НАУЧНЫЙ
АТЕИЗМ
ПОДПИСНАЯ НАУЧНО-ПОПУЛЯРНАЯ СЕРИЯ
1988/10
A.A. Шамаро
РУССКОЕ ЦЕРКОВНОЕ
ЗОДЧЕСТВО.
СИМВОЛИКА
И ИСТОКИ

НОВОЕ В ЖИЗНИ, НАУКЕ, ТЕХНИКЕ
ПОДПИСНАЯ НАУЧНО-ПОПУЛЯРНАЯ СЕРИЯ
НАУЧНЫЙ АТЕИЗМ
10/1988
Издается ежемесячно с 1964 г.
А. А. Шамаро
РУССКОЕ ЦЕРКОВНОЕ
ЗОДЧЕСТВО:
СИМВОЛИКА
И ИСТОКИ
Издательство «Знание» Москва 1988

Автор: ШАМАРО Александр Александрович, историк-публи-
цист, член Союза журналистов СССР, автор многих пользую-
щихся большой популярностью среди массового читателя
книг в брошюр, в том числе по научно-атеистической пробле-
матике. Его брошюры неоднократно выходили в издательстве
«Знание» в серии «Научный атеизм».
Рецензент: Антонова Ольга Абрамовна, доктор фило-
софских наук.
Редактор: В. В. БОЙКО
СОДЕРЖАНИЕ
От редакции 3
«Образ неба на Земле» 4
«Священные геометрические фигуры» 7
Купола и главы 16
Церковные кресты 22
Триада: алтарь, храм, притвор 26
Алтари — только на восток 31
Русло основных закономерностей 45
Послесловие 56
Литература 6l
Приложение: мнение читателей 61
Шамаро А. А.
Русское церковное зодчество: символика и исто-
ки, — М.: Знание, 1988. — 64 с. — (Новое в жиз-
ни, науке, технике. Сер. «Научный атеизм»; № 10).
11 к.
Церковное зодчество представляет собой многовековую арену про-
тивоборства двух начал — религиозного, мистического и художествен-
ного, творческого. В брошюре анализируются православно-церковные
представления о храме и его символике, выявляются истинные истоки
и корни этого замечательного художественного наследия.
©
Издательство «Знание», 1988 г.

ОТ РЕДАКЦИИ
Эта брошюра — результат многолетних
исследований ее автора. Материал на дан-
ную тему — новая грань вопроса в науч-
но-популярной атеистической литературе, и
поэтому не все его положения могут пока-
заться бесспорными, что-то, возможно, вызо-
вет возражения. Но тем не менее предлагае-
мая вниманию работа А. А. Шамаро со свои-
ми размышлениями, выводами, богатым фак-
тическим материалом представляет несомнен-
ный познавательный интерес.
Редакция будет благодарна за отзывы об
этой брошюре.

«ОБРАЗ НЕБА НА ЗЕМЛЕ»
В одном из церковных трактатов, изданном в Бельгии
два десятилетия назад под весьма примечательным заг-
лавием — «Небо на Земле», — внимание привлекли та-
кие строки:
«Начиная с отдаленной христианской древности
храм был неотъемлемой частью профиля города. Как
невозможно представить себе Вавилон без его Зиккура-
та 1 или Афины без Парфенона, так точно невозможно
мыслить Париж без Нотр-Дам, Лондон без Вестмин-
стерского аббатства, Ленинград без Исаакия... Совсем
иное звучание приобретает силуэт храма где-нибудь на
холме, среди деревьев... Сельские храмы не выглядят
сурово. Они прекрасны той же таинственной красотой,
что и окружающий их пейзаж. Достаточно вспомнить
дивную церковь Покрова на Нерли, которая, как сказоч-
ная невеста, смотрится в тихую гладь реки».
Кто будет спорить с мыслями, выраженными в этих
строках, кто не разделит чувства, их пронизывающие?..
Да, во все исторические времена и во всех странах хра-
мы (независимо от того, какую религию под их сводами
проповедовали) были неразрывно, органически связаны
с общей архитектурной тканью (а вне больших городов,
крупных поселений — с ландшафтом), являлись частью
их.
Но — как ни странно — эти верные мысли и наблю-
дения вступили в непримиримое противоречие со всем,
чему был посвящен упомянутый богословский трактат,
со всем тем, что проповедовали, утверждали его авторы,
подобно коллегам — авторам бесчисленного множества
других церковных публикаций, в их числе и бессчетных
1 Зиккурат — культовая башня в Древней Месопотамии, имев-
шая от 3 до 7 ярусов, сложенных из кирпича-сырца.
4

статей и проповедей, опубликованных Русской правос-
лавной церковью. Бесчисленных книг и трактатов, про-
поведей и статей, посвященных изложению православ-
но-христианского учения о символике храма, о символи-
ческом объяснении, истолковании церковной архитекту-
ры, в частности русского церковного зодчества.
Можно сказать, что богословы опутали религиозной
символикой весь православный храм от его крестонос-
ных глав до фундамента, не обойдя вниманием практи-
чески ни одной особенности, ни одного компонента его
архитектурного облика, начиная от планировки и кон-
чая конструкцией церковного креста.
В чем же существо православно-христианских пред-
ставлений о церковной архитектуре, о храме, о значе-
нии тех или иных его частей и элементов?
Хотелось бы начать с того, что церковное учение о
храме, богословское истолкование его по сути ничем не
отличается от церковного учения об иконе, от богослов-
ского истолкования иконописи.
И храм, и икона, по утверждению богословов, —
это «образ божества», «образ небесного мира», «небо
на земле» (вспомните заглавие только что упомянутой и
процитированной брошюры!), «образ горнего Иерусали-
ма» или «вечного царствия небесного», «видимый образ
невидимого», или, иными словами, «надприродного
сверхъестественного мира».
Послушаем современных православных богословов...
Откроем «Настольную книгу священнослужителя».
«Храм, по учению св. отцов.. преображенный мир
грядущего Царства Божия.. Именно из такого пред-
ставления о храме и вытекают основные принципы его
постройки и росписи.. Храм — земное небо будущего
века... Красота храма как бы приподнимает завесу над
красотой горнего Иерусалима, который Бог уготовал
для любящих его... Церковь есть земное небо, в котором
живет и пребывает преднебесный Бог».
«Высокое назначение храма, его духовность, выра-
женные в богослужении, святых таинствах, обрядах,
священных предметах, — вот что определяло во все
времена его внешний вид и содержание».
«Символическое значение храма обусловливает его
отличие от всякого другого здания и помещения... По-
5

средством архитектуры храма, созданного человечески-
ми руками, церковь возводит нас к созерцанию вещей
не только невидимых, но и не поддающихся никакому
прямому выражению».
И так далее, в том же смысловом русле...
Богословы самым решительным образом отвергают,
отметают даже самые робкие предположения о том, что
символика храма есть плод воображения, иносказатель-
ной изобретательности тех или иных церковных пропо-
ведников и литераторов. По учению церкви, символика
храма неким чудесным путем внушена была наиболее
благочестивым христианским душам свыше, с небес —
иными словами, являет собой одно из знамений, проз-
рений, чудесную возможность узреть «изображения, ко-
торые передают духовное значение Божественных или
небесных истин...». «К знамениям, — читаем мы на тех
же страницах, — относятся внешние и внутренние фор-
мы храма». Иначе говоря, «царствие небесное» может
лишь отчасти «открываться» избранным, праведным ду-
шам, — и эти «видения» и воплощены были некогда в
архитектурном облике православного храма.
«Изображения, которые передают духовное значение
Божественных или небесных истин», богословие опреде-
лило еще в первые века христианства, — и в них, этих
изображениях, говоря языком церковных трудов, «свя-
щенных геометрических фигурах» не было никаких
откровений: за многие века до возникновения христи-
анства они были известны древнейшему человечеству.
Это прямоугольник, круг и крест.
Богословы прямо и недвусмысленно утверждают, что
все религиозно-символические взгляды, лежащие в ос-
нове архитектурных замыслов и проектов, непосредст-
венно определяют планировку и облик церквей, что, в
частности, русские зодчие и строители — каменщики и
плотники во все времена — если уж не всегда осознан-
но, то по меньшей мере интуитивно творили, созидали,
воздвигали в полном соответствии с этими религиозно-
символическими предписаниями.
«Византийские, а затем и русские зодчие, — читаем
мы все в той же «Настольной книге священнослужите-
ля», — творя по религиозной интуиции, жили в живом
созидании символических форм...»
Не будучи слепы к эстетической грани церковного
зодчества (свидетельством чему, в частности, могут
6

послужить слова, цитированные в самом начале), бого-
словы и проповедники тем не менее отодвигают на вто-
рой план эстетическую ценность храма как цель, к ко-
торой стремились (или могли стремиться) его создате-
ли. «Храм, — прямо говорит один из современных пра-
вославных богословов архимандрит Евлогий, — никогда
не создавался по побуждениям внешним, чисто эстети-
ческим».
«Важнейшая особенность православного храма, —
почти дословно повторяют это положение составители
обзорно-справочной книги «Русская православная цер-
ковь», изданной Московской патриархией в i960 г., —
состоит в том, что он никогда не создавался по побуж-
дениям внешним, чисто эстетическим. Высокое назначе-
ние храма, его духовность, выраженные в богослужении,
святых таинствах, обрядах, в священных предметах, —
вот что определяло во все времена его внешний вид и
содержание».
«Внешней, чисто эстетической» грани храма богосло-
вы противопоставляют иную, мистическую, по утверж-
дению их, единственно истинную «красоту», которая
«как бы приподнимает завесу над красотой горнего
Иерусалима».
Так что же в действительности, повторяя слова пра-
вославного богослова, во все времена определяло внеш-
ний вид христианского храма?.. Говоря конкретнее, рус-
ско-православного храма?..
Если следовать за богословскими выводами, то хри-
стианский храм можно было бы уподобить фантастиче-
скому и таинственному космическому летательному ап-
парату, кораблю, спустившемуся на грешную землю.
Храм спускается с небес — такова суть церковного
учения.
Храм вырастает из земли — такова истинная карти-
на.
«СВЯЩЕННЫЕ ГЕОМЕТРИЧЕСКИЕ ФИГУРЫ»
Начнем с первой из них — с прямоугольника, пред-
ставляющего собой по преимуществу как бы сдвоенный
квадрат, т. е. прямоугольник, длина которого вдвое
больше ширины.
Что же, по словам богословов, символизирует прямо-

угольный в плане храм — иначе говоря, каков тот рели-
гиозный символ, в соответствии с которым, по утверж-
дению богословов, и построены были подобные храмы?
На вопросы эти можно ответить предельно лаконич-
но — корабль... «Одна из наиболее распространенных с
древнейших времен архитектурных форм храма — ко-
рабль (неф) 2 символизирует церковь, совершающую по
бурному житейскому морю свой путь к горнему Иеруса-
лиму» (т. с. к царствию небесному. — А. Ш.),.. «Символ
корабля в далекой древности обозначает путешествие
души в потусторонний мир... Корабль стал символом
Церкви, плывущей по волнам житейского моря, а также
символом души, ведомой Церковью». «Вид корабля го-
ворит о том, что Церковь спасает нас среди соблазнов
мира, как некогда Ной посредством ковчега спасся от
потопа, и только при помощи этого корабля мы можем
достигнуть пристани — Царства Небесного».
Итак, фантастический корабль, плывущий по морю
житейскому, по морю историческому. Корабль, прообра-
зом которого послужил легендарный Ноев ковчег.
Каким же изображает ветхозаветное предание это
мифическое судно, обломки которого до сих пор не
оставляют надежду отыскать на крутых склонах Арара-
та наиболее пылкие почитатели Библии (или же те, кто,
преследуя в подобных «археологических экспедициях»
совсем иные цели, предпочитают под такой маской дей-
ствовать?.. Книга «Бытие» (гл. 6, стихи 13—15), дейст-
вительно рисует ковчег в виде огромного плавающего
ящика или ларя со следующими размерами: длина —
около 150 м, ширина — около 25 м и высота — около
15 м. Если бы православный храм был действительно по-
добен Ноеву ковчегу, то он представлял бы собою длин-
ный и узкий коридор, длина которого в 6 раз превосхо-
дила бы его ширину!
Но история христианской архитектуры совершенно
бесспорно (в том числе и для всех без исключения серь-
езных церковных авторов) свидетельствует о том, что
христианская церковь уже в самом начале своего уза-
коненного, легального существования, т. е. со второй
четверти IV в., обрела прямоугольные в плане храмы
2 «Неф» — французское слово (nef), образованное от латин-
ского слова navis — «корабль». От этого же корня и слово
«навигация».
8

путем прямого заимствования такого строения из антич-
ной архитектуры. История ясно и определенно свиде-
тельствует о том, что раннехристианская церковь не
стала утруждать себя выработкой, если так можно бу-
дет сказать, изобретением хотя бы в какой-то мере
своеобразного архитектурного облика, архитектурного
типа для собственных молитвенных зданий, а просто,
как говорится, не мудрствуя лукаво, использовала в ка-
честве образца для этой цели без каких бы то ни было
изменений уже ни одно столетие существующее и пов-
семестно распространенное общественное здание —
базилику. Причем на первых порах не только как об-
разец для собственного храмостроительства, а нередко и
в буквальном смысле слова, в готовом виде, оборудуя,
обставляя для богослужебных надобностей уже сущест-
вующие базилики.
Что же представляла собой базилика?
Это было прямоугольное в плане здание, разделен-
ное на так называемые нефы (их могло быть три или
пять) продольными и параллельными рядами колонн
или столбов (как правило, двумя, но могло быть и че-
тыре ряда). Более высокий средний неф освещался че-
рез окна, расположенные над крышами боковых нефов.
В странах античного мира — и в Греции, где базили-
ки возникли, и в Риме, куда они пришли позже, — та-
кого типа строения служили для судебных заседаний и
разбирательств, о чем, кстати сказать, свидетельствует
и само это слово, латинское по форме и греческое по
происхождению, означающее «царский дом» — дом ула-
сти, в данном случае — судебной, а не государственной.
Другое предназначение базилики — крытый рынок,
городской базар под навесами. В историческом плане
эта функция была первичной, изначальной, которой,
собственно говоря, базилика и обязана своим возникно-
вением.
Архитектурная конструкция, лежащая в основе ог-
ромного большинства христианских храмов (и не только
и даже не столько православных, но и главным обра-
зом католических) и выводимая богословами из мифи-
ческого Ноева ковчега, в действительности ведет свое
происхождение от совершенно реальных, многолюдных,
шумных и красочно-пестрых базаров в городах Древней
Греции. И об этом, в частности, обстоятельно и образно
рассказано в «Истории русской церкви» крупнейшего
9

русского церковного историка, профессора Московской
духовной академии Е. Е. Голубинского.
Исток базилики привел бы нас на агоры — торговые
площади (торжища, как говорится в русских переводах
Евангелия) древнегреческих городов, на которых перед
нашим взором предстали бы обширные незамысловатые
постройки — глухие стены, сооруженные по линиям про-
долговатого прямоугольника. Внутри, вдоль всех четы-
рех стен и на определенном расстоянии от них, мы уви-
дели бы колоннады, подпирающие крыши; внутренняя
площадка была открытой.
Вдоль этих стен, под этими навесами, укрывавшими
и от испепеляющего южного солнца, и от внезапных
ливневых дождей, и располагались торговцы, расклады-
вая товар прямо на земле или на лавках. Вдоль этих
стен, под этими навесами сновала шумная толпа, то тут
то там собираясь для всякого рода обсуждений, споров.
Как и во всех иных странах в определенные эпохи их
истории, базарные площади в городах античной Греции
были центрами общественной жизни.
И поэтому нет ничего удивительного в том, что на
этих площадях, в этих прямоугольных в плане рыноч-
ных галереях и устраивал свои заседания суд. Естест-
венно, что судьи не пристраивались где придется; глу-
бокое и всеобщее уважение к сему учреждению застав-
ляло горожан освобождать для суда наиболее достойное
для него, наиболее подходящее для таких целей место —
у одной из поперечных стен — там, где высокий суд был
бы хорошо виден, откуда он был бы хорошо услышан
всеми. В силу таких причин, пишет Е. Е. Голубинский,
«площадные и базарные галереи от помещавшихся в них
судей получили название судейских галерей — бази-
лик».
В Риме это строение претерпело очень существенные
изменения, было коренным образом усовершенствовано
и преображено. Римляне накрыли крышей и его цент-
ральную часть. Для того чтобы при этом помещение не
погрузилось в темноту, новую, центральную крышу они
значительно подняли над боковыми крышами. Судьи
превратились из гостей базилики в ее хозяев, и в рим-
ских базиликах для них у одной из коротких стен (той,
что расположена напротив входа) стали сооружать и
подобающее суду место. Судья восседал в полукруглом
углублении, которое с внешней стороны стены выдава-
10

