Введение
§ 2. Надпись как тип текста
Глава I. Древнейшие эпиграфические памятники на Руси IX-XI вв
§ 2. Славянские азбуки
§ 3. Одноеровые написания
Глава II. Надписи-граффити из Новгорода. Ладога, Полоцка, Галича: Тексты. Комментарии
Церковь Спаса на Нередаце
Церковь Николы на Липне
Церковь Федора Стратилата-на-Ручью
Старая Ладога
Полоцк
Церковь Спаса Спасо-Евфрссиньевского монастыря
Галич
Глава III. Древнерусская эпиграфика и книжная традиция
§ 2. Вопросы текстологии надписей
Заключение
Литература
Иллюстрации
Текст
                    

С.-ПЕТЕРБУРГСКИИ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ университет Т. В. Рождественская ДРЕВНЕРУССКИЕ НАДПИСИ НА СТЕНАХ ХРАМОВ: НОВЫЕ ИСТОЧНИКИ XI—XV ВВ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ ИЗДАТЕЛЬСТВО С.-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА 1992
С.-ПЕТЕРБУРГСКИИ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ университет Т. В. Рождественская ДРЕВНЕРУССКИЕ НАДПИСИ НА СТЕНАХ ХРАМОВ: НОВЫЕ ИСТОЧНИКИ XI—XV ВВ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ ИЗДАТЕЛЬСТВО С.-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА 1992
ББК81.2(8) Р62 Рецензенты: д-р филол.наук АЛАлексеев (Ин-т рус- ской лит-ры РАН); д-р ист. наук, проф.И.В.Дубов (С.-Петер- бург. ун-т) Печатается по постановлению Редакционно-издательского совета Санкт-Петербургского университета Рождественская Т.В. Древнерусские надписи на стенах храмов: Новые источники XI-ХУ вв. - СПб.: Издательство С.-Петербург.университета, 1992. - 172 о. ISBN 5-288-00998-8 В монографии рассматриваются памятники древнерусской эпи- графики Х-ХУ вв. из Киева। Новгорода, Полоцка, Старой Ладоги, Галича - надписи на стенах древнерусских храмов, предметах ма- териальной культуры, прикладного искусства. Многие надписи вво- дятся в научный оборот впервые. Определяется место эпиграфиче- ских текстов, а также новгородских берестяных грамот в системе книжной культуры Древней Руси, в ряде случаев уточняются дати- ровки и предлагаются новые прочтения. В книге развиваются тра- диции изучения ’’вещевой палеографии", заложенные в начале XX в. профессором Петербургского университета И.А.Шляпкиным. Для широкого круга филологов и историков - специалистов в области древнерусской письменности, всех, интересующихся ис- торией культуры Древней Руси. » ДУ г?* »« (ЛШ "“•« 0*76(02) — 92 Sinned ISBN 5-288-00998-8 (с) T.В.Рождественская, 1992
Памяти Никиты Александровича Мещерского § I. Цели и задачи эпиграфических исследований Памятники древнерусской эпиграфики - принципиально новый источник по истории русской письменности и языка/существенно дополняющий сведения традиционных книжных текстов как в облас- ти палеографии, орфографии, языка, так и в более общих вопро- сах истории культуры. Надписи и буквенные знаки на бытовых предметах (пряслицах, глиняных сосудах, деревянных изделиях, строительных кирпичах), относящиеся к дохристианскому времени, предоставили новые данные в обсуждении вопроса о существовании письменной Традиции на Руси до официального крещения [44,с.130- 138] . И у южных славян, и у славян на Руси эпиграфические па- мятники являются древнейшими памятниками письменности: надписи рубежа IX-X вв., надписи 921 и 931 гг. из Северо-Восточной Бол- гарии [203, 204], Добруджанская надпись 943 г., надпись царя Самуила 993 г. [231], надписи на деревянных цилиндрах из Нов- города до 980 г. [187], на корчаге из Гнездова под Смоленском [ I], надписи 1052 и 1054 гг. из Софийского собора в Киеве [227], на древнейших русских монетах [154]. Эти надписи по крайней ме- ре на несколько лет или десятилетий старше сохранившихся до на- ших дней древнейших южнославянских и древнерусских рукописей. Открытие новых эпиграфических памятников помогает уточнить хро- нологию некоторых процессов в истории славянских языков, в раз- витии локальных орфографических школ, реконструируемых по древ- нейшим славянским рукописям XI в. [193]. К числу таких явлений относятся "одноеровая” графика, ’’бытовые” системы письма, пер- воначальный состав славянских алфавитов на Руси. 3
В истории письменной культуры Древней Руси, начиная от ис- пользования элементов различных графических систем в дохристи- анскую эпоху и кончая сложением литературно-письменной тради- ции» обладающей разветвленной жанровой системой, можно выделить несколько этапов. Первый этап относится к дохристианскому времени и, как показывает география распространения эпиграфических находок и анализ социолингвистической ситуации, связан со становлением древнерусского города и с формированием княжеско-дружинного со- циального слоя. На втором этапе развития письменности сфера ее применения расширяется - от магических знаков и владельческих помет до надписей, имеющих государственно-административное значение (на цилиндрах, на древнейших русских монетах). Уже в древнейших эпиграфических памятниках, несмотря на сильное воздействие юж- нославянской письменной традиции (палеография, графика, глаго- лическое письмо), проявились местные особенности, в которых от- разилось приспособление славянского алфавита к фонетической структуре древнерусского языка, включая его диалектные разно- видности. Третий этап в развитии древнерусской письменности связан с крещением и вхождением Руси в сферу христианской культуры. Надписи-граффити, найденные на стенах Софийских соборов в Киеве и Новгороде, явились, наряду с берестяными грамотами, важным свидетельством высокого уровня грамотности и книжной образованности в Киевской Руси (79» 91]. Надписи на предметах материальной культуры (в том числе на памятниках прикладного искусства) называют мастеров-ремес- ленников, иногда и владельцев, а особенности в языке надписей и в начертании букв отражают самостоятельное развитие традиций восточнославянской письменной культуры. В надписях-граффити древнерусских храмов (Киева, Новгорода, Полоцка) содержатся све- дения не только местного, но и общерусского значения, не всегда получавшие отражение в летописных источниках. В древнерусском письменном наследии эпиграфика составляет часть некнижной письменности. Сопоставление данных рукописной традиции и эпиграфики (а для Новгорода - и берестяных грамот) позволяет реконструировать механизмы функционирования письмен- 4
ной культуры того или иного древнерусского города как центра книжности и просвещения. Так, эпиграфический материал из Геор- гиевского собора и церкви Спаса на Нередице в Новгороде свиде- тельствует о существовании там монастырских скрипториев, об ис- пользовании в первой половине ХП в. глаголицы, о распростране- нии апокрифических текстов. Представленные в граффити Киева, Новгорода, Полоцка многочисленные цитаты из текстов Сведенного Писания, литургических и гимнографических произведений позво- ляют судить о характере цитирования и устном бытовании автори- тетных текстов, о степени распространения тех или иных редак- ций славянских библейских переводов. В Галиче на стене церкви Пантелеймона открыта надпись на- чала ХШ в., являющаяся деловым документом. После надписи ХП в. о "Бояней" земле, найденной на стене киевского Софийского со- бора [227, с.61], это второй эпиграфический текст подобного рода. Древнерусская эпиграфика - часть письменной культуры Древ- ней Руси, которая формировалась под сильным воздействием ви- зантийской христианской культуры. Сопоставление надписей раз- ных типов со средневековыми надписями Болгарии и Сербии пока- зывает, что общие черты, свойственные структуре и южнославян- ского, и древнерусского эпиграфического текста - формульность, открытая структура, - восходящие к византийской, а через нее. к античной традиции, обусловлены единством общего литературно- письменного языка славян [12, 95]. Памятники древнерусской эпи- графики Х-ХУ вв. как памятники особого типа в системе письмен- ной культуры славянского средневековья отражают, как и книжная традиция, единство этой культуры. Однако памятники эпиграфики обладают важнейшими свойства- ми, отличающими их от рукописей. Во-первых, они "аутентичны", т.е,. не испытали на себе, в отличие от подавляющего большинства рукописных текстов, следов более поздних переписчиков. Во-вто- рых, они тесно связаны с местом, предметом и временем написа- ния, с археологической и историко-культурной средой. В-третьих,, созданные для увековечения памяти надписи, как правило, не ано- нимны и называют имена своих создателей. Местонахождение и функциональная предназначенность надписи во многом определяют ее языковые и структурные особенности. 5
Основное внимание в настоящей книге уделяется надписям- граффити на стенах древнерусских храмов. Сделанная во время богослужения, надпись в храме несет на себе отпечаток сакраль- ности, использует элементы сакрального языка, а потому пред- ставляет интерес для изучения древнерусской литературно-пись- менной традиции. Между древнерусскими надписями и надписями инокультурного и иноязычного круга прослеживаются типологиче- ские связи. Для эпиграфических памятников античного времени, для христианских надписей средневековья (латинских, греческих, коптских, армянских И др.), для рунических надписей Скандина- вии характерно использование в качестве основного структурного элемента поэтической или эпической формулы [84, 182]. Эта фор- мула может иметь сугубо практическое значение, не связанное с поэтическим языком, как, например, упоминание в поминальной надписи дня, месяца, а иногда и года смерти персонажа, или упо- требления титулатуры в античных и византийских надписях. Вместе с тем формулы уничижительного характера, применяемые автором по отношению к самому себе (грешный, недостойный, убогий и т.д.), называние себя "рабом божием”, упоминание монашеского и светского имени - все эти клише записей и приписок писцов свя- заны с сакрализацией языка. Наличие определенных стандартных формул в надписи оказывает неоценимую услугу эпиграфисту при восстановлении фрагментарного текста, так как среди древнерус- ских надписей-граффити на стенах храмов немало текстов, имеющих крайне плохую сохранность - из-за разрушений здания, из-за по- вреждений первоначальной штукатурки, вследствие ремонтов и т.д. Формула в надписи выполняет не только утилитарную роль. Как показывает славянский эпиграфический материал, формульность надписи отнюдь не препятствует вариативности на всех уровнях языка. Эта вариативность прослеживается как внутри одной сла- вянской традиции (например, использование в древнерусских по- минальных надписях не только аористной формы "престави с*", но и, хотя и редко, форм "умре” или "усъпе"), так и в разных сла- вянских традициях (например, "престави с#” в древнерусских и "почи" в южнославянских надписях). Надписи бытового и делово- го характера используют формулы устного происхождения, имеющие свои варианты. 8
Итак, древнерусские эпиграфические таксты можно рассматри- вать и как источник по истории литературного языка, поскольку механизм порождения эпиграфического текста принципиально не от- личался от механизма создания текстов иных жанров и иного предназначения. Изучение памятников древнерусской эпиграфики тесно связано не только с историко-культурными, археологически- ми и искусствоведческими аспектами [33, 227, 229, 230] , но, и с многими проблемами истории русского письма, языка и литера- турной традиции. Этот аспект в изучении древнерусской эпигра- фики представляется крайне важным. В предлагаемой читателю монографии автор попытался ввести в научный оборот и систематизировать не известные и не издан- ные ранее источники XI-ХУ вв. - надписи-граффити, сохранившие- ся на стенах древнерусских храмов Новгорода, Ладоги, Полоцка, Галича, предложить на основе палеографических, языковых, архео- лого-^архитектурных данных их датировку и прочтение, а также оценить -эти источники как памятники древнерусской письменности и древнерусского языка, определить их место в истории письмен- ной культуры Древней Руси. В книге обсуждаются вопросы, связанные с возникновением восточнославянской письменности, с распространением на Руси (прежде всего, в Северной Руси) кирилло-мефодиевских традиций - бытование кириллической и глаголической азбук, становление гра- фико-орфографических норм, отражение в памятниках некнихной письменности (в эпиграфике и берестяных грамотах) древнерусских языковых особенностей. На материале новонайденных и с привле- чением уже известных в науке надписей прослеживаются связи эпи- графики с книжным и берестяным письмом на уровне палеографии, графики, орфографии и текстологии. Особое внимание уделяется структуре и содержанию эпиграфических текстов, отражению в них определенных закономерностей в развитии общего литературно- письменного языка славян и древнерусского языка; предпринима- ется попытка определить жанровые особенности эпиграфических памятников как памятников христианской культуры в их связях с византийской и южнославянской традициями. Исходным для нас является положение о том, что динамика развития литературно-письменного языка и письма на всем протя- жении Средневековья может быть объективно прослежена только на совокупности всех письменных свидетельств. -
История изучения памятников древнерусской эпиграфики, на- чиная с открытия в конце ХУШ в. Тмутараканского камня с надпи- сью XI в. [76], в начале XIX в. - черниговской гривны Владими- ра Мономаха рубежа XI-ХП вв. [115, с.191] , отмечена именами та- ких ученых как П.Кеппен [50], И.П.Сахаров [146], И.И.Срезнев- ский [157], И.А.Шляпкин [176, 177, 248], В.Н.Щепкин [180,181], М.И.Михайлов [117], А.С.Орлов [ИЗ, 114, 241] . Библиография русских надписей XI-ХУ вв., составленная А.С.Орловым и вышед- шая двумя изданиями [ИЗ, И4], в совокупности с материалами его эпиграфического архива [241] до сих пор остается важным справочником о надписях на разнообразном твердом материале. В 1960-70-е годы издания Б.А.Рыбаковым Свода русских датирован- ных надписей Х1-Х1У вв. [143], С.А.Высоцким - надписей-граффи- ти из Софийского собора и других храмов Киева [227, 228, 229], А.А.Медынцевой - надписей граффити из Софийского собора и церк- ви Федора Стратилата в Новгороде [73, 75] не только ввели в на- уку новые памятники древнерусской письменности, но и способст- вовали разработке методики эпиграфических исследований [142] . Древнерусская эпиграфика как научная дисциплина выработа- ла собственные методы датировок, методику расшифровки надписей. История русской письменности и лингвистическое источниковеде- ние приобрели своеобразный источник, носящий массовый характер, связанный с определенными культурными центрами Древней Руси. Успехи историко-культурного изучения древнерусских надпи- сей, имеющего большое самостоятельное значение для истории и археологии, открывают возможности для их лингво-филологическо- го анализа. Настоящая книга сосредоточена на лингво-филологическом аспекте изучения древнерусской эпиграфики. В этом мы видим про- должение традиций, заложенных в начале века палеографами И.А.Шляпкиным и В.Н.Щепкиным, с их вниманием к надписям как объектам письменной культуры Древней Руси. Эпиграфический материал требует комплексного подхода к его изучению. В работах эпиграфистов [16, 77, 82] и лингвистов, обращающихся к этому материалу [167, 100], затрагиваются вопро- сы происхождения древнерусской письменности, развития русской палеографии, исторической диалектологии русского языка, исто- 8
рии древнерусского литературного языка [45, 39, 100, 121, 137, 168, 169, 132, 136, 138, 141]. Материалом для исследования послужили как уже известные эпиграфические памятники - надписи-граффити из Софийского со- бора и других храмов Киева [227, 228, 229] , надписи-граффити из Софийского собора и церкви Федора Стратилата Новгорода [73, 230], некоторые надписи на предметах материальной культуры [112, 114, 143, 157], - так и надписи, впервые вводимые в научный обиход. Новый материал был собран в результате эпиграфического обследования памятников архитектуры Новгорода, Полоцка, Галича, проведенного автором в 80-е годы. К исследованию привлечены также надписи на фрагментах штукатурки, найденные в конце XIX в. Н.Е.Бранденбургом во время раскопок остатков церкви Климента и церкви Спаса в Старой Ладоге [6] и хранящиеся ныне в Государ- ственном Эрмитаже [246]. Некоторые из новонайденных надписей, а также сюжеты, с ними связанные, рассмотрены в ряде опублико- ванных статей автора [130, 131, 133, 134, 135, 136, 137, 140, 141] о Выявление и изучение надписей-граффити во многом зависит от степени археологической и архитектурно-реставрационной из- ученности памятников древнерусского зодчества. Этим обстоятель- ством обусловлен выбор эпиграфических источников. В Новгороде эпиграфические исследования проводились и ведутся автором в Ге- оргиевском соборе Юрьева монастыря, в церкви Спаса на Нередацо, в церкви Николы на Липне, в церкви Федора Стратилата на Ручью. В Полоцке исследованы надписи, найденные в Софийском соборе во время архитектурно-археологических работ, проводившихся там в 70-е годы Вал.А.Булкиным, а также изучены надписи из церкви Спаса Спасо-Евфросиньевского монастыря. В Галиче Юаном исследо- вались надписи из церкви Пантелеймона. Таким образом, публикуе- мый эпиграфический материал может дать представление о пись- менной традиции в Новгородской Руси (Новгород и Ладога), в За- падной Руси (Полоцк), в Галицко-Волынской Руси (Галич). ‘ За помощь и постоянную поддержку в осуществлении эпигра- фических работ автор выражает глубокую признательность руко- водству Новгородского историко-архитектурного музея-заповедни- ка и Новгородской археологической экспедиции Московского уни- верситета и Института истории материальной культуры РАН: акад. 9
В.Л.Янину, канд.ист.наук Е.А.’Рыбиной, д-ру ист.наук А.С.Хоро- шеву, сотруднику Новгородского музея В.М.Ковалевой, канд.архи- тектуры Г.М.Штендеру, коллективу реставраторов Объединения "Союзреставрация" (Москва), ведущему под руководством Т.А.Ро- машкевич работы по сохранению живописи в церкви Спаса на Нере- дице и церкви Федора Стратилата. Автор благодарит начальника Полоцкой архитектурно-археологической экспедиции С.-Петербург- ского университета доц.Вал .А.Булкина и начальника Архитектурно- археологической экспедиции Государственного Эрмитажа ст. науч, сотрудника О.М.Иоаннисяна, а также студентов филологического факультета С.-Петербургского университета, активных участников эпиграфического отряда диалектологической экспедиции. Большая помощь в подготовке иллюстративного материала была оказана ас- пиранткой Института русской литературы РАН Н.И.Милютенко. Ав- тор также признателен за консультации и советы д-ру ист.наук А.А.Медынцевой (Институт истории материальной культуры,Москва) и ст. науч, сотруднику В.М.Загребину (Отдел рукописей Россий- ской Национальной библиотеки, С.-Петербург). Особую благодарность за поддержку темы исследования автор выражает акад. Дмитрию Сергеевичу Лихачеву и сотрудникам воз- главляемого им Отдела-Древнерусской литературы РАН. § 2. Надпись как тип текста В последние десятилетия в результате интенсивных археоло- го-эпиграфичеаких исследований как в Болгарии [200, 201, 205, 209, 215], так и в нашей стране было выявлено значительное ко- личество новых надписей, новых памятников средневековой сла- вянской письменности.' В последние годы были открыты древнейшие датированные сла- вянские надписи: надпись 921 г. на боковине сосуда из с.Крепча и надпись 930-931 гг. из Преслава в Болгарии [203, с.288-295]. К ним следует, добавить и надписи, не имеющие в тексте даты, но по совокупности палеографических данных и по показаниям архео- логической среды относящиеся к концу IX и началу. X в. (из мо- настырских комплексов в с.Равна в Болгарии [206], с.Мурфатлар в Румынии и др. [204, с.36-39]). Эти ранние славянские надписи 10
выполнены обеими азбуками - глаголицей и кириллицей. Особый ин- терес представляют двуязычные тексты, которые по существу яв- ляются переводами греческих молитвенных формул на славянский язык. Наличие этих надписей отражает активную переводческую деятельность болгарских книжников, развернувшуюся не только при дворе царя Симеона в Преславе, но и в других монастырях Се- веро-Восточной Болгарии [207]. Среди датированных древнерусских надписей древнейшая - запись о смерти князя Ярослава Мудрого 1054 г. на стене Софии Киевской [227]. К дохристианскому времени относятся недатиро- ванная надпись на обломке сосуда из Гнездовского могильника (первая четверть X в.), надписи до 980 г. на новгородских де- ревянных цилиндрах, или бирках, надписи на древнейших русских монетах, надпись X в. на мече [I, 54, 154, 187]. Эти надписи не связаны непосредственно с христианской культурой, но свиде- тельствуют о том, что письменная традиция на 1уси начинает фор- мироваться в связи с процессом становления государства и раз- витием его функций. Поминальная надпись 921 г. ”лЪт(о) 6430 почи рабъ б (о)— жии Антонъ мЬздца октобр ...” и ’’заздравная” надпись 930/931 г. ”(пих )$ с(ъ) къ(рчагомь) (Ал)цЬгь нити съто лЬтъ 6430” - свя- заны с двумя традициями в славянской культуре - христианской и языческой. Подобное сосуществование этих традиций отразилось и в целом ряде древнерусских надписей - в надписи XI в. об обря- де братчинного пира, и надписях ХП-ХШ вв. фольклорного харак- тера из Софии Новгородской [230, с.97]. В этом же ряду нахо- дится и надпись на серебряной чаре черниговского князя Влади- мира Давыдовича [143, с.28-29], новое прочтение которой недав- но предложено А.А.Медынцевой: ”Се чара Владимира Давыдовича, кто из нее пье(ть) тому на здоровье, а хвал^ Бога (и) своего господаря великого не упье(тьс^)” [80, с.109]. Естественно, что наиболее тесно связаны о христианской традицией надписи - граффити на стенах храмов. В творчестве Кирилла-Константина Философа . особая роль принадлежит теме Слова и Мудрости^ которая восходит к концеп- ции Григория Назианзина. Эта тема была глубоко воспринята древ- нерусской литературой как литературой общеславянской и обще- христианской [66]. И
Подобно тому, как сияние золотого фона мозаик наполняло особым религиозно-философским смыслом изображения фигур в мо- заичных композициях византийских храмов, а на Руси - киевских Софийского собора и собора Михайловского Златоверхого монасты- ря, так и кирилло-мефодиевское восприятие "слова буквенного", "слова изображенного" формировало тип надписи-граффити на стене храма. Как отмечает Н.И. Толстой/'единство языка, единство стили- стических (поэтических) приемов и близость, а подчас и полная идентичность "тематики" способствовали размыванию границ "меж- ду отдельными славянскими литературами и единой славянской ли- тературой" [162, о.18]. Вместе с тем наддиалектный характер первого литературного языка славян [12, с. 14; 96] и функции древнеболгарской литера- туры как литературы "посредницы" (термин акад. Д.С. Лихачева) отнюдь не препятствовали развитию самостоятельных тенденций в письменной культуре разных центров христианского славянского мира. Славянская средневековая эгшграфика представлена разнооб- разными типами текстов. Классификация древнерусских надписей, разработанная акад.Б.А.Рыбаковым [142, 143], учитывает как фор- мальные (материал, орудия письма), так и тематические при- знаки. Тематика надписей лежит и в основе классификации граф- фити Софийского собора в Киеве, исследованных С.А.Высоцким[227]. Классификация болгарских надписей, предложенная Ив .Добро- вым и К.Попконстантиновым в I томе Кирилло-Мефодиевской энци- клопедии [231] и С.Смядовским в ряде статей [212-214] , ориен- тируется на историко-культурные, языковые и содержательные ха- рактеристики. Исследователи выделяют несколько типов, или групп, текстов в зависимости от их содержания: I) надгробные и поми- нальные надписи; 2) строительные и ктиторские; 3) летописные; 4) надписи-приписки; 5) обозначения собственности (это отно- сится к надписям на предметах) [212, с.271]. Болгарский языковед и эпиграфист И.1Шыбов предложил клас- сификацию надписей, соответствующую периодам истории болгарско- го языка [193, с.54-55; 194]. При совпадении основных типов древнеболгарских и древнерусских надписей в зависимости от со- держания существуют и различия. Так, среди древнерусских граф- 12
фити почти нет строительных и ктиторских. Такого рода надписи чаще выполнялись художниками, расписывавшими храм, например, ктиторская запись в церкви Спаса на Нередице и запись над вход- ной аркой в церкви Спаса на Ковалевой поле в Новгороде. Упомянутые классификации опираются на реально существующие признаки изучаемых надписей. Вместе с тем, необходимо учитывать и такой важный классификационный признак, как разного типа устойчивая языковая формула. Сочетание и варьирование формул в надписях является жанрообразующим фактором, что свойственно эпиграфическим памятникам разных культурных традиций (см., на- пример, надгробные формулы в скандинавских рунических надписях [84] ив средневековых надписях из Сербии и Болгарии [214; 216; 217; 218]). Большинство надписей состоит из молитвенных и поминальных формул. Эти формулы, обладая открытой структурой, вместе с тем обеспечивают устойчивость "лапидарного" стиля. В поминальной надписи, как правило, указана дата (месяц и день, иногда год) смерти и имя умершего: "м(ес^)ца MaialcS пре- стави с* раб(о)жн архнеп(нско)пъ Климентъ" (надпись конца ХШв. из церкви Николы на Липне, Новгород). Поминальные надписи в Софии Новгородской немногочисленны, они представлены, в основном, надписями Х1У-ХУ вв. из церквей Спаса-Нередицы, Николы на Липне, Федора Стратилата. Своеобра- зие древнерусских поминальных надписей в том, что в большин- стве случаев здесь употребляют глагол "преставнтн сф" в форма аориста, тогда как в болгарских надписях такого рода (за- ис- ключением надписей на надгробных плитах) наряду с этим глаго- лом используются глаголы "почнтн" и "оусънутн". Нарушение обыч- ной формулы всегда связано с отражением конкретной ситуации или с местной традицией. Так, в надписи начала ХП в. из Софии Нов- городской факт смерти выражен причастной формой "убиен": "(оуб)- иенъ Вонго(стъ Гюр)ъгевичь а погр(еб)енъ апрнл* въ *s". [230, № 137], в надписи 1229 г. на стене церкви Пантелеймона в Гали- че: "въ лЪ(т) вфлу м(ес$)ца в 1 оумре Боцда(н)ъ", Новгородские надписи, удостоверяющие имя писавшего, всег- да содержат глагол "пьсатн" в форме перфекта: "Мина цинь; Нвань пъсалъ...", -ит.д. В болгарских надписях этот глагол, по на- блюдению В.Константиновой, представлен исключительно с корне- вым и [196, с.25]. £3
