Автор: Брандис Е.П.  

Теги: фантастика  

Год: 1967

Текст
                    




ВАХТА ,, А Р 4 М / С А“

ОТ СОСТАВИТЕЛЕЙ Сборники под грифом «В мире фантастики и приключений» систематически знакомят читателей с новыми научно-фантастиче- скими произведениями преимущественно ленинградских литера- торов. Однако это не значит, что составители преднамеренно сужи- вают круг авторов. Достаточно вспомнить, что в наших сборниках впервые опубликованы на русском языке такие значительные и широко известные сейчас романы нашего польского друга Стани- слава Лема, как «Солярис» и «Непобедимый». В предыдущем сбор- нике — «Эллинский секрет» — читатели могли познакомиться с первым научно-фантастическим романом калининградского писате- ля Сергея Снегова «Люди как боги», завершающую часть которого мы предполагаем напечатать в 1967 году, а также с рассказом ба- кинского фантаста Генриха Альтова и некоторыми произведениями москвичей. Особенностью сборников этого года — «Эллинский секрет» и «Вахта «Арамиса» — является то же стремление представить со- временную фантастическую литературу во всем многообразии ее жанров и творческих направлений. Не ограничиваясь кругом авторов, уже зарекомендовавших себя в этой области, мы печатаем и вещи, принадлежащие перу литера- торов, впервые выступающих в жанре научной фантастики. Среди них крупный советский прозаик Даниил Гранин, передавший в наш сборник небольшую сатирико-фантастическую повесть «Ме- сто для памятника», и известный ученый, член-корреспондент АН СССР,— автор рассказа «Остров зеркального отражения», вы- ступающий под псевдонимом «С. Владимиров». Повесть Ольги Ларионовой, давшая название нашему сборни- ку,— не первое произведение молодой писательницы. Недавно она успешно дебютировала обратившим на себя внимание романом «Леопард с вершины Килиманджаро». Нет необходимости представлять читателям Илью Варшавского, создавшего цикл рассказов о вымышленной стране Даномаге («Та- раканы» входят именно в этот цикл) и Александра Шалимова, чьи произведения печатаются в периодике и выходят отдельными кни- гами. Продолжая оправдавшую себя традицию, мы и в этом сбор- нике публикуем еще не переводившийся роман Станислава Лема «Эдем» в авторизованном переводе Дм. Брускина. Мы надеемся, что «Вахта «Арамиса» будет встречена многочис- ленными любителями научной фантастики с таким же интересом, как и предыдущие ленинградские сборники.

ОЛЬГА ЛАРИОНОВА ВАХТА «АРАМИСА», ИЛИ НЕБЕСНАЯ ЛЮБОВЬ ПАОЛЫ ПИНКСТОУН ...Можно спасти человека от лю- бой неважной беды — от болезни, от равнодушия, от смерти, и только от настоящей беды — от любви — ему никто и ничем не может помочь. Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий НА СВОЕЙ ЗЕМЛЕ Был конец августа, когда не пала еще на траву непрозрачная бисерная изморозь, но уже отовсюду, и вдоль и поперек, тянулись ощутимые лишь руками да лицом — когда попадут невзначай — паутинки, накру- ченные и наверченные по всему лесу толстопузыми тра- вяными паучками. В лесу было прохладно и несолнечно, но не было в природе щедрой, осенней пышности. Увя- дание еще не пришло, но в чем-то, невидном и неслыш- ном, сквозила уже грусть примирения с грядущим этим увяданьем. Тропинка выходила на опушку. Ираида Васильевна задержала шаг и свернула правее, где сбегали с порос- ших сосною невысоких холмов серебристые оползни оленьего мха. Но внизу, в ольшанике, темнела канава, полная до краев зеленоватой кашицей ряски. Ираида Васильевна кротко вздохнула и вернулась на тропинку. За спиной безмятежно, по-весеннему, запела мали- 7
новка. Был конец августа, вечерело, и никто еще ни о чем не догадывался. Митька, сопя в розетку короткого фона, уверенно вел своего кибера по футбольному полю. С шестью ми- нутами до финального свистка 2:1— это еще не блеск. Так ведь и проиграть можно. Металластовый вер- зила по диагонали пересекал пронумерованные квадра- ты поля, подкрадываясь к релейному капкану ворот. «Тихо, не зарывайся...» — шептал Митька, хотя его «четверка», передвигавшаяся по стадиону в строгом со- ответствии со звуковыми командами, выполняла лишь его, Митькину, волю, и «не зарывайся» — это скорее всего относилось к самому себе. Митька прижался лбом к передней дверце игровой кабинки. Сквозь толстое стекло было видно, как внизу, под самыми ногами, плясали над мячом двое: своя, оранжевая «двойка» и голубая неповоротливая «шестер- ка». Все было правильно. Сейчас голубые будут в луже. Теперь можно было ждать отпасовку. Митька сунул- ся носом в микрофон: — Миленький, не зевай, смотри на Е-б, смотри на Е-б... смотри на Е-7... возьмешь мяч и пробьешь на Б-13... А на Б-13 — самая сила: Фаддей. Митька мог поло- жить голову под мобиль, что Фаддей разгадал всю ком- бинацию и настраивает своего кибера именно на Мить- кин пас. Митька приподнял плечи и навис над игровым пультом. Сейчас... — Бери мяч! Бей на Б-13! Поздно, голубенькие! Надо уметь манипулировать! Влетели в квадрат вшестером, как жеребята, а мяч-то — у Фаддея. Митька локтем отодвинул фон, вжался в стекло. — Тама! Тама-а-а! — раздался из фоноклипса дикий рев несуществующих трибун. Значит, мяч коснулся сетки. Эти вопли были последним достижением пятых классов: как-то ночью на сетки ворот, кроме судейских датчиков, были подключены магнитофонные рамки. Очевидцы утверждали, что тренер по кибернетическим играм долго смеялся, но — ничего, не запретил. Митька откинулся назад и потянулся сидя. Три с по- ловиной минуты можно просто так поболтаться по полю. Теперь уже ничего... 8
Рев трибун разом оборвался. В фоноклипсе щелкнуло, и металлический голос кибер-судьи произнес: — Мяч забит из положения «вне игры». Митька остолбенел. Медленно потянул с себя фоно- клипс. Потом резко толкнул стеклянную дверь кабинки и вывалился прямо на поле. — Да не было же!.. — заорал он отчаянным голо- сом. Рядом с ним тяжело плюхнулся Фаддей. Он сжал кулаки и, распихивая попадающиеся на пути угловатые металластовые фигуры, пошел через все поле туда, где на противоположной галерее тихохонько сидели в своих кабинках «голубые». Он остановился и, расставив ноги, мрачно оглядел ряд белых носов, приплюснутых к стеклу: — А в чьей палатке хранился судья?.. «Голубые» помалкивали. — На мыло! — взревели «оранжевые». Митька оглянулся: у кого мяч? Над мячом враско- рячку, точно краб, застыл Фаддеев «третий». Митька с трудом вытащил зажатый в ногах мяч и, сложив ла- дошки рупором, закричал: — А ну, давай на поле! Переигрываем второй тайм! «Голубые» посыпались из своих кабинок. Кибер- игра шла прахом. Митька уже пританцовывал, — как бы это сподруч- нее ударить (не кибер ведь — можно и промазать), но вдруг над полем раздался звонкий голос: — Митя-а! К тебе мама пришла-а! Митька сожалительно глянул на мяч и, махая на бегу запасному — подай, мол, за меня, раз тебе такое счастье, — помчался к выходу, где терпеливо стояла Ираида Васильевна. — Что? Уже? — спросил он, переводя дух и поматы- вая головой. — Отдышись... Уже. — С нашей взлетной? Лагерной? — С вашей, сынуля. С вашей. — Я тебя провожу, а? — Спросись только. — Я знаю — можно. 9
На взлетной было пусто, — вечерний рейсовый мо- биль еще не прибыл. По площадке лениво трусил Кван- тик, приблудная дворня чистейших кровей. А у самой бетонной стенки, бросив на траву невероятно яр- кий плащ, лежала невероятно большая женщина с копной невероятно черных, отливающих синевой волос. — Тетя Симона! — крикнул мальчик и побежал к ней. Симона подняла руку и помахала ему, и, глядя не на него, а над собой, на кончики своих пальцев, кото- рые летали вверху от одного облака до другого, так же звонко крикнула в ответ: — Салюд, ребенок! Митька плюхнулся рядом с ней и вытянул ноги. — Ну и как? — спросила Симона, закидывая руки за голову — А всё так же, — сердито отозвался Митька. — Второго судью за эту неделю. И все пятый «б». — Умелые руки. Ну, а вы? — Мы — ничего. Мы не портим. Мы же знаем, сколько труда нужно затратить, чтобы создать один та- кой кибер, — важно проговорил мальчик и косо глянул на Симону, ожидая, что похвалят. — Фантазии у вас не хватает, вот что, — сказала Симона. — Явление тяжелое и в наши дни — редкое. Добрый вечер, Ираида Васильевна. Садитесь. Ираида Васильевна кивнула, но на траву не села, — было уже сыровато, или просто постеснялась. Митька, опустив голову, запихивал травинки в дырочки санда- лий. — Ничего не не хватает, — сказал он хмуро. Симона засмеялась. — Просто мы не хотим. Симона засмеялась еще пуще: — Совсем как моя Маришка. — Митя, не трогай руками сандалики, — заметила Ираида Васильевна. Митька сердито глянул на мать и подтянул колени к подбородку. — Ну, а вы? — спросил он с вызовом. — Ну, а вы-то? Когда были в пятом? «Задира», — подумала Симона и тоже села, так что получилось — нос к носу. Митька смотрел на нее в упор 10
своими чуть раскосыми, как у матери, сердитыми до какой-то зеленоватой черноты глазами. «Какие странные, совсем не славянские типы лица встречаются иногда у этих русских, — думала Симона, глядя на мальчика. — Этот неуловимый взлет каждой черты куда-то к вискам... Это от тех, что шли великой войной на эту страну около тысячи лет тому назад и маленькими смуглыми руками хватали за косы больших русских женщин... А этот мальчик взял от тех диких кочевников только самое лучшее, потому что если при- рода хранит и передает из поколения в поколенье какие-то черты, то лишь потому, что они стоят этого». Митька дрогнул ноздрями, нетерпеливо засопел. Рас- сказать бы этому дикаренышу... — Честно говоря, — проговорила Симона, — я не помню толком, что было именно в пятом. Помню только наш город. Нант. Проходил? Летний полосатый город, весь в тентах и маркизах. — Симона снова улег- лась на спину, полузакрыла глаза и стала смотреть на небо сквозь длинные прямые ресницы. — Вот сказала тебе: «Нант» — и сразу все небо стало полосатым — такие бледные желтые и чуть голубоватые поло- сы... Подкрадется кто-нибудь, дернет за шнурок — и все эти полосы начнут медленно-медленно падать на лицо... — Тетя Симона, — сказал мальчик, — вы не хотите улетать с Земли, да? Симона быстро посмотрела на него: — А ты знаешь, что такое — улететь? — Это значит — подняться в воздух. — И нет. Это значит — сказать: «Ну, поехали» — и больше не быть на Земле. А ты знаешь, что такое — Земля? Мальчик посмотрел на нее. Симона раскинула руки и набрала полные горсти травы; трава, смятая сильны- ми ладонями, терпко и непонятно запахла. — Знаю, — сказал Митька и еще раз посмотрел на нее — до чего же огромная, как две мамы сразу. — Зем- ля — это очень-очень большое, но все-таки «Арамис» — это не Земля. Симона усмехнулась. Знает. —- Она поднесла ладони к глазам — трава 11
оставила резкие белые и красные полосы. — Ну, а са- мое главное: что такое — хотеть? Митька смотрел круглыми глазами и молчал. Ираида Васильевна испытывала какое-то мучитель- ное ощущение, — будто эта женщина делала с ее сы- ном что-то, не принятое у людей, словно она поставила его голышом на свою огромную ладонь и не то сама рассматривает, не то показывает его самому себе в зеркало. — Ну, ладно, — сказала Симона примирительно., угадывая мысли Ираиды Васильевны. — Не знаешь — потом узнаешь. А улетать с Земли мне действительно не хочется: уж больно она громадная, не везде порядок. Вот приложить бы руки... — Как это — не везде порядок? — подскочил Мить- ка. — Ведь в Америке — и то социализм? — Симона, — сказала Ираида Васильевна умоляю- ще, — я прошу вас, Симона, все-таки у них в школе даются определенные установки... «О господи, — подумала Симона, — да неужели же она не понимает, что одной такой фразой — об опре- деленных установках — она заронит в этого умного детеныша больше сомнений, чем я со всеми своими от- кровениями?» — Нет там еще социализма, — спокойно сказала Симона. — В этой стране вообще любили по части ло- зунгов несколько забегать вперед. Например, провозгла- сили всеобщее равенство — а сами потом еще два сто- летия негров вешали, пока не вспыхнула Негритянская революция. А знаменитая демократия... Словом, про со- циализм это только они сами говорят. Нет там его. Пока. — Значит, скоро революция? И можно будет — до- бровольцем? — Вот не могу тебе пообещать определенно. Но ты не горюй, — мы ведь еще до звезд не добрались. Пока только свою Солнечную приводим в порядок. А пред- ставляешь себе, сколько дел прибавится, когда свяжем- ся с другими планетами? Ведь там еще столько револю- ций впереди. Прилетишь к каким-нибудь таукитянам или альфаэриданцам — а у них рабовладение. Или пер вобытное общество. — Как у наших венериан? 12
— Вот-вот. Только венериан мы постараемся от ре- волюции избавить. — Жалко, — вырвалось у Митьки. — Жалко, — согласилась Симона. — Такое удоволь- ствие — подраться, когда это официально разрешается. Ираида Васильевна закашляла. — Мама, — сказал Митька, — ты не волнуйся, я же понимаю, что тетя Симона все шутит. А Симона вовсе не шутила. Просто с тех самых пор, как завернутые в шкуры дикареныши перестали зани- маться только тем, что сторожили огонь и играли в об- глоданные косточки, с тех самых пор, как первые чело- вечки потопали к первому учителю, прижимая к животу глиняные таблички, — люди берегли своих детей от излишних раздумий и дружно говорили им, что всё на свете хорошо, справедливо, и пятью пять — двадцать пять. — Ну, и последний вопрос: сколько будет пятью пять? — Это как посмотреть, — сказал Митька, потому что этой тете нельзя было отвечать, как в школе. — Если в десятичной системе и на Земле, то — двадцать пять. Симона опять рассмеялась: — А в другой галактике? На Сенсерионе, скажем? — Это надо подумать, — солидно сказал Митька. — Ну вот, — Симона сделала руками — «ну вот», — ему «надо подумать» — а вы всё чего-то боитесь. И вообще мобиль летит. Она легко поднялась. — Ну, сынуля... — сказала Ираида Васильевна и, опустив руки, вся как-то наклонилась и подалась впе- ред. Митька простодушно повис у нее на шее, чмокнул где-то возле уха. Потом смутился и боком-боком пошел к Симоне. «Неужели же и я с моей Маришкой — такая клуша, если смотреть со стороны?» — подумала Симона. — Ну, человеческий детеныш, следи тут без нас за Землей, чтоб порядок был. А до венериан мы с тобой еще доберемся... Кстати, какое банальное название — «венериане». Придумали бы что-нибудь пофантастич- нее. 13
— Венеряки, — сказал Митька и фыркнул. — Было, — отпарировала Симона, — «неедяки», но все равно — было. И «венеты» — было. «Венерианцы» — вообще не идет. — Веньякй, — предложил Митька. — Венусяки. Ве- ники. — О! — сказала Симона. — Проблеск имеется, — и тихонечко скосила глаза на Ираиду Васильевну. Та стояла, полузакрыв глаза, и лицо ее приняло такое скорбное выражение, что Симона чуть было не фыркну- ла совсем по-Митькиному. — И-нер-ти-ды, — по слогам произнес Митька, тоже поглядевший на мать и сразу же ставший серьезным. — Это потому, что они инертными газами дышат. — Кто тебе сказал эту глупость? — устало прогово- рила Ираида Васильевна. — Венериане, как и мы, ды- шат кислородом. Инертные газы не могут участвовать в процессе обмена веществ. — Неинтересно, — со вздохом проговорил Митька. Симоне стало как-то обидно за него и за венериан вместе. Она протянула мальчику широкую, все еще в белых и розовых полосочках, ладонь: — Не горюй, тем более что с этими инертными га- зами и в самом деле что-то нечисто. Американцы сей- час над ними бьются. Не исключено, что и откроют что-нибудь интересное. Ну, салюд. Митька благодарно взглянул на нее и тоже протя- нул смуглую, всю в цапинах, руку. Сунул жесткую ла- дошку лодочкой — и тут же потянул обратно. — Счастливого пути, теть Симона, — нерешительно проговорил он, видя, что Симона стоит над ним в ка- кой-то совсем неподходящей для нее задумчивости. — И спокойной работы... — добавил он, чувствуя, что го- ворит уже что-то совсем несуразное. Симона фыркнула, тряхнула головой и легонько щелкнула мальчика по носу: — Заврался, братец. Спокойной... Приключени-ев! Прроисшестви-ев! Стрррашных притом. Космические пираты, абордаж, таран, гравитационные торпеды к бою! — Всё сразу? — невинно спросил Митька. — Только так. — Симона оглянулась на Ираиду Ва- сильевну, шедшую к мобилю, и неожиданно вдруг ска- 14
зала: — И почаще вызывай маму... Длинный фон у нас освобождается после девяти. — 14 побежала догонять Ираиду Васильевну. Мальчик отступил на несколько шагов, стащил с головы синюю испанскую шапочку и стал ею махать. Мобиль задрал вверх свой острый прозрачный нос и полез в небо. ДОМОЙ, НА «АРАМИС» Симона посмотрела вниз. Уже совсем стемнело, и сквозь дымчатое брюхо мобиля было видно, как мед- ленно возникают и так же медленно отступают назад и растворяются цепи немерцающих земных огней. — Аюрюпинская дуга, — сказала Симона, чтобы оборвать их бесконечный, не в первый раз начатый и не в первый раз кончающийся вот так, лишь бы кон- чить, разговор. — Значит, через двадцать минут Ду- шанбинский космопорт. — И все-таки, — упрямо продолжала Ираида Ва- сильевна, — и все-таки я не представляю себе, что вы стали бы рассказывать своей Маришке о различных си- стемах счисления перед тем, как заучивать с ней таб- лицу умножения. — Уже рассказала. В общих чертах, разумеется. — Зачем? — Да затем, чтобы ей не казалось все это так про- сто! Умножение у них в ночном курсе, утром встают — и всё так легко, весело, и весь мир ясен, как пятью пять. — Симона, дорогая, а разве вам не пришло в голо- ву, что Митя ответил так только потому, что с ним говорили именно вы? Ведь во всех других вариантах — со всеми остальными людьми на Земле — он ограни- чился бы элементарным ответом. Вы не учите его мыс- лить — вы учите его оригинальничать, и еще учите его выбирать людей, с которыми приятно пооригинальни- чать, и еще даете ему почувствовать вкус своего одоб- рения. Разве вы не знаете, как он ценит малейшее ваше расположение? Да в следующий раз он будет готов отрицать все на свете, лишь бы угодить вам. Симона вдруг представила Митьку и себя сидящими нос к носу у бетонной стенки взлетной площадки. 15
И Ираиду Васильевну, сиротливо стоящую как-то сбоку от них. «Ревнует она его ко мне, что ли? — непри- язненно подумала Симона. — Ну и пусть, сама вино- вата». А Ираида Васильевна продолжала говорить, слов- но сейчас, здесь, в рейсовом мобиле, на подлете к Душанбинскому космопорту, можно было заставить Симону изменить свои взгляды на воспитание детей во- обще, и Митьки в частности. «Мы просто говорим на разных языках, — с тоской думала Симона, — «учет возраста», «логическое пере- осмысливание понятий в детском аспекте» — бр-р-р... и еще это — «индивидуальный подход». Ей кажется, что это — хорошо. А меня при этих словах охватывает та- кая тоска, словно каждому детенышу подобрана своя, индивидуальная клетка, только отделана она не по- зоосадовски, а со вкусом, — скажем, окрашена точно в тон глаз». — Допустим, — продолжала Ираида Васильевна, — что семилетней девочке и можно популярно рассказать о различных системах счисления, хотя я сомневаюсь в необходимости таких преждевременных знаний. Но зачем пятикласснику объяснять особенности политиче- ского строя Америки? Мы с вами прекрасно понимаем, что пресловутый «кибернетический социализм» — это фикция. Но это ясно нам, знающим историю развития общества. А что вынес из беседы с вами Митя? Боюсь, что одно: недоверие к самому слову «социализм». Он не понял, что в Америке на самом деле доживает по- следняя стадия капитализма; для него теперь существует «хороший социализм» — какой был в нашей стране, и «плохой социализм» — как сейчас в Америке. Вот чего вы добились. А ведь через каких-нибудь два года он бу- дет проходить все это в школе и ему немалых трудов будет стоить борьба с собственными неверными пред- ставлениями, которые складываются вот из таких слу- чайных бесед. Симона упорно смотрела вниз. Что за странная ма- ния — делать из своих детей дураков? А может быть, это — инстинктивное желание, скорее всего даже — неосознанное, чтоб рос потише, поглупее, грубо го- воря; чтоб не стал, как отец, одним из тех космолет- чиков, которые улетают так далеко, что не возвраща- ются. 16
И хотя это было всего лишь предположение, Симо- не вдруг стало мучительно жаль эту женщину, со всей ее формальной правотой, которая рано или поздно от- толкнет Митьку от нее. — Да, наверное, вы правы, — примирительно сказа- ла она. — Моя Маришка первый год в школе, я не при- гляделась. Вам виднее — Митька-то в пятом. А у меня еще слишком свежи воспоминания о нашем нантском колледже. Тогда только-только закрыли все частные школы и построили этакие гигантские комбинаты-ин- кубаторы. Мы бодро топали по традиционным турист- ским маршрутам, где через каждый километр были спрятаны пункты медицинского обслуживания, мы пели у костров песни, разученные на уроках, мы познавали романтику будней посредством не слишком утомитель- ного физического труда, с неимоверными усилиями из- мыслеппого специально для нас в условиях современ- ной автоматизации хозяйства. И знаете, о чем я мечта- ла в Митькином возрасте? Попасть на самый настоящий античный пир. Потанцевать на королевском балу. Я терпеливо смотрела в рот моим учителям истории, ко- гда они рисовали грандиозные картины нашего Кон- вента, вашего Смольного, наших и ваших гражданских войн, — и мечтала о сусальном принце, потому что он был мой, только мой, от серебряных шпор до соколи- ного перышка на шапочке. — Симона прикрыла глаза и ясно представила себе черного, обожженного Агеева, каким она впервые увидала его после катастрофы на этой чертовой голубой сигаре «Суар де Пари». «Я знаю, что она мне сейчас возразит, и она будет, как всегда, формально права, права обидной правотой азбучных истин. А истина все равно будет не на моей и не на ее, а на третьей, Митькиной стороне, потому что даже я, при всем желании, не могу до конца быть такой, как он, хотя мне все время кажется, что я — еще мальчишка, первый хулиган Нантского политехни- ческого колледжа. А она сейчас авторитетно заявит, что...» И действительно, Ираида Васильевна ухватилась за несчастного принца и начала доказывать, что нельзя преподавать в школах волшебные сказки только для того, чтобы отдельные индивидуумы получили возмож- ность самостоятельно изучить революционное прошлое 2 Вахта «Арамиса» 17
своего народа и тем самым удовлетворить свою тягу «к чему-то своему, только своему». — Не пройдет и двух-трех лет, — безапелляционно заявила она, — как на примере своей дочери вы убеди- тесь, что современная школа может воспитать полно- ценного и развитого ребенка, не ущемляя его тяги к самостоятельной романтике. — Ну и слава богу, — отозвалась Симона. — Жаль только, что она у меня не мальчишка. Меня так и тя- нет к вашему Митьке. Хотя, впрочем, еще не все по- теряно: подрастут — мы их и женим, а? — Ну, Симона, с вами просто невозможно говорить серьезно. — Да вы не отмахивайтесь, Ираида Васильевна. Ма- ришка у меня вырастет девкой что надо. Так что вы подскажите Митьке, чтобы он женился на ней, если со мной случится какое-нибудь там чудо. Ираида Васильевна наклонилась вниз и стала смот- реть на быстро несшиеся навстречу игрушечные доми- ки космопорта. То, что эта большая, славная и не всегда тактичная в своей нерусской живости женщина назвала «каким- нибудь чудом», случилось совсем недавно, каких-нибудь десять лет тому назад, с Митькиным отцом, и еще прой- дет десять раз по десять лет, и каждый раз, когда вспо- мнится, вот так же захочется согнуться и спрятаться от всех от них, даже таких, как Симона, и остаться наедине со своей болью. — Ну, вот и прилетели, — сказала Ираида Василь- евна, поднимаясь. — Ага, — отозвалась Симона. — А вон там, в крас- ном, — кажется, наша Ада. Мобиль подрулил прямо к длинному, похожему на пляжную раздевалку, зданию космопорта. Ираида Васильевна и Симона вошли в соседние кабинки, при- вычно сунули свои жетоны в узкие прорези на прибор- ном щитке и встали на середину пола, где были нари- сованы две белые аккуратные ступни — пятки вместе, носки врозь. И снова, как и каждый раз до этого, их охватило ощущение чего-то неприятного, в какой-то степени даже унизительного. С напряженным и сосре- 18
доточенным лицом они стояли каждая посередине сво- его бокса и не знали, что же с ними происходит, ка- кие лучи ощупывают их лица и тела, какие приборы регистрируют что-то, присущее только этому, и ни- какому другому, человеку, и это что-то выбито на лич- ном жетоне, отчего он похож на кусочек хорошего дыр- чатого сыра. По всей стране уже давно были сняты все аналогич- ные посты, но в Душанбинском космопорте, как, впро- чем, и в других космопортах Международной службы, всяческие строгости из года в год не уменьшались, а увеличивались. Ираида Васильевна услышала, как в соседней кабинке хлопнула дверь, — Симону почему-то всегда пропуска- ли первой. Ираида Васильевна постояла еще секунд пятнадцать, пока наконец не оборвалось разом сиплое гудение аппаратуры и из щелки не выскочил жетон. Ираида Васильевна спрятала его и неторопливо вышла на бетонированное поле. Вокруг Симоны уже стояла небольшая толпа — го- лубые комбинезоны Международной службы вперемеш- ку с пестрыми летними костюмами, — по всей вероят- ности, это уже собирались пассажиры, которые должны были лететь на «Первую Козырева» утренним рейсом. Черная лохматая голова Симоны возвышалась над всеми, нередко в каком-нибудь затейливом жесте взле- тали ее большие и легкие руки. Ада как-то заметила, что жестикуляция Симоны страдает излишней иллюст- ративностью. Говорила не Симона, как показалось Ираиде Ва- сильевне издалека, а конопатый Тимка Бигу с, старший механик-наладчик идентификатора. Как всегда, к нему приставали с различными предположениями о принци- пе работы киберконтролера. В свое время это было из- любленной игрой сотрудников космопорта: начали с примитивов — с грима; аппарат исправно поднимал тревогу, и патруль в голубых мундирах рысью мчался к злополучному зданию — извлекать из автоматически захлопнувшегося бокса очередного экспериментатора, пытавшегося пройти на территорию космопорта по чу- жому жетону. Затем делались бесконечные попытки подставить вместо себя лицо с точно таким же весом, ростом, кро- 2* 19
вяным давлением, объемом легких, размером обуви и т. д. и т. п. Автомат безукоризненно поднимал вой из всех сво- их сирен. Вскоре такие дилетантские попытки были оставле- ны, так как стало ясно, что, коль скоро жетоны выдают- ся на неограниченно долгий срок, то в основу опозна- ния, вероятно, полагался какой-то постоянный и неиз- менный признак каждого индивидуума, а может быть, и сочетание этих признаков. Игра значительно усложнилась, приобрела высоко- технический уровень, но тут весьма кстати начальник космопорта, выведенный из терпения, обратился к сво- им сотрудникам с краткой, но выразительной речью, в которой он излагал свои представления о том, чем следует и чем не следует заниматься работни- кам международного космопорта, да еще в рабочее время. Страсти поутихли — во всяком случае, в среде кос- монавтов и наземных служащих. Пассажиры же продолжали играть в тайну знаменитого «Сезам, от- кройся». — Простите, а вы не пробовали вариант идентич- ных близнецов? — послышался звонкий девичий голос, и Ираида Васильевна увидела Аду, — только она была не в красном, а в строгом светло-сером костюме. Тимка Бигус замахал руками: — Да уж сколько раз. Последняя попытка была по- завчера. Честное слово, попрошу начальника не брать на работу сотрудников, у которых есть близнецы или просто двойники. Так их и тянет в бокс, как мышь на валерьянку. — Кошку! — закричали все хором. — Ну вот, всё вы лучше меня знаете. Так что хва- тит гадать — прошу до утра в гостиницу. — А все-таки? — сказала Симона. — Мадам, для вас — готов на преступление. Не дрогнув, разглашу государственную тайну; но — строго конфиденциально. — Он вытащил Симону за ло- коть из толпы и повел в сторонку. — Болтун, ох, какой болтун, — приговаривала Си- мона, но шла за Тимкой, а потом безудержно хохотала и махала руками, а он все шептал ей на ухо, а когда 20
она начинала смеяться уж очень громко — переставал, и смотрел, как она смеется, немножечко снизу. «Совсем как мой Митя», — подумала вдруг Ираида Васильевна, и ей стало вдруг так одиноко, как бывает только на вокзалах, когда никто не провожает здесь, и никто не встретит там. — Девочки, — закричала вдруг Симона издалека, — девочки, мы имеем начальника! Ада обернулась и пошла навстречу Ираиде Василь- евне, и тут же из толпы высунулась смуглая мордочка Паолы и улыбнулась так искренне и, как всегда, по- своему застенчиво, что чувство одиночества ушло, и Ираида Васильевна тихонько сказала: «Ну вот...» — как обычно говорят: «Ну вот я и дома». Паола, в какой-то нелепой красной курточке, кото- рая еще больше делала ее похожей на обезьянку, впри- прыжку побежала к Ираиде Васильевне, обгоняя Аду, и Симона тоже бросила Тимку и пошла к ним. — Как славно, Паша, что ты с нами, — сказала Ираида Васильевна. — Только что ж ты не со своего космодрома? — У нас будет ракета только в четверг, — сказала Паола и покраснела. Все смотрели на Паолу и улыбались, потому что было ясно: к Земле подходит «Бригантина». На «Первой Козырева» просидели полдня: Холяев, железный человек и бессменный начальник, никак не хотел выпускать их на одной патрульной ракете, — ее грузоподъемность не превышала двухсот пятидесяти килограммов. Симона виновато притаилась в уголке са- лона, ибо не в первый раз всему виной были ее габа- риты. В конце концов она сама отправилась к Холяеву, чтобы найти компромиссное решение, и не прошло де- сяти минут, как она уже вернулась и объявила, что на- чальник разрешает взять не патрульную, а буксирную ракету, поэтому все поместятся и смогут сегодня же сменить персонал, замещавший их на время отпусков. Паола радовалась молча, потому что на носу был под- ход «Бригантины», и ей пришлось мчаться через океан, чтобы лететь с русскими. Симону, бывшую замужем за знаменитым Агеевым, она тоже считала русской. 21
Симона тоже так считала, и только иногда, когда ловила себя на невольном: «эти русские», — вдруг не то чтобы огорчалась, а скорее — удивлялась, что она вроде бы ничья, никакая, наверное — просто космическая (ко- гда-нибудь введут такое подданство для тех, кто, так же как они, живет на внеземных международных станциях), и слава богу — хоть не просто мужняя жена. Действительно, при всем уважении к Агееву, та сим- патия, которой обычно все окружающие волей или не- волей проникались к Симоне, была только ее, Симоны, опять же вольной или невольной, заслугой. Что же ка- салось Агеева, то у всех, начиная с Ираиды Васильевны и кончая Паолой, вертелся на языке вопрос: была ли связь? Но Симона ничего не говорила, а по какой-то молчаливой договоренности никто не задавал вопросов о тех, кто находился в полете. Не спрашивали об Агееве; не спрашивали о «Кара* Бугазе», на котором штурман Сайкин — с некоторых пор Ада начала его называть «мой Сайкин» — ходил к Марсу и обратно довольно регулярно; не спрашивали и о «Бригантине», — впрочем, сведения о ней поступали в официальном порядке. И никогда не спрашивали Ираиду Васильевну. Ни о чем. А чтобы не почувствовала она, что ее обходят мол- чанием как-то по-особенному, Симона с присущим ей тактом шутила: «Королям и начальникам космических станций вопросов не задают». И тогда Ираиде Васильевне хотелось нагнуться — как тогда, в мобиле. Собственно говоря, небольшой искусственный спут- ник, которым командовала Ираида Васильевна, не был самостоятельной космической станцией, как гигантская «Первая Козырева», предназначенная для приема ко- раблей, крейсировавших между искусственными спут- никами Земли, Марса, Венеры и Сатурна, а также пла- нетолетов-разведчиков, ходивших в сверхдальные рейсы с научно-исследовательскими целями. Лет сто тому назад, когда космическое пространство только начина- ло осваиваться, было создано около десятка неуклюжих сверхмощных ракет, способных преодолевать расстоя- ние между планетами с одновременной посадкой на 22
них. Но после заключения Мельбурнской конвенции, по которой все освоение космического пространства шло под контролем Комитета космоса ООН, всем кос- мическим державам было предложено перейти на со- здание кораблей двух типов: одни, межпланетные, мог- ли летать только в Пространстве, другие, маленькие, но с чудовищной грузоподъемностью, словно муравьи, пе- ретаскивали на Землю все то, что доставлялось межпланетчиками на промежуточные околоземные станции. «Муравьи», как их прозвали и даже стали официаль- но именовать, имели строго ограниченные зоны по- садки. Огромная сеть радарных установок службы кос- моса немедленно засекла бы любого «муравья», если бы он попытался сесть в какой-нибудь отдаленной зоне, дабы миновать контроль. Такие меры действительно были необходимы, и не только потому, что бесконтрольный вывоз сокровищ с других планет противоречил принципам, согласованным между странами. Биологическая угроза, которая неминуе- мо нависла бы над Землей в случае хаотических меж- планетных рейсов, тоже была немаловажным фактором при подписании Мельбурнской конвенции. Но основным камнем преткновения были вене- риане. Земное человечество не могло прийти пока к еди- ному мнению: как же помочь совсем недавно возник- шему человечеству Венеры? И конвенция ограничила до минимума полеты на эту планету, категорически запретила вступать в кон- такт с венерианами, впредь до составления единой чет- кой программы взаимоотношений с ними. Решение это было компромиссным, но мудрым. Несколько десятков лет система околопланетных станций вполне оправдывала себя, и космическое строительство было направлено исключительно на уве- личение числа межпланетных грузовиков и «мура- вьев». Ракеты прибывали непосредственно на космические станции, где проходили карантин, проверку двигателей и досмотр грузов сотрудниками Международной служ- бы. Но однажды, почти одновременно, на «Первой 23
Козырева» весь персонал, а также экипажи трех швар- товавшихся ракет были поражены Цестой аробирой, за- несенной, по-видимому, с Марса; а «Линкольн Стар» едва не погиб от взрыва вышедшей из управления раке- ты, которую вовремя не успели отвести подальше. Тогда-то и было решено около каждой космической станции создать группу вспомогательных спутников, играющих роль таможенных станций. Несмотря на то, что сооружение спутников обычно велось объединенными силами космических держав, строительство станций вокруг «Первой Козырева» почти целиком осуществлялось французскими инже- нерами. Поэтому и названы они были по-французски: «Атос», «Портос» и «Арамис». «Атос», самый малый из этой группы спутников, принимал пассажирские ракеты, «Портос» — грузовики, «Арамис» же, как наиболее оснащенная станция, был универсальным и поэтому контролировал нетиповые, очень устарелые или, наоборот, совершенно новые грузо-пассажирские и исследовательские корабли. «Бригантина» была из числа новейших американ- ских моделей. КРАСА И ГОРДОСТЬ Собственно говоря, «Бригантина» и не могла быть иной, — породистая титанировая лошадка, «моя серая в яблоках» — как говорил капитан; высокоманевренный грузовой планетолет с активной тягой в семьсот пять- десят мегафорс. Она не могла не быть красой и гор- достью американского космического флота, потому что кроме ее собственных достоинств ее капитану, три- дцатидвухлетнему Дэниелу О’Брайну, «джентльмену космоса», сопутствовала неизменная удача, удача ров- ная и не бросающаяся в глаза, как и положено быть судьбе истинного джентльмена. Что же касается удачи второго пилота, то ее можно было назвать просто дьявольской, — вряд ли какой дру- гой выпускник школы космонавтов мечтал в свои два- дцать два попасть сразу на трассу «Первая Козыре- ва»—«Венера-дубль», да еще и на красавицу «Бриган- 24
тину», да и еще к такому капитану, как О’Брайн. Но Александр, или попросту Санти Стрейнджер, был чер- товски удачлив и принял все сыпавшиеся на него бла- га как должное. Что же касается Пино Мортусяна, то плевать ему было на все достоинства «Бригантины», потому что ему по горло хватало своих обязанностей бортового космо- биолога, и даже больше чем хватало. В течение рейса он брюзжал и ругался так, что можно было с уверен- ностью сказать: этот человек никогда больше не подой- дет к ракете ближе чем на четверть экватора. Но «Бри- гантина» готовилась к очередному рейсу, и за день до отлета на борту исправно появлялся Пино со своей традиционной воркотней. Впрочем, ворчал биолог не постоянно: ступая на твердую почву — будь то Земля или один из спутников, — он становился нем, как карп. По всей вероятности, именно этого качества и не хва- тало предыдущим космобиологам «Бригантины». — К сведению экипажа, — сообщил капитан: — че- рез четыре часа — генеральная уборка. Всем надеть биологические скафандры. Вам тоже, Санти, хоть вы и возьмете на себя управление. Еще через шесть часов — торможение и одновременно — дезинфекция. — Охо-хо... — Мортусян оттянул крепежный пояс и перевернулся на другой бок. — Опять этот винегрет из кошмаров. Ну начали бы дезинфицироваться на два часа пораньше, как будто от этого что-то изме- нится... Капитан и головы не повернул. — Есть генеральная чистка, капитан, — бойко ото- звался Санти и звякнул серьгой. Мортусян прекрасно помнил, как появилась эта серьга: в самом начале рейса, как только корабль взял разгон и было снято ускорение, капитан, по обыкнове- нию, стянул с себя обязательный синтериклоновый ком- бинезон. Пино забрался в уголок и потихонечку сде- лал то же самое, так как все это повторялось каждый рейс и капитан ни словом не обмолвился по поводу та- кого нарушения инструкций сектора безопасности. Но в секторе — кто? Космодромные крысы. Их бы сюда, в сладковатую, душноватую невесомость, когда на вто- 25
рые-третьи сутки появляется ощущение такой легкости, такой отрешенности от каких бы то ни было тягот, что вдруг возникает мысль: так может быть только перед концом. И вдруг теряется направление полета, и уже все равно, куда лететь — вверх, вниз, вбок, потому что все равно летишь прямо к тому, последнему, самому страшному, что бывает у каждого, но о чем никто не рассказал просто потому, что рассказать не остается времени; и это самое страшное — не какое-то чудище, как в детстве, когда свет погасили и кажется, что ра- зинется огромная пасть и — ам! — тут тебя и слопа- ли, — нет, это обязательно что-то неживое, нетепло- кровное, безжалостное в своей механичности, в неми- нучести той ослепительной вспышки, до которой еще три секунды... две секунды... одна... Какой тут, к чертям, скафандр. Пока Мортусяна мучили все эти ужасы, — он всегда препогано чувствовал себя в самом начале рейса, потом это проходило, а если и возвращалось, то лишь в виде короткой, мучительной спазмы панического страха, — так вот, этот новичок, этот салажонок в первом рейсе тотчас же принялся стаскивать с себя скафандр, словно так и должно по инструкции. Скафандр поплыл по ка- бине и остановился возле пульта, медленно путаясь в стойках аккумуляторного стеллажа. Санти и не поду- мал его догнать, а неторопливо полез в карман и из- влек из него великолепную золотую серьгу ручной ра- боты, а за ней — алый платок, достойный самого капи- тана Кидда. «Ах, какой мальчик, какой хорошенький мальчик, — с отчаяньем думал Пино, — ведь О’Брайн этого мальчика — в три шеи...» Не было ни малейшего сомнения в том, что в пер- вую же минуту по прибытии в порт назначения капи- тан со всей присущей ему корректностью укажет этому красавчику на грузовой люк (как известно, космонавт, покинувший корабль через грузовой люк, обратно уже не возвращается). Но капитан осмотрел своего подчиненного почти приветливо и пробормотал себе под нос что-то по-рус- ски. Пино русского не знал и поэтому предположил, что капитан попросту выругался. Но Санти, как девоч- ка, передернул плечиками и засмеялся, а потом сделал зверское лицо и запел старинную пиратскую песню: 26
Мы ковали себе богов, Осыпали их серебром, И рекою текло вино по столам. Это был настоящий бог, Это был настоящий ром, И добычу делили мы пополам. Санти пел, и выражение шутовской свирепости сме- нялось спокойной уверенностью, и чертовски вкусный, персиковый баритон наполнял все пространство между приборами, щитами и экранами, и стройная, еще со- всем мальчишеская фигура в черном комбинезоне и алом разбойничьем платке, непринужденно висевшая в полуметре от пола каюты космического грузовика, по- чему-то совсем не казалась противоестественной, и пи- ратские куплеты не рождали никакого недоумения. И Мортусян, скорбно покачивая головой, пришел к вы- воду, что есть люди, которым от самого господа бога разрешено почти все, ибо то, что они делают, всегда прекрасно. Черт знает что творилось на старухе «Бриган- тине». — Еще три часа пятьдесят минут, — сказал капи- тан. — Вы бы поспали, ребята. Мортусян заворочался в своем гамаке, устраиваясь поудобнее, — в свободном полете ему всегда плохо спа- лось. Санти помахал ручкой и подплыл к самому пуль- ту, расположившись в полуметре над О’Брайном. Во- обще-то в каюте было тесновато, и забраться под потолок, несомненно, имело некоторый практический смысл, но укладываться над самим капитаном — это мог, себе позволить только такой человек, как Санти. Пото- му что ему от самого господа бога позволено все, даже это. Было неудобно в гамаке, в голове тоже было как-то неуютно от всех этих мыслей, и Пино разворчался не- сколько громче, чем он всегда это себе позволял: — О господи, неужели так трудно погасить общий люминатор? Ведь не пикник же нам предстоит, честное слово... Не заснуть будет даже на полтора часика, перед тем как приниматься за дело. — Разумеется, если вам угодно, — приветливо ото- звался Санти и переместился к энергетическому щиту. 27
Щелкнул тумблер, стало уютнее, но одновременно словно плотнее сделался воздух, словно жарче стало, словно южная ночь пришла откуда-то в каюту летя- щего так далеко от Земли корабля. «Что это я? — перепугался Мортусян. — Что это со мной в этом проклятом свободном полете? Укачивает, что ли? Тоже загадка природы. Наверное, от безделья. И мысли от безделья. И страх. Надо работать, надо быть внизу...» — Перебирайтесь-ка сюда, Санти, — сказал он ви- новато. — Подремлем рядышком. — Спасибо. (Ох, и ангельская же улыбочка у этого мальчика.) Мне уже не уснуть. Земля. — Еще не Земля, — как-то устало проговорил капи- тан. — Земля — это «Первая Козырева». А до нее еще «Арамис». Санти посмотрел на него без улыбки, посмотрел сверху вниз: — Ничего. «Арамис» — это недолго. (Так спокой- но, словно это он был командиром корабля и успокаи- вал разнервничавшегося новичка.) «Ах ты, — продолжал маяться Пино, — да мы все вместе взятые не стоим пряжки от скафандра этого мальчика. Пусть он ничего еще не сделал, но все-таки это мужество, без рисовки, без бравады, — оно пока проскальзывает в каких-то интонациях, что ли. Но его у Санти не отнимешь. Смелый, умный волчонок. И кра- сивый. Такой красивый, ах ты боже мой...» Санти положил голову на руки, словно валялся на пляже, концы его знаменитого платка, завязанного при- чудливым узлом над левым ухом, плавали перед лицом, и Санти ловил их губами; они становились влажными, темнели. — Вас встретят? — неожиданно спросил Дэниел. — Вряд ли. Мне ведь еще не даровано родитель- ское прощение... — Санти улыбнулся застенчиво, со- всем по-детски. — Я все равно сразу не полетел бы до- мой. Ведь до самой Земли, до космопорта, мы доберемся вместе? — Да, — сказал капитан. «Так казалось каждому из нас, — подумал Пино, — что из первого полета нас встретят цветы, ковровые до- рожки и девочки...» 28
— Вы проститесь с нами и помчитесь домой, капи- тан. И вы тоже, Пино. А я пойду в кабак. Тут же, в порту. И я напьюсь, капитан... — Он снова улыбнулся и глянул на Дэниела, словно спрашивая: «Можно?» — и опять тихо заговорил: — Я буду пить и ждать, когда обратно, на станцию, пойдет ракета. Ее будет хорошо видно. И тогда я снова захочу в космос. Не так просто, как все хотят, а до смерти, до собачьего воя... Смешно, капитан? — Нет, — сказал Дэниел, — нет, не смешно. А на- пиваться зачем? — Действительно. — Санти взмахнул руками, отле- тел к стене. — Зачем напиваться? «Не пей, Гертру- да» — как говаривал один мой знакомый король своей жене. — А что, пила? — заинтересовался Мортусян. — Как лошадь. — Санти сокрушенно покачал голо- вой. — Плохо кончила. — Он помолчал. — И все равно напьюсь. — А знаете что, — сказал Дэниел, — посажу-ка я вас на «Арамисе» под арест. Скажу, что наблюдались первые признаки космического психоза. Спокойная об- становка на станции, женское общество... — Если б только они там не были все такие черно- мазые... — неожиданно подал голос Мортусян. Наступила пауза. Почему-то всегда, когда в раз- говор вмешивался биолог, всем становилось как-то неловко. — Четыре черненьких чумазеньких чертенка, — неожиданно сказал Санти по-русски. — С тремя из них я однажды столкнулся на практике. И тоже — на «Пер- вой Козырева». — И вам до собачьего воя захотелось в космос, — захихикал Пино. — Мортусян, сделайте милость, уймитесь. Все три показались мне весьма почтенными дамами. — Вы были им представлены? — быстро спросил Дэ- ниел О’Брайн. — К сожалению, не имел чести; встреча была столь мимолетной, что я не успел даже обратить вни- мание на одинаковый цвет волос. Уж очень разные были типы лица. Старшая — деревянный идол, эдакая на редкость плоская и деловая рожа. 29
— Ой, — сказал Мортусян, — это же и есть миссис Монахова. — Русская? — удивился Санти. — Полукровка. Все они там в той или иной мере русские. — Затем, — сказал Санти, — следовало нечто клас- сическое. Не лицо, а классная доска после урока гео- метрии: овал лица, брови, губы — как циркулем вы- черчены. Даже смешно. Совершенно несовременная красота. — Ага, — хмыкнул Пино, — Ада Шлезингер. — А я было принял ее за испанку какого-нибудь древнего, вырождающегося рода. Жаль. И последняя — это буфет черного дерева. Гога и Магога. — Это француженка, — сухо заметил Дэниел. — Симона Жервез-Агеева. — Ну уж нет! — возразил Санти. — В этом-то я раз- бираюсь. Моя бабка была француженка. А это — всего- навсего марокканка. Капитан промолчал. По-видимому, ему было непри- ятно, что второй пилот оказался столь компетентным в подобном вопросе. — Моя последняя надежда — на нашу соотечествен- ницу, — сказал Санти, переворачиваясь на спину и за- кидывая руки за голову. — Я слышал, что она мала, как возлюбленная Бернса, невинна, как филе индейки, и ее глаза — как две чашки черного кофе. Пино густо захохотал: — Это Паола-то? Две чашки... Горазд был врать ста- рик Соломон. — Это Гейне, — возразил Санти, поморщившись. — И не смейтесь, как объевшийся людоед. После всех наших концентратов такой смех несколько раздра- жает. — Все равно, — сказал Пино, — все равно. Две чаш- ки... При всем уважении к звездам и полоскам, наша дорогая соотечественница — форменная обезьяна. И к тому же... — Пино снова запрыгал в своем гамаке, — к тому же она... уже... по уши... И-аха-ха... — Мортусян, — сухо заметил Дэниел, — информа- ции подобного рода не входят в обязанности бортового биолога. К тому же сейчас будет связь. Потрудитесь помолчать. 30
— О господи, — заворчал Мортусян, — да пожа- луйста... Он отвернулся к стене, полежал немного и на- чал отстегивать крепежный пояс. Освободившись от него, он перевалился через край гамака и опустился на пол. — А ну вас всех. Объявляется кормление зверей, — буркнул Пино и пошел к стеллажу с контейнерами, придерживаясь за ремни и поручни. Плавать в свобод- ном полете он терпеть не мог. — Рановато, — сказал Санти. — Вроде бы еще пол- часа... — Это уж мое дело. Капитан обернулся и внимательно посмотрел на Пино. Пино остановился и тоже посмотрел на него. — Выкиньте меня в Пространство, капитан, — про- говорил он, — но этот рейс добром не кончится. Санти оттолкнулся от потолка и ловко спланировал прямо в гамак: — Худшее, что могут сделать с честными пирата- ми — это повесить их на реях. У нас для этой цели мо- гут служить внешние антенны. Так что гарантирую вам вполне современный финал. И беспрецедентный при- том. О’Брайн медленно проговорил: — Не болтайте лишнего, мой мальчик. Даже здесь. Санти улыбнулся, пожал плечами и пристегнулся к гамаку. Во время свободного полета спать разрешалось только в закрепленном положении. ДЕЛА ДОМАШНИЕ Пол под ногами слегка дрогнул, — это значило, что буксирная ракета отошла от «Арамиса». Симона покол- довала еще немного у пульта, — Паола знала, что это убираются трапы, соединявшие ракету со станцией. Симона включила экран обозрения, и все принялись искать крохотную удаляющуюся звездочку. Паола по- крутила головой, но не нашла. Ракета была небольшой, шла почти без груза, — увозила всего четырех человек и кое-какие их вещи, — и поэтому, пока включили экран, она была уже далеко. Ираида Васильевна и Ада 31
смотрели внимательно, — наверное, они-то ее видели. Паола повернулась, пошла к двери и услышала, что Си- мона тоже поднимается. Если Симона вставала или са- дилась, то это было слышно в каждом уголке станции. — Ну вот, — сказала Ираида Васильевна (она очень любила это «ну вот» и даже Симону приучи- ла), — теперь, девочки, до следующего отпуска. И кому только он нужен, этот отпуск? Симоне все равно, — Агеев вернется не раньше чем через два года, если вообще... Ада видится со своим Сайкиным чуть ли не каждые три недели, и тогда они находят самый неподходящий уголок станции и целуются там, как дураки. А для Паолы эти отпуска... Навстречу из коридора выполз «гном» с коричневы- ми плитками аккумуляторов. Паола подставила ему ногу. «Гном» подпрыгнул и шарахнулся в сторону. «У, тварь окаянная», — с ненавистью подумала Паола. — Ну вот, — сказала за спиной Ираида Васильев- на, — а теперь будем чай пить. — Сколько по-здешнему? — спросила Паола. — Двадцать сорок две, — ответила Симона, и Паола перевела часы: «Атос», «Портос», «Арамис» и «Пер- вая Козырева» отсчитывали время по Москве. — А те- перь попрошу минуточку внимания. Мои пироги! — Ваши пироги? — поразилась Ираида Васильев- на. — Я допускаю, что вы можете собственноручно смонтировать универсального робота, но испечь пиро- жок... — Знают ведь, — засмеялась Симона, — как облуп- ленную знают. Ну, признаюсь. Не я. Мама. Сунула на космодроме. Мама — это была не совсем мама. Это была мать Николая Агеева. Все невольно перестали жевать. — Ешьте, медам-месье, ешьте, — сказала Симона. — Связь была. И каждому показалось, что именно это и было са- мым главным за последние несколько дней. Вот это да- леко не достоверное известие, что агеевцы живы. — Связь была великолепна. Приняли целых пол- слова: «...получ...» По всей вероятности, «благопо- лучно». — Строго определяя, это не связь, а хамство, — ска- зала Ада. 32
Ираида Васильевна улыбнулась и кивнула: ну ко- нечно же, «благополучно». Другого и быть не может. Для таких людей, как Симона и Николай Агеев, все всегда кончается благополучно. Потому что они умеют верить в это неизменное «благополучно». И хотя сидя- щие за столом перебирают сейчас десятки слов, кото- рые могли быть на месте коротенького всплеска, чудом принятого Землей, — все равно для Симоны из всех этих слов существует только одно. «Если бы так было с ними... — думала Паола, под- першись кулачком. — Если бы два года не было связи с «Бригантиной»... Она не любит своего Агеева. Она просто относится к нему, как жена должна относиться к мужу. Странно, для всего люди напридумывали раз- ных слов, даже больше, чем нужно, а вот для самого главного нашли одно-единственное; называют этим сло- вом все, что под руку попадет, — даже обидно... А мо- жет, пришлось бы придумывать для этого самого глав- ного столько слов, сколько людей на свете, — нет, в два раза меньше: для каждых двух... А то ведь, наверное, всем кажется, что только у тебя — настоящее, а все остальные — это так, привычка, или делать нечего, или, как говорит Симона, «сеном пахло»... — чушь всё. Всё чушь и всё — неправда. А правда начнется тогда, когда дрогнет пол под ногами и замурлыкают огромные су- пранасосы, и бесшумно, незаметно даже — снизу или сверху, появится синтериклоновая перегородка, и снова все качнется, и еще, и еще, и когда остановится — это будет значить, что «Бригантина» приняла трап». — Чай стынет, — сказала Симона, — можно прини- маться за пироги. — С чем бы это? — полюбопытствовала Ираида Ва- сильевна. — Великорусские. Посконные. Сермяжные. Что, я не так сказала? — Симона умудрялась выискивать где-то совершенно невероятные слова. — Вот, убедитесь. С грибами и с визигой. — Да, — задумчиво сказала Ада, — эпоха контра- банды на таможенной станции. И много их там у тебя? — Хватит, — сказала Симона и ткнула кнопку вы- зова дежурного робота. — Надо припрятать на черный день — имею в виду гостей. 3 Вахта «Арамиса» 33
Дверь приподнялась, вкатился «гном». Он бесшум- но скользнул к Симоне и остановился, подняв свой вог- нутый, словно хлебная корзиночка, багажник. Симона принялась перегружать туда свои пакеты. — Снесешь в холодильник, киса, — приговаривала она вполголоса, — да чтобы через неделю можно было достать не раскапывая лопатой. А то всегда завалишь... Паолу немного раздражала манера Симоны говорить с роботами. Ну зачем это, если они все равно ничего не слышат? Видно, и Симона думала о том же: — Эх ты, черепаха навыворот. И когда я вас пере- веду на диктофоны? — Она нагнулась и стала набирать шифр приказа. — Говоришь с ним, как с человеком, а он — ни уха ни рыла. Кстати, какой у нас номер оче- реди на универсальный? Паола вскочила: — Я сама. Схватила пакеты в охапку, побежала на кухню. Уни- версальный... Когда-нибудь его доставят на станцию, и тогда — «благодарю вас, мисс, но услуги стюардессы на станции больше не нужны». Паола вернулась к столу, села пригорюнившись, — одной рукой подперла подбородок, другой поглажива- ла скатерть. — Ну что, Паша, взгрустнулось? — Ираида Василь- евна наклонила голову, одним глазом глянула Паоле в лицо. «Словно большая, добрая кура», — подумала Пао- ла. — Или, может, обленилась за отпуск? Работа в тя- гость? — Да разве я работаю? Смеетесь! — Паола судо- рожно сдернула руки со скатерти, под столом стиснула кулачки. — Разве так должна работать стюардесса? Вот на пассажирских ракетах, если что случается — стюар- десса разве с командой? А? Она с пассажирами. До са- мого конца. (Ада улыбнулась, — еще ни на одной пас- сажирской ракете до «самого конца» не доходило.) Я, конечно, мало что могу, но ведь главное, чтобы люди чувствовали — о них заботятся, с ними рядом живой человек, а не такой вот паразит. — Паола кивнула на «гнома», все еще покачивавшегося за креслом Симоны. Симона взорвалась: 34
— Прелестно! Господа, бумагу мне с золотым об- резом и лебединое перо. Мы пишем рекомендацию мисс Паоле Пинкстоун на предмет ее перехода на рей- совую космотрассу. И чтоб там без паразитов. Мисс не выносит представителей металлической расы. «Ну зачем она так? — подумала Ираида Васильев- на. — Она же знает, что на пассажирские ракеты берут только самых хорошеньких... Даже у нас. Уж такая тра- диция. А на «Бригантине» за стюардессу этот Морту- сян. Так что никуда Паша не уйдет. Что же обижать девочку?» — Трогательно, — сказала Ада, — а мы, выходит, не люди? Нам не нужно человеческой заботы? Паола вспыхнула. — Ох, глупости вы все говорите. — Ираида Василь- евна подошла к Паоле, тяжело опустила руки ей на плечи. — Счастливая ты, Паша. Паола вскинула на нее глаза, но Ираида Васильев- на молчала, да говорить и не надо было, — все и так поняли, что, собственно говоря, осталось досказать: «Счастливая ты — тебе есть кого ждать». Все это поня- ли, и наступила не просто тишина, а тишина неловкая, нехорошая, которую нужно поскорее оборвать, но ни- кто этого не делал, потому что в таких случаях что ни скажешь — все окажется не к месту, и всем на первых порах станет еще более неловко. И только потом, спу- стя несколько минут, все сделают вид, что забыли. А знаешь, откуда твое счастье? — Ираида Василь- евна стряхнула с себя эту проклятую тишину, но не за- хотела, вовсе не захотела, чтобы все забывали, и улыб- нулась грустно, и сложила руки лодочкой, и поднесла их к уху, словно в них было что-то спрятано, малю- сенькое такое. — Вот когда мы были маленькими, играли в «белый камень»: Белый камень у меня, у меня, Говорите на меня, на меня... — А что, Маришка у тебя играет в белый каму- шек? — обернулась она к Симоне. — Да вроде бы — нет. ...Кто смеется — у того, у того, Говорите на того, на того... 3* 35
— И какие льготы предоставляло наличие белого камня? — осведомилась Ада. — Уже не помню... Кажется — счастье какое-то. - Да- — задумчиво сказала Паола. — До счастья я немножко не дотянула. Пинкстоун — это не белый ка- мень. Розовенький. — Все равно, — сказала Ираида Васильевна, — все едино — счастье, — и улыбнулась такой щедрой, слав- ной улыбкой, будто сама раздавала счастье и протяги- вала его Паоле: на, глупенькая, держи, всё тебе — боль- шое, тяжелое; а та боялась, не брала, приходилось уго- варивать... — Вызов, — сказала Симона и резко поднялась. Все пошли в центральную рубку. Паола собрала со стола, понесла сама, — здесь, с половинной силой тя- жести, все казалось совсем невесомым. Шла мурлы- кая, песенка прилипла, потому что была такой глупень- кой, доверчивой: Кто смеется, у того, у того... Симона вышла из центральной, остановилась перед Паолой. Блаженная рожица, что с нее возьмешь? — Дура ты, Пашка, вот что, — сказала она не- громко. Паола остановилась и уж совсем донельзя, глупо спросила: — Почему? — Долго объяснять. Просто запомни: со всеми своими распрекрасными чувствами, со всей своей раз- высокой душой один человек может быть совсем не ну- жен другому. Вот так. «Зачем они все знают, зачем они все так хорошо знают...» — с отчаяньем думала Паола. Тут взвыли генераторы защитного поля, но сигнала тревоги не было, — вероятно, подходило небольшое об- лачко метеоритной пыли. — Не осенний ли мелкий дождичек... — сказала Си- мона и побежала в центральную. Паола повела плечами, словно действительно стало по-осеннему зябко, и пошла по коридору, как всегда, по самой середине, где под белой шершавой дорож- кой — узенький желобок. Приоткрыла дверь своей каю- ты — потолок тотчас же стал затягиваться молочным 36
искристым мерцанием. Не думая, протянула руку впра- во, почти совсем приглушила люминатор. Оглянулась. Напротив, поблескивая металлопластом, — дверь одной из кают, что для «них». Гулкое ворчанье под ногами усиливалось. Паола пе- решагнула через порог, неожиданно подпрыгнула, — видно, Симона сняла энергию с генераторов гравиполя, и тяжесть, и без того составлявшая что-то около шести десятых земной, уменьшилась еще наполовину. Паола забралась на подвесную койку, поджала ноги. Она зна- ла, что ничего страшного нет, что Симона напевает себе за пультом и ничего не боится, и Ада ничего не боится, и Ираида Васильевна боится только потому, что она всегда за всех боится, — но внизу, в машинно- кибернетической, рычало и потряхивало, и ноги неволь- но подбирались куда-нибудь подальше от этого низа. Паола подняла руку к книжной полке, не глядя вы- тянула из зажима алый томик Тагора. И книга раскры- лась сама на сотни раз читанном и перечитанном месте: «О мама, юный принц мимо нашего дома проска- чет — как же могу я быть в это утро прилежной? Покажи, как мне волосы заплести, подскажи мне, какие одежды надеть. Отчего на меня смотришь так удивленно ты, мама? Да, я знаю, не блеснет его быстрый взгляд на моем окне; я знаю, во мгновенье ока он умчится из глаз моих; только флейты гаснущий напев долетит ко мне, всхлипнув, издалека. Но юный принц мимо нашего дома проскачет, и свой лучший наряд я надену на это мгновенье...» Страха уже не было, а было повторяющееся каждый раз ожидание какого-то чуда, вызванного, как заклина- нием, древней песней о несбыточной — да никогда и не бывшей на Земле — любви. «О мама, юный принц мимо нашего дома промчал- ся, и утренним солнцем сверкала его колесница. Я откинула с лица своего покрывало, я сорвала с себя рубиновое ожерелье и бросила на пути его. Отчего на меня смотришь так удивленно ты, мама? Да, я знаю, он не поднял с земли ожерелья; я знаю, в красную пыль превратили его колеса, красным пят- ном на дороге оставив; и никто не заметил дара моего и кому он был предназначен...» 37
А станция все летела и летела вокруг Земли, и вме- сте с Землей, и вместе со всей Солнечной, и вместе со всей Галактикой, и вместе с тем, что есть все это — все галактики вместе, и то, что между ними, и то, что за ними; и только, затихая, мурлыкали сигматеры пер- вой зоны защитного поля, и только чуть посапывал регенератор воздуха, и только жемчужным, звездным блеском мерцал люминатор, и никаких чудес не могло быть на этом белом свете... «Но юный принц мимо нашего дома промчался, и драгоценный камень с груди своей я бросила ему под ноги»*. ВСТРЕЧА В ПРОСТРАНСТВЕ — «Арамис», «Арамис», я — «Первая Козырева», связь, связь... — Есть связь. Ада, возьми-ка связь, надоели до чер- тиков со своими информашками... — Подтвердите готовность к приему американского планетолета НУ-17 «Бригантина». Ираида Васильевна оперлась на Адино плечо, на- клонилась над чашечкой короткого фона: — Вспомогательная таможенная станция «Арамис» к приему планетолета НУ-17 «Бригантина» — готова. Начальник станции Ираида Монахова. — «Бригантина» легла в дрейф на расстоянии шесть с половиной тысяч километров от вас, геоцентрические координаты... — Сейчас соврут! — шепнула Симона и заслонила своими плечами широченный экран гравирадара. Ра- дужная мошка выползла на его сетчатое поле. «Первая Козырева» выдала координаты, и, как все- гда, приврала. Симона отошла от гравирадара и накло- нилась над Адой с другой стороны, так что все три женщины легонько стукнулись головами. — Ламуйль, котик, это ты там порешь? «Первая Козырева» невозмутимо продолжала: — «Арамис», «Арамис», передаю вам связь с «Бри- гантиной». Корабль идет без повреждений, дополни- тельной бригады на прием не запрашивалось. Дежур- ♦ Перевод А. Израйлита. 3S
ный диспетчер Шарль Ламуйль, — и уже другим, сер- дитым голосом: — Да, это я. А что? — С тебя пол-литра «московской», за вранье. Когда Колька приземлится. — А что, действительно была связь? — А ты не знал? — Знал, да как-то не верилось... Ну, берите «Бри- гантину». «Первая Козырева» сошла со связи, из фона по- несло писком, визгом и улюлюканьем. — Чистый зверинец. — Симона подтолкнула Аду плечом, чтобы та освободила ей место. — А еще — Про- странство. Всего две сотни лет тому назад здесь была тишь да гладь да божья благодать. — Симона, — мягко сказала Ираида Васильевна, —• может быть, Аде пора самой принять хоть один ко- рабль? — Нос не дорос. Ираида Васильевна тихонько вздохнула, — нервни- чает человек. И еще сколько кораблей ей принять, прежде чем вернется — или совсем уже не вернется —. Николай Агеев. И Симона понимала, что Ираида Васильевна жалеет ее, как всегда, и боится за нее, как за всех, и поэтому предлагает — слава богу, что еще не приказывает! — пе- редать прием «Бригантины» Аде, дублеру по киберне- тике и механизмам. Симона фыркнула, как сердитая лошадь, и тотчас же из коричневого овала возник негромкий, тоже темно-коричневый баритон: — ...пеленг... Я — «Бригантина», я — «Бригантина», прошу пеленг. Симона оглянулась — Паола сидела в дальнем углу, руки подложены под коленки, а ноги до пола не до- стают. Ишь как трогательно. — Иди-ка поближе. Тоже мне — Золушка. Паола легко перебежала через всю центральную, ткнулась носом в лохматый затылок Симоны. Та одной рукой включила тумблер автопеленга, а другую заки- нула за голову и поймала Паолу за короткую жесткую прядку; больно дернула — «ой!». — Девочки! — строго сказала Ираида Васильевна. Точка на экране двинулась и поползла к центру, увеличиваясь и теряя радужные оболочки. Корабль под- 39
ходил к станции на своих маневровых двигателях. Пла- нетарные были уже застопорены, потому что на них не только станцию проскочить можно, но и всю систе- му «Первой Козырева», и очень даже просто; а во-вто- рых, планетарное топливо стоило ой-ой-ой сколько, надо было беречь. А уж «эти проклятые капиталисты» дрожали над каждым килограммом. — Дорогие космонавты, — обратилась Симона к «этим проклятым капиталистам» с традиционной фор- мулой приветствия, — рады поздравить вас с благопо- лучным завершением рейса. — Благодарю вас, мадам, — ответил красивый ко- ричневый баритон. — Идем на сближение по пеленгу. Через четыре минуты начну торможение. — Рановато, — сказала Симона. — Подойдите по- ближе. Как слетали? — Благодарю вас, как всегда, — без происшествий. — Везет. Занудное благополучие. А нас одолевает пыль. — Рад за вас, мадам, если все обошлось без послед- ствий. Одному из наших кораблей не удалось избежать некоторых неприятностей. — А, «Киллинг». Слыхала. Сами виноваты. Курицы. — Симона, — сказала Ираида Васильевна. — Не знаю подробностей, мадам. Это случилось вчера. — Зато я знаю. Тормозите. Покруче. Симона оглянулась на экран. Точка была у самого центра. — Потише, рыбонька, — сказала она шепотом этой самой точке и положила руки на пульт управления. — Стоп, стоп, капитан. — Симона повернула рычаг энергораспределителя и одновременно повела влево контактер гравитационного поля. У всех появилось ощущение, что они приподнимаются вверх, — Симона снизила поле гравитации до двух десятых земной. Мяг- ко, пухло, словно разрастаясь в объеме, возник ухаю- щий, вздыхающий гул. Это заработали на холостом ходу маневровые двигатели самой станции. — Легли в дрейф, — доложили с «Бригантины», — расстояние до «Арамиса» восемьсот двадцать семь метров. Ну, ясно, опять влетит от диспетчера. Хорошо еще — 4V
свой. Так что неизвестно, кто кому будет «москов- скую» ставить. — Восемьсот пятнадцать, — сказала Симона с лег- ким вздохом. — И не кричите на все Пространство. Пол дрогнул, поддал по пяткам, вильнул туда-сюда, — и стало непонятно, куда летишь, но было ясно, что ле- тишь очень быстро. Станция шла к планетолету. Он уже был виден сквозь толстый иллюминатор, и Симона взяла вверх, чтобы особенно долго не крутиться вокруг него, а сесть прямо ему на хребет. С каждой минутой становилось ясно, какой это гигант, и когда станция пошла над ним, то со стороны могло показаться, что эта маленькая про- ворная каракатица пристраивается на спину мирно от- дыхающего дельфина. — Подержитесь, бабоньки, — сказала Симона, но все и так знали, что сейчас сила тяжести будет умень- шена до одной десятой земной. Паола схватилась за чеканную титанировую раму иллюминатора. Вот опять промелькнула обшивка пла- нетолета, — заходили с кормы, где всё еще светились чудовищные раструбы дюз. Так было удобнее сесть на люк. Симона включила круговой экран обозрения. Ага, уже совсем близко. Станция пошла на тормозном, за- мерла, немного поерзала, словно примериваясь, и уже на кибер-абордажере, потому что никакой человек не мог бы сделать этого с требуемой точностью, плавно скользнула вбок и присосалась к двум четким овалам грузового и пассажирского люков. Крепежные лапы выползли из открывшихся пазов и цепко обхватили темно-серое, тускло поблескивающее тело планетолета. Теперь он и станция представляли собой единое целое. Оставалось только выдвинуть гер- метический трап. Симона нагнулась над сетчатой плошкой фона: — Ну, как вы там? — Надеваем скафандры, — лаконично отозвалась «Бригантина». — Подаю трап. Всем покинуть шлюзовую камеру. — Есть покинуть шлюзовую камеру. Симона перекинула маленький тугой рубильничек вверх, и тотчас же из шлюзовой послышалось легкое 41
шуршание. Станцию еще немножечко качнуло, на об- зорном экране было видно, как куцый гофрированный хобот протянулся к люку и плотно обхватил его. Про- ворный, словно белочка, кибер уже выскочил в Про- странство и побежал по спирали вокруг пере- ходника, добрался до места стыка и стал придирчиво тыркаться, проверяя надежность крепления. — Экипаж планетолета НУ-17 «Бригантина» к вы- ходу готов. Паола переступила с ноги на ногу. Симона включила тумблер под знаком «С», и тон- кад прозрачная пленка опустилась с потолка и разде- лила шлюзовую, коридоры, салон и биологическую на территорию хозяев и территорию гостей. — Выход разрешаю, — сказала Ираида Васильевна, нагибаясь над плечом Симоны. Два золотистых краба, выставив перед собой инст- рументы, ринулись по переходнику — помогать снимать люк. Симона поднялась, повела плечами, — чертовски не- леп был на ней форменный голубой костюм Между- народной службы - и в последний раз протянула руку к пульту — восстановила привычную на станции силу тяжести. — Ну, пошли делать реверансы! — и, пропустив вперед Ираиду Васильевну, все двинулись в шлюзо- вую. Слева уже чернела изготовившаяся к нападению на чужой корабль беспристрастная армия кибер-контроле- ров; направо, к жилым отсекам, уходил белоснежный коридор, а прямо, так близко, что казалось: сделай два шага — и ты там, — зияла дыра герметического пере- хода. Но сделать эти два шага было никак нельзя, по- тому что невидимая пленка немыслимой прочности под- нималась у самых ног выстроившегося экипажа «Ара- миса» и уходила в узкую щель темно-синего потолка, — люминаторами в шлюзовой служили боковые стены. За дырой была темнота, из которой доносилась метал- лическая возня. И вот там, впереди, показалась поло- сочка света, потом щит люка стремительно опрокинул- ся внутрь перехода, подхваченный присосками кибе- ров. На фоне желтого овала мелькнули силуэты этих 42
киберов, втаскивавших щит внутрь корабля, потом свет усилился, и вот стройная фигура в черном син- териклоновом скафандре показалась в конце пере- хода. Паола снова переступила с ноги на ногу, и даже вздохнула, и даже тихонечко потрогала упруго подав- шуюся под ее пальцами переборку, но никто на нее не оглянулся. Показалась еще фигура, и еще, и трое космолетчи- ков, чуть пригнувшись, вышли из темного коридорчика на белый свет. Они остановились напротив команды «Арамиса», тоже почти у самой перегородки, только по другую ее сто- рону и на таком расстоянии, чтобы можно было сделать один маленький шаг вперед; и тот, что вышел пер- вым, сделал этот шаг и чуть усталым голосом прого- ворил: — Экипаж американского планетолета «Бриганти- на» в составе Дэниела О’Брайна — командира (он с ка- ким-то врожденным достоинством слегка наклонил го- лову), Александра Стрейнджера — второго пилота (по- клонился незнакомый, сразу бросающийся в глаза удивительно красивый юноша) и Пино Мортусяна — космобиолога (Пино, старый знакомый, мотнул головой) прибыл в систему космической станции «Первая Ко- зырева» и просит произвести досмотр грузов. Ираида Васильевна тоже сделала маленький шажок ему навстречу: — Команда вспомогательной станции «Арамис» в составе Ираиды Монаховой — начальника и космобио- лога, Симоны Жервез-Агеевой — кибер-механика, Ады Шлезингер — уполномоченного по досмотру грузов и Паолы Пинкстоун — стюардессы рада видеть вас у себя на борту. Сейчас прошу всех пройти в боксы биологи- ческой обработки, после чего прошу вас в салон. — И Ираида Васильевна улыбнулась так по-домашнему, по- земному, что американцы не могли не ответить ей тем же, и тоже улыбнулись: капитан — сдержанно, второй пилот — ослепительно, а Пино — криво, как всегда. — Нет ли у вас на борту живых существ, капи- тан? — задала Ада традиционный вопрос. — Нет. Груз — контейнеры с кормонилитом. Все 43
данные о характере груза, в том числе и о его актив- ности, в бортовом журнале. Формальности были окончены, космолетчики посту- пали в распоряжение Ираиды Васильевны, теперь уже не командира, а врача. — Прошу вас. — Она повернулась и пошла в пра- вый коридор, и трое в скафандрах тоже повернулись и послушно затопали рядом с ней. Симона щелкнула пальцами по синтериклону: — Что новенького, Мортусян? Тот поотстал, поднял руку к затылку и почесал гер- мошлем. — Да вот говорят — на вашей «Аляске» клопов раз- вели... Симона махнула рукой, устало промолчала — редкий случай, и, проводив глазами космолетчиков, пошла сни- мать глупый, небесного цвета, костюм. Когда эти парни, вылезли из своей телеги, все стало на свои места, и пропало то смятенное, неразумное и тревожное предчув- ствие, что «Бригантина» — вовсе не «Бригантина», а другой, оплавленный и изуродованный корабль, вернув- шийся вопреки всякой логике и математике и благодаря какому-то парадоксу Пространства, который должен же, черт побери, существовать для таких людей, как ее Колька... День первый НЕМНОГО ПОЛИТИКИ Два одинаковых золотисто-коричневых «гнома», ра- ботающих по зеркальной программе, подали фрукты. Дэниел отказался; Мортусян потянул огромную кисть винограда, которая позволила бы ему до конца вечера не вступать в разговор. Санти выбрал на редкость ап- петитный персик и, живо обернувшись влево, хотел было предложить его Паоле, но наткнулся на синтери- клоновую пленку и так естественно упомянул чертей в количестве что-то около четырехсот штук, что все за- смеялись. — Простите, мисс, — проговорил он, великолепно смущаясь, — надеюсь, вы дадите мне возможность за- гладить мой промах где-нибудь на Земле? «Вот как славно, — искренне порадовалась Ираида 44
Васильевна, — и голубой «космический» костюм Паше к лицу, и этот румянец... И сам О’Брайн улыбается. Все будет хорошо, все еще будет хорошо». «А что, — думала Симона, — пусть не журавль в небе, зато синица в руках. И какая синица!» Ада смотрела на них, безмятежно приподняв брови: «А ведь это — игра. И игра на самом высоком уровне. Только — зачем? Не ради же интрижки с маленькой стюардессой?..» В салоне было не слишком светло и удивительно уютно; невидимая пленка синтериклона, разделявшая стол, не мешала общей беседе, так как была абсолютно звукопроницаема. И сама беседа была уютной, нето- ропливой, домашней. Говорили о Венере, к которой здесь, у «Первой Козырева», относились несколько сни- сходительно, по-соседски, словно она находилась в той же системе вспомогательных станций и была притом не лучшей из них. — А Мурзукский рудник, вероятно, придется при- крыть, — сказала Симона, возвращая разговор к пре- рванной теме. — Это возле Сахарского хребта, ваш кор- монилит как раз там и добывают. Так вот, за прошлую неделю туда пожаловало уже два венерианина. Какое уж тут невступление в контакт! Хорошо, что ваши ребята вовремя спохватились, выволокли их из зоны действия машин. — А вы не знаете подробностей? — почтительно спросил Санти. — Ну? — Симона приготовилась слушать, хотя с не- давнего времени у нее появилось подозрение, что этот мальчик врет, как в худшем случае — Мюнхгаузен, а в лучшем — Ийон Тихий. — Так вот: ребята с Мурзукского недавно подстре- лили пару зверюшек, не помню, как они называются, но что-то вроде наших кенгуру. Хотели привезти до- мой — знаете, сколько за такие штуки в наших музеях платят? А биолог — Пино его знает, здоровенный такой верзила, — попросил одну взаймы. Все долго гадали, зачем ему эта шкура на Венере, — ну, на Земле — это было бы еще понятно. Перед девочкой похвастать, или еще что-нибудь подобное. А в первых числах августа вдруг сигнал тревоги — кто-то залез в зону действия машин. Все бросились к экранам, а там огромная 45
фигура, шкура кенгуру, а походка как у биолога, вы- носит на руках маленького венерианина. Вынес из зоны, на ноги поставил, да еще подшлепнул — не шатай- ся, где не положено. — Вполне правдоподобно, — сказала Симона. Оно действительно было вполне правдоподобно, это маленькое происшествие с любознательным венериани- ном. Но вот фигура благородного янки, выносящего на своих руках из опасной зоны маленького абори- гена... А если врет, то зачем? Симона глянула на Аду — ага, и та не верила. — До чего же все это надоело — замаскированные станции, телепередатчики чуть ли не в дуплах деревьев, вся эта мышиная возня вокруг невступления в контакт... А я бы сейчас собрала всех их детенышей и — к ним, воспитателем в детский сад. — И воспитала бы из них головорезов, — засмея- лась Ада. — А вы считаете себя вправе учить их жить так, как живете вы сами? — спросил О’Брайн. — Упаси боже, — замахала руками Симона, — со- всем наоборот! Я учила бы их жить, исходя из собст- венных ошибок. — Собственных — это в частности, — заметил Сан- ти, — но нужно учитывать и более существенные за- блуждения, свойственные не отдельному человеку, а... — Начинается, — сказала Симона. — Вижу, что в ближайшие десять лет мне не быть воспитательницей в детском саду. — Почему же, — упрямо возразил Санти. — Нужно только договориться. Договаривались же наши страны буквально по всем вопросам. Нет никакого сомнения, что тот строй, который возникнет на Венере после по- явления там общества — согласитесь, что его там пока вообще нет, есть только стаи (все женщины дружно поморщились), — так вот, этот строй — я не возра- жаю даже против того, чтобы он назывался коммуни- стическим, — этот строй будет отличаться и от того, что имеет место в вашей стране, и от того, к чему в конце концов придем мы. — Естественно, — сказала Симона, — потому что в 46
конце концов и мы и вы — все придем к одному и тому же. — Сомневаюсь, — мягко проговорил Санти. — Уже тот кибернетический социализм, который мы построили в нашей стране, принципиально отличается от того со- циализма, который имел место в России, и сейчас еще наблюдается в некоторых странах. — Симона начала медленно бледнеть. — Не умаляя значения вашего вели- кого примера, — Санти весьма небрежно сделал рун-: кой, — мы все-таки возьмем на себя смелость развивать- ся самостоятельно, и пока мы, так же как и вы, являем- ся космической державой, мы будем... э-э-э... проте- стовать против насильственного насаждения среди венерианцев исключительно ваших взглядов. Пусть они себе строят коммунизм, но пусть они имеют свободу выбора, с кого брать пример — с вас или с нас. — Та-ак, — протянула Симона. — Мало нам, значит, было социализма по-американски, теперь нам обещают и коммунизм под тем же соусом. А не слишком ли лег- ко вы бросаетесь словами, мой мальчик? Ведь это, черт побери, не шашлыки — по-вашему, по-нашему! Мы свой социализм — мы его горбом, кровью и потом вы- строили. И коммунизм — это великая работа. Никто ее не считает, просто каждый по совести делает не- множко больше, чем может. Так что вообще-то комму- низм — это Совесть. С большой буквы. А для вас, я вижу, уже все равно, — в один прекрасный день, когда совсем не за что держаться стало, выкинули последнюю соломинку: граждане свободной Америки, у нас, видите ли, уже сам собой сложился социализм. Кибернетиче- ский притом, что является высшей его ступенью. Так что, пожалуйста, без революций. Не так ли, а? Санти поднял на нее ясные глаза, — ну и расправ- ляются же здесь с гостями, и, судя по всему, это тут обычное явление, — и заговорил негромко и сосредото- ченно, как пай-мальчик, отвечающий урок: — Ни тот мирный переход от капитализма к социа- лизму, который имел место в нашей стране, ни то рас- ширенное понятие о социализме, к которому пришли американские теоретики, не только не противоречат марксистской диалектике... — А ваши безработные? Они что — тоже не проти- воречат? — перебила его Ада. 47
— У нас нет безработных. - М-да? — Мисс, ради бога, поддержите меня, — Санти обернулся к Паоле, через упруго подавшийся синтери- клон коснулся ее близкого плеча. — Скажите вашим коллегам, что любой американец, не нашедший работы по специальности, получает в неделю один час обще- ственных работ, причем оплата этого труда настолько высока, что она позволяет ему не только прокормиться самому, но и содержать семью. — То есть не помереть с голоду, — задумчиво ска- зала Ираида Васильевна. — То-то и оно, что рождае- мость у вас... — Рождаемость — вопрос другой, — быстро перебил ее Санти. — Не будем уклоняться. Что же касается ра- боты по специальности, то мы не можем предоставить ее каждому, потому что это значило бы... Он остановился и глянул на Паолу, давая ей закон- чить свою мысль. — ...это значило бы подорвать конкуренцию. А кон- куренция — залог прогресса, — старательно, как на уро- ке, проговорила Паола. Ада презрительно пожала плечами, чего, в общем-то, никогда себе не позволяла: - Ну, а эксплуатация трудящихся? И это при со- циализме? — Помилуйте, эксплуатации давно не существует. Каждый рабочий полностью получает за свой труд. Полностью. Не так ли, мисс? — Конечно, мистер Стрейнджер. Капиталисты... — Паола беспомощно наморщила лобик, — они присваи- вают себе только труд роботов. А живые люди полно- стью получают по труду. Паола раскраснелась, поставила локти на стол. Впервые она, как равная, принимала участие в таком умном разговоре. — Труд роботов... — вздохнула Ада. — Горе ты мое. Когда это машины могли трудиться? Паола сначала испуганно захлопала глазами, а по- том и вовсе примолкла. — Послушайте, вы, знаток русского языка, — заго- ворила притихшая на время Симона, — а вам известен такой термин — «липа»? Да? А «развесистая клюква»? 48
Так вот, ваш кибернетический социализм по-амери- кански... — Мадам, — спокойно проговорил Дэниел О’Брайн, и Мортусян перестал жевать. — Вы забываете, что я тоже американец. Симона обернулась к нему, фыркнула: — Дорогой капитан, это — единственное, что при- миряет меня с Америкой. Дэниел наклонил голову — ровно настолько, чтобы не показаться неучтивым. И всей кожей почувствовал взгляд Санти Стрейнджера. А действительно, стоит ли быть учтивым с какой-то марокканкой? Дэниел поста- рался смотреть на бесцветный экран фона — так, чтобы взгляд приходился посередине между Адой и Ираидой Васильевной. Ираида Васильевна поднялась: — Очень жаль, господа, но мы не хотели бы, чтобы корабль задержался на «Арамисе» по нашей вине. Са- лон и библиотека в вашем распоряжении. И, разумеет- ся, буфет. Паша, займи гостей. Мужчины поднялись вместе с ней. Паола улыбну- лась, как и подобало хозяйке, вступающей в свои права, спросила: — Может быть, еще кофе? Санти опустился на свое место и положил ноги на кресло Мортусяна, приняв естественную и неприну- жденную позу усталого человека: — Если это вас не затруднит, мисс, то еще чашечку. Паола побежала на кухню. — Отдыхайте, ребята, — сказал капитан и направил- ся в свою каюту. Мортусян подошел к Санти, перегнулся через спин- ку его кресла, выплюнул абрикосовую косточку: — Мне смыться? — Как знаешь. — Развлекаешься с девочками? — И другим советую. Мортусян как-то неопределенно хмыкнул, нежно погладил Санти по голове: — Ну, ну, паинька, — и тоже направился к себе. Паола с чашечкой на подносе впорхнула в салон. Увидела Санти. Одного только Санти. Значит, снова до утра... 4 Вахта «Арамиса» 49
И — приветливым тоном хорошо вышколенной стюардессы: — Кофе, мистер Стрейнджер... — и запнулась: ме- жду ними был синтериклон. Такой промах для опытной стюардессы... Она так и стояла, мучительно краснея все больше и больше, хотя давно уже могло показаться, что дальше — уже некуда; но особенностью Паолы было то, что она умудрялась краснеть практически беспредельно. И эта глупая, ненужная чашка в руках... — Бог с ним, с кофе, — ласково проговорил Сан- ти, поднимаясь. Он подошел к перегородке и прижал- ся к ней щекой. Перегородка была чуть теплая. — Мисс Паола, вы скоро вернетесь на Землю? Паола подняла на него глаза и не ответила. Санти засмеялся: — Держу пари, что я-таки добился того, что вы считаете меня самым навязчивым из всех ослов. Ну, ладно. Чтобы доказать обратное и заслужить вашу дружбу, открою вам один секрет: если вы хотите за- воевать симпатии мистера Мортусяна — пошлите ему в каюту целую гору сластей. Знали бы вы, какой он ла- комка! Это верно так же, как и то, что капитан любит только одну вещь: легкие вирджинские сигареты. — Но у нас на станции никто не курит... — Паола растерянно оглянулась по сторонам. Господи, какая дура! — К счастью, в моем личном саквояже вы можете их отыскать. Пошлите на корабль «гнома», как только закончится дезактивация и дезинфекция. — Я не имею права... — О, разумеется, разумеется... — Санти чуть замет- но усмехнулся: не пройдет и трех минут, как «гном» поползет на корабль за сигаретами. Ну что же, начи- нать надо с малого. — А жаль! — добавил он вслух. Паола улыбнулась дежурной улыбкой стюардессы: — Пойду поищу чего-нибудь для мистера Морту- сяна... Санти проводил ее взглядом, вытянулся в кресле, за- кинув руки за голову, негромко прочитал: Сладко, когда на просторах морских разыграются ветры, С твердой земли наблюдать за бедою, постигшей другого... 50
Дэниел закрыл за собой дверь каюты, устало опу- стился на край койки. Ну что, капитан, где твое хвале- ное ТО, ради чего ты живешь именно так, как сейчас живешь, и не стоит жить иначе? Раньше оно, пожалуй, было ближе, достижимее. А сейчас оно где-то рядом, но невидимо и неощутимо, как грань между будущим и прошедшим. Увлекательная это игра — ловить настоящее. Хотя бы — ощущение. Кажется, что оно вполне реально, но когда стараешься подстеречь его — оно становится всего лишь ожиданием; оно приходит, спешишь зафиксировать его в памяти — а оно уже там, потому что оно стало воспоминанием. И так всегда и во всем его настоящее распадалось на прошедшее и будущее, ускользало, и вся жизнь, если смотреть на нее с точки зрения разложения бытия на две эги иррациональные составляющие, расползалась, расплывалась, теряла привычные контуры, и в мерцании равновероятных правд и неправд рождалось желание совершать что-то недопустимое, невероятное; ведь не все ли равно было, что делать, если не успеваешь осмыслить каждый миг — а он уже перелетел грань бу- дущего и прошедшего. Это стремление и привело его к Себастьяну Неро, и тогда жизнь стала действительно таинственной и же- ланной, и была она такой до конца прошлого рейса, пока снова не появилось недоуменное, тревожное смя- тенье — а есть ли во всем этом ТО, ради чего вообще стоит жить? Сначала он думал, что ТО — это ожидание полета. Но ожидания не было, была переполненная формаль- ностями суета проверки и отладки двигателей. А потом компания погнала «Бригантину» раньше расписания, и он даже не успел как следует познакомиться со вто- рым пилотом. Потом был полет туда — нудная кани- тель с вышедшими из управления супраторами, и бор- мотанье Мортусяна, и лучезарные улыбки Санти. И в этом уж никак не могло быть ничего святого. И погрузка над Венерой, истерический вой в фонах, роботы-грузчики, бесконечные контейнеры и «быстрее, быстрее» — из экспортного управления с поверхности. И вот самое интересное — «Арамис», где наконец он мог в полной мере быть «джентльменом космоса», непроницаемым и безупречным. 4* 51
Но опять не было ощущения того, что вот именно сейчас и наступило ТО, ради чего живешь именно так, как живешь, и не стоит жить иначе. «А, к чертям, — безнадежно подумал Дэниел, — пока я — первый пилот нашего флота, и я независим, и счет в банке, — лет десять сносной жизни, а потом... час об- щественного труда и гарантия, что не умрешь голодной смертью». За дверью послышались легкие шаги, хлопнула со- седняя дверь. О’Брайн потянулся и включил экран вну- треннего фона. Каюта второго пилота. Ага, Санти уже делится впечатлениями с Мортусяном. — Ну и как? — послышался жабий голос Пино. — Как и должно быть, — скромно ответил Санти. — А как тебе мадам? — Бр-р-р... мечта пьяного Делакруа. Марокканская лошадь. — А мамаша? — Сами русские о таких говорят «чуч-мэк»... — Мистер Стрейнджер! — Дэниел почувствовал, что необходимо немедленно вмешаться. — Я попросил бы вас на будущее — как и вас, Пино, — не устраивать в салоне политических дискуссий. — Бога ради, капитан, разве был политический раз- говор? — Санти поднял ангельские глазки на экран Дэ- ниела. — Мне казалось, что я только исправляю нашу общую бестактность, стараясь привлечь к беседе мисс Паолу. Дэниел побледнел. Еще никто не смел с такой бес- церемонностью указывать ему на то, как следует вести себя за общим столом. — И попрошу вас внимательнее следить за своей речью, — словно не расслышав ответа Санти, про- должал капитан. — Слова «чуч-мэк» нет в русском языке. — Прошу прощенья, капитан, — живо возразил Сан- ти, — это жаргонное выражение, вышедшее из упо- требления в конце двадцатого столетья. Оно встре- чается у очень немногих авторов. — Не слишком ли хорошо вы знаете русский, мой мальчик? Санти вскинул руку — отключил фон Мортусяна. — Язык врагов нужно знать так же хорошо, как 52
свой собственный, — негромко проговорил он. — И даже лучше. — Вы с ума сошли. Вы же на... — В каютах пассажиров нет наблюдательной аппа- ратуры. — Вы уверены? Санти шагнул вперед, так что губы его очутились у самого экрана и зеленоватое стекло подернулось лег- кой дымкой дыханья. И еще он засмеялся, так откро- венно и высокомерно, как только он один позволял это себе по отношению к О’Брайну. — Я это просто знаю, капитан. Они создавали эти станции, дьявольски уверенные в том, что только они будут здесь хозяевами. Себя им не нужно было кон- тролировать. А мы — только пока. Мы — потенциаль- ная часть их самих. Мы — хорошие парни, только по недомыслию не понимающие, что рано или поздно мы будем обречены на ту рабскую уравниловку народов, которую они считают светлым будущим человечества. А мы не хотим! И не позволим! Мы — это не вы, капи- тан. И не этот застенчивый висельник Мортусян, кото- рого мистер Неро — да-да, собственноручно Себастьян Неро — вытащил из мельбурнской тюрьмы и засунул на наш корабль. Ах, вы этого не знаете! Естественно, ведь вам на все плевать. Да не возражайте, капитан, нас ведь никто не слышит, и престиж «джентльмена космоса» не пострадает от того, что я вам скажу. Мы будем драться за тот путь, который мы сами выберем. И, может быть, нам придется уничтожить тех, кто стоит на дороге. А те, которым плевать на все, — они тоже стоят. А нам нужно, чтобы с нами вместе шли. Бежали. Дрались. Но не стояли. Мы... — Кто же это — мы? — спокойно проговорил О’Брайн. И снова Санти улыбнулся, как улыбаются люди, на- столько сильные, что им можно уже ничего не скры- вать. — Мы — это пока я один, капитан. Прежде чем научиться драться в стае, каждый должен отточить свои когти в одиночку. Вы думаете, что этот корабль — мое первое поле боя? Нет, капитан, это еще учебный ринг. Только поэтому я и здесь. Пока я честно могу вам при- знаться, что не знаю, что я буду делать дальше. Снача- 53
ла — искать таких же, как я. И если я найду человека, которого признаю сильнее себя, — я буду выполнять его приказы слепо и фанатично, как иезуит. А нет — буду командовать сам. Разумеется, это будет трудно, и не только потому, что миновали те золотые времена, когда мы, свободные люди — я снова говорю «мы», по- тому что все время чувствую себя частицей какого-то вечного братства непокоренных, — когда мы заставляли дрожать президентов, а тех, которые обладали излиш- ком самостоятельного мышления, попросту убирали с пути; когда мы вздергивали на фонарях этих чернома- зых, которым сейчас позволили забыть, что они — все- таки не люди. Трудно нам будет потому, что слишком многим в нашей стране на все наплевать. А ведь так гибнут целые государства. Древний Египет, Рим, Греция — они погибли, когда их обожравшимся жителям стало на все плевать. И еще нам будет трудно потому, что слишком давние ошибки нам придется исправлять. Ошибки древние, но столь страшные, что мне порой кажется, что это я сам допустил их: это я в девятьсот четвертом не вступил в союз с Японией, чтобы помочь ей захватить всю азиатскую часть России; это я в сем- надцатом году не объявил тотальной мобилизации всего мира, чтобы задушить новорожденную гидру социа- лизма; это я в сорок пятом... Дэниел выключил фон. Слишком любил он этого красивого, сильного мальчика и не хотел видеть, как сейчас вот эта одухотворенность борьбы, этот взлет юношеской непримиримости перейдут границы пре- красного и опустятся до чего-то истеричного, маниа- кального, жалкого. И уже совсем бессознательно пожалел, что нет на этой станции аппаратуры подслушиванья, — пусть все слышали бы Санти, золотого мальчика, не сумевшего родиться в эпоху конкистадоров. И пусть запоминали бы его, потому что этот мальчик рожден необыкновен- но жить и необыкновенно умереть. Вот почему с «Бри- гантиной» никогда и ничего не случается: потому что на ней Санти, хранимый судьбой для своего небыва- лого, нечеловеческого конца. Ох, как чертовски жаль, что вы не слышали его. И ты не слышала его. прокля- тая марокканка. Жаль. 54
День второй ПИР ВАЛТАСАРА — Чисто? — в сотый раз спрашивала Ада. — Чисто, черт их дери, — в сотый раз отвечала Си- мона и в сто первый раз запускала на просмотровом столике какую-нибудь диаграммную ленту. Формально все было чисто. Одни подозрения — как и в прошлый их приход, впрочем. — Значит, опять пропустим их? — Черта с два, — сказала Симона. — Ищи. И снова киберы, чмокая присосками, шли по су- мрачному переходу, чтобы передвинуть и «прозвонить» каждый контейнер, чтобы обнюхать каждый квадрат- ный сантиметр поверхности стен и горизонтальных переборок, и Ада сидела перед экранами внешнего обозрения до самого обеда, и после обеда, и снова ни- чего не было заметно, и Симона наконец оттащила ее от просмотрового пульта, потому что и завтра будет еще целый день. — Чисто? — еще раз спросила Ада. — Пока да. Но видишь этот штрих? — Царапнуло перо. — А тут? — М-м-м... Тоже. — И здесь — тоже? — Честное слово, Симона, это слишком уж микро- скопические придирки. — А почему они идут через определенный проме- жуток времени? — А почему бы им и не идти? Механические непо- ладки. Симона запустила еще одну ленту: — Ну, а здесь? Этот легкий зигзаг — всплеск радиа- ции. Вот еще — весьма регулярные всплески. Помнишь, я тебе говорила о них в прошлый приход «Бриган- тины»? — Но им так далеко до нормы! — Не это важно. Важно то, что по времени они со- впадают с первыми штрихами. — А первая лента — откуда? — С регенерационной машины. Словно ее останав- ливали или переключали на другой режим. 55
— Ну, знаешь! Какая тут связь? — Да никакой, — сказала Симона. Ада направилась к двери, но Симона продолжала упорно смотреть на легонькие лиловые загогулинки. — Как ты думаешь, — спросила она вдруг, — что бу- дет делать нормальный космонавт, если в кабину про- никнет излучение? — Такое? — Такое — наплюет. Мощное. — Усилит защитное поле. Ну, полезет в скафандр высокой защиты, если успеет. — Ну, а ненормальный космонавт? — Ненормальных не бывает. — Ненормальный космонавт заранее наденет ска- фандр, а потом... — Симона еще раз посмотрела на ри- сунок ленты и пошевелила пальцем в воздухе, повто- ряя кривую, — потом возьмет дезактиватор и накроет его раструбом датчик прибора. Прибор трепыхнется и как паинька покажет нормальную активность. — Зачем? — Не имею представления. Ну, пошли. — Последние известия, — сказала Симона голосом кибер-информатора, входя в салон. — Большой океан- ский лайнер доставил из Чикаго в Москву тысячу три- ста актеров, статистов и специалистов-антигравитари- стов «Беттерфлай-ревю». Гастроли продлятся четыре с половиной месяца. — Ох, — сказала Ираида Васильевна, — никогда нельзя спокойно приехать в Москву попить чайку. На первом же перекрестке в тебя вцепятся — «нет ли лиш- него билетика?» Вот когда Санти брякнет: «И это — каждому по потребности». Но Санти молчал. — Во-вторых, десятого сентября ожидают изверже- ния какой-то сопки. Разумеется, весь институт имени Штейнберга на ногах. И, в-третьих, двоих ваших опять попросили с Венеры. Пытались любезничать с абори- генами. Американцы промолчали, словно их это не каса- лось. 56
— И вот-вот будет спецсвязь с Землей. Санти поднял пушистые каштановые ресницы. — Чья-нибудь мама, — пояснила Ираида Васильевна. Но это оказалась не мама, а Митька, и Симона- с Ираидой Васильевной, извинившись, пошли в цен- тральную, и Митькина голова уже сияла на экране, и по этой голове было видно, что сидит он на самом кон- чике стула. — Здравствуй, мама, — сказал Митька и тыркнулся в самый экран. — Здравствуй, Митя, — ответила Ираида Васильев- на так строго, что Митька даже растерялся: — Мама, а ты ни на что не сердишься? — Что ты, сынуля. Я просто устала. А как у тебя с отметками? «Господи, что она вынимает из него душу?» — с тос- кой подумала Симона и постаралась боком-боком вдвинуться в сектор передачи. — Это вы, тетя Симона? — закричал Митька, и глаза его сделались узенькими и совершенно черными — ни- какого белка, просто черная щелка. Вот так дикарены- ши радовались, завидя добычу. И бросались на нее. Этот еще не умеет бросаться — этот пока только ра- дуется. — Ну, что тебе, человечий детеныш? — Теть Симона, а я узнал: венериане все-таки инертными газами дышат. Это из Парижа передавали, на русском языке. Вот. — А не путаешь, дикареныш? В нашем воздухе ведь тоже присутствуют инертные газы, — не в таком, конеч- но, количестве, как на Венере, но всё же есть. Мы их и вдыхаем, и выдыхаем, и даже заглатываем. Но ведь мы ими не дышим и не питаемся. Понимаешь разницу или объяснить? — Да тетя Симона же, — с отчаяньем проговорил Митька, — ну как вы не хотите понять? Я же вам го- ворю — дышат. Ну, вдыхают там аргон или ксенон, а выдыхают уже совсем другое. Соединение. У них вну- три соединяется. — Фантастика, — пожала плечами Симона. — И по- том, откуда французские ученые это взяли? Ведь никто еще не исследовал живого венерианина. Нельзя. — Не знаю... — растерянно протянул Митька. 57
— Никогда не говори ничего такого, что тебе са- мому до конца не ясно, — терпеливо проговорила Ираида Васильевна. — Вероятно, очередная гипотеза, пытающаяся объяснить наличие в венерианской атмо- сфере различных соединений инертных газов. Погово- рим об этом на Земле. А сейчас нам пора, сынуля. У нас гости. — «Кара-Бу газ»? Всё, чертенята, знают — даже примерное расписа- ние рейсовых планетолетов. — Нет, — сказала Симона, — «Бригантина». Про- клятые капиталисты. Митька внимательно посмотрел на Симону. Скулы, обычно скрытые мальчишеской округлостью щек, про- ступили четко и тревожно. — Познакомиться хочешь? — спросила Симона, улыбнувшись. Ираида Васильевна недовольно обернулась к ней, но Симона как ни в чем не бывало уже успела щелкнуть тумблером. Ираида Васильевна только пожала плеча- ми, — собственно говоря, передача из салона в при- сутствии экипажа какого-либо корабля никогда не запрещалась. — Господа, — сказала Симона, переходя в салон,— это — Митя Монахов. Космолетчики как по команде обернулись сначала к ней, а потом к фону дальней связи. Митька увидал американцев и машинально поднялся. На экране, четко деля его на белое и черное, были вид- ны теперь только чуть примятая рубашка и трусы на трогательной резиночке. — Сядь, Митя, — просто сказала Симона. — Это — экипаж «Бригантины»: капитан Дэниел О’Брайн (Дэ- ниел кивнул почти приветливо, и Митька ответил ему сдержанным кивком, исполненным достоинства), космо- биолог Мортусян (Пино мотнул головой — Митька то- же мотнул) и второй пилот Стрейнджер (Санти при- встал, улыбнулся). Митька кивнул без улыбки и исподлобья глянул на Симону, та едва заметно прикрыла глаза, но это был целый разговор, понятный только им двоим: «Ты, ди- кареныш, не ожидал, что они такие. Да, капитан — по- видимому, герой и дельный парень. Мортусян — парень 58
не дельный, не герой и вообще на планетолете фигура странная. А третий — настоящий враг. Это ты правиль- но угадал, дикареныш. И что не подал вида — правиль- но. И что не улыбнулся ему — тоже правильно. Моло- дец». — Не буду вам мешать, — Митька явил весь свой такт, — до свиданья. Ираида Васильевна немножко растерялась, переби- рая привычные, но неподходящие в данном случае сло- ва, а тем временем экран погас, и американцы по оче- реди стали говорить то хорошее, что всегда говорят ма- терям про детей, а Ираида Васильевна все думала, что про отметки он так и не успел рассказать, — не вовремя всегда вмешивается эта Симона. Ираида Васильевна вернулась на свое место. Все молчали. — А что, — Симона потянулась за леденцами, — за- видно, да? Хочется еще в футбол погонять и девчонок за косы? — Подумаешь, — сказал Санти. — Вот прилечу и пойду играть в футбол. И за косы кого-нибудь тоже можно. — Черт побери, — Симона высунула кончик языка с леденцом, скосила глаза и посмотрела на конфету — она была зеленая. — А вот я — уже старуха. Дэниел медленно поднял на нее глаза. О чем она говорит? Почему он перестал понимать, о чем она го- ворит? — Ну да, — протянул Санти, — а меня так и подмы- вает спросить вас, в котором вы классе. — В пятом, — с готовностью отозвалась Симона. — Лучше всего — в пятом. Все, естественно, выразили на своих лицах необхо- димое недоумение — почему, мол, обязательно в пятом, классе. — А меня в пятом три раза из школы выгоняли. Бесповоротно. И обратно принимали. Скучал без меня директор. Одна библейская эпопея чего стоила. Иногда во время разговора Симона делала неболь- шие паузы и подносила пальцы левой руки к губам. Казалось, что она затягивается из невидимой сигареты. Но это только казалось, — Симона вообще не курила, и привычка появилась неизвестно откуда. 59
— Мы тогда только-только начали курс классиче- ской физики. Поначалу это всегда впечатляет — пер- вые настоящие приборы, опыты, лабораторные... Тихие радости — погладить стрелочку от демонстрационного амперметра и сунуть палец в соленоид. А в соседнем кабинете обосновались старшие. Физическое общество «Единица на t». Это было как раз то время, когда инте- рес к космосу резко пошел на убыль и все кинулись решать проблему машины времени. Развлекались на этой почве и стар и млад, вплоть до трагедии в Мам- бгре, после которой подобные опыты были строжайше запрещены. Старшие были настоящими вундеркиндами, имев- шими на своем счету портативный манипулятор, рабо- тавший на биотоковых командах, — краса областных выставок детского творчества. Нам его не разрешали даже трогать. Так что когда по школе разнесся слух, что старшим удалось создать модель машины времени, мы вынуждены были махнуть рукой на дисциплину и ночью, в одних трусах и майках, совершить беспримерный переход с балкона на балкон (на высоте, кажется, одиннадцатого этажа) и таким образом проникнуть в запретный ка- бинет. Знаменитая машина напоминала огромную этажер- ку, и ребята, бывшие со мной, — звали их Поль и Фе- ликс, кажется, — у меня совсем никудышная память на мужские имена, — так вот, Поль и Феликс бросились к этой этажерке и залезли в ее плекситовые кабинки. И тут посыпались невероятнейшие проекты. «Хочу быть на турнире, где Генрих Второй получил в глаз!» — кричал Поль. «Пустите меня на каравеллу капитана Блада!» — вопил Феликс. «Дураки, — сказала я, — сегодня на ужин опять была овсяная каша и мармелад из морской капусты. Сытно и питательно! Так что если мы действительно попали в машину времени, то пусть она доставит нас на самый роскошный пир, который был на Земле с момента воз- никновения человечества». Не знаю, кто и что сделал, что машина приняла мою команду, но в тот же миг я почувствовала... сейчас-то я знаю, что это — попросту ощущение невесомости; а за- тем все кругом — сама машина, мальчишки, стены, по- 60
толок — стали прозрачными, неощутимыми, они надви- нулись на меня, и я очутилась как бы внутри всех их — одновременно. Это было не тяжело, а просто так страшно, что я уже перестала что-либо различать. Ну что вы хотите — конечно, перепугалась. А потом — правда, я не знаю, как скоро наступило это «потом», — вдруг стало легко и уже совсем темно. Я выползла из своей мышеловки. Пахло подземельем и еще чем-то благовонным, масля- нистым, священным... Симона сделала паузу и быстро, пряча глаза под невероятными своими ресницами, оглядела слушателей. Встретилась взглядом с Дэниелом, усмехнулась одними уголками глаз. «О чем это она? — снова подумал Дэниел. — „Пахло чем-то священным...” Но Симона органически неспо- собна произносить подобные фразы. Она должна была сказать: воняло машинным маслом с ванилью...» — Темнота низко нависала надо мной, — продолжа- ла Симона, — откуда-то доносилось приглушенное бор- мотанье — всего три или четыре слова, которые повто- рялись с небольшими паузами и сопровождались зво- ном чего-то тяжелого. «Молится», — прошептал над моей головой Поль, и мальчишки, производя по воз- можности меньше шума, плюхнулись на пол. «Нет, считает», — возразил Феликс. Гадать было нечего, мы двинулись на голос. За поворотом узкого прохода мер- цал жиденький свет. По каменному полу ползали три человека, закутанные в какие-то хламиды. И тут же, на полу, поблескивали груды каких-то деталей. Приглядев- шись, мы заметили, что один из этих закутанных выта- скивает из колодца тугие мешочки, другой их взвеши- вает на палочке с двумя чашечками — допотопный та- кой прибор для сравнительного определения массы; третий же раскладывает содержимое мешочков на куч- ки, приговаривая какие-то слова, наверное — «мне, тебе, ему». И тут я догадалась: «Ребята, это же деньги!» Тот, что делил, вздрогнул и лег животом на свою кучу. Мы затаили дыхание. Тот полежал-полежал и снова при- нялся за дележ. «На пир не похоже», — прошептал Феликс. Мы, не сговариваясь, поползли в противоположную сторону. На наше счастье в карманчике трусов у Поля оказался 61
