Автор: Иванова И.Э.
Теги: история и критика мировой литературы и литературы отдельных стран детская литература культурология
ISBN: 5-691-00043-8
Год: 1998
Текст
ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
АВСТРИИ,
ГЕРМАНИИ,
ШВЕЙЦАРИИ
’о’оОсТ
5° °* °1
Серия «Двадцать веков детской литературы
1IIII
Учебная хрестоматия
для начальной и средней школ
И. В. Гете
«Сейчас мы вступаем в эпоху всемир-
ной литературы, и каждый должен теперь
содействовать тому, чтобы ускорить появ-
ление этой эпохи».
Серия «Двадцать веков детской литературы»
ум b'~~d ух х~~и уи К~И ух ум
р^^^^ч р^^^?ч p^Z^^4 р^^^^ч р^^^^ч р^^^^ч
ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
АВСТРИИ, ГЕРМАНИИ,
ШВЕЙЦАРИИ
te»eitei^teiie4tejte<(ei»e«e<(e<>e0t©i
Хрестоматия
для начальной и средней школ
Часть 1
Рекомендовано Министерством
общего и профессионального образования
Российской Федерации
в качестве
хрестоматии
для начальной и средней школ
Москва
1998
ББК 83.33
Д38
Составитель:
канд. пед. наук, зав. лабораторией литературы
Исследовательского центра эстетического воспитания РАО
Иванова Эльвира Ивановна
Детская литература Австрии, Германии, Швейцарии:
Д38 Хрестоматия для начальной и средней школ. Часть 1 /
Сост. Э. И. Иванова. — М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС,
1997. — 384 с.: ил. (Сер. «Двадцать веков детской лите-
ратуры»).
ISBN 5-691-00043-8
Серия представляет в систематическом издании основной круг
мировой детской литературы: каждый том включает в себя лите-
ратуру одной страны или нескольких стран, имеющих языковую и
культурно-историческую общность. Содержание серии — это произ-
ведения фольклора, писателей-классиков и современных авторов.
Издание может быть интересно не только детям, но и студентам
педагогических училищ и институтов, педагогам и родителям.
Данное издание хрестоматии охватывает детскую литературу
Австрии, Германии, Швейцарии.
Для учащихся начальной и средней школ.
„ 4703000000-46 „
Д 14К(03)-97” Без объявл-
ISBN 5-691-00043-8
ББК 83.33
© Составление, предисловие
Э. И. Иванова, 1997
© Иллюстрации Ж.Р.Авотин, 1997
© «Гуманитарный издательский
центр ВЛАДОС», 1997
ПРЕДИСЛОВИЕ
Кто из нас в детстве не слышал сказку о смешной «умной
Эльзе», такой дальновидной и такой нескладной? Или о
бременских музыкантах? Кто не боялся за судьбу бедных,
оставленных в лесу ребятишек, ищущих дорогу по рассыпан-
ным по земле белым камешкам? Кто не радовался лихим
проделкам храброго портняжки? Не переживал за Маленького
Мука и неказистого Щелкунчика? Слышали, волновались,
переживали, может быть, даже не отдавая себе отчета в том,
что все это создания авторского гения — братьев Гримм,
В. Гауфа, Э. Т. А. Гофмана.
Подросши, мы знакомились с Мюнхгаузеном, Тилем
Ойленшпигелем, Рюбецалем, Лорелеей, Гамельнским Крысо-
ловом, Фаустом, Вильгельмом Теллем, шильдбюргерами —
порождениями народной фантазии. Так с книгами, кинофиль-
мами, балетом входила и входит в нашу жизнь немецкая
литература и культура, насчитывающая не одно тысячелетие.
Хрестоматия знакомит с историей немецкоязычной де-
тской литературы, с основными ее вехами и с ее «геогра-
фией» — произведениями, рожденными не только в Германии,
но и в Австрии, Швейцарии.
Читатель найдет здесь произведения классической и со-
временной литературы, а также народные сказки, легенды,
предания, сохранившиеся до наших дней благодаря памяти
многих и многих поколений, познакомится с образами,
созданными народной фантазией и ставшими своего рода
«опознавательными знаками» немецкой культуры.
В сказках, самом популярном фольклорном жанре, отра-
жается характер народа, его моральные качества. Добро в них
всегда прекрасно, зло ужасно, слабым, малым, бедным всегда
помогают, злых, жестокосердных наказывают.
Своеобразие немецких сказок, как, впрочем, и сказок
Других народов, состоит в том, что человеческими свойст-
3
вами — мыслить, говорить и действовать — наделены не толь-
ко животные и растения, но и неодушевленные предметы.
Сопоставляя метод сказочного мышления с мышлением ребен-
ка, Г. Гейне писал по этому поводу в «Путешествии по Гарцу»:
«Лишь благодаря такой глубине созерцательной жизни, бла-
годаря “непосредственности” возникла немецкая волшебная
сказка, своеобразие которой состоит в том, что не только
животные и растения, но и предметы, кажущиеся совершенно
неодушевленными, говорят и действуют. Мечтательному и
наивному народу в тишине и уюте его низеньких лесных и
горных хижин открылась внутренняя жизнь этих предметов,
они приобрели неотторжимую от них, последовательную ин-
дивидуальность, восхитительную смесь фантастической преле-
сти и чисто человеческого мышления; и вот мы встречаем в
сказках чудесные и вместе с тем совершенно понятные нам
вещи: иголка с булавкой уходят от портного и в темноте
сбиваются с дороги; соломинка и уголек терпят крушение,
переправляясь через ручей... По тем же причинам так беско-
нечно значительна наша жизнь и в детские годы: в то время
все для нас одинаково важно, мы все слышим, все видим, все
наши впечатления соразмерны, тогда как впоследствии мы
проявляем больше преднамеренности».
В бытовых сказках отсутствуют чудеса и волшебные пред-
меты. Герои таких сказок действуют в реальной, обыденной
обстановке, полагаясь на свой ум и изворотливость. Бытовые
сказки нередко носят сатирический характер, в них много
юмора и даже издевки над важными господами и богачами.
Образ смышленого, изобретательного героя, выходца из низов,
который оставляет в дураках своих недругов, надутых вель-
мож и богачей, бытует у многих народов мира. У русского
народа это Иванушка-дурачок, у французского — Жан-про-
стак, у немецкого — Ханс-счастливчик. Это и жители целого
немецкого города Шильды, ради сохранения своей независи-
мости принявшие шутовской облик. Обычно этот герой неда-
лек, простодушен, но ему всегда, ко всеобщему удивлению,
сопутствует удача.
В истории культуры рядом с «человеком разумным»
всегда действовал чудак, шут или плут, которого принято
называть трикстером. Трикстер обычно делает то, что не
положено, что запрещено приличиями и не вписывается в
рамки здравого смысла. Там, где «нормальный человек»
4
откажется от поиска выхода из экстремальной ситуации,
оставив все, как есть, плут идет на риск и предлагает нечто
непредсказуемое. Неожиданные ситуации в каком-то смысле
его стихия: Иванушка-дурачок только тогда перестает быть
бестолковым увальнем, когда прилетает Жар-птица, прибегает
Конек-Горбунок или Серый Волк, а лягушка превращается в
Марью-царевну.
Сродни этим героям плут из Германии, живший, по
преданию, в XIV в., — озорной подмастерье и бродяга по
имени Тиль, стяжавший громкую известность своими шутов-
скими проделками.
Само понятие глупости, героя-дурака и в фольклоре, и в
литературе многозначно. С одной стороны, под видом осмея-
ния глупости высмеивались социальные пороки, с другой —
маска глупости, отнесенная обычно к простолюдинам, нагляд-
нее подчеркивала их подлинный ум и человеческое достоин-
ство. Наконец, точка зрения «дурака» являла неожиданный
ракурс видения мира, своего рода прообраз литературного
приема, которые позже стали определять как «мир, увиден-
ный глазами ребенка».
К бытовым сказкам примыкают небылицы — рассказы о
совершенно невозможных в жизни событиях. Так, на основе
небылиц были созданы истории о похождениях барона Мюнх-
гаузена, которые в значительной мере восходят к фольклору.
В Германии, как и в других странах Западной Европы, на
заре средневековья родились легенды и предания. Они повест-
вовали о нерушимой дружбе и верной любви, звали воинов на
подвиги, призывали бороться за свободу. В легендах вершился
суд над злом и прославлялось добро. Недаром ведь говорят:
«легендарный подвиг», «легендарный герой», «это достойно
войти в легенду».
Некоторые из легенд были записаны еще в стародавние
времена (в старинных летописях наряду с записями о подлин-
ных событиях можно найти немало народных легенд). Другие
легенды дошли до нас только в литературной обработке — в
балладах, поэмах и романах, авторами которых являются
писатели средних веков и более позднего времени.
Старинные легенды вдохновляли и вдохновляют своей
красотой и волшебным вымыслом поэтов и драматургов,
художников и композиторов.
5
Если для «взрослой» литературы фольклор можно рассмат-
ривать прежде всего как источник тем, сюжетов, жанров, то
для литературы детской этим его роль не исчерпывается.
Слагавшаяся в рамках «большого» фольклора устная, домаш-
няя, дописьменная детская литература становилась основой
миросозерцания ребенка.
♦Детские сказки рассказываются, чтобы своим чистым и
мягким светом пробудить к жизни и взрастить самые первые
мысли и чувства. Но так как их простая поэзия может
порадовать и научить правде каждого, а еще потому, что они
остаются в стенах дома и передаются по наследству, их
называют и семейными», — писали В. и Я. Гриммы в предис-
ловии к сборнику «Детские и семейные сказки», оценивая эту
мудрую традицию.
Незримая, никому не подвластная поэзия домашнего
очага всплывает в позднейшие времена в самых различных
жанрах и трансформациях. Свидетельством подобного творче-
ства стали бесчисленные варианты знаменитой «Лорелеи»,
песен, баллад, эпических сказаний, сказок, где проявляются
следы древних, дохристианских верований в то, что каждым
явлением природы управляет свой грозный бог, а сами
явления природы олицетворяются с живыми существами. В
поздние времена прием олицетворения стал одним из плодо-
творных приемов в литературе для детей, поскольку детское
сознание в своем развитии совершает путь, исторически
пройденный человечеством.
В конце XIX в. в литературе набирают силу реалистиче-
ские тенденции. Писатели в своих произведениях, адресован-
ных детям, стараются учитывать специфические запросы де-
тства, развивать у ребенка чувство гуманности, решать нрав-
ственные проблемы, ставить вопросы морального поведения.
В детской литературе ожил интимный детский мир с его
грезами, светлыми радостями, со всеми сложными внутренни-
ми переживаниями ребенка, высокими порывами, детским
стремлением к романтике. И в этом смысле показательно
творчество швейцарской писательницы И.Спири (1827-1901),
отразившей становление личности девочки-сиротки Хайди (по-
весть «Хайди»).
Начало века и период между двумя мировыми войнами в
целом не привнесли что-либо значительное в развитие детской
6
литературы. Выпускаются серии книг, антологий, куда входят
адаптированные произведения классической австрийской, не-
мецкой, швейцарской литературы (повести, сказки Й. Эйхен-
дорфа, Г. Келлера, Э.Т. А. Гофмана и др.). Интенсивно издают-
ся народные сказки и предания, способствующие формирова-
нию национального самосознания.
Если во «взрослой» литературе 20-30 гг. наблюдается
реакция на трагедию первой мировой войны и экономический
кризис 1929-1931 гг., то детская литература видит свою
задачу в том, чтобы преодолеть настроения враждебности и
непонимания между людьми, обнаружить ростки добра в
человеке и взрастить их. Поэтому в европейской литературе
для детей переживает расцвет литературная сказка как худо-
жественная форма, дающая наибольшую возможность пока-
зать победу добра.
В немецкоязычном ареале преобладают истории о цветах,
насекомых, феях и гномах. Немногим книгам этого времени
суждено было сохранить популярность и в наши дни. Прежде
всего, это «Приключения пчелки Майи» В. Бонзелъса и неувя-
даемая сказка Ф.Залыпена «Бемби».
«Эта добрая книга воспитывает сердце», — говорит Ю. На-
гибин в предисловии к «Бемби». Действительно, не одно
поколение приобщалось к познанию тайн природы, жизни
леса, зверей, повадок животных с помощью трогательной и
поэтичной книги Ф. Зальтена. А главное — училось у нее
доброте и нежности...
И это вот что означало:
Все человечество кричало
И в исступлении звало
Избыть содеянное зло...
(Вольфрам фон Эшенбах. «Парцифалъ».
Пер. Л. Гинзбурга).
Эти слова написаны около восьмисот лет назад, бесконеч-
но давно — во времена Фридриха Барбароссы и Ричарда.
Львиное Сердце, третьего и четвертого крестовых походов,
совсем незадолго до Батыя и начала татаро-монгольского
нашествия на Русь. Сколько раз еще с тех пор «человечество
кричало»! И сколько раз раздавались призывы «избыть соде-
янное зло»!
7
Трагедия европейских народов начиная с 1938 г., когда
фашистская Германия оккупировала Австрию, а затем посте-
пенно и другие страны, нашла отражение уже в послевоенной
литературе. Отзвуки ее не умолкают и до сего дня; предосте-
режения молодому поколению об опасности фашистской иде-
ологии высказывают и маститые художники слова (Д. Крюсе,
«Мой прадедушка, герои и я»), и совсем юные (Э.Ройтер,
«Юдит и Лиза»).
Ребенок и война — понятия страшные в своей несовмести-
мости. Тем не менее жизнь столкнула их, сплавила в крово-
точащий узел, вплела в человеческую судьбу. Война со всеми
ее несчастьями и ужасами навек отложилась в сознании тех,
кто ее пережил. Она и поныне мучает, беспокоит, взывает к
памяти и проклятию.
Повесть лауреата Золотой медали X. К. Андерсена Кристи-
не Нёстлингер «Лети, майский жук!» — книга-воспоминание,
книга-переживание, написанная болью сердца, навсегда ранен-
ного войной.
Необычайно ранняя весна 1945 г. Вена, придавленная
фашистским сапогом. Смутное, тяжелое время. Но забрезжил
свет. Близок конец войны, и ощущается связанная с ним пора
надежд. Повесть, как это обычно у К. Нёстлингер, стремитель-
на. События сменяют друг друга с кинематографической
быстротой. Они воспринимаются, переживаются, оцениваются
восьмилетней девочкой, за долгие годы привыкшей к войне,
не знавшей ничего, кроме войны. Но раньше война была
где-то далеко, несла голод, тревогу за солдата-отца, а теперь
она вот, у родного порога, возвещает о себе авианалетами,
разрывами бомб, ужасом и страхом.
Внимание читателя приковано к судьбе обыкновенной
венской семьи, оставшейся без крова, с отцом-дезертиром,
которого необходимо прятать от гестаповцев, с тем чтобы
потом с опаской ждать прихода русских солдат.
Первая же встреча с солдатами-освободителями опроверга-
ет наветы фашистской пропаганды, обывательские слухи и
измышления. Для Кристины это новые, жизненно важные
впечатления. Раньше она — темноглазая и темноволосая де-
вочка — чувствовала себя изгоем: все детские книги, учебни-
ки, плакаты были заполнены изображениями белокурых,
голубоглазых, сусально красивых деток-арийцев. Как хотелось
8
ей соответствовать официальному «имиджу», вызывать одоб-
рение взрослых и благосклонность сверстников! Но, увы,
ничего не получалось. И вот впервые можно быть такой, как
есть. Русский солдат улыбается темноглазому австрийскому
ребенку, и все страхи пропадают.
У Кристины появляется настоящий взрослый друг — по-
вар из Ленинграда по фамилии Кон. Кристина полюбила его
со всей страстью детского сердца, видела в нем воплощение
доброты и человечности, надежду и защиту. Описания трога-
тельной дружбы русского солдата и австрийской девочки —
самые светлые, щемяще чистые страницы повести.
«Я написала книгу, чтобы сегодняшние дети понимали,
что такое война, — говорит писательница в послесловии. —
Войны не возникают сами по себе, войны замышляются
людьми и ими осуществляются для каких-то своих целей...»
В период правления нацистов традиционный жанр сказки
был во многом дискредитирован из-за засилья жестоких ле-
генд и крикливых сказочек, в которых орудовали высокомер-
ные нордические полубожества. В послевоенный период От-
фрид Пройслер первым на смену сверхбожествам привел в
сказку «невеликих» симпатичных героев — Маленькую Бабу
Ягу, Маленькое Привидение, Маленького Водяного, позже
трудягу гнома Хёрбе. И с их помощью открывал ребенку суть
человеческих отношений, нюансы человеческих чувств — до-
броты, нежности, дружбы.
Опираясь на фольклорные традиции, О. Пройслер создавал
и создает свои сказки на новой основе, находит новые вари-
анты, современный антураж, старую форму наполняет пробле-
мами реальной жизни, решая, по сути, педагогические за-
дачи — воспитания чувств и души, становления характера
юного человека.
В детской литературе наших дней идут интенсивные
поиски нового художественного языка, новых форм, которые
помогли бы писателю более достоверно, глубоко и ярко
рассказать о современном мире. В ткань художественных
произведений вторгаются злободневный факт, документ, с
другой стороны, широко культивируются условные формы —
фантастика, гипербола, гротеск, поэтическое иносказание,
миф, углубляется психологизм повествования.
Современные проблемы бытия все больше проникают в
9
литературную сказку, которая стала ведущим жанром в де-
тской литературе. Порою литературная сказка перерастает в
многоплановый роман, повесть, своеобразный сказочный эпос.
Она включает описания человеческих чувств, природы, быта,
что определяет ее национальный характер, живописует исто-
рические события, явления природы, растительный и живо-
тный мир, научно-технические достижения, что придает ей
познавательный смысл. В литературной сказке переплетаются
элементы сказки о животных, бытовой сказки и волшебной
сказки, приключенческой и детективной повести, научной
фантастики и пародийной литературы. Она может вырастать
из народной сказки, предания, поверья, легенды.
В качестве универсальной для современной литературы
можно выделить проблему существования личности в рамках
«общества потребления». Декларативно оставаясь свободной,
в реальности личность порабощается вездесущим стандартом,
оказывается в плену поточного производства идей и товаров.
Художественная литература видит свою миссию в том, чтобы
противостоять процессу обезличивания, конформизма, без-
духовности. Используя сказочную форму, писатели дают
безжалостную критику общества потребления с его погоней
за материальными ценностями, развенчивают психологию ве-
щизма.
Так, австрийская писательница В.Ферра-Микура в сказке
«Валентин свистит в травинку» повествует о невероятных
приключениях садовника Валентина, обладающего необычным
даром — высвистывать в травинку все, что ни пожелаешь.
Валентину не повезло: ему встретились ненасытные люди, для
которых вещи, много вещей — главная радость. Валентин
высвистывает им телевизоры, холодильники, одежду, украше-
ния. Но вещи, увы, не приносят счастья.
Сказка заставляет задуматься: стоит ли обрекать себя на
добывание вещей, если они так мало значат? что же достав-
ляет людям радость? что такое счастье?
Счастье — дарить радость другому, счастье — создавать
праздник для близких. Счастье — это мир и взаимопонимание
в семье, с родными, со сверстниками. К такой мысли подводят
детей швейцарские писатели X. Манц, Э.Хаслер, Э.Цопфи.
Верный поэтике иносказания, Михаэль Энде также обра-
тился к болевым точкам сегодняшней действительности, отра-
10
зив непримиримое противостояние железного прагматизма и
гуманности. В схватке с подлинной добротой и человечностью
носители бездушной машинерии закономерно терпят крах
(«Момо»).
Юмор и ирония, веселое словотворчество, причудливая
фантазия сказочных форм, отличающие творчество Петера
Хакса, — свидетельства безграничных возможностей литера-
турной сказки.
Один из важнейших принципов современных детских
писателей — относиться к ребенку как к равному. Только
такое отношение помогает взаимопониманию «отцов» и «де-
тей», что необходимо в повседневной жизни и тем и другим.
Внутреннему миру ребенка посвящена новелла Бенно
Плудры «Лют Матен и Белая Ракушка». Герой Плудры —
маленький мальчик, стремление которого стать рыбаком не
принимается всерьез взрослыми. Упорство и самоутверждение
малыша приводят к драматическим событиям, но мальчик все
же заставляет взрослых начать относиться к нему с уваже-
нием.
Писатель тонко вникает во все помыслы и переживания
мальчишки, уважительно относится к стремлению Лют Мате-
на доказать, что он, сын рыбака, чего-то стоит. Психологи-
ческие наблюдения здесь озарены романтической легендой
о Белой Ракушке, что делает повествование и эмоциональней,
и убедительней.
Век научно-технической революции породил жизненно
важную для всего населения земного шара проблему — эколо-
гическую. Многие реки Европы и Америки плещут мертвой,
загрязненной волной, пропадают моря, красивейшие уголки
природы, возникают безжизненные пустыни, безвозвратно ис-
чезают многие виды растений и животных. Как реакция на
неблагоприятную ситуацию ширится экологическое движение,
крепнут голоса «зеленых» — охранителей природы, защитни-
ков ее существования.
В детской литературе значительное место занимают книги
о природе и животных. Развивать любовь ко всему живо-
му, бережно относиться к природе — вот задача, которую
ставят перед детьми писатели-натуралисты: люди, професси-
онально связанные с животным миром — ученые ботаники и
11
зоологи, путешественники (ранее А. Э. Брэм, затем К. Гаген-
бек, Б. Гржимек) и мастера художественного слова, воспе-
вающие в рассказах, сказках, стихах природу родного края
(поэзия Э.Штриттматер), призывающие в иносказательной
форме к ее спасению от издержек урбанизации (М.Лобе,
«Городок Вокруг-Да-Около»; Ф. С. Скленицка, «Драконам не
до смеха»).
Разнообразие жанров и видов, широта охвата действитель-
ности, высокое литературное мастерство — все это характерно
для немецкоязычной детской литературы — большой области
искусства, завоевавшей прочное место в мировой культуре.
Э. И. ИВАНОВА
СКАЗКИ, ЛЕГЕНДЫ,
ПРЕДАНИЯ
ДЕВОЧКА И ЗМЕЯ
Австрийская народная сказка
авным-давно, когда и не вспомнить,
жила-была на свете нищая девочка-ма-
лолетка. И служила она у богатого кре-
стьянина в работницах. А крестьянин
тот — жадный, злой и жестокий — ни-
чуть девочку не жалел. Вставала она с первыми
петухами и до позднего вечера трудилась. Не успеет
встать, как сразу же в коровник бежит. Ведь коров
чуть свет накормить, напоить, подоить надо. Сама
же девочка впроголодь жила. Но хозяину, бывало,
слова поперёк не скажет. День в трудах, а ночь в
слезах. Всё молчит да терпит. Только коровам горе
своё изливала.
Однажды пошла девочка в коровник и стала
коров доить. Вдруг солома зашуршала. Глядь, пол-
зёт змея. А на голове у змеи маленькая золотая
корона. Испугалась девочка, сердце у неё так и
замерло. Только змея, видно, не собиралась её жа-
лить, подняла голову и в подойник с молоком
заглядывает. Догадалась работница: змея-то голо-
дная. Нагнула подойник, змее попить дала.
-Т\ 13
Попила змея, а молока в подойнике намного
поубавилось. Что тут делать! Хозяйка девочки сво-
ему богатею мужу под стать была. Каждую каплю
молока считала! Отругает она работницу, а то и
вовсе выгонит!
Собралась девочка с духом, молоко домой понес-
ла. Увидала хозяйка, что молока в подойнике мень-
ше обычного, изругала девочку, воровкой её обозва-
ла. Плачет работница, слезами обливается, но про
змею ни словечка не вымолвила.
На другой день приползла змея снова. И опять де-
вочка её молоком напоила. Поглядела змея на работ-
ницу — видит: глаза у неё красные, заплаканные.
Несёт девочка подойник хозяйке и вся от страха
дрожит. Что-то будет? Изругала работницу хозяйка,
тумаков надавала. Плачет девочка, слезами облива-
ется, но про змею молчит.
На третий день пришла работница в коровник,
смотрит — змея опять ползёт. Девочка снова моло-
ком её напоила. Поглядела змея на работницу, а у
той всё лицо и руки в синяках.
— Что с тобой? — спрашивает вдруг змея чело-
веческим голосом.
— Да вот, — призналась девочка, — хозяйка ру-
гает меня, бьёт за то, что молока мало надаиваю.
Как и быть, не знаю.
— Не печалься, — утешает её змея, — увидишь,
всё хорошо будет. — И уползла прочь.
Стала работница молоко по кринкам разливать.
И надо же такому случиться! Сколько молока из
подойника ни выливает, его не убывает, а прибыва-
ет! Налила в тот раз девочка молока на целых две
кринки больше прежнего. Обрадовалась жадная хо-
зяйка, лицом даже посветлела.
14
С того дня, бывало, как пойдёт работница коров
доить, змея с золотой короной на голове уже тут
как тут. Утром ли, вечером ли — приползает моло-
ка попить.
Напьётся и глядит на девочку доверчиво, благо-
дарно! Работница все свои беды, все невзгоды забы-
вает. Чует сердце: змея эта ей друг. А молока в
подойнике всё прибывает!
С той поры много лет минуло. Выросла девочка,
красавицей стала! Краше её во всей округе не было.
Нравом добрая, весёлая, и все её любили. А больше
всех один молодой крестьянин. Красивый, да и
хозяин самостоятельный, усердный. Работница то-
же его давно полюбила, и когда он к ней посватал-
ся, тут же согласилась замуж за него пойти.
На другой день доит девушка коров и видит
вдруг — змея с золотой короной на голове ползёт.
Подползла к девушке и говорит:
— Я — фея, которую ты от голодной смерти
спасла. Заколдовала меня злая волшебница, в Коро-
леву Змей превратила, а сына моего — в Принца
Мотылька. Скажи, согласна ты в награду стать
женой моего сына? Будешь жить в счастье и в
богатстве.
— Благодарствую, — говорит девушка. — Только
я другого люблю. Слово я дала за него замуж
пойти.
— Что ж, вольному воля, — отвечает змея. —
Силой мил не будешь.
Попрощалась и уползла прочь.
Вот играют работница со своим женихом свадь-
бу. В доме жарят, варят, пекут. На кухне от котлов
пар идёт, в горнице столы от яств ломятся, музыка
гремит! Под утро стали гости домой собираться.
16
И вдруг музыка смолкла, тихо в горнице стало.
Видят все — целая туча бабочек к дому летит. Впе-
реди четыре больших бабочки карету тагцат, розо-
вым шёлком обитую. А в карете Королева Змей с
сыном. Позади кареты два огромных жука свадеб-
ный венец несут.
Как подлетели к крестьянской усадьбе, жуки —
ж-ж-ж — ив горницу: надели венец на голову ра-
ботницы. Смотрят гости — Королева Змей из каре-
ты выползла и тоже в горницу явилась. Золотая
корона у неё на голове блестит. Подползла змея к
столу, где жених с невестой сидели, на спинку
невестиного кресла поднялась и забралась девушке
на плечо. Ласково в глаза ей поглядела, головой
тряхнула, золотую корону невесте в миску сбросила
и говорит:
— Ты молока мне не жалела, на богатство не
польстилась и тем меня с Принцем Мотыльком от
волшебных чар избавила. Получай за это награду.
Поползла змея обратно в карету и в тот же
миг прекрасной феей обернулась. Мотылёк же
красавцем принцем стал. Бабочки в расторопных
служанок превратились, жуки — в нарядных па-
жей. Поклонились фея с принцем молодой чете и
уехали.
Взяла невеста золотую корону в руки, а та как
огонь горит. Положила корону к себе в кошелёк на
память. С тех пор деньги в кошельке у неё не
переводились. Сколько ни тратит, сколько бедным
ни раздаёт, они всё не убывают. Вот и стала бедная
работница самой богатой во всей деревне да самой
счастливой.
Перевод Л. Брауде
2 Заказ 784
ХАНС-СЧАСТЛИВЧИК
Немецкая народная сказка
Ханс-счастливчик — один из излюбленных персо-
нажей немецкого фольклора. Ныне в Германии суще-
ствует премия имени Ханса-Счастливчика, кото-
рую присуждают за лучшую книгу для детей.
ил на свете бедный крестьянин. Звали его
р* Ханс. Не было у Ханса ни кола ни двора,
и решил он на службу наняться. Угово-
рился Ханс с богатым помещиком, что
семь лет на него работать будет.
Служил Ханс хозяину семь лет, служил — ни о
чём не тужил. Когда же срок вышел, говорит он
помещику:
— Я своё отслужил. Хочу теперь в деревню, к
матушке вернуться. Отдай жалованье, что мне при-
читается.
Богач ему в ответ:
— Служил ты мне верой и правдой. Какова
работа, такова и плата. — И дал Хансу целый сли-
ток золота, тяжёлый-претяжёлый, с человеческую
голову величиной.
Вытащил Ханс из кармана платок, завернул в
него слиток, на плечи его взвалил и в путь пус-
тился.
18 /Т-
Шёл он, шёл, устал — еле ноги волочит, а на-
встречу ему всадник на коне скачет: собой краси-
вый такой, весёлый, конь у него как огонь.
— Эх! — громко вздыхает Ханс. — До чего хоро-
шо верхом скакать! Сидишь себе будто на лавке,
каблуки не сбиваешь, об камни не спотыкаешься, а
сам всё вперёд да вперёд мчишься.
Услыхал всадник, что Ханс говорит, осадил ко-
ня и спрашивает:
— Эй, почему ж ты тогда пешком идёшь?
— Как же мне не идти? — спрашивает Ханс. —
Коня-то у меня нет. А надо золотой слиток домой
донести. Мне из-за него головы не поднять, да и
плечи ломит.
— Знаешь что, — говорит всадник, — давай по-
меняемся. Я тебе коня дам, а ты мне — слиток.
— Ладно, — обрадовался Ханс. — Золото мне
вовсе ни к чему. Только попомните меня! Натаска-
етесь вы с этим слитком, намаетесь. А мне счастье
и удача всегда сами в руки плывут. В сорочке я,
видать, родился!
Спешился всадник, у Ханса золото взял, помог
ему на коня взобраться, поводья в руки дал и
говорит:
— Коли захочешь быстрее ехать, прищёлкни
языком да крикни: «Гоп! Гоп!»
Ну и радостно у Ханса на душе стало! Едет
верхом, будто птица, свободный. Слиток на плечи
не давит, голову высоко-высоко задрать можно.
И подумал Ханс: «Не худо бы побыстрее ска-
кать». Стал он языком прищёлкивать да покрики-
вать:
— Гоп! Гоп!
А конь с норовом был, припустил он галопом и
19
20 /-Г
сбросил Ханса в придорожную канаву. Хорошо ещё,
что в ту пору какой-то крестьянин по дороге корову
вёл. Придержал он коня, а не то бы ускакал. Да и
Ханс еле-еле на ноги поднялся. Взяла его досада, и
говорит он крестьянину:
— Хуже нет — верхом ездить. Особенно если та-
кая кляча попадётся, как эта. Лягается, с седла
сбрасывает, тут и шею сломать недолго. Никогда,
ни за что больше в седло не сяду. То ли дело твоя
корова. Пасёшь её в поле, прохлаждаешься, а она
тебе каждый день молоко даёт: из молока-то масло
сбить да сыр сделать можно... Всё бы за коровку
такую отдал!
— Ну, — сказал крестьянин, — коли тебе моя
корова по нраву, я охотно её на коня поменяю!
Обрадовался Ханс:
— Вот уж спасибо, так спасибо! Всегда мне сча-
стье и удача сами в руки плывут. В сорочке я,
видать, родился!
Вскочил крестьянин на коня и быстро прочь
ускакал.
Гонит Ханс корову, радуется. «Ну и выгодная
же сделка! — думает он. — Будет у меня и молоко,
и масло с сыром, а раз руки-ноги есть, свой кусок
хлеба я всегда заработаю. Намажу хлеб маслом, сыр
сверху положу — и сыт! А коли жажда одолеет,
подою корову и молока напьюсь. Чего ещё в жизни
надо? »
Пришёл Ханс в харчевню, подкрепился, поел то,
что в дорогу захватил, а на последние гроши велел
хозяину полкружки пива налить. Потом погнал
корову дальше, в родную деревню.
Чем ближе к полудню, тем жарче становилось.
Идёт Ханс вересковой пустошью, а идти ему ещё
21
далековато. Разморило его, пить захотелось. От
жажды во рту совсем пересохло. «Эта беда не беда!
Только б больше не была, — подумал Ханс. — По-
дою-ка я корову и попью молока».
Привязал он корову к высохшему дереву, а
вместо ведра кожаный картуз приспособил. Но как
Ханс ни старался, как ни маялся, ничего у него не
вышло. Доить-то он не умел! Доил он, доил, пока
корове не надоело. Лягнула она его, да так, что
Ханс пошатнулся, рухнул на землю и долго очнуть-
ся не мог. А как очнулся, никак в толк не возьмет,
где он и что с ним.
Только смотрит Ханс — идёт по дороге мясник и
толкает перед собой тележку, а на тележке свинья
лежит.
— Что с тобой? — спрашивает он Ханса.
— Да вот, корова меня лягнула, — отвечает тот.
Помог мясник парню на ноги подняться, и рас-
сказал Ханс мяснику, что с ним приключилось.
А мясник ему и говорит:
— Не хочет, верно, корова молока давать, стара
больно!
— М-да, м-да, — пробормотал Ханс и почесал
пятернёй затылок. — Вот те раз! Кто бы мог поду-
мать? С виду она хоть куда! Лучше бы, ясное дело,
такую корову зарезать! Мяса бы много было. Только
в дороге мне от него проку мало. Где мясо сваришь?
То ли дело копчёный окорок. Свининка-то повкус-
нее говядинки будет, а уж о сале да свиной колбасе
и говорить нечего.
— Послушай-ка, Ханс, — говорит ему мяс-
ник. — Хороший ты парень! Так и быть, поменя-
юсь с тобой: я тебе свинью отдам, а ты мне —
корову.
22
— Бывают же на свете такие добрые люди! —
говорит Ханс. — А мне счастье и удача всегда в
руки плывут. В сорочке я, видать, родился!
Отдал Ханс мяснику корову, стащил свинью с
тележки, взял в руки хворостину — свинью подго-
нять — и дальше пошёл. Идёт и думает: «Ну и
везёт же мне! Что ни пожелаю, всё сбывается. Если
и приключится какая беда, так счастье тут же
снова ко мне лицом поворачивается».
Идёт Ханс по дороге, свинью хворостиной гонит.
Вдруг видит: навстречу ему — парень, а под мыш-
кой у парня — гусь. Такой гладкий, такой белый.
Оказалось, парень его на крестины в подарок несёт.
— Попробуй-ка, подними этого гуся, — говорит
парень. — Ишь какой тяжёлый! Восемь недель я его
откармливал. Коли его изжарить, жир с него так и
потечёт! Мясо вкусное — пальчики оближешь!
— Да, — сказал Ханс и взвесил на руке гуся, —
вот это вес так вес! Но и моя свинья не хуже.
Задумался парень, огляделся по сторонам, голо-
вой покачал и говорит:
— Послушай-ка! С твоей свиньёй дело нечисто.
Проходил я давеча по деревне, слышал — толкуют:
у старосты как раз свинью из свинарника украли.
Боюсь, ох, боюсь, не к тебе ли эта свинья попала.
Староста уж людей разослал её искать. Ох, и уго-
дишь ты в переделку, если с поличным поймают...
Испугался Ханс.
— Вызволи меня из беды, — просит он парня. —
Ты, верно, в житейских делах побольше моего
смыслишь. Я тебе свинью дам, а ты мне — гуся.
— Придётся тебя выручить, — смеётся па-
рень. — А не то совесть меня заест, если в беду
попадёшь.
23
Взял парень у Ханса хворостину и бегом погнал
свинью окольной тропинкой.
Обрадовался Ханс, что от свиньи избавился. За-
чем ему краденая животина? Взял гуся под мышку
и в родную деревню пошёл. Идёт, сам с собой
толкует:
— Коли поразмыслить как следует, так счастье
и удача всегда сами мне в руки плывут. В сорочке
я, видать, родился! Что ни сменяю, всё мне выгода!
Сперва доброе жаркое досталось, теперь жиру столь-
ко, что хоть залейся. Жир-то вытопить можно.
Буду его целые по л год а на хлеб мазать. А в придачу
ещё пух гусиный. Такой белый, мягкий! Подушку
набью! Ну и обрадуется же матушка!
Шёл Ханс, шёл. И вот уже родная его деревня
завиднелась. Смотрит Ханс, стоит у околицы то-
чильщик с тележкой. Вертит колесо, нож точит,
песенку распевает:
Мне дождь и ветер нипочём
В пальтишке лёгоньком моём.
Я свой точильный круг верчу,
Ножи и ножницы точу!
Остановился Ханс, рот разинул: здорово точиль-
щик работает! И говорит ему:
— Хорошо тебе живётся, раз так весело рабо-
таешь.
— Да, — отвечает точильщик. — Ремесло моё
прибыльное — золотое дно. Хороший точильщик
как руку в карман запустит, так золотой вытащит.
Где ж ты такого гуся купил? До чего красивый!
— Не купил, на свинью выменял.
— А свинья откуда взялась?
— За корову получил.
24
— А корова?
— За коня дали.
— А коня?
— За золотой слиток. Тяжеленный такой был, с
голову мою величиной.
— А слиток?
— Слиток? То — плата за семь лет работы.
— Да, удачлив ты, парень, — говорит точиль-
щик. — Из всякого дела с прибылью выходишь!
Счастье и удача тебе в руки сами плывут. В сороч-
ке, видать, ты родился! Для полного счастья тебе
одного только не хватает: чтоб золото в кармане
звенело. Вот тогда ты мог бы себя заправским
счастливцем считать.
— А где же золото взять? С чего начать? —
спрашивает Ханс.
— Надо стать точильщиком, вроде меня. Для
этого ничего, кроме точильного камня, не требует-
ся: всё остальное приложится. Есть у меня один
точильный камень. Правда, он чуть попорчен, но за
него я ничего, кроме твоего гуся, не возьму. Хо-
чешь обменяться? Я тебе точильный камень дам, ты
мне — гуся.
— Конечно, хочу! — согласился Ханс. — Да ведь
я самым счастливым человеком на свете стану!
Коли я всякий раз в кармане деньги найду, так
чего мне ещё надо? Никаких забот знать не буду.
Протянул Ханс гуся точильщику, а себе камень
точильный взял.
— Вот тебе ещё один здоровенный камень в
придачу, — сказал точильщик и поднял с земли
булыжник. — Бери, пригодится.
Поднял Ханс булыжник и вместе с точильным
камнем на спину взвалил. Идёт и думает: «Счастли-
25 /Т-
вый я. Должно быть, в сорочке родился — чего ни
пожелаю, всё сбывается. Вот уж везёт так везёт!»
Меж тем притомился Ханс. Легко ли — с самой
зари на ногах! Да и проголодался: ведь он всё, что
на дорогу припас, зараз съел на радостях, что так
выгодно корову обменял. Идёт Ханс, еле ноги воло-
чит, на каждом шагу спотыкается, всякую минуту
останавливается. Да ещё камни такие тяжёлые... И
думает Ханс: «Хорошо бы от камней избавиться».
Видит — в поле колодец стоит.
Захотелось Хансу отдохнуть и холодной воды
попить. Подполз он, точно улитка, к колодцу и
бережно так камни на край колодца положил. По-
том наклонился, чтобы воды зачерпнуть, камни
нечаянно толкнул, они в колодец и плюхнулись.
Как увидел Ханс своими глазами, что оба камня
в колодец упали, от радости даже подпрыгнул:
— Вот везёт так везёт! Коли б я сам от камней
избавился, их в колодец сбросил, век бы себе не
простил. А уж так они мне мешали!
Пошёл Ханс дальше. Идёт, сам с собою разгова-
ривает:
— Ну и счастливчик же я! Такого на всём свете
белом не сыщешь. Ничего-то на свете у меня нет,
никакого добра! Ничто мне теперь не помеха. Раз-
вязал руки — и от золота, и от коня с коровой, и
от свиньи с гусем, и от камней избавился. Руки-то
у меня умелые! Они всякого золота дороже. Захочу,
так и дом, и скотина — всё у меня будет, а уж
прокормиться всегда смогу!
Легко у Ханса на сердце, и спине легко, ника-
кая ноша её не давит, к земле не пригибает. А ноги
сами вперёд несут. Спешит Ханс в родную деревню,
где давно его матушка поджидала.
26
Начал он дома хозяйничать. За что ни возьмёт-
ся, всякая работа у него в руках спорится. Трудится
с утра до вечера, с песней да с улыбкой. Ещё и
соседям помогает. А те — не нарадуются. Добрый
сосед — всегда удача.
Стали тут девушки на Ханса заглядываться.
И женился он на такой же пригожей и умелой, как
он сам. Прошло время. Родился у Ханса мальчик.
Созвал Ханс соседей к себе на пир и сказал:
— Счастливее меня человека на свете нет.
И добрая жена, и дом, и достаток — всё у меня
есть. А теперь ещё и сын родился.
И стали все его звать Ханс-Счастливчик!
Перевод Л. Брауде
ОТКУДА В АЛЬПАХ
ЭДЕЛЬВЕЙСЫ ПОШЛИ
Швейцарская народная сказка
ила-была в альпийской деревушке бедная
девочка по имени Мария. Матушка её
умерла, а отца она даже не помнила.
Пришлось девочке в люди пойти. Хозяева
её, богатые крестьяне, так Марию тира-
нили, так ею помыкали! Трудилась она на них от
зари до зари.
Только и
слышно было в усадьбе с утра до
вечера:
— Ах ты, бездельница! Ах, лентяйка!
Ни одного доброго слова девочка не слышала,
лишь побои на её долю доставались.
Молчала Мария, терпела, слезами обливалась и
втихомолку думала: «Где моя матушка? Только бы
дорогу к ней отыскать».
Однажды не вынесла девочка брани и побоев да
и убежала в слезах из дому в горы. На дворе стояла
лютая зима, и брела Мария по колени в снегу.
А ветер, будто филин, ухал:
— Ух, ух, ух!
Уже смеркалось, на небе большая яркая звезда
зажглась. Девочка совсем с ног сбилась и с трудом
ковыляла по белому скрипучему снегу. Проголода-
-Т\ 28
лась она, устала, замёрзла. И вдруг видит: стоят
неподалёку две высокие ели. Насилу добрела до них
Мария и рухнула в снег.
— Сейчас придёт матушка, меня к себе забе-
рёт, — тихо прошептала она. Стало ей тепло, уютно,
и она задремала.
Сказывают, прилетели тогда добрые горные духи
и девочку к себе унесли. Стала она принцессой в
горном королевстве.
А на том месте под елями, где Мария лежала,
снег вскоре растаял. И вырос на проталине ласко-
вый белый цветочек. Назвали его «эдельвейс», что
значит «благородный белый цветок». С тех пор в
Альпах эдельвейсы на крутых горных склонах рас-
тут, и сорвать цветок может только самый смелый,
самый ловкий человек.
Дороже эдельвейса для девушки-невесты подарка
нет. Перед свадьбой отправляется жених в горы за
цветком эдельвейсом и приносит его невесте. Это
значит, что парень ловкий, храбрый, сильный и
крепко любит девушку. За такого можно смело
замуж идти!
Перевод Л. Брауде
ЛОЭНГРИН
Немецкая народная легенда
Легенда возникла в Германии примерно в XII в.
и сразу же стала популярной. На сюжет этой
легенды написано много поэм и романов. Немецкий
композитор Рихард Вагнер создал в 1848 г. одну из
лучших своих опер — «Лоэнгрин».
мер старый герцог Брабанта из Лимбурга.
Оставил он после себя юную дочь Эльзу,
наследницу всех его владений.
Едва отзвучал погребальный плач, как
подняли головы непокорные вассалы.
Каждый из них втайне мечтает стать правителем
этого богатого края.
Тревожно стало в замке Анвер. Только о том и
говорят: не может слабая девушка править страной.
Кто станет её супругом и защитником Брабанта?
Красавицей из красавиц была Эльза. Глаза её
были прозрачней лесного ручья, а светлые косы,
перевитые жемчугом, падали до самых пят. Певцы
славили её красоту и добрый нрав, рассказывали о
её несметных богатствах.
Отовсюду потянулись к Анверу именитые рыца-
ри просить руки герцогини Эльзы.
И когда выходила она к гостям, все видели: не
-Г\ 30
солгала молва и ничего не прибавила. Но ни с чем
отбывали назад женихи. Всем отказ. Молчит сердце
Эльзы, а разум здесь не советчик.
С многочисленной свитой прибыл в замок про-
славленный рыцарь Фридрих фон Тельрамунд.
В дальнем походе узнал он о смерти герцога Брабант-
ского и поспешил в Анвер. Грозен видом рыцарь
Тельрамунд. Огромный, тучный, выше всех ростом.
Поступь тяжёлая; кажется, каменный пол качается,
когда он идёт по залам и переходам замка.
Никто не мог победить Тельрамунда на турнире,
и в битве он всегда впереди других. А с тех пор, как
в горах Швеции убил он дракона, его слава возросла
ещё больше.
В замке Анвер в присутствии всех рыцарей и
баронов Брабанта и Лимбурга объявил Тельрамунд,
что ему по чести и по праву принадлежит рука
Эльзы.
— Слушайте меня, благородные бароны! В день,
когда герцогине Эльзе исполнилось пятнадцать лет,
призвал меня к себе герцог Брабанта. «Чувствую я,
что дни мои сочтены, — сказал он. — Будешь ты суп-
ругом и защитником дочери моей Эльзы». С этими
словами соединил он наши руки. Оба мы — я и гер-
цогиня Эльза — поклялись исполнить его волю.
Готов я сдержать своё слово, с тем и прибыл сюда.
Удивились ближайшие советники герцогини Эль-
зы. Никогда не говорил им старый герцог о том, что
просватал свою дочь за Тельрамунда. Беда Брабанту,
если станет Тельрамунд его правителем. Жесток и
алчен Тельрамунд. Да полно, правда ли это?
Все посмотрели на герцогиню Эльзу, все ждут её
ответа.
Белее зимнего снега стала Эльза. Поднялась с
-Г\ 31 /-Т-
трона и, вся дрожа, оперлась на руку старой корми-
лицы.
— Никогда ещё не слыхала я столь лживых
речей! Сватался ко мне граф Тельрамунд год назад,
но отец мой ответил ему отказом. «Храбрый он
рыцарь, но сердце у него жестокое. Никогда не
отдам я свою дочь замуж за Тельрамунда», — вот
что сказал мой отец, и в том я клянусь.
Тельрамунд сделал шаг вперёд и обнажил свой
меч:
— Ни слова не солгал я. А ты, благородная
госпожа Эльза, опомнись и устыдись. Зачем поро-
чишь ты свои юные уста ложной клятвой! На своём
рыцарском мече клянусь я: дала ты согласие стать
моей женой.
Зашумели, заволновались бароны и рыцари. У
многих не лежало сердце к Тельрамунду. Но по-
клялся он на мече. Разве можно не верить этой
клятве, священной для каждого рыцаря?
— Скоро должен прибыть в Антверпен король
Генрих Птицелов. Самого короля попрошу я рассу-
дить нас, герцогиня Эльза, — сказал Тельрамунд. —
Справедлив король: он накажет тебя, клятвопре-
ступница, и отдаст то, что принадлежит мне по
праву. Пока не поздно, одумайся, Эльза!
Но, взглянув на Тельрамунда, без чувств упала
юная Эльза. Придворные дамы унесли её.
Прошло немного времени, и в ясное воскресное
утро затрубили трубы на башнях Анвера, опустился
подъёмный мост, и в замок въехал Генрих Птицелов
во главе множества баронов и рыцарей.
Герцогиня Эльза вышла навстречу королю. С ве-
ликим почётом провели его в тронный зал. Стал
32
король расспрашивать, как было дело. Смело глядел
королю в глаза Тельрамунд, твёрдо стоял на своём.
А робкая девушка смутилась, бессвязны были её
ответы, а потом и вовсе замолчала и только залива-
лась слезами.
И тогда сказал король:
— Долг мой узнать истину, Эльза, герцогиня
Брабанта. Через три дня на берегу Шельды состоит-
ся Божий суд. Пусть тот, кто верит в твою невинов-
ность, сразится за тебя с графом Тельрамундом.
Ищи себе защитника.
По всем дорогам поскакали гонцы. Во все близ-
кие и дальние замки послала Эльза гонцов, но ни с
чем вернулись они — не сыскалось защитника для
Эльзы. Даже старые друзья отца не захотели прийти
к ней на помощь.
На третий день шумом наполнился широкий луг
около Анвера. По всей стране прошёл слух: будут
судить юную герцогиню. Все собрались сюда от мала
до велика. Под зелёным дубом сидел король Генрих
Птицелов, кругом теснились рыцари и оруженосцы,
а дальше, до самого берега Шельды, шумела толпа.
Вдруг разом все умолкли.
В тёмных воротах замка показалась Эльза в
простом белом платье. Её светлые волосы были
распущены и волнами падали до земли. Ни одного
украшения не надела Эльза. Пусть не говорят люди,
что спрятан на ней колдовской талисман.
Шёпот пробежал по толпе. Одни жалели юную
герцогиню, а другие говорили: «Виновна она. Нару-
шила клятву».
Спустилась Эльза с холма на луг, опираясь на ру-
ку старой кормилицы, и остановилась перед королём.
Махнул рукой король Генрих Птицелов, и по его
3 Заказ 784
трона и, вся дрожа, оперлась на руку старой корми-
лицы.
— Никогда ещё не слыхала я столь лживых
речей! Сватался ко мне граф Тельрамунд год назад,
но отец мой ответил ему отказом. «Храбрый он
рыцарь, но сердце у него жестокое. Никогда не
отдам я свою дочь замуж за Тельрамунда», — вот
что сказал мой отец, и в том я клянусь.
Тельрамунд сделал шаг вперёд и обнажил свой
меч:
— Ни слова не солгал я. А ты, благородная
госпожа Эльза, опомнись и устыдись. Зачем поро-
чишь ты свои юные уста ложной клятвой! На своём
рыцарском мече клянусь я: дала ты согласие стать
моей женой.
Зашумели, заволновались бароны и рыцари. У
многих не лежало сердце к Тельрамунду. Но по-
клялся он на мече. Разве можно не верить этой
клятве, священной для каждого рыцаря?
— Скоро должен прибыть в Антверпен король
Генрих Птицелов. Самого короля попрошу я рассу-
дить нас, герцогиня Эльза, — сказал Тельрамунд. —
Справедлив король: он накажет тебя, клятвопре-
ступница, и отдаст то, что принадлежит мне по
праву. Пока не поздно, одумайся, Эльза!
Но, взглянув на Тельрамунда, без чувств упала
юная Эльза. Придворные дамы унесли её.
Прошло немного времени, и в ясное воскресное
утро затрубили трубы на башнях Анвера, опустился
подъёмный мост, и в замок въехал Генрих Птицелов
во главе множества баронов и рыцарей.
Герцогиня Эльза вышла навстречу королю. С ве-
ликим почётом провели его в тронный зал. Стал
32
король расспрашивать, как было дело. Смело глядел
королю в глаза Тельрамунд, твёрдо стоял на своём.
А робкая девушка смутилась, бессвязны были её
ответы, а потом и вовсе замолчала и только залива-
лась слезами.
И тогда сказал король:
— Долг мой узнать истину, Эльза, герцогиня
Брабанта. Через три дня на берегу Шельды состоит-
ся Божий суд. Пусть тот, кто верит в твою невинов-
ность, сразится за тебя с графом Тельрамундом.
Ищи себе защитника.
По всем дорогам поскакали гонцы. Во все близ-
кие и дальние замки послала Эльза гонцов, но ни с
чем вернулись они — не сыскалось защитника для
Эльзы. Даже старые друзья отца не захотели прийти
к ней на помощь.
На третий день шумом наполнился широкий луг
около Анвера. По всей стране прошёл слух: будут
судить юную герцогиню. Все собрались сюда от мала
до велика. Под зелёным дубом сидел король Генрих
Птицелов, кругом теснились рыцари и оруженосцы,
а дальше, до самого берега Шельды, шумела толпа.
Вдруг разом все умолкли.
В тёмных воротах замка показалась Эльза в
простом белом платье. Её светлые волосы были
распущены и волнами падали до земли. Ни одного
украшения не надела Эльза. Пусть не говорят люди,
что спрятан на ней колдовской талисман.
Шёпот пробежал по толпе. Одни жалели юную
герцогиню, а другие говорили: «Виновна она. Нару-
шила клятву».
Спустилась Эльза с холма на луг, опираясь на ру-
ку старой кормилицы, и остановилась перед королём.
Махнул рукой король Генрих Птицелов, и по его
3 Заказ 784
знаку выступили из толпы трубачи. Вскинули длин-
ные трубы и затрубили, повернувшись на четыре
стороны света. Назад отступили трубачи. На середи-
ну луга вышли герольды в пёстрых одеждах.
— Кто вступится за честь герцогини Эльзы Бра-
бантской? — громко возгласили герольды.
А потом наступила полная тишина, и этой тишины
испугалась Эльза. Вздрогнула она, подняла голову.
Стоит она одиноко посреди луга. Взглядом прося
защиты, посмотрела Эльза на седых баронов, на
короля Генриха. Все они опустили глаза.
Значит, никто ей не верит. Даже самые предан-
ные вассалы. И поняла Эльза: нет у неё защитника.
А если никто не заступится за неё, не захочет
сразиться с Тельрамундом, признают её виновной, и
тогда ждёт её страшная кара за клятвопреступле-
ние.
С тоской посмотрела Эльза вдаль, на тёмный лес,
на реку Шельду, как бы прощаясь с ними.
И вдруг что-то ярко блеснуло на реке. Невольно
вскрикнула Эльза.
Плывёт вверх по Шельде белоснежный лебедь и
везёт за собой золочёную ладью. Всё ближе и ближе
лебедь, и вот уж он подплыл к берегу. И увидели
люди: спит в ладье юный рыцарь.
— Чудо! Чудо! — закричали все.
К реке бросилась толпа. Стали люди звать рыца-
ря, но не пошевелился рыцарь, погружённый в
глубокий сон.
Вдруг к ногам Эльзы опустился её любимый
сокол, в клюве держал он золотой колокольчик.
Взяла колокольчик Эльза и позвонила.
И тотчас проснулся рыцарь, встал и сошёл на
берег.
34
Ярко сверкнули на солнце его меч и щит.
Ни один человек из тех, кто стоял на берегу, не
знал этого прекрасного светловолосого рыцаря. Ни-
кто никогда не видел его герба: серебряного лебедя
на лазоревом поле.
Весь цвет брабантского рыцарства собрался в тот
день на лугу Анвера, но ни один из рыцарей не мог
поспорить красотой и благородством осанки с рыца-
рем Лебедя. Глаза его горели необыкновенным све-
том, и сам он словно светился.
— Позволь мне быть твоим защитником, Эль-
за, — сказал неизвестный рыцарь. — Ты невиновна.
Своим мечом я докажу это!
И, сняв перчатку с правой руки, он бросил её к
ногам Тельрамунда.
С ненавистью посмотрел Тельрамунд на рыцаря,
но нагнулся и перчатку поднял.
По обычаю, развели их на разные концы поля.
Рослые оружейники помогли Тельрамунду обла-
читься в тяжёлые доспехи.
И изумились люди: как огромен и страшен Тель-
рамунд в своих тёмных доспехах на широкогрудом
чёрном коне. По знаку короля подвели рыцарю
Лебедя белого скакуна.
Махнул рукой король Генрих. Затрубили в трубы
герольды. И по их сигналу помчались навстречу
друг другу Тельрамунд и рыцарь Лебедя.
С такой силой сшиблись противники, что кони
их осели на задние ноги. Разлетелись в щепу ясене-
вые копья.
Спешились рыцари, на мечах бьются они.
Не однажды случалось Тельрамунду разрубать
противника от темени до пояса. Со свистом рассека-
ет воздух его меч.
-Г\ 35
Молнии быстрее сверкает меч рыцаря Лебедя.
От лязга и звона оружия птицы покинули гнез-
да. Долго кружились они над деревьями, не смея
опуститься.
К вечеру стали иссякать силы обоих бойцов.
Тяжело, как кузнечный мех, дышит Тельрамунд.
Устал и рыцарь Лебедя.
И когда уже стало солнце уходить за башни
Анвера, последний луч задержался на мече рыцаря
Лебедя. И будто этот луч, сверкнув на лезвии меча,
вернул силы рыцарю Лебедя.
Страшный удар обрушился на Тельрамунда. За-
шатался Тельрамунд, потемнело у него в глазах.
— Кончим бой — наступила глубокая ночь! —
вскрикнул Тельрамунд и рухнул на землю. Лопнули
ремни его шлема, далеко откатился шлем по траве.
— Чиста, чиста Эльза Брабантская! — прокати-
лись радостные крики над широким лугом.
Рыцарь Лебедя приставил свой меч к горлу
Тельрамунда.
— Ты оклеветал Эльзу Брабантскую, Фридрих
фон Тельрамунд. Признаёшься ли ты в своей вине?
— Признаюсь, — глухо ответил Тельрамунд. —
Пощади, рыцарь!
Повернулся рыцарь Лебедя к королю:
— Побеждён мой противник, пощады просит.
Даруй ему жизнь, король.
— По справедливости смерти достоин Тельра-
мунд, — ответил Генрих Птицелов, — но ты волен
решать сам, жить ему или умереть.
— Я оставлю тебе жизнь, Тельрамунд, — сказал
рыцарь Лебедя, — но пусть отныне твой меч служит
только доброму делу.
Двенадцать пажей - подошли к Тельрамунду.
-Г\ 37
С трудом подняли они своего господина, положили
на носилки и унесли.
Радовались все вокруг Эльзы, но тревогой, стра-
хом сжалось её сердце. Подумала она: «Что теперь
будет? Вдруг уплывёт рыцарь? Чего ждёт лебедь у
берега?»
Но тут сказал король Генрих Птицелов:
— Рыцарь, не покидай молодую герцогиню Эль-
зу. Сам посуди: может ли девушка, нежная и сла-
бая, править страной, где мужчины много бражни-
чают за столом, быстро хватаются за мечи, а родо-
вые замки переходят из рук в руки, как игральные
кости. Земля Брабантская устала от распрей. Сея-
тель не может сеять, потому что не знает, соберёт ли
он урожай. Рыцарь, хочешь ли ты взять в жёны
Эльзу Брабантскую и быть её защитником? А ты,
Эльза, согласна ли ты стать его женой?
— Да, — тихо ответила Эльза.
Но молча стоял рыцарь, опершись на свой меч.
Наконец он прервал молчание и сказал Эльзе:
— Нет для меня большего счастья, чем стать
твоим мужем. Но знай одно: я не властен открыть
тебе своё имя. Навсегда останусь я для тебя рыца-
рем Лебедя. Можешь ли ты поклясться, что никогда
не спросишь: кто я и откуда?
— Клянусь тебе, рыцарь! — торопливо сказала
Эльза.
— Ещё раз подумай, Эльза, тяжела эта клятва.
— Клянусь, клянусь тебе, рыцарь! — повторила
Эльза. — Никогда не спрошу я тебя, кто ты и
откуда!
И лишь вымолвила она эти слова, как лебедь
плеснул крылом и поплыл вниз по реке Шельде,
увлекая за собой ладью.
38
Торжественно отпраздновали в замке Анвер
свадьбу герцогини Эльзы и рыцаря Лебедя.
В пиршественном зале собралось триста знатных
гостей. Сам король Генрих остался в замке Анвер,
хоть и ждали его неотложные дела. На возвышении
под балдахином рядом с королём сидели молодые
супруги. Никто никогда не видел четы прекрасней
этой.
Счастливо жила Эльза с рыцарем Лебедя.
Нередко муж её уходил с другими брабантскими
рыцарями в дальние походы. Воевал он с гуннами и
сарацинами и стяжал себе великую славу. Мир
воцарился на земле Брабантской. Не смели больше
нападать на неё враги.
Любят рыцари бранные потехи. Рыцарь Лебедя
был первым и на турнирах.
Однажды возле прекрасного города Антверпена
был устроен большой турнир. Девять рыцарей одно-
го за другим вышиб рыцарь Лебедя из седла. Девя-
тым был рыцарь Клевский.
На длину копья отлетел он и, падая, сломал
правую руку.
С тех пор возненавидел герцог Клевский рыцаря
Лебедя, а жена его, надменная и тщеславная Урсу-
ла, только и думала о мести.
Радостно праздновали крестины в замке Анвер.
У герцогини Эльзы родился прекрасный мальчик.
Веселье царило за столом, кравчие не успевали
подливать вино в золотые и серебряные кубки.
Вдруг доложили Эльзе, что прибыла герцогиня
Клевская. Порадовалась Эльза: значит, забыла Ур-
сула старую вражду.
Распахнулись двери зала, и вошла Урсула Клев-
39
ская в чёрном, как ночь, платье. Чёрная мантия
стелилась за ней по каменным плитам.
Поняла Эльза: не с добром пришла герцогиня.
Усадила она гостью на почётное место. Чуть пригу-
била вина Урсула из золотого кубка.
— Поздравляю тебя, Эльза Брабантская, с сыном
и наследником! — сказала она. — Но жаль мне тебя.
Незавидна твоя судьба. Что ты ответишь сыну, когда
он спросит тебя, как зовут его отца? Безродным выра-
стет твой сын. Не будут ли спрашивать его злоречи-
вые люди: «В какой лачуге рождён твой отец?»
Помертвела Эльза от неслыханной обиды и гордо
ответила герцогине Клевской:
— Пусть неизвестно имя моего мужа, но он
покрыл себя славой. Ни разу ещё не был он побеж-
дён.
В ярости швырнула герцогиня Клевская золотой
кубок на пол и вышла из пиршественного зала.
Когда же гости разошлись по своим покоям и
Эльза с супругом остались вдвоём, сказал он ей:
— Дорогая, напрасно ты смутилась и опечали-
лась. Доверься своему чистому сердцу. Потому что
любовь — это доверие во всём и до конца. Что для
тебя людская злоба?
— Не для себя, мой супруг, я хотела бы всё
знать. Сердце подсказывает мне, что ты высокого
рода. Но хочу я бросить твоё знатное имя в лицо
недругам нашим, чтобы никто не мог унизить тебя
и моего сына!
Грустно и тревожно посмотрел на неё рыцарь.
— Но, Эльза, если человек чист душой, никакой
навет не может его унизить. Вижу я, ты хочешь
узнать мою тайну. Остановись, Эльза, не спрашивай
меня. г
40 /5-
Опустила голову Эльза и замолчала. На вторую
ночь не сдержалась:
— Вырастет у нас сын, что я скажу ему, когда
он спросит: «Как зовут моего отца?»
И ответил рыцарь:
— Имя человека — не пустой звук. Имя челове-
ка — это его подвиги и добрые дела. Моя слава
заменит нашему сыну моё имя.
Ничего не сказала на это Эльза. Но не успокои-
лось её сердце.
Что бы ни делала она в этот день, чем бы ни
была занята, всё время не переставая думала только
об одном: как узнать ей имя своего супруга. Всё
время неумолимо звучали в её ушах слова герцоги-
ни Клевской: «Почему скрывает своё имя рыцарь?
В какой лачуге рождён он?»
А на третью ночь подумала Эльза: «Не будет нам
счастья, пока я не узнаю всего. Эта тайна убивает
нашу любовь».
Всю ночь мучилась Эльза и не спала. Раз усом-
нившись, она уже не могла совладать с собой.
И подозренья одно страшнее другого приходили ей
на ум.
И наконец не выдержала Эльза.
— Кто ты? Откуда? Скажи мне! — спросила она.
Спросила — и сама испугалась, помертвела. Со-
рвались с губ страшные слова, назад не вернёшь.
Она нарушила клятву! И, задрожав, упала Эльза к
ногам мужа.
— Нет, нет, молчи! Не называй своего имени. Я
верю тебе. И больше никогда ни о чем тебя не
спрошу...
— Поздно, Эльза! — ответил рыцарь. — Ты зада-
ла вопрос и нарушила клятву. Теперь я не властен
-Г\ 41
молчать. Завтра на лугу перед Анвером в присутст-
вии всех рыцарей и баронов я всенародно назову
своё имя.
Взошло солнце и отогрело старые башни Анвера.
Проснулся замок. Слуги, служанки засновали по
лестницам. Весёлой толпой вошли придворные, что-
бы приветствовать герцогиню и её супруга. Но не
было на свете двух людей печальнее, чем Эльза и
рыцарь Лебедя.
Снова зазвучали трубы на башнях Анвера, созы-
вая всех собраться на лугу перед замком. Удивились
гости: почему сзывают их в такой ранний, неуроч-
ный час? Что случилось в замке?
Вышли на луг герцогиня Эльза и рыцарь Лебедя.
Бледнее своего белого покрывала была Эльза. Поня-
ла она, что погибло её счастье.
И, когда в ожидании все в-зоры обратились на
рыцаря Лебедя, сказал он:
— Узнайте же всё. Имя моё Лоэнгрин. Отец
мой — Парцифаль, король Монсальвата. Служат
ему самые благородные в мире рыцари, защитники
угнетённых и обиженных. Высоко в горах стоит
замок Монсальват. Нет у него сторожевых башен и
толстых стен, как у ваших замков. Всегда гостепри-
имно опущен подъёмный мост. Настежь распахнуты
ворота. Каждый путник там желанный гость. Но не
часто раздаются шаги на мосту Монсальвата. Тём-
ные мысли мешают человеку увидеть волшебный
замок. Злые дела не дают к нему подняться.
Перед замком на высоком столбе висит колокол.
Если творится несправедливость, если кто-то нужда-
ется в помощи, сам собой, без руки звонаря, начи-
нает колокол звонить. Тогда один из рыцарей Мон-
сальвата снаряжается в путь. Если спасёт он пре-
42 /Т-
красную девушку и они полюбят друг друга, может
остаться с ней рыцарь Монсальвата, и будут они
счастливы до конца своих дней. Но та, которую он
спас, должна дать клятву, что никогда не спросит о
его имени. Она должна довериться ему без тени
сомнения и страха. Если же она нарушит клятву и
спросит: «Кто ты?» — тогда рыцарь должен вернуть-
ся в свой далёкий замок Монсальват.
Горестно вскрикнула Эльза.
Приказал рыцарь принести маленького сына.
Поцеловал он его и прижал к груди.
— Любимая, наступил час разлуки, — сказал
Лоэнгрин Эльзе. — Сейчас мы с тобой расстанемся
навсегда. Назови сына моего Лоэнгрином. Ему ос-
тавляю я свой меч и щит. Они будут хранить его в
битвах. А тебе я оставляю на память кольцо своей
матери.
— Лебедь, лебедь! — вдруг закричали в толпе.
И увидели все: плывёт белоснежный лебедь по
реке Шельде к Анверу, везёт пустую ладью.
— Монсальват зовёт меня! — воскликнул Лоэнг-
рин. — Прощай, Эльза, я больше не могу быть с
тобой.
Бросилась к мужу Эльза, обняла его. Лоэнгрин
поцеловал её полные слёз глаза. Потом, бережно
высвободившись из её рук, взошёл на ладью. И ле-
бедь тихо поплыл по течению, увлекая ладью за
собой.
И пока не скрылась ладья за поворотом, пока
ещё могли они видеть друг друга, в невыразимой
печали смотрела Эльза на Лоэнгрина и смотрел
Лоэнгрин на Эльзу.
Пересказ В. Марковой, Н.Гарской, С. Прокофьевой
ГАМЕЛЬНСКИЙ КРЫСОЛОВ
Немецкая народная легенда
Есть города, всемирную славу которым принесли
легенды и сказки. Немецкий город Бремен знаменит
благодаря сказке братьев Гримм «Бременские музы-
канты», а город Гамельн известен всему миру,
потому что в нём сложилась знаменитая легенда о
Гамелънском Крысолове.