лось соответственно полукруглым выступом. Так воз-
никла абсида, которой в грядущем суждено будет стать
алтарем христианского храма. Как видите, христианст-
во не изобрело не только собственного храма, но даже и
алтаря в нем.
В истории христианской архитектуры, наверное, нет
более бесспорного и ясного, общепризнанного и обще-
принятого факта, как факт заимствования «языческой»
базилики для изначального христианского храма. Факт,
удостоверенный, к примеру, такими, как принято гово-
рить, солидными энциклопедиями, как «Православная
богословская энциклопедия» и «Энциклопедический сло-
варь» Брокгауза и Ефрона.
«Христианская базилика по своему архитектурному
стилю примыкает к архитектуре греко-римской... Это
положение без колебаний принимается всеми главней-
шими представителями современного художественно-
архитектурного знания» (Православная богословская
энциклопедия. — Т. V, II. — С. 732).
«Из всех римских зданий базилика всего более
удовлетворяла требованиям христиан: она не напомина-
ла поклонения ни одному из языческих богов; возвы-
шенное место в конце средней галереи, где заседали
судьи, было видно отовсюду; при этом постройка бази-
лики не требовала больших издержек. Христиане приня-
ли ее как тип для своих церквей, которые с этого вре-
мени назывались у них базиликами. В некоторых мест-
ностях римские базилики были прямо превращены в
христианские храмы, после некоторых изменений» (Эн-
циклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, —
Т. 21.— С. 134).
И при этом — что следует особо подчеркнуть —
оба эти в высшей степени авторитетных источника столь
же категорически и совершенно безоговорочно отметают
попытки некоторых уж чересчур ортодоксальных бого-
словов и церковных историков вывести прямоугольный
христианский храм из прототипа, ни в коей мере не
оскорбляющего их благочестия, — из храма царя Со-
ломона.
«Попытки прежних ученых отыскать прототипы хри-
стианской базилики в архитектуре храма Соломона в
Иерусалиме основаны лишь на общих соображениях о
связи Ветхого завета с Новым; точное же сравнение,
насколько оно возможно при настоящих научных сред-
11

ствах, заставляет признать в этом сопоставлении пря-
мое недоразумение, разрушающее основные понятия о
художественном стиле; храм Иерусалимский относится
к одному архитектурному стилю, храм базиличный —
к другому. Здесь (в базилике. — А. Ш.) мы видим ан-
тичные колонны, возвышение среднего нефа над боко-
выми и обильное освещение — все это такие признаки,
каких нет в храме Иерусалимском и какие находятся
налицо в архитектуре греко-римской» (Православная
богословская энциклопедия. — Т. V. — С. 731).
И вот что еще любопытно!.. Базиликовый храм, став-
ший своего рода саженцем, ростком, из которого вырос-
ло гигантское, почти над всем миром простершее свои
ветви древо христианской архитектуры, — в дальнейшем
получил распространение в западно-христианском, ка-
толическом мире и совсем не «привился» в мире восточ-
ного, православного христианства, где восторжествовала
иная архитектурная конструкция, названная крестово-
купольным храмом (мы его скоро коснемся). Но древ-
негреческая базилика тем не менее все-таки проникла
на Русь-в Россию, причем в ее исконном, мирском
виде.
«Наши торговые ряды, — прочтем мы в «Истории
русской церкви» Е. Е. Голубинского, — в своей настоя-
щей русской форме, которую они сохранили еще инде
(т. е. кое-где. — А. Ш.), были подражанием рядам ви-
зантийским, вышли из этих классических базилик: если
в галереях базилик напристраивать к стенам глухих
комнат, которые бы составляли купеческие лавки, то
это и будут наши ряды».
Базилика не известна русскому церковному зодчест-
ву, но на Руси - в России получил самое широкое расп-
ространение близкий ей по форме храм, имеющий чисто
русское происхождение, так называемый клетский храм.
«Клеть, — пишут крупные исследователи П. Н. Мак-
симов и Н. Н. Воронин в очерке, посвященном истории
русского деревянного зодчества, — основная простран-
ственная ячейка, из сочетания которых складывалась
русская деревянная постройка — церковь или хоромы;
простейшие жилье или хозяйственные здания или ма-
ленькие часовни нередко и состояли только из одной
такой клети».
Иными словами, принесенный из-за Черного моря
православно-византийский храм с его сердцевиной —
12

четырехугольным зданием встретили на Руси как старо-
го знакомого, ибо между греко-римской базиликой и
русской прямоугольной (чаще всего — удлиненной)
клетью не было в принципе разницы. Христианство с
величайшими трудностями и с существеннейшими поте-
рями прокладывало себе пути по языческой стране — а
со строительством первых русских христианских хра-
мов, в сущности, не было проблем. «...Клетский храм, —
свидетельствует «История русского искусства», издан-
ная незадолго до Октябрьской революции, под редакци-
ей и при авторском участии И. Э. Грабаря, — по всей
вероятности, является первичной храмовой формой.
Возможнее всего, что именно эта форма, заимствован-
ная у обычного жилища, была дана первым деревянным
храмам на Руси по принятии христианства. Едва ли
строители этих первых храмов видели каменный визан-
тийский храм или что-либо подобное...»
Любопытно, что применительно к такому храму, при
всем его сходстве с базиликой, православные богосло-
вы предпочитают воздерживаться от библейских, ветхо-
заветных символических толкований. Объяснить это
можно, наверное, следующими причинами и соображе-
ниями. Клетский храм, со строительной точки зрения,
ничем, в сущности, не отличается от клетской избы или
от клетского амбара или хлева. И поэтому витийство-
вать о Ноевом ковчеге перед людьми, которые запросто
ставят такие «ковчеги», живут в них, хранят всякое доб-
ро и держат скот, — значит рисковать осмеянием. Дру-
гое дело — просто корабли. Их упоминали и — надо
заметить — довольно-таки часто. В этой связи приходит
на память эпизод из «Воспоминаний» Е. Е. Голубинско-
го, долгие годы читавшего лекции в Московской духов-
ной академии и оставившего нам мемуары, украшенные
целой галереей портретов православных церковных дея-
телей и богословов второй половины прошлого века; в
их числе оказался и ректор упомянутой академии отец
Сергий Ляпидевский.
«Лектором Сергий был неважным, — писал Е. Е. Го-
лубинский, — читал он нравственное богословие и за-
чем-то почти на каждой лекции употреблял сравнение
церкви с лодкой или кораблем. Студент, собираясь зас-
нуть на его лекциях, говорил соседу: «Разбуди, когда
пройдет лодка» или «когда пройдет корабль».
Храмы круглые в плане — большая редкость и срав-
13

нительно позднее явление в русском церковном зодчест-
ве. Примером такого архитектурного типа может по-
служить построенная в 1798 г. в Московском Донском
монастыре фамильная усыпальница Зубовых (родствен-
ников Платона Зубова, последнего фаворита Екатерины
II и последнего временщика ее царствования).
Античное происхождение подобных строений — столь
же очевидно и бесспорно, как и происхождение базили-
ки, — и это можно подтвердить ссылками на те же авто-
ритетные энциклопедические издания, которые только
что были упомянуты.
«По плану круглые храмы имеют связь с сооруже-
ниями дохристианской эпохи... Христианский круглый
храм сходен с греко-римской ротондою, круглым здани-
ем без колонн, имевшим различное, иногда погребальное
значение» (Православная богословская энциклопе-
дия.— Т. V. — С. 735).
«Римляне сооружали в честь некоторых божеств
круглые храмы, составляющие их собственное изобре-
тение... Вскоре после торжества новой религии христиа-
не начали строить церкви круглой и многогранной фор-
мы, заимствованные у древнеримской архитектуры»
(Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. —
Т. 52. - С. 731; Т. 21. — С 135).
Такие храмы часто имели определенное ритуально-
обрядовое предназначение: в виде увенчанной крестом
ротонды строили баптистерии — помещения для совер-
шения обряда крещения.
Но тем не менее и ротонде православные богословы
приписывают символические истолкования в обычном
своем стиле — будто бы благодаря этим мистическим
идеям и озарениям подобные архитектурные конструк-
ции и были изобретены, будто бы согласно им, в соот-
ветствии с ними подобные храмы и воздвигали. Форма
круга, внушали и поныне внушают церковные иерархи
и литераторы, говорит о вечности церкви как царства
Христова, как царства небесного.
Можно полагать, что древняя, античная ротонда
проникла в русское церковное зодчество, образно гово-
ря, через роскошные дворцовые и усадебные парки
XVIII столетия. Впрочем, не только (и даже — не столь-
ко) в храмостроительство, а и в современную граждан-
скую архитектуру, став одним из самых любимых и рас-
14

пространенных сооружений в садах, парках, на набе-
режных»
Базилика и купол соединились в базилике, увенчан-
ной куполом, и эта архитектурная конструкция, как
можно полагать, послужила исходной формой для ти-
пичнейшего и чрезвычайно распространенного византий-
ского (а затем — и русского православного) храма —
так называемого крестово-купольного храма.
Купола на базиликах росли и расширялись в диа-
метре, и естественно, все более и более возрастал их
вес, создавая серьезную угрозу для поддерживающих
его стен. Иначе говоря, своды купола распирали в сто-
роны стены основного здания, и те могли рухнуть. Во
избежание этого решено было как бы подпереть с обе-
их сторон пристройками, поставленными перпендикуляр-
но основному зданию, стены, на которые непосредствен-
но опирался купол. Так возникли дополнительные сред-
ние или поперечные нефы, и все строение приобрело в
плане крестообразные очертания.
Разумеется, создатели таких храмов, если и помыш-
ляли о символах, все же в первую очередь исходили из
совершенно определенных, сугубо технических сообра-
жений. Но это не удержало православных богословов з
дальнейшем изобразить дело так, словно мотивами хра-
мостроителей были чисто религиозные представления.
Так они говорят и пишут и по сей день... «Крестовидная
форма указывает на орудие нашего спасения — крест
Христов»... «Храм в виде креста означает, что крест
Христов — основа церкви и ковчег спасения для лю-
дей».
Кстати, несколько слов о христианском кресте, ко-
торым увенчан каждый православный храм и на симво-
лике которого мы особо остановимся ниже... В христи-
анской атрибутике нет элемента более важного и ... бо-
лее неоригинального. Главнейший символ христианства
задолго до возникновения этой религии был хорошо зна-
ком многим иным древнейшим религиозным системам и
культам, где он являлся символом огня, добывавшегося
трением скрещенных палочек, а также и символом солн-
ца, его животворящего света, который кстати сказать, с
помощью известных изделий из стекла тоже становился
источником огня, зажигал костры. Любопытно, что сов-
15

сем недавно в черте современной Москвы — районе ста-
ринного села Дьяково (на берегу Москвы-реки, по со-
седству со знаменитым Коломенским) были найдены
глиняные очажные подставки с изображенными на них
крестами; бытовые приспособления эти археологи обна-
ружили в слое, датируемом ранним железным веком,
т. е. временем от VII в. до н. э. до VII в. н. э.
Но, не обращая внимания на все эти общеизвестные
факты, православные богословы продолжают препод-
носить крест как некое графически-символическое
отображение троицы; вертикальный элемент — бог-отец,
вправо и влево отходят от него бог-сын и бог-дух свя-
той.
КУПОЛА И ГЛАВЫ
Купола и главы церквей — самые приметные компонен-
ты храмовой архитектуры (и не только христианской, в
частности православной, но и, к примеру, мусульман-
ской), и нет ничего удивительного в том повышенном,
обостренном внимании к ним. В том числе и в пропове-
дях и трактатах православных богословов.
Символическое истолкование купола составляет су-
щественный раздел в общей системе православной хра-
мовой символики... Впрочем, при всем многообразии
выражения смысл один: небо, небесный свод, покрываю-
щий землю. Купол храма — для тех, кто стоит под
ним, — «символ небесного свода, напоминающего нам о
храме вселенной», «внутреннее устройство храма знаме-
нует собой... как бы небесный купол, простертый над
землей, или духовное небо, связанное с землей столпа-
ми истины, что соответствует слову Священного писания
о церкви: «Премудрость построила себе дом, вытесала
семь столбов его».
Иными словами, если верить богословам, благо-
честивые строители первых христианских храмов воз-
намерились как бы воспроизвести в камне небесный
свод и вот так, в порыве подражания небу, и изобрели
эту архитектурную конструкцию: «Нерукотворный храм
Божий, распростирающийся над нашими головами в
виде громадного свода и так красноречиво говорящий о
величии Божьем, — писал Е. Е. Голубинский, — как бы
сам собою указывал как на наиболее соответствующую и
16

как наиболее приличествующую форму для храма ру-
котворного...».
Восприятие воздушного пространства, атмосферы в
виде гигантского купола, «накрывающего» землю вокруг
нас по линии горизонта, — зрительная иллюзия, с древ-
ностью и всемирной распространенностью которой мо-
жет состязаться очень и очень немногое в общечелове-
ческой духовной культуре. И христианские богословы
здесь абсолютно неоригинальны. Да, говоря словами
только что процитированного церковного историка, «не-
бесам подобны купола», но это отнюдь не значит, что
строители их создавали купола с целью уподобить их
небесам, небосводу. Строители раннехристианских хра-
мов, попросту говоря, позаимствовали купола из древ-
нейшего архитектурного наследия, прилаживая, приспо-
сабливая их к своим храмам и постепенно, но в конеч-
ном счете весьма значительно видоизменяя их. И тот
же Е. Е. Голубинский прекрасно понимал это.
«Свод, бывший известным Древнему Востоку, на
первую мысль о котором, нет сомнения, наведены были
пещерными постройками (и естественными пещерами с
естественными сводами), — читаем мы на тех же стра-
ницах его капитального труда, — не был известен клас-
сическим грекам или по крайней мере вовсе не был ими
употребляем».
Как и все другие виды архитектурно-строительных
перекрытий, имеющих форму свода, выпуклой поверхно-
сти, купол — это реализация одного из истинно гени-
альных изобретений глубочайшей древности, которое по
праву можно поставить в один ряд с колесом или луком
со стрелами, — способа сооружения перекрытия в виде
арки (дуги) из клинообразно обтесанных камней или
из такой же формы кирпичей. Изобретение арки, а
вслед за ней и свода было обусловлено жесткой тех-
нической необходимостью — острой нехваткой (практи-
чески — отсутствием) в южных странах (Вавилонии,
Египте, государствах Малой Азии) строительного леса,
а также и известными недостатками дерева — непроч-
ностью, недолговечностью даже в тех случаях, когда
деревянные постройки не уничтожал огонь. И возник
купол-свод — конечно, не сразу, а в результате дли-
тельной эволюции, измеряемой веками, если не тысяче-
летиями. Сначала — арка. Потом — бочкообразный
свод, т. е. расширение арки (арку пристраивали вплот-
17

ную к арке). И наконец чью-то еще одну гениальную
голову осенила мысль сооружать арки как бы напере-
крест, создавая нечто похожее на огромную, опрокину-
тую вверх дном чашу.
Не воспринятый Древней Грецией купол-свод во-
сторжествовал в Древнем Риме, в римской архитекту-
ре, которая получила его от своих загадочных предшест-
венников — этрусков, древних племен, населявших Апен-
нинский полуостров в I тысячелетии до н. э.
Два с половиной тысячелетия назад этруски сооруди-
ли в Риме тоннель шириной до 7 м, предназначенный
для отвода сточных вод и городских нечистот, со сводча-
тым перекрытием из вулканического туфа. Постройка
эта оказалась настолько прочной, что частично и по сей
день служит «Вечному городу» в соответствии со своим
исконным предназначением.
Сохранились также и этрусские погребальные скле-
пы со сводчатыми потолками.
Грандиозные своды сооружены были римлянами и
над зданиями религиозно-культового предназначения
(храм Весты — богини домашнего очага, Пантеон, мав-
золеи), и над зданиями житейского, бытового предназ-
начения (знаменитые римские термы — общественные
бани). Пантеон, построенный по повелению полковод-
ца Агриппы (вторая половина I в. до н. э.), — венчал
купол Диаметром 43,5 м. Для сравнения стоит напом-
нить, что диаметр купола Исаакиевского собора в Ле-
нинграде, сооруженного двумя тысячелетиями позже,
вдвое меньше — около 22 м.
Термы были настоящими центрами общественной
жизни. Они предоставляли посетителям не только не-
посредственные услуги на все вкусы и привычки (па-
рильни, отделения с горячей, теплой и холодной водой),
но и возможность заниматься спортом, устраивать соб-
рания и даже... читать книги в библиотеках.
И вот благодаря этим термам, не имеющим совер-
шенно никакого отношения к каким-либо религиозным
верованиям и обрядам, купола-своды были донесены
до православных храмов — сначала византийских, а
потом и русских. Из Рима эти «купольные бани» «пе-
реселились» на улицы и площади его исторического пре-
емника — Константинополя, где позднее, после обрете-
ния христианской церковью статуса и прав легальной,
государственной церкви, с общественных бань «переко-
18