люминесцентный мелок, и он, как мальчик-с-пальчик, оставлял на стенах крошечные светящиеся точечки, ко- торые позволили нам потом найти дорогу назад. Не- сколько витых лестниц с осклизлыми ступенями — и мы очутились в галерее, наполненной людьми. Все они были полуголыми и какими-то маслянистыми. Словно их рыбьим жиром мазали. Они бегали взад и вперед с факелами, горящими чадным багровым пламенем, и медными блюдами, которые они несли над головой. Что там лежало, мы не могли видеть, но на пол капал остро пахнувший бараний жир, и весь пол поблескивал рас- плывшимися тошнотворными пятнами. Никто не обращал на нас внимания. В дымной сумя- тице мятущихся огней наши трусики и майки ни у кого не вызывали недоумения. Феликс, предусмотрительно захвативший с собой знаменитый биоквантовый мани- пулятор, шел впереди. На него налетел один из этих полуголых и, выбросив руку вперед, прокричал что-то гортанным голосом. Там, куда он показывал, виднелась покосившаяся дверь. Мы осторожно вошли в нее. Неуклюжие колонны беспорядочно торчали по все- му залу. А возле них прямо на полу полулежали люди. Тупые горбоносые рожи истекали жиром; иссиня-чер- ные, завитые мелким бесом бороды двигались вверх- вниз с монотонностью поршневых двигателей. И какое количество еды! И вся несъедобная. Какие-то рваные куски мяса, лепешки с отпечатками чьей-то пятерни... И этот жир. Бр-р-р... Мы присели на корточки у стены. Шагах в двадцати от нас, на возвышении, возлежал пожилой человек. У него было откормленное, в лиловых жилочках лицо, и черные волосы, убранные мелкими белыми цветочка- ми. Он то и дело бросал еду и хватался за сердце, от- чего на белой его одежде оставались сальные пятна. «По роже видно, что предынфарктное состояние», — заключил Феликс, и Поль прыснул. «Дураки, — сказа- ла я, — его пожалеть надо. Ему бы сейчас морковную котлетку и капустный салат. А он вон как обжирается». Мальчишки посмотрели на предынфарктного царя и тоже пожалели его. Но тут в зал ворвались полуголые девчонки лет так по десяти, и начали такое вытворять... «Пошли отсюда, — сказал Феликс. — Какой-нибудь великий царь, а вон чем занимается. А самого внизу 62
обкрадывают». — «Кто?» — удивился Поль. «А ты что думаешь, те трое — что, в двенадцать камушков играют? Они крадут. И делят». «А ведь нехорошо, — сказала я. — Мы знаем — зна- чит, вроде бы покрываем. Надо сказать этому дураку. Или написать на стенке — манипулятор есть, люмине- сцентный мелок — тоже». Симона замолчала. Все слушали, как маленькие, — раскрыв рты. — Ну, а остальное вы уже знаете, — закончила она. — Манипулятор был белый, по форме напоминал человеческую руку, и, когда он стал писать оранжевым мелком светящиеся слова: «Взвешено, сочтено, разделе- но», — тут-то и был с великим царем инфаркт. Санти наклонил светлую голову к самому столу, восторженно посмотрел на Симону снизу. — Мадам, — проникновенно проговорил он, — куда бы вы еще ни полетели — возьмите меня с собой. Готов следовать за вами в качестве оруженосца, раба, робота... — Идет, — Симона тряхнула лохматой гривой, — идет. Только это будет пострашнее... Не боитесь? — Нет, мадам. — Молодец, мой мальчик. Но мы пойдем сквозь пояс чудовищной радиации... И все-таки не боитесь? — С вами, мадам? — Правильно. Чего же бояться? Мы просто наде- нем антирадиационные скафандры, возьмем дезактива- тор и... накроем его раструбом бортовой дозиметр. Здорово? Лицо капитана, застывшее в снисходительно-на- смешливой улыбке. Круглеющие от страха глазки Мор- тусяна. Санти поднял пушистые девичьи ресницы — хлоп, хлоп, — пленительно улыбнулся: — А зачем? — Это-то я и хочу узнать: зачем? Казалось, Симона сейчас протянет свою огромную лапу, словно папиросную бумагу прорвет синтери^дон и накроет маленького Санти, и он трепыхнется под ней — и затихнет, пойманный... И тут вскочила Паола. Ничего не понимая, но ин- стинктивно предугадывая надвигающуюся на Дэниела опасность, она бросилась вперед, словно воробьишка, растопырив перышки: 63
— Ой, не отпускайте мистера Стрейнджера, капи- тан. Честное слово, это плохо кончится. А если он вам не нужен, то лучше оставьте его здесь, на станции... Все дружно рассмеялись. Все, кроме Симоны. «Гос- поди, да что же я делаю? — неожиданно подумала она. — Что делаем мы с Адой? К чему вся эта мышиная возня с предполагаемой контрабандой, которую мы, на- верное, не найдем, потому что ее попросту не суще- ствует. А потеряем мы Пашку. Потеряем нашу Пашку. А нашу ли? Нам казалось, что достаточно прожить вме- сте несколько лет, как она автоматически станет нашей. А вот вышло — она чужая, и мы для нее — враги. По- нимает, что мы что-то затеяли, и готова на все — имен- но на все, на драку, на предательство, — лишь бы за- щитить тех, своих. Так что же вы смотрите, Ада, Ира- ида, куда вы смотрите? От нас же уходит человек...» А Ираида Васильевна с Адой смотрели на Санти. От него действительно трудно было глаза отвести. — Очень-то нам нужны тут на станции такие — ры- жие, — медленно проговорила Симона. Санти прищурил глаза, поднялся, потянулся — чуть заметно, и все-таки вызывающе неприлично — и, гля- дя на Симону сверху вниз, ласково сказал: — Будьте добры, мадам, разрешите мои сомнения: ведь вы во время вашего путешествия думали по-фран- цузски или, в лучшем случае, по-русски. Так как же оказалось, что надпись на стене была сделана на ара- мейском языке? «Дурак, — подумала Симона, — самоуверенный кра- савчик. Всем вам наша Пашка совсем не нужна. И все- таки она уходит к вам». — О черт, — сказала она вслух и резко встала. — И надо же было вам все испортить этим дурацким во- просом. Никуда я вас с собой не возьму. День третий НИЧЕГО Ираида Васильевна быстро вошла в центральную: — Симона, может быть, вы мне объясните?.. А что объяснять? И как это объяснить — что Пашка, теплый маленький человечек, который умел так неза- 64
метно и преданно заботиться обо всех; некрасивый, почти уродливый чертенок — неопытный еще чертенок, застенчивый, — с каждым часом становится все более чужим, и еще немного — и этот процесс отчуждения станет необратимым, потому что в каждом уходе одного человека от другого — или от других — есть такой пре- дел, после которого возвращение уже невозможно. — Ираида Васильевна, — устало сказала Симона, — мы имеем основания полагать, что контрольная реги- стрирующая аппаратура не полностью и не всегда точ- но записывала процессы, происходящие в кабине ко- рабля. — Ну, Симона, голубушка, чтобы так говорить, надо действительно иметь веские доказательства. Симона промолчала. Какие тут к черту веские дока- зательства — несколько мизерных всплесков на диаграм- мах да интуитивная уверенность в том, что «Бриганти- на» — посудина нечистая. — Мы располагаем несколькими фактами, каждый из которых сам по себе вполне допустим, но все вместе они наводят на некоторые подозрения, — четко, как все- гда, проговорила Ада. — Во-первых, тяжелые антира- диационные скафандры. Как вам известно, эти неуклю- жие сооружения на других кораблях используются сравнительно редко — в случае непосредственной опас- ности. А на «Бригантине», на этом благополучном ко- рабле, скафандры надевают в каждом рейсе. Хотя бы раз, — ведь пломба со скафандра снимается лишь одна- жды, и мы не можем проследить, сколько раз он был в употреблении — два илй двадцать два. — Но ведь каждый раз на это имеются причины? — строго проговорила Ираида Васильевна. — Или в бор- товом журнале... — А, бортовой журнал, — махнула рукой Симона. — Там всегда какая-нибудь липа. «Обнаружили в кабине кусочек неизвестной породы». Приняли за венериан- скую, полезли в скафандры. Это было во втором рейсе, я, естественно, попросила показать — обыкновенный кварц. Даже слишком чистый для тех, что прямо на дороге валяются. Похоже, из коллекции сперли. Кварц с Венеры. Смешно. Кварц в кабине корабля, который никогда в жизни не опускался на поверхность какой- либо планеты. Тоже смешно. 5 Вахта «Арамиса» 65
— А сейчас что? — быстро спросила Ираида Ва- сильевна. — Якобы получили сигнал с «Линкольн Стар» о по- лосе радиации. — Допустимо, — степенно проговорила Ираида Ва- сильевна. — Блуждающее облако. Вполне вероятно. А «Линкольн Стар» запросили? — Они сигнал подтвердили. Но... - Но? — «Чихуа-Хуа» шел в том же секторе. А вот ему сигнала не дали. — Ну, это их семейное дело. Там, может, защита сильнее. — Ну да — это же кроха, космический репинчер. И не в этом суть. Подозрительно то, что все эти про- исшествия случаются только в обратном рейсе. И при- мерно двенадцать часов спустя после старта с «Вене- ры-дубль». — Все четыре раза? Совпадение. «Вот уперлась, — с яростью подумала Симона, — и как только ей вдолбить...» — Да поймите же! — Она стукнула кулаком по плексовой панели просмотрового столика, так что он загудел. — Таких совпадений в природе не бывает! Исключено. Ираида Васильевна флегматично пожала плечами: — Но я вижу — вот здесь, под плексом, который уцелел каким-то чудом — ведь это лента с дозиметра? Всплеск радиации налицо. Так что не исключено, ми- лая Симона, с фактами надо мириться. Радиация, по всей вероятности, внешняя. — Нет, — сказала Симона. — По величине пика и по характеру затухания — не внешняя. И уж если вы хотите исследовать эту диаграмму, то обратите внима- ние на вот эти довольно периодические пички. Поме- хи? Нет. Законные пички. Малюсенькие только. Откуда бы им взяться, таким стройненьким? При внешнем по- токе они были бы горбиком — вот такие размазанные. А они — как иголочки. И двойные. Словно что-то де- лали. Делали два раза — туда и обратно. Что? — Ничего, — так же невозмутимо произнесла Ира- ида Васильевна. — Хотя, конечно, вы имеете право на любые предположения. Но задерживать корабль, обви- 66
нять команду в контрабанде из-за таких микроскопиче- ских штрихов на ленте — это абсурд, мания преследо- вания, извините меня. Единственное, что мы вправе сделать — это составить докладную на имя Холяева, а после разгрузки корабля запросить бригаду на допол- нительную выверку приборов. — Ираида Васильевна, — отчеканивая каждое слово, проговорила Симона, — команда «Бригантины» систе- матически открывала люк грузовой камеры. Вернее, люк в тамбурную между пассажирским и грузовым отсеками. Первый всплеск радиации отмечен дози- метром во всей своей красе. Все последующие глу- шились дезактиватором — им просто закрывали дози- метр. — Доказательства. — Вот, полюбуйтесь. Я послала кибера в каюту, он приподнял люк. Ровно на то время, которое требуется человеку, чтобы спуститься в тамбурную камеру. Вот пик. Забавное тождество, не правда ли? А вот — то же самое, но дозиметр закрыт раструбом дезактиватора. Убедительно? — Похоже, — как-то чересчур быстро согласилась Ираида Васильевна. — Но помните старинную геологи- ческую притчу о лягушке, которая прыгнула в ямку с сейсмографом, отчего тот зарегистрировал землетря- сение в десять баллов? Между прочим, над незадачли- вым прибористом, который думал, что он проспал та- кое землетрясение, все смеялись. Мне что-то не хочет- ся, чтобы вся система «Первой Козырева» потешалась над тем, как на «Арамисе» тоже открыли несущество- вавшее землетрясение. — Все равно, — упрямо проговорила Симона, — моей визы на разгрузку «Бригантины» не будет. Ираида Васильевна только руками развела: — Чего же вы требуете? — Вскрыть контейнеры с грузом. Тут даже Ада разинула рот. — Симона, — проговорила она, — ты... это же две- сти восемьдесят штук! — А что делать? Где искать? — Что искать? — буквально застонала Ираида Ва- сильевна. — Если бы хоть вы сами могль предположить, что искать? 5* 67
— Причину, по которой американцы спускались в тамбурную камеру. — Так и ищите в тамбурной. — Голые стены. Голые титанировые стены. Тита- нир в тридцать миллиметров толщиной. Так что камера исключается, хотя они именно в нее и пол- зали. — Наденьте антирадиационный скафандр и сами идите в камеру, — решительно распорядилась Ираида Васильевна. — Если вы там ничего не обнаружите — сегодня вечером «Бригантина» уйдет на «Первую Ко- зырева». — Надо думать, не уйдет. А тебе, Паша, что? — Ничего, — кротко сказала Паола. — Прибраться хотела. «Слышала, радуется», — подумала Симона. — А, иди спать. Третий час. Только притащи нам сифончик, мы ведь тут до утра. Если не до вечера. — Сейчас. Паола застучала каблучками по коридору. Но Си- мона ошиблась — радости не было. Что-то случилось. Что-то нависло над ними. Просто так корабль не задер- живают. А знают ли они?.. Паола тихонько ахнула, сифон упал на пол и за- прыгал, как мячик. Никогда еще она сама не включала каюту капитана. Она убирала ее перед приходом ко- рабля, и приготавливала земной костюм, и ставила че- тыре махровых мака — но никогда не включала сама фон его каюты. Паола оглянулась — никого. Щелкнула тумблером. Дэниел стоял у иллюминатора. Сейчас из его каюты нельзя было увидеть Землю, и он смотрел просто в тем- ноту, и Паола вдруг поняла, как же худо ему, и как она ничем, никогда не сможет ему помочь. Потому что она никогда не будет нужна ему. — Капитан, — сказала она шепотом. Дэниел обернулся. Увидел Паолу. Всего только Паолу. Паола проглотила сухой комочек. — Не хотите ли какую-нибудь книгу, мистер О’Брайн? — Благодарю. Я не люблю читать урывками. 68
— А если вы здесь задержитесь, мистер О’Брайн? Дэниел долго и очень спокойно смотрел на Паолу. Смотрел так, как нельзя смотреть на некрасивых. — Благодарю вас, мисс, — сказал он просто. — Пришлите что-нибудь по вашему выбору. А Симона с Адой действительно просидели до утра, и Симона в тяжеленном скафандре облазала всю там- бурную, и когда утро наступило, не оставалось ничего, как сидеть до вечера, и Симона с Адой снова сидели, и до слез вглядывались в желтовато-оливковый экран, на котором было видно, как всесильные киберы обню- хивают и простукивают каждый контейнер, и каждую пядь стен, переборок и люков, и каждый паз, и каждую заклепку, и — ничего. И ничего. БЕЛЫЙ КАМЕНЬ У МЕНЯ, У МЕНЯ... — Вот так, — сказала Ираида Васильевна. — Не ви- жу оснований продолжать карантин. Киберы и меха- низмы с «Бригантины» убрать, в помещениях станции поднять синтериклон. Симона свесила лохматую голову на правое плечо, пошла выполнять приказание. Хорошо, что успела обо всем доложить Холяеву еще утром, — сейчас уже было бы поздно, уже вечер. Этот прощальный вечер за общим столом, не разде- ленным на две половины, всегда носил отпечаток тор- жественности. Сама церемония поднятия перегородки уже символизировала объединение со всеми людьми Земли. Обычно незадолго до нее командир станции вы- зывал с «Первой Козырева» буксирную ракету, и та- ким образом первый общий ужин превращался в про- щальный. Паола, побледневшая и повзрослевшая, бес- шумно наклонялась над креслами — по традиции, уста- новленной ею самой, в этот прощальный вечер никакие киберы в кают-компанию не допускались. Официально это подчеркивало уважение хозяев к гостям, на самом же деле — позволяло девушке хотя бы невзначай по- дойти к капитану О’Брайну. И когда ей удавалось 69
обменяться с ним парой ничего не значащих фраз, Ира- ида Васильевна радовалась за нее, Симона посмеива- лась, а Аде было за нее немножечко стыдно. Но так или иначе — ничего не было для Паолы желаннее и печальнее, чем эти прощальные вечера. Симона, так и не ложившаяся в эту ночь, сидела, подпершись рукой на манер Ираиды Васильевны, а за столом царствовал неугомонный Санти, который, при- творно вздыхая и чересчур демонстративно добиваясь всеобщей жалости, рассказывал горестную историю своего детства, прошедшего в унылой и академической обстановке роскошного дворца его папочки, миллиар- дера старого закала, который довел своего единствен- ного сына до необходимости сбежать в школу космо- навтов, за что последний был пр-р-роклят со всей кор- ректностью выходца из викторианской Англии. Санти пожалели и накормили манговым джемом. Ираида Васильевна качала головой, простодушно удивлялась: — Прямо не верится, что у вас так не жалуют кос- молетчиков. Вон у нас — Колю Агеева каждый школь- ник знает. — Тем не менее это действительно так. Интерес к мёжпланетчикам угас сразу же, как прекратились сен- сации. Установление же регулярных рейсов между Ве- нерой, Марсом, Землей и астероидами низвело космо- летчиков до положения шоферов или даже кучеров. Не смейтесь. Это печально, потому что такое отноше- ние к нам господствует не только в высших кругах, но распространилось на все слои общества. — Да, — вставила Паола. — «На своей Земле» — помните? — «На своей Земле»... Это была модная американская песенка, и написали ее явно не профессионалы, — это чувствовалось и по довольно примитивной мелодии, и по словам, неуклю- жим и грубоватым, и все заставили Санти ее спеть, и Паола согласилась подпевать, и только капитан немного нахмурился, когда Санти затянул, отбивая такт тонкими и аристократическими (теперь-то это сразу бросалось в глаза) пальцами: Пусть другие оставят родной порог, Уходя на космическом корабле,— 70
Нам хватит забот и хватит тревог На своей Земле, на своей Земле. Пусть другие целуют своих подруг, Унося тоску о земном тепле, Нам хватит нелегких своих разлук На своей Земле, на своей Земле. Пусть других погребает навек Луна, Пусть другие сгорают в межзвездной мгле Но горя и так мы хлебнем сполна На своей Земле, на своей Земле... — А песенка-то с душком, — сказала неожиданно Симона, — и порочит славное племя межпланетчиков. Так что ты нам ее больше не пой, Паша. Одно верно: не говоря там о всяких Венерах с венерианами, мы еще хлебнем горя на собственной матушке. Она постучала костяной ручкой ножа по столу, словно под его ножками действительно была Земля. И тут раздался сигнал вызова. Симона с Ираидой Ва- сильевной переглянулись. Похоже, что на связь выхо- дил сам Холяев. Они извинились и прошли в цент- ральную. Паола присела на ручку опустевшего кресла. Ну, вот и всё. Ничто их не задержит. Можно уже не стес- няться и смотреть, смотреть, и так до тех пор, пока не войдет эта Симона и не скажет, что буксирная ракета подходит. — Джентльмены, — сказала Симона, быстро возвра- щаясь в кают-компанию, — вынуждена сообщить вам, что «Бригантина» задерживается на нашей станции на неопределенное время, — и оглянулась на Ираиду Ва- сильевну. Холяев разрешил задержать «Бригантину» только на двенадцать часов. — Миссис Монахова, — капитан поднялся, — я про- шу предоставить мне фон для переговоров с правле- нием компании. — Прямая связь с Вашингтоном завтра в девять пятьдесят. Но если вы настаиваете... — О нет, это время меня вполне устраивает. Тем более что характер груза допускает и более длительную задержку. Санти, поднявшийся было вместе с капитаном, плюхнулся обратно в кресло: 71
— Ну, а что касается меня... — он запрокинул голо- ву, глянул на Паолу и почти счастливо засмеялся, — то я ни о чем ином и не мечтал. Капитан сдержанно поклонился всем присутствую- щим и повернулся, чтобы идти в каюту. Но Симона стояла у двери, ведущей в коридор, и ему пришлось поклониться ей отдельно, и она ответила ему привет- ливым кивком, даже слишком приветливым для того, чтобы не быть насмешливым. Чертова баба. Все они чертовы бабы. Дэниел уперся лбом в холодное стекло иллюмина- тора. Все они... Ерунда. Вовсе не все. Их и нет — всех. Существует только одна — эта проклятая Симона. Се- вероафриканская лошадь. Вонючая марокканка. Что бы там ни пел этот красавчик Санти про то, что космонавты утратили свою былую популярность, — все равно Дэниел чувствовал себя вне конкуренции; «джентльмен космоса», черт побери, — такие титулы остаются пожизненно и чего-то да стоят. И если в про- межутках между двумя рейсами прихоть толкала его к какой-либо женщине — он легко добивался своего, будь она хоть дочерью президента, а не такой вот жел- той образиной... Ведь каких-нибудь сто пятьдесят- двести лет назад в таких стреляли, и не из лучевых — из обыкновенных допотопных пистолетов, выстрел ко- торых упруго, по-игрушечному булькает в предрассвет- ной голубизне белых песков пустыни... — Капитан, — раздался голос, не похожий на все те голоса, которые могли обращаться к нему просто так, — капитан. Дэниел включил экран. В каюте теперь были двое — капитан «Бригантины» Дэниел О’Брайн и Санти Стрейнджер, мальчишка, вто- рой пилот в первом рейсе. — Капитан, — и снова этот удивительный голос, звенящий, как труба, подающая сигнал к началу воен- ных действий, наполнил маленькую каюту, — «Бриган- тина» не идет на «Первую Козырева» — значит, у нас не будет предлога, как всегда, включить регенератор. А запаса воздуха хватит лишь на полдня. Если этой ночью кто-нибудь из нас не попадет на корабль и не 72
наполнит резервуар свежим воздухом — груз погибнет. Есть один-единственный выход, поэтому вы сделаете вот что, капитан... Он не предлагал и не приказывал. Он просто ска- зал: «Вы сделаете, капитан». Когда Дэниел вернулся в кают-компанию, Симоны там уже не было. И этой, с геометрическими бровями, тоже. Дэниел облегченно вздохнул. Главное — никто не посмеет следить за ними... — Мисс, — сказал он, обращаясь к Паоле, — не бу- дете ли вы любезны провести меня в библиотеку? Ираида Васильевна вдруг улыбнулась так широко и недвусмысленно, словно О’Брайн обратился именно к ней. — Да конечно, конечно, — закивала она, — Паша с радостью... Паола, потерявшая дар речи, стояла перед ним и все дергала свою голубую форменную курточку, и он улыбнулся своей сдержанной улыбкой «джентльмена космоса», и тогда Паола, словно ее подтолкнули в спи- ну, засеменила по коридору к библиотеке, даже забыв пригласить Дэниела следовать за собой. — Вот, — сказала она, когда дверь за ними закры- лась, и они очутились в тесной комнатке, заставленной книгами и ящиками с обоймами микрофильмов. «До чего же не хочется», — подумал Дэниел и, про- тянув руку, взял первый попавшийся пухлый том. «Атлас цветов и растений». Чушь какая. Станция, летя- щая в Пространстве, — и «Атлас цветов и растений». А то, что он сейчас сам делает, — это не чушь? — Вы изучаете цветы? — медленно (до чего же не хотелось говорить!) произнес он. — Нет. — Паола прижала руки к животу, смотрела на него снизу вверх, благоговейно хлопая ресницами. — Я просто их люблю. — Любить — это прежде всего знать, — так же мед- ленно и прекрасно понимая, что он говорит откровен- ную ересь, заметил О’Брайн. Было все равно, что гово- рить. Нужно было только дать себе время на то, чтобы побороть естественную гадливость, внушить себе, что ты солдат, а не кисейная барышня; солдат доброволь- 73
ныи, чье жалованье — относительная независимость на время полета, а долг — вот это. А потом прикрыть гла- за, задержать дыхание и сказать: «Иди сюда». — Любить — это знать, — еще раз повторил О’Брайн, только чтобы не говорить того, что нужно сказать. — И нет, — сказала Паола, — и не обязательно. Вот самые мои любимые цветы — глицинии. Это огромные лиловые колокольчики, глянцевые, словно сделанные из восковой бумаги, а листики малюсенькие, темно-зеле- ные, и тоже словно восковые. Если цветок в воду бро- сить — он потонет, тяжелый такой. А под водой за- светится лиловым светом. Это — мои глицинии. Я их такими люблю. А какие они на самом деле — не знаю. Никогда не видела. Но ведь это не важно, правда? Важно, какими я их люблю... Дэниел не отвечал ей. «А я никогда не был на се- вере Африки, — думал он. — Для меня Марокко — это тонкий белый песок, и не холмами — ровной пеленой, как снег. И эта огромная женщина с копной жестких, звериных волос... Чтобы схватить за эти волосы, бро- сить на песок и видеть глаза, черные до лилового блес- ка, остекленевшие от ужаса, как замороженные сливы, и живой хруст ломающихся пальцев...» — Поди сюда, — сказал капитан О’Брайн, и Паола не шагнула — качнулась навстречу ему, — просто ноги не успели сделать этого шага. Марсианин сидел, бесстыдно выставив заднюю ногу пистолетом, и вылизывал ее, так что розовая шерсть ложилась лоснящимися влажными дорожками. Когда Симона подошла, он опустил ногу и с убийственным акцентом сказал: — Бынжюр. — Привет, — сказала Симона, присаживаясь перед ним на корточки, — ты Аду видел? — Не видел, — сказал марсианин. — А Ираиду Васильевну видел? — Не видел, — снова сказал марсианин. — А вот Кольку твоего видел. Он сюда летит. Скоро будет. — Где же скоро? — вздохнула Симона. — Еще два с половиной миллиона лет ждать. 74
— Больше ждала, — наставительно заметил марсиа- нин и почесал пушистое кремовое брюшко. — И еще подождешь. — А Паолу видел? Марсианин томно потянулся и откопал в красной марсианской траве старенький транзисторный прием- ник. Полились сладкие звуки Свадебного марша Мен- дельсона. — Счастливая Паша! — патетически воскликнул марсианин голосом Ираиды Васильевны. — Что-то ты врешь сегодня, — заметила Симона, — всем счастья наобещал. — А я так и должен, — сказал марсианин, — я ро- зовый. Симона рассердилась на него — и проснулась. Еще не вполне сознавая, что к чему, она подняла руку и щелкнула тумблером. — Пашка, — позвала она, — Пашка! Экран фона упорно оставался темным, — видно, Паола еще не приходила в свою каюту. Симона мель- ком глянула на часы — крошечный такой кружочек на огромной смуглой ручище. Скверно — половина две- надцатого, проспала больше, чем собиралась. Но где же этот чертенок? Просила ведь по-человечески разбудить через час. Защелкали тумблеры короткого фона: кухня, кори- дор, кладовая, салон... Пусто. Симона вскочила. По- следние кнопки, судорожные вспышки контрольных лампочек: кибернетическая — ванная — шлюзовая — библиотека, — всё. И — каюта начальника станции. — Паша... — выдохнула Симона, словно всю стан- цию она сейчас обежала бегом. — Это я разрешила, — каким-то деревянным, без- жизненным голосом произнесла Ираида Васильевна. Симона сунула босые ноги в туфли, вылетела в ко- ридор и ворвалась в каюту своего начальника: — Пашка что — у него? Ираида Васильевна, прямая как палка и застегнутая на все пуговицы, стояла посреди каюты: — Час тому назад Паола Пинкстоун попросила раз- решения вместе с капитаном О’Брайном осмотреть «Бригантину». 75
Симона села на ее аккуратно застеленную постель: — Какого черта? — Симона, — отчеканила Ираида Васильевна, и Си- моне стало до отчаянья ясно, что ничему уже не по- мочь, и вовсе не потому, что в Пространстве приказы начальника не обсуждаются (именно за этим она сей- час и прибежала), но уходит время, и вместе с ним— возможность вытащить эту дурочку из всей этой по- мойки, — как начальник станции, я несу ответствен- ность перед Комитетом космоса... — Ай, да при чем здесь Комитет! — Симона запу- стила пальцы в волосы, потом откинула их, чтоб не ме- шали смотреть, и тихо, глядя в упор в раскосые, как у Митьки, глаза, спросила: — Послушайте, а вы вообще разбираетесь в мужчинах? Ираида Васильевна побледнела до желтизны. — Нет, — сказала она, — ну и что же? — А вы можете мне поверить, что это — всего лишь забава, случайная ночь на станции, эдакая перчинка после президентских дочек и грудастых фонозвезд. — Да, — сказала Ираида Васильевна, — ну и что же? Тут даже Симона оторопела. — Пусть вы опытнее меня, — продолжала Ираида Васильевна, — охотно вам верю (Симона тихонько вздохнула — о том, что было до Николая Агеева, по всему Пространству мифы ходили, один только Колька их не слушал). Пусть вы даже не ошиблись. Ну и что же? Пусть — забава, случайная ночь, перчинка и все прочее, — и все-таки это может стать для нее счастьем на всю жизнь. Чудес не бывает, Симона, и капитан этот, баловень, никогда не поймет, что за невзрачной рожицей — человек. Не без глаз я, вижу, что не пара они. Ну и что же? Уйдет. Бросит. Забудет. Но для нее-то — на всю жизнь, да так, чтобы каждую ночь вспоминать, и молиться — как сейчас она богу молится. Старому богу, маминому да бабкиному. Потому что нет счастья горше и священнее, чем счастье памяти. Только откуда вам про такое счастье знать? У вас-то оно все- гда при себе... А если и бедою обернется для нее эта ночь — все равно это будет ЕЕ горе. И чем бы это ни было — все равно для нее это слишком большое, что- бы чужими руками заслонять... 76
Симона поднялась, пошла к иллюминатору. «Это я-то не знаю, что такое счастье памяти?» — и задохну- лась вдруг, потому что так вот иногда не хватало его, как в миг смерти не хватает жизни. Было слышно, как Ираида Васильевна тяжело опу- стилась на стул-* — Паша — девка взрослая, — сказала она уже дру- гим голосом. — Не Митя же, в самом деле. А вообще странно, что не вы мне, а я вам все это говорю. Вроде бы вы должны были взять Пашу за руку да к капитану ее свести — люби, мол, покуда любится... Вы уж про- стите меня, Симона, только странно мне как-то, что на любовь-то вы только для себя щедрая. Симона повернулась и вихрем вылетела в коридор. Сзади, в аккуратной маленькой каюте Ираиды Василь- евны, что-то валилось и рушилось. — Ты знаешь?.. — спросила Ада. Симона кивнула. — У них там три кибера, не успели еще вывести. Все на контроле приборов. С передачей в централь- ную. О’Брайн включил только регенератор воздуха. — Естественно, — сказала Симона. Некоторое время обе они молчали, невольно при- слушиваясь, словно из планетолета могли донестись ка- кие-нибудь звуки. — Знаешь, я много раз думала, — продолжала Ада (эти ночные бдения в центральной удивительно распо- лагали к неторопливым беседам), — когда наша Ираида решится хоть на какой-нибудь самостоятельный шаг, хоть на вершок выходящий за рамки инструкций. Но уж никогда не предполагала, что это может случиться по такому поводу. — А что? — устало возразила Симона. — Все пра- вильно. Хороший повод — счастье человеческое. А ты еще не думала, почему именно она — начальник нашей станции? Именно поэтому. Потому, что она всех нас человечнее. И спокойнее. Дай нам с тобой волю — мы бы эту несчастную «Бригантину» по винтикам разнес- ли. А потом неизвестно кто платил бы штраф в пользу этого Себастьяна Неро. Потому что нет ничего. Это нам только хочется всяких там чудес. Приключениев. 77
— А ты устала, — спокойно заметила Ада. — Ничего не устала, — фыркнула Симона. — Про- сто она права. Плевать надо на все инструкции и за- ботиться об одном — как даже самую маленькую, са- мую ненужненькую любовь вынянчить, вылизать, ото- греть. Как слепого звереныша. И потом только любо- ваться, как она вырастает в могучее, прекрасное чу- дище. — Чудо или чудовище? — скептически ухмыльну- лась Ада. — Чудище. Невероятное и каждый раз — доселе невиданное. — Ерунда, — решительно заявила Ада, — вот меня занимает один вопрос: почему из пассажирского отсека в тамбурную сделан узенький люк — ровно на одного человека, а из тамбурной в грузовой отсек — широчен- ный, как раз такой, что целый контейнер пролезет? — Заскоки конструкторской мысли, — махнула ру- кой Симона и потянула к себе план расположения кон- тейнеров в грузовом отсеке. Над этим планом, накануне уже изученным вдоль и поперек, они и просидели до утра, до пяти часов, когда дверь в центральную неожиданно откатилась и на по- роге появилась Паола. Она вошла и остановилась, по- тому что не ожидала встретить никого, да и не могла ожидать просто потому, что не помнила ни о чем, и шла, как пьяная, шла тихонечко-тихонечко, словно то, что было, еще лежало на ее руках и губах, и это надо было не стряхнуть, уберечь... И когда увидела Симону и Аду — вдруг не расплылась, как должна была бы, в своей детской улыбке, а посмотрела на них спокойно и чуть-чуть горделиво, как равная на равных. Все молчали, и вдруг Ада, может быть немного оша- левшая после второй бессонной ночи, спросила: — Ну и что? Паола некоторое время молчала, видимо соображая, о чем ее спросили, потом ответила — опять очень спо- койно, без улыбки: — Вполне современный корабль. Душно только. — И вышла, бесшумно притворив дверь. — Ты что, обалдела? — спросила Симона. — Обалдеешь, — ответила Ада. — Двести восемьде- сят. Почти три сотни титанировых бегемотов. 78
— Вот именно, — задумчиво проговорила Симо- на, — почти три сотни. Почти. На «Первую Козырева» их будут перегружать прямо на американских «муравь- ев», и кто заметит, если их вдруг окажется двести во- семьдесят один... — Ну знаешь, спрятать целый контейнер — это невероятно. — Вот это мы сейчас и проверим. Кстати, есть у нас обыкновенная рулетка? Не кибер-измеритель, а просто рулетка? Чудно. Подними-ка заслонку. Ада подождала, пока Симона наденет лиловый ска- фандр, поблескивающий морозной пыльцой, словно очень спелая виноградина; потом нажала молочную клавишу, и прозрачная пленка, закрывавшая трап, пере- кинутый на корабль, поднялась и пропустила Симону, Ада включила шлюзовую «Арамиса»: было видно, как Симона, пригнувшись, входит в черную дыру перехода. Около девяти часов, наскоро позавтракав в своих каютах — вместе все собирались только за ужином, — экипажи таможенной станции и американского корабля сошлись в кают-компании. Все подтянутые, корректные, сдержанные. Симона, нагнувшись над межпланетным фоном, старательно настраивалась на Землю, — пусть этот джентльмен поговорит со своим Вашингтоном. Все равно в двенадцать часов придется их отпустить, и международного скандала не получится. В крайнем слу- чае, Холяев принесет извинения. Космолетчики расположились возле двери. Может быть, разговор примет такой характер, что присутствие кого-либо, кроме капитана, будет нежелательно. Тогда легче будет встать и покинуть помещение, подав при- мер всем остальным. И что это вообще за глупое пра- вило — не допускать гостей в центральную рубку? В конце концов такие же планетолетчики, как и мы. Хотя — какое сравнение! Мы — действительно плането- летчики, а это — так, таможенные крысы... Санти осмотрел «этих крыс». Хорошо держатся, даром что бабы. Заварили кашу, задержали разгрузку планетолета, а теперь — пожалуйста, в луже. Сейчас капитан свя- жется с самим Себастьяном Неро... «...продукцию фирмы «Синтетикал Альбумин». Мы 79
далеки от мысли выдать нашим слушателям секрет син- теза белковых веществ; скажем больше — мы сами его не знаем. Чудодейственный катализатор, известный только самому Себастьяну Неро, этому знаменитому ученому, крупнейшему бизнесмену, выдающемуся по- литическому...» Симона приглушила звук, обернулась — уж очень это противно, когда у тебя между лопатками ползает вот такой взгляд. Хотя бы ради приличия смотрел на Паолу... Ага, догадался, гад. И то хорошо. На экране фона замелькала зеленая вспышка — сиг- нал того, что обе стороны вышли на связь. И тотчас же экран озарился малиновой апоплексической лысиной знаменитого ученого и крупнейшего бизнесмена, еди- новластного хозяина «Бригантины». Дэниел О’Брайн вытянулся по-военному, заслонив собой остальных: — Сэр, доверенный мне корабль задержан на тамо- женной станции «Арамис» без указания причин. — Знаю, — сказал Себастьян Неро и, приблизив к экрану бесцветные глаза, медленно добавил: — Инст- рукции вам известны. Экран погас. Собственно говоря, ничего не было сказано, но тем не менее у Симоны осталось ощущение, словно амери- канцы получили какой-то приказ, причем в такой фор- ме, которая исключала неповиновение. — Мне очень жаль, — поднялась Ираида Васильев- на, — что из-за кратковременности связи мы не могли уточнить причину вашей задержки, и мистер Неро ока- зался не полностью информированным. Дело в том, что мы запросили разрешение на вскрытие контейнеров с грузом здесь, на нашей станции. Космолетчики поднялись и подошли к своему капи- тану. — Имеете ли вы основания для такого требова- ния? — спросил О’Брайн. Симона из своего угла вставила: — Оснований, которые мы могли бы предъявить вам здесь и сейчас, мы не имеем. Все, как по команде, повернулись к ней. — И все-таки вы настаиваете на вскрытии всех двухсот восьмидесяти контейнеров? 80
— Да, — сказала Симона и с откровенным любо- пытством поглядела на них снизу вверх, — но особенно интересует меня двести восемьдесят первый контей- нер — тот, который лежит на полу промежуточной там- бурной камеры между грузовым и пассажирским от- секами. Санти небрежно повел плечиком: — В том, что эта камера пуста, мы легко убедимся, если свяжемся с ней по короткому фону. — Короткий фон для связи с вашим кораблем на- ходится в центральной рубке, о чем я весьма сожа- лею, — не вставая со своего кресла, проговорила Си- мона. — А то, что пол тамбурной камеры — это верхняя крышка плоского контейнера, можно доказать простым вскрытием пола. — Я прошу немедленно послать на базу запрос на соответствующую аппаратуру для резки титанира. А пока — весьма сожалею. — Дэниел сдвинул каблуки. Симона в ответ свесила голову набок. Но Дэниел уже не смотрел на нее, а шел к Паоле. Он остановил- ся, не дойдя одного шага, и наклонился над ней так бережно, что все отвели глаза, и что-то очень тихо ска- зал ей, и она подняла к нему свою обезьянью мордочку, ничуть не похорошевшую, как почему-то всем хотелось, и с каким-то безнадежным спокойствием, потрясшим Симону, ясно, на всю комнату, сказала: - Да. Капитан обернулся к остальным межпланетчикам, и они, не произнеся больше ни слова, вышли из кают- компании. «Кажется, я порядочная дубина», — почти без тени сомнения подумала Симона. Паола легко, как-то плечами оттолкнулась от стены, неслышно пересекла комнату и исчезла за дверью, ве- дущей в центральную. — Ну, Симона, ты сегодня... — Ада только головой покрутила, — фантастика на грани техники. — Да, — согласилась та, — насчет контейнера, что в промежуточной камере, я малость перегнула. Хотя это не исключено: размеры совпадают, там на полу как раз поместится контейнер. Пошлю на «Первую Ко- зырева» частное заключение — пусть еще раз прове- рят, прежде чем ставить «Бригантину» на перегрузку. 6 Вахта «Арамиса» 81
— Да, Симона, — сказала Ираида Васильевна, — я вам не советую показываться на глаза этой троице, когда в двенадцать за ними придет буксирная ракета. Л пока... Но Симона уже бежала к центральной, еще не со- знавая, что там случилось, гонимая тем шестым чув- ством каждого межпланетчика, какого, может быть, объ- ективно и не существует в природе, но которое все- таки подняло ее и бросило вслед Паоле; и в проеме распахнувшейся двери все увидели голубую фигурку, лежащую на пульте внутреннего управления, чтобы всей тяжестью тела, всей силой маленьких рук вдавить в гнездо выпуклую, словно белый камушек, клавишу перекрытия трапа. Синтериклоновая заслонка была поднята, проход на «Бригантину» открыт. ПЯТЫЙ АКТ — Сюда! — крикнула Симона, и когда Ираида Ва- сильевна с Адой вбежали в центральную, сорвала пре- дохранительную сетку и замкнула цепь герметизации всех отсеков. И только после этого подняла огромную руку и смахнула Паолу с пульта. Паола упала на колени и некоторое время так и лежала, не шевелясь, потом подняла лицо — спокойное лицо человека, который сделал все, что должен был и что мог, и увидела на экране черную кишку трапа, и поняла, что там, на «Бригантине», уже успели задраить люк; потом всю станцию тряхнуло, и Симона вцепи- лась в верньер генератора силы тяжести, и на миг стало легко, а потом станцию бросило в сторону и завертело, и Паола не могла понять, что же происходит, и хвата- лась за металлические коробки приборов, но руки со- скальзывали с покатых, крытых серебристым лаком плоскостей, и все это было еще не так уж страшно, пока пол вдруг не вздыбился вверх, и нечеловеческий ужас крушения мира, взметнувшийся, как веер взрыва, заслонил собой и гибнущих рядом людей, и гремящий водоворот неподвижных доселе вещей, и даже мысль об уходящей «Бригантине», оставляя крошечному, сЖав- 82
шемуся в комок телу только маленький страх собст- венного бесследного исчезновения. А потом все вдруг разом остановилось. И Симона, висевшая каким-то чудом на пульте, сползла на пол. — Едва вырвались из-под дюз, — хрипло сказала она лежащей рядом Ираиде Васильевне и вытерла лицо рукавом свитера. — Хотели сжечь двигателями, сво- лочи. Свитер был грубый, из распухших губ пошла кровь. Симона поднялась на колени, включила экран внешнего обзора. — Уходят... — и резко поднялась. — Ада, на лока- тор! — И еще одна предохранительная сетка полетела на пол — сетка, не снимавшаяся еще нигде и никог- да. — Торпеды, Ада! Это жуткое, древнее, как сама война, слово подняло Паолу, и она, перескочив через Ираиду Васильевну, все еще лежавшую на полу, повисла на руке Симоны: — Не смейте! Там же люди! Слышите? Не смейте! Это же убийство! Симона стряхнула ее, и, видя, что Ада поднимается с трудом, сама потянулась к локатору, и Паола снова бросилась на нее, и вцепилась мертвой хваткой, закрыв глаза и хрипя, захлебываясь, задыхаясь, цепенея: — Не дам... Убийцы... Негодяи... Коммунисты... Пол снова наклонился, радужная точка на экране локатора нырнула под перекрещение черных нитей, и тогда Симона, не пытаясь больше отделаться от Паолы, двумя руками врубила четыре маленьких красных ру- бильника. Станцию тряхнуло в последний раз, четыре ракеты вырвались вперед из невидимых до сих пор гнезд и помчались к уходящему кораблю, расходясь, чтобы не попасть под огонь его дюз, и вот они уже обогнали его и снова сошлись, и Паола уже просто смотрела на экран и молча ждала взрыва, а его не было, потому что ракеты создавали только тормозящее поле, в котором корабль неумолимо терял скорость, пока не останавли- вался совсем; но Паола еще этого не знала, и с безуча- стностью все потерявшего человека смотрела куда-то мимо экрана, мимо невероятного хаоса разгромленной центральной, мимо спокойного лица Ираиды Василь- 6* 83
свны, почему-то все еще лежавшей на полу, и смотре- ла, и смотрела, пока в это оцепененье не ворвался страшный гортанный вскрик Симоны. Стены огромного — не в пример уютным помеще- ниям «Арамиса» — кабинета Холяева были сплошь по- крыты картами и экранами; но светился только один, — не диспетчерская же, в самом деле, — и на этом экране было видно, как два тяжелых буксира подтягивают «Бригантину» обратно к «Арамису». Патрульные раке- ты, как мальки, стайкой шли поодаль. Вот буксиры от- цепились, и Симона увидела, как Ада повела станцию на соединение с кораблем. Хорошо повела. Очень хо- рошо для первого раза. Затем Холяев включил шлюзовую «Арамиса», и было видно, как маленькие киберы безуспешно пыта- ются навести трап, искалеченный и смятый, когда ко- рабль американцев в чудовищном вираже стряхнул со своей спины маленькую станцию; на помощь киберам уже спешили люди в скафандрах, те самые, которые только что прибыли на «Арамис» и сняли Симону, и они подняли там возню, в которой разобраться было невозможно, и Симона не стала больше смотреть, и снова спросила Холяева: — Ну, так ты дашь ракету? Холяев постукивал карандашом по столу и, чтобы не смотреть на лицо Симоны с разбитыми лиловыми губами, смотрел на ее юбку, по которой, узкий, как ца- рапина, тянулся след крови, и думал, что кровь, навер- ное, и на свитере, только не видно — черный, и сказал: — Переоделась бы. Нет ракеты. — Жуткое дело. — Симона запустила пальцы в спу- танные волосы. — Ты только представь себе, Илья: сей- час же грохнут всеми фоностанциями Советского Сою- за, и под траурный марш... Ты представляешь, услышать это по фону! Ей-богу, ты дубина, Илья, или ты просто не хочешь понять, что ребенку оказаться один на один с таким горем... — Он там не один, — терпеливо сказал Холяев. — И притом он не просто ребенок. Он мальчишка. — Знаю. И что мальчишки ох сколько могут — тоже знаю. Но я знаю также и то, что Митьке будет легче, 84
если это скажу ему я. Или просто буду с ним тогда, когда он услышит. — Да пойми ж! — Холяев стиснул кулаки, и поли- рованная крышка стола скрипнула под его руками, но казалось, что это пискнул кто-то, зажатый в его кула- ках. — Пойми, Симона, у меня всего один «муравей», готовый к рейсу, и американцы уже запросили своих бандитов, если только они будут транспортабельны. — А, ерунда какая, — отмахнулась Симона. — Пусть сами присылают специально оборудованный корабль со всякими решетками и полицией. Дай эту ракету мне. Ты же понимаешь, ты же человек, Илья: мне нужно к этому мальчику! Дай мне ракету до Душанбинского, ее тотчас же вышлют обратно. — Не могу. Специальный запрос из Вашингтона, подтвержденный приказом из нашего центра. Симона встала и пошла прямо на Холяева, но между ними был большой, привинченный к полу письменный стол, и Холяев без особого восторга стал думать, что же она сейчас будет делать, но Симона просто перегну- лась через стол и вдруг взяла обеими руками его го- лову, и, приблизив к нему свое оливково-смуглое лицо с разбитыми губами, стала говорить, не переставая, монотонно, словно ставя точку после каждого слова: — Мне нужно на Землю мне нужно на Землю мне нужно... — Черт, — сказал Холяев и, перехватив руки Симо- ны выше запястий, с трудом отвел их от своего лица. — Вражья баба. Через три часа пойдет грузовик, весь рейс в скафандре, и до семи «G». Довольна? Симона только усмехнулась какой-то дикой усмеш- кой, и из ее губ сразу же начала сочиться кровь, и Хо- ляев смотрел на эти капельки крови, проступившие на трещинах, и бледнел, потому что он и был одним из тех, о которых по всему Пространству ходили мифьк пока не появился Агеев; но Симона уже сделала не- сколько шагов назад, примакивая губы рукавом своего невозможного свитера: — Спасибо, Илья. Если что — вызовешь. — Посиди еще, — сказал Холяев, — только молча. Сядь вон туда и протяни ноги. Симона послушно села, и протянула ноги, и снова 85
стала смотреть на экран, и на «Арамисе» наконец на- ладили трап, и вот из его дыры показалась одна фигу- ра космолетчика, другая, и головы их были опущены, так что Симона с трудом узнавала, кто же это может быть; некоторое время никто больше не показывался, и вот наконец вынесли третьего. Третьим был капитан. Симона пожала плечами и отвернулась. Дэниел О’Брайн пришел в себя, — пришел так, как будто действительно уходил куда-то очень далеко от своего тела, и вот теперь пришел обратно и влезал в свое тело, как в скафандр — по частям, только начинал не с ног, а с головы. Прежде всего возникла тупая боль, словно огромная клешня обхватила сзади затылок. А потом, когда сквозь эту боль начали пробиваться воспоминания, перед глазами с забавной пунктуаль- ностью поплыли кадры побега с «Арамиса», и Дэниел удивлялся, как это он с такой точностью умудрился за- помнить и лихорадочную дрожь куцых рук Мортусяна, этого застенчивого висельника, и закушенные, как у взбесившегося жеребца, безобразные губы Санти, и собственное безразличие, неожиданно и безраздельно овладевшее им, когда люк наконец был задраен и ощу- щение первой легкой удачи наполнило всех. И тогда Санти, поняв его состояние, оттолкнул его от пульта управления и сам запустил маневровые дви- гатели; «Бригантина» ринулась в чудовищный вираж — Санти стряхивал с себя станцию. Но когда вслед за этим Санти врубил запуск планетарных двигателей, Дэниел вдруг понял, что сейчас «Арамис» окажется под огнем дюз, и, превозмогая навалившуюся на него тя- жесть, он бросился на Стрейнджера, но тот, не отры- вая рук от рычагов управления, крикнул: — Пино! Этот крик, хлесткий, как плетью — по собачьей спи- не; преданное сопенье Мортусяна где-то сзади, и сквозь лиловую муть перегрузки — страшный удар по затылку, бросивший его в невесомость беспамятства. Последнее, что он помнил, — это смех Санти. Все, что произошло сегодня, было страшно. Но самым чудовищным был этот смех. А смеялся Санти потому, что инструкция приказы- 86
вала: в случае неизбежной опасности корабль взо- рвать или увести на бесконечность. Об этой инструк- ции Мортусян не знал. Поэтому Санти оглянулся на него и засмеялся. Потом он снял ненужное теперь ускорение и за- клинил рули. «Бригантина» уходила в Пространство. Но этого Дэниел уже не помнил. Не очнулся он и то- гда, когда с кораблем начало происходить то, чего ни- когда еще не было: казалось, что он зарылся носом во что-то вязкое — словно лодка, на полном ходу вре- завшаяся в илистый берег. И снова толчок, и снова, и вот эти ритмичные броски назад слились в непрерыв- ную пульсацию, и Мортусян, с ужасом глядевший на Санти, словно тот был виновником всего происходя- щего, понял по его лицу, что с кораблем случилось что-то сверхъестественное, с чем он не в силах спра- виться. На самом же деле ничего сверхъестественного не было, — просто «Бригантина» тормозила в силовом поле посланных Симоной торпед. Дэниел очнулся, когда его переносили обратно на «Арамис». Тугая, независимая от его воли спираль вос- поминаний стремительно развернулась в его мозгу и, выбросив острия своих концов в бесконечность про- шедшего и будущего, упруго подрагивала, превращаясь в жесткую и однозначную реальность. Он открыл глаза и увидел себя в шлюзовой «Арамиса». Кто-то нес его, но даже не видя — кто, О’Брайн чув- ствовал, что это — не Санти с Мортусяном, и это было хорошо; он ничему не удивился, хотя «Арамис», каза- лось бы, должен был превратиться в ком оплавленного железа. Но этого каким-то чудом не произошло, боль в голове тоже утихала, и все было хорошо. Все было хо- рошо и чертовски спокойно, пока где-то вверху не раз- дался шорох поднимающейся двери, и в открывшемся прямоугольнике, как на экране фона, застыло затрав- ленное, уже совсем не похожее на человечье, личико маленькой стюардессы. О’Брайн понял, что еще через мгновенье она закри- чит и, расталкивая окружающих его людей, ринется к нему; он не знал этих людей, и все же его обуял безудержный стыд перед этими людьми за то, что вот эта имела право на жалость к нему, капитану О’Брайну. 87
Он сделал усилие и отвернулся. И тогда с другой стороны увидел настоящий экран, и на нем — усталое, осунувшееся лицо Симоны. И снова он не удивился, хотя Симона должна была быть здесь, на «Арамисе», а не где-то далеко и рядом с начальником русской стан- ции, и снова он подумал, что все хорошо, раз эта жен- щина жива, и, сам удивляясь тому, что он говорит, он с трудом разжал губы и произнес: — Я командовал кораблем до последнего момента и один несу ответственность за все, что произошло на его борту. Гримаса отвращения пробежала по лицу Симоны, и она выключила экран. — Все еще играет в джентльмена, — сказала она Холяеву. — Ну, скоро твой грузовик? — Посиди, посиди. — Холяев наклонил голову, прислушиваясь к щебету, доносившемуся из фоноклип- са. — Сейчас будет самое интересное: приступили к вскрытию пола в тамбурной камере. Похоже, что это действительно тайник. А до грузовика еще час два- дцать. Симона уселась и стала безучастно глядеть на экран: два кибера на присосках кромсали титанир, с трудом отгибая тридцатимиллиметровый слой сверх- прочного сплава. Они ползли, сантиметр за сантимет- ром, пока не наткнулись на какое-то препятствие, и на- чали возиться на одном месте, но тут сработал какой-то скрытый механизм, который они обнажили, и вдруг вся плоскость пола поехала вбок, и киберы испуганно подбежали к стенке и полезли на нее, присасываясь губчатыми лапками, но пол отъехал только наполовину, и в открывшемся прямоугольнике показалось что-то бесформенное, светло-желтое, слипшееся в комок, как лапша... Холяев, бледнея, потянулся к верньеру чет- кости, и тут этот комок зашевелился, закопошился, распался па ряд отдельных тел, и одно из этих тел — голое небольшое существо, величиной с десятилетнего ребенка — на четвереньках поползло в сторону, и ноги его дрожали и расползались в стороны, и оно добралось до стены и стало беспомощно тыркаться в нее головой, ослепленное прожекторами киберов. Симона схватилась за ворот свитера — комок поды- мался в горле. 88
АЛОЕ СИЯНЬЕ Было прохладно и безветренно, и желтые кленовые листья, занесенные из соседнего леса, редкими созвез- диями лежали на темно-синей посадочной площадке. Симона посмотрела на Митьку, который сидел у ее ног, обхватив побитые коленки, и вдруг поймала себя на мысли, что сама она почему-то не села рядом и стоит сейчас и вроде бы стесняется, как в тот раз — Ираида Васильевна. Ни плаща, ни сумки не было, и она опустилась прямо на траву, по-осеннему клочкова- тую и пожухлую. Остаток вчерашнего дня они провели вместе. Вчера Митька плакал. Дело было в лесу, и Симона отверну- лась от него и присела на пенек. Сидела она долго, вертя в руках скрипучую коробочку переносного фона. Наконец услышала за собой шорох — Митька уходил. — Митя, — тихо и почти жалобно попросила она, — закинь мне антенну на дерево: надо с Холяе- вым связаться. Этот странный, необычно мягкий голос остановил Митьку. Он вернулся, не глядя взял тонкую синтери- клоновую нить и полез на дерево. Это действительно было необходимо, потому что установить связь с кос- мической станцией по переносному фону было делом далеко не элементарным. «Первая Козырева» упорно не ловилась. Митька стоял, бездумно глядя на коричне- вую плюшку микродинамика, из которой доносился разноязыкий щебет. — А ведь это — про них, — неожиданно сказала Си- мона и вполголоса стала переводить. Все заокеанские станции взахлеб передавали подробности о подземных заводах (уже успели пронюхать!) покойного (уже успели убрать!) Себастьяна Неро. Это для них «Бри- гантина» переправляла на Землю партии венериан; это на них получали синтетический белок, используя в ка- честве катализаторов неизвестные доселе соединения инертных газов, которые каким-то чудом выдыхали венериане. — Гады, — Митька скрипнул зубами, — везти лю- дей, как скот... — Венериан, — поправила Симона. — А венериане что — не люди? 89
— Нет еще, — сказала Симона, — тем и страшнее. Сейчас люди просто не позволили бы сделать с собой такое. Митька повел плечами, — еще бы! Пусть только по- пробовали бы. Симона чувствовала, что все это как-то отвлекает его от самого главного его горя, и снова закрутила верньер настройки. И снова — они. Их пра- вительство разыгрывало шикарное неведенье. Себастьян Неро — бизнесмен, конгрессмен, политикан, интриган, выдающийся ученый — оказался выгодным козлом от- пущения. Космолетчики по сравнению с ним выглядели всего лишь мелкими козлятами. И все-таки фоны за- хлебывались, требуя для космических пиратов достой- ного конца: восстановить древний закон о смертных казнях, вот уже сто лет как преданный забвению на всей Земле, и выбросить их в Пространство. Без суда и следствия, как работорговцев, захваченных на месте преступления. Все эти сообщения Симона прослушала спокойно, — в голове не укладывалось, что сейчас возможно так — «без суда и следствия». Промелькнуло коротенькое со- общение о том, что Комитет космоса еще до предвари- тельного разбора дела стюардессы Паолы Пинкстоун лишает ее права работать когда-либо в системе Коми- тета. И это было не страшно, — разумеется, частные авиакомпании наперебой начнут приглашать Паолу ра- ботать стюардессой на каком-нибудь межконтиненталь- ном мобиле. Реклама! Этого Симона переводить не стала, — ведь она ко- ротко, но довольно точно передала Митьке все, что про- изошло на станции, и ему была известна роль Паолы в том, что все вышло именно так. Да Митька ее и не слушал. Сил не было. Он просто чуть покачивался, сидя на корточках над плоской ко- робочкой фона, одуревший от горя, непривычности собственных слез и бесконечной маеты холодного ве- чернего леса. Он вздрогнул, когда Симона схватила вдруг фон и поднесла к губам. — Илья, — закричала она, — Илья, «Первая Козыре- ва», Илья! А, черт... — И она заговорила, быстро на- зывая какие-то цифры и буквы, — наверное, позывные. Фон замолчал, и вдруг сказал немного удивленным мужским голосом: 90
— Ага, нашлась. — Ну, что там, Илья? — спросила Симона и осто- рожно покосилась на Митьку — не сказал бы Холяев чего лишнего, мальчишке на сегодня и так хватило. — Да ты что, передач не слышала? — сердито спро- сил голос из коробки. — Нет, — кротко сказала Симона, потому что честно не могла бы сейчас повторить, о чем кричали американские дикторы за несколько минут до этого. — Так вот, они не приземлились. — Холяев засо- пел. — Стартовали сразу за твоим грузовиком, и уже несколько часов петляют по самым невероятным орби- там. Я имею в виду ракету, взявшую на борт троицу с «Бригантины»! — почти закричал он. — А экипаж этого «муравья»?.. — тихо спросила Си- мона. — Американский. Фон опять захлебнулся помехами, издалека донес- лось что-то похожее на «слушай...». Симона глянула на Митьку — как там он, можно ли еще слушать? И совсем рядом с собой увидела недоуменные, расширенные ве- черней темнотой глаза мальчика. — О чем они? — с тихим отчаяньем проговорил Митька. — О чем они все?.. Спал палаточный городок Митькиного школьного лагеря. Спал и Митька в самой крайней, Симониной палатке, с головой завернувшийся в лётную куртку, подбитую мехом росомахи. Под головой у Симоны по- пискивал вечный ее переносный фон. Ракета с экипа- жем «Бригантины» все еще кружилась над Землей, и горластые представители американской обществен- ности хорошо поставленными голосами взывали к пре- словутой демократии, требуя удовлетворить «волю на- родов всего мира»: не допустить на Землю космических пиратов, поправших, опозоривших, предавших, опу- стившихся, докатившихся и т. д. и т. п. Короче говоря — слишком много знавших. Старинный прием. Раньше это проходило как «убит при попытке к бегству». Но вот уже сто лет, как никого не убивали. Официально, во всяком случае. Автомобильная катастрофа, так кстати происшедшая вчера с мистером Себастьяном Неро, во 91
второй раз уже не лезла бы ни в какие рамки, и, чтобы избавиться от космолетчиков, приходилось разыгрывать роскошное представление по всем международным фо- нам под лозунгом: «Свободный американский народ требует». Симона выключила фон. И не верилось, и было про- тивно. Митька прав, о чем они все, если погиб такой человек, как его мама? А они — о чем угодно, только не об этом. У нас — не так. О гибели Ираиды Васильевны — случайной и совсем не героической — сообщили все фоностанции Советского Союза. Говорили очень хорошо — без ненужных славосло- вий, тепло, по-человечески. И все-таки Митьке не нуж- но было всего этого слушать. Потому и пришлось увести его в лес и ждать, пока всё хоть немного уля- жется, приутихнет. Да вот — не утихало. Симона вынула из-под головы руку, — светящийся пятачок часов повис в темноте. Полночь. День, жуткий и нелепый, как пятый акт средневековой трагедии, ми- новал. Удивительно много влезло в этот проклятый день. И каждый раз, когда что-нибудь еще происхо- дило, казалось: ну, это уж всё. На сегодня хватит. И снова захлебывался фон, сообщая о чем-нибудь страшном. Вот и сейчас, всего за несколько минут до полуночи, было передано сообщение о взрыве на подземном за- воде. Правительственная комиссия, видите ли, отправи- лась выяснить, что там делали с венерианами. Кого за дураков считают? Совершенно очевидно, что, коль ско- ро командир «Бригантины» имел инструкцию взорвать корабль при опасности разоблачения, то уж завод, — самое пекло, туда и людей-то не допускали, во избежа- ние сентиментальных сцен, а все делалось киберами, — не мог гостеприимно принимать любого ревизора. Надо думать, что «правительственная комиссия» — мелкая сошка из полупрогрессивных, безжалостно по- сланная на убой. Глухо ахнула цепь чудовищных взры- вов — и никаких следов, и только мучительно стыдно за все человечество, хотя никогда не бывало так, чтобы виноваты были все. Но пройдут многие годы, прежде чем венериане станут людьми; и когда они ими ста- 92
нут, они не сохранят имен виноватых, они просто ска- жут: это сделали люди Земли. Мы очень много сделаем для них. Мы научим их быть такими, какими мы сами еще не вполне стали. Мы научим их быть справедливыми. И все-таки — забудут ли они? И кроме всех этих мыслей о всеземной вине подни- малась нестерпимая жалость, даже не человеческая, а сугубо материнская, женская, которая возникает при мысли о гибели кого-то маленького и беззащитного. И никакой жалости не было при воспоминании о тех, кто был повинен во всем этом. Так им и надо. Пятый акт, повинуясь классическому единству времени, места и действия, не упустил никого: мистер Неро, главный дежурный злодей, брыкнулся со сцены под одобрение публики; второстепенные злодеи — исполни тели — фактически обречены. В Пространство их, разу- меется, не выкинут, но и в живых вряд ли оставят. Маленькая субретка, вольная или невольная их пособ- ница, наказана пожизненным одиночеством. Справедли- вость торжествует. Занавес. Над всем этим можно слегка поиронизировать. Пока не застонет по-взрослому во сне Митька, чер- ным зверенышем свернувшийся под лохматой лётной курткой. Мы создали космические станции. Мы летаем на Ве- неру, Марс, и вообще к черту на рога и даже дальше. Как Николай. Да что там говорить, — коммунизм по- строили. Пока, правда, он не на всей планете. Это мы смогли. Но что можно сделать для этого мальчика? Взять на руки, и качать, и греть своим теплом. И всё. Симона шумно вздохнула, тяжело, как тюлениха, перевернулась на другой бок. Проснулась она от шороха занудного осеннего дож- дя. Митька смотрел из-под куртки раскосыми мамиными глазами. — А вы ведь голодная, теть Симона, — сказал маль- чик, и Симона поняла, что за эту ночь все самое боль- ное он запрятал так глубоко, что чужими руками уже не дотронешься. — Ничего, — ответила она, — до завтрака дотерпим Верх наспех натянутой палатки захлопал, — подни- мался ветер. Тучи провисли над самой землей, лопнули 93
и стали расползаться кто куда. В трещинах заалел рас- свет. Митька вылез из палатки и подставил голые плечи последним каплям дождя. Когда он вернулся, Симона сидела, положив под- бородок на колени. — Ракета приземлилась, — сказала она. — А экипа- жа «Бригантины» на ней нет. Выбросили. Митька бездумно пожал плечами, — так им и надо. Симона тоже не сомневалась, что это — по заслугам, в конце концов сами знали, на что шли. Не давало по- коя другое, и Симона уже крутила фон, выжимая из него все возможное и невозможное. — Диспетчер... — И снова цифры и буквы, скорого- воркой, так что не разобрать. — Диспетчер... Шарль? Дай мне «Арамис». Я должна... Что? Я — это я. Ага. М-м. Давай «Арамис», тебе говорят! «Арамис» посвистел, погукал и вдруг ответил муж- ским голосом. Это было так непривычно, что Симона даже головой помотала. — Аду, — сказала она, — Аду Шлезингер. Передача вдруг стала на редкость чистой, было даже слышно, как Ада, стуча каблуками, подходит к фону. — Что с Пашкой? — закричала Симона, не дожи- даясь, пока Ада отзовется первой. — Улетела, — немного помолчав, спокойно прого- ворила Ада. - Как?.. — Подвернулся попутный «муравей», и улетела. Она ведь у нас больше не работает. — Ты с ума сошла! Неужели нельзя было ее за- держать до моего возвращения... — Буду я такую удерживать! — красивым, чуть грассирующим голосом звонко сказала Ада. Симона выключила фон. — Дура, — негромко проговорила она, — дура, смазливая кукла... Ты не знаешь, Митька, когда над вами пройдет трансокеанский? — В пять пятьдесят, кажется. — Сбегай к щиту обслуживания, закажи спуск. И вот Митька сидел на краю взлетной, завернув- шись в Симонину куртку и выставив коленки. 94
— А это обязательно — улетать сегодня? — неожи- данно спросил он. Симона на какой-то миг помедлила — что о'/ветить; но Митькин взгляд был короток, короче протянутой руки, и под этим взглядом Симона снова подумала: как же легко с этим мальчишкой — только говори прав- ду, одну только правду, чтобы потой и в воспоминании нельзя было бы отыскать ни одной крупинки лжи, и она ответила: — Нет, необязательно. Потому что скорее всего —- уже поздно. И вдруг почувствовала, что своим отлетом она от- нимала у него последнюю крупинку реального сущест- вования его мамы. И Митька это понял. — Теть Симона, — сказал он, и голос его непрошен- но задрожал, — но ведь могло же, могло быть все как-то по-другому? — Да, — ответила Симона, — могло. Это был слу- чайный удар. Нелепо так. Кажется, об угол регенера- тора. — А разве мама была не у пульта? — Нет, — сказала Симона, — она и Ада только успели вбежать. Глупый, ох какой глупый. Героическая смерть у пульта станции. А может, не стоит — что об угол ре- генератора и прочий натурализм? Мальчишка все-таки, ему нужно сказать: «При исполнении служебных обя- занностей, на своем посту...» Митька вовсе лег на живот, ткнулся носом в траву и тихим, отчаянным голосом проговорил: - Ну как же это, тетя Симона, что мамы нет? Что совсем-совсем ее нет? Ну что-то должно остаться? Симона неслышно подвинулась ближе, но не стала ни трогать, ни гладить; она и сама толком не знала — что осталось, такое ведь только чувствуешь. Мобиль запаздывал, и солнце вставало из-за края посадочной площадки, как из синего моря; огненный диск его был не по-утреннему багров и неослепителен, полосы рваных туч, нависая над ним, придавливали его к земле, и, не зная времени, трудно было бы сказать, что это — восход или закат. — «...и на том месте, где оно закатилось, — тихо 95
прочитала Симона, — так же спокойно, как спокойно взошло на небо, алое сиянье стоит еще недолгое время над потемневшей землей...» — Спокойно? — Митька взвился на месте, лицо его совсем почернело. Симона прикрыла глаза, представила себе сейчас Паолу... Или то, что осталось от Паолы. Нет, рано еще об этом говорить Митьке. Он по-звериному сверк- нет глазами и снова скажет: «Так ей и надо». — Когда человек умирает, выполнив свой долг, он всегда умирает спокойно, — сказала Симона, и по передернувшемуся лицу мальчика поняла, что вот в первый раз сказала не то, что надо. Это не было неправдой, но не такой разговор был сейчас, чтобы кончать его хрестоматийной истиной. А тут, как на грех, из-за леса вынырнул мобиль. Симона тяжело поднялась. — Симона... — сказал Митька, и запнулся, потому что вдруг обнаружил, что не знает ее отчества. Но он упрямо мотнул головой и продолжал: — Возь- мите меня с собой. На станцию. Я буду вместо этой... Пинкстоун. Были же юнги на кораблях. Вот и я... пока не пришлют замену— я буду как юнга. А? Теть Си- мона, вы возьмите меня, я все равно сейчас тут в школе торчать не буду, я все равно убегу, мне нужно что- нибудь делать, понимаете? Я найду себе дело, но только лучше, если вы меня по-хорошему возьмете. Симона и так понимала, что он прав, и стиснула зубы, и сказала: — Учись, дурак, вот тебе дело. И Митька посмотрел на нее, как чужой на чужую, и Симона поняла, что он сейчас вот так и уйдет, и ска- зала: — Вот они рядом — пять часов полета. А на стан- ции — и вообще бок о бок. А что они не живут, как люди? Что они не скинут всяких там лысых Неро — ведь перед глазами же пример! А они сидят. Ну скажи, что нам делать? Ждать? Вот, дождались. Завоевывать их территорию, насаждать силой свои порядки мы не ста- нем, мы, братец, коммунисты. Ну, можешь ты сказать, что бы ты сейчас стал делать? — Митька молчал. — Так вот ты учись. И думай, думай, думай. Может, и доду- маешься. 96
Митька поковырял носком сандалии землю, сказал уже совсем тихо: — Это вы всё только говорите. А сами вы на моем месте — вот вы, что бы вы делали? «Ну, это уже легко, — подумала Симона. — Как это легко — говорить с человеком». — Я бы собрала ребят, выкрала ракету и перехва- тила этого «муравья» с американскими космолетчика- ми. Пусть они — убийцы и работорговцы, и все-таки их надо было судить. Я отбила бы их и доставила в наше отделение Комитета космоса. Вот так. У Митьки загорелись глаза. — Так, теть Симона... — Поздно, — сказала Симона. — Они же передали, что приговор приведен в исполнение. Вчера нужно было думать. Мобиль, тихонько ворча, подполз к ним и остано- вился в полутора метрах. Казалось, еще немного, и он подтолкнет их своим носом — пора, мол. Симона протянула руку: — Салюд, человек. Митька ничего не сказал, только пожал протянутую ладонь так, что даже Симоне стало больно. Мобиль качнулся, когда Симона, пригнувшись, влез- ла внутрь, и резко взмыл вверх. И пока сквозь про- зрачную стенку корабля были видны фигуры сидевших там людей, Митька отчетливо видел Симону, — она была слишком большая, чтобы ее можно было с кем- нибудь спутать. 7 Вахта «Арамиса»
ИЛЬЯ ВАРШАВСКИЙ ТАРАКАНЫ Мне не хотелось просыпаться. Я знал, что стоит от- крыть глаза, как вся эта карусель закружится снова. Один оборот в двадцать четыре часа, и так изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год. Во сне можно было делать с миром все что угодно: перекраивать его по своему усмотрению, населять сказочными персона- жами, останавливать время и поворачивать его вспять. Во сне я был хозяином мира, а днем... Впрочем, об этом нельзя было думать. Рекомендуется лежать десять минут с закрытыми глазами и думать только о прият- 98
ном. Дурацкий рецепт. Это значит, не думать о том, что есть на самом деле. Не думать о наступающем дне, не думать о лежащей на столе рукописи, не думать... Древняя, наивная мудрость, детские представления о всемогуществе человеческой психики. Соломинка, про- тянутая утопающему. К черту соломинки, техника спа- сения тоже идет вперед. Я протянул руку и взял со столика контакты. Один — на затылок, два на запястья и один на живот. Кто ты, мой благодетель, дарующий мне мужество и покой? Может быть, твой прах уже давно покоится в урне крематория и все, что от тебя осталось, — это магнитная запись эмоций, размноженная в миллионах экземпляров. Ты оставил людям неоценимое наслед- ство — утреннюю радость. У тебя был веселый харак- тер, отличное пищеварение и неутомимое сердце. Ты обладал завидным аппетитом, любил спорт, хорошую шутку и женщин. Твои биотоки наливают силой мои мышцы, усиленно гонят кровь по сосудам, заставляют меня ухмыляться этой идиотской улыбкой. Гоп-ля! Жизнь прекрасна! Пользуйтесь по утрам электрическими биостимуляторами Альфа! Щелчок реле. Теперь аппарат выключен на два- дцать четыре часа. Нужно попробовать сломать замок и отключить реле. Пролежать несколько суток в этом блаженном состоянии, а там пусть все катится в преис- поднюю: и недописанные книги, и неверные жены, и вы, надежда человечества, господа лопоухие! Слыши- те? В преисподнюю, вместе со всеми вашими пробле- мами и проблемками. Я пытаюсь открыть ножиком черный ящик, но кор- пус аппарата изготовлен из твердого пластика. Нигде ни малейшей щели. Ну что ж, ваша взяла, ничего не поделаешь. Посмотрим, что делается в мире. На экране — реклама, реклама, реклама. Больше ешьте, больше пейте, чаще меняйте одеж- ду, обувь, мебель. Следите за модой, мода — зеркало эпохи. Женщины, старайтесь всегда нравиться муж- чинам. Мужчины, следите за своей внешностью. Посе- тите Центральный магазин, там все товары понижен- ной прочности. Неограниченный кредит. Не жалейте вещи, не привыкайте к вещам. Помните, что, надев ?♦ 99
лишний раз костюм, вы нарушаете ритм работы Глав- ного Конвейера. Все, что послужило один раз, — в ути- лизатор! Берите, берите, берите! Сводки. Десятизначные числа, бесконечные, уходя- щие вдаль автоматические линии, монбланы жратвы, невообразимые количества товаров. Стрелки приборов на щитах энергосистем стоят ниже зеленой черты. По- требляйте, потребляйте, потребляйте! Главному Кон- вейеру грозит переход на замкнутый цикл! Другая программа: лекция для женщин. Рожать по- лезно, рожать приятно, рожать необходимо. Вы ищете смысл жизни? Он — в детях! Новое в законе о браке. Каждая патриотка Дономаги должна иметь не менее пяти детей. Мы не поднимем потребление, пока... Хватит! Включаю третью программу. Сенсация века — мыслящая горилла Макс дает ин- тервью корреспондентам телевидения и газет. Грузное тело облачено в ярко-красный халат, тщательно застег- нутый до шеи. Высокомерное, усталое лицо. Глаза по- лузакрыты набрякшими веками. Неправдоподобно большая черепная коробка еще хранит розовый рубец, след недавней операции. Сидящий рядом комментатор кажется по сравнению с Максом крохотным и жалким. — Скажите, Макс, — спрашивает корреспондент агентства печати, — какие, по-вашему, перспективы су- лят операции подобного рода? Макс усмехается, обнажая острые, желтые клыки. — Я думаю, — говорит он, — что если бы эти опе- рации не давали желаемого результата, то я бы сегодня не имел чести беседовать с вами. Камера панорамой показывает журналистов за сто- ликами, торопливо записывающих ответ в блокноты. — Боюсь, что вы меня не совсем точно поняли, — продолжает корреспондент. — Я имел в виду перспек- тивы... э-э-э... для человечества, в целом. — Я работаю для человечества, — сухо звучит от- вет. — Неужели вы думаете?.. — Простите, Макс, — перебивает комментатор, — я позволю себе уточнить вопрос моего коллеги. Считаете ли вы возможным, что подобные операции когда-либо будут производиться на людях? 100
Макс пожимает плечами: — Этот вопрос нужно адресовать тем, кто такие операции разрабатывал. Спросите лопоухих. Смех в зале. — И все же, — настаивает корреспондент, — нас ин- тересует ваша точка зрения. У Макса начинает дергаться губа. Несколько секунд он глядит на корреспондента остановившимся взгля- дом. Затем из его глотки вырывается пронзительный рев. Согнутыми руками он наносит себе несколько гулких ударов в грудь. По-видимому, у оператора сдают нервы, — телекамера стремительно откатывается назад. — Ну что вы, Макс! — Комментатор протягивает ему связку бананов. — Стоит ли из-за этого волноваться! Пока Макс жует бананы, в студии — такая тишина, что я отчетливо слышу тяжелое сопение и глухие, чав- кающие звуки. — Извините! — Он запахивает расстегнувшийся ха- лат. — Так о чем мы?.. — Возможны ли такие операции на людях? — под- сказывает комментатор. — Это скорее вопрос этический, чем научный. Для того чтобы создать один сверхмозг, двух особей из трех нужно умертвить. Там, где речь идет о жизни живот- ных, ваши лопоухие не проявляют особой щепетиль- ности. Не знаю, хватит ли у них решимости, когда дело коснется людей. Он слишком смело говорит о лопоухих. Коммента- тор явно чувствует себя неловко и пытается изменить ход беседы: — Может быть, вы расскажете, над чем вы сейчас работаете? Быстрый взгляд исподлобья. Какое-то мгновение он колеблется. Честное слово, эта горилла умнее, чем я полагал. Достаточно посмотреть на улыбку. — Боюсь, что это не так просто. Я плохой популя- ризатор, да и сама проблема выходит за пределы пони- мания людей с обычным генетическим кодом. Не мо- жете же вы объяснить мартышке законы стихосложе- ния. Браво, Макс, браво! — Так... — Комментатор обескуражен. — Есть ли еще у кого-нибудь вопросы? 101
На экране — крупным планом — корреспондентка радио: — Простите, Макс, возможно мой вопрос будет не- сколько... Ну, может быть, вы сочтете его чересчур... — Кажется, она безнадежно запуталась. — Интимным? — приходит ей на помощь коммента- тор. — Вот именно. — Она облегченно вздыхает. — Ваше прошлое. Ведь его нельзя так просто списать со счета. Звериные инстинкты. Не появляется ли у вас иногда желание... Макс кивает головой: — Я вас понял. Мы все находимся во власти ин- стинктов. От них ведь никуда не спрячешься. Разве у вас, когда вы ночью остаетесь наедине со своим му- жем, не появляется желание внимать их зову? Ржут журналисты, ухмыляется комментатор, только лицо гориллы сморщено в брезгливой гримасе. Корреспондентка краснеет. Отличная вещь цветной экран! Я наслаждаюсь бо- гатством оттенков румянца на лице этой дуры. — Я... девушка... — с трудом выдавливает она из себя. Теперь уже хохочет и Макс. — Тем более! — Он достает из кармана халата пла- ток и вытирает им глаза. — Тем более, неудовлетворен- ные инстинкты — самые сильные. Комментатор пытается спасти положение: — Спасибо, Макс. Разрешите поблагодарить вас и от имени телезрителей, которые, надеюсь, с интересом слушали это интервью. Я выключаю экран. Пора завтракать. Двенадцатый шифр — диетический завтрак для стра- дающих ожирением. Однако почему-то вместо обычных двух блюд и стакана чая металлическая рука выталки- вает на поднос всё новые и новые тарелки. Я пытаюсь захлопнуть дверцу, но она не поддается. Ага, понятно: новый трюк, — хочешь не хочешь, а повышай потреб- ление. Я не могу сказать, что все это невкусно. Блюда при- готовлены по рецептам опытных гурманов, но стоит мне съесть две ложки, как аппетит пропадает. Меня раздражает такое обилие еды. Я сваливаю содержимое 102
всех тарелок на поднос, тщательно перемешиваю и вы- брасываю в утилизатор. При этом я стараюсь не ду- мать о счете, который придет в конце месяца. Нужно быть патриотом. Необходимо обеспечить загрузку всех автоматических линий. Конвейер, работающий по замк- нутому циклу, действительно страшная вещь. Что-то вроде писателя, которому не о чем писать. Кстати о писателях. Сейчас ты, дорогой мой, сядешь за стол и напишешь две, полагающиеся на сегодня, страницы. Так на чем мы остановились? Минут десять я тупо смотрю на недописанный лист и размышляю. Впрочем, может быть, только делаю вид, что размышляю. Нет, пожалуй, надо начинать с главного. Я подхожу к информатору и вызываю центральный пост. — Слушаю! — Дайте справку. Сколько раз в литературе исполь- зована ситуация, в которой герой любит героиню, но она не разделяет его чувств и уходит к другому? — За какой период? — От Эсхила до наших дней. Явное замешательство. Я слышу, как дежурный пе- редает задание дальше. — Абонент?! - Да. — Мы не можем дать такую справку. Объем инфор- мации превышает емкость памяти машин. — Ну тогда за последнее столетие. — Подождите. Я терпеливо жду. — Справка будет готова завтра к двадцати трем ча- сам. Вас устраивает такой срок? — Ладно, — говорю я, — не так уж важно знать, какая ты по счету бездарность. — Простите? — Нет, это я просто так. Развлекаюсь. Можете считать заказ аннулированным. — Хорошо. Двух страниц не будет ни сегодня, ни завтра, ни во веки веков. Аминь. Честное слово, я испытываю облегчение. Теперь нужно решить, чем занять день. Я подхожу к зеркалу и оглядываю себя с ног до 103
головы. Выгляжу я просто шикарно. В мире, изнываю- щем от изобилия, стоптанные башмаки, вздутые на ко- ленях брюки и пиджак с прорванными локтями — при- знак изысканного снобизма. Отвесив глубокий поклон своему изображению, я выхожу на улицу. Верхний этаж — для пешеходов. Здесь же располо- жены магазины, поэтому в воздухе стоит такой гул. Сотни динамиков зазывают зайти и взять что-нибудь. На перекрестке — несколько молодых девушек. Если стремление по возможности ничем не при- крывать свои телеса будет прогрессировать, то Главно- му Конвейеру грозит полная остановка. Девушки всячески стараются привлечь внимание бесцельно фланирующих парней, но те проходят мимо с каменными лицами. Почти все они жуют противную, липкую массу. Говорят, что она помогает от ожирения. Я гляжу на лица прохожих и пытаюсь понять, что же произошло. Я не могу писать о мире, в котором живу, просто потому, что его не знаю. Бессмысленные, откормленные хари, потухшие гла- за, полная апатия ко всему. Впрочем, это не так. Внезапно толпа преображается. Прекратилось всякое движение, застывшие на месте люди впились глазами в экраны. Начался футбольный матч. Проходит несколько минут. Дикие выкрики и свист заглушают даже рев рекламных громкоговори- телей. Мне трудно думать в таком гаме. Я захожу в пер- вый попавшийся магазин. Никого нет и относительно тихо. Здесь очень удобные кресла. От кондиционера веет приятной прохладой. Мне хочется хоть что-нибудь понять. Еще недавно мне казалось, что самое главное — это выиграть сорев- нование в потреблении. Автоматизация и изобилие. Сколько лет мы поклонялись этим двум идолам? Бес- конфликтный капитализм. Жрать, жрать, жрать. Пусть каждый жрет сколько может, и проблема «иметь и не иметь» потеряет всякий смысл. Всех уравнивает емкость желудка в этом автоматизированном раю. Ну вот, же- лудки набиты до предела. А дальше? Дальше — мы и лопоухие. Всё те же два класса. Интеллектуальное 104
неравенство. Никогда еще оно не проявлялось так резко, для лопоухих мы — просто свиньи, поставленные на откорм, объект социального эксперимента. Нас раз- деляют не только стены Исследовательского Центра. Я когда-то читал романы Уэллса. Там тоже была элита ученых, управляющих миром, но это получалось как-то иначе. Никто не мог предполагать, что имущественное неравенство, выродится в интеллектуальное, что все на- столько усложнится и настоящая наука станет доступ- ной только гениям. Иногда мне кажется, что нами пра- вят марсиане. На каждые десять миллионов человек рождается один гений. Лопоухие умеют их отыскивать. В годовалом возрасте счастливчики попадают в Иссле- довательский Центр. Ошибок почти не бывает, говорят, что генетический гороскоп — очень точная вещь. А что прикажете делать человеку, если он не гений? Я встаю и направляюсь к выходу. — Вы ничего не взяли? — раздается у меня под ухом. Магазинные автоматы работают с безукоризнен- ной точностью. Я подхожу к витрине, сую в ящик с фотоэлементом банковскую карточку и наугад беру галстук, расписан- ный замысловатыми узорами. — Он вам будет очень к лицу! Я бросаю галстук на пол и по лестнице спускаюсь на проезжую часть улицы. Несколько минут я в нерешительности стою перед вереницей автомобилей, потом сажусь в маленький кар. «Куда?» — вспыхивает надпись на пульте. На этот вопрос я не могу ответить. Нажимаю на все кнопки сразу. В пульте что-то щелкает, и надпись загорается снова. — Эх ты, — говорю я, — а еще называешься автома- том, простую проблему не можешь решить! Тычу пальцем в первую попавшуюся кнопку, и авто- мобиль трогается с места. Мне кажется, что я еду но вымершему городу. На проезжей части — ни одной машины. В Дономаге уже давно никто никуда не торопится. Я нажимаю кнопку за кнопкой. Автомобиль бес- цельно кружит по улицам. Неожиданно мой кар сбавляет скорость. Из-за угла 105
вылетает красный лимузин с эмблемой Исследователь- ского Центра. Я успеваю разглядеть лежащего на по- душках человека. Огромный лысый лоб, маленький, срезанный подбородок дегенерата. Проходит еще полчаса. Мне надоела эта бессмы- сленная езда, но не хватает воли принять решение. Я думаю о том, что, если вырвать несколько сопро- тивлений из пульта, машина потеряет управление, и то- гда... Внезапно я понимаю, что весь день играю сам с собою в жмурки. Я набираю номер на диске и наклоняюсь к микро- фону: — Лилли! — Я говорю шепотом, потому что сты- жусь слов, которые сейчас произнесу. — Ты надо мной тяготеешь, как проклятье, Лилли! Я разобью себе го- лову, если ты не разрешишь к тебе приехать! * * * У подъезда стоит красный лимузин. Я пристраиваю свой кар рядом и поднимаюсь во второй этаж. Мне открывает сама Лилли. У нее очень возбужден- ный вид. — Здравствуй, милый! — Она рассеянно целует меня в губы. — А у меня для тебя сюрприз! Я догадываюсь, что это за сюрприз. Красный лимузин плюс необузданное честолюбие Лилли. Данных вполне достаточно, чтобы решить урав- нение с одним неизвестным. — Очень интересно! — Мне действительно инте- ресно. Я никогда не видел близко ни одного лопоухого. Он сидит в кресле у окна. Я его сразу узнаю. Ря- дом с ним — Тони. — Знакомьтесь! — говорит Лилли. — Мой бывший муж. Это — про меня. Бывший муж, бывший писатель, — что еще? — Он писатель, — добавляет Лилли, — и очень та- лантливый. Еще бы! У нее все должно быть самого лучшего ка- чества, даже бывший муж. Тони приветливо машет мне рукой. Он уже здоро- 106
во пьян. Интересно, где ему удается добывать спирт- ное? Я направляюсь к креслу, где сидит лопоухий, но по дороге спотыкаюсь о протянутые ноги Тони. Торже- ственность церемониала несколько нарушена. Первый муж споткнулся о второго, просто водевиль какой-то! — Лой, — говорит лопоухий. Он даже не считает нужным приподняться с кресла. Я пожимаю потную, мягкую руку и тоже представ- ляюсь. — Хочешь чаю? — спрашивает Лилли. — Лучше чего-нибудь покрепче. Тони подносит палец к губам. — Можете меня не стесняться, — говорит Лой. —: Все законы имеют статистический характер, в том числе и сухой. Какие-то отклонения всегда допустимы. Лилли достает из шкафа бутылку спирта и сбивает коктейль. Она протягивает первый стакан Лою, но тот отри- цательно качает головой. Тони довольно ухмыляется: не хочет пить, не надо, нам больше достанется. — Вы читали последний роман Свена? — обращает- ся Лилли к Лою. — В свое время о нем много говорили. Лой смотрит на меня тяжелым сонным взглядом. Ка- жется, все же он сообразил, что речь идет обо мне. — Я не читаю беллетристики, — говорит он, — но когда знакомишься с автором, то невольно хочешь про- честь, что он написал. Лилли облегченно вздыхает и снимает с полки кни- гу. Интересно, читала ли она ее сама? У Лоя короткие руки, похожие на паучьи лапки. Когда он берет ими книгу, мне кажется, что сейчас он поднесет ее ко рту и высосет из нее все соки. Так и есть! Он быстрыми, резкими движениями пе- релистывает страницы, на какую-то долю секунды впи- вается в них взглядом и листает дальше. — Вряд ли это может вас заинтересовать, — гово- рю я, отбирая у него книгу. — Любовная тема в наше время... — Вы ошибаетесь, — перебивает он. — Проблема сек- суального воспитания молодежи стоит сейчас на пер- вом месте. Мы запрограммировали Систему на сто лет вперед из расчета ежегодного прироста населения не 107
менее пяти процентов. Вносить сейчас коррективы не- возможно. То, что люди избегают иметь детей, может привести к катастрофическим последствиям. Только теперь я понимаю, что меня мучит с самого утра. Мне необходимо причинить боль Лилли. На- нести удар в самое чувствительное место. Нет, такой случай нельзя упустить! — Действительно, Тони, — говорю я, — почему бы вам с Лилли не завести ребенка? Лилли закусывает губу. Сейчас она вся — как натя- нутая пружина. — Я же импотент, — добродушно отвечает Тони. — Разве вы не знаете, что я импотент? Попадание в яблочко! Лой недоуменно поворачи- вается к Лилли. — Сейчас очень модно выходить замуж за импотен- тов, —- говорит она небрежным тоном, — это освобож- дает от кучи всяких омерзительных обязанностей. Так... Лилли всегда считала, что возмездие должно быть скорым и безжалостным. Лой ничего не понимает. — А разве вы не хотите иметь ребенка? — Я не хочу плодить бездарностей. Их и так слиш- ком много развелось. — Но всегда же есть шанс, — настаивает Лой. — Меня такой шанс не устраивает. Мне нужно иметь, по крайней мере, пятидесятипроцентную уверен- ность. Тони рассказывал, что когда-то в древности боги спускались с Олимпа и брали дочерей человеческих. Так рождались герои. Правда, Тони? Тони кивает головой. Глаза его устремлены на гра- фин. Там еще осталось немного выпивки. Я наполняю ему стакан и жду, что будет дальше. Намек настолько прозрачен, что понятен даже Лою. Он колеблется. — Это не очень рекомендуется. Гениальность, как и всякое отклонение от нормы, связана с накоплен- ной ошибкой в наследственном веществе. При этом бывают сопутствующие изменения генетического кода. Иногда летальный ген... Он говорит о своей гениальности так, словно речь идет о паховой грыже. — Вы слишком осторожны! — В голосе Лилли зву- 108
чат нотки, от которых мне становится тошно. —- Цель оправдывает риск. Разве я вам не нравлюсь? Это уже черт знает что! Лой жмурится, как сытый кот. Сейчас он облиз- нется. — Что ж, — говорит он, — было бы любопытно со- ставить генетический гороскоп нашего потомка. Лилли бросает на меня торжествующий взгляд. Пауза затягивается. — Давайте сыграем в тараканьи бега, — предлагает Тони. — Тони историк, — поясняет Лилли. — Он всегда выкапывает что-нибудь интересное. Тони достает из стола коробочку и извлекает отту- да двух тараканов. Один помечен белой краской, дру- гой — синей. — Выбирайте! — предлагает он мне. — Где вы их раздобыли? — спрашиваю я. — В энтомологическом музее. У меня там есть при- ятель. Я выбираю белого таракана. Тони ставит на стол деревянный лоток. Лой наблюдает за нами со снисходительным любо- пытством, будто мы сами забавные и безвредные насе- комые. Игра идет с переменным успехом. После нескольких заездов я возвращаю своего таракана Тони. — Надоело? — спрашивает он. Я киваю головой. У меня так мерзко на душе, что еще немного — и я разревусь. — Мне страшно думать о том, что Лилли... Уж лучше бы это был не Лой, а Макс. — Это потому, что мы играем без ставок, — говорит Тони. — Представьте себе, что проигравший должен был бы пойти в соседнюю комнату и повеситься. «Ви- сеть повешенному за шею, пока не будет мертв». Игра сразу бы приобрела захватывающий интерес. — Что ж, это мысль, — усмехается Лилли. — Попро- буй, Свен. Рыцарский турнир на тараканах за право обладания дамой. Очень элегантно! До чего же она меня ненавидит! Право, я не прочь попробовать, но мне не хочется подвергать риску Тони. Он, в общем, славный парень. 109
Вот, если бы Лой... Чего не сделаешь ради того, чтобы на свете стало одним лопоухим меньше. — Ладно! — говорю я и пододвигаю лоток к Лою. — Выбирайте таракана. - Я не играю в азартные игры, — сухо отвечает он. — Что же касается вашей затеи, то это просто идиотизм! Неужели у вас нет более разумных развле- чений? Тони неожиданно взрывается. — А что вы нам еще оставили?! — кричит он. Лой пожимает плечами: — Не понимаю, чего вы хотите. — Работы! — орет Тони. — Можете вы понять, что и обычные люди хотят работать?! — Разве вы не работаете? — Работаю. — Он одним махом допивает коктейль и немного успокаивается. — Я написал монографию о восемнадцатом веке, а кому она нужна? Кто ее читал? Да и какой смысл копаться во всем этом дерьме, когда я не понимаю, что творится вокруг? Чем вы там зани- маетесь в вашем проклятом Центре?! Какие сюрпризы вы нам еще готовите? Господи! Иногда мне кажется, что мы все заперты в огромном сумасшедшем доме. Ведь есть же еще люди на Земле. Можете вы объяснить, почему мы ограждены от всего мира непроницаемой стеной? Не умеете сами сообразить, что делать, так учитесь у других! Весь мир живет иначе. — Нам нечему учиться у коммунистов, — высоко- мерно отвечает Лой. — Уровень производства, достигну- тый нами... — Я ничего не смыслю в производстве, но думаю, что тот уровень не ниже... — говорю я. — Меня интере- сует другое — люди. Что вы сделали с людьми? — Разве автоматизация не освободила их от тяже- лого труда? — Освободила. От всего освободила, а взамен ни- чего не дала. Может быть, поэтому мы перестали похо- дить на людей. — Глупости! Мне не хочется больше спорить. — Был очень рад повидать тебя, Ли, — говорю я. — До свиданья! — Будь здоров, дорогой! 110
— Прощайте, Тони! Мы еще с вами как-нибудь сыграем. Лой тоже встает. Он целует руку Лилли и небреж- но кивает Тони. Мы выходим вместе. — Пройдемтесь пешком, — предлагает Лой, — мне нужно с вами поговорить. Я знаю, о чем он хочет поговорить. Лой ставит рычажок на пульте своей машины про- тив надписи «возврат», и мы поднимаемся на пешеход- ную трассу. Он сразу приступает к делу: — Я хочу получить у вас кое-какие сведения о Лил- ли. Ведь вы ее хорошо знаете. — Никто не может познать душу женщины. Меня самого ужасает пошлость этой фразы. — Я спал с ней всего три месяца, — добавляю я, и это уже пахнет стопроцентным кретинизмом. Лой бросает на меня быстрый взгляд из-под насуп- ленных бровей. Точь-в-точь как Макс на ту корреспон- дентку. Я сгораю от стыда, но в душе рад, что разговор на эту тему уже не состоится. Целый квартал мы проходим молча. На перекрестке — затор. Равнодушная, сытая тол- па молча наблюдает движущуюся колонну молодых ре- бят. Они несут транспарант с надписью: «ЛОПОУХИЕ, ПРИДУМАЙТЕ НАМ ЗАНЯТИЕ!» Очевидно, это сту- денты. — Вы понимаете, что им нужно? — спрашивает меня Лой. — Вам лучше знать, — отвечаю я. — К их услугам все блага жизни, — задумчиво про- должает он. — Они ни в чем не нуждаются и могут за- ниматься чем угодно, в меру своих сил и возможностей, разумеется. — Вот в этом-то все дело, — говорю я. — Возмож- ности непрерывно сокращаются. Вероятно, они боятся, что скоро даже те крохи, которые вы им оставили, бу- дут отвоеваны вашими обезьянами. — Обезьянами? — переспрашивает Лой. — Ну нет, обезьяны предназначены не для этого. — А для чего? Ш
Лой не спешит с ответом. Последние ряды демон- странтов уже прошли, и мы снова пускаемся в путь. — Профаны, — говорит Лой. — Профаны всегда падки на всякую сенсацию, способны раздуть ее до невероятных размеров. Ваши представления о мыслящих обезьянах — чистейшая фантастика. Сверхмозг — про- сто рабочая машина, такая же, как любое счетно-ре- шающее устройство. Нет смысла изобретать то, что уже создано природой, но усовершенствовать природу все- гда можно. Пока тот же Макс нам очень полезен при решении ограниченного круга задач. Изменятся эти за- дачи — придется искать что-нибудь новое. — Не знаю, — говорю я. — Все это темный лес. Про- сто меня, как писателя, пугают эти обезьяны. Впрочем, я их и близко-то не видел. — Хотите посмотреть? Я могу это вам устроить, хотя Центр очень неохотно выдает разрешения на посе- щение питомника. — Еще бы! Вероятно, зрелище не для слабонервных. — Нет, — отвечает он, — просто это отвлекает обезьян. * * * Разрешение приходит через пять дней. Почему-то оно на двух человек. Я решаю, что Лой хочет блеснуть перед Лилли, и звоню ей по телефону. — Я сегодня занята, — говорит она. — Если не воз- ражаешь, с тобой поедет Тони. ...Мы останавливаем автомобиль перед воротами Центра. Висящее на них объявление доводит до все- общего сведения, что въезд общественного транспорта на территорию категорически воспрещен. Отщелкиваем свой пропуск в маленьком черном ап- парате и сразу попадаем в иной мир. Густые, нависшие кроны деревьев, посыпанные ро- зовым песком дорожки, спрятанные в густой зелени бе- лые коттеджи, полная тишина. Если бы не вспыхивающие при нашем приближе- нии указатели, можно было подумать, что мы пере- неслись на несколько столетий назад. Указатели приводят нас к большому одноэтажному зданию, обнесенному высоким забором. 112
Небольшая калитка в заборе заперта. Я нажимаю кнопку звонка, и через несколько минут появляется ху- дой, высокий человек, облаченный в синий халат. Он долго и с явным неудовольствием разглядывает наш пропуск. — Ну что ж, заходите! Мы идем за ним. В нос нам ударяет запах зверин- ца. Весь двор уставлен клетками, в которых резвятся мартышки. — В кабинеты заходить нельзя, — говорит наш про- водник. — Мы имеем разрешение. — Они сейчас работают. Никому не разрешается заходить, когда они работают. — Но тут же ясно написано в пропуске, — настаи- ваю я. — Скоро перерыв, они пойдут обедать, тогда и по- смотрите. Нужно ждать, ничего другого не остается. От не- чего делать мы разглядываем мартышек. — А они тут зачем? — спрашивает Тони, указывая на клетки. — Не знаю. Я сторож, мое дело их кормить, а что с ними там делают потом, меня не касается. — Ну их к черту! — говорит Тони. — Поедем домой, Свен. — Когда у них обед? — спрашиваю я. — А вот сейчас буду звонить. Раздается звук колокола. Мартышки прекращают свою возню и припадают к решеткам. Я почему-то испытываю невольное волнение. Открываются массивные двери, и из дома выходят пять горилл. Мартышки в клетках начинают бесноваться. Они во- пят, размахивают руками, плюют сквозь прутья. Гориллы идут медленным шагом, высокомерные, в ярких халатах, слегка раскачиваясь на ходу. Они чем-то удивительно походят на Лоя. Рядом с нами истошным голосом вопит маленькая обезьянка с детенышем на руках. Она судорожно за- крывает ему ладошкой глаза, но сама не может оторвать взгляда от приближающейся процессии* Шум становится невыносимым. 8 Вахта «Арамиса» ИЗ
Тони зажимает уши и отворачивается. Его начинает рвать. Гориллы проходят мимо, не удостаивая нас даже поворотом головы, и скрываются в маленьком домике, расположенном в конце двора. — Всё! — говорит сторож. — Через час они пойдут обратно; если хотите, можете подождать. Я подхожу к одной из клеток. В глазах маленькой мартышки — тоска и немой во- прос, на который я не могу ответить сам. — Бедная девочка! — говорю я. — Тебе тоже не хо- чется быть хуже своих сородичей. Она доверчиво протягивает мне лапку. Я накло- няюсь и целую тонкие изящные пальчики. Тони трогает меня за рукав. — Пойдемте, Свен. Есть предел всему, даже... здра- вому смыслу. Назад мы идем уставшие и злые. Тони что-то насви- стывает сквозь зубы. Это меня раздражает. У поворота на главную аллею стоит обнявшаяся па- рочка. Я их сразу узнаю. -- Снимите шляпу, Свен, — высокопарно произно- сит Тони. — Сегодня мы присутствуем при величайшем эксперименте, кладущем начало расширенному воспро- изводству лопоухих. Я поворачиваюсь и что есть силы бью кулаком в его ухмыляющийся рот. — Вы идеалист, Свен, — говорит Тони, вытирая ла- донью кровь с губы. — Неисправимый идеалист. И уда- рить-то по-настоящему не умеете. Бить нужно на- смерть. Писатель! Я приближаюсь к ним, сжав кулаки и проклиная себя за то, что у меня никогда не хватит духа поднять руку на женщину. Тони идет сзади, я слышу его дыха- ние у себя за спиной. Первой нас замечает Лилли. У нее пьяные, счастли- вые глаза. — Поздравьте нас, мальчики, — говорит она. — Все получается просто великолепно! И гороскоп изумитель- ный! Мы молчим. Лой берет ее под руку. Лилли оборачивается к Тони: 114
— Я вернусь через десять дней. Пожалуйста, не напивайся до бесчувствия. Мы оба глядим им вслед. Когда они доходят до по- ворота, Тони говорит: — Поедем ко мне. У меня есть спирт, полная бутыл- ка спирта. * * * Проходит всего три дня, но мне кажется, что мы постарели за это время на десяток лет. Я улетаю. Тони меня провожает. — Вот письмо к Торну, — говорит он, протягивая мне конверт. — Думаю, что Торн не откажется вас взять. Ему вечно не хватает людей. Ведь археология не вхо- дит в список официально признанных наук. Приходит- ся рыть лопатами. — Спасибо, Тони! — говорю я. — По правде сказать, мне совершенно наплевать, чем они там роют. Меня ин- тересует совсем другое. — Чепуха все это, — говорит Тони. — Двадцатый век. Не понимаю, что может вас интересовать там. — Не знаю. Мне хочется вернуться в прошлое. По- нять, где и когда была допущена роковая ошибка. Мо- жет быть, я напишу исторический роман. — Не напишете, — усмехается он, — ведь сами знае- те, что не напишете. Я смотрю на часы. Пора! — Прощайте, Тони! — Подождите, Свен! — Он обнимает меня и нелов- ко чмокает в щеку. Я поднимаюсь по трапу. Тони смотрит на меня сни- зу вверх. — Скорее возвращайтесь, Свен! — Я вернусь! — кричу я, но шум мотора заглушает мои слова. — Вернусь месяцев через шесть! Ошибаюсь я ровно на год... Стоит мне снова переступить порог моего дома, как у меня появляется такое ощущение, будто этих полу- тора лет просто не существовало. В мире все идет по- старому. Первым делом я звоню Тони. 8* 115
— Здравствуйте, Свен! — говорит он. — Очень рад, что вы уже в городе. — Не могу сказать того же самого о себе, — отве- чаю я. — Ну, как вы живете? Тони мнется. — Послушайте, Свен, — говорит он после неболь- шой паузы, — вы сейчас где? — Дома. — Можно, я к вам приеду? — Ну конечно, Тони! Через десять минут раздается звонок в дверь. — А вы молодцом, Свен, — говорит он, усаживаясь в кресло. — Вас просто не узнать! — Похудел на десять килограммов, — хвастаю я. — Ну что ж, могу только позавидовать. Как там Торн? — Молодчина Торн! И ребята у него отличные! — Будете писать? — Вероятно. Нужно еще о многом подумать. — Так... Мне хочется разузнать о Лилли, но вместо этого я задаю дурацкий вопрос: — Как ваши тараканы? Лицо Тони расплывается в улыбке. — У меня теперь их целая конюшня. Некоторые экземпляры просто великолепны! Почему-то мы оба чувствуем себя очень неловко. — Жаль, что у меня нечего выпить, — говорю я, — но в экспедиции... — Я не пью, — перебивает Тони, — бросил. — Вот не ожидал! Вы что, больны? — Видите ли, Свен, — говорит он, глядя в пол, — за ваше отсутствие произошло много событий... У Лил- ли ребенок. — Ну что ж, — говорю я, — она этого хотела. На- деюсь, теперь ее честолюбие удовлетворено? Он хмурится: — Не знаю, как вам лучше объяснить. Вы помните, был гороскоп. — Еще бы! — Так вот... по гороскопу все получалось очень здорово. Должен был родиться мальчик с какими-то необыкновенными способностями. 116
- Ну? — Родилась девочка... идиотка... кроме того... с... фи- зическим уродством. У меня такое чувство, будто мне на голову обру- шился потолок. — Боже! — растерянно шепчу я. — Несчастная Ли! Что же теперь будет?! Как все это могло произойти?! Тони пожимает плечами: — Понятия не имею. Может быть, вообще генети- ческие гороскопы сплошная чушь, а может, дело в сти- муляторах. Они ведь там, в Центре, жрут всякие стиму- ляторы мозговой деятельности лошадиными дозами. Я все еще не могу прийти в себя: — А что же Ли? Представляю себе, каково это ей! — Вы ведь знаете, Лилли не терпит, когда ее жа- леют. Она очень нежная мать. — А Лой? Он у вас бывает? — Редко. Работает как одержимый. У него там что-то не ладится, и он совершенно обезумел, сутками не ло- жится спать. — Скажите, Тони, — спрашиваю я, — как вы ду- маете, можно мне повидать Лилли? — Можно, — отвечает он, — я за этим и приехал, только мне хотелось раньше обо всем вас предупре- дить. * * * — Здравствуй, Свен! — говорит Лилли. — Вот ты и вернулся. Она очень мало изменилась, только немного осуну- лась. — Да, — говорю я, — вернулся. — Как ты съездил? — Хорошо. — Будешь что-нибудь писать? — Вероятно, буду. Молчание. — Может быть, вспомним старое, сыграем? — гово- рит Тони. — Смотрите, какие красавцы! Все как на подбор! — Спасибо, — отвечаю я, — что-то не хочется. В сле- дующий раз. 117
— Убери своих тараканов, — говорит Ли, — видеть их не могу! Только теперь я замечаю, какое у нее усталое лицо. Из соседней комнаты доносятся какие-то мяукаю- щие звуки. Лилли вскакивает. Я тоже делаю неволь- ное движение. Она оборачивается в мою сторону. В ее глазах бешенство и ненависть. — Сиди, подлец! — кричит она мне.. Я снова сажусь. Ее гнев быстро гаснет. — Ладно, — говорит она, — все равно, пойдем! — Может, не стоит, Ли? — тихо спрашиваю я. — Согрей молоко, — обращается она к Тони. — Идем, Свен. В кроватке — крохотное, сморщенное личико. Ши- роко открытые глаза подернуты мутной голубоватой пленкой. — Смотри! — Она поднимает одеяло, и мне стано- вится дурно. — Ну вот, — говорит Лилли, — теперь ты всё знаешь. Пока она меняет пеленки, я стараюсь глядеть в дру- гую сторону. — Пойдем, — говорит Лилли, — Тони ее покормит, Я беру ее за руку: — Лилли! — Перестань! — Она резко выдергивает свою руку из моей. — Бога ради, перестань! Неужели тебе еще мало?! Мы возвращаемся в гостиную. — Ты знаешь, — говорит Лилли, — я бы, наверное, сошла с ума, если бы не Тони. Он о нас очень забо- тится. Я сижу и думаю о том, что я действительно подлец. Ведь все могло быть иначе, если б тогда... Возвращается Тони. — Она уснула, — говорит он. Лилли кивает головой. Нам не о чем говорить. Вероятно, это потому, что мы все думаем об одном и том же. — Ну, как ты съездил? — снова спрашивает Лилли. — Хорошо, — отвечаю я, — было очень интересно, — Будешь что-нибудь писать? — Вероятно, буду. 118
Лилли щиплет обивку кресла. Она поминутно к че- му-то прислушивается. Я чувствую, что мое присутствие ее тяготит, но у меня нет сил встать и уйти. Я не свожу глаз с ее лица и вижу, как оно внезапно бледнеет. — Лой?! Я оборачиваюсь к двери. Там стоит Лой. Кажется, он пьян. На нем грязная рубашка, расстегнутая до поя- са, ноги облачены в стоптанные комнатные туфли. Рот ощерен в бессмысленной улыбке, по подбородку сте- кает тонкая струйка слюны. — Что случилось, Лой?! Лой хохочет. Жирный живот колышется в такт под впалой, волосатой грудью. — Потеха! Он подходит к дивану и валится на него ничком. Спазмы смеха перемежаются с судорожными всхлипы- ваниями. — Потеха!.. Макс... за неделю... за одну неделю он сделал все, над чем я, дурак, зря бился пять лет... В Центре такое веселье... Обезьяна! Мне страшно. Вероятно, это тот страх, который за- ставляет крысу бежать с тонущего корабля. Я слышу треск ломающейся обшивки. Бежать! — Лой! — Лилли кладет руку на его вздрагивающий от рыданий затылок. Первый раз я слышу в ее голосе настоящую нежность. — Не надо, Лой, нельзя так от- чаиваться, ведь всегда остаются... — Тараканы! — кричит Тони. — Остаются тарака- ны! Делайте ваши ставки, господа!
