Автор: Таранов П.С.
Теги: развитие и способности психики сравнительная психология этика психология психиатрия нейролингвистическое программирование издательство эксмо
ISBN: 5-699-06828-7
Год: 2004
Текст
П. С. Таранов Этика фальши
Этика фальши Москва «ЭКСМО» 2004
УДК 159.923 ББК 87.7 Т 19 waleriy Оформление серии С. Киселевой Таранов П. С. Т 19 Этика фальши. — М.: Изд-во Эксмо, 2004. — 320 с. — (Логика хитрости). ISBN 5-699-06828-7 Давно уже сказано, что «жизнь — штука сложная». И не только непрерывным трудом и постоянной учебой, борьбой с болезнями и разного рода напастями. Есть, оказывается, опасности куда более проблемные! Идут они от человека. И не спрятаться от них, не устоять. Нам что-то говорят, предлагают, советуют. Вроде как даже заботятся. На поверку же оказывается — МАНИПУЛИРУЮТ. Превращают в послушное орудие чьей-то недоброй воли. Можно ли упредить пущенные в нас выстрелы пакости и коварства? Как это сделать? Как распознать злонамерен - ность и хитрый прикид? Как не стать одураченным, несмотря на свой возраст и наличие диплома об образовании? Обо всем этом рассказывает данная книга. Причем понятно, откровенно и очень просто. УДК 159.923 ББК 87.7 ISBN 5-699-06828-7 © П. С. Таранов, 2004 © Издание. Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2004
Предисловие Блюдо из наживок Когда говорят об общении, то подразумевают, что оно имеет место в обществе. И даже есть производный способ понимания этого термина, — мол, из него, из отношения людей друг к другу, родится тот человеческий союз, имя которому общество. Но я бы сейчас подчеркнул еще один смысл, правда несколько уже припорошенный частотностью других значений. Мне представляется, что компонента общего в слове «общение» значительно сильнее выражена и на- мекательно гораздо шире по резервам смысла, чем только — обычно сразу и всем бросающиеся в глаза — еди- нительные оттенки, выявляемые в лингвоструктуре «общения» таким содержательносвязанным его срезом, как общность. Общение ведь потому и возможно, что люди похожи в изначальных элементах своей сущности. В их натурах есть такие базовые основы, которые, будучи понятыми или хотя бы даже намечательно уловлены, уже позволяют, чувствуя себя, проецировать то же самое на других, а удачу манипуляции с кем-то — без проблем распространять на всех. Если учесть, что нам, людям, свойственны многие слабости, то поле всевозможных проделок над нами — широкое.
4 Логика хитрости Я попробовал собрать в обзорный перечень наиболее частые «обманные» игры и даю им название манипуляций. Любую человеческую черту можно использовать во вред тому, в ком она выступающе проявляется. То есть каждое из наших свойств замечательно своей уязвимостью. И хоть нет человеку защиты от человека, сейчас акцент вовсе не на эту ежесекундную угрозу или безраз- борность во-что-то-влипания. Нисколько не педалируя намерение зряшно пугать, не хотелось бы и от серьезности ничего не оставить. И всё оттого, что среди граней человеческой натуры есть — нравится кому-то с этим соглашаться или нет — такие, которые, даже прикрытые, всё равно видны, они на поверхности и очень искусительны для одурачивающих нас влияний и воздействий «кукловедческого» плана. Доверчивость, простодушие, дремучесть, вера в несбыточное (список будет длинный) — вот те ниточки, дергая за которые с нами можно делать что угодно. Податливость на трюки, обман, разного рода лукавые театрализации у нас у всех — абсолютная. Слово же «манипуляция» (фр. manipulation — ловкая мошенническая проделка) как нельзя более подходит, ибо в самый раз подразумевает, что человек может стать жертвой безадресной интриги, на которую ловится совсем не конкретная личность, а всякая душа, ввиду склонности ее к заглатыванию заманчивых наживок и попадания из-за этого на ловительный крючок. Да, собственно, как не попасться, если, к примеру, забота о своем здоровье — столь базовый для нас параметр, что, кто бы что ни советовал больному человеку, он отважится на какое хотите лечение, пусть даже оно нетрадиционно или не имеет ни малейшего оправдания и располагается, не станем скрывать, совсем далеко от убедительности и обычной здравости с точки зрения ума здорового человека.
Предисловие 5 В понятии манипуляции есть оттенок наживности. То есть не только наживительности, когда нас откровенно злокозненно делают несмышленой добычей удочки или невода, но и той хитровыжидательности, при которой нас исподволь превращают в выгодоносный объект (по принципу: Вы хвастаетесь своей простотой? Что ж, значит, быть Вам жертвой чужой корысти). Не греша против истины, и с понятными оговорками, манипуляцию можно назвать честным, по эквивалентности, обменом на основе, с одной стороны, лжи, а с другой — наивной тяги к ней. Это как влеко- мость к фокусам в цирке или на эстраде: мы знаем, что их суть — ловкость рук и прочие обманывающие действия, но... мы еще и платим фокуснику (через покупку билетов и приобретение абонементов), чтобы его розыгрыши с нами не только нас радовали, но и с другими столь же лихо проделывались. Живя среди людей, если хоть чуть-чуть поднатореть в психологии, никогда не умрешь с голоду. Двуногие потомки Адама и Евы плодоносны, как райские кущи: с каждого растения (то бишь черты человеческой натуры) можно снять обильный урожай. Кнопочки тщеславия открывают любые двери, на рычагах родительских чувств можно сколотить капитал, а уж на вере во всякую чепуху и чертовщину рукой подать чуть ли не до царских возможностей. Наверное, здесь действует какой-то регуляторный механизм — отнимаемо то, что отдаваемо. А может, мы не столько за своё ротозейство платим, когда лишаемся имущества или терпим иной урон, сколько раскошеливаемся за получение услуг в виде уроков по той законоподобной обязательной серьезности жизни в обществе, которая столь же необходима всем нам, как, скажем, автомобилистам знание правил поведения на дорогах.
6 Логика хитрости Манипуляции на вере в чудо и сверхъестественное — V — «Я скорее поверил бы всем сказкам Легенды, Талмуда и Корана, чем тому, что это устройство Вселенной лишено разума. И следовательно, бог никогда не творил чудес, чтобы убедить атеистов в своем существовании, потому что в этом их убеждают его обычные деяния. Поистине, поверхностная философия склоняет ум человека к безбожию, глубины же философии обращают умы людей к религии. Ведь, когда ум человеческий созерцает рассеянные всюду вторичные причины, он порой может остановиться на них и не идти дальше; но, когда он охватил их цепь целиком, объединил и связал друг с другом, он неизбежно воспаряет ввысь, К Провидению И божеству». (Фрэнсис Бэкон) Нас всех можно обвести вокруг пальца. Это так же несложно, как, к примеру, обчистить плохо запертую, а то и вовсе открытую квартиру.
Манипуляции на вере в чудо и сверхъестественное 7 Свойства души таковы, что она не может быть постоянно закрытой. Контакт с миром требует и двери распахивать и окна. Иногда мы — есть и такое — забываем их захлопнуть. Но, в основном, приходится иметь в виду нечто вроде миропроветривания. Мы жадно вбираем в себя свежесть бытия, нам хочется жить всем мно- гозвучием и полноцветием природы. Мы доверяемся внешнему чувствободрящему излучению, ожидательно открываемся ему... И вот тут-то нас и подстерегает козневость; жульническое проникновение в нас с целью использовать, обобрать, хорошенечко облапошить. Уровень мастерства психогангстеров и чувство- мошенников, несомненно, высок. Однако откровенность требует признать и немаловажную причину тому. В первую очередь это происходит из-за того, что уровень нашей защитности крайне низок. Охотно верить в любую несбыточность — это такая же человеческая присущность, как иметь мягкую мочку уха и не быть равнодушным к анекдотам*. «На освещенной сцене расставлены 15 портретов советских писателей. Справа в углу вращающаяся доска с сотней разноцветных кружков, слева — обычная классная доска. Рядом с ней сидит на стуле Альберт Игнатенко, к груди его прикреплена губная гармошка, расположенная на уровне губ. Пальцы правой ноги сжимают карандаш над листом бумаги, пальцы левой — на клавишах терменвокса. В руке Альберт Венедикто- * По мнению биологов, антропологов и людоведов, эти два фактора являются принципиальной особенностью человеческих существ, отличающих их от всего остального живого мира.
8 Логика хитрости вич держит мел. От ног и рук Игнатенко тянутся провода к приборам, подключенным к дисплею. Тишина. Но вот Альберт Венедиктович окидывает взглядом галерею портретов, отворачивается и отрывисто бросает: — Готово! На него сразу обрушивается шквал вопросов и заданий добровольных помощников из зала. Один из них диктует текст, который Игнатенко записывает на доске, второй называет двузначные числа, чтобы он моментально возводил их в квадрат, третий в это время вращает доску с разноцветными кружками, которые Альберт Венедиктович тут же считает. Одновременно карандашом, зажатым пальцами правой ноги, он рисует, пальцами левой — подбирает на клавишах инструмента мелодию, рукой двигает стрелку компаса, играет на губной гармошке, прерываясь лишь для ответов на вопросы. Кроме всего прочего, называет по памяти любой день недели за... 10 тысяч лет и по заданию зрителей замедляет собственный пульс, поднимает температуру тела, кровяное давление... И всё это делается безошибочно, без видимого напряжения, хотя одновременно Игнатенко выполняет 13 действий. Пожалуй, ему мог бы позавидовать сам Юлий Цезарь, который умел, как считается, одновременно слушать, читать и разговаривать». Я процитировал фрагмент репортажа о психологических опытах Альберта Игнатенко (напечатан в журнале «Вокруг света»). Описанное вовсе не чудо. Это ежедневное пред-
Манипуляции на вере в чудо и сверхъестественное 9 ставление — эстрадный сеанс на тему «Твои возможности, человек». Здесь много всего, конечно же, удивляющего, но нет озадачивающего. Такие способности у отдельных людей наблюдались и раньше. Можно восхищаться, но не тянет молиться и поклоняться. Да, это просто поразительно, видеть тренированную и, наверное, лучшую, чем у многих других людей, память. Повергает в млеющее состояние и близость к нам (что там пара десятков отделяющих сцену от зала метров!) такого необыкновенного человека. Но всё это — обычные для массовых зрелищ эмоции. Другое дело, впечатления, которые могут быть вынесены, тем более транслированы. И вот тогда уже рядовой артист оригинального жанра становится чем-то вроде астрального представителя, посланником внеземных сил. Недра души немедленно запускают механизм преувеличения, экстраполяции, проекции. Увиденное уже не ограничивается просмотренным: оно начинает мерещиться усмотренным. Сама собой появляется услужливая лексика мечты о таинственном... Как известно, если есть зов, то должен быть и тот, кто на него откликнется. Первый круг заинтересованных лиц — журналисты. Люди, привыкшие сочинять, сочиняют. Стелла Ямонт свое введение в рассказ об Игнатенко построила в духе вскружения воображения: «Неведомая сила раскачивает меня, как маятник: влево, вправо, мягко тянет вперед, клонит
10 Логика хитрости назад. Вдруг с ужасом осознаю, что падаю. Но нет, что-то надежно удерживает меня в наклонном состоянии. Представляю, как нелепо выгляжу со стороны. От этой мысли неожиданно становится весело. И тут таинственная сила вновь возвращает меня в вертикальное положение. — Вы сейчас впервые ощутили действие мысленной суггестии — бессловесной формы внушения, — доносится до меня голос стоящего сзади экспериментатора... С такого эпизода... началось мое знакомство с А. В. Игнатенко... автором и исполнителем программы психологических опытов... С тех пор я стараюсь бывать на всех выступлениях этого человека. Не веря ни в какие чудеса и потусторонние силы, я столкнулась с необъяснимым, а значит, невольно притягивающим. Очевидно, такое может случиться с каждым. Я хотела разобраться и понять, что происходит со мной во время сеанса Игнатенко. Вскоре встречи с ним уже происходили за кулисами, а беседы стали более доверительными. Теперь на всё, что он делает, я смотрю несколько иначе... хотя тайна остается во многом неразгаданной. К счастью, сегодня исследователи вплотную занялись изучением такого рода аномальных явлений, но пока...» Журналистка не лукавит. Она прекрасно знает правду, что и не скрывает: «Теперь на всё, что делает на сцене Альберт Венедиктович, я смотрю несколько иначе». Но она работает в службе информационного сервиса, и услужливость — показатель
Манипуляции на вере в чудо и сверхъестественное 11 профпригодности. Из всех камертонов общения с нами выбран один — учтиво-покровительственный «Что изволите?». Все эти «но...», «пока...», «аномальное явление», «неразгаданная тайна» — и есть тот самый воздух, которым живет и дышит любое «внеземное» ощущение. По сути, нас потчуют не столько блюдом, действительно утоляющим желание поесть, сколько тем же голодом в рассказе урчащего желудка, что бы он, изнурённый страстью насытиться, взялся бы заглотить, испить и отдегустировать. Чтобы сюжет из просто впечатляющего стал еще и захватывающим, нам предлагают задуматься над «космическим разумом». Я не зря употребил слово дегустация. Накормить сытого, это тоже, знаете ли, проблема. И почему бы не подбросить интеллектозависимым людям какую-нибудь прилипчивую мысль, да притом со ссылками на научные авторитеты в лице докторов наук и академиков, что помимо вещества и энергии есть и еще некое «нечто», что над всем потрясающим, если подняться и непредубежденно (эта оговорка важна, как ключ, без которого не откроешь замок) рассмотреть, наличествует к тому же такое, что называть бы не хотелось, настолько доверительно это откровение. Но уж больно аудитория хорошая, так что тянет поделиться: «В Николаеве уже третьи сутки шел дождь, и настроение у меня было паршивое. А может, всё дело в том, что сегодня 13-е число? Не выдерживаю и еду к Игнатенко задолго до назначенного срока. В его присутствии я чувствую себя совсем иначе, спокойнее, что ли.
12 Логика хитрости Альберт Венедиктович, едва я вошла, пристально взглянул на меня и спросил: — Душевный разлад? В ответ пожимаю плечами. — Человек ведь существо космическое. Вот погода расстроилась, и у меня что-то разладилось. После долгого молчания Альберт Венедиктович спрашивает: — Хотите увидеть, что в Москве дома у вас происходит? Я невольно рассмеялась. И только тут вдруг сообразила, что тревожное состояние у меня на душе именно от беспокойства за домашних. Причины были. — Садитесь вот сюда, — показал Игнатенко на стул в углу комнаты. О том, что потом произошло, рассказать невозможно. Передо мной просто начали возникать видения, как бывает с человеком, который, глубоко задумавшись, смотрит в одну точку. С той лишь разницей, что я очень четко и ясно увидела свою квартиру. Не зря я беспокоилась: мои домашние ссорились. Сколько времени я «находилась» в своей квартире в Москве — даже не представляю. Когда же очнулась, сразу бросилась к телефону и срывающимся голосом всё им выложила. Да только я совершенно упустила из виду возможные последствия этого шага. И они не заставили себя ждать: их нервное потрясение уже пришлось «ликвидировать» экспериментатору Игнатенко — конечно, на расстоянии... За три года до этого случая Киевская студия
Манипуляции на вере в чудо и сверхъестественное 13 научно-популярных фильмов впервые показала свою ленту о сеансе телепатии, во время которого Альберт Игнатенко принимал информацию. Но одно дело — знать о загадочном и спорном, и совершенно другое — испытать на себе. Мысли, одна другой фантастичнее, возникли в моем возбужденном сознании. Но если бы я знала, что произойдет буквально через полчаса, когда мы с Альбертом Венедиктовичем вышли на улицу! Признаться, я долго потом мучилась вопросом: стоит ли вообще рассказывать о том фантастическом видении, которое мне посчастливилось наблюдать? И всё же... Предлагаю взглянуть на всё происшедшее, как на факт, заслуживающий исследовательского внимания. Как я уже говорила, шел дождь. Игнатенко неожиданно остановился, вытянул руку ладонью вверх и на несколько минут замер. Буквально на моих глазах темно-серая завеса туч стала светлеть, слой облачности истончался, таял, и вдруг брызнуло яркое солнце... — Всё-таки человек — существо сложное, — задумчиво произнес Альберт Венедиктович. — Если задаться целью, то самого себя можно открывать всю жизнь, но так до конца и не узнаешь. Вот в 1981 году я работал на олимпийской базе в Бирштонасе, в Литве, психологом команды по академической гребле. Должны были проводиться соревнования, а погода напрочь испортилась. День идет дождь, второй, третий... Спортсмены и тренера нервничают всё больше. Тогда-то я и попробовал разогнать тучи. И в течение пятнадцати
14 Логика хитрости дней держал в радиусе пяти-шести километров солнечную погоду, можно сказать, ладонями. Он улыбнулся и пояснил: — Я представляю себе, что ладонь моей руки излучает энергию. До тех пор, пока не увижу мерцающие точки, поднимающиеся в виде луча к облакам. Пучок энергии я посылаю именно в то место, где в данный момент должно находиться солнце. Когда луч доходит до облаков, мысленно представляю происходящую там реакцию. И постепенно начинаю ощущать тяжесть, словно держу на весу ядро. Затем появляется легкая вибрация... Вот и всё!» Кто ж скажет, что это всё скучно и неинтересно. Но на то и расчет. Примелькавшаяся обыденность серых дней жизни должна же чем-то вдохновляться и расцвечиваться... Дело ведь не в том, что нам говорят неправду. Всё совершенно иначе: рассказы не всегда должны измеряться в дуальной паре «правда — ложь». Есть ситуации, выводящие в другие пределы. Разве утверждение, что я когда-нибудь умру, — правда? Отнюдь! Это типичное запредельное заявление: там, где его взяли, его нет. Перед нами внеоценочное суждение. Сформировано словесное знание, которому нет реального соответствия. Оно насквозь гипотетично, псевдопредставительно, мнимо. И потому уверяющие интонации в нем — уже мани- пулятивны. Захват внимания — это не только привлечение внимания, но и захват. Задайтесь вопросом — зачем?
Манипуляции на вере в чудо и сверхъестественное 15 Уверять в нефиксируемом — конечно, потрафлять ожиданиям: мяч круглый, поле ровное, счет, понятное дело, неопределенен. Однако как ни сладки сладкоголосые речи, а в чай не положишь... И в этой последней, так сказать, тонкости вся суть. Узнавая из печатного органа (а ко всему опубликованному человек инстинктивно тянется, как растение к свету) о чудесах и небывальщине, мы становимся умнее, образованнее, развитее? Или всего-то — увеличиваем в охмурении и ажиотаже армию подписчиков или книгоманов? С нами поиграли, чтобы занять культурным досугом, или разыграли, чтобы отгипнотизировать наше открывание кошелька? Живое должно опираться на возможное, но ему никак не следует исходить из несоприкаса- тельного. Размышления о том, сколько ангелов могут уместиться на острие иглы, интересны, но бессмысленны. Ибо ни ответа на них нет, ни критерия. Расчесывание зудящего места тоже приятно, но кто не знает, чем всё заканчивается, если не остановиться. Сверхъестественное — фактор нашей жизни, но не факт. Если в этих рамках вести о нем речь, то, как говорится, пожалуйста, и почему бы в научных дискуссиях иногда не коснуться и этого. Но когда обывательскую среду заполняют домысленным, то явно проступает стремление втесаться, вклиниться в жизненное пространство человека. У него и не чешется, а его начинают почёсывать... Если вместо воды нам предложат шампунь, то кого же удивит выдох в виде мыльного пузыря?!
16 Логика хитрости Да, мы реагируем. Ну, так что же! Ночная бабочка летит на жаркопризывной огонек, эротические картинки возбуждают, рассказы про неведомое влекут. Я вовсе не зову к запрету вольготного слова. Я только обращаюсь к читателям потусторонних «сенсаций»: читая, не забывайте, что потустороннее потому и потустороннее, что никогда не бывает с этой стороны. А если вдруг ему доведется сменить позицию и предстать перед нами, то факты всегда выглядят по-другому, чем намёковые истории, и небывалое меркнет, когда о нем не рассказывают, а конкретно показывают. — V — Находчивых людей всегда хоть пруд пруди. Еще в советские времена в подмосковном городе Люберцы взошла звезда удачи для рядового вытряхи- вателя чужих карманов Л. Глейзера. Он открыл новый способ выуживания денег у населения. Простой и свежий. Новатор не опустился до плагиата, не испачкался в компиляциях, а мощно продемонстрировал, что и сам кое-что может. Это не какие-то там выклянчивания, крапленые карты или двусмысленные наперстки. Его метод был сдобрен психологией и украшен фантазией. Он собирал буквально толпы любопытных на московских проспектах и площадях, выкрикивая громко и решительно: «Всего за пять рублей! Сеанс телекинеза! Остановка ваших часов на расстоянии, а потом снова запуск! Всего за пять рублей!» Желающих всегда находилось немало. Охотники с радостью раскошеливались, предвкушая не-
Манипуляции на вере в чудо и сверхъестественное 17 обычный сеанс. Собрав мзду, Глейзер отходил на обещанное «расстояние»... садился в машину и был таков. «Экстрасенса» задержали тогда, когда его дневная выручка уже измерялась четырехзначными цифрами. Подвела случайность: в машине отказало зажигание, и объегоренные сограждане, мигом сообразив, в чем дело, незамедлительно учинили над мошенником самосуд, после чего передали его в руки блюстителей порядка. — А я собирался завтра лететь в Питер, — признался в милиции со вздохом Глейзер, потирая ушибленные места. — Что ж, телепата из меня не получилось, — добавил он, перефразируя своего литературного кумира. Это, конечно, уже дерзость. Какая же это «парапсихология», если по нынешним меркам его улов тянул на пару тысяч баксов в день! Мы, давайте, обратим внимание вот на что. Начало реагирования всех собираемых мошенником толп ничем не отличалось от умиления. Таковы наши задатки: легковерие тянется из нас, как сигаретный дымок к форточке. Ставка была верной, и результат налицо. А что до неудачи, то любую песню можно испортить, и эту тоже. Просто отрезвление оглупленных случилось досрочно, ибо спектакль прошел со сбоем... — V — А. Климов из газеты «Труд» однажды своей статьей о чудесах просто «отсалютовал» чудопросящим фибрам души. Он их поздравил, одарил подарками, сводил в чудесный ресторан, поместил на вре-
18 Логика хитрости мя в роскошные апартаменты. Я имею в виду, что его рассказ был сам настоящим потрафлением нашей несбыточной, но и неуемной мечте о встрече с необычным. «То, что я увидел, кажется неправдоподобным. Морг. Съемочная группа телевидения. Врачи, санитары наблюдают за действиями Юрия Лонго. Он стягивает с трупа, отлежавшего в морге уже четыре дня, простыню и начинает над ним «колдовать»... Кто-то вскрикнул: «Свечение!» Действительно, от рук Лонго исходит синеватый свет. Меж тем он по-прежнему делает пассы. И вдруг... у покойника шевельнулась левая рука. * Показалось или правда? * Язык осторожности — это сама по себе уже наука хитрости. И кто её и его знают, ко многому перестают относиться упрощенно и попадательски. Известный кинодраматург и писатель, Наталия Небылиц- кая, выпустившая в свет более 50-ти фильмов и множество рассказов и повестей, в новом своем романе «Бал бесноватых» рассказывает о семье, в которой родился сын урод с огромной по отношению к телу головой и непомерно большими глазами на маленьком сморщенном личике и в свои 20 лет (не двигающийся, не говорящий, без жевательного инстинкта, не реагирующий ни на что) занимавший не более четверти кровати. Вот одна из сценок разговора родителей этого несчастного существа. У каждого из них есть проблемы, но бережность к тому, что для них свято, заставляет их заниматься уклонистикой и камуфлировать словами то, что открывается смыслом: «Как только Генерал вошел, жена вздрогнула, проснулась: — У тебя неприятности, — не вопрос, констатация, и голос совсем не сонный, как будто бы и не спала. — Да, — он не любил ей врать, врал, конечно, частенько, но не любил. ►
Манипуляции на вере в чудо и сверхъестественное 19 Все неотрывно следят. И — остановившаяся было рука медленно, но поднимается вверх. Вот и нога двинулась, сползает со стола... Неужели мертвый решил встать со своего железного ложа? Он подтягивает другую ногу, поднимает голову и, не открывая глаза, садится. Изображение подрагивает: видно, оператор от волнения не может удержать камеру. Опершись правой рукой о стол, покойник привстает. У него, точно после глубокого сна, тяжело поднимаются веки, глаза смотрят оловянно, невидяще. Лонго, не прикасаясь к мертвецу, словно под- ► — Серьезные, — опять утверждение, не вопрос. -Да. — Расскажешь? Он промолчал. Ольга больше ни звука не издала, молча налила чай, молча села рядом, погладила его по плечу, по руке, словно ребенка успокаивала. — Звонил кто-нибудь? — Ты ждешь звонка? — сразу догадалась. — Да, Лёлечка. — Не звонил никто, но ты не беспокойся, всё будет хорошо. — Ах, ты, моя вещунья! Ничего теперь хорошо не будет. — Будет. Вот увидишь. Павлик сегодня мне кивнул, когда я его спрашивала, хочет ли он пить! — Правда?! — ненатурально удивился и подумал: «Плохой из меня актер». — Или мне показалось? — шепотом произнесла Ольга. — Наверняка не показалось! — Нет, Глебушка, нет и нет. Показалось. Так они закончили свой день, чтобы ночью притворяться, что спят, а утром притворяться, что день или жизнь предвещает что-то хорошее, что впереди их ждет свет, нежность, тепло и покой».
20 Логика хитрости держивает его как-то. И тот, покачиваясь, делает шаг, другой и... валится. Юрий Лонго подходит к видеомагнитофону и вынимает кассету. И, видя мое недоверчивое изумление, говорит: — Трюков тут никаких нет. Это было на самом деле. Могу дать адреса и телефоны тех, кто видел воочию. Впрочем, кто не хочет, того не убедят никакие подтверждения и доказательства. Лучше давайте покажу вот что. Он надевает черный балахон, налагает на плечи и кисти рук цепи — вериги — и, позванивая ими, ставит ко мне поближе старинный стул с высокой спинкой. Разведя руки и «собрав энергию», устремляет ее на стул, и тот мелкими рывками поворачивается ко мне. И, снова угадывая вопрос, отвечает: — Обыкновенный телекинез. То, что вы видели вначале, — несколько иное... Главная же моя работа — лечение с помощью гипноза, внуше- ния и различного рода энергетических воздействий. — А от чего лечите? — Можно, к примеру, без всяких таблеток снять головную боль. Исчезают опухоли... Рассасываются послеинфарктные рубцы, наружные шрамы. Заживают язвы. Излечивал от диабета, радикулита, даже от псориаза. От алкоголизма, пристрастия к курению — тоже. От всего лечу, да не от всего излечиваю. Гипноз включает резервные возможности человека, и тот начинает мощно сопротивляться болезни, подключая свою иммунную систему и биоэнергию.
Манипуляции на вере в чудо и сверхъестественное 21 Существует, по моим подсчетам, сто двадцать разновидностей гипноза, я же овладел тридцатью. — Расцениваете ли вы свою работу как творение чуда? — Чудеса — моя профессия. Это ясновидение, гадание (определение прошлого и предсказание будущего с помощью хиромантии, физиогномики и графологии), снятие порчи и сглаза, ворожба, лечение заговорами, мазями, травами да настоями... Если человек не ощущает тела своего, значит, здоров, а это — необходимое условие счастья. Но чтобы достичь его, нужны желание, усилия... Во время выступлений я показываю, чего" можно добиться тренировкой, средоточием воли. Может быть, последуют моему примеру, поверят в свои силы. Помогает, кстати, самовнушение. Лонго включает видеомагнитофон. На экране вижу: Юрий ходит босиком по битым стеклам, ложится на них, ловит на грудь отточенные ножи, даже не порезавшись. — А не могли бы вы предложить какой-нибудь способ оздоровления попроще? — Йоги рекомендуют вот что. Возьмите в левую руку стакан с простой водой. Над стаканом в течение 3—5 минут водите правой рукой ладонью вниз — именно из нее лучится энергия. Вспомните, от каких болезней вам нужно избавиться: вода сохраняет информацию. Пейте 2—3 глотка в день в течение месяца, это должно вам помочь. — Скажите: стоит ли предсказывать будущее? — Я делаю предсказания, которые не навредят спрашивающим. Часто они носят характер преду-
22 Логика хитрости преждения. Предостережения... Могу предсказать девушке, когда она выйдет замуж, сколько потом родит детей, а в зеркале увидит суженого или себя на свадьбе, уже с мужем. — У кого вы учились своему искусству? — Им несть числа. Но прежде всего — мой дед, «русский итальянец» Дмитрий Лонго, доживший до 105 лет. Он умер в 1974 году. Его называли «восточным графом Калиостро». Он был знаменитым факиром, предсказателем судеб. Прошел пешком Россию и даже Индию. Многое уделил и мне: оставил пять книг про гипноз... Потом уж я, чтобы лучше познать душу и тело человеческие, окончил медучилище и факультет психологии университета. С дюжину лет ездил я в заброшенную ныне белорусскую деревню Черная Гора, где жили одни... колдуны! Записывал. Запоминал. Присматривался. Особенно поразила Галя Черная, 96-лет- няя старушка: точно знала, где и кто из деревенских сейчас и что он делает. И ни разу не ошиблась! Рационального объяснения такого ясновидения не сыщешь. — Но надо ли трупы оживлять?! — Оживления никакого нет. По существу — эксперимент. А результаты заинтересуют ли ученых? Ведь и мне в нем многое не ясно — я действовал, руководствуясь ощущениями, интуитивно». В самой статье — ноль обмана: вся она буквально нашпигована оговорками (я их отметил боковой маркировкой), не позволяющими строго рассудочному мышлению попасться на журналист-
Манипуляции на вере в чудо и сверхъестественное 23 ский кунштюк. Но вот выстроено содержание так, что, несмотря на всю довольно частую оккульт- ность лексики и невнятную приглушенность чего- то, ну, очень чувствуемого, «не того», всё же проступает, как запах дорогих духов в накуренной комнате, аромат правдоподобности, а сказочность сюжета мерцает реальностью, очень напоминая появление лопастей невидимо быстро вращающегося вентилятора на фоне светящегося экрана телевизора*. Для чего все эти уловки, мы уже знаем: и не сказать нельзя и лгать не тянет. Вот и выдумывается то, что как придуманное есть, а как не придуманное не бывает. Создается действенность побуждения в недействительности действий. И чтобы не путаться более в чужих обвиваниях, затмевающих взор и до оглушения сдавливающих нашу настороженность, предлагаю одну полезную точку зрения, искреннюю, осмысленную, эмпирическую, надолго могущую всё расставить по своим местам в любой доверчивой душе. Это публикация беседы О. Кармаза с Борисом Сагитовым, И хотя название ее в духе интриги «Засвети!» («Предай гласности!», «Открой!»), тем не менее хорошо уже тем, что без обиняков и поляризационных (как присутствие отсутствующих цифр * Это тоже приём. Другой. Из искусства обоснования и доказательства. Вся группа этого рода воздействия на человека довольно интересна. И мы, придет черед, ее обязательно и со всей подобающей тщательностью рассмотрим. Потому что в том, что исполнил А. Климов, надо констатировать высокоумелый подвох, совсем незаметный и очень ажурный.
24 Логика хитрости на ЖК-экране) исчезалок: «Трюкачи. Да, они неплохие фокусники. Но при чем здесь чудо?» Перед воспроизведением этого интересного текста попробую еще раз заявить суть проблемы: Вера в чудеса — простейшая и самая простодушная наша слабость. И удержаться, чтобы не воспользоваться ею, не помистифици- ровать или не погреть руки на свойственном людям дифференте к сверхъестественному, наверное, трудно. Однако не легче, чем всем нам не подставляться под чужие нечестные, нечистые и попросту пакостливые раскладки. Ну, а теперь самое время познакомиться с диалогом: «Скажу сразу, этого человека я искал давно. Встречаясь со своими знакомыми экстрасенсами, я выходил на него постепенно, как Штирлиц на Бормана*. Я не знал о нем ничего, кроме того, что многие сенсационные чудеса новоявленных магов и чародеев — его рук дело. Он придумал, как можно демонстрировать телекинез — и двигать на любой поверхности всё что угодно. Он же раскрыл секрет «кожного зрения» и сконструировал повязку, позволяющую «читать» пальцами рук и ног. Он же придумал трюки с ясновидением, телепатией, левитацией и многие другие вещи, с помощью которых любой, склонный к маломальской авантю- * Намёк на популярный в 70-е годы в СССР телесериал «Семнадцать мгновений весны», где советский разведчик Штирлиц сумел обвести вокруг пальца всю верхушку фашистского абвера и гестапо.
Манипуляции иа вере в чудо и сверхъестественное 25 ре, может стать блистательной «звездой» эсктра- сенсорики, ни в чем не уступая в известности и популярности ни «колдуну России» Юрию Тарасову, ни «оживителю трупов» Юрию Лонго. И все-таки наша с ним встреча произошла совершенно случайно. Некоторое время назад меня пригласили в гости к «феноменальному экстрасенсу», способному тут же, на месте, не ссылаясь на временное отсутствие биоэнергии и связи с космосом, сдвинуть на расстоянии... килограммовую гантель. «Экстрасенсом» оказался Борис Сагитов — гипнотизер и иллюзионист, о котором я слышал уже немало всяких противоречивых слухов и домыслов. Едва познакомившись, Сагитов посадил меня в кресло и тут же начал показывать «магические» трюки. Сеанс длился часа три. После чего он, довольный произведенным эффектом, позволил себе наконец перевести дух: «Ну теперь-то вы понимаете, что экстрасенсов нет? Вы понимаете, как года два назад Валерий Авдеев начал по столу сигарету гонять? Все тогда охали, ахали, а ведь трюк примитивнейший. В сигарету был вставлен магнитик, а в рукава пиджака вшита проволока... Однажды он на концерте зазевался, и сигарета чуть не «прилипла» к рукаву — вовремя отдернул. Мы, фокусники, тогда все за животики от смеха схватились, видя, как народ с вытаращенными глазами на всё смотрит. Но ведь надо же знать меру! Ну, раз подурачили, два публику, так хватит же, ей-богу». — Хорошо, допустим, что так. Допустим, повторяю. Но ведь и вы, Борис Михайлович, дань этому дурачеству тоже, согласитесь, отдали при-
26 Логика хитрости личную. Не так давно, насколько я знаю, к вам приезжала телевизионная группа из Японии снимать «феномен Сагитова». И вы без тени смущения показывали им все свои экстрасенсорные трюки, выдавая их за природные, «богом данные» способности... — Я им показывал, что такое профессиональная работа, и только. А если они не поняли, что это трюки, — что ж, это их проблемы. Если кто-то за границей хочет экзотики, хочет поразвлечься — ради бога, пусть развлекается. Там всё равно это дальше какого-нибудь шоу вроде «Гиннесс представляет» не пойдет. А у нас полстраны уже на голову из-за этого всего встало. Люди последние деньги отдают — только помогите! А чем? Я, кстати, и свой телекинез раскрыл некоторым экстрасенсам лишь на том условии, что они его будут показывать не у нас, а за границей. И никто — никто! — условия не выполнил. — Некоторое время назад я писал о трюке с «оживлением трупа» Юрия Лонго. Так вот после этого материала пришло много писем с одним- единственным вопросом: «Ну хорошо, с трупом — фокус... Но ведь Лонго, будучи в Японии, удивил всех телекинезом, когда предмет лежал под стеклянным колпаком — не металлический — и всё равно двигался!» — Ну с этим вообще отдельная история... Первый раз телекинез я показал Лонго у него дома. Потом он приехал ко мне, уже с видеокамерой, с оператором, всё засняли — и всё равно «изюминку» не поняли. В конце концов, поскольку мы с
Манипуляции на вере в чудо и сверхъестественное 27 Лонго давние знакомые, я раскрыл ему секрет трюка, но, как уже говорил, с условием показывать его только за рубежом. А он, вернувшись из Японии, начал «крутить» его направо и налево... — И в чем же секрет? — Предмет двигается с помощью обыкновенной нитки, выдранной из женского чулка. Эти нитки прочные, тонкие, и их совершенно не видно. Экстрасенс прикрепляет булавку под свитер или под рубашку, к ней привязывает нитку, а на ее конец насаживает малюсенький — самую капельку — кусочек озокерита, смешанного со смолой. Остается только незаметно прикрепить этот кусочек к предмету, остальное уже дело фантазии и мимики. — Двигать на расстоянии предметы, положим, нельзя. А сгибать их? — Это намёк на Ури Геллера*? На то, как он взглядом якобы вилки гнет? Между прочим, у нас тоже недавно свой Геллер появился — Александр Чар (сейчас он, если не ошибаюсь, президент Русского отделения Международного братства магов). Чар тоже гнет вилки, и здорово гнет! А весь секрет — в маленьких трехзубых щипчиках, спрятанных на резинке в рукаве пиджака. — Хорошо, но ведь была же Нинель Кулагина**... * Геллер Ури — английский экстрасенс, звезда парапсихологии, может усилием мысли остановить Биг-Бен, знаменитые лондонские часы на башне британского парламента. Его визитной карточкой является сгибание металлических предметов (ложек, монет и пр.) на расстоянии. ** Кулагина Нинель Сергеевна (р. —1925 г.) — знаменитая в 60-е гг. XX в. женщина-феномен. В экспериментах показала ►
28 Логика хитрости — А вы замечали, как она, например, двигала в известном опыте стрелку компаса? Она не руками двигала — она нависала над компасом... — Магниты? — Конечно. Сейчас многие экстрасенсы тоже «двигают» стрелки компасов. Правда, трюк усовершенствовался под ногти кладутся маленькие кусочки проволоки. Все опыты Кулагиной можно повторить сейчас без особых затруднений. Фокус — это ведь не только такой примитив, когда в колоде оказывается двадцать четыре туза. Пережигание лески двумя пальцами — тоже трюк (Кулагина, помнится, и это демонстрировала). Помните Розу Кулешову* с ее знаменитым «кожным зрением»? Я тоже был удивлен, пока не обратил внимание: на всех выступлениях она пользовалась только своими собственными повязками. Я долго прикидывал, в чем секрет, и в конце концов догадался. Вы видели: мне замазывают глаза тестом, поверх кладут черную, абсолютно непроницаемую повязку — и я делаю то же самое, что Роза Кулешова... Что это? Трюк. Сложный — да, но — трюк, фокус. — Его «изюминка», надо полагать, в повязке? — Разумеется. Я не буду раскрывать ее секрет, способность двигать предметы, не касаясь их руками (телекинез); читать локтем; наощупь определять цвет предметов; угадывать образы, которые видит другой человек (парапсихология). При волевом напряжении ее рука испускала мощный световой поток, который фиксировался через светофильтр. * Кулешова Роза — человек-сенсация советских 60-х гг., обладательница удивительнейшего из свойств — кожного зрения.
Манипуляции на вере в чудо и сверхъестественное 29 мне еще выступать с этим опытом, но смотрите — вы видите что-нибудь через повязку? — Нет. — А теперь? — Вопрос снимается... — Подобной повязкой, кстати, пользовался Юрий Горный, когда показывал трюк, как он едет на машине с якобы завязанными глазами, а помощница, сидящая рядом, телепатически внушает ему, где повернуть, где остановиться... — Но сегодня он явно от всех этих «чудес» отошел. Достаточно вспомнить «письмо Горного», разосланное во все центральные издания, в котором он вместе с другими известными психотерапевтами, иллюзионистами, артистами оригинальных жанров развенчивает Юрия Лонго. А кстати, Борис Михайлович, вы не были на концертах у Лонго, которые он недавно давал в общественно-политическом центре МГК КПСС на Цветном бульваре? Уверяю, то, что происходило на сцене, достойно описания. Вы помните стриптиз москвичек во время магического сеанса Воланда, описанный в «Мастере и Маргарите»! Так вот здесь было то же самое, абсолютно. Едва только помощники Лонго вынесли на сцену две кучки битого стекла, как тут же туда ринулись, сбивая друг друга, сотни две мужчин и женщин. Влетев на сцену, они, не дожидаясь «маэстро», начали стаскивать с себя кофты, блузки, рубашки, комбинации. В конце концов женщины остались в одних только юбках и лифчиках, а мужчины — в брюках. Выстроившись в одну линейку,
30 Логика хитрости все стали в благоговейном молчании ждать «потомка последних русских факиров». Выйдя из-за кулис, Лонго, не моргнув глазом, заявил: «Сейчас ваш остеохондроз как рукой снимет». И принялся класть пациентов на стекла. Примитивнейший трюк, от которого давным- давно уже отказались все более-менее известные эстрадные артисты (этот трюк при желании может повторить любой, хоть немного сведущий в физике — бутылочные стекла всегда образуют полусферу, абсолютно безопасную для эластичной кожи человека, чего, конечно, не скажешь об оконных стеклах — на подобные трюки с ними еще не отваживался никто). Этот «стеклянный» номер так же стар, как и сами фокусы. Но никто еще до Лонго не додумывался до того, чтобы представить этот трюк моментальным исцелением от остеохондроза! В этом, конечно, Лонго уникален. — Если бы только он один... Вспомните «колдуна России» Юрия Тарасова. На сцене лежит доска с гвоздями. Он вызывает сидящих в зале, говорит: «Становитесь!» Они боятся, жмутся, он в крик: «Становитесь, мать вашу... я же колдун!» Ну раз колдун, становятся. И — ничего. А ведь трюк такой же, как и со стеклами. И тот же принцип, когда гвозди тесно стоят, для кожи человека это не страшно. Вот на один гвоздь стать — это да. — Любопытно, почему у нас многие «звезды» начинали как-то очень похоже: Лонго был официантом, Геннадий Гончаров — слесарем, Тарасов — сантехником...
Манипуляции на вере в чудо и сверхъестественное 31 — Ну насчет Гончарова не знаю, в «звезды» он как раз не лезет. А вот Тарасов и Лонго — другое дело. Вы знаете, как они «звездами» стали? Первый однажды гулял по скверику, увидел бабку какую-то в полуобморочном состоянии. Подошел, начал по щекам бить. Собрался народ: «В чем дело?» А он возьми да и брякни: «А я, — говорит, — колдун». И тут как раз мимо проезжала одна из бригад «Добрый вечер, Москва!». Видят, народ толпится, остановились, подошли. Ну и всё... Потом он к Касьяну на месяц съездил. Тот его научил паре приемов на позвоночнике, и, пожалуйте — «колдун России» готов. [...] Вообще это уже у нас, наверное, в генах: верить во всё, даже в самую чепуху. Не важно, что этого не может быть. Главное — увидеть Чудо. Возьмите, к примеру, Валерия Лавриненко. И его трюк, показанный по телевидению. Он — в кипящей воде. Ну ведь не может же человек плескаться в кипящей воде! Это — абсурд. В чане — углекислота, чан двойной, с двойным дном, поэтому костер под чаном — лишь видимость... Или еще популярный трюк: берут в руки горящие угли или кипящий свинец. На первый взгляд — фантастика. А на деле всё просто. Есть такой специальный состав, он в древности еще был известен: истолченный алтейный или проскурняковый корень нужно смешать с чистым яичным белком и приготовить густую мазь; затем этой мазью надо намазать ладони и посыпать их истолченными в порошок квасцами. После этого можно брать угли, жонглировать ими —
32 Логика хитрости намека даже на ожог не будет. Похожий состав есть и для кипящего свинца. — Хорошо, экстрасенсорные чудеса, как вы утверждаете, — обман. Ловкий, а иногда и не очень, фокус. Однако есть ведь еще одна область применения этих чудес — целительство. Вы и в этом случае отказываете экстрасенсам в праве на существование? — Абсолютно. Вспомните Месмера — австрийского врача, предложившего «магнетическое лечение». Однажды он забыл магниты и вместо них лечил больных обыкновенной деревяшкой. Эффект был тот же! Больные исцелялись самовнушением. Мозг человека наделен такими возможностями воздействия на организм, что при определенных условиях сам способен вылечить любую болезнь. Так сегодня «лечат» и Кашпировский*, и Джуна**, и Чумак***, и многие другие психотерапевты. Недавно в газетах промелькнуло сообщение о том, что в подпольных научных лабораториях, организованных так называемыми «теневиками», долгое время шла разработка специальных аэрозолей, * Кашпировский Анатолий Михайлович — врач-психотера- певт, обладатель телепатических способностей, работает в области гипнабельного лечения. Знаменита его фраза: «Я вижу своих пациентов сердцем». Особенно известен стал в перестроечные годы в СССР. ** Джуна (Евгения Ювашевна Давиташвили) — обладательница феноменальных сверхчувствительных способностей, представительница нетрадиционной медицины. *** Чумак Алан Владимирович — целитель-самородок, практикующий экстрасенсорную медицину. Считается, что даже его фотографии оказывают лечебное действие. Популярность к нему пришла в те же годы, что и Кашпировскому.
Манипуляции на вере в чудо и сверхъестественное 33 воздействующих на психику человека и повышаю- ших его внушаемость. Предполагалось распылять эти аэрозоли в больших залах во время выступления «звезд» — экстрасенсов... — Я тоже слышал об этом, и, честно говоря, меня это не удивило. Там, где речь идет о деньгах, о больших деньгах, всё возможно. — И всё-таки, Борис Михайлович, вы меня не убедили. Экстрасенсы есть. Конечно, сейчас среди них шарлатанов — выше нормы. Но утверждать, что шарлатаны они все, я бы не рискнул. Ведь есть же в конце концов феномен Ванги*, официально подтвержденные экстрасенсорные способности у Сафонова, Балашова... — Я не буду больше спорить. Это, я вижу, бесполезно. Вам говорить, что об стенку горох. — ...А кстати, Борис Михайлович, недавно трюк новый появился. Экстрасенс прикладывает любой предмет к любой поверхности — и он прилипает намертво. С помощью небесных сил, разумеется. Так что горох не всегда может от стенки отскакивать... — Ну хоть это поняли». * Ванга (Евангелия Димитрова) — болгарская ясновидящая. В 14-летнем возрасте захваченная смерчем она потеряла навсегда зрение, а с 16-ти лет стала прорицательницей. «Я вижу всё мыслями», — говорила Ванга.
34 Логика хитрости Манипуляции на нравственности • «Какая разница между демоном и человеком? Мефистофель у Гёте говорит: «Я часть той части целого, которая хочет зла, а творит добро». Увы! Человек мог бы сказать о себе совершенно обратное». (Ф. М. Достоевский) • «В действительности часто именно наша моральная сила дает нам возможность весьма успешно творить зло». (Рабиндранат Тагор) • «Истинное красноречие пренебрегает красноречием, истинная нравственность пренебрегает нравственностью». (Блез Паскаль) • «Мораль — не перечень поступков и не сборник правил, которыми можно пользоваться, как аптекарскими или кулинарными рецептами». (Джон Дьюи) • «Применительно к нравственности единственно истинны только следующие слова мудрецов древности: быть нравственным — означает жить согласно нравам своей страны». (Георг Гегель) • «Когда ясно, в чем заключается истинная нравственность, то и всё остальное будет ясно». (Конфуций)
Манипуляции на нравственности 35 • «Нравственные люди — самые мстительные люди, и свою нравственность они употребляют как лучшее и наиболее утонченное орудие мести. Они не удовлетворяются тем, что просто презирают и осуждают своих ближних, они хотят, чтобы их осуждение было всеобщим и обязательным, т. е. чтобы вместе с ними все люди восстали на осужденного ими, чтоб даже собственная совесть осужденного была на их стороне. Только тогда они чувствуют себя вполне удовлетворенными и успокаиваются. Кроме нравственности, ничего в мире не может привести к столь блестящим результатам». (Лев Шестов) Всякая правда по-своему не в удел. И зачем? И не к месту. И ошеломляет. Жизнь, если уже вести речь без утаек, страшна изначально. Она заодно со смертью. Так какой же еще ужас нам нужен, если и без того страшно? Но, оказывается, оцепенеть можно и от большего ужаса, чем смерть. И чем жизнь. Что же это? Жизнь, при жизни перестающая быть жизнью. Самое жуткое, что может быть, — это навязываемые человеку страдания. Реально переживаемые. И представляемые. Грязный омут не зеркален. Но почему мы в него, в безвыходности пребывая, всё же смотримся? Да потому, что зеркало — это не только то, что показывает наше лицо, но и то, что способно показать наше подобие. Способность быть увиденным есть мы. Человек порожден миром, и оттого в каждом из людей есть миророжденное запечатление. Мы делимся друг с другом «историями». Редко когда куском хлеба, еще реже деньгами. Но вот всякой поучительной россказнью — сколько хотите. Отчего так? Всё просто. Это наша попытка влия- юще остановить возможное. Защитная реакция. Опасаясь другого (всегда, везде, во всём), мы на-
36 Логика хитрости меренно создаем вокруг себя защитное поле. Пусть человек, зная от меня «чего делать нельзя», не делает этого ни при мне, ни против меня. И да минует чаша сия и моих близких. Ясно, что нравственностей столько, сколько людей, а сама нравственность — не более чем способ и средство выживания. — V — В 1986 году журнал «Юность» опубликовал поэму Андрея Вознесенского «Ров». Московскому поэту тема была подсказана его другом и учеником симферопольским поэтом Александром Ткаченко. А сама поведанная в стихах история была вопиющей. Невдалеке от крупного современного города, даже столичного — в рамках областного масштаба, на глазах у всего, как говорится, честного народа, действовали мародеры* — перекапывали места захоронений жертв массовых расстрелов периода немецкой оккупации Крыма с целью найти и присвоить принадлежавшие несчастным убиенным ювелирные украшения, обручальные кольца и золотые коронки. Страна содрогнулась. Никто не верил, что это возможно. Казалось, что сама земля должна была разверзнуться, чтобы потерявшая человеческое лицо *Мародёр [фр. marandeur] — грабитель, похищающий на поле сражения вещи убитых и раненых. Само деяние такое, со всей специфичной и присущей ему атрибутикой, называется нравственностью.
Манипуляции на нравственности 37 омерзительная нечисть двуногая больше не ходила по ней, не смела ходить... Но земля осталась как и была, да и шок первоначального потрясения, кажется, тоже был не долгим. Через год эстафету гражданского пафоса у Андрея Вознесенского перепринял спецкор «Известий» Эдуард Поляновский. «Поле памяти» — так он назвал свою статью и начал ее с того, что в обществе, по его мысли, не всё уже ладно, когда и до Вознесенского — вот ведь как! — об этих фактах пытались писать, но оборона, которую держали прячущие от народа правду власти, была прочна. И всё же поэма «Ров» увидела свет. В социальных явлениях есть что-то свое и не так чтобы загадочное, и не совсем чтобы непонятное, но в недоумение вгоняющее стойкое. Я хочу здесь общения с Вами, читатель, без каких бы то ни было недомолвок. Ну представьте себе, что кто-то громко закричит и будет в его крике испуг и щемящий призыв-просьба к недопущению того, что может вот-вот (плохого, ненужного, опасного, или еще более — мешающего, вредного, чудовищного) состояться. Люди вокруг вовсе не глухи. И какая-то реакция случится. Менее отважные, узнав про нечто угрожающее, просто выскажутся в домашнем кругу в духе «по поводу». Другие попытаются что-то сделать — или предпринять прямые действия, или
38 Логика хитрости косвенные; но выручить, оказать посильное содействие. Однако весь вопрос, если данный пример брать как предмет рассмотрения, вся закавыка — в том, почему нет стопроцентного участия; а то, что есть, отчего не бывает стопроцентно адекватным? Людей всегда что-то насторожённо останавливает. Такова действительность. Такими мы были вчера и такими будем не только завтра или послезавтра. Почему же тогда мы время от времени читаем и слышим обращённый к нам зов пробуждения чувств единения друг с другом, убольше- ния понимания, чуткости, внимания? Вообще, это действие уже само по себе странно. Если ни семья, ни детский сад вкупе со школой не смогли что- то определить, застолбить и остержнить в человеке, то что еще может (значимо и заметно) сформировать в нем чей-то одиночный призыв? Зычная пламенная речь, произнесенная на опушке леса, не может остаться не услышанной. Но без внимания — вполне. Если слушатели — только и лишь: деревья, цветы, птицы, травы. Так чем не похоже последнее на многие нравопробудные публикации или лекционно-аудиторные воздействия? Именно так. Полнейшая схожесть. , Знаете, выстрел из ружья грозен и потрясающ. Да и раскаты эха ещё долго гуляют по округе. Но если это оружие не было направлено конкретно против меня, а просто про-
Манипуляции на нравственности 39 з в у ч а л о, то я от испуга волнения перехожу к отстраненности и равнодушию ещё быстрее, чем длится взмах крыла ласточки. Отчего? Да оттого, что задеть меня можно только тем, что способно меня коснуться. Всем остальным — ну, никак. Содержанием «из ряда вон» выходящей информации наши защитные барьеры преодолеть ещё получится, но вот возбудить к активности вряд ли. Во-первых, привыкание к плохому, безобразному, мерзкому происходит в момент ознакомления с ним. Во- вторых, ведь если строго, то человека можно удивить только комбинаторикой. Поэлементно мы всё «дьявольское» знаем и без того. Что есть такого, что человеку неведомо? Что жгут и убивают? — так об этом даже малые дети расскажут; причем хоть в красках, хоть в подробностях. Что грабят и издеваются, что посягают на святое и не останавливаются ни перед чем? — так кто когда такое утаивал! Всё это с рождения в нас, начиная от сказок о сером волке, с его неразборчивостью в свирепости по отношению к Красной Шапочке и семерым козлятам, до книг о злых разбойниках, взбалмошных старухах — и Бабе-Яге, и той, что не захотела сидеть у разбитого корыта, о коварных пиратах, о вечно голодных людоедах, о зверствах завоевателей, угнетавших народы и чинивших насилие над взятыми в плен людьми. Рабство, крепостничество, зависимость в жизни и на производстве, черные изнанки бытия в виде тюрем и лагерей, преступных
40 Логика хитрости банд и прочее — это, что ли, для нас секрет? Нет. Так о чём ещё можно вести человеку с человеком речь? Оказывается, не о чем! По крайне мере, если сводить общение к наполнению сознания «черными» обстоятельствами жизни. И вот на этом — в общем-то, вполне однозначном фоне — вдруг выявляется позиция и утверждается взгляд, что и тема разговора имеется и что есть в ней лучшее слово — это то, которое призывает к гуманности. Среди сумасшедших, к примеру, не принято говорить не соответственным недугу способом. Что же до людей, поучающих, наставляющих, назидающих, то они, в глухой обороне к возражениям и с завидной молодецкой энергичностью, считают свое дело более чем уместным, — с трибун, с амвона, со страниц изданий. Почему, спросите? Как же так, заинтересуетесь? Отвечу. А чтобы читали, чтобы заполнялись, чтобы впитывали. Дайте человеку в руки моток и начните подавать нить, чтобы он ее наматывал. Знаете, чем дело закончится? Вместе с образованием клубка человек намотает — во время мотания по вашей навязке именно такого вовлечения — еще и вас. Вашего спокойствия, если вы этого захотите (само занятие уж больно релаксирующее!), и ваших мыслей, если вы начнете их высказывать. Говоря обобщённо, развивая идею данного примера, — вам дали не клубок. Вам дали дорогу. А уж куда вы придёте — и дошкольник догадается. Туда, куда дорога ведёт.