Употребление в поминальных надписях форм аориста, а в па- мятных - перфекта связано, по-видимому, с различием в значении этих претеритных форм, В древнерусском языке в форме аориста актуализировалось в данном контексте его значение ’’простой констатации факта в прошлом", тогда как перфект соотносился с актуальным результатом действия. Памятные болгарские надписи типа "такой-то писал (написал)" используют в отличие от древ- нерусских формы аориста с личным местоимением 1-го лица: "пнсахь азъ граматнк Ащцша...; азъ Ьино ковачь пнсахь" (надписи из Шумена); "азъ Рад пнсахь..." (из скального монастыря в с. Ива- ново) [190, с.14]. В пределах той или иной формулы в надписи возможно лекси- ческое и грамматическое варьирование. Молитвенные надписи с формулой "гн помозн" обнаруживают и в той, и в другой традициях способность к нанизыванию однород- ных сказуемых: "помилуй", "помяни", "спаси", "прости" и т.д. Так, в надписях из Софии Киевской: "ги помози рабу своему гр- (Ь)ш(Ъ)ному Лазорю оубогому свдтад СобьЪ помилуй мд" [228, №195, ХШ в.]; "t со свдга(д) софьд призъри помяни приюти пом(д)ни по- милоуи..." [228, № 229, ХУ в.]. Здесь используется формула дья- конского возглашения (Псалтирь. I0I.I и 51.1: 6 ката то бои), а также элемент моления (прошения) и благословения. Такого рода надписи обладают открытой струк- турой, способной включать новые элементы. Упоминание церковно- го и светского имени в древнерусской эпиграфике, в отличие от болгарской, встречается не только в надписях на крестах, над- гробных плитах и на других предметах, но и в граффити. Так, в надписи 1246 г. из церкви Спаса на Нередице: "Въ лЬ(ъ) $фнд генв(ард) 9 прьставнсд рабъ б(ож)нн Севастнанъ чернорнзьць вь скн(мЬ)... (м)нрьскы ПерЪмнлъ"; в надписи ХШ в. из Софии Киев- ской: "ги помози рабу своемоу мирь(ск)имъ именьмь Поутькови а хрьстьнии Евстратиеви свдта Софие и свдтии Онуфрие (...) и свд- ти Лазорь(...) и помилуй же отъца моего духовньнаго и брата по Василии" [228, № 203]. В болгарских и сербских надписях основная сфера примене- ния этой формулы - надгробные надписи ХШ-ХУ вв. на крестах и плитах [198, 216, надписи 1231 г., 1334 г., 1332 г. и др.],ли- бо ктиторские и строительные надписи. И в той, и в другой тра- *4
дициях эта формула хорошо известна по припискам писцов в ру- кописях» В качестве примера Смядовский приводит приписки в Хлу- довском паремийнике рубежа ХИ1-Х1У вв., Сверлижском евангелии 1278-1279 гг. Ср. приписку в русской рукописи ХП в. (Стихирарь Типографский): "...а псалъ грамотицю оъю ч(е)л(о)в(Ъ)къ им^ ем- оу кр(е)стьное Й1ковъ. а мирьскы Творимиръ. понамаръ о(вя)т(о)- го Николы” [213]. По-видимому, можно говорить о книжном проис- хождении формулы с церковным и светским именами и ее дальней- шем проникновении в эпиграфику. Этикетным качеством обладает и выражение набожности, бла- гочестия, покаяния в грехах. Эти клише служат скрепами в надпи- сях разных типов. Древнерусский материал в этом случае дает примеры варьирования формул. Так, известная формула "богатый грехы, убогий добрыми делы" в надписи ХШ в. из Новгорода на- полняется конкретным содержанием: ”гн п(омоз) н... бога то (мру) (г) р(1)хы... убогы ко(у)намн”. Или: ’’Иване фль левою р(укою)" вместо обычного ’’грешною рукою”. Многочисленны примеры варьирования в цитатах из литурги- ческих и богослужебных текстов, Ветхого и Нового Завета, Псал- тыри и других источников не только канонического, но и апокри- фического содержания. Многие тексты демонстрируют владение христианско-книжной традицией (примеры из Софии Киевской): ’’...избави отъ вьс^ко^ бЬды” [228, № 145, ХП в,]; ”...чаю прити къ тебЬ на въскрЬше- нье...” [№ 149, ХП в.]; ’’...шведи м^юмуки вечьно^, избави Ж льсти и напаст(и)” [№ 104, XI в.] ; ”t аги вЬседьржител* изба- ви м^, владыко,мрсы (вечной)” 107, XI в.] и др. На стене со- бора читается и запись Х1У в., обращенная, по мнению С.А.Высоц- кого, к Сомну (Симону?): "Сомнъ помощникъ не убоюсь что створи мнЬ члвк" (№ 221). Однако обращение к фотографии и прориси в издании позволяет предположить, что первое слово надписи в дей- ствительности состоит из двух:* "г(оспод)ь мнЬ...”, - и, следо- вательно, надпись воспроизводит текст 117 псалма: ’’Господь мне помощник, не убоюсь, что створит мне человек”. Варьирование языковых средств в надписях, связанных с бо- гослужебной сферой и церковным бытом, свидетельствует о том, что авторы записывали известный текст по памяти, наизусть. 15
Среди древнейших памятников славянской эпиграфики опреде- ленную часть составляют азбуки, открытые в разных центрах сла- вянского мира - самый ранний из известных до сих пор глаголи- ческий абецедарий X в. из Круглой церкви в Преславе (Болгария) [83], азбука XI в. на стене Михайловского притвора Софийского собора в Киеве [16, с.128-140] и азбука на бересте первой по- ловины XI в. из Новгорода [226]. Представление о священности славянского алфавита восходит к самому раннему периоду славян- ской письменности, к IX в. Апология славянской азбуки, изложен- ная в трактате Черноризца Храбра ”0 письменах отражает представления об особых достоинствах славянского письма, про- тивопоставлявшегося системам письма других народов”, что ’’ста- новилось в IX в. уже частью самосознания славян, восприявших ’’свет разумения книжного” [128, с.244]. Это представление, ко- нечно, связано со словами ХриЬта в Апокалипсисе: ”Азъ есмь аль- фа и сомега, начатокъ и конец..." 0 том,что азбуки-граффити писались на стенах с пониманием их сакральности, свидетельствует тот факт, что глаголическая азбука в. Круглой церкви в Преславе в Болгарии расположена меж- ду двумя крестами [83, таблДП], равно как и формулы "господи помози" и "спаси господи” сопутствуют многим азбукам на стенах. Как известно, священность самой глаголицы отражена уже формой креста начальной буквы "азъ" и симметричной формой записи име- ни Христа [172, с.40]. Вместе с тем не следует упускать из ви- ду и тот факт, что, по справедливому замечанию исследователей преславской азбуки А.Медынцевой и К.Попконстантинова, "азбука на стене могла иметь и чисто практическое значение - для тре- нировки писца в написании букв глаголического алфавита или в качестве образца для письма" [83, с.54]. В еще большей степени это соображение относится к многочисленным азбукам и их фраг- ментам на стенах различных построек - к греческой азбуке из мо- настыря в с.Равна (Северо-Восточная Болгария), к кириллическим азбукам в Софии Киевской, фрагментам азбук в церкви Спаса-на- Нередице и др. Здесь нет противоречия с представлениями о сак- ральности. славянских алфавитов. Напротив, эти представления оказали воздействие на процесс овладения грамотой как приобще- ния к книжной традиции, имевшей сакральный характер. Со своей стороны, распространение грамотности, овладение книжно-письмен- 16
ной культурой засвидетельствовано находками азбук, показываю- щих , во всяком случае на Руси, различные этапы этого процесса. Связь славянской эпиграфики с книжной традицией обнаружи- вается и в частом употреблении знака креста в начале надписи в качестве инвокации. Этот христианский символ - хризмон - из- начально присущ культовому зданию, и его изображение на стенах храма распространяется уже в раннехристианскую эпоху. Изобра- жение креста в тексте известно и древнеславянской рукописной традиции. В том случае, если знак креста связан с надписью, крест может оформлять как начало, так и конец текста, иногда кресты отграничивают с двух сторон надпись от соседнего про- странства стены. Знак креста может предварять надписи различ- ного содержания: с формулой "ги помози”, или подпись "такой-то писал", или азбуку, как в Круглой церкви, или, например, над- пись покаянного содержания из Софии Киевской: " о горе тобЪ, Андрониче, охъ тобЪ, небоже, чем(ъ)... с... ми зъ (ло) сътво- ри..." (228, № 204, ХШ в.]. Многочисленны рисунки крестов. Од- на из надписей в киевской Софии, расположенная рядом с подоб- ным рисунком, сообщает имя автора рисунка "Жадъко мГлъ хрстъ" (227, №76, ХП в.]. Известно также изображение Иордании с крес- том внутри и надписью об "алтаре пламянном" [227, № 73, ХП в.]. В церкви Спаса-на-Нередице в одной из надписей крест предваря- ет молитвенный возглас: " + о, глубино..." Употребление в эпи- графике знака креста, символизирующего, по словам Ефрема Сири- на, инвокацию "во имя отца и сына и святого духа", распростра- нено в раннехристианских византийских надписях. По мнению бол- гарского исследователя С.Смядовского, это изображение появилось в надписях, монетах, официальных документах под влиянием ви- зантийской императорской канцелярской практики [212, C.2IJ. В новгородских пергаменных грамотах и эпиграфических па- мятниках разного характера также известно употребление креста в начале текста: в древнейшей пергаменной грамоте Мстислава Владимировича новгородскому Юрьеву монастырю, в подписи на се- ребряном сосуде новгородского мастера Кбсты и др. Не являются исключением и новгородские берестяные грамоты. В некоторых из них крест ставится в начале текста как своеобразный элемент эти- кета перед формулами "от... такого-то к... такому-то" либо "по- кланяние (или поклон) от... к...". Встречается он и в списках 17
долгов, расписках, заказах на иконы. По мнению А.А.Зализняка, "крест перед началом грамоты следует сопоставлять с осенением себя крестным знаменем перед началом какого-либо серьезного де- ла" [40, с.1511. В одной из старейших славянских рукописей XI в. - так на- зываемых "Куприяновских”, или ’’Новгородских листках” [149, № 12; 245], которую В.А.Мошин датирует X в. и считает частью еванге- лия царя Самуила [599, с.7-64], крест употребляется регулярно. Рукопись содержит отрывки евангелия апракоса. В составе еван- гельского текста крест выполняет несколько функций. Во-первых, он оформляет прямую речь - слова Христа либо его учеников - и ставится, как правило, при глаголах речи ("отвЪштати", "решти", "глаголати"); во-вторых, крест разделяет прямую речь на син- тагмы, выделяет законченную мысль в притче. Например: "Потомъ же глаголах оученикомь: + вд!>мъ въ Июденр " [245, F. п.1.58 , л.1 б]; " + «ЬвЬшта Тс Ф не дв! ли на двоите годин!." ’’ + Реко- же оученици л го" (л Л об. а ); "Рече + ibko св£та нЬсть о немь" (л. 1об< б) и др. Функция креста связана с произнесен- ным словом, крест ставится как до, так и после глагола. В той же роли выступает крест и в граффити, конечно, в том случае, если он связан с текстом. Соединяя в себе различные функции, характерные для текстов разного типа, в граффити крест имел еще одно значение. Во-пер- вых, в ранних надписях он мог ассоциироваться с глаголической буквой Ф (азъ). Эта буква открывала алфавит и потому имела особое сакральное значение. Во-вторых, в составе надписи на стене .храма крест употреблялся вместо глагола говорения, явля- ясь как бы его заместителем, и тем самым усиливал звучащую функ- цию Слова. 1фест таким образом символизировал речевой акт, об- ращенный к Богу, святым, патрону храма, молитвенный возглас, который должен быть услышан во время молитвы. В подобной же функции крест встречается и среди болгар- ских надписей, например, в граффити из скального монастыря в с.Иваново в книжной цитате, в данном случае перед глаголом "ре- че": " Ф Ре(че) авва Висаримнъ подобает мниху быти (Ъ) ко се- рафим и хероувимъ весь ^комъ" [190/ с. 15]. Семантика креста в тексте, в том числе и в текстах граф- фити, теснейшим образом оказывается связана с установкой "на 58
Слово как действие высшего плана, на Олово - Имя как особую суть, на сакрализацию текста” (98, с.52]. Приведенными аналогиями далеко не исчерпывается связь древнерусской эпиграфики с книжной христианской традицией. Надписи-граффити на стенах храмов могут рассматриваться в системе древнерусской письменности как особый тип текста. Ха- рактеризуя жанровую систему древнерусской литературы, Д.С.Ли- хачев отмечал, что ’’главным было употребление жанра”, та "прак- тическая цель, для которой предназначался жанр” [67]. Модель системы жанров древнеславянской литературы, взаимо- действующей с собственной литературой каждого отдельного сла- вянского ареала, предложенная недавно Н.И.Толстым [162, с.20], состоит из 14 "ярусов" - от конфессионально-литургических текс- тов до деловой и бытовой письменности (там же]. В этой системе эпиграфические тексты могут быть "рассыпаны" по всей "лестнице жанров". Так, конфессионально-гимнографическая литература на- ходит отражение в текстах богослужебного характера - цитатах из Св .Писания, служб, например, в записи ХШ в. кондака из Чина Погребения на стене новгородского Софийского собора: "Гн рекоу: о доуше мо*, (ч)ем(оу) лежиши, чемоу не востанеши, чемоу не молишис* господоу своемоу дь(н)ьвп..., а добра н(е)видоуючи ... а сама добро не твор*чи" (230, о.150], - в надписи из Старой Ладоги: "животворяще Троице вео*ко... (ХШ в.). В эпи- графических текстах подобного рода, хотя и в незначительном количестве, все же присутствуют русские формы: причастие жен- ского рода, им. падежа ("творяяи"), но и без ожидаемого здесь по аналогии с текстами иного характера "цоканья"; замена ь—е; ъ-*о ("вео*ко"). По-видимому, на уровне эпиграфических текстов древнеславянский язык, обслуживавший самую высокую по содержа- нию литературу был в большей степени, чем в книжных памятниках, подвержен воздействию местной среды и устной традиции. То хе можно сказать и о палеографических, и графико-орфографических нормах, часто не совпадающих с книжными (архаизация начертаний, "запаздывание" некоторых буквенных форм, активное использова- ние в XI в. одноеровой графики и др.). Таким образом, вопрос о классификации текстов сохранив- шихся эпиграфических памятников связан с проблемой традиции, устойчивости и варьирования формул литературнд-письменного язы- 19
ка. Некнижная письменность, естественно, использует все богат- ство книжной культуры и вместе с тем в ней формируются собст- венные структурно-текстовые типы. В этом отношении между надпи- сями и берестяными грамотами при всей близости их формальных признаков, многократно отмеченных исследователями, существуют значительные расхождения. Структура надписи в большей степени консервативна, чем структура письма на бересте. Среди надписей-граффити значительную делю составляют текс- ты делового, бытового и светского характера, важным свойством которых является постоянное смешение юридических, поэтических и бытовых формул. В некоторых надписях текст ритмически организован, фор- мульность текста получает поддержку в синтаксисе: "Олътарь пла- М4ны а цркы медяна и олътарь погаснеть и .церкы стаять" [227, № 73]; ” + 0 горе тобЬ, Андрониче, охъ тобЬ, небоже, чем(о) сю ми зъло сьтвори же (се же) никъто же...” [228, № 204]. И та, и другая надписи из Софии Киевской используют грамматические русизмы ("погаснеть”, ’’с^анеть”, ”тобЬ”). Еще одна киевская надпись рубежа ХП-ХШ вв. содержит изре- чение в духе тех, какие входили в различные сборники, прежде всего в Пчелу: ”сед$ во послушании оца своего лучи юсте жи- вущего во пустыни” [228, № 128]. Две формулы - ’’седЬти во по- слушании” и ”жити во пустыни”, каждая из которых неоднократно встречается в различных текстах книжного характера, соединены в этой надписи выражением ”лучи юсте", служащим скрепой двух формул в текстах данного типа, построенных на сравнении. Что касается надписей из Софийского собора в Новгороде, не связанных непосредственно с поминанием или молением, то наи- больший интерес вызывают две фольклорные записи: загадка о ко- локоле (й 199) и надпись-считалка (№ 203). Надпись 199 ’’го- лоде железньчь, кам^ныи пьрьси, мед^(н)а голова, лип(о)ва (ч)елюсть, ...во роуки, бесе, сотона, тате(мь) ... таръ, но добръ, ако ... лебеда ... аминь”, - сохранилась с существенны- ми дефектами. А.А.Медынцева считает, что "в загадке скорее все- го идет речь о колоколе” и имеются в виду колокола Софии [230, с.224-244]. Хотя надпись сохранилась не полностью, но и во фраг- ментарном виде она дает представление о характере организации фольклорного текста. То же можно сказать и о надписи № 203; 20
...(ки)те пиро(ге въ) печи, гридьба въ корабли... перепелъка пар(е в)ъ доуброве, пост(ави) кашоу, по(ст)ави пироге, тоу иди". Обе приведенные надписи не содержат ни одной книжной формы, на- против, в них представлены не только полногласная форма, но и характерное для новгородских некнижных текстов сочетание -ки (руки), окончание -е в Им.п., м.р. "бесе", ’’пироге", "голоде", лексические русизмы: "перепелъка", "гололе", "лебеда", "гридь- ба"). Ритмическая структура основана на номинации ("кам^ныи пьрьси”, "медяна голова", "лилова челюсть"; "бес", "сотона", "тать (...)", "пирог...", "гридьба"), свойственной устному текс- ту, их фольклорная, восходящая к языческой традиции, языковая природа представлена здесь в "чистом" виде. Надпись о гридьбе, пироге и перепелке А.А.Медынцева склонна интерпретировать как песенку-считалку [230, с. 149]. Однако ее метафорический смысл и местоположение в Мартирьевской паперти собора вблизи от гроб- ницы архиепископа Мартирия позволяют связать этот текст с по- гребальным обрядом. Представления о покойнике в замкнутом про- странстве гроба как гребной дружине (гридьбе) в корабле или как о пироге в печи, о покинувшей тело душе как о перепелке, паря- щей в дуброве, упоминание о поминальной тризне с ритуальными кушаньями ("постави кашу, постави пироге...") и проводах на тот свет ("ту иди") восходят, несомненно, к языческим истокам. Видимо, не случайно оба этих текста были тщательно зачеркнуты современниками, а чуть ниже надписи на стене Мартирьевской па- перти тогда же появилась запись: "оусохните ти роуки" [> 204] В системе разнообразных типов надписей-граффити отметим и богословский текст из Софии Новгородской [230, >1351: "(...)ле бЪсъ нбо (... н ра звЬдръ(...)д зда(...) потр^сош^ облаци рече бъ сътвори", - в котором, по мнению Б.А.Рыбакова и А.А.Ме- дынцевойу отразился текст одного из поучений против язычества. Связывая эту надпись с записью о "еретиках" [230, >73], А.А.Ме- дннцева склонна видеть в ней и антибогомильские настроения [230, с„77]. 0 языковых особенностях данного текста, в целом выдер- жанного в соответствии с книжными нормами, можно судить по со- хранившимся фрагментам. В широко известных киевских надписях летописного характе- ра отразилась политическая и церковная жизнь Киева: смерть кня- зей, заключение мира, поставление владыки, покупка'земли и др. 21
Авторитет Софийского собора как главного храма Руси обусловил и значимость надписей светского содержания* Эти надписи в зна- чительно меньшей степени зависят от традиционных формул, но ис- пользуют клише, свойственные летописным текстам и деловым до- кументам. По канонам делового документа оформлена запись ХП в. о покупке Волновой земли [327, Jfe 25], с указанием, что акт куп- ли-продажи земли был совершен перед святой Софией, с перечис- лением свидетелей, с определением цены ("а въдала на ней сем- десят гривен соболии..."). Другой текст подобного содержания - запись начала ХШ в . о "ляхе” на стене церкви Св.Пантелеймона в Галиче. Он также по- строен на формулах делового документа, с указанием свидетелей: "а тому послуси полове с(вято)го Пантелеймона”, - использована юридическая терминология. Характерно, что и запись о Бояней земле в Софийском соборе в Киеве, и запись о "ляхе" в Галиче исполнены не на внутренних, а на внешних стенах храма, что, ви- димо, подчеркивало присутствие самого важного свидетеля акта - церковь. Граффити летописного (Киев), фольклорного и бытового ха- рактера (Новгород) обнаруживают меньшую степень зависимости от устойчивых формул. "Княжеские" тексты Софии Киевской показыва- ют, что, чем выше социальный статус автора надписи, тем боль- шей литературно-языковой свободой он обладал, при условии, что это не был текст молитвенного характера. В надписях Х1-ХП вв. доля "торжественных" текстов значительно выше, чем в надписях Х1У-ХУ вв., но в последних значительно шире представлены быто- вые стороны жизни и события местного значения. Это обстоятель- ство способствует большей свободе в выборе тех или иных форм языкового выражения. Выбор грамматической формы в зависимости от текста, отра- жающего христианскую или устную языческую традицию, демонстри- рует, как кажется, и надпись-граффити на столбе лестничной баш- ни из Софийского собора в Новгороде [2^0, & 145]. В этой надпи- си речь идет о совершении четырьмя людьми обряда братчины, ко- торый восходит к языческим представлениям. В соответствии с этим обрядом была выпита чаша о вином: "Радъкё, Хотъке, Снови- де, Витомире испили лагъвицю сьде, а жгринъмь повелЪниемъ, да блгослови и бъ оже ны въда, а емоу Зъ вьдаи опасение. Амнъ”'. 22
Констатация факта обрвдового действия выражена граммати- чески перфектным причастием на -л "испили", а в формуле обра- щения к богу с просьбой благословить участников обрядового пи- ра использована форма аориста: "ввда". Надш^си^ра стенах древнерусских^40'*^ ттпоттптрв - тами разного характера и разных ' а некихирых случаях в них соединяются формулы книжной традиции и устные народные формулы древнерусского происхождения. Язык древнерусских надписей отражает процессы, характерные для древнерусского литературно-письменного языка, представлен- ного текстами разных жанров [60, с.128-129]. Воспроизведение типовой ситуации в надписи молитвенного или поминального харак- тера способствовало воспроизведению типовых формул. В целом надписи представляли собой более замкнутую структуру, чем бе- рестяные грамоты, поскольку причина создания надписи была прин- ципиально иной, чем причина послания кому-либо. На основе варьирования языковых формул в надписях возни- кали тексты, место которых в системе жанров древнерусской пись- менности можно определить как пограничное между письменностью и литературой. В какой-то степени это справедливо и по отноше- нию к некоторым текстам на бересте [91, 92, 93]. Многое зависит от степени свободы в следовании книжной традиции. При этом авторы надписей, опираясь на традицию, фор- мировали свой тип текста, обладающий собственными структурными приметами, основная из которых - языковая формула. Графико-орфографические особенности эпиграфических памят- ников , отраженные в них письменные школы, или варианты письма, - лишь внешнее свидетельство усвоения и распространения культуры письменного слова в разных слоях древнерусского общества. Вну- тренним стимулом развития литературно-письменного языка, как об этом свидетельствуют памятники негадийой письменности, служит творческое преобразование образцового текста средствами собст- венной речевой практики. Важнейшим свойством эпиграфических памятников Древней Ру- си является тот факт, что надписи, в отличие от большинства письменных текстов, называют своего исполнителя. При анонимност ти средневековой культуры, эта авторская воля отражала живые импульсы в формировании письменного языка и обогащала книжную традицию. 23
Глава I ДРЕВНЕЙШИЕ ЭПИГРАФИЧЕСКИЕ ПАМЯТНИКИ НА РУСИ IX-XI вв. § I. Истоки восточнославянской письменности по данным эпиграфики ’’Проблема возникновения и развития всякого литературного языка, древнего и нового, есть проблема не только и даже не столько лингвистическая, сколько историко-культурная..." [161, с.З] . f Литературный язык как целостная система реализуется, как правило, в целостной системе письменных текстов [60]. Поэтому проблема возникновения русского литературного языка, остро дис- кутируемая в последнее время лингвистами , традиционно связыва- ется с возникновением восточнославянской письменности. Возникновение и распространение письменности на Руси при- надлежит к числу наиболее опорных и сложных процессов, обсуж- даемых в отечественной науке. Почти полное отсутствие древне- русских текстов до конца X в. приводит к гипотетичности реше- ний. Обычно под ранней древнерусской письменностью понимается система текстов., которая возникает и распространяется на Руси в связи с принятием христианства. Оставляя в стороне сложный вопрос об устных формах бытования литературного языка в до- письменную эпоху, остановимся на тех свидетельствах существо- вания письменной традиции на Руси до ее официального крещения, которые нам дают археологические источники [77]. В настоящее Время мы не располагаем ни одним древнерус- ским текстом (за исключенйем гнездовской надписи) старше ’ по- следней четверти X в. Вместе с тем, обращаясь к проблеме воз- никновения письменности, следует учитывать те эпиграфические памятники IX-X вв., связанные с разными языковыми ареалами и представленные различными графическими системами (скандинав- ской, греческой, тюркской, славянской), которые были открыты 24