чевали» на храмы новой религии... Впрочем, не только
на них: римско-византийские бани пришлись по вкусу и
завоевателям Византии и Константинополя — туркам,
и они стали строить их повсюду в своей обширной им-
перии и, разумеется, в первую очередь в столице ее —
Стамбуле» бывшем Константинополе. И не случайно
тот же Е. Е. Голубинский, побывавший в Стамбуле, за-
метил, что там, «не знаючи очень, можно принять баню
за церковь», и добавил: «По этой, вероятно, причине,
купола (и главы) в старое время назывались у нас, а в
Малороссии и до сих пор называются банями».
«Язычники» в Риме и позже — Константинополе
(до 330 г. этот древний фракийский город именовался
Виэантием) омывали в термах свои тела ради гигиени-
ческих соображений и собственного удовольствия. Хри-
стиане переняли у них архитектурный облик этих терм
без существенных изменений для совсем иных омове-
ний — уже чисто ритуальных, обрядовых, с мистическим
смыслом, иначе говоря, для совершения крещения. Ку-
пальни превращались в крещальни, на что прямо указы-
вал Е. Е. Голубинский: «Крещальни были не чем иным,
как точным снимком с тех отделений в общественных
банях, которые назначены были для купанья, т. е. бап-
тистериев, как названы были и они... следовательно,
круглыми зданиями с куполами».
На русской почве, в процессе освоения византийской
архитектуры национальным искусством и приспособле-
ния ее и к русским эстетическим представлениям, и к
климатическим условиям Руси, византийские купола
претерпели такие изменения, что их архитектурных
«наследников» просто невозможно было узнать.
Эволюцию эту можно было бы коротко выразить в
следующих словах: купола над тем или иным храмом
стали умножаться (пышно расцветало многоглавие), а
каждый купол в отдельности стал вытягиваться, заост-
ряться к небу и превращаться в главу, которую народ-
ное воображение сравнивало, с одной стороны, с таки-
ми будничными вещами, как луковица и маковка3
(семенная коробочка мака), а с другой — с первейшим
боевым доспехом — шлемом.
Вертикальное вытягивание и заострение к небу цер-
3 В старинных русских песнях Москву величали «златомако-
19
вой».

ковных глав на Руси - в России обусловлено было преж-
де всего и главным образом природно-климатическими
причинами, из-за которых совершенно не случайно, а
напротив, закономерно плоские или полого наклоненные
крыши под небом южных широт сменяют по мере прод-
вижения к северу высокоподнятые, круто наклоненные
крыши под небом северных широт. Продолжительные,
морозные и снежные зимы, оттепели и сменяющие их
резкие заморозки в весеннюю пору — все это неизбежно
наслаивало бы на плоских или полого наклоненных
крышах (так же, как и на плоских византийских цер-
ковных куполах) мощные наросты смерзшегося снега и
льда, которые создавали бы реальную угрозу таким
крышам и куполам: перекрытия могли быть продавлены
и обрушены; деревянные конструкции гнили бы и разру-
шались от сырости при медленном таянии этих наростов.
Л на «луковицах», на «маковках», как и на высоких,
заостренных «шлемах», даже при самых неблагоприят-
ных погодных условиях в зимне-весеннее время ни снег
не залеживался, ни лед не нарастал.
Совершенно не случайно на Руси - в России издревле
ставили над избами двускатные крыши с достаточно
круто наклоненными скатами — и с продвижением на
север эта крутизна все более увеличивалась. Совершен-
но не случайно избы русского Севера отличаются таки-
ми высокими, почти заостренными как клинья крышами.
«Суровость климата», в сочетании с «обилием атмосфе-
рических осадков», — прочтем мы в «Истории русского
искусства», — «вызвало высокий подъем кровель... до 300
в углах верхнего соединения» (т. е. под «коньком». —
А. Ш.).
Ни «маковка», ни тем более «луковица» никак не
годились для религиозной символики и поэтому не мог-
ли удовлетворить православных богословов. Им приш-
лось придумывать более приличествующие «дому бо-
жию» сравнения, метафоры. И они, конечно, нашли их:
пламя над свечой или лампадой (или, как принято го-
ворить, язык пламени, хотя метафорический язык в дан-
ном контексте, как нетрудно догадаться, тоже явно не-
уместен). Метафора, конечно, вычурная, надуманная,
притянутая, в чем легко можно убедиться собственными
глазами. Не сомневаюсь в том, что, если кому-нибудь не
доводилось ранее слышать о таком символико-метафо-
рическом прозрении, оно никогда не придет ему на ум
20

при виде церкви с типично русским «луковичным» мно-
гоглавием.
Но тем не менее это, и только это, призывает церковь
видеть в главах над храмами — только так их воспри-
нимать. «Наша отечественная «луковица», — писал, на-
пример, известный в свое время философ-идеалист и
ревностный православный апологет князь Е. Н. Тру-
бецкой, — воплощает в себе идею глубокого молитвен-
ного горения к небесам, через которое наш земной мир
становится причастным к потустороннему богатству».
Как известно, византийско-православному зодчеству
суждено было процветать под несравненно более теп-
лыми небесами, что, естественно, не могло не сказаться
на его характерных особенностях, конструкциях, в част-
ности на куполах. Для византийской церковной архитек-
туры характерен, как уже было сказано, пологий купол,
одним из современных православных литераторов очень
точно уподобленный «краю солнца, лишь показавше-
муся над горизонтом».
Если развить это сравнение далее, то можно сказать,
что это архитектурное, купольное солнце на небосводе
русского церковного зодчества поднялось — в силу уже
не раз упомянутых природных факторов — до линии
собственного экватора: сформировался так называемый
полуциркульный купол, над которым вытянулось заост-
рение с крестом и который получил общепринятое и; об-
щепризнанное название шлемовидного. Богословы возве-
ли это поэтическое сравнение на уровень вероучитель-
ного символа и с самым глубокомысленным видом ста-
ли говорить и писать о том, что храмы с такими купо-
лами возводили-де только из-за желания уподобить их
Шлемоносным воинам, возвышающимся над городами и
символизирующими церковь Христову — воительницу с
силами зла и греха.
На шлемовидных куполах стоит, быть может, задер-
жать внимание подольше... Само слово «шлем», как
можно предположить на основании этимологических
изысканий, известно было еще в глубокой древности и
праславянам, и другим индоевропейским народам и
обозначало возвышение на местности, плоды земледель-
ческих трудов (в языке скандинавских племен — стог
сена). «Шлем», «шелом» в русском языке, согласно тол-
кованию В. И. Даля, «по коренному значению — бугор,
холм», и составитель «Толкового словаря» (Т. IV. —
21

С. 627—628) приводит примеры тому и из летописей, и
из произведений древнерусской словесности, и из фольк-
лора... «Мамай, с тремя темными князи (т. е. высшими
военачальниками, командовавшими десятитысячными
отрядами. — А. Ш.), взыде на место высоко, на шело-
мя», «О русская земля, — восклицал слагатель «Слова
о полку Игореве», — ты уже за шеломянем еси!» Илья
Муромец «заехал на шеломя высокое».
Со временем слово это с просторов земли перенесе-
но было живым языком на головы облаченных в доспе-
хи воинов. А потом еще один смысловой «перелет» — на
сей раз с головы воина на православный храм, из обла-
сти искусства военного в область искусства строитель-
ного, точнее говоря — храмостроительного. Но — не
только его; более того, не его в первую очередь. По сви-
детельству, приведенному во все том же «Толковом сло-
варе», русские плотники называли шеломом (а так-
же—и охлупенем) гребень избяной крыши в виде
длинного опрокинутого кверху днищем желоба, под ко-
торый и запускали тес крыши.
Вот в какие историко-лингвистические и историко-
этнографические глубины уходят корни того самого
шлема над русским православным храмом, о котором
церковная премудрость не сообщает ничего, кроме сим-
волических, по обыкновению «задним числом» сочинен-
ных толкований.
ЦЕРКОВНЫЕ КРЕСТЫ
Одним из самых существенных и примечательных эле-
ментов в архитектурном облике любого христианского
храма является завершающий его, венчающий его крест;
вернее будет сказать — завершающие, венчающие его
кресты, ибо одноглавые и, следовательно, однокрестные
церкви встречаются весьма редко.
Крест, венчающий православные соборы я церкви,
как правило, сложнее того креста, который, согласно
православному храмостроительному канону, лежит в
основе планировки значительного их числа и происхож-
дение которого было раскрыто выше.
Подавляющее большинство православных храмов (и
все без исключения старообрядческие храмы) венчает
так называемый осьмиконечный (т. е. восьмиконечный)
22

крест, состоящий, помимо основного перекрестья, еще
из двух: верхнего, горизонтального, и нижнего, наклон-
ного.
Что означают они согласно православному вероуче-
нию?
Верхний, горизонтальный, элемент знаменует ту
надпись (на церковном языке — «титло»), которая,
согласно всем четырем каноническим евангелиям, бы-
ла прикреплена Пилатом над головой распятого на кре-
сте Иисуса Христа... Перед нами — один из бесчислен-
ного множества примеров той разноголосицы, того раз-
нобоя, которые царят в «Четвероевангелии». Первые три
Евангелия — от Матфея (гл. 27, стих 37), от Марка
(гл. 15, стих 26) и от Луки (гл. 23, стих 38) — приво-
дят такие надписи: «Сей есть царь Иудейский» (от Мат-
фея и от Луки) и «Царь Иудейский» (от Марка) и ни-
чего не сообщают тем, кто написал эту табличку и кто
укрепил ее на голгофском кресте (по контексту Еван-
гелия от Матфея можно предположить, что это сделали
воины, казнившие Христа и двух разбойников). Еванге-
лие от Иоанна (гл. 19, стихи 19—22) утверждает, что
надпись эту и начертал, и на кресте собственноручно ук-
репил сам Пилат, что она была более пространна
(«Иисус Назорей, царь Иудейский») и что надпись к
тому же составлена на трех языках — еврейском, гре-
ческом и латинском. Православные богословы вынужде-
ны были выбирать какую-то одну редакцию надписи на
голгофском кресте и по каким-то соображениям отдали
предпочтение последней редакции — из Евангелия от
Иоанна. Надпись эта воспроизводится на «титле» в ви-
де аббревиатуры — «J Н Ц J».
Нижний, наклонный элемент, согласно учению церк-
ви, символизирует судьбы двух разбойников, которые,
как повествует Евангелие, распяты были вместе с Хри-
стом слева и справа от него. Один разбойник, уверовав
во Христа, тем самым «спас душу», которая очутилась в
раю (поднятая часть перекрестия); другой же, напро-
тив, «погубил душу», которая попала в ад (опущенная
часть перекрестия).
Согласно устройству православного креста «добрый»
разбойник висел от Христа справа, а «злой» — слева.
Но такой подробности нет в Евангелии от Луки (гл. 23,
стихи 32, 39—43) — единственном из Евангелий с под-
робным рассказом, Следовательно, мы имеем здесь де-
23

ло с примечательным и характерным явлением — «до-
писыванием», «досочинением» текстов Священного писа-
ния, в которых, казалось бы, в силу их «богодухновен-
ного» происхождения кощунственно даже запятую пе-
редвинуть. Церковь вынуждена была смириться с таким
«дописыванием» и даже порой прибегать к нему, самой
практиковать его и узаконивать, благословлять его.
И наконец, еще об одном элементе храмового креста
куда более позднего происхождения и не имеющего аб-
солютно никакого отношения к религиозной символике,
элементе, который православные богословы обходят
смущенным молчанием. Речь идет о тонком, едва замет-
ном с земли металлическом стержне, поднимающемся
над крестом, — о громоотводе. Какой бы формы ни был
храмовый крест, но в наше время без этой детали
он уже просто немыслим.
Надо сказать, что удары молний в церковные главы
всегда производили на верующих людей чрезвычайно
сильное, можно сказать, ошеломляющее впечатление, о
чем свидетельствуют, в частности, летописные сообще-
ния. Вот одна из записей подобного рода, относящаяся к
церкви великомученика Никиты, что за Яузой (что на
Швивой горке) в Москве. В 1533 г. ударом молнии в
этом храме «прошибе стену и у деисуса попали злато»
(т. е. сожгло позолоту так называемого деисусного ряда
в иконостасе). «Гнев божий», поражающий почему-то не
расположенные во множестве вокруг храма жилища
«грешных людей» (это было бы еще как-то понятно), а
сам храм — «обиталище божие» на земле, — это со-
бытие всегда воспринималось в прошлом верующими
людьми и воспринимается ими и поныне как нечто со-
вершенно непонятное, необъяснимое, непостижимое с
точки зрения фундаментальных положений христиан-
ского вероучения. И служители церкви, сочтя за благо
обойти подобные факты благочестивым молчанием, при-
мирились с тем, что над храмовыми крестами поднялись
стержни громоотводов, ровным счетом ничего не сим-
волизирующие в религиозном смысле.
Особого внимания заслуживают декоративные хра-
мовые кресты, столь характерные для русского церков-
ного зодчества, для русского прикладного искусства.
Многие из них представляют собой истинные шедевры
кузнечного ремесла, железные кружева, которыми мож-
но бесконечно любоваться.
24

Как жар, крестами золотыми
Горят старинные главы.
(А. С. Пушкин, «Евгений Онегин»)
Канонические осьмиконечные православные кресты
со всей их мудреной символикой, с «титлами» и разбой-
никами мастера-кузнецы фактически отбрасывали в сто-
рону — и важнейший христианский символ как бы раст-
ворялся в замысловато-ажурном творении кузнечного
искусства, которое использовало его как возможность
для проявления, творческой реализации художественно-
го воображения и мастерства.
Согласно христианскому вероучению крест — это
символически-схематическое изображение орудий истя-
заний и казни «сына божия».
Позволительно ли, не совершая, с точки зрения ве-
рующего человека, вопиющего кощунства, превращать
эту эмблему, это символическое изображение в повод
для создания произведений декоративного искусства?
Казалось бы, ответ один — нет, ни в коем случае нет!
И тем не менее с православным храмовым крестом в
России именно это и произошло.
Как объяснить, как охарактеризовать этот своего
рода феномен?
Каждый художественный, декоративный крест сим-
волизирует собой, на мой взгляд, бесспорное торжество
человеческого, эстетического начала над началом рели-
гиозным, мистическим — торжество «земного» над «не-
бесным». Надо ясно представить себе и судьбы, и мысли,
и стремления безвестных мастеровых людей, безымян-
ных кузнецов — истинных художников своего дела, ко-
торым заказаны были храмовые кресты. При тогдашнем
господствующем положении православной церкви подоб-
ные заказы могли быть единственными заказами и, сле-
довательно, единственной и неповторимой возмож-
ностью проявить свое искусство, свое мастерство, осу-
ществить заветную творческую мечту, воплотить ее в
металле. И художественная фантазия, чувство прекрас-
ного, искусство пробивали себе дорогу через церковные
каноны, предписания, запреты, постепенно все более и
более отвоевывая себе «место под солнцем». И церкви
ничего не оставалось, как отступить и смириться с этим
могучим, неодолимым натиском эстетического начала, —
25