Манипуляции на нравственности 41 «Нравственные» примеры, ситуации, эпизоды очень колебательны. Наклон устоев души во время раскачки бывает весьма и весьма выражен. Но это, пока давят. Внешнее воздействие для человека — к счастью или к сожалению — не бывает опре- деляюще запоминатель- ным. Будь так, мы бы уже давно перестали бы быть самостоятельными, превратившись в зомби. «Нравственность» еще никого не воспитала. Как не было такого ветра, который бы, своими дуновениями, из песка и камней построил, ну, хотя бы дом. Но ветер, если он сильный, способен разрушать. На языке нашего разговора, это может означать только то, что «нравственное» должно запускать какие-то механизмы боязни. У кого? У того, кто опасен тем, кто это воздействие испускает. Так отчего же тогда подвергаются влиянию все кто попало?! А разве не так ведет себя удильщик? Или невод? Или сеть траулера? И разве мы не идем по всему лесу, чтобы найти всего лишь одну нужную травинку или цветок?? Я полагаю, что это и есть манипуляция. Ловить нужных, если они еще и есть, заманивая всех. И именно — непричастных. Наша жизнь не столь длинна, чтобы растрачивать ее в бесконечных манипуляциях по чужому поводу. Но, опять же, как бы нам понять, что заставляют нас вовсе не тем, что принуждают, а... заинтересовывая. Тем, что предлагают блюдо, к которому
42 Логика хитрости мы сами, обо всём позабыв, тянемся. Я когда-то наблюдал любопытную картинку. Если к среднеазиатской сухопутной черепахе (обычной и, так сказать, комнатной) пластилином прикрепить к панцирю длинную, в сторону ее головы, проволоку, а на конец последней подвесить несколько листочков и свежих ярко-желтых цветков са¬ дового одуванчика, так, чтобы лакомое растение на 50-60 см было в отдалении вперед от глаз пресмыкающегося, то нет такой силы, что остановила бы черепаху в стремлении дойти до вкусного корма. У черепах мозг составляет 1/1000 часть всего тела. Об их уме говорить не приходится. Его нет или просто мало. Можно ли это не иметь в виду? Итак, Э. Поляновский, «Поле памяти»: «Поэт в России больше, чем поэт, — спорить не о чем. Однако когда поэт идет впереди публициста и даже репортера, это смущает. Прекрасно, когда поэт — гражданин, но надежнее, когда мы слышим, различаем каждый гражданский голос. При любом сигнале беды должна автоматически срабатывать система. Так или иначе, дело теперь сделано, поэту — спасибо. На месте массового расстрела отныне задумано «Поле памяти». Задача этой публикации проста: сказать, что сделано. Из предписанного, пожалуй, всё. Разгильдяев и
Манипуляции на нраиственности 43 равнодушных наказали. Судили преступников. И «Поле памяти» готово. Когда я приехал, работа шла к концу. Женщины ровняли граблями землю, из алюминиевых ведер, как из лукошка, бросали семена травы. В отдалении, у теодолита, стоял мастер, смотрел, ровно ли стоят вешки — серые бетонные пунктиры отмечали сверху границы кровавого подземелья. Перед рвом стоял гранитный обелиск — у самой дороги, на 10-м километре шоссе Симферополь — Феодосия. Обелиск — лишь видимая, малая часть памятного сооружения. Сказать о том, что видимо, и умолчать о том, что под землей, можно ли? Ясная осень. Зеленая трава, черная земля, синее небо. И розовое солнце. Да, розовое. Закроешь глаза и — розовые лучи озаряют розовое небо, розовую землю, розовую траву. И — туман, густой розовый туман. ...Галлюцинация, бред. Работу поручили РСУ. Главный инженер — Леонид Михайлович Манпель. Здесь, во рву, лежат его родные — бабушка, тетя, двоюродная сестра. — А отец погиб под Севастополем. Мы с матерью эвакуировались. В Чарджоу долго ждали баржу, сидели на берегу Амударьи. Карточки были, деньги были, а купить нечего. На руках у матери умер от голода младший брат. Отца помню. Он мне однажды ботинки подарил, резиновые, блестящие, с матерчатой застежкой... В жизни инженера-строителя подобных заданий не было. — Особенно тяжело было летом — июнь, июль:
44 Логика хитрости жара, ни ветерка, ни дуновения. Такой стоял трупный запах! Мы шурфовали ров через каждые полсотни метров, надо было определить границы захоронений. Поперек копали вручную, а вдоль рва брали землю экскаватором. Самый тяжелый момент — среди костей, одежды я увидел детские резиновые ботики. Мои: копия. Кто-то такой же, как я... Метров семьсот так шли... Потом копнули — всё, материк! Наконец-то материковый, жесткий, природный грунт, наша родная некопаная глина... С обеих сторон бесконечного рва уложили в глубокие траншеи бетонные стены, соединили их сверху бетонной крышей, и всё это засыпали землей. Теперь они, мертвые, оказались там, внизу, в огромном подземном саркофаге. Видимый всем обелиск — чтобы увековечить память живых о павших. Не видимый никому саркофаг — чтобы уберечь павших от живых. Всё теперь сделано, а душа не на месте. Судьи, которые вели дела и выносили приговор, сказали мне: «Всё равно копать будут. Ухитрятся». Не должны, успокоил я их, туда, ко рву, перенесли еще и пост ГАИ. Что же тогда не дает покоя? Значит, несмотря на кампанию местных газет, многочисленные гневные собрания, желающие поживиться могильным добром остались. Были и остались. Они где-то со мной, неподалеку, и завтра я, не ведая, могу пожать прокаженную руку. И значит, завтра снова может прорвать — где- нибудь в другом месте.
Манипуляции на нравственности 45 Где-то, на минувшем этапе, видимо, достаточно долгом, было утрачено сознание. Придорожный обелиск сам по себе сознание не восполнит. Уже был сдан памятный комплекс, когда через несколько дней на ровной, приглаженной земле обнаружили свежие глубокие следы грузовика. Тяжелая наследственность. Прежний обелиск был потрескавшийся, заброшенный, а ров — ничем не отмечен, и по нему свободно ходили сельскохозяйственные машины, сокращая путь от поля к полю. Единственное — не распахивали. К забвению добавилась халатность административных органов: один из организаторов могильных грабежей Нюхалов был осужден к трем годам лишения свободы, однако странным образом приговор исполнен не был, преступник остался на свободе и стал сколачивать новые компании для раскопок. Впрочем, это частности. Гораздо важнее причины общие. В конце концов даже оброненные кем-то ценности поднимет и присвоит не каждый. Как же случилось, что мародерами оказались в основном жители Севастополя — около тридцати человек, среди них юноши. Еще можно как-то понять трудности воспитания в Ялте или Сочи, где дети с пеленок видят сменяющих друг друга праздных людей. Но Севастополь, где в пионеры принимают на боевых кораблях, а загсе напутствует молодых Герой Советского Союза легендарная Мария Байда. Одна из свадеб, кстати, состоялась на другой день после ночных раскопок, и жених, и свидете-
46 Логика хитрости ли сменили пропахшую тленом одежду на праздничную. На первом процессе преступники днем каялись, а ночью — шли копать. Заметьте, разговор не о степени падения, а о степени двуличия. Не исключено, что по дороге из загса к праздничному столу новобрачные заехали к Вечному огню. Конечно, заехали: так принято. Не в таких ли «принято» рождается и утверждается лицемерие. Два года назад я увидел, как в Брестскую крепость, траурно-величественную, насквозь притихшую, шумно ворвалась свадебная компания. Дама, видимо, распорядительница, размахивала сумочкой и, перекрывая праздничный галдеж, громко говорила о предстоящем застолье. Они промчались к Вечному огню, быстро, со свадебным весельем сфотографировались все вместе и тем же шумным галопом устремились к выходу. Как выяснилось, свадьбу праздновал повар железнодорожного ресторана. Вечный огонь входил в его праздничное меню. На моих глазах свершилось оскорбление памяти. От оскорбления до осквернения далеко ли? Даже если и не близко, всё равно — по дороге, по пути. Память — состояние духовное, глубоко внутреннее. Инсценировать память, значит, плодить бездуховность. В Находке молодожены следуют к камню, обозначающему побратимство с одним из японских городов. В другом городе на севере, Тюмени, шествуют к отметке, указывающей, что здесь забила первая нефть. Какая связь со свадьбой? Кому нужны подобные маневры? Речь не о запрете, о дру-
Манипуляции на нравственности 47 гом. То, что дорого, памятно, свято, нельзя обращать в моду. Всякий формализм выхолащивает суть. Связывать события личной жизни с общенародными государственными необходимо, когда есть внутренняя потребность, чувство личной причастности. Мне ничего не стоит доказать, что с военно- патриотическим воспитанием в Крыму дело обстоит лучше, чем где-либо. Так оно и есть. Торжественные обряды, ритуалы, слеты, походы, пробеги, марши, митинги. Всё есть, всего вдоволь. Единственная область, где два города-героя. И музеи — уникальные. И в Севастопольскую панораму, и в Аджимушкайские каменоломни под Керчью поток не иссякает. В Керчи каждый год 9 Мая после торжественных возложений венков жители расстилают скатерти на склонах горы Митридат, садятся семьями, поминают павших. Снизу, из центра Керчи, картина волнующая, вся гора устлана скатертями. А рядом с городом, чуть больше десятка километров, — Багеровский ров с обелиском. Здесь в войну были расстреляны 15 000 жителей Керчи. Здесь лежат матери и отцы тех, кто поминает их на склонах Митридата. Я спросил директора Багеровской восьмилетней школы, многие ли из Керчи приезжают сюда 9 Мая возложить цветы. — Человек семь-восемь... Как же так... К городским монументам возлагают, а к месту гибели родных — нет. Но без любви к матери, отцу не может быть любви к Родине. До
48 Логика хитрости какой же степени надо заорганизовать дело так, чтобы гражданская всеобщая память заслонила личную, кровную. Это случилось не сегодня. Сегодня мы лишь пожинаем прошлое. Мы так много призывали и организовывали, что не успевали прочувствовать. Так много говорили, что не успевали задуматься. Думали одно, а говорили другое. Созрело противоречие — между самовнушением и действительностью. В данном случае, как это и бывает, грозовой разряд поразил именно высшую точку. Прежде чем ставить памятный знак, изучается история события, его суть и подробности. Обелиск поставлен, «Поле памяти» ухожено. А кто лежит в этом поле? Кого расстреливали, когда, сколько их, жертв? Я обзваниваю архивы, обхожу присутственные места, зашел в краеведческий музей — никто не знает. Называют и 12 000 расстрелянных, и 8000, и другие цифры. И — ни одной фамилии погибшего. Но разве «Поле памяти» лишь строительное сооружение? Тогда можно было бы раз и навсегда поставить один монумент сразу для 20 миллионов. Как фашисты сумели обмануть тысячи жертв? А может быть, людей везли насильно? Кто руководил расправой? Я хожу по городу, словно с протянутой рукой, блокнот мой пуст. Установить что- нибудь конкретно невозможно, говорили мне: мест массовых казней вокруг Симферополя было более десятка, а людей уводили ночью, поди узнай — куда. Но не может же быть, чтобы рядом с родным
Манипуляции на нравственности 49 порогом 12 000 человек пропали без вести. Я свернул с официального маршрута и, оставив кабинеты, стучусь в частные квартиры. Поэт Александр Ткаченко, сын комиссара партизанского отряда, свел с другом отца Георгием Леонидовичем Северским. Теперь ему семьдесят семь, в войну был заместителем командующего партизанским движением в Крыму. — Немцы вошли в Симферополь на рассвете второго ноября, — рассказывает Северский, — а через месяц с небольшим начались массовые расстрелы. Они длились всего несколько дней, к рождеству сорок первого немцы планировали закончить акцию. Других мест казни тогда еще не было, только этот ров — огромный, противотанковый. — Сами же симферопольцы и рыли его? — Да, готовились защищаться, но... немцы с другого конца вошли. Так вот, поначалу паники не было, объявили, что перевозят в гетто. ...Это был геноцид. Операцию проводила зондеркоманда 10-а, командовали капитан Курт Кристман, он умер года три-четыре назад в Штутгарте... — нет, его не судили — и помощник Вальтер Керер. А в других-то местах уже много позже казнили, о рве уже и забывать стали, все-таки столько времени под немцами. Последние три дня стали расстреливать в Дубках и в Красном, это под боком, весь город слушал выстрелы, и когда немцев выгнали, все симферопольцы кинулись туда. Сами раскапывали, еще до Чрезвычайной комиссии. Трое суток копали, ночами жгли костры. Сотни трупов опознали, артистов драмтеатра, подпольщиков, обнаружили в колодце.
50 Логика хитрости ...В ту пору имя самого Северского было легендарным. Он возглавлял самые рискованные операции. В 1942-м его наградили орденом Ленина. Однажды на партизанский штаб напали, был бой, немцев отогнали, но в сторожке лесника они сумели захватить дочь Северского, шестилетнюю Люду. Георгию Леонидовичу доставили от немцев записку: приглашаетесь на переговоры. Фашисты водили девочку по улицам Симферополя. Были уверены, если не с поднятыми руками, то с оружием Северский в Симферополе объявится. И правда, он с группой кинулся в город, но на полпути остановился. Рисковать людьми, которые шли с ним и которых он оставил в лесу — больше тысячи! — он не имел права. Немцы ждали почти четыре месяца. Потом Северский получил фотографию дочери — с петлей на шее. Вернемся на «Поле памяти». Как это было?! Как... С. Щербина, единственный свидетель: «Сам я из Барабановки, рядом. Война пришла знаете как. Сижу дома, вдруг — ба-бах! Третья от нас изба разлетелась. Как же это? Газеты пишут, немцам Крыма не видать, а тут... Возил я им, немцам, в Зую молоко, яйца, сметану. Налог. А обратно — ихнюю почту для старосты. Однажды в час ночи стучат. Пятеро. Из леса. Научили меня читать почту, не открывая конверта, сказали запоминать всё по дороге — обозы, машины, колонны. Ну и однажды попросили: «Что там за стрельба у Гнилушки?» Это речка возле противотанкового рва. Я до каменоломен, там ку-
Манипуляции на нравственности 51 раю — ну, понаметало! Это перекати-поле, печки им топили. Я в курае спрятался, ров мне виден. Тихо. Справа, от Феодосии, прошли три машины, и за ними вдруг шлагбаум закрыли. Проехали мимо и слева, со стороны Симферополя, тоже за ними закрыли. Перекрыли, своих даже не пускают, от любого шлагбаума не видно ни балки, ни рва, там же поворот. Смотрю, впустили машину зондеркоманды. Тут же, у дороги, под горочкой передвижной вагончик, дымок идет. Из вагончика автоматчики высыпали и машину окружили. Человек пятнадцать. Из кабины выходят двое, открывают сзади дверь, и из машины выпрыгивают люди, поддерживают друг друга. Да, а одежда чья-то здесь, у дороги, уже лежала, видно, кого-то уже расстреляли. И тут, еще до команды, они начали кричать. Может, чью-то одежду узнали. Их стали раздевать. Снег шел мокрый, и их, голых, согнали на полевую тропу. Никто никуда бежать не пытался, только кричали страшно, а потом тихо пошли. Вели друг друга, даже волокли. Стоит белая толпа у рва — мне видно плохо, да еще дрожу весь, мне же еще шестнадцать лет самому-то, пацан — стоят они, и тут залп. И какой-то розовый дым, облако. Разрывными, что ли, стреляли — не знаю. Вот где жутко-то, только что были люди, двигались, шевелились, и вместо них — розовое облако. Я хочу обратно ползти — не могу, меня как парализовало». С Семеном Павловичем Щербиной свел меня Леонид Михайлович Манпель, руководивший сооружением саркофага. Щербина до пенсии тоже работал в зеленхозе — шофером.
52 Логика хитрости — Сень, а правда, что моряки там есть? — Обожди. Весной сорок второго стало тепло, и они там, под землей, вспухли. Земля поднялась. И такой запах вокруг, как ветерок оттуда, так даже в Мазанке не продохнуть. Тогда стали известь туда кидать... — Ты смотри. А мы ведь, когда шурфовали, из- весть-то видели. Я всё не мог понять, откуда. — К тому времени пригнали моряков, через весь Крым вели, в одной связке по пятеро. Вот они-то, моряки, и пересыпали трупы известкой и добавили сверху земли. Тут же расстреляли моряков, ближе к дороге, к обелиску... Не всегда расстреливали, не всегда. Когда было сухо и ко рву могла подойти душегубка, то убивали в душегубке и в ров сваливали. Но это уже позже... Лёня, Лёнечка, а помнишь, как до войны-то жили, все вместе — татары, крымчаки, караимы, евреи, русские, украинцы, кто еще — французы, болгары. И как дружно-то. Да и немцы, и немцы же тоже. — Ну, что ты! У моего отца лучший друг был немец, во флоте вместе служили. Щербина опускает голову, прячет лицо в ладонях. — Я не могу больше, Лёня. Как глаза закрою, так розовый туман. И ночью, и ночью... Как жаль, что я не могу оживить голоса, озвучить паузы и молчание. — Сеня, успокойся... — Обожди, Лёня, обожди... Не бывает, чтобы погибали все. Кто-то всегда остается.
Манипуляции на нравственности 53 У Вознесенского, там, где поэзию прерывает документальная проза, названа фамилия: по дороге ко рву мать вытолкнула из машины мальчика, спасла... К сожалению, факт неверен, этого не было и быть не могло: на казнь увозили в закрытых фургонах. Но кто-то ведь есть, из двенадцати тысяч неужели никто... Есть, отыскалась, жива единственная женщина, стоявшая на краю рва, у роковой черты. Р. Гурджи: «Мы из крымчаков. На фронте погибли муж и два брата. Остались мама и нас детей четверо, все вместе мы и пришли на сборный пункт. Сказали, что сначала отвезут нас в Карасубазар, центр крымчакского поселения, там, сказали, будет сбор со всего Крыма, а уж оттуда — в Бессарабию. Народу пришло очень много. Держали двое суток. А одиннадцатого декабря с утра стали увозить. Сначала почему-то мужчин, самых крепких. К ним дети лезут, жены — не пускают: мужья вам места займут, а вы следующим рейсом. Кто-то потом вдруг заметил, одна и та же машина через час вернулась, а до Карасубазара больше сорока километров. Заволновались все, конечно. А одна из машин вернулась, в ней детские игрушки... Тут уже была паника, заталкивали уже насильно, мы пятеро в одну машину попали. ...В противотанковый ров нас загоняли с пологой стороны. Я оказалась крайней. И я маме говорю: «Мама, я, наверное, жива останусь». А она мне: «Ой, доченька, мучиться будешь всю жизнь». Как упала, не помню, меня мертвые к стене прижали. Засыпать землей нас не
54 Логика хитрости стали, было холодно, трупы не разлагались. Трое суток я там пробыла, дождь холодный прошел, потом снег, опять дождь, потом мороз ударил. Я ночью выбралась, рубашка нижняя в крови задубела, как жесть. Расстреливали в нижнем белье. Вылезла — кругом снег. Я побрела в Мазанку, в село, постучалась, попросила хлеба и воды. Не открыли, иди, говорят, из-за тебя и нас возьмут. Я в другую хату, и там не пустили. Когда я уходила, меня догнал ребенок, мальчик, протянул кусок хлеба и воду. В чьем-то дворе висела замерзшая юбка и мужская рубаха, я сняла... Грешная я, грешная, что украла... Пошла в поле, в стогу соломы отогрела и мокрое на себя надела». Разговор со старушкой шел по слогам, по буквам, она не слышит, следит за губами, отвечает с одышкой, невпопад. Почему мы знаем так мало об этих людях, почему не стремимся узнать? Потому, что они не герои, а жертвы? Но из 20 миллионов погибших половина — мирные жители и военнопленные. Почему же мы должны знать только одну половину войны и помнить только половину павших. И разве не обязаны мы знать фашизм с его геноцидом доподлинно, от истоков и до последствий, которые скажутся, может быть, еще не на одном поколении. Когда на поле гибнет солдат, жизнь продолжается — в его детях. Когда на корню истребляется семья — обрывается род, навсегда и бесследно. Что может быть трагичнее. ...А ведь здесь лежат не только жертвы. Главврач Крымской психиатрической больни-
Манипуляции на нравственности 55 цы, профессор Балабан, был так популярен, что больницу в народе прозвали Балабановка. В свое время он получил образование в Германии, женился там на немке и вернулся затем в Симферополь. Немка была непростая, знатного рода. Когда фронт приближался, город эвакуировался, она сказала мужу: «Немцы — не звери». Из Германии они оба уехали в 1919 году, откуда ей было знать о Гитлере. Профессора не трогали, видимо, благодаря жене. В больнице оставалось около девятисот больных. Балабан знал их судьбу: немцы и своих-то душевнобольных не щадили, боролись за чистоту расы. Больше половины своих подопечных профессор сумел выписать и передать родным. Остальных не успел. Видимо, в тот день была сухая погода: между рвом и городом курсировала душегубка. Она подошла и остановилась у больничных ворот. Жену Балабана, конечно, не трогали, но она вместе с мужем вышла из больничных ворот. Входя в адскую машину, они успели принять яд. Они сами распорядились своей судьбой. Не умерли — погибли. Этот обелиск не всем им вместе, безымянным, а каждому в отдельности. Той же старушке Турджи, например, хотя и спаслась она так невероятно. Она живет теперь в сыром потрескавшемся домишке, через который стекают с горы все дожди и снега. Рядом с ней стоит сухой домик. Он долго даже пустовал, но старушке отказали в обмене, и, в общем, правильно: там прописана была, а совсем
56 Логика хитрости недавно вернулась девица, отбывавшая срок в колонии за воровство. Я невольно сравниваю с ней несчастную Гурджи, ее самый большой в жизни грех, когда она зимой вылезла из могилы: «Грешная я, грешная...» Вы понимаете, если она останется доживать остаток дней в сырой развалюхе, что будет означать тогда обелиск. Вечная тема — жертва и палачи. В этой конкретной жизненной драме к палачам я отношу и тех, кто стоял в оцеплении, кто был наводчиком. Среди них были и те, кто вырос на нашей земле. С окончанием войны драма не закончилась. Возвращались отцы, мужья, сыновья и шли по следам гибели родных. В семьях полицаев они находили дорогие сердцу семейные реликвии. Собственно, и на могильные драгоценности в противотанковом рву мародеров безошибочно навел полицай. Он стоял когда-то в оцеплении, отбыл срок и теперь, столько лет спустя, опять вернулся к своим жертвам. Возмездие палачам, воздаяние мародерам — в одной цепи. Первые группы судили за надругательство над могилами. Срок по статье вышел небольшой. После массовых возмущений догадались судить (повторно) за нарушение правил о валютных операциях. То есть за незаконную, в обход государства, продажу золота. Видимо, надругательство над могилами само по себе настолько чудовищно, что законодатели в свое время исходили лишь из теоретических предпосы-
Манипуляции на нравственности 57 лок. Это хорошо, что другая статья подошла. А если бы преступники не продавали, а сами, скажем, носили золотые кольца и браслеты... Один из скупочных магазинов — «Янтарь» — был поблизости, в Симферополе. Товаровед-скупщик Г. Гуйда принимала всё, в том числе и золотые коронки, в которых еще сохранился, накрепко застыл старый, омертвевший, полувековой давности цемент. Принимала без документов, через подставных лиц. Ее судили, приговорили, но... Не поверите, ее тут же, со скамьи подсудимых, отпустили по амнистии: в связи с 40-летием Победы. Худшей, горшей памяти нет. Стоит обелиск — пока мертвый, не оживший. Как бы отдельно от павших. Еще не поздно, пока не поздно, нужно поднять на свет имена, факты, события. Собрать воспоминания тех, кто видел, помнит, знает. Всё, что будет воскрешено, должно занять место на стендах и запаснике музея. Воспоминания могут лечь в книгу, которая поможет людям быть людьми. Если обелиск оживет, может статься, отпадет надобность и в охранном посту ГИБДД*. Помните работников Крымского драмтеатра — подпольщиков, которых после войны извлекли из колодца? В память о них на стене театра висит мемориальная доска. Не знаю, много ли стоила бы она сама по себе. Но театр еще создал спектакль о * ГИБДД — Государственная инспекция безопасности дорожного движения.
58 Логика хитрости своих павших товарищах. Недавно, в день открытия очередного театрального сезона, возле театра состоялся общегородской митинг. Он начался с торжественной переклички актеров. Были названы и имена павших. Перекличка — это преемственность, это бессмертие. У каждого поколения своя ответственность, и среди всех обязанностей одна общая — помнить всё, что было до нас. Если мы не сбережем эту память, если не мы — то кто же... Розовое солнце садится за розовые облака, освещая розовым светом «Поле памяти». Этот обелиск — каждому из них, у каждого был свой характер, своя жизнь, и у каждого, даже самого маленького, было имя». Манипуляция на нравственности имеет место всегда тогда, когда за другого не больно, а... интересно. Самым примечательным в «нравственном» воз- Любили в советские времена «нравственное» духозанимание. По мне-так, чрезмерно. Не в последнюю очередь из-за этих спекуляций, ища в человеке человека несуществующего, проглядели того человека, с которым предстояло жить и с которым надо было научиться жить. Не научились!
Манипуляция на нравственности 59 делывании человека является обычная практика (не интуитивная, не инстинктивная, а планомерная, расчетливая, сознательная) использования метода «от противного» — «Не пей, Иванушка, водицы из лужицы от копытца: козленочком станешь!» Однако даже сказка вынуждена признать: проигнорировал мальчик совет сестрицы, не последовать поспешил, а ослушаться. Сработал подмеченный еще в VI веке до н. э. древнегреческим поэтом Феогнидом закон: «Знаю лучшее, а влекусь худшим». Так всегда в жизни. Благие призывы громки, но зовучи они с какой-то изощренной обрат- ностью. После всех душеволнительных историй непременно ощущаешь в глубинах натуры какой- то странный осадок: чувство, как изжога, заметное, но недоступное уму; обман исключительной правды, умение всякого недоумения быть щедрым на предначальное «не», хотя перед «до»*, кажется, уже ничему нельзя быть... Сколько ни говорите зелени деревьев, как некрасива опавшая коричневеющая гнилость жухлости, какой из листьев до сих пор удержался, чтобы ею не стать?!! Нравственное дуновение порождает всплеск, но разве ударяющий мяч о землю не знает, куда тот улетит?!! Метод «от противного» в нравственности — са- мообратителен: он инверсирует то, что было измерительно инвертировано. При этом происходит не отторжение оминусованного, а, наоборот, — впуск. * К примеру, если взять за отправной пункт исток октавы...
60 Логика хитрости Показ преимуществ добродетели на фоне случаев зла, обмана, жестокости и проч, научит не ей, а им. Вы хотите показать, как красив и прекрасен брильянт, и для убедительности бросаете его в «фон» — в сосуд с сажей. Кто же не представит себе дальнейшее?! Чернота сажи подавит убедительность. Апелляции к нравственности возможны только в атмосфере стерильности. Демонстрация злого есть уже сама по себе злость. Как бы ни был «добр» скальпель, но он умеет только резать. Антинравственными примерами мы не учим нравственности, мы учим наличию и существованию недобрых сил, их множеству, их силе, их неодолимости. Отчего же происходит манипуляция? Ну, во-первых, любые рассказы о незлом не обладают привлекательностью, в них нет столь нужного людям «потрясательного» начала. Кто-то будет говорить, что это ужасно и нехорошо. Не стану спорить, но разве секрет, что бутылка водки заманчивее бутылки воды?! Во-вторых, очень стойко убеждение, что плохое отвратительно и отгалкивательно само по себе, — как же, говорят такие люди, если попробовать горечь водки, неужели не станет каждому противно? И есть третье. Подсознательная тяга к негативному: поместите в газете тысячу рассказов о рождении и один об убийстве и можете не сомневаться, какой станут читать первым. Выходит, что, зная, какие мы, разбираясь в человеческой натуре, другой человек всегда может использовать нас — с нашего же согласия — сыграть с ним «в нравственность».
Манипуляции иа нравственности 61 Я приведу в качестве примера рассказ Варлама Тихоновича Шаламова (1907—1982) «Боль». В его основе — реальные события, поведанные Шаламову писателем Ю. О. Домбровским. Юрий Осипович Домбровский (1909-1978): Пока это жизнь, и считаться Приходится бедной душе Go смертью без кассаций, С ночами в гнилом шалаше. С дождями, с размокшей дорогой, С ударом ружья по плечу. И с многим, и очень со многим, О чем и писать не хочу. Когда нам принесли бушлат И, оторвав на нем подкладку, Мы отыскали в нем тетрадку, Где были списки всех бригад, Все происшествия в бараке, — Все разговоры, споры, драки, — Всех тех, кого ты продал, гад! Мы шесть билетиков загнули — Был на седьмом поставлен крест. Смерть протянула длинный перст И ткнула в человечий улей... Когда в бараке все заснули, Мы встали, тапочки обули, Нагнулись чуть не до земли И в дальний угол поползли. Душил «наседку» старый вор, И у меня дыханье спёрло, Когда он, схваченный за горло, Вдруг руки тонкие простёр, И быстро посмотрел в упор, И выгнулся в предсмертной муке, Но тут мне закричали: «Руки!» И я увидел свой позор, Свои трусливые колени В постыдной дрожи преступленья. Конец! Мы встали над кутком, Я рот обтер ему платком, Запачканным в кровавой пене, Потом согнул ему колени, Потом укутал с головой: «Лежи спокойно, Бог с тобой!» «Странный человек появился в московском Центральном Доме литераторов в середине пятидесятых — высокий, нескладный, с вихрами, всегда всклокоченными, словно с чем-то навсе-
62 Логика хитрости гда несогласными, а во рту — черная дыра, лагерная цинга съела зубы. Имя его — Юрий Домбровский — тогда ни мне, ни моим ровесникам, ни многим другим ничего не говорило. Но подметили мы, с каким чувством уважения к неписаному старшинству этого человека общались с ним Ярослав Смеляков, Михаил Светлов, и тоже инстинктивно проникались уважением, прислушивались к его резким нервным оценкам... Лагерные стихи потрясли меня и своей правдой, и мощным мрачным мастерством». (Евгений Евтушенко) Сам Шаламов — ветеран ГУЛАГа. Более 20-ти лет своей жизни он провел в лагере и в ссылке, освобожденный только в 1956 году после реабилитации. В каждом его произведении мы читаем про боль, которая пережита им в местах, где торжествовала несвобода, где имело место грязное похабное перечеркивание человеческой личности, элементарного достоинства живого существа. Но это — боль того, кому было больно. Выры- Скульптурный портрет Варлама Шаламова работы Ф. Сучкова. Фото Ф. Сучкова
Манипуляции на нравственности 63 ваясь наружу, боль оказывается уже стоном. А стон требует других измерений внимания. Показывая событие в аспектах благородного вопля души, бедствующей, а потому ветхозаветно вопрошающей: «За что?», Шаламов подсознательно вплетает в канву передачи (с отдельным, конкретным человеком случившимся) эпизодично проявившегося факта... нравственность. Поэтому у идеи смысла, маленькой серенькой и лишь колюче свернутой на манер ежика, тут же появляется трон отношения. Трон требует пышности, а пышность неотделима от... интереса к ней. Необходимо прорисовывается лик манипуляции. Запустите волчок, его ось станет уверенно вертикальной. Но попробуйте опереться на нее, и вы сразу же ощутите ошибку доверия... В ноте печали никогда не будет боли, а тот, кто на такую боль рассчитывает, манипулирует не результатом, а привычными установками в душе, имеющими доступ к вниманию. Это как рассказы о золоте флибустьеров. Читая их, еще никто не обогатился, зато как обильно начувствовался. Интересно? А как же! Но это — клады и драгоценности. А мы-то ведем речь об исправлении человека. И каким сразу разменным в конечном счете видится итог... Когда на скрипке плачет струна, слезы роняет не она, а моя интерпретация ее голоса. Но разве струна звучит по своей воле? И так ли уж действительно расстроен тот, кто взялся за смычок? А теперь сам рассказ: «Это — странная история, такая странная, что и понять ее нельзя тому, кто не был в лагере, кто не
64 Логика хитрости знает темных глубин уголовного мира, блатного царства. Лагерь — это дно жизни. «Преступный мир» — это не дно дна. Это совсем, совсем другое, нечеловеческое. Есть банальная фраза: история повторяется дважды — первый раз как трагедия, второй раз как фарс. Нет. Есть еще третье отражение тех же событий, того же сюжета, отражение в вогнутом зеркале подземного мира. Сюжет невообразим и всё же реален, существует взаправду, живет рядом с вами. В этом вогнутом зеркале чувств и поступков отражаются вполне реальные виселицы на приисковых «правилках», «судах чести» блатарей. Здесь играют в войну, повторяют спектакли войны и льется живая кровь. Есть мир высших сил, мир гомеровский богов, спускающихся к нам, чтобы показать себя и своим примером улучшить человеческую породу. Правда, боги опаздывают. Гомер хвалит ахеян, а мы восхищаемся Гектором — нравственный климат немножко изменился. Иногда боги зовут людей на небо, чтобы сделать человека «высоких зрелищ» зрителем. Всё это разгадано поэтом давно. Есть мир и подземный ад, откуда люди иногда возвращаются, не исчезают навсегда. Зачем они возвращаются? Сердце этих людей наполнено вечной тревогой, вечным ужасом темного мира, отнюдь не загробного. Этот мир — реальней, чем гомеровские небеса. Шелгунов «тормозился» на пересылке во Владивостоке — оборванный, грязный, голодный, не добитый конвоем отказчик от работы. Надо было
Манипуляции на нравственности 65 жить, а на кораблях, как на тележках для газовых печей Освенцима, везли и везли за море пароход за пароходом, этап за этапом. За морем, откуда не возвращался никто, Шелгунов уже побывал в прошлом году, в прибольничной «долине смерти», и дождался обратной отправки на материк — на золото шелгуновские кости не брали. Сейчас опасность опять приближалась, вся зыбкость арестантского жития ощущалась Шелгуновым всё явственней. И не было выхода из этой зыбкости, из этой ненадежности. Пересылка, огромный поселок, перерезанный в разных направлениях правильными квадратами зон, опутанный проволокой и простреливаемый с сотни караульных вышек, освещенный, просвеченный тысячей «юпитеров», слепящих слабые арестантские глаза. Нары этой огромной пересылки — ворот на Колыму — то внезапно пустели, а то вновь наполнялись измученными грязными людьми — новыми этапами с воли. Пароходы возвращались, пересылка отрыгала новую порцию людей, пустела и вновь наполнялась. В зоне, где жил Шелгунов, — самой большой зоне пересылки, — очищались все бараки, кроме девятого. В девятом жили блатари. Там гулял сам Король — главарь. Надзиратели туда не показывались, лагерная обслуга каждый день подбирала у крыльца трупы «качавших права» с Королем. В этот барак повара тащили с кухни свои лучшие блюда, и лучшие вещи — «тряпки» всех эта-
66 Логика хитрости пов непременно «игрались» в девятом, королев- ском бараке. Шелгунов, прямой потомок землевольцев Шелгуновых, отец которого был на воле академиком, а мать — профессором, с детских лет жил книгами и для книг, книголюб и книгочей, он всосал русскую культуру с молоком матери. Девятнадцатый век, золотой век человечества, формировал Шелгунова. Делись знанием. Верь людям, люби людей — так учила великая русская литература, и Шелгунов давно чувствовал в себе силы возвратить обществу полученное по наследству. Жертвовать собой — для любого. Восставать против неправды, как бы мелка она ни была, особенно если неправда — близко. Тюрьма и ссылка были первым ответом государства на попытки Шелгунова жить так, как его учили книги, как учил девятнадцатый век. Шелгунов, был поражен низостью людей, которые окружали его. В лагере не было героев. Шелгунов не хотел верить, что девятнадцатый век обманул его. Глубокое разочарование в людях во время следствия, этапа, транзитки вдруг сменилось прежней бодростью, прежней восторженностью. Шелгунов искал и встретил то, что он хотел, то, о чем он мечтал, — живые примеры. Он встретил силу, о которой много читал раньше и вера в которую вошла в кровь Шелгунова. Это был блатной «преступный мир». Начальство, которое тогда было, презирало соседей и друзей Шелгунова и самого Шелгунова — и боялось и благоговело перед уголовниками.
Манипуляции на нравственности 67 Вот мир, который смело поставил себя против государства, мир, который может помочь Шелгунову в его слепой романтической жажде добра и жажде мщения... — У вас тут нет романиста? Кто-то переобувался, поставив ногу на нары. По галстуку, носкам в мире, где много лет существовали только портянки, Шелгунов безошибочно определил — из девятого барака. — Есть один. Эй, писатель! — Здесь писатель! Шелгунов вывернулся из темноты. — Пойдем-ка к Королю — тиснешь чего-нибудь. — Я не пойду. — Как же это ты не пойдешь. До вечера не доживешь, дурачок! Художественная литература хорошо подготовила Шелгунова к встрече с преступным миром. Благоговея, Шелгунов переступил порог девятого барака. Все его нервы, вся его тяга к добру были напряжены, звенели, как струны. Шелгунов должен был добиться успеха, завоевать внимание, доверие, любовь высокого слушателя — хозяина тут, Короля. И Шелгунов успеха добился. Все эти злоключения кончились в тот самый миг, когда сухие губы Короля растянулись в улыбке. Что Шелгунов «тискал» — дай бог памяти? С беспроигрышной карты — «Графа Монтекристо» — Шелгунов и ходить не захотел. Нет. Хроники Стендаля и автобиография Чиллини, кровавые легенды итальянского средневековья воскресил перед Королем Шелгунов.
68 Логика хитрости — Молодчик, молодчик! — хрипел Король. — Хорошо повали культуру. Ни о какой лагерной работе для Шелгунова не могло быть и речи с этого вечера. Ему принесли обед, табак, а на следующий день перевели в девятый барак на постоянную прописку, если такая прописка бывает в лагере. Шелгунов стал придворным романистом. — Что невесел, романист? — О доме думаю, о жене... - Ну... — Да вот, следствие, этап, пересылка. Ведь переписываться не дают, пока на золото не привезут. — Эх, ты, олень. А мы на что? Пиши твоей красотке — и мы отправим — без почтовых ящиков, по нашей железной дороге. А, романист? — Да я вам век буду служить. — Пиши. И раз в неделю Шелгунов стал отправлять письма в Москву. Жена Шелгунова была артистка, московская артистка из генеральской семьи. Когда-то в час ареста они обнялись. — Пусть год или два не будет писем. Я буду ждать, я буду с тобой всегда. — Письма придут раньше, — уверенно, по-мужски, успокаивал жену Шелгунов. — Я найду свои каналы. И по этим каналам ты будешь мои письма получать. И отвечать на них. — Да! Да! Да! — Звать ли романиста? Не надоел ли? — заботливо спросил своего шефа Коля Карзубый. — Не
Манипуляции на нравственности 69 привести ли Петюнчика из нового этапа... Можно из наших, а можно из пятьдесят восьмой. Петюнчиками блатные называют педерастов. — Нет. Зови романиста. Культуры мы похавали, правда, достаточно. Но всё это — романы, теория. Мы с этим фраером еще в одну игру играем. Времени у нас предостаточно. [...] — Мечта моя, романист, — сказал Король, когда все обряды отхода ко сну были выполнены — и пятки почесаны, и крест надет на шею, и на спину поставлены тюремные «банки» — щипки с подсечкой, — мечта моя, романист, чтобы мне письма с воли такая баба писала, как твоя. Хороша! — Король повертел изломанную, истертую фотографию Марины, жены Шелгунова, пронесенную Шелгуновым через тысячи обысков, дезинфекций и краж. — Хороша! Для сеанса годится. Генеральская дочь! Артистка! Счастливые вы, фраера, — а у нас одни сифилюги. А на триппер и внимания не обращаешь. Ну, кимаем. Уже сон снится. И на следующий вечер романист не тискал романов. — Чем-то ты мне по душе, фраер. Олень и олень, а есть капля жульнической крови в тебе. Напиши- ка письмо жене товарища моего, человека, одним словом. Ты — писатель. Понежней да поумней. Если ты столько романов знаешь. Небось ни одна не устоит против твоего письма. А мы что, темный народ. Пиши. Человек перепишет и отправит. У вас даже имя одинаковое — Александр. Вот смехота. Правда, у него Александр только по этому делу,
70 Логика хитрости по которому идет. Но ведь все равно Александр. Шура, значит, Шурочка. — Никогда таких писем не писал, — сказал Шелгунов. — Но попробовать могу. Каждое письмо, смысл письма Король рассказывал устно, а Шелгунов-Сирано замыслы Короля обращал в жизнь. Пятьдесят таких писем написал Шелгунов. — В одном было: «Я во всем признался, прошу советскую власть простить меня»... — Разве уркачи, то есть блатные, — невольно прерывая письмо, спросил Шелгунов, — просят о прощении? — А как же? — сказал Король. — Эта ксива — кукла, маскировка, туфта. Военная хитрость. Больше Шелгунов не спрашивал,, а покорно писал всё, что ему диктовал Король. Шелгунов перечитывал письма вслух, исправлял стиль, гордился силой своего непотухшего мозга. Король одобрял, чуть раздвигая губы в своей королевской улыбке. Всё кончается. Кончилось и писание писем для Короля. А может быть, была важная причина, шел слух, лагерная «параша», — что Короля отправят- таки в этап на Колыму — куда он отправил, убивая и обманывая, стольких. Сонного, значит, схватят, свяжут руки и ноги и — на пароход. Пора было кончать переписку, и так уж чуть не год Шелгунов-Сирано говорил слова любви Роксане голосом Кристиана. Но надо кончать игру по-блатному, чтоб живая кровь выступила...
Манипуляции на нравственности 71 Кровь запеклась на виске человека, труп которого лежал перед очами Короля. Шелгунов хотел закрыть лицо, укоризненно глядящие глаза. — Ты видишь, это кто? Это и есть твой тезка, Шура, для которого ты письма писал. Его сегодня оперативники задели начисто. Топором отрубили голову. Видно, шел закрытый шарфом. Пиши. — Пишет товарищ вашего Шуры! Шуру вчера расстреляли, и я спешу написать вам, что последними его словами... — Написал? — сказал Король. — Мы перепишем — и лады. Больше не надо писать писем. — Это письмо я мог бы и без тебя написать, — улыбнулся Король. — Нам дорого образование, писатель. Мы люди тэмны... Шелгунов написал похоронное письмо. Король как в воду глядел — был схвачен ночью и отправлен за море. А Шелгунов, не найдя связь с домом, потерял и надежды. Он бился в одиночку год, второй, третий — скитался от больницы до работы, негодуя на жену, которая оказалась стервой или трусихой, которая не воспользовалась «верными каналами» связи и забыла его, Шелгунова, и растоптала всякую память о нем. Но случилось так, что и лагерный ад кончается, и Шелгунов освободился, приехал в Москву. Мать сказала, что о Марине ничего не знает. Отец умер, Шелгунов разыскал подругу Марины — сослуживицу по театру — и вошел в квартиру, где она жила.
72 Логика хитрости Подруга закричала. — Что случилось? — сказал Шелгунов. — Ты не умер, Шура... — Как умер? Когда я здесь стою? — Вечно жить будете, — вывернулся из соседней комнаты человек. — Такая примета. — Вечно жить — это, пожалуй, не нужно, — тихо выговорил Шелгунов. — Но в чем дело? Где Марина? — Марина умерла. После того, как тебя расстреляли, она бросилась иод поезд. Только не там, где Анна Каренина, а в Расторгуеве. Положила голову под колеса. Голову ровно, чисто отрезало. Ты ведь признался во всем, а Марина не хотела слушать, верила в тебя. — Признался? — Да ты сам написал. А о том, что тебя расстреляли — написал твой товарищ. Да вот ее сундучок. В сундучке были все пятьдесят писем, которые Шелгунов написал Марине по своим каналам из Владивостока. Каналы работали отлично, но не для фраеров. Шелгунов сжег свои письма, убившие Марину. Но где же письма Марины, где фотография Марины, посланная во Владивосток. Шелгунов представил Короля, читающего письма любви. Посланную Мариной фотографию тонкого тела Марины, нежного ее лица. Представил, как это фото служит Королю «для сеанса». И Шелгунов заплакал. Потом он плакал каждый день, всю жизнь. Шелгунов бросился к матери, чтобы найти хоть что-нибудь, хоть строчку, написанную рукой Ма-
Манипуляции на нравственности 73 рины. Пусть не ему. Такие письма нашлись, два истертых письма, и Шелгунов выучил эти письма наизусть. Генеральская дочь, артистка пишет письма блатарю. В блатном языке есть слово «хлестаться» — это значит хвалиться, и пришло это слово в блатную феню из большой литературы. Хлестаться — значит быть Хлестаковым. Королю было чем похлестаться. Этот фраер — романист. Умора. Милый Шура. Вот как надо писать письма, а ты, сука позорная, двух слов связать не могла... Король читал отрывки из своего собственного романа Зое Талитовой — проститутке. — У меня нет образования. — Нет образования. Учитесь, твари, как жить. Всё это легко видел Шелгунов, стоя в темном московском подъезде. Сцена Сирано, Кристиана и Роксаны, разыгранная в девятом кругу ада, почти что на льду Дальнего Севера. Шелгунов поверил блатарям, и они заставили его убить свою жену собственными руками. Два письма истлели, но чернила не выгорели, бумага не превратилась в прах. Каждый день Шелгунов читал эти письма. Как их хранить вечно? Каким клеем замазывать щели, трещины в этих темных листочках почтовой бумаги, белой когда-то. Только не жидким стеклом. Жидкое стекло сожжет, уничтожит. Но всё же письма можно склеить так, что они будут жить вечно. Любой архивист знает этот способ, особенно архивист литературного музея. Надо заставить письма говорить — вот и всё.
74 Логика хитрости Милое женское лицо укрепилось на стекле рядом с русской иконой двенадцатого века, чуть повыше иконы — Богородицы-троеручицы. Женское лицо, фотография Марины здесь была вполне уместной и — превосходила икону... Чем Марина не богородица, чем не святая? Чем? Почему столько женщин — святые, равноапостольные, великомученицы, а Марина — только актриса, актриса, положившая голову под поезд. Или православная религия не принимает в ангельский чин самоубийц? Фотография пряталась среди икон и сама была иконой. Иногда ночами Шелгунов просыпался и, не зажигая света, ощупывал, искал на столе фотографию Марины. Отмороженные в лагере пальцы не могли отличить иконы от фотографии, дерева от картона. А может быть, Шелгунов был просто пьян. Пил Шелгунов каждый день. Конечно, водка — вред, алкоголь — яд, а антабус — благо. Но что делать, если на столе икона Марины. [...] — А ты помнишь этого фраера, этого романиста, писателя, Генка? А? Или уже забыл давно? — спрашивал Король, когда пришло время отхода ко сну и все обряды были выполнены. — Отчего же забыл? Помню. Это был еще тот лох, тот осел! — и Генка помахал растопыренными пальцами руки над своим правым ухом». Манипуляция не в том, что показывают жестокое, страшное, душеледенящее. Манипуляция, —
Манипуляции на нравственности 75 когда всё это метится отношением показывающего. Открытым ли, скрытым, или подразумеваемым. Нравственность как наука о нравах, так же как и наука о болезнях, может рассказывать о видах заболеваний, но ни на минуту ни медицина, ни этика не должны забывать о том, что жизнь вовсе не есть одно только здоровье или поведение, которое я разделяю. Тот мир, куда каждого из нас вбрасывает наше появление на свет, всегда будет только таким, каким он есть: в нем волки будут задирать овец, из ран всегда будет капать кровь, а слезы всегда будут омывать печаль и знаменовать несчастье. Чрезмерность нравственного акцента может только пугать, и настораживать. Но ведь именно эти два параметра лишают жизнь ореола привлекательности и смысла. Как зеркало способно к постоянному служению только потому, что не накапливает на себе видимое, так и человек не должен, не может, не создан для того, чтобы запоминатель- но пропечатываться чужим опытом. Если нас заботить всем происходивше происходящим, времени не хватит! Чего только Земля не видела? Обрушьте на себя этот, в шок способный загнать всякого, поток. Что получите? Ожившее кладбище. Но и у мертвых есть свои законы. И первый — они не должны возвращаться. Это мы имеем право приходить к ним, а не они к нам. Вот почему манипулятивно всё, что нарушает этот принцип. Так как оно переключает наше сознание с собственного управления на таковое чужое. Знать, что было и может быть, мы должны. Однако знать это можно по-разному. Если в контексте фактозакрепления — такова жизнь, таковы люди, — то это одно. Если же случаи, эпизоды, истории преподносятся на фоне субъективного
76 Логика хитрости подмысливания — типа: ну как же можно?; не сметь так делать!; доколь мы будем закрывать на всё такое глаза?!, — то нас ничему не учат, нами таким путем управляют. И чем втягивательнее по ужасности или невозможности рассказываемое событие, тем сильнее управляют. «...На автобусной станции в полупустом зале ожидания сидел офицер с дорожным чемоданом, рядом с ним худой мальчишка, подстриженный под солдатскую нулевку, копал столовой вилкой в ящике с засохшим фикусом. Бесхитростно подсели к ним деревенские женщины, выспросили: куда, зачем, кто? Офицер сопровождал домой солдата, сошедшего с ума. «С Кабула копает, что попадет в руки, тем и копает: лопатой, вилкой, палкой, авторучкой». Мальчишка поднял голову. «Прятаться надо... Я вырою щель... У меня быстро получается... Мы называли их братскими могилами... Большую щель для всех вас выкопаю...» Первый раз я увидела зрачки величиной с глаз...» (Светлана Алексиевич. Случаи... Из дневниковой записи 14 июля 1986 г. в книге «Цинковые мальчики» /1990 г./) Мы постоянно настороженно чутки к чужому несчастью, хорошо зная, что на месте того, другого всегда можем или могли оказаться сами. Но именно поэтому недопустимо пользоваться этим нашим вниманием. Человек живет спокойно только в привычном страхе. Измените условие — и вы измените жизнь. Зачем? Ну, давайте начнем рассказывать всей рыбе моря, что делают с ее собратьями: ловят, режут,
Манипуляции на нравственности 77 сушат, жарят, консервируют. И что? Лучше расти будет, или быстрее плавать, или, может, вдруг заговорит? Нет же. А люди. А что люди? «У существующей печали, — как-то обронил горько и справедливо Вильям Шекспир в «Ричарде III», — сто отражений». Иногда лучше не знать, а то бы и век не ведать. Из рассказов об «интернациональной войне»: v — Убили друга... На следующий день увидел в кишлаке афганскую свадьбу — открыли огонь... Они будут смеяться? Радоваться? А его нет... Где больше людей, туда и стрелял... Мне никого не было жалко... v — Взяли в плен «духов»... Допытываемся: «Где военные склады?» Молчат. Подняли двоих на вертолетах. «Где? Покажи...» Молчат. Сбросили одного на скалы. — V — У М. Ю. Лермонтова (1814—1841) в романе «Герой нашего времени» Максим Максимыч, оценивая действия горца, который зарезал отца Бэллы, говорит: «Конечно, по-ихнему он был совершенно прав». И Ф. М. Достоевский (1821—1881) острием своего пера куда уж вернее прочертил профиль оскала нашей сущности: Иван Карамазов замечает: «Зверь никогда не может быть так жесток, как человек, так артистически, так художественно жесток». Светлана Александровна Алексиевич (р. 1948 г.), автор двух книг о войне, после написания первой
78 Логика хитрости из них — о Великой Отечественной войне — признавалась: «Когда окончила «У войны — не женское лицо»*, долго не могла видеть, как от обыкновенного ушиба из носа ребенка идет кровь, убегала на даче от рыбаков, весело бросавших на береговой песок выхваченную из закрытых глубин рыбу, меня тошнило от ее застывших выпученных глаз. Наверное, у каждого из нас есть свой запас защиты от боли — физический и психологический. Мой был исчерпан до конца. Меня сводил с ума вой подбитой машиной кошки, отворачивала лицо от раздавленного дождевого червяка». Это — переполнение души. Израненность чувств. Травматическое состояние: сознание с высоты понимаемого падает вниз — в невозможное, запрещенное, непонимаемое. Издайте звук; сделайте это для себя. Но ведь его услышат и другие. Не потому, что хотят услышать. А такова природа слуха. И мы, нарушив тишину, вмешались в эту природу. С одной стороны, самовольно, а с другой — с согласия. Ведь давно уже сказано: «Имеющий уши слышать, да услышит». Одно из нелегких и самых отвратительных состояний. Нехорошо, неприятно, некомфортно — я не могу противостоять тому, чего не хочу, только потому, что не могу хотеть «не». Вот где бесконтрольная дорога в нас, вот она — открытая * Эта книга исповедальных рассказов о «негероических реалиях быта» женщин-фронтовичек и судьбах детей в Великую Отечественную войну вышла в свет в 1984 году.