По преданию, летом 1284 г. бродячий музыкант
'избавил город от наводнивших его крыс, выманив
их звуками флейты и утопив в реке Везер. Не
получив за это условленной платы, Крысолов в
отместку увёл из города всех детей.
На старой городской ратуше была сделана над-
пись: «В году 1284 чародей-крысолов выманил из
Гамельна звуками своей флейты 130 детей, и все
они до одного погибли в глубине земли».
Что произошло на самом деле? Может быть,
случилась буря, может, обвал в горах, как раз тогда,
когда в город пришёл бродячий музыкант? Никто
этого не знает. По одному преданию, все дети
утонули в Везере, по другому — скрылись в глубине
горы. Есть и такой вариант: все дети прошли
сквозь гору и оказались далеко от родного города, в
Семиградъе (в районе Карпат).
О Крысолове сложены народные баллады. Многих
знаменитых поэтов и писателей вдохновила эта
44
легенда: немецких поэтов Гёте и Гейне, английского
поэта Браунинга, шведскую писательницу Сельму
Лагерлёф, русскую поэтессу Марину Цветаеву.
«Крысолов», «Дудка Крысолова» — эти слова стали
нарицательными. Дудкой Крысолова люди называ-
ют лживые обещания, увлекающие на погибель.
лавен и богат город Гамельн.
На главной площади подпирают небо
башни ратуши*. Ещё выше тянутся к
небу шпили собора Святого Бонифация.
Перед ратушей фонтан, украшенный ка-
менной статуей Роланда. Мелкими брызгами покры-
ты доблестный воин Роланд и его знаменитый меч.
Отзвонили колокола Святого Бонифация. Пёст-
рая толпа выплывает из высоких стрельчатых две-
рей собора, растекается по широким ступеням.
Идут богатые бюргеры**, один толще другого.
Блестят золотые цепи на бархатной одежде. Пухлые
пальцы унизаны кольцами.
Зазывают, заманивают покупателей купцы. Пря-
мо на площади раскинулся рынок. Горами навалена
снедь. Сало белее снега. Масло желтее солнца.
Золото и жир — вот он каков, славный, богатый
город Гамельн!
Глубоким рвом, высокой стеной с башнями и
башенками со всех сторон окружён город. У каж-
дых ворот стражники. Если пуст кошель, на колене
заплата, на локте дыра, копьями и алебардами от
ворот гонят стражники.
* Ратуша— здание, где заседает городской совет.
** Бюргер— житель средневекового города в Германии.
Каждый город чем-нибудь знаменит.
Знаменит Гамельн своим богатством, золочёны-
ми шпилями своих соборов. А гамельнцы знамени-
ты скупостью. Умеют они, как никто, беречь свои
запасы, множить добро, отнимать у бедняка послед-
нюю денежку.
Наступил засушливый, неурожайный год. В окру-
ге начался голод.
А гамёльнцам до этого и дела нет. У них амбары
полны прошлогодним зерном, ломятся столы от
яств.
Уже с осени потянулись толпы голодных кресть-
ян в город.
Решили хитрые купцы попридержать зерно до
весны. К весне прижмёт крестьянина голод, ещё
выгодней можно будет продать зерно.
Всю зиму у стен Гамельна, у закрытых ворот,
стояли толпы голодных. Лишь стаял снег на полях,
приказал бургомистр раскрыть все городские ворота
и беспрепятственно пропускать всех.
Встали в дверях лавок купцы, руки заложив за
пояс, животы выпятив, брови строго нахмурив,
чтобы сразу поняли: дёшево здесь ничего не ку-
пишь.
Но тут случилось невиданное дело.
Пока ослабевший люд тащился в город, внезапно
со всей округи, из голодных деревень, с пустых
полей в Гамельн хлынули крысы. Показалось пона-
чалу: не так велика беда.
По приказу бургомистра подняли подъёмные
мосты, все ворота наглухо закрыли и завалили
камнями. Но крысы переплывали через ров и через
какие-то ходы, дыры проникали в город.
46
Открыто, среди бела дня, шли крысы по улицам.
В ужасе смотрели жители на страшное крысиное
шествие.
Голодные твари разбежались по амбарам, подва-
лам и закромам, полным отборного зерна. И нача-
лись крысиные пиры!
Крепко призадумались бюргеры. Собрались на
совет в ратуше.
Хоть и был бургомистр Гамельна изрядно толст
и неповоротлив, но ничего не скажешь — умом кре-
пок. Порой только руками разводили гамельнцы: до
чего ж умён, хитёр!
И вот, поразмыслив, приказал бургомистр: что-
бы избавить Гамельн от нежданной беды, свезти в
город со всей округи котов и кошек.
Скрипят телеги по дорогам в Гамельн. На теле-
гах наспех сколоченные деревянные клетки. А в
клетках — не откормленные гуси и утки на прода-
жу, а коты и кошки. Всех маётей и пород, худые,
голодные.
Въехали телеги на площадь перед ратушей.
Стражники открыли клетки. Во все стороны побе-
жали коты, серые, рыжие, чёрные, полосатые. С об-
легчением вздохнули бюргеры и, успокоившись,
неспешно разошлись по домам.
Но ничего из этой мудрой затеи не вышло.
Коты испугались столь обильного угощенья.
В страхе бежали они от крысиных полчищ. Прята-
лись кто куда, забирались на островерхие черепич-
ные крыши. Худой чёрный кот залез на кровлю собо-
ра Святого Бонифация и мяукал всю ночь напролёт.
Наутро был вывешен приказ: котов в город за-
манивать лаской и салом, а из города не выпускать
ни одного.
47
Но куда там! Уже через три дня в Гамельне не
осталось ни одного кота.
Что ж, одно не помогло — надо придумать дру-
гое. Не сидеть же сложа руки, глядя, как гибнет
добро, любовно скопленное, сбережённое, столько
раз считанное.
Над Гамельном плывёт звон колоколов. Во всех
церквах служат молебны от засилья крыс. На па-
пертях монахи продают амулеты. Кто обзавёлся
таким амулетом — живи спокойно: крыса не подой-
дёт и на сто шагов.
Но ничего не помогало: ни молебны, ни амуле-
ты.
С утра на площади глашатаи трубят в трубы,
вызывают на суд крысиного короля.
К городской ратуше стекается народ. Идут
купцы со слугами и домочадцами, мастера со сво-
ими подмастерьями. Весь город собрался перед
ратушей.
Сегодня суд над крысами. Ждут, что прибудет в
ратушу сам крысиный король. Говорят, пятнадцать
голов у него и одно тело. На каждой голове искус-
нейшей работы золотая корона размером с лесной
орех.
В ратушу набилось столько народу — яблоку не-
где упасть. Один за другим вошли судьи и рассе-
лись под балдахином на золочёных креслах. В чёр-
ных бархатных мантиях, в чёрных шапочках, лица
у всех важные, строгие, неподкупные — дрожи,
крысиный король и вся крысиная братия!
Писцы очинили перья. Все ждали. На малейший
звук, даже на шелест упавшей перчатки, разом
поворачивались все головы.
Не знали, откуда появится преступный король:
48
из дверей, из тёмного угла или из-за судейского
кресла.
Ждали до вечера. От жары и духоты пожелтели
лица судей. Но крысиный король так и не явился.
Делать нечего. Тут же за дверью изловили боль-
шущую усатую крысу. Посадили в железную клет-
ку, а клетку поставили посреди стола.
Крыса, пометавшись, затихла в покорной тоске.
Забилась в угол.
Главный судья Каспар Геллер поднялся с места.
Вытер платком взмокшее лицо. Пять амбаров с
зерном подчистую разграбили у него крысы, опусто-
шили все погреба.
Долго громовым голосом обличал крысиное пле-
мя судья Каспар Геллер. Протянув руку над клет-
кой с крысой, перечислял все преступления, злоде-
яния и козни проклятых крыс.
После него встал судья Гангель Мун, похожий
на разжиревшую лису: длинный нос, масленые
глазки. Был он хитрее всех в Гамельне. Всё, чем
владел, хранил в сундуках, обитых железом, недо-
ступных крысиному зубу. И теперь смотрел он на
всех лукаво, под сочувствием скрывая злорадство.
— Ах, милостивейшие судьи! — сказал Гангель
Мун голосом сладким и печальным. — Строгостью к
виновным, милосердием к безвинным должен про-
славить себя судья. Поэтому не следует забывать
нам, что крысы тоже божьи твари, и к тому же не
наделены они человеческим разумом...
Но главный судья Каспар Геллер резко оборвал
его:
— Замолчи, судья Гангель Мун! Всем известно,
что блохи, крысы, жабы и змеи сотворены дьяво-
лом.
4 Заказ 784
Долго совещались судьи. Наконец, Каспар Гел-
лер встал и громким голосом огласил приговор:
«Мы, милостью Божьей судьи города Гамелъна,
повсеместно прославлены своей неподкупной чест-
ностью и справедливостью. Среди всех иных тя-
гот, кои великим грузом лежат на наших плечах,
озабочены мы также бесчинствами, учинёнными в
нашем славном городе Гамелъне мерзкими тварями,
носящими богопротивное имя — крысы Mus rattus.
Мы, судьи города Гамелъна, признаём их виновны-
ми в нарушении порядка и благочестия, а ещё в
воровстве и грабеже.
Также весьма нам прискорбно, что его величест-
во крысиный король, нарушив наш строгий приказ,
на суд не явился, что несомненно свидетельствует
о его злонамеренности, нечистой совести и низо-
сти душевной.
Посему приказываем и повелеваем: всем упомя-
нутым крысам, а также королю всего крысиного
племени к полудню завтрашнего дня под страхом
смертной казни покинуть наш славный город, а
также все земли, принадлежащие ему.
Дано в Гамельне 5 апреля 1284 года».
Потом крысу, подпалив ей хвост, отпустили,
чтобы передала всему своему роду строгий приказ
гамельнского суда. Крыса мелькнула цёрной мол-
нией и пропала.
И все опять, успокоившись, разошлись по до-
мам.
На другой день с утра нет-нет да и подходили к
окнам жители. Ждали, что двинутся крысы вон из
города.
Но только напрасно ждали. Солнце стало уже
Т\ 50
клониться к закату, а проклятое племя и не думало
исполнять судебный приговор.
А тут вдруг пронеслась страшная весть! Неслы-
ханное дело!
В ночь, как состоялся суд, сожрали крысы у
главного судьи Каспара Геллера судейскую мантию
и шапочку в придачу.
От такой наглости все только рты пооткрывали.
Быть беде!
И в самом деле, крыс в Гамельне всё прибывало
и прибывало.
По ночам во многих окнах мигали свечи. Дого-
рит одна свеча — от огарка зажигали другую, и так
до утра. Сидели бюргеры на высоких пуховиках, не
решаясь спустить ноги с постели.
Уже никого не боясь, шныряли крысы повсюду.
Привлечённые ароматом жаркого, пробирались на
кухни. Выглядывали из углов, поводя носами, при-
нюхиваясь: «Чем тут пахнет?» Прыгали на столы,
прямо с блюд норовили утащить лучший кусок.
Добирались даже до окороков и колбас, подвешен-
ных к потолку.
Чего ни хватишься — всё сожрали проклятые.
И уже в двери многих домов костлявым пальцем
постучал голод.
А тут ещё приснился бургомистру такой сон:
будто выгнали крысы из домов прежних хозяев. Он,
почтенный бургомистр города Гамельна, бредёт с
нищенской сумой. За ним жена, дети. Робко посту-
чал в дверь своего дома. Дверь распахнулась — на
пороге крыса в рост человека. На груди — золотая
бургомистрова цепь. Махнула лапой — набросились
на них другие крысы в шлемах, с алебардами: «Вон
отсюда! Нищие! Голодранцы!»
51
Наутро собрал в ратуше бургомистр всех совет-
ников, рассказал свой сон. С тревогой перегляну-
лись бюргеры: «Ох, не к добру это!»
Хоть и были бюргеры один скупей другого, но
тут решили: ничего не жалеть, лишь бы избавить
город от страшной напасти.
По всем улицам Гаме льна прошли глашатаи.
Шли они, нарушив строй и порядок, сбившись в
кучу, друг к другу поближе. Город как вымер.
На пустынных площадях, на пустынных улицах,
на мостах в полной тишине странно и зловеще
звучали трубы и голоса глашатаев:
— Кто избавит славный город Гамельн от крыс,
получит от магистрата столько золота, сколько смо-
жет унести!
Но прошло три дня, а в ратушу так никто и не
явился.
На четвёртый день колокол снова собрал всех
бюргеров в ратушу.
Бургомистр долго тряс рукавами, подбирал края
плаща — не забралась ли крыса? Осунулись, по-
бледнели бюргеры, под глазами чёрные круги. Куда
девались румянец и толстые щёки?
Если уж не помогает обещанная награда, видно,
больше ждать спасения неоткуда.
Не выдержав, закрыл лицо руками бургомистр и
глухо зарыдал. Всё, конец! Погибает добрый старый
Гамельн!
И вдруг все услыхали какие-то голоса, шум и
движение внизу, на площади.
В зал вбежал стражник и крикнул:
— Крысолов!
В дверь, прихрамывая, вошёл странный человек.
Был незнакомец высок и худ. Лицом тёмен, словно
52
хорошенько прокоптили его над огнём. Взгляд
пронзительный. От такого взгляда холод пробегал
по спине.
На плечах короткий плащ. Одна половина кам-
зола чёрная, как ночь, другая — красная, как
огонь. В чёрную шапочку сбоку воткнуто петуши-
ное перо. В руке же незнакомец держал старинную,
потемневшую от времени дудку.
В другое время, конечно, осторожные бюргеры
поостереглись бы такого странного гостя: не доверя-
ли они тощим бродягам. Но сейчас все обрадовались
ему, как самому желанному гостю.
Бургомистр, назвав его «любезный мой госпо-
дин», сам придвинул ему кресло. Судья Каспар
Геллер попробовал даже хлопнуть его по плечу. Но
тут же громко вскрикнув, отдёрнул руку — ладонь
словно огнём обожгло.
Слуги спустились в подвалы и принесли бутыл-
ки с мальвазией, рейнским и мозельским.
Пришелец схватил бутылку мальвазии, зубами
вытащил восковую затычку и, запрокинув голову,
одним глотком выпил драгоценное вино. Не оста-
навливаясь, опорожнил подряд девять бутылок.
— А не найдется ли у вас ещё хорошей бочки
вина? — спросил незнакомец.
— После, после, любезный мой господин, — ме-
довым голосом сказал Гангель Мун, — сначала де-
ло, а потом уже пир.
А бургомистр, уже не в силах сдержать нетерпе-
ние, спросил незнакомца напрямик:
— Скажи, можешь ли ты увести крысиное пле-
мя из нашего города?
— Могу, — усмехнулся Крысолов. — Эти твари
мне подвластны.
-Г\ 53
— Как? Все до единой? — бургомистр даже при-
встал с места.
— Я очищу ваш город от крыс. Слово мое,
Крысолова, крепко. Но и вы своё сдержите. За
это дадите мне столько золота, сколько смогу уне-
сти.
— Худ как жердь, да и хром в придачу. Такой
много не унесёт... — шепнул бургомистр судье Кас-
пару Геллеру. А потом уже, повернувшись к Кры-
солову, сказал громко и важно: — Всё, как догово-
рились, почтенный наш гость. Обмана не будет.
— Так смотрите не вздумайте нарушить своё
слово, — сказал Крысолов и вышел из ратуши.
Небо стало вдруг серым и мрачным. Всё заво-
локлось мутным туманом. Вороны, облепившие
шпили собора Святого Бонифация, поднялись, за-
кружились, усыпали всё небо со зловещим кар-
каньем.
Крысолов поднёс к губам дудку.
Протяжные звуки полились из дудки.
Слышался в этих звуках щекочущий шорох зер-
на, струйкой текущего из прорехи в мешке. Весёлое
щёлканье масла на сковороде. Хруст сухаря под
острыми зубами.
Бюргеры, стоящие у окон, ахнули и невольно
подались назад.
Потому что на звуки дудки из всех домов стали
выбегать крысы. Выползали из подвалов, прыгали
с чердаков.
Крысы окружили Крысолова со всех сторон.
А тот равнодушно пошёл, прихрамывая, с площади.
И все до одной крысы побежали вслед за ним.
Стоило только умолкнуть дудке, как всё несметное
крысиное полчище останавливалось. Но опять начи-
-Г\ 54
нала петь дудка. И снова крысы покорно устремля-
лись вслед за Крысоловом.
Из улочки в улочку шёл Крысолов. Крыс стано-
вилось всё больше и больше.
Выглядывали из окон мясники, колбасники,
сапожники, золотых дел мастера. Ухмылялись.
Что ни говори, а приятно смотреть вслед уходя-
щей беде!
Трактирщик Иоганн Брандт встал в дверях трак-
тира. Крысы так и хлынули из дверей, чуть не сбив
с ног толстяка.
Вслед за Крысоловом все крысы двинулись к
городским воротам. Стражники едва успели укрыть-
ся в башнях.
Крысы вышли из города и чёрной лентой растя-
нулись по дороге. Последние, отставшие, перебегали
через подъёмный мост — и вдогонку за Крысоло-
вом.
Всё заволокло пылью. Несколько раз мелькнул
чёрный плащ Крысолова, рука с дудкой, петушиное
перо...
4 Удаляясь, всё тише и тише звучала дудка.
Через час прибежали в город пастухи. Перебивая
друг друга, рассказали:
— Крысолов вышел на берег реки Везер. Прыг-
нул в лодчонку, которая покачивалась тут же у
берега. Не переставая играть на дудке, выплыл
Крысолов на середину Везера. Крысы бросились в
воду и поплыли за ним, и плыли они до тех пор,
пока не утонули все до одной. А было их такое
множество, что из берегов вышел могучий Везер.
Ликует освобождённый от крыс город.
Радостно звучат колокола на всех соборах. Весё-
лыми толпами идут по улицам горожане.
55
Спасён славный Гамельн! Спасён богатый Га-
мельн!
В ратуше слуги разливают вино в серебряные
кубки. Сейчас не грех и выпить.
Вдруг из-за угла появился Крысолов и пошёл
через площадь прямо к ратуше. Всё так же была у
него в руке дудка. Только одет он был иначе: в
зелёном костюме охотника.
Переглянулись бюргеры. Платить? Э, нет...
— Жилист и крепок этот Крысолов, — шепнул
бургомистр судье Каспару Геллеру, — такой хоть и
хром, а унесёт всю казну...
Крысолов вошёл в ратушу. Никто и не поглядел
в его сторону. Бургомистр отвернулся, Каспар Гел-
лер уставился в окно.
Но, видно, Крысолова было не так-то легко
смутить. С ухмылкой вытащил он из-за пазухи
мешок. Показался этот мешок бюргерам бездонным.
— Я своё слово сдержал. Теперь дело за вами, —
сказал Крысолов. — Как договорились. Столько зо-
лота, сколько смогу унести...
— Милейший... — бургомистр в замешательстве
развёл руками, оглянулся на Гангеля Муна.
— Вот как? Не кошель, не суму — целый мешок
золота?.. — хихикнул судья Гангель Мун и в при-
творном испуге выпучил глаза.
Кто-то ещё негромко засмеялся. Ай да хитрец
Гангель Мун! Вот как, значит, надо повернуть дело!
Золото было обещано в шутку. А бедняга, видно,
совсем ума лишился: поверил всему. Да ещё захва-
тил с собою мешок.
Тут захохотали все. Бургомистр, советники,
цеховые старшины.
— Мешок золота?
-Г\ 56
— Ха-ха-ха!
— Целый мешок!
— А за что?
— За дурацкие песни? За дудку?
— Уморил!
— Золото ему подавай! А не хочешь ли пинка?
Долго смеялись бюргеры. А странный пришелец
молча стоял, и какая-то злобная радость проступала
у него на лице. Добро бы просил, требовал обещан-
ное!.. Нет, он молчал.
Хитрец Гангель Мун, с опаской косясь на Кры-
солова, наклонился к уху бургомистра:
— Может, отсыпать ему горсть золота? Так...
немного, для виду... А потом обложить податью
людей победнее, кто вовсе не пострадал от крыс,
потому что и так ничем не владел.
Но бургомистр от него отмахнулся. Откашлялся
и голосом важным, но отечески ласковым сказал:
— Дело сделано. Надо, как обещано, расплатить-
ся. По трудам и плата. Кошель серебра и выход из
города через любые ворота.
А незнакомец тут же показал себя полным неве-
жей. Кошелька не взял и, даже не поклонившись,
повернулся спиной и вышел из зала. После него
осталось слабое облачко серного дыма.
Тут уж совсем развеселились бюргеры. Славно
вышло: разом избавились и от крыс, и от Крысоло-
ва.
Громко звонят колокола Святого Бонифация. Все
бюргеры с жёнами и слугами отправились в собор к
воскресной обедне.
И никто из них не слышит, что снова на площа-
ди запела дудка. «Можно! Можно! Можно! — поёт
дудка. — Сегодня всё можно! Я поведу вас в зелё-
57
ные рощи! На медовые заливные луга! Босиком по
лужам! Зарыться в сено! Можно! Можно! Можно!»
Топот маленьких башмаков по деревянным лес-
тницам, по каменным ступеням...
Из всех дверей выбегают дети. Бросив игру,
бросив прялку, на бегу подтягивая чулки, дети
бегут за Крысоловом, жадно ловя звуки дудки.
Из каждого дома — дети. На каждой улице —
дети.
Падают, разбивают коленки, потрут, подуют и
бегут дальше. Весёлые, с липкими пальцами, за
щекой сласти, в кулаке горсть орехов — дети, со-
кровище Гамельна.
По улице бежит дочь бургомистра Марта. Розо-
вое платье раздувает ветер. А одна нога не обута,
только один башмачок натянула в спешке.
Вот уже городские ворота. Дети с топотом про-
бежали по подъёмному мосту. А Крысолов уводит
их по дороге, мимо вересковых холмов, всё дальше,
дальше...
Шли годы.
Однажды забрёл в осиротевший Гамельн слепой
странник.
За несколько медных монет пустил его трактир-
щик погреться у тёплого очага. Слышал слепой,
как стучат о деревянный стол кружки с пивом.
И кто-то сказал:
— Откуда ты пришёл, старик? Потешь нас рас-
сказом почуднее, и я, так и быть, поднесу и тебе
кружку с пивом.
И слепой старик начал рассказ:
— Много земель исходил я, и вот куда однажды
привела меня судьба. Трудно слепцу вести счёт
-Р\ 58
времени: по теплу, идущему от солнца, по холоду,
идущему от ночного неба, отличаю я день от ночи.
Долго блуждал я по дремучему лесу. Вдруг услы-
шал я звон колоколов. Для слепца звуки то же, что
для кормчего — свет маяка. Так, идя на звон коло-
колов, подошёл я к какому-то городу. Стражники
не окликнули меня. Я вошёл в ворота и побрёл по
улице. Чутко прислушивался я ко всем звукам,
стараясь понять, не завела ли меня судьба в недоб-
рое место.
И не мог я не подивиться. Слышал я вокруг себя
только молодые голоса. Как птица, летал вокруг
меня смех. В этом городе больше бегали, чем ходи-
ли. Кто-то вприпрыжку обгонял меня. Кто-то бежал
мне навстречу. Слышал я, как мяч ударялся в
стену. Все голоса были звонкие. Все шаги лёгкие,
быстрые. И тогда понял я, что этот город населён
одними юношами и девушками. И показалось мне:
сложен весь этот город из светлого камня и солнеч-
ных лучей.
Был я радушно принят в первом же доме, куда
постучал. А когда спросил я, как зовётся этот
город, странную сказку рассказал мне мой юный
хозяин. Думаю, посмеялся он над бедным стариком,
но я не сержусь на доброго юношу. Вот что расска-
зал он.
Когда были они маленькими детьми, увёл их из
родного города человек в зелёной одежде, игравший
на дудке. Видно, был это сам дьявол, потому что
завёл он их прямо в глубину высокой горы. Но не
хватило у него власти, чтобы загубить невинных
детей, и после долгих скитаний во мраке прошли
дети сквозь гору и очутились в безлюдном, диком
месте.
Тогда из лесу пришли лани и кормили самых
маленьких своим молоком. Без труда приручались
дикие козы. Сначала жили дети в шалашах, а
потом стали строить город. И легко поднимали они
огромные камни, словно камни сами хотели сло-
житься в стены и башни...
И когда кончил слепец свой рассказ, услышал
он старческие вздохи, глухие рыдания, идущие из
самой глубины души. Глухой кашель и стоны.
Тогда понял странник, что вокруг него одни
старики. И весь город показался ему мрачным,
печальным и сложенным из тёмного камня.
В волнении, прерывающимися от слёз голосами
стали спрашивать старики:
— Но где же, где же, в какой стороне лежит тот
юный, светлый город?
Но ничего не мог им сказать нищий, слепой
странник.
Пересказ В. Марковой, Н.Гарской, С. Прокофьевой
ВИЛЬГЕЛЬМ ТЕЛЛЬ
Швейцарская народная легенда
Вильгельм Телль — легендарный герой освободи-
тельной войны швейцарского народа против авст-
рийцев. Вильгельму Теллю на его родине поставлены
памятники. Немецкий поэт и драматург Ф. Шил-
лер (1759 -1805) написал драму «Вильгельм Телль»,
которая до сих пор идёт на сценах многих театров
мира.
наете ли вы, чем прославил себя стрелок
Вильгельм Телль?
Сколько веков прошло, а люди всё ещё
не забыли о его метком выстреле.
Швейцария — страна гор и озёр. Спу-
стишься вниз, в долину, — озеро. Вверх, в горы,
поднимешься — и там вода в каменных чашах. Ле-
жит озеро спокойное, гладкое, греется на солнце.
Вырвется ветер из ущелья, обложат небо чёрные
тучи, забушует озеро, закипит, из берегов рвётся.
Остерегайся, рыбак, ярости вод! Зазеваешься —
гибелью, грозят острые скалы. Но каждую скалу,
каждый подводный камень знает рыбак. Его скалы,
его озёра.
Вьются по горам узкие тропы. Там, внизу, про-
пасть. Но уверенно идёт пастух. Знаком ему каждый
поворот на опасной тропе. Его горы, его тропы.
-К 61
Богаты озёра рыбой. Леса — дичью. На сочных
горных пастбищах мычат и блеют стада. В долинах
вызревает виноград, хлеб колосится.
Кто так форель подрумянил, угря закоптил, за-
солил лосося? Сформовал сыры, нашпиговал бара-
ний бок, набил тугие колбасы, вызолотил копытца
и рожки у косули, снятой с вертела? Золотые руки
швейцарцев.
Но не для вас, швейцарцы, эти яства. Австрий-
ским правителям несут их повара и слуги. Несут
наместнику Гесслеру под охраной солдат-наёмников.
А вам плеск рыбьих хвостов да звон колокольцев
на шеях коров и овец. Нужда поселилась в ваших
хижинах.
Стоит солдат-наемник посреди Швейцарии, ши-
роко расставив ноги, крепко сжимая в руке алебар-
ду. Уже сколько десятков лет стоит здесь. Нанялся
солдат — продался.
Колотят в барабаны — оглохнуть можно!
Кричат глашатаи. По всему Альтдорфу разносится:
— Слушайте! Слушайте! Слушайте! Тюрьма тому,
кто не исполнит приказ наместника! Тюрьма тому,
кто не исполнит приказ наместника!
Тяжёлые времена.
Сидит на колокольне старый звонарь. Смотрит
вниз. Почему вдруг опустели улицы Альтдорфа? Что
караулят солдаты на площади?
В это утро Вильгельм Телль собрался идти в город
Альтдорф.
Рано-рано вышел он из дома. Может, не пошёл
бы он в такую рань, да старшему сыну не терпится:
до петухов проснулся сын, торопит. Обещал отец
62 Г*-
сегодня, в день праздника Святого Мартина, у зна-
комого оружейника Конрада подобрать ему неболь-
шой, по руке, самострел.
Ведь и впрямь вырос сын. И плащ короткий на
плечах, как у отца, и ремнями крест-накрест пере-
тянуты ноги до колен, и так же горят на солнце
жёсткие рыжие волосы. Настоящий горец.
— Вот только бороды нет и самострела за спи-
ной, — усмехнулся Вильгельм Телль.
В дорогу с ними увязался и младший. Упросил
отца взять и его с собой в город на праздник. С
детьми дорога в три раза длинней.
Лишь в полдень добрался Телль до города. Через го-
родские ворота вышел на улицу Круглых Сыров. Ни-
где ни души! Всё будто вымерло. На всех лавках замки.
Телль свернул на Трактирную улицу. Из тракти-
ра не доносится ни шум голосов, ни стук пивных
кружек. Где же трактирщик Винкельрид? Почему
он не стоит, как всегда, в дверях своего трактира?
Телль ускорил шаг. Взглянул на мальчиков. Уже
недалеко до площади. У старого друга своего ору-
жейника Конрада всё узнает Телль.
Телль с детьми вошёл в ворота старой башни —
в глубокой нише статуя мадонны. Телль и дети
преклонили колена. Из сумрака вышли на залитую
солнцем площадь. И вдруг закричали дети:
— Отец, смотри, смотри! Шляпа на палке!
И правда, прямо посреди пустой площади —
шляпа на шесте. Будто диковинная птица: развева-
ются на ветру павлиньи перья.
— Какой дурак повесил там шляпу? — удивился
Телль. — Для чего?
Около шеста три солдата. Словно почётный кара-
ул. Чуть поодаль — два барабанщика.
-Т\ 63
Стоит Телль, смотрит, ничего не может понять.
И здесь повсюду наглухо закрыты окна, накрепко
заперты двери.
Где же люди? Ушли из города?
Наконец кто-то Показался на другой стороне
площади. Старик идёт через площадь. Время дало
ему третью ногу — плетётся, опираясь на палку.
Остановился старик около шеста.
Громко застрекотали барабаны. Пополам согнул-
ся старик, не упал бы! И вдруг понял Телль —
шляпе кланяется старый...
А бесстыжие наёмники хохочут, толкают локтя-
ми друг друга.
Смотрит, смотрит Телль на солдатскую забаву.
Согнувшись, словно ему ещё с десяток лет прибави-
лось, уходит старик.
Вот через площадь торопится молодая женщина,
ведёт за руку мальчишку. Положила женщина руку
на затылок сынишки, пригибает его голову книзу;
И сама кланяется шляпе.
Снова опустела площадь, но ненадолго. Семеро
рыбаков идут, тащат на плечах мокрую сеть.
Две алебарды скрестились, преграждая им путь.
— Ослепли, что ли, олухи? Кланяйтесь шляпе! Или
вы приказа не слышали? За решётку захотелось?
Привычно рыбакам гнуть спину — целый день,
наклонившись, выбирают они сети. Но совсем иное
дело — кланяться шляпе. Не глядя друг на друга,
чуть нагнули головы рыбаки.
А солдаты орут на них:
— Кланяйтесь шляпе господина наместника Гес-
слера, да пониже! Да улыбнись ты, парень, не строй
похоронной рожи!
Присвистнул Телль: «Вот уже до чего дошло!...
64 /Т-
Старая скотина Гесслер! Додумался шляпу свою
повесить. Чтобы шляпе кланялись вольные швей-
царцы! Мало ему того, что обобраны, ограблены мы,
унизить хочет... Чтобы вконец растоптать нашу
честь, нашу гордость!»
— Отец! — младший сын потянул Телля за ру-
ку. — А где же праздник? Идём на праздник!
Телль крепче сжал маленькую руку. Взглянул на
старшего. У того в глазах тревога.
— Идёмте, дети, — и спокойно повёл сыновей
через площадь.
Радуясь новой забаве, солдаты скрестили але-
барды.
— Пропусти, — тихо сказал Вильгельм Телль и
отвёл в сторону алебарду.
От удивления рот разинул солдат.
— Да ты что! Да знаешь ли ты!..
— Знаю, — усмехнулся Телль.
— Кланяйся шляпе! — во всю глотку заорал дру-
гой солдат.
— Шляпе кланяться? Нет, друг, не каждой голо-
ве кланяется Вильгельм Телль, а ты захотел, чтобы
кланялся он пустой шляпе.
— Хватайте его!
Вцепились солдаты в Телля, повисли на нём.
Багровым стало лицо Телля. Словно канаты, натя-
нулись на шее могучие жилы.
Размахнулся он, ударил в грудь здоровенного
солдата. Охнул солдат, пополам перегнулся.
— Сам кланяйся шляпе, австрияк! — крикнул
Телль.
Крепкие кулаки у Телля. Рухнул один солдат
наземь, за ним — второй.
— Не слишком ли крупного зверя вы затравили,
5 Заказ 784 65
охотники? — тяжело дыша, сказал Телль. — Не за-
яц я и не лисица.
— Окружай его! Хватай сзади! — орёт длинный,
как жердь, барабанщик.
Бросились барабанщики своим на помощь.
— Берегись, отец, — слышит Телль голос стар-
шего сына. Успел Телль пригнуться — в воздухе
просвистел камень.
— Измена! Бунт! Стража! — кричит солдат, а сам
так и стоит согнувшись, распрямиться не может.
И вдруг из всех домов стали выбегать люди на
площадь. Со стуком распахнулись окна, со скрипом
двери. Взмыли голуби вверх, в тревоге вьются над
площадью. Появилась в тёмном окне голова оружей-
ника Конрада и исчезла. Вот он уже на площади в
кожаном переднике, с тяжёлым молотом в руках.
Частый, звонкий цокот копыт заставил всех
обернуться. Да и не глядя, было каждому ясно, что
скачет большой отряд всадников.
На площадь въехал сам наместник Гесслер со
своей свитой; сто всадников с копьями охраняют его.
Важно восседает господин наместник на белом
жеребце. Из-под тяжёлых красных век злобно смот-
рят маленькие глаза.
А рядом с ним восемь именитейших австрийских
дворян покачиваются в тиснёных золотом и серебром
сёдлах на вороных конях. Реют яркие перья, сверка-
ют драгоценные камни, блестит переливчатый атлас.
— Что здесь происходит? — проскрипел намест-
ник Гесслер.
Как из-под земли, выскочил вертлявый длинно-
ногий шпион с головой, втянутой в плечи. Встал на
цыпочки, подобострастно доносит наместнику:
— Вильгельм Телль... Смутьян... Стрелок...
66
Медленно повернулся Гесс лер к Теллю.
— Правда ли, Вильгельм Телль, что ты отказал-
ся исполнить мой приказ?
Спокойно посмотрел Телль в глаза наместнику.
— Не верю, господин наместник, чтобы могли вы
отдать такой приказ. Тот, у кого в руках власть,
должен быть с людьми прост и великодушен.
— Не веришь? А я вот верю всему, что мне
говорят. Наверно, я стар и слишком доверчив.
Сказали мне, ты лучший стрелок в Швейцарии, и я
поверил. Может, зря?
— Отчего же! В ста шагах я сбиваю яблоко с
яблони, — сказал Телль и увидел недобрый огонёк в
жёлтых глазах Гесс л ера.
— С яблони?.. Ну зачем же с яблони... зачем же
с яблони...
Закрыл глаза наместник. Можно было подумать,
что задремал он в седле, обо всём забыл. Вдруг в сонном
лице Гесслера проступило что-то волчье, хищное.
— Ты собьёшь яблоко с головы одного из твоих
сыновей! — негромко сказал он. /
Телль вздрогнул.
— Вы шутите, господин наместник!
— Разве ты когда-нибудь слышал о том, что я
любитель шуток? Ты искусный стрелок. Не собьёшь
яблоко — не уцелеет твоя голова. Сама скатится,
как спелое яблоко. Где же тут шутка?
— Лучше сразу убейте меня! Кто решится на
такой выстрел?
— Отец, — крикнул старший сын, — стреляй! Не
бойся. Я не пошевельнусь.
Кто-то застонал, кто-то охнул позади Телля.
За полукружьем блестящих копий — толпа. Ужас
на лицах у женщин. Гневом полны глаза мужчин.
67
-Г\ 68
— Отмерить сто шагов! — приказал Гесслер.
И опять, неизвестно откуда, выскочил вертлявый
шпион И запрыгал на своих длинных ногах, отмеряя
шаги. Каждый шаг в три шага.
— Вот сто шагов, сотый здесь, под липой, —
донеслось с другого конца площади.
— Каждый твой шаг зачтётся тебе, убийца! —
крикнули из толпы.
Не ясно было, слышал или нет эти слова намест-
ник, но тем, кто стоял рядом, видно было, как
сжались и побелели его пальцы на рукояти меча.
— Возьмите младшего! — тяжело упали слова
Гесслера.
Отстранил оружейник Конрад стражника и вы-
шел вперёд.
— Господин наместник, — сказал он, — отпусти-
те Телля. Если он и виноват в чём-нибудь, он уже
довольно наказан.
Даже не взглянув на оружейника, хлыстом от-
странил его Гесслер. Грузно повернулся в седле.
— Жду, — сказал он Теллю.
В толпе послышался громкий ропот. Сто острых
копий разом уставились на толпу.
— Стойте! Стойте! Остановитесь! — закричал
Телль. — Я согласен! Я выстрелю в яблоко.
— Тащите мальчишку к дереву! — приказал Гес-
слер.
Хотел солдат схватить мальчика — увернулся
тот. Как угорь, выскользнул из цепких рук. Сам
побежал к липе.
— Дай я завяжу тебе глаза!.. — крикнул оружей-
ник Конрад.
— Не надо! Не хочу! Ведь это отец стреляет!
Солдат-наёмник положил яблоко на голову маль-
69
чика. Неподвижно, боясь пошевелиться, стоит он,
смотрит на отца.
Снял Вильгельм Телль с плеча свой самострел.
Достал из колчана две стрелы, одну из них спрятал
у себя на груди.
Все разом замолкли.
Многие зажмурили глаза, отвернулись.
Свистнула в воздухе стрела.
— Отец! — зазвенел радостный голос ребёнка.
— Жив! Невредим! — словно один человек,
вздохнули все люди на площади.
Бежит мальчуган навстречу Теллю — две поло-
винки яблока у него в руках.
А стрела, как живая, покачивается в стволе
липы.
Взял оружейник Конрад из рук Телля самострел,
чтобы мог отец прижать сына к груди.
Позабыв о Гесслере и его страже, радостно тесни-
лись люди вокруг Вильгельма Телля.
И вдруг снова раздался голос наместника Гес-
слера:
— Скажи мне, Телль, а для чего ты спрятал на
груди вторую стрелу?
— У нас, у стрелков, такой обычай, — сказал
Телль и прижался щекой к голове ребёнка. Пахнут
волосы ребёнка яблоком.
— Неправду говоришь, стрелок. Обычаи вашей
страны я знаю. Нет такого обычая. Не трусь, отве-
чай по совести. Что бы ты ни сказал, я дарю тебе
жизнь.
Оружейник Конрад протянул руку — остановить
Телля, удержать, но не успел. Телль уже шагнул к
наместнику.
— Я скажу. Эта вторая стрела была для тебя.
-Р\ 70 /Т-
Если бы дрогнула моя рука, если бы попал я в
своего сына, второй раз я бы уже не промахнулся...
Посмотрел Гесс лер в глаза Вильгельму Теллю и
увидел то, чего больше всего страшился.
Нет, не были покорны ему эти люди. Эти горцы.
Видно, не зря доносили шпионы, что высоко в
горах, куда не может проникнуть ни один солдат,
собирается этот грязный сброд. И уже заключён
тайный союз трёх кантонов. До сих пор не до конца
верил он этому. Скольких людей пытал он, допра-
шивал в подземельях своего замка — ни у одного не
вырвал признания. А сейчас понял — всё так и есть!
И тогда Гесслер сказал, задыхаясь от злобы:
— Я сдержу своё слово! Я оставлю тебе жизнь,
Вильгельм Телль. Но отныне не увидишь ты ни
луны, ни солнца. Сгниёшь в подземелье моего зам-
ка. Схватить его, связать! Всех разогнать! Очистить
площадь! Собаки и свиньи! Собаки и свиньи!
Солдаты разогнали народ. Очистили площадь.
Связали Вильгельма Телля. А сыновей его увёл к
себе оружейник Конрад.
Замок наместника Гесслера стоит на берегу озе-
ра. Там в мрачном подземелье будет томиться Виль-
гельм Телль.
Двадцать лодок отчалило от берега. На первой
лодке с пурпурным флагом сам господин наместник,
с ним восемь именитейших дворян.
Летит ладья наместника по волнам. За ней, как
журавлиная стая, несутся другие лодки. Дружно на-
клоняются гребцы вперёд, рывком откидываются на-
зад. На дне ладьи лежит связанный Телль. Не видит
Телль родных берегов, но над ним родное небо.
На малиновой бархатной подушке сидит Гесслер.
Молодой дворянчик, согнувшись в угодливом покло-
71
не, наливает ему в кубок густое вино из серебряной
фляжки.
Недоволен собой наместник. Там, на площади,
едва не поддался он страху перед толпой. Но страх
не оставлял его и теперь. По пальцам Гесслера
потекло вино, проливаясь из кубка. Он повернул
голову и увидел, что всё вокруг изменилось. Надви-
нулось небо, набежал вихрь. Бросает лодку с волны
на волну.
Убрали парус. С тревогой смотрит рулевой на
скалистый берег. Темно стало, как ночью. Голубые
молнии прорезают чёрное небо.
В страхе Гесслер кричит что-то гребцам, но ветер
уносит слова — топит их в волнах. Все сбились в
кучу, попадали на дно лодки. Намокли плащи,
повисли на шляпах перья. Гесслер цепляется за
скамью.
Ветер гонит лодку прямо к берегу, на острые
скалы.
Кричит рулевой — руки ко рту приставил. Труд-
но прорваться слабому человеческому голосу сквозь
грохот волн.
— Прикажите, господин наместник, развязать
Телля! Один Телль может нас спасти — он лучше
всех знает эти скалы.
— Развязать его! — приказал Гесслер. — Отдать
ему руль.
С трудом пробирается рулевой к Теллю. Разреза-
ет скользкие, намокшие верёвки.
Бушует Озеро четырех кантонов. Белая полоса
вокруг скал — полоса смерти.
Ведёт Телль ладью. С трудом взберётся ладья на
гребень кипящего вала и скользит с крутизны. Без
конца — то вверх, то вниз, то в небо, то в преиспод-
-Т\ 72 /Т- '
нюю. Всё ближе, ближе берег. Вот уже видна скала
с плоской вершиной.
Взглядом меряет Телль расстояние. Опять нава-
лился на руль. Кормой разворачивается ладья к
скале — черпает бортом воду.
Как барс перед прыжком, весь напрягся Телль.
Вскочил на борт и словно перелетел через гребень
высокой волны. А когда рассыпалась волна, все
увидели Телля. Ветром взметнуло короткий плащ
над головой. Скользят ноги Телля по мокрому кам-
ню. Как канатоходец идёт Телль по узкому краю
скалы. Ещё минута — и скрылся Вильгельм Телль.
Спрятали Телля родные горы.
Кончилась буря. Звёзды зажглись на небе. По-
следние дождевые капли лениво перекатываются с
листа на лист, тяжело падают на землю.
Через горный перевал, по опасным тропам идёт
стрелок. Самый короткий путь выбирает. Не остано-
вится, не передохнёт.
Только в одну пастушью хижину зашёл он. И хоть
недолго там задержался, зато вышел оттуда не с пус-
тыми руками. Снова в руках у Вильгельма Телля са-
мострел. Луна ему в помощники нанялась — освеща-
ет дорогу к замку.
Вот он, замок наместника. Показались чёрные
зубцы стен. Опущен подъёмный мост, движутся
пятна света. Больше всего факелов на мосту и у
ворот — слуги ждут своего господина. Верно, уже
давно выслали к самому берегу осёдланных коней.
Вот-вот появится наместник.
Раздвигает кусты стрелок, ждёт.
Из-за поворота дороги выехал Гесслер со свитой.
Сзади устало плетутся солдаты.
Тщательно целится стрелок.
73 \
Немало диких зверей убил он в горах. Прожор-
ливых кабанов, свирепых медведей, хищных вол-
ков. Но этот зверь всех прожорливей, всех беспо-
щадней!
Летит стрела.
Не промахнулся стрелок. Даже не охнув, валится
на бок австрийский наместник. Кинулись солдаты к
Гесс леру. В испуге на дыбы встал конь — сбросил с
себя седока. Вниз с обрыва в пропасть покатился
всадник, и вдогонку с грохотом посыпались камни.
Растерянно столпились солдаты на краю обрыва.
А Вильгельм Телль потайной тропой ушёл в
горы, туда, где ждали его верные друзья.
Звонят, звонят колокола на колокольне в Альт-
дорфе.
Как песня о свободе звучат они.
Славят колокола выстрел Вильгельма Телля.
Отозвались все колокола Ури и Шварцвальдена.
Из кантона в кантон понеслась радостная весть.
Оружейник Конрад работает день и ночь со сво-
ими подмастерьями. Куёт он мечи и наконечники
для стрел. Уходят в горы и вооружаются вольные
швейцарцы.
Не сразу придёт желанная победа. Ещё восемь
лет будет страна томиться под гнётом австрийцев.
Но настанет тысяча триста пятнадцатый год, и в
великой битве при Моргартене разобьют пастухи и
крестьяне австрийское войско. Навсегда уйдут авст-
рийцы с швейцарской земли.
Звоните, звоните, колокола свободных кантонов,
славьте подвиг Вильгельма Телля!
Пересказ В. Марковой, Н.Гарской, С. Прокофьевой
ЛОРЕЛЕЯ
Немецкая народная легенда
Легенда родилась на берегах Рейна. Легенду свя-
зывают со скалой Лур-лей близ города Вахараха.
Неизвестно: то ли скала эта названа по имени
девы-чаровницы Лоры, то ли сама волшебница полу-
чила имя от названия скалы, на которой пела.
Многие поэты сочиняли стихи о Лорелее. Стихо-
творение Генриха Гейне (1797-1856) стало в Гер
мании народной песней и получило всемирную изве-
стность.
еподалёку от города Бахараха на берегу
Рейна нависла над водой высокая, крутая
скала. Со всех сторон она неприступна.
Ни трещины, ни выступа. Если нет
крыльев, не достичь её вершины.
Говорят, под скалой, на дне омута, в зелёной
глубине живёт старый бог Рейна. Построил он себе
там прозрачный дворец из хрусталя. Рыбы вплыва-
ют в бесчисленные окна дворца. Водоросли коврами
устилают мраморные полы. От жизни в глубоком,
тёмном омуте сумрачным и злобным стал седоборо-
дый бог Рейна.
У самой воды раскинулась рыбачья деревушка.
А на краю деревушки в ветхой хижине с почернев-
75
шей от дождей соломенной крышей живёт бедный
рыбак с дочерью Лорой.
Кто не знает красавицы Лоры? Лишь распустит
она свои длинные волосы цвета чистого золота, и
скроют они её убогую одежду: кажется, сама коро-
лева поселилась в нищем доме рыбака.
Далеко разнеслась весть о красоте Лоры. Юноши
со всей округи собираются под её окном. Издалека
приходят, лишь бы увидеть, как огнём теплятся
золотые волосы в глубине тёмной хижины, услы-
шать, как поёт Лора.
Много прекрасных песен знает девушка. Всё
детство провела Лора на берегу Рейна. Потому и
слышатся в её песнях радость Рейна, игра и плеск
его волн.
Но вот однажды под скалой на берегу Рейна уви-
дела Лора незнакомого молодого рыцаря. Рыцарь за-
блудился в лесу и вышел к реке на шум волн. Увидел
Лору и застыл на месте. Не мог он понять, кто перед
ним: водяная дева или лесная фея.
С первого взгляда полюбил рыцарь золотоволо-
сую Лору, а она полюбила его.
В этот день напрасно ждал Лору старый отец.
Девушка не вернулась домой. Рыцарь увёз её в свой
замок Штальэк. Пять раз опоясывала дорога высо-
кую гору, подымаясь к замку рыцаря. На самой
вершине горы высились башни замка.
Стоит перед зеркалом Лора, смотрится в него и
не может себя узнать. То на плечо склонит голову,
то в шутку нахмурится, то погрозит себе пальцем, и
красавица в зеркале, одетая в шёлк и бархат,
повторит каждое её движение.
Полюбились рыцарю песни Лоры. Часто он просит:
— Спой мне песню, Лора.
76
Рука об руку гуляют они в тенистом лесу. Так
ярко сверкают золотом волосы Лоры, что на чёрных
вековых соснах, как свечи, загораются капли смолы.
Олени рогами раздвигают листву. Поближе под-
ходят олени, чтобы послушать её песни.
Смеётся рыцарь и сжимает рукоять меча: уж
он-то сможет защитить свою любимую и от разбой-
ника, и от хищного зверя.
А старая мать рыцаря не находила себе покоя в
своей мрачной башне. Зябнет, дрожит, не может
отогреться даже у раскалённого очага. Слуги разгре-
бают горячие угли и горой наваливают дрова в очаг.
Стреляют искрами сухие поленья, но не может
согреться старая графиня. Зябнет она от злобы,
ненависти к бедной дочери рыбака. Золотом сияют
волосы Лоры, но не такое золото любит старая
владелица замка. Если уж золото, то в монетах и
слитках. И что это за приданое — песни?
— Нечего сказать, славное дело задумал ты, сын.
Кого ты привёл в мой дом? — говорит графиня
рыцарю. — От стыда потускнел наш гордый герб.
Видно, забыл ты, что в родстве мы с самим королём.
Позором хочешь ты покрыть наш знатный род.
Разве нет у тебя невесты? Прекрасна она лицом,
богата и к тому же дочь знатного рыцаря. Ну что
же, воля твоя. Женись на дочери рыбака. Но пусть
моё проклятье будет вам свадебным даром.
Опустив глаза, слушает рыцарь суровые речи
старой графини. Любит он прекрасную Лору, но и
матери ослушаться не смеет. Во всём покорен её
воле. Испугался материнского проклятья.
А старая графиня греется у огня, больше не зяб-
нет. Сделала недоброе дело, теперь ей тепло у очага.
Сказал молодой граф Лоре, что выследили охот-
-Г\ 77
ники в лесу матёрого волка. Уехал со своими рыцаря-
ми и оруженосцами. В красном свете факелов чужим
и страшным показалось Лоре лицо любимого. Всад-
ники выехали со двора замка со смехом и свистом.
Смотрит Лора из окна башни. Не видит она
всадников, но видит огни их факелов. Не в лес, а в
другую сторону по крутой горной дороге поскакал
рыцарь со своей свитой.
Тоскует Лора, от недоброго предчувствия сжима-
ется сердце.
Тяжело отворилась высокая дверь, и вошла старая
владелица замка. Движение руки — исчезли слуги.
Старая графиня медленно подошла к Лоре:
— Мой сын обманывает тебя. Не на охоту поехал
он. Торопится с друзьями к своей невесте. Повёз ей
свадебные дары — уже не за горами их свадьба.
Нечего больше тебе делать в замке. Впрочем, хо-
чешь посмотреть на свадьбу моего сына — оставай-
ся. Поможешь служанкам на кухне. Много будет у
них дел, а твои руки привыкли к чёрной работе.
Всё поплыло перед глазами Лоры. Свечи, старая
графиня, тёмная дверь в глубине зала...
Рванула Лора ожерелье — вокруг неё по полу
запрыгал круглый жемчуг. Сорвала с пальцев коль-
ца, с рук — запястья, всё бросила к ногам старой
графини и убежала из замка.
Всю ночь бежала она по чёрному лесу. Ухали
филины во мраке и тяжело летали над её головой.
Выли дикие звери. Но только одного боялась Лора:
повстречать молодого графа. Увидеть, как, перепол-
ненный радостью и счастьем, возвращается он от
своей невесты.
Только на рассвете добралась она до родной
деревни.
78
Отец встретил её на пороге дома. Но не ласково,
а грозно взглянул он на Лору, и она опустила
голову. Опозоренной дочери нет места под его кро-
вом. Пошла девушка куда глаза глядят, прочь от
родного дома.
А у всех ворот стоят соседки. Показывают на неё
пальцами, смеются:
— Что, недолго побыла ты графиней?
— Где твои парчовые платья? Где золотые
серьги?
— Что ж ты не идёшь к венцу с молодым
графом?
Целый день бродила Лора по лесу, а к вечеру
вышла на берег Рейна, туда, где в первый раз
увидела она рыцаря. На страшное дело решилась
Лора: утопиться в глубоком омуте.
Луна висит над Рейном, тиха и неподвижна
гладь омута. Но вдруг взволновались воды, запени-
лись.
Из самой глубины омута медленно поднялся
старый бог Рейна.
Вот он какой, старый бог Рейна! Высунул из
воды голову и плечи. В лунном свете горит хру-
стальная корона. Длинными зелёными прядями с
головы свисают водоросли и речные травы. Ракуш-
ки облепили плечи. В бороде играет стая серебря-
ных рыбок. Без страха смотрит на него Лора. Чего
ей теперь бояться? Всё самое страшное с ней уже
случилось.
И тогда сказал старый бог Рейна:
— Знаю, люди жестоко обидели тебя. Но моя
обида не меньше твоей. Слушай, девушка. Когда-то
я царил над всей здешней страной. Низко кланяясь,
приходили ко мне люди. С песнями бросали в воду
79
драгоценности, золотые и серебряные монеты. Мо-
лили, чтобы я наполнил их сети рыбой и пощадил
их утлые лодчонки. Но прошло время, и люди
забыли меня. Всё отняли у меня: и славу, и мощь.
Если ты согласишься, вместе мы можем славно
отомстить людям. Дам я волшебную силу твоим
песням. Но знай, Лора, в сердце твоё не должна
проникнуть жалость. Если ты прольёшь хоть слезу,
ты погибнешь.
И, не помня себя от горя, сказала Лора:
— Да, я согласна.
Шевельнул плечами старый бог Рейна, подня-
лась огромная волна, подхватила Лору и, не обрыз-
гав платья, не намочив её башмаков, подняла на
самую вершину неприступной скалы.
Схлынула волна. Погрузился в омут старый бог
Рейна. А под скалой запенился, забурлил гибельный
водоворот.
По всей стране прошёл слух: злой волшебницей /
стала дочь рыбака Лора. На закате, убранная речны-
ми жемчугами, появляется она высоко-высоко на
скале и чешет золотым гребнем свои золотые воло-
сы. Пламенем горят они в лучах заката.
Стали звать эту скалу «Лоре-лей» — «скала Ло-
ры». Лорелеей прозвали и саму волшебницу.
Горе тому, кто услышит песню Лорелеи.
Бог Рейна дал чудесную силу её песням, а ей
самой дал забвение. Окаменело её сердце, незрячим
взором смотрит она вниз с крутизны. Никто не
может противиться власти её песен.
Нищему о королевском богатстве поёт Лорелея.
Рыцарю обещает победу и славу. Покой — усталому.
Любовь — влюблённому. Каждый слышит в её пес-
нях то, чего жаждет его душа.
80
6 Заказ 784
Гибель несут песни Лорелеи. Околдует её голос,
а потом поведёт за собой, заманит в страшный
водоворот. Прочь отсюда, рыбак! Берегись, пловец!
Если настигнет тебя её песня — ты погиб!
Рыбак бросил вёсла, и его лодку сносит течени-
ем. Забыв обо всём, околдованный песней, смотрит
он вверх на Лорелею. Водоворот цепко схватил,
закружил лодку. Нет спасенья!
А рыцарь возвратился домой от своей невесты и,
не найдя в замке своей любимой, затосковал смерт-
ной тоской.
Опостылели ему пиры и охоты. Теперь ему нена-
вистно даже имя его знатной невесты.
Не умолкая, звучит в ушах рыцаря голос его
любимой.
Рыцарь бродит по тёмным залам. Вспоминает: у
этого окна стояла она, в это зеркало смотрелась, а
на этой крутой лестнице споткнулась она, и он
успел подхватить её на руки.
— Зачем вы прогнали её, матушка? — говорит
он старой графине, которая дрожит в мехах и
бархате у раскалённого очага и уже больше никогда
не согреется.
В далёкие южные страны в крестовый поход
отправился молодой граф. Долгие годы длились его
странствия. Но больше, чем полученные раны, жжёт
и гложет его тоска.
Рыцарь вернулся домой.
Старая мать умерла, не дождавшись встречи с
сыном.
Всё в замке потускнело, обветшало, истлел флаг
на башне и неразличим герб над воротами. Травы
подползли к дверям, пробились между плитами.
Далеко по Рейну плывёт недобрая молва о золо-
82
товолосой колдунье на скале. Странствующие рыца-
ри, захожие путники разносят эту молву по всем
дорогам. Об этом шепчутся слуги в замке.
Отчаяние и ярость охватывают рыцаря. От горя
и тоски мутится разум. Его Лора!.. С мечом броса-
ется на каждого, кто осмелится сказать при нём, что
Лора — колдунья.
От страха сжался за дверью верный паж. Один за-
перся рыцарь в своих покоях. Доносятся оттуда гро-
хот и лязг. Мечом в щепу изрубил рыцарь тяжёлый
стол, смял золотую утварь, сплющил кубки.
Нет, больше его никто не удержит. Ничьих
советов не послушается он. Даже если тень матери
встанет из могилы, ей не остановить сына.
Граф приказал оседлать коня.
Быстро скачет конь по другой дороге. Тут бы
попридержать коня, а рыцарь ещё вонзает шпоры в
покрытые пеной бока.
Красным закатным огнём горят вершины гор.
Рыцарь выехал на берег Рейна. Но никто из рыба-
ков не соглашается везти его к скале Лорелеи. Граф
обещал им все свои богатства, всё, чем он владеет,
но жизнь им дороже.
Бросив рыбакам кошель денег, рыцарь прыгнул
в лодку и сам взялся за вёсла. Издали услышал он
знакомый голос. Слабо, с перерывами доносит его
ветер. Скорей, скорей увидеть любимую. Рыцарь в
нетерпении изо всех сил налегает на вёсла.
Всё громче звучит песня Лорелеи. Слышится
рыцарю: к себе зовёт его Лорелея, торопит. Всё
простила она. Счастье ближе, ближе с каждым
ударом вёсел!
Кажется рыцарю: по воздуху плывёт лодка. Нет,
это не волны — голос Лорелеи плещется вокруг него,
83
переливается через борт. Это не воздух, не ветер —
это голос Лорелеи. Слепят глаза золотые волосы...
— Лора! — крикнул рыцарь.
Миг — и водоворот волчком завертел лодку,
столбом поднимая брызги вокруг брошенных вёсел,
и ударил её о скалу.
И вдруг умолкла Лорелея. На полуслове оборва-
лась песня. Будто разбудил её голос рыцаря. В
ужасе глядит Лорелея: тонет рыцарь. Вот мелькну-
ли его голова и руки среди бушующей пены. Водо-
ворот затягивает его.
Слёзы обожгли глаза Лорелеи. Видит она: рыцарь
не борется с волнами, не хватается за обломки лодки.
Об одном лишь думая — спасти любимого, протя-
нула руки Лорелея. Ниже, ниже наклонялась она и
вдруг сорвалась со скалы и упала. Длинные её
волосы поплыли по воде золотым кругом, намокая,
темнея.
Вместе скрылись в волнах Лорелея и рыцарь.
И тогда донёсся со дна отдалённый глухой удар.
Говорят, это рухнул хрустальный дворец старого
бога Рейна.
С тех пор никто больше не видел старого бога.
Окрестные жители давно забыли его.
А Лорелею помнят. Живы ещё рассказы о её золо-
тых волосах, дивных песнях и злосчастной судьбе.
Говорят, и теперь ещё иногда в часы заката
является Лорелея на скале и чешет гребнем свои
длинные золотые волосы. Стало совсем прозрачным
её тело, еле слышным стал голос.
Скалу эту и в наши дни называют «скала Лоре-
леи».
Пересказ В. Марковой, Н.Гарской, С. Прокофьевой
ГЕНРИХ ГЕЙНЕ
ЛОРЕЛЕЯ
Не знаю, о чём я тоскую,
Покоя душе моей нет.
Забыть ни на миг не могу я
Преданье далёких лет.
Дохнуло прохладой, темнеет.
Струится река в тишине.
Вершина горы пламенеет
Над Рейном в закатном огне.
Девушка в светлом наряде
Сидит над обрывом крутым,
И блещут, как золото, пряди
Под гребнем её золотым.
Проводит по золоту гребнем
И песни поёт она.
И власти и силы волшебной
Зовущая песня полна.
Пловец в челноке беззащитном
С тоскою глядит в вышину.
Несётся он к скалам гранитным,
Но видит её одну.
А скалы кругом всё отвесней,
А волны — круче и злей.
И, верно, погубит песней
Пловца и челнок Лорелей.
Перевод С. Я. Маршака
НЕМЕЦКАЯ НАРОДНАЯ КНИГА
О ШИЛЬДБЮРГЕРАХ,
ИЛИ О ТОМ, КАК ЖИТЕЛИ
ГОРОДА ШИЛЬДЫ ОТ ВЕЛИКОГО УМА
ГЛУПОСТЬЮ СПАСЛИСЬ
( фрагменты )
Так называемая «литература о дураках» роди-
лась в Германии в период Возрождения.
Жители города Шилъды в знак протеста реши-
ли стать глупыми, заделались шутами и начали
всерьёз валять дурака, потешая себя и окружаю-
щих, но зато и от войн избавились, и от налогов —
что с дурака возьмёшь!
Сюжеты этой забавной народной книги кочуют
и во «взрослой», и в детской литературе, сдаб-
ривая насмешкой, иронией, шуткой серьёзные про-
блемы.
«Шилъдбюргеры» во многом перекликаются со
всемирно известной книгой великого гуманиста
Эразма Роттердамского «Похвальное слово глупо-
сти» (1509).
86 S+
Откуда взялись и в кого
уродились шильдбюргеры
(1 Гу так вот, ежели верить слухам, то первый
шильдбюргер был родом из Древней Греции.
Сказать по правде, так только по слухам мы и знаем
что-либо о шильдбюргерах. Ни летописей, ни родо-
вых книг у них не сохранилось, всё погибло во
время большого пожара, когда город Шильда сгорел
дотла, о чём в своё время и в своём месте мы
доложим со всей обстоятельностью. Кстати, герой-
ский дух и благородные повадки, столь свойствен-
ные жителям Шильды, также свидетельствуют об
их древнегреческом происхождении. Но который
из великих мудрецов древнего мира был праот-
цом шильдбюргеров, этого, как оно ни прискорбно,
установить уже нельзя. Однако позволительно
утверждать, и с полной достоверностью, что человек
тот был наделен отменно острым и пытливым
умом и пользовался среди земляков почётом и ува-
жением.
Тут уместно заметить, что древние греки частень-
ко бывали неблагодарными и платили злом за до-
бро, кое оказывали им мудрые сыны отечества, а
подчас и весьма сурово расправлялись с ними: кого
казнили, кого изгоняли. Так поступили они, напри-
мер, с Солоном и Ксенофонтом. И вот один из
мудрейших мудрецов спешно покинул родину с
женой и детьми и поселился в чужих краях. Дети
же его по смерти отца в Грецию возвратиться не
пожелали, памятуя правило, справедливое и поны-
не: «Где родители наши жили, там и нам жить
велели». Они построили себе дома, стали пасти скот,
пахать землю, и, когда пришёл срок, родились и у
87
них дети, и так год за годом вырос на том месте, где
когда-то поселилась одна семья, целый городок,
названный Шильдой.
О том, как жёны шильдбюргеров решили
мужей своих обратно заполучить
И>эт ведь какая притча: ни жена без мужа, ни муж
'^без жены не может хозяйствовать. От такого
разделения только вред да неурядица.
Коли нет хозяина в доме, то и лада нет, а где
лада нет, там и работа не спорится — ломят кто во
что горазд, никто друг друга не слушает; ну, а там,
где друг друга не слушают, вряд ли что путное
получится. В любой работе надо, чтобы один друго-
му подсоблял, как мы это и видим во всех ремёслах
и промыслах.
Если же нет хозяйки, то и вовсе порядка в доме
не жди. А коли в доме порядка нет, то не будет его
и во всём хозяйстве. Ведь недаром же говорят:
крыша течёт в одном углу, а мокро и на лавке, и на
полу. Вот и выходит, что супруги один без другого
никак жить не могут. Оттого-то, когда иноземные
князья всех шильдских мужей в советчики разобра-
ли, а жёны одни остались, городок Шильда в полное
запустение пришёл. Однако жёны шильдбюргеров с
таким беспорядком мириться не захотели и, памя-
туя об общей пользе, положили держать совет, как
город спасти. Долго они судили, долго рядили и так
и эдак прикидывали, а всё к одному приходят:
мужей надобно вернуть. Но это легко сказать, а как
сделать?
Перво-наперво порешили они письмо мужьям
написать и разослать его во все концы...
88
О том, как шилъдбюргеры вернулись домой
и как их встретили верные жёны
(I ]олучили шилъдбюргеры на чужбине это письмо,
•'и сердце у них дрогнуло. Поняли они, что жёны
правильно им отписали и что давно пора им возвра-
щаться в родной город. А посему и испросили они у
своих господ отпуск для поправления домашних
дел. Просьбе этой господа вняли и шильдбюргеров
отпустили, хоть и без всякого удовольствия — кому
же охота лишаться мудрых советчиков?
...После долгих странствований шилъдбюргеры со
славою и великими дарами вернулись наконец до-
мой. У себя же дома нашли они всё в таком беспоряд-
ке и запустении, что поначалу, несмотря на весь свой
ум и понятливость, ничего понять не могли. Но в
конце концов всё же уразумели, что город сотни лет
строится, а разрушить его одного дня достаточно.
А жёны хоть и рады были возвращению долго-
жданных мужей, но встретили их по-разному. Одни
лаской, как оно и надлежит, другие же криком и
бранью. Такая повадка и по сей день кое у кого в
ходу, однако прок от этого весьма невелик. Но как
бы оно там ни было, они объяснили своим мужьям,
что не дело это — так долго оставаться на чужой
стороне и что впредь уезжать им из дому не след.
Стали тут шилъдбюргеры судить да рядить, как
им дело повернуть, чтобы князья и вельможи не
мучили их больше — не отрывали от дому.
Почему шилъдбюргеры решили от своего
великого ума глупостью спасаться
(1 Гл другой день собрались жители Шильды под
большой липой на базарной площади. В летнее
время они здесь устраивали сходки, зимой же рату-
89
шей им служил трактир, а место у печки было
председательским.
Люди умные и рассудительные, они быстро поре-
шили все спорные и запутанные дела, а затем присту-
пили к главному: как им быть и что делать, дабы их
более не отзывали из дому. При этом они взвесили
все «за» и «против» — причинённый вред и ту поль-
зу, которая была им от иноземных князей, — и вско-
ре им стало ясно, что польза далеко не покрывает
урона. Вот тогда-то и был учинён среди жителей по-
головный опрос: как им впредь поступать?
Послушали бы вы, какие тут мудрые речи поли-
лись, сколь высокоумны были советы и до чего же
складно люди говорили!
Одни считали, что на князей и вельмож надо
просто махнуть рукой. Другие же говорили, что
отказывать им не нужно, а надо всякий раз давать
им такие дурные советы, чтобы князья сами Шиль-
ду и её обитателей оставили в покое.
Под конец вышел вперёд старый горожанин,
испросил слова и повёл такую речь:
— А я, к примеру, так полагаю: поелику нас,
шильдбюргеров, отрывали от домашнего очага по
причине нашей мудрости и ясного ума, то, по моему
разумению, спасаться нам надо глупостью и шутов-
ством. Тогда нас никто трогать не будет и никуда не
отзовёт. Посему с нынешнего дня всем нам, от мала
до велика, надлежит самым что ни на есть нешуточ-
ным образом валять дурака, и какая бы глупость ни
взбрела кому из нас на ум, он должен её тут же
сотворить. Однако знайте: разыгрывать из себя шута
или дурака — это немалое искусство. Бывает, возь-
мётся за такое дело человек бестолковый, и вместо
смеха получаются одни слёзы. А то и хуже того:
-р\ 90 /Т-
надумает иной разыграть глупца, а сам и взаправду
в такого превратится. Но нам-то, шильдбюргерам,
это не грозит, мы народ мудрый, умней нас никого
на свете нет.