последнее время на территории Восточной Европы [84, 27, 77, 34, 28, 136, 108, 33]. Находки надписей и буквенных знаков на предметах матери- альной культуры были обнаружены в слоях УШ-Х вв. Ладоги, Рюри- кова Городища под Новгородом, Тимерева под Ярославлем, барско- го городища под Ростовом, Гнездова под Смоленском,городищаМас- ковичи в Северо-Западной Белоруссии и др., которые определяют- ся в историко-археологической литературе как раннегородские образования, или так называемые открытые торгово-ремесленные поселения, возникшие на важнейших путях средневековья - трансъ- европейских пути "из варяг в греки" и пути из Балтики на Вос- ток [9]. Эти протогородские поселения входят в пределы русско- го Северо-Запада, который определяется понятием "Верхняя Русь", или "Северная Русь" и на территории которого осуществлялись наи- более ранние славяно-скандинавские контакты [9, c.I6; НВ, с.53] . Характер эпиграфических находок, обнаруженных в пределах Северной Руси, - а это надписи рунические и кириллическо-гре- ческие - свидетельствует о том, что они были оставлены как скан- динавским, так и восточнославянским населением, что соответст- вует этническому составу верхнего социального слоя Древней Ру- си, География этих находок также не случайна: она показывает, что потребность в применении письменности возникает там, где концентрируется административная власть, развиваются ремесло и торговля, формируется социальный слой княжеских дружинников, воинов, купцов. Наличие эпиграфических памятников в археологи- ческой среде так называемых протогородов подтверждает, что при- менение письменности или ее элементов можно рассматривать как одну из примет раннегородских образований. Таким образом, на- ходки, относящиеся к сфере письменности, оказываются теснейшим образом связанными с вопросами становления древнерусской госу- дарственности, в частности, с таким ее признаком, как образо- вание городского поселения. * Изучение процессов градообразования на Руси, начиная с фундаментальных исследований Б. Д. Грекова, М.Н. Тихомирова, Б.А.Рыбакова [22; 159; 144; 145], связывается большинством со- временных историков с процессом образования Древнерусского го- сударства, с вызреванием феодальных отношений [31; 148; 160]. 25
Дискуссионными остаются вопросы о времени возникновения древнерусских городов, об их социально-экономическом статусе, о функциях, которые они выполняли, о хронологии перерастания так называемых протогородов в развитые феодальные города. Вме- сте с тем все очевидней для исследователей становится необхо- димость комплексного подхода ”к городам Руси эпохи раннего фео- дализма и перехода к развитому феодальному строю как к особому многофункциональному социально-экономическому явлению” [31, с«45]. Но как бы ни были различны точки зрения на социально- политическую и экономическую сущность раннего городского обра- зования [171]исследователи едины в признании того факта, что именно в этих пунктах концентрировалась социальная верхушка феодализирующегося общества [10, 55, 71, 32 , 88, 104, 105,107, 119] . Интенсивные археологические исследования древнейших рус- ских городов - Киева, Ладоги, Новгорода, Полоцка, Пскова, Смо- ленска и др.. - и поселений со следами развитого ремесленного производства позволили выявить раннегородские образования преж- де всего как центры, в которых концентрировались администра- тивно-военные и торгово-ремесленные функции. Характеризуя типичный древнерусский город, А.В.Куза пред- ложил выделить в качестве такового и письменность, о существо- вании которой свидетельствуют памятники эпиграфики, орудия письма, книжные застежки и накладки. Наличие их характеризует ’’высокий уровень грамотности населения и одновременно активную административно-хозяйственную деятельность, немыслимую без письменности” [31, с.46]. - Если первоначально система графических обозначений, кото- рую лишь условно можно назвать письменностью, используется пре- жде всего в магических целях, то по мере формирования особого княжеско-дружинного слоя кириллическая письменность начинает использоваться в государственной и торговой сфере, в процессе ” огосударствления”, в системе учета и распределения даней [78]. На основе историко-археологического изучения ”протогород- ских” центров Северной Руси IX-X вв. исследователи пришли к вы- воду об изначальном полиэтничном населении этих центров [2, 7, 8, 9, 189, 25, 26, 174, 6<, 69, .127 , 54, 175]. 26
В условиях становления государственности контакты разных этносов проявились и в такой сфере духовной культуры, как пись- менность. В результате археологического исследования средневе- ковых древностей Северо-Запада Восточной Европы УШ-XI вв. к на- стоящему времени значительно расширилась источниковедческая ба- за, позволяющая поставить вопрос о возникновении и распростра- нении письменности на территории Северной Руси. Наиболее ранние находки, датируемые первой половиной IX в., представляют собой рунические знаки на дереве, кости, предметах из металла. Так, из.слоя УШ-IX вв. Старой Ладоги про- исходит деревянная палочка с рунической надписью, а из слоя IX в. - костяная рукоять с нанесенными на нее рунами. Второй половиной X в. датируется руническая надпись магического ха- рактера на медной подвеске [Свод материалов: 84]. * Изучение погребальных памятников Ладоги позволило иссле- дователям констатировать, что социальную силу ранней Ладоги (УШ-IX вв.) составляла знать, культура которой, славянская в своей основе, имела определенные межплеменные и надплеменные черты [53, с. 194-195]. Особый характер общества и экономики Ладоги определялся, ее ключевым положением на крупнейшем европейском пути "из варяг в греки" и из "варяг в арабы" [52, с.5; 29]. Клад монет второй половины IX в. с нанесенными на них ру- ническими граффити был обнаружен в Тимереве под Ярославлем [27, с.451] . Изучение ряда ярославских могильников (Тимеревского „ Михай ловского, Петровского) позволило исследователям говорить о кон- центрации в течение второй половины IX в. военнодружинных эле- ментов, что связано с возрастанием роли княжеской администра- ции в опорных пунктах на путях международной торговли [53, с.2Ю) В последнее десятилетие при раскопках на Городище под Нов- городом, которое его исследователь Е.Н.Носов рассматривает как крепость, предшествующую Новгороду, найден целый ряд сканди- навских вещей. Среди них обнаружены две подвески (амулеты) с идентичными руническими надписями магического характера [106, с.121] . К первой четверти XI в. относится надпись на обломке реб- ра коровы из Новгорода [72]. XI и ХШ вв. датируются недавние 27
находки рунических надписей на литейной форме из Суздаля и игральной кости из Полоцка [89]. Особый комплекс надписей и знаков на костях животных составляет материалы из раскопок го- родища Масковичи в Северо-Западной Белорусии [34]. Особый ин- терес вызывают надписи, где целый ряд знаков может интерпрети- роваться двояко [34, 35]. Ценнейший материал представляют и недавно исследованные граффити на куфических монетах Петергофского клада начала IX в. [86]. В их составе не только скандинавские руны, но и арабские надписи, тамгообраэные знаки, имеющие аналоги в хазарском ру- ническом письме, и грекоязычная надписьпоказываю- щие , что в среде населения Северной Руси появлялись и греческие, и арабские надписи на тех или иных предметах. Совокупность всего разнообразного по языковой принадлеж- ности и по графической интерпретации эпиграфического материала, отражает раннесредневековые связи Руси IX-X вв. не только с Се- верной Европой, но и прежде всего с Византией и Востоком. Эти факты требуют специального изучения. Контакты Руси с другими этносами - Северной Руси с балтийскими и финно-угорскими пле- менами и Скандинавией, Ккной Поднепровской Руси с Византией и Хазарией, Западной Руси с народами балтийского региона - за- падными славянами и германцами - обеспечили взаимодействие этих культур. Взаимные связи реализовались на разных уровнях мате- риальной и духовной культуры и зависели от стадиального разви- тия контактирующих сторон. Об этом свидетельствует и разнооб- разный по этнической характеристике эпиграфический материал, подтверждающий контакты в области графических систем. В данном случае следует обратить внимание прежде всего на скандинавско- славянские традиций Северной Руси в освоении этих систем. Не останавливаясь подробно на каждой эпиграфической наход- ке, подчеркнем значимость следующего факта, до сих пор не обра- щавшего на себя внимания исследователей: находки рунических надписей и знаков IX-X вв., оставленных, безусловно, скандина- вами , а также орудий для письма [61], по времени и территори- альному распространению совпадают с первыми, очень малочислен- ными пока находками, свидетельствующими о появлении элементов славянской письменности на восточнославянской территории. 28
К числу достоверно славянских надписей до середины X в. можно отнести лишь знаменитую надпись на корчаге "гороухша” или "гороунша" [I]. Краткость надписи не позволяет убедительно оп- ределить ее языковую принадлежность - древнерусская она или южнославянская. Дело в том, что палеографические особенности надписи находят аналогии как в древнерусском, так и в древне- болгарском эпиграфическом материале [76, с.30, 35-36]. Сущест- венным оказывается тот факт, что надпись сделана, бесспорно, кириллическим алфавитом, который, распространившись на всей территории славянства, постепенно приобрел надэтнический, меж- славянский характер. Можно говорить лишь о том, что в надписи представлен один из ранних вариантов кириллицы. Что такие ва- рианты существовали, доказывают исследования ранних древнерус- ских азбук XI-ХП вв. (на стене Софийского собора в Киеве, на бересте, на пряслице, на свинцовой пластине из Новгорода) [188]. Пример двоякой интерпретации буквенных знаков на костях животных дает материал с городиша Масковичи в Северо-Западной Белоруссии [34, с.205, 206]. То же касается и изображений так называемых решеток, встречающихся как в составе рунических, так и кириллических надписей, например, на пряслицах первой по- ловины X в. из Белоозера [19, с.179; 20, с.19-21]. Одни знаки соотносятся с буквами кириллического алфавита, другие со скан- динавскими рунами, третьи сопоставимы как с руническим, так и с кириллическими знаками и их отождествление зависит, видимо, от контекста”. Подобное замечание справедливо и для решеткооб- разных изображений: ”... решетки обоих типов имеют аналогии как в древнерусском, так и в древнескандинавском материале .[34, с.206]. Одна из последних находок такого рода - знаки на ши- ферном пряслице из раскопок Е.Н.Носовым Городища под Новгоро- дом. Среди знаков и изображений рунического характера на горо- дищенском пряслице выделяется группа из трех знаков, два из ко- торых могут быть прочитаны как кириллические буквы и и ж, а третий - как ж (Л), написанное глаголицей, древнейшим славян- ским алфавитом [108, с.46-48], что свидетельствует о знакомст- ве в это время жителей Северной Руси с элементами славянских алфавитов. К древнерусским эпиграфическим текстам дохристианского времени относятся надписи на древнейших русских монетах и надпи- 29
си на деревянных цилиндрах из Новгорода, датируемые 70-80-ми годами X в. В частности, речь вдет о надписях на цилиндре № 5: "мвцъннцъ м!хъ въ тихъ мот! [хъ] полъцътвъръ” и на цилиндре 6: въ н гри(ь]---------гри-----" (187, с.78]. Деревянные цилин- дры функционально определены В. Л .Яниным как пломбы, запирающие мешки с долей доходов князя или мечника [187, с. 138-155].Исто- рическое значение этой категории археологических находок ис- следователь видит в том, что "они наиболее ранними образцами фиксируют применение запечатленных Русской Правдой принципов раздела государственных доходов во времена, отстоящие по край- ней мере на полвека от первой письменной фиксации закона рус- ского [187, с.153]. Значение этих находок состоит также и в том, что надписями на новгородских деревянных цилиндрах засвидетель- ствованы слова "емец", "гривна", "мечник", т.е. та лексика, ко- торая позже находит отражение в языке Русской Правды. Таким об- разом, эпиграфика впервые фиксирует устную традицию русской юридической терминологии. К концу X в. славянское кириллическое письмо утвердилось и в "клинковой эпиграфике". Об этом свидетельствует надпись на мече X в. "Людота коваль" (или Людоша), сделанная русским мастером Людотой [53, с.277]. В этой надписи слово "коваль" обычно понимается как обозначение профессии Людоты - "кузнец". Однако более типично для подписной формулы в эпиграфике упо- требление глагольной формы. В древнерусских надписях - это фор- ма причастия на "-л" ("Стефанъ пьсалъ", "кн^зь Глкбъ мериль..." и т.п., ср. аналогично лат. "fecit4'). В таком случае конечный ь вместо закономерного ъ может рассматриваться как отражение одноеровой графики с ь, употреблявшейся в ранних памятниках древнерусской письменности (см.ниже, глава I, § 3). Таким образом., ко времени развития и функционирования "про- тогородских" центров с их полиэтничным (славянским и неславян- ским) населением относятся различные находки рунических, куфи- ческих, кириллических, глаголических, греческих буквенных зна- ков. Эти знаки использовались в княжеско-дружинной и жреческой среде IX-X вв., по-видимому, в магических целях или как знаки собственности. Трудность интерпретации различных знаков на пред- метах материальной культуры X в. объясняется не только почти полным отсутствием аналогий, но также и тем, что эти знаки от- 30
ражают тот этап в освоении письменности восточными славянами, которому была свойственна нестабильность графических систем. Эта нестабильность продолжается на территории Руси и в христи- анскую эпоху, но уже внутри славянских алфавитов, и если для X в. характерно сосуществование письменных систем разных язы- ковых ареалов, то к концу X в. и в первые десятилетия после, крещения Руси наблюдается бытование и варьирование только гре- ческого, кириллического и глаголического алфавитов, что объ- ясняется, по-видимому, причинами, связанными с укреплением кон- фессионального единства и ростом этнического самосознания. Открытие граффити на монетах (арабских дирхамах) [33], как считают исследователи, позволяет проследить различные уровни применения рунической письменности в варяжской среде: на Руси руны применялись в сакральной, бытовой и, видимо, даже хозяй- ственно-административной сфере. Интеграция некоторых знаковых систем (арабской, греческой, тюркской, скандинавской) "вырази- лась, видимо, в создании качественно новой графической симво- лики, выражавшей крут военно-дружинных, а затем и "государст- венно-административных понятий (оружие, ладьи, стяга, "знаки Рюриковичей")" [53, 277]. Конечно, магические рунические надпи- си могли быть выполнены только скандинавами. Однако анализ ма- териала "смешанного" характера позволяет предположить, что от- дельные рунические или "рунообразяые" знаки могли быть нанесе- ны и местным славянизированным и даже славянским населением. В сфере международных контактов и кириллический алфавит мог оказывать воздействие на руническую письменность. Следовательно, можно говорить о том, что первые проявле- ния применения письменности в IX-X вв. фиксируются в этнически смешанной княжеско-дружинной среде "руси", имевшей надплемен- ной характер[68; 87; 53, с.202-205. Ср.: 160, с.31-36]. В работах последних лет на основе всего комплекса источ- ников, относящихся к сфере русско-скандинавских отношений, це- лым рядом авторов разработаны основы периодизации этих отноше- ний. Их динамика позволяет выделить несколько этапов [68, с.241-^ 243; 64, с.260; 53, с.284-291; 427]. Эпиграфические памятники руническо-кириллического характера относятся по этой периоди- зации ко времени со второй половины IX в. и X в. Этот период включает несколько этапов, характеризующихся и стабилизацией 31
отношений с викингами в Верхней Руси, сложением системы между- народных путей и центров на Балтике, участием варягов в объ- единении Древнерусского государства, появлением их в составе древнерусского боярства, расцветом международных протогородских центров на Руси, странах Балтики и Скандинавии [9, с.21-22]. ♦ Итак, ранний этап в развитии письменной традиции Северной Руси отражает важные аспекты культурного этногенеза IX-X вв. Этот ранний этап характеризуется освоением различных графиче- ских систем, соотносимых с различными языковыми ареалами. Начало письменности у восточных славян связано с процес- сом градообразования как проявления феодализации Руси и выра- жается в использовании в административном управлении и торгов- ле элементов разных графических систем, часто сосуществующих в пределах одного социального коллектива. Отсутствие древне- русских текстов до X в. не кажется случайным. Потребность в письменности как системе появляется тогда, когда стабилизиру- ются признаки государства. Надписи на новгородских деревянных цилиндрах и на древнейших русских монетах, датирующиеся концом X в. и фиксирующие развитие государственного аппарата княжеской власти и его функций, позволяют говорить о качественно новом этапе применения письменности в государственных целях. Поэтому предпринимаемые иногда поиски славянских докирилловских текс- тов, относящихся к IX вв, а.то и более раннему времени, кажут- ся лишенными исторической основы. Письменная традиция на Руси, восходя к дохристианскому пе- риоду древнерусской государственности, не могла, естественно, развиваться без общекультурного воздействия Византии и Болга- рии, в особенности после официального крещения и вхождения Ру- си в культурный крут Slavia Orthodoxa. Появление греческих, а затем и славянских надписей на древнейших монетах и печатях Болгарии и на Руси свидетельствует о том, что развитие собст- венной письменной традиции неизбежно связано с укреплением го- сударства. По мнению В.Л.Янина, уже в X в. складывается ранний тип княжеской буллы, который сильно повлиял на формирование типа ранних русских монет [184, с.41]. Общность историко-культурного развития, единство веры и первого литературного языка славян, близость его к живым сла- вянским говорам на всей территории славянства, наддиалектный 32
характер этого языка и славянских азбук обеспечивали быстрое распространение грамотности в разных областях славянского мира. Эпиграфические памятники дохристианского и христианского вре- мени - надписи делового и бытового характера - показывают, что письменная традиция быстро распространяется вширь, отражает жи- вые процессы в славянских языках. Целый ряд археологических и эпиграфических фактов IX-X вв. позволяет говорить о роли древнерусского города в становлении письменной традиции и литературно-письменного языка. Автор обобщающей работы о развитии древнерусских городов до середины ХШ в. А.В.Куза предлагает выделять три периода в их истории. Первый период, протогородской, - до начала-середины X в. - "восходит к концу эпохи родоплеменного строя, когда вы- деляются племенные и межплеменные центры" [31, с.57] « Именно в таких центрах, в княжеско-дружинном разноплеменном и полиэт- ническом по составу социальном слое письменность явилась вопло- щением наддиалектного типа речи, который в дальнейшем стал од- ним из источников формирования литературно-письменного языка Древней Руси. Речь здесь может идти как о развитии устных ус- тойчивых формул обычного права и языка дружинного эпоса, впи- тавшего общеславянскую традицию, так ио закреплении в пись- менном виде различных актов - от владельческой пометы до госу- дарственных актов международного значения (договоры с Визан- тией). Во второй, раннегородской, период - о середины X до сере- дины ХП в., - древнерусские города в структуре раннефеодально- го государства становятся не только военно-политическими, адми- нистративно-хозяйственными, экономическими, но и культурно- идеологическими центрами больших округ [3£, с.58]. Третий период, начинающийся в середине'ХП в., характери- зуется стремительным ростом городов и расцветом всех их функций. Два последних этапа в развитии городских поселений хроно- логически охватывают период после крещения Руси, когда начина- ется строительство храмов и монастырей. Они становятся центра- ми развития книжности, в них возникают библиотеки и скриптории, где разворачивается интенсивная переводческая деятельность, создаются и распространяются тексты, необходимые для богослу- жения, начинается летописание. 33
Развитие тесных культурно-политических связей с Византией и Болгарией, в особенности после официального утверждения хри- стианства в качестве государственной религии, способствует ка- чественному изменению социально-языковой ситуации. Значительно расширяются функции письменности и возникает собственная лите- ратурно-письменная традиция. § 2. Славянские азбуки Период становления и освоения письменной традиции харак- теризуется наличием графических вариантов. Вариативность как признак архаичности присуща начальному этапу развития славян- ских графических систем. С проникновением на Русь кирилличе- ского алфавита, с началом использования письменности в государ- ственных целях происходит адаптация первоначальной кириллицы на восточнославянской почве. Ярким примером этому служит одноеро- вая графика, проявившаяся в некоторых древнейших русских надпи- сях и рукописях. Об этом же свидетельствуют и находки азбук XI в.: открытая С.А.Высоцким азбука на стене Софийского собора в Киеве [16, 2281, берестяная азбука Л 591 первой половины XI в. из Новгорода [188]. Состав кириллического алфавита изменялся. Киевская и нов- городская азбуки, проанализированные В. Л .Яниным, показывают, что в ранний период развития древнерусского письма существова- ло несколько вариантов кириллического алфавита. Это прежде все- го относится к буквам, занимающим последние места в азбуке: еры, юсы, йотированные буквы, ш , ф , <р , ш . Если киевская азбука на стене Софийского собора сразу после публикации ее С. А.Высоцким вызывала разноречивые толкования - как ” не допи- санная" азбука, "протокириллическая", греческая с элементами славянского письма в местах расхождения кириллической и грече- ской азбук и т.д. [45, 188], то после находки новгородской бе- рестяной азбуки первой половины XI в. и сравнения ее с берес- тяными азбуками более позднего времени [188] стало очевидно, что все эти азбуки являют собой древнерусские варианты кирил- лицы. Эпиграфические находки последних лет внесли свои поправки и в вопрос о распространении глаголицы как на территории Бол- 34
гарии, так и на территории Руси. Глаголическая азбука и надпи- си из Преслава, Равны и Мурфатлара, выполненные глаголицей или смешанным кириллическо-глаголичеоким алфавитом, свидетельству- ют о распространении в X в. глаголицы не только в Юго-Западной, но и в Северо-Восточной Болгарии [208, с.27-37; 207]. На Руси не известны рукописи, написанные глаголицей» но известны восемь кириллических рукописей XI-ХШ вв. с глаголиче- скими вкраплениями. Две рукописи относятся к XI в., три - к ру- бежу Х1-ХП вв., одна - к ХП в., две - к ХШ в. По характеру за- писей - это глаголические инициалы (Евгеньевская псалтырь XI в. [149, № 30]), отдельные глаголические буквы в тексте (ХШ Слов Григория Богослова, XI в. [149, > 30]; Погодинские листки ХПв. [149, № 105], Минея праздничная ХШ в. [149, М 176]), записи пис- цов , иногда с кириллическими вкраплениями (Поучения огласитель- ные Кирилла Иерусалимского [149, № 45]; Минея служебная Г149, № 41]; Устав Студийский рубежа Х1-ХП вв. [149, > 50] ; Сборник поучений ХШ в. [149, № 306] ). Несмотря на отсутствие текстов, полностью исполненных глаголическим алфавитом, знакомство древ- нерусских писцов с глаголицей не вызывает сомнения. По поводу происхождения этих рукописей среди исследователей нет единого мнения, однако примерно половина из них приписывается большин- ством исследователей Новгороду или во всяком случае северо- западу Руси. Эпиграфические памятники дают некоторый материал для суж- дения о распространении глаголицы на Руси. Прежде всего это уже упоминавшаяся надпись на пряслице середины X в. с Рюрикова Городища под Новгородом [108, с.45-55]. В составе знаков, на- несенных на пряслице, присутствует знак, который по целому ря- ду признаков можно интерпретировать как своеобразную ’'редакцию” глаголической, буквы м (ж, "живете”). Почему именно эти знаки изображены на пряслице, сказать трудно. Можно лишь предполагать, что они выполняли функцию владельческой пометы. Знак л нахо- дится в окружении двух других, которые могут быть прочитаны как кириллические н к. Прямых аналогий знаку на пряслице нет ни среди кириллических, ни среди греческих, ни среди рунических (как скандинавских, так и тюркских) алфавитов. Своеобразие написания глаголического ж на пряслице - не- соблюдение принципа округлости линий, лежащего в основе древ- 35