Манипуляции на нравственности 79 настежь дверь в душу. Здесь бы начать рождаться действительно страху. Светлана Алексиевич, «Цинковые мальчики», повесть о тех, кто в магазине войны купил себе смерть; и только одни донесли ее до дома, а другие потеряли ее где-то в дороге. Следы, впечатления, треск душеразрывов: v — Я выстрелил в упор и увидел, как разлетается человеческий череп. Подумал: «Первый». После боя раненые и убитые. Все молчат... Мне снятся здесь трамваи. Как я на трамвае еду домой... Любимое воспоминание: мама печет пироги... В доме пахнет сладким тестом... — Дружил с хорошим парнем... А потом видишь, как его кишки гирляндой на камнях висят... Начинаешь мстить... — Ждем караван. Ждем два-три дня. Лежим в горячем песке. Ходим под себя. К концу третьего дня сатанеешь. И с такой ненавистью выпускаешь первую очередь... После стрельбы, когда всё кончилось, обнаружили: караван шел с бананами и джемом... На всю жизнь сладкого наелись... v — Берут в плен. Отрезают конечности и перетягивают жгутами, чтобы не умерли от потери крови. И в таком виде оставляют, наши подбирают обрубки. Те хотят умереть, их лечат. v Провалялся по госпиталям без пятнадцати дней два года. Восемнадцать операций, четыре под общим наркозом. На мне студенты курсовые писали: что у меня есть, чего у меня нет. Сам побрить-
80 Логика хитрости ся не мог, брили ребята. Первый раз они вылили на меня бутылку одеколона, а я кричу: «Давайте другую!» Нет запаха. Я его не слышу. Вытащили всё из тумбочки: колбасу, огурцы, мед, конфеты — ничего не пахнет! Цвет есть, вкус есть, а запаха нет. Чуть с ума не сошел! Пришла весна, деревья зацвели, я всё это вижу, а не слышу. У меня вынули полтора кубических сантиметра мозга, и, видимо, какой-то центр был удален, тот, с которым связаны запахи. Я и сейчас, пять лет прошло, не слышу, как пахнут цветы, табачный дым, женские духи. Одеколон могу услышать, если запах грубый и сильный, но флакон надо сунуть под самый нос. В госпитале получил письмо от друга. От него узнал, что наш бэтээр подорвался на итальянской фугасной мине. Он видел, как вместе с двигателем вылетел человек... Это был я... Выписали меня, дали пособие — триста рублей. За легкое ранение положено сто пятьдесят, за тяжелое — триста рублей. Дальше живи, как хочешь. Пенсия — гроши. Переходи на иждивение к родителям. У моего отца без войны — война. Поседел, гипертоником стал. На войне я не прозрел, я стал прозревать после. И всё крутилось в обратную сторону... v...Пуля натыкается на человека, ты слышишь — его не забыть, ни с чем не перепутать — характерный мокрый шлепок. Знакомый парень рядом падает лицом вниз, в едкую, как пепел, пыль. Ты переворачиваешь его на спину, в зубах зажата сигарета, которую только что ему дал... Она еще горит...
Манипуляции иа нравственности 81 Первый раз действуешь, как во сне: бежишь, тащишь, стреляешь, но ничего не запоминаешь, после боя не можешь рассказать. Всё будто за стеклом... Как страшный сон видишь. От испуга просыпаешься, а вспомнить ничего не можешь. Чтобы испытать ужас, оказывается, надо его запомнить, привыкнуть к нему. Через две-три недели от тебя прежнего ничего не остается, только твое имя. Ты — это уже не ты, а другой человек. И этот человек при виде убитого уже не пугается, а спокойно или с досадой думает о том, как будет его стаскивать со скалы или тянуть по жаре на себе несколько километров. Этот человек не представляет, а уже знает, как пахнут на жаре вывернутые внутренности, как не выстирывается запах человеческого кала и крови... Как в грязной луже расплавленного металла скалятся обгоревшие черепа — будто несколько часов назад тут не кричали, а смеялись умирая. Ему знакомо собственное и чужое возбуждение при виде убитого: не меня! Это так быстро проходит. Вот такое превращение. Очень быстро. Почти со всеми. v Для людей на войне в смерти нет тайны. Убивать — это просто нажимать на спусковой крючок. Нас учили: остается живым тот, кто выстрелит первым. Таков закон войны. «Тут вы должны уметь две вещи — быстро ходить и метко стрелять. Думать буду я», — говорил командир. Мы стреляли, куда нам прикажут. Я был приучен стрелять туда, куда мне прикажут. Стрелял, не жалел никого. Ведь с нами там воевали все: мужчины, женщины, старики, дети. Идет колонна через кишлак. В первой
82 Логика хитрости машине глохнет мотор. Водитель выходит, поднимает капот... Пацан, лет десяти, ему ножом в спину... Там, где сердце... Солдат лег на двигатель... Из мальчишки решето сделали... Дай в тот миг команду, превратили бы кишлак в пыль... Каждый старался выжить. Думать было некогда. Нам же по восемнадцать-двадцать лет. К чужой смерти я привык, а собственной боялся. Видел, как от человека в одну секунду ничего не остается, словно его совсем не было. И в пустом гробу отправляли на родину парадную форму. Чужой земли насыпят, чтобы нужный вес был... Хотелось жить... Никогда так не хотелось жить, как там. Вернемся из боя, смеемся. Я никогда так не смеялся, как там. Старые анекдоты шли у нас за первый сорт. Вот хоть бы этот. Попал фарцовщик на войну. Первым делом выяснил, сколько чеков* стоит один пленный «дух». В восемь чеков оценен. Через два дня стоит пыль возле гарнизона — ведет он двести пленных. Друг просит: «Продай одного... Семь чеков дам». — «Что ты, дорогой. Сам за девять купил». Сто раз будет кто-нибудь рассказывать, сто раз будем смеяться. Хохотали до боли в животах из-за любого пустяка. О деньгах говорили много. Больше, чем о смерти. Я ничего не привез. Осколок, который из меня вытащили. И всё. Брали фарфор, драгоценные камни, украшения, ковры... Кто на боевых, * Речь идет о чеках Внешторгбанка СССР; чеки имели «условный курс» по отношению к доллару США.
Манипуляции на нравственности 83 когда ходили в кишлаки... Кто покупал, кто менял... Рожок патронов за косметический набор — тушь, пудра, тени для любимой девушки. Патроны продавали вареные... Пуля вареная не вылетает, а выплевывается из ствола. Убить ею нельзя. Ставили ведра или тазы, бросали патроны и кипятили два часа. Готово! Вечером неси на продажу. Бизнесом занимались командиры и солдаты, герои и трусы. В столовых исчезали ножи, миски, ложки, вилки. В казармах не досчитывались кружек, табуреток, молотков. Пропадали штыки от автоматов, зеркала с машин, запчасти, медали... В дуканах брали всё, даже тот мусор, что вывозился из гарнизонного городка: консервные банки, старые газеты, ржавые гвозди, куски фанеры, целлофановые мешочки... Мусор продавался машинами. Вот такая это была война. v Не пишите только о нашем афганском братстве. Его нет. Я в него не верю. На войне нас объединял страх. Нас одинаково обманули, мы одинаково хотели жить и одинаково хотели домой. Здесь нас объединяет то, что у нас ничего нет. У нас одна проблема: пенсии, квартиры, хорошие лекарства, протезы, мебельные гарнитуры... Решим их, и наши клубы распадутся. Вот я достану, пропихну, протолкаю, выгрызу себе квартиру, мебель, холодильник, стиральную машину, японский «видик» — и всё! Сразу станет ясно, что мне в этом клубе нечего делать. Молодежь к нам не потянулась. Мы непонятны ей. Вроде приравнены к участникам Великой Отечественной войны, но те Родину защи-
84 Логика хитрости щали, а мы? Мы, что ли, в роли немцев — так мне один парень сказал. А мы на них злы. Они тут музыку слушали, с девушками танцевали, книжки читали, пока мы там кашу сырую если и подрывались на минах. Кто там со мной не был, не видел, не пережил, не испытал, тот мне никто. v Мы стали их мамами, сестрами. И всегда хотелось оправдать это доверие. Привезут солдаты раненого. Сдадут и не уходят. — Девочки, нам ничего не надо. Можно только посидеть у вас? А здесь, дома, у них свои мамы, сестры. Жены. Здесь мы им не нужны. Там они нам доверяли то о себе, что в этой жизни никому не расскажешь. Ты украл у товарища конфеты и съел. Здесь это чепуха. А там это страшное разочарование в себе. Человек в тех обстоятельствах просвечивался. Если это трус, то скоро становилось ясно — трус. Если это стукач, то сразу было видно — стукач. Если бабник, все знали — бабник. Не уверена, признается ли кто-либо здесь, а там не от одного слышала: убивать может понравиться, убивать — удовольствие. Знакомый прапорщик уезжал в Союз и не скрывал: «Как я жить теперь буду, мне же убивать хочется?» Говорили об этом спокойно. Мальчики — с восторгом! — как сожгли кишлак, растоптали всё. Они же не сумасшедшие были все? Однажды в гости к нам пришел офицер, он приехал из-под Кандагара. Вечером надо прощаться, а он закрылся в пустой комнате и застрелился. Говорили, что пьяный был, не знаю. Тяжело. Тя-
Манипуляции на нравственности 85 жело прожить каждый день. Мальчик на посту застрелился. Три часа на солнце. Мальчик домашний, не выдержал. Было много сумасшедших. Вначале они лежали в общих палатах, потом поместили их отдельно. Они стали убегать, их пугали решетки. Вместе со всеми им было легче. v Обкуривались и уходили в рейд... Я два раза попробовала. В двух случаях, когда своих, человеческих сил, не хватало... Работала в инфекционном отделении. Должно быть тридцать коек, а лежит триста человек. Брюшной тиф, малярия... Им выдавали кровати, одеяла, а они лежали на голых шинелях, на голой земле. В трусах. Наголо остриженные, а с них сыпятся вши... Платяные... Головные... Такого количества вшей я никогда больше не увижу... Рядом в кишлаке афганцы ходили в наших больничных пижамах, с нашими одеялами на голове вместо чалмы. Да, наши мальчики всё продавали. Я их не осуждаю, чаще не осуждаю. Они умирали за три рубля в месяц — наш солдат получал восемь чеков в месяц. Три рубля... Их кормили мясом с червями, ржавой рыбой... У нас у всех была цинга, у меня выпали все передние зубы. Они продавали одеяла и покупали анашу. Что-нибудь сладкое. Безделушки... Там такие яркие лавки, в этих лавках так много привлекательного. У нас ничего этого нет. И они продавали оружие, патроны... Чтобы самих себе убивать... После всего там я другими глазами увидела свою страну.
86 Логика хитрости v В самолете случайно услышали от летчиков, что летим в Ташкент. У меня невольно возникли сомнения: на целину ли мы летим? Сели действительно в Ташкенте. Строем отвели в огороженное проволокой место недалеко от аэродрома. Сидим. Командиры ходят какие-то возбужденные, шепчутся между собой. Подоспело время обеда, к нашей стоянке один за другим подтаскивают ящики с водкой. — В колонну по два ста-а-новись!! Построили и тут же объявили, что, мол, через несколько часов за нами прилетит самолет — мы направляемся в республику Афганистан выполнять свой воинский долг, присягу. Что тут началось?! Страх, паника превратили людей в животных — одних в тихих, других в разъяренных. Кто-то плакал от обиды, кто-то впал в оцепенение, в транс от невероятного, гнусного обмана, совершенного над нами. Вот для чего, оказывается, приготовили водку. Чтобы легче и проще с нами поладить. После водки, когда в голову ударил еще и -хмель, некоторые солдаты пытались убежать, бросались драться к офицерам. Но лагерь оцепили солдаты других частей, они стали теснить всех к самолету. В самолет нас грузили, как ящики, забрасывали в железное пустое брюхо. Так мы оказались в Афганистане. Через день уже видели раненых, убитых. v Юра у меня был старшенький. Нехорошо матери в этом признаваться, но я любила его больше всех. Больше, чем мужа, больше, чем второго
Манипуляции на нравственности 87 сына. Он был маленький, я спала и держала его за ножку. Не могла себе представить: как это я побегу в кино, а сына оставлю с кем-то. Брала его, трехмесячного, несколько бутылочек молока, и мы отправлялись в кино. Могу сказать, что я всю жизнь была с ним. Воспитывала его только по книгам, по идеальным образам. Павка Корчагин, Олег Кошевой, Зоя Космодемьянская. В первом классе он знал наизусть не сказки, не детские стихи, а целые страницы из «Как закалялась сталь» Николая Островского. Учительница была в восторге. — Кто твоя мама, Юра? Ты уже так много прочитал. — Моя мама работает в библиотеке. Он знал идеалы, но не знал жизнь. Я тоже, столько лет живя вдали от Родины, воображала, что жизнь состоит из идеалов. Вот случай. Мы уже вернулись в родные места, жили в Черновцах. Юра учился в военном училище. Однажды в два часа ночи — звонок в дверь. Стоит на пороге он. — Ты, сынок? Что так поздно? Почему в дождь? Мокрый весь... — Мама, я приехал тебе сказать: мне трудно жить. То, чему ты учила... Ничего этого нет... Откуда ты это всё взяла?.. А это только начало. Как я буду жить дальше?.. -Всю ночь мы с ним просидели на кухне. О чем я могла говорить? Опять о том же: жизнь прекрасна, люди хорошие. Всё правда. Он меня тихо слушал. Утром уехал в училище. Не раз я настаивала:
88 Логика хитрости — Юра, бросай училище, иди в гражданский вуз. Твое место там. Я же вижу, как ты мучаешься. Он не был доволен своим выбором, потому что военным стал случайно. Из него мог получиться хороший историк. Ученый. Жил он по книгам: «Какая прекрасная страна Древняя Греция». А в девятом классе на зимних каникулах поехал в Москву. Там у меня живет брат, полковник в отставке. Юра с ним поделился: — Хочу поступить в университет на философский факультет. Тот не одобрил: — Ты честный парень, Юра. Быть философом в наше время тяжело. Надо обманывать себя и других. Будешь говорить правду, угодишь за решетку или в сумасшедший дом. И весной Юра решает: — Мама, не спрашивай меня ни о чем. Я буду военным. Я видела в военном городке цинковые гробы. Но тогда один сын в седьмом классе, другой совсем маленький. Надеялась: пока они вырастут, война кончится. Разве война может быть такой длинной? «А она оказалась длиной в школу, тоже десять лет», — сказал кто-то на Юриных поминках. v Сразу я себя убедил: «Я всё забываю... Я всё забываю...» У нас в семье табу на эту тему. Жена там поседела в сорок лет, у дочери были длинные волосы, сейчас носит короткую стрижку. Во время ночных обстрелов Кабула не могли ее добудиться и тянули за косы. А через четыре года меня
Манипуляции на нравственности 89 вдруг понесло, понесло... Хочу говорить... И вчера зашли случайные гости, не могу себя остановить... Принес альбом... Показывал слайды: зависают над кишлаком вертушки... Кладут на носилки раненого, рядом — его оторванную ногу в кроссовке... Пленные, приговоренные к расстрелу, наивно смотрят в объектив, через десять минут их уже не будет... Аллах акбар! Оглянулся: мужчины на балконе курят, женщины удалились на кухню. Сидят только их дети. Подростки. Этим любопытно. Не понимаю, что со мной творится. Хочу говорить. Отчего вдруг? Чтобы ничего никогда не забыть... v Какого цвета крик? Какого вкуса? А какого цвета кровь? В госпитале она красная, на сухом песке — серая, на скале — ярко-синяя к вечеру, уже не живая... Из тяжелораненого человека кровь вытекает быстро, как из разбитой банки... И человек тухнет... тухнет... Одни глаза до конца блестят и смотрят мимо тебя... Упорно куда-то мимо... v Помню, в шестом или седьмом классе учительница русской литературы вызвала к доске. — Кто твой любимый герой: Чапаев или Павел Корчагин? — Гек Финн. — Почему Гек Финн? — Гек Финн, когда решал, выдать белого негра Джимма или гореть за него в аду, сказал себе: «Ну и черт с ним, буду гореть в аду», — но Джимма не выдал.
90 Логика хитрости — А если бы Джимм был белый, а ты красный? — спросил после уроков Алешка, мой друг. Так всю жизнь и живем — белые и красные, кто не с нами, тот против нас. Под Баграмом зашли в кишлак, попросили поесть. По их законам, если человек в твоем доме и голодный, ему нельзя отказать в горячей лепешке. Женщины посадили нас за стол и покормили. Когда мы уехали, этих женщин и их детей кишлак до смерти закидал камнями и палками. Они знали, что их убьют, но всё равно нас не выгнали. А мы к ним со своими законами... В шапках заходили в мечеть... v Зачем заставлять меня вспоминать? Это всё очень интимное: и первый мой убитый, и моя собственная кровь на легком песке, и высокая труба верблюжьей головы, качнувшаяся надо мной прежде, чем я потерял сознание. И в то же время я там был, как все. За всю свою жизнь я один лишь раз отказался быть, как все... В детском садике нас заставляли браться за руки и ходить парами, а я любил гулять один. Молодые воспитательницы какое- то время терпели мои выходки, но скоро одна из них вышла замуж, уехала, вместо нее к нам привели тетю Клаву. — Бери за руку Сережу, — подвела ко мне другого мальчика тетя Клава. — Не хочу. — Почему ты не хочешь? — Люблю гулять один. — Делай, как делают все послушные мальчики и девочки.
Манипуляции на нравственности 91 — Не буду. После прогулки тетя Клава раздела меня, даже трусики сняла и маечку, отвела и оставила на три часа в пустой темной комнате. Назавтра я шел с Сережкой за руку, я стал, как все. В школе — класс решил, в институте — курс решил, на заводе — коллектив решил. Всюду за меня решали. Мне внушали, что один человек ничего не может. В какой-то книге наткнулся на слова «убийство мужества». Когда отправлялся туда, во мне нечего было убивать: «Добровольцы, два шага вперед». Все два шага вперед, и я два шага вперед. В Шинданте видел двух помешавшихся наших солдат, они всё время «вели» переговоры с «духами». Они им объясняли, что такое социализм, по учебнику истории за десятый класс... «А дело в том, что идол был пустой, и саживались в нем жрецы вещать мирянам». Из басни Крылова. А однажды в школу, мне лет одиннадцать было, пришла «тетя снайпер», которая убила семьдесят восемь «дядей фрицев». Вернулся домой, заикался, ночью поднялась температура. Родители решили: грипп. Заразная болезнь. Неделю дома просидел. Зачем заставлять меня вспоминать? Я свои довоенные джинсы, рубашки не смог носить, это была одежда чужого, незнакомого мне человека, хотя он сохраняла мой запах, как уверяла мать. Того человека уже нет, он не существует. Этот другой, который теперь я, носит только ту же фамилию. Но не пишите его фамилию... Мне все- таки нравился тот первый человек. «Падре, —
92 Логика хитрости спросил Овод* у Монтанелли, — теперь ваш Бог удовлетворен?» Кому мне бросить эти слова? Как гранату... v Из первых впечатлений? Пересылка в Кабуле — колючая проволока, солдаты с автоматами, собаки лают. Одни женщины. Сотни женщин. Приходят офицеры, выбирают, кто посимпатичнее, помоложе. Откровенно. Меня подозвал майор. — Давай отвезу в свой батальон, если тебя не смущает моя машина. — Какая машина? — Из-под «груза двести»... — Я уже знала, что «груз двести» — это убитые, это гробы. Обыкновенный «КамАЗ» с брезентом. Гробы бросали, как ящики с патронами. Я ужаснулась. Солдаты поняли: «Новенькая». Приехала в часть. Жара шестьдесят пять градусов. В туалете мух столько, что могут поднять тебя на крыльях. Душа ноет. Я единственная женщина. Через две недели вызвал комбат. — Ты будешь жить со мной... Два месяца отбивалась. Один раз чуть гранатой не бросила, в другой за нож ухватилась. Наслушалась: «Выбираешь выше звездами... Чай с маслом захочешь, сама придешь...» Никогда раньше не материлась, а тут: — Да вали ты отсюда... У меня мат-перемат, огрубела. Перевели в Кабул, дежурной в гостиницу. Первое время на всех * Овод — герой романа английской писательницы Этель Лилиан Войнич (1864-1960) «Овод» (1897 г.).
Манипуляции на нравственности 93 зверем кидалась. Смотрели, как на ненормальную. — Чего ты бросаешься? Мы кусаться не собираемся. А я по-другому не могла, привыкла защищаться. Позовет кто-нибудь: — Зайди чаю попить. — Ты меня зовешь на чашку чая или на палку чая? Пока у меня не появился мой... Любовь? Таких слов здесь не говорят. Вот знакомит он меня со своими друзьями: — Моя жена. А я ему на ухо: — Афганская? Ехали на бэтээре. Я его собой прикрыла, но, к счастью, пуля — в люк. А он сидел спиной. Вернулись, написал жене обо мне. Два месяца не получает из дому писем. v Я хотела быть на войне, но не на этой, а на Великой Отечественной. Откуда бралась ненависть? Очень просто. Убили товарища, а ты с ним был рядом, ел из одного котелка. И вот он лежит, весь обгоревший. Сразу всё понятно. Тут будешь стрелять до сумасшествия. Мы не привыкли о больших вопросах: кто это затеял? Кто виноват? Любимый наш анекдот на эту тему. У армянского радио спрашивают: что такое политика? Армянское радио отвечает: вы слышали, как писает комар? Так политика — это еще тоньше. Пусть правительство политикой занимается, а тут люди видят кровь и звереют... Видят, как обго-
94 Логика хитрости ревшая кожа сворачивается в трубочку, точно лопнувший капроновый чулок... Жуть, когда животных убивают... Расстреливали караван, он вез оружие. Людей расстреляли отдельно, ишаков отдельно. Они одинаково молчали и ждали смерти. Раненый ишак кричал, как будто по железу тянули чем-то железным. Скрипуче так... v У меня здесь другое лицо, другой голос. Можете представить, какие мы здесь, если, девчонки, сидим и говорим: — Ну и дурак! Поссорился с сержантом и ушел к «духам». Стрельнул бы и всё. Списали бы на боевые потери. Откровенный разговор. Ведь многие офицеры думали, что тут, как в Союзе: можно ударить солдата, оскорбить... Таких находили убитыми... В бою в спину выстрелят... Пойди докажи. На заставах в горах ребята никого годами не. видят. Вертолет три раза в неделю. Я приехала. Подошел капитан: — Девушка, снимите фуражку. — А у меня были длинные волосы. — Я целый год не видел женщин. Все солдаты высыпали из траншей, смотрели. А в бою меня закрыл собой один солдат. Сколько я буду жива, буду его помнить. Он меня не знал, он это сделал только потому, что я женщина. Такое забудешь? И где ты в обычной жизни проверишь, сможет ли тебя закрыть собою человек? Тут лучшее еще лучше, плохое еще хуже. В другой раз обстреливают... И солдат крикнул мне какую-то пошлость. Грязную. Его убило, отрезало половину
Манипуляции на нравственности 95 головы, половину туловища. На моих глазах... Меня затрясло, как в малярии. Хотя я до этого видела большие целлофановые мешки с трупами... v Утренний осмотр: проверка блях — они должны блестеть, как у кота одно место, белых воротничков, наличие в шапке двух иголок с ниткой. — Вперед, шагом марш. На исходную позицию. Вперед, шагом марш... За весь день полчаса свободного времени. После обеда. Для написания письма. — Рядовой Кривцов, почему сидите и не пишите? — Я думаю, товарищ сержант. — Почему тихо отвечаете? — Я думаю, товарищ сержант. — Почему не орете, как вас учили орать? Придется потренироваться «на очке». Тренироваться «на очке» — орать в унитаз, отрабатывать командный голос. Сзади сержант, следит, чтобы было гулкое эхо. v ...Шли двенадцать суток... Хуже гор могут быть только горы... Уходили от банды... Держались на допинге... На пятые сутки взял и застрелился солдат, пропустил всех вперед и приставил автомат к горлу. Нам пришлось тащить его труп, его рюкзак, его оружие, его бронежилет, его каску. Жалости не было. Он знал, что у нас не бросают трупы, уносят. v Подрывные ранения — самые страшные... Оторвана нога до колена... Кость торчит... От вто-
96 Логика хитрости рой ноги оторвана пятка... Срезан член... Выбит глаз... Оторвано ухо... Первый раз внутри бил колотун, в горле щекотало... Сам себе приговаривал: «Не сделаешь сейчас, никогда не станешь санинструктором». Отрыв двух ног... Перетянул жгутом, остановил кровь, обезболил, усыпил... Разрывная пуля в живот... Кишки вывалились... Перевязал, остановил кровь, обезболил, усыпил... Часа четыре держал... Умер... Не хватало медикаментов. Зеленки обыкновенной не было. То не успели подвезти, то лимиты кончились — наша плановая экономика. Добывали трофейное, импортное. У меня всегда в сумке лежало двадцать японских разовых шприцев. Они в мягкой полиэтиленовой упаковке, снимешь чехол — делаешь укол. У наших «Рекордов» протирались бумажные прокладки, становились нестерильными. Половина не всасывалась, не качала — брак. Наши кровезаменители в бутылках по пол-литра. Для оказания помощи одному тяжелораненому нужно два литра — четыре бутылки. Как на поле боя ухитриться держать около часа на вытянутой руке резиновый воздуховод? Практически невозможно. А сколько бутылок ты на себе унесешь? Тара стеклянная — вес. Что предлагают итальянцы? Полиэтиленовый пакет на один литр, ты прыгнешь на него сапогами — не лопается. Положил его раненому под голову и под давлением его собственного веса кровь капает... Дальше: бинт обыкновенный, советский бинт стерильный. Упаковка дубовая, занимает больше веса, чем сам бинт. Импортные... Таиландские, австралийские... Тоньше, белее по-
Манипуляции на нравственности 97 чему-то... Эластичного бинта вообще не было. Тоже был трофейный... Французский, немецкий... Анаши отечественные шины?! Это же лыжи, а не медицинское приспособление. Сколько их с собой возьмешь? У меня были английские: отдельно — на предплечье, голень, бедро. На молнии, надувные. Всунул руку, застегнул. Кость сломанная не двигается, защищена от ударов при транспортировке. За девять лет ничего нового не поставили у нас на производство. Бинт тот же. Шина та же. Советский солдат — самый дешевый солдат. Самый терпеливый. Так было в сорок первом году... И через пятьдесят лет так... Почему?.. v Обидно за свою доверчивость. Замполиты нас убеждали в том, во что сами не верили. С чем сами уже давно разобрались. Лозунг: «Афганистан нас сделал братьями». Вранье! В армии существуют три солдатских сословия: молодые, ветераны, дембеля. Я приехал, форму отгладил, ушил. Всё наточено, блестит. Стрелка на спине — борзянка. А молодым нельзя форму ушивать, стрелка запрещена. Подходит дембель. — Ты откуда? — Из Союза. — Ты что, молодой? Не понял, чего ты так оборзел? — Давай не обострять отношения. — Слушай, молодой, ты меня не зли. — Он привык, чтобы его боялись. — Я тебя предупредил. Ночью подняли. Восемь человек. Прошлись хорошенько по мне сапогами. Отбили почки. Два
98 Логика хитрости дня кровью писал. Днем не трогали, только ночью. Пробовал не сопротивляться, всё равно бьют. Переключился: меня будят, наношу первый удар, еще не открывая глаз. Били аккуратно. Без синяков. Полотенце на руку и по животу. Отбили живот. Дней семь били. После боевых ни разу не подняли. Других молодых били, меня уже нет. Команда ночью: — Санинструктора не трогать. Через полгода перевод молодых в ветераны. Шикарный стол за деньги молодых. Плов. Шашлыки. Дембеля наелись, начинается обряд: ремень ребром и бляхой со всей силы по заднице — двенадцать раз за перевод, шесть за то, что в ВДВ, еще три — за разведроту, добавить за наглость, за борзость, за дерзость. У меня набралось двадцать девять ударов. Пискнуть не смей, иначе всё с начала. Выдержал? За один стол! Жмут руки. Проводы дембеля — это роман. Нужно скинуться и купить ему в дорогу дипломат, полотенце, платок матери, подарок любимой девушке. Сделать ему «парадку»: достать белый ремень — это что за десантник без белого ремня: сплести аксельбанты — у летчиков достать парашютные стропы для этой цели; надраить бляху, дембельская бляха — произведение искусства, ее трут шкуркой единичкой, затем двойкой, потом иголкой, войлоком и пастой Гои. Старую форму неделю держать в машинном масле, возвращается ее темно-зеленый цвет. Следующая операция — отстирать в бензине. После она висит месяц, проветривается. Готово! Дембеля уезжают, ветераны становятся дембелями.
Манипуляции иа нравственности 99 v ...Стреляли из гранатомета. Я успел развернуть пулемет, это меня спасло. Снаряд в грудь летел, а так одну руку прошило, в другую ушли все осколки. Помню, такое мягкое, приятное ощущение... И никакой боли... И крик где-то надо мной: «Стреляй! Стреляй!» Нажимаю, а пулемет молчит, потом смотрю, рука висит, всё обгорело, только кисть осталась, а было чувство, что я пальцем нажимаю. Пальцев нет... Сознание не потерял, выполз вместе со всеми из машины, мне наложили жгут. Надо идти, ступил два шага и упал. Потерял где-то полтора литра крови. Слышу: — Нас окружают... Кто-то сказал: — Надо его бросать, а то все погибнем. Я попросил: — Застрелите меня... Один парень сразу отошел, второй автомат передернул, но медленно. А когда медленно, патрон может стать на перекос. И вот патрон стал на перекос, он автомат бросает. — Не могу! На, сам... Я подтянул автомат к себе, но одной рукой ничего не сделаешь. Мне повезло: там был овражек маленький, я в нем за камнями лежал. Душманы ходят рядом и не видят. Мысль: как только они меня обнаружат, надо чем-то себя убить. Нащупал большой камень, подтянул к себе, примерился... Утром меня нашли наши. Те двое, что ночью сбежали, несли меня на бушлате. Понял: боятся,
100 Логика хитрости чтобы я не рассказал правду. А мне уже было всё равно. В госпитале положили сразу на стол. Подошел хирург. «Ампутация...» Проснулся, почувствовал, что руки у меня нет... Там разные лежали: без одной руки, без обеих рук, без ноги. Плакали втихаря. И в пьянку ударялись. Я стал учиться держать карандаш левой рукой... Приехал домой к деду, больше никого у меня нет. Бабка в плачь: внук любимый без руки остался. Дед на нее прикрикнул: — Не понимаешь политики партии. Знакомые встречают. — Дубленку привез? Магнитофон японский привез? Ничего не привез... Разве ты не был в Афганистане? Мне бы автомат привезти! м — Давай ремень. — Чего?! — Ремень у меня был свой, фарцо- вый. — Дурак, всё равно заберут. Забрали в первый же день. А я думал: «Афганистан — это все дружат». Идиот! Молодой солдат — это вещь. Его можно поднять ночью и бить, колотить стульями, палками, кулаками, ногами. Его можно ударить, избить в туалете днем, забрать рюкзак, вещи, тушенку, печенье (у кого есть, кто привез). Телевизора нет, радио нет, газет нет. Развлекались по закону слабого и сильного. «Постирай, чижик, мне носки», — это еще ничего, а вот другое: «А ну-ка, чижик, оближи мне носки. Оближи хорошенько, да так, чтобы все видели». Жара под
Манипуляции на нравственности 101 семьдесят градусов, ходишь и шатаешься. С тобой можно сделать всё. Но во время боевых операций «деды» шли впереди, прикрывали нас. Спасали. Это правда. Вернемся в казарму: «А ну-ка, чижик, оближи мне носки...» м Я с детства готовил себя к каким-то испытаниям. Джек Лондон — мой любимый писатель. Настоящий мужчина должен стать сильным. Сильными становятся на войне. Моя девушка отговаривала: «Представь себе, чтобы что-нибудь подобное сказал Бунин или Мандельштам?» Из друзей меня никто не понял. Кто женился. Кто восточной философией занялся. Кто йогой. Один я — на войну. ...Вверху выгоревшие на солнце горы... Внизу девочка покрикивает на коз... Женщина вешает белье... Как у нас на Кавказе... Даже разочаровался... Ночью — выстрел в наш костер; поднял чайник, под чайником пуля лежит. В переходах жажда, мучительная и унизительная. Рот сушит, нельзя собрать слюну, чтобы проглотить. Кажется, у тебя полный рот песка. Лизали росу, глотали собственный пот... Мне жить надо. Я жить хочу! Поймал черепаху. Острым камешком проткнул горло. Пил кровь черепахи. Другие не могли. Никто не мог. Понял, что способен убить. В руках оружие. В первом бою видел, как у некоторых бывает шок. Теряют сознание. Некоторых рвет даже при воспоминании, как они убивали. Разрывается человеческий мозг... По человеческому лицу течет человеческий глаз... Я выдерживал! Был среди нас охот-
102 Логика хитрости ник, хвастался, что до армии убивал зайцев, валил диких кабанов. Так вот его всегда рвало. Животное убить одно, человека — другое. В бою становишься деревянным... Холодный рассудок... Расчет... Мой автомат — моя жизнь... Автомат прирастает к телу... Как еще одна рука... v Была книжная московская девочка. Мне казалось, что настоящая жизнь где-то далеко. И там мужчины все сильные, женщины красивые. Много приключений. Хотелось вырваться из привычного... Три ночи добиралась до Кабула, не спала. На таможне решили: нанюхалась. Помню, со слезами кому-то доказывала: — Я не наркоманка. Я спать хочу. Тащу тяжелый чемодан — мамино варенье, печенье, — и никто из мужчин не поможет. И это не просто мужчины, это молодые офицеры, красивые, сильные. А за мной всегда ухаживали мальчики, боготворили. Искренне удивилась: — Помогите кто-нибудь. Они так на меня посмотрели... Еще три ночи сидела на пересылке. В первый же день подошел прапорщик. — Хочешь остаться в Кабуле, приходи ночью... Толстенький, упитанный, по кличке, как потом девчонки шепнули, Баллон. Взяли меня в часть машинисткой. Работаем на старых армейских машинках. В первые же недели в кровь разбила пальцы. Стучала в бинтах — ногти отделялись от пальцев.
Манипуляция на нравственности 103 Через пару недель стучит ночью в комнату солдат. — Командир зовет. — Не пойду. — Чего ломаешься? Не знала, куда ехала? Утром командир пригрозил сослать в Кандагар. Что такое Кандагар? Мухи, «духи» и кошмар... Боялась в эти дни попасть под машину... Выстрела в спину... По соседству в общежитии жили две девчонки: одна отвечала за электричество, прозвали ее Электричкой, вторая занималась химводоочисткой — Хлорка. На всё у них объяснение: — Это жизнь... Как раз в это время в «Правде» напечатали очерк «Афганские мадонны». Из Союза девочки писали, там он понравился, некоторые даже пошли в военкомат проситься в Афганистан. А мы не могли спокойно пройти мимо солдат, те ржали: «Бочкаревки», вы, оказывается, героини?! Выполняете интернациональный долг в кровати!..» Что такое «бочкаревки»? В бочках (такие вагончики) живут большие звезды, не ниже майора. Женщин, с которыми они... зовут «бочкаревки». Мальчишки, кто служит здесь, так и говорят: «Если я услышу, что девчонка была в Афгане, для меня она исчезает...» Мы пережили те же болезни, у всех девчонок гепатит был, малярия... Нас также обстреливали... Но вот мы встретимся в Союзе, и я не смогу этому мальчишке броситься на шею. Мы для них все б... или чокнутые. Не спать с жен-
104 Логика хитрости щиной — не пачкаться... «А с кем я сплю? А сплю я с автоматом...» v — Разойтись и повторить. Физзарядка. Рукопашный бой: сочетание каратэ, бокса, самбо и боевых приемов против ножа, палки, саперной лопатки, пистолета, автомата. Он с автоматом, ты с голыми руками. Ты с саперной лопаткой, он с голыми руками. Сто метров «зайчиком». Десять кирпичей сломать кулаком. Заводили на стройку: «Не уедите, пока не научитесь». Самое трудное преодолеть себя, не бояться бить. Пять минут на умывание. Двенадцать краников на сто шестьдесят человек. — Построились! Разбежались. Разбежались... Построились... Почему восемнадцатилетние-девятнадцати- летние убивают легче, чем, например, тридцатилетние? Им не жалко. После войны я вдруг обнаружил, какие страшные детские сказки. Всё время в них кто-то кого-то убивает, баба Яга вообще в печке жарит, а детям не страшно. Они плачут очень редко. Но хотелось остаться нормальным. Приехала к нам певица. Красивая женщина, песни у нее задушевные. А там так скучаешь по женщине, ждешь ее, как близкого человека. Она вышла на сцену. — Когда летела к вам, мне дали пострелять из пулемета. С какой радостью я стреляла... Запела, а к припеву просит:
Манипуляции на нравственности 105 — Ребята, ну, хлопайте! Хлопайте, ребята! Никто не хлопает. Молчат. И она ушла, концерт сорвался. Супердевочка приехала к супермальчикам. А у этих мальчиков в казармах каждый месяц десять-двадцать пустых коек... Те, кто на них спал, уже в холодильнике... Только письма по диагонали на простынях... От мамы, от девочки: «Лети с приветом, вернись с ответом...» v Нет, сильного человека из меня не получилось... Такого, чтобы ворваться в кишлак, перерезать всем горло... Через год я попал в госпиталь... Из-за дистрофии... Во взводе я оказался один «молодой», десять «дедов» и я один «молодой»... Спал три часа в сутки... За всех мыл посуду, заготавливал дрова, убирал территорию... Носил воду... Метров двадцать до речки... Иду утром, чувствую: не надо идти, там мины... Но так боялся, что меня снова изобьют... Проснулся — воды нет, умыться нечем... И я пошел и подорвался... Но подорвался, слава богу, на сигнальной мине... Ракета поднялась, осветила... Упал, посидел... Пополз дальше... Хотя бы ведро воды... Даже зубы почистить нечем... Разбираться не станут, будут бить.... За год из нормального парня я превратился в дистрофика, не мог без медсестры пройти через палату, обливался потом. Вернулся в часть, снова начали бить. Так били, что повредили ногу, пришлось делать операцию. В госпиталь наведался ко мне комбат, выпытывал: — Кто бил? Били ночью, но я всё равно знал, кто бил. А
Логика хитрости признаться нельзя, стану стукачом. Это был закон, который нельзя нарушить. — Чего молчишь? Скажи, кто, под трибунал эту сволочь отправлю... Я молчал. Власть извне была бессильна перед властью внутри солдатской жизни, именно эти внутренние законы решали мою судьбу. Те, кто пытался им противостоять, всегда терпели поражение. Я это видел... Я в свою судьбу не вмешивался... В конце службы сам пытался кого-то бить,.. У меня не получалось... «Дедовщина» не зависит от человека, ее диктует чувство стада. Сначала тебя бьют, а потом ты должен бить. От дембелей я скрывал, что не могу бить. Меня бы презирали и те, кого бьют, и те, кто бьет. Приехал домой, пришел в военкомат, а к ним цинковый гроб привезли... Это был наш старший лейтенант... В похоронке написано: «Погиб при исполнении интернационального долга». А я в ту минуту вспомнил, как он напьется, идет по коридору и разбивает дневальным челюсти... Раз в неделю так развлекался... Не спрячешься, зубами плевать будешь... Человека в человеке не много, вот что я понял на войне. Нечего есть — он жестокий. Ему самому плохо — он жестокий. Так сколько же в нем человека? Один только раз сходил на кладбище... На плитах: «геройски погиб», «проявил мужество и отвагу», «исполнил воинский долг». Были, конечно, герои, если слово «герой» брать в узком смысле, например, в условиях боя: прикрыл собой друга, вынес раненого командира в безопасное место... Но я знаю, что
Манипуляции на нравственности 107 один у нас наркотиками отравился, другого застрелил часовой, когда он лез в пищевой склад... Мы все лазили в склад... Мечта — сгущенка с печеньем. Но вы же об этом не напишете, обязательно вычеркнете. Никто не скажет, что там, под землей, лежит, какая правда. Живым ордена, мертвым легенды — всем хорошо. v — Вышла на балкон — стоят два офицера и врач. Зашли в подъезд. Смотрю в глазок — куда двинутся? Остановились на нашей площадке. Поворачивают вправо... К соседям?! У них тоже сын в армии... Звонок... Открываю дверь. «Что, сын погиб?» — «Мужайтесь, мать...» — А мне сразу: «Гроб, мать, у подъезда стоит. Где вам его поставить?» Мы на работу с мужем собирались... Яичница на плите жарилась... Чайник кипел... — Забрали, постригли... И через пять месяцев гроб привезли... — И моего через пять... — Моего через девять... — Спрашиваю у того, кто сопровождал гроб: «Есть там что-нибудь?» — «Я видел, как его в гроб положили. Он там». Смотрю на него, смотрю, он голову вниз опускает. «Что-то там есть...» — А запах был? У нас был... — И у нас был. Даже черви беленькие на пол падали... — А у меня никакого запаха. Только свежее дерево. Сырые доски... — Если вертолет сгорел, то их по частям соби-
Логика хитрости рают. Руку найдут, ногу... По часам узнают... По носкам... — А у меня во дворе гроб час постоял. Сын два метра ростом, десантник. Привезли саркофаг — деревянный гроб и второй, цинковый... С ним в наших подъездах не развернешься... Семь мужчин еле подняли... — Моего восемнадцать дней везли... Их насобирают целый самолет... «Черный тюльпан»... Сначала на Урал доставили... Потом в Ленинград... А после в Минск... — Ни единой вещички не вернули. Ну пусть бы какая-нибудь память... Он курил, хотя бы зажигалка осталась... — Хорошо, что не открывают гроб... Что мы не видим, что сделали с нашими сыновьями... Он у меня всегда живой перед глазами... Целенький... Сколько мы проживем? С такой болью в душе долго не живут. И с такими обидами. В райисполкоме пообещали: — Дадим вам новую квартиру. Выберете любой дом в нашем районе. Нашла: в центре города, кирпич, а не панели, планировка новая. Называю адрес. — Вы что с ума сошли? То цековский дом. — Так кровь моего сына такая дешевая? Секретарь парткома в нашем институте — хороший человек, честный. Не знаю, как он попал в ЦК, он пошел за меня просить, мне он только сказал: — Ты бы слышала, что они мне говорили. Мол, она горем убита, а ты что? Чуть из партии не выгнали.
Манипуляции на нравственности 109 Надо было самой пойти. Что бы они мне ответили? Буду сегодня на могилке... Там сынок... Там люди все свои...» Тех, кто решался на самострелы, презирали. Даже мы, медики, их ругали. Я ругала: — Ребята гибнут, а ты к маме захотел? Коленку он поранил... Пальчики зацепил... Надеялся, в Союз отправят? Почему в висок не стрелял? Я на твоем бы месте в висок стреляла... Клянусь, я так говорила! Мне они тогда все казались презренными трусами, только сейчас я понимаю, что это, может быть, и протест был, и нежелание убивать. v Раны огнестрельные... Раны минно-взрывные... Вертолеты садятся и садятся... Несут на носилках... Они лежат, прикрытые простынями... — Раненый или убитый? — Нет, не раненый... — А что? — отворачиваю край простыни. А там лежит скелет, обтянутый кожей. Таких доставляли с далеких застав. — Что с тобой? — Чай с мухой подал. — Кому? — «Деду» нес чай, а туда муха залетела. Били и две недели не подпускали к кухне... Боже мой! И это среди моря крови... Среди чужих песков... В Кундузе двое «дедов» заставили ночью «моло-
110 Логика хитрости дого» выкопать яму... Он выкопал... «Стань в яму...» Он стал в яму... Они засыпали его по горло землей... Одна голова торчала... Всю ночь они на него мочились... Утром, когда его откопали, он застрелил обоих... Об этом случае по всей армии читали приказ... Боже мой! И это среди моря крови... Среди чужих песков... v Итак, я десантник. Как меня тут не просветили, армия делится на две половины — десантников и соляру. Этимологию слова «соляра» установить так и не удалось. Многие солдаты, прапорщики и часть офицеров делают себе наколки на руках. Они не отличаются большим разнообразием, чаще всего это «Ил-76» и под ним купол парашюта. Бывают и варианты. Например, я встречал такой лирический сюжет: облака, птички, парашютист под куполом и трогательная подпись «Любите небо». Из негласного кодекса десантников: «Десантник становится на колени лишь в двух случаях — перед трупом друга и чтобы напиться воды из ручья». Моя война... v Был ли страх? Был. У саперов первые пять минут. У вертолетчиков, пока бегут к машине. У нас, в пехоте, пока кто-то первый не выстрелит. Подъем в горы... С утра и до поздней ночи... Усталость такая, что тошнит, рвет. Сначала свинцом наливаются ноги, затем руки, руки начинают подрагивать в суставах. Один упал.
Манипуляции на нравственности 111 — Застрелите меня! Не могу идти... Вцепились в него втроем, тащим. — Бросьте меня, ребята! Застрелите! — Сука, мы тебя пристрелили бы... Но у тебя мама дома... — Застрелите!!! Мучит жажда. Уже на полпути у всех пустые фляжки. Высовывается изо рта язык, висит, его назад на засунешь. Как-то мы еще умудряемся курить. Поднимаемся до снега, ищем, где талая вода, из лужи пьем, грызем лед зубами. Про хлорные таблетки все забыли. Какая там ампула с марганцовкой? Дополз и лижешь снег... Пулемет сзади строчит, а ты из лужи пьешь... Захлебываешься, а то убьют и не напьешься. Мертвый лежит лицом в воду, кажется, пьет. v Вернулся и года два во сне хоронил себя... А то просыпаюсь в страхе: застрелиться нечем! Друзей интересовало: награды есть? Ранения есть? Стрелял? Я пытался рассказать о том, что перечувствовал, интереса никакого. Стал пить... Один... Третий тост... Молча... За тех, кто погиб... За Юрку... А мог его спасти... Мы вместе лежали в кабульском госпитале... У меня царапина на плече, контузия, а у него не было ног... Много ребят лежали без ног, без рук... Курят, отпускают шуточки... Там они в порядке... Но в Союз уезжать не хотят, до последнего просят, чтобы их оставили... Возвращаться страшно... В Союзе начинается другая жизнь... Юрка в день отправки в аэропорт вскрыл себе в туалете вены...
112 Логика хитрости Убеждал его (мы играли по вечерам в шахматы): — Юрка, не падай духом. А Александр Маресьев? Ты читал «Повесть о настоящем человеке»? — Меня очень красивая девушка ждет... Иногда я ненавижу всех, кого встречаю на улице, вижу из окна. Еле сдерживаю себя... Хорошо, что на таможне у нас отбирают оружие, гранаты... Мы сделали свое дело, теперь нас можно забыть? И Юрку тоже? v Для меня или черное, или белое... Серого нет... Никаких полутонов... Нам не верилось, что где-то целый день дождь, «грибной» дождь. Наши архангельские комары над водой гудят. Выжженные шершавые горы... Поджаренный колючий песок... И на нем, как на большой простыне, наши окровавленные солдаты лежат... У них отрезано мужское... Записка: ваши женщины никогда не родят от них сыновей... А вы говорите — забыть?! Возвращались: кто с магнитофоном «Сони», «Шарп», чиркал музыкальными зажигалками, а кто в стираном-престираном хэбэ и с пустым дипломатом. v В два часа подъезжаю к дому. Все плачут. — Может, это неправда? — Правда, Тамара, правда. Утром едем в военкомат. Ответ военный. «Когда привезут, тогда вам сообщат». Ждем еще двое суток. Звоним в Минск. «Приезжайте, сами заберите». Приезжаем, в облвоенкомате говорят: «Его
Манипуляции на нравственности 113 по ошибке увезли в Барановичи». Это еще сто километров, у нас автобус не заправлен. В Барановичах в аэропорту никого нигде нет, рабочий день закончился. В будке сидит сторож. — Мы приехали... — Вон там, — показывает рукой, — какой-то ящик. Посмотрите. Если ваш, забирайте. В поле стоял грязный ящик, на нем мелом было написано: «Старший лейтенант Довнар». Я оторвала доску в том месте, где в гробу окошечко: лицо целое, но небритый лежит и не умыл никто, гроб маловат. Запах... Наклониться, поцеловать нельзя... Так мне вернули мужа... Я стала на колени перед тем, что было когда-то самым дорогим. Это был первый гроб в деревне Языль Стародо- рожского района Минской области. У людей, помню, одно — ужас в глазах. Никто не понимал, что происходит. Опустили его в могилу. v Разведчики убивают не в бою, а вблизи. Не автоматом, а финкой, штыком, чтобы тихо, неслышно. Я быстро научился это делать, втянулся. Был я на должности старшего разведчика. Выходили обычно ночью. С ножом сидишь за деревом... Они идут... Впереди дозорный, дозорного надо снять. Снимали по очереди... Моя очередь... Дозорный поравнялся с тобой, чуть пропустишь и прыгаешь сзади. Главное, схватить левой рукой за голову и горло вверх, чтобы не крикнул. Правой рукой — нож в спину... Под печень... И проткнуть насквозь... У меня потом был трофей... Японский
114 Логика хитрости нож, длина — тридцать один сантиметр. Этот легко входил. Привыкаешь. Психологически не так было трудно, как технически. Каратэ учились. Скрутить, связать. Найти болевые точки — нос, уши, над веками, — точно ударить. Ткнуть ножом надо знать куда... Один раз что-то внутри сдало, щелкнуло. Стало жутко. Прочесывали кишлак. Обычно открываешь дверь и раньше, чем войти, бросаешь гранату, чтобы на автоматную очередь не наскочить. Зачем рисковать, с гранатой вернее. Бросил гранату и захожу. Лежат женщины, двое мальчиков побольше и один ребенок грудной. В какой-то коробочке... Вместо коляски... v — На таможне увидели мой пустой саквояж: «Что везешь?» — «Ничего». — «Ничего?» Не поверили. Заставили раздеться до трусов. Все везут по два чемодана. Люди, пережившие боль, от боли защищаются, избегают мест, где могут о ней услышать, запрещают себе бередить память. Люди же, от такой боли далёкие, всячески тянутся к ней, напоминая страдающего жаждой человека, который ищет водоносный источник, тянется к воде, а испив, утолив хотение, становится вновь к влаге безразличным и равнодушным. Это закон живого: наполнение утяжеляет и отпадение неизбежно. Любой, даже самый прекрасный плод, ожидает стать падалицей. Это состояние крайне опасно. Общество должно беречься от омораживания чувств, имя которым
Манипуляция на нравственности 115 человечность и чуткость. Трогать их без нужды — всё равно что вытягивать корень растения, дабы убедиться, что он на самом деле есть. Мы умеем закрывать дверь, у нас получается застегиваться на все пуговицы. Мы храним неприкосновенность и бережем свой интим. Чужое втор- гательство, если оно неугодно, некстати, вопреки, мы отвергаем. Но поманите нас хитростью, придумайте что- нибудь эдакое, и мы сами откроем замок, расстегнём потаённую молнию... Как раз именно такими и являются все рассказы о болях и страданиях мира, о разноформии зла и бесконечной неповторимости несчастий. Боясь за себя, беспокоясь всем, пока он жив, человек вслушивается, вчитывается, всматривается во всё гореносное. Но именно этого ему нельзя делать, ибо — подъем в гору вызывает восторг чувств, а спуск неизбежно сопровождается поворотом спиной. И к чему? — К той самой вершине. Не со мной беда — значит, и хорошо! Неуместная, перефалыпенная забота о нравственности — инвертировала нрав. Это и называется: за что боролись, на то и напоролись*. * Сейчас, когда вы читаете эту книгу, наверняка где-то около вас есть обыкновенная пластмассовая ручка или расческа. Возьмите кусочек бумаги (несколько миллиметров на несколько миллиметров размером), проведите ручкой или гребнем по волосам, прикоснитесь кончиком предмета к бумажному клочку. Тот мгновенно вспорхнет, притянется, прилипнет. А дальше... А дальше бумага отпадет. И хотела, и была, и соединилась! А вот прошел ее интерес (понятно, физический, электризационный), утратилось свойство. Весь процесс оказался неистинным...
Логика хитрости Манипуляция разжигает желание хотеть, потому что ей безразлично, что будет, когда нам придёт пора мочь. Человек — не птица, чтобы взлетать постоянно. Он скорее как обыкновенный надувной шарик, который, если его проколоть, взлетит, но один только раз. И никогда уже более. Чувства нельзя транжирить. Их энергия восстанавливается не скоро. Лишь после того, как затянется укол впечатления. Что касается Алексиевич, то для нее не такая уж и тайна манипулятивный характер в описании перипетий войны и в диагностике конкретно афганского рока: «Когда другие захотели повторить мой путь и написать подобную моей книгу, то у них ничего не вышло. Наивным было бы полагать, что в книге всё звучит именно так, как мне рассказали: это всё слова моих героев. Но в то же время — мои слова. Просто этот рассказ надо было уметь услышать и выстроить». В правоте откровения писательнице не отказать. Она несомненно, явно педалирует эмоциональную сторону. Достаточно взглянуть, чтобы убедиться: ® «Как-то поутру в моей квартире раздался длинный, как автоматная очередь, звонок. — Послушай, — начал он, не представившись, — читал твой пасквиль... Если еще хоть строчку напечатаешь... — Кто ты? — Один из тех, о ком ты пишешь. Ненавижу пацифистов! Ты поднималась с полной выкладкой в горы, шла на бэтээре, когда семьдесят градусов выше нуля? Ты слышишь по ночам резкую вонь
Манипуляции на нравственности 117 колючек. Не слышишь... Значит, не трогай! Это наше!! Зачем тебе? — Почему не назовёшь себя? — Не трогай! Лучшего друга, он мне братом был, в целлофановом мешке с рейда принес... Отдельно голова, отдельно руки, ноги, сдернутая кожа... Разделанная туша вместо красивого сильного парня... Он на скрипке играл, стихи сочинял... Вот он бы написал, а не ты... Мать его через два дня после похорон в психушку увезли. Она убегала ночью на кладбище и пыталась лечь вместе с ним. Не трогай это! Мы были солдаты. Нас туда послали. Мы выполняли приказ. Военную присягу. Я знамя целовал. — «Берегитесь, чтобы кто не прельстил вас; ибо многие придут под именем Моим». Это Новый Завет. Евангелие от Матфея. — Умники. Через десять лет все стали умники. Все хотят чистенькими остаться. Да пошли вы все к... матери! Ты даже не знаешь, как пуля летит. Ты не стреляла в человека... Я ничего не боюсь... Плевать мне на ваши Новые Заветы, на вашу правду. Я свою правду в целлофановом мешке нес... Отдельно голова, отдельно руки, ноги, сдернутая кожа... Да пошли вы все к...!! — И гудок в трубке, похожий на далекий взрыв». © «Я не называю в книге подлинных имен. Одни просили о тайне исповеди, других сама не могу оставить беззащитными перед теми, кто поспешит их упрекнуть. А ведь им бывает очень трудно. Как вот этому, доверившемуся мне парню: — Кому я могу всё это рассказать? Кто будет слушать? У Бориса Слуцкого: «Когда мы вернулись с войны, я понял, что мы не нужны». Во мне сидит вся таблица Менделеева... Малярия до сих пор бьет...
