Владимир Беляев
Ночные
птицы
ПАМФЛЕТЫ
ИЗДАТЕЛЬСТВО ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
МОСКВА • 1965

Автор этой книги Владимир Беляев хо-
рошо известен советскому читателю по трило-
гии «Старая крепость», по книгам «Граница в
огне», «Львовские встречи», «Под чужими
знаменами», .«Эхо Черного леса» и другим.
Много лет писатель посвятил атеистической
теме. Им написан сценарий кинофильма
«Иванна», очерки и памфлеты, направленные
против религии и ее носителей,— произведе-
ния, вызвавшие злобные отклики в клери-
кальной среде ряда капиталистических стран.
В настоящий сборник включены атеисти-
ческие памфлеты писателя, разоблачающие
слуг тьмы — служителей христианской церк-
ви, находящихся на службе империализма, и
повествующие о тесной связи клерикалов с
фашизмом в годы второй мировой войны, с
черными силами реакции в настоящее время.
Написанные на документальном мате-
риале, памфлеты убедительно раскрывают
подлинное лицо клерикализма, изобличают
фальсификаторов истории, неопровержимо
свидетельствуют о мрачных деяниях наиболее
реакционного духовенства.
Ваши отзывы и пожелания присылайте
по адресу: Москва, А-47, Миусская пл., 7, По-
литиздат, редакция научно-атеистической ли-
тературы.
Художник В. ГРИГОРЬЕВ

Светлой памяти непримиримого борца с рели-
гией — писателя-коммуниста Ярослава Алек-
сандровича Галана, павшего от рук слуг тьмы,
посвящает эту книгу автор.
ДРУЗЬЯМ-ЧИТАТЕЛЯМ
D детстве я очень верил в бога. Не было вечера,
чтобы, прежде чем лечь спать, я, стоя на коленях, не
помолился доброму боженьке и не поцеловал бы ма-
ленькую лакированную иконку с изображением рас-
пятого Иисуса Христа, висевшую у изголовья кро-
вати. Шепотом я просил сына божия отпустить мне
все прегрешения, которые я успел сотворить в тече-
ние дня: набеги на чужие сады, разбитые из рогаток
соседские окна, непослушание тетке...
Вместе с родными я постоянно ходил в церковь,
с нетерпением ждал приближения таких торжествен-
ных праздников, как рождество Христово, пасха, тро-
ица, выпускал птиц из клеток на благовещение и с
завистью наблюдал, как ныряют в обледенелую про-
рубь наши голые подзамецкие смельчаки в день Иор-
дана. Вырасти и быть таким же храбрым, как они,
было наивысшим пределом моих детских мечтаний.
Позже, когда из восставшего Петрограда донес-
лась весть о том, что власть в русской столице за-
хватили «какие-то большевики», наш приходский
священник и настоятель Свято-Георгиевского храма,
3

возвышающегося на окраине старинного города Ка-
менец-Подольска, отец Серафим стал постоянно со-
бирать на погосте церкви зареченскую детвору. Ча-
сами он проводил с нами душеспасительные беседы,
рассказывал Жития святых и великомучеников,
уговаривал слушаться родителей и бояться недрем-
лющего всевидящего ока божия. А для того, чтобы
заманить нас на такие собеседования, отец Серафим,
когда они кончались, наделял каждого из слушателей
то маленькими книжечками в пестрых обложках,
рассказывающими о том, как жили известные свя-
тые, схимники, митрополиты, то литографирован-
ными иконками. Подарки нашего батюшки мы лихо
пускали в наш детский обменный фонд: за десять
книжечек о святых можно было всегда получить у
какого-нибудь разини потрепанную книжечку «Биб-
лиотеки приключений» издательства «Развлечение»
о похождениях сыщиков Ника Картера или Ната
Пинкертона. А однажды батюшка, держа в руках
один из последних номеров детского журнала «Заду-
шевное слово», прочел нам трогательную, очень слез-
ливую сказочку о каком-то Алешеньке, чья «звез-
дочка закатилась навсегда». Прочел и поглядел на
нас вопросительно такими добрыми старческими гла-
зами.
— Кто он, этот Алешенька, и почему никогда ему
не увидать больше своей любимой звездочки? — по-
сапывая носом, спросил самый дотошный и озорной
среди нас, мой сосед Володька Великошапко.
Отец Серафим огляделся, не подслушивает ли его
кто посторонний, и сказал тихо:
— Алешенька — это царевич русский, наследник
престола всероссийского, Алексей Николаевич Рома-
нов, убиенный большевиками...
— Что же он сделал им такого? — продолжал Ве-
ликошапко.
— Они же все антихристы!—воскликнул поп.—
Неужели ты этого не понимаешь?
Уже значительно позже, вспоминая душеспаси-
тельные беседы отца Серафима и запущенную им ис-
подволь в наши мысли эту написанную эзоповским
языком сказочку о «добром Алешеньке», я понял,
что всем этим батюшка хотел удержать нас при
4

церкви, под ее влиянием, опасаясь животворного
воздействия Октябрьской революции. Сам же он, как
и все другие его собратья-священники, был всецело
на стороне старого, отживающего мира насилия и об-
мана, на стороне царского самодержавия и надеялся,
что оно будет восстановлено.
...Однажды на собеседованиях все тот же Велико-
шапко спросил осторожно:
— Скажите, отец-батюшка, а кроме всевышнего
бога над вами еще есть начальники?
Священник удивленно посмотрел на задиристого,
конопатого паренька, самого старшего в нашей ком-
пании, и сказал:
— Ну, есть, епископ подольский Пимен... Был
святейший синод, да большевики его закрыли.
— А других епископов здесь нет?— вопрошал Во-
лодька.
— Нет!
— Тогда почему же мне говорили, что есть еще
во Львове епископ каменец-подольский граф Андрей
Шептицкий? — выпалил Великошапко и победоносно
зыркнул в нашу сторону.
— А ты откуда это знаешь? — покраснев, спросил
отец Серафим и, помолчав, добавил: — Его сюда ни-
кто не приглашал, Шептицкого, он сам себе присвоил
титул епископа каменец-подольского, не имея права
вмешиваться в дела нашей, православной епархии.
Но все это вы поймете, когда станете взрослыми.
...Так, еще в детские годы я впервые услышал
имя видного священнослужителя, иерарха греко-ка-
толической церкви Шептицкого. Тогда, в первые по-
слереволюционные годы, я не представлял себе, что
такое уния и почему так рвется в наши богатые по-
дольские края какой-то граф из Львова, но, судя по
отзыву о нем нашего пастыря, догадывался, что
Шептицкий ненавистен православной церкви, как
очень опасный ее конкурент.
Но пока я удосужился это все понять, новая
жизнь настойчиво врывалась в наше сознание и под-
линными героями детворы и подростков становились
все больше первые красноармейцы в краснозвездных
буденовках, те, что прогнали за Збруч атамана Си-
мона Петлюру и пилсудчиков.
5

Как-то раз красноармейская тачанка с пулеме-
тами остановилась перед воротами Свято-Георгиев-
ского храма. С нее соскочило несколько военных в
кожаных тужурках, с маузерами в длинных дере-
вянных кобурах. Они приказали церковному сторожу
открыть ворота и позвать настоятеля храма. Пока
наш батюшка, подобрав полы длинной рясы, шагал
из своей усадьбы на погост, мы, мальчишки, обле-
пили решетчатую церковную ограду и с любопыт-
ством наблюдали, как расхаживают по мягкой, шел-
ковистой траве эти неожиданные посетители в синих
шлемах-буденовках.
Высокий седой священник быстро подошел к мо-
лодому военному, по-видимому командиру этой
группы. Тот протянул настоятелю белую бумажку —
ордер Чрезвычайной комиссии на право производ-
ства обыска — и приказал открыть замок церковного
подвала. И вскоре чекисты выкатили из затхлого
церковного подвала, возле которого мы так часто бе-
гали, два пулемета системы «Максим» и вынесли не-
сколько ящиков с винтовками и патронами.
Как выяснилось позже, все это оружие спрятали в
церковном подвале с прямого соизволения отца Се-
рафима белогвардейцы из конного отряда казачьего
атамана Фролова, пробивавшегося на Дон.
Эта неожиданная находка в подвале знакомого,
такого мирного храма сильно потрясла наше детское
сознание и невольно подсказала, на чьей стороне
была церковь в грозные годы, когда утверждалась на
окраинах восставшей против царизма России моло-
дая Советская власть. И не только подсказала и про-
яснила наглядно сознание, но и оттолкнула многих,
в том числе и автора этих строк, навсегда от церкви.
Пришла пора решать: оставаться ли и дальше в затх-
лом, как церковный подвал, старом, оцепенелом мире
суеверий и в рабской вере во «всемогущего бога»
либо смело идти навстречу раскрепощающей челове-
ческий разум Советской власти и материалистиче-
скому познанию вселенной.
Со временем, когда поздней осенью 1939 года мне
довелось пересечь Збруч и впервые приехать во
Львов, я с удивлением узнал, что митрополит галиц-
кий и епископ каменец-подольский граф Андрей
6

Шептицкий, о котором так нелестно отозвался в годы
моего детства наш душепастырь, все еще жив и, вос-
седая на своем троне, на Свято-Юрской горе во Льво-
ве, возглавляет подвластную ему греко-католиче-
скую церковь.
Я, естественно, заинтересовался биографией и
деятельностью этого человека, вокруг личности ко-
торого создавались различные мифы и легенды. Ин-
терес к личности Шептицкого не погас и доныне, тем
более что сейчас Ватикан собирается причислить его
к лику святых. Такой чести удостаивается не всякий
иерарх. Как следствие многолетнего изучения жизни
и деяний Андрея Шептицкого и подвластной ему
церкви, а также соседних церквей и явилась эта кни-
га. Ее целью было показать читателю с помощью не-
опровержимых фактов, насколько не соответствовала
известной и краеугольной евангельской заповеди «не
убий» полувековая деятельность Шептицкого и его
клира, особенно выпукло проявившаяся в годы на-
родного горя, когда гитлеровские полчища оккупи-
ровали земли многих стран. Расточая множество по-
хвал Андрею Шептицкому, его «мудрой, белой голо-
ве», его униатской церкви, биографы и восхвалители
кандидата в святые стыдливо утаивают все то, что
делал покойный митрополит, да и другие иерархи
соседних церквей, в годы гитлеровского владычества.
Концы прячутся в воду. Все утаивается.

«...Здесь речь идет, читатель, не
об одном каком-то произвольно вы-
хваченном дне из жизни недавнего
ново-климовского приходского свя-
щенника и вице-декана отца Миха-
ила Сойки. Нет, раскроем этот день,
как окно, из которого видна вся
окружающая нашего героя действи-
тельность— отблеск бурного пото-
ка, освещенного низким декабрь-
ским солнцем» — такими словами
начинает свой роман «День отца
Сойки» украинский писатель Сте-
пан Тудор.
Используя его литературный
прием и в какой-то степени продол-
жая его мысль, коснемся ключевых
этапов биографии духовного отца
многих соек — виднейшего иерарха
униатской церкви графа Андрея
Шептицкого.
Быть может, деятельность Шеп-
тицкого, которую его поклонники
хотят выдать за сплошную цепь
благодеяний, поможет нам уяснить,
кому же на самом деле служит ре-
лигия и к какой духовной свободе
ведут нас ее иерархи.

КАНДИДАТ В СВЯТЫЕ И ЕГО АГЕНТУРА
Рядом с собором Святого Юра, силуэт которого хо-
рошо проглядывается со многих улиц Львова, за кир-
пичной стеной старинной кладки и тенистым мона-
стырским садом высились митрополичьи палаты,
украшенные гербами аристократической династии
Шептицких.
В одной из комнат этих палат более полувека вос-
седал на своем кресле-троне наместник папы, глава
греко-католической церкви в Западной Украине граф
Андрей Шептицкий.
Шептитчина, как и украинский национализм, по-
добно бледной немочи, долгое время разъедала здо-
ровое тело западной ветви украинского народа.
Именно поэтому будет крайне полезно подробно на-
помнить основные факты из жизни Шептицкого, ко-
торого довольно часто кадившая ему фимиам укра-
инская буржуазная интеллигенция называла духов-
ным отцом украинского национализма. Это тем более
полезно сделать потому, что Ватикан с 1955 года со-
бирается объявить Шептицкого святым.
9

Революционные события в Европе в первой поло-
вине XIX века, названные весной народов, не только
потрясли основы деспотического строя многих госу-
дарств, но и основательно пошатнули позиции Вати-
кана. На глазах у наместника бога на земле папы
римского в одной из самых прокатолических его мо-
нархий, в империалистической Австрии, заколеба-
лось и начало разваливаться дело унии.
Посланная Николаем Первым в Европу армия
царского генерала Паскевича идет подавлять восстав-
ших венгров с явно реакционной целью.
Один из жандармов Европы, холеный щеголь, па-
лач декабристов, косвенный убийца Пушкина и
Лермонтова, загнавший в далекую ссылку талантли-
вейшего кобзаря Тараса Шевченко, русский импера-
тор Николай Первый по просьбе своего сановного со-
брата— австрийского монарха гонит полки русских
солдат через Карпаты подавлять венгерскую револю-
цию. Один император — православный, другой — ка-
толик. Казалось бы, что могло объединять их стрем-
ления? Тем не менее, несмотря на давний внешний
антагонизм между двумя церквами, на это время они
были объединены едиными целями служения силь-
ным мира сего и общим желанием во что бы то ни
стало подавить революционное движение, угрожаю-
щее благополучию религии.
Еще раз ясно обнаруживается классовая суть ре-
лигии.
Однако за кулисами реакционного похода, помимо
воли начальства в офицерских и генеральских мун-
дирах, происходит невольное общение тружеников
разных наций, и прежде всего сотен тысяч галичан и
закарпатцев, давно оторванных от своего материнс-
кого дерева, с простыми трудящимися Российской
империи. Галичане и закарпатцы видят у себя в се-
лах и городах единокровных братьев, не по своей
воле надевших солдатские шинели, разговариваю-
щих на родственном языке.
В результате этого общения возникает опасность
для разных, конкурирующих между собой религий.
Одна из них — католическая, она столетиями пыта-
лась заставить галичан и закарпатцев отвернуться
от русского Востока. Другая — православная, она пы-
10

талась приумножить свои владения в Прикарпатье и
вела борьбу с унией. Поход генерала Паскевича по-
могает православной церкви усилить свое влияние и
за Карпатами.
Пребывание русских солдат в Карпатах разогнало
навеянные австрийскими баронами и польскими маг-
натами представления о «москалях с песьими голо-
вами». А ведь именно так до появления русских сол-
дат за Карпатами представляли их галичанам и
закарпатцам чужеземные поработители.
Достаточно было этих совместных встреч и рево-
люционных потрясений, чтобы навязанная украин-
скому народу чужеземцами и папством уния затре-
щала по всем швам. Общение с тысячами русских
напомнило галичанам и закарпатцам дни, когда весь
этот край не отделялся искусственными границами
от Руси. Большой опасностью для Ватикана показа-
лось то, что во главе национального возрождения
иногда оказывались греко-униатские священники,
которые, по мысли папы, должны были служить
только католическому Западу и постепенно осуще-
ствлять латинизацию церкви, а значит, и латиниза-
цию своих прихожан.
Село Глинички переходит полностью в правосла-
вие. Собираются стать православными целые села на
Лемковщине, в Закарпатье. За неумение обуздать
эти настроения папа римский снимает митрополита
греко-униатской церкви Иосифа Сембратовича и по-
ручает ордену иезуитов реформировать украинский
монашеский орден василиан.
В то же самое время кардиналы конгрегации по
пропаганде веры усиленно подыскивают кандида-
туру «бархатного диктатора» греко-униатской церк-
ви, который бы смог, не вызывая религиозного
возмущения в народе, тонко и хитро успокоить гали-
цийских украинцев, а со временем осторожно лати-
низировать украинцев и облегчить папству распрост-
ранение своего влияния в России.
Именно в этой политической ситуации следует ис-
кать причину внезапного поворота к монашескому
образу жизни импозантного драгуна австрийской ар-
мии, подающего надежды юриста Андрея Шептиц-
кого (в миру — Роман Мария Александр). Тщеслав-
11

ный и умный, мечтающий о большой политической
деятельности, о «далеких плаваниях» до берегов Ти-
хого океана, знающий пестрое прошлое своих пред-
ков, молодой драгун, должно быть, понимал, что при
создавшейся конъюнктуре он при поддержке могу-
щественной католической церкви сделает карьеру
значительно скорее на религиозном фронте, чем в ар-
мии. Как мы увидим дальше, он не ошибся в выборе
цели. Папский престол в свою очередь отлично знал
прошлое аристократического рода, из которого вы-
шел этот кандидат в украинские Валленроды1. Опо-
лячившийся род украинских магнатов Шептицких
дал папству целую плеяду митрополитов и еписко-
пов, заседавших в палатах близ собора Святого Юра
и помогавших набрасывать на шею украинцам нена-
вистное ярмо унии.
Избраннику давали отличные характеристики
люди, знавшие его с детства. Этими людьми, прибли-
женными к папе римскому, были друзья Шептиц-
ких—кардиналы граф Ледоховский («черный папа»,
генерал ордена иезуитов) и Чацкий. Еще в Кракове,
в 1886 году, молодой юрист Шептицкий, сидя на сту-
денческой скамье, прославился своей нетерпимостью
к либеральным веяниям времени. Он был избран
председателем реакционнейшего студенческого об-
щества— «Филарет», которое боролось с либераль-
ным и «бесконфессионным» студенческим кружком
«Читальня академицка».
Отнюдь не простая любознательность холеного
барчука, для которого и так были открыты все сто-
лицы мира, а именно советы братьев ордена Игнатия
Лойолы, чуть ли не с колыбели воспитывавших мо-
лодого графа, погнали Шептицкого в далекую и
снежную Россию и в Надднепрянскую Украину. По-
ездка эта состоялась после неоднократных встреч
Андрея Шептицкого с его родственником, кардина-
лом Чацким. Не только кардинал Чацкий, но и кар-
диналы Ледоховский, Гергенретер, Францелин учили
будущего князя церкви, что именно ему надо смот-
реть и изучать в России и на Украине. Шептицкий
1 Герой известной поэмы Адама Мицкевича «Конрад
Валленрод».
12

ехал туда в конце XIX века как религиозный развед-
чик, и его поездка полностью сочеталась с разведы-
вательными целями генерального штаба той самой
австрийской армии, под черно-желтыми знаменами
которой он еще так недавно служил, драгунский мун-
дир которой он как бы еще чувствовал на своих пле-
чах. Не случайно в Киеве молодого Шептицкого «вво-
дил на месте в обстановку» известный разведчик Ва-
тикана Юрий Шембек, польский граф и со временем
могилевский архиепископ.
Аристократические салоны Москвы и Киева, по-
сещение монастырей, длинные коридоры конгрега-
ций Ватикана в Риме привели наконец молодого гра-
фа в 1888 году к порогу кабинета самого папы Льва
XIII. Лев XIII с вершины Латеранского холма через
своих осведомленных кардиналов давно наблюдал за
поездками по миру отпрыска графского рода, издав-
на тесно связанного с папским престолом.
На первой же аудиенции папа римский, узнав, что
молодой граф задумал стать монахом ордена васи-
лиан, прижал его к своей груди и сказал, что «орден
Василия должен выполнить великую миссию на Во-
стоке».
Молодой Шептицкий уже хорошо знал, что это
за миссия. Не раз вели о ней разговоры в кругу его
семьи те самые иезуиты — Зеленский, Яцковский,
Шепковский, Моравский и другие,— которым папа
поручил реформировать орден василиан, пропитать
его насквозь духом заветов Игнатия Лойолы, сделать
тем католическим орденом, который со временем
всеми способами станет разжигать украинский бур-
жуазный национализм, вызывая ненависть к рус-
скому народу.
В ответ на призыв папы намеченный руководи-
тель этой исторической миссии, Андрей Шептицкий,
перед отъездом из Рима пишет на пергаменте молит-
ву. Поручая господу богу свою семью, прося наде-
лить ее качествами Франциска из Ассиза, Доминика,
Игнатия Лойолы и прочих католических святых, мо-
лодой граф-монах излагает в молитве жизненное
кредо своего рода: «Пускай за эту веру гибнут как
Иосафат и подобно тому, как Екатерина работала и
воевала для твоего наместника (папы римского.—
13

В. В.), так и они пусть выборят для него владения над
востоком».
Разными путями пошли к выполнению этой поли-
тической цели папства два брата Шептицких. Один
из них, Станислав, прямо и открыто взял в свои руки
от польской магнатерии тот самый меч, на котором
еще алела кровь казненных шляхтой украинских
повстанцев Гонты, Железняка и Остряницы, и, угро-
жая этим мечом Востоку, зашагал по пути военной
карьеры так успешно, что уже в 1919 году стал гене-
ралом, приближенным к маршалу буржуазной Поль-
ши Пилсудскому, и его военным министром.
Другой брат, подпоясав в конце прошлого века но-
вую рясу монаха-василианина простым веревочным
шнурком, пошел к достижению этой же цели други-
ми, более путаными стежками, призывая себе на по-
мощь весь многовековой опыт иезуитов.
Не успел он еще как следует обжить свою мона-
стырскую келью в Добромиле, как его патроны —
иезуиты получили письмо из Рима от «святой кон-
грегации по распространению веры». В письме, дати-
рованном 21 января 1888 года, кардинал Ледохов-
ский требовал срочно сократить испытательный срок
молодого монаха, так называемый новициум, от
обычных шести месяцев до одного. Так и в дальней-
шем духовная карьера молодого графа постоянно
ускоряется тайными и явными указаниями из Рима,
которому Шептицкий очень нужен.
Он никак не собирается замыкаться в пределах
одной Галиции со своими религиозными планами, по-
добно некоторым недалеким и вялым его предшест-
венникам. В 1897 году он собирается послать религи-
озную миссию из своих отцов-василиан в Болгарию,
чтобы помочь вырвать ее из-под влияния России.
В один из последних дней ноября 1899 года его
нарекают епископом Станиславским и одновременно
намекают, что близок час, когда мантия митрополита
будет украшать его широкие, драгунские плечи.
Проходит год, и этот намек сбывается. Граф Анд-
рей Шептицкий сперва становится архиепископом, а
затем получает жезл митрополита галицкого, а вме-
сте с ним предписание Ватикана относительно даль-
нейшей деятельности.
14

«Болгарией займутся другие,— осторожно коррек-
тирует его намерения прелат из «конгрегации по про-
паганде веры». Дайте возможность трудиться во сла-
ву божью на Балканах итальянским и австрийским
епископам. Поинтересуйтесь лучше: нельзя ли нам
возродить унию на Белоруссии?»
Новоиспеченный митрополит, получив такую ин-
струкцию, превращается в героя плутовских рома-
нов. Б швейцарском санатории Лемана он отращи-
вает себе бороду, друзья из австрийской разведки до-
стают ему фальшивый паспорт, и по этому паспорту,
под именем галицийского адвоката доктора Олесниц-
кого, через Саксонию, кружным путем, Шептицкий
едет в начале нынешнего века в Белоруссию, чтобы
на месте убедиться в причинах упадка унии. Он по-
сещает священников — тайных сторонников католи-
цизма, которых даже в 1926 году биографы митропо-
лита, не желая раскрыть подпольную агентуру Ва-
тикана на советской территории, побоялись назвать
полными именами.
Он завязывает сношения с псевдолитвинами, ко-
торые под маской православных являются агентами
папского Рима. Шептицкий устанавливает связи с
белорусскими буржуазными националистами, кото-
рые хотели бы, подобно украинским националистам,
оторвать свой край от России и подчинить его запад-
ным державам. Под видом любознательного адвоката
из Галиции салоны Вильно, Киева, Москвы, Петер-
бурга посещает австрийский драгун с духовным зва-
нием митрополита.
В этой поездке Шептицкий-Олесницкий теряет
свой фальшивый паспорт, и, по-видимому, это об-
стоятельство и служит причиной того, что русская
контрразведка узнает, кто именно скрывался под
именем адвоката Олесницкого.
Надо полагать, что после этого путешествия раз-
ведчик-митрополит и был занесен в списки прямых
агентов Австро-Венгрии, которые работали против
Российской империи. Стала известна даже его аген-
турная кличка: Драгун.
Митрополит Шептицкий, поднаторев в годы моло-
дости в тонкостях военной разведывательной служ-
бы, желая обратить в униатскую веру русское насе-
15

ление, сам лично не раз выезжал впоследствии по
подложным паспортам в Российскую империю. В од-
ном случае он называл себя скупщиком шерсти, в
другом — коммивояжером австрийских торговых
фирм. И во время каждой такой поездки, выражаясь
языком шпионов, «под новой крышей», его вела на
снежные просторы России одна цель — создать по за-
данию Ватикана опорные пункты для внедрения
унии. Он вербовал для этого себе агентов в централь-
ных городах России. В Санкт-Петербурге Шептицкий
создал церковную униатскую общину, где готовились
из бывших православных Сусалова, Дейбнера, Фе-
дорова и Зерчанинова кадры униатских священни-
ков. В Москве орудовал подготовленный Шептиц-
ким, проникший во многие великосветские салоны
опытный австрийский шпион иезуит Верцинский.
Заигрывал Шептицкий и с русскими старообрядцами,
которые, как известно, преследовались православной
церковью...
Восшествие на престол митрополита графа Шеп-
тицкого совпало с событиями, отражающими соеди-
ненные усилия австрийской Вены и папского Рима,
направленные к решительному выкорчевыванию
симпатий галичан к России и русскому народу.
В связи с этим инсценируется громкий процесс «Оль-
га Грабарь и другие» по обвинению в государствен-
ной измене австрийской монархии матери известного
художника Игоря Грабаря и ее отца -Альфреда До-
брянского. Видный культурный деятель Закарпатья,
Альфред Добрянский изобличает на этом процессе
венгерского графа Коломана Тиссу. Этот заведомо
дутый процесс, имевший целью уничтожить прорус-
ские настроения среди подданных Австрии, откры-
вает целую серию других сенсационных, созданных
на песке процессов. Вместе с Ольгой Грабарь аресто-
вывается и осуждается Иван Наумович. В своей речи
на суде он говорит:
«Сегодня обвинительный акт вменяет нам в вину,
как преступление, переписку с выдающимися лич-
ностями России. А ведь никто же не сомневается в
искреннем патриотизме Шафарика, хотя он перепи-
сывается со всеми учеными в России и со страшным
Погодиным? Для чего же нам не вольно переписы-
16

ваться с русскими литераторами?.. Это ложь, будто
мы полякоеды. Мне все, что славянское,—дорого!
Мой Шевченко, мой Пушкин, мой Мицкевич, мой
Корженевский, мой Коллар, мой Вук Караджич, ибо
они все мои, славянские. И тут нет никакого страха
обнять этой любовью и заграничных славян — вели-
корусов, болгар и т. п...»
На этом же процессе перед лицом австрийских
жандармов Наумович цитирует им же переведенные
слова Коллара: «Все имеем, мои милые, дорогие: зо-
лото, серебро, умелые руки, веселые языки и пение;
единства просвещения лишь у нас нет! Дайте их нам
с духом всеславянства, и увидите народ, какого не
было в прошлом: среди Грека и Британца наше имя
заблестит на звездном своде небес».
Этого-то единения славянских народов, их побе-
доносного шествия к прогрессу, науке и, в конечном
счете, к полной свободе пуще всего на свете боялись
не только династии Габсбургов и Гогенцоллернов, но
и Ватикан. И попутно с организацией политических
процессов, ставящих своей целью устрашать славян-
ские народы, и в частности украинцев, загнать их в
свои национальные коробочки, прикрытые сверху
сапогом австрийского жандарма и польского магната,
Ватикан и правящие династии Австрии и Германии
подыскивают разъединителей славян, подобных мит-
рополиту Шептицкому.
Все эти меры совпадали также с идеологической
подготовкой австрийского генерального штаба и его
разведывательных органов к войне с Россией и за-
креплению германских позиций в Восточной Европе
и на Балканах.
Люди, стремящиеся к объединению славян, пусть
иногда и находящиеся в плену иллюзорных пансла-
вистских представлений, подобные Наумовичу и Го-
ловацкому, после судебных и религиозных репрессий
изгоняются вовсе за пределы Австро-Венгрии. В то
же самое время усиленно поддерживаются украин-
ские националистические группы и партии, которые,
вопя о преследованиях украинцев и белорусов цар-
ским самодержавием, стыдливо отводят глаза от
массовой полонизации и германизации украинской
интеллигенции в Галиции. Пускается в обращение
17

выгодная Габсбургам легенда об «австрийском рае
для украинцев», создаются басни о Галиции как о
«Пьемонте украинской культуры». Финансируются
украинские националистические псевдоученые и
комбинаторы от науки, которые, подобно преслову-
тому историку Михайле Грушевскому, ставили своей
задачей доказать, что украинский народ враждебен
народу русскому, и тем самым в угоду германской
военщине рыли пропасть между двумя братскими
народами, происходящими от одного материнского
корня.
Все старательно разработанные методы идеологи-
ческой подготовки к первой мировой войне и даль-
нейшему продвижению («Дранг нах Остен») на Во-
сток преследовали в то же время ярко выраженную
цель остановить рост радикализма и социалистиче-
ских идей и были направлены против призывов к со-
дружеству славянских народов, которые Галиция
услышала, в частности, от Ивана Франко, Михаила
Драгоманова и Михаила Павлика.
Немало несчастий обрушилось на голову лучшего
писателя галицийской земли Ивана Франко, стоило
только заявить ему о своей любви к русской литера-
туре и прогрессивным течениям в русском народе.
Наступательные действия против свободолюби-
вого украинства, и в первую очередь против его про-
грессивной интеллигенции, предпринимает руково-
димая графом Шептицким греко-католическая цер-
ковь — верный авангард Ватикана в его продвижении
на Восток. Не только папа римский Лев XIII, беседуя
с молодым графом, раскрыл перед ним этот замысел
католицизма. Он был выражен уже однажды доста-
точно недвусмысленно и до него — папой Урбаном
VIII:
«Надеюсь, что с вашей помощью, мои рутены (ук-
раинцы), будет возвращен нам Восток!»
* *
*
Вот для какой политической миссии родовитый
офицер австрийской армии, аристократ Андрей Шеп-
тицкий надел монашескую рясу и возвратился вдруг
нежданно от салонной, изысканной французской и
18

польской речи к простому языку своих забытых
предков. Мы увидим цель этой политической миссии
в любом поступке митрополита, стоит только нам по-
внимательнее, не попадая на крючок его гибких так-
тических приемов, оценить всю линию жизни Шеп-
тицкого и понять, какие силы стояли у него за пле-
чами.
Андрей Шептицкий оставался бессменным митро-
политом греко-католической церкви на протяжении
полувека, пока 5 ноября 1944 года, осенью, предше-
ствующей окончательному разгрому гитлеровской
армии, его гроб не пронесли по улицам Львова. Пыш-
ный траурный кортеж духовенства, монахов-студи-
тов в черных капюшонах, василиан и василианок,
весь этот средневековый церемониал похорон митро-
полита еще раз возвращал мысли свидетелей погре-
бения к терминам «святоюрщина» и «шептитчина»,
которые цепко вросли в политическую жизнь Запад-
ной Украины и, по существу, были синонимами
самой страшной реакции и мракобесия.
Благодаря многолетней тонкой политической так-
тике графа Андрея Шептицкого руководимая им цер-
ковь всячески скрывала свои подлинные цели и ча-
сто, чтобы снискать популярность в народе, прики-
дывалась защитницей его попранных национальных
интересов. А в Австро-Венгрии Габсбургов и в Поль-
ше маршала Пилсудского граф Андрей Шептицкий,
который долгое время был вице-маршалом галиций-
ского сейма, любил выступать в роли арбитра — при-
мирителя угнетенных с угнетателями. Когда ему не-
доставало политических аргументов, он призывал на
помощь авторитет бога и прикрывал свои действия
ссылками на волю провидения. Выступая в амплуа
представителя Ватикана, который направлял дейст-
вия тысяч греко-униатских священников, граф Шеп-
тицкий силился снискать себе славу «справедливого
архипастыря». Он срывался лишь тогда, когда собы-
тия непосредственно угрожали благополучию его
родного класса магнатов. Так было, в частности, и
тогда, когда во Львове прогремел выстрел украин-
ского студента Мирослава Сичинского.
12 апреля 1908 года, доведенный до отчаяния при-
теснениями украинцев, студент Львовского универ-
19

ситета Мирослав Сичинский проник на аудиенцию во
Львовское воеводство и несколькими револьверными
выстрелами убил наместника Галиции графа Андрея
Потоцкого, ближайшего друга графской семьи Шеп-
тицких.
Когда австрийская полиция схватила Мирослава
Сичинского, он заявил, что убил наместника исклю-
чительно по политическим мотивам. Стреляя в укра-
шенную австрийскими орденами грудь наместника,
Сичинский видел перед собой весь класс польской и
австрийской магнатерии, угнетавшей тружеников-
галичан.
Выстрелы Сичинского застигли врасплох воссе-
давшего в кресле на Свято-Юрской горе митрополита
Андрея Шептицкого. Но не страдания украинского
народа заставили его тогда сказать свое слово по по-
воду случившегося, а прежде всего интересы австро-
венгерской монархии и ее верных слуг из различных
графских фамилий, столетиями мучивших крестьян-
ство. Живой граф выступает в защиту убитого графа
и вместе со своими владыками в послании к верую-
щим греко-католикам выступает против «политики
без бога» и всячески осуждает поступок Сичинского.
Владелец многих прикарпатских лесов, граф Анд-
рей Шептицкий мечет громы и молнии против тех
единомышленников Сичинского, которые, как он вы-
разился в своем послании, хотели бы «служить делу
народа окровавленными руками». Митрополит Анд-
рей Шептицкий не видит крови на руках у магнатов,
ответственных за смерть крестьянина-бедняка Ка-
ганца, ему нипочем, что с окровавленными руками,
под звуки полкового оркестра возвращаются во
Львов австрийские уланы, расстреливавшие кре-
стьянскую демонстрацию в селе Холоив, на Брод-
щине. Шептицкий боится только одного: как бы не
взялись за оружие против его класса угнетенные ук-
раинцы.
В то же время, когда магнаты, заседающие во
львовском суде, приговаривают Мирослава Сичин-
ского к смертной казни через повешение, целая ар-
мия священников греко-униатской церкви, подчинен-
ной Шептицкому, целая армия его агентов в черных
сутанах пытается внедрить в народе слова митропо-
20

лита о всемерном послушании, о том, что нельзя вы-
ступать против поработителей, стрелявших в народ,
ибо это будет «политика без бога».
Все честное, прогрессивное в украинском народе
еще в те далекие дни 1908 года видит, для кого тас-
кает каштаны из огня Шептицкий. Ему не забудут
умиротворительных призывов даже украинцы, жи-
вущие за океаном, кого нужда и безземелье погнали
за куском хлеба прочь с родной земли в леса Канады
и в прерии Соединенных Штатов Америки.
В 1910 году митрополит Шептицкий, объезжая
Америку и Канаду, приехал в город Ванкувер, на Ти-
хом океане. На заводах и фабриках Ванкувера рабо-
тало много украинцев. После первой же проповеди,
которую произнес митрополит рабочим-украинцам
Ванкувера, они забросали его тухлыми яйцами и
криками: «Предатель! На тебе кровь Каганца!» —
прервали выступление князя церкви Андрея Шеп-
тицкого, не желая слушать его религиозную демаго-
гию.
Тем не менее, стыдливо забывая эти выкрики,
клерикалы Канады и по сей день в своих газетах ок-
ружают «белую голову» Шептицкого нимбом святого.
Не в пример некоторым, слишком доверчивым
прихожанам, уверовавшим было в благородную мис-
сию Шептицкого и ослепленным его внешней крото-
стью, все прогрессивные деятели галицийской интел-
лигенции раскусили хитрую тактику Шептицкого и
подоплеку творимого мифа о нем как о добром
митрополите.
Да, действительно, с одной стороны, митрополит
жертвовал часть средств, получаемых им от эксплуа-
тации прикарпатских лесов, на создание больниц и
бурс — общежитий для украинской учащейся моло-
дежи. С другой же стороны, он потворствовал введе-
нию целибата (безбрачия духовенства) в Станислав-
ской и Перемышльской епархиях. А целибат прио-
станавливал естественный рост украинской интелли-
генции из среды духовенства. Давая время от вре-
мени подачки голодающим украинским художникам
и артистам, Шептицкий в то же время через своих
приказчиков нещадно эксплуатировал рабочих на
принадлежащей ему фабрике бумажных изделий во
21

Львове «Библос». Не случайно на этой фабрике
вспыхивали очень часто забастовки рабочих.
Среди приказчиков митрополита, участвовавших
в подавлении забастовок и волнений лесорубов в при-
карпатских лесах, не раз видели и пригреваемого
Шептицким под крышей его палат управляющего
имениями князя церкви, одного из вожаков украин-
ских националистов, матерого террориста и герман-
ского шпиона по кличке Консул первый, Андрея
Мельника1...
Клерикальная и прочая реакционная пресса в Га-
лиции всячески превозносила и до сих пор превозно-
сит за рубежом заслуги Шептицкого в организации
и финансировании им «музея украинского нацио-
нального искусства» во Львове, расположенного на
улице Мохнацкого. Перед зданием этого музея вы-
сился поставленный еще при жизни мраморный па-
мятник митрополиту. Князь церкви был изображен
сидящим на своем кресле-троне с опущенной голо-
вой, погруженным в свои думы. Немало его дум было
посвящено и созданию музея. Однако никто пока еще
не видел вторую, тайную сторону замысла хитрого
митрополита. Многие насильно обращенные в унию
церкви Прикарпатья хранили ценнейшие памятники
украинского народного искусства, отражавшего борь-
бу народа за свои права в те времена, когда не было
еще на галицийских землях ненавистного галичанам
ватиканского влияния. Сохраняясь преимущественно
в сельских церквах, древние памятники церковного
искусства, естественно, напоминали о доуниатских
временах и служили большой преградой к латиниза-
ции обряда.
Шептицкий решает собрать все памятники в му-
зей. Где бы он ни был, отовсюду снимал и свозил в
свой музей памятники византийского, восточного ис-
кусства, создавая таким образом вакуум, в который
очень быстро хлынули изготовленные в Ватикане
лубочные иконы святой Терезы, Иосафата, Антония
и других католических святых. В музей были от-
правлены ценнейшие памятники так называемого
Манявского скита и других православных монасты-
1 Скончался 1 ноября 1964 года в Кельне.
22

рей, на которые народ смотрел как на последние
оплоты борьбы с ненавистной унией. При жизни мит-
рополита они могли бы быть обозреваемы лишь
небольшой группой специалистов и любителей укра-
инской старины. Ведь очень трудно было предполо-
жить, чтобы гуцулы из Косова, или бойки с Ужок-
ского перевала, или, скажем, учителя с Тернополь-
щины могли позволить себе такую роскошь, как
поездка во Львов для посещения музея, созданного
митрополитом для избранных, в центре польской
колонизации на восточных окраинах буржуазной
Польши.
В 1924 году во Львове была выпущена любопыт-
ная, хотя во многом и противоречивая, книга Андрея
Каминского «Галиция — Пьемонтом». В ней дана
удивительно точная характеристика митрополита:
«Деятельность Шептицкого является религиозно-
политической, деструктивной для нашего народа. Она
возможна в таких размерах только потому, что гали-
цийский народ и его интеллигенция — это бедная и
пассивная общественность, настолько бедная, что по-
ловину мест и должностей держит в своих руках этот
человек.
Это возможно потому, что политика целого дол-
гого периода истории Галиции до нынешних дней им
монополизирована. Так и сложилось, что каждая
мысль, идея, действие, каковы бы ни были ее начало
и дальнейшее продолжение, окончится фатально».
Даже одна эта история с организацией «украин-
ского национального музея» во Львове показывает
нам, как хитро и замаскированно действовал вождь
униатских клерикалов Галиции Шептицкий. Его фи-
лантропическая деятельность была всего-навсего
лишь политической мимикрией и составляла один
ничтожный процент пользы против девяноста девяти
процентов широкого разложения и деморализации
народа.
Желая снять с себя ответственность за прямую
латинизацию греко-католической церкви, Шептиц-
кий вводил римский календарь, укреплял влияние
ордена василиан, стремился к целибату духовенства
через своих верных помощников, закоренелых и от-
23

кровенных папистов, таких, как епископы Григорий
Хомишин, Сотер Ортинский, и других.
Один из апологетов Шептицкого, некий священ-
ник Иван Рудович, сообщая подробности восшествия
Шептицкого на престол митрополита, писал в сбор-
нике «Богословие»: «Воля папы позвала к нам мо-
наха-европейца в очень ответственный момент.
В начале 1888 года война России с Австрией казалась
неминуемой. За плечами Австрии стояла Англия,
которая хотела при любом случае свести счеты с
Россией в Азии... Бывший немецкий посол в Петер-
бурге, железный канцлер князь Бисмарк лучше
всего оценил украинский вопрос: для удержания рав-
новесия и мира в Европе надо создать независимую
Украину. Отрыв Украины был бы тяжелейшей ампу-
тацией для России (курсив наш.—В. Б.)... Папа
Лев XIII быстро ориентировался в запутанной миро-
вой политике... Униатские планы папы велели ему
заботиться еще больше о греко-католической церкви
и об австрийских украинцах, которых русские пра-
вославные круги считали забралом католицизма на
северо-восточных окраинах Австрии. В 1888 году
папа поднял вопрос о создании украинского греко-
католического патриархата во Львове и поручил кон-
грегации по пропаганде веры выработать план этого
нововведения...» 1
1 Как это ни странно, обветшалую идею создания укра-
инского патриархата с подчинением Ватикану католические
иерархи выдвинули снова и в наши дни.
После праздника рождества в 1963 году новый папа — Па-
вел VI назначил преемника Андрея Шептицкого, семидесяти-
двухлетнего митрополита Иосифа Слипого, прославившегося
своим явным сотрудничеством с гитлеровцами, членом кон-
грегации для восточной церкви. При очередной номинации
Ватикан присвоил Иосифу Слипому также редкий в католи-
ческой церкви титул — архиепископа высшего разряда («Ар-
хиепископус майор»).
Титулованный таким образом Иосиф Слипый не преми-
нул выступить на второй сессии вселенского собора и ска-
зать, что, по его мысли, для пользы церкви в Восточной
Европе нужно создать украинский патриархат.
Само собой разумеется, что и сам бывший коллаборацио-
нист, и вся католическая пресса в Европе, Соединенных
Штатах Америки и Канаде высказывают единую точку зре-
ния, что украинским патриархом может быть только Иосиф
Слипый.
24

Вне всякого сомнения, в патриархи Ватикан на-
мечал Шептицкого и именно потому так быстро воз-
вел его на престол митрополита. Во время интрони-
зации, сообщает Рудович, «выступал командующий
Львовским корпусом, австрийский генерал Фидлер.
Он вспомнил, что митрополит был когда-то австрий-
ским солдатом. Армия является сильной, если в ней
есть послушание, безотказное исполнение обязанно-
стей и преданность. К выполнению этих заветов шел
и идет митрополит, и они привели его на почетное,
видное место генерала в христовой армии...»
Генерал во Христе и действовал по-генеральски!
21 августа 1914 года, когда уже грохотали пушки
на фронтах первой мировой войны и тысячи жен и
детей теряли своих мужей и отцов, одетых в солдат-
ские шинели, Шептицкий обращается к верующим с
таким циничным посланием:
«Тяжелые минуты переживает сейчас Австро-
Венгерская монархия. Лютый враг, наш сосед, навя-
зался, чтобы подкопать нашу дорогую отчизну в са-
мых ее основах. С помощью измены и сеянием раз-
дора между верноподданными скипетра наймилости-
вейшего нашего императора и господина он довел
дело до того, что седоглавый наш самый доброже-
лательный монарх, который горячо желал добра для
своих народов и желал, чтобы благополучие провести
в мире, был, однако, вынужден обратиться к ору-
жию, призвать всех ему подчиненных под свой ски-
петр, дабы они стали мужественно на защиту
наисвятейших и самых высоких имений чести и
славы Австро-Венгерской монархии. Этот призыв
нашел в сердцах верующих самый горячий отзыв.
Все народы почувствовали боль за своего отца и гос-
подина императора. Все они с проявлением самой
горячей любви, самой сильной привязанности и
преданности вставали в ряды. А между ними и наш
русский народ (то есть украинцы Галиции.— В. Б.)
Таким образом, идея папы римского Льва XIII, подска-
занная ему еще в конце прошлого века железным канцле-
ром Бисмарком, снова пущена в обращение в Европе, где
зреют силы немецкого реваншизма в Федеративной Респуб-
лике Германии, которой правит Христианско-демократиче-
ский союз.
25