нейшей глаголицы, можно объяснить и твердостью поверхности, и малым пространством для написания знака. При предложенном про- чтении оказывается, что буквенные знаки, написанные в явном противопоставлении друг другу, являются выражением в славян- ских алфавитах одного и того же звука lz| . Такое противопо- ставление едва ли случайно. Тот, кто чертил эти знаки, видимо, стремился показать свое знакомство со знаками обеих славянских буквенных систем. Важно и то, что звук свойствен именно сла- вянской речи в отличие от греческой. Как известно, буква ж - одна из тех букв, которые были введены при создании кириллицы в состав греческого алфавита для передачи собственно славянских фонем, отсутствовавших в фонетической системе греческого языка. Примечательно и соседство глаголической и кириллической букв. Среди древнейших памятников славянской письменности из- вестны тексты, исполненные двумя алфавитами. Примером может служить как древнеболгарский, так и древнерусский эпиграфиче- ский материал: надписи из раскопок ранних монастырских комплек- сов IX-X вв. из Северо-Восточной Болгарии, глаголическо-кирил- лические надписи-граффити из Софии Новгородской,из рукописей - Боннское евангелие, Внинский апостол, Зографокое евангелие, Си- найский служебник, а из древнерусских - те названные выше руко- писи, которые имеют глаголические вкрапления. Такое сосущество- вание двух алфавитов наряду с греческим характерно для раннего этапа развития славянской письменности. Глаголические надписи и отдельные "буквы известны и в ки- евском, и в новгородском Софийских соборах [227 , 230]. Эти надписи представляют собой молитвенные формулы и датируются XI в. Недавно нами был обнаружен фрагмент еще одной глаголиче- скрй надписи первой половины ХП в. на стене лестничной башни Георгиевского собора в Новгороде. Совокупность глаголических надписей и кириллических рукописей с глаголическими вкраплени- ями, которые относятся к территории Северной Руси, дает возмож- ность предположить, что глаголическая традиция в Новгороде име- ла некоторую основу. Роль в распространении этой традиции Вос- точной Болгарии и (или) западных славян, где активно использо- валась глаголица, и пути ее проникновения в Северную Русь еще требуется выяснить. 36
§ 3. Одноеровые написания Среди раннего славянского эпиграфического материала име- ется целый ряд надписей, написанных так называемой одноеровой графической системой. Употребление одной из двух букв, обозначающих редуцирован- ные гласные ъ и ь, так называемая одноеровость, встречающаяся в болгарских, сербских и некоторых русских рукописях до начала ХП в., в последнее время получает различную лингвистическую ин- терпретацию. Исследователи южнославянских рукописей выделяют четыре правописные школы, отражающие употребление ^иь [193, с.29-30]. Каждая из этих школ характеризуется и другими отли- чиями, в частности употреблением юсов, йотированных гласных, буквы Ф, особенностями в морфологии и лексике [192, с. 58-57]. Различные правописные школы, проявляющиеся в болгарских и серб- ских рукописях и надписях (вплоть до Х1У в.), отражают опреде- ленные фонетические процессы по всей территории южнославянских диалектов. Древнейшей школой в древнеболгарском книжном языке явля- ется, по мнению болгарского исследователя И.Гылыбова, "кирилло- мефодиевская двуеровая" с этимологически правильным употребле- нием ъ и ь [193, с.54-55]. Эта школа так или иначе проявилась во всех памятниках старославянского канона. Вторая, "одноеровая (о ь) ярославская”, школа сложилась, как считает И.Пиыбов, к концу IX в. в Преславе в литературных кругах, близких царю Си- меону. Выделяя эту школу как самостоятельную, исследователь сжи- рался не только на данные рукописей, но и на данные надписей, открытых в 20-30-е годы нашего столетия при раскопках Круглой церкви в Преславе о Предпринятое недавно новое исследование над- писей из Круглой церкви позволило А.Медынцевой и К.Полконстан- тинову сдвинуть дату возникновения этой школы к середине X в., что принципиально важно для датировки и ранних болгарских руко- писей (83, с.89-94]. - Третья, ’’двуеровая ярославская” школа, по выражению И.Ik-, лыбова, является компромиссной между нормами двух предыдущих и поэтому последовательное разграничение признаков этой школы представляет известную трудность. Среди эпиграфических текстов X-XI вв ., отразивших эти признаки, - надпись чергубиля Мостича, 37
печать Георгия Синкелла, надпись царя Самуила, а среди рукопи- сей - Саввина книга, Слуцкая псалтырь, Зографские листки и оба Изборника, 1073 г. и 1076 г. И.ГЦлыбов выделяет и четвертую школу, "одноеровую с ъ", замечая при этом, что "ее отношение к одноеровой преславской школе с ь, место ее появления и другие характерные черты до сих пор недостаточно выяснены” [193, с.33]. Эта одноеровая школа с ь представлена Енинским апостолом и Листками Ундольского. От- крытые в последние годы две древнейшие датированные надписи 921 г. и 930-931 гг. из Северо-Восточной Болгарии могут быть, как нам кажется, причислены к этому же кругу памятников. Сле- дует добавить сюда и две надписи из скального монастыря в с.Мур- фатлар (Румыния), датирующиеся К.Попконстантиновым до середины К в. [204, с.353, где написания "отъцъ", "отъца”, "първое","въ църкви” свидетельствуют об употреблении в них одноеровой гра- фики с ъ. При всем разнообразии древнеболгарских эпиграфических и книжных памятников нельзя не заметить, что те или иные письмен- ные "школы" проявляются в них не всегда последовательно, с раз- ной степенью интенсивности. Здесь мы не касаемся лексических и текстологических особенностей, характерных для той или другой "школы", или "центра”. Этим вопросам посвящена обширная лите- ратура как болгарских, так л советских исследователей. В данном случае речь идет не о литературной, а о письменной традиции.По- этому отнесение текста к той или иной школе вызывает трудности, и следует, по-видимому, говорить скорее об общей тенденции в системе письменных навыков того или иного книжного центра, чем о твердо установившейся норме. Употребление одного знака для обозначения редуцированных ъ и ь известно и по русским рукописям XI-начала ХП в. На осно- ве анализа 12 рукописей русской редакции и берестяной грамоты Л 109 И.Х.Тот пришел к выводу, что в ранний период истории древнерусской письменности на Руси были известны три правопис- ные школы: две "одноеровые" и одна "двуеровая”, которым также были присущи и другие особенности графической системы (в част- ности, отсутствие одной или нескольких йотированных букв) [163, с.27]. И.Х.Тот считает, что на Руси одноеровая болгарская тра- диция использовалась прежде всего на юге, возможно в Киеве, и за
лишь позже проявилась в письменной практике Северной Руси, В Новгороде "одноеровая" школа с ъ нашла применение не только в церковной, но и в светской письменности, о чем свидетельст- вует берестяная грамота > 109. В.Курашкевич также считает ис- ключительное употребление ъ в грамоте Jfe 109 графическим упро- щением [197, с.21]. При этом исследователь допускает, что гра- мота могла быть написана и в начале ХШ в., но случайно оказа- лась в 21-м ярусе культурного слоя. Однако археологическо-стра- тиграфическая датировка этому цротиворечит. Опираясь в основном на данные рукописей, И.Х.Тот объясня- ет появление в русском письме одноеровых написаний тем, что "одноеровые памятники были переписаны с двуеровых протографов, и только из-за невнимательного отношения писцов в текста оста- лись некоторые следы орфографии протографов” [164, о.140]. Ана- лиз и других графико-орфографических особенностей, формировав- ших ’’русскую редакцию древне-болгарского языка”, приводит ис- следователя к выводу о том, что ’’общей особенностью одноеровых рукописей древнерусского происхождения является то, что за ис- ключением Реймсского Евангелия (его кириллической части. - Т.Р.) в них мало русизмов” [164, с. 141]. Обратимся к древнейшим русским памятникам эпиграфики, боль- шинство которых относится к территории Северной Руси и Новго- роду. Во-первых, это славянские надписи на монетах первоначаль- ного русского чекана - златниках и сребрениках Владимира ("Вла- димир на столе, а 'се его серебро”), выполненные, как показали последние исследования И.Г.Спасского и М.Плотниковой, новго- родским резчиком [154]. Эти монеты относятся к рубежу X-XI вв. и самому началу XI в. Легенды на них несут на себе печать древ- неболгарской письменной традиции. Однако иоследование их па- леографических особенностей привело М.П.Сотникову к заключению, что ”в основе лучших образцов буквенных начертаний на русских монетах X-XI вв. лежат приемы древнего книжного письма” и что "отдельные элементы и явления в развитии Древнерусского письма, считающиеся возникшими гораздо позже - в ХП-Х1У вв. - оказа- лись... существовавшими уже в X в.” [153, с.73]. Во-вторых, это недавно открытые В Новгороде деревянные ци- линдры с надписями, самые ранние из которых датируются до 980 г. А.А.Медынцева, специально изучавшая надписи на цилиндрах, при- 39
шла к выводу, что они служат документальным свидетельством "ис- пользования кириллицы в государственном фискальном аппарате Древней Руси до официального принятия христианства и письмен- ности" [78, с.59]. Исследовательница обнаружила палеографиче- скую близость этих текстов к надписям на древнейших русских монетах - златниках и сребрениках Владимира (I типа). Таким образом, надписи на монетах и на деревянных цилинд- рах, написанные кириллицей на славянском языке, стоят у исто- ков древнерусской письменной культуры. Они свидетельствуют о том, что накануне официального принятия христианства в качест- ве государственной религии кириллическая письменность уже ис- пользовалась в государственной и торговой сфере. Палеография этих двух категорий источников имеет много общего, а в целом и те, и другие следуют болгарской традиции древнейших кириллических начертаний. Так, формы некоторых букв - а с маленькой треугольной головкой, & и ъ с петлями, доходящи- ми почти до верхней точки мачты, 1 с треугольной петлей, редкая для русских надписей форма м с наклоненными одна к другой мач- тами и небольшой остроугольной серединой, высоко поднятой над уровнем строки, ц, целиком умещающееся в строке, - все эти фор- мы используются как в надписях на монетах, так и в надписях на цилиндрах и вместе с тем находят аналогии в древнейших болгар- ских надписях X в. из фугдой церкви в Преславе (надпись хар- тофилакса Павла), надписи из Теке-Козлуджи первой половины Xв., надписях из монастырского комплекса в Равно', надписи царя Са- муила и чергубиля Мостича и в целом ряде других памятников. Отмеченная особенность йе является чертой, свойственной только новгородским памятникам. Подобные аналогии имеются в над- писях XI в. из Софийского собора в Киеве и в недавно исследо- ванных А.А.Медынцевой надписях на окладе Корсунской иконы4"Петр и Павел" [81]. Во всех перечисленных памятниках сказалась древ- нейшая болгарская письменная традиция, которая как архаичная использовалась в Новгороде на протяжении XI в. Одна из ярких особенностей текста, вырезанного на цилинд- ре, датирующегося последней четвертью X в., - это употребление одноеровой графики, на которую обратила внимание А.А.Медынцева [78]. В тексте: "Мецъниць мехъ въ тихъ м(о)тЪ(хъ) пол(ъц)ътвъ- ръ<ть)", - который А.А.Медынцева предлагает читать как: "мечнич 40
дох в этих мот(ех) (в) полчетверть", - в словах "мецъницъ" и "пол(ъц)ътвъръ(тъ)" пять раз ъ употреблен вместо ь. Поэтому речь здесь может идти не об ошибке резчика, а о сознательно выбранной графической системе.» Эта одноеровая система отразилась, по-видимому, и в напи- сании слова "сърЬбро" на сребренике Владимира, наряду с форма- ми "срЪбро", "серебро" и "сребро", и в берестяных азбуках "не полного состава”, как их назвал В, Л «Янин [188, о ,85] , Л 591 первой половины XI в. и № 460 - ХП в., ив целом ряде граффити новгородского Софийского собора. Так, отметим несколько случа- ев написания с ъ в корне глагола "пьсати” в составе широко рас- пространенной формулы ’’такой-то писал" в надписях Софии Новго- родской [230, * 9 (где "пъс...” выполнено глаголическими бук- вами) № 39, 46, 52, 53, 55, 72, 73, 87. 157-159]. Обычно считается, что здесь отразился начавшийся процесс падения редуцированных. Однако тот факт, что неэтимологический ъ появляется в корне слова, семантически связанного о письмен- ной культурой и входившего в устойчивую формулу, заставляет осто- рожнее отнестись к такой интерпретации. Здесь может идти речь о графической особенности. По-видимому, удерживанию одноеровой графики в написании слова "пьсал" через ъ в новгородских текстах способствовало и качество самого редуцированного. Косвенным подтверждением это- му предположению может служить неоднократное использование & в качестве вставочного гласного между согласными, особенно в заимствованных словах и именах собственных (рукописи, берестя- ные грамоты, надписи Х1-ХП вв.). Это явление хорошо известно в книжных и эпиграфических памятниках всей восточнославянской территории, в том числе в надписи середины XI в. на камне из Софийского собора в Полоцке ("Петъръ”) [И]. Как общедревне- русская особенность данное явление входило в книжно-письменную систему Новгорода. Видимо, в одноеровой графике исполнена и надпись в Софии Новгородской Николы - "пришельца из Киева-гра- да", датируемая 1052 г. [230, Л 182; 63]. Сохранилась только прорись этой надписи. Последовательное употребление ъ на месте этимологического ь в словах "пришълъца”, "безмъздъникоу", "чю- дотворъци” заставляет предположить, что и в слове "црькьве" ь прорисован ошибочно вместо ъ. 45
Еще один текст, в котором, как нам кажется,отразилась од- ноеровая графика, - это известная подпись королевы Анны Яро- славны на хартии Суассонского аббатства "Ана ръина” 1063 г. [49, с.£25]. Исследователи, обращавшиеся к этому тексту, раз- лично определяют фонетический статус ъ. Г.Шевелев, подводя итог дочти полувековому изучению этой подписи, приходит к выводу, что ъ здесь не соответствовал реальному фонетическому значению, а носил более или менее абстрактный характер, что было удобно для использования при письме [210, с.252]. Вероятно, и в этом случае можно видеть применение одноеровой системы. Однако вви- ду краткости текста такая интерпретация остается предположи- тельной. Еще один пример одноерового текста, но с использованием буквы ь мржно видеть в недавно найденной надписи на камне из Софийского собора в Полоцке: "Давыдь. Тоума. Микоула Кьпьсь. Тзумауаль” [II]. В публикации этой надписи в слове "Кьпьсь” ь в первом и . последнем слогах был прочитан нами как ъ, но послед- нее обращение непосредственно -к надписи убеждает в ошибочности такого чтения. Следовательно, и эта надпись представлена, ви- димо, одноеровой графикой с ь. По совокупности палеографических и археологических данных надпись датируется серединой - второй половиной XI в. Можно отнести к одноеровым и надпись Людоты на мече X в. » Приведенные случаи одноеровых надписей с ъ и с ь в ранних русских памятниках свидетельствуют об использовании в XI - на- чале ХП в. одноеровой традиции наряду с двуеровой. В Новгороде эта одноеровая система была известна и позже, поскольку она от- разилась в берестяной азбуке № 460 ХП в. [225] и некоторых дру- гих новгородских текстах. Вплоть до Х1У в. ранние одноеровые азбуки использовались при обучении письму, что позволило ЕЛ.Яни- ну назвать их "традиционными" [188, с.84]. Исследовавший русские одноеровые памятники XI в. И.Тот считал, что отразившаяся в берестяной грамоте Д 109 ХП в. од- ноеровая графика явилась "результатом применения и влияния древнеболгарской графической школы, представители которой мог- ли появиться в конце XI или в начале ХП в. на далеком Севере" [163, с.27]. 42
Однако целый комплекс одноеровых памятников новгородского происхождения позволяет отнести появление этой школы в Север- ной Руси к дохристианскому времени. Одноеровые написания огра- ничены лишь ранним периодом берестяных грамот и надписей и в на- чале ХП в. выходят из употребления. Наряду с другими фактами, они свидетельствуют о том, что на начальном этапе древнерусской письменности состав кириллицы не был постоянным, это касается и употребления букв ъ и ь. Устойчивый состав алфавита выраба- тывается постепенно. Г.Шевелев обратил внимание на то, что ис- пользованный в кириллической части Реймсского евангелия "со- кращенный" алфавит, испытавший влияние глаголической традиции, появился "либо путвхм постепенного отбора (как, например, выход из употребления ж в Киевской Руси), либо из первоначально более богатого набора букв, либо из архаической неполноты алфавита" [210, с.189]. Каково же значение таких написаний в восточнославянских текстах? Уловить какие-либо закономерности здесь достаточно сложно. Одни исследователи связывают эту особенность с процес- сом падения редуцированных, что хронологически маловероятно, другие склонны видеть, в ней следствие развития вторичного смяг- чения, которое не охватывает, однако, всей восточнославянской территории [59, с. 107-109; 62]. Но поскольку одноеровые напи- сания датируются достаточно ранним временем (деревянный цилиндр № 5 до 980 г.) и сравнительно быстро (к середине ХП в.) выхо- дят из употребления, заменяясь двуеровой традицией, отражающей определенную фонетическую ситуацию, то такие написания могут быть квалифицированы как внешние, чисто графические, южносла- вянские (древнеболгарские) по своему происхождению. Наблюдения над одноеровыми написаниями в древнерусских текстах Х-ХП вв. показывают, что, во-первых, одноеровые напи- сания были распространены не только на юге, в Киеве, но прежде всего в Северной Руси, быть может, независимо от киевской тра- диции. Одна из древнейших русских надписей - на деревянном ци- линдре - выполнена в Новгороде одноеровой кириллицей. Надписи- граффити и берестяные грамоты свидетельствуют об относительной устойчивости этой правописной школы в Новгороде, поскольку она проявляется ^прежде всего в текстах светского, делового харак- тера. Во-вторых, в начальный период истории русской письменно- 43
сти Новгород, по-видимому} имел непосредственные книжные кон- такты с Восточной Болгарией, что, кстати, проявилось и в неко- торых палеографических особенностях ранней новгородской эпи- графики. В-третьих, одноеровые азбуки более позднего происхож- дения ориентируются на ранние образцы. Как показывают палео- графические и графико-орфографические особенности новгородской письменности (рукописная традиция, берестяные грамоты, эпигра- фики), с конца ХП в. в Новгороде складывается местная традиция письма - архаизация и ”запаздывание” некоторых начертаний, ин- терес к ранним южнославянским графическим формам. Быть может, это обусловлено в какой-то мере и вновь оживающими книжными связями с Восточной Болгарией на рубеже ХП-ХШ вв. Все это свидетельствует о том, что древнеболгарская ки- риллическая графика на раннем этапе распространения письменно- сти на Руси, в частности в Новгороде, служила образцом еще до официального принятия христианства, т.е. в тот период, когда письменность начинает использоваться в процессе становления государства и развития его функций. Это обстоятельство было обусловлено, конечно, тесными историко-культурными и политиче- скими связями Болгарии и Руси второй половины X в. Тем самым была подготовлена почва для быстрого и широкого распростране- ния христианской книжности сразу после крещения. Однако уже в этих первых эпиграфических источниках обна- руживается стремление приспособить кириллическую азбуку к зву- ковому отрою родного языка. Так, в надписях на деревянных ци- линдрах нашла отражение древненовгородская мена ч и ц (’’цока- нье” ): ’’мецъницъ”, ’’полъцьтвърътъ”. Важен также и тот факт, что, воспроизводя на деревянном цилиндре болгарское начертание буквы ц, новгородский резчик пишет ее "зеркально”, в полном со- ответствии с традицией, позже получившей очень широкое распро- странение в берестяном и эпиграфическом письме, что связано, по-видимому, с особым механизмом отражения новгородского "цо- канья” [39 J. Еще один подобный "русизм” в надписи на цилиндре № 5 - это выдержанное в одноеровой графике написание с редуцированными по обе стороны плавного в сочетаниях, восходящих к праславян- скому *tbrt? twt: ”полъ(цЪ)твъръ(тъ)”. По наблюдению В.В.Ко- лесова, этот тип написаний, не известных старославянским ори- 44
гиналам, встречается в И в. только в древнерусских рукописях [59, с.37]. По его подсчетам подобные ’’русские” написания со- ставляют в новгородских Минеях 1096 и 1097 гг. соответственно 91% и 54%, в Остромировом евангелии - 37%, в Чудовской Псалты- ри - 84%, доходя в Архангельском евангелии 1092 г. до 98%. Ис- следователь отмечает, что до ХШ в. эти написания ’’сохраняются толыю в северных рукописях, иногда уже и в таких, которые от- ражает прояснившиеся сильные ъ, ь”. По мнению В.В.Колесова, ’’возникающие ъ, ь не имели в XI в. фонематического значения и потому могли варьировать. Плавные р, л сохраняли свои фонема- тические свойства полугласного (глайда), выступая в двух пози- ционных вариантах - этого требовал еще действующий закон от- крытого слога” [59, с.38]. Что касается корня ”чьтвьрт-”, то написание его о ерами по обе стороны плавного р наблюдается, помимо богослужебных текстов, уже в Изборнике 1073 г.': ” в четвьрьтодесдтьное бо и въторо1е лЬто цЬсарьства Аугоустова”; ”отда^ грЪхы отьча на ч^дЬхъ до трети кц?о и четвърътааго рода...*’; ”от четвьрьтаго же на десято дьнии семь...”; ”И»аковъ же брать ее го, в Иоудеи про- повЬдакцот Ирода четвьрьтьника оусЪчень бы: мечьмь.. .”1237, 1509- 1512] . Материал новгородских берестяных грамот XI - первой поло- вины ХП в. также дает случаи двуеровых (типа -ьрь-; -ъръ- в корнях, восходящих к *tbrt, twt) написаний: "смьръда”, ”смь- рьди” (грамота № 247). Слова с корнем ’’чьтвьрт-” встречаются в грамотах ХЛ1-Х1У в. в написаниях "четвереть” (J& 218), "цетвере- те”, ”цетверети” (№ 348) и отражают уже явление так называемо- го ’’второго полногласия”. Относительно грамот более раннего времени А.А.Зализняк замечает, что встречающимся в них написаниям данного типа ’’ед- ва ли можно предложить какое-либо другое правдоподобное объяс- нение для вставочных ъ, ь, кроме самого простого, - что они пе- редают гласные призвуки, сходные с £ и ь” [39, с.125]. Можно только согласиться с выводом, что "для берестяных грамот край-с не трудно предполагать здесь графическую условность, состоящую в неточной имитации старославянской орфографии" [там же]. Ау- тентичность эпиграфических памятников, в данном случав надписи на деревянном цилиндре, также исключает графическую условность 45
в написании ъ после р в "полъцътвърътъ". Эта условность заклю- чается в другом - в использовании "одноеровой" (исключительно с ъ) графики, за которой в данном случае стоит, на наш взгляд, определенное фонетическое явление. Это явление (вставной реду- цированный) передано при помощи восходящей к древнеболгарской графике системы. Таким образом, надпись на деревянном цилиндре последней четверти X в. не только фиксирует "цоканье" ("мецъницъ", полъ- цътвърътъ"), не только использует "зеркальную" форму д, за ко- торой тоже, по-видимому, скрывается диалектное явление, но и "вставной” ь, переданный при помощи &, как того требовала гра- фическая система, которой пользовался резчик. Все эти явления не известны старославянским рукописям. Если по наблюдению И.То- та в одноеровых древнерусских рукописях русизмы почти не встре- чаются, то в памятниках некнижной письменности (берестяные гра- моты и надпись на цилиндре), а также в древнейшем тексте до 980 г. они нашли более широкое отражение. Итак, эпиграфика да- ет примеры фиксации древнерусских диалектных языковых и графи- ко-орфографических явлений, которые в значительно меньшей сте- пени в силу действенности книжной нормы отражены в рукописях. Если к тому же принять во внимание тот факт, что древнейшие русские эпиграфические памятники относятся к рубежу X-XI в., т.е. они несколькими десятилетиями старше первых русских руко- писей, то становится очевидной ценность показаний эпиграфики для изучения первых шагов в развитии восточнославянской пись- менности. Отражение цоканья и одноеровая графика в надписях на де- ревянных цилиндрах свидетельствуют в пользу того, что в систе- ме государственного фиска княжеская администрация Новгорода до официального крещения не всегда использовала церковнославян- ский язык. Это обстоятельство заставляет более осторожно от- нестись к предположению Л.П.Якубинского, поддержанному Б.А.Ус- пенским, о том, что княжеская канцелярия в X в. пользовалась только церковнославянским языком и лишь позднее деловые доку- менты пишутся на русском языке [165, с.12]. С середины ХП в значительно расширяется круг памятников некнижной письменности. Начиная с рубежа ХП-ХШ вв. и позже в эпиграфике и новгородских берестяных грамотах появляются черты, 46
свидетельствующие о том, что нормы этой письменности находились в сложном взаимодействии с нормами книжного письма и в Новго- роде, и в Киеве. Анализ древнейших эпиграфических памятников Новгорода, от- носящихся как к и д ©рукописномуи. периоду, так и к более поздне- му времени, а также анализ берестяных грамот и рукописей П - первой половины ХП в. показывает, что в некнижной письменности Новгорода сохранялись и в области палеографии, и в графике древние черты, восходящие к кирилло-мефодиевской эпохе. Новго- род как крупнейший центр книжности и письменной культуры Древ- ней Руси способствовал сохранению традиций древнеславянской письменности. Вместе с тем новгородская эпиграфика демонстри- рует быстрое приспособление и кириллической азбуки, и графиче- ской одноеровой системы к древнерусской фонетической ситуации. Все это способствовало широкому распространению храмотности, неоспоримым доказательством которой явились берестяные храмоты и эпиграфика. Письменная культура достаточно широкого социаль- ного диапазона создавала в свою очередь почву для развития ли- тературы и литературно-письменного языка.