Логика хитрости Недавно рвал зубы... Один выдернули, второй... И от боли в шоке я вдруг заговорил... А женщина- врач смотрит на меня... Почти с отвращением... «Полный рот крови, а он говорит...» Я подумал, что теперь никогда не смогу быть искренним, все о нас вот так и думают: полный рот крови, а они еще говорят...» Как видим, тактика входа в душу проста и обычна — давить на околослёзное, покалывать и пощипывать горезадетое. А поскольку у всех нас этого в избытке, то и проблемы, будем говорить, нет. Но я бы сейчас хотел обратить внимание на другое. Помните, телефонное — «Не трогай!» Да, действительно. Не всё можно трогать. К примеру, мину... Собственно, и сама Светлана Алексиевич понимает, что и у пределов есть предел («Спрашиваю у себя. Спрашиваю у других. Ищу ответа: как происходит убийство мужества* в каждом из нас? Почему с нами можно делать всё, что кому-то нужно? Как из обыкновенного нашего мальчика получается человек убивающий?») и дальше жизни нет судьбы. Вот ее откровенное и, пожалуй, самое исповедальное: • «Что-то есть безнравственное в разглядывании чужого мужества и риска. Я не хотела больше писать о войне». * Мне представляется постановка вопроса в этой части не очень продуманной. Путь возражения я вижу себе таким: «убийство мужества» не может не быть эквивалентно «мужеству убийства», а это значит, что убыли мужества не происходит. Скорее всего, происходит перелив. Уметь не принять бой — это великая стратегия, высший пилотаж правильного поведения.
Манипуляции на нравственности 119 Ей бы после такого «звонка» в душе остановиться. Но... Я думаю, Алексиевич всё же сделала это. Только разве не известно, что, и резко застыв, наш бег, если мы бежали, продолжается. Вот эта инерция чувств и стала остротой переданного нам укола. Сами судите, насколько он истинен... А вообще, видимо, нельзя людям делиться жизнью. А то грустно становится. И даже более. Не сложиться заботам в радость! Однажды М. Горький (1868 - 1936) очень удивился слезам Л. Н. Толстого (1828-1910). На что мудрый автор «Войны и мира» ответил: «Вот и вы, — проживете жизнь, а всё останется, как было, — тогда и вы заплачете, да еще хуже меня...»* А. М. Горький у Л. Н. Толстого. 1900 г. Д. А. Налбандян. 1978 г. Горький М. О литературе. — М., 1953. — С. 213.
120 Логика хитрости Бесконтрольное опримерование. —Да избавит нас Бог от такого примеривания. Показывая темноту, неизбежно вытесняешь свет. Трудно полюбить жизнь на погосте. У подножия ревущего рядом водопада — да, в постели с любимым человеком — да, в обнимку в цветах на укромной лужайке — да, но только не среди покоса, пней, могил. Всякий раз, когда другие будят нашу совесть, они вовсе не отвечают ни на какие вопросы, напротив, они старательно уходят от ответов. Жалость, возмущение, скорбь, потрясенность страшностью правды — что могут дать эти чувства, вызываемые в нас фильмами, статьями, книгами, рассказами, если жизнь скорее сводима к их приглушению и спрятыванию? И костры нужны, но ведь огонь страшен. Нравственность — это совсем не продукт ежедневного пользования. Не хлеб, не мыло. Истории о людях (какие они на самом деле есть) людям нужны не нужно. То есть информация должна быть смысловой, а не страстогенной, обучающей, а не возбуждающей. Мы всё должны знать, нам всё важно. Но вот когда? Как и зачем? Во время боя не до философствования; кузница, где стоит грохот от ковки железа, — не лучшее место для сна; при спуске с ледника не решают шахматные этюды.
Манипуляции на нравственности 121 Мир жесток, люди злы, а порядок есть эвфемизм к беспорядку — всё это настолько очевидно и из века в век одинаково, что, казалось бы, могло быть давно усвоено и не будоражиться ежедневно и ежечасно ни в памяти, ни в сознании, ни в восприятии. И тем не менее поток пугающих, волнующих, потрясающих сообщений не прекращается. Он катит, катит и катит... Две стороны нашего естества здесь задействованы — интерес к чужим судьбам и озабоченность своей собственной судьбой. И средства информации спешат побыстрее да побольше, да позадиристее удовлетворить эти оба плана человеческой натуры. Но еще раз: это только есть хочется каждый день, да еще и по нескольку раз в течение суток. Нравственные алкания вряд ли следует считать голодом. Скорее они ближе к общеобразовательному плану. И именно здесь должны быть в нужном возрасте единожды и исчерпывающе удовлетворены. Я считаю, что непрекращаемость звука этического колокола давно уже должна была навести на мысль, что в школьном и вообще в обучающем деле есть пробел. Такая дисциплина, как человековедение, не может преподаваться без включения в нее сквозных — многолетнего изложения — разделов: интригологии и интимологии. Первый должен научить молодежь всему, что мы собой, и явно и тайно, представляем, когда хотим, препятствуем, преодолеваем (и здесь-то бы надо дать весь набор
122 Логика хитрости зверств и жестокостей и позорного равнодушия и безжалостности), а второй — послужить предназначен для представления обо всех гаммах неафишируемых почувствований души, которыми она живет, полнится, страдает, радуется, затевается — от разврата и изощрённости до чудачеств и чудовищностей, изломов и ранений психики. Рассказывая о болях и бедах с частотностью количества людей на Земле, те, кто это делают, взвинчивают показатель зла и чёрной проблемности, из- за чего общество перенакалено гневом, обидами, нетерпимостью. И умираем — слёз не сдержать, и изнасиливаемся, — не зная, как дальше после этого жить, и подвергаемся обману, коварству, причинению увечий — как всё это пережить, вытерпеть, устоять? Ну и что?! Разве это повод для ежедневного оповещения одних о несчастьях других? Ведь такое занятие и однообразно, и... И вот тут-то самое главное. Потому что после «и» должно было быть поставлено слово «привычно». Сколько, к примеру, ни рассказывай о бабочках, понятно, что у каждой краски окраски свои, и взмах крылышек при вот только что случившемся взлете неповторим, несравним, несхож. Но бабоч- ки-то, как ни разни их, будут всё равно бабочками. И рассказы о них, и вид их когда-нибудь да пресытит. Хорошо, если не до отвращения. Что же до человеческих ситуаций, то их еще больше, чем бабочек и всего, всего и всего в мире. Так как же можно надеяться на эффект воздействия и после-
Манипуляции на нравственности 123 действия, вызываемый повествованиями о случа- ях? — бывших или бываемых. Заживающая рана со временем перестает болеть. Но если ее начать ковырять... Вот так и «нравственные» публикации. Кому-то нравится «ковырятельный» процесс, ибо, как и всё манипулятивное, это — способ приблизиться к человеку, войти в его душу, набросить аркан на разум. Когда в нас вызывают боль, показом или рассказом (в кино или в газете), то ясное дело, что именно ее нам не несут. Боль сотворение уже наше. Впуская в себя информацию, мы разрешаем ей делать с нами то, что она только и умеет — цеплять, внедряться, ворошить, царапать, колоть, холодить, разжигать. Вот и видна манипуляция: то, без чего мы вполне прожили, под видом благородного гнева, как искра, брошено в нас, и — /Слова — солома, сердце — жар, одна минута — и пожар!/. Каких же таких благодеяний ради — нам ежедневно' гореть в собственном огне?! Чтобы светить другим? Так ведь и они в том же самом состоянии, что и мы. Чтобы обугливаться? — Скорее всего. Мошенничество — это ж не только подбросить на нашем пути денежку, привязанную к веревочке. Боленаполняющая статья делает то же самое, ибо превращает нас в орудие кругового выстрела. А это уже опасно. Обнажение нервов плодит читателей и слушателей и, несомненно, кому-то и для чего-то выгодно. Но нам-то зачем подыгрывать чужому интересу?
124 Логика хитрости Я хочу быть понятным. Дело даже не столько в том, что нас обязательно множественными способами облапошивают. Причем не только физически (отнять или раздеть)... Дело в другом. Надо знать, иметь в виду, учитывать это непрерывное в нас приёмометание. Такая пальба ведется с момента появления людей. И потому речи бы идти не о том, чтобы добраться до пушки (тогда каждому придется в качестве первой подавленной им «огневой точки» начать с себя), а... как-то всё же подумывать о жизнеобеспечении и безопасности. Средства? Не знаю... Допускаю, что это могут быть законы. Не исключаю и ответную стрельбу. Вполне допустимой может статься и роль просвещения: знание силы опасности всегда оборачивается последующей неопасностью силы. — V — Кто не знает журнал «Огонек» — доступное всем, интересное, иллюстрированное издание? Видимо, таких нет. Но наибольшую славу «Огоньку» принесли «перестройка» и назначение на пост главного редактора поэта, публициста, писателя Виталия Коротича. Сейчас уже всё в прошлом. Река времени унесла назад и скандальную смелость этого детища «начала современных реформ» и отчаянную смелость капитана редакционного корабля... А тогда журнал стал таким же символом восьмидесятых*, как * 80-х годов XX века. Поколение людей, живших в СССР в эти годы условно названо «восьмидесятниками».
Манипуляции на нравственности 125 «Новый мир»* — шестидесятых. Каждую неделю «Огонек» распахивал затуманенную страницу отечественной истории. Публиковал запрещенные прежде вещи, боролся с секрётофббией и секрё- томанией, задумывался о наболевшем, старался называть всё своими именами, кричал о том, о чем официальная пропаганда предпочитала молчать. Виталий Коротич написал автобиографическую книгу «Наедине», где очень публично и подробно протирает пыльное окно Истории. Эпизод из нее, связанный с выступлением Коротича на XIX партконференции, где ему среди оголтелой критики партноменклатуры пришлось защищать справедливость и достоверность публикации в подведомственном ему органе, написанной по материалам, предоставленным следователями по особо важным делам при Генеральной прокуратуре СССР Т. X. Гдляном и Н. В. Ивановым, пожалуй, будет здесь к месту: «Почему-то когда я вспоминаю, как это было, то начинаю с конца. С того момента, когда я вошел на оцепленную Красную площадь; вошел изнутри, сквозь Спасские ворота Кремля. Охраняя вождей и делегатов от жалобщиков и террористов, на Красную площадь пропускали лишь из Кремля, где шло заседание XIX Всесоюзной партконференции. Оттуда я и вошел — чтобы перевести дыхание, — сил почти не оставалось, и я как бы плыл по раскаленному воздуху. Так и вошел * Тогда «толстый» журнал «Новый мир» (литература, поэзия, публицистика, критика) редактировался А. Т. Твардовским.
126 Логика хитрости на Красную площадь и медленно побрел вдоль Кремлевской стены. Только что я выступил — коротко, но трудно. Репортаж об этом выступлении прошел по многим телеканалам мира, и меня еще долго узнавали за границей по воспоминаниям о той передаче. А я всего-то навсего отдал М. С. Горбачеву конверт с делами четырех высокопоставленных чиновников, которых надо было допросить, они явно завязли в уголовщине, связанной с получением и раздачей взяток, но следователям допроса не разрешали. Чиновники были из ЦК, а посему их нельзя было допросить без согласия этого самого ЦК, который согласия не давал. Тельман Гдлян (крайний слева) и Николай Иванов (рядом с ним). К ним обоим был всегда повышенный интерес. Благодаря расследованию так называемого «узбекского дела», они стали известны всей стране. Фото Владимира Вяткина Откровенно говоря, я не ожидал, что статья следователей по особо важным делам Гдляна и Иванова, только что опубликованная в нашем журна-
Манипуляции на нравственности 127 ле, вызовет такой взрыв. Позже несколько высоких начальников говорили мне, что статья чуть не сорвала эту самую Всесоюзную партконференцию; не знаю, у меня такого ощущения не было. Просто-напросто впервые за много десятилетий серьезно сказано о том, что и среди делегатов самого высокого из коммунистических партийных форумов могут оказаться преступники. (А в зале орали: «Как так?! Да кто им, этим писакам, позволил?!» Сжавшись туго, плечом к плечу, высокие партийные чины требовали меня к ответу. Позже, когда всё поутихло и я позволил себе шутить по этому поводу, одному из журналистов в интервью я ответил, что дело, пожалуй, не в моем утверждении о четырех жуликах в зале. Они попросту испугались, не зная, кого именно, какую четверку из всех возможных я имею в виду.) Теперь я во многом зависел от порядочности и отваги Гдляна с Ивановым, которые в нарушение всех служебных инструкций обещали провезти и отдать мне в руки четыре папки с документами против этих самых четырех начальников. Но и начальники не дремали. Накануне утром заседала специальная комиссия съезда, мучительно решавшая, как со мной поступить. Секретарь ЦК Разумовский, возглавлявший комиссию, куда меня даже не подумали вызвать, сказал, что большинство настаивали на моем изгнании со съезда и из партии. Ценой огромных усилий это решение удалось притормозить, по крайне мере, до окончания того заседания съезда, на котором я предъявлю свои аргументы. Гдлян с Ивановым торже-
Логика хитрости ственно поклялись, что к этому моменту все до- кументы у меня будут. Следователи показали мне (еще одно нарушение с их стороны) видеозаписи допросов, на которых они исповедовали высшую в Узбекистане парт- знать. И правильно сделали: иначе, может быть, я не поверил бы им. Румяные владыки юго-востока страны с улыбочками повествовали перед видеокамерой, как они воровали миллионы, швыряли их на взятки, подкупая московских гостей... Бородатый Иванов с тормозным визгом подрулил на «Волге» прямо к кремлевской Кутафьей башне, у входа в которую я переминался с ноги на ногу, ожидая обещанных документов; ткнул мне, не выходя из автомобиля, засургученный конверт, на лицевой стороне которого чернела надпись о том, что конверт разрешается вскрыть лишь Михаилу Сергеевичу Горбачеву лично. Это, конечно, тоже было служебным нарушением, но не самым страшным; даже взбунтовавшиеся следователи не ставили под сомненье тот факт, что пусть не по закону, но фактически в стране никого нет главнее Генерального секретаря ЦК единственной партии — коммунистической. Председательствовавший на заседании В. В. Щер- бицкий объявил, что я готовлюсь к выступлению, и меня усадили в первом ряду, в ленинградскую делегацию, чтобы поближе было к трибуне. Оказался я рядом с ветераном партии, который позванивал, будто колокольня на ветру, увешанный толстым слоем орденов и медалей поверх черного костюмного сукна, из которого был пошит обмундировывавший его
Манипуляции на нравственности 129 то ли адмиральский китель, то ли чиновничий пид- жак. Под орденами этого не дано было разглядеть. Да я и не разглядывал, потому что орденоносный ветеран честил меня почем зря. Так вот, под ругательный шепот звенящего ветерана я пошел к трибуне. Мне кажется, это нечто звериное во мне: кожей чувствую расположение или ненависть зала всякий раз, когда поворачиваюсь к людям лицом. На сей раз это была ненависть. Такая густая и холодная, что я вздрогнул и понял: не говорить мне с этой трибуны долго. Минуты три будут набирать воздух в легкие, а затем затопают, заорут и не дадут мне слова сказать, сгонят проклятиями с трибуны. Я знал, что у меня есть минуты три, а больше мне и не надо было. Я четко сказал о необходимости иметь в стране единый закон для всех, которому будут подчиняться также вожди коммунистической партии, и попросил не препятствовать следствию; повернулся к Горбачеву и подал ему папку. В меня незвано входило этакое веселое, триумфальное озорство: я сделал то, что хотел, сделал! — Это большой секрет, Михаил Сергеевич! — сказал я. — Давай, давай! — скороговоркой ответил Генсек. По обе стороны от него, бледные и безмолвные, как мраморные скульптуры, глядели на меня Е. К. Лигачев и В. В. Щербицкий. Интересно, сколько человек, включая наблюдавших эпизод по телетрансляции, хотели меня убить в то время? Думаю, что немало.
130 Логика хитрости На соседнее со звонким ветераном кресло я сесть не мог. Медленно в ледяной тишине окаменевшего зала я прошагал по проходу между креслами Дворца съездов и, свернув налево, вышел из зала через боковую дверь. Зачем я сделал это? Ведь не было в ту пору никакой уверенности, что делу будет дан ход и, как случилось на самом деле, всех подозреваемых отдадут следствию. Важно было другое — мое состояние, в котором я уже не способен был поступать иначе; переход всех воспоминаний о свинстве, накопившихся в душе и на сердце, в восстание, во взрыв против них. Так в любом из нас годами накапливается усталость от несправедливости. От несправедливости, разминающей тебя, унижающей и давящей, как пресс. Каждый из нас имеет собственные лимиты терпения и собственную форму восстаний, но само восстание обязательно случится рано или поздно, если ты еще человек. Всё взрывает от малой малости, и в газетах не раз писали о том, как невинный начальник вроде бы ни за что получает оплеуху от прохожего — просто за косой взгляд. А на самом деле оплеуха была выстраданной, наболевшей, сборной — за всё сразу. Мы взрываемся. Я взрываюсь. Накопилась критическая масса. Статья двух следователей попросту оказалась пусковым моментом, камешком, об- рушивающим лавину. Я вдруг понял, что стал другим, перейдя Рубикон, на берегу которого ждал так долго. Ну вот: шел я по брусчатке Красной площади
Манипуляции на нравственности 131 вдоль Кремлевской стены по направлению к Мавзолею...» — V — Известный бард Александр Дольский, поэт, композитор и исполнитель, познавший благосклонность к себе самого А. И. Райкина*, однажды взял слово в журнале «Телевидение и радиовещание» и поделился со своими поклонниками следующими тремя историями. Все они «про нравственность». Ту, которая есть, но когда она есть, то почему-то всё время тянет прикрыться и вопросить: а если она такая, то нужна ли она кому? А если нужна, то отчего же столь грустны слова о ней и печально восприятие, даже когда это память? v «Я под каждой своей строчкой подпишусь, за каждую отвечаю. Но с годами, конечно, многое переоцениваешь, кое-что кажется неудачным... Ну да что там, пусть всё остается, как есть. Очевидно, не самое лучшее, но самое яркое явление в моем творчестве — это вышедшая в 1977 году первая пластинка. Хотя она и послужила поводом для некоторых песенников устраивать суды над ней. Некоторые клубы самодеятельной песни присылали мне целые протоколы — «считать произведения Александра Дольского вредными, эстетскими, так как они не способствуют высокому уровню самодеятельной песни, портят вкус слушателей. Постановили: стереть во всех фонотеках песни * Райкин Аркадий Исаакович (1911-1987) — известный советский исполнитель сатирических миниатюр.
132 Логика хитрости А. Дольского...» Это всё от РАППовской* теории идет — всё, что непонятно, «не по-нашенски», — уничтожить. Я вообще-то ничего плохого в эстетстве не вижу. Эстетами называли и Бальмонта, и Волошина, формалистом — Хлебникова. Но быть гениальным формалистом — это же замечательно, это новые горизонты открывает! А в первой пластинке были у меня такие простые песни, как «Исполнение желаний», «Одиночество». Холодный взгляд любовь таит, и красота гнетет и дразнит... Прекрасны волосы твои, но одиночество прекрасней. Изящней рук на свете нет, туман зеленых глаз опасен... В тебе всё — музыка и свет, но одиночество прекрасней. Не видеть ясных глаз твоих — нет для меня страшнее казни. Мои печали на двоих, но одиночество прекрасней. Тебе идет любой наряд, ты каждый день бываешь разной... «Счастливчик», — люди говорят, но одиночество прекрасней. С тобою дни равны годам, ты утомляешь, словно праздник. * РАПП — Российская ассоциация пролетарских писателей. Массовая литературная организация (1925-1932). Отличалась склонностью к ура-патриотизму и р-р-революционности.
Манипуляции иа нравственности 133 Я за тебя и жизнь отдам, но одиночество прекрасней. Твоих речей виолончель во мне всегда звучит, не гаснет... С тобою быть — вот жизни цель, но одиночество прекрасней. Однажды на вечере, где исполнял свои песни, обратил я внимание на девушку, буквально не сводившую с меня глаз. Честно говоря, подумал, что понравился ей, но всё не так просто оказалось. Когда мы вместе шли с концерта, она провожала меня, я услышал, по-моему, совершенно удивительную историю. Эта девушка купила однажды мою пластинку. Сели они всей семьей слушать ее, и, когда прослушали «Одиночество», отец вдруг говорит: «Вот что мне нужно!» — и... уходит из семьи. Я, честно, здесь разволновался и спрашиваю ее: «Неужели так и не вернулся?» Нет, оказывается, вернулся через полгода, и зажила эта семья дружно и счастливо». v «У известного артиста Аркадия Райкина, в его знаменитом театре эстрадных сатирических миниатюр, я работал и актером и автором. Благодаря Райкину вышла моя первая пластинка. Никто бы и не подумал, конечно, ее выпускать, если бы он не написал письмо в Министерство культуры СССР, на фирму «Мелодия». Знаю мнение, что Райкин был тиран, что он подавлял авторов... Наверное, это идет со слов М. М. Жванецкого. Конечно, характеры и у того, и у другого непростые. Уверен, сначала Михаил Ми-
134 Логика хитрости хайлович подчинялся авторитету Райкина, его знанию сцены, но со временем почувствовал свою силу, своё значение... Видимо, с этого времени и начали они спорить друг с другом, конфликтовать... Впрочем, гадать не буду. Ко мне Аркадий Исаакович относился очень сердечно и уважительно, при том, что я ему в сыновья годился. Если мне и приходилось что-то по его просьбе переделывать, то именно по просьбе, высказанной к тому же крайне мягко». v «Микробы групповщины и доносительства проникли даже в очень высокую и интеллигентную среду. Пять лет назад один мой старший коллега, которого я любил и уважал, написал в газете унижающие, лживые слова. Это было нечестно, так как мой ответ тогда бы не напечатали. В этом отношении идеальным человеком был В. С. Высоцкий, который ни одного плохого слова ни об одном из своих коллег не сказал. У нас с ним случился однажды небольшой заочный конфликт. Я очень любил его и в 1966 году сочинил на него дружескую пародию. В королевстве, где всем снились кошмары, где страдали от ужасных зверей, появилось чудо-юдо с гитарой под названием разбойник Орфей. Колотил он по гитаре нещадно, как с похмелья леший бьет в домино. И басищем громобойным, площадным в такт ревел... Примерно всё в до минор... Потом появился Змей-горыныч, Орфей его при-
Манипуляции на нравственности 135 канчивал, но от принцессы, которую предлагал ему за этот подвиг король, отказывался: «... мне принцессу и даром не надо, я раз пять уж на принцес- сах женатый...» Я не знал, что тогда он развелся с женой, не знал, что в то время он уже сильно пил, а в пародии была строчка, что «лучше выкати мне портвейна бадью...». Я вообще тогда о нем многого не знал. Однажды мой приятель во время какого-то застолья заговорил с Высоцким обо мне и услышал в ответ: «Передай Сашке, что нельзя так пародии сочинять. Они делаются на произведения, а не на людей...» Я, когда понял, что, сам того не желая, обидел его, перестал эту песню исполнять. А потом, через десять лет (в 1976 году), посвятил ему другую. На подмостках судьбы и театра исступленно хрипит на весь свет осуждённый на жизнь гладиатор, обречённый на вечность поэт...» — V — «Нравственность», вернее, ее исповедание, для людей часто становится мерой обладания собственностью (в смысле: а кто я, собственно?) и свободой (в значении: а отчего бы мне не хотеть то, что я желаю иметь?). И тогда начинается многополюсное обрисовывание одного и того же. При этом такая вещь, как искренность, не претерпевает никаких изменений или как-то заметных деформаций. Правота там, где вправлено право на правоту. Кто-то задастся вопросом, как это всё понимать.
Логика хитрости А как еще, как не «манипуляцию на нравственности». Я полагаю, что здесь в уподобительной похожести проявляется «эффект ножа». Всем знакомый клинковый предмет с рукоятью доверчиво открыт и к бутербродному маслу, которому он позволяет таким образом адаптироваться (через срезание любого количества, адгезию к металлической плоскости, намазывание) к хлебу, и к сердцу какого-то человека, когда на того совершается убийственное бандитское нападение и лезвие услужливо предлагает тканям тела не перечить его наточке. Очевидное — бесспорно: не нож острый, а мы податливы... Что равнодушно или беспечно не замечаем, что-то без должной критичности воспринимаем не в целостности, а в половинчатости, а что-то просто впускаем в себя в безмятежной распахнутости, даже не заметив его вхождения, поскольку помогли — где-то подвинулись, где-то раздвинулись, где-то расслабились... Даже великие люди не велики в соблазнах. И когда соблазняются, и когда самообольщаются. Опираясь на землю, можно стоять, можно оттолкнуться, можно толкнуть... Как, однако, всё это условно, как относительно... Условно!, если принять условия. Относительно!, если начать соотноситься. Наши «крючки» потому и наши, что... в нас. Моральность — это не то, что в нас внедряют, а то, что делают с нами, используя моралитет нашей моральности. И здесь уже не устоять нашему несогласию с кем-то, и здесь уже нельзя не ожидать нашего согласия. Я говорю моралитет и подразу-
Манипуляции на нравственности 137 меваю вот что. Любая гора крепка не собой, а теми базальтами, на которых она стоит и стоять может. Так и человек морален не той школьной нравоучительностью, которой его обучают, а тем общечеловеческим фундаментом, который прививается в детстве вместе с умением есть, пить, одеваться. Все эти уточнения пусть не покажутся излишними. Манипуляции на нравственности роятся здесь и где-то поблизости. Другой территории для них нет. Когда на нас влияют, нас не переделывают. Это всё же не так просто. Но сотрясают. Вносят сумятицу. А душевные порывы — как рыбки в аквариуме. Начните раскачивать воду, и... выпрыгнут несмышленые. Но и смышленые (это я уже о людях) пусть не очень-то на себя надеются. Опытная рука и до них способна добраться. И нанести армии разума вполне ощутимое претерпение. Не буду голословным. Горький, писатель мощного интеллектуального проницания и всегда беспокойной этики, традиционно считается певцом сил человеческих. Но были у него и творения, где это же самое, т. е. величие наших начал, утверждалось столь тонко, что наступал момент — и отслеживание мысли автора становилось невозможным. Паутинка рассуждения утончалась до прозрачности, переходя в смысловую инверсию. Столько же незаметную, сколько и... прочно внедрённую. Да, человек силён. Но чем? Оказывается, всеми своими недостатками, слабостями и несовершенствами. И если это величие, то что же тогда, скажите на милость, величина?
138 . Логика хитрости А после пассажа, что «нет для нас никакого дальше ближнего», вообще не знаешь, на кого смотреть иначе — на себя или на Горького. Обычно на усилие поддается то, что поменьше да послабее. Итог тот, что нравственность одной меры пересекла меру другой нравственности. Манипуляции еще нет, но она в любой миг готова состояться. Примете — состоится. И весь вопрос теперь в том, а сможете ли не принять? v В 1900 году в письме к К. П. Пятницкому Горький пишет: «Какая вообще задача у литературы, у искусства? Запечатлевать в красках, в словах, в звуках, в формах то, что есть в человеке наилучшего, красивого, честного — благородного. Так ведь? В частности, моя задача — пробуждать в человеке гордость самим собой, говорить ему о том, что он в жизни — самое лучшее, самое значительное, самое дорогое, святое и что кроме его — нет ничего достойного внимания». v М. Горький. Из статьи в петроградской газете «Новая жизнь» № 3 от 21 апреля 1917 года: «Говорить правду — это искусство, труднейшее из всех искусств... Поставим себе задачу — сказать правду... [...] На войне необходимо как можно больше убивать людей — такова циничная истина войны. Зверство в драке неизбежно, вы видали, как жестоко дерутся дети на улицах? Правда говорит нам, что зверство есть нечто
Манипуляции на нравственности 139 вообще свойственное людям, свойство, не чуждое им даже в мирное время, — если такое существует на земле. Вспомним, как добродушный русский народ вколачивал гвозди в черепа евреев Киева, Кишинева и других городов, как в 1906 году рабочие Иваново-Вознесенска варили в котлах кипятка своих товарищей, бросая их в котлы живыми, как садически мучили тюремщики арестантов, как черносотенцы разрывали девушек-революционерок, забивая им колья в половые органы, вспомним на минуту все кровавые бесстыдства 1906- 1907-1908 годов». Две мысли. Два полюса. Два несовпадающих размышления одного и того же человека об одном и том же. Тема разума ударяется о разумность темы. Мы слышим неприятный звук. В цветовосприя- тии мира появляется что-то досадное. Этот надрыв — на-дрыв или над-рыв? Логика лукавства писателя столь замысловата, что не боится конкретной обратности, превращаясь для смысла и действия уже очевидной логикой риска. Но последняя совершенно не несет оттенков жизненной угрозы. Риск здесь больше напоминает не военно-атаковый, взры- во-стрелятельный, дорожно-транспортный или астрологический, а рулеточный. Опытный игрок в казино не проигрывает. Его выигрыш постоянен, пока он играет, ибо игра и есть та цель, которая движет его интересами.
140 Логика хитрости Во время игры проигрывает только игра, так как в ней стремление к выигрышу использует ее для нанесения поражения ей же. Двусторонность азартной игры принципиальнее самой игры. Те, кто считает, что интересы движут людьми, не должны* посещать заведения игорного бизнеса. Только тот, кто, наконец, поднялся до понимания, что жизнь — это и состязание на опережение с жадным и нетерпеливым коварством никогда не бывающей в накладе смерти, и игра на удачливость с ветреной в своем счастье судьбой, и что оба эти предприятия обречены предрешением не быть предугаданными, учится относиться к своему бытию и бытию других людей как к очевидности непредсказуемого резуль- Рулетка. Возле завораживающего «колеса фортуны»
Манипуляции на нравственности 141 mama. И тогда цели его устремлений становятся определенными. Он теперь знает, что желания невозможны, но осуществиться могут, если пробовать и разнообразить свои усилия. Разнообразить... до разнимания связи. До разности, при которой логика перестает быть железной и делается гибкой. Логика риска пластична, текуча, подвижна. Ее гуттаперчевость* при огромном, сверхдействительном присутствии незаметна. Она способна входить во всё, мимо чего проходит. Ее легкость прони- кательна, заразительна и увлекательна. Если подлинные свершения неопределяемы, но определённы, значит, только тренировка в рис¬ ке выводит человека на уровень соответствия любой задаче мира. И начинается бесша- башье перебора, попыток, проб. Один садится за картежный стол, обрушивая на себя и других — в соответствии с законами жанра — весь манипулятивный арсенал средств и таинств воздействия, другой — берется за перо, испро- буя в лукавстве все виды искусства приемов влияния на людей, полагая, что хитрость и риск — они, как семейная пара: не только крепки союзом не. одного и того же, но и способны к редупликации, к транслированию самих себя, к расширению, захвату, умножению; семья — это начало, которое нескончаемо. *Гуттаперча [англ. guttapercha < малайск.] — затвердевший млечный сок некоторых растений (гл. обр. гуттаперчевого дерева) — тягучая масса, близкая по свойствам к каучуку.
142 Логика хитрости Риск — это разум, ищущий спекулятивной корысти. И надо сказать — не напрасно. Как велосипед движется потому, что не падает, а не падает, потому что столь неустойчив, что уже перестает бояться упасть (понимая сверхнеизбежность — по допустимости — такого исхода, ибо это не стул и не кресло), так и человек, в достижении своих планов только тогда победен, когда перестает с чем-то считаться и преодолевает возможность ошибок бесконечным настроем на неутомимость и неутолимость пробами, не боясь манипулятивно- сти, ибо где-то, может на все 100%, сам состоит из кукловодческих дерганий, предпринятых к нему другими — от Творца до людей, ближних и дальних. Мы куклы на нитках, и неба рука Ведет нас по коврику жизни, пока, Сыграв свою роль в балагане судьбы, Не свалимся снова на дно сундука. (Омар Хайям. Пер. Владислава Зайцева)
Манипуляции на нравственности 143 Омар Хайям (1048- 1131) — мудрец и жизнелюб. Любил эдак, по- свойски, подбросить другим свои задачки. Живя в атмосфере своих грез, он пробовал — и не без удовольствия — погрузить других людей в мир гроз — от душевных и умственных до веродуховных и нравственных. Одной моралью он, как путник, идущий по траве, притаптывал другую. Короче, манипулировал, увлекая нас туда, куда мы не собирались, наделяя нас как ценностью тем, что и потерять-то противно: © Он завлекал раздумием, а жалил безверием: Дорогой веры следует идти, Решил один. Другой надеется найти Тропинку истины. Когда-нибудь им скажут, Что оба шли не по тому пути. (Пер. Владислава Зайцева) © Он говорил, что научит, а сам учил не учиться: Благородство и подлость, отвага и страх — Всё с рожденья заложено в наших телах. Мы до смерти не станем ни лучше, ни хуже — Мы такие, какими нас создал аллах! (Пер. Германа Плисецкого) © Он обещал дать еще что-то понять, а сам отнял и то, что было: Из всех, которые ушли в тот дальний путь, Назад вернулся ли хотя бы кто-нибудь? Не оставляй добра на перекрестке этом, К нему возврата нет, об этом не забудь. (Пер. Владислава Зайцева) © Он гарантировал в нас рост человечности, а на деле только озлобил и посеял уныние: О небо, отчего ты тешишь подлецов Прохладою садов и роскошью дворцов, А честным даже хлеб даешь не всякий день? Не грех такому небу плюнуть бы в лицо! (Пер. Владислава Зайцева)
144 Логика хитрости А разве не манипулятивной нравственностью (озорством мудрости, а вовсе не мудростью озорства) веет от самого сильного из известных миру всеведущих высказываний, принадлежащих Абу-ль-Аля аль-Маарри (979-1057), багдадскому поэту, с четырех лет ослепшему в результате заражения оспой, прозванному за незаурядность дарования «отцом высоты» (Абу-ль-Аля): «Если тот, кто совершит преступление, лишён свободной воли, то наказывать его за его поступки — не есть ли это жестокий произвол? Господь, когда создавал руду, ведь знал заранее, что из нее будут поделаны блестящие мечи. Знал же он, что этими мечами будут проливать кровь людей». / € * К аль-Маарри не могут не возникнуть вопросы. Если это — дать, чтобы взять, то зачем давать? Если это — способ затеять в душе смуту, то кому достанется победа? Прекрасное изречение. Сколько смыслов смысла — поспешно станет уверять кто-то, став на сторону Маарри. Да. Прекрасное пленит. Но плен — разве это прекрасно? О Нас вовлекают в спор, который нам не нужен: Не дружит тот, кто никогда не дружен! Смотреть мы вправе в направленьи взора, И ни к чему вопрос о смысле дуг узора! / Есть ли что-то родственное в огне и металле, в воде и песке? Нет. И никогда не было. И не будет. Но восприимчивостью всё природное изначально обладает. И тогда огонь делается своим для железа, накаляя его и заставляя (в побуж- * Здесь и далее значком «о » или «о... о » автор данной книги делает особый акцент на свои собственные мысли. — Ред.
Манипуляции на нравственности 145 дении!) быть тоже огнем. И вода тоже пропитывает песок, превращая его во влажную массу. Манипуляции, увы, не исключение, не инородность. Они — составная часть нашей жизни. Мы не по глупости доверчивы. Сосулька не по неразумению впускает в себя весеннее тепло луча солнца. Она тает в гневе исчезновения, но в необходимости уступать сильнейшему. Мир сложен и жесток. Каждому живому суще¬ ству он дал средство защиты и нападения: яд и быстрые ноги, крепкий панцирь и колючее тело, острые зубы и гибкий хвост, мимикрию и мгновенность взлета. У человека такое — ум, способный к напада- тельной распасовке и помеховой комбинаторике, с умением внедряться, поселяться и обращать других в себя. Всё это риск, который живет жизнью жизни, и его логика — искусство интриги. Так вот. Письмо к Пятницкому — это одно. Но есть у 27-летнего А. М. Пешкова (Максима Горького) и совсем другое. Рассказ «Читатель». В котором Горький никому не навязывает своего мнения, но своей произносимостью, опубликованностью, доступосозданностью оно уже навязывается. Нам предлагается пережить и перечувствовать чужие чувства, и пока мы это делаем, мы загружаемся этим чужим. Иди ко мне, — говорит теплая рука кусочку воска. — Я ничего тебе не сделаю, только поглажу и потрогаю. Да и что тебе будет, ты ведь та-
146 Логика хитрости кой твердый! Ты останешься, как был, — круглым, если круглый, похожим на лебедя, если из тебя когда-то лепилась эта птица, и, свечевидным будучи, тоже пребудешь в полной неизменности прежней форме. Но мы-то знаем, со стороны слушая этот разговор, что всё это — искренность, так сказать, камуфляжа. Действительно, попытки изменить не будет. Но само пребывание в теплой среде смягчит и расплавит воск, подвергнет его деформации. Так что же это тогда такое — воздействие без попытки действия? Манипуляция. Особая! Суть ее: обработка других фактом своего присутствия около них. Итак, М. Горький, «Читатель»: «...Была ночь, когда я вышел на улицу из дома, где, в кругу близких мне людей, читал свой напечатанный рассказ. Меня много хвалили за него, и, приятно взволнованный, я медленно шагал по пу- стынной улице, впервые в моей жизни испытывая так полно наслаждение жить. Это было в феврале; ночь была ясная, и безоблачное небо, густо затканное звездами, дышало бодрым холодом на землю, покрытую пышным убором только что выпавшего снега. Ветви деревьев, перевешиваясь через заборы, бросали на мою дорогу причудливые узоры теней, ярко и радостно блестели снежинки в голубом, ласковом сиянии луны. Нигде не было видно ни одного живого существа, и скрип снега под моими ногами был единственным звуком, нарушавшим торжествен-
Манипуляции на нравственности 147 ную тишину этой ясной, памятной мне ночи... Я думал: «Хорошо быть чем-нибудь на земле, среди людей!» И воображение, не скупясь на яркие краски, рисовало мне мое будущее... — Да, вы написали славную вещицу!.. Это — так! — задумчиво сказал кто-то за моей спиной. Я вздрогнул от неожиданности и оглянулся. Маленький, одетый в темное, человек поравнялся и пошел в ногу со мной, снизу вверх глядя в мое лицо и улыбаясь острой улыбкой. В нем всё было остро: взгляд, скулы, подбородок с эспаньолкой; вся его маленькая, сухая фигурка колола глаза своей странной угловатостью. Он шел легко и как-то беззвучно, точно скользил по снегу. Я не видел его там, где читал, и, понятно, был удивлен его возгласом. Откуда, кто он? — Вы... тоже слушали? — спросил я. — Да, имел удовольствие. Говорил он тенором. Губы у него были тонкие, черные маленькие усы не скрывали их улыбку. Она не исчезала, производя неприятное впечатление, я чувствовал, что за ней скрыта какая-то едкая, нелестная для меня мысль. Но я был слишком хорошо настроен для того, чтоб долго останавливаться в наблюдении за этой чертой моего спутника, и, мелькнув в глазах моих, как тень, она быстро исчезла пред ясностью моего довольства собой. Я шел рядом с ним, ожидая, что он скажет, втайне надеясь, что он увеличит количество приятных минут, пережитых мною в этот вечер. Человек жаден, потому что судьба редко улыбается ему ласково.
148 Логика хитрости — А хорошо чувствовать себя чем-то исключительным? — спросил мой спутник. Я не услышал в его вопросе ничего особенного и поспешил согласиться с ним. — Хе, хе, хе! — колко засмеялся он, нервно потирая свои маленькие руки с тонкими, цепкими пальцами. — А вы веселый человек!.. — сухо сказал я, задетый его смехом. — Да, я веселый человек, — улыбаясь, подтвердил он и качнул головой. — И еще я очень любопытен... Я всегда хочу знать; всё знать — это мое постоянное стремление, оно-то и поддерживает во мне бодрость. Вот и сейчас я хочу знать — что стоит вам ваш успех? Я посмотрел на него и нехотя ответил ему: — Около месяца работы... может быть, немного более... — Ага! — живо подхватил он. — Немножко труда, затем частица житейского опыта, который всегда чего-нибудь стоит... Но это недорого все-таки, когда такой ценой вы приобретаете сознание, что вот в данный момент несколько тысяч людей живут вашей мыслью, читая ваше произведение. И потом приобретаются надежды на то, что, может быть, со временем... хе, хе!.. и когда вы умрете... хе, хе, хе!.. За всё это можно больше дать, больше того, сколько дали вы нам, — не правда ли? Он опять засмеялся своим дробным, колющим смехом, лукаво оглядывая меня острыми, черными глазками. Я тоже посмотрел на него сверху вниз и, обиженный, холодно спросил его:
Манипуляция на нравственности 149 — Извините... с кем я имею удовольствие беседовать? — Кто я? Вы не догадываетесь? А я, пока, не скажу вам, кто я. Разве для вас знать имя человека более важно, чем знать то, что он скажет вам? — Конечно, нет... Но всё это — странно! — ответил я. Он для чего-то тронул меня за рукав пальто и, тихонько посмеиваясь, заговорил: — Но и пускай будет странно, — почему бы человеку не позволить себе иногда выйти из рамок простого и обыденного?.. И если вы не прочь сделать это — давайте поговорим откровенно? Вообразите, что я — читатель... некий странный читатель, который очень любопытен и не желал бы знать, для чего и как делается книга... вами, например? Давайте же поговорим. — О пожалуйста! — сказал я. — Мне приятно... такие встречи и разговоры... не каждый день возможны. — Но я уже лгал ему, ибо для меня все это становилось неприятным. Я думал: «Чего он хочет? И с какой стати я позволю себе придавать этой уличной встрече, с незнакомым мне человеком, характер какого-то диспута?» Однако я все-таки медленно шел рядом с ним, стараясь выразить на лице моем любезное внимание к моему спутнику. Это, я помню, с трудом удавалось мне. Но все-таки у меня пока было еще много бодрого настроения, я не хотел обидеть этого человека отказом говорить с ним и решил следить за собой. Луна сияла в небе сзади нас, и наши тени лежа-
150 Логика хитрости ли у нас под ногами. Слившись в одно темное пятно, они ползли впереди нас по снегу, а я смотрел на них и ощущал в себе зарождение чего-то такого, что, как эти тени, было темно, неуловимо и, как они, тоже впереди меня. Мой спутник помолчал с минуту времени и потом заговорил уверенным тоном господина своих дум: — Ничего нет в жизни более важного и любопытного, чем мотивы человеческих действий... Не правда ли? Я кивнул головой. — Вы согласны!.. Так давайте поговорим откровенно — не упускайте случая говорить откровенно, пока вы еще молоды!.. «Странный человек!» — подумал я и, заинтересованный его словами, спросил его, усмехаясь: — Но о чем говорить? Он взглянул мне в лицо, с фамильярностью старого знакомого воскликнул: — Будем говорить о целях литературы! — Пожалуй... хотя, мне кажется, уже поздно... — О! для вас еще не поздно!.. Я остановился, удивленный этими словами, — он произнес их с такой серьезной уверенностью, и они звучали — как иносказание. Я остановился, желая что-то спросить у него, но он, взяв меня за руку, тихо и настойчиво повел вперед, говоря мне: — Не останавливайтесь, ибо со мной вы на хорошем пути... Довольно предисловий! Скажите, — чего хочет литература?.. вы ей служите, вы должны это знать.
Манипуляции на нравственности 151 Мое изумление росло в ущерб моему самообладанию. Что нужно от меня этому человеку? Кто он? — Послушайте, — сказал я, — согласитесь, что всё происходящее между нами... — Имеет свое достаточное основание, — верьте мне! Ведь ничто в мире не совершается без достаточного к тому основания. Идемте же скорее, но не вперед, а вглубь... Бесспорно, этот чудак был интересен, но он сердил меня. Я снова сделал нетерпеливое движение вперед; он следовал за мной и спокойно говорил мне: — Я понимаю вас: вам трудно в этот момент дать определение цели, которую преследует литература. Попробую я сделать это... Он вздохнул и потом с улыбкой посмотрел мне в лицо. — Вы согласитесь со мной, если я скажу, что цель литературы помогать человеку понимать себя самого, поднять его веру в себя и развить в нем стремление к истине, бороться с пошлостью в людях, уметь найти хорошее в них, возбуждать в их душах стыд, гнев, мужество, делать всё для того, чтоб люди стали благородно сильными и могли одухотворить свою жизнь святым духом красоты. Вот моя формула; она, разумеется, не полна, схематична... дополняйте ее всем, что может одухотворить жизнь, и скажите — вы согласны со мной? — Да, это так!.. — сказал я. — Приблизительно — это так. Принято думать, что, в общем, задача литературы — облагородить человека... — Вот какому великому делу вы служите! —
152 Логика хитрости внушительно сказал этот человек... и снова он за- смеялся своим едким смехом: — Хе, хе, хе! — Однако к чему вы говорите всё это? — спросил я, делая вид, будто его смех не задевает меня. — А как вы думаете? — Откровенно говоря... — начал я, придумывая колкость, и замолчал. Что значит говорить откровенно? Этот человек не глуп, он должен знать, как тесны границы человеческой откровенности и как стойко охраняет их самолюбие. Взглянув в лицо моего спутника, я почувствовал себя глубоко уязвленным его улыбкой, — в ней было столько иронии и презрения! Я почувствовал, что начинаю бояться чего-то, боязнь эта понуждает меня уйти от него. — До свидания! — сухо сказал я, приподнимая шляпу. — Почему? — тихо воскликнул он. — Я не люблю шуток, когда в них нет чувства меры. — И — уходите?.. Дело ваше... но, знаете, если вы теперь уйдете от меня, мы уже никогда не встретимся. Слово «никогда» он подчеркнул, и оно прозвучало в ушах моих, как удар похоронного колокола. Я ненавижу это слово и боюсь его: оно всегда представляется мне тяжелым и холодным, чем-то вроде молота, предназначенного судьбой для того, чтобы раздроблять надежды людей. Это слово остановило меня. — Что вам нужно? — с тоской и злобой спросил я.
Манипуляции на нравственности 153 — Сядем здесь, — снова усмехаясь, произнес он и, крепко взяв меня за руку, потянул ее вниз. В этот момент мы с ним были в аллее городского сада, среди неподвижных, обледенелых ветвей акаций и сирени. Освещенные луной, они висели в воздухе над головой моей, и мне казалось, эти покрытые льдом и инеем жесткие ветви проникают мне в грудь, касаются сердца. Недоумевающий, озадаченный выходкой моего спутника, я смотрел на него и молчал. «Это больной», — подумал я, желая ободрить себя и объяснить себе его действия. Но он как-то угадал мою мысль. — Ты думаешь, что я ненормален? Оставь это. Это такая дрянная и вредная мысль! Прикрываясь ею, как часто мы отказываемся от понимания человека только потому, что он оригинальнее нас, и как стойко эта мысль поддерживает и осложняет печальную небрежность наших отношений друг к другу! — О, да!.. — сказал я, всё сильнее ощущая в себе смущение пред этим человеком. — Но, извините, я пойду... Мне пора уже... — Ступай, — сказал он, пожав плечами. — Иди... но знай, что ты спешишь потерять себя... — Он выпустил мою руку из своей, и я пошел прочь от него. Он остался в саду на горе, спускавшейся к Волге, на горе, покрытой белой пеленой снега, перерезанной темными лентами тропинок. Перед ним открывался широкий вид на безмолвную, унылую равнину за рекой. Этот человек остался в саду,
154 Логика хитрости сел на одну из скамеек и стал смотреть в пустынную даль, а я шел вдоль по аллее и чувствовал, что не уйду от него, но все-таки шел. Шел и думал: «Следует мне идти тихо или быстро для того, чтоб показать ему, — человеку, что сидел там, сзади меня, — как мало он для меня значит?» Вот он тихо насвистывает что-то знакомое... Я знаю, что это смешная и грустная песня о слепом, который взял на себя роль вожака слепых. «Зачем он именно ее насвистывает?» — подумал я. И тут я понял, что с той минуты, как я встретился с этим маленьким человечком, я вступил в темный круг ощущений исключительных и странных. Недавнее, ровное и довольное настроение моего духа облеклось в туман ожидания чего-то важного и тяжелого. Как же ты будешь вожаком, Если с дорогой незнаком? — вспоминал я слова песни, которую насвистывал тот человек. Я обернулся и посмотрел на него. Облокотясь одной рукой о колено и положив голову на ладонь, он смотрел на меня, свистал, и его черные усы шевелились на лице, освещенном луной. Я решил вернуться назад, движимый каким-то роковым чувством. Быстро подошел я к нему, сел рядом и сказал ему, не волнуясь, но горячо: — Послушайте, будем говорить просто... — Это необходимо для людей, — кивнул он головой. — Вы, я чувствую, обладаете силой какого-то
Манипуляции на нравственности 155 воздействия на меня и, очевидно, имеете что-то сказать мне... да? — Наконец, ты нашел в себе мужество слушать! — воскликнул он со смехом; но теперь этот смех был мягче и даже что-то близкое к радости послышалось мне в нем. — Так говорите! — сказал я, — и если можете, говорите без странностей... — О, хорошо! Но согласись, что ведь странности были необходимы для того, чтоб привлечь ко мне твое внимание? Теперь притупляется внимание к простому и ясному, как чересчур холодному и жесткому, а согреть и смягчить что-нибудь мы не умеем: мы сами холодны и жестки. Мы, кажется, снова хотим грез, красивых вымыслов, мечты и странностей, ибо жизнь, созданная нами, бедна красками, тускла, скучна! Действительность, которую мы когда-то так горячо хотели перестроить, сломала и смяла нас... Что же делать? Попробуем, быть может, вымысел и воображение помогут человеку подняться ненадолго над землей и снова высмотреть на ней свое место, потерянное им. Потерянное, не правда ли? Ведь человек теперь не царь земли, а раб жизни, утратил он гордость своим первородством, преклоняясь пред фактами, не так ли? Из фактов, созданных им, он делает вывод и говорит себе: вот непреложный закон! И, подчиняясь этому закону, он не замечает, что ставит себе преграду на пути к свободному творчеству жизни, в борьбе за свое право ломать для того, чтобы создавать. Да он и не борется больше, а только приспособляется... Чего ради ему
Логика хитрости бороться? Где у него те идеалы, ради которых он пошел бы на подвиг? Вот почему живется так бедно и скучно, вот почему обессилел в человеке дух творчества... Некоторые слепо ищут чего-то, что, окрыляя ум, восстановило бы веру людей в самих себя. Часто идут не в ту сторону, где хранится всё вечное, объединяющее людей, где живет бог... Те, которые ошибаются в путях к истине, — погибнут! Пускай, не нужно им мешать, не стоит их жалеть — людей много! Важно стремление, важно желание души найти бога, и, если в жизни будут души, охваченные стремлением к богу, он будет с ними и оживит их, ибо он есть бесконечное стремление к совершенству... Так ли? — Да, — сказал я, — это так... — Ты, однако, умеешь соглашаться, — заметил мой собеседник, колко усмехаясь. Потом он помолчал, глядя вдаль. Мне показалось, что он долго молчит, и я нетерпеливо вздохнул. Тогда он, не обращая на меня своего взгляда, блуждавшего вдали, спросил: — Кто есть твой бог? До этого вопроса он говорил мягко и ласково, и мне приятно было его слушать: как и все думающие люди, он был немного печален, был близок мне, я понимал его, и мое смущение пред ним гасло. И вот вдруг он ставит роковой вопрос, на который так трудно ответить человеку нашего времени, если этот человек честно относится к себе. Кто есть мой бог? Если б я знал это! Я был подавлен вопросом, да и кто бы, на моем месте, сохранил присутствие духа? — А он смотрел
Манипуляции на нравственности 157 на меня своими острыми глазами, улыбался и ожидал моего ответа. — Ты молчишь слишком долго для человека, который мог бы дать ответ. Может быть, ты скажешь мне что-нибудь, если я спрошу тебя вот о чем: ты пишешь, и тысячи людей читают тебя; что же именно ты проповедуешь? И думал ли ты о твоем праве поучать? Первый раз в жизни я смотрел так внимательно вглубь себя. Пусть не думают, что я возвышаю или унижаю себя для того, чтоб привлечь к себе внимание людей, — у нищих не просят милостыни. Я открыл в себе немало добрых чувств и желаний, немало того, что обыкновенно называют хорошим, но чувства, объединяющего всё это, стройной и ясной мысли, охватывающей все явления жизни, я не нашел в себе. В душе моей много ненависти; она постоянно тлеет там, иногда вспыхивает ярким огнем гнева; но — еще больше сомнений в душе моей. Порой они так потрясают мой ум, что давят сердце, что долгое время я существую внутренне опустошенный... Ничто не возбуждает меня к жизни, сердце мое холодно, как мертвое, ум спит, а воображение давят кошмары. И так, слепой, немой и глухой, живу я долгие дни и ночи, ничего не желая, ничего не понимая; мне кажется тогда, что я уже труп и лишь по какому-то странному недоразумению еще не зарыт в землю. Ужас такого существования еще больше усиливается сознанием необходимости жить, ибо в смерти еще менее смысла, еще больше тьмы... Наверное, она отнимает даже и наслаждение ненавидеть...