поступил так же, став плечо к плечу между всеми,
и гордится этим.
Наши братья едиными устами возносят клич:
«За императора нашего Франца-Иосифа и его дина-
стию, за отечество мы рады пожертвовать добром на-
шим и кровью!» Митрополит ординариат берет на
себя благородную обязанность в том, что будет при-
зывать верующих к горячей молитве. Всем священ-
никам поэтому следует объявить верующим и отслу-
жить торжественную службу за самое успешное
действие нашего оружия в настоящей войне. На эту
торжественную службу следует пригласить власти
и школы, чтобы все вместе вознесли горячие молит-
вы за благо и долгоденствие нашего святейшего
цесаря и господина и за хорошие успехи нашего
дорогого отечества Австро-Венгерской монархии.
После службы следует пропеть две строфы народ-
ного гимна» 1.
Так повел себя митрополит и граф Андрей Шеп-
тицкий в дни войны, когда лилась кровь убиваемых
во славу императора мирных людей. Он, исповедую-
щий заповедь «не убий», этим своим посланием при-
зывал убивать. Всем авторитетом церковного пре-
стола и иезуитским словоблудием он приумножал
число смертей. И разве можно себе представить более
угодническое послание высшего иерарха церкви, того
самого, который спустя два десятилетия будет так же
обелять и благословлять пришествие кровавого
Гитлера?
В послании Андрея Шептицкого к верующим от
21 августа 1914 года явно выражены его ненависть к
России, угодническая верность австрийскому, като-
лическому престолу династии Габсбургов и как бы
невзначай было обронено подлое слово «измена»,
с помощью которой якобы русские пытаются устано-
вить свое владычество в Галиции. Этим подлым, гад-
ким словом, вырвавшимся из уст католического
иерарха, несомненно была умышленно брошена тень
на всякого западного украинца, который не сочувст-
вовал захватнической политике Габсбургов, питал
1 ЦГИАЛ, ф. 821, оп. 150, д. 672, л. 10—11. Пасторское
послание митрополита Шептицкого от 30 августа 1914 года.
26

симпатии к России и не хотел стрелять в своих заз-
бручанских единокровных братьев, одетых по моби-
лизации в солдатские шинели. Разве не понимал
Шептицкий, что и они, солдаты русской армии, без
всякой охоты пошли на войну и не хотят умирать за
чужие интересы? Конечно, понимал! Но, понимая,
ратуя за победу австрийского оружия, он призывал
убивать их и искать изменников среди своих поддан-
ных, которые не хотели этого делать. Его послание
было психологической подготовкой и оправданием
тех зверств, которые чинила австро-венгерская
контрразведка.
После отхода русской армии из Галиции летом
1915 года австрийские власти жестоко расправились
со всеми заподозренными в симпатиях к русским.
Было повешено и расстреляно свыше шестидесяти
тысяч галичан! Многие тысячи жителей Галиции
были сосланы в концентрационный лагерь Талер-
гоф, расположенный близ Граца, на месте нынешнего
аэродрома. Жестокости, творимые австрийскими
жандармами в этом лагере, были столь чудовищны,
а количество погибших за его колючей проволокой
было столь велико, что, когда я, побывав осенью
1963 пода в Граце, попросил старожилов этого города
показать, где был лагерь Талергоф, они, стыдливо
потупив глаза, постеснялись быть гидами на этом
месте пыток. И все это освящал и покрывал автори-
тет верного слуги Габсбургов Андрея Шептицкого!
Вскоре после того, как в дни первой мировой
войны русская армия заняла Львов, граф Шептиц-
кий по распоряжению военных властей за это и дру-
гие послания был вывезен в глубь России и там на
правах почетного узника пребывал в Курске, Суз-
дале, Ярославле почти всю мировую войну 1.
Незадолго до Февральской революции русское
царское правительство переводит митрополита из
1 В книге «Мои воспоминания» Алексей Брусилов так
рассказывает об этом:
«Униатский митрополит граф Шептицкий, явный враг
России, с давних пор неизменно агитировавший против нас,
по вступлении русских войск во Львов был по моему прика-
занию предварительно подвергнут домашнему аресту. Я его
потребовал к себе с предложением дать честное слово, что
он никаких враждебных действий, как явных, так и тайных.
27

против нас предпринимать не будет. В таком случае я брал
на себя право разрешить ему оставаться во Львове для ис-
полнения его духовных обязанностей. Он охотно дал это
слово, но, к сожалению, вслед за сим начал опять мутить и
произносить церковные проповеди, явно нам враждебные.
Ввиду этого я его выслал в Киев в распоряжение главно-
командующего».
Пусть же нынешние зарубежные адвокаты мертвого
митрополита вспомнят этот факт и сравнят его с куда бо-
лее гуманными мерами органов Советской власти, которые,
отлично зная ряд антинародных и профашистских действий
Шептицкого, все же не прибегли к таким действиям, как
генерал Брусилов. А оснований для таких решительных дей-
ствий у них было, как мы докажем дальше, более чем до-
статочно.
Суздальского монастыря в Ярославль. И здесь еще
раз подтверждается народная пословица «Ворон во-
рону глаз не выклюет». В разгар войны, когда казна
была предельно истощена, царское правительство
присуждает Шептицкому ежегодное жалованье — че-
тыре тысячи рублей в год золотом, то есть столько
же, сколько получает православный владыка. А уже
в половине марта 1917 года, сразу же после револю-
ции, приходит в Ярославль телеграмма от министра
юстиции Временного правительства, небезызвестного
Александра Керенского, о том, что «владыка свобо-
ден». И Шептицкий рвется в Петроград, где назре-
вают новые революционные события.
Для чего? Быть может, для того, чтобы, как доб-
рый пастырь, которому предписано Евангелием забо-
титься о голодных и угнетенных, измученных воен-
ными лишениями простых людях, быть с ними?
Стать авторитетным защитником их чаяний и требо-
ваний? Для того, чтобы узнать нужды рабочих города
над Невой и побывать на заводах?
Как бы не так! У Шептицкого свои тайные цели,
те же, что были, когда он жил на земле Австро-Вен-
герской империи и верно служил Габсбургам. Он
стремится использовать выгодную политическую
конъюнктуру для нужд униатской церкви.
На Николаевском вокзале русской столицы при-
верженцы митрополита встречают его в царской зале.
Католический епископ Цепляк, хорошо известный по
своим последующим контрреволюционным делам,
28

приветствует Шептицкого на польском языке, вру-
чает ему цветы и приглашает в палаты отсутствую-
щего латинского архиепископа. После того как мит-
рополит перенес инфлуэнцу, модную болезнь того
времени, называемую сейчас гриппом, Александр Ке-
ренский присылает ему свою визитную карточку.
Вскоре после этого грузный, дородный граф в мантии
митрополита появляется по очереди в резиденциях
Керенского, Милюкова, князя Львова, Монцилова,
сахарозаводчика Терещенко и других деятелей бур-
жуазного Временного правительства, находит с ними
общий язык и полное взаимопонимание. С их по-
мощью он выезжает в Киев. Центральная рада пре-
доставляет Шептицкому трибуну во время одного из
ее заседаний, и известный лидер украинского бур-
жуазного национализма профессор истории Михайло
Грушевский восторженно приветствует графа Анд-
рея Шептицкого.
Распределена каждая минута. Надо использовать
все, чтобы в этой смутной политической ситуации,
которая сложилась в России и на Украине, укрепить
позиции греко-католической церкви, покрепче заце-
питься за украинскую землю над Днепром и за вели-
косветские салоны Петрограда. Шептицкий высвячи-
вает новых священников, устанавливает экзархаты,
назначает генеральным викарием занятой еще рус-
скими войсками части Львовской архиепархии бель-
гийского иезуита отца Бона, правит службы в киев-
ском латинском костеле и затем возвращается опять
в Москву и в город над Невой, хотя, казалось, по
логике событий, ему бы надо поскорее следовать до-
мой, во Львов, на Свято-Юрскую гору. Но не таков
Шептицкий, чтобы проморгать удобные и такие важ-
ные исторические минуты, тем более что к освобож-
денному князю церкви относятся весьма благо-
склонно не только министры Временного правитель-
ства, но и многие православные иерархи. Один из
них, красноярский епископ Никон, даже посылал
Керенскому настойчивую телеграмму с просьбой не-
медленно освободить интернированного в Ярославле
униатского митрополита.
Вместе со священниками католиками, родом мо-
сквичами, Шептицкий проводит реколлекции. Его
29

окружают во время этих религиозных служб, заве-
денных в католической церкви еще основателем
ордена иезуитов Игнатием Лойолой, такие последо-
ватели католицизма в России и сторонники Ватикана,
как Дейбнер, Симацкий, Априкосов, Верховский,
Колпинский, экзарх Леонид Федоров и не менее фа-
натичный последователь иезуитизма Зерчанинов.
Они под предводительством Шептицкого проводят в
Петрограде собор, на котором обсуждают, как лучше
организовать униатскую церковь в России. Весьма
примечательно, что на заключительное заседание
собора были приглашены как почетные гости латин-
ские епископы Ропп и Цепляк, настоятель мальтий-
ского костела каноник Лозинский, профессор акаде-
мии Тшецяк, директор гимназии католик Цибуль-
ский, епископ Боцян и другие.
Шептицкий просматривает хранящийся в Акаде-
мии наук архив, вывезенный ранее с территории
военных действий русскими властями и отыскивает
там среди различных бумаг документ, которым пап-
ский Рим в свое время уполномочивал его управ-
лять греко-католической церковью в России. Он по-
казывает не без гордости этот документ латинским
епископам и правит торжественную понтификаль-
ную службу в костеле Мальтийских рыцарей, на Са-
довой улице. Его избранники — униатские священ-
ники участвуют в демонстративном шествии латинян
из костела святой Екатерины в костел на кладбище,
расположенном на другом берегу Невы, за Финлянд-
ским вокзалом.
Чтобы продемонстрировать религиозное единение
с униатами, латинский епископ Ропп, когда процес-
сия приблизилась к балюстраде, где он ее ожидал,
сошел вниз, взял за руку назначенного Шептицким
экзарха Леонида Федорова и, как захлебываясь пи-
сали церковники, «провел по ступенькам и посадил
возле себя, как некогда царь Соломон свою мать на
златокованом кресле».
Во время всех этих демонстраций ясно прояви-
лись давние вожделения Ватикана — воспользоваться
сменой правительства в России и укрепить свои по-
зиции в столице свергнувшего царя государства и
30

тем самым задержать рост революционных настрое-
ний в народе.
Митрополит Андрей Шептицкий выехал из Пет-
рограда накануне июльских событий 1917 года. В тот
момент, когда юнкерские и офицерские отряды рас-
стреливали петроградских рабочих и солдат, поливая
кровью торцы Невского проспекта, его эксцеленция
был уже в Торнео, а оттуда переехал на берег Шве-
ции, где его ждали австрийский и немецкий консулы.
В Стокгольме, на вокзале, его встречала родная
сестра «черного папы» — генерала ордена иезуитов
графиня Ледоховская и пригласила Шептицкого в
свой пансионат на окраине шведской столицы. Сви-
детельствуя свою прежнюю верность династии Габ-
сбургов, митрополит шлет из Стокгольма приветст-
венную телеграмму новому императору Австро-Вен-
грии Карлу Первому, поздравляя его с восшествием
на престол и «высказывая свои сердечные чувства
верности властелину Австрии».
И в тексте этой поздравительной телеграммы, и в
ответном награждении Карлом Первым митрополита
Шептицкого большим крестом ордена Леопольда с
военными украшениями можно совершенно отчет-
ливо проследить, кому служил всю жизнь митропо-
лит. Его симпатии были всегда и везде на стороне
угнетателей украинского простого люда.
Разве это не ясно хотя бы из следующего письма
императора к митрополиту, отправленного из Рейхе-
нау 27 августа 1917 года?
«Любимый архиепископ, граф Шептицкий!
Во время тяжелых испытаний, которые выпали
на ваш родной край благодаря приходу врага, вы
неустрашимо и мужественно доказали верность из-
браннице-церкви, императору и державе и стойко
перенесли также утрату свободы.
Ваше возвращение на отчизну дает мне милую
возможность в благодарном признании напомнить
ваше священное, патриотическое поведение, и как
высокий знак этого дарю вам большой крест моего
ордена Леопольда с военной декорацией.
Карл I».
31

Такими словами оценивал деятельность Шептиц-
кого, который благословил десятки тысяч украинцев-
галичан на убийственную войну с их братьями —
надднепрянцами, австрийский император. А для того,
чтобы придать еще больший вес своим словам, по-
слал во Львов для торжественной встречи митропо-
лита своего брата, члена императорской фамилии,
кронпринца Вильгельма, кандидата в гетманы Ук-
раины.
...Пройдут годы. Разразится вторая мировая вой-
на. Во Львов ворвутся гитлеровские войска. И так
же, как навестил в палатах митрополита накануне
распада императорской Австро-Венгрии Вильгельм
Габсбург, пришлет на Свято-Юрскую гору привет-
ствовать престарелого иерарха, князя церкви его
несомненный коллега — шеф гитлеровской военной
разведки адмирал Канарис, тоже Вильгельм, но иного
пошиба. Его доверенным лицом на этот раз окажется
старый разведчик, приятель молодого Габсбурга,
бывший сотник «украинской галицийской армии» и
профессор теологии, Ганс Кох. Но об этом мы еще
расскажем подробно, чтобы доказать: иногда исто-
рия повторяется...
Едва вернулся Андрей Шептицкий в Галицию, как
он немедленно спешит на помощь разваливающейся
австро-венгерской монархии. Выступая как член па-
латы господ в парламенте Вены 28 февраля 1918 года,
митрополит граф Шептицкий заверял австрийское
правительство, что украинцы «смогут самым лучшим
образом обеспечить свое национальное развитие под
крыльями габсбургской монархии».
Но, невзирая на заступничество генерала от
Христа и прочих генералов в австрийских мундирах,
лоскутная австро-венгерская монархия все же раз-
валилась.
К моменту ее кончины тысячи украинцев Гали-
ции были соединены вместе в военную силу, вполне
достаточную для того, чтобы при честном руковод-
стве и революционных целях завоевать для Запад-
ной Украины ее национальные права, освободить ее
от австро-польского гнета.
Однако духовный отец украинских националистов
Шептицкий и шептитчина вместе с украинской бур-
32

жуазной интеллигенцией повернули стихийный эн-
тузиазм молодежи к ничейным результатам. Моло-
дежь, сведенная в так называемую «украинскую га-
лицийскую армию», была повернута плечами к
польским завоевателям и уведена ее вождями —
предателями якобы освобождать Надднепрянскую
Украину с ее интеллигенцией, страну, давшую даже
под гнетом русского царизма Шевченко, Гоголя и
Лысенко, Котляревского и Грабовского. Митрополит
Шептицкий, благословивший галицийскую моло-
дежь в бесславный контрреволюционный поход на
Киев, непосредственно участвовал в предательстве,
которое привело ее к краху.
Пока галицийские «сичовые стрельцы» тысячами
гибли от сыпного тифа на «большой Украине», во
Львове укрепляли свою власть пилсудчики. И вовсе
не случайно во всех шовинистических альбомах ря-
дом с генералом Иосифом Галлером, приведшим из
Франции польский экспедиционный корпус завоевы-
вать Западную Украину, в качестве одного из глав-
ных «оборонцов» («защитников») Львова красуется
изображение ближайшего коллеги Шептицкого, друга
архиепископа Цепляка, римско-католического архи-
епископа во Львове Иосифа Бильчевского. Этот про-
жженный иезуит благословлял польских шовини-
стов-колонизаторов на борьбу с украинцами, в то
время как митрополит Андрей Шептицкий гнал их
вооруженные отряды к Днепру, подавлять револю-
цию на Украине.
Тем временем во Львов пожаловали почетные
гости из командования войск Антанты и президента
Вильсона — французский генерал Бартелеми, анг-
лийский генерал Картон де Виятр, делегат Соединен-
ных Штатов Америки профессор Лорд, английский
полковник Смит.
Это по их прямому настоянию галицийские ук-
раинцы вынуждены были прекратить вооруженную
борьбу за свой исконный исторический город, чтобы
спустя некоторое время видеть, как под торжествен-
ный перезвон колоколов всех католических костелов
и монастырей Львова по мостовым, на которых еще
недавно алела кровь убитых украинцев, поедет
33

маршал Франции Фош, один из создателей католиче-
ского «санитарного» кордона против большевизма.
Ему, да и всем правительствам Антанты, заинте-
ресованным в удушении молодой Советской власти,
деятельно помогали создавать этот кордон не только
военный министр из правительства Пилсудского ге-
нерал Станислав Шептицкий, папский нунций в
Польше, монсеньор Ратти (будущий папа Пий XI),
но также и митрополит греко-католической церкви
граф Андрей Шептицкий.
Уже после разгрома гитлеровской Германии во
Львове были найдены следы прямого участия митро-
полита Андрея Шептицкого в подготовке интервен-
ции против СССР. В архиве одного разоблаченного
украинского фашиста была обнаружена... ночная со-
рочка. Когда ее окунули в химический раствор, вы-
яснилось, что на полотне сорочки написано донесе-
ние украинских буржуазных националистов — Костя
Левицкого и бывшего диктатора ЗУНР 1 Евгена Пет-
рушевича. Избравшие местом своего жительства
Вену, эти организаторы предательства интересов
трудящихся после развала Австро-Венгрии писали
на сорочке, которую повез их агент во Львов в
1922 году «межпартийной раде» всех украинских
националистических партий, о недавней поездке
митрополита Андрея Шептицкого в Америку:
«Ставим вас в известность, что митрополит сооб-
щил из США, что его работа на политическом по-
прище приносит несомненные успехи. Следует при-
знать, что мысль о вооруженной интервенции против
России в кругах Антанты не только не остыла, но
даже начинает принимать все более конкретные
формы. Не исключена, а даже вполне допустима воз-
можность, что Антанта обратится и к нам — непо-
средственно или через других лиц,— чтобы мы при-
няли участие в этой интервенции».
Кость Левицкий и Евген Петрушевич, ближайшие
друзья митрополита, не были удовлетворены тем,
что отправили уже однажды, в первые дни мировой
войны, на верную смерть почти целое поколение га-
1 Так называемая «Западноукраинская народная респуб-
лика».
34

лидийской молодежи, призывая ее сражаться под
знаменами Габсбургов за чужие, австро-германские
интересы. Теперь они хотели загнать галицийских
украинцев при помощи митрополита Шептицкого в
легионы Уинстона Черчилля. Еще в двадцатых го-
дах нынешнего века они заискивали перед теми гос-
подами, которые сегодня стали хозяевами украин-
ских националистов.
«...Правда, мы не можем еще утверждать, что нам
удалось принудить Англию к явному выступлению
в наших интересах,— писали далее Левицкий и Пет-
рушевич,— однако все свелось к тому, что англий-
ская Лига наций в Лондоне в ближайшие дни на соб-
ственные средства издаст брошюру о нашем деле,
требуя признания самостоятельности Восточной Га-
лиции. Большие услуги оказывают нам известные
госпожа Дебуале и Черчилль... Нам удалось заинте-
ресовать английские финансовые круги и галиций-
ской нефтью...»
Однако надежды на англо-французскую интер-
венцию в России были отодвинуты, и генерал во
Христе, Андрей Шептицкий, вместе со всем своим
украинским националистическим окружением все
больше и больше склоняется в сторону немецкого
фашизма.
Еще в прошлом веке для большинства современ-
ников был загадкой не только крутой поворот этого
блестящего австрийского драгуна к духовной карье-
ре, но и многие его последующие действия. Одни
польские магнаты, заинтересованные в сохранении
своей экономической власти в Галиции, называли
Шептицкого «великим человеком». Другие, недале-
кие «паны Заглобы» из родовитой шляхты,— «пре-
дателем польской нации», лишь потому, что граф
вдруг заговорил на украинском языке — «хлопском
наречии» и якобы «покровительствует гайдамакам».
Они не могли простить Андрею Шептицкому того,
что, принимая у себя в палатах генерала Станислава
Шептицкого, этот генерал во Христе, не желая драз-
нить окружавших его каноников возвращением к
близкому ему польскому языку, говорил с братом
35

исключительно на нейтральном, французском языке.
Время от времени, дабы укрепить в народе легенды
о своей независимости, Андрей Шептицкий позволял
себе даже не соглашаться с политикой Ватикана.
Это было, когда польское правительство начало
забирать так называемые поуниатские церкви на
Холмщине, а папа Пий XI продал их наконец пил-
судчикам за два миллиона злотых. Только по такти-
ческим соображениям Шептицкий держал при себе
некоторых священников, склонившихся к правосла-
вию, либо назначал в епископы не очень нравив-
шихся Ватикану иерархов. Генерал во Христе, Шеп-
тицкий, предпочитал быть «бархатным диктатором»,
нежели унтер-офицером Пришибеевым. Он понимал,
что всякие крутые меры против народа, который не
раз поднимался против насильственной и быстрой
латинизации с оружием в руках, могут вызвать снова
народные волнения в большем масштабе и ускорить
процесс революционного брожения в Галиции. Гиб-
кий, осторожный метод действий по осуществлению
планов Ватикана казался кое-кому либерализмом
Шептицкого, его «симпатиями к православию», но
этот либерализм только лил воду на мельницу мит-
рополита.
Мечтая о распространении католицизма на Во-
стоке и о том, как бы ему закрепиться в России, мит-
рополит Шептицкий знакомился с научным социа-
лизмом. И осенью 1939 года, и накануне смерти Шеп-
тицкого мы видели в его кабинете на одних и тех же
полках его богатой библиотеки вместе с папскими
буллами и энцикликами полное собрание сочинений
Маркса и Энгельса, сочинения Ленина и даже...
«Краткий курс истории ВКП(б)».
После вторжения гитлеровцев население Львова
да и других оккупированных областей Западной
Украины обязано было под страхом строжайших ре-
прессий сдать для сожжения эти и другие советские
издания. Андрей Шептицкий мог считать для себя
совершенно необязательными подобные приказы не-
мецкого командования. Разве виднейшие чины ге-
стапо не знали, что князь церкви если и знакомится
с марксизмом-ленинизмом, то только для того, чтобы
«поражать его в самое сердце»?
36

Сидя в своем уютном кресле-троне, он перечиты-
вал «Диалектику природы», «Капитал» и «Анти-Дю-
ринг» с тем, чтобы изучить основы научного социа-
лизма и всеми силами своего разветвленного цер-
ковного аппарата бороться против ненавистного ему
с детства «опасного» учения, все больше и больше
проникавшего в Западную Украину и поднимавшего
народ на единственно правильный путь борьбы с за-
хватчиками. Волнения прозревающего народа не
могли уже быть остановлены так, как это было в на-
чале XX века. Народ втягивался все больше и больше
в революционную борьбу, и ни «осадники», ни «кор-
пус охраны пограничья», ни концентрационные ла-
геря, подобные Березе Картузской, ни Луцкая и Дро-
гобычская тюрьмы не могли повернуть вспять ко-
лесо истории.
В это время активизируются отряды католициз-
ма, и в первую очередь приводится в состояние бое-
вой готовности греко-католическая церковь — один
из его наиболее воинственных отрядов, священно-
служители которой для удобства проникновения в
души верующих украинцев говорят на их родном
языке.
Граф в мантии митрополита созывает в свою па-
лату на Свято-Юрской горе самых верных предста-
вителей ренегатствующей украинской буржуазной
интеллигенции и духовенства.
Оставляя в книге посетителей свои автографы и
целуя затем перстень на морщинистой, дряблой руке
князя церкви, возле его трона рассаживаются судеб-
ный советник в отставке Алексей Саляк, один из
бывших руководителей «сичовых стрельцов» — док-
тор Мыкола Галущинский, священники Петр Голин-
ский и Иосиф Раковский, лица светские — Роман
Гайдук, Алексей Мельникович и представительница
верующих католичек, исступленно обожествляющая
Шептицкого, Мария Янович.
Митрополит по-отечески благословляет каждого
из них и затем предлагает подписать программное
заявление об организации «украинской народной ка-
толической партии». Он говорит, что идеологическую
подготовку к созданию такой партии можно считать
завершенной. Подготовка эта проводилась на протя-
37

жении нескольких лет в католических изданиях, со-
зданных Шептицким,— «Нова зоря», «Мета» и
«Правда». Митрополит выражает надежду, что новая
партия сможет довольно быстро занять видное место
в общественной жизни Галиции. Она будет тараном
в общих мероприятиях по укреплению католицизма,
известных в народе под названием «католического
действия».
Приглашенные расписываются в программном за-
явлении «за организационный комитет» и датируют
заявление октябрем 1930 года. Правда, кое-кого
удивляет, что среди подписей нет имени главного
вдохновителя и организатора католической партии —
самого графа Андрея Шептицкого, но князь церкви,
создавая еще одну фалангу воинствующего католи-
цизма и одновременно мышеловку для поимки оп-
позиционно настроенных галичан, остается и на сей
раз верен своей излюбленной манере — быть в тени
и дирижировать незаметно для широких масс через
подставных лиц с холмов Свято-Юрской возвышен-
ности, подобно тому как его святейший патрон ди-
рижирует подготовкой к новой мировой войне через
господина Видалэ и других верных агентов Рима.
Так во Львове, городе трех митрополий Вати-
кана — римско-католической, греко-католической и
армяно-католической (последняя в годы немецкой
оккупации занималась вербовкой польских армян в
гитлеровский «армянский легион»), появляется еще
один центр для вмешательства в общественно-поли-
тическую жизнь галичан — «украинская народная
католическая партия».
Для того чтобы создать популярность новой, со-
здаваемой по указанию Ватикана партии и утвердить
в народе мысль о ее «оппозиции» к правительству
Речи Посполитой, львовская полиция с места в
карьер конфискует первое издание программного за-
явления.
Митрополит Шептицкий предпринимает «интер-
венцию». Он звонит официальным чинам полиции,
воеводства, обращается в Варшаву и конечно же до-
бивается снятия цензурного запрета. Цель достигнута
вдвойне: широким кругам украинцев становится
ясно, что пилсудчики «недовольны» новой затеей
38

Шептицкого. «Святоюрские крысы» немедленно ис-
пользуют этот предлог для распускания новой волны
слухов о том, что «Шептицкий защищает украин-
цев». Кроме того, на новом издании программного
заявления появляется строчка: «После конфиска-
ции— второе издание». Этот гриф придает затее свя-
того Юра характер таинственной сенсации. А сенса-
ция почти всегда залог популярности!
Восьмой пункт программного заявления проли-
вает свет на идеологические основы создаваемой
партии:
«В общественно-экономической политике стоим
на позициях сохранения хозяйственного равновесия
и общественной гармонии и в свою очередь со всей
решительностью осуждаем идею классовой борьбы».
Уже один этот пункт вполне характеризовал ку-
лацко-реакционную сущность новой партии. Ее бо-
лее далекие политические цели были скрыты рели-
гиозно-исторической фразеологией в девятом и деся-
том пунктах:
«Считая христианско-католическую религию ос-
новой всечеловеческой культуры и национального
прогресса, стремимся обеспечить полную свободу
католической церкви, охраняемую конкордатом с
апостольской столицей, стремимся проводить соот-
ветствующее влияние на воспитание молодежи и об-
щественную мораль, в то же время боремся с тече-
ниями бесконфессиональности, масонства и сектант-
ства.
...Верные исторической миссии и национальной
традиции нашей земли, хотим быть посредником
между Западом и Востоком, принимая от первого и
передавая второму культурные ценности католиче-
ского мира».
Такова была вуаль из блудливых, высокопарных
фраз, наброшенная агентом Ватикана графом Анд-
реем Шептицким на действительные политические
цели «украинской народной католической партии».
Ее воинственную программу были призваны выпол-
нять под руководством дряхлеющего князя церкви
его агенты, проведшие свои молодые годы в Риме
и нашпигованные советами прелатов из таинствен-
ной «пропаганды».
39

Однако события того же октября 1930 года на
землях Западной Украины разрушили всякие на-
дежды «хозяйственного равновесия» и «обществен-
ной гармонии», к которым стремился митрополит и
его новая партия. По всему миру проносятся вести о
кровавой «пацификации» на окраинах Малопольши.
Таким нежным словом «умиротворение» называют
пилсудчики кровавые экспедиции против украин-
ского населения в Западной Украине. Сжигаются
целые села, население бежит в леса. Наиболее ак-
тивная его часть берется за оружие, сжигает панские
экономии, нападает на «осадников»... И вот в ту
страшную своими событиями осень 1930 года, осе-
ненные крестным знамением митрополита, централь-
ные комитеты партий украинской буржуазии
принимают и затем печатают в органе УНДО —
украинской буржуазии — «Діло» такое циничное за-
явление:
«Подтверждается, что организованное в полити-
ческих партиях и общественно-культурных органи-
зациях украинское общество не может нести общей
ответственности за поступки, исполняемые тайными
конспиративными организациями или отдельными
личностями, которые не подлежат общественному
контролю и не могут ему подлежать...
В частности, что касается массовых пожаров...
подтверждается, что, поскольку они и в самом деле
являются делом украинских рук, то они с нацио-
нальной точки зрения бесцельны, лишены полити-
ческого смысла и неоправданы никакими, даже ре-
волюционными целями».
И никаких слов осуждения по поводу каратель-
ных экспедиций, против политики Пилсудского, про-
тив угнетения украинского населения.
Правда, в буржуазной газете «Діло» от 5 октября
1930 года напечатана маленькая заметочка о поездке
Шептицкого в Варшаву, где он говорил с польскими
министрами о пацификациях и жаловался на неко-
торые злоупотребления (!) властей, но если и про-
тестовал против них, то лишь потому, что они бро-
сают население в руки коммунизма. Вот чего, ока-
зывается, пуще всего на свете боялся духовный
вождь галицийских священников — коммунизма!
40

Ему было безразлично, что сгорают целые украин-
ские села, подожженные польскими уланами, что ты-
сячи украинцев холодными дождливыми ночами
бегут с насиженных мест в леса Тернопольщины и
Ровенщины, что подчас за один портрет «гайдамака»
Тараса Шевченко, найденный в сельском «Просвіте»,
население подвергается неслыханным репрессиям.
Если он, называвший себя «духовным отцом украин-
ского народа», и был взволнован всем этим, то лишь
потому, что боялся роста революционного движения.
И здесь в каждом действии Шептицкого и церкви
явно проявляется классовая сущность религии —
адвоката и помощника угнетателей.
Через два номера, в газете «Діло» за 7 октября,
мы читаем еще более циничное заявление митропо-
лита графа Андрея Шептицкого о его поездке в Вар-
шаву:
«Говорил я в Варшаве с министром внутренних
дел генералом Складковским, с вице-премьером ми-
нистром Беком и с бывшим премьером, полковником
Славеком.
Вопрос: Не могли бы вы, ваша эксцеленция, вос-
произвести беседу с министром Складковским и сооб-
щить, верен ли опубликованный польской прессой
ход беседы? (В «Экспрессе Поранном» за 2 октября
1930 года было напечатано следующее заявление
Шептицкого: «Моя беседа с господином министром
Складковским удовлетворила меня.— В. Б.)
Ответ Шептицкого: Опубликованная в польской
прессе моя беседа с министром г. Складковским не
верна. Что же касается отображения этой беседы, то
это сделать тяжело, ибо на эту тему я говорил и с
другими лицами. А если бы и можно эту беседу точно
воспроизвести, то я не мог бы этого сделать по сле-
дующей причине: в Варшавской правительственной
прессе указано, что беседы министров со мной яв-
ляются правительственной тайной, и поэтому изла-
гать их дословно я считал бы не дискретным».
В этом ответе, казуистическом и предельно ли-
цемерном, весь Шептицкий, воспитанник иезуитов,
польский граф, ставший по велению своего класса
магнатов и промышленников и по указу папы духов-
ным руководителем греко-католической церкви,
41

пытающейся распространить влияние на все укра-
инское население Западной Украины.
«Пацификации» тем временем в разгаре. «Осад-
ники» и жандармы из «корпуса охраны пограничья»
свирепствуют в селах Волыни и Галиции. В Вар-
шаве же седобородый генерал во Христе, называе-
мый кое-кем из его почитателей «украинским Мои-
сеем», развлекается тем, что едет (как это следует
из газеты «Діло» за 14 октября 1930 года) на раут к
министру Залевскому, данный по поводу окончания
конгресса по борьбе с... живым товаром. Почетные
гости, окружив легендарного митрополита, заодно с
ним проливают слезы и шампанское по поводу роста
проституции в мире. А приблизительно в это же са-
мое время комендант Варшавы, видный пилсудчик и
будущий посол Речи Посполитой в Ватикане, адъю-
тант Пилсудского, генерал Венява-Длугошовский,
выстроил шутки ради на Маршалковской проститу-
ток ночной столицы, под звуки ресторанного ор-
кестра ведет их строем к Главному вокзалу, а наряд-
ные дамы высшего света рукоплещут с балконов
новой проделке весельчака-генерала.
Где-то севернее, в городе Вильно, ревностный ка-
толик, будущий премьер польского эмигрантского
правительства в Лондоне, виленский воевода Эдуард
Рачкевич развлекается примерно тем же. Он наносит
очередной визит в фешенебельный публичный дом
«тети Рузи» (главная штаб-квартира немецкой раз-
ведки на Виленщине) и, к своему несчастью, одетый
далеко не по моде, пляшущий с девицами «тети
Рузи», попадает в объектив предприимчивого репор-
тера. Ближайший же друг Андрея Шептицкого, один
из руководителей УНДО, доктор Дмитро Левицкий
(посещавший в ту же осень 1930 года вместе с кня-
зем церкви и епископом Бучко львовского воеводу
по поводу «пацификаций») делается популярным
отнюдь не по причине своей политической деятель-
ности. В одном из заведений такого же пошиба, как
салон «тети Рузи», в городе Львове у председателя
УНДО Дмитра Левицкого исчезают деньги. Проснув-
шись в состоянии тяжелого похмелья, он мчится в
соседний участок полиции, требует розыска укра-
денных денег, не предполагая, что уже в вечерних
42

выпусках львовских газет вся история покражи бу-
дет предана широкой огласке.
Такие вот «духовные отцы» обманывают народ,
пытаются загнать его в новую партию, где будет со-
хранено «хозяйственное равновесие» власть имущих
и будет насаждаться с помощью полицейских комис-
сариатов царство «общественной гармонии».
19 октября 1930 года бывший президент петлю-
ровской директории Андрей Левицкий делает в
«Діле» следующее заявление:
«Совершенно очевидно, что саботаж в Восточной
Галиции был делом рук безответственных единиц,
которых использовала коммунистическая пропаганда
в целях обострения польско-украинских отношений.
Это обострение выгодно Москве и III Интернацио-
налу».
26 октября 1930 года то же «Діло» публикует об-
ращение митрополита Андрея Шептицкого, в кото-
ром говорится:
«Тяжелые времена и приближающиеся черные
тучи вынуждают нас объединиться еще больше, чем
раньше, и, основываясь на божьем праве и собствен-
ном сильном единении, защищать все то, что нам
дороже и святее всего. Поэтому призываем всех ка-
толиков-украинцев организоваться в католическом
союзе... Христос — наша сила!»
В органе самого Шептицкого, в газете «Нова
зоря», печатается обращение по поводу пацифика-
ций, в котором, между прочим, сказано:
«Подчеркиваем со всей силой, что мы среди са-
мых тяжелых условий жизни нашего народа в этом
государстве никогда не желали и теперь не желаем
себе отрыва украинских земель от Польши с целью
присоединения их к большевистскому государству».
Большей откровенности быть не может. Оказы-
вается, не отблеск пожаров на «кресах» видел с вы-
соты Свято-Юрского холма митрополит, а рост ком-
мунистической опасности. «Умиротворяют» его паст-
ву каратели, обученные братцем митрополита,
генералом маршала Пилсудского, «умиротворяет» и
он сам, генерал во Христе, с помощью слова божия,
и по его велению «умиротворяют» население тысячи
агентов в черных реверендах, обращаясь, когда не
43

помогают проповеди с амвона, в ближайшие посте-
рунки полиции «панства польского».
16 марта 1920 года парижская газета «Матен»
писала:
«Великая Польша, распространяющая при по-
мощи Украины свое влияние от Риги до Одессы,—
такова основная цель, вокруг которой вертится вся
восточная политика Ватикана».
Одной из самых крупных шестерен в этой во-
сточной политике и был в двадцатые годы именно
сиятельный князь церкви митрополит Шептицкий...
Когда генерал во Христе понял, что «украинская
народная католическая партия» не в состоянии ути-
хомирить народ, он начинает действовать языком во-
енного приказа.
«Осторога его эксцеленции, высокопреосвящен-
ного митрополита Кир Андрея Шептицкого перед
угрозой коммунизма», опубликованная в 1936 году,
начинается словами: «Кто помогает коммунистам в
их работе, даже чисто политической, предает цер-
ковь!»
Трудящиеся всего мира объединяются для отпора
«коричневой чуме». Призывы Народного фронта зву-
чат во всем мире. А в Западной Украине первый по-
кровитель украинских фашистов граф Шептицкий в
своем «предостережении» утверждает: «Наступила
минута, когда надо беспрестанно напоминать, что
«народный» или «людовый» фронт является проти-
вонародным»...
Но обстоятельства времени все же требуют от
Шептицкого, чтобы он разъяснил пастве в своей
«Остороге», которую читает с амвонов целая армия
его подручных в длинных реверендах, чем же все-
таки является фашизм, против которого зовут высту-
пить угнетенных всего мира коммунисты. И вот
тогда голос Шептицкого сразу приобретает вкрадчи-
вое, бархатное звучание. Оказывается, «даже там,
где никакого фашизма нет, как, например, во Фран-
ции, в Испании, в Чехословакии, большевики начи-
нают кричать о фашистской опасности и о необходи-
мости, чтобы все недовольные соединились вместе
перед этим маревом неволи — фашизмом, который,
подобно черной туче, грозит всем народам Европы.
44

Словом «фашизм» коммунисты называют народные
партии, всех националистов во всех странах».
Это писал и говорил старый немецкий агент граф
Шептицкий в то самое время, когда готовился Мюн-
хен и захват Чехословакии, когда из безоблачного
неба Испании «Хейнкели» и «Савои» со свастиками
на фюзеляжах обрушивали смертоносный груз бомб
на Гернику, на Мадрид, на другие города Испании,
убивая сотни испанских женщин и детей!
Это вещал Шептицкий, когда папа римский, его
повелитель, благословлял берсальеров Муссолини
идти убивать и травить газами христиан Абиссинии!
Это писал и говорил, требуя, чтобы его слова, из-
ложенные в брошюрках библиотеки «Свет солнца и
любви», распространялись в народе, граф Шептиц-
кий, в тот самый год, когда гитлеровский шпион Отто
Абец организовывал широко разветвленную «пятую
колонну» во Франции, покупал оптом и в розницу
целые кабинеты французского правительства и ми-
нистров католиков Даладье, Рейно, Боннэ. Немецкий
агент Шептицкий обманывал народ, призывал его к
ненависти против Советской власти и «красной Мо-
сквы», в то самое время как у него по соседству рев-
ностные католики в синих мундирах польской поли-
ции и агенты дефензивы забивали насмерть в лагере
Березе Картузской борцов с фашизмом, лучших
сынов украинского и польского народов...
Это писал и говорил Андрей Шептицкий, тот са-
мый князь церкви и «украинский Моисей», который
семью годами позже, уже после разгрома немцев на
Волге в 1943 году, все еще надеялся на победу фа-
шизма и писал: «Ближайшее весеннее наступление
немецкой армии нанесет последний и окончатель-
ный, смертельный удар Красной Армии»...
А еще раньше, 30 июня 1941 года, не успели гит-
леровцы ворваться во Львов, как в соборе Святого
Юра был отслужен торжественный молебен в честь
немецкой армии. Целая стая приближенных к Шеп-
тицкому греко-униатских священников, надрываясь
от усердия, пела «Многая лета» палачам украинского
народа — немецким фашистам, клейменным свасти-
кой. Сам митрополит Андрей Шептицкий обратился
со словами нежнейшего приветствия к гитлеровской
45

армии и Адольфу Гитлеру, оправдывая тем самым
свою репутацию давнего немецкого агента.
В своем послании к духовенству от 10 июля
1941 года, которое было опубликовано не только в
«Архиепархиальных ведомостях», но и на страницах
так называемой «светской» фашистской прессы, ге-
нерал во Христе писал:
«Там, где нет еще управления громады и местной
милиции (читай: полиции.— В. Б.), надо организовать
выборы общественного совета, войта и начальника
милиции. Если же нельзя будет провести выборы без
партийных раздоров, которые являются руиной и
несчастьем нашего дела, душепастырь должен своей
властью назначить войта, советников и начальника
милиции, напоминая верующим необходимость по-
слушания сначала для немецкой военной, а впослед-
ствии и гражданской власти...
Надо также обратить внимание на людей, которые
искренне служили большевикам... опасаться их и не
допускать ни к какой общественной работе...
Душепастырь обязан иметь наготове флаг немец-
кой армии... на нем на белом фоне должна быть вы-
шита свастика...»
Таким образом, уже из текста этой инструкции
становится ясно, что та самая греко-католическая
церковь, которая, если верить клерикалам, «не вме-
шивалась в политику», с первых дней немецкой ок-
купации не только приветствовала оккупантов, но
и принимала прямое участие в создании органов гит-
леровской администрации, призванных помогать
немцам грабить Украину.
* *
*
До окончательного изгнания гитлеровцев с земель
Западной Украины в палатах митрополита Шептиц-
кого среди различных почетных посетителей, кото-
рые подходили к креслу князя церкви, были и гу-
бернаторы «дистрикта Галиция» генерал-майор СС
Карл Ляш и штандартенфюрер СС Отто Вехтер,
шефы гестапо бригаденфюрер СС Фриц Кацман и
комиссар Витиска, полковники войск СС Альфред
46

Бизанц и Фрайтаг, «фюреры» украинско-немецких
националистов Кубиевич, Андрей Мельник, Шепаро-
вич и многие другие видные чины гитлеровского
рейха и их прислужники. С ними часами задушевно
беседовал верный наместник Ватикана Андрей Шеп-
тицкий, согласовывая совместные обращения к на-
роду Галичины о сдаче налогов —контингентов, о вы-
возе в Германию мирного населения, хотя он пре-
красно знал, что руки посещающих его посланцев
Гитлера в крови убитых ими жертв.
Шептицкий в разное время жизни настолько от-
крыто выражал симпатии классу угнетателей, что
иной раз Ватикан одергивал его за это. Даже русский
поверенный в Риме Н. Бок сообщал в Петроград
после Февральской революции Временному прави-
тельству: «Насколько мне известно, Шептицкий
никогда не был здесь на хорошем счету, и, отдавая
должное его заслугам, Ватикан не переставал осуж-
дать его увлечения политикой. Только преследова-
ния и ссылки, которым его подвергала Россия, сде-
лали его временным героем в Ватикане... Ведь как-
никак, но на Россию Ватикан никогда не переставал
смотреть как на тучную ниву, которая может дать
ему когда-нибудь обильную жатву. Игра же Шептиц-
кого способна сильно повредить таким расчетам.
Слишком ярко клеймо его на прививаемом им капи-
тализме, клеймо, дающее сильное орудие против ка-
толичества всем его врагам». А как стало заметно
это клеймо, когда его подсветил кровавый отблеск
фашистской свастики?!!
Ничего противоестественного и необычного, ко-
нечно, не было в том, что видные чины гитлеровской
Германии по приезде во Львов считали своим пря-
мым долгом наносить визиты митрополиту Андрею
Шептицкому и консультироваться с ним, пользуясь
для поддержки своих карательных мероприятий его
авторитетом.
Дело в том, что и во второй мировой войне воен-
ные цели гитлеровцев во многом совпадали с зама-
скированными религиозной демагогией политиче-
скими устремлениями папского Рима, представитель-
ством которого являлась возглавляемая Шептицким
греко-католическая церковь — детище ненавистной
47