С превеликим тщанием обсудили шильдбюргеры
предложение старца. Предмет сей показался им
столь важным, что они решили не спешить, следуя
умному правилу: поспешишь — людей насмешишь.
А когда толком всё взвесили, то пришли к убежде-
нию, что никакого вреда колпак шута принести не
может. И разошлись по домам, обязав друг друга
пораскинуть умом, за какой кончик прежде всего
ухватить тот шутовской колпак.
Втайне-то кое у кого из них кошки скребли на
душе. Как же так? На склоне дней, после стольких
лет мудрствования вдруг превратиться в глупцов! К
тому же шильдбюргеры поняли, что дело и впрямь
нелёгкое: повсюду ведь глупых больше, чем умных,
и глупцы терпеть не могут, чтобы им их глупостью
глаза кололи.
Но поелику дело шло об общем благе, порешили
они в конце концов распроститься со своей мудро-
стью и стать отпетыми дураками.
На этом и кончается та часть нашей книги, в
коей речь шла о великом уме шильдбюргеров. Те-
перь же последует рассказ о том, как жители Шиль-
ды глупостью спасались.
Какой урок император задал шильдбюргерам
(] / окуда весть о мудрости шильдбюргеров разнес-
“"лась по белу свету, прошло немало времени.
Зато слух об их шутовстве и глупости, словно
молния, облетел все страны, и очень скоро на земле
91
не осталось никого, кто не был бы наслышан об их
проделках. Но, по правде говоря, в том нет ничего
удивительного. Ведь с тех пор как мы, люди, лиши-
лись мудрости и сделались шутами, мы чаще всего
и спрашиваем о шутовских проделках, а мудрость
нам ни к чему. Так оно и с шильдбюргерами
получилось. Чтобы люди прослышали об их уме и
мудрости, понадобилось много лет, а вот молва об их
шутовстве обошла всех и вся прежде, чем они стали
настоящими глупцами.
Как-то раз император той страны, где жили
шилъдбюргеры, прибыл по своим императорским
делам в соседний с Шильдой городок. Местные
жители стали рассказывать ему о неслыханных
шутовских проделках шильдбюргеров. Император
очень удивился — в прежние годы он и сам не раз
прибегал к мудрым советам шильдбюргеров. Ну а
так как ему всё равно надо было ожидать, покуда в
городок съедутся все его вассалы, он и приказал
отвезти себя в Шильду, дабы самому убедиться,-так
ли всё обстоит, как ему рассказывали, или это лишь
пустая болтовня.
Тут он поступил как один хороший подмастерье.
Тот тоже хотел всё увидать сам и однажды, заручив-
шись обещанием, что жена его будет держать язык
за зубами и никому ничего не расскажет, шепнул ей
по секрету, будто сосед их снёс яйцо. Не прошло и
получаса, как жена, разумеется, тоже по секрету,
поведала о том своей соседке, но речь, конечно, шла
уже о паре яиц. Та, тоже по секрету, рассказала об
этом своей невестке, правда, добавив ещё одно яйцо.
И так оно пошло: чем дальше — тем больше. Не
успела наступить ночь, как уже вся деревня знала,
что сосед того подмастерья снёс за один день дюжи-
92
ну яиц. А ведь поначалу говорилось только об одном
яйце.
Умудрённый опытом император сперва отправил
в Шильду гонца с известием о своём скором прибы-
тии. При этом он велел передать шильдбюргерам
(должно быть, хотел проверить, подлинные они
шуты или только прикидываются), что он не только
подтверждает давние права и вольности города
Ши льды, но предоставит им ещё большую свободу,
ежели горожане на его приветственную речь, с
которой он первым обратится к ним, ответят при-
сказкой и в лад. Пусть они, мол, покамест пораз-
мыслят над этим уроком, а когда он прибудет в
Шильду, то встретят его полуверхом-полупешком.
У бедняг шильдбюргеров поджилки затряслись
при таком известии — перепугались они пуще кош-
ки, приметившей ещё издали живодёра. Более всего
они боялись, что император разгадает их уловку:
известное дело, господа и видят-то куда дальше
простых смертных, и руки-то у них длиннющие, и,
как бы ты далеко ни был, обязательно тебя сцапают.
И кто его знает, может, император, разгневавшись,
заставит шильдбюргеров сбросить шутовские колпа-
ки и придётся им всё начинать сначала.
А причина для такого беспокойства у них ведь
была: шуточное ли это дело — самим, по собствен-
ной воле, не спросив высочайшего соизволения,
заделаться шутами и всерьёз валять дурака!
Испугавшись, шильдбюргеры вспомнили о своей
былой прозорливости и очень скоро нашли выход из
беды.
Прежде всего навели они порядок в хлеву и на
кухне — это, чтобы встретить императора самым
достойным образом. Потом они задумались над тем,
93
как им быть с городским головой. Прежний до того
лихо разыгрывал из себя шута, что для разумных
горожан он уже не годился — надо было выбирать
нового. Ну а чтобы никого не обижать, шильдбюр-
геры приняли такое решение: раз императору при-
дётся отвечать присказкой и в лад, то городским
головой они назначат того, кто к утру придумает
самую ладную присказку. —
С тем и разошлись по домам. И надо сказать, не
было среди них ни одного, кто бы в эту ночь в
мечтах своих не видел себя городским головой.
Пуще же всех одолела эта мысль свинопаса.
«Я уже давно привык свиным стадом командовать.
Неужели же с шильдбюргерами не сумею управить-
ся?» Всю-то ночь он с боку на бок ворочался, жену
совсем затолкал. А она была женщина хозяйственная
и от своего прежнего ума припасла кое-что на чёрный
день. Вот и спрашивает мужа, чем это он, дескать,
так обеспокоен. Долго свинопас отмалчивался, нако-
нец не выдержал и поведал ей о своей мечте.
Узнав, отчего муженёк её так закручинился,
жена свинопаса возмечтала стать женой городского
головы.
—Дорогой мой муженёк! — сказала она. — Не
мучай ты себя понапрасну, а лучше скажи, что ты
мне подаришь, ежели я тебе самую складную из
складных присказок подскажу?
— Шубу подарю! — выпалил свинопас.
Жена давно вздыхала по шубе. Наклонилась она
к его уху и стала нашёптывать:
— Вот все говорят, государи мои,
Что нет скотины грязнее свиньи,
А я скажу, государи мои,
Что нет скотины вкуснее свиньи!
94
И, чтобы муж не забыл этой присказки, она
повторила её ровно девяносто девять раз.
Тем временем рассвело, и пора уже было идти в
ратушу.
А там сколько в Шильде было жителей, столько
они принесли с собой присказок! И мне только
жалеть приходится, что не все они у меня в памяти
сохранились.
Первым выступил самый старый шильдбюргер.
Он сказал:
— Хоть я и простой мужик,
А присказки сказывать тоже... умею.
— А лучше ты ничего не мог придумать? —
закричал на него другой шильдбюргер. — Провали-
вай! Я хочу быть головой! Слушайте мою присказку!
— Гансом с детства звали меня,
Но я в обиду не дам... своих детей.
— И только-то? — скривил губы третий шильд-
бюргер. — Этак я, пожалуй, тебя переплюну. А ну,
слушайте, что я сочинил:
— Хочешь собрать большой урожай,
Весной вози навоз и не... ленись.
Но эта присказка не понравилась четвёртому.
Отпихнул он третьего и говорит своё:
— Как аукнется,
Так и... ответ получите.
Едва договорил, выступает пятый:
— Кто сказки сказывает не в лад,
Того повесить был бы я... готов.
Выкладывают они один за другим свои присказ-
ки, а свинопас стоит ни жив ни мёртв. Боится, как
бы кто его стишок не сказал. Но вот дошёл черёд и
до него. И хоть повторил он про себя присказку
жены чуть ли не тысячу раз, а получилось у него
немножко не то:
— Вот все говорят, государи мои,
Что нет скотины вкуснее свиньи,
А я скажу, государи мои,
Что нет умнее моей жены!
Услыхав такое, советники в один голос восклик-
нули:
— Гляди-ка! А ведь у него и впрямь складно
получилось!
Тотчас приступили к голосованию и, разумеется,
выбрали свинопаса городским головой.
При этом ши л ьд бюргеры рассуждали так: уж
этот сумеет потрафить его величеству да и компа-
нию ему составить.
Как шильдбюргеры императора встречали
ГТуже сказывал, что император велел передать
ши л ьд бюргерам: пусть навстречу его величеству
выезжают полупешком-полуверхом и на приветст-
вие отвечают присказкой и в лад.
Обсудили это хитрое дело горожане у себя в
ратуше и насчёт ладной присказки приняли такое
решение: городской голова первым обратится к им-
ператору со словами:
«Добро пожаловать, государь император,
Во славный город Шильду, милости просим!»
И тогда его величеству волей-неволей придётся
отвечать: «Благодарствуйте, мудрые шильдбюр-
геры!»
Ну а ежели всё так получится, как они задума-
ли, то городской голова скажет:
«А самый мудрый из нас
Первый свинопас!»
Таким образом, они выполнят одну половину
урока, который им задал император.
Но вот о второй мнения отцов города разошлись.
Один предлагал для встречи императора разде-
литься на два отряда: первый выедет верхом, а
второй — пешком.
Другим казалось, что надо так сделать: выстро-
иться в шеренгу, и в каждой шеренге один бюргер
на коне, а другой — пеший.
Третий советовал: надо, мол, чтобы каждый го-
рожанин взял коня, одну ногу вставил в стремя, а
на другой скакал бы рядом.
Нашлись и такие умники, которые вот что пред-
ложили: встречать императора следует верхом на
палочках-коняшках, на каких ребята скачут. Вот
это и будет полупешком-полуверхом. К тому же
палочка эта всегда наготове — легка, резва и уход за
ней скорый: взнуздал, ногу поднял и поскакал.
Надо ли говорить, что такое предложение при-
шлось шильдбюргерам по нраву? И городской голо-
ва тут же издал указ: каждому быть наготове с
палочкой-коняшкой. Кстати, в Шильде не оказалось
такого бедняка, у которого не было бы в доме своей
палочки-коняшки. И вскоре все они — кто на була-
ном, кто на вороном, кто на пегом, а кто и на
гнедом — носились по городу, объезжая своих ли-
хих коней.
7 Заказ 784
А когда настал назначенный день и показался
вдали император со свитой, шильдбюргеры помча-
лись ему навстречу во весь опор. Только вот с новым
городским головой случилась оказия. То ли перевол-
новался он очень, то ли ещё по какой причине, а
пришлось ему отстать и поспешно укрыться за
навозной кучей.
Между тем император со своими людьми подъез-
жал всё ближе. Смутилась шильдская рать — куда
же это их новый голова подевался?
А тот и сам видит — мешкать больше нельзя,
забыл про .свою лошадку и, подхватив штаны, полез
на навозную кучу, чтобы, стало быть, оттуда привет-
ствовать его величество по всей форме.
Император со свитой всё ближе подъезжает, и
пора уж городскому голове шляпу снимать, а у него
руки заняты. Что делать? Сунул он шляпу в зубы,
одной рукой штаны поддерживает, другой импера-
торскому величеству приветственно машет, а сам
кричит с навозной кучи:
— Милости просим, император Шильды,
Добро пожаловать к нам сюда за стол!
Такая встреча, да в таком месте, и императору
глаза открыла, какого полёта птица перед ним.
Понял он, что шильдбюргеры шуты7 нешуточные и
не зря о них всякие слухи распускают. Протянул
городскому голове руку и молвил:
— Благодарствуйте, мудрые шильдбюргеры!
Вот тут и надо было голове ответить ему склад-
ной присказкой, как оно было решено на совете.
А он, чтобы случаем не оговориться, стоит и мол-
чит. Тогда другой шильдбюргер, видя, что голова со
98
страху язык проглотил, вскочил на своей палочке-
коняшке и брякнул:
— Голова у нас первый шут!
А ведь, чтобы получилось складно, надо было
сказать:
«А самый мудрый из нас —
Первый свинопас!»
Шильдбюргер же решил: что свинопас, что
шут — одно и то же, а городской голова у них и
впрямь первый шут. Вот он ненароком и сказал
правду.
Так-то шильдбюргеры императора встретили.
После этого поскакали горожане к городским
воротам. А государь император, прежде чем дви-
нуться им вслед, спрашивает голову:
— С чего это ты, чудак, на навоз взобрался?
— Да мои ноги, ваше величество, — отвечает го-
лова, — от радости ничего не чуяли, вот они на кучу
и взлетели.
Государь вполне таким ответом удовлетворился,
и они всей толпой направились к ратуше. А чтобы
его величеству в пути скучно не было, шильдбюрге-
ры потешали его рассказами, как они свою ратушу
строили и как совсем недавно большой важности
дело совершили — соль посеяли.
И тут же они попросили государя императора от
соляного налога их освободить, когда они урожай
соберут, и патент — грамоту на соляной злак —
выдать.
Внял император их просьбе, и с той поры
право сеять соль закреплено за шильдбюргерами
навечно.
99 /Т-
Какой подарок шильдбюргеры
преподнесли императору
П5стретили жители Шильды своего высокого гостя
vl снова принялись думать да гадать, как им
императора уважить и что ему в дар преподнести.
Одни предлагали подарить ему серебряный или зо-
лотой кубок. Другим это показалось чересчур доро-
го, к тому же приняли они в рассуждение, что у
императора серебряной и золотой посуды хоть отбав-
ляй. Те же, что любили хорошо поесть, советовали
одарить императора морковью, свёклой, горохом и
прочими дарами земли. Но соседи их взяли в сооб-
ражение, что в таком добре император, вероятно, не
нуждается: он же всюду гость, и, куда бы ни
прибыл, все ему обязаны ставить угощение.
Тут высказался один шильдбюргер, который по-
советовал презентовать царствующей особе большой
горшок с горчицей. Императору, мол, приходится
много бывать в разъездах, обедать за чужим столом,
вот у него и будет всегда приправа при себе.
Такой мудрый совет отцам города пришёлся по
вкусу, и они сразу принялись за дело.
Заварили свежую горчицу в новом обливном
горшке, нарядили двух мальчишек и послали их
вместе с городским головой вручать императору
подарок от жителей города Шильды.
Представ перед высочайшие очи, городской голо-
ва подтолкнул мальчишек с горчицей вперёд, а сам,
волнуясь и запинаясь, начал:
— Всемилостивейший... государь... горчица! Ни-
жайше просим вас принять в дар от города Шиль-'
ды... всекрепчайшего императора в этом новом об-
ливном горшке!
z -Г\100^
Его величество государь император, услыхав та-
кую достойную речь, прыснул со смеху и даже
шляпу снял — верно, жарко ему стало от такого
горячего приветствия.
— Надень, надень, государь-горчица! — закричал
городской голова императору. — Надень, не то
плешь застудишь!
Тем временем мальчишкам надоело держать гор-
шок с горчицей, и они поставили его на пол, да так
неаккуратно, что горшок разбился и вся горчица
разлилась.
— Ах вы, бесенята проклятые! Ах вы, неслухи!
Разбойники! Воры и грабители! Бунтари! Изменни-
ки! Какой горшок разбили! Какая горчица пропала!
За семь вёрст против ветра от неё в носу свербило,
а вы её на пол вылили! Государь император, вы её
хоть попробуйте! — С этими словами голова зачерп-
нул пригоршней горчицу и сунул её императору
прямо под нос.
— Запах горчицы я и так отлично слышу, запах от-
менный! — отвечал голове высокий гость. — Ия вме-
сте с тобой скорблю об уроне, однако с благодарностью
отмечаю вашу добрую волю и желание мне угодить.
А городской голова всё причитал:
— Какая горчица пропала — не простая, импера-
торская! Всекрепчайшая!
Как шилъдбюргеры с императором завтракали
и какую император загадку им задал
А/видел император такую любовь шильдбюргеров
и пригласил их на завтрак. Городской голова и
его советники приняли всемилостивейшее пригла-
шение, и скоро все собрались за огромным импера-
торским столом. Рядом с его величеством сидел сам
городской голова, а ниже, друг за другом, все
прочие отцы города. Много здесь было хитроумных
речей сказано, однако пересказывать всё и до после-
завтра времени не хватит, а потому я их опущу.
Прежде всего к столу подали большой судок с
отварным карпом, потом ещё блюдо с карпом, но
только на другой манер приготовленное. После ры-
бы принесли кашу. Тут голова заметил, что кое-кто
из советников ещё не справился с предыдущим
кушаньем, и прикрикнул на них:
— Эй, ребята! Налегайте да поспешайте! А ты,
государь император, не жди их! Недаром ведь гово-
рят: семеро дураков одного не дожидаются.
Так за присказками, за прибаутками шильдбюр-
геры управились со всеми богатыми яствами, что
для них на императорской кухне были приготовле-
ны. Слушал их император, порой и смеялся, но всё
у него в голове не укладывалось, как же так:
прежде шильдбюргеры на весь мир умом и рассуди-
тельностью славились, а теперь от них, кроме глу-
постей да шуточек разных, ничего не услышишь.
И вот, чтобы окончательно решить, в самом ли деле
жители Шильды так глупы или только понарошку
дурака валяют, император надумал задать им за-
гадку.
— Ехал я к вам в город Шильду, — сказал он,
и — вижу, у дороги дохлый волк лежит. Я стал рас-
спрашивать, отчего это волк прямо тут у самой доро-
ги издох? Но никто мне ответа дать не сумел. Не
поможете ли вы мне разгадать, почему волк сдох?
Шильдбюргеры ему отвечают:
— Дело это не простое. Тут надо совет держать.
И пошли к себе в ратушу, где заперлись в Палате
-ГМ 02/-^
для потения. Попотев там часок-другой, они пере-
шли в Палату для корпения. Там они немалое время
корпели и наконец собрались в Шутовской палате,
где и стали выкладывать то, что удалось им взять,
если не потением, то корпением.
Первый шильдбюргер сказал, что, вернее всего,
волк в мороз по снегу босиком бегал, а потому
простудился, заболел и издох.
Другой шильдбюргер высказал другую догадку.
Волк, мол, верхом не ездит, а всё на своих ногах бе-
гает. Верно, погнался за ним кто, а он давай удирать,
но ведь он-то на своих ногах бежит, а погоня за ним
на лошадях. Видит волк, что погоня уже близко, на-
гоняет его, рванул — и дух из него вон.
Третий шильдбюргер привёл новую причину:
— У волка, должно быть, очень большое горе
было, и до того он запечалился, что жить не захо-
тел, взял да издох.
Встал тут городской голова и молвил:
— Дорогие друзья советники! Неужто мы с вами
по своей скотине не видим, отчего волк издох? Ведь
сколько телят, овец и другой всякой твари он в
Шильде зарезал? А мясо-то он ел всё сырое. Никто
же ему его не тушил, не варил, не жарил. Не поп
он, чтобы ему свою повариху держать. День на день
не приходится, иной раз и старую корову задерёт, у
той ведь мясо поди какое жилистое, попробуй его
перевари! Опять же волк подчас и падалью не
брезговал — ведь это лужёный желудок надо иметь!
И ещё скажу. У кума моего на той неделе телёнок
от какой-то заразы пал. Он его за околицу выбро-
сил, и с тех пор никто этого телёнка не видел. Надо
полагать, волк с голодухи его прямо на морозе и
,сожрал. Небось после ещё к проруби бегал студёной
-РМОЗ/^
водой запивать. Что же мы тут удивляемся да
гадаем? От такой пищи кто хочешь сдохнуть может.
Да и по зубам тоже видно, что он от сырого мяса
сдох. Зубы же у него все белые. А от горячей пищи
зубы чёрными делаются — это и малые дети знают.
Как голова сказал, так шильдбюргеры высокому
гостю и доложили.
Понял тогда император, что у шильдбюргеров от
прежнего ума и помину не осталось.
О том, какое прошение шильдбюргеры подали
императору и как он им ответил
'V’oTb его величеству государю императору и нра-
вилось у шильдбюргеров, однако дела государст-
венные не терпели больше промедления, и он уведо-
мил городского голову о дне своего отъезда. В знак
милости за хороший приём он разрешил шильдбюр-
герам обратиться к нему с прошением.
Горожан это очень обрадовало, и они подали
императору целый свиток. В нём были подробно
изложены бедствия, свалившиеся на них, когда они
состояли советниками при князьях в чужих стра-
нах. Жить вдали от дома им приходилось подолгу,
жёны, оставшись одни, бедствовали, и хозяйство
пришло в полный упадок. Пришлось им вернуться
в Шильду, чтобы помочь беде. Тогда-то они и реши-
ли от великого своего ума глупостью спасаться.
Способ этот стал приносить хорошие плоды, и они
положили и впредь так соблюдать себя.
И жилось бы им вольготно под шутовским колпа-
ком, если бы не злые козни соседей. Они над бедными
шильдбюргерами и над их глупостью так зло издева-
ются и такими насмешками и убийственными оскор-
бдениями поддевают, что приходится горожанам за
свою жизнь опасаться. Потому-то шильдбюргеры и
просят государя скрепить их шутовство император-
ской подписью и печатью, дабы от злых нападок убе-
речь. Никому они свою мудрость не навязывали и
своим шутовством также не докучают.
Император охотно исполнил их просьбу.
В тот же день он велел своему лучшему писцу
написать нижеследующую охранную грамоту:
«Мы, Божьей милостью император великой и мо-
гущественной империи, постоянно радея об увеличе-
нии своих владений, объявляем настоящим всем и
каждому, что, согласно просьбе жителей города
Шильды, берём их отныне под свою защиту и прика-
зываем: никто им в их шутовстве и глупости ника-
ких помех чинить не должен ни словом, ни делом, ни
помышлением. А ежели найдутся ослушники, то гро-
зит им великая кара и вечная наша императорская
немилость. Таковым ослушникам приказываю над-
евать шутовской колпак с одним, двумя или тремя
колокольцами, в зависимости от тяжести преступ-
ления. Снять сей колпак дозволяется лишь после
примирения с обиженным шильдбюргером и уплаты
двух гульденов в нашу императорскую казну.
Такова наша твёрдая воля и наше император-
ское решение, каковое мы своей подписью скрепляем
и наложением печати удостоверяем.
Дата: лета... дня.»
В придачу к охранной грамоте император прило-
жил ещё немалую «благодарность» и обязал своих
гостеприимных хозяев истратить её как можно ско-
рей и веселей.
Пересказ Вс. Розанова
ЗАБАВНОЕ ЧТЕНИЕ
О ТИЛЕ ОЙЛЕНШПИГЕЛЕ
(фрагменты)
Озорной подмастерье и бродяга, стяжавший
громкую известность своими шутовскими продел-
ками, Тиль Ойленшпигель родился около 1300 г. в
Кнейтлингене, возле Брауншвейга, умер от оспы в
1350 г. в Мёльне, недалеко от Любека. Со временем
биография Тиля приобрела легендарный характер.
Его образ стал собирательным. К нему стали от-
носить анекдоты и забавные рассказы-, почерпну-
тые из различных источников. Так возникла народ-
ная книга о крестьянском сыне Тиле Ойленшпигеле,
огромный успех которой затмил популярность дру-
гих комических сборников и историй. До нас дошла
книга 1515 г., изданная в Страсбурге. В книге около
ста шванков, смешных, поучительных рассказов, из
которых читатель узнает о рождении, детстве,
годах странствий и бесконечных похождениях неу-
гомонного Тиля. Успех книги был огромен не только
в Германии. В XIX в. бельгийский писатель Шарль
де Костер увековечил образ расторопного и вольно-
любивого Тиля в «Легенде о Тиле Уленшпигеле и
Ламме Гудзаке».
Легенда о Тиле не раз становилась основой те-
атральных и киноверсий. И поныне в Германии
популярный юмористический журнал носит имя
Тиля Ойленшпигеля. В Мёльне фигура Тиля украша-
ет фонтан на городской площади.
-ГМ 06/*-
I
В первой истории говорится, как родился Тиль
Ойленшпигель и был в один день трижды крещён
и какие у него были крестины
йленшпигель родился на саксонской земле — в
лесу, именуемом Эльмским, в деревушке Кнейт-
линген, и отца его звали Клаусом Ойленшпигелем,
а матушку — Анной Вибхен. Когда матушка выздо-
ровела после родов, ребёнка понесли крестить в
деревню близ Амплебена и назвали Тилем Ойленш-
пигелем. И Тиль фон Ютцен, владелец Амплебена,
стал его крестным отцом. Сам же Амплебен — за-
мок, который полвека тому назад разорили как злое
разбойничье гнездо магдебургские рыцари. На том
месте сейчас стоит деревня и церковь, которыми
владеет достойный Арнольд Пфаффенмейер, аббат
монастыря Святого Эгидия.
Когда Ойленшпигель был окрещён и дитя хотели
унести домой, в Кнейтлинген, то кумушка, которая
несла дитя, хотела быстро перейти по мостику через
ручей, что между Кнейтлингеном и Амплебеном. Но
довелось ей выпить чересчур много пива после
крестин, ибо в тех местах есть обычай нести ребёнка
после крещения в пивную, там веселиться и пропи-
вать его рождение; платит же потом за всё отец
ребёнка. Кумушка, стало быть, упала с мостика в
лужу и замарала и себя, и ребёнка, так что дитя
почти задохнулось от грязи. Другие женщины по-
могли куме выбраться вместе с дитём, и они пошли
домой в деревню и вымыли ребёнка в котле, он стал
снова чистым и красивым.
Итак, Ойленшпигель в один день был крещён
трижды: один раз — в крестильне, другой — в гряз-
ной луже, а третий — в котле с тёплой водой.
-ТМ07
В этой истории говорится, как в Эрфурте
Ойленшпигель учил осла читать
по старой псалтыри
йленшпигелю очень хотелось в Эрфурт после
того, как он набедокурил в Праге, ибо он опа-
сался, что за ним будет погоня. Добравшись до
Эрфурта, где был большой и знаменитый универси-
тет, он прибил там свои объявления. В коллегиях
университета были уже наслышаны о его коварстве
и стали совещаться, чтобы с ними не случилось
такой беды, как в Праге, и не вышло никакого
вреда. Вот они и сговорились, что отдадут в ученье
Ойленшпигелю осла, ведь в Эрфурте было множест-
во ослов, молодых и старых. Они послали за Ойлен-
шпигелем и сказали ему так:
— Магистр, Вы всюду прибили искусно составлен-
ные объявления, что можете в кратчайший срок лю-
бую тварь научить читать и писать. Вот перед Вами гос-
пода из университета, они хотят Вам поручить обуче-
ние юного осла. Берёте ли Вы на себя такое дело?
Ойленшпигель согласился, но сказал, что ему
потребно время, ибо осёл — тварь бессловесная и
неразумная. Они сошлись на сроке в двадцать лет.
Ойленшпигель подумал так: «Трём смертям не
бывать — одной не миновать: либо помрёт ректор,
тогда я свободен, либо помру я, с меня тогда и взятки
гладки, либо помрёт мой discipulus*, тогда мне и за-
боты нет». И запросил за обучение пятьсот старин-
ных грошей. Потом ему дали и немного золота.
Итак, Ойленшпигель забрал своего осла и пере-
брался на постоялый двор под названием «Возле
* Ученик (лат.).
-Г\109/-^
башни». Хозяином его в то время был один чудак.
Ойленшпигель заказал хлев для своего воспитанни-
ка и взял старую псалтырь, положил её к ослу в
ясли, а между страницами насыпал овса. Осёл это
заметил и начал мордою переворачивать листы, ища
овёс. Там же, где овёс он уже успел съесть, осёл
вопил: «И-a, и-а!»
Ойленшпигель заметил такую его повадку, по-
шёл к ректору и молвил: «Государь мой ректор,
когда Вы пожелаете взглянуть на успехи моего
ученика?» Ректор поинтересовался: «Дорогой ма-
гистр, понятлив ли осёл в учении?» Ойленшпигель
ответил: «Он по природе чрезвычайно груб, и мне
учить его очень трудно. Но я не пожалел труда и
прилежанья, и осёл уже усвоил несколько букв и
несколько гласных звуков. Ежели хотите, пойдёмте
со мной, Вы всё это увидите и услышите».
Усердный ученик постился до трёх часов пополуд-
ни, когда, наконец, явился Ойленшпигель с ректо-
ром и несколькими магистрами и положил перед сво-
им учеником новую книгу. Как только тот её увидел
в яслях, он начал вертеть страницы взад и вперёд,
ища овса. Не найдя же его, стал орать громким голо-
сом: «И-a, и-a!» Тогда Ойленшпигель сказал: «Види-
те сами, государь мой, он знает уже две гласных “и”
и “а”, и я надеюсь на его новые успехи».
Вскоре ректор умер. Тогда Ойленшпигель бросил
своего ученика, предоставив ему идти по пути, начер-
танному природой. После чего Ойленшпигель уехал,
прикарманив денежки и размышляя про себя: «Если
ты захочешь обучить всех ослов в Эрфурте, на это
уйдёт целая жизнь». Такого желания у него не было,
и он забросил это дело.
Перевод Г.Ратгауза
НЕМЕЦКИЕ НАРОДНЫЕ ПЕСЕНКИ
Три весёлых братца
Три весёлых братца
Гуляли по двору,
Три весёлых братца
Затеяли игру:
Делали головками —
Ник-ник-ник,
Пальчиками ловкими
Чик-чик-чик,
Делали ладошками —
Хлоп-хлоп-хлоп,
Топали ножками —
Топ-топ-топ!
Кукушка
Лесная кукушка,
Седая старушка,
Колдует, гадает,
Года мне считает.
— Колдунья-кукушка,
Не умолкай,
Кукуй и кукуй
И до ста
Сосчитай!
Мышка
Клин-ге-линг,
Малышка мышка
Поспешает в свой домишко.
Клин-ге-линг,
Скорей во двор
И калитку на запор!
Ворон
Ворон, ворон, кар-кар-кар!
На твоём дубу пожар.
Воронята плачут
И по веткам скачут.
А в гнезде твоя жена
Громко каркает одна.
Скотный двор
Гуси кричат:
«Идём на врага-га-га-га!»
Куры хлопочут:
«Куда-куд-куда?»
Кошки мяучат:
«В Бернау! В Бернау!»
Собаки ворчат:
«Вон со двор-рр-ра!»
Коровы мычат: «Почему-му-му-му-у!»
А свинки спят и храпят: «Хрю-хрю!»
-ГМ12/5-
Пальцы
Палец толстый и большой
В сад за сливами пошёл.
Указательный с порога
Указал ему дорогу.
Средний палец — самый меткий,
Он сбивает сливы с ветки,
Безымянный поедает,
А мизинчик-Господинчик
В землю косточки сажает.
Перевод Л.Яхнина
Когда малыш
делает первые шаги
Наш сынок
За порог
Топ, топ, топ,
А мир — широк!
Шапку взял,
Палку взял,
В поле зашагал.
Мама плачет:
— Где сынок?
Он так мал,
А мир — широк!
Где шажком,
С посошком
Бродит он пешком?
8 Заказ 784
Пчёлки
Зум, зум, зум!
Это что за шум?
Это пчёлы,
Это пчёлы
Хоровод ведут
Весёлый.
Зум, зум, зум!
Вот какой тут шум!
Колыбельная
Айя-папайя!
Солома шуршит.
Ах, это утёночек,
Что ж он не спит!
Айя-папайя!
Вот это беда!
А где для утёнка
Еда и вода?
Сапожник, работай,
Работай весь день,
На лапки утёнку
Ботинки надень.
-Р\114
Маленькая ведьма
В пять часов утра
Ведьмочка пришла,
В шесть часов утра
Встала у стола
И тереть морковку
На тёрке начала.
В семь часов утра
Пол она мела,
Около восьми
Занялась с детьми.
В восемь отпирает
Ключом она сарай,
В девять собирает
Щепки на дрова.
/
В десять принялася
Печь она топить,
К завтраку — в одиннадцать —
Чайник кипятить.
Намолола кофе,
Испекла пирог.
Дети! Мойте руки!
Каждому — кусок.
Перевод Лены Гулыги
В старом доме под острою крышей
Из немецкой народной поэзии
В старом доме под острою крышей
Пляшут весело серые мыши,
И лает улитка под крышей.
Там странные вещи случаются:
В пляс дубовые лавки пускаются,
А туфли дрожат под кроватью.
В старом доме под острою крышей
Пляшут весело серые мыши,
И лает улитка под крышей.
В гнезде аистином сидят два быка,
И никто их оттуда не сгонит, пока
Из яиц аистята не вылупятся.
В старом доме под острою крышей
Пляшут весело серые мыши,
И лает улитка под крышей.
Два аиста там в карауле стоят,
И клювы у них, как кинжалы, блестят,
А сами они офицеры.
В старом доме под острою крышей
Пляшут весело серые мыши,
И лает улитка под крышей.
Ещё бы я мог рассказать вам немало
О многом, что в домике этом бывало —
Смешного сверх всякой меры.
Перевод Ю. Коринца
РУДОЛЬФ ЭРИХ РАСПЭ
Р. Э. Распэ (1737-1794) — немецкий писатель,
известный благодаря одной своей книге, создавший,
как и Готфрид Август Бюргер (1747-1794), лите-
ратурный памятник барону Мюнхгаузену. Барон
Мюнхгаузен (1740-1797) — реально существовав-
ший человек, офицер, служивший в России, рассказ-
чик анекдотов и весёлых историй об охоте, воен-
ных приключениях и путешествиях.
Первоначальное авторство сборника весёлых
историй о бездельнике и врале Мюнхгаузене до сих
пор остаётся вопросом спорным: был ли его авто-
ром сам барон или Р.Э. Распэ, опубликовавший
книгу в Лондоне на английском языке за год до
Бюргера.
Русскому читателю больше известен «Мюнхга-
узен» Распэ.
До определённой поры и немецким читателям
был известнее «Мюнхгаузен» Распэ, поскольку эта
книга появилась раньше и она более доступна для
детского восприятия. Так и сложилась своеобраз-
ная ситуация: в детской литературе отдавалось
предпочтение варианту Распэ, во взрослой — вари-
анту Бюргера.
ПРИКЛЮЧЕНИЯ БАРОНА
МЮНХГАУЗЕНА
(главы)
Самый правдивый человек на земле
СК/fаленький старичок с большим носом сидит у
* камина и рассказывает о своих приключениях.
Его слушатели смеются ему прямо в глаза:
— Ай да Мюнхгаузен! Вот так барон!
Но он даже не смотрит на них.
Он спокойно продолжает рассказывать, как он
летал на Луну, как жил среди трёхногих людей, как
его проглотила огромная рыба, как у него оторва-
лась голова.
Однажды какой-то проезжий слушал-слушал его
и вдруг как закричал:
— Всё это выдумки! Ничего этого не было, о чём
ты рассказываешь.
Старичок насупился и важно ответил:
— Те графы, бароны, князья и султаны, которых
я имею честь называть лучшими своими друзьями,
всегда говорили, что я самый правдивый человек на
земле.
Кругом захохотали ещё громче:
— Мюнхгаузен — правдивый человек! Ха-ха-ха!
Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!
А Мюнхгаузен как ни в чём не бывало продол-
жал рассказывать о том, какое на голове у оленя
выросло чудесное дерево.
— Дерево?.. На голове у оленя?!
— Да. Вишнёвое. И на дереве вишни. Такие
сочные, сладкие...
-РМ19/Т-
Все эти рассказы напечатаны здесь, в этой книге.
Прочтите их и судите сами, был ли на земле человек
правдивее барона Мюнхгаузена.
Конь на крыше
выехал в Россию верхом на коне. Дело было
“'•’зимою. Шёл снег. Конь устал и начал спотыкать-
ся. Мне сильно хотелось спать. Я чуть не падал с
седла от усталости. Но напрасно искал я ночлега: на
пути не попалось мне ни одной деревушки.
Что было делать?
Пришлось ночевать в открытом поле.
Кругом ни куста, ни дерева. Только маленький
столбик торчал из-под снега.
К этому столбику я кое-как привязал своего
озябшего коня, а сам улёгся тут же, на снегу, и
заснул.
Спал я долго, а когда проснулся, увидел, что
лежу не в поле, а в деревне или, вернее, в неболь-
шом городке, со всех сторон меня окружают дома.
Что такое? Куда я попал? Как могли эти дома
вырасти здесь в одну ночь?
И куда девался мой конь? Долго я не понимал,
что случилось. Вдруг слышу знакомое ржанйе.
Это ржёт мой конь.
Но где же он? Ржание доносится откуда-то сверху.
Я поднимаю голову — и что же?
Мой конь висит на крыше колокольни! Он при-
вязан к самому кресту! В одну минуту я понял, в
чём дело.
Вчера вечером весь этот городок, со всеми людь-
ми и домами, был занесён глубоким снегом, а
наружу торчала только верхушка креста.
Я не знал, что это крест, мне показалось, что
это — маленький столбик, и я привязал к нему
моего усталого коня! А ночью, пока я спал, началась
сильная оттепель, снег растаял, и я незаметно опу-
стился на землю.
Но бедный мой конь так и остался там, наверху,
на крыше. Привязанный к кресту колокольни, он не
мог спуститься на землю.
Что делать?
Не долго думая, хватаю пистолет, метко прице-
ливаюсь и попадаю прямо в уздечку, потому что я
всегда был отличным стрелком. Уздечка — пополам.
Конь быстро спускается ко мне. Я вскакиваю на
него и, как ветер, скачу вперёд.
Волк, запряжённый в сани
(1 /о зимою скакать на коне неудобно — гораздо
лучше путешествовать в санях. Я купил себе
очень хорошие сани и быстро понёсся по мягкому
снегу.
К вечеру въехал я в лес. Я начал уже дремать, как
вдруг услышал тревожное ржание лошади. Оглянулся
и при свете луны увидел страшного волка, который,
разинув зубастую пасть, бежал за моими санями.
Надежды на спасение не было. Я лёг на дно
саней и от страха закрыл глаза. Лошадь моя неслась
как безумная. Щёлканье волчьих зубов раздавалось
у меня над самым ухом.
Но, к счастью, волк не обратил на меня никакого
внимания. Он перескочил через сани — прямо у меня
над головой — и набросился на мою бедную лошадь.
В одну минуту задняя часть моей лошади исчез-
ла в его прожорливой пасти.
-Р\122/^
Передняя часть от ужаса и боли продолжала
скакать вперёд. Волк въедался в мою лошадь всё
глубже и глубже. Когда я пришёл в себя, я схватил
кнут и, не теряя ни минуты, стал хлестать ненасыт-
t ного зверя.
i Он завыл и рванулся вперёд.
Передняя часть лошади, ещё не съеденная вол-
ком, пала из упряжки в снег, и волк оказался на её
месте — в оглоблях и в конской сбруе!
Вырваться из этой сбруи он не мог: он был
запряжён, как лошадь. Я продолжал стегать его что
было силы.
Он мчался вперёд и вперёд, таща за собой мои
сани.
Мы неслись так быстро, что уже через два-три
часа въехали галопом в Петербург.
Изумлённые петербургские жители толпами вы-
бегали смотреть на героя, который вместо лошади
запряг в свои сани свирепого волка. В Петербурге
мне жилось хорошо.
Искры из глаз
ЛТчасто ходил на охоту и теперь с удовольствием
вспоминаю то весёлое время, когда со мною
чуть не каждый день случалось столько чудесных
историй.
Одна история была очень забавна.
Дело в том, что из окна моей спальни был виден об-
ширный пруд, где водилось очень много всякой дичи.
Однажды утром, подойдя к окну, я заметил на
пруду диких уток. Мигом схватил я ружьё и сломя
голову выбежал из дому. Но впопыхах, сбегая с
лестницы, я ударился головой о дверь, да так
сильно, что из глаз у меня посыпались искры. Это
не остановило меня.
Я побежал дальше. Вот наконец и пруд. Прице-
ливаюсь в самую жирную утку, хочу выстрелить —
и, к ужасу моему, замечаю, что в ружье нет кремня.
А без кремня невозможно стрелять. Побежать домой
за кремнём?
Но ведь утки могут улететь. Я печально опустил
ружьё, проклиная свою судьбу, и вдруг мне пришла в
голову блестящая мысль. Изо всей силы я ударил себя
кулаком по правому глазу. Из глаз, конечно, так и по-
сыпались искры, и порох в то же мгновение вспыхнул.
Да! Порох вспыхнул, ружьё выстрелило, и я убил
одним выстрелом десять отличнейших уток.
Советую вам всякий раз, когда вы вздумаете разве-
сти огонь, добывать из правого глаза такие же искры.
Удивительная охота
И) прочем, со мною бывали и более забавные слу-
чаи. Как-то раз я пробыл на охоте весь день и к
вечеру набрёл в глухом лесу на обширное озеро,
которое так и кишело дикими утками. В жизнь
свою не видел я такого множества уток!
4 К сожалению, у меня не осталось ни одной пули.
А я как раз этим вечером ждал к себе большую
компанию друзей, и мне хотелось угостить их
дичью. Я вообще человек гостеприимный и щедрый.
Мои обеды и ужины славились на весь Петербург.
Как я вернусь домой без уток?
Долго я стоял в нерешительности и вдруг вспом-
нил, что в моей охотничьей сумке остался кусочек
сала.
Ура! Это сало будет отличной приманкой. Достаю
-ТМ24/^
его из сумки, быстро привязываю его к длинной и
тонкой бечёвке и бросаю в воду.
Утки, увидев съестное, тотчас же подплывают к
салу. Одна из них жадно глотает его.
Но сало скользкое и, быстро пройдя сквозь утку,
выскакивает у неё позади!
Таким образом, утка оказывается у меня на
верёвочке. Тогда к салу подплывает вторая утка, и
с ней происходит то же самое.
Утка за уткой проглатывают сало и надеваются
на мою бечёвку, как бусы на нитку. Не проходит и
десяти минут, как все утки нанизаны на неё.
Можете себе представить, как весело было мне
смотреть на такую богатую добычу! Мне оставалось
только вытащить пойманных уток и отнести к мое-
му повару на кухню.
То-то будет пир для моих друзей!
Но тащить это множество уток оказалось не
так-то легко.
Я сделал несколько шагов и ужасно устал.
Вдруг — можете себе представить моё изумление! —
утки взлетели на воздух и подняли меня к облакам.
Другой на моём месте растерялся бы, но я чело-
век храбрый и находчивый. Я устроил руль из моего
сюртука и, управляя утками, быстро полетел к
дому. Но как спуститься вниз?
Очень просто! Моя находчивость помогла мне и
здесь.
Я свернул нескольким уткам головы, и мы нача-
ли медленно опускаться на землю. Я попал как раз
в трубу моей собственной кухни! Если бы вы только
видели, как' был изумлён мой повар, когда я поя-
вился перед ним в очаге!
К счастью, повар ещё не успел развести огонь.
26/^
Куропатки на шомполе
находчивость — великая вещь! Как-то мне слу-
^7 чилось одним выстрелом подстрелить семь куро-
паток. После этого даже враги мои не могли не
признать, что я — первый стрелок на всём свете, что
такого стрелка, как Мюнхгаузен, ещё никогда не
бывало!
Дело было так.
Я возвращался с охоты, истратив все свои пули.
Вдруг у меня из-под ног выпорхнуло семь куропа-
ток. Конечно, я не мог допустить, чтобы от меня
ускользнула такая отличная дичь.
Я зарядил моё ружьё — чем бы вы думали? —
шомполом!
Да, обыкновеннейшим шомполом, то есть желез-
ной круглой палочкой, которой прочищают ружьё!
Затем я подбежал к куропаткам, вспугнул их и
выстрелил. Куропатки взлетели одна за другой, и
мой шомпол проткнул сразу семерых. Все семь
куропаток свалились к моим ногам!
Я поднял их и с изумлением увидел, что они —
жареные! Да, они были жареные! Впрочем, иначе и
быть не могло: ведь мой шомпол сильно нагрелся от
выстрела, и куропатки, попав на него, не могли не
изжариться. Я сел на траву и тут же пообедал с
большим аппетитом.
Лисица на иголке
fT)a, находчивость — самое главное в жизни, и не
было на свете человека находчивее барона
Мюнхгаузена.
Однажды в русском дремучем лесу мне попалась
чернобурая лисица.
-ГМ 27
Шкура этой лисицы была так хороша, что мне
стало жаль портить её пулей или дробью. Не
медля ни минуты, я вынул пулю из ружейного
ствола и, зарядив ружьё длинной сапожной иглой,
выстрелил в эту лисицу. Так как она стояла под
деревом, игла крепко пригвоздила её хвост к са-
мому стволу.
Я не спеша подошёл к лисице и начал хлестать
её плёткой. Она так ошалела от боли, что — повери-
те ли? — выскочила из своей шкуры и убежала от
меня нагишом. А шкура досталась мне целая, не
испорченная ни пулей, ни дробью.
Слепая свинья
f7~)a, много бывало со мною всяких удивительных
случаев! Пробираюсь я как-то раз через чащу
дремучего леса и вижу: бежит дикий поросёнок,
совсем ещё маленький, а за поросёнком — большая
свинья. Я выстрелил, но — увы — промахнулся.
Пуля моя пролетела как раз между поросёнком,
и свиньёй. Поросёнок завизжал и юркнул в лес, а
свинья осталась на месте как вкопанная.
Я удивился: почему и она не бежит от меня?
Но, подойдя ближе, я понял, в чём дело. Свинья
была слепая и не разбирала дороги. Она могла
гулять по лесам, лишь держась за хвостик своего
поросёнка.
Моя пуля оторвала этот хвостик. Поросёнок убе-
жал, а свинья, оставшись без него, не знала, куда
ей идти. Беспомощно стояла она, держа в зубах
обрывок его хвостика.
Тут мне пришла в голову блестящая мысль.
Я схватил этот хвостик и повёл свинью к себе на
-Т\128/-Т-
кухню. Бедная слепая покорно плелась вслед за
мною, думая, что её по-прежнему ведёт поросёнок!
Да, я должен повторить ещё раз, что находчи-
вость — великая вещь!
Как я поймал кабана
ft) другой раз мне попался в лесу дикий кабан.
^Справиться с ним было гораздо труднее. У меня
даже ружья с собой не было. Я бросился бежать, но
он помчался за мною как бешеный и непременно
проколол бы меня своими клыками, если бы я не
спрятался за первым попавшимся дубом.
Кабан с разбегу налетел на дуб, и его клыки так
глубоко вонзились в ствол дерева, что он не мог
вытащить их оттуда.
— Ага, попался, голубчик! — сказал я, выходя
из-за дуба. — Погоди! Теперь ты от меня не
уйдёшь! И, взяв камень, я стал ещё глубже вко-
лачивать в дерево острые клыки, чтобы кабан не
мог освободиться, а затем связал его крепкой ве-
рёвкой и, взвалив на телегу, с торжеством повёз
к себе домой.
То-то удивлялись другие охотники! Они и пред-
ставить себе не могли, что такого свирепого зверя
можно поймать живьём, не истратив ни единого
заряда.
Необыкновенный олень
ПЭпрочем, со мной случались чудеса и почище. Иду
^я как-то по лесу и угощаюсь сладкими, сочными
вишнями, которые купил по дороге.
И вдруг прямо передо мной — олень! Стройный,
красивый, с огромными ветвистыми рогами!
9 Заказ 784
А у меня, как назло, ни одной пули! Олень стоит
и преспокойно глядит на меня, словно знает, что у
меня ружье не заряжено.
К счастью, у меня осталось ещё несколько ви-
шен, и я зарядил ружьё вместо пули вишнёвой
косточкой. Да, да, не смейтесь, обыкновенной виш-
нёвой косточкой. Раздался выстрел, но олень только
головой помотал. Косточка попала ему в лоб и не
причинила никакого вреда.
В одно мгновение он скрылся в лесной чаще.
Я очень жалел, что упустил такого прекрасного
зверя.
Год спустя я снова охотился в том же лесу.
Конечно, к тому времени я совсем позабыл об
истории с вишнёвой косточкой.
Каково же было моё изумление, когда из чащи
леса прямо на меня выпрыгнул великолепный
олень, у которого между рогами росло высокое,
развесистое вишнёвое дерево! Ах, поверьте, это
было очень красиво: стройный олень и на голове
у него — стройное дерево! Я сразу догадался, что
это дерево выросло из той маленькой косточки,
которая в прошлом году послужила мне пулей.
На этот раз у меня не было недостатка в зарядах.
Я прицелился, выстрелил, и олень замертво грох-
нулся на землю.
Таким образом, с одного выстрела я сразу по-
лучил и жаркое, и вишнёвый компот, потому что
дерево было покрыто крупными, спелыми виш-
нями.
Должен сознаться, что более вкусных вишен я
не пробовал за всю свою жизнь.
Пересказ К. Чуковского
1
ИОГАНН ВОЛЬФГАНГ ГЁТЕ
И. В. Гёте (1749-1832) — писатель, мыслитель,
естествоиспытатель. Автор драматических произ-
ведений, «Фауста», «Страданий молодого Вертера»,
баллад.
ЛЕСНОЙ ЦАРЬ
Баллада
Кто скачет, кто мчится под хладною мглой?
Ездок запоздалый, с ним сын молодой.
К отцу, весь вздрогнув, малютка приник;
Обняв, его держит и греет старик.
— Дитя, что ко мне ты так робко прильнул?
— Родимый, лесной царь в глаза мне сверкнул;
Он в тёмной короне, с густой бородой.
— О нет, то белеет туман над водой.
«Дитя, оглянися; младенец, ко мне;
Весёлого много в моей стороне;
Цветы бирюзовы, жемчужны струи;
Из золота слиты чертоги мои».
— Родимый, лесной царь со мной говорит;
Он золото, перлы и радость сулит.
— О нет, мой младенец, ослышался ты:
То ветер, проснувшись, колыхнул листы.
^М31/^
«Ко мне, мой младенец; в дуброве моей
Узнаешь прекрасных моих дочерей:
При месяце будут играть и летать,
Играя, летая, тебя усыплять».
— Родимый, лесной царь созвал дочерей:
Мне, вижу, кивают из тёмных ветвей.
— О нет, всё спокойно в ночной глубине:
То вётлы седые стоят в стороне.
«Дитя, я пленился твоей красотой:
Неволей иль волей, а будешь ты мой».
— Родимый, лесной царь нас хочет догнать;
Уж вот он: мне душно, мне тяжко дышать.
Ездок оробелый не скачет, летит;
Младенец тоскует, младенец кричит;
Ездок погоняет, ездок доскакал...
В руках его мёртвый младенец лежал.
Перевод В. А. Жуковского
ЭРНСТ ТЕОДОР АМАДЕЙ ГОФМАН
Э. Т.А. Гофман (1776-1822) — самая яркая фигу-
ра немецкого романтизма, юрист по образованию,
композитор, художник, крупнейший юморист и
сатирик, замечательный мастер сказки и роман-
тической новеллы, теоретик искусства.
Гофман оказал большое влияние на творчество
многих и многих писателей.
Через глубину полутора веков развития русской
литературы тянется нить, соединяющая русских
художников слова с творчеством немецкого роман-
тика.
С радостью погружается писатель в сказке
«Щелкунчик и мышиный король» в чудесную стра-
ну детства — в страну замысловатых игрушек,
" затейливых пряников и конфет, удивительных и
увлекательных историй.
В «Щелкунчике» много ярких красок и движе-
ния; тщательно, как на широком полотне, выпи-
саны разнообразные изделия искусных немецких
мастеров, куклы, одетые в костюмы разных наро-
дов. Рассказ писателя как будто сопровождается
музыкой, в нём ощущается ритм танца. Недаром
этот сюжет привлёк внимание П. И. Чайковского,
написавшего к нему музыку. Так родился знамени-
тый балет «Щелкунчик».
-*МЗЗ<5^
ЩЕЛКУНЧИК И МЫШИНЫЙ КОРОЛЬ
(главы)
Ёлка
^ТАвадцать четвёртого декабря детям советника
медицины Штальбаума весь день не разреша-
лось входить в проходную комнату, а уж в смежную
с ней гостиную их совсем не пускали. В спальне,
прижавшись друг к другу, сидели в уголке Фриц и
Мари. Уже совсем стемнело, и им было очень
страшно, потому что в комнату не внесли лампы,
как это и полагалось в сочельник. Фриц таинствен-
ным шёпотом сообщил сестрёнке (ей только что
минуло семь лет), что с самого утра в запертых
комнатах чем-то шуршали, шумели и трхонько
постукивали. А недавно через прихожую прошмыг-
нул маленький тёмный человечек с большим ящи-
ком под мышкой; но Фриц, наверное, знает, что это
их крёстный, Дроссельмейер. Тогда Мари захлопала
от радости в ладоши и воскликнула:
— Ах, что-то смастерил нам на этот раз крёст-
ный?
Старший советник суда Дроссельмейер не отли-
чался красотой: это был маленький, сухонький че-
ловечек с морщинистым лицом, с большим чёрным
пластырем вместо правого глаза и совсем лысый,
почему он и носил красивый белый парик; а парик
этот был сделан из стекла, и притом чрезвычайно
искусно. Крёстный сам был великим искусником,
он даже знал толк в часах и даже умел их делать.
Поэтому, когда у Штальбаумов начинали капризни-
чать и переставали петь какие-нибудь часы, всегда
приходил крёстный Дроссельмейер, снимал стеклян-
-*М34^
ный парик, стаскивал жёлтенький сюртучок, повя-
зывал голубой передник и тыкал часы колючими
инструментами, так что маленькой Мари было их
очень жалко; но вреда часам он не причинял,
наоборот — они снова оживали и сейчас же прини-
мались весело тиктикать, звонить и петь, и все
этому очень радовались. И всякий раз у крёстного в
кармане находилось что-нибудь занимательное для
ребят: то человечек, ворочающий глазами и шарка-
ющий ножкой, так что на него нельзя смотреть без
смеха, то коробочка, из которой выскакивает птич-
ка, то ещё какая-нибудь штучка. А к Рождеству он
всегда мастерил красивую, затейливую игрушку,
над которой много трудился. Поэтому родители тут
же заботливо убирали его подарок.
— Ах, что-то смастерил нам на этот раз крёст-
ный! — воскликнула Мари.
Фриц решил, что в нынешнем году это непремен-
но будет крепость, а в ней будут маршировать и
обучаться ружейным приёмам прехорошенькие на-
рядные солдатики, а потом появятся другие солда-
тики и пойдут на приступ, но те солдаты, что в
крепости, отважно выпалят в них из пушек, и
поднимется шум и грохот.
— Нет, нет, — перебила Фрица Мари, — крёст-
ный рассказывал мне о прекрасном саде. Там боль-
шое озеро, по нему плавают чудо какие красивые
лебеди с золотыми ленточками на шее и распевают
красивые песни. Потом из сада выйдет девочка,
пойдёт к озеру, приманит лебедей и будет кормить
их сладким марципаном...
— Лебеди не едят марципана, — не очень вежли-
во перебил её Фриц, — а целый сад крёстному и не
сделать. Да и какой толк нам от его игрушек? У нас
-*М35/^
тут же их отбирают. Нет, мне куда больше нравятся
папины и мамины подарки: они остаются у нас, мы
сами ими распоряжаемся.
И вот дети принялись гадать, что им подарят
родители. Мари сказала, что мамзель Трудхен (её
большая кукла) совсем испортилась: она стала такой
неуклюжей, то и дело падает на пол, так что у неё
теперь всё лицо в противных отметинах, а уж
водить её в чистом платье нечего и думать. Сколько
ей ни выговаривай, ничего не помогает. И потом
мама улыбнулась, когда Мари так восхищалась Гре-
тиным зонтичком. Фриц же уверял, что у него в
придворной конюшне как раз не хватает гнедого
коня, а в войсках маловато кавалерии. Папе это
хорошо известно.
Итак, дети отлично знали, что родители накупи-
ли им всяких чудесных подарков и сейчас расстав-
ляют их на столе.
Совсем стемнело, Фриц и Мари сидели, крепко
прижавшись друг к другу, и не смели проронить ни
слова; им чудилось, будто над ними веют тихие
крылья и издалека доносится прекрасная музыка.
Светлый луч скользнул по стене, тут дети поняли,
что младенец-Христос отлетел на сияющих облаках
к другим счастливым детям. И в то же мгновение
прозвучал тонкий серебряный колокольчик: динь-
динь-динь-динь! Двери распахнулись, и ёлка засия-
ла таким блеском, что дети с громким криком: «Ах,
ах!» — замерли на пороге.
Подарки
СТобращаюсь непосредственно к тебе, благосклон-
ный читатель или слушатель — Фриц, Теодор,
Эрнст, всё равно, как бы тебя ни звали, — и прошу
-*М36/^
как можно живее вообразить себе рождественский
стол, весь заставленный чудными пёстрыми подар-
ками, которые ты получил в нынешнее Рождество,
тогда тебе нетрудно будет понять, что дети, обомлев
от восторга, замерли на месте и смотрели на всё
сияющими глазами. Только минуту спустя Мари
глубоко вздохнула и воскликнула:
— Ах, как чудно, ах, как чудно!
А Фриц несколько раз высоко подпрыгнул, на
что был большой мастер. Уж, наверно, дети весь год
были добрыми и послушными, потому что ещё ни
разу они не получали таких чудесных, красивых
подарков, как сегодня.
Большая ёлка посреди комнаты была увешана
золотыми и серебряными яблоками, а на всех вет-
ках, словно цветы или бутоны, росли обсахаренные
орехи, пёстрые конфеты и вообще всякие сласти. Но
больше всего украшали чудесное дерево сотни ма-
леньких свечек, которые, как звёздочки, сверкали в
густой зелени, и ёлка, залитая огнями и озарявшая
всё вокруг, так и манила сорвать растущие на ней
цветы и плоды. Вокруг дерева всё пестрело и сияло.
И чего там только не было! Не знаю, кому под силу
это описать!.. Мари увидела нарядных кукол, хоро-
шенькую игрушечную посуду, но больше всего обра-
довало её шёлковое платьице, искусно отделанное
цветными лентами и висевшее так, что Мари могла
любоваться им со всех сторон; она и любовалась им
всласть, то и дело повторяя:
— Ах, какое красивое, какое милое, милое
платьице! И мне позволят, наверное, позволят, в
самом деле позволят его надеть!
Фриц тем временем уже три или четыре раза
галопом и рысью проскакал вокруг стола на новом
-*М37/^
гнедом коне, который, как он и предполагал, стоял
на привязи у стола с подарками. Слезая, он сказал,
что конь — лютый зверь, но ничего: уж он его
вышколит. Потом он произвёл смотр новому эскад-
рону гусар; они были одеты в великолепные крас-
ные мундиры, шитые золотом, размахивали сереб-
ряными саблями и сидели на таких белоснежных
конях, что можно было подумать, будто и кони тоже
из чистого серебра.
Только что дети, немного угомонившись, хотели
взяться за книжки с картинками, лежавшие рас-
крытыми на столе, чтобы можно было любоваться
разными замечательными цветами, пёстро раскра-
шенными людьми и хорошенькими играющими де-
тками, так натурально изображёнными, будто они и
впрямь живые и вот-вот заговорят, — так вот, толь-
ко что дети хотели взяться за чудесные книжки,
как опять прозвенел колокольчик. Дети знали, что
теперь черёд подаркам крёстного Дроссельмейера, и
подбежали к столу, стоявшему у стены. Ширмы, за
которыми до тех пор был скрыт стол, быстро убра-
ли. Ах, что увидели дети! На зелёной, усеянной
цветами лужайке стоял замечательный замок со
множеством зеркальных окон и золотых башен.
Заиграла музыка, двери и окна распахнулись, и все
увидели, что в залах прохаживаются крошечные, но
очень изящно сделанные кавалеры и дамы в шляпах
с перьями и в платьях с длинными шлейфами. В
центральном зале, который так весь и сиял (столько
свечек горело в серебряных люстрах!), под музыку
плясали дети в коротких камзольчиках и юбочках.
Господин в изумрудно-зелёном плаще выглядывал
из окна, раскланивался и снова прятался, а внизу,
в дверях замка, появлялся и снова уходил крёстный
-*>139/^
Дроссельмейер, только ростом он был с папин мизи-
нец, не больше.
Фриц положил локти на стол и долго рассматри-
вал чудесный замок с танцующими и прохаживаю-
щимися человечками. Потом он попросил:
— Крёстный, а крёстный! Пусти меня к себе в
замок!
Старший советник суда сказал, что этого никак
нельзя. И он был прав: со стороны Фрица глупо
было проситься в замок, который вместе со всеми
золотыми башнями был меньше его. Фриц согласил-
ся. Прошла ещё минутка, в замке всё так же
прохаживались кавалеры и дамы, танцевали дети,
выглядывал всё из того же окна изумрудный чело-
вечек, а крёстный Дроссельмейер подходил всё к той
же двери.
Фриц в нетерпении воскликнул:
— Крёстный, а теперь выйди из той, другой,
двери!
Никак этого нельзя, милый Фрицхен, — воз-
разил старший советник суда.
— Ну, тогда, — продолжал Фриц, — вели зелё-
ному человечку, что выглядывает из окна, погулять
с другими по залам.
— Этого тоже никак нельзя, — снова возразил
старший советник суда.
— Ну, тогда пусть спустятся вниз дети! — воск-
ликнул Фриц. — Мне хочется получше их рассмот-
реть.
— Ничего этого нельзя, — сказал старший совет-
ник суда раздражённым тоном. — Механизм сделан
раз навсегда, его не переделаешь.
— Ах, та-ак! — протянул Фриц. — Ничего этого
нельзя... Послушай, крёстный, раз нарядные чело-
-ГЧ140/Т-
вечки в замке только и знают, что повторять одно и
то же, так что в них толку? Мне они не нужны. Нет,
мои гусары куда лучше! Они маршируют вперёд,
назад, как мне вздумается, и не заперты в доме.
И с этими словами он убежал к рождественскому
столу, и по его команде эскадрон на серебряных
конях начал скакать туда и сюда — по всем направ-
лениям, рубить саблями и стрелять сколько душе
угодно. Мари тоже потихоньку отошла; и ей тоже
наскучили танцы и гулянье куколок в замке. Толь-
ко она постаралась сделать это незаметно, не так,
как братец Фриц, потому что она была доброй и
послушной девочкой. Старший советник суда сказал
недовольным тоном родителям:
— Такая хитрая игрушка не для неразумных
детей. Я заберу замок.
Но тут мать попросила показать ей внутреннее
устройство и удивительный, очень искусный меха-
низм, приводивший в движение человечков. Дрос-
сельмейер разобрал и снова собрал всю игрушку.
Теперь он опять повеселел и подарил детям несколь-
ко красивых коричневых человечков, у которых
были золотые лица, руки и ноги; все они были из
Торна* и превкусно пахли пряниками. Фриц и Мари
очень им обрадовались. Старшая сестра Луиза по
желанию матери надела подаренное родителями на-
рядное платье, которое ей очень шло; а Мари попро-
сила, чтоб ей позволили, раньше чем надевать новое
платье, ещё немножко полюбоваться на него, что ей
охотно разрешили.
* Человечки из Торна — медовые пряники из поль-
ского города Торна, сделанные в виде человечков.
Любимец
С7[ на самом деле Мари потому не отходила от стола
*/*'с подарками, что только сейчас заметила что-то,
чего раньше не видела: когда выступили гусары
Фрица, до того стоявшие в строю у самой ёлки,
очутился на виду замечательный человечек. Он вёл
себя тихо и скромно, словно спокойно ожидая,
когда дойдёт очередь и до него. Правда, он был не
очень складный: чересчур длинное и плотное туло-
вище на коротеньких и тонких ножках, да и голова
тоже как будто великовата. Зато по щегольской
одежде сразу было видно, что это человек благовос-
питанный и со вкусом. На нём был очень красивый
блестящий фиолетовый гусарский доломан, весь в
пуговичках и позументах, такие же рейтузы и столь
щегольские сапожки, что едва ли доводилось носить
подобные и офицерам, а тем паче студентам; они
сидели на субтильных ножках так ловко, будто
были на них нарисованы. Конечно, нелепо было, что
при_ таком костюме он прицепил на спину узкий
неуклюжий плащ, словно выкроенный из дерева, а
на голову нахлобучил шапочку рудокопа, но Мари
подумала: «Ведь крёстный Дроссельмейер тоже хо-
дит в прескверном рединготе* и в смешном колпаке,
но это не мешает ему быть милым, дорогим крёст-
ным». Кроме того, Мари пришла к заключению, что
крёстный, будь он даже таким же щёголем, как
человечек, всё же никогда не сравняется с ним по
миловидности. Внимательно вглядываясь в славного
человечка, который полюбился ей с первого же
взгляда, Мари заметила, каким добродушием свети-
Редингот — длинный сюртук особого покроя.
лось его лицо. Зеленоватые навыкате глаза смотрели
приветливо и доброжелательно. Человечку очень
шла тщательно завитая борода из белой бумажной
штопки, окаймлявшая подбородок, — ведь так за-
метнее выступала ласковая улыбка на его алых
губах.
— Ах! — воскликнула наконец Мари. — Ах, ми-
лый папочка, для кого этот хорошенький человечек,
что стоит под самой ёлкой?
— Он, .милая деточка, — ответил отец, — будет
усердно трудиться для всех вас: его дело — аккурат-
но разгрызать твёрдые орехи, и куплен он и для
Луизы, и для тебя с Фрицем.
С этими словами отец бережно взял его со стола,
приподнял деревянный плащ, и тогда человечек
широко-широко разинул рот и оскалил два ряда
очень белых острых зубов. Мари всунула ему в рот
орех — и — щёлк! — человечек разгрыз его, скорлу-
па упала, и у Мари на ладони очутилась вкусное
ядрышко. Теперь уже все — и Мари тоже — поня-
ли, что нарядный человечек вёл свой род от Щел-
кунчиков и продолжал профессию предков. Мари
громко вскрикнула от радости, а отец сказал:
— Раз тебе, милая Мари, Щелкунчик пришёлся
по вкусу, так ты уж сама и заботься о нём и береги
его, хотя, как я уже сказал, и Луиза, и Фриц тоже
могут пользоваться его услугами.
Мари сейчас же взяла Щелкунчика и дала ему
грызть орехи, но она выбирала самые маленькие,
чтобы человечку не приходилось слишком широко
разевать рот, так как это, по правде сказать, его не
красило. Луиза присоединилась к ней, и любезный
друг Щелкунчик потрудился и для неё; казалось,
он выполняет свои обязанности с большим удоволь-
-*М43/*^
ствием, потому что неизменно приветливо улы-
бался.
Фрицу тем временем надоело маршировать и
скакать на коне. Когда он услыхал, как весело
щёлкают орешки, ему тоже захотелось их отведать.
Он подскочил к сёстрам и от всего сердца расхохо-
тался при виде потешного человечка, который те-
перь переходил из рук в руки и неустанно разевал
и закрывал рот. Фриц совал ему самые большие и
твёрдые орехи, но вдруг раздался треск — крак-
крак! — три зуба выпали у Щелкунчика изо рта, и
нижняя челюсть отвисла и зашаталась.
— Ах, бедный Щелкунчик! — закричала Мари и
отобрала его у Фрица.
— Что за дурак! — сказал Фриц. — Берётся оре-
хи щёлкать, а у самого зубы никуда не годятся.
Верно, он и дела своего не знает. Дай его сюда,
Мари! Пусть щёлкает мне орехи. Не беда, если и
остальные зубы обломает, да и всю челюсть в при-
дачу. Нечего с ним, бездельником, церемониться!
х — Нет, нет! — с плачем закричала Мари. — Не
отдам я тебе моего милого Щелкунчика. Посмотри,
как жалостно глядит он на меня и показывает свой
больной ротик! Ты человек злой: ты бьёшь своих
лошадей и даже позволяешь солдатам убивать друг
друга.
— Так полагается, тебе этого не понять! — крик-
нул Фриц. — А Щелкунчик не только твой, он и
мой тоже. Давай его сюда!