158 Логика хитрости Что же, в самом деле, я проповедую, я — такой, каков есть? И что я могу сказать людям? То, что уже давно говорили им и всегда говорят, что находит себе слушателей, но не делает людей лучшими? Но имею ли я право проповеди этих идей и понятий, если сам я, воспитанный на них, часто поступаю не так, как они повелевают? Если я иду противу них, значит ли это, что убеждение в их истинности есть искреннее мое убеждение, заложенное в основе моего «я»? Что же отвечу я человеку, который сидит рядом со мной? А он уже устал ждать моих ответов и снова заговорил: — Я бы не поставил тебе этих вопросов, если б не знал, что твое честолюбие еще не успело уничтожить твою честь. Ты имеешь мужество слушать меня... из этого я заключаю, что твоя любовь к себе разумна, ибо для того, чтоб усилить ее, ты не бежишь даже и от мук. За это я облегчу тяжесть твоего положения предо мной и буду говорить с тобой, как с виновным, а не как с преступником. — ...Когда-то среди нас жили великие мастера слова, тонкие знатоки жизни и человеческой души, люди, одухотворенные неукротимым стремлением к совершенствованию бытия, одухотворенные глубокой верой в человека. Они создавали книги, которых никогда не коснется забвение, ибо в книгах тех запечатлены вечные истины, нетленной красотой веет с их страниц. Образы, напечатанные в тех книгах, живы, они одушевлены силой вдохновения. В тех книгах есть и мужество, и гнев пылающий, в них звучит любовь искренняя и свободная, и ни одного лишнего слова нет в них. Оттуда, я
Манипуляции на нравственности 159 знаю, ты черпал пищу душе своей... Но, должно быть, плохо питалась душа твоя, ибо у тебя речь о правде и любви звучит фальшиво и лицемерно, точно ты насилуешь себя, когда говоришь об этом. Ты, как луна, чужим светом светишь, свет твой печально-тускл, он много плодит теней, но слабо освещает и не греет он никого. Ты нищ для того, чтобы дать людям что-нибудь действительно ценное, а то, что ты даешь, ты даешь не ради высокого наслаждения обогащать жизнь красотой мысли и слова, а гораздо больше для того, чтоб возвести случайный факт твоего существования на степень феномена, необходимого для людей. Ты даешь для того, чтобы больше взять от жизни и людей. Ты нищ для подарков, ты просто ростовщик: даешь крупицу твоего опыта под проценты внимания к тебе. Твое перо слабо ковыряет действительность, тихонько ворошит мелочи жизни, и, описывая будничные чувства будничных людей, ты открываешь их уму, быть может, и много низких истин, но можешь ли ты создать для них хотя бы маленький, возвышающий душу обман?.. Нет! Ты уверен, что это полезно — рыться в мусоре буден и не уметь находить в них ничего, кроме печальных, крошечных истин, установляющих только то, что человек зол, глуп, бесчестен, что он вполне и всегда зависит от массы внешних условий, что он бессилен и жалок, один и сам по себе? Знаешь, его, пожалуй, уже успели убедить в этом! Ибо душа его охлаждена и ум — туп... Еще бы! Он смотрит на свое воображение в книгах, а книги, — особенно если они написаны с той ласковостью, которую так часто
160 Логика хитрости принимают за талант, — всегда несколько гипно- тизируют человека. Он смотрит на себя в твоем изображении и, видя, как он дурен, не видит возможности быть лучше. Разве ты умеешь показать ему эту возможность. Разве ты можешь сделать это, когда ты сам... но я пощажу тебя за то, что, слушая меня, ты, я чувствую, думаешь не над тем, как бы возразить мне и оправдать себя. Так! Ибо учитель, если он честен, всегда должен быть внимательным учеником. Все вы, учителя жизни наших дней, гораздо больше отнимаете у людей, чем даете им, ибо вы все только о недостатках говорите, только их видите. Но в человеке должны быть и достоинства; ведь у вас они есть? А вы, чем вы отличаетесь от дюжинных, серых людей, которых изображаете так жестоко и придирчиво, считая себя проповедниками, обличителями пороков ради торжества добродетели? Но замечаете ли вы, что добродетели и пороки — вашими усилиями определить их — только спутаны, как два клубка ниток, черных и белых, которые от близости стали серыми, восприняв друг От друга часть первоначальной окраски? И едва ли бог послал вас на землю... Он выбрал бы более сильных, чем вы. Он зажег бы сердца их огнем страстной любви к жизни, к истине, к людям, и они пылали бы во мраке нашего бытия, как светильники его силы и славы... Вы же чадите, как факелы торжества сатаны, и чад ваш, проникая в умы и души, отравляет их ядом недоверия к себе. Скажите: чему вы учите? Я чувствовал на щеке своей горячее дыхание этого человека и не смотрел на него, боясь ветре-
Манипуляции на нравственности 161 титься с его взглядом. Его слова падали в мой мозг, как огненные капли, и от этого мне было больно. Я с ужасом понимал, как трудно отвечать на простые вопросы... И не ответил ему. — Итак, я, усердный читатель всего, что ты пишешь и что пишут подобные тебе, спрашиваю: чего ради вы пишите? А вы — много пишете... Хотите ли вы пробудить добрые чувства в сердцах людей? Но холодными и бессильными словами вы не сделаете этого, нет. И вы не только не можете дать жизни что-либо новое, вы и старое даете в скомканном, измятом, лишенном образа виде. Читая вас, ничему не поучаешься, ни за что, кроме вас, не стыдишься. Всё будни, будни, будничные люди, будничные мысли, события... Когда же будут говорить о духе смятенном и необходимости возрождения духа? Где же призыв к творчеству жизни, где уроки мужества, где бодрые слова, окрыляющие душу? — ...Ты можешь сказать мне: жизнь не дает иных образов, кроме тех, которые воспроизводим мы. Не говори так, ибо для человека, имеющего счастье владеть словом, стыдно и позорно сознаваться в своем бессилии пред жизнью и в том, что не может он встать выше ее. А если ты стоишь на одном уровне с жизнью, если ты не можешь силой воображения твоего создать образы, которых нет в жизни, но которые необходимы для поучения ее, — какая польза в твоей работе и чем оправдаешь ты звание свое? Загромождая память и внимание людей мусором фотографических снимков с их жизни, бедной событиями, подумай, не вредишь ли ты
Логика хитрости людям? Ибо — сознайся! — ты не умеешь изображать так, чтоб твоя картина жизни вызывала в человеке мстительный стыд и жгучее желание создать иные формы бытия... Можешь ли ты ускорить биение пульса жизни, можешь ли ты вдохнуть в нее энергию, как это делали другие? Мой странный собеседник остановился на минуту, и я молча думал о его словах. — Я вижу вокруг себя много умных людей, но мало среди них людей благородных, да и те, которые есть, разбиты и больны душой. И почему-то всегда так наблюдаю я: чем лучше человек, чем чище и честнее душа его, тем меньше в нем энергии, тем болезненнее он, и тяжело ему жить. Одиночество и тоска — удел таких людей. Но как ни много в них тоски о лучшем, у них нет сил для создания его. Не потому ли они так разбиты и жалки, что им не дано, своевременно, помощи ободряющим душу словом?.. — ...И еще, — продолжал мой странный собеседник, — можешь ли ты возбудить в человеке жизнерадостный смех, очищающий душу? Посмотри, ведь люди совершенно разучились хорошо смеяться! Они смеются зло, смеются подло, часто смеются сквозь слезы, но никогда не услышишь среди них радостного, искреннего смеха, того смеха, который должен бы сотрясать груди взрослых, ибо хороший смех оздоровляет душу... Для человека необходимо смеяться, ведь смех — одно из немногих преимуществ его над животными. Можешь ли ты возбудить в людях какой-либо иной смех, кроме смеха порицания, кроме пошлого смеха над то-
Манипуляции на нравственности 163 бой, человеком, который лишь потому смешон, что жалок? Пойми — твое право проповедовать должно иметь достаточное основание в твоей способности возбуждать в людях искренние чувства, которыми, как молотками, одни формы жизни должны быть разбиты и разрушены для того, чтобы создать другие, более свободные, на место тесных. Гнев, ненависть, мужество, стыд, отвращение и, наконец, злое отчаяние — вот рычаги, которыми можно разрушить всё на земле. Ты можешь создать такие рычаги? Ты можешь привести их в движение? Для того, чтобы иметь право говорить к народу, нужно иметь в душе или великую ненависть к его недостаткам, или великую любовь к нему за его страдания; если же нет в душе твоей этих чувств, будь скромен и много подумай прежде, чем что- либо сказать... Уже светало, но на душе моей всё более сгущалась тьма. А человек, для которого не было тайн в душе моей, всё говорил. Иногда во мне вспыхивала мысль: «Человек ли он?» Но, поглощенный его словами, я не мог думать над этой загадкой, и вновь в мой мозг, как иглы, вонзались его слова. — Жизнь все-таки растет и вширь, и вглубь, хотя растет она медленно, ибо у вас нет силы и уменья ускорить ее движения. Растет жизнь, и с каждым днем люди учатся спрашивать. Кто будет отвечать им? Должны бы вы, апостолы-самозванцы. Но понимаете ли вы жизнь настолько, чтобы объяснять ее другим? Понимаете ли вы запросы
Логика хитрости своего времени, предчувствуете ли вы будущее, и что вы можете сказать для возбуждения человека, растленного мерзостью жизни, павшего духом? Он упал духом, его интерес к жизни низок, желание жить с достоинством в нем иссякает, он хочет жить просто, как свинья, и — вы слышите? — уже он нахально смеется, когда произносят слово — идеал: человек становится только грудой костей, покрытых мясом и толстой шкурой, — эту скверную груду двигает не дух, а похоти. Он требует внимания — скорее! помогайте ему жить, пока он еще человек! Но что вы можете сделать для возбуждения в нем жажды жизни, когда вы только ноете, стонете, охаете или равнодушно рисуете, как он разлагается? Над жизнью носится запах гниения; трусость, холопство пропитывают сердца, лень вяжет умы и руки мягкими путами... Что вы вносите в этот хаос мерзости? Как вы все мелки, как жалки, как вас много! О, если б явился суровый и любящий человек с пламенным сердцем и могучим всеобъемлющим умом! В духоте позорного молчания раздались бы вещие слова, как удары колокола, и, может быть, дрогнули бы презренные души живых мертвецов... После этих слов он долго молчал. Я не смотрел на него. Не помню, чего было больше во мне — стыда или ужаса? — Что ты можешь сказать мне? — раздался безучастный вопрос. — Ничего! — ответил я. И опять было молчание. — А как же ты теперь будешь жить?
Манипуляции на нравственности 165 — Не знаю?.. — ответил я. — Что же ты будешь говорить? Я промолчал. — Нет мудрости превыше молчания!.. Мучительна была пауза между этими его словами и смехом, который раздался вслед за ними. Он смеялся с наслаждением, как человек, которому давно уже не представлялось случая смеяться так легко и приятно. У меня сердце кровью плакало от этого проклятого смеха. — Хе, хе! И это ты — учитель жизни? Ты, которого так легко смутить? Теперь, я думаю, ты понял, кто я? да? Хе, хе, хе... И каждый из вас, юношей, родившихся стариками, так же бы смутился, если бы захотел иметь дело со мной. Лишь тот, кто облек себя в броню лжи, нахальства и бесстыдства, не дрогнет перед судом своей совести. Так вот как ты силен: толчок — и ты падаешь! Скажи мне, ну скажи мне что-нибудь в свое оправдание, опровергни то, что я сказал! Освободи сердце твое от стыда и боли. Будь хоть на минуту сильным, уверенным в себе, и я возьму назад то, что бросил в лицо твое. Я поклонюсь тебе... Покажи мне в душе твоей что-нибудь такое, что помогло бы мне признать в тебе учителя! Мне нужен учитель, потому что я человек; я заплутался во мраке жизни и ищу выхода к свету, к истине, красоте, к новой жизни, — укажи мне пути! Я человек, — ненавидь меня, бей, но извлекай из тины моего равнодушия к жизни! Я хочу быть лучшим, чем есть, — как это сделать? Учи! Я думал: могу ли я, могу ли удовлетворить тем
Логика хитрости требованиям, которые человек, по праву своему, предъявляет ко мне? Жизнь гаснет, умы людей всё плотнее охватывает тьма сомнений, и нужно найти исход. Где путь? Одно я знаю — не к счастью нужно стремиться, зачем счастье? Не в счастье смысл жизни, и довольством собой не будет удовлетворен человек: он все-таки выше этого. Смысл жизни в красоте и силе стремления к целям, и нужно, чтобы каждый момент бытия имел свою высокую цель. Это было бы возможно, — но не в старых рамках жизни, в которых всем так тесно и где нет свободы духу человека... А он снова смеялся, но уже тихо, смехом человека, сердце которого изъедено думами. Как много было людей на земле, но как мало воздвигнуто на ней памятников людям! Почему бы это? Но предадим проклятию прошлое, — слишком много оно возбуждает зависти к себе. Ибо в настоящем вовсе нет таких людей, которые по смерти оставили бы за собой какой-нибудь след на земле. Дремлет человек... И — никто не будит его. Дремлет он и — превращается в животное. Бич ему нужен и огненная ласка любви, вслед за ударом бича. Не бойся сделать ему больно: если ты, любя, бьешь, он поймет твой удар и примет его как заслуженный. Когда же ему будет больно и стыдно за себя, ты пламенно обласкай его — и он возродится... Люди? Это всё еще дети, хотя порой они поражают злодейством своих дел и извращенностью мысли. И они всегда нуждаются в любви к ним, в постоянной заботе о свежей и здоровой пище для душ... А ты умеешь любить людей?
Манипуляции на нравственности 167 — Любить людей? — переспросил я с сомнением, ибо, право, не знаю, люблю ли я людей. Нужно быть искренним — я не знаю этого. Кто скажет про себя: вот — и я люблю людей! Человек, внимательно следящий за собой, долго подумает над этим вопросом, прежде чем решится сказать: люблю. Все знают, как далек от каждого из нас наш ближний. — Ты молчишь? Всё равно — я понимаю тебя и безмолвного... И я ухожу... — Уже? — тихо спросил я. Потому что, как ни страшен он был для меня, сам я для себя — еще страшнее... — Да, я ухожу... Не раз еще я приду к тебе. Жди! И он ушел. Как ушел? Я не заметил этого. Он быстро и бесшумно ушел, как исчезают тени... Я же еще долго оставался на скамье в саду, не чувствуя холода извне и не замечая, что уже солнце взошло и ярко блестят лучи его на обледенелых ветвях деревьев. Странно было мне видеть ясный день и солнце, сияющее равнодушно, как всегда, и эту старую, измученную землю, одетую покровом снега, ослепительно сверкавшего в лучах солнца...» — V — И, может быть, еще один вопрос стоило бы рассмотреть. Это катарсис. По древнегреческим представлениям — очищение. Мол, пробуждение вживания рождает сопереживание. Совместный плач как бы очищает (ополаскивает, осанитаривает, дезинфицирует) душу. А всякое пропускание беспо-
168 Логика хитрости коящего и проблемного (занимавшего и опечалев- шего других) способно сглаживать волнение, легче и адекватнее, что ли, освобождаться от них. Страшное в нас, наносное, низменное и такое же, но воспринятое извне как недостойное в других, способно аннигилировать*. И тогда облегченный дух наш воспаряет. Происходит будто бы возвышение. Конечно, пропуская огонь через горючую среду, избавляешься от возгорания — ибо нечему больше гореть: всё выгорело. Если таким был смысл катарсиса, знакового слова, введенного в душеописательный оборот древнегреческим ученым и философом Аристотелем (384-322 гг. до н. э.), то, надо сказать, что роль этого понятия отныне исчерпана. Сильные и мгновенные страсти, каковыми полнится нынешняя жизнь, могут уже и не задеть и не очистить, а если где-то и оставить след, то не в виде прижигания, а, пожалуй, — и, кажется, этого сейчас сколько угодно! — прожигания. И тогда, когда всё унеслось и исчезло и ураган чувств промчался дальше, в нас остается не чистое и ровное, как, к примеру, аккуратно выжженный для ремонта участок дороги, чтобы залить в квадрат или прямоугольник латки новый асфальт, место, а ранка, которая, образовавшись в неудобном месте, скоро делается язвой. Самое лучшее сегодня — капитальная оборона *Аннигиляция [лат. nihil ничто; букв, превращение в ничто, уничтожение] — термин, заимствованный из теоретической физики, где он обозначает превращение частицы и античастицы, при котором они исчезают, превращаясь в другие частицы.
Манипуляции на нравственности 169 от беспрерывного трогания чувств. А то это рождает не трепет, как того, якобы, хотят, а трепетание. Нас не увлажняют, как это вроде бы имеется в виду, чтоб задетость пролилась из глаз каплей, чистой и прозрачной, а подвергают основательной стирке. Только вот, опять же, зачем? Чтоб стереть всё наше? Душа человека — это не рабочая спецодежда. И потому, если на ней что и накапливается, то это не грязь, а необходимая, опытом найденная защита. Здесь не может быть никаких ни уравнений, ни сравнений, ни нивелировок. У каждого человека на земле свой путь и свои впечатления. Лезть кому- то к нему со «своим» — равносильно, что огородной лопатой возделывать поле мысли. Так что же теперь? Ни с кем ни о чем?! Вовсе нет. Если я прошу не светить мне лучом в глаза, значит ли, что я против подсветки мрака, сумерек, темени по сторонам или впереди? Если я сплю, то, пожалуйста, тоже избавьте меня от вашего света! Ну и что же с того, что он всё делает видимым, не позволяя ничего забыть, пропустить, оставить без внимания? Рад и за него и за вас, но отдыхать глазам лучше в темноте. И вообще, если строго, точно и жизнедостаточно, то процесс усмотрения как центрального действия знания и познавания есть переход из невидимого к видимому, и вовсе не как- то по-другому. Мы стали назойливы по отношению друг к другу. Раньше это не являлось проблемой, так как не было такой масштабности в средствах информации. Сегодня же люди недопустимо приближаются друг к другу.
170 Логика хитрости И если этот процесс не остановится, грядет или уродование общества переобщением или война. Война новая, невиданная. Которая и не снилась прежним поколениям. Индивидуальная. Отчаянная. Непримиримая. Каждого с каждым или со всеми. Это не та война, где звериная аналогия рождала по традиции, идущей от римского комедиографа Тита Макция Плавта (ок. 254 — ок. 184 гг. до н. э.): Homo homini lupus est (человек человеку — волк*) и потому борьба всех против всех. Нет! Теперь это мой протест не по отъятию жизни у другого, а чтобы моя жизнь не погреблась под жизнеполнотой других. / Плавт написал 130 комедий, 20 из которых сохранились. Это были сентиментальные пьесы, поднимавшие нравственные проблемы. / Приведу несколько примеров. Чтобы их понять и разместить, как говорится, по своим полочкам, всё необходимое, будем считать, уже сказано. v Владимир Агапов, участник боев в Афганистане, старший лейтенант там, начальник расчета, память которого до сих пор колобродит протуберанцами гнева, боли, отчаяния, вспоминает, делится и как бы между делом уточняет: «Правду о тех годах расскажет вам только отчаянный. Абсолютно отчаянный расскажет вам всё. * ...Но ты меня никак не убедишь отдать тебе, незнакомому, деньги. Человек человеку волк, если он его не знает. (Плавт. Ослы)
Манипуляции на нравственности 171 Кроме нас, многое никто не знает. Правда слишком страшная, правды не будет. Никто не захочет быть первым, никто не рискнет. Кто расскажет, как перевозили наркотики в гробах? Шубы. Вместо убитых... Кто вам покажет ниточку засушенных человеческих ушей? Их сушили... Боевые трофеи... Хранили в спичечных коробочках... Они скручивались в маленькие листочки... Не может быть? Неловко слушать подобное о славных советских парнях? Выходит, может. Выходит, было. И это тоже правда, от которой никуда не деться, не замазать дешевой серебряной краской. А вы думали: поставим памятники, и всё...» v Выдержка из газеты «СПИД-инфо»*... Тема публикации — случаи насилия в американском обществе: «Я разговаривал с одной девушкой, которая в 1977 году в возрасте тринадцати лет, возвращаясь домой из школы, подверглась нападению трех подростков. Инцидент произошел в довольно фешенебельном пригороде Лос-Анджелеса. Вот что она рассказала: «Примерно в трех домах от моей квартиры эти мексиканские парни выпрыгнули из грузовика и схватили меня, завели в глухой район... Содрали с меня трусы, и каждый сделал по одному заходу. Я прекратила кричать, так как они пригрозили мне ножом. Больше никогда в своей жизни я так сильно не хотела жить. Всё, о чем я думала в тот момент, это о моей семье, и молила Бога, что- * «СПИД-инфо», 1991, № 9.
172 Логика хитрости бы они не убили меня. Я даже представила себе, как недели через три мой труп найдут где-нибудь в овраге. Всё это время они трахали меня и сзади, и спереди. Потом часа через два выкинули из машины и пригрозили, что доберутся до меня, если я кому-нибудь скажу». Когда я задал вопрос, ненавидит ли она мужчин после этого случая, ответила: «Нет. Но чтобы я еще когда шаталась по улицам в темноте... Я беспокоюсь за мою младшую сестру». Многих пострадавших объединяет их нежелание заявлять о случившемся в полицию. Моя собеседница и сейчас, после стольких лет, не хочет помочь полиции, хотя и понимает, что кто-то еще, возможно, стал жертвой тех подонков или может ею стать. «Нет! — воскликнула она. — Вы просто ничего не понимаете, потому что вы мужчина. Знаете ли вы, через что мне придется пройти? Протоколы, допросы, опознания, суд... Много унижений... Всё, что я хочу, — забыть обо всей этой чертовой истории». Любое изнасилование вызывает возмущение, но нижеследующий случай представляется чем-то из ряда вон выходящим. Девять пьяных хулиганов напали на пожилую женщину, шедшую по проселочной дороге в темное вечернее время, и изнасиловали ее. Человек, рассказавший мне эту историю, почти протрезвел к моменту возвращения домой. Дома глазам предстала ужасающая картина: его мать лежала на кровати вся в крови. «Что с тобой?» — закричал он в страхе. «Меня изнасиловали. Я умираю».
Манипуляции на нравственности 173 «Где? Кто это сделал?» «Мой сын. Ты был последним. Я узнала тебя...» Парень потерял сознание, потрясенный услышанным. «Когда я пришел в себя, — продолжал он, — мать была мертва. Она повесилась в комнате — прямо у меня перед глазами. Жизнь стала невыносимой... Рано или поздно я покончу с собой. Для такого подонка, как я, нет места на земле». И то была не пустая болтовня: он уже дважды, находясь в тюрьме, пытался совершить самоубийство...» v Журнал «Огонек». Горячий материал «Прах в полиэтилене». Для усиления впечатления — цветомаркировочная подложка статьи и подзаголовок «Горестные заметки». А кому и этого мало, в тех — резкий, сильный, толчковый, почти опрокидывающий, эмоциональный бросок: автор публикации В. Витальев начинает текст со стремительного и захватного восклицания мятущейся неспокойнос- ти — «Прошу слова!»: «Об этом страшно писать. Но не писать об этом еще страшнее... ...Есть две ипостаси, которых не миновать ни одному человеку: рождение и смерть. Два состояния человеческой жизни — исходное и конечное... Радость и горе... Мы научились измерять экономический потенциал общества. Для этого существуют цифры, проценты, статистические сверки. Но как измерить уровень его нравственного развития?
Логика хитрости Мне представляется, что вернейшим критерием для измерения нравственного потенциала того или иного общества может служить отношение к мертвым. «В СВЯЗИ С ОТСУТСТВИЕМ УРН ПРАХ БУДЕТ ВЫДАВАТЬСЯ В ПОЛИЭТИЛЕНОВЫХ ПАКЕТАХ» Что это? Чудовищная шутка? Нет! Такое объявление было вывешено не так давно на дверях крематория в одном из украинских городов... В этом ужасном месте несколько лет назад я прощался с близким, родным человеком. Сквозь черную, свинцовую пелену горя я разглядел юркого молодого человека — сотрудника крематория. Во время церемонии прощания он, запинаясь, стал читать по бумажке (!!!) дежурные слова, то и дело сверяя с другой бумажкой, на которой фигурировали «данные» очередного «клиента». «Что делает здесь этот чужой, несимпатичный человек? — думал я. — Что он говорит? И зачем?» Правую руку юркого молодого человека украшала красно-черная повязка, на которой был нарисован... огонь. Металлический значок опять-таки с изображением огня красовался у него на груди... Эта вопиющая пошлость называлась почему-то ритуалом... Когда через несколько дней мы пришли в крематорий за прахом, с нас бессовестно вымогали деньги и, лишь получив в лапу, нехотя выдали урну (тогда они, как видно, еще имелись в наличии). Помню контору кладбища, куда я пришел за разрешением захоронить урну. За дверью кабине-
Манипуляции на нравственности 175 та с табличкой «Директор» восседала крашеная общепитовская блондинка с многократно окольцованными толстыми пальцами. Прямо над ее креслом был прикреплен алый треугольный вымпел с надписью: «ПОБЕДИТЕЛЮ В СОЦИАЛИСТИЧЕСКОМ СОРЕВНОВАНИИ». Можно ли вообразить большую степень обюрокрачивания духа? ...В другом южном городе хоронили хорошего человека — ветерана труда, инвалида войны. Он умер в праздник — смерть не признаёт красных чисел. Это было ужасно. И не только потому, что горе обрушилось на его домочадцев в дни всеобщего веселья. Ужас ситуации заключался еще и в том, что в эти праздничные дни во всем Донецке невозможно было достать... гроб. Пришлось сыновьям покойного в поисках гроба исколесить всю область. Гроб нашли, но на этом мытарства не кончились. Когда процессия прибыла на кладбище, выяснилось, что могильная яма завалена огромным камнем, которого еще вчера не было и в помине. За то, чтобы убрать этот камень, который явно не упал с неба, землекопы запросили приличную сумму. На кладбище не принято торговаться. На это и рассчитывали... Уверен, что в тот же день, «переходящий» камень благополучно перекочевал в другую могильную яму. Грязный, примитивный шантаж!.. И некому убрать камень, тяжело придавивший сердца, души, совесть... Мой друг хоронил отца — известного киноактера. Душным июльским днем пришли мы в патоло-
176 Логика хитрости гоанатомическое отделение (а попросту морг) первой Градской больницы города Москвы. В вестибюле этого печального учреждения висела выполненная позолоченными буквами табличка: «ВЫДАЧА УМЕРШИХ ПРОИЗВОДИТСЯ ПРИ НАЛИЧИИ СВИДЕТЕЛЬСТВА О СМЕРТИ И ПАСПОРТА С ОТМЕТКОЙ О ПРОПИСКЕ». Мне почему-то вспомнилась табличка, висевшая некогда в здании оргкомитета Московской Олимпиады: «ВЫДАЧА «ФАНТЫ» ПРОИЗВОДИТСЯ С 14.00 ДО 16.00». Что происходит? Или забыли о том, что в морг приходят ЖИВЫЕ люди? Неужто никто не замечает дикой бестактности этой таблички, составить и вывесить которую мог только ПОКОЙНИК ДУХА? ...Из морга автобус, выкрашенный веселой желтенькой краской (как, впрочем, и все катафалки Москвы), со строгой табличкой «НЕ КУРИТЬ» в салоне, отвез нас в крематорий Николо-Архангельского кладбища, что в окрестностях подмосковного города Реутова. Очередь из автобусов-катафалков. И черный дым, непрерывно валящий из высокой, отовсюду заметной трубы. При виде этого дыма некоторые женщины из числа ожидающих «своей» очереди падали в обморок... Когда подошел черед, нас провели в зал. «Ровно десять минут для прощания», — строго
Манипуляции на нравственности 177 предупредила женщина-распорядитель в платье серого, мышиного цвета. Желающих выступить на траурном митинге было не много: ученики покойного, коллеги, поклонники его таланта... Неожиданно под сводами зала зазвучал орган. Под потолком, «на хорах», сидел мрачный человек. Не глядя вниз, он нажимал на клавиши... Когда музыка стихла, половина времени, отпущенного распорядительницей, истекла. Ровно через пять минут она, невесть откуда вынырнув перед гробом, потребовала закончить прощание. От профессионального кукольно-скорбного выражения на ее лице не осталось и следа. На нем теперь читалось лишь одно чувство — ненависть: «Заканчивайте! Ишь, разболтались...» Мы вышли из крематория, уступив место другой скорбной процессии. Вокруг под палящим июльским солнцем дожидались «своей» очереди десятки и сотни безутешных ЖИВЫХ людей. Им негде было укрыться от солнца, некуда было даже присесть. Попить они могли лишь из змеившегося по земле шланга. Вода из него шла теплая, сладко- вато-ржавая... Где-то поблизости играли похоронный марш. В ворота въезжали всё новые и новые автобусы. Внезапно в застывшем от жары воздухе оглушительно захлопали выстрелы. В одном из залов крематория прощались с каким-то высокопоставленным военным. Почетный караул производил салют снаружи. Заслышав выстрелы, одуревшие от зноя люди конвульсивно вздрагивали. Что и говорить, элементарные удобства для
178 Логика хитрости ЖИВЫХ были здесь явно не предусмотрены. Зато на заборе — надо всем этим средоточием человеческого горя — висел плакат, рекламирующий УДОБСТВА (именно это слово фигурировало на нем!) захоронения урны в закрытом колумбарии. И черный дым, уходящий в небо... Я не стану призывать кару на головы нерадивых кладбищенских работников — этих призывов и до меня было вдоволь. Не последует и предложений по реорганизации «ритуальной службы» (у нас почему-то упорно стыдятся назвать эту службу своим именем — «похоронная») — такие предложения тоже не в новинку: хозрасчет, кооперативы и т. д. Я даже не намерен гневно клеймить мерзавцев, делающих бизнес на горе ближнего, — тех, кто спекулирует на смерти, всё равно ничем не прошибешь... Я просто прошу слова. Нет, не слова, а крика: РАВНОДУШИЕ К МЕРТВЫМ - СТРАШНАЯ СОЦИАЛЬНАЯ БОЛЕЗНЬ, НЕ ВЫЛЕЧИВ ЕЕ, НЕ ИСКОРЕНИВ БЕЗЖАЛОСТНО, НАМ НИКОГДА НЕ ПОСТРОИТЬ ИСТИННО ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА. ВЕДЬ ДЕМОКРАТИЯ - ЭТО ПРЕЖДЕ ВСЕГО ГУМАННОСТЬ. А ГУМАННОСТЬ - ЭТО ПРЕЖДЕ ВСЕГО УВАЖЕНИЕ К УМЕРШИМ. ДОЛОЙ ПОЛИЭТИЛЕНЫ НАПЛЕВАТЕЛЬСТВА С ПРАХА НАШИХ СОГРАЖДАН! СНИМИТЕ ИДИОТСКИЕ, КОЩУНСТВЕННЫЕ ТАБЛИЧКИ! УБЕРИТЕ КАМНИ ИЗ МОГИЛЬНЫХ ЯМ! СПРЯЧЬТЕ ПОДАЛЬШЕ ОТ ГЛАЗ ДЫМЯЩИЕСЯ ТРУБЫ КРЕМАТОРИЕВ! БУДЬТЕ ЛЮДЬМИ, ЛЮДИ! ЕСТЬ КТО ЖИВОЙ? ИЛИ ВСЕ МЫ ДАВНО УМЕРЛИ?..»
Манипуляции на нравственности 179 Когда этот материал уже был готов к печати, в редакцию прислали выписку из прейскуранта, вывешенного в московском крематории. Вот она: «...сжигание детских трупов — штука — 0.67 коп.». Духовное кощунство продолжается. v В конце 1991 года газета «Труд» одну из своих заметок начала тревожным привлечением внимания: «Две заплаканные женщины, а с ними и кроха девочка торкались из кабинета в кабинет со своим горем. У них, беженок с немилосердного юга страны, нашедших пристанище на одном из столичных вокзалов, умерла пожилая родственница. На похороны денег нет. Вот и приехали в Моссовет с мольбой о помощи... В конце концов над просительницами смилостивились, обещали бесплатное погребение усопшей. И хотя была она православного вероисповедания, о соответствующем характере похоронного ритуала и речи не могло идти...» А далее был нагнетенный текст журналиста А. Королева. То ли взволнованное повествование, то ли просто громкий стук изболевшегося чужими страданиями благородно воспитанного сердца, то ли подготовленное эхо ожидания нашего крика. Не вдаваясь в детали, логичнее всего предполагать именно последнее. Конкретно же речь шла о кладбищенских безобразиях и о том, как православная церковь взялась положить им конец: «Святой церкви дано право и власть совершать молитвы за усопших, которые приносят их душам отраду и утешение, читаем у иерархов Русской православной церкви. В молитвенном общении веры
Логика хитрости и любви с умершими и состоит утешение наше в разлуке с ними... Таков завет, коему века и века. Но тяжко думать и знать, что ждет усопшего христианина и покинутых им родственников в скорбный час: в российской столице, как и повсюду в отечестве, за минувшие десятилетия исполнение священного обряда православного погребения оказалось низведенным до уровня «услуги населению» и отдано на откуп ведомствам бытового обслуживания заодно с банями, прачечными и химчистками. В итоге похороны превратились в нечто оскорбляющее человеческое достоинство. Разве это не кощунство — рыть могилы экскаватором? Разве не кощунство — хоронить покойника в порядке, извините за резкость, «живой очереди»? В нашей же столице зафиксированы периоды, когда родственники до десяти дней вынуждены были дожидаться возможности погребения умерших. Дело дошло до того, что в иных местностях России на прокат стали давать... гробы, поскольку на них дефицит. Привозят усопшего на кладбище, там перекладывают его из гроба в полиэтиленовый мешок — так и хоронят. А гроб ритуальная служба доставляет по следующему адресу. А взять цены на похоронные «услуги»... Сегодня они уже недоступны для многих и, конечно, будут расти и дальше. А кроме того, не секрет, что на всем протяжении скорбной цепочки — от смертного одра до могилы — родственники усопшего должны раскошеливаться, раскошеливаться, раскошеливаться: устоявшаяся система поборов дей-
Манипуляции на нравственности 181 ствует грубо и безжалостно. И крайне трудно пока что представить, в какую сумму будет обходиться погребение умерших близким. А что ждет малоимущих или вовсе неимущих на роковой черте? Кто возьмет на себя заботу об их проводах в последний путь? 11-го сентября сего года в храме Святых Апостолов Петра и Павла у Яузских ворот был отслужен торжественный молебен по случаю официальной регистрации Православного похоронного центра, созданного с высочайшего благословения Патриарха Московского и Всея Руси Алексия Второго. Центр призван при участии священнослужителей возродить традицию погребения в строгом соответствии с православным похоронным чином. Создан ли он в качестве «конкурирующей фирмы» по отношению к действующему ныне в этой сфере государственному объединению «Ритуал»? Понятие «конкуренция» тут неприемлемо и богопротивно. Дело в том, что православная церковь считает обряд погребения не услугой, но ДОЛГОМ ЧЕЛОВЕКОЛЮБИЯ. — Чтобы исключить возможные кривотолки, — говорит вице-председатель правления этого центра Валерий Хлебутин, — хочу сразу подчеркнуть: мы вовсе не стремимся к получению каких-то прибылей. На наш взгляд, он в принципе не может и не должен быть прибыльным. Простите за высокие слова, но мы считаем создание такого центра своим духовным, гражданским и патриотическим долгом. Ибо невозможно и дальше оставаться не-
Логика хитрости возмутимыми, видя, что творится в государствен- ной сфере похорон, что творится на кладбищах... В беседе выяснилось: центр намерен исполнять обряд похорон по их реальной себестоимости, а в иных случаях и бесплатно, не требуя от родственников умерших людей документов об их достатке, т. е. веря им на слово. Любой православный христианин еще при жизни сможет завещать центру свое погребение, и эта воля будет исполнена по его кончине. (Лишь о тех, кто покончил жизнь самоубийством, центр, следуя вековым установлениям церкви, не будет проявлять заботы.) Большое автотранспортное хозяйство, мастерские по изготовлению гробов, венков и других погребальных аксессуаров, оранжерея — всё это войдет в состав центра. Особые требования предъявляются к его будущим служащим. Среди них не будет места людям грубым, бездушным, тем паче мздоимцам. Откуда же правление намерено взять средства, чтобы «поднять» столь серьезный проект? — На государственную поддержку нам рассчитывать сегодня не приходится, — ответил В. Хле- бутин. — Мы благодарны руководству Российской товарно-сырьевой биржи, которое согласилось стать генеральным спонсором нашего центра. Причем, что очень важно подчеркнуть, сделано это было душевно, с искренним пониманием необходимости проекта, за который мы взялись. Но ведь и РТСБ не бездонная бочка денег, не так ли? Поэтому в основном будем полагаться на себя. Обратились мы за содействием и к зарубежным
Манипуляция на нравственности 183 фирмам. Финны, к примеру, выразили готовность прислать нам деревообрабатывающие станки. Да, приходится просить, но нам нечего стыдиться, потому что убеждены: мы начали дело доброе и богоугодное... Ежедневно порядка 300 москвичей навсегда покидают наш мир. И было бы наивно думать, что Православный похоронный центр намерен отнять «кусок хлеба» у существующей в городе государственной ритуальной службы — это, конечно же, не так. А некоторое уменьшение нагрузки на последнюю, если центр начнет работать, будет лишь благом для объединения «Ритуал», дав его служащим возможность более качественно выполнять свои обязанности. «Если центр начнет работать...» Почему такая неопределенность? Его учредители обратились в правительство столицы с просьбой на пять лет освободить центр от платы за земельные участки и от налогов. Это будут как раз те средства, которые и позволят бесплатно исполнять обряд похорон тех, кто при жизни своей был лишен материального достатка. Письма по этому вопросу Патриарх Московский и Всея Руси Алексий Второй в мэрии Москвы направил в конце сентября. Ответа мэрии пока нет...» Хорошо, когда сеют доброе. Но плохо, когда подоплёка публикаций просматривается, что называется, невооруженным глазом. Вот и здесь журналист, видимо чувствуя недостаточность арсенала воздействовательных средств, прилагает доба-
184 Логика хитрости вочные усилия по повышению потенциала энергии в-нас-вхождения. При этом не сообщается ничего сверхнового. Обычное дело. Жизнь... и то, что за ней. Однако вбрасывание информации по смыслу лейтмотива содержания повторено, и ничего другого, как управляемого формирования мотивации в читателях, оно не означает. И это дает мне право заметить: желание желаний на поверхности явлений выглядит и проявляется как усиленное убеждение* в правоте. Наши кладбища — серые, сирые, тоскливые... Нерадостная память, угнетение настроения, всегдашнее место нескончаемой печали... о Неверно считать, будто мы презрели свои кладбища. Просто в годы общественного лихолетья, когда катаклизмы социальных реформ сотрясают, сметают, зановляют, и сама жизнь в такие периоды становится почти невмогот- ной, нам, живым, меньше всего хочется видеть в погребальных ритуалах, в могилах и надгробиях реальное зеркало своих мрачных прогнозов. И тогда... кладбище сознательно забывается. Инстинкты жизни концентрируются только на жизни. И бесконтрольная, вытеснительно обусловленная, театрализация (с виду в атрибутах жесткой бессердечности!) безучастности включается в ожидание дней хоть какого-то подъема и просвета... * Здесь это слово употребляется не в результатном, а в про- цессовом значении.
Манипуляции на нравственности 185 Впрочем, смотрите и судите сами. Дословная цитата окончания: «ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ. Зимой и весной нынешнего жестокого года мне довелось пережить потерю двух близких друзей. Надо ли уточнять, что их родственникам пришлось сполна испытать весь ужас существующего «похоронного сервиса» ...Днями позвонил им, спросил, что думают они о предполагающемся открытии Православного похоронного центра? Мне ответили, что был бы он ТОГДА, то коль уж пришло в дом горе, непременно обратились за помощью к служащим этого центра...» — V — «Михаил Витальевич Штереншис несколько лет работал в ташкентских моргах. Эти заведения, понятное дело, могут испробовать на разрыв какую угодно душу. Но то, о чем он рассказывает, не просто ужасно. Это не укладывается в сознании, это за гранью морали...» Такими словами О. Крупе- нье, журналистка одной из центральных газет, начала свой рассказ о беседе со Штереншисом и о «кошмарных буднях больничных моргов»: «Все мы худо-бедно знаем, что умершие попадают в морг. А задумывались ли когда-нибудь, куда девается всё, что остается в результате операций, абортов и т. д.? Куда деваются удаленные органы, ампутированные конечности, выкидыши и мертворожденные дети, которых не забрали родные? Куда исчезают удаленные стоматологами зубы? Всё это тоже поступает в морг. А дальше? Тут два пути:
Логика хитрости кремация или захоронение. Но крематория в Ташкенте нет. Значит, захоронение? — В морге, где я служил, не работала холодильная камера, — говорит Михаил Витальевич. — По- моему, она там и по сей день не работает. Представляете, что это значит в Средней Азии? И все отходы от хирургических операций складывались в чан и засыпались хлоркой. Набрался один чан, потом второй, складывать дальше некуда, холодильник, повторяю, не работает. С трудом выбили два гроба, куда заложили всё это, достали грузовик, но шофер наотрез отказался ехать. Предложили ему две бутылки спирта. Согласился. Поехали на кладбище, а там не принимают. Невыгодно им это, а отговариваются тем, что больница не перечислила денег. Везем назад. Начинаются долгие переговоры между администрациями кладбища и больницы. Наконец договорились... Кому, спрашивается, за советскую зарплату нужна такая нервотрепка? И всё устраивается гораздо проще. Из больницы умерший человек поступает в морг, где находится около суток. Его вскрывают, патологоанатом делает свое дело, а затем... в покойника зашивают все отходы больничного производства: чужие аппендиксы, кисти рук, выкидыши — всё, что за этот день накопилось. А заодно... После работы с покойником остается большое количество испачканных тряпок, какое-то его белье... И это тоже — внутрь. Таким образом соблюдается неписаное правило моргов: после покойника ничего не должно оставаться. Ему уже всё равно. А родные никогда не узнают.
Манипуляции на нравственности 187 Безнравственно? Однако всё это, описанное выше, возможно только в больших больницах, где есть морг. В маленьких же — меньше 200 коек — его нет, хотя и там люди тоже умирают и операции также производятся. Если покойников обычно увозят в морг близлежащей крупной больницы, то из- за аппендикса, как вы понимаете, никакая санитарка туда не побежит, и машину гонять не станут. И все «отходы операции» просто выбрасываются в «мусорку», даже не всегда их хлорируя. То же и в гинекологии, и в стоматологии. Я говорила с санитарками поликлиник: они смеялись над моей наивностью — только в «мусорки», а куда еще? Но, допустим, аппендикс можно выкинуть, а вот ампутированную ногу? Знакомый молодой хирург рассказывал мне, как, будучи студентом, он зарывал ночью конечность в больничном саду: ее некуда было деть. Когда-то я писала материал о городской мусо- росвалке. Там бродит скот, дети и бродяги собирают бутылки, вокруг масса кошек, собак, крыс. Роятся тучами насекомые. Тогда я еще не знала, что можно найти в кучах мусора. Теперь же понимаю, что туда могут попасть ампутированные органы потенциально больного гепатитом, туберкулезом. А трупный яд? — Не пиши об этом, не надо лишний раз травмировать людей, — предостерегал меня тот же молодой хирург. Нет, не надо! Надо потому, что, не относясь по-людски к мертвому, вряд ли будем милосердными к живому. И вовсе не для того, чтобы пощекотать нервы
Логика хитрости читателю, передаю я разговор с М. Штереншисом. Сегодня он и его коллега — доцент кафедры Таш- ГосМИ № 2 В. Исхаков — являются основателями совершенно нового раздела медицинской науки: некродеонтологии, которая должна будет рассматривать проблемы медицинского долга и врачебной этики в отношении к умершим, а заодно и к малым останкам человеческого организма. Хочется, конечно, верить, что эта наука не будет задушена, как нередко случалось у нас. Но ее развитие — дело будущего. А сегодня встает вопрос: кто должен заниматься проблемой утилизации останков? Каким образом наладить контроль за выполнением хотя бы уже существующих нормативов? Как привлечь на работу в морги нравственных людей, а затем обеспечить им возможность так же нравственно выполнять свои обязанности? Да и только ли в ташкентских моргах такие порядки? Древние не бросались афоризмами зря. «Ме- менто мори» — «Помни о смерти!» Мы ведь тоже уйдем...» — V — О вопиющем падении нравов и имеющей объяснения и оправдания умопереворачивающей низости людей, о варварстве и кощунстве на западном берегу Одера, именно в тех самых местах, где в битве за Зееловские высоты (1945 г.) пали десятки тысяч советских солдат, средства массовой информации в 1991 году заговорили вместе и как- то вдруг. А повод... повод был — в Германии, точь- в-точь как в 1984 году на захоронении людей вре-
Манипуляции на нравственности 189 мен войны под Симферополем, появились гробокопатели. Вот статья на эту тему из газеты «Комсомольская правда». С. Маслов информирует, размышляет, негодует: «...Как появляются на свет люди, сегодня и для ребенка уже не секрет. Кто бы прояснил — откуда берутся нелюди? Как просто было раньше: у «себя» мы их находили в чертополохе пережитков прошлого. У «них» — в перегное идеологически давно уже истлевшего настоящего. Где станем искать их в будущем? Опять в каких-нибудь дебрях теории? Пожалуй, хватит уже. Но, может быть, передоверить их поиски целиком тем, кому этим надлежит заниматься на практике — по долгу службы. Я бы не торопился с выводами. Есть риск, что в таком случае нелюди могут оказаться просто неподсудными. Пока за примерами нужно ходить далеко — в законопослушную Германию. Но сделать это надо — и сейчас. Чтобы потом — не дай Бог — не оборачиваться на самих себя в растерянном недоумении. Вначале было слово, данное в период объединения Германии немецкой стороной в качестве договорного обязательства, рождавшее уверенность, что никто на территории этого государства не сможет безнаказанно надругаться над памятью о жертвах войны. На деле всё обернулось иначе. Из бывшего Западного Берлина, из «старых» земель ФРГ к Зе- еловским высотам потянулись автопаломники. Наезжали в солидных машинах, кто более привык
Логика хитрости к комфорту — в жилых автофургонах. Заправские туристы — большей частью молодые люди — к удивлению местных жителей, однако, вовсе не были настроены отдыхать. Дружно взялись за лопаты, облюбовав перед этим солдатские кладбища. Рыскали по полям с электронными детекторами — металлоискателями. Как картошку, принялись выкапывать из земли человеческие черепа. В этом году в ФРГ заговорили о новой разновидности туризма — «трупном туризме». Местные жители не очень-то ищут встреч с гастролирующими гробокопателями (среди них, впрочем, уже заприметили и «своих» — «парней из округи, которым сейчас ведь почти нечем заняться»). Кто знает — чего можно ждать от людей, которые и живые уже покойники — как люди. «Восточная свинья!» — таким приветствием охотники за черепами встречают братьев и сестер из бывшей ГДР на их же собственной земле, если те пытаются приблизиться, чтобы урезонить. О недавнем присутствии кладбищенских кладоискателей узнают по всё новым следам, которые они оставляют. Охотников за черепами уже успели даже классифицировать, поделив их на две категории. «Бритоголовые» — эти специализируются больше по золоту, по зубным коронкам. Но есть еще, оказывается, кладоискатели, обшаривающие мертвых по причине, так сказать, неподдельного интереса к прошлому. Их называют невинным словом «археологи-любители» (даже наличие горькой иронии в этом определении немецких журналистов не отбивает привкуса кощунства). Таких, судя по все-
Манипуляции на нравственности 191 му, большинство. Для себя ли копают, на продажу ли — и то, и другое возможно. Спрос на военный антиквариат в Германии кажется неутолимым. А на кладбищах его — хоть лопатой греби — ордена, каски... С лопатой, стало быть, в штыковую — на безоружных да и мертвых к тому же... Берлинский «толчок» у Бранденбургских ворот — туристский аттракцион, — почему-то вид его всегда вызывает в душе какой-то дискомфорт. И не только потому, что здесь особенно бойко торгуют обломками стены, на которой кровь. Это ведь одним своим концом торжище упирается в Бранденбургские ворота, а другим-то в советский воинский мемориал, под плитами которого — огромная братская могила. И вот представьте себе у его ступеней лоток с товаром, среди которого боевые награды нашей страны военного времени. Нельзя сказать, чтобы вокруг происходящего на Зееловских высотах стояла кладбищенская тишина. Спасибо коллегам-журналистам, что не молчат. Но вот те, кому надлежит действовать — по тому самому долгу службы, — умывают руки. Трудно поверить, что в правовом государстве полиция при желании может издеваться над самой его идеей, над здравым смыслом вообще, — но это так. Никакого энтузиазма следственных органов относительно розысков охотников за черепами, сообщает немецкая печать. Полицейский чиновник поучал журналистку берлинской газеты «Трибю- не»: преднамеренное осквернение могил лицами, которые работают, как правило, с электронными зондами, почти недоказуемо. Дословно: «Они ищут
Логика хитрости металлические предметы, которые не в каждом же случае должны висеть на скелете». Лишь один- единственный раз полицейские проявили активность, замечает журнал «Шпигель». Произошло это после того, как совестливый крестьянин Рейнхард Титц из Литцена, набравшись смелости, отобрал у подонков электронную аппаратуру. Полиция заявилась к нему домой с ордером на обыск, чтобы принудить «экспроприатора» выдать конфискованные им зонды...» Горе, проблемы, беды... Сегодня, вчера, завтра... С одним, другим, третьим... Всё человечество скорбит, страдает, мучается... Это же невыносимый груз... Человечность ведь и в том должна проявляться, чтобы не переусердствовать в бесчеловечности. И дело же не в несчастьях. Просто после них теряет какой бы то ни было смысл счастье. Нравственность намерений переходит в безнравственность результата. К нам хотели воззвать, а получилось, что оглушили, в нас намеревались заронить, а получилось, что на нас уронили... Кто же поверит, что само начало было из благородных побуждений. Не может человек не знать, что он делает, если он делает то, о чем знает. Тайная потуга всех подобных действий — организация управляемости людей, смягчение их вообще-то довольно стойкой сопротивляемости. Но против «нравственного» кто устоит? На это и была ставка! — V — «Злободневным репортажем» не сдержалась в один из летних дней 1989 года московская газета
Манипуляции на нравственности 193 «Литературная Россия». Казалось бы, тематика издания — о тайнах и искусстве словесного творчества, но редакция, видимо, исходила скорее из смысла «искус», чем какого-то там запредельного и всё равно никому не понятного умения, и потому решила опробовать уже проверенный крючок. «Два часа на Новодевичьем кладбище» гарантировали стопроцентную аудиторию. Я уже не говорю о том, что сама тема «смерти» и «памятников», о том, кто как умирал, и любопытство к формам градации величия умерших в отношении к нему и к ним оставшихся живых, очень воздействовательна и входит в список «приемов влияния на людей» как бы красным (т. е. выделительно заметным) классификационным корпусом. Итак: «— Возмутительно! Ни в одной стране такого нет, — женщина еле сдерживает себя. Отходит в сторонку и, постояв минуту, возвращается. — Ну, пожалуйста, я вас очень прошу, мне ненадолго... Рослый сержант у входа на Новодевичье кладбище остается неумолим. — А почему не хотите с экскурсией? — Не хочу. Не люблю. И мне нужно только к одному человеку. ...Главные ворота Новодевичьего кладбища сегодня имеют два прохода: один, охраняемый рослым сержантом, — для родственников, по пропускам; другой проход — для всех остальных. Здесь то и дело собирается группа людей и, достигнув необходимого числа, спокойно проходит на территорию. За ней другая, третья... Встречает группы пол-
Логика хитрости новатый, но весьма энергичный мужчина средних лет, в джинсах и футболке. Проследив, чтоб всё было как положено, он успевает вытереть пот, отдышаться и снова выходит навстречу народу. Мне тоже очень нужно пройти на кладбище, но я тоже не люблю экскурсии, и, представьте, мне так же, как той, непропущенной женщине, нужно только к одному человеку. Правда, человек этот — не высокочтимый мною усопший, он — жизнедышащий распорядитель в джинсах и футболке. Но проходят группы. Одна, другая, третья... А рослый сержант у входа для родственников скучает, покуривает и как будто ищет общения. Интересуюсь, как работается в новых условиях. — Милиции стало легче. Больше порядка. Раньше билеты продавались черт-те где, заранее. Люди мотались без толку. А теперь здесь кооператив, всё организованно, здесь же в киоске билеты. Действительно, в двух шагах от входа — киоск с вывеской «Городское бюро экскурсий», очередь человек десять, но она быстро рассасывается, превращаясь далее в экскурсионную группу. Билетики — и вперед. — А люди не возмущаются, что за вход на кладбище деньги берут? — интересуюсь у сержанта. — Раньше возмущались. Сейчас меньше. Но ведь деньги берут за экскурсию. — А если я хочу только цветы положить и уйти? — Я — «за». Нс идут и наворовать цветов. Как тут разобраться? — Если я вам внушаю доверие, разрешите мне пройти побеседовать с... не знаете, как его зовут?