для всего украинского народа унии. И у тех, и у дру-
гих были одни устремления — на Восток.
Отличный знаток военных вопросов, митрополит
Андрей Шептицкий выполнял по заданиям герман-
ского генерального штаба и «святой конгрегации»
глубокую разрушительную работу, направленную во
вред революционному национально-освободитель-
ному украинскому движению, и всеми путями пре-
пятствовал с помощью сложнейших уловок соедине-
нию галицийских украинцев в их революционных
стремлениях с украинцами надднепрянскими и со
всем русским народом.
Ведь господство Ватикана рухнуло и оборвалось
с утверждением на землях Западной Украины Совет-
ской власти.
Весной 1940 года первые тракторы Харьковского
и Челябинского заводов, ведомые молодыми колхоз-
никами Тернополыцины, выехали на монастырские
поля. Социализм шагнул еще дальше на Запад. Ты-
сячи священников лихорадочно пытались установить
новый «санитарный» кордон против идей социализма
на границах Венгрии, протектората Чехии и Мора-
вии и «Генерального губернаторства». В тяжелые
дни гитлеровского нашествия они восторженно при-
ветствовали немецкую армию, служили молебны в
честь Адольфа Гитлера, а граф Шептицкий снаря-
жал подвластных ему попов капелланами в благо-
словленную им дивизию «СС Галиция», подчинен-
ную лично рейхсфюреру СС Гиммлеру.
Шептицкий умер в ноябре 1944 года во Львове и
похоронен в подвалах собора Святого Юра.
Одиннадцать лет спустя после смерти митропо-
лита, в 1955 году, папский Рим поставил вопрос о
причислении покойного к лику святых. Один из био-
графов и воспитанников Шептицкого, некий священ-
ник М. Гринчишин, немедленно выпустил на италь-
янском языке жизнеописание нового кандидата в
святые. Другие деятели греко-католической церкви
в Европе и за океаном, особенно в Канаде и Соеди-
ненных Штатах Америки, начали усиленную, так
48

сказать, «предвыборную» кампанию за будущего
униатского святого. В различных клерикальных из-
даниях стали появляться огромные статьи о Шеп-
тицком, прославляющие «заслуги» этого «украин-
ского Моисея»; огромными тиражами выпускались
и раздавались верующим во время богослужений
изображения митрополита с текстом молитв, посвя-
щенных ему. С этих маленьких, размером с визит-
ную карточку, кусочков картона глядел седовласый
большеголовый старец с глубоко запавшими глазами.
А уже совсем недавно, в феврале 1964 года, многие
клерикальные газеты за рубежом опубликовали ин-
тервью с Иосифом Слипым, в котором новый «ар-
хиепископус майор» сообщил, что он сделает все
возможное для ускорения причисления Андрея
Шептицкого к лику святых.
В процесс беатификации 1 митрополита Шептиц-
кого несколько лет назад подключился реакционней-
ший из журналов польской эмиграции — ежемесяч-
ник «Культура», издаваемый в Париже. В этом
журнале была опубликована статья «Актуальность
Шептицкого», автор которой с видимым удовольст-
вием сообщал, как преобразился дряхлый старец, как
только осенью 1939 года советские войска вошли на
улицы Львова. Давняя ненависть к коммунизму при-
дала силы «великой белой голове». По словам «Куль-
туры», это событие «застает Шептицкого на семьде-
сят четвертом году жизни, почти целиком парализо-
ванным. Вместо депрессии он проявляет невиданную
энергию: организует заново всю религиозную жизнь
Галиции, запрещает священникам покидать свои па-
рафии, подготовляет верующих, которые могли бы
в любую минуту заместить священника, организует
1 апреля 1940 года евхаристический день... и, нако-
нец, собирает под носом НКВД диецезиальный (епар-
хиальный.— В. Б.) синод...»
Парижская «Культура» не сообщает главного —
того, что знаем теперь мы. Повышенная активность
Шептицкого в те годы полностью совпадала с уси-
лившейся деятельностью немецкой военной разведки.
1 Беатификация — подготовка к причислению кандидата
к лику святых католической церкви.
49

На территории Львова работала тогда немецкая ко-
миссия по переселению немецких колонистов из со-
ветских земель на земли рейха. В составе этой ко-
миссии были опытные немецкие разведчики Альфред
Бизанц, Ганс Кох, Ганс и Жорж Пулуи. Приезжали
туда контролировать ее работу старший лейтенант
Теодор Оберлендер и губернатор провинции Радом,
в «Генеральном губернаторстве», Отто Вехтер. Они
устанавливали тайные контакты с митрополитом,
держали его в курсе дел предполагаемого немецкого
вторжения, рекомендовали не падать духом и моби-
лизовать верующих.
Вторжение фашистских полчищ на территорию
нашей страны, как мы уже говорили, Шептицкий
встретил с восторгом.
5 июля 1941 года митрополит Шептицкий обра-
тился с «новым» словом к духовенству и верующим
архиепархии: «Каждый душепастырь обязан в бли-
жайшее воскресенье после получения этого призыва
отправить благодарственное богослужение и после
песнопения «Тебя, боже, хвалим»... провозгласить
многолетие победоносной немецкой армии...»
Все это апологеты митрополита пытаются теперь
затушевать, распространяя утверждения, что «мит-
рополит бесстрашно выступал против карательной
политики нацистов и был очень невыгоден для них».
Надо полагать, именно вследствие этой «невыгод-
ности», как только гитлеровцы ворвались во Львов,
в митрополичьи палаты на Свято-Юрской горе по-
спешил с визитом давний приятель Шептицкого,
участник переговоров с генералом Деникиным от
лица «украинской армии» в 1919 году, а затем про-
фессиональный разведчик и доктор теологии, Ганс
Кох.
Один из коллаборационистов, председатель так
называемого «украинского краевого комитета» — ор-
гана сотрудничества с гитлеровцами,— адвокат и
униат, приближенный Шептицкого Кость Пань-
кивський, выпустил в 1957 году в издательстве
«Ключи» (Нью-Йорк — Торонто) книжку «От дер-
жавы до комитета», в которой так освещает со-
бытия на Свято-Юрской горе во Львове летом 1941
года:
50

«Я узнал о том, что уже на рассвете 30 июня
1941 года к собору Святого Юра пришел с первыми
немецкими частями отряд украинских национали-
стов-добровольцев, так называемый легион «Нахти-
галь» — под командованием Романа Шухевича и
доктора богословия Ивана Гриньоха. Всего лишь ма-
ленькая желто-голубая ленточка на плече отличала
их от немецких солдат. Митрополит Шептицкий, ко-
торого они посетили, выслушав о. Гриньоха, которого
знал как своего воспитанника и кандидата в профес-
сора богословия, благословил легионеров и дал бла-
гословение также для будущего украинского прави-
тельства, о создании которого рассказал ему
о. Гриньох.
В палате митрополита поселился известный во
Львове профессор Кенигсбергского университета,
специалист по истории Восточной Европы, галиций-
ский немец, бывший сотник «украинской галиций-
ской армии», а в то время гауптман в отделе военной
контрразведки («Вермахтсабвер»), доктор Ганс Кох.
Вместе с Кохом гостем митрополита был сотрудник
Коха доктор Р. Фель — знаток польских и украин-
ских дел, которого мы тогда еще не знали...»
Так выглядела в действительности «ненависть»
митрополита к оккупационной политике гитлеровцев,
так сильно «ненавидел» он их, что, движимый этим
чувством, предоставил свои палаты под штаб-квар-
тиру немецкой разведки, которая вместе с «эйнзатц-
командо Галициен» запланировала и провела во
Львове целую серию карательных акций, в том числе
и расстрел большой группы ученых. И Ганс Кох,
и Фель, и командир частей «эйнзатцкомандо Гали-
циен» бригаденфюрер СС Эбергард Шенгард, и его
заместитель штандартенфюрер СС Ганц Гейм часто
навещали митрополита, консультировались с ним,
пользовались самыми различными услугами, вклю-
чая жилищные удобства и винный подвал под капи-
тулом, которые предоставил им старый австрийский
разведчик, по кличке Драгун, носивший теперь ман-
тию митрополита.
1 августа 1941 года во Львов приехал генерал-гу-
бернатор Ганс Франк со своим ближайшим советни-
ком по украинским вопросам полковником СС Аль-
51

фредом Бизанцом, старым знакомым митрополита,
и провозгласил акт о включении Галиции в «Генерал-
губернаторство». Тем самым еще раз гитлеровцы
подчеркивали, что ни о какой «самостоятельной Ук-
раине» и речи быть не может. Ганс Франк передал
власть во Львове первому губернатору «провинции
Галиция» доктору Карлу Ляшу. Накануне к этому
«торжественному» акту были подготовлены преда-
тели типа Костя Панькивського, посадника Полян-
ского, Мирона Луцкого и доктора М. Росляка. Пол-
ковник Альфред Бизанц, Ганс Кох и поручик
С. Д. Северин-Байгерт, навестив их, сказали им про-
сто, по-деловому: «Сидите, панове, тихо и не рыпай-
тесь, а попробуете нос поднять — пеняйте на себя».
Ганс Кох, передавая все свои функции и контакт-
ные связи полковнику Бизанцу, сказал совершенно
ясно:
«Германия в настоящее время — это Гитлер.
Только он все решает. Ему виднее, что в настоя-
щий момент необходимо для дела победы, а не-
обходимость эта является основанием для всех ре-
шений».
Жесткая, беспрекословная речь Коха обескура-
жила кое-кого из коллаборационистов, и они пришли
жаловаться к Шептицкому. Особенно сетовал, если
только можно верить его словам, Кость Панькивсь-
кий:
«И митрополит, и Кость Левицкий, люди обстоя-
тельные, с долголетним опытом в политических де-
лах, первый — член палаты господ, второй — член па-
латы послов в Вене, поучали меня, огорченного пове-
дением немцев, что горечь не может диктовать пути
нашей политики. Оценивая немцев, мы должны ста-
раться понять их мотивы и способ их мышления.
Слепая ненависть — плохой советчик. Хотя немецкая
политика делает большие ошибки против украинцев,
но все-таки ее целью не является перечеркнуть нас
как народ...»
И это говорил в лихолетье немецкой оккупации
тот самый митрополит, который до этого не один раз
перечел «Майн кампф» Адольфа Гитлера — злове-
щую программу нацизма, в которой четко и опреде-
ленно была декларирована колонизация всех укра-
52

инских и других славянских земель и постепенное
превращение славян в нацию рабов!
А чтобы ослабить «чувство горечи» у Панькивсь-
кого, митрополит сказал, что он и сам обижен тем,
что Ганс Франк не нанес ему, князю церкви, визит.
Панькивський передал при оказии слова митропо-
лита шефу СД Кольфу, и тот доложил их вверх по
начальству.
15 сентября 1941 года в ворота подворья собора
Святого Юра въехало несколько черных лимузинов
с гитлеровскими флажками на радиаторах. Охрана
из эсэсовцев окружила палаты митрополита. Из ма-
шин вышли губернатор Карл Ляш, его ближайшие
сотрудники — шеф внутренних дел Отто Бауэр (за-
стреленный впоследствии советским разведчиком
Николаем Кузнецовым), шеф по делам науки и куль-
туры Касселих, шеф пропаганды Райш и городской
староста Куят. Сопровождаемые священниками, они
проследовали в покои князя церкви.
До позднего вечера длился прием. Рекой лились
вина и отборные коньяки. Восседая в своем митропо-
личьем кресле, Андрей Шептицкий шутил на чистей-
шем немецком языке. Почтенные гости были вполне
довольны приемом и тем радушием, с каким их
встретил митрополит.
24 сентября 1941 года продажная газета «Львівскі
вісти» напечатала пространное интервью «Губерна-
тор Галиции о важнейших вопросах провинции Гали-
ция». В этом интервью бригаденфюрер СС доктор
Карл Ляш говорил, в частности, что украинские на-
ционалисты и греко-католическая церковь относятся
к гитлеровским властям с полным взаимопониманием
и доверием. Убийца многих тысяч мирных львовян,
отнявший перед смертью у них миллионы рублей,
Карл Ляш заявил: «Я убедился в этом также во
время посещения митрополита графа Шептицкого,
и на основании беседы с ним мы подтвердили, что
наши мысли и планы едины».
Пытаясь замутить воду и обмануть верующих,
адвокаты митрополита Шептицкого утверждают, что
и шеф немецкой военной разведки, пресловутый ад-
мирал Вильгельм Канарис «никогда в действитель-
ности не посещал митрополита». Вполне возможно,
53

что и по сегодняшний день удалось бы церковникам
и Ватикану сохранить в тайне обстоятельства этого
и других нелицеприятных посещений князя церкви
видными гитлеровцами, если бы в руки советских
войск не попал видный германский разведчик, бли-
жайший подчиненный Канариса, начальник отдела
абвер-П Берлинского военного округа полковник
Эрвин Штольце. Допрошенный советскими офице-
рами, Эрвин Штольце в числе прочих сведений
сообщил:
«Во время оккупации Украины офицер отдела
абвер-II, работающий во Львове, капитан профессор
Ганс Кох донес мне, что им в нашей работе исполь-
зуется митрополит Шептицкий. После моего доклада
об этом адмиралу Канарису последний лично выез-
жал для связи с Шептицким на встречу, которую
устроил ему Кох.
Когда Канарис возвратился из Львова, то было
видно, что он недоволен встречей с Шептицким. Мит-
рополит с удивлением и насмешкой сказал Канарису:
«Я-то думал, что адмирал должен быть на море, а он,
оказывается, стоит у руля разведки», что Канарису
не понравилось».
Последующие визитеры — видные члены гитле-
ровского рейха — довольно откровенно намекнули
митрополиту, что так разговаривать с немецким ад-
миралом, да еще руководителем всесильного абвера,
отнюдь не безопасно. Митрополит понял внушение,
стал куда покладистее и даже после разгрома гитле-
ровцев у Волги из кожи лез, чтобы поставить как
можно больше пушечного мяса в дивизию «СС Гали-
ция». Шептицкий освятил знамена дивизии, послал
капелланами в нее своих наиболее видных священ-
ников, а протопресвитером всей дивизии назначил
доктора богословия Василия Лабу. На флажках ди-
визии были начертаны хвастливые надписи: «На Мо-
скву», но дошла она всего-навсего до Брод, откуда
летом 1944 года днем и ночью доносились во Львов,
в палаты митрополита, отзвуки орудийной канонады.
Совесть не мучила седовласого митрополита, послав-
шего на верную гибель тысячи украинских хлопцев,
как не мучает она сейчас осевшего в Канаде и про-
54

славляющего Шептицкого его протопресвитера Ва-
силия Лабу.
Таково было еще одно черное предсмертное дело
белоголового кандидата в святые. Его имя пытаются
сделать сейчас знаменем в борьбе против комму-
низма наши идейные враги за рубежом. Именно по-
этому народы должны знать всю правду о мертвом
графе и его агентуре.

Мы постарались, сколько было
в наших силах, рассказать о канди-
дате в святые и его агентуре. Мы
не знаем, какой вывод сделает чи-
татель из того, что сказано выше,
но для нас бесспорно — Шептицкий
был опасным врагом, и тем труднее
было проникать нам в сокровенные
тайны его биографии.
Каковыми же были его подчи-
ненные, те, кого мы назвали аген-
тами Шептицкого, его офицерский
состав, рассеянная по многим селам
и городам Западной Украины чер-
ная гвардия униатства?
Нам думается, что в какой-то
степени ответ на этот вопрос может
дать рассказ об одном из отважных
людей, выступивших против цар-
ства шептитчины,— писателе Сте-
пане Тудope, с предельной ясно-
стью показавшем в своем романе
хищное и хитрое обличье подруч-
ного митрополита — священника
Михаила Сойки, укреплявшего
власть церкви в отдаленной Подо-
лии.

ОБЛИЧИТЕЛЬ СЛУГ ТЬМЫ
В первое утро нападения гитлеровской армии на
СССР, 22 июня 1941 года, из облаков, нависших над
Львовской цитаделью, вынырнули немецкие бомбар-
дировщики. Наполняя воздух ревом своих моторов,
они шли так низко, что ясно можно было разглядеть
черные кресты на крыльях...
Увидел эти приметы фашистских самолетов и
вышедший вместе с друзьями из столовой украин-
ский писатель-атеист Степан Тудор.
Сверкнуло пламя разрыва. Под оглушительный
грохот стена многоэтажного дома накрыла пробитые
осколками окровавленные тела литераторов-револю-
ционеров Степана Тудора, Александра Гаврилюка и
их друзей — польских писателей Софью Харшевскую
и Францишека Парецкого...
Первый из них, Степан Тудор, значительную
часть своей сознательной жизни воевал с религией
и церковью, с ее служителями — ночными птицами,
приветствовавшими рождение фашизма. А теперь не
ангелы божьи, а воспитанные церковью фашисты с
57

надписями на поясах «С нами бог!» отомстили Ту-
дору, сбросив на него бомбу.
Задолго до гитлеровского нападения на СССР
Степан Тудор и его друг Александр Гаврилюк, живя
на земле, отторженной от Советской Украины, не раз
предупреждали своих земляков о фашистской опас-
ности.
Зная до установления Советской власти в лицо
местных фашистов и их берлинских хозяев, замыш-
лявших войну против всего свободолюбивого чело-
вечества, и в первую очередь против СССР, философ-
атеист Степан Тудор смело, с поднятым забралом
вступил в открытый и неравный бой. А бой этот был
очень трудным. Всю эту нечисть поддерживал мно-
гоголосый хор продажной легальной прессы. За этим
хором были полиция, государство, церковь всех ее
оттенков, слушающая призывы папы Пия XI — ини-
циатора «крестового похода» против большевизма.
Ведь это именно по совету папы римского Пия XI,
ярого антисоветчика, тогдашнее польское государство
стало сооружать «санитарный» кордон на Збруче,
который смог бы задержать проникновение револю-
ционных, атеистических идей в Европу. Но правда
великого дела партии Ленина помогала Тудору, не-
взирая на опасности, которые ему угрожали ежеми-
нутно, честно и верно служить идеям коммунизма.
...Кроме Гитлера, усиленно вдохновлявшего ук-
раинских националистов, последние десятилетия,
как мы уже писали, их заботливо осенял своими
черными крыльями один из религиозных опорных
пунктов Ватикана на Западной Украине — греко-
католическая церковь с ее центром в палатах митро-
полита, расположенных на Свято-Юрской горе во
Львове.
Наблюдая с разных улиц города возвышающийся
над Львовом филигранный силуэт Свято-Юрского со-
бора, четко вырисовывающийся на фоне неба, всякий
атеист, здравомыслящий человек, прекрасно пони-
мал: вот он, главный центр мракобесия! Вот одна из
главных баррикад на пути к свободе и прогрессу! Вот
вражеское гнездо, в котором ежечасно и ежеминутно
плетутся нити тайных планов, направленных не
только к завоеванию новых тысяч верующих, но и,
58

в первую очередь, к тому, чтобы помешать осущест-
влению свободолюбивых устремлений народа Запад-
ной Украины.
Друг Тудора, трагически погибший вместе с ним в
первое утро войны Александр Гаврилюк, очень
удачно писал об этом в своей поэме «Львов»:
І тільки сірий «Юр» звисока
Шпигує єзуїтським оком
У школі, у «Просвіті», скрізь,
Шоб ворог тьми де не проліз...
Еще задолго до того часа, как гитлеровские пол-
чища напали на Советский Союз, руководители гре-
ко-католической церкви и гитлеровские вожаки про-
являли полное единодушие в своих замыслах, и осо-
бенно в планах проникновения на Восток. Планы эти
вполне устраивали Ватикан, и первым его авангард-
ным отрядом, которому надлежало нести знамена
католицизма на Восток, в глубину России, приумно-
жая владения наместника бога на земле—папы рим-
ского, была именно греко-католическая церковь.
Такова была издавна предназначенная ей папским
престолом историческая миссия.
И едва только первые фашистские бомбы упали
на советский Львов, святоюрские каноники, твердо
веря в неизбежность победы гитлеризма, принялись
выбалтывать все свои сокровенные намерения.
Они оказались столь неосмотрительными в эти
начальные недели гитлеровского блицкрига на Во-
сток, что, будучи свято уверены в победе гитлеров-
ской Германии, нисколько не скрывали своей связи с
ней и своего полного сочувствия идеям и кровавым
делам фашизма.
Ближайшие соратники митрополита Шептицкого
откровенно хвастались на страницах богословского
журнала «Миссионер», как они собирали униатских
священников и давали им наставления бороться с
Советской властью. Другой святоюрский «крестоно-
сец», священник Маркиян Когут, в статье «Марий-
ские конференции под окнами НКВД», опубликован-
ной в том же журнале «Миссионер» за 1942 год, сооб-
щил подробности тайных совещаний Марийского
женского общества, ставящего перед собой явно
59

контрреволюционные цели. Из этой статьи следовало,
что патронесса общества — богородица дева Мария
имела прямое отношение к продвижению гитлеризма
на Восток. «Мария приняла жертвы и скоро выслу-
шала все молитвы. Сбросила «сильных с престолов»
плечом победоносной немецкой армии...»
Во время немецкой оккупации на Львовщине был
издан монахами-василианами «Календарь миссио-
нера» за 1942 год. Обложку его украшала богоматерь
с младенцем на руках, а текст — махровые антисо-
ветские анекдоты. «Календарь» заканчивался статьей
«Важнейшие события», в последних строках которой
можно было прочесть: «Дня 30-го июня немецкая ар-
мия вошла в княжий город Львов. Мы были свободны
и от всего сердца восклицали: «Да здравствует не-
мецкая армия! Да здравствует Адольф Гитлер!»»
Как говорят, комментарии излишни!
...Таков был логический итог, завершающий мно-
голетнюю подрывную работу греко-католической
церкви на землях Западной Украины. Даже если бы
мы не знали ничего больше о делах святых отцов, то
и этих строк было бы вполне достаточно для того,
чтобы навеки заклеймить служившее верой и прав-
дой Гитлеру руководство греко-католической церкви,
которое до этого более умело скрывало политические
цели больших завоеваний с помощью креста, ножа и
маузера.
Огромная заслуга атеиста Степана Тудора заклю-
чается в том, что он значительно раньше многих еди-
номышленников понял классовую природу греко-ка-
толической церкви и сумел раскрыть ее подлинные
политические цели задолго до того, как Ватикан и его
восточные авангарды вывернули в дни войны наиз-
нанку все свое торгашеское нутро. Как писатель и
гражданин Степан Тудор выполнил свой долг перед
украинским народом, перед всем человечеством. Он
разоблачал сущность греко-католической церкви, об-
нажая перед народом стяжательский, хищнический,
контрреволюционный нрав ее служителей из ордена
святого Василия. Он отчетливо представлял себе
те черные силы реакции и мракобесия, которые
пытаются преградить путь революции на его
земле.
60

Степан Тудор работал в самых различных жан-
рах художественной литературы и боевой, наступа-
тельной публицистики. Он писал стихи, рассказы,
памфлеты, повести, рецензии, литературно-критиче-
ские статьи. Его литературное наследство собрано в
двухтомнике сочинений, выпущенном в 1962 году
на украинском языке Издательством Академии наук
Украинской ССР в Киеве под редакцией одного из
выдающихся украинских атеистов — Петра Довга-
люка. Часть литературных произведений Степана
Тудора переведена на русский и другие языки наро-
дов Советского Союза.
Но у каждого писателя есть главная книга. Такой
главной книгой в творчестве Степана Тудора яв-
ляется блестящий антиклерикальный, хотя и не за-
конченный в связи с гибелью писателя, роман «День
отца Сойки». За каждой страницей этого романа уга-
дываются большие раздумья писателя, его эрудиция,
философская оснащенность, отличное знание сущ-
ности религии и тщательно скрываемых секретов
церкви. Воинствующий атеист Тудор ненавидит слуг
тьмы и церковь, закабаляющую сознание человека,
и смело идет в атаку, вооруженный поистине энци-
клопедическими знаниями. Кто знает, не будь фа-
шистского нападения на Советский Союз, Степан Ту-
дор создал бы еще не одно произведение, равное
«Дню отца Сойки» и, быть может, превышающих его
по замыслу и качеству исполнения. Но даже один
этот роман дает все основания ставить имя Тудора в
один ряд с лучшими антиклерикальными писателями
прошлого и настоящего.
Мы не собираемся анализировать творчество Сте-
пана Тудора, но хотим поговорить именно об этом
одном его романе, дающем полное право назвать Ту-
дора смелым и последовательным обличителем ноч-
ных птиц—слуг тьмы, которые отомстили ему за эти
разоблачения фашистской бомбой, точно так же как
отомстили его другу, Ярославу Галану, оборвав с по-
мощью наемных убийц жизнь Галана топором, освя-
щенным церковью. В судьбе этих двух писателей,
разоблачающих религию, как бы персонифицируется
весь тот светлый мир, что ведет борьбу со страшным
царством религиозной лжи и духовного закабаления
61

человека сегодня не только в западных областях
Украины, но и во многих странах нашей планеты.
Степан Тудор затратил много труда, перечитал
массу книг и архивных документов, стараясь подойти
к решению главной задачи своей жизни — создать
роман «День отца Сойки». Трудно, очень трудно ему
было вынашивать замыслы романа, постоянно чув-
ствуя слежку шпиков польской контрразведки — де-
фензивы. Вне всякого сомнения, многолетняя работа
Тудора, задумавшего выступить против Ватикана и
его каноников, не прошла мимо внимания греко-ка-
толической митрополии, тайные агенты которой были
и среди интеллигенции. Поэтому, как только появ-
лялся новый одаренный человек, склоняющийся к
прогрессу, дерзающий смотреть с надеждой на Со-
ветский Восток, святоюрские дипломаты в реверен-
дах стремились переманить его в лагерь клерикалов,
а если этот человек обладал литературными наклон-
ностями— дать ему возможность применить свои
способности на страницах «Новой зари», «Меты» и
других религиозных изданий.
Степана Тудора подкупить не удалось. Он остался
верен избранным идеалам.
Когда, выражаясь словами отцов-василиан, «дня
30-го июня 1941 года немецкая армия вошла в кня-
жий город Львов», помогать ей с места в карьер стала
организованная еще в подполье украинская полиция.
На счету у националистических бандитов, навербо-
ванных в состав этой полиции из ОУН и прихожан
греко-католических церквей,— многие тысячи истреб-
ленных и выданных немцам мирных жителей Льво-
ва. Один из первых патрулей полицейских по зада-
нию своего командования получил наряд разыскать
и арестовать писателя Степана Тудора. Полицаи,
ворвавшиеся в квартиру писателя с «черным спи-
ском» в руках, были разочарованы отсутствием хо-
зяина квартиры. Но приказ своего начальника они
выполняли ревниво и доставили все литературное
наследство писателя-революционера Тудора в комис-
сариат полиции.
Шеф полиции, которому были сданы архивы, рев-
ностный греко-католик в немецкой форме со значком
трезуба на фуражке, прочитал рукопись готового к
62

печати романа «День отца Сойки» и понял, какую
опасность этот роман представляет для руководите-
лей униатской церкви и Ватикана. Недаром ведь в
первые же дни немецкого вторжения Ватикан пере-
слал «украинскому центральному комитету» на
«ликвидацию последствий большевистской пропа-
ганды» пятнадцать миллионов злотых. Роман «День
отца Сойки» как раз и был именно той «большевист-
ской пропагандой», которой так боялся Ватикан. Сила
романа была такова, что украинская полиция, сохра-
няя рукопись, как вещественное доказательство для
ареста «разыскиваемого Степана Тудора-Олексюка»,
сочла опасным держать ее даже в своих секретных
фондах. Кто-то из полицаев по приказанию началь-
ства (а вернее всего, по совету самого митрополита
Шептицкого) намеренно перемешал листы рукописи
и вырезал нумерацию страниц. Часть из них была
уничтожена. Мы можем предполагать, что самые
сильные, самые яркие страницы его были либо унич-
тожены, либо спрятаны в свое время чинами укра-
инской полиции. Так исчезло около 110—120 страниц
текста второй книги романа. Предыдущее содержа-
ние дает нам право догадываться, о чем шла речь в
исчезнувших страницах. Писатель Степан Тудор
столкнул главного, жадного, бесконечно самоуверен-
ного в себе, героя — священника Сойку — с грозной
силой, встающей на его пути. Этой силой явилось ре-
волюционное крестьянство, которое, освобождаясь
из-под влияния клерикалов, стремилось идти к луч-
шему будущему по примеру своих братьев, живущих
за Збручем. Не случайно отец Сойка украшает в ро-
мане могилу «сичовых стрельцов» на Коссовой горе,
вблизи Новой Климовки. Его практический опыт под-
сказал: «Не следует пренебрегать никакой массовой
силой, если только ее можно обратить на свои мель-
ницы, на свои ненасытные жернова. В частности,
следует использовать живой национальный подъем,
чувство, которое лучше всего годится для того, чтобы
создать впечатление национального единства у всех
слоев, чтобы в потоках национального протеста,
в призраках национальной революции утопить все
огни классового возмущения, все зародыши социаль-
ной, против властителей обращенной, революции»
63

(курсив наш.— В. Б.). И, одержимый идеей «Чтобы
был бог! Чтобы не было коммуны!», отец Сойка уст-
раивает на Коссовой горе некое капище украинского
национализма. Калькуляция его проста: пусть глу-
пые хлопы устремляют свои взгляды на останки
«сичовых стрельцов» и не замечают сельских бога-
теев, сдирающих с них три шкуры. Пусть хлопы, со-
бираясь около могилы, поют, сколько им вздумается,
националистические песни «Ще не вмерла Україна»
и «Боже велыкий, спаси Україну», но не дай бог,
чтобы они запели «Интернационал», звуки которого
все чаще и чаще доносятся из-за Збруча.
И вдруг около этой святыни украинского нацио-
нализма, заботливо охраняемой Сойкиными гайду-
ками, на празднике спаса прозвучал гневный вы-
крик: «Сорвем маски с торговцев в ризах, которые
торгуют костями жертв буржуазной войны!» Отец
Сойка волей событий поставлен перед печальным
для него фактом: «Коммуна засела в его приходе,
в селе Сойки, мастера людских и божьих душ, Ми-
хаила Сойки, захватчика и стяжателя...»
Вне всякого сомнения, дальше писатель Тудор
описывал противодействие той прогрессивной части
населения Новой Климовки и окрестных сел, а воз-
можно, и создавал в романе образ человека, который
отважился бросить в одурманенную попом толпу об-
личающий лозунг, с одинаковой силой разоблачаю-
щий и мракобеса-попа, и украинских националистов,
которые и по нынешний день пытаются создать ку-
мир из обманутых ими, погибших за чужие интересы
безвестных жертв первой мировой войны.
Мы можем также предполагать, что эти страницы
романа «День отца Сойки» были изъяты не только
в припадке гневной ярости какого-нибудь из рефе-
рентов украинской полиции. Скорее всего, усмотрев
за вымышленными фамилиями персонажей из рево-
люционной прослойки подольских сел действитель-
ных борцов за лучшую долю народа, которые, по-
добно Тудору, противостояли Сойкам, украинский
полицай переслал именно эти страницы романа либо
в комиссариат украинской полиции, расположенный
вблизи Окопов Святой Троицы (точный географиче-
ский координат в романе.— В. Б.), либо своим шефам
64

из «зихерхайтс полицай», которым предстояло путем
сыска и допросов выяснить на Тернополыцине, что
является в романе Тудора реальностью, а что вы-
мыслом.
Однако следы грубого полицейского вмешатель-
ства не в состоянии нарушить архитектонику повест-
вования и не могут ослабить силу замысла романа
Степана Тудора, направленного не только против од-
ного отца Сойки, его патронов из Святого Юра и Ва-
тикана, но и всей своей страстностью разоблачающего
религию вообще как орудие в руках эксплуататоров
на всем протяжении существования классового об-
щества.
Главный герой романа — греко-католический свя-
щенник Михаил Сойка начинает свой день задолго до
рассвета. День этот, названный автором «одним из
первых дней декабря 1931 года», Степан Тудор пред-
лагает раскрыть «словно окно, из которого нашему
избраннику будет видно современную действитель-
ность— отрезок бурного потока, освещенный низким
солнцем декабря».
Сперва действительность, окружающая отца Сой-
ку, кажется очень далекой от сравнения ее с бурным
потоком. Низенькие потолки плебании, анфилада
комнат, заставленных мебелью в стиле барокко, бой
старинных часов, тихое перешептывание прислуги —
все это создает в представлении читателя старосвет-
скую обстановку мещанской скуки и прозябания. Чи-
татель, пожалуй, уже вот-вот готов обвинить Тудора
в малозначительности темы его романа. Но вот, со-
вершив обряд утреннего купания, сухопарый, весь
похожий «на хищника в прыжке», отец Сойка едет
причащать умирающего сельского богатея Гайдучка.
Обрывая на полуслове сюжетную нить повество-
вания, Степан Тудор один по существу «день» сю-
жета насыщает событиями целых веков и стран,
смело вводя читателя в биографию своего героя. Он
рассказывает о мотивах, которые побудили Михаила
Сойку принять сан священнослужителя. Все яснее
и отчетливее становятся в романе нити, протянутые
от самого центра папства — с вершины одного из семи
65

холмов Рима — к едущему морозным декабрьским
утром по заснеженной южноподольской степи отцу
Михаилу Сойке. Мы видим его молодым богословом
на площадях и в библиотеках старого Рима. Вместе
с молодым Сойкой читатель перелистывает историю
папства от Константина Великого и до наших дней.
Летопись мрачных времен инквизиции, поддержи-
вающей незыблемость веры и папского престола, ор-
ганически входит в сюжетную ткань романа.
Теоретические искания молодого Сойки в колле-
гиях папского Рима, его практические занятия по фи-
лософии католицизма не приводят, однако, потомка
подольских стяжателей-контрабандистов в лагерь
ослепленных религиозным фанатизмом. Больше
того! Очень быстро молодой Сойка становится зама-
скированным циничным безбожником, который про
себя глумится над всевышним, которому призван
служить. Однако, становясь внутренне безбожником,
отец Сойка вовсе не собирается отказываться от
службы в церкви, а тем паче выступать против ре-
лигии. Его никак не прельщает судьба Галилея или
Джордано Бруно. Практический, кулацкий ум Сойки
повсюду ищет ответа на один вопрос: «А что на этом
можно заработать?» И под фресками знаменитой
Сикстинской капеллы в Ватикане Михаил Сойка ду-
мает об одном: о пшенице, о мельнице, о каменолом-
нях... Вовсе не случайно «неудержимый захватчик,
начало и конец всех завоевателей, могучий Саваоф»,
взлетающий к сводам Сикстинской капеллы, неот-
вязно соединялся в представлении Сойки с образом
его деда-контрабандиста Петра, о котором ходили ле-
генды, что он, освещаемый молнией, схватил в грозо-
вую ночь подстреленного русскими пограничниками
быка, взвалил его себе на плечи и принес домой.
Подготовляя в Риме теоретическую работу о взаи-
моотношениях веры и знания, молодой Сойка ста-
рался найти в своих богословских исследованиях
прежде всего утилитарный, практический смысл, ко-
торый помог бы ему в личном обогащении. Кажется,
что многочисленные противоречия, которые находит
Сойка и в старинных манускриптах, и при чтении
теологических работ его современников, бросят отца
Сойку в лагерь воинствующих атеистов, настолько
66

очевидно превосходство современной материалисти-
ческой мысли над угрюмой, пессимистической зако-
стенелостью религиозных суеверий. Взамен вымыш-
ленного союзника всех угнетателей — призрачного
бога материализм несет не только свободу человече-
ской мысли, но и большую веру в человека, в его
безграничные возможности. Однако Сойка чувствует,
что с богом ему расставаться невыгодно, что «на этом
можно хорошо заработать», и все сомнения глубоко
прячутся в его хитрой, расчетливой голове. Бук-
вально «пресыщаясь богом», ради личной выгоды и
религиозной карьеры он подавляет в самом себе все
и всяческие колебания, вернее, скрывает их от по-
сторонних и завоевывает большой авторитет у своего
покровителя — иезуита, монсеньора Д'Есте. Таким и
останется до последних страниц романа Тудора, обо-
рванного на полуслове чинами украинской полиции,
созданный им герой — Михаил Сойка, великий каль-
кулятор от религии, поставивший себе на службу
дряхлого, мифического бога. Сойка не выдуман писа-
телем. В жилах этого попа течет кровь реального
угнетателя, переодетого в целях политической маски-
ровки в черные одежды смиренного пастыря божия.
И по нынешний день мы можем столкнуться ли-
цом к лицу в городах и селах западных областей
Украины с подобными сойками, которые, отрекшись
официально от Ватикана, во всем своем внешнем об-
лике и в религиозной обрядности стараются подчерк-
нуть временность случившегося и свое былое родство
с католицизмом. Подобные калькуляторы господа бо-
га, подпольные униатские попы, живя в крестьян-
ской стихии, так же как и отец Михаил Сойка, внут-
ренне глубоко презирают «простых хлопов» и всеми
силами, исподтишка стараются помешать ставшему
на путь коллективизации крестьянству раз и навсегда
освободиться от цепкого влияния религии. Подобно
отцу Сойке, оставшись в полном одиночестве, эти
слуги божьи в отчаянии повторяют: «Пусть погибнет
мир, лишь бы не было коммуны!» Каждый из них в
глубине души давно «свищет» на своего прославлен-
ного бога, ибо знает прекрасно, что его не было и нет,
но все же держится за него, так как видит в боге
единственный путь к личному обогащению.
67

Увидел этот путь еще перед Октябрьской револю-
цией и отец Сойка. И, не веря в бога, уцепился за него
своими жилистыми, хваткими руками, похожими на
когтистые лапки пестрой и нарядной птицы сойки,
которая с большим удовольствием впивается своим
длинным клювом в головки маленьких лесных пичу-
жек, чтобы поживиться их мозгом.
Степан Тудор очень хорошо и тонко показывает
весь внутренний процесс постепенного перерождения
отца Сойки в Риме:
«Сколько раз возвращался потом воспоминаниями
в эти времена и никогда не смог осознать, когда в
нем начался этот невидимый процесс, когда внутрен-
няя его выжженность и пустота, окостенелые чувства
обеды и отвращения начали оплывать холодными,
как лед, каплями умозрительных выводов и кальку-
ляций, переплавляться в холодный, добытый цер-
ковью опыт веков, который должен был служить
сойкам.!!»
И молодой богослов Сойка уже в самом начале
своей жизненной карьеры, в кельях папского Рима,
с удовольствием повторяет один из староиндийских
законов Ману:
«Господь сотворил разные классы людей из раз-
ных частей своего тела: браминов — из головы, чтобы
знали его тайны и открывали их несознательным в
случае надобности; воинов — из крови своего сердца,
чтобы были горячи, как она, и не знали страха смер-
ти; а нечистых париев — из задних частей своего
тела, чтобы были нечисты, как они, чтобы жили, ли-
шенные гордости... Так хочет господь, чтобы нижние
слои покорялись высшим и чтобы никогда не возни-
кала в их головах противная мысль. И чтобы это
было неизменно, как неизменно приходит после зимы
весна, а после лета — осень...»
Эта философия, хотя и заимствованная из чужой
религии, полностью устраивает Сойку, который, от-
казавшись от сентиментальных заблуждений юности,
решительно шагает по пути личного благополучия,
какой бы ценой оно ни было добыто. Законы Ману
полностью совпадают с циничной демагогией пап-
ства, утверждающего нерушимость социального
устройства мира. В своем послании к американской
•8

католической иерархии папа Пий XII написал при-
близительно то же самое, что сказано в законах
Ману: «История всех времен учит нас, что всегда
были богатые и бедные, что всегда будут богатые и
бедные,— вот заключение, которое мы можем сде-
лать из неизменных отличительных черт человече-
ской природы».
Михаил Сойка решил посвятить себя защите не-
зыблемости именно такого социального строя, при
котором богатые будут наживаться на эксплуатации
бедных, и он, молодой униатский священник, в своей
подольской глуши станет, помогая словом божьим
господству богачей, сам расширять свое богатство.
Однако, начиная свои философские изыскания,
Сойка еще недостаточно ясно представлял себе все
ухищрения иезуитской пропаганды, «неумолимой,
как ртуть, и, как она, проникновенной».
С течением времени и эта тайна перестанет су-
ществовать для Сойки. Его духовный отец и меценат
монсеньор Д'Есте, хитрый и умный представитель
ордена иезуитов, ловких хамелеонистых защитников
папского абсолютизма, давно и ревниво следит за со-
зреванием своего питомца. Вблизи резиденции «чер-
ного папы» — генерала ордена иезуитов, в Риме, мон-
сеньор Д'Есте оказывает еще большие знаки внима-
ния потомку подольских контрабандистов. И когда
Сойка «познал уже механику живого бога с форму-
лами изменений и орудования божьей силой, подобно
тому, как орудуют силой горного водопада, претво-
ряя ее в напряжение электрического тока», мировые
события ускорили принятое монсеньором Д'Есте ре-
шение относительно дальнейшей судьбы его воспи-
танника. В России вспыхнула революция. Ватикан
поставлен перед лицом больших исторических преоб-
разований, к которым он должен определить свое
отношение.
Здесь действие романа «День отца Сойки» приоб-
ретает особенный интерес. В разговоре отца Сойки
с монсеньором Д'Есте выясняется, что папский Рим
ревниво следил за развертыванием революционных
событий на Востоке, который всегда интересовал
Ватикан. Верный слуга папы монсеньор Д'Есте от-
нюдь не склонен скорбеть о судьбе православной
6»

церкви, авторитет которой рушился на глазах. Он
говорил:
«Вот прибывают к нам первые вести о том, что в
огне революции зашаталась схизматическая церковь,
что революционная масса относится с большой нена-
вистью к представителям русского духовенства, счи-
тая, что жандарм и священник — наиболее презирае-
мые личности свергнутого режима, наиболее нена-
вистные!..»
Тем не менее, осуждая русскую православную
церковь — своего религиозного конкурента со времен
глубокой древности, монсеньор Д'Есте стремится
прежде всего извлечь из создавшегося положения
выгоду для католической церкви. Д'Есте верит, что
ненависть русского народа к духовенству будет
«жадной и расширяющейся», что она, «как пожар,
пройдет по безграничным просторам российских зе-
мель, уничтожит там схизматический недуг, выжжет
этот вид прегрешений и блуда в вере, как выжигает-
ся зло злом и адский блуд огнем пекла».
Испуганный нарисованной иезуитом картиной,
уроженец пограничных с Российской империей зе-
мель Южной Подолии отец Михаил Сойка спраши-
вает:
«И там возникнет религиозная пустыня?»
«Нет, милый,— спокойно утешает своего воспи-
танника монсеньор Д'Есте,— опыт прошлого учит
нас, что масса боится религиозной пустыни. Масса
скоро затоскует по новой церкви. А кто же больше
приготовлен к оправданию этих ожиданий, как не
святая католическая церковь? Кто более признан к
успокоению тех надежд на просторах Российского го-
сударства, как не святая столица святого Петра, как
не святая воля Рима!»
И здесь монсеньор Д'Есте обращается к отцу
Сойке со следующими словами:
«Захватить весь великий восток Европы, протя-
нуть руки к Уралу, в глубь Азии, далеко-далеко к
Дальнему Востоку, к берегам Тихого океана. Охва-
тить опекой святой церкви апостола Петра все азиат-
ские народы! Чтобы один руль и воля, чтобы один
пастырь и одно стадо!.. Чтобы один бог на земле!..
Далекий это, на сотни лет рассчитанный процесс, но
70