Мари разрыдалась и поскорее завернула больного
Щелкунчика в носовой платок. Тут подошли роди-
тели с крёстным Дроссельмейером. К огорчению
Мари, он принял сторону Фрица. Но отец сказал:
— Я нарочно отдал Щелкунчика на попечение
144/^
Мари. А он, как я вижу, имейно сейчас особенно
нуждается в её заботах, так пусть уж она одна им и
распоряжается и никто в это дело не вмешивается.
Вообще меня очень удивляет, что Фриц требует
дальнейших услуг от пострадавшего на службе. Как
настоящий военный он должен знать, что раненых
никогда не оставляют в строю.
Фриц очень сконфузился и, оставив в покое
орехи и Щелкунчика, тихонько перешёл на другую
сторону стола, где его гусары, выставив, как пола-
гается, часовых, расположились на ночлег. Мари
подобрала выпавшие у Щелкунчика зубы; постра-
давшую челюсть она подвязала красивой белой лен-
точкой, которую отколола от своего платья, а потом
ещё заботливее укутала платком бедного человечка,
побледневшего и, видимо, напуганного. Баюкая его,
как маленького ребёнка, она принялась рассматри-
вать красивые картинки в новой книге, которая
лежала среди других подарков. Она очень рассерди-
лась, хотя это было совсем на неё не похоже, когда
крёстный стал смеяться над тем, что она нянчится
с таким уродцем. Тут она опять подумала о стран-
ном сходстве с Дроссельмейером, которое отметила
уже при первом взгляде на человечка, и очень
серьёзно сказала:
— Как знать, милый крёстный, как знать, был
бы ты таким же красивым, как мой милый Щелкун-
чик, даже если бы принарядился не хуже его и
надел такие же щегольские, блестящие сапожки.
Мари не могла понять, почему так громко рас-
смеялись родители, и почему у старшего советника
суда так зарделся нос, и почему он теперь не
смеётся вместе со всеми. Верно, на то были свои
причины.
10 Заказ 784
-ГМ 45/^
Чудеса
ГТ^ак только войдёшь к Штальбаумам в гостиную,
ктгут, сейчас же у двери налево, у широкой стены,
стоит высокий стеклянный шкаф, куда дети убирают
прекрасные подарки, которые получают каждый
год. Луиза была ещё совсем маленькой, когда отец
заказал шкаф очень умелому столяру, а тот вставил
в него такие прозрачные стёкла и вообще сделал всё
с таким умением, что в шкафу игрушки выглядели,
пожалуй, даже ещё ярче и красивей, чем когда их
брали в руки. На верхней полке, до которой Мари с
Фрицем было не добраться, стояли замысловатые
изделия господина\Дроссельмейера; следующая была
отведена под книжки с картинками; две нижние
полки Мари и Фриц могли занимать чем им угодно.
И всегда выходило так, что Мари устраивала на
нижней полке кукольную комнату, а Фриц над ней
расквартировывал свои войска. Так случилось и се-
годня. Пока Фриц расставлял наверху гусар, Мари
обложила внизу к сторонке мамзель Трудхен, поса-
дила новую нарядную куклу в отлично обставленную
комнату и напросилась к ней на угощение. Я сказал,
что комната была отлично обставлена, и это правда;
не знаю, есть ли у тебя, моя внимательная слуша-
тельница Мари, так же как у маленькой Штальба-
ум — ты уже знаешь, что её тоже зовут Мари, — так
вот, я говорю, что не знаю, есть ли у тебя, так же
как у неё, пёстрый диванчик, несколько прехоро-
шеньких стульчиков, очаровательный столик, а
главное, нарядная блестящая кроватка, на которой
спят самые красивые на свете куклы.
Всё это стояло в уголке в шкафу, стенки которо-
го в этом месте были даже оклеены цветными
-*М46/^
картинками, и ты легко поймёшь, что новая кукла,
которую, как в этот вечер узнала Мари, звали
Клерхен, чувствовала себя здесь прекрасно.
Был уже поздний вечер, приближалась полночь,
и крёстный Дроссе л ьмейер давно ушёл, а дети все
ещё не могли оторваться от стеклянного шкафа, как
мама ни уговаривала их идти спать.
— Правда, — воскликнул наконец Фриц, — бед-
нягам (он имел в виду своих гусар) тоже пора на
покой, а в моём присутствии никто из них не
посмеет клевать носом, в этом уж я уверен!
И с этими словами он ушёл. Но Мари умильно
просила:
— Милая мамочка, позволь мне побыть здесь
ещё минуточку, одну только минуточку! У меня
так много дел, вот управлюсь и сейчас же лягу
спать...
Мари была очень послушной, разумной девоч-
кой, и потому мама могла спокойно оставить её
ещё на полчасика одну с игрушками. Но чтобы
Мари, заигравшись новой куклой и другими зани-
мательными игрушками, не позабыла погасить
свечи, горевшие вокруг шкафа, мама все их заду-
ла, так что в комнате осталась только лампа,
висевшая посреди потолка и распространявшая
мягкий, уютный свет.
— Не засиживайся долго, милая Мари. А то тебя
завтра не добудишься, — сказала мама, уходя в
спальню.
Как только Мари осталась одна, она сейчас же
приступила к тому, что уже давно лежало у неё на
сердце, хотя она, сама не зная почему, не решилась
признаться в задуманном даже матери. Она всё ещё
баюкала укутанного в носовой платок Щелкунчика.
-₽М47/^
Теперь она бережно положила его на стол, тихонько
развернула платок и осмотрела раны. Щелкунчик
был очень бледен, но улыбался так жалостно и
ласково, что тронул Мари до глубины души.
— Ах, Щелкунчик, миленький, — зашептала
она, — пожалуйста, не сердись, что Фриц сделал
тебе больно: он ведь не нарочно. Просто он огрубел
от суровой солдатской жизни, а так он очень хоро-
ший мальчик, уж поверь мне! А я буду беречь тебя
и заботливо выхаживать, пока ты совсем не попра-
вишься и не повеселеешь. Вставить же тебе крепкие
зубки, вправить плечи — это уж дело крёстного
Дроссельмейера: он на такие штуки мастер...
Однако Мари не успела договорить. Когда она
упомянула имя Дроссельмейера, Щелкунчик вдруг
скорчил злую мину, и в глазах у него сверкнули
колючие зелёные огоньки. Но в ту минуту, когда
Мари собралась уже по-настоящему испугаться, на
неё опять глянуло жалобно улыбающееся лицо до-
брого Щелкунчика, и теперь она поняла, что черты
.его исказил свет мигнувшей от сквозняка лампы.
— Ах, какая я глупая девочка, ну чего я испуга-
лась и даже подумала, будто деревянная куколка
может корчить гримасы! А всё-таки я очень люблю
Щелкунчика: ведь он такой потешный и такой
добренький... Вот и надо за ним ухаживать как
следует.
С этими словами Мари взяла своего Щелкунчика
на руки, подошла к стеклянному шкафу, присела на
корточки и сказала новой кукле:
— Очень прошу тебя, мамзель Клерхен, уступи
свою постельку бедному больному Щелкунчику, а
сама переночуй как-нибудь на диване. Подумай, ты
ведь такая крепкая, и потом ты совсем здорова —
-*М48/>
ишь какая ты круглолицая и румяная. Да и не у
всякой, даже очень красивой куклы есть такой
мягкий диван!
Мамзель Клерхен, разряженная по-празднично-
му и важная, надулась, не проронив ни слова.
— И чего я церемонюсь! — сказала Мари, сня-
ла с полки кровать, бережно и заботливо уложила
туда Щелкунчика, обвязала ему пострадавшие
плечики очень красивой ленточкой, которую носи-
ла вместо кушака, и накрыла его одеялом по
самый нос.
«Только незачем ему здесь оставаться у невос-
питанной Клары», — подумала она и переставила
кроватку вместе с Щелкунчиком на верхнюю по-
лку, где он очутился около красивой деревни, в
которой были расквартированы гусары Фрица.
Она заперла шкаф и собралась уже уйти в спаль-
ню, как вдруг — слушайте внимательно, дети! —
как вдруг во всех углах, за печью, за стульями,
за шкафами, началось тихое-тихое шушуканье,
перешёптыванье и шуршанье. А часы на стене
зашипели, захрипели всё громче, но никак не
могли пробить двенадцать. Мари глянула туда:
большая золочёная сова, сидевшая на часах, све-
сила крылья, совсем заслонила ими часы и вытя-
нула вперёд противную кошачью голову с кривым
клювом. А часы хрипели громче и громче, и
Мари явственно расслышала:
— Тик-и-так, тик-и-так!
Не хрипите громко так!
Слышит всё король мышиный.
Трик-и-трак, бум-бум!
Ну, часы, напев старинный!
Трик-и-трак, бум-бум!
-ТМ49/^
Ну, пробей, пробей, звонок:
*
Королю подходит срок!
И... бим-бом, бим-бом! — часы глухо и хрипло
пробили двенадцать ударов. Мари очень струсила и
чуть не убежала со страху, но тут она увидела, что
на часах вместо совы сидит крёстный Дроссельмей-
ер, свесив полы своего жёлтого сюртука по обеим
сторонам, словно крылья. Она собралась с духом и
громко крикнула плаксивым голосом:
— Крёстный, послушай, крёстный, зачем ты ту-
да забрался? Слезай вниз и не пугай меня, гадкий
крёстный!
Но тут отовсюду послышались странное хихи-
канье и писк, и за стеной пошли беготня и топот,
будто от тысячи крошечных лапок, и тысячи кро-
шечных огонёчков глянули сквозь щели в полу. Но
это были не огоньки, нет, а маленькие блестящие
глазки, и Мари увидела, что отовсюду выглядывают
и выбираются из-под пола мышки. Вскоре по всей
комнате пошло: топ-топ, хоп-хоп! Всё ярче свети-
лись глаза мышей, всё несметнее становились их
полчища; наконец они выстроились в том же поряд-
ке, в каком Фриц обычно выстраивал своих солда-
тиков перед боем. Мари это очень насмешило; у неё
не было врождённого отвращения к мышам, как у
иных детей, и страх её совсем было улёгся, но вдруг
послышался такой ужасный и пронзительный писк,
что у неё по спине забегали мурашки. Ах, что она
увидела! Нет, право же, уважаемый читатель Фриц,
я отлично знаю, что у тебя, как и у мудрого,
отважного полководца Фрица Штальбаума, бес-
* Перевод стихов в сказке сделал В. А. Зоргенфрей.
страшное сердце, но если бы ты увидел то, что
предстало взорам Мари, право, ты бы удрал. Я даже
думаю, ты бы шмыгнул в постель и без особой
надобности натянул бы одеяло по самые уши. Ах,
бедная Мари не могла этого сделать, потому что —
вы только послушайте, дети! — к самым ногам её,
словно от подземного толчка, дождём посыпался
песок, извёстка и осколки кирпича, и из-под пола
с противным шипеньем и писком вылезли семь
мышиных голов в семи ярко сверкающих коронах.
Вскоре выбралось целиком и всё туловище, на ко-
тором сидели семь голов, и всё войско хором триж-
ды приветствовало громким писком огромную,
увенчанную семью коронами мышь. Теперь войско
сразу пришло в движение и — хоп-хоп, топ-топ! —
направилось прямо к шкафу, прямо на Мари, кото-
рая всё ещё стояла, прижавшись к стеклянной
дверце.
От ужаса у Мари уже и раньше так колотилось
сердце, что она боялась, как бы оно тут же не
выпрыгнуло из груди, — ведь тогда бы она умерла.
Теперь же ей показалось, будто кровь застыла у неё
в жилах. Она зашаталась, теряя сознание, но тут
вдруг раздалось: клик-клак-хрр!.. — и посыпались
осколки стекла, которое Мари разбила локтем. В ту
же минуту она почувствовала жгучую боль в левой
руке, но у неё сразу отлегло от сердца: она не
слышала больше визга и писка. Всё мигом стихло.
И хотя она не смела открыть глаза, всё же ей
подумалось, что звон стекла испугал мышей и они
попрятались по норам.
Но что же это опять такое? У Мари за спиной, в
шкафу, поднялся странный шум и зазвенели тонень-
кие голосочки:
-Гч151/^
— Стройся, взвод! Стройся, взвод!
В бой вперёд! Полночь бьёт!
Стройся, взвод! В бой вперёд!
И начался стройный и приятный перезвон коло-
кольчиков.
— Ах, да ведь это же мой музыкальный
ящик! — обрадовалась Мари и быстро отскочила от
шкафа.
Тут она увидела, что шкаф странно светится и в
нём идёт какая-то возня и суетня.
Куклы беспорядочно бегали взад и вперёд и
размахивали ручками. Вдруг поднялся Щелкунчик,
сбросил одеяло и, одним прыжком соскочив с кро-
вати, громко крикнул:
— Щёлк-щёлк-щёлк,
Глупый мыший полк!
То-то будет толк, мыший полк!
Щёлк-щёлк, мыший полк
Прёт из щёлок — выйдет толк!
И при этом он выхватил свою крохотную сабель-
ку, замахал ею в воздухе и закричал:
— Эй вы, мои верные вассалы, други и братья!
Постоите ли вы за меня в тяжком бою?
И сейчас же отозвались три паяца, Панталоне,
четыре трубочиста, два бродячих музыканта и бара-
банщик:
— Да, наш государь, мы верны вам до гроба!
Ведите нас в бой — на смерть или на победу!
И они ринулись вслед за Щелкунчиком, кото-
рый, горя воодушевлением, отважился на отчаян-
ный прыжок с верхней полки. Им-то было хорошо
прыгать: они не только были разряжены в шёлк и
бархат, но и туловище у них было набито ватой и
-ГМ52/Т-
опилками, вот они и шлёпались вниз, будто кулёчки
с шерстью. Но бедный Щелкунчик уж наверное
переломал бы себе руки и ноги: подумайте только —
I от полки, где он стоял, до нижней было почти два
' фута, а сам он был хрупкий, словно выточенный из
липы. Да, Щелкунчик уж наверное переломал бы
себе руки и ноги, если бы в тот самый миг, как он
прыгнул, мамзель Клерхен не соскочила с дивана и
не приняла в свои нежные объятия потрясающего
мечом героя.
— О милая, добрая Клерхен! — в слезах восклик-
нула Мари. — Как я ошиблась в тебе! Уж, конечно,
ты от всего сердца уступила кроватку дружку Щел-
кунчику.
И вот мамзель Клерхен заговорила, нежно при-
жимая юного героя к своей шёлковой груди:
— Разве можно вам, государь, идти в бой, на-
встречу опасности, больным и с не зажившими ещё
ранами! Взгляните, вот собираются ваши храбрые
вассалы, они рвутся в бой и уверены в победе.
Паяцы, Панталоне, трубочисты, музыканты и бара-
банщик уже внизу, а среди куколок с сюрпризами у
меня на полке заметно сильное оживление и движе-
ние. Соблаговолите, о государь, отдохнуть у меня на
груди или же согласитесь созерцать вашу победу с
высоты моей шляпы, украшенной перьями.
Так говорила Клерхен; но Щелкунчик вёл себя
совсем неподобающим образом и так брыкался, что
Клерхен пришлось поскорее поставить его на полку.
В то же мгновение он весьма учтиво опустился на
одно колено и пролепетал:
— О прекрасная дама, и на поле брани не поза-
буду я оказанные мне вами милость и благоволение!
Тогда Клерхен нагнулась так низко, что схватила
153/5-
его за ручку, осторожно приподняла, быстро развя-
зала на себе расшитый блёстками кушак и собира-
лась нацепить его на человечка, но он отступил на
два шага, прижал руку к сердцу и произнёс весьма
торжественно:
— О прекрасная дама, не извольте расточать на
меня ваши милости, ибо... — он запнулся, глубоко
вздохнул, быстро сорвал с плеча ленточку, которую
повязала ему Мари, прижал её к губам, повязал на
руку в виде шарфа и, с воодушевлением размахивая
сверкающим обнаженным мечом, спрыгнул быстро
и ловко, словно птичка, с края полки на пол.
Вы, разумеется, сразу поняли, мои благосклон-
ные и весьма внимательные слушатели, что Щел-
кунчик ещё до того, как по-настоящему ожил, уже
отлично чувствовал любовь и заботы, которыми
окружила его Мари, и что только из симпатии к ней
он не хотел принять от мамзель Клерхен её пояс,
несмотря на то, что тот был очень красив и весь
сверкал. Верный, благородный Щелкунчик предпо-
читал украсить себя скромной ленточкой Мари. Но
что-то дальше будет?
Едва Щелкунчик прыгнул на пол, как вновь
поднялся визг и писк. Ах, ведь под большим столом
собрались несметные полчища злых мышей, и впе-
реди всех выступает отвратительная мышь о семи
головах!
Что-то будет?
Битва
барабанщик, мой верный вассал, бей общее на-
ступление! — громко скомандовал Щелкунчик.
И тотчас же барабанщик начал выбивать дробь
^154/^
искуснейшим манером, так что стеклянные дверцы
шкафа задрожали и задребезжали. А в шкафу что-то
загремело и затрещало, и Мари увидела, как разом
открылись все коробки, в которых были раскварти-
рованы войска Фрица, и солдаты выпрыгнули из
них прямо на нижнюю полку и там выстроились
блестящими рядами. Щелкунчик бегал вдоль рядов,
воодушевляя войска своими речами.
— Где эти негодяи трубачи? Почему они не
трубят? — закричал в сердцах Щелкунчик. Затем он
быстро повернулся к слегка побледневшему Панта-
лоне, у которого сильно трясся длинный подборо-
док, и торжественно произнёс: — Генерал, мне изве-
стны ваши доблесть и опытность. Всё дело в быстрой
оценке положения и использовании момента. Вве-
ряю вам командование всей кавалерией и артилле-
рией. Коня вам не требуется — у вас очень длинные
ноги, так что вы отлично поскачете и на своих на
двоих. Исполняйте свой долг!
Панталоне тотчас всунул в рот длинные сухие
пальцы и свистнул так пронзительно, будто звонко
запели сто дудок враз. В шкафу послышалось ржа-
ние и топот, и — гляди-ка! — кирасиры и драгуны
Фрица, а впереди всех новые, блестящие гусары
выступили в поход и вскоре очутились внизу, на
полу. И вот полки один за другим промаршировали
перед Щелкунчиком с развевающимися знамёнами
и с барабанным боем и выстроились широкими
рядами поперёк всей комнаты. Все пушки Фрица,
сопровождаемые пушкарями, с грохотом выехали
вперёд и пошли бухать: бум-бум!.. И Мари увидела,
как в густые полчища мышей полетело драже,
напудрив их добела сахаром, отчего они очень скон-
фузились. Но больше всего вреда нанесла мышам
-*М55/^
-rsl57/^
^156^-
тяжёлая батарея, въехавшая на мамину скамеечку
для ног и — бум-бум! — непрерывно обстреливав-
шая неприятеля круглыми пряничками, от которых
полегло немало мышей.
Однако мыши всё наступали и даже захватили
несколько пушек; но тут поднялся шум и грохот —
трр-трр! — и из-за дыма и пыли Мари с трудом
могла разобрать, что происходит. Одно было ясно:
обе армии бились с большим ожесточением, и побе-
да переходила то на ту, то на другую сторону.
Мыши вводили в бой всё новые и новые силы, и
серебряйые пилюльки, которые они бросали весьма
искусно, долетали уже до самого шкафа. Клерхен и
Трудхен метались по полке и в отчаянии ломали
ручки.
— Неужели я умру во цвете лет, неужели умру
я, такая красивая кукла! — вопила Клерхен.
— Не для того же я так хорошо сохранилась,
чтобы погибнуть здесь, в четырёх стенах! — причи-
тала Трудхен.
Потом они упали друг другу в объятия и так
громко разревелись, что их не мог заглушить даже
бешеный грохот битвы.
Вы и понятия не имеете, дорогие мои слушатели,
что здесь творилось. Раз за разом бухали пушки:
прр-прр!.. Др-др!.. Трах-тарарах-трах-тарарах!.. Бум-
бурум-бум-бурум-бум!.. — и тут же пищали и виз-
жали мышиный король и мыши, а потом снова
раздавался грозный и могучий голос Щелкунчика,
командовавшего сражением. И было видно, как сам
он обходит под огнём свои батальоны.
Панталоне провёл несколько чрезвычайно добле-
стных кавалерийских атак и покрыл себя славой.
Но мышиная артиллерия засыпала гусар Фрица
-*М58/^
отвратительными, зловонными ядрами, которые ос-
тавляли на их красных мундирах ужасные пятна,
почему гусары и не рвались вперёд. Панталоне
скомандовал им «налево кругом» и, воодушевив-
шись ролью полководца, сам повернул налево, а за
ним последовали кирасиры и драгуны, и вся кава-
лерия отправилась восвояси. Теперь положение ба-
тареи, занявшей позицию на скамеечке для ног,
стало угрожаемым; не пришлось долго ждать, как
нахлынули полчища противных мышей и бросились
в атаку столь яростно, что перевернули скамеечку
вместе с пушками и пушкарями. Щелкунчик, по-
видимому, был очень озадачен и скомандовал от-
ступление на правом фланге. Подобный манёвр оз-
начает чуть ли не то же самое, что бегство с поля
брани, и ты вместе со мной уже сокрушаешься о
неудаче, которая должна была постигнуть армию
маленького любимца Мари — Щелкунчика. Но от-
врати свой взор от этой напасти и взгляни на левый
фланг Щелкунчиковой армии, где всё обстоит впол-
не благополучно, и полковник и армия ещё полны
надежды. В пылу битвы из-под комода тихонечко
выступили отряды мышиной кавалерии и с отвра-
тительным писком яростно набросились на левый
фланг Щелкунчиковой армии; но какое сопротивле-
ние встретили они! Медленно, насколько позволяла
неровная местность, ибо надо было перебраться че-
рез край шкафа, выступил и построился в каре
корпус куколок с сюрпризами под предводительст-
вом двух китайских императоров. Эти бравые,
очень пёстрые и нарядные великолепные полки,
составленные из садовников, тирольцев, тунгусов,
парикмахеров, арлекинов, купидонов, львов, тиг-
ров, мартышек и обезьян, сражались с хладнокро-
*М59
вием, отвагой и выдержкой. С мужеством, достой-
ным спартанцев, вырвал бы этот отборный батальон
победу из рук врага, если бы некий бравый враже-
ский ротмистр не прорвался с безумной отвагой к
одному из китайских императоров и не откусил ему
голову, а тот при падении не задавил двух тунгусов
и мартышку. Вследствие этого образовалась брешь,
куда и устремился враг; вскоре весь батальон был
перегрызен. Но мало выгоды извлек неприятель из
этого злодеяния. Как только кровожадный солдат
мышиной кавалерии перегрызал пополам одного из
своих отважных противников, прямо в горло ему
попадала печатная бумажка, от чего он умирал на
месте. Но помогло ли это Щелкунчиковой армии,
которая, раз начав отступление, отступала всё даль-
ше и дальше и несла всё больше потерь, так что
вскоре только кучка смельчаков со злосчастным
Щелкунчиком во главе ещё держалась у самого
шкафа?
— Резервы, сюда! Панталоне, паяц, барабанщик,
где вы? — взывал Щелкунчик, рассчитывавший на
прибытие свежих сил, которые должны были высту-
пить из стеклянного шкафа. Правда, оттуда прибы-
ло несколько коричневых человечков из Торна с
золотыми лицами и в золотых шлемах и шляпах, но
они дрались так неумело, что ни разу не попали во
врага, и, вероятно, сбили бы с головы шапочку
своему полководцу Щелкунчику. Неприятельские
егеря вскоре отгрызли им ноги, так что они попада-
ли и при этом передавили многих соратников Щел-
кунчика.
Теперь Щелкунчик, со всех сторон теснимый
врагом, находился в большой опасности. Он хотел
было перепрыгнуть через край шкафа, но ноги у
*М60/^
него были слишком коротки. Клерхен и Трудхен
лежали в обмороке — помочь ему они не могли.
Гусары и драгуны резво скакали мимо него прямо в
шкаф. Тогда он в предельном отчаянии громко
воскликнул:
— Коня, коня! Полцарства за коня!
В этот миг два вражеских стрелка вцепились в
его деревянный плащ, и мышиный король подско-
чил к Щелкунчику, испуская победный писк из
всех своих семи глоток.
Мари больше не владела собой.
— О, мой бедный Щелкунчик! — воскликнула
она рыдая и, не отдавая себе отчёта в том, что
делает, сняла с левой ноги туфельку и изо всей силы
швырнула ею в самую гущу мышей, прямо в их
короля.
В тот же миг всё словно прахом рассыпалось, а
Мари почувствовала боль в левом локте, ещё более
жгучую, чем раньше, и без чувств повалилась на
пол.
Болезнь
ГТ^огда Мари очнулась после глубокого забытья,
“^киона увидела, что лежит у себя в постельке, а
сквозь замёрзшие окна в комнату светит яркое,
искрящееся солнце.
У самой её постели сидел чужой человек, в
котором она, однако, скоро узнала хирурга Вендель-
штерна.
Он сказал вполголоса:
— Наконец-то она очнулась...
Тогда подошла мама и посмотрела на неё испу-
ганным, пытливым взглядом.
11 Заказ 784
— Ах, милая мамочка, — пролепетала Мари, —
скажи: противные мыши убрались наконец и слав-
ный Щелкунчик спасён?
— Полно вздор болтать, милая Марихен! — воз-
разила мать. — Ну на что мышам твой Щелкунчик?
А вот ты, нехорошая девочка, до смерти напугала
нас. Так всегда бывает, когда дети своевольничают
и не слушаются родителей. Ты вчера до поздней
ночи заигралась в куклы, потом задремала, и, вер-
но, тебя напугала случайно прошмыгнувшая
мышка: ведь вообще-то мышей у нас не водится.
Словом, ты расшибла локтем стекло в шкафу и
поранила себе руку. Хорошо ещё, что ты не поре-
зала стеклом вену! Доктор Венделыптерн, который
как раз сейчас вынимал у тебя из раны застрявшие
там осколки, говорит, что ты на всю жизнь осталась
бы калекой и могла бы даже истечь кровью. Слава
Богу, я проснулась в полночь, увидела, что тебя всё
ещё нет в спальне, и пошла в гостиную. Ты без
сознания лежала на полу, у шкафа, вся в крови.
Я сама со страху чуть не потеряла сознание.
Ты лежала на полу, а вокруг были разбросаны
оловянные солдатики Фрица, разные игрушки,
поломанные куклы с сюрпризами и пряничные
человечки. Щелкунчика ты держала в левой руке,
из которой сочилась кровь, а неподалёку валялась
твоя туфелька...
— Ах, мамочка, мамочка! — перебила её Ма-
ри. — Ведь это же были следы великой битвы между
куклами и мышами! Оттого-то я так испугалась, что
мыши хотели забрать в плен бедного Щелкунчика,
командовавшего кукольным войском. Тогда я швыр-
нула туфелькой в мышей, а что было дальше, не
знаю.
Доктор Вендельштерн подмигнул матери, и та
очень ласково стала уговаривать Мари:
— Полно, полно, милая моя детка, успокойся!
Мыши все убежали, а Щелкунчик стоит за стеклом
I в шкафу, целый и невредимый.
Тут в спальню вошёл советник медицины и
завёл долгий разговор с хирургом Венделыптер-
ном, потом он пощупал у Мари пульс, и она
слышала, что они говорили о горячке, вызванной
раной.
Несколько дней ей пришлось лежать в постели
и глотать лекарство, хотя, если не считать боли в
локте, она почти не чувствовала недомогания. Она
знала, что милый Щелкунчик вышел из битвы
целым и невредимым, и по временам ей как
сквозь сон чудилось, будто он очень явственным,
хотя и чрезвычайно печальным, голосом говорит
ей: «Мари, прекрасная дама, многим я вам обя-
зан, но вы можете сделать для меня ещё больше».
Мари тщетно раздумывала, что бы это могло
быть, но ничего не приходило ей в голову. Играть
по-настоящему она не могла из-за больной руки, а
если бралась за чтение или принималась перели-
стывать книжки с картинками, у неё в глазах
рябило, так что приходилось отказываться от это-
го занятия. Поэтому время тянулось для неё бес-
конечно долго, и Мари едва могла дождаться су-
мерек, когда мать садилась у её кроватки и чита-
ла и рассказывала всякие чудесные истории.
Вот и сейчас мать как раз кончила заниматель-
ную сказку про принца Факардина, как вдруг от-
крылась дверь и вошёл крёстный Дроссельмейер.
— Ну-ка, дайте мне поглядеть на нашу бедную
раненую Мари, — сказал он.
63/^
Как только Мари увидела крёстного в обычном
жёлтом сюртуке, у неё перед глазами со всей живо-
стью всплыла та ночь, когда Щелкунчик потерпел
поражение в битве с мышами, и она невольно
крикнула старшему советнику суда:
— О крёстный, как ты гадко поступил! Я отлич-
но видела, как ты сидел на часах и свесил на них
свои крылья, чтобы часы били потише и не спугну-
ли мышей. Я отлично слышала, как ты позвал
мышиного короля. Почему ты не поспешил на по-
мощь Щелкунчику, почему ты не поспешил на
помощь мне, гадкий крёстный? Во всём ты один
виноват. Из-за тебя я порезала руку и теперь долж-
на лежать больная в постели!
Мать в страхе спросила:
— Что с тобой, дорогая Мари?
Но крёстный скорчил странную мину и загово-
рил трескучим, монотонным голосом:
— Ходит маятник со скрипом.
Меньше стука — вот в чём штука.
Трик-и-трак! Всегда и впредь
Должен маятник скрипеть, песни петь.
А когда пробьёт звонок:
Бим-и-бом! — подходит срок.
Не пугайся, мой дружок.
Бьют часы и в срок и кстати,
На погибель мышьей рати,
А потом слетит сова.
Раз-и-два и раз-и-два!
Бьют часы, коль срок им выпал.
Ходит маятник со скрипом.
Меньше стука — вот в чём штука.
Тик-и-так и трик-и-трак!
-*М64/-^
Мари широко открытыми глазами уставилась на
крёстного, потому что он казался совсем другим и
гораздо более уродливым, чем обычно, а правой
рукой он махал взад и вперёд, будто паяц, которого
дергают за верёвочку.
Она бы очень испугалась, если бы тут не было
матери и если бы Фриц, прошмыгнувший в спаль-
ню, не прервал крёстного громким смехом.
— Ах, крёстный Дроссельмейер, — воскликнул
Фриц, — сегодня ты опять такой потешный! Ты
кривляешься совсем как мой паяц, которого я дав-
но уже зашвырнул за печку.
Мать по-прежнему была очень серьёзна и ска-
зала:
— Дорогой господин старший советник, это ведь
действительно странная шутка. Что вы имеете в
виду?
— Господи Боже мой, разве вы позабыли мою
любимую песенку часовщика? — ответил Дроссель-
мейер, смеясь. — Я всегда пою её таким больным,
как Мари. — И он быстро подсел к кровати и ска-
зал: — Не сердись, что я не выцарапал мышиному
королю все четырнадцать глаз сразу, этого нельзя
было сделать. А зато я тебя сейчас порадую.
С этими словами старший советник суда полез в
карман и осторожно вытащил оттуда — как вы ду-
маете, дети, что? — Щелкунчика, которому он
очень искусно вставил выпавшие зубки и вправил
больную челюсть.
Мари громко вскрикнула от радости, а мать
сказала, улыбаясь:
— Вот видишь, как заботится крёстный о твоём
Щелкунчике...
— А всё-таки сознайся, Мари, — перебил крёст-
^165/5"
ный госпожу Штальбаум, — ведь Щелкунчик не
очень складный и непригож собой. Если тебе хочет-
ся послушать, я охотно расскажу, как такое урод-
ство появилось в его семье и стало там наследствен-
ным. А может быть, ты уже знаешь сказку о
принцессе Пирлипат, ведьме Мышильде и искусном
часовщике?
— Послушай-ка, крёстный! — вмешался в разго-
вор Фриц. — Что верно, то верно: ты отлично вста-
вил зубы Щелкунчику и челюсть тоже уже не
шатается. Но почему у него нет сабли? Почему ты
не повязал ему саблю?
— Ну ты, неугомонный, — проворчал старший
советник суда, — никак на тебя не угодишь! Сабля
Щелкунчика меня не касается. Я вылечил его —
пусть сам раздобывает себе саблю, где хочет.
— Правильно! — воскликнул Фриц. — Если он
храбрый малый, то раздобудет себе оружие.
— Итак, Мари, — продолжал крёстный, —
скажи, знаешь ли ты сказку о принцессе Пирли-
пат?
— Ах, нет! — ответила Мари. — Расскажи, ми-
лый крёстный, расскажи!
— Надеюсь, дорогой господин Дроссельмейер, —
сказала мама, — что на этот раз вы расскажете не
такую страшную сказку, как обычно.
— Ну конечно, дорогая госпожа Штальбаум, —
ответил Дроссельмейер. — Напротив, то, что я буду
иметь честь изложить вам, очень занятно.
Перевод И. Татариновой
БРАТЬЯ ГРИММ
Якоб (1785-1863) и Вильгельм (1786-1859)
Гримм — немецкие учёные-филологи, собиратели на-
родных сказок, авторы сказок литературных.
Гриммы, особенно Якоб, чрезвычайно строго относи-
лись к тому, чтобы сказки оставались подлинными,
народными, чтобы в литературный пересказ не
вкрадывалось никакое искажение, переделка на со-
временный лад, на собственный вкус. Строгий до
педантизма Якоб настаивал на полнейшей фольк-
лорной достоверности, Вильгельм, более поэт, чем
учёный, был за художественную обработку матери-
ала. Впрочем, разногласия эти были даже полезны:
благодаря им тексты гриммовских сказок совмеща-
ют в себе добросовестнейшую научную достовер-
ность и авторское единство поэтического стиля.
Записывая сказки со слов самых разных людей,
Гриммы не могли, да и не хотели, дословно воспро-
изводить манеру рассказчиков. Они оставляли в
неприкосновенности строй языка, композицию, са-
мый дух сказки, но пересказывали её по-своему, не
рабски, но творчески. Братья нашли свой единый
стиль — живой, простодушный, степенный, иногда
лукавый. Благодаря этому стилю их сказочные
сборники стали не просто этнографическим науч-
ным трудом, но великим явлением немецкой роман-
тической литературы.
-*М67/^
В деле систематического собирания сказок и
их публикации Гриммы выступили настоящими
новаторами, вызвав волну собирательства и изуче-
ния сказок во многих странах, например: в Рос-
сии — А. Н. Афанасьев (1826-1871), П.К.Асбъёрнсен
(1812-1885) в Норвегии и др.
В наше время популярности сказок братьев
Гримм придали новый импульс фильмы Уолта
Диснея (особенно знаменитые киноверсии о Золуш-
ке, Белоснежке, Гретель и Гензель), а также
многочисленные театральные постановки, драма-
тическйе и музыкальные.
ГЕНЗЕЛЬ И ГРЕТЕЛЬ
4Й5&- ил на опушке леса бедный дровосек со
своею женой и двумя детьми, Мальчи-
ка звали Гензель, а девочку — Гре-
тель. Скудно они жили, впроголодь. И
вот пришёл в их края голод, и не мог
дровосек хлеба для своей семьи добыть. Думал он,
ломал голову, так и этак прикидывал и сказал,
вздыхая, жене:
— Что же нам делать? Как детей прокормить,
ведь и самим есть нечего?
— Знаешь что, муж, — ответила жена, окамене-
ло от нужды её сердце, — давай утром пораньше,
чуть светать станет, отведём детей в лес подальше.
Разведём им костёр, дадим по куску хлеба, а сами
уйдём работать. Дороги домой они не найдут. Так
мы от них избавимся.
— Нет, жена, на такое я не решусь, сердце моё
-*>168^
кровью обливается, ведь нападут на детей дикие
звери и разорвут их.
— Эх ты, простофиля, тогда мы все с голода
помрём, и тебе придётся гробы сколачивать.
Долго донимала она мужа, пока тот с ней не
согласился.
А дети от голода не могли уснуть и слышали всё,
что говорила мачеха отцу.
Залилась Гретель слезами и сказала Гензелю:
— Видно, нам пропадать придётся.
— Тише, Гретель, не горюй, я что-нибудь при-
думаю.
И вот когда родители уснули, встал он с постели,
натянул свою курточку и вышел из дома. Сияла
луна, и белые камешки перед домом блестели, как
серебряные монетки. Набил ими Гензель полный
карман, вернулся домой и говорит Гретель:
— Не печалься, милая сестрица, спи спокойно,
Господь нас не оставит.
Сам тоже улёгся и заснул.
Только светать стало, разбудила детей мачеха:
— Вставайте, лежебоки, в лес за дровами надо
идти.
Дала она каждому по куску хлеба и говорит:
— Это вам на обед, да смотрите, не съешьте
раньше, больше у меня нет.
Спрятала Гретель хлеб в свой передник, ведь у
Гензеля карман был полон камней. Собрались они
быстро и отправились в лес. Прошли немного, Ген-
зель к дому обернулся и так всю дорогу на дом
оглядывался.
Заметил это отец и спрашивает:
— Что ты всё оглядываешься, Гензель, да от-
стаёшь, шагай-ка побыстрей.
-*>169/^-
— Ах, батюшка, — Гензель ему отвечает, — я
всё гляжу на свою белую кошечку. Сидит она на
крыше и со мною прощается.
— Дурачок ты, дурачок, — не сдержалась же-
на, — это не кошечка, а утреннее солнце на трубе
блестит.
Но Гензель вовсе и не кошечку высматривал, а
доставал из кармана и бросал на дорогу белые
камешки.
Пришли они в самую чащу лесную, отец им и
говорит:
-f- Ну, дети, соберите хворосту, я разведу вам
костёр, чтобы вы не озябли.
Собрали Гензель и Гретель целую кучу хвороста,
разожгли костёр. Когда пламя заполыхало, мачеха
им сказала:
— Ложитесь у костра, дети, отдохните, а мы
пойдём в лес дрова рубить. Когда работу кончим,
вернёмся за вами.
Сели Гензель и Гретель у костра и, когда насту-
пил полдень, съели по куску хлеба. Всё время они
слышали стук топора и думали, что их отец побли-
зости работает, но то стучала чурка, которую дрово-
сек привязал к сухому дереву, и она, раскачиваясь
под ветром, билась о ствол.
Долго сидели у костра дети, стали у них от
усталости глаза слипаться, и они уснули. А когда
пробудились, была тёмная ночь.
Заплакала Гретель.
— Как же нам теперь из леса выбраться?
— Погоди немного, — утешил её Гензель, — ско-
ро луна взойдёт, и мы дорогу найдём.
Как только луна вынырнула, взял он сестрицу за
руку и пошёл от камешка к камешку, а те, как
-*>170/^
новенькие серебряные монетки, сверкали и указыва-
ли им путь.
Шли они всю ночь напролёт и с наступлением
дня подошли к отцовской лачуге.
Постучались в дверь, открыла им мачеха и давай
ругаться:
— Ах вы, скверные дети, так долго в лесу спали.
Мы и подумали, что вы домой не хотите возвра-
щаться.
Обрадовался отец, что детей увидел, отлегло у
него от сердца.
Но вскоре опять нужда наступила, и дети услы-
хали, как жена ночью отцу говорит:
— Всё у нас в доме съедено, осталось полковриги
хлеба. Видно, спета наша песенка. Надо от детей
избавляться. Другого выхода у нас нет.
Тяжко стало на сердце у дровосека, подумал
он: «Лучше уж последним куском с детьми поде-
литься».
Но жена и слушать ничего не хотела, принялась
его бранить да попрекать. Поддался он один раз,
пришлось и во второй раз уступить.
Дети ещё не спали и всё слышали. Только
родители уснули, поднялся Гензель, хотел во двор
выйти, чтобы, как в прошлый раз, набрать ка-
мешков, но мачеха заперла дверь, не смог он из
дома выйти. Расстроилась Гретель, но Гензель её
успокоил:
— Не плачь, не плачь, сестрица, спи спокойно,
что-нибудь да придумаем.
Ранним утром подняла жена детей и дала им по
куску хлеба, намного меньше, чем в первый раз. По
дороге в лес Гензель крошил хлеб в кармане, оста-
навливался и бросал хлебные крошки на дорогу.
171
— Что это ты, Гензель, всё оглядываешься? —
спросил отец.
— Да это я на своего голубка смотрю. Сидит он
на крыше, будто со мной прощается.
— Дурачок же ты, дурачок, — сказала маче-
ха. — Это вовсе не голубь твой, а утреннее солнце на
трубе блестит.
А Гензель всё бросал и бросал на дорогу хлебные
крошки.
Завели их ещё глубже в лес, где они никогда не
бывали. Развели опять большой костёр. И говорит
им мачеха:
— Сидите здесь, дети, а устанете, так поспите.
Мы пойдём дрова рубить. А вечером, когда работу
кончим, вернёмся за вами.
В полдень поделилась Гретель своим куском
хлеба с Гензелем. Потом они уснули. Вот уже и
вечер наступил, но никто за бедными детьми не
пришёл. Проснулись они тёмной ночью. Приуныла
Гретель, а Гензель её утешает:
— Погоди, сестрица, скоро луна взойдёт, и мы
увидим хлебные крошки, что я разбросал. Они нам
дорогу и укажут.
Взошла луна, собрались дети идти, да вот хлеб-
ных крошек не нашли — птицы их склевали.
— Не бойся, Гретель, — сказал Гензель, — мы
всё равно дорогу найдём.
Но не нашли бедняжки дороги. Шли они, шли
всю ночь, целый день с утра до вечера, но так и не
вышли из леса. Проголодались дети — разве ягода-
ми, которые они по пути собирали, можно насы-
титься? И так устали, что уже ноги подкашивались.
Пришлось им прилечь под деревом.
Наступило третье утро. Встали брат с сестрицей
^172/Г
с рассветом, идут, идут, а лес всё сумрачней стано-
вится. Так бы и сгинули они в том лесу, если бы
помощь не подоспела. В полдень заметили дети на
ветке красивую белоснежную птичку. Так красиво
1 пела птичка, что они остановились и заслушались.
Умолкла птичка, взмахнула крыльями, полетела
перед ними, а они пошли за ней следом, шли и шли,
пока не добрались до удивительного домика. Птичка
уселась на крышу, подошли дети поближе и увиде-
ли — домик-то из хлеба, крыша — пряничная, а
окошки из леденцов.
— Вот нам и обед, как нельзя кстати, — сказал
Гензель. — Съем-ка я кусок крыши, а ты, Гре-
тель, за окошко принимайся, оно должно быть
послаще.
Взобрался Гензель на крышу, отломил от нее
кусок, попробовал, какая она на вкус, а Гретель
подошла к окну, отгрызла кусочек.
И вдруг из домика раздался нежный голос:
— Хрум-хрум-хруп под окном,
Это кто грызёт мой дом?
Ответили дети:
— Ах, то ветер, ветерок,
Поднебесный наш дружок.
И продолжали есть.
Гензель, которому очень понравилась пряничная
крыша, отломил от неё большой кусок и бросил
вниз, а Гретель выломала леденцовое стекло и им
лакомилась.
Вдруг открывается дверь и выходит из дома,
опираясь на клюку, маленькая древняя стару-
шонка.
*М73<^
Гензель и Гретель так перепугались, что вырони-
ли из рук лакомство. Покачала головой старуха и
говорит им:
— Ай-яй-яй, милые детки, кто это вас сюда
привёл? Входите же в дом. Худо вам здесь не
будет.
Взяла она их за руки и ввела в свой домишко.
Принесла тут же вкусной еды: молока, сдобного
печенья, орехов и яблок. Постелила им постели,
накрыв их белыми простынями. Улеглись Гензель и
Гретель и подумали, что попали в рай.
Но старуха только притворялась доброй, была же
она злой ведьмой, что детей подстерегает. И домик
свой пряничный она для приманки построила.
Увидела старуха, как Гензель и Гретель к доми-
ку подходили, злобно захохотала и сказала с на-
смешкой:
— Вот и попались! Теперь им от меня не отвер-
теться.
Поутру, когда дети ещё спали, посмотрела ведь-
ма на них, сонных, увидела пухлые румяные щёчки
и пробормотала себе под нос:
— Ох, и хороша закуска!
Схватила она своей костлявой рукой Гензеля,
отвела его в хлев и там заперла, — пусть себе кри-
чит, надрывается, ничего ему не поможет. Потом
пошла к Гретель, растолкала её и приказала:
— Вставай-ка, лентяйка, принеси воды да свари
своему брату что-нибудь вкусное. Он в хлеву сидит,
пусть там откармливается. А когда разжиреет, я его
съем*.
Залилась Гретель горькими слезами, но что де-
лать? Пришлось подчиниться ведьме.
Так и повелось: для бедного Гензеля варились
-*М75/^
вкусные блюда, а Гретель доставались одни огрызки
и объедки.
Каждое утро ковыляла старуха к хлеву и гово-
рила:
— Протяни-ка свои пальцы, Гензель, хочу по-
смотреть, достаточно ли ты разжирел.
Хитрый Гензель протягивал ей обглоданную кос-
точку, подслеповатая старуха не могла разглядеть,
что это такое, думала — то пальцы Гензеля, и всё
удивлялась, почему он не жиреет.
Так прошло четыре недели, Гензель оставался
по-прежнему худым, и тут старуха потеряла терпе-
ние. 'W
— Эй, Гретель, — позвала она девочку, — при-
неси побольше воды, мне уже всё равно — худой
он или жирный. Завтра утром я его заколю и
сварю.
Как же горевала бедная сестрица, когда при-
шлось ей воду носить! Слёзы у неё текли по щекам
ручьями.
— Всемилостивейший Бог, помоги же нам! —
молила девочка. — Лучше бы нас дикие звери в лесу
растерзали, мы бы тогда вместе погибли.
— Перестань хныкать! — крикнула старуха. —
Теперь ничего тебе не поможет.
Рано поутру должна была Гретель развести огонь
и повесить котёл с водой.
— Сначала мы хлеб испечём, — сказала стару-
ха. — Я уже печь затопила и тесто замесила.
Подтолкнула она девочку к печке, а там пламя
так и полыхает.
— Полезай в печь, — приказала ведьма, — по-
гляди, хорошо ли она натоплена, не пора ли хлебы
сажать?
-*>1
Сунулась было Гретель в печь, а ведьма в это
время хотела закрыть заслонку, чтобы девочку
зажарить. Но Гретель догадалась, что у той на уме,
и говорит:
— А я не знаю, как мне туда пролезть.
— Глупая гусыня, — ругнула её старуха, —
смотри, какое большое устье, я и то могла бы туда
пролезть.
Забралась она на шесток и сунула голову в
печь.
Тут Гретель как толкнёт ведьму в печь, заслонку
закрыла и заперла на задвижку.
— О-о-о! — страшно завыла ведьма.
Так и сгорела она, проклятая. А Гретель подбе-
жала к Гензелю, открыла дверь и зовёт его:
— Гензель, мы спасены! Старая ведьма сгорела!
Выскочил Гензель из хлева, как птица из клет-
ки. Обрадовались они, кинулись друг другу на
шею, прыгали от радости, целовались. Теперь им
нечего было бояться. И вошли они в дом. А там по
углам ларцы с жемчугами и драгоценными камня-
ми стояли.
— Эти, пожалуй, будут получше наших камеш-
ков, — сказал Гензель и набил себе ими полные
карманы.
— Мне тоже хочется что-нибудь домой прине-
сти, — добавила Гретель и насыпала себе полный
передник драгоценностей.
— А теперь бежим отсюда скорее, — позвал сест-
ру Гензель, — нам ещё из ведьминого леса выби-
раться надо.
Долго шли они лесом, добрались, наконец, до
озера.
— Как же нам через него перебраться, — заду-
12 Заказ 784
мался Гензель, — нигде ни моста, ни жёрдочки не
видно.
— Да и лодок тоже нет, — добавила Гретель, —
но вон плывёт белая уточка. Если я её попрошу, она
поможет нам переправиться на другой берег.
Кликнула ласково Гретель:
— Милая уточка,
Ты в беде нас не оставь,
На тот берег переправь!
Подплыла уточка, сел на неё Гензель и позвал
сестрицу, чтобы и она подле него примостилась.
— Нет, — отвечает Гретель, — тяжело будет
уточке, пускай сначала тебя перевезёт, а потом уж
и меня.
Так добрая уточка и поступила, и когда они на
другой берег переправились и пошли дальше, лес
показался им знакомым.
Наконец увидели дети вдали отцовский дом,
пустились на радостях бежать и бросились отцу на
шею.
С той поры как родители бросили детей в лесу,
не было у них ни минуты покоя. Мачеха тем
временем умерла. И вот какая радость! — дети вер-
нулись!
Раскрыла Гретель передник — и рассыпались по
комнате жемчуга да драгоценные камни. А Гензель
к ним добавил ещё из своего кармана.
Пришёл конец их нужде и горю, и зажили они
вместе на радость друг другу.
Тут и сказке конец. Выбежала мышка, хвости-
ком вильнула, кто её поймает, шапку себе справит.
Перевод Э. Ивановой
ВИЛЬГЕЛЬМ ГАУФ
В.Гауф (1802-1827) — знаменитый немецкий
поэт-романтик, всемирно известный сказочник.
Если в стихах и песнях В.Гауф тяготел к родной
швабской школе поэзии, то в сказочном творчест-
ве его влекли экзотические восточные картины и
темы.
МАЛЕНЬКИЙ МУК
«городе Никее, на моей родине, жил чело-
век, которого звали Маленький Мук. Хо-
тя я был тогда мальчиком, я очень хоро-
шо его помню, тем более что мой отец
Как-тО задал мне из-за него здоровую трё-
пку. В то время Маленький Мук был уже стариком,
но рост имел крошечный. Вид у него был довольно
смешной: на маленьком тощем тельце торчала ог-
ромная голова, гораздо больше, чем у других людей.
Маленький Мук жил в большом старом доме со-
всем один. Даже обед он себе сам стряпал. Каждый
полдень над его домом появлялся густой дым; не будь
этого, соседи не знали бы, жив карлик или умер. Ма-
ленький Мук выходил на улицу только раз в месяц —
каждое первое число. Но по вечерам люди часто виде-
ли, как Маленький Мук гуляет по плоской крыше
своего дома. Снизу казалось, будто одна огромная го-
лова движется взад и вперёд по крыше.
180/^
Я и мои товарищи были злые мальчишки и
любили дразнить прохожих. Когда Маленький Мук
выходил из дому, для нас был настоящий праздник.
। В этот день мы толпой собирались перед его домом
и ждали, пока он выйдет. Вот осторожно раскры-
валась дверь. Из неё высовывалась большая голова
в огромной чалме. За головой следовало всё тело в
старом, полинялом халате и просторных шароварах.
У широкого пояса болтался кинжал, такой длин-
ный, что трудно было сказать — кинжал ли прицеп-
лен к Муку или Мук прицеплен к кинжалу.
Когда Мук наконец выходил на улицу, мы при-
ветствовали его радостными криками и плясали вок-
руг него точно шальные. Мук с важностью кивал нам
головой и медленно шёл по улице, шлёпая туфлями.
Туфли у него были прямо огромные — таких никто
никогда раньше не видал. А мы, мальчишки, бежали
за ним и кричали: «Маленький Мук! Маленький
Мук!» Мы даже сочинили про него такую песенку:
Крошка Мук, крошка Мук,
Оглянись скорей вокруг.
Оглянись скорей вокруг
И поймай нас, крошка Мук!
Мы часто потешались над бедным карликом, и
приходится сознаться, хоть мне и стыдно, что я боль-
ше всех обижал его. Я всегда норовил схватить Мука
за полу халата, а раз даже нарочно наступил ему на
туфлю так, что бедняга упал. Это показалось мне
очень смешно, но у меня сразу пропала охота смеять-
ся, когда я увидел, что Маленький Мук, с трудом
поднявшись, пошёл прямо к дому моего отца. Он дол-
го не выходил оттуда. Я спрятался за дверью и с не-
терпением ожидал, что будет дальше.
^М81/^
Наконец дверь открылась, и карлик вышел. Отец
проводил его до порога, почтительно поддерживая
под руку, и низко поклонился ему на прощанье. Я
чувствовал себя не очень-то приятно и долго не
решался вернуться домой. Наконец голод пересилил
мой страх, и я робко проскользнул в дверь, не смея
поднять голову.
— Ты, я слышал, обижаешь Маленького Му-
ка, — строго сказал мне отец. — Я расскажу тебе
его приключения, и ты, наверно, больше не станешь
смеяться над бедным карликом. Но сначала ты
получишь то, что тебе полагается.
А полагалась мне за такие дела хорошая порка.
Отсчитав шлепков сколько следует, отец сказал:
— Теперь слушай внимательно.
И он рассказал мне историю Маленького Мука.
Отец Мука (на самом деле его звали не Мук, а
Мукра) жил в Никее и был человек почтенный, но
небогатый. Так же как Мук, он всегда сидел дома и
редко выходил на улицу. Он очень не любил Мука
за то, что тот был карлик, и ничему не учил его.
— Ты уже давно сносил свои детские башма-
ки, — говорил он карлику, — а всё только шалишь
и бездельничаешь.
Как-то раз отец Мука упал на улице и сильно
ушибся. После этого он заболел и вскоре умер.
Маленький Мук остался один, без гроша. Родствен-
ники отца выгнали Мука из дому и сказали:
— Иди по свету, может, и найдёшь своё счастье.
Мук выпросил себе только старые штаны и кур-
тку — всё, что осталось после отца. Отец у него был
высокий и толстый, но карлик недолго думая уко-
ротил и куртку и штаны и надел их. Правда, они
-*М82/^
были слишком широки, но с этим уж карлик ничего
не мог поделать. Он обмотал голову вместо чалмы
полотенцем, прицепил к поясу кинжал, взял в руку
палку и пошёл куда глаза глядят.
Скоро он вышел из города и целых два дня шёл
по большой дороге. Он очень устал и проголодался.
Еды у него с собой не было, и он жевал коренья,
которые росли в поле. А ночевать ему приходилось
прямо на голой земле.
На третий день утром он увидел с вершины
холма большой красивый город, украшенный флаг-
ами и знамёнами. Маленький Мук собрал последние
силы и пошёл к этому городу.
«Может быть, я наконец найду там своё сча-
стье», — говорил он себе.
Хотя казалось, что город совсем близко, но Муку
пришлось идти до него целое утро. Только в полдень
он наконец достиг городских ворот. Город был весь
застроен красивыми домами. Широкие улицы были
полны народа. Маленькому Муку очень хотелось
есть, но никто не открыл перед ним двери и не
пригласил его зайти и отдохнуть.
Карлик уныло брёл по улицам, еле волоча ноги.
Он проходил мимо одного высокого красивого дома,
и вдруг в этом доме распахнулось окно и какая-то
старуха, высунувшись, закричала:
Сюда, сюда —
Готова еда!
Столик накрыт,
Чтоб каждый был сыт.
Соседи, сюда —
Готова еда!
И сейчас же двери дома открылись, и туда стали
входить собаки и кошки — много-много кошек и со-
бак. Мук подумал, подумал и тоже вошёл. Как раз
перед ним вошли двое котят, и он решил не отставать
от них — котята-то, уж наверно, знали, где кухня.
Мук поднялся наверх по лестнице и увидел ту
старуху, которая кричала из окна.
— Что тебе нужно? — сердито спросила старуха.
— Ты звала обедать, — сказал Мук, — а я очень
голоден. Вот я и пришёл.
Старуха громко рассмеялась и сказала:
— Откуда ты взялся, парень? Все в городе знают,
что я варю обед только для моих милых кошек.
А чтобы им не было скучно, я приглашаю к ним
соседей.
— Накорми уж и меня заодно, — попросил Мук.
Он рассказал старухе, как ему пришлось туго,
когда умер его отец, и старуха пожалела его. Она
досыта накормила карлика и, когда Маленький Мук
наелся и отдохнул, сказала ему:
— Знаешь что, Мук? Оставайся-ка ты у меня
служить. Работа у меня легкая, и жить тебе будет
хорошо.
Муку понравился кошачий обед, и он согласился.
У госпожи Ахавзи (так звали старуху) было два кота
и четыре кошки. Каждое утро Мук расчёсывал им
шёрстку и натирал её драгоценными мазями. За обе-
дом он подавал им еду, а вечером укладывал их спать
на мягкой перине и укрывал бархатным одеялом.
Кроме кошек, в доме жили ещё четыре собаки.
За ними карлику тоже приходилось смотреть, но с
собаками возни было меньше, чем с кошками. Ко-
шек госпожа Ахавзи любила, точно родных детей.
Маленькому Муку было у старухи так же скучно,
как у отца: кроме кошек и собак, он никого не видел.
184/Т-
Сначала карлику всё-таки жилось неплохо. Рабо-
ты не было почти никакой, а кормили его сытно, и
старуха была им очень довольна. Но потом кошки
что-то избаловались. Только старуха за дверь — они
сейчас же давай носиться по комнатам как бешеные.
Все вещи разбросают, да ещё посуду дорогую пере-
бьют. Но стоило им услышать шаги Ахавзи на
лестнице, они мигом прыг на перину, свернутся
калачиком, подожмут хвосты и лежат как ни в чём
не бывало. А старуха видит, что в комнате разгром,
и ну ругать Маленького Мука. Пусть сколько хочет
оправдывается — она больше верит своим кошкам,
чем слуге. По кошкам сразу видно, что они ни в чём
не виноваты.
Бедный Мук очень горевал и наконец решил
уйти от старухи. Госпожа Ахавзи обещала платить
ему жалованье, да всё не платила.
«Вот получу с неё жалованье, — думал Малень-
кий Мук, — сразу уйду. Если бы я знал, где у неё
спрятаны деньги, давно бы сам взял, сколько мне
следует». В доме старухи была маленькая комнатка,
которая всегда стояла запертой. Муку было очень
любопытно, что такое в ней спрятано. И вдруг ему
пришло на ум, что в этой комнате, может быть,
лежат старухины деньги. Ему ещё больше захоте-
лось войти туда.
Как-то раз утром, когда Ахавзи ушла из дому, к
Муку подбежала одна из собачонок и схватила его за
полу (старуха очень не любила эту собачонку, а Мук,
напротив, часто гладил и ласкал её). Собачонка тихо
визжала и тянула карлика за собой. Она привела его
в спальню старухи и остановилась перед маленькой
дверью, которую Мук никогда раньше не замечал.
Собака толкнула дверь и вошла в какую-то ком-
^185^
натку; Мук пошёл за ней и застыл на месте от
удивления: он оказался в той самой комнате, куда
ему так давно хотелось попасть.
Вся комната была полна старых платьев и дико-
винной старинной посуды. Муку особенно понравил-
ся один кувшин — хрустальный, с золотыми рисун-
ками. Он взял его в руки и начал рассматривать, и
вдруг крышка кувшина — Мук и не заметил, что
кувшин был с крышкой, — упала на пол и разбилась.
Бедный Мук не на шутку испугался. Теперь уж
рассуждать не приходилось — надо было бежать:
когда старуха вернётся и увидит, что он разбил
крышку, она изобьёт его до полусмерти.
Мук в последний раз оглядел комнату, и вдруг
он увидел в углу туфли. Они были очень большие и
некрасивые, но его собственные башмаки совсем
развалились. Муку даже понравилось, что туфли
такие большие, — когда он их наденет, все увидят,
что он уже не ребенок.
Он быстро скинул башмаки с ног и надел туфли.
Рядом с туфлями стояла тоненькая тросточка с
львиной головой.
«Эта тросточка всё равно стоит здесь без дела, —
подумал Мук. — Возьму уж и тросточку кстати».
Он захватил тросточку и бегом побежал к себе в
комнату. В одну минуту он надел плащ и чалму,
прицепил кинжал и помчался вниз по лестнице,
торопясь уйти до возвращения старухи.
Выйдя из дома, он пустился бежать и мчался без
оглядки, пока не выбежал из города в поле. Тут
карлик решил немного отдохнуть. И вдруг он почув-
ствовал, что не может остановиться. Ноги у него
бежали сами и тащили его, как он ни старался их
задержать. Он и падать пробовал, и поворачивать-
-*М86/-Т-
ся — ничего не помогало. Наконец он понял, что всё
дело в его новых туфлях. Это они толкали его
вперёд и не давали остановиться,
| Мук совсем выбился из сил и не знал, что ему
? делать. В отчаянии он взмахнул руками и закричал,
как кричат извозчики:
— Тпру! Тпру! Стой!
И вдруг туфли сразу остановились, и бедный
карлик со всего маха упал на землю.
Он до того устал, что сразу заснул. И приснился
ему удивительный сон. Он увидел во сне, что ма-
ленькая собачка, которая привела его в потайную
комнату, подошла к нему и сказала:
«Милый Мук, ты ещё не знаешь, какие у тебя
чудесные туфли. Стоит тебе три раза повернуться на
каблуке, и они перенесут тебя, куда ты захочешь.
А тросточка поможет тебе искать клады. Там, где
зарыто золото, она стукнет о землю три раза, а там,
где зарыто серебро, она стукнет два раза».
Когда Мук проснулся, он сразу захотел прове-
рить, правду ли сказала маленькая собачонка. Он
поднял левую ногу и попробовал повернуться на
правом каблуке, но упал и больно ударился носом о
землю. Он попытался ещё и ещё раз и наконец
научился вертеться на одном каблуке и не падать.
Тогда он потуже затянул пояс, быстро перевернулся
три раза на одной ноге и сказал туфлям:
— Перенесите меня в соседний город.
И вдруг туфли подняли его на воздух и быстро,
как ветер, побежали по облакам. Не успел Малень-
кий Мук опомниться, как очутился в городе, на
базаре.
Он присел на завалинке около какой-то лавки и
стал думать, как бы ему раздобыть хоть немного
-*М87/^
денег. У него, правда, была волшебная тросточка, но
как узнать, в каком месте спрятано золото или
серебро, чтобы пойти и найти его? На худой конец,
он мог бы показываться за деньги, но для этого он
слишком горд.
И вдруг Маленький Мук вспомнил, что он умеет
теперь быстро бегать.
«Может быть, мои туфли принесут мне доход, —
подумал он. — Попробую-ка я наняться к королю в
скороходы».
Он спросил хозяина лавки, как пройти во дво-
рец, и через каких-нибудь пять минут уже подходил
к дворцовым воротам. Привратник спросил его, что
ему нужно, и, узнав, что карлик хочет поступить к
королю на службу, повёл его к начальнику рабов.
Мук низко поклонился начальнику и сказал ему:
— Господин начальник, я умею бегать быстрее
всякого скорохода. Возьмите меня к королю в гонцы.
Начальник презрительно посмотрел на карлика и
сказал с громким смехом:
— У тебя ножки тоненькие, как палочки, а ты
хочешь поступить в скороходы! Убирайся подобру-
поздорову. Я не для того поставлен начальником
рабов, чтобы всякий урод надо мной потешался!
— Господин начальник, — сказал Маленький
Мук, — я не смеюсь над вами. Давайте спорить, что
я обгоню вашего самого лучшего скорохода.
Начальник рабов расхохотался ещё громче преж-
него. Карлик показался ему до того забавным, что он
решил не прогонять его и рассказать о нём королю.
— Ну ладно, — сказал он, — так уж и быть, я
испытаю тебя. Ступай на кухню и готовься к состя-
занию. Тебя там накормят и напоят.
Потом начальник рабов отправился к королю и
^188/*^
-*М89/^
рассказал ему про диковинного карлика. Король
захотел повеселиться. Он похвалил начальника ра-
бов за то, что тот не отпустил Маленького Мука, и
приказал ему устроить состязание вечером на боль-
шом лугу, чтобы все его приближённые могли прий-
ти посмотреть.
Принцы и принцессы услышали, какое будет ве-
чером интересное зрелище, и рассказали своим слу-
гам, а те разнесли эту новость по всему дворцу. И ве-
чером все, у кого только были ноги, пришли на луг
посмотреть, как будет бегать этот хвастун карлик.
Когда король с королевой сели на свои места,
Маленький Мук вышел на середину луга и отвесил
низкий поклон. Со всех сторон раздался громкий
хохот. Уж очень этот карлик был смешон в своих
широких шароварах и длинных-предлинных туф-
лях. Но Маленький Мук нисколько не смутился. Он
с гордым видом опёрся на свою тросточку, подбоче-
нился и спокойно ждал скорохода.
Вот наконец появился и скороход. Начальник
рабов выбрал самого бйстрого из королевских бегу-
нов. Ведь Маленький Мук сам захотел этого.
Скороход презрительно посмотрел на Мука и стал
с ним рядом, ожидая знака начинать состязание.
— Раз, два, три! — крикнула принцесса Амарза,
старшая дочь короля, и взмахнула платком.
Оба бегуна сорвались с места и помчались как
стрела. Сначала скороход немножко обогнал карли-
ка, но вскоре Мук настиг его и опередил. Он уже
давно стоял у цели и обмахивался концом своей
чалмы, а королевский скороход всё ещё был далеко.
Наконец и он добежал до конца и как мёртвый
повалился на землю. Король и королева захлопали
в ладоши, и все придворные в один голос закричали:
-*>190/^-
— Да здравствует победитель — Маленький Мук!
Маленького Мука подвели к королю. Карлик
низко поклонился ему и сказал:
— О могущественный король! Я сейчас показал
тебе только часть моего искусства! Возьми меня к
себе на службу.
— Хорошо, — сказал король. — Я назначаю тебя
моим личным скороходом. Ты всегда будешь нахо-
диться при мне и исполнять мои поручения.
Маленький Мук очень обрадовался — наконец-то
он нашёл своё счастье! Теперь он может жить
безбедно и спокойно.
Король высоко ценил Мука и постоянно оказы-
вал ему милости. Он посылал карлика с самыми
важными поручениями, и никто лучше Мука не
умел их исполнять. Но остальные королевские слуги
были недовольны. Им очень не нравилось, что бли-
же всех к королю стал какой-то карлик, который
только и умеет, что бегать. Они то и дело сплетни-
чали про него королю, но король не хотел их
слушать. Он всё больше и больше доверял Муку и
вскоре назначил его главным скороходом.
Маленького Мука очень огорчало, что придвор-
ные ему так завидуют. Он долго старался что-нибудь
придумать, чтобы они его полюбили. И наконец он
вспомнил про свою тросточку, о которой совсем
было позабыл.
«Если мне удастся найти клад, — раздумывал
он, — эти гордые господа, наверно, перестанут меня
ненавидеть. Говорят, что старый король, отец тепе-
решнего, зарыл в своём саду большие богатства,
когда к его городу подступили враги. Он, кажется,
так и умер, никому не сказав, где закопаны его
сокровища».
191
Маленький Мук только об этом и думал. Он
целыми днями ходил по саду с тросточкой в руках
и искал золото старого короля.
Как-то раз он гулял в отдалённом углу сада, и
вдруг тросточка у него в руках задрожала и три раза
ударила о землю. Маленький Мук весь затрясся от
волнения. Он побежал к садовнику и выпросил у
него большой заступ, а потом вернулся во дворец и
стал ждать, когда стемнеет. Как только наступил
вечер, карлик отправился в сад и начал копать в том
месте, где стукнула палочка. Заступ оказался слиш-
ком тяжёл для слабых рук карлика, и он за час
выкопал яму глубиной в каких-нибудь пол-аршина.
Долго ещё трудился Маленький Мук, и наконец
его заступ ударился обо что-то твёрдое. Карлик
наклонился над ямой и нащупал руками в земле
какую-то железную крышку. Он поднял эту крыш-
ку и обомлел. При свете луны перед ним засверкало
золото. В яме стоял большой горшок, доверху на-
полненный золотыми монетами.
Маленький Мук хотел вытащить горшок из ямы,
но не мог: не хватило сил. Тогда он напихал в
карманы и за пояс как можно больше золотых и
потихоньку вернулся во дворец. Он спрятал деньги
у себя в постели под периной и лёг спать довольный
и радостный.
На другое утро Маленький Мук проснулся и
подумал: «Теперь всё переменится и мои враги
будут меня любить».