Манипуляции на нравственности 195 * * * — Меня зовут Григорий Азриэлевич Двоокин. У нас кооператив «Экскурс». Я председатель. — Вы историк? — Нет, я инженер. Простите. Одну минутку. Венгров запущу... Так вот, наш гарант — городское бюро экскурсий. Мы работаем чуть меньше года, но я вам покажу книгу отзывов: кроме благодарностей — ничего. Люди со всей страны, со всего мира. Подумайте: кто им расскажет, покажет? Самим искать? — А вас не упрекали, что, мол, наживаетесь на мертвых? Было ведь? — Да, конечно, конечно! Но я вам скажу: видите билет, один рубль, государственная цена экскурсионного бюро. Мне говорили: бери полтора. Ни в коем случае! Дальше. Мы отчисляем деньги Дому ребенка № 7; 15 процентов — по договору городскому бюро экскурсий; 10 процентов — на благоустройства кладбища. Ветераны, инвалиды, «афганцы», дети — бесплатно. Пьяных не пускаем. С мороженым — тоже. Препятствуем курению. — Но, допустим, я хочу пройти один, поклониться... — Ко мне подходят, просят пропустить, и я пропускаю, если вижу: человек порядочный. — А почему нельзя просто открыть кладбище? — Ни-ни-ни! Ни в коем случае! Разворуют, затопчут, заплюют! — Неужели такой народ?! — Народ — варвар! Ничем не дорожит. Несколько лет назад кладбище открыли на время: у акаде-
196 Логика хитрости мика Бакулева с могилы — там «руки» держали «сердце» — «сердце» вырвали и унесли. У маршала Бабаджаняна унесли «танк», у Шукшина вазу и сорок гвоздик. Аллилуевой нос отбили. Стену колумбария у могилы Чехова разрушили, вынули урны и развеяли прах... Боже! Да и сейчас... Цветы воруФото С. Фурмана Вход на мемориальное кладбище Новодевичьего монастыря. Москва, район станции метро «Спортивная» ют сумками, вазы... Но — сложнее стало. Экскурсоводы следят. — А ваши экскурсоводы — что за люди? — Прекрасные экскурсоводы. Все дипломированные. Опытные. Книга отзывов... — А квалификационная комиссия? — Разумеется. Аттестация в городском бюро экскурсий. Незадолго до этого разговора я приезжал на Новодевичье. Купил билет и пошел с экскурсией. А вернее — поскакал. И скажу: узнал много интересного, к примеру: • что «Чехов — известный писатель, автор коротких рассказов»;
Манипуляции на нравственности 197 • что сын Горького (мемориальная скульптура) «словно из дерева вырастает, взгляд отрешенный, руки в карманы»; • что «Маяковский — любимый советский поэт»; • что диктор Левитан — «главный враг Гитлера»; • что «всем знакома улыбка Никиты Сергеевича Хрущева, но медная голова потемнела от времени... На могилу часто приходят дети Никиты Сергеевича, очень положительные дети, они хорошо трудятся и служат нам всем примером» и многое другое. Памятник Н. С. Хрущеву на Новодевичьем кладбище. Работа скульптора Эрнста Неизвестного / Совсем недавно, якобы по желанию родственников, голова памятника, выполненная, в соответствии с общим замыслом скульптора, из ярко блестящего металла, была заменена на такую же, но затусклённую. Версия вмешательства в идею монумента следующая: мол, в лучах заходящего солнца весь облик лица и особенно улыбка бывшего руководителя Советского государства выглядят неподобающе легкомысленными. /
198 Логика хитрости Мне показали памятники матери Брежнева и жене Косыгина, с восторгом поведав, как это дорого встало, дали возможность поклониться Молотову, но почему-то «не заглянули» к Чичерину, не говоря уже о лежащих неподалеку Э. Багрицком и Ю. Олеше. Что ж! Кто кому ближе... Я утаил от Григория Азриэлевича мои впечатления от этой экскурсии — ведь он тотчас предложил бы мне другого проводника, которого я бы слушал открыв рот. Хочется верить, что пошлость и глупость для «Экскурса» — досадная опечатка, да и книга отзывов как будто неподдельная. И пишут люди разные. Музыканты, рабочие, дипломаты... — Григорий Азриэлевич, но как быть с теми, кто приходит на могилу к родным? Ведь им невыносимы бесконечные толпы людей, любопытство, разговоры? — Экскурсоводы умеют себя вести и контролируют туристов. А если у могилы находятся родные, то, не тревожа их, показывают издалека. Но я вам скажу, есть злопыхатели. Есть группа старушек, которые хотят нас прикрыть. Жены бывших крупных военачальников. — Наверное, все-таки мешаете... — Нет. Одна мне как-то говорит: почему про моего не рассказываете? Э, думаю, вот что... Кстати, сейчас к мужу пошла Марья Кузьминична Покрышкина, поговорите с ней. Могила легендарного Покрышкина — одна из главных в туристическом маршруте, поэтому Марье Кузьминичне на невнимание обижаться не приходится, но...
Манипуляции на нравственности 199 — Хорошо, если экскурсовод деликатный, — Марья Кузьминична вздыхает. — И люди культурные... А если кричат: «Эй, тут Покрышкин!» Подходят, на меня не обращают внимания, сплетни рассказывают про него, небылицы. Или такие речи: «Ну и памятничек отгрохали, а скамейка импортная»... Цветы воруют... но это у всех. — Но сейчас, наверное, лучше, чем когда был свободный вход? — Да, то время было просто страшным, а сейчас... лучше. Но... это не кладбище, это какое-то гульбище! Группы. Одна, другая, третья... Бесконечный поток. Как ведут себя? Да вроде прилично. Вот только четверо откололись, подошли к могиле Покрышкина, заговорили громко, жестикулируя... А рядом на лавочку школьницы присели, чуть-чуть освоились, огляделись и, вынув зеркальце, реснички стали подкрашивать... А Марья Кузьминична взяла тряпочку, протерла плиту, подмела, воду сменила и цветы. А потом бронзовую голову мужа обняла, погладила, как живую... И стала собираться. ...От станции метро «Спортивная» — два шага до Новодевичьего. Туда, в сторону кладбища, обращена стрелка эффектного, закрепленного на столбе у метро указателя «Кооператив «Правозащитник». Может быть, там смогут защитить право скорбящих не видеть организованных толп у могил своих близких, не слышать их, а также право — никого не видеть и не слышать. Может быть, кто-то
Логика хитрости возьмется отстоять право самих мертвых — не быть растиражированной наживой в виде фотоснимков могил по 90 коп. штука с лотка у ворот Новодевичьего и право их близких — на единственную, никем не терзаемую могилу? И кто защитит наше право входить на кладбище без билета, без унизительного упрашивания охраны, без позволения вежливого распорядителя? А пока: киоск — билет — группа... Но возможно ли иначе? — Боже упаси! Разворуют, затопчут, заплюют!» Без всякого «Боже». Именно так. И разворуют и затопчут. Не забудут и заплевать. Люди плохи не потому, что они плохи, а потому, что они люди. Игнорирование человеческого в человеке и есть бесчеловечность. Потому, когда нас попугивают людскими проявлениями и в то же время намекают, что это всё единицы, а в массе своей критикуемые, поругиваемые и поносимые много лучше, мне непонятно, а к какой части этой рубрикации относят себя пишущие? Если к первой, то у них нет никакого права к обращениям, призывам и апелляциям. Нет в первую очередь именно морального права, поскольку они именно о нем пишут и с него начинают. А если ко второй, то тем более, ибо они берутся за предмет, о котором, ну, просто точно (явно, очевидно) чего-то не ведают, и судя по всему, как раз главного. Чистый белый цвет очень красив. Элегантен и великолепен блестящий черный. Но смесь этих цветов бывает только неприятно серой.
Манипуляции на нравственности 201 / И отчего бы это не знать, что у противоположного своя прелесть — несмиримый протест против положенного. Однако гордость отличительности и величественность хищнической силы льва в пустыне не мешает им очеловеченно быть такими же, когда этот зверь посажен нами в клетку. / Вот и задумайтесь, почему в душе у нас всегда столько безрадостного. И как осадка и как светофильтра. Дает себя знать «серое». Совместно с «непониманием». Любая спекуляция корыстна эгоизмом. Один хочет жить лучше. И это желание его не считается с тем, что такое же право есть и у других. В обществе любой приоритет частного интереса наталкивается на встречность однотипного. Оттого, пока люди живут вместе, они обязаны сдерживать проявление индивидуального. Но, оказывается, есть лазейка — вуаль интриги. Под ней, похоже, достижимо всё. Но, может быть, хватит? И мы все начнем, пусть медленно, пусть не все и не сразу, однако очевидно и бесповоротно... прозревать? Я ведь был на такой экскурсии. Был почти в то же время, что и появление публикации. И до этого неоднократно ходил на Новодевичье кладбище в студенческие годы, когда в начале 70-х годов учился на философском факультете в Московском гос- университете на Воробьевых горах. И скажу прямо: посещение с группой и с экскурсоводом не вызвало во мне ничего отрицательного. Напротив, дополнительная информация людей, знающих
Логика хитрости необходимую под этот случай конкретику, стимулировала воображение, ум, память. А что еще нужно в месте поминания? И независимо от того, будет ли так и впредь организовано пребывание бывающих на кладбищах людей, могу сказать одно: там, где порядок, адекватная строгость и предметноуместная дисциплина, там нравственность только и может объявиться, ибо она есть уважение к нравам людей, а они — увы... Таковы, каковы! Или кто-то еще не знает, какие люди бывают, когда они позволяют себе (или им это дозволяют) забыть, что живут не одни, не сами по себе, не так, как им захочется, заблагорассудится и взбредет, а в обществе?! — V — Несколько лет назад мне попалась на глаза статья «Профессия: телохранитель». О ней ничего иного не скажешь, кроме того, что она говорит сама. Я привожу ее потому, что в ней есть полный набор необходимого всего, чтобы разжалобить, напугать, заставить ужаснуться, испытать и впитать ощущения тоски, безысходности, неумелости жить в огромном и светлом мире. Сторона баррикады автора материала диаметральна той, на которой стоит герой повествования. Публикация оформлена как интервью, в котором «правое» и «левое» столь четки, что их не перепутаешь. Хотя... если обратная сторона Луны не видна с Земли, значит ли это, что всё там находящееся должно метиться признаком «хуже»? А с дру-
Манипуляции на нравственности 203 гой стороны, почему образ жизни другого должен приниматься обязательно в категориях личного неприятия или апеллированного полускрываемого осуждения?: вода, падающая на выпуклость сферы, будет скатываться (вынудительно, только так, без каких-либо вариантов — это ее, так сказать, «се ля ви»), а попадающая в вогнутость — станет скапливаться. И есть ли здесь повод для орезони- вания* чего-то одного перед столь таким же другим или место резонёрству**?! — Вряд ли! Текст дан в местной газете, напечатан в городе, где я живу, и можно было бы подумать, что всё сообщаемое основано на каком-то досягаемом факте и материале где-то близкой, соседней жизни. Но, во-первых, это не дает содержанию никаких преимуществ (и уже хотя бы по этому одному попадает в разряд совершенно безразличного), а во- вторых, мы-то ведь ведем речь не о рыбе и не о ловцах, а о крючках: «Игорю едва исполнилось 14 лет, когда умер отец, и остался он единственным мужчиной в доме, защитой и опорой больной матери и маленькой сестренки. С этого момента навсегда закончилась для него пора беззаботного детства. Игры, забавы, * Р е з о н [фр. raison] — довод, разумное основание, смысл. ** Резонёр [фр. raisonneur] — 1) в литературе XVIII — нач. XIX в. — действующее лицо пьесы или романа, произносящее речи, выражающее мнение автора о происходящих событиях, о действующих лицах, о данной эпохе и пр. и обычно не принимающее активного участия в развитии действия; 2) человек, любящий вести длинные рассуждения, преимущественно нравоучительного характера.
204 Логика хитрости праздничные шатания — всё, чем заполнена жизнь обычного подростка, — стали непозволительной роскошью. Почти каждый день приходил он в мастерскую, где раньше работал отец, учился кузнечному ремеслу (его квартиру до сих пор украшают «кованые картины»). После школы много работал, чтобы прокормить семью, да еще учился заочно в приборостроительном институте — мечта матери. В институте он и познакомился с Леной, своей будущей женой. На 3-м курсе увлекся карате, восточными единоборствами, о которых тогда только начали говорить, культуризмом. В общем полный «джентльменский набор». Однажды на тренировку пришел мужчина, весь в «фирме», с крокодиловым кейсом. Он долго присматривался к ребятам, затем выбрал нескольких, в их числе и Игоря, отвел в сторону и спросил: «Бабки» нужны?» Он честно предупредил, что дело рисковое, возможны крупные неприятности с законом, но деньги того стоят. И еще честнее добавил: «Если скажете «да», знайте, обратной дороги не будет, дело это на всю жизнь. Так что думайте, время терпит». Игорь думал долго, мучительно. Подходит ли он для такой работы? А что, если потребуют убить? При одной мысли об убийстве внутри у него холодело. А вдруг тюрьма? Нет, этого мать не переживет. Но с другой стороны: ему уже 20 лет, а что он имеет? Пройдет еще 20, а он что будет иметь? Почти всё, что получает, уходит на питание и лекарства для мамы. А еще и одеться надо, сестра почти невеста, да и ему скоро придется расстаться с холостяцкой жизнью. Куда он при-
Манипуляции на нравственности 205 ведет Лену? В 2-комнатную «хрущевку», где и троим тесно? А пойдут дети? 10 лет жди обещанной квартиры? Нет, надо рискнуть, он должен рискнуть, в конце концов, он же мужчина! ...Я сижу в роскошной квартире дома «сталинской» постройки с высокими потолками, огромными коридорами, пью первоклассный эфиопский кофе. Игорь с удовольствием показывает уникальную коллекцию старинных вееров. Странное увлечение для телохранителя. Впрочем, веера эти стоят дорого, так же дорого, как его работа. Я не спрашиваю, кого он охраняет — это профессиональная тайна. И потом, какая разница, ведь человек этот не видный государственный деятель, не кинозвезда. Беседуем мы об ином. — Игорь, каждую секунду ты готов заслонить своего босса, что ты испытываешь к нему? — Ничего, он мне платит. — Но ты рискуешь ради него жизнью. — Только ради себя. Всякий раз, когда я готовлю «безопасный проход», я, прежде всего, спасаю свою шкуру — избежать ситуации, опасной для него, значит, избежать ситуации, опасной для меня. Он знает об этом. — А какими качествами должен обладать человек твоей профессии? — Главное, уметь быстро реагировать, оценивать положение вещей. Ну и, конечно же, нужны смелость, идеальная физическая подготовка. Я не курю. Пью только хорошее, чистое вино и водку, хорошо питаюсь. Ежедневно четыре часа силовых упражнений.
Логика хитрости — Но ведь человек, которого ты охраняешь, — преступник. Тебя никогда не смущало это? — Нет, я тело-хранитель. О его душе пусть беспокоятся другие. — Но ведь сам факт работы на него ставит тебя вне закона! — Скорее, он над законом. Я с самого начала знал, на что иду. И не жалею. — Никогда? — Никогда. — Скажи, как часто приходилось тебе пользоваться оружием? — Сейчас не часто, за последние два месяца — ни разу не вынимал пистолет, хотя он всегда при мне. Мало ли что. Раньше, до личной охраны, я участвовал во всех разборках. Тогда жизнь была веселей, чем у каскадера. — Он показывает уродливый, рыхлый шрам, который как-то неестественно смотрится на его широкой мускулистой груди. Сзади, на плечах, красновато-розовая кожа — трансплантация после химического ожога. — Солидная была школа, — подводит итог. — Прости за бестактный вопрос: жена поэтому ушла, испугалась?- — Наверное, — его голос хрипнет, — ей не нужны были деньги. Она знала, что не могу уйти оттуда, поэтому ушла сама, от меня. Его глаза становятся злыми. Может быть, он всё еще любит ее? Нет, вряд ли. Он просто раздражен, обижен взаимонепониманием: ей не нужны деньги, а для него они давно уже стали центром мироздания.
Манипуляции на нравственности 207 — А как же дочь? — Я почти не вижусь с ней, только у бабушки, моей матери. Лена не позволяет. Да и не нужно это. А вообще (голос его снова теплеет), она на меня похожа, наша порода. — А друзья? — Только он. — Игорь показывает на огромного пса-водолаза Ральфа, мирно лежащего у ног хозяина. — Красавец! Я его ни на какого бультерьера не променяю. — А ребята, с которыми ты работаешь? — Там каждый за себя, каждый плетет свою паутину и в любой момент готов подставить тебе подножку. Конечно, везде есть свой «Кодекс чести», но каким он может быть у людей, развращенных богатством, властью, безнаказанностью! Этот закон о трех головах способен даже самого интеллигентного человека превратить в скота, а большинство ребят охраны про интеллигентность разве что в книжках школьной программы слышали. Там ведь как? Сперва ужасно гордишься своей значимостью, соришь деньгами, «снимаешь» самых шикарных девочек, без дела размахиваешь оружием. Тебе кажется, что лет через десять ты станешь кем-то вроде Капоне или Большого Лу, но тебе скоренько вправляют мозги, в первом же серьезном деле ты получаешь свою порцию свинца, если повезет — не смертельную. Потом еще крепче начинаешь верить в свою криминальную удачу. С каждым разом ты хочешь сорвать куш побольше, и сколько бы ни имел, тебе кажется, что этого мало. Потом тебе никто не нужен, только шурша-
Логика хитрости щие купюры, потом тебе вообще ничего не надо, даже себя самого. — Все-таки тебе не нравится твоя жизнь, — замечаю я. — Это общий симптом? — Вряд ли, большинству плевать на подобные мелочи. Мне тоже. Я сделал свой выбор и получил то, что мне было нужно, остальное не имеет значения. Обретая одно, всегда теряешь другое. Вернувшись домой, оглядев нищенское, по сравнению с Игоревым, убранство своей малогабаритной квартиры, я вдруг ясно поняла, что... не завидую Игорю. Нет, не смогла бы я заплатить такую страшную цену за пихтовый гарнитур, индийские ковры, за блестящую BMW, японский видик, за богемское стекло, за отдых на Мальте, за коллекцию старинных вееров. Нет, не хочу я менять родных, любимых людей на тяжкий груз грехов, не хочу отнимать чьи-то жизни и бояться отмщения. Не хочу. Мы договорились встретиться через неделю. Со странным предчувствием поднималась я на второй этаж уже знакомого дома. Дверь открыла строгая женщина лет 50-ти, в печальном черном платье. «А Игорь?..» — начала было я... Но чуть дрогнувшие при имени сына уголки сжатых губ, но слезинки, вспыхнувшие на ее ресницах, сделали мой вопрос совершенно нелепым. «Его больше нет», — сказала она и захлопнула дверь. Я вышла во двор. Мне навстречу направлялась девчушка со смешными вихрами, очень похожими на Игоревы. Она важно вела на поводке здоровенного пса, в котором я без труда узнала Ральфа. Сзади
Манипуляции на нравственности 209 шла Лена, жена Игоря. Три года спустя переступила она порог этого дома. Почему? Мне не хотелось думать об этом, не хотелось копаться в чужой судьбе. Но почему-то хотелось верить, что плакало Ленино сердце, когда отца ее ребенка не стало на свете, ведь смерть порой разрешает те проблемы, которые не может решить жизнь». Можно ли о таком не знать? Думаю, что можно. Во время сна нас ведь не кормят, а обеспечивают тишиной и покоем. Так и в остальное время жизни человек должен не оманипулированным быть, т. е. насильно одействованным чем-то и кем- то, а иметь собственное право на поиск и информации и приобщения к ней. А не так: открыл газету — и на тебе... Ловят заголовком, хватают первыми строками, отводят самое заметное на страницах место... Ведь очевидное насилие. И в то же время под флагом борьбы за нравственность. Чем не духовное мошенничество? Чем не интел- лектная манипуляция? / Вы хотите, чтобы мы посочувствовали? А чему, собственно? — Жизни?! Но ведь она не изменится от нашей слезливости! Вы намерены возбудить в нас негодование? Уж не к жизни ли? Но жизнь не способна ни улучшаться, ни ухудшаться. Жизнь жизни подчинена своей закономерности, и доступа туда нет. Вместо объяснения действительности, нас день ото дня насыщают тем, что бывает не потому, что не должно, а именно потому и бывающим, что иначе быть не могущим.
210 Логика хитрости Нравственность, конечно же, будится отклонением от нее, но зачем отклоняться от нравственности, рассказывая об отклонениях. Нравственность позиции — это вселять в живущих силу обязательного оптимизма. А для этого нужны ясность взора и не пугливая слабина нервов. Рассказывайте истории, говорите о случаях. Однако всегда, именно всегда, помните (и не забывайте!): люди никогда не примут того, что по смыслу нацелено в никуда, что затрагивает недотрагиваемое, что цепляется за гладко отполированное. Ветер тоже ведь склоняет листву и ветви. Но куда — только от себя. Вот такова и цель манипуляции на нравственности и такой ее истинный итог. Спросите, а зачем же он, ветер, тогда дует? А чтобы знали, что он есть, чувствовали его силу. Признавали его власть! Несхватываемую, зато хватающую. / А чтобы, как говорится, расставить все точки над «I», расскажу об истории, которая уже тем интересна, что произошла не с кем-нибудь, а со знаменитым философом Платоном. Спекуляция на нравственности коснулась и его. С ним поиграли дерзко и неприкрыто глумливо... И это было в IV веке до н. э.: «Платон родился в 88-ю Олимпиаду, примерно в 428 году до нашей эры. В честь деда мальчика назвали Аристоклом. О его отце мы ничего не знаем, кроме имени — Аристон. После смерти мужа
Манипуляции на нравственности 211 мать вышла вторично замуж за своего дядю, известного политика. Мальчик рос и мужал в семье с давними и прочными аристократическими традициями. У него были хорошие учителя. Гимнастике обучал борец из Аргоса, давший своему ученику имя Платон (Широкий) за его крепкое телосложение. Платон овладел искусством сочинять трагедии, писать изящные эпиграммы, возвышенные дифирамбы. Занятия поэзией, живописью, музыкой не мешали юноше демонстрировать свои отменные борцовские качества, участвуя в общегреческих спортивных играх. В возрасте двадцати лет произошла встреча Платона с Сократом. Это знакомство настолько потрясло Платона, что он, забросив прежние свои увлечения, всецело отдался усвоению философской диалектики Сократа. И вдруг этот донос и чудовищный приговор. /© Сократу (469—399 гг. до н. э.) инкриминировалось то, что он не признаёт богов, которых признают все афиняне, и вводит других, новых богов, и что он своей искусной диалектикой (методом мнимо наивных вопросов и своих же посрамляющих любого /хоть кого!/ умника ответов) развращает молодежь. В постановлении суда было записано: «Требуемое наказание — смерть». Способ приведения приговора в исполнение — обвиняемый должен выпить отраву, приготовленную из сока ядовитой цикуты.
212 Логика хитрости На картине французского художника Давида изображен момент, когда Сократу передается кубок со смертоносным зельем. Вокруг старого философа собрались в неподдельном горе его ученики... Смерть Сократа. 1788 г. Ж.-Л. Давид (1748—1825). Холст, масло, 129х191. Частное собрание Вольфа. Нью-Йорк. Музей Метрополитен Когда принесли цикуту, Сократ, мысленно совершив возлияние богам за удачное переселение души в иной мир, спокойно и легко выпил чашу до дна. Друзья его заплакали, но Сократ попросил их успокоиться, напомнив, что умирать должно в благоговейном молчании. Он еще немного походил, а когда отяжелели ноги, лег на тюремный топчан и закутался. Затем, раскрывшись, сказал: «Я должен Асклепию петуха. Так вы уж сделайте
Манипуляции на нравственности 213 это за меня, отдайте, не забудьте». Это были последние слова Сократа. (Жертвоприношение петуха сыну Аполлона Асклепию, богу врачевания, обычно полагалось за выздоровление. Сократ же имел в виду выздоровление своей души и ее освобождение от бренного тела. Сообщают, что кто-то предложил приговоренному старцу перед смертью надеть более подходящую к случаю дорогую одежду. «Как? — спросил Сократ. — Выходит, моя собственная одежда была достаточно хороша, чтобы в ней жить, но не годится, чтобы в ней умереть?» Услышав чье-то замечание: «Афиняне осудили тебя к смерти, Сократ», — он спокойно ответил: «И они не избегнут этого, потому что их к смерти приговорила природа». / Тяжело перенеся смерть учителя, Платон поспешил покинуть Афины, где всё напоминало ему о Сократе. Десять лет Платона обдували ветра далеких стран, десять лет он с любопытством всматривался в чужие лица, внимал незнакомым речам, привыкал к обычаям других народов. Он видел жрецов Египта, изучал астрономию в Вавилоне, знакомился с мудростью зороастрийских магов в Ассирии. Рассказывали, что побывал он еще в землях Финикии и Иудеи. Из этих странствий была привезена легенда об острове, лежавшем в Атлантическом океане за Геркулесовыми столпами. На этом острове, именовав-
Логика хитрости шемся Атлантидой, существовал великий союз царей, чья власть простиралась на другие острова и на часть материка. Но однажды во время невиданного по силе землетрясения твердь разверзлась и Атлантида исчезла, погрузившись в морскую пучину. Годы странствий принесли Платону дружбу с пифагорейцами, а вместе с ней — знание астрономии, музыкальной гармонии и математики. Это длительное путешествие закончилось поездкой в Сицилию. Здесь философа подстерегал жестокий удар судьбы. Благодатен край Сицилии. Издавна славится остров своим плодородием и ровным климатом. Манит он греков и финикийцев. Финикийцы привыкли господствовать над главными торговыми путями. Дух купечества — черта их характера. Карфаген жаждет подчинить себе греческие города Сицилии, воспользовавшись их внутренними распрями. Выход из драматической ситуации предлагают сицилийским грекам тираны, пытающиеся объединить под своей единоличной властью всю Сицилию. Один из таких радетелей всеобщего благоденствия, захватив в Сиракузах власть, громогласно заявил, что он и только он в состоянии сплотить враждующие партии и группировки. Сказано — сделано: угрозами и террором наемников новоиспеченный тиран добился обещанного. Воспользовавшись очередным политическим кризисом и спекулируя на патриотических настроениях граждан Сиракуз, обеспокоенных угрозой карфагенского нашествия и олигархическим переворотом, молодой командир наемников сумел
Манипуляции на нравственности 215 привлечь на свою сторону большинство простого люда. Ряд провокаций с кровопусканием завершили его восхождение на вершину власти. Так в Сиракузах утвердился тиран Дионисий Старший (ок. 432-367 гг. до н. э.) / Дионисий носил длинные волосы. Одни говорят, что это всего лишь дань спартанскому обычаю. Но есть и версия боязни покушений. По сообщению Плутарха Херонейского (46-127 гг.), греческого писателя и философа-моралиста, Дионисий «даже ножу цирюльника не позволял коснуться своей головы — ему опаляли волосы тлеющим углем». Причина такой осторожности заключается в том, что у тирана было много врагов. А саму же жестокость Дионисия Плутарх — по крайне мере так у него это читается — объяснял и пытался оправдывать его политическими успехами. / Тиран оказался незаурядным полководцем. В войне с Карфагеном ему удалось распространить влияние Сиракуз далеко на запад острова, а также подчинить себе южноиталийские земли. В результате в Средиземноморье сложилась мощная держава, раскинувшаяся по обе стороны Мессинского пролива. На дочери этого поэтически настроенного солдафона с повадками демагога был женат аристократ Дион, личность незаурядная во многих отношениях — он и политик, и философ, и просто порядочный человек, вынужденный молча терпеть капризы тирана. Зная о славе Платона, Дион надеялся обуздать тиранию силой философского
216 Логика хитрости слова. По его приглашению Платон прибывает в Сиракузы. С молодости мечтавший быть полезным обществу, Платон решает испытать себя, облагородив тирана. Разочарованный в демократии, погубившей Сократа, он возлагает большие надежды на просвещенного царя. Тиран встретил гостя с любопытством и милостиво дал согласие на философские беседы. С энтузиазмом истинного просветителя взялся Платон за перевоспитание Дионисия Старшего. Но, как и следовало ожидать, тщетны были все усилия образумить этого отпетого негодяя. Как-то раз, прогуливаясь с Дионисием около дворца, Платон услыщал вопрос: — Кто, по-твоему, счастлив среди людей? — зевая, спросил тиран. — Сократ. — Кто, кто?! — оживился Дионисий. — Да, ты не ослышался. Счастливым был Сократ. Он познал истинный смысл жизни и смерть встретил достойно. — Смерть есть смерть, — глубокомысленно изрек Дионисий. — А достоинство — это чепуха. Хотел бы я посмотреть на его достоинство под пытками. — Мудрый и благородный человек не убоится физических мук, — нахмурился Платон. — Сократ был храбрым воином и смелым философом. Пытками его было не сломить. — Это ты так думаешь, а я думаю иначе, — отчеканил Дионисий.
Манипуляции иа нравственности 217 — Смерть Сократа — не предмет для спора, — с печалью в голосе сказал Платон. — Давай изменим тему нашей беседы. — Согласен. В чем, по-твоему, задача правителя? — В том, чтобы делать из подданных хороших людей. — Это общеизвестно. Но что есть хорошее? Кто рассудит? — Ответ на это дает правильная философия, — задумчиво произнес Платон. — Не смеши меня, философ. Если я прикажу, то все мои придворные мудрецы хором осудят тебя как извратителя истины, а меня провозгласят самым правильным философом. — Да, но это не философия, а низкая и боязливая лесть. — Пусть будет так. Скажи-ка мне лучше, что такое справедливый суд? — спросил развеселившийся тиран. — Справедливые судьи подобны портным. При плохом правлении их дело зашивать молча прорехи. Намек был достаточно прозрачен. Дионисий понял, что философ осуждает его методы правления. — Значит, я рву, а кто-то латает. Ты это хочешь сказать? — резко выпалил тиран. Его хорошее настроение мгновенно улетучилось. — А скажи-ка, мудрец, быть тираном не требует храбрости? — Не горячись, — спокойно сказал Платон, прямо глядя в белые от злости глаза Дионисия. — Я не
Логика хитрости хочу никому льстить. И тебе льстить не намерен. Ты говоришь о храбрости. Так вот тебе мой ответ: самый боязливый на свете человек — тиран. Он дрожит даже перед бритвой цирюльника, ибо ему постоянно мерещится, что его хотят зарезать. Дионисий был вне себя от ярости. Сжав судорожно кулаки, он готов был наброситься на философа и бить его грубо по-солдатски. Но всё же сдержался, услышав приближающиеся голоса придворных. Круто повернув, Дионисий быстро зашагал в сторону дворца. Тиран терпеть не мог философствующих умников. Он робел перед ними, ибо не умел спорить, да и не хотел. Его дело — не спорить, а командовать. «Эти болтуны, возомнившие себя всезнайками, никогда не поймут того, что учить вождя — значит освещать солнце факелом, — почти вслух говорил Дионисий, не замечая испуганные лица придворных. — Солнце вечно, а от факела останется одна лишь копоть. Вот и этот расхрабрившийся не в меру философ не видит, что слова его подобны коптящему факелу. А что делают в таком случае с факелом? Его выбрасывают». Придя к такому веселому выводу, Дионисий резво взбежал по ступенькам дворцовой лестницы и, бросив сердитый взгляд на сонных от жары стражников, чинно зашагал во внутренние покои дворца. После ухода тирана Платон какое-то время стоял в оцепенении, бледный и готовый ко всему самому ужасному. Затем медленно опустился на каменную скамью и закрыв глаза.
Манипуляции на нравственности 219 На следующий день, пригласив философа во дворец, Дионисий бесцеремонно и властно спросил: — Зачем ты приехал в Сицилию? — Я ищу пути к воспитанию совершенного человека. — О наивное простодушие! — расхохотался тиран. — Клянусь богами, ты этого никогда не найдешь! Платон не стал возражать, понимая, что его слова не будут услышаны. Он ждал приговора. Тиран, окинув его недобрым взглядом, ничего больше не сказал и только лениво махнул рукой, давая знать, что прием окончен. Во дворце всем было ясно, что жизнь Платона висит на волоске... Хорошо зная вероломство тирана, Дион решил немедленно спасать философа. Он предложил Платону, не мешкая, отплыть из Сиракуз на корабле спартанского посла. Дион не подозревал, что, узнав об этом, Дионисий тут же подговорил посла расправиться с гордым афинянином по выбору — или утопить в море, или продать в рабство. Корыстолюбивый посол выбрал второе. Когда посольская триера пристала к острову Эгина, жители которого воевали с Афинами, Платона вывели на невольничий рынок. Жара звоном отдается в ушах. Капельки пота медленно сползают по вискам. Ощущение позора гнетет, давит. Оживленно гудит рыночное место, предназначенное для человеческого товара. Да и как не быть оживлению, если на продажу выставлен не кто-
Логика хитрости нибудь, а прославленный афинский философ Платон. Сколько стоит его философская голова? Сюда бы высокомерных афинян, чтобы полюбовались на свой позор. Тыкающие пальцы, провалы ртов, оскорбительные выкрики. Расталкивая гомонящую толпу, к продавцу приблизился человек угрюмого вида. О чем-то пошептавшись, они быстро заключили сделку. Раб по имени Платон перешел в собственность жителя Эгины Анникерида. Анникерид не любит философствовать, когда видит, что уважаемый человек в беде. Он презирает эту чернь, которая свое возвышение связывает с унижением других. «Шакалы», — шепчет Анникерид, торопливо уводя философа. Платон движется словно в тумане, как-то жалко и беспомощно размахивая руками. В полной мере Платон очнулся только в Афинах, куда его тайно переправил этот грубоватый и молчаливый Анникерид, категорически отказавшийся принять деньги от друзей философа в возмещение своих убытков. На окраине Афин Платон купил дом с садом, где поселился и основал философскую школу. Эту живописную местность афиняне называли Академией. Здесь когда-то находилось святилище богини Афины. В тени старых олив и широколиственных платанов, вдали от городской суеты велись неспешные философские беседы. Платон любил эти беседы. Они давали жизнь новым идеям. С учениками
Манипуляции на нравственности 221 он говорил о философии, литературе, музыке, математике, астрономии. Много времени уделялось рассмотрению законодательств разных государств. Любимым учеником Платона был Аристотель, двадцать лет проживший в Академии. С разрешения своего учителя он вел самостоятельные занятия...» (К. К. Жоль. Под знаком вечности) У жизни свои доводы, и не нравственность должна диктовать им свою волю, а «нравственностью» на определенный период становится то, с чьей аргументацией жизнь смирилась. Герцог Шуазель заметил однажды: «Давайте обсудим вообще, что может опозорить женщину? Если у нее есть любовник, это еще не бесчестие, не правда ли? Но если у нее их несколько, так что можно предполагать, что она не любит ни одного, то это уже бесчестье». Однажды справедливое — справедливо всегда: будь то XVIII или любой другой век. В руках слабого мораль — инструмент овладения силой, в руках сильного она — инструмент сохранения силы. И пытаясь нарушить этот естественный ход, мы на стяжание славы вряд ли можем рассчитывать. © Законам мира нет законов! И только тот на высоте, Кто не плодит себе «драконов», Не раболепствует мечте! Право людей не должно перечить правоте мира. А в нем нет просто существующего. В нем есть изначальная поляризация установившегося. И последнее означает наличие победившего и побеж-
Логика хитрости денного, явленного и не появившегося, развившегося и так и оставшегося в зачатке. Если когда-то из туманности или из чего-то там еще, сейчас это не столь важно, возникла Солнечная система, то она (эта система) является основанием для ее приятия именно такой, как она пребывает. Если устанавливаются какие-то привычные формы поведения — нравы, — то они должны приниматься как данность, как факт, которому не противопоставление искать надо, а соуживание. У А. С. Пушкина на этот счет имеется: Зачем крутится ветр в овраге, Подъемлет лист и пыль несет, Когда корабль в недвижной влаге Его дыханья жадно ждет? Зачем от гор и мимо башен Летит орел, тяжел и страшен, На черный пень? Спроси его. Зачем арапа своего Младая любит Дездемона, Как месяц любит ночи мглу? Затем, что ветру и орлу И сердцу девы нет закона. Гордись: таков и ты, поэт, И для тебя условий нет. (А. С. Пушкин. Езерский /неоконченная поэма/) Курок, так сказать, направленного против себя ружья Платон взвел сам, и суть существа здесь такая: Платон в самоуверенности превосходил других эллинов. Он был во власти философии и полагал, что истина, которой ему выпало владеть, достаточна, чтобы противостоять всему и всем. Диони-
Манипуляции на нравственности 223 сий не принадлежал к философам, но это не означало, что он был чужд ей. Любой здравомыслящий пропитан идеями времени и духом общего мировоззрения эпохи. Но у тирана была еще и власть. А последняя необходимо склоняет ею обладающего к игре с любым человеком «в кошки-мышки». Вовлекая Платона в свои раскладки и «мысли о главном», Дионисий увлек его и после того, как заманил, отшвырнул. Как это делают с использованной упаковкой. Взывая к шакалу облагородить свой вой, мы ничего, кроме своей, мягко говоря, странности (а на деле — глупости!), не проявим. Обращаясь к людям не иметь каких-то черт или поприглаживать звериность натуры, мы смешим саму основу мира: имеющееся не потому бывает, что его не хотят, а его еще и хотят, потому что оно есть. «Нравственность» никогда не была и никогда не будет ни моющим, ни очищающим средством. Это типичное средство интриги. В руках слабых — защиты. В руках сильных — подчинения и расправы. Но — а без «но» никогда нет «да», и только вместе они образуют данность, т. е. то, что дано — есть но... Мораль — она как бы междусилие в начале усилия. И это означает, что ее никогда не бывает в одном чьем-то ведении. Осуществить ее может этот, но при оговорке, что того захочет тот. Вот и приходится увлекать чужое желание, чтобы извлечь свой результат. Что мы и видим на всех примерах спекулятивных действий и манипуляционных хитростей.
Логика хитрости Манипуляции на чужом невежестве © В одном из популярных американских еженедельников какой-то шутник поместил объявление: «Продаю недорого личную переписку Ромео и Джульетты». Самое любопытное, что в ответ на свое предложение он получил более ста вполне серьезных запросов. © Не залатать невежества халат. В нем столько дыр — не наберешь заплат. (Руми) © «Всякий, изучающий историю народных бедствий, может убедиться, что большую часть несчастий на земле приносит невежество». (Клод Гельвеций) © «Люди ничему не верят так твердо, как тому, О чем ОНИ меньше всего знают». (Мишель Монтень) © «Там, где неведение, там отрицание и пустота. Человек поистине скот, обезьяна, безумец, пока ОН коснеет В невежестве». (Иоганн Экхарт) Само понятие «невежества», будучи обозначением некоей данности, по всем правилам «фор-
Манипуляции на чужом невежестве 225 мальной логики», должно было бы предполагать знание, т. е. осведомленность в своей сфере — в сфере незнания. Но тогда человек, который чему- то еще не научился, знал бы не только факт своей неучености, но и предмет ее, всё еще оставляемый им без уразумения. Однако в действительности всё обстоит по-другому. Незнающий — не знает, вот и всё. И это касается не только области каких-то конкретных фактов, но даже простейших представлений человека о том, что такое обстоятельство, как его дрему- честь по каким-то вопросам, и возможно, как оно, и реально, как она. В итоге... Ну, а что еще может быть в итоге, как не подпадание под формулу, которую разные проходимцы, всемастное жульё, мошенники, хитрецы и выкрутасоманы используют или с целью наживы, или в связи (при попадании в неблагоприятные варианты) с необходимостью подчинить себе ситуацию, или просто, так сказать, «попользоваться», имея в виду приобретением и усладой — удовольствие, тщеславие, кураж: На территории невежества управляемость людей однозначно перестает быть проблемой и становится немедленным и гарантированным откликом на какой угодно зов. Подловить человека на незнании — для пропашки им поля наших намерений — означает создание для него такой координатной матрицы, значение которой ему не открывается, где он не способен определить место своего стояния. Далекий от понятия, во что его вовлекли, что на самом деле перед ним, он еще дальше от того,
Логика хитрости что вообще надо было бы делать. Он надменно уверен там, где давно уже место растерянности. Не видя, не чувствуя, не осознавая, даже в позывах на опасность, уже произошедшей с ним включенности в чужую игру, каждый, кого так разыграют, превращается в жалкое посмешище, делается легкой добычей и вообще выглядит дурак дураком... — V — История из индийского фольклора времен падишаха Акбара и его первого министра Бирбала, славного своим умом и очень любимого за это неравнодушным к мудрости и к особо изощренным в разумности действиям правителем: Случилась в доме одного делийского богача кража — пропало золото. Пораздумал хозяин и понял, что украсть могли только свои. Видно, кто-то из слуг польстился на хозяйское добро. Пришел богач к Бирбалу и рассказывает про кражу, горюет. Успокоил его Бирбал и спрашивает: — Нет ли у вас на кого подозрения? — Господин вазир! Я думаю, это дело рук моих слуг. Но видеть-то я не видел и не знаю, кого подозревать. — Ладно, господин купец, испытаю я одно средство. Авось с божьей помощью и вернется к вам ваше добро. Позвал Бирбал к себе всех шестерых слуг богача, разрезал соломинку на шесть одинаковых кусков и дал каждому по куску, а сам всё мантры* бормочет. * М а н т р ы — молитвы, заклинания.
Манипуляции на чужом невежестве 227 — В руках у вора эта соломинка за ночь вот на столько вырастет, — сказал он. — Утром я проверю ваши соломинки. Ночевать будете в моем доме, а после проверки отпущу вас домой. Слуг заперли в отдельные каморки. Тот, кто украл золото, был глуповат и придумал: «Чтоб меня Бирбал не поймал, я отломлю кусочек от своей соломинки». Сказано — сделано. Назавтра, когда учинили проверку, все увидели, что его соломинка короче, чем у других слуг. Сперва вор отпирался — по жадности не хотел добро отдавать. Но как дали ему плетей, во всём повинился и показал Бирбалу место, где золото схоронил. Так, по милости Бирбала, вора поймали и наказали, а к богачу вернулась его пропажа. — V — Эпизод, о котором далее пойдет речь, случился в «советские» времена. И для того периода вовсе не был редкостью. Хотя в рассказе бывшего начальника отдела судебной экспертизы научно-исследовательской лаборатории судебных экспертиз тогдашнего Минюста Туркмении Г. Оганяна, поведавшего в одной из газет об этой истории, некоторая неординарность факта всё же чувствуется: «В середине 70-х годов некто В. Евдокимов отбывал в Туркмении на вольном поселении наказание за подделку удостоверения работника ЦК КП Украины. И за это время сумел изготовить... десять экземпляров удостоверения «главного инспектора ЦК КПСС». Такую «услугу» ему оказали
228 Логика хитрости ротозеи из Марыйской областной типографии, оробевшие перед представителем (так представился мошенник) обкома партии. Затем он подделал в «удостоверении» подпись секретаря ЦК КПСС М. Суслова — ну а дальше, как говорится, дело техники. В Совмине республики «главному инспектору ЦК КПСС» была предоставлена правительственная гостиница, гостевой автомобиль «Чайка» с шофером. Видимо, мошенник отлично знал нравы тогдашней партийной элиты и ее подобострастных прислужников. Путешествуя с «ревизией» по богатым колхозам республики, он даже не намекал на взятки — их ему вручали добровольно, можно сказать, «с чувством исполненного долга»... «Гастроли» продолжались около четырех лет. «Прокол» у мошенника вышел в Красноводске: его не хотели отпускать отсюда без взятки, а он усмотрел в этой задержке опасную преднамеренность. В общем, засуетился, занервничал, потерял, как говорится, лицо (фальшивое) и был задержан. На том деятельность современного Хлестакова завершилась». -V — Великолепно иллюстрирует «манипуляцию на невежестве» и Олег Жадан в публикации «Крыса ненаглядная». Его элегантный юмор задорно красив и поучительно тактичен, однако к интриге, только и целиком, — беспощаден: «Недавно мне рассказали страшно слезоточивую историю. О том, как одно семейство в славном городе Киеве окончательно потеряло доверие к не-
Манипуляции на чужом невежестве 229 регулируемому рынку. Эти граждане на известном в городе базаре купили щенка афганской борзой. Такой хорошенький — просто загляденье, да и только! Хвостик — прутиком, мордочка длинная, глазки умненькие. Всё понимает, только сказать не может. Назвали собачку по-заграничному: Кури- но-Ринальди, чтобы всякому ясно было — щенок редкостной породы. С большим трудом хозяева уговорили продавца отдать благородную псину за 550 рублей. Но и то сказать, красавец зверь! Причем смышлености небывалой. Правда, гордый и самостоятельный экземпляр. Ему, бывало, говорят: «Дай лапу!» А он — ноль внимания. Ему — «Голос!» А он диван грызет. Ему — «Сидеть!» А он бегает как угорелый. На выставке собачьей щенку медаль дали. Малую серебряную. Потому что у собачки оказался отличный прикус и умопомрачительный окрас. Распорядитель, правда, придирался, что у Курино- Ринальди хвост, мол, повышенной пушистости. Даже к зрителям обратился: «Будем голосовать по этому поводу, товарищи?» А собаководы ему мощным хором отвечают: «Нет!» Повесили хозяева медаль песику на шею и гуляют с ним себе по Крещатику. Сзади, натурально, толпа завидующих лиц. Где, дескать, брали и по чем? При этом хозяин собачий им этаким чертом отвечает: «За полтыщи из Афганистана привезли!» А щенок только умненькие глазки щурит. Всё, мол, понимаю, только сказать не могу. Но однажды собака простудилась и раскашлялась. Пришлось к ветеринару вести. В лечебнице для зверей и выяснилось, что Курино- Ринальди никакая не борзая собака, а специально
Логика хитрости откормленная крыса. То есть не друг человека, а совершенно наоборот. Вот и верь после этого в рынок. Хоть в регулируемый, хоть в нормальный. Кругом один обман». Сама обсуждаемая спекуляция целиком укладывается в рамки приема «обмани!». Но и нюанс. Ведь «провести на мякине» можно и того, о ком с первого раза и не скажешь, что он невежественный. Так что область приема «по обманыванию» будет пошире «манипуляции на невежестве». Интригология как наука преследует цель активизировать в людях, с ней знакомящихся и ее изучающих, одну важную возбудительную черту: помнить и не забывать даже на мгновение, что любое общение — или обман, или прощение, Каждое подпускание других к себе есть сложная процедура психологических самоотказов, в которых раскладка влияющего воздействия — первейшая. Просто так ничего не делается. Под «прощением» подразумевается благосклонное согласие на сближение. А вот обман... обман — это действие, когда к человеку (или группе людей) приближаются без согласия, вопреки ему, внушая его. — V — Еще с отрочества нам всем известно имя американского писателя Марка Твена (1835—1910), его проникновенные и увлекательные сочинения и среди них — «Янки при дворе короля Артура». Перелистывать эту книгу всегда и приятно, и полезно. А сейчас есть еще и особенный повод к тому.
Манипуляции на чужом невежестве 231 Краткая обрисовка фабулы и отрывок из текста будут существенны в связи с примером, в котором с картинной точностью показывается, как «темнота» одних людей становится фактором света удачи для других. Разумеется, не без участия обманистики. Главным героем книги Твена является один янки*, родившийся и выросший в Хартфорде, штат Коннектикут. Этот человек практичен и предприимчив. Некоторое время ему пришлось работать на оружейном заводе, где он выучился делать всё: ружья, револьверы, паровые котлы, паровозы и прочее. Как-то, будучи руководителем строительных работ, этот американец повздорил с одним молодцом по прозвищу Геркулес. Здоровенный детина так хватанул его по голове, что швы на черепе разъехались и герой повести потерял сознание. То, что произошло дальше, рассказывает уже сам янки. Нужное нам место идет с боковой сопроводительной пометкой: «...Очнулся я под дубом на траве. Смотрю, рядом находится какое-то чучело, сидящее верхом на лошади в совершенно невообразимом наряде. — Прекрасный сэр, вы готовы? — спросило это чучело, обращаясь ко мне. — Готов? К чему готов? — простонал я, ощупывая свою голову. * Я в к и [англ. yankee] — прозвище американцев — уроженцев США.
Логика хитрости — Готовы сразиться со мной из-за поместий или из-за прекрасной дамы? — проревел всадник. — Что вы ко мне пристаете? — чертыхнулся я. — Убирайтесь к себе в цирк, а не то я отправлю вас в полицейский участок! Вместо того чтобы последовать моему разумному совету, железное чучело взбеленилось и, выставив свое длинное копье, поскакало во весь опор прямо на меня. Ужаснувшись его прыти, я белкой взлетел на вершину дуба, а этот болван радостно завопил, что я пленник его копья. Я решил не спорить с этим психом. Мы заключили соглашение: я пойду с ним, куда он прикажет, а он не будет меня обижать. Через час мы подошли к городу, лежащему в долине на берегу реки. Рядом с городом, на холме, стояла большая мрачная крепость. Ничего не понимая, я плелся по пыльной улице вслед за своим «победителем». Вдруг на моем пути возник мальчик, заявивший, что является пажем, которого послали за мной. Идя рядом, мальчик нечаянно выболтал, что родился в начале 513 года. Я вздрогнул, остановился и спросил слабым голосом: — Я, кажется, ослышался. Повтори. В каком году ты родился? Мальчик повторил. — Значит, — сказал я, — либо я сам сошел с ума, либо случилось что-то ужасное. Скажи мне честно: где я нахожусь? — При дворе короля Артура. Кларенс, так звали пажа, оказался на редкость
Манипуляции на чужом невежестве 233 общительным мальчиком, поведавшим мне, что в данный момент я пленник молочного брата короля Артура. И вот я в замковом зале. Вдоль стены стоят воины. Посреди зала находится дубовый стол, который все называют Круглым Столом. Сидящие за ним заняты выпивкой и глоданием бычьих костей. Случайно глянув туда, куда смотрел Кларенс, я заметил очень старого человека в черном одеянии. Этот почтенный старец, стоя на нетвердых ногах и покачивая дряхлой головой, обводил присутствующих блуждающим взором изрядно захмелевшего человека. — Кто он? — поинтересовался я у Кларенса. — Мерлин, могущественный чародей и великий лжец. Он так надоел нам своей болтовней, что, если бы не его чародейство, ему давно выпустили бы кишки. Наконец пробил мой невеселый час. Рыцарь, пленивший меня, начал безбожно врать о своей трудной победе надо мной. Кончил он тем, что приговорил меня к смерти. Когда через несколько дней меня вели на казнь, во дворе замка стояла гробовая тишина. Меня приковали к столбу, и монах простер руки над моей головой, но вдруг словно окаменел. Окаменела и толпа, воздев глаза к небу. Я тоже глянул на небо и мгновенно понял: вот оно, мое спасение. Как я и предполагал еще по дороге в замок, если 21 июня 528 года ровно в 3 минуты после полудня произойдет полное солнечное затмение, то я действительно очутился в другом вре-
Логика хитрости мени и в другом мире. И вот оно, затмение. Значит, всё это не сон. Я немедленно принял решение, которое и спасло меня. Придав своей осанке подобающую величавость и устремив свободную руку к солнцу, я начал изображать колдуна. — О прекрасный сэр, предотврати беду! — воскликнул король, обращаясь ко мне. Потянув время и дождавшись окончания затмения, я заорал во всю мощь своих легких: — Прекратите это безобразие, силы ада! Да рассеются чары, да сгинут они! Когда из тьмы вынырнул серебряный ободок солнца, весь двор огласился громкими радостными криками. Торжество моей магии было полным. Вскоре я сделался вторым лицом в государстве». — V — Г. Г. Воробьев, специалист в области информационных систем и управленческих технологий, как- то поведал о случае, заставляющем каждого из нас поглубже заглянуть в то, что мы делаем, повнимательнее отнестись к мелким и даже самым незначительным деталям в той действительности, которая нас окружает и с которой нам приходится оперировать, а иногда и считаться. Ведь оказаться застигнутым врасплох чужой в тебя выстреленной хитроумной тайноприцельной дальновидностью и неприятно, и несолидно, и стыдно. История, рассказанная Воробьевым, настораживает. Она показывает, что, когда нам что-то пред-
Манипуляции на чужом невежестве 235 лагают, это может быть не столько ситуацией помощи, поддержки, обмена, сколько завуалированным применением новых, повышенной эффективности, видов борьбы, формой давно и тщательно спланированного обмана: «На одном из женских предприятий легкой промышленности была установлена японская автоматическая линия — плод вожделений министра, который мечтал приводить сюда делегации и показывать: «Смотрите, вот что у нас есть!» Линия действительно была превосходна: многофункциональная, высокопроизводительная — одним словом, последнее слово техники. Зато и стоила она — ого, сколько! Японцы линию запустили и уехали, согласно договору «под ключ», а не так, как обычно принято в цивилизованных странах, — «с эксплуатационным надзором». Через некоторое время линия стала. Наши умельцы ничего не смогли сделать, пришлось долго хлопотать, чтобы вызвать назад японцев. Наконец через продолжительное время они приехали, осмотрели, ничего не нашли, подумали и попросили разрешение заглянуть в туалет. Им разрешили. Заглянули и нашли причину: кусок хозяйственного мыла, которым работницы мыли руки. Хозяйственное мыло содержит щелочи, а щелочи на руках вредно влияют на тонкий технологический процесс. Так стоило ли покупать эту линию? Может быть, лучше подешевле, но несколько. Всё совершенное — не только дорого стоит, но и требует высокой производственной культуры, в том числе чистоты и аккуратности. О какой чистоте мо-
230 Логика хитрости жет идти речь, если не все еще привыкли регулярно пользоваться мылом, не все туалеты снабжены мылом, не все бухгалтеры разрешают хозяйственникам покупать для туалетов туалетное, а не хозяйственное мыло (хозяйственное мыло существует для хозяйственных целей)». ©/Дело ведь совсем не в том, какие мы! Искать следует в другом — а за кого нас принимают? Ясно же, что изделия, для использования в агрессивной среде, должны учитывать этот фактор. Так почему же оборудование, условно говоря, для экватора, выполнено по стандартам, годным лишь на Крайнем Севере?! И еще. Любые проблемы с покупкой показывают неадекватность продавца и очевидную несомненную некомпетентность покупателя. В такой питательной среде «манипуляции на невежестве» плодятся со скоростью появления поколений мух дрозофил. / Если нас слушают, то совсем не потому, что мы интересны, а потому, что укладываемся в чей-то интерес. Войти, влезть, ворваться в другого можно только через дверь в нем. Чужая душа как броня. В ней нет лазеек. А если кто таковую и найдет, то пусть не обольщается, — это всё та же дверь, только просто наплотно прикрытая: в ней кто-то и для чего-то оставил щелочку. Невежественность, если касаться ее со стороны предыдущего образа, — очень открыта. Это только знание, заполняя объем, завершает пустоту и закрывает ее. А всякое незнание, по опреде-
Манипуляции на чужом невежестве 237 пению, сопровождено приглушающим свойством. Но это не есть так, будто над входом в душу висит плакат: «Заходите кто хочет!» Такое «радушие» хоть и возможно, его анимационность лишь потенциальна, чтобы оно стало действительным, его должна оживить манипуляция. Как? Да чего уж проще!: оседлайте незнание. Эта лошадка любит чужих наездников. Порой нас учат жестоко. Но что делать, ■ если для дураков нет другой школы! о ’ — V — Однажды всеведущие советские чекисты были, что называется, загнаны в недоумение. В головную инстанцию КГБ СССР пришло письмо из-за рубежа, в котором автор жаловался на сотрудника органов, который брался за деньги переправлять по «своим» каналам, минуя пограничный досмотр, чемоданы невозвращенцев. Человек уезжал из оплота социализма и ждал в нетерпеливой радости прибытие вещей в страну, куда он выезжал. Понятно, что багажа он больше не видел. И я считаю, что это была типичная ловля на «дремучесть», потому что не знать, что нельзя оставлять личное имущество, состоящее из ценных предметов, чужим людям, — это более чем невежество, какими бы словами о необходимости «доверять» людям оно ни прикрывалось. Когда этого трюкача «взяли» и на Лубянке подвергли допросам, он, сознавшись во всём, попутно рассказал еще об одной своей проделке. В находчивой смекалке ему, этому шулеру на ниве челове-
Логика хитрости ческой «простоты», никак не откажешь. «Работа», можно сказать, блестящая. И если в первом случае он прикидывался «ответственным работником компетентных органов», то в новом амплуа была хитрость широкопланового размаха — «инструктор школы загранразведки». Он завербовал в шпионы юную студентку одного столичного вуза. Готовясь к работе «в тылу врага», девушка прошла у своего наставника ускоренные секскурсы. Разведчице предстояло под видом женщины легкого поведения выведывать секреты у высокопоставленных зарубежных чиновников. Курсы кандидатка прошла с отметкой «отлично». После чего под диктовку инструктора написала заявление в «Главную военную разведку» с просьбой принять на работу. Лист тетрадной бумаги с аккуратным девичьим письмом и размашистой резолюцией красным карандашом «Согласен. Зачислить с окладом две тысячи инвалютных долларов»... Вот уж, вот уж. Не сразу и сообразишь, как подобное прорезюмировать. «Нет повести печальнее на свете», — говорил Шекспир про историю любви двух пятнадцатилетних подростков. А есть ли повесть глупее этой? Завершая обзор темы и в целом считая количество примеров исчерпывающе достаточным, я хотел бы в качестве заключительного аккорда сослаться на историю, которую рекомендую всем как хрестоматийную. Настолько она очевидна, ясна по схематике и запоминательна в избранной мошенником методике осуществления.