путь к нему открыт. И представим себе, что он оста-
новится в первые века в границах Русского государ-
ства, на русских народах,— сто шестьдесят миллио-
нов верующих! Разве недостаточно этого, чтобы от
перспективы такого приобретения не опьянело
сердце верного сына церкви!»
В этой фразе как бы сконцентрированы и обна-
жены многовековые вожделения Ватикана.
Однако, следя за размахом революционных собы-
тий в России, увлеченный идеей захвата новых «под-
мандатных Ватикану» территорий, монсеньор Д'Есте,
а с ним вместе и молодой, «прозревающий» в поли-
тике Сойка побаиваются, как бы революция не вы-
плеснулась за пределы Российской империи. Сойка
чувствует, как растущий гул разносится по миру,
подобно половодью, как ширится страшный крик,
грозящий гибелью не только правящим династиям
Европы, но и богам, церквам, сойкам... И сойкам так-
же... И сойкам также...
Он наблюдает рост революционных настроений в
старом Риме, под самым боком у папского престола.
«Плавающий в боге» Сойка видит, как религиозная
процессия сталкивается с группой молодых рабочих
и выскочивший на каменный барьер грузчик кричит
в лицо служителям бога на земле:
«Вранье. Твой бог, черноризник, как и все твое
ремесло! Вот там, на тарелке твой бог, между
вдовьими пятачками!.. Там он!»
«Так, через революцию, почувствовал Сойка впер-
вые возможную смерть богов... И через смерть богов
ощутил впервые революцию».
Пусть увиденное им было лишь первой вспыш-
кой грядущей бури, но и эта сцена, увиденная мимо-
ходом, заставила Сойку насторожиться еще больше.
Приблизительно в это же самое время, ранней
весной 1917 года, монсеньор Д'Есте сдержанно сооб-
щает своему воспитаннику, что его хотел бы видеть
прелат Лотти из дома «пропаганды»...
В маленькой монастырской келье сожитель Сойки
брат Альберто открывает непосвященному и слегка
озадаченному Сойке еще одну тайну апостольской
столицы:
««Пропаганда» — это как бы второй Ватикан,
71

только имеет он в своей власти значительно больше
стран и народов... Поговаривают о «втором папе».
Это, собственно, префект святой конгрегации для
пропаганды веры. Тридцать кардиналов и два пре-
лата, назначенных папой, на всю жизнь образуют
состав конгрегации. Под ее руководством работают
в Риме сотни служащих в рясах, тысячи связных
снуют между Римом и провинциями, десятки тысяч
миссионеров путешествуют по всей земле, проби-
раясь в самые далекие недра и пустыни. Долбят там
сердца самых маленьких детей божьих, наивных
дикарей, чтобы сделать из них орудие, послушное
для христовой правды и для власти Рима».
Монсеньор Д'Есте сообщает Сойке, что людям
очень мало известно о том, как работает «пропа-
ганда». У «пропагандистов» разумное правило, гово-
рит брат Альберто, не стесняться в выборе средств,
а прежде всего добиваться расположения властите-
лей, ибо «нет кратчайшей дороги к сердцам и сокро-
вищам верных...»
Прелат Лотти выведен писателем как шутник и
говорун. Он старается подчеркнуть, что ничто чело-
веческое и ему не чуждо, даже — искусно приготов-
ленные макароны. Но вопрос, заданный Сойке,— зна-
ком ли он с научным социализмом? — подсказывает,
что прелат Лотти не так уж безобиден, как кажется
с первого взгляда. Читатель понимает, что в побле-
скивающей лысиной голове одного из видных деяте-
лей «святой конгрегации» запрятан недюжинный ум
изворотливого и коварного врага прогресса, науки,
социализма.
Прелат Лотти советует Сойке... изучать научный
социализм и даже на время пассивно поддаться осно-
вам этого материалистического учения. Но он сове-
тует делать это не для того, чтобы Сойка из побор-
ника религии стал социалистом. Бояться этого пре-
лату Лотти нечего. Все рассчитано и проверено
заранее.
Сколько бы раз ни читал Рокфеллер труды Карла
Маркса, он уже никогда не захочет расстаться со
своими миллионами и как был, так и будет хищной
акулой империализма!
Прежде, чем допустить Михаила Сойку в лоно
Т2

избранных, прежде, чем подвести его к порогу таин-
ственного дома «пропаганды», и монсеньор Д'Есте,
и другие иезуиты долго изучали его характер, его
жадную, кулацкую натуру добытчика. Такие, знали
они, не подведут папский престол и не злоупотребят
оказанным доверием!
Степан Тудор раскрывает словами прелата Лотти
очень тонкий и хитрый замысел деятеля «конгрега-
ции по пропаганде веры»:
«Вы войдете в самые основы этой теории,— по-
учает оторопевшего Сойку прелат Лотти,— узнаете
и ощутите ее до глубины и, если захотите,— будьте
уверены! — ударите в самый корень социализма и
раните его не на минуту — на смерть!»
И, как бы осуществляя свои слова «фундамен-
тальное познание социализма — первое и необходи-
мое условие борьбы с ним», прелат Лотти, приближая
к себе уже непосредственно потомка подольских
контрабандистов Сойку, помогает ему войти в сущ-
ность учения социализма.
Для советского читателя, который привык зна-
комиться с классиками марксизма-ленинизма по пер-
воисточникам, вначале может даже показаться
странным, кощунственным то обстоятельство, что
писатель-революционер Тудор вкладывает в уста
мракобеса из Ватикана не только трактовку целых
страниц дорогих сердцу каждого советского патриота
трудов Ленина, но и хронику революционных собы-
тий в Петрограде.
Ленин наш, он слит с нашей жизнью, с историей
нашей Родины, с ее будущим, и поэтому нам трудно
привыкнуть к тому, что труды незабвенного и доро-
гого Владимира Ильича Ленина появляются в тон-
ких пальцах иезуита Лотти. Но, сопоставляя описан-
ное в романе с реальной действительностью того вре-
мени, мы в конце концов решаем: так могло быть!
Со времен глухого и мрачного средневековья пап-
ство через подобных прелатов ревниво следило за
появлением того, что называлось раньше ересью и
вольнодумством. И вовсе не случайно, слушая ров-
ный голос Лотти, излагающий успехи большевизма,
Михаил Сойка мечтает о появлении русского Торкве-
мады. Вне всякого сомнения, статьи и речи Влади-
73

мира Ильича Ленина, в которых вождь мирового про-
летариата разоблачал сущность религии, были хо-
рошо известны Ватикану. И, потрясенные событиями
1917 года в России, каноники и кардиналы, засевшие
на одном из холмов Рима, с ужасом следили, как
разносятся по миру ленинские слова, как поминутно
растет в массах трудящихся авторитет коммунистов.
Что это сулило для папства, очень ясно выразил в
1917 году германский император Вильгельм Второй
в беседе с папским нунцием Пачелли (будущий папа
Пий XII). «Если папа ничего не сделает в пользу
мира,— заявил Вильгельм Второй,— то возникнет
опасность, что мир будет добыт усилиями социали-
стов, и тогда наступит конец господствующему по-
ложению папы и римской церкви даже среди като-
ликов». Вот почему деятели конгрегаций Ватикана с
такой надеждой следят за деятельностью митропо-
лита Шептицкого в Петрограде, который пробовал
укрепить там позиции католической церкви.
Видя растущую угрозу революции, прелат Лотти
держит своих приближенных в курсе последних со-
бытий на Востоке. Изредка, прерывая бесстрастное
изложение событий, отец Лотти дает волю своим
чувствам и мысленно корректирует издалека дей-
ствия Временного правительства. Как хотел бы он
и весь апостольский престол, чтобы действия эти
были умнее, решительнее и погасили бы пламя рево-
люционного пожара, прежде всего угрожающее всем
богам на свете, а значит, сытому, «святому ре-
меслу». И, описывая июльские события 1917 года
в Петрограде, прелат Лотти заявляет: «Неразумно и
неостроумно апеллировать к массам в деле борьбы
с большевизмом. Только железная, твердая рука
сломит упрямство и силу этой партии. Но искать эту
руку надо за народными низами... Следует помнить,
что все средства разрешены в борьбе против больше-
виков, кроме комических! А какое впечатление мог
оказать на массы Церетели, когда называл больше-
виков... предателями революции?»
В этих словах Лотти звучит уже скрытое раздра-
жение по поводу того, что все разворачивается иначе,
чем бы хотелось Ватикану. В этих словах слышен
уже призыв к вооруженной интервенции против Рос-
Т4

сии, призыв к тому, чтобы силой штыков иностран-
ных армий набросить на плечи восставшему народу
старое ярмо угнетения.
...Присутствуя на занятиях в доме «пропаганды»,
у прелата Лотти, Михаил Сойка видит, как, словно
падающие листки календаря, мелькают перед гла-
зами новые даты, события. Он чувствует, что время
работает против папства, против его, Сойкиного ре-
месла, и страстно желает одного: «Ударить по бун-
товщикам беспощадно, насмерть ударить!..»
Но отзвук июльских расстрелов на улицах Петро-
града, услышанный в доме «пропаганды», не меняет
положения к лучшему, а, наоборот, усиливает рост
революционных настроений среди трудящихся,
и вдруг над улицами старого Рима взлетает знако-
мое, огненное имя:
— Еввива Ленин! Да здравствует Ленин!
И когда Великая Октябрьская революция стала
уже совершившимся фактом, прелат Лотти довери-
тельно сообщает Михаилу Сойке:
«В последней неделе ноября наша тайная миссия
выезжает на восток Европы, группа молодых избран-
ников, которые проведут некоторое время в огне
русской революции. Будут они там глазами и ушами
святого Рима, будут внушать населению мысли, ко-
торые послужат интересам святого престола нашего
на просторах великой державы еретиков». И прелат
предлагает Сойке выехать в числе избранных им
членов тайной миссии. Однако, хотя монсеньор
Д'Есте в свое время советовал: «Не отказывайте ни
в чем отцу Лотти», Михаил Сойка на следующий
день, после раздумья, твердо говорит прелату «нет».
Степан Тудор мастерски показывает причины, кото-
рые побудили Сойку отказаться от почетной миссии:
«Пусть благословенны будут универсальные за-
дачи церкви перед лицом революции, пусть цветут
и завершаются самые лучшие замыслы Рима против
коммуны... Но, если хотя бы один из них может ра-
зорвать сердечную привязанность его, Сойки, с род-
ными поместьями, если хоть один клинышек сойков-
ской земли должен пропасть... о, тогда он начхать
хотел на все универсальные задачи и замыслы».
Правда, Сойка не раскрывает столь цинично ход
75

своих мыслей перед прелатом. Но он предлагает ему
свой метод: «Лишить коммунизм его универсального
характера, провозгласить и сделать его локальным
московским плодом, общественным преступлением,
которое выросло из варварского духа азиатчины. За-
блокировать большевизм в его теперешних недрах,
перекопать все возможные пути его расширения на
другие страны, на соседние прежде всего». В этих
словах выражена главная идея создания «санитар-
ного» кордона против большевизма (термин, который
сегодня уже так устарел!).
И отец Сойка предлагает себя в качестве прямого
участника «идейной блокады большевизма». Он рас-
суждает практически, по-кулацки, так же, как рас-
суждали в бывшем польском государстве Пилсуд-
ского тысячи подобных ему выучеников коллегий
Ватикана:
«В соседних с Россией государствах должны най-
тись самые преданные, наиболее подготовленные мо-
лодые силы католицизма; в провинциях, где идет
непосредственное столкновение с большевистскими
идеями («Колдубы, мои Колдубы!»), там, в тамошних
народных низах, в доверчивых сердцах должен быть
сооружен надежный барьер против большевистской
заразы, защита прочной, непоколебимой веры!»
Иначе говоря, в беседе с прелатом Лотти отец Сойка
высказал мысль, которую повторил двенадцать лет
спустя, приветствуя католический конгресс, министр
труда Соединенных Штатов Америки, называя като-
лическую церковь «алмазной плотиной против ком-
мунизма».
И прелат Лотти, и дом «пропаганды» соглашаются
с желанием Сойки: «Тем хочу служить богу среди
подольских крестьян, моих земляков на границе Рос-
сии, в самой народной массе, для защиты ее, для
бога и святой церкви!»... И для создания «санитар-
ного» кордона против большевизма! — добавим мы от
себя. Отец Михаил Сойка охотно снова подчиняется
юрисдикции митрополита Шептицкого, едет в по-
дольские села, и вся его дальнейшая деятельность
помогает создавать вот именно этот самый преслову-
тый «санитарный» кордон против большевизма.
Здесь, при выполнении этой задачи деятельность от-
76

ца Сойки и ему подобных сюзеренов митрополита —
соек в черных реверендах удивительно гармонично
сочетается с политическими функциями буржуаз-
ной Польши Пилсудского. Сойка помогает польским
«осадникам», сыщикам «полиции панствовой» и
«тайнякам» из второго разведывательного отдела
польского генерального штаба создавать на восточ-
ных окраинах Польши прочный барьер против идей
большевизма. Он делает это очень охотно, ибо знает,
что «коммуна — смерть для сойковщины!» А поэтому
«да будет бог!»
...Так, постепенно, мы проникаем в сокровенные
мысли отца Сойки и в его циничные рассуждения.
Что такое бог? Это для Сойки значило: что с ним
можно сделать? Или точнее: сколько это даст выра-
женного в единицах гектаров, либо центнеров, либо
звонкой монеты?
Сойка ежечасно, по любому поводу глумился над
богом, которому служил, как, вне всякого сомнения,
это делали исподтишка такие же служители культа,
познавшие все тонкости своего ремесла, всю кухню
одурманивания трудящихся. И, совершая таинство
евхаристии, Сойка не случайно вспоминает при этом
слова Вольтера: «Это культ, в котором самый глав-
ный религиозный акт заключается в том, чтобы по-
едать собственного бога».
Отец Сойка ненавидит «божьих партачей» — тех
священников, которые не могут выжать из своего ре-
месла все, что нужно для обмана трудящихся. Сам
он старается каждое свое богослужение сопровож-
дать множеством внешних эффектов, которые спо-
собны усилить его влияние среди верующих. Когда
же театральность религиозной обрядности и вся по-
казная страстность его богослужений не помогают,
когда ненавистная ему «коммуна» все же просачи-
вается в его приход, он не прочь прибегнуть к по-
мощи полиции и жандармов. Он, греко-униатский
священник, обращается к помощи карательных ор-
ганов того самого государства, которое, если на ми-
нуту поверить некоторым бывшим униатам, якобы
«яростно преследовало греко-униатскую церковь».
Очень показательным является то обстоятель-
ство, что ревностные греко-католики чины украин-
77

ской полиции изъяли из романа Степана Тудора как
раз те страницы романа, в которых рассказывалось
о деловых отношениях отца Сойки с представите-
лями полуфашистского польского государства. Од-
нако из сохранившегося эпизода, в котором повест-
вуется о разговоре польского старосты с отцом Сой-
кой, можно сделать вывод, что польские чиновники
отнюдь не считали греко-униатский клир таким
злом, как это пытаются доказать сейчас с довольно
большим опозданием зарубежные адвокаты униат-
ства.
«Никто из нас,— говорит староста, примиряя
Сойку с референтом полиции,— не думает отрицать
огромной и незаменимой роли церкви в борьбе с раз-
ными антиобщественными направлениями. В пер-
вую очередь, подчеркиваю это, никто из подчинен-
ных мне функционеров не отрицает. Думаю, что это
мое замечание будет для отца-помещика достаточ-
ным оправданием того недоразумения, которое здесь
случайно произошло. Что же касается самого случая
на Коссовой горе...
И отец Сойка уже знал, что дело с происшествием
будет улажено как следует.
Три фигуры склонились деловито за столом и
стали изучать способы, которые могли бы охранить
праздник на Коссовой горе от выступлений противо-
государственных элементов...»
И, кто знает, подсмотри эту трогательную сцену
единения светской власти пилсудчиков с попом-на-
ционалистом Сойкой кто-либо из революционно на-
строенных бедняков Новой Климовки, разве это не
было бы для него основанием воскликнуть подобно
его зазбручанским братьям в 1917 году: «Жандарм
и поп — один недуг!»
Таково вкратце содержание философского ро-
мана, написанного уроженцем Западной Украины и
человеком, который всегда смело и решительно вы-
ступал против церкви и воспитанных ею украин-
ских фашистов из шаек Мельника и Бандеры.
Чем же объяснить, что писатель-революционер
Степан Тудор посвятил столько сил, времени и та-
78

ланта для создания романа о греко-католическом
духовенстве и Ватикане? И как он смог его написать?
Не в сытом благополучии семинарской жизни, не
в монастырских кельях изучал он существо религии
и обманную противоречивость ее основ. Выходя на
единоборство с этим опасным, тысячелетним врагом
прогрессивного человечества, Степан Тудор-Олексюк
надеялся исключительно на собственные силы, на
богатый жизненный опыт, на глубокую убежденность
в правоте учения Ленина.
Он родился 25 августа 1892 года в селе Поникве,
тогдашнего Бродского уезда Галиции, в крестьян-
ской семье. Учился в сельской школе, затем — в сред-
ней, в Бродах. Одним из его соучеников был, между
прочим, будущий писатель-антифашист Юзеф Рот,
разоблачивший нравы императорской Австро-Венг-
рии в своем превосходном романе «Марш Радец-
кого» — произведении, которое остается в памяти чи-
тателя на всю жизнь. Тудор затем кончает гимназию
в 1913 году во Львове, накануне первой мировой
войны. Когда поблизости от его родных мест, на
австро-русском кордоне, после выстрела в Сараеве
загрохотали пушки этой новой бойни, Степана Ту-
дора немедленно призывают в австрийскую армию.
Он находится на фронте до сентября 1915 года и,
к большому счастью для себя и для своего будущего,
попадает в русский плен.
Он работает на сахарном заводе в Касперовке, на
Киевщине, пробует зарабатывать себе на жизнь пре-
подаванием немецкого и латинского языков в Та-
раще. После Октябрьской революции едет в Киев,
думая попасть в университет. Но из этого замысла
ничего не выходит. Он переезжает в Конотоп, где
ему угрожает немецкий арест. Бежит. С июня по
октябрь 1918 года он уже читает лекции на желез-
нодорожных курсах в Киверцах и Шполе и вскоре
принимает участие в восстании против гетмана
Скоропадского, создавая поблизости от Смелы и
Шполы красные крестьянские отряды. После уста-
новления Советской власти он учительствует, заве-
дует волостным наробразом в Белокоровичах и вес-
ной 1923 года, как бывший галичанин, возвращается
с семьей на родину. С 1924 по 1926 год он учится в
79

университете и устанавливает связи с Коммунисти-
ческой партией Западной Украины. Все то, что он
видел на «большой Украине»: рождение Советской
власти, борьба с ее врагами,— очень помогает ему
здесь, в Галиции, где с каждым новым днем усили-
вается режим захватчиков, отторгнувших с согласия
Антанты эту коренную украинскую землю от всей
Украины.
В 1927 году Тудор учительствует в Черткове, на
Тернопольщине, и, еще даже не будучи членом пар-
тии, проводит там партийную работу и готовит пер-
вую уездную партийную конференцию. Украинские
националисты лишают его работы в школе. Тудор
уезжает во Львов, принимает участие в создании
революционного журнала «Вікна» и всецело отдается
литературно-редакторской работе. Он сплачивает
силы революционных литераторов, преследуется по-
лицией и радостно встречает осень 1939 года — при-
ход Красной Армии. Его прекрасный доклад «Куль-
тура и фашизм», произнесенный на конгрессе защит-
ников культуры во Львове весной 1936 года, хорошо
помнят все его товарищи и прогрессивная интелли-
генция Львова. Отнюдь не случайно поэтому избран-
ный депутатом украинского Народного собрания во
Львове Степан Тудор вместе с другими депутатами
от всего сердца голосует за провозглашение Совет-
ской власти на его родной земле.
В многогранной деятельности Тудора, позволяю-
щей ему видеть, кто именно мешает победоносному
шествию новой жизни на родной земле, есть глав-
ная цель — написание большого романа, обличаю-
щего религию, каким и явился «День отца Сойки».
Выступая в этом романе один против многоликой
братии обманщиков в черных реверендах, Степан
Тудор одержал большую победу, плодами которой
пользуются сейчас миллионы атеистов не только в
России и на Украине, но и в Литве, Белоруссии, Лат-
вии и Чехословакии.
Почему же возник у Тудора замысел именно та-
кого, а не другого романа? Почему он пошел на бой
с агентурой седобородого графа Шептицкого?
Давайте расширим фабулу романа.
Хотя Западная Украина, основной район дейст-
80

вия Михаила Сойки, до недавнего времени являлась
весьма небольшой территорией всей религиозной
экспансии воинственного клерикализма, в ее истории
с предельной выразительностью отражены те глав-
ные методы завоевания верующих, земель и дохо-
дов, к каким прибегает церковь и сегодня на разных
континентах земного шара.
Еще задолго до насильственного введения унии,
которая преследовала цель соединить религиозную
экспансию рвущегося на Восток папства с захватни-
ческими планами польских королей и феодалов,
церковь беспощадно подавляла и грабила западных
украинцев. В своем известном стихотворении «Когда
мы были казаками» великий кобзарь Украины Тарас
Шевченко ставил знак равенства между ненасыт-
ными ксендзами и магнатами, которые разжигали на-
циональную рознь между польским и украинским
народами.
В 1911 году в австрийском тогда Кракове вышла
на польском языке разоблачающая папство антикле-
рикальная книга Францишека Млота «Мешок Иуд,
или Разговор о клерикализме».
В этой книге приводятся очень интересные дан-
ные о методах католической агентуры в тех местах,
где разворачивается действие романа «День отца
Сойки».
«В Восточной Галиции клерикалы примирились с
вшехполяками (сторонники правых буржуазных пар-
тий Польши) и, действуя заодно с ними, обманы-
вают польских крестьян, утверждая, что они прежде
всего защищают польскую народность. Однако это
утверждение является бесстыдным враньем. Не о
польской народности заботятся клерикалы и вшех-
поляки, а о спасении подольской шляхты, против
которой русские и польские крестьяне хотят басто-
вать... Наилучшим доказательством того, что поль-
ская национальность отнюдь не интересует клерика-
лов, является тот факт, что ксендз Гораздовский по
договоренности с архиепископом Бильчевским осно-
вал во Львове немецкую школу для католических
детей. В эту школу приглашены из Германии школь-
ные братья, известные своей аморальностью и ту-
постью. В Галиции епископы предают проклятиям
81

всякого рабочего и крестьянина, который осмели-
вается читать социалистические газеты».
Так вели себя паписты гораздовские и бильничев-
ские во время существования империалистической
Австро-Венгрии. Когда же Австро-Венгрия распа-
лась, архиепископ Юзеф Бильчевский, как мы рас-
скажем дальше, лобызался во Львове с генералом
Юзефом Галлером, присланным Антантой из Фран-
ции подавлять стремление галицийских украинцев
к государственной самостоятельности; тот же Биль-
чевский благословлял американских и французских
летчиков, улетающих бомбить с аэродромов Галлера
восставших украинцев, а затем и Первую конную
армию Буденного.
В сентябрьские же дни 1939 года, когда Гитлер
напал на Польшу, воспитанники немецкой школы
ксендза Гораздовского прилетели с гитлеровских
аэродромов на бомбежку Львова на самолетах типа
«Хейнкель» и «Юнкерс»...
Одним из наиболее агрессивных католических ор-
денов в мире и поныне является орден тех самых
иезуитов, под руководством которых молодой бого-
слов Михаил Сойка, находясь в Риме, перелистывал
кровавую историю папизма и, подавляя в себе внут-
ренние колебания, готовился к великой миссии на
Востоке. Иезуиты проникают в страны Африки и
Латинской Америки, ведя отчаянную борьбу за со-
хранение колониальных режимов. Они приложили
свои руки к убийству Патриса Лумумбы и всячески
поддерживают сейчас Чомбе и Мобуту в Конго.
В Галиции им и бельгийскому ордену отцов-редемп-
тористов был поручен надзор за греко-католической
церковью.
В своих маленьких повестях «Миссия» и «Чума»
Иван Франко хорошо показывает происки одного из
таких миссионеров-иезуитов, патера Гавдентия. Па-
тер Гавдентий в какой-то мере является литератур-
ным предшественником Михаила Сойки, и действует
он в тех самых местах, что и герой романа Тудора.
Так, в беседе с настоятелем Тернопольского кон-
вента ордена иезуитов патер Гавдентий называет,
подобно Сойке, тамошние земли восточным аван-
гардом католицизма и плацдармом для дальнейшей
82

агрессии; он с большим волнением повторяет слова
папы римского Урбана о великой миссии католиков
на Востоке. Выполняя эту агрессивную программу
папства, иезуиты и подобные им монашеские ордены,
как и Михаил Сойка, не склонны были питаться
только медом и акридами, а всячески приумножали
свои богатства, опираясь в своей миссионерской дея-
тельности на огромные земельные владения. Одно
только подвластное Юзефу Бильчевскому Латинское
архиепископство имело в начале нынешнего века во
Львове 14 787 гектаров пахотной земли. Возглавляе-
мая графом Андреем Шептицким греко-католиче-
ская митрополия во Львове владела уже в 1905 году
30 991 гектаром наилучшей земли.
В бытность свою нунцием в Польше, Пий XI
строил планы подчинения православной церкви ка-
толицизму. Он возлагал большие надежды на униат-
скую церковь. Его ближайшим советником был уни-
атский митрополит Андрей Шептицкий. В планах
папы именно Галиция должна была быть опорным
пунктом, откуда Ватикан мог бы скорее всего про-
никнуть на территорию Советского Союза.
Церковники не всегда скрывали эти планы. Так,
католический богослов Грентруп в своей книге об
отношении католической церкви к национальным
меньшинствам, касаясь униатской церкви в Польше,
проговорился:
«Апостолический престол рассматривает украин-
скую церковь в рамках большой церковной политики
как коридор, через который он надеется получить
доступ к православной церкви (курсив наш.—
В. Б.). Украинцы лишь в том случае могут оправдать
эту задачу завоевания православной церкви, если
своеобразие их обряда и их образа жизни укрепится.
А потому следует ожидать из Рима, насколько это
возможно, содействия и всяческой помощи развитию
украинской церковности».
Степан Тудор вовремя разгадал эти и другие
планы униатства, вовремя предупредил о них чи-
тателя в своем талантливом романе, а гитлеровское
нашествие полностью эти планы подтвердило, еще
раз показав нам подлинное, хищное лицо униатской
церкви.

Мы сказали в предыдущем
очерке, что Степан Тудор высту-
пает в своем романе один против
многоликой братии обманщиков в
черных реверендах. Как понимать
эту фразу? Не может ли сложиться
у читателя представление, что Ту-
дор воевал с религией и ее слугами
в одиночку, не чувствуя в этой
борьбе локтя соседа?
Нет, было не так!
Степана Тудора окружали дру-
зья и единомышленники, понимаю-
щие реакционный смысл всех ре-
лигий и ведущие с ними борьбу.
Прежде всего это были революци-
онные писатели из группы «Гор-
но», существовавшей во Львове на
рубеже тридцатых годов и спло-
тившейся вокруг прогрессивного
журнала «Вікна». Среди друзей
Тудора был один из самых образо-
ванных писателей Западной Укра-
ины, Ярослав Галан. Он не меньше
Тудора понимал опасность рели-
гиозного дурмана, отравляющего
души людей, и вел смелую борьбу
с Шептицким и униатской цер-
ковью. Еще в тридцатом году он
назвал седобородого графа в ман-
тии митрополита «мутителем свя-
той водички». Назвал открыто, на
страницах журнала, преследуемый
полицией, и враги не простили ему
этого поныне. Есть много общего в
жизни и смерти Тудора и Галана.
Но если Тудора сразили осколки
фашистской бомбы, то Ярослав Га-
лан погиб за свои убеждения уже
после войны, от рук подлых вра-
гов.

УБИТЫЙ ИМИ
Поздним осенним вечером 25 октября 1949 года
возле железнодорожного моста около станции Гама-
леевка состоялась необычная встреча.
Из ночной темноты появились два человека. Ог-
лядевшись, они притаились в кустах. Немного по-
годя из-под моста вышел третий неизвестный. Он
дважды прокричал вороном, и только после этого
все трое сошлись. Обменявшись контрольным паро-
лем «Полтава — Харьков», они протянули друг другу
руки, и тот, что вышел из-под моста, Роман Щепан-
ский, глухо спросил:
«Ну как?»
Молодой попович, Илларий Лукашевич, озираясь
по сторонам, доложил:
«Все в порядке! Галана больше нет... Еще вчера,
до полудня...»
«Кто убивал?» — деловито спросил Щепанский.
«Сперва дал он! — показывая на низенького Ми-
хаила Стахура, прошептал Лукашевич.— Из-за спи-
ны. Так что кровь до потолка фонтаном брызнула...
Ну, а потом и я...»
85

«А ночевали где?»
«У отца Левицкого,— ответил Михаил Стахур,—
в Грядах...»
«Вот это забрали у Галана в столе».— Лукашевич
протянул Щепанскому завернутые в платок метал-
лические предметы.
«Що це таке?» — осведомился Щепанский.
«Медали. Партизанские...»
«Ну, добре, хлопцы! — пожимая руки убийцам,
сказал Роман Щепанский.— Я доложу о вас наверх!
А теперь давайте сядем, поговорим, что нам делать
с вами дальше...»
Этот зловещий, циничный разговор имел свою
предысторию. И чтобы понять все обстоятельства
трагической гибели прекрасного украинского писа-
теля, убежденного атеиста Ярослава Галана, надо
рассказать обо всем подробнее.
Ярослав Галан был страшен и ненавистен для
слуг тьмы — разноликих мракобесов со дней своей
молодости, когда он вступил с ними в жестокую
борьбу еще в буржуазном польском государстве.
Церковники ненавидели Ярослава Галана еще с той
поры, как он опубликовал в 1930 году обличитель-
ную комедию «99%» («Лодка качается»), разоблачаю-
щую галицийское мещанство и греко-католического
попа, отца Румегу.
В одном из ранних памфлетов-рецензий, «Хи-хи-
хи», Ярослав Галан зло высмеял «молодой цвет ук-
раинской нации» — то самое общество, из которого
впоследствии вышли убийцы писателя: ««Молодой»
цвет нации «также находит себе дорогу. Такой мно-
гообещающий бычок, пока еще только набираясь
знаний, носит (темными вечерами) мазепинку, орет
на съездах и праздниках «Ще не вмерла» и между
одной и другой операцией по высаживанию окон пи-
шет оды, адресованные святому Юру. Получит (или
нет) такой балбес диплом, все равно идет в родное
учреждение, покупает пахучее мыло, заказывает у
портного гольфы, втирается в директорские салоны
и через год берет в кредит мотоциклетку. И все было
бы хорошо, плыли бы спокойно дни и ночи, ровными
86

слоями нарастало бы для вечности на животике
сальце, если бы не красный призрак. Угнетает он
обывателя, и ленивое сердце иногда от ужаса зами-
рает. Тогда в мещанине пробуждается дух! Мещанин
оживает! Мещанин ищет идеи! Мещанин творит!»
Когда же красный призрак не только приблизился
к околицам Львова, но Советская власть стала ре-
альностью на землях Западной Украины, все Лука-
шевичи и щепанские, которым некогда Шептицкий
сулил, что они будут епископами на «большой Ук-
раине», начали оживать от своего ленивого, попов-
ского житья. Они стали воспитывать из своих сыно-
вей террористов, призывая их беспощадно бороться
с лучшими представителями освобожденного на-
рода, накачивая их мозги клерикально-националист-
скими идейками.
С первых же дней возвращения во Львов после
освобождения его Советской Армией в июле 1944 года
Галан ведет жестокую борьбу с тайными и явными
врагами всего нового, что принесла Советская власть.
Один за другим выходят из-под его пера памфлеты,
направленные против украинских националистов и
Ватикана.
Вскоре Галан выезжает специальным корреспон-
дентом газеты «Радянська Україна» на процесс в
Нюрнберг. В острых публицистических корреспон-
денциях он показывает звериную сущность военных
преступников, махровых фашистов.
Пребывание в Нюрнберге, на земле Западной
Германии, дает писателю материал для пьесы «Под
золотым орлом». В перерыве между судебными засе-
даниями Ярослав Галан с опасностью для жизни со-
вершает поездки в осиные гнезда националистов,
бывших власовцев, и других коллаборационистов. Он
собирает там материал для новых памфлетов, рискуя
каждую минуту получить вражескую пулю в спину.
Еще до поездки в Нюрнберг Галан выпускает во
Львове две книжки: «С крестом и ножом» и «Что
такое уния?», разоблачающие дела центра греко-ка-
толической церкви в Западной Украине — собора и
капитула Святого Юра, их ватиканских хозяев.
Представители этих кругов были знакомы Галану с
детства. Он видел на улицах Перемышля, в кварта-
87

лах Вены, на взгорьях Львова множество откормлен-
ных греко-католических и римско-католических по-
пов и монахов. Галан пристально следил за их
жизнью и еще в начале тридцатых годов на страни-
цах прогрессивного журнала «Вікна» назвал «бархат-
ного диктатора» униатской церкви митрополита и
графа Андрея Шептицкого «мутителем святой во-
дички».
Это был большой гражданский подвиг! Во Львове,
заполненном панской полицией, дефензивой, тремя
митрополиями Ватикана, «вшивыми мессиями» из
бывших петлюровских сотников, сказать открыто
такое! Замахнуться на святая святых униатства, на
брата первого военного министра Польши Станислава
Шептицкого, на обожествляемого националистами и
клерикалами князя церкви Андрея!
Галан ясно видел, что в первом ряду сил, мешаю-
щих освобождению Западной Украины и воссоеди-
нению галичан и волынян с их братьями над Днеп-
ром, всегда была церковь. Она верно служила
Габсбургам в австро-венгерские времена, потом Пил-
судскому и, наконец, Гитлеру. Церковь принижала
достоинство человека, закабаляла его разум, отвле-
кала от активной борьбы за земные права. И Ярослав
Галан с молодых лет пошел в атаку на этот оплот
мракобесия. Миллионы читателей знают блестящие
антиклерикальные памфлеты Галана, и нет нужды
перечислять их.
Соратник Ярослава Галана по журналу «Вікна»,
публиковавший на его страницах свои рисунки под
псевдонимом «И. Крат», а сейчас главный художник
Государственного польского театра в Варшаве, Отто
Аксер сообщил любопытную подробность о молодых
годах Галана: «Еще когда мы с ним учились в Вене,
в 1924—1925 годах, он подолгу работал в венских
архивах и разыскал там документ какого-то извест-
ного иезуита XVII века, разоблачающий захватниче-
скую политику Ватикана. Это была очень интересная
находка. О существовании этого документа до того
времени не знали деятели конгрегации Ватикана,
а узнав, заволновались. Тогда же Галан изучал в
венских архивах и другие антиклерикальные доку-
менты о Польше и Руси. Опираясь на эти материа-
88

лы, Галан прочитал в Перемышле серию публичных
лекций о Генрихе Сенкевиче и Богдане Хмельниц-
ком. Любя и ценя Генриха Сенкевича как талантли-
вого писателя, он вместе с тем воевал с его национа-
листической историографией, доказывал, что Сенке-
вич пытался извратить прогрессивную роль Богдана
Хмельницкого. Вот из-за этих-то лекций однажды
Галан две недели не ночевал дома, прятался, потому
что его хотели подстеречь эндецко-клерикальные
боевики и убить».
Таким образом, еще когда Галану было всего два-
дцать четыре года, наемные убийцы из лагеря слуг
тьмы примерялись, как бы оборвать его жизнь.
Вскоре после освобождения Львова Советской Ар-
мией в «большую охоту» на Галана включается
опытный террорист из организации украинских на-
ционалистов, сын греко-католического священника,
заядлый католик Роман Щепанский, по кличке Буй-
Тур. С 1941 года Щепанский находился на нелегаль-
ном положении: он лично убил председателя кол-
хоза в селе Пикуловичи, Новоярычевского района,
Михаила Барабаша, уполномоченного министерства
заготовок в селе Борщовичи Харитона Герасимовича,
участников группы общественного порядка в селе
Малехов, Брюховичского района, Василия Воло-
шина, Иосифа Савку, Владимира Волошина, стар-
шего лейтенанта Черноризова и других советских
людей. Этот попович-националист был частым го-
стем в парафии 1 в пригородном селе Сороки Львов-
ские, у прожженного иезуита священника Дениса
Лукашевича.
В конце двадцатых годов Денис, или Дионисий
Марк Лукашевич, тогда еще совсем молодой бого-
слов, познакомился с будущим вождем национали-
стических банд Степаном Бандерой. Бандера приез-
жал на каникулы к своему отцу, священнику Андрею
Бандере, который жил в Старом Угринове, на Ка-
лушчине. А неподалеку, в селе Вистова, правил
службу молодой тогда еще священник Денис Лука-
шевич. Оба поповича знакомятся и устанавливают
полное единодушие взглядов. Бандера вскоре стано-
1 Парафия — приход.
89

вится террористом, а Денис Лукашевич продолжает
проповедовать слово божье, оставаясь в душе таким
же националистом, как и его светский сообщник —
недоучившийся студент Львовской политехники.
Проходят годы. В семье Дениса Лукашевича по-
являются сыновья, и среди них будущий убийца
Галана, Илларий. Вместе со своими братьями — Але-
ксандром и Мироном он учится сперва в подвласт-
ной митрополиту Шептицкому Львовской духовной
семинарии. Священник Денис Лукашевич всеми
фибрами души ненавидит Советскую власть, однако
не брезгует воспользоваться правом на образование
и посылает своих сыновей после прихода Советской
Армии бесплатно учиться во Львов.
В 1946 году Роман Щепанский принимает у себя,
в Новоярычевском районе, Львовской области, тог-
дашнего командира округа «Буг — УПА» — «украин-
ской повстанческой армии», как называли себя
участники националистического, антисоветского под-
полья. Этот бандитский вожак, по кличке Вороной,
в беседе с Щепанским высказывает мысль, что надо
ликвидировать таких общественных деятелей, как
Ярослав Галан, журналист Кузьма Пелехатый, ака-
демик Михаил Возняк, и других.
Вороной непосредственно предложил начальнику
Щепанского Дмитру Кондюху, по кличке Роман,
чтобы тот вместе с Щепанским установил во Львове
адреса Ярослава Галана и Кузьмы Пелехатого. Было
дано задание выяснить, где они работают, в какое
время возвращаются с работы домой, куда ходят в
гости, есть ли у их квартир охрана. Тогда же Воро-
ной подобрал кандидата для совершения убийства
видного общественного деятеля — журналиста, буду-
щего председателя Львовского облисполкома Кузьмы
Пелехатого. Им оказался сын греко-католического
священника из села Борщовичи националист Богдан
Ощипко. Только случайность помешала ему убить
Пелехатого.
В новогоднюю ночь 1948 года бандиты Роман
Щепанский — Буй-Тур, кустовой Хмара и боевик,
охраняющий Щепанского, по кличке Зенко укры-
ваются в доме Дениса Лукашевича. Здесь в беседе
то и дело называются имена — Ярослав Галан, Кузь-
90

ма Пелехатый, а также Гавриил Костельник. Послед-
него, протопресвитера и организатора разрыва унии
с Ватиканом, в сентябре 1948 года при выходе из
церкви настигает пуля бандеровского террориста.
«В 1949 году,— заявил на следствии Щепанский,—
в квартире Евгении Черной... которая поддерживала
связь с Романом, я встречался с Илларием Лукаше-
вичем, где мы обсуждали вопрос об убийстве писа-
теля-публициста Ярослава Галана. Там же присут-
ствовал монах ордена редемптористов. Игумен
монастыря в это время уже уехал в Бельгию...»
У неискушенного читателя может возникнуть во-
прос: каким образом на этом сговоре убийц присут-
ствовал монах того самого бельгийского ордена като-
лических миссионеров, братья которого появляются
и поныне в странах Азии и Африки, принимая уча-
стие во многих провокациях, направленных против
освобождения народов от ига колониализма?
Монахи-редемптористы, эти иностранные мастера
сыска в душах, были приглашены в Западную Ук-
раину еще митрополитом Андреем Шептицким перед
первой мировой войной, а к моменту освобождения
Львова войсками Советской Армии уже имели свои
монастыри в Ковеле, Тернополе, Станиславе и в селе
Збоиски, под Львовом, откуда рекрутировались
участники убийства Галана...
Весной 1949 года Илларий Лукашевич тайно сфо-
тографировал по заданию Щепанского дом № 18 по
Гвардейской улице Львова, где жил Ярослав Галан.
А уже в июне или в июле того же года, как показал
Буй-Тур — Щепанский, «бандитский руководитель
Демьян, повидавшись со мной, попросил организо-
вать ему встречу с Илларием Лукашевичем, так как
Демьяну надобно было знать все сведения, которые
добыл Лукашевич о Галане. Такая встреча состоя-
лась в доме жителя села Сороки Львовские Теодора
Кривак (ревностного прихожанина церкви Богоявле-
ния господнего, в которой правил службы отец бу-
дущего убийцы — Денис Лукашевич.— В. Б.).
Кроме Демьяна и Иллария Лукашевича на этой
встрече присутствовали еще сам Щепанский и бан-
дит по кличке Орест. «Лукашевич,— свидетельство-
вал далее Буй-Тур,— сообщил нам все добытые им
91

сведения и заявил, что как студент, желающий пере-
вестись с одного факультета на другой, он посетил
квартиру Галана, беседовал с ним лично, видел рас-
положение его квартиры и установил также, что
кроме Галана в его квартире проживают жена Га-
лана, мать ее и домработница...»
* *
Можно предположить, что Ярослав Галан, очень
чуткий и внимательный человек, заметил натяну-
тость и неестественность поведения заползшего к
нему в дом иезуитского лазутчика. Но закрыть дверь
перед ним, отказать ему в помощи, даже зная, что
уже давно враги угрожают ему, Галан не мог. Это
не позволяло ему сделать и чувство личного досто-
инства советского писателя-коммуниста, и удиви-
тельная отзывчивость на всякую просьбу простого
человека, особенно местного, не знающего еще суще-
ства советского строя, и его положение депутата гор-
совета, призванного откликаться на каждую просьбу
избирателя.
Этими-то качествами Галана, его глубокой гуман-
ностью, человеколюбием подло и цинично восполь-
зовались националисты, воспитанные в духе хри-
стианской морали и иезуитства, двурушники с топо-
рами убийц, прижатыми к груди, на которой
болтались нательные крестики.
Страшно читать циничные показания Щепанского,
которые с предельной точностью характеризуют ту
клерикальную среду, в которой были воспитаны и
благословлены Ватиканом убийцы писателя.
«Все сведения о Галане были записаны Демьяном.
Со слов Лукашевича Демьян начертил план распо-
ложения квартиры Галана. На другой встрече в раз-
говоре с Лукашевичем Демьян сообщил, что писателя
Ярослава Галана мы, участники подполья украин-
ских националистов, намереваемся убить за то, что
он в своих произведениях враждебно относится к
украинским националистам, разоблачает их перед
народом, требовал выдачи Степана Бандеры и суда
над ним на Нюрнбергском процессе. Здесь же Демьян
объяснил Лукашевичу, что Галана нужно убрать и
92

8а то, что он в своих сатирических рассказах высмеи-
вал греко-католическую веру, Ватикан и разоблачал
связь Ватикана с империалистическими разведками.
После таких разговоров Демьян предложил Лука-
шевичу посетить Галана еще раз, чтобы лучше
изучить расположение квартиры Галана. Лукашевич
согласился выполнить и это задание... Примерно че-
рез месяц после этого Лукашевич передал мне через
Ореста точный план расположения квартиры Галана
в письменном виде, сообщил сведения о каждом чле-
не семьи Галана. Данный план и сведения о Галане
я направил по оуновской линии связи Демьяну, ко-
торый в письменном виде сообщил мне, что терро-
ристический акт над Галаном надо будет совершить
в скором времени и что для его организации ко мне
придет референт «службы безопасности» (бандеров-
ское гестапо.— В. Б.) Рава-Русского окружного про-
вода ОУН Черный, он же Гроза. В начале октября
1949 года Черный явился ко мне и в присутствии
Ореста предложил мне найти террориста, который
бы вместе с Лукашевичем пошел на квартиру Яро-
слава Галана и убил его...
В той же беседе Орест предложил мне и Черному
использовать для этой цели нелегала Тому Чмиля,
укрывающегося в селе Збоиски, под Львовом... На
нем мы с Черным и остановились в своем выборе.
Лукашевич был нами подробно проинструктирован
и обучен тому, как он вместе с этим террористом
должен будет проникнуть в квартиру писателя, обо-
рвать линию телефонной связи, а потом убить Га-
лана топором, без шума... Лукашевичу мы дали па-
роли для встречи с террористом Чмилем во Львове,
на Академической аллее».
Однако расчеты бандитских вожаков на то, что
Тома Чмиль поможет Лукашевичу расправиться с
Галаном, не оправдались: в квартире Галана во вре-
мя их «визита» были посторонние люди. Черный
поручил Щепанскому подыскать более опытного
бандита. Выбор пал на уроженца села Ременив Ми-
хаила Стахура. Еще до того, как он появился в квар-
тире писателя Галана, руки его были обагрены
кровью многих людей.
Этого отпетого бандита и принял под свою коман-
93

