтенный джентльмен воспользовался дру-
гим аргументом. Он заявил, что существующая сис-
тема держалась в течение столетий и что теперь не-
возможно от нее отказаться. Если генеральный про-
курор находится в этом собрании, а я надеюсь, что
он здесь, то интересно, что сказал бы он по поводу
применения подобного аргумента, например, к су-
37-2514
577
дебному разбирательству дела о воровстве. Допус-
тил ли бы он такой аргумент? Неужели он сказал
бы: “Я знаю, что теоретически на вашей стороне
право и справедливость, но незаконное обладание
чужой собственностью продолжалось так долго, что
невозможно от него вдруг отказаться”? Какой же
приговор мог бы состояться по такому делу? Конеч-
но, приговор не теоретического характера, а приго-
вор о непосредственном восстановлении на деле
права собственности на незаконно присвоенное
имущество. Достопочтенный джентльмен признал,
что принципы, защитником которых я являюсь,
должны бы получить осуществление на деле; он гово-
рит, что хлебные законы носят лишь временный ха-
рактер. Я спрашиваю: зачем хлебным законам быть
временными? Справедливые законы не бывают вре-
менными. Существенный признак справедливых за-
конов — тот, что они вечны. В нашем законодатель-
стве есть законы против убийства и грабежа, и никто
не говорит, что их не следует сохранить. Так почему
же хлебные законы временны? Потому что они не
справедливы, потому они и не хороши и не действи-
тельны. Они были установлены для обогащения зе-
мельных собственников, для возвышения их на обще-
ственной лестнице на счет остального населения
страны.
Почтенный депутат из Бридпорта [г-н Бэлли
Кокрэн] сделал в последнем заседании заявление,
враждебное Лиге против хлебных законов, но сделал
его таким любезным тоном и вложил столько мягко-
сти в свое обвинение, что разрушил весь его эффект.
Этот почтенный депутат — молодой человек и, мо-
жет быть, не знает всей силы того, что он сказал. А
между тем этот почтенный депутат сделал заявле-
ние, которое вряд ли может служить в пользу вашей
системы. Почтенный депутат сказал: “Если бы хлеб-
ные законы были уничтожены, аристократия при-
нуждена была бы уменьшить арендную плату на
свои земли не могла бы более вести жизнь, достой-
ную аристократии”. Люди, делающие подобные за-
явления, — вот настоящие возмутители, настоящие
578
революционеры, настоящие разрушители аристокра-
тии. Я считаю своим долгом предупредить против
них добросовестные элементы нашей аристократии.
Эти элементы не должны допустить, чтобы их при-
числяли к числу тех, которые боятся быть разорен-
ными уничтожением хлебных законов. Добросовест-
ная часть аристократической партии должна знать,
что аристократия не имеет права поддерживать
свой престиж богатством, омытым слезами вдов и
сирот и составленным путем отнятия куска насущ-
ного хлеба у крестьянского населения. Вопрос отдан
на суд всей страны, и решение его должно состо-
яться не в том смысле, в каком хотели бы видеть его
разрешенным богатые. Народ знает, как следует
понимать их образ действий. Конечно, как на при-
мер всеобщего благосостояния мне укажут на при-
бавление одной или двух фабрик, на увеличение
числа акционерных банков, но я обращаю ваше
внимание положение всей страны, я спрашиваю вас:
неужели ее общее положение не хуже, чем было хо-
тя бы полгода тому назад? Положение это час от
часу ухудшается. А какие средства исцеления вы
предлагаете? Какими мерами рассчитываете вы
поднять благосостояние страны? Или мы все еще
находимся в области теории? Вы не можете отгово-
риться тем, что наши заседания близятся к концу,
или что вы слишком обременены общественными
или частными делами. Никогда еще разбирательст-
ву парламента не подлежало так мало интересных
дел, как в настоящее время. Итак, есть ли у вас ка-
кое-нибудь средство извлечь страну из бедственного
положения? Если у вас его нет, я открыто заявляю,
что вы нарушаете свои обязанности перед страной и
что вы измените своим обязанностям по отношению
к вашему государю, если хотя на минуту останетесь
у дел, после того как ваши усилия найти средство
против народной нищеты окажутся тщетными. А
между тем достопочтенный джентльмен не предла-
гает ничего. Меры, которые он принимал, с тех пор
как находится у власти, не принесли стране никако-
го исцеления. Обо мне могут сказать, что я — про-
37*
579
рок, сам осуществляющий свое пророчество, но я
все-таки говорю вам, что ваша политика будет лишь
все более и более ухудшать положение дел, и что все
более и более будут возрастать затруднения, семена
которых посеяны на Севере Англии — да, именно на
Севере, а не в хлопчатобумажных округах. Угро-
жающая вам опасность надвигается из земледельче-
ских округов, так как в случае взрыва народного
негодования неимущее население земледельческих
округов присоединится к такому же населению ок-
ругов промышленных.
Неужели достопочтенный джентльмен, не могу-
щий не знать положения страны, сомневается в ис-
тине моих слов? Я получаю письма со всех частей
нашего государства, но что такое моя корреспонден-
ция по сравнению с его корреспонденцией? И он
должен знать, что все, что я говорю, истинная прав-
да. Пора перестать заниматься в палате киданием
друг в друга кличками “виг” и “тори”, пора при-
няться за серьезное изучение положения страны.
Достопочтенный джентльмен не может скрывать от
самого себя истинного положения дел: капиталы ис-
сякают, пауперизм растет, торговля и промышлен-
ность не оправляются от упадка. Какими чертами
можно еще хуже изобразить наше положение? И
чего можно ожидать в будущем, если все это про-
длится, как не разрушения и распадения государст-
ва? Когда четыре года тому назад началась агита-
ция в пользу отмены хлебных законов, достопочтен-
ный баронет весьма подробно отвечал на наши
обвинения, доказывая, что торговля расширяется,
что сберегательные кассы процветают, что государ-
ственные доходы увеличиваются, и что народное по-
требление все растет. Когда депутация от мануфак-
туристов обратилась к нему с изложением плачевно-
го состояния торговли, он отказался выслушать их
жалобы и в ответ на последние стал распростра-
няться относительно непомерного увеличения народ-
ного потребления и государственных доходов, неод-
нократно присоединяя к этому оптимистические
разъяснения официального характера. Я предлагаю
достопочтенному лорду вопрос: может ли он в на-
580
стоящее время стоять на той же почве? Может ли он
сказать стране и государю, что настоящее положе-
ние вещей, по-видимому, близится к концу? Каким
другим целительным средством располагает он,
кроме того, которое мы предлагаем? Может ли он
указать на что-нибудь лучшее?
Если вы [сэр Роберт Пиль] думаете попробовать
иное средство вместо того, которое мы предлагаем,
скажите — какими шансами располагаете вы для
улучшения положения страны? Вы создали хлебные
законы собственными руками, по своему личному
вкусу, и затем преобразовали их сообразно со свои-
ми личными взглядам. Вы заявили, что были чужды
в этом деле всякого постороннего влияния. Вы дей-
ствовали по своему собственному усмотрению, вы
отказались следовать доводам других, стало быть,
вы сами ответственны за последствия ваших дейст-
вий. Вы сказали, что вашей целью было найти для
растущего населения более многочисленные попри-
ща деятельности. Но кто же был в состоянии ука-
зать вам развитие каких рынков представлялось
возможным, как не те, по всей вероятности, в чьих
руках находится руководство торговлей и промыш-
ленностью страны? Я не хочу этим сказать, что все
торговое и промышленное сословие разделяет мои
взгляды на хлебные законы, но достопочтенный ба-
ронет должен знать, что в торговых и промышлен-
ных округах все партии относятся неодобрительно к
его законам. Я говорю не о Лиге, а о большинстве
торговцев, и предлагаю вопрос: на какой из бирж
Англии, Шотландии или Ирландии, где “собираются
купцы” или “встречаются мануфактуристы”, найде-
те вы двенадцать человек, сочувственно относящихся
к хлебным законам, которые вы навязали всему тор-
говому и промышленному сословию, сообразуясь
только со своими убеждениями и вопреки нашим
взглядам. Вы провели эти законы, вы отказались
выслушать мануфактуристов, и вас я считаю ответ-
ственным за эту меру. Новые законы не дали тор-
говле обещанного развития; они вдобавок разорили
тех, которые спекулировали на хлебных законах.
(Смех). Вы можете смеяться, сколько угодно, но ка-
581
кой же это успех — разорить торговцев хлебом и
причинить убытка более чем на 2 млн ф. ст.? Когда
вы разорите торговцев, спекулирующих на хлебных
сделках, кто же будет вам доставлять иностранный
хлеб? Таково уж свойство хлебных законов, что при
их действии ни один истинный торговец не захочет
впутываться в хлебную торговлю. Спросите у любо-
го из купцов, и вы узнаете, что ни один из них, ка-
ких бы размеров не достигал его оборот, не заклю-
чает в настоящее время сделок на заграничный
хлеб, хотя по-прежнему делает их на сахар или на
кофе. Ни один купец не решается заняться хлебной
торговлей. Один из западных штатов Америки пред-
ложил мне, или, вернее, Лиге против хлебных зако-
нов, подписаться на партию хлеба с условием дос-
тавки его по Миссисипи за наш счет. Мы произвели
предварительный расчет стоимости перевозки и ока-
залось, что сумма, которую мы получили бы от про-
дажи этого хлеба, не покрыла бы издержек. Приняв
во внимание 20 шиллингов пошлины и стоимость
доставки, мы нашли, что, продав хлеб здесь, мы не
получили бы ни одного сантима в пользу Лиги. При
теперешней постановке дела, каким образом такие
купцы, как Беринг или Браун из Ливерпуля, могут
совершать сделки на покупку хлеба за границей,
когда они даже не знают, придется ли им платить
по прибытии хлеба 20 шиллингов пошлины а, пожа-
луй, и более. Подобные законы устраняют возмож-
ность предварительных расчетов и тормозят разви-
тие торговли.
Возьмем другой товар — сахар. Достопочтенный
джентльмен уменьшил введением своего тарифа
пошлину на 700 различных товаров, но при этом он
старательно обошел два главных предмета торговли,
идущих к нам из северной и южной Америки, —
единственных стран, торговля с которыми еще могла
бы поднять нашу промышленность, приходящую в
настоящее время в упадок. Да, достопочтенный ба-
ронет изменил пошлину на икру и кассаву, но оста-
вил во всей силе тяжелые монопольные пошлины,
лежащие на хлебе и сахаре. Достопочтенный баро-
нет уменьшил пошлины на фармацевтические това-
582
ры, но он совершенно не коснулся двух товаров,
удовлетворяющих наиболее насущным жизненным
потребностям, товаров, которые — все торговцы хо-
рошо знают это, — одни могли бы способствовать
расширению нашей торговли. Я не хочу этим ска-
зать, что он сделал это с предвзятым намерением
принести вред нашей торговле, но, так или иначе, он
этого достиг. Достопочтенный баронет действовал
сообразно со своими взглядами, он оставил в силе
пошлины на два товара, для которым, по всеобщему
признанию, требовалось уменьшение пошлин, и
уменьшил пошлины на такие товары, торговля кото-
рыми не может существенно повлиять в благоприят-
ном смысле. Это — или безумие, или невежество
(Возгласы: О! О!). Да, только безумие или невежест-
во могло повести к преобразованию системы по-
шлин, не коснувшемуся ни хлеба, ни сахара.
Уменьшение пошлин на фармацевтические и тому
подобные товары годилась бы для какого-нибудь
товарища министра (Under Secretary), на котором
лежат второстепенные функции, но это дело недос-
тойно министра и потому не имеет никакого смысла.
Это одно из наименее полезных преобразований, ка-
кие когда-либо предпринимались правительством.
Теперь посмотрим, что сделано относительно
строевого леса. Я допускаю, что само по себе умень-
шение пошлины на этот предмет торговли — дело
хорошее, но вы избрали для этого неподходящий мо-
мент, — момент, когда на пространстве 20 миль во-
круг Манчестера пустует 10 000 зданий, и когда зна-
чительное количество судов стоят без дела в наших
портах. И в это-то самое время вы отнимаете у на-
ших торговцев возможность способствовать оживле-
нию дела, отказываясь уменьшить пошлины на два
важнейших товара, привозимых нашими судами. Вы
уменьшили пошлины на строевой лес как раз в то
время, когда не было нужды строить новые фабрич-
ные здания и когда суда, имеющиеся в наличности,
оставались без употребления. Вот предначертания
достопочтенного баронета, вот единственные меры,
которые он может предложить для поднятия благо-
состояния страны! Но не может ли он испытать дру-
583
гие меры? Оттолкнет ли он средство, предлагаемое
ему взамен почтенным депутатом от Уайтгавена [г-н
Аттвуд]? Неужели он откажется произвести те пе-
ремены, к которым его приглашает почтенный депу-
тат от Бирмингема [г-н Мунц]? Почтенный депутат
от Шрисбюри [г-н Дизраэли], а также принадлежа-
щие к его партии органы печати, тоже имеют свои
планы, но он [сэр Роберт Пиль] не хочет принять ни
одного из них. Он говорит, что его долг состоит в
том, чтобы судить обо всем совершенно самостоя-
тельно и действовать, не поддаваясь никаким дав-
лениям со стороны; но я, в свою очередь, должен
сказать достопочтенному баронету, что долг каждого
честного и независимого депутата состоит в том,
чтобы, не обязуясь, привлечь его лично к ответст-
венности за теперешнее положение страны.
Я не человек партии. Мои почтенные товарищи
хорошо знают это. Но вот что хочу я сказать досто-
почтенному баронету: какая бы партия ни стояла у
власти, виги или тори, в тот день, когда я увижу,
что не могу уже, голосуя “за” или “против” вигов
или тори, отстоять то, что я считаю справедливым в
интересах пославших меня избирателей, я ни одной
минуты не останусь более в этой палате. Я говорю
достопочтенному баронету, что мне, по крайней ме-
ре, нет никакого дела до вигов или тори. Я уже ска-
зал, что никогда не стану действовать в пользу того,
собственно, чтобы доставить власть вигам; теперь
же я говорю ему, что вся ответственность за опасное
и плачевное положение страны падает на него лич-
но. Ему не пристало взваливать эту ответственность
на кого бы то ни было из членов этой стороны пала-
ты. Я утверждаю, что никогда насилия, смуты и
беспорядки не достигают такой степени, как в эпохи,
отмеченные крайней безработицей и недостатком
необходимых жизненных продуктов. Достопочтенно-
му баронету принадлежит право действовать так,
как ему кажется всего лучше. Но если он не хочет
действовать, ему принадлежит другое право, —
право, которое он требовал, говоря с благородным
лордом [Палмерстоном], бывшим государственным
секретарем министерства иностранных дел, — сло-
584
жить с себя свои обязанности. Я говорю, что именно
это и составляет его обязанность. Это — его обязан-
ность теперь потому, что он не чувствует в себе дос-
таточно силы, чтобы окончательно привести в ис-
полнение те меры, которые он считает полезными
для блага страны. Но как бы то ни было, — сделает
ли он это или нет, — я верю в избирательный прин-
цип, я верю в средние классы, опирающиеся на са-
мую просвещенную часть рабочих классов и руково-
дящиеся самой честной частью аристократии, я ве-
рю в большинство нации, а это большинство
потребует от правительства, — все равно, будет ли
во главе его стоять достопочтенный джентльмен или
любая из партий, — потребует проведения в жизнь
принципов, которые, по всеобщему признанию, име-
ют существенное значение для благосостояния стра-
ны. Достопочтенный джентльмен согласился со
справедливостью, политической важностью и истин-
ностью этих принципов. Он согласился, следова-
тельно, что они должны в конце концов восторжест-
вовать. Повторяю, я верю в средние классы, верю в
избирателей, верю в лучше элементы рабочего клас-
са и в наиболее честных представителей аристокра-
тии; они сумеют заставить достопочтенного баронета
или его преемников осуществить на практике те
принципы, которые он сам признал и мудрыми, и
справедливыми, и политически целесообразными».
Кобден перед своими избирателями
Рочдейл, 26 июня 1861 года
Непосредственно после заключения торгового англо-француз-
ского договора 1860 года Кобден, здоровье которого было сильно
расшатано, уехал в Алжир, не заезжая в Англию. Во время его
пребывания в Алжире лорд Палмерстон письменно предложил
ему от имени королевы титул баронета или звание члена тайного
совета.
Кобден отказался от всех почестей и в своем письме Пал-
мерстону просто ответил следующее: “Так как отказ мой от
титула является в моем положении скорее делом чувства, чем
рассудка, то я не стану останавливаться на его объяснении”.
По своем возвращении в Англию Кобден сделался предметом
самых восторженных оваций. Но он торопился отдать отчет в
своих действиях и успехах своим избирателям. Он прямо
направился в Рочдел, где произнес 26 июня 1861 году следую-
щую речь:
«Я выступаю здесь, подчиняясь почтенному обы-
чаю вашего округа, по которому ваш представитель
обязан ежегодно отдавать отчет о результатах воз-
ложенного на него поручения. Это дает вам возмож-
ность обсудить сообща с ним все вопросы и рас-
спросить его обо всем касающемся его обществен-
ных обязанностей и интересов его доверителей. Что
касается вас, то существование подобного обычая
обусловливается, мне кажется, присущим вам чув-
ством независимости и собственного достоинства,
доказательство которых вы всегда проявляли при
выборе своих либеральных представителей в парла-
мент. Но сегодня меня заставляют появиться перед
вами обстоятельства не совсем обычного свойства, и
не в своей парламентской деятельности и собираюсь
отдать вам отчет, так как последние почти 1% года
я провел за границей, частью ради исполнения воз-
ложенных на меня общественных дел, частью для
поправления своего здоровья.
Как вам уже передавал ваш почтенный мэр
[г-н Дж. Г. Мур] я вел переговоры по заключению
торгового договора с Францией. Меня, как вам из-
вестно, почтила доверием наша государыня, причем
я имел деятельных сотрудников в лице моих това-
рищей, и я никоим образом не хотел бы быть запо-
дозренным в желании присвоить себе их заслуги. Я
употребил все усилия, чтобы заключить договор,
долженствующий создать новые отношения между
двумя великими государствами, которые как бы са-
мим Провидением предназначены оказывать друг
другу взаимное содействие, но которые, в силу люд-
ских заблуждений, а может быть и злобы, слишком
часто в течение минувших веков старались только
вредить друг другу. Я старался найти возможность
соединить эти две страны узами обоюдной зависи-
мости и, надеюсь, также узами будущей дружбы.
Как вполне справедливо передавал вам ваш мэр,
Франция до сих пор держалась принципов ограни-
чения торговых сношений, принципов, от которых
мы, англичане, только очень недавно освободились,
и которым так долго оставались верны, что потребо-
валось целых 30 лет неустанного труда для нашего
освобождения от них. Благодаря энергии и предан-
ности делу трех или четырех из наших наиболее вы-
дающихся государственных людей, мы достигли той
относительной свободы торговли, которой пользуем-
ся в настоящее время. Французы, напротив, едва
успели сделать несколько шагов в этом направле-
нии, и возможность дальнейшего разрешения этой
задачи в тех размерах, в каких мы этого достигли,
выпала на долю нынешнего императора, который,
впрочем, один имел возможность сделать это. Его
министр торговли, который в течение 1% года не
воспользовался ни одним днем отдыха, разделил с
императором участие в этом деле. Менее чем в два
года им удалось выполнить во Франции такую зада-
чу, осуществление которой у нас, англичан, потребо-
вало более 30 лет. Я отмечаю этот факт из желания
587
— причину которого я сейчас укажу, — из желания,
чтобы нами были приняты во внимание все те гро-
мадные затруднения, с которыми пришлось считать-
ся французскому правительству в данном случае, и
над которыми оно восторжествовало. Оно должно
было преодолеть сильное и до тех пор ничему не
поддававшееся противодействие и выступить в по-
ход против целой армии монополий, тогда как, если
вы помните, наши общественные деятели начали с
того, что стали подкапываться под представителей
самых мелких интересов, чтобы, победив их, образо-
вать затем из них же союз против крупных монопо-
лий. Наконец, во Франции все должно было быть
окончено в 1% года. Несомненно, что многое еще
остается сделать, но многое, надеюсь, осуществится
в непродолжительном времени. Я хочу, чтобы для
вас была очевидна вся грандиозность задачи, кото-
рую пришлось разрешить французскому правитель-
ству, так как по поводу всего этого сочинена целая
история послужившая почвой для вывода, о котором
я собираюсь сказать вам сейчас несколько слов.
В условиях французской промышленности суще-
ствует особенность, дающая нам право надеяться на
упрочение отношений между двумя нациями, выгод-
ных как для той, так и для другой. Организация
промышленности во Франции совершенно своеоб-
разна. По своему социальному устройству и полити-
ческим принципам французы представляют из себя
нацию, может быть, наиболее демократическую в
мире, а между тем народ этот, за незначительными
исключениями, занимается производством предме-
тов роскоши и утонченного вкуса, почти исключи-
тельно предназначенных для потребления аристо-
кратией и богатыми классами. Англия же, наоборот,
является наиболее аристократической страной, а
население ее, почти все без исключения, занимается
производством предметов, необходимых для обиход-
ного пользования и благосостояния масс. Таким об-
разом, эти две страны как бы созданы, в силу раз-
личия своего производительного духа, для взаимного
обмена продуктами своей промышленности, а из
588
этого я вывожу то же заключение, какое сделал ваш
мэр — что французский народ извлечет для себя
большие выгоды из только что заключенного с нами
договора. Во Франции, по сравнению с Англией, ра-
бочий класс одевается очень плохо. Проезжая в
зимнее время между Кале и Дувром, вы не можете
не обратить внимания на контраст между синими
блузами французских рабочих и более удобным, в
смысле защиты от холода, шерстяным или вязаным
платьем, которое носят в это время года английские
рабочие.
Положение французского населения, страдающе-
го от недостатка в одежде, несколько напоминает
мне положение английского населения, испытывав-
шего такой же недостаток в пище 25 лет тому назад,
до изменения хлебных законов. В то время наш на-
род питался плохо, употребляя в пищу в несораз-
мерном количестве корнеплодные растения. Страна
потребляла на 6 или на 8 млн квартеров зерна
меньше, чем следовало и чем она стала потреблять
впоследствии, когда ей была предоставлена воз-
можность приобретать его. Подобно тому, как на-
шему народу введение свободного обмена дало воз-
можность лучше питаться, оно доставит француз-
скому народу, путем того же процесса, который
имел место у нас, в Англии, возможность иметь
лучшую одежду: во-первых, потому что мы станем
ввозить во Францию более значительное количество
предметов первой необходимости, а во-вторых, пото-
му что само производство французских фабрик по-
лучит при этом благодетельный толчок. Так проис-
ходило дело и у нас: увеличению количества хлеба
на наших рынках способствовал, с одной стороны,
ввоз иностранных продуктов, а с другой стороны,
важное влияние возникшей при этом конкуренции
для развития нашей собственной земледельческой
промышленности. Что касается нас, то мы уже дав-
но извлекаем и впредь будем извлекать пользу из
этой перемены. Преобразованием нашей политики в
этом направлении мы обязаны самим себе, а фран-
589
цузы — своему правительству. Признаюсь, испол-
няя возложенное на меня поручение, я все время
придерживался той точки зрения, что для Англии
большая выгода заключается в праве ввоза ино-
странных, чем в праве вывоза собственных продук-
тов. Я стремился доставить нашему населению воз-
можность приобретать посредством ввоза из-за гра-
ницы большее количество полезных предметов.
Именно в интересах ввоза нашим правительством
были изданы последние постановления, и всю честь
этой прекрасной меры — я говорю об отмене покро-
вительственных законов, — завершившей здание
свободного обмена, я приписываю настоящему пра-
вительству и его великому канцлеру [лорду Глад-
стону]. Они стерли с нашего тарифа последние сле-
ды протекционных законов. Итак, вникните, я вас
прошу, в те преимущества, которые представляет
для нас, как народа торгового, подобная политика
— преимущества, которые, по правде сказать, еще
недостаточно оценены. С упразднением безусловно
всех пошлин на все предметы иностранного произ-
водства, мы открыли свободный доступ в Англию
всем продуктам фабричного производства подобно
тому, как раньше открыли доступ в нее хлебу и сы-
рью. Что же оказывается следствием этого? То, что
все продукты иностранной промышленности могут
теперь вполне беспрепятственно проникать к нам.
Мы находим для них у себя широкий сбыт; ино-
странцы, а также австралийские, канадские и аме-
риканские колонисты, могут получить в наших мага-
зинах не только продукты нашего производства, в
которых они нуждаются, но также и продукты
швейцарской, немецкой и французской промышлен-
ности, что избавляет их от надобности отправляться
за ними на материк.. В этом и заключается для нас,
народа торгового, та выгода, которую я считаю гро-
мадной, но которая только постепенно будет оценена
впоследствии; пока же ей не придают должного
значения. Но есть еще и другая выгода: она состоит
в том, что мы получаем теперь возможность приво-
590
зить к себе из Франции такие продукты, ввоз кото-
рых был до сих пор воспрещен, что принесет пользу
не только французам, но и нам. Возьмем, например,
вина. Всем нам известно, что в продолжение целого
столетия, если не более, в силу нелепого договора с
Португалией, в стране нашей действовал запрети-
тельный закон, не допускавший ввоза к нам фран-
цузских вин. Следствием такого мероприятия было
извращение вкуса наших соотечественников и то, что
мы до сих пор совсем не знали напитка, который по
своим природным качествам является в своем роде
лучшим напитком в мире.
Помимо запрещения, наложенного на француз-
ские, а также на многие другие вина, за исключени-
ем португальских, мы обложили ввозимые в Англию
вина такой массой пошлин, что только самые креп-
кие вина, моментально бросающиеся в голову, стали
цениться, как стоящие того, чтобы платить за них
большие деньги. Раз уж приходилось платить 6 или
9 пенсов за стакан вина, все содержимое которого
едва равнялось нескольким наперсткам, то являлось
желание получить, по крайней мере, что-нибудь спо-
собное горячить мозг. Прекрасные натуральные, но
относительно слабые французские вина, были у нас
в полном пренебрежении, хотя в других странах они
считаются лучшими винами в мире. Вкус англичан
испортился, и жители нашей страны, или скорее
люди, имевшие достаточно средств, чтобы удовле-
творять своему вкусу, пили предпочтительно нарко-
тическую смесь, известную под названием портвейна
или хереса.
Один из моих друзей заинтересовался в послед-
нее время собиранием народных баллад, с целью
сделать из них выбор для составления сборника за-
стольных песен. Я заметил, говорил он мне, что во
всех этих песнях воспевалось французское вино —
шампанское, бордо, бургундское, что все это были
старинные песни, сложенные еще в то время, когда
наши предки употребляли преимущественно фран-
цузские вина, и что с той поры, как мы потеряли
возможность получать их, исчезли и застольные пес-
591
ни. Из всего этого он вывел то заключение, что
французское вино вносило веселье и располагало к
пению, употребление же портвейна и хереса явля-
лось располагающим к отупению и сонливости.
Я не думаю вдаваться по этому вопросу в такую
крайность, как один из наших друзей, потерю кото-
рого я оплакиваю, — бывший мэр города Бордо,
который, приехав в Англию повидаться с нами и
присутствовать на банкете в Манчестере, высказал-
ся таким образом: “Господа, — сказал он в ответ на
предложенный за его здоровье тост, — когда я пу-
тешествую, у меня есть один неизменный пробный
камень, помогающий верно судить о развитии циви-
лизации посещаемых мной стран. Я предлагаю во-
прос: употребляют ли в этой стране кларет?” — то
есть вино из Бордо. Я не стану вдаваться в такую
крайность, но все же скажу следующее: с какой бы
точки зрения выгодности торговли с Францией, ко-
торая дает нам возможность сбывать продукты на-
шей промышленности в самой обширной и самой
богатой из континентальных стран, с точки ли зре-
ния интересов народной трезвости или народного
здоровья, — желательно, чтобы англичанам была
предоставлена свобода вернуться по крайней мере к
прирожденным вкусам и склонностям, которые про-
являли наши предки, когда им была доступна, как и
нам в настоящее время, возможность приобретать
французские вина с уплатой умеренных пошлин или,
во всяком случае, таких же умеренных пошлин, как
и на другие вина. Я не льщу себя надеждой на не-
посредственное развитие обширных торговых сноше-
ний между Францией и Англией с завтрашнего же
дня или хотя бы с будущего года. На это потребует-
ся время; но по крайней мере мы вполне добросове-
стно и искренне отворили к ним дверь, и когда, по
истечении некоторого времени, мы успеем исправить
промахи наших отцов, я нисколько не сомневаюсь,
что это великое предприятие, как и многие другие,
при помощи которых нам удалось достигнуть унич-
тожения таможенных ограничений, будет признано
592
вполне соответствующим самым жизненным интере-
сам как Франции, так и нашей страны.
Сознаюсь, что задача, которой я посвятил себя,
имела бы для меня лишь очень ограниченный инте-
рес, если бы единственным результатом ее осущест-
вления было доставление населению возможности
потреблять больше вина. Я задавался иной, более
высокой целью. Цель, которую я преследовал, —
ясная для всех, знающих меня, — состояла не толь-
ко в увеличении материального благосостояния обо-
их народов, хотя сама по себе и эта цель заслужи-
вает глубокого интереса с нашей стороны, я имел в
виду, кроме этого, еще и другую цель и лелеял на-
дежду на осуществление таких перемен, результа-
том которых могло бы явиться водворение более
полной гармонии, как в политическом, так и в ду-
ховном отношении, между обеими странами.
Сказанное выше возвращает меня к вопросу, со-
ставляющему, как я уже сказал, предмет моего на-
стоящего доклада. Ваш уважаемый мэр указал нам
на усиленное вооружение, которым заняты в на-
стоящее время обе нации. Занимаясь этими приго-
товлениями, по крайней мере вооружением своего
флота, каждая из этих стран преследует плохо за-
маскированную, — что я говорю? Нисколько не
скрываемую цель — или нападения на соседа, или
самозащиты от него, и ничего более.
Нам небезызвестно, что в этом усилении наших
вооружений обвиняют французское правительство и
французского императора. Относительно этого-то я
и хочу сегодня сказать несколько слов вам, моим
избирателям, считая вполне уместным обсудить
вместе с вами этот вопрос теперь, когда я впервые
появляюсь перед вами после того, как в собрании,
состоявшемся 1% года тому назад, вы отказались
сформировать отряд добровольцев. Я был в Париже
во время этого собрания, но это не мешало мне с
громадным интересом следить за всеми его подроб-
ностями. Это был единственный митинг, на котором,
среди всеобщего возбуждения и беспримерного вол-
нения, было постановлено решение подобного рода.
38-2514 593
Не высказываясь по вопросу о добровольцах вооб-
ще, — так как я не уверен, что мне хватило бы на
это времени, я хочу только сказать вам, что припо-
миная все виденное мною во Франции, — а я видел
там очень многое, в этом вы можете мне поверить на
слово, — припоминая, что никакая опасность со
стороны Франции не может служить оправданием
подобных приготовлений, я с уверенностью могу
сказать вам, что, по моему мнению, вы поступили
вполне разумно.
Я уже упоминал о тех затруднениях и препятст-
виях, с которыми принуждено было считаться фран-
цузское правительство, чтобы довести до конца за-
думанную РД года тому назад меру — преобразо-
вание всей французской торговой системы.
Обращаясь к вашему здравому смыслу, я спраши-
ваю вас: не служит ли это очевидным доказательст-
вом отсутствия всякой мысли о войне? Неужели вы
верите в правдоподобность или вероятность слухов,
распространяемых некоторыми адмиралами — один
из них, к сожалению, уже умолк навсегда [герцог
Веллингтон] — о французском правительстве и о
намерениях Франции завести войну и овладеть Анг-
лией? Перед нами правительство этой страны, кото-
рое теперь всецело поглощено предстоящим решени-
ем труднейшей для него задачи — полного преобра-
зования всей своей торговой системы, с целью
открыть полный доступ на рынки своей страны про-
дуктам нашей промышленности, с одной сторон, и
продуктам французской промышленности на рынке
Англии, с другой. Повторяю, нет ли во всем этом
чего-то такого, что должно бы заставить вас заду-
маться и отнестись критически к простому ipse dixit
какого-нибудь слишком самонадеянного адмирала,
не указавшего, однако, ни одного факта в подтвер-
ждение своих слов о намерениях французского им-
ператора пойти на нас войной, не имея к этому ни-
какого видимого повода.
Но я не прошу вас основываться только на веро-
ятностях. Я говорю о фактах, в которых вполне убе-
дился, и которые я лучше, может быть, чем кто-либо
594
другой имел возможность узнать и проверить. Ут-
верждают, будто Франция предприняла с некоторых
пор усиленное вооружение своего флота. Ну, так вот
первый вопрос, с которым я и обращусь к вам по
этому поводу: какую сумму затратила Франция на
вооружение своего флота и какую сумму затратила
Англия на тот же предмет? Между Францией и
Англией всегда существовало как бы безмолвное
соглашение, выражавшееся в известной соразмерно-
сти сумм, предназначаемых обеими странами на их
вооружение. Если вы сравните флоты этих стран за
последнее столетие, вы убедитесь, что в мирное вре-
мя силы французского флота немного превышали
половину сил английского флота. Если вы обратите
внимание на издержки, то опять-таки увидите, что
суммы, затраченные на морское вооружение Фран-
ции в течение данного периода, по тому же безмолв-
ному соглашению, несколько превышали половину
сумм, затраченных на этот предмет Англией. Теперь
возьмем десятилетие, оканчивающееся 1858 годом.
Оказывается, что и за этот период времени расходы
Франции немногим превышали половину расходов
Англии. Я останавливаюсь на периоде до 1858 года
включительно потому, что, руководствуясь только
данными французским смет, имеющихся за послед-
ний период времени, мы не могли бы получить пол-
ных итогов действительных расходов. Это объясняет-
ся тем, что во Франции существует обыкновение
сначала представлять в парламент смету расходов
на целый год, а потом уже открывать по мере на-
добности дополнительный кредит, который увеличи-
вает, конечно, общие итоги. Но по прошествии двух
лет, когда балансы и окончательные счета государ-
ственного бюджета Франции рассмотрены в расчет-
ной палате и опубликованы в так называемых
“окончательных определениях бюджета” (regiemen ts
definitifs du budjet), получаются цифры, заслужи-
вающие такого же доверия, как и всякие другие
цифры. Не было примера, чтобы какая-нибудь по-
литическая партия, — а во Франции, как вам из-
вестно, отношения партий еще более обострены, чем
у нас, — или кто-либо из иностранцев усомнились
38*
595
без достаточных данных, после опубликования этих
окончательных бюджетов, в том, что заключающиеся
в них росписи расходов заслуживают полного дове-
рия. Дождавшись опубликования последних отчетов,
заключающих в себе все данные по 1858 г. включи-
тельно, я и на этот раз убедился, что расходы
Франции в течение последнего десятилетия, т.е. в
продолжении всего царствования настоящего импе-
ратора и даже до его восшествия на престол состав-
ляли немного более половины расходов Англии. Но в
Англии стоимость военных судов на 20% меньше,
чем во Франции, стоимость паровых машин — на
30% меньше, топливо обходится на 40% дешевле, а
боевые запасы — на 20—30%. Каким же образом —
если расходы Франции по 1858 год немногим пре-
вышали половину наши расходов, — каким образом,
спрашиваю я вас, мог распространиться в 1859 году
внезапный слух, будто Франция готовится напасть
на нас и делает необыкновенные морские вооруже-
ния, и что для нас недостаточно уже почти удвоить
свои расходы, пожертвовав крупные суммы на со-
держание постоянного войска, а понадобилось еще
призвать мирных жителей к оружию и сформиро-
вать отряды добровольцев? Такого рода положение
дел должно же иметь какое-нибудь разумное осно-
вание. Я слишком глубоко уважаю своих сограждан,
даже вступая в борьбу с их очевидными для меня
заблуждениями, чтобы желать пройти мимоходом,
не дав объяснения, способного удовлетворить и ус-
покоить общественное мнение. Я думаю, что буду в
состоянии ответить на вопрос, которым не раз и сам
задавался, предположив в устройстве нашего флота
существование особенностей, способных служить
кажущимся основанием для этих тревожных слухов.
Эти особенности — в том, что наше адмиралтейство
организовано из вон рук дурно. Этого не станет от-
рицать никто из находящихся в курсе деятельности
этого учреждения. В прошлом году была образована
комиссия, получившая от королевы поручение про-
извести исследование того, как устроено заведование
нашими арсеналами. Доверенные лица, участво-
вавшие в комиссии, произвели ревизию лесных дво-
596
ров и арсеналов. Они осмотрели их тщательно. И
знаете ли, какое вынесли оно впечатление? Вот
сущность их доклада, изложенная в каком-нибудь
десятке строк, я прочту их вам.
“Учрежденная в истекшем году королевская ко-
миссия пришла к заключению, что контроль и адми-
нистрация арсеналов не соответствуют своему на-
значению по следующим причинам: во-первых,
вследствие несостоятельности совета адмиралтейст-
ва; во-вторых — вследствие неправильной организа-
ции подчиненных ему учреждений; в-третьих —
вследствие недостаточно точного определения ответ-
ственности; в-четвертых — вследствие полнейшей
невозможности произвести основательный контроль
расходов ни за настоящее, ни за прошедшее время,
за отсутствием точных отчетов”.
Вникните поглубже, и чтобы вполне уяснить себе
значение этого приговора, представьте себе, что он
относится к делам какого-либо частного торгового
дома. На первом месте стоит плохой состав совета
адмиралтейства; это значит, что представители ад-
министрации, иначе — лица, стоящие во главе тор-
гового предприятия, — не сведущи в нем и избраны
несоответственно своему назначению. Далее следует
неправильная организация подчиненных ведомств;
иначе выражаясь, помощники не знают своего дела.
Потом отсутствие ясно и строго определенной ответ-
ственности, иначе говоря, так называемые руководи-
тели делом, отвечая на вопрос — почему такое-то
дело не сделано? — говорят, что они в этом не от-
ветственны. И наконец, четвертый недостаток состо-
ит в небрежности, с которой ведутся отчеты, следст-
вием чего является полная невозможность войти в
курс дела.
Вот результат, получившийся при исследовании
нашего адмиралтейства королевской комиссией в
истекшем году, но и в настоящее время в палате
общин учрежден комитет, которому поручено произ-
вести новые расследования по делам адмиралтей-
ства на основании прежних и новых показаний и
раскрыть недостатки этого плохого учреждения.
597
Итак, я сказал, что французское правительство в
десятилетний период, оканчивающийся 1858 годом,
израсходовало немного больше половины суммы,
затраченной нами на наш флот. Естественно возни-
кает следующий вопрос: куда пошли эти деньги?
Как распорядились члены этого адмиралтейства
громадными суммами, которые они вынудили у на-
шего народа, изнемогающего под бременем податей.