Глава П НАДПИСИ-ГРАФФИТИ ИЗ НОВГОРОДА, ЛАДОГИ, ПОЛОЦКА, ГАЛИЧА Тексты. Комментарии х § I. Новгород. Георгиевский собор Юрьева монастыря Георгиевский собор Юрьева монастыря был заложен в Ш9 г. по инициативе князя Всеволода Мстиславича и игумена Кириака, как об этом сообщается в Новгородской i-й и Новгородской 3-й летописях 1129, с.83]. Последний источник называет и имя масте- ра: ”...а мастер трудился Петр” [125, о.214]. В 30-е годы нашего века в соборе проводились реставрацион- ные работы и археологические . исследования под руководством М.К.Каргера [47], продолженные в 80-е годы В.А.Булкиным. В 70-е годы художником-реставратором Г.С.Батхелем исследовались участ- ки древней фресковой живописи в барабане лестничной башни собо- ра, а на ее стенах были вскрыты остатки древней штукатурки. В результате этих работ стало возможным в 80-е годы изучение древнерусских надписей-граффити, сохранившихся на древних участ- ках стен башни. Некоторые из этих надписей требуют дальнейших расчисток. Нами было обнаружено свыше 20 надписей и рисунков различ- ной сохранности и разнообразного содержания на стенах и столбе лестничной башни. Палеографические особенности надписей позво- * Публикуемый в этой главе материал составляет лишь часть всех сохранившихся и собранных к настоящему времени надписей- граффити на стенах древнерусских храмов. Причем некоторые надпи- си , в особенности в Георгиевском соборе Новгородского Юрьева мо- настыря, требуют дальнейших расчисток. Мы представляем читателю наиболее репрезентативный в. содержательном и языковом отношении материал, но, к сожалению, приходится довольствоваться лишь вы- полненными автором прорисями, а не фотографиями надписей. 48
ллаэт отнести подавляющее большинство из них ко второй половине ХП в. и ХШ в. В архиве И.А.Шляпкина, содержащем эпиграфический материал из Софии Новгородской, обнаруженный во время реставрационных работ, проводившихся в соборе под руководством' акад .В.В.Суслова в конце XIX в. [230, с,6-12], имеются фотографии и двух надпи- сей из Георгиевского собора [247, ф,163]. Эти фотографии нэ бы- ли в свое время опубликованы, как и весь задуманный И.АЛИляпки- ным корпус древнерусских надписей XI - Х1У вв. Публикуемые ниже надписи I и 2, известные еще И.А.Шляпкину, до сих пор сохрани- лись на столбе лестничной башни. Они расположены одна под другой. Надпись I состоит из крупных четырех отрок, прочерченных на столбе на высоте 1,6 м: ФОКА 1Й4ПЕШ ТАТЬ ПОТРЕБЬНЫИ Надпись 1 Надпись выполнена аккуратным почерком. Из датирующих па- леографических признаков интересен Ф с полукругом на вершине и глубокая полукруглая чаша ц/ . Необычна лигатура ц, и а: . Видимо, Фока, сначала пропустив а, позже присоединил ее к нож- 49
ке . Ф с навершием в виде петельки встречается редко, такая форма характерна скорее для греческих рукописей X-XI вв.Встре- чается она и в киевской Софийской азбуке XI в. [228, с. 15]. Во- обще в этой надписи есть архаичные черты, например щ, стоящая выше строки, что встречается в рукописях XI в. (Листки Ундоль- ского) [49, с.24], в .древнеболтарских эпиграфических памятни- ках (надпись X в. из Скального монастыря в с. Крепча, надпись Xв. из Преслава, надпись X в. из Теке-Козлуджа). Такое щ известно также и в берестяном письме более позднего времени (грамота № 580 последней четверти Х1У в., # 582 второй половины ХШ B.i № 580 без даты). Однако из-за частого отсутствия строгости в соблюдении строки показания берестяных грамот не всегда надеж- ны. Формы ъ, , б, к, а находят аналогии как в граффити, так и в берестянолм письме ХП в. Вместе с тем набухшая петля Ь сви- детельствует скорее о начале ХШ в. В целом, надпись написана аккуратно, с сохранением горизонтальности строк. Отметим также, что она выдержана в книжной орфографии, поэтому суффиксальный е в слове "гр^шены" отражает прояснение ь, а не обычную для новгородского бытового письма графическую замену ь -*• е. По со- вокупности признаков надпись можно датировать рубежом ХП-ХШ вв. Требует комментария выражение "тать погребьныи". Слово "по- греб" имело несколько значений в древнерусском языке: "кладо- вая", "темница, тюрьма"; "домашние запасы", а также "похороны", "погребение" (значения, связанные с глагольным действием). Из- вестно и производное "погребьнь" - вид хлеба, печеного на золе или угольях [237, П, 1020-1021]. Но вряд ли следует понимать выражение "тать погребный" буквально и подозревать Фоку в кра- же съестных припасов из погребов или кладовых, тем более счи- тать его осквернителем могил. За этот величайший грех следова- ло отлучение от церкви. Факт присутствия Фоки в соборе снима- ет с него это тяжкое обвинение. Скорее всего автор надписи ис- пользует этикетную формулу эмоционального характера. Именова- ние себя не только грешным, убогим, недостойным, но и "татем" встречается, например, в граффити 226 киевского Софийского со- бора: "сты Феон(о)н(ъ), помилоуи раба своего Тригорин тат^” (№ 226 конец Х1У в.), [227J. По-видимому, это этикетное выра- жение выполняло в надписи функцию покаянной формулы. 5Л
Ниже надписи Фоки на столбе расположена надпись 2. сделан- ная более мелким почерком. Она видна на фотографии из архива И.А.Шляпкина; САВАТИф ф ГРдШЕНЬ ПАЧЬ ВЬСЬХЬ ЧЪЛБВЬКО С1Д Vb ль Й |«1 Надпись 2 Первая строка заключена в рамку. Характер букв (а, ъ и ь - с треугольными петлями, ч - с полукруглой чашкой) сближает эту надпись с надписями ХП в. Показательны формы ч. В слове "пачь” (отметим характерную для Новгорода мену ь е) бук- ва имеет глубокую чашу, в слове "чьлъв^ко” (с меной конечного ъ-*-о), ч скорее прямоугольная, напоминающая форму этой буквы в некото- рых надписях ХП в. из Софии Киевской, в надписи 206 ХШ в. из Софии Новгородской [230]. Отметим также широкое щ, как и в надписи Фоки, не дости- гающее нижнего уровня строки. Интересна форма им. над, ”Сава- ти4". Подобное оформление мужских имсн'на -ии зафиксировано в берестяных грамотах [226,с.147]. Текст надписи перекликается с киевской надписью на стене церкви Михаила Выдубицкого монастыря, которую С.А.Высоцкий да- тирует концом XI в; и связывает с игуменом Киево-Печерского монастыря Стефаном: ’’(пом)илоу м^ грЬшънаго раба своего Сте- фана (грешив)шато паче вьсЪхъ человЬкъ словъмъ или дЬ(ло)мъ и помъшле(ниемь)" [229, с.44-48]. В обеих надписях употреблена одна и та же формула покая- ния, представленная в надписи Стефана в более развернутом виде. Надпись Саватия можно датировать ХП в. или началом ХШ в. Палеографическая датировка надписи, имя, покаянная форму- ла, аналогичная использованной киевским игуменом, позволяют сделать предположение, что эта надпись, написанная на видном месте и заключенная в рамку, могла принадлежать игумену, архи- мандриту Юрьева монастыря Савватию, принявшему игуменство в 1194 г. и умершему в 1226 [101, с.41, 65]. Но это не более, чем предположение. 51
Надпись 3, На правой стене по ходу лестницы над 24-й сту- пенькой в «0,9 м вправо от оконного проема на высоте 0,9 м был обнаружен фрагмент надписи, состоящей из трех строк. Над- пись сильно испорчена вертикальной трещиной. Первые две строки выполнены кириллицей9 а третья состоит из четырех букв, три из которых глаголические: А СЕ С030НЕ Ц/JL(Ъ) А СЕ (...) налах...) Надпись 3 Справа и слева от надписи древняя штукатурка не сохрани- лась, поэтому последнюю строку ("и ело...**) в кириллической транслитерации восстановить не представляется возможным. Мож- но лишь предполагать, что либо перед нами часть слова "число", либо фрагмент начальных строк Евангелия от Иоанна "и слово бЪ от Бога”. В первой строке надписи восстанавливается имя Созоне. Пер- вая строка выполнена сравнительно крупным кириллическим почер- ком, вторая - более мелким, однако формы букв обеих надписей дают основания предполагать, что они сделаны одним лицом. Ука- зательное местоимение "се" обычно употребляется в тех йадписях, 52
которые являются авторскими надписями к тем или иным изображе- ниям, либо подписями к другим надписям. Так, в киевском Софий- ском соборе есть запись, процарапанная по фресковому орнамен- тальному кругу: «а се писалъ Манеилъ» [228, с.41]. С.А.Высоцкий считает, что нетрадиционная форма надписи (наличие местоимения "се”, позиция имени после глагола, употребление "пьсати" в зна- чении древнерусского "расписывать"), а также композиционная связь надписи с орнаментом позволяют отождествить имя в граф- фити с именем художника [17, с.33] . По-видимому, и рассматриваемые три строки надписи из Ге- оргиевского собора можно объединить в единое целое и считать их автором Созона. Формы имени типа "Созонё" , где конечное е заменяет ъ, в Новгороде хорошо известны: "Иване" (222, М 178; 225, № 430, Л 178), "Дкове" (225, >521), "ГьлЬбе”, "Илемере" и др. [230, с.256, 254]. Палеографические особенности кириллических букв надписи находят аналоги как в эпиграфических, так и в рукописных па- мятниках первой половины - середины ХП в., а также в новгород- ских берестяных грамотах этого времени. Так, буква а с набух- шей петлей, срезанной верхней перекладиной встречается в граф- фити новгородского Софийского собора, датирующихся как первой половиной ХП в. (> 76 , 84), так и второй половиной ХП в. (MI93, 194, 195), в берестяных грамотах, например > 424, начало ХП в. [225], и многих других. На той же стене справа от этих надписей читается еще одна запись - надпись 4. сделанная более крупным почерком: А СЕ (С)ОЗОНТЕ фЛЪ Надпись 4 Формы букв с, е, о, з также распространены в памятниках ХП в., особенно в берестяном письме, близость которого к пись- 53
му, характерному для граффити, несомненна. Обращает на себя вни- мание архаичная форма ф, аналогичная той, которая представлена в надписи XI в. "Стефанъ флъ" на голоснике из Софийского со- бора [230, с.211]. Буквы этой надписи более вытянуты и размашисты, более "угловаты”, чем в рассмотренных надписях, но общий характер на- чертаний формы з с нижней частью, чуть загибающейся влево,ф с прямыми ветвями архаичного типа, слабая профилированность с, е и т.д. сближает все три надписи. Хронологически данное граффи- ти может быть объединено с надписью 3. Надписи содержат иден- тичный текст. Возможно, их автором был один человек, хотя осно- ваний с уверенностью утверждать это у нас недостаточно. Начер- тания надписи Созонта несут печать архаичности, тех палеогра- фических особенностей, которые устойчивы для эпиграфического письма второй половины - конца XI в. и начала ХП в. Это каса- ется уже отмеченной особенности формы ф, а также ъ, имеющего близкую аналогию в надписи второй, половины XI в. на камне из Софийского собора в Полоцке [II, с.7-14]. Надписи Созонта не могли быть сделаны ранее 20-х годов ХП в. (летописная дата закладки собора III9 г.). Палеографиче- ские признаки, обладая некоторой архаичностью и не выводя над- писи за пределы ХП в., скорее указывают на первую половину или середину века. Соответственно и строка о глаголическими буква- ми, принадлежащая руке Созонта, датируется тем же временем. Обратимся теперь к глаголическим буквам 0, л , g. Их фор- мы ориентированы на формы древнейшей "полукруглой” болгарской глаголицы, которая, судя по немногочисленным русским эпиграфи- ческим памятникам XI в. и рукописям Х1-ХШ вв., хотя и исполнен- ным кириллицей, но имеющим глаголические вкрапления, была из- вестна на Руси. Глаголические вкрапления в рукописях представ- лены либо отдельными словами или строками, как, например, в По- учениях огласительных Кирилла Иерусалимского (конец' XI - начало ХП в., запись ХП в.), либо глаголическими буквами, как в Ев- геньеэской псалтыри XI в. [149, М 45, 30] . Среди русских эпиграфических памятников имеются ( тексты, выполненные целиком глаголицей, а также надписи, написанные сме- шанным кириллическо-глаголическим алфавитом. Это граффити в Со- фийских соборах Киева и Новгорода. 54
В Софии Киевской С.А.Высоцким были открыты три фрагмента таких надписей. Одна глаголическая буква обнаружена им и на стене Кирилловской церкви. Все они датируются XI в. [227, табл. IX, 2, 3; X, 2]. При том, что подавляющее число граффити в архитектурных памятниках Киева составляют кириллические надпи- си, находки глаголических фрагментов позволили исследователю сделать вывод о том, что "киевлянам в древности была знакома глаголическая письменность, однако пользовались они ею исклю- чительно редко" [17, с.30]. Об использовании глаголицы в Новгороде свидетельствуют и десять глаголических надписей на стенах Софийского собора, опу- бликованных А. А .Медынцевой, часть из которых были известны еще В.Н.Щепкину [230, с.25-32]. Содержание их обычно для граффити - фрагменты молитвенных формул: "господи помози", "спаси", "по- милуй", имена писавших. Они датируются XI - началом ХПв. Встре- чаются среди них надписи, выполненные смешанным алфавитом — Кириллическо-глаголическим, что мы наблюдаем и в рассматривае- мой надписи Георгиевского собора. Начертания глаголических букв в надписи из Георгиевского собора имеют много общего с начертаниями подобных надписей из Киева и Софии Новгородской. Буквы в надписи из Георгиевского собора имеют набухшие, округлые петли. Форма буквы в с отсут- ствием дуги круглой части внутри треугольной ножки напоминает ту же букву в надписи № 3 из Софии Новгородской. Букву л, по- видимому, следует читать как л, а не как в (<Л>), так как в ле- вой части буквы сохранился еле заметный след от перекладины, являющейся продолжением правой петли. Палеография этих букв в целом почти не отличается от палеографии софийских глаголиче- ских надписей. Конечно, говорить о существенном изменении на- чертаний глаголицы в середине ХП в, по сравнению с формами XI в. не приходится - слишком мал объем материала. Глаголические надписи из Новгорода XI-ХП вв., в том числе и надпись Георгиевского собора, находят аналогии в древнейших глаголических надписях X в. из Круглой церкви в Преславе (Бол- t гария) ,в надписях из скального монастыря в с.Мурфатлар (Румыния) [208; 204], одних из самых ранних памятников славянской пись- менности. Сходные черты - округлость линий, соразмерность час- тей букв - обнаруживаются в глаголических рукописных памятяи- 55
ках X-П вв., прежде всего в Зографском и Аосеманиевом еванге- лиях. При всех различиях в технике надписи по штукатурке и ли- сту пергамента - это еще одно свидетельство, подтверждающее, что в письменной культуре Древней Руси XI в. древнеболгарские традиции были живыми, хотя и в достаточно узкой среде профес- сиональных писцов. Более 30 лет назад, характеризуя палеогра- фию берестяных грамот, Л.П.Жуковская высказала предположение о возможном воздействии приемов глаголического письма на на- чертания грамот. Исследовательница отмечала, что "после откры- тия глаголических надписей на стенах Софийского собора... а так- же после открытий А-В.Арциховского нет оснований сомневаться в существовании и сравнительно широком употреблении глаголицы в древнем Новгороде” [36, с.74). Ограничивая датировку глаголических надписей в Софийском соборе Новгорода началом XI в., А.АЛедынцева отмечала, что "до- полнительным доказательством такой ранней датировки ... может служить тот факт, что они (глаголические надписи. - Т.Р.) от- сутствуют в других новгородских храмах, построенных в более позднее время, в том числе и в начале ХП в. (в Георгиевском со- боре в Юрьевском монастыре, в сборов Рождества Богородицы в Антониевском)” (230, с.30). Находка глаголического фрагмента на стене лестничной баш- ни Георгиевского собора расширяет временные рамки бытования здесь глаголического письма. Эта находка свидетельствует о том, что глаголическая традиция в Новгороде продолжала существовать и в первой половине - середине ХП в. СозонтийГ который был, вероятно, монахом Юрьева монастыря и оставил на стене башни Георгиевского’собора свои автографы, владел глаголическим пись- мом. Можно предполагать, что он принадлежал к старшему поколе- нию книжных людей, знакомившемуся с глаголической письменнос- тью в юности, в конце XI в., когда, судя по. софийским надписям, глаголица имела хождение в среде писцов княжеских и монастыр- ских скрипториев. Многие из древнерусских глаголических надписей, написаны, как отмечалось, смешанным кириллическо-глаголическим алфавитом. Такое смешение двух славянских азбук известно уже в древнейших памятниках славянской письменности, прежде всего в эпиграфиче- ских (надписях из раскопок монастырского комплекса в с.Равна и 56
из Круглой церкви в Преславе в Северо-Восточной Болгарии) 1208]. Исследователи по-разному объясняют этот факт. Если Н.И.Толотой обращает внимание на сакральный характер славянской азбуки [128, с.245, 247-248], то А.А.Медынцева и К.Попконстантинов считают, что смешение азбук в надписях отразило в какой-то мере и •’про- цесс обучения в монастырском скриптории” [83, с.54]. Древнеболгарские надписи относятся к первым десятилетиям развития славянской письменности, когда и глаголица и кирилли- ца в равной степени использовались в письме. Но на Руси в XI в. глаголица была известна лишь узкому-кругу лиц, о чем свидетель- ствует отсутствие русских глаголических рукописей, а также от- сутствие среди памятников бытовой письменности - берестяных грамот - текстов,написанных глаголицей. Смешанные кирилличеоко- глаголические надписи на стенах соборов Киева и Новгорода от- ражают иную историко-культурную ситуацию, чем в Болгарии IX - первой половины X в., котЫа славянское письмо быстро распрост- ранялось. Немногочисленная глаголическая эпиграфика Древней Ру- си демонстрирует опытность и образованность книжных людей, вос- принявших и развивавших кирилло-мефодиевские графические тра- диции на протяжении XI в., постепенно угасающие в первой поло- вине ХП в. Эпиграфический материал из Георгиевского собора интересен не только надписями различного содержания, но ^многочисленны- ми рисунками, поразительно напоминающими книжные заставки и инициалы. Эти граффити, несомненно, сделаны людьми, связанными с книгописанием и украшением рукописей. Скорее всего к ним и принадлежал Соэонтий, который, видимо, был одним из писцов су- ществовавшего в Юрьевом монастыре скриптория. Обращает на себя внимание тот факт, что большинство из- вестных сейчас русских глаголических надписей относится к Нов- городу. Некоторые исследователи считают, что около половины кириллических рукописей с глаголическими вкраплениями Х1-ХШвв. также имеют новгородское или северо-западное происхождение. На- помним, что и первое свидетельство об использовании восточными славянами древнейшей славянской азбуки - пряслице середины Хв. с глаголической буквой найдено на Рюриковом Городище под Нов- городом) [108]. 57
К « Ш Д| к Ал к Н 0 0С Надпись 5
Как показывают эпиграфические источники, на протяжении двух столетий с середины X в. и до середины ХП в. в Новгород- ской Руси употреблялось глаголическое письмо, хотя и в доста- точно ограниченной сфере. По-видимому, существовали особые при- чины историко-культурного и политического характера для более тесных, чем в Киеве, связей новгородской письменности с гла- голической письменностью славянского Юга. Но поскольку все из- вестные сейчас глаголические надписи функционально ограничены, то говорить о широком и глубоком проникновении в новгородскую письменность глаголической письменности-не представляется воз- можным. ' Надпись 5. На щеке свода башни, в том месте, где столб смыкается со сводом, при выходе на лестничную площадку, ведущую на хоры, на уровне человеческого роста находится надпись, со- стоящая из шести строк, первая из которых не поддается прочте- нию из-за сильных повреждений штукатурки. Хорошо читаются осталь- ные строки. Их размещение на плоскости диктуется особенностями строительной конструкции - местом перехода столба в свод над лестницей, которое образует треугольник. Доэтоцу строки не рав- ны по длине: КОНАЗЬ БЫЛИ НА ВВДОРОВО ДЕНЬ МЬСТИСЛАСВО Последняя строка состоит из двух букв св и фрагмента тре- тьей о. Либо это начало какого-то слова, либо окончание имени мьстислав(о), в котором с написано по ошибке. Склоняемся ко второму варианту, так как в этой строке после а до стены стол- ба плоскость стены не нарушена, и следов других букв нет. В по- следней строке после в следует выбоина, которая повредила при- сутствовавшее там с. Олово ’’князь” написано через о после к и с а вместо ь/hl после g. Замена ъ -*-о (’’Федорово”, ’’Мьстислас- во”) не только в конечных и суффиксальных позициях, но и в кор- невых, в том числе изолированного ъ, характера для новгород- ской берестяной системы письма, что регулярно появляется в гра- мотах с ХП в. [226, с. 104-105]. В перфектном причастии ’’были” ы употреблено вместо ъ. Такая замена встречается в берестяных грамотах, хотя обратная замена ы ъ' отмечена там чаще [ 226, с.ИО]. Замена ъ на ы в данном случае могла быть поддержана и влиянием ы в предыдущем слоге. Вместе с тем "Мьстисласво” и ”дьнь” сохраняют этимологический £.
Палеографические особенности надписи находят аналогии в памятниках ХП в. Так, буква й с косыми ножками основания, силь- но выступающие над основанием, встречена в берестяных грамо- тах Л 487 (первая половина ХП в.), Л 437 (рубеж ХП-ХШ вв.),Л 509 (вторая половина ХП в.). Буквы ь, б, ъх сохраняют треугольные петли без набухания, обычно заметного с ХШв, Интересна форма з со слабо профилированной нижней частью и сильно выступающей влево серединой. В какой-то мере сходный облик такого & (но не идентичного) находим в граффити III8 г. на Софии Киевской, в над- писях мастеров на новгородских кратирах начала ХП в. [143, т.Ш- 1У, с. 14, 16]. Этим же временем датируется круг аналогий и дня других букв надписи. Текст интересен по содержанию. В нем сообщается о посеще- нии собора князем Мстиславом на Федоров день. Среди надписей-граффити Софийского собора в Киеве есть несколько записей, сообщающих о посещении собора княжескими особами [229, с.20]. К числу надписей подобного рода можно от- нести теперь и надпись о князе Мстиславе в лестничной башне Георгиевского собора. 'Является ли эта надпись автографом само- го князя? В Софии Кйевской С.А.Высоцким найден автограф князя Святополка Изяславича: "Господи^ помози рабу своему Михаилу” [227, с.80-81], - где использована молитвенная формула и крес- тильное имя князя, что можно было бы ожидать Иов данном случае. Однако надпись о Мстиславе построена иначе, носит летописный, даже "торжественный” характер. Вероятно, она была сделана на стене лестничной башни кем-то из свиты князя, судя по орфогра- фии - новгородцем, сопровождавшим князя во время богослужения на хоры, где располагалась княжеская семья. С каким именно Мстиславом можно связать эту надпись? Из- вестно, что среди князей, приходивших в Новгород и княживших там на протяжении ХП в., было несколько с именем Мстислав. Это и Мстислав Владимирович, ставший в 1125 г. великим князем Ки- евским, и Мстислав Юрьевич, и Мстислав Давыдович, и Мстислав Мстйславич Удалой П01, с.585]. Все они носили в крещении имя Федор. Палеографическая датировка надписи первой половиной ХПв. позволяет предположить, что в данной надписи речь идет о князе Мстиславе Владимировиче. Подтверждает это предположение, как нам кажется, тот факт, что в надписи не упомянуто отчество 60
князя. Личность его, сидевшего с 1088 до III7 г. на новгород- ском столе, была хорошо известна. То обстоятельство, что над- пись сделана в Георгиевском соборе, заложенном по инициативе сына Мстислава Всеволода, в главном соборе Юрьева монастыря, уже с самого основания входившего в состав княжеского домена [186, с.241-249] , тоже может служить аргументом в пользу отож- дествления князя Мстислава в надписи с Мстиславом Владимирови- чем. С Ш7 г. по 1132 г. (год смерти Мстислава) летописные ис- точники не дают никаких сведений о посещении князем Новгорода. Однако надпись в Георгиевском соборе свидетельствует о другом. Когда князь Мстислав мог посетить Георгиевский собор? Известно, что он ушел из Новгорода в Киев в III7 г. [101, 6625 г.], за два года до строительства Георгиевского собора сыном Всеволодом и игуменом Кириаком. В 20-е годы ХП в. он получает от отцй Вла- димира Всеволодовича Мономаха Белгород, принимает активное участие в княжеских походах в Южной Руси. В 1122 г. умирает же- на Мстислава Кристина, и в том же году Мстислав женится в Кие- ве, "поя Дмитриевну в Новгород! Завидовича** [101, 6630 r.J. Через год, в 1123 г., "оженися Всеволодъ сынъ Мьстиславль в Нов1>город£" [101].Возможно, Мстислав посетил Новгород в 1122 или 1123 г. в связи с собственной женитьбой либо женитьбой сы- на. Но более вероятной представляется другая дата, связанная с Юрьевым монастырем. В 1128 г. умирает Кириак, основатель и пер- вый игумен монастыря, в тот же год "преставися Иоанн, оынь Все- воложь, внукъ Мстиславль, априля въ 16” [101,6636 г.]. Тогда же "даша посадничьство” в Новгороде Завйду Дмитриевичу, родствен- нику князя Мстислава, который вскоре умер от голода, разразив- шегося в Новгороде. Не связано ли появление Мстислава в Новго- роде и посещение им собора в Федоров день, 28 апреля, со смер- тью игумена Кириака, о точной дате которой летописные источни- ки не сообщают, и со смертью внука Иоанна, умершего за несколь- ко дней (16 апреля) до Федорова дня? В таком случае, надпись о посещении князем Мстиславом Георгиевского собора могла быть сделана 28 апреля 1128 г., в день святого Федора Тирона. Вместе с тем надпись можно пояснить и другим обстоятель- ством. С именем Мстислава связан древнейший пергаменный доку- мент - грамота, данная им и сыном Всеволодом, новгородским кня- зем, Юрьеву монастырю (18, с.140-141, 30]. Исследователи гра- 61