и крест над православным храмом стал одним из ярчай-
ших примеров так называемого обмирщения церковной
символики, церковного искусства.
Более того! Растворение главнейшего христианского
символа в искусстве самым убедительным образом ил-
люстрирует также и реальную, а не апологетически
преувеличенную набожность русского народа, в частно-
сти в среде ремесленного люда.
ТРИАДА: АЛТАРЬ, ХРАМ, ПРИТВОР
Христианская храмовая архитектура в развитии своем
пришла к трехчастной планировке храма — и базили-
кового, и крестово-купольного.
«Русские храмы столь разнообразны в общем обли-
ке, деталях убранства и украшения, что можно беско-
нечно удивляться выдумке и искусству русских мастеров,
богатству художественных средств русской церковной
архитектуры, ее самобытному характеру. Все эти хра-
мы традиционно сохраняют трехмастное (или двухчаст-
ное) символическое внутреннее деление».
Двухчастные встречаются ныне очень редко; прави-
лом стала своеобразная триада — алтарь, собственно
храм и притвор, называемый по-гречески нартексом.
Итак, по оси, или, попросту говоря, в длину, русские
православные церкви в огромном большинстве своем
принято разделять на три главные части, на три основ-
ных архитектурных слагаемых:
алтарь (латинское слово, переводимое как возвы-
шенный жертвенник); согласно христианскому вероуче-
нию — жилище бога, присутствие божие;
собственно храм, помещение которого сплошь и ря-
дом нарастает за счет дополнительного пространства,
на Руси - в России, по традиции называемого трапезной
или трапезой, и наконец притвор, своего рода церковные
сени, над которыми, как над своим нижним ярусом, ча-
сто возвышается колокольня.
Православное богословие выдвинуло целый комплекс
символических истолкований этой трехчастности, охва-
тив им чуть ли не все христианское вероучение.
Во-первых, разумеется, сама «единосущная троица».
Во-вторых, «трехчастное деление всего сущего», в ко-
торое эта троица входит составной частью; за ней по
26

нисходящей, следуют «небесная» и земная области бы-
тия.
В-третьих, «природа Иисуса Христа», состоящая из
природы божественной и природы человеческой, кото-
рая, в свою очередь, разделяема на душу и тело... Ариф-
метика, конечно, несколько усложнена, но тем не менее
все сходится: алтарь — «божественная природа»,
храм — душа, а притвор — тело.
В-четвертых, трехчленность «человеческого соста-
ва» — дух, душа и тело (соответственно алтарь, храм и
притвор).
В-пятых, трехступенчатая иерархия ангелов, три
«ангельсках чина».
В-шестых, «трехстепенное духовное состояние верую-
щих людей: начало духовной жизни во Христе, шествие
по пути спасения в земной жизни и пребывание в царст-
вии небесном...».
И так далее...
Несколько особняком стоит символическая версия
из области ветхозаветной мифологии — версия, соглас-
но которой трехчастная планировка православного хра-
ма провиденциально предопределена трехчастным уст-
ройством Ноева ковчега. При этом богословов ничуть
не смущает то обстоятельство, что трехчастность ковче-
га была, так сказать, вертикальной: Библия изображает
его трехпалубным судном. Если это так, то христианам
надлежало бы строить трехэтажные церкви. По крайней
мере русскому зодчеству такие храмы не известны.
Все эти христианские символы преподносятся как
первопричина сооружения трехчастных храмов, как
некий проектный эскиз. Формулируя одно из только что
упомянутых символических истолкований, составители
«Настольной книги священнослужителя» утверждают:
«Православный храм в исторически сложившихся фор-
мах означает прежде всего Царство Божие в единстве
трех его областей. Отсюда (подчеркнуто мною. — А. Ш.)
наиболее распространенное трехчастное деление хра-
ма...».
А теперь обратимся к исторической реальности.
Можно сказать, что в трехчастной планировке хри-
стианского храма нашла своеобразное отражение исто-
рия раннего христианства — история превращения его
из религии преследуемых властителями и властями
«языческого», императорского Рима в религию, узако-
27

ненную в начале IV в. теми же властителями и властя-
ми (вернее будет сказать — их наследниками и преем-
никами) и начавшую привлекать к себе десятки и сот-
ни тысяч новых приверженцев.
Если в начальные времена небольшим общинам впол-
не достаточно было и «двухчастной» молельни — еще
не отгороженного иконной стеной алтаря, где священно-
действовали служители нового культа, и помещения
для верующих, то с выходом христианства на мировую
арену, с превращением христианской церкви в церковь
узаконенную, легальную, а потом и господствующую
возникла острая необходимость в дополнительном поме-
щении для тех, кто изъявил желание приобщиться к
новой вере, принять ее, но не успел еще достаточно ос-
новательно изучить ее, вникнуть в ее обряды, не удо-
стоился еще принятия крещения. Таких людей в тог-
дашних христианских общинах называли «оглашенны-
ми» по той причине, что священнослужители, проповед-
ники, наставники обучали прозелитов устно, голосом.
Для этих «оглашенных» и потребовались притворы, эти
своего рода храмовые «чистилища».
Теперь, когда «оглашенных» нет и в помине, когда
церковь не заставляет «согрешивших» искупать «грех»
смиренно покаянным стоянием в притворе в часы бого-
служений в течение определенного срока, назначенного
приходским священником (так называемой епитимьей),
притвор превратился в некий храмовый вестибюль, а
храм фактически возвратился к древней, изначальной
двухчастной планировке.
«В настоящее время, — пишет по этому поводу
А. Б. Чертков, бывший православный священник, вос-
питанник Московской духовной академии и кандидат
богословия, в начале 1960-х гг. порвавший и с религией,
и с церковью, — ни «оглашенных», ни «кающихся» в
церкви нет. Первых нет потому, что сейчас случаи кре-
щения взрослых крайне редки, и церковь бывает на-
столько рада такому исключительному событию, что
крестит без всякого предварительного «оглашения». Что
же касается «кающихся», то церковь тут тоже находит-
ся в очень затруднительном положении. По церковному
законодательству — «канонам» — нужно отлучать от
церкви или лишать причащения на длительные сроки за
очень распространенные «грехи»: за несоблюдение по-
ста, за непосещение богослужений, за всевозможные
28

игры, зрелища и многое другое. Представьте себе, что
получилось бы, если бы все эти правила применялись а
наше время? Практически все без исключения верующие
попали бы в разряд «кающихся».
Поэтому в наши дни нет ни «оглашенных», ни «каю-
щихся». А раз так, то лишены смысла и притворы».
Но «отмирание» притвора было восполнено появле-
нием упомянутой выше трапезной, или трапезой. В рус-
ских церквах средняя часть — собственно храм, подоб-
но живой клетке, разделился надвое, оставшись при этом
единым целым с точки зрения богослужебной предназ-
наченности.
Само слово «трапезная», или «трапеза», не остав-
ляет никаких сомнений относительно происхождения
этой очень существенной в русском церковном зодчест-
ве и в высшей степени характерной для него части хра-
ма.
Трапезная православного храма, где, разумеется, об-
щественных обедов никогда не устраивали, пришла в
храмовую композицию из монастырей, и прообразом ее
была просторная палата, предназначенная для «брат-
ской трапезы» и для иноков (инокинь), и для мирян —
монастырских работников (работниц). Попросту гово-
ря, это была монастырская столовая. Передний угол ее
непременно украшал киот с иконами; из нее вели двери
в подсобные помещения — «хлебодарню», в которой
«хлебодар» раздавал хлеб, и кладовую для хранения
посуды.
Трапезная позволяла храму намного лучше справ-
ляться и со второй (после богослужебной) функцией —
функцией общественного здания, места собраний «ми-
рян»-прихожан по тем или иным важным поводам.
Во избежание обвинений в отступлении от храмо-
строительного канона — от трехчастной планировки —
русские зодчие, вынужденные приспосабливать к суро-
вым климатическим, погодным условиям «дома бо-
жии», как и дома людские, преобразовали уже дав-
ным-давно утративший вероучительное, богослужебное
значение притвор в помещение, защищавшее храм от
стужи, иными словами, обыкновенные сени, в обыкно-
венную прихожую. Таким образом, одна трехчастность
(алтарь — храм — притвор) была как бы стихийно за-
менена на Руси - в России другой трехчастностью
(алтарь — храм — трапеза).
29

Но можно ли считать сугубо христианской особен-
ностью почитание числа «три» как священного, бого-
духновенного числа?
Конечно, нет.
Почитание числа «три», освящение его распростра-
нены практически по всему миру и везде уходят корня-
ми в глубочайшую человеческую древность — в ту эпо-
ху, когда первобытные люди знали только две цифры —
1 и 2. Только две эти самые начальные цифры, как бы
подсказанные им самой природой. И той, которая окру-
жала их, и той, которую они сами в себе воплощали...
Можно предположить, что Солнце, Луна внушили им
понятие единичности. А крылья и лапки птиц, лапы
животных — передние и задние, их собственные руки и
ноги, глаза, уши и ноздри — понятие двойственности,
парности. Итак, только два числительных — 1 и 2; а
дальше — «много», иначе говоря — «все остальное»,
весь остальной бесконечный мир. И не удивительно, что
после того как нашим доисторическим предкам удалось
в умственном развитии своем преодолеть этот познава-
тельный рубеж и освоить цифру 3, то к ней, естест-
венно, сохранилось совершенно особое отношение, как к
«священному числу». «По грамматическому строю пер-
вые три числительных во многих языках резко отлича-
ются от всех прочих... (они) вырабатывались в весьма
далекие времена... еще до эпохи расселения людей», —
пишет исследователь А. И. Бородин.
Бесчисленные свидетельства о том донес до нас
фольклор почти всех народов мира...
«Три сокровища» — японская сказка. «Три брата» —
сказки немецкая, осетинская, чукотская. «Три яйца
принцессы Нага» — бирманская сказка. А присмотри-
тесь к нашей повседневной речи!.. «Заблудился в трех
соснах»... «Наговорил три короба»... «Заплакала в три
ручья»... «Три кола вбито и небом прикрыто».
Согласно так называемой «Симфонии» — фундамен-
тальному указателю словоупотребления в Библии числи-
тельное «три» (во всех грамматических формах) в
Священном писании, включая и проповеди и поучения
Иисуса Христа, встречается около 250 раз. Отцы церк-
ви провозгласили: ubi tres, ibi ecclesia, что значит в пе-
реводе с латинского: «Где трое, там и церковь» (видо-
измененное изречение Христа: «Где двое или трое соб-
30

раны во имя мое, там Я посреди них» (Евангелие от
Матфея, гл. 18, стих 20),
Восточнославянские племена, естественно, не были
исключением в этом всечеловеческом почитании числа
«три», о чем свидетельствует, в частности, любопытная
находка, сделанная в 1957 г. при раскопках в украин-
ском селе Лепесовка. Речь идет о ритуальной глиняной
чаше с тремя ручками, «Трехручные миски практически
неудобны, — пишет академик Б. А. Рыбаков об этой
чаше и об иных, подобных ей археологических приобре-
тениях, — при захвате такой миски за две любые ручки
центр тяжести оказывается вне линии ручек. Очевидно,
наличие трех ручек обусловлено не практическими за-
дачами, а какими-то сакральными представлениями,
связанными с числом 3. Известны более ранние сосуды
из Приднепровья с рельефным изображением трех чело-
веческих рук, поднятых вверх (Гавриловка). Известен
на Балканах новогодний обычай: когда месят в квашне
тесто для «богача» — новогоднего священного хлеба,
то три женщины трижды поднимают квашню к небу,
произнося при этом заклинания».
АЛТАРИ — ТОЛЬКО НА ВОСТОК
Наверное, самое строгое предписание, самое непрелож-
ное установление православного храмостроительного ка-
нона относится не к самой церкви как таковой, ни к
ее планировке, ни к ее архитектурному облику, а к оп-
ределенному — по отношению к странам света — распо-
ложению ее на местности, к определенной ориентации
оси строения. Какой бы храм ни был замыслен — ог-
ромный и величественный или, напротив, самый скром-
ный и заурядный; трехчастный или двухчастный (без
притвора и колокольни); с приделами или без них, но
алтарь (или алтари) его должны быть непременно обра-
щены к востоку и, следовательно, ось всего здания
должна быть сориентирована по направлению восток—
запад. Таково древнее правило не только православного,
но и католического храмостроения (ему не следовали
лишь строители церквей протестантских конфессий, в
частности лютеранства).
Как же истолковывает это правило православное бо-
гословие?
31

Оно трактует такую ориентацию храма, разумеется,
как глубоко символическую, обусловленную, определен-
ную целым комплексом религиозных положений и
представлений, проистекающих из текстов Священного
писания.
Богословы цитируют Библию — и в ее ветхозавет-
ной, и в ее новозаветной частях, не упуская ни единого
упоминания о востоке на ее страницах — ни прямого,
ни косвенного. «И насадил Господь бог рай в Едеме на
востоке; и поместил там человека, которого создал...»
(Книга «Бытие», гл. 2, стих 8). «А для вас, благоговею-
щие пред именем Моим, взойдет Солнце правды...»
(Обращение господа — бога к верующему народу, за-
печатленное в книге пророка Малахии; гл. 4, стих 2)...
Солнце, как известно, восходит только на востоке.
Итак, утверждают православные богословы, храмы
наши обращены алтарями на восток потому, что «поте-
рянный нами рай находился на востоке», потому, что с
востока нагрянет когда-то на греховный род людской
светопреставление, возвещенное трубным гласом архан-
гела. «Пришествие этого дня, который мы ждем и под-
готовляем, — пишет современный церковный литератор
на страницах «Журнала Московской патриархии», —
его восход и символизируется восходом солнца, восто-
ком» 4.
Богословы Русской православной церкви добавили
ко всем этим вымыслам еще один, так сказать, геогра-
фического характера: с востока пришла на Русь хри-
стианская вера, хотя достаточно даже беглого взгляда
на географическую карту, чтобы воочию убедиться в
том, что и Иерусалим, исторический исток христианст-
ва, и Константинополь (с середины XV в. — Стамбул),
откуда тысячелетие назад Русь приняла свое «креще-
ние», — расположены к югу, а отнюдь не к востоку, и
от Киева, и от всей Киевской Руси.
Восточная ориентация православных храмов —
своеобразный отзвук древнейшего культа, который испо-
4 Если восток стал символом христианского добра, то сторона
горизонта, диаметрально противоположная востоку, неизбежно
должна была превратиться в символ того, что противоположно доб-
ру, — в символ зла. И это нашло преломление, в частности, в
«чинопоследовании» крещения, в «древнем обычае при крещении
обращаться лицом к западу, а потом к востоку, в знак отречения
от диавола и сочетания со Христом».
32

ведовали в древности почти все народы, — культа солн-
ца, или, как его определяют исследователи-этнографы,
солярного культа (от латинских слов sol — «солнце» и
solaris — «солнечный»). Почитание животворящего све-
тила, сияющего над всеми континентами и архипелага-
ми, при всем невообразимом многообразии и разнообра-
зии конкретных выражений и воплощении такого по-
читания — и антропоморфных, и зооморфных, — пред-
ставляет собой одну из тех особенностей древнего чело-
веческого бытия, которые присущи были практически
всем земледельческим народам мира. И естественно,
что ежедневный восход солнца, разгоняющего мрак но-
чи, победно торжествующего над ним, был для наших
далеких предков наиболее впечатляющим и волнующим
зрелищем, самым радостным и воодушевляющим метео-
рологическим явлением. И культ солнца таким образом,
был, как правило, сфокусирован, конкретизирован не на
культе солнца вообще, а рассветного, восходящего
над горизонтом солнца и всего восточного небосклона,
Обратимся лишь к некоторым из неисчислимого и
неисчерпаемого множества исторических примеров...
На плато под Каиром, где стоят всемирно известные
пирамиды, в непосредственной близости от столь же
знаменитого Сфинкса — гигантского изваяния фанта-
стического существа с человеческой головой на льви-
ном теле, — сравнительно недавно, в 20—30-х годах
нынешнего столетия, археологи открыли остатки храма
бога солнца — Ра, самого раннего из подобных храмов
в Древнем Египте. Ученые-египтологи высказывают
предположение, что Сфинкс символизировал обожеств-
ленное солнце.
В Древней Греции поклонялись Гелиосу — «блиста-
тельному богу солнца, который светит и бессмертным
богам, и смертным людям». И в высшей степени приме-
чательно, что гигантская скульптура этого божест-
ва — так называемый Колосс Родосский, металличе-
ская (по всей вероятности, медная) статуя высотой око-
ло 40 м, установленная в III в. до н. э. при входе в га-
вань на остров Родос в Эгейском море, — вошла в чи-
сло знаменитых «Семи чудес света». Кроме Гелиоса, в
пантеоне древних греков (а вслед за ними — и в пан-
теоне древних римлян) была еще и богиня утреннего,
восходящего солнца — богиня утренней зари Эос («зла-
33