Я хочу прочесть вам одно место из показания моего
уважаемого товарища, лорда Кларенса Педжета,
состоящего в настоящее время секретарем адмирал-
тейства. В своей речи, произнесенной весной 1859 г.,
— я мог бы с точностью указать вам даже день про-
изнесения этой речи, — он нападал на лиц, входив-
ших тогда в состав адмиралтейства, а спустя не-
сколько месяцев и сам вступил в отправление своей
теперешней должности. Итак, он заявил парламен-
ту, что, тщательно рассмотрев отчетности за один-
надцать лет, предшествовавших 1859 году, он нашел
там сумму в 5 млн ф. ст., назначенную на постройку
военных кораблей, но в израсходовании которой не-
возможно дать точного отчета. Постарайтесь пра-
вильно понять меня. Ни лорд Кларенс Педжет, ни я
вовсе не хотим сказать, что деньги эти были украде-
ны. Люди, действия которых мы разбираем, вполне
достойны уважения, с точки зрения их личной чест-
ности. Я хочу этим сказать, что они не способны
спрятать себе в карман общественные деньги. Я
иначе смотрю на это дело и явился сюда затем, что-
бы выяснить его вам. Деньги эти просто израсходо-
ваны на бесполезные предметы. Когда представите-
ли учреждения не ответственны, когда помощники
их не сведущи, когда нет заслуживающей доверия
отчетности, легко предвидеть, как при таких услови-
ях пойдет дело. Я приведу пример, который поможет
вам разобраться в этом вопросе и найти объяснение
занимающей нас тайны. Около 1850 года морские
министерства обеих стран признали и постановили,
что, благодаря применению пара к движению судов,
нельзя уже рассчитывать в случае войны на упот-
ребление старых парусных судов. Вследствие этого
598
Франция и Англия пришли к заключению, что
впредь линейные корабли должны снабжаться вин-
товыми двигателями. Что же предприняла Фран-
ция? Во главе французского флота стоит министр, а
не коллегиальное учреждение, как у нас, на членов
которого даже полицейский комиссар затруднился
бы возложить какую-либо ответственность. Импера-
тор и министр действуют по обоюдному согласию, и
они говорят следующее: так как деревянные линей-
ные парусные суда на будущее время бесполезны,
то не будем их больше строить, и они их уже не
строят. Мы же, наоборот, никогда не прекращали и
продолжаем строить их до сих пор. Французы свои
корабли старой конструкции, которые у них уже
были, приспособили к ним паровые двигатели и
винты и таким образом сделали эти суда пригодны-
ми на случай войны. У нас, в Англии, продолжали
строить новые корабли и в то же время переделы-
вали старые, и мы, не прекращая этих переделок,
принялись усиленно строить новые суда; между тем
Франция, ограничиваясь лишь покупкой паровых
двигателей для приспособления их к своим судам
старой конструкции (в то время как мы занимались
и постройкой парусных судов, и приобретением па-
ровых двигателей), достигла своей цели с гораздо
меньшей затратой времени и денег. Но почти тотчас
же было замечено, что Франция, применяя этот спо-
соб, обладает по-видимому — по утверждению одно-
го из членов нашего адмиралтейства, — почти оди-
наковым, с нами количеством линейных судов. Если
бы мы приняли их во внимание, то убедились бы,
что относительное количество наших линейных судов
настолько же преобладает над количеством фран-
цузских судов, как и в 1850 году. Вот каким образом
была отчасти непроизводительно истрачена та гро-
мадная сумма денег, о которой я вам говорил.
Перехожу ко времени пять лет спустя. Во время
крымской компании было замечено, что устройство
железной брони для канонерских судов соответство-
вало своему назначению, служа прекрасной защи-
той для военных судов от гранат и метательных за-
599
жигательных снарядов, составлявших последнее
изобретение военного искусства. Сейчас же вслед за
этим открытием последовало распоряжение фран-
цузского императора — построить два фрегата и
оковать их железной броней. Нам это не осталось
неизвестно, и английское адмиралтейство предста-
вило даже доклад по этому поводу. Франция не
прилагала больших стараний для ускорения по-
стройки Gloire. Постройка этого судна началась в
1858 году, а окончательное снаряжение его было
окончено только в 1860 году. Что же делало тем
временем наше адмиралтейство? Один состав его
сменялся другим, и каждый новый состав то и дело
производил опыты то в Шоберинессе, то в Портсму-
те, то обращался к Уитворту с просьбой, не может
ли он изобрести такую пушку, которая обладала бы
достаточной силой, чтобы ядром своим пробить же-
лезные щиты неприятеля. Иногда такой же вопрос
предлагался сэру Вильяму Армстронгу. Вот каким
забавам предавалось наше адмиралтейство. Что же
делали тем временем император и военный министр
во Франции? Они говорили: “Для нас самое сущест-
венное состоит в изыскании способа защиты наших
деревянных судов от сыплющихся на них градом
полых гранат”, т.е. от тех самых взрывчатых снаря-
дов, от которых приходится защищаться и нам. Ска-
зав это, французское правительство принялось до-
канчивать постройку двух своих военных броненос-
цев. Но в этом не было еще никакого основания,
чтобы эти броненосцы были спущены в море раньше
наших. Мы назначили на это крупные суммы, мы
обладаем большим количеством железа и рабочих,
способных строить такие чуда, чем Франция; наше-
му адмиралтейству стоило только пожелать вос-
пользоваться всеми этими преимуществами. Но у
нас нет людей ответственных, нет людей, знающих
свое дело, а потому ничего не было сделано. Фран-
цузы окончили постройку своих броненосцев раньше
нас, и вот почему со всех сторон поднялись крики,
что император готовится напасть на нас.
600
Итак, я исследовал этот вопрос, я сам лично
тщательно ознакомился с ним, а потому утверждаю,
без малейшего колебания, что французское прави-
тельство никогда не помышляло соперничать с нами
в морских силах и еще менее напасть на нашу стра-
ну; говоря по чистой совести, я глубоко убежден, что
это не что иное как заблуждение, как мистифика-
ция, такая же грубая и пагубная, как и все те, о
которых упоминается в истории. Я уже привел вам
заключение королевской комиссии относительно ад-
миралтейства. А вот несколько слов, произнесенных
в прошлом году г-ном Гладстоном в палате общин о
преобладающих чертах в характере нашей админи-
страции общественных работ вообще.
Оратор, не колеблясь, высказался, что этими и
многими другими аналогичными фактами мы были
всецело обязаны плачевной организации нашего
управления общественными работами. Неуверен-
ность, нерешительность, расточительность, сума-
сбродство, и наряду с этим всевозможные другие
недостатки соединялись, по его мнению, в нашей
системе общественных работ. Во всех тех случаях,
когда необходимо было принять какое-нибудь опре-
деленное решение, всегда оказывался абсолютный
недостаток в направляющей и руководящей власти.
Прежде чем предпринять что-либо, приходилось пе-
реходить из одной комиссии в другую, из палаты
общин в комитет, из комитета в комиссию, потом
снова из комиссии в комитет и т.д., так проходили
годы, народные ожидания не оправдывались и об-
щественные деньги бесполезно растрачивались. Не-
достатки нашей системы были таковы, что ничем,
кроме полного и коренного преобразования ее, не-
возможно было их исправить.
Так высказался г-н Гладстон об администрации
общественных работ по поводу постройки Британ-
ского музея. Но самым значительным из ваших на-
циональных строительных учреждений является ко-
раблестроение. Ваши кораблестроительные заводы
представляют собой обширнейшие из государствен-
ных мастерских, в них на постройку судов и на ма-
601
шины расходуется наибольшая часть ваших денег,
из них же производятся и наиболее крупные непро-
изводительные затраты. И как ни плоха организа-
ция нашего главного управления общественными
работами, все еще мне кажется, что единогласное
мнение общественных деятелей всех партий, за ис-
ключением разве полдюжины прежних и полдюжи-
ны теперешних членов адмиралтейства, состоит в
том, что из всех общественных учреждений наиболее
плохо организованным является то, в котором не
существует строго определенной ответственности, в
котором царит наибольшая расточительность, т.е.
наше адмиралтейство.
Я считаю вполне уместным и своевременным го-
ворить с вами о распространившихся ложных слухах
относительно намерений и поведения французского
правительства и, в частности, французского импера-
тора, так как посредством этой лжи хотят выманить
из ваших карманов несколько миллионов фунтов
стерлингов ежегодного налога. Но я обращаюсь к
вам также в качестве вашего представителя, кото-
рому пришлось принимать деятельное участие в
этом именно деле и занимать при этом очень щекот-
ливое и ответственное положение. Я находился в
Париже в то время, когда в Англии происходили все
эти митинги, на которых обсуждался вопрос о свое-
временности формирования отрядов добровольцев. Я
был там с открытым намерением попытаться за-
ключить торговый договор между обеими странами.
И когда сношения относительно условий договора
были в полном разгаре, в нашей стране как раз в
это самое время царили наибольшее возбуждение,
беспокойство и смута, и происходило подстрекатель-
ство к публичным демонстрациям в пользу форми-
рования отрядов добровольцев, открыто предназна-
чавшихся для защиты нашей страны от нападения
Франции.
Я затрудняюсь с точностью передать характер
речей, которые тогда у нас говорились. Я припоми-
наю отчет об одном из митингов, состоявшемся в
Сомерсетшире, более подходящее графство трудно
602
было бы, кажется, выбрать. Один фермер говорил
речь по вопросу, подлежавшему обсуждению, и ко-
гда он упомянул в ней о предполагаемом вторжении
французов, кто-то крикнул: “Допустим, что они при-
дут; какой же ценой заставите вы их заплатить вам
за ваш хлеб?” На это говоривший ответил: “Ценой
крови”. Вот какие речи произносились в то время, и
это только образчик. Вот какое настроение овладело
тогда страной, в то время как французское прави-
тельство, повторяю вам, не совершило ни одного по-
ступка, который бы дал возможность предполагать с
его стороны враждебные чувства по отношению к
нам, в то самое время, когда оно стремилось к пол-
ному преобразованию своей торговой системы, пре-
образованию, которое являлось бы сумасбродством,
чтобы не сказать чистым безумием, если бы фран-
цузский император действительно имел намерение
начать войну с нами. В то самое время, как он пе-
реворачивал вверх дном все интересы торгового со-
словия, восстановлял против себя железозаводчиков,
бумагопрядилыциков и всех крупных капиталистов,
как можно было подозревать в нем намерение вести
войну с нами, — войну, успех которой для него все-
цело зависел от поддержки со стороны тех классов,
интересы которых были им затронуты? Более того,
что могли бы мы думать о человеке, отличительной
чертой которого мы справедливо считаем замеча-
тельный ум, если бы видели его, с одной стороны
проводящим политику, имеющую в виду связать оба
государства тесными узами торговой зависимости, а
с другой стороны разрушающим эту самую связь
(война, разрушая торговые связи, несомненно раз-
рушает в то же время и большую часть тех тончай-
ших духовных нитей, которые соединяют государст-
ва, как составные части одного социального целого),
— что могли бы мы думать об этом человеке, запо-
дозренном только потому, что он построил пару во-
енных судов, будто бы в намерении совершить раз-
бойничий набег на наш страну? Предположим, од-
нако, возможность такого образа действий с его
стороны. Искренне уверяю вас, что прежде чем сде-
603
лать малейшую попытку к заключению договора, я
лично обстоятельно знакомился с общим положени-
ем дел, с которым хочу ознакомить и вас.
И что же? Я могу по совести сказать вам то же,
что сказал бы и французскому правительству, если
бы натолкнулся хотя бы на один факт, который под-
тверждал бы слухи, распространявшиеся в то время
в публичных собраниях в Англии, — если бы мне
пришлось узнать хоть об одном действии француз-
ского правительства, способном нарушить вековую
правильность соотношения между составом фран-
цузского и английского флота, — я заподозрил бы
французское правительство в злых умыслах по от-
ношению к нам и счел бы себя изменником своей
родине, если бы дозволил этому правительству, сам
считая его способным на какие бы то ни было злые
умыслы, при моем содействии обманывать или вво-
дить в заблуждение Англию, уверяя самого себя, что
я служу целям развития международной торговли, в
то время как я имел бы основание предполагать, что
французы руководствуются только воинственной по-
литикой.
Я уже сказал, что до 1858 года включительно мы
имеем полные финансовые отчеты, знакомящие нас
со всем объемом затрат Франции на содержание
флота и дающие возможность сравнить эти затраты
с нашими. Но у нас нет полных отчетов за 1859 и
1860 годы, если не считать бюджетных смет, и пото-
му я не буду говорить о затратах за эти два года. Я
воспользуюсь другим средством, чтобы доказать
вам, что в прошедшем году, в то время как у нас
разнесся слух о грозящем вторжении неприятеля и
посыпались на французское правительство обвине-
ния в усиленных приготовлениях к внезапному на-
падению на нашу страну, что в прошлом году и в
течение всего нынешнего года наши морские силы
были более значительны по сравнению с Францией,
чем, насколько мне известно, в любом из мирных
периодов последнего столетия. Я говорю уже не о
финансовой стороне, а о численности войска. Если
вам известно количество людей, назначаемых пар-
604
ламентом во флот, вы всегда можете по этим дан-
ным судить о затратах на флот вообще. Это истина,
которой никто из стоящих в курсе дела не пробовал
опровергать. В 1860 году французское правительст-
во определило состав флота в 34 000 матросов и
юнг; в том же году нашим парламентом состав на-
шего флота был установлен в 84 000 матросов и юнг.
Это известно мне из верного источника, и никто не
станет этого оспаривать. Определяя французский
флот в 34 000 матросов и юнг, я не принимаю в рас-
чет одного документа, по которому Франция распо-
лагала бы будто 3600 человек больше, чем это было
в действительности. Сопоставляя 84 000 человек анг-
лийского флота с 34 000 человек французского фло-
та, я вижу, что первый превосходит последний не
вдвое или несколько больше чем вдвое, как можно
было бы ожидать, а что личный состав одного отно-
сится к личному составу другого, как 5 к 2, т.е. то в
прошедшем году, в период переполоха, когда вас
призывали к оружию для защиты родных берегов,
разница между обоими флотами в пользу вашего
была гораздо значительнее, чем в любой из мирных
периодов, которые мне удалось рассмотреть.
Мне могут возразить, я это хорошо знаю, что во
Франции часть личного состава купеческого флота
занесена в списки государственного флота, что дает
право правительству, в случае надобности, привлечь
этих людей на службу, чего никогда не следует
упускать из виду. На это я отвечу: возьмите всех
матросов французского торгового флота, способных
нести служебные обязанности и прибавьте их к лич-
ному составу военного флота Франции, полученная
цифра будет далеко уступать цифре личного состава
нашего государственного флота. Я не принадлежу к
числу тех, кто стоит за сокращение нашего флота и
за хотя бы незначительное изменение нормального
количественного соотношения между обоими флота-
ми, о котором я только что говорил и которого тре-
буют условия нашей морской службы; имейте в ви-
ду, что это мнение французское правительство впол-
не разделяет со мною так же, как и все. Под
605
защитой Англии находится, по крайней мере, вчет-
веро большее количество торговых грузов, чем это
мы видим во Франции, и следовательно, содержание
более сильного флота является с нашей стороны
вполне законным требованием. Кроме того, наша
страна представляет из себя остров и мы не можем
сообщаться с другими странами иначе, как морским
путем. Во Франции, напротив, имеются сухопутные
границы, посредством которых она может сообщать-
ся с целым светом. Мы должны, к несчастью, охра-
нять во сто раз большую территорию, чем Франция,
принимая в расчет наши колонии и владения, отде-
ленные от нас морем. Кроме того, и французская
армия вдвое или втрое значительнее английской.
Все это вместе дает нам право на содержание фло-
та, стоящего приблизительно в таком количествен-
ном отношении к французскому, какое существовало
в прошлом столетии. И никто не оспаривает у нас
этого права. Я менее, чем кто-либо, стою за измене-
ние этой пропорции. Наоборот, я уже высказал в
палате общин и повторяю это здесь, что если бы
французское правительство проявило пагубное на-
мерение увеличить свой флот до размеров нашего,
то я, попытавшись сначала привести все доводы,
которые могли бы помешать такой нелепой трате
денег, скорее подал бы голос за ассигновку 100 млн
ф. ст., чем допустил бы, чтобы французский флот
взял перевес над нашим, так как, по моему мнению,
подобная попытка, необоснованная законными мо-
тивами, действительно свидетельствовала бы о вра-
ждебных намерениях по отношению к нашей стране.
Я объясняю все это так подробно во избежание
возможности ложного истолкования или искажения
моих слов. Что же отвечает французское правитель-
ство на эти изобличения его завоевательных намере-
ний? Любопытно, как оно относится к нашим обви-
нениям. Французское правительство и не собирается
обнародовать точную роспись своего флота и тем
самым показать его незначительность по сравнению
с нашим. Правительство, действуя таким образом,
должно быть слишком уверено в спокойствии и без-
606
условной выдержке населения своей страны, на что,
как вам известно, у нас нельзя рассчитывать. Фран-
цузское правительство оставляет без возражения
наши россказни о его флоте, ограничиваясь лишь
следующим заявлением в официальных речах и в
Moniteur officiel\ Господа, мы тратим на содержание
нашего флота только немного более половины той
суммы, которую расходуете вы; если же мы облада-
ем настолько значительным флотом, что он способен
внушать вам опасения, это происходит исключи-
тельно благодаря нашему умению распоряжаться
своими денежными средствами.
Я не обвиняю себя в том, что остановил так долго
ваше внимание на этих соображениях: они лежат в
основании гораздо большего количества предубеж-
дений, чем это предполагают люди, поверхностно
смотрящие на дело. Но теперь я оставляю их в сто-
роне и прихожу к главному вопросу. Какие измене-
ния можем мы произвести в нашей системе? Каким
образом могут быть произведены мирные преобра-
зования, граничащие с коренным переворотом, о ко-
тором говорит г-н Гладстон? Говоря откровенно, они
никогда не осуществятся при содействии парламен-
та. Если же они не могут быть осуществлены поми-
мо парламента, то на осуществление их вовсе нельзя
рассчитывать. Это заставляет меня коснуться пред-
мета, о котором я рассчитываю поговорить с вами в
другой раз, уже специально с целью его обстоятель-
ного рассмотрения. Но это наталкивает меня также
на вопрос о современной организации нашего пар-
ламента и наших партий. Мы находимся тут в без-
выходном положении. Ссылаясь на мнение моих
друзей — мэра Брайта, г-на Базлей, сэра Чарльза
Дугласа и других членов парламента, — если я не
ошибаюсь, присутствующих на этом собрании —
повторяю, что мы члены палаты общин, попали в
безвыходное положение. Мы бессильны что-либо
сделать. В одном году власть находится в руках од-
ной партии, в следующем — в руках другой, и ни
одна из этих партий не желает ничего делать из бо-
язни через год лишиться власти и уступить свое ме-
607
сто другой партии. Таким образом, и те, кто нахо-
дится у власти, и те, кто находится вне ее, старают-
ся ничего не делать. Возьмем самую сильную пар-
тию в палате общин и ее предводителя: если бы ему
вздумалось утверждать, что необходимо положить
на стол апельсин так, а не иначе, хотя другая пар-
тия утверждала бы противное, никто не мог бы по-
мешать ему сделать так, как он хочет. Вы видите,
таким образом, на что мы понапрасну теряем в па-
лате время, принадлежащее нашей родине. Если я
говорю все это, то мной руководит отнюдь не личный
интерес, так как очень возможно, что я уже не буду
играть деятельной роли, когда осуществится желан-
ная мной реформа. Но я имею в виду вас, людей,
которые моложе меня, людей, стремящихся сделать
свою родину достойной ее прежней славы, состав-
ляющих сущность и силу ее будущего поколения, и
вполне искренне говорю вам, что если наш народ, —
я говорю не только о массах не-избирателей, но и об
избирателях, благодаря которым мы очутились в
безвыходном положении, — если наш народ не при-
мет серьезного и энергического решения устранить
помимо парламента то зло, на которое я указывал,
ваша парламентская организация, организация ва-
ших арсеналов и управлений общественными рабо-
тами — придет в состояние полного упадка, способ-
ного обесславить представительные учреждения,
унаследованные вами от ваших предков.
Когда я имел честь в последний раз обращаться
к вам с речью, я говорил о парламентской реформе.
Это было сейчас же по возвращении моем из Аме-
рики. В последние два года я не присутствовал в
парламенте. Я ничего не знал, что там происходило.
Я помню только, что однажды мой друг г-н Брайт
по дороге в заседание рассказывал мне о предсто-
явшем докладе в палате общин по вопросу о неко-
тором расширении избирательных прав и выражал
надежду на решение этого вопроса в смысле, со-
гласном с нашими взглядами. Но если только я пра-
вильно понял смысл прений, происходивших за мое
отсутствие в парламенте, то вопрос этот, по моему
608
мнению, менее всего может считаться разрешенным.
Я понял так, что партии, пока они стояли у власти,
высказывали прекрасные взгляды на вещи и изъяв-
ляли готовность внести предложение относительно
парламентской реформы, но, раз попав в оппози-
цию, они забывали свои обещания. Мне думается
даже, что тогда их речи и подача ими голосов нахо-
дились в прямом противоречии с прежними их заяв-
лениями. Теперешнее правительство тоже выдвину-
ло бы вопрос о парламентской реформе, но мы ви-
дим, что один из министров уже отступился от нее.
Я порицаю его не столько за то, что он отсрочил, в
сущности, решение вопроса на год, до ознакомления
с результатами переписи, сколько за те неблаговид-
ные приемы, которые он употребил с целью затянуть
решение. Но вот, наконец, перепись окончена. В
распоряжении нашем имеются, по крайней мере от-
части и существенных чертах, главнейшие резуль-
таты переписи, произведенной в 1861 году. Она дает
вам целую массу, целый арсенал фактов, с которы-
ми должны обстоятельно ознакомиться все те, кто
действительно интересуется дальнейшими судьбами
своей родины, фактов, которые они должны поло-
жить в основание агитации, в основание великого
движения в пользу полного и коренного преобразо-
вания нашей представительной системы.
Но я имею в виду не одно только расширение из-
бирательных прав: без нового распределения изби-
рательной власти в этом смысле вы не можете долее
существовать. Обратите внимание на факты, данные
переписью. Вы видите, что в некоторых графствах
наши крупные города и крупные фабричные центры
процветают. Вы видите, что там усиливается рост
населения и увеличивается богатство края. И наря-
ду с этим, вы встречаете другие местности, как
Линкольн, Кембридж, Суффолк, Букингем, Дорсет-
шир и Уилтсшир, где количество народонаселения
или падает, или остается на прежнем уровне. Но,
вступив в палату общин, вы не можете не заметить,
что именно эти земледельческие области, стоящие на
точке замерзания, и их городские населения, про-
39-2514
609
должающие еще существовать, хотя в 20—30-ти из
них население страшно уменьшилось за последние
10 лет, повторяю, вы не можете не заметить, что
представители этих именно неподвижных провинций
и вымирающих поселений стоят у власти, т.е.
управляют страной, если только она управляется
кем-нибудь. Я смело могу сказать, то страна наша
не управляется никем, потому что наша парламент-
ская система дошла до полного отрицания всякой
системы. Если вы хотите вдохнуть новую жизнь в
дело преобразования палаты общин, то этого можно
достигнуть не иначе, как дав новое обоснование по-
литическим партиям и осуществив на деле предста-
вительство, которое в настоящее время ничто иное,
как фикция. Пока вы не дадите политическим парти-
ям и правительству нашей страны реального обосно-
вания, вместо тех фикций, на которых они покоятся в
настоящее время, вам не удастся прекратить этой
достойной траты времени и денег, свидетелями кото-
рой вам приходится быть в настоящее время.
Предположим, что вы достигнете нового распре-
деления избирательных прав в смысле распростра-
нения их, с соблюдением справедливой пропорцио-
нальности, на богатые и населенные части нашей
страны. Но знаете ли вы, что представлял бы из се-
бя первый парламент, избранный после того, как
удалось бы осуществить эту реформу? Этот первый
парламент представлял бы из себя, по всей вероят-
ности, правительство, могущее рассчитывать на со-
хранение власти, если не для своего наличного со-
става, то для своей партии, по крайней мере в тече-
ние 5—6, даже 10 лет. В составе этого парламента
была бы и своя оппозиция, но оппозиция, которая не
грозила бы стать у власти завтра, через неделю или
через год. С момента возникновения этого парла-
мента оппозиционная партия оставила бы в стороне
все эти вопросы о преобразовании парламентской
организации. С одной стороны, у нас было бы пра-
вительство и партия, стоящая у власти, задачей ко-
торых несомненно было бы стремление преобразо-
вать ныне существующий порядок вещей и внести
610
лучшую систему управления общественными дела-
ми, чем та, которую так красноречиво изобразил г-н
Гладстон. С другой стороны, у нас была бы оппози-
ционная партия, не могущая, конечно, рассчитывать
на достижение власти в следующем году, но не ли-
шенная надежды своим образом действий и своей
деятельностью заслужить доверие страны и достиг-
нуть власти по прошествии нескольких лет, как мы
это уже видели на примере сэра Роберта Пиля. Эта
оппозиция могла бы рассчитывать достигнуть по-
немногу большинства в палате общин и, таким об-
разом, стать у власти. Тогда партии делали бы, дей-
ствительно, осязательное, прочное и полезное для
страны дело. Вы посылали бы в палату общин лю-
дей, воодушевленных, подобно нам, говоря без лож-
ной скромности, не стремлением к собственной вы-
годе и удовлетворению личного честолюбия на по-
прище общественной деятельности, а желанием
провести в парламенте меры, которые они считали
бы полезными для блага страны. При таких услови-
ях мы могли бы сознавать, что наше присутствие в
палате имеет целью борьбу, и как следствие ее, дос-
тижение результатов, достойных затраты человече-
ской энергии. О, иногда я с грустью заглядываю в
прошлое, и мне стыдно становится за палату общин
при воспоминании о том времени, когда я впервые
вступил в это собрание, когда направления обеих ве-
ликих партий были так резко разграничены, когда
мы могли достигнуть надеяться в конце пути высшей
награды, достойной разумных человеческих стремле-
ний и затраты молодости и сил. Но теперь какого
удовлетворения можно ожидать для понимаемого в
таком смысле честолюбия общественного деятеля?
Я набросал вам программу будущего лишь в са-
мых общих чертах. Последовательное выполнение
этой задачи, если стране суждено достигнуть про-
цветания, выпадет уже на долю будущих поколений.
Но прежде чем кончить, я должен сказать не-
сколько слов по вопросу, всецело овладевшему на-
шими умами, и на который нам ежедневно прихо-
дится наталкиваться. Мне хочется поговорить о том,
39’
611
что происходит в настоящее время по ту сторону
Атлантического океана. Моего друга Брайта и меня
прозвали “двумя депутатами Соединенных Шта-
тов”. Мы имели возможность наблюдать в течение
двух лет применение в этой стране экономии в об-
щественном хозяйстве и принципа невмешательства,
и убедились в удобоприменимости этих начал и в
европейских государствах. Не желая распростра-
няться по поводу той прискорбной борьбы, театром
которой была Америка, я скажу только одно: я глу-
боко надеюсь, что принцип невмешательства не бу-
дет нарушен американцами, несмотря на отправку
нами в Канаду двух или трех тысяч солдат. Пусть
наши американские друзья не усматривают в этом
факте доказательства нашего недоверия к ним или
желания поставить их в затруднительное положение;
это свидетельствует лишь о том, что мы все еще ос-
таемся верными политике, которой придерживаются
у нас в Горе Гуардсе всякий раз, когда возникают
какие-либо несогласия.
Я получил письменные запросы от нескольких
лиц о том, какого мнения я придерживаюсь по во-
просу о принципах кооперации, которые пытаются
теперь применять в нашей местности. Я всегда ра-
дуюсь при виде каждой попытки, — и считаю по-
лезным для наших капиталистов взглянуть на это
дело с моей точки зрения, — при виде каждой по-
пытки, говорю я, перекинуть мост через пропасть,
разделявшую до сих пор класс капиталистов и
класс рабочих. Я заклинаю тех и других хорошенько
вникнуть в затруднительность их положения. Я за-
клинаю рабочих признать, что капитал есть не что
иное, как накопленный труд, что труд есть ни что
иное, как зародыш будущего капитала, и что ни
один из обоих классов, ни рабочие, ни капиталисты,
не может процветать без одновременного процвета-
ния другого; если бы я собирался сказать еще хоть
слово теперь, когда темные тучи собираются на го-
ризонте, я скорее обратился бы с призывом к благо-
разумию, чем стал бы возбуждать страсти. Я пред-
ложил бы рабочим остановиться на одну минуту и
612
подумать, прежде чем приступить к трате своего
заработка, добытого таким тяжелым трудом, и
спросить себя: есть ли разумное основание надеять-
ся получить за умеренную цену сырье для обработ-
ки его затем посредством машин, и нельзя не опа-
саться при этом массы случайностей, способных
временно затормозить ход нашей промышленности?
Что касается меня, то я открыто заявляю, что верю
в будущность этой местности и вообще Ланкашира.
Конечно, затруднительное положение, в котором
теперь находится Америка, временно может стес-
нить, даже совершенно расстроить ход нашей про-
мышленности, но я предвижу, что результатом на-
стоящего положения дел явится ее процветание в
будущем. Я надеюсь, что все происходящее в на-
стоящее время, обратит на себя внимание в других
частях света, везде, где только имеется возможность
поставлять сырье для наших фабрик, и что это вы-
зовет усиленное производство этого сырья, благода-
ря чему в будущем мы не будем уже стоять в ис-
ключительной зависимости от одной страны.
В сущности, я давно уже пришел к заключению,
что в такой цивилизованной и промышленной стра-
не, как наша, почти невозможно продолжительное
существование серьезных препятствий на пути к ее
благосостоянию,.которое необходимо должно явиться
и явилось уже в нашей местности, благодаря спо-
собностям и упорному труду ее населения. Я очень
сожалею и всегда сожалел, что самая значительная,
самая искусная и самая полезная промышленная
деятельность, когда-либо существовавшая в нашей
стране, почти исключительно зависит пока в деле
снабжения ее сырьем от такого учреждения, как
рабство, учреждения, дни которого сочтены, и на
поддержание которого ни один из порядочных людей
не может призывать благословение свыше.
Господа, я сказал вам все, что собирался ска-
зать. Вы еще услышите, и я уверен, что слышали
уже много речей по поводу происходящей реакции.
Вас будут уверять, что все становятся консервато-
рами. Ну так знайте же, что мы, именно мы, как я
613
думаю, более всего были консерваторами. Я думаю,
что я сам, друг мой Брайт и другие лица, которых я
вижу теперь вокруг себя, подававшие голос в про-
должение 20 лет за мероприятия, казавшиеся край-
не революционными, что мы были величайшими
консерваторами нашего времени. Тем же, кто ут-
верждает, что мы теряем почву, между тем как все
консерваторы овладевают позицией, я отвечу вопро-
сом: что разумеете вы под словом — консерваторы?
В ком вы видите консерваторов? Не в тех ли людях,
которые стремились помешать отмене хлебных зако-
нов или непременно восстановили бы их, если бы
только это было в их власти? Не в тех ли людях, ко-
торые восставали против введения свободы печати и
непременно восстановили бы стесняющие ее законы,
если бы только это зависело от них? Если под сло-
вом “консерваторы” вы понимаете людей, стремя-
щихся к прогрессу, то действительно мы консерва-
торы. Но если название это применяется к людям,
отрицающим всякое движение вперед или даже
стремящимся к обратному движению, то я смело
утверждаю на основании опыта, что подобные кон-
серваторы являются самыми опасными разрушите-
лями, какие только могут существовать в человече-
ском обществе. Итак, я не боюсь ни прогресса, ни
свободы, ни процветания промышленности для на-
шей страны. Вот все, что я могу вам сказать: озна-
комьтесь обстоятельно с отношениями, существую-
щими между вашей страной, с одной стороны, и
Францией и другими государствами, с другой, не
позволяйте себя ни морочить, ни запугивать до пол-
ного невнимания к местной общественной деятель-
ности. Всмотритесь в настоящее положение полити-
ческих партий. По вопросу о представительстве в
парламенте старайтесь добиться реформы, которая
даст возможность вашим представительным учреж-
дениям действовать в целях развития процветания
страны, которое не переставало идти вперед с мо-
мента принятия билля о реформе.
Палата общин
Речь о государственных заводах
и мастерских
22 июля 1864 года
В этот день Кобден в последний раз говорил в парламенте;
речь его была посвящена требованию сокращения или даже
полной отмены государственных заводов и других учреждений
этого рода, с целью предоставить частной промышленности
снабжение администрации необходимыми материалами и продо-
вольствием.
«Я сожалею, что вследствие представившейся
для многих из нас необходимости отложить очеред-
ные доклады почти на 15 дней, мне невозможно бы-
ло раньше представить палате свое мнение по на-
стоящему вопросу. Вопрос этот имеет большую
важность не с одной только финансовой точки зре-
ния, он касается также защиты и безопасности го-
сударства. Выступая в качестве защитника принци-
па, что правительство не должно само становиться
производителем того, что оно может купить у част-
ной промышленности, я не являюсь выразителем
какой-нибудь новой для палаты доктрины. Напро-
тив, эта именно политика всегда была политикой
самой палаты, а противоположная система, практи-
ковавшаяся в продолжение только нескольких лет,
шла в разрез с мнением, много раз выраженным
парламентом. Я мог бы указать на известную речь
об экономической реформе Эдмонда Бёрка, который
еще в 1780 году в чрезвычайно красноречивом и
убедительном изложении выставлял мотивы, вслед-
ствие которых правительство не должно заниматься
производством необходимых для него предметов, а
должно, напротив, всецело положиться в этом на
содействие частной предприимчивости.
В 1828 году, еще до реформы, один из комитетов
палаты внес доклад, в котором есть, между прочим,
параграф, посвященный и этому вопросу. Там гово-
рится: “Комитет не может относиться со слепым до-
верием к представляемыми некоторыми админист-
ративными учреждениями доводам против заклю-
чаемых с публичных торгов контрактов на поставку,
равно как и к выдвигаемым этими учреждениями
доказательствам в пользу работ, предпринимаемых
непосредственно ими самими. Этот последний прием
ведет за собой привлечение к делу большого числа
должностных лиц, чиновников, мастеров и рабочих;
увеличивает не только существующую теперь ответ-
ственность министерских департаментов, но и ка-
жущееся их важное значение. Комитет, под влияни-
ем лишь нескольких неудач, не может позволить се-
бе высказаться против системы контрактов. Он
держится того мнения, что большая часть неудач
должна быть приписана скорее невежеству или не-
брежности тех, кому было поручено выполнение
контрактов, чем самой системе контрактов”.
Вот сущность того, что и я хочу сказать. Я поста-
раюсь только несколько развить это положение и
если мне это удастся, я надеюсь, что меня не обви-
нят в большем недоброжелательстве к должностным
лицам, чем то, какое проявил комитет в 1828 году.
По различным поводам некоторые стороны этого
вопроса обсуждались уже при рассмотрении вопро-
са относительно поставки специальных предметов, и
при этом всегда приводились исключительные моти-
вы, заставляющие нас в одной специальной отрасли
промышленности отдавать предпочтение государст-
венным заводам. Результатом этого было то, что
министерства мало-помалу принялись содействовать
все большему и большему развитию таких заводов,
достигших в настоящее время громадных размеров.
Спрашивается: как могло случиться, что мы, руко-
водившиеся в продолжение 20 лет в нашей торговой
политике принципами самой неограниченной конку-
616
ренции, в уверенности, что это является единствен-
ным средством для достижения совершенства и ус-
тойчивости производства, — как мы могли именно
теперь, когда наша частная промышленность боль-
ше чем когда-нибудь в состоянии удовлетворить
требованиям правительства, позволить министерст-
вам основать эти гигантские правительственные мо-
нополии? Этот результат, по моему мнению, должен
быть приписан слабости исполнительной власти.
Боюсь, что в продолжении многих лет государствен-
ное казначейство только в самой слабой степени
практиковало контроль над различными министер-
скими департаментами, и главы этих министерств,
чувствуя, что поводья ослабли, взяли власть в свои
руки и пустились в широкие промышленные пред-
приятия против воли, — я не могу в том сомневать-
ся, — против воли палаты и всей страны. Опыт до-
казал, как мало пользы в попытках палаты исправ-
лять, посредством учреждения различных комитетов,
ошибки исполнительной власти. Вмешиваясь в под-
робности правительственных обязанностей, вы неиз-
бежно делаете этим больше зла, чем добра. Вы
унижаете этим исполнительную власть во мнении
должностных лиц и берете на себя невозможную
работу, так как министерства только посмеиваются,
видя, как парламент вникает в подробности внут-
реннего управления. Сверх того, если правительство
и допустит попытки парламента контролировать эти
подробности, то оно этим самым как бы откажется
от своих прав, но вместе с тем и от своей ответст-
венности. В последние годы у нас существовали при
палате различные комитеты: и по вопросу об артил-
лерии, и по вопросу о броненосных судах, и по дру-
гим отраслям исполнительной власти, обязанной за-
ботиться о безопасности и защите государства. Если
бы это происходило в начале моей парламентской
деятельности, когда сэр Роберт Пиль был первым
министром, он протестовал бы против учреждения
подобных комитетов, которое было бы равносильно
выражению недоверия. Он сказал бы: “Если вы на-
ходите, что я недостаточно удовлетворительно руко-
617
вожу администрацией, попросите кого-нибудь друго-
го взять это на себя”. По моему убеждению, палата
может оказать весьма полезное влияние, устанавли-
вая принципы, которыми исполнительная власть
должна руководствоваться, но законодательной вла-
сти невозможно переходить за эту черту и вмеши-
ваться без вреда для дела в подробности управле-
ния страной. Система, провозглашаемая мной, тако-
ва: следует воспретить правительству производить
прямой своей властью какие бы то ни было предме-
ты, которые могут быть произведены, при условии
свободной конкуренции, частной промышленностью,
и если мы с некоторого времени придерживались в
этом отношении ложного направления, то следует,
насколько это возможно, стараться возвратиться к
прежней системе.
Чтобы лучше уяснить палате, до чего доведена
система, против которой я восстаю, считаю нелиш-
ним привести несколько цифр. В 1849/50 году я
принимал участие в одном комитете, на который
было возложено произвести исследование нашей ар-
тиллерии. Мы нашли тогда, что общая сумма зара-
ботной платы, уплаченной в этом году рабочим во-
енных мастерских в Соединенном Королевстве и в
колониях согласно назначениям парламента, дости-
гала 141 330 ф. ст. А в текущем году я уже вижу,
что мы назначили по тем же статьям на уплату жа-
лованья рабочим, занятым в наших военных произ-
водствах, включая сюда и обмундировочные мастер-
ские, сумму в 584 000 ф. ст., т.е. в четыре раза
больше, чем сколько было назначено в 1849/50 году.
Заработная плата, определенная в настоящем году
только для одного вулвичского пушечно-литейного
завода, простирается до 144 000 ф. ст., т.е. суммы,
превышающей общую цифру заработной платы во
всех подобных учреждениях в 1849/50 году. До
крымской войны и во время ее английское прави-
тельство не отлило ни одной пушки, не сделало ни
одного ядра или гранаты. Мы покупали все наши
артиллерийские принадлежности в мастерских Кар-
рона в Шотландии, у Low Moor Company или у
Gospel Oak Company гг. Уолкеров. Когда вспыхнула
618
крымская война, достопочтенный депутат от Лиме-
рика [г-н Монселль], и я боюсь, что именно его сле-
дует обвинить в том, что он, так сказать, способст-
вовал развитию зародышей того рокового явления,
на которое мне теперь приходится жаловаться. По
его собственному свидетельству и по свидетельству
достопочтенного капитана Боксера, лаборанта в
Вульвиче, они по предварительному между собою
соглашению сделали следующее заявление: “Если
бы мы не поскупились затратить 7000 ф. ст. на ус-
тановку необходимых приспособлений, мы могли бы
сами изготовлять наши бомбы и ядра”. Этим-то и
было положено начало тех дорогостоящих, зани-
мающих целые гектары земли, мастерских, которые
можно видеть в настоящее время в Вульвиче. Очень
немного времени спустя капитан Боксер уже гово-
рит: “Мы в состоянии сами делать для себя бомбы и
имеем возможность скорее, чем частная промыш-
ленность, применить новейшие изобретения к изго-
товлению гранат. Займемся же сами изготовлением
для себя гранат”. Вследствие этого было израсходо-
вано 10 000 ф. ст. на обзаведение машинами, необ-
ходимыми для производства гранат и ядер. Некото-
рые показания перед севастопольским комитетом
выясняют один очень любопытный факт: из них я
вижу, что имя достопочтенного депутата от Лимери-
ка упоминалось с порицанием, причем его обвиняли
в том, что он действовал без согласия своих товари-
щей. Я за это не осуждаю его: мы были на военном
положении, и оба они — и капитан Боксер, и он —
явили доказательства энергии, достойной всякой по-
хвалы, но я сообщаю эти факты, чтобы показать
вам, каким путем шло развитие учреждений этого
рода. Еще один шаг в том же направлении, после
установки необходимых приспособлений для отливки
бомб и гранат, привел к обзаведению станками об-
тачивания и сверления пушек. Тогда решено было
вместо того, чтобы приобретать пушки, изготовлен-
ные в мастерских Low Moor Company, покупать у
того же общества только чугунные болванки для
пушек, а затем сверлить и обтачивать их уже в
Вулвиче. Вслед затем немедленно возникла новая
619
мысль: почему бы нам самим и не отливать наши
пушки? Это было бы гораздо лучше, чем покупать
болванки у Low Moor, и тотчас же были устроены
для этого необходимые приспособления. Но здесь
возникло новое затруднение. Как я вам уже говорил,
в Англии есть 2 или 3 торговых дома, где можно с
полной безопасностью покупать артиллерийские
принадлежности: Low Moor Company и Gospel Oak
Works гг. Уолкеров. Когда у Low Moor Company
отливается 68-фунтовое оружие, то не только выби-
рают из заготовленного на собственных заводах чу-
гуна, вообще хорошего, чугун специальных качеств,
но еще прибавляют к нему, для достижения лучшей
плавкости, особый уголь, только что добытый из
почвы. На этот раз, однако, общество отказалось
продавать в Вулвич чугунные болванки, так что по-
сле установки всех необходимых для отливки пушек
приспособлений, явился недостаток в хорошем чугу-
не для литья. Тотчас же обратились на общий рынок,
закупили чугун обыкновенного качества и соорудили
около сотни пушек. Но я уверен, что из этих 100 пу-
шек ни одна никогда не была в деле; утверждали, что
они заржавели; но так или иначе они никогда
не употреблялись. И вот, израсходовав бесполезно
200 000 ф. ст., пришлось бросить все устроенные в
Вулвиче приспособления для отливки пушек.