АЛЕКСАНДР ШАЛИМОВ КСАНТА, БУКА, ФОМА И Я Я еще не очень стар, хотя, конечно, по иным вре- менам, мне, пожалуй, пора бы и успокоиться... Я был мальчишкой, когда тут — в долине — бурились первые скважины. Готовые скважины запирали тяжелыми вен- тилями, а рядом вколачивали кол из неотесанной лист- венницы и писали суриком на листе фанеры: «Осто- рожно, кипяток!» Эти надписи я видел на выцветших фотографиях в альбоме отца: пустынная долина с редколесной тай- 120
гой, коричневато-пепельные склоны Камбального, буро- вые вышки, трубы, втиснутые руками геологов в кам- чатскую землю. Когда вентили чуть приоткрывали, тру- бы фонтанировали кипятком. Горячие ручьи стекали по затоптанному мху в сизоватую пенистую Паужетку... Отец в молодости разведывал Паужетское месторо- ждение природного пара, а потом строил первую на этой земле геотермальную электростанцию. Сначала она была совсем маленькой: давала ток нескольким кон- сервным заводам. А потом разрослась. Помню, ее назы- вали гигантом дальневосточной энергетики. Как давно это было? Давно и недавно. Всего — век человеческий... А впрочем, что такое человеческий век? В дни моей юности — на круг — семьдесят лет. А теперь... Когда мне исполнилось сто двадцать, врачи не позволили ехать в Гренландию. Но я всю жизнь отдал Крайнему Северу и Югу. И, черт меня побери, я не хотел сда- ваться. Я не мог вообразить себя без работы. Она была необходима мне как воздух, — настоящая работа, рука об руку с крепкими людьми; суровые ветры, льды и дол- гие ночи с радугами полярных сияний. Выйдешь из теплого домика в ночь и слушаешь тишину льдов. А она особенная, эта тишина. Звенит в ней что-то да- лекое, томительное, волнующее, как ожидание вечной новизны. И пьешь морозный воздух, чистый, как про- зрачный родник, обжигающе холодный, живительный. С каждым глотком сил прибывает. Разве можно чело- веку без этого? Ну, а потом предложили ехать сюда... Управляющий Паужетским геотермическим заповедником и природ- ным музеем на юге Камчатки!.. Это я-то — строитель Великой плотины на Лене и Берингова моста. Штат управления заповедника: один управляющий плюс восемнадцать киберов, преимущественно старой кон- струкции, некоторые требуют капитального ремонта. Вот так... Впрочем, Камчатский заповедник — это еще лучшее из того, что предлагали неугомонным ветеранам моего покроя. Конечно, я погорячился, покричал там, в бюро кадров, даже кулаком по какому-то электронному лбу постучал, а потом поехал... Так, посмотреть поехал... Как и что... Ведь я не был на Камчатке сорок лет. Ин- тересно все-таки: был «гигант дальневосточной энерге- тики», а теперь — заповедник... 121
Прилетел сюда, в эту долину, которую помнил по старым фотографиям отца. Полдня бродил среди мол- чаливых домиков опустевшего поселка, по притихшим корпусам бывшей геотермальной электроцентрали. Поч- ти век она освещала и обогревала добрую половину Камчатки. День выдался сумрачный, и сумрачно было на душе. «Нет, мы оба стали ненужными, — думал я. — Эта гигантская электростанция — детище моего отца. 14 я сам... Какой тут заповедник. Это кладбище. Пустырь истории... 14 никому до него нет дела. Жизнь ушла от- сюда навсегда. Конечно, теперь вулканическое тепло уже не используют, как в двадцатом веке. Чем тогда служил вулкан? Печкой, в лучшем случае паровым кот- лом. Теперь люди придумали штуки похитрее. Да и требования другие, — сейчас сразу нужны миллиарды киловатт. Разве из одного вулкана вытянешь столько? Вот и пришлось идти глубже — в под коровую зону. Бурят скважины глубиной в тридцать-сорок километров. Опускают в эти скважины термоэлементы и получают энергию. Такие скважины можно бурить где угодно... На севере Гренландии, куда меня не пустили «по состоянию здоровья», сейчас бурятся четыре такие сква- жины. Вот это работка! Там строится энергоцентраль мощностью в сто миллиардов киловатт. Вторая на Зем- ле, после Антарктической. 14 тоже — для уничтожения льдов. А тут... Я с отвращением посмотрел вокруг. Мачта высоко- вольтной передачи возле центральных трансформато- ров покосилась. Наверху у изоляторов свили гнезда какие-то шальные птицы. Стекла над дверью, ведущей в круглое здание диспетчерской, выбиты ветром... «Их придется вставить в первую очередь, — мелькнуло в го- лове. — А то зимой нанесет снегу в диспетчерскую. Там электронный мозг, точные приборы...» А впрочем, зачем? Кому теперь нужна эта старая электронная башка и покосившаяся мачта? Ведь ток уже не потечет по проводам. Птицы могут спокойно высиживать птенцов в гнездах у самых изоляторов... Музей! Смешная идея... Для кого? Держу пари на свою старую трубку — с тех пор как станцию закрыли и улетел последний наблюдатель, нога человеческая тут не ступала... 122
— Здравствуйте, — послышался тоненький голосок у меня за спиной. — А мы вас ждали... Я поспешно оглянулся. Девочка лет десяти в голу- бом комбинезоне с интересом разглядывала меня. У нее было очень милое круглое личико с заметно выступаю- щими скулами, широкий нос, чуть раскосые карие гла- за. На смуглых щеках алел яркий румянец — печать солнца и камчатских ветров. Капюшон комбинезона, отороченный пушистым белым мехом, был отброшен. В рыжеватых вьющихся волосах словно запутался ветер. — Здравствуй, — сказал я, несколько озадаченный. — Во-первых, кто ты и откуда взялась, а во-вторых, кто мог здесь ждать меня? — Я — Ксанта из поселка Серебристый Лебедь. А ждали вас мы все... — Вот как! Интересно... Но что ты делаешь тут одна, в тайге? И где находится этот ваш поселок Сере- бристый Лебедь? — Он внизу, у моря, в семи километрах отсюда. И здесь совсем не тайга, а бывшая вулканическая элек- тростанция — Паужетская геотермальная энергоцен- траль. — Девочка хитро прищурилась и добавила: — Разве вы не слышали про нее? — Слышал кое-что... Так, значит, ты одна пришла сюда за семь километров? — И совсем не одна, а с Букой. — С Букой? Не вижу... И потом, кто он, этот Бука? — Бука — мой друг. Он — американец. Прадедушка привез его с Алеутских островов, когда я была малень- кой. Тогда и Бука был совсем крошечный. Он поме- щался в рукавичке. А сейчас, о-о... Сейчас, если он вста- нет на задние лапы, он будет выше вас. — А, вот что! Понимаю... Однако это нехорошо с его стороны, оставлять тебя одну в таком пустынном месте. — Он совсем не виноват. Я разрешила ему прове- дать Фому. Я здесь сегодня дежурная. — Дежурная? Где же ты дежуришь? — Здесь, на электростанции. Мы всем интернатом взяли над ней шефство до вашего приезда. Надо же, чтобы кто-нибудь присматривал за киберами. Мы пере- 123
дадим вам все в полном порядке. А потом будем вам помогать. — Гм... Видишь ли, Ксанта... Впрочем, мы еще по- толкуем об этом, чуть позже. Ведь мне надо хорошо подумать, все взвесить... — Вы, наверно, уже подумали, когда летели. — Ну, это было очень быстро. Из Петропавловска сюда всего полчаса полета. Скажи мне лучше, а что этот Фома — он постоянно живет тут? — Да, он тут за главного сторожа, чтобы не прихо- дили волки и дикие кабаны. — Интересно! Неужели тут еще сохранились волки? — Конечно. Они живут вон там — за Курильским озером. Там у них свой заповедник. Но они приходили сюда, и выли, и портили цветы. Теперь Фома их не пускает. — Гм... Слушай, Ксанта, а почему бы этого Фому не назначить тут управляющим? Вот не знал, что он по- стоянно живет тут! Ксанта внимательно посмотрела на меня. В ее взгля- де мелькнуло что-то похожее на сомнение, — не шучу ли? Однако она сказала очень серьезно: — Я думаю — Фома не справится. Нет, вы больше подходите... — Спасибо... Пойдем все-таки к Фоме, поговорим с ним. — Пойдемте, — тоненьким голоском сказала Ксанта. Она повела меня по узкой, посыпанной краснова- тым песком дорожке в глубь поселка. Вокруг рыжевато- огненным ковром горели цветы — осенние цветы Кам- чатки: астры, хризантемы, георгины, сальвии. Густая поросль цветов почти в рост Ксанты. Девочка уверенно вела меня сквозь этот пестрый живой лабиринт. Мы обогнули одно здание, потом другое, наискось пере- секли широкую поляну — цветник. Над нами была тайга в ярком осеннем уборе — бледно-зеленые, почти прозрачные лиственницы, огромные мохнатые кедры, оранжевые березы, золотистые тополя, ярко-красные осины. А вокруг — буйный ковер осенних цветов, акку- ратные, посыпанные песком дорожки, разноцветные домики поселка. Местами кроны деревьев расступались, и высоко 124
в бледно-голубом небе — в полдень ветер угнал тучи — блестели нити проводов, подвешенные на высоких ажурных мачтах. Лучи неяркого солнца пробивались сквозь осеннюю листву и заставляли вспыхивать цвет- ными огоньками зеленые и розовые стекла на верандах. Было очень тихо. Лишь чуть слышно шелестели опав- шие листья под легкими шагами Ксанты. Пахло осей- ним лесом. Это был удивительный запах горьковатой свежести, прелых листьев, грибов и хвои и еще чего-то, почти неуловимого, но странно знакомого и волную- щего... Мы всё шли и шли. И мне уже начало казаться, что нет никакой Паужетки, нет старой геотермальной стан- ции. Я в заповедном сказочном лесу своего детства. Маленькая лесная фея ведет меня куда-то... Не все ли равно, куда... Сейчас мы повстречаем доброго волшеб- ника и начнутся чудеса... Волшебника мы не встретили, но чудеса начались сразу, как только мы с Ксантой очутились на неболь- шой площади, расположенной, вероятно, в самом цен- тре поселка. Площадь была вымощена квадратными плитами розоватого туфа. Плиты не прилегали плотно одна к другой, и между ними всюду пробивался ярко- зеленый мох. Это был удивительный геометрический узор, сотканный из сетки живой зелени и квадратов теплого розового камня. Посреди площади — круглый бассейн, выложенный красноватым мрамором. Раньше тут был фонтан, но теперь он не действовал, и бассейн был пуст. За фонтаном поднимался памятник из серого гранита: худощавая, чуть сутулая фигура в широкопо- лой шляпе и высоких сапогах, узкое лицо с бородкой клинышком, в левой руке — геологический молоток. Я сразу узнал его. Я видел его живым на старинных фотографиях. В прошлом веке его называли «отцом вулканологии», созданной им науки о действующих вулканах. Конечно, он завоевал право стоять тут — в поселке вулканологов, у подножия вулкана, который он заставил служить людям. Но теперь... Разве не иро- ния судьбы — вечно стоять в покинутом людьми селе- нии. Что говорит случайным посетителям этих мест его имя, высеченное на полированном граните? — Знаешь ли, кто это? — тихо спросил я Ксанту. Девочка подняла на меня удивленные глаза: 125
— Конечно. Это мой прапрапрадедушка. Папа го- ворил, что он, — Ксанта указала на памятник, — пер- вым стал изучать камчатские вулканы. И он уговорил своих ровесников построить здесь поселок и вулкани- ческую электростанцию. — Ого, — сказал я. Я чувствовал, что должен был что-нибудь сказать. — Каждый день мы приносим свежие цветы к под- ножию его памятника, — продолжала Ксанта. — Мама рассказывала, что прапрапрадедушка очень любил цветы. — Так значит, твои папа и мама тоже живут в по- селке у моря? — Что вы! В поселке у моря живут только дети, ну и, конечно, наши воспитатели и наставники. Серебри- стый Лебедь — детский поселок. А моя мама работает в Петропавловске. Она геолог, как и прапрапрадедушка. Папа — тоже геолог. Но сейчас он в командировке, там, — Ксанта подняла пальчик вверх. — Вечером будет видно, я вам покажу. Он на Луне. Изучает там вул- каны. Он обещал мне привезти оттуда лунные камни. — Вот как! Ты, наверно, тоже мечтаешь стать гео- логом? — Нет, я еще не решила, — серьезно сказала Ксан- та. — Понимаете, очень трудно выбрать. Все кажется таким интересным. В первом классе мы с Марой — моей лучшей подругой — хотели быть капитанами космиче- ских кораблей. Во втором — Мара вдруг захотела стать океанологом, чтобы работать на дне Тихого океана. И я тоже захотела. Но потом мы узнали, что там всегда темно, и, понимаете, мы раздумали. Теперь Мара хочет научиться сочинять красивую музыку, а я — я еще ду- маю... Может быть, я буду работать на такой станции, как эта, только побольше... — Таких станций теперь не строят, девочка. — Я знаю. Я думала про новые, которые строят сейчас, например в Гренландии... «Так тебе и надо», — мысленно сказал я самому се- бе и накрепко прикусил язык. — А может быть, поеду сажать леса в пустынях Аф- рики, — продолжала Ксанта, — или буду перевоспиты- вать диких животных, делать их умными и добрыми. Как Фома... 126
— Что — как Фома? — Ну, Фома — он тоже... Вы увидите, — Ксанта вдруг захлопала в ладоши. — Смотрите, смотри- те, — закричала она, — вот они идут к нам вместе с Бу- кой! Я оглянулся. Через площадь неторопливо шество- вали здоровенный лохматый ньюфаундленд и большой бурый медведь. Ньюфаундленд был размером с годова- лого теленка, весь белый, с черными пятнами на широ- кой лобастой морде и на массивных лапах. Приближал- ся он с необыкновенным достоинством, бесшумно и мягко ступая по каменным плитам. Косолапый, ростом чуть поменьше пса, трусил за ним вразвалочку, опустив черный нос к самой земле. Я невольно попятился и потянул за собой удивлен- ную Ксанту. — Не бойтесь, — сказала девочка, осторожно высво- бождая пальцы из моей руки, — Бука не кусается. А Фома — его перевоспитали, еще когда он был малень- ким медвежонком. Он очень добрый и все понимает. Подходите, не стесняйтесь, — продолжала она, обра- щаясь к псу и медведю, которые остановились в не- скольких шагах от нас. — Бука, поздоровайся с... — Ксанта взглянула на меня. В ее взгляде были вопрос и легкое сомнение. «Как она сейчас назовет меня? Неужели дедушкой?.. Если не назовет дедушкой, тогда, пожалуй, останусь тут», — загадал я, а ей быстро сказал: — Меня зовут Филипп. — Иди, Бука, поздоровайся с дядей Филиппом. Я вздохнул с облегчением. Все-таки дядя, а не де- душка... Но в этот самый момент здоровенный Бука подо- шел ко мне вплотную, легко поднялся на задние лапы и, положив передние мне на плечи, лизнул теплым шер- шавым языком в нос и в губы. — Пшел! — вырвалось у меня. Сгибаясь под тяже- стью огромного пса, я поспешно заслонился локтем от его широкой добродушной морды. Бука мимоходом лиз- нул меня еще раз в правое ухо и, видимо решив, что до- статочно полно проявил дружеские чувства, освободил из своих объятий. Он присел у ног Ксанты и, не сводя с меня круглых янтарных глаз, принялся энергично под- 127
метать мохнатым хвостом чистые розоватые плиты пло- щади. Очевидно, теперь настала очередь Фомы. Он зако- вылял ко мне, помаргивая маленькими темными глаз- ками и поводя влажным черным носом. — Ксанта, — жалобно сказал я, — Бука еще куда ни шло... Но, право, никогда в жизни я не целовался с медведем, даже с перевоспитанным. Не кажется ли тебе, что нам с Фомой достаточно ограничиться друже- ским рукопожатием? — Пожалуйста, — согласилась Ксанта. — Фома, дай лапу дяде Филиппу. И помни, ты должен во всем слу- шаться его. Он теперь твой главный начальник. Фома одобрительно проворчал что-то и, присев ря- дом с Букой, протянул мне тяжелую когтистую лапу. Я пожал ее с глубоким удовлетворением. — Ну вот вы и познакомились, — сказала Ксанта. — Я очень, очень рада... Как дела, Фома? Как твое ночное дежурство? — Уффф! — сказал Фома и принялся тереться широ- кой коричнево-бурой головой о комбинезон девочки. — Понимаю, — кивнула Ксанта. — Тебя опять оби- жали белки? Знаете, дядя Филипп, вам придется что-то придумать. Белки не дают покоя Фоме. Они кидают в него вылущенными кедровыми шишками. Шишки за- стревают в его косматой шерсти и очень мешают. Вот смотрите, сколько на нем шишек, — Можно приспособить какого-нибудь кибера. Он будет вычесывать Фому, если Фома, конечно, позволит. — Позволит, позволит! — закричала Ксанта.— Прав- да, Фома? — Уфф! — сказал медведь, иронически поглядывая на меня. — Вот видите... Фома знает, что для него полезно. А белок надо еще раз предупредить. Они ужасно непо- слушные. Некоторые даже прибегают в главную дис- петчерскую и сорят там орехами. — Ну, такое безобразие им придется прекратить, — решительно сказал я. — Вот именно, — согласилась Ксанта. — Я знаю, — добавила она, — у вас с Фомой теперь будет полный по- рядок. Потом мы вчетвером отправились осматривать гео- 128
термическую станцию. Ксанта показывала мне различ- ные механизмы и объясняла их назначение. Фома ки- вал тяжелой коричнево-бурой головой, помаргивал ма- ленькими глазками, время от времени одобрительно вор- чал. Один Бука держался сдержанно. Он шел позади, опустив хвост, часто зевал, широко раскрывая розовую пасть. Он явно скучал. По-моему, он не любил тех- ники. Сначала мы пошли к буровым скважинам. Когда я бродил по городу один, я их не нашел. И немудрено... Ведь я искал торчащие из земли трубы с тяжелыми вен- тилями, как на фотографиях отца. Теперь скважины находились внутри красивых прозрачных башен. Башни были сделаны из стекла и металла и напоминали замок спящей красавицы. К каждой башне вели посыпанные песком, обрамленные цветами дорожки. А над про- зрачными стрельчатыми крышами тихо покачивали тем- ными мохнатыми лапами кедры. На кедрах целыми семьями жили неприятели Фомы — маленькие, легко- мысленные, рыжевато-серые белки. Они и в нас про- бовали кидать шишками. Только не попадали. — Здесь было пятьдесят шесть скважин, — рассказы- вала Ксанта. — Они совсем неглубокие: пятьсот-шесть- сот метров. Одна — самая глубокая, на краю поселка — два километра. Скважины пробурены до подземного па- рового котла. Ну, это, конечно, не настоящий паровой котел, а только древние лавы вулкана Камбального. В лавах было много пустот, заполненных водой. Вода от вулканического тепла нагревалась и превращалась в пар. Пар по трубам поднимался наверх и вращал тур- бины электростанции. Вот это — одна из таких сква- жин. А сейчас мы пойдем на электростанцию... — Подожди, Ксанта, — сказал я. — А что же, теперь эти скважины совсем не дают пара? — Дают, но очень немного, — ответила девочка. — Сила пара ослабела, он уже не может вращать турбины. Некоторые скважины еще дают горячую воду. Она про- ведена по трубам в наш поселок. Мы купаемся в ней и плаваем в большом застекленном бассейне. Этой водой отапливаются все домики электростанции. Зимой здесь тепло. А когда приезжают туристы и спортсмены-лыж- ники, бывает очень весело. Они живут в этих домиках, катаются на лыжах, поднимаются к кратеру Камбаль- 9 Вахта «Арамиса» 129
кого, ездят в электросанях на Курильское озеро. И мы тоже часто ездим туда. — Значит, тут бывает много людей? — Конечно! Это сейчас, осенью, гостей совсем нет. А летом и зимой, о, сколько бывает народу! Приле- тают детские экскурсии из разных интернатов посмот- реть вулканы и Курильское озеро и старую электро- станцию. Приезжают студенты-энергетики, которые изучают историю техники, разные ученые, туристы, ху- дожники, писатели, приезжают даже космонавты — так, отдохнуть немного... Ведь у нас очень красиво, не прав- да ли? — Да, конечно... Ксанта долго рассказывала мне про историю Пау- жетской геотермической электростанции, — славную, почти вековую историю большого, настоящего труда, а я думал о том, как обманчиво первое впечатление. Вот до встречи с Ксантой, пока бродил тут один, я уви- дел лишь брошенный поселок в тайге, покосившуюся мачту и выбитое стекло над дверью диспетчерской, а тут течет своя жизнь — нужная, важная... Конечно, все вокруг — это уже клочок истории. Но разве история не помогает строить будущее? Мы черпаем сейчас элект- роэнергию из гигантских термоэлементов, опущенных в глубочайшие скважины, мы научились регулировать вулканы, сделали их безобидными факелами, которые зажигаем лишь в дни великих праздников... Достигнуть всего этого помогла и Паужетка, и эта электростан- ция, тепловая энергия Камбального вулкана, который верно служил человечеству целый век. «Мы будем счастливы только тогда, когда осознаем свою, хотя бы и самую скромную, роль». Это сказал один из замечательнейших людей прошлого столетия — пионер авиации на самой заре ее развития, поэт, фило- соф. Мне сто двадцать лет, но я отнюдь не считаю, что всё позади. Почему бы не поискать счастья тут? Кажет- ся, я смогу стать полезным... Нет, я просто убежден, что я здесь нужен. — Это очень нехорошо, дядя Филипп, — услышал я голос Ксанты. — Ведь я уже пять минут тихонько чи- таю вам стихи про всякую чепуховскую чепуху, а вы киваете головой и говорите, что все правильно... «Слон побрил себе усы» — вы сказали: «Ну, конечно», а у 130
слона даже усов не бывает... А потом, когда я прочита- ла, что «ракетой на Уран улетали раки», вы сказали: «Превосходно, значит так мы и сделаем»... — Голос ее дрогнул и прервался. — Зачем вы так, дядя Филипп? Я очень смутился. — Прости меня, Ксанта. Немного задумался. Со ста- рыми людьми это бывает... — А вы совсем и не старый, — сказала Ксанта, не глядя на меня. — Вам самое большее восемьдесят лет. — Эх, девочка, если бы мне сейчас было восемь- десят! Но дело не в этом. Я хочу задать тебе один во- прос. Очень трудный вопрос. Скажи мне, как по-тво- ему, что для человека самое главное? — Ну, это совсем просто, — улыбнулась Ксанта. — Самое главное для человека, чтобы он был счастлив. А для этого он только должен делать счастливыми других. — Гм... Пожалуй, ты права, это действительно про- сто.. Никогда бы не подумал, что все на свете так просто... Ну, что мы будем делать теперь? — Теперь нам надо выпустить киберов. Наверно, им надоело сидеть выключенными. Пора им браться за работу. Мы зашли в низкий стеклянный домик, похожий на оранжерею. Там рядами стояли смешные коротышки- киберы — целый взвод работяг; это они поддерживали порядок на территории поселка и энергоцентрали. Ксанта приветствовала всех, как старых знакомых. Включая их по очереди, она одного похлопывала по блестящему никелированному плечу, другого гладила по отшлифованной яйцевидной голове, третьему шеп- тала что-то в раструб звукоприемника. Включенные ки- беры начинали шевелиться, нетерпеливо притопывали маленькими лапками, расправляли похожие на грабли механические руки и деловито бежали по своим, оче- видно хорошо им известным, делам. Бука, сидя у входа в стеклянный домик, критически оглядывал каждого кибера, словно проверял, в порядке ли тот и готов ли к выполнению задания. — А ты, маленький, иди собирать сухие листья, — говорила Ксанта очередному киберу, — их много там на дорожках. Ночью был сильный ветер. Теперь с каж- дым днем опавших листьев будет все больше... Ты пой- 9* 131
дешь убирать пыль в домиках, — наставляла она сле- дующего. — Хорошо убирай. Потом дядя Филипп все проверит. Вообще-то они знают, что им делать, — ска- зала Ксанта, поворачиваясь ко мне. — Они все настрое- ны. Просто я с ними разговариваю, чтобы им было ве- селее. Они скучают тут по ночам одни. А работы сей- час совсем мало. Когда работы мало, всегда очень скуч- но, правда, дядя Филипп? Я кивнул. — О, у тебя опять насморк, малыш, — обратилась Ксанта к очередному киберу. — Понимаете, дядя Фи- липп, этот малютка проверяет все трубы и краны. Вот у него каждый день много дела. Ему надо обежать весь городок. Наверно, он переутомился. Уже несколько дней у него из носика капает что-то. Вот видите? — Наверно, со смазкой не в порядке, — сказал я. — Надо будет потом посмотреть. — Так пустить его? — спросила Ксанта. Но включенный кибер, не дожидаясь разрешения, выскользнул из ее рук и торопливо заковылял к вы- ходу. — А эти уже не могут работать, — грустно сказа- ла девочка, указывая на целую группу киберов, сирот- ливо сбившихся в углу. — Они очень старенькие. Их настраивал еще мой прадедушка. Потом они разрегули- ровались. Вот этот, например, самый большой, если его выпустить, пробежит немного, попрыгает, перевернется и болтает лапками в воздухе. А он умел ремонтировать дорожки, счищал старую краску на стенах и наносил новую. И еще много чего умел... А вот теперь никто из наших наставников не умеет его самого починить. Мой прадедушка сумел бы, но он... — Ксанта тяжело вздохнула и умолкла. — Значит, твой прадедушка работал тут? — Да, он был управляющим заповедника, как теперь вы. Но весной доктор послал его лечиться в Москву. И дедушка больше не возвратился. Мама говорила, что из Москвы он опять уехал на Алеутские острова, но она не хотела сказать, когда он вернется. И с ним нельзя поговорить по видеофону... Я думаю, что мой праде- душка просто умер, — грустно закончила Ксанта и опу- стила глаза. — Ну что за мысли, — возразил я. — Теперь люди 132
живут долго. Прадедушка еще приедет. Пройдет годик- другой — и он вернется. Вот увидишь... — Не знаю, — тихо шепнула Ксанта. — Ведь взрос- лые не всегда говорят нам правду... А мы уже не ма- ленькие. Мы многое понимаем лучше, чем думают взрослые. Через год я и мои ровесники —- весь наш класс — уедем из Серебристого Лебедя. Нас повезут далеко на запад, к подножию гор Тянь-Шаня. Там мы будем жить и учиться дальше, до окончания общей школы. А сюда приедет новая группа малышей. — Значит, здесь у вас в Серебристом Лебеде — только школа первого круга? — Да. Первые четыре класса. И мы с Марой сей- час в самом старшем. Второй круг мы пройдем в Сред- ней Азии. — И вам не жаль будет расставаться с Серебристым Лебедем? — Жаль, конечно. Но там, куда мы поедем, тоже бу- дет очень интересно. Человек не может оставаться все- гда на одном месте. — Ты права, Ксанта. Вот и я... Работал в Антаркти- де, потом в Гренландии, а теперь... — Я знаю, — шепнула девочка. — Нам рассказыва- ла о вас наставница. И мы очень гордимся, что будем здесь вместе с вами. Вы расскажете нам о том, что ви- дели и знаете? Не правда ли? — Расскажу, если это будет вам интересно. — О, очень! Послышались мягкие шаги. В стеклянный домик не- торопливо вошел Бука. Он осторожно нес в зубах уже знакомого мне сопливого кибера. Бука держал кибера за выступ кожаного воротника и всем своим видом вы- ражал откровенное отвращение. Кибер вяло шевелил лапками. Из его длинного с раструбом носа в два ручья текло прозрачное масло. Бука положил кибера у наших ног, сел рядом и принялся посматривать то на нас с Ксантой, то на кибера. На кибера он глядел с явным неодобрением. — О-о, — печально протянула Ксанта. — И этот со- всем расхворался. Бука приносит только тех, которые не могут работать... Приковылял откуда-то Фома, сел рядом с нами и тоже принялся глядеть на лежащего кибера. 133
Красноватые глазки кибера вспыхивали и пригаса- ли. Наверно, ему было совсем нехорошо. Я достал из кармана очки в старинной роговой опра- ве, которых теперь никто не носит, и трубку. Очки я нацепил на нос, трубку набил душистым табаком и закурил. Затянувшись несколько раз, я засучил рука- ва куртки. — А ну, посмотрим, что с ним, — сказал я Ксан- те. — Тащи сюда инструменты, помощница. Сейчас н-аучу тебя лечить киберов от насморка. Ксанта убежала, смеясь. В сущности, все оказалось чертовски просто... — До чего же хорошая штука — работа, — сказал я моим новым друзьям. Фома кивнул косматой головой и удовлетворенно проворчал что-то. Бука не ответил. Но по его взгляду я понял, что и он совершенно согласен со мной. А кибер лежал на полу стеклянного домика и с на- деждой посматривал на всех нас.
МИХАИЛ ВЛАДИМИРОВ ОСТРОВ ЗЕРКАЛЬНОГО ОТРАЖЕНИЯ Научно-фантастический рассказ СКОЛЬКО НОГ У БАБОЧКИ? Мы дышим парами бензина, И это для нас — о’кэй. Неба серая тина Над ямами площадей, Пыльный ветер в ущельях, Пляска цветных реклам. Трупы лежат в постелях, Живые ушли по делам. Вилли Паттерн Плотные, низкие облака лежали над Уикфилдом. Верхние этажи небоскребов плыли в утреннем тума- 135
не. А внизу по сумеречным улицам уже текли автомо- били, вспыхивая красными и оранжевыми тормозными огнями. Джонни Мелвин проснулся, встал и босиком подо- шел к окну. В комнате стоял полумрак, смутно побле- скивали стаканы с недопитым бурбоном. Лед в них давно растаял. Окно смотрело в стену дома напротив. Кое-где го- рел еще свет. Никаких звуков не было слышно, кроме однообразного рычания голубей. Как всегда, Джонни проснулся с ощущением неуве- ренности, неопределенного беспокойства. Он знал, что позднее это пройдет. А сейчас стоял перед окном, и ку- рил сигарету, стряхивая пепел на пол. Бэсси ушла поздно, не захотела, чтобы он оделся и проводил ее. Он выспался. В сущности, все было хо- рошо. Откуда эта бессмысленная рефлексия? Он здо- ров, молод, успешно подвигается на поприще репортера «Уикфилдских новостей». Нет никаких оснований для комплекса неполноценности и прочей психоаналити- ческой муры. Он стоял здесь, как на необитаемом острове. Све- тало, гасли окна напротив, монотонно рычали голуби. Если наклониться и посмотреть вверх, можно увидеть геометрически выкроенный кусок серого неба. Он от- четливо ощущал свирепую пустынность окружающего. И денег все-таки не хватает. Для того чтобы жениться на Бэсси, нужен собственный дом — изящное бунгало на краю города. Это дорого стоит. Отличный город Уикфилд. Все в нем есть: и небо- скребы, и подземка. Конная статуя Теодора Рузвельта в городском саду, сработанная Пиччони — скульпто- ром-сюрреалистом. Розовая почтовая марка с изобра- жением статуи, достоинством в один доллар, ценится филателистами. Куда пошлет его сегодня шеф? Убийство, похище- ние, приезд знаменитости? Вечная гонка, некогда как следует обдумать статью, прочесть что-нибудь толковое. Платят, правда, хорошо, но все равно недостаточно. Ведь он когда-то мечтал стать писателем. Чтобы на всех углах продавали его роман в глянцевой бумажной обложке, на которой красовалась бы длинноногая блон- динка с сияющей улыбкой. Чтобы издатели посылали 136
ему чеки со всех концов страны. И поездка в Евро- пу, — Париж, Париж! А сейчас он совсем один в этой комнате. Один — с голубями. Бэсси, наверно, уже сидит в конторе. Ко- торый час? Зазвонил телефон. — Хэлло, Джонни, — сказал шеф, — я полагаю, вы читали книгу профессора Хогланда? Говорить, по возможности, правду было одним из деловых принципов Джонни. Иначе можно влип- нуть. — Нет, сэр. — Так прочтите. Об этой книге шумят. Затем возь- мете у Хогланда интервью. Мне нужна статья. Срочно. — Как называется книга, сэр? — Эс Эй Хогланд, «Люди, звери, растения». Пока! Джонни никогда не читал научных книг. Но эта была написана понятно. О чем только не пишут уче- ные! Никогда Джонни о таких вещах не задумывался. Хогланд писал об оторванности человеческого су- ществования от жизни животных и растений. Люди и окружающая их живая природа находятся как бы в раздельных плоскостях, удаляющихся друг от друга. Сейчас, во второй половине двадцатого века, человек перестал понимать природу. Нам нет дела до деревьев и птиц. «Птицы! Действительно, на черта мне птицы. Нена- вижу жирных голубей за окном, их рычание и любов- ные стоны. Они мне до смерти надоели. Только тоску нагоняют. Я люблю разговаривать с людьми. А не с опоссумами. Как бы я стал общаться с опоссумом? По- койник Хемингуэй со смаком описывал, как он наса- живал кузнечика на рыболовный крючок. Противно. Предпочитаю форель в ресторане «Глория». И запи- вать ее Либфраумильхом, а не водой из речки». Хогланд о нем и писал, о человеке, который если и попадет в лес, то ничего не увидит и не услышит. Не заметит толстую бронированную куколку бражника на осеннем листе, не отличит дрозда от тангары (Pyranga rubra). О современном городском человеке, о репортере «Уикфилдских новостей» Джонни Мелви- 137
не. О Джонни Мелвине, которому неуютно в этом мире, но который пробьется, выдвинется, разбогатеет. Хогланд считал, что даже биологи оторвались сей- час от природы. Они знают, что такое ДНК, как квант света работает в хлоропласте. А что такое перипатус? Peripatus, тип Onychofora? Между тем это существо важное, — без него не поймешь эволюции беспозвоноч- ных. Что же сказать о людях, далеких от биологии? (Ваш покорный слуга — Джи Ар Мелвин!) Глубокое, дрему- чее невежество. «Я спрашивал у десятков знакомых и незнакомых людей, сколько ног у бабочки. — Писал Хогланд. — И получил самые разнообразные ответы — от нуля до двенадцати. Некоторые называли даже нечетные числа». «Я бы просто ответил: не знаю и знать не хочу, — подумал Джонни. — Ноги лучшей половины человече- ского рода интересуют меня гораздо больше». Хогланд писал об уничтожении природы человеком. Об истреблении карибу на севере Канады, умниц афа- лин в Черном море, об отравлении рек и озер, о бес- смысленной вырубке лесов. Почва подвергается эро- зии, исчезает рыба, редкими становятся меха и слоно- вая кость. Это мало кого смущает, — газеты шумят об искусственной пище. В Советском Союзе химики сде- лали синтетическую икру — на радость вегетарианцам. А мех и кость с полным успехом заменяются полимерами. «У Бэсси отличная шубка из нейлона. И обошлась она мне недорого. Конечно, лестно было бы нарядить Бэсс в соболя». Люди утрачивают возможность познания природы — научного и эстетического. Они полагают в своем не- вежестве, что все уже позади — и стегозавр, и латиме- рия. Между тем природа полна неожиданностей, мо- жет быть, грандиозных. И не только в глубинах океана. Есть еще необитаемые острова на нашей планете. И сколько неизученных! В конце концов на любом пу- стыре можно наткнуться на новый мутант чертополоха со странными свойствами. Природа продолжает разви- ваться, как бы ни терзал ее человек. Слова о необитаемых островах задели Джонни. «Ко- нечно, мир полон необитаемых островов. Мы все — Ро- бинзоны. Моя квартира — необитаемый остров, Бэсси 138
отказывается в ней поселиться. Только вместо пальм в ней растут телевизор и холодильник. Об этом можно было бы стихи написать. По десять долларов строчка. Жаль, что я не умею». «Нет, не назад к Жан-Жаку Руссо я зову людей, — писал Хогланд. — Развитие человечества происходит закономерно. Человек будущего не оставит своего го- рода. Но он неизбежно должен пойти на сближение с природой, и чем раньше, тем лучше. Он будет сотруд- ничать с животными и растениями, он заговорит на их языках, он будет не истреблять, но воссоздавать истреб- ленное. Возникнет новое искусство, одухотворенное шумом леса, полетом ласточки, свечением морских мик- роорганизмов. Дети будут любить и понимать природу с первых лет жизни». «Фу, как красиво, — подумал Джонни. — Не выношу романтики и сентиментальности. Я не старая дева из ХАМЛ, чтобы слушать пенье птичек и умиляться до слез, глядя на незабудки! О чем мне говорить с Хог- ланд ом? И почему о его книжке шумят?» Он позвонил шефу: — Шеф, у меня к вам два вопроса. — Выкладывайте. — Сколько ног у бабочки? — Вы что, выпили? — Трезв, как стеклышко. Так сколько? — Мелвин, я занят. — Ну ладно. Второй вопрос — наличествуют ли у Хогланда железные бицепсы и густая черная борода? — С чего вы взяли? — Просто я боюсь, что он похож на профессора Челленджера из романа Конан-Дойла и спустит интер- вьюера с лестницы. Помяните меня в своих молитвах, шеф. — Не валяйте дурака. И давайте мне статью о Хог- ланде завтра вечером. Толковую статью и с юмором. Шеф повесил трубку. Джонни считал, что этот разговор не бесполезен. Шеф слегка обозлился, но наверняка отметит живость ума своего репортера. Впрочем, читал ли шеф Конан- Дойла? Джонни позвонил Хогланду. Тот согласился принять его завтра в девять. Голос у Хогланда был приятный. 139
Вечером шел дождь. Джонни и Бэсси вышли из кино и тут же забыли сногсшибательный вестерн, который им показывали. Черная улица грохотала и блестела. Крутились огни реклам, мигали желтые подфарники. Бэсси спросила: — О чем ты думаешь? — О Стеллеровой корове. — Кто это — Стеллер? — Понятия не имею. И корова его — не корова, а какое-то существо, жившее в воде. — Ну и что же? — Ее истребили в восемнадцатом столетии... По- ехали ко мне? Но Бэсси не захотела. Он отвез ее домой, вернулся к себе. Съел два сандвича с ветчиной и запил их пи- вом из жестянки. Лег спать. Он долго не мог заснуть. Темнота и одиночество. «Собаку, что ли, завести? Не люблю собак, их лая, их запаха. Блохи. А они ведь умные, собаки. С детства не разговаривал с ними». Ему представился зеленый лес, белые цветы на за- литой солнцем лужайке. И кролики в траве. Голуби за окном молчали. Они спали, спрятавшись от дождя. Наутро без пяти минут девять Джонни был у Хог- ланда. Тот оказался спокойным человеком среднего роста, лет пятидесяти. Он приветливо улыбнулся, налил Джонни бурбон с содовой, а сам стал потягивать апель- синовый сок. — Вы позволите начать интервью, профессор? — А как это слово пишется? Они рассмеялись. — Какое у вас хобби, сэр? — Обожаю строить летающие модели. Вот види- те. — Хогланд показал на висящее под потолком со- оружение из дощечек и цветного шелка. — Рыбная ловля, охота? — Помилуйте, я городской житель, кабинетный ученый. — Но вы так хорошо знаете природу. — Из этого, кстати, не следует, что я должен уби- вать рыб или птиц. А знать природу — моя специаль- ность. — Разрешите спросить — над чем вы работаете? 140
Ведь эта книга — популярный труд. А ваше основное дело? — Вряд ли заинтересует читателей газеты. Я зани- маюсь конвариантной редупликацией ДНК в связи с синтезом белков митотического аппарата. — Вы понимаете, сэр, что для меня это звучит по-голландски. Теперь я вас спрошу — как эти слова пишутся? — Си оу эн ви эй... Конвариантная. Джонни стенографировал без особого интереса. Но тут ему пришел в голову более содержательный во- прос: — Вы упомянули про ДНК, сэр. Это ведь такая ге- нетическая штука, верно? Но в книге вы ругаете био- логов за то, что они знают про ДНК, но не знают, сколько ног у бабочки. (Молодец Джонни! Толковый вопрос.) — Биологи, положим, знают. А вы? — Четное число, профессор. — Ответ правильный. Так вот, Мелвин, ДНК — это жизнь. Это — гены, наследственность, изменчивость, эволюция. Но жизнь — это не только ДНК. — Вы действительно считаете, профессор, что на Земле есть необитаемые острова? — Думаю, что неизвестных, не нанесенных на кар- ту островов практически нет. Но необитаемых и неизу- ченных — достаточно. — Где же? — Преимущественно в Ледовитом океане. Но есть такие острова и в южных морях. На политические вопросы Хогланд отвечать отка- зался. А кино и телевидение его не интересовали. Джонни сдал свою статью вовремя. Он писал ее с увлечением, ему хотелось опровергнуть слезливую бол- товню этого скучного мечтателя. «Мы готовы оплакивать благородных афалин и даже гораздо менее симпатичного сумчатого волка, — писал Джонни. — Но это — бесполезные слезы. Чело- век преодолел природу. Ничем она нас уже не удивит. Пусть наши дети ходят в Зоо и пусть животные в Зоо хорошо себя чувствуют. И если существуют музеи, то почему не быть заповедникам. Полезно смотреть на зверей — мы тогда лучше понимаем добрых знакомых. 141
Я вспоминаю одного преподавателя нашего коллед- жа — ну сущий был бегемот. Так мы его и звали. Человек в конце концов везде Робинзон — и в го- роде и на необитаемом острове. Он всегда один — в глубоком смысле этого слова. И меня не испугает не- обитаемый остров. Особенно если Пятница будет жен- ского рода — миленькая и веселая. Но, конечно, запах бензина современному человеку приятнее благоухания водорослей, гниющих на пляже». ПЛОХОЙ ОСТРОВ Он вставал из тумана навстречу бушприту— Остров дикий и странный, безлюдный, забытый. Мы смотрели вперед лениво и праздно, Мы прошли над акулой сигарообразной, Над подводным теченьем, стремящимся к норду, Мы прошли, как виденье, спокойно и гордо. Остров плыл перед нами. Из радужной дали, Как органные трубы, деревья звучали, И цветы раскрывали горячие пасти, Птицы громко орали о чуде и счастье. За кормой он остался, как прежде неведом, Пенный след потерялся меж нами и бредом. Вилли Паттерн Статья Джонни появилась через два дня. Гонорар был приличный, но откликов она не вызвала. Дальше все пошло своим чередом: редакция, выезд с шерифом для осмотра трупа, интервью кинозвезды Мэй Олдерсон, вечерами встречи с Бэсси, кино, танцы в ресторане «Глория». Кислое настроение с утра, дело- витость и самоуверенность после ленча. Джонни забыл о Хогланде и его книге. Шеф вызвал Джонни через неделю. Он сказал: — Мелвин, вы парень способный. Я хочу дать вам возможность отличиться и заработать. — Благодарю вас, сэр. — Газете нужна сенсация. Доброкачественная. Вне политики, — читатели устали от войны во Вьетнаме. Де- 142
тективный роман с продолжением тоже не годится. Как это ни странно, современный читатель заинтересовался наукой. Книга Хогланда за короткий срок выдержала шесть изданий. И другие в таком же духе. Вы помните историю этого норвежца на плоту? — Тура Хейердала, сэр? — Что-то в этом роде. Так вот, Мелвин, я намерен послать вас на необитаемый остров. — Зачем? — Вы сами подали мне идею вашей статьей. Совре- менный человек среди дикой природы. Может полу- читься отличная серия корреспонденций и даже книга. — Где вы найдете такой остров, шеф? — Если ваш Хогланд не врет, — в Полинезии. Наша газета может все. Вы поедете туда один, без Пятницы мужского или женского пола, без продовольствия, без радио. Проживете на острове месяц. Газета финанси- рует вашу поездку и гарантирует достойный гонорар. — Сколько? — По тысяче зелененьких за тысячу хорошо напи- санных строк. Жалованье сохраняется. — О’кэй. (Сколько строк он напишет? Десять ты- сяч, не меньше. Уж тут он постарается!) — Хороший мальчик. Вы свободны, Мелвин, — до четверга. Джонни стал думать об острове, но не мог вообра- зить ничего, кроме рекламных плакатов туристских фирм, приглашающих насладиться красотами Таити и Самоа. Коричневые полуголые девицы в венках из крас- ных цветов гибискуса. Пальмы и попугаи. Лазурное море. Вечером Джонни и Бэсси пошли в варьете. На эст- раде унылый клоун разговаривал с сиамской кошкой: — Кисанька, ты ведь из Индокитая? Не хочется ли тебе поехать на родину? Кошка выгнула спину и страшно зашипела. Глаза ее загорелись красными огоньками. — Неужели не хочется? Кошка мяукнула и покачала головой. — Не любишь, когда стреляют? Кошка мяукнула снова. — Вы видите, леди и джентльмены, самая умная кошка много глупее людей. Не любит, когда стреляют, 143
не хочет ехать во Вьетнам! Нет, леди и джентльмены, у кошек нет души, а у человека есть, и мы хорошо это знаем — из газет! В зале захлопали, но раздались и возмущенные воз- гласы. Клоун исчез со своей кошкой. Заиграл джаз, и на эстраде возникла певица — красивая негритянка. Официант принес коньяк. — За нового Робинзона! — сказала Бэсси. Они выпили. Это была уже третья порция. Бэсси оживилась. А Джонни, напротив, помрачнел. Vin triste *, как говорят французы. — Чертов Хогланд! По его милости я должен та- щиться на край света и целый месяц жить под кокосо- вой пальмой. Сущий идиотизм. — Милый, в этом есть глубокий смысл. Исчисляе- мый в долларах. — Там крабы ползают. И купаться нельзя — акулы. — И не купайся. Мне нужно, чтобы ты вернулся целиком. А какой у тебя будет загар! — Хогланд прав в одном: я действительно не пони- маю зверья. Ты видела, как у этой паршивой кошки глаза загорелись красным? Может, она и не кошка во- все. Может, она — оборотень. — Вот именно. Только у всех сиамских кошек глаза светятся красным светом. А у простых — зе- леным. Из двух разных кошек можно соорудить све- тофор. — Таинственный остров, остров Хуан Фернандес, остров Святой Пасхи, остров Сокровищ. А вдруг я найду клад в сундуке под тремя скелетами? Интерес- но, какой вкус у черепашьих яиц? На следующий день Джонни взялся за работу. Он зачастил в городскую библиотеку, прочел множество нарядных статей в Джеографикэл Мэгэзия и более серьезные книги о южных морях. Занялся ужением рыбы со стариком Портером и приобрел кое-какие на- выки. Он увлекся этой странной затеей и боялся те- перь только одного — что острова не удастся найти. Но «Уикфйлдские новости» действительно могли многое. Шеф занялся делом всерьез, — при небольших расходах оно сулило заметную прибыль. Репортеры га- ♦ Грустное вино. 144
зеты в Сан-Франциско и Гонолулу атаковали капита- нов судов, ходивших от Гаваев до Австралии, от Мани- лы до Вальпараисо. Было выпито много рома и конья- ка; на пятой рюмке морской волк обычно начинал рассказывать волшебные сказки о ядовитых пиявкам в мангровых зарослях, о тигровых акулах, о никому не ведомых людоедах, носящих штаны и слушающих ра- дио. Эти беседы сами по себе давали газете небезынте- ресный материал, и уже Питер Мак Аллистер — репор- тер «Новостей» из Сан-Диего — стал подумывать о книжке морских рассказов. Чем он хуже этого поляка Джозефа Конрада, черт побери! А Клайду Типпиту посчастливилось. Спокойный и до удивления безалко- гольный норвежец Кнут Бондесен, капитан «Зари», че- ловек, безусловно заслуживающий доверия, рассказал о необитаемом острове. Остров находится в Микронезии, в Каролинском архипелаге, к югу от острова Хок. Туземцы зовут его Пу’а-ту-тахи, что означает — одинокий коралловый утес. Размеры острова невелики — примерно пять на пять километров, но на нем есть и пресная вода и бо- гатая растительность. Кокосы и еще какие-то желтые плоды, о которых Бондесен плохо помнил. Он пробыл на берегу не более часа и ничего интересного не заме- тил. Полинезийцы, однако, остров не посещают, по- бывали на нем японцы, но, насколько Бондесену из- вестно, вскоре смылись. Похоже, что это были военные, но никакой базы на Пу’а-ту-тахи они не устроили. Аме- риканцы тоже его игнорируют, но Морскому ведомству несомненно известны большие подробности. Шеф связался с Вашингтоном, но особо ценной ин- формации не получил. Было подтверждено, что остров не заселен, и сказано, что селиться на нем не рекомен- дуется, — без указания причин. Шеф был стреляным воробьем и пришел к выводу, что у Пентагона здесь есть свои расчеты. Ну и господь с ними! Когда о его затее пронюхают военные, Мелвин уже вернется в Уикфилд. Оставалось определить маршрут. Это не составляло труда. Рейсовым самолетом в Мельбурн (наибольший расход), оттуда поездом до Тоунсвилла (некоторая эко- номия), пароходом в Порт Морсби и дальше — на по- путных судах. 10 Вахта «Арамиса» 145
На прощание шеф сказал: — Завидую вам, мой мальчик. Всю жизнь я мечтал путешествовать в южных морях, но так и не выбрался дальше пляжа в Гонолулу. «Черта с два ты мечтал о путешествиях! Вот уж это тебе совершенно несвойственно», — подумал Джонни. Был ли он доволен поездкой? Несомненно. Утрен- няя рефлексия почти исчезла. Похоже, что он наконец дорвался до своего большого шанса. Теперь всё в его руках. Путешествие в южных морях, экзотика, красоты природы. Суровая и мужественная жизнь на острове в течение месяца — срока совсем небольшого. Блестящие статьи, ударная книга. Женитьба на Бэсси, уютный дом с садом. Поездки в Европу. Он станет процветающим писателем, получит премию Пулитцера. И вот он стоит на палубе судна «Торнадо», припи- санного к порту Дарвин. Несмотря на громкое назва- ние, суденышко несолидное — водоизмещением всего тысяча тонн, скорость — семнадцать узлов. «Торнадо» идет к Филиппинам из Папуа, за небольшой крюк за- платила газета. В первые дни качало зверски, но Джон-, ни оказался нечувствительным к морской болезни. Это обстоятельство очень повысило его настроение. Сегодня океан действительно тихий, и сине-зеленая вода колышется, как шелк. Небо чертовски голубое, в воде играют тысячи солнечных бликов, жарко блестят надраенные медные поручни трапа, ведущего на капи- танский мостик. Летучие рыбы то и дело падают на па- лубу, как манна небесная, дальше их путь — прямо на сковородку. По правому борту прошли коралловые острова, пышная растительность издали казалась совсем синей. Словом, всё как в сказке, и фантастическая цель уже близка. Джонни разговорился с одним из матросов, полине- зийцем с острова Олеаи, по имени Уата. Это был немо- лодой человек, много плававший в Микронезии. Оказа- лось, что необитаемый остров Пу’а-ту-тахи ему изве- стен. — Плохой остров, плохой земля, мистер, — сказал Уата на своем пиджин-инглиш.. 146
•— Чем плохой! — Кокос плохой, птица, жук, рыба — плохой. — О чем вы говорите? — Мой папа старый-старый был. Мой папа ска- зал — на Пу’а-ту-тахи плохой боги Тупе-и’о-аху. — Ничего не понимаю. Уата замолчал, вытащил из-за уха сигарету и заку- рил. Потом сказал: — Мой цивилизованный человек, мистер. Мой хо- дил школу. Мой знает: боги нету, есть Христос и дева Мария. Только плохой остров, очень плохой. Никто не живет Пу’а-ту-тахи. Мой много плавал, никогда не схо- дил Пу’а-ту-тахи. — А я вот сойду и проживу там месяц. — Тхой очень смелый человек, мистер. Плохой пти- ца, плохой рыба. Мой папа сказал. Странный разговор. Джонни был польщен похвалой, но что все это значило? Если рассуждать логически, то остров, на котором никто не живет, должен обрастать легендами, как брошенный дом. В нем обязательно по- селятся привидения. Но почему на острове никто не живет? Слово «плохой» выражает причину, или след- ствие? Во всяком случае — становится все интереснее. Действительно, необитаемый остров в наши дни — за- гадка. «И я ее разгадаю!» — решил Джонни, ощущая при- ятное волнение. Недаром он был репортером. Через три часа капитан показал на облачко, стояв- шее над горизонтом, и сказал: — Вот ваш остров, мистер Мелвин. — Как, на небе? — Если угодно. Вы видите, у облака зеленоватый оттенок. Оно отражает воду лагуны острова. Лагуна мелкая, и вода в ней более зеленая, чем вокруг. К острову подошли только вечером. Темнеет вбли- зи экватора быстро. Высыпали звезды и мгновенно включились на полный накал. Судно вошло в лагуну и бросило якорь. В эту ночь Джонни почти не спал, хотя все его снаряжение было давно упаковано. Он был возбужден, он ждал встречи с таинственным. Наутро шлюпка с «Торнадо» доставила его на бе- рег. Ю* 147
ПОЧЕМУ ОН НЕОБИТАЕМ? Лежит скелет без мыслей и чувств, Обтянутый жесткой кожей, На человека, на зверя, на куст Совсем уже не похожий. Над ним планеты идут в спираль И крутится мирозданье. Ему чужды и смех и печаль,— Истлело его сознанье. Желтый череп торчит, как пень, Среди большой Вселенной. Ему безразличны и ночь и день — В нем стало все неизменно. Что он делал и был он кем — Не имеет значенья. Теперь он слеп, и глух, и нем, Как до рожденья. Вилли Паттерн Остров был что надо! Невысокая, не выше трехсот футов, гора, покрытая густой растительностью, омы- валась прозрачными водами лагуны, закрытой с двух сторон коралловыми рифами. Но вход в нее свободен, и небольшое судно могло войти в бухту без затруднений. Джонни поставил свою палатку у ручья, стекавшего со скалы, близко от берега. Он честно выполнял усло- вия — высадился на берег безо всяких продовольствен- ных запасов, что было удостоверено письменно капита- ном «Торнадо». Поэтому о пище следовало позаботить- ся немедленно. Хлеб наш насущный даждь нам днесь. Сначала — плоды. Джонни вошел в лес. Он захва- тил тесак, предполагая, что придется прорубаться сквозь заросли. Зарослей не оказалось. Прямые стволы деревьев стояли не так уж часто. Солнечные лучи про- бивались сверху, в лесу было просторно и тихо. Лес подымался в гору не спеша. Очень тихо. Птицы не поют. Они молча перелетают с ветки на ветку. Под ногами мягкая трава необычного красноватого оттенка. Джонни видел уже тропическую растительность в Папуа: лианы, орхидеи, бананы, хлебное дерево. Здесь ничего этого не было. Стран- ный лес. Полезно было бы получше знать ботанику. Что за 148
деревья? Интересная кора — прямо как рыбья чешуя. А где же фрукты? Пройдя еще сотню ярдов, Джонни наткнулся на группу невысоких деревьев с желтыми плодами, похо- жими на груши. Можно ли их есть? Вот уж не хо- чется с места в карьер испортить желудок! Он сорвал несколько плодов. Плоды мягкие и клей- кие. Один из них был объеден, — на рыжей мякоти виднелись следы мелких и острых зубов. «Ну уж если какая-то белка их ест, то и мне можно». Он содрал ножом кожуру и надкусил плод. Вкус его был странен. Чуть-чуть кисловатый, как у жева- тельной резинки с лимонным соком, достаточно долго пробывшей во рту. Неважный фрукт. Предпочел бы хороший ананас! Но других плодов не оказалось. Джонни набил рюк- зак клейкими грушами и пошел дальше. Тишина дей- ствовала ему на нервы. Он остановился и стал осматриваться. Все-таки лес какой-то особенный. Надо понять, в чем дело. Краски необыкновенные. Трава красноватая, а листья большинства деревьев и кустарников почему-то с синим оттенком. Он сорвал листок и подивился его форме. Длинный, покрытый щетинками лист попеременно суживался и расширялся. И пиявок здесь нет. Как они падали за ши- ворот в Папуа! Ну и гадость! И муравьи. И комары, и мухи. Джонни вдруг понял, что его еще никто не укусил. Между тем мелкие насекомые кружили над головой с еле слышным жужжанием. На ветку рядом села бабочка совершенно черного цвета. Удивительная бабочка! Сколько у нее крыльев? Что-то много. Бабочка отличалась от обычной так же, как спе- циально выведенный махровый цветок отличается от своей дикой формы. Джонни накрыл бабочку пробковым шлемом. Из- влек ее и стал рассматривать. Ничего подобного он ни- когда не видел. Тело у бабочки было жесткое, как над- крылья жука. Довольно крупная, с размахом крыльев дюйма в три. Четыре ножки. А крыльев — шесть! Насекомое вдруг сильно двинулось в его пальцах, и 149
Джонни почувствовал болезненный укол. Он выпустил бабочку, она взлетела вверх и исчезла. Бабочка — и кусается! Надеюсь, она не ядовитая. Джонни выругался и стал сосать укушенный палец. Боль прошла быстро. Однако настроение испортилось, и он пошел назад. На берегу царил покой. Дул ветерок с моря. Все здесь казалось привычным и обыденным^ Торчало несколько пальм, похожих на кокосовые. Только орехи висели чертовски высоко. «Отсутствие комаров и пиявок меня не огорчает. Но есть-то все-таки надо!» Он закинул спиннинг с зеленой блесной и стал на- кручивать катушку плавно и спокойно, как учил его старик Портер. Леску сильно дернуло, и удилище изо- гнулось. Первые две рыбы сорвались еще в воде. Потом Джонни вытащил рыбину основательного размера и веса. Рыба ли это? Она была голубая, как бирюза, дли- ною фута в два. Узкое тело, а вместо плавников стран- ные выросты, похожие на конечности животных. По три сверху и снизу. Они заканчивались почти прозрачны- ми перепонками, натянутыми между тонкими отростка- ми. Ну и ну! Чего только не увидишь в тропических водах! Существо было лишено чешуи. Просто тонкая кожа, мягкая, как у лягушки. Джонни решил попробовать. Он выпотрошил голубого монстра; кости мало отлича- лись от обычных рыбьих костей, мясо оказалось розо- вым, как у форели. Джонни был очень голоден. Он развел костер и сва- рил суп. Суп получился неважный. Напоминал ско- рее овощной, чем рыбный. Он проглотил кусок рыбы — совершенно безвкусный. Меню прескверное. Ничего, не пропадем. Найду что-нибудь поинтереснее. Джонни почувствовал усталость и решил прилечь в палатке. Жара и мерный плеск прибоя быстро усыпили его. Когда он проснулся, было уже совсем темно. «Вот первый день и прошел. Через двадцать девять дней за мной приедут. Зверски есть хочется. Придется потерпеть до завтра». Ночь безлунная, звезды отражаются в спокойной воде лагуны. Коралловый песок на берегу светится зе- леноватыми бледными пятнами. Это еще что такое? 150
«Это» оказалось множеством длинных белых чер- вей, медленно ползавших по берегу. Они светились, как гнилушки. Джонни стало не по себе. Черное небо, черная вода, черная растительность. Беззвучная вода, беззвучная растительность. И светящиеся черви. А там, на другом конце света, огни реклам, шум мо- торов. И зажигательный грохот джаза. А он здесь один, совсем один — с червями. Вот что такое необитаемый остров. Он дорого бы дал за то, чтобы услышать своих голубей за окном. И в воде тоже проплыло какое-то светящееся су- щество. Фосфоресцирующий след держался несколько секунд, потом рассеялся. На следующий день ему удалось найти несколько орехов под пальмой и выудить какую-то рыбину более привычной формы. Но и эта снедь оказалась начисто лишенной каких-либо вкусовых качеств. Как будто он бумагу жевал. Никаких крабов, никаких съедобных моллюсков. Джонни непрерывно ощущал голод. Зато вода в ручье была холодная и вкусная. И, как выяснилось, купанье в лагуне лишено риска. Акул не было. Противные черви исчезли при свете солнца. Второй поход в лес принес мало нового. Джонни нашел какие-то синие ягоды, чуть горьковатые, как будто съедобные. Летали черные бабочки, а вместо жу- ков ползали четырехногие существа с мягким телом, покрытым волосками. И опять никто его не укусил — ни комар, ни муха. Укусила его змея. Он наступил на нее, и она вонзи- ла ему в ногу выше щиколотки острые зубы. Змея была короткая и толстая, серая, с округлыми фиолетовыми пятнами. Укусила и скрылась с непостижимой ско- ростью. Холодный пот выступил у Джонни на лбу: он смер- тельно испугался. Большая треугольная голова — несо- мненно ядовитая змея. Джонни разодрал рубашку и наложил на ногу жгут. Скрипя зубами от боли и ругаясь, исполосовал ранку ножом — кровь потекла струей. Через несколько минут ему стало совсем худо, в глазах помутилось. Он опустился на траву и стал ждать конца. В его сознании калейдоскопически закрутились 151
Бэсси, шеф, матрос У ату. «Плохой птица, плохой рыба», — вспомнилось ему. Сколько ног у бабочки? Те- перь он знал — четыре. А зачем это знать? Он умрет. Он был идиотом, зачем он поддался на провокацию! Джонни страстно захотелось задушить Хогланда — этого сентиментального пророка. Потом он стал громко кричать, звать на помощь, несколько раз выстрелил из двустволки. Между тем дурнота прошла так же быстро, как на- чалась. Нога болела здоровой, нормальной болью — от порезов. Кровь почти остановилась. Неужели спасен? Действительно, яд не подействовал. Еще не веря своему счастью, Джонни почувствовал прилив гор- дости: он не растерялся, сделал все, что надо, спасся сам, без чьей-либо помощи. Будет о чем написать! Хо- рошего настроения ему хватило до конца дня. Несмот- ря на голод. Ночью шел дождь, и утром гора и лес как бы дыми- лись. Джонни подстрелил птицу с черным оперением, отдаленно напоминавшую обычную галку. Но клюв у птицы был розовый с синими пятнышками. И в клю- ве — зубы. Острые и мелкие. Птица была не такая. И растительность, и рыбы, и насекомые, и черви — все не такое. Странный остров... Джонни вдруг ощутил зловещее значение красной травы, зубастой птицы, не кусающихся насекомых. Все было предельно чужим. Но хуже всего с пищей. И плоды, и рыба, и птица неизменно оказывались безвкусными, похожими на ре- зину, бумагу, опилки. Он был непрерывно голоден. Бо- лел живот, стучало в висках. Он много спал, и во сне к нему являлись странные существа — полинезийские боги с мягкими телами, покрытыми волосами. «Как их называл Уату? Не помню. Мистика какая-то. Я же ни во что не верю. Ни в бога, ни в черта. Но это место — дьявольское. Неужели я боюсь? Привидений что ли? Этот тип, Хогланд, не растерялся бы. Навер- ное, тут есть по-настоящему съедобные растения, толь- ко я их не знаю. Еще двадцать пять дней. Не так уж много». На шестой день чувство голода притупилось. Джон- ни пошел в лес, решив пересечь остров. Ранее он узсе обошел его вокруг. 152
Он шел медленно, опираясь на палку. Чувствовал слабость. Но нога совсем поправилась, ранка зажила на удивление быстро. Он прошел через просторный лес. Наткнулся на скальные обнажения. Потом путь ему преградил густой кустарник. Он попытался его обойти и, действительно, это удалось сделать. Обходный путь потребовал эле- ментарного скалолазания. Невзирая на слабость, Джон- ни поднялся по довольно пологой скале футов на три- дцать и оказался у гребня. Он перелез через него и услы- шал шум ручья внизу. Спустился к ручью и очутился на небольшом плато, окруженном кустарником. Что-то бе- лело под навесом, образованным скалой. Это была палатка. Джонни остолбенел. Вот она — тайна необитаемого острова! Он осторожно осмотрелся. Брезент совершенно вы- цвел, но не сгнил. На камнях под кустами лежали за- ржавевшие пустые консервные банки и серые комки, похожие на папье-маше. Очевидно, это были остатки бумажных мешков. Палатка была беззвучна. Джонни отогнул полог и вошел. На складной кровати лежал труп. Высохший, по- желтевший труп белого человека. Одежда на нем тоже выцвела, но была целой. Труп, а не скелет. Собственно говоря — мумия. Мумия скалила белые зубы в болез- ненной улыбке. Глаза ее были закрыты. Ссохшееся лицо покрывала рыжая щетина. В палатке стоял складной стол, чурбак, заменяв- ший стул. В углу — целая батарея стеклянных банок с притертыми пробками. В банках — засохшие насеко- мые: и черные бабочки, и мягкотелые жуки и еще ка- кие-то уродцы. Были в палатке и другие предметы, но Джонни не стал их разглядывать. Он бросился к столу. На столе лежало несколько книг, тетрадь в синей клеенчатой обложке, старомодные большие карманные часы с цепочкой. Джонни схватил тетрадь. Это был дневник, написанный, казалось, совсем не- давно. Бумага не пожелтела и не слиплась. Он стал чи- тать с середины: «18 апреля 1914 г. Этот остров — рай для зоолога! Я не встретил здесь ни одного знакомого вида, повторяю — ни одного. 153
И целый ряд новых видов, и не только видов, но весьма вероятно — типов. Названия придумаю после. На- сколько могу судить, то же относится к растениям. Здешние фауна и флора не похожи ни на какие до сих пор известные. Ни современные, ни ископаемые. На мою долю выпало великое открытие. В жизни ученого такое бывает редко. Я счастлив, И хотя мне чуждо тщеславие, приятно все-таки думать о том, какое впечатление произведут в Лондоне мой доклад и кол- лекции...» «20 апреля 1914 г. На берегу я нашел несколько раковин, похожих на Rissoa costata, но более мелких и закрученных в противоположную сторону...» «21 апреля 1914 г. Зубастые птицы не имеют ничего общего с археоп- териксом. Это — новый класс. Новым классом следует считать и четырехногих насекомых — Insecta quadrupeda»-.. «25 апреля 1914 г. Акулы не заходят в лагуну Пу’а-ту-тахи, так как они не едят этих рыб». Джонни быстро просматривал дневник. Репортер- ским своим нюхом он чувствовал, что найдет разгадку смерти незнакомца... «20 августа 1914 г. Две недели назад за мной должны были приехать. Не понимаю 9 что случилось. Похоже, что я попал в трудное положение. Запасы мои кончаются. Между тем плоды, рыба, птицы, моллюски на острове безвкусны и малопитательны. Необходимо растянуть рацион. Ну что же. Приходилось бывать ине в таких переделках. Приедут же за мной в конце концов...» «13 сентября 1914 г. Провизия кончилась. Сегодня выскреб до крошки муку и еще раз вычистил пустые консервные банки. Сла- ва богу, есть вода. Перехожу целиком на подножный корм. Самочувствие скверное, я сильно похудел. Удивительно, что здесь ничто не загнивает, не ски- сает, не портится. Даже во время дождей. Поразитель- ное отсутствие гнилостных микроорганизмов! 154
Я решил систематически разжигать костры на бере- гу и на вершине. Может быть, их заметят полинезийцы или немцы. Как бы мне пригодилось это новое изобретение — беспроволочный телеграф!» «20 сентября 1914 г. Чувствую, что слабею от голода. Голодаю уже не- делю, недоедаю — много дольше. Здесь фактически нет пищи, — плоды и рыба совершенно непитательны. Светящиеся круглые черви выходят на берег в пе- риод спаривания. Я нашел их кладки — под камнями в приливной зоне». И последняя запись: «8 октября 1914 г. Сегодня я, очевидно, умру. Не могу шевельнуться. Прошу передать мои коллекции и записи Королев- скому Обществу в Лондоне. Прошу сообщить о случив- шемся моей жене, миссис Анне Уиндгем, Эдинбург, Чэнсери род, 21. Прошу Королевское Общество поза- ботиться о моей семье. Прощайте все. Я ни о чем не жалею. Мартин Уиндгем». И еще — неоконченное письмо: «Дорогая Анни, прости меня за то, что я причинил тебе столько горя. Смерть моя не напрасна, думаю, что в последние месяцы мне удалось обогатить науку. Я всегда любил тебя и нашего мальчика. Пусть он вырас- тет...» На этом письмо обрывалось. Мозг Джонни заработал лихорадочно. Как всегда при встрече с настоящей сенсацией. Все ясно! Уинд- гем — англичанин. Каролинские острова принадлежали в 1914 году Германии. За ним не приехали потому, что началась война. Судно вышло за ним, но его, вероятно, потопили немцы. В Англии решили, что судно погибло после того, как Уиндгем был взят на борт. Но это же действительно сенсация! И коллекции его целы, и дневник. И труп его цел, — здесь же нет гнилостных микроорганизмов! 155
Браво, Джи Ар Мелвин! Эта малоприятная находка оправдывает всю затею. Ну, тут уж шеф не отделается долларом за строчку! Джонни совершенно забыл о своей слабости. Он на- клонился над трупом и стал обыскивать карманы. Но ничего, кроме ржавого перочинного ножа, не нашел. Вдруг Джонни резко выпрямился и застыл с широко раскрытыми глазами. Он почувствовал, что челюсть его отвисает. Его охватил безумный ужас — как после уку- са змеи. Ведь его положение нисколько не лучше поло- жения Уиндгема в сентябре 1914 года. Он же умрет с голоду! А потом найдут его труп — не подвергшийся гниению. Змеиный яд не подействовал на него не потому, что он вовремя принял меры, а потому, что на этом адском острове всё не так, — ядовитые змеи безвредны, трупы не гниют, рыба и плоды несъедобны. «Плохой земля», — говорил Уату. «Твой смелый че- ловек», — говорил Уату. О господи, какое там — сме- лый. Он же умрет, умрет через несколько дней — не- минуемо! И Джонни упал ничком, закрыв лицо руками. Он плакал как ребенок, лежа рядом с улыбающейся му- мией. АМИНОКИСЛОТЫ В ЗЕРКАЛЕ Там жизнь идет наоборот, Вверх дном и наизнанку. Над крышами летает крот, А джем не лезет в банку. Там больше Солнца электрон, Хоть и лишен заряда, И вместо яблока — Ньютон С зеленой ветки падал. Как я хочу попасть туда, Где счастье, а не горе, Туда, где вверх течет вода, Где небом стало море. Вилли Паттерн Человек может просуществовать без пищи более ме- сяца — если есть вода. Люди, ставшие жертвами ко- раблекрушения или заблудившиеся в тайге, погибают 156
гораздо быстрее, но не от голода, а от страха. И вряд ли Джонни Мелвин протянул бы на острове Пу’а-ту-та- хи более двух недель, так как был совершенно демора- лизован. Все наполняло его ужасом: желтая мумия там, наверху, зубастые птицы, светящиеся черви. Он ле- жал целыми днями в палатке, вставал только затем, что- бы выпить воды, засыпал тяжелым сном и просыпался в полном отчаянии. Смерть придвигалась все ближе. Он уже не боролся, не разводил костров. Он погибал в полном одиноче- стве. В эту ночь ему приснился страшный сон. Он шел один по сумеречным улицам. Это был Уикфилд и не Уикфилд, — странный город, абсолютно пустынный. Слепые окна домов, нигде нет света. Он завернул за угол. Впереди загорелись два красных огонька, они становились все ярче и больше, по мере того как он к ним приближался. И вдруг он увидел, что это глаза сиамской кошки. Кошка скалила зубы и смотрела на него, выгнув спину. Он подошел к ней и хотел ее по- гладить. Кошка повернулась и бросилась наутек. Он побежал за ней и вдруг почувствовал, что за ним тоже гонятся. Раздались голоса, звучавшие гортанно и не- разборчиво. Он не понимал ни единого слова, ему было очень страшно, он бежал и бежал, а голоса приближа- лись. Он понял, что погибает, и проснулся. Был день, и были слышны приближающиеся голоса. Он не поверил, — это продолжение сна, это галлюци- нация. Но тут кто-то откинул полог палатки. Так явилось спасение. Матросы небольшого индо- незийского судна, зашедшего за пресной водой, облас- кали Джонни, накормили его. Насытившись, Джонни приободрился, голова его вновь стала работать. До конца месяца оставалось еще девятнадцать дней, но не могло быть и речи о выпол- нении условия. Однако Джонни решил дорого про- дать свое открытие. Он уговорил капитана погрузить на судно мумию Уиндгема и его коллекции. Дневник Уиндгема Джонни запрятал в свой чемодан, — это был его главный козырь. У него хватило предусмотритель- ности взять с собой образцы несъедобных плодов, го- лубых рыб. Их следовало заспиртовать, но на судне спирта не оказалось. Однако, как ни странно, они толь- 157
ко высохли, а не испортились во время многодневного плавания в экваториальных водах. Джонни не просчитался. Шеф понял его с полусло- ва. Корреспондент «Уикфилдских новостей» нашел нечто особенное, чрезвычайно важное для науки. По- этому он, следуя высокому долгу американского жур- налиста, решил отказаться от крупного гонорара и на- рушил условие, воспользовавшись первой же возмож- ностью. Какое право имел он, скромный и серьезный Джонни Мелвин, задержать развитие естествознания еще более чем на две недели? Концы с концами, правда, не сходились. Если на острове все несъедобно, то как бы Мелвин мог на нем существовать? Он же, надо думать, понимал опасность. Не легче ли предположить, что высокий долг тут ни при чем, что репортер просто бежал с коварного остро- ва, спасая свою шкуру? Эти соображения возникали, однако, лишь у ни- чтожного меньшинства читателей «Уикфилдских ново- стей». Материал был подан газетой умело и убеди- тельно. А на пресс-конференции Джонни превзошел самого себя. Рассказав все, что он считал нужным, и остроумно отпарировав ехидные вопросы корреспон- дентов конкурирующих газет, Джонни закончил так: — Благодарю вас, леди и джентльмены. Я хочу в заключение еще раз подчеркнуть, что я — простой аме- риканский парень, работник газеты — не сделал ника- кого открытия. Я буду счастлив, если окажется, что некоторые мои наблюдения представляют хотя бы небольшую научную ценность. Открытия в науке дела- ют ученые. Особенности флоры и фауны острова Пу’а-ту-тахи впервые наблюдал доктор Уиндгем — ге- роическая жертва кайзеровской Германии. Я горжусь тем, что детальное изучение острова по- зволило мне вернуть миру труды этого замечательного человека. Через два дня в Уикфилд прилетает его сын — преподобный Фредерик Уиндгем, чтобы увезти священный прах в Англию, где он будет предан земле. Поэтому, леди и джентльмены, поспешите отдать по- следний долг усопшему, — тело его покоится в стеклян- ном гробу на двенадцатом этаже нашего здания. Что же касается дневника доктора Уиндгема, то га- зета считает своим долгом сделать его достоянием ши- 158
рокой публики. Дневник будет выпущен в роскошном факсимильном издании, а также в дешевом массовом, которое каждый сможет приобрести за пятьдесят цен- тов. Мое скромное участие в этих изданиях будет со- стоять в написании статьи о виденном на острове, о том, как я напоролся на старину Уиндгема. Клянусь, это будет такой бестселлер, что небу станет жарко! Еще раз благодарю вас! Бэсси горячо поцеловала Джонни под одобритель- ные аплодисменты коллег-репортеров. Среди читателей «Уикфилдских новостей» и других газет было немало мыслящих людей. Они с нетерпе- нием ждали разгадки тайны Пу’а-ту-тахи. Почему на острове особые фауна и флора? Почему в них нет ничего съедобного? Почему труп Уиндгема мумифицировался, находясь на воздухе? Почему акулы не едят этих странных рыб? Почему змея оказалась неядовитой? Почему комары на острове не кусаются? Почему плоды и рыбы, доставленные с острова, не испортились, а только высохли? Ответа на эти вопросы следовало ожидать от про- фессора Хогланда, которому газета передала все при- везенные Мелвином материалы. Ровно через три месяца слегка пополневший, испол- ненный самоуверенности и доброжелательства, Джон- ни сидел в удобном кресле трансатлантического само- лета. Он направлялся на международный съезд журна- листов во Францию, в Гренобль. Он знал, что будет там видной фигурой. Вкусный завтрак был съеден. Дымя душистой сига- рой, Джонни от нечего делать листал свежий номер «Сайентифик Америкэн». Знакомая фамилия привлек- ла его внимание. Это была статья Хогланда. «Совершенно особые, эндемичные фауна и флора присущи многим островам, — читал Джонни, — доста- точно давно отделившимся от континентов. Дарвин, пу- тешествуя на корабле «Бигль», впервые обратил на это внимание. Он подробно описал фауну Галапагосских островов, принадлежащих Эквадору. Дарвин открыл на них ряд специфических видов вьюрковых птиц, — так они сейчас и называются — Дарвиновы вьюрки. На 159
этих островах живет и гигантская черепаха, которую вы не увидите нигде больше. И особые виды игуан. Хорошо изучены другие примеры. Австралия с ее фауной сумчатых животных, с ее утконосом и ехидной, Новая Зеландия с бескрылой птицей киви и реликто- вым пресмыкающимся — гаттерией. Но эндемичные виды острова Пу’а-ту-тахи резко отличаются от ранее известных. Во-первых, здесь эндемичны не только виды, но и классы и даже типы. Во-вторых, эти виды расте- ний и животных, начиная с микроорганизмов и кончая змеями и птицами, несовместимы с остальной жизнью на Земле. Что же все это значит? Основа жизни — белки. Это длинноцепочечные мо- лекулы, состоящие из аминокислотных звеньев. Все бел- ки на земле построены из двадцати типов аминокислот. Поразительной особенностью аминокислот, входя- щих в состав белков, является их асимметрия. Девятна- дцать из двадцати канонических аминокислот — асим- метричные молекулы. Это значит, что каждая из них может существовать в двух формах — в правой и ле- вой, относящихся друг к другу как правая и левая рука. Но в живых организмах — аминокислоты только ле- вые. Жизнь асимметрична, начиная с ее молекулярных основ. Организмы способны усваивать только левые аминокислоты, — правые антиподы в состав белков не включаются. В чудесной повести Льюиса Кэррола «Алиса в За- зеркалье» героиня спрашивает: можно ли пить зеркаль- ное молоко? Сейчас мы знаем ответ. Пить его можно, но бесполезно. Зеркальное молоко не питательно. Исследование асимметрии живого связано, прежде всего, с именем великого Пастера. Много позднее глу- бокие мысли по этому поводу высказал советский уче- ный Вернадский. В 1940 году другой советский уче- ный — Гаузе — опубликовал очень интересную книгу «Асимметрия протоплазмы». Почему жизнь асимметрична? Сейчас мы уверены в том, что первичные живые организмы произошли из неживого вещества. Эта тео- рия, общепринятая в современном естествознании, была развита опять-таки советским ученым Опариным. Но при абиогенном возникновении жизни появле- 160
ние правых и левых аминокислот равновероятно. Поче- му все-таки в организмах фигурируют только левые аминокислоты, а не равные количества левых и правых? Надо думать, потому, что жизнь возникла в местах случайных скоплений левых молекул. Дальше она эво- люционировала, отбирая левые молекулы от правых со все возрастающей точностью. Можно привести аргу- менты в пользу большей биологической приспособлен- ности асимметричных организмов, по сравнению с сим- метричными. Как показало исследование, белки растений и жи- вотных острова Пу’а-ту-тахи состоят не из левых, а из правых аминокислот! Это — зеркальные отражения обычных аминокислот остальной части биосферы. Можно думать, что очень давно зарождалась и «пра- вая» жизнь. Везде, кроме нашего острова (а может быть, и других мест, нам еще неизвестных), «левая» жизнь осилила «правую». Но на острове жизнь развивалась независимо. И когда возникли достаточно разнообраз- ные организмы «правого» типа, они оказались в без- опасности. Единственным условием существования «правой» жизни была многочисленность этих организ- мов. Чтобы они могли питаться друг другом. В такой ситуации эволюция пошла особым путем и привела, например, к появлению четырехногих насекомых. Мир острова Пу’а-ту-тахи — своего рода антимир. Но он не аннигилируется при встрече с существами остального мира, а, напротив, отделен от них невиди- мым барьером. Он никого не трогает и сам находится в безопасности — относительной. Конечно, человек мо- жет запросто его уничтожить...» Джонни зевнул и отложил журнал. Он ничего не понял и просто не поверил Хогланду. Не может быть, чтобы пережитые ужасы объясня- лись какими-то аминокислотами. И достигнутые нако- нец известность и благополучие! Ясно одно: от уче- ных следует держаться подальше. Джонни простой человек, а они воображают о себе слишком много! Облака лежали под самолетом, как Антарктида. Да- леко внизу в невидимом океане плавали рыбы и изви- вались водоросли. Ракетные двигатели самолета мерно шумели, нагоняя сон. 11 Вахта «Арамиса»

СТАНИСЛАВ ЛЕМ ЭДЕМ ГЛАВА ПЕРВАЯ В расчетах была ошибка. Вместо того чтобы пройти над атмосферой, они врезались в нее. Корабль ввинчи- вался в воздух с ревом, от которого вспухали барабан- ные перепонки. Распластанные на койках люди чувст- вовали, как сжимаются до предела амортизаторы, носо- вые экраны полыхнули ярким пламенем и погасли, подушка раскаленных газов, сдавливающая нос корабля, расплавила наружные объективы, торможение началось слишком поздно и было недостаточно интенсивным. Рубку наполнил чад разогретой резины. Под прессом перегрузки люди слепли и глохли. Приближался ко- нец, но даже о нем ни один из них не мог подумать: не хватало сил, чтобы расширить грудную клетку, глот- нуть воздуха, — это делали за них всё еще работающие кислородные пульсаторы, которые вталкивали в людей воздух, как в лопнувшие баллоны. Внезапно рев стих. Вспыхнули аварийные лампы, по шесть с каждой стороны, люди зашевелились, над разбитым, сплюсну- тым в гармошку, пультом двигателя багровел сигнал тревоги, куски изоляции, осколки плексигласа с шеле- стом елозили по полу, рева не было, — все поглотил глухой усиливающийся свист. — Что... — прохрипел Доктор, выплевывая резино- вый мундштук. — Лежать! — крикнул Координатор, наблюдавший за последним неповрежденным экраном. Ракета перекувырнулась, как будто в нее ударил та- ран, обвивающие людей нейлоновые сетки зазвенели, как струны, на мгновение все застыло словно на по- висших вверх ногами качелях, потом обрушился грохот. 11* 163
Мышцы, напрягшиеся в ожидании последнего удара, обмякли. Ракета, стоя на вертикальном огненном стол- бе, медленно опускалась вниз, дюзы грохотали успо- коительно; это длилось несколько минут, внезапно пе- реборки пронизала дрожь. Вибрация становилась все сильнее, турбины должны были сорваться с опор. Люди переглянулись. Никто ничего не говорил. Они зндли, что все зависит от того, выдержат ли роторы. Вдруг рубка заходила ходуном, как будто снаружи в нее с бешеной быстротой бил стальной молот. Тол- стая выпуклая линза последнего экрана в мгновение ока покрылась густой паутиной трещин, его фосфори- ческий диск погас, в падающем снизу скудном свете аварийных ламп люди видели на наклонных стенах соб- ственные увеличенные тени; грохот перешел в протяж- ный рык, под ними что-то трещало, ломалось, рвалось с металлическим скрежетом. Корпус, сотрясаемый но- выми толчками, падал, падал, ослепленный, мертвый; они скорчились, затаили дыхание, абсолютная темнота, хаос... Внезапно людей выбросило на всю длину нейло- новых тросов; к счастью, они не ударились о разбитые пульты, которые изувечили бы их, и повисли, медленно покачиваясь, как тяжелые маятники. Ракета перевернулась, словно падающая гора. На этот раз грохот был далеким и тупым, глыбы выброшен- ного грунта с негромким стуком скатились по наруж- ной обшивке. Все замерло. Внизу урчали трубопроводы, что-то все быстрее и быстрее устрашающе булькало, слышался шум стекающей воды, смешанный с пронзительным, по- вторяющимся шипением, будто какая-то жидкость ка- пала на раскаленные плиты. — Живы, — сказал в полной темноте Химик. Он не видел ничего, болтаясь в нейлоновом коконе, как в мешке, подвешенном на тросах за четыре угла. Это значило, что ракета лежит на боку. Если бы раке- та стояла, гамак был бы натянут горизонтально. Что-то щелкнуло. Вспыхнул бледный бензиновый огонек ста- рой зажигалки Доктора. — Экипаж? — спросил Координатор. Один трос его гамака лопнул; Координатор медлен- но, беспомощно раскачивался, просунув руку в гнездо 164
нейлоновой сетки, и безрезультатно пытался схватиться за что-нибудь выступающее из стены. — Первый, — сказал Инженер. — Второй, — отозвался Физик. — Третий, — голос Химика. — Четвертый, — сказал Кибернетик, держась за го- лову. — Пятый, — кончил Доктор. — Все. Поздравляю, — голос Координатора был спокоен. — Автоматы. Полная тишина. — Автоматы!! Молчание. Зажигалка начала обжигать Доктору пальцы. Он погасил ее. Снова стало темно. — Я всегда говорил, что мы сделаны из лучшего ма- териала, — сказал в темноте Доктор. — У кого-нибудь есть нож? — У меня есть. Перерезать тросы? — Если можешь выбраться без этого, еще лучше. Я не могу. — Попробую. Послышалась какая-то возня, учащенное дыхание, что-то стукнуло, заскрежетало стекло. — Я на полу. То есть — на стене, — сообщил Хи- мик. Его голос приходил со дна тьмы. — Доктор, посве- ти-ка минутку, я вам помогу. — Только поторопись. Бензин кончается. Зажигалка снова вспыхнула. Химик возился у га- мака Координатора, — он мог дотянуться только до его ног. Наконец ему удалось немного раскрыть боковую молнию, и Координатор тяжело упал на ноги. Вдвоем работали быстрее. Немного погодя все уже стояли на косо наклоненной, обитой полуэластичной массой, стене рубки. — С чего начнем? — спросил Доктор. Он стянул края раны на лбу Кибернетика и залепил ее пластырем, который достал из кармана. Он вечно таскал с собой всякие ненужные вещи. — С выяснения вопроса, удастся ли нам выйти, — ответил Координатор. — Прежде всего нам нужен свет. Ну как там? Всё? Доктор, посвети мне; может, на клем- мах пульта есть напряжение, хотя бы в цепи тревожной сигнализации. 165
На этот раз зажигалка высекла только искру. Доктор стер себе кожу на пальце, пока крутил коле- сико, освещая обломки раздробленной панели, в ко- торой копались, стоя на коленях, Координатор и Ин- женер. — Есть? — спросил Химик, стоявший сзади. Для него уже не хватало места. — Пока ничего. Ни у кого нет спичек? —- Последний раз я видел спички три года назад. В музее, — невнятно пробормотал Инженер, пытаясь зубами содрать изоляцию с конца провода. Вдруг маленькая голубая искра осветила сложен- ные лодочкой руки Координатора. — Есть, — сказал он. — Теперь какую-нибудь лам- почку. Кто-то нашел целую лампочку в тревожном сигнали- заторе. Резкий электрический огонек осветил рубку, похожую на часть возносящейся наискось трубы тун- неля с конусными стенами. Высоко вверху, в том что стало теперь потолком, виднелась закрытая дверь. — Больше семи метров, — меланхолично сказал Хи- мик. — Как мы туда доберемся? — Я когда-то видел в цирке живую колонну — пять человек один на другом, — сообщил Доктор. — Для нас это слишком трудно. Доберемся туда по полу, — ответил Координатор. Он взял у Химика нож и начал делать широкие над- резы в губчатом покрытии пола. — Ступеньки? - Да. — Почему не слышно Кибернетика? — удивился вдруг Инженер. Сидя на облрмках разбитого распреде- лительного пульта, он прикладывал вольтметр к вытя- нутым наружу кабелям. — Он овдовел, — с усмешкой сказал Доктор. — Что такое Кибернетик без автоматов? — Они у меня еще заработают, — бросил Киберне- тик, заглядывая в отверстия выбитых экранов. Электрический огонек постепенно желтел, стано- вился все слабее и бледнее. — Аккумуляторы тоже? — проворчал Физик. Инженер встал: 166
— Похоже на то. Через четверть часа в глубь корабля двинулась экс- педиция из шести человек. Сначала люди выбрались в коридор, а из него — в остальные помещения. В каюте Доктора нашли фонарь «летучая мышь». Доктор любил таскать с собой множество лишних вещей. Фонарь за- брали с собой. Разрушения обнаружились везде. Ме- бель, прикрепленная к полу, уцелела, но из приборов, инструментов, вспомогательного оборудования, припа- сов образовалось какое-то невероятное крошево, в кото- рое люди погружались выше колен. — А теперь попробуем выйти, — объявил Коорди- натор, когда они снова оказались в коридоре. — А скафандры? — В шлюзе. С ними ничего не должно случиться. Да они и не понадобятся: на Эдеме вполне сносная атмосфера. — А здесь вообще кто-нибудь когда-нибудь был? — Да, десять или одиннадцать лет назад, космиче- ский зонд поискового патруля, когда пропал Альтаир со своим кораблем. Помните? — Но из людей никто? — Нет, никто. Внутренний люк шлюза наклонно нависал над их го- ловами. Странное первое впечатление, вызванное тем; что в знакомых помещениях все приняло новые очер- тания — стены стали теперь полами, а потолки — стена- ми, — постепенно проходило. — Вот тут без живой лестницы не обойтись, — про- говорил Координатор, подняв фонарь. Пятно света обежало вокруг люка. Казалось, он был закрыт герметично. — Выглядит неплохо, — сказал Кибернетик, задрав голову. — Да, — согласился Инженер. Он подумал, что чудовищная сила, которая сдавила стрингеры так, что раскололся вделанный между ними главный распределительный пульт, могла заклинить люк, но оставил эту мысль при себе. Координатор бро- сил взгляд на Кибернетика и уже хотел попросить, чтобы он наклонился и стал у стены, но вспомнил иско- верканный железный лом в отсеке автоматов и обра- тился к Химику: 167
— Поставь ноги пошире, руки на колени, так тебе будет удобнее. — Я просто мечтал выступать в цирке. Всю жизнь! — сообщил Химик и наклонился. Координатор вскарабкался ему на плечи, выпрямил- ся и, прижимаясь к стене, кончиками пальцев до- тянулся до утолщенного на конце никелированного рычага. Потянул, потом дернул, наконец повис на нем. Тогда рычаг поддался с хрустом, как будто замочный механизм был набит мелким стеклом, сделал четверть оборота и остановился. — А ты в нужную сторону тянешь? — спросил Док- тор, который светил снизу фонарем. — Ракета лежит. — Я это учел. — А сильнее не можешь? Координатор не ответил. Распластавшись, он висел у стены, ухватившись одной рукой за рычаг. Потом по- пробовал медленно подтянуть другую руку. Это было очень трудно, но в конце концов удалось. Вися теперь как на трапеции, он поджал ноги, чтобы не ударить съежившегося под ним Химика, и рванулся несколько раз, подтягиваясь на руках и падая всем весом тела. На третий или четвертый раз рычаг чуть повернул- ся. Нужно было сдвинуть его еще сантиметров на пять. Координатор собрал все силы и еще раз бросил себя вниз. Рычаг с ужасным скрежетом ударился о стопор. Вну- тренняя задвижка была открыта. — Пошло как по маслу, — радовался Физик. Инженер молчал. Он думал о своем. Открыть крыш- ку люка оказалось потруднее. Инженер попробовал сдвинуть ее, нажимая ручку гидравлического устрой- ства, но заранее знал, что из этого ничего не получится. Трубы полопались в нескольких местах, и вся жидкость вытекла. Доктор направил фонарь вверх, и штурваль- чик ручного привода засиял над ними как ореол. Для их гимнастических возможностей было слишком высоко — больше четырех метров. Пришлось из всех помещений натаскать поломан- ные приборы, подушки, книги; особенно пригодилась библиотека, а в ней — атласы звездного неба, очень большие и толстые. 168
Из книг, как из кирпичей, возводилась пирамида. Через какой-нибудь час она достигла двухметровой вы- соты. Один раз часть пирамиды обвалилась, и с этого момента работа велась более систематично — под руко- водством Инженера. — Физическая работа — это какой-то ужас! — тяже- ло дыша, ворчал Доктор. — Никогда не думал, что к звездам можно путешествовать в таких примитивных условиях. Он один еще говорил. Наконец Координатор, под- держиваемый товарищами, осторожно влез на воз- двигнутую пирамиду и дотронулся пальцами до штур- вала. — Мало, — сказал он. — Не хватает пяти сантимет- ров. А подпрыгнуть не могу — все развалится. — Я как раз держу «Теорию скоростных поле- тов», — сказал Доктор, взвешивая в руке толстый том. — Думаю, будет в самый раз. Координатор вцепился в штурвал. Его тень мета- лась по белой поверхности пластика. Внезапно гора книг заколебалась. — Осторожно! — вскрикнул Физик. — Не на что опереться, — выдохнул Координатор. — Держите же, черт побери! — рявкнул он. Штурвал вырвался у него из рук, он покачнулся, но сумел восстановить равновесие. Вверх уже никто не смотрел, — нужно было со всех сторон подпирать ко- леблющееся сооружение, чтобы оно не рассыпалось. — Только без ругани, стоит начать — конца не бу- дет, — предостерег снизу Доктор. Координатор снова ухватился за штурвал. Неожи- данно послышался протяжный скрип, а потом глухой шорох расползающихся томов. Координатор висел в воздухе, но штурвал, за который он уцепился, сделал полный оборот. — И так далее, еще одиннадцать раз, — сказал он, спрыгивая на рассыпавшиеся книги. Через два часа под триумфальные крики люк был побежден. Открывшаяся крышка повисла на уровне по- ловины высоты коридора и образовала как бы горизон- тальный помост, по которому можно было войти в шлюз без большого труда. Скафандры в плоском стенном шкафу оказались в 169
полной сохранности. Теперь шкаф лежал горизонталь- но. Его дверцы стали полом. — Выходим все, или как? — спросил Химик. — Сначала попробуем открыть наружный люк... Крышка люка была зажата так, словно составляла единый монолит с корпусом. Сдвинуть рычаги не уда- лось, хотя они навалились вшестером, плечом к плечу. Попробовали отдать винты, раскачиваясь поочередно то в одну, то в другую сторону, — винты даже не шелох- нулись. —- Оказывается, долететь — это пустяки; труднее иногда выйти, — подвел итог Доктор. — Очень остроумно, — пробормотал сквозь зубы Инженер. Пот заливал ему глаза. Все уселись на дверцы стенного шкафа. — Я проголодался, — признался среди полного мол- чания Кибернетик. — Значит, нужно что-нибудь съесть, — заявил Фи- зик и предложил сходить на склад. — Лучше на кухню. В холодильнике может что- нибудь... — Мне одному не справиться. Нужно перебросать с полтонны всякого хлама, чтобы добраться до припа- сов. Кто со мной? Доктор отозвался первым. Химик встал, немного по- медлив. Когда их головы исчезли за краем откинутой крышки и последний отсвет фонаря, который они за- брали с собой, погас, Координатор сказал приглушен- ным голосом: — Я не хотел говорить. Вы более или менее ориен- тируетесь, как обстоят дела? — Да, — сказал Инженер в черный мрак перед собой. Он коснулся вытянутой рукой ноги Координатора и не убрал пальцев. Ему нужно было это прикосновение. — Думаешь, разрезать крышку не удастся? — Чем? — спросил Инженер. — Горелкой, электрической или газовой. У нас есть автоген и... — Ты слышал об автогене, который может разрезать четверть метра керамита? А? Они помолчали. Из глубины корабля, как из желез- ного погреба, доносился глухой шум. 170
— Так что же? Что? — нервно сказал Кибернетик. Координатор и Инженер услышали, как хрустнули его суставы. Он встал. — Садись, — мягко, но решительно сказал Коорди- натор. — Вы думаете, что... крышка сплавилась с корпусом? — Необязательно, — ответил Инженер. — Ты вооб- ще понимаешь, что произошло? — Не совсем. Мы воткнулись с космической скоро- стью в атмосферу там, где ее не должно было быть. По- чему? Автомат не мог ошибиться. — Автомат не ошибся. Мы ошиблись, — сказал Ко- ординатор. — Забыли о поправке на хвост. — На какой хвост? Что ты говоришь? — На газовый хвост, который растягивает за собой каждая имеющая атмосферу планета в направлении, противоположном ее движению. Ты не знаешь об этом? — Ах да, конечно. Мы врезались в этот хвост? Но он должен быть страшно разреженным. — Десять в минус шестой, — ответил Координа- тор, — или что-то около этого, но мы имели больше семидесяти километров в секунду, дорогой мой. Нас как будто стена остановила — это был тот первый удар, помните? — Да, — подтвердил Инженер. — А когда мы вошли в атмосферу, скорость была еще десять, а то и все две- надцать километров. Она должна была вообще разва- литься, удивительно, что выдержала. — Ракета? — Она рассчитана на двадцатикратную перегрузку, а прежде чем экран лопнул, я своими глазами видел, как стрелка выскочила за шкалу. Шкала имеет резерв до тридцати. — А мы? — Что мы? — Как мы могли выдержать, — ты же хочешь ска- зать, что было постоянное торможение тридцать «же»? — Конечно, не постоянное. А в пиках наверняка. Ведь тормозные двигатели дали всё. Поэтому и нача- лась вибрация. — Но автоматы не подвели, и если бы не компрес- соры... — упрямо сказал Кибернетик. Он не договорил, — в глубине корабля что-то пока- 171
тилось со звоном, как будто железные колеса по метал- лу. Потом все стихло. — Что ты хочешь от компрессоров? — сказал Ин- женер. — Вот придем в машинное отделение, и я тебе покажу, что они сделали в пять раз больше, чем могли. Это ведь только вспомогательные агрегаты. Сначала раскачало подшипники, а когда началась вибрация... — Думаешь, резонанс? — Резонанс само собой. Вообще-то мы должны бы- ли размазаться на протяжении пары километров, как тот грузовик на Нептуне, понятно? Сам убедишься, когда увидишь машинное. Могу тебе заранее сказать, как оно выглядит. — А я вовсе не рвусь увидеть машинное... Какого черта, почему они так долго не возвращаются? Темно, аж глаза болят. — Свет у нас будет, не бойся, — сказал Инженер. Он все еще как бы случайно касался пальцами ноги Координатора, который сидел неподвижно и молчал. — А в машину пойдем так, от скуки. Все равно делать больше нечего! — Ты серьезно думаешь, что нам отсюда не вы- браться? — Нет, шучу. Обожаю такие шутки. — Перестань, — произнес Координатор. — Во-пер- вых, есть резервный люк. — Ну, знаешь! Резервный люк как раз под нами. Корабль должен был здорово воткнуться, я не уверен, что даже этот люк выступает над землей. — Ну и что? У нас есть инструменты, мы можем выкопать туннель. — А грузовой? — сказал Кибернетик. — Залит, — коротко ответил Инженер. — Я загля- дывал в контрольный колодец. Должно быть, дала тре- щину одна из главных цистерн — там минимум два метра воды. Вероятно, радиоактивной. — Откуда ты знаешь? — Оттуда, что так всегда бывает. Охлаждение реак- тора сбрасывается в первую очередь, — для тебя это новость? Лучше забудь о грузовом люке. Мы должны выйти этим, если... — Выкопаем туннель, — тихо повторил Координа- тор. 172
— Теоретически это возможно, — неожиданно согла- сился Инженер. Все трое замолчали. Послышались приближающиеся шаги, в коридоре под ними стало светло, они зажмури- ли ослепленные глаза. — Ветчина, сухари, тушенка или что там в этой ко- робке — всё из аварийного запаса! Тут шоколад, а тут термосы. Давайте наверх! — обернувшись, сказал Док- тор и первым вскарабкался на крышку. Он посветил Физику и Химику, пока они входили в шлюз и расставляли банки и алюминиевые тарелки. Ели молча. — Термосы уцелели? — внезапно удивился Киберне- тик, наливая кофе в свою кружку. — Удивительно, но это так. С консервами неплохо. Но морозилка, холодильники, хлебные печи, малый синтезатор, очищающая аппаратура, водяные фильтры — всё в порошок. — Очищающая аппаратура тоже? — забеспокоился Кибернетик. — Тоже. Может, ее и удалось бы исправить, если бы было чем. Но это заколдованный круг: чтобы запу- стить хотя бы простейший ремонтный полуавтомат — нужен ток, чтобы иметь ток — нужно отремонтировать агрегат, а для этого нужен полуавтомат. — Вы тут посовещались, гиганты техники? И что? Где луч надежды? — спросил Доктор, толсто намазывая маслом сухари и укладывая сверху ломти ветчины. Не ожидая ответа, он продолжал: — Еще сопливым маль- чишкой я прочитал, наверное, больше книг о космонав- тике, чем весит наша покойница, но не нашел ни од- ного рассказа, ни одной истории, даже анекдота о чем- нибудь похожем на то, что случилось с нами. Почему — не понимаю! — Потому что это скучно, — язвительно объяснил Кибернетик. — Да, это что-то новое — межпланетный Робин- зон, — сказал Доктор, завинчивая термос. — Когда вер- нусь, опишу, если талант позволит. Внезапно стало тихо. Все принялись собирать бан- ки. Наконец Физик сообразил, что их можно спрятать в шкаф со скафандрами. Все отошли к стене, — иначе нельзя было отворить дверцы в полу. 173
— Знаете, мы слышали какие-то странные звуки, когда возились на складе, — сказал Химик. — Какие звуки? — Такие щелчки и потрескивания, как будто нас что-то сдавливает. — Думаешь, на нас обвалилась какая-нибудь ска- ла? — спросил Кибернетик. — Это совсем другое, — вмешался Инженер. — На- ружная обшивка при столкновении с атмосферой на- грелась др очень высокой температуры, нос, возможно, даже оплавился, а теперь части конструкции остывают, смещаются, возникают внутренние напряжения, и от- сюда эти звуки — о, и сейчас слышно, прислушайтесь... Все замолчали. Внутри корабля послышался протяж- ный стон, серия коротких затухающих потрескиваний, и наступила тишина. — А может, это какой-нибудь автомат? — с надеж- дой в голосе сказал Кибернетик. — Ты ведь сам видел. — Да, но мы не заглядывали в отсек резерва. Кибернетик высунулся в темноту коридора, и, стоя на самом краю крышки, крикнул: — Автоматы резерва!!! Его голос заметался в замкнутом помещении. Отве- та не было. — Иди сюда, осмотрим как следует люк, — сказал Инженер. Он опустился на колени перед плавно вогнутой пли- той и, приблизив лицо к кромке, освещал ее сантиметр за сантиметром. Световое пятно ползало по уплотне- нию, которое прочертила еле заметная сетка трещин. — Внутри нигде не расплавилось; впрочем, это не- удивительно: керамит очень плохо проводит тепло. — Может, попробуем еще раз? — предложил Док- тор, положив руку на маховик. — Это бессмысленно, — запротестовал Химик. Инженер приложил ладонь к крышке люка и вско- чил: — Ребята, нужна вода! Много холодной воды! — Зачем? — Дотроньтесь до крышки — горячая, а?! К крышке прикоснулось несколько одновременно протянутых рук. 174
— Почти обжигает, — сказал кто-то. — Это наше счастье! — Почему? — Корпус разогрет, он расширился, и крышка тоже. Если мы будем ее охлаждать, она сожмется, и, может, удастся ее открыть. — Вода — это мало. Может, есть лед. Он должен быть в морозилках, — сказал Координатор. Один за другим Физик, Химик, Кибернетик, Доктор соскакивали в коридор, который загрохотал под их ша- гами. Координатор остался около люка вместе с Инже- нером. — Поддастся, — сказал он тихо, как бы про себя, — Если не заплавилась, — буркнул Инженер. Рас- ставленными руками он водил по кромке люка, прове- ряя температуру. — Керамит начинает плавиться выше трех тысяч семисот градусов. Ты не заметил, сколько в конце имела обшивка? — В конце все приборы показывали числа прошло- годнего календаря. Во время торможения было больше двух с половиной, если не ошибаюсь. — Две с половиной тысячи градусов — это еще не страшно. — Да, но потом! Над горизонтальным изломом крышки показалось разгоряченное лицо Химика. Фонарь, висевший у него на шее, качался, огонек прыгал по кускам льда, кото- рые торчали из ведра. Химик подал ведро Координа- тору. — Погоди-ка... а как мы, собственно, будем охла- ждать... — забеспокоился Инженер. — Сейчас. Он исчез в темноте. Снова послышались шаги. Док- тор принес два ведра воды с плавающим в ней льдом. Химик светил, Доктор вместе с Физиком начали поли- вать крышку люка водой. Вода стекала на пол, в ко- ридора Кибернетик принес ведро мелко расколотого льда и пошел за новой порцией. Когда они поливали крышку десятый раз, им показалось, что они слышат слабенькие потрескивания. В ответ раздались радостные крики. Появился Инженер. Он прикрепил себе на грудь большой фонарь со скафандра. Сразу стало светло. Ин- женер бросил на пол охапку пластиковых плит из руб- 175
ки. Все начали старательно обкладывать крышку кус- ками льда, прижимая их пластиком, надувными подуш- ками, книгами — всем, что приносил Физик. Наконец, когда они едва могли разогнуть спины, от ледяной стенки почти ничего не осталось, так быстро таял лед, соприкасаясь с разогретой крышкой люка, Кибернетик обеими руками схватился за штурвал и попробовал его повернуть. — Погоди, еще рано! — сердито крикнул Инженер, но штурвал повернулся удивительно легко. Все вскочили. Штурвал крутился все быстрее. Ин- женер схватился за середину рукояти предохранитель- ного тройного ригеля, дернул. Раздался такой звук, словно треснуло толстое стекло, крышка навалилась на них сначала легко, потом вдруг ударила тех, кто стоял слишком близко, и из раскрывшейся темной пасти с грохотом обрушилась черная лавина. Химик и Коор- динатор, стоявшие ближе всех, были отброшены в сто- рону. Крышка прижала Химика к боковой стене, так что он не мог шевельнуться, хотя и не получил никаких повреждений. Координатор едва успел отскочить в по- следний момент и чуть не сбил с ног Доктора. Все замерли. Засыпанный землей фонарь Доктора погас, светил только рефлектор на груди Инженера. — Что это? — чужим голосом сказал Кибернетик. Он стоял позади всех, у самого выхода из шлюза. — Проба грунта планеты Эдем, — ответил Коорди- натор, помогая Химику выбраться из-за откинутой вбок крышки. — Да, — подхватил Инженер. — Весь люк засыпан. Должно быть, мы здорово зарылись в землю! — Это первая посадка под поверхность неизвест- ной планеты, правда? — спросил Доктор. Неожиданно все начали смеяться. Кибернетик зака- тывался так, что у него выступили слезы. — Хватит! — резко крикнул Координатор. — Не стоять же так до утра. За инструментами, ребята, нуж- но выбираться. Химик наклонился и поднял с холмика, выросшего на полу перед люком, тяжелую спрессованную глыбу. Из овального отверстия люка выдавливалась земля, время от времени жирно поблескивающие темные куски 176
скатывались по поверхности миниатюрного оползня даже в коридор. Все спустились вниз: в шлюзе не осталось места, даже чтобы сесть; Координатор и Инженер спрыгнули в коридор последними. — Как глубоко мы могли воткнуться? — вполголоса спросил Координатор Инженера. Они шли рядом по коридору. Далеко впереди пры- гало быстро двигающееся пятно света — Инженер от- дал фонарь Химику. — Как глубоко?.. Это зависит от слишком многих факторов. Тагерссен вошел в грунт на восемьдесят мет- ров. — Да, но что осталось от ракеты и от него! — А тот зонд на Луне? Чтобы его откопать, при- шлось бить в скале штольню. В скале! — На Луне пемза... — А откуда мы знаем, что здесь? — Ты же видел. Это похоже на мергель. — У самого люка, а дальше? С инструментами было очень плохо. Корабль, как и все корабли дальнего радиуса действия, имел на борту двойной комплект автоматов и дистанционно управляе- мых полуавтоматов для различного рода работ, в том числе поверхностно-земных, каких могут требовать разнообразные планетные условия. Однако эти устрой- ства сейчас были неисправны, и без подачи электро- энергии нечего было и думать о том, чтобы их при- вести в порядок. Единственная большая землеройная ма- шина с приводом от атомного микрореактора, которой они располагали, также требовала электроэнергии для запуска. Приходилось использовать совершенно при- митивные инструменты — лопаты и кирки. Но сначала их нужно было сделать, а это оказалось совсем не просто. После пяти часов непрерывной работы экипаж возвращался к шлюзу, неся три расплющенные и изо- гнутые на конце мотыги, два стальных лома и волоча большие листы жести, которые должны были служить для укрепления стен туннеля. Кроме ведер для пере- носки земли приспособили несколько больших пласти- ковых коробок, прикрепив к ним с двух сторон короткие алюминиевые трубки вместо ручек. С момента катастрофы прошло три четверти суток, 12 Вахта «Арамиса> 177
и все падали от усталости. Доктор объявил, что нужно поспать хотя бы несколько часов. Но сначала необхо- димо было устроить какие-то постели, хотя бы времен- ные, так как койки в спальных помещениях, наглухо прикрепленные к полу, стояли теперь вертикально. Пе- реставлять их было слишком сложно, поэтому в библио- теку, которая пострадала меньше всего (почти поло- вину книг уже до этого вытащили в коридор), снесли надувные матрацы, и все легли на них вповалку. Скоро выяснилось, что, кроме Химика и Инженера, никто не может заснуть. Доктору пришлось встать и отправиться с фонариком на поиски снотворного. Это заняло у него почти час, он вынужден был пробивать- ся в медпункт через маленький тамбур, заваленный грудами разбитых аппаратов и аналитической посуды. Все это вывалилось из стенных шкафов и закрывало доступ к двери. Наконец (его ручные часы показыва- ли четыре утра бортового времени) снотворное было роздано, фонарь погашен, и вскоре беспокойное дыха- ние наполнило темноту библиотеки. Все проснулись неожиданно быстро. Только Кибер- нетик, который принял слишком большую дозу сно- творного, был как пьяный. Инженер жаловался на острую боль в плече. Доктор обнаружил у него болез- ненную опухоль, — вероятно, Инженер повредил себе сустав, когда возился с рычагами люка. Настроение было унылое. Почти никто не разгова- ривал, даже Доктор. До остатков продуктов в шлюзе добраться не удалось, — на дверцах шкафа со скафанд- рами покоился большой холм земли; поэтому Физик и Химик еще раз пошли на кухонный склад и принесли оттуда банки с консервами. Было девять, когда начали копать туннель. Работа двигалась черепашьим шагом. В овальном отверстии люка нельзя было как следует развернуться, передние разбивали мотыгами спрессованные глыбы земли, стоящие сзади оттаскивали ее в коридор, а от- туда в навигационную рубку, — она находилась ближе всего, и в ней не было ничего, что могло бы понадо- биться в ближайшее время. Через четыре часа рубка по колено заполнилась вы- нутым грунтом, а длина туннеля не превышала двух метров. Мергель поддавался плохо, — он был не очень 178
твердый, но острия ломов и мотыг увязали в нем, а же- лезные стержни, на которые слишком сильно нажимали остервенело работающие люди, гнулись; лучше всего действовала стальная мотыга в руках Координатора. Инженер забеспокоился, что земляной потолок нач- нет оседать, и особенно заботился о том, чтобы его как следует крепили. Под вечер, когда перемазанные гли- ной люди уселись перекусить, туннель, ведущий от люка круто вверх, с наклоном почти семьдесят градусов, углубился в грунт едва на пять с половиной метров. Инженер еще раз заглянул в колодец, ведущий в нижний отсек, где в тридцати метрах к корме от глав- ного люка находился грузовой, но увидел только чер- ное зеркало воды; она стояла выше, чем накануне, — видимо, еще какая-нибудь цистерна текла и ее содер- жимое медленно просачивалось сюда. Вода — он сразу же обнаружил это переносным счетчиком Гейгера — была радиоактивна. Он наглухо закрыл колодец и вернулся к товарищам, ничего не сказав о своем от- крытии. — Если все пойдет хорошо — выберемся отсюда завтра, если похуже — через два дня, — объявил Ки- бернетик, выпивая третью кружку кофе из термоса. Все очень много пили. — Откуда ты знаешь? — удивился Инженер. — Так, как-то чувствую. — Он обладает интуицией, которой лишены его автоматы, — засмеялся Доктор. К концу дня его настроение становилось все лучше. Когда другие сменяли его в туннеле, он отправлялся в экскурсии по кораблю; в результате богатства эки- пажа увеличились на два магнитноэлектрических фо- нарика, машинку для стрижки волос, витаминизирован- ный шоколад и целую стопку полотенец. Все были пе- ремазаны глиной, комбинезоны пестрели пятнами и подтеками, естественно, никто не брился из-за от- сутствия электричества, а к машинке для стрижки, ко- торую принес Доктор, отнеслись с презрением. Он сам, впрочем, тоже ею не пользовался. Весь следующий день ушел на рытье туннеля. На- вигационная рубка была забита землей почти доверху. Дошла очередь до библиотеки. У Доктора возникли по этому поводу некоторые сомнения, но Химик, в паре 12* 179
с ним таскавший сделанные из листовой жести носил- ки, без колебания высыпал кучу мергеля на книги. Выход из туннеля открылся совершенно неожидан- но. Правда, по наблюдениям Физика, грунт уже стал суше и как будто менее плотным, но другие этого не подтвердили. Мергель, который они таскали внутрь ра- кеты, казался им таким же, как раньше. Сменившие своих товарищей Инженер и Координатор только что приняли инструменты, еще хранившие тепло чужих рук, и нанесли первые удары по глыбам, выступавшим из неровной стены, как вдруг одна из глыб исчезла, и че- рез образовавшееся отверстие повеяло свежим возду- хом. Люди ощутили его мягкий напор, —- давление воз- духа снаружи было немного больше, чем в туннеле, а значит, и в ракете. Мотыга и стальной лом начали работать в бешеном темпе, землю уже никто не выно- сил, остальные члены экипажа сгрудились сзади. После нескольких последних ударов Инженер собрался вы- лезти наружу, но Координатор остановил его. Он хо- тел сначала расширить выход и перенести последнюю порцию земли в ракету, чтобы ничто не мешало дви- гаться в туннеле, и прошло еще несколько минут, пре- жде чем шестеро людей выползли из отверстия на по- верхность планеты. ГЛАВА ВТОРАЯ Смеркалось. Черная дыра туннеля зияла в пологом склоне невысокого холма. Люди стояли у его подно- жия. До самого горизонта, над которым сверкали пер- вые звезды, раскинулась огромная равнина. Кое-где вда- ли выступали какие-то неясные, стройные, похожие на деревья, силуэты. Низкая полоса заката давала совсем мало света, и краски окружающей местности сливались в однородную серую пелену. Слева от неподвижно стоявших людей в воздух косо возносился гигантский выпуклый корпус ракеты. Инженер оценил его длину метров в семьдесят, — значит, корабль зарылся в землю больше чем на сорок метров. Но сейчас никто не обра- щал внимания на эту чернеющую на фоне неба огром- ную трубу с беспомощно торчащими кольцами рулевых дюз. Люди глубоко вдыхали холодный воздух, с едва 180
уловимым незнакомым, неопределенным запахом, и молча смотрели вперед. Только теперь их охватило ощущение полного бессилия — железные ручки мотыг как будто сами выпали из их рук. Они стояли, медлен- но обводя глазами необъятное пространство — пустое, с горизонтом, утонувшим в темноте, с лениво, равно- мерно дрожащими звездами в вышине. — Полярная? — спросил вдруг Химик, бессознатель- но понизив голос, и показал на низкую звезду, слабо мерцающую в темном небе на востоке. — Нет, отсюда ее не видать; мы сейчас... да, над нами Южный полюс Галактики. Минутку... где-то дол- жен быть Южный Крест... Немного оживившись, все начали вспоминать назва- ния созвездий, искрившихся на фоне уже почти со- всем черного неба. Над этой мертвой равниной только звезды были чем-то не совсем чужим. — Становится все холоднее, как в пустыне, — ска- зал Координатор. — Не имеет значения; сегодня мы все равно ничего не сделаем. Нужно возвращаться внутрь. — Что, в эту гробницу?! — возмутился Кибернетик. — Без этой гробницы мы погибли бы тут через два дня, — холодно ответил Координатор. — Не ведите себя как дети. Не сказав больше ни слова, он повернулся, не спеша подошел к лазу и, спустив вниз ноги, сполз в туннель. Секунду над землей виднелась его голова, потом и она исчезла. Оставшиеся молча переглянулись. — Пошли, — буркнул полувопросительно, полуут- вердительно Физик. Остальные, помешкав, двинулись за ним. Пока пер- вые вползали в тесную дыру, ожидавший своей очереди Инженер спросил у Кибернетика: — Заметил, какой здесь странный запах у воздуха? — Да. Какой-то горький... Ты знаешь состав? — Он похож на земной. Есть еще какая-то примесь, но безвредная. Сейчас не помню. Все данные — в та- ком маленьком зеленом томике на второй полке в библио... Инженер остановился, вспомнив, что сам засыпал библиотеку кучами мергеля. 181