ду попович Щепанский. Он заявил на следствии:
«Стахуру и Лукашевичу я дал задание, чтобы они,
убивая Галана, не применяли огнестрельного оружия,
а убили его тихо — топориком... Участница подполья
Екатерина Бубес, по кличке Надийка, по моему ука-
занию доставила Стахуру маленький топор...
Об обстоятельствах совершенного злодеяния Ста-
хура и Лукашевич рассказали мне следующее. Про-
никнув в квартиру Галана, они застали его. Дома
была и домработница. Лукашевич, будучи уже ра-
нее знаком с Галаном, представил ему Стахуру как
студента, затем, сидя за столом, разговаривал, отвле-
кая внимание Галана. Стахур в этот момент зашел
сзади и топором по голове зарубил его. Затем они
оборвали телефонный провод в квартире, связали
домработницу, забрали медали Галана и, оставив там
окровавленный плащ и топорик, скрылись. При этом
Лукашевич передал мне свое оружие и две медали
Галана, которые я позже отправил бандитскому гла-
варю Черному вместе с информацией о совершенном
террористическом акте. Выслушав Стахура и Лука-
шевича, я похвалил их за убийство... После этого
Лукашевича я отпустил домой, так как он заверил,
что его участие в убийстве Галана никому не из-
вестно, а Стахура, как смелого бандита, принял в
бандитское подполье ОУН...»
Этими показаниями закончился допрос Романа
Щепанского 30 октября 1953 года.
Щепанский не сказал того, что Лукашевич не со-
всем точно сообщил ему, что о совершенном пре-
ступлении никто не знает. После совершенного
убийства его исполнители спокойно прошли пешком
в пригородное село Гряды и навестили в приходстве
священника Ярослава Левицкого, приятеля отца
Иллария Дениса Лукашевича.
«Мы убили, егомосць, большого человека, писа-
теля Ярослава Галана! — откровенно похвастался
священнику Лукашевич.— Нет ли у вас теплой воды,
а то мы забрызгались кровью?..»
Доктор богословия Ярослав Левицкий в годы гит-
леровской оккупации был одним из приближенных
Шептицкого и судьей митрополичьего церковного
суда первой инстанции. Он отлично знал, кто вдох-
94

новлял это и другие убийства и кто именно органи-
зовал убийство Ярослава Галана. Но это кровавое
злодеяние не смутило священника. Он принес своим
молодым единоверцам теплой воды, приютил их на
чердаке, дал им поесть, а утром, когда оба его гостя
еще спали, пошел служить тихую заутреню в своей
церкви Святой Параскевы...
* *
*
Один из самых сильных памфлетов Ярослава Га-
лана— «Чему нет названия» начинается с такой
сцены:
«Четырнадцатилетняя девочка не может спокойно
смотреть на мясо. Когда в ее присутствии собираются
жарить котлеты, она бледнеет и дрожит, как осино-
вый лист.
Несколько месяцев назад в воробьиную ночь к
крестьянской хате, недалеко от города Сарны, при-
шли вооруженные люди и закололи ножами хозяев.
Девочка расширенными от ужаса глазами смотрела
на агонию своих родителей.
Один из бандитов приложил острие ножа к горлу
ребенка, но в последнюю минуту в его мозгу роди-
лась новая идея.
«Живи во славу Степана Бандеры! А чтобы, чего
доброго, не умерла с голоду, мы оставим тебе про-
дукты. А ну, хлопцы, нарубите ей свинины!»
«Хлопцам» это предложение понравилось. Они
постаскивали с полок тарелки и миски, и через не-
сколько минут перед оцепеневшей от отчаяния де-
вочкой выросла гора мяса из истекающих кровью тел
ее отца и матери...»
Много ужасов, которые принес фашизм на нашу
землю, довелось мне увидеть в годы войны: и в осаж-
денном, голодном Ленинграде в первую блокадную
зиму, и на скалистых отрогах Новой Земли, побли-
зости от которой немецкие подводники в упор рас-
стреливали выбравшихся на льдины после потопле-
ния ими гидрографического судна «Шокальский» со-
ветских моряков... Мне раскрылся фашизм во всем
его чудовищном содержании и в течение тех не-
скольких месяцев 1944—1945 годов, когда вместе с
95

членами комиссии по расследованию гитлеровских
злодеяний мы объезжали города и села западных
областей Украины, разрывали могилы застреленных
гестаповцами и бандеровцами мирных людей, состав-
ляли акты, опознавали трупы убитых.
Но откровенно скажу, когда ранней весной
1945 года, придя ко мне домой, на улицу Набеляка,
во Львове, тихим весенним вечером, Галан прочел
мне этот свой памфлет, я содрогнулся и не поверил
услышанному.
«Неужели могло быть такое, а, Ярослав Александ-
рович? Ну, сознайтесь: вы немного сгустили краски?
Кто мог воспитать подобных чудовищ?»
Всегда добрые, светлые, доверчивые глаза Галана
стали еще более грустными. Он сказал глухо:
«Это было! Мне рассказал эту историю в Киеве
полковник Макс. Он сам разговаривал с девочкой и
видел изуродованные трупы ее родителей. Кто вос-
питал—вы спрашиваете? Прежде всего организация
украинских националистов и протежирующая им
униатская церковь. Правда, церковники действовали
хитрее. Не всегда они говорили прямо: «Иди и уби-
вай!» Они натравливали исподтишка и, самое глав-
ное, все время попустительствовали кровавому раз-
гулу фашизма. Чего там греха таить, долгие годы
митрополит Шептицкий пользовался большим авто-
ритетом среди верующих. Его называли «украин-
ским Моисеем», прислушивались к каждому его
слову. Так вот, стоило бы Шептицкому выступить с
амвона против таких чудовищных зверств, стоило
ему осудить их, поверьте, эти слова припугнули бы
«резунов». Но он не сделал этого. Целые села сгорали
на Волыни, подожженные бандеровцами; убивали
женщин и детей, сажали их на колы, а Шептицкий в
это время принимал у себя, здесь, в палатах, санов-
ных гостей из гитлеровского рейха...»
С этими словами Галан показал в сторону распо-
ложенного в каких-нибудь кварталах пяти от нас
собора Святого Юра.
На всю жизнь запомнился мне этот вечерний раз -
говор и его непредвиденное окончание.
Ближе к полуночи Ярослав Галан встал и, про-
тягивая мне руку, сказал:
96

«Не смогли бы вы проводить меня, Володимире
Павловичу? Мне кажется, что какие-то подозритель-
ные типы следили за мной».
Скажу совершенно честно: очень и очень не хо-
телось мне выходить на улицу. Ведь в ту последнюю
военную весну на темных улочках древнего Львова
можно было встретить кого угодно: и националиста-
бандеровца, и польского террориста из «народовых
сил збройных», такой же фашистской организации,
как и ОУН, и обычного мародера, вышедшего ночной
порой на «охоту» за часами. На фронте был передний
край и враг за ним. Здесь же на вас могли напасть
с любой стороны, а кто — неизвестно. Вот почему я
предложил:
«Оставайтесь ночевать у меня, Ярослав Александ-
рович!»
«Ну, если вы боитесь, то я пойду один»,— сказал
Галан и шагнул к двери.
Слово «боитесь» задело меня. Как-никак, я был
человек с Востока, в кармане у меня лежал офицер-
ский военный билет, а Галан был «местный», к ко-
торому мы обязаны были относиться предельно вни-
мательно и заботливо.
«Нет, почему, пойдем вместе»,— сказал я и, от-
лучившись в кухню, зарядил там трофейный «Валь-
тер», так. чтобы Галан не видел этого и не заподо-
зрил меня в трусости.
Когда мы вышли из подворотни, я сразу шагнул
на улицу, туда, где поблескивали в темноте взбрызг-
нутые недавним дождем трамвайные рельсы.
«Куда вы? — удивился Галан.— Пойдем лучше по
тротуару».
«Так надо!» — сказал я, ничего не объясняя. Дело
в том, что мои старые и бывалые друзья — погранич-
ники советовали мне ни в коем случае не ходить в
ночное время по тротуарам.
Галан пожал плечами и зашагал рядом со мной
посредине трамвайных путей. Шли молча, только
изредка обмениваясь скупыми фразами. У виллы
«Мария» улица Набеляка круто заворачивала вправо,
на улицу Ленартовича. Трамваи обычно в этом месте
сильно скрежетали. Стоило нам повернуть, как мы
увидели за углом дома на улице Ленартовича две
97

прижавшиеся к стене фигуры. Если бы мы шли по
тротуару, мы бы обязательно натолкнулись на них.
Сейчас же от них нас отделяло несколько спаситель-
ных метров.
Один из стоящих за углом сразу же, быстро по-
дошел к нам и отрывисто спросил:
«Це вы стрилялы?»
Я не успел разглядеть лицо собеседника, не сразу
дошел до меня коварный смысл его вопроса (никаких
выстрелов мы не слышали), но, чтобы отвести от нас
подозрение в стрельбе, зная, что после выстрела
ствол оружия пахнет нагаром, я выбросил из-за
спины правую руку и, поднеся ствол «Вальтера» к
носу незнакомца, сказал:
«Понюхай!»
Незнакомец, видимо, не ожидал такого оборота
дела. Если бы он попробовал выбить у меня из руки
оружие, все равно пуля поразила бы его. И он, от-
прянув, бросил глухо:
«Перепрошую дуже!»
«Прошу дуже!» — сказал я, и мы разошлись.
Только когда мы прошли каких-нибудь десять
шагов по направлению к трамвайному парку, до
меня дошел коварный, проверочный смысл вопроса
незнакомца: любой безоружный человек ответил бы
ему: «Кто стрелял? Да ведь у меня не из чего стре-
лять».
И я сказал:
«Наверное, это бандиты, Ярослав Александрович!
Пойдемте задержим их!»
Когда мы вернулись, незнакомцев и след простыл.
Только много лет спустя, уже после убийства Га-
лана, стало мне ясно, что мы наткнулись на одну из
первых бандитских засад на его пути, и, кто знает,
как обернулась бы наша судьба, если бы, заворачи-
вая за угол по тротуару, мы столкнулись с ними ли-
цом к лицу? Ведь свой пистолет Галан обычно остав-
лял дома, да и пользоваться им он не умел. Помню,
когда мы ехали с ним вместе по дорогам тогдашней
Германии в Чехословакии и грузовик остановился
поблизости от Гливицы, Галан вынул свой ТТ из
потертой кирзовой кобуры и, застенчиво улыбаясь,
протянул его мне и попросил:
98

«Как им пользоваться? Научите, я, право, не
знаю!»
Надо сказать, что пистолет был в отчаянно запу-
щенном состоянии. Ржавый ствол его был забит
хлебными крошками и махоркой, и признака смазки
нельзя было обнаружить на его деталях. За такое
состояние оружия в армии даже самый добрый стар-
шина дает несколько нарядов. Мы отошли в сторону,
прутиком я вычистил мусор из ствола и сказал:
«Прежде всего его надо прострелить, чтобы ис-
чезла ржавчина из канала ствола».
Этот единственный выстрел мог оказаться по-
следним для нас, потому что винт упора спокойно
лежал в кобуре...
Таков был Галан. Добрый, сентиментальный, до-
верчивый к людям хорошим, ненавидящий врагов,
пренебрегающий личной безопасностью, честный и
иногда по-детски наивный. Этими качествами его
воспользовались убийцы и по обманной легенде, при-
готовленной в поповской усадьбе Лукашевичей, как
змеи вползли к нему в дом и зверски оборвали свет-
лую жизнь писателя.
И вот спустя ровно двадцать лет с того дня, как
мы с Галаном пытались попробовать его захламлен-
ное оружие на шоссе у Гливице, в холле гостиницы
«Москва» я неожиданно сталкиваюсь с высоким пле-
чистым человеком в иностранном адмиральском
мундире. Среди ленточек многочисленных орденов —
на его широкой груди и ленточка ордена Ленина. Мы
бросаемся друг другу в объятия. Мы уже знакомы
раньше, по Варшаве. Это заместитель командующего
военно-морским флотом Польши, бывший командир
партизанской бригады «Грюнвальд», а сейчас контр-
адмирал, Юзеф Собесяк, партизанская кличка кото-
рого в дни войны была полковник Макс. А рядом
стоит в коричневом костюме невысокий человек со
«Звездой» Героя Советского Союза на груди, лицо
которого мне кажется удивительно знакомым.
Собесяк-Макс говорит по-русски, с мягким поль-
ским акцентом:
«Знакомьтесь, товажищу Беляев. То есть Антон
Бринськи. Он розпытывал о вас. Хотя вы давно зна-
комы».
99

И еще одни объятия, при которых трудно сдер-
жать слезы от нахлынувшей радости. Да, мы зна-
комы, пожалуй, значительно большее время, чем с
адмиралом Максом. Сорок лет назад комсомолец
Антон Петрович Бринский учился в Каменец-По-
дольской совпартшколе, в которой работали мои ро-
дители и которую я описал впоследствии в трилогии
«Старая крепость». А потом мы расстались... на со-
рок лет, установив письменный контакт только вна-
чале нынешнего года.
Когда шла война, Антон Бринский, полковник, по
партизанской кличке дядя Петя, командовал парти-
занским соединением, действовавшим в районах Ро-
венской области, на Волыни, а затем в Польше и Че-
хословакии. Он достаточно хорошо описал свою пар-
тизанскую жизнь в книгах «По ту сторону фронта»
и в последней, вышедшей недавно в Горьком — «Бое-
вые спутники мои». Особенно в последней книге, на-
полненной духом подлинного пролетарского интер-
национализма, много, очень много удивительно теп-
лых страниц, посвященных сыну польского крестья-
нина, слесарю с малых лет Юзефу Собесяку —
Максу. Ведь Антон Бринский обнаружил стихийно
образовавшийся в лесах под Ковелем отряд Макса,
принял его под свое командование, и с той поры нача-
лась их боевая дружба. Вскоре Макс стал замести-
телем Бринского, а ими руководил бывший украин-
ский литейщик, старый комсомолец, секретарь Ро-
венского комитета партии, генерал Василий
Андреевич Бегма. Когда я прочел последнюю книгу
Антона Бринского о совместных действиях советских
и польских партизан, первой мыслью было: сколько
же хороших людей на свете! Настоящих! Честных!
Воспитанных партией в духе интернационализма и
сумевших не растерять это великое качество ком-
муниста в окружении страшнейшей фашистской
реакции и разгула, освященного церковью нацио-
нализма.
...Сколько же хороших людей на свете, снова ду-
маю я, когда мы сидим в номере у адмирала Собе-
сяка-Макса, вспоминаем старых друзей, выступаем
на следующий день в Центральном доме литерато-
ров в обществе ветеранов последней войны Андре
100

Стиля, Манолиса Глезоса и других прославленных
героев Сопротивления.
На следующий день еще одна встреча. Адмирал
Макс — Собесяк дарит мне свои книги, вышедшие в
Польше: «Земля горит», «Бужаны», «Пшебраже»,
«Бригада «Грюнвальд»» и русское издание книги
«Земля горит», написанное им в соавторстве с Ри-
шардом Егоровым. В ответ я дарю сборник «Подвиг
народа» с моим очерком «Удар на Сане», номер жур-
нала «Огонек», где напечатан мой рассказ «За вашу
и нашу вольность» — о подвиге польских военных
моряков на Севере в дни войны.
И вот тут вспоминается мне сразу тот весенний
вечер двадцатилетней давности, когда впервые из уст
Галана я услышал имя Макса.
«Скажите, это было на самом деле? Вы расска-
зали Галану о той кровавой истории?..»
* *
*
«...Конечно это было! А встретились мы впервые
с Галаном в Киеве зимой 1944 года. Я прилетел из
партизанского тыла к начальнику штаба партизан-
ского движения генералу Тимофею Строкачу. А пе-
ред тем, как меня отправить, генерал Бегма подарил
мне штатский костюм. Ну, я и надел его под польский
мундир, чтобы не так холодно было лететь в «куку-
рузнике». В номере одной из киевских гостиниц, ка-
кой— сейчас не помню, нашел польского писателя
Ежи Путрамента. У него был еще один человек —
Ярослав Галан. Имени его я до этого еще не слышал.
Обратил внимание на то, что он был худо одет. Си-
дим, разговариваем, Галан меня расспрашивает о
жизни в партизанском тылу. Тут я и рассказал ему
об этом случае, который увидел под Сарнами. Галан
записывает мои слова в блокнотик, а я вижу слезы
у него на глазах. Он мне и до этого понравился, а те-
перь еще больше. Понял я. что ему и горько и обид-
но, что такие выродки имеют какое-то отношение к
украинскому народу, вернее, так страшно его пре-
дают».
«А наша встреча закончилась довольно странно,—
101

оживляясь добавил адмирал.— Посмотрел я на Га-
лана, на его обшарпанный вид и сказал:
«Можно вам сказать наедине несколько слов?
Зайдем со мной в ванну!»
...Ни Путрамент, которого мы оставили одного, ни
Галан, который пришел за мной, озадаченный,
в ванну, не понимали, что стрельнуло мне в голову.
«Раздевайся, брате,— сказал я Галану, когда мы
остались вдвоем.— Твои лахи уже ни до чего, а мне
это убрання не нужно!»
С этими словами я снял мундир и сбросил потом
с себя штатский костюм, который подарил мне ге-
нерал Бегма. Ярослав Галан сперва отказывался
принять этот неожиданный подарок, а потом, когда я
объяснил ему, что мы свои люди и нам этот «вель-
копанский цирлих-манирлих» в отношениях абсо-
лютно ни к чему, разделся и сложил в кучу свою
потрепанную на военных дорогах одежду. К счастью,
у коридорной оказался утюжок. Она выгладила ко-
стюм Галану, он крепко пожал мне руку, сказал:
«Вы хороший человек», и мы расстались друзьями...»
Эта бытовая история, услышанная из уст Собе-
сяка, несколько отвлекла мои мысли от грустных
воспоминаний о времени, когда кровавили нашу зем-
лю западные «культуртрегеры» с надписью «Готт
мит унс» на немецких поясах и их распаленные не-
навистью сообщники. Мне припомнилась первая
встреча с Галаном, в редакции выходившей тогда во
Львове польской партийной газеты «Червоны штан-
дар». Я восстановил в памяти облик Ярослава Алек-
сандровича в сером, слегка великоватом, но хорошо
сшитом костюме, из-под которого выглядывала за-
щитная гимнастерка. И еще я подумал о том, что не
призывы к христианскому смирению и другим
божьим благодатям, за кулисами которых пышно
расцветала в годы оккупации старая заповедь «убий»,
а именно решительные действия честных, открытых,
видящих будущее, таких людей, как Бринский, Собе-
сяк, Ярослав Галан, сделали возможной нашу встречу
в родной Москве в дни двадцатилетия Победы над
гитлеровской Германией. И острой болью отозвалось
в сердце сознание и сожаление о том, что Ярослава
Галана нет с нами в эти дни.
102

* *
Давно уже заросли будяками и чертополохом
безыменные могилы всех этих черных, буй-туров,
демьянов, орестов, чмилей, стахуров и лукашевичей,
которые, как говорит украинская пословица, пыта-
лись мотыгой замахиваться на солнце, идти против
воли народа и исподтишка гуцульскими топориками
убивать лучших его сыновей. Исчезло, кануло в Лету
их пресловутое «подполье», и давно осыпались, про-
гнили последние схроны-бункеры, вырытые в лесах
и оврагах, гробы для живых.
Жестоко ошибся презренный убийца, поповский
выкормыш Илларий Лукашевич, докладывая своему
фюреру Щепанскому под мостом у Гамалеевки, что
писателя-атеиста Ярослава Галана нет.
Неправда! Он есть! Он жив! Он жив, как и его
друг Степан Тудор. Галан с нами и сегодня, как бы
ни хотели его видеть мертвым клерикалы и все враги
коммунистического мировоззрения. Как и все настоя-
щие, честные люди, вышедшие из народа, знавшие
его извечные думы и чаяния, помогавшие ему идти
к солнцу и сбивать преграды на своем пути, писатель
Ярослав Галан и его книги не умрут никогда в па-
мяти народной.

Рассказывая в одном из лучших сво-
их памфлетов, «Сумерки чужих богов»,
о полном крахе многолетних вожделе-
ний митрополита Шептицкого, Ярослав
Галан писал:
«Созванный в начале 1946 года собор
униатского духовенства единодушно
принял решение о полном разрыве с Ри-
мом и к тому же призвал верующих.
Униатская церковь умерла год с лиш-
ним после смерти своего усерднейшего
заступника — графа Шептицкого.
Это была смерть исключительно без-
болезненная; не было замечено ни од-
ного случая «мученичества» или хотя бы
даже протеста. Оказалось, что пациент
скончался задолго до того, как была кон-
статирована эта смерть!
Так бесславно погибла рожденная
предательством и придуманная папст-
вом униатская церковь — один из аван-
гардных отрядов Ватикана, служивший
его захватническим целям покорения
Востока».
Но у мертвой, еще заживо похоро-
нившей себя церкви есть ее защитники
и служители — живые мертвецы. Сбе-
жав от народного возмездия на капита-
листический Запад, они проклинают нас,
грозят нам карой божьей и любыми спо-
собами стараются обелить покойного
графа и его бесславное дело. Об одном
из таких живых мертвецов — привиде-
нии из мюнхенских подвалов мы и рас-
скажем сейчас...

«СОЛОВЬИ» ДАЛЬНЕГО ДЕЙСТВИЯ
Много пастырей божьих выпустил на стезю духов-
ную митрополит Андрей Шептицкий за долгие годы
пребывания на командном пункте униатства — в сво-
их палатах, расположенных на Свято-Юрской горе,
во Львове.
Каких-нибудь кварталов шесть ниже его капи-
тула, по улице Коперника, рядом с почтамтом, нахо-
дилась главная кузница духовных кадров униатской
церкви — Львовская духовная семинария. Краеуголь-
ный камень ее здания заложил некогда один из Габ-
сбургов. Не только в села и города Галиции, Волыни,
Закарпатья уезжали благословленные митрополитом
ее выпускники — богословы, но и за океан, в далекую
Канаду, в Бразилию, в Аргентину, в Соединенные
Штаты Америки, повсюду, куда нужда и безземелье
загнали тысячи украинских эмигрантов. И там, за
океаном, их настигала черная тень крыльев питом-
цев Шептицкого.
Апологеты митрополита в предисловии к «Альма-
наху украинских католических богословов», выпу-
щенному еще в 1934 году, вдохновенно писали:
105

«Львовская духовная семинария — это орлиное
гнездо; из него один за другим бесконечно вылетали
и вылетают орлы, что в полете в поднебесье увлекали
и увлекают за собой народные ряды. Наша семина-
рия — конструктивная единица, которая трудом мно-
гих поколений своих воспитанников вырвала нацию
из сумерек и создала авангард, о который сто пять-
десят лет разбивались стремления всех враждебных
сил».
Красиво сказано, не правда ли? Много тумана,
выспренних фраз. Мы же скажем, что из этого, как
назвали его богословы, орлиного гнезда вылетали,
скорее, черные вороны мракобесия и модернизиро-
ванные гитлеровские соловьи. Читатель, пожалуй,
может усомниться в таком определении.
Но, проследив жизненный путь одного из воспи-
танников Львовской семинарии, хотелось бы дока-
зать, кого на самом деле готовили в ее стенах по
указке митрополита Шептицкого.
Итак, разрешите вас познакомить с одним из лю-
бимцев Шептицкого — богословом Иваном Гринь-
охом.
Уже в 1928 году он, молодой, двадцатилетний,
уроженец Радеховского района, на Львовщине, появ-
ляется за партами семинарии, усердно изучает тео-
логию и другие религиозные науки, старается изо
всех сил, чтобы быть замеченным своим духовным
начальством. Вскоре богословы выбирают Гриньоха
председателем своей закрытой религиозной читальни.
Потом он становится членом наблюдательного совета
семинарского кооператива «Освобождение», ста-
раясь подешевле купить в городе нужные богословам
товары: канцелярские принадлежности, галантерею,
почтовые марки. Начальство замечает предприимчи-
вого богослова, и после окончания семинарии его по-
сылают на «доквалификацию» в австрийский город
Инсбрук, где в так называемом «канизиануме», за
которым присматривает фашистствующий кардинал
Инницер, Иван Гриньох обучается иезуитской пре-
мудрости искусного проникновения в души верую-
щих и одновременно защищает докторат.
В 1935—1936 годах молодой доктор богословия
Иван Гриньох уже занимает приход в древнем Га-
106

личе. Он полновластный хозяин древней постройки
XIII века — церкви Рождества Христова и двух до-
черних церквей: деревянной — Святого Николая и
каменной — Святого Димитрия. Гриньох правит
службы, читает проповеди, в его заведении не только
2274 посещающих эти три церкви униата; даже
15 караимов Галича пытается обратить Гриньох в
греко-католическую веру.
Патроном всех трех церквей, отданных под на-
чальство Ивану Гриньоху в древнем Галиче, являет-
ся сам митрополит Андрей Шептицкий. Чтобы
оправдать его доверие, двадцатилетний неженатый
богослов-целебс усердно ведет сыск в душах, осо-
бенно много времени уделяет исповедям. Такой сыск
был очень выгоден Шептицкому и тогдашним вла-
стям буржуазной Польши.
* *
...Ранним утром 30 июня 1941 года ударные части
немецкого вермахта врываются на окраины Львова.
Загудели, встречая их, колокола многих униатских
церквей. Никто уже не спит и в митрополичьем ка-
питуле: все черноризники готовятся встречать же-
ланных гостей с христианского Запада, которые идут
на Восток, очищать новые территории для себя и
для религиозной экспансии униатской церкви...
Со стороны Яновской Рогатки во Львов вры-
вается легион Степана Бандеры, прозванный гитле-
ровцами очень сентиментально—«Нахтигаль» («Со-
ловей»).
«Соловьев» ведут по улицам Львова представи-
тель немецкой военной разведки, отвечающий за их
политическое воспитание, доктор Теодор Оберлендер,
старший лейтенант Альфред Херцнер, отпетый тер-
рорист-националист Роман Шухевич и — кто бы мог
подумать?! — доктор богословия Иван Гриньох.
Переодетый в мундир немецкого вермахта, капел-
лан Иван Гриньох бойко печатал шаг рядом с легио-
ном по мостовым Львова. На его плече — желто-го-
лубая ленточка, на кокарде — герб националистов —
трезуб, на петлицах — крестик, а у пояса, на пряжке
которого выбиты слова «Готт мит унс» («С нами бог»),
висит в кобуре черный «Вальтер» № 3, стреляющий
107

теми же самыми патронами, что и немецкие ав-
томаты...
Одна сотня «Нахтигаля» бросается на Замарсти-
новскую улицу и к Газовому заводу, но основные
силы «соловьев», ведомые командирами и капелла-
ном Гриньохом, проходят под аркой стиля барокко,
прямо к собору Святого Юра.
Под той же аркой в начале века проезжал дорогой
гость митрополита — австрийский генерал Фидлер, и
спустя сорок лет в повторении его маршрута «Нахти-
галем» есть своя, традиционная преемственность и
своеобразная символика.
Площадь перед капитулом, у собора Святого Юра,
уже заполнена монахами, монахинями-василианка-
ми, богомольцами. Они уступают место легионерам
«Нахтигаля», и те выстраиваются, устремив свои
взгляды на палату митрополита, куда ушли их ко-
мандиры и прибывший во Львов главный представи-
тель абвера — доктор теологии, профессор Кенигс-
бергского университета и капитан разведки Ганс Кох.
Шептицкий принимает всех вожаков «Нахтига-
ля», по-отечески целует своего любимого воспитан-
ника Ивана Гриньоха, и его эксцеленции никак
не мешает при этом болтающийся на поясе богослова
тяжелый немецкий «Вальтер».
После того как все уже обговорено конфиденци-
ально и решено, что Ганс Кох, для лучшей коорди-
нации действий армии и церкви, остается жить в па-
латах митрополита, гости и хозяин поднимают еще
по одной рюмке зеленого «Шартреза», и привратник
Арсений выкатывает тяжелое кресло, в котором вос-
седает князь церкви, на балкон капитула.
С этого невысокого балкона под выкрики «соло-
вьев» «Хай живе владыка!», «Хай живе украинский
Моисей!» митрополит Шептицкий благословляет ле-
гионеров и собравшихся, приветствуя в древнем
граде Льва «доблестную гитлеровскую армию».
Гудит древний колокол «Дмитро»; падают ниц мо-
нахи; усердно крестятся завтрашние убийцы львов-
ской профессуры — «соловьи», их духовный настав-
ник Иван Гриньох; и даже бывалый шпион Теодор
Оберлендер осеняет свой мундир крестным знамени-
ем: один ведь святой отец у них, тот самый Пий XII,
108

что молится на Латеранском холме за дарование по-
беды гитлеровскому оружию.
Правда, торжественная церемония благословения
«Нахтигаля» Шептицким несколько омрачается тем,
что ровно в семь утра над соседней Свято-Юрской
площадью появляются в небе два советских красно-
звездных штурмовика и дают пулеметные очереди
по расположившимся на площади гитлеровцам.
С воплями и криками прячутся монахи и монахини в
подземельях собора, прижимаются к стенам капитула
легионеры из «Нахтигаля» и сам Теодор Оберлендер.
Дюжий келейник Арсений укатывает в митрополи-
чьи палаты кресло Шептицкого. Но никому из них
еще не приходит в голову оценить появление совет-
ских самолетов как вестник неизбежного возмездия.
Вечером того же памятного дня старожилы Льво-
ва, по выбору «приглашенные» на торжественное со-
брание в здание «Просвіти», получили возможность
вторично лицезреть доктора богословия Ивана
Гриньоха.
В полутемных комнатах со скрипучими полами,
еле освещаемых тусклым светом свечей, бродили
приглашенные, не зная вначале, для чего их собрали.
Инициаторы собрания, вожаки украинских национа-
листов, опаздывали. Наконец в зале появился ны-
нешний председатель «антибольшевистского блока
народов», а в то лето первый оруженосец Степана
Бандеры, Ярослав Стецько и тихим, перепуганным
голосом, то и дело заикаясь, провозгласил акт о соз-
дании «украинского государства».
Смешно было смотреть на этого недоучившегося
гимназиста из Тернополя, неизвестно для чего напя-
лившего в жаркий вечер военный дождевик с подня-
тым воротником, и слушать его слова, произносимые
от имени огромного, сорокадвухмиллионного, укра-
инского народа...
Следующим оратором, выступившим вслед за но-
воявленным премьером «самостийной Украины»,
был отец Иван Гриньох.
Каким же образом очутился он снова во Львове?
Еще в то время, когда Гриньох сидел на парафии
в Галиче, он был принят «для связи с архиепархией».
Это жизненное предназначение карьеры духовного
109

воспитателя «соловьев» было занесено в «Шематизм»
митрополита — своеобразный перечень всех униат-
ских кадров.
Перед нападением Гитлера на католическую
Польшу, в 1938 году, неопресвитер Иван Гриньох
был уже в составе ближайшего окружения Шептиц-
кого. Выражаясь языком святоюрских аборигенов,
Гриньоха «перенесли» из Галича во Львов.
Он поселился под боком у Шептицкого, на пло-
щади Святого Юра, в доме № 5, где проживало все
епархиальное духовенство, обслуживавшее «Архи-
кафедральный храм Святого великомученика Геор-
гия», именуемый в народе запросто «Юром».
Покинув Галич, Иван Гриньох вместе с прелатом
капитула Леонтием Куницким и более молодыми по
возрасту — священниками Василием Белеем, Ива-
ном Клюсом и Ярославом Совяком, являлся одной из
самых значительных фигур среди приближенных
митрополита Шептицкого. Когда же в апреле 1941
года военная референтура ОУН — «организации ук-
раинских националистов» — по поручению абвера-П
приступила к созданию диверсионно-террористиче-
ского легиона «Нахтигаль», националист Роман Шу-
хевич через своих родственников, проживавших
тогда во Львове, сообщил об этом князю церкви и
попросил его откомандировать в легион одного из
самых надежных своих воспитанников. Шептицкий
понял, что легион создается по договоренности руко-
водителя ОУН Степана Бандеры с немецкой развед-
кой. Бандеру митрополит знал лично: ведь подчи-
ненный ему священник Андрей Бандера, заведую-
щий парафией в Тростянце, близ Старого Угринова,
был отцом этого отпетого террориста. В такую
«фирму» надо послать кого-либо побойчее и посме-
калистее из приближенных ему священников.
Взгляд князя церкви падает на молодого неопресви-
тера, референта консистории и заместителя профес-
сора духовной академии Ивана Гриньоха.
Тайно перебравшись через границу, Иван Гринь-
ох с помощью первого же встреченного им на немец-
кой стороне офицера разведки попадает в Нойгамер,
в Силезии, где уже в летнем военном лагере обучают
«соловьев» Теодор Оберлендер, Альфред Херцнер и
110

Роман Шухевич. В подготовку легиона немедленно
включается и новый капеллан. На полевых богослу-
жениях и в часы отдыха он начиняет мозги волонте-
ров ненавистью к коммунизму, рассказывает о том,
что «будущая благородная миссия легиона освящена
князем церкви Андреем Шептицким». 17 июня он
приводит к присяге весь состав легиона «Нахтигаль»,
и «соловьи», целуя по очереди Евангелие и крест,
клянутся совместно с войсками Адольфа Гитлера
яростно бороться с большевизмом.
...И вот теперь они во Львове.
Даже очень далекий от симпатий к коммунизму
американский историк Александр Даллин в своей
книжке «Немецкое господство в России 1941—
1945 гг.» признает: «Сторонники Бандеры, включая
и тех, из легиона «Нахтигаль», проявляли большую
инициативу, проводили чистки и погромы».
В ночь с 3 на 4 июля 1941 года легионеры «Нах-
тигаль», заранее получив полное отпущение грехов у
своего капеллана Ивана Гриньоха, участвуют в за-
планированной Гансом Кохом и Оберлендером опера-
ции по уничтожению ученых Львова. После корот-
кого допроса и побоев ученых и их близких двумя
партиями ведут на расстрел к ямам, заранее выко-
панным в лощинах близ Вулецкой.
В то страшное утро, разбуженный арестом в вил-
ле профессора Львовского политехнического инсти-
тута Романа Виткевича, его сосед и коллега инженер
Тадеуш Гумовский, проживающий сейчас в Поль-
ше, видел из окна своей квартиры, по улице Набе-
ляка, 53, что происходило в лощинах близ Вулец-
кой:
«Обреченных сводили четверками со стороны бур-
сы Абрагамовичей. Их устанавливали над самым
краем ямы, лицом к нам. Солдаты, производившие
экзекуцию, стояли по другую сторону могилы. После
залпа почти все расстреливаемые падали сразу в мо-
гилу. Профессор Роман Виткевич перекрестился и в
то же мгновение рухнул. Обреченные не были зако-
ваны. Считал четверки. Насколько припоминаю, их
было пять. Среди смертников было три женщины.
Все происходило быстро, потому что следующие чет-
верки ждали уже своей очереди поблизости. После
111

экзекуции могила была быстро засыпана и земля
утоптана. Могилу засыпали те же солдаты».
Таковы суровые подробности той страшной ночи,
когда был расстрелян 41 человек, услышанные нами
из уст очевидцев. О ней мы еще расскажем подроб-
нее...
Кто знает, если бы смертникам было известно, что
человек, которому поручено руководство операцией,
капитан разведки и ревностный теолог Ганс Кох, по-
сле долгой беседы с митрополитом и Иваном Гриньо-
хом сладко почивает в капитуле на Свято-Юрской
горе, быть может, обреченные приняли бы смерть без
традиционного крестного знамения?
Уж слишком циничную роль сыграли в их судьбе
религия и ее слуги, связавшие всю свою деятельность
с кровавой практикой оккупантов. Если бы все эти
подробности стали известны уже тогда вдове убитого
в ту ночь академика-стоматолога Антония Цешин-
ского, она не стала бы добиваться на следующий
день аудиенции у митрополита Шептицкого.
«Пойдите, пане Розалия, к его эксцеленции,— со-
ветовали Цешинской соседи.— Это добрый, благород-
ный человек, аристократ духом, к его слову прислу-
шиваются немецкие власти, и, быть может, после его
заступничества они выпустят вашего мужа из тюрь-
мы».
И, веря этим советам, не предполагая, что ее
мужа, заслуженного ученого, уже убили, Розалия
Цешинская пошла на Свято-Юрскую гору.
«Ведь он так хорошо знал моего мужа! — расска-
зывала мне об этом унизительном визите в 1960 году
Розалия Цешинская.— Я плачу, умоляю митрополита
помочь мне, а владыка отводит в сторону глаза и
бормочет какие-то ватные слова о том, что «церковь
не вмешивается в дела светских властей». Будто сте-
на высокая выросла между нами».
За этой стеной во время визита, шурша очеред-
ными списками обреченных, помеченными грифом
«Совершенно секретно», находился друг митрополи-
та— профессиональный мастер шпионажа и специа-
лист по Востоку доктор Ганс Кох,— это известно
совершенно точно. Именно ему принадлежала дья-
вольская затея, чтобы польская профессура была
112

расстреляна руками верных слуг фашизма — легио-
неров «Нахтигаля», украинской национальности.
...7 июля 1941 года, тщательно очистив свои мун-
диры и сапоги от пятен крови, забрызгавшей их оде-
жду во время львовских экзекуций, легион «Нахти-
галь» вместе с Теодором Оберлендером и капелланом
Иваном Гриньохом покидают Львов и двигаются на
восток, к Тернополю. Около трех часов дня первые
машины с изображением силуэта соловья подъез-
жают к готическому костелу Фарни, и солдаты леги-
она, узнав, что в городе идет «акция» по уничтоже-
нию еврейского населения, осененные крестным зна-
мением своего капеллана, поспешно спрыгивают с
машин.
Они бегут, держа автоматы наперевес, помогать
немецкой «зондеркоманде СД» «робити порядок з
жидками»... Кому не удается получить ценные тро-
феи из имущества убитых евреев в Тернополе, тот
нагоняет более удачливых коллег в местечке Сата-
нов, на пути дальнейшего следования «Нахтигаля»,
где «соловьи», уже самостоятельно, устраивают по-
гром мирного местного населения.
Две недели «Нахтигаль» стоит в местечке Юзвин,
близ родины выдающегося русского поэта Николая
Некрасова. Ретивый капеллан вспоминает, что ему
надо не только отпускать грехи погромщиков —
убийц из легиона «Нахтигаль», но и, по заданию
Шептицкого, нести на Восток слово божье. По при-
казу Гриньоха «соловьи» сооружают походный ал-
тарь и разыскивают у местных старожилов церков-
ные книги — Ветхий и Новый завет, Евангелие. По-
сле этого они сгоняют всех юзвинцев на площадь, где
сооружен алтарь. Доктор богословия в немецком
мундире, поверх которого надеты ризы, правит служ-
бу в честь победы гитлеровской Германии и потом в
своей проповеди призывает жителей Юзвина всеми
силами помогать гитлеровцам.
«Що то воно за птиця одна? — думали люди,—
рассказывал мне старожил Юзвина, вспоминая это
богослужение.— Зверху — нибы на попа подібний, а
під ризами — мундир німецкий. Говорить по-нашому,
по-українські, але наголос — без всякого сумніву фа-
шистовській».
113

Таким остался в памяти юзвинцев «соловей» в су-
тане, один из религиозных разведчиков Шептиц-
кого— Иван Гриньох, которого отправил седой мит-
рополит на Восток...
Когда осенью 1941 года легион «Нахтигаль» вме-
сте с другим формированием националистов-измен-
ников— батальоном «Роланд»1 был преобразован во
Франкфурте-на-Одере в обычный полицейский ба-
тальон для борьбы с партизанами в Белоруссии —
«шуцманшафтбатальон-201», отец Иван Гриньох
вместе с еще одним из учредителей легиона, нынеш-
ним резидентом американской разведки Юрием Ло-
патинским, остались, по указанию митрополита, в
Берлине.
Шептицкий всегда умел смотреть далеко и, пони-
мая, что теория блицкрига, запланированная немец-
кой военщиной, уже рухнула, предпочел оставить
своих доверенных лиц в самом центре фашистского
государства. «Разве будет нам полезно,— надо пола-
гать, думал митрополит,— чтобы такой способный
птенец-богослов, как Гриньох, вылетевший из гнезда
духовной семинарии, бездарно погиб от пули бело-
русского партизана?»
Его берегут впрок, для будущих комбинаций, обо-
значая в «Шематизме греко-католического духовен-
ства Львовской архиепархии» местонахождение Ива-
на Гриньоха скромной ссылкой: «О. Гриньох Іван,
Др., на еміграції»...
Так открывается новая страница в жизни прыт-
кого богослова. Он не столь глуп, чтобы оставаться на
советской территории. Значительно приятнее чис-
литься в картотеке американского кардинала Спелл-
мана.
Весной 1944 года, когда Советская Армия уже
приближалась ко Львову, священник и доктор бого-
словия Иван Гриньох, опять поспешно надев черную
сутану, по поручению начальника бандеровской
службы безопасности и обер-лейтенанта немецкой
разведки — абвера Мыколы Лебедя вел во Львове пе-
реговоры с шефом СД провинции «Галиция» о со-
1 Им командовал бывший польский офицер, член ОУН
Евген Побегущий.
114

трудничестве «организации украинских национали-
стов»— ОУН с немецкими карательными органами.
После этого Гриньох вел переговоры со специально
приехавшим для встречи с ним представителем не-
мецкого абвера доктором Фелем. Мастак по закулис-
ным переговорам, Гриньох установил контакты с
польским реакционным подпольем, которым руково-
дил из Лондона Миколайчик, а также съездил по ко-
мандировке львовского гестапо в Будапешт, где до-
говорился с тогдашним венгерским правительством
Салаши о совместных действиях против Советской
Армии.
Как известно, все эти переговоры не привели ни к
чему, и весной 1945 года, чтобы спасти свою шкуру,
доктор богословских наук Гриньох бежит в амери-
канскую зону оккупации Германии. Уже в начале
1945 года вместе с террористом поповичем Василием
Охримовичем Иван Гриньох едет в город Веймар, на
встречу с бывшим президентом петлюровской дирек-
тории Левицким. Оба они — Гриньох и Охримович —
упрашивают дряхлого петлюровца и тайного сотруд-
ника гестапо Левицкого «не организовывать никаких
своих украинских комитетов, а поддержать цент-
ральное представительство украинской эмиграции».
В 1949 году, опять-таки по заданию Мыколы Ле-
бедя, теолог Иван Гриньох связывается с крупным
американским разведчиком Эйчем и с той поры, вме-
сте с Лебедем, возглавляет продолжающиеся и по-
ныне контакты националистического центра в Мюн-
хене с американской разведкой.
Соучастник расстрела львовских ученых, «соло-
вей» в сутане обивает пороги Ватикана, его лелеет и
голубит апостольский визитатор украинцев в Запад-
ной Европе высокопреосвященный Кир Иван Буч-
ко — тоже один из воспитанников Шептицкого, и со-
ветует Гриньоху осесть в Мюнхене, где свила себе
гнездо бандеровская клика. Кроме того, в этом самом
Мюнхене, на Шенбергштрассе, 9, существует украин-
ское издательство, выпускающее газету «Христиан-
ский голос», в которой может успешно сотрудничать
капеллан с фашистским акцентом.
Однако, как ни силится скрыть свое прошлое вос-
питанник седого митрополита, люди, порывающие с
115