Потом наступает второй акт пьесы. Правительст-
ву представилась необходимость озаботиться приоб-
ретением нарезных орудий. Не успела явиться эта
потребность, как нашлись и инженеры, а именно г-н
Уитворт, сэр Вильям Армстронг, капитан Блекли,
г-н Ланкашир и г-н Лейнал Томас, предложившие
свои услуги удовлетворить возникшую потребность.
Было бы весьма благоразумно сказать этим изобре-
тателям: “Конкурируйте друг с другом, совершенст-
вуйте ваши системы, сделайте несколько пушек, и
тот из нас, кто достигнет лучших результатов, полу-
чит наш заказ”. Но вулвичский завод хотел обеспе-
чить за собой производство нарезных артиллерий-
ских орудий, и его должностные лица, а в том числе
некоторые даже очень высокопоставленные люди,
казалось, потеряли голову, точно охваченные каким-
620
то безумием, при появлении пушки сэра Вильяма
Армстронга. Один знаменитый герцог, как расска-
зывают, утверждал, что пушка сэра Вильяма Арм-
стронга только что не говорит; другой, тоже очень
известный офицер, объявил, что в ней осуществлены
чудеса тысячи и одной ночи. Беру на себя смелость
сообщить вам одно соображение. Мне кажется, что
следовало бы установить на будущее время, чтобы
высшие офицеры нашей армии, в тех случаях, когда
явится необходимость делать выбор между теми или
иными артиллерийскими принадлежностями, посту-
пали так, как это принято на военных советах, т.е.
чтобы предоставляли сначала высказаться младшим
офицерам, потому что, если главнокомандующий
выскажет по отношению к какому-либо образцу свое
восхищение, то мало вероятности, чтобы низшие по
рангу офицеры выразили несходное с ним мнение.
Кроме того, я придерживаюсь того мнения, что вла-
сти должны бы в подобных случаях следовать обы-
чаю, принятому в торговле, и не превозносить по-
хвалами вещь, пока она не куплена. Как бы там ни
было, а в том случае, который нас занимает, резуль-
тат был тот, что сэр Вильям Армстронг, тогда еще
просто г-н Армстронг, решил презентовать свою
привилегию на изобретение военному министру.
Бесспорно, ценный подарок, если это точно был по-
дарок. Привилегия была передана статс-секретарю
по военным делам, и затем была заключена сделка,
которой я, признаться, до сих пор хорошенько не
пойму. Кажется, сэр Вильям Армстронг должен был
получать, в продолжение 10 лет, по 2000 ф. ст. в год
за наблюдение над применением к делу его изобре-
тения. Это условие было написано задним числом,
за 3 года, и 6000 ф. ст. были уплачены сразу. Вслед
затем сэр Вильям Армстронг назначается инспекто-
ром службы нарезной артиллерии. Военный министр
пускает в ход в Элсвике, в Нортумберленде, завод,
принадлежавший раньше сэру Вильяму Армстронгу,
и вот у нас выплачиваются таинственные авансы,
достигающие 85 000 ф. ст. Немедленно после этого
наши вулвичские заправилы вводят и у себя произ-
водство того же рода, так сказать с целью контро-
621
лировать элсвикские цены. Ничего не может быть
забавнее, как видеть, с какой наивностью вулвич-
ские директора старались доказать назначенному
палатой комитету, что они в Вулвиче производили
пушки дешевле элсвикских, как будто эти два пред-
приятия не были в сущности одним, и не возникли
оба, благодаря стараниям правительства, на народ-
ные деньги. Комитет, очевидно, был не в состоянии
хоть сколько-нибудь разобраться в отчетах вулвич-
ского завода и в своем докладе принял решение,
требующее их исправления. Вот добросовестный ис-
торический очерк — с чем, надеюсь, согласится и
достопочтенный депутат от Лимерика, — очерк воз-
никновения и дальнейшего развития нарезной пуш-
ки Армстронга. Эта пушка должна была изготов-
ляться из кованого железа, причем устройство ее
основывалось на принципе скручивания железных
полос, и заряжаться с казенной части.
Конечно, с не с целью унизить сэра Вильяма
Армстронга, человека несомненно высокого ума в
области механики, я считаю уместным здесь упомя-
нуть, что общий отзыв людей науки был неблаго-
приятен его изобретению, неблагоприятен, как отно-
сительно системы заряжения пушки с казенной час-
ти, так и относительно материала, из которого она
должна была изготовляться. Но обстоятельство, на
которое я хочу обратить особенное внимание пала-
ты, заключается в следующем: правительство осно-
вало завод и директором его назначило изобретате-
ля, получившего привилегию на изготовление особо-
го рода пушек. К чему же это привело? А к тому,
что г-н Уитворт, тоже бывший в числе соискателей,
ясно увидел, что он в сущности должен представить
свою пушку на испытание и одобрение своего глав-
ного соперника. Было еще много и других кандида-
тов, но я указываю особенно на г-на Уитворта, так
как все, кто его знает, не могут не признать в нем
одного из самых видных практиков инженерного де-
ла своего времени, как не могут не признать и того,
что система, помешавшая ему выступить конкурен-
том в деле, с которым он был близко знаком, явля-
лась ничем иным, как плохой системой. Да и не од-
622
ни инженер-механики были отстранены таким обра-
зом. По всеобщему мнению, разделяемому и в на-
стоящее время, главная задача, которую тогда
предстояло решить, состояла не в устройстве нарез-
ки и в форме пушки, а касалась скорее материала,
из которого делалась пушка. И вот уже в продол-
жение десяти лет мы идем по пути, который без
всякого сомнения позволит нам, в тех случаях, когда
мы найдем это для себя выгодным, употреблять
сталь там, где мы теперь употребляем железо. Г-н
Бессемер тоже был в числе соискателей со своим
изобретением, касающимся именно удешевления
производства стали. Из разъяснений, данных капи-
таном Скоттом артиллерийскому комитету, мы узна-
ем, то г-н Бессемер говорил ему, что он хотел пред-
ставить на рассмотрение правительства свой проект
металлического салона, который, по его убеждению
и по убеждению многих других, должен был одер-
жать верх над кованным железом; но что видя сэра
Вильяма Армстронга во главе дела он отказался от
своей мысли. Из другого показания мы узнаем еще,
что гг. Уолкеры, директоры мастерских в Gospel
Oak, изготовившие несколько самых лучших литых
пушек, сделали подобное же заявление, говоря, что
пока сэр Вильям Армстронг занимает такое приви-
легированное положение, им не остается ничего бо-
лее, как отказаться от поставки пушек. И вот пала-
та назначила артиллерийский комитет, заседавший
в 1862/63 году. Прочтя подробное описание заявле-
ний, сделанных этому комитету, я не могу скрыть,
что был крайне удивлен той легкости, с которой эти
заявления были преданы забвению, не будучи даже
доведены до сведения палаты. Я считаю моего дру-
га, достопочтенного депутата от Лимерика, предсе-
дательствовавшего в этом комитете, ответственным в
этом упущении, хотя и другие члены комитета едва
ли могут быть свободны от порицания. Показания,
сделанные перед комитетом, выяснили факты в
высшей степени важные и даже чудовищные. Так,
например, было выяснено, что у нас имелось от 2500
до 3000 пушек системы сэра Вильяма Армстронга,
что официальная цифра произведенного на этот
623
предмет расхода простиралась до 2% млн ф. ст., но
я уверен, что он был гораздо значительнее. Было
также выяснено, что 100 из этих пушек самого
большого калибра были сделаны без всяких предва-
рительных опытов и испытаний. Чтобы избежать
обвинения в придирчивом отношении к результатам
произведенного комитетом расследования, я хочу
привести вам несколько выдержек. Герцог Сомер-
сетский, глава адмиралтейства, так выразился в
своем показании в прошлом году: “Вся артиллерий-
ская наука находится в настоящее время в переход-
ном состоянии, и когда меня спрашивали в этом го-
ду — какую систему пушек я предпочитаю для фло-
та, я вынужден был признаться, что, если говорить
правду, я еще не составил себе об этом определен-
ного мнения”.
Не забудьте, что в то время, как давалось это
объяснение, было уже изготовлено до 3000 пушек
системы Армстронга. Его светлость разъяснил так-
же, что для правильных сражений старая 68-
фунтовая пушка, изготовленная в мастерских Low
Moor, представляет собой все-таки лучшее из всего,
что мы имеем, и вероятно комитет единогласно под-
твердил в своем докладе, что старая 68-фунтовая
пушка должна быть признана, следовательно, наи-
более способной справляться с железной броней.
Комитет в заключение говорит: “12-дюймовая пушка
Армстронга — хотя некоторые свидетели указывают,
что это оружие слишком сложно для нижних чинов,
— вообще признается удовлетворительной, но преоб-
ладающее мнение является, по-видимому, неблаго-
приятным всякой системе заряжения с казенной
части для пушек большого калибра”.
Комитет рекомендует сделать опыты над различ-
ными системами. Он рекомендует также более удо-
бопонятное ведение отчетности вулвичского пушеч-
но-литейного завода {Нет!). Я передаю это, быть
может, не в тех выражениях, какие употребил коми-
тет, но именно таков смысл сказанного. Он заявил,
что не может понять отчетов. Я хотел бы еще приба-
вить несколько слов одного морского офицера, очень
серьезно изучавшего этот вопрос. В письме, поме-
624
ценном 30 июня этого года, адмирал Галстед выска-
зывает свое мнение в следующих выражениях:
“Итак, наиболее могущественный и наиболее доро-
гостоящий во всем мире флот, которому вверена ох-
рана самой обширной морской державы, уже давно
является в глазах всех, кроме самой Англии, не
имеющим ни одной пушки, приспособленной к осо-
бенностям современного ведения войны, и обладате-
лем пушек особого образца, не годных ни для какого
вида войны”.
Я вас спрашиваю: можно ли такое положение дел
назвать удовлетворительным? И к такому ли поло-
жению мы должны были прийти, израсходовав поч-
ти 3 млн ф. ст. и изготовив около 3000 этих пушек?
Адмирал Галстед, в другом письме, называет это по-
ложение дел “крупным безрассудством 1859 года”.
Каков же был результат полученных комитетом
выводов? Результат тот, что по нашему настоянию в
Шоберинессе была произведена целая серия оглу-
шительных опытов с пушками сэра Вильяма Армст-
ронга и г-на Уитворта. Таким образом, вы начали с
того, что затратили из государственного казначейст-
ва громадные суммы на оплату заказов, сделанных
одному из двух изобретателей-соперников, и только
потом стали пробовать, чьи пушки лучше. Но, по
крайней мере, можно было бы утешиться, если бы
действительно произведенные опыты имели в виду
сравнение употребляемых нами пушек Армстронга с
пушками г-на Уитворта. Но как обстоит дело в дей-
ствительности? Если мне верно передавали, перво-
начальная пушка системы Армстронга, именно та,
которой мы обзавелись, которая, так сказать, нахо-
дится в деле, — вовсе не та пушка, которую выста-
вил на испытание сэр Вильям Армстронг. Мне гово-
рили, что для производства испытаний отказались
от первоначальной пушки, заряжающейся с казен-
ной части и около 3000 экземпляров которой нахо-
дятся у нас на руках, и заменили ее другой, усо-
вершенствованной пушкой. Я читал в отчете об опы-
тах, появившемся на днях в Таймс, что первоначаль-
ная пушка, заряжавшаяся с казенной части, не
40-2514
625
была представлена на испытание. Как видите, все
эти обстоятельства не очень-то утешительные при том
положении дел, в котором мы находимся.
Я прошу палату хорошенько вдуматься в то, что
хотят нам сказать, утверждая, что у нас нет пушек
для флота. Ведь есть же у нас полевые 12-дюймовые
орудия на случай войны на суше — где-нибудь в Ки-
тае или в Новой Зеландии; речь идет также и не о
полевых орудиях против такого неприятеля, который
высадился бы в Англии, чтобы сражаться с нами.
Когда я говорю, что у нас нет пушек для флота, я
имею в виду пушки, с которыми можно было бы
вступить в морской бой. Припомните, что капитан
Купер Колез говорит о 110-фунтовой пушке Армст-
ронга, как о снаряде, пригодном только для пресле-
дования или, как говорят на морском языке, только
для того, чтобы “повытрясти блох у беглеца”. Итак,
мы должны решительно сознаться, что у нас нет
пушек, приспособленных для современного ведения
морской войны. Почтенный депутат от Стирлинга [г-
н Керд] утверждал как-то — и в этом вопросе мы не
можем сослаться на более высокий авторитет, — что
половина населения названного округа в течение
уже трех лет питается хлебом и продовольствием,
доставляемыми из-за границы. Таким образом мы
находимся в положении гарнизона, который в деле
снабжения его провиантом полагается на то, что
пути сообщения не будут захвачены неприятелем. И
что же? Если после всего, что мы израсходовали, у
нас нет пушек, с помощью которых наш флот мог бы
бороться в море против неприятеля, не думаете ли
вы, что противник ваш будет так безрассуден, что
соблазнится возможностью вторжения и явится
сражаться с вами на суше? Нет, уж если за ним
останется преимущество на море, он будет блокиро-
вать вас и голодом принудит вас к сдаче. Мы мо-
жем существовать как самостоятельная нация толь-
ко при том условии, если будем хозяевами наших
морских сообщений. Однако, вы видите, как те, ко-
торые правят нами, заботятся об охране этих
сообщений!
626
Итак, вот в чем заключается весь секрет наших
неудач: правительство не понимает того, что значит
умение купить; вся трудность его положения проис-
ходит от того, что оно неспособно к исполнению та-
ких обязанностей, как покупка с соблюдением ос-
мотрительности и благоразумия. Самое благоразум-
ное, чего нам следовало держаться со всеми этими
учеными, когда они явились со своими усовершенст-
вованными орудиями, это поощрить их к продолже-
нию работ и обещать, что предоставим заказ тому
из них, кому наиболее посчастливится в этом деле, и
при этом, пожалуй, несколько помочь им на первое
время, но только очень немногим. Я думаю, что сэр
Вильям Армстронг нуждался для начала не более,
как в 12 000 фунтов, и что г-н Бессемер приступил
бы к производству своих стальных пушек, если бы
ему дали только 10 000 фунтов; я не сомневаюсь, что
за сумму менее чем в 10 000 фунтов правительство
могло бы оказать поддержку по крайней мере полу-
дюжине производств, которые бы друг перед другом
старались бы взять на себя поставку пушек. Но
правительство никогда не поймет этого, пока палата
не настоит, чтобы оно на стороне покупало все необ-
ходимые принадлежности, вместо того, чтобы произ-
водить их самому. Если оно не способно купить не-
обходимые ему предметы на общем рынке, то може-
те ли вы предположить, что оно будет способнее в
разрешении более трудной задачи — самому произ-
водить все это? Я хочу показать вам, к какому по-
ложению привела нас как нацию принятая прави-
тельственная система.
Мы вынуждены констатировать, что иностранцы
вооружены гораздо лучше нас, хотя все их вооруже-
ние было заказано и изготовлено в частных мастер-
ских нашего отечества. Те же самые инженеры, ко-
торых правительство оттолкнуло, с которыми оно
отказалось войти в соглашение, воздвигли заводы
артиллерийских принадлежностей. Г-н Уитворт ос-
новал товарищество для производства пушек. Гово-
рят, что и сэр Вильям Армстронг, которого обязан-
ности в Эльсвике пришли к концу и который полу-
чил от правительства 65 000 фунтов в виде
40* 627
вознаграждения, основал в Эльсвике пушечный за-
вод, и, не будучи более связан с правительством,
стал производить теперь свои 600-фунтовые пушки
для иностранных государств. В четверти часа езды
завод, на котором сверлят 600-фунтовые стальные
пушки; этот завод, отвергнутый нашим правительст-
вом, получает, говорят, дюжинами заказы на эти
чудовищные пушки, тогда как мы находимся еще в
периоде экспериментов в Шоберинессе над пушками
70- и 110-фунтовыми.
Я сказал все, что хотел, по вопросу об этом ко-
лоссальном промахе, допущенном в нашем артилле-
рийском деле. Теперь, чтобы дать вам еще одно до-
казательство того, как необходимо для правительст-
ва научиться покупать, позвольте мне сказать, в
виде примера, еще слово о нашем ручном оружии.
Если мы заглянем лет за десять назад, мы увидим,
что тогда все ружья покупали мы у поставщиков,
правительство не производило ни одного ружья. То
же было и во время крымской войны. И я могу при
этом отметить, что артиллерийские принадлежности,
поставленные во время войны, были весьма удовле-
творительны. Артиллерийские принадлежности и
ручное оружие были поставлены в армию и во флот
лицами, получившими поставку с торгов, и об этих
поставках говорилось с большой похвалой в донесе-
нии севастопольского комитета 1855 года — в доне-
сении, в котором в то же время осуждались комис-
сариат, медицинский корпус и другие части военно-
го управления. Итак, до 1855 года, как я уже сказал
вам, мы покупали все наше ручное орудие у част-
ных поставщиков. Но, как думает палата, прави-
тельство производило эти закупки? А вот что я рас-
скажу вам об этом в доказательство неспособности
правительства делать закупки. Если уважаемые со-
члены захотят обратиться к заявлениям, сделанным
в комитете о малом вооружении 1854 года, они уви-
дят, что правительство имело обыкновение покупать
оружие по частям. Оно входило в соглашение в
Бирмингеме, в Уеднесбюри и в других местах с од-
ним фабрикантом относительно ружейных прикла-
дов, с другим — относительно стволов, с третьим —
628
относительно замков и так далее, так что получа-
лась дюжина контрактов на поставку различных
частей оружия. Все эти отдельные части отправля-
лись затем в артиллерийское депо, а оттуда потом
передавались целому корпусу специальных пред-
принимателей, которые уже собирали их и делали
ружья. Таким образом, те, которые доканчивали
производство ружья, никогда не соприкасались с
поставщиками отдельных частей, система, как ви-
дим, очень искусно задуманная, чтобы помешать
всякому усовершенствованию. Г-н Уитворт и г-н На-
смит — два выдающихся человека, заявления кото-
рых были выслушаны комитетом, — восставали про-
тив нелепости применения подобной системы, в то
время, когда было налицо много крупных капитали-
стов, готовых взять на себя поставку ружей цели-
ком. Само правительство жаловалось, что вследст-
вие стачек, вспыхивавших иногда между рабочими,
оно часто не могло с желательной скоростью полу-
чать свои ружья. “Но почему же, — возражали ему, —
вы не разместите заказов у капиталистов, которые
ввели у себя необходимые приспособления для про-
изводства ружей целиком?” При этом приводились
доказательства, что практиковавшаяся система за-
купок отдельными частями только увеличивает по-
воды задержек вследствие стачек, так как если, на-
пример, были в стачке рабочие, делавшие замки, то
в зависимости от этого происходила задержка и в
сборке всего ружья. Несмотря, однако, на все ста-
рания, правительство не вняло этим доводам, и
знаете ли вы, до какого средства оно додумалось,
чтобы оградить себя от затруднений, на которые
жаловались? Вместо того, чтобы улучшить систему
закупок, оно решило, что ему будет гораздо удобнее
изготовлять ружья самому, вследствие чего артил-
лерийский департамент представил на рассмотрение
комитета 1854 года план учреждения в Энфилде
громадного казенного завода нарезных ружей. Ко-
митет высказался решительно против проекта, и я
счастлив, что вижу в числе присутствующих здесь
депутата от Северного Уорвикшира, который прини-
мал участие в этом комитете. “Если вы желаете, —
629
сказал он, — видеть в производстве ружей примене-
ние лучших приспособлений, хорошо, пусть так, то-
гда нужно серьезно заняться этим вопросом, но из
этого вовсе не вытекает необходимость завести ка-
зенный оружейный завод”. В своем докладе он с
большой силой восставал против учреждения прави-
тельством этого громадного завода, “потому что, —
говорил он, — вы этим убьете частную промышлен-
ность, которую было бы благоразумнее поддержи-
вать ввиду могущей возникнуть в будущем надобно-
сти в ней”. Как бы там ни было, правительство по-
слало в Америку за приспособлениями, необходи-
мыми для обзаведения завода. Полковник Кольт,
американец, приблизительно в это время проведший
у нас целый год, предлагал приобрести у него все
необходимые заводские принадлежности, но вместо
того, чтобы поощрить какой-нибудь торговый дом
Бирмингема или Лондона, открыто взяться за дело
и подрядиться на поставку необходимых орудий
производства, правительство поспешно принялось за
приспособление для своих целей энфилдского ору-
жейного завода. На этом заводе, где работало пре-
жде от 60 до 70 рабочих, стало работать с того вре-
мени от 1200 до 1500 человек. Я не хочу сказать, что
оружейный завод в Энфилде плохо действовал до
сих пор и не оказал никаких услуг. Само собой ра-
зумеется, что если вы установите почти автоматиче-
ские приспособления и станете работать безостано-
вочно, трудно, чтобы в конце концов вы не достигли
благоприятных результатов; но все же этим вы от-
страните от данного производства всех тех, которые
могли бы поставить это дело на независимом и бо-
лее прочном основании. Но на основании только
прошлого нельзя еще судить о будущности этого уч-
реждения. А в самом деле, в каком положении на-
ходится в настоящее время завод в Энфилде? Ведь
там совсем нельзя уже больше работать, так как
нельзя уже продолжать производство ружей единст-
венного образца, по которому они непрерывно изго-
товлялись до сих пор, — а именно ружей образца
1853 года. Комиссия выяснила, что ружье г-на Лан-
кастера — лучше ружей старого образца, а публич-
630
ные испытания показали, что и ружье Уитворта
также лучше их. Вот почему благородный лорд, де-
путат от Гаддингтоншира [лорд Элко] и предложил
на настоящем заседании отклонить кредиты, испра-
шиваемые на энфилдские ружья, так как это ружья
более низкого качества, производство которых, сле-
довательно, необходимо прекратить. Итак, если не-
обходимо поставить производство этих ружей и на-
чать делать другие, вы опять наталкиваетесь на за-
труднения, встречающиеся всегда на казенном
заводе, у которого имеется свой собственный, но за-
то и единственный клиент. Во время такого переход-
ного периода, по мере того как производство сокра-
щается, цены каждого отдельного продукта произ-
водства увеличиваются, потому что на каждый из
них падает доля постоянных расходов. Чтобы избе-
жать этих последствий и в то же время дать занятие
вашим рабочим и другим причастным к производст-
ву лицам, вы все будете делать попытки продол-
жать производство предметов, в которых вам, собст-
венно, нет надобности, и в конце концов будете за-
валены товарами, купить которые вам воспре-
пятствовало бы благоразумие, если бы вам приш-
лось обратиться за ними к частным производителям.
Повторяю, я не хочу утверждать, что энфилдский
завод, производивший только ружья одного образца
и работавший безостановочно, не окупал своих рас-
ходов. Но вот балансы оружейного завода и, как
придаточного учреждения к нему, порохового заво-
да, балансы, внесенные в бюро палаты, и относи-
тельно которых мне хотелось бы сделать несколько
замечаний. Я вижу, что они подписаны Гартингто-
ном, в качестве помощника статс-секретаря по воен-
ным делам, но я советовал бы благородному лорду
не ставить больше своего имени под каким-нибудь
другим из подобных балансов, потому что, могу его
уверить, это документы, которые не вызвали бы к
себе снисхождения, если бы им пришлось предстать
перед торговым судом по делам о банкротствах. Они
не делают ему чести, как не делают чести и коммер-
ческой нации, какова наша, одним представителем
которой он является. Я хочу обратить ваше внима-
631
ние на некоторые факты, которые могут быть по-
ставлены на вид по этим балансам. В том из них,
который помечен 31 марта 1863 года, говорится, что
все оружие, сделанное в течение года в Энфилде,
обошлось правительству в 199 177 ф. ст. стерлингов,
тогда как, если бы его купить на стороне, оно стоило
бы 356 177 ф. ст., и что в экономии, таким образом,
получилось бы 157 201 ф. ст. Количество ружей по-
казано в 71 590, причем сказано, что изготовление
при содействии частной промышленности обошлось
бы по 63 шиллингов 1 пенсу за штуку. Между тем,
один мой знакомый, занимающий одно из самых вы-
дающихся положений в промышленности Бирминге-
ма, сообщил мне, что в том же самом году прави-
тельству предложено было купить такие ружье по
поставке по 50 шиллингов, т.е. на 13 шиллингов
1 пенс дешевле цены, якобы запрошенной частной
промышленностью. Дальше говорится, что 13 780
карабинов, сделанных в Энфилде, стоили по 94 шил-
линга 7 пенсов за штуку, если бы их купить у част-
ных производителей. Но то же лицо сообщило мне,
что в минувшем январе, при посредстве нашего во-
енного министерства, заключена была торговая
сделка с турецким правительством на поставку ему
этого рода оружия по 65 шиллингов 9 пенсов, т.е.
опять-таки на 28 шиллингов 10 пенсов дешевле це-
ны, показанной в балансе в качестве справочной
цены частной промышленности. Есть еще 13 000 ка-
рабинов, записанные, на основании якобы цен част-
ной промышленности, по 63 шиллинга 7 пенсов, но
которые, как говорит мой корреспондент, можно по-
лучить по 50 шиллингов. Итог излишка этих чрез-
мерных оценок, только по трем предметам, состав-
ляет 73 000 ф. ст. Мне могут возразить, что баланс,
из которого я беру эти цифры, относится к 1862/63
году, тогда как приведенные мной цены частной
промышленности относятся к текущему году. Я сде-
лал то же замечание лицу, на авторитет которого я
опираюсь, и получил ответ, что и в прошлом году,
если бы потребовалось, можно было бы приобрести
оружие, о котором идет речь, приблизительно по тем
же ценам.
632
Вы никогда не сможете заставить директоров
этих казенных учреждений понять, что капитал, ко-
торый они пускают в дело, есть в сущности те же
деньги. Действительно, какие это деньги для них?
Он им ничего не стоит, и получатся ли у них с этого
капитала прибыли или убытки, они никогда не уви-
дят своих имен в Лондонской газете, в списке несо-
стоятельных должников. Для них этот капитал —
полнейший миф: это нечто реальное только для пла-
тельщиков налогов. При обследованиях парламент-
скими комиссиями наших правительственных заво-
дов, вы всякий раз наталкиваетесь на затруднения,
лишь только захотите заставить директоров этих уч-
реждений понять, что они должны бы давать при-
быль на капитал, платить за наем земельных участ-
ков, а также вести счет погашения машин и всей
вообще материальной части предприятия. На ору-
жейный завод в Энфилде затрачены громадные ка-
питалы. Основной и оборотный капитал, вложенный
в материалы и машины, постройки и земельные уча-
стки, достигает, как видно из самих балансов, до
350 000 ф. ст. Частный промышленник не преминул
бы прежде всего исключить со счета прибылей на
вложенный в дело капитал причитающиеся на него
проценты или доход от арендной платы, которую
могло бы доставить все приобретенное на него не-
движимое имущество, в противном случае он риско-
вал бы очень скоро увидеть свое имя в Лондонской
газете.
Управления, публикующие подобные отчеты,
проявляют этим недостаток уважения не к одним
только к себе самим. Нельзя не видеть также ос-
корбления и унижения для частной промышленности
в этом стремлении показать, при помощи ложных
балансов, разницу в суммах действительной якобы
стоимости оружия и той, которая получилась бы при
закупке его у частных предпринимателей, причем
будто бы обнаруживается, что все эти ружья обош-
лись нам в 199 177 ф. ст., тогда как, если бы мы их
купили у частных заводчиков, мы заплатили бы за
них только 356 378 ф. ст., т.е. на 157 201 ф. ст. более.
633
Одна заработная плата рабочим за отчетный год
выразилась в общей сумме на 135 700 ф. ст., а нас
хотят уверить, будто получили 157 201 ф. ст. эконо-
мии против того, что должны были бы заплатить
частным предпринимателям. Но ведь все мы знаем,
что за всем необходимым для производства, кроме
труда рабочих, правительство обращается к тем же
источникам, что и частная промышленность. Ведь у
него нет еще пока собственных железных рудников и
каменноугольных копей, и за всем сырье оно неиз-
бежно должно обращаться на общий рынок и поку-
пать на тех же условиях, как и частные заводы. И
однако, оружейный завод в Энфилде претендует на
то, будто ему удалось сэкономить больше общей
суммы годовой заработной платы. Нам хорошо из-
вестна история двух цыган, продававших метлы:
“Как это, — спрашивает один, — ты можешь прода-
вать свои метлы дешевле меня, когда я ворую все
необходимое для их изготовления? — А! — отвечает
другой, — это потому, что я ворую уже совсем гото-
вые метлы”. По правде говоря, я не был бы в
претензии, если бы благородный маркиз [Гартингтон],
которого я настойчиво считаю ответственным за отче-
ты, скрепленные его подписью, если бы он захотел
хорошенько объяснить мне, как это он умудряется
делать такие фокусы.
Переворачиваю две страницы этого доклада о
правительственных заводах и останавливаюсь на
пороховом заводе в Уолтэм Абби. Это учреждение
занимает 160 акров земли, на которой оно старается
выращивать лес, предназначенный на заготовку
собственного древесного угля, имеет значительные
гидравлические двигатели, обширные жилые и ра-
бочие помещения и, разумеется, богатые механиче-
ские приспособления. Дела завода идут неважно. В
отчетах его приведена цифра годового производства,
выразившаяся в 14 526 бочонках пороха, стоимость
которого самому заводу определена в 34 747 ф. ст.
Затем после обычного исключения расходов — но без
включения в их суммы процентов на капитал, пога-
шение движимости и т.д., — нам объявляют, что эти
634
14 526 бочонков пушечного пороха, если бы они бы-
ли поставлены частной промышленностью, стоили
бы 79 993 ф. ст., и что, таким образом, и этот завод
доставил якобы правительству экономии 45 185 ф.
ст. Нет, повторяю, что для страны, именуемой стра-
ной коммерческой, подобные отчеты, публикуемые
за подписью “Гартингтон”, составляют позор; да
они ничего и не доказывают, кроме того разве, что
все, что может сказать по этому поводу благород-
ный маркиз, не имеет никакой цены. Но благород-
ный маркиз слишком умен, чтобы его можно было
заподозрить в опубликовании подобных разъяснений
по собственному почину; очевидно, он пересказывает
урок, который его заставили затвердить, и, следова-
тельно, все, что он может сказать, не заслуживает
ни малейшего внимания.
Посмотрим теперь, как управляется этот порохо-
вой завод. Основной капитал, заключающийся в по-
стройках, гидравлических двигателях, машинах и
пр., вместе с оборотным капиталом достигает
300 000 ф. ст., и в отчете нет никаких указаний на
отчисление процентов с этой суммы. Земельная
площадь оценена в 20 000 ф. ст., но нигде нет и на-
мека на включение в счет расходов арендной платы
за эту землю; ничего не отчислено также на налоги,
равно как и на страховку. Я справлялся у одного
лица, очень хорошо осведомленного в этом деле: ка-
кие отчисления обыкновенно принято делать в част-
ной промышленности на страховку пороховых заво-
дов. Вы хорошо знаете, что ни Royal Exchange, ни
общество Феникс не очень-то любят принимать на
страх подобные рискованные предприятия. И мною
установлено, что частные промышленники отчисля-
ют в этих случаях на страхование 25%. Ничего по-
добно не делается в Уолтэм Абби.
Полагаю, что сказанного вполне достаточно, что-
бы доказать вам, что администрация этих прави-
тельственных заводов ничего не стоит, что на ней не
лежит никакой ответственности, что причины, побу-
ждающие частных предпринимателей относиться
экономно к деньгам и избегать убытков, — здесь не
635
действуют, и что, наконец, осуждая побудительные
причины, необходимые во всяком человеческом на-
чинании, администрация эта не способна правильно
вести дело.
Позвольте мне на минуту коснуться еще одного
вопроса, а именно вопроса об обширных мастерских
для заготовки обмундирования. Ведь граф де Грей-
энд-Рипон в качестве директора военного департа-
мента не только самый крупный заводчик артилле-
рийских орудий и ружей, но еще и самый крупный
портной в мире. (Взрыв смеха.) Вы смеетесь, но дей-
ствительно все работы этого рода исполняются от
его имени, а потому он является и ответственным за
все. (Взрыв смеха.) Вам смешно при одной мысли,
что лорд де Грей должен входить во все эти мелочи,
но неужели не важно для государства то, что такое
громадное предприятие остается в сущности без
всякого контроля? Около десяти лет тому назад бы-
ла изменена административная система снабжения
армии обмундированием, и вместо особых военных
чиновников, заведовавших обмундированием, была
принята система закупок платья. Эта система прак-
тиковалась несколько лет и достопочтенный генерал
Пиль ввел даже одно улучшение в бюро закупок. До
него закупки производились отдельными предмета-
ми — покупались отдельно пуговицы, шнурки и соб-
ственно одежда, но этот доблестный офицер настоял
на том, чтобы закупалось полностью готовое платье.
В показаниях перед организационной комиссией ар-
мии этот уважаемый офицер, а также главнокоман-
дующий и еще один свидетель утверждали, что из-
мененная таким образом система действовала очень
хорошо. Но в то время уже составился заговор, что-
бы отнять у частной промышленности заготовку
платья для армии и передать это дело в руки пра-
вительственных должностных лиц. Заговор назревал
тайно. Сначала учредили в Вулвиче небольшую
мастерскую для заготовки обмундирования для ар-
тиллерии и инженерных войск. Это учреждение
должно было ограничиться только этой поставкой.
Потом завели еще небольшую мастерскую в Уокс-
галле для заготовки гвардейских мундиров.
636
Чтобы представить вам еще пример тех обманчи-
вых оснований, на которых покоятся все эти прави-
тельственные заводы и мастерские, я хочу сделать
краткое извлечение из показания, данного пред ко-
миссией закупок, заседавшей в 1858 году, сэром
Бенджаменом Гаусом, штатным помощником секре-
таря при военном министерстве, — а нам всем
известно, как часто штатный чиновник знает в делах
гораздо больше своего начальства. Он явился в ко-
миссию собственно затем, чтобы ответить на один
предложенный ему вопрос, а именно, чтобы дать
сведения, во что обходится казне обмундирование
одного солдата. Но в комиссии нашелся деловой че-
ловек, мой уважаемый друг, депутат от Ньюкасла-
на-Тейне [г-н Джексон], который, не доверяя пред-
ставленным цифрам, снова поднял вопрос и произ-
вел перекрестный допрос сэру Бенджамену Гаусу.
— Вы указали комиссии цену, в которую в на-
стоящее время обходится правительству обмундиро-
вание одного человека, включив в нее все расходы
по приготовлению платья?
-Да.
— За исключением расходов на администрацию и
проч.?
-Да.
— А скажите: проценты на капитал должны быть
присчитаны к стоимости платья?
— Непременно.
— Ну, а арендная стоимость земельного участка
также?
— Непременно.
— А случайные расходы и все прочие непредви-
денные издержки также?
-Да.
— Ну, а расходы по доставке, канцелярские рас-
ходы — чернила, бумага, перья и вообще все, что
необходимо для ведения дела?
-Да.
— Следовательно, то, что вы нам показываете, не
есть собственно точная сумма, показывающая, во
что обходится государству обмундирование одного
637
человека, так как если вы оплатите сверх того все
только что перечисленные мной расходы, то цена,
указанная вами, не будет в точности соответство-
вать тому, во что вам действительно обошлось об-
мундирование одного солдата?
— В сущности, нет.
— Значит, ваш счет ложен?
— Да, он неполон.
А вот вам еще и другая выдержка из показаний
того же лица. Желая быть справедливым к моему
покойному другу, сэру Бенджамену Гаусу, я должен
прибавить, что он никогда и мысли не допускал о
правительственных обмундировочных мастерских,
поставленных на такую широкую ногу, как это сде-
лано в настоящее время. Что же касается обмунди-
ровочной мастерской для гвардии, учрежденной за
год перед тем в Уоксгалле, то он советовал только
немного расширить ее, чтобы она могла одевать
лишь один или два линейных полка. Один из членов
комиссии сделал ему следующий запрос:
— Если я вам хорошо понял, вы предлагаете нам
расширить учреждение не до такой степени, чтобы
одевать всю армию, но лишь настолько, чтобы изго-
товлять часть обмундирования для некоторых пол-
ков, дабы иметь возможность судить о настоящей
стоимости заготовки?
— Да, я надеюсь, что никогда не увижу учрежде-
ния одной большой правительственной мастерской,
одевающей всю армию. Конечно, чем больше будет
учреждений, предназначенных давать указания и
образцы, тем лучше. Но я боюсь всех этих крупных
правительственных мастерских. Весьма желательно,
чтобы к правительственным мастерским предъявля-
лись лишь минимальные требования, в целях полу-
чить при их посредстве необходимые указания, а
затем пусть частная промышленность страны про-
изводит остальное.
Но в тот самый момент, когда давались эти пока-
зания, и когда было уже известно, что палата реши-
ла отказать в своем согласии на расширение обмун-
дировочных мастерских, затевался настоящий заго-
638
вор, имевший целью предоставить военному депар-
таменту заготовку обмундирования для всей армии
за весьма малыми исключениями. В Пимлико строи-
лась громадная фабрика и, я предполагаю, на очень
дорогом месте, так как сумма, выведенная в расход,
как плата за наем земельного участка, показана от
2000 до 3000 ф. ст. в год. И теперь там заготовляет-
ся обмундирование для всех полков, за исключением
длиннополых мундиров для какой-нибудь полусотни
батальонов, т.е. за исключением приблизительно од-
ной десятой общей заготовки обмундирования ар-
мии, мне кажется, что изъятие это сохранено лишь с
той целью, чтобы дать возможность благородному
маркизу уверять палату, что министерство не поль-
зуется монополией. Что же касается отчетов адми-
нистрации, заведующей обмундированием, то они
всего менее соответствуют действительности. Так,
например, в эти отчеты никогда не включалась
цифра постоянных расходов и процентов на капи-
тал, составлявшая около 15 000 ф. ст. в год, а также
оставлялись без внимания налоги и другие сборы.
Когда я при этом еще подумаю о хищениях и подло-
гах всякого рода, которым так подвержены подоб-
ные учреждения, где материалы для работы должны
быть изрезаны на куски, я вынужден признать, что
это одно из самых неблагоразумных предприятий,
какое только можно было затеять.
Еще раз повторяю, что в отчетах этих учрежде-
ний вы никогда не найдете открытых кредитов на
уплату налогов, пошлин, на освещение и другие по-
добные расходы. А ведь это просто обман. Если
правительство берет на себя поставку обмундирова-
ния, оно этим самым вытесняет другие производства
этого рода, которые оплачивали бы все подати и на-
логи, включая и подоходный налог. Возьмем край-
ний случай, предположим, что все фабрики страны
находятся в ведении правительства, и что все они
вследствие этого освобождены от налогов: откуда
канцлер казначейства возьмет тогда средства на
покрытие расходов?