Манипуляции на чужом невежестве 239 На этот раз ранг липовой эгиды — «следователь МВД СССР»: «Человек с папкой и секундомером убедил даму, проходившую мимо подъезда высотного дома, что следственный эксперимент много времени не отнимет. Необходимо было подняться на лифте на верхний этаж и сойти вниз своим ходом. Таким образом «следователь» планировал выяснить, сколько времени понадобилось преступнице, чтобы спуститься с верхнего этажа. Сойдя по лестнице первый раз, дама нашла следователя удрученным. — Не получается, — сокрушался он. — Сумка вам явно мешает добиться необходимых результатов. Дама сбежала вниз без сумки. Результат в принципе обнадеживал. — Дело было летом, — констатировал экспериментатор, — а сейчас зима. Без шубы вы бы прошли дистанцию быстрее. Максимально облегчившись, оставив внизу даже серьги и кольца, дама самоотверженно шла на рекорд. Она достигла неплохих результатов в скоростном спуске по лестнице крупнопанельного дома. Но зафиксировать ее достижение внизу уже было некому...» Ну кто теперь сохранит уверенность утверждать, что-де только мир бесконечен? Я думаю, что на первом месте, при всем уважении ко вселенной и прочему звездному окружению, должна стоять беспредельная человеческая наивность.
240 Логика хитрости Энциклопедия человековедения Специальное приложение Общее человековедение* /Настройтесь и ничему не удивляйтесь, — это Вам поможет понять то, что Вы дальше прочитаете.../ Введение Ясность взора «Большинство авторов всегда учат людей, какими они должны быть, и едва ли вообще дают себе труд задуматься над тем, чтобы сказать людям, какими они являются в действительности». (Бернард Мандевиль) Давайте коротёнько вспомним рассказ Карела Чапека (1890—1938) «Поэт». На рассвете на пустынной улице автомобиль сбил пьяную старуху и скрылся на бешеной скорости. Полиция разыскивает преступников. Один из свидетелей — поэт. Он не помнит ни цвета, ни номера машины, но под впечатлением события написал такое стихотворение: * Тематически раздел является продолжением аналогичного Приложения к 1-й книге [«Капкан для доверчивых»] трёхчастного сериала «Логика хитрости».
Энциклопедия человековедения 241 Дома в строю темнели сквозь ажур, Рассвет уже играл на мандолине, Краснела дева. В дальний Сингапур Вы уносились в гоночной машине. Повержен в пыль надломленный тюльпан. Умолкла страсть... Безволие... Забвенье. О шея лебедя! О грудь! О барабан! И эти палочки — трагедии знаменья. Поэта спросили, почему именно эти образы возникли у него после происшествия. Вопрос заставил его задуматься, возникшее внутреннее напряжение помогло ему осознать причины порождения данных метафор, и он объяснил, что коричневый цвет всегда ассоциировался у него с Сингапуром, двойка — с шеей лебедя, тройка — с грудью, а пятёрка — с барабаном и двумя палочками. Таким образом выяснилось, что это была коричневая машина с номером 235. Конечно, сюжет — что и говорить! Но вот тут-то пусть и прольётся нужный нам свет. Как интересны и необычны, как загадочны и странны, как удивительны и непонятны люди! Они всегда могут повеете себя так, что ни предсказать, ни высчитать... Сколько веков мы всматриваемся в себя, пытаемся понять, разобраться! Сколько написано книг, сказано слов, истрачено нервов и дискуссионной энергии! Материал накоплен огромный. Но столь же огромен, пожалуй, и тот, что остался. Я попытался собрать всё воедино. Попробовал обобщить, выявить основные закономерности. Уж не знаю, насколько складно это получилось, но даже уже сделанное ошеломляет. Человек многоцветен, мно-
242 Логика хитрости гогранен и многолик. Наверное, этим и велик. Но только ли этим? И только ли велик? Как-то у писателя И. А. Бунина* вырвалось: «Народу на свете — как звёзд на небе; но так коротка жизнь, так быстро растут, мужают и умирают люди, так мало знают друг друга и так быстро забывают всё пережитое, что с ума сойдёшь, если вдумаешься хорошенько». Признание горькое. Тем не менее примечательное! Из него, как дважды два — четыре, следует, что нам необходимо знать и себя, и других, и вообще всех и каждого во всяческих, ка- киетолько есть, бывают, могут быть, ситуациях. Вот и давайте узнаем. Ясное дело, трудов без труда не бывает. Осваивать любое пространство не просто. И наше, человеческое, — не исключение. Однако нижеследующая картинка пусть настроит нас обнадёживающе: ведь откуда ни начинай путь вглубь — это ВСЕГДА возвышение. * Бунин Иван Алексеевич (1870-1953), русский писатель и поэт. Кстати сказать, он первый русский писатель, награждённый Нобелевской премией по литературе (1933 г.).
Энциклопедия человековедения 243 Такие мы... • о Наша тяга защищаться, оправдываться, рас- творительно прикрываться и отводить нападатель- ные подразумевания настолько всесильна, что, по сути, и является нашей главной слабостью. Примеры: * «Все так делают!» # «Ты что, хочешь быть святее папы римского?» # «Среди людей живем, приходится с этим считаться!» # «Не хотелось бы, знаете, на чужой роток попадаться!..» # «Да разве я это по своей воле делаю?..» # «Можно подумать, будто это лично мне надо!» # «Как часто делал я в жизни то, что самому мне было противно и чего я не понимал. Но меня толкала таинственная сила, которой я сознательно не со- противлялся». (Джакомо Казанова) • © Вот бы над чем нам задуматься. Всех, кто обществу люб и дорог, от чьего вклада общество зависит, оно-то как раз и ни ценит — не бережет, не обезопасивает. Это недоразумение? или это извечная наша черта?? Но зачем нам то, что чертит на нашем благополучии крест? Пример: «Вот боярышник и груша, апельсино¬ вое дерево и памела. Как только плоды созреют, их обирают, а обирая, оскорбляют: большие ветви ломают, маленькие —
244 Логика хитрости обрывают. Из-за того, что полезны, они страдают всю жизнь и гибнут преждевременно, — не прожив отведённого природой Срока. Это происходит со всеми». (Чжуан Цзы) • © Мы обо всём знаем понаслышке. Но только подлинное знание по-настоящему просвещает. Это подразумевает необходимость углубления в предмет. Но нам некогда, да и незачем знать всё — во- первых, жизнь коротка, а во-вторых, и род занятий диктует свои жесткие условия. Вот и живем мы в вечной двойственности: в стремлении к целостности и удовольствовании убогой реальностью. Страдаем ли мы от этого? — Страдаем. Однако не печалью, а радостью, что можно мучиться и от того, чему можно в общем-то научиться. Пример: Многие из нас знают и по-настоящему любят «Лунную сонату» Бетховена — одну из самых драгоценных жемчужин музыкального искусства. Сколько раз бы ни слушали мы эту волшебную музыку, она покоряет нас своей красотой, глубоко волнует могучей силой выраженных в ней чувств. Для того чтобы испытать не себе ее неотразимое воздействие, можно и не знать, при каких жизненных обстоятельствах она была написана. И всё же не приходится сомневаться в том, что все будут совсем по-другому слушать «Лунную сонату» после того, как
Энциклопедия человековедения 245 хотя бы вкратце узнают историю ее возникновения. К тридцати годам своей жизни немецкий композитор Людвиг ван Бетховен (1770-1827) понял, что его неизлечимая болезнь ведет к трагической развязке — к полной глухоте. И именно в эту пору он почувствовал, что наконец пришла к нему настоящая любовь. О своей очаровательной ученице юной Джульетте Гвич- чарди он стал думать как о будущей жене. «...Она меня любит, и я ее люблю. Это первые светлые минуты за последние два года», — писал Бетховен своему врачу, надеясь на то, что счастье любви поможет ему одолеть страшный недуг. А она?.. А она? Воспитанная в аристократической семье, она свысока смотрела на своего учителя — пусть знаменитого, но незнатного происхождения, да к тому же еще и глохнущего... Она нанесла ему тяжелый удар, отвернулась от него и вышла замуж за бездарного, но модного сочинителя музыки и вдобавок графа — Роберта Галленберга... Бетховен был великим музыкантом и великим человеком. Человеком титанической воли, могучего духа, человеком высоких помыслов и глубочайших чувств. Представьте себе, как велики должны были быть его любовь, его страдания и его стремление одолеть эти страдания...
240 Логика хитрости «Лунная соната» и была создана в ту трудную пору жизни. Под настоящим ее названием — «Соната-фантазия» — Бетховен написал: «Посвящается графине Джульетте Гвиччарди»... Вернемся теперь мысленно к этой музыке. Вслушаемся в нее не только своим слухом, но и всем своим сердцем! И, может быть, мы услышим в ее первой части такую скорбь, какой никогда раньше не слышали; во второй части — такую светлую и в то же время печальную улыбку, какой раньше и не замечали; и, наконец, в финале — такое буйное стремление вырваться из оков страданий и печали, о котором можно сказать только словами самого Бетховена: «Я схвачу судьбу за глотку, совсем согнуть меня ей не удастся...» • «И чего уж там скрывать: если вы подберете голодную собаку и устроите ей роскошную жизнь, она никогда не укусит вас; — в этом главная разница между собакой и человеком». (Марк Твен) • «Очевидным фактом морального порядка является то, что любой из нас — строго говоря, жертва своих же Истин». (Альбер Камю. Миф о Сизифе, 1942 г.) • «Всё творчество людей подчиняется закону «20 к одному»: на один успех приходится двадцать не- удач». (Шарль Бодлер) • «Если мы умираем, то не бывает на земле тако-
Энциклопедия человековедения 247 го, чтобы кто-то нашей смерти зло не порадовал- СЯ». (Марк Аврелий) • © На шкале оценок никому из нас не прописано верхнее деление. И кто бы ни стремился к нему, современники не дадут его достигнуть. Пример: Демонстрируя студентам опыты с лей¬ денской банкой*, знаменитый немецкий физик Вильгельм Рентген (1845-1923) предупредил слушателей: — С этой банкой надо обращаться очень и очень осторожно. Если в ней накопить достаточно большой электрический заряд, то, замкнув обкладки, можно убить даже быка. Лекцию ученый завершил весьма эффектно — для большей наглядности он самоотверженно разрядил прибор через самого себя. Получив при этом легкий щелчок, Рентген инстинктивно отдернул руку и, переводя дух, спросил: — Ну как, видели? То-то... Кто объяснит, что сейчас произошло? Студенты растерянно переглянулись, и один из них наконец произнес: — Одно из двух, герр профессор... Или ваше утверждение было несколько преуве- * Лейденская банка (по названию города Лейден [Голландия], где она впервые была введена в употребление) — электрический конденсатор, в котором диэлектриком является стеклянная банка, обклеенная снаружи и изнутри станиолем (металлическая фольга).
Логика хитрости личенным, или вы значительно здоровее быка! • «Мы несомненно осознаём, что внутри нас происходит нечто более великое и более необходимое, чем мы сами: нечто, которое существовало до нас и, быть может, существовало бы без нас; нечто такое, в чем мы живем и чего мы не можем исчерпать; нечто, служащее нам, при том, что мы ему не хозяева; нечто такое, что собирает нас воедино, когда после смерти мы выскальзываем из самих себя и всё наше существо, казалось бы, исчезает». (Пьер Тейяр де Шарден) • «Если бы ум не уравновешивал на весах жизни плотских инстинктов, то низость нашей природы заставила бы наделать чересчур много глупостей. Но, на счастье, у нас есть ум, и он охлаждает разнузданные страсти, бешеные желания и плотские ПОХОТИ». (Вильям Шекспир) • © Одна из присущих нам черт — предубеждение: / Возможно ли справедливое отношение друг к другу? Вряд ли: ведь отношение — это функция величины и веса. И тенденции. Следовательно, даже если мы сравняемся с кем-то, всё равно наше в нас спешит опередить и уважение к нему, и понимание... В результате Если уж мы так (!) считаем, то всем краскам отныне быть вымазанными (или замазанными в цвета только нашего обозначения... /
Энциклопедия человековедения 249 • «Всё человек теряет с годами: юность, красоту, здоровье, порывы честолюбия. И только одна глупость никогда не покидает людей». (Лудовико Ариосто*) • Нам свойственна беспечность, мы невелики на благодарность, мы очень часто не замечаем яд внутри того, что хорошо с виду. • Наши сетования на судьбу безосновательны. Людской удел состоит из затеянных и произведенных дел. «Мы сами избираем свои радости и печали задолго до того, как испытываем их». (Джибран Хамиль Джибран) • «У каждого, кто живет с людьми и общается с ними, сердце рано или поздно должно либо разорваться, либо оледенеть». (Мнение, высказанное еще в XVIII в.) • Мы можем за одно и то же любить и ненавидеть, причем, очень часто, делая это одновременно. При этом совершенно не знать, не понимать и не ведать, отчего оно так. • © Мы, вроде как не животные (люди всё же!), но принципы именно животного мира в нашем поведении и присутствуют и не исчезают: / «Если двое, чувствуя голод, восхотят насытиться одним куском, — кто из двух большее к приобретению имеет право? — Тот, кто кусок возьмет. А возьмет его тот, кто сильнее». (А. Н. Радищев) / * Ариосто Лудовико (1474-1533) — ит. поэт и писатель.
250 Логика хитрости • о Ссылка на авторитет или успехи каких-то знаменитостей всегда производит на нас впечатление некритической доверчивости. Пример: Газета «Труд»... Из интервью коррес¬ пондента А. Климова с экстрасенсом Юрием Лонго: — Не могли бы вы предложить нашим читателям какой-нибудь простой, так сказать, «на каждый день», способ оздоровления? — Йоги рекомендуют вот что. Возьмите в левую руку стакан с простой водой. Над стаканом в течение 3—5 минут водите правой рукой ладонью вниз — именно из нее лучится энергия. Вспомните, от каких болезней вам нужно избавиться: вода сохраняет информацию. Пейте 2—3 глотка в день в течение месяца, это должно вам помочь. • © Если нами уж выбран ракурс, то под него за- компоновывается любой набор и мыслей, и фактов. Пример: — Абрам Исаакович, как живёте-мо- жете*? — Живём хорошо, можем — плохо. — Что, не выходит? — Выходит хорошо, входит плохо. • © Сколько уже веков мы все осуждаем промысел жриц любви, но победить это явление так духу * Живёте-можете — современная идиома к понятию «бы- вания».
Энциклопедия человековедения 251 у нас и не хватило. Может быть, это оттого, что плоть всё же сильнее духа? • У нас нет таких истин, которые бы пользовались признанием всего человечества. • © Наше движение вперед размывает остроту сиюминутных впечатлений (это как радость от прибавлений минут дня: ведь она никчемна, ибо упирается в темень ночи!): / «Возьмите каждый день в отдельности: не окажется ни одного незаполненного; соедините их вместе, и вы изумитесь, увидев, до чего они пусты!» (Плиний Младший) / • © Понять невозможно, и тем не менее это есть: мы все друг другу безразличны, но это общее старание в безразличии и есть наш совместный интерес каждого к каждому. • «Мы никогда не спрашиваем себя, что мы на самом деле, но мы беспрестанно спрашиваем себя, ЧТО О нас думают». (Жан Массийон) • © Так уж получается, что самых простых правил и по поводу жизни, и по поводу себя мы не знаем. Да и не стремимся знать. Хотя они есть; мало того, их вполне достаточно для беспроблемного существования. Но отчего-то сориентироваться на простоту для нас и есть наиболее сложное дело. / # «Человеку простительны только пять видов обмана: обман, когда дело касается женщины, обман во время свадьбы, обман ради сохране-
Логика хитрости ния жизни, обман для сбережения богатства, обман шутки ради». (Древнеиндийская мудрость) # Несчастья в этом мире происходят и по нашей собственной вине тоже. # «Половина тайны обхождения с людьми заключена в умении быть терпимым к их убеждениям; а вторая — быть сдержанным в отношении собственных ВЗГЛЯДОВ». (Даниель Фромэн*) # «В жизни побеждает тот, кто приходит к цели последним». (Жарко Петан**) # «Шаг вперед можно воспринимать как шаг, а МОЖНО — как разбег». (Л. Сухоруков) # «Лишь вершина человека — это человек». (Парацельс) # «Мы обычно негодуем не столько против виновников наших ошибок, сколько против тех, КТО нас порицает за НИХ». (Исократ) # «Не проходит и двадцати лет, как люди меняют взгляды на самые серьезные вещи и разуверяются в том, что представлялось им безусловно надежным, очевидным и истинным». (Жан Лабрюйер) # «Предписывать другим правила счастья — нелепость; требовать, чтобы их приняли, — ти- ранство». (Генри Филдинг) # «Нас мучают не события, вещи и ситуации, а представления о них». (Эпиктет) * Фромэн Даниель (1851-1940) — американский театральный деятель (продюсер). ** Петан Жарко — словенский режиссер и писатель.
Энциклопедия человековедения 253 # «Сидя на булавке, забываешь зубную боль». (Арнолд Беннетт) # «Если женщина не права, то первое, с чего нужно начать, — это попросить у нее прощения». (Фрэнсис Круассе) / • © Свои вопросы к действительности мы непроизвольно задаём в свою пользу. Ну, например: вероятность невероятного к чему ближе — к вероятному или к невероятному? Заметьте, в любом случае неизменно наличие я; оно, конечно, подспудовое, но кто-то же должен оценивать результат. Вот человек и присутствует там, где должен бы отсутствовать... Пример: Некий маркиз, состоявший при дворе французского короля Людовика XV, неожиданно возвращается из путешествия и застаёт жену в объятиях епископа. После мгновенного раздумья маркиз вдруг выходит на балкон и начинает направо и налево благословлять идущий по улице люд. «Что вы делаете?» — в полном замешательстве спрашивает оторопевший от творимого на его глазах изумленный епископ. «Ну, если вы исполняете мои обязанности, кто-то же должен выполнять ваши!» — объяснил свое поведение маркиз. • © Порицать и бранить и излишествовать в этом мы не только любим, но и великолепно умеем, причём без всякого обучения.
Логика хитрости • «Все люди стремятся к своей выгоде и к преимуществу перед другими». (Исократ) • «Мы способны гордиться даже отсутствием гордости». (В. О. Ключевский) • © Наше общение изначально парадоксально, и кто не поймет этого, будет всегда и в печали и в проигрыше: / Чтобы раскрыть свою индивидуальность, человеку надо вступить в общение с другими людьми. Но именно для того, чтобы вступить в общение с другими людьми, свою индивидуальность следует ограничить. / о • «Неудачи других кажутся нам совершенно естественными, но вот почему нам не везет — этого мы не можем понять». (Мария фон Эбнер-Эшенбах) • Мы по большей части припадаем на одну стбро- ну. Круговые векторы — не для нас. Предположить, что на ситуацию можно посмотреть и иначе, нам как-то не приходит в голову. Из-за этого мы плоски. Из-за этого одномерны. Из-за этого неистинны. Пример: Однажды на одном из светских раутов* к умному, но некрасивому (так уж было угодно природе!) английскому сатирику Бернарду Шоу подсела красивая и глупая (увы, но это отчего-то уж очень частая за- * Рaут (англ, rout) — торжественный званый вечер без танцев (в отличие от бала), приём.
Энциклопедия человековедения 255 кономерность нашего мира!) дама и мечтательно произнесла: «Вы представляете, какие у нас могли бы быть дети с вашим умом и моей красотой». На что ее собеседник умудрённо (и потому веско, конкретно и точно) отпарировал: «А если с вашим умом и моей красотой?» • © Говорят, образование помогает человеку. Т. е. просвещение и культура — нам в плюс. Я бы сказал так: не станем преувеличивать. Вот взять хотя бы тот же «социализм»... / «Социалисты верят в две вещи, совершенно различные и даже несовместимые, — в свободу и в организацию». (Эли Халеви) / • «Вроде это как общее место для всех нас — считать, что каждый человек имеет полное и безраздельное право на самого себя. Однако это не так, и привычное представление надо откорректировать. Мы родились не только для себя, но для родителей, для родины и друзей, так что лично для себя остается незначительная часть». (Архит из Тарента) • «Человек, сколь бы высоко он ни поднимался по лестнице Жизни, всегда видит со своего места того, кто ближе к вершине, чем он. И сколь бы низко ни опускался человек и ни отступал, он никогда не встанет на последнюю ступень, ниже которой не стоял бы никто». (Амин ибн Фарис Рейхани*) * Рейхани Амин ибн Фарис (1876—1940) — ливанский писатель.
256 Логика хитрости • © Мы скоропалительны и горазды опережать ход событий. Завершить своим смыслом ход внешнего процесса для нас проще простого. Может показаться, что это проявление такой черты, как упреди- тельность (она же основа дальновидности и пре- дугадывательности), но это не так. Не прозорливость мы демонстрируем, а эгоизм, замыкание ситуации на себя, самомнение. А если более строго, то полнейшее равнодушие к тому, что вокруг. К тому, что делают и говорят другие люди. Не дослушать, схватить недоделанное, сорвать еще не- доросшее — вот она, ведущая наша черта. Когда кто-то захочет исчерпывающе понять человека, можете быть уверены, что он поторопится относительно истины... Пример: Английский хирург Семюэл Шарп (1700-1778) однажды был вызван к какому-то лорду по поводу ничтожной ранки. Осмотрев больного, хирург распорядился, чтобы слуга лорда бегом отправился в аптеку за лекарством. Услышав о такой спешке, лорд побледнел и с испугом спросил у хирурга, что его рана, видимо, очень опасна, если нужна такая срочность. — Да, если ваш слуга не побежит во всю мочь, то я боюсь... — Что может случиться? — Боюсь, что ваша рана заживет еще до его возвращения. • © Будьте проще, если у вас большие планы. Но если хотите, чтобы другие вам не мешали, никогда
Энциклопедия человековедения 257 не вздумайте давать им интеллектуальной форы. Признание чьего-то ума лежит за пределами ком- плементного общения. Если вы надеетесь, что за льстивые, поощрительные речи на этой почве вам будут просто признательны, благодарны, а лично вами — довольны, не надейтесь, это не так. Поглаживание ума отличается от поглаживания собаки. Вам не вильнут ответно хвостом и не выразят повизгиванием и «танцем радости» преданности и восторга. Вас — сразу же перестанут видеть. Перестанут считаться с вами и уважать. Замеченный ум — есть он или нет — прорастает сметанием с пути ума, его подпитавшего. Фактов тому и примерам — число бессчётно. В их среде, в их обилии есть и проблема гениев. Гении постоянно ведут своеобразный артобстрел всех, кто их окружает или хотя бы только мимолётно знает. И пока они не дают противнику «поднять голову», до тех пор они могут спокойно обозревать мир и красоваться в нем своим величием. Таланту приходится не только утверждать свое дело, но и делать свое утверждение, обеспечивать себе место. Вот отсюда-то те язвительность, насмешки и ураганная уничижительность всех, кроме себя, с которыми эти люди вошли в историю, но так и не смогли ужиться с человечеством при жизни. © Только отнимая, человеку можно дать прочувствованное понимание относительно отнимаемого. Мы не слышим звуки привязывания, но очень громко замечаем, как рвется наше право на обладание.
258 Логика хитрости Назидательная мудрость давно выявила это правило и преподносит его каждому новому поколению в качестве важнейшего откровения. Но разве можно ценить имеющееся! Вот уходящее, забираемое — это видно! Заметно ранит и расставание. Нам с тобой уйти из школы хочется, Мы о том не думаем с тобой, Что минута эта не воротится, Час не повторится выпускной. С детских лет стать взрослыми спешили мы, Торопили школьные года. Для того чтоб детством дорожили мы, Надо с ним расстаться навсегда. (Н. Доризо. Стихи к песне «Вальс школьников-выпускников) Почему же теряние столь для нас значимо? Ведь, в конце концов, не отдавая, не освободишь место для нового. Я полагаю, что секрета здесь никакого нет. В принципе, человек не должен был бы так цеплятельно держаться за обладание. Но... человек не вечен и, кроме того, не один на свете. И вещи не вечны, и их не так уж много. Да и обновляются они, тем самым издавая всё время относительное убывание общего количества. А если брать саму жизнь, то любое отьятие от нее есть не уменьшение, а убиение. И человек не может этого не понимать и не чувствовать, о • © Любимые игры людей — от мала до велика и от «младых ногтей» до старческих седин — козни. Первое предположение — такова наша натура. Но
Энциклопедия человековедения 259 это еще далеко от приближения к смыслу. Это наспех. Удары молота, конечно же, раздражают слух, но ведь ковка-то призвана обслуживать наши потребности... В действительности нам приходится, живя вместе, беспрерывно наталкиваться на других. И в этих соприкосновениях, чувствуя жёсткую твердость иных, тех, кто всегда именуется однозначно и от- гранично — они, их неподатливость, их супротив- ность, мы, в какой-то момент усталой безысходности мягко и тепло прикорнуть на других, вдруг замечаем свою собственную острую и угловатую выпуклость. Это не они не принимают: это я им не подхожу. Такое открытие, хоть и повергает, но, увы, не- опровергаемо. И тогда душа, в этот миг страшного, никогда не утешительного прозрения, взвывает. Очень часто в вершинах творчества особо одарённых землян мы слышим вопль ранения общением. Что ж, когда больной стонет, он, как ему кажется, заговаривает болезнь. И когда нет ничего иного, то довольно и этого. • © Каждый разговор только кажется говорением. Любая информация больше похожа не некий носитель смысла, чем на сам смысл. Содержание может, конечно, проступать в произносимых фразах, но это или редко или невозможно. И вовсе не потому, что какая-то камуфляжность присутствует в составе сообщения. Скорее, тут есть что-то другое. Видимо, само некоторое слухоподлежащее кроется именно и только в занавешенной части того,
Логика хитрости что от нас передается другим людям. Справедливым это будет и в отношении обратного пути — от них к нам. Так что же это — впору задаться вопросом — такое? Люди, выходит, без лукавства и шагу не ступают? Как же общаться, если укрывание — не манера, а вся, вся без исключения, контактопредназначенная область общения? Ответим: подобно тому как, беря в руки камень, мы берем не только его, но и через него как часть природы еще и ее, так и разговор как средство, соединяющее и приобщительное, позволяет людям всегда иметь в виду не тот объем, что вид в объеме. Это значит, что имеет место обязательность внушения не того, что мы говорим, тем, что мы говорим. Если нас расширительно истолковывают, то это не потому только, что нас так могли и захотели услышать, но и потому, что мы еще и так сказали, чтобы произнесённое отсутствовало, а произносимое не звучало, однако в услышанном тем не менее содержалось всё, из пожеланного быть переданным. С какой стати говорить прямо, если в природе прямизна искривлена?! Зачем говорить круглообразно, если это по экивоковости выше допускаемой намёковости?! Разве не лучше говорить всё необходимое в манере порционирования достаточного? И тогда И тогда мы скажем услышанное, но никто нас не обвинит в сказанности. Какова же природа такой способности людей? Если это не недомолвка и не игра в ассоциативные Привнесения, то что же?
Энциклопедия человековедения 261 Давайте определим так: описательность говорения и есть искомый нами тайный момент. Рычаг колокола не есть колокол, но дёргание за него вызывает звон. Общение не потому возможно, что кто- то нарушает молчание. Оно начинается с того, что другой человек в этой паре уже не удовлетворяется тишиной. Слушающая сторона диктует полноту востре- буемого ею чужого говорения. Это значит, что она уже представляет себе, что могла бы услышать. Коль так, то для чего говорить лишнее? Начавшийся разговор не вливается в уши, а лишь запускает слух. Говорение становится равноправным с неговорением. Их можно менять местами — они равны. • © Самое трудное для человека — понять свою общественную принадлежность. Конечно, капельке в виде росинки на лепестке розы мир представляется иначе, чем такой же в луже. Но природа воды главнее обстоятельств и эпизодов формопребыва- ния. Любая вода испарйма, и потому может, изливаясь с небес, конденсируясь из воздуха, поднимаясь соками из земли, оказаться где угодно. Мы не можем быть самими по себе. Мы можем быть другими в других сообществах. Меняя груп- поокружение, мы рано или поздно становимся теми, кем мы себе нравимся. И не иначе. Вот почему «дорогу осилит идущий» и «кто стучит, тому открывают». Кстати, этой простой вещи не знал герой романа И. А. Гончарова «Обломов» (1846 г.) Илья Ильич Обломов. Он думал, что счастье зависит от ума,
262 Логика хитрости не понимая, что ум — только тогда ум, когда он признаваем, а следовательно, задача людей — не ждать признавателей своих умений, достоинств, талантов, а искать их. Мы все нужны. Но повезет тому, кто раньше других обеспечит свою нужность. Всякие наши несчастия есть обычная, так сказать, усталость в дороге. И потому трудности — лишь вопрос времени. Готовность к готовности важнее хотения хотеть — «звонят — откройте дверь!», ибо имеющееся позволяет думать о завтра, но только будущее разрешает его. Мы всегда никакие. Чтобы — быть кем- то. Однако когда мы — какие-то, это — тоже открытость чему-то. Чему? Никто не знает. Но вот для всех это совсем не загадка! • © Хула... Нет никого из нас, кто бы не претерпел от нее, и тем не менее всё новые и новые люди со всем пылом своей зловредной страсти без устали (!) отдаются этому занятию. • «Люди жадны, горды надменно, насйльны». (Фе- огнид) • «Фантазирование о несчастьях — одна из наших больших слабостей». (Томас Джефферсон) • «Люди соглашаются лишь с тем, что их, по существу, не интересует». (Бертран Рассел) • © Все мы в течение жизни испытываем участь цветка: как и он, мы тоже расцветаем, чтобы быть грубо сорванными.
Энциклопедия человековедения 263 • Мы, все свои годы, вынуждены подражать хамелеону, меняя всякий раз цвет, иногда чтобы приспособиться, а иногда, чтобы нас не приметили. • © Смотреть-то, конечно, мы смотрим всю жизнь, а вот видеть — научаемся лишь с входом в возраст. Вот взять хотя бы такой стандартный вопрос: «Похож ли мир на творение мудрого и доброго Создателя или скорее на что-то бессмысленное, если не злое?» С годами наши и смысл и способ ответа на этот вопрос сильно, резко, а порой даже диаметрально!, меняются. Наверное, и впрямь, чтобы увидеть (= заметить) мудреца, надо и самому стать мудрым! • Что-что, а все люди очень падки на чувственные удовольствия! • © Ниспровергать — опрокидывать, крушить, крошить — для людей привычно и естественно. Хотя как не удивиться: а возводить-то зачем? По- видимому, чтобы все последующие смогли удовлетворить свою тягу к обновлению... Но тогда выходит... Да, именно так и выходит: в определении жизни до сих пор недоставало главного элемента: живое никогда не живет — ему некогда; оно, борясь за условия, потерей своих лет обусловливает возможность летосчисления. • © Разбираясь с коварством, не спешите искать его в поджогах, разрушениях и отравлениях. Разве
Логика хитрости уныние говорит только о печали? Или смерть только от зла, а сама она его не источает?! Всё дело — в двойственности. Она наш самый ужасный бич. Замечать одно, а подмечать другое мы не умеем, потому что этому не научишься. Как нельзя научиться спать. Что-то, что попервёе нас, заложило в нас интерес ко всему, но не способность интереса к самому интересу. Наверное, неспроста. А то даже и специально. Боязнь попасть под лавину может испугать и перед дорогой. А этого уже — нельзя. Да, действительность повернута к нам всегда мнимостью. И социальные обстоятельства тоже не вне этого. Там, где к нам обращены улыбка и радушие, вполне ожидаем обман, а когда чьи-то слёзы толкают на жалость, человеческий отклик, утешение, там-то как раз и жало погибели. Но возьмите охват обзора пошире. И тогда... Не стану лишать вас удовольствия раздумий. • «Свет лампады ярок и не теряет своего блеска, пока не будет погашен. А истина, справедливость и благоразумие в тебе должны угаснуть до твоей смерти?» (Марк Аврелий) / © Да, но если у огня его характеристики изначальны, то человеку вышеназванные признаки от рождения не присущи. Мы их ассимилируем в процессе жизни, ну, примерно как таблицу умножения. И полезно и нужно, только ведь, чтоб выучили, заставлять приходится... Когда-нибудь мы поймем, что человековедение как наука для нас не менее важна, чем математика или физика. Если не
Энциклопедия человековедения 265 овладеть миром людских влияний и воздействий, если не выучить язык общения (и доведения!), как язык разговора (как грамматику той местности, где мы пребываем или где осуществляем свой интерес), то жизнь наша в среде друг друга будет только сплошным мучением и кроме неудовольствия (и нам самим и каждому вокруг) наш приход на свет ничего не вызовет. / • © Великие люди велики совсем не тем, что им достается чья-то хвала, а в первую очередь адекватным самоощущением. Потому и меру отношения к себе требуют равную, соответствующую. Зная и до боли переживая короткость своего удела (я бы назвал это «комплексом Иисуса Христа» — не может долго быть, что право получило жить от Быть), они постоянно в спешке: успеть бы выразиться; найти время узнать, увидеть, прочитать; не опоздать бы за самим собой в неизведанное. Вот и выглядит каждый из них внешне где-то как мизантроп, где-то как зараженный гордыней, а где-то как высокомерный эгоцентрист и зазнайка. • © Обычно от спора рекомендуют «уходить». Но куда? Предположим, мне не нравится кусание меня комаром. Существом настолько мелким, что вроде бы такой большой особи, каковой является человек, с ним вступать в «ловительные» или «убива- тельные» отношения — не по достоинству. Дают совет: а ты уйди. Уйти? Мне?! От кого! От ничтожной елезамет- ности, которая и в микроскоп-то маленькая??! Никогда!!!
Логика хитрости Я не ухожу, потому что территория, где мне неуютно, всё-таки и моя тоже. Ну, пищит комар, ну, кусает. Так одолею я его. Хотя, кто не знает, что история уже давно поделена на поколения, а проблема не меняется. И всё актуально, как во времена А. С. Пушкина, стихами не смолчавшего, да, наверное, и много-много раньше: «О, лето красное! любил бы я тебя, Когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи!..» Нет, споры были и будут! И не победит тот, кто избегает победы в них, хотя будет при выигрыше. Это как — можно сэкономить на самолете и весь путь из страны в страну пройти пешком... Спор — это часть нашего общественного «лица». И — такая компонента людьми желанного рено- ме, что мы вовлекаемся умом в то, от чего разум отговаривает. И если кто вспомнит сейчас, что «ум без разума беда», то я тоже не премину заметить: а с разумом он — проблема. Вот и выберете сами, что лучше: упасть или не подняться, или — подняться, чтобы вновь упасть. «Теоретики» общения зовут нас в страну унисона. Как не последовать?! Что многие и делают. Доверяя, доверяясь, уважая мнение «специалистов». Однако жизнь, почему-то, не поддерживает любителей проводить гибкие линии. И потому мы ходим не по канатам, а по хорошо мощённым дорогам. • «Человечество во все времена одно и то же. И пусть это будет одной из вечных истин». (Джон Толанд)
Энциклопедия человековедения 267 • о Внутри нас собираются тайны; обитают, гнездятся. Однако здесь же и остаются. Таков удел и надел познания: тайны не раскрываются, они перетекают в открывающее их, чтобы там, в том сокрыться. Тайна подобна ветру. Она ощущаема и заметна, но противится и не поддаётся владению. И овладеть ею можно, как наездник конём, тем не менее это всегда на, а не в. Есть в беспокоящем прелюбопытное: оно волнует и бередит. Как бы показывая, что всё известное — не прочнее сна. И это значит, что не мы не знаем, а мы не знаем. Непередаваемо владение — в момент передачи оно уже не владение. По крайней мере, не наше. Почему разум должен остерегаться темы сущности бытия? Потому что листком бумаги не трогают огонь и не перемешивают воду. Увы, признаем: мы не не за то взялись, а за то всё ещё берёмся не тем. Да и (тут, пожалуй, как раз все производные концы!) не за то... • о Одна из наших бед — светофильтр настроения. Этот «друг» может такое с нами сотворить, что и врагу не под силу. Увлекая себя негативными мыслями, мы непроизвольно негативируем и нисколько не повинную в этом реальность, что еще более усугубляет весь фон нашей ситуации. Пример: Однажды у ехавшего по полузаброшен¬ ной дороге автомобилиста внезапно спустило колесо. К своему ужасу, он обнаружил, что не захватил с собой домкрата,
Логика хитрости чтобы поднять машину и сменить колесо. Однако расстроенный водитель вспомнил, что пятью милями раньше он проехал мимо станции техобслуживания, и он решил отправиться туда. По дороге его стали одолевать сомнения: «Здесь других станций нет... Если владелец этой станции не захочет мне помочь, обратиться мне больше будет некуда. Я полностью в его власти... Он может содрать с меня три шкуры за этот проклятый домкрат. Он может потребовать десять, двадцать, а то и пятьдесят долларов, а я ничего не смогу с ним поделать!.. Бог мой, как же все-таки некоторые люди ловко умеют пользоваться несчастьем других!..» В ярости он подошел к станции и в ответ на доброжелательный вопрос ни о чем не подозревающего владельца: «Здравствуйте. Чем я могу вам помочь?» — закричал: «Да подавись ты своим проклятым домкратом». /* • о Наша натура исходно дифферентна. Это значит, что балансно нейтральными мы никогда не бываем. Какое-то влечение для воли человека всегда будет предпочтительнее. Мы колеблемся в выборе не потому, что разное нас одинаково влечет, а что пребываем некоторое время в борьбе с собой, когда, перечеркивая диктаты предубежде- * См. книгу американской психотерапевтессы Джанетт Рейнуотер «Это в ваших силах. Как стать собственным психотерапевтом» (М., 1992).
Энциклопедия человековедения 269 ний, обычаев или морали, одинаковое превращаем в разное. Что это за механизм? Я думаю — СПАСЕНИЯ. Именно он и влечет нас вперед и жить, даже там, где уже ничто не влечет. Пример: В XIV веке французский философ Жан Буридан предложил научной общественности занятный мыслительный эксперимент. Представьте себе, говорил он, осла, перед которым на равном удалении справа и слева находятся одинаковые охапки сена. Как он поступит, будучи голодным? Какую из охапок станет есть? Если его склонением управляет свободная воля, то (поскольку при совершенной одинаковости воздействий еды зазора разницы не будет) в силу явно выраженной нейтрали, он сдохнет с голоду. Правда, настоящий, живой осёл решает эту задачу вполне просто. Он (так устроена вся его животворная запрессовка) подходит к сену и съедает его. Причем всё.* • © То, что история запоминает как удачный факт, на деле всего лишь неточность, оплошность или просто какое-то вывертное заблуждение. Это од- * Получается, что попытка представить себе нашу волю как какие-то там весы не проходит. Наша воля, конечно же, свободна, и мы можем хотеть всё, что захотим; вот только «захотеть» сильно определяется тем, для чего мы предназначены. Отсюда вопрос о грехе. Грешим мы по своей воле, но выбор, он всегда с нами. Жизнь и выбор — они синонимичны. Только давайте и то еще помнить, что дороги «вправо» и «влево» диаметральны. Для осла это было несущественно. А для нас?
Логика хитрости позначно указывает на то, что мы, люди, живем вовсе не тем, что есть, а тем, что мы хотели бы иметь в качестве того, что есть. В этом есть какое- то удивительное лукавство интерпретации, чем-то схожее с разжёванным во рту плодом: «вкус» вроде бы должен принадлежать сорванному с дерева плоду, но он появляется и существует, лишь переместившись от целого плода к блевотной кашице. Для нас всё есть не там, где было. Пример: Вот взять расхожее выражение «блис¬ тать своим отсутствием». Его смысл в том, что кто-то, пообещав быть, не появился, и мы комментируем его брешь в рядах именно этой фразой. А теперь посмотрим, как данный словесный оборот был задействован в его первом появлении. Сразу скажу, день и ночь. Выражение восходит к римскому историку Тациту, который в «Анналах» рассказывал, что на похоронах умершей в 22 году н. э. знатной римлянки, жены Кассия и сестры Брута, впереди похоронной процессии, по обычаю римлян, несли . изображения родственников умершей, но «Кассий и Брут блистали именно благодаря отсутствию своих изображений». • © Правильность от нас не закрыта. Но дорога к ней ведет исключительно через глупость. Это настолько общее место в нашем проявлении, что уже
Энциклопедия человековедения 271 с давних времен стало предметом легенд и притч. Не обошли эту сторону дела и евангельские повествования. Пример: В Евангелии от Луки есть притча о блудном сыне, в которой рассказывается о том, как некий человек разделил имение свое между двумя сыновьями; младший пошел в дальнюю сторону и, живя распутно, расточил имение свое. Испытав нужду и лишения, он вернулся к отцу своему; отец сжалился над ним, обнял его и поцеловал; и сын сказал ему: «Отче! Я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим». Но отец велел одеть его в лучшую одежду и устроил в честь него пир, сказав: «Станем есть и веселиться! Ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся». Выражение «блудный сын» значит: сын, вышедший из повиновения отцу; употребляется в значении: человек беспутный, нравственно нестойкий, но чаще в значении: раскаявшийся в своих заблуждениях. • © Даже простая здравость нами, прежде чем быть усвоенной, искажается, корёжится, деформируется. Очевидное до очевидности совсем поначалу не становится яснее ясности. И лишь поплутав, намучившись и окончательно сокрушась в надежде что-либо утешающе понять и обнадёживающе усвоить, мы наконец замечаем то ли свет, то ли всего лишь проблеск...
Логика хитрости «Хотя всякое наше познание и начинается с опыта, отсюда вовсе не следует, что оно целиком происходит из опыта». «О том, каковы вещи могут быть сами по себе, мы ничего не знаем, а знаем только их явления, т. е. представления, которые они в нас производят, действуя на наши чувства». (Иммануил Кант) © Тут философия (дело совсем не в Канте, он просто «один из многих» и выступает в качестве примера) явно споткнулась. Хотя вопрос принципиальный и крайне важный. Пренебрежительное отношение к ощущениям вступило в фазу своего кризиса. Ведь мы никогда толком и не понимали их, чувств! Считалось, что это обычный провод, по которому идет электрический сигнал. Сигнал — и не более! Но это-то и есть слабость данной концепции. Сегодня-то мы знаем, что по одному и тому же проводу, одним и тем же электричеством можно передать и шифровку, и звук, и «картинку». Т. е. чувства на самом деле сообщают нам много больше, чем мы до сих пор были способны замечать. И потом, разве дело в глазах, если ребенок, глядя на учебник по высшей математике, видит лишь «предмет», более старший — «книгу», подросток — что-то там «из арифметики», студент — «интересный и умный справочник», академик — «на скорую руку состряпанное описание чарующего мира цифр, их свойств и пропорций»? Штука вовсе не в том, что ощущения чего-то там не доно- Пример:
Энциклопедия человековедения 273 сят; они отнюдь не слабы и не примитивны. То, что они там сообщают, всегда информативно целостно и полно. Однако мы замечаем сообщаемое не сразу, а лишь по мере того, как разберемся с тем, что от чувств уже получили. Причем это «полученное» содержит и то, что мы еще не в состоянии и толком заметить и толком использовать. Вот и получается, что «разум» гордится своей метафизической мощью, хотя это всего лишь сложное соотносительное производное от воспринятых и переработанных впечатлений. Период такой «гордыни» длится довольно долго, но в этом есть и своё преимущество: за это время «умозрение» (оно осуществляет первое умоведение по отношению к сведениям от ощущений) успевает стать зорче и рассудительнее относительно потока внешней информации, — обученнее и восприимчивее. В итоге метафизические фантомы (гипотезы, проницания, идеализации, запредельные усмотрения) истекают, утончаются, бледнеют, растворяются в ноль, а наше контактное представление о мире ширится, полнится, конкретизируется. И мы уже восхищаемся не собой, а действительностью мира, в котором живем. Мозг — не изобретатель мира, мозг — соучастник его бытия. И то, для чего он предназначен, делает в полной мере. А задача перед ним следующая: обеспечить такую вещь, как человек, полным сервисом для обеспечения предписанного (заданного, заложенного, присущного) функционирования. Но, как книгу нельзя прочитать сразу, тем более если она многотомная и сложная, так и наше овладение Универсумом раскрывается лишь
Логика хитрости по мере взросления. Кто ж виноват, что на шкале роста человечество находится еще только-только в начале? • о В решительную, ответственную минуту, в нас психика концентрирует некоторое ядро устойчивости, надежный стержень нравственной устойчивости. Эти состояния реализуются в нас, но интересны тем, что принадлежат обществу, т. е. всему тому человеческому окружению, ради которого и во имя которого мы совершаем возвышенные, самоотверженные и жертвенные поступки. Не случайно именно общество обращает внимание на такие эпизоды, запоминает и транслирует в воспитание современного и будущих поколений. Пример: Иллюстрационно назидателен случай из жизни древнегреческого государственного деятеля Фемистокла, запомнившегося крылатой фразой: «Бей, но выслушай!» Персидский царь Ксеркс во время войны с Грецией, после ряда побед, дошел до последней оборонительной линии греков — Истмийского перешейка. Между Афинами и Спартой возникло разногласие в вопросе о том, кому поручить главное командование флотом. Фемистокл, имевший большие права как создатель афинского флота, убедил афинян не настаивать на его кандидатуре, чтобы не ослабить дело защиты внутренними раздорами. Командовать флотом был назначен его соперник спартанец Эврибиад.
Энциклопедия человековедения 275 В ответственную минуту он проявил нерешительность. Фемистокл восстал против его намерения отступить перед персами. Но Эврибиад сказал ему: «Фемистокл, на состязаниях бьют того, кто бежит раньше времени». — «Да, — ответил Фемистокл, — однако и того, кто остается позади не награждают венком». Эврибиад поднял палку, чтобы его ударить. «Бей, но выслушай!» — воскликнул Фемистокл. Ему удалось убедить смутившегося Эврибиада в правильности своего плана, и он одержал морскую победу над персами при Саламине (480 г. до н. э.), решившую исход войны в пользу греков. • © Спрогнозировать, что мы придумаем, сделаем, скажем — невозможно. Мы — сложный результат наслоений и переплетений в нас культуры, опыта, возраста, образования. И этот комбинированный узор входит во взаимодействие с рисунком обстоятельств — внешних по отношению к нам, от нас не зависящих, разных. Кто возьмется предугадать складывающийся вектор? — Но это ведь всё равно что пометить {краской??, радиоактивностью??, запахом??!} дождевую каплю и через год отследить, где она вновь объявится! Ситуации, целясь в нас, изобретают наше творчество. Пример: Писатель Борис Бялик рассказывает та¬ кой эпизод. Во время войны они со Светловым были на передовой. Светлов читал бойцам стихи. Начался воздушный налёт.
Логика хитрости Бомбы падали близко, но никто не ушел в укрытие. Светлов дочитал стихотворение до конца. К счастью, всё кончилось благополучно, никто не пострадал. Бялик спросил его: «Неужели тебе не было страшно?» — «Нет! — ответил Светлов. — Но я заметил, что в этом стихотворении есть длинноты». • © Мы очень хотели бы, и для каждого человеческого поколения это как бы своя заветная цель, но... утопические мечты — если их брать в нашем осуществлении! — почему-то не сбываются. / 30 декабря 1922 года был образован Союз Советских Социалистических Республик (СССР). В своей речи на I съезде Советов М. И. Калинин, первый руководитель новой страны (или «всесоюзный староста», как его еще называли) сказал: «Мы здесь закладываем первый камень действительно братского общежития». И стали люди жить в мечте о коммунизме. Их манил и вдохновлял светлый идеал жизни, где каждый будет каждому и другом, и товарищем, и братом. Эта иллюзия, стойкая как запах валерьянки в доме сердечника, питала их долго — целых 69 лет. Если сложить эти цифры, то будет число 15, состоящее из 3 х 5: 5 — это количество лучей в звезде — символе СССР; 3 — это извечный набор главных ценностей человечества — веры, надежды, любви. Не выдержали последние, не справились, не убереглись и не защитились — накололись на
Энциклопедия человековедения 277 острия звезды, изранились, сжухлись: не ста- лось веры надежде, не хватило любви к самой любви. Видимо, люди, объединяясь, ожесточаются (так ласковая, добрая и нежная рука, ежи- маясь, становится грубым и грозным кулаком), а в упованиях одурманиваются (так милый сердцу сон, если переспать, делает пробуждение пустым и квёлым). В зиму 1991 года СССР не стало. Как геополитическая реальность он прекратил свое существование. Звезды остались — теперь только на небе. И люди остались — на горькой и жесткой (такой неподатливой, если ее топтать!) земле. Будет ли очередной штурм неба? Или это возможно, лишь когда мы умираем?! / • © Все мы когда-то уйдем из жизни. И весь вопрос для любого из нас: «Куда?» Того, кто не озаботится этим, трудно, я полагаю, назвать человеком. Счастлив окажется тот, кому посчастливится познать и вопрос и мимо ответа не пройти. • © Формула человека: Самое любопытное в нас — то, что мы загадка, состоящая из ответов. И в проникновении в этот парадокс можно было бы найти разрешение всех наших проблем. / v/© Мы все хотим стать лучше. Как ни странно, но именно это хотение и есть наша хорошесть. Другого не было, нет и никогда не будет. v«Когда человек говорит “не могу”, это всегда подразумевает “не хочу”».
278 Логика хитрости v © Люди не виновны в своих неудачах. Скорее удачи повинны в том, что не могут беспроблемно и всегда доставаться людям. v«Люди готовы наобещать горы, чтобы избавиться от необходимости дать хотя бы кро- ХИ». (Люк Вовенарг) • «В этой жизни мы все мечтаем о мести». (Поль Гоген) • «Если вы сделали что-то доброе для людей, они уже сумеют позаботиться, чтобы вы не сделали это ВТОРИЧНО». (Некий мудрец) • © Всю жизнь мы обречены терпеть страдания, терзания, горе, обман, злобность людской молвы. • © Будучи во власти установки, принимая мнение местности, где живет, группы, в которой учится или работает, политического движения, к которому примыкает, человек перестаёт быть личностно самим собой, он как бы зомбируется, превращаясь в чужую функцию. Примеры: v «Нежелание видеть то, что видишь, и таким, каким видишь,— почти что главное условие для человека партии в каком бы ТО НИ было смысле». (Фридрих Ницше) v В одной из книг по проблемам личности и многочисленным нюансам нашей психики читаем: «Изучалось поведение ребенка-дошкольника в группе. Посадили рядом се-
Энциклопедия человековедения 279 мерых дошколят и стали угощать их слад- кой манной кашей. Дадут ребенку ложку каши и спрашивают: “Сладкая?” “Да”, — отвечают дети. Но почему-то ребенок, которого угостили в последнюю очередь, ведет себя странно. Он тоже набрал полный рот каши, пытается тоже сказать “сладкая”, но на лице изображено удивление и огорчение. Ребенок вот-вот заплачет от обиды. В чем дело? Оказывается, ему дали пересоленную кашу. Но он тоже говорит, что она сладкая. Почему? Потому что все так говорят. Подобный опыт повторили со взрослыми. Пригласили на беседу шесть человек. Нарисовали на доске два параллельных отрезка, один из которых короче другого. Каждый из присутствующих удостоверил- ся: да, действительно, разница в длине отрезков очевидна. Психолог объяснил задачу: «Сейчас сюда войдет еще один человек. Как только он сядет на место, я для отвода глаз дам какое-либо интересное задание, а потом предложу каждому из вас указать, какой отрезок из этих двух, которые я пока спрячу под схемой, длиннее. Вы сделайте вид, будто думаете напряженно, а затем скажите, что они одинаковы по длине. Можно попытаться доказывать, что короткий отрезок длиннее. Главное, чтобы всё было естественно».