топерстая Эос» в гомеровской поэме) и соответствен-
но Аврора (в Риме).
Японский аналог Гелиосу — богиня Аматэрасу..,
Япония, поясняет топонимический словарь, — от «нип-
пон»; «ни» — «солнце», «пон» — «страна». Страна
солнца. В Европе, узнавшей о Японии при посредничест-
ве Китая, привилось китайское наименование — «Стра-
на восходящего солнца».
Солнце было в центре религиозных воззрений и ри-
туалов всех трех великих цивилизаций Центральной и
Южной Америки — цивилизаций, созданных ацтеками,
майя и инками и в первой половине XVI в. безжалостно
стертых с лица земли испанскими завоевателями «во
имя торжества христианства».
На центральной площади Теночтитлана, столицы
государства ацтеков, расположенной на том же месте,
где ныне раскинулась столица Мексики, — возвышалась
30-метровой высоты пирамида в честь Уицилопочтли,
бога солнца, а также войны и охоты. У инков, государ-
ство которых процветало некогда на территории сов-
ременного Перу, ему соответствовал бог Инти. Куско,
столицу королевства инков, украшал Корикан — вели-
чественный храм солнца, главнейшая святыня этого на-
рода.
Не будем обходить вниманием и отечественную
историю... В ряду иных божеств народ Древней Руси
почитал солнечного Дажьбога, и не случайно «Слово о
полку Игореве» величает русских князей «внуками
Дажьбога».
Проблески солнечного культа можно уловить даже
там, где, казалось бы, невозможны даже какие бы то
ни было следы его. Праздник Рождества Христова
французы называют «ноэль», а слово это, как предпо-
лагают лингвисты, исследователи французской этимо-
логии, ведет происхождение от сочетания двух слов
древнего кельтского языка — слова «нойо», что озна-
чает «новый» и слова «нэль», что означает «солнце»;
следовательно, «ноэль» — значит «новое солнце», солн-
це после зимнего солнцестояния 5.
5 Любопытно, что поклонение восточному, восходящему солн-
цу, которое исповедовали, в частности, и приверженцы зороастриз-
ма (известные больше как огнепоклонники), послужило причиной
почитания противоположного, западного, небосклона среди испо-
ведующих иудаизм.
34

Что же, в почитании солнца, в чувстве благодарно-
сти ему и восхищения им к людям религиозного миро-
воззрения и мировосприятия — и во времена седой древ-
ности, и в нынешние дни — готовы будут присоеди-
ниться и самые последовательные атеисты. И как ни
вспомнить в этой связи прекрасные слова великого не-
мецкого поэта!
«И если спросят меня, — признался И. В. Гёте в бе-
седе с одним из своих друзей, — соответствует ли моей
натуре поклоняться солнцу? Я... скажу: конечно! Ибо
это тоже откровение высшего начала и притом самое
мощное из всего того, что дано воспринимать нам, де-
тям земли. Я поклоняюсь в нем свету... благодаря кото-
рому мы живем и действуем, а вместе с нами также
все растения и животные. Но если меня спросят, скло-
нен ли я преклонить колена перед костью большого
пальца апостола Петра или Павла, то я скажу: поща-
дите меня и избавьте от этих нелепостей».
Закономерным и логичным проявлением, опосредст-
вованием солярного культа стала ориентация по солн-
цу, по тем или иным точкам его движения по небосводу
в течение года, зданий, строений религиозного, культо-
вого предназначения. Не только храмов, но и, к приме-
ру, погребальных монументов.
Крупнейшая из египетских пирамид — пирамида
Хеопса поразительно точно сориентирована по меридиа-
ну. Древнейший храм солнца, о котором уже шла речь,
сооружен с таким расчетом, что ниша в его стене обра-
щена к точке захода солнца в дни весеннего и осенне-
го равноденствия.
Храмовый комплекс Абу-Симбел, построенный в
XIII столетии до н. э. фараоном Рамзесом II во славу
самому себе и на вечную память о самом себе, уже в ге
отдаленнейшие времена поражал посетителей «чудес-
ным» озарением каменного изображения этого великого
правителя, которое установлено было в святилище, вы-
рубленном глубоко в скале. Дважды в году — 28 фев-
раля (день рождения фараона) и 21 октября (день его
восшествия на трон) — солнечный луч словно пронзал
толщу скалы, высвечивал во тьме святилища изваяние
фараона и спустя несколько минут угасал и исчезал.
Строители святилища с поистине непостижимой даже
для нас — спустя почти три с половиной тысячелетия —
точностью (до миллиметра!) пробили, просверлили в
35

горной породе осветительные каналы, сориентировав,
нацелив их, если так можно будет сказать, со снайпер-
ской точностью на восходящее солнце в дни 22 февраля
и 21 октября.
Комплекс пирамид, имеющих астрономическое пред-
назначение, обнаружен и исследован археологами в Ко-
пане — одной из двух столиц государства майя. Три
из них, расположенные к востоку от центральной, глав-
ной пирамиды, фиксировали три важнейшие точки —
точки восхода солнца в дни летнего и зимнего солнце-
стояния и точку восхода солнца в дни обоих равноден-
ствий — и весеннего, и осеннего.
Ориентация на восходящее солнце была присуща не
только культовым сооружениям, но и захоронениям,
прежде всего захоронениям принесенных в жертву бо-
гу солнца. С этой точки зрения большой интерес пред-
ставляет случайная находка в Чили, в Андах. В 1954 г.
в горах на высоте 5400 м под грудой камней был обнару-
жен хорошо сохранившийся в условиях постоянного
высокогорного мороза труп мальчика, около 500 лет то-
му назад принесенного инками в жертву своему глав-
ному божеству. Ось захоронения заживо погребенного
несчастного ребенка сориентирована была на восход
солнца в день летнего солнцестояния (в Южном полуша-
рии — 23 декабря) — одного из самых крупных рели-
гиозно-государственных праздников в империи инков.
Одним словом, восточная ориентация культовых
сооружений, как говорится, стара как мир и известна
во всем мире. Определяя точнее, не ориентация на во-
сток вообще, а на восходящее солнце. Но и с этой точки
зрения русское церковное зодчество не отличается от
культового зодчества древних народов мира.
... Каждый православный храм, утверждают богосло-
вы, отнюдь не только творение искусства (в данном слу-
чае — архитектурного) но и «безмолвная проповедь в
камне». Каждый храм и каждый монастырь построены,
основаны, сооружены ради прославления того или иного
«чуда» или целого комплекса «чудес», начиная от ос-
новополагающих мифов Священного писания и кончая
необозримым множеством всевозможнейших «чудес»,
приписываемых неисчислимому множеству святых и
«чудотворных икон».
Но многие памятники древнерусского церковного
зодчества и на самом деле являются воплощением чу-
36

дес, истинных чудес, чудес без кавычек, сотворенных
человеческим гением, мастерством их создателей — зод-
чих, каменщиков-строителей, мастеров декоративного
ремесла, И одним из таких чудес, быть может самым
большим, и является чудо ориентации древнерусских
храмов.
Советские ученые поставили перед собой задачу оп-
ределить и измерить — с предельной точностью, с при-
менением современной измерительной геодезической
техники — восточную ориентацию памятников русского
церковного зодчества начального, так называемого
«домонгольского» периода (до нашествия татаро-мон-
голов в середине XIII столетия).
Результаты этих исследований, обобщенные в статье
археолога П. А. Раппопорта, без преувеличения можно
было бы назвать сенсационными.
Стало ясно, что,
во-первых, древнерусские зодчие и каменщики ори-
ентировали сооружаемые ими храмы не куда-то произ-
вольно и приблизительно на восток, а по строго опре-
деленным и не случайно выбранным точкам восточной
части горизонта и
во-вторых, при строительстве они придерживались
этой линии с точностью — при тогдашней крайне при-
митивной технике — поистине изумительной.
Такими ориентирами были:
либо те точки на горизонте, где всходило солнце в
день того церковного праздника или в день поминания
того святого, которым были посвящены сооружаемые
храмы (в эти дни часто и происходила их закладка),
либо те точки горизонта, где всходило солнце в день
(или накануне) закладки храма, вне зависимости от дня
праздника или дня святого, которым он посвящен.
Как известно, солнце в течение года поднимается
над одной и той же точкой горизонта дважды — в пер-
вую половину года (до летнего солнцестояния) и во
вторую его половину (после летнего солнцестояния),
как бы откатываясь по небосклону в противоположную
сторону. Климатические условия заставляли наших
предков начинать строительство только после того,
как сойдет снег и просохнет земля, и закладывать храм
как можно раньше, дабы иметь в своем распоряжении
как можно больше теплого времени. И по этой причине
ориентирами осей сооружаемых церквей могли быть дни
37

праздников и дни поминания святых лишь определен-
ной, весенне-летней части церковного календаря. Начи-
ная с ранней осени храмы на Руси, как правило, уже не
закладывали, не делая при этом исключения даже для
таких очень популярных и почитаемых праздников и
святых, как Рождество и Введение во храм Богородицы
(соответственно 8 сентября и 21 ноября), как Воздви-
жение креста и Михаил-архангел (соответственно
14 сентября и 8 ноября; все даты — по церковному
календарю). Разумеется, храмы в честь праздников и
святых осенне-зимнего времени строили во множестве,
но оси их ориентировали, как правило, на те точки го-
ризонта, где всходило солнце в дни их закладки.
Ученые определили ориентацию наиболее выдаю-
щихся творений древнерусского церковного зодчества.
Исследования эти проводились, разумеется, с необходи-
мым календарным корректированием, вызванным нара-
стающим век от века отставанием Юлианского кален-
даря (которого и ныне придерживается Русская пра-
вославная церковь) от календаря астрономического. В
X в., например, отставание это составляло 6 дней, в
XII в. — 7 и т. д. В текущем столетии эта разница вы-
ражается в 13 днях.
Результаты этих исследований были сопоставлены
с летописными известиями.
Ось собора Бориса и Глеба в Чернигове (XII в), как
и предполагали, указала на ту точку горизонта, где
(в том столетии) всходило солнце 2 мая — в день
праздника этих святых.
Ось Успенского собора Киево-Печерской лавры (за-
ложенного в 1073 г. и взорванного гитлеровцами в
1941 г.), как и предполагали, была направлена на ту
точку горизонта, где в XI в. всходило солнце в день
праздника Успения Богородицы — 15 августа.
Ориентация по дню закладки храма оказалась та-
кой же точной, как и ориентация по дням праздников и
почитания святых. Например, собор Михайлова-Злато-
верхого монастыря в Киеве был сориентирован на ту
точку горизонта, над которой в XII в. поднималось
солнце 11 июля. Именно в этот день в 1108 г., согласно
летописным источникам, и был заложен этот храм.
Таким образом, восточная ориентация древнерусских
церквей заключала в себе определенную информацию —
сведения о посвящении, следовательно, о названии хра-
38

ма и сведения о дне его закладки. И если таких данных
о тех или иных памятниках летописи до нас не донесли
(или же они противоречивы, ненадежны), то историки,
образно говоря, могут обратиться с подобными вопроса-
ми к самим церквам (а если они разрушены — к их
руинам, к их фундаментам).
Так произошло, например, со знаменитой Десятинной
церковью в Киеве — первым каменным христианским
храмом, сооруженным вскоре после введения христиан-
ства. Этот огромный собор — крестово-купольный и
шестистолпный, трехнефный и двадцатипятиглавый,
обнесенный с трех сторон галереей, — заложен был в
989 г. и спустя семь лет освящен. Десятинной церковь
эта была названа потому, что великий князь выделил
одну десятую своих доходов на содержание и храма, и
митрополита со всем его двором. Церковное же назва-
ние для историков долгое время оставалось загадкой.
Известно было только, что храм был посвящен какому-
то богородичному празднику. Но какому? Богородичных
праздников в православном церковном календаре было
немало уже и в те времена.
Решено было обследовать руины Десятинной церк-
ви, которая, став последним оплотом киевлян в день
решающего штурма города ордами Батыя в декабре
1240 г. и последним прибежищем осажденных, сгорела
и рухнула. Еще в 1938—1939 гг. археологи полностью
раскрыли и изучили остатки храма, и поэтому не сос-
тавило большого труда вычислить ось собора и опреде-
лить — на какую точку горизонта она почти тысячу лет
назад была нацелена строителями. Оказалось, что ось
Десятинной церкви пересекала горизонт в той точке, где
в X в. всходило солнце 2 июля. Следовательно, первая
церковь, возведенная на Руси после принятия христи-
анства, посвящена была популярному (и по сей день)
среди верующих православно-византийскому празднику
«Положения ризы Богородицы»,
Еще один подобного рода пример — Спас на Бере-
стове, киевская церковь, впервые упоминаемая в ле-
тописи под 1072 годом. Название ее свидетельствует о
том, что она посвящена была одному из «Спасовых»
(т. е. Иисусовых) праздников. Но какому? Ответа на
этот вопрос летописи не давали, и на него «ответил»
сам храм. Ось его показала на ту точку горизонта, где
в XI в. всходило солнце 6 августа. Следовательно, цер-
39

ковь в резиденций киевских князей (в ней в 1157 г.
похоронен князь Юрии Долгорукий) посвящена была
не менее чем праздник «Ризположения», популярному
на Руси празднику «Преображение господне».
Не менее любопытна история исследования Успен-
ского собора во Владимире. Год его закладки по пове-
дению князя Андрея Боголюбского — 1158-й. Но не
было ясности в дне закладки.
«Заложи Андрей в Володимери церковь камену свя-
тую Богородицю, — сообщала одна летопись, — ме-
сяца апреля в 8, в день святого апостола Родиона, во
вторник...» Другая летопись приводила иную дату:
князь Андрей «нача зъдати (строить. — А. Ш.) другой
град Володимер и заложи третью церков камену свя-
тые Богородица... месяца маия в 8».
Так 8 апреля или 8 мая?
За разрешением хронологического противоречия
обратились... к самому собору. Ось его указала на ту
точку горизонта, над которой в XII в поднималось солн-
це 7 мая. Следовательно, верной оказалась более позд-
няя, майская дата; осевая линия будущего собора, как
можно полагать, была прочерчена на строительной пло-
щадке ранним утром накануне закладки.
Конечно, для того чтобы прочертить линию в сторо-
ну показавшегося над горизонтом солнца, большого ис-
кусства не требуется. Но вот построить в те времена,
при тогдашней технике здание значительных размеров и
сложной конструкции с такой точностью по отношению
к этой линии, в таком соответствии с ней, что спустя
несколько столетий с помощью уже современных изме-
рительных приборов оказалось возможным эту ось опре-
делить,— это свидетельство изумительного строитель-
ного искусства, истинного чуда, сотворенного талан-
том и мастерством.
Не следует, однако, думать, что все древнерусские
храмы сориентированы исключительно на восходы солн-
ца. Некоторые из них сориентированы на геометриче-
ский восток, определяемый, как предполагают, по По-
лярной звезде. К числу их, например, относится цер-
ковь Бориса и Глеба в Вышгороде (город на Днепре,
выше Киева; известен с 945 г.), Михайловский собор
Выдубицкого монастыря в Киеве и одноименный собор
в Переяславе (с 1943 г. — Переяслав-Хмельницкий). По
всей вероятности, строго восточная ориентация двух
40

последних храмов вызвана тем, что закладка их в «Ми-
хайлов день», т. е. поздней осенью, вернее даже уже в
начале зимы, была исключена.
Как установил позднее другой советский исследова-
тель — кандидат архитектуры Р. М. Гаряев, избира-
тельная и точная ориентация была присуща не только
церквам, но и окнам церквей, точнее говоря, окнам ал-
тарных абсид, — узким и высоким прорезям, напоми-
нающим амбразуры. По древним храмостроительным
правилам они должны быть расположены строго по оси
абсидных полукружий. Но оказалось — не всегда...
Озадаченный асимметричным расположением абсид-
ного окна одной из суздальских церквей, Р. М. Гаряев
задался целью, во-первых, обследовать другие памятни-
ки древнерусского церковного зодчества (есть ли еще
подобные аномалии?) и, во-вторых, если такие анома-
лии не единичны, постараться объяснить их.
Исследовано было свыше двухсот храмов, соору-
женных в течение почти целого тысячелетия (XI —
XIX вв.): 112 — в Москве, 50 — в Новгороде и 47 — в
Суздале; иными словами, наследие трех основных древ-
нерусских архитектурных школ — московской, новго-
родской и владимиро-суздальской. О своих изысканиях
автор рассказал на страницах журнала «Наука и
жизнь» (1984.— № 1) в статье «Выбор русского зодче-
го».
Оказалось, что храмостроители смещали алтарные
окна в южную сторону, руководствуясь не какими-то
вероучительными, каноническими, а чисто практически-
ми правилами, можно сказать, житейскими соображе-
ниями — желанием продлить освещение алтаря сол-
нечным светом. Но наряду с южным смещением алтар-
ных окон были выявлены и случаи их северного смеще-
ния. Выходит, осветительная цель была не единствен-
ной, которой руководствовались, возводя алтарные сте-
ны, строители церквей. Оказалось, что они «нацелива-
ли» оконные прорези на центральные, соборные, наибо-
лее почитаемые церкви того или иного города. Так, од-
но из алтарных окон церкви Бориса и Глеба в Щипачи-
хе, пригородной слободы Суздаля, сориентировано бы-
ло в сторону центрального храма города — собора Рож-
дества Богородицы, и им можно было свободно любо-
ваться, стоя против этого весьма основательно сдвину-
того к северу окна.
41