639
Перехожу теперь к управлению королевскими
кораблестроительными мастерскими, к которому все
сделанные мною замечания применимы еще в боль-
шей степени, чем ко всякой другой отрасли управ-
ления. У нас уже происходило много прений, посвя-
щенных этому предмету, и всякие комитеты и ко-
миссии без конца делали доклады по этому вопросу.
Наши прения в продолжение последних лет клони-
лись к тому, чтобы помешать, насколько это воз-
можно, адмиралтейству продолжать производство
работ, как нам известно, совершенно бесполезных,
помешать постройке деревянных судов, когда всему
свету стало известно, что теперь нужно строить суда
из железа, наконец, воспрепятствовать изготовлению
больших трехпалубных судов, когда все техники убе-
ждены, что для экипажа это были бы настоящие
бойни, если бы эти суда попали под удары новей-
ших метательных снарядов. Каково же было стрем-
ление адмиралтейства во все это время? Директора
корабельных мастерских старались идти наперекор
воле парламента, заставляя его под всевозможными
предлогами утверждать кредиты на закупку дерева,
они даже покупали строевой лес на кредиты, раз-
решенные на изготовление железных судов, дабы,
имея в своем распоряжении этот материал, употре-
бить его, представив какое-нибудь оправдание, на
постройку устарелых военных судов.
Скажу без обиняков, что я имею в виду при этом
достопочтенного депутата от Дронтвига [сэра Джона
Пакингтона] и благородного лорда секретаря адми-
ралтейства, и только затрудняюсь определить, кото-
рый из них заслуживает большего порицания за
представление проектов, не могущих привести ни к
чему другому, как к совершенно напрасной трате
денег, а ведь предусмотреть это лежало на их обя-
занности. Если я все-таки считаю более ответствен-
ным благородного лорда, то это потому, что из них
двоих, как мне известно, он был более в курсе дела.
Но, вероятно, нашлось бы кое-что сказать и о дру-
гом. Имея в своем распоряжении крупные произ-
водства, работающие только на одного клиента, эти
640
люди, в переходные периоды, подвергают опасности
безработицы громадное число рабочих. Это зрелище
не может не оказывать воздействия на людей, ис-
полненных чувства гуманности и сознающих вместе
с тем, что от их воли зависит дать средства к жизни
этим несчастным. Что же удивительного после этого,
что они, под влиянием своих чувств, поступают про-
тив здравого смысла и решаются продолжать рабо-
ты в то время, когда их следовало бы совершенно
прекратить? Нет никакого сомнения, что не будь
этого, мы сохранили бы много миллионов, израсхо-
дованных на постройку судов, не имеющих никакой
цены; теперь же у нас имеется с полсотни, а то и
целая сотня больших деревянных судов, которым
вовсе не следовало бы существовать, и которые ни-
когда ни для чего не понадобятся, причем построй-
кой их мы обязаны главным образом этой системе,
при которой правительство является иногда вынуж-
денным во что бы то ни стало дать занятие рабочим.
Если бы вы не были сами судостроителями, а явля-
лись простыми покупателями, то можно ли предпо-
ложить, что вы приобрели бы хоть одно из этих де-
ревянных судов, бесполезных и устаревших? Я об-
ращаюсь к моим уважаемым коллегам другой
стороны палаты в надежде, что в этом случае и они
присоединят свои усилия к моим. Говорят, что они
вполне расположены выказать щедрость по отноше-
нию к армии и флоту. Но я думаю, что никакая
партия этой палаты не может быть заинтересована
в том, чтобы проматывать общественное достояние
на эти правительственные затеи. Находят, что я во-
обще не люблю подавать голос в пользу кредитов на
армию и флот, но зато я всегда держусь принципа
хорошо платить рабочим, и, будучи вполне убежден,
что можно бы, по крайней мере, ограничиться го-
раздо меньшим количеством их, я охотно увеличил
бы заработную плату сравнительно с тем, что они
получают в настоящее время. Но вы не можете про-
явить такого великодушия по отношению к рабочим,
пока будете мириться с такой сумасбродной тратой
денег, как содержание этих крупных правительст-
41-2514
641
венных заводов, — не можете потому, что все расхо-
ды, поглощаемые ими, скрываются под рубрикой
“армия и флот”, и увеличивают в глазах народа
итоги сумм, расходуемых на эти отрасли админи-
страции.
Я вас спрашиваю: почему бы не воспользоваться
настоящим моментом и не начать делать с корпуса-
ми кораблей того же, что вы делаете уже с паровы-
ми машинами; почему бы не начать покупать их,
предоставив адмиралтейским мастерским совер-
шенно достаточную для них работу — заниматься
лишь ремонтом? В чем опасность или затруднение
такого изменения системы? Или вы думаете, что
строители на частных верфях не смогут исполнить
работу так же хорошо, как и адмиралтейство? Во-
доизмещение судов, которые в настоящее время
ежегодно строятся на наших частных верфях, пре-
вышает, как мне помнится, 500 000 тонн, и в течение
последнего года у нас построили 15 военных судов,
водоизмещением приблизительно по 40 000 тонн, для
правительств следующих стран: Дании, Италии,
Испании, России, Турции, Пруссии, Китая, Перу,
Португалии, а также две плавучие батареи, кото-
рые, как уверяют, предназначены для Соединенных
Штатов. За исключением одного небольшого судна в
500 тонн, которое сделано из дерева, все эти суда,
как мне говорили, железные. Уж не предполагаете
ли вы, что частные производители, строящие столько
судов, не смогут сделать корпусов для наших воен-
ных кораблей? Ведь покупаете же вы у представи-
телей частной промышленности самую важную со-
ставную часть ваших пароходов, требующую от
строителя и самого большого искусства, и безуслов-
ной добросовестности. Ведь покупаете же вы все
ваши паровые машины на частных машинострои-
тельных заводах. Помню, мне приходилось заседать
в 1848 году в одной комиссии по морским делам,
которая была организована как раз вовремя, чтобы
воспрепятствовать адмиралтейству приняться за
изготовление паровых машин. Тогда комиссией было
установлено правило, применяемое и до сих пор, что
адмиралтейство должно ограничиваться только по-
642
чинкой машин, но никак не заниматься их производ-
ством. Это правило дало удивительные результаты:
машины представляют единственную отрасль в на-
ших морских сооружениях, на которую вы никогда
не слышите жалоб. Никогда не назначалось никаких
комиссий палаты, никогда не заносилось в голубую
книгу никаких требований обо улучшении конструк-
ции паровых машин для нашего флота. Затрудне-
ния, встречавшиеся в мастерских адмиралтейства,
касались только конструкции корабельных корпусов.
Но почему бы, спрашивается, систему, давшую та-
кие прекрасные результаты в деле приобретения
машин, не применить к приобретению целых судов?
Теперь, когда входят в употребление броненосные
корабли, вы находитесь в самых подходящих усло-
виях для того, чтобы осуществить перемену системы
в этом смысле. До сих пор вы не обзавелись еще
необходимыми приспособлениями, чтобы изготовлять
броню для своих броненосцев; но я совершенно уве-
рен, что если бы только палата согласилась, адми-
нистрация нашего кораблестроения не преминула
бы начертать в самом скором времени проекты для
плющения железа на своих заводах.
Есть один аргумент, правда очень старый, кото-
рый приводится обыкновенно в защиту сохранения
этих казенных заводов в небольших размерах, а
именно, что необходимо немного производить самим,
чтобы иметь возможность делать сравнения и кон-
тролировать, таким образом, требования поставщи-
ков. Аргумент этот мог до известной степени не вы-
зывать возражений прежде, когда существовала
лишь незначительная конкуренция, но мы живем
теперь в такое время, когда вполне возможно обой-
тись и без этого способа контроля. Все эти громад-
ные судостроительные и пушечные заводы, крупные
торговые дома по оптовой заготовке платья больши-
ми партиями, — разве они не лучше контролируют
друг друга в силу конкуренции, чем вы сами могли
бы это сделать? Если казенные заводы станут доб-
росовестно вести свою отчетность, придется удосто-
верить, что правительство, не получая при ведении
небольшого дела обыкновенных для частных заво-
41*
643
дчиков выгод, производит все по очень высокой цене,
и поставщики потребуют, чтобы им платили по этой
же цене, так как, по теории правительства, эта цена
и является типичной. Но если, с другой стороны, от-
четы будут составляться так же, как те, о которых я
говорил, то вы жестоко ошибетесь: все уважающие
себя заводчики отвернутся с презрением и негодова-
нием от предложений заключения торговых сделок и
откажутся от каких бы то ни было сношений с по-
добной администрацией. Да и помимо этого, разве
не восторжествовал уже над этим аргументом пол-
ный успех наших морских машин, достигнутый без
содействия хотя бы одного из предлагаемых теперь
контрольных приемов? Уже одно то, что всем нам
прекрасно известно о расхищениях, производивших-
ся столь долгое время, уже одно это может служить
достаточным доказательством необходимости пере-
мены. Я разговаривал как-то с одним известным
судостроителем и вот в существенных чертах то, что
он мне сообщил:
“В 1859 по 1863 годы включительно, т.е. в течение
5 лет, было израсходовано на заработную плату ра-
бочим в морских мастерских — на постройку, по-
чинку и вооружение флота, на паровые машины, на
суда, построенные с торгов, на новые работы, усо-
вершенствования и исправления на верфях, всего
24 350 000 ф. ст. И что же? Несмотря на то, что сю-
да включена стоимость всех броненосцев, как по-
строенных, так и строящихся, что сюда присоедине-
ны громадные суммы, израсходованные на сооруже-
ние совершенно бесполезных деревянных судов, и
очень щедро исчислены расходы на вооружение и
ремонт, все же в составе вышепоказанной суммы
останется более 10 млн ф. ст., для объяснения рас-
ходования которых ни один частный судостроитель
не найдет достаточно разумных оснований”.
Я припоминаю, что благородный лорд-секретарь
адмиралтейства тоже заявлял как-то, некоторое
время тому назад, что он решительно не в состоянии
напасть хоть бы на какой-нибудь след многих мил-
лионов фунтов, расхищенных или израсходованных в
644
казенных судостроительных мастерских, и я пола-
гаю, что не менее безуспешно занимался подобными
изысканиями и мой друг судостроитель. Говорят, что
поддерживая производственные мощности наших
правительственных заводов, мы, в случае если
вспыхнет война, будем в состоянии употребить их на
изготовление наших вооружений. Но с этой точки
зрения, мне кажется, уж гораздо скорее можно бы
говорить в защиту моей системы, которая настаива-
ет на передаче работ частным заводам, чем отда-
вать предпочтение действующей ныне системе. Если
бы наши частные судостроители работали для на-
шего правительства столько же, как и для заграни-
цы, мы имели бы дюжину или даже около двадцати
крупных торговых домов, занимающихся постройкой
военных судов не только для нас одних, но еще и
для доброй половины всего света. Точно также, если
бы правительство сохранило вулвичские мастерские
исключительно для починки, или если бы даже оно
совсем закрыло их и заказывало свои боевые наря-
ды и припасы частным промышленникам, мы имели
бы в своем распоряжении с полдюжины, а то и де-
сяток, смотря по надобности, крупных промышлен-
ных учреждений, производящих орудия и амуницию
как для нашего, так и для иностранных прави-
тельств. При настоящем состоянии цивилизации,
состоянии, надо сказать, очень низком, когда ни од-
на страна не чувствует себя в безопасности, в
особенности если говорить о небольших государствах,
но когда, к счастью для человечества, развиваются
механические науки, преимущество всегда будет на
стороне тех, которые держатся в оборонительном по-
ложении, в особенности, если нападающая сторона
находится в некотором отдалении.
Я склонен думать, что те иностранные государст-
ва, например — южно-американские государства,
Япония и другие, — которые вздумают вооружиться,
чтобы быть готовыми к отражению неприятельских
нападений, не перестанут закупать боевые запасы в
очень большом количестве. Я не хочу этим сказать,
что они будут не правы, поступая таким образом,
645
так как, чем сильнее какая-нибудь нация, тем
меньше для других соблазна нанести ей оскорбле-
ние. Но посмотрите, каково бы было ваше положе-
ние, если бы вы приняли мою систему, в случае воз-
никновения войны. Вы могли бы тогда запретить
вывоз судов и боевых запасов и внезапно очутились
бы в исключительном обладании всеми ресурсами
частных заводов, работавших до того не только для
вас одних, но сверх того еще и для иностранных
держав; между тем, с другой стороны, иностранные
правительства оказались бы при этом лишенными
тех средств, на которые рассчитывали. Я не знаю
другой комбинации, которая давала бы вам воз-
можность желать подготовку к войне на более удоб-
ных и выгодных условиях.
Есть, однако, и еще одна причина, в силу которой
две системы заготовления боевых принадлежностей
— с одной стороны, путем производства их самим
правительством, а с другой — путем закупки у пред-
ставителей частной промышленности, — являются
несовместимыми. Как известно, на директоров ка-
зенных заводов возложена обязанность закупки всех
боевых предметов, в которых нуждается наше пра-
вительство. Так, полковник Диксон, директор ору-
жейного завода в Энфилде, или один из его подчи-
ненных, делает все закупки ружей, и в Бирмингеме
очень жалуются на недостаток при этом законности,
на тот факт, что осмотр ружей частных производи-
телей производится их соперником. Вулвич, в свою
очередь, представлял пример такой же несообразно-
сти, когда сэру Вильяму Армстронгу предоставлено
было судить о качестве произведений его конкурен-
тов. Само собой разумеется, что директору какого-
нибудь предприятия, которое само занимается про-
изводством всегда выгоднее отдать предпочтение
своим собственным изобретениям или произведени-
ям и чернить произведения своих соперников.
Вспомните, например, случай с башенным броне-
носцем капитана Купера Колза. Изобретатель был
посторонним лицом нашей морской администрации,
и не подлежит сомнению, что агенты ее оказали со-
646
противление быстрому осуществлению на практике
его изобретения, — сопротивление, хотя и не слиш-
ком явное, но тем не менее достаточно сильное. Я
живу недалеко от Плимута и сам видел, как проис-
ходило дело. Уже около четырех лет, как Колз пред-
ложил правительству свой проект. Но после его
предложения прошло более двух лет, прежде чем
приступили к разборке, и к обшивке броней судна
Royal Sovereign, чтобы переделать его в башенный
броненосец. Я не хочу сказать ничего оскорбитель-
ного для этого джентльмена и не сомневаюсь в его
талантах. Мы, жалующиеся иногда на рутину, не
имеем права сетовать, видя человека, приглашенно-
го не из административных сфер и занимающего
важный пост, исключительно благодаря талантам,
которые в нем предполагают. Но г-ну Рилду нужно
было быть более, чем человеком, нужно было бы
быть ангелом, чтобы не подумать о том, насколько
может увеличиться его значение и власть, как лица,
стоящего во главе судостроительной администрации,
если он произведет нечто, чтобы было бы выше изо-
бретения капитана Колза и что он мог бы, разуме-
ется, скорее осуществить. И вот он принялся за по-
стройку броненосца Research. Я не силен в подоб-
ных вещах, но всеобщее мнение такого, что четырех-
угольная неподвижная батарея Рида менее всего
может считаться усовершенствованием вращающей-
ся башни капитана Колза. Это всеобщий приговор,
как это доказывают полученные из-за границы за-
казы и решение, на котором остановились в Амери-
ке. Но что же, однако, у нас произошло? А то, что
броненосец г-на Рида, Research, несмотря на то, что
чертежи и проекты его были составлены после про-
ектов сооружения капитана Купера Колза, был
спущен на воду и отправлен в море гораздо раньше,
чем Royal Sovereign. Я не имею в виду заниматься
личными нападками, а довольствуюсь только указа-
нием на факты, как результаты применения данной
системы. Если бы наши морские арсеналы вместо
того, чтобы самим заниматься судостроением, зани-
мались только закупками, г-н Рид или адмирал Ро-
647
бинзон, вообще любой директор этих арсеналов все-
гда искал бы таких людей, как капитан Купер Колз
или как уважаемый депутат от Биркенгеда [г-н
Лерд]; тогда директор работал бы сообща с ними,
следил бы за успехами за границей и извлекал бы
свою долю пользы из всех изобретений, из всех усо-
вершенствований, по мере их появления, не рискуя,
что его личный интерес как изобретателя породил
бы в нем чувство соперничества.
Прежде чем закончить, я намерен еще настаи-
вать перед палатой на решительной необходимости
полного преобразования нашего управления заку-
пок. Не торопитесь уверять нас, что дело ведется
посредством отдачи подрядов с торгов. Это старая
отговорка, которая употреблялась всегда для оправ-
дания невежества и некомпетентности чиновников,
производивших отдачу подрядов с торгов на основа-
нии рутинных правил, извлеченных из какой-нибудь
дыры, где они покоились в течение 50 лет, и совер-
шенно непонятных для современного фабриканта.
Ни одна фирма, имеющая хорошие дела с частными
заказчиками, не хотела и слушать, когда ей говори-
ли о предложениях администрации, и единственны-
ми подрядчиками, предлагавшими свои услуги, бы-
ли люди, не имевшие никакой лучшей работы или
надеявшиеся как-нибудь случайно кое-что зарабо-
тать. Мне прислали из Манчестера копию подряд-
ных условий на поставку просмоленного полотна;
самые мельчайшие подробности изложены там в
таком повелительном тоне, что, не будь он так сме-
шон по невежеству, которое он обнаружил, он мог
бы считаться оскорбительным для всякого сколько-
нибудь уважающего себя промышленника. Одно
лицо, стоящее во главе крупного предприятия, не
нашло ничего лучшего для подобного циркуляра,
как бросить его в корзину. Циркуляр этот, между
прочим, заключал статью, гласившую, что полотно,
до просмоления его, должно быть представлено на
испытание агентов-приемщиков; другими словами —
подрядчику вменялось в обязанность, как объясняет
мне мой корреспондент, прислать всю партию по-
648
лотна перед просмоливанием из Ланкашира в Лон-
дон и потом обратно переправить его опять к себе
для окончания работы. Но почему бы не потребо-
вать, чтобы он оставил одну полосу без просмолки?
Ведь при помощи этого приема также с полным ус-
пехом была бы достигнута намеченная цель. Почему
бы, наконец, не поискать средства снимать смолу с
любого места полотна, чтобы ознакомиться с его ка-
чествами? Вот вам пример того, как правительство
понимает отдачу подрядов с публичных торгов. Мне
хотелось бы, чтобы все это, наконец, было изменено.
Но я не говорю, что следует отказаться от содейст-
вия деловых людей, услугами которых вы в настоя-
щее время пользуетесь. Я думаю, что все умные лю-
ди, находящиеся на службе в казенных судострои-
тельных заводах, не оказались бы лишними при
организации правительственного учреждения для
закупок. Я не сомневаюсь в том, то полковник Бок-
сер, г-н Рид и другие директора различных казен-
ных заводов в состоянии подготовить хороших за-
купщиков. А если бы они не удовлетворяли требова-
ниям, я обратился бы к людям компетентным и
согласился бы платить им более высокое содержа-
ние, чем то, какое получают ваши директора, так
как вы не найдете лиц, на которых можно было бы
вполне положиться в деле закупок на общем рынке,
если вы не поставите их в такое положение, чтобы
они были выше всяких искушений.
Желательно, конечно, чтобы выбор пал на людей,
наиболее способных, но я все же постарался бы обу-
словить их деятельность и упорно настаивал бы на
том, что если вы не сможете найти в Англии пред-
метов, в которых вам встретится надобность, винить
в этом надо будет вас самих, а не английских про-
изводителей. Англия вывозит в настоящее время на
150 млн ф. ст. в год. Поверьте, что за границей не
стали бы у нас покупать ни на один шиллинг, если
бы могли найти в другом месте те же предметы
лучшего качества и по более дешевым ценам, но мы
все-таки не перестаем продавать наши товары и
притом в количестве, ежегодно увеличивающемся.
649
Если перед вами пускаются критиковать новейшую
систему ведения дел, если вам говорят, что тот или
иной продукт уже не отличается прежней доброка-
чественностью и прочностью, — вы всего лучше сде-
лаете, если посмеетесь над этими поверхностными
критиками. Наши фабриканты дают иностранцам
именно, чего они от них требуют, да и сверх того,
теперь, когда и мода меняется гораздо чаще, чем
прежде, даже нам самим нет надобности требовать,
чтобы шелковые платья наших дочерей носились так
же долго, как платья их бабушек. Итак, я говорю,
что если в стране, производящей для вывоза еже-
годно на 150 млн ф. ст. фунтов, правительство не
может получить необходимых для него товаров на
каких-нибудь 10—15 млн ф. ст., то это может проис-
ходить только от того, что оно не умеет их купить.
Следовательно, нужно только пригласить людей,
которые сумели бы купить все, в чем вы нуждаетесь.
Поговорите с представителями больших оптовых
торговых домов, как Лиф и Моррисон в Сити,
закупщики которых покупают ежегодно на миллионы
фунтов, и они вам сейчас же скажут: “Для продажи
наших товаров мы можем довольствоваться людьми
сравнительно менее способными, но для закупок мы
берем самых лучших, каких только можем найти”.
В заключение позволю себе высказать одну
мысль о современном состоянии наших вооружений.
Когда я раздумываю над системой, которой держа-
лись у нас по вопросу о пушке Армстронга и вообще
о наших вооружениях, я не могу не усматривать в
ней позора, как для правительства, так и для всей
страны, и мне кажется, что одно это должно бы нас
побудить изменить нашу систему. Это печальное
положение дел создали вы сами, пустившись в
предприятия, которыми вам никогда не следовало
бы соблазняться. Страна ваша управляется одним
классом — я не придаю этому слову никакого обид-
ного значения, — классом в сущности малочислен-
ным, из которого набирается личный состав нашего
управления. Я вовсе не сожалею об этом, так как
наши фабриканты и торговцы, кажется, не очень-то
650
склонны побуждать своих сыновей добиваться офи-
циальных почестей, но я прошу вас только вдумать-
ся хорошенько в одно, а именно, что небрежность и
беспечность, доказательство которых представляет
администрации вашей артиллерии и вашего флота,
могут иметь самые серьезные последствия. Я не
знаю ничего, до такой степени способного повести к
возникновению в один прекрасный день демократи-
ческой революции, как допущение возможности,
чтобы английский народ, такой гордый и воинствен-
ный, убедился, что в столь жизненном вопросе, как
национальная оборона, интересы его принесены в
жертву, благодаря дурной администрации и не-
брежности класса, которому он так охотно вверил
заботы о будущих судьбах страны. Вот куда завело
вас желание сделаться заводчиками и фабриканта-
ми! Я решительно не знаю, что ещё больше могло бы
побудить вас к изменению системы в том смысле,
чтобы в будущем полагаться единственно на дея-
тельность частной промышленности страны. Когда
вы будете нуждаться в порохе, в пушках, в ружьях,
в корпусах для военных судов, заявите только, что
вы рассчитываете исключительно на частных пред-
принимателей страны, и они откликнутся на ваш
призыв. Благодаря этому, вы уж во всяком случае
избежите ответственности за предприятия, в кото-
рых вы не компетентны, и будете иметь право ска-
зать английскому народу: наши судьбы — судьбы
нашего правительства и всей нации — соединены
неразрывно; мы возвысимся или падем, добьемся
благосостояния или погибнем вместе, в зависимости
от степени энергии, предприимчивости и искусства,
которые проявят большинство наших торговцев и
фабрикантов».
Кобден перед своими избирателями
Избирательное собрание в Рочдейле
3 ноября 1864 года
Это последняя речь Кобдена, который был уже болен, когда
произносил ее. Аудитория была весьма многочисленная и, чтобы
она могла слышать его, он употреблял большие усилия, которые
еще более уменьшали его силы.
С трудом вернулся он к себе, в Мидгорст, и с этого дня стал
быстро угасать. В марте 1865 года он. собрал было последние
усилия, чтобы отправиться в парламент, где ему очень хотелось
высказаться по вопросу об укреплениях в Канаде, но, приехав в
Лондон, вынужден был слечь в постель и 2 апреля 1865 года
скончался.
«Прежде чем приступить к изложению тех немно-
гих соображений, которые я хочу представить ваше-
му благосклонному вниманию, позвольте мне при-
соединить со своей стороны выражение глубокого
сочувствия к тем проявлениям соболезнования, с
какими вы относились к моему уважаемому другу и
вашему, ныне отсутствующему и погруженному в
глубокий траур соседу, г-ну Брайту. Сочувствие,
выраженное здесь в этот вечер тысячами лиц, най-
дет отклик у миллионов других — во всех частях
света. Да найдет он в своей скорби утешение в соз-
нании глубокого чувства симпатии и грусти, вы-
званного в нас известием о постигшем его горе!
Упомянув об этом, я тем более не могу не обра-
тить вашего внимания на другое пустое место на
нашей эстраде в сегодняшнем заседании. Мне нико-
гда еще не приходилось бывать в Рочдейле на митин-
ге, который не был бы одушевлен присутствием на-
шего почившего друга. Вы знаете, о ком я говорю,
это г-н Олдермен Ливен. В его лице большая часть
жителей Рочдейла потеряла любимого сограждани-
на, а во многих случаях и сильного защитника и по-
кровителя. Я совершенно уверен, что все классы
общества и все партии соединятся, чтобы написать
на его памятнике следующую эпитафию: “Здесь по-
коится честный и стойкий политический деятель, ис-
кренний и надежный друг”.
Милостивые государи, теперь, видя пред собой
такое многолюдное собрание, — а это несомненно
один из самых многолюдных митингов в этом поме-
щении, на каком я когда-либо имел честь присутст-
вовать, — я сожалею только об одном, — что не могу
говорить настолько громко, чтобы все собрание мог-
ло хорошо слышать то, что мне хотелось бы сказать.
Но если лица, сидящие в последних рядах, пожела-
ют вооружиться некоторым терпением и хоть не-
множко применить принцип невмешательства в дела
своих соседей, в защиту которого так красноречиво
выступил сейчас наш друг г-н Ашворт, если они со-
благоволят не пускать в ход локтей и ног, я, со своей
стороны, приложу все старания, чтобы, не отнимая у
вас много времени, быть услышанным всеми при-
сутствующими.
Я сегодня являюсь перед вами, следуя, совер-
шенно вопреки моим привычкам, несомненно хоро-
шему для всякого представителя обычаю по крайней
мере раз в год посетить своих доверителей и сделать
обзор всего, что происходило в предшествующую
сессию парламента. Вообще же я всегда рассчиты-
вал, что вы сами следите за всем происходящим и
не ждете от меня никакой ретроспективной критики.
Но для последней сессии я склонен сделать исклю-
чение из принятого мной правила и предложу вам
несколько замечаний по поводу того, что происходи-
ло в парламенте, собственно для того, чтобы выяс-
нить и осветить вопрос, которого коснулся уже г-н
Ашворт. Здесь я разумею вопрос о невмешательстве;
я хочу показать вам, как, по моему мнению, события
последней сессии парламента должны были неиз-
бежно привести к полному перевороту в нашей ино-
странной политике и воздвигнуть, при помощи этого
653
переворота, непреодолимую преграду между стары-
ми традициями нашего министерства иностранных
дел и теми, которые, я надеюсь, будут приняты в
будущем за руководящее начало нашей иностранной
политики.
В продолжение целых 30 лет, как я в первый раз
выступил и устно и письменно с выражением моих
мнений по общественным вопросам, я всегда прида-
вал чрезвычайное значение принципу невмешатель-
ства в дела иностранных государств. Я смотрел на
это как на основную статью политического кредо
нашего государства, как в целях достижения хоро-
шего внутреннего управления, так и для ограждения
себя от затруднений и бесконечных осложнений из-
вне. Вы, быть может, припомните, что в последний
раз, как я имел честь обратиться к вам с речью в
этом же помещении, я высказал сожаление по пово-
ду беспрестанного нарушения этого принципа. Я
сравнивал тогда положение государства, постоянно
занятого наблюдениями за делами других народов, с
положением, в котором очутился бы Рочдейл, если
бы наш муниципальный совет стремился руководить
делами Лидса или Блэкберна, вместо того чтобы
заниматься собственными делами.
Итак, мы собрались на последнюю сессию пар-
ламента и из тронной речи познакомились с поло-
жением переговоров, ведущихся по вопросу о Шлез-
виг-Гольштейне. Со времени открытия прений по
поводу тронной речи и во все продолжение парла-
ментской сессии, т.е. до конца июля, когда собствен-
но сессия была закрыта, вся деятельность палаты,
по крайней мере деятельность обеих главных пар-
тий, борющихся за власть и первенствующее значе-
ние в палате, все внимание ее было исключительно
поглощено вопросам о Шлезвиг-Гольштейне. Из ис-
тории этого вопроса, самого запутаннейшего из всех
вопросов иностранной политики, я напомню только
об одном обстоятельстве, а именно вот о чем: в 1852
году, вследствие прискорбной деятельности нашего
министерства иностранных дел, семь дипломатов
собрались в Лондоне вокруг зеленого стола с целью
654
решить судьбы миллиона жителей двух провинций —
Шлезвига и Гольштейна, не обращая при этом ни
малейшего внимания на мнения, желания, стремле-
ния, намерения и интересы их жителей. В предвари-
тельных замечаниях к договору, выработанному на
этой конференции, говорилось, что цель стремлений
семи дипломатов, состояла в поддержании непри-
косновенности Датского королевства и в сохранении
равновесия между европейскими державами. Импе-
ратор, король, владетельные князья — все имели
своих представителей на этом совещании; но заин-
тересованный народ, вопреки всем его правам, не
имел голоса в решении этого вопроса. Был заключен
договор, целью которого было укрепить узы между
двумя названными провинциями и Данией. Надо
заметить, что громадное большинство жителей обеих
провинций, население которых составляет в общем
около одного миллиона, склонялось решительно на
сторону Германии. С этого момента и до настоящего
времени выполнение этого договора порождало бес-
престанные волнения и несогласия; из-за него про-
изошли обе войны, и в конце концов договор был
уничтожен именно теми двумя правительствами,
которые были главнейшими участниками при его
заключении.
Вот история или скорее резюме (я не хочу вда-
ваться в подробности) всего того, что произошло.
Во все продолжение последней сессии внимание
палаты общин, как я вам уже говорил, было цели-
ком поглощено этим вопросом. Если вы откроете те
тома парламентских прений Ганзарда, в которых
напечатаны отчеты о заседаниях последней сессии
парламента и найдете в Указателе рубрики: “Шлез-
виг-Гольштейн”, “Дания” и “Германия”, то вы то и
дело будете наталкиваться на обращенные к прави-
тельству запросы вроде следующих: “когда же будут
внесены в бюро палаты голубые книги”, “когда же
соберется конференция”, “когда же будут представ-
лены парламенту протоколы?” Вот чем были заняты
обе главные партии во все продолжение последней
сессии, когда же они не вели прений по этому во-
655
просу, то пользовались отсутствием документов и
неимением под руками постановлений конференции
или протоколов, и уж совершенно ничего не делали.
Итак, в палате происходили большие прения и,
пользуясь Ганзардом, вы можете увидеть, что мно-
гие из наиболее известных и влиятельных членов
палаты общин — я имею в виду тех, кто вызывает
целые сражения между партиями в палате, — мно-
гие из них даже говорили с неохотой, если дело не
касалось Шлезвиг-Гольштейна. Палата лордов была
увлечена этим вопросом еще более. Вообще я заме-
чал, что во всех случаях, когда дело идет об ино-
странных вопросах, возбуждающих страсти, во всех
случаях, могущих послужить оправданием для воен-
ной или морской экспедиции или для расходов из
общественных сумм, палата лордов относится к делу
всегда более страстно, чем даже палата общин; но
зато вы никогда не увидите лордов, выходящими из
своего обычного спокойствия или теряющими само-
обладание при обсуждении вопросов внутренней
политики.
На этот раз один благородный пэр несколько раз
выступал с обсуждением очередного вопроса; при-
знаюсь, мне он показался как бы специально соз-
данным для доказательства того, что можно обла-
дать большим ораторским дарованием и при всем
том быть совершенно лишенным здравого смысла и
рассудка. Этот благородный лорд, в речи, произне-
сенной им по упомянутому вопросу в первую поло-
вину сессии, принялся сваливать вину на королеву;
он обвинял Ее Величество в оказании давления на
министров в пользу Германии. Но ведь наша страна
— не республика.
Королева, пока она удерживает у власти первого
министра, выбор которого ей продиктован, притом
палатой общин, не имеет лично политической вла-
сти, а следовательно, не может нести и политической
ответственности. Что наша теперешняя государыня
сохраняет своего первого министра именно на этом,
на не каком-либо ином основании, в этом мы имели,
мне кажется, достаточно поводов убедиться. Но что
656
сказать об этом рыцарском собрании, позволяющем
нападать на отсутствующее лицо, на единственное в
нашей стране лицо, стоящее вне защиты, и притом
на женщину! А ведь за исключением лорда Рассела,
говорившего скорее в защиту самого себя, чем в за-
щиту короны, никто не поднялся, чтобы выразить
порицание этому благородному лорду, человеку, на-
падавшему на свою государыню. Позднее, в течение
сессии мы еще слышали речи этого благородного
лорда, которому принадлежит заслуга вовлечения
нас в крымскую войну и который был самым горя-
чим защитником наших фортификационных работ и
вообще всех ужасов новейшего времени. Он начал
сессию нападками на государыню и закончил ее ос-
корблениями в адрес народа. Вот что говорил он в
июле: “Я взывал к самым высоким и благородным
чувствам парламента и нации, будучи убежден, что
поведение, диктуемое великодушием, согласно также
и с требованиями политики. Другие гораздо с боль-
шим успехом обращались к чувствам более низмен-
ным: к любви к благосостоянию, бездействию, по-
кою, в особенности же к любви к деньгам, ставшей
самой сильной страстью нашего народа”. Ну так
вот что: если бы я вздумал сослаться на свидетелей
в доказательство того, что в денежных вопросах на-
род наш является настолько рыцарски великодуш-
ным, что способен выдавать ежегодную пенсию че-
ловеку, не имеющему на нее собственно с нравст-
венной точки зрения, никакого права, — человеку,
который ни в какой другой стране не имел бы на
нее никакого даже законного права, пожизненную
пенсию до 7700 ф. ст. ежегодно, то лицом, на свиде-
тельство которого я мог бы сослаться, был бы имен-
но этот пэр, граф Элленборо.
Главный пункт, на который мне хотелось бы об-
ратить внимание как этого собрания, так и всех тех,
кто прочтет отчет о том, что мы здесь говорим, это
события, последовавшие за прекращением этих пре-
ний. Газеты, принимавшие сторону правительства,
до последнего момента перекладывали в больших
передовых статьях на всевозможные лады свои до-
42-2514
657
воды в пользу войны. Некоторые из них перечисляли
даже номера полков, имена их командиров, назва-
ния судов и имена их начальников, которые должны
были отправиться сражаться в Данию. В палате
господствовало мнение, что в кабинете происходила
ожесточенная борьба из-за вопроса: следует ли объ-
явить войну Германии или нет? В конце июля пер-
вый министр заявил, что он готов представить про-
токолы и объявить решение правительства. Он зая-
вил об этом намерении за неделю вперед, и все, чего
я был тогда свидетелем, убедило меня, что мы со-
вершили коренной переворот в нашей внешней по-
литике. Вербовщики, — вы знаете, что я хочу этим
сказать, т.е. те, которые в каждой из двух главных
партий палаты заботятся о том, чтобы сгруппиро-
вать своих политических союзников и заручиться их
голосами, — вербовщики провели целую неделю в
допытывании мнения у членов палаты общин. И то-
гда-то открыто и резко высказалось общественное
мнение против войны: ежедневно в продолжение
этой богатой событиями недели депутаты самых
крупных избирательных округов один за другим по-
являлись у тех депутатов, которые вели пропаганду
правительственных взглядов в парламенте и реши-
тельно заявляли им, что не допустят возбуждения
войны из-за такого вопроса, как шлезвиг-гольш-
тейнский. Затем от каждого из крупных центров, от
каждой группы из среды фабрикантов и торговцев
стали поступать единодушные протесты против вой-
ны из-за Шлезвиг-Гольштейна. Беседы и разговоры,
слышавшиеся в помещениях, прилегающих к палате
общин, в библиотеке, буфете, курильной и пр., были
чрезвычайно интересны и оживлены. “Каким обра-
зом, — спрашивали у представителя одного большо-
го округа, — каким образом могло случиться, что
провинциальные газеты стоят за войну?” — Провин-
циальные газеты стоят за войну потому, что лондон-
ские газеты, держащие сторону правительства, объ-
явили в своих передовых статьях, что война неиз-
бежна. Но это только их собственное мнение, а не
мнение, которое можно услышать на бирже. К концу
недели, предшествовавшей речи первого министра,
658
когда он представил в бюро палаты протоколы до-
говора и выяснил политику, которой правительство
решило следовать, произошло такое движение, такое
оживленное проявление общественного мнения, что я
вполне убедился, что никакое правительство, — что
бы ни говорила печать и каково бы ни было мнение
кабинета, — не будет в силах привести нас к войне
во все продолжение парламентской сессии. И когда,
наконец, настали ожидаемые прения, и мне было
предоставлено слово, я предложил палате опроверг-
нуть мое мнение, состоявшее в том, что в палате не
найдется и пяти членов, расположенных высказать-
ся в пользу войны по поводу шлезвигского или како-
го-либо другого связанного с ним вопроса. И в то
время никто не возразил мне.
Что же касается Лондона и вообще общественно-
го мнения вне парламента, то господствовавшее на-
строение состояло в чувстве сильнейшего негодова-
ния. Никогда палаты общин, даже во время голосо-
вания по хлебным законам, не подвергались такому
осмеянию и унижению со стороны “негодного сред-
него сословия”, — как выразился один депутат, —
как именно в тот вечер, когда лорд Палмерстон
объявил окончательное решение правительства.
Очевидно, средние классы Лондона думали, что во-
прос еще колеблется между миром и войной, и, ка-
залось, боялись, чтобы правительство не склонилось
скорее на сторону войны, чем на сторону мира.
Такой оборот дел ставит, конечно, парламент и
правительство, а до известной степени и всю нацию,
представителями которой они являются, в положение
не очень-то почтенное. Естественное решение подоб-
ного инцидента, при конституционной форме нашего
образа правления, это взвалить на страну ответст-
венность за подобную национальную нелепость. Оп-
позиция в палате общин служит именно механизмом,
при помощи которого производится такая операция.
В былые времена, как вам известно, министр, поста-
вивший страну в подобное затруднительное положе-
ние, рисковал лишиться головы. В наше время его
обезглавливают иным образом: его заставляют пе-
рейти с Даунинг-Стрит в холодный мрак оппозиции,
42*
659
по левую сторону президента. Но в занимающем нас
случае оппозиция внесла предложение о выражении
недоверия правительству, предложение, вносить ко-
торое она не имела, однако, никакого права, так как
поведение парламента в продолжение всей сессии
ясно показывает, что если страна и была введена в
заблуждение, то оппозиция заслуживает за это го-
раздо большего осуждения, чем само правительство.
Именно оппозиция неустанно побуждала правитель-
ство предпринять что-нибудь, угрожая ему в против-
ном случае ответственностью за ничегонеделанье; она
подала правительству весьма серьезные запросы и
все время так искусно сохраняла свою серьезность,
что мы никак уж не могли предполагать, что это бы-
ла с ее стороны одна только шутка. Действительно,
совсем не подобало этой оппозиции, в свою очередь
злоупотреблявшей временем минувшей сессии, внесе-
нием своего предложения взвалить на правительство
всю ответственность за то, что произошло по поводу
Шлезвиг-Гольштейна, совсем не подобало ей прини-
мать то положение, которое она приняла, ибо, если
бы она действовала логично и последовательно, она
не могла бы предложить выразить недоверие прави-
тельству за то, что оно сделало. Г-н Кинглек, никогда
не относившийся одобрительно к положению, приня-
тому оппозицией по вопросу о Шлезвиг-Гольштейне,
изменил соответственное место постановления по
этому вопросу в том смысле, что, не оправдывая и не
порицая правительства, оно просто выражало удо-
вольствие по поводу избежания войны. На этом во-
прос и был закрыт.