— А, чтоб его... — сказал он без всякой злости, с грустью, и начал протискиваться в черное отверстие. Кибернетик, оставшись один, вдруг почувствовал, что ему не по себе. Это был не страх, а гнетущее чув- ство затерянности, ужасной чуждости пейзажа. Да и в необходимости возвращаться в глубь глинистого тун- неля было что-то унизительное. «Как червяки», — подумал он, опустил голову и по- лез в дыру вслед за Инженером. Но не выдержал и, уже скрывшись в земле по плечи, поднял голову, по- смотрел вверх и попрощался взглядом со спокойно мерцающими звездами. Назавтра кто-то предложил вынести припасы на по- верхность, чтобы там позавтракать, но Координатор возразил: это только вызовет ненужные сложности. Поэтому ели при свете двух фонарей под крышкой люка, запивая еду уже совсем остывшим кофе. Внезапно Кибернетик спросил: — Слушайте, а как это получилось, что у нас все время был хороший воздух? Координатор улыбнулся. Серые морщины еще резче выделились на его впалых щеках. — Баллоны с кислородом уцелели. Хуже с очист- кой. Только один автоматический фильтр работает нор- мально — аварийный, химический; все электрические, естественно, полетели. Через какие-нибудь шесть-семь дней мы начали бы задыхаться. — Ты знал об этом?.. — медленно спросил Кибер- нетик. Координатор ничего не ответил, только его улыбка стала какой-то другой — мгновение она была почти же- стокой. — Что будем делать? — спросил Физик, — Здесь есть кислород, — сказал Доктор, — значит, здесь есть жизнь. Что ты об этом знаешь? — Да в общем-то ничего. Пробу атмосферы брал космический зонд, отсюда вся наша информация. — Как это? Он даже не садился? — Нет. — Вот уж действительно изобилие сведений, — ска- зал Кибернетик. Он пытался вымыть лицо спиртом, который лил из маленькой бутылочки на клочок ваты. Воды, пригодной 182
к употреблению, оставалось очень мало, и никто не мылся уже вторые сутки. Физик, используя в качестве зеркала полированную поверхность климатизатора, рас- сматривал свое лицо. — Это очень много, — спокойно ответил Координа- тор. — Если бы состав водуха был иной, если бы в нем не было кислорода, — я убил бы вас. — Что? — Кибернетик чуть не уронил бутылку. — Естественно, и себя тоже. Мы не имели бы даже одного шанса на миллиард. Теперь он у нас есть. Все замолчали. — Раз есть кислород — значит, должны быть расте- ния и животные? — спросил Инженер. — Необязательно, — ответил Химик. — На плане- тах альфы Малого Пса есть кислород и нет ни расте- ний, ни животных. — А что есть? — Светляки. — Люменоиды? Бактерии? — Это не бактерии. — Да будет вам! — бросил Доктор. Он убрал посуду и закрывал коробки с продовольствием. — У нас сейчас другие заботы. Защитника не удастся привести в поря- док, а? — Защитника я даже не видел, — признался Кибер- нетик. — До него не добраться. Все автоматы вырвались из стоек. Похоже, там понадобится двухтонный кран, чтобы растащить весь этот железный лом. А Защитник в самом низу. — Но какое-нибудь оружие нам нужно! — восклик- нул Кибернетик. — Есть электрожекторы. — Интересно, чем ты их зарядишь? — Разве в рубке нет тока? Был ведь! — Нет; вероятно, короткое замыкание в аккумуля- торном отсеке. — А почему электрожекторы не заряжены? — По инструкции перевозить заряженные запре- щается, — неохотно буркнул Инженер. — Черт бы побрал ин... — Перестань. Услышав голос Координатора, Кибернетик отвер- нулся, пожав плечами. Доктор вышел. Инженер принес 183
из своей каюты легкий нейлоновый рюкзак и принялся вкладывать в его кармашки плоские банки с неприкос- новенным запасом продуктов. Доктор вернулся, держа в руке короткий вороненый цилиндр, заканчивающийся штуцером. — Что это? — заинтересовался Инженер. — Оружие. — Какое еще оружие? Усыпляющий газ. Инженер рассмеялся. — Откуда ты знаешь, можно ли усыпить то, что жи- вет на этой планете, твоим газом? И, самое главное, как ты собираешься обороняться этим газом в случае нападения — будешь давать капельный наркоз? — Во всяком случае, при большой опасности смо- жешь дать наркоз себе, — сказал Химик. Все засмеялись. Доктор смеялся громче всех. — Этим можно усыпить любое существо, дышащее кислородом, — сказал он, — а что касается обороны — смотри! Он нажал спусковой крючок у основания цилиндра. Тонкая, как игла, струйка сразу же испаряющейся жид- кости выстрелила в мрачную глубину коридора. — Ну... за неимением лучшего... — сказал с сомне- нием Инженер. — Идем? — спросил Доктор, опуская цилиндр в кар- ман комбинезона. Маленькое далекое солнце стояло высоко. Оно было горячее земного. Но не это поразило всех: оно было не совсем круглым. Люди разглядывали его сквозь щели между пальцами, сквозь темно-красную полупрозрач- ную бумагу — обертку от индивидуальных антирадиа- ционных комплектов. — Оно сплюснуто из-за быстрого вращения вокруг оси, да? — обратился Химик к Координатору. — Да. Значительно лучше это было видно во время полета. Не помнишь? — Вероятно, тогда меня это... так сказать, не инте- ресовало... Отвернувшись от солнца, все посмотрели на раке- ту. Цилиндрический белый корпус наискось торчал из низкого холма. Он напоминал ствол какого-то гигант- ского орудия. Обшивка, молочная в тени, серебристая 184
на солнце, казалась неповрежденной. Инженер подо- шел к тому месту, где корпус вонзился в землю, пере- шагнул через выброшенные наверх глыбы земли, кото- рые словно воротником окружали врезавшийся в склон корабль, и провел рукой по плите обшивки. — Неплохой материал, этот керамит, — сказал он, отворачиваясь. — Если бы я мог заглянуть в дюзы... — Он бессильно смотрел вверх, в сторону кормы, повис- шей высоко над равниной. — Еще успеем их осмотреть, — сказал Физик. — А теперь, пойдем, что ли. Небольшая разведка, а? Координатор поднялся на вершину холма. Осталь- ные поспешили за ним. Залитая солнцем равнина раз- бегалась во все стороны, совершенно однообразная, гладкая, бледно-желтая. Вдалеке высились стройные, замеченные ими еще вчера силуэты, при ярком свете было видно, что это не деревья. Небо, над головой го- лубое, как на Земле, у горизонта приобрело отчетливо зеленоватый оттенок. Прозрачные перистые облака почти незаметно двигались на север. Координатор про- верил стороны света по маленькому компасу, надетому на запястье. Доктор, низко наклонившись, ковырял но- гой грунт. — Почему здесь ничего не растет? — сказал он удивленно. Это поразило всех. Действительно, насколько про- никал взгляд, равнина была голой. — Мне кажется, эта местность высыхает, — неуве- ренно сказал Химик. — Там дальше — видите те пят- на? — гораздо больше желтизны... там, на западе. Я по- лагаю, что там пустыня, из которой ветер нагоняет сюда песок. Ведь этот холм глинистый. — Ну, это мы проверили на совесть, — сказал Док- тор. — Мы должны составить хотя бы очень общий план экспедиции, — заговорил Координатор. — Запасов, ко- торые мы взяли, нам хватит на два дня. — Не совсем; воды у нас мало, — перебил Кибер- нетик. — Воду придется экономить, пока не найдем ее здесь; раз есть кислород, будет и вода. Думаю, нач- нем так: от базы сделаем несколько прямолинейных маршрутов, продвигаясь каждый раз настолько, чтобы 185
иметь возможность безопасно и без излишней спешки вернуться. — Максимум тридцать километров в одну сторо- ну, — заметил Физик. — Согласен. Речь идет только о чем-то вроде пред- варительной разведки. — Подождите, — сказал Инжейер, который стоял до сих пор в нескольких шагах от них, как бы погру- зившись в невеселые мысли. — А вам не кажется, что мы ведем себя, как будто малость свихнулись? Мы по- терпели аварию на неизвестной планете. Нам удалось выбраться из корабля. Вместо того чтобы взяться за самое важное, вместо того чтобы все силы вложить в ремонт, в налаживание того, что удастся, в освобожде- ние корабля и так далее, — мы отправляемся на какие- то экскурсии, без оружия, без всяких средств за- щиты, не имея понятия, с чем мы здесь можем столк- нуться. Координатор ответил не сразу. Он оглядел пооче- редно всех членов экипажа. Все были небриты, трех- дневная щетина придавала им довольно дикий вид. Сло- ва Инженера, вероятно, произвели впечатление, но ни- кто не ответил, как будто все ждали, что скажет он. — Вшестером ракету не откопаешь, Хенрик, — ска- зал Координатор осторожно, взвешивая слова. — Ты отлично это знаешь. В нашем нынешнем положе- нии запуск самого простенького агрегата требует вре- мени, которого мы даже не можем определить. Плане- та обитаема. Но мы не знаем о ней ничего. Мы даже не облетели ее перед катастрофой. Мы приближались от ночного полушария и из-за дурацкой ошибки попали в газовый хвост. Падая, мы перешли линию терминато- ра. Я лежал у экрана, который лопнул последним. Я ви- дел — во всяком случае, мне так показалось — что-то, напоминавшее... город. — Почему ты не сказал нам об этом? — медленно спросил Инженер. — Да, почему? — поддержал его Физик. — Потому, что я в этом не уверен. Я не знаю даже, в какой стороне его искать. Ракета крутилась. Я поте- рял ориентацию. И все-таки существует шанс, хотя и незначительный, что мы получим какую-то помощь. Я предпочел бы об этом не говорить, но каждый из 186
вас и так хорошо это знает — наши шансы вообще очень малы. Кроме того, нам нужна вода. Основная часть запаса вылилась в нижний отсек, и Хенрик уста- новил, что она — радиоактивна. Таким образом, я счи- таю, что мы можем позволить себе некоторый риск. — Я согласен с этим, — сказал Доктор. — Ия согласен, — присоединился Физик. — Ладно, — буркнул Кибернетик и отошел на не- сколько шагов, глядя на юг, словно не хотел слышать, что скажут остальные. Химик кивнул головой. Инженер не ответил; он опустился с холма, забросил на плечи рюкзак и спро- сил: - Куда? — На север, — сказал Координатор. Инженер двинулся вперед, остальные присоедини- лись к нему. Когда немного погодя они обернулись, холма уже почти не было видно, только корпус ракеты вырисовывался на фоне неба, словно дуло полевого орудия. Было очень жарко. Их тени постепенно укорачива- лись, ботинки проваливались в песок, слышались только мерные шаги и учащенное дыхание. Они подошли к од- ному из тех изящных образований, которые в сумерках приняли за деревья. Из бурого грунта вертикально тор- чал серый, словно кожа слона, ствол со слабым метал- лическим блеском. Этот ствол, у основания не толще мужской руки, постепенно переходил в чашевидное расширение, плоская вершина чаши находилась на вы- соте двух метров. С земли не было видно, открыта сверху чаша или нет. Она стояла совершенно непод- вижно. Люди остановились в нескольких метрах от при- чудливой фигуры, а Инженер импульсивно шагнул к ней и уже поднял руку, чтобы притронуться к «стволу», когда Доктор крикнул: — Стой! Инженер инстинктивно попятился. Доктор оттянул его за плечо, поднял с земли камешек, величиной с фа- солину, и бросил высоко в воздух. Камешек описал крутую дугу и упал сверху на чашу. Все вздрогнули, — такой бурной и неожиданной была реакция. Чаша за- волновалась, сжалась, послышался короткий свист, как будто из нее вырвалась струя газа, и вся, теперь лихо- 187
радочио дрожащая, серая колонна провалилась под зем- лю, словно всосанная в ее нутро. Образовавшееся от- верстие на мгновение наполнила коричневая пенящаяся масса, потом ее поверхность покрылась песчинками, эта пленка становилась все толще, и через несколько се- кунд от отверстия не осталось и следа; поверхность песка стала совершенно гладкой. Никто еще не успел прийти в себя от изумления, когда Химик крикнул: — Смотрите! Все оглянулись. Только что вокруг на расстоянии десятков метров высились три или четыре такие же вы- сокие и стройные чаши — сейчас не было ни одной. — Все провалились?! — воскликнул Кибернетик. Через час путешественники растянулись в длинный караван. Первым шел Доктор, который нес рюкзак, за ним Координатор. Колонну замыкал Химик. Все по- расстегивали комбинезоны, кое-кто закатал рукава; залитые потом, с пересохшими ртами, они медленно та- щились равниной. На горизонте замаячила длинная го- ризонтальная полоса. Доктор остановился и подождал Координатора: — Как ты думаешь, сколько мы сделали? Координатор взглянул назад, в сторону солнца, туда, где осталась ракета. Ее уже не было видно. — Радиус планеты меньше земного, — сказал Коор- динатор, откашливаясь и вытирая платком лицо. — Ки- лометров восемь сделали, — заключил он. Доктор еле смотрел сквозь щелки опухших век. Его черные волосы покрывала полотняная ермолка. Он то и дело смачивал ее водой из фляжки. — Это просто безумие, — сказал Доктор и неожи- данно улыбнулся. Они оба смотрели сейчас туда, где еще недавно еле заметной косой черточкой у самого горизонта видне- лась ракета. Теперь там возвышались только бледно-се- рые изящные силуэты чаш. Когда они вынырнули об- ратно, никто не заметил. Подошли остальные члены экипажа. Химик бросил на землю скатанный брезент палатки и уселся, вернее, упал на него. — Что-то не видно следов здешней цивилизации, — сказал Кибернетик, угощая товарищей витаминами из помятого пакета. 188
— На Земле такого пустыря не найти, — добавил Инженер. — Ни дорог, ни летательных аппаратов... — Не думаешь же ты, что именно здесь мы найдем точную копию земной цивилизации? — фыркнул Физик. — Эта система стабильна, — начал Химик, — и циви- лизация могла развиваться на Эдеме дольше, чем на Земле, а потому... — При условии, что это цивилизация человекопо- добных существ, — прервал его Кибернетик. — Послушайте, не будем задерживаться здесь, — сказал Координатор. — Пошли дальше, за полчаса мы должны добраться вон туда. — Он показал на тонкую лиловую полосу у горизонта. — А что это? — Не знаю, но что-то. Может, найдем воду. — Для начала мне бы хватило и тени, — прохрипел Инженер и прополоскал рот глотком воды. Заскрипели ремни заброшенных на плечи мешков, группа снова растянулась и размеренно двинулась через пески. Они прошли мимо нескольких чаш и не- скольких больших образований, которые, казалось, опи- рались на опустившиеся до земли лианы, но до бли- жайшего из них было метров двести, а им не хоте- лось сворачивать в сторону. Солнце подходило.к зени- ту, когда пейзаж изменился. Песка становилось все меньше, — длинными, плос- кими горбами из-под пего выныривала рыжая, сожжен- ная солнцем земля. Кое-где ее покрывали островки се- дого мертвого мха. Задетый ботинками, мох курился, распадаясь на истлевшую, похожую на бумажный пе- пел труху. Лиловая полоса отчетливо делилась на от- дельные группы приземистых фигур, ее цвет стал свет- лее, это была, скорее, зелень, отливающая голубизной. Северный ветерок принес слабый тонкий запах, кото- рый люди втягивали с недоверчивым любопытством. Передние пошли медленнее, остальные догнали их, и вскоре вся группа остановилась перед слегка изогнутой неподвижной стеной, образованной странными пере- плетенными фигурами. На расстоянии ста шагов они еще могли показаться зарослями каких-то кустов, усеянных большими сине- ватыми птичьими гнездами, — не столько из-за дейст- 189
вительного сходства, сколько благодаря стремлению человеческого глаза найти в чуждых образах аналогию с чем-нибудь привычным. — Это какие-то пауки? — неуверенно сказал Физик, и тогда всем сразу же показалось, что перед ними ка- кие-то паукообразные существа с маленькими веретено- образными туловищами, покрытые густой взъеро- шенной щетиной, неподвижно стоящие на подо- бранных под себя необыкновенно длинных и тонких ногах. — Да ведь это растения! — воскликнул Доктор. Он не спеша подходил все ближе к высокому серо- зеленоватому «пауку». В самом деле, «ноги» оказались чем-то вроде толстых стеблей, чьи шершавые, покрытые волосками изгибы очень напоминали суставы членисто- ногого. Эти стебли, — их было шесть, семь или во- семь, — выходя из мшистого грунта, дугообразно сходи- лись вверх к шишковатому, толстому, напоминающему приплюснутое брюшко членистоногого, «телу», окру- женному сверкающими на солнце черточками паутинок. Растительные «пауки» стояли довольно близко друг от друга, но между ними можно было пройти. Кое-где стебли выпускали более светлые, почти цвета земных листьев, побеги, оканчивающиеся свернувшимися поч- ками. Доктор опять сначала бросил камешком в подве- шенное в нескольких метрах над землей «брюшко», а когда ничего не случилось, осмотрел стебель и нако- нец надрезал его ножом; изнутри мелкими каплями потек светло-желтый водянистый сок, он сразу же на- чинал пениться и изменял цвет на оранжевый и рыжий, а через несколько минут застывал в напоминающий смолу сгусток с сильным ароматным запахом. Сначала все нашли его приятным, но скоро решили, что в нем есть что-то отталкивающее. В глубине своеобразной рощи было немного про- хладней, чем на равнине. Толстые «брюшки» растений давали немного тени; ее становилось все больше, по мере того как люди углублялись в эти дебри, стараясь по возможности не касаться стеблей, а особенно белесых отростков, кото- рыми кончались молодые побеги, — они вызывали необъяснимое отвращение. 190
Пористый, мягкий грунт выделял влажные испаре- ния, дышать стало трудно; по лицам, по рукам пропол- зали тени «брюшек», то более высоких, то пониже, больших и маленьких, одни были гибкие, с ярко-оран- жевыми шипами, другие — засохшие, увядшие, трухля- вые, с них свисали длинные тонкие полоски паутины. Когда налетал ветер, заросли издавали глухой, неприят- ный звук, непохожий на мягкий шум земного леса, — казалось, шелестели тысячи и тысячи листов жесткой бумаги. Иногда растения преграждали дорогу, перепле- таясь стволами, и приходилось искать проход между ними. Идти здесь было труднее, чем по равнине, и через некоторое время никто уже не поглядывал вверх, на усеянные шипами «брюшки», и не искал в них подо- бия гнезд, шишек или коконов. Вдалеке послышался шум ручья; временами он осла- бевал, иногда пропадал совсем, иногда становился громче, но обнаружить ручей не удалось. Заросли реде- ли, почва становилась заметно мягче, она напоминала подсохшее болото, идти было неприятно, время от вре- мени что-то попискивало под ногами, как намокшая трава, но нигде не было и следа воды. Внезапно люди оказались на краю кольцевого углуб- ления поперечником в несколько десятков метров. В нем росло несколько восьминогих кустов, они стояли далеко друг от друга и выглядели очень старыми, — стебли разошлись, словно неспособные поддерживать центральные утолщения, и от этого растения еще боль- ше напоминали огромных высохших пауков. Дно углуб- ления местами покрывали ржавые зубчатые куски по- ристой массы, частично вдавленные в землю, частично оплетенные побегами растений. Инженер сразу же спу- стился по невысокому, но обрывистому склону вниз. — Похоже на воронку от бомбы, — сказал Физик, наблюдая, как Инженер подходит к большим обломкам у подножия самого высокого «паука» и пытается сдви- нуть их с места. — Железо?! — крикнул Координатор. — Нет, — ответил Инженер и исчез между круты- ми изломами конструкции, напоминавшей растрескав- шийся конус. Немного погодя Инженер вынырнул между стебля- ми, которые с хрустом ломались, когда он их раздвигал, 191
и возвратился с хмурым лицом. К нему протяну- лось несколько рук, он взобрался наверх и пожал плечами. — Я не знаю, что это, — признался он. — Понятия не имею. Там пусто, внутри ничего нет. Коррозия за- шла слишком далеко. Это что-то очень старое, может, сто, может, триста лет... Путешественники молча обошли кратер и снова углубились в заросли. Неожиданно кусты расступились в стороны, — посредине тянулся узкий проход, такой узкий, что человек мог двигаться в нем с. трудом, — что-то вроде идеально прямого коридора. По обе его стороны стебли были как будто подрублены и сломаны, большие шишковатые утолщения свалены набок, на другие кусты, а некоторые вдавлены в землю; их сплющенные ломкие оболочки трещали под ногами, как высушенная древесная кора. По этой вырубленной в зарослях дороге пришлось идти гуськом, нужно было отводить в стороны обломки высохших стеблей, и все же группа двигалась быстрее, чем до сих пор. Просека по большой дуге все отчетливее отклонялась к северу. Изломанные мертвые кусты становились все ниже, и наконец люди снова оказались на равнине. Там, где обрывались заросли, от просеки отходила неглубокая выемка; в первый момент они приняли ее за тропинку. В бесплодной земле бежала борозда глубиной в десяток сантиметров и чуть больше в шири- ну, поросшая зеленовато-серебряными бархатными на ощупь лишайниками. Этот странный, прямой, как стре- ла, «газончик» — так назвал его Доктор — тянулся вдаль, к рассекавшей равнину светлой полосе, стеной закрывавшей горизонт. Над полосой поблескивали остроконечные выступы, похожие на верхушки готических, обшитых серебря- ными плитами башен. Люди шли быстро, и почти с каждым шагом перед ними открывались все новые де- тали. На многие километры в стороны раскинулась изогнутая правильными дугами поверхность. Дуги были обращены выпуклостями вниз, под ними мерцало что-то серое, как будто сверху сыпалась мелкая пыль или тек- ли тончайшие струйки мутной воды. Ветер принес чу- жой, горьковатый, но приятный запах. Опрокинутые арки, похожие на гигантские перевернутые мостовые 192
пролеты километровой длины, поднимались все выше. Там, где концы дуг сходились в хорошо видные на фоне туч острия, равномерно вспыхивал яркий свет. Стена, сделанная из струек или нитей серо-желтого цвета, шевелилась, слева направо по ней пробегали волнообразные выпуклости. Она выглядела как изго- товленный из необычного материала занавес, за кото- рым на равных расстояниях друг от Друга, касаясь его боками, проходят слоны, вернее, животные, гораздо большие, чем слоны. Узкая, поросшая бархатным ли- шайником дорожка кончалась тупиком у самой стены. Здесь горький аромат стал невыносимым. Кибернетик закашлялся. — Возможно, это какие-нибудь ядовитые испаре- ния, — сказал он. Теперь, когда людей отделяло от «занавеса» всего несколько шагов, он показался им однородным, спле- тенным из толстых матовых волокон. Доктор поднял с земли камешек и бросил его вперед. Все видели, как камешек летел, и вдруг он исчез, как будто испарился, даже не коснувшись шевелящейся поверхности. — Влетел внутрь? — с сомнением сказал Киберне- тик. — Ну да! — крикнул Химик. — Он даже не коснулся этого... этого... Доктор поднял целую горсть камешков и комков земли и начал бросать их один за другим, — все исче- зали, не долетая до «занавеса», в нескольких сантимет- рах от него. Инженер отцепил от маленького колечка ключ и последовал примеру Доктора. Ключ звякнул, как будто ударился о металл, и тоже исчез. — Что дальше? — спросил Кибернетик, глядя на Координатора. Тот не ответил. Доктор сбросил рюкзак на землю, вынул из него банку консервов, вырезал ножом кубик мясного желе и швырнул его в «занавес». Кусок желе прилип к матовой поверхности и некоторое время ви- сел на ней, потом начал пропадать — как будто таял. — Знаете что? — сказал Доктор, блестя глазами. — Это какой-то фильтр — избирательная диафрагма, что- то в этом роде... Химик нашел в кольце на лямке своего рюкзака вы- сохший обломок ветки «паучьего» растения, который, 13 Вахта «Арамиса» 193
должно быть, застрял, когда они продирались через за- росли, и, не раздумывая, кинул его в волнующуюся за- весу, — хрупкая веточка, отскочив, упала у его ног. — Селектор... — произнес он неуверенно. — Ну конечно! Наверняка! — Доктор подошел по- ближе, так что тень его у самой земли упала на край «занавеса», достал свое черное оружие и нажал спуск. Едва тонкая, как игла, струйка коснулась вздувающейся преграды, в ней образовалось отверстие веретенообраз- ной формы, открыв огромное мрачное пространство, с мелькающими вверх и вниз искрами; в глубине порха- ло множество беловатых и розовых огоньков. Доктор, кашляя и давясь, резко отскочил, — ноздри и горло ему обжег горький аромат; все немного отошли и снова остановились. Продолговатое отверстие суживалось. Набегающие волны замедляли свое движение, приближались к нему, обходили его сверху и снизу и поспешно плыли даль- ше. Отверстие становилось все меньше. Вдруг изнутри высунулось что-то черное, оканчивающееся пальцеоб- разным отростком, молниеносно обежало кромку от- верстия, оно мгновенно закрылось, и снова люди стояли перед размеренно втягивающейся и вздувающейся за- весой. Инженер предложил обсудить положение. Совеща- ние — по словам Доктора — было демонстрацией пол- ной беспомощности. Наконец решили идти дальше, вдоль огромного сооружения, подняли рюкзаки и дви- нулись в путь. Прошли километра три. По дороге пе- ресекли несколько уходивших к равнине узких «газон- чиков». Некоторое время размышляли над тем, что это такое, — гипотеза о причастности «газончиков» к сель- скому хозяйству была отброшена сразу же, как совер- шенно неправдоподобная. Доктор даже попытался ис- следовать несколько лишайников, вырванных из темно- зеленой полосы; они немного напоминали мох, но имели на корешках похожие на жемчужинки утолще- ния, в которых прятались маленькие твердые черные зернышки. Уже давно минул полдень. Так как все проголода- лись, сделали привал. Есть пришлось под палящим солнцем, — тени нигде не было, а к зарослям, тянув- шимся метрах в восьмистах позади, возвращаться 194
никому не хотелось: «пауки» не оставили приятного впечатления. — Если бы все шло как в историях, которые я читал мальчишкой, — заговорил Доктор, — в этой проклятой занавеске сейчас бы образовалась пышущая огнем дыра и оттуда бы вылез тип с тремя руками и только одной, но зато очень толстой, ногой. Под мышкой он тащил бы интерпланетарный телекоммуникатор или сам был бы звездным телепатом. Он дал бы нам понять, что яв- ляется представителем невероятно развитой цивилиза- ции и... — Перестань нести чепуху, — прервал его Коорди- натор. Он налил воду из термоса-фляги в кружку, кото- рая сразу же отпотела. — Лучше подумаем, что делать. — Я думаю, что нужно войти туда, — сказал Док- тор и встал, как будто собирался осуществить свое на- мерение. — Любопытно, каким образом, — лениво поинтере- совался Физик. — Ты что, ошалел? — высоким голосом крикнул Ки- бернетик. — Почему ошалел? Конечно, мы можем таскаться так и дальше, при условии, что типы на одной ноге подбросят нам какую-нибудь еду. — Ты это серьезно? — сказал Инженер. — Вот именно! И знаешь, почему? Да просто пото- му, что мне надоело. — Он круто повернулся на пятке. — Стой! — крикнул Координатор. Доктор шел прямо на стену, не обращая на крики ни малейшего внимания. Он был в метре от завесы, когда все вскочили и бросились за ним. Услышав топот ног, он вытянутой рукой коснулся завесы. Рука исчезла. Доктор стоял без движения, может быть, секунду, потом сделал шаг вперед и перестал су- ществовать. Пятеро людей, затаив дыхание, останови- лись на том месте, где виднелся след его левого ботин- ка. Вдруг в воздухе над завесой появилась голова Док- тора, с аккуратно, словно ножом, отрезанной шеей; из глаз у него текли слезы, он громко, раз за разом, чихал. — Тут немного душно, внутри, — сказал он, — и в носу ужасно свербит, но пару минут, пожалуй, можно будет выдержать. Какой-то лакриматор, что ли. Лезьте за мной, это не больно, вообще ничего не чувствуется. 13* 195
И на высоте, где должно было находиться плечо Доктора, высунулась из воздуха его рука. — А, чтоб тебя! — воскликнул не то с испугом, не то с восхищением Инженер и схватил протянутую руку. Доктор потянул Инженера к себе, и тот исчез. Один за другим подходили люди к волнующейся завесе. По- следним остался Кибернетик. Он заколебался, в горле у него першило, сердце било, как молот. Он закрыл гла- за и сделал шаг вперед. Его охватила мгновенная тем- нота, потом стало светло. Он находился рядом с товарищами — на дне огром- ного пространства, насыщенного шумным астматиче- ским пыхтеньем. Снизу наискось вверх, с вышины от- весно вниз, с одного края к другому, пересекаясь, тя- нулись огромные, разной толщины, валы, трубы или колонны; местами они раздувались, в других местах ста- новились тоньше, одновременно они вращались вокруг своих длинных осей, заслоняли друг друга, вибриро- вали. Из глубины этого раскинувшегося во все стороны непрерывно двигающегося леса блестящих конструкций доносилось неизвестно откуда идущее, убыстряющееся чавканье, внезапно оно прекращалось, доносилось не- сколько булькающих отголосков, и вся серия звуков по- вторялась снова. Горький запах трудно было вытерпеть. Один за дру- гим люди начали чихать, из глаз текли слезы. Прижи- мая к лицам платки, они немного отошли от завесы, которая изнутри выглядела как водопад черной, похо- жей на сироп, жидкости. — Ну, наконец-то мы дома; это завод, автомати- ческий завод! — выдавил из себя, чихая, Инженер. Понемногу они как будто привыкали к горькому за- паху, перестали чихать и начали осматриваться, щуря слезящиеся глаза. Еще десяток шагов по эластично прогибающемуся, словно натянутая резина, полу, и в нем появились чер- ные колодцы, из которых выскакивали светящиеся пред- меты, с такой скоростью, что разглядеть их форму не удавалось. Предметы были размером с человеческую голову и, казалось, пылали. Они взмывали вверх, и одна из множества изогнутых, словно огромные трубки, ко- лонн, не переставая вращаться, всасывала их. Но исче- 196
зали эти предметы не сразу: сквозь дрожащие стенки колонны, как сквозь темное стекло, пробивалось, по- степенно ослабевая, их розоватое сияние, и видно было, как они проплывают внутри колонны куда-то дальше. — Серийное производство, конвейер, — буркнул Инженер из-за носового платка. Он осторожно обошел колодец. Откуда здесь брал- ся свет? Потолок был полупрозрачный, серое однооб- разное свечение терялось в хаосе гибких, извивающих- ся, вращающихся, текущих, как воздушные ручьи, кон- струкций. Все эти упругие устройства, казалось, дейст- вовали по одной команде, в одинаковом темпе, фонта- ны раскаленных предметов рвались вверх, то же самое происходило на большой высоте; там, под потолком, тоже видны были дуги, прочерченные в воздухе крас- ным бисером порхающих глыб, но гораздо больших по размеру. — Нужно найти склад готовой продукции или хотя бы то, что является здесь конечным продуктом, — вы- палил Инженер с увлечением. Координатор коснулся его руки: — Как ты думаешь, какой это вид энергии? Инженер пожал плечами: — Понятия не имею. — Боюсь, что готовой продукции мы не найдем и через год: этот зал имеет в длину километры, — пре- дупредил Физик. Странное дело, в глубине зала дышалось легче, как будто горький запах выделялся только вблизи «зана- веса». — А мы не заблудимся? — забеспокоился Киберне- тик. Координатор поднес к глазам компас: — Нет. Работает нормально... Тут, наверное, нет никакого железа... Электромагнитов тоже нет. Больше часа блуждали люди в вибрирующем лесу необыкновенного завода, наконец вокруг стало про- сторней. Повеяло свежим, морозным, как будто его охлаждали, воздухом, переплетения колонн расступи- лись, и люди очутились перед горловиной огромной ку- полообразной улитки. С высоты к ней сходились рассе- кающие воздух, словно бичи, зигзагообразные рукава 197
с тупыми, закругленными утолщениями на концах. Из них падал густой град беспорядочно кувыркающихся черных, как будто покрытых блестящим лаком, предме- тов, которые врывались внутрь улитки где-то на высоте нескольких метров сквозь невидимое снизу отверстие. Неожиданно чечевицеобразная выпуклая бурая сте- на улитки вздулась: что-то распирало ее изнутри, она вспухала; люди невольно отступили назад, так гроз- но выглядел раздувающийся бледно-серый пузырь, — вдруг он бесшумно лопнул, и из круглого отверстия брызнул поток черных тел. В этот самый момент ниже, из широкого колодца, вынырнула мульда с отогнутыми краями, черные предметы, барабаня, словно они ударя- лись о толстую резиновую подушку, падали в нее, а она подскакивала от ударов, и эти рывки непонятным образом укладывали предметы правильными рядами. Че- рез несколько секунд неглубокое дно мульды покрывал аккуратно уложенный четырехугольник. — Готовая продукция! — крикнул Инженер, подбе- жал к краю колодца, не задумываясь низко наклонился и схватился за выступ ближайшего черного предмета. Координатор поймал его в последний момент за ремень комбинезона, и только благодаря этому Инже- нер не свалился головой вниз в мульду, так как отпус- тить тяжелый предмет он не хотел, а поднять его один не мог. С помощью Физика и Доктора ему удалось вытащить наверх тяжелый груз. Размером предмет не превышал торса взрослого че- ловека. На его темном фоне проступали более светлые, полупрозрачные сегменты, в которых сверкали точеч- ки постепенно уменьшающихся металлически блестя- щих кристалликов. Поверхность его, усеянная отвер- стиями, окруженными скобками утолщений, представ- ляла собой шероховатую на ощупь мозаику выступов из темно-фиолетовой, а на свету черной, необыкновен- но твердой массы, — словом, предмет был достаточно сложным. Инженер опустился перед ним на колени, за- глядывал с разных сторон в отверстия, пытался найти какие-нибудь подвижные части, ощупывал, выстуки- вал — никто ему в этом не мешал. Тем временем Доктор наблюдал за мульдой. Сфор- мировав геометрически правильный четырехугольник из точно таких же предметов, как тот, у которого 198
возился Инженер, она медленно поднялась на толстом, дрожащем, словно от напряжения, штоке вверх, внезап- но размягчилась с одной стороны, начала изменять фор- му и стала похожей на огромную ложку. Напротив вы- двинулось что-то вроде большого рыла, оно распахну- лось, оттуда пахнуло горячим горьким газом, зияющая пасть с устрашающим чавканьем всосала все предметы, закрылась, как бы проглатывая их, и вдруг эта рылопо- добная громада засветилась изнутри. Доктор видел рас- каленное огненное ядро, расплавляющее предметы, ко- торые расплылись, образовали однородную оранжево пылающую кашу, свет померк, пасть потемнела. Док- тор, забыв о товарищах, пошел вдоль двух больших поднимающихся колонн, внутри которых, словно по чу- довищному пищеводу, плыли сейчас огненные сгустки массы, углубился в лабиринт; задрав голову, то и дело вытирая слезящиеся глаза, он пытался проследить путь раскаленной каши. Временами она пропадала у него из глаз, потом он снова натыкался на ее след, она про- свечивала в глубине черных, извивающихся, как змеи, струй, пока наконец он не пришел к месту, которое по- казалось ему знакомым. Он увидел, как огненные пы- лающие тела, уже частично сформованные, летят в какое-то жерло, а рядом выскакивают другие, как будто выброшенные из открытого колодца вверх, их погло- щают свисающие сверху частоколом толстые черные ко- лонны, похожие на слоновьи хоботы. Розовыми верени- цами остывающих углей тела, уменьшаясь, проплывали в глубине этих колонн наверх. Доктор шел и шел, за- драв голову; он забыл обо всем. Светящиеся предметы опережали его, но это не имело значения, — они дви- гались непрерывной цепочкой. Вдруг он едва не сва- лился и издал сдавленный крик. Вокруг снова стало просторно, перед Доктором воз- вышалась огромная куполообразная громада улитки, град уже совсем остывших во время длинного путеше- ствия черных предметов рванулся сверху в ее чрево. Доктор обошел боковину улитки, уже зная, где нужно ожидать родов, — и оказался рядом с товарищами, окру- жавшими Инженера, который все. еще исследовал чер- ный предмет, в тот самый момент, когда большой ло- пающийся волдырь брызнул «готовой продукцией» в заново сформованную в колодце мульду. 199
— Алло! Можете не трудиться! Я все знаю! Сейчас я вам расскажу! — крикнул Доктор. — Где ты был? Я уже начал беспокоиться, — сказал Координатор. — Ты действительно что-нибудь обнару- жил? Инженер ничего не понимает. — Если бы ничего, это было бы еще не так пло- хо! — буркнул Инженер. Он поднялся, яростно пнул черный предмет и смерил Доктора сердитым взгля- дом. — Ну и что же ты обнаружил? — Значит, это происходит так, — сказал со стран- ной улыбкой Доктор. — Эти штуки всасываются туда, — он показал на открывавшуюся в тот момент пасть. — О, теперь они внутри нагреваются, видите? Те- перь все расплавятся — перемешаются — поедут пор- циями наверх, там начинается их обработка; еще слегка вишневые от нагрева, они проваливаются вниз, под зем- лю, там должен быть еще один ярус, там с ними еще что-то происходит, возвращаются колодцем под самую крышу, попадают в этот пирог, — он показал на улит- ку, —- потом на «склад готовой продукции», из него идут обратно в эту пасть, расплавляются в ней, и так по кругу — без конца — формуются, обрабатываются, расплавляются, формуются. — Ты с ума сошел? — шепотом сказал Инженер. На его лбу выступили крупные капли пота. — Не веришь? Можешь проверить сам. Инженер проверил — два раза. Это длилось с доб- рый час. Когда снова все оказались у мульды, в кото- рую как раз ровными четырехугольниками укладыва- лась очередная порция «конечного продукта», начало смеркаться, и зал стал серым. Инженер вел себя как помешанный: он трясся от злости, его лицо судорожно подергивалось. Остальные, не менее удивленные, не переживали, однако, своего открытия так бурно. — Нужно уходить отсюда, — сказал Координа- тор. — В темноте это сложно. Он взял Инженера за плечо. Тот безвольно дви- нулся за ним, но вдруг вырвался, подскочил к оставлен- ному черному предмету и с трудом поднял его. — Хочешь забрать это с собой? — спросил Коорди- натор. — Ладно. Ребята, помогите ему. Физик ухватился за ушки выступов, и они вдвоем с 200
Инженером потащили бесформенный черный предмет. Так они добрались до вогнутой границы завода. Доктор спокойно шагнул в лоснящуюся сиропообразную стену «водопада» — и очутился на равнине, в холодном ве- чернем воздухе. Он с наслаждением втягивал его и под- ставлял лицо порывам ветра. Товарищи вынырнули за ним, Инженер и Физик с трудом донесли свой груз до места, где было оставлено снаряжение, и бросили его на землю. Зажгли плитку, подогрели немного воды, развели в ней мясной концентрат и молча набросились на еду. Тем временем совсем стемнело, вспыхнули звезды, их застывший электрический блеск с каждой минутой ста- новился ярче. Неясные заросли далекой рощи растая- ли во мраке, только голубоватое пламя горелки, шеве- лящееся под слабыми порывами ветра, давало немного света. Из-за погруженной во мрак высокой стены заво- да не доносилось ни звука, не было даже видно, плывут ли еще по ней горизонтальные волны. — Здесь темнеет, как у нас в тропиках, — сказал Химик. — Мы ведь упали в районе экватора? — По-моему, да, — ответил Координатор. — Хотя я даже не знаю наклона планеты к эклиптике. — Как так? Ведь это должно быть известно? — Естественно, данные на корабле. Они замолчали. Чувствовалась ночная прохлада, все закутались в одеяла, а Физик принялся ставить палат- ку. Он накачал полотнище, так что оно натянулось и стало похоже на сплющенное полушарие с маленьким лазом у самой земли, и стал искать какие-нибудь кам- ни, чтобы понадежнее прижать края палатки, но наты- кался только на мелкие камешки. К сидящим вокруг голубоватого огонька друзьям он вернулся с пустыми руками. Вдруг его взгляд упал на принесенный ими тяжелый предмет. Физик поднял его и придавил им край па- латки. — Хоть на что-нибудь пригодилось, — сказал на- блюдающий за ним Доктор. Инженер сидел сжавшись, опустив голову на руки, в состоянии полной подавленности. Он не ска- зал ни слова, и даже передать таоелку просил невнят- ным бормотаньем. 201
— И что теперь, мои милые? — в^руг спросил он, выпрямляясь. — Спать, ясное дело, — спокойно ответил Доктор, благоговейно достав из портсигара папиросу и с на- слаждением затягиваясь. — А завтра что? — спросил Инженер, и было видно, что его спокойствие — тонкая, до предела натянутая пленка. — Хенрик, ты ведешь себя, как ребенок, — сказал Координатор, чистивший кастрюлю раскрошенной зем- лей. — Завтра обследуем следующую секцию. Я пола- гаю, мы сегодня осмотрели около четырехсот метров. — И ты думаешь, мы найдем что-нибудь другое? — Не знаю. У нас есть еще один день. После по- лудня придется возвращаться к ракете. — Страшно утешительно, — буркнул Инженер. Он встал, потянулся и охнул. — У меня как будто все кости переломаны, — признался он. — У нас тоже, — добродушно заверил его Док- тор. — Слушай, ты и вправду ничего не можешь сказать об этом? — Он показал горящим концом папиросы на едва видный силуэт, который прижимал край полот- нища палатки. — Могу. А почему бы нет? Конечно, могу. Это устройство, которое служит для того, чтобы его снача- ла... — Нет, серьезно. Ведь там есть какие-то части. Я-то в этом не понимаю. — А я, думаешь, понимаю?! — взорвался Инже- нер. — Это создание сумасшедшего. — Он ткнул рукой в сторону невидимого завода. — Вернее, сумасшедших. Цивилизация душевнобольных — вот что такое этот проклятый Эдем! То, что мы притащили, создано в це- лой серии процессов, — продолжал он спокойнее. — Прессовка, вдавливание прозрачных сегментов, терми- ческая обработка, шлифовка. Здесь какие-то высокомо- лекулярные полимеры, и какие-то неорганические кри- сталлы. Это — часть, не целое. Для чего она может служить — не знаю. Но даже вынутая из этой сумасшед- шей мельницы — сама по себе — она кажется мне ненормальной. — Что ты имеешь в виду? — спросил Координатор. Химик складывал посуду и припасы, разворачивал 202
одеяло. Доктор загасил папиросу и заботливо спрятал половинку в портсигар. — У меня нет никаких аргументов. Там внутри есть какие-то элементы — они не соединяются ни с чем. Как бы замкнутая на себя электрическая цепь, но расчле- ненная изоляционными вставками. Это... это не могло бы работать. Так мне кажется. В конце концов за столько лет в человеке вырабатывается какая-то про- фессиональная интуиция. Я, конечно, могу ошибаться, но... нет, я предпочитаю об этом вообще не говорить* Координатор встал. Остальные последовали его при- меру. Когда погасла горелка, их накрыла абсолютная тьма, — высокие звезды не давали света, они лишь ярко сверкали в каком-то удивительно низком небе. — Денеб, — тихо сказал Физик. Все смотрели на небо. — Где? Там? — спросил Доктор. Они говорили, бессознательно понизив голоса. — Да. А та, рядом, поменьше, это гамма Лебедя. Страшно яркая. — Раза в три ярче, чем на Земле, — согласился Ко- ординатор. — Холодно и до дому далеко, — протянул Доктор. Ему никто не ответил. По одному они влезли в на- дутый купол палатки. Все так устали, что, когда Док- тор, по обыкновению, сказал в темноте «доброй ночи», ему ответило только дыхание спящих товарищей. Сам Доктор еще не спал. Он подумал, что они по- ступают опрометчиво: из ближних зарослей ночью мог- ла вылезти какая-нибудь пакость, — нужно было выста- вить охрану. С минуту Доктор размышлял, не должен ли он добровольно занять этот пост, но только еще раз иронически улыбнулся в темноту, повернулся и вздох- нул. Он не заметил, как провалился в каменный сон. Утро следующего дня встретило людей солнцем, хотя белых кучевых облаков стало больше. Путешест- венники съели скудный завтрак, оставив немного про- дуктов, чтобы закусить перед дорогой. — Хоть бы раз умыться! — жаловался Киберне- тик. — Такого со мной еще не случалось — человек весь провонял потом, кошмар! Ведь должна же здесь быть где-нибудь вода! — Где вода — там и парикмахер, — безмятежно от- 203
ветил Доктор, глядясь в маленькое зеркало. Он строил скептические и героические гримасы. — Только я боюсь, что парикмахер на этой планете сначала бреет, а потом обратно втыкает тебе все волосы; знаешь, это очень правдоподобно. — Ты в могиле тоже будешь шутить? — выпалил Инженер и, смутившись, пробормотал: — Извини. Я не хотел... — Ничего, — ответил Доктор. — В могиле нет, но постараюсь делать это как можно дольше. Ну, пошли? Они выпустили воздух из палатки, упаковали вещи и, забрав свое снаряжение, двинулись вдоль размерен- но волнующейся завесы, пока не удалились от своего лагеря на добрый километр. — Не знаю, может, я ошибаюсь, но здесь она как будто повыше, — сказал Физик и, сощурившись, огля- дел разбегающиеся в обе стороны арки. Их стыки дале- ко наверху сверкали серебряным огнем. Сбросив поклажу в одну кучу, они направились к за- воду. Вошли без всяких приключений, как и накануне. Физик и Кибернетик немного задержались. — Что ты думаешь об этом исчезновении? — спро- сил Кибернетик. — Тут столько всего происходит, что вчера я совсем о нем забыл. — Что-нибудь с рефракцией, — без всякого убеж- дения ответил Физик. — А на что опирается перекрытие? Не на это же, — Кибернетик показал на взбухающую волнами завесу, к которой они подходили. — Не знаю. Может, опоры укрыты как-нибудь внут- ри или с другой стороны. — Алиса в стране чудес, — встретил их голос Докто- ра. — Начинаем? Сегодня я чихаю поменьше. Может, это адаптация. В какую сторону идем сначала? Обстановка очень напоминала то, что люди видели накануне. Здесь они двигались уверенней и быстрей. Сначала им даже казалось, что вообще ничего не изме- нилось. Колонны, колодцы, лес наклонных пульсирую- щих и вращающихся трубопроводов, вспышки, сверка- ние, — весь круговорот процессов проходил в одинако- вом темпе. Но, присмотревшись к «готовым изделиям», люди обнаружили, что они другие — больше и иной формы, чем вчерашние. Правда, эти «изделия» (они 204
тоже снова вводились в замкнутый цикл) не были аб- солютно идентичны. В основном они напоминали часть рифленой у верхушки половинки яйца. Следы обра- ботки на них показывали, что они должны соединяться с другими частями, кроме того, из них выступали рога- тые утолщения, что-то вроде отрезков труб, в которых перемещались чечевицеобразные пластинки, похожие на дроссельные заслонки или клапаны. Однако при сравнении большого количества этих предметов выясни- лось, что одни имеют два открытых рога, другие — три или даже четыре, причем эти дополнительные выступы были меньше и часто как бы не окончены, словно про- цесс обработки прерывался где-то в середине. Чечеви- цеобразная пластинка иногда целиком заполняла отвер- стие трубы, иногда — только его часть, порой ее не оказывалось вовсе. Поверхность некоторых «яиц» была гладко отполирована, других — шероховатая, втулка «заслонки» тоже изменялась в различных экземплярах. — Ну, что скажешь? — стоя на коленях, спросил Координатор Инженера, копавшегося в коллекции, извлеченной из мульды. — Пока ничего. Пошли дальше, — сказал Инженер, вставая, но было видно, что настроение у него немного исправилось. Постепенно становилось ясно, что зал как бы раз- бит на несколько секций, правда, ничем друг от друга не отделенных, но различающихся внутренним цик- лом выполняемых процессов. Производственное обору- дование — весь этот извивающийся, корчащийся, пых- тящий лес — было везде одинаково. Через несколько сотен метров люди наткнулись на секцию, которая, выполняя те же операции, что и пре- дыдущая, извиваясь, чавкая, пыхтя, несла в своих трубо- проводах, сбрасывала в открытые колодцы, спускала сверху, поглощала, обрабатывала, складывала и плави- ла... ничто. В остальных секциях можно было наблюдать путе- шествующие вверх и вниз раскаленные заготовки или остывающие уже обработанные изделия; здесь же все эти сложные эволюции производились с абсолютной пустотой. Решив сначала, что продукт совершенно прозрачен 205
и потому просто невидим, Инженер высунулся далеко над выбрасывателями и попытался схватить рукой не- что, вылетающее из открывающихся пастей, но не обна- ружил ничего. — Какое-то сумасшествие, — испуганно сказал Хи- мик. Но Инженер почему-то совсем не был потрясен. — Очень интересно, — сказал он, и все пошли дальше. Было около четырех часов, когда Координатор ре- шил возвращаться. Они вышли на равнину, освещен- ную еще высоко стоявшим солнцем, и зашагали к остав- ленному неподалеку снаряжению. — Ну, понемногу проясняется, — заявил Инженер. — Серьезно? — с оттенком иронии бросил Химик. — Да, — подтвердил Координатор. — Что ты об этом думаешь? — обратился он к Доктору. — Это труп, — ответил Доктор. — Что значит — труп? — спросил Химик, который ничего не понимал. — Труп, который двигается, — добавил Доктор. Некоторое время шли молча. — Могу я наконец узнать, что это значит? — спро- сил не без раздражения Химик. — Дистанционно управляемый комплекс для про- изводства различных деталей, который с течением вре- мени совершенно разрегулировался, так как его оста- вили без всякого присмотра, — объяснил Инженер. — Ага! И как давно, по-твоему? — Этого я не знаю. — С очень большим приближением и с не меньшим риском можно высказать гипотезу, что... самое меньшее несколько десятков лет, — сказал Кибернетик. — Но возможно, еще раньше. Если бы я узнал, что это случилось двести лет назад, я бы тоже не удивился. — Или тысячу, — флегматично добавил Координа- тор. — Как ты знаешь, автоматы контроля разрегули- руются в темпе, соответствующем коэффициенту ир- радиации, — начал Кибернетик, но Инженер его пре- рвал: — Они могут работать на ином принципе, чем наш, да и вообще мы ведь даже не знаем, электронные ли 206
это системы. Лично я сомневаюсь. Материал какой-то неметаллический, полужидкий. — Подробности не имеют значения, — сказал Док- тор, — но что вы думаете об этом? Я имею в виду, ка- кие вы составляете гороскопы? Я-то в полной темноте. — Ты имеешь в виду жителей планеты? — спросил Химик. — Да, я имею в виду жителей планеты. ГЛАВА ТРЕТЬЯ Поздно ночью путешественники добрались до хол- ма, над которым возвышался корабль. Чтобы возвра- титься побыстрее и избежать встречи с обитателями за- рослей, они пересекли паучий лес в том месте, где кус- ты расступились на несколько метров, как будто их развалил на стороны какой-то гигантский плуг. Внезапные сумерки накрыли равнину, когда косой си- луэт ракеты был уже отчетливо виден, — не пришлось даже зажигать фонарей. Все проголодались, но еще больше — устали, поэтому решили разбить палатку и сразу лечь спать. Умиравший от жажды Физик отпра- вился по туннелю в корабль и довольно долго не воз- вращался. Палатка была уже почти установлена, когда из-под земли раздался его крик. Кто-то подскочил к лазу и помог Физику выбраться на поверхность. У него тряслись руки. Он был так взволнован, что едва мог говорить. Координатор схватил его за плечи. — Там, — Физик показал на темнеющий над ними корабль, — там кто-то был. - Что? — С чего ты взял? — Кто был? — Не знаю. — Как же ты узнал, что был? — По... следам. По ошибке я зашел в навигацион- ную рубку. Там было полно земли — ее нет. — Как это нет?! — Нет. Там почти чисто. — А где же земля? — Не знакх 207
— Ты заходил в другие помещения? — Да. То есть я... забыл, что в рубке была земля, и сначала ничего такого не подумал, я хотел напиться, пошел на склад, нашел воду, но мне ее было не во что набрать, тогда я пошел в твою каюту, — он посмотрел на Кибернетика, — там... — Что там, черт подери? — Все покрыто слизью. — Слизью? — Да, прозрачной, липкой слизью, — наверное, она еще осталась у меня на ботинках! Я ничего не видел, а потом почувствовал, что у меня прилипают подошвы. — Но возможно, что-нибудь вытекло из цистерн или произошла какая-нибудь химическая реакция; ты же знаешь, в лаборатории перебита половина посуды. — Не говори глупостей! Посвети мне на ноги. Пятно света ушло вниз, появились ботинки Физика, местами отсвечивающие, как бы обтянутые пленкой бесцветного лака. — Это еще не значит, что там кто-то был, — неуве- ренно сказал Химик. — Да я ведь даже тогда не сообразил! Взял кружку и вернулся на склад. Я чувствовал, что подошвы у меня прилипают, но не обратил на это внимания. Напился воды, а когда возвращался, мне почему-то взбрело в го- лову заглянуть в библиотеку, сам не знаю зачем. Мне было немного неспокойно, но ни о чем таком я не ду- мал. Открыл дверь, посветил, а там чисто — ни крошки земли! А ведь туда-то землю я сам таскал и сразу же это вспомнил, а уж потом и про то, что в рубке она тоже была. — А дальше что? — спросил Координатор. — Ничего, побежал сюда. — Может, он еще там — в рубке или в другом скла- де, — вполголоса сказал Кибернетик. — Не думаю, — проговорил Координатор. — Надо бы туда сходить... — громко размышлял Хи- мик, но видно было, что он не особенно рвется осу- ществить этот проект. — Покажи-ка еще раз свои ботинки, — произнес Координатор. Он внимательно осмотрел засохшую блестящую пленку, которая прилипла к коже. 208

— Нужно что-то делать, — отчаянным голосом ска- зал Кибернетик. — Еще ничего не случилось. Какой-то представи- тель здешней фауны влез внутрь корабля и, не обнару- жив ничего для себя интересного, удалился, — сказал Координатор. — Наверное, дождевой червь, да? Примерно с аку- лу или с двух акул, — бросил Кибернетик. — Что же произошло с землей? — Это действительно странно. Может... Не договорив, Доктор начал кружить около ракеты. Его силуэт удалялся в ореоле светового пятна, которое то концентрировалось низко у земли, то, бледнея, убе- гало во мрак. — Эй, — крикнул вдруг Доктор. — Эй! Нашел! Все подбежали к нему. Он стоял над длинным, в не- сколько метров, валом утрамбованной и кое-где покры- той клочьями блестящей тонкой пленки земли. — Кажется, это и вправду какой-то дождевой червь, — выдавил Физик. — Придется ночевать в ракете, — внезапно решил Координатор. — Сначала обыщем ее для верности, а по- том закроем люк. — Да ты что? Это же займет всю ночь: мы ни разу не заглядывали во все помещения, — простонал Химик. — Ничего не поделаешь. Они оставили надутую палатку на произвол судьбы и нырнули в туннель. Время шло, а люди бродили по кораблю, тщательно осматривая каждый уголок. Физик доказывал, что об- ломки пультов в рубке переложены с места на место, но никто не помнил точно, где они лежали раньше. По- том сомнения одолели Инженера. Ему казалось, что ин- струменты, которыми делали мотыги, он оставил в дру- гом положении. — Да хватит вам, — нетерпеливо сказал Доктор. — Нашли когда играть в сыщиков, — скоро два! Спать улеглись только в три, и то лишь потому, что Инженер предложил не осматривать оба яруса машин- ного отделения, а попросту запереть ведущие в него двери в стальной переборке. Воздух в закрытом поме- щении был спертым, в нем висел какой-то неприятный запах. Люди падали от усталости, и, едва сбросили 210
с себя обувь и комбинезоны, едва погасили свет, их сморил тяжелый, неспокойный сон. Доктор проснулся с совершенно свежей головой. Вокруг было совсем темно. Он поднес к глазам часы, но никак не мог понять, который час; время не согласо- вывалось с густым мраком, — он забыл, что находится в ракете, под землей. Наконец, разглядев веночек зе- леных искорок на циферблате, он разобрался, что скоро восемь. Это его удивило. Так мало спать! Он недоволь- но заворчал, хотел уже повернуться на другой бок и застыл. В глубине корабля что-то происходило, — он не столько слышал это, сколько чувствовал. Пол доносил слабую дрожь. Где-то очень далеко что-то звякнуло, звук был еле слышен, но Доктор сразу же сел на по- стели. «Вернулось!» — подумал он о существе, чьи слизи- стые следы обнаружил Физик. «Пытается справиться с люком», — это была следующая мысль. Корабль вдруг задрожал, как будто гигантская сила хотела еще глубже вогнать его в землю* Кто-то беспо- койно застонал сквозь сон. Доктору на мгновение пока- залось, что волосы у него встают дыбом. Корабль ве- сил шестнадцать тысяч тонн! Пол затрясся в судорож- ной рваной дрожи. Вдруг он понял. Это был один из силовых агрегатов! Кто-то его за- пустил! ! — Вставайте! — крикнул Доктор, на ощупь отыски- вая фонарик. Люди сорвались с постелей, сталкиваясь друг с дру- гом. Доктор наконец нашел фонарик и зажег его. В не- скольких словах он объяснил, что происходит. Не со- всем проснувшийся Инженер вслушивался в отдален- ный звук. Корпус дернулся еще несколько раз, воздух наполнился напряженным воем. — Компрессоры левых дюз! — крикнул Инженер. Координатор молча застегивал комбинезон, осталь- ные поспешно одевались. Инженер, как был в рубашке и гимнастических брюках, вырвав фонарь из рук Док- тора, выскочил в коридор. Все кинулись за ним. Пол дрожал все сильнее. — Вот-вот сорвет лопасти! — выдохнул Инженер, врываясь в рубку, очищенную нахальным посетителем. 14* 211
Он подскочил к главному рубильнику и перебросил ручку. В углу зажглась одинокая лампочка. Инженер и Координатор вытащили из стенного шкафа электрожек- тор, достали его из футляра и поспешно подключили к зарядным клеммам. Контрольный прибор был разбит, но продольная трубка на стволе засветилась голубым, — тока для зарядки хватало. Пол лихорадочно трясся, все незакрепленные пред- меты подскакивали, на полках прыгали металлические инструменты, что-то стеклянное упало и со звоном раз- билось. Остатки пластиковой облицовки все громче подпевали в резонанс. Вдруг наступила мертвая тиши- на, одновременно единственная лампа погасла. Доктор сразу же включил фонарь. — Зарядили? — выкрикнул Физик. — Максимум на две серии — и за то спасибо, — от- ветил Инженер, не отсоединяя, а вырывая провода из зажимов. Он подхватил электрожектор, опустил его алюми- ниевый ствол вниз, стиснул рукоятку и пошел по ко- ридору в сторону машинного отделения. Они уже до- шли до библиотеки, когда послышался пронизывающий протяжный скрежет, два-три судорожных удара потряс- ли корабль, в машинном отделении что-то рухнуло со страшным грохотом, и снова стало тихо. Инженер и Координатор плечом к плечу подошли к бронированной двери. Координатор отодвинул за- слонку глазка и заглянул внутрь. — Дайте фонарик, — сказал он. Доктор тут же сунул фонарик ему в руку, но све- тить внутрь сквозь узкое застекленное отверстие и одновременно смотреть было нелегко. Инженер от- крыл второй глазок, приложился к нему и задержал дыхание. — Лежит, — немного погодя сказал он. — Что? Кто? — спросили сзади. — Гость. Свети лучше, ниже, ниже — так! Не дви- гается. Ничего не двигается. Он помолчал. — Большой, как слон, — сказал он глухо. — Он коснулся распределительных шин? — спросил Координатор; он ничего не видел, — раструб фонаря целиком закрывал отверстие. 212
— Скорее, влез в разорванные провода. Из-под него торчат концы. — Концы чего? — нетерпеливо спросил Физик. — Кабеля высокого напряжения. Да, он не шевелит- ся. Ну что, отпираем? — Надо, — просто ответил Доктор и начал отодви- гать задвижку. — А если он притворяется? — засомневался t кто-то сзади. — Так хорошо притворяться может только труп, — бросил Доктор, который успел еще раз заглянуть в гла- зок, прежде чем Координатор выключил фонарик. Стальные задвижки мягко скользнули в пазах. Дверь открылась. Долгое мгновение никто не переступал по- рога; Физик и Кибернетик смотрели через плечи стоявших впереди. В глубине, на переломанных плитах экранировки, втиснутая между раздавленными перего- родками, лежала поблескивающая в свете фонаря гор- батая нагая масса. Время от времени по ее поверхности пробегала легкая дрожь. — Живой, — сдавленно шепнул Физик. В воздух поднимался резкий отвратительный чад, словно здесь жгли волос, жидкий синеватый дымок расплывался в полосе света. — На всякий случай, — сказал Инженер, поднял электрожектор, прижимая прозрачный приклад к бедру, и прицелился в бок бесформенной массы. Зашипело. Безыскровой заряд ударил в располз- шееся тело, чуть ниже круто поднимающегося посреди- не горба. Огромная масса напряглась, вздулась и опала, распластываясь еще больше. Верхние края белых пере- городок задрожали. — Конец, — сказал Инженер и перешагнул высокий стальной порог. За ним вошли все. Напрасно они пытались обнару- жить ноги, щупальца, голову этого существа. Беспомощ- ная бесформенная масса покоилась на выломанной сек- ции трансформатора, горб перевесился на одну сторо- ну, как просторный мешок, наполненный желе. Доктор притронулся к боку мертвого существа. На- клонился. — Все это скорее... — буркнул он. — Понюхайте! Он поднял руку — на концах пальцев что-то побле- 213
скивало, как капли рыбьего клея. Химик первый побе- дил инстинктивное отвращение и удивленно вскрикнул. — Узнаёшь, а? — сказал Доктор. Теперь нюхали все — и узнавали горький запах, на- полнявший цеха «завода». Доктор нашел в углу рычаг, который удалось снять с оси, подсунул его более широкий конец под тело и попытался перевернуть его набок. Вдруг он посколь- знулся, конец рычага пробил кожу, и сталь вошла поч- ти до половины в тканевую мякоть. — Ну, дожили — мало того, что развалины, там еще и кладбище! — яростно забубнил Кибернетик. — Помог бы лучше! — сердито рявкнул Доктор; он бился в одиночку, пытаясь перевернуть тело. — Погоди-ка, — сказал Инженер. — Как эта скотина сумела запустить агрегат? Все ошалело посмотрели на него. — Действительно... — пробормотал Физик. — Ну и что? — добавил он глуповато. — Мы должны лопнуть, а его перевернуть, говорю вам, должны! — выпалил Доктор. — Идите все — нет, с той стороны. Так. Нечего брезговать! Ну, что там? — Подожди, — сказал Инженер. Он вышел и вскоре вернулся со стальными ломами. Они подсунули ломы под мертвое туловище и по команде Доктора рванули вверх. Кибернетик вздрогнул, когда его рука, съехав по скользкой стали, коснулась голой кожи существа. С громким шлепком оно перева- лилось набок. Все отскочили. Кто-то вскрикнул. Словно из гигантской, веретенообразной вытянутой устрицы, из толстой складчатой мясистой сумки вы- сунулось маленькое — не больше детского — туловище с двумя ручками. От собственной тяжести оно наклони- лось вниз и коснулось узловатыми пальчиками пола. Оно висело на растягивающихся перепонках бледно- желтых связок, качаясь все медленнее и медленнее, пока наконец не замерло. Доктор первым отважился подойти к нему, подхватил мягкую многосуставчатую конечность. Маленький торс, исчерченный бледными прожилками, выпрямился, и появилось плоское безглазое личико с зияющими ноздрями и чем-то разодранным, словно перекушенный язык, в том месте, где у людей нахо- дится рот< 214
— Обитатель Эдема... — глухо сказал Химик. Инженер, слишком потрясенный, чтобы говорить, уселся на вал генератора и, сам не замечая этого, непрерывно вытирал руки о комбинезон. — Так это одно существо или два? — спросил Фи- зик, наблюдая, как Доктор осторожно ощупывает бес- помощное тельце. — Два в одном или одно в двух. А может, это сим- бионты, — не исключено, что они иногда разъединя- ются. — Но этот, большой, не имеет ни ног, ни глаз, ни головы — ничего! — сказал Инженер и закурил папиро- су — этого он еще никогда не делал. — Это еще выяснится, — ответил Доктор. — Думаю, что вы не будете возражать против вскрытия? Так или иначе его придется расчленить, иначе его отсюда не вы- нести. Я взял бы кого-нибудь ассистировать, но это мо- жет быть... неприятно. Есть добровольцы? — Я. Я могу, — почти одновременно откликнулись Координатор и Кибернетик. Доктор поднялся с колен: — Двое, еще лучше. Теперь я поищу инструменты, это займет некоторое время. Должен сказать, что наше пребывание здесь слишком усложняется. Еще немно- го — и понадобится неделя, чтобы вычистить себе один ботинок, — невозможно кончить ничего, что начато. Инженер и Физик вышли в коридор. Координатор, возвращавшийся из перевязочной уже в резиновом пе- реднике с засученными рукавами, задержался рядом с ними. Он нес никелированный поднос, полный хирур- гических инструментов. — Вы ведь знаете, как работает фильтр, — сказал он. — Если хотите курить, идите наверх. Они пошли по туннелю. Химик присоединился к ним, на всякий случай захватив электрожектор, оставленный Инженером в машинном отделении. Маленькое сплюснутое солнце стояло высоко, вда- ли разогретый воздух дрожал над песками, как желе. Они уселись в длинной полосе тени, которую отбра- сывал корпус ракеты. — Очень странное животное, и совершенно непо- нятно, как оно могло запустить генератор, — сказал Ин- женер. 215
Он потер щеку, щетина уже перестала колоться, — у всех отросли бороды, то один, то другой заявляли о том, что нужно побриться, но ни у кого на это не находилось времени. — Но сейчас, честно говоря, меня во всей этой истории больше всего радует, что генератор вообще дал ток. Значит, по крайней мере обмотка цела. — А замыкание? — заметил Физик. — Пустяки, выбило автоматический предохрани- тель, — это ерунда. Механическая часть рассыпалась целиком, но с этим мы справимся. Запасные комплекты подшипников есть, нужно только поискать. Конечно, обмотку теоретически тоже можно привести в порядок, но голыми руками — мы бы ковырялись пока не посе- дели. Теперь я понимаю, — я просто не решался это проверить: я боялся найти там одну пыль, а тогда, знаете, что бы с нами было. — Реактор... — начал Химик. Инженер скривился. — Реактор — само собой. До реактора очередь дой- дет. Сначала — ток. Без тока мы ничего не сделаем. Течь в охлаждении можно устранить в пять минут, но нужно заварить трубопроводы. Для этого опять-таки нужен ток. — И что, думаешь заняться машинами сейчас? — с надеждой в голосе спросил Физик. — Да. Разработаем план очередности ремонта, я уже говорил об этом с Координатором. Сначала нужно исправить хоть один агрегат. Конечно, придется рискнуть, агрегат нужно запустить без атомной энер- гии — черт знает как! Разве что конным приводом... Чтоб его... Я и понятия не имею, что делается в реак- торе. — Ничего страшного, нейтронные диафрагмы дей- ствуют даже без дистанционного управления, — сказал Физик. — Реактор автоматически перешел на холостой ход, самое большее — при предварительном запуске мо- жет немного повыситься температура, если охлажде- ние... — Благодарю. Реактор может расплавиться, и ты говоришь «ничего страшного»? Они препирались все запальчивее, потом начали спорить более серьезно, а так как никому из них не 216
хотелось спускаться в ракету, рисовали схемы на песке, пока из дыры туннеля не вынырнула голова Доктора. Они вскочили. — Ну, что там? — С одной точки зрения — мало, с другой, наобо- рот, много, — ответил Доктор, выглядевший довольно своеобразно: над поверхностью земли торчала только его голова. — Мало, — тянул он, — потому что, как ни странно это звучит, я до сих пор не разобрался, одно это суще- ство или два. Во всяком случае, это животное. Обладает двумя кровеносными системами, но они разделены не- полностью. То, большое, носитель, двигалось, как я думаю, скачками или шагами. — Это большая разница, — сказал Инженер. — И так, и так, — объяснил Доктор. — То, что вы- глядело как горб... там есть пищеварительный тракт. — На спине? — Это была не спина! Когда его ударило током, оно упало брюхом вверх! — Ты хочешь сказать, что то, маленькое, похожее на... — Инженер замялся. — На ребенка, — докончил спокойно Доктор. — Да, некоторым образом оно ездило верхом на этом носи- теле — во всяком случае, это возможно. Ну, не вер- хом, — поправился он. — Вероятно, чаще всего, оно си- дело внутри большого туловища — там есть сумчатое гнездо, его можно сравнить только с сумкой кенгуру, но сходство очень невелико и не имеет функциональ- ного характера. — И ты допускаешь, что это существо разумно? — спросил Физик. — Наверно, оно должно быть разумным, если су- мело открыть дверь и закрыть ее за собой, не говоря уже о запуске машины, — сказал Доктор, почему-то не проявлявший желания выйти на поверхность, — загвозд- ка лишь в том, что оно не имеет нервной системы в на- шем понимании. — Как так? — подскочил Химик. Голова Доктора подняла брови. — Что делать. Это факт. Там есть органы, о назна- чении которых я не догадываюсь. Есть спинной мозг, но в черепе — в этом маленьком черепе — мозга нет. 217
Вернее, там есть что-то, но любой анатом назвал бы меня профаном, если бы я попытался доказать ему, что это мозг... Какие-то железы, похожие на лимфати- ческие... А между легкими — оно имеет три легких — я обнаружил нечто весьма удивительное. Нечто, что мне очень не понравилось. Я это заспиртовал, потом посмотрите. А сейчас есть более срочные работы. Ма- шинное отделение выглядит, увы, как бойня. Нужно не- медленно выносить и закапывать все, в ракете слишком тепло, и поспешность в самом деле необходима — осо- бенно при такой жаре. Можете надеть темные очки и завязать лица, запах не противный, но такое количество сырого мяса... — Ты шутишь? — слабо спросил Физик. — Нет. Доктор только теперь вылез из туннеля. Поверх резинового халата у него был надет второй, белый, снизу доверху забрызганный красным. — Мне очень неприятно, это действительно может вызвать тошноту. Но что делать. Нужно. Идемте. Доктор повернулся и исчез. Остальные перегляну- лись и поочередно нырнули в туннель. Похоронные работы, как назвал это Химик, закон- чились только после полудня. Работали полуодетые, чтобы, вынося ужасный груз, не перепачкать комбине- зоны. Расчлененные останки закопали в двухстах шагах от ракеты, на вершине холма, и, несмотря на призывы Координатора экономить воду, истратили на мытье пять ведер. Кровь огромного существа, пока она не сверну- лась, очень напоминала человеческую, но быстро меня- ла цвет на оранжевый и высыхала в желтоватую рассы- пающуюся пыль. Измученный экипаж расселся под ракетой, никто даже думать не мог о еде, все только жадно пили кофе и воду. Один за другим люди задремали, хотя должны были как следует обсудить первый этап ремонтных ра- бот. Потом пришлось идти на склад за продуктами, от- крывать банки консервов, разогревать их... В полночь неожиданно решили не ложиться — все выспались, — а приступить к подготовительным работам. Прежде всего нужно было освободить аварийный генератор от заваливших его пластиковых и металли- ческих обломков. Работали ручными домкратами, 218
лебедками, тратили часы на раскопки стального хлама в поисках каждой запасной части, каждой мелочи — уровня или ключа, наконец генератор был целиком осмотрен, разбитый подшипник заменен новым, а лопа- сти самого маленького компрессора приведены в ра- бочее состояние. Инженер добился этого довольно при- митивным способом: поскольку запасных лопастей было слишком мало, он попросту снял каждую вторую лопасть, — производительность крыльчатки, естествен- но, уменьшилась, но, во всяком случае, компрессор мог работать. В пять утра Координатор объявил об окон- чании работ, — он сказал, что так или иначе придется предпринять еще не одну экспедицию, хотя бы для пополнения запасов воды, впрочем, причин найдется больше, и нельзя переворачивать ритм сна и отдыха. Остаток ночи прошел спокойно. Утром никто не изъявлял желания выйти на поверхность, все были го- товы работать дальше — и немедленно. Инженер уже собрал что-то вроде комплекта инструментов первой необходимости, и больше не приходилось за каждым пустяком бегать по всем каютам. Распределительный щит, усеянный оспинами коротких замыканий, при- шлось монтировать почти заново, заменяя безнадежно изуродованные элементы деталями, безжалостно сняты- ми с других, неработающих агрегатов. Теперь остава- лось запустить генератор. Разработанный Инженером план был достаточно рискованным. Он предложил по- дать на крыльчатку компрессора сжатый кислород и, превратив таким образом компрессор в турбину, вра- щать с его помощью ротор генератора. В нормальных условиях аварийная система запускалась водяным па- ром высокого давления из реактора, — реактор, сердце корабля, считается самым прочным из всех механиз- мов, — но теперь ввиду полного разрушения электро- сети об этом нечего было и думать. Приходилось рас- ходовать неприкосновенный запас кислорода, но они рассчитывали снова наполнить опустошенные баллоны атмосферным кислородом, когда машинное отделение начнет работать. Другого пути не было, — мечтать о за- пуске атомного реактора без электричества мог только сумасшедший. Правда, Инженер втайне от всех гото- вился и к такому сумасшедшему шагу, если бы «кисло- родный проект» подвел. Ведь никто не знал, удастся ли 219
запустить реактор, прежде чем будет израсходован весь кислород. Доктор стоял в узеньком колодце под полом верх- него яруса машинного отделения и возбужденным голо- сом считывал с кислородных манометров величину па- дающего давления. Остальная пятерка работала на- верху. Физик возился у временного распределительного щита реактора, смонтированного так, что при виде его у любого земного инженера волосы встали бы дыбом. Вымазанный в смазке, черный, как негр, Инженер, вися головой вниз под генератором, крепил щетки. Координатор застыл рядом с Кибернетиком, — они оба смотрели на мертвую пока шкалу счетчика нейтронов, а Химик бегал от одного к другому, как мальчик для подноски инструментов. Кислород шипел, компрессор в роли газовой турби- ны сердито урчал, слегка позвякивая и вздрагивая: крыльчатка, с которой Инженер обошелся по-варварски, не была как следует сбалансирована, — обороты гене- ратора росли, его вой становился все выше, лампы, свисающие с кое-как растянутых под потолком кабелей, уже давали яркий белый свет. — Двести восемнадцать, двести два, сто девяносто пять, — слышен был монотонный, искаженный метал- лическим эхом голос невидимого Доктора. Инженер вылез из-под генератора, вытирая смазку и пот с заросшего лица. — Можно, — выдохнул он. От огромного напряжения у него тряслись руки, он даже не испытал волнения, когда Физик сказал: — Включаю первую. — Сто семьдесят, сто шестьдесят три, сто шестьде- сят, — мерно сообщал Доктор, перекрывая вой генера- тора, который уже начал давать пусковой ток на реак- тор и с каждой минутой требовал все больше кисло- рода для поддержания оборотов. — Полная нагрузка! — простонал Инженер, наблю- дающий за электроприборами. — Включаю Все! — отчаянным, ломающимся голосом выкрикнул Физик и, инстинктивно сжавшись, словно в ожидании удара, обеими руками вдавил черные ручки. Кибернетик открыл рот. Координатор, сам не заме- чая этого, все сильнее стискивал его плечо. Они смо- 220
трели на прямоугольные шкалы приборов с выбитыми стеклами, с наспех выпрямленными стрелками — счет- чика плотности потока быстрых нейтронов, контроля циркуляции электромагнитных насосов, индикатора ра- диоактивных загрязнений и комплексных внутренних термопар реактора. Генератор стонал, выл, из-под пло- хо контактирующих колец сыпались искры. Внутри реактора, за толстым блестящим панцирем царило мертвое спокойствие. Стрелки даже не шевельнулись. Вдруг Физику показалось, что они помутнели, размаза- лись, он зажмурил веки, а когда открыл слезящиеся глаза, увидел стрелки в рабочем положении. — Прошел критический!! — заорал Физик и за- плакал, не выпуская ручек. Он чувствовал, как обмя- кают мышцы, — он все время ожидал, взрыва. — Наверно, стрелки заело, — спокойно сказал Ко- ординатор, как будто не видел, что делается с Физи- ком. Ему трудно было говорить — так сильно он сжи- мал перед этим зубы. — Девяносто, восемьдесят один, семьдесят два!.. — равномерно выкрикивал Доктор. — Пора!! — крикнул Инженер и рукой в большой красной перчатке перекинул главный переключатель. Генератор взвыл и начал терять обороты. Инженер бросился к компрессору и перекрыл оба входных вентиля. — Сорок шесть, сорок шесть, сорок шесть, — мерно бубнил Доктор. Турбина перестала забирать кислород из баллонов. Лампы быстро бледнели, становились все темнее. — Сорок шесть, сорок шесть... — выкрикивал из ко- лодца Доктор. Вдруг лампы скачком вспыхнули. Генератор вращал- ся еле-еле, но ток был, все включенные приборы пока- зывали растущее напряжение. Физик уселся на пол и закрыл лицо руками. Было почти тихо. Ротор генератора басовито шумел, он вра- щался все медленнее, потом несколько раз качнулся, вздрогнул и остановился. — Сорок шесть... сорок шесть... — продолжал Док- тор. — Какая утечка? — спросил Координатор. — В норме, — ответил Кибернетик. — Видимо, 221
перед этим пробило на максимуме торможения: автомат успел зацементировать, прежде чем замкнуло. Кибернетик больше ничего не сказал, но каждый понял, как он гордится этим автоматом. Одной рукой он украдкой придержал другую — у него дрожали пальцы. — Сорок шесть... — причитал Доктор. — Да хватит тебе! — заорал вдруг в глубину колод- ца Химик. — Уже не нужно! Реактор дает ток! Все молчали. Реактор работал как всегда — бесшум- но. В стальной горловине показалось бледное, окайм- ленное темной бородой лицо Доктора. — Правда? — сказал он. Никто ему не ответил. Все смотрели на приборы, словно не могли насытиться видом стрелок, неподвиж- но стоящих в рабочих положениях. — Правда? — повторил Доктор и начал беззвучно смеяться. — Ты чего это! — сердито сказал Кибернетик. — Пе- рестань. Доктор выбрался наверх, уселся рядом с Физиком и тоже стал не отрываясь смотреть на приборы. Никто не знал, как долго это продолжалось. — Знаете что?.. — сказал молодым свежим голосом Доктор. Все посмотрели на него, словно проснувшись. — Я еще никогда не был таким счастливым, — про- шептал он и отвернулся. ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Поздними сумерками Координатор вместе с Инже- нером вышел на поверхность подышать свежим возду- хом. Они сели на кучу земли и загляделись на краешек красного, как рубин, солнечного диска. — Я не верил, — буркнул Инженер. — Я тоже. — Этот реактор — неплохая работа, а? — Солидная земная работа. — Подумай, выдержал. Они помолчали. — Отличное начало, — заговорил Координатор. 222
— Мы работаем немножко слишком нервно, — за- метил Инженер. — Это ведь — бег на длинную дистан- цию. Между нами говоря, мы сделали что-нибудь около одной сотой того, что нужно сделать, чтобы..* — Я знаю, — спокойно ответил Координатор. — Впрочем, еще неизвестно... — Гравиметрический распределитель, да? — Не только. Рулевые дюзы, весь нижний отсек. — Сделаем. — Угу. Невидящий взгляд Инженера неожиданно наткнулся на продолговатую невысокую насыпь сразу за верши- ной холма — место, где закопали останки погибшего обитателя планеты. — Совсем забыл... — сказал он удивленно. — Как будто это случилось год назад. — А я нет. Все время думаю об этом... о нем. Из-за того, что Доктор нашел в его легких. — Что? А, верно, он что-то такое говорил. Что это было? — Игла. - Игла?! — А может, и не игла, — посмотри сам. Это в банке, в библиотеке. Кусочек тонкой трубки, обломанный, с острым концом, срезанным наискось, как у медицин- ских игл для уколов. — Как же это?.. — Больше я ничего не знаю. Инженер встал: — Это поразительно, но... но я сам не понимаю, по- чему это меня так мало интересует. Собственно, если говорить честно, почти совсем не интересует. Знаешь, я чувствую себя сейчас, как перед стартом. Или как пассажир самолета, который на несколько минут сел в чужом аэропорту, вмешался в толпу туземцев, был свидетелем какой-то странной, непонятной сцены, но знает, что не имеет к этому городу отношения, что че- рез минуту улетит, и все окружающее доходит к нему как бы с большого расстояния, чужое и безразличное. — Мы еще не отлетаем... — Я знаю, но у меня такое ощущение. — Пошли к ребятам. Мы не можем лечь, пока не 223
заменим все времянки. И предохранители нужно уста- новить как следует. Реактор может потом работать вхо- лостую. — Ладно, пошли. Ночь провели в ракете, не гася малых ламп. Время от времени кто-нибудь просыпался, бессмысленными глазами смотрел на горящие огоньки и, успокоенный, засыпал. Утром все встали отдохнувшими. Первым был запущен простейший полуавтомат-уборщик, который то и дело беспомощно застревал в громоздившихся повсю- ду завалах. Кибернетик, ходивший за ним с инст- рументами, вытаскивал его, как таксу из лисьей норы, убирал слишком крупные для захвата уборщика облом- ки и снова его запускал. Полуавтомат поспешно дви- гался вперед, яростно вгрызался в очередную груду му- сора, и все повторялось сначала. После завтрака Док- тор опробовал свою бритву и появился перед товари- щами как бы одетый в бронзовую полумаску: верхняя часть лица у него была обожжена солнцем, а низ — со- вершенно белый. Все последовали его примеру и с тру- дом могли узнать друг друга в заморышах с выступаю- щими скулами. — Нужно получше питаться, — заключил Химик, с отвращением рассматривая в зеркале собственное от- ражение. — Как ты относишься к свежей дичи? — поинтере- совался Кибернетик. Химик вздрогнул: — Благодарю покорно. Даже не говори мне об этом. Только сейчас вспомнил. Мне снилась эта... это... — Это животное? — Черт его знает, животное ли это? — А что? — Какое животное сумело бы запустить генератор? Все прислушивались к их разговору. — Доказано, что все существа на высшей ступени развития изобретают ту или иную одежду, — сказал Инженер, — а это двутелое создание было голым. — Как ты сказал? Голым? — вмешался Доктор. — А что такое? — А то, что о корове или обезьяне ты не сказал бы, что они голые. — У них есть шерсть. 224
— Бегемот или крокодил не имеют шерсти, но их ты тоже не назвал бы голыми. — Ну и что из этого? Просто я так сказал. — Вот именно. Ненадолго все замолчали. — Скоро десять, — заговорил Координатор. — Мы отдохнули, думаю, что теперь сделаем набег в другом направлении. Инженер должен был приготовить элек- трожекторы, — как с этим? — Есть пять штук, все заряжены. — Хорошо. Мы шли на север, пойдем теперь на вос- ток. С оружием, но, конечно, постараемся его не при- менять. Особенно, если встретим этих, как их назвал Инженер... этих двутелов. — Двутел? Двутел? — несколько раз повторил Док- тор с неудовольствием, как бы проверяя это назва- ние. — По-моему, не очень удачно, и, наверно, поэто- му приживется. Почему-то бывает именно так. — Сейчас пойдем? — спросил Физик. — Думаю, что да. Только закроем люк, чтобы избе- жать новых неожиданностей. — А нельзя ли взять вездеход? — спросил Кибер- нетик. — Да... пожалуй, нет. Понадобилось бы самое мень- шее пять часов, чтобы его подготовить, — сказал. Инже- нер. — Если только отложить экспедицию на завтра. Но откладывать выход никому не хотелось. Высту- пили около одиннадцати, так как некоторое время за- няла подготовка снаряжения. Словно договорившись, хотя никто этого не предлагал, шли двойками, с не- большими интервалами, а единственный безоружный — Доктор — находился в средней двойке. То ли грунт в этом направлении был удобнее для пешего путеше- ствия, то ли они шли бодрее, но уже через час ракета пропала из глаз. Ландшафт понемногу изменялся. Все больше было тонких серых «чаш», вдали показались куполообразные, отлогие с севера, возвышенности, спадающие к равнине довольно крутыми террасами и обрывами. Их покрывали более темные, чем почва, пятна растительности. Под ногами сухо шелестели лишайники, серые, словно присыпанные пеплом, но это был их натураль- ный цвет; из их молодых побегов — трубочек с белова- 15 Вахта «Арамиса» 225
тыми прожилками — выглядывали маленькие, похожие на жемчужинки, пузырьки. — Знаете, чего тут больше всего не хватает? — вдруг сказал Физик. — Травы, обыкновенной травы. Ни- когда не думал, что она так... — он на мгновение запнулся, — нужна... Солнце припекало. Когда люди подошли к возвы- шенности, до них донесся мерный далекий шум. — Странно, ветра нет, а там шумит, — заметил Химик. — Это оттуда, — показал рукой шагающий за ним Координатор. — Видимо, там, выше, ветрено. Смотрите, это же совсем земные деревья. — У них другой цвет, и блестят, как... — Нет, они — двухцветные, — вмешался Доктор, об- ладавший хорошим зрением. — Двухцветные поочеред- но: то фиолетовые, то голубые с желтым отливом. Равнина оставалась позади. Люди наугад вошли в широко раскрывшуюся пасть оврага с глинистыми осы- пающимися стенками, покрытыми в тени тончайшей дымкой, которая вблизи оказалась разновидностью ли- шайника или паутины — мнения разделились. Эти об- разования немного напоминали рыхлые клубки нитей стеклянной ваты, слабо прикрепленной к склонам. По- равнявшись с первой группой деревьев, растущих на краю обрыва, несколькими метрами выше, люди задра- ли головы. — Но это совсем не деревья! — разочарованно вос- кликнул Кибернетик, замыкавший колонну. Так называемые «деревья» имели толстые, сильно блестящие, словно натертые жиром, «стволы», и много- ярусные «кроны», которые мерно пульсировали, то тем- нея, как бы наполняясь чем-то, то бледнея, тогда они пропускали солнечный свет. Этим изменениям сопут- ствовал вяло повторяющийся шум, словно кто-то, при- жав рот к эластичному материалу, шепотом повторял: «фссс-ххааа-ффс-ххааа». Как следует присмотревшись к ближайшему дереву, люди обнаружили выступающие из его перепутанных ветвей длинные, как бананы, пу- зыри, усыпанные похожими на гроздья винограда вы- ростами; они то надувались и темнели, то опадали, светлея и бледнея. — Эти деревья дышат, — пробормотал изумленный 226
Физик, вслушиваясь в непрерывно стекающий с высо- ты звук. — Но заметьте: каждое в своем ритме! — восклик- нул, словно обрадовавшись, Доктор. — Чем меньше де- рево, тем оно быстрее дышит! Это... это «деревья легкие»! — Дальше! Пошли дальше! — звал обогнавший груп- пу Координатор. Все двинулись за ним. Овраг, вначале довольно ши- рокий, суживался, его дно не очень круто поднималось в гору. Наконец путешественники вышли на куполо- образную возвышенность, между двумя раскинувши- мися ниже группами деревьев. — Если закрыть глаза, кажется, что стоишь на бе- регу моря, попробуй, — сказал Физик Инженеру. — Я предпочитаю не закрывать глаз, — буркнул Инженер. Они подходили к вершине холма, немного уклонив- шись от маршрута. Перед ними лежала волнистая раз- ноцветная равнина, с разбросанными по ней рощицами мерцающих, то оливковых, то рыжих, дышащих деревь- ев, со светлыми, как мед, склонами глинистых бугров и пятнами серебристого на солнце и серо-зеленого в тени мха. Все это пространство в разных направлениях пересекали тонкие узкие линии. Они бежали по дну впадин, огибали склоны холмов, одни бурые, другие — почти белые, словно посыпанные песком тропинки, третьи — совсем черные, как будто полосы угольной пыли. — Дороги! — крикнул Инженер, но тут же сам себя поправил: — Нет, они слишком узкие для дорог... Что это может быть? — За тем паучьим леском мы тоже обнаружили что-то подобное, — помнишь, газончик, — сказал Химик и поднял к глазам бинокль. — Нет, те были другие... — начал Кибернетик. — Смотрите! Смотрите! — От крика Доктора все вздрогнули. Над желтой полоской, которая спускалась с широ- кой седловины между двумя холмами, на расстоянии нескольких сотен метров двигалось что-то просвечиваю- щее насквозь. Это «что-то» слабо поблескивало на солнце, как полупрозрачное, быстро вращающееся ко- 15* 227
лесо со спицами. На мгновение оно оказалось на фоне неба, стало почти невидимым, ниже, у подножия скло- на, снова засияло ярче, как вращающийся клубок, с огромной скоростью спустилось по прямой, миновало рощу дышащих деревьев, сверкнуло, контрастируя с их темной группой, и исчезло в устье далекого оврага. Доктор повернул к товарищам слегка побледневшее лицо с горящими глазами. — Интересно, что это? — сказал он и оскалился в улыбке, но в глазах его затаилась тревога. — А, черт, забыл бинокль. Дай твой, — обратился Инженер к Кибернетику. — Театральный, — проворчал он презрительно и вернул бинокль. Кибернетик сжал стеклянный приклад электрожек- тора и как бы прикинул его тяжесть. — Думаю, что мы отвратительно вооружены, — про- бормотал он с сомнением. — Почему ты думаешь сейчас о драке?! — напал на него Химик. Некоторое время они молчали, осматривая мест- ность. — Пошли дальше, что ли? — медленно сказал Ки- бернетик. — Конечно, — ответил Координатор. — О, второй! Смотрите! Другое исчезающее сияние, мчавшееся гораздо быстрее первого, двигалось по зигзагообразной линии между холмами. Несколько раз оно спускалось совсем низко над землей, а когда какое-то мгновение неслось прямо на людей, они совсем потеряли его из виду; только когда оно свернуло, снова появился размазан- ный, туманно сверкающий, бешено вращающийся диск. — Вроде какая-то машина... — буркнул Физик и, не отрывая глаз от сияния, которое, уменьшаясь, уже ис- чезало среди волнующихся рощиц, коснулся плеча Ин- женера. — Я кончил политехникум на Земле, — ответил Ин- женер, неизвестно почему вдруг раздражаясь. — Во вся- ком случае, — добавил он с сомнением, — там, в сере- дине, есть что-то... выпуклое, как головка пропеллера. — Да, в самом центре что-то блестит очень силь- но, — подтвердил Координатор. — Какой она может быть величины, как ты думаешь? 228
- Если деревья внизу такой же высоты, как в овра- ге... то самое меньшее десять метров. — В диаметре? Я тоже так думаю. Минимум десять. — Оба исчезли там, — показал Доктор на послед- нюю, заслоняющую перспективу, линию холмов. — Мы ведь тоже туда пойдем, правда? Он начал спускаться по склону, размахивая рука- ми. Остальные поспешили за ним. — Мы должны приготовиться к первому контак- ту, — сказал Кибернетик. Он то кусал, то облизывал губы. — То, что произойдет, невозможно предвидеть. Спокойствие, благоразумие, самообладание — это един- ственные решения, которые мы можем принять, — ска- зал Координатор. — Но, может, будет лучше, если мы изменим порядок. Один — разведчик — впереди, и один сзади. И немного больше растянемся. — Стоит ли нам появляться открыто? Пожалуй, бу- дет лучше, если мы постараемся сначала как можно больше увидеть, пока нас не заметили, — быстро сказал Физик. — Ну... специально прятаться не следует, это всегда выглядит подозрительно. Но, естественно, чем больше мы увидим, тем наше положение будет выгоднее... Решая вопросы тактики, они спустились вниз и, пройдя несколько сотен шагов, оказались у первой за- гадочной линии. Она немного напоминала след старого земного плу- га: почва была мелко разрыхлена, как бы вспахана, и выброшена на обе стороны борозды, шириной не боль- ше двух ладоней. Поросшие мхом углубленные «газон- чики», обнаруженные во время первой экспедиции, были аналогичных размеров, но существовало одно до- вольно серьезное отличие: там окружающая борозду земля была голой, а она сама — покрыта мхом, здесь же, наоборот, через сплошной ковер беловатых ли- шайников шла полоса перемолотого обнаженного грунта. —• Странно, — проговорил Инженер, поднимаясь с колен и вытирая вымазанные глиной пальцы о комбине- зон. — Знаете что? — сказал Доктор. — Я думаю, что те, на севере, должно быть, очень старые, давно за- 229
брошенные, потому они и заросли здешним райским мхом... — Возможно, — бросил Физик, — но что это такое? Наверняка не колесо; от колеса был бы совсем другой след. — А может, какая-нибудь сельскохозяйственная ма- шина? — подсказал Кибернетик. — Ну да, обрабатывает почву на ширине десять сантиметров? Они перешагнули борозду и пошли дальше, напря- мик к другим полосам. Уже шагая вдоль опушки неболь- шой рощицы, которая своим глухим шумом мешала раз- говору, они услышали доносящийся сзади пронзитель- ный заунывный свист и инстинктивно бросились за де- ревья. Над лугом по прямой, со скоростью курьерского поезда, мчался отвесный сияющий вихрь. Его кромка была темной, а в центре ярко светился то фиолетовым, то оранжевым огнем чечевицеобразный выступ диа- метром в два-три метра. Люди подождали, пока сверкающая машина исчезла вдали, и двинулись за ней. Чувствуя себя довольно не- уверенно и непрерывно оглядываясь назад, они пересе- кали теперь широкое открытое пространство. Цепь хол- мов, соединявшаяся неглубокими седловинами, была уже совсем близко, когда снова раздался протяжный свист. Укрыться было негде, и люди просто попадали на землю. В каких-нибудь двухстах метрах от них про- летал вращающийся диск, с центральным утолщением, на этот раз небесно-голубого цвета. — Этот, пожалуй, метров двадцать высотой! — воз- бужденно шепнул Инженер. Они поднялись с земли. Между ними и холмами рас- кинулась котловина, разделенная посредине странной цветной полосой. Подойдя совсем близко, они увидели ручеек с просвечивающим под водой чистым песчаным дном. Оба его берега переливались яркими красками; прозрачную воду обрамлял пояс синеватой зелени, по обеим сторонам шли бледно-розовые полосы, а еще дальше серебристо искрились гибкие растения, густо увешанные большими, с человеческую голову, пушисты- ми шарами; над каждым из них возносилась трехле- пестковая чаша огромного, белого как снег, цветка. Засмотревшись на эту необыкновенную радугу, люди 230
пошли медленнее. Когда они уже приближались к пуши- стым шарам, ближайшие белые «цветы» неожиданно за- трепетали и медленно поднялись в воздух. Мгновение они висели трепещущей стайкой над головами людей, из- давая слабый звон, а потом взметнулись вверх, сверкну- ли на солнце ослепительной белизной взвихрившихся «лепестков» и улетели, чтобы опуститься в чащу свет- лых шаров на другой стороне ручья. Там, где к ручью подходила борозда, его берега, словно мостик, соеди- няла арка из стеклянистого вещества, с правильно рас- положенными круглыми отверстиями. Инженер ногой попробовал прочность мостика и медленно перешел на другую сторону. Едва он очутился там, из-под его ног взметнулись тучи белых «цветов», — они начали беспо- койно кружиться над ним, как стая вспугнутых голубей. Набрали воды из ручья, чтобы потом, вернувшись на корабль, исследовать ее состав, и двинулись даль- ше. Доктор сорвал одно из маленьких растений, образо- вывавших розовую полосу, и вставил его в петлю сво- его комбинезона, словно цветок. Весь стебель расте- ния был облеплен прозрачными шариками телесного цвета. Их запах показался Доктору чудесным. Хотя никто об этом не говорил, но всем жаль было покидать этот очаровательный уголок. Дальше тянулся пологий склон, поросший шеле- стящим под ногами мхом. — Там, на вершине, что-то есть! — вдруг показал Координатор. Выше на фоне неба шевелился предмет неопреде- ленной формы, то и дело испускавший ослепительные вспышки. Когда до вершины оставалось несколько со- тен шагов, люди разглядели что-то вроде низкого вра- щающегося купола. В его боках, покрытых зеркальными секторами, отражались то солнечные лучи, то фрагмен- ты окружающего пейзажа. Чуть дальше, на одной из вершин, виднелось другое подобное сооружение; вернее, о его существовании можно было догадаться по равномерным вспышкам и мерцанию. А еще дальше искрящихся точек станови- лось все больше, они равномерно возникали на верши- нах до самого горизонта. С перевала люди наконец заглянули в глубь невиди- мого до тех пор пространства. 231
Плавный спуск переходил в волнистые поля, через которые тянулись длинные шеренги остроконечных мачт. Самые дальние исчезали у подножия лазурной конструкции, еле видной сквозь массив воздуха. Над ближними мачтами воздух отчетливо дрожал вертикаль- ными столбами, как будто был сильно нагрет. Между рядами мачт вились десятки борозд, они сходились в пучки, разбегались, перекрещивались и вели все в одну сторону — на восток к горизонту. Там бледной, размазанной мозаикой неправильных изломов, возвы- шений, золотистых и серебристых шпилей вырисовыва- лось множество построек, слившихся в голубовато пе- реливающуюся массу. Небосклон в той стороне был немного темней, кое-где к нему взмывали струи молоч- ного пара и расплывались грибом в тонком слое не то тумана, не то тучи, в которой, напрягая взгляд, можно было рассмотреть показывавшиеся и исчезавшие черные точечки. — Город... — шепнул Инженер. — Я его видел... тогда... — так же тихо сказал Ко- ординатор. Они начали спускаться вниз. Первая шеренга мачт или столбов перерезала им дорогу у конца склона. Мачты крепились в грунте конусными втулками с черной, как смола, поверхностью. В каких-нибудь трех метрах от земли втулка кончалась, дальше шел полу- прозрачный столб с центральным металлически побле- скивающим стержнем, воздух наверху сильно дрожал, и было слышно мерное глухое жужжанье. — Это какой-нибудь винт? — полувопросительно сказал Физик. Сначала осторожно, потом все смелей люди начали дотрагиваться до конусного основания мачты. Ее не со- трясала даже легчайшая дрожь. — Нет, там ничто не вращается, — сказал Инже- нер. — Не чувствуется никакой тяги. Это какой-то эмитер... Дальше местность пересекали плавные, едва высту- пающие складки. Город давно уже скрылся из глаз, но заблудиться было невозможно: не только длинные ше- ренги столбов, но и многочисленные борозды среди по- лей показывали направление. Время от времени в ту или другую сторону проносился сияющий вращающий- 232
ся клубок, но всегда на таком большом расстоянии, что прятаться не имело смысла. Впереди оливково-желтым пятном темнел переле- сок. Сначала люди хотели его обойти, следуя за линией мачт, но он раскинулся в обе стороны слишком далеко, и, обходя его, они слишком удлинили бы свой путь, поэтому решили идти напрямик через заросли. Вокруг возвышались дышащие деревья. Землю, по- росшую трубчатыми растениями и беловатым мхом, по- крывали неприятно скрипящие под ногами при каж- дом шаге высохшие пузырчатые листья. Тут и там, меж- ду толстыми корнями высовывались головки бледных мясистых цветов, с торчащими изнутри, как иглы, ши- пами. По толстой коре стволов стекали капельки аро- матичной смолы. Идущий впереди Инженер вдруг за- медлил шаг и неохотно сказал: — К черту, не нужно было сюда забираться. Среди деревьев открывалась глубокая траншея, ее глинистые стенки были покрыты фестонами длинных змеистых лишайников. Люди зашли слишком далеко в лес, чтобы теперь возвращаться, и поэтому сползли по увитой гибкими лианами стенке на дно, по которому струилась тоненькая ниточка воды. Противоположный скат оказался очень крутым, и они пошли по дну тран- шеи, высматривая место, где удалось бы вылезти на- верх. Через сотню шагов траншея стала расширяться, ее берега понизились, немного посветлело. — Что это? — сказал вдруг Инженер и умолк. Ветерок принес приторный, сладковатый запах. Все остановились. Их то обсыпал дождь солнечных зайчи- ков, то накрывала тьма, высоко по своду деревьев про- катывались глухие волны дыхания. — Там что-то есть, — шепнул Инженер. Они уже могли выйти на другой берег траншеи, плоский и низкий, но, держась вплотную друг к дру- гу, наклонившись, шли дальше к стене зарослей. Ино- гда ветерок открывал в ней небольшие щели и оттуда проглядывала какая-то удлиненная белая масса. Почва становилась топкой, чавкала под ногами. Никто не об- ращал на это внимания. За покрытыми гроздями нарос- тов стеблями раскинулась залитая солнцем полянка, де- ревья расходились и снова смыкались в глубине, раз- деленные только узкой просекой, из которой на полян- 233
ку выбегала одинокая борозда. Она кончалась у прямо- угольного рва, окруженного выброшенной из него гли- ной. Люди как вкопанные стояли у кромки зарослей, медленно раскачивающиеся стебли шуршали по их ком- бинезонам, грозди лениво касались ног и словно не- хотя отступали. Люди стояли и смотрели. Громоздящийся над краем рва восковой вал по- казался им в первый момент монолитной вспухшей глыбой. Страшная вонь едва позволяла дышать. Взгляд постепенно с трудом выделял отдельные фигуры. Неко- торые лежали горбами вверх, другие — на боку, из складок грудных мышц больших тел высовывались бо- лезненные, бледные торсы с вывернутыми, сплющен- ными личиками. Огромные тела, сжатые, сдавленные, переплетенные худыми ручками с узловатыми пальцами, беспомощно свисавшими вдоль раздувшихся боков, были покрыты желтыми потеками. Доктор с силой сжал плечи стоявших перед ним товарищей, но они даже не почувствовали этого. Медленно они сделали несколько шагов вперед. Плечом к плечу они подходили все ближе, не отры- вая глаз от того, что наполняло глубокий котлован. Большие капли водянистой жидкости, блестящей в солнечных лучах, стекали по восковым спинам, по бо- кам, собирались во впадинах безглазых лиц, — людям казалось, что они слышат звук этих мерно падающих капель. Далекий надвигающийся свист заставил их мышцы напрячься. В мгновение ока они бросились к зарослям, разорвали их стену, припали к земле, руки сами схвати- ли приклады электрожекторов. Потревоженные стебли еще колыхались, когда из-за деревьев с противополож- ной стороны на поляну выкатился вертикальный круг, окруженный слабо светящимся ореолом взвихренного воздуха. В нескольких шагах от рва он притормозил, но свист стал еще громче, рассекаемый вихрем воздух клокотал. Диск объехал ров, приблизился к нему, вдруг глина взлетела вверх, желтоватое облако почти до половины закрыло сверкающий круг, град комьев посыпался на заросли, на прижавшихся к земле людей, послышался отвратительный тупой звук, как будто гигантская шпо- ра раздирала мокрую холстину, вращающийся диск был 234
уже у другого края полянки, он снова приближался, на мгновение остановился на месте, его дрожащая вер- тикальная кромка лениво склонялась то вправо, то вле- во, как бы прицеливаясь, вдруг он рванулся вперед, и другая сторона рва покрылась тучей выброшенной с шу- мом глины. Диск звенел, дрожал на месте, казалось, раздувался, в зеркальных колпаках с обеих его сторон, уменьшаясь, отражались деревья, внутри по-медвежьи шевелилась какая-то тень, резкий выбрирующий звук внезапно ослаб, и круг помчался обратно по борозде. На полянке теперь возвышался выпуклый холмик свежей глины, окруженный глубокой, почти в метр, канавой. Доктор первым взглянул на остальных. Они медлен- но поднялись, машинально отряхнули обрывки растений и нити паутины с комбинезонов. Потом, словно сго- ворившись, пошли обратно, той же дорогой. Они уже оставили далеко позади ров, деревья, ряды мачт и под- ходили к середине склона, над которым мерцал зер- кальный купол, когда Инженер сказал: — А может, это все-таки только животные? — А мы кто? — таким же тоном, как эхо, сказал Доктор. —. Нет, я думаю... — Вы видели, кто сидел в этом вращающемся круге? — Я вообще не заметил, чтобы там кто-нибудь был, — сказал Физик. — Был. А как же. Там, в центре, — как бы гондола. Поверхность полированная, но немного пропускает свет. Ты заметил? — обратился Координатор к Доктору. — Заметил. Но не уверен, то есть... — То есть предпочитаешь не быть уверенным? - Да. Они шли дальше. Молча миновали цепь высоких холмов, уже по другую сторону ручья, и, увидев при- ближающиеся от очередной рощи блестящие диски, легли на землю. — У комбинезонов хороший цвет, — сказал Химик, когда они встали и двинулись дальше. — А все-таки странно, что нас до сих пор не заме- тили, — бросил Инженер. Координатор, который до этого момента молчал, вдруг остановился: 235
— Нижний трубопровод АР не поврежден, правда, Хенрик? — Да, он в порядке. А в чем дело? — У реактора есть резерв. Можно бы спустить немного раствора. — Хоть двадцать литров! — сказал Инженер, и его лицо осветилось злой усмешкой. — Не понимаю! — вмешался Доктор. — Они хотят спустить раствор обогащенного ура- на, чтобы зарядить излучатель, — объяснил ему Физик. — Уран?! Доктор побледнел: — Не думаете же вы... — Мы ничего не думаем, — ответил Координатор. — С момента, когда я увидел это, я вообще перестал ду- мать. Думать будем потом. Сейчас... — Внимание! — крикнул Химик. Все упали. Сверкающий круг промчался мимо и уже начал уменьшаться вдали, но вдруг затормозил и, описывая большую дугу, стал приближаться. Пять стволов под- нялось над землей, маленькие, как игрушечные писто- летики, по сравнению с гигантом, который своим свер« канием заслонил полнеба. Неожиданно диск остано- вился, звон усилился, потом ослаб, что-то вращалось все медленнее, внезапно появился раскидистый много- угольник, ажурная конструкция, она начала клонить- ся набок, как будто собиралась упасть, но ее подперли две наклонно выброшенные лапы. Из центральной гон- долы, утратившей зеркальный блеск, вылезло что-то небольшое, косматое, темное и, молниеносно перебирая конечностями, соединенными складчатой перепонкой, спустилось по наклонной дырчатой стойке, спрыгнуло на землю и, плоско прилипая к ней, поползло прямо по направлению к людям. Почти одновременно гондола открылась сразу во все стороны, как вертикальная чаша цветка, и большая блестящая фигура съехала вниз на чем-то овальном и толстом, что моментально съежилось и исчезло. Огромное существо, спустившееся из гондолы, не спеша выпрямилось во всю свою высоту. Люди узнали его, хотя оно удивительно изменилось, целиком покры- тое спиральными витками блестящей, как серебро, 236
субстанции. Наверху в окаймленном черным отверстии показалось маленькое плоское дицо. Косматое животное, которое первым выскочило из остановившегося круга, ползло ловко и быстро, не от- рываясь от земли. Только теперь люди заметили, что оно тащит за собой что-то похожее на большой рас- плющенный, словно лопата, хвост. — Стреляю, — негромко сказал Инженер, прижи- мая лицо к прикладу. — Нет! — крикнул Доктор. «Подожди», — хотел сказать Координатор, но Ин- женер уже дал серию. Он целился в ползущее живот- ное, но промахнулся. Полет электрического заряда был невидим, послышалось только слабое шипение. Инже- нер отпустил курок, не снимая с него пальца. Свер- кающее серебром существо не двинулось с места. Вдруг, оно шевельнулось и, кажется, свистнуло. Животное моментально оторвалось от земли и од- ним прыжком пролетело метров пять; приземляясь, оно съежилось в шар, взъерошилось, странно распухло, ло- патообразный хвост раздвинулся, поднялся вертикаль- но, разошелся вверх и в стороны, в его вогнутой, как раковина, поверхности что-то бледно вспыхнуло и по- плыло по людям. — Огонь!! — рявкнул Координатор. Огненный шарик размером с орех плавно колыхал- ся в воздухе, виляя то в одну, то в другую сторону, но подплывал все ближе, люди уже слышали его потрески- ванье, — казалось, капли воды пляшут на раскаленном листе. Все начали стрелять. Пораженное несколькими попаданиями, животное, корчась, упало, веерообразный хвост накрыл его цели- ком, почти одновременно огненный орех начало сносить ветром в сторону, как будто он потерял управление. Он пролетел в нескольких шагах от людей и растаял вдали. Серебряный гигант выпрямился еще больше, над ним появилось что-то тонкое, и он начал подниматься к открытой гондоле. Заряды ударили в него с громким треском. Он сломался пополам и глухо стукнулся о землю. Люди поднялись и подбежали к нему. — Внимание! — опять крикнул Химик. Два блестящих круга вынырнули из-за леса и нес- 237
лись к холмам. Люди бросились на землю, готовясь к худшему, но произошло что-то странное: оба круга, даже не замедлив движения, промчались дальше и ис- чезли за вершинами холмов. Через несколько секунд позади из рощи дышащих деревьев послышался приглушенный рев. Одно из бли- жайших деревьев раскололось пополам и свалилось, из- вергая клубы пара. — Быстро! Быстро! — крикнул Координатор. Он подбежал к косматому животному, лапки кото- рого торчали из-под накрывавшего их голого мясистого хвоста, и, опустив ствол, в несколько секунд превратил его в уголь, потом ногой разбросал остатки и втоптал их в землю. Инженер и Физик стояли перед серебря- ной глыбой под ажурным многоугольником, опираю- щимся на наклонные лапы. Инженер дотронулся до ее горба, вздутого и как будто медленно растущего. — Его нельзя оставлять так! — крикнул Координа- тор, подбегая к ним. Он был очень бледен. — Такую массу не сжечь, — буркнул Инженер. — Посмотрим, — ответил сквозь зубы Координатор и выстрелил с двух шагов. Вокруг ствола дрожал воздух. Серебряная фигура мгновенно покрылась черноватыми пятнами, вверх взметнулась сажа, разнесся отвратительный запах горе- лого мяса, что-то забулькало. Химик, побледнев, отвер- нулся и отбежал в сторону. Кибернетик пошел за ним. Когда оружие Координатора было разряжено, он молча протянул руку к электрожектору Инженера. Почерневшая туша, расплющиваясь, опадала, над ней вился дым, носились лохмотья копоти, звук кипения перешел в потрескивание, как будто горело сухое поле- но, а Координатор все еще нажимал занемевшим паль- цем спуск, пока останки не распались в бесформенную груду пепла. Подняв вверх электрожектор, он прыгнул в нее ногами и начал разбрасывать. — Помогите мне! — крикнул он хрипло. — Не могу, — простонал Химик. Он стоял с закрытыми глазами, на лбу у него бле- стели капельки пота, обеими руками он схватился за горло, как будто хотел себя задушить. Доктор стиснул зубы, так что они скрипнули, и прыгнул в горячий пе- пел за Координатором. 238
— А думаешь, я могу! — заорал Координатор. Доктор, не глядя под ноги, топтал и топтал. Навер- ное, они выглядели довольно забавно, подскакивая на одном месте. Они вбивали в землю недогоревшие ком- ки, вдавливали в нее пепел, потом сгребали землю со всех сторон прикладами, пока не засыпали последние следы. — Чем мы лучше их? — спросил Доктор, когда они на мгновение остановились, тяжело дыша, залитые потом. — Он на нас напал, — буркнул Инженер, с яростью и омерзением вытирая следы копоти с ложа электро- жектора. — Идите сюда! Уже всё! — крикнул Координатор. В воздухе плавал резкий запах паленого, травяни- стые лишайники вокруг обуглились. — А что с этим? — крикнул Кибернетик, показы- вая на ажурную конструкцию. Она возносилась над ними на высоту четырех эта- жей. — Попробуем привести в действие, — сказал Координатор. У Инженера расширились глаза. — Думаешь? — Внимание! — крикнул Доктор. Один за другим три сверкающих круга появились на фоне рощи. Люди отбежали на несколько шагов и снова легли. Координатор проверил состояние зарядни- ка и ждал, вдавив широко расставленные локти в жест- кий мох. Круги миновали их и покатились дальше. — Пойдешь со мной? — спросил Координатор, дви жением головы показывая Инженеру на висящую В шести метрах от земли гондолу. Тот молча подбежал к машине, обеими руками об- хватил опору и, всовывая пальцы в отверстия, быстро полез вверх. Координатор взбирался вслед за ним. Ин- женер первым очутился под гондолой, схватился за один из нижних выступов, начал там что-то делать, слышно было, как металл звякает о металл, потом при- поднялся и скрылся внутри. Немного погодя высуну- лась его рука, Координатор схватил ее, и они оба очу- тились наверху. Довольно долго ничего не происходи- ло, потом пять растопыренных лепестков гондолы мед- 239
ленно закрылись, не издав ни малейшего звука. Люди внизу невольно вздрогнули и отступили назад. — Что это был за огненный шарик? — спросил Док- тор Физика. Они оба, не отрываясь, смотрели вверх. В гондоле двигались туманные неясные тени. — Похоже на маленькую шаровую молнию, — неуверенно сказал Физик. — Но его выпустило это животное! — Да, я видел. Может, это какое-нибудь здешнее, электрическое... Смотри! Ажурный многоугольник неожиданно вздрогнул и зазвенел, поворачиваясь вокруг своей вертикальной оси. Поддерживающие его лапы беспомощно разъехались, и он чуть не упал. В последний момент, когда он угро- жающе наклонился, снова что-то зазвенело, на этот раз резким высоким тоном, вся конструкция растаяла в сверкающем вращении, и слабый ветерок охватил сто- явших внизу. Круг вращался то быстрее, то медленнее, но не двигался с места. Он взревел, как двигатель огромного самолета, комбинезоны стоявших поодаль лю- дей рванула воздушная струя, они отступили еще даль- ше, одна, потом другая опорные лапы поднялись и рас- творились в сверкающем вихре. Вдруг, словно выстре- ленный из пращи, огромный круг понесся по борозде, выскочил из нее и неожиданно затормозил. Он рыл и выбрасывал землю, устрашающе рыча, но двигался очень медленно. Наконец он снова попал в борозду, помчался по ней с бешеной скоростью и через несколь- ко секунд превратился в маленький дрожащий огонек на склоне у леса. Возвращаясь, он еще раз выскочил из пропаханной борозды и снова пополз лениво, как бы с усилием, окруженный у основания облачком выброшенной в воз- дух перемолотой земли. Послышался звон, из сверкающего вихря появился тонкий ажур конструкции, гондола открылась, и Коор- динатор, высунувшись, позвал: — Лезьте наверх! — Что? — удивился Химик, но Доктор уже понял: — Поедем на этой штуке. — А мы поместимся все? — спросил Кибернетик, держась за металлическую опору. 240