P. M. Гаряев продолжил исследование восточной
ориентации памятников русского церковного зодчества
главным образом на московском материале (почти три
сотни церквей). С результатами этого исследования,
представляющими для нас исключительный интерес, мы
сейчас и познакомимся.
Для более ясного и четкого понимания того, о чем
пойдет речь, было бы очень полезно представить себе
(а еще лучше — начертить на листке бумаги) про-
стенькую схему в виде равновеликого креста, пересече-
ния вертикальной и горизонтальной линий. Географиче-
ские координаты, вертикальная — меридиан (долгота),
горизонтальная — параллель (широта). Вертикальная
линия: вверху — север, внизу — юг. Горизонтальная
линия: справа — восток, слева — запад. Точка пересе-
чения их — место сооружения храма. Поставив в эту
точку острие циркуля, очертим круг горизонта, види-
мого со строительной площадки.
На протяжении года солнце выходит из-за горизонта
на значительной части восточной (правой) стороны это-
го круга. От летнего солнцестояния на юго-востоке до
зимнего солнцестояния на северо-востоке. Обследование
287 московских храмов показало, что строители их яв-
но предпочитали северо-восточную ориентацию (201
храм, или 70%). Почему? Может быть, следуя каким-то
религиозно-символическим предписаниям? Ни в коем
случае. Они поступали так потому лишь, что, как уже
было сказано, любое строительство, в том числе церков-
ное, в силу климатических условий разумнее было на-
чинать весной, имея в запасе все теплое время года.
Таков «храмостроительный канон», но не церковный, а
трудовой, ремесленный. Не мистический, а совершенно
рациональный. И он, разумеется, служил непреложным
руководством для каменных дел мастеров не только в
Москве, но и во всей Руси-России. В частности, и в
Вятской епархии, где большинство из 397 храмозданных
грамот, выданных епархиальными властями в XVI—
XX вв., датировано мартом.
Большинство, но не все. Нет правила без исключе-
ния, гласит древняя мудрость, и это полностью относит-
ся и к тому правилу, о котором идет речь. И примени-
тельно к Вятской епархии, и ко всем остальным епар-
хиям, и ко всем градам и весям. Те или иные храмы по
тем или иным причинам могли быть заложены и в бо-
42

лее позднее время года, что, скорее всего, могло быть
обусловлено выбором праздника, святого, «чудотворной
иконы», которым посвящали храм и которые значились
в церковном календаре в летние и осенние месяцы. Так,
35 московских церквей из 287 обследованных Р. М. Га-
ряевым (т. е. 12%) были сориентированы строго на
восток, а 51 церковь (т. е. 18%) — на юго-восток, что
позволяет предполагать их закладку в летне-осеннюю
пору.
В исторической перспективе, по мере приближения
храмостроительства к нашему времени, вольность в
ориентации церквей все более и более возрастала.
На широте Москвы самый северный азимут восхода
солнца — 430, отсчитываемых на нашей схеме по ок-
ружности от меридиональной (вертикальной) линии
вправо, в сторону широтной (горизонтальной) линии,
означающей 90о. Казалось бы, что при соблюдении ве-
ковых храмостроительных правил и традиций просто
невозможно, немыслимо построение церквей, оси кото-
рых были бы сориентированы на те точки горизонта,
где солнце вообще никогда не всходит, т. е. с азимутом
менее 430. К немалому удивлению исследователей, ока-
залось, что такие храмы не только существуют, но и
число их достаточно велико. Например, из 287 москов-
ских церквей, включенных в круг исследования, 26
(т. е. почти каждая десятая) своими азимутами6 «пере-
ступили» этот рубеж. Церковь Николы на Студенцах
(на Таганской улице) — 280, церковь Успения в Печат-
никах (Сретенские ворота, угол Сретенки и Рождест-
венского бульвара) — 250, церковь Знамения (на ули-
це Грановского) — 190. Примечательно, что все это —
строения не слишком глубокой старины, наследие эпохи
наивысшего расцвета национальной архитектуры (преж-
де всего и главным образом — церковной, эпоха не-
сравненного и прославленного Московского, или На-
рышкинского, барокко), когда градостроительные пра-
вила приобрели очень большое значение и влияние их
стало преобладать над многовековой традицией, про-
истекающей из церковного храмостроительного канона.
И этот процесс все более и более утверждался. Обе
6 Азимут — в данном случае угол, образуемый меридианом,
пересекающим месторасположение храма, и осью храма, прочер-
ченной к востоку.
#3

церкви, сооруженные в Черноостровском монастыре
Малоярославца в начале XIX столетия, азимутами свои-
ми пересекли меридиональную линию (один — на б0,
другой на 140) и стали православными храмами не севе-
ро-восточной, а северо-западной ориентации. Как приня-
то говорить в таких случаях, невероятно, но факт.
Выводы, сформулированные Р. М. Гаряевым, вы-
страивают перед нами в высшей степени примечатель-
ную перспективу постепенного, но неуклонного отступ-
ления, отмирания храмостроительного канона, предпи-
сывающего совершенно обязательную восточную ориен-
тацию алтарей — перспективу постепенного, но неук-
лонного возобладания над религиозными символами
принципиально иных правил и соображений.
Исследователь делит всю — почти тысячелетнюю —
историю русского церковного зодчества на три перио-
да, которые условно можно было бы обозначить как
древний (главным образом «домонгольская» эпоха),
средний (XV в.— начало XVIII в.) и новый (XVIII —
XX вв.).
Древний период. Символико-каноническое предпи-
сание о восточной (точнее говоря, «восходной», если
так можно будет выразиться) ориентации храмов — в
полной силе.
Средний период. Противоборство градостроительной
ситуации и храмостроительного канона. С одной сторо-
ны — все более и более крепнущее желание гармонично
и логично «вписывать» новые церкви в уже существую-
щую городскую среду. С другой — подчинение храмост-
роительному канону, предписывающему ориентировать
алтари на восточную часть горизонта. Уже нередки слу-
чаи отступления от этого канона в пользу градострои-
тельной ситуации. Канону следуют, как правило, уже
только в тех случаях, когда он не вступает в противоре-
чие с градостроительными принципами и правилами, в
частности, не мешает ставить церкви либо перпендику-
лярно улице, с выходом на нее колокольни и главных,
центральных дверей, либо параллельно ей, открывая
северный или южной фасад. Это имело место на улицах
либо меридионального (с севера на юг или с юга на се-
вер), либо широтного (с востока на запад или с запада
на восток) направления. Не случайно такие канониче-
ские — по ориентации своей — церкви появлялись на
Пятницкой, на Большой и Малой Ордынках (последняя
44

переименована в улицу A. Н. Островского), пролегаю-
щим по Замоскворечью почти строго на юг, на Рождест-
венке (ныне — улица Жданова), идущей от центра в
северном направлении.
И наконец, новый период. Церковный храмострои-
тельный канон почти полностью капитулировал перед
правилами регулярной застройки, перед требованием
ставить любые новые здания (в том числе и церковные)
соответственно так называемым красным линиям7. «По-
ложение храмов предопределялось уже в мастерской
зодчего до начала строительства, — подчеркивает
Р. М. Гаряев, — и не имело ничего общего с восхожде-
нием солнца при закладке здания». Азимуты церквей
стали отклоняться от строго восточной ориентации на
120о и даже 1800 (!). Отклонение на 1800 означает, что
православная церковь построена алтарем точно на за-
пад.
РУСЛО ОСНОВНЫХ ЗАКОНОМЕРНОСТЕЙ
Восприятие и понимание древнерусского церковного
зодчества самыми широкими кругами общественности,
людьми, не имеющими никакого отношения к историко-
искусствоведческим проблемам, весьма далеки от исто-
рической реальности, страдают, если так можно выра-
зиться, наивной, но тем не менее весьма стойкой анти-
историчностью. И поэтому одна из главных задач в этой
области научно-атеистического просвещения состоит в
том, чтобы наглядно и убедительно показать ошибоч-
ность и несостоятельность подобного восприятия, подоб-
ного понимания древнерусского церковного зодчества,
подобных представлений о судьбах его творений, помня
о том, что это восприятие, эти представления — при
всей их антиисторичности — кажутся тем не менее чем-
то совершенно бесспорным, само собой разумеющимся,
азбучно-общеизвестным и азбучно-бесспорным.
Если попытаться обобщенно охарактеризовать и су-
щество таких заблуждений, таких ошибочных представ-
лений, и их исток, их причины, то можно сказать, что
7 «Красная линия» — условная граница, отделяющая проез-
жую часть улицы, проезда, магистрали, площади от территории
застройки.
45

древнерусское церковное зодчество фактически упо-
добляют зодчеству позднейших времен, включая и сов-
ременную эпоху, как бы отождествляют с ним. Иными
словами, характерные черты и закономерности, прису-
щие зодчеству позднейших эпох и современности, как
бы «проецируются» на мир памятников старинного
церковного зодчества.
Какие же характерные черты и закономерности при-
сущи зодчеству Нового времени, исходный рубеж кото-
рого можно условно отнести к началу XVIII столетия, и
зодчеству современной эпохи?
На наш взгляд, таких особенностей четыре.
Первая. Ясное и определенное авторство строений.
Вторая. Столь же ясные и определенные хронологи-
ческие данные: дата закладки, начала строительства,
продолжительность строительных работ и, наконец, да-
та их завершения (по отношению к культовым здани-
ям — дата «освящения храма»).
Третья. Определенная неприкосновенность архитек-
турного творения, имеющего общепризнанную художест-
венную ценность. Его запрещено, по меньшей мере не
принято, кому-то другому (или другим) капитально пе-
рестраивать, переделывать, существенно дополнять или
серьезно искажать теми или иными перестройками,
пристройками и т. п.
Четвертая. Тот или иной архитектурный памятник,
так сказать, не приносят в жертву новому творению
зодчества, используя уже существующее строение, неза-
висимо от его сохранности, как некую строительную
основу, уже готовый фундамент для нового строения.
Архитектуру Нового и новейшего времени и архи-
тектуру современной эпохи можно сравнить с художест-
венной литературой, уподобив здания книгам,
создаваемым определенными авторами (выступаю-
щими нередко и в содружестве, в соавторстве),
имеющим четкие, определенные «выходные данные»,
защищенным (и традицией, и законом) от дописы-
ваний, переделок и т. п. без согласия на то автора или
авторов (не говоря уже о том, чтобы использовать со-
держание книги просто как собственный материал).
В мире древнерусского церковного зодчества, в судь-
бах его творений, в том числе и самых выдающихся и
прославленных, попросту говоря, все не так. И в этом,
46

кстати сказать, оно схоже с древнерусской словес-
ностью, литературой.
Начнем с авторства. К великому нашему сожалению,
творения древнерусского церковного зодчества, за ред-
чайшим исключением, — безымянны, анонимны Неве-
домы имена зодчих, оставивших в наследие нам такие
замечательные творения, как Троицкий собор Троице-
Сергиевой лавры и его архитектурный сверстник —
собор Спаса Нерукотворного в бывшем Спасо-Андро-
никовом монастыре в Москве, кстати, древнейшее (из
сохранившихся) здание нашей столицы. Имена зодчих
и «каменного дела мастеров», донесенные до нас из
глубины веков и запечатленные на страницах летопи-
сей или каких-либо иных исторических документов,
можно в буквальном смысле слова пересчитать по паль-
цам. Но много ли говорят нам эти имена?.. По счастли-
вой случайности, например, до нас дошли имена созда-
телей такого прекраснейшего и удивительнейшего ше-
девра не только русской, но и мировой архитектуры,
как Покровский собор (Храм Василия Блаженного) на
Красной площади в Москве: Постник (или Посник) и
Барма, Сведения о них настолько скудны и темны, что
само содружество это поставлено под вопрос некоторы-
ми историками, признающими реальность только одно-
го зодчего — Постника (Посника) и видящими в Барме
лишь его прозвище. Более определенно можно говорить
об архитекторе-строителе церкви Исидора в Ростове
Великом, в стене которой сохранилась доска с высечен-
ной на ней надписью: «Государев мастер Андрей Ма-
лой». «Подписной храм» — в древнерусском церковном
зодчестве явление — увы! — чрезвычайно редкое.
В прискорбно малом списке древнерусских архитек-
торов-строителей, имена которых донесла до нас исто-
рия, мы видим и зодчих Старцевых — Осипа Дмитрие-
вича и Дмитрия Михайловича. Первому из них припи-
сывается создание церкви Николы на Болвановке
(1702—1712 гг.), стоящей на Таганской площади. Оста-
новимся на этих именах более подробно.
Казалось бы, перед нами — доброе исключение из
правила: известны и фамилии, и имена, и даже отчест-
ва. Но это только на первый взгляд.
Начать с того, что лишь благодаря кропотливым и
настойчивым изысканиям советских историков-искус-
ствоведов удалось установить, как говорится, кто есть
47

кто в этой паре. Дмитрий Михайлович Старцев оказал-
ся отцом Осипа Дмитриевича Старцева, а не каким-ли-
бо иным родственником или однофамильцем.
Биографические сведения об Осипе Старцеве ничтож-
ны; год рождения не известен, умер после 1714 года.
Два года спустя после завершения строительства
церкви Николы на Болвановке Осипа Старцева вместе
со многими другими зодчими и «каменного дела масте-
рами» постиг жестокий удар: император Петр I ради
скорейшего возведения Петербурга, заложенного за
одиннадцать лет до этого в устье Невы, запретил ка-
менное строительство во всем государстве. И уже немо-
лодой зодчий, лишившись возможности заниматься лю-
бимым делом — делом всей его жизни, постригся в мо-
нахи и умер в одном из московских монастырей. Отсюда
и эта неопределенная дата — после 1714 года... Что же
касается отца его — Дмитрия Михайловича, то о его
жизни не известно даже этого.
Этой почти беспросветной безымянности древнерус-
ского церковного зодчества может быть дано по мень-
шей мере два объяснения. В этом повинны и само рели-
гиозное мировоззрение, и церковная иерархия.
Безымянность творчества, искусства была харак-
терна не только для старинного зодчества, но и для все-
го средневекового искусства (и конечно, не только для
Руси - России). Подобную картину наблюдаем мы и в
древнерусской иконописи, и в значительной мере — в
древнерусской литературе. Таковы были правила, тради-
ции, представления людей той эпохи, проистекающие в
конечном счете из христианского мировоззрения, про-
низанного и пропитанного духом «смирения», самоуни-
жения, «борьбы с гордыней человеческой» и т. п.
Вторая причина имеет уже социально-классовую по-
доплеку. В глазах «князей церкви» — высших церков-
ных иерархов и сановников, епархиальных архиереев и
настоятелей и настоятельниц монастырей зодчий был
всего лишь кем-то вроде старшего каменщика, нанятого,
подобно остальным каменщикам, за определенную
плату — и деньгами, и «кормом» — для возведения со-
бора, церкви или каких-либо иных строений, например
трапезных, «братских корпусов» и т. п. И не прихо-
дится удивляться тому, что при таком спесиво-высоко-
мерном отношении к «каменного дела мастерам» цер-
ковники считали ниже достоинства своего отразить, за-
43