Позвольте же мне, обращаясь к нашим добрым и
почтенным фабрикантам и торговцам, еще раз ска-
зать, что их поставили не в особенно почетное поло-
жение, допустив правительство выступить — вовле-
кая при этом и их самих, поскольку правительство
может это сделать, — с поддержкой этому малень-
кому государству и поощрением его к борьбе с мо-
гущественной державой. Право, это очень похоже на
то, как если бы кто-нибудь взял маленького мальчи-
ка, подзадорил его принять участие в боксерский
бой и, наметив ему черту, на которую он должен
660
ступить ногой, посоветовал ему стараться во что бы
то ни стало сохранить позицию на этой линии, пока-
зав ему при этом, как следует ему держаться, а по-
том, в тот самый момент, как мальчик приготовился
бы к бою, вдруг увернулся бы, предоставив мальчи-
ка самому себе.
Итак, вот в какое положение поставила нас, как
нацию, политика, принятая в последнюю сессию по
вопросу о Шлезвиг-Гольштейне. Нас изображали в
карикатурном виде во всех государствах Европы.
Тотчас же по окончании сессии я сам видел фран-
цузские и немецкие карикатуры. Французы изобра-
жали Англию в бумажном ночном колпаке, а немцы
рисовали британского льва, убегавшего со всех ног
от преследовавшего его зайца. Как видите, это не
представляет для нас ничего особенно утешительно-
го, так как я допускаю, что до известной степени мы
вполне заслужили это; да, мы заслужили это, если
только мы не докажем, что удалились со сцены
лишь потому, что не хотели сражаться; если мы не
разъясним, что намерены на будущее время приме-
нять к иностранной политике новый принцип; если,
наконец, мы не заявим, что другим нациям нечего
опасаться, что мы затеем войну, если только она не
будет в наших собственных интересах.
Торговые и промышленные интересы нашей
страны находились в то время в состоянии, не ос-
тавлявшем желать ничего лучшего. Были приняты
крупные заказы, и производители рассчитывали на
мир, как на необходимое условие их выполнения. И
капиталисты и рабочие сознавали, что если бы вой-
на вспыхнула в этот момент, она повлекла бы за
собой страшные бедствия, которых нация никогда не
вправе навлекать на себя, если этого не требует за-
щита ее самых жизненных интересов и ее чести. Все
это следовало бы раньше предвидеть и взвесить хо-
рошенько, я не говорю о наших правителях, живу-
щих традициями 50-х годов, но разумею по крайней
мере столь развитое чувство нашего народа. Вы не
можете помешать, чтобы честь или бесчестие нашего
правительства не отразились на вас самих; вы соли-
661
дарны с политикой исполнительной и законодатель-
ной власти, если вы предоставляете ей действовать
вместо вас и от вашего имени.
Я хочу указать вам, что именно, по моему мне-
нию, естественно явилось результатом нескольких
прений по вопросу о Шлезвиг-Гольштейне. Члены
обеих партий палаты до того ясно сознавали, что им
предстояло потерпеть столь смешное фиаско, что
они поставлены в столь унизительное положение,
что, наконец, являясь представителями великой на-
ции, они так злосчастно скомпрометировали вас, что
все дали впредь обет невмешательства. Так бывает
обыкновенно при головной боли после ночи кутежа,
в то время даются клятвы до конца жизни не пить
ничего, кроме воды, но обещание это никогда не
сдерживается. Цель моя состоит в том, чтобы поме-
шать возвращению к той печальной политике, бла-
годаря которой для вас совершенно пропала по-
следняя сессия парламента и которая, в конце кон-
цов, сделала вас смешными, как нацию, в той мере,
в какой правительство может сделать смешной свою
страну.
Но мне все-таки думалось, что мы сделали кое-
какие успехи, судя по общему настроению, про-
явившемуся в палате общин после разъяснений вы-
дающихся людей всех партий. Но что же мне при-
шлось услышать? Что я вижу? Я познакомился с
отчетом о речи, с которой один почтенный и ученый
джентльмен обратился к округу, — голосами и под-
держкой его он хотел заручиться в предстоящих вы-
борах, — к одному фабричному округу, которого я,
впрочем, не назову, ограничившись только указани-
ем, что он находится на берегах Роча. Я прочел речь
этого почтенного и ученого джентльмена, речь, вы-
звавшую шумные рукоплескания со стороны фаб-
ричного округа, к которому она была обращена.
Джентльмен этот излагает в ней длиннейшую про-
грамму иностранной политики, — программу, кото-
рая, если бы только она была принята и исполнена
нашим промышленным государством, привела бы
нас, я в этом уверен, к войне до конца наших дней.
Вместо того, чтобы расходовать, как мы это, к со-
662
жалению, делаем в настоящее время, 25 млн ф. ст.
на наши военные надобности, мы принуждены были
бы ассигновать на эти расходы по меньшей мере
50 млн. Вот, между прочим, что предлагает этот поч-
тенный и ученый джентльмен: поставить наши воен-
ные силы на такую ногу, чтобы быть в состоянии
воспрепятствовать Франции поглотить Германию!
Вот что я могу сказать на это со своей стороны: если
бы французы действительно свершили такой подвиг,
они приобрели бы такое ужасное несварение желуд-
ка с сорока миллионами тяжелых тевтонцев внутри,
что способны были бы, вследствие этого, скорее вы-
звать жалость к себе, чем внушить страх. Серьезно,
если люди, мнящие себя государственными деяте-
лями, начинают говорить языком, как бы заимство-
ванным из Похождений барона Мюнхгаузена или из
Путешествий Гулливера, то можно ли говорить,
что мы сделали крупные успехи? Если идеи, подоб-
ные приведенным мною, могут быть встречены ру-
коплесканиями в фабричном округе на берегах Ро-
ча, то чего же тогда мы должны ожидать от земле-
дельческих округов в окрестностях Мидгерста?
Мой друг, достопочтенный г-н Бувери, выступил
недавно с речью в Килмарноке, и если я не ошиба-
юсь, на одной эстраде с ним находилось также не-
сколько судей, людей, одаренных, в общем, доста-
точно живым умом. В одной части своей речи он
старался доказать, что вопреки всему, что происхо-
дило в последнюю сессию парламента, нам следова-
ло бы держаться в вопросах иностранной политики
и невмешательства точно такого же образа дейст-
вий, какой привел к таким благим результатам в
вопросе о хлебных законах, т.е. что мы без конца
должны возобновлять и возобновлять, повторять и
повторять наши речи до тех пор, пока не достигнем
того, чего хотим. Это тот же прием, о котором
О’Коннел часто говорил мне: “Я до тех пор не пере-
стану повторять одни и те же аргументы, пока мне
не придется услышать из уст других отражения, по-
добные эху, моих же собственных речей”. Мой друг
г-н Бувери превозносит такое направление ино-
странной политики, которое основывалось бы на
663
доброжелательстве и чувствах гуманности: по его
мнению, мы должны применять принципы добра,
истины и справедливости по отношению ко всему
миру. Мое же личное мнение таково, что мы, как
сложный организм, как политическая община, мо-
жем установить наши взаимные отношения на нача-
лах добра, истины и справедливости только тогда,
когда сумеем применить эти принципы в нашей соб-
ственной стране, это все, что мы в состоянии сде-
лать. Но я никак не допускаю возможности взять на
себя ответственность за торжество добра, истины и
справедливости во всем мире. Я полагаю, что если
бы на нас лежала такая ответственность, Провиде-
ние одарило бы нас для выполнения этих обязанно-
стей большей властью, чем та, которая нам дана.
Мой друг г-н Бувери говорит, будто страна наша
имела уже некогда обыкновение следовать этой по-
литике чувства, и он возвращает нам при этом к
царствованию королевы Елизаветы. По его увере-
нию, это была государыня, делавшая все, что счита-
ла благим, истинным, справедливым и благоприят-
ным для интересов протестантизма на всем евро-
пейском материке. Но мне кажется, что невозможно
было выбрать пример более неудачный. Если когда-
нибудь существовала голова, которой было недос-
тупно никакое понятие о чувствах кротости, так это
была ее голова; если когда-нибудь существовало
сердце, чуждое романтических чувств, состоящих в
стремлении к распространению повсюду добра и
справедливости, так это было, по моему мнению,
именно тюдоровское сердце нашей “доброй короле-
вы Бесс”, как мы ее называем. Читая “Историю
Голландской Республики” Мотлен, замечательную
книгу, которую каждому следовало бы прочесть; чи-
тая историю Голландии и видя положение доблест-
ного голландского народа в то время, когда вся ро-
дина его была разорена испанскими войсками и го-
рода ежедневно освещались кострами инквизиции;
читая затем о приеме голландских послов, явивших-
ся умолять королеву Елизавету о помощи, и видя,
как при этом вымогались у них деньги, тогда как
они просили у нее поддержки для своей гонимой ре-
664
лигии, я заявляю, что я, несмотря на все мои прин-
ципы невмешательства, почти стыжусь за старую
королеву Бесс. А затем эти Бёрлеи и Уолсингемы
были еще более, если только это возможно, жестоки
и неотзывчивы, чем сама их государыня! Но посту-
пая таким образом, они только, нисколько не маски-
руя своего эгоизма, применяли национальную анг-
лийскую политику, они даже не понимали, что мо-
жет существовать другая политика, кроме англий-
ской национальной, и проводили ее с эгоизмом,
доходившим до самой беззастенчивой жадности.
Г-н Бувери упоминает затем о Чатаме. Но неу-
жели вы думаете, что Чатам затем объехал весь
свет, чтобы оказывать покровительство другим
странам и заниматься их делами? Нет, он сделался
коммивояжером единственно в интересах наших тор-
говцев, о которых он заботился более чем кто бы то
ни было из наших министров. Войдите только в
Гилдголл в Лондоне и прочтите надпись на памят-
нике, воздвигнутом городом Лондоном лорду Чата-
му. “Этот памятник воздвигнут, — говорится там, —
в знак признательности, — я привожу подлинные
выражения, — за выгоды, доставленные городу Лон-
дону, так широко воспользовавшемуся развитием
национального благосостояния”. Далее надпись на-
поминает, какими средствами этот великий человек
достиг народного благосостояния, и говорит (я опять
буквально привожу выражения текста): “Завоева-
ниями при помощи орудия и щедрых приношений во
всех частях света и применением впервые войны к
интересам торговли, в целях доставления ей процве-
тания”. Итак, вы видите, что в прежние времена
господствовали иные идеи, чем в наше время. В ту
эпоху лорд Чатам воображал, что, затевая войну с
Францией или захватывая Канаду, он доставлял
английским купцам и фабрикантам новых клиентов;
он публично заявлял, что делал эти завоевания спе-
циально с целью доставить английской столице мо-
нополию на завоеванные рынки, прибавляя при
этом, что не допустит, чтобы обитатели колоний из-
готовляли для себя хотя бы лошадиные подковы.
665
Но хорошо, то были старые идеи, то было время,
когда думали, что единственное средство достигнуть
процветания торговли заключается в установлении
монополий и что кровопролитие и насилие могут
быть источниками благоденствия. В настоящее вре-
мя мы думаем иначе. Мы знаем, что эти приемы
теперь более не необходимы что они даже более не-
возможны. Теперь возьмем для примера знаменито-
го сына лорда Чатама, второго Питта, мы видим,
что всякий раз, начиная войну, он тоже немедленно
принимался за завоевание колоний. Так, с начала
войны с Францией в 1793 году и в течение после-
дующих трех или четырех лет, он направлял все
усилия нашего флота исключительно на захват ко-
лоний, ост-индский островов и др., - все равно при-
надлежали ли они Франции, Голландии, Дании или
другим странам, и этим средством надеялся сделать
войну выгодной. Теперь мы знаем, что это уже не-
возможно. Мы знаем это, и я благодарю Бога, что
живу в такое время, когда для англичан навсегда
стало невозможно извлекать выгоды из войны. Итак,
то, что мы понимаем под великой политической сис-
темой, состоит в следующем: постараться в совер-
шенстве понять, воспользовавшись для этого всей
силой современных знаний и просвещения, в чем
состоят интересы нашего времени, и не допускать,
чтобы нами руководили на основании правил и
принципов, относящихся к отжившему уже порядку
вещей. Все государственные люди только тогда ста-
новились великими, когда они проводили политику,
соответствовавшую тому времени, в которое они жи-
ли, и когда они применяли к ней всю силу просве-
щения своей эпохи. Для государственного деятеля
нет другого средства прославить свое имя, и я без
колебаний скажу, что всякий государственный чело-
век новейшего времени, думающий достигнуть из-
вестности и почестей применением в иностранной
политике системы, устаревшей на 20 или 30 лет,
жестоко ошибется; через два года после его смерти
его уже забудут или будут вспоминать о нем, как о
примере, не заслуживающем подражания.
666
Теперь я перехожу к крайне щекотливому вопро-
су. Недостаточно того, чтобы наше правительство пе-
рестало вмешиваться в дела других государств; не-
достаточно того, чтобы оно не навязывало своих мне-
ний и советов иностранным державам относительно
политики, которой они должны следовать, нужно не-
что, гораздо большее. Необходимо, чтобы англичане
при помощи своих политических ораторов и печати
постарались внести в исследование иностранных во-
просов дух, совершенно отличный от того, какой они
проявляли до сих пор. Они обязаны сделать это как
по отношению к другим странам, так и из уважения
к самим себе. Высказывая мнения, которые не могут
сопровождаться делами, вы просто обманываете ино-
странные государства. Вместо того, чтобы оказать
услугу какой-нибудь стране, какому-нибудь соседне-
му народу, вы часто, при самых благих намерениях,
причиняете им только один вред.
Из всех общественных деятелей, игравших сколь-
ко-нибудь заметную роль в политике, не найдется,
вероятно, ни одного, который так старательно избе-
гал бы, как мой друг г-н Брайт и я, публичных де-
монстраций в пользу какой-нибудь национальности,
в пользу какого-нибудь народа. Ничего не могло
быть для нас легче, в целях собирания по временам
аплодисментов и приобретения широкой популярно-
сти, как отправиться на митинг в Гилдхолл или в
другое какое-нибудь место, и произнести там пла-
менную и высокопарную речь по поводу поляков,
венгров или иного какого-нибудь народа, живущего
за тысячи миль отсюда. Но я всегда чувствовал, что,
действуя таким образом, мы принесли бы, по всей
вероятности, гораздо больше вреда, чем пользы тем,
к которым мы питали самую искреннюю симпатию.
Никто, я надеюсь, не может предположить, что друг
мой г-н Брайт и я сам, а также последователи шко-
лы сторонников свободной торговли, вступившие в
союз с нами, что все мы питаем меньше симпатии к
другим народам, чем лица, которые стараются то
произнести речь в общественном собрании, то напи-
сать что-либо в газетах якобы в защиту какой-
нибудь народности. Я утверждаю, что добросовест-
667
ный человек вполне исполняет свой долг, борясь за
расширение области свободы внутри своего государ-
ства, — свободы торговли, литературы, свободы поли-
тической, религиозной, вообще свободы всякого рода,
так как, работая в пользу развития свободы в преде-
лах своего государства, он вместе с тем работает в
пользу распространения свободы во всем мире. По-
смотрите на все зло, которое произошло. Я без коле-
бания высказываю свое мнение, опираясь при этом
на авторитет лиц, которые сами были близко заме-
шаны в события, о которых идет речь, и сами стали
жертвами тактики, принятой в прошлом году в Па-
риже и Лондоне по отношению к вопросу о Польше.
Именно парижские и лондонские манифестации и
подстрекательства неизбежно способствовали раз-
витию несчастного польского восстания прошлого
года, если только его можно назвать восстанием. С
самого начала оно не имело ни малейших шансов на
успех. Я не люблю говорить непочтительно ни о ка-
ком подобном движении, — всегда найдется, Бог
весть почему, достаточно людей, готовых бросить
камнем в потерпевших неудачу, — но скажу, что
польское восстание никогда не имело ни малейшей
вероятности на успех. Масса народа никогда не
благоприятствовала ему; небольшая кучка инсур-
гентов состояла из великодушных энтузиастов,
сплошь очень молодых людей. При населении, дос-
тигающем, по уверениям, которые приходилось
слышать, нескольких миллионов и, как уверяли то-
гда, заинтересованном в этом восстании, никогда
нельзя было встретить, по самым пристрастным от-
зывам, более 2000—3000 человек, которые бы разом
принимали участие в какой-нибудь партизанской
схватке. Теперь, однако, мы узнаем из отзывов лиц,
наиболее компетентных в этом деле, что польские
дворяне и землевладельцы, которым принадлежали
все усилия в защиту национальной независимости,
были разорены, если не совершенно истреблены, не-
удачей последней попытки. Эти дворяне, — их много
и у нас, и во Франции, притом наиболее выдающих-
ся по умственному развитию, — сами уверяют нас,
что теперь бесполезно рассчитывать на новые по-
668
пытки в том же роде и что класс, до сих пор бывший
всегда впереди, совершенно не в состоянии более
бороться.
Между тем в то время в Лондоне происходил ми-
тинг для обсуждения польского вопроса. В числе
присутствовавших были члены парламента и благо-
родные лорды, а председательствовал сам лорд-мэр.
Мне, путешествовавшему именно в тех странах, о
которых шла речь, хорошо известно, какую важ-
ность, какое преувеличенное значение придавали
там митингу, происходящему в лондонском Гилд-
холле, в присутствии лорда-мэра, членов парламен-
та и лордов. Вы можете сколько угодно утверждать,
что подобный публичный митинг имел только нрав-
ственное значение, стремился оказать только нрав-
ственную поддержку, но вы никогда не убедите на-
род той страны, за который неуместно вступаетесь,
что такой важный митинг не мог иметь никаких дру-
гих последствий и не означал, что Англия готова
оказать ему не только нравственную, но и матери-
альную поддержку. То же можно сказать и относи-
тельно Шлезвиг-Гольштейна. Решительно никто не
сомневался в том, что Англия и ее правительство
поощряли маленькое Датское королевство к беспо-
лезному сопротивлению, зародив в нем с самого на-
чала тщетную надежду, что мы придем к нему на
помощь. Такое непрошеное вмешательство приносит
только двоякий вред — как той стране, которая по-
давляет восстание, усиливая ее ожесточение, так и
той, которая восставши возлагает, вследствие таких
митингов, несбыточные надежды на соседей.
Все подобные соображения должны были бы
сдерживать людей, имеющих самые лучшие намере-
ния, и помешать им впутываться в какие бы то ни
было проявления этого рода. Вы должны не только
удерживать свое правительство от такого образа
действий, но и не затевать ничего, способного ввести
в заблуждение другие народы и побудить иностран-
ные правительства к еще более репрессивным ме-
рам по отношению к их населению.
669
Теперь, и вы знаете это, я не на шутку уверен,
что мог бы сделаться вашим первым министром,
если бы захотел вам льстить, вместо того, чтобы го-
ворить эти жесткие истины. Если бы я сказал вам,
что вы — самый великий, самый мудрый, самый
лучший и самый счастливый народ в мире, я был бы
первым министром. Мне по опыту известно, что мно-
гие делались первыми министрами, благодаря этому
простому приему. Но я всегда имел привычку гово-
рить, нисколько не заботясь о скоропреходящей по-
пулярности.
Мы, англичане, усвоили совершенно особую ма-
неру обсуждать иностранные вопросы. Мы — един-
ственный народ во всем мире, решающийся пре-
вращать иностранные вопросы в вопросы внутрен-
ней политики, жгучие и волнующие страсти. Никог-
да во Франции, в Германии, в Америке вы не уви-
дите, чтобы газеты объявляли друг другу войну из-
за решения вопросов иностранной политики и так
ожесточенно нападали друг на друга из-за разно-
гласия мнений по данному вопросу. В Англии, на-
против, это вещь самая обыкновенная. От одного
почтенного жителя этого города я получил письмо, в
котором он мне заявляет, что не будет больше пода-
вать голос за меня, так как я не держусь одинаково-
го с ним образа мыслей по вопросу об американской
войне. Я ответил, что вовсе не думал навязывать
другим того, каких мнений им следовало бы дер-
жаться по такому чисто отвлеченному вопросу, как
этот, но мне очень хотелось бы знать, кто уполномо-
чил его быть моим политическим папой.
Как бы то ни было, а раз мы действительно зна-
ем, чего нам следует держаться в том немногом, что
мы на самом деле в силах сколько-нибудь изменить
в политике других, мы можем, поступая благора-
зумно, сделать только одно, это изменить тон, кото-
рым мы говорим об иностранной политике, и зани-
маться обсуждением этих вопросов со спокойствием
и уверенностью. Поэтому мне хотелось бы, в про-
должение одной или двух минут, поговорить с вами
по поводу американского вопроса.
670
Я отношусь очень терпимо ко всем, не разделяю-
щим моего образа мыслей по вопросу об этой ужас-
ной гражданской войне в Америке. Некоторые из
моих друзей, и притом друзей самых близких, со-
вершенно расходятся со мной во взглядах на это де-
ло. Это нисколько не отдаляет меня от них и не ме-
шает мне идти с ними рука об руку совершенно так
же, как если бы наши мнения были совершенно то-
ждественны. Более того, я всегда говорил, что если
многие смотрят на американские дела как на при-
скорбное событие, это и мое мнение, то многие дру-
гие приняли сторону Юга только потому, что он —
слабейшая сторона, сторона восставшая, а также и
потому, что, рассматривая карту и видя протяжение
страны, они не могли верить в возможность для Се-
вера усмирить Юг. Они представляют себе, что это
— безнадежная борьба, которой неминуемо следует
положить конец разделом. Ну что же? Все эти мне-
ния очень благородны, очень рассудительны, и к ним
следует относиться с полной терпимостью, но в то
же время, повторяю, у нас имеются политические
партии, у которых не хватило даже благоразумия
скрыть тайные пружины, вследствие которых им
приятно быть свидетелями унижения Америки. Они
не скрывали своих чувств, которые наблюдались и в
палате общин: “Мыльный пузырь республики лоп-
нул!” Они не могли достаточно нарадоваться, когда
вспыхнула война.
Я хочу высказать вам свое мнение по вопросу о
республике. На мой взгляд, мы в Англии извлекаем
из наследственной монархии все те выгоды, какие
может дать президентство с выборами через каждые
4 или каждые 6 лет. Вот моя теория. Но в то же
время я вижу народ, избирающий образ правления,
далеко опередивший все, что можно себе предста-
вить в деле управления, народ, который говорит:
“Мы станем руководиться в деле управления чис-
тым разумом; у нас не будет никакой государствен-
ной религии для наставления нас к вере и контроля
наших поступков; не будет никаких родовых приви-
легий, и всякий почет, всякое возвышение должно
671
исходить от народа и быть делом свободного выбо-
ра; мы стремимся к самоуправлению без всякой ие-
рархии, без всякого привилегированного сословия”.
Нельзя же не признать, что программа эта основана
на самом высоком понимании тех задач, которые
может себе ставить человечество. Возможно, что эта
оценка человеческой нравственности ошибочна; воз-
можно, что не настало еще время делать ей такую
благоприятную оценку; возможно, что попытку эту
постигнет неудача, но не требуйте от меня желания,
чтобы эта оценка оказалась преждевременной, не
требуйте, чтобы я радовался, как другие, если этим
принципам придется потерпеть поражение: я отвер-
гаю всеми силами самую мысль, что мог бы разде-
лять подобные чувства.
Затруднения и несчастья, постигшие Америку,
могут завтра же свалиться на нас самих. Мы владе-
ем Индией. Никто никогда не предвидел затрудне-
ний, подобных тем, в какие мы поставлены в на-
стоящее время, управляя населением в 130—140
миллионов человек, которые по географическому по-
ложению являются почти нашими антиподами и над
которыми мы господствуем единственно только ради
пользования их рынком. Я вам не поверю, если вы
станете мне доказывать, что Англию связывают с
этой страной какие-либо другие интересы, кроме
торговых дел, которые мы с ней ведем. Я утвер-
ждаю, что это предприятие опасное, не имеющее
ничего общего со свободной торговлей и находящее-
ся в совершенном противоречии с новыми стремле-
ниями, благоприятствующими самостоятельности от-
дельных народностей, а не чужеземному владычест-
ву. В Индии вы постоянно находитесь в ожидании
каких-нибудь осложнений. То же самое можно ска-
зать также и об Ирландии.
Но неужели консерватизм состоит в том, чтобы
прыгать от радости и ликовать по поводу того, что
великая американская республика изнемогает от
этой междоусобной войны, и то не вследствие ошиб-
ки одного какого-либо лица, но скорее — если вы
захотите доискаться первоначальной причины —
672
вследствие ошибки английского народа и английско-
го двора, совершенной лет полтораста тому назад?
Спрашивается: неужели наши консерваторы, или
консервативные правящие классы Европы должны
были поспешить воссоединиться, если так можно
выразиться, с делом этого восстания? Рассмотрим
вещи, как они есть. Перед нами крупная политиче-
ская распря, действующие в ней лица — люди очень
достойные, мне известны вожди обеих сторон: они
знали, что они делали; они знали, в какое ужасное
положение они готовились поставить хотя бы, на-
пример, нашу страну, живущую за счет оборотов с
хлопком. Распря, которую они затевали, должна
была, и они знали это, потрясти до основания этот
крупный и густонаселенный округ, в центре которо-
го я нахожусь в данную минуту, и, вероятно, многие
из присутствующих не явились бы сюда с такими
бледными лицами, не будь этой гражданской войны.
Что же делают они, виновники этой войны, чтобы
оправдаться в глазах иностранных государств, что-
бы добиться как от наших государственных людей,
так и от правящих классов на континенте непосред-
ственного признания их воюющими сторонами?
Во всех крупных политических катастрофах, ка-
кие только я могу припомнить, люди, пытавшиеся
вызвать переворот, сопряженный с опасностью на-
рушить интересы какого-нибудь иностранного госу-
дарства и причинить, таким образом, потери и за-
труднения другим народам, всегда публично заяв-
ляли программу своих требований и недовольств.
Где же теперь эта программа? Возьмите нашу
междоусобную войну в эпоху, когда Кромвель и его
партия, явившиеся на смену, как я всегда это ду-
мал, вслед за людьми, во многом их превосходив-
шими, оказались виновными в еще больших жесто-
костях, в еще более тиранических поступках, чем
Стюарты, которых они низвергли, и оставили после
себя лишь очень незначительный благотворный след,
за который потомство может быть им благодарно.
Но что произошло, когда Кромвель со своей партией
и заодно с парламентом низложили и обезглавили
43-2514
673
Карла I, свершив преступление, сопровождавшееся,
как все кровавые преступления, реакцией, влияние
которой продолжается еще и по наше время? Пар-
ламент составил программу своих недовольств,
опубликовал ее на трех языках и распространил по
всей Европе, объявив таким образом всему миру,
почему он низложил Короля и учредил республику.
Что произошло, когда бежал Яков II и когда на
трон был призван Вильгельм III? Прочтите декла-
рацию прав, которой парламент приветствовал
Вильгельма III, вы найдете там изложение недо-
вольства и жалоб против Якова II; вы найдете там
программу и изложение условий, которые были
предъявлены королю-преемнику; вы найдете там
оправдание поведения парламента. Что сделали
американцы, провозгласившие свою независимость в
1776 году? Они опубликовали декларацию своих не-
довольств, и не найдется ни одного англичанина,
который, читая ее в настоящее время, не признал
бы, что они имели основание восстать и отделиться
от своей метрополии. Но в настоящее время проис-
ходит гражданская война еще более гигантских
размеров, чем те, о которых я упомянул, даже чем
все эти междоусобные войны вместе взятые, война,
долженствующая привести к неминуемому разру-
шению, о котором вожди ее заранее знали и на ко-
торое они рассчитывали, как на средство успеха.
Они хорошо знали, что своим восстанием они нару-
шали интересы мирной территории. Опубликовали
ли они свою программу? Выставили хоть одно из
своих недовольств? Я знаю этих людей и знаю, что
никто не мог бы лучше редактировать эту програм-
му, как мистер Джефферсон Дави. Он мог бы это
сделать с таким же успехом, как Томас Джеффер-
сон, редактировавший в 1776 году декларацию неза-
висимости Северо-Американских Соединенных Шта-
тов.
Но такой программы не существует. Почему же
ее нет теперь? Потому, что представители Юга мог-
ли выставить только одно требование — они хотели
упрочить, увековечить и еще более распространить
674
невольничество. Но что же вместо этого беспрестан-
но говорят эти выдающиеся люди, — я хочу сказать,
выдающиеся по уму, — которые могли бы сыграть
такую прекрасную роль, если бы решились говорить
истину? — “Оставьте нас в покое”. Вот тот довод,
который консервативные европейские правительст-
ва, а также значительная часть высших слоев сред-
него английского класса и почти вся наша аристо-
кратия признали достаточным основанием для оп-
равдания этого возмущения. Что сказали бы они,
если бы Эссекс и Кент, потерпев поражение в во-
просе о хлебных законах (а мы знаем, что весь Эс-
секс единодушно голосовал против нас), если бы, я
говорю, Эссекс и Кент захотели в восточной Англии
организоваться так по правую сторону устья Темзы,
как это сделали в Луизиане в устье Миссисипи сто-
ронники Юга, и если бы на наше требование отчета
в таком поведении они ответили: “Мы хотим, чтобы
нас оставили в покое”? Да разве может существо-
вать какое-либо правительство, если всякая отдель-
ная область или часть населения в каждый данный
момент вправе отделиться, потерпев поражение в
мирной избирательной борьбе? Я еще раз спраши-
ваю: где же консервативные принципы наших пра-
вящих классов, и прихожу к тому заключению, что в
общем охранительных принципов больше у демокра-
тии, чем у ее противников.
Недавно мы получили новые известия из Амери-
ки, которые, признаюсь, глубоко поразили меня, так
как то, с чем они нас знакомят, является одним из
величественнейших зрелищ всемирной истории: мы
видим, как 23-24 миллиона жителей, рассеянных на
территории в несколько тысяч квадратных миль,
решают в один день при помощи избирательных за-
писок вопрос, из-за которого проливались целые по-
токи крови. Вы видели, как был обнародован ре-
зультат этого мирного избирательного решения; это
было сделано с меньшим шумом, чем мне приходи-
лось наблюдать в какой-нибудь жалкой деревушке
Калн или в маленьком городке Киддерминстере. Да,
я утверждаю, что это — факт, которым человечество
43*
675
может гордиться, которого не может приписать себе
ни одна партия, но о котором также ни одна партия
не может сожалеть. Народ, способный на такой акт,
дал миру зрелище, какого, кроме него, не доставлял
еще ни один из народов. Что же он сделал? Он по-
становил свое решение — заметьте это — после трех
лет войны, стоившей почти каждому из двух се-
мейств гибели одного члена или близкого родствен-
ника. Разногласие произошло по следующему пово-
ду: “Генерал Мак-Клеллан поставил свою кандида-
туру с целью положить конец войне и восстановить
единство союза, но он не выставил в числе условий
уничтожения рабства. С другой стороны, Авраам
Линкольн просто сказал: “Мы положим конец войне
и искореним невольничество”. И вот, когда этот
призыв был обращен ко всему народу, уже настра-
давшемуся от войны, этот народ предпочел, в инте-
ресах человечества, скорее на долгое время подверг-
нуться опасностям войны, чем допустить дальнейшее
существование этого унизительного установления —
рабства. Покончим же с этой старой историей, с
мыслью, что эта война не имеет целью уничтожение
невольничества: в настоящее время весь свет при-
знает, что каков бы ни был исход этой борьбы, не-
вольничество навсегда уничтожено и рабы освобож-
дены.
Что же касается самого исхода войны, то я уже
два года тому назад говорил вам, что никогда не
надеялся дожить до образования в Северной Аме-
рике двух независимых государств. Я повторял это
впоследствии и придерживаюсь этого мнения и те-
перь еще с большей уверенностью, чем когда бы то
ни было. Я не верю, чтобы в настоящее время стра-
на эта могла быть разделена на две части, так как
географические условия ее представляют совершен-
но непреодолимые препятствия такому разделению.
Возьмите, например, Миссисипи. В этой громадной
западной области имеется до 20 000 миль течения
судоходных вод, изливающихся в Мексиканский за-
лив у устья Миссисипи. Чтобы иметь в своем владе-
нии устье этой реки, чтобы иметь, так сказать, в
676
кармане ключ от своего дома, американцы купили
Луизиану у Наполеона I за 3 млн ф. ст., на деньги
всего Союза. И теперь каких-нибудь 200 или 300
тысяч водворившихся там жителей — французов,
испанцев, ирландцев, англичан, американцев, — за-
брали себе в голову отторгнуть от Союза штат Луи-
зиану и отдать устье этой великой реки и ключ от
всех обширных ее притоков в руки чужого государ-
ства. Чтобы сделать этот вопрос более понятным, я
уже вам привел к примеру Кент и Эссекс, я утвер-
ждаю, что Эссексу и Кенту было бы гораздо легче
отторгнуть от всей страны устье Темзы и образовать
восточную Англию, чем Луизиане отторгнуть от ос-
тальной Америки устье Миссисипи и составить не-
зависимое государство. А почему? Потому, что в до-
лине Темзы население достигнет, может быть, когда-
нибудь 10 миллионов человек, на которых отразится
отделение устья этой реки, причем выше этого устья
никогда не будет находиться более нескольких сотен
миль течения судоходных вод. Иное дело — Мисси-
сипи: когда-нибудь в долине этой реки население
достигнет 200 миллионов человек, без сомнения,
наиболее зажиточных, наиболее благоденствующих
во всем свете. Вот почему 10 раз невозможно, если
позволительно так выразиться, допустить когда-
нибудь возможность загородиться устье Миссисипи.
К тому же можно почти без всяких издержек поме-
шать этому отделению: несколько канонерских ло-
док, крейсирующих по Миссисипи, могут обеспечить
полное обладание этой рекой; в случае же, если бы
нельзя было овладеть Луизианой иным образом,
можно бы, если уж на то пошло, прорвать плотины
(как это сделали голландцы относительно своих вра-
гов испанцев) выше Нового Орлеана и затопить
сплошь весь штат Луизиану.
Имейте в виду, что я говорю только о побуди-
тельных причинах, воодушевляющих воюющие сто-
роны, о силах, которыми они располагают, но не вы-
сказываю ни моего личного мнения, ни моих личных
желаний; я говорю исключительно о том, на что вам
необходимо обратить внимание, чтобы составить се-
677
бе мнение о вероятном исходе этой борьбы. Если вы
воображаете, что г-н Джефферсон Дави и его юж-
ная федерация удовольствуются рабовладельческим
государством, ограниченным хлопчатобумажными
штатами; если вы предполагаете, что необходимо
будет помешать им распространиться по ту сторону
Миссисипи до Техаса, то вы допускаете решение, за
которое они никоим образом не скажут вам спасибо.
Цель, из-за которой они сражаются, это распро-
странить свое рабовладельческое государство не
только за пределы Миссисипи до Техаса, но также и
на другие более отдаленные области. Сказать им,
что воды Миссисипи никогда не будут в их руках,
значит сказать, что они должны отказаться от глав-
ного основания всех своих притязаний. Я утвер-
ждаю, что главнейшая трудность, — в чем могли бы
убедиться и наш руководящий класс и большая
часть пишущих в газетах, если бы только они следи-
ли за событиями, — что главнейшая трудность за-
ключается в географических условиях, на которые
этим писателям следовало бы обратить внимание,
потому что если бы они хорошенько всмотрелись в
эти условия, то не стали бы доказывать, как они это
делали, возможность торжества Юга.
Кстати о газетах. Есть в Лондоне одна газета,
которая, я думаю, читается почти всеми и невежест-
во которой в этой области меня крайне поразило.
Так, в передовой статье говорится о реке с внутрен-
ним судоходством в 580 миль, в сравнении с которой
наибольшая из наших рек не более как ручеек; эту
реку заставляют течь к северу, на протяжении
большого числа миль, а потом говорят, что она яко-
бы впадает в другую реку и якобы эти две соеди-
ненные таким образом реки, воды которых на самом
деле никогда и не смешивались, впадают еще в тре-
тью реку, в которую опять-таки ни та, ни другая не
вливают ни одной капли воды. Но право, мне ка-
жется, что в подобном невежестве тех, которых я
должен назвать, за неимением лучшего выражения,
руководящим классом нашей страны, — что в этом
полном невежестве относительно всего, что касается
678
Америки, заключается серьезная опасность. Эти
господа могут, благодаря своему невежеству, поста-
вить вас в затруднительное положение, из которого
вы не можете выйти иначе, как поступившись весь-
ма чувствительной долей своего национального дос-
тоинства. Будь я богат, я непременно сделал бы по-
жертвование на основание в Кембридже или в Окс-
форде кафедры для преподавания новейшей истории
и географии Америки. Я утверждаю без колебаний,
что если бы взять сейчас кембриджского или окс-
фордского студента, показать ему карту Америки и
попросить этого молодого человека указать на ней
пальцем, где находится город Чикаго, то он указал
бы положение этого города, может быть, с ошибкой
на 1000 миль. А между тем Чикаго — город с 150 000
жителей, откуда мы ежегодно извлекаем средства к
жизни для одного или двух миллионов нашего насе-
ления. В то же время эти молодые люди из Оксфор-
да или Кембриджа не ошибутся ни в чем, что каса-
ется знания географии древней Греции или древнего
Египта.
То, что я собираюсь сейчас сказать, может вы-
звать на мою голову целый град греческих и латин-
ских цитат. Во время моего пребывания в Афинах я
вышел как-то в летнее утро с целью взглянуть на
прославленную реку Илис. Пройдя несколько сот
метров вдоль чего-то, что я принял за русло зимнего
потока, я пришел к месту, где собралось множество
афинских прачек, и тут я заметил, что они совер-
шенно остановили течение этой знаменитой класси-
ческой реки, воспользовавшись всей водой ее, до по-
следней капли, для мытья белья и для других на-
добностей своего промысла. Теперь я вас спраши-
ваю: почему бы молодым людям, которым препода-
ют со всевозможными подробностями географию
этого Илиса, не знать хотя бы кое-чего из географии
Миссисипи, Огайо и Миссури? В последнее время
много говорилось о преимуществах классического
образования. Я большой сторонник образования во
всех его видах и говорю, что когда я встречаю таких
людей, которые, как профессор Голдвин Сит или
профессор Роджерс (из Оксфорда), кроме обширной
679
классической эрудиции, имеют еще и основательное
знакомство с современными событиями и которые,
будучи учеными, являются в то же время и мысли-
телями, я действительно признаю их за людей высо-
кообразованных и с почтением склоняюсь перед их
высокими достоинствами. Но выпускать молодых
людей из колледжей без малейшего знакомства со
страной, в которой разыгрывается великая драма
новейшей политической и национальной жизни; мо-
лодых людей, которые, при всем их невежестве отно-
сительно таких стран, как Америка, пользуются и
будут пользоваться у нас большим влиянием, чем
другие, не бывшие в таких колледжах; ставит таких
молодых людей, лишенных всяких сведений по гео-
графии, новейшей истории, статистике и производи-
тельным силам такой страны, как Америка, на от-
ветственные должности по управлению нашей стра-
ной, значит подвергать опасности важнейшие ваши
интересы. Всякий общественный деятель, заботя-
щийся о будущем благосостоянии своей страны,
обязан самым настойчивым образом противодейст-
вовать такому направлению нашего образования.
Всем вам хорошо известно мое мнение о будущ-
ности Америки. Я вовсе не желаю видеть событий,
оправдывающих мои слова. Я никогда не стал бы
распространяться об американских делах, если бы
лица, придерживающиеся противоположного со
мной мнения, сами не говорили о них так много.
Мне хотелось восстановить равновесие, помешать
тому, чтобы весы склонились незаслуженно в пользу
Юга. Я не требовал нашего вмешательства и не
требовал ничего, кроме нейтралитета, но если мы
действительно желаем сохранить полный нейтрали-
тет, то, во имя любви к Небу, постараемся научить-
ся вести себя сдержаннее при обсуждении вопросов,
которые, к счастью, нисколько нас не касаются.
Возьмите газеты и посмотрите, как они нападают и
друг на друга и на общественных деятелей за не-
имение определенных взглядов по иностранным во-
просам.