моты связывают появление этого документа с поездкой Всеволода в Киев к отцу в ИЗО г. на основании летописного упоминания об этой поездке [101] и датируют грамоту около ИЗО г. £1891. Гра- мота, в которой оговаривались права монастыря на огромные вла- дения, на дани и продажи [185], и в которой упоминается игумен Исайя, могла быть дарована, при вступлении Исайи в игуменство. Дата этого события по источникам неизвестна [185, с.139, 148]. В.Л.Янин склонен считать, что Исайя непосредственно на- следовал Кириаку, и вступление его в игуменство могло произой- ти уже сразу после смерти Кириака в 1128 г. [189, с.135] . Ви- димо, князю Мстиславу, в то время великому князю киевскому, важ- но было сохранить монастырь при новом игумене в составе своего княжеского домена и документально закрепить права монастыря, что и послужило причиной приезда князя в Новгород. Надпись в Георгиевском соборе позволяет связать присутствие князя Мсти- слава Владимировича в Новгороде с появлением Мстиславовой гра- моты и предположить, что документ не обязательно был привезен Всеволодом от отца, из Киева в ИЗО г., а мог быть вручен игу- мену Исайе в Новгороде самим князем Мстиславом в апреле 1128 г. На плоскости той же. арки, где находится надпись 5,и левее читается еще несколько надписей с именами, в частности, надпись 6: ПЕТРЪ П Е т Надпись 6 Данных для палеографической датировки мало. Можно лишь указать, на отсутствие явных признаков, проявляющихся с ХШ в. Скорее, наоборот: спрямленные концы е, напоминающие е “печатное”, р, целиком умещающееся в строке, свидетельствуют в пользу ХП в. В надписи 7: ПЯТИЛА обращает на себя внимание лигатура у и ь в слове “пьсалъ", а также уменьшенная форма у . Вообще у встречается в граффити не часто (так, в надписи 99 XI в. из Софии Киевской). ‘ 62
По данным А.А.Зализняка, в берестяных грамотах эта буква наи- более активно начинает употребляться с середины ХШ в. по нача- ло Х1У в., хотя в ранний период (Х1-ХШ вв.) она также исполь- зуется для передачи /у/ [226, с.99]. Общий облик букв в этой надписи дает широкие хронологические границы, не выводя надпись за пределы середины ХШ в. Надпись 7 Имя Путила построено на характерной для Новгорода модели на -ила. Оно встречается в новгородских писцовых книгах конца ХУ в., в берестяной грамоте № 165 середины ХП в. [222, с.51]. Основа -пут- зафиксирована именами: "Путята” — в берестяных грамотах № 5 и № 9 первой половины ХП в. из Старой Русы [225], "Путъко” - в надписи ХП в. > И7 и надписи ХШ-Х1У вв. Я 203 из Софии Киевской [228]. Под этой надписью более крупным почерком читается над- пись 8. сохранившаяся почти полностью с незначительными повре- ждениями : МОИСЕИ ф ПОПОВЦЕ Второе слово надписи с учетом замены конечного ь -*• е и выпадением гласного между виц следует читать "поповиць" с отражением новгородского "цоканья”. Надпись 8
Форма ф напоминает Ф из надписи (I) Фоки - в обоих слу- чаях буква имеет глубокую и широкую чашку, стороны которой па- раллельны и равны верхней части стержня. Формы м, ц с не- длинным хвостом, слабо профилированные с, е, вытянутость о по- зволяет датировать надпись ХП в. Для более точной датировки данных мало. Слово "попович" широко известно в древнерусском языке, однако в киевских надписях встретилось лишь в надписи конца ХШ - начала ХХУ в. > 387 [229, с.93]. Известен в Новго- роде и боярин Мои слав Попович, убитый в 1194 г. [ 101, с.41,234]. На стене башни при выходе на хоры слева от окна обнаруже- на плохо сохранившаяся надпись 9; СВО(...)Аф. с f, а Л * Надпись 9 Особенностью ее являются изящные буквы, выполненные в двой- ном контуре. Это только часть надписи. Продолжение ее требует расчисток. Первые три буквы - начало имени, а ф читается: "псал" Таким образом, это стандартная формула. Расстояние между бук- вами £ и а таково, что здесь могли поместиться три или две бук- вы. Это могло быть имя типа "Своята”. Имена с формантом -ата/ / |-4та, как правило, мужские, хорошо представлены новгородски- ми источниками [121]. Зафиксированы они и в надписях Софийско- го собора, и в берестяных грамотах: "Твердята", "Гостята”, ”Да- лята" и т.п. В Софии Новгородской трижды встречается в граффи- ти имя "Сведта*. Все три надписи сделаны одним почерком и да- тируются до П08(12) г. [230, о.200-223]. Касаясь вопроса о форме личных имен в берестяных грамотах, А.А.Зализняк напомнил, что "при обсуждении имени Гостята из грамоты i 9 выдвигался тезис о том, что имена на - 4т/-а могут быть только мужскими". Однако, как считает исследователь, "ни- каких системных оснований для такого тезиса нет. Тот факт, что 64
древнерусских женских имен на - 4т/-а в известном до сих пор материале не встретилось, не имеет доказательной силы, посколь- ку общее число зафиксированных в древнерусских памятниках до- христианских женских имен (любой структуры) ничтожно мало”[226, с.147]. Впервые считать имя Гост^та из грамоты № 9 женским предложил Н. А «Мещерский, исходя из общего содержания грамоты [86, 0.19]. Интерпретация Н.А.Мещерского подтвердилась ЕХПио- тровской, проанализировавшей эту грамоту с точки зрения отра- жения в ней древнерусских правовых норм, связанных' с брачными отношениями [15, с.222-226]. Таким образом, имя, написанное на стене в башне Георгиевского собора, в равной степени могло быть и женским, и мужским. От перфектного причастия "пьсалъ" в над- писи сохранилась лишь первая буква ф, поэтому неизвестно, име- ло оно женское или мужское окончание. Все же склоняемся к тому, что в нашей надписи употреблено имя муж. рода о Двойной контур букв выдает руку человека, имев- шего опыт писца - профессии преимущественно мужской. Среди граффити известны надписи, выполненные двойным кон- туром. Это надпись 133 в Софии Киевской с именем Мартирия ХПв. [228, с.50], буквы которой не только исполнены двойным конту- ром, но и украшены плетением растительного характера, надпись 137 ХП в., а также надписи Х1-ХП вв. из Софки Новгородской. А.А.Медынцева отметила близость начертаний в этих надписях на- чертаниям надписей на мозаиках Софии Киевской, орнаментальных надписей при изображениях в фресковой живописи и надписей на предметах прикладного искусства XI-ХП вв. [230, с.43]. Палеографические черты надписи 9 находят аналоги в надпи- сях на новгородском кратире работы мастера Братилы и на окладе иконы Петра и Павла. Б.А.Рыбаков датирует эти надписи первой половиной ХП в. [143, Ш-1У, 16, 18]. Эта датировка была недав- но пересмотрена А.А.Медынцевой, которая на основе тщательного палеографического анализа отнесла надписи на окладах икон Пет- ра и Павла и Корсунской Богоматери к середине - второй -полови- не XI в., отмечая архаический облик некоторых начертаний [81, с.67-77]. Графические "архаизмы" этих надписей позволили А.А.Ме- дынцевой предположить, что "подобная графика (восходящая к болгарским надписям и рукописям XI в. - Т.Р.) использовалась на Руси на рубеже X-XI вв. - первой половине XI в. наряду с 65
графикой, получившей развитие в рукописях второй половины Пв." [81, с.75]. По мнению исследовательницы, "наличие отдельных черт этой архаической письменной традиции в некоторых надписях второй по- ловины века показывает, что ухе в это время черты первоначаль- ной кириллицы встречаются как анахронизм, исчезающий из письма к ХП в." [Там хе]. Отголоски такой традиции ощутимы в надписи9. Поэтому есть основания датировать надпись не позхе первой по- ловины ХП в. Следовательно, в эпиграфическом письме архаическая графика использовалась не только в XI в., но и в первой поло- вине ХП в., скорее всего в почерках лиц старшего поколения. Конечно, опираясь на анализ лишь одной надписи 9, к тому хе плохо сохранившейся, трудно говорить об этом с уверенностью. Необходимы новые находки и новые факты. Во всяком случае, и комплекс надписей с глаголическими буквами, и надпись 9 позво- ляют сделать вывод о том, что стены лестничной башни Георгиев- ского собора сохранили древние традиции славянской письменнос- ти - как в использовании глаголической азбуки,так и в трафике. Надпись 10 находится на стене башни, слева от окна на пло- щадке, выводящей на хоры. Расположена на высоте 1,3 м от сту- пени. Состоит из двух строк. Вторая сохранила только три буквы: л, о и ь в конце строки: ЮЕ(О)Д0СЪ ПЬСАЛО Н(... )Ь Надпись 10 Вторую букву первой строки можно рассматривать как свое- образную лигатуру g и о, последнюю букву в имени - скорее как 66
ъ с невыраженной горизонтальной перекладиной мачты/ Обращает на себя внимание необычная форма с с длинным правым хвостом, делающим похожей эту букву на незамкнутое о. Перфектное при- частие "пьсало" представлено в характерной для новгородской не книжной письменности форме - с конечным о вместо ъ, как и в формах Им.п., ад.ч., м.р. Третья буква второй строки н начина- ла, по-видимому, следующее слово,, "на (такой-то день)". Послед- ний ь принадлежал, вероятно, слову "день". Таким образом, над- пись является стандартной формулой, удостоверяющей имя писав- шего и время* когда была сделана запись. Из всех надписей с по- добной формулой в надписи 10 слово "пьсалъ" написано через ньс-. В других надписях употребляется исключительно ф. Палеография надписи позволяет отнести ее ко второй поло- вине ХП в. и, может быть, к началу ХШ в. Большинство форм встре- чается как в ХП в. (д с треугольными петлями, е, о, д, а), так и в. ХШ в. Наиболее близкая аналогия - запись-граффити_1218 г. о "врагах-игуменах" из Смоленска [143, т.УП-УШ, 34]. Ниже этой надписи читается надпись II. видимо, не окон- ченная: Й ПОМОЗИ РАБ? Надпись И Формы букв этой надписи, а также наличие "юса" большого, не позволяют выводить ее за пределы ХП в. Как известно, в книж* ной письменности "юс" большой в ХП в. постепенно выходит из употребления. Как отмечает А.А.Медынцева, "в новгородских граф- фити XI - начала ХП в. эта буква встречается довольно часто, заменяя собой у , оу. в более поздних надписях "юс" большой ис- чезает" [230, с.185]. Вместе с тем целый рад берестяных грамот и новгородские берестяные азбуки свидетельствуют о том, что как архаическая черта графики "юс" большой употреблялся в бытовом письме и позднее [188, с.79-86]. 67
На стене при выходе на площадку, ведущую на хоры, читает- ся надпись 12, заключенная в рамку. Эта надпись сохранилась с незначительными повреждениями на высоте 1,3 м: КИРИГСЬ флъ грЬщенын И 'Y /\7> ppk U/f- N/ Ч Надпись 12 Обращает на5 себя внимание к декоративного характера с по- лукруглпй.доеко отступающей вправо нижней частью. Правая часть не смыкается с левой, Второе к в слове "кирикъ" значи- тельно обычнее в своих формах. Видимо, выделением первой буквы своего имени автор надписи подчеркнул начало текста, к подоб- ного типа встречается в киевских граффити ХП в. [228, # 131, 135], берестяной грамоте № 590 рубежа ХП-ХШ вв. и более позд- них текстах - берестяной грамоте № 589 второй четверти Х1У в., берестяной азбуке Л 576 первой половины ХУ в. Но в целом по- черк не несет на себе поздних признаков. Форма ф имеет плоскую чашку, jb - перекладину, поднимающуюся к верхнему уровню строки, ъ - набухающие петли. Все это свидетельствует скорее о конце ХП - начале ХШ в. [181, с.113-115]. Отметим, что щ в этой над- писи, так же как в надписях Фоки (I) и Саватии (2), поднята над .строкой, что является архаическим признаком. Надписи с формулой "имярек писал" следует дополнить еще одной, выполненной в иной технике, чем граффити, процарапанные писалом или иглой. В нише лестничной башни на уровне человече- ' ского роста по полусферическому своду стены ниши читается над- пись 13. сделанная кистью: ИВАНЕ фЛЪ Л±>ВОЮ Р(..Л 68
Текст легко восстанавливается: "Иване флъ лЬвою р(укою)"в Начертания букв орнаментальны, над словом "флъ" фигурное титло, н украшено вертикальным отростком на перекладине, язычок е име- ет треугольное навершиег мачта и перекладина jj мягко изогнуты. Надпись 13 Автограф Ивана выдает руку мастера, по-видимому художника,имев- шего отношение к росписи башни. Начертания букв имеют аналогии не столько в граффити и берестяном письме, сколько в надписях при фресковых изображениях, в письме рукописей и в надписях на предметах прикладного искусства. Сильно набухшие петли в, р с маленькой головкой, ф в виде лилии, но с загнутыми внутрь чашки лепестками свидетельствуют о ХШ в, При всем различии техники некоторые формы напоминают формы букв в записи 1279 г. в церкви Спаса на Нередице о смер- ти Кирилла [143, T.IX-X, 45]. Некоторые аналогии можно найти и во фресковых надписях церкви Спаса на Нередице [170]. В какой- то мере общий стиль букв сближает манеру автора надписи с ма- нерой почерков на Суздальских вратах, датирующихся первой по- ловиной ХШ в. [143, т.УП-УШ, 36-37]. В записях писцов и надпи- сях сообщения о том, что "имярек писал грешною рукою", являет- ся общим местом. В надписи из ниши Иван варьирует эту формулу ("левою рукою"). Это одна из немногих надписей,выполненных ху- дожником , не связанная с содержанием росписей собора и называ- ющая его имя - Иван. Если надпись действительно выполнена ле- вой рукой, то это редкий случай в русской палеографии. При выходе в башню справа по нижнему полю фреского изобра- жения имеется несколько надписей, сильно поврежденных, одни из которых вовсе не поддаются прочтению, а другие требуют вначи-. тельных усилий. Подпись 14 состоит из трех строк со значитель- ными лакунами: Й П(0)(...)Н РАБ(О) У СВОБМО(У) (Е?)НОВИ БОГАСГО)МО(ОУ) ГР(Ъ)ХЫ СТНП(А)НЮЧОУ ^БОГИ К(ОУН)АМИ 69
Несмотря на повреждения, текст легко восстанавливается. Первая отрока состоит из обычной формулы: ’’господи, помози ра- бу своему*1. Титло над т красивой изогнутой формы. Начало вто- вой строки содержит имя в Дат.п. Первая буква сохранилась пло- Надпись 14 хо, оставшиеся фрагменты можно принять как за часть е, так и а. Слева в непосредственной близости от надписи прочерчена круп- ная буква g, как бы объединяющая обе строки. Трудно сказать1, имеет ли она отношение к этой надписи. Слева от начала второй строки - дефект стены. Хотя, о одной стороны, вторая строка на- чинается строго под первой, с другой - равномерность строк не выдерживается, что видно по третьей строке, и поэтому слева от начала второй строки вероятно предположить еще две буквы, мо- жет быть и и в, а в первой - видеть а. В таком случае можно восстановить имя: Иванови. Другой возможный вариант чтения: "енови", форма от "Ян" (Йнь.'Ьнъ, Енъ). Переход а-^е после j в начале слова представлен формами типа Ярослав / Ърослав как в надписи XI в. в Софии Новгородской: "с^таЬ (со)^ие пом(ил)- оуи раба свое(го) Никол(ло)у пр(и)шълъца ис кы(е)ва града (<Ьсв)- оего кън(4)з4 Ярослава..." [230, с.И4]. Еще один вариант - считать форму "енови" восходящей к "(Сванъ (Иванъ)", широко отмеченной берестяными грамотами, с пропуском-второго слога, что, конечно, является известной на- тяжкой. В конце второй строки упоминается отчество писавшего, которое восстанавливается предположительно как "стипанючоу" и синтаксически оказывается отделенным от имени. Обращает на се- бя внимание ю вместо н, возникшее, видимо, под влиянием следу- ющего слога; ю написано зеркально, что часто встречается в бе- рестяном и эпиграфическом письме (берестяные грамоты 527 XIв., Л 560 последней четверти ХП в., надпись 230 рубежа ХП - ХШ вв. из Софии Новгородской). 70
Автор граффити использовал этикетную формулу "богатый гре- хами, убогий добрыми делами", употреблявшуюся'писцами в припи- сках и в граффити. Так, в надписи XI в. из Софии Киевской: "Ми~ халь (у)богьи a rptxte) богатый <рль..." [227, #24] .Автор над- писи в Георгиевском соборе, используя трафаретную формулу, со- общает, что он "убог кунами", т.е. что не имеет денег, оживляя тем самым "внутреннюю форму" формулы. "Куны" здесь означают деньги вообще, без конкретного содержания. Палеографические особенности надписи близки к берестяному письму, в частности, автор употребляет характерные горизонталь- ные крышечки в буквах а, р, о. Форма g с прямоугольными плеча- ми встречается как в грамотах, так и граффити (надписи # 2И, 52 из Софии Киевской); ,об этом же времени свидетельст- вуют набухшие петли &, форма ч с неглубокой полукруглой чаш- кой, /у/ передано в слове "убогь" через Многочисленные рисунки-граффити, сохранившиеся на стенах лестничной башни, находят аналогии в искусстве книжных миниа- тюр и заставок, прежде всего в рукописях новгородского проис- хождения, например в заставках Евангелия 1270 г. , Евангелия третьей четверти Х1У в. [124, с.181-183], а также в искусстве новгородских мастеров-резчиков по металлу, дереву и кости. Так, непосредственно под надписью о князе Мстиславе изображен фраг- мент плетеночного орнамента в виде креста, выполненный тонкой иглой. Этот рисунок, несомненно, принадлежит человеку, привык- шему украшать подобным образом рукописный текст. Рисунки орна- ментального характера находят аналогии в заставках рукописей, в общем типе украшений Мстиславова евангелия начала ХП в., Ми- лятина евангелия конца ХП - начала ХШ в. То же относится и к изображению трех птиц с высокими вытянутыми шеями и острыми клювами, напоминающих павлинов. Эти изображения расположены на стене башни вправо от надписей Созонта. "фафичность" некото- рых изображений, их лаконичность, связанная и с твердостью шту- катурки, опирается на "графичный" стиль рукописных украшений, может быть, восходящих к XI в., в частности, к простым формам, инициалов и заставок Путятиной минеи [126, с. 148]. При несомненном сакральном характере рисунков, сделанных по всей видимости профессиональными писцами и художниками, изо- бражения на стенах храмов, выполненные в технике граффити, мо- 73
гут служить важным источником для атрибуции рукописных памят- ников . Эпиграфические изображения в башне Георгиевского собо- ра свидетельствуют о деятельности монастырского скриптория. Его существование не вызывает сомнений у исследователей рукописей, принадлежность которых Юрьеву монастырю определяется по кос- венным данным. О том, что в Юрьевом монастыре функционировал скрипторий, в работе которого принимали участие писцы, владевшие книжной традицией, свидетельствуют и глаголическая надпись Созонта, и профессионально выполненные надписи, в том числе в двойном кон- туре. Подавляющее число надписей в башне составляют памятные тексты с формой "псалъ". Характерно, что во всех них, за исклю- чением записи Феодоса, это слово написано через ф. В надписях в Софии Новгородской такое написание встречается значительно ре- же. По-видимому, состав прихожан Софийского собора, оставивших на стенах свои автографы, был более широким в социальном отно- шении, чем состав прихожан Георгиевского собора, основу кото- рых составлял прежде всего клир. Отражение в некоторых георги- евских надписях новгородских орфографических особенностей, из- вестных и по берестяным грамотам [37], показывает, что эти осо- бенности были характерны не только для письма просто грамотных, но и книжных людей, в тех случаях, когда они не были связаны ни оригиналом переписываемой рукописи, ни княжеским заказом. Церковь Спаса на Нередице Церковь Спаса на Нередице была построена по княжескому заказу в 1198 г.: "Заложил церковь камяну князь великый Яро- слав ... въ имя святого Спаса Преображения Новегороде на горе, а прозвище Нередице; и начаша делати месяца июня в 8 ... а концяша месяца сентября" [101, 6706 г.] . На следующий год цер- ковь была расписана [101, 6707 г.]. В Х1У-ХУП вв. храм пережил несколько пожаров. Особенно сильные разрушения постигли цер- ковь во время Великой Отечественной войны [129, с.74]. В 50-е годы церковь была восстановлена по проекту архитектора Г.М.Штен- дера. 72
Иа сохранившихся участках древней штукатурки на стенах и столбах храма в 70-80-е года нами было выявлено большое коли- чество надписей и рисунков различной сохранности. О существовании надписей-граффити процарапанных по древ- ней штукатурке в церкви Спаса Преображения Нередицкого монасты- ря, было известно уже во второй половине ИХ в., когда архи- мандрит Макарий в "Археологическом описании церковных древнос- тей в Новгороде и его окрестностях" писал: "...иконопись оста- лась в Нередицкой церкви от древних времен. Этому, между про- чим, могут служить подтверждением надписи ХШ в., начертанные по стенам каким-то острием" [70, с.496 , 502-505].В 1910 г. Н.В.По- кровский в связи с исследованием фресок церкви Спаса на Нере- дице также обратил внимание на граффити на стенах и столбах храма и высказал предположение, что "надписи могли быть наца- рапаны на первоначальном грунте, но исправленном", что может свидетельствовать о подавлении росписи храма после 1200 г." [122, с.244]. И.И.Срезневский опубликовал две надписи (без фо- тографий и прорисей): надпись 1279 г. о смерти "раба божия Kto- рила и жены его Оксении" и надпись 1254 г. о преставлении "ра- ба божия Кузмы Ивановича" [157, с.233, 236]. Обе надписи вошли в "Библиографию русских надписей" А.С.Орлова [112,114] , а ана- лиз надписи 1278 г. с поправкой даты на I год (1279) с фотогра- фиями и прорисями дан Б.А.Рыбаковым в Корпусе русских датиро- ванных надписей XI-ИУ вв. [143]. Фотография с прориси еще не- скольких надписей из церкви Спаса-Нередицы сохранилась в архи- ве И.А.Щляпкина [247J. Они были сделаны, по-видимому, во вре- мя ремонтных работ в храме, проводившихся в 1903 - и 1905 гг. П.П.Покрышкиным [123]. Тогда же были выполнены Л.Ф.Чистяковым и известные фотографии нередицких фресок, частично (публикован- ные Н.П.Сычевым и В.К.Мясоедовый в 1925 -г. [170]. На некоторых фотографиях можно видеть и граффити, сохра- нившиеся в храме до сих пор, но специально они не фиксирова- лись и поэтому вошли в кадр случайно. Негативы этих фотографий хранятся в фотоархиве ИИМК РАН (С.-Петербург), а также о них есть упоминания в архиве Д.А.Айналова (СПбО Архива РАН),а эк- земпляры фотографий находятся в Отделе эстампов Российской На- циональной библиотеки (С.-Петербург); в Отделе рукописей Гос. Исторического музея (Москва) «в фондах Отдала архитектуры Ноэ- 73
городского государственного историко-художественного музея- заповедника. В настоящее время в церкви Спаса на Нередице надписи со- хранились на уровне человеческого роста на столбах, северной стене, в дьяконнике, в алтарной части храма. Большинство при- ходится восстанавливать по фрагментам. Многие надписи постра- дали из-за осыпания штукатурки, исчезли под более поздними жи- вописными наслоениями. В 1985 г. В.Н.Яйленко опубликовал тексты около 140 надпи- сей [183] без фотографий и прорисей, чтения которых нуждаются в значительной корректировке. Целый ряд надписей требует рас- чисток и дальнейшего исследования. Надпись 15 опубликована Б.А.Рыбаковым, со ссылками на И.И.Срезневского и А.С.Орлова [143, с.41]. Надпись находится на южной стороне юго-восточного столба. В настоящее время в да- те сохранился только знак тысяч, буквы на концах строк исчезли: В JEk(TO) £[фП}]М^а)ЮД[БРД]В-3- МСТАВИСф РА[БЪ] БКИИ ККРИЛЪНА П[А]МДТ[b] СВ [Д] ТОГр] СЕР1НЙ А ДЕВ[Д]ЫИ Д[ЕНЬ] ИНА Е(ГО] ПРЬсТА[ВИ]С^ Ю[КОТ]НИЙ Й ПСМОЗИ РАБОУ СВОБМУ ККРШЮУ И ШКСЕНИ1 Дата надписи - 6787 (1279) г. Палеографические особеннос- ти ее имеют соответствия во многих граффити новгородского Со- фийского собора, в особенности в граффити ХШ.в, в Мартирьевской паперти. В этой надписи объединена поминальная формула с ука- занием года и дня смерти и формула ’’господи помози”. Надпись 16 находится на юго-западном столбе. Начало над- писи в настоящее время полностью исчезло, * читается только ее конец, начиная с фрагментарно сохранившегося слова ’’престави- 04 ”. Поэтому особую ценность приобретает фотография надписи из архива И.А.Шляпкина. Текст опубликован И.И.Срезневским: • ВЪ лЬтб 5ф|В 1Аа ГЕНВАРД Кб- Д[ЕНЬ) ПЙ[СТА]ВИСД РАБЪ Б[бУш КОУЗМА ЙВАНОВЙЧЬ, т.е.: "В ЛЕТО 6762 (1254) М(Е)С(Д)ЦА ГЕНВАРЯ 29 Д(ЬНЬ) ПРЕСТАВИСД РАБЬ Б(0)2МИ КОУЗМА ИВАНОВИЧ". 74
Надпись 16 •Надпись 17. В архиве И.А.Шляпкина имеется фотография с прориси еще одной нередицкой надписи, которая находится на се- веро-западном столбе, но не сохранилась полностью. Благодаря прориси из архива И.А.Шляпкина имеем возможность целиком восстановить текст: ВЪ ЛЬ(Т) 5фНД ГЕНВА[...] е ПРкТАВИСА раьъ евии СЕВАСТИЙНЪ ЧЕРНОРИЗЬЦЬ ВЪ ОКИ [...] [М]ИРЬСКЫ ПЕРЪМШГЬ, т.е.: "В Л£.(ТО) 6754 ГЕНВ(АР4) 9 ПРЁСТАВИС^ РАБЬ Б(0)ИИ СЕВАСТИЛНЬ ЧЕРНОРИЗЬЦЬ ВЪ CKHM(t) (А) МИРЬ(ЙСЫ ПЕРЬМИЛЪ". Надпись 17 Надпись датируется 1246 г. В ней называется как монашеское, так и мирское имя умершего. С аналогичной формулой, широко извест- ной по припискам писцов в южнославянских древнерусских рукопи- сях встречаемся в надписи ХП в. из Софии Киевской: ”г(оспод)и помози рабу свъему ИгнатЬви а пръзъвищьми има Саетатъ и г(ос- под)и нь быос4 съмь(р)ти...” [228, с.58].