печатлеть в соответствующих документах имена зод-
чих, не удосуживались сохранить для будущих времени
и поколений их «холопские клички».
При таком отношении к авторству в архитектурном
творчестве, в частности в древнерусском церковном зод-
честве, не приходится удивляться и тому, что создания
его в последующие времена переделывали, перестраи-
вали, искажали без тени сомнения в правомерности, до-
пустимости подобного отношения к ним, с абсолютно
спокойной совестью, сплошь и рядом руководствуясь
при этом всякими практическими, житейскими сообра-
жениями и целями, не считаясь с каноническими пред-
писаниями и правилами, которых придерживались не-
когда безвестные мастера.
Такова истинная картина с авторством в древнерус-
ском церковном зодчестве. Не лучше обстоит дело с
хронологией.
Сведения о точных, определенных датах закладки и
освящения храмов, а также значительных приделов
его — такая же исключительная редкость, как и име-
на архитекторов, руководивших сооружениями культо-
вых зданий. В качестве такого исключения можно наз-
вать дату закладки белокаменного Успенского собора в
Московском Кремле (предшественника современного
Успенского собора) — 4 августа 1326 г. Но в подавляю-
щем большинстве своем старинные соборы и церкви
условно датируются первым упоминанием о них в лето-
писных или каких-либо иных исторических документах.
Пример подобной датировки дает нам церковь
Ильи Обыденного в Москве, в районе улицы Остоженки.
Все, что можно сказать с полной уверенностью, — так
это то, что в августе 1612 г. этот храм (вернее будет ска-
зать, не современный, кирпичный, существующий с
1702 г., а его бревенчатый предшественник) уже стоял
здесь, ибо его вскользь упомянул в своем «Сказании»
крупный церковно-политический деятель эпохи польско-
литовско-шведской интервенции (так называемого
«смутного времени») Авраамий Палицын, келарь Трои-
це-Сергиева монастыря. Авраамий вспоминает, что
24 августа 1612 г. он по просьбе - по приглашению кня-
зя Дмитрия Пожарского и Кузьмы Минина «молебная
совершающе... моляшеся о побеждении на врага на ме-
сте идеже был обыденный храм во имя пророка Ильи».
49

Сохранившиеся до нашего времени памятники древ-
нерусского церковного зодчества — в подавляющем
большинстве своем — не были сооружены когда-то на
каком-то свободном пространстве, а построены были на
месте старых соборов и церквей — своих непосредствен-
ных предшественников. Образно говоря, два, три, а то и
четыре «поколения». Первое, изначальное строение бы-
вало, как правило, деревянным, бревенчатым. Второе
нередко белокаменным; картина, типичная, в частно-
сти, для Москвы, в архитектурной истории которой бе-
лый камень (известняк, в изобилии встречающийся в
окрестностях столицы) составил целую эпоху и даже
дал городу его общеизвестное поэтическое определение,
А завершающее, замыкающее «поколение» бывало,
как правило, кирпичным.
С точки зрения исследования проблем, которым пос-
вящена данная брошюра, важно отметить, подчеркнуть,
что «взаимоотношения» между этими аллегорическими
«поколениями» бывали сплошь и рядом далеко не без-
обидными. Если белокаменное или кирпичное «поколе-
ние» возводили на месте, просто расчищенном от бре-
вен и досок обветшавшей или обгоревшей церкви (воз-
можно, представлявшей собой истинный шедевр дере-
вянного храмостроительства), то при последующей «сме-
не поколений» для нового храма запросто могли быть
использованы части (и нередко весьма значительные)
предшествующего белокаменного или кирпичного хра-
ма. В результате этого возникал не совместимый ни с
какими каноническими правилами и предписаниями сим-
биоз «отца» и «сына» или «сына» и «внука», причудли-
вое сочетание обоих зданий.
Таким строением является, к примеру, церковь Ни-
киты, что на Швивой горке (или что за Яузой) в райо-
не Котельнической набережной в Москве. Сохранив-
шийся до наших дней (и прекрасно реставрированный в
послевоенные годы по проекту и под руководством из-
вестного архитектора Л. А. Давида) кирпичный храм
был построен в 1595 г. (пример точной датировки по об-
наруженной в стене церкви «закладной доски»; имя зод-
чего в отличие от имени богатого жертвователя эта до-
ска, однако, не сообщила). При возведении его были
использованы стены его белокаменного предшественни-
ка. Если прибегнуть к сравнению из области зубоврачеб-
ного дела, то можно было бы сказать, что кирпичная
50

коронка укреплена была на остатках белокаменного зу-
ба.
Такой же путь (деревянная — белокаменная — кир-
пичная) прошла и знаменитая московская церковь Всех
святых на Кулишках (на современной площади Ноги-
на) — один из самых значительных и важных для на-
шего патриотического сознания памятников эпохи борь-
бы Московской Руси за свержение золотоордынского
ига, Церковь эта поставлена была (в исконном, дере-
вянном варианте) по воле великого князя Дмитрия
Донского вскоре после Куликовской битвы в память и
во славу всех павших на поле брани русских воинов.
И наконец, последняя (из затронутых нами) харак-
терных особенностей древнерусского церковного зод-
чества, коренным образом отличающих его от архитек-
туры новейшего времени и современности.
«Москва не сразу строилась». Общеизвестная и с
исторической точки зрения глубоко верная пословица,
она полностью справедлива и по отношению практиче-
ски к каждой из составных частиц древнего городского
пласта. В том числе и, быть может, в первую очередь —
почти к каждому памятнику старинного московского
церковного зодчества. Подобно тому, как город склады-
вался и разрастался постепенно,—где гармонично, где
дисгармонично, противоречиво, попросту говоря, неск-
ладно, — так и памятники старинного церковного зод-
чества в подавляющем большинстве своем постепенно
складывались и разрастались на протяжении многих
десятилетий и даже столетий — где гармонично, где
дисгармонично, противоречиво, порой до нелепости, и
разумеется, без оглядки на предписания православного
храмостроительного канона. Напоминая уже знакомое
вам образное сравнение, можно сказать, что новые
зодчие — новые авторы запросто «присочиняли» к чу-
жому творению новые «главы» и даже новые «части».
Не было, конечно, никакого единого архитектурного
проекта, никакого, так сказать, сквозного архитектур-
ного замысла, которых бы придерживались, которым бы
следовали зодчие и строители разных поколений и ве-
ков. Напротив, сплошь и рядом каждая эпоха в разви-
тии зодчества, каждое поколение и каждая школа зод-
чих руководствовались собственными соображениями,
вкусами, практическими надобностями.
В христианском вероучении, в православном бого-
51

словии есть понятие «богодухновенность», согласно ко-
торому «авторство» так называемого Священного писа-
ния (Библии с входящим в ее состав Новым заветом)
принадлежит самому господу-богу; и всевышний как
бы продиктовал его своим избранникам-пророкам,
проповедникам, праведникам. И поэтому, строжайше
предостерегает церковь, нельзя ни в коем случае даже
прикасаться к «богодухновенным» текстам, заменять
или переставлять в них хотя бы единое слово, не гово-
ря уже о том, чтобы переписывать или редактировать
их, дополнять их новыми главами, эпизодами, вставка-
ми. Любой христианской церковью это всегда расцени-
валось как страшное кощунство, как смертный грех.
Но ведь, строго говоря, архитектурный облик христи-
анского храма, этого, по учению церкви, «образа неба
на земле», т. е. иными словами, «божественного откро-
вения» на беззвучном языке зодчества, тоже «богодух-
новенен» и по сей причине совершенно неприкосновенен
для рук грешных смертных, и его тоже нельзя изменять,
переделывать, дополнять... Но в мире старинного цер-
ковного зодчества мы видим непрестанные и практиче-
ски повсеместные изменения и храмов, и в храмах по
воле людей, разрастание церквей и «вширь», и «вверх».
Такова истинная, фактически верная картина исто-
рического развития древнерусского церковного зодчест-
ва, таковы драматические судьбы его творений, в том
числе и наиболее значительных и интересных.
Незнание истории, ее объективных закономерностей,
ее реальных процессов неизбежно приводит к идеализа-
ции прошлого, к невольному приукрашиванию его, к
наивным представлениям о старинном церковном зод-
честве как о каком-то вовек в неприкосновенности пре-
бывающем сказочном мире соборов, церквей, иноческих
обителей, неукоснительно воплотивших в своем облике,
в своей планировке религиозные, православно-христи-
анские символы.
Все эти закономерности можно наглядно проиллюст-
рировать результатами интересного историко-искусст-
воведческого исследования, проведенного московским
архитектором-реставратором А. И. Окуневым,
Исследователь задался целью проследить и проана-
лизировать пути развития (перестроек и иных измене-
ний) памятников старинного московского церковного
зодчества, расположенных в историческом ядре горо-
52

да —границах Земляного вала (ныне Садового кольца)
на протяжении двух с половиной столетий — с середи-
ны XVII в. до последних предреволюционных лет. Точ-
нее: с 1657 г., когда написана была так называемая
«Строельная книга»,— до 1915 г., когда вышел в свет
справочник М. Александровского «Указатель москов-
ских церквей». Промежуточной вехой (или промежуточ-
ным рубежом) в данном исследовании стала первая
четверть XVIII столетия, когда в 1722—1726 гг., была
составлена «Имянная подушная книга», содержавшая
краткие, но достаточно определенные и полные архи-
тектурные характеристики московских церквей.
Подобно тому как молекула складывается из атомов
в различных их комбинациях, русский православный
храм представляет собою комбинацию (композицию)
четырех основных элементов, так сказать, архитектур-
ных «атомов»: собственно храма с алтарным выступом
(одна или три абсиды), придела (или приделов), тра-
пезной, или трапезы, и наконец, колокольни. Разумеет-
ся, совсем не обязательно, чтобы каждый памятник цер-
ковного зодчества имел все четыре этих элемента. Из-
вестны храмы и из трех, и из двух элементов, и даже из
одного (храм без каких-либо пристроек).
Начать надо с того, что к храму — в его, так ска-
зать, «элементарном», исходном виде — сбоку (слева
или справа — в зависимости от планировки церковного
двора) вплотную пристраивали придел, т. е. самостоя-
тельный храм меньших размеров, со своим алтарем и
иконостасом. К 1722—1726 гг. таких однопридельных
церквей в Москве было уже более половины от их об-
щего числа — 102 из 194 (в пределах Земляного вала).
По прошествии некоторого времени, долгого или,
напротив, совсем недолгого, с другой стороны храма —
с другого боку его очень часто появлялся второй при-
дел. Согласно выводам А. И. Окунева, перерастание
однопридельных храмов в двухпридельные было «стол-
бовой дорогой» эволюции архитектурных композиций
старинных московских церквей в течение двух столе-
тий (1722—1726 гг.—1915 г.). 58 однопридельных хра-
мов превратились в двухпридельные.
Но и на этом разрастание храмов по горизонтали не
прекращалось — к приделам как с одной, так и с дру-
гой стороны пристраивали новые приделы, и случалось
53

так, что размеры храма в ширину (в направлении се-
вер—юг) не уступали уже его размерам в длину (в
направлении восток — запад), а то и превышали их. О
каком-либо подобии храма кораблю уже не могло быть
и речи; скорее можно было говорить о речном буксире,
ведущем баржи, причаленные к его бортам (на языке
речников — «под крылом»). К 1915 г. такие церкви
составляли большинство приходских в пределах Земля-
ного вала — 103 храма.
Другая тенденция в эволюции архитектурной компо-
зиции московских церквей — постройка нового храма
бок о бок с уже существующим — появлялся как бы
сдвоенный храм.
Сдвоенные храмы, в свою очередь, обрастали приде-
лами так же, как и обычные (одиночные) храмы, — по
два, по четыре придела. Со временем в число приделов
попадал один из храмов, который как бы «понижали в
звании» и который как бы отступал на второй план,
«попадал в подчинение» к бывшему «собрату», «напар-
нику».
Церкви расширялись не только за счет приделов, но
и за счет трапезных, или трапез. Вместе с трапезой у
другого (западного) ее торца часто поднималась коло-
кольня — шатровая или (в более поздние времена)
ярусная.
Менее интенсивно московские церкви росли и
ввысь, превращаясь в двухъярусные (двухэтажные).
Над существующей церковью сооружали еще одну;
двухэтажными становились соответственно и алтарные
выступы. Это не исключало расширение храма по гори-
зонтали — пристройкой приделов. Второй ярус мог вы-
расти над храмом, уже имеющим придел или приделы.
В свою очередь придел или приделы могли появиться
после надстройки. Естественно, строительство второго
этажа было делом несравненно более сложным, хлопот-
ным и главное — дорогостоящим, нежели пристройка
придела (при строительстве приделов службы в храме
могли идти без всяких перерывов и помех, и таким об-
разом, благосостоянию причта ничто не угрожало). И
поэтому не случайно примеров вертикального нараста-
ния храмов значительно меньше, чем примеров их го-
ризонтального разрастания. Если в 1722—1726 гг. в
Москве насчитывалось 14 двухъярусных храмов, то к
54

1915 г. и это весьма незначительное число сократилось
до 12.
Какими же мотивами и соображениями можно объ-
яснить эволюцию архитектурных композиций старинных
московских церквей и те или иные конкретные тенден-
ции этой эволюции?
Какими угодно, но только не религиозными, не ве-
роучительными.
За всей этой сложной, динамичной и пестрой карти-
ной стоят чисто житейские, человеческие побудитель-
ные мотивы и соображения.
В первую очередь возрастающая численность город-
ского населения и одновременно обостряющаяся нехват-
ка свободной городской территории, прежде всего в
городском ядре. В храмах становилось все теснее и
теснее; многие прихожане — особенно в дни крупней-
ших праздников — не могли попасть в храм, а это не
могло не отражаться на доходах причта. Пристроить
придел было намного проще, быстрее и главное де-
шевле, чем сооружать новый храм, как и положено, с
церковным двором, с домом для причта; для нового
храма еще нужно было найти поблизости свободное ме-
сто. А если уж и строить новый храм, то лучше не на
отшибе, а бок о бок с существующим. Во всех случа-
ях — очень важное обстоятельство! — приход не дро-
бился, и доходы причта не страдали.
По таким же соображениям надстраивали храмы.
Но на это, видимо, шли тогда, когда для приделов места
вообще не было (или уже не было, в тех случаях, когда
придел и приделы уже существовали, но потребность в
расширении церкви все же не была удовлетворена в до-
статочной степени).
Ярусные колокольни постепенно вытесняли шатро-
вые по той причине, что их можно было строить более
высокими, и колокола на них могли быть подняты зна-
чительно выше, чем на шатровых колокольнях. А это не-
обходимо было потому, что одноэтажная, попросту гово-
ря, избяная, Москва, по крайней мере в центральной ча-
сти своей, постепенно превращалась в Москву двух- и
даже трехэтажную, и колокола, естественно, должны
были звонить уже с большей высоты. И приходилось
отказываться от шатровых колоколен, несмотря на их
красоту, живописность и акустические достоинства; это-
му процессу к тому же способствовало и утверждение
55

новых, европейских архитектурных стилей, с которыми
чисто русское шатровое завершение уже никак не могло
быть соединено.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
В развитии русского зодчества (не только культового,
но и гражданского, «светского») мы наблюдаем две
главные, магистральные тенденции, действующие одно-
временно, параллельно, в переплетении.
Первая представляет собой чрезвычайно характер-
ную для русского зодчества особенность;
вторая характерна и почти для всех других нацио-
нальных архитектур.
Первая затрагивает техническую, строительную об-
ласть, касается основного строительного материала;
вторая — имеет отношение непосредственно к само-
му архитектурному искусству, к его стилям, основным
направлениям его развития.
Первую тенденцию можно сформулировать в сле-
дующих словах: каменное зодчество (и культовое, и
гражданское) вырастает из зодчества деревянного.
Вторую можно обозначить так: зодчество культовое,
церковное вырастает из зодчества гражданского, «светс-
кого».
Иначе говоря:
камень вырастает из дерева8,
храм вырастает из хором.
«Храм»-«хоромы» — это отнюдь не игра слов. И
церковнославянский «храм», и древнерусские «хоромы»
(принято употреблять во множественном числе, в един-
ственном числе редко — «хоромина») — восходят к
одной и той же древнейшей лексической форме, которая
в различных языковых стихиях подпала под действие
различных процессов в развитии живой славянской ре-
чи. В первом случае — проявление так называемого не-
полногласия; во-втором — так называемого полногла-
сия (пример, естественно, далеко не единственный;
«брег» — «берег», «враг» — «ворог», «блато» — «боло-
то», «злато» — «золото», «вран» — «ворон» и т. д.).
8 В высшей степени примечательно то, что само слово «архи-
тектура», в представлении нашем слившееся с каменным (кирпич-
ным) строительством, ведет происхождение от греческого слова, оз-
начающего плотничье искусство.
56