Когда нападают на меня за мои политические
убеждения по вопросам внутренней политики, я
680
признаю, что нападающие имеют на то полнейшее
право, и чем больше будут они это делать, тем луч-
ше: все, что говорит каждый общественный деятель,
все его поступки и его политика должны быть раз-
бираемы самым тщательным образом. Но ссориться
по поводу страны, на которую мы не в состоянии
оказать ни малейшего влияния, представляется мне
самым нелепым делом в мире. Ели бы мы никогда
не вели войн, быть может тогда как нация мы могли
бы еще с полным правом выражать сожаление при
виде такого кровопролития в Америке, но я остаюсь
немым, я вынужден молчать, когда вспомню, что с
самого вступления моего на путь общественной дея-
тельности я не переставал протестовать против войн
со стороны Англии, войн в Индии, в Китае, в Рос-
сии, в Новой Зеландии, в Японии, во всем свете, но
никогда не мог достигнуть того, чтобы помешать
этим кровопролитиям. Вообще, мы ежегодно затева-
ем одну новую войну то с той, то с другой страной, и
вот почему я молчу. Как сказать Америке: “Зачем
ведете вы эту междоусобную войну?” Не будем ли
мы поставлены перед необходимостью выслушать
ответ: “Выньте прежде бревно из собственного гла-
за, а потом уже вытаскивайте соломинку из наше-
го!” Сравнивая себя с другими, я думаю, что я лич-
но имел бы полное право ответить таким образом;
но замечаю, что те именно люди, которые являлись
защитниками всех войн, теперь благочестиво подни-
мают глаза к небу и возмущаются американской
войной пред лицом всего мира, словно они были
квакерами с самого рождения.
Милостивые государи, этим я покончу с вопроса-
ми иностранной политики; единственным мотивом, в
силу которого я так долго говорил о ней, вопреки
своему обычному правилу, является то, что, как я
уже говорил, последняя сессия носила исключитель-
ный характер. Если я говорил теперь по вопросу о
невмешательстве, так это потому, что в будущем
желал бы иметь возможность поменьше говорить об
этом, в виду того, чтобы нам можно было беседовать
о наших внутренних делах, не встречая на своем пу-
ти этого вечного вопроса иностранной политики, от-
681
влекающего наше внимание и мешающего нам что-
нибудь сделать для нашей собственной страны. Я
счастлив, что могу вам привести одно мнение, заим-
ствованное из очень солидного источника и выра-
женное в немногих словах и которое я считаю безус-
ловно верным, — а именно мнение относительно того,
какова должна быть наша иностранная политика. В
последнем номере Эдинбургского обозрения излага-
ются теории по вопросу об иностранной политике,
которые во всем, что касается наших отношений к
континентальным державам Европы, безмолвно
приняты как нашим правительством, так большин-
ством нашей нации. Вот собственные слова этого
правоверного органа вигов. Имейте в виду при этом,
что я говорю все это не от себя. Правда, я высказы-
вал эти мысли несколько лет тому назад; но теперь
я счастлив, что могу совершенно стушеваться лично
и привести вам гораздо более влиятельные слова
Эдинбургского обозрения'.
“Страна наша не должна входить ни в какие
официальные обсуждения вопроса; не должна при-
нимать на себя никаких официальных обязательств
по делам, касающимся ее только весьма отдаленно;
она должна беречь свою силу и свое влияние для
охраны английских интересов; она должна открыто
выражать свое мнение только в тех случаях, когда
уже решено поддерживать его и на деле; она долж-
на предоставить другим государствам ответствен-
ность на действия, которые касаются их более непо-
средственно, чем нас”.
Вот неоспоримо мудрое и здравое учение. Меня
удивляет только то, что нашлись люди, могущие ду-
мать иначе, и что еще теперь эта мысль находит
свое выражение только впервые.
В палате повторяется та же история с головной
болью, о которой я говорил вам выше.
Я очень счастлив, что имею возможность привес-
ти еще одно такое же правоверное публичное заяв-
ление по другому весьма важному вопросу. Автор
его говорит о мерах, которые нам предстоит пред-
принять в нашей внутренней политике и которыми у
нас будет время заняться, когда мы покончим со
682
вмешательством в дела всего света. Вот собственные
выражения, которые употребляет автор, говоря о
внутренних преобразованиях, предлагаемых нашему
вниманию:
“Во внутреннем управлении нам предстоит еще
применить к земле и труду ту свободу, которая, по-
лучив применение к капиталам и к торговле, произ-
вела столько чудес”.
Не забывайте, что это опять-таки не я говорю та-
ким образом о применении принципов свободного
обмена к земле.
Но я присоединяю к этим словам: “аминь”. Если
бы мне было 25 или 30 лет, а не вдвое больше, как
это, к сожалению, есть на самом деле, я вооружился
бы Адамом Смитом, — я придерживался бы его,
нисколько не скрывая этого, — вооружился бы Ада-
мом Смитом и образовал бы Лигу для применения
принципов свободного обмена к земле совершенно
так же, как мы образовали некогда Лигу для при-
менения принципов свободного обмена к зерновым
хлебам.
Вы найдете у Адама Смита совершенно столько
же аргументов в пользу первого, как и в пользу вто-
рого применения, и если дело было оставлено, если
нельзя было надеяться на успех, придерживаясь ре-
волюционной, радикальной или чартистской полити-
ческой теории, то движение несомненно достигло бы
своей цели, если бы дело было поставлено на поли-
тико-экономическую почву. И если вам удастся
применить принцип свободы к земле и к труду - я
разумею, когда вы развяжетесь с этими поистине
отвратительными ограничениями со стороны прихо-
дов и с другими аналогичными препятствиями, — то
я громогласно заявляю, что те, которые достигнут
этой цели, сделают для Англии, по всей вероятности,
гораздо больше добра, чем мы были в состоянии
сделать, дав ей свободу торговли зерновыми хлеба-
ми. Итак, сделать все это необходимо.
Что, в сущности, всего более стеснительно для
каждого представителя, являющегося только один
683
раз в год перед своими доверителями, с целью побе-
седовать с ними о стольких разнообразных вопросах,
— так это то, что он не имеет возможности основа-
тельно обсудить каждый предмет и поставлен в не-
обходимость быстро перебегать от одного вопроса к
другому. Так как, к сожалению, мой красноречивый
друг не может говорить после меня, то простите, что
я займу у вас еще 20 минут, чего я не сделал бы в
другом случае. Кроме вопроса о парламентской ре-
форме, которая лежит в основании всего, есть еще
одна мера, которую следует предпринять в будущем
году в области финансов, мера, которая была бы
логическим следствием нашей новой иностранной
политики и послужила бы примером тех выгод, ко-
торых можно от нее ожидать. Вы не можете не до-
биваться этой реформы, раз вы примете за правило,
что война может быть допущена только для защиты
ваших собственных интересов и вашей чести, причем
слово “честь” я понимаю не в казарменном смысле
и держусь того мнения, что при мудром управлении
честь нашего великого христианского государства
никогда не должна быть отделяема от его интересов.
Но если вы решите никогда не предпринимать вой-
ны иначе, как в тех случаях, когда будут непосред-
ственно затронуты ваши интересы или ваша честь,
вам незачем будет поддерживать теперешнюю воен-
ную организацию и расходовать ежегодно более
25 млн ф. ст. на армию и флот. Вы не имеете ника-
кого основания делать это, и мне уже приходилось
слышать из достоверного источника, что в будущем
году у нас будет произведено сокращение этих рас-
ходов. Я очень радуюсь этому, радуюсь, в сущности,
за г-на Гладстона, канцлера казначейства. Г-н Глад-
стон несомненно самый лучший канцлер казначейст-
ва, какого когда-либо имела Англия, я говорю это,
не упуская из виду, что одним из его предшествен-
ников был Вильям Питт. Но теперь я хочу сказать,
что г-н Гладстон является, с известной точки зрения,
и самым странным канцлером казначейства, какого
мы когда-либо имели. Он показал себя большим
мастером в искусстве распределения бремени нало-
гов, отягощающих нашу страну. До него груз поме-
684
щался на вьючном животном так, так будто имелось
в виду сделать несение его возможно более труд-
ным; он подвязывался к коленам животного, при-
креплялся к его хвосту, свешивался на глаза, мешая
ему глядеть, всячески стеснял его, заставляя споты-
каться на каждом шагу. Г-н Гладстон освободил все
эти части тела от обременявших их тяжестей и очень
остроумно поместил их на самом удобном, насколько
это было возможно, небольшом седле, надетом на
спину животного. Но ведь животное и теперь несет
все ту же ношу и даже, пожалуй, гораздо более тя-
желую, чем до применения этого прекрасного спосо-
ба. До сих пор мы никогда не видели, чтобы наше
правительство взимало с населения в мирное время
10 млн ф. ст. подоходного налога. У нас негодуют,
когда заходит речь о расходах американцев. Один
из моих друзей писал мне как-то, что американцы
расходуют по 2 млн долларов в день, и спрашивал:
что я об этом думаю? “А я полагал, — отвечал я
ему, — что расходы эти еще значительнее, в сущно-
сти же я вполне считаю вероятной эту цифру”. Ну,
так если принять в расчет обесценение американ-
ских денег и понижение теперешнего курса, когда
доллар стоит в Америке 20 пенсов, а в Англии
2 шиллинга, то это составит приблизительно почти
ту же сумму, какую г-н Гладстон взимает в мирное
время с нашей страны. И заметьте, что пока англи-
чане не отделаются от этой блаженной снисходи-
тельности к самим себе, благодаря которой они не
могут иначе относиться ко всему, что встречают за
границей, как только с презрением, до тех пор они
всегда будут уверены в своих необыкновенных дос-
тоинствах и в том, что они делают все гораздо луч-
ше других. Почему американцы удивили весь мир?
Почему они шутили и подсмеивались над предосте-
режениями всех ваших лондонских магнатов, всех
ваших авторитетов в области финансов, говоривших,
что они не смогут вести войну даже в течение шести
месяцев без того, чтобы не обратиться к Европе за
займом? Почему же американцы так обманули все-
общие ожидания и поставили в тупик всю Европу?
Я отвечу вам так: потому что американцы никогда
685
ничего не расходовали на войну, никогда не позво-
ляли своему правительству тратиться на военные
расходы в мирное время. Вот в чем весь секрет. Они
тратили на нужды правительства от 15 до 17 млн
ф. ст. в год при населении, которое в момент, когда
вспыхнула война, почти равнялось нашему, и сбе-
режения, сделанные благодаря этому, позволили им
теперь перенести это ужасное испытание. Посчитай-
те только по 10 млн ф. ст. экономии в течение 40 лет,
прибавьте к ним ежегодное начисление из сложных
процентов на всю наличную сумму сбережений и в
результате вы будете поражены баснословной циф-
рой, которая при этом получится. Вам, пожалуй,
нелегко будет даже вычислить ее. Именно это сде-
лали американцы. Что же тем временем делаете
вы? Вы пускаетесь в военные расходы в мирное
время, вы вызываете недовольство страны этими
безумными тратами, и результат, к которому вы
приходите, тот, что если бы нам пришлось вести
войну, ваши действия были бы, конечно, парализо-
ваны расходами, произведенными нами в предшест-
вовавшее время.
Я надеюсь поэтому, что г-н Гладстон сумеет до
будущей сессии значительно сократить теперешние
расходы. Довольно уже с нас этих иллюзий, порож-
даемых сокращением количества или уменьшением
суммы специальных налогов. То, на что я теперь хо-
чу обратить ваше внимание, это общая сумма де-
нежных средств, получаемых от нас правительст-
вом. Вот, например, один из приемов, употребляе-
мых обыкновенно, чтобы пустить нам пыль в глаза:
нам показывают отчеты о суммах, которые получа-
лись при взимании теперь отмененных таможенных
пошлин и акциза, а также налогов, уменьшенных в
течение последних 20 лет. Но я рассматриваю об-
щую сумму, уплачиваемую нами в настоящее время,
и подтверждаю тот факт, что в нынешнем году сум-
ма эта превысит на 40 млн ф. ст. ту суму, которую
мы уплачивали обыкновенно до производства этих
сокращений.
686
Поэтому я утверждаю, что наиболее истинный
метод, какой следовало бы применить в этой облас-
ти, должен состоять в уменьшении общей суммы на-
логов, уплачиваемой каждым плательщиком. Я на-
деюсь, что будущая сессия не пройдет без того, что-
бы г-н Гладстон не достиг осуществления своих
собственных соображений, так как не следует забы-
вать, что г-н Гладстон сам неоднократно говорил,
что он находит наши расходы чрезмерными. Для
министра это значит слишком уж идти напролом,
когда он, подобно, г-ну Гладстону, пытается оправ-
дываться, обращаясь к английскому народу со сле-
дующим заявлением: “Я расходую, по моему мне-
нию, больше, чем должен; придите и постарайтесь
помешать мне в этом”. Но я обязан сказать, что г-н
Гладстон, благодаря своим выдающимся заслугам в
других отношениях, является единственным челове-
ком, способным доставить средства правительству
без обременения народа. Я не требую ничего боль-
ше, как признания, что г-н Гладстон, благодаря сво-
ему искусству в области финансов, вполне оправдал
то обстоятельство, что он до сих пор оставался в ка-
бинете и имел возможность делать то, что он делал.
Однако, я уверен, — и он сам признает это, — что
искусство манипуляций с источниками налогов до-
ведено им почти до последних пределов. Он отменил
все покровительственные пошлины и сократил много
других налогов. И хотя я далек от того, чтобы ут-
верждать, что другие канцлеры казначейства не
могли бы оказать нам еще большей услуги, дав нам
прямые налоги вместо косвенных, однако в том, что
касается покровительственной системы, г-н Гладстон
завершил свое дело. Вот почему остальные услуги,
которые ему остается еще оказать нам, должны за-
ключаться в будущем в сокращении расходов и в
уменьшении суммы уплачиваемых нами налогов. Он
должен также напомнить себе слова, слышанные
нами из уст наших противников. Недавно еще лорд
Стэнли заявил, как вам известно, что он не может
признать 60 млн ф. ст. расходов. Мне кажется, что
когда канцлеру казначейства приходится слушать
из уст своего противника, принадлежащего к проти-
687
воположной партии, между прочим самого выдаю-
щегося члена оппозиции, подобные заявления отно-
сительно 60 млн, то это должно бы навести его на
размышления. Мне кажется, что будь я на месте г-
на Гладстона, я постарался бы дать объяснения от-
носительно этой цифры по возможности скорее из
боязни услышать обличения со стороны оппозиции,
и я убедительно прошу его отнестись с доверием к
заявлению лорда Стэнли. Да он и сам заявил, что
настоящие расходы непомерны; “непомерные расхо-
ды” — это, кажется, именно то выражение, которое
было им употреблено, и мне известно, что г-н Диз-
раэли тоже говорил о преувеличенных вооружениях;
таким образом, наша финансовая политика со всех
сторон подвергается порицаниям. Г-н Гладстон об-
ращается с призывом к английскому народу. Не
знаю, как английский народ мог бы теперь вме-
шаться в составление бюджета в палате общин; но
так как в будущем году должны состояться общие
выборы, то я предложил бы г-ну Гладстону именно
на выборах посоветоваться с английским народом
по вопросу о налогах и доставить ему таким обра-
зом случай высказать свое мнение; я склонен ду-
мать, что это единственная возможность вмешатель-
ства английского народа в эту область.
Но я полагаю, что действия палаты общин еще
более безрассудны, чем действия правительства.
Говорю вам это по личному опыту. Я заявил уже об
этом и в палате. Со времени моего вступления в па-
лату было вотировано более 500 млн ф. ст. на ар-
мию и флот, и во все это время я не видел уменьше-
ния расходов по отдельным статьям, хотя бы на
1 шиллинг; напротив, я всегда замечал, что цифры
отдельных статей увеличивались. Во время послед-
ней сессии правительство предложило сделать эко-
номию в 200 000 ф. ст. и с этой целью не созывать
йоменов (волонтеров), но провинциальные депутаты
поднялись со своих мест и настояли на том, чтобы
правительство взяло деньги. Да, палата общин без-
рассуднее правительства и всегда сама понуждает
его к расходам. О, если г-н Гладстон захочет при-
гласить английский народ высказаться, воспользо-
688
вавшись для этого единственным случаем, когда
может быть услышан его голос, а именно общими
выборами, я совершенно убежден, что народ окажет
ему поддержку и откажет в ней, наоборот, всякому
правительству, противящемуся уменьшению расхо-
дов. Чем же можно было бы несомненно помочь па-
лате общин в ее теперешнем положении? Всем нам
известно, что состав палаты общин нуждается хотя
бы в небольшом притоке народного элемента. Я ви-
жу перед собой представителей среднего класса, а
за ними рабочих. И вот вам говорят, — и некоторые
из вас вполне уверены в этом, — что руководящая
роль в палате общин принадлежит среднему классу.
Но это грубое заблуждение. Элемент, вышедший
из среднего класса, в палате общин весьма незначи-
телен и становится все меньше и меньше. Мы час от
часу все более и более становимся клубом богачей. О
чем вам необходимо позаботиться, так это именно о
большем приливе народного элемента, чего возможно
достигнуть только путем расширения политических
прав народа. И я советовал бы среднему классу не
допускать, чтобы говорили, что это вопрос рабочего
класса. Средний класс тоже заинтересован в парла-
ментской реформе, чтобы иметь возможность добить-
ся в парламенте влиятельного положения, потому что
в настоящее время влияние его там весьма невелико,
могу вас уверить; мы составляем лишь очень незна-
чительную часть в составе парламента. Все в мире
находится в вечном движении, и вы тем более не
должны оставаться в покое. “Бьюсь об заклад, — го-
ворил мне однажды один из моих друзей, — что аме-
риканские негры скорее получат избирательные пра-
ва, чем английские рабочие”.
Вот вам предсказание, подтверждения которого
событиями мне не хотелось бы видеть; мне кажется,
что это было бы недостойно нашей страны, всегда
гордившейся тем, что она шла впереди свободных
наций. Но есть одно обстоятельство, в котором я
вполне убежден, — я говорю это, обращаясь к при-
сутствующим здесь представителям среднего клас-
са, — именно то, что вы не сможете и дальше, не по-
ступаясь благоразумием, лишать громадную массу
44-2514
689
представителей трудящихся классов участия в из-
бирательном голосовании, потому что — запомните
это хорошенько, — до настоящего времени этот во-
прос никогда еще не ставился так, как теперь. Не-
сколько правительств подряд рекомендовали вам в
своих тронных речах парламентскую реформу в
смысле увеличения числа избирателей в стране. Но
до сих пор ничего не было сделано, и народ чувству-
ет, что над ним насмехаются. Нет ничего, что бы в
такой степени способно было вызвать озлобление в
сердце народа — вся история это доказывает, — как
мысль, что он обманут. Вся история может убедить
вас, что народ великодушен и прощает все, все, за
исключением измены, жертвой которой он боится
стать, хотя иногда и необоснованно.
Рабочие классы хранят по вопросу о праве голоса
в парламенте весьма внушительное молчание. Такое
положение дел — вещь новая, и я скажу, что если бы
рабочие вовсе не шевельнулись, это даст среднему
классу тем больше основания поставить вопрос на
очередь. Наступают времена и обстоятельства, — а
это случается каждые 20 или 30 лет, — когда необхо-
димо сделать призыв ко всей стране, когда власть
фактически попадает в руки народа, — я говорю фак-
тически, потому что не формально она всегда нахо-
дится в его руках, в какой бы момент он ни вздумал
ей воспользоваться. И вот вовсе нежелательно остав-
лять народ с неудовлетворенным требованием — с
требованием, до которого притом же он сам додумал-
ся, и которое — вы должны в этом сознаться, - вы
сами зародили в нем своими заявлениями. Это — ва-
ше правительство, ваш средний класс, ваша госуда-
рыня, говорящая устами своего первого министра, —
вот кто дает тон народной политике; это именно они
заявляли, что рабочие должны иметь право голоса и
обольщали их обещаниями в течение 10 или 15 лет,
ровно ничего не сделавши для него. Я говорю, что
поступать таким образом даже опасно, и оборот, ко-
торый принимают прения, по моему мнению, весьма
прискорбен, постановка вопроса расширяется и пре-
вращает дело в вопрос иного рода, а именно: должны
690
ли рабочие, рассматриваемые во всем их составе,
иметь право голоса или нет?
Но до сих пор вопрос этот никогда так не ставил-
ся: всем нам известно, что некогда, во времена це-
хов, рабочие классы пользовались несколькими ви-
дами представительства. У нас были городские по-
селения, в которых рабочие пользовались правом
голоса при раскладке налогов; в Лондонском Сити,
например, у вас были корпорации, в которых всякий
человек, принадлежавший к известной профессии,
мог воспользоваться избирательным правом в каче-
стве свободного гражданина (freeman).
Неужели же вы можете допустить возможность в
настоящее время, в эпоху, когда принципы полити-
ческой экономии так высоко подняли рабочие клас-
сы по сравнению с их прежним положением, и когда
это возвышение постоянно увеличивается, благодаря
новым открытиям и механическим изобретениям, —
неужели вы все еще считаете возможным бесконечно
отказывать массе рабочих в избирательных правах?
Вы говорите, что не должно предоставлять им поль-
зоваться этими правами в полном объеме. “Но, — от-
вечают они, — вы нам не даете пользоваться ими да-
же и отчасти”. И я повторяю, что обязанности и вме-
сте с тем интересы как нашего руководящего класса,
так и среднего класса, якобы обладающего властью,
требуют, чтобы этот вопрос был решен как можно
скорее, и что оставлять его так долго без разрешения
даже опасно.
Милостивые государи, я, как вам известно, нико-
гда не делаю так называемого заключения речи;'ко-
гда я оканчиваю то, что хотел сказать, то обыкно-
венно останавливаюсь и сажусь на свое место. Се-
годня же я прошу вас принять в заключение мою
самую сердечную благодарность. Войдя в эту залу,
я, сознаюсь, чувствовал себя сильно смущенным, так
как не надеялся, что смогу говорить настолько гром-
ко, чтобы быть услышанным всем собранием; но
ваше благосклонное внимание и исключительная
снисходительность сделали для меня приятным вы-
полнение моей задачи, и я благодарю вас за то чув-
ство, с каким вы меня приняли и выслушали».
44*
Жизнь и деятельность
Ричарда Кобдена
I
Ричард Кобден родился 3 июня 1804 г. на скромной ферме, в
графстве Суссекс, и по возрасту был четвертым из своих 11
братьев и сестер. Говорили, что имя Кобденов, свободных зем-
ледельцев-собственников (yeomen), встречалось еще в докумен-
тах XIV в., когда один из предков этого рода был представите-
лем в парламенте от местечка Чичестер. Фермерство было ис-
конным занятием в роде Ричарда Кобдена и он имел полное
право сказать в своей парламентской речи 17 февраля 1843 г.:
“Я более чем кто-нибудь из членов этой палаты имел право
отождествлять себя с этим классом; я сам — сын фермера из
Суссекса и все мои предки были представителями этого класса,
так много страдавшего от существующей системы [монополий];
мои предки страдали от нее, и я, следовательно, имею столько
же, если не больше права, чем кто-нибудь из вас, выступить в
качестве друга фермеров и указать палате на несправедливо-
сти, от которых они страдают”. Кобден-отец, бедный фермер по
занятию, честный, прямой и в высшей степени доверчивый че-
ловек, не обладал той твердостью характера, которая могла бы
уберечь его от постепенного расстройства хозяйства и полного
разорения семьи. Мать Кобдена, женщина здравого смысла и
твердого характера, не могла, однако, справиться со слабостью
своего доверчивого мужа. Ферма была продана, материальное
положение семьи было так тяжело, что Ричард Кобден расска-
зывал потом, что когда ему пришлось вернуться на короткое
время в родное гнездо, то он увидел, как старые товарищи его
занимались простой поденщиной, а другие дробили камень на
больших дорогах. Среди такой-то обстановки жило и его обед-
невшее семейство.
Дома Ричард Кобден не мог получить никакого образования;
дед и бабка приняли на себя заботу о его братьях и сестрах, а
его самого поместили в частный пансион в Йорке, где он про-
был 5 лет. То было мрачное, тяжелое время его ранней юности:
мальчика 10—15 лет дурно кормили, ничему серьезно не учили и
вдобавок еще обращались с ним очень грубо; по одному разу в
три месяца начальство пансиона позволяло своему воспитанни-
ку писать письма своим родителям, но лишь в тоне благоприят-
ном для учебного заведения. Вот отрывок одного из таких, ис-
полненных горькой иронией писем 13-летнего мальчика, от
25 марта 1817 г.:
“Не можете представить себе, как я рад, что могу опять пи-
сать своим родителям... Вот уже три года, как мы расстались, и
я уверяю вас, что от этих трех годах нашей разлуки я думаю с
большим удовольствием, чем о другом времени моей жизни.
Очень благодарю вас за ваши наставления, которые дадут мне
возможность честным образом устроить мою жизнь, когда я
справлюсь со своими делами”.
В 1819 г. окончилось учение пятнадцатилетнего мальчика, и
тогда дядя поместил его конторщиком при своем торговом
складе. Но личные отношения сурового и взыскательного хозяи-
на, который преследовал своего служащего не только за самые
ничтожные упущения, но даже и за то, что он находил время
усердно учиться французскому языку, делали положение Коб-
дена подчас невыносимым. В 1822 г. ему было предложено бо-
лее выгодное место в другом торговом деле, но он вынужден
был отказаться от него в угоду отцу, не желавшему ссориться с
его дядей. Тесная дружба соединяла Кобдена с его старшим
братом Фредериком, который в 1824 г. вернулся из Америки, не
сумев, однако, скопить себе что-нибудь на черный день. Созна-
ние бедности семьи тяготило Кобдена, не упускавшего случая
хоть в самых пустяках помогать ей своими грошовыми средст-
вами. Поистине трогательны были эти отношения: в сохранив-
шейся от того времени записной книжке молодого человека от-
мечены расходы по несколько пенсов и по 1 шилл. на дела бла-
готворительности (charite). Скоро, однако, Кобден сумел
устроиться в один торговый дом в Лондоне, и это улучшение в
его судьбе совпало с великим горем всей семьи — со смертью
матери, которая одна еще была способна кое-как заботиться о
своем муже и детях, теперь оставшихся на руках двух старших
братьев, Фредерике и Ричарде. К счастью, почти в том же году
Кобден, взысканный доверием хозяев, получил новую, более вы-
годную должность разъезжего приказчика (коммивояжера), ко-
торая была особенно приятна ему тем, что давала возможность
удовлетворить всегда сильно развитую в нем потребность ви-
693
деть новые места, новых людей и практически знакомиться с
общественной жизнью. Из частых встреч с представителями
торговли и промышленности он извлек для себя в то время мно-
го полезных знаний в этой специальной деятельности, которой
потом он был обязан своим благосостоянием. В своих многочис-
ленных разъездах он имел удобный случай близко познакомить-
ся прежде всего с Ирландией и Шотландией, с которыми потом
ему приходилось вести деятельные торговые и промышленные
сношения. Но именно в эти 1825-й и 1826 годы улыбавшейся
ему жизни как ураган пронесся по всей Англии финансовый
кризис; он разорил многие торговые фирмы и в том числе круп-
ный торговый дом, в котором служил Кобден. Он остался без
места и без средств. Но личная энергия и настойчивость его
взяли свое: кое-как перебившись в течение двух лет и близко
изучив ткацко-набивное производство, он решился со своими
двумя товарищами начать собственное дело. В то время они
задумали открыть комиссионную торговлю ситцами в Манче-
стере и благодаря своей репутации взяли в долг для начала
предприятия до 500 ф. ст. — целую половину ничтожного основ-
ного капитала. “Мы знали эту торговлю, — писал он, — и были
уверены, что богатые купцы снабдят нас кредитом. А почему?
Потому, что мы могли доказать им, что наше знакомство с лон-
донским рынком, наши многочисленные связи, наш изысканный
вкус в выборе рисунков, обеспечивали нам успех начатого де-
ла”. Эта уверенность молодых предпринимателей не обманула
их. Новое дело пошло превосходно, и скоро Кобден стал полу-
чать на свою третью часть по 800 ф. ст. К этому-то времени
1828 г. относится чрезвычайно важное для личной характери-
стики его трогательное письмо его к старшему брату: “Я хорошо
знаю тебя, — писал он Фредерику, — знаю, как близко к сердцу
принимаешь ты мои интересы и потому я был бы несправедлив
к самому себе, если бы не поведал тебе, что нет для меня такого
предприятия, в котором я не считал бы тебя своим участником.
Фортуна, со своими обычными капризами, обратилась лицом к
тому, который наименее заслуживает ее; но мы на этот раз ис-
правим ее ошибку, и вот теперь я настаиваю на том, чтобы
впредь ты считал себя всегда, как мой товарищ в деле, участ-
ником в ее благах по отношению ко мне”.
И то были не только нежные слова, а было твердое решение,
которое Кобден исполнял до последнего дня своей жизни. Неж-
ное отношение ко всем своим братьям и сестрам, высказывав-
694
шееся еще в его ранней молодости, нашло здесь свое полное
выражение, и большие средства, нажитые им потом, принадле-
жали не столько ему лично, сколько всему семейству его. Вооб-
ще, торговое предприятие Кобдена шло так удачно, что в 1831 г.
он задумал со своими товарищами завести собственное про-
мышленное дело, и с этой целью они купили в Ланкашире ста-
рое здание разрушенной мануфактуры и завели там собствен-
ную ситценабивную фабрику. Новое дело блистательно оправ-
дало себя: до 600 человек нашли себе работу на этой фабрике,
кредит предпринимателей доходил до 40 000 ф. ст., и прибыли
были настолько солидны, что Кобден мог приложить особые за-
боты к развитию образования среди рабочего населения уст-
ройством на свои средства особого училища.
Между тем семейство Кобденов находилось в самом печаль-
ном положении: разорение его было полное, Фредерик, единст-
венная слабая опора семьи, потерпел большие неудачи, забо-
лел, потерял деньги, переданные ему братом, и был близок к
совершенному отчаянию. Один Ричард Кобден не унывал и
один думал и хлопотал за всех: в это время он купил дом в
Манчестере, где потом нашли себе готовый приют его братья и
сестры; можно сказать, что его энергия и бодрость духа росли
соответственно препятствиям, которые встречались на пути. “Я
убежден, — писал он своему брату в 1832 г., — что восторжест-
вую над всеми препятствиями, но все будет потеряно, если ты
предашься отчаянию, о котором говорил мне в последний раз.
Барыня Фортуна, как все красавицы, любит, чтобы за ней уха-
живали бодро, радостно и доверчиво. Подымай свой голос вся-
кий раз, как дело идет о твоих интересах, и не уступай влиянию
равнодушия, когда сознаешь, что дело твое правое и требует
только твоего горячего участия”.
Из обширной переписки Кобдена за эти годы видно, как бы-
стро и определенно складывался и созревал в нем твердый, не-
сокрушимый характер, выразившийся потом с такой силой в
сороковых годах, когда он выступил на политическом поприще
борцом за свои заветные принципы. Горизонт его все расши-
рялся и заботы об устройстве своей материальной жизни и бла-
госостоянии семьи стали уступать место общественным обязан-
ностям гражданина. Первым фактическим проявлением этой
деятельности было участие его в деле народного образования:
его первая публичная речь была произнесена о воспитании
юношества: в то время он говорил и писал об устройстве так
695
сильно занимавшей его выставки 20 детей из одной манчестер-
ской школы, которая должна была послужить примером для
других. “Я всегда придерживался мнения, — писал он своему
товарищу по школьным делам, — что добрые примеры действу-
ют сильнее, чем дурные, и это мнение подкрепляет мои надеж-
ды на общее и постоянное улучшение. Посмотрите в самом де-
ле, как зло бывает скоропреходяще и как мало следует опасать-
ся, что оно упрочится, и наоборот, как добро и добродетель,
только силой примера, по самому свойству своему должны рас-
ти и развиваться”. Настаивая на том, чтобы товарищ его сде-
лал первый опыт зажечь в деревушке Сабден, где работала его
фабрика, очаг света, откуда он озарит своими лучами целую
область и проникнет в города, Кобден делает в своем прекрас-
ном письме, между прочим, такое замечание: “есть на свете
много людей, которые превосходно настроены, но они не прино-
сят всей пользы, которую могли бы принести, только потому,
что не знают, как взяться за дело”. Блестящие успехи, достиг-
нутые Кобденом в борьбе его с общим складом тогдашней эко-
номической жизни Англии, только подтвердили его веру в мо-
гущество личной энергии и настойчивости отдельного человека,
сознающего правоту своего дела и умеющего провести его в
практической жизни.
Между прочим эти годы были для Кобдена временем посто-
янных усиленных занятий по разным отраслям знаний, — заня-
тий подчас ученического, школьного свойства. Он не пренебре-
гал ничем, чтобы пополнить недостатки своего образования, и
требовал того же от других, близких ему людей. Вот что писал
он, например, одному из своих братьев в Лондоне в 1832 г.: ”Не
можем ли мы в эту зиму заняться математикой. Зайди как-
нибудь к Лонгману и загляни у него в каталог: я думаю, что ты
найдешь там подходящее по этой части руководство, которое
будет нам полезно. Мне очень хочется также познакомиться с
латынью, и я думаю, что для этого было бы мне достаточно
шести месяцев, если бы только были у меня книги под рукой. А
ты сам — достанет ли у тебя настойчивости продолжать нача-
тое? Напиши мне ответ. Желал бы я еще, чтобы брат Андрей
учился в эту зиму испанскому языку; это — один из самых по-
лезных языков для торговли: обе Америки будут нашими луч-
шими клиентами, несмотря на таможенные пошлины”.
Все время до 1836 г., когда Кобден в первый раз выступил
на политическое поприще — кандидатом в члены парламента,
696
было посвящено усиленным заботам его об упрочении своего
материального благосостояния и о самообразовании. Но эти за-
боты не помешали будущему агитатору послужить и политиче-
ской литературе. Так, в 1833—1836 гг. были написаны им два
обратившие на себя общее внимание “памфлета”: один — “Анг-
лия, Ирландия и Америка”, выдержавший в один год три изда-
ния; другой — “Россия”. Эти два небольшие очерка любопытны
между прочим в том отношении, что показывают, как много за
это время Кобден приобрел солидных знаний в истории и поли-
тике путем самообразования и как определенно сложились уже
в то время его основные воззрения на неуместность политиче-
ского вмешательства в дела иностранных государств, на мате-
риальное благосостояние народа, как лучшее средство против
беспрестанных смут и жестоких переворотов, — воззрения, кото-
рые потом он так настойчиво проводил и в парламенте, и на
митингах против вредного духа господствовавших в то время
политических партий, боровшихся из-за власти, за которой не
хотели видеть народного блага. Для общей характеристики пер-
вого из названных памфлетов достаточно привести следующие
строки: “Я — английский гражданин и я утверждаю, что если
Англия предоставит другим правительствам самим устраивать
свои дела и отстаивать свои интересы, а сама займется делами
своей громадной империи, то явит собою миру благородный
пример государства, ведущего свои дела так, как требует сего
собственное его величие. Великобритания так богата производи-
тельными силами, так могущественна доблестью своих граждан,
своими учреждениями и географическим положением, что она
может быть страною нравственною и прежде всякого другого
государства Европы явит собою пример великой нации, шест-
вующей по пути справедливости и мира”. Многие представите-
ли враждебных Кобдену партий несправедливо обзывали его
космополитом, приносившим в жертву национальные интересы
своего отечества; действительно, он и был космополитом, но
лишь в том смысле, что следовал политике, которая, служа ин-
тересам Англии, была бы полезна и для всего мира. Политиче-
ские противники Кобдена, прикрываясь общими принципами
добра, справедливости и гуманности, доказывали, что англий-
ское правительство должно применять эти принципы по отно-
шению ко всему миру (а следовательно и вмешиваться в чужие
дела!). “Мое же личное мнение такого, — говорил уже больной
Кобден своим избирателям в 1864 г., — что мы, как сложный
697
организм, как политическая община, можем установить наши
взаимные отношения на началах добра, истины и справедливо-
сти только тогда, когда сумеем применить эти принципы в на-
шей собственной стране; это — все, что мы в состоянии сде-
лать”.
Памфлет “Россия” написан в ответ Давиду Уркварту, кото-
рый обратился к Англии с призывом — помочь Турции против
России. Оживленное описание Турции и России, контраст между
ростом Петербурга и падением Константинополя, приводят авто-
ра к тому заключению, что большим шагом вперед было бы ви-
деть Россию владетельницей областей, которые турки опустоши-
ли когда-то огнем и мечом и которые они разоряют теперь своим
дурным управлением. Но затем никакой успех в этих областях не
может противоречить интересам и благосостоянию Великобрита-
нии. Не сочувствуя русской политике в Польше, Кобден прибав-
ляет однако, что ни один честный человек, который потрудился
бы сравнить нынешнее состояние поляков под властью России с
тем, в котором они находились под деспотизмом 100 лет тому на-
зад — ни один честный человек не станет отрицать, что в отноше-
нии материального благосостояния и нравственного прогресса
эта часть Европы не превзойдена никаким другим народом. “Мы
хотим, — заключает Кобден, — видеть Польшу счастливой, Тур-
цию цивилизованной, Россию гуманной и свободной; но мы жела-
ем также, чтобы и Великобритания работала в пользу обеспече-
ния своих менее развитых соседей”.
Рано понял Кобден, какую пользу мог он извлечь из непо-
средственного знакомства с разными странами и обществами во
время путешествий; вследствие необыкновенной способности его
присматриваться и приспособляться ко всему, что приходилось
ему встречать во время своих переездов, к нравам, обычаям
местных обществ и отдельных лиц, путешествия служили для
него таким же источником знаний и образования, как и чтение.
Фабричные и торговые дела Кобдена шли так успешно, что да-
вали ему полную возможность удовлетворять его всегдашнюю
потребность в путешествиях. В 1833 г. умер отец Кобдена и в
том же году он в первый раз оставил Англию, быстро проехал
Францию, остановившись на время в Париже собственно по де-
лам своей фабрики; на следующий год ездил в Швейцарию, гор-
ная природа которой привела его в большой восторг. Через не-
сколько лет после того, как он уже побывал в Америке, “есть два
высочайших состояния в природе, — говорил он, — одно — состоя-
698
ние покоя, другое — состояние движения. Высший покой — это
горные вершины Альп, высшее движение — Ниагара”. Но рас-
сказывая о своих впечатлениях о величественной природе
Швейцарии, Кобден прибавлял — “а еще больше, я познако-
мился с людьми, которые сообщили мне много сведений о жизни
и учреждениях страны”. Целый ряд совершенных Кобденом по-
ездок обогатил его множеством знаний, фактов, впечатлений,
которыми он с таким искусством и остроумием пользовался по-
том в своих политических речах, как иллюстрацией к своим об-
щим положениям.
Еще через год, 1 мая 1835 г., Кобден отправился из Манче-
стера в Америку: более 5 недель буря носила его по океану и
только 7 июня он причалил к Нью-Йорку, где на пристани
встретился со своим братом Андреем, раньше его выехавшим из
Англии. Пребывание его в Америке было непродолжительно —
только 37 дней, он побывал только в главных восточный городах
Союза и не заезжал на Запад. Но со свойственной ему наблю-
дательностью он отмечал в своей памяти все, что находил важ-
ного и интересного, и потом, по обыкновению, передавал свои
впечатления в частных письмах. В этом отношении очень харак-
терно его восклицание по высадке в Нью-Йорке: “Какую красо-
ту представит собой внутренняя бухта Нью-Йорка, когда богат-
ство и торговля соединятся вместе, чтобы украсить ее!” В пись-
ме к брату, где он крупными чертами изображает народный и
деловой характер американцев, он выражает свою радость, что
находится в этой стране, “на почве которой осуществятся, я на-
деюсь, некоторые мечты мои о человеческом прогрессе, если и
не о полном совершенстве, которыми я люблю утешать себя”.
Везде, где бы ни находился Кобден, он не оставлял своей завет-
ной мысли — что только промышленность и торговля, сложив-
шиеся на основании свободной конкуренции, полагают прочную
материальную основу народного благоденствия.
Вернувшись из Америки, он пробыл в Англии только 15 ме-
сяцев, весь преданный устройству своих промышленных дел в
его отсутствие пришедшие в определенный упадок. Но политика
неудержимо влекла его к себе. В этом году пришлось Кобдену
выступить с речью в публичном собрании — по делу о введении
самоуправления в Манчестере. Но дебют его был крайне неуда-
чен: оратор был робок, сконфузился и не мог довести свою речь
до конца; председателю собрания пришлось выгораживать Коб-
дена и просить извинения от его имени. Любопытно, что эта
699
робость и застенчивость в скором времени исчезли. Первая
речь, произнесенная им в парламенте 25 августа 1841 г., отли-
чалась, напротив, смелостью и большой силой: присутствие в
палате знаменитых в то время ораторов, против которых при-
шлось ему действовать, нисколько не смутило нового депутата.