Доктор уже карабкался вверх: — Как-нибудь поместимся, давайте! Несколько дисков промелькнуло у леса, но людей с них, очевидно, не заметили. В тесной гондоле могло как-нибудь устроиться четверо, но для шестерых места не было, — двоим пришлось лечь ничком на вогнутое дно. Знакомый горьковатый запах неприятно щекотал ноздри, они осознали все, что случилось, и их ожив- ление ушло. Лежавшие внизу Доктор и Физик видели только стык удлиненных плит, над их головами послы- шался пронзительный свист, и они почувствовали, что экипаж движется. Почти сразу же плиты днища стали прозрачными, и с высоты двух этажей они увидели равнину, как будто плыли над ней на воздушном шаре^ Вокруг что-то шумело. Координатор лихорадочно пере- говаривался с Инженером. Они управляли машиной, устроившись в неестественных, очень неудобных позах около перепончатого выступа в носу гондолы. Каждые несколько минут они в страшной тесноте сменялись, то- гда Химику и Кибернетику приходилось почти падать на Доктора и Физика. — Как это действует? — спросил Химик Инженера, который, всунув обе руки в глубокие отверстия пере- пончатой выпуклости, удерживал экипаж на прямой. Машина быстро двигалась по борозде, пропаханной среди поля. Из гондолы вообще не было видно враще- ния, — казалось, она плывет по воздуху. — Понятия не имею, — простонал Инженер. — У меня судороги, давай ты! — Он отодвинулся, давая место Координатору. Гигантский ревущий круг закачался, выскочил из борозды, резко затормозил и начал круто поворачивать. Координатор с трудом впихивал руки в отверстия рулевого устройства. Через мгновение он вывел гигантский волчок из виража, и ему удалось снова вой- ти в борозду. Диск помчался быстрее. — Почему это так медленно едет вне борозды? — снова спросил Химик. Чтобы удержать равновесие, он опирался на плечи Инженера. Между его расставленными ногами лежал Доктор. — Говорю тебе, не имею ни малейшего понятия! — заорал Инженер, массируя себе кисти, на которых ба- 16 Вахта «Арамиса» 241
гровели кровавые подтеки. — Равновесие удерживает по принципу гироскопа, а больше я ничего не знаю. Вторая цепь холмов осталась позади. Местность, уже отчасти знакомая по пешей прогулке, с высоты про- сматривалась великолепно. Вокруг свистел едва разли- чимый обод. Борозда вдруг изменила направление. Чтобы вернуться к ракете, нужно было свернуть на це- лину. Скорость упала сразу же, диск не делал даже два- дцати километров в час. — Они почти беспомощны вне борозды, об этом нужно помнить! — заорал Инженер, перекрывая свист и звон. — Смена! Смена! — позвал Координатор. На этот раз маневр прошел довольно гладко. Диск поднимался на крутой склон очень медленно, немного быстрее, чем хороший пешеход. Инженер отыскал вда- ли выемку, которая вела к равнине. Машина уже въез- жала под нависшие над глинистым оползнем деревья, когда у него начались судороги. — Бери! — крикнул он пронзительно и вырвал руки из отверстий. Координатор почти вслепую рванулся, чтобы его за- менить, огромный круг наклонился и опасно прибли- зился к рыжему обрыву. Вдруг что-то заскрежетало, раздался треск, свистящая мельница задела кромкой крону дерева, в воздухе закружились поломанные вет- ки, гондола резко подскочила и с адским грохотом сва- лилась набок. Вырванное с корнем дерево взметнулось к небу, в последний момент двигающийся обод рванул его вниз, над разбитой, зарывшейся в обрыв машиной с шипением лопнули тысячи пузырьковых листьев, под- нялась туча беловатых грибовидных семян, и все утих- ло. Гондола вдавленным боком упиралась в откос. — Экипаж! — механически сказал Координатор, встряхивая головой. Его оглушило, уши были словно заложены ватой. Он с удивлением смотрел на клубы парящих беловатых пылинок. — Первый, — простонал Инженер, поднимаясь с пола. — Второй. — Голос Физика доносился снизу. — Третий, — с трудом проговорил Химик, зажимая рот: с подбородка у него стекала кровь. 242
— Четвертый, — сказал Кибернетик, его отбросило назад, и с ним ничего не случилось. — Пя... тый... — выдавил Доктор, он лежал под все- ми на самом дне гондолы. И вдруг все разразились каким-то безумным смехом. Они лежали друг на друге, засыпанные толстым сло- ем щекочущих пушистых семян, попавших внутрь через верхние прорези гондолы. Инженер мощными ударами пытался открыть ее лепестки. Все, вернее те, кому позволяло место, уперлись плечами, руками, спи- нами в прогнутую поверхность. Обшивка задрожала, послышался слабый треск, но гондола не открывалась. — Опять? — спокойно спросил Доктор. Он не мог даже шевельнуться. — Знаете, мне это надоело! Эй, кто там — слезь с меня сейчас же, слышишь! Хотя положение было невеселым, все действовали в каком-то лихорадочном возбуждении. Соединенными усилиями вырвали какую-то гребенчатую раму и нача- ли размеренно бить ею, как тараном, в верхний лепе- сток гондолы. Он гнулся, покрывался вмятинами, но не поддавался. — С меня хватит, — сердито рявкнул Доктор и на- прягся, пытаясь встать. В этот момент под ним что-то треснуло, и люди посыпались вниз, как груши, скаты- ваясь по пятиметровому склону на дно оврага. — Никто не пострадал? — спросил вымазанный в глине Координатор, первым вскакивая на ноги. — Нет, но... но ты весь в крови, ну-ка, покажись, — нахмурился Доктор. У Координатора в самом деле была рассечена кожа на голове, рана доходила до середины лба. Доктор пере- вязал его, как сумел. Остальные отделались синяками, а Химик плевался кровью, — он прикусил себе губу. Они двинулись в направлении ракеты, даже не оглянув- шись на разбитую машину. ГЛАВА ПЯТАЯ Солнце уже касалось горизонта, когда они добра- лись до небольшой возвышенности. Ракета отбрасывала длинную тень, теряющуюся далеко среди песков пусты- ни. Прежде чем войти внутрь, они добросовестно 16* 243
осмотрели местность, но не нашли никаких следов, ука- зывающих на то, что кто-нибудь был поблизости во время их отсутствия. Реактор работал нормально. Полу- автомат успел очистить боковые коридоры и библиоте- ку, до того как безнадежно увяз в толстой слое пла- стиковых и стеклянных осколков, устилавших лабора- торию. После ужина, проглоченного молниеносно, Доктору пришлось зашить все еще кровоточащую рану Коор- динатора. Тем временем Химик успел проделать анализ воды, взятой в ручье, и убедился, что она пригодна для питья, хотя содержит значительную примесь солей железа, портящих вкус. — Теперь мы можем наконец посоветоваться, — заявил Координатор. Все собрались в библиотеке и расселись на надув- ных подушках. Координатор, сверкая белизной свежей повязки, устроился в центре. — Что мы знаем? — сказал он. — Знаем, что плане- та населена разумными существами, которых Инженер назвал двутелами. Это название не отвечает тому, что... но не будем об этом. Мы встретились со следующими проявлениями цивилизации двутелов: с автоматическим заводом, который мы сочли разрегулировавшимся и по- кинутым, — теперь я не совсем в этом уверен; во-вто- рых, с зеркальными куполами неизвестного назначе- ния на холмах; в-третьих, с мачтами, которые излучают что-то, — вероятно, какой-то вид энергии, — их назна- чение нам также неизвестно; в-четвертых, с машинами, причем одну, подвергшись нападению, мы захватили, привели в действие и разбили; в-пятых, мы видели из- далека их город, о котором нельзя сказать ничего опре- деленного; в-шестых, упомянутое мною нападение вы- глядело так: двутел натравил на нас, ну, скажем, жи- вотное, вероятно соответственно выдрессированное, которое излучило в нас нечто вроде маленькой шаровой молнии и дистанционно ею управляло, пока мы его не уничтожили. Наконец, в-седьмых, мы были свидетеля- ми того, как засыпался ров — могила, полная мертвых обитателей планеты. Это все, насколько я помню. По- правьте меня или дополните, если я ошибся или что-ни- будь опустил. 244
— В принципе это все, почти... — сказал Доктор. — За исключением того, что случилось позавчера на ко- рабле. — Верно. Оказывается, ты был прав: то существо было голым. Возможно, оно просто пыталось где-ни- будь спрятаться и в паническом бегстве заползло в пер- вое отверстие, на которое наткнулось, а это был как раз туннель, ведущий в нашу ракету. — Эта гипотеза очень соблазнительна, но и очень рискованна, — ответил Доктор. — Мы, люди, рассуж- даем и понимаем по-земному и вследствие этого можем сделать серьезные ошибки, принимая чужую видимость за нашу истину, то есть укладывая определенные фак- ты в схемы, привезенные с Земли. Я совершенно уве- рен, мы все сегодня утром думали одно и то же: что наткнулись на могилу жертв насилия, убийства, но ведь в действительности я не знаю, мы не знаем... — Ты повторяешь это, хотя сам не веришь... — на- чал возбужденно Инженер. — Речь идет не о том, во что я верю, — прервал его Доктор. — Если вера где-нибудь особенно неумест- на, то именно здесь, на Эдеме. Гипотеза о «натравли- вании» электрического пса, например... — Как так? Ты называешь это гипотезой? Но это факт! — почти одновременно воскликнули Химик и Ин- женер. — Вы так думаете? Зачем он на нас напал? Мы ни- чего об этом не знаем. Возможно, внешним видом мы напоминаем каких-нибудь здешних тараканов или зай- цев... У вас же, прошу прощения, у нас этот агрессив- ный поступок ассоциировался с тем, что мы видели в лесу и что произвело на нас такое потрясающее впе- чатление, — в результате мы потеряли способность спокойно рассуждать. — А если бы мы ее сохранили и не стреляли немед- ленно, наш пепел развеялся бы там у леска. Разве не так? — зло выкрикнул Инженер. Координатор молчал, переводя взгляд с одного на другого. — Мы сделали то, что должны были сделать, но весьма вероятно, что произошло недоразумение — с обеих сторон... Вам кажется, что все кубики уже сло- жены? А этот завод, якобы брошенный несколько со- 245
тен лет назад и разрегулировавшийся? Как быть с ним? Куда подходит этот кубик? Некоторое время длилось молчание. — Думаю, что Доктор во многом прав, — сказал Координатор. — Слишком мало мы еще знаем. Ситуация для нас весьма благоприятна. Насколько можно судить, они не знают о нас ничего, — я думаю, главным обра- зом потому, что ни одна из их дорог, этих борозд, не проходит вблизи места падения ракеты. Однако трудно рассчитывать на то, что такое состояние продлится долго. Я хотел бы просить, чтобы вы взвесили наше положение с этой точки зрения и высказали свои пред- положения. — Сейчас мы в этом гробу в общем-то безоружны. Достаточно хорошо закупорить туннель, чтобы мы здесь задохнулись, как мыши. Именно потому, что каждую минуту мы можем быть обнаружены, нужно спешить, И хотя моя гипотеза об агрессивности двутелов всего лишь земная фантазия, — с бешенством говорил Инже- нер, — я все же, неспособный рассуждать иначе, пред- лагаю, вернее требую, безотлагательно приступить к ре- монту всех систем и к запуску агрегатов. — Какое время, по-твоему, для этого необходи- мо? — перебил его Доктор. Инженер заколебался. — Вот видишь... — устало сказал Доктор. — Зачем заниматься самообманом? Нас обнаружат, прежде чем мы кончим, потому что, по-моему, хотя я и не специа- лист, понадобятся недели... — К сожалению, это правда, — поддержал Коорди- натор. — Кроме того, нам нужно пополнить запас воды, не говоря уже о хлопотах, которые доставит нам радио- активная вода, залившая кормовой отсек. И неизвестно, сможем ли мы изготовить все, что понадобится для ремонта повреждений. — Да, еще одна экспедиция безусловно понадобит- ся, — согласился Инженер. — Вероятно, даже больше, но их можно предпринимать ночью. И часть из нас — скажем, два человека — должна постоянно находиться в ракете... Но почему говорим только мы? — неожидан- но обратился он к трем молчаливым слушателям. — В принципе мы должны как можно интенсивней работать в ракете и одновременно изучать местную 246
цивилизацию, — медленно сказал Физик. — Это в значи- тельной степени противоречивые задачи. Количество неизвестных настолько велико, что даже стратегиче- ский расчет немногим поможет. Однако не подлежит сомнению: риска, граничащего с катастрофой, мы не из- бежим, независимо от выбранного плана действий. — Я вижу, к чему вы стремитесь, — тем же низким усталым голосом сказал Доктор. — Хотите убедить са- мих себя, что дальнейшие экспедиции мы должны пред- принимать, имея возможность наносить мощные, то есть атомные, удары. Разумеется, с оборонительной целью. Поскольку это кончится тем, что против нас будет вся планета, я не имею ни малейшего желания участвовать в этом пирровом начинании, которое останется пирро- вым, даже если они не знают атомной энергии... А это совсем не наверняка. Какого рода двигатель приводил в действие это колесо? — Не знаю, — ответил Инженер, — но не атомный. В этом я почти уверен. — Это «почти» может нам дорого обойтись, — ска- зал Доктор. Он откинулся назад и, закрыв глаза, оперся головой об угол висящей боком книжной полки, как будто боль- ше не собирался участвовать в разговоре. — Квадратура круга, — буркнул Кибернетик. — А если бы мы попробовали... установить кон- такт? — начал, помедлив, Химик. Доктор сел прямо и, глядя на него, произнес: - Ну, спасибо тебе. А я уже начал бояться, что этого никто не скажет! — Но пробовать установить контакт — это значит отдаться им в руки! — крикнул Кибернетик, вскакивая с места. — Почему? — холодно поинтересовался Доктор. — Мы можем сначала вооружиться, даже атомными излу- чателями, но не будем подкрадываться ночью к их го- родам или заводам. — Хорошо, хорошо. И как же ты себе представ- ляешь такую попытку установления контакта? — Да, скажи, — поддержал Координатор. — Я согласен, что мы не должны ее предпринимать сейчас, — ответил Доктор. — Чем больше устройств на корабле мы успеем исправить, тем, конечно, лучше. Мы 247
также должны вооружиться — хотя и не атомными из- лучателями... Потом часть останется в ракете, а часть, — скажем, трое — пойдет в город. Двое останутся сзади, чтобы иметь возможность наблюдать за третьим, кото- рый постарается установить контакт с населением. — Ты продумал все очень подробно. Разумеется, продумал и то, кто пойдет в город, — зловещим голосом сказал Инженер. — Да. Продумал. — А я не позволю тебе на моих глазах совершить самоубийство! — крикнул Инженер и, сорвавшись с места, подскочил к Доктору, который даже не поднял головы. Инженер весь дрожал. Его еще не видели таким воз- бужденным. — Если мы пережили — все! — такую аварию, если нам удалось выбраться из могилы, в которую превра- тилась ракета, если мы остались невредимыми, взяв на себя не поддающийся определению риск легкомыс- ленных выходок — словно планета, чужая планета, место для туристских походов, — то не затем, чтобы из-за ка- ких-то проклятых фантазий, из-за бредней!.. — Он за- дыхался от гнева. — Я знаю, о чем ты думаешь! — кри- чал он, сжимая кулаки. — Миссия человека! Гуманизм! Человек среди звезд! Правота! Ты болван со своими идейками, понимаешь?! Никто не хотел нас сегодня убить! Не засыпали никакой массовой могилы! Что? Верно?! Что? — Инженер наклонился над Доктором, тот поднял глаза, и Инженер умолк. — Нас хотели убить. И очень возможно, что это была могила убитых, — сказал Доктор, и все видели, с каким усилием он сохранил спокойствие. — А пойти в город нужно. — После того, что мы сделали? — проговорил Координатор. Доктор вздрогнул. — Да, — сказал он. — Мы сожгли труп... да. Делай- те то, что считаете правильным. Я подчиняюсь. Он встал и вышел, боком переступив горизонтально откинутую дверь. Все еще минуту смотрели ему вслед, как бы ожидая, что он передумает и вернется. — Напрасно ты так разошелся, — тихо сказал Координатор Инженеру. 248
— Ты же знаешь..» — начал Инженер, но, взглянув в глаза Координатору, повторил еще тише: — Да. На- прасно. — Доктор прав в одном, — сказал Координатор и подтянул сползавшую повязку. — То, что мы обнару- жили на севере, не увязывается с тем, что видели на востоке. По грубой оценке, город находится от нас на таком же расстоянии, как завод, — по прямой что- нибудь тридцать — тридцать пять километров. — Больше, — сказал Физик. — Возможно. Так вот, я не думаю, чтобы какие-ни- будь элементы их цивилизации на юге или на западе находились так же близко, — из этого следовало бы, что мы упали в самом центре какого-то локального «пусты- ря цивилизации», «пустоты цивилизации» с диаметром шестьдесят километров. Это было бы слишком странно, а потому слишком неправдоподобно. Вы согласны со мной? — Да, — согласился Инженер, не глядя ни на кого. — Да, — кивнул головой Химик. — С самого начала нужно было говорить на таком языке. — Я разделяю сомнения Доктора, — протянул Коор- динатор, — но его предложение считаю наивным и не- применимым к ситуации. Это не тот уровень. Правила установления контакта с чужими существами вам из- вестны, однако они не предусматривают ситуации, в которой оказались мы — почти безоружные обитатели зарытых в землю обломков. Естественно, мы должны исправлять повреждения корабля, но одновременно происходит гонка в сборе информации — между нами и ими. До сих пор мы впереди. Того, который на нас напал, мы уничтожили. Мы не знаем, для чего он это сделал. Может, мы действительно напоминаем каких-то их врагов — это тоже нужно проверить. В связи с тем, что запуск систем корабля в ближайшее время нереа- лен, мы должны быть готовы ко всему. Если цивилиза- ция, которая нас окружает, достаточно высока, — а я думаю, это именно так, — то, что я сделал, что мы сде- лали, — в лучшем случае только несколько отодвинет момент, когда нас обнаружат. Главные усилия мы дол- жны сейчас сосредоточить на вооружении. — Могу я кое-что сказать7 — заговорил Физик. — Давай. 249
— Я хотел бы вернуться к точке зрения Доктора. Она, я бы сказал, прежде всего эмоциональна, но за ней стоят и другие аргументы. Вы все знаете Доктора. По моему мнению, он не был бы восхищен тем, что я могу сказать в защиту его предложения, — но я скажу это. Так вот, совсем не безразлична ситуация, в кото- рой произойдет первый контакт между нами и ими. Если они придут сюда — придут по... следам. Тогда о взаимопонимании трудно будет даже думать... Без со- мнения, на нас нападут, и мы будем вынуждены бороться за жизнь. Если же мы пойдем к ним — шанс взаимопонимания, хотя и ничтожно малый, все-таки будет существовать. Следовательно, со стратегической точки зрения лучше сохранить инициативу и активность, независимо от того, какие по этому поводу можно высказывать соображения морального характера... — Ну, хорошо, а как это должно выглядеть практи- чески? — спросил Инженер. — Практически пока ничего не изменится. Нам нужно оружие — и как можно быстрее. Речь идет о том, чтобы мы, вооружившись, приступили к попыткам уста- новления контакта... Но не на исследованной террито- рии. — Почему? — спросил Координатор. — Весьма вероятно, что нас заставят драться, преж- де чем мы доберемся до города. Невозможно устано- вить контакт с существами, которые носятся в этих дис- ках, — это наихудшие условия, какие можно себе пред- ставить. — А откуда ты знаешь, что где-нибудь в другом месте мы наткнемся на лучшие? — Этого я не знаю, но знаю, что на севере и на вос- токе нам искать нечего. По крайней мере, пока. — Это мы обдумаем, — сказал Координатор. — Что дальше? — Необходимо привести в действие Защитника, — сказал Химик. — Много на это понадобится времени? — повернул- ся Координатор к Инженеру. — Не могу сказать. Без автоматов мы до Защитни- ка даже не доберемся. Он весит четырнадцать тонн. Пусть Кибернетик скажет. — Чтобы его проверить, потребуется два дня. Как 250
минимум, — подчеркнул последнее слово Кибер- нетик. — Но сначала нужно привести в порядок авто- маты. — За это время ты приведешь в порядок все автома- ты? — с сомнением спросил Координатор. — Где там! Два дня у меня займет сам Защитник — после того, как я запущу хоть один автомат. Ремонт- ный. А мне нужен еще один, грузовой. Чтобы его про- верить, опять-таки потребуется два дня. И учтите: я не знаю, удастся ли его вообще наладить — А нельзя ли вымонтировать из Защитника сер- дечник и установить его за временным экраном, здесь, на холме, под защитой корпуса? — продолжал спраши- вать Координатор. Он взглянул на Физика. Тот покачал головой: — Нет. Каждый полюс сердечника весит больше тонны. Кроме того, полюса не протащись через туннель. — Туннель можно расширить. — Они не пройдут в люк. А грузовой люк в пяти метрах над землей и залит водой из лопнувшей кормо- вой цистерны, — ты ведь знаешь. — Ты исследовал зараженность этой воды? — спро- сил Инженер. — Да. Стронций, кальций, церий, все изотопы ба- рия, и все, что хочешь. Ее нельзя ни спустить — это за- разило бы всю почву в радиусе четырехсот метров, ни очистить, пока в антирадиаторах не будет исправных фильтров. — А я не могу отремонтировать фильтры без ми- кроавтоматов, — добавил Инженер. Координатор, который переводил глаза с одного на другого, по мере того как они говорили, вступил в раз- говор: — Список наших «невозможностей» велик, но это ничего. Хорошо, что мы его рассмотрели с этой сторо- ны. Я думаю о вооружении. Следовательно, остаются излучатели, так? — Какие это излучатели, — с оттенком раздражения сказал Инженер. — Незачем обманывать самих себя. Доктор поднял из-за них такой шум, как будто мы со- бирались начать тут атомную войну. Конечно, из них можно выбрасывать обогащенный раствор, но даль- ность действия не превышает семисот метров. Это руч- 251
ные лейки, и ничего больше, да еще опасные для стре- ляющего, если на нем нет защитного скафандра. А ска- фандр весит сто тридцать килограммов. — Конечно, у нас на борту одни тяжелые вещи, — сказал Координатор таким тоном, что никто не понял, насмехается он или нет. — Ты ведь хотел сделать рас- чет? — напомнил он Физику. — Сделал. Есть еще такой вариант: два излучателя, разнесенные на расстояние не меньше ста метров, стре- ляют так, чтобы обе выброшенные струи пересекались на цели. Тогда из обоих субкритичных потоков обра- зуется критическая масса и происходит цепная реак- ция. — Это хорошо для развлечения на полигоне, — за- метил Химик. — Не представляю себе такой точности в полевых условиях. — То есть у нас нет вообще никаких атомных излу- чателей? — удивился Кибернетик и наклонился вперед. Его охватывала злость. — Так для чего же была вся эта дискуссия, спор — ссора: должны ли мы выступать вооруженными до зубов или нет? Мы что, просто раз- влекаемся? — Я согласен, что мы многое делаем без головы, — сказал по-прежнему спокойный Координатор. — Дела- ли до сих пор. Но больше мы не можем позволить себе такой роскоши. Всё не совсем так, как ты говоришь, — он смотрел на Кибернетика, — потому что существует первый вариант использования излучателей: выброс половины содержимого резервуара. Тогда произойдет взрыв. Но нужно стрелять из хорошего укрытия и все- гда на максимальную дальность. — Значит, перед тем как открывать огонь, нужно залезть на метр в землю, так? — Самое меньшее на полтора метра, с двухметро- вым бруствером, — вмешался Физик. — Ну, это хорошо в позиционной войне. В экспеди- циях это бессмысленно, — пренебрежительно сказал Химик. — Ты забываешь о нашем положении, — отпариро- вал Координатор. — Если не будет другого выхода, один человек с излучателем прикроет отступление остальных. — А! Без всяких метровых насыпей? 252
— Если не будет времени — без. Помолчали. — Сколько у нас еще годной для употребления воды? — спросил Кибернетик. — Неполных тысяча двести литров. — Это очень мало. — Очень мало. — Теперь прошу делать конкретные предложе- ния, — заговорил Координатор. На белой повязке у него проступило красное пятнышко. — Нашей целью является спасти себя и... обитателей планеты. Стало тихо. Вдруг все головы повернулись в одну сторону. Из-за стены доносилась приглушенная музы- ка. Медленные такты мелодии, которую все знали. — Аппарат уцелел?.. — удивленно шепнул Кибер- нетик. Никто не ответил. — Я жду, — напомнил Координатор. — Нет предло- жений? В связи с этим решаю: экспедиции будут про- должаться. Если удастся установить контакт в благо- приятных условиях — сделаем все возможное для взаи- мопонимания. Наш запас воды чрезвычайно мал. Из-за отсутствия транспортных средств мы не можем его по- полнить немедленно. Поэтому придется разделиться. Половина экипажа будет работать в ракете, другая по- ловина — исследовать территорию. Завтра приступим к ремонту вездехода и монтажу излучателей. Если успе- ем, уже вечером предпримем экспедицию на колесах. Кто хочет что-нибудь сказать? — Я, — отозвался Инженер. Скорчившись, уткнув лицо в ладони, он, казалось, смотрел на пол сквозь щели между пальцами. — Пусть Доктор останется в ракете... — Почему? — удивился Кибернетик. Все остальные поняли. — Он... не предпримет ничего против нас... если ты это имеешь в виду, — медленно, осторожно подбирая слова, сказал Координатор. Красное пятно на его по- вязке немного увеличилось. — Ты ошибаешься, думая... — Он... нельзя ли его позвать? Я не хотел бы так... — Говори, — сказал Координатор. — Вы знаете, что он сделал там... на этом заводе. Он мог погибнуть. 253
— Да. Но... он один помог мне... разбросать... — Координатор не кончил. — Это правда, — согласился Инженер. Он не отры- вал рук от лица. — Считайте, что я ничего не сказал. — Кто еще хочет? — Координатор слегка выпря- мился, поднес руку к голове, притронулся к повязке и посмотрел на пальцы. Музыка за стеной все еще играла. — Здесь или там, — неизвестно, где мы встретим их раньше, — понизив голос, сказал Физик Инженеру. — Будем бросать жребий? — спросил Химик. — Это невозможно; оставаться всегда должны те, у кого на корабле есть работа, то есть специалисты, — сказал Координатор. Он медленно, удивительно неуверенно встал и вдруг покачнулся.. Инженер подскочил, поддержал его, заглянул в лицо. — Ребята, — сказал он, подняв брови. Физик обнял Координатора с другой стороны. Коор- динатор позволил им себя поднять. Остальные раскла- дывали на полу подушки. — Не хочу лежать, — сказал Координатор, не от- крывая глаз. — Помогите мне. Спасибо. Это ничего, ка- жется, шов разошелся. — Сейчас будет тихо, — сказал Химик и пошел к двери. Координатор широко открыл глаза: — Нет, нет, что ты, пусть играет... Кто-то позвал Доктора. Он сменил повязку, нало- жил дополнительные скобы и дал Координатору какие- то укрепляющие порошки. Потом все улеглись в би- блиотеке. Было уже около двух ночи, когда они нако- нец погасили свет, и корабль погрузился в тишину. ГЛАВА ШЕСТАЯ На следующий день с утра Физик с Инженером от- качали четыре литра обогащенного раствора урановых солей из резерва реактора. Свинцовый контейнер с тя- желой жидкостью стоял посреди уже прибранной ла- боратории. Физик и Инженер работали в неуклюже раздутых пластиковых защитных костюмах и в капю- 254
шоках с кислородными масками. Они тщательно отме- ряли мензуркой порции ценной жидкости, стараясь не пролить ни капли. Для того чтобы началась цепная реакция, хватило бы четырех кубиков раствора. Заряд- ными устройствами излучателей, укрепленных в штати- вах на столе, служили специально вытянутые капилляр- ные трубки из свинцового стекла. Окончив работу, Инженер счетчиком Гейгера проверил герметичность, поворачивая и встряхивая каждый излучатель, — утечки не было. — Не трещит, в норме, — довольно сказал Физик^ Дверь радиоактивного хранилища — бронированная свинцовая плита — медленно поворачивалась вслед за оборотами рукоятки. Физик и Инженер поставили внутрь сосуд с ураном и, когда задвижка защелкнулась, с облегчением сорвали с вспотевших лиц капюшоны вместе с масками. Остальную часть дня весь экипаж возился с вездехо- дом. Доступ к грузовому люку преграждала радиоактив- ная вода, поэтому вездеход пришлось разобрать и по частям вынести через туннель, предварительно расши- рив его в двух самых узких местах. Вездеход почти не требовал ремонта. Небольшая машина, рассчитанная на четырех человек, включая водителя, имела открытый решетчатый багажник на двести килограммов груза. Очень остроумно были устроены колеса вездехода. Во- дитель мог на ходу менять их диаметр, подкачивая воз- дух в специальные шины. Оставалось приготовить изотопную смесь, которая, непосредственно вырабатывая ток, питала электромото- ры вездехода. На это ушло шесть часов. Правда, занят был только один человек, наблюдавший за работой реактора. Инженер и Координатор тем временем лазали на четвереньках по подпалубным туннелям, проверяя ка- бели между носовой рубкой и распределительными устройствами машинного отделения и в случае необхо- димости заменяя их новыми. На холме под защитой ракеты Химик устроил нечто вроде адской кухни и варил в жаропрочных сосудах мазь, булькающую на медленном огне, словно грязевой вулкан. Он растворял, плавил и смешивал просеянные обломки пластиков, вы- несенные ведрами с корабля, поодаль уже ждали матри- 255
цы — он намеревался заново отлить разбитые распре- делительные щиты. Он был зол и не желал ни с кем разговаривать: первые отливки оказались слишком хруп- кими. Координатор, Химик и Доктор должны были отпра- виться на юг в пять, за три часа до наступления тем- ноты. Как обычно, выехать в срок не удалось, только около шести все было готово и уложено. Четвертое си- денье занял излучатель. Багажа они взяли очень не- много, зато сзади к багажнику привязали столитровую канистру для воды, — большей не удалось протащить через туннель. После обеда Инженер, вооружившись большим би- ноклем, вскарабкался на выступающий из земли кор- пус корабля и, осторожно ступая, пошел по нему вверх. Правда, ракета воткнулась в грунт под очень малень- ким углом, но благодаря ее длине корма с раструбом дюз висела над равниной на высоте двух этажей. Глад- кая, без единой царапинки, керамитовая обшивка была скользкой, на ощупь она казалась покрытой тонкой жировой пленкой. Инженер сел, уперся рубчатой резиновой подошвой ботинка в выпуклый конус дюзы и начал медленно во- дить биноклем вдоль линии горизонта. Раскаленный воздух дрожал. Не надеясь что-нибудь увидеть, Инженер взглянул на юг и почти физически ощутил давление солнечных лучей на лицо. Он обра- довался, когда Доктор охотно принял план Координа- тора. Он сам рассказал Доктору об этом плане. Доктор даже слышать не хотел о каких-либо извинениях, он все превратил в шутку. Инженера удивил и даже по- разил только конец их разговора. Ему уже казалось, что обсуждать больше нечего, как вдруг Доктор задум- чиво притронулся к его груди и рассеянно заговорил: — Я хотел тебя о чем-то спросить... ага. Ты знаешь, как установить ракету вертикально, когда мы ее отре- монтируем? — Сначала нам нужно будет привести в действие грузовые автоматы и экскаватор... — начал Инженер. — Нет, — прервал его Доктор. — Ты ведь знаешь, я не разбираюсь в технических деталях. Скажи мне толь- ко, ты — ты сам — знаешь, как это сделать? — Тебя пугает цифра — шестнадцать тысяч тонн, 256
да? Архимед готов был перевернуть землю, имея точку опоры. Подкопаем ее и... — Извини, это не то. Я спрашиваю не о том, знаешь ли ты теоретические или практические способы вооб- ще, а уверен ли ты, что сумеешь это сделать — подожди же! — и можешь ли ты дать мне слово, что, сказав «да», ты скажешь то, что думаешь? Инженер заколебался. В довольно туманной про- грамме работ оставалось еще несколько неясных пунк- тов, но он убеждал себя, что, когда дело дойдет до этой, самой трудной, фазы, все как-нибудь обойдется. Пре- жде чем он ответил, Доктор медленно взял его руку и пожал ее. — Нет, уже не надо, — сказал он. — Знаешь, Хен- рик, почему ты так кричал на меня? Нет, нет, я тебя не упрекаю! Потому, что ты точно такой же болван, как я, и не хочешь в этом признаться. Он улыбнулся и вдруг стал очень похож на свою студенческую фотографию, которую Инженер видел у него на столе. — Credo, quia absurdum. Ты учил латынь? — Да, — ответил Инженер. — Но уже все забыл. Доктор заморгал, отпустил его руку и отошел, а Ин- женер остался на месте, чувствуя, как исчезает след прикосновения пальцев Доктора, и подумал, что Док- тор хотел сказать что-то совсем другое и, если как следует сосредоточиться, можно отгадать, о чем Доктор говорил на самом деле, — но в этот момент его почему- то охватили отчаяние и страх. К счастью, Координатор позвал его в машину, где было столько работы, что у него не оставалось ни секунды на размышления. Сейчас Инженер вспоминал вчерашнюю сцену и свое состояние, но так, словно ему об этом кто-то рас- сказывал. В бинокле плыла равнина, до самого голубею- щего небосвода вздутая плавными горбами, пере- черкнутыми полосами тени. Вчера вечером в глубине души он был уверен, что их найдут и что утром при- дется драться. Этого не случилось, и он в очередной раз решил не обращать внимания на свои предчувствия. Инженер спрятал бинокль в футляр и двинулся вниз, плотно ставя ноги на керамитовые плиты. Он сде- лал десяток шагов, когда услышал, что за ним кто-то идет. Он резко обернулся, потерял равновесие, покач- 17 Вахта «Арамиса» 257
нулся и, вытянув руки, упал на обшивку. Еще не успев поднять голову, он услышал отчетливо повторяемый шум собственного падения. Сгорбившись, Инженер поднялся на колени. В каких-нибудь девяти метрах от него, на самом краю верхнего кольца рулевых дюз сидело что-то ма- ленькое, как кошка, и внимательно следило за ним. Животное (ощущение, что это — животное, появилось сразу же) сидело столбиком, как белка, и Инженер видел его бледно-серое вздувшееся брюшко и сложен- ные на брюшке лапки — все четыре, с забавно сходящи- мися в самом центре коготками. Кромку керамитового кольца животное охватывало каким-то желтовато-бле- стящим, словно застывшее желе, отростком, торчащим из конца туловища. Серая круглая кошачья головка не имела ни пасти, ни глаз, но вся была усыпана чер- ными блестящими бисеринками, как подушечка со мно- жеством тесно воткнутых в нее булавок. Инженер вско- чил, сделал три шага в сторону зверька (совершенно ошеломленный, он почти забыл, где находится) и услышал утроенный отголосок, как бы эхо шагов. Он понял, что это существо может имитировать разные зву- ки, и медленно подошел еще ближе, соображая, не снять ли с себя рубашку, чтобы использовать ее как сачок, но зверек вдруг преобразился. Сложенные на круглом брюшке лапки затрепетали, блестящий отросток развернулся, как большой веер, кошачья головка, жестко вытянулась на длинной голой шее, и, окруженное слабо мерцающим ореолом, суще- ство поднялось в воздух, мгновение висело неподвиж- но, а потом расширяющимися спиральными витками набрало высоту и улетело. Инженер спустился вниз и как можно подробнее рассказал о своей встрече. — Это даже хорошо, — заявил Доктор, — а то я уже удивлялся, почему здесь нет никаких летающих живот- ных. Химик напомнил ему про «белые цветы» у ручья. — Они выглядели, скорее, как насекомые, — сказал Доктор, — как здешние... ну... бабочки. Но вообще-то воздух тут слабо заселен, а если на планете эволю- ционируют живые организмы, возникает «биологиче- ское давление», благодаря которому должны быть 258
заполнены все возможные среды, все «экологические ниши».,. Мне здесь очень не хватало птиц. — Оно похоже, скорее, на... летучую мышь, — за- сомневался Инженер. — Оно покрыто шерстью... — Возможно, — согласился Доктор, который не очень старался отстаивать свою монополию на биологи- ческие знания, и, пожалуй, больше из вежливости, чем потому, что это его действительно интересовало, доба- вил: — Говоришь, оно имитировало звук шагов? Любо- пытно. Ну что ж, в этом должна быть какая-то приспо- собительная целесообразность. — Не мешало бы хорошенько его обкатать. Ну, ни- чего, думаю, не подведет, — сказал Координатор, вы- ползая из-под вездехода, уже готового в путь. Инженера немного разочаровало безразличие, с ка- ким товарищи приняли его открытие, но он сказал себе, что его больше поразили необычные обстоятель- ства встречи, нежели сам летающий зверек. Все немного побаивались минуты расставания. Оставшиеся стояли у ракеты и смотрели, как смешная машина описывает вокруг нее все большие кольца. Управлявший вездеходом Координатор сидел верхом на переднем сиденье. Доктор и Химик устроились сзади, рядом с ними торчал тонкий ствол излучателя. Неожи- данно подъехав совсем близко к ракете, Координатор крикнул: — Постараемся вернуться к полуночи, до свидания! Он резко увеличил скорость, и через минуту везде- ход исчез за расплывающейся стеной золотистой пыли, которую плавно сносило к западу. Пока местность была ровной, делали по шестидеся- ти километров в час. Доктор все время оглядывался назад, но скоро потерял ракету из виду. Тихо пели мо- торы, пыль волнами била из высохшего грунта, затаплц- вая степной пейзаж, и, редея, уплывала вдаль. Довольно долго никто не произносил ни слова. Впрочем, пластиковое стекло защищало от ветра только водителя, и сидящим сзади пришлось бы кричать. Мест- ность повышалась, становилась все более холмистой, последние серые чаши исчезли, разбросанные далеко по равнине пятна паучьих зарослей тоже остались по- 17* 259
зади, кое-где стояли полувысохшие дышащие деревья, с беспомощно обвисшими гроздьями листьев, лишь из- редка вздрагивавших в слабом неритмичном пульсе. Вдали появились протянувшиеся далеко друг от друга борозды, но вращающиеся диски не показывались. Не- сколько раз шины мягко подпрыгнули, пересекая взрыхленный грунт, из земли высовывались остроконеч- ные, белые, как высушенная кость, обломки скал, длин- ные языки осыпей тянулись от них к подножию огром- ного склона, по которому поднимался вездеход. Колю- чий гравий тревожно шуршал под вздутыми колесами, уклон рос. Пришлось убавить скорость, — моторы име- ли резервы мощности, но Координатор берег их на этой трудной местности. Выше между желто-бурыми гребнями блестела ка- кая-то длинная тонкая полоса. Координатор еще боль- ше сбавил скорость. Поперек склона, там, где он плав- но переходил в плато, в обе стороны разбегалась глад- кая, вдавленная в землю зеркальная лента. Коснувшись ее кромки передними колесами, вездеход остановился. Координатор спрыгнул с сиденья, потрогал зеркальную поверхность прикладом электрожектора, ударил в нее посильнее, наконец ступил, подпрыгнул — лента не ше- лохнулась. — Сколько мы уже сделали? — спросил Химик, ко- гда Координатор садился обратно. — Пятьдесят четыре, — ответил тот и осторожно тронул машину с места. Вездеход мягко качнулся, переехал через ленту (она выглядела как идеально прямой канал, наполнен- ный застывшей ртутью) и, увеличивая скорость, помчал- ся мимо пролетающих то с левой, то с правой стороны мачт, увенчанных вибрирующими воздушными вихрями. Потом многорядье мачт повернуло большой дугой на восток, а вездеход продолжал мчаться по прямой, — стрелка компаса все время показывала точно на букву «S». Плато выглядело угрюмо: растительность постепен- но проигрывала борьбу с массами песка, которые при- носил горячий восточный ветер. Из низких барханов торчали почерневшие, только у самой земли бледно- карминные кусты с осыпающимися кожистыми струч- ками. Иногда в высохших зарослях шевелилось что-то 260
пепельное, несколько раз чуть ли не из-под самых ко- лес вездехода выскакивали какие-то существа, но люди не успевали рассмотреть даже контуры этих живот- ных, — с такой стремительностью влетали они в чащу. Координатор лавировал, объезжая группы колючих кустов. Ехать становилось все труднее. Чувствовалось отсутствие воды: большинство растений было совсем сожжено солнцем, в горячих порывах ветра они изда- вали мертвый бумажный шелест. Вездеход поспешно поворачивал, двигаясь между стен нависших ветвей, из полопавшихся гроздей сыпалась желтоватая пыльца, она покрывала ветровое стекло, комбинезоны, лица лю- дей; из глубины зарослей сочилась неподвижная жара, дышать было трудно. Доктор поднялся с сиденья и на- клонился вперед. В этот момент завизжали тормоза, и машина остановилась. Впереди, в нескольких десятках шагов, плато обры- валось, кусты тянулись до самой линии обрыва черной, янтарно отсвечивающей под солнцем щеткой. Вдали над невидимой котловиной вставали склоны высоких гор. Координатор выпрыгнул из машины и пошел к по- следнему кусту с длинными мягко раскачивающимися на фоне неба ветками. — Спустимся, — сказал он, возвращаясь. Машина осторожно двинулась вперед, внезапно за- драла зад, как будто собиралась перевернуться, кани- стра забренчала, ударяясь о решетку багажника, тормо- за предостерегающе зашипели. Координатор включил насос, колеса разбухали на глазах, неровности крутиз- ны стали сразу же ощущаться меньше. Вездеход спу- скался к волнистой пелене облаков. Изнутри ее проби- вал грушевидный столб бурого дыма. Он почти не рас- плывался в воздухе. Это извержение длилось несколько десятков секунд, потом колонна дыма с огромной бы- стротой начала стекать вниз, скрываясь между белыми облаками, пока не исчезла в них, всосанная обратно в гигантскую глотку, которая перед этим ее выплю- нула. Вся долина делилась на два яруса: верхний — ярко освещенный солнцем, и нижний — далекий, невидимый, затянутый пеленой непроницаемых облаков. Вездеход катился к ним, качаясь и подпрыгивая, прерывисто по- пискивая тормозами. Лучи низкого солнца еще несколь- 261
ко минут освещали далекие, встающие на противопо- ложной стороне склоны, где, вырастая из чащи бурых и фиолетовых зарослей, поблескивали приземистые со- оружения с зеркальными поверхностями. Смотреть на них было трудно, — отраженное солнце ослепляло. До слоя белых облаков оставалось совсем немного, грани- ца обрыва, обозначенная на голубом фоне зубчатой линией кустов, осталась высоко позади; машина шла все медленнее. Стало холодней, в воздухе висела влага. Вездеход катился по отлогому склону. Низкие облака тянулись далеко к бурым, черноватым и серым пятнам, расплы- вающимся в глубине долины. Впереди что-то слабо, ту- манно поблескивало, как будто в воздухе был разлит слой маслянистой жидкости. От этого мерцающего сия- ния отделилась темная точка и направилась навстречу. Вездеход шел теперь по ровному месту, такому глад- кому, словно оно было искусственно укатано и утрамбовано; черная точка росла, люди увидели, что она катится на круглых колесах, — это был их вездеход, его отражение в какой-то поверхности. Когда изобра- жение стало таким большим, что люди уже почти раз- личали черты собственных лиц, оно начало колебаться и пропало. Через то место, где должно было находиться невидимое зеркало, машина прошла, не встретив ника- кого препятствия, лишь на мгновение ее залила волна слабого тепла. Одновременно растворилась тум'анная маслянистая пленка. Под шинами захлюпало, — вездеход въехал в мелкое болотистое озерцо, вернее, лужу. Землю покрывали по- лосы мутной воды, от нее поднимался слабый горький чад. Там и тут возвышались бугры более светлой земли, пропитанной водой, по ним текли ручейки, вливающие- ся в лужу. Дальше, по правую сторону, темнели какие- то разлохмаченные развалины, похожие не столько на остатки стен, сколько на кучи перепачканных помятых тканей, то возносящихся на высоту нескольких метров, то опускающихся к самой земле, с неправильными пу. стыми черными отверстиями. Вездеход пробирался ме- жду ям. Координатор остановил его около одной из них, подъехав вплотную к глинистому отвалу, вылез из машины и вскарабкался на груду земли. Он наклонился вперед над прямоугольным колодцем. Химик и Доктор 262
увидели, как изменилось его лицо, и молча выскочили за ним; ком глины развалился под ногой Доктора, чавкну- ло болото. Химик поддержал его и потянул за собой. В яме с отвесными утрамбованными стенками лежал навзничь обнаженный труп с лицом, залитым водой. Над черным зеркалом воды выступали только мощные грудные мышцы, между которыми торчал детский торс. Трое людей подняли головы, переглянулись и спу- стились с глинистого бугра. Под ногами из рыхлых комьев глины выдавливалась вода. — На этой планете есть что-нибудь кроме могил? — спросил Химик. Они растерянно стояли около вездехода, не зная, что делать. Координатор огляделся. Повсюду тянулись неправильные ряды глинистых бугров, чуть дальше справа серели обрывки разлохмаченных руин, среди них белела какая-то змеистая линия. По другую сторо- ну — за пятнами перекопанной глины — блестела су- живающаяся кверху наклонная плоскость, как бы отли- тая из землистого пористого металла. От ее основания расходились зубчатые полосы. Далеко между облаками лениво проплывающих испарений просвечивало что-то отвесное, черное, похожее на стенку огромного котла, но это впечатление было ненадежным, так как сквозь отдельные разрывы тумана или пара проглядывали лишь какие-то отдельные контуры, — и чувствовалось только, что там стоит что-то огромное, словно вырубленное из целой горы. Координатор уже садился в машину, когда издалека донесся глубокий, как будто подземный вздох, бело- ватый туман слева разошелся, уступая мощному порыву ветра, который в следующий момент окатил людей горьким пронзительным запахом. Они увидели взмет- нувшийся к облакам контур трубы причудливой формы. Из нее перевернутым водопадом бил коричневый столб, стометровой, пожалуй, толщины, он разбрасывал неспо- койно волнующееся молоко туч и исчезал. Это длилось, может быть, минуту, потом наступила тишина, снова послышался сдавленный стон, порыв ветра изменил на- правление, тучи упали ниже, от них отделились длин- ные султаны, они начали затягивать черную трубу, и вскоре она почти целиком скрылась за ними. 263
Координатор дал знак, Доктор и Химик заняли свои места, вездеход неуклюже закачался на грудах глины и подошел к следующей яме. Она была пуста, в ней стоя- ла только черная вода. Снова послышался далекий при- глушенный шум, облака вспучились, из вулканической трубы вырвался коричневый гейзер и опять всосался обратно. Люди всё меньше внимания обращали и на эти равномерные изменения, и на кипение туч и дымов внутри котловины, поглощенные ездой и непрерывными остановками. Выше колен забрызганные грязью, они прыгали в рыхлые насыпи, карабкались по скользким склонам и заглядывали в ямы. Иногда под комком гли- ны, сброшенной чьей-нибудь ногой, всплескивала вода, они спускались, садились в машину и ехали дальше. Из восемнадцати осмотренных ям мертвые тела были обнаружены в семи. И, удивительное дело, их ужас, отвращение, негодование как будто уменьшались по мере того, как они находили новые трупы. Возвра- щалась способность наблюдать. По мере того как вез- деход приближался к колеблющейся стене тумана, то заслонявшей, то вновь открывавшей черного колосса, воды в ямах становилось все меньше. Наклонившись над каким-то очередным квадратным колодцем, все дно которого занимала сложенная вдвое фигура, они заме- тили, что она чем-то отличается от остальных. Следую- щие две ямы оказались пустыми, а в третьей, совсем уже сухой, всего в нескольких сотнях шагов от лопато- образной наклонной плоскости, на боку лежал непохо- жий на другие труп с раскинутыми руками — одна из них была расщеплена у самого конца на два толстых отростка. — Что это? — запинаясь, проговорил Химик, стиски- вая плечо Доктора. — Видишь? — Вижу. — Он какой-то другой — у него нет пальцев. — Может, увечье, — буркнул Координатор. Это прозвучало неубедительно. Они задержались еще раз у последней ямы перед наклонной плоскостью. Она выглядела совсем свежей: кусочки глины медленно отваливались от вздрагиваю- щих, оседающих стен, — казалось, из четырехугольной ямы всего мгновение назад вынули землю огромной лопатой. 264
— Великое небо... — прохрипел Химик и, бледный как труп, едва не свалившись, спрыгнул назад с насыпи. Доктор заглянул в лицо Координатору. — Поможешь мне вылезти? — спросил он. — Да. Что ты собираешься делать? Доктор встал на колени, оперся о края ямы и осто- рожно спустился на ее дно, стараясь не коснуться но- гами развалившегося в ней огромного тела. Он накло- нился над ним, инстинктивно задержав дыхание. Свер- ху казалось, что ниже грудных мышц, сразу под тем местом, где из сборок складчатой кожи мясистого раз- росшегося торса высовывался второй, маленький, — в беспомощное тело был воткнут металлический стер- жень. Вблизи Доктор увидел, что они ошибались. Из-под складок кожи выступал похожий на пупок синеватый тонкостенный нарост, а металлическая труб- ка, изогнутый конец которой терялся, придавленный спиной мертвеца, была самым концом введена в этот нарост. Доктор пошевелил ее, сначала осторожно, по- том потянул сильнее, наклонился еще ближе и обнару- жил, что кончик трубки, просвечивающий сквозь натя- нутую кожу, соединен с ней непрерывным швом ма- леньких поблескивающих жемчужинок. С минуту он размышлял, не отрезать ли трубку вместе с наростом, медленно полез в карман за ножом, все еще ничего не решив, но, выпрямляясь, посмотрел прямо в сплюснутое личико, неестественно откинувшееся к стенке колодца, и остолбенел. Там, где у существа, вскрытого им в ракете, находи- лись ноздри, у этого был один широко открытый глаз, который, казалось, смотрел на Доктора с молчаливым напряжением. Доктор поднял глаза. «Что там?» —услы- шал он голос Координатора, увидел его черную на фоне туч голову и понял, почему они не заметили это- го сверху: головка опиралась о стенку, и, чтобы взгля- нуть на нее прямо, нужно было находиться именно там, где он сейчас стоял. — Дай мне руку, — сказал Доктор, встал на цыпочки и крепко схватил протянутую руку. Координатор потя- нул его, Химик помог, они рванули его за ворот комби- незона, и он очутился наверху, весь перемазанный глиной. 265
— Мы ничего не понимаем, — сказал он. - Слыши- те? Ничего. Ничего!!! — И добавил тише: — Я вообще не представляю себе ситуации, в которой человек на- столько не мог бы ничего, совсем ничего понять! — Что ты нашел? — спросил Химик. — Они действительно отличаются друг от друга, — сказал Доктор. — У одних есть пальцы, а у других нет. У одних есть нос и нет глаза, а у других есть глаз, но нет носа. Одни больше и темнее, другие светлее и имеют более короткое туловище. Одни... — Ну и что из этого? — нетерпеливо прервал его Химик. — Люди тоже бывают разных рас, у них разные черты, цвет кожи, чего же тут непонятного? Тут речь идет о другом: кто, почему, зачем устраивает эти ужасные бойни? — Я не совсем уверен, что это бойни, — тихо отве- тил Доктор. Он стоял опустив голову. Химик смотрел на него ошеломленно: — Что это должно... что ты... — Я ничего не знаю... — с усилием сказал Доктор. Он механически, совершенно не замечая этого, пытался вытереть платком испачканные глиной руки. — Но одно я знаю, — добавил вдруг он, выпрямляясь. — Я не могу этого объяснить, но разница между ними не похожа на различие рас в пределах одного и того же вида. Слишком важны глаза и нос, зрение и обоняние. — На Земле есть муравьи, которые специализирова- лись еще больше. У одних есть глаза, у других нет, одни могут летать, другие только ходить, одни являются кормильцами, другие — воинами, — я должен учить тебя биологии? Доктор пожал плечами. — На все, что происходит, ты имеешь готовую, при- везенную с Земли схему, — сказал он. — Если какая-то деталь, какой-то факт не укладывается в нее, ты его просто отбрасываешь. Я не могу тебе сейчас этого до- казать, но я знаю, просто знаю, что это не имеет ни- чего общего ни с расовыми различиями, ни со специа- лизированной дифференциацией вида. Помните тот об- ломок — конец трубки, иглы, который я нашел при вскрытии? Конечно, мы все подумали — и я тоже, — что то существо, ну, хотели убить. А это, здесь, что-то 266
совсем другое. У него есть нарост, присоска или что-то в этом роде, и трубка в него просто вставлена, введена внутрь. Так же, как человеку вставляют трубку в дыха- тельное горло при трахеотомии. Конечно, это не имеет ничего общего с трахеотомией, так как у него просто нет трахеи. Я не знаю, что это такое, и ничего не по- нимаю, но, во всяком случае, это я знаю! Доктор забрался в вездеход и спросил Координато- ра, который обходил машину с другой стороны, чтобы занять свое место: — А что ты скажешь? — Что нужно ехать дальше, — ответил Координатор и взялся за руль. ГЛАВА СЕДЬМАЯ Смеркалось. Вездеход по большой дуге объехал на- клонное образование; оказалось, что это не искус- ственное сооружение, а разлившийся по равнине рукав магматической реки. Она скатывалась по склонам с верхнего яруса долины, застывшая десятками раско- лотых оползней и каскадов. Волнистая оболочка скры- вала нижнюю часть склона, только наверху, где кру- тизна увеличивалась, из этого мертвого потока торчали голые ребра скал. На противоположной стороне ущелья с высохшим глинистым дном высился изрезанный зигзагами трещин уходящий в тучи вал горной цепи, его покрывал, на- сколько можно было увидеть сквозь разрывы облаков, черноватый кожух растительности. В свинцовом свете вечера застывшая река с блестящими гребнями непо- движных волн выглядела как огромный ледник. Долина оказалась гораздо обширнее, чем можно было предпо- ложить, глядя на нее сверху. Краски постепенно меркли, формы теряли четкость, словно их заливала вода. Вдали перед вездеходом тем- нели рыжие изломы не то стен, не то скальных скло- нов, их хаос обволакивала мягкая заря, хотя солнце было закрыто тучами. Ближе, по обеим сторонам расширяющегося ущелья, правильным двурядьем стояли огромные мрачные фигу- ры, похожие на палицы или узкие высокие баллоны. 267
Вездеход подъехал к ним уже в темноте, еще усиленной тенью от огромных сооружений. Координатор включил фары, и за пределами их лучей сразу же стало темно, словно внезапно наступила ночь. Колеса перекатыва- лись через пласты застывшего шлака, его обломки по- трескивали, как стекло, языки света облизывали стены гигантских резервуаров или баллонов, и они вспыхива- ли ртутным блеском. Последние следы глины исчезли, вездеход покачивался на плавных неровностях застыв- шей, как лава, массы, в углублениях мелкими черными лужами скопилась вода, с шумом разбрызгивающаяся под колесами. На фоне туч тонкой паутиной чернела воздушная галерея, соединявшая два сооружения, от- стоящих друг от друга метров на сто. Фары вырвали из тьмы несколько поваленных набок машин с выпуклыми дырчатыми днищами, сквозь отверстия виднелись зубцы, с которых свисала какая-то истлевшая ветошь. Машины были брошены давно — металлические плиты уже разъ- ела ржавчина. Воздух пропитался влагой, порывы ветра приносили приторный смрад и запах гари. Координатор сбросил скорость и свернул к подножию ближайшей палицы. К ней вела гладкая, кое-где выщербленная по краям плита, огороженная с двух сторон наклонными плоско- стями, со сложной системой канавок. Основание соору- жения рассекала черная, как смола, линия, она расши- рялась, росла, становилась входом. Взлетающая цилинд- рическим сводом стена терялась в высоте, уже невоз- можно было охватить взглядом всей ее безмерности. Над темной пастью, ведущей в невидимую глубь, вы- ступал грибовидный навес, складчатый и обвисший, — казалось, строитель забыл о нем и оставил его в не- оконченном, неоформленном виде. Свет фар беспомощно терялся в зияющем провале, в обе стороны разбегались широкие, слегка углублен- ные желоба, они уходили в высоту огромными спи- ральными витками, — вездеход почти остановился, по- том начал очень медленно въезжать на тот желоб, ко- торый вел вправо. Людей охватила непроницаемая тьма, только в сно- пах света над кромками желоба появлялись и исчезали веерообразно растянутые ряды наклонных, телескопи- чески вставленных друг в друга мачт. Вдруг над голо- 268
вами заплясали многократно отраженные отблески и вверху замаячили хороводы беловатых призраков. Координатор зажег широкоугольный прожектор, уста- новленный рядом с рулем, и, задрав его вверх, повел им вокруг. Поток света, постепенно слабея, скользнул, как по ступенькам, по белым прямоугольным рамам, кото- рые, появляясь из мрака, вспыхивали костяным блеском и пропадали, ослепительно переливаясь тысячами зер- кальных отражений. — Это ничего не даст, — раздался искаженный гром- ким металлическим эхом замкнутого пространства го- лос Координатора. — Погодите, у нас ведь есть ракеты. Фары разливали над вездеходом тусклое сияние. Координатор спрыгнул с сиденья, черной тенью накло- нился над краем желоба, что-то металлически стукнуло, он крикнул: — Не смотрите сюда, смотрите вверх! — И подско- чил к машине. Почти в тот же момент с ужасным шипением вспых- нула магнезия, и призрачный трепещущий свет мгновен- но раздвинул мрак в стороны. Желоб пятиметровой ширины, на котором стоял вездеход, кончался немного выше, дугой уходя в глу- бину прозрачного коридора, или, точнее, шахты, — так круто она набирала высоту. Серебряной трубой она врезалась в скопление сверкающих пузырей, заполняв- ших, словно бесчисленные ячейки стеклянного улья, пространство под купольным сводом. За концентрирую- щими свет прозрачными выпуклыми стенками внутри стеклянных ячеек виднелись галереи уродливых ске- летов. Это были снежно-белые, почти искрящиеся, осев- шие на лопатообразные нижние конечности кости, с веером ребер, лучисто выходящих из овально удлинен- ной костяной пластины, и каждая такая несомкнутая спереди грудная клетка содержала в себе тонкий, полу- наклонный скелетик не то птицы, не то обезьяны, с без- зубым шаровидным черепом. Бесконечные шпалеры заключенных в стеклянные яйца скелетов белели, взмы- вая многоэтажными спиралями, все дальше и выше, пу- зырьки стенок усиливали и рассеивали свет, так что не- возможно было отличить реальные формы от их зер- кальных отражений. Через шесть секунд пламя магнезии погасло. В по- 269
следней желтоватой вспышке блеснули вздутые стек- лянные пузыри, и стало темно. Люди сидели окаменев. Прошла добрая минута, прежде чем они сообразили, что фары горят по-прежнему, упираясь белыми столба- ми света в днища стеклянных сосудов. Координатор подъехал к самому устью шахты, в ко- торую конусной трубой переходил желоб. Запищали тормоза, машина легко развернулась и встала поперек ската. Прозрачная труба туннеля уходила круто вверх, но, придерживаясь за стены широко расставленными рука- ми, можно было преодолеть наклон. Координатор вы- вернул прожектор из шарового гнезда, и три человека вошли в шахту, таща за собой нитку кабеля. Пройдя несколько десятков метров, они поняли, что шахта пронизывает спиралью всю внутренность купола. Прозрачные камеры размещались с обеих ее сторон, немного выше вогнутого дна, по которому приходилось идти сильно наклоняясь вперед. Это было очень утоми- тельно, но вскоре крутизна туннеля уменьшилась. От каждого сплюснутого по бокам пузыря в туннель высо- вывалась горловина, закрытая круглой, точно пригнан- ной к отверстию чечевицеобразной крышкой из по- дернутого легкой дымкой стекла. В луче прожектора проплывали костяные хороводы. Кости были разной формы. Люди поняли это только через некоторое вре- мя, потому что соседние скелеты почти ничем не отли- чались друг от друга. Чтобы обнаружить разницу, нуж- но было сравнить экземпляры из отдаленных друг от друга участков огромной спирали. По мере продвижения вверх все явственней смыка- лись грудные клетки скелетов, нижние конечности уменьшались, словно поглощаемые разросшейся костной пластиной, зато у маленьких внутренних уродцев росли головы, их черепа странно вздувались по бокам, виски становились выпуклее, так что у некоторых было как бы три слившихся вместе черепных свода — большой в се- редине и два поменьше, выше ушных отверстий. Шагая один за другим, Координатор, Химик и Док- тор отмерили полтора витка спирали, когда их остано- вил неожиданный рывок. Кабель прожектора размотал- ся до конца. Доктор хотел идти дальше с фонариком, но Координатор настоял на возвращении. От главного 270
туннеля через каждые несколько шагов ответвлялись боковые ходы. Ничего не стоило заблудиться в этом выдутом из стекла лабиринте. На обратном пути они пробовали открыть одну, другую, третью крышку, но ничего не получилось, — крышки были как будто сплав- лены в одно целое со стенками прозрачных ячеек. Днища пузырей тонким слоем покрывала мелкая бе- ловатая пыль, кое-где в ней виднелись неясные просве- ты, напоминавшие какие-то непонятные следы или ри- сунки. Шедший последним, Доктор на каждом шагу останавливался у выпуклых стенок: он все еще не мог разобраться, каким образом подвешены скелеты, что их поддерживает. Он хотел обойти одну из прозрачных гроздей боковым коридорчиком, но Координатор торо- пил, поэтому он отказался от дальнейших исследова- ний, тем более что Химик, который нес прожектор, ушел вперед, и в темном туннеле можно было разгля- деть только слабо поблескивающие грани «сот». Они спускались все быстрее и наконец очутились около вездехода. После застоявшегося нагретого возду- ха, наполнявшего стеклянный туннель, здесь дышалось особенно легко. — Возвращаемся на корабль? — не то спросил, не то предложил Химик. — Нет еще, — ответил Координатор. Он развернул машину на месте — желоб был доста- точно широк, — фары огромной дугой прочертили свер- кающий мрак, вездеход спустился по крутому скату и оказался против входа, который, как длинный низкий экран, освещался последней вспышкой вечерней зари. Загадочные постройки остались далеко позади. Вез- деход все медленнее шел по скале, слабо попискивали тормоза. Немного погодя машина остановилась в метре от неожиданно открывшегося каменистого обрыва. Внизу темнел лабиринт глубоко ушедших в землю стен, похожих на старинные земные укрепления. Их верхушки торчали на уровне обрыва. Словно с высоты птичьего полета люди заглядывали в черные ущелья улочек, узких, извилистых, с отвесными стенами. В сте- нах виднелись более темные, откинувшиеся назад, косо нацеленные в небо, ряды четырехугольных отверстий, 271
с закругленными углами. Каменные силуэты сливались в монолитную массу, которую не освещал ни один про- блеск. Значительно дальше сквозь мрак кое-где проби- вался тусклый свет, а еще дальше огни густели и, сли- ваясь в сплошное зарево, заволакивали каменные грани неподвижным золотистым туманом. Координатор встал и направил прожектор в глубину улочки под стеной, на гребне которой остановился вез- деход. Сноп света упал на одинокую веретенообразную колонну, возвышающуюся шагах в ста среди разбегав- шихся дугой стен. По ее бокам, искрясь, бесшумно стекала вода. Вокруг колонны на треугольных плитах лежали кучки речного песка, невдалеке, на краю осве- щенного пространства, валялся перевернутый, открытый с одной стороны, плоский сосуд. — Это какое-то поселение... — сказал Координатор, медленно поворачивая прожектор. От маленькой площади с колодцем расходились рас- ширяющиеся кверху каналы улочек, зажатых скошен- ными назад каменными стенами с острыми отвесными выступами, напоминавшими носы кораблей. Между вы- ступами темнели четырехугольные дыры. От этого сплошная линия стен становилась похожей на старин- ное крепостное укрепление. Над отверстиями тянулись черноватые размазанные полосы, как будто из них ко- гда-то вырывалось пламя. Луч прожектора перескаки- вал по остроконечным пересечениям стен, падал в чер- ные ямы подвалов, заглядывал в провалы закоулков. — Погаси! — вдруг сказал Доктор. Координатор послушно выключил прожектор и только теперь в полной темноте заметил происшедшую вокруг перемену. Сплошное призрачное зарево, заливавшее гребни далеких стен, с выделяющимися на его фоне силуэтами каких-то труб, распадалось на отдельные островки, слабело, его гасила наступающая от центра к перифе- рии волна мрака, еще некоторое время тлели отдельные столбы света, потом и они исчезли, половодье ночи поглощало один пояс каменных ущелей за другим, на- конец пропала последняя полоска света — и ни одна искорка больше не горела в мертвой тьме. — Они знают о нас... — заговорил Химик. — Возможно, — прервал его Доктор. — Но почему 272
огни были только там? И... вы заметили, как они гасли? От центра. Ему никто не ответил. — На вездеходе нам туда не спуститься. Кто-нибудь должен остаться у машины, — сказал Координатор. Химик и Доктор промолчали. — Ну кто? — спросил Координатор. Снова никто не ответил. — Значит, я, — решил он и взялся за руль. Вездеход с зажженными фарами двигался по кромке стены. Через несколько сотен метров он остановился у ведущей вниз огражденной каменными откосами лест- ницы с низкими и узкими ступеньками. — Я останусь здесь, — сказал Координатор. — Сколько у нас времени? — спросил Химик. — Сейчас девять. Даю вам час. За это время вы должны вернуться. Возможно, вам будет трудно найти дорогу. Через сорок минут пущу ракету. Еще через де- сять минут — вторую, следующую — через пять минут. Постарайтесь в это время находиться на каком-нибудь возвышении, хотя зарево вы увидите и снизу. Теперь сверим часы. Тишину нарушал только шум ветра. Воздух стано- вился все холоднее. — Излучатель брать не стоит: в этой тесноте им все равно не воспользуешься. — Координатор невольно по- нижал голос. — Хватит электрожекторов. Впрочем, речь идет о контакте. Но не любой ценой. Это ясно, правда? Он обращался к Доктору. Тот кивнул. Координатор продолжал: — Ночь не самое лучшее время. Может быть, вы только сориентируетесь на местности. Это было бы са- мым разумным. Мы ведь можем сюда вернуться. Ста- райтесь держаться вместе, защищать друг другу спины и не лезть ни в какие закоулки. — Как долго ты будешь ждать, если?.. — Химик заг мялся. Координатор усмехнулся: — До конца. А теперь идите. Химик надел ремень электрожектора на шею, чтобы освободить руки, и фонариком осветил начало лестни- цы. Доктор уже спускался вниз. Вдруг наверху вспых- нули белые огни — Координатор освещал дорогу. Ста- 18 Вахта «Арамиса» 273
ли видны неровности каменной поверхности, увеличен- ные, залитые тенями. Химик и Доктор зашагали по длинному световому коридору. Через несколько десят- ков шагов они свернули в боковую улочку. Немного погодя погасло сероватое сияние, серебрившее верхуш- ки стен, — Координатор выключил фары. Шаги громко отдавались в тишине. Камень откли- кался ритмично, эхо улочки, зажатой плоскостями стен, было коротким и глухим. Доктор и Химик, не сговари- ваясь, подняли левые руки и шли дальше, касаясь сте- ны. Она была холодной и гладкой, как стекло. Потом Доктор зажег фонарик. Шли долго. Миновали улочки, перекрытые камнем, высокие и просторные, как галереи; проходили под сво- дами, под которыми висели какие-то бесформенные не то колокола, не то бочки; заглядывали в обширные пу- стые залы. В свете фонарей кружилась пыль, по бокам зияли входы склепов с душным застоявшимся воздухом. Иногда им казалось, что они чувствуют чье-то при- сутствие. Тогда они гасили фонари и останавливались, затаив дыхание. Что-то шуршало, шлепало, звук шагов разбивался бесформенным эхом, слабел, слышалось неясное бормотание, из колодцев, открывавшихся в ка- менных нишах, вместе с затхлыми испарениями доно- сился бесконечный стон. Доктор и Химик шли дальше; им казалось, что во мраке снуют какие-то фигуры, один раз они заметили высунувшееся из бокового переулка бледное от света впалое личико, изрезанное морщинами, но, когда они подбежали к этому месту, там никого не оказалось, только на камнях валялся лоскут золотистой тонкой фольги. Доктор молчал. Он знал, что это путешествие, опас- ное, больше — безумное, в таких условиях, ночью, — целиком на его совести, что Координатор пошел на риск, так как торопило время, а он упрямее всех доби- вался попыток установить контакт. Десятки раз Док* тор повторял себе, что они дойдут только до следую- щего излома стен, до поперечной улицы и вернутся, — и шел дальше. Чем дольше продолжалось путешествие, тем больше оно становилось похожим на кошмарный сон, — сильнее всего Химик и Доктор жаждали света, — фонарики дава- 274
ли только его видимость, их лучи лишь углубляли окру- жающий мрак, вырывая из него отдельные, лишенные связи с целым и потому непонятные фрагменты. Один раз до них донеслось шлепанье шагов — совсем близкое и отчетливое. Они побежали на звук, шлепанье резко ускорилось, улочку наполнил топот, его рваное эхо билось в тесных стенах, они неслись с зажженными фонарями, серый отсвет плыл над ними волнистым сво- дом, черные провалы боковых переулков проносились назад. Наконец они запыхались и прекратили бессмы- сленную гонку. — Слушай, а они нас не заманивают? — с трудом выдохнул Химик. — Чушь! — сердито цыкнул Доктор. Они стояли около высохшего каменного колодца, стены зияли черными провалами, в одном из них мелькнуло приплюснутое личико; когда пятно света вернулось, отверстие было пустым. Они пошли дальше. О присутствии обитателей селе- ния больше не нужно было догадываться, — оно стано- вилось невыносимым, чувствовалось повсюду. У Докто- ра даже появилась мысль, что лучше нападение, схватка в этом мраке, чем упорное, бессмысленное путешествие, которое никуда не вело. Он взглянул на часы. Прошло уже почти полчаса, скоро нужно будет возвращаться. Химик опередил его на несколько шагов. Проходя мимо черневшего в изломе стен арочного входа, он ма- шинально поднял фонарь. Свет скользнул по веренице стенных ниш и упал на съежившиеся, застывшие голые спины. — Они там! — крикнул он, инстинктивно отступая. Доктор вошел внутрь. Химик светил сзади. Нагие фигуры, сбившись в кучу, жались к стене. В первый мо- мент Доктору показалось, что они мертвые: в полосе света заблестели скатывающиеся по спинам водянистые капли. — Эй! — сказал он слабо, чувствуя, что все это ли- шено даже крупицы смысла. Где-то высоко снаружи раздался протяжный вибри- рующий свист. В каменный свод ударился многоголо- сый стон. Ни одна скорчившаяся фигура не шевельну- лась, они только стонали тонкими протяжными голо- сами; зато на улице началось движение, слышались 18* 275
звуки отдаленных шагов, шаги перешли в галоп, про- мелькнуло несколько темных силуэтов, эхо раскатыва- лось все дальше. Доктор выглянул наружу — никого. Его беспомощность перешла в яростную злость; он стоял у ворот, погасив фонарик, чтобы лучше слышать. Из темноты накатывался приближающийся топот. — Идут! Доктор скорее почувствовал, чем увидел, что Химик вскинул оружие, и ударил сверху по стволу. — Не стреляй! — крикнул он. Пустынная улица неожиданно заполнилась. Вокруг прыгали горбы, все забурлило, слышался шум от уда- ров больших мягких тел, в глубине проносились огром- ные крылатые тени, со всех сторон обрушился цара- пающий кашель, несколько голосов надсадно зарыда- ло, огромная масса рухнула под ноги Химику, подсекла его; падая, он заметил в последний момент глядящее прямо на него вытаращенное белоглазое личико, фона- рик стукнулся о камни, и стало темно. Химик отчаянно искал его, шаря руками по мостовой, как слепец. — Доктор! Доктор! — кричал Химик, но голос его тонул в хаосе, вокруг мелькали десятки тел, огромные туловища с маленькими ручками сталкивались, он схва- тил металлический цилиндр фонарика и уже вскакивал на ноги, когда сильный удар бросил его на стену. От- куда-то с высоты разнесся свист, все на мгновение за- мерло, он почувствовал приближающуюся волну тепла, испускаемого нагретыми телами, что-то его толкнуло, он закружился, закричал, чувствуя скользкое отврати- тельное прикосновение — внезапно со всех сторон его окружило тяжелое дыхание. Химик нажал кнопку. Фонарик вспыхнул. На не- сколько секунд перед ним натянулась изогнутая линия огромных горбатых торсов, маленькие личики таращи- лись ослепленными глазами, сморщенные головки по- качивались, потом напор сзади усилился и голые гиган- ты обрушились на него. Химик крикнул еще раз. Он не услышал собственного голоса. Мокрые горячие туши его стиснули, сдавили ему ребра, он уже не чувствовал под ногами земли, он даже не пытался сопротивляться. Его куда-то пихали, тащили, его душила сырая вонь, он судорожно стискивал прижатый к груди фонарик, осве- щавший несколько ближайших существ, которые смот- 276
рели на него ошеломленно и старались отодвинуться, но толпа не пускала. Тьма непрерывно выла хриплыми голосами, маленькие торсы, словно потом залитые водя- нистой жидкостью, прятались во вздутиях грудных мышц. Окончательно смятый, он еще увидел сквозь чащу переплетенных рук, тел блеск огня, лицо Доктора, мелькнул его разинутый в крике рот. Химик задыхался от тяжелого смрада, фонарик прыгал у него под подбо- родком, выхватывая из мрака личики, безглазые, без- носые, лишенные ртов, плоские, старчески обвисшие, мокрые, он чувствовал удары горбов. На мгновение сделалось свободнее, потом его снова сдавило, швыр- нуло задом на стену, он ударился спиной о маленькую колонну, вцепился в нее, стараясь с ней слиться. Новые волны толкучки отрывали его, он упирался изо всех сил, он боролся, только чтобы устоять, — падение озна- чало смерть. Наконец он нащупал какую-то каменную ступеньку, нет, обломок камня, влез наверх и высоко поднял фонарик. Зрелище было страшное. От стены до стены буше- вало море голов. Приближаясь к Химику, огромные су- щества всматривались в него расширенными глазами, пытались отстраниться. Он видел их отчаянные судо- рожные усилия, но невозможно было противостоять на- пору нагой массы, которая с ужасным воем катилась в низ улочки, выжимая крайних на стены. Вдруг Химик увидел Доктора: потеряв фонарик, он двигался, вернее, плыл в толпе, его переворачивало, крутило, он терялся между возвышающимися над ним гигантскими фигурами. В воздухе развевались какие-то лоскутья. Химик, выставив перед собой электрожектор, как мог сдерживал напор. Он чувствовал, что у него немеют руки, — мокрые, скользкие туши обрушивались на него таранами, отскакивали, неслись дальше, толпа редела, из мрака вырывались новые группы, фонарь по- гас, непроницаемая тьма бурлила, хлюпала, стонала, пот заливал ему глаза, он втягивал воздух, обжигаю- щий легкие, терял сознание. Химик опустился на каменную ступеньку, оперся спиной на холодные камни, хватая ртом воздух; он уже различал отдельные шаги, шлепающие скачки, хор му- чительно воющих голосов удалялся. Опираясь руками о стену, он встал на ватные ноги, хотел позвать Докто- 277
ра, но не мог выдавить ни звука, — вдруг белое зарево вырвало из мрака гребень противоположной стены. Хи- мик не сразу сообразил, что это, наверное, Координа- тор сигналит им ракетой. Он наклонился, начал искать фонарик. У самой зем- ли воздух был насыщен отвратительным, невыносимо тошнотворным смрадом. Он выпрямился и услышал да- лекий крик. Это был голос человека. — Доктор! Сюда! Сюда! — заорал он. Голос ответил что-то совсем рядом, между черными стенами показалась полоска света. Доктор шел быстро, он слегка покачивался, как пьяный... — А, — сказал он, — ты здесь, хорошо..* Он схватил Химика за плечо. — Протащили меня немного, но мне удалось за- браться в нишу... Потерял фонарь? - Да. Доктор все еще держал Химика за плечо. — Голова кружится, — объяснил он спокойно, чуть- чуть задыхаясь. — Это ничего, сейчас пройдет... — Что это было? — шепотом, как бы про себя, ска- зал Химик. Доктор не ответил. Они оба вслушивались в темно- ту: снова в ней прокрадывались далекие шаги, она кишела шорохами, несколько раз доносился приглу- шенный расстоянием стон. Небо над стенами опять по- лыхнуло, осветив их гребни, свет задрожал на отвес- ных гранях и, бледнея, сполз вниз, как мгновенный восход и заход солнца. — Пошли, — сказали оба одновременно. Если бы Координатор не зажигал ракет, им, пожа- луй, не удалось бы вернуться до рассвета. Зарево еще дважды разгоняло мрак каменных ущелий, помогая определить правильное направление. По дороге они встретили нескольких беглецов, которые, испугавшись света фонарика, в панике исчезали, а один раз наткну- лись на лежащее у подножия крутой лестницы уже со- всем остывшее тело. Они молча перешагнули его. Было уже почти одиннадцать, когда они нашли площадь с каменным колодцем, — едва на нее упал луч фонарика, сверху тройной полосой вспыхнули фары. Химик и Доктор тяжело взбежали по лестнице к вездеходу и уселись на ступеньках. Координатор вы- 278

ключил фары и молча расхаживал в темноте вокруг машины, ожидая, пока они смогут говорить. Когда они рассказали ему все, он только заметил: — Ну ладно. Хорошо, что все так кончилось. Тут один из них... Доктор и Химик не поняли его; только когда он зажег боковой прожектор и повернул его назад, они вскочили. В нескольких метрах от вездехода неподвиж- но лежал двутел. Доктор первым оказался рядом с ним. Двутел полулежал нагой, с косо приподнятой верх- ней частью большого торса. Из щели между грудными мышцами на людей смотрел большой бледно-голубой глаз, — они видели только краешек сплюснутого личика. — Как он сюда попал? — тихо спросил Доктор. — Прибежал снизу, за несколько минут до вас. Ко- гда я зажигал ракеты, убежал, потом вернулся. — Вернулся?! — На это самое место. Вот так. Они растерянно стояли перед двутелом. Двутел ды- шал тяжело, как после долгого бега. Доктор наклонил- ся, собираясь самым обыкновенным жестом погладить или похлопать гиганта ладонью. Тот задрожал, на его бледной коже большими пузырями выступили водяни- стые капли. — Он нас боится... — тихо сказал Доктор и беспо- мощно добавил: — Что делать? — Оставить его и ехать. Уже поздно, — бросил Хи- мик. — Никуда мы не поедем. Слушайте... — Доктор за- колебался. — Знаете что? Посидим... Двутел не шевелился. Если бы не мерные движения его дискообразной расширенной груди, можно было бы подумать, что он неживой. По примеру Доктора Химик и Координатор уселись рядом с ним на каменной плите. Из темноты доносился далекий шум гейзера, иногда ветер шелестел в невидимых зарослях, раскинувшееся внизу поселение скрывала непроницаемая ночь. В воз- духе время от времени проплывали редкие клочья ту- мана, четко вырисовывавшийся в отсветах фар силуэт вездехода застыл поодаль, как черная декорация. Минут через десять, когда люди уже начали терять надежду, двутел вдруг стрельнул глазом сквозь щель своего укрытия. Достаточно было неосторожного движения 280
Химика, чтобы щель захлопнулась — на этот раз не- надолго. Наконец гигант выпрямился. Его голова торчала метрах в двух над землей, но он был бы еще выше, если бы не наклонялся вперед. Ни Координатор, ни Химик толком не знали, как Доктор этого добился, — он сам потом уверял, что тоже не знает, — во всяком случае, после осторожных похло- пываний, мягких жестов, нашептываний двутел, уже целиком высунувший свой подвижный торс из внутрен- него гнезда, позволил Доктору потянуть себя за тонень- кую руку к вездеходу. Когда он шел, низ его бесфор- менного тела преображался. Казалось, он может произ- вольно выдвигать и втягивать ноги; на самом деле у него просто сокращались мышцы вокруг конечностей, которые сразу же становились отчетливо видны. Ма- ленькая голова двутела свисала вперед и с наивным удивлением смотрела сверху на столпившихся в свето- вом конусе людей. — И что теперь? — поинтересовался Химик. — Здесь с ним не столкуешься. — Как это что, — ответил Доктор. — Возьмем его с собой. — У тебя с головой все в порядке? — Это дало бы нам много, — сказал Координа- тор, — но... он весит, пожалуй, с полтонны. — И что из этого? Вездеход рассчитан на большее. — Ничего себе! Нас трое, и груз — это уже больше трехсот килограммов. Могут лопнуть рессоры. — Да? — сказал Доктор. — Тогда не нужно. Пусть идет. С этими словами он подтолкнул двутела в сторону уходящей вниз лестницы. Огромное существо (когда двутел стоял рядом, осо- бенно когда на него непосредственно не падал свет от фар, все время казалось, что у него обрублена голова и на ее место воткнута другая, чужая, слишком малень- кая и плохо, чересчур низко насаженная) вдруг съежи- лось, его кожу мгновенно покрыли искрящиеся капли водянистой жидкости. — Да нет же, а, черт... я просто пошутил, — пробор- мотал Доктор. Его товарищи тоже были поражены этой реакцией. 281
Доктору не без труда удалось успокоить огромное су- щество. Проблему размещения нового пассажира разре- шить было нелегко. Координатор выпустил почти весь воздух из шин, так что вездеход едва не сел на камни, пришлось снять оба задних сиденья и укрепить их на багажнике, а на самый верх этой пирамиды взгромоз- дить излучатель. Но двутел не хотел входить в маши- ну. Доктор похлопывал его, уговаривал, подталкивал, сам садился и выскакивал, и если бы не обстоятельства, это зрелище выглядело бы, вероятно, очень забавным. Был уже двенадцатый час, а им еще предстояло в темноте, по тяжелой местности, двигаясь преимущественно круто в гору, сделать больше ста километров. Наконец Док- тор потерял терпение. Он схватил одну из поднятых рук маленького торса и крикнул: — Подтолкните его сзади! Химик заколебался, но Координатор сильно напер плечом на горбатую спину двутела, тот издал скулящий звук и, теряя равновесие, одним скачком очутился в ма- шине. Теперь дело пошло быстро. Координатор подка- чал шины, вездеход, хоть и с большим креном, но мяг- ко двинулся с места. Доктор занял место перед новым пассажиром, так как Химик предпочел избежать такого соседства и согласился на очень неудобное путешест- вие — он стоял за спиной Координатора. Вездеход плавно мчался по длинным гладким ка- менным плитам. По бокам мелькнула анфилада колонн, вскоре показалась аллея «палиц», а еще через несколь- ко минут они добрались до глинистых бугров, окру- жавших ямы с ужасным содержимым. Некоторое время они ехали по густой, отвратитель- но хлюпающей грязи, потом нашли отпечатавшиеся в глине следы шин и теперь двигались, почти повторяя свой путь сюда. Вездеход, выбрасывая из-под колес фонтаны воды и грязи, ловко лавировал между глини- стыми буграми. Далеко в темноте загорелось размазан- ное световое пятно, оно двигалось им навстречу и уве- личивалось с каждой минутой. Вскоре они различали уже три отдельных огонька. Координатор не сбавлял скорость: это было их собственное отражение. Двутел начал проявлять беспокойство, он ерзал, покашливал, втискиваясь в угол, рискуя перевернуть машину. Доктор пытался успокоить его голосом — без малейшего ре- 282
зультата. Обернувшись, Доктор увидел, что бледная фигура стала похожей на закругленную сверху голову сахара: двутел втянул свой маленький торс и как буд- то перестал дышать. Только когда горячая мгновенная волна и исчезновение зеркального отражения сообщи- ли, что они пересекли загадочную линию, огромный пассажир затих, застыл и не обнаруживал никакого воз- буждения от ночной езды, хотя сейчас, с усилием караб- каясь по увеличивающемуся наклону, вездеход сильно качался, буксовал, надутые колеса тяжело терлись о не- ровности почвы. Скорость уменьшалась, вместо быстрой дроби шин было слышно напряженное пение моторов, несколько раз нос машины опасно задирался вверх — она уже едва ползла. Вдруг колеса начали скользить назад, осел пласт слабо скрепленного с основанием грунта. Координатор резко повернул руль. Машина остановилась. Координатор осторожно развернулся, и вездеход на- искось съехал по склону обратно в долину. — Куда? — воскликнул Химик. Порывы ночного ветра приносили мелкие капли, хотя дождя еще не было. — Попробуем в другом месте, — повышая голос, ответил Координатор. Они снова остановились, пятно света поползло вверх постепенно слабея, рассмотреть ничего не уда- валось. Пришлось подниматься в гору наугад. Скоро на- клон стал таким же крутым, как в том месте, где они сползли вниз, но грунт здесь был сухой, и вездеход тя- нул хорошо, однако всякий раз, когда Координатор пы- тался повернуть к северу, машина начинала грозно за- дирать капот, почти садясь на задние колеса, и застав- ляла его ехать с растущим отклонением к западу. Так они тащились довольно долго. Пришлось вска- рабкаться до вершины склона, расширить небольшую выемку в его гребне, продраться сквозь заросли кустар^ ника, и только тогда Координатор смог лечь на нуж- ный курс и увеличить скорость. — Половина дороги! — немного погодя крикнул Доктору Химик, внимательно следивший через плечо Координатора за спидометром. Координатор подумал, что половины еще не про- ехали, — пытаясь пробиться через холмы, они сделали 283
крюк километров в двадцать. Наклонившись к самому стеклу, он не отрывал глаз от дороги, вернее, от бездо- рожья, старался объезжать большие препятствия, а ма- ленькие пропускать между колесами, но, несмотря на это, машину бросало, трясло, металлическая канистра грохотала. Временами вездеход подскакивал в воздух, а когда он приземлялся, амортизаторы всех четырех колес злобно шипели. Но видимость была неплохая, пока никаких неожиданностей. На границе растворяв- шихся в сероватой дымке световых полос что-то мельк- нуло: высокая черточка, другая, третья, четвертая, — это показались мачты. Доктор силился увидеть на фоне неба, окружает ли по-прежнему их верхушки дрожащий воздух, но было слишком темно. Спокойно мерцали звезды, огромное существо на заднем сиденье не шевелилось; только раз, как будто устав сидеть в одной и той же позе, оно не- много подвинулось, устраиваясь поудобнее, и это, та- кое человеческое, движение странно взволновало Док- тора. Колеса запрыгали на поперечных бороздах. Везде- ход уже спускался по продолговатому взгорбленному водоразделу. Координатор поехал немного медленнее, за языком известковой осыпи он уже видел следующие борозды. Внезапно слева донесся усиливающийся свист. Пронизывающий тупой шум — и неясная гигантская масса, сверкнув, пересекла им дорогу. Тормоза везде- хода резко заскрежетали, машину рвануло. Пахнуло горьким горячим ветром. Снова надвигался свист. Координатор погасил фары. В темноте в нескольких шагах от вездехода пролетали как бы смерчи. Высоко над землей одна за другой проносились фосфорически мерцающие гондолы, овеянные невидимыми вращающи- мися дисками; входя в поворот, они легко накренялись, всё под одним и тем же углом. Люди шепотом считали: восьмая, девятая, десятая... После пятнадцатой был пе- рерыв... — Столько мы еще не встречали, — сказал Доктор. Снова послышался какой-то звук, на этот раз неиз- вестный, гораздо более низкий, и приближался он мед- леннее. Координатор включил задний ход, вездеход начал пятиться. Они отъезжали в гору, колеса слабо Зашуршали на известняковой осыпи. Не успел Коорди- 284
натор затормозить, как в темноте перед ними с басо- витым гудением, от которого завибрировал вездеход, проплыл неясный силуэт, только высоко над деревьями потемнели звезды и земля задрожала, как будто шла ла- вина. Гудя, как тяжелый волчок, протянулся следующий призрак, и еще один; гондол видно не было, только красновато светился неправильный, заостренный на кон- цах, контур какой-то конструкции, медленно вращаю- щийся в сторону, противоположную направлению дви- жения. Снова стало тихо, только издалека, удаляясь, доно- силось то ослабевающее, то усиливающееся гудение. — Вот это колоссы — видали? — сказал Химик. Координатор подождал еще немного, включил фары, отпустил тормоза, вездеход покатился от собственной тяжести, потом Координатор включил мотор, и машина все быстрее побежала вниз. Хотя ехать вдоль борозд было удобнее, так как они обходили все большие не- ровности, Координатор предпочел не рисковать: на них сзади могло налететь одно из прозрачных чудовищ. Он пытался мысленно продолжить маршрут встречен- ных машин: они шли с северо-запада, а удалялись на восток, но это ни о чем не говорило, — они поворачи- вали и могли сделать еще много таких поворотов. Он ничего не сказал, но на душе у него было неспокойно. В начале третьего снопы света уперлись в блестя- щую зеркальную ленту. Двутел, который во время встречи во тьме даже не вздрогнул, с некоторого вре- мени, высунув голову, осматривался по сторонам. Ко- гда вездеход почти подъехал к зеркальному поясу, огромное существо вдруг закашляло, засопело, завози- лось, постанывая, начало выпрямляться и перевесилось на одну сторону, как будто хотело выпрыгнуть на ходу. — Стой! Стой! — крикнул Доктор. Координатор затормозил, вездеход остановился в метре от ленты. — Что случилось? — Он хочет убежать! — Почему? — Не знаю; может, из-за этого — погаси фары! Координатор выключил свет. Едва стало темно, дву- тел тяжело опустился на свое место. Они тронулись с 285
погашенными огнями, мгновение по бокам в черных плитах переливались отражения звезд, и снова они ехали по земле. Впереди лежала равнина. Вездеход несся все быстрее, его корпус вибрировал, известняко- вые выступы с вращающимися по песку большими те- нями летели назад, песок рвался из-под колес, холод- ный воздух бил в лицо, обжигал легкие, мотор гудел, камешки, звеня, стучали в шасси. Химик сжался, он ста- рался спрятать голову за ветровое стекло. Вот-вот дол- жен был появиться корабль. Перед отъездом условились, что Инженер повесит на корме ракеты лампу-вспышку. Они искали мигаю- щий огонек, Координатор поехал немного медленнее, они повернули к северо-западу, но время шло, а вокруг по-прежнему разливался однообразный мрак. Координа- тор давно уже переключил фары на ближний свет, теперь он погасил и его, махнув рукой на риск столк- нуться с каким-нибудь невидимым препятствием. Один раз они заметили мерцающий огонек и помчались к нему с максимальной скоростью, но уже через не- сколько минут поняли, что это просто низкая звезда. Было двадцать минут третьего. — Может, у них лампа испортилась, — предполо- жил Химик. Никто не ответил. Они проехали еще пять километ- ров, снова повернули. Доктор поднялся с места, впи- ваясь глазами в окружающую темноту. Машина ползла совсем медленно, вдруг она высоко подпрыгнула, сна- чала передними, потом задними колесами, — позади осталась канавка, пропаханная в песчаном грунте. — Давай влево, — вдруг сказал Доктор. Координатор повернул, показались невысокие хол- мики, вездеход пересек вторую борозду глубиной в полметра, неожиданно все трое увидели неясную вспышку и возносящуюся на ее фоне удлиненную ко- сую тень, верхушку которой на мгновение окружал ореол. Вездеход резким броском рванулся вперед, новая вспышка лампы, заслоненной кормой корабля, освети- ла три маленькие фигурки. Координатор включил фары, фигурки бежали, подняв руки. Координатор подъехал к товарищам и затормозил. — Приехали?! Все?! — крикнул Инженер. Он подскочил к вездеходу и шарахнулся назад при 286
виде четвертой, безголовой фигуры, которая беспокой- но зашевелилась. Координатор обнял одной рукой Инженера, другой Физика и стоял так секунду, словно опираясь на них. Они столпились впятером около бокового рефлекто- ра, — Доктор что-то тихо говорил двутелу, — У нас всё в порядке, — сказал Химик, — а у вас? — Более или менее, — ответил Кибернетик. Они долго смотрели друг на друга. Все молчали, — Поговорим или пойдем спать? — спросил Химик. — Ты можешь спать? Изумительно! — воскликнул Физик. — Спать! О господи! Они здесь были, пони- маете? — Я так и думал, — сказал Координатор. — И про- изошло... столкновение? — Нет. А вы?.. — Тоже нет. Думаю... то, что они обнаружили ра- кету, может оказаться важнее того, что видели мы. Рас- сказывайте. Хенрик, давай ты... — Вы поймали его?.. — спросил Инженер. — Собственно... он нас поймал. То есть позволил взять его с собой добровольно. Но это целая история. Длинная, сложная, хотя, увы, мы ничего в ней не пони- маем... — С нами точно так же! — выпалил Кибернетик. — Они появились через какой-нибудь час после вашего отъезда!! Я думал... думал, что это конец, — признался он вдруг тише. — Вы не голодны? — спросил Инженер. — Кажется, я совсем забыл об этом. Доктор! — крикнул Координатор. — Иди сюда! — Совещание? — Доктор вылез из вездехода и по- дошел к товарищам, но по-прежнему не спускал глаз с двутела, который неожиданно удивительно легким движением спрыгнул на землю и медленно заковылял к людям, но едва коснулся границы освещенного кру- га, отступил и замер. Люди смотрели на него молча. Огромное существо опустилось, припало к земле, еще секунду торчала его голова, потом мышцы сошлись, оставив щель, из кото- рой в рассеянном свете фар поблескивал голубой глаз. — Значит, они были здесь? — спросил Доктор. В этот момент он один не смотрел на двутела. 287
— Да. Двадцать пять вращающихся кругов, таких же, как тот, что мы захватили, и четыре машины го- раздо большие, не вертикальные диски, а как бы про- зрачные волчки. — Мы встретили их! — крикнул Химик. — Когда? Где? — С час назад, возвращаясь! Мы чуть с ними не столкнулись. А что они делали здесь? — Немного, — заговорил Инженер. — Прибыли ко- лонной; откуда, мы не знаем. Мы как раз все были в ра- кете, буквально пять минут, а когда вышли на поверх- ность, — они уже тянулись один за другим, окружая ракету. Они не приближались. Мы думали, что это первый поиск, дозор, головная тактическая разведка, ну, установили под ракетой излучатель и ждали. А они крутились вокруг, все время в одну сторону, не отда- ляясь и не приближаясь. Это продолжалось часа пол- тора. Потом появились большие волчки — высотой мет- ров тридцать! Гиганты! Похоже, что они могут дви- гаться только по бороздам, которые пропахивают те, другие. Вращающиеся диски освободили им место в своем кольце, и поочередно — одна большая, одна ма- ленькая — они снова начали крутиться. Иногда они притормаживали, а один раз две чуть не столкнулись, вернее, они коснулись друг друга. Треск был ужасный, но с ними ничего не случилось, и они продолжали вра- щаться. — А вы? — Ну, а что мы, потели у излучателя. Удовольствие было небольшое. — Верю, — торжественно сказал Доктор, — а даль- ше? — Дальше? Сначала я все думал, что они вот-вот на нас нападут, потом — что они только производят наблюдение. Но меня удивлял их строй и то, что они не останавливаются ни на секунду. Мы ведь знаем: та- кой круг может вращаться на месте. Ну, где-то в на- чале восьмого я послал Физика за вспышкой — нужно было повесить ее для вас. Но ведь вы не смогли бы проехать сквозь эту проклятую стену — и тогда мне первый раз пришло в голову, что это блокада! Ну, я подумал, что, во всяком случае, нужно пробовать дого- вориться — пока можно. Мы всё еще сидели у излуча- 288
теля и начали сигналить лампой —сериями, сначала по две вспышки, потом по три, по четыре. — Теорема Пифагора? — спросил Доктор, и Инже- нер напрасно пытался рассмотреть, не насмехается ли Доктор. — Нет, — сказал он наконец. — Обычный числовой РЯД. — А они что? — спросил жадно слушавший Химик. — Как тебе сказать, — собственно, ничего... — Что значит «собственно»? А «не собственно»? — Ну, они делали разные вещи все время, и до на- ших сигналов, и во время их, и после, но ничего такого, что выглядело бы попыткой ответить или установить контакт. — А что они делали? — Кружились быстрее или медленнее, сближались друг с другом, что-то двигалось в их гондолах... — А волчки, эти большие, тоже имеют гондолы? — Ты же говорил, что вы их видели? — Когда мы их встретили, было темно. — Нет, у них нет никаких гондол — внутри вообще ничего нет. Пустое место. Зато по периметру ходит... плавает... ну, крутится как бы большой бак, по краям выпуклый, в центре вогнутый, который может устанав- ливаться по-разному, а по бокам у него целый ряд ро- гов — таких конусных утолщений. Совершенно бес- смысленно — с моей точки зрения, конечно. О чем я го- ворил?.. да, так вот эти волчки выходили иногда из кольца и менялись местами с маленькими дисками. — Как часто? — По-разному. Во всяком случае, никакой числен- ной регулярности установить не удалось. Говорю вам — я считал все, что могло иметь какую-нибудь связь с их движениями, так как ожидал какого-нибудь ответа. Они проделывали даже сложные эволюции. Например, на второй час эти большие притормозили, почти остано- вились, перед каждым волчком встал диск поменьше, они медленно двинулись к нам, но прошли совсем не- много, может, пятнадцать метров, большие волчки за ними, и снова начали описывать круги. Теперь их было уже два: внутренний, по которому двигались четыре большие и четыре маленькие машины, и наружный из остальных плоских дисков. Я уже подумывал, что пред- 19 Вахта «Арамиса» 289
принять, чтобы вы могли вернуться. Но тут они выстро- ились в одну длинную колонну и удалились, сначала по спирали, а потом прямо на юг. — А в котором часу это могло быть? — В начале двенадцатого. — Значит, мы, вероятно, встретили других, — обра- тился Химик к Координатору. — Необязательно. Они могли где-нибудь задер- жаться. — Теперь вы рассказывайте, — потребовал Физик. —. Пусть говорит Доктор, — сказал Координатор. — Ладно. Итак... — За несколько минут Доктор рас- сказал обо всех приключениях и продолжал: — Вы по- думайте, все, что тут происходит, отчасти напоминает нам различные вещи, известные на Земле, но всегда только отчасти — всегда несколько кубиков остаются лишними и не укладываются в мозаику. Это очень ха- рактерно! Их машины появились здесь как будто в бое- вом строю — может, это разведывательный патруль, мо- жет, головной дозор армии, может, начало блокады? Или всего понемногу, а в результате — все непонятно. Или глиняные ямы, — конечно, они были ужасны, но что они, собственно, значили? Могилы? Так это выгля- дело. Потом их поселение, или как это назвать. Это было уже совершенно невероятно! Кошмарный сон. Ну, а скелеты? Музей? Бойня? Храм? Фабрика биологиче- ских экспонатов? Тюрьма? Можно думать обо всем, даже о концентрационном лагере! Но мы не встретили никого, кто хотел бы нас задержать или установить с нами какой-нибудь контакт — ничего похожего! Это, пожалуй, наиболее непонятно, во всяком случае, для меня. Цивилизация планеты несомненно высока. Архи- тектура технически очень высоко развита, строитель- ство таких куполов, как те, которые мы видели, должно представлять не простую проблему. А рядом — камен- ный поселок, напоминающий средневековый город. По- разительное смешение уровней цивилизации! При этом должна существовать отличная система сигнализации, раз они погасили свет в этом своем городе буквально через минуту после нашего прибытия — а мы ехали очень быстро и никого не заметили на дороге... Без со- мнения, они наделены разумом, а толпа, которая нас окружила, вела себя, как стадо баранов, охваченное 290
паникой. Ни следа какой-либо организации... Сначала они как будто убегали от нас, потом нас окружили, смя- ли, возник неописуемый хаос, все это было бессмыслен- но, просто безумно! Ну, и так во всем. Индивид, кото- рого мы убили, был одет в какую-то серебристую фоль- гу; эти были голые, всего на нескольких болтались какие-то лохмотья. Труп в яме имел введенную в кож- ный нарост трубку... И, что самое странное, у него был глаз, как у этого, которого вы видите, а у других глаза не было, зато был нос. Когда я об этом думаю, меня охватывает опасение, что даже тот, которого мы при- везли, немногим нам поможет. Естественно, мы поста- раемся с ним объясниться, но я не очень верю, что это удастся. — Весь собранный до сих пор информационный ма- териал нужно записать и как-то классифицировать, — заметил Кибернетик, — иначе мы в нем утонем. Дол- жен сказать... Доктор, наверное, прав, но... эти скеле- ты — а это точно были скелеты? И история с тол- пой, которая сначала окружила вас, а потом разбежа- лась... — Скелеты я видел, как тебя. Это неправдоподобно, но это правда. Ну, а толпа... — Химик развел руками. — Это было абсолютное безумие, — добавил он. — Может, вы разбудили весь поселок, и они были просто потрясены; представь себе, скажем, отель на Земле, в который въезжает здешний вращающийся круг. Ведь ясно, началась бы паника! Химик упрямо покачал головой. Доктор усмехнулся: — Ты там не был, тебе трудно объяснить. Паника? Превосходно. А потом, когда все люди уже попрята- лись или убежали, круг выезжает на улицу, и тогда один из беглецов, голый, как выскочил из постели, тря- сясь от страха, бежит за этим кругом и дает начальнику понять, что хочет с ним поехать. Так? — Но он вас не просил... — Не просил? Спроси их, если мне не веришь, что было, когда я сделал вид, что собираюсь прогнать его обратно. Отель!.. А могилы, открытые могилы, полные трупов? — Дорогие мои, без четверти четыре, — сказал Ко- ординатор, — а завтра, то есть сегодня, нам могут на- нести новые визиты — вообще здесь каждую минуту 19* 291
может произойти все, что угодно. Меня ничего не уди- вит! Что вы сделали в ракете? — спросил он Инженера. — Мало. Мы часа четыре просидели у излучателя! Проверили один сверхпроводящий электронный мозг типа «микро», радиоаппаратура почти налажена — Ки- бернетик расскажет подробнее. К сожалению, много каши. — Мне не хватает шестнадцати ниобо-танталовых диодов, — сказал Кибернетик, — криотроны целы, но без диодов с мозгом ничего не сделать. — А ты не можешь взять из других? — Взял, много было — семьсот с лишним. — Больше нет? — Может, еще в Защитнике? Но я не мог до него добраться. Он в самом низу. — Слушайте, мы что, всю ночь будем стоять так у ракеты? — Верно, пошли. Погодите, а что с двутелом? — Да, и вездеход. — Должен сказать вам кое-что малоприятное: с это- 1О момента мы должны выставлять постоянную охра- ну, — сообщил Координатор. — Просто безумие, что до сих пор у нас ее не было. Первые два часа, до рас- света, кто хочет добровольно, а потом... — Я могу, — сказал Доктор. — Ты? Ни за что, только кто-нибудь из нас, — ска- зал Инженер. — Мы хоть сидели на месте. — А я сидел на вездеходе. Я устал не больше тебя. — Ну, хватит. Сначала Инженер, потом Доктор, — сказал Координатор. Он потянулся, потер озябшие руки, подошел к вез- деходу, выключил фары и, подталкивая, медленно под- катил его под самый корпус ракеты. — Слушайте, — Кибернетик стоял над неподвижно лежащим двутелом, — а что с ним? — Оставим его здесь. Наверно, он спит. Не убежит. Чего бы он с ними ехал? — бросил Физик. — Но так нельзя — нужно как-то обеспечить... — начал Химик и не договорил. Один за другим все уже спускались в туннель. Он посмотрел вокруг, сердито пожал плечами и пошел за остальными. Инженер разложил около излучателя надувные 292
подушки и сел, но, чувствуя, что его сразу же начинает смаривать сон, встал и начал размеренно прохажи- ваться. Песок тихонько поскрипывал под ботинками. Небо на востоке серело, звезды, постепенно переставая мер- цать, бледнели. Воздух был холодный и чистый. Инже- нер попробовал ощутить в нем этот чужой запах, за- помнившийся с первого выхода на поверхность планеты, но уже не мог его различить. Бок лежащего поодаль су- щества мерно поднимался и опускался. Вдруг Инженер увидел длинные и тонкие щупальца, которые выползли из груди двутела и схватили его за ногу. Он отчаянно рванулся, споткнулся, чуть не упал — и открыл глаза. Оказывается, он заснул на ходу. Было уже светлее. Пе- ристые облачка собрались на востоке в наклонную ли- нию, как будто нарисованную одним огромным мазком, ее край начинал медленно гореть, в нерешительную се- рость неба вливалась голубизна. Последняя сильная звезда растворилась в ней. Инженер стоял лицом к го- ризонту. Облака из бурых становились бронзово-золо- тыми, на их кромках бушевал огонь, розовая полоса, сплавленная с незапятнанной белизной, двигалась по небосклону, — плоский, словно выжженный край пла- неты вдруг прогнулся под прикосновением тяжелого красного диска. Это могла быть Земля.. Его охватила пронзительная, невыразимая тоска. — Смена! — послышался громкий голос за его спи- ной. Инженер вздрогнул. Доктор смотрел в небо и улы- бался. Инженеру вдруг захотелось поблагодарить его за что-то, что-то сказать, он сам не знал — что, это было необыкновенно важно, но у него не было слов, — он встряхнул головой, ответил улыбкой на улыбку и нырнул в темный туннель. ГЛАВА ВОСЬМАЯ Около полудня пятеро полураздетых мужчин, с шея- ми и лицами, покрытыми бронзовым загаром, лежали в тени ракеты под ее белым брюхом. Вокруг валялась по- суда, части приборов, на полотнище палатки были раз- бросаны комбинезоны, ботинки, полотенца, из откры- 293
того термоса поднимался запах свежезаваренного кофе, по огромной равнине ползли тени облаков, все дыша- ло спокойствием, и если бы не съежившееся голое су- щество, которое неподвижно сидело немного поодаль, эта картина вполне могла бы сойти за какой-то земной бивак. — Где Инженер? — спросил Физик. Он лениво приподнялся на локтях и смотрел перед собой. — Пишет свою книжку. — Какую еще, — ага, список ремонтных работ? — Да, это будет толстая книга, и, поверь мне, ин- тересная! Физик посмотрел на собеседника: — У тебя хорошее настроение? Это приятно. А рана уже почти зажила. На Земле она бы так быстро, пожа- луй, не закрылась. Координатор притронулся к шраму на голове и под- нял брови: — Возможно. Корабль был стерильный, а здешние бактерии для нас безвредны. Насекомых здесь, кажется, вообще нет. Я не видел ни одного, а вы? — Белые бабочки Доктора, — буркнул Физик, От жары ему не хотелось говорить. — Ну, это тоже гипотеза. — А что здесь не гипотеза? — спросил Доктор. — Наше присутствие, — ответил Химик. Он пере- вернулся на спину. — Честно говоря, — признался он, — я бы не прочь сменить обстановку. — Я тоже, — согласился Доктор. — Видел, как у него покраснела кожа, когда он пару минут просидел на солнце? — спросил Координа- тор. Доктор кивнул головой: — Да. Это значит, что он либо не бывал до сих пор на солнце, либо имел какую-то одежду, какую-то обо- лочку, либо... — Либо? — Либо еще что-нибудь, чего я не знаю... — Неплохо, — сообщил Кибернетик, поднимая го- лову от исписанной бумаги. — Хенрик обещает мне до- стать диоды из Защитника. Предположим, что завтра мы кончим осмотр и что все будет в порядке. Значит, 294
вечером у нас уже будет работать первый автомат! Я его поставлю на сборку остальных; если он соберет хотя бы три штуки, и то все сдвинется с места. Запус- тим погрузчик, экскаватор, потом еще неделя, поставим ракету и... — Он не кончил. — Погоди-ка, — сказал Химик. — Так ты вообра- жаешь, что мы вот так просто сядем и улетим? Доктор засмеялся. — Австронавтика — это чистый, незапятнанный плод людского любопытства, — сказал он. — Слышите? Химик уже не хочет отсюда трогаться! — Нет, кроме шуток, Доктор, что с этим двутелом? Ты ведь сидел с ним целый день. — Сидел. — И что? Брось ты эту таинственность. Ее вокруг и так достаточно... — Да при чем тут таинственность! Ох, поверь мне, я бы от нее не отказался! Он... ну что ж, он ведет себя — как ребенок. Как умственно недоразвитый ребе- нок. Узнаёт меня. Когда я его зову, идет. Когда под- толкну, садится. По-своему. — Ты ведь затащил его в машину. Как он там себя вел? — Как младенец. Его ничто не интересовало. Когда я присел за генератор и он перестал меня видеть, он вспотел от страха. Если это пот, и если он означает страх. — Он что-нибудь говорит? Я слышал, как он что-то тебе булькал. — Артикулированных звуков не издает. Я записы- вал на пленку и анализировал частоты. Голос он слы- шит, во всяком случае — реагирует на голос. Все это у меня просто не укладывается в голове... Он размазня, и пугливый, и несмелый, а ведь из подобных ему инди- видуумов складывается все их общество, разве что он один... Но такое совпадение... — Может, он молодой? Может, они сразу становят- ся такими большими? — О нет, он не молодой. Это видно хотя бы по коже, по ее складкам, по морщинам. Здесь очень об- щие биологические закономерности. Кроме того, по- дошвы — утолщения, которыми они ходят, — у него со- вершенно твердые, ороговевшие. Во всяком случае, в 295
нашем понимании, он не ребенок. Впрочем, ночью, ко- гда мы возвращались, он обращал внимание на некото- рые вещи раньше нас и реагировал весьма своеобразно, например, на отражение в воздухе, о котором я вам говорил. Он боялся. Этого... этого своего местопребы- вания он тоже боялся. Иначе зачем бы он оттуда убе- гал? — Может, удастся его чему-нибудь научить? В кон- це концов они построили заводы, вращающиеся диски, они должны быть разумными... — сказал Физик. — Этот нет. — Погоди. Знаешь, что мне пришло в голову? — поднялся на руках Химик. Он сел, стряхивая прилип- шие к локтям песчинки. — А может, он... дебил? Умст- венно недоразвитый? Или... — А, ты думаешь, что там... что это их приют для душевнобольных, — сказал Доктор, тоже садясь. — Ты что, издеваешься надо мной? — С чего бы я стал издеваться? Это мог быть изо- лированный уголок, где они держат своих больных. — И проводят на них эксперименты, — подсказал Химик. — То, что ты видел, называешь экспериментами? — включился в разговор молчавший до сих пор Коорди- натор. — Я не оцениваю этого с моральной точки зрения. Я не имею на это права. Ведь мы ничего не знаем, — ответил Химик. — Доктор нашел у одного трубку, по- хожую на ту, которая торчала в теле вскрытого... — Ага. Значит, тот, что залез в ракету, тоже про- исходил оттуда, — сбежал и добрался сюда ночью? — Почему бы нет? Разве это невозможно? — А скелеты? — бросил Физик, по лицу которого было видно, что он очень скептически относится к до- водам Химика. — Ну... я не знаю. Может, это какая-то консерва- ция или, может, их лечат показом — я имею в виду что-то вроде психического шока. — Понятно. И у них есть свой Фрейд, — сказал Доктор. — Милый мой, брось ты это. И не говори, что скелеты — это какой-то аттракцион или «дворец ду- хов». Такое огромное сооружение... Чтобы вплавить скелеты в эти стеклянные блоки, нужно использовать 296
всю совокупность химических знаний. Может, это ка- кое-нибудь производство? Но чего? — То, что ты ничего не можешь выжать из этого двутела, еще ни о чем не говорит, — заметил Физик. — Попробовал бы ты узнать что-нибудь о земной циви- лизации от сторожа в моем университете. — Недоразвитый сторож? — спросил Химик, и все рассмеялись. Внезапно смех оборвался. Двутел стоял над ними. Он шевелил в воздухе узловатыми пальчиками, а его плос- кое личико, опущенное вниз, тряслось. — Что с ним?! — выкрикнул Химик. — Он смеется, — сказал Координатор. Теперь все заметили вздрагивание маленького тор- са, — казалось, двутел заходится от хохота. Бесформен- ные большие ступни семенили на месте. Под взглядом уставившихся на него глаз двутел медленно замер. Он водил голубым взглядом по людям, вдруг втянул торс, ручки, голову, еще раз зыркнул сквозь мышечную щель, заковылял на свое место и с тихим сопением опустился на землю. — Если это смех... — прошептал Физик. — Это тоже ни о чем бы не свидетельствовало. Даже обезьяны смеются. — Подожди, — сказал Координатор. Его глаза бле- стели на худом, обожженном солнцем лице. — Предпо- ложим, что у них существует значительно больший био- логический разброс врожденных способностей, чем у нас. Одним словом — что у них существуют слои, груп- пы, касты работающих творчески, конструирующих и большое количество индивидуумов, вообще не способ- ных ни к какой работе — ни к чему. И что в связи с этим таких непригодных... — Убивают. Проводят на них исследования. Едят их. Не бойся, можешь говорить все, что приходит в го- лову, — ответил Доктор. — Никто не будет над то- бой смеяться, потому что все возможно. Только, увы, не все из того, что возможно, человек в состоянии по- нять. — Сейчас. Что ты думаешь о том, что я сказал? — А скелеты? — поинтересовался Химик. — После обеда делают учебные пособия, — объяс- нил Кибернетик со злой гримасой. 297