украинским национализмом, беспрестанно напоми-
нают о нем, освещая тот туманный период в деятель-
ности Гриньоха, который Шептицкий обозначил в
«Шематизме» фразой: «в эмиграции».
Сброшенный на украинскую землю с американ-
ского самолета в мае 1951 года, арестованный и затем
амнистированный Советской властью, бывший член
руководства зарубежных частей ОУН и руководи-
тель референтуры бандеровской службы безопасно-
сти Мирон Матвиейко в своем письме, опубликован-
ном в советской украинской печати и за рубежом,
заявил:
«Я свидетель так называемой «заграничной поли-
тики», то есть агентурных связей Мыколы Лебедя,
Ивана Гриньоха с гитлеровским гестапо и с румын-
ско-королевской сигуранцей, с мадьярской и другими
разведками, с помощью которых они пытались свя-
заться еще тогда с английской «Интеллидженс сер-
вис». Я подтверждаю сотрудничество Бандерь,
Стецька, Гриньоха, Владимира Стахива, Юрия Лопа-
тинского, Осипа Васьковича и Тюшки с гитлеровской
разведкой до последнего дыхания гитлеровского тре-
тьего рейха. Вы, наверное, помните, уважаемые гос-
пода «премьер» Стецько, «министр» Владимир Ста-
хив и «вице-президент» Иван Гриньох, как в то са-
мое время, когда уже травился доктор Геббельс, вы
ехали на машинах немецкой разведки в обществе
представителя абвера доктора Феля и его помощни-
ков в Баварский лес, чтобы возглавить там антисо-
ветскую часть организованной Гиммлером герман-
ской партизанской службы «Верфольф»? Если вы за-
были это, господин Стецько, то я припомню вам, что
это именно я, Мирон Матвиейко, перевязывал вам
раны, которые вы получили от разрывных пуль во
время обстрела немецких машин самолетами нынеш-
них ваших американских друзей...»
Не только плевки гитлеровцев, но и раны амери-
канцев очень охотно забыли Стецько и Гриньох, сто-
ило им только осесть в Мюнхене, почуять запах не-
мецких марок, американских долларов и начать
обслуживать шпионскую организацию генерала
Рейнгарда Гелена и американскую разведку.
Бывший руководитель националистического под-
116

полья на Украине в послевоенные годы, под клич-
ками полковник Коваль, Лемиш, Юрко, Медведь, а
на самом деле Василь Кук, амнистированный по
Указу Президиума Верховного Совета СССР, в своих
открытых письмах, опубликованных в советской и
зарубежной печати, писал:
«...Представители так называемой ЗН УГВР (За-
рубежного руководства «украинской главной освобо-
дительной рады») в лице Лебедя, Гриньоха, Ребета и
других в мае 1951 года подготовили и послали на аме-
риканском самолете на Украину эмиссара Охримо-
вича со специальным заданием для ОУН на Укра-
ине».
Как ни напутствовал и как ни осенял крестным
знамением террориста поповича Охримовича доктор
богословия Иван Гриньох, эмиссар довольно быстро
попался в руки советского правосудия и был судим.
В мае 1954 года в газетах Украины было опублико-
вано сообщение, из которого следовало, что «при из-
гнании гитлеровцев с территории Украины главари
ОУН — Бандера, Охримович и другие, боясь ответ-
ственности за содеянные преступления, бежали в За-
падную Германию и,— как показал Охримович,—
сменив своих хозяев, стали выполнять шпионские
задания американской и английской разведок против
Украинской ССР. В этих целях, обосновавшись в
Мюнхене, они собрали там наиболее отъявленных
бандитов из числа оуновцев и других преступных
элементов и готовили кадры шпионов для заброски в
Советскую Украину и страны народной демократии.
Охримович показал, что он также обучался в одной
из специально организованных шпионско-диверсион-
ных школ в местечке Кауфбейрен, близ Мюнхена...»
По приговору Военного трибунала Киевского во-
енного округа попович Василь Охримович был рас-
стрелян. Его смерть оплакивали в Мюнхене другой
попович — вожак террористов Степан Бандера и док-
тор богословия Иван Гриньох, как видно недостаточ-
но вышколивший отпетого диверсанта.
Но «соловей» в сутане горевал недолго. У него под
рукой были завербованные с помощью слова божьего
и подписок, данных вербовщикам в американскую
разведку, бандеровцы по кличкам Богдан, Орест,
117

Влодко, Семенко, Любко и уроженец Коломыйщины
крестьянский парень Юрий Стефюк, по кличке Иван.
Доктор Иван Гриньох часто выезжает из Мюн-
хена на конспиративные квартиры в деревню Обер-
бойрен, в города Кауфбейрен и Бодверисгофен и на-
блюдает, как офицеры американской разведки —
Джон, Дейв, Стиф, Том и другие обучают поставлен-
ных им волонтеров шпионскому ремеслу. Они пока-
зывают завербованным, как надо закладывать мины,
как стрелять навскидку, не целясь, из всех видов
оружия, как бесшумно закалывать ножом часовых.
Американские инструкторы обучают, как пользо-
ваться радиопередатчиками, фотографировать тай-
ные документы и военные объекты, и время от вре-
мени вывозят своих питомцев на аэродром близ Ка-
уфбейрена, приказывая им прыгать с парашютами.
Американские военные самолеты кружат над аэро-
дромом, и из их люков то и дело выскакивают, падая
на баварскую землю под разноцветными парашю-
тами, кандидаты в шпионы, враги Украины.
А внизу за ними следит средних лет человек, в
длинной сутане, с крестом на груди — доктор бого-
словия, знаток «священного писания» и одной из за-
поведей христианства — «не убий». Знание этой запо-
веди отнюдь не мешает Гриньоху принимать участие
в обучении кровавому ремеслу новых его воспитан-
ников, как, впрочем, не мешало летом 1941 года го-
товить в легионе «Нахтигаль» убийц польских про-
фессоров и еврейских детей. Часто, когда обучение
кончается, Иван Гриньох, Юрий Лопатинский в со-
провождении американских офицеров едут на воен-
ных «джипах» к дому № 8 по Бухлейштрассе. Там, за
столом, уставленным бутылками с джином, виски и
ляймджусом, они обсуждают «деловые» качества
каждого из обучаемых новичков.
Иван Гриньох предлагает американцам обратить
особое внимание на Юрия Стефюка. Как-никак, этот
оуновец с лета 1944 года и по 1947 год был в боевиках
Рена, Дидика, Бродича, которые действовали на тер-
ритории Польши, близ Санока. Он нападал на поль-
ский город Балигрод, на село Лупков. Такой нацио-
налист, как Юрий Стефюк, набивший себе руку в
разных операциях, по мнению Гриньоха, заслужи-
118

вает особого задания. Ему поручают разведать рас-
положение советских военных гарнизонов в Стани-
славской и Черниговской областях, подыскать такие
пункты в Карпатах, куда бы в случае войны амери-
канцы могли сбрасывать военные десанты и оружие.
Стефюку приказывают передать по радио в Мюнхен
все подробности о военных аэродромах и радарных
станциях в Карпатах.
Незадолго перед вылетом, когда Гриньох прово-
дил очередное собеседование с завербованными шпи-
онами, один из них, чернявый парень по кличке Се-
менко, прервал священника вопросом:
«Мне что-то здесь неясно, отец доктор...»
«Что тебе неясно, сын мой?» — сказал Гриньох,
устремив на волонтера взгляд серых, ничего не вы-
ражающих глаз.
«Как же это понять, что американские офицеры
обучают нас только собирать разведывательные дан-
ные? Мы же согласились лететь в край не для шпи-
онской, а для организационной работы?»
Этот дерзкий вопрос перепугал Гриньоха. Он по-
дошел к дверям закрыл их, чтобы, чего доброго, аме-
риканцы не услышали такую ересь, и долго, тихим
голосом объяснял, что националистическое подполье,
которое якобы существует на Украине, требует ору-
жия, денег, технических средств. А где их взять? Все
это дадут американцы в том случае, если наши хлоп-
цы соберут для них разведывательные сведения.
«Дурню! — говорили потом Семенку его напар-
ники.— Полез со своим вопросом! Ты что, хочешь,
чтобы Гриньох взял тебя на заметку и было, как с
Богданом?..»
Богданом звали националиста из Рогатина. Проу-
чившись недели две у американских разведчиков, он
сказал однажды:
«Хватит мне этого балагана. Обучат всяким пако-
стям, а потом из-за них там, в крае, голову под пули
подставляй? Убегу!»
Эти крамольные слова стали известны Гриньоху.
С американским «Кольтом» в руках он самолично
допрашивал Богдана, грозил ему смертью за наруше-
ние подписки.
...Уже накануне вылета Гриньох вызвал к себе
119

Юрия Стефюка и дал ему бумажку с отпечатанным
на машинке текстом. Это было обращение к прези-
денту Соединенных Штатов Америки Дуайту Эйзен-
хауэру с поздравлением по поводу его переизбрания.
Подписана бумажка была так: «От имени организа-
ции украинских националистов на украинских зем-
лях член руководства ОУН Петро Полтава».
«Что это такое?» — спросил Стефюк.
«Передашь нам по радио, как только прилетите
в край»,— приказал Гриньох.
«Ну, а если мы не свяжемся с тем Полтавой, что,
если его давно уже замели большевики?» — спросил
Стефюк.
«Все равно передай,— решительно сказал Гринь-
ох.— Его имя — добрая фирма, оно известно амери-
канцам. Под ту фирму они много долларов дадут».
«Но это как-то нехорошо... Нечестно...— промям-
лил Стефюк.— Похоже на жульничество. Посылать
приветствие от несуществующего, возможно, чело-
века...»
«Пусть тебя это не смущает! Не твоего ума дело
эти тонкости,— сказал, нахмурившись, Гриньох.—
Важно, чтобы это было передано оттуда на тех квар-
цах, которые ты берешь с собой, а здесь мы уж сде-
лаем добрый бизнес с этой телеграммой».
«И этому учит меня священник, доктор богосло-
вия, любимец Шептицкого,— думал про себя Сте-
фюк, пряча бумажку с текстом поздравления аме-
риканского президента.— Где же его совесть, честь?
Где его христианская мораль?»
Но даже и этого короткого поздравления шпионам
передать не удалось. Их сбросили с американского
самолета летней лунной ночью над территорией
Львовщины, поблизости Борок Яновских, и еще до
того, как ноги падающих с небес «ангелов» доктора
богословия коснулись росистой травы, чабаны, кото-
рые пасли скот на горном, покрытом редким лесом
пастбище, заметили их спуск.
Чабаны обезоружили и связали всех «ночных
птиц» — парашютистов.
«Люди добрые, що вы робыте? — упрашивал их
Влодко,— Мы же спасать вас прилетели, на связь с
подпольем. Развяжите нас!»
120

«Молчи, гнида закордонная! — крикнул на Влодка
пожилой усатый чабан, потуже закручивая ему руки
за спиной.— Мы сами себя уже спасли, а ваше «под-
полье» давно уже миновалось на Украине, и могилы
последних побитых бандеров давно чертополохом
поросли...»
Со временем, уже после отбытия заключения, ам-
нистированный Юрий Стефюк рассказал в сентябре
1961 года на страницах газеты «Вісті з України» об
этой первой своей встрече с простыми украинскими
тружениками:
«Сколько мы с Орестом ни твердили этим людям,
что мы поможем им освободиться и что мы прибыли
в подполье, все это только вызывало у них смех и
удивление нашей наивности и неосведомленности с
действительным положением на Украине. Именно
эти чабаны и рабочие леспромхоза — первые из укра-
инцев на родной земле открыли нам глаза на то, во
что нам было трудно поверить: украинский народ
давно уже покончил с подпольем, которое стояло на
его пути к мирному, спокойному труду...»
Вы думаете, этот очередной провал огорчил
Гриньоха и он с горя пошел в монастырь, отрекаясь
от подобной «светской» деятельности?
Как бы не так! Хоть и больше десяти лет прошло
с тех пор, но он по-прежнему продолжает занимать-
ся шпионажем, сочетая его со служением богу и ма-
моне.
В 1962 году в Мюнхене на средства, полученные
от американцев, он выпустил книжку в 220 стра-
ниц— «Слуга божий Андрей — благовестник едине-
ния», являющуюся еще одной попыткой зарубежных
националистов реабилитировать того самого Львов-
ского митрополита графа Андрея Шептицкого, кото-
рый 1 июля 1941 года в капитуле на Свято-Юрской
горе, во Львове, подписал и опубликовал пастырский
лист с примечательным заявлением:
«Победоносную немецкую армию приветствуем,
как освободительницу от врага. Установленной вла-
сти гарантируем нужное послушание. Признаем гла-
вой краевого управления западных областей Укра-
ины пана Ярослава Стецько».
121

Ни одного слова в этой книге нет о сотрудничестве
митрополита Шептицкого. Гриньох тщательно пря-
чет собственные связи с фашистами и обеляет своего
высокого шефа.
Книга эта была написана Гриньохом в минуты,
свободные от другой деятельности.
Не только в бункерах Мюнхена и за своим пись-
менным столом в квартире по Гейершпергенштрассе,
51, «работает» на благо «самостийной Украины» этот
благочестивый теолог, имеющий все основания на-
чертать на экслибрисе для книг своей библиотеки ря-
дом с крестом силуэт американского пистолета.
Он часто улетает в далекие края.
Пять месяцев пробыл в Соединенных Штатах
Америки. Принимал участие в работах съезда так на-
зываемого «украинского конгрессового комитета»,
возглавляемого таким же, как и он сам, украинским
фашистом — Львом Добрянским. Руководители аме-
риканской «информационной службы» охотно разре-
шили богослову Гриньоху несколько раз выступить
по радио и телевидению с докладами о том, как вели
себя бандеровцы на Украине. После этих передач его
очень охотно принимали у себя реакционный писа-
тель и журналист Джеймс Бернхем и редакторы га-
зетного агентства «Нью-Йорк таймс». Страсть к на-
живе, любовь к американским долларам привели
алчного попика даже в Пентагон. Он хотел выяснить
у воинственных американских генералов, захочет ли
Пентагон в будущей войне создавать «национальные
армии», подобно тому как создал гитлеровский абвер
украинский батальон «Нахтигаль», в котором прохо-
дил Гриньох свою первую военную практику? После
беседы Гриньох оставил в Пентагоне меморандум от
националистического центра в Мюнхене, все содер-
жание которого можно было бы сократить до двух
слов: «рады стараться».
Вслед за посещением Пентагона — поездка в Ка-
наду. Гриньох заседает в президиуме съезда профа-
шистского «комитета украинцев Канады».
Гриньоха видят в последние годы во Франции и
в Италии, он посещает Англию, забирается даже в
Австралию и страны Южной Америки, посещает
Азию и Африку. На разных континентах земного
122

шара пытаются посеять ядовитые семена украин-
ского национализма эмиссары, подобные Гриньоху,
вооруженные крестом и американскими пистоле-
тами. Пытаются они забросить эти семена и в нашу
страну.
Они, эти ночные, зловещие птицы из царства
мрака, и по сегодняшний день продолжают ткать па-
утину лжи, обмана, новых провокаций, успешно сое-
диняя в одном лице служение господу богу и мамоне.
И пока хорохорятся там, в своих тайных гнездах,
эти недобитые ночные птицы — «соловьи» дальнего
действия, мы, советские люди, должны отлично знать
их биографии и повадки, чтобы не допустить их при-
ближения к нашим священным гранилам...

Возможно, у неосведомленного
читателя может создаться впечат-
ление, что только одна униатская
церковь в годы народного горя, ко-
гда была захвачена Украина, от-
кровенно и цинично сотрудничала
с гитлеровскими оккупантами. Это
далеко не так!
Сейчас мы вам покажем обличье
иерарха другой, украинскцй авто-
кефальной церкви Степана Скрип-
ника — преосвященного Мстислава,
бывшего посла в польский сейм.
Это о нем писал еще в марте 1940
года, до гитлеровского нападения
на Советский Союз, Ярослав Галан
в своем памфлете «Рыцари насилия
и предательства»:
«Кроме того, «представлял» в
сейме украинский народ петлюров-
ский офицер по специальным пору-
чениям — Степан Скрипник — пре-
данный сотрудник польской охран-
ки».

ПО СЛЕДАМ КАНАЛЬИ
Летом 1940 года на одной из улиц Львова грузовая
машина задавила жену хорошо известного многим
жителям Волыни бывшего посла в польский сейм
Степана Скрипника — Иванну, в девичестве Витко-
вецкую. Подобные автомобильные «инциденты» еже-
дневно случаются в Европе и особенно за океаном, в
Соединенных Штатах Америки. (Общеизвестно, на-
пример, что в дни второй мировой войны Соединен-
ные Штаты Америки теряли в уличных автомобиль-
ных катастрофах на территории собственной страны
гораздо больше американских граждан, чем на полях
сражений.)
Хоронили Иванну Скрипник ее дальние родствен-
ники, так как ее муж, чуя за собой большую вину пе-
ред украинским народом, находился в бегах, на
Холмщине, где уже тогда договорился о сотрудниче-
стве с чинами немецкого гестапо. Быть может, Степан
Скрипник без особых поводов расстался со своей же-
ной? Быть может, у него, как и у других послов в поль-
ский сейм из так называемой «украинской репрезен-
тации», не было значительных оснований скрываться
125

под защитой германской армии от трудового населе-
ния Западной Украины, взявшего в свои руки госу-
дарственную власть?
Ответ на эти вопросы нам лучше всего даст статья
«Рыцари насилия и измены» Ярослава Галана, опуб-
ликованная во львовской газете «Вільна Україна»
1 марта 1940 года. В ней писатель перечисляет пред-
ставителей правящей верхушки польского государ-
ства того времени, заседающих в сейме, рассказы-
вает об их неблаговидных «делах. «Кроме того,— пи-
шет Ярослав Галан,— в частности «представлял» в
сейме украинский народ петлюровский офицер по
специальным поручениям, Степан Скрипник,— пре-
данный сотрудник польской охранки».
Теперь становится ясно, отчего один из шайки
этих «послов» в сейм, Степан Скрипник, бежал с
территории, занятой советскими войсками, предпочел
лизать сапоги гитлеровским офицерам и не мог при-
сутствовать на похоронах своей жены Иванны.
Тяжелейшая из войн пронеслась над миром.
В этой войне погибли миллионы. Почти каждый из
нас потерял в этой войне либо друзей, либо родствен-
ников. Думается, кровавый след этой войны должен
был бы навсегда затереть в памяти воспоминание об
уличной катастрофе, случившейся во Львове в
1940 году. Но мы не можем не вспомнить о ней хотя
бы потому, что в наши руки, правда с большим опо-
зданием, попал № 19 украинского религиозного двух-
недельника Канады за 1947 год «Вістник». Издавае-
мый в Виннипеге, этот двухнедельник две с полови-
ной страницы своего содержания посвятил жизнеопи-
санию прибывшего в Канаду из Европы «скитальца»
в епископской рясе владыки Мстислава.
Велико было наше удивление, когда мы, рассмат-
ривая фотографию, помещенную на страницах «Віст-
ника», узнали в человеке, одетом в белую рясу с па-
нагией на груди, нашего старого знакомого, агента
польской дефензивы и немецкого гестапо Степана
Скрипника!
Среди подробного изложения многих «примеча-
тельных» фактов биографии сего шпиона, перерядив-
шегося в рясу епископа «украинской автокефальной
православной церкви», мы прочли и такое:
126

«В этом месте следует вспомнить о трагическом
событии в жизни С. Скрипника, которое имело боль-
шое влияние на его последующую жизнь. 6 мая
1942 года в оккупированном большевиками Львове
при таинственных обстоятельствах была замучена
его жена Иванна (из заслуженной в Галичине семьи
священников Витковецких, породнившихся с о. проф.
Стефановичем и Потульницкими), активная общест-
венная деятельница, благодаря энергии и организа-
ционным способностям которой была построена в
Ровно, на Волыни, первая украинская православная
церковь».
Мы не знаем, в трезвом ли состоянии был шофер
машины, своим наездом оборвавший жизнь Иванны
Витковецкой-Скрипник, но то, что Степан Скрип-
ник— Мстислав, составляя для канадских клерика-
лов свое жизнеописание, находился в обычном для
него состоянии мертвецкого опьянения, не подлежит
никакому сомнению. Под воздействием «Белой лоша-
ди», «Олд голд» и других сортов виски он потерял по-
следние остатки памяти и, явно оскорбляя своих не-
мецких— вторых по счету — хозяев, чуть ли не на
год сократил срок немецкой оккупации Львова.
Стремясь свалить на ненавистных его преосвящен-
ному сердцу большевиков и случайную смерть своей
супруги, Скрипник-Мстислав и заодно с ним канад-
ские фашисты — клерикалы спутали все числа и
даты. Пользуемся случаем, чтобы напомнить им за-
бытое так скоро. Чины фельдгестапо, в обществе
которых вместе с их поводырями из ОУН беспечно
пьянствовал на Холмщине участник немецкой адми-
нистрации, стыдливо называемой им ныне «самоуря-
дом», Степан Скрипник, ринулись на советскую зем-
лю на рассвете 22 июня 1941 года. 30 июня 1941 года
они захватили Львов, и через несколько дней после
этого на немецкой машине, собрав свои манатки,
рванулся за оккупантами на Волынь «пан посол».
В первых числах июля 1941 года Степан Скрип-
ник уже лобызался в присутствии немецких офице-
ров в Луцке с таким же, как и он сам, фашистом-пет-
люровцем, викарием Волынской епархии епископом
Поликарпом Сикорским. Известно, что свою карьеру
Двурушника Поликарп начинал в штабе того самого
127

атамана Петлюры, на посылках у которого подвизал-
ся будущий высокопоставленный пастырь. Очутив-
шись вместе с остатками петлюровских банд в Поль-
ше Пилсудского, Поликарп Сикорский быстро сори-
ентировался в обстановке и пятидесяти лет от роду
постригся в монахи. Те же авантюристы, которые
«избирали» в «послы» польского сейма Степана
Скрипника, очень быстро помогли бывшему петлю-
ровцу Сикорскому стать епископом. Создавая свою
собственную «самостийную» церковь, Поликарп и
ему подобные не только выводили ее из подчинения
Московской патриархии. Они силились погасить ис-
торические чувства народной симпатии к России.
Вслед за церковной юрисдикцией шло полное подчи-
нение гнету пилсудчиков, польских магнатов и укра-
инских помещиков типа Остапа Луцкого.
Признавший было в 1940 году юрисдикцию мо-
сковского патриарха епископ Поликарп Сикорский
немедленно вслед за тем, как гитлеровцы вторглись
на Украину, самочинно, не спрашивая никого, объя-
вил себя главой «украинской автокефальной церк-
ви». Это самоназначение было охотно утверждено са-
мим Адольфом Гитлером.
Гитлеровец Поликарп стал подбирать себе кадры
епископов. И когда вслед за гитлеровскими войсками
приехал к нему давний друг, Поликарп посоветовал
ему принять духовное звание.
12 мая 1942 года в пещерной церкви Святого Анд-
реевского собора в городе Киеве пьяница и разврат-
ник, некогда вопивший «Многая лета» ярым пилсуд-
чикам в польском сейме, Степан Скрипник посвя-
щается в епископы переяславские.
Не прошло и пяти лет с того часа, как подручные
Поликарпа Сикорского — «епископы» Никанор и
Игорь совершили хиротонию Мстислава, а он уже с
завидной легкостью, проталкиваемый по пути своей
духовной карьеры заокеанскими националистами,
стал епископом, а со временем и архиепископом, в
Канаде и начал распинаться перед канадскими укра-
инцами в своей любви к «многострадальной матери
Украине», призывая в свидетели своей искренности
господа бога и всех святых. Именно в связи с этим и
полезно выяснить, как же торговал этот пройдоха с
128

панагией интересами Украины, которую он без вся-
кого стеснения называет «многострадальной».
Вскоре после разгрома петлюровщины Степан
Скрипник, бывший дежурный офицер штаба голов-
ного атамана Симона Петлюры, очутился в Галиции.
Здесь он подвизался настолько активно, укрепляя
власть пилсудчиков, которым его шеф — головной
атаман Петлюра продал Западную Украину, что пра-
вящие круги буржуазной Польши сразу взяли его на
заметку. И совсем не для того, чтобы притеснять
Скрипника, как это он безуспешно пытается доказать
в своем обтекаемом жизнеописании, опубликованном
на страницах «Вістника», а для того, чтобы, исполь-
зуя его знание украинского языка, сделать Скрип-
ника верным чиновником Речи Посполитой.
В 1926 году, когда пилсудчики готовились к напа-
дению на Советскую Украину, Степан Скрипник пе-
ребрасывается ими ближе к линии возможных воен-
ных действий, на Волынь. Сперва он довольствуется
малым: работает секретарем волости и — по совме-
стительству— в дефензиве. Много революционеров
было выловлено на Волыни в 1926 году польской по-
лицией благодаря точным наводкам Степана Скрип-
ника. Пилсудчики понимают, что такой агент может
быть полезен для них в более широких масштабах, и
решают его «поучить». Наступает период в жизни
Степана Скрипника, о котором он вспоминает в своем
жизнеописании невнятной скороговоркой: «В том
же году (1926) поступил в Высшую школу полити-
ческих наук в Варшаве и успешно закончил ее в
1930 году».
Призадумаемся же теперь над этой странной ме-
таморфозой, которая произошла в жизни бедного
эмигранта, недавнего хорунжего петлюровских банд.
То, если поверить его словам, польская полиция в
1922 году «арестовывает его вместе с другими эми-
грантами за деятельную общественно-просветитель-
ную работу», то спустя четыре года этого же «под-
надзорного» принимают очень охотно в одно из са-
мых привилегированных высших учебных заведений
польской столицы, причем в заведение, которое гото-
вило не оппозицию для правительства пилсудчиков,
а как раз наоборот — опытных, изворотливых поли-
129

тиков, которые бы могли укреплять антинародный
правительственный курс.
Общеизвестно, что Высшая политическая школа
в Варшаве готовила на средства государства полити-
ков главным образом из числа польской помещичьей
знати. Рядовому украинцу попасть туда было невоз-
можно. В школу принимали лишь тех проверенных
дефензивой украинцев, которые были согласны верой
и правдой помогать режиму захватчиков.
Вовсе не случайно Степан Скрипник ускоренным
темпом кончает Высшую политическую школу в
1930 году и немедленно едет на Волынь, помогать
пилсудчикам тушить разгорающийся революцион-
ный пожар. Год 1930 — это год массовых выступле-
ний рабоче-крестьянских масс Волыни и Галичины
против жестокого господства захватчиков на окраи-
нах Польши. Даже если мы обратимся к такой реак-
ционнейшей газете, как «Діло» — орган УНДО,— то и
в ее освещении в номере от 19 октября 1930 года уз-
наем о пацификациях следующее:
«Советская пресса,— сообщает «Діло» в статье
«Відгомин подій у Східній Галичині за Збручем»,—
помещает обширные статьи, сообщая... что украин-
ская буржуазия объединилась с польской буржуази-
ей в борьбе против саботажей крестьянско-рабочих
масс. Центральный Комитет Польской коммунисти-
ческой партии опубликовал заявление, в котором ут-
верждает, что украинский национализм подал руку
польскому национализму для общего наступления на
Киев. В заявлении одобряется саботаж, который буд-
то бы носил характер классовой борьбы как против
буржуазии, так и против украинских панов...»
В этой коротенькой заметке «Діло» сквозь зубы
признавало размах революционного движения на ок-
раинах Польши. В заметке отражена общая полити-
ческая ситуация того времени, когда выпускник Выс-
шей политической школы Степан Скрипник приехал
из Варшавы на Волынь. Вы думаете, он выступил в
защиту украинских крестьян «многострадальной Ук-
раины», которых пороли канчуками польские жан-
дармы, убивая ни в чем не повинных людей, только
за один портрет Тараса Шевченко, найденный при
обыске? Ничего подобного! «Года 1931—1939,— сооб-
130

щает канадский «Вістник»,— это время активной по-
литико-общественной деятельности Степана Скрип-
ника, ибо в эти годы он является послом украинского
населения Волыни в польский сейм».
«Избранный» по указке своих хозяев в сейм, быв-
ший петлюровский хорунжий, став обладателем по-
сольского мандата, немедленно входит в так назы-
ваемую группу другого предателя — Пети Певного
ББ (так называемое сборище предателей — «беспар-
тийный блок сотрудничества с правительством»).
Этот «блок» докатился однажды до такого цинизма,
что агитировал за открытые выборы, дабы «прави-
тельство знало, кто патриот отечества, а кто против-
ник пилсудчиков». Агитировал за это и за другие
крутые меры, укреплявшие режим пилсудчины, до
хрипоты в голосе и Степан Скрипник, применяя на
практике знания, полученные им у профессоров-
иезуитов в высшей правительственной школе. Испы-
танный, проверенный не раз, агент контрразведки с
посольским мандатом осуществляет политику асси-
миляции и полонизации украинского населения Во-
лыни. Конечно, он распинается перед населением в
любви к «многострадальной Украине», так же как это
делает и сейчас за океаном, выбросив по пути в Мон-
реаль металлический жетон агента гестапо в бурные
волны океана, но под покровом этой блудливой аги-
тации он делает все, что приказывают ему господа
складковские.
В селах Волыни по указанию Скрипника и его
подпевал насаждаются «кулка рольниче»1, «рідна
хата»; вокруг этих учреждений группируется раз-
личный сброд, и не случайно народ, быстро раскусив
затею ставленников пилсудчины, называет, в част-
ности, «рідну хату» «хрунівська пьяна хата» 2.
Однако, несмотря на старания Пети Певного, в
сейме нарастает оппозиция. И, чтобы разбить ее, пил-
судчики советуют Скрипнику перекрасить на время
фасад, войти в оппозицию и, прикинувшись ее сто-
ронником, взорвать ее изнутри. Надо отдать должное,
с этим заданием режима «санации» Скрипник спра-
1 Земельные кружки.
2 Свинская пьяная изба.
131

вился неплохо. Одно время даже были наивные люди,
которые иные его крикливые выступления со скамьи
оппозиции воспринимали как искренний голос серд-
ца этого пройдохи и алкоголика.
Прослышав о том, что осенью 1939 года в руки
Красной Армии в одном из городов Западной Бело-
руссии попала значительная часть архивов дефен-
зивы и некоторых польских министров, Степан
Скрипник, несмотря на свои «оппозиционные» на-
строения предвоенных лет, мчится в «генерал-гу-
бернаторство», под защиту гитлеровских палачей.
Ему не трудно было договориться с ними.
Жители города Ровно хорошо помнят времена
1941—1942 годов, когда бывший посол Степан Скрип-
ник, мертвецки пьяный, разъезжал в машинах с гит-
леровскими офицерами и проститутками и горланил
по примеру юношеских лет «Ще не вмерла Україна».
Теперь за океаном, пользуясь тем, что там мало сви-
детелей этих его поездок по всей Украине, в роли
архиепископа Степан Скрипник изображает из себя
даже... жертву гитлеризма. Однако кого-кого, но в
первую очередь жителей Волыни ему не провести.
Они хорошо помнят, как в 1943 году Скрипник
снова вынырнул на Волыни. В своей биографии,
опубликованной в «Вістнике», об этом периоде жизни
Скрипник-Мстислав рассказывает снова скороговор-
кой:
«Такое неопределенное и бездеятельное состояние
тяжелой жизни продолжалось у еп. Мстислава до
22 сентября 1943 года, когда начались бои между
немцами и большевиками под самым Киевом. Благо-
даря дезорганизации, наступившей среди немцев с
помощью украинских патриотов, епископ Мстислав
имел возможность выехать в Галицию, а позже в
Польшу, где он пробыл до весны 1944 года...»
Алкоголь ослабил память епископа Мстислава.
Так и быть, мы ему поможем. В одном из его жизнен-
ных маршрутов между Киевом и Галицией, в 1943 го-
ду, была продолжительная остановка на Волыни,
точнее, в старинном городе Корец, о которой Мсти-
слав предусмотрительно умалчивает.
Он приехал в Корец с отличными документами ге-
стапо и сразу же нашел своего старого друга Голин-
132

ского, известного также под псевдонимом Виталий
Юрченко. Антисоветские брошюрки, сочиняемые не-
когда Виталием Юрченко, издавались на средства
петлюровцев и пилсудчиков и распространялись на
Волыни через «рідну хату». Староста (фервальтер)
Корецкого района и агент гестапо Голинский-Юрчен-
ко принял с распростертыми объятиями своего ста-
рого дружка с панагией на груди. Они решили трях-
нуть стариной. Голинский на несколько дней закрыл
свою «канцелярию», епископ снял рясу, и оба они,
оставшись наедине с проститутками в уютной квар-
тире «писателя», предавались в течение нескольких
дней неудержимым оргиям. Подручные Голинского
едва успевали свозить спирт и самогонку из окрест-
ных сел для своего старосты и его гостя. Старожилы
Корца могут порассказать немало интересных под-
робностей о визгах и криках, которые раздавались
ночью на этой вилле, где гуляли «братья по оружию»,
старые борцы за «многострадальную, самостийную
Украину», ставшие агентами дефензивы и гестапо.
Когда Степану Скрипнику надоело гулять у Го-
линского, в его доме, оба закадычных друга уселись
в бричку и поехали на хутора ближайшего села Го-
ловница. Там они гостили у известного бандита из
ОУН и гестаповца Вадима Дорощука, по кличке Вер-
ниволя, который впоследствии был убит своими же
односельчанами за сотрудничество с немцами и за
выдачу гестапо семнадцати жителей села — бывших
активистов колхоза. В кутежах на хуторе у Доро-
щука принимала участие и любовница Голинского
Настасья Развадовская. Она услаждала епископа
Мстислава своим пением, не подозревая, что это ее
последняя забава. Сразу же после отъезда Мстисла-
ва-Скрипника Голинский приревновал свою налож-
ницу к бывшему послу сейма и передал ее гестапов-
цам. Настя Развадовская была уничтожена пьяными
фашистами в гестапо города Ровно, на Белой улице.
Партизаны действовавшего тогда неподалеку от-
ряда Героя Советского Союза полковника Дмитрия
Медведева, охотясь за рейхскомиссаром Эрихом Ко-
хом, генералом Ильгеном и другими крупными чи-
нами гитлеровской оккупационной администрации,
давно заметили и предателя Голинского.
133

В ту самую ночь, когда епископ Мстислав нахо-
дился пьяный в обществе девиц легкого поведения,
партизаны пытались рассчитаться с Голинским. Ста-
роста и его «знатный» гость были на волоске от за-
служенного возмездия. Однако перед тем, как начать
свои ночные бдения, Голинский позаботился об охра-
не своей виллы. Партизаны перенесли налет на дру-
гое время. Предатель украинского народа Голинский-
Юрченко был уничтожен партизанами лишь через
несколько дней после отъезда Мстислава. Карающая
рука партизан воздала автору «Красного чертопо-
лоха» и других подлых антисоветских книг с лих-
вой за все его злодеяния. Металлический жетон аген-
та гестапо, который партизаны нашли в кармане Го-
линского, лишний раз подтвердил его презренную
роль в годы установления «нового порядка» на Во-
лыни. Хозяин был уничтожен. А его гость в рясе епи-
скопа? Он бежал от Красной Армии прочь с украин-
ских земель в надежде найти новых, на этот раз уже
третьих по счету, хозяев.
Шпион с панагией произвел благоприятное впе-
чатление на генерала Эйзенхауэра.
Новый жизненный маршрут Скрипника-Мстисла-
ва привел его в Канаду. Ускользнув от давно заслу-
женных им девяти граммов свинца, архиепископ
Мстислав лелеял тайную мысль, что все его прошлое
останется неизвестным для верующих украинцев
Канады и что ему удастся после смерти престаре-
лого Поликарпа Сикорского взобраться на митропо-
личий престол «украинской автокефальной церкви».
Однако в Канаде преосвященному Мстиславу по-
везло куда меньше, чем в Европе. Прогрессивные ук-
раинские газеты Канады довольно быстро познако-
мили православную паству с подлинным обличьем
их нового владыки. Не скрою, приложил к этому
свою руку и автор этих строк. Прежде чем написать
серию статей о Скрипнике, пришлось поездить по Во-
лыни, беседовать с его бывшими возлюбленными, за-
глянуть на недельку в Почаевскую лавру, где монахи
рассказали, как приезжал он к ним в лавру в годы
оккупации, как расхаживал в обществе гестаповских
офицеров с папироской в зубах по холодным коридо-
рам обители.
134

Публикация разоблачительных материалов о
Скрипнике-Мстиславе удивительно гармонично сов-
пала с еще одним его промахом. Один из прихожан,
вернувшись внезапно к себе домой, застал свою же-
ну в объятиях владыки Мстислава. Возник новый
скандал, заставивший Мстислава поспешно улететь
в Соединенные Штаты Америки. Он улетел туда на-
всегда, а избавившийся от опасного, более молодого
конкурента митрополит Илларион долго потирал от
радости свои сморщенные, склеротические руки.
Довольно быстро Мстислав становится председа-
телем консистории украинской православной, церкви
Америки. В этом амплуа он недавно, сопровождае-
мый личным секретарем, прилетел в Рим и принимал
участие в качестве наблюдателя на второй сессии Ва-
тиканского собора. Его даже не остановил от этого
шага протест иерархов православной церкви Аме-
рики, которые, собравшись, особым постановлением
запретили Скрипнику общаться с папистами в Ев-
ропе.
А что значат для преосвященного Мстислава та-
кие запреты?
И не в таких переделках он бывал!..

Разоблачения темного прошлого
Степана Скрипника — преосвящен-
ного Мстислава, предпринятые ук-
раинской прогрессивной печатью
Канады, заставили бывшего шпика
польской и гитлеровской охранок
подобрать рясу и постыдно бежать
из Канады в Соединенные Штаты
Америки, Там, среди гангстеров и
расистов, куда легче таким пройдо-
хам в рясах затереть свои грязные
следы.
Бегство преосвященного Мсти-
слава встретил с огромным облег-
чением другой иерарх «украинской
автокефальной церкви» «гитлеров-
ского разлива», старый знакомый
Скрипника еще по временам пет-
люровской директории — Иван Оги-
енко, а нынче преосвященный Ил-
ларион. Он немедленно занял ва-
кантное место бежавшего. О прош-
лом и настоящем Огиенко-Иллари-
она мы сейчас расскажем.