Сильные напряженные занятия не могли не отразиться на
здоровье Кобдена: по совету врачей он отправился на юг. Де-
нежные дела его находились в таком хорошем положении, что
он мог проездить 6 месяцев (1836—1837 гг.). Лиссабон и Кадикс
были его первыми станциями. Как бы ни были кратки останов-
ки, но Кобден не оставлял своей привычки — тотчас же по при-
езде в какое бы то ни было место поставить в угол свою трость
или дорожный зонтик и сесть за письмо к родным или друзьям.
Эта благая привычка не оставляла Кобдена на протяжении
всей его жизни; в особенности оживленной его корреспонденция
была во время борьбы Лиги против хлебных законов, и в ней
накопилась масса весьма ценного материала для изображения
парламентской деятельности по этому выдающемуся предмету.
“Я пишу тебе эти письма, — писал он одному из своих брать-
ев, — передвигаясь по водам Нила; столом мне служат колени;
мои ноги скрещены на матрасе и притом в каюте такой низкой,
что не могу стоять на ногах”. Египет, Александрия, пирамиды
произвели на него сильные впечатления, которые и нашли себе
место в длинном письме к сестре. Два свидания с пашой Му-
хаммедом Али представляют собой один из самых любопытных
эпизодов путешествия по Египту. Предметом беседы были во-
просы промышленности и торговли, столь близкие Кобдену. Ха-
рактеристика этого восточного деспота, сумевшего жестокостью
и обманом прибрать в свои руки все благосостояние народа и
его собственность, очень рельефна. “Я не вижу в нем ничего,
кроме хищного тирана”, — писал о нем Кобден. Впоследствии,
разоблачая своим сарказмом английских монополистов, он вос-
пользовался фигурой Мухаммеда Али, чтобы в своей речи на
митинге в 1843 г. бросить в лицо своим врагам такие слова: “Я
предпочел бы на время подчиниться управлению такого деспо-
та, как, например, Мухаммед Али, — деспота, но в то же время
и гения, чем сгибаться перед такой гнусной аристократией, как
эта олигархия сахарных монополистов”. Путешествие по Восто-
ку закончилось посещением Смирны, Константинополя, грече-
ских островов и Афин. При осмотре древностей этого античного
города Кобден справедливо отметил в своем письме к брату,
700
что половина ученого мира Европы посвящает больше времени
античным делам этих государств-лилипутов, взаимным прере-
каниям, ссорам и войнам их общин, географии самых ничтож-
ных речонок, пригодных только для стирки белья, чем новой ис-
тории Америки, политике Соединенных Штатов, их могущест-
венным водопадам и горным громадам. В своей последней речи
к избирателям 1864 г. Кобден воспользовался этим сравнением,
чтоб выяснить, какое скудное образование давали английские
университеты тогдашней молодежи, умевшей по пальцам пере-
считать речки древней Греции и не имевшей верного представ-
ления о Миссисипи или о положении города Чикаго.
II
Годами путешествий завершился период подготовки к поли-
тической деятельности Кобдена, открывшейся перед ним в
1836 году. С возвращением его из восточного путешествия сов-
пало крупное событие — воцарение королевы Виктории, сопро-
вождавшееся новыми выборами в палату общин. Общее внима-
ние избирателей Стокфорта остановилось тогда на Ричарде
Кобдене, который перед отъездом на Восток выставил свою
кандидатуру и поручил брату хлопоты об успехе своих выборов.
Политика все сильнее втягивала в себя Кобдена, который, не-
смотря на предупреждения брата, боявшегося расстройства дел
на фабрике, со всем жаром отдался политической борьбе. Один
из важных пунктов избирательной программы заключался в
организации мануфактурного труда, которой стокфордский кан-
дидат особенно интересовался. И вот Кобден чуть не в момент
отплытия парохода в Лиссабон прислал на имя президента из-
бирательного комитета письмо, в котором с полной откровенно-
стью высказал перед избирателями свое решительное мнение
против вмешательства закона во внутренние распорядки про-
мышленности. По его мнению, не могло быть никакого сомнения
в том, что “ребенок моложе 13 лет (по законам чисто физиоло-
гическим) не должен допускаться ни к какой работе на хлопча-
тобумажных фабриках”. Но это неоспоримо верное положение
не имеет ничего общего с введением обязательного закона о со-
кращении рабочего дня до 10 часов. “Это было бы, — по мнению
Кобдена, — первым примером вмешательства закона в свобод-
ной стране, направленного к ограничению свободы труда взрос-
лых рабочих... Признав за правительством право определять
количество рабочих часов, мы тем самым дадим ему право оп-
701
ределять продолжительность работы и в 20 часов, вместо 10”.
Такие законы представляли бы собой пережитки стародавнего
феодального строя, отмеченного рабством: “Признав за прави-
тельством право устанавливать число рабочих часов, мы тем
самым установили бы принцип попятного движения и возврати-
лись бы к тем условиям, от которых наши предки освободились
уже три века тому назад”. С особой горячностью отвергал Коб-
ден такое вмешательство, как акт “бессмысленной филантро-
пии”. “Мои гуманные чувства, — писал он, — выражаются в
мужественной братской любви, в желании внушить рабочим
любовь к независимости, чувство собственного достоинства, пре-
зрение к расслабляющему протекционизму, стремление к мате-
риальному самообеспечению и к возвышению собственной лич-
ности. Эти чувства и внушили автору письма такой совет, об-
ращенный к английским рабочим: “Не надейтесь на парламент,
а надейтесь только на самих себя”. Если бы каждый из рабочих
отложил по 20 ф. ст., то они могли бы сами завоевать себе сво-
боду на мировом рынке. Таков принцип экономической свободы:
“нам, реформаторам, — говорит Кобден, — надо строго дер-
жаться наших основных принципов и всегда высказывать готов-
ность прилагать их к делу, не опасаясь связанных с этим по-
следствий”. Когда представишь себе ту отчаянную борьбу за
народное благо, в которую, так беззаветно ринулся Кобден во
главе знаменитой Лиги, то невольно думается, что одно только
неуклонное следование однажды усвоенным “основным принци-
пам” могло при тогдашних условиях послужить для политиче-
ского борца надежной броней против нападений неразборчивых
в средствах противников.
Однако выборы Кобдена не имели успеха: по числу подан-
ных за него голосов он оказался третьим в избирательном спи-
ске. Такой исход выборов не мог не огорчить Кобдена, и вот
друзья его собрали 17 000 подписей с копеечными взносами и
поднесли ему на собранную сумму общественный подарок.
Поднесение происходило с торжественной церемонией при лич-
ном участии Даниеля О’Коннела, который ехал перед огромным
стечением народа в открытой коляске вместе с виновником
праздника: под открытым небом был устроен большой обед, со-
провождавшийся многочисленными спичами. Неудача выборов
была, однако, не бесполезна для самого Кобдена, личные дела
которого стали расстраиваться в слабых руках такого управи-
теля, как его брат. Правда, наличный капитал Кобдена состав-
лял в то время до 80 000 ф. ст.; в то же время он пользовался
702
очень большим кредитом; считали, что в распоряжении его было
до 150 000 ф. ст. Ежегодный чистый доход с фабрики составлял
в иные годы до 23 000 ф. ст., за последнее же время он падал
даже до 4000 ф. Но фабричные дела уже мало интересовали
Кобдена, который настолько приносил их в жертву делу обще-
ственному, что в конце агитации, когда Лига прекратила свое
существование, нажитое крупное состояние было потеряно и
Кобден должен был принять общественное пожертвование. Вы-
ражая братьям своим согласие поддерживать общую фирму, он
писал, однако, одному из них, что желал бы все-таки быть неза-
висимым. “Я желаю, чтобы в течение 5 лет они (братья) могли
занять мое место, которое я им с удовольствием уступлю... Что
касается до здоровья”, — которое далеко не было крепко, писал
он им, “то ни вы, ни я не должны пренебрегать благоразумны-
ми мерами предосторожности. Мы не так крепко сшиты, чтобы
соперничать с Мафусаилом. Но не забудем и того, что лучше
прожить полезно, чем долго. Будем когда-нибудь иметь удо-
вольствие сказать себе, что мы не отдавали, как эгоисты, своей
горькой жизни только на то, чтобы копить деньги, но что мы
посвящали часть нашего времени заботам более разумным и
достойным нас”. К тому же 1838 г. относится письмо к брату, в
котором Кобден дает ему одну заповедь — “никогда, никогда не
оставлять корабля” для служения благу народному. И здесь в
первый раз упоминает о “хлебных законах”. “Я думаю, — писал
он 5 октября 1838 г., — что отдельные, отрывочные элементы
могут быть собраны вокруг вопроса о хлебных законах. Мне
кажется, что о нем можно рассуждать в духе нравственности и
религии; если поставить этот вопрос так, как стоял вопрос о не-
вольничестве, то он был бы несокрушим”. Это написано перед
тем самым временем, как Кобден примкнул к Лиге против
хлебных законов.
III
Сущность так называемых “хлебных законов” заключалась в
следующем.
До 1820 г. мануфактуристы пользовались в Англии таким же
широким покровительством закона, как и производители зерна.
В 1823—1825 гг., благодаря Гаскиссону, тариф почти на все ино-
странные фабрикаты был понижен и притом в степени очень
значительной: на хлопчатобумажный товар с 75—50% до 10%,
на полотно с 183% до 25% и т.д., причем предельная пошлина
703
не должна была превышать вообще 30% цены продукта. Меж-
ду тем существенно важный вопрос о ввозе иностранного зерна
и других пищевых продуктов не был даже затронут: по закону
1815 г. разрешалось ввозить зерно из-за границы лишь в том
случае, если цена на местное зерно составляла 80 шилл. за чет-
верть. В 1822 г. ввоз хлеба был разрешен при цене 70 шилл. за
четверть — землевладельцы божились, что то была самая низ-
кая цена, какую только могли вынести английские фермеры.
Авторитет аристократии, владевшей большинством земель в Анг-
лии и державшей в своих руках монополию хлебной торговли,
был так силен в парламенте, что даже либеральное министер-
ство Каннинга не решалось противодействовать господствовав-
шей олигархии. Когда предлагалось применить к хлебной тор-
говле те же принципы, какие были введены по отношению к ма-
нуфактурным товарам, то в ответ обыкновенно звучало, что не
пришло еще время для такого преобразования! Только в 1827 г.
Каннинг внес в парламент проект, по которому пошлина на
иностранное зерно изменялась в обратной пропорции к цене
зерна на внутреннем рынке: при 60 шилл. за четверть пошлина
составляла 20 шилл., и каждый раз повышение цены внутренне-
го зерна на 1 шилл. сопровождалось понижением пошлины на
2 шилл. и наоборот — понижению внутренней цены на 1 шилл.
всегда соответствовало повышение пошлины на 2 шилл. Нижняя
палата приняла этот проект, но палата лендлордов отвергла
его, находя, что он недостаточно благоприятен для землевла-
дельцев. Каннинг вскоре после этого умер и во главе министер-
ства стал старый вояка лорд Веллингтон, человек очень узких
государственных воззрений и притом всецело преданный гос-
подствовавшей партии монополистов. Он провел новый закон,
только усугубивший коренные недостатки неудавшегося проекта
Каннинга. По этому закону при цене местного зерна в 64 шилл.
пошлина на привозное зерно составляла 23 шилл. 8 пенс. Затем
она не изменялась пропорционально цене на местное зерно, а
так сказать шла скачками: при цене хлеба в 69 шилл. она со-
ставляла 16 шилл. 8 пенс., а при 73 шилл. падала до 1 шилл. за
четверть.
Таков был закон, который тяжелым гнетом лежал на всем
английском народе, платившем аристократии со своего пропи-
тания налог до 1 млрд фр., по расчетам французских экономи-
стов. Против этого-то закона и ополчился Кобден со своими
друзьями — членами Лиги.
704
“Лига против хлебных законов” — дословный перевод анг-
лийского выражения: Anti-Corn-Law League. Это слишком узкое
и не соответствовавшее задаче Союза название истолковывалось
потом в том смысле — будто дело шло только об изменении спе-
циального закона, определявшего условия ввоза иностранного
хлеба в Англию. Но не такова была на деле задача Лиги. Пол-
ное, немедленное и безусловное уничтожение всех монополий,
всех каких бы то ни было покровительственных пошлин в пользу
ли земледелия промышленности или торговли и навигации, сло-
вом абсолютная свобода торговли, полная свобода конкуренции,
свержение господства одного привилегированного класса над
всем народом, расторжение колониальных пут, со всеми неисчис-
лимыми вперед последствиями этих преобразований — вот что
крупными буквами стояло на знамени, выкинутом Лигой.
“Легко понять, — писал Бастиа, — почему фритредеры с
самого начала сосредоточили силы против одной-единственной
монополии — монополии на зерно. Эта монополия — основа всей
системы. От нее получают свою долю аристократия и сами зако-
нодатели. Отними у них эту монополию, и они даром отдадут все
остальные.
К тому же именно эта монополия ложится самым тяжелым
грузом на народ, и несправедливость ее очевиднее всего. Налог
на хлеб! на еду! на жизнь! Вот что способно пробудить симпа-
тию масс к тем, кто борется против этого.
Воистину великое и прекрасное зрелище видеть, как совсем
маленькая группа людей пытается своими работами, упорством
и энергией разрушить самый угнетательский и превосходно орга-
низованный режим, и это после многовековой кабалы, самой тя-
желой среди великих народов и во всем человечестве; и это без
обращения к грубой силе, без малейшей попытки вызвать и под-
хлестнуть народный гнев, а путем освещения ярким светом всех,
так сказать, складок и извилин системы, путем опровержения и
отбрасывания всех софизмов, на которые эта система опирается,
путем приобщения масс к знаниям и добродетелям, которые
только и могут освободить их из-под давящего на них гнета”.
Недаром торжество Лиги считается и более сдержанным,
чем Бастиа, историком этого знаменательного эпизода из эко-
номической истории Англии — не только великим подвигом
Кобдена и его друзей, но и “зарей возвещения более высокого
идеала цивилизации во всем мире” .
1 Morley J. La vie de Richard Cobden. Trad, par Sophie Raffalovich,
45 -2514
705
Попытки к противодействию господствовавшей системе де-
лались и ранее основания Лиги: так, в 1836 г. была открыта в
Лондоне ассоциация против хлебных законов представителями
радикальной партии в парламенте; но она не имела успеха, по-
тому что учредителям недоставало способности пробудить об-
щественное внимание к своему делу, сделать его делом народ-
ным. Были по городам и другие частные предприятия в том же
роде, вошедшие потом в состав Лиги. Осень 1838 г. своими тре-
вогами была способна вызвать особенно усиленные заботы в
этом направлении. В этом году разразился над страной силь-
ный кризис, продолжавшийся до 1843 г. Последствия этого кри-
зиса: сильное возвышение цен на хлеб и предметы первой необ-
ходимости, сокращение работы, падение заработной платы,
усиление нищеты, народные волнения, пожары, болезни, убий-
ства, грабежи на дорогах и т.д., — возбудили в обществе силь-
ную тревогу. Прежде всего возникла крайняя нужда добыть
дешевый хлеб для голодавшего народа, а “хлебные законы”
служили этому непреоборимым препятствием, — и вот на них-
то и было направлено всеобщее негодование, как на главную
причину народного бедствия. А в Манчестере, как центре ма-
нуфактурного округа, где жило наибольшее число страдавшего
рабочего населения, обнаружилось сильное движение в этом
направлении: в октябре 1838 г. семь человек собрались на со-
вещание и решили устроить по разным городам митинги, чтобы
склонить общественное мнение в пользу отмены хлебных зако-
нов. К этому совещанию примкнул и Ричард Кобден, который
тотчас же занял очень важное положение в совете Лиги, благо-
даря своей репутации свободного и гуманного мануфактуриста
и человека, успевшего журнальными статьями и брошюрами
заявить свой верный, независимый взгляд на этот вопрос. В де-
кабре того же года состоялось любопытное заседание торговой
палаты, на котором после двухдневных прений была принята
такая предложенная Кобденом резолюция:
“Без немедленной отмены хлебных законов неизбежно разо-
рение мануфактурного производства; только самое широкое
применения принципа свободы торговли может обеспечить про-
цветание промышленности и возвратить спокойствие стране”.
р. 50. Это сочинение, послужившее основанием для настоящего кратко-
го очерка.
706
Составленное в этом смысле постановление было внесено в
парламент Вилье, одним из ревностных членов Лиги; в течение
5 ночей оно обсуждалось в палате и наконец было отвергнуто
большинством 344 голосов против 197. Эта крупная неудача
произвела удручающее впечатление на участников Лиги, кото-
рые готовы были отчаяться в успехе задуманного предприятия.
Но Кобден не унывал, и на одном из ближайших собраний,
ободряя товарищей, нарисовал им, под свежим впечатлением
своей недавней поездки в Германию, яркую картину могущест-
ва Ганзейских городов и призывал составить подобный же союз
против господствовавшей системы.
“Составим из наших больших городов, — говорил он, — Ли-
гу, которая уничтожит нечестие нашей феодальной аристокра-
тии, и пускай разрушенные замки по Рейну и Эльбе послужат
нашим противникам знамением того злосчастия, которое ожи-
дает их, если они будут упорствовать в своей борьбе против
промышленных классов страны”.
— Что же? Лигу против хлебных законов? — спросил кто-то в
Собрании.
— Да, — отвечал Кобден. И вот новое Общество было окре-
щено.
Оно устроилось в самом начале 1839 г. Манчестер был цен-
тром, к которому стекались общественные силы и от которого
потом они расходились по всем частям страны. Во главе стоял
исполнительный Совет из 50 членов: он давал направление всей
деятельности Лиги, а душой, вдохновителем его был прежде
всех Кобден. Целый ряд выдающихся своими талантами людей,
пользовавшихся заслуженной репутацией и влиянием в общест-
ве, принял на себя заведование отдельными частями управле-
ния. В самом Манчестере при исполнительном Совете были
устроены отдельные бюро, из которых каждое имело свою осо-
бую специальность и действовало под руководством особого
знакомого с делом члена Лиги: бюро корреспонденции, торгов-
ли, печати, финансов, выборов и т.д. Между ними распредели-
лись и все деятельные члены Союза, не исключая дам, через
которых Лига с успехом распространяла свое влияние в обще-
стве. Словом, это был очень сложный и весьма обширный меха-
низм, быстро пущенный в ход умелой рукой, и во всех частях
этого механизма сразу закипела непрерывная, горячая работа.
Неоценимую услугу оказали Лиге представители диссидентских
церквей, которые решительно стали на ее сторону во имя хри-
45*
707
стианского учения, в защиту народа, угнетаемого привилегиро-
ванными монополистами: 1600 священников откликнулись на
призыв Лиги, а 700 из них поспешили собраться с разных кон-
цов государства в Манчестер, откуда они потом, как миссионе-
ры, расходились по всей Англии для проповеди свободы торгов-
ли, освобождения народа из-под гнета олигархов. Деятельность
некоторых представителей церкви была очень замечательна, а
как сильно было их воодушевление видно, между прочим, из
того, что в 1841 году совещание, устроенное ими в Манчестере,
громко протестовало против препятствий, которые ставились
свободному снабжению народа продовольствием, а на другом
подобном совещании было постановлено: “хлебные законы на-
рушают закон Господа Бога и сокращают блага Промысла”.
Все подобные постановления и поучения на эту тему служите-
лей церкви имели громадное влияние на массу народа, стекав-
шегося со всех сторон на призыв Лиги.
С одной стороны, митинги с живым увлекательным словом
таких ораторов, как Брайт, Кобден, Фокс и др., а с другой —
журналы, газеты, брошюры, памфлеты составляли два способа,
которыми Лига действовала на общественное мнение страны,
как разоблачая язвы господствовавшего порядка, так и разъяс-
няя основы лучшего будущего. Митинги устраивались с самого
открытия Лиги по многим городам Англии, а потом они сдела-
лись даже еженедельными собраниями, на которых неутомимее
всех трудился Кобден. Десятки тысяч людей и под открытым
небом, и под навесами, и в обширных залах общественных соб-
раний стекались слушать ораторов и постепенно умножали ту
громадную нравственную силу, перед которой должна была,
наконец, сложить свое оружие прежде гордая, считавшая себя
неуязвимой аристократия. Часто одни и те же лица в один и тот
же день выступали со своими громовыми речами утром в Ли-
верпуле, вечером в Эдинбурге и Глазго. В этом отношении дея-
тельность Кобдена была просто невероятна: в какие-нибудь два
месяца он созвал 40 митингов в центрах земледельческого насе-
ления и на каждом из них являлся глашатаем идей свободы
торговли; часто приходилось ему входить на кафедру не только
не подготовленным, невзначай за отсутствием другого очередно-
го оратора, но даже ни на минуту не отдохнувшим после только
что окончившегося митинга в другом городе.
Но при устройстве первых же митингов члены Лиги встрети-
ли неожиданно массу препятствий самого жалкого свойства, на
708
которые оказались способны их сильные противники. Так, в од-
ном месте городской мэр отказывает им в зале городской рату-
ши; в другом — содержатель гостиницы, где остановился Коб-
ден, просит его просто выехать из заведения; в третьем — бога-
тый земледелец обещает мешок хлеба тому, что спихнет в реку
проповедника свободной торговли; в четвертом — лигисты, не
найдя помещения, вынуждены устроиться под открытым небом
и говорить с народом, примостившись к стоявшей тут телеге и
т.д. Дело доходило даже до того, что им воспрещено было соби-
раться в театре Друри-лейне и Лиге пришлось построить для
своих митингов особое помещение.
Литературная деятельность имела большое значение. Не-
сколько талантливых членов Лиги, статистиков и экономистов,
были специально заняты разъяснениями поднятых Лигой вопро-
сов в разных журналах и газетах. Но не довольствуясь статьями
в чужих изданиях, Лига, тотчас же после образования, открыла
и свои литературные органы. Первый выпуск такой ежедневной
газеты, “Циркуляра против хлебного закона”, был издан в
Манчестере еще 16 апреля 1839 г. и был заменен потом ежене-
дельным листком — “Циркуляром против налога на хлеб”.
Наибольшее значение имела в 1843 г. заменившая собой два
предыдущие издания газета — “Лига”, выходившая в 1843 по
1846 год, т.е. до дня прекращения деятельности общества. Она
расходилась в 20 000 экз. Надо упомянуть еще о еженедельном
издании “Экономиста”, основанном в 1843 г.; это — журнал, по-
священный экономическим вопросам и преимущественно пропа-
ганде принципов свободной торговли. Но помимо этих изданий
Лига во множестве распространила огромную массу летучих
листков, афиш, циркуляров и пр., которые проникали в самые
глухие части королевства и везде вербовали верных последова-
телей Лиги. Кобден, несмотря на свою невероятную деятель-
ность по митингам, которые выносил на своих мощных плечах,
принимал самое горячее личное участие в этой газетной работе
и вместе с товарищами не упускал случая давать печатные от-
зывы по частным вопросам, причем разоблачал, а часто пора-
жал своим сарказмом противников, не гнушавшихся никакими
средствами, чтобы замаскировать перед обществом свою систе-
му эксплуатации трудящейся массы народа. Немало материала
для саркастических заметок доставляли как прения палат во
время сессий парламента, так и статьи в разных журналах, на-
правленные против агитации Лиги.
709
Само собою разумеется, что на все это требовались большие
денежные средства. Но за ними дело не стояло. Первая же под-
писка при самом образовании Лиги дала 6000 ф. ст. — сумма,
которая возрастала все больше и больше: в 1841 г. — 10 000 ф.,
в 1842 г. - 25 000 ф., в 1843 г. — 50 000 ф., в 1844 г. - 100 000, в
1845 г. — 500 000 ф. ст. Но не одной подпиской, на которую с
такой горячностью отзывались промышленные классы, собира-
лись огромные средства, бывшие в распоряжении Лиги; нема-
лое значение имели здесь и пожертвования самих членов Ли-
ги — они тратили свои деньги, кто сколько мог, а чего стоила
эта агитация такому человеку как Кобден, не жалевшему своего
состояния, кто скажет? Известно, что той же Лигой была уст-
роена в 1843 г. в Манчестере промышленная выставка, давшая
входными билетами 10 000 ф. ст.; а в 1845 г. другая выставка в
Лондоне — 25 000 ф. Во всяком случае Лига располагала сред-
ствами весьма значительными, иначе трудно представить себе,
как могла она в какие-нибудь 6 недель построить собственное
помещение для митингов, вмещавшее до 10 000 человек. Не ли-
шено интереса, что этот громадный зал был построен на том
самом месте, где в 1819 г. устраивался также митинг для про-
тиводействия хлебным законам, который, однако, был разогнан,
причем дело не обошлось без кровопролития.
Но как велась борьба с противной стороны? Сначала ари-
стократия, гордая своим могуществом в парламенте, обходила
презрительным молчанием попытки нового Союза и только с
усмешкой большинством голосов отвергала в палате всякие пе-
тиции, представляемые противниками. Но чем сильнее шла
пропаганда Лиги, чем больше росла нравственная сила общест-
венная вне парламента, под непосредственным влиянием Лиги,
тем тревожнее становилось положение олигархии — ей приходи-
лось, наконец, прервать свое молчание и выступить на сцену. И
вот первым делом ее было клеветать на Лигу и ее главных
представителей, и каких только обвинений, самых несправедли-
вых и невероятных, не сыпалось на голову Кобдена и его това-
рищей, которых не щадили даже в их частной домашней жизни
и выставляли нарушителями общественного порядка, сторонни-
ками преступной партии, поставившей себе целью ниспровер-
жение королевства. Не останавливались даже перед обвине-
ниями в убийстве. Так, в 1843 г. перед открытием парламента
одним из рабочих был убит секретарь премьер-министра Робер-
та Пиля Друммонд. Говорили, что убийца сделал ошибку и на-
710
правлял свой выстрел в самого министра. Поднялась общая
тревога, волнение, среди которого нетрудно было выпустить об-
винение в этом преступлении прямо против Кобдена и его това-
рищей, как “всем известных революционеров”. При таком-то
волнении, охватившем и палату, пришлось Кобдену держать
свою громовую речь против Пиля, которого он призывал к лич-
ной ответственности за бедствия страны, и в конце концов взял
верх над своими противниками.
С другой стороны, как бы ни были неотразимы со стороны
Лиги разоблачения злоухищрений монополистов и как бы ни
были велики доводы ее в пользу отмены хлебных законов и всех
монополий, разрушавших народное благосостояние, властная
аристократия не хотела поступиться никакими выгодами своего
привилегированного положения и обходными путями старалась
подставить в виде паллиатива благотворительность там, где
нужна была прямая отмена несправедливых законов. В разгаре
борьбы она уже не отвергала факта народных страданий, а ста-
ралась блеснуть широкими делами благотворения. И вот аристо-
кратия развернула целый план народных выселений в богатую
хлебом Америку, воспитательных и учебных заведений, сокра-
щения рабочего времени, даровых бань, народных развлечений
и др. Лига примкнула ко всему, что было неоспоримо полезного
в этих предприятиях, но не переставала раскрывать перед об-
щественным мнением, какая опасная западня скрывалась под
пышной вывеской филантропии. На проекте Батлера о насиль-
ственном выселении голодавшего народа Лига отвечала: “Когда
англичане умирают с голоду, нельзя утешать их словами: мы-де
перевезем тебя в Америку, которая так богата продовольст-
вием, а надо доставить ему это продовольствие в Англию”. Что
касается учреждения школ и благотворительных заведений, то
Лига стояла в этом отношении вне всякого упрека и не пожале-
ла употребить на это благое дело 80 000 ф. ст.
1840 и 1841 годы имели важное значение в жизни Лиги и са-
мого Кобдена: вхождение в парламент таких руководителей Ли-
ги как Брайт, Кобден, Вилье, Гибсон, начало дружбы Брайта с
Кобденом, и, наконец, назначение первым министром Роберта
Пиля, который в конце концов был завершителем дела, начато-
го Лигой. Знакомство Брайта с Кобденом относится еще к
1836—1837 гг., когда последний по призыву первого приезжал в
Рочдейл и принимал участие в митинге по учреждению местных
училищ. “Он приехал, — рассказывает сам Брайт про своего
711
будущего друга, — и хотя не привык к публичному слову, но
речь его обладала теми достоинствами, которые великий оратор
сохранил до конца своей жизни: ясность, логика, простота и
легкость, и сила убедительности вместе с безусловной искренно-
стью горели в его глазах и выражались во всей его фигуре; эта
сила была так велика, что почти не было возможности устоять
перед ней... Это было в 1841 г., страдания страны были ужасны,
вы, которые живете теперь и не могли наблюдать того, что про-
исходило в то время, не имеете никакого представления о том
положении, в каком находилась тогда Англия../’. Брайт жил в
Лемингтоне, когда Кобден пришел навестить его; он застал его
в глубоком семейном горе, ибо в то время умерла его жена, ле-
жавшая в гробу в соседней комнате. “Кобден пришел навестить
меня как друг и обратился ко мне со словами сочувствия. Через
несколько минут он вскинул глаза кверху и сказал мне: в эту
минуту живут в Англии тысячи семейств, среди которых матери
и дети умирают с голоду. Теперь, когда миновал первый при-
ступ вашего горя, я советую вам идти за мной, и мы не успоко-
имся до тех пор, пока не будут уничтожены хлебные законы! Я
принял его вызов. Я знал, что описание бедствий, среди которых
жили тысячи несчастных, не было преувеличено. Я почувство-
вал в своей совести, что это есть дело, которое кто-нибудь да
должен исполнить, и согласился на его предложение, и вот с
этого самого дня мы не переставали исполнять то, что порешили
исполнить тогда. В течение 7 лет весь вопрос был в том, лучше
ли для человека иметь полхлеба или целый хлеб. В продолже-
нии 7 лет дело шло, не скажу с успехом сомнительным, потому
что в таком деле успех не мог быть и никогда не был сомните-
лен; в 1841 — 1846 гг. мы беззаветно были преданы ему; каждый
час нашего дня был поглощен заботами о нашем деле и о всем,
что относилось к нему”.
Эти слова были сказаны знаменитым оратором в речи, про-
изнесенной им при открытии памятника Кобдену в Брадфорте
через 31 год (1877 г.) после торжества, достигнутого Лигой. Рас-
сказывая эти подробности, талантливый историк Лиги, Морлей,
прибавляет от себя, что “общество было поражено дружбой
этих двух знаменитых деятелей парламента, так беззаветно по-
святивших себя великому делу освобождения народа. Дружба
сделала совокупное влияние их на общество вдвое сильнее, чем
если бы они действовали каждый порознь. Было что-то апо-
стольское в этих людях, которые покинули свои семьи, свои ча-
712
стные дела и исколесили страну вдоль и поперек, чтобы учить
народ. Поведение их было так отлично от стереотипной деятель-
ности обыкновенных политиков, что оно тронуло и восхитило
нацию, даже независимо от самого дела, которому они служили.
Много драматического интереса представляли собой переезды
двух друзей, которые сделались великими ораторами, потому
что им было о чем говорить с народом, потому что они хотели
поселить в своих слушателях идеи правды, справедливости и
мудрости”.
Вхождение в парламент таких людей как Брайт, Кобден и
других руководителей Лиги имело большое значение для инте-
ресов последней: став полноправными членами законодательно-
го собрания, они получили возможность вести борьбу не в сто-
роне, а в центре учреждения, откуда исходили законы страны;
получили возможность принимать непосредственное участие в
обсуждении перед страной всех условий и народных потребно-
стей, ради которых издаются законы; получили возможность
разить своих врагов-монополистов в стенах самого учреждения,
где они считали себя недосягаемыми, а выдающиеся таланты и
знания их стали действовать и на палату так же сильно, как
они действовали на общественное мнение, на свободных митин-
гах. С вступлением Брайта, Кобдена и других лидеров в палату
в ней образовалось, помимо господствовавших прежде партий
вигов, тори и радикалов, боровшихся не за благо страны, а за
власть, новое ядро независимых деятелей, стоявших вне всяких
партий и руководствовавшихся только сознанием общественно-
го, народного блага. Кобден не упускал случая ни в первое
время после своего вступления в парламент, ни после разъяс-
нять, что партийность составляла язву, разъедавшую парла-
мент, и перед концом своей политической карьеры настаивал
перед своими избирателями на необходимости парламентской
реформы, в смысле допущения в палату новых, здоровых сил из
среды народа. Перед лицом таких противников положение оли-
гархии монополистов становилось все труднее и тревожнее — в
арсенале их уже не находилось оружия, которое было бы спо-
собно отражать наносимые ей смертельные удары.
Следить шаг за шагом за всеми перипетиями этой великой
борьбы было бы излишне. Достаточно сказать, что самыми зна-
менательными годами этой агитации были 1842—1845 гг., когда
она подходила к концу, подготовляя полное торжество Лиги.
Когда Роберт Пиль стал в 1841 г. во главе кабинета министров,
713
экономическое положение страны было весьма тревожно: кри-
зис, разразившийся еще в 1838 г., продолжал лежать тяжелым
гнетом на всем королевстве. Дефицит казначейства, составляв-
ший в 1839 г. 36 млн ф. ст., постоянно возрастая, достиг в 1842 г.
102 млн. Тогда-то министр, обязанный своим возвышением сис-
теме протекционизма и монополии, понял, в особенности под
давлением плохих урожаев и полного неурожая картофеля, что
пришло, наконец, время переменить курс и искать спасения ко-
ролевства в новой системе управления. Тогда-то и был состав-
лен им и проведен в парламенте целый ряд законов в пользу
сокращения и даже отмены таможенных пошлин как на произ-
ведения мануфактурной промышленности, так и на такие про-
дукты общего употребления, как сахар и др. Все эти преобразо-
вания, прославившие имя Роберта Пиля и возбудившие против
него самые горькие жалобы со стороны его прежних союзников,
получили свое завершение в 1846 г. в отмене хлебных законов.
Чем ближе подходило дело к развязке, тем энергичнее и все на-
стоятельнее действовали члены Лиги, поддерживая систему ми-
нистра. В последнюю неделю 1845 г. Лига собралась в Манче-
стере и решила для завершения начатого дела собрать громад-
ную суму 250 000 ф. ст. Не раз описывали знаменательную
сцену этого заседания, рассказывали, как присутствовавшие на
нем члены Лиги, одушевленные успехом своего дела, наперебой
восклицали: “Я даю 1000 ф. ст.!”, “Ия даю 1000 ф. ст.” и т.д. В
какие-нибудь два часа было собрано 60 000 ф. ст. Говорили, что
23 отдельных лиц и торговых фирм тотчас же подписали по
1000 ф. ст., а 25 — по 500 ф. ст. Кобден, приветствуемый чрез-
вычайным энтузиазмом, обратился к присутствовавшим с таки-
ми словами: “Наше собрание поддержит правительство, которое
осуществит наши проекты. Если сэр Роберт Пиль захочет вести
благоразумную и искреннюю политику, то он увидит, что страна
обладает достаточной силой, чтобы поддержать его. Я не выра-
зил бы чувств нашего собрания, если бы не прибавил, что если
он вступит на этот прямой и честный путь, то Лига и нация ока-
жут ему такое же твердое и сердечное содействие, как и
всякому другому министру”. Это объяснение имело особенную
цену в устах Кобдена, который еще так недавно призывал Ро-
берта Пиля к личной ответственности за бедствия, испытывае-
мые страной, и не переставал до последнего времени выражать
ему враждебные чувства. Переворот, совершившийся в воззре-
ниях Роберта Пиля, и усвоенная им перемена курса были со-
714
вершенно достаточны для того, чтобы водворить мир и полное
согласие между этими выдающимися деятелями. Искренне и
горячо признавался Кобден в письмах к друзьям своим в своей
ошибке и, не жалея себя, рассказывал подробности своих лич-
ных отношений к министру.
Тотчас по открытии сессии парламента, министр раскрыл
перед страной сущность своего проекта: он предположил отме-
нить хлебные законы полностью, но не сразу; в течение трех лет
английские порты еще не могли быть совсем открыты для ввоза
иностранного хлеба. Преобразование должно было совершиться
постепенно в течение трех лет. В течение этого небольшого пе-
риода времени предполагалось сохранить действие скользящей
шкалы с высшей предельной пошлиной 10 шилл., если цена
хлеба упала бы ниже 48 шилл. и с наименьшей пошлиной в
4 шилл. при цене 54 шилл. за четверть. Таким образом, полная
отмена хлебных законов должна была наступить в 1849 г. Хотя
Лига через Вилье и заявила требование о немедленной и безус-
ловной отмене хлебных законов, но оно было отвергнуто. Нако-
нец, палата в третьем чтении 16 мая приняла билль большинст-
вом в 98 голосов из 556. В палате лордов новый закон не встре-
тил такого сильного противодействия, как можно было ожидать
— он прошел там большинством в 47 голосов из 375.
“Ура! Ура! дорогая Катя, — писал Кобден своей жене 26 июня
1846 г. — Закон о хлебных законах, наконец, обнародован. Зада-
ча моя кончена. Я выезжаю завтра в 6 часов утра, чтобы принять
участие в заседании Совета, и надеюсь к чаю быть дома”.
Когда Роберт Пиль решился оставить свой пост первого ми-
нистра, то произнес замечательную речь, в которой, между про-
чим, сказал: “Что касается хлебных законов, то я не хочу никого
лишать права на заслуги, оказанные им в этом деле. Но я дол-
жен сказать, что ни джентльмены, сидящие против меня, ни я
лично, ни джентльмены, сидящие вокруг меня, — ни те, ни дру-
гие не могут по строгой справедливости приписывать заслугу
каждый только себе. Здесь, в этом деле совершилось слияние
партий, и это слияние, поддержавши правительство, обеспечило
успех делу. Но, господа, есть одно имя, которое неразрывно свя-
зано с этим успехом. Это не имя лорда, представителя Лондона;
это и не мое имя. Господа! Имя, которое должно быть и непре-
менно будет связано с успехом совершенного дела, это имя —
Ричарда Кобдена. Я по совести должен приписать ему успех
этого дела”. Это заявление Пиля было принято с чувством жи-
715
вейшего удовольствия и произвело глубокое впечатление во всей
стране. Чувствовалось всеми, что оно было справедливо и при-
том высказано так благородно.
2 июля 1846 г. был собран митинг в “Зале свободной торгов-
ли” (Free-Trade-Hall), построенной на средства Лиги, в Манче-
стере. Собрались на нем члены Лиги, чтобы сделать оконча-
тельное постановление о ее дальнейшее судьбе. Когда председа-
тель Джордж Вильсон объявил Лигу распущенной, глубокое
молчание сопровождало это постановление; все чувствовали, что
они после 8-летних горячих работ и служения общему народно-
му делу расходятся друзьями, готовыми собраться вновь по
первому призыву, когда потребует того народная нужда. Вот
текст состоявшегося на этом собрании постановления:
“Актом парламента будет отменен хлебный закон с февраля
1849 г., а потому должна быть прекращена деятельность Лиги
против хлебного закона. Исполнительному Совету Манчестера
поручается прекратить деятельность этой ассоциации. После
внесения первого взноса, подписчики фондов в 250 000 ф. ст.
освобождаются от дальнейших взносов по этой подписке. В слу-
чае, если партия протекционистов потребует восстановления
этого закона, членам исполнительного Совета поручается вновь
созвать Лигу”.
“Если в будущем, — говорил один из деятельных членов Ли-
ги, Дж. Томпсон, — люди захотят знать — возможно ли разру-
шить предрассудок, поддерживаемый властью и защищаемый
богатством, рангом и подкупом; если они спросят себя, есть ли
какая-нибудь надежда опрокинуть такое зло постоянными уси-
лиями и самопожертвованием, то им укажут на страницы, где
записана история Лиги против хлебных законов”.
IV
До крайности напряженная деятельность Кобдена за по-
следние 5 лет агитации Лиги имела пагубное влияние на него
лично: она расстроила вконец его благосостояние и подорвала
его здоровье. Еще в августе 1844 г., по прочтении письма от
брата о расстройстве дел на фабрике, у Кобдена вырвался
крик: “Я веду жизнь собаки и желал бы найти средства не по-
веситься!” Весной 1845 г. делам его грозило полное разорение.