— Если бы я тебе рассказал обо всех теориях, ко- торые со вчерашнего дня пропустил через свою голову, думая об этом, — сказал Доктор» — получилась бы кни- га в пять раз толще той, которую пишет Хенрик, хотя, наверное, не такая складная. Еще мальчишкой я позна- комился со старым космонавтом — он видел больше планет, чем имел волос на голове, а он еще совсем не был лысым... У него были добрые намерения, он хотел рассказать мне, как выглядит пейзаж, не помню уж на какой луне. Там есть такие, — говорил он и разводил руками, — такие большие, и у них есть такое, и там вот так, а небо другое, чем у нас, да, другое, — повторял он все время, пока сам не начал смеяться и не махнул ру- кой. Невозможно кому-нибудь, кто никогда не был в Пространстве, рассказать, как это выглядит, когда ви- сишь в пустоте и у тебя под ногами звезды. А ведь в этом случае речь идет только об изменившихся физиче- ских условиях! А здесь перед нами цивилизация, ко- торая развивается самое меньшее пятьдесят веков. Са- мое меньшее! И мы хотим понять ее за пару дней. — Мы должны очень стараться; если мы не пой- мем, цена, которую придется платить, может быть... слишком высока, — сказал Координатор. Он помолчал и добавил: — И что же, по-твоему» следует делать? — То же, что до сих пор» — сказал Доктор, — но шансы на успех я считаю ничтожными, примерно- примерно один к числу лет, которые насчитывает ци- вилизация Эдема... Из туннеля высунулся Инженер и, увидев товари- щей, отдыхающих в широкой полосе тени, как на пля- же, сбросил комбинезон и подошел к ним, выискивая себе место, чтобы сесть. Химик жестом позвал его. — Ну, как у тебя, пошло? — спросил Координатор. — Да у меня готово уже почти три четверти... Впрочем, я не все время работал над этим... Я попро- бовал пересмотреть сложившееся у нас мнение» что тот первый завод — на севере — работает так, как он рабо- тает, потому что никем не контролируется и разрегули- ровался... В чем дело? Что в этом смешного? Ну, чего вы гогочете? — Я вам кое-что скажу, — заявил Доктор. Он один остался серьезным. — Когда корабль будет готов к стар- ту, произойдет бунт. Никто не захочет лететь, пока 298
не узнает... Уж если даже сейчас, вместо того чтобы в поте лица завинчивать винтики... — Он развел руками. — А, вы о том же? — догадался наконец Инже- нер. — И к чему вы пришли? — Ни к чему. А ты? — В общем-то, тоже» но я искал некоторые наиболее общие и одновременно характерные черты явлений, с которыми мы столкнулись... И меня поразило, что авто- матический завод не только работает по замкнутому циклу, но и это делает как будто небрежно: отдель- ные «готовые изделия» разнились между собой. По- мните? Все согласно зашумели. — Ну, а вчера Доктор обратил внимание на то, что отдельные двутелы отличаются друг от друга странным образом: у одних не было глаза, у других носа, меня- лось количество пальцев, то же самое с цветом кожи. Все это колебалось в определенных границах, как бы в результате определенной неточности процесса «орга- нической» технологии — здесь и там... — А ведь действительно интересно! — воскликнул слушавший с большим вниманием Физик. А Доктор добавил: — Да, наконец-то что-то существенное. А даль- ше? Дальше? — повернулся он к Инженеру, который смущенно покачал головой: — Честно говоря, я не решаюсь вам сказать. Чело- век, когда он один, выдумывает разные... — Да говори же! — крикнул Химик почти возму- щенно. — Если уж начал, — поддержал его Кибернетик. — Я рассуждал так: там перед нами был кольцевой процесс производства, разрушения и снова производ- ства. Вы вчера также обнаружили нечто» похожее на какой-то завод. А если это был завод, он должен что-то производить. — Нет, там ничего не было, — сказал Химик. — Кроме скелетов. Правда, мы не всё осмотрели... — до- бавил он с сомнением. — А если этот завод производит... двутелов? — тихо спросил Инженер и среди общего молчания продол- жал: — Система производства была аналогичной: се- 299
рийной, массовой, с отклонениями, вызванными, ска- жем, не столько отсутствием контроля, сколько самим своеобразием процессов, протекающих так, что возни- кают определенные отклонения от запланированной нормы, которые уже не поддаются управлению. Скеле- ты тоже различались между собой. — И... думаешь... они убивают тех, которые «плохо сделаны»?.. — изменившимся голосом спросил Химик. — Вовсе нет! Я думал, что те... тела, которые вы нашли, что они вообще никогда не жили! Что синтез удался настолько, чтобы создать организмы, снабженные мышцами, оснащенные всеми внутренними органами, но отклонение от нормы было так велико, что они были неспособны функционировать. Значит, они вооб- ще не жили и были удалены, выведены из производст- венного цикла... — А... ров под городом — это что? Тоже «негодная продукция»? — спросил Кибернетик. — Не знаю, хотя в конце концов и это не исклю- чено... — Нет, исключено, — сказал Доктор. Он смотрел на задернутую голубой дымкой кромку горизонта. — В том, что ты говоришь, есть что-то такое... та сломан- ная трубка и другая... — Может, через них вводились какие-нибудь пита- тельные вещества во время синтеза. — Это объяснило бы также, почему привезенный вами двутел как бы умственно недоразвит, — добавил Кибернетик. — Он был создан сразу таким «взрос- лым», не говорит, у него отсутствуют какие бы то ни было знания... — Э, нет, — вмешался Химик. — Наш двутел все- таки кое-что знает — он боялся не только возвращения в тот каменный приют, это в конце концов можно как- нибудь понять, он и зеркальной полосы тоже боялся. Кроме того, он что-то знал о световом отражении, о той невидимой границе, которую мы пересекли... — Если продолжать гипотезу Хенрика, складывает- ся картина, которую трудно принять, — Координатор говорил это, глядя в песок у своих ног. — Первый завод производит неиспользуемые детали. А тот, дру- гой? Живые существа? Зачем? Ты думаешь, что они... тоже вводятся в кольцевой процесс? 300
— Великое небо! — крикнул Кибернетик, вздрог- нув. — Ты ведь не говоришь этого серьезно? — Постой, — Химик сел. — Если бы живые возвра- щались в реторту, устранение несовершенных существ, которых нельзя оживить, было бы совершенно излиш- не. Впрочем, мы вообще не видели следов такого про- цесса... В наступившей тишине Доктор выпрямился и обвел их глазами. — Слушайте, — произнес он. — Ничего не поде- лаешь... Я должен это сказать. Мы попали под влияние общих черт, обнаруженных Инженером, и теперь си- лимся подогнать факты к «производственной» гипотезе. Так вот, из всего этого неопровержимо следует одно, что мы очень благородные и наивные люди... Все посмотрели на него с удивлением; по мере того как он продолжал, удивление увеличивалось. — Вы только что пытались выдумать ужаснейшие вещи, на которые сами не способны, — и дошли до кар- тины, которую мог бы создать ребенок. Завод, создаю- щий живые существа, чтобы их уничтожить... Дорогие мои, действительность может быть хуже. — Ну, знаешь! — взорвался Кибернетик. — Подожди! Пусть говорит! — остановил его Ин- женер. — Чем больше я думаю обо всем пережитом нами в этом поселке, тем сильнее возникшее у меня убеж- дение: мы видели совсем не то, что нам казалось. — Говори яснее. Так что же там делалось? — спро- сил Физик. — Я не знаю, что там делалось, — но знаю, я в этом уверен, чего там не делалось. — Ну вот! Может, ты кончишь говорить загадками? — Я хочу сказать вот о чем: после долгого путе- шествия в этом подземном лабиринте мы были внезап- но окружены толпой, которая нас немного помяла в давке, а потом разбежалась. Поскольку, подъезжая к поселку, мы заметили, как в нем гаснут огни, мы, есте- ственно, подумали, что это происходит в связи с на- шим прибытием, что жители попрятались от нас и что нас обступила толпа бегущих в убежище, или что-ни- будь в этом роде. Так вот по мере возможности я вос- становил всю последовательность событий, все, проис- 301
ходившее с нами и вокруг нас, и скажу вам: это было что-то совсем другое — что-то, от чего разум защи- щается, как от согласия на безумие. — Ты собирался говорить просто, — остановил его Физик. — Я говорю просто. Пожалуйста, дана такая ситуа- ция: на планету, населенную разумными существами, садятся космические пришельцы. Каковы возможные реакции жителей? Поскольку никто не ответил, Доктор продолжал: — Если бы даже жители этой планеты были созда- ны в ретортах или появились на свет при еще более неестественных обстоятельствах, я вижу только три возможных типа поведения: попытки установления контакта с пришельцами, попытки напасть на них, либо — паника. Оказалось, однако, что возможен чет- вертый тип — полное безразличие! — Ты же сам говорил, что вам чуть ребра не поло- мали, и это ты называешь безразличием? — воскликнул Кибернетик. Химик слушал слова Доктора с расширенными гла- зами, в которых вдруг вспыхнул огонь. — Если бы ты оказался на пути стада, убегающего от пожара, оно могло бы обойтись с тобой еще хуже, но из этого не следует, что стадо обращает на тебя вни- мание, — ответил Доктор. — Говорю вам — толпа, в ко- торую мы попали, вообще нас не видела! Она не инте- ресовалась нами! Была охвачена паникой, согласен, — но совсем не из-за нас. Мы попали туда совершенно случайно. Конечно, мы с самого начала были уверены, что мы являемся причиной наступившей темноты, хаоса — всего, что мы видели. Но это неправда. Этого не было. — Докажи^.—сказал Инженер. — Сначала я хотел бы услышать, что скажет мой спутник, — ответил Доктор, глядя на Химика. Тот сидел в каком-то странном ошеломлении, без- звучно шевеля губами, словно что-то говорил про себя. От неожиданности Химик вздрогнул. — Да, — сказал он. — Значит — так. Да. Все время до этого самого момента что-то меня мучило, не дава- ло мне покоя — я чувствовал, что там был какой-то сдвиг, какое-то недоразумение или, как бы это сказать... 302
да, как если бы я читал перепутанный текст и не мог уловить, где предложения переставлены. Теперь все встало на свои места. Все происходило так, как он го- ворит. Боюсь, что мы этого не докажем, — это невоз- можно доказать. Нужно было там быть, в той толпе. Они просто вообще не видели нас... разумеется, за исключением нескольких ближайших. Но именно те, которые меня окружали, не поддавались общей панике. Я бы сказал, совсем наоборот: мой вид действовал на них как бы отрезвляюще — пока они смотрели на меня, они были просто очень удивленными, чрезвычайно пора- женными жителями планеты, которые увидели неиз- вестных существ. Они совсем не хотели сделать мне ничего плохого. Я даже припоминаю, что в определен- ной степени они помогали мне освободиться из давки, насколько это было возможно... — А если эту толпу кто-то направил против вас, если она играла роль загонщиков? — поинтересовался Инженер. Химик отрицательно мотнул головой: — Там ведь ничего такого не было — никаких вра- щающихся дисков, никакой вооруженной охраны, ника- кой организации; был абсолютный хаос, и ничего больше. Да, — добавил он, — удивляюсь, что я только теперь понял это! Те, которые меня видели вблизи, как бы приходили в себя, — а как безумно вели себя все остальные! — Если все происходило так, как вы говорите, — вмешался Координатор, — это было достаточно стран- ное стечение обстоятельств. Почему огни погасили именно в тот момент, когда мы туда приехали? — Ага, теория вероятности, — сказал Доктор и до- бавил громче: — Я не видел бы в этом ничего необыч- ного, кроме не лишенного основания предположения, что такие состояния возникают относительно часто. — Какие состояния? — Всеохватывающей паники. — И что ее может вызывать? — Это могло бы быть отклонением в процессе раз- вития цивилизации планеты, — нарушил общее молча- ние Кибернетик. — Период регрессивного развития; скажем, упрощая: цивилизацию разъедает что-то вро- де... социального рака... 303
— Это очень туманно, — сказал. Координатор. — Земля, как мы знаем, планета совершенно средняя. На ней были эпохи инволюции, целые цивилизации возни- кали и приходили в упадок, но, интегрируя тысячелетия, мы получаем картину усложнения жизни и усиления сил ее защиты. Мы называем это прогрессом. Про- гресс осуществляется на средних планетах. Но суще- ствуют — в соответствии с законом больших чисел — и статистические отклонения от среднего, положитель- ные и отрицательные. Не нужно обращаться к гипоте- зам о временной дегенерации, о движении назад. Быть может, недуги, сопутствующие возникновению цивили- зации, были и есть здесь большие, чем где-либо в дру- гом месте. Быть может, мы сели как раз на образец «отрицательного отклонения». — Математический демонизм, — буркнул Инженер. — Но завод существует, — заметил Физик. — Тот, первый, согласен, существование второго — гипотеза, которую не удастся защитить. — Одним словом, нужна новая экспедиция, — ска- зал Химик. — По этому поводу у меня Не было ни малейших сомнений. Инженер огляделся. Солнце отчетливо склонилось к западу, тени на песке удлинялись. Подул легкий ве- терок. — Сегодня?.. — спросил он, глядя на Координатора. — Сегодня надо бы съездить за водой и ни за чем больше, — сказал Координатор, поднимаясь, и подошел к одежде. — Дискуссия была очень интересной, — доба- вил он. У него было такое лицо, как будто думал он о чем- то другом. Он поднял комбинезон и сразу же бросил его, — одежда просто раскалилась на солнце. — Думаю, — снова заговорил Координатор, — что к вечеру мы прогуляемся на колесах к ручью. Мы не должны отвлекаться от намеченного плана ни при каких условиях, кроме непосредственной опасности. Он вернулся к сидящим на песке товарищам, неко- торое время внимательно разглядывал их и наконец медленно сказал: — Должен вам сказать, что я немного... неспокоен. — Почему? 304
— Не нравится мне, что нас оставили в покое после позавчерашнего визита. Прошло более суток, как нас обнаружили, — и... ничего. Это... так не поступает ни одно общество, на которое падает с неба корабль с живыми существами. — Это бы в какой-то мере подтверждало мое пред- положение, — заметил Кибернетик. — О «раке», который разъедает Эдем? Ну, с нашей точки зрения, это было бы не самым плохим, только... - Что? — Ничего. Слушайте, пора наконец заняться За- щитником. Отвалим все обломки сверху; внутри диоды, наверное, уцелели. ГЛАВА ДЕВЯТАЯ Обломки разбитых автоматов, искореженные запас- ные детали, которые при ударе вырвались из крепле- ний, сплошной лавиной покрывали корпус Защитника. Экипажу пришлось потеть больше двух часов, чтобы хоть немного расчистить отсек. Большие тяжести под- нимали маленьким рычажным подъемником, а все, что не удавалось протащить в дверь, Инженер вместе с Ко- ординатором сначала разбирали. Две броневые плиты, заклиненные между башенкой Защитника и придавив- шим ее ящиком со свинцовыми кирпичами, они в кон- це концов разрезали вольтовой дугой, подведя кабели с распределительного пульта реактора. Кибернетик и Физик сортировали то, что уже было извлечено из зловеще скрежещущей груды рухляди. Части, не под- дающиеся ремонту, они отправляли в лом. Химик, в свою очередь, разбирал этот лом, в зависимости от рода материала. Время от времени, когда нужно было вытащить какой-нибудь особенно массивный элемент конструкции, все бросали работу свою и спешили на помощь к «грузчикам». Незадолго до шести на свет появился приплюснутый лоб Защитника. Можно было открывать люк. Кибернетик первым спрыгнул в темную дыру. По- том он попросил лампу; ее опустили сверху на кабеле. Из Защитника, как будто со дна глубокого колодца, донесся его сдавленный крик. 20 Вахта «Арамиса» 305
— Есть! — радостно кричал Кибернетик, — Есть! На мгновение он высунул голову: — Только садись и поезжай! Вся аппаратура в по- рядке!! — Ясно, Защитник для того и существует, чтобы многое выдерживать, — бросил раскрасневшийся Ин- женер. — Ребята, уже шесть. Если ехать за водой, нужно это сделать сейчас, сказал Координатор. — У Кибер- нетика и Инженера работы выше головы; думаю, мы поедем той же командой, что и вчера. — Не согласен. — Ты ведь понимаешь... — начал Координатор, но Инженер не дал ему кончить: — Ты можешь то же, что и я. Сегодня ты оста- нешься. Они заспорили. Наконец Координатор уступил. В состав экспедиции вошли Инженер, Физик и Док- тор. От Доктора уговорами ничего не добились, — он хотел ехать. — Ведь действительно неизвестно, где безопаснее, здесь или там, если ты это имеешь в виду, — сказал он наконец, раздраженный наскоками Инженера, и под- нялся наверх по стальной лесенке. — Канистры уже приготовлены, — сказал Коор- динатор. — До ручья не больше двадцати километров. Наберете воды и сразу же возвращайтесь — хорошо? — Если удастся, обернемся два раза, — сказал Ин- женер. — Тогда у нас будет четыреста литров. — Ну, насчет второго рейса посмотрим. Химик и Кибернетик хотели выйти за ними, но Ин- женер загородил им дорогу: — Нет, нет, только без проводов, прощаний, это не имеет смысла. Оставайтесь. Одному все равно надо быть наверху, вот он и может пойти с нами. — Это как раз я, — заявил Химик. — Ты же видишь, я безработный. Солнце стояло уже довольно низко. Проверив це- лость подвески, люфт руля и запас изотопной смеси, Инженер сел впереди. Едва на сиденье забрался Док- тор, лежавший у ракеты двутел поднялся и, выпрямив- шись во всю свою высоту, заковылял к машине. Везде- ход тронулся. Огромное существо застонало и кину- 306
лось за ним с ошеломившей Химика скоростью. Док- тор что-то крикнул Инженеру, машина остановилась. - Ну, что ты хочешь, — ворчал Инженер. — Не брать же его с собой. Доктор в замешательстве, не зная, что делать, бес- помощно смотрел на возвышающегося над ним на две головы гиганта, который заглядывал сверху ему в лицо, переступая с ноги на ногу и издавая стрекочущие звуки. — Запри его в ракете. Он пойдет за тобой, — посо- ветовал Инженер. — Или усыпи его, — добавил Физик. — Если он за нами погонится, может привлечь еще кого-нибудь. Это убедило Доктора. Вездеход медленно вернулся к ракете, двутел последовал за ним своими странными скачками. Доктор с трудом затащил гиганта в туннель. Вернулся он через четверть часа злой и расстроенный. — Я запер его в тамбуре перевязочной, — сказал он. — Там нет никаких острых предметов, стекол тоже... Боюсь только, он наделает шуму. — Ну, ну, — пробормотал Инженер, — не будь смешным. Доктор хотел ответить что-то резкое, но смолчал. Вездеход снова тронулся и по большой дуге объехал ракету. Химик махал товарищам рукой, даже когда не видел ничего, кроме высокого размазанного султана пыли. Потом он начал размеренно прохаживаться возле неглубокого окопчика, в котором стоял излучатель. Он ходил так почти два часа, когда среди стройных «чаш», отбрасывающих длинные тени, возникло облако пыли. Солнце разбухшим красным яйцом только что коснулось горизонта, на севере синел прилив туч, обыч- ного, надвигающегося в это время холода не чувство- валось, все еще было душно. Химик выбежал из тени ракеты и увидел вездеход, подскакивающий на бороздах, пропаханных вращающи- мися дисками. Машина еще не успела остановиться, а он уже был рядом с ней. Ему незачем было спрашивать о результа- тах экспедиции: вездеход тяжело оседал на сплюсну- тых шинах, во всех канистрах плескалась вода, даже на свободном сиденье побулькивала полная банка. — Как съездили? — спросил Химик. 20* 307
Инженер снял темные очки и платком вытер с лица пот и пыль. — С удовольствием, — сказал он. — Никого не встретили? — Ну, как обычно, кружки, но мы проскочили да- леко от них — поехали по другую сторону зарослей, тех, где ров, помнишь? Там почти совсем нет борозд. Правда, пришлось немного повозиться, пока наполняли канистры. Неплохо бы какой-нибудь насосик. — Мы хотим съездить еще раз, — добавил Физик. — Сначала нужно перелить воду... — А, не стоит, — отмахнулся Физик, — тут лежит столько пустых банок и канистр, возьмем другие, а по- том все заодно и перельем. Верно? Он переглянулся с товарищами, как будто они что-то задумали. Химик этого не заметил, его только немного удивила такая спешка. Торопясь, как на по- жар, они выгрузили канистры, бросили на багажник пустые — их было совсем не так уж много, — сели, и вездеход рванулся с места, взметая клубы пыли. Стена пыли еще оседала на равнине, алея в лучах заходящего солнца, когда на поверхность вылез Координатор. — Еще не приехали, — сказал он. — Были уже, сменили посуду на пустую и поехали еще раз. — Как это — сразу поехали? — Координатор скорее удивился, чем рассердился. Потом он сказал Химику, что сейчас его сменит, и спустился в корабль, чтобы сообщить новость возив- шемуся с универсальным автоматом Кибернетику, но с тем говорить было трудно. У него во рту торчало штук двадцать транзисторов, он выплевывал их в руку, как семечки. Пучок вытащенных из порцеллитовых внутренностей проводов Кибернетик нацепил на шею и подсоединял их с такой быстротой, что только паль- цы мелькали. Иногда он застывал без движения и неко- торое время как бы в столбняке всматривался в висев- шую перед ним большую схему. Координатор вернулся наверх, сменил Химика, ко- торый пошел готовить для всех ужин, и, сидя около из- лучателя, убивал время, записывая практические за- мечания на полях монтажной книги, начатой Инже- нером. 308
Они два дня ломали себе головы над тем, что делать с девяноста тысячами литров радиоактивной воды, кото- рая залила все помещения над грузовым люком. Это был один из тех заколдованных кругов, откуда, каза- лось, не существовало выхода: чтобы очистить эту воду, нужно было запустить фильтры, а добраться к питав- шему их кабелю можно было только в залитом отсеке. На корабле имелся даже водолазный скафандр, но он не защищал от излучений. Приспосабливать его спе- циально и покрывать свинцом не стоило, — разумнее подождать, пока отремонтированные автоматы смогут нырнуть в воду. Координатор сидел под кормой ракеты, на которой с момента наступления темноты регулярно вспыхивала лампа, и, стараясь писать как можно быстрее, заносил в книжку все, что приходило ему в голову, — свет горел едва три секунды. Он сам потом смеялся, рассматривая свои каракули. Координатор посмотрел на часы: было почти десять. Он встал и начал прохаживаться, высматривая огни вездехода, но ничего не видел — мешали вспышки лам- пы. Поэтому он пошел в ту сторону, откуда должна была появиться машина. Как обычно, когда Координатор был один, он под- нял глаза к звездам: Млечный Путь круто взлетал в тем- ноту. От Скорпиона Координатор перевел взгляд влево и удивленно остановился; ярчайшие звезды Козерога были едва видны, они тонули в бледном пламени, как будто Млечный Путь стал шире и поглотил их. Вне- запно Координатор понял. Это было зарево, как раз там, над восточным горизонтом. Сердце у него забилось медленно и сильно. Он почувствовал комок в горле, ко- торый сразу же пропал. Стиснув зубы, он двинулся дальше. Зарево было беловатым, низким и неравномер- но пригасало, чтобы чуть позже полыхнуть несколько раз подряд. Координатор закрыл глаза и напряженно вслушивался в тишину, — но слышал только шум в ушах. Теперь созвездий почти не было видно. Коорди- натор стоял неподвижно, всматриваясь в небосклон, на- ливавшийся мутным светом. Сначала он хотел вернуться к ракете и вызвать на- верх Химика и Кибернетика — они бы могли пойти к ручью с излучателем. Пешком на это понадобилось бы 309
минимум три часа. Кроме вездехода у них был неболь- шой вертолет, но его заклинило между ящиками в за- литом отсеке; над водой выступал только верх, — винт во время аварии разлетелся на куски, кабина, наверное, выглядела еще хуже. Правда, оставался Защитник. Координатор подумал, что можно просто сесть в него, дистанционно открыть грузовой люк (его привод включался в машинном отделении) и проехать сквозь воду, которая, впрочем, выльется, как только откроется люк. В Защитнике радиация не страшна. Но, во-пер- вых, неясно было — откроется ли люк вообще, а во-вто- рых, что делать потом, — вся земля вокруг ракеты превратилась бы в большое радиоактивное пятно. И все-таки если бы иметь уверенность, что люк от- кроется... Координатор сказал себе, что подождет еще десять минут; если к этому времени он не увидит огней — придется отправиться на выручку. Было тринадцать минут одиннадцатого. Он опустил руку с часами. За- рево — да, он не ошибался — постепенно сдвигалось вдоль горизонта, оно уже доходило до альфы Феникса. Сверху розоватая, внизу мутно-белая полоса уходила к северу. Он снова посмотрел на часы. Оставалось еще четыре минуты. Тут он увидел фары. Сначала они были мигающим огоньком, дрожащей звездочкой, потом раздвоились, наконец начали слепить все сильнее — Координатор уже слышал шорох колес. Инженер ехал быстро, но на бегство это не было похо- же, — Координатор знал, что из вездехода можно выжать больше, — это его совсем успокоило. Как обычно в таких случаях, он почувствовал растущий гнев. Сам того не замечая, Координатор отошел от ракеты шагов на триста, если не больше. Вездеход резко затор- мозил. Доктор крикнул: — Садись! Координатор подбежал, прыгнул боком на пустое место, сдвинул жестянку и почувствовал, что она пу- стая. Он взглянул на товарищей — как будто все было в порядке. Наклонился вперед, коснулся ствола излу- чателя — ствол был холодный. Физик ответил на его немой вопрос ничего не выра- жающим взглядом. До самой ракеты Координатор не 310
сказал ни слова. Инженер резко развернулся, центро- бежная сила вжала Координатора в сиденье, пустые канистры забренчали, и машина остановилась у самого лаза в туннель. — Что, вода высохла? — спросил Координатор без- различным тоном. — Мы не смогли набрать воды, — сказал Инженер. Он обернулся к Координатору на своем поворотном сиденье. — Не удалось доехать до ручья. Вытянутой рукой он показал на восток. Из вездехода никто не выходил. Координатор испы- тующе смотрел то на Физика, то на Инженера. — Мы уже в первый раз заметили, что там что-то изменилось, — сказал Физик, — но не знали что и хоте- ли разобраться. — А если бы изменилось настолько, что вы не вер- нулись бы, был бы нам прок от такой предусмотри- тельности? — осведомился Координатор. Он уже не скрывал бешенства. — Ну, давайте рассказывайте всё, и сразу, а не в час по чайной ложке. — Они там что-то делают, вдоль ручья, перед ним и за ним, вокруг бугров, во всех котловинах, вдоль больших борозд, на протяжении километров, — ска- зал Доктор. Инженер кивнул головой: — В первый раз, когда было еще светло, мы заме- тили только целые хороводы этих огромных волчков — они двигались строем в виде латинской буквы «у» и выбрасывали землю, как будто копали траншеи. Мы увидели их как следует только на обратном пути, с вер- шины холма, и они мне не понравились. — А что тебе в них не понравилось? — мягко спро- сил Координатор. — То, что они треугольные и вершины каждого треугольника направлены в нашу сторону. — Великолепно. И, не сказав ни слова об этом, вы поехали туда еще раз? Знаешь, как называется такое поведение? — Може?, мы сделали глупость, — сказал Инже- нер. — Даже наверное сделали, но мы подумали, что, если начнем здесь совещаться, ехать ли второй раз, снова начнутся споры, кто должен рисковать своей бесценной жизнью, и так далее, — и решили справиться 311
с этим быстро, сами. Мы рассчитывали на то, что с наступлением сумерек им придется осветить место своих работ. — Они вас не заметили? — Почти наверняка нет. Во всяком случае, никаких признаков я не видел — нас никто не остановил. — А как вы ехали сейчас? — Почти все время по вершинам холмов, не по са- мым вершинам, немного ниже, чтобы они не могли нас заметить на фоне неба. Разумеется, без огней. Поэтому мы так долго тащились. — То есть вы вообще не собирались набрать воды, а канистры взяли только для того, чтобы обмануть Хи- мика? — Нет, это не так, — вмешался в разговор Доктор. Они всё еще сидели в вездеходе, то освещаемые вспышками лампы, то погружаясь в темноту. — Мы хотели подъехать к ручью значительно даль- ше, с другой стороны, но нам не удалось. — Почему? — Там они проводят такие же работы. Сейчас, то есть с наступлением темноты, льют в траншеи ка- кую-то светящуюся жидкость — она давала столько све- та, что все было отлично видно. — Что это? — Координатор смотрел на Инженера. Тот пожал плечами: — Может, они делают какие-нибудь отливки. Хотя вещество слишком жидкое для расплавленного металла. — Чем они его доставляли? — Ничем. Клали что-то вдоль борозд; возможно, трубопровод, но точно я сказать не могу. — Жидкий металл нагнетали по трубопроводу? — Говорю тебе, я видел это в темноте, в бинокль, при очень плохом освещении — центр каждой траншеи светится, как ртутная горелка, а вокруг все темно. Впрочем, мы ни разу не приближались ближе чем мет- ров на семьсот. Лампа погасла, и они некоторое время сидели ни- чего не видя, — потом она снова вспыхнула. — Думаю, ее нужно убрать, — сказал, поднимая гла- за, Координатор и добавил: — Сейчас. — Что там? — Лампа снова вспыхнула, и все уви- дели выныривающего из туннеля Химика. 312
Он подбежал к вездеходу, а Инженер спустился вниз и выключил ток. Лампа блеснула в последний раз, и стало темно. Зарево на горизонте разгоралось еще отчетливее. Теперь оно сильно сместилось к югу. — Их там страшно много, — сказал Инженер, кото- рый вернулся на поверхность и стоял у ракеты, повер- нувшись к зареву. — Больших волчков? — Нет, двутелов. На фоне этого светящегося теста мы видели их силуэты. Они очень спешили: очевидно, эта масса, остывая, густела. Они обкладывали ее ка- кими-то решетками сзади и с боков. Перед, то есть сто- рона, обращенная к нам, оставалась открытой. — Ну и что? Будем сидеть сложа руки и ждать?.. — начал возбужденным голосом Химик. — Ну зачем же, — сказал Координатор. — Сейчас примемся за проверку всех систем Защитника. Они помолчали, глядя на зарево. Несколько раз оно вспыхивало ярче. — Хочешь слить воду? — угрюмо спросил Инженер. — Без крайней необходимости — нет. Я уже думал об этом. Попробуем приоткрыть люк. Если контроль- ки покажут, что механизм замка действует, закроем люк и будем просто ждать. Крышка отойдет на какие- нибудь миллиметры, в худшем случае выльется несколь- ко десятков литров воды. Такое маленькое радиоактив- ное пятно не проблема, с ним мы справимся. Зато бу- дем знать, что в любой момент можем выехать в За- щитнике наружу и иметь свободу маневра. — В худшем случае мокрое пятно останется, но от нас, — сказал Химик. — Интересно, что тебе дадут эти эксперименты, если атака будет атомной? — Керамит выдерживает в трехстах метрах от нуле- вой точки. — А если взрыв будет в ста? — Защитник выдержит и в ста метрах от взрыва. — Вкопанный в землю, — поправил его Физик. — Ну так что? Понадобится — вкопаем. — Если даже взрыв будет в четырехстах метрах, люк заплавится, и наружу не выйдешь! Сваримся, как раки! — Все это чепуха. Пока бомбы не падают. А впро- чем, сами себе мы должны признаться, черт возьми, — 313
ракету мы не покинем. Если ее уничтожат, интересно, из чего ты сделаешь другую? После этих слов Инженера все замолчали. — Погодите-ка, — сообразил вдруг Физик, — ведь Защитник не комплектный! Кибернетик вынул из него Диоды. — Только из автомата наводки. Можно наводить без автомата. Впрочем, ты же знаешь: если стрелять анти- пронами, промазать не страшно, результат будет тот же... — Слушайте, я хотел спросить об одной вещи, — заговорил Доктор. Все обернулись к нему: - Что? — Ничего особенного, я хотел только спросить, что делает двутел? После секундного молчания раздался взрыв смеха. — Это изумительно! — воскликнул Инженер. Настроение изменилось, как будто опасность вдруг исчезла. — Спит, — сказал Координатор. — Во всяком случае, около восьми я к нему заглядывал, он спал. Он во- обще может почти все время спать. А он что-нибудь ест? — Я не знаю, что он ест. У нас он ничего есть не хочет. Я пытался его покормить, но он ни к чему не притронулся. — Да, у каждого свои хлопоты, — выдохнул Инже- нер и улыбнулся в темноте. — Внимание! — раздался голос из-под земли. — Вни- мание! Внимание! Они резко обернулись. Из туннеля вылезала боль- шая темная фигура, она мягко звякнула и остановилась. За ней появился Кибернетик с горящим фонарем на груди. — Наш первый универсальный! — представил он торжествующим голосом. — Что такое?.. — спросил он, оглядывая поочередно освещенные лица товарищей. — Что случилось? — Пока ничего, — ответил Химик. — Но может слу- читься больше, чем нам хотелось бы. — Как это?.. У нас автомат... — немного беспомощ- но сказал Кибернетик. 314
— Да? Ну так скажи ему, что он уже может начи- нать. - Что? — Копать могилы!! Выкрикнув эти слова, Химик растолкал всех и боль- шими шагами ушел в темноту. Координатор постоял, глядя ему вслед, а потом отправился за ним. — Что с ним случилось? — спросил ошеломленный Кибернетик, который ничего не понимал. — Шок, — коротко объяснил Инженер. — Там что- то против нас готовят... в тех долинах на востоке. Мы обнаружили это во время поездки. Вероятно, на нас нападут, но неизвестно — как. — Нападут?.. Кибернетик все еще целиком был в своей работе, в своем успехе, — казалось, то, что говорил Инженер, не проникало в его сознание. Он расширенными гла- зами смотрел на окружающих, потом повернулся к рав- нине. На фоне серебристо бледнеющего зарева мед- ленно возвращались две фигуры. Кибернетик обернул- ся — возвышающийся над людьми автомат стоял рядом, неподвижный, будто высеченный из скалы. — Нужно что-то делать... — прошептал он, словно про себя. — Мы хотим привести в порядок Защитника, — ска- зал Физик. — Даст это что-нибудь или нет, во всяком случае, нужно браться за работу. Скажи Координатору, пусть пришлет к нам Химика, мы идем вниз. Будем ре- монтировать фильтры. Автомат подключит кабель. По- шли, — кивнул он Кибернетику. — Хуже всего ждать сложа руки. Они спустились в туннель. Автомат немного по- стоял, потом вдруг повернулся на месте и двинулся за ними. — Смотри, Кибернетик-то уже наладил с Черным обратную связь, — не без удивления в голосе сказал Инженер Доктору. — Это нам сейчас пригодится, — до- бавил он, — пошлем Черного в воду. Когда он погру- зится, ему нельзя будет передавать команды голосом. — А как? По радио? — спросил Доктор рассеянно, как будто говорил только для того, чтобы не прекраща- лась беседа. Он наблюдал за темными фигурами на фоне заре- 315
ва: они снова повернули. Это походило на ночную прогулку под звездами. — Микропередатчиком, ты ведь знаешь... — начал Инженер, проследил взгляд Доктора и продолжал тем же тоном: — Он уже был уверен, что нам удастся... — Да, — кивнул Доктор. — Оттого ему так не хоте- лось слишком рано покидать Эдем... — Это ничего... — Инженер уже повернулся к лазу в туннель. — Я его знаю. У него все пройдет, как только начнется. — Да, тогда все пройдет, — согласился Доктор, дви- гаясь за ним. Инженер задержал шаги, в темноте он попытался заглянуть Доктору в лицо, неуверенный, не кроется ли в повторении его слов ирония, но ничего не увидел — было слишком темно. Минут через пятнадцать Координатор и Химик спу- стились в ракету. Перед началом работ наверх выслали Черного, который соорудил вокруг выхода из туннеля двухметровый земляной вал, утрамбовал его и укрепил, а потом унес под землю оставленные на поверхности вещи. Кроме окопанного излучателя там остался толь- ко вездеход. Жалко было тратить время на его разбор- ку, а для автомата нашлись более срочные дела. В полночь экипаж принялся за работу. Кибернетик проверил все внутреннее оборудование Защитника, Физик с Инженером регулировали радиационно-филь- тровальную установку, а Координатор в защитном костюме стоял над колодцем нижнего яруса машинного отделения. Автомат нырнул через него на дно и рабо- тал под двухметровым слоем воды у разветвления ка- белей. Оказалось, что даже после ремонта фильтры имеют уменьшенную пропускную способность: несколько секций окончательно вышли из строя. Пришлось уско- рить циркуляцию воды. Ее очистка проходила в до- вольно примитивных условиях. Химик измерял вели- чину радиоактивного заражения, забирая пробы для анализа каждые десять минут, автоматический индика- тор не действовал, а на его исправление потребовалось бы время, которого они не имели. В три часа утра вода была практически очищена. Цистерна, откуда она вытекла, лопнула в трех местах — 316
инерция кинула ее вперед и ударила торцом об один из шпангоутов. Вместо того чтобы ее заваривать, для бы- строты просто перекачали воду в верхнюю, пустую цистерну; в нормальных условиях никому бы не при- шло в голову так асимметрично распределить груз, но ракета пока не готовилась в путь. После откачки воды нижние помещения продули сжатым воздухом. На сте- нах осталось немного радиоактивного осадка, на это пришлось махнуть рукой, — в ближайшее время туда никто не собирался входить. Оставалось самое важ- ное — открыть грузовой люк. Контрольные лампочки показывали полную исправность его запирающего механизма, но при первой попытке он не хотел сраба- тывать. Кто-то предложил повысить давление в гидрав- лической системе, но Инженер решил, что лучше будет осмотреть люк снаружи, и все вышли. Добраться до люка было нелегко: он находился близко к корме, то есть теперь в четырех метрах над землей. Наскоро соорудили из металлических обломков леса, автомат быстро сварил стальные обломки в не- уклюжий, но прочный помост, укрепили на штативе прожектор и, вооружившись фонарями, поднялись к люку. Небо на востоке посерело, зарева уже не было видно, звезды медленно бледнели, и по плитам керами- товой обшивки стекали крупные капли росы. — Интересно, — сказал Физик, — механизм в поряд- ке, крышка выглядит как новенькая и имеет только один недостаток — не открывается. — Не люблю чудес, — присоединился к нему Ки- бернетик, ударяя рукояткой напильника в металл. Разъяренный Инженер ничего не сказал. — Подождите, — заговорил Координатор, — а мо- жет, старый, испытанный поколениями метод?.. И он поднял восьмикилограммовый молот, который лежал у его ног на помосте. — Можно простучать кромку, но только один раз,— согласился, поколебавшись, Инженер, который не лю- бил таких «методов». Координатор искоса взглянул на черный автомат, который грудью поддерживал помост и на фоне се- реющего рассвета вырисовывался как угловатая статуя, взвесил на руке молот, не очень сильно размахнулся и 317
ударил. Он бил равномерно, раз за разом, броня отве- чала густым коротким звуком, каждый удар ложился на несколько сантиметров дальше, ему неудобно было бить вверх. В серии мерных звуков что-то изменилось, к ним примешался новый басовитый стон, как будто отзывалась сама земля. Молот повис в руках Коорди- натора. Он услышал в вышине высокий, нарастающий свист, потом тупой грохот, леса конвульсивно затряс- лись. — Вниз! — крикнул Физик. Один за другим люди спрыгнули с помоста, только автомат не шевельнулся. Второй ворчливый стон, прон- зительный свист, казалось, накрывал их. Все еще стоя под защитой огромного корпуса ракеты, они инстинк- тивно сжались, втянули головы в плечи. В нескольких сотнях метров от корабля грунт взлетел отвесным гей- зером, сопутствующий этому звук был удивительно сла- бым, сдавленным. Люди побежали к туннелю. Автомат двинулся за ними. Они прыгали внутрь. Координатор и Инженер задержались под защитой земляного бруствера. Весь го- ризонт на восточной стороне ревел подземными гро- мами, грохот катился по равнине, свист усиливался, мощнел, в нем уже нельзя было различить отдельных нот, небо пело органом, — казалось, стаи невидимых сверхзвуковых самолетов пикировали из зенита прямо на них, все предполье взрывалось короткими брызгами песка, глины, фонтаны взрывов выглядели почти чер- ными на свинцовом фоне неба, земля дрожала, с бру- ствера сыпались крошки и падали на дно туннеля. — Совершенно нормальная цивилизация, — услыша- ли они доносящийся из глубины голос Физика. — А? — Все время перелеты или недолеты, — пробормо- тал Инженер. Координатор не мог его услышать, в воздухе выло не переставая, разлетался песок, но фонтаны не при- ближались к ракете. Инженер и Координатор стояли по плечи в земле несколько долгих минут, и ничего не изменилось. Громовые раскаты на горизонте слились в один протяжный, басовый, почти не меняющийся гро- хот, но взрывов больше не было слышно: снаряды падали почти бесшумно, земля, выброшенная взрыва- ми, медленно опадала. Уже рассвело, Инженер и Коор- 318
динатор отчетливо видели похожие на кротовые норы небольшие бугорки, окружающие места попаданий. — Принесите бинокль! — крикнул Координатор в туннель. Через минуту ему подали бинокль. Он ничего не го- ворил Инженеру, только все больше удивлялся. Сначала он думал, что атакующая их артиллерия пристреливает- ся, но снаряды все время ложились одинаково. Он во- дил биноклем вокруг и видел взлетающие со всех сто- рон фонтаны взрывов — то ближе, то дальше, но ни один не приблизился к ракете даже на двести метров. — Что там? Не атомные? — донесся до него при- глушенный крик из тунне\я. — Нет! Спокойно! — крикнул он, напрягая голос. Инженер придвинул лицо к его уху: — Видишь?! Все время промахи!! — Вижу!! — Окружают нас со всех сторон! Координатор снова кивнул головой. Теперь Инже- нер рассматривал предполье в бинокль. Вот-вот должно было взойти солнце. Небо, блед- ное, как будто вымытое, наливалось водянистой голу- бизной. На равнине не двигалось ничего, кроме султа- нов попаданий, а они кустистым, моментально рассы- пающимся и тотчас снова возникающим из земли кольцом, словно причудливой мелькающей живой изго- родью, окружали ракету и холм, из которого она тор- чала. Координатор вдруг решился: выполз из туннеля и тремя прыжками взлетел на вершину холма; здесь он упал на землю и посмотрел в противоположную, неви- димую из туннеля, сторону. Картина была такая же: растянувшиеся дугой взрывы вырастали корчащимися и трепещущими песчаными кустами. Кто-то с силой бросился рядом с ним на высохшую землю. Это был Инженер. Они лежали головой к го- лове, глядя на то, что происходит вокруг, они уже поч- ти не слышали грома на горизонте, который плыл же- лезными волнами, иногда как будто удаляясь, — звук относило ветром, разбуженным первыми лучами солнца. — Это совсем не промахи! — крикнул Инженер. — А что?! — Не знаю. Подождем... 319
— Пойдем внутрь! Они сбежали по склону под куполом пронзитель- ного воя и свиста. Правда, вблизи снаряды не падали, но ощущение было не из приятных. Один за другим они прыгнули в туннель, оставили в нем автомат, а сами пошли в корабль, позвав с собой товарищей. В биб- лиотеку грохот доносился слабо, даже дрожание грунта почти не чувствовалось. — В чем же дело? Они хотят нас блокировать? Умо- рить голодом? — недоуменно спрашивал Физик, когда Координатор и Инженер рассказали все, что успели увидеть. — А черт их знает. Хотел бы я увидеть вблизи та- кой снаряд, — сказал Инженер. — Если они сделают перерыв, стоило бы сбегать. — Автомат сбегает, — холодно сказал Координатор. — Автомат?! — почти застонал Кибернетик. — Ничего с ним не случится, не бойся. Они почувствовали очень слабую, но все же не та- кую, как раньше, дрожь корпуса и переглянулись. — Попадание! — крикнул Химик, вскакивая. — Переносят огонь?.. — с сомнением сказал Коор- динатор. Он поспешил в туннель. Наверху как будто ничего не изменилось: горизонт по-прежнему ревел. Но под кормой ракеты на залитом солнцем песке лежало что- то черное, разбрызганное, словно из лопнувшего мешка высыпалась дробь. Координатор пытался найти место, где странный снаряд разбился о броню, но на керамите не было никаких следов. Прежде чем стояв- шие сзади успели его задержать, он кинулся к корме и начал обеими руками запихивать в пустой футляр от бинокля разлетевшиеся осколки. Они были еще теплые. Координатор вернулся с добычей, и все начали сра- зу же на него кричать, и громче всех Химик: — Ты сумасшедший! Может быть, это радиоактивно!! Все побежали в корабль. Оказалось, что осколки не радиоактивны. Поднесенный к ним счетчик импульсов молчал. Они выглядели очень своеобразно: ни следа какой-нибудь толстой оболочки снаряда — просто мно- жество необычайно мелких комков, рассыпающихся в пальцах на грубозернистые, жирно блестящие металли- ческие опилки. 320
Физик взглянул на эту пыль сквозь лупу, поднял брови, достал из шкафа микроскоп, посмотрел и крик- нул: - Ну! Ну?! Остальные чуть ли не силой оттащили его от микро- скопа. — Они посылают нам часы... — слабым голосом ска- зал Химик, в свою очередь оторвав глаз от окуляра. В поле зрения лежали рассыпавшиеся рулончиками и цепочками десятки и сотни крохотных зубчаток, экс- центриков, пружинок, погнутых осей. Все по очереди сыпали под объектив новые пробы, двигали столик микроскопа и все время видели одно и то же. — Что это может быть? — воскликнул Инженер. Физик бегал по библиотеке от стены к стене, его волосы растрепались, он останавливался, смотрел на всех отсутствующим взглядом и снова бегал. — Какой-то страшно сложный механизм — просто что-то чудовищное. Здесь, — Инженер взвесил на руке горсть металлической пыли, — миллиарды, если не бил- лионы этих проклятых колесиков!! Пошли наверх, — решился он вдруг, — посмотрим, что там делается. Канонада продолжалась без всяких изменений. Ав- томат насчитал с того момента, как заступил на пост, тысячу сто девять взрывов. — Попробуем-ка теперь люк, — вспомнил вдруг Хи- мик, когда они вернулись в ракету. Кибернетик прилип к микроскопу и рассматривал осколки снаряда, порцию за порцией. Когда к нему обращались, он не отвечал. Трудно было сидеть и ничего не делать, — впятером они отправились в машину. Контрольные лампочки запирающего механизма все еще горели. Инженер чуть сдвинул ручку, и стрелка послушно вздрог- нула — крышка двигалась. Он сразу же закрыл ее и сказал: — В любой момент мы можем выехать на Защит- нике. — Крышка повиснет в воздухе, — засомневался Фи- зик. — Ничего, до земли останется самое большее пол- тора метра. Для Защитника это пустяки. Переползет. Но пока не было острой необходимости покидать 21 Вахта «Арамиса» 321
корабль, и они вернулись в библиотеку. Кибернетик все еще торчал у микроскопа. Он был словно в трансе. — Оставьте его; может, на что-нибудь наткнет- ся, — сказал Доктор. — А теперь... нужно чем-то занять- ся. Предлагаю просто продолжать ремонт. Все, кроме Кибернетика, медленно поднялись с мест. А что им еще оставалось делать? Вся пятерка спусти- лась в рубку, где до сих пор было больше всего следов разрушений. С пультом управления пришлось повозить- ся. Там требовалась трудная, почти ювелирная работа, каждую цепь проверяли сначала в выключенном состоя- нии, потом под напряжением. Координатор то и дело поднимался наверх и возвращался, не говоря ни слова. Его уже никто ни о чем не спрашивал. В рубке, ушед- шей на пятнадцать метров в землю, чувствовалась лег- кая вибрация грунта. Так минул полдень. Несмотря ни на что, работа продвигалась. Она шла бы еще бы- стрее с помощью автомата, но снимать наблюдательный пост было нельзя. К часу автомат насчитал больше вось- ми тысяч взрывов. Хотя никто не был голоден, приготовили обед и поели, — для того чтобы сохранить силы и здоровье, как заявил Доктор. Теперь с этим возни было немного, по- суду мыть не приходилось, ее просто совали в пасть моечной машины. Двенадцать минут третьего вибрация внезапно прекратилась. Все сразу же бросили работу и побежали по туннелю наверх. Пылающая золотом туч- ка заслоняла солнце, равнина лежала в нагретой ти- шине, мелкая пыль, поднятая взрывами, оседала, царило мертвое спокойствие. — Конец?.. — неуверенно сказал Физик. Его голос прозвучал удивительно громко, — за эти часы они привыкли к непрерывному грохоту. Последний взрыв, зарегистрированный автоматом, имел порядковый номер десять тысяч шестьсот четыре. Люди медленно вышли из туннеля. Ничего не про- исходило. На расстоянии от двухсот с небольшим до трехсот метров вокруг ракеты тянулась полоса пере- паханной, перемолотой земли, местами отдельные во- ронки слились в непрерывные провалы. Доктор взобрался на бруствер. — Рано, — остановил его Инженер. — Подождем. — Долго? 322
— Минимум полчаса, а лучше час. — Взрыватели замедленного действия? Ведь там нет взрывчатых зарядов? — Неизвестно. Туча сползла с солнца, посветлело. Они стояли и осматривались, ветер затих, становилось все жарче. Координатор первым услышал шелест. — Что это? — сказал он шепотом. Все насторожились. Им тоже показалось, что они что-то слышат. Шелест был такой, как будто ветер шевелил листья кустов. Но вокруг не было ни кустов, ни листьев, ни- чего, кроме кольца перекопанного песка. Воздух был мертвый, горячий, далеко над холмами он дрожал от жары. Шелест продолжался. — Это оттуда?.. - Да. Они говорили шепотом. Теперь шелест доносился равномерно со всех сторон, — похоже, что пересыпался песок. — Ветра нет... — тихо сказал Химик. — Нет, это не ветер. Это там, где снаряды... — Я схожу туда. — С ума сошел?! А если у них дистанционные взры- ватели? Химик побледнел. Он попятился, как будто хотел спрыгнуть в туннель. Но было так светло, царила такая неподвижность, — товарищи стояли не шевелясь, — он стиснул зубы, сжал кулаки и остался. Шелест продол- жался, равномерный, быстрый, он доносился со всех сторон. Люди стояли ссутулившись, напрягая мышцы, без единого движения, как бы бессознательно ожидая удара, — это было в тысячу раз хуже канонады! Солнце повисло в зените, тени кучевых облаков медленно ползли по равнине, облака громоздились на плоских основаниях, они выглядели как белые острова. На горизонте ничего не двигалось, везде было со- вершенно пусто, даже черные чаши, черточки которых до этого неясно выделялись на фоне далеких хол- мов, — даже они исчезли! Только теперь люди заметили их отсутствие. — Смотрите! Это крикнул Физик. Он протянул руку вперед. Но 21* 323
это произошло почти одновременно со всех сторон. Можно было смотреть в любую — и везде увидеть одно и то же. Изрытая воронками земля вздрогнула, всколыхну- лась. Везде, где упали снаряды, из нее полезло что-то сверкающее на солнце. Почти ровная, похожая на гре- бенку линия блестящих ростков, кое-где в четыре, ино- гда в пять, шесть рядов. Она вырастала из земли так быстро, что, напрягая взгляд, этот рост можно было за- метить на глаз. Кто-то с разгону выскочил из туннеля, понесся пря- мо к прогнутой линии зеркальных огоньков. Это был Кибернетик. Все закричали и бросились за ним. — Я знаю! — кричал он. — Знаю!! Он упал на колени перед стеклянистым многорядьем ростков. Они уже торчали из земли на палец, у осно- вания толщиной в кулак. Возле каждого ростка легонь- ко шевелился песок, в глубине что-то лихорадочно дрожало, копошилось, работало, шуршало, как будто одновременно пересыпались миллиарды мельчайших зернышек. — Механические зародыши! — воскликнул Кибер- нетик. Он попытался руками раскопать землю вокруг бли- жайшего ростка. У него ничего не получилось. Песок был горячий. Он отдернул руки. Кто-то сбегал за лопа- тами, все принялись копать так, что только земля летела во все стороны. Заблестели расчлененные, длин- ные, спутавшиеся, словно корни, жилы зеркальной мас- сы. Она была твердая, звенела от ударов лопат как ме- талл; когда яма достигла в глубину больше метра, люди попытались вырвать это странное образование, но оно даже не шевельнулось — настолько срослось с другими. — Черный!! —Хор голосов как будто вырвался из одной груди. Автомат подбежал, разбрасывая ногами песок. — Вырви это. Цепкие захваты сомкнулись на толстых, как муж- ская рука, зеркальных жилах. Стальной торс напрягся. Люди увидели, как ступни автомата начинают медлен- но уходить в грунт. Еле слышный звук, словно до пре- дела натянутой, вибрирующей струны, доносился из его корпуса. Он выпрямился, увязая. 324
— Отпусти! — крикнул Инженер. Черный тяжело выбрался из ямы и застыл. Люди тоже стояли неподвижно. Зеркальная живая изгородь достигла уже почти полуметровой высоты. Внизу, над самой землей, она постепенно наливалась более темным, молочно-голубым цветом, верх все еще рос. — Вот так, — спокойно сказал Координатор. - Да. — Они хотят нас запереть? Все помолчали. — По-моему, это все-таки примитивно; в конце концов мы могли бы сейчас выйти, — сказал Кибер- нетик. — Оставив ракету, — ответил Координатор. — Их разведка, наверное, как следует все рассмотрела! Обра- тите внимание — они пристрелялись почти точно по той борозде, которую прорыли их диски! — Действительно! — Неорганические зародыши, — сказал Кибернетик. Он уже успокоился и стирал с рук песок и глину. — Неорганические зерна — семена, понимаете? Они их высадили с помощью своей артиллерии. — Это не металл, — сказал Химик. — Металл бы Черный согнул. Это что-то вроде супранита или кера- мит с упрочняющей обработкой. — Да нет же — это просто песок! — воскликнул Ки- бернетик. — Не понимаешь? Неорганический метабо- лизм! Они каталитически превращают песок в какую- то высокомолекулярную производную кремния и обра- зуют из нее эти жилы, так же как растения вытягивает из земли соли. — Ты думаешь? — сказал Химик. Он опустился на колени, потрогал лоснящуюся поверхность, поднял го- лову. — А если бы они попали на грунт другого соста- ва? — спросил он. — Приспособились бы. Я в этом уверен. Потому-то они такие дьявольски сложные — их задача образовать субстанцию максимально твердую, максимально проч- ную из того, что у них в распоряжении. — Ну, если только это, Защитник разгрызет. И не поломает себе зубов, — усмехнулся Инженер. — Разве они на нас напали? — тихо сказал Доктор. 325
Все посмотрели на него с удивлением. — А что это? Не нападение? — Нет. Я бы сказал, скорее, — попытка защититься. Они хотят нас изолировать. — Ну так что? Мы должны сидеть и ждать, пока не окажемся, как червяки, под колпаком? — А зачем вам Защитник? Все заколебались. — Воды нам уже не нужно. Ракету, вероятно, удастся отремонтировать за неделю. Ну, скажем, за де- сять дней. Атомные синтезаторы пустим в ближайшие часы. Я не думаю, что это будет колпак. Вероятнее, вы- сокая стена. Преграда, непреодолимая для них, поэтому они считают, что и для нас тоже. Синтезаторы обеспе- чат нас продовольствием. Нам от них ничего не нужно, а они, — пожалуй, они не могли показать нагляднее, что не желают иметь с нами дела... Товарищи слушали его нахмурившись. Инженер осмотрелся. Зеркальные острия уже доходили до колен. Они сплетались. Срастались. Шелест теперь стал таким громким, как будто из-под земли вырывалось гудение сотен невидимых ульев. Синие корни на дне ямы на- брякли, стали толстыми, почти как стволы. — У меня к тебе просьба: приведи сюда двутела, — неожиданно сказал Координатор. Доктор посмотрел на него как будто ослышался: — Сейчас? Сюда? Зачем? — Не знаю. То есть... я хотел бы, чтобы ты его при- вел. Ладно? Доктор кивнул головой и ушел. Остальные молча стояли на солнце. Показался Доктор. Голый гигант с трудом выполз за ним из туннеля и перепрыгнул че- рез земляной вал. Он казался оживленным и как будто довольным: держался рядом с Доктором и тихонько булькал. Вдруг его плоское личико застыло, голубой глаз неподвижно смотрел вперед. Он засопел. Повер- нулся всем корпусом. Пронзительно захныкал. Боль- шими прыжками приблизился к зеркальному загражде- нию, словно хотел на него броситься, неуклюже под- прыгивая помчался вдоль него, обежал кругом все коль- цо непрерывно постанывая, издавая странный скрипу- чий кашель, подбежал к Доктору, начал щипать узло- ватыми пальчиками комбинезон у него на груди, скреб 326
эластичный материал, заглядывал ему в глаза. С него лил пот, он толкнул Доктора, отпрыгнул, вернулся, вдруг еще раз огляделся, втянул с неприятным звуком малый торс в сумку большого и бросился в черное от- верстие туннеля. Еще секунду люди видели сплюснутые дергающиеся подошвы его ступней, когда он вползал внутрь. Довольно долго люди молчали. — Ты ожидал этого? — спросил Доктор Координа- тора. — Нет... не знаю. Правда. Я только думал, что... возможно, это ему не чужое. Я ожидал какой-то реак- ции. Скажем, непонятной. Такой — нет... — Значит ли это, что она понятна? — проворчал Физик. — В определенном смысле да, — ответил Доктор. — Он это знает. Во всяком случае, знает что-то аналогич- ное — и боится этого. Для него это какое-то страшное, наверное смертельно опасное, явление. — Экзекуция... modo Эдем? — тихо подсказал Хи- мик. — Не знаю. Во всяком случае, это показывало бы, что они используют такие «живые стены» не только против космических пришельцев. Впрочем, ее можно насадить и без артиллерии. — А может, он просто боится всего, что блестит? — сказал Физик. — Простая ассоциация. Это объяснило бы также историю с тем зеркальным поясом. — Нет, я показывал ему зеркало, он не только не боялся, он даже не интересовался им, — сказал Док- тор. — Следовательно, его нельзя считать ни таким уж глупым, ни недоразвитым, — бросил Физик. Он стоял у самого стеклянистого заграждения, до- ходившего ему до пояса. — Пуганая ворона куста боится. — Слушайте, — сказал Координатор. — Мне кажет- ся, что это мертвая точка. Мы в тупике. Что делать дальше? Ремонт ремонтом — это понятно само собой, но я хотел бы... — Новая экспедиция? — подсказал Доктор. Инженер невесело улыбнулся: — Да? Я всегда с тобой. Куда? В город? 327
— Это наверняка означало бы столкновение, — бы- стро сказал Доктор. — Иначе как в Защитнике не прой- ти. А на том уровне цивилизации, которого мы общи- ми усилиями сумели достичь, имея под рукой излуча- тель антипротонов, оглянуться не успеешь, как начнешь стрелять. Мы должны избегать драки любой ценой. Война — худший способ сбора информации о чужой культуре. — Я вовсе не думал о войне, — ответил Координа- тор. — Защитник — отличное убежище, он ведь так много может выдержать. Все как будто указывает на то, что население Эдема глубоко расслоено и что с тем слоем, который предпринимает разумные действия, мы до сих пор не можем установить контакта. Я понимаю, что экспедицию в сторону города они воспримут как ответный удар. Но осталось еще не изученным запад- ное направление. Двоих людей абсолютно достаточно для обслуживания машины, остальные могут остаться и работать в ракете. — Ты и Инженер? — Необязательно. Можешь поехать с Хенриком, если хочешь. — В таком случае нужен третий, кто-нибудь, кто знаком с Защитником, — сказал Инженер. — Кто хочет ехать? Хотели все. Координатор невольно улыбнулся. — Едва прекращается артиллерийский огонь, их на- чинает сжигать огонь любопытства, — продекламиро- вал он. — Ну, едем, — объявил Инженер. — Доктор, конеч- но, хочет быть с нами, как представитель благоразумия и кротости. Великолепно. Хорошо, что ты остаешься, — сказал он Координатору. — Ты знаешь очередность ра- бот. Лучше всего сразу же приставить Черного к одно- му грузовому автомату, но не начинайте копать под ра- кетой, пока мы не вернемся. Я хотел бы еще раз прове- рить статические расчеты. — Как представитель благоразумия я хотел бы спро- сить, какова цель этой экспедиции? — заговорил Док- тор. — Пробивая себе дорогу, мы вступаем в фазу кон- фликта, хотим мы этого или нет. — У тебя есть другие предложения? — спросил Ин- женер. 328
Вокруг тихо, почти мелодично шумела растущая живая изгородь. Скоро она должна была подняться выше человеческих голов. Солнце разбрызгивалось бе- лыми и радужными искрами в ее жилистых перепле- тениях. — У меня нет никаких, — признался Доктор. — Со- бытия непрерывно опережают нас, и до сих пор все за- ранее составленные планы подводили. Может, самым благоразумным было бы воздержаться от всяких про- гулок. Через несколько дней ракета будет готова к по- лету; облетая планету на малой высоте, мы сможем, возможно, узнать больше и легче, чем сейчас. — Ты и сам в это не веришь, — возразил Инже- нер. — Если мы не можем ничего узнать, изучая все вблизи, что нам даст полет на заатмосферной высоте? А благоразумие, боже мой... Если бы люди были благо- разумны, мы бы здесь никогда не оказались. Что благо- разумного в ракетах, которые летят к звездам? — Демагогия, — проворчал Доктор. — Я знал, что мне вас не убедить, — добавил он и медленно пошел вдоль стеклянистой преграды. Остальные вернулись к ракете. — Не рассчитывай на сенсационные открытия; я полагаю, что на западе тянется такая же равнина, как здесь, — сказал Координатор Инженеру. — Откуда ты знаешь? — Мы не могли упасть как раз в центре пустынного пятна. На севере — завод, на востоке — город, на юге — возвышенность с «поселком» в котловине; вероятнее всего, мы сидим на краю пустынного языка, который расширяется к западу. — Возможно. Увидим. ГЛАВА ДЕСЯТАЯ В начале пятого крышка грузового люка дрогнула и медленно опустилась вниз, как челюсть акулы. Она застыла в воздухе наклонным помостом; ее край по- вис в метре от земли. Люди стояли по обе стороны люка, задрав головы. В зияющем отверстии сначала показались широко рас- ставленные гусеницы, с нарастающим урчанием они 329
двинулись вперед, как будто огромная машина хотела прыгнуть в воздух. Еще мгновение было видно серо- желтое дно, внезапно гигант качнулся, резко наклонил- ся вперед, ударил обеими гусеницами в свисающую крышку — она загудела, — съехал по ней вниз, переполз метровый зазор, поймал передними траками гусениц грунт, рванул его, какую-то долю секунды казалось, что обе медленно перемалывающие землю ленты профили- рованных пластин остановятся, но Защитник дернулся и, подняв свой приплюснутый лоб, проехал несколько метров по ровной земле и замер с певучим урчанием. — Ну, а теперь, друзья, — Инженер высунул голову из маленького заднего люка, — спрячьтесь в ракету — будет жарко. И не высовывайтесь этак с полчасика. А еще лучше сначала пошлите Черного, пусть замерит остаточную радиоактивность. Крышка захлопнулась. Трое людей вошли в туннель и забрали с собой автомат. Сразу же в дыре туннеля появился выдвинутый изнутри щит, плотно закрывший лаз. Защитник не двигался. Внутри него Инженер про- тирал экраны, проверял показания приборов. Наконец он спокойно сказал: — Начинаем. Короткое и тонкое, снизу и сверху охваченное ци- линдрическими утолщениями, рыло Защитника начало медленно поворачиваться на запад. Инженер ловил спрессованное стекло живой изго- роди в перекрестье черных нитей, бросил взгляд вбок, проверяя положение трех дисков — белого, красного и голубого, — и нажал ногой педаль. На мгновение экран почернел, словно засыпанный сажей, одновременно воздух со странным звуком — как будто какой-то гигант, прижавшись ртом к земле, ска- зал «умпф» — ударил в Защитника так, что тот зака- чался. Экран снова посветлел. Огненное облако шаром расплылось в стороны, во- круг него, бурля, всколыхнулся похожий на жидкое стекло воздух. На протяжении десятка метров зеркаль- ная живая изгородь исчезла, из впадины с вывернуты- ми, вишнево пылающими краями бил пар. Песок на расстоянии двадцати шагов покрылся стеклянистой коркой и заискрился на солнце. На Защитника сыпал- ся летучий, почти невесомый белый пепел. 330
«Немного перехватил», — подумал Инженер, но вслух сказал только: — Всё в порядке, едем. Приземистый корпус дрогнул и удивительно легко покатился к пролому. Проезжая сквозь него, машина слегка качнулась, на дне застывала лужица огненной жидкости — расплавленный кремнезем. «Мы просто варвары, — мелькнуло в голове у Док- тора. — И что я здесь делаю?..» Инженер взял нужное направление и прибавил ско- рость. Защитник мчался как по автостраде, внутренняя мягкая поверхность гусениц тихо шлепала по направ- ляющим роликам. Они делали без малого шестьдесят километров в час, почти не ощущая этого. — Можно открыть? — спросил Доктор. Он сидел низко в маленьком кресле, над его плечом блестел выпуклый, похожий на корабельный иллюми- натор, экран. — Конечно, можно, — согласился Инженер. — Толь- ко... Он включил компрессор. С крышки и из основания башенки брызнул острыми, как иголки, струйками бес- цветный раствор, смывая с брони остатки радиоактив- ного пепла. Потом стало светло: броневой колпак от- крылся, его верх сдвинулся назад, бока провалились внутрь корпуса, — теперь людей защищало только окружающее сиденье толстое изогнутое стекло. В от- крытую машину ворвался ветер и растрепал им волосы. — Мне кажется, Координатор был прав, — пробор- мотал через некоторое время Химик. Местность не менялась. Защитник плыл через море песка, тяжелая машина плавно покачивалась, двигаясь поперек перепончато взгорбленных барханов, все время с одной и той же скоростью. Инженер было поехал быстрее, но тогда их начало бросать, гусеницы пронзи- тельно скрипели, нос машины прыгал с одного бархана прямо на верхушку другого, на мгновение зарывался в него, вскидывал тяжелые тучи песку, несколько раз песок попадал даже внутрь. На пятидесяти километрах болтанка прекратилась. Так прошло два с лишним часа. — Да, пожалуй, он был прав, — сказал Инженер и немного изменил курс с западного к юго-западному. 331
Следующий час езды не принес никаких перемен, и они повернули еще раз, двигаясь уже точно на юго- запад. Позади осталось сто сорок километров. Цвет песка понемногу изменялся: из почти белого, очень сыпучего, вставшего за машиной длинным клубя- щимся хвостом, он стал красноватым и более тяже- лым, меньше пылил и, выброшенный вверх гусеницами, почти сразу же опадал. Расстояние между барханами увеличивалось, теперь они были ниже. Время от вре- мени мелькали торчащие прутья совершенно засыпан- ных кустов. Вдали показались неясные маленькие пят- нышки, они лежали несколько в стороне от курса. Ин- женер свернул к ним. Они быстро увеличивались, через несколько минут уже можно было разобрать под- нимающиеся из песка отвесные плиты, похожие на одиноко стоящие обломки ограды или стен. Въезжая в узкий проход, Инженер притормозил. По обеим сторо- нам стояли наклонившиеся, разъеденные эрозией пли- ты. Большая каменная глыба загораживала дорогу. За- щитник задрал нос, без труда преодолел препятствие и оказался как бы в узкой улочке. Сквозь щели и про- светы между отдельными плитами виднелись еще раз- валины, все иссеченные глубокими горизонтальными шрамами эрозии. Из каменных развалин Защитник вы- ехал на свободное пространство. Снова появились бар- ханы, но они были плотные, как бы спрессованные, они совсем не пылили. Местность понемногу понижалась, машина спускалась по отлогому склону, далеко внизу виднелись тупые пальцы скал и снова беловатые конту- ры развалин. Наклон кончился, по дну усеянного пятнистыми камнями оврага Защитник въехал на противоположный склон, тянувшийся до самого горизонта, гусеницы уже совсем не вязли, грунт был твердый, появились первые плоские, как лепешки, группы почти черных дышащих деревьев, только под низким солнцем они просвечивали вишневым цветом, как будто листики-пузырьки напол- няла кровь. Еще дальше, к юго-западу, заросли стано- вились выше, кое-где они преграждали дорогу. Защит- ник рвался сквозь них, почти не снижая скорости. Тысячи пузырьков лопались с глухим неприятным трес- ком, из них брызгала липкая темная жидкость, пачкаю- 332
щая керамитовые плиты, вскоре весь корпус по самую башенку был вымазан рыже-бурой краской. Они проехали двести километров, солнце уже каса- лось горизонта, преувеличенно длинная тень машины колыхалась, извивалась, растягиваясь все больше. Вне- запно под Защитником что-то ужасно заскрежетало, он на мгновение слегка приподнялся и провалился во что- то разбрызгивающееся с протяжным хрустом. Инженер затормозил, машина прокатилась еще несколько мет- ров и остановилась. Позади, в широкой, проделанной в зарослях, колее валялись раздавленные тяжестью За- щитника обломки ржавой конструкции, перемешанные с разодранными ошметками кустов. Поехали дальше, и снова налетели — на этот раз одной гусеницей — на заросшие поверху бородавчатыми кустами обломки ферм, изогнутых ажурных рычагов, дырявые листы ме- талла. Защитник перемалывал все это на мелкие ку- сочки, перемешивал с жидкостью, сочившейся из ло- пающихся гроздей, в скрежещущее тесто. Через неко- торое время стена зарослей стала еще выше, отврати- тельный скрежет и писк проржавелого железного лома прекратился, вдруг черноватые, бьющиеся о броню стебли с бородавчатыми утолщениями расступились в обе стороны. Защитник въехал в глубь широкой, в не- сколько метров, просеки, по другую ее сторону темнела такая же стена зарослей, как та, сквозь которую они продрались. Инженер развернулся на месте, и они по- ехали спускавшейся вниз просекой, почти лесной до- рогой; глинистый грунт был утрамбован, его покрывали илистые потеки, показывавшие, что когда-то здесь текла вода. Просека все время меняла направление, иногда по- ловинка громадного пурпурного, ослепительно пылаю- щего солнечного диска вставала прямо впереди, иногда солнце скрывалось за поворотом, и только кровавые вспышки пробивались сквозь чернильные заросли, ко- торые сплошной стеной поднимались вверх на два-три метра, дорога суживалась, уклон увеличивался; вдруг люди увидели весь гигантский диск заходящего солн- ца, — перед ними на несколько сотен метров ниже рас- кинулась огромная разноцветная долина. В глубине ее пылала поверхность воды, отражая ба- грянец солнца. Берег озера, неровный, покрытый пят- 333
нами черных зарослей, был искусственно укреплен, на нем виднелись машины на расставленных ногах. Ближе, почти под самым склоном обрыва, на краю которого резко остановился Защитник, неправильной мозаикой вдоль светлых полос расходились постройки, ряды от- весных, резко блестевших мачт, не больших, чем спич- ки. Внизу царило оживленное движение, в разные стороны ползли колонны серых, беловатых и бурых то- чечек, они перемешивались, кое-где образовывали концентрические скопления, и снова расходились удли- ненными ленточками. Вдобавок вся эта густо заселен- ная территория непрерывно поблескивала мелкими ис- корками, как будто обитатели десятков домов неутоми- мо открывали и закрывали окна с блестящими в сол- нечных лучах стеклами. Доктор восхищенно вскрикнул: — Хенрик, все-таки удалось! Наконец-то что-то нормальное, обыкновенная жизнь! И какой наблюда- тельный пункт!!! Еще не кончив говорить, он перекинул ноги через борт открытой башенки. Инженер остановил его: — Погоди-ка. Видишь, солнце? Зайдет через какие- нибудь пять минут, и мы уже ничего не увидим. Нужно заснять всю эту панораму, и как можно скорее, иначе нам не успеть. Химик уже вытягивал из-под сидений камеру. Ин- женер и Доктор помогли ему быстро надеть самый большой телеобъектив, похожий на трубу гранатомета. Для скорости они бросали штативы прямо на землю. Инженер тем временем размотал бухту нейлонового троса, закрепил конец за край башенки, моток бросил у передка Защитника и спрыгнул вниз. Доктор и Химик, подняв штативы, бежали к краю обрыва, Инженер догнал их с тросом в руке, подтянул его и пристегнул им к поясам карабины. — Свалитесь еще от энтузиазма, — сказал он. Солнечный диск уже опускался в пылающие воды озера. Они установили камеру, послышался поспешный шорох механизма, и большой объектив заглянул вниз. Доктор упал на колени, поддерживая передние ножки штатива, готовые сорваться в пропасть. Химик прило- жил глаз к видоискателю, скривился. 334
— Страшно слепит! — крикнул он. — Дай бленды! Инженер бросился к машине. Через минуту он при- нес самый большой противосолнечный экран, и они начали поспешно снимать. Солнце наполовину скры- лось за горизонтом. Инженер, обеими руками держа ручку, размеренно водил камерой влево и вправо. Хи- мик иногда останавливал это движение, направлял объ- ектив на пункты, где в маленькой рамке видоискателя замечал сгущенную циркуляцию пятнышек и фигур, работал трансформатором, меняя фокусное расстояние. Доктор все еще стоял на коленях, камера тихонько вор- чала, пленка летела с бобин. Одна катушка кончилась, Инженер торопливо сменил ее. Уже только маленький кусочек солнечного диска выступал над темнеющей водой, когда объектив совсем опустился вниз, на очаг самого оживленного движения. Доктор, высунувшись над обрывом почти наполовину, висел на натянутом тросе — иначе нельзя было бы снимать. Он видел под собой стремительно падающие вниз рыжеватые морщи- ны глинистой стены, освещенные слабеющим красным светом. На последних метрах второй катушки красный диск погас, небо было еще насыщено светом, но рав- нину и озеро закрыла серо-голубая тень, — кроме вспы- хивающих огоньков, там уже ничего не было видно. Доктор встал, ухватившись за трос. Камеру несли втроем, осторожно, как сокровище. — Думаешь, получилось? — спросил Доктор Инже- нера. — Во всяком случае, часть. Немного пленки мы могли засветить. Разберемся на корабле. В конце кон- цов сюда всегда можно вернуться. Они погрузили камеру, бобины и штативы в машину и опять вернулись на край обрыва. Только теперь они увидели, что на востоке берег озера круто поднимается вверх, переходя вдалеке в неправильную скальную сте- ну, на вершинах которой играл розовый отсвет. Над ней, далеко, в голубизну, усеянную первыми звездами, била бурая колонна дыма. Ее вспученная грибом вер- хушка некоторое время парила неподвижно и осела за горный барьер. — А, так это там та долина? — воскликнул Химик, обращаясь к Доктору. Они снова взглянули вниз. Цепочки белых и зеле- 335
новатых искр медленно ползли в разные стороны вдоль берегов озера, сворачивали, сливались в неровно теку- щие струйки, местами гасли, появлялись другие, боль- шие, постепенно там становилось все темнее, и коли- чество огоньков увеличивалось. Вокруг спокойно шу- мели высокие, совершенно черные заросли, люди неохотно — так прекрасен был вид — повернулись, унося с собой образ озера, отражающего яркие молоч- ные звезды. Шагая по илистому грунту просеки, Доктор спросил Химика: — Что ты видел? Тот смущенно улыбнулся: — Ничего. Я вообще не думал о том, что вижу; старался только все время удержать резкость, а Хен- рик так быстро ездил камерой из одной стороны в дру- гую, что я вообще ни в чем не мог разобраться. — Это ничего, — сказал Инженер и облокотился на остывшую броню Защитника. — Мы снимали двести кадров в секунду; все, что там было, увидим после про- явления, — а теперь возвращаемся! — Просто сельская прогулка! — пробурчал Доктор. Они забрались в машину. Инженер передвинул ви- зиры телеэкрана назад и включил задний ход. Некото- рое время ехали в гору пятясь, потом просека стала шире, Инженер развернулся, и Защитник помчался пря- мо на север. — Не стоит возвращаться той же дорогой, — сказал Инженер. — Это лишних сто километров. Пока мож- но, поедем просекой и будем на месте через два часа. ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ Дорога петляла. Уклон немного уменьшился, стены зарослей иногда совсем сжимали Защитника, стебли колотились о стекло, окружавшее башенку, время от времени пузырьковый стручок падал на колени Хими- ку или Доктору. Доктор поднес одну неразвернувшую- ся кисть к носу — и удивился. — Очень приятно пахнет, — сказал он. Они были в отличном настроении. Искрящееся небо становилось все рельефнее и глубже, Млечный Путь 336
тлел массивной глыбой, легкий ветерок со слабым ше- лестом прочесывал чащу. Защитник катился мягко, из- давая еле слышное напевное урчание. Инженер никак не мог решиться включить фары, хотя уже почти ничего не видел. Но ночь была пре- красна, и он знал, что это впечатление исчезнет, стоит зажечь свет. Ехать с радаром ему тоже не хотелось, — пришлось бы закрыть башенку. Он едва видел собст- венные руки на руле; только индикаторы и приборы на щитках перед ним и ниже, в глубине машины, блед- но тлели салатным и розовым светом, а стрелки атом- ных индикаторов дрожали нежно-оранжевыми звездоч- ками. — Ты можешь связаться с ракетой? — спросил Док- тор. — Нет, — ответил Инженер. — Тут нет зоны Хеви- сайда; вернее, есть, но дырявая, как решето. О связи на коротких волнах и говорить не приходится, а на монтаж другого передатчика не было времени. Ты же знаешь. Вскоре гусеницы загрохотали, машина закачалась. Инженер на мгновение включил огни и увидел, что они едут по белым округлым камням; высоко над заросля- ми замаячили фантастические силуэты известковых пи- ков. Машина шла по высохшему дну ущелья. Инженеру это не понравилось: он не знал, куда приведет их эта дорога, а таких крутых стен не взял бы даже Защитник. Камней становилось все больше, чер- ные заросли разбились на отдельные группки, дорога извивалась: сначала она поднималась в гору, потом почти выровнялась, скалы по одну сторону ущелья ста- ли ниже, наконец исчезли совсем, и Защитник очутил- ся на слегка наклонном лугу, окаймленном сверху из- вестковыми уступами; от них тянулись небольшие осыпные расселины. Между камнями у самой земли ви- лись длинные, серебристо-зеленые в свете фар, скру- ченные стебли. Прошло почти четверть часа. Машина сильно укло- нилась к северо-востоку, пора было возвращаться на нужный курс, но этого не позволяла сделать известня- ковая гряда, вдоль которой двигался Защитник. — Все-таки нам везет, — ни с того ни с сего сказал Химик, — мы могли свалиться в озеро или налететь на 22 Вахта <Арамиса> 337
скалы; сомневаюсь, что мы сумели бы выкарабкаться. — Это верно, — ответил Инженер и добавил: — По- дождите-ка. Дорогу загораживало что-то лохматое, похожее на сетку с длинной волосяной бахромой. Защитник мед- ленно подъехал к этой преграде и уперся в нее. Инже- нер плавно нажал на акселератор, странная сеть с ти- хим треском лопнула и исчезла, вдавленная в грунт гусеницами. Фары выхватывали из мрака целый лес вы- соких черных силуэтов. Казалось, перед машиной по- явилось окаменевшее войско в развернутом строю. За- щитник чуть не наехал на остроконечный постамент, вспыхнул большой центральный прожектор, луч света лизнул черную колонну, пополз по ней вверх. Над ма- шиной возносилась гигантская статуя. Сделав некото- рое усилие, можно было рассмотреть торс двутела, — только маленький его торс, увеличенный до огромных размеров. Он стоял, сплетя поднятые вверх руки, слег- ка наклонив плоское ввалившееся лицо с четырьмя пра- вильными впадинами, как будто смотрел на людей с высоты сразу четырьмя глазами. У двутелов, с кото- рыми до сих пор сталкивались люди, были совсем дру- гие лица. Потрясенные, люди молчали, потом световой язык сполз со статуи, горизонтально метнулся в темноту, за- цепил другие постаменты, одни высокие и узкие, дру- гие низкие, на них возвышались торсы — черные, пят- нистые, кое-где — молочно-белые, как будто вырезан- ные из кости. На всех лицах зияло по четыре глазницы, некоторые были странно деформированы, словно опух- шие, с огромными валиками лбов, а еще дальше, метрах в двухстах от Защитника, тянулась стена, из нее тор- чали раскинутые, сплетенные или скрещенные руки сверхъестественной величины, — все они, казалось, по- казывали в разные стороны звездного неба. — Это... это как будто кладбище, — сказал Химик, понизив голос до шепота. Доктор уже вылезал на заднюю броню. Химик по- спешил за ним. Инженер повернул конус прожектора в другую сторону, туда, где раньше торчал известняко- вый барьер. Вместо него он увидел редкую шпалеру фигур, со смазанным, как бы смытым, рельефом. Взгляд 338
бессильно путался в сложном переплетении форм, ино* гда в них мелькало что-то знакомое и снова ускользало. Химик и Доктор медленно шли между изваяниями, Инженер светил им с башенки. Он уже некоторое вре- мя слышал далекий плаксивый визг, но, захваченный необычайным зрелищем, не обращал внимания на эти звуки, такие слабые и неясные, что он не мог понять откуда они доносятся. Луч прожектора проплыл над головами Доктора и Химика, вылущивая из мрака всё новые и новые фи- гуры. Внезапно совсем близко послышалось ядовитое шипение, между рядами статуй поплыли медленно рас- плывающиеся серые клубы, а сквозь них с протяжным стоном, кашлем, плачем, прыгая, неслась толпа двуте- лов. Над ними развевались какие-то лоскутья. Они мча- лись вслепую, толкаясь и налетая друг на друга. Инженер прыгнул на сиденье, схватился за рычаг, он хотел подъехать к товарищам, — это была его первая мысль. В ста шагах у конца аллейки он видел бледные в луче прожектора лица Доктора и Химика, — они оше- ломленно смотрели на мечущиеся фигуры. Но он не мог двинуться с места, — беглецы не обращали ника- кого внимания на машину, они мелькали под самым носом Защитника, несколько больших тел упало, прон- зительное шипение слышалось совсем близко, оно плы- ло откуда-то из-под земли. Между ближайшими постаментами, освещенными фарами Защитника, в нескольких сантиметрах над зем- лей выполз конец гибкой трубы, окруженный шапкой образующейся в воздухе пены. Забрызгивая землю, пена начинала бурно дымить и затягивала все вокруг пепельной завесой. Когда первая волна серого тумана окутала башенку, Инженер почувствовал, как тысячи шипов раздирают ему легкие. Ослепленный, с залитым слезами лицом, он издал глухой крик и, задыхаясь, рыдая от ужасной боли, резко нажал акселератор. Защитник прыгнул вперед, как будто им выстрели- ли, опрокинул черную статую, мгновенно взлетел на нее, и, рыча, переехал. Инженер не мог вдохнуть воз- дух, страшная боль сгибала его пополам, но он не за- крывал башенки, зная, что сначала нужно забрать то- варищей. Ослепшими глазами он едва видел рушащиеся 22* 339
с грохотом статуи, которые давил Защитник. Воздух стал немного чище, он скорее услышал, чем увидел, как Химик и Доктор выскакивают из зарослей и карабкают- ся на броню, хотел крикнуть: «Влезайте!», но из его сожженной гортани вырвался только хрип. Химик и Доктор, заходясь от кашля, прыгнули внутрь. Инженер на ощупь нажал рычаг, металлический купол закрылся над ними, но рвущий горло туман все еще висел внут- ри. Инженер стонал, он из последних сил боролся с ручкой стального трубопровода. Кислород с громким хлопком вырывался под высоким давлением из редук- тора. Инженер лицом почувствовал удар. Ощуще- ние было такое, как будто его стукнули по лбу кулаком. Он не обратил на это внимания, утонув в живитель- ном потоке. Доктор и Химик, судорожно дыша, навали- лись ему на плечи. Фильтры работали, кислород запол- нил кабину, выдавливая ядовитый туман. Люди прозре- ли, но дышать было еще трудно, они чувствовали острую боль в груди, каждый глоток воздуха, казалось, стекал по обнаженным ранам трахеи, но это ощущение быстро прошло. Через несколько секунд Инженер ви- дел совсем хорошо. Он включил экран. Между треугольными постаментами в боковой аллее, до которой он не доехал, еще вздрагивало несколько распластанных тел, большинство уже совсем не шеве- лилось. Переплетенные ручки, маленькие торсы, голо- вы то исчезали, то появлялись из-за вяло парящих се- рых клубов. Инженер включил наружные микрофоны. В кабину ворвались ослабевающие и удаляющиеся по- кашливания, взвизгивания, сзади затопало что-то, хор разрозненных голосов еще раз взревел где-то около сплетенных белых фигур, но там был виден только однообразно волнующийся серый туман. Инженер убе- дился, что башенка закрыта герметично, и, сжав зубы, двинул рычаги управления. Защитник медленно повора- чивался на месте, гусеницы скрежетали на каменных обломках, три снопа света пытались пробить тучу. Ин- женер повел машину вплотную к разбитым статуям, разыскивая шипящую трубу. Он нашел ее по бьющей вверх и в стороны пене, в каких-нибудь десяти метрах, колеблющаяся волна дыма уже заливала поднятые руки очередной фигуры. 340
— Нет, — крикнул Доктор, — не стреляй! Там мо- гут быть живые! Было слишком поздно. Экран на мгновение почер- нел. Защитник подпрыгнул вверх, как будто подбро- шенный чудовищным кулаком, и упал с ужасным скре- жетом. Направляющие и управляющие волны, едва оторвавшись от острия скрытого в корпусе генератора, сразу же попали в то, что выбрасывало шипящую пену, и заряд антипротонов соединился с эквивалентным ко- личеством материи. Когда экран загорелся, между разбросанными об- ломками постаментов зиял огненный кратер. Инженер даже не взглянул на него. Он напрягал глаза, стараясь рассмотреть, что произошло с остатком трубы, куда она исчезла. Он еще раз развернул Защит- ника на месте на девяносто градусов и медленно по- ехал мимо поваленных взрывной волной статуй. Серого тумана стало меньше. Машина миновала три-четыре распластавшихся, покрытых лохмотьями тела. Инженер притормозил левой гусеницей, чтобы не проехать по тому, которое было ближе всех. Немного ниже в чаще маячил огромный неподвижный силуэт. Там открыва- лась удлиненная полянка, у ее края серебром блеснули убегающие в заросли фигуры; вместо маленьких торсов у них были неестественно длинные, приплюснутые с боков, колпаки или шлемы, кончающиеся сверху чем-то вроде клювов. Что-то глухо ударило в Защитника спереди, экран потемнел и снова вспыхнул, левая фара погасла. Инженер повел машину по темному краю рощицы. Центральный прожектор высветил между ветвями мно- гочисленные серебряные пятнышки, за которыми что-то начало все быстрее и быстрее крутиться. Во все сторо- ны полетели ветви, целые букеты скошенных кустов, и огромная вращающаяся масса, перемалывая воздух, рванулась в сторону. Инженер нацелил Защитника в точку, где движение было самым сильным, и нажал пе- даль. Глухое мощное «умпф» тряхнуло башенку. Едва загорелся экран, Инженер повернул башенку в сто- рону. Можно было подумать, что взошло солнце. Защит- ник стоял почти посредине поляны. Ниже, где только что был лес, пятая часть горизонта превратилась в бе- 341
лое море огня. Звезды исчезли, воздух лихорадочно дрожал, на фоне этой затянутой дымом стены к Защит- нику двинулся пузатый, искрящийся огненными вспыш- ками шар. Инженер не слышал ничего, кроме гудения пожара. Защитник казался прижавшейся к земле крош- кой по сравнению с этой громадиной, которая начала вращаться еще быстрее и превратилась в высокий, слов- но воздушная гора, смерч, перечеркнутый посредине черным зигзагом. Инженер уже держал его в пере- крестье прицела, когда в нескольких сотнях шагов от машины заметил освещенные заревом бледные фигуры убегающих. — Держитесь! — гаркнул он. Секунду ему казалось, что башенка падает на него. Защитник как будто охнул, заплясал на амортизаторах, броня загудела, как колокол, затрещала, словно лопа- лась. Экран на мгновение потемнел и снова прояснил- ся. Грохот не прекращался, — казалось, сотня адских молотов яростно бьет по верхней крышке. Понемногу оглушающий гром слабел, удары становились все мед- леннее, угловатый рычаг еще несколько раз со свистом рассек воздух, вдруг на броню обрушился глухой, про- тяжный скрежет падающего металла, и несколько рыча- гов, лениво сокращая суставы и вновь их расправляя, легло под гусеницы Защитника. Один из них едва за- метным движением скреб броню, как бы поглаживая ее; потом и он затих. Инженер попробовал тронуть- ся с места, но гусеницы чуть двинулись, скрипнули и застряли. Он включил заднюю скорость — получилось. Медленно выбираясь, вспахивая землю обломками, ко- торые он волочил за собой, Защитник пятился как рак. Наконец он освободился. Звякнул металл, машина не- ожиданно прыгнула назад. На фоне все еще пылающего леса обломки выгляде- ли как тридцатиметровый растоптанный паук; культя одного из рычагов еще судорожно царапала землю. Между угловатыми длинными ногами висела рогатая гондола; сейчас она была открыта, из нее выскакивали серебряные фигурки. Инженер машинально проверил, нет ли кого-нибудь на линии выстрела, и нажал педаль. Раздался грохот. Новое солнце разорвало полянку. Обломки с воем и свистом разлетелись во все стороны, 342
в центре взметнулся столб кипящей глины, песка, обуг- ленных, легких, как солома, лохмотьев копоти. Инже- нера вдруг охватила слабость. Он чувствовал, что еще минута — и его вытошнит. Холодный пот сочился у него по спине, как вода, заливал лицо. Мгновенно оне- мевшей рукой он цеплялся за рычаг и тут услышал крик Доктора: — Поворачивай, слышишь! Поворачивай! Из горящей ложбины рванулся подсвеченный крас- ный дым, как будто там, где до этого стоял лес, от- крылся вулкан, кипящий шлак стекал по склону, под- жигая остатки поваленных примятых зарослей. — Да поворачиваю, — сказал Инженер, — повора- чиваю... Но он не двигался. Капли пота всё еще текли по его лицу. — Что с тобой? — услышал он, как будто очень из- далека, голос Доктора. Увидев над собой его лицо, встряхнул головой и широко открыл глаза. — Что? Ничего, ничего, — пробормотал он. Доктор снова откинулся назад. Инженер включил двигатель. Защитник вздрогнул, развернулся на месте — и пополз в гору той же самой дорогой, которой приехал. Единственная фара (центральный прожектор раз- бился при столкновении) снова осветила поваленные на землю, перемешанные с мертвыми телами статуи. И те и другие покрывал металлический серый налет. Защитник прополз между обломками двух белых фигур и повернул на север. Как корабль, входящий в воду, он вспорол и развалил на стороны хрустевшие под гу- сеницами заросли, несколько бледных силуэтов пани- чески умчалось из полосы света, скорость увеличива- лась, машину бросадо на неровностях. Инженер тяжело дышал, стараясь побороть дурноту, и все сильнее сжи- мал зубы. До сих пор у него перед глазами стояли кру- жащиеся куски копоти — все, что осталось от выска- кивающих серебряных фигурок. Впереди желтела глинистая выемка склона. Защит- ник задрал лоб и полез в гору. Упругие ветки хлестали по броне, гусеницы скрежетали на чем-то невидимом, машина мчалась все быстрее, то в гору, то вниз, она пересекала небольшие овраги, проскакивала крутые 343
балки, прорывалась сквозь плотные стены зарослей. За- щитник словно таран прошел сквозь рощу паучьих де- ревьев, их колючие брюшки бомбардировали броню бессильными мягкими ударами, треск и шипенье пере- малываемых стеблей и крон были ужасны. На задних экранах еще стояло зарево пожара. Постепенно оно за- тухало. Наконец все окутала однообразная тьма. ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ Через час Защитник вырвался на равнину. Стояла черная звездная ночь, мимо равномерно гудящей маши- ны пролетали редеющие заросли. Наконец пропали последние кусты, и не было уже ничего, кроме длин- ных отлогих холмов, которые, казалось, колыхались, оживали, когда на них падал свет единственной фары. Защитник стремительно, как будто хотел взмыть в воз- дух, взлетал на них, сиденья мягко покачивались, визг гусениц напоминал яростный звук сверла, вгрызающе- гося в металл, стрелки приборов горели розовым, оран- жевым, зеленым. Инженер, склонившись к экрану, искал огонек ракеты. Теперь он считал безумием то, что они выехали, не обеспечив себе радиосвязи. Правда, раньше он относил- ся к этому как к чему-то вполне естественному. Они спешили так, словно еще один или два часа, необходи- мые для монтажа другого передатчика, были бесценны- ми. Когда у Инженера почти не оставалось сомнений, что в темноте он проскочил мимо ракеты и едет дальше на север, он увидел ее, вернее — странно раздувшийся световой пузырь. Защитник полз все медленнее, фара осветила наклонную стену, и она засверкала серебря- ным огнем. Картина была необыкновенная; когда за- жигалась лампа, огромный, незамкнутый у вершины, ку- пол вспыхивал, переливаясь в стеклянных сплетениях множеством радуг, их усиленный блеск далеко освещал пески. Не желая стрелять, Инженер направил тупой бро- нированный лоб машины в то место, где он, выезжая, пробил проход. Но стеклянная стена уже затянула дыру с обеих сторон, зарастила ее, единственным следом 344
пролома была плита превратившегося в шлак песка у основания ограды. Защитник с ходу таранил стен} всей массой своих шестнадцати тысяч килограммов, броня застонала. Сте- на не поддалась. Инженер медленно отступил на двести метров, уста- новил нити прицела как можно ниже, и в тот момент, когда светящийся купол вырвался из мрака, быстро на- жал педаль. Не ожидая, пока отверстие с кипящими краями остынет, он бросил машину вперед. Башенка зацепи- лась верхушкой, но разорвала размякшую от жары стеклянную массу, одноглазый Защитник заглянул в глубь пустого пространства и с замирающим урчанием подъехал к ракете. Их встретил только Черный, который, впрочем, сра- зу же исчез. Приходилось ждать, — нужно было очис- тить броню от радиоактивного налета и измерить ча- стоту импульсов в окружающей среде. Только тогда они могли покинуть тесную кабину. Вспыхнула лампа. Координатор, который первым вышел из туннеля, одним взглядом окинул покрытый черными пятнами передок Защитника, вмятины вместо фар, бледные запавшие лица товарищей и спросил: — Дрались? — Да, — ответил Доктор. — Спускайтесь вниз. Здесь еще ноль девять рентге- на в минуту. Черный останется тут. Больше никто не произнес ни слова. Спустившись в корабль, Инженер заметил второй автомат, поменьше, который соединял кабели в проходе к машинному от- делению, но даже не остановился около него. В библио- теке горел свет, на маленьком столе стояли алюминие- вые тарелки, лежали столовые приборы, посредине вы- силась бутылка вина. Координатор, не садясь, заговорил: — Мы собирались устроить небольшой праздник, автоматы проверили гравиметрический распредели- тель — он в порядке... Главный реактор готов к запуску. Если поставить ракету, можно будет стартовать. Теперь рассказывайте. Некоторое время все молчали. Доктор посмотрел на Инженера, вдруг сообразил и начал рассказывать: 345
— Ты был прав. На запад действительно тянется пустыня. Мы сделали — по большой дуге — почти две- сти километров в юго-западном направлении. Он рассказал, как они доехали до обитаемой рав- нины и озера и засняли ее, как, возвращаясь, наткну- лись в темноте на скопление статуй, — и тут заколе- бался. — Это действительно выглядело как кладбище или место, связанное с каким-то религиозным культом. То, что происходило потом, трудно передать. Я опять не могу с уверенностью сказать, что это значило, — эту песенку вы уже знаете. Толпа двутелов в панике убе- гала. Казалось, они прятались и их вспугнула или за- гнала между «надгробьями» облава. Я говорю, это так выглядело, — больше я ничего не знаю. В нескольких сотнях метров ниже, все это происходило на склоне, была небольшая роща, и там прятались другие двутелы, похожие на того серебряного, которого мы убили. За ними стояла, возможно замаскированная, одна из вра- щающихся машин — большой волчок. Но сначала мы про нее не знали. Так же как про то, что скрывавшиеся в зарослях двутелы протянули над самой землей гибкую трубу, из которой под давлением вылетало отравляю- щее вещество, пена, превращающаяся во взвесь или газ. Можно будет ее исследовать, она ведь должна была осесть в фильтрах, правда? — обратился он к Инже- неру. Тот кивнул. — Мы вышли с Химиком, чтобы осмотреть эти ста- туи, башня была открыта. Мы чуть не задохнулись, а хуже всего пришлось Хенрику. Первая волна газа по- шла на Защитника. Когда мы забрались внутрь и про- дули башню кислородом, Хенрик выстрелил в трубу, вернее, в место, где она перед этим торчала. Мы уже стояли в густом облаке. — Антиматерией? — спросил Координатор в ти- шине. - Да- — Ты не мог использовать малый излучатель? — Мог, но не использовал. — Мы все были... — Доктор мгновение искал сло- ва, — возбуждены. Видели падающих. Эти двутелы не были нагими. На них болтались какие-то лохмотья. 346
Мне показалось, что они разорваны, как будто в драке, но в этом я не уверен. На наших глазах погибли все или почти все. Перед этим мы сами чуть не отравились. Вот как все было. Потом Хенрик пытался найти продолжение трубы, если мне не изменяет память. Так? Инженер снова кивнул. — Таким образом, мы съехали вниз, к роще, и уви- дели тех — серебряных. На них было что-то вроде масок. Возможно, с воздушными фильтрами. Они нас чем-то обстреляли, разбили фару. Одновременно дви- нулся этот огромный волчок. Он хотел напасть на нас сбоку. Во всяком случае — выехал из кустов. Тогда Хенрик выстрелил. — По зарослям? - Да. — По этим серебряным? - Да. — И по волчку? — Нет. Он натолкнулся на нас и разбился об За- щитника. Естественно, возник пожар: заросли высохли от термического удара в момент взрыва и горели, как бумага. — Они пробовали контратаковать? — Нет. — Преследовали вас? — Не знаю. Вероятнее всего — нет. Вращающиеся диски, наверно, могли бы нас догнать. — На этой местности — нет. Там множество балок, оврагов, что-то вроде земной юры, известняковые ска- лы, пороги, осыпи, — объяснил Инженер. — Ага. И потом вы поехали прямо сюда. — Почти прямо, с небольшим отклонением к вос- току. Несколько секунд сидели молча. Координатор под- нял голову: — Убили много? Доктор взглянул на Инженера и, видя, что тот не собирается отвечать, произнес: — Было темно. Они прятались в чаще. Мне кажет- ся... я видел самое меньшее двадцать серебряных вспы- шек сразу. Но в глубине, дальше, в зарослях, что-то еще поблескивало. Их могло быть больше. 347
— Те, что стреляли в вас, это наверняка были дву- телы? Не какие-нибудь другие? Доктор заколебался: — Я говорил, что на маленьких торсах у них было что-то вроде колпаков, шлемов. Но, судя по формам, размерам, способу передвижения, — это были двутелы. — Чем они вас обстреляли? Доктор молчал. — Снаряды, вероятно, не металлические, — сказал Инженер. — Конечно, я оцениваю только по ощуще- нию. Мест попаданий я не исследовал, даже не осмат- ривал. У них маленькая пробойная сила — такое у меня впечатление. — Да, небольшая, — согласился с ним Физик. — Фары — я мельком осмотрел их — скорее, вдавлены, чем пробиты. — Одна разбилась при столкновении с волчком. — А теперь — о статуях... Как они выглядели? — спросил Координатор. Доктор, как умел, пытался описать статуи. Когда очередь дошла до белых фигур, он остановился и через мгновение продолжал с усталой улыбкой: — Тут, увы, опять можно говорить только при помо- щи жестов... — Четыре глаза? Выдающиеся лбы? — медленно по- вторял Координатор. - Да. — Это были скульптуры? Камень? Металл? Литье? — Не могу сказать. Наверняка не литье. Ну, что еще... Размеры сверхъестественные... А также некото- рая деформация, изменение пропорций и... — Он как будто заколебался. - Что? — Облагораживание, — смущенно сказал Доктор. — Но это только впечатление. Впрочем, мы осматривали их недолго, а потом столько всего произошло... И снова пища для создания легких аналогий. Кладбище. Несчастные преследуемые. Полицейская облава. Мото- помпа с ядовитым газом. Полиция в противогазах. Я намеренно использую такую терминологию, ведь в самом деле могло казаться, что было так, — но мы этого не знаем. Одни из обитателей планеты убили на наших глазах других. Это факт, пожалуй, бесспорный. 348
Но кто кого, были ли эти существа совершенно одина- ковыми или чем-то отличались друг от друга... — А если отличались, тогда все ясно? — спросил Кибернетик. — Нет. Но я думал и о такой возможности. При- знаю, что, с нашей точки зрения, она чудовищна. Как известно, человек сурово осуждает каннибализм. Одна- ко съесть жаркое из обезьяны уже вообще не является в глазах наших моралистов чем-то страшным. А если биологическая эволюция проходила здесь так, что внешняя разница между существами с интеллектом, та- ким, как у человека, и существами, которые остались на животном уровне развития, гораздо меньше, чем между человеком и человекообразной обезьяной? Мы мог- ли — в таком случае — быть свидетелями, скажем, охоты. — А та яма у города? — бросил Инженер. — Это тоже — охотничьи трофеи? Да? Меня удивляют твои адвокатские уловки, Доктор! — Пока мы не имеем уверенности... — У нас есть еще фильм, — прервал его Химик. — Не знаю почему, но до сих пор нам действительно не удавалось увидеть нормальной, обычной жизни на этой планете. А тут мы сняли как раз что-то обыкновенное, во всяком случае, у меня сложилось такое впечатление... — Как это? Вы ничего не видели? — удивился Физик. — Нет, мы слишком спешили, чтобы использовать последний свет. Расстояние было значительным, боль- ше восьмисот метров, но мы привезли две катушки пленки, снятой телеобъективом. Который час? Еще нет двенадцати! Можно ее сейчас проявить. — Дай Черному, — сказал Координатор. — Или дру- гому автомату. Доктор, Инженер, я вижу, что это вас зацепило; правда, мы страшно увязли, но... — Разве контакты высокоразвитых цивилизаций должны кончаться таким образом? — спросил Доктор. — Мне бы очень хотелось услышать ответ на этот вопрос... Координатор покачал головой, встал и убрал бутыл- ку со столика. — Спрячем ее, — сказал он, — до другого случая... Когда Инженер и Физик вышли осмотреть Защитни- ка, а Химик решил на всякий случай присмотреть за проявлением фильма, Координатор взял Доктора под 349
руку и, подходя С ним к перекошенным библиотечным полкам, сказал, понизив голос: — Слушай, а не может быть, что вы своим неожи- данным появлением и вызвали это паническое бегство и что именно вас, а не беглецов хотели остановить? Доктор посмотрел на него расширенными глазами. — Знаешь, это мне вообще не приходило в голо- ву, — произнес он. И, задумавшись, замолчал. — Не знаю, — наконец заговорил он. — Скорее всего, нет... Разве что это было неудачное нападение, которое сразу же обратилось против некоторых из них. Конечно, — добавил он, выпрямляясь, — можно все это истолковать совсем по-другому. Да, теперь я это отчетливо вижу. Скажем: мы въехали на какую-то охраняемую террито- рию. Те, что убегали, это была, предположим, группа паломников, странников, что-то вроде этого. Стража, охраняющая территорию, подтащила оружие — трубу — между статуями, в то время, когда Защитник остано- вился. Так, но первая волна газа определенно затопила убегавших, а не нас... Хорошо, допустим, это был, с их точки зрения, несчастный случай. Тогда — да. Так могло быть. — Значит, ты не можешь этого исключить. — Нет, не могу. И знаешь, чем дольше я думаю, тем больше мне кажется такое толкование равноправным с нашим, первым. Как только стало известно о нашем появлении, они могли установить различные посты в окрестностях. Когда мы были в долине, они еще ничего не знали, и поэтому мы не встретили там вооружен- ных... Ведь в тот самый вечер у ракеты появились впер- вые вращающиеся диски... — Наше несчастье, что мы до сих пор не наткну- лись даже на обрывки их информационной сети, — по- дал голос из глубины каюты Кибернетик. — Телеграф, радио, письмо, зафиксированные документы, что-ни- будь в этом роде... Всякая цивилизация создает техни- ческие средства такого рода и с их помощью сохра- няет свою историю и знания. Эта, наверно, тоже. Если бы мы могли попасть в город... — На Защитнике можем, — ответил, поворачиваясь к нему, Координатор. — Но завязалась бы драка. Ни хода ее, ни результатов предвидеть нельзя, — ты от- даешь себе в этом отчет? 350
— Ну, если бы мы могли встретиться с каким- нибудь их разумным специалистом, техником... — Как это сделать? Отправиться на охоту? — спро- сил Доктор. — Ха, если бы я знал как! В дверях появился Инженер: — Пошли. Пленка уже проявлена. Они решили посмотреть фильм в лаборатории. Это было самое длинное из всех помещений корабля. Когда они туда вошли, пленка, уже зафиксированная, но еще мокрая, крутилась в барабане, сквозь который проду- вался горячий воздух. Из него она шла прямо на боби- ну проекционного аппарата. Координатор уселся у проектора, чтобы иметь возможность в любой момент остановить изображение на экране или вернуть его назад; все заняли места, и автомат погасил свет. Первые метры были совсем засвечены — несколько раз мелькнула поверхность озера, потом явилась его набережная. Она была укреплена, в некоторых местах в воду уходили длинные наклонные спуски, над кото- рыми высились раскоряченные вышки, соединенные ажурными лентами. Изображение на миг расплылось, а когда снова можно было рассмотреть подробности, стало видно, что у вершины каждой башни в проти- воположные стороны вращаются по два пятилопастных пропеллера. Они вращались еле-еле, так как съемка ве- лась с большим ускорением. По уходящим в глубь озера спускам двигались какие-то предметы, как бы за- топленные в воде, но разглядеть их конфигурацию было невозможно. Кроме того, все делалось страшно медленно. Координатор вернул пленку назад на полто- ра десятка метров и пустил ее снова, значительно быстрее. Предметы, спускавшиеся вдоль тонких, разма- занных, словно дрожащие толстые струны, полос, про- мчались вниз и влетели в воду; по поверхности озера разошлись круги. На самом берегу спиной к аппарату стоял двутел, только верхняя часть его большого торса выступала из бочкообразного устройства, над кото- рым торчал тонкий прут, кончавшийся размазанным пятном. Набережная исчезла. Теперь экран пересекали плоские, как коробки, предметы, насаженные на ажур- ные колонны, с многочисленными бочкообразными 351
сооружениями наверху, похожими на то, в котором торчал двутел на пристани. Все они были пустые, не- которые лениво двигались по два, по три в одну сто- рону, останавливались и трогались обратно. Изображение медленно перемещалось. Появились многочисленные огоньки. Они выделялись как черные пятна. Пленка была передержана, и, что хуже всего, вокруг пятен расплывались мутные ореолы. Из-за этих туманных ободков проглядывали маленькие, снятые сверху фигурки. Двутелы расхаживали парами, их ма- ленькие торсы были обвиты чем-то пушистым, так что торчали только головки, но недостаточная четкость изображения не позволяла рассмотреть черты лиц. Потом на экране появилась огромная, размеренно поднимающаяся и опадающая масса. Она стекала к ниж- нему углу экрана, как вспененный сироп, по ней на эллиптических ходулях ходили десятки двутелов, — ка- залось, они что-то держали в своих маленьких ручках и, дотрагиваясь до этой массы, разравнивали ее или сгребали. Время от времени масса вспучивалась заост- ренным у вершины бугром, оттуда выскакивало что-то вроде серой чаши. Изображение смещалось, но по- движная масса по-прежнему оставалась на экране. Де- тали выступили с большей четкостью, в центре появи- лась, как бы вырастая, группа стройных чаш, несколько отдаленных друг от друга, около каждой из них стояли два или три двутела. Они наклонялись к чашам, мгнове- ние стояли неподвижно и выпрямлялись. Это повторя- лось снова и снова. Координатор опять вернул пленку и пустил ее быстрее — теперь двутелы как бы целовали внутреннюю поверхность чаш. Другие, на заднем плане, на который люди сначала не обратили внимания, стоя- ли с втянутыми до половины малыми торсами и словно наблюдали за этими действиями. Изображение снова переместилось. Виден был только самый край массы, окаймленный темной линией, тут же рядом двигались вращающиеся диски, го- раздо меньшие, чем те, с которыми встречались люди. Они вращались лениво, скачками, — можно было заметить рывки ажурных рычагов — это был эффект съемки. Постепенно движение на экране становилось все более оживленным, хотя из-за ускоренной съемки оно 352
и происходило как бы в очень густой невоздушной сре- де. Появился район, который снимавшие фильм Фи- зик, Доктор и Инженер приняли за «центр города». Это была густая сеть желобков, по которым в разные сто- роны двигались своеобразные устройства. На каждом тесно прижималось друг к другу от пяти до двух фигу- рок двутелов. Преимущественно они ездили по трое. Казалось, их маленькие торсы охватывает что-то, соеди- ненное с внешней стороной едущей «бочки», но это мог быть просто отблеск. Тени под заходящим солн- цем были очень длинные и мешали рассмотреть детали. Над желобковыми магистралями бежали изящные ажур- ные мостики. На этих мостиках кое-где стояли, крутясь на месте, огромные волчки, и опять вращение распада- лось на серию сложных вращательно-поступательных движений, как будто членистые конечности выхватыва- ли из воздуха что-то невидимое. Один волчок застыл неподвижно, и из него начали выходить блестящие фигурки. В тот момент, когда выходил третий двутел, вытягивая за собой какой-то непонятный предмет, изо- бражение переместилось. На переднем плане через се- редину экрана бежал толстый канат. Этот канат или трубопровод слегка покачивался, натянутый подвешен- ной к нему узкой сигарой, из которой сыпалось что-то переливающееся, точно туча листьев. Но эти предмети- ки, вероятно, были довольно тяжелыми: они не кружи- лись, а падали вниз, как гирьки. Внизу, на вогнутой пло- щадке, в несколько рядов стояли двутелы. От их ручек к земле летели непрерывные мелкие искорки, — это было совершенно непонятно, так как туча сыплющихся сверху предметов исчезала, не долетая до стоящих внизу. Изображение медленно перемещалось. У самого края экрана неподвижно лежали два двутела, к ним приближался третий. Оба двутела медленно встали. Один из них покачивался; со спрятанным малым тор- сом он выглядел, как голова сахара. Координатор вер- нул пленку назад, снова пустил проектор, попробовал сделать изображение резче, потом подошел к экрану с большим увеличительным стеклом. Сквозь стекло он увидел только большие расплы- вающиеся пятна. Экран погас, — первая пленка кончилась. Начало другой показывало ту же самую картину, только немно- 23 Вахта «Арамиса» 353
го сдвинутую и более темную, — видимо, свет ослаб и этого не удалось скомпенсировать полностью открытой диафрагмой. Два двутела медленно отходили, третий полулежал на земле. Через экран протянулись трепе- щущие линии, объектив двигался так быстро, что ни- чего не было видно, потом появилась большая сеть с пятиугольными ячейками, в каждой стояло по одному двутелу, и лишь в немногих — по два. Под этой сетью дрожала другая, размазанная. Люди не сразу сообра- зили, что это — тень, отбрасываемая на землю, выло- женную гладкими, похожими на бетон, плитами. Дву- телы, стоявшие в ячейках сети, были одеты в пышные темные одежды, делавшие их толще и шире. Почти все они совершали одинаковые движения: их маленькие торсы, закрытые чем-то полупрозрачным, медленно наклонялись в стороны; эта своеобразная гимнастика выполнялась чрезвычайно медленно. Изображение за- дрожало, перекосилось, некоторое время опять было плохо видно, становилось все темней. Показался самый край сети, растянутый на тросах. Один из них кончал- ся у большого неподвижного диска. Дальше можно было наблюдать такое же «уличное» движение, как на первой пленке: в разные стороны ползали бочкооб- разные объекты, набитые двутелами. Камера еще раз наехала на сеть, потом сдвинулась в сторону, появились пешие двутелы, снятые в косых лучах заходящего солнца. Они, по-утиному перевали- ваясь, прогуливались парами; дальше появилась целая толпа, разделенная посередине надвое узким проходом. По нему на размазанных колесиках полз трос, уходя- щий за край кадра. Трос тянул что-то длинное, ослеп- ляющее яркими вспышками, похожее на граненый про- долговатый кристалл или обложенный зеркальными пластинами кубик. Он переваливался из стороны в сто- рону и бросал световые зайчики на толпу. Неожидан- но раздался чей-то сдавленный крик. Координатор пере- мотал пленку назад и, когда длинный предмет показал свое содержимое, остановил проектор. Все подошли к самому экрану. Там, окруженный рядами двутелов, посреди пустого прохода лежал человек. Стояла мертвая тишина. — Кажется, все-таки придется свихнуться, — послы- шался из темноты чей-то голос. 354