До введения христианства на Руси и в течение мно-
гих веков после этого исторического акта слово «хоро-
мы» означало исключительно гражданское, мирское
строение (и мы ныне воспринимаем его только в таком
смысле). Хоромы, поясняет «Толковый словарь» Влади-
мира Даля (Т. IV. — С. 564), жилые деревянные
строения; большое деревянное жилое строение, простор-
ный дом, домина, и иллюстрирует это толкование рос-
сыпью русских пословиц и поговорок: «Залетела воро-
на в царские хоромы: почету много, а полету нет», «Хо-
ромы кривые, сени лубяные, слуги босые, собаки бор-
зые», «В пустую хоромину вор не подламывается» и
т. д. Итак, хоромы — строения только мирские и искон-
но, поначалу — только деревянные. Ведь не просто так
строевой лес называли на Руси хоромным, а плотни-
ков — хоромниками или хоромщиками.
Но вот пришла на Русь и стала постепенно распрост-
раняться по ее пространствам «новая вера», стали
строить христианские церкви «по образу и подобию»
исконных, «туземных» хором и во избежание непочти-
тельной по отношению к «дому божьему» путаницы ста-
ли называть их родственным, но инославянским словом
«храм».
Русские летописи отличаются изумительной точ-
ностью слова, и если они, сообщая о сооружении хра-
ма, не упоминают о том, из какого материала — дерева
или камня — он построен, мы тем не менее можем без-
ошибочно определить это по глаголу. Если «постави» —
то деревянный, а если «созда» — то каменный. И та-
кое различие в употреблении этих, казалось бы, очень
близких по значению слов, практически однозначных
синонимов не случайно и заключает в себе глубокий
исторический смысл.
«Созидать», «созидание» — от древнейшего восточ-
нославянского слова «зьд», «зъд», что означает «глина»
(буквами «ь» и «ъ» в древнерусском языке обозначали
редуцированные, т. е. приглушенно звучащие гласные).
Поэтому, строго говоря, слово «здание» в исконном
своем значении — это глинобитная постройка, характер-
ная для южных, лесостепных и степных районов Киев-
ской Руси и неизвестная в северных и северо-восточных
краях, изобилующих прекрасным строевым лесом, а
«зодчий» — возводящий такие жилые и хозяйственные
помещения.
67

«На степном юге,— подчеркивает академик Б. А. Ры-
баков, — не «строили», а «созидали». Архитектурная
терминология ведет к основному строительному мате-
риалу, который господствовал здесь со времен глино-
битных Трипольских9 домов, — к глине».
На этом фундаменте задолго до введения христиан-
ства на Руси поднялось искусство каменного строитель-
ства, которое впоследствии нашло широкое применение
при сооружении первых каменных православных церк-
вей в Киеве и других крупных центрах Киевской Руси.
А слово «зодчество» утратило свой первоначальный
смысл и стало обозначать строительное искусство и ка-
менное, и деревянное.
При знакомстве с православным храмостроительным
каноном, представляющим собою, в сущности, символи-
ку храма, выраженную в форме предписаний, адресо-
ванных его строителям, обращает на себя внимание од-
но примечательное обстоятельство: храмостроительный
канон несравненно более скромен по сравнению с ико-
нописным каноном, и правила его носят весьма и весьма
ограниченный характер. По существу, их всего три:
трехчастность основной архитектурной композиции,
планировки храма,
определенное число глав и, наконец,
ориентация храма по странам света (алтарь — на
восток).
Чем же объяснить такую ограниченность?
Как можно полагать, существенным отличием архи-
тектуры от живописи (в данной случае — иконописи).
Общеизвестная пословица — «бумага все стер-
пит» — приложима не только к тому, что написано пе-
ром по бумаге, но и к тому, что изображено красками
на холсте или, как это мы наблюдаем в православной
иконописи, на доске или оштукатуренной храмовой сте-
не. Иными словами, в живописи может царить полней-
ший произвол без малейшей опасности для физической
сохранности ее произведений (наиболее наглядным при-
мером тому может послужить «абстрактное искусство»).
Краски на иконную доску и на подготовленную для
фресковой живописи церковную стену можно наклады-
9 Трипольская культура — археологическая культура на тер-
ритории Украины, Молдавии, а также Румынии. Земледелие, ско-
товодчество, охота, рыболовство. Обнаружены остатки поселений,
Названа по селу Триполье под Киевом.
58

вать как угодно. Но невозможно «как угодно» уклады-
вать камни, кирпичи или (в деревянном зодчестве) об-
тесанные бревна. Они в таком случае развалятся, рас-
сыплются, рухнут. Чтобы написать икону, можно вооб-
ще ни с чем не считаться. Но если хочешь построить
храм, т. е. здание, то совершенно невозможно не счи-
таться с выработанными в течение веков и тысячелетий
законами и правилами строительного дела»
Обстоятельство это, надо сказать, было отмечено
давным-давно... «Сравнительно с архитектурою, — проч-
тем мы, к примеру, в «Энциклопедическом словаре»
Брокгауза и Ефрона (Т. 55. — С. 658), — живопись в
Древней Руси отличается гораздо меньшею самостоя-
тельностью. Иначе и быть не могло при тогдашних воз-
зрениях и потребностях народа. Принесенная к нам ви-
зантийцами как пособница религии, эта отрасль искус-
ства долго имела у нас почти исключительным пред-
назначением служить церкви, оставаясь строго подчи-
ненной ее уставам»... Церковная архитектура, говоря
словами автора этой статьи, тоже была принесена к
нам византийцами после введения христианства на Руси
и тоже в качестве «пособницы религии», но дело в том,
что самобытное национальное строительное искусство
«дохристианской», «языческой» Руси было развито не-
сопоставимо более значительно, нежели самобытная на-
циональная живопись (она пребывала еще в зачаточном
состоянии, имела прикладное значение), и поэтому не
могло быть и речи о его порабощении православным
храмостроительным каноном и византийскими церковно-
архитектурными традициями.
Русское церковное зодчество, выросшее из недр ве-
ликой национальной культуры, в первую очередь ше-
девры, созданные в эпоху его высшего расцвета (вторая
половина XVII — начало XVIII в.), прославилось на
весь мир яркостью, жизнерадостностью, лиризмом, и с
ним, этим зодчеством, этим искусством вступают в
противоречие процитированные выше утверждения сов-
ременных православных богословов. Напомню одно из
них: «Важнейшая особенность православного храма со-
стоит в том, что он никогда не создавался по соображе-
ниям внешним, чисто эстетическим».
По справедливости говоря, православным богосло-
вам не следовало бы отодвигать на второй план, как
они выражаются, «соображения внешние, чисто эстети-
59

ческие». Ибо красота, созданная благодаря «соображе-
ниям внешним, чисто эстетическим», в силу ряда при-
чин, выражаясь точнее — очень распространенных и
очень стойких заблуждений, «работает» на религию, на
церковь, располагая непосвященных людей в пользу их,
поднимая, укрепляя в их глазах престиж религии, ав-
торитет церкви. А ведь это, если разобраться, почет не
по праву, ибо покорившее мир обаяние русского цер-
ковного зодчества ни в малейшей мере не проистекает
из христианского вероучения, из Священного писания
ни в малейшей мере не предопределено ими, а напро-
тив, развивалось в остром и принципиальном идейном
противоречии с ними, выросло из земли, из националь-
ной почвы, порождено творческим талантом, художест-
венным воображением. Отвергая на словах «соображе-
ния внешние, чисто эстетические», богословы не имеют
ничего против того, что у многих, прежде всего нерели-
гиозных, людей восхищение красотой храмов непроиз-
вольно перерастает в симпатию к проповедуемой в его
стенах религии, питает такие симпатии.
«Закономерный интерес к памятникам культуры, —
пишет ленинградский историк Г. Г. Прошин, — служи-
тели культа используют для проповеди эстетических
идеалов христианства, рассчитанной на одновременное
усвоение внеэстетической, культовой информации. Отсю-
да легко перебрасывается мостик от изображения к
изображаемому, через повествовательный текст иконы,
фрески к пропаганде христианских нравственных цен-
ностей, к религиозной пропаганде»... Сказанное о цер-
ковной живописи полностью приложимо и к церковному
зодчеству.
Национальный художественный гений — в данном
случае, говоря словами И. Э. Грабаря, «совершенно иск-
лючительная архитектурная одаренность русского наро-
да», развивается и расцветает (и не может не развивать-
ся и не расцветать!) сам по себе, в силу органически
присущих ему закономерностей и благодаря заложен-
ным в нем неиссякаемо могущественным силам и от-
нюдь не только в русле того или иного религиозно-куль-
тового предназначения. Исторические судьбы тысячу лет
назад преподнесли Киевской Руси христианство в его
православном, византийском ответвлении... Могли быть
иные государственные вероисповедания, но не могло не
быть великого русского искусства!.. «Подводя итоги
60

всему, что сделано Россией в области искусства, — пи-
сал И. Э. Грабарь на страницах своего многотомного
издания, — приходишь к выводу, что это по преимуще-
ству страна зодчих». И нет ни малейшего сомнения в
том, что великолепные творения зодчества были бы
непременно созданы в «стране зодчих» при любых пово-
ротах исторического русла.
ЛИТЕРАТУРА
Бородин А. И. Число и мистика. — Донецк, 1975.
Воронин Н. Н. Зодчество Северо-Восточной Руси. —
Т. I—II. — М., 1961 — 1962.
Гаряев Р. М. К вопросу об ориентации русских церквей
(Краткие сообщения Института археологии АН СССР. Вып.
155. — М., 1978).
Герасимов Ю. Н., Рабинович В. И. Зодчество и
православие. — М, 1986.
Голубинский Е. Е. История русской церкви. — Т. І. —
М., 1880.
Грабарь И. Э. История русского искусства. — Т. I. Архи-
тектура. Допетровская эпоха. — М., 1910.
Максимов П. Н., Воронин Н. Н. Деревянное зодчест-
во XIII—XVI веков (История русского искусства. — Т. I. — М.,
1955).
Прошин Г. Г. Храм как объект атеистического анализа
(Музеи в атеистической пропаганде. Л., 1977).
Раппопорт П. А. Ориентация древнерусских церквей
(Краткие сообщения Института археологии АН СССР. Вып.
139. — М., 1974).
Рыбаков Б. А. Искусство древних славян (История русско-
го искусства. Т. I. — М., 1953).
Толочко П. П. Древний Киев. — Киев, 1983.
ПРИЛОЖЕНИЕ
МНЕНИЕ ЧИТАТЕЛЕЙ
В редакцию приходят разные письма. В основном чи-
татели задают вопросы, на которые получают исчерпы-
вающие ответы от авторов брошюр или от редакции. Наи-
более интересные вопросы с ответами на них публику-
ются в Приложениях брошюр. Другие читатели благо-
дарят за своевременный, важный, интересный материал
той или иной брошюры. Третьи высказывают критиче-
ские замечания в адрес конкретной брошюры, вносят
61

свои предложения. Предлагаемая вниманию подборка
писем относится к критическим. Мы не будем оспари-
вать мнение читателей, хотя оно, безусловно, не во всем
объективно, чаще субъективно, но, как говорится, надо
уметь выслушивать разные точки зрения и видеть в
них рациональное зерно. Безусловно, каждая конкрет-
ная брошюра не есть истина в последней инстанции. В
каждой могут излагаться свои суждения, небесспорные
размышления. Но главное, чтобы изданная брошюра не
оставляла равнодушным никого, чтобы она будила
мысль. Самые разные точки зрения в адрес конкретной
брошюры внимательно рассматриваются в редакции и
учитываются в дальнейшей работе. Из-за ограниченно-
сти объема брошюр письма публикуются с сокращения-
ми. Стиль писем соответствует оригиналу.
* * *
«Получила выпуск № 2 Вашей серии за 1988 г. и на
стр. 32 прочла: «Так, одного лектора спросили, как Рус-
ская православная церковь готовится отметить 1000-ле-
тие введения христианства на Руси. Вместо того, чтобы
ответить на этот вопрос, лектор стал повествовать о
том, как было введено христианство и об истории пра-
вославия». Я тоже спрашиваю «как?». А ответа в Вашей
брошюре нет. Чего уж тут критиковать бедных лекто-
ров?»
Л. Г. Ковалева,
Москва
* * *
«По поводу брошюры Г. Л. Баканурского. Слово
«альянс» (брошюра называлась: Реакционный альянс:
иудейский клерикализм и сионизм. — Прим. ред.) впол-
не можно выразить по-русски уже в заглавии. Из анно-
тации не явствует, будет ли идти в брошюре речь о воз-
действии данного союза на социалистическое общество
и какие формы это воздействие принимает. По поводу
брошюры И. Я. Кантерова. Слишком общее. Почему
авторам так нравится шаблонно говорить о клерикализ-
ме из номера в номер и с международным размахом?
Внимательно читая серию с 1985 г., не могу утверждать,
что редакция ревностно соблюдает вторую часть своего
девиза «максимум популярности и простоты». Возьмем к
примеру выпуск 1987/9. Да, брошюра отменно информа-
тивна и полезна. Однако раздел «Морально-этические
62

нормы евангельских христиан-баптистов» написан сла-
бее, многословнее, менее строг. Уж если пишутся сло-
восочетания: «жена Лота», «благоразумный Авраам»,
«небесный ханаан», «анабаптизм» и т. п., то они должны
быть объяснены в словаре, а без терминов «гомилетика»,
«глоссолалия», «регент» вообще можно было бы обой-
тись. Отдельные абзацы по стилю более напоминают
рецензии на материал «Братского вестника», чем изло-
жение морально-этических норм».
М. Н. Шендрик,
канд. техн. наук, Москва
«Уже где-то полчаса читаю брошюру № 1—1988. Я
окончила среднюю школу, у меня полкурса юрфака,
2,5 — биофака, 2 года Университета общественных кор-
респондентов, работала в музее и прокуратуре, хожу в
церковь. Но я с трудом бреду по высохшему языку этого
«научно-популярного» издания. На каких же читателей
оно рассчитано? Даже у Дарвина более понятно и не
слишком безбожно»,
Н. И. Кречетова,
Тюмень
* * *
«В последнее время многие наши журналы и газе-
ты стали часто писать о новом неформальном объедине-
нии «Международное общество сознания Кришны». К
сожалению, эти публикации часто противоречат друг
другу и кажутся малоубедительными. Это чувство воз-
растает оттого, что всюду акцентируется негативное. Но
ведь уже известно, что огульное порицание (как и огуль-
ное славословие) — это палка о двух концах. По всей
вероятности, это Движение восходит к глубокой древ-
ности ведической культуры. Хотелось бы узнать историю
Движения, его истоки, философию и что есть в нем
все-таки позитивного. Уже давно назрела необходи-
мость публикации серьезной брошюры об этом непро-
стом и, думается, не столь уж враждебном нам тече-
нии, именуемом «Сознание Кришны». Я полагаю, что
Ваше издательство «Знание» могло бы внести ясность
в процесс осмысления данной системы йоги.»
К. Г. Стрельцов,
Киев
63

ОТ РЕДАКЦИИ
Итак, мы привели критические высказывания в адрес
некоторых брошюр. Безусловно — это личное, повторим,
где-то субъективное мнение, но оно имеет право на су-
ществование. У других читателей могут быть иные точ-
ки зрения. Есть своя точка зрения и у редакции. По-
этому, чем больше в редакцию будет приходить писем,
тем объективнее можно составить представление о до-
стоинствах и недостатках конкретной брошюры, учесть
замечания и предложения при подготовке к изданию
очередной брошюры. В целом брошюра, например
А. Б. Черткова (Ne 2, 1988) содержит очень интересный
богатый методический материал для лекторов. Есть свои
положительные качества и у других брошюр. Но не бу-
дем спорить с авторами писем. Вызывает интерес пред-
ложение К. Г. Стрельцова. Возможно, кто-либо из пи-
шущих читателей серии «Научный атеизм» возьмется за
данную тему? И в заключение просьба к авторам писем
указывать: образование, специальность, стаж подписчи-
ка серии. В этом случае полнее будет представлен порт-
рет читателя серии.
Научно-популярное издание
Александр Александрович ШАМАРО
РУССКОЕ ЦЕРКОВНОЕ ЗОДЧЕСТВО:
СИМВОЛИКА И ИСТОКИ
Редактор В. В. Бойко
Мл. редактор А. А. Толстых
Техн. редактор П. Л. Храмцов
Техн. редактор А. М. Красавина
Корректор Л. В. Иванова
ИБ Kg 9352
Сдано в набор 04.07.88. Подписано к печати 23.08 88. А 03791. Формат бумаги
84X108782, Бумага кн.-журнальная. Гарнитура литературная. Печать высокая.
Усл. печ. л. 3,36. Усл. кр.-отт. 3,47. Уч.-изд. л. 3,48. Тираж 39 200 экз. За-
каз 1437. Цена 11 коп. Издательство «Знание». 101835, ГСП, Москва, Центр,
проезд Серова, д. 4 Индекс заказа 881110.
Типография Всесоюзного общества «Знание». Москва, Центр, Новая пл„ Д. 3/4.

11 коп.
Индекс 70075
НОВОЕ В ЖИЗНИ, НАУКЕ,ТЕХНИКЕ