280 Логика хитрости Такие опыты психологи называют методом подставной группы. Обследовали более сотни подставных групп, чтобы понять, как человек реагирует на влияние других людей, на групповое давление. Выявились такие факты, в которые трудно поверить: есть люди, которые под давлением оценок подставной группы видят очевидно различные по длине отрезки прямой равными. Такую категорию лиц наука называет конформистами (от лат. conformis — подобный). За что бы ни голосовали в коллективе, о чем бы ни спорили, что бы ни делали, конформист всегда на стороне большинства. Без мук, без страданий и переживаний. И не потому, что ломает себя или ищет выгоду, трусит или хочет кому-то угодить. Нет. Он нормально и постоянно податлив на влияние окружающих людей. Когда же такой человек один, вне группы, ему не составляет никакого труда определить их размер правильно. v Однажды учитель принес на урок старинную монету и предложил, чтобы каждый внимательно рассмотрел ее. Монета отправилась путешествовать по рукам, пока не вернулась назад к учителю. «Теперь проверим вашу наблюдательность, — объявил он. — Пусть каждый на листе бумаги изобразит, какого размера эта моне-
Энциклопедия человековедения 281 та и в каком месте ее находится дырочка». Весь класс принялся старательно выводить кружки и дырочки, за исключением одного ученика, нарисовавшего лишь кружок. В действительности никакой дырочки на монете в помине не было. • © То, чего мы хотим, настолько невозможно, что мы придумываем себе то, о чём думать только смеем, ибо знаем, чувствуем, понимаем, что на иметь рассчитывать права не имеем. • © Все человеческие деяния осуществляются через разрушение. Чтобы съесть плод, мы его срываем, чтобы приготовить блюдо, мы забиваем животных и умерщвляем рыб. Когда хотим что-то построить, то изменяем вид того места, на котором будем реализовывать свой план. Вот и речь имеет тот же аспект. Заявляя что-либо или утверждая, мы низводим в нуль чьё-то мнение, представление, установку. Как бы перебарываем чужое, дабы установить свое. Собственно, мы потому и берем слово, чтобы преодолеть разницу во взглядах и настроениях с другими. Речь убеждает, переключает, переустанавливает. И здесь нет разницы — врач это будет, продавец, политик, лектор или кто угодно: от приятеля до проповедника. Мы так привычны к тому, что «делать — это ломать», что всё на нас направленное (говорение особенно!) сразу же встречаем в штыки. Чаще всего подспудно, даже не замечая этого. Именно поэтому между людьми непонимание в момент
Логика хитрости голосового контакта (вспомним грозное родительское: «Я что, не ясно изъясняюсь?», «Я разве тебе тысячу раз не говорила?!» Однако, с другой стороны, разве в «ломании» нет созидательной стороны? Мы едим других, чтобы жить, и расчищаем имеющееся, чтобы построить более необходимое. Вот и обратите теперь внимание на проблему речи. Ее, хотим мы того или нет, окружающие невольно принимают в контры, ибо рассматривают как атаку на свой слух, на установившийся покой в знаниях и значениях. Оратор должен понимать негативность своих начал и безусловно посыпать горькое сладким, а на болючее место накладывать бальзам. Хотите, чтобы слушали, — позаботьтесь о компенсации. Дадите вознаграждение! • © Для нас любая чужая мысль, именно тем, что она ЧУЖАЯ, никогда аутентично (целиком, полностью, «один в один») не предсказуема. Это-то и заставляет нас слушать другого, чтобы не пропустить идею (основную суть) того, что он скажет. И это же заставляет нас при восприятии другого испытывать некоторое потрясение (продолжение сказанного почти что не вытекает из его истоков), и нам такое неприятно (становится не по себе, ощущается болезненный укол самолюбия); а с другой стороны, есть и удовольствие: восхищаешься общим умом человека, ибо другой всегда будет вызывать к себе тягу удивления (собственно, в этом и залог соединения людей).
Энциклопедия человековедения 283 В подтверждение своих слов приведу примеры, а вы попробуйте совпадаем о продолжить: v Кощей Бессмертный бросался под колеса КамАЗа, потом топился, стрелялся, вешался... В общем, ... Ответ: развлекался, как хотел... v Встречаются два друга, один из них вздыхает и говорит: — В этом году мне снова хочется в Париж. — А ты что, каждый год там бываешь? — Да ... Ответ: Нет, я там вообще никогда не был, потому всякий год снова и снова хочу. • Что такое люди? — Ядовитость иронии, коварство совета, оскорбления и насмешки, безжалостное грязное топтание по чужой вере, презрение и равнодушие к тем, кто «другой», вероломство обещаний, удавка лести, западня сочувствия, лёгкость причинения зла и нанесения обиды, дружелюбие жадности и бессовестность лжи, жестокость страха и глумление глупости, беспечная демонстративность мудрости, высокомерное выпячивание ума и бахвальство нелепостями знания, мнимость дружелюбия и враждебность зазываний... • Нам не стоит никого смешить и говорить о трудностях, — мы сами себе вредим и мешаем. • © «Все люди созданы равными», — вполне серьезно считал английский философ Джон Локк. Если бы! Он, говоря так, не учел «пуповину», т. е. систему обусловливаний. Собственно, первые две буквы в слове «равенство» намекают нам на необ-
284 Логика хитрости ходимость серьезного привлечения разума к ана- литике понятия одинаковости прав. Вообще, если шесть сегодняшних миллиардов жителей планеты равно воспользуются своим правом собраться всем в одном месте и одновременно топнуть ногой (ну, пусть, к примеру, у них заединится такая блажь!), то земной шар вполне может расколоться или, по крайней мере, крепко отреагировать сдвигом в линии орбиты. Понятие «права» предполагает разрешение, причем чьё-то. И притом почему-то. Т. е. это всегда политический выбор, да еще с предпочтением. Так откуда здесь равенство-то? Это, скорее, оговорённая одинаковость, обставленная осмыслением возможных последствий. Но, может быть, Локк имеет в виду равенство, равенство прав, дарованное Высшим Существом, Богом? Так ведь это Он и создал мужчину и женщину. А здесь явно нет никакого тождества. Возможно, конечно, предположить, что «равноправие» — это общеполучен- ные полномочия не ходить «налево»... Хотя тут можно только улыбнуться — печально и иронично. / Надо ли доказывать, что люди не равны по заслугам, по общественному влиянию, по способностям, по количеству стартового имущества, по плодородности и географической комфортности места проживания, по разумности доставшейся формы государственного правления и т. д.! Возьмем аналогию. Неравность создателей вещей определяет — даже при одинаковости вещей — неравенство самих вещей. Борьба за равенство и есть бессмысленный
Энциклопедия человековедения 285 смысл жизни: ибо, оставляя уготованное нам место, мы предлагаем его кому-то другому. А чтобы укрепиться в чужом месте, нам приходится его владельца сделать безместным. В обществе царит закон «определенного места», т. е. некоторого и уготованного. Его составляющие твердят нам: не мы выбираем себе занятия и, следовательно, вес в обществе и соответствующие ему (весу) блага, а занятия ищут своего исполнителя. И здесь особенно существенно то, что они, занятия, удовольствуются обычно первым встречным. Равность в неравенстве — такой более подобает быть формуле социального партнерства. о / • о Мы целиком во власти закона чужого внедрения! Слушая других, мы невольно ими программируемся. Это как ситуация на пляже: если пробежаться по сырой кромке берега, то на мокром песке останутся следы ног. Чем проблемна любая ситуация внемления другим? — А тем, что при любом захвате кем-то нашего внимания для нас сразу же возникает вопрос: нас отвлекли, увлекли или заманили? В любом случае, сначала надо знать, сможешь ли ты освободиться, и лишь потом уже подставляться. Дело даже сложнее: поток от других, внедряясь в нас, делает нас другими. Капля красных чернил, упав в стакан с чистой водой, расцветит всю воду. Значит, выход только такой: либо избирательный и очень осторожный (ну, как сапёр с миной!) интерес, либо сначала взрастить все
Логика хитрости возможные противовесы в себе, прежде чем доверишься на какую бы то ни было познавательную открытость слуха. • о Наши попытки проникнуть в чужие мысли столь же усердны, сколь и бесплодны: это ведь всё равно что проницать намерения кузнечика, куда он прыгнет... • © Узоры судеб в обществе причудливы. Но закон в них есть. Он один — как не волны, какой бы высоты они ни были, делают море, а море творит волны, так и люди не должны забывать: ошибочно ждать поклона за величие свершений, ибо само величие свершений есть уже поклон тому, кого жизнь отметила, но оставила в прошлом — впереди штиль: море должно быть местом для общего плавания. Грозам время и угрозам час, а всегда — для всех. • © Мы стереотипизированы. Пример: Вовочка спрашивает учительницу: — Скажите, что это такое: из трёх букв, и вы его каждый день держите в руках? — Вон из класса! — Вообще-то это мел, но ваш ход мыслей мне нравится. • «Слишком многие остаются в одиночестве потому, что боятся обид. Мы боимся проявить заботу о людях, потому что боимся, что другие не позабо- ТЯТСЯ О нас». (Анна Элеонора Рузвельт)
Энциклопедия человековедения 287 • ос Пристройка к ситуации для нас — гарантия выживания. Пример: — В нашей фирме, — сказал управля¬ ющий новому сотруднику, — очень заботятся о чистоте. Вы вытерли ноги о коврик перед тем, как войти? — Да, разумеется. — Второе, — мы требуем правдивости. Никакого коврика там нет. • о Чувствовать люди могут, а вот сочувствовать — это, по-видимому, не для них. Попытка «встать на место другого» вообще носит гипотетический характер, ибо тогда окажешься, если брать строго и точно, нигде: со своего места как будто бы ушёл, а на чужое как? станешь, ведь оно уже занято. Но это, так сказать, теоретический план проблемы. А вот и практический: забыть нам о себе никак не возможно. Поэтому даже в сопереживании другим мы всё равно обслуживаем себя. Чуть только дашь форы другому, и в этот момент заколеблется твоя идентификация с выделенной тебе другими значимостью и ролью и начнут рваться замыкающиеся на тебя связи «всего со всем» и «всех со всеми», чтобы найтись уже в том, кому пересту- пительными черту допустимости знаками внимания мы отдали то своё, что нельзя показать, не лишившись. • Начало лекции по азам экономики: Слушателям, до отказа заполнившим зал, представляют оратора, которого раньше никто никогда
Логика хитрости здесь не видел и не слышал. Он начинает свое выступление следующим образом. Достает из кармана двадцатидолларовую банкноту и говорит: «Эта двадцатка продается всего за один доллар. Кто хочет ее купить?» Теперь давайте будем честными. Вскочите ли вы со своего места с возгласом, чтобы привлечь внимание оратора? Или же несколько секунд подождете, желая посмотреть, как поступят другие, и только после того, как поднимутся одна-две руки, робко присоедините к ним свою? Если вы один из тех, кто колеблется, — вы обычный человек. Нас учат всю нашу жизнь, что только простофили дают себя обмануть подобными сделками. Но тем не менее едва только кто-то другой готов рискнуть, располагая не лучшей информацией, чем мы, — и наши жадные лапки тянутся вверх, и мы не прочь принять участие. Чем быстрее поднимаются руки других, тем больше увеличивается спрос, а также вероятность того, что без нас не обойдется. Наше представление о ценности чего-либо основывается чаще всего не на действительной ценности данного предмета — будь то двадцатидолларовая банкнота, продаваемая за один, или необыкновенные луковицы тюльпанов, или редкостный драгоценный камень, — а на том спросе, который создан на данный предмет. • © Трудно и опасно жили философы, мудрецы, властители душ. Их смерти по большей своей части были вынужденными. И если мы завидуем их уму и их мыслям, то того не скажешь о нашем от-
Энциклопедия человековедения 289 ношении к их судьбе в последние мгновения земного пути. Отчего же так? Не мстит ли им природа за дерзость их разгадать ее загадку?! Когда мы думаем — это означает, что жизнь нас еще влечет и волнует. Но думы — это простые состояния ума и души. Их дополняют раздумия и проблемы, то есть то, для чего думы всего лишь пища. Проблемы тяжелы? Да! Но вовсе не тем, что они наполнены жизнью. Скорее, и даже очень, — наоборот: только ускользающая жизнь заставляет нас погрузиться в мучающую своей безответностью тягостность. Итог такой: всякое принудительное погружение людей в проблемы есть не что иное, как манипуляция их жизнью. Опроблемливание сдвигает человека с дороги и ставит на распутье. А это самое непрочное из всех мест на Земле. Опроблемливание похоже на постукивание карандашом по целому, без трещин, стакану: извлечённый звук есть не они (не карандаш и не стакан), а нечто третье, что рождается ими двумя. В опроблемливании выявляется сила сторон; и что до совсем слабой, то она признаёт свою таковость сама, сразу, безоговорочно. о • Нам всегда есть чему удивиться в людях. Пример: Вовочка советуется с мамой: — А кого мне на день рождения пригласить? — Пригласи Катю. Она — отличница... Катя-отличница пришла с портфелем. Вовочка спрашивает:
Логика хитрости — А портфель-то тебе зачем? — Так ведь угром в школу... • © Трудно уже не подметить ту особенность в действиях людей, когда они решают узловые проблемы («узловые», т. е. завязанные узлом) единственно соответственным образом — физически и насильственно*. Можно спорить, насколько это эффективно и гуманно, но никто, пожалуй, не возразит, что естественные методы, по определению, эффективнее искусственных. Правда, такой подход неизбежно конституируется в террор, но как не согласиться, что смысл этого явления — по сути — в неистребимом остатке, поскольку борьба с террором в свою очередь террористична. Здесь непрерывно теплится и жизнеформируется та же задачливость, что и в «парадоксе отмщения»: нельзя никого наказать, не поправ, самим этим действием!, добра, что обрамляет верность намерений авансом у зла**. * Здесь само собою напрашивается воспоминание об одной древней легенде. Фригийцы, которым оракул повелел избрать царем того, кто первый встретится им с телегой по дороге к храму Зевса, повстречались с простым земледельцем Гордием и провозгласили его царем. Телегу, изменившую его судьбу, Гордий поставил в храме Зевса и к дышлу ее прикрепил ярмо, завязав чрезвычайно запутанный узел — «Гордиев узел». По предсказанию оракула, человек, сумеющий распугать этот узел, должен стать повелителем всей Азии. Как известно, с задачей справился только один человек — Александр Македонский. Он не стал колдовать над трудностью, не был он склонен и лелеять иллюзии довериться в подобной сложности умению рук, он просто взял и рассёк узел мечом. ** Да, можно мысленно соединить предлог со словом, и тогда иллюзия «узла» уж верно покажется частью нашей наследственности.
Энциклопедия человековедения 291 • о Всем нам присущ, я бы сказал, угол зрения. С определенной точки зрения все определено. Правда, лишь с этой точки зрения. Выбрав ведущий принцип, его можно принять за путеводную нить. Однако это всё равно что принять тень за направление: сдвинется свет — и где окажешься? И тем не менее. Какой из всех дней самый правильный? — Сегодняшний! Хотя завтрашний его, конечно же, перечеркнет и отправит в глухое прошлое, если не в небытие. Человеку в мировосприятии и миропонимании нужна опора. И здесь, как нога при ходьбе делает прочной позицию тела, лишь находясь под определенным углом к земле, так и наши возможности — это воз можности, который мы тянем собой и который только потому движется, что мы усилием тела наклонены вперед и вниз: вперед, потому что мы неостановимы, вниз, потому что есть что-то, что привязывает нас к земле (к простоте, к суровой жёсткости жизни) Сколько лучей у Солнца? И ведь каждый — его родной, солнечный. И о Солнце мы знаем через его лучи. Наше вхождение в действительность — это как бы обход некоего огромного круга: и идти мы предназначены, и смотреть на одно и то же нам предписано. Зато каждый миг — всё другое. И единственное, что способно серьезно озаботить, — так это то, что все эти миги и есть жизнь и даются нам не сразу, а в последовательности. А мы еще ко всему, то ближе, то дальше, то выше, то ниже... Вообще-то любое отношение — ко всему чему угодно — есть некий треугольник: из моего момента, момента данной мироувязки и момента соот-
Логика хитрости несения этих двух моментов. Главное в такой фигуре — наклон сторон: на меня всегда падает то, что неспособно раздавить, и мне никогда не отринуть давящую меня тяжесть. И еще: всё, что бы ни получалось, всегда выпукло (т. е. невтягиваемо в себя) и всегда бстро (доступно стреле разума, да вот только как разбить на нем плацдарм по организации рывка дальше?) • © Как это ни странно, но именно безвыходность ситуаций, в которые мы попадаем, дарует нам выход из них. / В древнегреческой мифологии есть рассказ об афинском герое Тесее, убившем Минотавра, чудовищного полубыка, получеловека. Афиняне обязаны были по требованию критского царя Миноса каждый год отправлять на остров Крит семь юношей и семь девушек на съедение Минотавру, обитавшему в построенном для него лабиринте, из которого никто, если туда попадал, не мог выйти. И Тесей, хоть он и был отважен и вознамерился одолеть чудище, непременно бы пропал в хитросплетении ходов этой рукотворной головоломки, не помоги ему влюбившаяся в него дочь критского царя красавица Ариадна. Тайно от отца она дала смельчаку острый меч и клубок ниток. Когда обреченную на растерзание молодежь (а среди них как раз и находился Тесей) отвели в лабиринт, Тесей привязал у входа нитку и пошел по запутанным переходам, разматывая клубок. Убив Минотавра, Тесей по следу нити нашел обратный путь из лабиринта и вывел оттуда всех обреченных. /
Энциклопедия человековедения 293 • © Наиболее впечатляющие наши выводы получаются там, где мы в своих рассуждениях и умов- зятиях опираемся на подтексты, вычерпанные из природных соотношений. / Для иллюстрации приведу несколько примеров. Канва построений достаточно однообразна, а потому и коротенькой подборки будет в самый раз: # «Нам не по душе внезапное явление яркого светила в литературе, и даже самые блистательные репутации нуждаются в предрассветных су- мерках». (Антуан Ривароль) # © Жизнь каждого среди других подобна участи цветка: как он, так и мы среди людей расцветаем, чтобы быть грубо сорванными. # «Человеку светскому надо уметь подобно хамелеону менять каждый раз цвета, и в этом нет ничего зазорного или мерзкого, ибо всё это имеет отношение только к манерам, а отнюдь не к морали». (Честерфилд) # «Многое творят злые люди против воли Божией; но такова Его мудрость и сила, что всё, что казалось противоречащим Его воле, приходит к доброму и справедливому концу, заранее Им установленному». (Августин) / © Тут нечему вроде как и удивляться. Аналог тому есть и в простейших явлениях: к примеру, через решетку с кривыми прутьями солнечные лучи всё равно пройдут прямыми. / # «Бог не создал ни одного — не говорю ангела, — но человека, относительно которого не
294 Логика хитрости знал бы, что он будет злым, равно как Бог знал заранее, к каким благим целям люди будут им предопределены, — и так цепь веков, словно прекраснейшую поэму, он украсил некими антитезами. Ведь то, что носит название антитез, весьма уместно как украшение речи; по-латыни они называются opposita, или, еще выразительнее, contraposita (противоположностями). Термин этот у нас не в ходу, хотя латинская речь, больше того, языки всех народов пользуются теми же украшениями речи. <...> Итак, подобно тому как эти противоположности, противопоставленные противоположностям, придают красоту речи, так путем некоего красноречия, но уже не слов, а вещей, посредством противопоставления противоположностей слагается красота мира сего». (Августин) © Нет! Бог не создавал зла: на листе бумаги, что сейчас покоится у меня на столе, если нарисовать круг, то у него будут стороны света, но не будет ни верха, ни низа. Однако если круг вырезать и сбросить на пол, то у него в полете (при падении!) автоматически появятся «верх» и «низ». Так разве они есть сами по себе? / • © Мы смотрим и слушаем то, что есть, однако видим и слышим совсем другое, практически — то, чего нет. Мы как бы дотрагиваемся до мира одним пальцем, вместо того чтобы его брать всей рукой. Пример: Мужик ползёт по пустыне. Изнывает от жажды. Вдруг видит показывающий на запад указатель: «До воды 3 км!» Воспрянув
Энциклопедия человековедения 295 духом, он делает рывок и через 1 км видит следующую надпись: «До воды 2 км!» Напрягая последние силы, он изготовился проползти эти трудные 2000 м, как через полпути читает на транспаранте, указывающем в землю: «До воды 1 км!» • о Если бы каждый из нас писал свои «Мемуары», то, конечно, в первую очередь мы бы попытались оправдаться — и за неудачи, и за не тот, что хотели, триумф, и за куцые доставшиеся нам розы, и за непомерно большие и колкие полученные шипы. Да-да, правду бы мы искали не в перипетиях своей биографии, а в прорисовке и подрисовке законов судеб. И, как это было у всех до нас, без софистики, казуистики и многословия такое не сделаешь, да и без самолюбования не обойдешься. • о То, что 8 это 8, никто не станет оспаривать. Но вот как понимать эту 8, тут уж сходства между людьми никогда не будет. Для одного это (2x4), для другого — (4x2), для третьего — (5+3), для четвертого — (7+1), для пятого — (1 + 1 + 1 + 1 + 1 + 1 + 1+1). Ни о каком согласии и ни в какие века речи быть не может. • © Нашу жизнь сопровождает целый ряд и особых факторов, и специфических законов, и таких смысловых моментов, которые могут удивлять, удивлять, удивлять...* * Совокупный набросок их дан в книге: П. С. Таранов. Стратегия мудрости (М.: Эксмо, 2003 г.), здесь же я пробую продолжить их предъявление. Должен заметить, что точность — ►
Логика хитрости Попробуем всё это старательно и тщательно перечислить: ■ © Думы о мире и сам мир (а они и не совпадают, и противоположны, и не вытекают) связываются между собой через понятие Истины. Возникает «позиция третьего фактора», которому можно уже посвящать жизнь (время, дела, поиски, ценностные установки). Безоговорочность представлений об истине и служение ей могли бы удивить: как можно отдавать себя тому, что не яснее самой неясности? (или, что одно и то же, выступает проблемой проблемы)?? Но у соединимости свой закон: она привлекательнее и гарантированнее своих сторон: вспомним — лёд соединён с паром через воду. И кто из нас скажет, что служение воде — пустое дело?! То же и дорога: отдаваясь странствованию, меньше замечаешь коллизию: «А чего выходил,- если всё равно не пришел (не дошел)?» ■ о Я думаю, что наука общения должна быть спа- раллелена и дополнена наукой приятия и прощения. Совершаемое нужно отделять от совершающего. Если камень невзначай разобьет стекло, так что ж, мы выйдем на улицы с плакатами, требующими превратить твердость камней в поголовную мягкость? А из чего тогда мы будем строить дороги, дома, мосты?! » она как полет стрелы: её острота расплющивается о попадание. То есть, лишь сделав, узнаёшь свои возможности. Последняя двусмысленность и есть прямой смысл того, что я хочу сказать.
Энциклопедия человековедения 297 ■ «Одною необходимостью нельзя объяснить мир». (Пьер Прудон) © Давайте внесем здесь ясность (вроде как пора уже): v Необходимость — это самоестественный закон (т. е. комплексный ансамбль устойчивых связей внутренней обязательности) бытия данного конгломерата. / о Для воды важно быть Н2О. А уж быть ли ей водой, как таковой, — т. е. быть жидкой и течь сверху вниз {ведь есть же лёдо- образное и парообразное состояния, есть фонтанирование} это уже не от химии сцепки «Н» и «О» зависит. / v Случайность — это «искрёж» и разлад суверенных закономерностей при заходе (вторжении, входе без пропуска и разрешения) одного конгломерата в компетенцию {в пространство и сферу действия} другого. v Свобода: дистантный эффект в функционировании закономерностей, когда присущность вещи (предмета, процесса, явления) выходит за границы ее (вещи) поля {ну, это как то, что свет от лампочки всегда длиннее ее самой}. v Рок — это когда я игрушка в чужих руках (я могу быть игрушкой и в двух и в трех чужих руках). v Свобода — это самостоятельность моей воли. Что такое РОК? — Это моя свобода в руках чужой свободы. Что такое свобода? — Это мо-
298 Логика хитрости мент моей самостоятельности, пока несколько роков столкнулись и выясняют отношения. v Необходимость для меня — это когда я попадаю в мир чужой свободы, и тогда то, какая она, есть для меня, попавшего под нее, закон и обязательность. ■ © Любопытное явление — приглашающий зов. v К примеру, вот: вода точно потечет куда нужно, даже если она вливается стихийно и как попало: достаточно применить воронку. И шар (мячик), неподвижно лежащий, сам прикатится к нам, если чуть наклонить поверхность, на которой он покоится. v Есть феномен совместного интереса © Соединение предметов в общем действии обогащает и совершенно новыми возможностями (доселе им неведомыми): скажем, соприкосновение в ударе двух кусков камня или железа рождает не камень, а искру! -> Это означает, что гарантии результата не в деле, а... в сложении намерений (учителя и ученика, оратора и аудитории, желающего понять и объясняющего)*. * Вообще соприкосновение очень странный и сам по себе сверхинтересный момент: В 1935 г. был открыт ЭПР-эффект (назван в честь Альберта Эйнштейна и его сотрудников — Бориса Подольского и Натана Розена). Суть его: две субатомные частицы, однажды соприкоснувшись, могут потом странным образом влиять друг на друга, даже будучи разделенными расстоянием в несколько световых лет. (Информация взята из газеты «Труд» от 13.01.1994 г., статья Игоря Царенко «Жизнь и смерть чёрной магии»).
Энциклопедия человековедения 299 ■ © Порционность — принципиальная особенность мышления, философии, о чём бы я ни думал, что бы ни утверждал: говорил, показывал, объяснял, — это всегда не поток, а кванты, т. е. вот, вот и вот — отдельные смыслозаконченные миниатюры. Отсюда понятно, что цельные многостраничные непрерывно излагающие трактаты и фолианты мыслителей предыдущих веков должны быть оставлены в прошлом, ибо они есть совершенно неправильная стилистика ума. Чем цепочка предпочтительнее веревки? Во- первых, она обозрительнее проще: ведь, чтобы охватить ее всю, достаточно всмотреться в звено; во-вторых, она гибче, подвижнее, податливее; и есть еще в-третьих: ее проще делать прочной — укреплять не всю и не по всей длине, а всего лишь заботиться фрагментно и о части. В порции легче реализуется оригинальность, в ней податливее исполняема цельность, кроме того, обеспечивается та самая позиция поступательности, когда отдельные прочности (а небольшое — в силу компактности!— всегда стабильнее, крепче, надежнее, сохранимее), подобно полоскам приставной лестницы, ведут вверх и дальше. Ум, как и рот, тоже откусывает мысль, пережёвывает ее интеллектом, усваивает разумом. Чтобы заглотить факты впечатления, он должен пропустить их через гортань рассудочности, а здесь действует механизм поступательного проталкивания, продвижение обеспечивает-
Логика хитрости ся волнообразно, импульсно — шаг за шагом, кусочек за кусочком, не все и всё сразу, а... вот вы и вы... ты и ты. Порционирование — разделение, дробление, измельчение — резко конкретит ценность, практичность пользы обрисовывается чётче и строже, выразительность «зачем?» сама собою предметится в утвердительно-непререкаемое «надо!». Мы вдруг понимательно замечаем смысл, т. е. цель своих усилий на фоне ставимых перед собой задач. Т.е. думать — достигаемо уметь брать. ■ © Что значит поступать «ПРАВИЛЬНО»? Ведь в ситуации риска это понятие само себя аннулирует. Для «риска» «правильное» и «ошибочное» есть одинаково равноправное. Но ведь жизнь и всё значимое в ней есть риск, всегда риск и только риск. Значит, совершать ошибки — это не способ нашей направленности на дело, а... случившийся результат в ситуации риска (т. е. непредсказуемости и неопределенности). Как же можно тогда бояться ОШИБКИ? Это ошибке надо бояться, что мы вдруг попытаемся обойтись без нее. Каждый человек живет на Земле в первый раз, и как поступить лучше в той или иной ситуации, он, конечно же, со 100%-ной гарантированностью вряд ли знает; одно то, что он появился на свет, уже создало для него проблему, ведь обстоятельства тем самым сразу показали ему свой приоритет. Ошибка —
Энциклопедия человековедения 301 это разница между тем, что я надеялся полу- чить, и тем, что я в реальности получил. Мало того, эта разница всегда активна против меня. Но! Куда бы я ни целился своим намерением, попасть в никуда я не могу. Вот тут-то и кроется позитив ошибки. Ошибаясь (в том, что я хотел), я одновременно (ну, как подарок себе!) увидел и то, чего совсем не хотел, и даже не знал, что оно есть. Отрицательность, дарящая преимущество, есть, строго говоря, какой-никакой позитив. А это уже приобретение. Так как же можно отвергать ошибку, клеймить ее! ■о Эффект предопределяющего воздействия Предвидение результата переопределяет истоки дела (его вектор, его импульс, его цель, его намерения). Вспомним одну примечательную мысль итальянского писателя Джакомо Казановы (1725—1798): «Многие жизненные события никогда бы не произошли, если бы не были заранее предсказаны». ■ © Вот все говорят случайность. Но «случайность» это что-то уж слишком абстрактное, отстраненное; получается, что мы вроде как совершенно и ни при чём по отношению к тому (!), что с нами же и происходит. Не нонсенс ли это?, тут же явно какое-то не то... Я бы иначе всё определил. Жизнь людей — это всегда возможности, причем каждой свое время и каждая в свое время. Увидим ли мы ту или
302 Логика хитрости иную дорогу?, вступим на нее?, захотим ли пройти?, хватит ли сил, желания, заряда, так сказать, выдержать все нагрузки, перипетии, испытания, каверзы и проверки — вот в чём штука. Моё — это ведь от «может быть», а ё от «ёлки-палки». То есть, тот, кто хочет надеяться, должен перестать бояться и пугаться, а кто попал в переплет, пусть не удивится тому, что попал именно он и ведь же... ПОПАЛ. ■ о Закон заключения в круг: комплексность факторов всегда складывается в гармоническую результирующую, причем сама собой. Т. е. [беря примером], если совпали юность, весна, солнце, радость и беззаботность, пора, место, люди и единение, то кто же удивится, если такой набор ингредиентов воплотится в прекрасное совершенство — в любовь?! ■ о Феномен расположенности сверху: То, что сверху, всегда зовет вверх. Отсюда тяга равняться на людей-светочей. Отсюда роль тех, кого мы называем «совестью нации». К примеру, Солнце не пишет стихи, но оно соучаствует в их создании, когда поэт ему радуется. ■ «Таков неизбежный закон, что ошибка идет всегда следом за ИСТИНОЙ». (Жан-Батист Робинэ) © Тут надо бы разобраться: Это не закон, это практическая неизбежность. Смотрите: постижение явления обяза-
Энциклопедия человековедения 303 тельно прихватывает часть той области действительности, которая какое-то время существует как незнаемое для нас: Через какое-то время мы подчиним себе белое и двинемся дальше: ■ © Мудрость — это усилия ума стать умнее (подрасти, научиться, стать опытнее). Она реализуется в тот миг, когда человек рвет все почув- ствования зависимости и равноудаляется от себя, Универсума и от времени, в котором живет, мог бы жить или хотел бы жить. Мудрость — это надежда «цели» урезонить
304 Логика хитрости «средства», когда оба они увлечены стремлением знать, уметь и иметь, а на самом деле состязаются в том, что приоритетнее — быть или жить? ■ о Эффект выманивания Чтобы что-то получилось, причем большее, нежели только то, что мы вкладываем, надо сразу показать конечным обстоятельствам, что мы этого желаем. И задача здесь в том, чтобы создать разницу цели и средств. (Взять, к примеру, лесть. Когда лисица [вспомним известную басню И. А. Крылова «Ворона и Лисица»] восхотела завладеть сыром в вороньем клюве, то негативная цель {отнять и обмануть} соединилась /в ее действиях/ с позитивом {похвалой})*. ■ о Когда Пифагор разъяснял своему собеседнику основание философии и отвергал «мудрость», то он лейтмотивно утверждал беспристрастность— мол, философу ничего не нужно: он просто лицезрит окружающее, как бы сверху (равнодушно), как бы всевидяще (проницательно), как бы припечатывающе (категорично, истинно, безапелляционно). Он и не заметил, что сохранил все прежние потуги «мудрости», ибо в желании беспристрастности был-то как раз пристрастен. Если я очень хочу чего- то не хотеть, то скажите, пожалуйста, хочу я * Т. е. у способа-хотения вершина удачи всегда — осуждаемое поведение.
Энциклопедия человековедения 305 этого или не хочу? Парадокс, в который Пифагор себя загнал, показывает, что в мыслительной деятельности людей должна была уже смениться матрица подхода: старые способы мышления уже не устраивали, а относительно новых не было ни малейшего представления. Ситуация въехала в неопределенность и плутала по ее просторам аж... до сегодняшнего дня. ■ о Что же делает философия, чем занята? # Ищет ответы на уже поставленные вопросы (пытается найти, надеется найти, обещает найти). # Сама задает вопросы (уточняет, сомневается, хочет понять). # Сопоставляет известное с известным (любуется совпадением, озадачивается разницей, интересуется возможностями, необходимостью, целесообразностью, пределами допустимости такого занятия). # Сравнивает известное с неизвестным (вникает, разбирается, дает оценку себе и своим стараниям, полагает снять границу разделения, ликвидировать изолированность этих сфер). # Во всё уже найденное и известное верит неверием, каждую силу обессиливает, убеждения разубеждает, а бесспорное оспаривает. # Ей хочется подниматься, но не так, как все, а... выше высшего, ей хочется опускаться — ...ниже низшего, ей хочется брать — ...не дающее взяться. # Объяснения она слушает, да только вот
306 Логика хитрости признавать не спешит. То, что всем подходит, только ее как раз и не устраивает. И там, где все уже было успокоились, именно ей начинает почему-то быть неуютно. # Противоречит, насмешничает, глумится; показывает всему его несуразность, никчемность, глупость; понижает вознесшееся, повышает согбенное, обратничает, возражает, оппонирует — это способ ее жизни, манера ее поведения, стиль ее существования. # Ее не волнует стандартное, привычное, устоявшееся. Но именно против него она и ополчается. Обычным — обиходным, традиционным, каждодневным — словам она придает пафосный смысл, напрягает их пафосом вечности и особой значимости, вкладывает свои определители использования. # Она вся в нетерпении разгребать и докапываться, высвечивать и показывать, подводить черту и выносить приговор. Пройти мимо она не умеет. Окончательность, непогрешимость, бесповоротность — вот ее девизы. ■ о Прелюбопытная вещь — опьянение. Человек становится другим — не похожим на себя: меняются его манеры, мысли, голос; появляются веселость и раскрепощенность; куда деваются сдержанность и моральная чопорность! И возникает вопрос: а где же настоящее? — до вина или после?! Что считать нашей подлинной натурой?! И тут без раздумий как обойдешься: яблоко ведь обычно твердое и цветное, но если
Энциклопедия человековедения 307 его испечь, то будет оно мягкое и одноцветное. Когда же яблоко я б л о к о? А ведь ответ прост: нет никакого яблока, по крайней мере того, что мы утверждаем. Во-первых, вареное яблоко — уже не яблоко. Так-то! А во-вторых, то первоначальное (до испечения) яблоко нами, собственно, до конца и не понималось, пока мы не стали пропускать его через преобразования. То, что мы действительно есть, это мы в чистых, рафинированных, ситуациях; без присутствия других и без давления на нас с их стороны. Но... чего бы мы стоили как мы, не будь рядом с нами других людей?! Вот и получается, что мы — это «м» и «ы», т. е. буква, с которой может начаться наше описание, и буква, за которую не ухватишься... ■ © Общественная жизнь мифологизирована.Чело- веку внушается, что он должен жить в обществе, что это благо, что общество позволяет ему раскрыть его способности и т. д. и т. п. Но общественная жизнь — это мучение. И в этом смысле оно подобно любви, где сладость не поймешь какая: ни горькая, ибо всё-таки сладость, ни сладость, ибо как-никак горечь. Мы, живя вместе (т. е. многие в одном месте), страдаем от совместности. Другое дело, что иного не дано. И как солнечный луч испаряет обнимающую его лужу, так и мы среди людей обычно расцветаем, чтобы быть грубо СОРВАННЫМИ. ■ © «Довольно часто гораздо легче быть честным
308 Логика хитрости человеком, чем слыть таковым, и что вовсе не существует необходимой связи между этими двумя обстоятельствами, с какой бы стороны их ни рассматривать. Чтобы быть честным человеком, вам необходимо одержать победу лишь над своими страстями, но, чтобы казаться в глазах других честным человеком, необходимо бороться со страстями других и одержать над ними победу. Перед вами коварные и жестокие враги, распространяющие против вас сто видов злословия. Те, кто их слышит, легковерны и становятся новыми распространителями клеветы. Если же они недоверчивы, то выражают сомнения и тем научают ваших врагов, как следует клеветать на людей, чтобы клевета выглядела более правдоподобной. Вы часто не знаете всех этих махинаций, а если бы вы знали их (все или хотя бы часть), то разве могли бы обойти всех, чтобы перед всеми оправдаться? Будучи честным человеком, как я предполагаю относительно вас, в состоянии ли вы знать все плутни ваших врагов и нечестные уловки, посредством коих следует покорять непросвещенные умы?..» (Пьер Бейль) © Тут, собственно, и вникать не во что: Быть честнее того общества, в котором живешь, — это ли не глупость? Ведь это всё равно, как если бы дерево захотело расти не там, где его посадили! Если воздух переполняет объем воздушного шарика, последний лопается. Наша задача научиться не высвечивать себя вовне, а научиться светиться по-
Энциклопедия человековедения 309 лучаемым светом. На Земле только потому и есть жизнь, и тепло, и счастье, что она не состязается с Солнцем, а умеет давать беря. Честный, который не слывет честным, очевидно очень даже нечестен: ибо он пытается жить в двух стандартах, полагая себя лучше других. Есть закон сообщества. Он гласит: ты можешь и не жить вместе со всеми (тогда признай открыто, что ты отшельник или гордец), но коль ты рядом с другими, то не стремись оспорить, что другие потому и другие, что имеют право быть в ином отношении к тебе, чем тебе бы это хотелось. ■ © «Что такое время? Если никто меня об этом не спрашивает, я знаю, что такое «время»; но как только хочу объяснить спрашивающему, — нет, не знаю». (Августин) / © М-да... Относительно времени многое надо было бы уточнить и наново понять. Во-первых: миг времени — это «время» или измеряющая его порция? Если последнее, то тут тогда то же, что и с мензуркой — она отмеряет лекарство, но им не является! Во-вторых: как это ни удивительно, но время само во времени! Если я рисую картину, то для холста появление на нем рисунка есть процесс становления «будущего» (реализация некоего непрерывного и поступательного потока из «потом», «дальше», «затем»). А для художника — это пребывание
310 Логика хитрости в настоящем. Выходит, что само «настоящее» может быть двуипостасным вместе и сразу, т. е. состоять из «настоящего» и «будущего». Правда, здесь и третья сторона имеется — замысел художника; и этот замысел всё время в «прошлом». В-третьих: может ли быть время до «времени»? Иными словами, было ли когда-то так, что что-то было, а ничего еще не было? Тут сразу же возникает вопрос: а что, собственно, есть «время» — последовательность смены событий?, мера соотнесения одних явлений с другими??, срок, отпущенный тому или иному существованию???, выражение двунаправленной текучести всего — текучести назад (в уход) и текучести вперед (в появление или в приращение и разрастание)???? «Время не может быть функцией последовательности событий, поскольку вращающийся шар, сколько бы он ни вращался, зафиксированный на одном месте, так шаром и останется. «Время» не может и никуда «уходить», ибо в этой жизни (нашем мировом Универсуме) можно только «быть»: ведь теряющее листву дерево есть не «сначала» дерево, а «потом» опадающий с него зеленый покров, а всегда и только «дерево, которое тем и дерево, что имеет такой цикл своего существования», т. е. опять тот же неизменный вращающийся шар. Резюме: очень многое склоняет нас признать придуманность этой категории, кате-
Энциклопедия человековедения 311 гории «времени», исключительно в целях упрощения объяснительных процедур в процессе описания и постижения мира, о ■ о Закон прибавления взора: Действуйте умом, чтобы доувидеть глазами! / Это как действие раствора проявителя на экспонированную (при фотографировании) фотобумагу: на ней медленно появляется изображение. Вспоможение этими стараниями содействует успеху тех, других дел, без всякой их связи. / Примеры: То выпуклая фигура, то вогнутая То лица, то ваза Видимое — видимо!, но на него надо хорошо смотреть, чтобы УВИДЕТЬ. ■ «Безобразное — это мера недостаточности прекрасного». (Августин) ©Странно: если невыросшее еще прекрасное называется безобразным, то по такой логике невыросший еще человек — ребенок — должен считаться не «человеком», а... нелюдью. / © Любопытно вот как посмотреть на суть дела: безобразное столь же правомерно, как и прекрасное. Это не взаимные полярности,
312 Логика хитрости а обычные виды бытия, называемые нами диаметрально, поскольку мы отмечаем в них отсутствие какой бы то ни было связи и корреляции. Есть, правда, еще и тот ход, что «безобразное» — это та же красота, только в другой системе координат: мол, для болотных тварей существует своя красота, а для цветов на лугу — своя. Мне же думается, что «отвратительное» всё же есть и оно — субстанциально. Ведь есть же ночь, несмотря на то что имеется и день! Безобразное — это то, без образа чего мы вполне могли бы прожить. И бытийный статус «безобразного» — граница нашей отталкивательности — нижней, верхней, боковой. Природа защищает нас от деградации тем, что дает возможность ее, т. е. деградацию эту, почувствовать. И оторопеть (когда испугаться, а когда и задуматься). Существенно то, что «безобразность» намекает на РАЗНОСТЬ, на то, что если мы от того, что имеем, отнимем то, что нам не способствует, то в пользу своего будущего (и по перспективам продолжения, и по перспективам удовольствия, и по перспективам хоть какой-то полезности) будем иметь ноль. Одним словом, ничто. Так что болотная жаба или мокрушка под камнем могут быть «некрасивыми» и «противными», даже «омерзительными», но всё равно это будут категории, близлежащие к «красивому», ибо это всё степени удаления,
Энциклопедия человековедения 313 а то и отпадения от него. Безобразное же — это когда падение дальше уже невозможно, ибо следующий Шаг приведет к необратимости, к невозврату в позитив самого падающего. / • Подоить другого на предмет наживы? — Ради бога! Нас не остановит причинение другому какого угодно вреда, лишь бы мы, решая свои вопросы, от этого (т. е. от корыстного использования другого) выигрывали. Пример: В 1988 году некий Джеймс Харви (30- летний американец из Джексонвилла (штат Флорида), глядя на свой тощий кошелек, задался мало кому в здравости находящихся людей приходящим в голову вопросом: Сколько денег может стоить мышка, упрятанная в пивную банку? Засунув мелкого грызуна в банку из- под популярного в США пива «Курс», он связался с корпорацией, которая его выпускает, и поведал жуткую историю. Мол, потягивал он себе безмятежно пиво, а на дне обнаружил мышь. Компания тотчас предложила авантюристу компенсацию за переживания — 1,5 тысячи долларов. Однако Харви, как говорится, жадность сгубила: он потребовал 35 тысяч, и ни цента меньше. Как изобличили мошенника, не сообщается. Но Харви под тяжестью улик со-
Логика хитрости знался и даже принес компании извине- ния. Тем не менее суд усмотрел в его действиях вымогательство и попытку нанести ущерб репутации продукта. И вместо ожидаемого дохода Харви получил 18 месяцев тюрьмы. • © Принято считать, что уверенность и спокойствие нам дарят согласие и совпадение с другими людьми. Очень часто неразличимость и неотличимость понимаются как залог надежной социальной адаптации. Так ли это? Конечно же, нет! Но заблуждения, увы, живут своей жизнью. И за века общественной жизни «цель и средство», «основание и надстройка», «то и не то» поменялись местами, слились воедино, уничтожились одно в другом. В итоге приспособляемость перестала восприниматься как иногда вынужденный момент, а всецело сместилась в сферу изначально базовых факторов. На самом же деле человек только тогда значим и весом в структурах и кругах себе подобных индивидов, только тогда замечаем, понимаем и различим, когда невыводим из других людей и несводим к ним. Мы есть не тогда, когда пребываем «в» или тяготеем «к» пресловутому «все вместе», а (!) лишь в том случае, если взращиваем свою индивидуальность, служим ей, реализуем, формируем и формуем общество через сообщество. Из всех способов вызывания и возбуждения интереса непохожесть людей друг на друга — самый эффективный.
Энциклопедия человековедения 315 На практике, в реальной жизни, закон непохожести часто облачается в формулы: «только у нас», «я не такой, как все», «способный удивлять сам собой оказывается впереди». Примеры: V Не ослеплен я музою моею: Красавицей ее не назовут, И юноши, узрев ее, за нею Влюбленною толпой не побегут. Приманивать изысканным убором, Игрою глаз, блестящим разговором Ни склонности у ней, ни дара нет; Но поражен бывает мельком свет Ее лица необщим выраженьем, Ее речей спокойной простотой; И он, скорей чем едким осужденьем, Ее почти небрежной похвалой. (Е. А. Баратынский*) V В 1978 году компания «Дрейер Айс- крим», расположенная в Окленде (штат Калифорния) и изготовляющая мороженое, имела оборот 6 млн. долларов. После того как ее купили Гарри Роджерс и Уильям Кронк, началась рекламная программа особого рода. Ребятишки, живущие по соседству, могли лакомиться банановым мороженым «Дрейер» (лучшей маркой фирмы) только в павильоне, расположенном на 1-м этаже штаб-квартиры компании. Собственные же работники каждую * Баратынский Евгений Абрамович (1800-1844). Стихотворение «Муза» (1829 г.).
Логика хитрости среду здесь же могли есть это мороженое бесплатно. Спустя несколько лет «Дрейер» с легкостью перешагнула рубеж 100 млн. долларов в объеме продаж. V В рекламном агентстве «Барнетт» существует незамысловатая традиция, обеспечивающая тем не менее успех компании. Всем работникам этого предприятия каждый день просто дарят по яблоку. Столь примитивный на первый взгляд способ, как ни странно, привел к тому, что компания, по существу, не знает, что такое текучесть кадров. • о Мы насквозь диспозиционны. С той стороны, где мы, видится всё с нашей точки зрения, т. е. по- другому, иначе, в нашу пользу. Так, палец, погружаемый в воду, со стороны воды представляется «вмешательством» и есть фактор наглости и раздражения. Со стороны же самого пальца этого ничего нет, а есть только «мокрость» и температура воды. / Негодяи богатством гордятся, и нет им отказа нигде, А хороших людей можешь только увидеть в нужде и в беде. (Ибн Абд Раббихи) / • о Мы — двулики. Наше второе лицо — свидетельство исходной неискренности в человеке. Именно в человеке! Почему? Да потому, что появление в нас разума привело сначала к двуцентрию установок, а затем привело к самостоятельной и отдельной жизни того, что от жизни должно было бы всегда зависеть.
Энциклопедия человековедения 317 То, что мы можем, превысило то, на что мы имеем право рассчитывать. Живое существо стало опасным самому себе. Естественно, что и всем другим. Многократно. По количеству этих всех. • о Мы — интерпретационны. Любую из наших мыслей чужое слово может и низвергнуть, и повернуть, и перевернуть. Всё видимое способно быть ПЕРЕСМОТРЕННЫМ. / Это значит, что смысл «убеждения» есть тяга убежать. Нам всегда заманчиво сменить точку зрения. И когда мы чем-то интересуемся или спрашиваем — это значит, что желание сдвинуться в координатах смысла уже наступило. / // «Однажды вышли падишах Акбар и его советник Бирбал на прогулку. Попалась им на глаза женщина, собою на редкость безобразная, прямо страхолюдная. Между толстых губ торчали два длинных клыка, из носу капало, изо рта слюна текла, волосы растрепаны, всё тело грязью заляпано, платье грязное-прегрязное, вся она — с головы до пят — была мерзка и противна. Даже нищий не взял бы еду из ее рук. Женщина была беременна. Это больше всего удивило падишаха. — Бирбал! Взгляни, как сильна власть Камде- ва*. На нее только взглянешь — с души воротит, а ведь польстился же кто-то! — Владыка мира! Голодный не разбирает, подберет и объедки. Когда сон с ног валит, не будешь искать перину. Заполыхает плоть похотью, и че- * Камдев — в индусской мифологии бог любви, плотской страсти.
Логика хитрости ловек не смотрит, хороша ли, плоха ли женщина: всякая годится. — Ты прав». //
• о В заботах в пользу своих интересов мы готовы позабыть даже об интересах самой пользы. Пример: Приехал в казармы оч-чень важный ге¬ нерал проверку проводить. Ходит-ходит, ходит-ходит — всё надраено, начищено до блеска — придраться не к чему. Напоследок в расстроенных чувствах заходит в обиталище прапорщика... и с чувством глубочайшего удовлетворения замечает там страшенную грязь и пыль. Генерал ехидно: — И вы считаете, что хорошо убрали это помещение?! Прапор: — Так точно, товарищ генерал! Генерал грозно: — А если я сейчас пальцем напишу на подоконнике слово?! — Эх, мне бы вашу грамотность, товарищ генерал!.. • о Другие — не чета нам. То, что происходит с ними, — не произойдет, думаем мы, с нами. В этом есть элемент бравадности, но что ещё остаётся делать человеку, когда его утверждение себя в обществе всегда, и так сильно, зависит от мнения других, что он, думая поспешить, надеется хотя бы не опоздать и потому привыкает утверждаться: рисуя себя себе, но повернув картину от себя...
Содержание Логика хитрости Этика фальши Предисловие. Блюдо из наживок 3 • Манипуляции на вере в чудо 6 • Манипуляции на нравственности 34 • Манипуляции на чужом невежестве 224 Приложение. Общее человековедение 240
Научно-популярное издание Таранов Павел Сергеевич ЭТИКА ФАЛЬШИ Ответственный редактор Н. Косьянова Редакторы Э. Таранова, Т. Юкало Художественный редактор С. Киселева Компьютерная верстка Н. Левченко Корректоры О. Кривоносова, И. Онипченко Оформление Л. Хлевная ООО «Издательство «Эксмо» 127299, Москва, ул. Клары Цеткин, д. 18, корп. 5. Тел.: 411-68-86,956-39-21. Home раде: www.ekemo.ru E-mail: Into© eksmo.ru По вопросам размещения рекламы а книгах издательства »Эксмо» обращаться а рекламный отдел. Тел. 411-68-74. Оптовая торговля книгами«Эксмо» и товарами «Эксмо-канц»: 109472, Москва, ул. Академика Скрябина, д. 21, этаж 2. Тел ./факс: (095) 378-84-74, 378-82-61,745-89-16. Многоканальный тел. 411-50-74. E-mail: receptlon@eksmo-8ale.ru Мелкооптовая торговля книгами «Эксмо» и товарами «Эксмо-канц»: 117192, Москва, Мичуринский пр-т, д. 12/1. Тел./факс: (095)932-74-71. 127254, Москва, ул. Добролюбова, д. 2. Тел.: (095) 745-89-15,780-58-34. www.eksmo-kanc.ru e-mail: kanc@eksmo-sale.ru Полный ассортимент продукции издательства «Эксмо» в Москве в сети магазинов «Новый книжный»: Центральный магазин — Москва, Сухаревская пл., 12 (м. «Сухаревская» ,ТЦ «Садовая галерея»). Тел. 937-85-81. Информация о других магазинах «Новый книжный» по тел. 780-58-81. ООО Дистрибьюторский центр «ЭКСМО-УКРАИНА». Киев, ул. Луговая, д. 9. Тел. (044) 531-42-54, факс 419-97-49; e-mail: saleBeksmo.com.ua Полный ассортимент книг издательства «Эксмо» в Санкт-Петербурге: РДЦСЗКО, Санкт-Петербург, пр-т Обуховской Обороны, д. 84Е. Тел. отдела реализации (812) 265-44-80/81/82/83. Сеть книжных магазинов «Буквоед»: «Книжный супермаркет» на Загородном, д. 35. Тел. (812) 312-67-34 и «Магазин на Невском», д. 13. Тел. (812) 310-22-44. Сеть магазинов «Книжный клуб «СНАРК» представляет самый широкий ассортимент книг издательства «Эксмо». Информация о магазинах и книгах в Санкт-Петербурге по тел. 050. Подписано в печать 15.07.2004 Формат 70х1001/з2. Бумага офсетная. Гарнитура «Times» Печать офсетная. Усл. печ. л. 12,9 Тираж 5 000 экз. Заказ Nc 3745 Отпечатано с готовых диапозитивов во ФГУП ИПК «Ульяновский Дом печати». 432980, г. Ульяновск, ул. Гончарова, 14
Давно уже сказано, что «жизнь - штука сложная». И не только непрерывным трудом и постоянной учебой, борьбой с болезнями и разного рода напастями. Есть, оказывается, опасности куда более проблемные! Идут они от человека. И не спрятаться от них, не устоять. Нам что-то говорят, предлагают, советуют. Вроде как даже заботятся. На поверку же оказывается - МАНИПУЛИРУЮТ. Превращают в послушное орудие чьей-то недоброй воли. Можно ли упредить пущенные в нас выстрелы пакости и коварства? Как это сделать? Как распознать злонамеренность и хитрый прикид? Как не стать одураченным, несмотря на свой возраст и наличие диплома об образовании? Обо всем этом рассказывает данная книга. Причем понятно, откровенно и очень просто.