— Ну, сначала досмотрим до конца, — ответил Координатор. Все вернулись на свои места, пленка двинулась, изо- бражение вздрогнуло, ожило. Одна за другой по улочке в толпе проезжали удлиненные, похожие на гробы, глы- бы, но на них были наброшены какие-то светлые по- крышки, которые свисали до самой земли и тащились по ней, как толстая ткань. Камера сместилась, на экране появился пустырь, закрытый с одной стороны наклон- ной стеной. Под ней торчали группы кустов. Вдоль борозды, бегущей через весь экран, шел одинокий дву- тел... Вдруг, словно чего-то испугавшись, он отскочил, медленным огромным прыжком взлетел в воздух. Над бороздой мелькнул вращающийся волчок, что-то ярко сверкнуло, экран как будто затянулся туманом. Когда он разошелся, двутел лежал неподвижно, раскинувшись. Его тело вдруг стало почти черным. Все это погружа- лось в надвигающийся мрак. Казалось, двутел вздрогнул, пополз, на экране заметались темные полосы, потом вспыхнул белый свет. Так кончился фильм. Когда зажегся свет, Химик забрал катушки и ушел с ними, чтобы сделать увеличенные фотографии с ото- бранных кадров. Пятеро его товарищей остались в ла- боратории. — Ну, а теперь — начнем подавлять друг друга ин- терпретациями, — сказал Доктор. — Сразу же могу дать два, даже три различных толкования. — Непременно хочешь довести нас до отчаяния? — бросил, вдруг разозлившись, Инженер. — Если бы ты серьезно взялся за физиологию двутела, прежде всего — за физиологию органов чувств, наверное мы сегодня знали бы гораздо больше! — Когда я должен был этим заниматься? — спросил Доктор. — Коллеги! — повысил голос Координатор. — По- хоже, начинается заседание Космологического ин- ститута! Естественно, всех нас поразила человеческая статуя, — а это была, без сомнения, статуя, неподвиж- ная копия, залитая, как кажется, в какую-то массу. Весьма вероятно, что посредством своей информацион- ной сети они разослали наши изображения по всем на- селенным пунктам планеты, где, на основании получен- ных сведений, изготовлены человекообразные куклы. 2Г 355
— Откуда они взяли наши фотографии? — спросил Доктор. — Они несколько часов крутились около корабля два дня назад и могли проделать точнейшие наблюде- ния. — А зачем им делать такие «портреты»? — Для научных или религиозных целей — этого мы не решим даже в очень долгой дискуссии. Во всяком случае, это не какой-то необъяснимый феномен. Мы видели, очевидно, не слишком крупный центр, в кото- ром ведутся работы, вероятно, производственного ха- рактера. Возможно, мы наблюдали также их развлече- ния. Может быть, функционирование их «искусства», среднее «уличное движение», далее работу на пристани и у этих сыпавшихся предметов, правда, не слишком понятную. — Это хорошее определение, — влез упрямый Док- тор. — Там были еще как бы «сцены из армейской жиз- ни», — у нас много оснований для вывода, что одетые в серебряные «мундиры» двутелы образуют армию. Ко- нец сцены неясен. Это могло быть, естественно, какое- то наказание индивидуума, который, гуляя по дороге, предназначенной для волчков, нарушил установленный у них закон. — Казнь на месте, как штраф за неправильный пе- реход улицы, — это, пожалуй, жестоко, ты так не счи- таешь? — спросил Доктор. — Почему ты все стараешься превратить в бессмы- слицу? — Потому, что я продолжаю утверждать, что мы увидели ровно столько, сколько могли увидеть слепые. — Кто-нибудь еще хочет высказаться, — спросил Координатор, — если это только не сообщения об агно- стическом «кредо»? — Я, — сказал Физик. — Создается впечатление, что двутелы передвигаются пешком лишь в исключительных случаях. На это, впрочем, указывают их большие раз- меры и диспропорция конечностей по отношению к массе тела. Мне кажется, попытки набросать возможное эволюционное древо, которое создало сформированных таким образом индивидуумов, были бы слишком инструктивны. Вы заметили их оживленную жестикуля- 356
цию. Ни один из них не поднял ручками тяжести, ни- чего не нес, не двигал, а ведь такие картины в земном городе обычны. Так, может быть, руки служат для иных целей. — Для каких? — с интересом спросил Доктор. — Не знаю, это твоя область. Во всяком случае, тут есть над чем поработать. Возможно, мы слишком прыт- ко силились понять архитектонику их общества, вместо того чтобы взяться за добросовестное изучение отдель- ных его кирпичиков. — Это верно, — сказал Доктор. — Руки — да, это наверняка очень важная проблема. Эволюционное дре- во тоже. Мы даже не знаем, являются ли они млекопи- тающими. Я сумел бы в течение нескольких дней от- ветить на такие вопросы, но, боюсь, мне не удастся выяснить того, что во всем этом зрелище меня больше всего поразило. — А именно? — спросил Инженер. — А именно то> что я не видел ни одного одиноко- го прохожего. Ни одного. Вы не обратили внимания на это? — Да... был один — шел по борозде, в самом кон- це, — сказал Физик. — Вот именно. После этих слов Доктора довольно долго все мол- чали. — Нужно еще раз просмотреть этот фильм, — ска- зал, как бы колеблясь, Координатор. — Мне кажется, что Доктор прав. Одиноких пешеходов не было — дву- телы ходили самое меньшее парами. Хотя в самом на- чале... Да! Один стоял на пристани. — Сидел в этом конусном аппарате, — сказал Док- тор. — В дисках они тоже сидят по одному. Я говорил о пешеходах. Только о пешеходах. — Их было немного. — Несколько сотен наверняка. Вообрази себе види- мую с высоты птичьего полета улицу земного города. Процент одиноких прохожих наверняка будет велик. В некоторые часы такие составляют даже большинство, а здесь их вообще нет. — Что это должно значить? — спросил Инженер. — Увы, — покачал головой Доктор, — сейчас я спра- шиваю. 357
— Один одинокий приехал с вами, — сказал Ин- женер. — Но ты же знаешь обстоятельства, при которые это произошло. Инженер не ответил. — Послушайте, — заговорил Координатор, — такая дискуссия сразу же становится спором вхолостую. Мы не проводили систематических исследований, потом} что мы не научно-исследовательская экспедиция, у нас были другие заботы, типа «борьбы за существование». Мы должны договориться о наших дальнейших планах. Завтра начнет работать экскаватор, — это наверняка. Всего у нас будет два автомата, два полуавтомата, экскаватор и Защитник, который, при соблюдении не- обходимой осторожности, тоже может помочь в извле- чении ракеты из земли. Не знаю, известен ли вам план, который мы разработали с Инженером. Первоначаль- ный проект основывался на том, чтобы опустить ракету в горизонтальное положение и поставить ее вертикаль- но, поднимая корпус и поддерживая его утрамбованной землей. Этот метод использовали еще строители пира- мид. Так вот теперь мы хотим разбить нашу «стеклян- ную стену» на куски нужной величины и построить из них систему лесов. Материала хватит, и мы уже знаем, что этот материал можно плавить и сваривать при вы- сокой температуре. Реализация этого проекта при использовании строительного материала, который с не- вольной доброжелательностью доставили нам обитатели Эдема, позволит существенно сократить весь процесс. Не исключено, что через три дня мы сможем старто- вать. Подождите, — сказал он, заметив, что присут- ствующие задвигались, — так вот, в связи с этим я хо- тел вас спросить — будем ли мы стартовать? — Да, — сказал Физик. — Нет! — почти одновременно ответил Химик. — Еще нет, — бросил Кибернетик. Стало тихо. Ни Инженер, ни Доктор еще не от- кликнулись. — Думаю, что мы должны лететь, — сказал наконец Доктор. Все удивленно посмотрели на него. Когда молчание затянулось, как будто от него жда- ли каких-то объяснений, он заговорил: 358
— Раньше я думал иначе. Но речь идет о цене. По- просту о цене. Мы, без сомнения, могли бы еще многое узнать, но добывание информации может обойтись слишком дорого. Для обеих сторон. После того что произошло, мирные попытки взаимопонимания, уста- новления контакта я считаю нереальными. Кроме того что мы друг другу говорили, каждый, пожалуй, хотел он этого или нет, имеет какую-то собственную кон- цепцию этого мира. У меня тоже есть такая концепция. Мне казалось, что здесь происходят ужасные вещи и что в связи с этим мы должны вмешаться. Пока мы были Робинзонами и оттаскивали каждый кусок облом- ков руками, я ничего об этом не говорил. Я хотел по- дождать, пока не узнаю больше и пока в нашем распо- ряжении не будет технических средств. Так вот, сейчас я признаюсь. Я больше не вижу убедительных причин, которые вынудили бы меня отказаться от моей концеп- ции Эдема, но всякое вмешательство в защиту того, что мы считаем правильным и справедливым, всякая такая попытка кончится, вероятнее всего, так же, как наша сегодняшняя экспедиция. Применением аннигилятора. Естественно, мы всегда найдем оправдания, что это была необходимая оборона и так далее, но вместо по- мощи мы принесем уничтожение. Теперь вы знаете бо- лее или менее всё. — Если бы мы лучше разбирались в том, что здесь в действительности происходит... — сказал Химик. Инженер покачал головой: — Тогда окажется, что каждая из сторон в чем-то по-своему права. — И что из того, что убийцы «по-своему» правы? — спросил Химик. — Нас интересует не их правота, а спа- сение жертв. — Но что мы можем им подарить, кроме аннигиля- тора Защитника? Предположим, мы превратим полови- ну планеты в пепелище, чтобы приостановить эти их экстремистские акции, это непонятное «производство», облавы, отравления, — и что дальше? — Ответ на этот вопрос мы знали бы, если бы име- ли больше сведений, —= упрямо сказал Химик. — Это не так просто, — вмешался в спор Координа- тор. — Все, что здесь происходит, является одним из звеньев длительного исторического процесса. Мысль 359
о помощи порождается убеждением, что общество де- лится на «хороших» и «плохих». — Вовсе нет, — прервал его Химик. — Скажи лучше: на преследуемых и преследователей. Это не одно и то же. — Хорошо. Представь себе, что какая-то высокораз- витая раса прибывает на Землю во время религиозных войн, сотни лет назад, и хочет вмешаться в конфликт на стороне слабых. Опираясь на свою мощь, они за- прещают сожжение еретиков, преследование иновер- цев и так далее. И ты думаешь, они сумели бы распро- странить на Земле свой рационализм? Ведь почти все человечество было тогда верующим, им пришлось бы постепенно уничтожить его до последнего человека, и остались бы они одни со своими рационалистическими идеями. — Так что же, ты действительно считаешь, что ни- какая помощь невозможна? — возмутился Химик. Координатор долго смотрел на него, прежде чем от- ветить. — Помощь? Боже мой, что значит помощь? То, что здесь происходит, что мы тут видим, это плоды опреде- ленной общественной конструкции. Пришлось бы ее сломать и создать новую, лучшую — а как это сделать? Ведь эти существа — с иной физиологией, психологией, историей, чем мы. Ты не можешь здесь воплотить в жизнь модель нашей цивилизации. Ты должен был бы предложить план другой, которая функционировала бы даже после нашего отлета... Естественно, я уже до- вольно давно предполагал, что кое-кто из вас носится с такими идеями. Скажем, ты или Инженер. Думаю, и Доктор опасался этого, потому он и лил холодную воду на огонь различных аналогий земного происхождения,— верно? — Да, — сказал Доктор. — Я опасался, что в при- ступе благородства вы захотите навести тут «порядок», что в переводе на язык практики означало бы террор. — Может быть, эти преследуемые знают, как они хотят жить, но еще слишком слабы, чтобы это осуще- ствить, — сказал Химик. — И если бы мы только спасли жизнь какой-нибудь группе приговоренных, это уже было бы много... — Мы уже спасли одного, — нетерпеливо ответил 360
Координатор. — Может, ты знаешь, что делать с ним дальше? Ответом ему было молчание. — Если я не ошибаюсь, Доктор также за старт? — сказал Координатор. — Ладно. Поскольку я тоже, — зна- чит, большинство. Он умолк, ошеломленно выпучив глаза.. Он один сидел лицом к двери — открытой двери. В абсолютной тишине — из темноты доносилось только негромкое хлюпанье воды — все повернулись, следуя за его взгля- дом. В открытых дверях стоял двутел. — Как он сюда... — начал Физик, и слова замерли у него на языке. Это был не их двутел. Тот сидел запертый в пере- вязочной. На пороге, почти касаясь головой притолоки, стоял огромный смуглолицый индивидуум, с низко на- клоненным малым торсом. Он был закутан в землистого цвета ткань, которая плоско струилась сверху вниз, окружая малый торс как бы воротником, вокруг кото- рого обвивался толстый моток зеленого провода. Сквозь разрез на боку одежды виднелся широкий металличе- ски поблескивающий пояс, плотно прилегающий к ту- ловищу. Двутел стоял неподвижно, сморщенное плос- кое лицо с двумя большими голубыми глазами закры- вала прозрачная воронкообразная маска, расширяю- щаяся книзу. Из нее выходили серые тонкие полоски, многократно обвивающие малый торс и накрест за- стегнутые спереди, где образовывалось как бы гнездо, в котором покоились его таким же образом забинтован- ные руки. Только узловатые пальцы свободно свисали вниз, соприкасаясь кончиками. Все сидели так, как застало их это появление. Дву- тел наклонился еще больше, протяжно кашлянул и мед- ленно шагнул вперед. — Как он вошел?.. Черный в туннеле... — шепнул Химик. Двутел понемногу пятился назад. Он вышел, минуту постоял в полутьме коридора и снова вошел внутрь, вернее, только всунул голову под самой притолокой. — Он спрашивает, можно ли войти... — шепотом сказал Инженер. И заорал: — Пожалуйста! Пожа- луйста! 361
Он встал и отступил к противоположной стене, все пошли следом за ним, двутел взглянул на опустевшую середину каюты без выражения. Он вошел и медленно осмотрелся. Координатор подошел к экрану, потянул за рейку, на которой он был растянут, и когда ткань зашелестела и свернулась, открыв доску, сказал: — Расступитесь. Он взял в руку кусок мела, нарисовал маленький кружок, вокруг него начертил эллипс, снаружи боль- ший, еще один и еще — всего четыре. На каждом он по- местил маленький кружок, подошел к стоящему посреди каюты гиганту и воткнул в его узловатые пальцы мел. Двутел неловко взял его, взглянул на доску, поти- хоньку подошел к стене. Ему пришлось наклонить ма- лый торс, который косо торчал из воротника, чтобы перевязанной рукой дотянуться до доски. Люди смотре- ли на него, затаив дыхание. Он нашел третье от центра колечко на эллипсе и с усилием, неуклюже, стукнул в него несколько раз, а потом еще мазнул так, что почти заполнил его раскрошенным мелом. Координатор наклонил голову. Все вздохнули. — Эдем, — сказал Координатор. Он показал на меловое колечко. — Эдем, — повторил он. Двутел присматривался к его рту с явным интересом. Он кашлянул. — Эдем, — очень отчетливо и медленно сказал Координатор. Двутел кашлянул несколько раз. — Он не говорит, — повернулся Координатор к то- варищам. — Это наверняка. Они стояли друг против друга, не зная, что делать. Двутел шевельнулся. Он выронил мел, тот стукнулся об пол. Послышался треск, как будто открывалась «молния». Землистая ткань разошлась, как бы распоротая сверху донизу, они увидели широкий золотистый пояс, кото- рый прилегал к бокам двутела. Конец пояса развернулся и зашелестел, как метал- лическая фольга. Малый торс наклонился, точно хотел выскочить из тела, сложился почти вдвое, и двутел схва- тил пальчиками конец фольги. Она развернулась в длинное полотнище, которое он держал перед собой, 362
как будто протягивал людям. Координатор и Инженер одновременно протянули руки. Оба вздрогнули. Инже- нер слабо вскрикнул. Двутел казался удивленным, он несколько раз кашлянул, прозрачная завеса на его лице заколыхалась. — Электрический заряд, но не слишком сильный, — объяснил Координатор остальным и второй раз взялся за край фольги. Двутел отпустил ее. Люди тщательно осмотрели зо- лотистую поверхность, — она была совершенно гладкой и чистой. Координатор на авось коснулся пальцем ка- кого-то места и снова почувствовал легкий электриче- ский укол. — Что это? — буркнул Физик, придвинулся и начал водить рукой по фольге, везде его били в пальцы эле- ктрические заряды. — Дайте графитовый порошок! — крикнул он. — Стоит там, в шкафу. Физик разложил фольгу на столе, не обращая вни- мания на то, что мышцы рук неприятно дрожат от не- прерывных покалываний, тщательно посыпал ее по- рошком, который ему подал Кибернетик, сдул лишний. На золотистой поверхности остались рассыпанные хаотично, бессмысленно маленькие черные точки. — Ящерица! — крикнул вдруг Координатор. — Альфа Лебедя! — Лира! — Цефей! Они повернулись к двутелу, который спокойно смо- трел на них. Их глаза сверкали триумфом. — Звездная карта, — сказал Инженер. — Конечно. — Ну, вот мы и дома. — Координатор широко улыб- нулся. Двутел кашлянул. — У них электрическое письмо? — Да, пожалуй. — Как сохраняются заряды? — Не знаю. Может быть, электрет. — У них должен быть электрический орган чувств. — Возможно. — Коллеги, спокойно! Нужно действовать система- тически, — сказал Координатор. — С чего начнем? — Нарисуй ему, откуда мы. 363
— Верно. Координатор быстро вытер доску, нарисовал звезды Центавра, заколебался: проекцию приходилось изобра- жать по памяти — так, как представлялась эта область Галактики с Эдема, — поставил жирную точку, озна- чающую Сириус, добавил еще несколько звезд помень- ше и на фоне Большой Медведицы начертил крестик, означающий Солнце, после чего поочередно коснулся рукой своей груди, потом всех людей, обвел движением руки все помещение и снова стукнул мелком в крестик. Двутел кашлянул. Взял у Координатора мел, с уси- лием придвинул малый торс к доске и тремя ударами дополнил рисунок Координатора — проекциями Альфы Орла и двойной системы Проциона. — Астроном!! — крикнул Физик. И добавил ти- ше: — Коллега... — Очень может быть! — ответил Координатор. — Теперь пойдем дальше! Они принялись рисовать. Планета Эдем и путь ко- рабля. Вход в газовый хвост. Столкновение (не было уверенности, достаточно ли рисунок объясняет обстоя- тельства катастрофы, но пока они ничего не могли сде- лать). Ракета вонзается в грунт (рисунок представлял собой разрез холма с воткнувшейся ракетой). Двигать- ся дальше было уже трудно. На этом остановились. Двутел разглядывал рисунки и кашлял. Он прибли- жал лицо к доске и снова отодвигался. Потом подошел к столу. Из зеленоватого канта воротника он вытянул тонкий гибкий проводок, наклонился и начал с неве- роятной скоростью водить им по золотистой фольге. Это продолжалось довольно долго. Потом он отступил от стола. Фольгу посыпали графитом. Тут произошло что-то странное. Физик еще не успел сдуть лишний по- рошок, а контуры схемы начали двигаться. Сначала люди увидели большую полусферу, внутри которой стояла наклонная колонна. Потом появилось маленькое пятнышко, которое ползло к краю полусферы. Оно ста- новилось все больше. Люди узнали силуэт схематично и неточно нарисованного Защитника. В полусфере по- явилось отверстие. Через него Защитник въехал внутрь. Все исчезло — фольгу покрывал равномерно рассыпан- ный графитовый порошок. Вдруг он собрался в звезд- ную карту. На ее фоне появилась набросанная длин- 364
ними штрихами фигура двутела. Стоявший за плечами людей двутел закашлял. — Это он, — сказал Координатор. Карта исчезла. Видно было только двутела. Потом исчезла его фигура, и снова появилась карта. Это по- вторилось четыре раза. И опять графитовый порошок улегся, как будто подчиняясь невидимому дуновению, в контур полусферы с отверстием сбоку. Маленькая фи- гурка двутела, который как бы полз, плотно прижи- маясь к земле, приближалась к открытому боку по- лусферы. Она проникла внутрь. Полусфера растаяла. Косая колонна ракеты стала больше. Спереди, под кор- пусом, виднелся откинутый выступ. Двутел выпрямился под ним, взобрался наверх и скрылся в ракете. Графи- товый порошок рассыпался и лежал беспорядочными кучками. — Вот как он попал к нам — через грузовой люк! — сказал Инженер. — А мы тоже ротозеи — оставили его открытым. — Подожди, знаешь, что мне пришло в голову? — вдруг вмешался Доктор. — Может быть, они не столько хотели запереть нас этой стеной, сколько лишить воз- можности своих — скажем, своих ученых — установить с нами контакт. — А верно! Все обернулись к двутелу. Он кашлянул. — Ну, довольно, — сказал Координатор. — Очень приятная, эхм, дружеская встреча, но у нас впереди дела поважнее. С партизанщиной конец. Нужно взяться за дело систематически. Начнем, пожалуй, с математи- ки. Этим займется Физик. Математика — естественно, метаматематика тоже. Теория материи. Атомистика, энергетика. Далее — теория информации, информаци- онные системы. Способы передачи, хранения. Одновре- менно — логические связки, препозиционные функции. Грамматическая схема, семантика. Соответствие по- нятий. Типы применяемых логик. Язык. Словарь. Это все относится к тебе, — обернулся он к Кибернети- ку. - Ну, а когда у нас будет готов такой соединитель- ный мост — придет очередь для остального. Метабо- лизм, способы питания, тип производства, формы обще- ственных связей, реакции, навыки, разделение, груп- повые конфликты и так далее. С этим мы уже не бу- 365
дем так спешить. Пока, — он повернулся к Киберне- тику и Физику, — начните вы. Нужно будет соответ- ственно приспособить калькулятор. Естественно, возь- мите фильмы, есть библиотека, берите все, что пона- добится. — Для начала можно провести его по кораблю, — сказал Инженер. — Что ты об этом думаешь? Это мо- жет ему многое объяснить, а кроме того, он будет знать, что мы от него ничего не скрываем. — Особенно важно второе, — согласился Координа- тор. — Только, пока мы еще не можем с ним объяснить- ся, не пускайте его в перевязочную. Я опасаюсь ка- кого-нибудь недоразумения. Пошли, обойдем корабль. Который час? Было три часа ночи. ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ Обход ракеты длился довольно долго. Двутел осо- бенно интересовался атомным реактором и автоматами. Инженер рисовал ему множество эскизов, только в машине на это ушло четыре блокнота. Автомат воз- будил явный интерес гостя. Он подробно осмотрел ми- кросеть и чрезвычайно удивился, увидев, что вся она погружена в резервуар, охлажденный жидким гелием. Это был криотронный мозг сверхпроводящего типа для особо быстрых реакций. Видимо, однако, двутел уло- вил, с какой целью охлаждается мозг, так как очень долго покашливал и с большим одобрением изучал эскизы, которые чертил ему Кибернетик. Казалось, на тему электрических схем договориться гораздо легче, чем о том, каким жестом или символом обозначить даже самые простые слова. В пять утра Химик, Координатор и Инженер отпра- вились спать. Грузовой люк закрыли, а в туннеле на посту остался Черный. Физик, Кибернетик и Доктор пошли с двутелом в библиотеку. — Подождите, — сказал Физик, когда они проходи- ли мимо лаборатории, — покажем ему еще таблицу Менделеева, там есть схематические рисунки атомов. Они вошли внутрь. Физик начал копаться в куче бу- маг под шкафами, в этот момент что-то затрещало. 366
Физик выбрасывал из угла шелестящие рулоны и ничего не слышал, но Доктор насторожился. — Что это? — спросил он. Физик выпрямился и тоже услышал щелчки. Он по- смотрел на товарищей испуганными глазами. — Это тот Гейгер, там... стойте! Где-то утечка... Физик подскочил к счетчику. Двутел стоял непо- движно и водил глазами по приборам. Потом он при- близился к столу, счетчик загрохотал длинными серия- ми, как барабанщик, выбивающий протяжную дробь. — Это он! — крикнул Физик, схватил обеими рука- ми металлический цилиндр и направил его на гиганта. Счетчик загудел. — Радиоактивный? Он? Что это зна- чит? — спрашивал ошеломленный Кибернетик. Доктор побледнел. Он подошел к столу, посмотрел на дрожащий индикатор, вынул из рук Физика метал- лический цилиндр и начал водить им в воздухе вокруг двутела. Дробь ослабевала тем явственнее, чем выше он поднимал датчик. Когда он опустил его к толстым бес- форменным ногам пришельца, прибор зарычал. На шкале вспыхнул красный огонек. — Радиоактивное заражение... — выдавил Физик. Двутел переводил глаза с одного на другого, удив- ленный, но совершенно не обеспокоенный непонятной для него операцией. — Он попал сюда через отверстие, которое прожег Защитник, — тихо сказал Доктор. — Там все радиоак- тивно... Он там прошел... — Не подходи к нему! — выкрикнул Физик. — Он излучает минимум миллирентген в секунду! Подожди — нужно его как-то... Если закутать его в керамитовую фольгу, можно будет рискнуть... — Но, послушай, тут речь идет не о нас! — повы- шенным голосом сказал Доктор. — Речь идет о нем! Как долго он мог там находиться? Сколько получил рентге- нов? — Не... не знаю. Откуда я могу знать... — Физик все еще смотрел на рокочущий счетчик. — Ты должен что- то сделать! Ацетатная ванна, абразия эпидермиса... Он, смотрите, он ничего не понимает. Доктор, не сказав ни слова, выбежал из лаборато- рии. Через минуту он вернулся с аптечкой первой помощи при радиационных поражениях. Двутел снача- 367
ла как будто хотел воспротивиться непонятным про- цедурам, но потом позволил себя уложить и делать с собой все, что нужно. — Надень перчатки! — крикнул Физик Доктору, ко- торый голыми руками трогал кожу лежащего двутела. — Разбудить остальных? — неуверенно спросил Ки- бернетик. Он стоял у стены, опустив руки. Доктор натягивал толстые перчатки. — Зачем? — сказал он и низко наклонился. — Пока ничего... Покраснение появится через какие-нибудь де- сять-двенадцать часов, если... — Если бы мы могли с ним договориться, — буркнул Физик. — Переливание крови... Но как? Откуда? — Доктор смотрел перед собой невидящим взглядом. — Тот, вто- рой! — вдруг воскликнул он, заколебался и добавил ти- ше: — Нет, не могу, пришлось бы сначала исследовать кровь обоих на агглютинацию — у них могут быть раз- ные группы... — Слушай, — Физик оттянул его в сторону, — дело плохо. Боюсь, ну, понимаешь? Он должен был пройти по зараженному пятну, как только упала температура: в районе микроаннигиляционной реакции всегда обра- зуется много радиоизотопов. Рубидий, стронций, иттрий и все прочее. Редкие земли. Он пока еще ничего не чув- ствует, самое раннее завтра — так я думаю. У него в крови есть белые тельца? — Да, но они выглядят совершенно иначе, чем у людей. — Все обильно размножающиеся клетки поража- ются всегда одинаково, независимо от вида. Он дол- жен иметь несколько большую сопротивляемость, чем человек, но... — Откуда ты знаешь? — Потому что нормальная радиоактивность грунта здесь почти в два раза выше, чем на Земле; значит, они в определенной степени могут быть к ней при- способлены. Твои антибиотики здесь, конечно, ни к чему? — Ни к чему. Конечно, ни к чему; тут должны быть какие-то совсем другие бактерии... — Так я и думал. Знаешь что? Мы должны прежде 368
всего договориться... Выяснить как можно больше. Реак- ция наступит самое раннее через несколько часов... — А! — Доктор быстро взглянул на Физика и опу- стил глаза. Они стояли в пяти шагах от полулежащего двутела, который не спускал с них бледно-голубых глаз. — Чтобы вытянуть из него как можно больше, пре- жде чем... умрет? — Я не думаю об этом таким образом, — сказал Фи- зик. Он старался сохранить спокойствие. — Я полагаю, что он будет вести себя, как человек. Психическое рав- новесие он сохранит в течение нескольких часов, потом наступит апатия — ты ведь знаешь. На его месте каж- дый из нас думал бы прежде всего о выполнении за- дания. Доктор пожал плечами, посмотрел на Физика ис- подлобья и вдруг улыбнулся: — Каждый из нас, говоришь? Да, возможно, зная, что произошло. Но он пострадал из-за нас. По нашей вине. — Ну и что из этого? Для тебя важно какое-то ис- купление? Не будь смешным!! На лице Физика выступили красные пятна. — Нет, — сказал Доктор. — Я не согласен. Пони- маешь, это, — он показал на лежащего, — больной, а это, — он стукнул себя пальцами в грудь, — врач. И остальным здесь нечего делать. — Ты так считаешь? — громко сказал Физик. — Но это наш единственный шанс. Мы ведь не сделаем ему ничего плохого. Это не наша вина, что... — Неправда! Он облучился потому, что шел по сле- ду Защитника! А теперь довольно. Нужно взять у него кровь. Доктор подошел к двутелу со шприцем. Секунду стоял над ним, как бы колеблясь, потом вернулся к сто- лу за другим шприцем. На оба насадил иглы, вынутые из гамма-стерилизатора. — Помогите мне, — обратился Доктор к Киберне- тику. Он шагнул к двутелу. На его глазах обнажил руку. Кибернетик ввел иглу ему в вену, всосал немного кро- ви, отступил назад, тогда Доктор взял другой шприц и, прикасаясь им к коже лежащего, нашел сосуд, взглянул 24 Вахта «Арамиса» 369
двутелу в глаза, потом воткнул иглу. Кибернетик стоял над ними. Двутел даже не вздрогнул. Его светло- рубиновая кровь наполнила стеклянный цилиндр. Док- тор ловко вытащил иглу, прижал кровоточащую ранку кусочком ваты и вышел, высоко держа шприц. Физик и Кибернетик переглянулись. Кибернетик еще держал в руке шприц с кровью Доктора. Он поло- жил его на стол. — И что теперь? — спросил Кибернетик. — Он мог бы нам все рассказать. — Физик был словно в горячке. — А этот — этот! Вдруг он посмотрел Кибернетику в глаза. — Может, их разбудить? — повторил Кибернетик. — Это ничего не даст. Доктор скажет им то же са- мое, что мне. Есть только одна возможность — он... дол- жен сам решить. Если бы он захотел, Доктор не смо- жет ему препятствовать. — Он? — Кибернетик изумленно посмотрел на Фи- зика. — Ну, хорошо... Но как же он решит? Ведь он ничего не знает — а мы не можем ему рассказать. — Еще как можем, — холодно произнес Физик. Он смотрел теперь на стеклянный цилиндр с кровью, ле- жащий около стерилизатора. — У нас есть минут пятнадцать времени, прежде чем Доктор пересчитает его красные кровяные шарики. Давай сюда эту доску! — Но это же не имеет никакого... — Давай доску! — крикнул Физик и начал собирать целую кучу кусочков мела. Кибернетик снял доску со стены, они вместе уста- новили ее напротив двутела. — Мало мела! Принеси из библиотеки цветной! Когда Кибернетик вышел, Физик схватил первый кусок мела и начал быстро рисовать большую полу- сферу, в которой находилась ракета. Чувствуя на себе бледно-голубой неподвижный взгляд, он рисовал все быстрее. Кончив рисунок, он оборачивался к двутелу, напряженно смотрел ему в глаза, пальцем тыкал в дос- ку, вытирал ее губкой и рисовал дальше. Стена полусферы — целая. Стена — и перед ней За- щитник. Рыло Защитника — и вылетающий из него за- ряд. Он нашел кусочек фиолетового мела, замазал им часть стены перед Защитником, пальцами растер мел, 370
образовалось отверстие, окруженное фиолетовым поте- ком. Силуэт двутела. Физик подошел к гостю, прикос- нулся к его торсу, вернулся к доске, стукнул мелом в нарисованную фигурку, стер все, еще раз поспешно изобразил толсто обведенную фиолетовым дыру в сте- не, в ней — двутела, потом стер всё вокруг. На доске остался только контур большой фигуры. Физик, стоя так, чтобы двутел мог видеть каждое его движение, начал медленно втирать раскрошенный в пыль фиолето- вый мел в ноги выпрямившейся фигуры. Обернулся. Малый торс двутела, который до этого покоился, опи- раясь на надутую Доктором резиновую подушку, мед- ленно приподнялся, сморщенное обезьянье лицо с ра- зумными глазами отвернулось от доски и уставилось на Физика, как бы задавая молчаливый вопрос. Тогда Физик кивнул головой, схватил жестяную банку, пару защитных перчаток и стремительно выбе- жал из лаборатории. В туннеле он чуть не столкнулся с автоматом, который, узнав его, убрался с дороги. Он выскочил на поверхность и, натягивая на бегу перчат- ки, помчался к выжженному Защитником отверстию. У неглубокой воронки бросился на колени и начал по- спешно выковыривать из земли куски загустевшего, остекленевшего от жара песка и бросать его в банку. Потом вскочил и опять бегом вернулся через туннель в ракету. В лаборатории кто-то стоял, — Физик зажму- рил ослепленные глаза, — это был Кибернетик. — Где Доктор? — Еще не вернулся. — Отойди. Лучше сядь там, у стены. Как Физик и ожидал, остекленевший песок был бледно-фиолетового цвета. Когда он вошел, двутел по- вернул к нему лицо, — он определенно ждал Физика. Физик высыпал на пол перед доской все содержи- мое банки. — С ума сошел! — крикнул, вскакивая с места, Ки- бернетик. Счетчик, отставленный на другой конец стола, про- будился и начал поспешно щелкать. — Молчи! Не мешай! В голосе Физика дрожала такая ярость, что Кибер- нетик неподвижно застыл у стены. Физик бросил взгляд на циферблат часов: прошло 24* 371
уже двенадцать минут. Вот-вот мог вернуться Доктор. Он наклонился, показал на едва заметные фиолетовые щербины полурасплавленного песка. Поднял горсть песчинок, приложил их, держа на раскрытой ладони, к тому месту, где были нарисованы замазанные фиолето- вым мелом ноги стоящей фигуры. Растер немного пес- чаных крошек по рисунку, посмотрел в глаза двутела, стряхнул остатки пыли на пол, отступил в глубь зала, потом решительным шагом двинулся вперед, как будто шел куда-то далеко, вошел в середину фиолетового пят- на, постоял так с минуту, закрыл глаза, расслабив мыш- цы, медленно упал. Его тело глухо ударилось об пол. Он лежал несколько секунд, вдруг вскочил, подбежал к столу, схватил счетчик Гейгера и, держа его перед со- бой, как фонарь, подошел к доске. Едва раструб чер- ного цилиндра приблизился к нарисованным мелом но- гам, раздалась тревожная дробь. Физик несколько раз приближал счетчик к доске и отодвигал его, повторяя эффект для неподвижно наблюдавшего двутела, потом медленно повернулся к нему и начал придвигать рас- труб Гейгера к его обнаженным подошвам. Счетчик заворчал. Двутел издал слабый звук, как будто поперхнулся. Несколько секунд, которые показались Физику веч- ностью, смотрел ему в глаза бездонным бледным взгля- дом. Потом, — по лбу Физика покатились капли пота, — двутел вдруг расслабил торс, закрыл глаза и бессильно опустился на изголовье, одновременно стран- но выпрямляя узловатые пальчики обеих рук. Он лежал некоторое время, как мертвый, вдруг открыл глаза, сел и уперся взглядом в лицо Физика. Тот кивнул, отнес аппарат на стол, оттолкнув ногой доску, и глухо обратился к Кибернетику: — Понял. — Что понял? — выдавил тот, потрясенный безмолв- ной сценой. — Что должен умереть. Вошел Доктор, взглянул на доску, на рассыпанные стеклянистые обломки, на них. — Что здесь происходит? — спросил он. — Что это значит?! — Он сердито повысил голос. — Ничего особенного. У тебя уже двое пациен- тов, — равнодушно сказал Физик, а когда Доктор оше- 372
ломленно взглянул на него, взял со стола счетчик и на- правил его раструб на собственное тело. Радиоактивная пыль впиталась в материал комбине- зона — счетчик пронзительно застрекотал. Лицо Доктора покраснело. Мгновение он стоял не- подвижно, — казалось, он грохнет о пол шприцем, кото- рый держал в руке. Постепенно кровь отхлынула у него от лица. — Да? — сказал он. — Хорошо. Идем. Едва они вышли, Кибернетик накинул защитный ха- лат и начал поспешно убирать радиоактивные крошки. Он вывел из стенного шкафа уборочный полуавтомат и пустил его на оставшееся пятно. Двутел лежал без дви- жения, смотрел на его возню, несколько раз слабо по- кашлял. Через какие-нибудь десять минут вместе с Док- тором вернулся Физик, — на нем был белый полотня- ный костюм, шею и руки покрывали толстые витки бинта. — Уже, — сказал он почти весело Кибернетику. — Ничего страшного: первая степень, а может, и того нет. Доктор и Кибернетик принялись поднимать двуте- ла, который, поняв, чего от него хотят, послушно встал и вышел из лаборатории. — И для чего все это было? — спросил Кибернетик. Он нервно шагал по залу, тыкая во все щели и углы черную мордочку Гейгера. Время от времени щелканье несколько ускорялось. — Увидишь, — спокойно ответил Физик. — Если у него голова на месте — увидишь. — Почему ты не надел защитной одежды? Жалко было минуту потратить? — Я должен был показать это как можно проще, — сказал Физик. — Как можно естественнее, без всяких «примесей», понимаешь? Они замолчали. Стрелка стенных часов медленно двигалась. Наконец Кибернетика начал смаривать сон. Физик, действуя торчащими из бинтов пальцами, не- ловко зажег папиросу. Вошел Доктор в перепачканном халате, яростно подскочил к Физику: — Да ты! Да ты что?! Что ты с ним сделал?! — А в чем дело? — поднял голову Физик. 373
— Он не хочет лежать! Едва дал сделать себе пере- вязку, встает и лезет в дверь. О, он уже здесь... — доба- вил Доктор тише. Двутел вошел, неуклюже ковыляя. По полу за ним тянулся конец бинта. — Ты не можешь его лечить против его воли, — холодно сказал Физик. Он бросил папиросу на пол, встал и придавил ее ногой. — Ну что, возьмем кальку- лятор из навигационной, а? У него максимальная об- ласть экстраполяции, — сказал он Кибернетику. Тот вздрогнул проснувшись, вскочил, мгновение смотрел мутным взглядом и быстро вышел. Дверь он оставил открытой. Доктор, засунув сжатые в кулаки руки в карманы халата, стоял посреди лаборатории. Услышав слабое шлепанье, он обернулся, посмотрел на гиганта, который медленно приближался, вздохнул. — Уже знаешь? — сказал он. — Уже знаешь, а? Двутел кашлянул. Остальные трое спали целый день. Когда они про- снулись, смеркалось. Они пошли прямо в библиотеку. Она представляла собой ужасное зрелище. Столы, пол, все свободные кресла были завалены грудами книг, ат- ласов, открытых альбомов, сотни исчерченных листов валялись под ногами, перемешанные с книгами лежали части приборов, цветные гравюры, консервные банки, тарелки, оптические стекла, арифмометры, катушки, к стене была прислонена доска, с которой стекала вода, смешанная с меловой пылью, толстый слой засохшего известкового порошка покрывал пальцы, рукава, даже колени Физика, Кибернетика и Доктора. Они сидели напротив двутела, заросшие, с покрасневшими глазами, и пили кофе из больших кружек. Посреди библиотеки, там, где раньше стоял стол, возвышался каркас боль- шого электронного калькулятора. — Как дела? — спросил Координатор, остановив- шись на пороге. — Великолепно. Мы униформизировали уже тысячу шестьсот понятий, — ответил Кибернетик. Доктор встал. На нем все еще был белый халат. — Они вынудили меня к этому, — сказал Доктор и показал на двутела. — Он облучился. — Облучился?! — Координатор шагнул внутрь. — Что это значит? 374
— Прошел через радиоактивное пятно в проломе, — объяснил Физик. Он оставил недопитый кофе и опустился на колени у аппарата. — У него уже на десять процентов меньше белых телец, чем семь часов назад, — сказал Доктор. — Гиали- новая дегенерация — совсем как у человека. Я хотел его изолировать, ему нужен покой, но он не хочет ле- жать, так как Физик сказал ему, что это все равно не поможет. — Это правда? — повернулся Координатор к Фи- зику. Тот, не отрываясь от гудящего прибора, кивнул го- ловой. — И его нельзя спасти?.. — спросил Инженер. Доктор пожал плечами: — Не знаю! Если бы это был человек, я сказал бы, что у него тридцать шансов из ста. Но это не человек. Он становится немного апатичнее. Но, может быть, это от усталости и бессонницы. Если бы я мог его изоли- ровать... — Ну что тебе нужно? Ты ведь и так делаешь с ним все, что хочешь, — сказал Физик, не поворачивая го- ловы. Перевязанными руками он все еще копался в при- боре. — А с тобой что случилось? — спросил Коорди- натор. — Я объяснил ему, каким образом он подвергся лу- чевому поражению. — Ты так подробно объяснил?! — крикнул Инже- нер. — Пришлось. — Случилось то, что случилось, — медленно сказал Координатор. — Хорошо ли, плохо ли, но случилось. Что теперь? Что вы уже знаете? — Много. Заговорил Кибернетик: — Он уже усвоил массу наших символов — глав- ным образом математических. С теорией информации, можно сказать, кончено. Хуже всего с его электриче- ским письмом: без специального аппарата мы не могли бы этому научиться, а у нас нет ни такого аппарата, 375
ни времени, чтобы его сделать. Помните обломки тру- бок в их телах? Это просто устройства для письма! Ко- гда двутел появляется на свет, ему сразу же вставляет- ся такая трубка — как у нас когда-то протыкали де- вочкам уши... По обеим сторонам большого тела у них есть электрические органы. Поэтому корпус такой большой. Это как бы мозг и одновременно плазменная батарея, которая передает заряды непосредственно «пи- шущему каналу». У него канал кончается этими про- водками на «воротнике», но это у всех по-разному. Пи- сать они, конечно, должны учиться. Эта предваритель- ная операция, практикующаяся уже тысячи лет, — только подготовительный шаг. — Значит, он действительно ничего не говорит? — спросил Химик. — Говорит! Кашель, который вы слышали, и есть речь. Одно «покашливанье» — это целое предложение. Выстреленное с большой скоростью. Мы записали кашель на пленку — он раскладывается на спектр ча- стот. — А! Так это речь на принципе частотной модуля- ции звуковых колебаний? — Скорее, шумов. Она беззвучна. Звуками выража- ются исключительно чувства, эмоциональные состоя- ния. — А эти электрические органы — являются ли они их оружием? — Не знаю. Но можно его спросить. Кибернетик наклонился, вытащил из бумаг боль- шой чертеж, на котором был изображен схематичный вертикальный разрез двутела, указал на два удлинен- ных сегментных образования внутри него и, прибли- зив рот к микрофону, спросил: — Оружие? Репродуктор, установленный с другой стороны, на- против лежащего двутела, застрекотал. Двутел, который немного приподнял малый торс, когда вошли новые люди, некоторое время оставался неподвижным, потом закашлял. — Оружие — нет,— глухо заскрипел репродуктор.— Много оборотов планеты — когда-то — оружие. Двутел кашлянул. — Орган — рудимент — биологической эволюции — 376
вторичная — адаптация — цивилизация, — проскрипел мертво, без всякой интонации репродуктор. — Ну, ну, — буркнул Инженер. Химик стоял, заслушавшись, зажмурив глаза. — А, значит, действительно! — вырвалось у Коорди- натора. Он сдержался и спросил: — Какой представ- ляется их наука? — С нашей точки зрения, странной, — сказал Фи- зик. Он поднялся с колен. — Не убрать этого про- клятого скрипа, — бросил он Кибернетику. — Огром- ные знания в области классической физики. Оптика, электричество, механика в специфическом соединении с химией — что-то вроде механохимии. Там они имеют любопытные достижения. — Ну?! — рванулся вперед Химик. — Подробности потом. У нас все зафиксировано, не бойся. От этих исходных позиций мы пошли к тео- рии информации. Но ее изучение у них, вне специаль- ных учреждений, запрещено. Хуже всего выглядит их атомистика, особенно ядерная химия. — Подожди, — как это запрещено? — удивился Ин- женер. — Очень просто, нельзя проводить таких исследо- ваний. — Кто это запрещает? — Тут сложный вопрос, и мы еще мало что пони- маем, — вмешался Доктор. — Хуже всего мы пока ори- ентируемся в их социальной динамике. — Кажется, для ядерных исследований им не хва- тало стимулов, — сказал Физик. — Они не ощущают энергетического дефицита. — Давайте кончим сначала с одним! Так как же с этими запрещенными исследованиями? — Садитесь — будем спрашивать дальше, — сказал Кибернетик. Координатор приблизил лицо к микрофону. Кибер- нетик остановил его: — Подожди. Трудность заключается в том, что чем сложнее конструкция предложения, тем больше рассы- пается у калькулятора грамматика. Кроме того, анали- затор звука, кажется, недостаточно селективен. Часто мы получаем просто ребусы; впрочем, сами увидите. — На планете вас — много, — медленно и отчетливо 377
сказал Физик. — Какова динамическая структура? Вас много — на планете? Репродуктор щелкнул два раза и остановился. Двутел довольно долго не отвечал. Потом хрипло за- кашлял. — Динамическая структура — двойная. Связь — двойная, — забормотал репродуктор. — Общество — управляется — централизованно — вся планета. — Отлично! — воскликнул Инженер. Как и остальные двое новых участников беседы, он был очень возбужден. Физик, Доктор и Кибернетик, может быть от усталости, сидели неподвижно, с безраз- личными лицами. — Кто управляет обществом? Кто на вершине — один индивид или группа? — спросил Координатор, приближая губы к микрофону. Репродуктор трещал, послышалось протяжное гуде- ние, на пульте прибора пару раз мигнул красный ука- затель. — Так спрашивать нельзя, — поспешил объяснить Кибернетик. — На «вершине» — это в данном случае переносное значение и не имеет эквивалента в словаре калькулятора. Подожди, я попробую. Он наклонился вперед: — Как много вас у руля общества? Один? Не- сколько? Большое число? Репродуктор быстро застрекотал. — А руль — не переносное значение? — спросил Координатор. Кибернетик покачал головой. — Термин из области теории информации, — успел он ответить, когда заговорил двутел, и репродуктор, пе- реводя, размеренно выбрасывал: — Один — несколько — много — руль — неизвестно. Неизвестно, — повторил он. — Как это неизвестно? Что это должно значить? — спросил удивленный Координатор. — Сейчас выясним. Не известно тебе или не извест- но никому на планете? — сказал он в микрофон. Двутел ответил, и калькулятор, переводя, выбрасы- вал в репродуктор: — Связь — динамичная — двойная. Известно — одно — есть. Известно — другое — нет. 378
— Ничего не понимаю! — Координатор смотрел на остальных. — А вы? — Подожди, — сказал Кибернетик, всматриваясь в двутела, который медленно еще раз приблизил лицо к своему микрофону и кашлянул несколько раз. Калькулятор заговорил: — Много оборотов планеты — когда-то — управле- ние централизованное — распределенное. Пауза. Один двутел — один руль. Пауза. Сто тринадцать оборотов планеты так есть. Пауза. Сто двенадцатый оборот пла- неты — один двутел — руль — смерть. Сто одиннадца- тый оборот планеты — один двутел — смерть. Пауза. Другой один — руль — смерть. Пауза. Один — один — смерть. Пауза. Потом — один двутел руль — неизвест- но — кто. Неизвестно — кто — руль. Известно — цент- ральный — руль. Пауза. Неизвестно — кто — руль. Пауза. — Да, действительно ребус, — сказал Координа- тор. — И что вы с этим делаете? — Никакой не ребус, — ответил Кибернетик. — Он сказал, что до сто тринадцатого года, считая от сего- дняшнего дня, у них было центральное правительство из нескольких индивидуумов. «Управление централизо- ванное, распределенное». Потом наступило правление одиночек; предполагаю, что-нибудь вроде монархии или тирании. В сто двенадцатом и сто одиннадцатом годах — они считают от настоящего момента, сейчас нулевой год — произошли какие-то бурные дворцовые переворо- ты. Четыре властителя сменились в течение двух лет, кончая свое правление смертью, — конечно, не естест- венной смертью. Потом появился новый правитель, и неизвестно, кто им был. Знали, что существует, но неизвестно, кто это. — Как это — анонимный властелин? —изумился Инженер. — Очевидно. Постараемся узнать больше. Он повернулся к микрофону: — Сейчас известно, что один индивид находится у руля общества, но неизвестно, кто это? Так? — спросил он. Калькулятор неясно захрипел, двутел откашлялся, как бы заколебался, снова несколько раз кашлянул, и репродуктор ответил: 379
— Нет. Не так. Пауза. Шестьдесят оборотов плане- ты — известно, один двутел центральный руль. Пауза. Потом известно, ни один. Пауза. Никто. Никто цент- ральный руль. Так известно. Никто руль. Пауза. — Теперь и я не понимаю, — признался Физик. Кибернетик сидел, наклонившись у прибора, он сгорбился, прикусил губу. — Постойте. Всеобщая информация — нет цент- ральной власти? Так? — спросил он в микрофон. — А в действительности есть центральная власть. Так? Калькулятор объяснился с двутелом, издавая скрипу- чие звуки. Люди ждали, наклонившись к репродуктору. — Такая правда. Так. Пауза. Кто информация — есть центральный руль — тот — есть, нет. Кто инфор- мация — такая — тот есть, нет. Тот, когда-то есть, по- том нет. Они молча переглянулись. — Кто говорит, что существует власть, сам пере- стает существовать. Так он сказал? — вполголоса про- говорил Инженер. Кибернетик медленно наклонил голову. — Но ведь это невозможно! — воскликнул Инже- нер. — У власти должно быть какое-то местопребыва- ние, она должна издавать распоряжения, законы, должны существовать ее исполнительные органы, иерархически низшие, войско, — мы же встречались с их вооруженными... Физик положил ему руку на плечо. Инженер умолк. Двутел продолжал кашлять. Зеленый глаз калькулятора быстро трепетал. Заговорил репродуктор: — Информация — двойная. Пауза. Одна информа- ция кто — тот есть. Пауза. Другая информация — кто — тот когда-то есть, потом нет. Пауза. — Существует информация, которая блокирует- ся? — спросил в микрофон Физик. — Так? Кто ставит вопросы из области этой информации — тому грозит смерть. Так? Снова по другую сторону прибора был слышен скрип репродуктора и покашливание двутела. — Нет. Не так. Пауза, — ответил калькулятор сво- им равнодушным голосом. Он размеренно отделял сло- ва друг от друга. — Кто когда-то есть, потом — нет — тот не смерть. Пауза. 380
Все вздохнули. — Значит, не наказание смертью? — воскликнул Инженер. — Спроси его, что происходит с такими? — обратился он к Кибернетику. — Боюсь, что этого сделать не удастся, — сказал Ки- бернетик, но Координатор и Инженер настаивали на этом вопросе, тогда он бросил: — Как хотите. Хорошо, но я не отвечаю за резуль- тат. Каково будущее того, кто распространяет блоки- рованную информацию? — спросил он в микрофон. Хриплый диалог калькулятора с неподвижно лежа- щим двутелом продолжался довольно долго. Наконец репродуктор заговорил: — Тот, кто такая информация, инкорпорирован са- моуправляемая группа неизвестная степень вероятность дегенерация предел. Пауза. Кумулятивный эффект от- сутствие термина адаптация такая необходимость борь- ба замедление силы потенциал отсутствие термина. Пауза. Небольшое число оборотов планеты смерть. Пауза. — Что он сказал? — одновременно повернулись к Кибернетику Химик, Координатор и Инженер. Тот пожал плечами: — Понятия не имею. Я вам говорил, что этого сде- лать не удастся. Слишком сложная проблема. Нужно продвигаться постепенно. Догадываюсь, что судьбе та- кого индивида завидовать не стоит. Его ждет прежде- временная смерть, последнее предложение было доста- точно прозрачно, но каков механизм всего этого про- цесса, я не знаю. Какие-то самоуправляемые группы, — естественно, на эту тему можно строить гипотезы, но произвольных комбинаций с меня, пожалуй, хватит. — Ладно, — сказал Инженер, — тогда спроси его об этом заводе на севере. — Уже спрашивали, — ответил Физик. — Это тоже очень сложное дело. По этому поводу у меня такая тео- рия... — Как это теория?! Он не ответил вам ясно? —* вмешался Координатор. — Нет, это тоже задевает явления высшего порядка. Что касается самого завода, его бросили в тот период, когда он должен был начать производство. Это мы зна- ем совершенно точно. Хуже с выяснением причин, по 381
которым это произошло. Около пятидесяти лет назад у них был введен план биологической реконструкции. Перестройка функций тела — возможно, также фор- мы — это темная история. Почти все население плане- ты в течение ряда лет подверглось серии операций: Речь шла, как мне кажется, о перестройке не столько живущего поколения, сколько последующих, через на- правленные мутации наследственных клеток. Так мы это себе объясняем. В области биологии взаимопони- мание очень затруднительно. — Какой должна была быть эта перестройка? В ка- ком направлении? — спросил Координатор. — Этого не удалось установить, — ответил Физик. — Ну, кое-что мы все-таки знаем, — не согласился с ним Кибернетик. — Биология, в особенности изуче- ние жизненных процессов, в отличие от других отрас- лей науки, носит у них своеобразный, как бы норма- тивный, характер. — Возможно, религиозный, — вставил Доктор. — С учетом того, что их верования — это скорее систе- ма требований и правил, касающихся бренной жизни, лишенная трансцендентальных элементов. — Они никогда не верили в какого-нибудь твор- ца? — спросил Координатор. — Неизвестно. Пойми, такие абстрактные понятия, как вера, бог, мораль, душа, вообще невозможно уни- формизировать в пределах калькулятора. Мы вынуж- дены задавать множество конкретных вопросов и из це- лой массы ответов, недоразумений, частичного пере- крытия значений пытаемся лишь вывести осмысленную и обобщенную экстраполяцию. По-моему, то, что Док- тор называет религией, — это попросту традиция, исто- рически наслоившиеся обычаи, ритуалы. — Но что религия или традиция может иметь об- щего с биологическими исследованиями? — спросил Инженер. — Вот этого-то мы и не сумели установить. Во вся- ком случае, связь, и очень четкая, существует. — Может быть, речь шла о том, что они пытались приспособить некоторые биологические факты к своим верованиям или суевериям? — Нет, это какая-то более сложная история. — Вернемся к делу, — сказал Координатор. — 382
Каковы результаты проведения в жизнь этого биологи- ческого плана? — Такие, что на свет начали появляться особи без- глазые или с различным количеством глаз, неспособные к жизни, изуродованные, безносые, а также большое количество психически недоразвитых. — Ах! Наш двутел и те, другие. — Да. Очевидно, теория, на которую они опира- лись, была неверной. В течение полутора десятков лет появились десятки тысяч изувеченных, деформирован- ных мутантов — трагические плоды этого эксперимента они пожинают еще и сегодня. — План был, конечно, отброшен? — Мы даже не спрашивали об этом, — признался Кибернетик. Он повернулся к микрофону: — План биологической реконструкции — сущест- вует ли в дальнейшем? Каково его будущее? Калькулятор некоторое время как будто скрипуче препирался с двутелом, который издавал слабое покаш- ливание. — Может, ему плохо? — тихо спросил Координатор Доктора. — Нет, лучше, чем я ожидал. Он устал, но до сих пор не хочет уйти отсюда. Я даже переливание крови не могу ему сделать: кровь нашего двутела переведет в осадок его красные кровяные тельца, очевидно... — Чш! — цыкнул Физик. Репродуктор захрипел: — План — есть, нет. Пауза. Теперь, план когда-то не был. Пауза. Теперь мутации, болезнь. Пауза. Инфор- мация подлинная, план был, теперь нет. — Не уловил, — признался Инженер. — Он говорит, что в настоящее время отрицается существование этого плана — как будто его вообще ни- когда не было, а мутации якобы являются видом болез- ни. В действительности план был проведен в жизнь, а потом его отбросили, не признавая своего пора- жения. - Кто? — Эта их якобы несуществующая власть. — Постойте, — сказал Инженер, — как же это? С момента, когда последний анонимный властитель 383
перестал существовать, воцарилась как бы «эпоха анар- хии», так, что ли? Так кто же проводил в жизнь этот план? — Ты ведь слышал. Никто его не проводил — ника- кого плана не было. Так сегодня утверждают. — Ну, хорошо, но тогда, пятьдесят или сколько там лет назад? — Тогда утверждали что-то другое. — Нет, это невозможно понять. — Почему? Ты ведь знаешь, что у нас на Земле су- ществуют некоторые явления, о которых не принято говорить во всеуслышание, хотя о них знают. Напри- мер, даже чисто житейские взаимоотношения были бы невозможны без некоторой дозы притворства. То, что у нас является узким участком, второстепенным, у них является главным фарватером. — Все это запутано и неправдоподобно, — сказал Инженер. — А какую связь с этим имеет тот завод на севере? — Он должен был производить что-то, что было связано с осуществлением плана, — может, аппаратуру для операций или объекты, которые были не нужны, но которые якобы могли понадобиться будущим «реконст- руированным» поколениям. Но это только мои предпо- ложения, — с нажимом кончил Кибернетик, — что они там должны были производить, мы не знаем. — Таких заводов должно было, наверное, быть больше? — Заводов, производных биологического плана, чис- ло маленькое — или больше? Как много? — спросил Ки- бернетик. Двутел откашлялся, и калькулятор почти сразу же ответил: — Неизвестно. Заводы, вероятно, много. Пауза. Ин- формация — никаких заводов. — Это, однако, какое-то общество... ужасающее! — выкрикнул Инженер. — Почему? Ты что, никогда не слышал о военной тайне или о чем-то в этом роде? — Какая энергия питает эти заводы? — повернулся Инженер к Кибернетику, но сказал это так близко к микрофону, что калькулятор сразу же перевел вопрос. Репродуктор минуту гудел и продекламировал: 384
— Неорган термин отсутствует био био пауза энт- ропия, константа био система. — Остальное утонуло в усиливающемся гудении. На пульте зажегся красный огонек. — Пробелы в словаре, — объяснил Кибернетик. — Слушай, включим его поливалентно, — сказал ему Физик. — Зачем? Чтобы начал болтать, как шизофреник? — Может, удастся больше понять. — О чем речь? — спросил Доктор. — Он хочет уменьшить селективность калькулято* ра, — объяснил Кибернетик. — Когда спектр значений какого-то слова недостаточно острый, калькулятор от- вечает, что термин отсутствует. Если я включу его поливалентно, он начнет заниматься контаминацией — будет создавать словесные гибриды, каких нет ни в одном человеческом языке. — Таким способом мы приблизимся к его языку, — настаивал Физик. — Пожалуйста. Можем попробовать. Кибернетик переключил штеккеры. Координатор взглянул на двутела, который лежал теперь с закрыты- ми глазами. Доктор подошел к гиганту, некоторое вре- мя осматривал его и, ничего не сказав, вернулся на свое место. Координатор сказал в микрофон: — На юге от этого места — здесь — есть долина. Там — большие строения, в строениях скелеты, вокруг, в земле, — могилы. Что это? — Постой, могилы ничего не значат. Кибернетик притянул к себе гибкую стойку микро- фона. — На юге — архитектурная конструкция, рядом с ней — в отверстиях в земле мертвые тела. Мертвые дву- телы. Что это значит? На этот раз калькулятор дольше обменивался скре- бущими звуками с двутелом. Они заметили, что впер- вые машина, казалось, сама от себя спрашивала о чем- то еще раз, наконец обращенный к ним репродуктор монотонно сообщил: — Двутел физическая работа нет. Пауза. Электри- ческий орган работа, да, но акселероинволюция деге- нерация злоупотребление. Пауза. Юг это экземплифи- 25 Вахта «Арамиса» 385
кация самоуправляемой прокрустики пауза. Биосоцио- замыкание антисмерть. Пауза. Общественная изоляция не сила, не принуждение. Пауза. Добровольность. Пау- за. Микроадаптация группы центросамотяг продукция да нет пауза. — Ну что, получил? — Кибернетик сердито посмот- рел на Физика. — «Центросамотяг», «антисмерть», «био- социозамыкание». Говорил я тебе. Пожалуйста, теперь сделай с этим что-нибудь. — Постепенно, — сказал Физик. — Это имеет что-то общее с принудительными работами. — Неверно. Он сказал «не сила, не принуждение». «Добровольность». — Ну, так спросим еще раз. — Физик подтянул к себе микрофон. — Непонятно, — сказал он. — Скажи — очень просто — что на юге, в долине? Колония? Группа осужденных? Изоляция? Производство? Какое произ- водство? Кто производит? Что? И зачем? С какой целью? Калькулятор снова объяснился с двутелом — это продолжалось минут пять, — потом он снова заговорил: — Изоломикрогруппа добровольность интерсцепле- ние принуждение нет. Пауза. Каждый двутел противи- гра изоломикрогруппа. Пауза. Главная связь центро- стремительный самотяг. Пауза. Связка гневисть пауза. Кто вина тот кара пауза. Кто кара тот изоломикрогруп- па добровольность пауза. Что такое изоломикрогруп- па? Пауза. Интерсвязи возвратные полиндивидуаль- ные сцепление гневисть самуцель гневисть самуцель пауза. Циркуляция социопсихо внутренняя антисмерть пауза. — Подождите! — крикнул Кибернетик, видя, что остальные беспомощно зашевелились. — Что это значит «самуцель»? Какая цель? — Самуцел... ение, — пробурчал калькулятор, ко- торый на этот раз вообще не обратился к двутелу. — А! Инстинкт самосохранения! — крикнул Физик, а калькулятор поспешно объяснил: — Инстинкт самосохранения. Да. Да. — Ты хочешь сказать, что понимаешь, о чем он го- ворит?! — вскочил с места Инженер. — Не знаю, точно ли я понимаю, но догадываюсь — речь идет о какой то разновидности их системы наказа- 386
ний. Очевидно, это какие-то микрообщества, автоном- ные группы, которые, так сказать, взаимно загнали ДРУГ Друга в угол. — Как это? Без охраны? Без надсмотрщиков? — Да. Он же прямо сказал, что никакого принужде- ния нет. — Это невозможно. — Ну, почему же. Представь себе двоих людей, у одного есть спички, у другого коробок. Они могут друг друга ненавидеть, но огонь зажгут только вместе. Гне- висть — это гнев и ненависть, или что-нибудь близкое. Поэтому кооперация в группе возникает благодаря об- ратным связям, как в моем примере, но, конечно, не так просто! Принуждение рождается как-то само по себе — его создает внутреннее положение группы. — Ну, хорошо, хорошо, но что они там делают? Что они там делают? Кто лежит в этих могилах? Зачем? — Ты слышал, что сказал калькулятор? «Прокру- стика». Очевидно, от прокрустова ложа. — Вздор! Откуда двутел слышал о Прокрусте?! — Калькулятор, а не двутел. Он выискивает наибо- лее близкие понятия в соответствии с резонансом в се- мантическом спектре! Там, в этих группах, ведется из- нурительная работа. Возможно, что эта работа не имеет никакой цели, никакого смысла, — он сказал «продук- ция да нет» — значит, что-то производят, должны это делать, что это наказание. — Почему должны? Кто их заставляет, если отсут- ствует какая бы то ни было охрана? — Какой ты упрямый! С продукцией я, может, и ошибаюсь, но принуждение создает ситуация. Ты что, не слышал о принудительных ситуациях? Скажем, на тонущем корабле ты можешь выбрать очень мало пу- тей — возможно, у них под ногами всю жизнь палуба такого корабля... Поскольку физический труд, особен- но изнурительный, приносит им вред, происходит к1- кое-то «биозамыкание», возможно в зоне этого элект- рического органа. — Он говорил «биосоциозамыкание». Это должно быть чем-то иным. — Но что-то близкое. В группе существует сцепле- ние — взаимное притяжение, то есть группа как-то об- речена сама на себя, изолирована от общества. 25* 387
— Это страшно туманно. Что они там все-таки делают? — Ну чего ты от меня хочешь? Я знаю столько же, сколько ты. Ведь недоразумения и смещения значений происходят вдвойне — не только с нашей стороны, но точно так же между калькулятором и двутелом с дру- гой! Может быть, они имеют специальную научную дисциплину — «прокрустику», теорию динамики таких групп! Заранее планируют тип действий, конфликтов и взаимных притяжений в ее сфере, функции распреде- лены и запланированы так, чтобы образовалось своеоб- разное равновесие, обмен, циркуляция гнева, нена- висти, чтобы эти чувства спаивали их и одновременно чтобы они не могли найти общего языка с кем-нибудь вне группы... — Это твои личные вариации на тему шизофрени- ческих бредней калькулятора, а никакое не объясне- ние! — крикнул Химик. — Пожалуйста, займи мое место. Может, у тебя пойдет лучше. Стало тихо. — Он очень устал, — сказал Доктор. — Самое боль- шее еще один-два вопроса. Больше нельзя. Кто хочет их задать? — Я, — сказал Координатор. — Откуда ты узнал о нас? — бросил он в микрофон. — Информация — метеорит — корабль, — ответил через минуту калькулятор, обменявшись несколькими короткими хриплыми звуками с двутелом. — Корабль — иной планеты — космическое излучение — дегенерация существ. Пауза. Несут смерть. Пауза. Стеклянистая изоляция с целью ликвидации. Пауза. Обсерватория. Пауза. Грохот. Произвел — пеленгование — направле- ние звука — источник грохота — фокус попаданий ра- кета. Пауза. Пошел ночью. Пауза. Ждал — Защитник открыл изоляцию. Вошел. Здесь. Пауза. — Объявили, что упал корабль с какими-то чудови- щами, да? — спросил Инженер. — Да. Что мы дегенерировали под влиянием косми- ческого излучения. И что они намерены запереть нас, окружить этой стеклянистой массой. Он произвел зву- ковое пеленгование направления обстрела, определил цель и таким образом нашел нас. 388
— Не боялся чудовищ? — бросил Координатор во- прос в микрофон. — Не боялся, это ничего не значит. Сейчас, какое там было слово? Ага, гневисть. Может, так переведет. Кибернетик повторил вопрос на странном жаргоне калькулятора. — Да, — ответил почти сразу же репродуктор. — Да. Но — шанс — один на миллион оборотов планеты. — Это понятно. Каждый из нас пошел бы, — пони- мающе кивнул головой Физик. — Хочешь остаться с нами? Мы вылечим тебя. Смер- ти не будет, — медленно сказал Доктор. — Нет, — ответил репродуктор. — Хочешь уйти? Хочешь вернуться — к своим? — Возвращение — нет, — ответил репродуктор. Люди переглянулись. — Ты действительно не умрешь! Мы действительно тебя вылечим! — воскликнул Доктор. — Скажи, что ты хочешь сделать, когда будешь здоров? Калькулятор заскрипел, двутел ответил одним зву- ком, таким коротким, что он был едва слышен. — Нуль, — сказал как бы с колебанием репродук- тор. И через мгновение добавил, словно неуверенный, что его правильно поняли: — Нуль. Нуль. — Не хочет остаться, возвращаться — тоже, — буркнул Химик. — Может, он... бредит? Все посмотрели на двутела. Его бледно-голубые гла- за смотрели на них неподвижно. В тишине было слыш- но его медленное глухое дыхание. — Довольно, — сказал Доктор, вставая. — Выйдите все. — А ты? — Сейчас приду. Я два раза принимал психедрин, могу с ним еще немного посидеть. Когда люди встали и двинулись к двери, малый торс двутела, до сих пор поддерживаемый как бы невидимой опорой, вдруг сломался — его глаза закрылись, голова бессильно упала назад. — Слушайте, мы все время расспрашивали его, а почему он нас ни о чем не спросил? — спохватился в коридоре Инженер. 389
— Почему же, до этого спрашивал, — ответил Ки- бернетик. — Об отношениях, господствующих на Зем- ле, о нашей истории, о развитии астронавтики — еще за какие-нибудь полчаса до вашего прихода он говорил значительно больше. — Должно быть, он очень ослаб. — Наверно. Он получил большую дозу облучения, путешествие по пустыне должно было его здорово уто- мить, тем более что он довольно стар. — Как долго они живут? — Около шестидесяти оборотов планеты, то есть не- много меньше шестидесяти наших лет. Эдем обращает- ся вокруг своего солнца быстрее, чем Земля. — Чем они питаются? — Это довольно своеобразно. Кажется, эволюция проходила тут иначе, чем на Земле. Они могут непо- средственно усваивать некоторые неорганические суб- станции. — Это действительно своеобразно, — сказал Инже- нер. — Ага, земля, которую вынес тот, первый! — вдруг сообразил Химик. Они остановились. — Да, но таким способом двутелы питались тысячи лет назад. Теперь в нормальных условиях так никто не поступает. Эти тонкие чаши на равнине как бы их «ак- кумуляторы продовольствия». — Это что, живые существа? — Не знаю. Во всяком случае, они избирательно из- влекают из глубины и накапливают вещества, которые служат двутелам пищей. Их много, разных видов. — Да, очевидно, двутелы должны их разводить или, вернее, возделывать, — сказал Химик. — На юге мы ви- дели целые плантации этих чаш. Но зачем тот, который забрался в ракету, рылся в глине? — Потому что чаши втягиваются после захода солн- ца под землю. — Все равно земли было везде достаточно, а он вы- брал именно эту, в ракете. — Может, потому, что она была разрыхлена, а он - голодный. Мы не говорили об этом с нашим астроно- мом. Возможно, что тот двутел действительно бежал из долины на юге... 390
— Ребята, идите-ка теперь спать, — обратился Коор- динатор к Физику и Кибернетику, — а мы займемся де- лом. Скоро двенадцать. — Двенадцать ночи? — А как же. Я вижу, ты уже совсем потерял счет времени? — Ну, в таких условиях... Позади послышались шаги. Из библиотеки вышел Доктор. Все посмотрели на него испытующе. — Спит, — сказал он. — Худо с ним. Когда вы вы- шли, я решил уже... — Он не кончил. — Но ты говорил с ним? — Говорил. То есть... Понимаете, мне показалось, что это конец... Я спросил его, можем ли мы что-нибудь для них сделать. Для всех. — И что он сказал? — Нуль, — медленно повторил Доктор, и всем пока- залось, что они слышат мертвый голос калькулятора. — Идите теперь и ложитесь, —сказал Координатор через мгновение. — Но я еще воспользуюсь тем, что мы все вместе, и спрошу вас — будем ли мы стартовать? — Да, — сказал Инженер. — Да, — Физик и Химик почти одновременно. — Да, — присоединился Кибернетик. — А ты? Молчишь? Сейчас? — спросил Координа- тор Доктора. — Я размышляю. Мне, понимаете, еще никогда не было так интересно... — Понимаю, тебя интересует, как им можно по- мочь. Но теперь-то ты уже знаешь, что... — Нет. Не знаю, — тихо сказал Доктор. ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ Часом позже по откинутой крышке грузового люка сполз Защитник. Инженер подвел его на двести метров к стеклянной стене, сходящейся кверху, словно недо- строенный свод, и принялся за дело. Тьма гигантскими скачками убегала в глубь пустыни. Ослепительные гре- мящие бичи рассекали зеркальную стену, сочащиеся жаром плиты падали на землю, белый дым бурлил над кипящим песком. Инженер оставлял куски строитель- 391
ного материала остывать и хлестал аннигилятором даль- ше, вырубая в своде окна, с которых стекали огненные сосульки. В мутной, полупрозрачной оболочке возни- кали ряды четырехугольных дыр, сквозь них откры- вались провалы звездного неба. Дым спиралями стлался по песку, в жилах стеклянистого колосса что-то пощел- кивало, трещало, обломки затягивал темный жар. На- конец Защитник задом попятился к ракете. Инженер на расстоянии измерял радиоактивность. Счетчики предо- стерегающе гудели. — Пришлось бы ждать минимум четверо суток, — сказал Координатор, — но мы пустим туда Черного и чистильщиков. — Да, радиоактивность значительна только на по- верхности. Достаточно будет сильной струи песка под давлением. А обломки нужно собрать в одном месте и закопать. — Можно бы загрузить их в кормовой отстойник. — Координатор задумчиво смотрел на вишнево пылающие развалины. — Зачем? — удивился Инженер. — Нам это ничего не даст, бесполезный балласт. — Я предпочел бы не оставлять радиоактивных сле- дов... Они не знают атомной энергии, и лучше, чтобы они ее не узнали... — Может, ты и прав, — пробурчал Инженер. — Эдем... — добавил он через мгновение. — Ты знаешь, мне начинает рисоваться какая-то картина... После то- го, что рассказал этот двутел-астроном, вернее... каль- кулятор... Чудовищная... — Да, — медленно кивнул Координатор. — Какое-то крайнее, потрясающе логичное злоупотребление тео- рией информации. Оказывается, она может быть ин- струментом пыток, более жутких, чем любые физиче- ские мучения. Селекция, торможения, блокировка ин- формации — таким способом в самом деле можно культивировать геометрически точную, кошмарную «прокрустику», как сказал калькулятор. — Как ты думаешь, они... он это понимает? — Что значит — понимает? А, ты имеешь в виду, считает ли он такое состояние нормальным? Ну, в определенном смысле, пожалуй, да. Ведь ничего дру- гого он не знает. Хотя он ссылается на их древнюю 392
историю — тиранов, сначала обычных, потом «аноним- ных», — значит, он обладает масштабом сравнения. Да, наверно, — если ему не с чем было сравнивать, он не сумел бы нам все рассказать. — Если апеллирование к тирании дает ему возмож- ность вспомнить о «лучших временах», то... благодарю... — А все-таки. Это — в некотором роде — когерент- ный путь развития. Какой-то очередной тиран, видимо, напал на мысль, что личная анонимность, при суще- ствующей системе управления, будет выгоднее. Обще- ство, не имея возможности сконцентрировать сопротив- ление, направить враждебные чувства на конкретную особу, становится в какой-то мере разоруженным. — Ах, ты это так понимаешь? Тиран без лица. — Может, это ложная аналогия, но через некоторое время, когда сложились теоретические основы этой их «прокрустики», кто-то из его наследников пошел еще дальше, ликвидировал — мнимо, конечно, — даже свое «инкогнито», упразднил самого себя, саму систему правления. Конечно, исключительно в сфере понятий, слов, публичных высказываний... — Но почему здесь нет никаких освободительных движений? Этого я не могу понять! Даже если они ка- рают своих «преступников», заключая их в автономные изолированные группы, — ведь при отсутствии какой бы то ни было стражи, надзора, внешнего насилия воз- можно индивидуальное бегство и даже организованное сопротивление. — Чтобы могла возникнуть организация, должны су- ществовать средства взаимопонимания. — Координатор высунул через лаз башенки глазок Гейгера, треск ко- торого как будто понемногу пригасал. — Заметь, что определенные явления у них, вообще говоря, не лише- ны названия или связи с другими, но и названия, и свя- зи, которые выдаются за действительность, — маски. Уродства, вызванные мутациями, называются эпидемией какой-то болезни. Так же должно быть и со всем остальным. Чтобы покорить мир, нужно его сначала на- звать. Без знания, без оружия, без организации, отре- занные от других жителей планеты, — немного они мо- гут сделать. — Да, — сказал Инженер, — но эта сцена на кладби- ще, этот ров под городом, пожалуй, указывают на то, 393
что порядок здесь все-таки не такой уж совершенный, как хотелось бы этому неизвестному властителю. А как наш двутел испугался стеклянной стены, помнишь? Видно, не все идет здесь гладко. Гейгер над их головами щелкал все ленивее. Об- ломки у стены, окружающей корабль, потемнели, толь- ко земля еще дымилась, и в столбе дрожащего воздуха странно покачивались звезды. — Мы решили стартовать, — говорил Инженер, — а ведь мы могли бы лучше узнать их язык. Понять, как действует эта их проклятая власть, притворяющаяся не- существующей. И... дать им оружие... — Кому? Тем несчастным, похожим на нашего дву- тела? Ты дал бы ему в руки аннигилятор? — Ну, для начала мы могли бы сами... — Уничтожить эту власть, да? — спокойно подска- зал Координатор. — Другими словами, освободить их силой. — Если иного способа нету. — Во-первых, это не люди. Ты не должен забывать, что в конце концов всегда разговариваешь с калькуля- тором и что двутела понимаешь постольку, поскольку понимает его сам калькулятор. Во-вторых, никто им того, что есть, не навязывал. По крайней мере, никто из космоса. Они сами... — Рассуждая так, ты соглашаешься на все. На все! — крикнул Инженер. — А как ты хочешь, чтобы я рассуждал? Разве насе- ление планеты это ребенок, который зашел в тупик, откуда его можно вывести за ручку? Если бы это было так просто, боже мой! Хенрик, освобождение началось бы с того, что нам пришлось бы убивать, и чем ярост- нее была бы борьба, с тем меньшим разбором мы бы действовали, убивая в конце концов только для того, чтобы открыть себе путь для отступления или дорогу для контратаки, убивая всех, кто стоит перед Защитни- ком, — ты хорошо знаешь, как это легко! — Знаю, — буркнул Инженер. — Впрочем, — доба- вил он, — еще ничего не известно. Без сомнения, они наблюдают за нами, и эти окна, которые мы пооткры- вали в их «непроницаемой» оболочке, наверняка им не понравятся. Думаю, что теперь мы можем ожидать оче- редной попытки. 394
— Да, это возможно, — согласился Координатор. — Я подумывал даже, не выставить ли нам какие-нибудь выдвинутые посты. Электронные глаза и уши. — Это потребовало бы массу времени и поглотило бы материалы, которых у нас не слишком много. — И об этом я думал, потому и колеблюсь... — Два рентгена в секунду. Уже можно посылать автоматы. — Хорошо. Защитника на всякий случай лучше под- нять наверх, в ракету. После полудня небо затянулось тучами, и впервые, с того момента как люди попали на планету, начал ид- ти мелкий теплый дождь. Зеркальная стена потемнела, по ее выпуклостям с шумом сбегали маленькие ручей- ки. Автоматы работали неутомимо, песчаные струи, рвущиеся из пульсомоторов, скрежетали и шипели на поверхности вырезанных плит, осколки стекла взлета- ли в воздух, дождь превратил песок в жидкую грязь. Черный втаскивал в ракету через грузовой люк кон- тейнеры, наполненные радиоактивными обломками, другой автомат проверял счетчиком герметичность кры- шек. Потом обе машины волокли уже очищенные пли- ты на места, указанные Инженером, где в брызгающих фонтанах искр, выбрасываемых сварочными аппарата- ми, большие глыбы размягчались в пламени дуги, схва- тывались друг с другом и превращались в основание будущего помоста. Вскоре выяснилось, что строительного материала не хватит. Под вечер Защитник снова выполз из ракеты и остановился напротив продырявленных стен. Зрелище было адским. Дождь все еще шел, он превращался в ли- вень. Неправильные квадратные солнца разрывали мрак ослепительным светом, гул ядерных взрывов сме- шивался с тупым шорохом пылающих глыб стекла; па- дая, они вспахивали землю, и тогда вверх рвались густые облака дыма и пара, лужи дождевой воды испа- рялись с пронзительным свистом, дождь вскипал в воз- духе, не долетая до земли, в высоте мириадами непо- движных радуг — розовых, зеленых, желтых — вспыхи- вали молнии. Угольно-черный в этом световом хаосе, Защитник отступал, медленно поворачивался на месте, поднимая тупое рыло, и снова громы и молнии сотря- сали все вокруг. 395
— Это даже хорошо! — заорал Инженер в самое ухо Координатору. — Может, их отпугнет такая канонада и они оставят нас в покое! Понадобится еще минимум два дня. Его залитое потом лицо, — в башенке было жарко, как в печке, — выглядело ртутной маской. Когда они отправились отдыхать, автоматы снова вышли наверх и шумели до утра, таская за собой шлан- ги песчаных насосов, грохоча плитами стекла. Около сварочных аппаратов дождь сверкал и искрился невы- носимо яркой чистейшей голубизной, грузовой люк гло- тал новые контейнеры с обломками, параболическая конструкция за кормой ракеты медленно росла, грузо- вой автомат и экскаватор работали под ее брюхом, ожесточенно вгрызаясь в склон холма. Экипаж поднялся на рассвете. Часть стеклянного строительного материала была уже использована на крепление штольни. — Это хорошая мысль, — сказал Координатор, когда все собрались в навигационной рубке у стола, завален- ного рулонами чертежей. — Действительно, если бы мы начали убирать стойки, кровля могла бы внезапно за- валиться под тяжестью ракеты, и она не только грох- нулась бы на землю, но еще и раздавила бы автоматы. — А хватит нам потом энергии на полет? — спросил Кибернетик. — На десять полетов. Если возникнет необходи- мость, мы можем аннигилировать обломки, которые ле- жат в отстойнике, но я уверен, что этого не понадо- бится. Мы введем в штольню шланг от тепломагистра- ли и сможем точно регулировать температуру. Когда она достигнет точки плавления стекла, стойки начнут медленно оседать. Если они будут плавиться слишком быстро, мы в любой момент можем впрыснуть в штоль- ню порцию жидкого воздуха. Таким образом, до вечера вытянем ракету из-под земли. Ну, а потом поставим в вертикаль. — Это следующий этап, — сказал Инженер. В восемь утра тучи разошлись, и засияло солнце. Огромный цилиндр корабля, до сих пор беспомощно торчавший из склона, дрогнул. Инженер наблюдал за этим движением — с помощью теодолита он измерял 396
медленное опускание кормы. Нос корабля был уже глу- боко подкопан, пустоту, оставшуюся от вынутой глины, заполнил лес стеклянных столбов. Инженер стоял на значительном расстоянии от ракеты, почти у самой сте- ны, которую ряды отверстий делали похожей на раз- валины выдутого из стекла Колизея. Люди и двутелы покинули корабль. Инженер в ка- кой-то момент увидал фигурку Доктора, который под- ходил издали, огибая ракету сзади по большой дуге, но это мелькнуло мимо его сознания. Он был слишком за- нят наблюдением за аппаратурой. Огромная тяжесть ракеты легла теперь на тонкий слой земли и систему постепенно размякающих стоек. Восемнадцать толстых тросов бежало от кормовых колец к крюкам, вплавлен- ным в самые массивные развалины стены. Инженер бла- гословил эту стену, — без нее роботы провозились бы с опусканием и подъемом ракеты самое меньшее в четыре раза дольше. По целой сети извивающихся в песке кабелей ток плыл к нагревательным трубам, уложенным внутри штольни. Ее устье, хорошо видное сразу же под тем местом, где корпус ракеты входил в склон, слабо дыми- лось. Ленивые желто-серые облака тащились по не вы- сохшей еще после ночного дождя земле. Корма ракеты опускалась мелкими рывками. Когда она начинала осе- дать резче, Инженер сдвигал левый зажим прибора, тогда из четырех окольцованных шлангов, уходящих в штольню, бил поток жидкого воздуха и отверстие с гро- хотом изрыгало грязно-белые тучи. Вдруг весь корпус судорожно задрожал, и прежде чем Инженер успел повернуть зажим, более чем сто- метровый цилиндр с протяжным стоном наклонился, корма описала дугу и в долю секунды пролетела четыре метра; одновременно нос корабля вырвался из склона, выбросив вверх кучу песка и мергеля, — керамитовый гигант замер. Он придавил собой кабели и металличе- ские шланги, один шланг лопнул. Из него брызнул воющий гейзер жидкого воздуха. — Лежит! Лежит! — заорал Инженер. Через мгновение он опомнился — рядом с ним стоял Доктор. — Что? Что? — повторил Инженер, словно оглох- нув, — он никак не мог понять, что тот говорит. 397
— Кажется, мы возвращаемся... домой, — сказал Доктор. Инженер молчал. — Он будет жить, — сказал Доктор. — Кто? О ком ты говоришь? А... Инженер вдруг понял. — И что? Полетит с нами? — спросил Инженер, шагнув к ракете. Он спешил, ему хотелось как можно скорее осмотреть носовую обшивку. — Нет, — ответил Доктор. Он прошел несколько шагов за Инженером, потом, как бы задумавшись, остановился. Явно похолодало: фонтан жидкого газа все еще бил из раздавленной трубы. На поверхности корпуса ракеты появились фи- гурки, одна из них исчезла, через несколько минут бурлящий столб газа осел, некоторое время еще брыз- гала пена, от которой леденел воздух. Неожиданно стало удивительно тихо. Доктор огляделся, точно уди- вившись, как он сюда попал, — и медленно двинулся вперед. Ракета стояла вертикально — белая, белее солнеч- ных облаков, среди которых, казалось, уже плыла ее да- лекая заостренная вершина. Миновали три дня тяжелой работы. Все было погружено. Большой параболический пандус из сваренных обломков стены, которая должна была запереть людей, тянулся вдоль склона холма, те- перь уже пустой. В восьмидесяти метрах над землей, в открытом люке стояли четверо людей. Они смотрели вниз. Там на буро-желтой плоской поверхности видне- лись две маленькие фигурки, одна немного светлее дру- гой. Люди смотрели сверху, как они стоят неподвижно в нескольких десятках метров от плавно расширяющих- ся, словно гигантские колонны, дюзовых колец. — Почему они не уходят? — нетерпеливо сказал Фи- зик. — Мы не сможем стартовать. — Они не уйдут, — сказал Доктор. — Что это должно значить? Он не хочет, чтобы мы улетали? Доктор знал, что это значит, но молчал. Солнце стояло высоко. С запада плыли нагроможде- ния туч. Из открытого люка, как из окна стрельчатой башни, неожиданно вознесшейся в пустыне, виднелись 398
южные горы, поголубевшие, слившиеся с тучами вер- шины, большая западная пустыня, раскинувшаяся на сотни километров полосами залитых солнцем барханов, и фиолетовая шуба лесов, покрывающих склоны на востоке. Гигантское пространство лежало под небо- сводом с маленьким резким солнцем в зените. Кру- жевным каркасом тянулось внизу кольцо стены, тень ракеты двигалась по нему, как стрелка титанических солнечных часов, она уже приближалась к двум кро- хотным фигуркам. С востока послышался гром, протяжным свистом отозвался воздух, и не гаснущее в лучах солнца пламя сверкнуло из черного купола взрыва. — Ого, это что-то новое, — сказал Инженер. Снова гром. Невидимый снаряд выл все ближе, лю- дей накрыл конус адского свиста, казалось, что заце- пило нос ракеты, — в нескольких десятках метров от корабля земля охнула и подпрыгнула вверх. Люди по- чувствовали, как он зашатался. — Экипаж, по местам! — скомандовал Координатор. — Но они!.. — гневно воскликнул Химик, еще раз заглядывая вниз. Люк захлопнулся. В рубке рева не было слышно. На экранах заднего обзора по песку прыгали огненные кусты. Две светлые точки все еще стояли неподвижно у подножия ракеты. — Застегнуть пояса! — сказал Координатор. — Го- товы? — Готовы, — отозвался экипаж вразнобой. — Двенадцать часов семь минут. К старту! Пуск! — Включаю реактор, — сказал Инженер. — Есть критическая, — сказал Физик. — Нормальная циркуляция, — сказал Химик. — Гравиметр на оси, — сказал Кибернетик. Доктор, вися в кресле посредине между изогнутыми потолком и выложенным пенопластом полом, смотрел на задний экран. — Стоят? — спросил Координатор, и все перевели глаза на него — это слово не относилось к ритуалу старта. — Стоят, — ответил Доктор. Ракета, задетая взрывной волной близкого попада- ния, вздрогнула. 399
— Старт! — громко сказал Координатор. Инженер с мертвым лицом включил привод. Не слышно было ничего, кроме очень слабых далеких взры- вов, как будто они происходили в другом, ничего обще- го с людьми не имеющем, мире. Медленно нарастал ти- хий, пронизывающий свист — все как бы растворилось в нем, растеклось; мягко покачиваясь, люди провалива- лись в объятия неодолимой силы. — Стоим на огне, — сказал Инженер. Это значило, что ракета оторвалась от грунта и вы- брасывает ровно столько огненных газов, чтобы уравно- весить собственную тяжесть. — Нормальная синергическая, — сказал Координа- тор. — Входим за нормальную, — доложил Кибернетик. Лапы амортизаторов вылезли из цилиндров и мед- ленно поползли назад. — Кислород! — машинально крикнул Доктор, как бы внезапно проснувшись, и сам закусил эластичный мундштук. Через двенадцать минут корабль вышел из атмосфе- ры. Не уменьшая скорости, он уходил в звездную чернь по виткам разматывающейся спирали. Семьсот сорок огоньков указателей, контрольных ламп, приборных шкал пульсировало, дрожало, мигало и сверкало в руб- ке. Люди расстегнули пояса и побросали карабины на пол. Они подходили к распределительным пультам, недоверчиво клали на них ладони, проверяли, не гре- ются ли где-нибудь трубопроводы, не слышно ли шипе- ния замыканий, подозрительно втягивали воздух, отыс- кивая в нем запах огня, гари, заглядывали в экраны, проверяли показания астродезических калькуляторов — все было таким, каким должно было быть: воздух чи- стый, температура нормальная, распределительный щит словно никогда и не превращался в груду обломков. В навигационной рубке над картами склонились Ин- женер и Координатор. Звездные карты были больше, чем стол, они свиса- ли на пол, иногда рвались. Давно шли разговоры, что в навигационной нужен стол побольше, а то все топ- чутся по картам. Стол по-прежнему был тот же. — Видел Эдем? — спросил Инженер. Координатор взглянул на него непонимающе: 400
- Кто? Я? — Сейчас. Погляди. Координатор обернулся. На экране плыла, гася близкие звезды, одна огромная опаловая капля. — Прекрасная планета, — сказал Инженер. — Пото- му мы и свернули с курса, что она такая прекрасная. Мы хотели только пролететь над ней. — Да, — повторил Координатор. — Хотели только пролететь. — Исключительный блеск. У других планет он не такой чистый. Земля просто голубая. Они всё еще смотрели на экран. — Остались, — тихо сказал Координатор. — Да, он так хотел. — Ты думаешь? — Уверен. Он предпочел, чтобы это сделали мы, а не они. Это было все, что мы могли для него сделать. Некоторое время они молчали. Эдем удалялся. — Какая чистая, — сказал Координатор. — Но... знаешь? Из распределения вероятностей следует, что бывают еще прекраснее. Краков — Закопане, лето 1958. Авторизованный перевод с польского Дм. Брускина. 26 Вахта «Арамиса»
ДАНИИЛ ГРАНИН МЕСТО ДЛЯ ПАМЯТНИКА I Впоследствии даже мелкие подробности этого собы- тия стали казаться Осокину многозначительными и странными. Но, пожалуй, самым странным было то, что вся история, во всяком случае в его рассказе, выглядела совершенно естественной, обыкновенной, даже скучно- ватой. Вот это-то и заставляло к ней прислушиваться. Примерно речь идет о начале пятидесятых годов на- шего века. Карьера Осокина только начиналась, и на- 402
чиналась неплохо. У него была машина, кабинет, сек- ретарша, он ведал большим отделом, и попасть к нему на прием было уже нелегко. Приемных дней Осокин не любил. К вечеру голова становилась тяжелой, мускулы лица болели от выра- жения внимательной вежливости, Осокин раздражался, проклинал свою должность, из-за которой гибла его еще такая молодая, такая перспективная жизнь. Как он ни старался, очередь в приемной не убывала. За два года она даже выросла. Чем больше он принимал, тем больше к нему записывались на прием. Было без сорока минут семь, то ^есть практически Осокин мог принять еще двоих-троих, поскольку на посетителя в среднем уходило десять—пятнадцать минут. Осокин точно запомнил, что посетитель оказался предпоследний, и фамилия его была Лиденцов. Память на фамилии у Осокина была чисто профессиональ- ной. Судя по фигуре и походке, вошедшему можно было дать лет сорок — сорок пять, прожитых, очевидно, не- легко. Худой, очень морщинистый, в затрепанном ко- ричневом пиджаке с оттопыренными карманами, он выглядел каким-то обгорелым, обожженным или обу- гленным, что-то в этом роде, определил Осокин. Лиц своих посетителей Осокин не разглядывал. Входя к не- му, люди делали нужные им лица — робкие, страдаю- щие, измученные, — то были не их собственные лица, и на эту удочку Осокин не поддавался. Скорее можно было раскусить посетителя по тому, как он прибли- жался к столу или протягивал свои бумаги. Пока Лиденцов говорил, Осокин листал его дело. Обстоятельства были несложные. Два года назад Ли- денцов разошелся с женой, жил где-то у приятелей, снимал угол, а теперь просил комнату. Право на сов- местную жилплощадь он потерял, — очевидно, не захо- тел судиться, а просил дать ему комнату скорее, сейчас. Никаких к тому уважительных оснований Ли- денцов вроде не имел. И ни на что не ссылался. На дурачка не походил. Бывают такие чудаки, — как будто Осокин тут же вынет им из ящика ордер на квартиру. Лиденцов держался уверенно, даже весело, — большей частью так держатся имеющие чью-то поддержку. 26* 403
— Очередь для всех одинакова. Чем другие хуже вас? Фразы у Осокина были отработаны на все слу- чаи, однако осторожности ради он несколько смяг- чил тон. — Знаете, в моем положении,— сказал Лиденцов,— думать приходится не о преимуществах других, а о сво- их собственных. Осокину показалось, что отвечают ему такими же заготовленными фразами, как будто исполнялась за- ученная сцена. — Какие ж у вас преимущества? Лиденцов почему-то засмеялся. — Я болен. Тут же поднял рукав и показал сыпь, мелкие крас- ные струпья. Зрелище было препротивное, но Лиден- цов не стеснялся, сам с задумчивым интересом разгля- дывал свою руку. — Мне каждый день надо ванну принимать. — Внеочередным правом пользуются туберкулез- ные больные. — Значит, не тем заболел? — Вы ж интеллигентный человек, — с укором ска- зал Осокин. — Как вы можете, вы представляете себе, что такое открытая форма туберкулеза? За точность текста и тут и дальше ручаться нельзя. Вряд ли Осокин мог буквально запомнить этот диалог. Свои собственные реплики он восстанавливал легко, реплики же Лиденцова он преподносил по-разному, и приходилось выбирать наиболее достоверное. Но впро- чем, как судить о достоверности? Вот, например, в этом месте Лиденцов заговорил о другой болезни, мучившей его. Слова его были настолько путаны, что Осокин счи- тал неудобным повторять их. Смысл сводился к тому, что Лиденцов страдал от хода времени: поток времени, видите ли, шел через него, раскачивая какие-то рецепторы его организма. Лиденцов физически ощущал разрушительное движе- ние времени, оно уносило частицы его, оно размывало его, как песок, и он пытался пересекать его под углом. На Осокина все это произвело впечатление гораздо меньшее, чем сыпь, хотя Лиденцов говорил взволно- ванно. Пришлось Осокину прервать его: при чем тут 404
комната? Лиденцов объяснил, что работа у него сейчас теоретическая, ему надо сидеть и думать. Что это за работа, когда можно не ходить на работу, — этого Осо- кин не понимал и понимать не желал. — Ах, да! — спохватился Лиденцов и стал рыться в карманах. — Совсем забыл. — Он вытащил ветхий, за- ношенный конверт. Так Осокин и предполагал, так он и думал, что су- ществует бумажка; без нее люди не ведут себя столь уверенно. Подобных посетителей с записочками, резо- люциями, ходатайствами, по которым он обязан был обеспечивать, содействовать, предоставлять, Осокин терпеть не мог. Он даже выступал против подобной практики. Все эти записочки урезали его и без того скудные возможности. Нарушался порядок, последова- тельность всех прохождений, весь механизм, который он с таким трудом налаживал. Письмо со штампом управления, номер которого требовал внимания, было обращено к глубокоуважаемо- му товарищу Осокину с просьбой помочь научному сотруднику Лиденцову, занятому важнейшими исследо- ваниями. Какой-то сверхпроводимостью при комнатной температуре... какая-то гипотетическая сверхпроводи- мая молекула, — как будто Осокин должен был пони- мать, о чем идет речь. Самомнение ученых больше всего раздражало Осокина, — то, чем они занимаются, обя- зательно проблема всемирного значения, и все осталь- ное перед ней — мелочи. Однако в этой бумаге было что-то сверх обычное, — Осокин никак не мог понять, что именно, но что-то беспокоило его. Что-то в ней было особенное. — Одну комнату вам, — повторял он, — без очере- ди, ну конечно сверхпроводимость, — и вдруг восклик- нул, озаренный догадкой: — А подпись-то, а! — Что подпись? — удивился Лиденцов. — Подписано-то академиком Ляхницким! — торже- ствуя, сказал Осокин. — Да-да, он в курсе моей работы. — Ах, в курсе, — Осокин обрадованно покивал, — а между прочим, умер он в прошлом году. Или в по- запрошлом? — и уличающе поднял палец. Но никакого замешательства не произошло, Лиден- цов был даже разочарован. 405
— А, вот вы о чем, — сказал он. — Но какое это имеет значение? Признаться, Осокина тут чуть тряхануло. — Как так — какое значение? Очень даже большое значение. Оно же недействительно! Придется вам но- вое письмо брать. Пусть академик Полуянов, он у вас теперь, пусть он обратится. — Полуянов? Что вы! — Лиденцов руками за- махал. — Полуянов не был никаким ученым. Пустой сундук. Он никогда не верил в такое решение задачи. Именно после этой странной фразы Осокин впер- вые внимательно посмотрел на Лиденцова, заметил дет- скость его нездорово темного лица. Слегка прищурен- ные яркие глаза были как прорези куда-то, где что-то клубилось, менялось... — То есть как это — был? — медленно и строго спросил Осокин. — Что вы имеете в виду? — Господи, да никто ж про него и не помнит. — Погодите. — Осокин подымался, опираясь о стол. — Я ведь только вчера говорил с ним по теле- фону. Лиденцов досадливо поморщился: — А-а-а, если в этом смысле... Осокин уверял, что его слова о Полуянове были не случайной оговоркой. И в то же время невозможно представить, на что этот человек рассчитывал. Обма- нуть? Запутать? И не смутился, когда его поймали с поличным, когда Осокин, стукнув по столу, напо- мнил, что Полуянов депутат, заслуженный человек и кто дал право... И тут Осокин постучал по столу иначе, кончиком ногтя, — так, чтоб было вполне понятно. — Учтите! — заключил он тоном, не требующим от- вета. Но Лиденцов шагал по кабинету, разглядывая носки своих растоптанных туфель. Он упирался кулаками в днища карманов и думал о чем-то своем. Вполне воз- можно, что он не слышал Осокина. — А если б к вам пришел Шокли? — вдруг спросил Лиденцов. - Кто? — Да, вы можете и не знать... ну, допустим, Мен- делеев? 406
— Что за Менделеев? — Дмитрий Иванович Менделеев, слыхали? И вот Менделеев нуждается в комнате. Ему тоже надо полу- чить бумажку от Полуянова? — Но вы пока что не Менделеев. Лиденцов не обратил внимания на его усмешку. — А все же, если бы пришел Менделеев? На психа Осокин не стал бы сердиться. Психов он умел выпроваживать. Но в том-то и дело, что Лиден- цов не был психом, у Осокина и мысли такой не воз- никало. — Скромности вам не хватает, скромности, — произ- нес Осокин тоном, который следовало бы учесть. Тем не менее Лиденцов не смутился, — наоборот, похоже было, что ему стало смешно, он тихо посмеял- ся чему-то своему, но при этом немножко и над Осоки- ным. — Между прочим, — Осокин откинулся на спинку кресла, — срок вашей прописки кончился. Вы нигде не прописаны. — И что же? — А то... будто вы не знаете. Вы вообще лишаетесь всяких прав. Из очереди вас следует исключить. — Это невозможно, — горячо сказал Лиденцов. — Вы, наверное, не представляете себе размаха про- блемы. Смеяться Лиденцов все же перестал, схватил свое недействительное отношение и принялся вы- читывать оттуда хвалебные формулировки и коммен- тировать. Данный момент в рассказе Осокина был наиболее невнятным. Он тогда не придавал никакого значения словам Лиденцова. Он постукивал карандашиком, ожидая, когда кончится эта тарабарщина. А именно эта часть беседы в дальнейшем представ- ляла особый интерес, поэтому Осокина уговорили про- вести сеанс стимуляции памяти. Удалось восстановить немногое. По обрывкам фраз можно лишь догадывать- ся, что Лиденцов говорил о возможности изменить всю энергетику, электронику, биологию... «Ясно станет, как генетическая молекула хранит информацию», — вот, по- жалуй, единственная буквальная фраза, которую при- вел Осокин. 407
Текст ее сохранился в памяти Осокина, вероятно, потому, что он вцепился в эти слова: молекула, молеку- ла... Подобные типы воображают, что весь мир дер- жится на их молекулах. Как же, им одним ясно, как молекулы хранят информацию, они, видите ли, Менде- леевы, Мендели, а все остальные — вахлаки, лопухи. Кто для него Осокин? Писарь, конторщик, который обязан обслуживать, обеспечивать корифеев с их гене- тическими молекулами, они, видите ли, корифеи, пуп земли, они решают мировые проблемы... — Верю вам, дорогой, — Осокин переходил в таких случаях на полную вежливость, и вида не подавал, — конечно, это очень интересно, как она там хранит ин- формацию, да только все это теория. Тут Лиденцов почему-то смутился. До того он вел себя чересчур свободно. Независимо ходил по кабине- ту, останавливался у окна, спиной к Осокину, подходил к шкафу и рассматривал там корешки Большой Совет- ской Энциклопедии и каких-то неизвестных самому Осокину справочников. Смущение Лиденцова выразилось в том, что он зама- хал руками и стал розоветь. — Ах, да, конечно, у меня пока модель... — То-то и оно-то, — с напором продолжал Осокин, встал и пошел на него. — А кроме теории есть практи- ка. Практика жизни! С вашими молекулами дома не по- строишь. Молекулы у нас есть, а кирпича не хватает. И цемента. На стройку никто не идет. Все молекулами заняты. Да еще при комнатной температуре, — конечно, это лучше, чем в котловане. Лиденцов растерянно потер лоб и сказал: — Значит, вы ничего не поняли. — Нет, это вы ничего не поняли! — крикнул Осо- кин. — Только о себе думаете! — И с горечью махнул рукой. — Ладно. Вас не переговоришь. Там меня еще посетители ждут. Они, конечно, не Менделеевы, но тоже люди. На таких, как Лиденцов, это действовало. Он съежился, послушно направился к дверям, однако на полпути обернулся: — Значит, я не получил? Что-то у него и впрямь не ладилось с временами. — Да, только в порядке очереди. 408
— И вы не боялись?.. — удивился Лиденцов.* — Чего? Что вы имеете в виду? — ...ошибиться, — робко сказал Лиденцов и опять чему-то удивился. — Вы про что? — зачем-то крикнул Осокин, не спу- ская с него глаз. Тут Лиденцов хитро подмигнул, и по лицу его про- шло нечто из других инстанций, как будто он что-то знал про Осокина, и не только про Осокина. — А если Менделеев? Осокин засмеялся нервно, против воли, и тоже под- мигнул: — Ну, если Менделеев, тогда устроим. Когда прием кончился, Осокин достал из шкафа том энциклопедии, нашел Менделеева, долго смотрел на па- мятный по школе портрет с тонкой широкой бородой. Лиденцов... Лиденцов... — Получилось нечто наглова- тое и ерундовое, обсосанный прозрачный леденчик... Менделеев... Менделеев... — Он прислушался, покачал головой и удивился тому, что у великих людей всегда бывают и фамилии красивые, внушительные. И внеш- ность у них значительная. Он тогда же подумал о том, как будет звучать его фамилия — Осокин, Осо- кин... У Осокина было счастливое свойство: он умел за- бывать неприятное. Поскольку посещение Лиденцова было чем-то непонятно, а следовательно, и неприятно, Осокин о нем больше не думал. II Через неделю снова был приемный день, снова по- являлись люди и уходили, обдумывая замечания Осо- кина, их скрытый смысл, интонацию его голоса. К семи часам Осокин захлопнул папку. Кабинет имел вторую дверь, которая выходила прямо в коридор. Осокин хо- рошо запомнил этот вечер. Собственно, вечер только наступал, фонари еще не зажигались, с желтого неба падал редкий дождь, желто блестели мостовые, и вода в канале блестела, как мостовая. Осокин поднял воротник, что чрезвычайно шло ему, надвинул глубже мохнатую кепку, — отличная у него 409
тогда была кепка, моднейшая и в то же время без пи- жонства. Перейдя мостик, он не свернул на набережную, а пересек площадь и спустился в винный подвальчик. Был такой подвальчик «Советское шампанское», или «шам- пузия», как называл его Осокин: славный, пропахший вином, бочками, дымом подвальчик, куда заходили со- трудники ближних учреждений, командировочный на- род, пили у стоячка, закусывали конфеткой, беседова- ли, обсуждали хоккейные и футбольные таблицы; пьянства тяжелого и злого тут не бывало, потому что пили виноградные, самым крепким была «бомба» — смесь шампанского с коньяком. Осокин взял стакан такой бомбы и потягивал сквозь зубы ледяную жгучую смесь. Усталость проходила. Только что он крадучись спешил по коридору, стараясь, чтобы никто не узнал его, потому что сразу навалива- лись со своими просьбами; еще только что каждая его минута была нарасхват, люди добивались возможности встретиться с ним, записывались за месяц вперед, под- стерегали его, и вот он стоит спокойненько, кругом Толпятся, чокаются, дымят, и на него никто и не обра- щает внимания, никто не догадывается. Он любил такие минуты. Как раз в то время он бросал курить. Еще не бросил, но сильно сократил себя. Сейчас, после вина, ему захотелось затянуться. Он достал из карманчика единственную, хранившуюся на случай, сигарету, обра- тился к соседу за огоньком. Щелкнула зажигалка, Осо- кин прикурил, поднял глаза. Он еще не успел сообразить, кто это, как человек с ним поздоровался, деловито, как будто давно ждал его. Осокин вдруг сообразил, что перед ним Лиден- цов, и удивился своей памятливости, и еще больше тому, что Лиденцов не назвал себя, словно уверенный, что его помнят. На Лиденцове было потертое кожаное пальто, длин- ное, с широкими плечами, нелепо пестрый шарф, зато на голове сияла шапка из неизвестного Осокину глад- козолотистого меха. Все вместе создавало вид такой жалкий и бедственный, что Осокин не стал сердиться на этого человека. Осокин почувствовал свое гладкое молодое лицо, хорошо сшитое модное пальто, ловкое, из заграничного ратина, свою позу, свободную и доб- 410
рую. Нарушая правило, он даже спросил Лиденцова — как дела? Правило у Осокина было такое — самому не вдаваться в бедственные обстоятельства. Обстоятельства вызывали сочувствие, требовали содействия, а помочь Осокин не мог. Никто и не представлял себе, как мало, до обидного мало у него было возможностей. Несмот- ря на шикарный кабинет и секретаршу и прочее, от Осокина мало что зависело. Отказывать — это он мог, тут у него были неограниченные права. А легко ли всегда отказывать? Слышать от людей одни жалобы, просьбы, — к нему же шли только с нуждой и бед- ствием. Господи, сколько их! Лиденцов жаловался ему, а он жаловался Лиденцо- ву. В такой обстановке совсем по иным законам идет разговор. Лиденцов пил коньяк. Он вертел в руке ста- кан с коньяком, чокаться они не чокались, а время от времени поднимали стаканы, согласно местным обы- чаям. Осокин убежден, что держался вполне демокра- тично, и даже начало появляться у него что-то вроде жалости. И кто знает, может быть, все пошло бы по- хорошему, но Лиденцов стал зачем-то напоминать ему про Менделеева, и все приставал — не желает ли Осо- кин убедиться? — В чем? — вынужден был спросить Осокин. Не снимая шапки, Лиденцов каким-то ловким дви? жением вытащил из-под нее бумаги, целую пачку бумаг. Конечно, Осокин полагал, что там всякие отношения из института насчет комнаты. Странно было, что Лиденцов, вроде бы ученый чело- век, интеллигент, а не понимал, как невыгодно ему сейчас лезть с делами, бестактность это. Лиденцов свободной рукой обтер мокрый прилавок, где стояли стаканы, положил перед Осокиным одну бумагу, вторую, еще и еще... Бедное освещение подвала еле пробивалось сквозь дым в их угол. Осокин взял первую бумагу, всмотрелся. Это был печатный бланк института сверхпроводимости имени С. Лиденцова. Так и стояло синими буквами: имени С. Лиденцова. Осокину понравилась бумага — тонкая, шершавая, похоже, что тисненая. Он добродушно хмыкнул Лиденцову: — Лихо! Лихо придумали. 411
Лиденцов ответил виноватой улыбкой, взял у Осо- кина бланк, подал ему следующую бумагу. В полутьме Осокин с трудом разбирал мелкий шрифт. Несомненно, это была вырезка из журнала. Юбилейная статья с портретом Лиденцова и фотогра- фией института имени Лиденцова сообщала о каких-то новых документах, освещающих деятельность выдаю- щегося ученого прошлого... Осокин не стал вчитываться, шутка зашла далеко, напечатано типографским шрифтом, сомнений быть не могло: вот еще одна вырезка, другой шрифт, снова пор- трет Лиденцова. И марка зеленая, почтовая марка с портретом Лиденцова, самая настоящая марка, с зубчиками. К столетию... Осокин послюнил палец, потер рисунок — не смывается. Тут Осокин взглянул на Лиденцова, потом опять на марку и на вырезки. На всех портретах Лиденцов был чуть старше, чем сейчас, — не то чтобы неудачное изображение, нет, Осокин почувствовал, что на пор- третах Лиденцов такой, каким еще не был. Нервы у Осокина были крепкие, и не так-то легко его было сбить с толку. — Розыгрыш? — понимающе осведомился он. — По- купочка? Лиденцов грустно помотал головой. Поеживаясь, следил он, как Осокин взял еще одну вырезку с при- шпиленной фотографией. Показалось Осокину или нет, что Лиденцов пристыженно потянулся, словно желая забрать этот документ назад. Осокин отстранил его руку. Заметка была вырезана из газеты наспех, не- ровно, с краями соседних заметок. Корреспонденция описывала открытие памятника С. Лиденцову, торже- ственную церемонию, падение покрывала и как перед глазами толпы предстал памятник, своеобразный по своему художественному решению: поскольку он был без пьедестала, фигура ученого висела в воздухе, за- мысел выражал идею открытия... Осокин пропускал абзацы. Митинг... председатель горсовета, какая-то не- знакомая фамилия... «в нашем городе жил и работал»... «мы, земляки»... «слово предоставляется президенту Академии наук», опять совсем неизвестная фамилия... «вписал... Лиденцов... к славе отечественной науки... преобразователь»... Министр присутствовал, и секре- 412
тарь... и никого из них Осокин не знал. Впервые он читал эти фамилии, никому не известные фамилии. Но это было напечатано в газете, он читал фамилии своими глазами, а газете Осокин привык верить боль- ше, чем любой книге или журналу. На фотографии был памятник, маленькая трибуна, вроде знакомая площадь, лица людей на трибуне — чужие, властные, слишком молодые. Осокину стало страшновато. Правда, Осокин умел не показывать своих чувств. По его лицу никто ни о чем не мог догадаться. Он давно выработал это необходимейшее качество. И напрасно Лиденцов на- деялся. Лиденцов уставился на него не мигая, никакой шутки в глазах его не было, и согласия на шутку там не было. Глаза сквозили, как щели, оттуда тянуло зно- бящим холодком, что-то там виделось непредусмотрен- ное, совершенно неположенное. — Так. Далеко вы заехали, дорогой мой, — вкрадчи- во сказал Осокин. Он мгновенно подобрался: дело становилось серьезным и следовало вести себя со всей предусмотрительностью. — Пользуетесь типографией? Клише изготовили. Активные у вас методы. Вы на что рассчитываете? — Вы же сами обещали, я специально... — начал было Лиденцов, но Осокин не позволил себя прервать. — Вы меня не плюсуйте. По-вашему, у нас там кто? — Он показал глазами наверх. — Новые люди си- деть будут? Откуда, спрашивается, вам их фамилии из- вестны? Кто вам подсказал? Понимаете, чем это пах- нет? Кто-кто, а сам Осокин понимал отлично — лучше всего было избежать скандала и поскорее вывернуться из этой опасной истории. Никаких злых намерений он не имел, на всякий же случай отпор он обязан был дать. — Провокация, — сказал он. — За такую аферу вас можно... Лиденцов страдальчески покраснел: — Вам сколько лет? — Это еще что? — удивился Осокин. — Вы мне бросьте. Не на того напали. — Он скомкал вырезки, помахал ими перед носом Лиденцова. — Думали меня купить? 413