МИТРОПОЛИТ ИЗ ПОДВАЛОВ ГАНСА ФРАНКА
D многоголосом хоре деятелей антикоммунистиче-
ского фронта нередко слышны медоточивые про-
поведи иерархов различных церквей. Одни из них
маскируют ненависть к советскому строю и материа-
листическому учению витиеватыми цитатами из
«священного писания», длинными и путаными теоло-
гическими рассуждениями. Другие же, ослепленные
ненавистью к коммунизму, идут в атаку открыто, не
гнушаясь самыми подлыми инсинуациями и клеве-
той.
Одним из таких бешеных церковников с панагией
на рясе является митрополит украинской православ-
ной автокефальной церкви Канады Илларион, тот са-
мый, который сам себя именует «ревностным бого-
мольцем о мире между людьми».
На что на самом деле направлены старания этого,
с позволения сказать, «борца за мир» в мантии мит-
рополита, можно судить хотя бы по его рождествен-
скому посланию от 7 января 1964 года, которое за-
читывалось во всех церквах и общинах украинской
греко-православной церкви Канады.
137

«Коммунисты сеют ненависть к людям, ненависть
к каждому, кто думает иначе, чем они,— писал мит-
рополит.— В своей науке они явно проповедуют вой-
ну всем некоммунистам... И угрожают закабалить
весь мир... И всюду пошли убийства, и реками проли-
вается святая и невинная кровь тех, кто думает по-
божьему».
Пожалуй, даже лидер американских «бешеных»
генерал Голдуотер и тот не смог бы в такой форме
выразить свою ненависть к коммунизму, как это сде-
лал «смиренный Илларион». Одной этой цитаты из
его рождественского послания вполне достаточно для
того, чтобы каждому стало ясно: на всеканадской
митрополичьей кафедре пресвятой троицы в городе
Виннипег подвизается яростный ненавистник Совет-
ской страны и прежде всего многих сотен украин-
ских тружеников Канады, тех, кого недоля еще до
революции забросила за океан.
Не всегда он назывался Илларионом. Было время,
когда его сверстники на Украине называли его за-
просто — Ванькой Огиенко.
Впервые он широко известил мир о своем суще-
ствовании, когда сделался ректором так называемого
Каменец-Подольского университета. Ему помог за-
нять этот пост опереточный гетман Украины Павло
Скоропадский.
Вся Украина тогда пылала в огне гражданской
войны. Народные массы, следуя по пути, указанному
большевиками, сметали одного за другим разных са-
мозванцев.
Петлюра, разбитый Красной Армией, бежал к
польской границе. Его сообщники, захватив миллио-
ны из государственных банков, убегали вместе с ним.
Они на бегу создавали различные министерства и
дипломатические миссии.
Во время поспешного бегства петлюровской ди-
ректории из Каменец-Подольска за Збруч едва-едва
не оборвалась жизнь Ивана Огиенко. Машина, в ко-
торой он ехал, быстро спустившись на Новый мост,
чуть не врезалась в ехавшую навстречу крестьян-
скую подводу. Лошади рванули в сторону, встали
на дыбы, а шофер резко затормозил. Машина развер-
нулась на скользких досках моста и, проломив ре-
138

шетку ограждения, повисла, раскачиваясь передними
колесами над пропастью.
Воздев руки к небу, Огиенко вопил так, что его
слышали в Старом городе, а уж о нас, мальчишках,
пережидавших дождь под акациями бульвара, и го-
ворить нечего. С аллеи бульвара над обрывом нам
были отлично видны блестящая машина и фигура
Ивана Огиенко, который пытался выпрыгнуть из нее
через задний борт.
Машину вытащили. Иван Огиенко спасся. Но,
надо полагать, нервное потрясение, еще более уси-
лившее страх перед большевиками, и доныне власт-
вует над его сознанием.
Но не будем забегать вперед.
Одним из тех, кто получил министерский порт-
фель где-то на перегоне между местечком Чемиров-
цы и Тарновом, был выскочка Иван Огиенко. Бывший
ректор Каменец-Подольского университета почти од-
новременно сделался петлюровским министром про-
свещения и министром вероисповедания. Это были
должности, не связанные ни с какой реальной рабо-
той. Кого он мог просвещать? Кого вероисповедать?
Какими делами мог заниматься министр, которого
прогнали за пределы родной земли? Единственным
делом, которое оставалось у такого министра, было
ожидание возвращения к месту выбранной им рези-
денции. И «министр» Иван Огиенко ожидал этого
счастливого часа очень долго, обосновавшись в
Польше на целых двадцать лет.
К каким только средствам ни прибегал он в Вар-
шаве, чтобы устроиться профессором. Это было до-
вольно тяжело без настоящих дипломов. Все же ли-
повые титулы бывшего университетского ректора и
министра несуществующего правительства помогли
ему получить скромную должность преподавателя в
православной богословской академии. Да и это про-
изошло только потому, что пилсудчики потворство-
вали своим бывшим союзникам — петлюровским эми-
грантам. Прорвавшись в Польшу с генералами и пол-
ковниками несуществующих армий, Симон Петлюра
за право гостеприимства там должен был сделать
официальное заявление, что его «уряд» поддержи-
вает полный нейтралитет в отношении Восточной Га-
139

лиции. Галицийская земля была в то время единст-
венным клочком украинской земли, за которую мог-
ли еще торговаться вершители судеб послевоенной
Европы — авторы Версальского договора. Этот кло-
чок земли захватило правительство Пилсудского и
держало его крепко, хотя и не имело никаких прав
на исконную территорию Западной Украины. Об этом
было известно всему миру. И вот именно тогда так
называемое правительство Симона Петлюры заяви-
ло, что ему решительно все равно, какова будет
судьба Галичины. Пилсудчикам только это и требо-
валось. Они имели теперь возможность заявить Ан-
танте»: «Вот, глядите, сами украинцы отрекаются от
этой спорной территории. Таким образом, мы можем
спокойно задержать ее у себя, ибо она... и так поль-
ская».
Один из бывших петлюровских министров, Оги-
енко, мог благодаря подобному содружеству петлю-
ровцев с пилсудчиками не только припеваючи жить
в Варшаве, но даже отпраздновал там в 1937 году
тридцатилетний юбилей своей весьма сомнительной
«научной деятельности». Ловкач и специалист по са-
морекламе, он ухитрился организовать «юбилейный
комитет» по подготовке к празднованию и выпустить
в свою собственную честь «научный сборник», в ко-
тором были оглашены приветственные телеграммы
«юбиляру». Среди лиц, приветствовавших этого аван-
тюриста от науки, были гетман Павло Скоропадский,
униатский митрополит граф Андрей Шептицкий,
ярые иезуиты епископы Николай Чарнецкий, И. Буч-
ко, граф Адам Монтрезор. Однако преподавание в бо-
гословской академии не устраивало Огиенко. Вскоре
после прибытия в Варшаву он также начал издавать
журнал «Рідна мова». Это было тусклое подобие на-
учного органа, посвященного одной проблеме: как
правильно говорить и писать по-украински. Но лю-
ди, читавшие его, убеждались все больше, что эта на-
учная цель, по существу, является лишь поводом для
того, чтобы превозносить в «Рідной мові» заслуги са-
мого Огиенко.
Но вот в тихий, увешанный плахтами и рушни-
ками варшавский кабинет Огиенко доносится рокот
самолетов с черными крестами на крыльях. Спустя
140

несколько дней разрывы артиллерийских снарядов,
падающих на улицы польской столицы, напоминают
ему годы его бурной деятельности в правительстве
УНР, когда счастье казалось так близко, так воз-
можно.
И, убеленный сединами, но по-прежнему жажду-
щий власти, легкой славы, дешевой популярности,
комбинатор от науки Огиенко решает начать жизнь
снова, повернуть стрелку компаса своей карьеры по
иному пути. Ветер приносил дымы пожаров и запах
сжигаемых трупов. Наступило время, когда из раз-
личных нор выползали на опаленную войной землю
Европы двуногие гиены.
И вскоре разнеслась по оккупированной стране
весть: профессора Ивана Огиенко сделали... митропо-
литом.
Кто? Зачем? Каким? Трудно было что-либо по-
нять вначале. Буржуазного польского правительства,
которое раньше пригревало этого «министра», уже не
было. Оставалась лишь одна немецкая оккупацион-
ная армия. Было известно, что, готовя планы боль-
ших завоеваний, немецкие фашисты особенно не ин-
тересовались религиозными вопросами. Церкви были
нужны им в первую очередь под госпитали и конюш-
ни. Зато они создали в Кракове «украинский цент-
ральный комитет» и сделали его председателем, по-
жалуй, самого глупого и жалкого из всех Квислин-
гов— доцента Краковского университета Владимира
Кубиевича, который слепо подражал фашисту-геопо-
литику Гаусгоферу.
Всякие истории рассказывали о том, как Влади-
мир Кубиевич «сделал» митрополитом Ивана Оги-
енко. Ближе всех к истине была версия о том, что
Иван Огиенко приехал сам в УЦК, зашел в кабинет
к «премьеру», как некогда заходил к Петлюре, и
сказал Кубиевичу:
«Коллега! Пришли времена, когда обязательно
должен быть у вас новый митрополит — украинец.
А кто же может лучше меня справиться с этой зада-
чей?»
Огиенко прихватил с собой на «высочайшую
аудиенцию» к холую Ганса Франка сделанные им пе-
реводы каких-то церковных песнопений и молитвен-
141

ников, и, конечно, возражать геополитику Кубиевичу,
который ни уха ни рыла не смыслил в тонкостях бо-
гословия, было очень тяжело. А писать «послания»
Иван Огиенко был мастак. Он чувствовал неудержи-
мый зуд в руках, если в течение недели его убелен-
ная сединой голова не производила на свет какого-
нибудь нового «послания».
После разгрома гитлеровской армии митрополит
Илларион метнулся вслед за фашистскими войсками
из Польши дальше, на Запад. В поверженной Герма-
нии он чувствовал себя неважно и вскоре перебрался
в Швейцарию. Однако на швейцарской земле его
шансы на успех были невелики, и митрополит стал
подумывать, как бы ему перебазироваться туда, где
живет украинское население — выгодный для митро-
полита объект религиозного обмана. Такой страной
была Канада, где проживает свыше полумиллиона
украинцев, эмигрировавших из родных мест в доре-
волюционные годы.
Осенью 1947 года украинский религиозный двух-
недельник «Вістник», выходящий в Канаде, сообщил:
«В пятницу 19 сентября 1947 года прибыл в Вин-
нипег из Европы митрополит Илларион, ранее из-
вестный как профессор Огиенко».
С этого дня население Канады увеличилось еще
на одну персону.
В одном из коттеджей Виннипега самосвят-митро-
полит скрипит пером, сочиняет новые «послания»,
выводит строчки своей автобиографии. Что, интерес-
но, напишет он в ней?
Ничего странного не будет в том, если со време-
нем мы прочтем, что в годы немецкой оккупации,
когда народ скрывался от вывоза в Германию в лесах
и подземельях, когда тысячи людей умирали в Май-
данеке и Освенциме, этот угнетенный народ «изъя-
вил свою волю и избрал себе е митрополиты прослав-
ленного профессора, бывшего ректора, министра,
доктора Ивана Огиенко». Ничего не будет странного
в том, если вдруг мы прочтем, что новоизбранный
митрополит сделался мучеником при жизни.
...Тем временем, пока житие митрополита не за-
кончено и биография его не завершена, он продол-
жает свою враждебную народу деятельность, обма-
142

нывая тружеников Канады. Он составляет богослов-
ские монографии об украинских святых, раздает ка-
милавки и скуфии, епигонаты — палицы — и золотые
кресты, дарует своим подчиненным — священникам
грамоты, архимандритство и набедренники и продол-
жает портить бумагу, восхваляя свою собственную
особу, как и встарь, в Варшаве. Его органы «Вера и
культура» и «Вістник»— это издания, почти сплошь
заполняемые беззастенчивыми восхвалениями лич-
ности митрополита, его стихами, воспоминаниями о
его пребывании в Холме, панегириками послушных
священников в его честь.
Таково подлинное лицо этого «борца за мир», сме-
нившего потрепанный костюм петлюровского мини-
стра на мантию заокеанского митрополита.

Церковь в разные времена тра-
вила ученого Галилея, сожгла на
костре инквизиции выдающегося
мыслителя средневековья Джорда-
но Бруно, преследовала его совре-
менника — первопечатника Ивана
Федорова, предавала анафеме Пу-
гачева и гения русской литературы
Льва Толстого, издевалась над
польским писателем Стефаном Же-
ромским. Но не было случая, чтобы
церковь подняла гневный голос
протеста, направленный против
убийц из стана сильных мира сего.
Так случилось и во Львове по-
сле страшной ночи с 3 на 4 июля
1941 года, когда весть о чудовищ-
ном преступлении, совершенном
палачами, благословленными цер-
ковью и Шептицким, потрясла со-
знание всех честных людей старин-
ного города.

НОЧНЫЕ ПТИЦЫ
Загадочная история
1 августа 1944 года на самолете, открывшем снова
пассажирскую линию Москва — Львов, мы прилетели
в старинную столицу Червонной Руси, освобожден-
ную войсками Первого Украинского фронта.
В тот день исполнялось ровно три года со дня
включения Львова в «Генеральное губернаторство».
Это произошло наперекор надеждам украинских на-
ционалистов, которые верно служили Гитлеру и пред-
полагали, что он смилостивится и разрешит им обра-
зовать если не «самостийную украинскую державу»,
то хотя бы протекторат.
В надежде на такую милость они сколотили для
передовых частей вермахта два диверсионно-разве-
дывательных батальона — «Нахтигаль» и «Роланд».
Думая, что Гитлер оценит их заслуги, националисти-
ческие террористы и предатели подвизались также
на его шпионской службе, работали переводчиками и
агентами в штабах, в гестапо, были глазами и ушами
немецкой администрации, двигавшейся за гитлеров-
скими войсками на восток.
145

Рассказы о том, что «было за немцев», широко рас-
ходились по Львову. Жители говорили о массовых
казнях, о том, как гитлеровцы вешали заложников на
Краковской площади и под Тремя каштанами. Они
вспоминали, как провозили тысячи полуголых, изби-
тых людей на открытых трамвайных платформах —
лерах истреблять на Пески, за предместье Лычаков,
как сжигали потом их трупы. Они рассказывали, как
гитлеровцы уничтожали огнем целые кварталы
львовского гетто.
Но была одна трагическая и загадочная история
оккупационных лет, о которой говорили нехотя, впол-
голоса, неуверенно и с оглядкой, так, будто кто-то из
прямых участников ее находился рядом, мог услы-
шать и покарать слишком разговорчивого информа-
тора.
Это была история исчезновения большой группы
львовской интеллигенции.
Даже близкие родственники пропавших в одну
ночь львовских ученых говорили об этой страшной
для них пропаже весьма неохотно, будто боялись, что
им отомстят за такие рассказы.
Занимаясь расследованием гитлеровских зверств,
мы долго не могли понять, где кроется причина этой
запуганности.
...Однако, по мере того как фронт передвигался на
запад и даже для самого осторожного обывателя ста-
новилась очевидной неизбежность близкого разгрома
Германии, завеса, прикрывавшая страшные подроб-
ности исчезновения ученых, постепенно отодвигалась
и все чаще на трех языках мы слышали от старожи-
лов Львова: «То була страшна масакра!», «То, проше
пана, было жахливе мордерство!», «Это было ничем
не оправданное злодейское убийство!»
Теперь мы можем совершенно точно рассказать,
что же произошло во Львове двадцать три года на-
зад—в трагическую ночь с 3 на 4 июля 1941 года,
вскоре после того, как на рассвете 30 июня авангард-
ные части гитлеровской армия ворвались во Львов.
В ту ночь были захвачены и арестованы в своих
квартирах гитлеровцами следующие лица:
профессор стоматологии Антоний Цешинский, до-
цент хирургии Владислав Добржанецкий, профессор
146

патологии и терапии Ян Грек, доцент-окулист Ежи
Гжендельский, доцент Ветеринарного института Эд-
мунд Хамерский, профессор хирургии Генрих Хиля-
рович, профессор Роман Лонгшам де Берье, профес-
сор математики Антоний Ломницкий, доцент гинеко-
логии Станислав Мончевский, профессор патологиче-
ской анатомии Витольд Новицкий, профессор хирур-
гии Тадеуш Островский, профессор Политехнического
института, прекрасный знаток карпатских нефтяных
месторождений Станислав Пилят, доцент-педиатр
Станислав Прогульский, профессор патологии и тера-
пии Роман Ренцкий, профессор машиноведения Ро-
ман Виткевич, профессор — специалист по электриче-
ским измерениям Владимир Круковский, профессор
гинекологии Адам Соловей, профессор судебной меди-
цины Владимир Серадзский, профессор математики
Владимир Стожек, профессор общей механики Кази-
мир Ветуляни и профессор геодезии Каспар Вайгель.
Кроме того, в квартире профессора Островского
вместе с ее хозяином были захвачены и вывезены за-
тем на сборный пункт: жена профессора, учительница
английского языка, подданная США, Кетти Демкив,
ординатор госпиталя Станислав Руфф вместе с женой
и сыном Адамом — инженером-химиком.
Из квартиры профессора Яна Грека были взяты
жена профессора и академик, известный польский
литератор и член Союза советских писателей Укра-
ины Тадеуш Бой-Желенский.
Из квартиры профессора права Романа Лонгшама
де Берье гитлеровцы выволокли и бросили в машину
трех его сыновей. Подобная участь постигла двух сы-
новей профессора Стожка и сына профессора Новиц-
кого — военного врача, который был незадолго перед
этим интернирован советскими войсками, а затем вы-
пущен на свободу и вернулся во Львов, к отцу.
Один из лучших польских знатоков гражданского
права, потомок гугенотов, поселившихся в Польше,
ученый мировой славы, Роман Лонгшам де Берье был
делегатом Международного конгресса по сравнитель-
ному праву в Гааге в 1922 году и съезда славянских
юристов в Братиславе. С осени 1939 года и до гитле-
ровского нападения на Советский Союз, став профес-
сором Львовского университета имени Ивана Франко,
147

Лонгшам де Берье преподавал сравнительное граж-
данское право заграничных государств, воспитывал
советское студенчество. Он установил тесные, дру-
жеские контакты с профессорами Харьковского юри-
дического института и всесоюзной Академией наук.
Вместе с делегацией ученых Львова он побывал в
Москве, на научной юридической сессии.
Жена профессора, до его исчезновения веселая,
живая блондинка, состарившаяся в течение одной
ночи, говорила нам позже:
«Такого парада, как я, пожалуй, никто в мире не
принимал. Когда их выводили, я стояла в дверях.
Сначала шел муж, потом старший сын, потом второй,
наконец, третий. Шли, глядя на меня...»
В 1936 году автор трехсот семидесяти одной науч-
ной работы, стоматолог, имеющий мировую славу,
профессор и доктор медицины Антоний Цешинский,
как пионер мировой стоматологии, на конгрессе ФДИ
(«Федератион Донтайр Интернационале») в Брюсселе
был награжден Большой золотой медалью имени
В. Д. Миллера и Почетным дипломом. Эта золотая
медаль весом двести пятьдесят граммов и диплом,
врученный ему от двадцати восьми государств, в том
числе и от Советского Союза, небрежно опустил в
свой карман пришедший арестовывать профессора
гитлеровский офицер.
Свидетели этой сцены — вдова профессора Роза-
лия Цешинская, проживающая сейчас в городе Гли-
вице, и сын профессора — доктор Томаш Цешинский,
проживающий во Вроцлаве, воскрешая подробности
той ночи, рассказали мне:
«Когда Антоний Цешинский надевал пиджак, мы
дали ему носовой платок и пару носков. Офицер же-
стом запротестовал, давая понять, что это профессору
не пригодится».
Когда Розалия Цешинская протянула мужу буты-
лочку с лекарством «Дигиталис», которым пользо-
вался профессор в связи с серьезной болезнью сердца,
офицер настороженно спросил:
«Что это?»
«Лекарство. У моего мужа больное сердце».
Немец взял бутылочку, осмотрел ее, понюхал и,
отставив, сказал:
148

«Оно ему уже не понадобится...»
В квартире профессора-пенсионера Адама Со-
ловья был арестован внук ученого — Монсович. Вме-
сте с пожилым педиатром Прогульским был аресто-
ван его сын Андрей. В тюремную машину вместе с
профессором Вейглем затолкали и его сына.
Из квартиры известного во Львове хирурга Добр-
жанецкого были взяты вместе с ним его приятель —
доктор права, беженец из Гданьска Тадеуш Тапков-
ский и муж служанки, фамилия которого до сих пор
не установлена.
И наконец, тогда же была схвачена медицинская
сестра Мария Рейман. Из какой именно квартиры ее
взяли, до сих пор неизвестно.
Ни один из перечисленных здесь людей не остал-
ся в живых.
Лощина близ Вулецкой
Сперва всех захваченных свезли в бурсу Абрага-
мовичей, поблизости от Вулецких взгорьев, во Льво-
ве, а затем после коротких жестоких допросов и над-
ругательств расстреляли двумя группами в одной из
лощин поблизости от Вулецкой улицы.
Мы привели многие подробности ареста и рас-
стрела львовской интеллигенции в книге «Под чу-
жими знаменами», написанной совместно с профессо-
ром Львовского университета Михаилом Рудницким.
В книге доказано, что захват всех перечисленных
выше представителей интеллигенции был совершен
гитлеровцами по «черным спискам», заготовленным
для них заранее организацией украинских фаши-
стов — ОУН.
Однако кто именно производил эту экзекуцию,
долгое время оставалось загадкой. Родственники про-
павших ученых, которые еще во время немецкой ок-
купации пробовали выяснить во львовском гестапо,
куда делись их близкие, получали один и тот же ла-
коничный ответ:
«Мы, гестапо, начали действовать во Львове с 1 ав-
густа 1941 года, то есть с момента включения города
в «Генеральное губернаторство», и после передачи
власти от военного командования гражданской адми-
149

нистрации. Ваших же близких арестовали в ночь с 3
на 4 июля. Мы к этому делу не имеем никакого отно-
шения».
Большинство исчезнувших в течение одной ночи
ученых были людьми, далекими от политики. Видные
знатоки своего дела, особенно медики, они помогали
людям разных национальностей. Трудно, даже невоз-
можно было предположить, что могли найтись звери
в человеческом обличье, которые захотели бы взять
да так просто уничтожить этот цвет славянской ин-
теллигенции.
«Скорее всего, их взяли как заложников и отвезли
на Запад,— думали многие.— Следы профессуры
надо искать уже не во Львове, а на Западе».
...Шли годы. Многим, да и автору этих строк тоже,
казалось, что история гибели львовских ученых уже
сдана в архив. Особенно были заинтересованы в этом
причастные к ней лица — наводчики и непосредствен-
ные убийцы львовской профессуры. Затерев за собой
кровавые следы, изменив фамилии и получив новые
паспорта, они разбежались по городам Западной Гер-
мании, Австрии, Испании. Другие переплыли на лай-
нерах через океан в Соединенные Штаты Америки,
в Аргентину, в Канаду, чувствуя себя в полной без-
опасности на американском континенте. Но кто они?
Неосторожные признания
Возможно, тайна уничтожения ученых Львова
была бы долго еще прикрыта глухой завесой, если бы
бывший крупный немецкий разведчик, шеф абвера в
Стамбуле и на Ближнем Востоке, а после войны про-
цветающий боннский адвокат Пауль Леверкюн не
опубликовал свою книгу о секретной немецкой служ-
бе в дни войны. На страницах своей книги Пауль Ле-
веркюн сообщил:
«Зимой 1940/41 года в лагере Нойгаммер, около
Лигницы, расположился один батальон, который по-
полнялся за счет западных украинцев... Роты этого
батальона состояли из солдат, которые были выис-
каны при поддержке западноукраинских организа-
ций. Частично они принадлежали к организации Сте-
150

пана Бандеры, частично это были западные украин-
цы, которые принадлежали к другим организациям.
Немецким командиром этого батальона был старший
лейтенант, доктор Альбрехт Херцнер, прославив-
шийся во время Яблоновского путча, политическим
руководителем — профессор Теодор Оберлендер. Этот
батальон находился в распоряжении абвера-П. Он по-
лучил маскировочное название «Соловей» («Нахти-
галь»), так как имел хороший хор, который мог бы
соперничать с лучшими казачьими хорами. 22 июня
1941 года батальон «Соловей», действуя в составе
полка «Бранденбург», ворвался на территорию СССР.
В ночь с 29 на 30 июня 1941 года, на семь часов ранее
намеченного срока, батальон «Соловей» вместе с пер-
вым батальоном Бранденбургского полка проник во
Львов. Здесь украинский батальон особенно отли-
чился...»
Таково свидетельство видного гитлеровского раз-
ведчика, широко известного шпионскими аферами в
Турции в годы второй мировой войны.
Пауль Леверкюн несколько расплывчато обозна-
чил дату возникновения батальона «Нахтигаль». Ини-
циаторы его создания, поставщики пушечного мяса
для гитлеровской Германии — украинские национа-
листы придерживаются другой версии. Один из них,
состоящий сейчас на довольствии американской раз-
ведки, некий Юрко Лопатинский, по кличке Калина,
выступая 5 мая 1960 года на конференции национали-
стов в Нью-Йорке, рассказал:
«Организация батальона, который получил коди-
рованное название «Нахтигаль», началась в апреле
1941 года в Кракове. Ее проводила по поручению ру-
ководства ОУН — Бандеры военная референтура ор-
ганизации украинских националистов под руковод-
ством сотника Романа Шухевича. В состав референ-
туры входил также и я»
По словам Лопатинского, как только первые роты
батальона «Нахтигаль» вошли на улицы Львова, его
командиры Херцнер, Оберлендер и Шухевич решили
посетить капитул униатской церкви на Свято-Юр-
ской горе.
«К собору Святого Юра мы прибыли в 5.30 утра.
Спустя час митрополит Андрей Шептицкий принял
151

делегацию батальона с сотником Романом Шухевичем
во главе и немецких офицеров, которые были с нами.
Владыку вынесли на балкон палаты, откуда он удо-
стоил благословения собравшихся на погосте стрель-
цов и верующих».
Кого же благословлял в то первое утро захвата
Львова седобородый граф и униатский митрополит?
Отпетых националистов-головорезов, готовых раз-
бежаться по улицам настороженного старинного го-
рода, чтобы начать серию грабежей и убийств, при-
ступить к неслыханному террору. К этому уже под-
готовили их два фюрера — украинский попович
Степан Бандера и гитлеровский разведчик фашист
Теодор Оберлендер. Именно под руководством Тео-
дора Оберлендера на Зеленой улице города Кракова
составил Степан Бандера инструкцию «Борьбы и
деятельности ОУН во время войны».
Наводчики
Когда осенью 1944 года мы обнаружили эту ин-
струкцию Бандеры в одном из бандитских схронов-
бункеров Черного леса, на Станиславщине, и прочи-
тали строки этого неслыханного документа, отпеча-
танного на немецкой папиросной бумаге, мы поняли,
что она дает нам ключ к тайне уничтожения ученых
Львова.
Бандера и Оберлендер предлагали националистам:
«Собрать персональные данные обо всех выдаю-
щихся поляках и составить черный список. Составить
список всех выдающихся украинцев, которые в опре-
деленный момент могли бы пробовать вести свою по-
литику».
Злодейская инструкция составлялась в Кракове
как раз в то время, когда гитлеровцы, захватившие
старинный польский город, чудовищно надругались
там над польской интеллигенцией.
6 ноября 1939 года научные работники и профес-
сура Кракова были созваны в здание древнего Ягел-
лоновского университета якобы на доклад обер-
штурмбанфюрера СС и будущего шефа гестапо Ген-
риха Мюллера.
152

Худощавый, невысокого роста гестаповец, одетый
в серый френч, черные бриджи и высокие сапоги с
жесткими задниками, выйдя на трибуну, окинул
острым взглядом собравшихся седовласых ученых
старинного польского университета и сказал:
«В наших концентрационных лагерях у профессо-
ров Кракова будет вполне достаточно времени для
того, чтобы обдумать свои грехи против Германии и
немецкого народа!»
Вслед за этой циничной фразой, как бы навеянной
евангелием Гитлера — «Майн кампф», во всех дверях
появились гитлеровцы. Они арестовали свыше ста
восьмидесяти ученых, преимущественно людей стар-
шего возраста. Значительная часть из них погибла в
лагерях, в том числе и в застенках Заксенхаузена.
Арест краковской профессуры был для украин-
ских националистов наглядным уроком, как лучше
всего угождать своим немецким хозяевам. Они стали
заносить в свои «черные списки» знакомых им пона-
слышке и лично профессоров Львова, одного из пер-
вых советских городов, который предполагали захва-
тить немецкие войска.
«Черные списки» ОУН были переданы Степаном
Бандерой Теодору Оберлендеру.
Теодор Оберлендер, капитан абвера, и профессор
теологии Ганс Кох, Георг Герулис и другие опытные
гитлеровские разведчики, под команду которых по-
пали шайки убийц, следуя за наступающими частями
гитлеровской армии, были готовы в любую минуту
приступить к очистке территории Западной Украины
от нежелательных элементов.
Эта главная «боевая» задача немецких специали-
стов по Украине сейчас всячески затушевывается и
скрывается верными и послушными наймитами
тогдашнего рейха — украинскими националистами и
клерикалами.
«Наши связи с немецкой армией частично охра-
няли организацию украинских националистов, ее чле-
нов и деятельность от гестапо,— вынужден был при-
знаться 5 мая 1960 года в Нью-Йорке один из самых
кровавых бандеровских палачей — бывший началь-
ник службы безопасности Бандеры Мыкола Лебедь.—
Для немецкой же стороны деятельность ОУН имела
153

ценность в планах на будущее, то есть на случай кон-
фликта с СССР».
Из этого признания, сделанного под напором фак-
тов, можно себе ясно представить ту гнусную роль,
которую сыграли украинские националисты во вто-
рой мировой войне и играют за рубежом сейчас.
Таинственный гауптштурмфюрер
...Среди лиц, курировавших украинских национа-
листов и немецких карателей после захвата Львова,
была одна зловещая фигура — высокий, светловоло-
сый гауптштурмфюрер СС, с лицом, опухшим от по-
стоянного употребления алкоголя. О нем нам неодно-
кратно рассказывали дворники и жители домов, рас-
положенных поблизости от Вулецких холмов. Долгие
годы я не мог узнать фамилию этого кровавого па-
лача, но по описаниям людей, видевших его во время
львовских экзекуций, знал его так, словно сам побы-
вал у него в руках.
...Чудом уцелевший в ту страшную ночь, когда
расстреливали львовскую профессуру, известный пе-
диатр, а сейчас польский академик, профессор Фран-
цишек Гроер так рассказывал мне о своей первой
встрече с этим гитлеровским офицером 3 июня
1941 года, когда профессора привезли вместе с дру-
гими учеными в бурсу Абрагамовичей:
«Меня ввели в комнату, имевшую вид канцеля-
рии. Она была хорошо освещена. За столом сидел тот
самый офицер, который меня арестовал, а возле него
стоял очень высокий и крепко сложенный офицер СС
со зверским, вспухшим лицом, как показалось мне, не
совсем трезвый и похожий на начальника. Он сразу
же подскочил ко мне и, угрожая кулаками, заорал
хриплым голосом:
«Собака проклятая, ты немец, а изменил своему
отечеству и служил большевикам! Я убью тебя за это
здесь же, на месте!»
Я отвечал сначала очень спокойно, но затем, видя,
что меня не слушают, громче,— что я совсем не не-
мец, а поляк, несмотря на то, что я окончил немецкий
154

университет, был доцентом в Вене и говорю по-не-
мецки...»
Вскоре после этого высокий офицер, переговорив
с другими немцами, приказал Гроеру выйти во двор,
гулять там, не производя впечатления арестованного,
и лишь после окончания полицейского часа пойти до-
мой. Прохаживаясь по двору, чудом избежавший
смерти Гроер видел собственными глазами, как про-
водили на расстрел одну за другой группы избитых
ученых.
В одном из них Гроер узнал Станислава Мон-
чевского. Вслед за этой группой вышел и начальник
с опухшим лицом, который меня допрашивал. Он
сказал нарочито громко часовым, кивая на арестован-
ных: «А эти пойдут в тюрьму». У меня создалось впе-
чатление, что слова эти были сказаны исключительно
для моего сведения. Подойдя к группе прислуги, на-
чальник спросил:
«Здесь кто? Все прислуга?»
«Нет, я учительница!» — ответила Кетти Демкив
и шагнула вперед.
«Учительница? — спросил начальник.— Тогда
марш под стенку!» — И он присоединил ее к группе
стоящих у стены ученых...»
Своими глазами
...Живущая в городе Эльблонг, в Польше, Елена
Кухар вспоминает вместе со своим мужем Паролем
Кухар ночь с 3 на 4 июля 1941 года, документально
подтверждая:
«В 1941 году мы жили по улице Малаховского, 2,
во Львове, поблизости от тропинки, ведущей от бур-
сы Абрагамовичей в лощины, разбросанные между
Вулецкими холмами. Около четырех часов утра
4 июля нас разбудили залпы. Минуту спустя услы-
шали одиночные револьверные выстрелы. Мы под-
бежали к окну, выходящему на луга и лощины, спу-
скающиеся к Вулецкой улице. Увидели, что все про-
странство над одной лощиной окружено солдатами в
немецких шлемах. От наших окон они были отдалены
на пятьдесят — шестьдесят метров. Солдаты окру-
жали группу одетых в штатское людей. Еще раньше
155

мы увидели стоящих пониже, в оврагах, под лугом,
около десяти солдат с автоматами наготове. На со-
седнем холмике возле этих солдат стояла небольшая
группа офицеров в фуражках в свободных позициях.
Окруженные на лужайке люди, одетые в штатское,
были построены рядами по шести. Среди них была
одна женщина. В группе было около тридцати чело-
век. По знаку снизу одного из офицеров (низкий
ростом, подал знак стеком) два солдата стали про-
вожать очередную группу из шести человек. Их про-
вели мимо оврагов и поставили перед отрядом, про-
изводившим экзекуцию. Обреченные становились
лицом к отряду. Раздался громкий немецкий окрик,
очевидно команда. Обреченные повернулись и сняли
головные уборы. Во время экзекуции очередной ше-
стерки один человек не снял шапку. Офицер, коман-
дующий расстрелом, подошел и стеком сбил головной
убор. Привели на расстрел шестерку, в которой на-
ходилась женщина. Как только гитлеровцы подняли
автоматы, она поцеловала стоящего рядом мужчину
в голову...
Спустя полчаса после экзекуции, добавляет Елена
Кухар,— я услышала разговор под окном и выгля-
нула через занавеску. Под окном стояли четыре офи-
цера. Они смотрели по направлению места экзеку-
ции и поглядывали на наш блок. Я подумала не-
множко позже, что они уже ушли, и выглянула через
двери балкона. В эту минуту один из офицеров, ко-
торому остальные оказывали знаки особого уваже-
ния, поднял голову, и наши взгляды встретились.
Смотрел на меня мгновение. Я отшатнулась. Боялась,
что могут прийти к нам в дом: ведь мы видели экзе-
куцию.
Пересеченные оврагами и лощинами взгорья над
Вулецкой глинистые, даже летом здесь всегда можно
было запачкать обувь. На свежей глине, засыпавшей
могилу, еще долго виднелись следы крови...» 1
1 Уже осенью 1943 года, после разгрома Шестой армии
Паулюса у берегов Волги, гитлеровцы стали поспешно пря-
тать следы своих совершенных ранее преступлений. По при-
казу Гиммлера этой работой в «Генеральном губернаторстве»
руководил штандартенфюрер СС Блебель. Этой цели в про-
винции «Галиция» служили так называемая «Бригада смер-
156

Но кто был этот окруженный почестями немецкий
офицер, с которым встретилась взглядом Білена
Кухар?
9 марта 1960 года в письме из Эльблонга к авто-
рам вышедшей в Польше на английском и польском
языках книге «Оберлендер» Заборовскому и Дрозд-
жинскому Елена Кухар написала:
«Возвращаюсь еще раз к делу Оберлендера: в по-
мещенной в «Тыгоднику Повшехним» (№ 5 от 31 ян-
варя с. г.) фотографии Оберлендера тех лет узнала
сразу с первого взгляда офицера, который в тот кри-
тический день стоял впереди группы офицеров, на-
блюдавших за экзекуцией, потом подошел к нашему
дому и с которым мы встретились взглядом. Очерта-
ния бровей, постановка глаз, нос и щеки полностью
соответствуют характерному образу, который хорошо
запечатлелся в памяти».
Итак, тот, кто наблюдал расстрелы, стоя поблизо-
сти от вырытых могил, был католик Теодор Оберлен-
дер. А кем же был тот, высокий, опухший гитлеро-
вец, кто принимал в подвалах бурсы арестованных?
В казарме «пташников»...
1 июля 1941 года на Стрелецкой площади, во
Львове, задержались немецкие автомашины. С одной
из них соскочил офицер и, остановив подростка
ти», или «зондеркоманда-1005», набранная из последних
узников Яновского лагеря смерти, во Львове. 8 сентября
1943 года, глухой ночью, при свете прожекторов, участники
«бригады смерти» откопали тела львовской профессуры из
двух могил на Вулецких холмах, перевезли их в Лисенич-
ский лес и на следующий день сожгли.
Бывший начальник «зондеркоманды-1005» унтерштурм-
фюрер СС Вальтер Шарлок, по приказу которого были сож-
жены останки профессоров, до лета 1961 года находился на
свободе в Федеративной Германской Республике. Как это
следует из письма, полученного мной из Франкфурта-на-
Майне от Президиума Объединения лиц, преследовавшихся
при нацизме, прокуратура города Вальдсхута сообщила объ-
единению, что Вальтер Шарлок (или Шаллок) задержан и
находится в заключении. Его преступления подробно опи-
саны в книге участника «бригады смерти» Леона Величкера
«Бригада смерти», вышедшей в 1946 году в польском городе
Лодзи.
157

Яцека Вильчура, спросил у него по-украински, как
проехать на улицу Чвартаков? Мальчик проводил
машину на эту улицу, к дому, занятому военными.
Как позже оказалось, в нем располагалось одно из
подразделений батальона «Нахтигаль», солдат кото-
рого население стало называть «пташниками», по-
тому что на их машинах и мотоциклах были нарисо-
ваны силуэты птиц. После того как Яцек Вильчур
выполнил функции поводыря, офицер дал ему пачку
сигарет, полбуханки хлеба и приказал немного подо-
ждать и не уходить. Вскоре он вернулся с другими
солдатами, «среди которых было два штатских. Когда
у одного распахнулся пиджак, заметил кобуру с пи-
столетом. Осматривали меня некоторое время, а по-
том один из штатских спросил, нет ли у меня жела-
ния заработать. Когда ответил утвердительно, он
спросил меня, умею ли чистить одежду, заметать и
держать язык за зубами? Ответил, что умею это де-
лать».
Дело в том, что сразу же после захвата Львова не-
мецкими войсками Яцек Вильчур оказался на улице.
Тяжелая болезнь отца возложила на плечи шестна-
дцатилетнего подростка тяжесть содержания целой
семьи — родителей и двух младших братьев. Пропи-
тание давала улица: мелкие кражи у немцев, случай-
ные заработки, временами даже отбросы со свалки.
Так Яцек Вильчур, будущий журналист, живу-
щий сейчас в Варшаве, стал работать в казармах ба-
тальона «Нахтигаль» и невольно сделался свидетелем
многих злодеяний «пташников». В 1961 году в Вар-
шаве вышла первая книжечка Вильчура — дневник
оккупационных лет «На небо нельзя сразу», вы-
держки из которой мы приводим, а вслед за ней ин-
тересная документальная книжка «Армира не вер-
нется в Италию», о судьбе итальянского экспеди-
ционного корпуса, почти целиком уничтоженного
гитлеровцами на землях Западной Украины и
Польши.
Приводим выдержки из дневника Вильчура за 3—
4 июля 1941 года:
«Спали мы сегодня с Крыськом (ровесник Виль-
чура, которого он взял себе в помощь) в котельной,
когда на рассвете приехали «пташники» в немецких
158

мундирах. У нас сегодня было много работы с Крыш-
тофом, потому что сапоги солдат были запачканы
глиной, грязью и даже экскрементами. У нескольких
на штанах была кровь... Один из солдат стирал под
краном носовой платок, весь забрызганный кровью.
Также и автомашины их были в грязи и глине. Мы
чистили сапоги от шести до девяти утра, а потом под-
метали двор. В этот день мы заработали много хлеба,
швейцарского сыра и топленого сала — смальца. Нам
не дают деньги за работу, только продукты... Все за-
работанное отнес домой. Буханку хлеба съели сразу,
а остатки, то есть корки и недоеденные куски, мама
поставила в печку на сухари...
Сегодня солдаты выехали поздно вечером, и я ви-
дел, как они готовили оружие. Мы уже знаем навер-
ное, что они принимают участие в расстрелах. Воз-
вратившись, привезли с собой две автомашины, на-
груженные штатскими костюмами, ботинками, оч-
ками и портфелями. Кроме того, в машинах было
несколько чемоданов. Все эти вещи внесли в боль-
шую комнату на первом этаже и приказали нам чи-
стить их... Младший офицер приказал нам обстоя-
тельно осматривать все карманы и все их содержи-
мое складывать в чемодан. Машины вернулись с
Вульки, потому что солдаты проклинали подъезды
к этой части города».
Пьяный прокурор
Изучая мировую прессу послевоенного периода,
а в том числе и различные эмигрантские издания,
я обнаружил совершенно неожиданно в 45—47-м но-
мерах издающегося в Лондоне польского эмигра-
ционного листка «Ожел бялы» за 1948 год большой
материал К. Лянцкоронской: «Немцы во Львове», про-
ливающий новый свет на события той страшной
июльской ночи 1941 года, когда прогремели немец-
кие залпы в лощинах Вулецких холмов.
Автора воспоминаний можно считать более чем
беспристрастным свидетелем. Польская аристо-
кратка, по матери немка, ассистентка университета,
она стала в дни войны сотрудницей польского коми-
159

тета помощи, который возглавлял председатель глав-
ного опекунского совета Адам Роникер.
Вступая в контакт с гитлеровцами, эта благотво-
рительная организация пробовала оказывать помощь
заключенным в тюрьмах.
По просьбе краковской профессуры, прибыв во
Львов в сентябре 1941 года, Лянцкоронская безу-
спешно пыталась отыскать следы исчезнувших уче-
ных Львова.
Затем по поручению главного опекунского совета
она прибыла в Станислав, откуда недавно ушли вен-
герские части и вся власть перешла к гитлеровцам.
Сразу же после ухода венгерских войск таким же
таинственным способом, как и во Львове, была аре-
стована и таинственно исчезла значительная часть
интеллигенции Станислава — около двухсот пятиде-
сяти человек. Это были учителя средних школ
(вспомните выкрики немецкого офицера в бурсе Аб-
рагамовичей по адресу Кетти Демкив: «Учитель-
ница? Марш под стенку!»), инженеры, врачи, агро-
номы — преимущественно польской национальности.
Был среди захваченных и директор госпиталя, изве-
стный хирург Ян Кохай, не только не сочувствовав-
ший Советской власти, но, наоборот, совершивший в
дни войны поступок, обличающий его как человека,
симпатизирующего немцам.
Над советским еще Станиславом советская зенит-
ная артиллерия сбила немецкий самолет. Раненые
летчики спустились на парашютах и попали под
опеку Яна Кохая. По словам К. Лянцкоронской, он
якобы тайно их оперировал и лечил, скрывая это от
советских властей, за что позже получил благодар-
ность от командования военно-воздушных сил Гер-
мании.
Но и эта бумага не спасла его от последующего
ареста 1.
Стараясь выяснить, как можно помочь заключен-
1 Однако, как это удалось выяснить значительно позже,
К. Лянцкоронская в извращенном виде освещает трагедию
доктора Яна Кохая, изображая этого любимого населением
Станислава врача чуть ли не как добровольного пособника
оккупантов.
160

Совсем недавно мне удалось выяснить, что в городе Гли-
вице (Польша) проживает сын покойного, тоже доктор ме-
дицины, Ежи Кохай.
В своем письме, присланном мне, доктор Ежи Кохай
сообщает:
«В конце первой недели немецко-советской войны зе-
нитная артиллерия Красной Армии сбила несколько немец-
ких самолетов. Раненые пилоты выпрыгнули на парашютах
и были укрыты сочувствующими немцам украинскими на-
ционалистами. Мой отец был доставлен вооруженными бан-
деровцами к находящимся в укрытии немецким пилотам.
Это был период, когда в городе уже не было никакой вла-
сти. По этой простой причине отец не мог сообщить властям
о помощи, оказанной немецким пилотам. Спустя три дня го-
род Станислав заняли венгерские войска, и раненые пилоты
некоторое время находились на лечении в госпитале Стани-
слава За оказание лечебной помощи немецким пилотам мой
отец не получил никакой благодарности от немецких вла-
стей, кроме пули в голову.
Отца вызвали на десять часов 19 августа к командова-
нию немецкого гарнизона. Явиться туда ему не пришлось,
потому что 18 августа в 21.30 мой отец был арестован че-
тырьмя гестаповцами. Как мы узнали позже, отец вместе с
арестованной раньше польской интеллигенцией был рас-
стрелян в лесу Павелче, под Станиславом. Желая спасти
отца, моя мать на следующий день явилась в штаб гарнизо-
на, но там ей сказали, что «вызов отца уже не актуален».
Это было еще одним примером тевтонского издевательства.
11 сентября арестовали также и меня, и я пробыл три недели
как заложник в тюрьме по улице Билинского. Мне тогда было
шестнадцать лет, я был самым молодым заложником среди
двухсот заключенных. Пребывая в тюрьме, узнал от страж-
ника по фамилии Попадинец, какая судьба постигла моего
отца и всю интеллигенцию, арестованную в 1941 году».
ным, думая, что Станиславская интеллигенция еще
жива, К. Лянцкоронская в январе 1942 года посетила
Станиславского прокурора Роттера. Все население
называло его «пьяным прокурором». И на этот раз
он принял Лянцкоронскую пошатываясь, пьяный.
В разговоре он подтвердил то, о чем было известно
раньше. Из двух тюрем Станислава только одна под-
чинялась Роттеру. Другой, большей, всецело ведал
шеф Станиславского гестапо Ганс Крюгер. Этот немец
наводил ужас на жителей Станислава с первых же
дней его появления в городе.
Роттер сообщил Лянцкоронской, что в подвласт-
ной ему тюрьме есть всего несколько поляков — уго-
ловных преступников.
161

«Значит, все политические узники в другой
тюрьме?» — спросила Лянцкоронская.
«Какие «все»? Что это значит «все»?» — насторо-
женно спросил Роттер, заметно трезвея.
«Все, которых здесь арестовали после прихода
немцев. Прежде всего, двести пятьдесят учителей,
инженеров, врачей, адвокатов, которых забрали
сразу, а потом длинная вереница тех, которые были
арестованы после».
«Много заключенных имеет, наверное, Крюгер, но
я сомневаюсь, чтобы он согласился принимать для
них продукты».
«Чувствовала,— вспоминает Лянцкоронская,— что
прокурор не говорит всего, о чем думает, и понимала,
что в связи с его сильным опьянением из него можно
вытянуть больше».
«Там, должно быть, огромная тюрьма. Ведь он
арестовал несколько сот поляков»,— продолжала
Лянцкоронская.
Молчание.
«Там есть очень мало людей»,— проронил нако-
нец Роттер.
«Так вот я вас спрашиваю, господин прокурор, где
остальные, где находится вся интеллигенция Стани-
слава?»
Прокурор встал, слегка пошатнулся, оперся
о кресло и перегнулся через его спинку.
«Зи зинд алле тот! — выкрикнул он внезапно.—
Я, я, тот,— повторил он...— Крюгер хат зи эршос-
сен, бевор их камм, оне рехт, оне герихт. Виссен зи
вас дас фюр ейнен штаатсанвальд ист?..» 1
Тем не менее, несмотря на этот истерический вы-
крик-признание, прокурор Роттер, старавшийся ка-
заться объективным стражем порядка, охотно вы-
звался сопровождать польскую аристократку к шефу
гестапо и даже по телефону заказал у него водку.
Гестапо помещалось в Станиславе на улице Би-
линского, переименованной в Штрассе дер полицай.
Когда Лянцкоронская вошла первой в святая святых
1 Все они уже мертвы. Да, да, мертвы. Крюгер их рас-
стрелял, прежде чем я прибыл сюда. Самовольно, без суда.
Вы знаете, что это значит для прокурора?
162

Станиславского гестапо, «в другом конце большой и
продолговатой комнаты поднялся из-за стола очень
высокий, рано обрюзгший молодой человек лет три-
дцати— тридцати двух, очень светловолосый. Его
большой рот был сильно выдвинут вперед, губы тол-
стые, щеки массивные. Нижняя часть лица была
очерчена резче верхней. Его очень бледные, выпук-
лые, ясно-стальные глаза смотрели через очки без
оправы».
Лицом к лицу с палачом
Так выглядел Крюгер во время первого его посе-
щения сотрудницей главного опекунского совета.
Вторая их встреча состоялась 25 апреля 1942 года,
когда Лянцкоронскую вызвали к шефу гестапо уже
не в качестве просительницы, а на допрос. Крюгер
считал ее деятельность недопустимой, однако после
почти четырехчасового допроса отпустил ее на сво-
боду. 12 мая 1942 года ее все же арестовали, и сам
Крюгер сообщил Лянцкоронской, что она поедет в
концентрационный лагерь Равенсбрюк. Несколько
удивленный тем, что Лянцкоронская приняла эту
весть без особого волнения, Крюгер спросил, что о
нем думают в Станиславе.
Услышав уклончивый ответ, Крюгер рассвирепел
и потребовал говорить прямо. Ему было ясно, что у
арестованной теперь один только путь — на смерть,
и он хотел добиться от нее предельной откровен-
ности.
«Вас боятся,— сказала Лянцкоронская.— С вашим
именем связывают арест двухсот пятидесяти чело-
век— учителей, инженеров, врачей».
«Попросту — интеллигенции»,— оборвал Крюгер,
смеясь и кивая головой.
«Особенное внимание обращают на факт ареста
хирурга Яна Кохая, который спас жизнь четырем
немецким летчикам, рискуя своей собственной. И он
исчез без следа. Ему даже пришла благодарность от
«рейхлюфтфаерсмнистериум», но она его уже не за-
стала»
«Благодарность Кохай получил из моих рук»,—
сказал Крюгер.
163