Он принялся раздавать своё золото направо и
налево, но придворные стали только ещё больше ему
завидовать. Главный повар Ахули злобно шептал:
— Смотрите, Мук делает фальшивые деньги.
Ахмед, начальник рабов, говорил:
-ГМ 92/^
— Он выпросил их у короля.
А казначей Архаз, самый злой враг карлика,
который уже давно тайком запускал руку в королев-
скую сокровищницу, кричал на весь дворец:
— Карлик украл золото из королевской казны!
Чтобы наверняка узнать, откуда у Мука взялись
деньги, его враги сговорились между собой и приду-
мали такой план.
У короля был один любимый слуга, Корхуз. Он
всегда подавал королю кушанья и наливал вино в
его кубок. И вот как-то раз этот Корхуз пришёл к
королю грустный и печальный. Король сразу заме-
тил это и спросил:
— Что с тобой, Корхуз? Почему ты такой груст-
ный?
— Я грустный потому, что король лишил меня
своей милости, — ответил Корхуз.
— Что ты болтаешь, мой добрый Корхуз! — ска-
зал король. — С каких это пор я лишил тебя своей
милости?
— С тех пор, ваше величество, как к вам посту-
пил ваш главный скороход, — ответил Корхуз.—
Вы осыпаете его золотом, а нам, вашим верным
слугам, на даёте ничего.
И он рассказал королю, что у Маленького Мука
появилось откуда-то много золота и что карлик без
счету раздаёт деньги всем придворным. Король
очень удивился и велел позвать к себе Архаза —
своего казначея и Ахмеда — начальника рабов. Те
подтвердили, что Корхуз говорит правду. Тогда ко-
роль приказал своим сыщикам потихоньку просле-
дить и узнать, откуда карлик достаёт деньги.
На беду, у Маленького Мука как раз в этот день
вышло всё золото, и он решил сходить в свою
13 Заказ 784
сокровищницу. Он взял заступ и отправился в сад.
Сыщики, конечно, пошли за ним, Корхуз и Архаз —
тоже. В ту самую минуту, когда Маленький Мук
наложил полный халат золота и хотел идти обратно,
они бросились на него, связали ему руки и повели
к королю.
А этот король очень не любил, когда его будили
среди ночи. Он встретил своего главного скорохода
злой и недовольный и спросил сыщиков:
— Где вы накрыли этого бесчестного карлика?
— Ваше величество, — сказал Архаз, — мы пой-
мали его как раз в ту минуту, когда он зарывал это
золото в землю.
— Правду ли они говорят? — спросил король
карлика. — Откуда у тебя столько денег?
— Милостивый король, — простодушно ответил
карлик, — я ни в чём не виноват. Когда ваши люди
меня схватили и связали мне руки, я не зарывал это
золото в яму, а, напротив, вынимал его оттуда.
Король решил, что Маленький Мук всё лжёт, и
страшно рассердился.
— Несчастный! — закричал он. — Ты сначала
меня обокрал, а теперь хочешь обмануть такой
глупой ложью! Казначей! Правда ли, что здесь как
раз столько золота, сколько не хватает в моей
казне?
— В вашей казне, милостивый король, не хвата-
ет гораздо больше, — ответил казначей. — Могу по-
клясться, что это золото украдено из королевской
сокровищницы.
— Заковать карлика в железные цепи и посадить
его в башню! — закричал король. — А ты, казначей,
пойди в сад, возьми всё золото, которое найдёшь в
яме, и положи его обратно в казну.
*М 94/-^
-*М95/^
Казначей исполнил приказание короля и принёс
горшок с золотом в сокровищницу. Он принялся
считать блестящие монетки и пересыпать их в
мешки.
Наконец в горшке больше ничего не осталось.
Казначей в последний раз взглянул в горшок и
увидел на дне его бумажку, на которой было напи-
сано:
«Враги напали на мою страну. Я закопал в
этом месте часть моих сокровищ. Пусть знает
всякий, кто найдёт это золото, что если он сейчас
же не отдаст его моему сыну, он лишится милости
своего короля.
Король Сади».
Хитрый казначей разорвал бумажку и решил
никому не говорить про неё.
А Маленький Мук сидел в высокой дворцовой
башне и думал, как ему спастись. Он знал, что за
кражу королевских денег его должны казнить, но
ему всё-таки не хотелось рассказывать королю про
волшебную трость: ведь король сейчас же её отни-
мет, а с нею вместе, пожалуй, и туфли. Туфли всё
ещё были у карлика на ногах, но от них не было
никакого проку — Маленький Мук был прикован к
стене короткой железной цепью и никак не мог
повернуться на каблуке.
Утром в башню пришёл палач и приказал карли-
ку готовиться к казни. Маленький Мук понял, что
раздумывать нечего — надо открыть королю свою
тайну. Ведь всё-таки лучше жить без волшебной
палочки и даже без туфель-скороходов, чем умереть
на плахе.
Он попросил короля выслушать его наедине и всё
ему рассказал. Король сначала не поверил и решил,
что карлик всё это выдумал.
— Ваше величество, — сказал тогда Маленький
Мук, — обещайте мне пощаду, и я вам докажу, что
говорю правду.
Королю было интересно, проверить, обманывает
его Мук или нет. Он велел потихоньку закопать в
своем саду несколько золотых монет и приказал
Муку найти их. Карлику не пришлось долго искать.
Как только он дошёл до того места, где было
закопано золото, палочка три раза ударила о землю.
Король понял, что казначей сказал ему неправду, и
велел его казнить вместо Мука. А карлика он позвал
к себе и сказал:
— Я обещал не убивать тебя и сдержу своё слово.
Но ты, наверно, открыл мне не все твои тайны. Ты
будешь сидеть в башне до тех пор, пока не скажешь
мне, отчего ты так быстро бегаешь.
Бедному карлику очень не хотелось возвращать-
ся в тёмную, холодную башню. Он рассказал королю
про свои чудесные туфли, но самого главного — как
их остановить — не сказал. Король решил сам испы-
тать эти туфли. Он надел их, вышел в сад и как
бешеный помчался по дорожке. Скоро он захотел
остановиться, но не тут-то было. Напрасно он хва-
тался за кусты и деревья — туфли всё тащили и
тащили его вперёд. А карлик стоял и посмеивался.
Ему было очень приятно хоть немного отомстить
этому жестокому королю. Наконец король выбился
из сил и упал на землю. Опомнившись немного, он
вне себя от ярости набросился на карлика.
— Так вот как ты обращаешься со своим коро-
лём! — закричал он. — Я обещал тебе жизнь и сво-
боду, но если ты через двенадцать часов ещё будешь
*М97/^
на моей земле, я тебя поймаю, и тогда уж не
рассчитывай на пощаду. А Туфли и тросточку я
возьму себе.
Бедному карлику ничего не оставалось, как по-
скорей убраться из дворца. Печально плёлся он по
городу. Он был такой же бедный и несчастный, как
прежде, и горько проклинал свою судьбу.
Страна этого короля была, к счастью, не очень
большая, так что уже через восемь часов карлик
дошёл до границы. Теперь он был в безопасности, и
ему захотелось отдохнуть. Он свернул с дороги и
вошёл в лес. Там он отыскал хорошее местечко
около пруда, под густыми деревьями, и лёг на
траву.
Маленький Мук так устал, что почти сейчас же
заснул. Спал он очень долго и, когда проснулся,
почувствовал, что голоден. Над его головой, на
деревьях, висели винные ягоды — спелые, мяси-
стые, сочные. Карлик взобрался на дерево, сорвал
несколько ягод и с удовольствием съел их. Потом
ему захотелось пить.
Он подошёл к пруду, наклонился над водой и
весь похолодел: из воды на него смотрела огромная
голова с ослиными ушами и длинным-предлинным
носом.
Маленький Мук в ужасе схватился за уши. Они
и вправду были длинные, как у осла.
— Так мне и надо! — закричал бедный Мук. — У
меня было в руках моё счастье, а я, как осёл,
погубил его.
Он долго ходил под деревьями, всё время ощупы-
вая свои уши, и наконец опять проголодался. При-
шлось снова приняться за винные ягоды. Ведь боль-
ше есть было нечего.
^М98/*^
Наевшись досыта, Маленький Мук по привычке
поднёс руки к голове и радостно вскрикнул: вместо
длинных ушей у него опять были его собственные
уши. Он сейчас же побежал к пруду и посмотрелся
в воду. Нос у него тоже стал такой же, как прежде.
«Как же это могло случиться?» — подумал кар-
лик. И вдруг он сразу всё понял: первое дерево, с
которого он поел ягоды, наградило его ослиными
ушами, а от ягод второго они исчезли.
Маленький Мук мигом сообразил, какое ему
опять привалило счастье. Он нарвал с обоих деревь-
ев столько ягод, сколько мог унести, и пошёл
обратно в страну жестокого короля. В ту пору была
весна, и ягоды считались редкостью.
Вернувшись в тот город, где жил король, Ма-
ленький Мук переоделся, чтобы никто его не мог
узнать, наполнил целую корзину ягодами с первого
дерева и пошёл к королевскому дворцу. Дело было
утром, и перед воротами дворца сидело много торго-
вок со всякими припасами. Мук также уселся рядом
с ними. Вскоре из дворца вышел главный повар
и принялся обходить торговок и осматривать их
товар. Дойдя до Маленького Мука, повар увидел
винные ягоды и очень обрадовался.
— Ага, — сказал он, — вот подходящее лакомст-
во для короля! Сколько ты хочешь за всю корзину?
Маленький Мук не стал дорожиться, и главный
повар взял корзину с ягодами и ушёл. Только он
успел уложить ягоды на блюдо, как король потребо-
вал завтрак. Он ел с большим удовольствием и то и
дело похваливал своего повара. А повар только
посмеивался себе в бороду и говорил:
— Подождите, ваше величество, самое вкусное
блюдо ещё впереди.
-*М99^
Все, кто был за столом — придворные, принцы и
принцессы, — напрасно старались догадаться, какое
лакомство приготовил им сегодня главный повар.
И когда наконец на стол подали хрустальное блюдо,
полное спелых ягод, все в один голос воскликнули:
«Ах!» — и даже захлопали в ладоши.
Король сам взялся делить ягоды. Принцы и
принцессы получили по две штуки, придворным
досталось по одной, а остальные король приберёг
для себя — он был очень жадный и любил сладкое.
Король положил ягоды на тарелку и с удовольстви-
ем принялся их есть.
— Отец, отец, — вдруг закричала принцесса
Амарза, — что сделалось с твоими ушами?
Король потрогал свои уши руками и вскрикнул
от ужаса. Уши у него стали длинные, как у осла.
Нос тоже вдруг вытянулся до самого подбородка.
Принцы, принцессы и придворные были немногим
лучше на вид: у каждого на голове появилось такое
же украшение.
— Доктора, доктора скорей! — закричал король.
Сейчас же послали за докторами. Их пришла
целая толпа. Они прописывали королю разные ле-
карства, но лекарства не помогали. Одному принцу
даже сделали операцию — отрезали уши, но они
снова отросли.
Дня через два Маленький Мук решил, что пришло
время действовать. На деньги, полученные за винные
ягоды, он купил себе большой чёрный плащ и высо-
кий остроконечный колпак. Чтобы его совсем не мог-
ли узнать, он привязал себе длинную белую бороду.
Захватив с собой корзину ягод со второго дерева, кар-
лик пришёл во дворец и сказал, что может вылечить
короля. Сначала ему никто не поверил. Тогда Мук
-^200/*-
201
предложил одному принцу попробовать его лечение.
Принц съел несколько ягод, и длинный нос и осли-
ные уши у него пропали. Тут уж придворные толпой
бросились к чудесному доктору. Но король опередил
всех. Он молча взял карлика за руку, привёл его в
свою сокровищницу и сказал:
— Вот перед тобой все мои богатства. Бери что хо-
чешь, только вылечи меня от этой ужасной болезни.
Маленький Мук сейчас же заметил в углу ком-
наты свою волшебную тросточку и туфли-скорохо-
ды. Он принялся ходить взад и вперёд, словно
разглядывая королевские богатства, и незаметно
подошёл к туфлям. Мигом надел он их на ноги,
схватил тросточку и сорвал с подбородка бороду.
Король чуть не упал от удивления, увидев знакомое
лицо своего главного скорохода.
— Злой король! — закричал Маленький Мук. —
Так-то ты отплатил мне за мою верную службу?
Оставайся же на всю жизнь длинноухим уродом и
вспоминай Маленького Мука!
Он быстро повернулся три раза на каблуке и,
прежде чем король успел сказать слово, был уже
далеко...
С тех пор Маленький Мук живёт в нашем городе.
Ты видишь, как много он испытал. Его нужно
уважать, хоть с виду он и смешной.
Вот какую историю рассказал мне мой отец. Я
передал всё это другим мальчишкам, и ни один из
нас никогда больше не смеялся над карликом. На-
против, мы его очень уважали и так низко кланя-
лись ему на улице, словно он был начальник города
или главный судья.
Перевод М. Салъе
ЙОХАННА СПИРИ
И.Спири (1827-1901) — швейцарская писатель-
ница с мировым именем. Наиболее известное её
произведение, роман «Хайди», был опубликован в
1880-1881 гг. и вскоре переведён на многие ино-
странные -языки. С тех пор роман неоднократно
переиздавался за рубежом, сделавшись классической
книгой для детского чтения. Упоминания о И.Спи-
ри нет ни в одной нашей энциклопедии по причине
мягко, но отчётливо выраженной в её творчестве
религиозности. Однако во всём мире имя её знакомо
детям. В Швейцарии есть музей И.Спири.
Роман «Хайди» — произведение двуплановое. Он
адресован как детям, так и взрослым — те и другие
прочтут его, каждый по-своему, в меру своего разу-
мения. В романе в художественной форме повеству-
ется о вере, любви к Богу и о способности Бога
устраивать жизнь людей к их благу.
ХАЙДИ
( глава)
Наверх к высокогорному пастбищу
т приютившегося в горах старого городка
Майенфельд через зелёные, теснимые ку-
пами деревьев луга к подножию высоких
гор, которые сосредоточенно смотрят
вниз на долину, идёт тропинка. Вот она
-*>203/^
начинает подыматься ввысь, и вересковая пустошь
вдруг обдает путника густым запахом горных трав —
тропинка берёт круто вверх, прямо к высокогорным
альпийским лугам.
Однажды ясным солнечным утром в июне этой
узкой тропой поднималась взрослая, пышущая здо-
ровьем девушка, сама уроженка горной страны, и
вела за руку ребёнка. Щёки девчушки полыхали
красным пламенем, казалось, оно пробивалось даже
сквозь обожжённую солнцем, совершенно смуглую
кожу. И не диво: несмотря на жаркое июньское
солнце, она была укутана, как в лютый мороз. На
вид девочке было лет пять; сколько ей на самом
деле, было невозможно угадать, ибо её облачали два,
если не три платья, надетые одно на другое, да к
тому же окутывал большой красный хлопчатобу-
мажный платок, и эта совершенно бесформенная
фигурка, с трудом, едва переводя дух, лезла в гору
в своих тяжёлых, с подмётками на гвоздях башма-
ках, какие носят жители гор. После часового пути
по горам девушка и девочка достигли селения,
расположенного на полпути к альпийским лугам и
именуемого деревушкой. Здесь путниц стали окли-
кать чуть ли не из каждого дома, то из окна, то с
крыльца, то прямо с дороги: девушка пришла в своё
родное гнездо. Однако она не задерживалась, пуходя
отвечала на приветствия и вопросы и без остановок
дошла до конца селения, до последнего из стоящих
вразброс домиков. Тут раздался голос:
— Дета, погоди Минутку, я пойду с тобой, когда
вы тронетесь дальше.
Девушка остановилась; девчушка тотчас отпусти-
ла её руку и уселась на землю.
— Ты устала, Хайди? — спросила провожатая.
-^204/*-
— Нет, мне просто жарко, — ответил ребёнок.
— Мы скоро придём. Соберись с силёнками да
шагай пошире, и через час мы уже наверху, —
подбодрила спутница.
Тут в дверях показалась полная, добродушная с
виду женщина и присоединилась к пришедшим.
Девочка встала и пошла за своими двумя старыми
знакомыми — те живо завязали разговор о тех-дру-
гих обитателях деревушки и многочисленных окре-
стных жилищ.
— Так куда же, собственно, ты ведёшь ребёнка,
Дета? — спрашивала женщина. — Уж не дочка ли
это твоей сестры, та, брошенная?
— Она самая, — отвечала Дета, — а веду я её к
Пастбищному дядюшке, она там у него останется.
— Как, девчурка останется у Пастбищного дя-
дюшки? Да в своём ли ты уме, Дета? Как ты
можешь пойти на такое! Да ведь старик прогонит
тебя домой, с таким-то намерением!
— Не прогонит, ведь он дедушка и должен что-то
сделать. Доныне ребёнок был у меня, и, скажу я
тебе, Барбель, упускать ради него место, которое
мне сейчас предлагают, я не намерена. Теперь дед
пускай исполнит свой долг.
— Это так, да если б только он был как все
люди, — с жаром отозвалась Барбель. — Но ведь ты
знаешь его. Где ему управиться с ребёнком, да ещё
с таким маленьким! Ничего-то у него не выйдет! А
ты-то куда потом отправишься?
— Во Франкфурт, — ответила Дета, — там я уст-
роилась на службу, да ещё на какую хорошую. Про-
шлым летом господа ездили на курорт, их комнаты
были по моему коридору, и я прибиралась у них, гос-
пода уже тогда хотели меня забрать с собой, но я не
-*>205/^
могла ехать. А теперь они вернулись и снова хотят
взять меня с собой, и я, как пить дать, поеду с ними.
— Не хотела бы я быть на месте девчурки! — вос-
кликнула Барбель, отмахиваясь от её слов. — Никто
не знает, что старик творит там наверху! Он ни с кем
не желает знаться, годами не ходит в церковь, а еже-
ли раз в год и спускается вниз со своей толстой пал-
кой, так все боятся и сторонятся его. У него такие
густые седые брови и страшная борода, ни дать ни
взять, старый язычник или дикарь какой, так что ра-
дуйся, если не встретишься с ним один на один.
— И всё же, — упрямо возразила Дета, — он де-
душка и должен заботиться о ребёнке, он не сделает
девочке ничего дурного, не то сам за всё будет в
ответе.
— Узнать бы, — с любопытством сказала Бар-
бель, — что у него на совести, вспомни, какие у него
глаза, он засел один там наверху, на пастбище, и не
спускается к людям вниз. Чего только не говорят
про него. Ты наверняка кое-что знаешь от своей
сестры, Дета, не так ли?
— Знаю, положим, но я молчу. Если он услы-
шит, ну и достанется же мне!
Однако Барбель давно уже хотелось знать, отчего
это Пастбищный дядюшка не такой, как все люди,
живёт один наверху и говорят о нём с недомолвками
да оговорками, как будто и врага боятся себе на-
жить, и принимать не желают его сторону. И Бар-
бель тоже не знала, почему все в деревушке зовут
старика Пастбищным дядюшкой; не может же он и
вправду приходиться дядей всем сельчанам, живу-
щим у высокогорного пастбища. Однако, поскольку
все так его звали, то и она, как все, звала его не
иначе, как дядюшка, — так в этих краях называют
дядьёв. Барбель совсем недавно вышла замуж за
жителя деревушки и перебралась сюда повыше,
прежде она жила внизу в Преттигау, вот почему она
досконально не знала достопримечательных событий
и личностей всех времён в деревушке и её окрестно-
стях. Зато добрая её знакомая, Дета, была родом из
деревушки и до последнего времени жила там со
своей матерью. Год назад мать умерла, а Дета
переселилась в курортное местечко Рагац и хорошо
устроилась горничной в большом отеле. Вот и в это
утро она пришла с ребёнком из Рагаца; до Майен-
фельда она доехала на возу с сеном — один её
знакомый возвращался домой и подвёз их с ребён-
ком... Барбель, по своему обыкновению, просто не
могла упустить случая услышать новость, а потому
доверительно взяла Дету за руку и сказала:
— От кого, как не от тебя узнать, что правда, а
что люди болтают. Сдаётся мне, ты эту историю
знаешь. Расскажи хоть коротко, что такое со стари-
ком, неужели его так всегда и боялись, неужели он
всегда и был таким человеконенавистником.
— Откуда мне знать, каким он был всегда: мне
сейчас двадцать шесть, а ему наверняка все семьде-
сят. Так что я не видела его молодым, это было
никак невозможно. Но будь я только уверена, что
мои слова не разнесут по всему Преттигау, я бы
много чего порассказала тебе о нём. Моя мать родом
из Домлешга, как и он.
— Фу, Дета, это ты о чём? — несколько обижен-
но сказала Барбель. — В Преттигау никому не за-
прещается болтать, но уж если на то пошло, я умею
держать язык за зубами. Ну рассказывай же, не
пожалеешь.
— Ладно, расскажу, но уж ты держи слово! —
сказала Дета. Она огляделась, словно хотела удосто- |
х вериться, что девочка не слишком близко и не услы-
шит её слов; ребёнка, однако, вообще не было видно,
должно быть, она уже давно отстала от своих прово-
жатых, а те, в пылу беседы, и не заметили. Дета вста-
ла как вкопанная, обшаривая дорогу глазами. Тро-
пинка была извилистая, но всё же просматривалась
до самой деревушки — на ней не было ни души.
— А, вижу, — оповестила Барбель. — Вон там,
посмотри, — и она ткнула пальцем куда-то в сторону
от горной тропы. — Вон она карабкается по косогору
с Козьим Петером и его козами. Почему он так позд-
но выгнал сегодня стадо? Ну да всё в порядке, он при-
глядит за малышкой, рассказывай не торопясь.
— Приглядеть за ней Козьему Петеру будет не
так уж и трудно, — заметила Дета. — Малышка ку-
да какая бойкая для своих пяти лет, она смотрит во
все глаза и примечает всё, что делается вокруг, я это
за ней уж знаю, и это пойдёт ей впрок, ведь у
старика только и есть что пара коз да хижина.
— А было у него когда-нибудь больше? — спро-
сила Барбель.
— У него-то? Как не быть, — с жаром отозвалась
Дета, — одно из лучших крестьянских подворий бы-
ло у него в Домлешге. Сам он старший у отца, и у
него один только брат, тихий да скромный. Но стар-
ший только и знал, что разыгрывал из себя барина,
разъезжал по стране, якшался незнамо с какими дур-
ными людьми. Проиграл в карты и пропил всё хозяй-
ство, а когда это вышло наружу, отец и мать с горя
умерли один за другим, а младший брат стал по его
милости нищим и пошёл по миру, кто его знает, как
он, а сам дядюшка, оставшись ни с чем, с одной толь-
ко дурной славой, тоже пропал. Сперва никто про не-
го ничего не знал, потом прошёл слух, будто он до-
брался с армией до Неаполя, но потом о нём двенад-
цать, не то пятнадцать лет не было ни слуху ни духу.
Тут он вдруг опять появился в Домлешге с мальчи-
ком-подростком, хотел пристроить его у каких-ни-
будь родственников. Но все захлопывали перед ним
дверь, никто больше не хотел иметь с ним дело. На
это он и озлобился, сказал: ноги моей не будет в До-
млешге. И вот он с мальчиком поселился здесь, в де-
ревушке, да так и живёт. Его жена, похоже, была
членом Союза*, он познакомился с ней внизу и очень
скоро её потерял. Должно быть, ещё у него водились
кое-какие деньжата: он дал мальчику, Тобиасу, обу-
читься плотницкому ремеслу; Тобиас был паренёк
благонравный, и все в деревушке относились к нему
с симпатией. Но самому старику не доверяли, погова-
ривали даже, что он дезертировал из-под Неаполя,
иначе бы ему не сдобровать, ведь он убил человека,
ну, не на войне, понимаешь ли, а в драке. Но мы при-
знали его за родственника, ведь бабушка моей матери
приходилась племянницей его бабушке. Вот мы и
стали звать его дядюшка, а поскольку по отцу мы
опять-таки сродственники чуть ли не с каждым в де-
ревушке, то и все тоже стали звать его дядюшкой, и
с тех пор, как он переехал жить на горное пастбище,
его так и зовут Пастбищным дядюшкой.
— А что же случилось с Тобиасом? — с интере-
сом допрашивала Барбель.
— Погоди, об этом речь дальше, не могу же я сра-
зу всё выложить, — сказала Дета. — Так вот, Тобиас
* Имеется в виду либо Швейцарский Союз (основан в
1873 г.), либо так называемый Грютли-союз (основан в
1873 г.) как просветительский союз ремесленников.
14 Заказ 784
учился в Мельсе и, отучившись, вернулся домой в де-
ревушку и женился на моей сестре, Адельхайд; они
раньше уже приглянулись друг дружке, а когда по-
женились, стали отлично ладить между собой. Но так
продолжалось недолго. Два года спустя, на стройке
дома, на Тобиаса упала балка и пришибла его. И ког-
да его исковерканное тело принесли домой, Адель-
хайд от муки и ужаса впала в нервную горячку, да
так и не смогла оправиться. У неё и всегда-то было не
такое уж крепкое здоровье, иной раз найдёт какой-то
вроде столбняк, так что не разберёшь, спит она или
бодрствует. Всего несколько недель после смерти То-
биаса прошло, когда похоронили и Адельхайд. Люди
говорили повсюду, что за печальная им выпала судь-
ба, и кто шёпотом, а кто и вслух толковал, это, мол,
кара, дядюшка её заслужил за свою безбожную
жизнь, ему это и в глаза говорили, и господин пастор
тоже усовещивал его, дескать, покайся; но он всё
больше ожесточался и упрямился, совсем перестал
разговаривать с людьми, так что его стали чураться.
Тут и поняли, что дядюшка напрочь перебрался на
горное пастбище и никогда больше не спустится
вниз, и вот с тех пор он живёт там в неладах и с Бо-
гом, и с людьми. Мы, я и мать, забрали к себе мла-
денца Адельхайд, ему всего был годик. Мать умерла
прошлым летом, я хотела подзаработать внизу на ку-
рорте, вот и взяла девочку с собой и пристроила у
старой Урсель вверху в Пфеффорддорфе. Я смогла ос-
таться на курорте и на зиму, работы было полно, ведь
я умею и шить, и латать, а ранней весной из Франк-
фурта опять приехали господа, которым я прислужи-
вала в прошлом году, и они захотели взять меня с
собой. И вот послезавтра мы отъезжаем, и, скажу я
тебе, место нашла я хорошее.
— И ты хочешь бросить малышку на старика?
Диву даюсь, о чём ты думаешь, Дета, — с упрёком
сказала Барбель.
— Как это так, — отозвалась Дета, — я сделала
для ребёнка всё, что могла, что мне ещё с ней
делать? Я никак не могу тащить с собой во Франк-
фурт ребёнка, которому нет ещё и пяти. Но куда это
ты идёшь, Барбель, ведь мы прошли уже полпути к
горному пастбищу?
— Я уже пришла туда, куда мне было нужно, —
ответила Барбель. — Мне надо поговорить с матерью
Козьего Петера, она прядёт для меня зимой. Так что
всего хорошего, Дета, желаю удачи!
Дета простилась со своей спутницей за руку и
остановилась, а та пошла к маленькой побуревшей
хижине, стоявшей в нескольких шагах от тропы в
лощине, кое-как защищавшей её от ветра. Хижина
стояла на полдороге к горному пастбищу, если вести
счёт от деревушки; она располагалась в небольшой
горной впадине и выглядела до того ветхой и дрях-
лой, что в ней, должно быть, опасно находиться,
когда фён с такой силой проносится над горами, что
в хижине сотрясаются и двери, и окна, а трухлявые
балки ходят ходуном и скрипят. Будь хижина на-
верху на пастбище, в один из таких дней её бы
неминуемо сдуло в долину.
Здесь-то и жил Козий Петер, мальчик одиннадца-
ти лет, который каждое утро собирал коз внизу в де-
ревушке и гнал их на пастбище, где они до вечера
щипали невысокие сочные травы. Потом Козий Пе-
тер снова спускался в деревушку со своими резвыми
скотинками, пронзительно свистя в два пальца, и хо-
зяева разбирали коз по домам. Большей частью коз
загоняли маленькие мальчики и девочки, ибо миро-
^211/*^
любивых животных бояться не приходилось, и так
шло всё лето — это было единственное время дня,
когда Козий Петер мог поболтать со своими сверстни-
ками; все остальные часы он проводил в обществе од-
них коз. Дома у него были мать и слепая бабушка,
но, поскольку он всегда отправлялся на пастбище ни
свет ни заря, а приходил в деревушку под самый ве-
чер и надолго заигрывался с мальчишками-однолет-
ками, дома его видели лишь по утрам за завтраком,
когда он ел хлеб, запивая его молоком, да вечером,
когда, единым духом проглотив такой же ужин, он
укладывался спать. Его отец, тоже звавшийся Козь-
им Петером, поскольку тоже в юности гонял коз, не-
сколько лет назад пострадал от несчастного случая на
лесосеке. Его мать, по имени Бригитта, по мужу-по-
гонщику называли погонщицей, а старую бабушку и
стар и млад повсюду величали попросту бабушкой.
Дета переждала минут десять и огляделась по сто-
ронам — не видать ли где детей с козами; убедив-
шись, что их нигде нет, она поднялась чуть повыше,
откуда лучше было видно всё пастбище до самого ни-
за, и посматривала то туда, то сюда с признаками ве-
личайшего нетерпения в лице и в движениях. Тем
временем дети возвращались длинным кружным пу-
тём, ибо Козий Петер знал множество мест, где для
его коз было чем полакомиться; вот почему он то и
дело петлял на пути со своим стадом. Сперва малыш-
ка, стараясь изо всех сил, с трудом карабкалась за
ним, запыхавшись от жары и неловкости в своём не-
уклюжем облачении. Ни слова не говоря, она при-
стально глядела то на босоногого Козьего Петера, ко-
торый в своих коротких штанишках ловко прыгал из
стороны в сторону, то на коз, которые ещё ловчее ска-
кали с камня на камень и взбирались на крутые отко-
-Г>212/^
сы. Вдруг малышка села на землю, с величайшей по-
спешностью сбросила с ног башмаки и чулки, потом
встала, стащила с себя толстый красный платок, рас-
стегнула юбочку, быстро стащила её и тотчас отцепи-
ла ещё одну — тётка Дета натянула ей выходное
платьице поверх будничного — так, для простоты,
чтобы самой не пришлось нести. С быстротой молнии
слетело и будничное платьице, и вот уже малышка
стоит в одной тонкой рубашке, с удовольствием вы-
ставив на свет голые ручонки из коротких рукавов.
Потом малышка аккуратно сложила одежду в кучку,
и вот уже она скачет, карабкается вслед за козами
рядом с Козьим Петером с такой лёгкостью, словно
она из их компании. Козий Петер недоглядел, что
проделала малышка, когда отстала. Теперь, когда
она в своём новом наряде вприпрыжку его догнала,
лицо мальчика расплылось в весёлой улыбке, а когда
он, оглянувшись назад, увидел внизу кучку одежды,
улыбка его расплылась ещё шире, рот растянулся до
самых ушей, однако он ничего не сказал. Почувство-
вав себя на свободе, малышка завязала разговор с
Козьим Петером, и тут уж тому волей-неволей при-
шлось раскрыть рот, чтобы ответить на множество
вопросов: сколько у него коз, и куда он с ними идёт,
и что он будет там делать, когда придёт. Так малыш-
ка и Козий Петер добрались наконец до хижины на-
верху и подошли к тётке Дете. Увидев всю эту вприп-
рыжку приближающуюся компанию, она в голос за-
кричала:
— Хайди, что это ты вытворяешь? Как ты вы-
глядишь? Где твои юбки и платок? А я ещё купила
тебе совсем новые башмаки, чтобы ходить по горам,
справила новые чулки, и вот теперь это всё пропало!
Хайди, что ты натворила, где вещи?
^213/^
Хайди спокойно ткнула пальчиком вниз, в склон
горы: «Там!» Тётка проследила взглядом, куда она
показывает, и верно: там что-то лежало, а поверх
всего краснело пятнышко — должно быть, платок.
— Горе ты на мою голову! — в величайшем вол-
нении воскликнула тётка. — Что это взбрело тебе на
ум, почему ты поснимала с себя всю одежду? Что
это ещё такое?
— Мне этого не нужно, — сказала Хайди, не
высказывая ни малейших признаков раскаяния.
— Ах ты, несчастная, неразумная, неужто у тебя
нет никакого понятия? — продолжала причитать и
браниться тётка. — Кто же пойдёт туда вниз, ведь
это полчаса ходьбы! А ну, Петер, быстренько сбегай
за одежонкой, живо, живо, не стой тут и не глазей
на меня, будто прирос к земле!
— Я уже и так припозднился, — медленно про-
тянул Козий Петер, не двигаясь с того места, где,
запустя руки в карманы, выслушивал бурное слово-
извержение Деты, вызванное её испугом.
— Ты всё стоишь и пялишь глаза и, похоже,
ничегошеньки-то не понимаешь! — крикнула ему
тётка Дета. — Поди сюда, я тебе кое-что дам, ви-
дишь? — она достала новенькую монету в пять
пфеннигов, которая так и сверкнула тому в глаза.
Козий Петер ринулся кратчайшим путём вниз по
пастбищу, в несколько огромных прыжков добрался
до кучки одежды, прихватил её и мигом вернулся
обратно, так что тётка даже похвалила его и тотчас
сунула пятипфенниговик. Козий Петер запрятал
монету поглубже в карман, лицо его просияло, и он
широко улыбался, ибо не часто ему доводилось
обретать такие сокровища.
— Можешь донести мне её вещички наверх, к
-^214/^
дядюшке, ведь тебе с нами по пути, — сказала тётка
Дета, начиная взбираться на крутой склон, подни-
мающийся сразу же за хижиной Козьего Петера.
Тот с охотой взялся за поручение и побежал за
тёткой Детой, подхватив под левую руку свёрток с
одеждой, а в правой зажав хворостину. Хайди и
козы ловко прыгали и скакали с ним рядом. Через
три четверти часа вся компания добралась до горно-
го пастбища; там на выступе горы стояла хижина
старого дядюшки, открытая всем ветрам, но и лучам
солнца, и свободно взирала на долину внизу. Позади
хижины высились три старые ели с длинными
тяжёлыми лапами. Ещё дальше местность забирала
в гору к старым серым скалам; сперва шли краси-
вые, густо поросшие травою возвышенности, потом
начинались каменистые осыпи с частым кустарни-
ком и, наконец, голые крутые утесы.
Впритык к стене хижины, со стороны долины,
дядюшка поставил скамью. Здесь он сидел с трубкой
в зубах, положив руки на колени, и спокойно
наблюдал, как карабкаются к нему дети, козы и
тётка Дета, которую всё мало-помалу обгоняли.
Хайди оказалась наверху первой; она направилась
прямо к старику, протянула ему руку и сказала:
— Добрый вечер, дедушка!
— Ну, ну, это ещё что такое? — отрывисто бро-
сил старик, не задерживая руку малышки в своей,
и посмотрел на неё долгим пронизывающим взгля-
дом из-под кустистых бровей. Хайди, не моргнув
глазом, стойко выдержала этот пронзительный
взгляд: дедушка с длинной бородой и густыми,
сросшимися бровями — ни дать ни взять два кус-
та — являл собой такое удивительное зрелище, что
Хайди невольно загляделась на него. Тем временем
-^216/^
подоспела тётка с Козьим Петером, и тот некоторое
время стоял неподвижно, наблюдая происходящее.
— Желаю вам доброго дня, дедушка, — сказала
Дета, подступая к нему, — я привела к вам ребёнка
Тобиаса и Адельхайд. Вы, наверное, не узнаете его,
ведь вы не видели девочку с тех пор, как ей
исполнился годок.
— Ну и что ей у меня делать? — отрывисто спро-
сил старик. — Эй, ты, — крикнул он Козьему Пете-
ру. — Поздновато ты заявился! Захвати и мою козу!
Козий Петер тотчас послушно исчез; дядюшке он
так примелькался, что тот был сыт им по горло.
— Ребёнок должен остаться у вас, дядя, — отве-
тила Дета на его вопрос. — Сдаётся мне, я четыре го-
да подряд делала для него всё, что следовало, теперь
вы должны сделать для него то, что вам следует.
— Так, — сказал старик и бросил на Дету испе-
пеляющий взгляд. — И если ребёнок начнёт хны-
кать и скулить, как всякий несмышлёныш, что мне
с ним делать?
— Это ваше дело, — бросила Дета в ответ. — Я
вот думаю, мне-то тоже никто не сказал, что мне
делать с малышкой, когда она оказалась у меня на
руках, всего годочек от роду, а у меня с матерью
был забот полон рот. Теперь вы должны обойтись со
мной по справедливости, ведь вы — ближайший
родственник ребёнка. Если не можете держать его у
себя, сплавьте его, куда хотите, тогда вы будете в
ответе, если он пропадёт, вот и пойдёт для вас
лёгкая жизнь.
У Деты была не слишком чистая совесть, вот
почему она так разгорячилась и сболтнула больше
того, что было у неё на уме. При её последних
словах дядюшка встал и посмотрел на неё так, что
^217/^
она попятилась от него на несколько шагов; затем
он вытянул руку и сказал повелительно:
— Спускайся вниз, откуда пришла, и не спеши
возвращаться сюда!
Дета не заставила его повторяться.
— Ну так прощайте, и ты тоже, Хайди, — быстро
сказала она и потрусила под гору в деревушку, подго-
няемая внутренним волнением, словно в ней кипел
паровой котёл. В деревушке её окликали ещё чаще,
чем при первом появлении: люди дивились, куда де-
лась девочка, ведь они хорошо знали Дету, им было
известно и чей это ребёнок, и всё, что с ним произош-
ло. И чем больше изо всех дверей и окон кричали:
— Где малышка? Дета, где ты оставила девоч-
ку? — тем меньше ей было охоты отвечать:
— Наверху, у Пастбищного дядюшки! Ну да, у
Пастбищного дядюшки, не слышите, что ли!
И ей хотелось отзываться всё меньше и меньше,
ибо женщины ей кричали со всех сторон:
— Как ты могла пойти на такое! — И...
— Бедная крошка!
— Оставить там наверху такую беспомощную!..
И снова, и снова:
— Бедная крошка!
Дета пустилась со всех ног прочь, прочь, обрадо-
вавшись, когда ничего уже стало не слышно, ибо ей
было не по себе: ведь малышку её мать, умирая,
доверила ей. Но она успокаивала себя тем, что вот
заработает много денег и тогда сделает что-нибудь
для малышки, а потому была страшно рада, что
скоро скроется с глаз всех тех, кто её оговаривает,
и сможет поступить на хорошее место.
Перевод В. Смирнова
ВИЛЬГЕЛЬМ БУШ
В. Буш (1832-1908) — знаменитый немецкий ху-
дожник и поэт. В Германии уже более ста лет имя
этого автора многочисленных историй, в картин-
ках знает стар и млад. Книги В. Буша ежегодно
переиздаются миллионными тиражами и не уста-
ревают, несмотря на конкуренцию многообразной
современной книжной продукции. В весёлых, злых
или добродушных картинках, в лаконичных тек-
стах, которыми Буш-поэт комментирует Буша-
художника, что-то неотразимо поражает души
юных читателей. Самая знаменитая его книга —
«Макс и Мориц». Весёлая история про Плиха и
Плюха переведена Д. Хармсом.
Ванна
Братца Франца с братцем Фрицем
— Посадили в ванну мыться.
На минуту вышла нянька.
Что творится в ванне, глянь-ка:
Банный день у детворы —
Это повод для игры!
Чтобы в ухе было сухо,
Затыкайте пальцем ухо.
«Эй, гляди-ка! — Франц смеётся, —
У него из уха льётся!»
Фриц за это Францу — раз! —
Мылом брызнул прямо в глаз.
-^219/^
Франц обиделся всерьёз
И ударил Фрица в нос.
Фриц нагнул под воду братца:
«Вот тебе, не будешь драться!»
Франц за ногу потянул —
Фриц под воду соскользнул.
Фриц во Франца, Франц во Фрица
Норовит больней вцепиться.
Расшалившимся ребятам
Стало места маловато.
Что творится в ванне, глянь-ка!
Бух! — На шум вбежала нянька.
И сказала, вскинув брови:
«Чистота — залог здоровья!
Гигиена — не игрушки,
Марш сейчас же на подушки!»
Перевод К. Завойского
Вечерний концерт
Ну и пусть сфальшивит кто-то —
На концерте все свои.
Дело тут не столько в нотах,
Сколько в удовольствии.
| Перевод Б. Хлебникова
Носорог
Умоляю, ради Бога,
Не дразните носорога,
Не умея моментально
Высоко влезать на пальму.
Перевод Б. Хлебникова
^220^
-*>221/*^
На салазках
На санках с горки Ганс летит,
Аж ветерок в ушах свистит.
Прохожий в думы погружён,
Нос в воротник упрятал он.
А санки мчатся всё быстрей.
Момент — ив санках ротозей!
А впереди — охотник,
Курить большой охотник.
Его собака зазевалась —
Сейчас же в санках оказалась.
Моргнуть хозяин не успел —
Туда же на собаку сел.
Старушку ноги не спасут —
Старушку тоже подвезут.
Все вместе катятся с горы,
И всё прекрасно до поры.
С обрыва кувырком летят,
Ружьё стреляет невпопад...
В сугроб врезаются с разбега,
Все десять ног торчат из снега.
Очнулись после потрясенья
И выясняют отношенья.
А вывод между тем простой:
Где не положено — не стой!
Перевод В. Летучего
ФЕЛИКС ЗАЛЬТЕН
Ф. Залътен (1869-1945) — известный австрий-
ский писатель, автор многочисленных романов,
пьес, рассказов, эссе о музыке, театре и литерату-
ре. У детей он завоевал горячую любовь своими
книгами о животных. Но среди всех его книг о
животных, а их было около десяти, наибольшим
успехом пользовалась лесная сказка «Бемби». Впер-
вые книга «Бемби» была издана в 1924 г. и с тех
пор переиздавалась многие десятки раз во всём мире.
В 1942 г. американский художник Уолт Дисней
поставил мультипликационный фильм «Бемби».
Теперь маленький оленёнок Бемби известен каж-
дому ребёнку и благодаря книге, и благодаря фильму,
и благодаря игрушкам.
БЕМБИ
Лесная сказка
(главы)
н появился на свет в дремучей чащобе, в
одном из тех укромных лесных тайников,
о которых ведают лишь исконные обита-
тели леса.
Его большие мутные глаза ещё не видели, его
большие мягкие уши ещё не слышали, но он уже мог
стоять, чуть пошатываясь на своих тонких ножках, а
частая дрожь морщила его блестящую шкурку.
-^223^Т-
— Что за прелестный малыш! — воскликнула со-
рока. Она летела по своим делам, но сейчас разом
обо всём забыла и уселась на ближайший сучок. —
Что за прелестный малыш! — повторила она.
Ей никто не ответил, но сорока ничуть не сму-
тилась.
— Это поразительно! — тараторила сорока. —
Такой малютка — и уже может стоять и даже хо-
дить! В жизни не видала ничего подобного. Правда,
я ещё очень молода, что вам, наверно, известно, —
всего год, как из гнезда... Но нет, это поистине
изумительно и необыкновенно! Впрочем, я считаю,
что у вас, оленей, всё изумительно и необыкновен-
но. Скажите, а бегать он тоже может?
— Конечно, — тихо ответила мать. — Но изви-
ните меня, пожалуйста, я не в состоянии поддержи-
вать беседу. У меня столько дел... к тому же я
чувствую себя немного слабой.
— Пожалуйста, не беспокойтесь, — поспешно
сказала сорока. — У меня самой нет ни минутки
времени. Но я так поражена!.. Подумать только,
как сложно проходят все эти вещи у нас, сорок.
Дети вылупляются из яиц такими беспомощными!
Они ничего, ну ничего не могут сделать для себя
сами. Вы не представляете, какой за ними нужен
уход! И они всё время хотят есть. Ах, это так
трудно — добывать пропитание и следить, чтоб с
ними чего не приключилось! Голова идёт кругом.
Разве я не права? Ну согласитесь со мной. Просто
не хватает терпения ждать, пока они оперятся и
приобретут мало-мальски приличный вид!
— Простите, — сказала мать, — но я не слушала.
Сорока улетела. «Глупое создание! — думала со-
рока. — Удивительное, необыкновенное, но глупое».
*>224/^
Мать не обратила никакого внимания на исчез-
новение сороки. Она принялась мыть новорождён-
ного. Она мыла его языком, бережно и старательно,
волосок за волоском, вылизывая шкурку сына. И в
этой нежной работе было всё: и ванна, и согреваю-
щий массаж, и ласка.
Малыш немного пошатывался. От прикоснове-
ний тёплого материнского языка им овладела слад-
кая истома, он опустился на землю и замер. Его
красная, влажная, растрёпанная шубка была усеяна
белыми крапинками, неопределившееся детское ли-
цо хранило тихое, сонное выражение.
Лес густо порос орешником, боярышником и бу-
зиною. Рослые клёны, дубы и буки зелёным шатром
накрывали чащу; у подножий деревьев росли пыш-
ные папоротники и лесные ягоды, а совсем внизу
ластились к смуглой, бурой земле листочки уже
отцветших фиалок и ещё не зацветшей земляники.
Свет раннего солнца проникал сквозь листву
тонкими золотыми нитями. Лес звенел на тысячи
голосов, он был весь пронизан их весёлым волне-
нием. Без устали ворковали голуби, свистели дроз-
ды, сухонько пощёлкивали синицы и звонко бил
зяблик. В эту радостную музыку врывались резкий,
злой вскрик сыча и металлическое гуканье фазанов.
Порой всю многоголосицу заглушало звенящее,
взахлёб, ликование дятла.
А в выси, над кронами деревьев, неумолчно
гортанными голосами ссорились вороны и, прорезая
их хриплое, назойливое бормотание, долетали свет-
лые, гордые ноты соколиного призыва.
Малыш не различал голосов, не узнавал напевов,
он не понимал ни одного слова в напряжённом и бур-
ном лесном разговоре. Не воспринимал он и запахов,
15 Заказ 784
которыми дышал лес. Он чувствовал лишь нежные,
лёгкие толчки, проникавшие сквозь его шубку, в то
время как его мыли, обогревали и целовали. Он вды-
хал лишь близкое тепло матери. Тесно прижался он
к этому мягкому, ароматному теплу и в неумелом го-
лодном поиске отыскал добрый источник жизни.
И пока сын пил из неё благостную влагу, мать ти-
хо шептала: «Бемби». Она вскидывала голову, пряда-
ла ушами и чутко втягивала ноздрями воздух. Затем,
успокоенная и счастливая, целовала своего ребёнка.
— Бемби, — говорила она, — мой маленький
Бемби.
* -л- *
Ранней летней порой воздух тих, деревья стоят
недвижно, простирая руки-ветки к голубому небу, и
молодое солнце изливает на них свою щедрую силу.
Белые, красные, жёлтые звёздочки усеяли
живую изгородь кустарника. А другие звёздочки
зажглись в траве. Сумеречная лесная глубь сверка-
ет, пылает всеми красками цветения.
Лес крепко и остро благоухает свежей листвой,
цветами, влажной землёй, юными нежно-зелёными
побегами. Всё звонче и богаче его многоголосье;
погуд пчёл, жужжанье ос, низкий звук шмелиной
трубы влились в лесной оркестр. Первая пора
детства Бемби...
Бемби шёл за матерью по узкой тропе, пролегаю-
щей между кустами. Это было приятное путешест-
вие. Густая листва, уступая дорогу, мягко колотила
его по бокам. Ему то и дело мерещились неодолимые
преграды, но преграды рушились от одного его при-
косновения, и он спокойно шёл дальше. Тропинок
было не счесть, они во всех направлениях исчертили
лес. И все они были знакомы его матери. Когда Бем-
-^226/^
би остановился перед непроницаемой зелёной стеной
жимолости, мать мгновенно отыскала лаз.
Бемби так и сыпал вопросами. Он очень любил
спрашивать. Для него не было большего удовольст-
вия, чем задавать вопросы и выслушивать ответы
матери. Бемби казалось вполне естественным, что
вопросы возникают у него на каждом шагу. Он
восхищался собственной любознательностью. Но
особенно восхитительным было то нетерпеливое
чувство, с каким он ожидал ответа матери. Пусть
он порой и не всё понимал, но тогда он мог спра-
шивать дальше, и это тоже было прекрасно. Иногда
Бемби нарочно не спрашивал дальше, пытаясь сво-
ими силами разгадать непонятное, и это тоже было
прекрасно. Подчас он испытывал чувство, будто
мать нарочно чего-то недоговаривает. И это тоже
было прекрасно, потому что наполняло его ощуще-
нием таинственности и неизведанности жизни, что-
то сладко замирало в нём, пронзая всё его малень-
кое существо счастливым страхом перед величием и
неохватностью подаренного ему мира.
Вот сейчас он спросил:
— Кому принадлежит эта тропа, мама?
А мать ответила:
— Нам.
Бемби спросил:
— Тебе и мне?
-Да.
— Нам обоим?
-Да.
. — Нам одним?
— Нет, — ответила мать. — Нам, оленям.
— Что это такое — олени? — спросил Бемби
смеясь.
Мать посмотрела на сына и тоже рассмеялась.
— Ты — олень, я — олень, мы — олени. Пони-
маешь?
От смеха Бемби подпрыгнул высоко в воздух.
— Понимаю. Я — маленький олень, ты — боль-
шой олень. Правильно?
Мать кивнула.
— А есть ещё олени, кроме тебя и меня? — став
серьёзным, спросил Бемби.
— Конечно, — ответила мать. — Много-много оле-
ней.
— Где же они? — воскликнул Бемби.
— Здесь... всюду.
— Но я их не вижу!
— Ты их увидишь.
— Когда? — Охваченный любопытством, Бемби
остановился.
— Скоро, — спокойно сказала мать и пошла
дальше.
Бемби последовал за ней. Он молчал, разду-
мывая над тем, что значит «скоро». Ясно, что
«скоро» — это «не сейчас», это «потом». Но ведь
«потом» может быть и «не скоро».
Вдруг он спросил:
— А кто проложил эту тропу?
— Мы, — ответила мать.
Бемби посмотрел удивлённо:
— Мы? Ты и я?
Мать ответила:
— Ну, мы — олени.
Бемби спросил:
— Какие?
— Мы все, — ответила мать.
И они пошли дальше.
-^228/^
Бемби развеселился. Он храбро прыгал в сторону
от дороги, но тут же возвращался к матери.
Вдруг что-то зашуршало в траве. Закачались
папоротники, тонкий, как ниточка, голосочек жал-
ко пропищал, затем всё смолкло, лишь тихо шепта-
лись стебельки и травы, растревоженные чьим-то
незримым бегом.
Это хорёк охотился за мышью. Вот он прошмыг-
нул мимо них, осмотрелся и принялся уничтожать
добычу...
— Что это было? — возбуждённо спросил Бемби.
— Ничего, — сказала мать.
— Но...— Бемби дрожал. — Я же видел...
— Не бойся, — сказала мать. — Это всего-на-
всего хорёк убил мышь, — и она повторила: — Не
бойся.
Но Бемби был ужасно испуган, незнакомое
щемящее, жалкое чувство проникло к нему в
сердце.
Долго не мог он вымолвить ни слова, потом
спросил:
— Зачем он убил мышь?
— Зачем?.. — мать колебалась. — Пойдём ско-
рей! — проговорила она, будто ей что-то внезапно
пришло на ум.
Она быстро устремилась вперёд, и Бемби при-
шлось потрудиться, чтоб не отстать от матери. Он
скакал изо всех силёнок, а мать молчала, она как
будто забыла о его вопросе.
Когда же они снова пошли обычным шагом,
Бемби спросил подавленно:
— А мы тоже когда-нибудь убьём мышь?
— Нет, — ответила мать.
— Никогда?
-Гч229/^
— Никогда.
— А почему так? — с облегчением спросил
Бемби.
— Потому что мы никогда никого не убиваем, —:
просто сказала мать.
Они проходили мимо молодого ясеня, когда
сверху послышался громкий, злой крик. Мать спо-
койно продолжала путь, но Бемби, полный нового
любопытства, остановился. Высоко в ветвях над
лохматым гнездом ссорились два ястреба.
— Убирайся отсюда, негодяй! — кричал один.
— Не очень-то задавайся, болван! — отвечал
другой. — Мы и не таких видывали!
— Вон из моего гнезда! — бесновался первый. —
Разбойник! Я размозжу тебе голову! Такая подлость!
Такая низость!
Другой, заметив стоящего под деревом Бемби,
слетел на нижнюю ветку и гаркнул:
— А тебе что надо, морда? Пошёл вон!
Бемби скакнул прочь, нагнал мать и пошёл за
ней следом, притихший и напуганный. Мать не
подавала виду, что заметила его короткое отсутст-
вие, и через некоторое время Бемби заговорил сам:
— Мама, что такое подлость?
Мать сказала:
— Я не знаю.
Бемби немного подумал, затем начал снова:
— Мама, а почему те двое так злились друг на
ДРУга?
Мать ответила:
— Они повздорили из-за еды.
Бемби спросил:
— А мы, олени, тоже ссоримся из-за еды?
— Нет, — сказала мать.
-*>230/^
— Почему нет?
— Потому что тут достаточно еды для всех нас.
Но Бемби хотелось ещё кое-что узнать.
— Мама...
— Что тебе?
— А мы, олени, злимся когда-нибудь друг на
друга?
— Нет, маленький, у нас, оленей, этого не бы-
вает.
Они шли дальше. В какой-то миг перед ними
разверзлась широкая, светлая, слепяще-светлая
щель. Там кончалась живая изгородь кустарника,
обрывалась тропа. Ещё несколько шагов — и перед
ними во все стороны распахнулся залитый солнцем
простор. Бемби хотел прыгнуть вперёд, но мать
стояла недвижно.
— Что это такое? — воскликнул он нетерпеливо,
очарованный новой прелестью мира.
— Поляна, — ответила мать.
— А что такое поляна?
— Это ты скоро сам увидишь, — строго сказала
мать.
Она стала серьёзной и настороженной. Вскинув
голову, она к чему-то напряжённо прислушивалась
и глубоко втягивала ноздрями воздух.
— Всё спокойно, — произнесла она наконец.
5 Бемби прыгнул вперёд, но мать преградила ему
Дорогу:
— Жди, когда я тебя позову.
Бемби послушно остановился.
— Вот так, — одобрила мать. — А теперь слу-
шай меня внимательно.
Бемби чувствовал скрытое волнение в голосе
матери. Он напряг всё своё внимание.
— Это не так Просто — идти на поляну, — ска-
зала мать. — Это трудное и опасное дело. Не спра-
шивай почему — когда-нибудь ты и сам узнаешь.
А сейчас запомни хорошенько, что я тебе скажу.
Обещаешь?
— Да, — ответил Бемби.
— Так вот. Сперва я пойду одна. Ты стой здесь
и не спускай с меня глаз. Если увидишь, что я бегу
назад, то ты беги прочь, беги как можно быстрее.
Я уж догоню тебя.
Она замолчала, о чём-то думая, затем продолжа-
ла глубоким, проникновенным голосом:
— Во всяком случае беги, беги изо всех сил.
Беги... если даже что случится со мной... Если
увидишь, что я... что я упала... не обращай внима-
ния. Что бы ты ни увидел, что бы ни услышал, —
прочь отсюда, немедленно прочь... Обещаешь?
— Да, — сказал Бемби тихо.
— А сейчас мы пойдём на поляну, сперва я,
потом ты. Тебе там очень понравится. Ты бу-
дешь играть, бегать. Только обещай, что при первом
же моём зове ты будешь около меня. Обещаешь?
— Да, — сказал Бемби ещё тише, ведь мать го-
ворила так серьёзно.
— Когда ты услышишь мой зов, не глазей по сто-
ронам, ни о чём не спрашивай, а сразу, как ветер,
лети ко мне. Без промедлений, без раздумий. Запом-
ни это. Если я побегу, мчись за мной и не останавли-
вайся, пока мы не очутимся в чаще. Ты не забудешь?
— Нет, — ответил Бемби с тоской.
— А теперь я пойду, — сказала мать и двину-
лась вперёд.
Она выступала медленно, высоко поднимая ноги.
Бемби не спускал с неё глаз. Любопытство, страх,
ожидание чего-то необычайного боролись в его ду-
ше. Он видел, как мать осторожно прислушивается,
видел, как напряжено её тело, и сам напрягся,
готовый в любую секунду броситься наутёк. Но вот
мать вытянула шею, удовлетворённо осмотрелась и
крикнула:
— Иди сюда!
Бемби прыгнул вперёд. Огромная радость, охва-
тившая его с волшебной силой, прогнала страх.
В чащобе он видел лишь зелёный свод листвы,
сквозивший кое-где голубыми крапинами неба.
А сейчас ему открылась вся неохватная голубизна
небесного свода, и он чувствовал себя счастливым,
сам не ведая почему. В лесу он почти не знал
солнца. Он думал, что солнце — это широкие поло-
сы света, скользящие по стволам деревьев, да
редкие блики в листве. А сейчас он стоял в ослепи-
тельном сиянии, в благостном царстве тепла и све-
та; чудесная, властная сила закрывала ему глаза и
открывала сердце.
Бемби был потрясён, опьянён, одурманен. Он
подпрыгивал на месте — два, три, четыре, пять,
шесть... десять раз. Это делалось помимо его воли,
он и не прыгал даже — его подбрасывало в воздух.
Его юные члены так напрягались, его грудь дышала
так полно и глубоко ароматным, пряным воздухом
поляны, что его возносило кверху.
Ведь Бемби был ребёнком. Будь он сыном челове-
ческим, он бы громко кричал от счастья. Но он был
оленёнком, а оленятам недоступно выражение радо-
сти на человеческий лад. Бемби ликовал по-своему.
Мать видела его беспомощные, смешные прыж-
ки и всё понимала. Бемби знал лишь узкие оленьи
тропы, в короткий век своего существования он
-^233/*-
свыкся с теснотой чащобы, он не ведал, что такое
простор и как им пользоваться.
Она наклонила голову и стремительно кинулась
вперёд. Бемби засмеялся, а через секунду и сам
припустил за ней следом, да так, что высокие травы
громко зашуршали. Это испугало Бемби, он остано-
вился, не зная, как ему поступить. И тут, сопро-
вождаемая тем же странным шелестом, крупными
прыжками приблизилась к нему мать, со смехом
пригнулась, крикнула:
— А ну, ищи меня! — и вмиг исчезла.
Бемби был озадачен. Что бы это могло означать?
Куда девалась мать? Но вот она показалась снова,
быстро пронеслась мимо, ткнула его на бегу носом
и крикнула:
— А ну, поймай меня!
Бемби бросился за ней. Два, три шага... Но это
не шаги, это лёгкие, парящие скачки. Его несло над
землёй, он был охвачен волнующим ощущением
полёта. Лишь на краткий миг касался он земли и
снова уносился в пространство. Рослые травы шеле-
стели у самых его ушей, то мягко и ласково, то
шелковисто-упруго охлёстывали они его стремящее-
ся вперёд тело. Он мчался без цели и направления,
кидался из стороны в сторону, а затем опять опи-
сывал круги в сладостно-дурманном полёте. Мать
следила за ним затаив дыхание.
Бемби самозабвенно резвился. Впрочем, это про-
должалось не так уж долго. Высоким, грациозным
шагом приблизился он к матери и заглянул ей в
глаза влажным от счастья взором. Теперь они стали
прогуливаться неторопливо, бок о бок.
До сих пор Бемби воспринимал простор, солнце,
небо как бы телесно: ему грело спинку, ему легко
^234/^
и свободно дышалось, он испытал радость свободно-
го, ничем не ограниченного движения, но лишь на
краткий миг его ослеплённому взгляду открылась
мерцающая голубизна неба. А сейчас он впервые
наслаждался всей полнотой видения. На каждом
шагу его восхищённому и жадному взгляду откры-
вались всё новые чудеса поляны.
Здесь совсем не было потайных уголков, как в
глубине леса. Каждое местечко просматривалось до
последнего стебелька, до самой крошечной травин-
ки, и так манило поваляться, понежиться в этой
чудесной благоуханной мягкости! Зелёный простор
был усеян белыми звёздочками маргариток, тол-
стенькими головками фиолетовой и розовой кашки,
золотыми свечками львиного зева.
— Смотри, мама! — воскликнул Бемби. — Цве-
точек полетел!
— Это не цветок, — сказала мать. — Это бабочка.
Бемби изумлённо смотрел на мотылька, который
то кружился в полёте, то присаживался на стебе-
лёк, то вновь взмывал ввысь. Теперь Бемби видел,
что множество таких же мотыльков кружится над
поляной, стремительно и вместе с тем плавно опу-
скаясь на облюбованный стебелёк. Они и в самом
деле напоминали летающие цветы, весёлые цветы,
покинувшие свои докучно неподвижные стебли,
чтобы немного потанцевать. А ещё они казались
цветами, спустившимися с солнца. Чужаки на зем-
ле, они без устали ищут пристанища, но все лучшие
стебли заняты зелёными цветами; им ничего не
остаётся, как продолжать свой тщетный поиск...
Бемби хотелось рассмотреть бабочку вблизи или
хотя бы проследить полёт одной бабочки, но они
мелькали так быстро, что кружилась голова.
-^235^-
Когда взгляд его снова обратился к земле, он
заметил, что каждый его шаг подымает из травы
тысячи крошечных проворных существ. Они пры-
скали во все стороны мелким зелёным дождиком и,
лишь на краткий миг обнаружив своё существова-
ние, вновь поглощались зелёным покровом земли.
— Что это такое, мама? — спросил Бемби.
— Так... Всякая мелочь, — ответила мать.
— Нет, ты посмотри! — вскричал Бемби. — Тра-
винка, а прыгает!.. И как высоко прыгает!
— Какая же это травинка? — сказала мать. —
Это самый настоящий кузнечик.
— Зачем же он так прыгает? — спросил Бемби.
— Мы вспугнули его.
— О! — Бемби повернулся к кузнечику, усевше-
муся на стебель маргаритки. — О! Вы напрасно пу-
гаетесь, мы не сделаем вам ничего плохого, — ска-
зал Бемби вежливо.
— Я не из пугливых, — скрипучим голосом
ответил кузнечик. — Я только в первый момент
немного испугался. От неожиданности. Я разговари-
вал с женой...
— Извините, пожалуйста, — сказал Бемби огор-
чённо. — Мы вам помешали...
— Не беда, — проскрипел кузнечик. — Раз это
вы — не беда. Но ведь никогда не знаешь заранее,
кто идёт. Приходится быть начеку.
— Видите ли, — доверительно начал Бемби, — я
первый раз в жизни попал на поляну. Моя мать...
Кузнечик капризно склонил голову, нахмурился
и проскрипел:
— Знаете, меня это нисколько не интересует.
У меня нет времени выслушивать болтовню. Меня
ждёт жена. Хоп!.. — И он исчез.
-г\236
-^237^
— Хоп! — повторил Бемби, ошеломлённый изу-
мительным прыжком кузнечика.
Он подбежал к матери:
— Знаешь... я говорил с ним!
— С кем?
— С кузнечиком. Он очень приветливый. И мне
он тоже понравился. Он такой зелёный, а потом
вдруг стал совсем прозрачным, прозрачней самого
тоненького листа.
— Это крылья, — сказала мать. — Он выпустил
крылья.
— Да? — Бемби продолжал свой рассказ. — У не-
го такое серьёзное, задумчивое лицо. И очень милое.
А как он прыгает! Наверно, это ужасно трудно.
Сказал «хоп» и сразу пропал.
Они пошли дальше. Беседа с кузнечиком развол-
новала и немного утомила Бемби — ведь он никогда
ещё не беседовал с посторонними. Он почувствовал,
что должен подкрепить свои силы, и потянулся к
матери.
Когда он вновь стоял спокойно в нежном дурмане
того лёгкого опьянения, какое всегда испытывал, на-
сытившись из тела матери, он приметил в плетении
травинок светлый, подвижный цветок. Нет, это не
цветок. Это опять бабочка. Бемби подкрался ближе.
Мотылёк лениво повис на стебельке и тихонько
двигал крылышками.
— Пожалуйста, посидите вот так! — попросил
Бемби.
— Почему я должен сидеть? Я же бабочка! —
удивлённо отозвался мотылёк.
— Ах, посидите хоть одну минуточку! — умолял
Бемби. — Мне так хотелось увидеть вас вблизи.
Окажите милость!..
-Г\238/^
— Ну, если вы так просите, — снисходительно
сказала белянка. — Только недолго.
— Как вы прекрасны! — восторгался Бемби. —
Вы прекрасны, как цветок!
— Что? — бабочка захлопала крылышками. —
Как цветок? В нашем кругу принято считать, что
мы красивее цветов.
Бемби смутился.
— Конечно... — пробормотал он. — Куда краси-
вее. Извините, пожалуйста... Я только хотел ска-
зать...
— Мне совершенно безразлично, что вы хотели
сказать, — оборвал его мотылёк.
Он жеманно изгибал своё хилое тельце, кокетли-
во двигал усиками.
— Как вы прелестны! — восхищался Бемби. —
Что за чудо эти белые крылья!
Мотылёк расправил крылышки, затем плотно
сложил их парусом.
— О! — воскликнул Бемби. — Теперь я вижу: вы
куда красивее любого цветка! К тому же вы ещё
можете летать, а цветы не могут. Ведь они привя-
заны к одному месту.
— Хватит, — сказал мотылёк. — Я действитель-
но могу летать.
Он так легко вспорхнул, что Бемби не уловил
момента взлёта. Мотылёк плавно и грациозно взма-
хивал белыми крылышками, и вот уже парил в
сиянии солнечного луча.
— Только по вашей просьбе просидел я так
долго на одном месте, — сказал он, порхая вокруг
Бемби, — но теперь я улетаю.
И всё это было поляной...
В глубине леса хоронилось убежище, принадле-
-^239/'*'
жащее матери Бемби. Маленькая хижина, настоль-
ко тесная, что Бемби и его матери едва хватало
места, настолько низенькая, что, когда мать стояла,
голова её упиралась в ветви, образующие потолок.
Всего в нескольких шагах от хижины проходила
оленья тропа, и всё же хижину было очень трудно,
почти невозможно обнаружить. Надо было знать
особую примету, скрытую в кустарнике...
Густое плетение орешника, боярышника и бузи-
ны лишало хижину даже того скудного света, кото-
рый проникал в лес сквозь кроны деревьев; ни один
лучик солнца не достигал травяного пола хижины.
Здесь, в этой хижине, появился на свет Бемби,
здесь ему предстояло жить.
Сейчас усталая мать крепко спала. Бемби тоже
было задремал, но вдруг проснулся, полный свежих
жизненных сил. Он вскочил на ноги и огляделся.
Хижина была погружена в тень, и можно было
подумать, что уже наступили сумерки. Лес негром-
ко шелестел. По-прежнему слышался слабый писк
синицы, порой высокий хохоток дятла или радост-
ный крик вороны. Но все эти отдельные звуки
тонули в большой тишине, объявшей полдневный
мир. Если же хорошенько прислушаться, то можно
было уловить, как в раскалённом зное кипит воз-
дух. Истомная духота наполняла хижину.
Бемби наклонился к матери:
— Ты спишь?
Нет, мать уже не спала. Она проснулась в тот
самый миг, когда Бемби вскочил на ноги.
— А что мы сейчас будем делать? — спросил
Бемби.
— Ничего, — ответила мать. — Нам нечего де-
лать. Ложись спать.
^240/^
Но спать Бемби совсем не хотелось.
— Пойдё-ом, — завёл он. — Пойдём на поляну.
Мать подняла голову:
— На поляну? Сейчас... на поляну?
Страх, звучавший в её голосе, передался Бемби.
— Разве сейчас нельзя на поляну? — спросил он
робко.
— Нет, — резко и твёрдо прозвучал ответ. —
Нет, сейчас это невозможно.