К числу датированных надписей следует отнести также над- пись 18 на северо-западном столбе храма. Чтение ее затруднено тем, что она была перекрыта линиями плетеночного орнамента: В ЛТЕ(О) гш(...)ЕТ(...) Еле Т7. Надпись Первая буква в дате представляет собой сильно изогнутую влево бугву 6. Судя по созфанившимся фрагментам на месте со- тен, всю букву целиком можно интерпретировать либо как у с квадратной чашкой и не сохранившейся ножкой, либо как ц, т.е. как 800 или как 900, либо как ш, которая, как известно, не име- ла цифрового значения. Правая часть буквы испорчена орнаментом. Характер букв в, jb словах "в лет (о)” в этой надписи ука- зывает скорее на Х1У в. или начало ХУ в. Следовательно, наибо- лее вероятно, что дату следует читать как 6900 г. т.е. на мес- те сотен в надписи процарапана ц. В таком случае это 1392 г. Е.Ф.Карский отмечал, что ц в цифровом значении 900 (что связа- но со.значением этой буквы в глаголице) начинает употребляться сравнительно поздно: встречается впервые в южнорусском Еван- гелии <427 года, описанном с югославянского оригинала” [49, с.217]. В.Н.Щепкин считает, что ц заменила 4 в значении 900 в * эпоху югославянских влияний” £181, с. 150]. Справа от орнамента читаются'две буквы е и т. Буквах сле- ва имеет угловатую петлю, которая позволяет предположить здесь лигатуру сит: <г . Если принять, что после « в дате написана не у и не ц, а ш (вероятно, ввиду квадратной формы буквы) и что 76
надпись писалась после того, как был изображен орнамент и пи- сец его.обходил, то возможен и такой вариант прочтения;ив лет- Со) гшест.Автор надписи сначала написал знак тысяч, а по- том решил написать числительное словами, но не закончил текст. В любом случае надпись можно датировать после 1392 г., т.е. пер- вой половиной ХУ в., что соответствует и палеографической да- тировке. К датированным надписям следует отнес- ] ъти и латинскую надпись 19. опубликованную / /\ Q ( В.Н.Яйленко (183, с.154] ' V (S | 1681 august! 9 „ Надпись 19 Комментируя эту надпись, публикатор, проводя аналогии с берестяной латинской гра- мотой ХУ в., найденной на территории бывшего Готского двора, предполагает, что она могла быть сделана постояльцем Шведского двора, функционировавшего в Новгороде с ХУЛ в. [183, о. 162]. Надпись 20. Фотография с.прориси этой надписи находится в архиве И.А.Шляпкина [247]. Надпись прочерчена тонким острием на юго-западном столбе: В ЛУКИНЪ ДНЬ ВЗАЛА ПРОСКУРНИЦА ПШЕНИЦ (У) в ГА уНН q; (-М HLf Надпись 20 Надпись написана размашисто, буквы несколько вытянуты. Фор- мы узкого I, gc перекладиной, доходящей, до середины правой 77
мачты, набухшие петли ъ, изогнутые формы р, о, р, широкий ь о треугольной перекладиной отсылают к почеркам Х1У в. (берестяная грамота № 570 второй половины Х1У в., надпись о землетрясении 1340 г.) [143, с.481. "Проскурница” - посвирня, пекущая про- сфоры, встречается уже в церковном Уставе Владимира [237, т.Ш, 1570]. В надписи отмечен день (день св.Луки), когда было взято пшеничное зерно для печения просфор. СЛева от этой надписи очень тонким острием мелкими буква- ми прочерчена надпись 21, состоящая из двух слов, второе из которых сохранило только две первых буквы: ОСПОШНЪ ДН(Ь) н д о /к а н Надпись 21 Судя по характеру букв, сходных с буквами предыдущей над- писи, эта запись принадлежит тому же лицу. Так, видимо, велась запись хозяйственных расходов на монастырские нужды. Надпись палеографически датируется Х1У в. Отметим характерное для это- го времени g, написанное в пять приемов, с уменьшенной верхней частью, ь ° изогнутой спинкой и петлей, соединяющейся с ней вы- ше середины. На стене дьяконника находится: надпись 22: ИЕВО ПСАЛО Буквы вытянуты, а архаичной формы с горизонтальной пере- кладиной. Характерны окончания -р в имени (Иов) и в перфектном причастии, встречающиеся во многих эпиграфических и берестяных текстах (надпись Федоса в башне Георгиевского собора). Палео- графическая дата - ХШ в. Слева от надписи 1279 г. о смерти Кирилла и Оксении нахо- дится двустрочная надпись 23: НЕПОУСЕЧЬ ПАСУ 78
Характер начертаний: н - с наклонной перекладиной, у - с достаточно узким расщепом, ч - с треугольной чашкой, широкое п - находит аналогии в памятниках конца ХШ - первой половины Х1У в. Эта надпись представляет собой запись первых слогов на- званий дней недели, сделанную кем-то из служителей или прихо- жан для памяти [139, с.96]: не - "неделта”; по - "понедельникь*, у - по видимому, "уторникъ" с диалектной меной начального в/у; се - ’’середа”; чь - "чьтвьргъ”, или "чьтвьртокъ”; па - ”па- токъ"; су - "субота”. Такие сокращения известны в рукописях при обозначении евангельских чтений. В отличие от рукописной традиции в данной надписи нет титл и выносных букв, что харак- терно для эпиграфических памятников. * На той же стене слева от надписи 1279 г. о смерти Кирилла и Океании, читаются две надписи, относящиеся, по-видимому, к од- ному лицу. Обе они сохранились со значительными дефектами. Надпись 24: (...ОЖЬНЙСД ВЪ П4Т(...). Надпись 24 Очевидно, речь идет о том, что некто женился "въ пат(ркъ)" , и далее, видимо, указывалась дата этого события.В первой стро- ке в букве в косая черточка верхней петли еле заметна и букву в целом легко принять за б, п имеет форму, сходную с &. Все это позволило В.П.Яйленко прочесть здесь другое слово [183, с.157], с чем все же нельзя согласиться. $ написано в пять приемов, £ имеет короткую горизонтальную черточку слева от мачты, делающую букву похожей на ъ, - черта, встречающаяся в памятниках ХИ- НУ вв., прежде всего в берестяных грамотах. Общий характер на- чертаний позволяет отнести этот фрагмент к рубежу веков. Непосредственно под этой надписью находится надпись 25. выполненная более крупными буквами и также сохранившаяся не полностью: ХОМУТЬ ОЖЕНИЛЬСД ОВДРЬЕЮ МОН(...)Ь Т(...). 79
к н Лк ( ЛИ VIД t Ш'А N ^т/> Надпись 25 В.П.Яйленко после олова "Ондрьею” читает "мою Гальтовту”, интерпретируя второе слово как женское имя балтийского проис- хождения (183, с.157, 159]. Однако затрудняемся присоединиться к предложенному чтению. Во-первых, в конце второй строки чита- ется не ю, а н, в третьей отроке от восстанавливаемого В.П.Яй- ленко имени отчетливо видны только ь и т. 0 уверенностью можно говорить лишь о первой и части второй строк. Первое слово ”Хо- муть", видимо, имя собственное. В письменных источниках оно не встречается, берестяными грамотами не зафиксировано. Можно лишь предположить, что это мог быть один из народных вариантов име- ни Фома (Фом-/Хом-). Формант -уть/-утъ в таком случае возможно рассматривать как вариант форманта -ут -а, известного в новго- родской антропонимии (226, с.149]. В берестяных грамотах встречается два имени на -ут-а: "Во- юта”, "Ходута". Правда, неизвестно, от какой формы эти имена образованы. Можно лишь предполагать, что исходная именная осно- ва в данном случае оканчивалась на согласный. Что касается име- ни *0ндрЪи”, то оно многократно зафиксировано берестяными гра- мотами: ”у илщреф”, "ОндрЪю" и т.д. (226, .с.288]. Олово ”хо- му(ть)” читается также между двумя рассмотренными надписями, следовательно, они относятся к одному и тому же лицу. Палеоргафия надписи 25 имеет черты, характерные для начер- таний второй половины ХШ в., например, в берестяной грамоте > 583, где встречаются аналогичные формы р, $ с горизонтальным покрытием,, или берестяной грамоте > 582 этого же времени, где д, как и в рассматриваемой надписи, имеет треугольные петли, 80
внутренние стороны которых являются продолжением верхней части буквы. Почерки обеих надписей схожи.'Вместе с тем в первой над- писи слово "ожьниса" написано через ь в корне и представляет собой форму аориста, тогда как во второй надписи гласный корня передан через е и глагол представлен в форме перфектного при- частия. Отметим также мену ь/ъ на конце слова, что в берестя- ных грамотах появляется лишь на рубеже Х1У-ХУ вв. Это явление в берестяном письме А.А.Зализняк связывает с влиянием южносла- вянской орфографии [38, с.73]. Учитывая, что для эпиграфическо- го письма, в частности, для надписей-граффити характерно неко- торое ’’запаздывание” форм, предложим датировать обе надписи ру- бежом ХШ-Х1У вв. Недалеко от надписи 1279 г. о смерти Кирилла находится надпись 26 ЛАЗОРЬ ПСАЛЬ Г(...) Надпись 26 На северной стороне столба расположена обведенная рамкой надпись 27: ЛАЗОРЬ ПСАЛЬ ГРАМОТ(...) Гр Ага о Надпись 27 81
На северной стене дьяконника этот же текст читается дваж- ды надпись 28. рядом с рисунком лошади: ЛА30Р(...) САЛ(... )РАМ0(...) ч А, 7, О f7 л/ И 'Л АС ’ |Л Надпись 28 Чуть ниже читается надпись 29: ЛА30Р(...) ПС(...) ЛЬ (Г)РАМ (...) Надпись 29 Все четыре надписи, несомненно, принадлежат одной руке. Особенностью почерка Лазоря является написание им ъ с очень мелким, еле заметным хвостиком в верхней части буквы, что затрудняет интерпретацию этого знака как ь или ъ. Такая осо- бенность характерна для берестяного письма ХШ-Х1У вв. Сочета- ние п и с в перфектном причастии во всех четырех текстах пере- дано через пс. Формы а с сильно закругленной нижней частью, как и общий облик букв .находят аналогии" в граффити киевского Софий- ского собора, датирующихся ХШ-Х1У вв. [228, S 203]. Из текстов, исполненных Лазорем, следует, что Лазорь употребил слово "гра- мота” в значении "надпись”, "написанный текст". . На северной стене юго-восточного столба храма имеется еще одна надпись аналогичного содержания. Надпись 30 сильно повреж- 82
дена многочисленными линиями, зачеркивающими текст. Тем не ме- нее восстанавливаем его: НЕМОС ПСАЛЪ ГРАМОТО(У) Надпись 30 Палеографические черты надписи дают основание отнести ее к Х1У в. Последний знак во второй строке, плохо сохранившийся, В.П.Яйленко читает как &, а последнюю букву имени - как е: "Не- мой псал(ь) грамотой” [183, о. 158]. Однако это имя (в форме ”Немос”) встречается еще несколько раз на стенах храма. Что ка- сается у/и в слове ”грамото(у)", го в пользу у говорит наличие верхней горизонтальной черты над правой частью буквы. Верхняя часть буквы не треугольная, а прямоугольная, что, однако^ встре- чается как в берестяном, так и книжном пибьме Х1У в. И для Лазоря, и для Немоса, по-видимому, важно было за- фиксировать самый процесс писания на стене храма. Можно пред- положить, что в данном случае слово "грамота” приобретало осо- бый оттенок сакральности, так как надпись, прочерченная на сте- не, как бы освящалась ее местонахождением в храме. На юго-западном столбе храма читается надпись 31: ИВА^ лукиц. .. << цга д-гГн р Надпись 31 ошибочно прочитанная В.П.Яйленко как "Иван Дудиц” И 83, с.159]. Написание имени Иван через I "десятиричное”, выносные ниц под 83
полукруглыми титлами, характерное в без петель, начертания к с почти вертикальной правой частью и в отчестве с косой перекла- диной - все это признаки, появляющиеся в письме не ранее конца Х1У - начала ХУ в. Этим временем и следует датировать надпись. На южной стороне юго-восточного столба, слева от надписи 1279 г., находится обведенная рамкой надпись 32. левая часть которой сильно повреждена: (... )УШИ БЕ МОЛИТВОУ МОД (..,)К0 БГОУ ВЪЗВАХЪ И П> (..) (..)ЫША М(Ж) Надпись 32 и надпись 33 Надпись представляет собой текст стихиры на "Господи воз- звах”: "услыши, б(ож)е, молитву мою, ко б(о)гу възвахъ и г(ос- под)ь (усл)ыша м$". В первом слове у написано вместо ы, по-видимому, под влия- нием несохранившегося слога. Аналогичный случай зафиксирован в берестяной грамоте № 462 ХП в.: "ги (ц)слюши молитвоу...", - где g ошибочно написано вместо В первой строке на конце мес- тоимения "мед" написан 4 вместо ж либо ю. В последней строке в слове "м?" ж представляет собой знак, переделанный из 4. Ви- димо, сначала писавший написал Ж, но заметив ошибку, исправил букву на д. С другой стороны, в берестяном письме есть случаи написания у в виде ж (в упоминавшейся уже грамоте ХП в.). Во всяком случае 4 вместо ж (ю) в первой строке надписи свидетель- ствует о возможной мене "юсов", явлений,^которое, наряду со сме- шением ь и ь, расцениваются со времени А.И.Соболевского (151, с. 147-158] как черты, связанные с южнославянским влиянием. 84
Надписи из* церкви Спаса на Нередаце показывают, что и ме- на ь/ъ, и мена “юсов" появляются в новгородском письме несколь- ко раньше. Палеография надписи дает широкий круг аналогий как в книжном, так и берестяном и эпиграфическом письме конца ХШ - первой половины ПУ в. Так, форма оу в первой строке с прямо- угольной верхней частью и загнутым вправо крючком характерна для надписей на Васильевских вратах 1336 г. [143, T.IX-X, с.47]. Вместе с тем форма оу во второй строке встречается и в памят- никах ХШ в. Судя jo общему характеру букв, надпись можно дати- ровать рубежом ХШ-Х1У вв. или первой половиной ПУ в. Непосредственно под надписью с текстом на ’’господи воз- звах” находится надпись 33: СВОЕМ (...) (..)М03И РАБОУ Особенностью этой надписи является то/ что первая строка должна читаться после второй. Писавший почему-то не продолжил строку ”(ги по)мози рабоу” вправо, а надписал следующее слово сверху. Надпись не закончена, так как после "своем(у)" ожида- лось бы имя. Вместе с тем в Спасе на Нередаце встречаются та- кие, как бы незавершенные, надпаюи, и это позволяет предполо- жить, что упоминание имени того, кому необходима помощь, небы- ло обязательным. Что касается палеографической характеристики, то отметим ’’зеркальное” написание буквы а с петлей, повернутой вправо, и диграфа оу. с у на первом месте. "Зеркальность” мно- гих букв, и не только ц, что обычно для новгородских некнижных текстов, является яркой приметой новгородской письменной тра- диции, и прежде всего в берестяном письме и в эпиграфике. Объ- яснять это явление недостаточным владением навыками письма вряд ли правомерно. Скорее всего мы имеем здесь дело с оообенностьц причины которой еще предстоит объяснить. Формы |и£с разбух- шей нижней петлей, архаичное и о горизонтальной перекладиной имеют аналоги в памятниках ХШ - начала ПУ в. Надпись 34 находится на восточной стороне юго-восточного столба: 1И(...)НА (...)ПИСА 85
Надпись 34 В начале надписи стоит крест. Это может свидетельствовать о том, что автор текста был духовным лицом. Текст восстанавли- вается: ’ЧИона писа”. Между словами выщербины в стене. Здесь могли уместиться две буквы, тогда* возможно чтение: ’’Иона напи- са”. Отметим употребление глагола "писати" (или ’’написати”) не в форме перфектного причастия, что обычно для древнерусских граффити, а в форме 3-го лица, ед.ч. аориста с сохранением и в корне. Такая форма является регулярной в среднеболгарской эпи- графике и в сербских средневековых надписях [196, с.25J . Это обстоятельство позволяет высказать предположение о южнославян- ском (может.быть болгарском) происхождении Ионы, что, конечно, нуждается в дополнительной аргументации. Формы начертаний (традиционное и с горизонтальной перекла- диной, а с небольшой треугольной головкой во втором слове и с закругляющейся петлей, имеющей сверху ’’крышку”) датируются ХШв. или рубежом ХШ-Х1У вв. Ниже и левее этой надписи прочерчена надпись 35 на высоте 0,6 м от уровня пола: 1-АС ПСАЛ Надпись 35 Буквы четкие, аккуратные. Для палеографической датировки данных мало. Тем не менее ярких признаков Х1У в. в надписи нет. Над на еле заметно выносное &. Такая форма личного местоиме- ния 1-го лица с оглушением конечного согласного свидетельству- ет скорее о второй половине - конце ХШ в. 86
Надпись 36 прочерчена тонким острием: ги помози рабоу сво- ему матФЬю. Это одна из многочисленных молитвенных надписей. "МатфЬю" написано через Ф с перекладиной, выступайтей далее вправо.Пря- моугольная форма м находит аналогии в берестяном письме ХШ в. Автор надписи для обозначения /у/ употребляет как диграф оу в слове "рабоу", так и у в слове "своему". х-- Надпись 36 Надпись 37 расположена на юго-западном столбе: ГИ ПОЗИ РА(...) СВОЕМУ СЕМЕОНОУ Формы р с квадратной петлей, м с горизонтальными крышками на плечах и заостренной петлей также встречаются в памятниках Х1У в. Второе м в этой надписи сжато, полукруглая петля не до- ходит до нижнего уровня строки, второе е в слове "Семеоноу" только намечено. Вообще конец второй строки сохранился плохо. Надпись, начатая уверенным красивым почерком, хотя автор и про- пустил слог ’’мо" в слове "помози", к концу сделана .небрежно. Надпись 38 находится на восточной стороне юго-гвосточного столба. Она рассечена рисунком 1феста: П)ПИ¥ЛЕЧЕ ШЮШ н Х 7\ <с у п Н АДО Надпись 38 отметим обычное для* Новгорода окончание в именах мужского рода - е после шипящего и о в перфектном причастии, которое на- писано через и в корне, что не характерно для надписей доХШ в. 87
Восстанавливается имя (или отчество) Гопилечь: ч с заостренной книзу чашкой и горизонтальными штрихами в верхней части, л име- ет горизонтальное покрытие на вершине. Общий.характер начерта- ний позволяет отнести этот текст к рубежу ХИ1-Х1У вв. Надпись 39 расположена на южной стороне юго-западного столба: (н) IH помози раб(у) своем (У) М(О)ИСЕЮ -птнпо АЛ A AH\rVt‘ Надпись 39 Надпись выполнена в одну строку, горизонтальность которой не выдерживается. Буква м употреблена трижды и имеет колебания в начертаниях. Но все формы хронологически употребляются в пре- делах конца ХШ-Х1У вв. О Х1У в. свидетельствует форма ю с ко- сой перекладиной, идущей слева направо. Надпись 40. На восточной стороне юго-западного столба на уровне 0,8 м от современного пола прочерчено слово, состоящее из шести букв: АВГАРЬ Надпись 40 Третья буква из-за косой черточки, напоминающей петлю в нижней части, может быть принята и за £, но поскольку поверх- ность стены в этом месте сильно повреждена, вое же склоняемся к тому, что третью букву следует считать буквой г.В таком слу- чае слово представляет собой имя "Авгарь*’, известное из апо- крифической письменности. Прихожанин, сделавший эту надпись, был, несомненно, знаком о легендой об Авгаре, апокрифическим произведением, возникшим на сирийской почве и через греко-визан- тийскую версию ставшим известным на Руси. Исследовательница этой легенды Е.Нещерская отмечает, что славянская (в том числе и 88
древнерусская) версия памятника "выделяет в качестве основного сюжетного мотива мотив чудесного возникновения образа" L90,c.94J Как известно, этот мотив послужил основой для развития иконо- графического сюжета Спаса Нерукотворного, широко представлен- ного во фресковых росписях и иконописи Древней Руси. Изображение Спаса Нерукотворного в церкви Спаса на Нере- дице хорошо просматривалось с того места у юго-западного стол- ба, где находился человек, написавший имя легендарного царя Авгара. Данных для палеографической датировки надписи крайне мало. Все же форма в с треугольными петлями, соединяющимися у середины мачты, р с длинным вертикальным хвостом, ь с высокой спинкой свидетельствуют скорее о ХШ в. Отметим также формы а с незамкнутыми петлями. Надпись 41 на южной стене представляет собой фрагмент: РАБА БОК...) Надпись 41 Видимо, это сохранившаяся часть молитвенной формулы "гос- поди, помилуй раба божия...". Начертания букв несколько вытя- нутые, р с характерной заостренной вверх и вправо петлей, боль- шая б, । в пять приемов, написание "божи(ф)п с о, а не под тит- лом - все это свидетельствует о том, что надпись была сделана не ранее ХУ в. Надпись 42 расположена на южной стене на уровне человече- ского роста. Состоит из трех строк: ВЕСАМ) ЫСТВЕННОВ С С.)С®ОСТУЮ (..) АСА ЭДИВИШАСА И U1 Надпись 42 89
Первая строка: вес$ (А) - "вся". Второй "юс" выражен сла- бо. Вторая строка: после слова "б(о)жественное" часть надписи чуть поднята над строкой.“Буквы асд отделены от предыдущих го- ризонтальной трещиной и выбоиной в стене, поэтому не настаива- ем на принадлежности'их к той же надписи, хотя облик начерта- ний аналогичен остальным буквам. Предлагаемое чтение фрагмента "с(...)овостую" - слово ”с(вя)тую", где буквы лив сохранились частично. Обратимся к палеографии надписи. Вытянутость букв, длин- ная, загибающаяся вправо крышка б, ж с большой широкой нижней частью и остроугольной правой петлей в верхней части, размашис- тое & с длинным язычком, т на трех ножках, у с выгнутым узким треугольником, ярко выраженные элементы "полуустава”, проявле- ние черт "скорописи” [181, .с.126, £401, позволяют отнести эту надпись к концу ХУ - началу ХУ1 в. На стенах и столбах храма встречаются многочисленные фраг- менты азбук, изображения слогов, отдельных букв (чаще всего б, что связано, по-видимому, с начальными буквами слов "Бог", "Бо- городица” ). Один из фрагментов азбуки от £ до к находится на северной стене И35, с.Н7]. Надпись 43: . АБВГДЕ13 ПК Надпись 43 По палеографическим показаниям эта азбука может быть да- тирована не ранее ПУ в., хотя некоторые буквы (д с короткими, загнутыми вниз ножками основания, и с горизонтальной перекла- диной, делящей букву пополам) несут на себе печать более ран- него времени. Еще один фрагмент азбуки от а до е сохранился на юго-за- падном .столбе (надпись 44): _ АСв ГДЬ АБВГДЕ J 90 Надпись 44
Здесь признаки ПУ в., скорее второй половины - конца ве- ка выражены более отчетливо: например, а -'сдлинным хвостом и маленькой головкой, д - с длинными, чуть изогнутыми наружу нож- ками. Вблизи от этой азбуки имеется запись двух имен (надпись 45): ЗИНОВЬ. Ф(...)0РЪ Надпись 45 Предлагаемое чтение: "ЗиновЬ. Ф(л)оръ". Отметим д о длин- ным полукруглым хвостом, резко выступающим вправо. Нижняя часть буквы значительно превышает верхнюю. Буква в - больше осталь- ных, ее нижняя петля целиком уходит за нижний уровень строки, о - почти квадратное, то же можно сказать и о петле ф, р уме- щается в строке и имеет изогнутую спинку. Все это признаки,про- являющиеся в памятниках не ранее ПУ в. Этим временем - ближе ко второй половине - концу века - можно датировать надпись о именами Зиновия и Флора. Форма Им.п. ЗиновЬ/Зинове/ЗиновЬх за- фиксирована в берестяных грамотах (например, в грамоте № 579 первой половины ХУ в.). На северной части северо-западного столба рядом о изобра- жением голгоф расположена надпись 46. состоящая, по-видимому, из двух отрок, вторая из которых не поддается пока удовлетво- рительному чтению: ГОРИТ ДЩЦ) МОД Надпись 46
Это текст, восходящий к Псалтыри. В.П.Яйленко дает оши- бочное чтение: ”ГорЬ тоед(ь)щь моя...” - которое сомнительно и с лингвистической точки зрения. Общий характер начертаний, форма д о маленьким треугольником, широким подножием с длинны- ми ножками, широкий вытянутость г, длинные хвосты у крышки X имеют аналогии в памятниках Х1У-ХУ вв. По-видимому, эту над- пись можно датировать рубежом веков. Надпись 47 расположена на восточной стороне ниши северной стены. Начало текста сильно испорчено большой выбоиной. Буквы первой строки сохранились фрагментарно: Первую букву в первой строке можно интерпретировать как <о необычной формы, левая и правая ветви которой угловаты, разве- дены в стороны и сходятся только в верхней части. Похожий тип омеги получает распространение в книжном письме уже с ХП в. и утверждается позже «81, с Л13]. Последняя буква первой строки может быть прочитана либо как незамкнутое б, либо как выносное с. Если принять первый вариант, то первую и начало второй стро- ки следует читать: ” о>н(т)ошка”. Другой вариант: " шн(о)шка уп(оа)лъ”. Четвертая буква второй строки, по-видимому, у с вы- сокой ножкой, отогнутыми краями мелкой чашки. Такая форма ха- рактерна для ХШ в. [181, с.III, ИЗ]. Вероятно, Онтошка, или 92
Оношка (возможно, форма, восходящая к "Онуфрий"), начал писать перфектное причастие "псалъ" через ф, но следом повторил обо- значение этого звука через п и выносное с. В конце второй стро- ки ъ имеет маленький хвостик, устремленный вверх и влево, что характерно для памятников конца ХШ-Х1У вв. В последней "строке - слово "дыша". Таким образом, надпись читается: "Оношка (ва- риант - "Онтошка") п(са)лъ дыша". После второй строки вправо следует выбоина, поэтому строка могла продолжаться и дальше. Можно предположить наличие в утраченном месте двух букв да. Тогда надпись принимает следующий вид: "Он(т)ошка псалъ (не) дыша", - что имеет больше смысла. Текст передает молитвенное состояние автора надписи. Палеографическая датировка - вторая половина ХШ - рубеж ХШ-Х1У вв. На северной стене между двумя значительными по размеру вы- боинами процарапана надпись 48: (...) ИРЪ IEPTBA И(...)ТЪ Текст можно восстановить следующим образом: "(м)иръ жерт- ва и(скупи)тъ". Буква е имеет характерную "лежащую" на строке 93
форму, появляющуюся с ХУ в» £181], jc - в пять приемов, р - с остроугольной петлей, ъ, в которой петля подходит почти к са- мому верху буквы, формы в, а датируют эту надпись временем не ранее ХУ в. Надпись 49 находится на северной стене в 1,6 м от уровня современного пола. Прочерчена очень тонким острием, вероятно иглой, и еле заметна на плоскости стены. Состоит из трех строк. Начала строк сильно повреждены выбоиной, конец второй строки перекрыт рисунком птицы и фигурной буквой, выполненной в двой- ном контуре: (..д)а(м)ъ первый чвкъ (...)вст(а) <Ь мртвых(ъ) С.^йдаавкашле (р)азу(...) Надпись 49 Первая строка восстанавливается: "(а д)а(м)ъ первый ч(е- ло)в(е)кь". Вторая строка: "вот(а) от м(е)ртвы(хъ)”. Третья строка: "(н)еделю камъне (р)азу (...)". В третьей строке буква р, может быть, и не является таковой, а составляет элемент ри- сунка птицы, в таком случае следует читать: "...азу ...” Ко- нечно, восстановление имени Адама в первой строке проблематич- но, однако сохранился треугольник от второго а и левая часть м. Отметим,1 что и общий смысл текста говорит в пользу предлагаемо- го чтения. Тексты1об Адаме, "первом человеке", широко известны в библейской традиции и в апокрифических сочинениях. Читался этот тип текста и в службах Постной Триоди, так что появление реминисценций, связанных с именем Адама, на стене храма не яв- ляется не ожвданным. Обратимся к палеографии надписи. Лежащее на строке е, & и И с петлями, доходящими до верха буквы, р с треугольной пет- лей , основа которой составляет нижнее основание петли,. ч "рас- 94
щепой" с характерными хвостиками на концах чашки, ю с косой пе- рекладиной, а с правой ножкой, сдвинутой влево, - все это при- меты, характеризующие почерки конца ПУ в. - первой половины ХУ в. К этому времени следует отнести и данную надпись. Надпись 50 расположена на северной стене. Состоит из двух слов: И ПИСАЛЕ ВАСИЙ>И Ал ACWA't Надпись 50 Текст представляет собой обычную,формулу, удостоверяющую имя писавшего. Особенностью является употребление "писале" на пер- вом месте. Отметим характерное для Новгорода окончание -ев этой форме. По характеру начертаний (размашистое л, высокая перекла- дина Ъ) надпись может быть датирована не ранее ПУ в. [172, с.Ш[], хотя в слове "Василии" буква а сохраняет архаичную форму с ма- ленькой треугольной головкой [135, с.И7]. Последняя буква и вынесена над строкой. Надпись 51 находится на юго-восточном столбе. Прочерчена тонкой иглой. В начале надписи стоит 1фест: + 0 ГЛОУБНИ(О) + о г Л А / К Н N/K, Надпись 51 От последней буквы сохранилась только верхняя часть, по которой можно восстановить о - окончание звательной формы. Пер- вый элемент диаграфа оу имеет наверху петлю, нижняя часть не- замкнута, так что представляет собой как бы перевернутый знак X. Эта надпись была неверно прочитана В.П.Яйленко как имя "тюркского происхождения "Оулоубин(ъ)" [183, с. 160] . Возглас: "О, глубино", - постоянен в текстах, связанных с Богородичным циклом. И ин сохраняют архаичные формы, соот- ветственно с поперечной и косой перекладинами. Надпись палео- графически можно отнести к ХШ в. 95
В алтарной нише на фресковом слое с изображением Петра Александрийского слева читается надпись 52: в^ су(. ..) трьтыие почитав, Надпись 52 т.е. "в су(боту) третье починъки". В.Н.Яйленко читает вторую строку как "поминъкъ" [183, с.157], однако третья буква скорее похожа на J с чашкой "расцепом**, нежели на середину м. "Почи- нок” здесь употреблено в значении "начало" (ср. "ДвЬ млтвЬ соу3: юдина в починцЬ, а друга» в конци юбЬда" Феод.Печ.) (237, т.П, с.1326] как "начало службы". Формы букв Q», ъ, ц с набухшими петлями, ч, g) свидетельствуют о ХШ в. Надпись 53 расположена на северной стене ближе к дьякон- нику: ГИ П0(М)03И РАБОУ СВОЕМОУ ККР(И)Л(ОУ) Надпись 53 Хотя последняя буква второй строки не сохранилась, текст легко восстанавливается. "Г(оспод)и, помози рабу своему КЮри- лу”. Над буквами ги в первой строке стоит очень длинное титло, захватывающее и следуюцие три буквы. Из палеографических осо- бенностей отметим £, й, £ с разбухшими петлями, а с сильно от- веденной назад нижней петлей, круглую петлю ю. Общий характер 96
букв напоминает берестяные почерки ХШ - начала ПУ в. Видимо, этим временем можно датировать и надпись Кирилла, имя которого написано здесь через ю. Надпись 54: га пшозн рабу сваем(у) Матвею г Mho ЛЛ « о 1+ Надпись 54 Середина строки перекрыта рисунком - элементом большой буквы б, у в слове "своему" выбита и сейчас можно различить лишь нижнюю часть хвоста буквы. Крышка £ выступает вправо t ю имеет косую перекладину. Язычок е выступает сильно вправо. Все это признаки, свидетельствующие о Х1У в. Вместе с тем в надпи- си сохраняются традиционные написания & с горизонтальной пере- кладиной, тип буквы б, в, п, о употребляется в памятниках ХШв. Учитывая эти архаичные черты, можно датировать надпись первой половиной ПУ в. Вблизи от надписи Корила на северной стене читается над- пись 55: г с> 7 н га помози рабоу сво1е(моу) 0 4едор(оу) W Е<Ш0|< 6/(7 Л Надпись 55 Надпись состоит из трех строк, концы 2-й и 3-й строк не сохранились, но восстанавливаются без затруднений. Имя 'ЧЗедоръ" написано через 6* с заостренной кверху петлей, д имеет треугольные ножки в основании, в - расплывшиеся, не примыкающие к левой части буквы петли. Эти черты имеют анало- 97
гии как в надписях, так и в берестяных грамотах ХШ в. и рубежа ХШ-ПУ вв. Надпись 56 сделана очень тонкой иглой на юго-западном столбе: г(...) помози рабу своему ПРИГОРЮ г /X о л-/| « 5 н р» * & 6 ь V ь J н г б р 14 Надпись 56 В начале строки легко восстанавливается и после г в со- кращенно написанном слове ’’господи”. Л имеет крышку сверху, бук- ва £ вытянута, с узкой чашей и отростками по бокам, что доста- точно часто встречается в берестяных грамотах ХП-ХШ вв. Отме- тим форму Дат.п. имени "Григоре", которая позволяет восстано- вить исходную основу Григор*-. Такая модель оформления церков- ных имен с исходящим -ии известна по берестяным грамотам [226, с. 148-149]. По палеографическим признакам надпись может быть датирована ХШ в., скорее первой половиной - серединой века. Надпись 57. На юго-восточном столбе сохранилась тонко про- черченная надпись: ОХЬ ТУ БЬ ♦ Т’ у £ t Надпись 57 Текст, удостоверяющий присутствие.в храме: ”ох, тут был я", — в разных вариантах встречается среди древнерусских граф- фити. будя по характеру начертаний, надпись может относиться к ПУ в. Возможно, что 4* не личное местоимение 1-го лица, а начало имени, которое осталось не дописанным. ^Сделать такое предполо- жение заставляет употребление в надписи формы аориста ”6Ъ" в 3-ем лице, ед.ч. Это не исключает и первого варианта чтения текста, с личным местоимением, так как смешение личных аорист- ных форм зафиксировано многочисленными текстами ПУ в. 98
Ниже надписи 16 - о смерти Кузьмы Ивановича - мелким по- черком прочерчена двустрочная или "трехотрочная надпись 58, Она плохо сохранилась, поскольку оказалась перекрыта более поздним рисунком полукруга и креста в двойном контуре. Все же можно прочесть отдельные слова: (... )ИГ0УМЕНЪ П(....)МЦА MAIA НА ПДМД'ГЬ (...)АНА (...) Надпись 58 Из палеографических признаков отметим косую перекладину нв, н; е, лежащее на строке; 4 с треугольной серединой. Все это при- меты второй половины Х1У в. Надпись интересна упоминанием игу- мена, указанием даты какого-то события "м(ес$)ца ма*а" не в начале текста. Рассмотренными здесь надписями далеко не исчерпывается эпиграфический материал из церкви Спаса на Нередаце. В зависи- мости от содержания надписи ХШ-ХУ вв. распределяются по не- скольким группам: I) поминальные надписи с датами; 2) поминаль- ные надписи без дат; 3) памятные надписи; 4) надписи с форму- лой "ги помози”; 5) молитвенные и богослужебные надписи;6) над- писи светского и бытового характера. Более многочисленны памятные надписи типа "Имярек писал": "Иове писал", "Илия псал", "Лазорь псал грамоту" , и даже "Онош- ка псал не дыша", и просто имена "Симеоне", "Федор", "Иван Лу- киц" и др. Большинство этих надписей датируется Х1У в. за ис- ключением надписи "Иван Лукиц" с выносными буквами под круглы- ми титлами и общим характером начертаний, в которых уже сказа- лось влияние скорописи ХУ в.