«И, невзирая на это, такого человека не освобо-
дили?»
«Какое имеет отношение одно к другому? — спро-
сил Крюгер.— Ведь мы, когда вторгаемся, всегда
имеем списки тех, кого надо арестовать. Так бывает
всегда. Вы знаете, где еще так было? — Тут он
дико рассмеялся. Я была дезориентирована, не зная,
к чему он клонит, а Крюгер уже говорил дальше: —
Во Львове! Вы знаете, о чем я думаю в эту минуту?
Во Львове. (Снова дикий смех.) Да, да. Профессора
университета! Ха, ха! Это мое дело, мое! Сегодня,
когда вы уже отсюда не выйдете, могу вам это ска-
зать. Да, да. В...— Тут он назвал какой-то день, ка-
жется четверг.— В три часа пятнадцать минут...»
Так проболтался осужденной на смерть польской
аристократке гауптштурмфюрер СС Ганс Крюгер.
Тот, что принимал в полутемных подвалах бурсы Аб-
рагамовичей свозимых отовсюду, с разных улиц ста-
ринного города, ученых. Быстро допрашивал их, из-
бивал, вершил суд скорый и по-фашистски «правед-
ный», а потом небольшими партиями отправлял в
лощину, затерянную между Вулецкими холмами, на
одном из которых лицезрел экзекуцию профессор
теологии и старший лейтенант батальона «Нахти-
галь» ревностный католик Теодор Оберлендер.
Хлопочут Сабауды
Если бы Крюгер хотя бы на минуту усомнился в
том, что Лянцкоронская останется в живых, никогда
бы он не был так откровенен. С точки зрения суро-
вых законов гестапо его хвастливая болтовня нару-
шала предписания хранить в строжайшей тайне ре-
шительно все, что творят палачи-эсэсовцы. Но Крю-
гер ошибочно предполагал, что Лянцкоронская —
одна из обычных польских интеллигенток, сотни ко-
торых он отправил на смерть во Львове и Стани-
славе. И только поэтому дал он волю своему чудо-
вищному тщеславию, подогретому алкоголем.
Не знал Ганс Крюгер того, что незадолго перед
арестом, 3 апреля 1942 года, Лянцкоронская была в
Варшаве и беседовала с командующим пресловутой
164

«армии крайовой» генералом Бур-Комаровским. Не
знал шеф Станиславского гестапо и того, что его но-
вая арестованная тесно связана кровными аристокра-
тическими узами со многими княжескими и граф-
скими фамилиями в Польше и за границей, а также
с итальянской Савойской королевской династией Са-
баудов.
Ангел поневоле
После ареста Лянцкоронской родственники и зна-
комые пустили в ход все свои связи, и королевская
итальянская Савойская династия (Сабауды) ходатай-
ствовала о ее судьбе перед всевластным райхсфюре-
ром СС Генрихом Гиммлером.
«...Если вы не знаете никого лично из Сабаудов,
а ходатайство тем не менее имело место, значит,
у вас в Италии много приятелей. Говорю это вам,
хотя не имею права делать это, сохраните тайну при
себе. Хочу, чтобы вы об этом знали,— ходатайство
очень влиятельное, сильное... Гиммлер очень обозлен
этим делом, велел вас перевезти во Львов. Я должен
сейчас составить протокол и переслать его в Берлин.
Посмотрим, что будет дальше».
Такими словами встретил перевезенную во Львов
из Станислава Лянцкоронскую комиссар львовского
гестапо Кучман, который раньше «воевал» в баталь-
оне «Нахтигаль». Он «работал» под началом бывшего
палача города Санока криминального советника Ста-
висского. Узнав о том, что по приказу Крюгера Лянц-
коронская сидела семь дней в темном подвале, Ста-
висский разозлился, а Кучман пообещал ей «хорошее
питание, отдельную камеру, постель, книжки». Все
эти знаки внимания были вызваны, по словам Куч-
мана, тем, что «она была единственной полькой, для
которой Гиммлер сделал такое послабление». Можно
после этого судить, насколько сильным было заступ-
ничество Савойской династии.
Чувствуя, что в прошлом между Крюгером и Куч-
маном на основе каких-то служебных неурядиц про-
бежала черная кошка, желая сыграть на их давних
противоречиях, Лянцкоронская сказала:
«Крюгер расстреливал львовских профессоров...»
«Откуда вы знаете это?»
165

«От самого Крюгера».— И она повторила все то,
что услышала из уст этого гестаповца.
Кучман остановился перед Лянцкоронской и спро-
сил трижды, с растущим напряжением:
«Он сам это вам сказал???»
На троекратный утвердительный ответ Лянцко-
ронской Кучман, подтверждая, проронил:
«Ведь я был при этом! Находился в его распоря-
жении. Он приказал мне привезти еще одну группу
профессоров по списку и ряд других выдающихся
личностей Львова. Я доложил, что никого на кварти-
рах не застал, поэтому эти люди живут...»
Кучман прекрасно понимал, что война проиграна.
Он сказал об этом Лянцкоронской прямо:
«Вы ничего не знаете? Скажу в двух словах: аме-
риканцы уже в Африке. Роммель, который стоял уже
под Александрией, разбит. Ситуация ясная...»
Чувствуя приближение неизбежной развязки —
военной катастрофы Германии, ловкий гестаповец
Кучман хотел подготовить пути отступления и за-
страховать себя таким солидным козырем, как ока-
зание помощи польской аристократке, о судьбе кото-
рой хлопотали перед всесильным Гиммлером даже
Сабауды...
«...Откуда немцы имели списки обреченных?» —
спросила Лянцкоронская Кучмана.
«Конечно, от плохих украинских студентов!» —
ответил комиссар гестапо.
«Железные студенты»
Эти три слова — «плохие украинские студенты»
бросают еще один луч света на то, кто именно был
наводчиком уничтожения львовской профессуры.
Основной руководящий костяк «организации ук-
раинских националистов» составляли студенты-не-
удачники, или, как их называли в Польше, «желез-
ные студенты». Большинство их жило во Львове в
украинском «академическом доме» поблизости от ци-
тадели. Такой «железный студент» мог годами не
приходить на лекции, получая стипендии от Шеп-
тицкого, ездить по заграничным странам, обучаться
террору и убийствам в немецких, итальянских и
166

усташских диверсионных школах и в то же самое
время преспокойно состоять в списках того или иного
учебного заведения. Даже пребывание в тюрьме не
всегда давало возможность ректорату вычеркнуть
такого «воспитанника» из списков учебного заве-
дения.
Как известно, 15 июня 1934 года организатор убий-
ства советского консула во Львове Андрея Майлова,
будущий фюрер «организации украинских национа-
листов», сын униатского попа Степан Бандера вместе
со своими сообщниками совершил новый террористи-
ческий акт — убийство министра внутренних дел
Польши Бронислава Перацкого. Приговор Степану
Бандере и его сообщникам Варшавский окружной
суд огласил только 13 января 1936 года. Дело это
имело широкий резонанс в мировой печати.
У меня хранится тетрадочка одного из педелей
Львовского политехнического института за 1936 год,
где на листочке алфавита под буквой «Б» черным по
белому значатся имя и фамилия: «Степан Бандера».
Недоучившийся студент агрономического факуль-
тета, руководитель краевой экспозитуры ОУН и орга-
низатор убийства польского министра уже и тогда,
сидя в тюрьме, все же считался студентом Львов-
ского политехнического института...
Отнюдь не случайно прибегли к услугам именно
таких студентов-недоучек, ослепленных фашистским
учением Адольфа Гитлера, перелицованным на ук-
раинский националистический лад, такие научные
специалисты абвера, как теологи Теодор Оберлендер,
Ганс Кох, Герулис, Вернер Маркет и бывший руко-
водитель польского отдела в Кенигсбергском универ-
ситете, старый разведчик Петр Ганс Серафим. Играя
на личной неприязни к строгой профессуре этих пол-
ных неудачников в науке, мечтающих о политиче-
ской карьере украинских наполеонов, представляя
обычные требования педагогов как проявление на-
ционального угнетения, гитлеровские специалисты от
разведки, подобные Оберлендеру, преследовали опре-
деленные цели. Они не только получали «черные
списки», но, выполняя приговоры по ним, добивались
разобщения людей разных национальностей. Им
было очень выгодно, когда среди польского населе-
167

ния распространялся слух: «Наших профессоров
убили украинцы». Отождествление устами обывате-
лей жалкой кучки предателей и наемников со всем
украинским населением служило разжиганию взаим-
ной ненависти, стирало воспоминание о тех догитле-
ровских временах, когда за стенами той же самой
Станиславской тюрьмы или львовских «Бригидок»
томились в одних камерах польские, украинские, ев-
рейские революционеры, ведущие совместную борьбу
против капиталистов и поднявшие массы трудового,
нищего люда на баррикады красного восставшего
Львова в мае 1936 года.
Разделяя и властвуя
Чтобы население оккупированных земель не вы-
ступало сообща против захватчиков, гитлеровцы про-
должали, но еще с большей силой и коварством, тра-
диционную политику императорской Австро-Вен-
грии— «разделяй и властвуй». Обрекая на смерть
интеллигенцию Львова, оберлендеры, крюгеры, ста-
висские не только очищали захваченную территорию
от нежелательных для рейха элементов, и прежде
всего интеллигенции, но и старались превратить За-
падную Украину в котел, кипящий национальными
противоречиями и ненавистью. Гитлеровцы считали,
что разжигание национальной ненависти поможет им
в борьбе с партизанским движением, которое шири-
лось с каждым днем на оккупированной территории.
В 1940 году кавалер «ордена крови», член нацист-
ской партии с 1933 года, профессор Теодор Оберлен-
дер писал в «Новом крестьянине»:
«Германизация восточных территорий должна
быть полной. Мероприятия полных выселений и пе-
реселений могут больно ударить по отдельным еди-
ницам. Но лучше раз оказаться беспощадным, чем
целыми поколениями вести партизанскую борьбу».
Когда были написаны эти зловещие слова-приказ,
«черные списки» ОУН уже — это доказано точно —
лежали у Оберлендера на столе.
Страшны подробности сговора иерархов греко-ка-
толической церкви с представителем гитлеровской
Германии, видным католиком, а сейчас деятелем
168

Христианско-демократического союза в Бонне, Тео-
дором Оберлендером! Много бы, очень много дал Ва-
тикан за то, чтобы они никогда не всплыли на по-
верхность, не сделались достоянием гласности.
Поздней осенью 1939 года Оберлендер, работая в
комиссии по переселению лиц немецкого происхож-
дения с территорий, освобожденных советскими вой-
сками, в Германию, вместе с полковником Альфре-
дом Бизанцем тайно посещает в советском Львове
двух человек. Один из них — профессор медицины,
будущий агент СД, Мариан Панчишин, другой — епи-
скоп греко-католической церкви Чарнецкий. Марьян
Панчишин хорошо знает бывшего офицера национа-
листической «украинской галицийской армии» Аль-
фреда Бизанца, который теперь скрывает под хорошо
сшитым штатским костюмом мундир полковника не-
мецкой военной разведки. Ведь Бизанц — старый
львовский житель. Вместе со своими братьями Евге-
нием и Фредериком этот галицийский немец долгие
годы жил во Львове, в доме по улице Тарновского.
Один из его братьев имел в городе модный ресторан,
который был неофициальным представительством
немецкой разведки. Гостя, которого привел к Панчи-
шину Бизанц, Теодора Оберлендера, доктор видит
впервые, но это не мешает им найти общий язык.
В уютной вилле Панчишина начинается сговор, как
должен вести себя Панчишин, дожидаясь прихода
гитлеровцев. Его популярность как врача, знаком-
ство с польской профессурой помогут ему быть в
курсе всех событий научной жизни города.
Не менее гостеприимно встречает Бизанца и Обер-
лендера у себя в палатах титулярный епископ лебе-
дийский, апостольский визитатор для верующих ви-
зантийско-славянского обряда, официал митропо-
личьего церковного суда второй инстанции, пре-
освященный Кир Николай Чарнецкий.
Пока уважаемые гости поудобнее рассаживаются,
епископ Чарнецкий подходит к окну своей квартиры
по улице Зибликевича, 30, и, отдернув портьеры,
долго внимательно рассматривает улицу. Не следит
ли кто из энкаведистов за приходом к нему переоде-
тых в штатское бывалых немецких разведчиков?
169

Шестой десяток пошел епископу лебедийскому, давно
уже он является служителем Ватикана и, как опыт-
ный иезуит, знает все тонкости разведывательной
работы...
Оберлендер выкручивается
В 1959—1960 годах прогрессивные газеты на За-
паде и даже некоторые буржуазные газеты Федера-
тивной Республики Германии начали выводить Обер-
лендера на чистую воду, все чаще и чаще называя
его убийцей львовской профессуры. Он открещи-
вался, как мог, рассказывал на пресс-конференции
такие небылицы, как то, что за время, пока он руко-
водил батальоном «Нахтигаль», «не было сделано ни
одного выстрела».
Стараясь выпутаться, он заврался до того, что за-
явил:
«В соборе Святого Юра мы нашли на полу карди-
нала Андрея Шептицкого, закованного в кандалы».
Такая ложь вызвала повсеместные улыбки не
только среди противников Оберлендера, но даже
среди симпатизирующих ему униатов за рубежом.
Ведь общеизвестно, что митрополит Андрей Шептиц-
кий никогда не был кардиналом и за двадцать два
месяца существования во Львове Советской власти
никто к нему и пальцем не притронулся.
О злодеяниях «Нахтигаля» мне рассказали вы-
дающийся ученый, основатель Львовской математи-
ческой школы, профессор Стефан Банах (во время
оккупации, чтобы не умереть с голоду, он кормил
своей кровью вшей в институте Вайгля, где готови-
лась противотифозная вакцина для гитлеровской
армии) и вдова расстрелянного профессора матема-
тики Антония Ломницкого — Мария. Вот их свиде-
тельства.
«Никогда не забуду страшной, кошмарной ночи
с 3 на 4 июля 1941 года, когда немцы пришли в наш
дом и забрали моего мужа,— рассказала Мария Лом-
ницкая.— Около одиннадцати часов ночи мы легли
спать, но вскоре услышали, что кто-то сильно стучит
в двери. Муж вышел в переднюю узнать, кто там.
Потом я услышала много шагов и крики на немец-
170

ком языке, среди которых разобрала возглас: «Хенде
хох!»
Я вскочила с постели и выбежала в переднюю.
Здесь увидела такую картину: к нам ворвалось пять
немцев в темно-зеленых мундирах. В каком звании
они, я не знаю до сих пор, во всяком случае — не
простые солдаты. Муж стоял с поднятыми руками,
а справа и слева — два немца с нацеленными на него
револьверами. Мне тоже приказали поднять руки.
Два других фашиста производили обыск в кабинете
мужа, переворачивая все в шкафах, но не нашли ни-
чего компрометирующего. Один из немцев обходил
все другие комнаты, что-то разыскивая. Потом мужу
было приказано одеваться.
Я подала ему одежду, которую немцы перед тем
осмотрели. Даже носовой платок один из фашистов
ощупал. На вопрос мужа, надо ли ему что-либо взять
с собой, фашисты ответили, что ничего не нужно.
Они не дали ему взять ни шляпы, ни плаща. Порт-
фель с документами и деньгами, который я в послед-
нюю минуту хотела подать мужу, взял себе один из
немцев.
Муж, прощаясь со мной, сказал только, что совер-
шенно не знает, в чем дело. Немцы отвели его в ав-
томашину, стоявшую на улице, в которой (как стало
известно позже) были уже профессор Виткевич и
профессор Стожек с двумя сыновьями. Машина по-
ехала вниз по улице Набеляка, на которой мы тогда
жили.
Я осталась одна, пораженная этим неслыханным
нападением. Перепуганная, стояла у окна, ожидая
рассвета, чтобы выйти в город и узнать, что же слу-
чилось с мужем. Когда рассвело, я увидела из окна
квартиры, как на Вулецкой горе показались силуэты
людей: люди были построены в ряд. Затем я увидела,
как отряд солдат расстрелял их. После этого вновь
построили группу и расстреляли. Так было несколько
раз. Я стояла, словно прикованная к месту, и смот-
рела на страшное зрелище».
Академик и профессор Стефан Банах, чье имя
можно найти в Большой Советской Энциклопедии,
а также во многих энциклопедиях мира, рассказал
мне:
171

«...Немцы замучили миллионы людей... Боль, ко-
торая меня мучит, заставляет рассказать о несколь-
ких ученых, близких мне, погибших от руки гитле-
ровских палачей.
...Памятной ночью гитлеровские палачи пришли к
профессору математики Политехнического инсти-
тута В. Стожеку. Было около одиннадцати часов.
Приказали ему одеться и пойти с ними. Увидали
троих его сыновей. Старшего — талантливого инже-
нера и среднего — студента-химика забрали вместе
с отцом... В ту же ночь гитлеровские убийцы пришли
за профессором Антонием Ломницким... Это был
крупнейший педагог из тех, кого я знал, автор одного
из лучших учебников по картографии. Многие его
ученики сейчас работают в высших учебных заведе-
ниях Польши...»
Нельзя без содрогания читать эти свидетельства!
Сопоставляя их с утверждениями Теодора Оберлен-
дера на пресс-конференции в Вене 30 сентября
1959 года, что «ни батальон «Нахтигаль», ни другие
части немцев во Львове не применяли насилия и не
бесчинствовали», всякий честный человек, ненавидя-
щий фашизм и стремящийся к миру, может сказать
одно: никогда не замести фашистскому волку своих
кровавых следов, в какие бы одежды миротворца он
ни рядился!
Как ни выкручивался Оберлендер, какие темные
силы во главе с католиком Конрадом Аденауэром и
Глобке его ни поддерживали и ни защищали, с мини-
стерского поста он вынужден был уйти.
Однако разоблаченный старый фашистский волк
только на время решил укрыться в тени, чтобы до-
ждаться своего часа. Как раз в то время, когда прои-
зошло его разоблачение, 15 октября 1959 года, умер
в Мюнхене старый соратник Оберлендера, постав-
лявший ему кадры для батальона «Нахтигаль», фю-
рер ОУН, пятидесятилетний попович Степан Бан-
дера. Приблизительно тогда же при весьма загадоч-
ных обстоятельствах умер и официальный командир
этого батальона, старший лейтенант Альбрехт Херц-
нер — соратник Оберлендера по пограничным прово-
кациям, предшествовавшим нападению Гитлера на
Польшу. В итоге этих двух смертей Теодор Оберлен-
172

дер избавлялся от очень осведомленных свидетелей
его прошлой деятельности. Но оставались и другие
свидетели, особенно те, кто удрали за океан, поближе
к долларовым кладовым Уолл-стрита и Пентагона.
Представитель генерала Лахузена
Вскоре после пресс-конференции «Кровавые зло-
деяния Оберлендера», которая состоялась в Колон-
ном зале Москвы 5 апреля 1960 года, украинские на-
ционалисты созвали в Нью-Йорке специальную
конференцию, посвященную связи бандеровцев с гит-
леровскими войсками. Цель конференции — попытка
как можно искуснее замести следы сотрудничества
украинских националистов с германской разведкой
и гестапо, представить себя в виде невинных, обма-
нутых ягнят и обелить одного из главных своих то-
гдашних шефов — доктора Оберлендера. Именно
с этой целью на конференции 5 мая 1960 года в Нью-
Йорке выступили бывший офицер батальона «Нахти-
галь» Юрко Лопатинский и бывший руководитель
бандеровской службы безопасности, кровавый палач
Мыкола Лебедь. Однако факты — упрямая вещь, от
них не уйти никогда.
Как известно из книги Яна Заборовского и Алек-
сандра Дрозджинского «Оберлендер», «для осуществ-
ления своих политическо-диверсионных задач на
территории Западной Украины абвер-II в преддве-
рии войны создал сильную оперативную группу, в со-
став которой вошли следующие единицы абвера
(немецкой военной разведки): батальон полка «Бран-
денбург» под командованием майора Гейнца (жив),
который отвечал за военные действия группы, и ба-
тальон «Нахтигаль»... Кроме того, в эту группу вхо-
дила часть «фельдгестапо» («гегаймефельдсполи-
цай») под командованием гауптштурмфюрера СС
Ганса Крюгера, старого офицера гестапо, временно
прикомандированного на службу в «фельдгестапо».
Сюда входила также «абвертруппе-II» под командо-
ванием лейтенанта, профессора Миттельхаве, состоя-
щая из небольшого количества младших офицеров и
офицеров абвера, отвечающих за политическую сто-
рону действий.
173

Все же руководство операциями в целом возглав-
лял профессор Оберлендер, который сам себя пред-
ставляет как «непосредственного представителя ад-
мирала Канариса» (на самом же деле он был уполно-
моченным шефа абвера-П генерала Лахузена)».
Таково резюме наших польских друзей — резуль-
тат долгого, напряженного, тщательно документиро-
ванного расследования всей зловещей деятельности
бывшего боннского министра Оберлендера.
Выгораживая главного шефа
Как же истолковывали свою роль в его преступ-
лениях украинские националисты после того, как яр-
кий свет разоблачений общественности и печати на-
помнил миру и об их кровавых делах? Последовала
команда Оберлендера, его заступников и американ-
ской разведки отвести огонь от «Нахтигаля», пред-
ставить его пропагандистским, «певческим» соедине-
нием, к тому же быстро распущенным, а всю вину
переложить на плечи особых команд СД, так назы-
ваемой «эйнзатцгруппы СС Галициен». Для этого сле-
довало вывести ее из подчинения Оберлендеру, обо-
собить и скрыть тот факт, что на Вулецких холмах
в то страшное утро эсэсовцы «эйнзатцкоманды» це-
лились в профессоров Львова вместе с карателями
из батальона «Нахтигаль».
Стараясь добиться этой цели, хорошо и давно обу-
ченный искусству дезинформации Мыкола Лебедь
заявил:
«В связи с тем, что Москва повела широкую...
кампанию вокруг батальона, я хочу подтвердить сле-
дующее: батальон не имел решительно никакого от-
ношения к каким-нибудь террористическим актам
во Львове и в других местах его расположения».
Так, выгораживая своего шефа, прикидывается
невинной овечкой многолетний воспитанник Обер-
лендера и Шептицкого — Мыкола Лебедь, по при-
казу которого загублены тысячи польских и украин-
ских крестьян на Волыни, который рекомендовал
своим подчиненным сажать живым на кол каждого,
кто откажется помогать ОУН. Подобные же версии
174

активно пытался пустить в ход и Юрко Лопатин-
ский, по кличке Калина.
У немецкого слова «нахтигаль» двойное значение:
соловей и ночная птица. Те злодеяния, которые со-
вершили каратели из «Нахтигаля», позволяют пере-
водить это название только во втором значении. Зло-
вещие ночные птицы, хищные, кровожадные, гото-
вые уничтожать и уничтожающие все живое,—
такими были бандиты из этого батальона и их руко-
водители.
Пролетев над Украиной во мраке кровавых окку-
пационных ночей, «нахтигальцы» оставили после
своих полетов неизгладимый, чудовищный след.
Сейчас они чистят потрепанные перышки, прихора-
шиваются на земле западных «демократий», но каж-
дый из них не прочь бы по зову новых хозяев повто-
рить такие полеты.
Вот почему следует перелистать эти грустные
страницы загадочной истории минувшей войны,
чтобы люди, жаждущие мира, знали повадки слуг
ночи, участников операций «Мрак и туман», «Теле-
фонная книжка» и других злодеяний.
Волк выползает из логова
Наступила осень 1960 года, и в газетах появились
сообщения из Бонна, что притихший было в своем
поместье Оберлендер собирается возглавить союз по
борьбе с коммунизмом — «Шутц унд Трутабунд геген
ден коммунисмус». Уже 26 октября 1960 года, как со-
общило агентство АДН, Оберлендер встретился в
Бад-Годесберге с бывшими активными гитлеровцами,
политиканами из Христианско-демократического
союза, вожаками фашистской студенческой органи-
зации «Бунд национален студентен», а также с пред-
ставителями бундесвера, чтобы обсудить вопрос о со-
здании неогитлеровской организации в Западной
Германии.
Прошел год.
24 октября 1961 года Оберлендер возобновляет в
городе Фульде процесс против главного редактора
антифашистской газеты «Ди тат» (Франкфурт-на-
175

Майне) Эдварда Карпенштейна, который выступил
одним из первых с разоблачением его деятельности
в годы войны. Удачное для Оберлендера завершение
процесса сулит ему возможность снова занять место
в бундестаге, вместо одного из посланцев ХДС, ухо-
дящего в отставку. 22 февраля 1962 года газеты сооб-
щают о том, что престарелый канцлер Конрад Аде-
науэр послал Оберлендеру личное послание, в кото-
ром от своего собственного имени и от руководства
Хриетианско-демократического союза выразил удов-
летворение по поводу того, что якобы «Оберлендеру
удалось добиться полной юридической реабилита-
ции». Выражая надежду, что вслед за ней наступит
«политическая реабилитация», канцлер Аденауэр
просил Оберлендера, чтобы он в полную силу выпол-
нил стоящие перед ним задачи «в рамках партии»,
и заверил его в своей «полной поддержке».
Что же еще можно было ожидать от Аденауэра,
который любыми способами помогал замести крова-
вые следы своего фаворита?
Имея такого высокого покровителя и заступника,
Оберлендер расправляет плечи. Рано еще помыш-
лять об уделе пенсионера. Его походка становится
тверже, он печатает шаг по тротуарам Бонна с той
же уверенностью и четкостью, как тогда, когда его
батальон «Нахтигаль» с голосистой маршевой песней
«Будем ляхив ризаты» маршировал по Яновской
улице Львова.
Поездка за океан
В феврале 1962 года, имея поручения канцлера
Аденауэра и дипломатический паспорт, Теодор Обер-
лендер отправляется за океан. 21 февраля этого года
агентство АДН сообщило из Бонна о том, что уже
с 17 февраля Оберлендер пребывает с «тайной мис-
сией» в Соединенных Штатах Америки. Во время
пребывания в США, как следовало из этой информа-
ции, Оберлендер должен был прежде всего провести
беседы с эмигрантскими политиками из стран Во-
сточной Европы. Целью его бесед должно было быть
противодействие определенным реалистическим кон-
цепциям, обсуждаемым в правительстве Кеннеди и
касающимся политики в отношении Востока. Среди
176

собеседников Оберлендера предполагалось увидеть и
бывшего польского премьера, «праведного христиа-
нина» Миколайчика.
Миколайчика нисколько не смущала кровь поль-
ских профессоров на мясистых руках Теодора Обер-
лендера. И не такие компромиссы случаются в хва-
леном западном мире. Если лидеры сионистов могут
сидеть сейчас за одним круглым столом в Нью-Йорке
вместе с вожаками бандеровцев, уничтоживших ты-
сячи и тысячи мирных евреев Львова, Станислава и
других городов, и находить с ними общий язык и пол-
ное единодушие, то стоит ли удивляться тому, что
Миколайчик «забыл» о трагической гибели четырех
десятков польских ученых?
Находясь на американском берегу, Оберлендер
тайно и неоднократно встречался с вожаками банде-
ровцев и с украинскими националистами других на-
правлений, которые отлично помнили своего шефа
по временам организации и кровавых действий ба-
тальона «Нахтигаль». Была достигнута полная дого-
воренность относительно того, как впредь освещать
его историю, чтобы уже никогда больше не болтать
так, как это сделали Пауль Леверкюн и бывший рус-
ский меньшевик, а сейчас американский историк
А. Даллин. В совместных беседах Оберлендера с его
воспитанниками из бандеровских шаек был найден
и главный козел отпущения. Им оказался не кто
иной, как шеф Станиславского гестапо и командир
одной из групп «фельдсгестапо» гауптштурмфюрер
СС Ганс Крюгер.
Когда в ноябре 1942 года Лянцкоронскую при-
везли вместе с протоколами, составленными Кучма-
ном, в Берлин, ее допросил один из судей ведом-
ства Гиммлера, некий штурмбанфюрер СС Гертль.
К. Лянцкоронская подтвердила свои показания,
Гертль заставил ее подписать краткий протокол и
сказал:
«На основании ваших показаний я вынужден
буду начать процесс против Крюгера. Приготовьтесь
к очной ставке...»
Тем не менее очной ставки не было, и дальнейшая
судьба шефа Станиславского гестапо была для
К. Лянцкоронской неизвестной.
177

Крюгер объявился
Но, по-видимому, Оберлендер хранил хорошую
память о своих подчиненных, и не без его участия
бывший гауптштурмфюрер СС Ганс Крюгер недавно
угодил в одну из тюрем Западной Германии. А в на-
ционалистической украинской печати за океаном по-
явились очень странные, явно инспирированные этим
опытным мастером политических комбинаций сооб-
щения на этот счет.
На основании привезенных в США бандеровцам
информаций Оберлендера одна из бандеровских га-
зетенок, выходящих в Торонто, «Гомін України»,
писала:
«Из достоверных источников пришло из Западной
Германии известие об аресте некоторых гестаповцев,
которые в 1941—1944 годах, во время немецкой ок-
купации, проводили свою жестокую деятельность на
территории Станиславской области. В следственной
тюрьме западнонемецких судов находятся шеф Ста-
ниславского гестапо Ганс Крюгер — гауптштурмфю-
рер СС, унтерштурмфюрер и ляйтер СС Ассман и
еще около пяти менее известных гестаповцев. Оба
брата Мауэры заключены в тюрьме в Зальцбурге
(Австрия). Заместителя Крюгера — Бранда уже, на-
верное, нет в живых. Вступительное следствие про-
водит— а может быть, уже закончила — прокуратура
в Дортмунде. Обвинение составлено за массовые
убийства евреев, в чем сознаются, по-видимому, все,
за исключением Ассмана...
В течение следствия против вышеупомянутых
гестаповцев немецкая прокуратура должна расследо-
вать и массовые убийства, которые чинили эти геста-
повцы над украинским населением. А она это сделает
только после того, как получит доказательства...»
Рекомендуя дальше собирать и упорядочить эти
доказательства и переслать их немецким властям,
бандеровский писака, который сам обагрил руки в
крови мирного украинского и польского населения,
в примечании к своей заметке очень ловко добав-
ляет:
«Один из заключенных братьев Мауэров еще до
1938 года был игроком польской футбольной команды
178

«Погонь». Он именно тогда был во Львове, когда про-
водилась ликвидация польских ученых».
Примечательное заявление, не правда ли?
Итог прост: Крюгер и другие уничтожали еврей-
ское и украинское население. О «Нахтигале», слу-
жившем немцам,— полный молчок. Ну, а что же ка-
сается убийств польских ученых, то к ним несо-
мненно причастен перешедший на службу в гестапо
футболист польской футбольной команды Мауэр...
Пасхальные подарки
Эта статейка была опубликована в пасхальном
номере газеты «Гомін України» от 14 апреля
1963 года. В приложении к этому же номеру «Вояцка
ватра» («Военный костер») — страничке бывших бан-
деровских убийц, живущих сейчас в Канаде и
США,— опубликованы воспоминания некоего Ст. Лу-
женко-Конопли «Первая засада», в которой этот вос-
питанник Мыколы Лебедя рассказывает, как банде-
ровцы уничтожали мирное польское население на
Любачовщине.
«...10.30 утра. На Бозевском шляхе показалась
подвода, за ней — вторая.
«Ага, наконец! — выкрикнул с удовлетворением
Шура.— Едут «наши»!»
««Наши» или нет, еще неизвестно»,— говорю.
Но нет, уже первая подвода достигла Полипов-
ского кустарника и свернула на Остаповскую дорогу.
Эге, действительно «наши». Сколько их там едет,
неизвестно: кудрявые вербы, что растянулись над
дорогой, не дают нам их хорошо рассмотреть.
«Сколько бы их там ни ехало,— говорит Линок,—
а конец для них один — капут!»
Искренне смеемся над шуткой Линка, только
Шура недовольно кривит носом, потому что как же
это так, что это не он, а Линок «загибает»? Но...
Тем временем поляки уже достигли Матвеевских
кустов маслин, повернули влево и едут просто на
Ивановский брод. Кони идут мелкой рысцой.
«Должно быть, задумали проскочить в овраг неза-
метно для людского глаза»,— шепчет Линок.
179

— «Возможно»,— соглашаемся молча с ним.
На передней подводе видим четырех, на задних
трех с возницами гражданских людей...
«Ишь как умудрились,— говорит Шура,— невин-
ными прикидываются».
«Ничего, когда мы им вжарим по фонарю, они
сразу роги наставят и маски посбрасывают»,— тихо
смеясь, говорит Линок.
...Подводы уже близко. Кони замедлили шаг, идут,
спокойно фыркая. Поляки сидят уверенно, разгова-
ривают, смеются, как бы на свадьбу ехали.
«Чертовы недолюдки,— думаю.—Так вам кто и
поверит».
...«Та-та-та!»— заиграли долгими сериями наши
автоматы по подводам. Кони завернули на месте,
встали на дыбы во рву и испуганно ржут. Двое по-
ляков лежат неподвижно, другие спрыгнули с возов...
Вот один, раненный, упал, ползет на ощупь. Жарим
дальше по ним густыми очередями из автоматов.
Еще один пошатнулся, падает. Остальные добегают
счастливо до кустов... Согласно инструкции коман-
дира Дуба, оставляем место столкновения и лесом
идем под Богдановку. На сердце стало как-то ве-
селее...»
Такими воспоминаниями на пасху угощал своих
читателей бандеровский «Гомін України» в тот день,
когда гудели во всех церквах и костелах Канады
пасхальные колокола.
Подобную духовную пищу для подрастающего
поколения националистических бандитов могли бы
также составить и воспоминания бандеровских голо-
ворезов о том, как они коварно, из засады, убивали
прославленного героя гражданской войны в России и
Испании, генерала «Вальтера» — Кароля Сверчев-
ского на шоссе под Балигродом и его боевого друга,
советского генерала Ватутина на шоссе близ старин-
ного Кременца.
Сколько злобы, сладострастия людоедов в таких
воспоминаниях! А ведь в то самое время, когда на-
ционалистические волчата Бандеры — Лебедя охоти-
лись за мирными польскими крестьянами на полях
Любачовщины, сыновья этих крестьян, призванные
в стрелковые дивизии Народного войска польского,
180

вместе с Советской Армией гнали гитлеровские пол-
чища и палачей типа Оберлендера и Крюгера на
запад.
Следует напомнить читателю, что одним из веду-
щих публицистов «Гоміни України», где напечатаны
эти человеконенавистнические воспоминания, яв-
ляется идеолог номер один украинского фашизма —
тот самый престарелый Дмитрий Донцов, которого
еще накануне первой мировой войны Владимир
Ильич Ленин назвал «национал-социалом». Время
добавило к этой характеристике полную тождествен-
ность взглядов Донцова со взглядами гитлеровской
нацистской партии.
«В современной Европе,— прославлял Донцов
учение Гитлера накануне второй мировой войны,—
существует лишь одна динамическая сила (кроме
Италии), которая шагает по пути великанов, каким
шли когда-то Карл XII, Наполеон, армии кайзера...
Украина освободится в тени немецкого похода...»
Что делали ученики Донцова «в тени немецкого
похода», достаточно ясно подтверждает кровавая
практика «Нахтигаля» и его нынешних защитников.
Аплодируют убийце
«Тайная миссия» Теодора Оберлендера за океан
закончилась, по-видимому, удачно, так как спустя
приблизительно месяц после пасхального выступле-
ния «Гоміни України», 18 мая 1963 года, Польское
Агентство Печати сообщило из Бонна:
«В среду первый раз после долгого отсутствия по-
явился в бундестаге скомпрометированный своим
гитлеровским прошлым бывший министр западно-
германского правительства по делам переселенцев
Оберлендер. Он сел на скамью фракции ХДС, при-
ветствуемый от имени бундестага председателем за-
паднонемецкого парламента. Коллеги из фракции
Христианско-демократического союза устроили ему
горячую овацию...»
Все возвращается на свои места. Но таких мета-
морфоз, какие произошли за последние годы с Тео-
дором Оберлендером, давно уже не было.
181

В своем последнем слове на процессе в Варшаве
весной 1959 года бывший гауляйтер Пруссии и рейх-
комиссар Украины Эрих Кох, между прочим, с оби-
дой воскликнул:
«Оберлендер является сейчас министром по делам
переселенцев в Бонне, а Кох, который отказывался
делать то, что делал Оберлендер,— подсудимым в
Варшаве...»
Надо полагать, что нечто подобное может сказать
содержавшийся в одной, из тюрем Западной Герма-
нии бывший подчиненный Оберлендера, убийца
львовских ученых и интеллигенции Станислава
гауптштурмфюрер СС Ганс Крюгер.
Мы убеждены, что придет время, когда суд исто-
рии ответит на эти вопросы и воздаст должное Обер-
лендеру, Глобке и Крюгеру и всем тем, кто пытается
еще сохранить в тайне трагическую историю Вулец-
ких холмов и другие кровавые дела прошедшей
войны.
* *
Уже больше двадцати лет прошло с того незабы-
ваемого дня, когда орудийные залпы над Москвой
и другими советскими городами известили нас о
победе над гитлеровской Германией и ее союзниками,
принесли всем людям долгожданную весть, что вто-
рая мировая война окончена. Не кроткий христиан-
ский боженька со своими высшими небесными си-
лами прекратил эту войну, спасая миллионы людей
от дальнейшего и неизбежного истребления, а воору-
женные советские люди, поставившие на колени не-
мецкий фашизм и разгромившие его военную ма-
шину. Оценен ли религиями мира этот великий и
гуманный подвиг советского народа? Изменилась ли
с тех пор основная суть религии, привыкшей веками
служить сильным мира сего, обманывать человече-
ство, попирать на деле провозглашаемую на словах
заповедь «не убий»?
Даже поверхностное изучение действительности
нашего времени приводит нас к твердому убеждению,
что суть и повседневная практика религии остались
те же. Несмотря на отдельные призывы к миру высо-
182

ких иерархов церкви на капиталистическом Западе,
другие, прямо подчиненные им слуги божьи не
только поощряют политику кровавой войны, но и
открыто благословляют ее. Американский кардинал
Спеллман, некогда благословивший американских
летчиков, улетавших уничтожать атомными бом-
бами Хиросиму и Нагасаки, а затем и тех, кто сбра-
сывал напалм на города Кореи, в наши дни с не мень-
шим рвением напутствует американских вояк, кото-
рые отправляются в Южный Вьетнам. Американские
фашисты, получившие благословение христианской
церкви, травят ядовитыми газами и сжигают напал-
мом мирное население — стариков, детей и женщин.
А много ли слышали мы среди голосов мировой
общественности, протестующей по поводу принятия
в Западной Германии закона о прекращении розыска
и преследования фашистских военных преступников
за давностью лет, хоть сколько-нибудь решительных
выступлений высокопоставленных служителей цер-
квей в капиталистическом мире? Нет!
И многие представители духовенства и церкви
ведут себя так, будто не было на свете Майданека и
Освенцима, расстрела итальянских солдат и офице-
ров во Львове и зверского убийства выдающихся уче-
ных этого древнего славянского города. Велеречи-
выми проповедями о христианском всепрощении цер-
ковь, по существу, замазывает и прикрывает от суда
истории не только всю кровавую практику фашизма,
но и прямых ее исполнителей. Ведь это под звон цер-
ковных колоколов деятели основной правящей пар-
тии Западной Германии — Христианско-демократи-
ческого союза выдвинули проект закона о давности,
полностью освобождающего от ответственности гит-
леровских преступников.
Вот почему народы должны знать, как вела себя
церковь и ее слуги в самые страшные годы нашей
истории, когда лилась кровь и палачи с надписями
на пряжках военных ремней «С нами бог!» несли на-
родам не христианский мир и благоволение, а унич-
тожение и смерть.
Львов — 1944, Москва — 1965.

Содержание
ДРУЗЬЯМ-ЧИТАТЕЛЯМ 3
КАНДИДАТ В СВЯТЫЕ И ЕГО АГЕНТУРА 9
ОБЛИЧИТЕЛЬ СЛУГ ТЬМЫ 57
убитый ими 85
«СОЛОВЬИ» ДАЛЬНЕГО ДЕЙСТВИЯ 105
ПО СЛЕДАМ КАНАЛЬИ 125
МИТРОПОЛИТ ИЗ ПОДВАЛОВ ГАНСА
ФРАНКА 137
НОЧНЫЕ ПТИЦЫ 145
Загадочная история —
Лощина близ Вулецкой 149
Неосторожные признания 150
Наводчики 152
Таинственный гауптштурмфюрер 154
Своими глазами 155
В казарме «пташников»... 157
Пьяный прокурор 159
Лицом к лицу с палачом 163
Хлопочут Сабауды 164
Ангел поневоле 165
«Железные студенты» 166
Разделяя и властвуя 168
Оберлендер выкручивается 170
Представитель генерала Лахузена 173
Выгораживая главного шефа 174
Волк выползает из логова 175
Поездка за океан 176
Крюгер объявился 178
Пасхальные подарки 179
Аплодируют убийце 181
Беляев Владимир Павлович.
НОЧНЫЕ ПТИЦЫ. Памфлеты. М., Политиз-
дат 1965
184 С. С илл.
Редакторы А. Белов, Н. Уманец
Художественный редактор Г. Семиреченко
Технический редактор Е. Каржавина
Сдано в набор 2 июля 1965 г. Подписано в печать
29 сентября 1965 г. Формат 84X1081/32. Физ. печ. л.
53/4 + 1/8 иллюстрации. Условн. печ. л. 9,87. Учетно-изд.
л. 8.91. Тираж 165 тыс. экз. А 10983. Заказ № 3215.
Цена 23 коп.
Работа объявлена в Т. п. 1965 г., № 171.
Политиздат, Москва, А-47, Миусская пл., 7.
Отпечатано с матриц типографии «Красный пролетарий»
в комбинате печати «Радянська Україна»,
Киев, Брест-Литовский проспект, 94. Заказ 05384.

Похороны митрополита Анд-
рея Шептицкого. Вынос тела
из собора св. Юра 5 ноября
1944 г.
Иерархи униатской церкви из
ближайшего окружения Шеп-
тицкого на приеме у Ганса
Франка.
Иерархи греко-католической церкви в обществе гит-
леровских офицеров во Львове, 1943 г.

Ярослав Галан (первый
справа) с писателями
Львова за год до смерти
в г. Станиславе. Четвер-
тый слева автор книги
В. Беляев.
Телефон в кабинете Я. Гала-
на в день убийства. Провод
оборван бандитами.
Страница книги «Фронт в
эфире», лежавшая на столе
во время убийства Я. Гала-
на, с каплями крови писа-
теля.

Вот он, Иван Огменко (в центре), ныне преосвящен-
ный Илларион, по холопьи заглядывает в глаза обер-
палачу Гансу Франку.
Митрополит Илларион — Иван
Огиенко совершает торжест-
венное богослужение в Холм-
ском кафедральном Соборе в
присутствии видных гитлеров-
цев.
Вот он, Теодор Оберлендер —
воспитатель бандитов из бата-
льона «Нахтигаль».

Служебное удостовере-
ние Ганса Крюгера.
В этом глухом и мрачном овраге в годы оккупации
гитлеровцы уничтожили 200 тысяч человек.
Памятник убитым Львов-
ским профессорам в горо-
де Вроцлаве.