— Почему? — Бемби чувствовал, что за этим
скрывается что-то таинственное и грозное. Но вме-
сте со страхом росло в нём желание знать всё, до
самого конца. — Почему мы не можем пойти на
поляну?
— Ты всё узнаешь, когда подрастёшь.
— А я хочу сейчас, — не отставал Бемби.
— В своё время ты узнаешь, — повторила
мать. — Ты ещё маленький, а с детьми не говорят
о таких вещах. Сейчас... на поляну! Как можно
думать об этом!.. Средь бела дня...
— Но ведь мы уже были на поляне, — возразил
Бемби.
— Это совсем другое дело, — сказала мать. —
Мы были ранним утром.
— Разве только ранним утром можно ходить на
поляну?
Бемби был очень любопытен, но терпение не
изменяло матери.
— Да, ранним утром, или поздно вечером... или
ночью.
— И никогда днём? Никогда?
Мать колебалась.
— Бывает, что некоторые из нас ходят туда и
днём, — сказала она наконец. — Но я не могу тебе
16 Заказ 784
всего объяснить, ты слишком мал... Те, кто ходит
туда, подвергают себя великой опасности.
— А что значит «великая опасность»?
Бемби был очень упрям, когда его что-либо
интересовало.
— Вот теперь ты видишь сам, что тебе этого не
понять, — уклонилась мать от ответа.
Бемби казалось, что он мог бы всё понять, если б
мать захотела объяснить ему как следует. Но он
замолчал.
— Мы все любим день, — продолжала мать, —
особенно в детстве. И всё же днём мы должны
затаиваться. Только с вечера до утра можем мы
свободно гулять. Понимаешь?
-Да...
— Вот потому-то, дитя моё, мы и должны оста-
ваться дома. Здесь мы в безопасности... А теперь
ложись спать.
Но Бемби никак не мог угомониться.
— Почему здесь мы в безопасности? — спро-
сил он.
— Потому что нас охраняют кусты, валежник и
старые прошлогодние листья, потому что в вышине
несёт свой дозор ласточка. Все они наши друзья, в
особенности старые, сухие листья, устилающие зем-
лю. Чужой может подкрасться, не потревожив кус-
тарника, не хрустнув сучком валежника, он может
обмануть даже зоркий глаз ласточки, но ему не
обмануть старую, пожухлую, вялую и чуткую про-
шлогоднюю листву. Она тут же подаст нам знак
сухим и громким шорохом. И мы задолго узнаем
приближение чужака.
— А что такое «прошлогодняя листва»? — осве-
домился Бемби.
-*>242/^
— Поди сядь подле меня, — сказала мать. —
Я расскажу тебе...
Бемби послушно уселся рядом с матерью, и та
начала свой рассказ. Оказывается, деревья не всегда
зеленеют и солнце не всегда льёт с неба свдё щедрое
тепло. Наступает пора, когда солнечный свет слабе-
ет и холод окутывает землю. Тогда листья теряют
свою свежую зелёную окраску, желтеют, краснеют,
буреют и медленно опадают. И лишившиеся своего
наряда деревья, словно жалкие нищие, простирают
к небу голые, чёрные, обобранные ветви. Опавшая
листва устилает землю и громко шуршит при каж-
дом прикосновении. Попробуй-ка подкрасться неза-
меченным! О, эти добрые сухие листья — усердные
и неусыпные стражи! Даже сейчас, среди лета,
схоронившись под свежей травой, несут они свою
верную службу...
Бемби прижался к матери, он забыл о поляне.
Когда мать кончила рассказывать, он глубоко заду-
мался. В нём пробудилась любовь к милым старым
листьям, так прилежно творящим свою добрую рабо-
ту, несмотря на то, что они увяли и давно утратили
тепло жизни. Но что же такое, в конце концов, «опас-
ность», о которой постоянно твердит мать? Раздумье
утомило его. Кругом было тихо, лишь снаружи при-
глушённо кипел на жаре воздух. И Бемби уснул.
Однажды вечером Бемби вновь пришёл с ма-
терью на поляну. Он думал, что знает поляну вдоль
и поперёк, что он видел там всё, что можно уви-
деть, слышал всё, что можно услышать. Но оказа-
лось, мир куда богаче и разнообразнее, нежели он
себе представлял.
Вначале всё было так же, как и в первый раз.
Он долго играл с матерью в весёлую игру «дого-
^243/^
нялку». Он самозабвенно носился по поляне, хмель-
ной от воздуха, простора и небесной голубизны, как
вдруг заметил, что мать остановилась. Бемби затор-
мозил так круто, что все его четыре ноги разъеха-
лись в разные стороны, и ему пришлось высоко
подпрыгнуть, чтобы снова собрать их под собой.
Судя по всему, мать с кем-то разговаривала, но
высокие травы скрывали её собеседника. Бемби
подошёл ближе. Рядом с матерью в метёлках травы
шевелились два уха, два больших серо-коричневых,
разрисованных чёрными полосками уха. Бемби ни-
когда не видел таких ушей и немного оробел, но
мать сказала:
— Иди сюда. Это наш друг заяц. Подойди, не
бойся и дай на себя посмотреть.
Бемби не заставил себя просить дважды. Он
шагнул вперёд и тут же увидел зайца. Его большие,
похожие на ложки уши то вскидывались кверху, то
вдруг падали, как будто от внезапного приступа
слабости.
Бемби смутили усы зайца, торчащие во все сто-
роны вокруг маленького рта прямыми, длинными
стрелами. Но это не помешало ему заметить, что
лицо у зайца симпатичное, с хорошим, открытым
выражением и глядит он на мир двумя блестящими
круглыми глазами. Нет, в дружелюбии зайца невоз-
можно было усомниться.
— Добрый вечер, молодой человек, — приветст-
вовал его заяц с изысканной любезностью.
Бемби только кивнул: «Добрый вечер». Он и сам
не знал, почему он ограничился кивком — очень
приветливым, очень учтивым, но всё же чуточку
снисходительным. Должно быть, это было у него
врождённым.
— Что за прелестный юный принц! — сказал
заяц.
Он разглядывал Бемби, ставя торчком то одно
ухо, то другое, порой вскидывая их одновременно,
порой бессильно роняя. Эта манера не понравилась
Бемби, в ней было что-то нарочитое.
А заяц всё рассматривал Бемби большими круг-
лыми глазами. При этом его нос и рот с великолеп-
ными усами беспрестанно двигались, будто он пре-
возмогал желание чихнуть. Бемби рассмеялся. Тот-
час засмеялся и заяц, лишь глаза его оставались
задумчивыми.
— Поздравляю вас, — сказал он матери, — от
всего сердца поздравляю с таким сыном. Да, да, да,
это истинный принц... да, да, да, иначе его не
назовёшь...
Заяц выпрямился и, к немалому удивлению
Бемби, уселся на задние ноги. Поставив уши торч-
мя, он внимательно прислушался, затем опробовал
воздух своим подвижным носом и снова чинно
опустился на все четыре ноги.
— Моё почтение достойным господам, — сказал
заяц. — У меня столько дел сегодня вечером! По-
корнейше прошу извинить меня.
Он повернулся и поскакал прочь, тесно прижав
уши, достигавшие ему до середины спины.
— До свиданья! — крикнул ему вдогонку Бемби.
Мать улыбнулась.
— Славный заяц!.. Такой милый и скромный.
Ему тоже нелегко живётся на свете, — в её словах
чувствовалась глубокая симпатия.
Пока мать обедала, Бемби пошёл немного побро-
дить. Он рассчитывал встретить кого-либо из ста-
рых знакомых и завязать новые знакомства. Не то
чтобы он в этом особенно нуждался, но ему приятно
было само чувство ожидания. Вдруг до его слуха
долетел какой-то шорох и словно бы негромкий
топот. Он присмотрелся. Вдалеке, на опушке леса,
что-то промелькнуло в траве. Какое-то существо...
за ним второе... Бемби быстро оглянулся на мать.
Но та, ничуть не тревожась, глубоко погрузила
голову в траву. А неизвестные существа бегали
по кругу точь-в-точь как проделывал это сам
Бемби.
Он был озадачен и невольно подался назад,
словно намереваясь пуститься наутёк. Мать замети-
ла его волнение и подняла голову.
— Что с тобой? — крикнула она.
Но Бемби лишился дара речи, он мог только
пролепетать:
— Там... там...
Мать проследила за его взглядом.
— Ах, вот оно что! Это моя кузина Энна. Ну
конечно же, у неё тоже маленький... нет, целых
двое, — мать говорила весёло, но вдруг посерьёзне-
ла: — Надо же! У Энны двойня... В самом деле
двойня.
Бемби глядел во все глаза. На поляне у опушки
он обнаружил существо, очень похожее на его мать.
Странно, что он его раньше не приметил. А в траве
кто-то по-прежнему выписывал круги, но ничего не
было видно, кроме двух рыженьких спинок, двух
красноватых тоненьких полосок...
— Идём, — сказала мать. — Вот наконец подхо-
дящая для тебя компания.
Бемби охотно бы побежал, но мать выступала
медленно, при каждом шаге осматриваясь по сторо-
нам, и ему пришлось сдержать шаг. Он был очень
-^246^
недоволен, он просто изнывал от нетерпения и
любопытства.
Мать рассуждала вслух:
— Я была уверена, что мы встретим тетю Энну.
«Где она пропадает?» — думала я. Конечно, я зна-
ла, что у неё тоже ребёнок, об этом легко было
догадаться. Но двойня!..
Энна наконец-то увидела кузину с племянником.
Она подозвала детей и двинулась навстречу роди-
чам.
Нужно было бы как следует приветствовать
тётку, но Бемби ничего не замечал, кроме своих
будущих товарищей.
— Ну, — сказала тётка, обратившись к Бем-
би, — вот это Гобо, а это Фалина. Можешь с ними
играть.
Три малыша стояли как вкопанные, не в силах
отвести глаз друг от дружки. Гобо рядом с Фали-
ной, Бемби напротив них. Стояли и смотрели во все
глаза. Не шевелясь.
— Пусть их, — сказала мать. — Они сами разбе-
рутся.
— Прелестный ребёнок! — сказала тётя Энна. —
Крепкий, сильный, стройный!..
— Конечно, нам не на что жаловаться, — сказа-
ла польщённая мать. — Но у тебя двое, Энна!..
— Да, это так, это так!.. — подхватила Энна. —
Ты же знаешь, дорогая, детьми я никогда не была
обижена.
— Бемби мой первенец... — сказала мать.
< — Видишь ли, — начала Энна, — раз на раз не
приходится. Возможно, что в дальнейшем...
Дети всё ещё стояли неподвижно, тараща глаза.
Ни один не проронил ни слова. Внезапно Фалина
-^247/Т-
подпрыгнула и кинулась в сторону. Ей надоело
такое бессмысленное времяпрепровождение.
Бемби бросился за ней, Гобо последовал его
примеру. Они гонялись друг за дружкой, носились
взад и вперёд, выписывая красивые полукружья.
Это было замечательно! Когда же, немного утомлён-
ные и запыхавшиеся, они остановились, то уже не
было сомнений, что знакомство состоялось. Они
принялись болтать. Бемби рассказал о своих бесе-
дах с кузнечиком и бабочкой-белянкой.
— Ас майским жуком ты разговаривал? — спро-
сила Фалина.
Нет, с майским жуком Бемби не разговаривал.
Он даже не был с ним знаком. По правде, Бемби в
глаза его не видал.
— Я частенько с ним болтаю, — заметила Фали-
на чуточку свысока.
— А меня обругал ястреб! — сообщил Бемби.
— Не может быть! — поразился Гобо. — Неуже-
ли он тебя обругал? — Гобо вообще легко удивлял-
ся. — А меня ёжик уколол в нос, — заметил он, но
так, между прочим: Гобо был очень скромен.
— Кто это — ёжик? — заинтересовался Бемби.
Приятно иметь таких осведомлённых друзей.
— Ёж ужасное созданье! — воскликнула Фали-
на. — Весь в иголках и такой злющий!
— Ты думаешь, он злой? — сказал Гобо. — Он
же никому не делает ничего плохого.
— А разве он тебя не уколол? — быстро возрази-
ла Фалина.
— Ах, я сам приставал к нему с разговорами. Да
и уколол-то он меня совсем не больно.
Бемби повернулся к Гобо:
— А почему он не хотел с тобой разговаривать?
-^248/Т-
— Он ни с кем не желает разговаривать, — вме-
шалась Фалина. — Когда к нему подходишь, он
сворачивается в клубок и весь ощетинивается игол-
ками. Наша мама говорит, что он вообще ни с кем
не водится.
— Может быть, он просто боится? — скромно
заметил Гобо.
Но Фалина заявила решительно:
— Мама говорит, что от таких надо держаться
подальше.
Бемби спросил Гобо тихонько:
— А ты знаешь, что такое... опасность?
Все трое, разом посерьёзнев, тесно сблизили го-
ловы.
Гобо задумался. Он и сам хотел бы понять, что
такое опасность. Он видел, с каким нетерпением
ждёт его ответа Бемби.
— Опасность, — прошептал он, — опасность...
это очень плохо.
— Я сам понимаю, что плохо, но... какая она?..
Все трое дрожали от страха.
Вдруг Фалина вскричала громко и весело:
— Опасность — это когда надо удирать! — и резво
скакнула в сторону.
Ей надоело Стоять и бояться невесть чего. Гобо
и Бемби прыгнули за ней. И снова началось...
Они прятались, зарываясь в душистый шёлк
травы, кувыркались, дурачились и совсем забыли о
том большом и грозном, что волновало их несколь-
ко минут назад. Наигравшись всласть, они снова
стали болтать. Их матери тоже не теряли времени
Даром: они пощипывали траву и вели дружескую
беседу.
Но вот тётя Энна подняла голову и крикнула:
-*>249^К
— Гобо, Фалина! Собирайтесь домой!..
Мать Бемби тоже позвала сына:
— Идём!.. Нам пора!..
— Ещё немножечко! — бурно запротестовала Фа-
лина. — Ну ещё чуточку!
Бемби умолял мать:
— Побудем ещё! Пожалуйста! Здесь так хорошо!
И Гобо повторял застенчиво:
— Так хорошо... ещё чуточку!..
И тут случилось нечто, что было куда значитель-
нее и важнее всего, что пережил Бемби в этот день.
Из леса донёсся грохочущий топот, от которого
дрогнула земля. Затрещали сучья, зашумели ветви,
и, прежде чем можно было навострить уши, это
грозно грохочущее вынеслось из чащи, оставив там
по себе треск, гул, свист. Словно ураган, промча-
лись Двое по поляне звонкогремящим галопом и
скрылись в чаще; но не прошло и минуты, как они
вновь появились в том же месте, что и в первый
раз, и замерли на фоне опушки, будто окаменели,
шагах в двадцати друг от друга.
Бемби смотрел на них как зачарованный. Они
были очень похожи на мать и тётю Энну, но голову
каждого из них венчала ветвистая корона в корич-
невых бусинах и белых зубцах. Бемби безмолвно
переводил взгляд с одного на другого. Один — по-
меньше ростом, и корона его скромнее. Другой,—
величественно прекрасен. Он высоко и гордо нёс
голову, и бесконечно высоко возносились его рога.
Переливчатый тон их колебался от совсем тёмного
до белесого; они были усеяны множеством бусин и
широко простирали свои сияющие белые отростки.
— О! — воскликнула Фалина восхищённо.
— О! — тихонько повторил Гобо.
^250/^
Бемби молчал.
Но вот те Двое зашевелились, повернули в раз-
ные стороны и медленно направились к лесу. Вели-
чественный олень прошёл совсем близко от детей.
В покойной красоте прошествовал он, гордо неся
царственную голову и никого не удостоив взглядом.
Дети боялись дышать, пока он не скрылся в
чаще. Они отважились обменяться взглядом лишь в
тот момент, когда лес задёрнул свой зелёный полог
за великолепным незнакомцем.
Фалина первая прервала молчание.
— Кто это был? — воскликнула она, и её ма-
ленький дерзкий голосок дрожал.
Гобо повторил чуть слышно:
— Кто это был?
Бемби молчал.
Тётя Энна ответила торжественно:
— Это были отцы.
Больше ничего не было сказано, и родичи расста-
лись. Тётя Энна с детьми сразу скрылась в ближнем
кустарнике — там пролегал их путь. Бемби и его
матери пришлось пересечь всю поляну, чтобы по-
пасть к старому дубу, откуда начиналась их тропа.
Бемби молчал очень долго. Наконец он спросил:
— Они нас видели?
— Да, они видят всё, — ответила мать.
Странное чувство владело Бемби: он и боялся
спрашивать, и не мог молчать.
— Почему они... — начал он и осёкся.
Мать пришла к нему на помощь:
— Что ты хотел сказать, маленький?
— Почему они не остались с нами?
— Да, они не остались с нами, — ответила
мать, — но настанет время...
^251/-^
— Почему они с нами не говорили? — перебил
её Бемби.
Мать ответила:
— Сейчас они с нами не говорят... но настанет
время... Нужно терпеливо ждать, когда они придут,
и нужно ждать, когда они заговорят. Всё будет так,
как они захотят.
— А мой отец будет со мной разговаривать? —
замирая спросил Бемби.
— Конечно, дитя моё. Когда ты подрастёшь, он
будет с тобой разговаривать. И порой тебе будет
дозволено находиться при нём.
Бемби молча шёл рядом с матерью, всё его
существо было потрясено встречей с отцом. «Как он
прекрасен! — шептал он про себя. — Как дивно пре-
красен!» И всё думал о величественном олене.
Мать как будто угадала мысли сына:
— Если ты сохранишь жизнь, дитя моё, если ты
будешь благоразумен и сумеешь избежать опасно-
сти, ты будешь когда-нибудь так же силён и статен,
как отец, и будешь носить такую же корону.
Бемби глубоко дышал. Его сердце заходилось
радостью, тревогой, надеждой...
Пересказ Ю. Нагибина
г ВОЛЬДЕМАР БОНЗЕЛЬС
В.Бонзелъс (1881-1952) — немецкий поэт, про-
заик, сказочник, много путешествовал по Европе,
Африке, Америке. С 1906 г. публиковал стихи,
рассказы, романы, пьесы, сказки. В начале века
В. Бонзелъс — один из самых популярных и читае-
мых писателей.
Особой любовью детей пользовались его сказки о
насекомых, цветах и животных. Самая знамени-
тая книга — «Приключения пчёлки Майи» — пере-
ведена на 28 языков. Во второй половине века
слава писателя пошла на убыль. Однако многосе-
рийный телефильм «Пчела Майя», прошедший по
экранам Европы и Америки, дал новый импульс к
изучению творчества писателя.
ПРИКЛЮЧЕНИЯ ПЧЁЛКИ МАЙИ
Роман для детей
(главы)
Бегство Майи из родного города
/~*тарую пчелу, которая помогла малютке Майе
пробудиться к жизни и выползти из её ячейки,
звали Кассандрой. Она пользовалась во всём улье
большим уважением.
-Г\253/^
В то время пчелиный рой переживал тревожные
дни: среди пчёл вспыхнул мятеж, который их цари-
ца никак не могла подавить. Пока опытная Кассан-
дра протирала ясные глазки новорождённой и рас-
правляла её нежные крылышки, улей не переставал
грозно гудеть и жужжать, и крошке Майе показа-
лось в нём слишком жарко, о чём она немедленно
заявила своей воспитательнице.
Кассандра озабоченно оглянулась, но ничего не
ответила. Она лишь удивилась, что дитя начало так
рано соображать, ибо в улье было действительно
невыносимо душно и давка была страшная. Майя
видела, как мимо них беспрерывно шныряли пчё-
лы, причём они так спешили, что карабкались друг
на дружку и катились вперёд живыми комьями.
Вскоре около них прошла царица. Кассандру и
Майю совсем было затолкали, но их выручил тру-
тень, молодой кавалер приятной наружности.
Он кивнул крошке и, приподняв свои передние
ножки, которые служат пчёлам в одно и то же
время и руками, погладил ими блестящие волосики
у себя на груди.
— Быть беде, — заметил он, обращаясь к Кас-
сандре, — революционеры уходят из города. Они
уже провозгласили царицей новую пчелу.
Кассандра не обратила на него никакого внима-
ния. Она даже не поблагодарила его за оказанную
им помощь, и Майе показалось, что её воспитатель-
ница обошлась с молодым кавалером очень недру-
желюбно. Но малютка не предлагала ей вопросов;
впечатления следовали одно за другим так быстро,
что она едва успевала отдавать себе в них отчёт.
Общее возбуждение передалось и ей, и она громко
зажужжала.
-Т\254/*^
— Перестань! — остановила её старая пчела. —
Мало тут и без тебя шуму! — и, взяв крошку за её
красивое, блестящее, ещё совсем мягкое и удиви-
тельно прозрачное крылышко, она отвела её в уеди-
нённый уголок к заполненным мёдом сотам.
Майя втянула в себя воздух.
— Какой тут приятный запах! — воскликнула
она.
Старуха рассердилась.
— Погоди делать свои замечания, — проворчала
она. — За эту весну я уже воспитала сотни пчёлок
и учила их летать, но такой любопытной, как ты,
ещё не встречала. У тебя, моё дитя, какая-то иск-
лючительная натура.
— Что такое «исключительная натура»? — робко
спросила Майя.
— Ты ведёшь себя неприлично! — обозлилась
Кассандра, притворившись, что не слышала вопро-
са, но заметив, как Майя засунула пальчики в
рот. — Мне некогда с тобой возиться. Слушай вни-
мательно всё, что я тебе скажу, потому что я могу
посвятить тебе очень немного времени: из ячеек
уже выползают новые малютки, а моя единственная
помощница по этажу, Турка, совсем выбилась из
сил и жалуется уже несколько дней на шум в ушах.
Садись вот тут.
Майя послушно села и уставилась своими боль-
шими тёмными глазами на воспитательницу.
— Первое правило, которое должна твёрдо по-
мнить молодая пчела, — начала Кассандра со вздо-
хом, — следующее: в своих мыслях и делах она не
Должна отличаться от других и обязана не забы-
вать, что общее благо — прежде всего. На этом
основано процветание государства и тот порядок,
который мы с незапамятных времён признаём пра-
вильным. Завтра ты вылетишь из улья. Тебя будет
сопровождать старшая подруга. Сперва ты должна
отлетать лишь на недалёкие расстояния и точно
запоминать все предметы на своём пути, чтобы
найти обратный путь домой. Твоя спутница укажет
тебе все те цветы, где ты сможешь брать самый
лучший мёд. Ты должна их твёрдо заучить. Без
этой науки не может обойтись ни одна пчела.
Начало её ты можешь заучить сейчас же: вереск и
липовый цвет. Повтори!
— Не могу, — ответила малютка Майя, — это
страшно трудно! Я научусь этому потом.
Кассандра широко раскрыла глаза и покачала
головою.
— Ох, милая, нелегко будет с тобою! — со вздо-
хом произнесла она. — Это уж теперь видно.
— А что я должна буду делать потом? Целый
день собирать мёд? — спросила крошка Майя.
Старуха опять глубоко вздохнула и посмотрела
на маленькую пчёлку серьёзным и печальным
взглядом. Казалось, перед ней промелькнула её
собственная жизнь, прошедшая, с начала до конца,
в тяжком труде и заботах.
— Малютка! — сказала она более ласковым го-
лосом. — Ты узнаешь солнечный свет, высокие зе-
лёные деревья, цветущие луга, серебряную гладь
озёр, быстрое сверкание ручьёв, яркое голубое не-
бо и, может быть, человека — самое высокое и
совершенное создание природы. Но, несмотря на
окружающее тебя величие, твоя скромная работа
будет для тебя наслаждением. Вот, дорогое дитя,
что ждёт тебя, и ты можешь надеяться на сча-
стье.
— Хорошо, — произнесла Майя, — этого-то мне
и надо.
Кассандра ласково улыбнулась. Она сама не по-
нимала, почему она почувствовала вдруг к малютке
Майе любовь, какой никогда ещё не испытывала по
отношению к другим своим воспитанницам. Не по-
тому ли она рассказала ей гораздо больше, чем
обычно принято говорить пчёлам в их первый день
рождения? Она давала ей различные советы, предо-
стерегала от ждущих её в мире опасностей, называ-
ла ей злейших врагов пчёл. Потом она много гово-
рила ей о человеке и заложила в душе маленькой
пчёлки крепкое желание поближе с ним познако-
миться.
— Будь вежлива и предупредительна со всеми
насекомыми, — сказала в заключение Кассандра, и
ты узнаешь от них гораздо больше, чем я могу тебе
сегодня рассказать. Но берегись осы и овода, дитя
моё. Первая — наш самый могущественный и ко-
варный враг, а второй — бессмысленный разбойник
без отечества и убеждений. Мы сильнее их, но они
воруют и убивают где только возможно. Для самоз-
ащиты ты можешь пользоваться своим жалом, но
помни: если ты укусишь теплокровное животное
или человека, ты умрёшь, ибо твоё жало останется
у них в коже и сломается; поэтому ты должна
жалить лишь в случае крайней необходимости, про-
являя при этом всё своё мужество и глядя смерти
прямо в глаза. Мы, пчёлы, потому и пользуемся
таким уважением и почётом, что отважны и умны.
Ну прощай, малютка Майя, будь счастлива и верно
служи своему народу.
Крошка Майя поклонилась, ответила на поцелуй
и объятия своей воспитательницы и легла спать в
17 Заказ 784
радостном возбуждении. Но мысль, что она завтра
познакомится с обширным миром, с солнцем, небом
и цветами, так волновала её, что она долго не могла
уснуть и лишь дремала.
* * *
Рано утром Майя услышала радостное восклица-
ние:
— Солнышко взошло!
Она быстро вскочила и присоединилась к одной
работнице.
— Ладно, — дружелюбно сказала та, — полетим
вместе.
У городских ворот их задержала стража. Сколь-
ко тут толпилось народу! Один из часовых сообщил
Майе пароль, без которого ни одну пчелу не пропу-
стили бы обратно.
Вылетев за пределы города, маленькая пчёлка
должна была зажмурить глазки — так ослепил её
свет. Всё кругом отливало золотом и зеленело, всё
сверкало таким богатством, теплом и блеском, что
от счастья она не знала, что делать.
— Какое великолепие! Неужели я могу лететь
куда угодно? — воскликнула она, обратившись к
своей спутнице.
— Конечно, — ответила та.
Тогда малютка Майя подняла головку, пошеве-
лила своими красивыми, нежными крылышками и
вдруг почувствовала, что земля под ней опускается,
а высокие зелёные верхушки деревьев, наоборот,
приближаются.
— Я лечу! — закричала она в восторге. — Ведь
то, что я делаю, это — полёт! Не правда ли? Ах, как
это удивительно!
-Г\258/5-
— Да, ты летишь, — сказала ей работница, едва
поспевая за нею. — Вот теперь мы несёмся по на-
правлению к липам вон там, у замка. Запомни их,
чтобы знать расположение нашего города... Но не
лети так быстро, Майя! Мне не догнать тебя!
— Да разве это быстро? — возразила Майя. —
Как чудно пахнет солнечный свет! — восторгалась
она.
— Да нет же, — ответила, задыхаясь, работни-
ца, — это благоухают цветы. Но, прошу тебя, лети
медленней, не то я отстану, и ты потом не найдёшь
дорогу домой.
Но крошка Майя не слушала её. Она словно
опьянела от радости, от солнечного света, от счаст-
ливого сознания, что она живёт, летит... Ей каза-
лось, что через сверкающее зеленью море света она
мчится с быстротою молнии к чему-то ещё более
прекрасному. Ей казалось, что её зовут цветы, ма-
нит даль, что голубое небо благословляет её ликую-
щий полёт...
Смертельно устав, она спустилась в большом
саду, который утопал в облаках цветущих вишнё-
вых деревьев, терновника и сирени. Она упала на
грядку красных тюльпанов, на один из больших
цветов, прижалась к его стенкам и, тяжело дыша,
смотрела в упоении через блестящие края венчика
на яркое голубое небо.
— О! Да в этом великом мире всё в тысячу раз
прекраснее, чем в нашем тёмном пчелином го-
роде! — воскликнула она. — Я не хочу туда воз-
вращаться, не хочу собирать мёд и готовить воск!
Нет, я ни за что не стану этого делать! Я хочу
остаться в этом чудном мире, узнать его. Я не
похожа на других пчёл. Я создана для радости, для
-Г\260/^
приключений, для острых ощущений!.. Я не боюсь
опасности. Разве во мне мало силы и отваги? Разве
нет у меня жала?
И она громко рассмеялась от избытка здоровья
и счастья и сделала глубокий глоток нектара из
чашечки тюльпана.
Ах, бедная маленькая Майя! Если бы ты пред-
чувствовала, сколько опасностей и бед тебя ждёт,
ты, наверное, была бы благоразумнее!
Но малютка ничего не предчувствовала и оста-
лась при своём решении. Скоро её одолела уста-
лость, и она уснула.
Домик Пеппи
ЛИ' огда маленькая Майя проснулась, было уже
совсем светло. Она продрогла, и первые её
движения были медленны и неуверенны. Она уцепи-
лась за жилку зелёного листа, под которым провела
ночь, и крылышки её затрепетали и засверкали: это
она их расправляла и очищала от приставшей к ним
пыли. Затем она пригладила свои белокурые волосы
и протёрла глазки. Наконец, осторожно подобрав-
шись к краю листа, она стала озираться кругом.
Блеск утреннего солнца опять ослепил малень-
кую пчёлку.
«О, как прекрасен мир!» — подумала Майя.
Она стала припоминать впечатления вчерашнего
дня, все его опасности и всю его красоту. Решение
не возвращаться в улей окончательно в ней укрепи-
лось. Правда, когда она подумала о Кассандре,
сердечко её тревожно забилось, но разве старуха
сможет её разыскать?..
-Г\261
Где-то вдали сверкнуло что-то красное. Пчёлка
заметила этот блеск, и ею овладело нетерпение
посмотреть поближе. К тому же она почувствовала
голод. Со звонким, весёлым жужжанием отважно
устремилась она вперёд, в ясный утренний воздух,
уже сильно согретый солнечными лучами. Она на-
правила свой полёт на манивший её красный пред-
мет, который, казалось, кивал ей и кланялся; но
когда она к нему приблизилась, то почувствовала
такой сладкий аромат, что почти опьянела, и лишь
с трудом добравшись до алого цветка, Майя села на
его наружный сводчатый лепесток. Но в то же
мгновенье он вдруг заколебался под её ногами, и
навстречу пчёлке выкатился серебристый шарик
почти такой же величины, как и она сама, прозрач-
ный и сверкавший, как радуга.
Между тем прозрачный шарик прокатился мимо
неё, наклонился над краем лепестка, прыгнул и
упал на траву.
Майя вскрикнула от ужаса, когда увидела, что
он рассыпался на множество крохотных алмазов,
которые, точно живые, блестели и дрожали на
стебельках и потекли по ним трепетными жемчу-
жинками. Только тогда она догадалась, что это
была большая капля росы, скопившейся в чашечке
цветка в течение прохладной ночи.
Пчёлка поползла назад и вдруг заметила у само-
го входа в цветок небольшого жучка с коричневыми
надкрыльями и чёрным щитком на груди.
Она вежливо с ним поздоровалась.
— Это был ваш шарик? — полюбопытствовала
Майя.
— Вы говорите о капле росы? — с улыбкой спро-
сил жучок. — О, об этом не стоит беспокоиться.
-Г\262/5-
Я только что утолил свою жажду, а моя жена
никогда не пьёт воду, потому что у неё больные
почки... Что вы тут делаете?
— Какой очаровательный цветок! — не отвечая
ему на вопрос, воскликнула Майя. — Не будете ли
вы любезны сказать мне, как он называется?
Помня советы Кассандры, она старалась быть
очень вежливой.
— Это роза, — объяснил он. — Мы поселились
тут четыре дня тому назад, и благодаря нашим
заботам о ней она чудно распустилась. Не подойдёте
ли вы поближе?
Пчёлка колебалась, но затем, преодолев свой
страх, она сделала несколько шагов вперёд. Жучок
отодвинул в сторону светлый лепесток, и они очу-
тились в узком, слабо освещённом помещении с
благоухавшими стенками.
— У вас тут действительно премило, — заметила
восхищённая Майя. — А этот запах... в нём поло-
жительно есть что-то одуряющее...
Жучок очень рад был, что пчёлка похвалила его
квартиру.
— Да, надо уметь устраиваться, — произнёс он,
благосклонно улыбаясь. — «Скажи мне, где ты жи-
вёшь, и я скажу, чего ты стоишь», — говорит ста-
рая поговорка. Не угодно ли вам немного мёду?
— Ах, с большим удовольствием! — обрадова-
лась Майя.
Жучок кивнул головою и исчез за одною из
стенок цветка. Пчёлка радостно озиралась. Она при-
жимала свои щёчки и ручки к нежным красным
занавескам и вдыхала их дивный аромат.
Вдруг она услышала, что жучок за стеною начал
громко браниться. Он сердито и грозно жужжал, и
-Г\263^
Майе показалось, что он кого-то грубо толкает.
Потом она услышала чей-то тоненький, полный
страха и досады голосок:
— Ну да, когда я один, вы смело на меня
нападаете... Подождите, посмотрим, что вы скаже-
те, когда я позову своих товарищей. Вы нахал...
Хорошо, хорошо, я уйду!.. Но не забудьте кличку,
которую я вам дал!
Вслед за тем испуганная этой ссорой пчёлка
услышала, как кто-то поспешно уходил.
Жучок вернулся и бросил ей кусочек мёду.
— Это безобразие, — проворчал он, — нигде нет
покоя от этих тварей!
Майя была так голодна, что даже забыла побла-
годарить своего хозяина. Она набросилась на угоще-
ние и начала жадно его жевать, между тем как
жучок вытер со лба пот и несколько ослабил верх-
нее кольцо на груди, чтобы легче было дышать.
— Кто это был? — спросила Майя с переполнен-
ным ртом.
— Проглотите сначала мёд и освободите свой
язык, а то вас не поймёшь, — заметил жучок, но
сейчас же сердито продолжал: — Это был муравей.
Неужели эти подлые создания думают, что мы
экономим и копим провизию только для них?! Так
беззастенчиво забираться в чужие кладовые! Это
возмутительно! Простите, — неожиданно перебил он
себя, — я совсем забыл вам представиться. Меня
зовут Пеппи, я из семьи бронзовок.
— А я Майя, — робко сказала пчёлка. — Очень
рада с вами познакомиться.
Пеппи несколько раз поклонился, причём распу-
стил веером два маленьких коричневых усика.
Майю они привели в восторг.
-Г\264/5-
— Какие у вас красивые усы! — воскликнула
она.
— Н-да! — самодовольно произнёс польщённый
жучок. — Зато у вас, бесспорно, прекрасные глаза,
а золотистая окраска вашего тела очень интересна.
Малютка Майя просияла от счастья. Никто ещё
не говорил ей, что она красива. Она окончательно
развеселилась и взяла ещё кусочек мёду.
— Отличный мёд! — похвалила она.
— Пожалуйста, кушайте на здоровье, — произ-
нёс Пеппи, несколько удивленный аппетитом своей
гостьи. — Это розовый мёд, первосборный. Если вы
хотите пить, могу вам предложить ещё капельку
росы.
— Благодарю вас, — вежливо отказалась Майя.
— Мне бы хотелось полетать...
Жучок улыбнулся.
— Вам бы всё летать! — покачал он головой. —
Это у вас, у пчёл, уже в крови. Не понимаю такого
беспокойного образа жизни. Разве не лучше спокой-
но сидеть на месте?
— Ах, мне так нравится летать! — воскликнула
Майя.
Жучок предупредительно приподнял розовую за-
навеску.
— Я вас провожу к лепестку, с которого вам
удобно будет взлететь, — предложил он.
— Спасибо, — ответила пчёлка, — но я свободно
взлетаю со всякого места.
— В этом ваше преимущество передо мною.
А мне каждый раз довольно трудно расправлять
свои нижние крылышки, — печально сказал он,
отодвигая последнюю занавеску и пожимая ей
Руку.
-Г\2б5/5"
Некоторое время с верхнего лепестка розы он
следил за пчёлкой, которая быстро взвилась по
прямой линии ввысь и исчезла в прозрачном возду-
хе, насыщенном золотым солнечным светом. Потом
он тяжело вздохнул и, чувствуя, что ему становится
жарко, хотя было только раннее утро, вернулся в
прохладную чашечку своего цветка, тихо напевая
свою любимую песню:
— Распустилась в солнце тут
Красных роз семья,
И пока они цветут,
Буду жив и я.
Лесное озеро и его обитатели
П1 цветущую землю медленно окутывал ясный ве-
*^"сенний день.
— Ах, — вспомнила вдруг Майя. — Ведь я со-
всем позабыла спросить Пеппи про человека! Такой
опытный господин, как он, мог бы, наверное, много
мне о нем порассказать. Но, может быть, мне ещё
самой посчастливится встретиться с человеком.
Она пролетела мимо большого сада, пестревшего
множеством цветов. Она встречала разных насеко-
мых, вежливо отвечавших на её приветствия и
желавших ей успеха. Но всякий раз, когда ей
попадалась пчела, сердечко её тревожно билось: она
боялась столкнуться со знакомыми, которые могли
бы упрекнуть её за праздность и лень. Однако она
скоро заметила, что пчёлы, занятые своим делом,
не обращали на неё никакого внимания.
Вдруг глубоко под собою Майя увидела бездон-
ное голубое небо. Сначала она с ужасом подумала —
не забралась ли она слишком высоко, не перелетела
ли она за небосвод? Но вскоре она заметила, что
края этого находившегося под нею неба отражали
деревья, и тогда, к великому своему удовольствию,
она догадалась, что под нею была широкая водная
гладь, тихо светившаяся в лучах утреннего солнца.
Майя опустилась почти на самую поверхность озера
и, как в зеркале, увидела себя, свои светлые, как
стекло, крылышки, своё красивое золотистое туло-
вище; она увидела, что летала хорошо и правильно,
так, как её учила Кассандра.
«Как приятно носиться над водою!» — с востор-
гом подумала она.
Время от времени пчёлка замечала, как резви-
лись в прозрачной воде большие и малые рыбки.
Но слишком приблизиться к ним она боялась,
ибо знала, что для насекомых рыбье племя небез-
опасно.
Майя долетела до противоположного берега.
Здесь внимание её привлёк густой тростник и ог-
ромные листья кувшинок, лежавшие на поверхно-
сти озера, как большие зелёные тарелки. Она вы-
брала самый укромный лист, скрытый в тени плав-
но качавшихся над ним высоких стеблей. Лишь
два-три солнечных пятна мелькали на нём, как
золотые монеты.
Вдруг рядом с нею на тот же лист опустилась
небольшая, стального цвета мясная муха и, с удив-
лением осмотрев пчёлку, спросила:
— Что вам тут надо на моём листе?
Майя струсила.
— Ну вот, подумаешь! И отдохнуть минутку
нельзя! — сказала она, стараясь скрыть свой
испуг. Она вспомнила слова Кассандры, которая
-Р\267
говорила ей, что пчелиный род пользуется в мире
насекомых большим почётом, и захотела поддер-
жать своё достоинство. Однако сердечко её тре-
вожно билось: уж не слишком ли громко и смело
она ответила?
Но мясная муха сама, по-видимому, испуга-
лась, заметив, что Майя не намерена ей уступать.
С сердитым жужжанием она взлетела на трост-
ник, качавшийся над приютившим пчёлку лис-
том, и уже более вежливо произнесла:
— Вы бы лучше работали, как это вам полагает-
ся... Но если вы действительно устали... пожалуй-
ста, отдохните... Я тут подожду...
— Да ведь здесь листьев сколько угодно, — заме-
тила Майя.
— Да, но все они заняты, — ответила муха. —
Теперь надо почитать себя счастливой, если нахо-
дишь свободное местечко. Если бы прежнего жиль-
ца этого листа не съела два дня тому назад лягуш-
ка, у меня, вероятно, и до сих пор не было бы
пристанища. А ночевать сегодня тут, а завтра
там — удовольствие небольшое. Не у всех ведь есть
такое благоустроенное государство, как у вас,
пчёл... Но разрешите представиться: я — Минна
Кристоф.
Майя молчала. Она думала о том, какой ужас —
попасть в лапы квакушки.
— И много тут лягушек? — спросила она нако-
нец, предусмотрительно подвинувшись на середину
листа.
Муха рассмеялась.
— Не трудитесь пересаживаться, милая, — под-
дразнила она пчёлку, — лягушка всё равно вас за-
метит, так как на солнечном свете лист-то ведь
-Г\268/^
совершенно прозрачен. Квакушка снизу отлично
видит, как вы на нём сидите.
Майе уже казалось, что внизу копошится
страшный хищник и смотрит на неё жадными,
голодными глазами. Она встрепенулась, намерева-
ясь немедленно улететь. Но тут произошло собы-
тие, столь страшное и неожиданное, что бедная
пчёлка не могла сначала даже сообразить, в чём
было дело. Сперва она услышала громкий, резкий
шелест, точь-в-точь такой, когда ветер шумит в
увядших листьях; затем раздался протяжный
свист, перешедший в сердитое гуденье, и в то же
мгновенье лист, на котором сидела Майя, покрыл-
ся чьей-то прозрачной тенью. Сердце пчёлки сжа-
лось от ужаса, когда она увидела, как огромная
пёстрая стрекоза схватила несчастную Минну Кри-
стоф, отчаянно вопившую в её громадных острых
когтях. Страшное животное опустилось со своей
добычей на стебелёк тростника, и Майя ясно ви-
дела их над собою и в то же время их отражение
в прозрачной воде. Крики мухи рвали, как кле-
щами, слух пчёлки.
— Отпустите её! Слышите! Сейчас же отпустите
её! — громко закричала она, не помня себя.
Стрекоза, выпустив свою жертву из когтей,
крепко зажала её лапкою и с удивлением повернула
голову к Майе. Пчёлка испугалась взгляда больших
серьёзных глаз разбойницы и грозных клещей, но
её крылья и туловище, сверкавшие, как драгоцен-
ные камни, ей очень понравились. Однако, заметив
в то же время огромные размеры стрекозы, Майя
окончательно струсила и, не понимая, как это она
осмелилась вмешаться в это дело, задрожала от
страха.
-Г\269/^
-TS27O/^
Но стрекоза очень дружелюбно сказала:
— Что с вами, моё дитя?
— Отпустите её, пожалуйста! — взмолилась
пчёлка, и глаза её наполнились слезами. — Её зовут
Минной Кристоф...
— Что же из того? — спросила, снисходительно
улыбаясь, стрекоза.
— Ах, она такая симпатичная, такая чистень-
кая... И к тому же она ведь вам не сделала ничего
дурного.
Стрекоза задумчиво взглянула на Минну Кри-
стоф.
— Да, она премилое существо, — пробормотала
она и откусила мухе голову.
Майя чуть не упала в обморок при виде этого
зверства. Не произнося ни слова, вне себя от ужаса,
она слушала хрустение прекрасного синевато-
стального тела бедной Минны Кристоф на зубах
стрекозы.
— Не думайте, что ваша сентиментальность про-
изводит на меня какое-нибудь впечатление, — заме-
тила стрекоза, спокойно жуя свою жертву. — Не в
ваших силах изменить существующий порядок.
Видно, вы ещё очень молоды и мало жили у себя
дома. Когда у вас в улье летом начинается избиение
трутней, то окружающий вас мир возмущается не
меньше, чем вы теперь, но, думается мне, с гораздо
большим правом.
— Съешьте её, пожалуйста, поскорее, и тогда я
вам отвечу, — сказала пчёлка, которая хорошо зна-
ла, почему летом необходимо избивать трутней, и
удивлялась поэтому глупости разбойницы. — Но не
вздумайте подходить ко мне близко. Я моментально
пущу в ход своё жало.
"Р\271/-Т-
Очень уж рассердилась малютка Майя! В первый
раз упомянула она о своём жале и впервые порадо-
валась, что у неё такое хорошее оружие.
Стрекоза сердито на неё взглянула. Она кончила
свой обед и сидела насупившись, словно хищная
птица, готовая броситься на добычу. Но маленькая
пчёлка стала вдруг совершенно спокойной. Она и
сама не понимала, откуда взялась у неё храбрость,
куда девался её страх. Она даже грозно зажужжала,
как это слышала раз в улье от сторожа, когда он
заметил приближавшуюся осу.
— Стрекозы живут в мире с пчёлами, — прими-
рительно произнесла наконец разбойница.
— И хорошо делают! — проворчала Майя.
— Уж не думаете ли вы, что я вас боюсь?
Вас?! — возмутилась стрекоза и, быстро слетев со
стебля, который при этом закачался, стремительно
опустилась почти на самую поверхность озера.
Как красиво отражалась она в прозрачной воде!
Казалось, что две стрекозы быстро-быстро двигали
там своими стекловидными крылышками, окружён-
ными серебристым сиянием. Это было такое дивное
зрелище, что малютка Майя сразу забыла и свою
досаду на хищницу, и участь бедной Минны Кри-
стоф. Она захлопала в ладоши и закричала:
— Как красиво! Как красиво!
— Это вы про меня? — с изумлением спросила
стрекоза и тут же самодовольно прибавила: — Да,
мне есть чем похвастать. Если бы вы знали, в какой
восторг пришли вчера несколько человек, увидев-
ших меня на берегу ручья!
— Люди? — воскликнула Майя. — Вы знакомы
с людьми?
— Ну конечно, — ответила стрекоза. — Кстати,
-Г\272/^
я думаю, вам интересно узнать, как меня зовут?
Моё имя — Шнука, я из семьи сетчатокрылых.
Майя в свою очередь представилась Шнуке.
— Расскажите мне про человека, — попросила
она.
Стрекоза, казалось, совсем примирилась с пчёл-
кой. Она уселась рядышком с нею на листе, и та не
протестовала.
— Есть у человека жало? — спросила Майя.
— На что оно ему? — рассмеялась стрекоза. —
Нет, у людей есть оружие похуже, и оно очень для
нас опасно. Наше племя боится людей, особенно
маленьких, называемых мальчиками.
— Они охотятся за вами? — спросила Майя.
— И очень усердно! Я ещё не встретила на своём
веку ни одного человека, который не пытался бы
меня поймать.
— Но зачем вы им? — удивилась пчёлка.
— По-видимому, в нас есть что-то привлекатель-
ное, — с улыбкой ответила Шнука. — Другого осно-
вания я не вижу. Бывали случаи, когда люди,
изловив кого-нибудь из нашей семьи, причиняли
ему страшные мучения и в конце концов убивали.
— Они едят вас? — испуганно спросила Майя.
— Нет, нет! — успокоила её Шнука. — Насколь-
ко известно, люди не питаются стрекозами. Но в
человеке живут какие-то необъяснимые разбой-
ничьи наклонности. Вы не поверите, но так называ-
емые мальчики нередко ловят нас лишь для того,
чтобы обрывать нам крылышки и ножки. Вы сомне-
ваетесь? — спросила она, подметив, что пчёлка бро-
сила на неё недоверчивый взгляд.
— Конечно, сомневаюсь, — негодующе ответила
Майя.
18 Заказ 784
Стрекоза пожала своими блестящими плечи-
ками.
— Уж так и быть, расскажу вам всю правду, —
печально произнесла она. — Был у меня братец. Он
подавал блестящие надежды, хотя был несколько
легкомыслен и очень любопытен. Он попал в руки
одного мальчика, который накинул ему на голову
сетку, укрепленную на длинной палке...
Потом, — продолжала Шнука, — мальчик пере-
вязал моему братцу грудь чёрным' шнурком, как
раз между крыльями, так что хотя он и мог взле-
теть, но совсем улететь не мог. Всякий раз, когда
брату казалось, что вот-вот он освободится, мальчик
тащил его обратно за шнурок.
— Это трудно себе представить, — грустно заме-
тила Майя, качая головою.
— Если случается, что я днём об этом не думаю,
то всегда вижу эту картину ночью во сне, — сказала
стрекоза. — В конце концов мой брат, конечно, по-
гиб, — со вздохом прибавила она.
— А отчего он умер? — с участием спросила
пчёлка.
— Мальчик засунул его в карман, — ответила
стрекоза рыдая. — А этого никто не может вынести.
— А что такое карман? — осведомилась Майя,
потрясённая услышанным ею страшным рассказом.
— Карман, — объяснила стрекоза, — это кладо-
вая, находящаяся у людей на коже. И знаете, что
там было ещё? Если бы вы только знали, в каком
ужасном обществе окончил свои дни мой братец! Вы
никогда не догадаетесь!
— Нет, — произнесла дрожащим голосом пчёл-
ка. — Может быть, в кладовой был мёд...
— Нет, нет, — перебила её Шнука. — Мёд в кар-
-Г\274Г^
манах людей вы найдёте редко. А там было вот что:
лягушка, перочинный ножик и репа.
— Какой ужас! — воскликнула Майя. — А что
такое перочинный ножик?
— По-видимому, это искусственное жало людей.
Так как природа не дала человеку этого естествен-
ного орудия защиты, то он придумал что-то в этом
роде... Лягушка, к счастью, была уже при послед-
нем издыхании. Она потеряла один глаз, одна нога
была у неё сломана, а нижняя челюсть вывихнута.
Когда мой брат попал в карман, она прошипела,
скривив свой рот: «Как только я выздоровею, я
тебя съем!» — При это она страшно косила своим
единственным глазом. Вдруг моего брата что-то тол-
кнуло к лягушке, и крылышки его чуть не прилип-
ли к её холодному мокрому телу... Он сразу потерял
сознание...
— Но откуда вы всё это знаете? — пробормотала
взволнованная Майя.
— Через некоторое время, когда мальчику захо-
телось есть, он полез в карман за репой и при этом
выбросил оттуда лягушку и моего брата. Я услыша-
ла его стоны и нашла их обоих рядышком на траве.
Но увы! Было уже слишком поздно! Мне удалось
только выслушать от брата всё, что я вам рассказа-
ла, после чего он обнял меня, поцеловал и без
жалобы, без слёз, как истый герой, тихо скончал-
ся... Когда прекратилось предсмертное колебание^
его смятых крылышек, я закрыла ему глаза, по-
крыла его тело дубовыми листьями, а в холмик, на
котором он лежал, воткнула голубой цветочек, что-
бы он завял в честь покойника на его могилке.
«Прощай, — сказала я, — спи спокойно, братец!»
И улетела навстречу двум огненным солнцам...
-Г\275/^
К вечеру, как вы знаете, их всегда два: одно на
небе, а другое — в озере... Можете себе представить,
как тяжело и грустно было мне тогда!.. А с вами
случалось что-нибудь подобное?
— Нет, — ответила Майя, — до сих пор я была
вполне счастлива.
— Ну, можете благодарить Бога! — разочарован-
но произнесла Шнука.
Майя спросила про лягушку.
— О! Она умерла смертью, какую заслужила.
Ведь она довела свою жестокость до того, что
грозила умирающему!.. Она пыталась было убе-
жать, но так как один глаз и одна нога у неё
были повреждены, то она лишь подскакивала на
одном месте. Это было так смешно! «Ну, в таком-
то виде вас аист сразу поймает!» — сказала я ей и
улетела.
— Бедная лягушка! — прошептала пчёлка.
— Ну знаете, это уж слишком! — возмутилась
стрекоза. — Жалеть квакушку! Это значит рыть са-
мой себе яму! Смотрю я на вас: совсем-то вы нера-
зумное существо!
— Может быть, — согласилась Майя, — но я не
могу видеть чужие страдания и слышать о них.
— Это происходит от вашей молодости, — уте-
шила её Шнука. — Вы ещё многому научитесь, друг
мой... Но пора мне на солнышко. Тут слишком
прохладно. Прощайте!
Стрекоза вспорхнула и засверкала тысячью ис-
корок, какими блещут драгоценные камни. Через
зелёный тростник она полетела над поверхностью
воды, и Майя слышала, как она запела свою песню.
В ней было что-то сладостно-печальное, и пчёлке
сделалось и грустно, и радостно на душе.
-Т\276/^
< Тихо плещется река,
| а В синем небе облака,
Солнышко сияет.
Сладко шепчется тростник,
Стебель лилии поник,
Луч в воде играет.
— Слышишь, стрекоза поёт, — сказал белый мо-
тылёк своей подруге.
Они пронеслись мимо пчёлки и утонули в синеве
солнечного дня.
Тогда и Майя расправила свои крылышки, про-
стилась тихим жужжанием с серебряной гладью
озера и полетела к берегу.
Перевод М.А.Вайсбейн
Под ред. А. Н. Горлина
ЭРИХ КЕСТНЕР
Э. Кестнер (1899-1974) — знаменитый немец-
кий писатель, лауреат Золотой медали X. К. Андер-
сена, автор известных книг: «Эмиль и сыщики»,
«Эмиль и трое близнецов», «Мальчик из спичечной
коробки».
В своей автобиографической книге для детей
«Когда я был маленьким» Кестнер приоткрывает
тайну своей неистребимой доброты. Она родилась
вместе с его детством, трудным, необеспеченным
и, несмотря ни на что, счастливым.
КОГДА Я БЫЛ МАЛЕНЬКИМ
(глава)
а год до того, как пойти в школу, я шести
лет от роду стал самым юным членом
гимнастического общества Ней- и Антон-
штадта. Я долго упрашивал матушку.
Она была решительно против. Я, мол,
ещё слишком мал. Но я приставал, клянчил, каню-
чил, терзал её. «Подожди, пока тебе не исполнится
семь», — неизменно отвечала она.
И всё-таки в один прекрасный день мы стояли в
меньшем из двух гимнастических залов перед госпо-
дином Захариасом. Мальчики как раз делали воль-
ные упражнения. Он спросил:
— Сколько же годков вашему сыну?
— Шесть, — отвечала она.
Он сказал:
— Придётся подождать, пока тебе не исполнится
семь.
Тогда, приставив, как полагается, сжатые в ку-
лак руки к груди, я прыгнул ноги врозь и проде-
монстрировал ему целый набор гимнастических уп-
ражнений! Он смеялся. Смеялась вся группа. Зал
сотрясался от весёлого смеха. И господин Захариас
сказал моей опешившей матушке:
— Ладно уж, купите ему пару гимнастических
тапочек. В среду к трём первый урок.
Я не помнил себя от счастья. Мы зашли в
ближайший обувной магазин. Вечером я порывался
лечь в постель в тапочках. А в среду ещё за час до
занятий был в зале. И кем же, думаете вы, оказал-
ся господин Захариас по профессии? Учителем, ко-
нечно. Учителем в семинарии. Впоследствии, буду-
чи семинаристом, я у него учился. И он не раз ещё
хохотал, вспоминая нашу первую встречу.
Я очень любил гимнастику и стал недурным
гимнастом. Упражнялся и с железными гантелями,
и с деревянными булавами, на шесте, на кольцах,
на брусьях, на турнике, на кобыле и, наконец, на
высокой перекладине. Высокая перекладина стала
моим любимым снарядом. Но это позже, много
позже. Я наслаждался всеми этими махами, подъ-
емами, разгибом, висами, перемахами, оборотами,
боковыми соскоками и полётом в воздухе после
вращения на подколенках с завершающим призем-
лением в стойку на кокосовом мате. Чудесно, когда
твоё тело с каждым ритмическим взмахом делается
всё легче и легче, пока не станет совсем невесомым
и, удерживаемое одними лишь послушными рука-
ми, описывая изящные и замысловатые круги, пля- \
шет вокруг упругой стальной штанги!
Я стал недурным гимнастом. Я блистал на пока-
зательных выступлениях. Считался лучшим гимна-
стом команды. Но очень хорошим гимнастом так и
не стал. Потому что боялся «солнца». И знал,
почему боялся. Однажды я присутствовал при том,
как другой гимнаст, крутя «солнце», сорвался и
кувырком полетел с перекладины. Подстраховывав-
шие товарищи не успели его подхватить. И его
отвезли в больницу. С тех пор «солнце» и я стали
друг друга избегать. Конечно, это был срам, и кому
же охота срамиться? Но я ничего не мог с собой
поделать. Страх перед «солнцем» меня преследовал.
И я решил, что срам пусть на чуточку, но предпоч-
тительнее проломленного черепа. Прав ли я был?
Да, прав.
Я хотел заниматься гимнастикой и занимался
гимнастикой ради собственного удовольствия. Я
вовсе не хотел и не собирался стать героем. Да и
не стал им. Ни ложным героем, ни героем настоя-
щим. А вы знаете разницу? Ложные герои не
боятся, потому что лишены воображения. Они ту-
пы, и у них нет нервов. Настоящие герои боятся,
но преодолевают свой страх. Много раз в жизни
мне бывало страшно, и, видит Бог, не всякий раз
я свой страх преодолевал. Иначе я сейчас, воз-
можно, был бы настоящим и уж наверняка мёрт-
вым героем. Однако я также вовсе не намерен
изображать себя хуже, чем я есть. Подчас я де-
ржался молодцом, а это временами было совсем
+\280f+
не так легко. Но героизм как основная профессия
не для меня.
Я занимался гимнастикой, потому что моя груд-
ная клетка, мои мускулы, мои руки и ноги хотели
двигаться и развиваться. Тело хотело развиваться
так же, как и ум. Оба в один голос нетерпеливо
требовали того же самого: расти гибкими и, подобно
здоровым близнецам, стать одинаково большими и
сильными. Мне было жаль детей, которые охотно
учились и неохотно занимались гимнастикой. И я
жалел детей, которые охотно занимались гимнасти-
кой и неохотно учились. А были и такие, которые
не желали ни учиться, ни заниматься гимнастикой!
Этих я всех больше жалел. Я страстно хотел и того
и другого! И заранее радовался дню, когда наконец
пойду в школу. Этот день настал, а я плакал.
Четвёртая городская школа на Тикштрассе, непо-
далёку от Эльбы, помещалась во внушительного ви-
да мрачном здании с отдельным подъездом для де-
вочек и отдельным — для мальчиков. В те времена
все школы выглядели мрачными: все почему-то тём-
но-красные или грязно-серые, казённые и зловещие.
Вероятно, они были построены теми же архитекто-
рами, что строили казармы. Школы походили на
детские казармы. Почему архитекторы не придума-
ли школ поприветливее, не знаю. Может, фасады,
лестницы и коридоры призваны были наводить на
нас такой же трепет, что и трость на кафедре. Видно,
хотели ещё в детстве посредством страха воспитать
из нас покорных граждан. Посредством страха и
запугивания, а это было, конечно, совершенно не-
правильно.
Меня школа не испугала. Весёлых школьных
зданий я не видывал. Должно быть, им полагается
быть такими. А кругленький, добродушный учитель
Бремзер, встречавший матерей, отцов и будущих
школьников, тем более не мог меня испугать. Мой
домашний опыт говорил мне, что и учителя умеют
смеяться, едят глазуньи, мечтают о каникулах и
после обеда не прочь часок вздремнуть. Чего ж
дрожать?
Господин Бремзер усадил нас всех по росту за
парты и записал наши имена. Родители толпились
у стен и в проходах, ободряюще кивали сыновьям
и охраняли фунтики со сластями. Это было их
главной задачей. Они держали в руках маленькие,
средние и большущие конусообразные кульки со
сластями, сравнивали их объёмы и, смотря по ре-
зультатам, завидовали или гордились. Посмотрели
бы вы на мой фунтище! Ярко раскрашенный, будто
сотня видовых открыток, тяжёлый, как ведро с
углем, и такой большой, что он доходил мне до
кончика носа! Я сидел очень довольный на своём
месте, подмигивал матушке и чувствовал себя свое-
го рода чемпионом. Два-три мальчика громко
разрыдались и бросились к своим взволнованным
матерям.
Но всё быстро кончилось. Господин Бремзер нас
отпустил, и родители, дети и фунтики со сластямц
зашагали, оживлённо болтая, домой. Я нёс свой
фунтище перед собой, будто древко знамени. Время
от времени я, кряхтя, опускал его на тротуар.
Время от времени меня сменяла матушка. Мы вспо-
тели, как грузчики. Даже сладкая ноша остаётся
ношей.
Так, объединёнными усилиями, мы одолели
Глассисштрассе, Баутценштрассе, пересекли пло-
-Г\282/Т-
щадь Альберта и вышли на Кёнигсбрюкерштрассе.
От угла Луизенштрассе я уже не выпускал своего
трофея из рук. Это было триумфальное шествие.
Прохожие и соседи дивились. Дети останавливались
и бежали за нами следом. Они слетались, будто
пчёлы на мёд.
— А теперь к фрейлейн Хаубольд! — сказал я
из-за объёмистого конуса.
Фрейлейн Хаубольд заведовала помещавшимся у
нас в доме отделением известной всему городу кра-
сильни Меркша, и я проводил немало часов в тихом,
чистеньком магазинчике. Там пахло свежевысти-
ранным бельём, химически очищенными лайковы-
ми перчатками и накрахмаленными блузками.
Фрейлейн Хаубольд была старой девой, и мы друг
ДРУГУ очень симпатизировали. Пусть на меня полю-
буется. Она всех больше достойна увидеть это вели-
колепие.
Матушка отворила дверь. Держа перед собой
громоздкое сооружение с бантом, я поднимался по
ступенькам к магазинчику, но так как за бантом и
кульком ничего не видел, то споткнулся, и, уж не
знаю как, кончик бумажного конуса оторвался! Я
превратился в соляной столп. В соляной столп,
судорожно обхвативший кулёк со сластями. На мои
башмаки со шнурками что-то струилось, хлопалось,
сыпалось. Я поднял кулёк как можно выше. Это
было не тяжело, потому что он становился всё легче.
Под конец у меня остался в руках только пёстро
раскрашенный усечённый конус из плотной бумаги;
я опустил его и взглянул на пол. Я стоял по
Щиколотку в конфетах, пралине, финиках, шоко-
ладных зайцах, винных ягодах, апельсинах, пряни-
ках, вафлях и обёрнутых в золотую фольгу майских
-Г\283/^
жуках. Дети ржали. Матушка закрыла лицо рука-
ми. Фрейлейн Хаубольд держалась за прилавок,
чтобы не упасть. Настоящий потоп! А я стоял
посередине.
Из-за шоколада тоже можно плакать. Даже если
он принадлежит тебе... Мы запихали уцелевшие
после кораблекрушения сласти и паданцы в пре-
красный новый коричневый ранец и малодушно
бежали через магазин и чёрный ход на лестничную
площадку и вверх по лестнице к себе на квартиру.
Слёзы омрачили безоблачный детский небосклон.
Содержимое кулька лежало клейким месивом в
ранце. Из двух подарков стал один. Расписной
кулёк для сластей купила и наполнила матушка.
Ранец стачал отец. Когда отец вечером вернулся с
работы, он старательно его отмыл. Потом взял свой
острый, как бритва, нож седельника и вырезал мне
сумку. Из той же несокрушимой кожи, что пошла
на ранец. Сумку на длинном ремешке, который
можно было по желанию укорачивать и удлинять.
Чтобы носить через плечо. Для завтрака. Для
школы.
...Самой большой проблемой была не сама
школа, а дорога туда. В классную комнату допу-
скался лишь один-единственный взрослый — учи-
тель Бремзер. Он мог там находиться, потому что
должен был там находиться. Как бы мы без него
выучили буквы и цифры, азбуку и умножение до
десяти? Но чтобы мать взяла тебя за руку и
довела до школьного подъезда — это было просто
нестерпимо. В семь лет ты, в конце концов, уже
не ребёнок! Или кто-нибудь осмелится утверждать
обратное? Фрау Кестнер осмелилась. Она была
храбрая женщина. Но осмеливалась только в тече-
ние недели. Потому что она была умная мать.
Она уступила. И, вооружившись ранцем и сумкой
с завтраком, гордый и независимый, мужчина с
головы до пят, я один отправлялся утром на Тик-
штрассе и один возвращался днём домой. Я побе-
дил, ура!
Много лет спустя матушка мне рассказала, что
тогда происходило в действительности. Она ждала,
пока я не уйду из дому. Потом быстро надевала
шляпку и тайком бежала за мной следом. Она
ужасно боялась, как бы со мной по дороге чего не
случилось, и в то же время не хотела препятство-
вать моей тяге к самостоятельности. И вот она
надумала провожать меня в школу так, чтобы я об
этом ничего не знал. Когда она опасалась, что я
обернусь, она ныряла в подъезд или укрывалась за
афишную тумбу. Она пряталась за высокими, тол-
стыми прохожими, которые шли в ту же сторону, и
выглядывала из-за них, ни на миг не теряя меня из
виду. Больше всего её страшила площадь Альберта
с трамваями и ломовыми фургонами. Но оконча-
тельно она успокаивалась, лишь когда с угла Кур-
фюрстенштрассе видела, как я исчезаю в подъезде
школы. Тут она переводила дух, поправляла шляп-
ку и уже вполне благопристойно и безо всяких
индейских повадок шла домой. Спустя несколько
дней она отказалась от своей утренней уловки.
Страх, что я могу зазеваться, пропал.
Зато у неё осталась другая, правда, меньшая
забота: рано утром вовремя вытащить меня из по-
стели. Это была нелёгкая задача, особенно зимой,
когда на улице ещё темно. Матушка придумала
мелодичную побудку. Она пела: «Э-ри-их, вста-ва-
ать, пора в шко-о-о-лу!» И пела это до тех пор, пока
-Г\285/^
я, ворча и зевая, не сдавался. Стоит мне сейчас
закрыть глаза, как я слышу этот сперва ласковый,
а затем всё более грозный напев. Впрочем, песенка
не помогла. Я и сейчас с трудом встаю.
Мне только что пришло в голову: а что бы я
подумал, если б рано утром вышел прогуляться по
городу и на моих глазах привлекательная молодая
женщина вдруг юркнула за афишную тумбу! И если
б, из любопытства последовав за ней, я увидел, как
она, то замедляя, то убыстряя шаг, крадётся за
толстыми прохожими, прячется в подворотни и
выглядывает из-за угла. И что бы подумал, обнару-
жив, что преследует она маленького мальчика, ко-
торый паинькой, оглядываясь налево и направо,
переходит улицы и площади? Подумал бы я: «Бед-
няжка рехнулась?» Или: «Неужели я стану очевид-
цем трагедии?» Или: «Может, это снимают кино-
фильм? »
Нет, я бы тотчас догадался. Но бывает ли такое
сейчас? Представления не имею. Я ведь не люби-
тель рано вставать.
...В самой школе трудностей не было. Кроме
одной-единственной. Я был ужасно невнимателен.
По мне, дело шло слишком медленно. Я скучал.
Поэтому я затевал оживлённые беседы со своими
соседями сбоку, спереди и сзади. Молодым людям
семилетнего возраста, понятно, есть о чём друг
другу порассказать. Добрейшему, в сущности, гос-
подину Бремзеру моя болтливость чрезвычайно ме.
шала. Его усилия сделать из тридцати маленьких
дрезденцев к чему-то пригодных грамотеев в значи-
тельной мере пропадали даром, оттого что треть
класса вела частные разговоры, а зачинщиком был
я. В один прекрасный день у него лопнуло терпе-
-Г\286^-
ние, и он рассерженно заявил, что, если я не
исправлюсь, он напишет письмо моим родителям.
Вернувшись в полдень домой, я тотчас поделил-
ся интересной новостью.
— Если это не прекратится, — доложил я / сни-
мая ранец, ещё из коридора, — он напишет письмо.
У него иссякло терпение.
Матушку ужаснуло и моё сообщение, и невозму-
тимость, с какой я его преподнёс. Она старалась
всячески меня усовестить. Я обещал ей исправить-
ся. Поручиться, что сразу же и всегда буду теперь
внимательным, я не мог, но твёрдо обещал впредь
не отвлекать других учеников. Разве не честное
предложение?
На следующий день матушка тайком от меня
отправилась к господину Бремзеру. Когда она ему
всё рассказала, он рассмеялся.
— Ну и ну! — воскликнул он. — Забавный маль-
чонка! Всякий другой бы помалкивал, пока родите-
ли не получат письма!
— Эрих ничего от меня не скрывает, — с гордо-
стью ответила фрау Кестнер.