Алые пятна пошли по лицу Лиденцова, он стиснул зубы, потянулся к Осокину за бумагами, Осокин убрал руку за спину и засмеялся, ибо уморительно было пред- ставить памятник Лиденцову, этот маленький носик уточкой, блестящий и красный, это протертое добела кожаное пальто — и все в бронзе. — Силен, а? Памятник ему. Вот так! — Смех все пуще разбирал Осокина. — Медный всадник! Колос- сально! Губы Лиденцова задрожали, он схватил Осокина за руку, вывернул ее и вырвал бумаги. От боли, от на- глости Осокин рассвирепел, отвороты лиденцовского пальто затрещали в его руке. Лиденцов почти ничего не весил, он с легкостью полетел и шлепнулся на пол, в угол. Вскочив, он снова кинулся на Осокина. Стакан Осокина зазвенел, разбился. Осокин был много силь- нее Лиденцова, он мог разделать его, как бог черепаху, дух из него вышибить. Ничтожество. Речи о нем будут держать. Конечно, симпатии присутствующих были на сторо- не Осокина. Налицо было явное хулиганство. Осокин вынужден был защищаться. И когда появилась мили- ция, Лиденцова сразу определили как нарушителя. И забрали его. Тем более, что в паспорте у него не было прописки. И он был пьян. И все лез к Осо- кину. Для восстановления душевного равновесия Осокин принял еще сто граммов коньяка. Уборщица смела осколки, подняла залитую вином фотографию, подала Осокину. Это была отдельная фотография площади с памятником Лиденцову, отлично исполненная фото- графия. Осокин сунул ее в карман, на всякий случай, как вещественное доказательство. Назавтра звонили из милиции, Осокин сказал свое мнение: аферист и вообще не мешало бы, чтобы обще- ственные организации в институте занялись им. Со своей стороны Осокин приказал снять его с очереди, как не имеющего прописки. Больше о Лиденцове он ничего не слыхал. Об этой истории он старался не вспоминать. Как-то, услышав о телепатии, он отнес все случившееся за счет телепатии, гипноза и прочих штук и окончательно успокоился. 414
Ill Вечер никак не мог наступить. Небо темнело, а на улицах все сохранялся закатный свет, блестели окна, было видно отчетливо далеко. Осокин вышел на Мор- скую площадь, и там стало еще светлее. Стены новой гостиницы сияли голубоватым металлом и прозрачным пластиком. Стекла тоже были голубоватые, цвета мор- ской воды, и плавные линии здания застыли в вышине, как штормовая черноморская волна. Гостиницу Осокин видел впервые: за последние го- ды в своих прогулках он не заглядывал в этот район. Ничего не скажешь — красиво. Он попробовал вспо- мнить, что же стояло прежде на месте гостиницы, и не мог. Что-то мешало ему, как будто площадь в нынеш- нем своем виде была ему уже знакома. Особенно зда- ние новой гостиницы. Разглядывая, он словно узна- вал ее, хотя для него было открытием, что она го- лубая. Дома перед сном Осокин присел к письменному столу, пытаясь что-то вспомнить. Рассеянно выдвигал один за другим ящики, развязывал папки. Там лежали старые грамоты, блокноты, мандаты на конференции, пропуска, акты приема — сдачи дел, многого он уже не помнил и удивлялся тому, что, оказывается, когда-то он делал доклад на всесоюзном совещании и были отпеча- таны тезисы. Он перебирал папку за папкой, не пони- мая, чего он ищет. Посреди ночи он проснулся, зажег свет, кряхтя по- лез в нижний ящик стола. Было чудом, что фотография сохранилась. Вероятно, он тогда спрятал ее в конвер- те в сейф. Он не слыхал, как в кабинет вошла жена. Он сидел в пижаме на ковре, покачиваясь взад-вперед, похожий на Будду. Не слыша, пустыми глазами он смотрел на нее, затем протянул фотографию: — Узнаёшь? Она пошла за очками, долго вглядывалась: — Кажется, Морская... Новая гостиница, а тут не знаю... — Дура, — сказал он. — Этой фотографии лет со- рок. Помнишь, я тебе рассказывал? Она сняла очки, глаза ее стали большими, испуган- 415
ными. И он вспомнил, что рассказывал не ей, а покой- нице, первой своей жене. — Ну, иди, иди, — сказал он. — Я лягу. Утром он поехал на Морскую площадь. Держа перед собой фотографию, он ходил по площади, ища точку, откуда сделали снимок. Справа от гостиницы стоял двубашенный особнячок, на снимке он тоже был ви- ден. Осокин зашел так, чтобы выступ гостиницы совме- стился с краем башенки особняка, и принялся сличать. Гостиница полностью соответствовала гостинице на снимке, совпал барельеф на цоколе, совпал поворот тротуара и фонари. На снимке виднелись фигурки лю- дей, шел дождь, блестела мостовая. Тяжело опираясь на палку, Осокин немного походил, чтобы успокоить- ся. В конце концов совпала только часть снимка с го- стиницей, памятника-то не существовало. На снимке памятник Лиденцову находился как бы под раковиной, и за ним была ниша, глубокий выем в легком стеклян- ном здании, похожем на кристалл. Здания этого тоже в натуре не было. Слева от гостиницы стоял облуплен- ный дом с аптекой и рыбным магазином, на тротуаре в талом снегу лежали серебристые штабеля оград. Чем больше Осокин приглядывался, тем более странным ка- зался этот старый дом: витрины рыбного магазина были пыльные, темные, в аптеке тоже было темно. Он подо- шел поближе. В подворотне что-то мерили рулеткой два техника. — Ремонт? — спросил Осокин. — Сносить, папаша, будем, — ответили они, — до основания. И тут Осокин увидел, что дом пуст, рамы вынуты, в подворотне лежали снятые двери, старинные двери с длинными таблицами звонков, со множеством почто- вых ящиков. — Что ж тут будет? — спросил Осокин. Здание строить собираются, а какое именно — тех- ники не знали. Они посоветовали обратиться в Архи- тектурное управление. Осокин поехал туда. Довольно быстро он добился того, что ему было нужно, хотя он и не мог бы объяснить, зачем ему это было нужно. Но он ничего не объяснял, он умел разговаривать внуши- тельно и уклончиво. Необходимо ознакомиться с проек- 416
том реконструкции Морской площади. «Нужно, и всё», — значительно повторял он. И это действовало. Руководителем проекта оказался Мурзин — крепкий бритоголовый парень в темных очках. Он сидел на сто- ле, окруженный своими архитекторами, такими же, как он, загорелыми, молодыми, в золотистых свитерах. Они холодно разглядывали запыхавшегося грузного старика с редкими волосами, в узких брючках и в туфлях из настоящей кожи. — Что случилось? — спросил Мурзин. — Вам звонили? Где проект? — Вы успокойтесь, — сказала одна из девиц. — Вы садитесь. Мурзин раскурил старенькую трубку. — Вы кто? — спросил он. — Вы древний грек? — Почему? — не понял Осокин. — Только древних греков так волновала архитек- тура. — Ладно, это мы еще увидим, кто грек, — сказал Осокин. — Леночка, — сказал Мурзин, — покажи товарищу пенсионеру проект. — Минуточку. — Осокин поднял сухой палец. — Напрасно вы избегаете. Тут могут быть особые обстоя- тельства. Их оставили одних в застекленном, как веранда, кабинетике. Мурзин расставил на полу эскизы. Он за- метил, как старик прижмурился, словно собираясь с ду- хом, в руках его вздрагивала какая-то фотография, он разглядывал эскиз, потом фотографию, снова эскиз и наконец шумно, обрадованно вздохнул: — Ну, спасибо. Большое вам человеческое спасибо! — За что? — Самостоятельный у вас проект. Рентабельный. — Осокин вытер платком лоб, глаза. — Вы молодец. Сра- зу видно — одаренный человек. Старик растроганно потряс ему руку, и Мурзин не- сколько смягчился. Это был тот период его жизни, когда он искал похвал, любил их и полушутя призна- вался, что тот, кому нравятся его проекты, — тот и есть хороший человек. — Памятник тут у вас не предусмотрен? — осведо- мился Осокин. 27 Вахта «Арамиса* 417
— Кому памятник? — А если и будут ставить, — успокоенно продолжал Осокин, — то какому-нибудь мореплавателю, верно? Площадь-то Морская? — С чего вы взяли памятник? На площади и места нет. — Вот именно, — подхватил Осокин. — Нет там ме- ста. Ваш проект исключает. Аннулирует. Мурзин забавлялся горячностью старика, но, когда Осокин стал допытываться, утвержден ли проект, и кем, и полностью ли, Мурзин насторожился. — Собственно, вам-то что? — грубовато спросил он. Тогда Осокин со значением положил перед ним фо- тографию. Мурзин повертел ее, бросил на стол: — Ну и что? Это давно известно. Осокин вздрогнул: — Как? — Мы это обсуждали. — Кто?.. Почему? — Так это ж киселевский вариант. Вы что, не знаете? — Не-ет. — Его отвергли. Конструктивно, ничего не ска- жешь, но суховато. И, пожалуй, старомодно. — Выходит, это фотография проекта? Так, по-ва- шему? — А вы думали, — сказал Мурзин. — Последний ва- риант проекта... Простите, — он выразительно посмо- трел на часы, но Осокин не шелохнулся. — Я тороп- люсь. — А между прочим, — ровным голосом сказал Осо- кин, — снимок этот я получил сорок лет назад. — Надо же! — вяло удивился Мурзин. — ...когда еще гостиницы не было. А она заснята. Площадь тогда называлась Петровской. А здесь уже Морская площадь. Вот вам и греки. Если не верите — посмотрите как следует. Фотографию. Там ведь люди ходят. — Комбинированная съемка, — сказал Мурзин. — Монтаж. Это применяется. — Может, и комбинированная, но откуда он знал? — Кто он? Происшествие с неким Лиденцовым воспринято 418
было Мурзиным в тот, первый раз как забавный, прав- да, чересчур длинный, анекдот. Все это произошло слишком давно, до рождения Мурзина, и вызывало не больше чем любопытство. Те времена, пока Мурзина не было, казались уже одним этим странными и сказочны- ми. Они спрессовались с эпохами, когда жили ведьмы, искали снежного человека, топили дровами... В дверь поминутно заглядывали, солнце светило в огромное окно, и серьезность Осокина казалась Мур- зину уморительной. Единственное, что несколько оза- дачивало, — это подробности, вроде красных струпьев или золотистой шапки. Детали были слишком нелепые, невыгодные для розыгрыша. Может и так быть, что ис- тория не выдумана, — Лиденцов существовал на самом деле и сумел изрядно заморочить голову этому ста- рикану. — Мистификатор. И талантливый, — сказал Мур- зин. — Известны такие. Граф Калиостро, например. Еще кто-то, не помню сейчас. В наше время вряд ли можно производить подобные фокусы... — И он прони- цательно усмехнулся. Однако Осокин не принял усмешки. Он не понимал, почему Мурзину не страшно. Он почувствовал, что еще немного — и его примут за психа, ему нечем было до- казать и убедить; что бы он ни приводил, на кого бы ни ссылался — ему не поверят, и чем точнее он рассказал бы, тем было бы хуже. Их разделяла толстая стена вре- мени. Через нее было невозможно докричаться, досту- чаться. — Сколько вам лет? — спросил Осокин. Мурзин сунул руки в карманы, покачался на носках: — Кажется, я выполнил все ваши просьбы? Спаси- бо за вашу историю и за лестные отзывы о моем проек- те. Цель вашего посещения осталась мне неясной, но, как сказал Байрон, прощай, и если навсегда, то навсе- гда прощай. — Конечно, у меня теперь нет прав, — устало про- изнес Осокин, — но учтите, моя жизнь прошла на от- ветственной работе. Мы за каждое слово головой отве- чали. Каждое слово обдумывали. И если уж я инфор- мирую... Не такие, как вы, прислушивались. — Он на- правился к двери, палка, несмотря на бесшумный син- тетический ковер, стучала. 27* 419
У дверей Осокин обернулся, прижмурил морщини- стое желтое веко. — Вы уверены? — В чем? — Что проект ваш будет проведен в жизнь? — Так он фактически утвержден. — Я вам советую — проследите осуществление на всех этапах. Я вам добра желаю. — Оревуар, — сказал Мурзин. — Чао. Нам повезло, что такой человек посетил нашу мастерскую. Но тут из оплывшего лица Осокина посмотрело на него такое жесткое четырехугольное, что Мурзин запнулся. IV Очевидно, Осокин насторожился, заметив у батареи человеческую фигуру. В подъезде было темновато, Осокин остановился. — Чего, струхнули? Ах, Матвей Евсеевич, вы же ясновидец. На это Осокин ничего не ответил. — Вы же прорицатель. Пророк. А чего пророку бояться? Пророк — он обязан все знать наперед. Вам же все известно. Вы все можете предсказать. И меня можете предсказать. Можете? Все, что со мной слу- чится, а? Авгур. Теософ. — Гражданин, вы не безобразничайте, — сказал Осокин. — Это вы безобразничаете! Вы! Осокин всмотрелся: — A-а, Мурзин! Чего это с вами? И Осокин покачал головой, поскольку Мурзин был чуть выпивши, но, может быть, он покачал потому, что Мурзин действительно выглядел неважно, — за послед- ние два дня он осунулся, в голове у него была полная неразбериха, под глазами темные пятна. — Проектик-то мой... того... забодали, — сказал Мурзин. — Вашими молитвами, Матвей Евсеевич. Добились? Ну, что молчите? Зачем вам это было нужно? — Значит... Значит... Осокин так и застыл, пришлось взять его за отворо- 420
ты пальто, трясти, втолковывать... Он оказался рыхлым и легким, как мешок с трухой, голова его болталась, глаза выпучились, отупелые, немигающие. Мурзин с от- чаяньем пихнул его: — Объясните вы наконец, вам-то какая выгода? Не отвечая, Осокин побрел к лестнице, опустился на ступеньку. Мурзин брезгливо разглядывал его: вме- сто пророка перед ним горбился, держась за сердце, перепуганный ветхий старикан. Стоило ли томиться, ожидая его, на что-то надеяться, узнавать имя, отчество, адрес. Стыдно было вспомнить свои переживания. При ближайшем рассмотрении этот несчастный старик всего лишь попал в случайное и несчастное стечение об- стоятельств, ничего другого и быть не могло. Тут Осокин тяжело поднял голову и спросил: чей же проект принят? — В том-то и дело, кажется, что киселевский, — сказал Мурзин, — тот самый вариант, что на вашей фо- тографии, его предпочли. — От своих слов Мурзин сно- ва расстроился: — Чего вы спрашиваете, это же ваши штучки. Осокин сжался, словно в страхе, и сказал с отчая- ньем: — Вы что, не понимаете? Я же вас предупреждал. — О чем? Вы можете толково сказать — о чем? — Надо было действовать. Вы сделали что-нибудь? Мурзин пожал плечами. — Не поверили, — злорадно сказал Осокин. — А чему верить? Он вдруг наткнулся на глаза Осокина, из которых несло холодом и тьмой. И Мурзина охватило сомне- ние — а что, если б он прислушался, среагировал, про- следил, — кто знает... — Чушь собачья. Бред, — сказал он. К нему возвра- щалась обычная уверенность. Поскольку старец ни при чем, значит действует статистическая закономерность, а может и динамическая. — Опять себя успокаиваете, — сказал Осокин. — Опять размагничиваетесь. — А вы слыхали, Матвей Евсеевич, что такое веро- ятностный процесс? — Не морочьте себе голову, — слабо, но твердо ска- 421
зал Осокин. — Вы лучше доложите, как там комиссия сформулировала. Кто там первый заикнулся? С чего на- чалось? Он выяснял — кто и что сказал, как себя вел пред- седатель, от кого что зависит. Слушая Мурзина, он мел- ко кивал, кряхтел, что-то обдумывая. — Ничего, мы еще кое-что пустим в ход, — пробор- мотал Осокин. — Безобразие, такой проект отклонить. Мурзин иронически спросил: — Чем же вам не нравится проект Киселева? Ком- позиция не устраивает? — Плевал я на композицию, — сказал Осокин. — Гостиницу построили, и этот, киселевский, дом могут построить, если не уследить. Нелепая убежденность Осокина, как ни странно, по- действовала на Мурзина. — Вы положитесь на меня. — Осокин поднялся, словно взбодренный опасностью или угрозой. — Я добьюсь. Не таких, как Лиденцов, перестраивали... Жаль, что Мурзин при встречах с Осокиным доволь- ствовался ролью слушателя. В дальнейшем выяснилось, что именно с Мурзиным Осокин был наиболее откро- венен, и тем не менее Мурзин не задавал самых есте- ственных вопросов, у него всегда возникало желание скорее отвязаться, уйти. Он боялся, что позволил затянуть себя слишком да- леко в эту абсурдную историю. Предчувствия не обманули его. Спустя несколько дней проект затребовали на пересмотр. Как видно, Осо- кин пустил в ход свои связи. Экспертная комиссия муд- рила и так и этак и наконец предложила учесть некото- рые пожелания. Переделки были довольно принципи- альные, и Мурзин наотрез отказался. Приехал Осокин, озабоченный, помолодевший, рассказал, скольких уси- лий ему стоило склонить начальство вернуться к проекту Мурзина, уже всё на мази, со всеми обго- ворено. — Да вы представляете, что они требуют? — рас- свирепел Мурзин. — Упростить силуэт! Что же ос- тается? Осокин обмахивался соломенной шляпой. Одутло- ватое лицо его лаково блестело. — Надо уметь поступаться личным. 422
— Чего ради? — Ради общества. Я вам рассказывал — Лиденцова надо прекратить в самом начале. В ваших же интере- сах. Но вы хотите, чтобы другие, и задаром. Так не бы- вает. Все о себе привыкли. И так я за вас хожу, шапку ломаю — в мои-то годы! Мало того, что проворонили... Но тут Осокин неодобрительно покосился на стек- лянные стены конторки и попросил Мурзина спустить- ся с ним вниз. По дороге Осокин крепко держал его за руку, они зашли в кафе, где было шумно и людно. — Послушайте, вы никому не болтали? — тихо спросил Осокин. — Чтобы меня сочли — того? — Мурзин повертел пальцем у виска. — У меня такое чувство, что им откуда-то известно. Больно они подстраховываются. Из Москвы им звонок был и все равно тянут и тянут. Не настучал ли им кто? Позднее Мурзин признался, что на него подейство- вало в Осокине, — убежденность. Даже когда Осокин говорил о хитростях невидимого противника, это поче- му-то не казалось смешным. — Не покажете ли вы мне еще раз ту фотогра- фию, — вдруг попросил Мурзин. Он полагал, что Осо- кин засуетится: забыл, потерял, украли. Но Осокин как будто ждал этого и спокойно вынул фотографию из бумажника. Мурзин взялся за нее недоверчиво. Высмеял памят- ник, — к сожалению, невозможно было на снимке раз- личить физиономию этого Лиденцова, до чего самоуве- ренный тип — так мнить о себе, а главное, о своем бу- дущем. Неужели подобное самомнение помогает? — вот что было любопытно Мурзину. Помогает терпеть, надеяться или работать? Он хотел позабавиться и спросить, понравился ли памятник самому Лиденцову, но не спросил, потому что впился глазами в здание позади памятника, в этот Киселевский кристалл. Постепенно Мурзин уходил все дальше, туда, на Морскую площадь, выученную им наизусть; правда, на нынешней площади не было этих деревьев, и газонов, и мостовых, по которым мчались какие-то диковинные ав- томашины. Мурзина нисколько не удивлял фон, — в архитектурных журналах стало модно подавать проекты 423
на так называемом «колажированном» фоне; здание, ки- селевский кристалл — вот что заставило его замереть. Перед ним был не проект и не макет. Здание было сде- лано из камня. На стенах кое-где выступали подтеки. Не тени, не ретушь, а копоть скопилась в орнаменте цоколя. Стекла блестели по-разному — омытые и пыль- ные, занавески выдувались из раскрытых окон. Он ощу- щал присутствие людей внутри, за этими стенами. Всем своим опытом архитектора он чувствовал, что здание это существовало. Оно стояло, и уже не первый год, на Морской площади, на том самом месте, где сейчас готовили к сносу старый дом для его, Мурзина, проекта... Беда Мурзина, как он потом признавался, заключа- лась в том, что для него не было разницы между необычным и невозможным. Его всегда учили обычно- му, он не был готов к чуду, он не знал, как обращаться с необычным, — легче всего было отвергнуть его как невозможное. Он вертел фотографию и так и этак, на- деясь на подвох. Подвоха не было. Там, где должен был стоять его проект, его дом, построили скучный киселевский кристалл без особой выдумки и чувства. Почему? Как это случилось? По какому праву? От стыда и оскорбления у него пересохло во рту. Он запомнил мельчайшие подробности той минуты — блеклые винные следы на фотографии, песенку, кото- рую мурлыкали на телеэкране две пышные девицы, — до сих пор у него в памяти звучит этот ерундовый лип- кий мотивчик. Ярость его обратилась на Лиденцова — с какой ста- ти кто-то там из древнего прошлого командует его. Мурзина, судьбой? Год с лишним работы, может, один из лучших его проектов — и пожалуйста, псу под хвост из-за того, что какой-то тщеславный сукин сын желает установить себе памятник. — Вот именно, — подтвердил Осокин, — этого нель- зя допускать. Мурзин стукнул кулаком по столу: — Ваш Лиденцов авантюрист! Он поносил Лиденцова последними словами, но вскоре опомнился. — Вы старый человек, а в такую глупость верите. Это же идиотство. Невежество! — он потряс карточкой 424
перед носом Осокина. — Форменное идиотство. Какой- то шарлатан вас околпачил, а вы... Парни у стойки оглянулись на них. Осокин спокой- но следил за Мурзиным, потом чему-то улыбнулся. — И более того, — сказал он, — я сразу определил это как провокацию. Поэтому и надо бороться. То, что он говорил, было нелогично, глупо, но Мур- зин жадно слушал его. — Иначе он поставит на своем. Тут главное не под- даваться и не философствовать. Мурзин выпил коньяку, помотал головой, словно пытаясь прийти в себя: — Нет, давайте все же разберемся. Допустим, фото — факт. И ваш рассказ факт. Лиденцов достоин памятника. Киселевский дом будет построен. Какой же смысл сопротивляться? И этично ли это? Если призна- вать Лиденцова, тогда не следует бороться. А если не верить, тогда и не признавать, тогда опять же незачем бороться. Осокин смотрел на него с жалостью: — Я же говорил вам — нельзя тут нам философию разводить. Боевитости вам не хватает. Вы что же, со- бираетесь сидеть сложа ручки? Поощрять... — Подождите. — Мурзина вдруг охватило подозре- ние. — А вам-то что? Лично вам что плохого Лиденцов сделал? — А чего он мне мог сделать? — Осокин прищурил- ся. Он сидел прямо, смотря в даль. — От таких, как он, я не зависел. Я ему мог сделать, это да. А я поли- беральничал. В итоге вишь он как... Мне понятно, к чему идет дело. Тень положить, охаять, переоценить. Вот, мол, не признавали. Не те люди стояли... Мурзин с трудом разбирался в его намеках, обидах, угрозах, однако он чувствовал, что старик намерен бо- роться, как говорится, насмерть. При этом Осокин по- давлял его непоколебимой убежденностью в том, что все можно отменить, подчинить, исправить — и теорию вероятностей, и физику, и будущее, — в сущности, он брался переделывать и прошлое. — Надо бороться, — твердил Осокин. — Поду- маешь — переделки! Важно в принципе вскрыть его подоплеку. — Между прочим, он жив? 425
— Не думаю... — Осокин чего-то не договорил, и на Мурзина вдруг дохнуло холодом. Он выпил коньяк, поежился. — Сложное было время, — сказал Осокин, — сча- стье трудных дорог и так далее. И параллельно всякие разочарования, разоблачения. В таких условиях необхо- дима твердость. Порядок должен быть. Представляете, если каждому позволить фотографировать то, что фак- тически не осуществлено? — Осокин уставил палец на Мурзина. — Мало ли у кого какое будущее? А если разглашать, тогда что получится? Слова Осокина пробуждали в душе Мурзина что-то тягостное, возможно слышанное в детстве. Прошлое, откуда явился Осокин, имело свою силу, и старик обла- дал ею, темной, загадочной, понятной лишь своей вра- ждебностью к Лиденцову. До этого времени у Мурзина еще не было врагов. Жизнь его складывалась легко, талант — прекрасная штука — избавлял его от необходимости над чем-либо задумываться. И когда перед ним появилось препятст- вие, он возмутился, жаждая одолеть его любыми сред- ствами. Он сделал поправки. Проект снова рассматривался комиссией, вызвал разногласия, перешел в следующую комиссию, которая предложила новые поправки. Как Мурзин ни посмеивался над собой, он начинал ощу- щать присутствие какого-то невидимого противника, и азарт странного поединка все более втягивал его. Все чаще он думал о Лиденцове, воображал себе его; облик Лиденцова складывался почему-то грустно- спокойным, с глубокими впалыми глазами, в старинном сюртуке. Мурзину захотелось узнать подробности о жизни Лиденцова, и он обратился к знакомым физи- кам. Ответ задерживался, физики наводили справки и наконец сообщили, что о Лиденцове никому ничего не известно. Сколько-нибудь крупного физика с такой фамилией нет и не было. В первую минуту Мурзин даже не поверил. Он ожи- дал чего угодно, кроме этого. Не может быть, — он не мог прийти в себя. Попался, влип, как последний идиот, уши развесил. Выходит, Осокин облапошил, об- вел его, как сопляка. Собственно, он никогда до конца не верил Осокину. Не верил, а слушался... 426
Он позвонил Осокину и потребовал немедленно приехать. Такой у него был голос, что Осокин даже не посмел ни о чем расспрашивать. Мурзин повесил труб- ку и подумал: а какой интерес Осокину стараться, чего ради? Но тут же забыл об Осокине, сейчас было не до него. Со стеллажей достал первый, основной ва- риант своего проекта и поставил рядом с последним эскизом. Он сам не помнил, сколько времени сидел, стиснув голову руками. Перед ним была наглядная картина его падения, позора, трусости... Осокин потряс его за плечо. — Ах, это вы, Матвей Евсеевич. — Мурзин потер ладонями лицо, встал, движения его были медленные, тяжелые. — Памятника Лиденцову не будет. Не беспо- койтесь. Поскольку нет натуры. Лепить не с кого. В ваше время, может, и ставили памятники мнимым ли- цам. А у нас сейчас требуется хоть справочка. Ничего не понимаете? Ах вы, бедняжка! — Он не торопясь, со вкусом поиздевался над Осокиным. Но вот что замечательно. Осокин нисколько не обиделся, не расстроился, наоборот — Осокин возлико- вал, хлопнул себя по коленкам. — Так это же прекрасно! Я так и знал. Наша взяла. Он самозванец. Аферист он. Я вам говорил, что ни- чего у него не выйдет. Не должно быть такого проник- новения. А раз у него прав нет, так вообще полный порядок. Мурзин подошел к последнему своему эскизу, стоя- щему на полу, ткнул его ногой, картон зазвенел. Мур- зин наступил на него, переломил и стал тяжело мять и топтать ногами. — Что вы делаете? Зачем? — испугался Осокин. — Уже все согласовано. — Не будет никаких переделок! Не было никаких переделок! Ничего не было. Лиденцова не было. И вас не было. — Мальчишка... Истерик вы и хлюпик, — жестко, с привычной уверенностью сказал Осокин. — Чего вы добьетесь? Из глаз Осокина тянуло холодом, но Мурзин впер- вые выдержал его взгляд. — А вы знаете, что Лиденцов был. Это он меня 427
научил. Делать, а не подделываться. Делать то здание, которое должно быть построено, а не то, которое по- строят. Мурзин помнил, что слова его не произвели на Осо- кина впечатления, — скорее всего он не понял, что хо- тел сказать Мурзин, и хотя Мурзин был доволен собой, в глубине души он испытывал разочарование. Злоклю- чения с проектом Морской площади имели в себе ка- кую-то тайну, происходило что-то особенное, чудес- ное, — так ему начинало казаться. Теперь же ореол исключительности исчез. И фотографию, конечно, фи- зики сумеют разобрать по всем законам оптики, объяс- нить и доказать. Все стало на свои места. Но вкус несо- стоявшегося чуда оставался. До сих пор он ощущает его. V Между тем Осокину во что бы то ни стало хоте- лось услышать ответ физиков своими ушами. Он от- правился в институт, и физики подтвердили, что ни о каком Лиденцове не знают, не проходили, в учебниках не встречали. И вообще ссылок на него нет. — А именно по количеству ссылок в литературе следует судить об ученом, — втолковывал Лева Тумано- вич. Они разговаривали с Осокиным терпеливо, как с больным. Поведение Осокина, с их точки зрения, было алогично: он настырно допытывался, переспрашивал про своего Лиденцова и все более радовался тому, что ничего узнать о нем не может. Добросовестности ради он пробовал показать им фо- тографию. Над ней посмеялись. Это окончательно уми- лило Осокина. Он сиял. В эти минуты его следовало заснять. У Левы была под рукой кинокамера. Цены бы не было кадрам, изображающим, как Осокин осматри- вал лабораторию. Он впервые был в лаборатории. На голубых стендах скользили световые стрелки, тикали самописцы, мерцали экраны, над цветными сплетения- ми проводов колдовали люди в кремовых халатах. Осокин осторожно трогал приборы руками, подми- гивал, ему было весело, как будто он смотрел картинки 428
из научно-фантастических романов, которые читал в молодости. Известная документальная кинокартина, которую сделали сами физики, «Белая королева» начиналась с момента прихода в лабораторию завотдела Кузина. Примерно так оно и было. Кузин зашел случайно и случайно услыхал разговор про Лиденцова. Кузин от- личался от своих сотрудников прежде всего возрастом. И Туманович и Маркин были в те времена постыдно юны. Кузин должен был показаться Осокину существом нездешним, — Кузин не обладал объемом, у него был только профиль, короткие седые волосы его стояли ды- бом и при разговоре шевелились. Решительность его юнцов слегка рассердила его. В науке забвение еще ни- чего не означало. Кузин не торопился с ответом. Он спросил — у кого работал Лиденцов, что это был за институт. — Полуянов?.. Полуянов?.. — повторял он, закатив глаза. Осокин подсказал укоризненно: — Академик Полуянов... действительный член... — Что-то было такое... что-то несущественное. — То есть как несущественное? — Кажется, этот Полуянов отличался невежеством. Была какая-то история... Осокин изумился тому, как быстро проходит слава. Если уж Полуянов забыт, где уж такой мелюзге, как Лиденцов, сохраниться. А ведь какие претензии были у этого Лиденцова. И он не мог удержаться от удоволь- ствия рассказать физикам о Лиденцове, о Менделееве, о памятнике... — Позвольте, как вы сказали — Ляхницкий? — вдруг встрепенулся Кузин и зашевелил своими белыми волосами. — Ляхницкий! — воскликнул Маркин. — Чего ж вы молчали? Это же совсем иной уровень. Они долго твердили — Ляхницкий! Ляхницкий! — и попросили в ближайшие дни позвонить к ним, спра- виться. Но Осокин не позвонил, уверенный в окончатель- ном посрамлении Лиденцова. К счастью, Кузин проявил настойчивость. Примерно через месяц Осокина разы- 429
скали и уговорили приехать в институт. В вестибюле его встретил сам Кузин и повел по главной лестнице прямо в директорский кабинет. Секретарша принесла кофе, на беседе присутствовали Кузин, оба его сотруд- ника и директор института. Без подробностей и оценок директор сообщил, что удалось найти некоторые любопытные материалы о Ли- денцове, однако их пока мало, чтобы судить о характе- ре его последних работ; не поможет ли Матвей Евсе- евич Осокин уточнить кое-какие обстоятельства. — Сколько угодно, — сказал Осокин, — я рад спо- собствовать прогрессу. Рано или поздно наука должна восторжествовать. Это закон развития. Наука — враг суеверия и мракобесия. Физики были деловые люди, больше всего они це- нили время, мнение Осокина о науке их не занимало. Почтительно, но твердо они всякий раз возвращали Осокина к истории с Лиденцовым. Выслушав про обе встречи, они стали подробно расспрашивать: над чем работал Лиденцов, что он рассказывал про свои рабо- ты, на какой стадии они находились. Ничего этого Осо- кин не помнил, сверхпроводимость он путал с полупро- водниками, молекулы с атомами и чувствовал себя ви- новато, тем более что ученые ждали каждого его слова. Поэтому Осокин согласился провести сеанс стимуля- ции памяти. Стимуляция производилась на модели «СТП-сигма», и в кинофильме почти полностью приведена эта уни- кальная запись. Ему приставили к затылку и вискам множество то- неньких электродов, подключили поле, приборы, он вы- пил какую-то жидкость вроде шипучки, заработал рит- мофон, голос Осокина замедлился, глаза потускнели; полулежа в специальном кресле, он смотрел вверх на обтянутый серой синтетикой потолок и вспоминал, ино- гда оживлялся, показывал пальцем, может, на Лиденцова, голос его крепнул, — может быть, Осокин не только вновь переживал, но и видел свои воспоминания, при стимуляции это у каждого бывает по-своему. Несколько раз Осокин умолкал, приборы регистрировали так на- зываемый «тормозной эффект», — он явно избегал вспоминать какие-то моменты, на пленке они просмат- риваются темными, четко очерченными пятнами. 430
В перерыве Осокин полушутя-полусерьезно сказал» что боится, как бы этими электродами не высосали из него то, чего он не хочет. Ему объяснили, что все запи- си будут вручены ему и уже он волен вручить их или не вручить институту. Сеанс продолжался час, затем после перерыва еще двадцать пять минут. Бледный, измученный Осокин, полулежа в кресле, недовольно оглядывал окружающее, во взгляде его словно сохранялся отблеск вновь пережитой власти. Несколько торжественно он передал катушки записей директору института. Теперь, когда Осокину вспомни- лось все до малейших подробностей — и жалкий вид Лиденцова, и его лепет, его пальто, добела протертое в швах, — было ясно, что ничего серьезного, или, как он выразился, «ничего самостоятельного» этот Лиден- цов представлять из себя не мог. Непонятно было одно — почему Лиденцов выглядел так молодо, он ока- зался куда моложе, чем помнился Осокину. От этого поведение Лиденцова получалось еще более наглым. Физики ушли к доске, рисовали там схемы своих мо- лекул, обсуждали каждое слово Осокина, толковали и так и этак. Обрамленные непонятными терминами сло- ва его повторялись разными голосами и становились многозначительными, как когда-то. Прошлое, которое только что промелькнуло перед ним, — манило, Осокин хотел вернуться туда, там он все знал и его все знали. Он не понимал, как он очу- тился здесь и что это за люди, когда это все произошло. Нет, ему надо назад, туда, в тот свой кабинет. Но в том-то и дело, что после того кабинета были другие ка- бинеты, — он знал свое будущее... И тут Осокин сооб- разил, понял все, понял, почему Лиденцов показался ему таким молодым. Значит, эти люди в кремовых халатах и есть настоя- щее, и ему невозможно избавиться от них, вернуться в свой кабинет. Мелкие теплые слезы катились по его щекам. Он ненавидел свою старость, даже в ихнем стимуляторе он не мог увидеть себя молодым; какого-то Лиденцова мог, и свою секретаршу мог, а себя не мог. Хорошо, что никто не смотрел на него, физики сту- чали мелом, их занимало — успел или не успел Лиден- цов получить вещество со сверхпроводимостью при комнатной температуре. 431
Туманович в отчаянье тискал свою лысую голову: — Обрыв на самом решающем месте. Надо же, как в пошлом детективе. На чем остановился Лиденцов? — Во всяком случае, он обогнал нас, — растерян- но сказал Кузин. — А считалось, что модель предложил Ляхниц- кий, — сказал Маркин. — Вернее, ему приписывали, — поправил дирек- тор. — Видите, имя Лиденцова вычеркнуто. Он листал какие-то старые отчеты. — Братцы, наша-то схема переноса — лиденцов- ская! — воскликнул Маркин. — Мы сколько с ней мыка- лись... если бы знать! Но он-то, как он сумел, с тогдаш- ним оборудованием?! — Он через свою модель. Самыми элементарными средствами, — сказал Туманович. — Самыми первобыт- ными. Как Фарадей. Поразительно! — Я же вас предупреждал, — сказал директор. — Слишком много тратите. Все, кроме Кузина, засмеялись. — Нет, серьезно, — сказал директор. — Наука ста- ла очень жирной. От этого неповоротливой, неизобре- тательной. Кузин заявил, что, очевидно, направление работ, из- бранное им, Кузиным, неверно, оно приведет их в ту- пик, надо идти с того бока, откуда шел Лиденцов, и пользоваться его молекулой. Потом он признался, что это были нелегкие минуты, он восхищался Лиденцовым и проклинал его. — Не заметили! Как же мы не заметили такой про- стой ход? — убивался Маркин. Кузин знал, какой ценой достигается подобная про- стота, — но он не стал говорить, он чувствовал себя виноватым. — Ни черта у нас не осталось, кроме ошибок, — сказал он. — Все наши достижения превратились в ошибки. Они были смущены и растеряны. Кузину было хуже всех, и все. же он не мог удержаться от восторга: — Ну и сукин сын этот Лиденцов, как он умудрил- ся обогнать нас! Сколько он успел! — Как будто он подсмотрел наши работы, — сказал кто-то. 432
Кузин озадаченно пошевелил волосами. — Это имело бы резон, если бы наши направления совпадали, — совершенно серьезно сказал он. — Одна- ко мы исходили из совсем иных данных. — Ничего удивительного. Лиденцов стоял у истока, ему было виднее. ...Голоса их доносились к Осокину невнятно, един- ственное, что он понимал, — быстро растущую уважи- тельность к Лиденцову. Они объясняли Лиденцова, ссы- лались на Лиденцова, изумлялись Лиденцову, как буд- то и не было недавних смешков. Фигура Лиденцова росла, обретала авторитет, уже мелькало, как само со- бой разумеющееся: «критерии Лиденцова», «молекула Лиденцова», «идея Лиденцова». Осокин подозвал директора, наиболее из них по- нятного, и спросил о памятнике. Директор успокоил его: памятник, конечно, преувеличение. А в таких де- лах преувеличение вредно: когда замечают преувели- чение, то начинают подозревать и истину... Но тут его перебили: дело, конечно, не в памятнике, однако, если подтвердится насчет модели молекулы и если найдутся последние работы Лиденцова, то они войдут в историю физики. — Мало ли кому памятники ставят! — выкрикнул Лева Туманович. Осокин запоминающе осмотрел этого лысого юнца: — Кого вы имеете в виду? И все строго покачали головами, а директор ото- брал у Левы мел. — Господи, при чем тут памятник? — удивился Ку- зин. — Кого интересует памятник? — Товарища Осокина интересует, Матвея Евсее- вича! — крикнул Лева. — Это он настаивает. Тогда Осокин начал выпрямляться в кресле. — Наоборот! — сказал он. — Как раз в другом смысле. — И достал фотографию. На этот раз фото- графию взял Кузин и надолго замер над ней, грызя но- готь. Как во сне, он сделал несколько шагов, волосы на голове его зашевелились. — Магнит! — вздрагивающим голосом произнес он. Его обступили, нависли над фотографией. — Непроницаемый... вытесняет... диамагнетизм!.. Отрицательная проницаемость! — выпаливал Кузин. 28 Вахта «Арамиса» 433
— Теперь ясно: поддерживается своим полем. — Магнитная подушка. — Какая красота! Фигура Лиденцова висела перед ними в воздухе без постамента, и они начинали понимать все, что с этим связано, и блаженствовали. Кузин подбежал к Осокину: — Вы не обратили внимания, Матвей Евсеевич, из чего был сделан круг, который на земле? Материал блестел? А низ фигуры? — Кузин умоляюще засматри- вал в лицо Осокину. — Пожалуйста, Матвей Евсеевич, дорогой, припомните. — Не заметил, — машинально ответил Осокин и тут же опомнился, отшатнулся. — Не было никакого памятника, о чем вы говорите, не было его! — Как жаль, как жаль, — расстроенно сказал Ку- зин. — Вряд ли они употребили титанат стронция... — И устремился к доске, где горячо обсуждали устройство памятника, прикидывали зазор силы магнитного поля, ток, который должен циркулировать по кольцу. За- мысел памятника, по мере того как цифры сходились, вызывал все большее восхищенье. Надо же было доду- маться, чтобы так остроумно воплотить сущность идеи Лиденцова. И как раз в памятнике ему же! Именно в памятнике, то есть в сооружении, поставленном навеч- но, то есть показать смысл сверхпроводимости — когда сопротивления нет, ток движется вечно. Блистательно! Они вспомнили про бланк, — правильно, нужен ин- ститут, специальный институт сверхпроводимости. Воз- можности открываются такие, что придется действовать широким фронтом. Фигура Лиденцова продолжала расти, подниматься, и вместе с ней росли угроза Осокину и его тревога. — Понимаете — значит, открытие Лиденцова — факт! — сияя нежностью, обратился к Осокину Мар- кин. — Иначе осуществить такой памятник было бы невозможно. Осокин посмотрел на него с презрением: — Что невозможно? — Ну, это... — Маркин поднялся на цыпочки, взмахнул руками, — парить! — Так, — сказал Осокин ничего не выражающим голосом, от которого все притихли. — Я-то полагал, 434
что вы, как специалисты, с точки зрения науки... Ведь ваша задача разобраться и опровергнуть. Такого явле- ния нет и в наше время быть не может. А вместо этого находятся товарищи, — палец его остановился на Мар- кине, — фактом называют! Голый факт сам по себе еще ничего не означает. — Можно предположить временной сдвиг. — Мар- кин виновато переступил с ноги на ногу. — Общей концепции у меня пока нет. — А что особенного? — вмешался Лева. — Знак времени меняется при переходах из одной среды в другую. Еще Льюис Кэрол обнаружил. У белой коро- левы память была устроена так, что лучше всего она помнила события будущей недели. — Как? — переспросил Осокин. — Нет-нет, — сказал Кузин, — такое может проис- ходить лишь по ту сторону зеркала. — А если допустить, что была повернута ось вре- мени? Следствие тогда наступает раньше причины. — ...Достаточно сместить ось времени. — Погодите, — сказал Кузин, — Лиденцов ведь ощу- щал это смещение. Он воспринимал сдвиг как болезнь; вполне возможно, физически для организма тяжело... — В таких случаях вместо памяти развивается спо- собность обратная... Осокин постучал ложечкой, как он делал когда-то на узких совещаниях, и все стихли. Неужели они со своими приборами и диссертациями не понимают, до какого абсурда они докатились! Кремовые халаты обступили его, внимая каждому слову. Не стесняясь, он вдруг расхохотался им в лицо. Всерьез рассуждать о ком — о Лиденцове! Как будто такой горемыка, придурок может быть великим челове- ком. Тупицы! Он-то знал Лиденцова, он-то видел его. Только что видел — красный носик уточкой, нахал, ко- торого он осадил, и тот живо хвост поджал. Рожден- ный ползать летать не может. От его смеха они втягивали свои ученые головы в плечи, но при этом они не переставали разглядывать его слишком пристально, как врачи. — Это в старое время гении оставались непризнан- ными! — заключил Осокин. 28* 435
— Гений — явление любопытное. — Кузин подергал себя за волосы. — Подсознательное «я» у гения суще- ствует в ином виде времени. По отношению к созна- нию оно может быть будущим. Нет точных доказа- тельств, запрещающих перемещения во времени. Раз физика не запретила, значит это может быть, значит оно существует в природе. Мы его еще не выявили. — Нас это не касается. Сдвиги времени не наша тема, — сказал директор. — Нас интересует другое. Возможно, что Осокину показалось, что все уста- вились на него, он заволновался и сказал неожиданное. — Понимаю, насчет жилплощади, — сказал он. — Так вот, ваш Лиденцов сам виноват. Маркин поднял руки к небу: — Он же просил маленькую квартиру. Всего-на- всего! Такому человеку! Неужели он не заслужил? По- разительно, Матвей Евсеевич, как вы могли отказать? У меня не укладывается. — Маленькую квартиру, — с ненавистью передраз- нил Осокин. — Ишь добренькие! Маленькую. Да разве вы понятие имеете! Люди стояли в очереди. За одной комнатой. Последними словами меня поносили. А что я мог? От других таких же отымать? Теперь вам куда просто. Маленькую квартиру. Умники! Насколько ближе был ему сейчас Лиденцов, — уж он-то бы понял, он бы не посмел, он все это знал. Кузин мучительно сморщился: — Нельзя, нельзя, товарищи, во всем винить Мат- вея Евсеевича. Кто мог тогда знать... — И осекся. Пауза быстро вырастала. Кто мог знать? Да? Первыми неслышно хихикнули молодые. Кто мог? А может, кто-нибудь мог? А кто? А вот кто... Знать — знал, а дать — не дал. А ведь все знал. Наперед знал! Кто мог знать? — надежный, надежно-безответный вопрос, — не вопрос, а извечное оправдание, убежище для всех людей, при всех неожиданностях. И вдруг за- хлопнулся, как ловушка. Директор согнал с лица смешок, и оно осталось пу- стынно-торжественным. — И всё же, товарищи. Мы должны благодарить 436
Матвея Евсеевича за его участие. Наши молодые ино- гда упрощают прошлое. Вы уж простите... Помощь ваша позволит нам продолжить розыски. Вы, Матвей Евсеевич, надоумили нас обратить внимание на ряд но- вых аспектов проблемы. Вполне возможно, это сыграет историческую... Уши, шея Осокина густо побагровели. — Я вас не надоумил! — Он задыхался. — Вы вос- пользовались. Я не желаю вас надоумить! Не желаю! Думаете, я не вижу, куда вы тянете? — Он схватил пал- ку, затряс ею. — Не получится у вас! Не на того на- пали. Обманом берете? Раз так, я вообще не согласен. Я отменяю. Все отменяю. Палка прыгала в его руках, багровое лицо вздулось, посинело, директор испугался, попробовал его усадить, а Осокин, хрипя, отталкивал его. — Что вы, уверяю, без вашего разрешения мы ни- чего... — торопился директор, — успокойтесь, мы кате- горически запретим. Осокин никак не мог застегнуть пиджак, Кузин подал ему плащ, они вдвоем с директором помогали его надеть. Директор, поглаживая Осокина по спине, сказал: — Всё мы с вами согласуем. Абсолютно всё. — Го- лос его стал замшевым. — Вот если разрешите, фото- графию? На минуточку. Мы ее сейчас переснимем. Чтобы вас из-за этого не беспокоить. Кузин заискивающе улыбнулся: — Дадим максимальное увеличение. Сколько вам копий? Осокин с неожиданной силой отстранил их, подо- шел к столу, прислонил палку. Двумя пальцами одной руки и двумя пальцами другой Осокин высоко поднял перед собой фотографию и медленно разорвал ее. Сло- жив обрывки, он понаслаждался общим ошеломлением и снова не спеша разорвал. Бросил клочки в пепель- ницу. Но, перехватив чей-то неосторожный жадный взгляд, помедлил, с ловкостью схватив спички, он чирк- нул и поджег. Маленькое желтое пламя поднялось над пепельницей. Не разрешая приблизиться, Осокин стоял над своим костром, свет пламени лизал его лицо, пля- сал в старческих глазах. 437
Первым опомнился Кузин. Он беззаботно махнул рукой, и на лицо его вернулось рассеянно-восторжен- ное выражение. — Архивы-то надо искать в полуяновском институ- те, — сказал он. — Там все отчеты... Переговариваясь, они последовали за Кузиным в глубину комнаты, оставив Осокина одного. Директор нагнал Осокина на лестнице. Осокин ча- сто останавливался, отдыхал. Директор проводил его до машины. По дороге директор пригрозил Осокину за уничтожение документов, имеющих государственную важность. Осокин молчал. Тогда директор попробовал выяснить — нет ли у Осокина еще каких-либо докумен- тов и где могут быть те фотографии Лиденцова и вы- резки, куда они могли подеваться. И вообще, не при- помнит ли Осокин фамилию президента Академии, то- го самого, что был на открытии памятника, то есть не был, а будет, если, конечно, будет то, что было... Осокин, который никак не реагировал на его во- просы, тут чуть покосился на директора, и директор замер лицом. Продолжалось это несколько мгновений, все же достаточно долгих, ибо они навсегда запомни- лись директору и, может быть, во многом определили его будущее. К концу лета сняли леса, заборы, новое здание от- крылось разом прозрачной льдистой глыбой. Посре- ди фасада извилистым углублением темнел выем. На- значение его было непонятно. Архитекторы пытались доказывать председателю горсовета необходимость чем-то перебить монотонный ритм фасада. Но пред- седатель был недоволен. Тем более что при обсужде- нии проекта председатель указывал на эту нишу. Были сигналы. Теперь, когда реконструкция площади кон- чена, ниша мозолила глаза. Для чего, спрашивается, ее делали, о чем думали? Как ее использовать? Архитекто- ры беспомощно лепетали про сквер. А при чем тут сквер? Председатель отчитал их и, как человек хозяй- ственный, предложил использовать нишу под кафе- автомат. Известно, что вид нового здания подействовал на Осокина удручающе. 438
Пока стояли теплые дни, Осокин приходил в новый сквер. Кафе-автомат разместилось в нише весьма удоб- но. На площадке расставили столики. Посредине поса- дили кусты жасмина. Правда, они почему-то никак не принимались. Вялые листья свертывались и падали. Садовник опрыскивал ветки, посыпал землю порошка- ми. Осокин издали следил за ним и усмехался. Усмеш- ка его была маленькая, трудно различимая среди мор- щин. Он сидел на скамейке, привычно листал газеты, проглядывал фамилии в сообщениях о приемах, визи- тах, рассматривал фотографии и опять усмехался той же рискованной усмешечкой. Он очень одряхлел и, сидя, легко засыпал, оДнако держался по-прежнему настороженно прямо и, задре- мав, не опускал головы.
ЕВГЕНИИ БРАНДИС, ВЛАДИМИР ДМИТРЕВСКИЙ ТЕМА «ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ» В НАУЧНОЙ ФАНТАСТИКЕ 1 Читатели, интересующиеся научной фантастикой, постоянно встречаются с терминами «антиутопия» и «роман-предупреждение». Этими понятиями в послед- ние годы определяют одно из направлений в мировой фантастической литературе. Но тщетно было бы пы- таться найти объяснение этих терминов в литератур- 440
ных словарях и энциклопедиях. Как обычно бывает, теоретические обобщения отстают от литературной практики. Мы возьмем на себя смелость выступить в роли тол- кователей «антиутопий» и «предупреждения». Как бу- дет видно из дальнейшего, в этих жанрах отчетливо выражается идейная направленность произведений мно- гих писателей-фантастов, тяготеющих в своем творче- стве к постановке острых социальных проблем. Сначала об антиутопии. Ясно, что она противопо- ставляется утопии, которая еще со времен Томаса Мо- ра и его многочисленных последователей рисовала идеальный облик грядущего мира. Антитеза утопии возникает в период до крайности обострившихся противоречий как внутри самого ка- питалистического общества, так и на международной арене, где происходит непрерывное столкновение анта- гонистических социальных систем. В необычайно слож- ной исторической ситуации последних десятилетий писателям-фантастам, далеким от марксистской фило- софии, действительно мудрено создавать оптимистиче- ские социальные проекции будущего. Оно видится им полным неотвратимых катастроф, вызванных не только слепыми силами природы, но и самим человеком, бес- помощным перед демонами разрушения, порожденны- ми его же собственным разумом. Конечно, такое мировосприятие вытекает из неве- рия в социальный прогресс, из страха перед машинной цивилизацией, которая якобы ставит под удар духов- ные ценности, обезличивает людей и превращает йх в живых роботов. Пусть уж лучше несовершенное, но привычное на- стоящее, нежели неведомое, чреватое опасностями бу- дущее! «Будущее несется к нам со страшной скоростью, быстрее звука, приближаясь к скорости света; здраво- мыслящие люди сознают, что мы ныряем в страшный, отличающийся от нашего мир, по всей видимости, в устрашающее будущее, и пытаются представить себе, каким же оно будет». Так писал еще в 1952 году из- вестный американский фантаст Роберт А. Хайнлайн в предисловии к сборнику «Завтра, к звездам». Широкое распространение антиутопий на Западе 29 Вахта «Арамиса* 441
некоторые писатели склонны объяснять неверием в какие-то существенные перемены к лучшему. «Хотя, может быть, американская экономическая система и не безупречна, — пишет А. Азимов, — тем не менее наши писатели-фантасты серьезно сомневаются в том, что какое-либо новое общество будет лучше. Во всяком случае, существует общее сомнение по поводу того, что какие-либо приемлемые преобразования авто- матически приведут к утопии». Эту точку зрения разделяет и Мак Рейнольдс, на- зывающий себя в фантастике социологом-эксперимен- татором (в разные годы им опубликованы рассказы о мире будущего, основанном на анархизме, технокра- тии, социализме, коммунизме, синдикализме и т. п.). В реплике по поводу одной из наших статей он пишет: «Очевидно, что когда писатели-фантасты основывают- ся на данных из области политической экономии, то им легче представить себе антиутопию, нежели совер- шенное общество будущего. На каждое произведение типа «Взгляд назад» Беллами приходится несколько произведений типа «1984 год» Оруэлла. Одна из при- чин этого, возможно, заключается в следующем: боль- шинство наших писателей убеждено в том, что совре- менные социальные учреждения настолько совершен- ны, что всякое изменение их может быть только в худ- шую сторону» («Fantasy and Science Fiction», 1965, № 10). Нечего и говорить, что такая трактовка происхожде- ния антиутопий по меньшей мере субъективна и про- тиворечит историческим фактам. Победоносное наступление коммунистической идео- логии, овладевающей умами широких масс, утвержде- ние и успехи социалистического строя неотвратимо по- рождают соответствующую реакцию со стороны идео- логов старого мира. Антиутопия и есть одна из форм этой реакции против социалистических идей и социа- лизма как общественной системы. Злобные, паскви- лянтские фантастические романы, направленные своим острием против марксизма и первого в мире социали; стического государства, получают все большее распро- странение по мере углубления кризиса и загнивания мирового капитализма. И тут можно усмотреть характерную закономер- 442
ность. Жанр антиутопии расцветает махровым цветом в периоды, представляющие непосредственную угрозу для самого существования капиталистической форма- ции: после первой русской революции, вызвавшей подъем рабочего движения на Западе, в первые годы Советской власти, в годы мирового экономического кризиса и после второй мировой войны, когда социали- стический строй утвердился во многих странах. В 1908 году почти одновременно с появлением уто- пии А. Богданова «Красная звезда» был издан на рус- ском языке роман некоего Давида М. Пэрри «Багровое царство» с издевательским подзаголовком «Социал- демократическая фантазия». Молодой американец Джон Уокер, от чьего имени ведется рассказ, разочаровавшись в буржуазных поряд- ках, испытав на собственной шкуре безработицу, голод и нищету, в отчаянии бросается в морскую пучину и... попадает в Атлантиду, называемую иначе Багровым царством. А это, по ироническому замечанию автора, «социал-демократическое государство с такой совер- шенной формой правления, какой не видано в исто- рии человечества». Социалистический рай, выдуманный Пэрри, при ближайшем рассмотрении оказывается чудовищной карикатурой на марксистские представления о комму- нистическом обществе будущего. В Багровом царстве уравниловка и регламентация доведены до абсолюта. Ни по одежде, ни по внешнему виду почти невозможно отличить мужчину от женщи- ны. Имена людей заменены номерами. Каждый получает в определенный час свою порцию похлебки и независимо от состояния здоровья — свою порцию микстуры. Можно произносить не более тыся- чи слов в сутки. Делами брачного подбора ведает го- сударство. Любое нарушение дисциплины приводит в действие тщательно разработанную систему наказа- ний — от лишения похлебки до смертной казни. С при- ходом к власти социал-демократической партии отпала надобность изобретать что-то новое. Поэтому развитие науки и техники прекратилось несколько тысяч лет назад. Каковы идеалы самого автора, видно из следующего отрывка: «Я попал в это подводное чистилище в 443
безумном порыве бежать от свободы. В моем невеже- стве я призывал социализм и искал смерти, чтобы сбросить с себя ответственность за собственное суще- ствование. Но я не нашел смерти, а нашел социализм. Из мира, где закон основан на том принципе, что об- щество никого не обязано содержать, я попал в такой мир, где, напротив того, общество обязано всех содер- жать; но, о боги, что это за мизерное содержание! При- том я ушел от обязанности трудиться для собственного пропитания только затем, чтобы попасть под ярмо при- нудительного труда для пропитания других. Мне был преподан горький урок. Я узнал, какая пропасть лежит между работой каждого для самого себя, называемой эгоистическою, и работою каждого для всех и всех для каждого, называемой альтруистическою. Теперь я узнал, что работать на себя значит быть свободным, а рабо- тать на человечество вообще и ни на кого в особен- ности значит быть рабом... Важно в жизни не то, чтобы у всех было одинаковое количество хлебов, а чтобы люди имели души, способные по собственной воле быть справедливыми, милосердными, самоотверженны- ми. Это невозможно при социализме, при котором ни- кто, что бы он ни делал, не может получить большую долю продуктов труда, чем всякий другой». «Социал-демократическая фантазия» Пэрри, с ее зоологической ненавистью к прогрессивным обществен- ным теориям, представляет типичный образец антиуто- пического романа. В изображение социализма навыворот по сути дела не внес ничего нового и русский писатель Евгений За- мятин, окончивший своц дни в эмиграции. Его антисо- ветский пасквиль «Мы», напечатанный сначала в бело- эмигрантской прессе, а затем, в 1924 году, выпущен- ный отдельным изданием в Англии, выражает испуг и растерянность озлобленного буржуазного интеллиген- та, ушибленного Октябрьской революцией. Если бы произведения типа «Багрового царства» Пэрри не по- являлись десятками, Замятина можно было бы обви- нить в литературном плагиате. В XXVI веке коллективизированное человечество полностью избавлено от «зловредного индивидуализ- ма». Все люди носят голубую униформу, снабжены номерными знаками и даже на прогулку выходят ба- 444
тальонами. Они «в один час встают, работают под команду, едят пищу в определенные часы, любят по розовым талончикам, и надо всем — единое государ- ство и благодетель человеческого рода, мудро пеку- щийся о безошибочно-математическом счастье». Пальма первенства в создании человеконенавистни- ческих черных антиутопий принадлежит известному английскому писателю Олдосу Хаксли. О его «Пре- красном новом мире» (1932), выдержавшем двадцать пять изданий общим тиражом около двух миллионов экземпляров, писалось у нас достаточно много. Напо- мним только, что в унифицированном обществе буду- щего, где властвует диктатор Мустафа Монд, напоми- нающий Великого инквизитора у Достоевского, людям запрещена какая бы то ни была духовная жизнь. Они пользуются материальными благами, могут наслаждать- ся комфортом, не знают ни болезней, ни страха перед завтрашним днем... Но если кому-нибудь захочется тай- ком почитать Шекспира или Байрона — ему не мино- вать жестокой кары. Впрочем, можно ли считать обитателей этого «пре- красного нового мира» настоящими людьми? Ведь они выводятся в специальных инкубаторах — однотипными сериями, заранее предназначенными для определенных общественных функций. Высшая серия «альфа» создает элиту — людей для управления, низшая серия «эпси- лон» — полуидиотов, способных выполнять лишь про- стую механическую работу. Эту мрачную антиутопию можно было бы толко- вать как протест консервативного англичанина против предстоящей ломки привычных устоев и традиций или даже как выступление против назревающей угрозы фа- шизма. Но дальнейшая эволюция Хаксли отчетливо по- казала, что он не делал никакого различия между дик- татурой фашистского типа и социалистическим госу- дарством. Недаром его последующие антиутопические романы, особенно «Обезьяна и сущность» (1947), были подняты на щит американской реакцией. А. Мортон, автор переведенной у нас книги «Ан- глийская утопия», справедливо заявляет, что в злобных нападках на коммунистическое будущее Джордж Оруэлл переплюнул самого Хаксли. Вот что пишет ан- глийский историк по поводу пресловутого романа 445
Оруэлла «Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый» (1949): «Мы тут знакомимся с миром, поделенным между тремя «коммунистическими» государствами, находящи- мися в состоянии непрерывной войны, постоянных нехваток, постоянных чисток и постоянного рабства. «Герой» книги работает в Министерстве правды, чья за- дача заключается в том, чтобы непрерывно обманывать народ относительно того, что происходит в действи- тельности, и при этом воссоздавать прошедшее таким образом, что невозможно установить правду относи- тельно того, что когда-либо произошло. Для этой цели создан новый язык — «двойной разговор», в котором даже «мысленное преступление», то есть малейший на- мек на расхождение с политикой правительства в лю- бой данный момент, сделано невозможным. Эта цель еще не вполне достигнута, и герой совершает «мыслен- ное преступление», а вдобавок еще «половое престу- пление», то есть согрешает по части любви или доволь- но дрянного ее заменителя. Стоит отметить, что в мире Оруэлла принудительная невинность играет ту же роль, что принудительное совокупление в «Прекрасном новом мире»: в обоих случаях цель состоит в том, чтобы искоренить нормальное чувство полового влече- ния и этим путем настолько выродить человеческий интеллект, чтобы он уже не мог служить базисом для индивидуальности». Парадоксально, но факт: ужасы, нелепости и аб- сурдность так называемого коммунистического строя, изображенного с позиций воинствующего буржуа, по- черпнуты из современной капиталистической, и в пер- вую очередь американской, действительности. Разве непрерывные войны не вытекают из самой сущности империализма? Разве не в США проводилась чистка государственного аппарата в соответствии с выводами Комиссии по расследованию антиамериканской дея- тельности? Разве не в США применяется при допросах «детектор лжи», якобы улавливающий «мысленное пре- ступление», — почти как в романе Оруэлла?! Мы остановились на нескольких характерных анти- утопиях, созданных в разные десятилетия нашего ве- ка, чтобы подтвердить наш исходный тезис: питатель- ной почвой для процветания этой разновидности фан- 446
тастической литературы послужила обострившаяся идеологическая борьба в период всеобщего кризиса капитализма, в период формирования и развития со- циалистических государств. Не следует думать, что у Хаксли и Оруэлла не на- шлось последователей. В огромном потоке реакцион- ной литературы, выходящей на Западе, антиутопиче- ская фантастика занимает далеко не последнее место. 2 Писатели и критики Запада не проводят четкой грани между антиутопией и предупреждением, пола- гая, что задача этой разновидности фантастической ли- тературы — предупреждать о возможных и непредвиден- ных изменениях в мире. Например, тот же А. Азимов в статье «Будущее? Напряженное!» («Fantasy and Science Fiction», 1965, № 6) утверждает, что одна из важнейших функций научной фантастики — сделать самый факт ожидаемых перемен менее неприемлемым для среднего человека. Азимову представляется, что грядущие перемены, которые он называет «революционными изменениями первого ранга», должны затронуть четыре сферы жизни. Наибольшая угроза, по его мнению, это — «взрыв населения». Научная фантастика уже рассматривала эту проблему с разных точек зрения. «Я могу припо- мнить много вещей, — пишет Азимов, — фоном которых является перенаселенная Земля. Из моих собственных вещей примером может служить роман «Стальные пе- щеры», другой пример — «Торговцы космосом» Фреде- рика Пола и Сирила Корнблата» !. «Наиболее жестокой и эффектной историей такого типа (во всяком случае, по моему мнению), — читаем мы в этой же статье, — является рассказ Фредерика Пола «Переписчики», в котором численность населе- ния поддерживается на необходимом уровне очень простым способом: раз в десять лет проводится пере- 1 В русском переводе этот роман вышел под заглавием «Опе- рация „Венера”». 447
пись, после чего подлежит уничтожению каждый три- надцатый, пятнадцатый или девятый, в зависимости от того, какая часть населения признаётся лцшней». Комментируя этот рассказ, Азимов называет его «антипредсказанием» и оценивает как своего рода «шо- ковое средство», которое должно заставить людей за- думаться над проблемой перенаселения. В связи с этим позволим себе небольшое отступле- ние. Мрачные и порою жестокие сюжеты фантастиче- ских произведений западных писателей далеко не все- гда являются выражением их подлинных представле- ний о будущем. Ни Айзек Азимов, изображающий в своих «Стальных пещерах» человечество, вынужден- ное спасаться от тесноты в подземельях, ни Фредерик Пол, выдвинувший «проект», не уступающий по сви- репости «скромному предложению» Свифта — приго- товлять рагу и фрикасе из детей ирландских бедня- ков, — вовсе не относятся к категории людоедов. И тот и другой известны в литературе своими прогрессив- ными взглядами. Они сознательно доводят до логиче- ского абсурда выдвинутые ими положения, чтобы мо- билизовать общественное мнение. Ведь фантастическая гипербола — излюбленный прием многих писателей- классиков от Свифта до Уэллса. Этот прием широко используется и в современной фантастике. Второе «революционное изменение» — это, по Ази- мову, «взрыв автоматизации». Речь идет о знакомой любителям научной фантастики ситуации, когда вся физическая и большая часть умственной работы выпол- няется роботами. «В каком мире мы будем жить, если осмысленная работа станет роскошью, доступной лишь немногим, когда скука и безделье станут всемирно рас- пространенной болезнью?» Итак, мы опять вернулись к едва ли не самой зло- бодневной проблеме — проблеме научно-технического прогресса, которая сейчас тревожит умы не только пи- сателей-фантастов, но и философов, экономистов, со- циологов Запада. Куда идет мир? Каковы будут по- следствия всеобщей автоматизации? Сможет ли человек сохранить свою индивидуальность? Не приведет ли это к полной девальвации культурных ценностей? Не повлечет ли это за собой окончательного отрыва от природы? Вот только некоторые из жгучих вопросов, 448
вызванных к жизни стремительным ростом и совершен- ствованием техники. Что касается фантастической литературы, то «чело- век и машина» — одна из ее кардинальных тем от пьесы «R. U. R.» Карела Чапека до сборника рассказов самого Азимова «Я, робот». Третьей угрозой он считает «взрыв информации». Научные открытия появляются так густо и так быстро, что человеческий мозг уже не способен воспринимать их во всей глубине — вне пределов узкой специализа- ции. «Моей попыткой сказать что-то в этом направле- нии, — пишет Азимов, — был рассказ «Мертвая рука», в котором я постулировал существование профессио- нальных научных писателей, просеивающих работы ученых и пишущих затем общедоступные сводные статьи». Это предсказание оказалось пророческим, по край- ней мере по отношению к самому Азимову. В послед- ние годы, отойдя от фантастики, он пишет популярные статьи и книги о важнейших проблемах современной науки, суммируя выводы из многочисленных исследо- ваний, ведущихся в разных областях знания (такова переведенная на русский язык его книга «Вид с вы- соты»). Четвертое революционное изменение, последствия которого скажутся в полной мере в недалеком буду- щем, — «взрыв свободы». Азимов имеет в виду уничтожение колониальной си- стемы, освободительные движения народов разных кон- тинентов, в первую очередь Африки и Южной Амери- ки, а также сопутствующую им борьбу за гражданские права в самих Соединенных Штатах. В связи с этим он напоминает о рассказе Рэя Бредбери «Высоко в небе- са...» (из «Марсианских хроник») — о массовой эмигра- ции американских негров на Марс и о своем собствен- ном рассказе «Конфликт, которого можно избежать» — о влиянии независимой Африки на международную жизнь. В то же время Азимов признаёт, что пробле- мам, связанным со «взрывом свободы», западные фан- тасты до сих пор еще не уделили должного внимания. Статья Азимова кончается вполне реалистическим выводом: «Так или иначе, каждое из важнейших изме- нений, стоящих на нашем пути, в состоянии, еще до 449
того как одно поколение сменится другим, разрушить мир, который мы знаем. Чтобы изменения в мире не привели к его уничтожению, мы должны сделать ра- зумные прогнозы о том, куда мы идем, и начать дей- ствовать теперь же на их основе». Оценка Азимовым важнейших аспектов фантасти- ческой литературы «предупреждения» не вызывала бы возражений, если бы американский писатель в своей интересной статье не обошел молчанием наиболее жи- вотрепещущих, волнующих все человечество вопро- сов: угрозы истребительной тотальной войны и фаши- зации капиталистических государств. Эти проблемы неотделимы одна от другой и вытекают из агрессив- ной сущности империализма. И недаром именно в тридцатые годы, когда в Гер- мании утвердилась кровавая фашистская диктатура и когда уже назревала вторая мировая война, крупней- шие писатели Запада выступили с социально-фантасти- ческими памфлетами, в которых предупреждали чело- вечество о смертельной опасности, нависшей над всем миром. Первым ринулся в бой Герберт Уэллс. В романе «Самовластие мистера Парэма» (1930) он рисует кар- тины доброй старой Англии, неожиданно попавшей под власть мелкого честолюбца, который при поддержке финансовых кругов возводится в ранг диктатора. Прав- да, все это только приснилось мистеру Парэму во вре- мя спиритического сеанса, но уже через два года после появления романа Уэллса по улицам Лондона марши- ровали фашистские молодчики Освальда Мосли. Пятью годами позже Уэллс напечатал литературный киносценарий «Облик грядущего», поставленный из- вестным режиссером Корда. На страницах этой книги и на полотне экрана возникает ужасающий облик истерзанной бесконечной войной и низведенной до первобытного варварства Европы. Эпидемии, голод, всеобщее одичание — вот что стало уделом крошеч- ных, враждующих между собой государств, и в част- ности Эвритауна, прозябающего под властью тупого солдафона, именуемого Боссом-патриотом. Путь к спасению человечества Уэллс находит в ра- зумных действиях объединения инженеров и ученых — «Крылья над миром». Но, конечно, не эти, обычные 450
для него технократические рецепты, а жгучая нена- висть к фашизму и глубокая убежденность в том, что люди в конце концов найдут силы победить «зверя» и спасти цивилизацию, — делают «Облик грядущего» значительным и злободневным произведением. В 1939 году, в первые дни мировой войны, Уэллс опубликовал статью «О чести и достоинстве свободно- го разума», в которой писал: «Чумная крыса может искусать и погубить человека. Крысы и раньше распро- страняли эпидемии и губили миллионы людей. Но че- ловек тем не менее остается человеком, а крыса — кры- сой. Страшно и омерзительно, когда огородное чучело, выучившееся говорить трескучие речи, пустой костюм, набитый газетами, набрасывается на человека и уби- вает его, но это не делает чучело человеком и не от- нимает у человека его человеческого достоинства и гордости, если только он не поддался страху». Одновременно с «Обликом грядущего» Уэллса в США появляется социально-фантастический роман- предупреждение Синклера Льюиса «У нас это невоз- можно». Уловив реакционные тенденции, уже и тогда достаточно отчетливо проступавшие в политической жизни его страны, писатель, с присущим ему реали- стическим мастерством, изобразил Соединенные Шта- ты Америки, ставшие после выборов очередного пре- зидента откровенно фашистским государством по об- разу и подобию третьего рейха. Президент Бэз Уиндрип подавляет последние остатки свобод. Действующие по его указке банды «минитменов» уничтожают негров, коммунистов и сто- ронников либерала Рузвельта, сжигают на кострах сочинения Хемингуэя и Марка Твена и т. д. Американ- цы провозглашаются высшей расой, а «доброй войне» отдается предпочтение перед «худым миром». Но самое примечательное — сила предвидения. «Во всей американской литературе, — пишет в по- слесловии А. Кривицкий, — нет и не было романа, ко- торый бы с такой силой предвидения на много лет вперед проследил извилистый процесс формирования фашизма в Штатах. ...Синклер Льюис вполне отчетли- во предсказал инквизиторский маккартизм и многие другие явления, вплоть до тех, какие мы наблюдаем в политической жизни США сегодня». 29* 451
И еще один блестящий пример произведений такого жанра — «Война с саламандрами» Карела Чапека, опуб- ликованная в том же 1935 году. Но в отличие от книг Уэллса и Синклера Льюиса, это не социальная фан- тастика типа «что было бы, если...», а ядовитая сатира на фашизирующееся буржуазное общество, — сатира, облеченная в форму фантастической аллегории. Доста- точно вспомнить, что писал о своем романе сам автор: «Критика сочла мою книгу утопическим романом, про- тив чего я решительно возражаю. Это не утопия, а со- временность. Это не умозрительная картина некоего отдаленного будущего, но зеркальное отражение того, что есть в настоящий момент и в гуще чего мы живем. Тут дело не в моем стремлении фантазировать — фан- тазии я готов сочинять даром, да с походом и когда угодно, — если кто захочет; тут мне важно было пока- зать реальную действительность. Ничего не могу с со- бой поделать, но литература, которая не желает реаги- ровать на окружающее с той силой, какая только дана слову и мысли, — такая литература чужда мне». Если же говорить о фантастической литературе послевоенных лет, то почти в каждом серьезном произ- ведении мы уловим мотив предупреждения. Это в оди- наковой степени относится и к проблемам, затрону- тым в статье Азимова, и к тому, о чем мы только что говорили, и ко многим другим аспектам «предвидимого» будущего, будь то освоение космоса, столкновение с гипотетическими инопланетными цивилизациями, непо- стижимыми явлениями природы и т. п. Наши читатели хорошо знакомы с фантастикой Рэя Бредбери и прежде всего с его книгой «451° по Фарен- гейту», которую мы относим к лучшим образцам рома- на-предупреждения. Что же вызывает тревогу писателя? На первый взгляд может показаться, что Бредбери просто питает ненависть к отупляющим сознание новым формам ме- ханической культуры, получившей наиболее уродливое выражение в современном американском телевидении (с этой темой, кстати, связан и рассказ «Вельд»), Но такое толкование романа было бы слишком узким. Тревожные симптомы деградации Бредбери улавливает буквально во всех сферах нынешнего буржуазного об- щества. Безответственное политиканство, ведущее к 452
усилению напряженности, пугает писателя не меньше, чем дегуманизация культуры, которую он усматривает в вытеснении живого мыслящего индивида бездушными механизмами. По сути дела то чудовищное общество будущего, которое он изобразил в своей книге, есть не что иное, как фантастическая гипербола американского фашизма, с которым мы встретились в романе «У нас это невоз- можно». Но при всем несходстве сюжета и художе- ственной манеры оба писателя этому бесчеловечному режиму противопоставляют интеллигентов-одиночек, неспособных к каким-либо целенаправленным дей- ствиям. Отсутствие позитивных представлений о будущем, к сожалению свойственное подавляющему большинству писателей-фантастов Запада, и привело к исчезновению романа-утопии, которую заменили в буржуазной фан- тастике антиутопия и роман-предупреждение. Правильно предвидя или предчувствуя какую-то реальную опасность, грозящую миру, они создают в своих произведениях, и подчас с огромной впечатляю- щей силой, мрачные картины торжествующего зла. А в тех редких случаях, когда пытаются найти какое- то светлое, гармоническое начало, устремляются мыслью не вперед, а назад и находят убежище в уют- ном патриархальном прошлом. Таковы некоторые рассказы Бредбери из «Мар- сианских хроник», из сборника «Золотые яблоки солн- ца», таковы многие повести Пола Андерсона или фи- нал весьма типичной для современной западной фан- тастики повести французского писателя Андре Дотеля «Остров железных птиц». Герой этой повести, молодой француз Жюльен Гре- неби, попавший на неведомый остров, сталкивается с миром кибернетических устройств, управляющих всем населением острова по законам логики и целесообраз- ности. Подобно тому, как в «451° по Фаренгейту» суд и расправу над провинившимися учиняют механиче- ские псы, здесь эту роль выполняют кибернетические гарпии — железные птицы, уничтожающие каждого, кто позволит себе малейшее отклонение от установлен- ных правил. Когда после многих приключений Жюльену Гре- 453
неби вместе с его подругой удается бежать с этого ужасного острова, он находит успокоение и счастье в провинциальном французском городке — на лоне при- роды, в общении с богом и любимой женой... Чем же все-таки отличается роман-предупреждение от антиутопии? На наш взгляд тем, что если в а.чтиутопии комму- нистическому и социалистическому будущему противо- поставлены реакционные общественные идеи и в конеч- ном счете — status quo, то в романе-предупреждении мы имеем дело с честными попытками указать, какие беды и опасности, препятствия и трудности могут встретить- ся в дальнейшем на пути человечества. При этом, рас- сматривая подобные произведения, мы находим широ- кий диапазон идей — от традиционного буржуазного гуманизма и либерализма до отчетливо выраженных марксистских убеждений. 3 В социалистических странах жанр романа-утопии входит органической составной частью в научно-фан- тастическую литературу. Да иначе и быть не может! Закономерности, установленные историческим мате- риализмом, открывают перспективу дальнейшего развития общества, построенного на научных прин- ципах. Опираясь на этот мировоззренческий фундамент, писатели-фантасты силою своего воображения воздви- гают величественное здание, причем каждый из них может полагаться не только на конкретные научные представления, но и на свой собственный «архитектур- ный» вкус. И даже в произведениях, непосредственно не посвя- щенных теме коммунистического будущего, оно, это будущее, создает тот необходимый критерий, который позволяет судить о взглядах автора. Коммунистические отношения могут служить общественным фоном, на ко- тором развертывается действие, либо подразумеваются как должное, когда речь идет о негативных явлениях или о сатире на современный капитализм. «Туманность Андромеды» И. Ефремова и «Магелла- 454
ново облако» Станислава Лема, написанные почти од- новременно в середине пятидесятых годов, были и оста- ются наиболее значительными коммунистическими уто- пиями нашего времени. Поскольку разбор социально-утопических произве- дений не входит в Задачи этой статьи, напомним лишь об одном принципиальном положении романа Лема, которое отчетливо определяет исходные позиции пи- сателя. «Наши знания в области законов общественного развития, строения материи, формирования и проявле- ния духовной жизни человека неполны, — пишет он в предисловии к роману, — но отражают нынешний этап познания. Опираясь на них, мы не можем создать какой-то окончательной, завершенной во всех деталях картины будущего мира. Однако это отнюдь не озна- чает, что наука на нынешнем ее этапе совершенно бес- сильна в отношении будущего. Известные положения теории исторического материализма, а также основное направление в развитии техники и естественных наук позволяют набросать в общих чертах картину буду- щего...» Исходя из этого, Лем и выступает в роли «архи- тектора будущего», создавая широкую панораму пре- ображенной Земли и освоенного человечеством около- солнечного пространства. Подробно раскрывая новые общественные отношения, Лем, как и Ефремов, видит безграничные возможности для приложения сил и спо- собностей нащих далеких потомков. Непрерывное устремление вперед — в вечном поиске — является для них естественной нормой поведения и главным стиму- лом дальнейшего развития общества. Изучение Вселенной и попытка установить непо- средственный контакт с разумными обитателями чужих миров определяет сюжетную основу романа. «Некогда, в древности, людей объединяли общие традиции, обычаи, родовые и национальные связи. А нас сильнее всего связывает наша деятельность по завоеванию будущего. Мы смотрим далеко за пределы личной жизни одиночки. В этом наша сила, основа на- шей жизни; мы не ждем пассивно будущего, но сами творим его». Так говорит один из героев «Магелланова облака», конструктор звездолета Ирьола. 455
Многочисленные почитатели Лема, не исключая и критиков, неоднократно выражали недоумение, почему писатель, создавший такое жизнеутверждающее про- изведение, отошел от своей «генеральной темы» и стал разрабатывать совсем иные варианты будущего. Нам думается, что это не так уж трудно объяснить. В «Магелланово облако» автор вложил все свои пози- тивные представления о грядущем мире. Художник больших возможностей и всесторонний эрудит, каким предстает перед нами Лем, не мог ограничиться вариа- циями одной, пусть даже очень важной, темы. От героев «Туманности Андромеды» и «Магеллано- ва облака» нас отделяют долгие столетия. Историче- ский же опыт говорит о том, что ни в одну эпоху дви- жение вперед не было легким и гладким. Обострившиеся противоречия в современном мире не дают оснований рассчитывать, что социальный про- гресс выпрямится как полотно железной дороги. Старое не уступит своих позиций без длительного и жестокого сопротивления. Природа не выдаст свои сокровенные тайны, не потребовав взамен колоссальных усилий по- знающего разума. Человек не станет воплощенным идеалом физического и нравственного совершенства на протяжении жизни одного или нескольких поколений. Какие же трудности можно представить себе на долгом пути к этим ослепительным вершинам? Какие препятствия придется преодолеть? Писатель не закрывает глаза на то, что переделка мира, познание природы и самого человека — процесс чрезвычайно сложный, трудный и противоречивый. Исторический оптимизм марксистской философии отнюдь не означает, что мы можем сложить оружие и ждать, когда разольются молочные реки и кисельные берега. То, что препятствует сейчас или может препят- ствовать в будущем достижению наших целей, должно быть устранено. Достижение идеала требует неустан- ной борьбы. На это и нужно обратить внимание, пре- достеречь человечество от существующих или потен- циальных опасностей. Именно так поступает Станислав Лем, создавший целый цикл романов-предупреждений. И не только Лем. Можно было бы назвать не один десяток произве- дений этого жанра, созданных писателями-фантастами 456
социалистических стран, не исключая, разумеется, и советских. В этой связи нельзя не остановиться на творчестве Аркадия и Бориса Стругацких. В научно-фантастиче- ских повестях «Страна Багровых туч», «Путь на Амаль- тею», «Стажеры», «Возвращение (Полдень, 22-й век)» они сконцентрировали свои усилия на изображении коммунистического будущего в разных его гранях и аспектах. Наиболее полно они воплотили свою мечту в последней из названных книг, где одинаково при- стальное внимание уделено и раскрытию новых чело- веческих характеров, и самих общественных отноше- ний, которые их формируют. Подобно Лему, начав с утверждения идеала, Стру- гацкие перешли потом к показу тех возможных пре- пятствий и противоречий, которые могут встретиться в дальнейшем или громоздятся на нашем пути уже се- годня. «Дорогие мальчики! Простите меня за обман. Я не историк. Я просто сбежал к вам, потому что хотел спас- тись. Вы этого не поймете. У меня осталась всего одна обойма, и меня взяла тоска. А теперь мне стыдно, и я возвращаюсь. А вы возвращайтесь на Саулу и де- лайте свое дело, а я уж доделаю свое. У меня еще це- лая обойма. Иду. Прощайте. Ваш С. Репнин». С таким письмом обращается к своим молодым друзьям неведомо откуда появившийся и неизвестно куда исчезнувший Саул — главный герой повести Стру- гацких «Попытка к бегству». Человек нашей эпохи, совершивший со своими да- лекими потомками «туристское путешествие» на не- известную планету и столкнувшийся там с деспотиз- мом, варварством, произволом, кровавыми расправа- ми — со всем тем, что стало, по-видимому, далекой историей для его спутников, этот странный человек возвращается в прошлое, чтобы до конца выполнить свой нравственный и гражданский долг. И Саул—Реп- нин погибает в фашистском концентрационном лаге- ре, выпустив по врагам последнюю обойму из захва- ченного у них «шмайсера». Временные смещения, создающие условный алле- горический фон, конечно, не следует понимать бук- вально. И не нужно искать объяснения, каким образом Вахта „Арамиса* 457
Репнин стал Саулом и попал в далекое будущее. Надо только правильно понять подтекст этой повести: ни при каких обстоятельствах невозможно совершить ска- чок в будущее, не взрыхлив для него и не пропитав кровью и потом почву настоящего. Человек и общество — так можно определить глав- ную тему и последующих повестей Стругацких. В своих фантастических социальных проекциях они выдвигают на первый план острые, а иной раз трагические кон- фликты, к которым приводят неизбежные противоре- чия между стремлением человека покорить Вселенную и сопротивлением косной материи; между могуществом творческого Разума и невозможностью проявить его силы в определенных исторических условиях; между субъективным пониманием нравственного долга и объективными закономерностями общественного разви- тия. С такими философско-этическими конфликтами мы сталкиваемся и в «Далекой радуге», и в «Трудно быть богом», и в других произведениях братьев Стру- гацких. Мы хотели этим показать, что в социалистической фантастике тема предупреждения выходит далеко за рамки, намеченные Азимовым, что вопрос о препят- ствиях и трудностях на пути общечеловеческого про- гресса понимается шире и глубже. А теперь мы можем вернуться к Лему. 4 Его первый научно-фантастический роман «Астро- навты» (1950), написанный в разгар холодной войны, воспринимается как прямой ответ писателя на приме- нение атомной бомбы, сброшенной американцами на Хиросиму и Нагасаки. Перенося действие в 2003 год, Лем приглашает чи- тателей совершить путешествие на Венеру в звездолете «Космократор». Но Венера оказалась мертвой плане- той. В результате истребительной атомной войны от высокой цивилизации ничего не осталось, кроме страш- ных развалин, а от разумной жизни сохранился лишь печальный след — две тени на стене. «Всю поверхность отлогого склона покрывали мел- кие пузыри стекловидной массы, застывшей в момент 458
кипения. Мы обратили внимание, что в двух местах стена была гладкой и слегка вогнутой. В лучах мощно- го фонаря, направленного так, чтобы свет падал почти параллельно поверхности, на шершавом фоне просту- пали два стертых силуэта, заостренных кверху, словно тени в высоких капюшонах. Один сильно наклонялся вперед, словно падая, другой скорчился, как бы присев и втянув голову в плечи». Политический пафос этого романа подчеркивается словами одного из геров, космонавта Чандрасекара: «Разве на Земле не было таких, кто делал то, что вам, пилот, показалось совершенным безумием, не было торговцев смертью, которые служили обеим воюющим сторонам, продавая им оружие?» В этом, далеко еще не совершенном, «пробном» романе уже угадывается удивительная способность польского писателя сталкивать человека с непостижи- мыми явлениями, опрокидывающими привычные зем- ные понятия, от которых удается отрешиться лишь не- многим фантастам. И уже вырабатывается свойственная Лему манера вводить пластичные детализованные опи- сания новой техники, чужой природы, необычной об- становки действия — всего, что постепенно постигается и познается героями его книг. В «Астронавтах» мотив предупреждения лежит на поверхности. Атомная угроза тревожит умы и прогрес- сивных государственных деятелей, и ученых, и писа- телей. Речь идет о жизни и смерти человечества. В начале пятидесятых годов Лем был одним из первых фанта- стов, подчинивших замысел романа этой важнейшей теме, которая заняла затем в мировой фантастике едва ли не ведущее место. В дальнейшем, накопив огромный запас научных знаний в самых различных областях, Лем обращается к труднейшим проблемам познания Вселенной и пре- достерегает человечество, ставшее на пороге космоса, от «головокружения от успехов». Когда в нашей стране был запущен первый в мире искусственный спутник Земли, проникновение челове- ка в космос казалось задачей завтрашнего дня. Не только писатели-фантасты, но и ученые высказывали предположение, что вслед за полетами на Марс и Ве- 459
неру откроются перспективы и межзвездных сообще- ний. Однако современная наука пока что полностью исключает физическую возможность достижения чело- веком даже ближайших звездных систем, хотя, как пи- шет английский астрофизик Ф. Хойл, «при нынешних темпах развития радиотехники возможность связи с обитателями далеких миров может скоро оказаться вполне реальной». А ведь еще несколько лет назад идея Великого Кольца, выдвинутая Ефремовым в «Туман- ности Андромеды», учеными всерьез не обсуждалась! К постановке всевозможных проблем, связанных с изучением природы в далеком будущем, Лем обра- тился во всеоружии современных научных знаний. В сферу его интересов входят вопросы философии и социологии, математическая физика и кибернетика, астрономия и биология, медицина и теория информа- ции, электроника и химия полимеров и т. д. — Мне некогда читать научно-популярную литера- туру, я обращаюсь только к первоисточникам, — сказал однажды Лем авторам этих строк. И, конечно, не случайно писатель делит время меж- ду научной фантастикой и собственно наукой. Его «Диалоги» и «Summa technologiae» представляют собой серьезные философско-социалогические исследования о влиянии науки и техники на человечество в настоя- щем и будущем. Эти книги содержат сгусток идей, ко- торые стимулируют и художественное творчество Лема. Исходя из нынешнего состояния науки и техники и психологической неподготовленности общества к их «взрывному» развитию, он рисует картины грядущего мира. Это будет, утверждает писатель, совершенно иной мир, едва постижимый для современного образа мышления. Научно-философские рассуждения Лема наталки- вают на спор, вызывают желание полемизировать, как и его последние фантастические романы. Лем идет на это вполне сознательно, считая, что главная цель науч- ной фантастики — «констатировать определенные си- туации, которые должны проиллюстрировать воздей- ствия, следствия, результаты определенных открытий, изобретений и т. д. для человека и общества на опре- деленном этапе исторического развития». 460
Романы конца пятидесятых — шестидесятых годов — «Эдем», «Солярис», «Возвращение со звезд» и «Непо- бедимый» (в такой последовательности они выходили в свет) — можно подвести под условные рубрики: че- ловек и природа, человек и техника. 5 Солярис... От горизонта до горизонта медленно пе- рекатывает тяжелые бурые волны Океан, почти цели- ком покрывающий планету. Но это не воды земных морей, а студенистый сироп, представляющий собой высокоорганизованную плазму, способную не только влиять на стабилизацию орбиты Соляриса, вращающе- гося вокруг двух солнц — красного и голубого, — но и воспроизводить на своей поверхности различные земные образы, извлеченные из памяти исследо- вателей. На гребнях волн возникают силуэты зданий, ланд- шафты, машины, гигантские отливки людей с бессмы- сленными лицами годовалых детей... Происходит взаим- ный процесс исследования, причем Океану, по-види- мому, легче постичь природу людей, чем людям — при- роду Океана. Проникая в тайники подсознательной сферы человеческого мозга, Океан все более искусно «лепит», облекая в материальную форму, живые обра- зы, врезавшиеся в память ученых. И так Океан стано- вится невольным «обличителем» темных сторон челове- ческой души. На сателлоиде — постоянной исследовательской станции над Солярисом — происходят не поддающиеся объяснению драматические события. Через восприятие только что прибывшего туда доктора Келвина Лем с устрашающей силой выразительности рассказывает о таинственных «гостях». Тут и огромная негритянка с нежными, как у младенца, подошвами ног (ведь она никогда не ступала по земле!), и детские голоса за дверью лаборатории Сарториуса, и дважды воскрешен- ная Океаном Хари — возлюбленная самого Келвина, покончившая с собой десять лет назад... И в предисловии к русскому изданию, и в устных беседах Лем подчеркивает, что «Солярис» нужно пони- 461
мать прежде всего как роман-предупреждение о неиз- бежности столкновений человека с непостижимыми на определенных этапах явлениями, а вовсе не как ги- потетическую модель того, что, по его мысли, может случиться на самом деле. И писатель вовсе не настаи- вает на том, что высокоорганизованная материя может в действительности проявиться в форме мыслящего Океана. Это лишь один из многих фантастических до- пусков, объясняющих причины несостоявшегося кон- такта. «„Солярис”, — пишет Лем, — должен был быть (я воспользуюсь терминологией точных наук) моделью встречи человечества на его дороге к звездам с явле- нием неизвестным и непонятным. Я хотел сказать этой повестью, что в космосе нас наверняка подстерегают неожиданности, что невозможно всего предвидеть и запланировать заранее, что этого «звездного пирога» нельзя попробовать иначе, чем откусив от него». По сути дела, та же тема развивается и в «Непобе- димом». С опорной базы в системе Лиры на планету Ре- гис III прибывает звездолет с заданием — выяснить причину гибели на этой планете звездного корабля того же класса «Кондор». И тут экипаж «Непобеди- мого» подстерегают не поддающиеся объяснению не- ожиданности. Вот какая картина представилась взорам землян на пустынном, лишенном даже растительности, хотя и вполне пригодном для развития органической жизни, Регисе III: «То, что они назвали «городом», в действи- тельности ничуть не походило ни на один из земных городов. Утопленные на неизвестную глубину в под- вижных барханах, стояли темные массивы с ощетинив- шимися поверхностями, не похожие ни на что когда- либо виденное людьми. Конструкции не поддающихся определению форм достигали высоты нескольких эта- жей. В них не было окон, дверей, даже стен. Одни выглядели как складчатые, расходящиеся в разных на- правлениях, страшно перепутанные сети, с утолще- ниями в местах соединений, другие напоминали слож- ные пространственные арабески, какие создали бы 462
взаимопроникающие пчелиные соты, или решета с треугольными и пятиугольными отверстиями. В каждом большом элементе и в каждой видимой плоскости мож- но было обнаружить какую-то регулярность, не такую однородную, как в кристалле, но несомненно повто- ряющуюся в определенном ритме». Весь этот город находится под слоем песка, и един- ственное, что удалось на первых порах установить, — он построен из очень старого металлического сплава стали, вольфрама и никеля. А дальше, путем логиче- ского анализа и сопоставления фактов (изображение железной последовательности работы мысли — самое большое достоинство романа), люди выясняют, что это вовсе не следы некогда погибшей цивилизации, а ре- зультаты деятельности автоматов, заброшенных миллио- ны лет назад на Регис III пришельцами из созвездия Лиры. И вот парадокс: обладая неслыханно мощной тех- никой, экипаж «Непобедимого» ничего не может сде- лать с мириадами крошечных кибернетических мушек, возникших путем длительной эволюции самооргани- зующихся и самовоспроизводящих роботов. Но было бы неверно понимать это как демонстрацию бессилия человеческого разума перед непреоборимой металличе- ской стихией. Люди безусловно могли бы создать еще более мощ- ную технику, специально приспособленную для борьбы с феноменом «мертвой цивилизации». Но стоит ли игра свеч? «Регис безлюден, человеку нечего здесь искать. ...Ничье сознательное намерение, ничья вра- ждебная мысль не стояли на нашем пути. Мертвый про- цесс самоорганизации... Стоит ли расточать все силы и энергию, чтобы его уничтожить только потому, что мы сразу же приняли его за подстерегающего нас вра- га, который сначала из-за угла напал на «Кондор», а по- том на нас? Сколько таких зловещих, чуждых человече- скому пониманию явлений может таить в себе космос? И мы должны везде побывать с уничтожающей мощью на борту кораблей, чтобы разбить все, что несовмести- мо с нашим разумом?» Наибольшие споры вызывает роман Лема «Возвра- щение со звезд». Возможно, кое-кто подумает, что пи- сатель попытался изобразить один из мыслимых вариан- 463
тов идеального общества. В самом деле, каким прекрас- ным стал облик нашей планеты! Благоустроенные города, величественные здания, поражающие совершенством архитектурных форм, дворцы развлечений, иллюзионы, тенистые парки, чу- десные сады, море света, тончайшая музыка... Как легко и радостно стало жить! Склады забиты разнообразней- шими вещами, где каждый может взять себе все что угодно — по вкусу и желанию. Люди ни в чем не испы- тывают недостатка. Исчез страх перед неустроенно- стью. Побеждены болезни, продлен срок человеческой жизни. Забыт изнурительный труд, — почти всю рабо- ту выполняют умные, послушные машины. И самое главное, устранена всякая опасность — не только вооруженных конфликтов, но даже нападения хищника где-нибудь в лесной чаще. Тигры, как и люди, утратили способность убивать. В этот счастливый мир попадают космонавты-реля- тивисты, проведшие в фотонном звездолете одно деся- тилетие и вернувшиеся спустя сто двадцать семь лет по земному времени. Как странно! Этот новый мир не встретил героев космоса восторгом и всеобщим при- знанием. Более того, никого не интересует, откуда они явились и какие новые знания принесли человечеству. Любопытство, смешанное с испугом, вызывают лишь их мускулистые мощные фигуры. И первый вопрос, кото- рый задают Бреггу — главному герою, чьими глазами видится преображенная Земля: «Как, разве вы не беа- тризованы?» Так называемая беатризация — искусственное воз- действие на гормональную систему людей и животных, подавляющее «агрессивные инстинкты», — перевернула все представления о смысле существования. Высочайшая техника, применяемая главным образом для удовлетворения возрастающих потребностей быта и комфорта, охраняющая людей от случайных опасно- стей, изымает из жизни подвиг, риск, отвагу, дерзно- венный поиск. Изобилие материальных благ при отсутствии сти- мулов духовного развития превращает это «идеальное общество» в сытый и добродетельный мещанский рай. Вот почему Бреггу и его товарищам так неуютно на родной планете... 464
Статья Лема «Безопасна ли техника без опасности?» («Литературная газета», 1965, 26 октября) дает ключ к пониманию авторского замысла «Возвращения со звезд». Лему представлятся, что высокое развитие цивили- зации лишает людей возможности совершать героиче- ские поступки, ибо главная тенденция развития совре* менной техники ведет к автоматизации различных процессов, привычно выполняемых сейчас самим чело- веком. «С одной стороны, — пишет он, — все мы хотели бы, чтобы человек будущего был смелым, отважным, спо- собным к самопожертвованию, творчески ищущим, но с другой — делаем все, чтобы воспрепятствовать про- явлению именно таких его черт. В самом деле, разви- тием цивилизации создаются условия, в которых раз- личные явления, осложняющие человеческое существо- вание, дают о себе знать все меньше и меньше». При этом Лем признаётся, что положение, при ко- тором человек создает технику, делающую «все за не- го», его самого отнюдь не восхищает. Скорее — совсем наоборот. «Но тем не менее именно таково объектив- ное направление развития в масштабах всей нашей пла- неты». Выдвинув такую дилемму, писатель не дает прямого ответа — каким образом человечество сможет выйти из этого заколдованного круга. «Возвращение со звезд» и является иллюстрацией того нежелательного варианта будущего, при кото- ром люди, порабощенные ими же созданной техникой, перестают сознательно творить свою историю. Впрочем, в цитируемой статье Лем расходится со своей собственной концепцией. Ведь в «Магеллановом облаке» могущественная техника как раз и побуждает людей идти на большой риск, и она же способствует подлинно героическим действиям экипажа «Непобеди- мого». Очевидно, духовный уровень общества не обяза- тельно понижается с возрастанием научно-техническо- го потенциала, который, как бы он ни был высок, не в состоянии стереть грани между различными социаль- ными системами. Например, в современной Швеции наблюдается, хо- 30 Вахта «Арамиса» 465
тя и не в такой гиперболической форме, как в романе Лема, вопиющая диспропорция между материальным благополучием и духовной опустошенностью, которая приводит к алкоголизму, самоубийствам, наркомании и т. п. Но из этого никак не вытекает, что дальнейшее укрепление материально-технической базы в стра- нах социализма может вызвать подобную диспро- порцию. Между прочим «Хищные вещи века» А. и Б. Стру- гацких, несмотря на известные нарушения внутренней логики повествования и недостаточно четкие социаль- ные акценты, интересны именно тем, что доводят до сатирического гротеска несостоятельные идеи теорети- ков «неокапитализма», способного якобы уничтожить классовые противоречия и создать рай для всех. Какой будет такая «райская жизнь», показывает и Илья Вар- шавский в цикле ядовито сатирических рассказов о вы- мышленной стране Даномаге, где все уродливые сторо- ны капиталистического строя наших дней также дове- дены до последнего предела. По нашему мнению, роман «Возвращение со звезд», как бы его ни истолковывал сам автор, предостерегает прежде всего от не изжитых еще обывательских пред- ставлений о коммунизме как о потребительском рае и от однобокого технического прогресса, ведущего в определенных условиях к духовному обнищанию. б Роман Лема «Эдем» (1958), с которым сейчас впер- вые знакомятся наши читатели, по существу откры- вает собой цикл его романов-предупреждений и, как нам кажется, совмещает обе темы: человек и природа, человек и общество. На неведомую планету, издали напоминающую опа- ловую каплю, совершает вынужденную посадку земной звездолет. Состав атмосферы, температура, наличие воды и растительности позволяют предположить, что планета обитаема. Но как здесь все идет вразрез с априорными земными представлениями! И «деревья» — чаши, от малейшего прикосновения уходящие под зем- лю, и кусты, напоминающие паукообразные существа, 466
с маленькими веретенообразными туловищами, покры- тые густой взъерошенной щетиной. И шевелящаяся, проницаемая «стена», сотканная из каких-то серовато- желтых струек. Поначалу даже невозможно понять, что здесь создано природой и что сделано искусственным путем. И чем большие участки чужой планеты входят в сферу наблюдения, тем больше возникает загадок и тайн. Несомненно, здесь существует высокая цивилиза- ция! Но в ее деятельности трудно уловить какую-то логику и целесообразность. Проникнув сквозь стену, космонавты попадают на территорию «завода». Непо- нятные изделия выбрасываются вверх из открытого колодца и тут же всасываются толстыми черными ко- лоннами, напоминающими слоновьи хоботы, расплавля- ются, заново формуются и следуют дальше... по замкну- тому циклу. И так без конца... Внимание людей привле- кают узкие, словно проложенные лемехом плуга, борозды. Что это — дороги? По-видимому, да. «Над желтой полоской, которая спускалась с широкой седло- вины между двумя холмами, на расстоянии нескольких сотен метров двигалось что-то прозрачное. Это «что-то» слабо отсвечивало на солнце, как быстро вращающееся колесо со спицами. На мгновение оно оказалось на фоне неба, стало почти невидимым, ниже, у подножия склона, снова засияло ярче, как вращающийся клубок, с огромной скоростью спустилось по прямой, миновало рощу дышащих деревьев, сверкнуло, контрастируя с их темной группой, и исчезло в устье далекого оврага». Каковы же они, обитатели Эдема? Случай помогает увидеть одного из них. Но это, судя по всему, разумное существо, никак не укладывается в рамки биологиче- ской классификации, принятой у нас на Земле: «Словно из гигантской, веретенообразно вытянутой устрицы, из толстой складчатой мясистой сумки вы- сунулось маленькое — не больше детского — туловище с двумя ручками. От собственной тяжести оно накло- нилось вниз и коснулось узловатыми пальчиками пола- Оно висело на растягивающихся перепонках бледно- желтых связок, качаясь все медленнее и медленнее, по- ка наконец не замерло. Доктор первый отважился по- дойти к нему, подхватил мягкую многосуставную ко- нечность, маленький торс, исчерченный бледными про- 30* 467
жилками, выпрямился, и появилось плоское безглазое личико с зияющими ноздрями и словно перекушенным языком в том месте, где у людей находится рот». И все, с чем сталкиваются дальше люди, еще больше затрудняет понимание того, что происходит на Эдеме. В глубоких траншеях, заполненных густой вонючей жижей, лежат «двутелы» — то ли мертвые, то ли в ана- биозе, причем у некоторых из складок кожи торчат ме- таллические трубки. Что это — преступные биологические эксперименты, наподобие тех, что проводились в гитлеровских конц- лагерях, или что-то еще более страшное? Лем и в этом романе верен своей художественной манере. Не давая никаких авторских объяснений, он заставляет самих героев шаг за шагом проникать в не- ведомое, ставить перед собой вопросы, опровергать ско- ропалительные выводы, идти дальше по пути исследо- вания, чтобы установить истину. И, пожалуй, самая сильная сторона Лема-художника в том, что через не- посредственное восприятие землян он рисует незабы- ваемые картины чуждой жизни в ее мельчайших под- робностях и поражающих воображение образах. Только прямой контакт с эдемским ученым, который с риском для жизни проник в земной звездолет, дал возможность собрать некоторые предварительные дан- ные о жизни на этой планете. И тут люди окончатель- но убедились, что весьма высокая эдемская цивилиза- ция не укладывается ни в какие земные понятия. Редко кому из фантастов удавалось с такой вырази- тельностью показать невероятные трудности взаимопо- нимания существ разной биологической природы и со- вершенно иного психического склада. Электронный посредник может лишь очень приблизительно пе- реводить понятия, чуждые обеим сторонам. Но даже и очень упрощенный перевод ответов двутела застав- ляет предположить, что жизнь на Эдеме далеко не рай- ская. Тирания анонимного властителя блокирует правди- вую информацию, искусственно разжигая «гневисть» (по-видимому, сочетание гнева и ненависти) между разрозненными группами двутелов и ставя их таким способом под взаимный контроль. Неудачные опыты по биологической перестройке организма, с целью вызвать 468
направленные мутации, приводят к массовой дегенера- тивности, которая выдается за пагубные последствия эпидемий. Естественно, перед людьми возникает вопрос, мо- гут ли они чем-нибудь помочь двутелам. Итак, в научно-фантастическом романе снова ста- вится проблема о вмешательстве или невмешательстве в чужую жизнь. Горячий спор, который ведут об этом члены экипа- жа, завершают слова Координатора, обращенные к Ин- женеру: «Во-первых, это не люди. Ты не должен забывать, что в конце концов всегда разговариваешь с калькуля- тором (имеется в виду электронный переводчик. — Авт.) и что двутела понимаешь лишь настолько, на- сколько понимает его сам калькулятор. Во-вторых, того, что есть, им никто не навязывал. По крайней мере, никто из космоса... Разве население планеты это ребенок, который зашел в тупик, из которого можно его вывести за ручку? Если бы это было так просто, боже мой, Хенрик, освобождение началось бы с того, что нам пришлось бы убивать, и чем яростнее была бы борьба, с тем меньшим разбором мы бы действовали, убивая в конце концов только для того, чтобы открыть себе путь для отступления или дорогу для контр- атаки...» И так уже взаимное непонимание привело к тому, что люди в целях самозащиты, хотя неизвестно, была ли действительно угроза, убили нескольких двутелов, а двутелы попытались погубить пришельцев, возведя над звездолетом непроницаемый купол, который космо- навтам удалось пробить лишь с помощью анниги- лятора. Если в «Непобедимом» уничтожение кибернетиче- ских мушек было бы просто бессмысленным, то на Эде- ме вооруженное вмешательство в чужую жизнь, не го- воря уже о неисчислимых жертвах, вряд ли могло коренным образом изменить существующий порядок вещей. И Лем в «Эдеме», и вслед за ним братья Стругацкие в повести «Трудно быть богом» выдвигают дискуссион- ный философско-этический вопрос: при всех ли исто- рических условиях может быть оправдано вмешатель- 469
ство извне, даже если оно преследует самые гуманные и благородные цели? Через роман «Эдем» проходит красной нитью еще и такая важная мысль: никогда, даже при фантастиче- ски высоком уровне науки и техники, не будут до кон- ца познаны тайны мироздания, и никогда не устанет пытливый Разум искать и находить ответы на всё новые и новые вопросы. В этой статье мы ограничились рассмотрением двух жанровых разновидностей современной научно-фанта- стической литературы Запада и социалистических стран, поставив своей целью выявить особенности ан- тиутопии и романа-предупреждения и показать их принципиальное различие. Однако неправильно было бы думать, что именно эти жанры являются в научной фантастике преобла- дающими. По мере развития она становится все более многогранной. Да иначе и быть не может! Ведь сама действительность каждодневно выдвигает перед писа- телями-фантастами совершенно новые и неожиданные проблемы, подсказанные как социально-историческим опытом, так и стремительными темпами научно-техни- ческого прогресса. Кроме того, будучи одним из рука- вов широкого и бурного потока мировой литературы, научная фантастика вбирает в себя и эстетический опыт, накопленный в результате творческих исканий крупнейших писателей наших дней. Поэтому все жан- ровые признаки и художественные новации, свойствен- ные современной литературе, рано или поздно стано- вятся достоянием и научной фантастики. Следует еще раз подчеркнуть, что она никак не укладывается в узкое понятие «жанра». Читателям известна, к примеру, повесть Эдмонда Гамильтона «Сокровище Громовой Луны» — типичный образец авантюрно-приключенческой фантастики. А повесть Клиффорда Саймака «Поколение, достигшее цели», несмотря на то что действие в ней также раз- вертывается в беспредельных просторах космоса, отли- чается глубоким психологизмом. Английский писатель Артур Кларк известен как ма- стер научно-просветительской популяризаторской фан- тастики, имеющей давние традиции. И хотя Генрих Альтов в своих последних рассказах близок к этому 470
направлению, он находит для популяризации научно- фантастических гипотез совсем иную и довольно не- обычную форму — строго логических размышлений и дискуссий, которые ведут между собою его герои. Современная фантастика все больше насыщается мировоззренческой и философской проблематикой. Вспомним хотя бы роман Фреда Хойла «Черное обла- ко» и повести Геннадия Гора. Но читатели этих произ- ведений с равным удовольствием знакомятся с остро- сатирическимй рассказами Роберта Шекли и Ильи Вар- шавского, с социально-психологическими повестями братьев Стругацких и таких американских фантастов, как Айзек Азимов, Пол Андерсон, Фредерик Пол и т. д... Чтобы почувствовать широту диапазона советской и мировой научной фантастики последнего десятилетия, достаточно обратиться к альманахам и сборникам, вы- ходящим в Москве и Ленинграде, а также к образцам зарубежной фантастики, выпускаемым издательством «Мир». Как мы уже видели, тема предупреждения достаточ- но громко звучит и в литературе буржуазного Запада, и в литературе социалистических стран. Но если на Западе писатели-фантасты, не видя ничего, кроме опасностей и катастроф, которыми чревато будущее, останавливаются перед ними в страхе и растерянности, то у нас дело не ограничивается одним предупрежде- нием. В нашей фантастике тема предупреждения тесно связана с темой утверждения. И даже в тех случаях, когда позитивное начало не является в сюжете преобла- дающим, оно неизменно присутствует как жизненный фермент. Предупреждая, утверждать — вот идейно-художест- венный принцип, из которого исходят писатели-фан- тасты стран социализма!
СОДЕРЖАНИЕ От составителей ............................... 5 Ольга Ларионова. Вахта «Арамиса», или Небесная любовь Паолы Пинкстоун. Повесть............. 7 Илья Варшавский. Тараканы. Рассказ ....... 98 Александр Шалимов. Ксанта, Бука, Фома и я. Рассказ 120 Михаил Владимиров. Остров зеркального отражения. Рассказ ..........................• . . . . 135 Станислав Лем. Эдем. Роман. Перевод с польского Дм. Брускина............................. 163 Даниил Гранин. Место для памятника. Рассказ . . . 402 Евгений Брандис, Владимир Дмитревский. Тема предупреждения в научной фантастике...440 ВАХТА «АРАМИСА» Составители Е. Л. Брандис и В. И. Дмитревский Редактор Художник-редактор Н. А. Чечулина Г. И. Гунькин Художник Технический редактор М. А. Кулаков В. А. Преснова Корректоры И. Е. Блиндер и А. А. Ми ли may ри Сдано в набор 4/VIII 1966 г. Подписано к печати 12/XII 1966 г. Формат бумаги 84Х1081/м» Бумага тип. № 3. Усл. печ. л. 24,78. Уч.-иэд. л. 25,48. Тираж 65 000 эка. М-12000. Заказ № 1265. Работа объявлена в Т. п. 1966 г., № 174. Лениздат, Ленинград, Фонтанка, 59 Типография имени Володарского Лениздата, Фонтанка, 57 Цена 90 коп.

лениздат