В это время один из друзей Кобдена приехал к нему по его вы-
зову и застал его в самом удрученном состоянии: “в эту минуту
он был глубоко несчастлив”. Вызван был на совет еще один из
716
близких ему людей, и они решили, что продолжать жить так,
как жил Кобден до сих пор, значит прийти к неминуемому ра-
зорению; положено было немедленно оставить публичную дея-
тельность и заняться своими личными делами, чтобы спасти
хоть то немногое, что оставалось. Брайт оказался в этом случае
истинным другом: он бросился искать деньги и нашел их, чтобы
как-нибудь на время спасти Кобдена от разорения. “Как може-
те вы работать или отдыхать от работы при таком гнетущем
состоянии духа?” ~ спросил в этот день Кобдена один из его
друзей. “О, — отвечал он, — когда я занят общественными де-
лами, я не думаю об этом. Я засыпаю как только положу голову
на подушку!”
На следующий год Кобден в своих письмах к братьям и
друзьям сам рассказывает, до какой степени он был разорен и
как пошатнулось его здоровье, требовавшее самого заботливого
ухода и лечения. Несколько раз задумывал он покинуть свою
политическую деятельность, но горячая преданность делу не
позволяла ему бросить его накануне торжества, из-за которого
было потрачено так много сил, здоровья и благосостояния.
Но признательное общество не отнеслось равнодушно к за-
слугам Кобдена: как только стало известно, до какого конечного
разорения довел он свои дела, пожертвовав общественному де-
лу всем своим состоянием, составлена была народная подписка,
которой быстро была собрана сумма от 75 000 до 80 000 ф. ст. —
она была предложена Кобдену “в память заслуг, оказанных им
великому народному делу”. Главные члены Лиги предполагали
сначала поделить эту сумму между Кобденом, Брайтом и Ви-
лье, которым Лига была наиболее обязана своими успехами, но
потом решили преподнести ее одному Кобдену, “который был
связующим звеном между различными отделами партии сво-
бодной торговли”. Независимо от этого 10 000 ф. ст. были пре-
поднесены еще неутомимому президенту Лиги — Дж. Вильсону.
Интересно, как отнесся сам Кобден к этому народному дару.
Вот что писал он по этому поводу Дж. Комбу: “Я глубоко чув-
ствую несправедливость, совершаемую по отношению к Брайту
и Виллье, не говоря уже о других... Мне не хочется принимать
деньги за услугу, оказанную нации; я чувствую, что если приму
их, то умалится мое нравственное значение. Я предпочел бы или
просто отказаться от них, или дать им достойное назначение,
например в пользу какого-нибудь колледжа. Но, как честный
человек, как отец и муж, я не должен отказываться от этих де-
717
нег. Вы, вероятно, удивитесь, когда я вам скажу, что участь моя
была та же, что и всех, кто стоял во главе движения в пользу
великих преобразований, и что я пожертвовал этому делу всем
моим состоянием. Одним словом, к концу агитации я был разо-
рен” и т.д. Когда в одном собрании кто-то позволил себе уко-
рить Кобдена за общественный дар, ему поднесенный, то он от-
ветил такими исполненными достоинства словами: “Этим домом
я обязан великодушию моих сограждан. В нем родился и про-
вел я свое детство; он принадлежал моим предкам, но отец мой
вынужден был продать его. Благодаря щедрости и великоду-
шию моих сограждан, этот дом — опять в моих руках. Я мог
опять развести на нем отеческий очаг, — на том самом месте,
где прошло мое детство. Ни один герцог-полководец, обязанный
постановлению парламента своими обширными поместьями, не
владеет более почетной собственностью, чем я”.
Здоровье Кобдена было очень расшатано: “Я должен, — пи-
сал он в 1846 г. Дж. Комбу, — поправить свою машину прежде,
чем приниматься за новый труд. Мой врач откровенно объяснил
мне, что я должен, наконец, оставить деятельность политиче-
скую на год или на два и искать развлечений за границей, и
советует мне воспользоваться горячими ваннами в Пиренеях,
очень полезными для восстановления моего здоровья, а зиму
провести на Юге... Я решился прежде всего заняться своим
здоровьем и благосостоянием тех, которые требуют моих забот о
себе. Никто не откажет мне в этом праве. Уверяю вас, что на
протяжении 5 последних лет я до такой степени завертелся в
вихре публичной агитации, что даже забыл самого себя и со-
вершенно потерял из виду интересы моей жены и детей”.
Теперь, по закрытии Лиги, Кобден мог свободно исполнить
советы врачей и предпринять продолжительное путешествие по
Европе, на которое он смотрел, между прочим, как на возмож-
ность продолжать свою проповедь здравых экономических поня-
тий среди народов, готовых принять их. Составленный им план
путешествия был очень широк, многочисленные предложения из
Парижа, Мадрида, Вены, Берлина, Флоренции и других мест
манили его побывать в разных странах Европы. Между прочим,
он получил письмо от знаменитого геолога Мурчисона, “друга и
доверенного русского императора”: он убеждал Кобдена, что
может иметь самое благое влияние на государя, если побывает
в Петербурге. Путешествие Кобдена продолжалось год и 2 ме-
сяца и было, можно сказать, своего рода триумфальным шест-
718
вием. Его ждали и принимали везде, как дорогого гостя, как
человека, сделавшего великие открытия в науке о народном бо-
гатстве и впервые с таким блестящим успехом применившего ее
принципы к практической жизни своего народа. Торжественные
встречи, банкеты, общественные собрания и пышные речи
встречали Кобдена всюду, где он появлялся. Жена его говори-
ла, что она счастлива, что ее муж не был высокого о себе мне-
ния, потому что от итальянцев он мог потерять голову — таки-
ми общественными овациями сопровождались его переезды по
Италии. Даже в таком городке, как Перуджиа, оркестр музы-
кантов исполнял ему серенады перед гостиницей, где он оста-
навливался; общество сельского хозяйства выбило в честь его
медаль, а вечером банкет в казино, где произносились речи,
торжественные стихи и пр. Большой том обширной корреспон-
денции остался памятником этого торжественного путешествия.
Когда Кобден в конце 1847 г. вернулся в Англию, перед ним
открылось широкое поле деятельности, разумной, спокойной,
преисполненной полного достоинства и чуждой тех тревог и на-
пряженных трудов, которыми отличалась агитация Лиги. Хотя
она и была закрыта, однако влиятельные члены ее не считали
свою роль оконченной. Ими составлена была другая, более ши-
рокая программа, которую они, и в особенности Кобден, прово-
дили при всяком удобном случае. Для него лично принципы
свободной торговли не суживались рамками тесных хозяйствен-
ных интересов — то была программа общего мира, общего
единства народов, программа невмешательства в дела соседних
стран. Общий мир являлся логическим последствием развития и
установления взаимных отношений на почве промышленности и
торговли. Кобден полностью отдался этой пропаганде и трудно
было найти другого, более верного и горячего глашатая этих
принципов. В этом отношении заслуживают особенного внима-
ния две блестящие речи Кобдена. Одна из них, 1848 г., была
произнесена в Манчестере об увеличении военных расходов, в
которой он так нещадно громил герцога Веллингтона за возбу-
ждение вопроса об усилении вооружения страны. Возлагая на
прославленного герцога Ватерлоо вину за разжигание в народе
воинских страстей, пожирающих народное благосостояние, Коб-
ден говорил, обращаясь к герцогу: “Не лучше ли было бы упот-
ребить это время на проповедь прощения и забвения прошлого,
вместо того, чтобы будить воспоминания о Тулоне, Париже и
Ватерлоо; вместо того, чтобы поддерживать народ, преиспол-
719
ненный великодушными чувствами, к принятию насильственных
мер; вместо того, наконец, чтобы мстить за прошлые обиды и
несчастья, не лучше ли было бы с его стороны дать нам более
благородное зрелище, проливая бальзам на почти закрывшиеся
в настоящее время раны, вместо того чтобы прикладывать к
ним раскаленное железо и бередить их, предоставляя другим
поколениям заботу об исправлении сделанного им зла... Но так
как в настоящее время мы пользуемся миром, то мы желаем
пожинать плоды мира и для достижения этого требуем, чтобы
нам самим предоставлено было обсуждение вопроса о возмож-
ности возникновения войны. Это вопрос гражданский; решение
его вполне принадлежит гражданам, как им же предстоит оп-
лачивать и частные издержки. Это вопрос лавочников, купцов,
фабрикантов, рабочих и земледельцев страны”.
Столь же блестяща была и другая, предсмертная речь Коб-
дена перед избирателями его в Рочдейле 1864 г. Трудно выска-
заться с большей ясностью и определенностью против принципа
вмешательства в дела соседнего государства, как высказался
Кобден в тот день, воспользовавшись вмешательствами англий-
ского общества в дела Шлезвиг-Гольштейна, Польши и граж-
данской войны в Америке за уничтожение рабства. Изобразив
смелой и талантливой рукой эту пагубную систему вмешатель-
ства, Кобден, в заключение своей речи, взывает к общественно-
му мнению: “пора заняться своими внутренними делами!” и
прежде всего преобразованием одряхлевшего в своих рутинных
партиях парламента, дабы оживить его притоком новых свежих
сил из народа.
Обе эти речи до сих пор сохраняют всю свежесть современ-
ности и могли бы даже теперь, как и многие из речей его про-
тив хлебных законов и гибельных монополий, служить ответом
на раздающиеся в современных парламентах требования закон-
ного покровительства монополистам.
Последняя из названных речей была произнесена 23 ноября
1864 г., а 2 января Кобден скончался. Еще в последних числах
марта, когда на очереди стоял в парламенте вопрос об укреп-
лениях Канады, Кобден, несмотря на свое нездоровье — в это
время он страдал сильной астмой, — не выдержал и вместе с
женой и дочерью поехал в Лондон, чтобы принять участие в
прениях. Сразу по приезду он расхворался, вынужден был не-
сколько дней пролежать больной — ни о каком заседании пар-
ламента не могло быть и речи. Жена и дочь не отходили от
720
больного; 1 апреля припадки удушья усилились, а 2 апреля он
скончался, успев проговорить лишь несколько слов окружавшим
его. У постели умирающего, кроме жены и дочери, неотступно
находился и старый друг Брайт. На следующий день после кон-
чины Кобдена, как только собралась палата, первый министр
произнес несколько слов горячего сочувствия в памяти об
умершем борце за свободу народа. Присутствовавший на засе-
дании Брайт воздержался от характеристики своего друга. “Я
дождусь более спокойной минуты, чтобы изложить перед моими
согражданами, какой урок можно извлечь из жизни и характе-
ра моего друга. Сегодня же я скажу только, что после двадцати
лет дружбы самой горячей и братской, я и не понимал, как го-
рячо я любил его прежде, чем потерял его”. Полная характери-
стика Кобдена сделана была Брайтом в публичной речи при
открытии памятника Кобдену в Братфорде в 1877 г.
М. П. Щепкин
46-2514
Хронология
борьбы против хлебных законов
1815 г. — приняты хлебные законы. Их цель — не допускать импор-
та зерна до тех пор, пока внутренние цены не достигнуть 80 шил-
лингов за четверть.
1928 г. — в хлебные законы введена “скользящая шкала” с целью
смягчить их влияние. Иностранное зерно можно ввозить беспо-
шлинно, когда внутренняя цена равна или превышает 73 шиллинга
за четверть. Чем ниже внутренние цены на зерно, тем выше пошли-
на, налагаемая на импортируемое зерно, чтобы производимое в Анг-
лии зерно всегда оставалось самым дешевым.
Июнь 1932 г. — принят Билль о реформе парламентского предста-
вительства (Reform Bill). Многие лишились права голоса, однако
право голоса получили новые промышленные классы. Тем самым
разрушалось засилье в правительстве мелкопоместного дворянства
(джентри). Землевладельцы продолжали доминировать, но богатые
промышленники теперь могли избираться в парламент и оказывать
большее давление на правительство, добиваясь реформы хлебных
законов и свободной торговли.
1836 г. — в Лондоне образована Ассоциация против хлебного закона.
1838 г. — Ричард Кобден участвует в организации отделения Ассо-
циации против хлебного закона в Манчестере.
1839 г. — Ассоциация против хлебного закона не сумела добиться
больших успехов, поэтому Ричард Кобден и Джон Брайт организо-
вали Лигу против хлебных законов.
1840 г. — проведена почтовая реформа, существенно удешевившая
почтовые услуги: отправка письма в любую точку страны стала
стоить 1 пенс (отсюда и название “penny post”). Лига против хлеб-
ных законов первой стала использовать этот дешевый и эффектив-
ный канал для рассылки пропагандистских материалов по стране.
1841 г. — Лига надеялась при своей поддержке провести в парла-
мент депутатов, выступающих за отмену хлебных законов. В нача-
ле 1841 г. кандидат от Лиги немного уступил сопернику на выборах
в Уолсолле.
1841 г. — на общих выборах побеждает Роберт Пиль и консерва-
тивная партия. Лига на собранные ей пожертвования купила не-
скольким своим сторонникам небольшие участки земли, давшие им
право голоса. В результате восемь сторонников Лиги, включая
Кобдена, прошли в парламент.
1842 г. — новый премьер-министр Роберт Пиль согласился с прин-
ципами свободной торговли и признал проблемы, порождаемые
хлебными законами. Под давлением сторонников отмены рабства
Пиль немного уменьшил скользящую шкалу на импорт зерна.
1843 г. — членом парламента становится Джон Брайт.
1843 г. — Лига открыла штаб-квартиру в Лондоне. Только в Лон-
доне в этом году Лига провела 136 собраний. Страна была разде-
лена на 12 округов, в каждом из которых действовал представитель
Лиги, отвечавший за организацию собраний и сбор пожертвований.
1844 г. — у Лиги были противники, особенно среди землевладельцев
и фермеров. Для борьбы за сохранение хлебных законов герцоги Бе-
кингемский и Ричмондский организовали Анти-Лигу.
1845 г. — начался Картофельный голод в Ирландии. На фоне голо-
да в Ирландии и плохого урожая в Британии движение за отмену
хлебных законов приобрело новых сторонников. Лига имела уже 12
членов парламента. Даже Роберт Пиль теперь был убежден, что
Хлебные законы были ошибкой. Пиль покинул заседание Палаты
общин, после того как не смог найти ответных аргументов на град
вопросов со стороны Ричарда Кобдена.
Декабрь 1945 г. — Пиль искал способ отменить хлебные законы, но
поскольку большинство членов его партии были против этой идеи,
он ушел в отставку. Сформировать правительство было поручено
лорду Расселу, лидеру вигов, но он не смог сформировать кабинет,
и королева была вынуждена снова обратиться к Пилю.
Январь 1946 г. — Пилю удалось убедить свой кабинет поддержать
его в деле отмены хлебных законов и соответствующий билль был
внесен в парламент. Однако две трети депутатов от его партии от-
казались проголосовать за него.
Май 1846 г. — билль об отмене хлебных законов принят парламен-
том, но только при поддержке вигов и фритредеров. В палате лор-
дов билль был проголосован только благодаря содействию и влия-
нию герцога Веллингтона. Однако противники билля об отмене
хлебных законов ополчились на Пиля и забаллотировали внесен-
ный Пилем билль о восстановлении порядка в Ирландии просто
назло ему. Пиль ушел в отставку и уже не вернулся в политику.
46* 723
Примечания
с. 12 * Здесь и далее прослеживаются две мысли, которые автор
должен был развить позднее — во второй серии "Софизмов".
Одна связана с главой «Две системы этики», другая — с гла-
вой «Физиология грабежа». — Прим, франц, изд.
с. 15 * Между Англией и Шотландией. — Прим, перев.
с. 19 * Г-н Дж. Р. Портер, ненамного переживший Бастиа, опубли-
ковал английский перевод первой серии «Экономических
Софизмов». — Прим, франц, изд.
с. 28 * Многие публицисты ежедневных газет могли бы отвести от
себя обвинение в продажности, которое выдвинул против них
автор в 1845 году, но для этого им пришлось бы признать
себя виновными в легкомыслии и невежестве. — Прим,
франц, изд.
с. 28 ** Вот имена этих людей, достойных нашего уважения и
симпатии: Эдвард Бакстер, В. А. Каннингем, Эндрю Долсил,
Джеймс Хауи, Джеймс Лесли, Арчибальд Прентис, Филип
Томпсон. Мне представляется справедливым добавить к
этим семи именам имя г-на Роусона, который немного опо-
здал на встречу, когда решение о создании Лиги уже было
принято, но он от всей души присоединился к этому реше-
нию своих друзей. — Прим, франц, изд.
с. 35 * Она обретает силы по мере движения (лат.). — Прим. изд.
с. 45 * Эта догадка не замедлила полностью сбыться. Однако ав-
тор, приветствуя либеральные меры, принятые наконец этим
выдающимся главой кабинета, все-таки упрекал его за то,
что он так поздно на них решился. — Прим, франц, изд.
с. 58 * Древнегреческий поэт, сочинитель военных маршевых пе-
сен. — Прим, перев.
с. 68 * 50,8 кг. — Прим, перев.
с. 124 * Оратор повторяет нравственное правило из Нагорной про-
поведи Христа и учения И. Канта. — Прим, перев.
с. 143 * Тир — в древности финикийский город-государство на вос-
точном побережье Средиземного моря. На его месте нахо-
дится город Сур в Ливане; Сидон — древний финикийский
город. Современный город Сайда в Ливане; Финикия —
древняя страна на восточном побережье Средиземного моря
(береговая полоса современных Ливана и Сирии). Ее рас-
цвет был связан с бурным развитием средиземноморской
торговли. — Прим. изд.
с. 142 * Старое название Бирмы. — Прим, перев.
с. 145 * Писсаро Франсиско (между 1470 и 1475—1541) — испан-
ский конкистадор. Учавствовал в завоевании Панамы и Пе-
ру. Используя междоусобную войну среди инков, разграбил
и уничтожил их государство Тауантинсуйю. — Прим. изд.
**Кортес Эрнан (1485—1547) — испанский конкистадор,
завоеватель Мексики. При завоевании Мексики Кортес про-
явил большие военные и политические способности в соче-
тании с крайней жестокостью и вероломством в отношении
индейцев. — Прим. изд.
с. 149 * Джон Уэсли — английский священник XVIII века, основа-
тель методистского направления протестантской церкви. —
Прим, перев.
с. 167 * Тюдоры — королевская династия в Англии (1485—1603).
Власть Тюдоров носила абсолютистский характер. В послед-
ние годы правления Елизаветы началась борьба парламента
против королевского абсолютизма. Сменила династию Йор-
ков. Основатель — Генрих VII (король в 1485—1509). Другие
представители: Генрих VIII (1547—1553), Мария I (1553—
1558), Елизавета I (1558—1603). Стюарты — королевская
династия в Шотландии (с 1371 г.), а затем также и в Англии
(1603—1649 и 1660—1714). Сын Марии Стюарт шотландский
король Яков VI занял по завещанию Елизаветы I английский
престол и стал королем Англии, Шотландии и Ирландии под
именем Якова I (1603—1625). Политика абсолютисткой дикта-
туры, проводившаяся Яковом I и его сыном Карлом I (король
в 1625—1649), привела к революционному кризису в стране. В
ходе революции XVII в. Карл I был казнен (1649), Англия
провозглашена республикой. После реставрации монархии
(1660) Стюарты (Карл II, король 1660—1685) вновь заняли
престол. Преемник Карла II Яков II (король в 1685—1688)
был свергнут в результате госпереворота (так. наз. Славная
революция). — Прим. изд.
с. 167 ** Елизавета I Тюдор (1533-1603) — английская королева
(с 1558 г.); последняя из династии Тюдоров (дочь Генриха
VIII и Анны Болейн). Начавшиеся при Елизавете I выступ-
ления в защиту «парламентских привилегий», против «пре-
рогатив короны» явились прологом последующей борьбы
парламентской оппозиции с абсолютизмом при первых Стю-
артах. — Прим. изд.
с. 167 *** Яков / (1556—1625) — английский король (с 1603 г.).
Первый из династии Стюартов на английском престоле (с
1567 г. шотландский король под именем Яков III). Сын Ма-
рии Стюарт. На английский престол вступил после смерти
Елизаветы I Тюдор. Стремился обосновать право короля
управлять страной без сотрудничества с парламентом. Аб-
725
солютистская политика Якова I, характеризовавшаяся рас-
тущей религиозной нетерпимостью по отношению к пурита-
нам, введением новых налогов и принудительных займов,
нерегулярным созывом парламента, привели к быстрому
росту парламентской оппозиции. — Прим. изд.
с. 180 * В Ефесе (Эфесе) толпа глумилась над апостолом Павлом.
— Прим, перев.
с. 233 * Здесь и далее, в целях сохранения всех оттенков смысла.
Ф. Бастиа переводит английские стихи дословно, прозой,
лишь слегка ритмизируя ее. Мы сохраняем эту манеру. —
Прим, перев.
с. 281 * Имеется в виду российский император Николай I. —
Прим, перев.
с. 296 * Однофамилец упомянутого перед этим полковника Перро-
нета Томпсона. — Прим, перев.
с. 352 * Мухаммед Али (1769—1849) — паша Египта с 1805 г. Соз-
дал регулярную армию, вел завоевательные войны, фактиче-
ски отделил Египет от Турции. Реоганизовал администра-
тивный аппарат, предпринимал меры, направленные на
развите сельского хозяйства, фабричной промышленности. —
Прим. изд.
с. 352 ** Оранжисты — протестантские ультра того времени. —
Прим, перев.
с. 352 *** Гнилые местечки — избирательные округа, в которых
большинство избирателей составляют члены одной семьи
лендлордов. — Прим. изд.
с. 363 * Да свершится правосудие, хотя бы от этого обрушились
небеса (лат.). — Прим, перев.
с. 372 * Старое название Гаити. — Прим, перев.
с. 411 * Раб подобен животному (лат.). — Прим, перев.
с. 418 * Остров Таити находился под протекторатом Франции, и ту-
да одно время не допускали английских миссионеров. —
Прим, перев.
с. 430 * Чартисты — участники массового движения в Велико-
британии — чартизма в 1830—1850 гг. Требования чарти-
стов были изложены в виде законопроекта («Народная Хар-
тия» 1838).
с. 470 * К человеку (лат.). О доводе, предназначенном повлиять на
чувства, впечатления, но не имеющем объективного значе-
ния. — Прим. изд.
с. 531 * Москитос живут в современном Британском Гондурасе. —
Прим, перев.
с. 540 * Остров Тасмания. — Прим, перев.
726
Содержание
Введение.................................................... 5
Собрание в Манчестере в октябре 1942 года. Речь г-на Коб-
дена....................................................... 67
Собрание в Лондоне 16 марта 1843 года, театр Друри-Лейн.
Речь г-на Кобдена.......................................... 79
Собрание в Лондоне 30 марта 1843 года. Речи гг. Джеймса
Вильсона, Дж. В. Фокса и Кобдена.... 85
Собрание в Лондоне 5 апреля 1843 года. Вступительное слово
председателя; речи гг. Юма, Бразертона,
Милнера Гибсона............................................ ПО
Собрание в Лондоне 13 апреля 1843 года. Речь доктора
Бауринга.................................................. 139
Собрание в Лондоне 26 апреля 1843 года. Речь преподобного
Т. Спенсера............................................... 149
Собрание в Лондоне 5 мая 1843 года. Речи преподобного Кокса
и г-на Кобдена............................................ 158
Собрание в Лондоне 13 мая 1843 года, зал оперы. Речь г-на
Кобдена................................................... 180
Собрание в Лондоне 13 октября 1843 года, театр Ковент-Гарден.
Речи гг. Кобдена и Дж. Ф. Фокса........................ 192
Собрания в Шотландии с 8 по 18 января 1844 года. Разные
выступления; выдержки из речей г-на Кобдена в Перте и
полковника Томпсона в Гриноке и др........................ 212
Собрание в Лондоне 25 января 1844 года. Речи гг. Джорджа
Вильсона и Дж. В. Фокса................................... 228
Собрание в Лондоне 1 февраля 1844 года. Отчет............. 243
Банкет в Уэйкфилде (Йоркшир) 31 января 1844 года. Вступи-
тельное слово председателя, г-на Мар-
шалла, и речи лорда Морпета и г-на
Кобдена.............................. 245
Собрание в Лондоне 15 февраля 1844 года. Речи гг. Вилье и
Дж. В. Фокса........................................... 254
Собрание в Лондоне 21 февраля 1844 года. Отчет; речи гг.
О’Коннела и Джорджа Томпсона....... 269
Собрание в Лондоне 28 февраля 1844 г. Речь г-на Эшворта . . . 287
Собрание в Лондоне 17 апреля 1844 г. Отчет; речь г-на Джорд-
жа Томпсона.............................................. 295
Собрание в Лондоне 1 мая 1844 года. Речи гг. Рикардо и Коб-
дена..................................................... 314
Собрание в Лондоне 14 мая 1844 года Речи гг. Брайта и
Джеймса Вильсона......................................... 327
Собрание в Лондоне 22 мая 1844 года. Речь г-на Джорджа
Томпсона................................................. 347
Собрание в Лондоне 5 июня 1844 года. Краткое изложение
речи г-на Бувери и речь г-на Милнера
Гибсона.................................................. 367
Изложение разногласий по тарифу на сахар................. 374
Собрание в Лондоне 19 июня 1844 года. Речи преподобного Т.
Спенсера и гг. Кобдена и Фокса. Сооб-
ражения переводчика................... 379
Дебаты в палате общин по предложению г-на Вилье. Доводы
г-на Милнера Гибсона. Краткий исторический обзор....... 397
Собрание в Лондоне 7 августа 1844 года. Соображения о духе
мира. Речи гг. Милнера Гибсона и Фокса.. 418
Фритредеры и чартисты в Нортгемптоне..................... 430
Демонстрация за свободу торговли в Уолсолле. Награждение
кубком г-на Джона Смита.................................. 431
Большое собрание Лиги в театре Ковент-Гарден 17 декабря
1844 года. Речь г-на Кобдена............................. 435
Общее собрание Лиги в Манчестере 22 января 1845 года. Речь
г-на дж. Брайта.......................................... 448
Вопросы Джеку Дикону Юму, эсквайру, бывшему секретарю
Торговой палаты, о хлебном законе в комитете Палаты об-
щин по подготовке проекта закона о ввозных пошлинах на
зерно на 1839 год........................................ 459
Приложение к французскому изданию
Окончание первой кампании английской Лиги................ 469
Вторая кампания Лиги..................................... 479
Две Англии............................................... 487
Собрание в Манчестере 25 января 1848 года. Речи гг. Милнера
Гибсона, Кобдена и Дж. Брайта............................ 490
Письмо Бастиа г-ну Дж. Вильсону от 15 января 1849 года .... 520
728
Колониальная реформа в Англии. Речь г-на Кобдена в Брэд-
форде...................................................... 524
Речь лорда Рассела в парламенте............................. 535
Приложение к русскому изданию
Письмо от 21 октября 1836 г. о 10-часовом рабочем дне.... 547
Мнение Кобдена против права вмешательства парламента в распреде-
ление труда рабочих классов.—Рабочие должны полагаться только на
самих себя, а не рассчитывать на защиту закона.
Палата общин. Обсуждение тронной речи 1841 года. Первая
парламентская речь Кобдена. 25 августа 1841 года........... 552
Опровержение хлебных законов.—Угнетение народа хлебными налогами
в пользу обеспеченных классов общества.—Влияние хлебных законов на
заработную плату.—Угнетенное состояние рабочих в мануфактурных и
земледельческих округах.—Возражение Роберту Пилю по поводу общего
благополучия страны.
Палата общин. Обсуждение тронной речи 1843 года. 17 февра-
ля 1843 года................................................... 568
Вредное влияние хлебных законов на мануфактурную и земледельче-
скую промышленность.—Упадок фермерского хозяйства.—Защита Лиги
против обвинений в революционных стремлениях.—Картина обеднения
средних и низших классов страны.—Призыв Роберта Пиля к личной от-
ветственности за упадок народного благосостояния в Англии.
Кобден перед своими избирателями. Рочдейл, 26 июня 1861 года.. 586
Отчет по делу о заключении торгового договора с Францией.—
Затруднение при осуществлении идеи свободной торговли во Франции.—
Отличительные особенности французской и английской промышленно-
сти.—Они взаимно дополняют друг друга.—Общие цели торгового дого-
вора.—Последствия свободной торговли для Англии.—Свободный ввоз
французских вин.—Стремление достигнуть полной гармонии между
обеими странами.—Нелепость ожидания войны со стороны Франции
ввиду заключения торгового договора.—Затраты Франции на содержа-
ние флотов почти вдвое меньше.расходов на английский флот.—Дурная
организация безответственного английского адмиралтейства.—Безотчет-
ность его.—Перестройка судов в Англии и во Франции.—Ложная трево-
га перед войной с Францией ради увеличения ее налогов.—Сравнение
численности экипажей обоих флотов.—Бессилие английского парламента
- в деле преобразования управления.—Праздная борьба партий из-за
власти.—Необходимость расширения избирательных прав.
Палата общин. Речь о государственных заводах и мастерских
22 июля 1864 года.............................................. 615
Собственное производство правительственных фабрик и заводов или
заготовление всего необходимого через частную промышленность?—Не-
производительность расходов по содержанию артиллерийских заводов
и вулвческого пушечно-литейного завода.—Собственное производство
пушек, гранат и ядер.—Приобретение нарезных орудий.—Странный
эпизод с монополией Армстронга по приготовлению пушек.—Дурное
729
состояние вооружения флота.—Неспособность правительства спра-
виться с делом снабжения армии и флота.—Производство собственных
ружей также неудачно по сравнению с постановкой частных промыш-
ленников.—Дороговизна казенных ружейных и пароходных заво-
дов.—Неправильность казенной отчетности; ложные балансы.—Обмун-
дировочные мастерские — казенные.—Вообще система казенных заво-
дов и мастерских есть расточение народного благосостояния.—Не-
годность порядков отдачи подрядов с торгов.—Неумение правитель-
ства покупать и заказывать нужные ему товары.—Существующие
беспорядки администрации по вооружению артиллерии и флота могут
привести к демократическому перевороту.
Кобден перед своими избирателями. Избирательное собрание в
Рочдейле 3 ноября 1864 года..................................... 652
Болезнь Кобдена и трудность произносить речь.—Вопрос о невмеша-
тельстве в дела иностранных государств.—Положение вопроса и Шлез-
виг-Гольштейне в парламенте.—Жалкая попытка правительства взять
на себя решение судьбы этих областей.—Состоявшаяся по этому поводу
конференция в Лондоне без участия заинтересованного народа.—Договор
закрепления Шлезвиг-Гольштейна за Данией и его несостоятельность.—
Внимание парламента было поглощено этим вопросом в ущерб делам
внутренней жизни.—Неуместная роль Джона Рассела в этом вопро-
се.—Воинственные речи в парламенте,—Сильное возбуждение негодую-
щего общественного мнения против войны.—Недостойная роль оппози-
ции, то подстрекавшей Данию против могущественного соседа, то оста-
вившей ее на произвол судьбы.—Несбыточные крайности высказывав-
шихся в парламенте мнений: война как средство для процветани и
торговли.—Прежде всего забота об устройстве своих внутренних дел, а
потом уже политика внешняя.—Неуместное вмешательство в польский
вопрос только повредило стране, за которую стояла Англиия.—Вме-
шательство Англии в гражданскую войну Америки.—Ошибочные задачи
английских консерваторов.—Невежество англичан в отношении гео-
графии и истории Америки.— Пора заняться собственными внутренними
делами.—Неотложность парламентской реформы в смысле расширения
избирательных прав.
М. П. Щепкин. Жизнь и деятельность Ричарда Кобдена........ 692
Хронология борьбы против хлебных законов.................... 722
Примечания.................................................. 724
Бастиа Фредерик
КОБДЕН И ЛИГА
Движение
за свободу торговли
в Англии
Подписано в печать 15.11.2002. Формат 60х90’/16.
Бумага офсетная. Гарнитура «Literatumaya». Усл. печ. л. 46,0.
Тираж 1500 экз. Заказ № 2514.
ООО «Социум», e-mail: alexk@elnet.msk.ru тел. (095) 330-51-98
Отпечатано с готовых диапозитивов в ФГУП ордена «Знак Почета»
Смоленской областной типографии им. В. И. Смирнова.
214000, г. Смоленск, пр-т им. Ю. Гагарина, 2.
ISBN 5-901901-10-Х
КУЛИШЕР и. м.
Основные вопросы международной торговой политики.
- М.: ООО «Социум», 2002. 479 с.
Самое полное исследование применения различных ограниче-
ний в международной торговле в XIX—первой трети XX вв.
Показано как к середине XIX в. в Западной Европе в результа-
те заключения системы двусторонних договоров, содержав-
ших оговорку о праве наибольшего благоприятствования,
сложился режим свободной торговли; проанализированы при-
чины, по которым, начиная с 70-х гг. XIX вв., постепенно
вновь восторжествовала протекционистская идеология, вылив-
шаяся в агрессивный протекционизм начала XX в., логиче-
ским исходом которого стала Первая мировая война.
Бастиа Ф.
Экономические софизмы / Пер. с франц. - М., Челябинск.
Социум, Экономика, 2002. 304 с.
Французский экономист середины XIX в. Фредерик Бастиа в
своих произведениях дал непревзойденную критику протек-
ционистских заблуждений и намеренных подтасовок. Ирони-
ческие, а иногда и сатирические, памфлеты Бастиа вызывали
бессильный гнев сторонников «защиты отечественной про-
мышленности и национального труда». Автор демонстрирует
всю абсурдность протекционистской логики с точки зрения
здравого смысла.
Заблуждения протекционизма / У. Самнер, Я. А. Новиков. -
М., Челябинск: Социум, Экономика, 2002. 304 с.
В сборник включены две книги, написанные в конце XIX в.
американским экономистом и российским промышленником:
У. Самнер «Протекционизм, или Теория происхождения бо-
гатства от непроизводительного труда» и Я. А. Новиков «Про-
текционизм». В обеих книгах показывается несостоятельность
политики протекционизма. Не только вскрыты теоретические
ошибки, содержащиеся в обосновании политики защиты на-
ционального производства, но и на конкретных исторических
примерах и реальных цифрах показаны пагубные последствия
такой политики.
Мизес Л. фон.
Либерализм / Пер. с англ. А. В. Куряева. - М.: Социум, Экономика,
2001. 239 с.
Единственное систематическое изложение принципов либерального устрой-
ства общества и государства, основ либеральной экономической и внешней
политики. Демонстрирует тесную связь между международным миром, част-
ной собственностью, гражданскими правами, свободным рынком и экономи-
ческим процветанием. Автору удалось развеять множество сомнений и недо-
разумений, возникавших при обсуждении социальных и политических про-
блем, а также касающихся либеральной доктрины.
РОТБАРД М.
Власть и рынок: Государство и экономика / Пер. с англ.
Б. С. Пинскера под ред. Гр. Сапова. - Челябинск: Социум, 2003. 415 с.
Книга представляет собой исчерпывающий анализ всех разновидностей
вмешательства государства в экономику. Автор исследует 86 наиболее
распространенных видов государственного вмешательства в экономику.
Особый интерес представляет анализ распространения бремени налого-
обложения. Идеи, сформулированные в книге, породили волну привати-
зации в США в 1980-х гг., движение против налогов и движение в под-
держку частных органов охраны порядка. Многие темы этой книги были
восприняты и получили дальнейшее развитие в теории общественного
выбора.
РОТБАРД М.
Государство и деньги: Как государство завладело денежной
системой общества / Пер. с англ, под ред. и с предисл. Гр. Сапо-
ва. -М., Челябинск: Социум, 2003.
Книга является лучшим введением в денежные проблемы. Автор пока-
зывает, что деньги возникают в ходе добровольных обменов на рынке,
никакие общественные договоры или правительственные эдикты не соз-
дают деньги, что свободный рынок нужно распространить на производст-
во и распределение денег. Начав с рассмотрения классического золотого
стандарта XIX в., автор завершает свое исследование анализом вероятного
появления европейской денежной единицы и возможного мира неразмен-
ных денег.
В послесловии «Евро: Новая песня на старый лад» Г. Хюльсман про-
должает анализ с того пункта, где закончил Ротбард и доводит до наших
дней, до появления евро. По его мнению, рано или поздно выстраивае-
мую сегодня денежную систему единой Европы ждет крах.
Бум, крах и будущее: Анализ австрийской школы / Пер. с
англ. Сост. А. В. Куряев. - М.: ООО «Социум», 2002. 220 с.
Согласно теории австрийской школы, экономический цикл
порождается центральным банком и усугубляется всевозмож-
ными разновидностями государственного вмешательства, а не
является неотъемлемой частью свободной рыночной экономи-
ки. В книге показано, как центральный банк, искусственно
понижая ставку процента ниже уровня свободного рынка,
приводит к ошибочным инвестициям, проеданию капитала,
снижению сбережений и чрезмерному потреблению.
* * *
Бумом 90-х годов и крахом рубежа тысячелетий, разыгры-
вавшихся по сценарию как будто переписанному из шедевра
Людвига фон Мизеса «Теория денег и кредита», мы обязаны
Алану Гринспену и Федеральному резерву.
Но насколько глубок крах? Что ждет нас впереди? Наступит
ли в ближайшее время оживление, как нас пытаются уверить,
или падение продолжится и нас ждет мрачное будущее?
Экономический цикл порождается Федеральным резервом
(центральным банком) и усугубляется всевозможными разно-
видностями государственного вмешательства. Прекратилось
ли надувание «мыльного пузыря»? Наступило ли время «мед-
ведей»? И что мы должны делать в этом случае?
Только экономисты австрийской школы способны объяс-
нить текущую рецессию. На самом деле они начали обсуждать
ее еще до того, как она наступила — на своей финансовой
конференции в Торонто в сентябре 1999 г. Уже тогда они пре-
дупреждали, что на этот раз Федеральный резерв своим пе-
чатным прессом создал реальную проблему.
Последует ли США по пути Японии? Повторится ли 1992
год или 1929-й? Как мы во все это вляпались? Что такое эко-
номический цикл? Чему нас учит история? Чем опасен Феде-
ральный резерв?
Ответы на эти и многие другие вопросы вы найдете в этой
книге.
ОЙГЕН БЁМ-БАВЕРК
КРИТИКА ТЕОРИИ Маркса / Сост. А. В. Куряев. — М., Че-
лябинск: Социум, 2002. — 283 с. ISBN 5-901901-07-Х
Исчерпывающий анализ ошибок и противоречий, со-
держащихся в теории ценности (стоимости) Маркса. Ав-
тор одним из первых обратил внимания на противоречия
между I и III томами «Капитала». Не ограничиваясь ука-
занием на внутреннюю противоречивость теории Маркса,
автор точно указывает тот пункт, в котором ошибка про-
никла в систему, а также те пути, по которым она распро-
странилась и разветвилась.
Продемонстрировав несостоятельность разработанной
Марксом теории ценности и, следовательно, теории при-
бавочной ценности, Бём-Баверк разрушил экономический
фундамент теории эксплуатации, лишив «научного»
обоснования социалистические политические лозунги.
И. М. Кулишер
История русской торговли и промышленности / Сост.
А. В. Куряев. Челябинск: Социум, 2003. — 558 с.
В сборник вошли две книги выдающегося российского ис-
торика хозяйства с мировым именем И. М. Кулишера
«Очерк истории русской промышленности» (1922) и «Очерк
истории русской торговли (1923). История развития и ста-
новления торговли и промышленности прослежена начиная
с древнейших времен до XIX в. Особое внимание уделено
ганзейской торговле, петровским и екатерининским рефор-
мам, развитию крупной промышленности, таможенному ре-
гулированию.
ИЗДАТЕЛЬСТВО «СОЦИУМ»
ГОТОВИТ К ПЕЧАТИ:
Г. Хаберлер
Вильгельм фон Гумбольдт
([Ьъы/пъ nheae.
и ^ея/пъельносмш
Ричард Кантильон
Gruyt/пъ о пйи/коие 'пиЖю&м
Кулишер И. М.
ия эгмжлш/шжого (/мта
В СЕРИИ «БУМ, КРАХ И БУДУЩЕЕ»
Людвиг фон Мизес