Господин Бремзер покачал головой и произнёс
только:
— Так-так. — А потом спросил: — Он уже ре-
шил, кем станет в будущем?
— О, да, — заверила матушка. — Учителем!
Тут он кивнул и сказал:
— Что ж, он у вас смышлёный.
Конечно, об этом разговоре в учительской я
тогда ничего не узнал. Я сдержал своё слово. Боль-
ше не мешал на уроках и даже сам изо всех сил
старался быть повнимательнее, хотя никакого твёр-
дого обязательства в этом смысле на себя не брал.
-Г\287
Тут мне пришло в голову, что я и сейчас поступаю
точно так же. Предпочитаю обещать меньше, чем
обещать слишком много. И предпочитаю выполнять
больше, чем обещал. Как, бывало, говорила матуш-
ка: «Всяк блажит по-своему».
Когда ребёнок научился читать и охотно читает,
он открывает и завоёвывает новый мир, царство
букв. Страна чтения — чудесный и бескрайний кон-
тинент. Из типографской краски возникают предме-
ты, люди, духи и боги, которых иначе ты никогда
бы не увидел. Кто ещё не умеет читать, видит
только то, что у него под носом лежит или торчит:
отца, дверной звонок, фонарщика, велосипед, букет
цветов, а из окна, может быть, колокольню. Кто
умеет читать, сидит над книгой, и перед ним вдруг
возникает Килиманджаро, или Карл Великий, или
Гекльберри Финн в кустах, или Зевс в виде быка,
уносящий на спине прекрасную Европу. У того, кто
умеет читать, вторая пара глаз, и он должен только
следить, чтобы при чтении не испортить себе пер-
вую.
Я читал, словно вбирал в себя воздух. Словно
иначе бы задохнулся. Это стало почти опасной стра-
стью. Я читал и то, что понимал, и то, чего не
понимал. «Это тебе ещё рано, — говорила матуш-
ка. — Этого ты не поймёшь!» А я всё равно читал.
И думал: «А понимают ли взрослые всё, что чита-
ют?» Сейчас я сам взрослый и могу со знанием дела
ответить: и взрослые не всё понимают. А если б они
читали лишь то, что понимают, и рабочие книгоиз-
дательств, и наборщики газетных типографий пере-
шли бы на неполную неделю.
Перевод В. Курелла
МИРА ЛОБЕ
М.Лобе (р.1913)— известнейшая австрийская
писательница, владеющая «высшими тайнами» ли-
тературного мастерства. Ей в равной мере удают-
ся проза и поэзия, книжки-картинки для самых
маленьких, литературная сказка для детей сред-
него возраста и психологически мотивированный
роман для подростков и юношества. Даже на
«малышовом уровне» писательница может обсу-
дить самые сложные вопросы, например проблему
настоящего и ложного авторитета, проблемы эко-
логии.
Две повести Миры Л обе — «Бабушка на яблоне»
и «Как было дело с Мохнаткой» — популярны
в нашей стране.
ГОРОДОК ВОКРУГ-ДА-ОКОЛО
аленький городок, о котором мы расска-
жем, располагался у леса. Там, где кон-
чались деревья, начинались дома. Или,
где кончались дома, начинались де-
ревья, — кому как нравится.
Все радовались этому.
Дети — потому что им не приходилось играть на
улице. Взрослые — потому что не нуждались в ав-
19 Заказ 784
томобиле для воскресных прогулок за город. Стари-
ки — потому что не сидели в своих комнатёнках, а
отдыхали под высокими деревьями, слушая вместо
радиомузыки птичьи концерты.
Лишь один человек не радовался. И это был
бургомистр. День и ночь, сидя за письменным сто-
лом, он решал, как маленький городишко превра-
тить в город-гигант. Домашним бургомистр наказал
не мешать его раздумьям. Даже детям — Юлиусу и
Юлиане не разрешалось тревожить папу.
— Идите прочь! — выгнал он ребят, когда те к
нему заглянули. — Я думаю!
— О чём? — в один голос воскликнули Юлиус с
Юлианой.
— О нашем большом городе. У вас будет много-
много места для полезных занятий и новая большая
школа.
— Тогда нам придётся больше учиться? — спро-
сил Юлиус. — А ты не можешь построить город без
школы?
— Дурачок! — возмутился бургомистр. — Такие
глупости говорит тот, кому нужна именно большая
школа.
— А у нас будет большой зоопарк? — спросила
Юлиана.
— И ярмарка с каруселью? — добавил Юлиус.
— Хватит мне с вами заниматься! — потерял
терпение бургомистр.
— Обещай нам ярмарку с каруселью и зоопарк!
Иначе мы не уйдём.
И ребята, состроив по-ягнячьи кроткие лица,
уселись с ногами на письменный стол слева и
справа от отца.
— Так и быть, обещаю карусель и зоопарк, —
-Г\290/^
нехотя проворчал бургомистр. На этом разговор
закончился. Юлиус с Юлианой побежали в лес, к
ребятам.
— У нас будет большая школа! — рассказали
они. — И большая карусель на ярмарочной площа-
ди, американские горки, колесо обозрения и зоо-
парк с большими слонами, большими львами и
большими...
— Потрясающе! — восхитились дети.
Все радовались львам и американским горкам,
а пара-тройка ребят обрадовалась новой школе:
— Грандиозно! А теперь пошли играть!
Мальчишки отправились к пруду пускать ко-
раблики. Девочки — к трём соснам, между корня-
ми которых они устроили зелёный сад из мха.
Бургомистр остался сидеть за письменным сто-
лом в глубоком раздумье над тем, как маленький
городок превратить в супергигант, но сколько ни
напрягался, никак не мог придумать, где разме-
стить дома, школу, зоопарк и ярмарочную пло-
щадь.
Он изготовил уже девяносто девять планов-чер-
тежей, и, наконец, на сотом в голову пришла
спасительная идея: убрать лес!
— Ура! — воскликнул бургомистр. — До чего ж
я умён! Завтра же приступим к делу. С утра придут
экскаваторы, землеройки, подъёмные краны, само-
свалы. Мы построим прекрасные дома-небоскрёбы,
огромные фабрики, супервокзал и новую супер-
почту!
Он вскочил со стула, потрясая, как знаменем,
сотым чертежом.
Быстрее! Надо приступать к делу!
И стремглав помчался в лес.
У леса на старой колченогой скамейке сидели
старики. Бургомистр остановился перед ними.
— Со всем этим будет покончено! — радостно
оповестил он пенсионеров. — С деревьями, кустар-
ником, огородами. Мы построим здесь небоскрёб с
подземным гаражом.
Старики испугались.
— Подземный дом? Небоскрёб-гараж? Уже ре-
шено?
— Да, решено! — бургомистр потряс сотым чер-
тежом и помчался дальше.
Под тремя соснами девочки насажали крохотные
деревья и выпустили гулять по своему саду малю-
сеньких желудёвых человечков и зверят с головами
из плодов шиповника.
— Всего этого здесь не будет, — крикнул им
бургомистр. — Тут мы построим десятиэтажный
супермаркет с лестницей-эскалатором. Рядом —
двадцатиэтажный офис со скоростными лифтами.
Возле него — тридцатиэтажный отель с плоской
крышей, где могут приземляться вертолёты. По-
том...
Он вытер пот со лба и передохнул. Его бросало
в жар от мыслей о небоскрёбах.
Девочки со страху онемели. Желудёвые человеч-
ки в испуге попадали. У одной из зверушек от
ужаса отвалилась голова и покатилась в мох.
— Но, папа! — изумилась Юлиана. — Разве тебе
здесь не нравится? Ты не должен, ты не можешь,
ты не будешь этого делать!
— Нравится — не нравится, всё решено!
Девочки заплакали.
— Мы не хотим офисов. Не трогайте наш мохо-
вой сад!
Однако бургомистр, сделав вид, что не слышит,
помчался к пруду.
Мальчики сидели на берегу, покуривали желудё-
вые трубки и наблюдали за тем, как лягушки
хватают сверкающих стрекоз.
— Всё это исчезнет! — прокричал сходу бур-
гомистр. — Пруд высушим и засыплем. Землю за-
асфальтируем. Под землёй построим метро, а на-
верху — новую ратушу. Огромную ратушу. Наш
маленький городишко станет огромным городом, и
бургомистру потребуется большая ратуша.
Лица мальчиков окаменели. Они ничего не име-
ли против метро, эскалаторов и скоростных лифтов.
Но не хотели, чтоб у них отняли лес и пруд.
— А где мы тогда будем запускать корабли-
ки?! — спросили мальчики.
Юлиус был настойчивее:
— Но это несерьёзно, папа!
— Нет, серьёзно! — отрезал бургомистр. — Всё
уже решено! Завтра начнём!
И он так же стремглав ринулся из леса в свой
маленький домик-ратушу.
Сел там за крохотный письменный стол и зака-
зал по телефону огромный экскаватор, землеройку,
подъёмный кран, самосвалы. Ещё он заказал боль-
шой письменный стол и большой телефонный аппа-
рат.
Девочки, плача, побежали к пруду и спросили у
мальчиков:
— Вы слышали? Всё здесь будет уничтожено!
Наш садик, желудёвые человечки! Весь лес!
Мальчики, продолжая курить желудёвые труб-
ки, сумрачно смотрели на пруд, где в последний раз
плыли их кораблики.
-Р\293/^
— У нас не будет садика из мха! — рыдали
девочки. — Не будет майских ландышей и малино-
вого варенья!
Они плакали и плакали, всё жалобней и жалоб-
ней. Их слёзы поднялись ввысь и повисли на ветвях
дуба.
Мальчики побросали в воду желудёвые трубки.
— Ландыши — фу! Варенье — фу! А вот где мы
построим пещеры? Вигвамы? Где будем высматри-
вать бледнолицых, если не будет кустов? Куда при-
вяжем краснокожих, когда не будет деревьев?
— Правильно! — заметила Юлиана. — Где вам
играть в индейцев? Не на улице же! Разве может
Виннету — вождь апачей выйти на военную тропу в
городе?
— Нет! — воскликнули мальчики. — Он может
это сделать только в лесу!
— А если леса не будет?
— Тогда он не сможет!
И мальчики в ярости сжали кулаки. Они крича-
ли, перебивая друг друга:
— Негде играть в разбойников! Негде играть в
индейцев!
Их гнев поднялся ввысь и застрял в ветвях дуба.
В этот момент по лесу проходили пожилые лю-
ди. Нахмуренные и озабоченные, они еле плелись.
Остановившись у пруда, старики завздыхали:
— Дети, вы уже слышали? Леса не станет!
Их вздохи поднялись вверх и повисли на ветвях
огромного дуба.
Мальчики вытащили на берег свои кораблики.
Девочки собрали желудёвых человечков и зверу-
шек. Грустно поплелись дети за опечаленными ста-
риками в город.
-Г\294<^
— Вы слышали? — два зайца, переговариваясь,
прыгали по лесной тропинке. Вниз по дереву про-
шмыгнула белочка. Жук продирался по мху.
— Конечно, слышали! — зло фыркнул лесной
кабан. — Нашего леса не будет!
Со всех сторон бежали, летели, ползли лесные
жители.
— Рано утром они начнут! — жаловался
ёжик. — Придут экскаваторы.
— Землеройки! — ворчал крот.
— Подъёмные краны! — пищали птицы.
— Самосвалы! — причитали мыши, в отчаянии
заламывая лапки.
На ветвях огромного дуба повисли: жалобы мы-
шей и стенания ежа, причитания жука и ярость
лесного кабана.
— Вы слышали? — квакали лягушки. — Осушат
наш пруд!
Стрекозы, трепеща, метались над водой. Сереб-
ристые рыбки кидались из стороны в сторону.
— Но, может, есть выход? Никто ещё не приду-
мал?
Деревья печально качали верхушками, грустно
шелестели поникшие листья. Весь лес был одним
сплошным стоном...
Наступил вечер.
— Что случилось? — спросила появившаяся из-
за леса луна. Ей ответил соловей. Сидя на кусте
шиповника, он вздыхал, щёлкал и жалобно пел.
> Так луна узнала о случившемся.
* — Я знаю, кто может вам помочь! — уверенно
заявила она. — Маленькая госпожа Хуллевулле!
* И луна послала луч в дупло огромного дуба...
Бургомистр со своими детьми сел ужинать.
-Г\295<^
Юлиус мрачно ковырялся в еде, а Юлиана вообще
отодвинула свою тарелку.
— Невкусно? — спросил бургомистр. — Тогда и
мне невкусно. Я не могу есть в одиночку.
— Папа, — осмелился наконец Юлиус, — мы хо-
тим поговорить с тобой о лесе.
— Нам не о чём разговаривать. Пожалуйста, не
вмешивайтесь в мои дела!
— Это не только твои дела! — в один голос воз-
разили Юлиус с Юлианой. — Это и наши дела.
Даже чересчур наши!
Бургомистр отложил в сторону нож с вилкой.
— Разве вы не хотите, чтобы наш маленький
городок стал большим городом? Чтобы он рос и
хорошел? Ведь всё на свете растёт: деревья, живот-
ные...
— Но ты же хочешь их срубить и разогнать
животных!
— Такова жизнь! — философски заметил бурго-
мистр. — Ты этого ещё не понимаешь, Юленька,
потому что ты ребёнок. Что вы имеете против
новых фабрик и заводов?
— Ты этого не поймёшь, папа, потому что ты не
ребёнок! — продолжала возражать Юлиана.
— Хватит об этом! — рассердился бургомистр. —
Спокойной ночи!
И он подставил им щёку для поцелуя.
— Как! Вы не хотите мне пожелать спокойной
ночи, добрых, хороших снов и поцеловать меня?
Юлиус с Юлианой, покачав головами, молча
удалились. Когда они уже лежали в постелях, Юли-
ана сказала брату:
— Всё-таки стоит попытаться! Мне так жаль лес,
жаль зверей и птиц! Ты ничего не придумал?
-Г\296/^
— Придумал! — Юлиус выбрался из постели и
достал пачку старых картонных папок. Их много
скопилось в канцелярии ратуши, голубых, розовых,
зелёных.
Юлиус взял толстый фломастер и написал:
Л^Не - И 00 ЛеТ
— Неправда! — поправила его Юлиана. — Один
ноль лишний!
— Потерпи немного, не мешай!
И Юлиус дописал:
Хочу родить do иооо.
ПО^с/ИУЙСТ^ Не РУШТс ЛЧеНЯ'
— Ага, — догадалась Юлиана, села рядом с ним
и написала на другой папке:
ОСТОРОЖНО' ЗДЯЧ(Л1Л РОЛПцН
Они так увлеклись делом, что не услышали
шагов бургомистра. Тот шёл посмотреть, спят ли
дети. Ребята, едва успев прихватить с собою папки,
попрыгали в постели.
— Почему вы не спите? — удивился бургомистр.
Он присел на краешек Юлианиной кровати.
— Из-за большого города? Но ведь тогда у нас
будет новая телебашня с вращающимся рестораном
наверху. Разве вам это не нравится?
— Нет! — в один голос возразили дети.
— Нет? Очень жаль! Тем не менее я хочу,
чтобы вы, как всегда, пожелали мне спокойной
ночи.
— Спокойной ночи! — откликнулся Юлиус.
— Добрых, хороших снов! — добавила Юлиана.
-Т\297/^
— Так-то лучше, — пробурчал бургомистр и, по-
гасив свет, удалился из детской.
— Я солгала, — призналась Юлиана. — Он —
наш папа, я люблю его, но сегодня не желаю ему
добрых снов.
— Я тоже, — сказал, зевая, брат. Он очень
устал.
— Послушай, Юлиус, может, повесим табличку
со 100 годами на старый дуб? Там, где, наверное,
живёт...
Юлиана понизила голос и зашептала, оглядев
тёмную комнату:
— Где живёт госпожа Хуллевулле?
Брат в полусне согласился:
— Давай! Только я не верю...
— А я верю! — твёрдо возразила Юлиана. — И,
может, она нашлёт сегодня на папу плохие сны.
Как тогда на тебя, когда ты закрыл лягушку в
банке из-под варенья. Помнишь?
Но она не получила ответа — Юлиус заснул.
Маленькая госпожа Хуллевулле была добрым
лесным духом. Она любила всяческие приключения
и шалости. Летом её волосы были зелёного цвета,
осенью — красного, а зимой — белого. Порою, осо-
бенно тёмными ночами, госпожа Хуллевулле люби-
ла плеваться. Ей нравилось летать на вороньем
пёрышке, выть с волками, танцевать с блуждающи-
ми огнями, дёргать за мокрые косички русалку,
вырывать у мрачного водяного его трубку. Ещё она
могла нагонять страх как настоящее привидение.
Часто госпожа Хуллевулле мирно восседала на
ветке у своего жилища, расчёсывала красные, зелё-
ные или белые волосы, при этом ради развлечения
хрюкала, лаяла, кудахтала либо кукарекала, как
петух, а то и для собственного удовольствия даже
могла снести яйцо. Она умела немножко колдовать,
потому что её бабушка была ведьмой. Больше всего
Хуллевулле нравилось колдовать в полнолуние.
Тогда она могла исполнить желание любого лесного
жителя.
Нынче, когда её разбудил лунный свет, госпо-
жа Хуллевулле замяукала, как кошка, села на
ветку и принялась расчёсывать свои зелёные во-
лосы.
— Полнолуние! — промяукала она. — Сегодня у
меня полно дел. Три саранчи мечтают стать лошад-
ками. Они хотят ржать, а не стрекотать, желают
бегать, а не прыгать, мечтают...
Госпожа Хуллевулле внезапно запнулась. Расчё-
ска повисла в воздухе.
— Постой-ка! Что это такое?
Хуллевулле посмотрела вверх, посмотрела вниз,
посмотрела по сторонам, чуть не сломав себе шею.
Что висит на дубовых ветках?
Над нею — слёзы маленьких девочек. Недалеко
от них — злость мальчиков. Двумя ветками ниже —
жалобы ежей, стенания мышей, ярость лесного ка-
бана, заботы жуков и прочих животных. Выше всех
были всхлипы соловья.
Госпожа Хуллевулле в волнении перелезала с
ветки на ветку.
— Надо же! — возмутилась она. — Невероятно!
Ну, погоди, дорогой бургомистр!
Она вытащила из своего домика мешок и во-
ронье перо. Не чёрное, с которого плевалась, а
белое, предназначенное для важных дел. В мешок
госпожа Хуллевулле собрала всё, что было на вет-
ках. Села на перо и отправилась в путь. За ней
-Г\299/*Т-
последовал оторвавшийся от дерева дубовый листо-
чек.
— Я полечу с тобой!
— Я тоже! Я тоже! — закричали берёзовый и
буковый листочки, а с ними и другие.
— Полетим вместе!
Белое перо с наездницей окружил рой зелёных
листьев.
Маленькая госпожа Хуллевулле направилась
прямиком к ратуше. Трижды облетела башню с
часами, трижды прокаркала: «Караул!!!» С этого
она обычно начинала свои деяния.
Ровно в полночь госпожа Хуллевулле со своей
зелёной свитой влетела в окно бургомистра.
Бургомистр до глубокой ночи рассматривал
чертежи и планы. Красиво нарисованные на белой
бумаге, величественные здания, небоскрёбы, заво-
ды и фабрики наполняли его гордостью.
— Какой же я умница! — бургомистр от удо-
вольствия потёр руки. Довольный, улёгся в по-
стель и тут же захрапел. Он не слышал, как
пробило полночь, и, конечно, не заметил, что с
двенадцатым ударом порывом ветра распахнуло
окно и в комнату влетело белое перо, а с ним рой
зелёных листьев. Ветер приподнял со стола чер-
тежи.
— Кто вы? — удивлённо спросили зелёные лис-
точки.
— Листы! — ответили чертежи и вновь опусти-
лись на письменный стол.
— Лжёте! Листья бывают зелёные, как мы. Бе-
лых листьев не бывает!
— Бывают! Чертёжные листы! — они почувство-
вали себя немного задетыми.
-Т\300/^
— Если это так, — заметили листочки, — то
вы — наши родственники.
И они смешались с белыми листами. Лёжа на
письменном столе вперемешку, те и другие завели
долгий шелестящий разговор.
Тем временем белое перо спланировало на по-
стель.
Маленькая госпожа Хуллевулле уселась бурго-
мистру на грудь. И хотя была она легка, как
паутинка, спящему бургомистру показалось, что
его придавил обломок скалы.
— Я припасла для тебя несколько снов, — ска-
зала госпожа Хуллевулле, открыв мешок.
Она выпустила оттуда слёзы малышек, гнев
мальчишек и вздохи стариков. И бургомистру
приснилось, будто он— ребёнок, сидит на улице,
хочет играть, но ничего у него не получается.
Мечтает пускать кораблики, но не знает, где это
можно сделать. Из окна со вздохом выглядывают
два старика:
«Бедное дитя! Когда здесь был лес...»
Бургомистр застонал. Сон ему не понравился.
— Уходи от меня! — пробормотал он и повер-
нулся на бок.
— Пусть тебе приснится другой сон! — приказа-
ла госпожа Хуллевулле и выпустила из мешка
соловьиные вздохи.
Были они не тяжелее дыхания, но придавили
грудь бургомистра, будто какая-нибудь гора.
Теперь ему снилось, что он птица. У него есть
гнездо с пятью яичками в крапинку. Он согревает
их своим теплом, гордо щебечет, пускает трели.
Вдруг к его пению присоединяется отдалённый
гром, потом грохот. Грохот приближается и заглу-
шает соловьиную песню. По лесу угрожающе ша-
гает огромный экскаватор, вздымает землю, выры-
вает деревья...
Бургомистр, пискнув от страха, протестующе
забил руками-крыльями. Но ничто не могло ему
помочь. Дерево, на котором он сидел, задрожав,
рухнуло. Гнездо упало на землю, и все пять яиц
разбились. Экскаватор, гремя, проехал по ним.
Бургомистр жалобно застонал, хотел было про-
снуться.
— Приказываю спать и смотреть сны! — при-
крикнула маленькая госпожа Хуллевулле.
Сейчас бургомистру снилось, что он — лягушка
и плавает между водяных лилий, любуясь сереб-
ристыми рыбками. Он — лучший певец в лягу-
шачьем хоре. Но вдруг посередине чудесного
квак-концерта раздаётся отдалённый шум. Шум
приближается, приближается и заглушает дивное
кваканье. По лесу движется огромный экскаватор,
который вздымает горы земли и ссыпает её в
пруд.
«На помощь!» — в испуге проквакал бурго-
мистр.
Экскаватор, подав назад, зачерпнул новую пор-
цию песка.
«На помощь!» — ещё отчаяннее квакнул стра-
далец.
Он задыхался, хватал ртом воздух, загребал
руками, болтал ногами, будто вывалился из лодки
в воду.
— Приказываю спать и смотреть сны! — повто-
рила госпожа Хуллевулле, высыпав остаток содер-
жимого из мешка прямо на грудь бургомистру.
Ему снилось, что он — заяц, бегущий от смер-
-Г\302/Т-
-*\303<*-
тельной опасности. Его маленькое заячье сердце
готово разорваться от страха, его заячьи ноги под-
кашиваются от усталости. Вместе с ним бегут ли-
са и косуля, ёж и мышь. У них под ногами
путаются жуки и муравьи, гусеницы и улитки,
спасаясь от экскаватора, железная морда которого
норовит заглотнуть всё живое...
Бургомистр бежит и бежит во сне, отчаянно
двигая руками и ногами, стонет, мечется, падает с
кровати и продолжает спать на полу. Госпожа Хул-
левулле сидит, хихикая, на краешке постели. Сто-
ны бургомистра способны разжалобить самое суро-
вое сердце. И волшебница, пошарив на дне мешка,
достаёт маленький прекрасный сон, и дарит его
бургомистру на прощание.
Бургомистру снится, что он— бабочка, летит по
лесу, весело порхая. У него легко и радостно на
душе. Он простирает руки-крылья и заливается
счастливым смехом.
Госпожа Хуллевулле перепрыгивает с постели на
стол, стучит по письменному прибору.
— Тебе это нравится? — спрашивает она.
— Очень! — шепчет бургомистр.
— Хотелось бы тебе и впредь летать вот так,
беззаботно по лесу?
— О, да! — выдыхает бургомистр.
— А ты же собираешься уничтожить лес! Зачем?
Почему? Потому что не знаешь, как превратить
маленький город в большой. Я тебе подскажу!
Госпожа Хуллевулле спрыгнула с письменного
прибора на стол и с помощью вороньего пера выме-
ла зелёные листочки на середину стола, а белые
чертежи разбросала вокруг них. При этом она шеп-
тала:
1 — Крошка Хуллевулле даёт тебе совет:
г: Лес оставить людям, удивив весь свет.
Пусть растёт твой город прямо возле леса,
А вокруг деревьев всем найдётся место!
— Теперь догадался?
Покончив с делами, Хуллевулле вылетела в
окно.
Когда городские часы пробили поесть раз, бурго-
мистр проснулся. Он лежал на полу у кровати,
страдая от головной боли. В голове гудело так,
словно там работал экскаватор.
— Как я очутился на полу? — изумился бурго-
мистр. — И чего только я не насмотрелся во сне!
Будто я заяц, лягушка, птица, снесшая яйца. Пти-
ца! Ха-ха-ха! И даже щебетал! Что только не при-
снится, если допоздна изучаешь чертежи!
Он быстро поднялся, подошёл к письменному
столу и обомлел. Ровно посередине лежали нежные,
чистые зелёные листочки, а вокруг них располага-
лись белые листы с чертежами.
Какое-то время бургомистр безмолвно смотрел на
листы. Потом, собрав зелёные листочки, бросил их
в корзинку для бумаг, а белые листы сложил в
ящик и громко произнёс:
— Глупости! Всё уже решено!
На ратушной башне пробило четверть седьмого.
Пора отправляться в лес. Но прежде он написал
записку для Юлиуса с Юлианой:
«Милые дети!
К сожалению, я занят. У меня неотложные дела.
Завтракайте без меня.
Папа».
20 Заказ 784
Он понёс записку на кухню, чтобы положить её
на стол, и там обнаружил листочек бумаги, испи-
санный детьми:
«Дорогой папа!
К сожалению, мы заняты. У нас неотложные
дела. Завтракай без нас.
Юлиус и Юлиана».
— Надо же! Так рано принялись за работу! —
подумал бургомистр. — Прилежные ребята, это у
них от меня!.. Однако надо торопиться, а то экс-
каватор начнёт работать в моё отсутствие.
Уже издали бургомистр заметил, что лес преоб-
разился. Деревья украшали разноцветные таблич-
ки. Удивлённый бургомистр принялся их читать.
На одной было написано:
олне -/100 лет Хочу рожить ро иооо.
ПОЖАЛУЙСТА/ не РУВиДе оленя'
На другой:
зресь птичье тнезро с жлчклт.
ПОЖАЛУЙСТА/ 5УРЬТе ocropo^cM.
На третьей:
осторожно' ЗАячий рож!
Бургомистр пошёл в глубь леса и прочитал на
муравьиной куче:
ПОЖАЛУЙСТА/ не РАЗРУщАйТе -
осы ТАК- олнопо ТРУРиЛцсь'
Следующую табличку бургомистр увидел на пру-
ду между камышами:
JDeCb SO ЛЯТУилбГ
(Л cbUjt SOAblUe РЬГБ.
,. ПОЖАЛУЙСТА, Wt ЗАСЫПАЙТе ТГРУР'
Бургомистр в раздумье огляделся. Лягушки весе-
ло квакали. Птицы радостно щебетали. Бабочки и
стрекозы безмятежно порхали в лучах утреннего
солнца.
И тут раздался оглушительный шум и грохот.
— Идут экскаваторы! — выскочив из укрытия,
закричали дети.
Бургомистр, словно защищаясь, простёр руки. За
ним сгрудились дети. А за детьми замер лес.
— Назад, — как можно громче крикнул бурго-
мистр. — Уезжайте обратно! Лес останется. Нельзя
его трогать!
Скрипя и скрежеща, экскаваторы дали задний
ход и замерли на мгновенье.
— Как это так? — возмутились водители. — Ма-
шины заказаны! Разве наш маленький город не
будет большим?
— Будет! Он станет расти вокруг леса! — бурго-
мистр нарисовал в воздухе круг и рассказал о своём
новом плане.
— Папочка! — восхитились Юлиус с Юлиа-
ной. — Как здорово ты придумал!
— У меня умная голова! — ответил бурго-
мистр. — Ав умной голове в нужный момент рож-
даются умные мысли!
Бац! На умную голову свалился жёлудь.
Бургомистр смущённо посмотрел вверх. В дупле
будто кто-то захихикал. Но ведь это мог быть и
Дрозд-пересмешник!
-Р\ЗО7/^
Экскаваторы повернули назад и, грохоча, удали-
лись.
— Браво! — закричали дети.
Юлиус с Юлианой повисли на шее бургомистра
и одарили его поцелуями. У всех стало легко и
весело на душе.
— Дорогой папочка, — выразил общее чувство
Юлиус. — Мы очень-очень тебе благодарны! Скажи,
пожалуйста, что делает бургомистр, когда он кому-
то очень-преочень благодарен?
— Он удостаивает этого человека звания «почёт-
ный житель города».
— Тогда мы удостаиваем тебя звания «почётный
ребёнок»! С сегодняшнего дня тебе разрешается
играть с нами!
— Ура! — закричали ребята. — Слава «почётно-
му ребёнку»! Слава! Слава!
Девочки сплели бургомистру красивый венок.
А мальчики спросили, кем он хочет быть, — раз-
бойником, индейцем или бледнолицым, которого
привязывают к дереву.
— И тем и другим! — ответил польщённый бур-
гомистр. — Но кто же будет заниматься строитель-
ством города Вокруг-Да-Около, если я буду играть с
вами?
— Верно! — согласился Юлиус. — Торопись,
папа! Нам так хочется иметь новую большую
школу, ярмарочную площадь с каруселью и зоо-
парк.
— Торопись, торопись, папа! — добавила Юли-
ана. — Мы будем рады эскалаторам, скоростным
лифтам, телебашне с вращающимся рестораном!
— Будете рады? — переспросил озадаченный
бургомистр. — Тогда надо спешить! Я ухожу.
-Р\308<^
И он стремглав помчался из леса в свою малень-
кую ратушу.
В тот же день строители принялись за дело —
начали строить город Вокруг-Да-Около. В центре
его, будто зелёное сердце, располагался лес.
Когда строительство завершилось, бургомистр
разослал по всей стране приглашения:
ПОСЕТИТЕ НАШ ГОРОД ВОКРУГ-ДА-ОКОЛО,
ГОРОД С ЗЕЛЁНЫМ СЕРДЦЕМ!
Приглашения отправили и за границу. На праз-
дник приехали бургомистры со всех концов света.
Они радовались и дивились городу.
— Наш папа — голова! — восхищались Юлиус с
Юлианой.
Поступайте так же, как он!
Перевод Э. Ивановой
ОТФРИД ПРОЙСЛЕР
Знаменитый немецкий писатель О.Пройслер
(р. 1923) родился в горах Богемии, где каждый
ручей, казалось, таит водяных, а леса скрывают
проказливых ведьм и трудолюбивых гномов. Он с
детства слышал предания из уст своей бабушки о
водяных и горных духах, о привидениях, живущих
в старинных замках, о прекрасных феях, хитроум-
ных разбойниках.
Став учителем, О.Пройслер рассказывал своим
ученикам разные истории, смешные и грустные,
рисовал с ними, путешествовал. А потом записал
свои рассказы. Так родились его книги, известные
теперь во всех странах мира: «Маленькая Баба
Яга», «Маленькое Привидение», «Маленький Водя-
ной», «Хёрбе — Большая Шляпа», «Крабат».
Сочинил он и сказочный детектив для малышей
под названием «Разбойник Хотценплотц», кото-
рый так полюбился читателям, что потребовалось
писать продолжение.
РАЗБОЙНИК ХОТЦЕНПЛОТЦ
Человек с семью ножами
ГТГабушка Касперля, наслаждаясь солнышком, си-
^-дела на скамейке у дома и молола кофе. Кас-
перль со своим другом Сеппелем подарили ей на
день рождения новую ручную кофемолку собствен-
ного изобретения. Работая, кофемолка играла люби-
мую бабушкину песню «Всё расцветает в мае».
С появлением новой кофемолки бабушка без
конца молола кофе и пила его чаще прежнего.
Вот и сегодня она уже второй раз молола кофе,
как вдруг что-то затрещало в кустах и резкий голос
произнёс:
— А ну-ка сюда эту вещицу!
Бабушка удивлённо поглядела поверх пенсне.
Перед нею стоял незнакомый человек с лохматой
чёрной бородой и огромным крючковатым носом.
Его голову украшала отвисшая шляпа с длинным
кривым пером. В правой руке человек держал пис-
толет, а левой указывал на кофемолку.
— Мне, мне её!
Но бабушка и не думала отдавать кофемолку.
— Позвольте, позвольте! — возмутилась она. —
Как вы здесь очутились и почему кричите? Кто вы,
собственно говоря?
Незнакомец расхохотался так, что у него задро-
жал кончик пера на шляпе.
— Вы что, не читаете газет? Подумайте-ка!
Только теперь бабушка заметила торчащие из-
под широкого кожаного пояса саблю и семь ножей.
И, побледнев, произнесла дрожащим голосом:
— Вы... вы— разбойник Хотценплотц?
— Он самый! Прошу не поднимать шума. Я
этого не люблю. Быстро отдавайте мне кофемолку!
— Но она не ваша...
- — Чушь! Делайте, как я говорю. Считаю до
трёх!
И он поднял пистолет.
* — Нет, нет, нет! — запротестовала бабушка. —
Не имеете права. Это подарок! Я получила кофемол-
ку в день рождения. Когда она работает, звучит моя
любимая песня.
— Именно поэтому, — прорычал разбойник, —
хочу, чтобы у меня была кофемолка с музыкой.
Давайте её сюда!
Что оставалось делать? Глубоко вздохнув, ба-
бушка с сожалением рассталась с кофемолкой.
В газете каждый день сообщали о новых злоде-
яниях этого Хотценплотца. Люди его боялись. Даже
сам господин вахмистр Димпфельмозер и тот его
опасался. А ведь он служил в полиции!
С довольной ухмылкой Хотценплотц опустил ба-
бушкину кофемолку в просторный мешок. Потом,
прищурив левый глаз, пронзительно глянул на ба-
бушку правым глазом и потребовал:
— Слушайте меня внимательно. Приказываю:
оставаться на скамейке, не двигаясь, пока не досчи-
таете до девятисот девяноста девяти!
— Зачем? — не поняла бабушка.
— Затем! — грубо отрезал Хотценплотц. — По-
сле того как досчитаете до девятисот девяноста
девяти, можете звать на помощь. Но ни на мгнове-
ние раньше. Предупреждаю! Иначе будет плохо!
Понятно?
— Понятно, — прошептала бабушка.
— И не пытайтесь хитрить!
Разбойник потряс на прощание перед носом ба-
бушки пистолетом, перепрыгнул через забор и был
таков.
Насмерть перепуганная, бабушка будто приросла
к скамейке. Разбойник был уже далеко, и кофемол-
ка, увы, тоже была далеко.
Прошло много времени, пока бабушка начала
-Г\312/^
считать: один, два, три, четыре... Считала она не
особенно быстро и не очень медленно, от волнения
без конца сбиваясь и начиная сначала. Досчитав
наконец до девятисот девяноста девяти, бабушка
позвала на помощь и упала в обморок.
tv
Полиция может помочь
П_/еразлучные Касперль и Сеппель были в это
•S время в булочной. Там они купили пакет муки,
немного дрожжей и два фунта сахара. Нужно было
ещё сходить в молочную, чтобы купить сливок.
Завтра воскресенье. По воскресеньям бабушка печёт
им сливовый пирог со сбитыми сливками. Целую
неделю Касперль с Сеппелем предвкушают удоволь-
ствие от воскресного пирога.
— Слушай, Сеппель, — разоткровенничался Кас-
перль, — хотел бы я быть константинопольским
султаном...
— Что, что? — удивился Сеппель.
— Потому что константинопольский султан мо-
жет есть каждый день сливовый пирог со сбитыми
сливками!
— А разве он каждый день ест сливовый пирог
со сбитыми сливками?
Касперль пожал плечами:
— Не знаю. Но если бы я был константинополь-
ским султаном, то так бы и делал.
— Я тоже! — вздохнул Сеппель.
( — И ты? — переспросил Касперль. — Боюсь, что
не получится!
— Почему это?
— Потому что бывает только один султан, а не
^313/*Г
два. Если султан я, то ты уже не будешь султаном.
Надо же понимать!
— Гм... — задумался Сеппель. — Тогда давай ме-
няться. Неделю — султан ты, неделю — я.
— Давай! Ты неплохо придумал.
И тут они услышали крик о помощи.
— Слышишь? — испугался Сеппель. — Кажется,
твоя бабушка!
— Да-a, бабушка! Что могло случиться?
— Не знаю. Может, несчастный случай! Быстрей
к ней!
И они побежали что было мочи к бабушкиному
дому.
У калитки друзья чуть не столкнулись с вахми-
стром Димпфельмозером. Тот тоже спешил на по-
мощь.
— Нельзя ли поосторожнее! — возмутился вах-
мистр. — Вы затрудняете выполнение моих служеб-
ных обязанностей, а это наказуемо!
Касперль с Сеппелем, извинившись, последовали
за вахмистром. В саду они нашли лежащую на
грядке бабушку. Бабушка не подавала признаков
жизни.
— Какой ужас! — Сеппель от испуга закрыл обе-
ими руками глаза.
— Кажется, она в обмороке, — решил Касперль.
Они осторожно внесли бабушку в дом и уложили
на диван. Касперль обрызгал бабушку холодной
водой, и она очнулась.
— Только подумайте, что произошло! — возму-
тилась бабушка, придя в себя.
— Что? — в один голос воскликнули Касперль с
Сеппелем.
— Меня обокрали!
Г\314/^
— Что вы говорите! — удивился вахмистр. —
Вас обокрали? Кто это сделал?
— Разбойник Хотценплотц!
— Минуточку! Я должен составить протокол.
Вахмистр спешно вынул записную книжку и
карандаш.
— Итак, что вы можете сообщить по данному
случаю? Пожалуйста, по порядку и только правду.
Прошу вас говорить внятно и не очень быстро,
чтобы я мог записать. А вы оба, — вахмистр повер-
нулся к Касперлю с Сеппелем, — сидите, как мы-
шата, пока я не покончу с протоколом. Это мой
служебный долг. Понятно?
И бабушка стала рассказывать по порядку, что
произошло. Вахмистр с важным видом записывал
её показания.
— Вернут ли мне мою прекрасную кофемол-
ку? — спросила бабушка, когда он наконец закрыл
блокнот.
— Само собой разумеется, — заверил её вах-
мистр.
— А сколько мне ждать?
— Гм, трудно сказать. Для начала необходимо
поймать разбойника. В данный момент мы ещё не
знаем, где он скрывается. Это ловкий парень. Уже
два с половиной года разбойник водит полицию за
нос. Но и ему будет крышка! Мы надеемся на
активную помощь населения.
— Активную что? — заинтересовался Касперль.
— Кажется, ты туговат на ухо, Касперль. Я ска-
зал: мы надеемся на активную помощь населения!
— А что это значит?
— Это означает, что люди должны помочь поли-
ции отыскать следы разбойника.
— Ага! — сообразил Касперль. — А полиция по-
может тому, кто его отыщет?
— Это лучший вариант, — заверил вахмистр
Димпфельмозер, погладив усы. — Как ты думаешь,
кто может взяться за такое опасное дело?
— Мы вдвоём, — уверенно заявил Касперль. —
Сеппель и я. Ты согласен, Сеппель?
— Конечно! — мгновенно отозвался Сеппель. —
Полиция нам поможет, и мы поймаем разбойника!
Осторожно: золото!
ГТТ’абушка была озабочена решением внука. Но
Касперль с Сеппелем твёрдо стояли на своём.
Они хотели поймать разбойника и вернуть бабушке
кофемолку. Жаль только, что друзья не ведали, где
скрывается злодей.
— Ничего, мы его выманим из убежища, — уве-
ренно заявил Касперль.
Он напряжённо думал и вдруг рассмеялся.
— Чему ты смеёшься? — удивился Сеппель.
— Теперь я знаю, что нам делать.
— Что же?
— Погоди, узнаешь и ты.
Касперль попросил Сеппеля помочь ему выта-
щить из кладовки пустой картофельный ящик. По-
том они отнесли ящик в сад и наполнили его
сероватым мелким песком.
— А дальше что? — недоумевал Сеппель.
— Закроем ящик.
Сеппель закрыл крышку, а Касперль принёс
молоток и гвозди.
— Заколачивай, Сеппель. Как можно крепче!
Сеппель, кивнув в знак согласия, приступил к
делу. Однако первый же удар пришёлся по паль-
цам. Проклятье! Как больно! Но надо терпеть!
Сеппель, стиснув зубы, мужественно продолжил
работу, как заправский мастер по заколачиванию
картофельных ящиков.
Тем временем Касперль отыскал в кладовке
большую кисть и размешал в банке красную кра-
ску. Когда он вернулся с банкой и кисточкой,
Сеппель в пятьдесят седьмой раз ударил себя по
пальцам. Наконец-то крышка была заколочена.
— Отлично! — одобрил Касперль. — Теперь мой
черёд.
Он обмакнул кисточку в краску и, к безгранич-
ному удивлению Сеппеля, написал на ящике огром-
ными сверкающими буквами:
ОСТОРОЖНО: ЗОЛОТО!
Что бы это значило? Сеппель ломал себе голо-
ву, но никак не мог догадаться.
— Послушай-ка! — заметил Касперль. — Чем
таращиться и сосать пальцы, привези лучше из
сарая тележку.
Сеппель вывез тележку и стал помогать Кас-
перлю грузить на неё тяжеленный ящик с пес-
ком.
Это был нелёгкий труд. Они отфыркивались,
как нильские крокодилы.
— Уф-ф! — стонал Сеппель. — И это в воскре-
сенье! Мало того, что сегодня не предвидится сли-
вового пирога со сливками (бабушка, озабоченная
потерей кофемолки, так и не собралась его ис-
печь), мы должны ещё трудиться в поте лица!
Наконец ящик погрузили.
— А что теперь? — Сеппель ещё не разгадал
намерений Касперля.
— Осталось самое главное.
Касперль вынул из кармана сверло и просверлил
в дне ящика крохотную дырку. Как только он
убрал сверло, из ящика тонкой струйкой посыпался
песок.
— Так, так, — довольно заметил Касперль, —
всё правильно!
Он обстругал перочинным ножичком спичку и
закрыл ею дырку.
Сеппель, недоумённо качая головой, наблюдал за
его действиями.
— Извини, — сказал он наконец, — я тебе боль-
ше не нужен?
Касперль засмеялся.
— Ты ещё не понял, что я затеял? Всё очень
просто. Рано утром мы с тележкой поедем в лес, где
прячется Хотценплотц. Разбойник увидит нас, про-
читает надпись и подумает, что в ящике золото.
— Ага! — сообразил Сеппель. — А потом?
— Разбойник захочет отнять у нас ящик. Мы
ему позволим это сделать и убежим. Хотценплотц
схватит ящик и потащит его. Как ты думаешь,
куда?
— Откуда мне знать, Касперль? Я ведь не раз-
бойник Хотценплотц!
— Можно легко догадаться, Сеппель! Он пота-
щит ящик в своё убежище. По пути через дырку
посыплется песок, и на лесной тропинке останется
след. Мы пойдём по этому следу и обнаружим
разбойничье логово. Как тебе нравится, что я при-
думал?
— Потрясающе! — изумился Сеппель. — И всё
-Т\318/^
это проделаем мы! Только не забудь вынуть спичку
прежде, чем мы убежим.
— Не беспокойся, не забуду. Положись на меня.
И Касперль завязал для памяти узел на своём
носовом платке.
Мастерский трюк
^разбойник Хотценплотц серьёзно относился к
своей профессии. Летом он ежедневно вставал
ровно в шесть утра и самое позднее — в половине
восьмого — покидал пещеру, отправляясь на работу.
Вот и сегодня разбойник с восьми утра лежал на
опушке леса в зарослях дрока и через подзорную
трубу наблюдал за дорогой. Время тянулось медлен-
но, на дороге — ничего интересного. До половины
десятого разбойник ещё не наметил себе жертвы.
— Плохие времена! — вздыхал Хотценплотц. —
Если и дальше так пойдёт, придётся менять профес-
сию. Дохода от разбоя мало, а опасностей много!
Только он хотел расслабиться, понюхать нюха-
тельного табака, чего обычно не делал во время
работы, как услышал скрип тележки.
— Ну наконец-то, кого-то Бог даёт, — облегчён-
но вздохнул Хотценплотц. — Не зря я лежал в
засаде!
И вместо табака он торопливо схватил подзор-
ную трубу, чтобы как следует разглядеть будущую
добычу.
Двое человек тащили по просёлочной дороге
сильно гружённую тележку. На тележке громоздил-
ся большой ящик, видимо, непустой. Эти двое бук-
вально согнулись под его тяжестью. Первый, кажет-
-Т\320<Г
ся, Касперль. Его можно узнать по шапке с кисточ-
кой. А кто второй? Ну, если известно, кто первый,
то другой, конечно же, друг Касперля Сеппель. Это
известно даже разбойнику Хотценплотцу.
«Хотел бы я знать, что в ящике? — подумал
разбойник. — Постой-ка! Ящик с надписью! Что там
написано красными сверкающими буквами? “Осто-
рожно: золото!” — прочитал разбойник. Прочитал
раз, другой, третий. Наконец-то ему улыбнулось
разбойничье счастье! Пожалуй, не стоит менять
профессию!»
Хотценплотц в волнении вытащил пистолет и
взвёл курок. Подождал, пока друзья приблизятся к
кустам. И только тогда, высоко подпрыгнув, выско-
чил на дорогу.
— Руки вверх! Не то стреляю!
Разбойник удивился тому, что Касперля с Сеп-
пелем тут же будто ветром сдуло.
— Бегите, бегите, герои! — крикнул им вслед раз-
бойник. — Главное, что ящик не убежал! Ха-ха-ха!
Вдоволь насмеявшись, Хотценплотц спрятал за
пояс пистолет и принялся обнюхивать и осматри-
вать со всех сторон ящик.
— Гм, крепко заколочено! Понятно, ведь там
золото! Может, открыть и посмотреть? Нет, не сто-
ит. Здесь оставаться нельзя. Касперль с Сеппелем,
разумеется, помчались в полицию. Конечно, поли-
ции я не боюсь. Я ведь разбойник Хотценплотц! Но
бережёного и Бог бережёт!
Хотценплотц взвалил тяжёлый ящик на спину.
С тележкой не проедешь сквозь густые заросли,
пришлось её спихнуть в канаву.
Кряхтя и отдуваясь, тащил разбойник свою до-
бычу в глубь леса. Он торопился, не замечая, что
21 Заказ 784
ящик становится легче. Касперль не забыл в по-
следний момент вынуть спичку, и теперь чистый
светлый песок беспрепятственно тёк через дырочку,
оставляя за разбойником хоть и тонкий, но вполне
заметный след.
Придя домой, Хотценплотц поставил ящик на
стол, плотно запер дверь, достал из ящика с инст-
рументами топор и клещи. Он был опытным разбой-
ником, поэтому умело орудовал инструментами. От-
крыв крышку, Хотценплотц с нетерпением загля-
нул внутрь. Каково же было его изумление! В
ящике оказался песок! Обыкновенный серый песок,
каким посыпают садовые дорожки.
— Эге! — взъярился Хотценплотц. — Они одура-
чили меня! Меня, страшного разбойника!
Хотценплотц в ярости выхватил кривую саблю и
в щепки искромсал несчастный ящик. На мелкие
кусочки был заодно разрублен и массивный дубо-
вый стол. Разделавшись с ними, разбойник ринулся
из дома глотнуть свежего воздуха.
Но что это? Из глубины леса прямо к его пещере
тянулся тонкий песчаный след. Хотценплотц не
был бы бывалым разбойником, если б не догадался,
что это значило. И он разразился проклятиями:
— Эти двое — Касперль и Сеппель решили выве-
сти меня на чистую воду. Ну, я им задам! Ещё
посмотрим, чья возьмёт!
Главное — ловко переодеться!
СТ/~ асперль с Сеппелем не побежали в полицию,
^к.как полагал Хотценплотц. Они наблюдали за
разбойником, спрятавшись в кустах. Увидев, что
-Г\322/^
тот потащил ящик в глубь леса, друзья обрадова-
лись.
— А тебе не жаль его? — через некоторое время
робко спросил Сеппель, глядя на согнувшегося в
три погибели Хотценплотца.
— С чего бы это?
— Ну как же! Ему придётся одному тащить эту
махину.
— Ещё чего! — возмутился Касперль. — По мне
так пропади он пропадом! Не забывай: это он украл
у бабушки кофемолку!
Для полной уверенности они ещё какое-то время
посидели в кустах, потом, боязливо оглядываясь,
вернулись к тому месту, где на них напал разбой-
ник. И обнаружили в канаве тележку, лежащую
вверх колёсами.
— Пусть пока полежит, — решил Касперль, —
мы скоро за ней вернёмся.
А где же песчаный след?
Искать его долго не пришлось. Касперль хотел
сразу же отправиться по следу, но Сеппель удержал
его:
— Погоди! Сначала мы должны переодеться.
< — Переодеться?
— Конечно! Разбойник не должен нас узнать.
— Гм, правильно! Но где же нам взять другую
одежду?
— Очень просто — поменяемся. Я отдам тебе
свою шляпу, а ты мне — шапку с кисточкой.
— Что мне делать с твоей шляпой?
— Глупый вопрос! Наденешь её. Она тебе подхо-
дит?
— Не очень, — вздохнул Касперль.
Шляпа Сеппеля была ему великовата. В ней он
смахивал на огородное пугало во время каникул.
Однако Сеппель одобрил:
— Здорово! Разбойник не узнает тебя! А как тебе
я в шапке?
— Потрясающе! Бабушка бы упала в обморок,
поглядев на тебя.
— Тогда я спокоен. Он точно нас не узнает. Ну
что ж, пошли!
И они последовали в глубь леса, куда вёл их
песчаный след. Лес становился всё гуще и мрачнее,
пугая друзей своим угрюмым видом.
— Настоящий разбойничий лес, — заметил Сеп-
пель. — Какое счастье, что мы переоделись!
Прошло, наверное, больше часа, как вдруг Кас-
перль, идущий впереди, остановился.
— Что случилось? — насторожился Сеппель.
След раздвоился: вместо одной песчаной дорож-
ки было две. Первая вела направо, другая — на-
лево.
— Можешь мне это объяснить, Сеппель?
— Думаю, Касперль, один из следов ненастоя-
щий.
— Боюсь, ты прав. А какой же настоящий?
— Трудно сказать. Надо проверить. А для этого,
видно, нам придётся расстаться.
— Ладно, Сеппель. Ты хочешь идти налево или
направо?
— Бросим жребий.
И друзья решили с помощью монетки, кому в
какую сторону идти. У Сеппеля она падала дважды
орлом вверх и один раз — решкой. Это означало,
что ему идти налево.
— Будь осторожен, Сеппель!
— И ты, Касперль!
-Т\324/*^
Выстрел перцем из пистолета
^7}азбойник Хотценплотц, довольно ухмыляясь,
поглаживал бороду. Он радовался, что ему
удалось с помощью остатков песка соорудить вто-
рой след. Хорошо, если Касперль с Сеппелем будут
так неосторожны и разойдутся в разные стороны.
Тогда, дойдя до конца следа, каждый из них
обнаружит нечто неожиданное. Об этом позаботил-
ся он, страшный разбойник Хотценплотц!
Левый, настоящий след вёл к разбойничьей пе-
щере, а подстерегавшая следопыта неожидан-
ность — Хотценплотц, самолично, с пистолетом на-
изготове укрывшийся за старым суковатым дубом
неподалёку от входа в пещеру.
Пистолет он зарядил не обычными патронами, а
кое-чем покруче: молотым перцем. Выстрел из пе-
речного пистолета, по мнению Хотценплотца, был
подходящим наказанием в данной ситуации.
«Однако парень заставляет себя ждать, — поду-
мал Хотценплотц. — Впрочем, нет, если не ошиба-
юсь, кто-то ломится сквозь заросли».
Так оно и было. Между деревьев мелькнул пеше-
ход в ярко-красной шапке с кисточкой.
Та-ак, Касперль собственной персоной!
Хотценплотц, конечно, не мог знать, что это
был Сеппель в шапке Касперля. Разбойник хлад-
нокровно поднял пистолет, тщательно прицелился
и нажал на курок. Бах-бабах! Ослепительная
вспышка, оглушительный треск, лёгкое облачко
дыма...
Бедный Сеппель! Перечный выстрел угодил ему
прямо в лицо. Какой ужас! Ничего не видя и не
слыша, оглушённый Сеппель зачихал, стал каш-
-^325/-^
лять, сморкаться, плеваться без передыху. А как
горело в глазах, щипало в носу! Кошмар! Хотценп-
лотц мог поступать с ним, как кошка с мышкой...
Довольно усмехаясь, разбойник связал Сеппелю
верёвкой руки и ноги, взвалил его, беспомощного,
на спину и отнёс в пещеру. А уж там бросил в угол
как ненужный хлам.
— Вот теперь можешь чихать сколько влезет!
Он подождал, пока Сеппель немножко придёт в
себя. А когда заметил, что действие перца ослабло,
пнул пленника ногой, усмехнувшись:
— Добрый день, Касперль! Добро пожаловать в
мою пещеру! Как тебе здесь нравится? Сочувствую,
что у тебя насморк. Ну да это пройдёт. Ты получил
по заслугам. Нечего совать нос в чужие дела!
Бедный Сеппель не отвечал ему, он чихал.
— Будь здоров, Касперль! — продолжал ехидни-
чать разбойник.
Что-что? Он сказал «Касперль»?
— Я не Касперль! — пискнул Сеппель и опять
зачихал.
— Ну конечно, — ухмыльнулся Хотценплотц, —
знаю, что ты не Касперль, ты — константинополь-
ский султан.
— Нет, нет, я — Сеппель.
— Разумеется, а я — вахмистр Димпфельмозер,
если тебе уж так хочется чего-то новенького.
— Но я действительно Сеппель!
— А ну-ка закрой рот! — потерял терпение Хот-
ценплотц. — Будешь меня обманывать, рассержусь
и поколочу тебя кочергой.
Бим-бим-бим — что-то зазвенело за дверью. Ко-
локольчик!
— Понимаешь, что это значит? — спросил до-
-Г\326^
вольный разбойник. — Впрочем, откуда тебе знать!
Объясню. Это означает, что твой друг Сеппель сва-
лился в яму, точнее, в ловушку. Удивлён? Конечно,
даже язык проглотил. Могу тебя утешить: не ты
первый и не ты последний! С Хотценплотцем нико-
му не удавалось справиться. Никому и никогда!
И он, самодовольно рассмеявшись, вытащил из-
под кровати мешок и верёвки.
— Иду за твоим другом Сеппелем, чтобы тебе
здесь не скучать в одиночку, — сказал он на проща-
ние. — Тебе же пока стоит подумать, может, ты
всё-таки Касперль. Желаю приятного отдыха!
Никакой надежды
(71 то же произошло тем временем с Касперлем?
* Расставшись с Сеппелем, он шёл по «своему»
следу, углубляясь всё дальше и дальше в чащу
леса.
По пути Касперль проклинал не только разбой-
ника, скверную дорогу с ухабами, корнями, колюч-
ками, но и шляпу Сеппеля. Она без конца сползала
на глаза. Касперль сдвигал шляпу на затылок, но
уже через несколько шагов та вновь надвигалась на
нос.
«Может, повернуть её назад?» — подумал Кас-
перль.
Но и это не помогло. Много-много раз пришлось
Касперлю сдвигать на затылок дурацкую зелёную
шляпу, и столько же раз она вновь закрывала ему
глаза, пока вдруг нежданно-негаданно он не прова-
лился с ужасным треском в одну из замаскирован-
ных хворостом ям, которыми окружил свою пещеру
Хотценплотц.
Так, к своему ужасу, Касперль угодил на дно
ловушки. И вот сидит он, бедолага, поглаживая
спину, и размышляет: какое счастье, что не слома-
ны ни руки, ни ноги! А такое бывает при глубоком
падении и жёсткой посадке. Ведь не зря говорят:
кабы знал, где упасть, так соломки бы подостлал...
«Эх, не повезло! — подумал Касперль, осматри-
вая со всех сторон яму. — Отвесные ровные края, не
за что зацепиться... Как же я отсюда выберусь?.. Но
ведь есть ещё Сеппель. Уж он, конечно, меня оты-
щет и поможет. Всё-таки Сеппель — мой лучший
друг... Постой-ка, постой! Что это за шум?»
Касперль насторожился.
— Кто-то идёт!
Но этот «кто-то» был, увы, не его друг Сеппель.
Касперль буквально остолбенел, увидев на краю
ямы лицо с лохматой чёрной бородой.
— Алло, Сеппель! — приветствовал пленника
Хотценплотц. — Надеюсь, ты не сломал себе шею?..
Эй, тебе не хочется поздороваться с милым дядюш-
кой? Дядюшка Хотценплотц явился, чтобы тебе
помочь. Хочешь выбраться из ямы?
Касперль кивнул. Разумеется, он хотел выбрать-
ся наверх, а уж там видно будет. Авось, удастся
убежать!
— Слушай меня внимательно! — приказал Хот-
ценплотц. — И делай, что говорю! Опускаю тебе на
верёвке мешок. Видишь? Влезай в него!
— В мешок? — засомневался Касперль.
—. Да, да, в мешок, — настаивал разбойник. —
Я ведь хочу тебя вытащить из ямы. По-другому не
получится. Давай, давай, залезай, чёрт подери! И не
забудь внизу свою шляпу!
Да, конечно, не забыть шляпу Сеппеля!
-*\328/Т-
Касперль, водрузив на голову шляпу, залез
в мешок, и Хотценплотц одним махом вытащил
его.
Только он очутился наверху, как Хотценплотц
сделал то, что сделал бы и Касперль на его месте,
а именно — завязал мешок. Теперь Касперль по-на-
стоящему был в плену. Ни трепыхание, ни крики
ему не помогли.
Довольный Хотценплотц, взвалив мешок на пле-
чи, энергично зашагал к своей пещере.
Дома он сбросил мешок на пол рядом с лежа-
щим в углу Сеппелем.
— Теперь-то мы узнаем, кто из вас Сеппель, а
кто — Касперль!
И он чуть-чуть приоткрыл мешок так, чтобы
Касперль мог высунуть только голову, голову в
шляпе Сеппеля.
— Теперь сознаёшься, что ты — Касперль? — об-
ратился разбойник к Сеппелю.
Сеппель хотел было вновь возразить. Но Кас-
перль подмигнул ему: может, ещё пригодится, что
разбойник перепутал их...
— Почему ты не отвечаешь, парень? — начал
терять терпение разбойник.
— Ну что тут говорить! — вместо Сеппеля от-
кликнулся Касперль. — Вы лучше знаете, господин
Плотценхотц.
— Плотценхотц?! — Меня зовут Хотценплотц!
— Ох, простите, господин Лотценплотц.
— Идиот!
— Как, как?
— Меня зовут Хотценплотц, чёрт подери! Ты
что, не можешь запомнить такое простое имя?
— Конечно, конечно, господин Полценплотц!
-Г\329^
Так, к своему ужасу, Касперль угодил на дно
ловушки. И вот сидит он, бедолага, поглаживая
спину, и размышляет: какое счастье, что не слома-
ны ни руки, ни ноги! А такое бывает при глубоком
падении и жёсткой посадке. Ведь не зря говорят:
кабы знал, где упасть, так соломки бы подостлал...
«Эх, не повезло! — подумал Касперль, осматри-
вая со всех сторон яму. — Отвесные ровные края, не
за что зацепиться... Как же я отсюда выберусь?.. Но
ведь есть ещё Сеппель. Уж он, конечно, меня оты-
щет и поможет. Всё-таки Сеппель — мой лучший
друг... Постой-ка, постой! Что это за шум?»
Касперль насторожился.
— Кто-то идёт!
Но этот «кто-то» был, увы, не его друг Сеппель.
Касперль буквально остолбенел, увидев на краю
ямы лицо с лохматой чёрной бородой.
— Алло, Сеппель! — приветствовал пленника
Хотценплотц. — Надеюсь, ты не сломал себе шею?..
Эй, тебе не хочется поздороваться с милым дядюш-
кой? Дядюшка Хотценплотц явился, чтобы тебе
помочь. Хочешь выбраться из ямы?
Касперль кивнул. Разумеется, он хотел выбрать-
ся наверх, а уж там видно будет. Авось, удастся
убежать!
— Слушай меня внимательно! — приказал Хот-
ценплотц. — И делай, что говорю! Опускаю тебе на
верёвке мешок. Видишь? Влезай в него!
— В мешок? — засомневался Касперль.
—. Да, да, в мешок, — настаивал разбойник. —
Я ведь хочу тебя вытащить из ямы. По-другому не
получится. Давай, давай, залезай, чёрт подери! И не
забудь внизу свою шляпу!
Да, конечно, не забыть шляпу Сеппеля!
-Р\328/Т-
Касперль, водрузив на голову шляпу, залез
в мешок, и Хотценплотц одним махом вытащил
его.
Только он очутился наверху, как Хотценплотц
сделал то, что сделал бы и Касперль на его месте,
а именно — завязал мешок. Теперь Касперль по-на-
стоящему был в плену. Ни трепыхание, ни крики
ему не помогли.
Довольный Хотценплотц, взвалив мешок на пле-
чи, энергично зашагал к своей пещере.
Дома он сбросил мешок на пол рядом с лежа-
щим в углу Сеппелем.
— Теперь-то мы узнаем, кто из вас Сеппель, а
кто — Касперль!
И он чуть-чуть приоткрыл мешок так, чтобы
Касперль мог высунуть только голову, голову в
шляпе Сеппеля.
— Теперь сознаёшься, что ты — Касперль? — об-
ратился разбойник к Сеппелю.
Сеппель хотел было вновь возразить. Но Кас-
перль подмигнул ему: может, ещё пригодится, что
разбойник перепутал их...
— Почему ты не отвечаешь, парень? — начал
терять терпение разбойник.
— Ну что тут говорить! — вместо Сеппеля от-
кликнулся Касперль. — Вы лучше знаете, господин
Плотценхотц.
— Плотценхотц?! — Меня зовут Хотценплотц!
— Ох, простите, господин Лотценплотц.
— Идиот!
— Как, как?
— Меня зовут Хотценплотц, чёрт подери! Ты
что, не можешь запомнить такое простое имя?
— Конечно, конечно, господин Полценплотц!
Разбойник вынул табакерку с нюхательным таба-
ком и взял понюшку.
— Не стоит злиться, — уговаривал он сам се-
бя. — Дурак, этот Сеппель в своей дурацкой шляпе.
Разве не видно?
Успокоившись, он достал большой носовой пла-
ток в клетку и оглушительно высморкался.
Основательно прочистив нос, разбойник спрятал
в карман носовой платок, заложил руки за пояс и,
стоя перед пленниками, торжественно произнёс:
— Шпионство — гнусное занятие, достойное на-
казания! Теперь вы в моих руках. И не заслужива-
ете снисхождения. Я могу, если захочу, сломать вам
шею или распороть живот. Но мне не хочется этого
делать. Вы думаете почему?
Он взял ещё одну понюшку табака и, высморкав-
шись, продолжил:
— Потому что я придумал кое-что поинтереснее.
Тебя, Касперль, — он показал на Сеппеля, — я поса-
жу на цепь здесь, в моей пещере, и заставлю
работать, пока не почернеешь. А тебя, Сеппель, —
он ткнул в Касперля, — я продам!
— Ой-ой-ой! — застонал Касперль. — Кому?
— Кому? — усмехнулся Хотценплотц. — Велико-
му волшебнику — злодею Петрозилиусу Цвакельма-
ну, моему старому другу.
Петрозилиус Цвакельман
еликий волшебник — злодей Петрозилиус Цва-
кельман, злой как чёрт, сидел в кухне своего
замка и чистил картошку.
Он был большим искусником по части волшебст-
-ГчЗЗО/^
ва, мог, например, с лёгкостью превратить человека
в любое животное, сделать из грязи золото, но
изобрести картофель без кожуры ему, несмотря на
все усилия, никак не удавалось.
Так что приходилось, когда надоедали вечные
макароны и перловка, повязывать фартук и собст-
венноручно освобождать картофель от кожуры. Не-
лёгкое это дело!
— А всё потому, — вздыхал злодей-волшеб-
ник, — что у меня нет слуги.
Почему же у него не было слуги?
— Потому что не нашёл себе подходящего, —
размышлял Петрозилиус Цвакельман. — Мой слуга
должен быть прежде всего глуп, и не просто глуп,
а глуп как пробка. Только дурачка я могу допу-
стить в свой замок. Дурачок не будет плутовать.
Ведь волшебнику трудно уследить за плутнями в
собственном доме. Не враг же я самому себе! Пото-
му и приходится чистить картошку, хоть в этом
мало приятного.
Размышляя о трудностях жизни, Петрозилиус
Цвакельман опустил нож, но вскорости спохватился
и только вновь приступил к делу, как зазвонил
колокол у входной двери.
— Минуточку! — крикнул волшебник. — Сейчас
открою.
Он заторопился в прихожую. Схватился было за
тяжёлую задвижку, чтобы открыть дверь, но в
последнюю секунду заметил на своем животе фар-
тук.
— Ах ты, Боже мой! Грозный волшебник в ку-
хонном наряде! Не хватало, чтобы кто-нибудь это
увидел!
Колокол зазвонил во второй раз.
— Да, да, иду, иду! — крикнул Цвакельман, со-
рвав с живота фартук.
Куда ж его деть? Гоп-ля! Фокус-покус! Волшеб-
ник щёлкнул пальцами, фартук поднялся вверх и
поплыл по воздуху прямо на кухню, где сам собой
повесился на крючок в посудном шкафу.
Колокол прозвенел в третий раз.
Петрозилиус Цвакельман, подняв задвижку, от-
крыл дверь. Вот неожиданность! На пороге стоял
разбойник Хотценплотц с мешком на плечах.
— Ого! Кого я вижу! — обрадовался волшеб-
ник. — Дружище, ты ещё жив? Добро пожаловать!
Петрозилиус Цвакельман провёл гостя в каби-
нет, что было большой честью для Хотценплотца. В
кабинет волшебник приглашал только лучших дру-
зей. Обычных посетителей он принимал (если, ко-
нечно, принимал) в прихожей.
В кабинете Цвакельмана стоял огромный книж-
ный шкаф, доверху заполненный толстыми фолиан-
тами в кожаных переплётах-. Груды таких же тол-
стых, в кожаных переплётах, книг лежали на пись-
менном столе, на подоконнике и даже на полу. Что
ещё было в его кабинете? Над письменным столом
висело чучело крокодила. В углу стоял скелет с
горящей свечой в правой руке.
Петрозилиус Цвакельман уселся за письменный
стол и предложил гостю стул напротив:
— Не хочешь ли присесть, дружище?
Подождал, пока тот усядется.
— Не желаешь ли табачку?
— С удовольствием!
Цвакельман, прищёлкнув пальцами, взял из воз-
духа серебряную табакерку, протянул её Хотцен-
плотцу.
-Г\332/^
— Пожалуйста, будь любезен!
Хотценплотц взял добрую понюшку, с удоволь-
ствием понюхал. И тут же расчихался. Чихал так,
что заколыхался висящий над столом крокодил.
— Не табак, а сущий дьявол! Откуда такой?
— Собственного производства, — поскромничал
волшебник. — Специальная смесь экстра-класса
марки «Утешение для носа». Возьми ещё.
Хотценплотц сиял от удовольствия. Ему в голову
пришла счастливая мысль. Ещё раз понюхав и
прочихавшись, он предложил:
— Не могли бы мы состряпать одно дельце?
— Какое ещё дельце?
— С нюхательным табаком.
Цвакельман в раздумье наморщил лоб.
— А что ты мне можешь предложить взамен?
Знаешь ведь: золото для меня — всё равно что му-
сор.
— А кто говорит о золоте? Предлагаю кое-что
получше. Подумай-ка!
Цвакельман глубоко задумался. Хотценплотц,
помедлив, пришёл на помощь:
— То, что ты давно и безнадёжно ищешь.
— Что я давно и безнадёжно ищу... — волшеб-
ник насторожился. — Новую волшебную книгу?
— Нет! Слугу!
— Ой! И правда! — обрадовался волшебник. —
Конечно, слугу! А он достаточно глуп?
— Глупее не бывает.
— Где же он?
— Здесь, в мешке!
Хотценплотц развязал верёвку, и на всеобщее
обозрение явился Касперль в шляпе Сеппеля. Что-
бы лучше его разглядеть, Цвакельман, щёлкнув
пальцами, наколдовал очки. Надев их на нос, он
тщательно осмотрел Касперля, а тот скорчил
самую дурацкую мину, на какую только был спо-
собен.
— Он так же глуп, как выглядит? — усомнился
волшебник.
— Ещё больше!
— Это хорошо, — довольно ухмыльнулся Цва-
кельман. — Просто великолепно! А как его зовут?
— Сеппель.
— Ага! Сеппель, я беру тебя. Умеешь чистить
картошку?
— Разумеется, господин Шнакельман.
Волшебник вспылил:
— Ты коверкаешь моё имя! Кроме того, я не
просто господин. Требую называть меня так: вели-
кий волшебник Петрозилиус Цвакельман. Заруби
себе на носу!
— Слушаюсь, великий волшебник Цепродилиус
Вакельцан! — ответствовал ему Касперль с самым
невинным видом.
— Разрази тебя гром!
Волшебник схватил Касперля за шкирку и что
было сил потряс.
— Думаешь, я позволю шутить над собой? Сей-
час же превращу тебя в обезьяну или червяка!
Петрозилиус Цвакельман щёлкнул пальцами, и
в его руке очутилась волшебная палочка. Но Хот-
ценплотц не хотел никаких превращений. Схватив
П^вакельмана за руку, он попытался его утихоми-
рить:
— Сеппель коверкает твоё имя ненамеренно,
дружище. Он настолько глуп, что даже не замечает,
как это делает.
-Г\334/ЧК
— Ах так! — Цвакельман немного успокоился и
улыбнулся:
— Хотценплотц, не могу тебе сказать, до чего ж
я рад! Этот Сеппель мне нравится. Он будто создан
для моего дома. Сейчас я отправлю его на кухню, и
пусть он там чистит картошку. А мы спокойно
поговорим о цене.
— Да, да, приступим к делу, — нетерпеливо за-
метил разбойник.
— Предлагаю за него полмешка табака, — рас-
щедрился волшебник.
— Всего пол мешка! — удивился Хотценплотц. —
Слишком мало за целого слугу.
— Ладно! Получишь целый мешок. По рукам? —
И он протянул Хотценплотцу правую руку.
— Согласен!
Они ударили по рукам.
— С этого момента Сеппель принадлежит тебе.
Можешь с ним делать всё, что пожелаешь!
Ночное приключение
Х~)статок дня Касперль провёл на кухне за чист-
кой картошки. Великий и злой волшебник,
возрадовавшись, что кто-то другой занят картош-
кой, потребовал невероятного: на обед — семь кот-
лов пюре, а на ужин — сотню клёцек в луковом
соусе. Неудивительно, что вечером он пребывал в
хорошем настроении. Довольный едой, он наконец
отвалился от стола и добродушно похлопал Каспер-
ля по плечу:
— На сегодня хватит! Идём, Сеппель, покажу
твою постель.
-Р\336
Касперль проследовал за волшебником через
прихожую в маленький чуланчик с голой кроватью
и столом.
— Это твоя комната, Сеппель, здесь ты будешь
спать.
— Здесь? На голой кровати?
— Терпение! — Петрозилиус Цвакельман щёлк-
нул пальцами, и на железной сетке, откуда ни
возьмись, появился соломенный матрас. Потом он
щёлкнул второй, третий, четвёртый раз, и на мат-
рас легли простынь, подушка, одеяло.
— Думаю, достаточно, — решил волшебник. —
Укладывайся! Я тоже пойду спать. Спокойной ночи,
Сеппель!
— Спокойной ночи, великий волшебник Эпроли-
зиус Дакелыпванц!
Волшебник молча удалился в свою спальню на
пятом этаже башни.
Чуланчик Касперля располагался, как и кухня,
в полуподвале. Вдали виднелся огород, за ним на-
чинался лес.
А окно?
Окно было без решётки и легко открылось.
— Чудесно! — обрадовался Касперль. Но тут же
спохватился: — Боюсь, с утра волшебник опять за-
ставит чистить картошку. Надо что-то предпринять!
Касперль подождал, пока стемнеет. Если он ос-
вободится, то придумает, как вызволить Сеппеля. У
него уже было кое-что на уме. Главное — удрать
отсюда! Но заснул ли Петрозилиус Цвакельман?
Касперль со всеми предосторожностями выбрал-
ся через окно в огород. Оглядел замок. Темно, хоть
глаз выколи, и кругом — мёртвая тишина. Пре-
красно!
22 Заказ 784
Забор был не особенно высок. Однако только
Касперль попытался по нему вскарабкаться, про-
изошло неожиданное. Кто-то, схватив его за ворот-
ник, сбросил с забора.
Касперль неудачно приземлился на четвереньки.
Кто это схватил его? Неужто великий и злой вол-
шебник Петрозилиус Цвакельман собственной пер-
соной?
Касперль огляделся. Насколько можно было ви-
деть, кругом — ни души. А что, если волшебник
догадался о намерениях слуги?
— Попытка — не пытка! Попытаюсь ещё раз в
другом месте, — решил Касперль.
Задумано — сделано.
Касперль пробежался вдоль забора. Может, пере-
прыгнуть? Не повезло и на этот раз. Беглец был
схвачен за шиворот и отброшен как куль...
Озадаченный Касперль передохнул немного на
грядке с петрушкой. Напряг слух. Ни звука.
— Эй! Здесь кто-нибудь есть?
В ответ — тишина. Лишь за забором, в лесу —
лёгкие ночные шорохи.
«Наверное, я ошибся, — подумал Касперль. —
Попробуем в третий раз. Влезать на забор больше
не хочется. А что, если снизу?»
И Касперль пополз на четвереньках вдоль забо-
ра, ощупывая по пути доски, чтобы найти ла-
зейку.
Вот и наконец одна непрочно прибитая планка.
Можно её отодвинуть и пролезть.
«Замечательно!» — обрадовался Касперль. Су-
нулся в дыру. Но не тут-то было! И на этот раз его
постигла неудача. Кто-то схватил Касперля за ноги
и отбросил от забора.
-Г\338
Мало того! Бац! Касперль получил такую затре-
щину, что вскрикнул от боли.
Его крик разбудил волшебника. Тот зажёг свет
и выглянул в ночном колпаке из окна пятого эта-
жа.
— Что я вижу! — закричал он. — Сеппель ре-
шил удрать! Нельзя же быть таким глупым, дура-
чок! Из моего волшебного замка нет выхода. Если
хочешь меня покинуть, должен получить разреше-
ние. Я его тебе никогда не дам. Оставь все попытки,
а то хуже будет! Иди лучше спать, Сеппель, и не
мешай моему отдыху! Иначе...
У ног Касперля, ослепительно сверкнув, удари-
лась молния. Касперль насмерть перепугался. Ввер-
ху, на пятом этаже, под громовой раскат смеха
захлопнулось окно.
Как можно глупее...
(X/”тром Касперль сварил на завтрак огромный
-✓ котёл картошки. Цвакельман, наслаждаясь
едой, положил ложку, лишь когда котёл опустел.
После чего он удовлетворённо обтёр рот полами
своего волшебного халата.
— А мне? — удручённо спросил голодный Кас-
перль.
— Не волнуйся, дорогой!
Волшебник, щёлкнув пальцами, наколдовал ку-
сок хлеба с маслом и сыром.
— Это тебе, Сеппель. Но погоди есть. Я должен
тебе кое-что сказать. — Откашлявшись, он продол-
жил: — Оставляю тебя сегодня одного в замке.
У меня встреча с коллегой волшебником в городе
-Т\339/-Т-
Букстехуде. Вернусь поздно вечером. Если прого-
лодаешься, возьми в кладовке что захочешь.
Остальное время ты должен работать. Запомни, что
необходимо сделать. Первое: начистить шесть вёдер
картофеля, картошку мелко разрезать для ужина.
Второе: напилить и разрубить три охапки дров,
сложить их в поленницу. Третье: подмести пол в
кухне. И четвёртое: перекопать в огороде пустые
грядки. Повтори!
— Как прикажешь, великий волшебник Спект-
рофилиус Цакелыпван. — Касперль решил вести се-
бя как можно глупее. Надо разозлить волшебника,
чтобы тот выгнал его из замка. И Касперль сделал
вид, что глубоко задумался: он вращал глазами,
чесал в затылке.
Петрозилиус Цвакельман начал терять терпение:
— Давай-давай повторяй. Ты что, не видишь, я
тороплюсь. Повторяй, в конце концов, что тебе
нужно делать?
— Что мне делать? — переспросил Касперль. —
Мне нужно... Чёрт побери, забыл. Только что
знал... Подожди, подожди, я вспомню!
Касперль сдвинул на лоб шляпу Сеппеля.
— Я должен: первое: распилить шесть вёдер кар-
тошки, порубить и сложить в поленницу. Второе:
отскоблить три охапки дров. Третье: очистить пол в
кухне и разрезать его на мелкие кусочки к ужину.
Четвёртое...
— Заткнись! — взорвался волшебник. — Пере-
стань молоть чушь!
Касперль сделал удивлённое лицо:
— Как так чушь?
— Ты всё перепутал. Начинай сначала!
— С удовольствием, великий волшебник Репро-
цилиус Факелыптан. Я должен: первое: вскопать
шесть вёдер картошки. Второе: расколоть пол на
кухне и сложить в поленницу. Третье: подмести в
огороде пустые грядки. И четвёртое... Что же чет-
вёртое?
— Чушь! — закричал Цвакельман. — Чушь, чушь,
чепуха!
— Почему?
Петрозилиус постучал себе по лбу.
— Потому что ты глуп. Непроходимо глуп! Не
можешь ничего запомнить. От тебя с ума можно
сойти!
Волшебник в гневе вскочил со стула.
«Сейчас! — подумал Касперль. — Он меня прого-
нит».
Но увы!
Волшебник не прогнал Касперля, потому что тот
был ему нужен. Щёлкнув пальцами, он наколдовал
себе бутылку водки.
Залив злость и немножко успокоившись, Цва-
кельман заговорил вновь:
— То, что ты полный дурак, Сеппель, меня
немного злит. Но в этом есть и свои преимущества.
Короче говоря, даю тебе одно задание: начистить к
ужину шесть вёдер картошки, начистить и поре-
зать. Запомни: я хочу на ужин жареную картошку.
Другие дела пока отложим. Мне же нужно торо-
питься. Иначе мой коллега в Букстехуде решит, что
я забыл о нём.
И великий волшебник Петрозилиус Цвакельман
второпях поднялся на верхнюю площадку башни.
Там он расстелил свой широкий, с красными и
жёлтыми рисунками волшебный халат, произнёс
заклинание и взмыл в воздух.
-Г\341/^
-Т\342/^
А Касперль?
Съев бутерброд с сыром, он печально приступил
к работе. Сидя на кухне, Касперль долго-долго
чистил картошку и размышлял. Думал больше все-
го о Сеппеле.
Вчера вечером разбойник Хотценплотц приковал
того за левую ногу к стене пещеры в тёмном углу
между двумя бочками с порохом и перцем. Навер-
ное, прикованный Сеппель так и лежит на холод-
ном каменном полу.
«Хотя бы он дал ему соломы и одеяло, этот
мерзкий Хотценплотц», — молил Касперль.
Чем больше он думал о Сеппеле, тем сильнее
было его желание узнать, что происходит там, в
разбойничьей пещере.
Бедный Сеппель
/Т^олго-долго сидел ещё Сеппель один в мрачном
углу разбойничьей пещеры. Кабы не цепь на его
ноге, он бы, конечно, сбежал. Но цепь висела
прочно. Как он ни тряс её, как ни дёргал — всё
напрасно.
Хотценплотц явился — не запылился вечером.
Скинул с плеч мешок с табаком, швырнул туда же,
в угол, пальто и шляпу, зажёг свечу.
— Ну что, Касперль, полодырничал день, пора и
за дело!
Для начала Сеппель помог Хотценплотцу стя-
нуть грязные сапоги. Только после этого разбойник
снял с бедняги цепь.
— Иди к плите, разожги огонь. Я добыл по пути
отменного гуся. Общипай его и зажарь на вертеле.
-Г\343/^
Но будь внимателен, чтобы гусь не подгорел. Я
люблю мясо с корочкой. Тем временем я переоде-
нусь и отдохну.
Сеппель общипал гуся и начал жарить. Когда он
поворачивал птицу на вертеле, запах жареного мяса
ударил в нос, напомнив о голоде. Сеппель с утра
ничего не ел и уже ослаб. Может, разбойник оста-
вит ему кусочек?
Но разбойник и не подумал этого сделать. Обли-
зываясь и причмокивая, он с наслаждением умял
вкусное кушанье и основательно обглодал все кос-
ти, не оставив Сеппелю ни одной, даже крохотной.
— Гусь был вкусный, — рыгнув, одобрил Хот-
ценплотц. — А теперь не мешало бы кофейку.
Порывшись в буфете, разбойник вытащил кофе-
молку. Бабушкину кофемолку!
Насыпал в неё зёрен.
— Эй ты, смели-ка кофе!
И Сеппель вынужден был бабушкиной кофемол-
кой молоть кофе для разбойника. Кофемолка игра-
ла весёлую песенку «Всё расцветает в мае», а Сеп-
пель страдал. Может ли быть что-либо печальнее?
— Что это с тобой? — удивился Хотценплотц,
заметив слёзы на лице Сеппеля. — Мне не нравит-
ся, что ты такой печальный, Касперль. Погоди-ка,
я тебя развеселю!
И он сорвал с его головы шапку.
— Ты неприятен мне в этой своей дурацкой
шапке. Она тебе не идёт! С ней будет покончено!
И не говоря больше ни слова, разбойник бросил
шапку в огонь.
— Смотри, как она здорово горит! Разве не
смешно? Ха-ха-ха! Просто обхохочешься!
Хотценплотц смеялся до упаду, а Сеппель пла-
кал. Всхлипывая, он молол кофе, и кофемолка
играла любимую бабушкину песню...
Потом Сеппель должен был чистить разбойничьи
сапоги, наводить на них шик-блеск. После чего
Хотценплотц вновь посадил Сеппеля на цепь. Сам
же, погасив свет, улёгся спать.
От тоски и горя Сеппель полночи не мог заснуть.
Лёжа на холодном каменном полу, между бочкой с
порохом и бочкой с перцем, он думал о Касперле.
Что тот скажет, узнав, что разбойник сжёг его
шапку с кисточкой? Да и узнает ли он об этом?
— Господи! — вздыхал Сеппель. — Какое несча-
стье свалилось на наши головы! Бедные мы, несча-
стные неудачники!..
Наконец его сморил сон. И приснился ему
Касперль с бабушкой. Как сидят они все вместе
за столом, пьют кофе, едят сливовый пирог со
сбитыми сливками. На Касперле его шапочка.
И опять всё хорошо, как прежде: нет на свете
цепей, нет разбойничьей пещеры и никакого Хот-
ценплотца.
Хорошо бы этот сон не кончался! Но конец
пришёл и слишком рано для бедняги Сеппеля.
Ровно в шесть утра разбойник встал и разбудил его:
— Эй, соня! Пора за работу!
Надо было наколоть дров, разжечь плиту, смо-
лоть кофе.
Хотценплотц плотно позавтракал. Голодный же
Сеппель должен был наблюдать за его насыщением.
Затем ему предстояло прибраться, принести воды,
помыть посуду. Потом пришлось вращать точиль-
ный камень, пока Хотценплотц как следует не
наточит свою кривую саблю и семь ножей.
— Эй ты, лентяй! Точильный камень не шарман-
-Г\345/-^
ка. Давай побыстрей! Крути, крути! — торопил Хот-
ценплотц.
После того как наточили седьмой нож, Сеппель
был возвращён в свой угол и посажен на цепь. И
только тогда разбойник кинул ему заплесневелую
горбушку:
— На, ешь, а то, небось, проголодался, Кас-
перль! Я иду на работу. А ты можешь целый день
валяться на боку. Зато вечером, после отдыха из-
воль потрудиться. Почему тебе должно быть легче,
чем твоему другу Сеппелю у великого злодея-вол-
шебника Петрозилиуса Цвакельмана?
С этими словами разбойник покинул пещеру,
крепко-накрепко закрыв дверь.
Три двери в кладовке
fTT'осле того как были очищены три ведра кар-
* тошки, Касперль решил передохнуть. Он отло-
жил в сторону нож, вытер мокрые руки о штаны
и отправился поискать чего-нибудь съестного. Было
время обеда, да и он уже здорово проголодался.
Первое, что ему попалось на глаза в кладовке,
был бочонок с солёными огурцами.
— Соли не жалей, так есть веселей, — вспомнил
Касперль старинную поговорку. — Соль сейчас для
меня — лучшее лекарство.
Он съел три огурца, и ему немного полегчало.
Потом попробовал из всех банок, аккуратно сто-
ящих на полке, джем, повидло, мармелад, попил
сыворотки и отрезал кусочек колбасы.
В кладовке на крючьях висели окорока и колба-
сы, разной длины и толщины.
-Г\ 346/V-
— Прямо как в сказке про страну с молочными
реками и кисельными берегами! — подумалось
Касперлю.
С восхищением разглядывая ряды колбас, он
вдруг услышал сдавленный вздох:
— Ух-у-у-у-ух! Ух-у-у-ух!
Ужас сковал его. Значит, он в замке не один!
А если не один, кто ещё здесь?
— Да ладно! — стал успокаивать себя Кас-
перль. — Мне всё равно!
Он отрезал кусок салями, сунул его в рот и
опять услышал:
— Ух-у-у-ух!
Вздох был такой печальный, что у Касперля
пропал аппетит.
Да, здесь был кто-то ещё. Может быть, даже
несчастнее его.
«Как бы ему помочь? — подумал Касперль. —
Надо разведать, где он и кто это он. Уж больно
печально вздыхает...»
Касперль прислушался, пытаясь определить, от-
куда идут вздохи.
Вышел из кладовки, огляделся, сходил на кух-
ню, вернулся вновь в кладовку.
— Ух-у-у-ух!
Кажется, вздох доносится откуда-то из глубины,
возможно, из подполья. Надо собраться с духом и
спуститься вниз.
— Сейчас приду! — крикнул Касперль. — Только
зажгу свет.
Он сбегал на кухню, снял с крючка фонарь.
Чиркнул спичкой, поправил фитиль. Готово! Можно
идти.
Стал осторожно спускаться по скользкой лестни-
це в подвал. Внизу было сыро, пахло плесенью, с
потолка капало прямо на шляпу. Каспер ля знобило
то ли от страха, то ли от сырости.
Наконец он очутился в длинном низком коридо-
ре. Ещё несколько шагов, и Касперль уткнулся в
дверь, обитую железом. На двери в рамочке висела
табличка с черепом, скрещёнными костями и лако-
ничной надписью:
ВХОД СТРОГО ВОСПРЕЩЁН!
Лишь на мгновение Касперль заколебался. Но
услышав сдавленный вздох, решительно открыл
дверь.
Что это? За первой дверью была вторая, тоже
обитая железом и тоже с табличкой, но уже боль-
шего размера, с черепом и чёрными буквами в
рамочке.
Подняв фонарь, он прочитал:
ВХОД СТРОЖАЙШЕ ВОСПРЕЩЁН!!
«Бог ты мой! Ещё страшнее!»— подумалось Кас-
перлю.
Собрав остатки мужества, он всё-таки открыл и
эту дверь.
О, ужас! Она была не последней на его пути.
Огромная табличка на третьей двери предупреж-
дала:
ВХОД НАИСТРОЖАЙШЕ ВОСПРЕЩЁН!!!
В животе отчаянно забурлило. Страх или солё-
ные огурцы с сывороткой тому виной?
«Может, вернуться?»— подумал Касперль.
— Ух-у-у-ух! — раздалось за дверью.
Это звучало так печально и жутко, что пронзило
-Т\348/-Т-
Касперля насквозь, он забыл о своём страхе, забыл
о собственном животе.
Ещё один шаг... Визжа и скрежеща, дверь отво-
рилась.
Тайна жабы
— становись! Ни шагу! — предупредил Касперля
квакающий голос.
Кажется, тот самый, что вздыхал: ух-у-у-ух!
Касперль замер. Посветив фонарём, он обнару-
жил, что находится в сводчатом подземелье. И
что неожиданно — пола здесь не было. В пол шаге
от его ног разверзлась бездна. Внизу мерцала чёр-
ная вода.
Отпрянув, Касперль упёрся спиной в дверной
проём.
— Тут кто-то есть? — спросил он, превозмогая
страх.
Голос звучал незнакомо, глухо, будто не его
собственный, а чужой. Ответом ему были плеск и
бульканье из глубины. Потом кто-то проквакал:
— Да, здесь я. Если ляжешь на пол и посмот-
ришь вниз, то увидишь меня.
Касперль сделал как велено. Лёжа на животе, он
осторожно, сантиметр за сантиметром приблизился
к краю и посветил фонарём.
— Где ты? Я тебя не вижу.
— В воде. Опусти фонарь пониже.
Внизу, в антрацитово-чёрной воде кто-то плавал.
Кто-то с огромными, выпученными глазами и ши-
рокой, отвисшей челюстью.
— Ну, — проквакал этот «кто-то», — теперь ви-
дишь?
-Г\349/^
— Да, вижу.
— И кто же я, по-твоему?
— Если б ты была поменьше, я бы сказал:
лягушка.
— Ошибаешься. Жаба!
«Гм, — засомневался про себя Касперль. — Но и
для жабы ты великовата...»
А вслух он произнёс:
— Что же ты там делаешь, внизу?
— Жду.
— Чего ты ждёшь?
— Освобождения. Знай, на самом деле я не
жаба...
— А кто? — удивился Касперль.
— Не знаю, могу ли я доверять тебе... Это Цва-
кельман тебя послал?
— Нет! — заверил Касперль. — Он и не знает,
что я здесь. Сегодня он у коллеги волшебника в
Букстехуде.
Жаба ещё сомневалась:
— Это правда?
— Правда! Правда! Клянусь тебе, положа руку
на сердце! А теперь скажи, кто же ты?
— Добрая фея.
— Фея?
— Фея Амариллис. Вот уже семь лет сижу я в
Жабьем болоте... Ух-у-у-ух! Цвакельман, заколдо-
вав меня, запер здесь.
— Семь лет! — ужаснулся Касперль. — Какая
жестокость! А почему он так поступил?
— Он злодей, кошмарный злодей, страшнее не
бывает! Я мешала его колдовству, он перехитрил
меня и превратил в жабу. Ух-у-у-ух! В жабу!
Заколдованная фея жалобно заплакала. Слёзы
-*>350^
градом катились по её безобразному лицу. Каспер-
лю очень хотелось её утешить и ободрить. Но как?
— Могу ли я тебе чем-нибудь помочь?
— Можешь! — Жаба, всхлипнув, вытерла лап-
кой слёзы. — Нужно достать волшебную траву. Тра-
ву фей. Она растёт недалеко отсюда, в нескольких
часах ходьбы, на Волшебной поляне. Если ты при-
несёшь пучок этой травы и притронешься ею ко
мне, злые чары потеряют силу, и я обрету свободу.
Сможешь это сделать?... Почему ты молчишь?
— Потому что... — Касперль запнулся.
— Продолжай, почему?
— Потому что не могу уйти отсюда. Я тоже
пленник этого замка. Хочешь, расскажу всё по
порядку?
И Касперль рассказал, как он попал в замок,
как трижды пытался бежать.
— Если ты мне присоветуешь, как выйти отсю-
да, — заключил он свой рассказ, — я добуду вол-
шебную траву. Но, боюсь, и ты этого не знаешь...
— Не скажи! — проквакала Жаба. — Я ведь бы-
ла феей и кое-что смыслю в колдовстве. Ты не
можешь покинуть замок, потому что Цвакельман
очертил волшебный круг. Но если оставить здесь
что-то принадлежащее тебе, например одежду, ты
свободен, и можешь идти на все четыре стороны.
— Правда! — удивился Касперль.
— Попробуй, и ты убедишься в том, что я не
лгу. Лучше всего оставить рубашку. Но можно
носок или шляпу.
— Шляпу тоже? Но у меня не моя шляпа, а
моего друга.
— Не имеет значения. Она ведь сейчас на твоей
голове.
-Р\351/-^
— Тогда я оставлю шляпу. Всё равно она мне
велика. А теперь скажи, где искать волшебную
траву и как она выглядит. Я очень хочу помочь
тебе.
Волшебная поляна
ея подробно описала путь к Волшебной по-
Ь' ляне.
— Когда ты будешь у цели, — сказала она на-
последок, — сядь под старой одинокой елью возле
Чёрного пруда. Жди появления луны. Волшебную
траву можно найти только при свете луны. Лишь
тогда в корнях старой ели замерцают маленькие
серебристые, как зонтики, цветы. Одного пучка их
достаточно, чтобы развеять чары. С ними и Цва-
кельман тебе не страшен. У кого в руках волшебная
трава, тот становится невидимкой.
— Думаешь, он будет меня искать, вернувшись
домой?
— Разумеется. Поэтому постарайся быстрее
взять в руки волшебную траву. Ладно, хватит раз-
говоров! Тебе пора в путь. Дорога длинная. Желаю
удачи!
Касперль поднялся с пола, покачал Жабе в знак
прощания фонарём:
— До свидания!
— Счастливого пути! И не забудь закрыть за
собой двери. Цвакельман не должен знать, что ты
общался со мной.
— Да, конечно! Двери! — Касперль совсем про
них забыл.
Он плотно закрыл за собой дверь, поднялся по
лестнице, закрыл вторую, третью, отрезал в кладов-
ке хлеба, два куска колбасы и осторожно вылез
через окошко в огород. Там он без сожаления снял
шляпу и положил её возле забора на грядку с
петрушкой.
Удастся ли на этот раз? Касперлю вспомнился
вчерашний вечер и звонкая оплеуха.
— Всё-таки попытаюсь! Кроме неудачи, ничего
страшного!
На этот раз всё шло как нельзя лучше. Никто не
хватал его за воротник, не швырял, не давал затре-
щин.
Облегчённо вздохнув, он свалился в траву по
другую сторону забора.
— Уф-ф! Кто бы мог подумать, для чего сгодится
шляпа Сеппеля!
Однако надо торопиться: путь к Волшебной по-
ляне неблизок.
И он пошёл. Шёл час, другой, следуя описанию
Жабы: через лес, по просёлочной дороге, вдоль
ручья, вновь по лесу. Здесь надо найти три берёзы.
У одной, что посередине, расколот ствол.
Правильно! Вот и берёзы. От них, как сказала
Жаба, тропинка идёт в глубь леса. С неё нельзя
сворачивать...
Прошло ещё часа два, прежде чем Касперль
добрался до Волшебной поляны.
Надвигался вечер. И вот он у цели.
Касперль уселся под елью на берегу Чёрного
пруда. Можно передохнуть немного, снять башмаки
и носки, опустить натруженные ноги в воду. Всё
равно ведь ждать появления луны. Можно ещё
поесть!
Чтобы растянуть удовольствие, Касперль ел
хлеб, попеременно откусывая то от одного, то от
23 Заказ 784
другого куска колбасы, и старался не думать о
великом волшебнике Петрозилиусе Цвакельмане,
что, по правде говоря, у него не очень получалось.
Чем дольше он сидел, ожидая, тем тоскливее стано-
вилось на душе.
Вернулся ли Цвакельман домой? Что он станет
делать, обнаружив отсутствие слуги?
— Луна! Дорогая луна! — вздыхал Касперль. —
Где же ты? Почему не появляешься? Если Цвакель-
ман меня найдёт, прежде чем я сорву волшебную
траву, мне конец! Ты меня слышишь, старушка
луна? Появись, наконец!
Но луна не показывалась. Касперль сидел как на
иголках и думал о Петрозилиусе Цвакельмане.
Владелец шляпы
(Т'олодный, как медведь после зимней спячки,
Цвакельман примерно в полдевятого вернулся
на своём волшебном халате из Букстехуде. Позади
напряжённый день, но теперь он дома и может,
наконец, как следует поесть. Хорошо, если картош-
ка уже пожарена, и её много!
С крыши башни, где он приземлился, волшеб-
ник заторопился в столовую, сел там за стол, раз-
вернул салфетку и похлопал в ладоши, призывая
слугу:
— Неси еду, Сеппель!
В ответ — ни звука.
— Сеппель! — повторил Цвакельман. — Ты что,
не слышишь? Где ты?
Но и на этот раз ему никто не ответил.
— Ну погоди, соня! — заругался волшебник. —
Я быстра тебе приделаю ноги. Моё терпение лопнуло!
-Р\354/-^
Цвакельман, щёлкнув пальцами, наколдовал
кнут и ринулся с ним в кухню.
— Ко мне, чёртов лентяй! Я тебе покажу, как
бездельничать! Изобью до полусмерти. Узнаешь,
что значит быть слугой волшебника. Экая на-
глость — заставлять меня ждать! Меня, великого
волшебника! Негодяй! Ты у меня охромеешь и
окривеешь!
В ярости волшебник стеганул несколько раз кну-
том по столу. И вдруг заметил три нечищенных
ведра картошки.
— Что это? Отлыниваешь от работы? Гром и
молния! Тысяча чертей впридачу! Сожри тебя ад-
ское пламя! А ну-ка, иди на расправу!
Однако ни шум, ни крики, ни свист кнута не
помогали. Волшебник, обессилев, прорычал:
— Понимаю! Бездельник спрятался. Но я найду
его! И, дьявол мне помоги, с ним рассчитаюсь!
Щёлкнув пальцами, Петрозилиус Цвакельман
превратил кнут в горящий факел. Держа его высоко
над головой, он обежал весь замок. Оглядел все
залы и комнатки, спустился в кладовку, взобрался
на крышу, осмотрел все ниши, углы и закоулки,
заглянул под столы и кровати, за шкафы и буфеты.
Но сколько он ни искал, сколько ни звал, слуга не
являлся. И тут разъярённому волшебнику пришла
в голову мысль. Стремглав он понёсся в огород. Так
и есть! У забора, на грядке с петрушкой, лежала
шляпа Сеппеля.
— Гром и молния! Тысяча чертей и дьявол за-
одно!
Сжав от ярости кулаки, Цвакельман сплюнул.
С первого взгляда ясно, что произошло. Этот без-
дельник Сеппель, несмотря на глупость, всё-таки
-Г\355/^
смылся! Однако как он догадался, что надо де-
лать?
— Впрочем, что бы там ни было, я должен
действовать, — взял себя в руки волшебник. — Па-
рень удивится тому, как быстро я верну свою соб-
ственность. Ведь у меня его шляпа!
Надо знать, что Петрозилиус Цвакельман, имея
в руках чью-то вещь, в мгновение ока мог добраться
до её владельца.
— За дело! — приказал сам себе волшебник и
отбросил факел.
Схватив обеими руками шляпу Сеппеля, он ри-
нулся в кабинет. Надо быстро очертить волшебным
мелом круг с лучами внутри. Так! Готово! Теперь в
центр круга, где сходятся лучи, положить шляпу
Сеппеля. И действовать!
Цвакельман отступил назад, поднял вверх руки,
с шумом выдохнул и, устремив на шляпу пронзи-
тельный взгляд, крикнул громовым голосом:
— Владельцу шляпы
Мой приказ:
Встать предо мною
Сей же час!
Лишь только он проговорил заклинание, раздал-
ся оглушительный треск, сквозь пол пробилось пла-
мя, и посреди волшебного круга, в том месте, где
сходились лучи, появился — кто бы вы думали? —
Сеппель!
Собственной персоной!
Приказ волшебника был исполнен: владелец
шляпы стоял перед ним. Он держал в левой руке
чёрный кржаный сапог, а в правой — сапожную
щётку.
Трудно сказать, кто из них выглядел глупее:
друг Касперля Сеппель или великий злодей-волшеб-
ник Петрозилиус Цвакельман...
Хозяин своего слова
(7Г1олько что Сеппель чистил сапоги разбойника
Хотценплотца и вот нежданно-негаданно оказал-
ся перед волшебником Петрозилиусом Цвакельма-
ном. Было чему дивиться! Как он очутился здесь?
И, собственно говоря, где он находится?
Сеппелю казалось, будто он свалился с луны...
Но и Петрозилиус Цвакельман тоже был сильно
озадачен. Как мог незнакомый человек очутиться в
волшебном круге? Такого в его практике не бывало.
Сколько он ни занимался колдовством — уже почти
пятьдесят лет, — ничего подобного не случалось.
— Кто ты, чёрт тебя побери?! — прорычал вол-
шебник.
— Я? — задыхаясь от страха, переспросил Сеп-
пель.
— Ты, ты! Как ты здесь очутился?
— Как я здесь очутился, не знаю. Но я — Сеп-
пель.
— Ты — Сеппель? Не может быть!
— Почему это не может?
— Почему, почему! Потому что Сеппель совсем
другой. Мне лучше знать: Сеппель — мой слуга.
А эта шляпа, — волшебник показал на шляпу, ле-
жащую посреди волшебного круга, — принадлежит
ему.
— Шляпа? — удивился Сеппель.
И тут всё встало на свои места. Он рассмеялся.
-Г\357
— Ты смеёшься? — грозно насупился Цвакель-
ман. — Что вызывает у тебя смех?
— Могу вам объяснить. Вы говорите о Касперле.
Разбойник Хотценплотц тоже считал, что он — Сеп-
пель, а мы с ним поменялись.
Волшебник насторожился. И Сеппель рассказал
ему, как они с Касперлем обменялись головными
уборами.
Понемногу до Цвакельмана дошло: стало быть,
Хотценплотц продал ему Касперля, полагая, что это
Сеппель.
Ничего себе история! Неудивительно, что с по-
мощью шляпы перед ним объявился Сеппель. Тут
не было никакого обмана.
— Тьфу! Тысяча чертей! — волшебник дышал
злобой. — Значит, это разбойник Хотценплотц зава-
рил кашу! Из-за него я попал впросак. Но можно
ещё выпутаться из этой истории, для чего необхо-
дима шапка Касперля.
С её помощью удастся вернуть владельца... Од-
нако Сеппель не должен догадаться об этом. При-
дётся пойти на хитрость...
— Докажи, что ты Сеппель. Иначе не поверю!
— С удовольствием! Только скажите, что я дол-
жен делать?
— Ничего особенного! Просто отдать мне шапку
Касперля.
— Шапку Касперля? Не могу!
— Почему?
— Потому что разбойник Хотценплотц её сжёг!
— Как это сжёг? — удивился волшебник.
— По злобе. Он проделал это на моих глазах.
— По злобе! — Волшебник в ярости так двинул
кулаком по столу, что тот заскрипел. — Не по зло-
..jaj
бе, а по глупости он это сделал! Проклятый тупица!
От такого можно полезть на стену!
Цвакельман, ругаясь, бегал из угла в угол. На-
конец, немного придя в себя, он остановился перед
Сеппелем.
— Чей это сапог у тебя в руках? Хотценплотца?
— Да, его.
— Давай сюда! Я покажу этому ничтожеству!
И он впопыхах начертил новый волшебный
круг. В центре его, где сходились лучи, поставил
сапог Хотценплотца. Потом простёр вверх руки,
несколько раз шумно выдохнул и произнёс громо-
вым голосом:
— Владельцу сапога
Мой приказ:
4 Встать предо мною
Сей же час!
И на этот раз волшебное заклинание подейство-
вало. Раздался оглушительный треск, вырвалось
пламя, и в центре круга, будто выросши из-под
земли, объявился разбойник Хотценплотц, в тёплом
домашнем халате и в носках. В первое мгновение
его лицо выражало безмерное удивление, потом он
рассмеялся:
— Ну, Цвакельман! Ха-ха-ха! Старый шутник!
Мне нравятся твои штучки! Вот это я понимаю
трюк! Перенести меня из моей пещеры прямо в свой
кабинет! Ха-ха-ха... Смотри-ка, и Касперль тут! А я
уже'ломал голову, куда он подевался...
— Замолчи! — прервал его Цвакельман. — Во-
первых, это Сеппель, а не Касперль, а во-вторых,
прекрати свой дурацкий смех, иначе я не совладаю
с собой!
-Р\359/^
— Но Цвакельман, дружище, что это с тобой?
Почему ты не в духе?
— Сейчас я подпорчу тебе настроение! Так вот.
Парень, которого ты мне вчера продал, смылся. И
он вовсе не глупый Сеппель, а Касперль!
— Я не знал этого! — залепетал Хотценплотц. —
Но ты же великий волшебник! Разве ты не можешь
вернуть беглеца?
— Всю жизнь я мог это делать. Но сейчас не
могу.
— Почему? — удивился Хотценплотц.
— Ещё спрашиваешь почему! Потому что ты
сжёг шапку! С ума можно сойти! Эх ты, простофи-
ля! Король простофиль! Снегирь!
Хотценплотц сжался от страха.
— Цвакельман, ты меня обижаешь! Разве я про-
стофиля? Снегирь? Это уж слишком!
— Сомневаешься? — Волшебник, оскалившись,
щёлкнул пальцами. — Раз уж я назвал тебя снеги-
рём, быть посему! Я — хозяин своего слова! Абрака-
дабра...
Он пробормотал волшебное заклинание, и Хот-
ценплотц превратился в снегиря. Настоящую ма-
ленькую, с трепещущими крылышками пичужку,
пугливо пищащую и переступающую с лапки на
лапку.
— Ты, небось, и не мечтал о таком! — усмехнул-
ся Цвакельман. — Подожди, ещё не всё!
И он наколдовал клетку, в которой и запер
снегиря.
— Вот так, мой дорогой! Будешь сидеть в клетке
и гадать, чем кончится эта история. А теперь твоя
очередь, Сеппель.
Сеппель наблюдал с дрожью за превращением
-Г\360
Хотценплотца. Как только волшебник обратил на
него свой взор, сердце ушло в пятки: сейчас и его
в кого-нибудь превратят...
Но он ошибся.
— Умеешь чистить картошку? — спросил вол-
шебник.
— Да! — радостно ответил Сеппель, ещё не зная,
что его ждёт.
— Замечательно! Марш на кухню! Завтра утром,
когда я вернусь, приготовишь мне жареной картош-
ки. Клетку с птичкой можешь взять с собой. Пусть
она поёт тебе. Веселей будет работать. Учти: пока
ты не начистишь двенадцать вёдер картошки, не
порежешь её на мелкие кусочки, спать не ляжешь.
Иначе...
— А вы?
— Я отправлюсь на поиски Касперля. Парень
не улизнёт от меня. Разыщу, не будь я великий
волшебник Петрозилиус Цвакельман! И тогда ему
задам!
Конец волшебника Цвакельмана
Q] тобы лучше видеть в темноте, волшебник запас-
ися ночными очками. Затем он поднялся на
верхнюю площадку башни, сел там на волшебный
халат и взмыл в небо. Но сколько ни озирался
окрест, как тщательно ни осматривал подозритель-
ные места, Касперля обнаружить не удалось.
Тем временем над Волшебной поляной взошла
луна. И сразу же в корнях старой ели засверкали
серебристые зонтики волшебной травы. Касперль
быстро нарвал пучок и стал невидимым для Петро-
^361/4-
зилиуса Цвакельмана. Тому даже ночные очки не
могли помочь.
Держа в правой руке волшебную траву, а руку в
кармане, Касперль отправился в обратный путь.
Дважды, трижды пронёсся над ним Цвакельман, и
каждый раз Касперль испуганно втягивал голову в
плечи и весь сжимался. Но даже если б он этого не
делал, Цвакельман всё равно бы его не заметил,
хотя и летал так низко, что Касперль ощущал
движение воздуха.
Трава делала его не только абсолютно невиди-
мым. С того момента, как она очутилась в его
кармане, Касперль не ощущал усталости. Ноги бе-
жали сами собой, и на рассвете он, целый и невре-
димый, добрался до замка волшебника.
Дверь была заперта. Касперль повертел пучком
травы, и она открылась. В то же мгновение он
услышал шелест и лёгкий свист. Подняв голову,
Касперль увидел, как на верхней площадке замка
приземлился Цвакельман.
Не почувствовал ли тот опасность?
Да, великий злодей-волшебник заметил, что две-
ри замка сами собой открылись и потом захлопну-
лись.
— Ого! — изумился он. — Что бы это значило,
разрази меня гром! Кто-то невидимый вошёл в мой
замок. Но кто? И как ему это удалось?
Цвакельман, щёлкнув пальцами, взял из возду-
ха волшебную палочку.
— Кто бы это ни был, — поклялся Цвакель-
ман, — найду его и примерно накажу за любопыт-
ство. Все силы ада, мне на помощь!
Перескакивая через три ступеньки, волшебник
понёсся вниз по винтовой лестнице.
Тем временем Касперль, миновав кладовку,
мчался по мрачному коридору к Жабе.
На этот раз у него не было фонаря. Но ему
помогала волшебная трава. С её помощью он видел
в темноте как кошка.
Первая дверь, вторая, наконец третья.
— Это я, Касперль. Принёс волшебную траву.
Говори, что делать дальше.
— Протяни руку и вытащи меня наверх!
-Касперль лёг на пол и протянул Жабе правую
руку с волшебной травой.
— Нет, другую! — проквакала Жаба. — Сначала
вытащи меня из воды.
В кладовке уже гремел грозный голос волшебни-
ка. Он обнаружил открытую дверь, и в него закра-
лось ужасное подозрение. Грозя и чертыхаясь, вол-
шебник понёсся к убежищу Жабы. Мгновение, и он
будет здесь!
— Быстрее, быстрее! — взмолилась Жаба.
Касперль схватил её левой рукой, положил на
пол рядом с собой.
Цвакельман приближался. Он рычал и топал
ногами так, что дрожали своды подземелья.
— Быстрее! — вновь приказала Жаба. — При-
тронься ко мне волшебной травой!
Касперль повиновался.
В то же мгновение великий злодей-волшебник
прорвался сквозь последнюю дверь и... остолбенел.
Касперль тоже перепугался, но не от взгляда
злого волшебника. Его ослепило мощное сияние,
осветившее подземёлье. Пришлось зажмурить
глаза...
Когда он открыл глаза, перед ним стояла пре-
красная фея. Она сияла как солнце. Всё в ней:
лицо, руки, волосы, даже длинное золотое платье —
было неописуемо прекрасно.
— Ох! — подумал Касперль. — Я ослепну, если
буду смотреть на неё.
Но и смотреть в сторону он не мог. Пришлось
закрыть один глаз, а второй прищурить.
Петрозилиус Цвакельман, белее мела, стоял как
громом поражённый. Его колени дрожали, крупные
капли пота стекали со лба. Он было раскрыл рот,
чтобы что-то сказать, но не смог вымолвить ни
слова. Был настолько потрясён, что невольно выпу-
стил из рук волшебную палочку. Фея Амариллис
легонько подтолкнула её ногой. Палочка покати-
лась и полетела вниз. Тут Цвакельман очнулся:
— Чёрт тебя побери!
Он наклонился, чтобы удержать волшебную па-
лочку. Но не тут-то было! Его пальцы хватали
воздух. Волшебник наклонялся всё ниже и, прежде
чем Касперль с феей смогли его удержать, плюх-
нулся вниз...
Жуткий предсмертный крик... Бурлящее, клоко-
чущее Жабье болото сомкнуло над ним свои воды.
Это — фея!
(ТТолночи бедняга Сеппель чистил картошку и
жутко устал. Тем не менее ни разу не вздрем-
нул. Его удерживал страх перед Цвакельманом.
Лишь дочистив последние картофелины и разрезав
их на части, он позволил себе облокотиться на край
стола и задремал...
Голова Сеппеля лежала на столе, но сам он
продолжал работу и во сне. Перед ним была гора
-*\364<Т-
картошки. Он чистил и чистил её, но гора не
убывала, а, наоборот, росла. Вернулся Цвакельман.
Увидев, что Сеппель всё ещё чистит картошку,
заругался. Орал и топал ногами так, что Сеппель
свалился с табуретки и... проснулся.
Он сидел на полу, протирая глаза. Наступило
утро. Сеппель понял, что гора картошки всего лишь
сон. Но то, что Цвакельман ужасно орал и топал
ногами, ему не снилось. Это было наяву. Крик
Цвакельмана эхом отзывался во всём замке.
От шума проснулся в клетке снегирь, стал бить
крылышками и щебетать.
— Закрой рот! — прикрикнул Сеппель. — Без те-
бя голова раскалывается!
Он подошёл к двери, прислушался. Какая муха
укусила волшебника? С чего это он так раскри-
чался?
Наконец Цвакельман замолчал. Наступила мёр-
твая тишина. Потом вдруг опять крик, жуткий,
страшный. И вновь тишина.
— Что это с ним? — подумал Сеппель.
Он открыл дверь, вышел в коридор. Никого не
видно и не слышно... Нет, постой-ка! Шаги на
лестнице. Свет... Кто-то поднимается... Но это не
великий волшебник Петрозилиус Цвакельман, а
Касперль!
Сеппель, радостно вскрикнув, бросился ему на-
встречу.
— Касперль! Дорогой!
И чуть не раздавил от радости своего друга.
— Я думал, ты у разбойника! — удивился Кас-
перль. — Как ты здесь очутился?
— Я чистил до изнеможения картошку, а теперь
не помню себя от радости! Скажи мне...
-Р\365<^
Сеппель запнулся, потому что увидел фею. Она
поднялась вслед за Касперлем. У Сеппеля от удив-
ления отвисла челюсть.
— Кто эта дама?
— Это — фея! Фея Амариллис, — с гордостью
произнёс Касперль.
— Какое прекрасное имя! Оно ей подходит!
— Ты так считаешь? — улыбнулась фея. — А
кто ты?
— Это мрй друг Сеппель, — ответил за него Кас-
перль, потому что Сеппель от радости забыл обо
всём на свете. — Самый лучший друг в мире! Но
как он здесь очутился, не знаю. Расскажи же,
Сеппель! Очнись наконец!
Фея Амариллис пришла Сеппелю на помощь:
— Выйдем отсюда! И он всё расскажет. Цвакель-
ман мёртв. Теперь очередь за его замком. Ему не
долго здесь стоять.
— Как? — удивился Касперль.
— Сейчас увидите!
Фея взяла за руки Сеппеля и Каспер ля, чтобы
вывести их из замка.
— Минуточку постойте! — попросил Сеппель.
Он побежал на кухню, чтобы взять клетку со
снегирём.
— О! — удивился Касперль. — Весёлая пичуж-
ка?
— Да! — усмехнулся в ответ Сеппель. — Это не-
обыкновенный снегирь!
И они вслед за феей покинули замок волшебни-
ка. Фея, подойдя к лесу, остановилась, им же
приказала идти дальше. А сама обернулась лицом к
замку. Подняла вверх руки, и... серые стены бес-
шумно рухнули. Ничего не осталось от твердыни
-Г\366/^
Цвакельмана, кроме кучи камней, до обломков че-
репицы, под которыми было погребено Жабье бо-
лото.
I Затем по повелению феи вокруг этой груды
вырос колючий кустарник. Покончив с обителью
зла, фея направилась к друзьям. Она не шла, она
парила. Листья и травы склонялись перед нею.
— Я в неоплатном долгу перед тобою, Кас-
перль, — сказала фея. — Никогда не забуду, что ты
для меня сделал!
Фея сняла с пальца тонкое золотое колечко.
— Возьми его, Касперль, и береги. Колечко ис-
полнит три твоих желания. Стоит только произне-
сти, что тебе нужно, повернуть кольцо, и всё испол-
нится.
И фея надела колечко на палец Касперля. Он
поблагодарил её, но фея возразила, что это она
благодарна ему по гроб жизни.
— Я возвращаюсь в страну фей. Идите домой и
будьте счастливы! Желаю вам здоровья и мужества
на долгие-долгие годы!
И она воспарила. Касперль с Сеппелем долго
махали ей вслед платками. Фея удалялась, ста-
новясь прозрачнее, пока совсем не исчезла из
виду.
Заветное колечко
СТ/" асперль с Сеппелем ещё какое-то время при-
входили в себя. Потом, очнувшись, принялись
одновременно рассказывать о своих злоключениях
и переживаниях. Сеппель рассказывал Касперлю, а
Касперль — Сеппелю. Говорили торопясь, волнуясь,
-Г\367/^
-Г\368/^
и никак не могли остановиться. Первым пришёл в
себя Касперль:
— Замолчи, Сеппель! Надо говорить по очереди.
— Ладно! — согласился Сеппель. — Давай посчи-
таемся, кто начнёт первым.
Они принялись считать пуговицы на своей одеж-
де: «Я— ты, я— ты, я...». На беду оказалось, что
у каждого по пять пуговиц.
— Я! — сказал Сеппель, дойдя до пятой. И тут
же продолжил свой рассказ.
— Я! — заявил на пятой пуговице Касперль. Вы-
ходило, что им опять надо рассказывать одновре-
менно.
— Давай по-другому! — предложил Сеппель, за-
метив, что они никак не могут установить очерёд-
ность. — Определим, кто первый, с помощью счи-
талки.
Состроив важную мину, Сеппель трижды попле-
вал на указательный палец, потом, тыча поперемен-
но в свой и Касперля живот, принялся считать:
— Ам-дам, дес,
Эне-бене-бес,
Эне-бене-буттервакель,
Ам-дам, дес!
Оплёванный было палец уткнулся в живот Кас-
перля. Итак, решено!
— Слушай внимательно! — И водопад слов обру-
шился на Сеппеля: Касперль подробно и долго опи-
сывал свои приключения.
Сеппель слушал, затаив дыхание, даже вспотел
от напряжения. Уши у него покраснели. Когда
Касперль сообщил о печальном конце Цвакельмана,
Сеппель всплеснул руками:
24 Заказ 784
— Эх Касперль, если бы я только знал!
— Что тогда?
— Я бы полночи не чистил картошку!
Потом рассказывал Сеппель: как ему тяжело
приходилось у разбойника, как тот сжёг шапочку
Касперля.
— Мою шапку! — возмутился Касперль. — Надо
его примерно наказать за это!
Сеппель понял, что пришло его время удивить
Касперля.
— Утешься, — проговорил он спокойно. — Раз-
бойник попался и уже сидит.
— Сидит? — удивился Касперль.
— Да, в клетке. Под видом снегиря! Не ожидал?
Расскажу по порядку.
И Сеппель продолжил свой рассказ. Когда он его
закончил, то уже вспотел от волнения Касперль.
— Какое счастье, что всё шло как по маслу! Что
будем с ним делать?
— Отнесём снегиря вахмистру Димпфедьмозеру,
а сами — домой! — Сеппель с довольным видом по-
качал клетку, призывая отправиться в путь.
Но Касперль не стронулся с места.
— Мне нужна новая шапка! — заявил он.
— Где же ты её возьмёшь?
— Не забывай, что у нас есть заветное колечко!
И Касперль, повернув колечко, проговорил:
— Хочу новую шапку с кисточкой, точно такую,
как прежде!
Не успел он договорить, а на его голове уже
красовалась шапка, как две капли воды похожая на
прежнюю.
— Здорово! — изумился Сеппель. — Если бы я
собственными глазами не видел, как Хотценплотц
-Г\370/^
бросил твою шапку в огонь, я б не поверил, что это
новая! Теперь пошли?
— Да, можно идти.
Они взялись за клетку, каждый со своей сторо-
ны, и с весёлыми песнями, шутя и посвистывая,
зашагали домой.
— Как же я рад! — воскликнул через какое-то
время Касперль.
— Я тоже. А как обрадуется бабушка!
— Бабушка! — Касперль остановился. — Госпо-
ди, Боже мой, Сеппель!
— Что? Почему ты остановился?
— Мы забыли самое главное!
— Самое главное?
— Да. Бабушкину кофемолку!
— Ой-ой-ой! — застонал Сеппель, схватившись
за голову. — Ты прав, Касперль. Надо вернуть ба-
бушке кофемолку. Пошли в разбойничью пещеру!
— Зачем? Сделаем проще!
И он во второй раз повернул заветное кольцо со
словами:
— Хочу, чтобы вернулась бабушкина кофемолка!
Плюмс! И кофемолка очутилась в траве, у его
ног.
— Вот это да! — восхитился Сеппель. — Как бы-
стро! Она не повредилась?
Подняв кофемолку, Сеппель осмотрел её со всех
сторон и успокоился.
Попробовал покрутить ручку, и кофемолка запе-
ла: «Всё расцветает в мае...»
О, чудо! Кофемолка пела на два голоса! Сеппель
удивился и обрадовался одновременно:
— Потрясающе! Бабушке понравится. Но как это
получилось? Можешь мне объяснить?
-Г\371/^
Касперль был изумлён не меньше его:
— Может, это фея Амариллис?
— Конечно! Она хочет порадовать нас и бабушку!
А какое будет третье желание?
— Не догадался? А я уже знаю...
Знаменательный день
вахмистра Димпфельмозера
ГТ’абушка была сильно озабочена. Она не знала,
где искать Касперля с Сеппелем. Вчера бабушка
трижды бегала в полицию и спрашивала о них у
вахмистра Димпфельмозера. Вот и сегодня с утра
бабушка решила вновь попытать счастья:
— Вы ничего не узнали о Касперле с Сеппелем,
господин вахмистр?
— К сожалению, нет.
Вахмистр, сидя за письменным столом, завтра-
кал.
— Нет! — горько произнесла бабушка, заплакав.
— Увы, нет! Сожалею, бабушка, но ничего уте-
шительного сообщить не могу. Следов не обнаруже-
но. Ни единого!
— Ни единого! — как эхо, повторила бабушка.
Вахмистр пожал плечами.
— Единственное, что удалось найти, — ручная
тележка. Вон она, в углу. Узнаёте?
— Да! — всхлипнула бабушка. — Позавчера они
ушли с ней. Где вы её обнаружили?
— Тележка лежала вверх колёсами в канаве
возле леса. Мы её доставили сюда.
— А что теперь?
— Гм, что теперь? — пробурчал вахмистр, на-
хмурив лоб.
-Г\372/^
Он глубоко задумался, и вдруг его осенило! Вах-
мистр в волнении вскочил из-за стола. Посуда на
подносе задребезжала.
— Бабушка! Есть идея! Знаете, что мы сделаем?
Обратимся к общественности!
— Думаете, это поможет?
— В любом случае не повредит. Но придётся
какое-то время ждать.
Вахмистр отодвинул в сторону поднос с завтра-
ком г достал большой лист бумаги, обмакнул ручку
в чернила и написал большими буквами:
O’tTbSfib Л t Н (Л е
рдзыскиЗАются касперль (л сеппель.
особые прилеты.-
КРАСНАЯ (ЛЛАПКД С КИСТОЧКОЙ
и зеленля щляпА.
полиция уверительно просит3ce\z
кто гио^сет сооВил/лть
КАКие-То сЗерения о РАЗЫскиЗАеглыХ;
НеЗАгнерЛиТеЛЬНО ОБРАТИТЬСЯ
1 ПолиС^ейский участок.
Анонигиность ГАРАНТиРУется.
— Хорошо! — Вахмистр довольно оглядел дело
своих рук. — Не хватает только подписи.
Он хотел было украсить объявление своей разма-
шистой, с завитушками подписью, как с пера упала
жирная клякса. И тут же с шумом распахнулась
дверь, впустив Касперля с Сеппелем.
-Г\373/"*-
— Ой! — бабушка чуть не упала в обморок от
радости.
— Здравствуйте! — сказали Сеппель и Касперль
в один голос. — А вот и мы!
Бабушка, смеясь и плача одновременно, обня-
ла их.
— Какое счастье, что вы здесь! Я так боялась! И
вот вы вернулись. Глазам своим не верю! Что вы на
это скажете, господин вахмистр?
Вахмистр Димпфельмозер с серьёзной миной вы-
шел из-за стола.
— Сыт по горло этой историей! Напрасно я ис-
писал целый лист служебной бумаги! Вы не могли
прийти пораньше?
— Это было невозможно! — сказал Касперль. —
Но мы принесли кое-что интересное для вас. Вы,
думаю, удивитесь и обрадуетесь.
— В самом деле? — засомневался вахмистр.
— Да, удивитесь! Потому что это... это — разбой-
ник Хотценплотц!
— Неужели? — не поверил вахмистр. — Где же
он?
— Здесь! — Касперль подошёл к письменному
столу и поставил на него клетку.
Вахмистра чуть не хватил удар от ярости:
— Что такое? За кого ты меня принимаешь? Я
при исполнении служебных обязанностей. Нечего со
мной шутить! Отправляйся для шуток в другое
место! Кто со мной шутит, попадает в кутузку!
— Полегче, полегче, господин вахмистр, — успо-
коил его Касперль.
А сам повернул заветное колечко.
— Хочу, чтобы снегирь стал опять разбойником
Хотценплотцем!
-Г\374/^
И тут же исполнилось его последнее желание.
На месте снегиря появился разбойник Хотценплотц.
Он стоял посередине письменного стола. В домаш-
нем халате и в носках, а на голове — клетка.
— Что за безобразие! Прямо на моём столе! —
возмутился вахмистр. — Как он туда забрался? От-
куда взялся? И кто это?
— Но, но, но, господин вахмистр, — урезонил
его Касперль. — Это же разбойник Хотценплотц.
Вы не хотите его взять под стражу?
Вахмистр Димпфельмозер всё ещё ничего не
понимал:
— Это разбойник? Какая чушь! Разбойник в
носках!
— И всё-таки это он, — вступила в разговор ба-
бушка. — Я его узнала. Вы должны...
Но разбойник перебил её грозным криком:
— А ну, все с дороги!
Спрыгнул со стола и ринулся к окну. Он успел
уже просунуть в окно голову с клеткой, как Сеп-
пель схватил его за ноги, а Касперль сообразил
опустить железную решётку, которая прищемила
разбойника. Хотценплотц трепыхался как рыба на
суше.
— Сеппель, следи за тем, чтобы он чего-нибудь
не выкинул! — приказал Касперль, выбегая вслед за
вахмистром на улицу.
Голова и верхняя часть разбойничьего туловища
свисали наружу. Он размахивал руками, будто
учился плавать.
— Помогите! — пищал разбойник. — Мне не
хватает воздуха! Я больше не могу! Мне больно!
— Будешь себя хорошо вести, освободим! — по-
обещал Касперль.
-Р\375/^
— Ладно! — прохрипел Хотценплотц, поняв, что
ему ничего не остается делать, как сдаться на
милость победителей.
Он позволил вахмистру связать ему верёвкой
руки за спиной, не издав при этом ни звука.
Сеппель немного приподнял решётку, и Касперль с
вахмистром вытащили разбойника из окна. Тяжело,
как мешок с картошкой, плюхнулся старый злодей
на землю.
— Отлично! — удовлетворённо заметил вах-
мистр. — Ты у нас в руках, и уж теперь точно
угодишь в каталажку!
Хотценплотц с трудом распрямился.
— Вы не можете снять с меня клетку?
— Нет! — твёрдо решил вахмистр. — Клетка ос-
танется.
Он вынул из ножен саблю. И прежде чем отпра-
виться с Хотценплотцем, наскоро поблагодарил дру-
зей за помощь:
— Я позабочусь, чтобы вы завтра получили
вознаграждение. Потом расскажете мне, как всё
было. Я должен составить протокол. Пока, до
свидания.
Вахмистр трижды провёл разбойника на верёвке
по городу. Люди выходили из домов, смотрели,
удивлялись и радовались, что разбойник наконец
схвачен.
— Что с ним сделают? — любопытствовали
люди.
— Во-первых, — отвечал вахмистр, — он будет
заключён в тюрьму, под замок.
— А во-вторых?
— Над ним будет показательный судебный про-
цесс.
-Т\376
Кофе с пирогом
Х^ияющие Касперль с Сеппелем сидели в пара-
дной комнате. Какое счастье вернуться домой!
Трудно поверить, что прошло всего три дня с того
момента, как они сидели здесь в последний раз.
Бабушка тоже сияла. Она накрыла стол, принес-
ла из кладовки большой поднос со сливовым пиро-
гом, поставила красивую вазу со сбитыми сливка-
ми.
— Бабушка, — удивился Касперль, — разве се-
годня воскресенье?
— Разумеется, — улыбнулась бабушка. — Сегод-
ня для нас воскресенье, а для других людей —
среда.
Бабушка подошла к зеркалу, чтобы поправить
чепчик, и заторопилась к двери.
— Разве ты уходишь? — удивился Касперль.
— Як соседке напротив, госпоже Майер. Одол-
жу у неё кофемолку. Без кофемолки...
— Не надо! — улыбнулся Касперль. — Без кофе-
молки, конечно, плохо. Вот тебе, пожалуйста...
И он вынул из кармана куртки кофемолку,
поставил её на стол, ожидая, что скажет бабушка.
Бабушка, не проронив ни слова, взяла кофемол-
ку и начала молоть кофейные зёрна. Кофемолка
запела на два голоса: «Всё расцветает в мае...»
Касперль с Сеппелем сидели тихо, как мышата.
— Как чудесно! — промолвила наконец бабуш-
ка. — У меня такое ощущение... будто сегодня день
рождения и Новый год сразу! Однако пора варить
кофе.
И бабушка сварила очень крепкий кофе, самый
крепкий за всю свою жизнь. Когда она разлила его
-Р\377
по чашкам и поставила кофейник на стол, Касперль
с Сеппелем принялись за рассказ.
— Волосы встают дыбом! — приговаривала ба-
бушка после каждого рассказанного события и под-
ливала им кофе.
Друзья ели пирог со сливками, пока у них не
заболели животы. И были так счастливы, что не
поменялись бы местами даже с константинополь-
ским султаном.
Перевод Э. Ивановой
СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие................................ 3
Сказки, легенды, предания
Девочка и змея. Австрийская народная сказка 13
Ханс-счастливчик. Немецкая народная сказка 18
Откуда в Альпах эдельвейсы пошли. Швейцар-
ская народная сказка...................... 28
Лоэнгрин. Немецкая народная легенда...... 30
Гамельнский Крысолов. Немецкая народная
легенда................................... 44
Вильгельм Телль. Швейцарская народная
легенда................................... 61
Лорелея. Немецкая народная легенда........ 75
Г. Гейне. Лорелея................. 85
Немецкая народная книга о шильдбюргерах,
или о том, как жители города Ши льды от ве-
ликого ума глупостью спаслись (фрагменты)
Откуда взялись и в кого уродились шильд-
бюргеры .............................. 87
О том, как жёны шильдбюргеров решили
мужей своих обратно заполучить........ 88
О том, как шильдбюргеры вернулись до-
мой и как их встретили верные жёны ... 89
379
Почему шильдбюргеры решили от своего
великого ума глупостью спасаться.. 89
Какой урок император задал шильдбюрге-
рам................................ 91
Как шильдбюргеры императора встречали 96
Какой подарок шильдбюргеры преподнес-
ли императору..................... 100
Как шильдбюргеры с императором завтра-
кали и какую император загадку им задал 101
О том, какое прошение шильдбюргеры по-
дали императору и как он им ответил ... 104
Забавное чтение о Тиле Ойленшпигеле {фраг-
менты)
В первой истории говорится, как родился
Тиль Ойленшпигель и был в один день
трижды крещён и какие у него были кре-
стины . ...........;.............. 107
В этой истории говорится, как в Эрфурте
Ойленшпигель учил осла читать по старой
псалтыри.......................... 108
Немецкие народные песенки
Три весёлых братца................. 111
Кукушка........................... 111
Мышка............................. 112
Ворон............................. 112
Скотный двор...................... 112
Пальцы ...........................'. 113
Когда малыш делает первые шаги.... 113
Пчёлки............................ 114
380
Колыбельная........................ 114
Маленькая ведьма................... 116
В старом доме под острою крышей ..... 117
Рудольф Эрих Распэ
Приключения барона Мюнхгаузена (главы)
Самый правдивый человек на земле. .... 119
Конь на крыше...................... 120
Волк, запряжённый в сани........... 122
Искры из глаз...................... 123
Удивительная охота................. 124
Куропатки на шомполе............... 127
Лисица на иголке................... 127
Слепая свинья ..................... 128
Как я поймал кабана................ 129
Необыкновенный олень............... 129
Иоганн Вольфганг Гёте
Лесной царь. Баллада................... 131
Эрнст Теодор Амадей Гофман
Щелкунчик и мышиный король (главы)
Ёлка............................... 134
Подарки............................ 136
Любимец............................ 142
Чудеса............................. 146
Битва.............................. 154
Болезнь............................ 161
Братья Гримм
Гензель и Гретель...................... 168
381
Вильгельм Гауф
Маленький Мук.......................... 180
Йоханна Спири
Хайди (глава). Наверх к высокогорному паст-
бищу .................................. 203
Вильгельм Буш
Ванна.............................. 219
Вечерний концерт................... 220
Носорог............................ 220
На салазках....................... 222
Феликс Залыпен
Бемби. Лесная сказка (главы.) ............ 223
Вольдемар Бонзельс
Приключения пчёлки Майи. Роман для детей
(главы)
Бегство Майи из родного города..... 253
Домик Пеппи........................ 261
Лесное озеро и его обитатели....... 266
Эрих Кестнер
Когда я был маленьким (глава).......... 278
Мира Лобе
Городок Вокруг-Да-Около................ 289
Отфрид Пройслер
Разбойник Хотценплотц
Человек с семью ножами............. 310
Полиция может помочь............... 313
Осторожно: золото!................. 316
382
Мастерский трюк...................... 319
Главное — ловко переодеться!......... 322
Выстрел перцем из пистолета.......... 325
Никакой надежды...................... 327
Петрозилиус Цвакельман............... 330
Ночное приключение................... 336
Как можно глупее..................... 339
Бедный Сеппель....................... 343
Три двери в кладовке................. 346
Тайна жабы........................... 349
Волшебная поляна..................... 352
Владелец шляпы....................... 354
Хозяин своего слова.................. 357
Конец волшебника Цвакельмана......... 361
Это — фея!........................... 364
Заветное колечко..................... 367
Знаменательный день вахмистра Димп-
фельмозера .......................... 372
Кофе с пирогом....................... 377
Учебное издание
Серия «Двадцать веков детской литературы»
Детская литература
Австрии, Германии, Швейцарии
Хрестоматия
для начальной и средней школ
Часть 1
Зав. редакцией Т. А. Савчук
Редактор Р.Н. Ефремова
Художник Р. Ж.Авотин
Художник серийной обложки В. А. Федоров
Компьютерная верстка Л.М.Ратинова
Корректоры Л.С. Верещагина, Т.Л. Сологуб
Изд. лиц. ЛР № 064 380 от 04.01.96 г.
Сдано в набор 13.08.96. Подписано в печать 14.09.97. Формат бОХЭО'/ц.
Печать офсетная. Гарнитура «Школьная». Усл. печ. л. 24.
Тираж 20 000 экз. (1-й завод 1 —10 000 экз.). Заказ № 784.
«Гуманитарный издательский центр В ЛАД ОС»
117571 Москва, просп. Вернадского, 88,
Московский педагогический
государственный университет.
Тел./факс: 932-56-19; тел.: 437-99-98;
E-mail: vlados@dol.ru; http://www.vlados.ru
Саратовский ордена Трудового Красного Знамени
полиграфический комбинат Государственного
комитета Российской Федерации по печати.
410004 Саратов, ул. Чернышевского,59.
trail е епл Алплч а
гл