Исследователи, занимавшиеся новгородской антропонимикой, обращали внимание на то, что в формах Им.пад., ед.числа, м.рода имен собственных преобладает окончание -е, и связывали это яв- ление с влиянием звательной форкщ. В берестяных грамотах такое окончание, как показал А.А.Зализняк, является регулярным, оно свойственно не только существительным, но также прилагательным, местоимениям и перфектному причастию на -л, что составляет осо- бенность древненовгородского диалекта [226, с. 134-135]. Нере- дицкие надписи действительно отражают такие формы: Иове, Симе- оне , Василе, но^вместе с тем в равной степени в них употребля- ются и имена с -ь или нулевым окончанием: Лазорь, Немое, Иван Лукиц, Севастиан. По-видимому, поминальная форма способствова- ла удержанию книжно-письменной надциалектной формы имени соб- ственного. То же касается и перфектного причастия на -л "пи- сал”. Только в двух надписях встречаем форму "писале" с -е: "Василе писале", "Гопиличе писале”. Вместе с тем глагол "писа- ти" в граффити всегда выступает в форме -л-ового причастия, на- чиная с самых ранних текстов XI в. из новгородского Софийского собора, в то время как в южнославянских надписях того же вре- мени он устойчиво закрепляется в форме аориста ("аз писахъ”; "а се Герасим грЪшны писа") [190, с.И-14; 195]. Следующую многочисленную группу надписей составляют граф- фити с формулой "г(оспод)и помози”. Эти тексты дают материал на случаи вариантов флексий в дательном падеже имен мужского рода: либо -у/-ю, либо -ови/-еви, по типу древних *и основ. В нередицких надписях встречается лишь один случай употребле- ния окончания -ови: "Ги помози рабу своему Мартынови” (вторая половина - конец ХШ в.). В остальных случаях в надписях высту- пает регулярное окончание на -у/-ю (ОндрЪю, Василию, Федору и др.). Так же регулярно оно выступает и в берестяных грамотах. В качестве примера сосуществования обеих форм в пределах одно- го текста приведем надпись ХШ в. на новгородском Воймерецком 1фесте: "Мироуславоу и Лазареви /братид и мати Мирослава по- ставили хрст/славоне дЬлале” [114]. Характерно, что здесь флексия дательного падежа -у оформляет нехристианское имя "Ми- роуславу”, а флексия -еви/-ови - христианское "Лазореви”. Еще в одной нередицкой надписи этого типа, по палеографи- ческой дате относящейся к рубежу ХП-ХШ вв., имя собственное име- <00
ёт в дательном падеже флексию -е: "ги помози рабу своему Гри- горе". Можно говорить о вариантности исходного имени с основа- ми на -ии в древненовгородском диалекте. Эта вариантность наш- ла отражение не только в берестяных грамотах, но и в граффити. О влиянии книжного письма в граффити церкви Спаса на Не- редице свидетельствуют и многочисленные рисунки орнаментов, птиц, животных, заставок, орнаментальных букв, крестов, человеческих лиц, воинов в вооружении, кругов, геометрических фигур, упо- требление креста в начале текста в качестве инвокации, что обычно и для берестяных грамот. Вместе с тем для граффити ха- рактерна и более упрощенная, чем в рукописях, система сокраще- ний слов, отсутствие титл и выносных букв. В этом отношении представляет интерес надпись, расположенная в,две строки: не- поусечь п^су, которая является записью первых слогов дней не- дели, начиная с воскресенья (недели). Внимание к письменному слову и грамотности проявилось в многочисленных азбуках и их фрагментах на стенах церкви. Тра- диция воспроизведения азбук известна и в новгородских рукопи- сях более позднего времени [42]. Так, на полях гадательной Псалтыри ХШ в. из Нередицкого монастыря имеются записи азбук почерками Х1У-ХУ1 вв. [246, Соф. 60]. Такие же азбуки или их фрагменты встречаются на стенах церквей Федора Стратилата, Ус- пения Богородицы в Аркажах и других храмов Новгорода. Церковь Николы на Липне В 1292 г. "заложи архиепископъ новгородчкый Климентъ цер- ковь камену святого Николу на ЛипнЬ" [101, с.327]. В отличие от церкви Спаса на Нередице, ктитором которой был князь Ярослав Всеволодович, церковь Николы принадлежит к числу построек, выполненных по церковному заказу, и это обстоя- тельство, по-видимому, повлияло на характер сохранившихся там надписей. Церковь Николы, как и Спаса на Нередице, сильно по- страдала во время войны, и сейчас на ее стенах удается прочесть4 лишь несколько надписей различной сохранности. Почти все они расположены на юго-восточном и северо-восточном столбах, одна под другой,, почти каждая заключена в рамку. Среди них есть не- сколько, содержащих в тексте дату. IM
Надпись 59: ВЬ ЛЬ(Т) 5(00)ЛДЕ МЦА ФЕОУРАР(...) В& НА ПАМДТЕ СТГО МУО.. НИКИвАРА (... в ...) АРХИЕЙЙЬ НОВОГОРОДА. Ф^\1)АрЛ R JBOfoP W Надпись 59 Ниже с трудом читается имя: мохсЪх . В дате хорошо читает- ся буква тысяч, знак сотен почти не сохранился, однако начало левой дуги буквы позволяет предположить здесь о>, далее идет л - 30 и д - 4. Буква е после д к дате уже, видимо, не относится, это окончание числительного. Таким образом, дата-6784 г. (т.е. 1326). Формула надписи характерна для поминальной. В последней строке читается имя "Моисей”. Архиепископ Моисей умер 25 янва- ря 1363 года. Известно, что именно в начале 1326 г. (года, на- званного в граффити), Моисей был рукоположен в архиепископство. Видимо, именно это событие и было зафиксировано на столбе Ни- кольской церкви. Следовательно, речь в надписи о поставлении владыки, и начальное слово третьей строки - "поставлен”, а в целом надпись* читается следующим образом: "Въ л£»то 6734-е ме- сяца февраля в 9 на память святого мученика Никифора поставлен архиепископ Новгорода Моисей”. Известно, что Моисей дважды за- нимал архиепископскую кафедру - в 1326 и 1352 гг. [158]. Палео- графические признаки надписи не противоречат первой половине Х1У в. Формы в, ь имеют аналогии как в эпиграфических памятни- ках конца ХШ в. - первой половины Х1У в. [143, T.IX-X, 44,49], так и в берестяных грамотах этого времени [173, с.253]. Поэто- му надпись может датироваться 1326 г. Надпись 60 заключена в рамку. Почерк четкий, чуть вытяну- тый: 102
МЦА МА(1А) КВ СТГО МЧНК JBACIAMOKA ПР (ЕСТ) АВИ С4 РАБЙИ АРХИ(»)ШТЬ КЛИМЕНТЕ I W-рАДА Ш к Ь С Т г О \л 7 TV X (А к /л С / Л Н ГКМТр ( . ( (хр Е АМН 1' J~r А Л А Надпись 60 Эта надпись называет еще одно имя новгородского архиепис- копа - Климента, основателя Липенского Никольского монастыря. Из палеографических особенностей обращает на себя внимание бук- ва ч с открытой чашечкой, но на невысокой ножке, что характер- но для первой половины Х1У в. £181, с.117]. Аналогии находим в надписи на западных Суздальских вратах 1230 г. [143, УП-УШ, 37]. Буква р представлена вариантами начертаний, у с хвостиком характерна для берестяных грамот ХШ-Х1У вв* и надписей этого времени. Несмотря на небольшие лакуны, вызванные утратой древней штукатурки, текст восстанавливается полностью: "м(еоя)ца ма(ия) 22 (на) с(в$)т(о)го м(у)ч(е)н(и)ка Василиска престависа ра(бъ) б(о)жии архиеп(иско)пъ Климентъ". В тексте указан только день смерти архиепископа. Надпись могла быть сделана как в год его смерти в 1299 г., так и некоторое время спустя. Палеографиче- ские признаки надписи не имеют ярких примет ПУ в. Вместе с тем В ней есть все признаки ХШ в. К тому же при датировке подобно- го рода надписей следует учитывать характерное для палеографии 103
этого вида источников стремление, к архаизации начертаний. Еще одним аргументом в пользу датировки надписи годом смерти Кли- мента является тот факт, что, как правило, поминальные надписи в храме делались "по горячим следам" и одновременны событию, о котором сообщают. Таким образом, есть все основания предпо- лагать, что надпись в церкви Николы на Липне датируется 1299 г., годом смерти архиепископа Климента. Еще одна поминальная надпись расположена на северо-восточ- ном столбе. Это надпись 61: МЦА ФЕВ(...) ВЪ КА ДНЬ НА ПАМА СТГО ОЦА ОСТАФИЮ ПРЕСТАВИСА РАБЪ ЕЖИ ФВДОРЬ Формы букв ф, широкого о, в находят аналогии в берестяных грамотах Х1У в. Восстановленный текст: "м(есф)ца фев (рала) въ 21 день на память) с(вд)т(о)го о(т)ца Остафия престависА рабъ б(о)жи(и) Федоръ”. Эта надпись также обведена рамкой. Для па- леографической характеристики данных мало, но все же широкие, "расплывчатые" формы А. н, как будто не противоречат.датировке Х1У в. Надпись 62, выполненная мелкими буквами, ниже надписи 61, сохранилась со значительными повреждениями: (... )НИКИТ(У) ВАСИЛЫ-А Надпись 61 и надпись 62 104
По характеру начертаний также датируется Х1У в. Справа от этих надписей находится рисунок креста, выпол- ненного' двойным контуром в духе плетеночного орнамента. Ниже расположен еще один рисунок орнаментального креста. Оба рисун- ка сделаны профессиональной рукой и свидетельствуют о навыке их авторов в искусстве оформления рукописных книг. Справа от большого орнаментального креста различимы четы- ре буквы (надпись 63): АБВГ lb CL Надпись 63 Это начало азбуки, которая осталась недописанной. Она, как и большинство других надписей в церкви Николы на Липне, отно- сится к Х1У в. Надпись 64 расположена над надписью о смерти Федора и то- же обведена рамкой с закругленными углами: МЦА ИШД ВЪ ЕНАДЕСДТЬ ДНЫ НА ПАМЯТЬ СТГО ПРРКА АМОСА ПРЕСТАВИСД РАБЬ ЕКИ(И) (... )ВЪ ИГУМВНЪ СТГО НИКОЛЫ xv К Ьг1 л п лл 4^ Т с т г о Л р д ' С'гг'*>л н Н л /\^ Надпись 64 Надпись выполнена крупным четким почерком, почти не по- вреждена, за исключением начала последней строки. Отметим свое- образное написание числительного, обозначающего день смерти игу- мена Николо-Липенского монастыря - 15 июня, день памяти свято- го пророка Амоса: единицы традиционно обозначены буквой £, а десятки - при помощи существительного ’’десять". Такое "смешан- ное" обозначение числа встречается и в некоторых берестяных ipa- мотах. Характер начертаний букв - ю с высокой перекладиной, а, ь, в с разбухшими, почти полукруглыми петлями - свидетельству- 105
9т о второй половине ПУ - конца ПУ в. Две последних буквы в имени игумена - въ. Поскольку строки надписи располагаются стро- го одна под другой, то в начале имени не хватает двух-трех букв. Можно предположить, что это имя - (Ио)въ (?). Надпись 65 представляет собой молитвенный текст с форму- лой "господи помози": IH ПОМОЗИ РАБУ CBOI-ШУ ОВСН(...) ДА(...) OB С НУ\ Надпись 65 Восстановленный текст: "г(оспод)и, помози рабу своьему Овси(ю), да (и ему, господа...)". Отметим лигатуру мих'в сло- ве "своему". Написание в, подобное этому, с маленькой головкой и почти не скругленной нижней частью встречается в ПУ в. [143, T.IX-X, с.46]. Начертаниям и у находят аналогии в берестяных грамотах ХШ-ПУ вв. И73, с.251-253]. Почерк имеет все при- знаки ПУ в. Надпись 66 : МЦА (...)КШД ПР(...)СТАВН Это фрагмент поминальной надписи. Отметим ф с треугольной перекладиной, а с фигурной закругленной петлей, характерные для Х1У в. На юго-восточном столбе почерком, напоминающим почерк над- писи о смерти архиепископа Климента, прочерчена надпись 67: 106
И и Д К) л кх п р Надпись 66' МЦА ДЕКАБРЕ (...)* ПРЕСТАВИСА РАБ(О) БКИИ(...)А(...) ( I//I ( н Надпись 67 Ни обозначение дня, ни имя умершего не сохранились.Палео- графическая датировка не противоречит первой половине ПУ в. На восточной стороне северо-западного столба читаются два слова (надпись 68): 107
ДКИМ(Д) ЕВАНЕ К A Надпись 68 Это имена в огласовке, характерной для новгородских текс- тов. Ср. в надписи Пв. из Софии Новгородской: "Дкхм^" [230, № 31]. Во втором имени "Иван” отметим начальное е. Такая форма широко представлена в берестяных грамотах [226, с.275]. Конеч- ное е вместо ъ в формах им.п., м.р. многократно зафиксировано в Новгороде как в надписях-граффити, так и в берестяных грамо- тах и в надписях при фресковых изображениях. Палеографические признаки надписи ограничивают датировку ее Х1У в. Итак, особенность надписей-граффити, сохранившихся на столбах церкви Николы на Липне, состоит в том, что в подавляю- щем большинстве случаев до нас дошли поминальные надписи. Над- писи о смерти архиепископа (Климента), игумена, монахов Липен- ского монастыря располагались одна под другой и обводились рам- кой. Они составляют своеобразный памятник духовных лиц. Надпи- си такого рода, как правило, делались почти сразу после собы- тия. Поэтому можно предполагать, что рассмотренные здесь поми- нальные надписи составляли "черновик” для синодика Николо-Ли- пенокого монастыря. Особую ценность имеет запись о поставлении на кафедру архиепископа Моисея в 1326 г. То обстоятельство, что церковь Николы на Липне была создана по архиепископскому заказу Кли- мента, наложило свой отпечаток на характер записей на стенах храма. В этих записях отмечались важные события жизни и дея- тельности новгородских иерархов. Конечно, это не отрицает то- го факта, что в церкви делались записи другого рода - молит- венные надписи, надписи богослужебного характера. Но опреде- ленное место на столбах храма отводилось для поминальных запи- сей, которые только и сохранились до наших дней. <08
Как и в Георгиевском соборе» в церкви Спаса на Нередице, так и в Церкви Николы на Липне присутствие на стенах и столбах сложных рисунков» орнаментальных изображений крестов свидетель- ствует о владении их создателей мастерством книжных писцов и и миниатюристов. В Николо-Липенском монастыре велась переписка книг, существовал собственный скрипторий. Церковь Федора Стратилата на Ручью Церковь Федора Стратилата на Ручью была построена в 1360- 1361 гг., а в 60-70-е либо в 70-80-е годы Х1У в. [41; 73] была покрыта фресковой росписью. А.А.Медынцева,подготовившая первую публикацию некоторых надписей Ш - первой половины ХУ в., отме- чала, что "надписи сохранились на стенах каменной лестницы, ве- дущей на хоры, на западной стене хор, на откосах оконных прое- мов и на южной стене, вдоль которой деревянный переход вел с полатей в придел Симеона Дивногорца" [73, с.440]. Храм был по- строен новгородским посадником Семеном Андреевичем. При архи- тектурно-реставрационном обследовании храма выяснилось, что в толще западной стены и под лестницей в южной стене находились несколько ящиков и камер для хранения ценностей. По удачному выражению М.К.Каргера, "Семен Андреевич рассматривал свою цер- ковь не только как храм, но и как надежный каменный сундук- сейф" [41, с.40]. Надписи из церкви Федора Стратилата отличаются летописным и бытовым характером. Так, одна из надписей, опубликованных А.А.Медынцевой [73, 21 сообщает о пожаре, случившемся в 1463гл "В лЬ(то) 6971 (но)н(е)че послЬдн(е)е а погорила Феодорова (у)л(и)ца с(вд)т(о)го м(у)ч(е)н(и)ка к(...) микит(ин)Ь улици", другая сообщает о смерти посадника Василия [73, I I]: "Преота- вис4 посадни(къ) ВасилЪи мЬс^ча сен(т^брА) на память с(ва)ты4 м(чнци) Феклъи". Среди надписей дважды повторяется текст с призывом к по- пам и священникам: "о Попове, св(4)щ(е)ници оукла(н^итесА); пь’аньства” 73,16 .Эта запись, которую А.А.Медынцева склонна рассматривать как покаянную запись священника, отсылает нас к чрезвычайно распространенным на Руси поучениям против пьянства, входившим в состав различных сборников, в том числе в состав 109
Измарагда 12321. Среди опубликованных надписей - замечание при хожанина во время службы: "А се поють на полати хъ у сватого Покрова" [73» с.446], - запись фольклорного характера: "пойду бобромъ возлЪ реки" [73, # 5], - а также запись о смерти в 1396 г. сотского Максима Онцифоровича [73, 14]. На стенах лестницы, ведущей на хоры, также обнаружены мно- гочисленные надписи, сохранившиеся, в основном, фрагментарно. Они интересны содержанием, отразившим не только жизнь церков- ного обихода, но и разнообразные житейские ситуации. К уже опубликованным надписям следует добавить еще не- сколько. Надпись 69 читается на правой стене лестницы, ведущей на хоры: САВЕ СО МНОЮ ШЛЕ ИС ТОРГУ (...) БИЛЕ МЕНЕ к НАПСЛЪ, < V Vi G Надпись 69 т.е. "Сава со мною шел ис торгу, бил мене, янапс(а)лъ". В этих строках высказана обида незадачливого прихожанина на Саву, ко- торый избил его, когда оба шли с торга. В тексте последователь- но отразились, новгородские формы, в частности, окончание -е в йм.п., м.р., ед.ч. имени (Саве) и перфектного причастия (шле, биле). Палеографические данные позволяют отнести этот текст к ру- бежу Х1У-ХУ вв. Вместе с тем почерк сохраняет некоторые консер- вативные черты Х1У в.: ю, у, б. Место на стене лестницы вы- брано не случайно. И сейчас там расположены многочисленные над- писи, часть из которых здесь приводим. Стены лестницы испещре- ны рисунками как отдельных фигурных букв (з, б), так и изобра- жениями крестов, фигур, пальцев, сложенных в благословляющем жесте. ИО
На левой стороне лестницы неоднократно прочерчено слово "плотица” (надпись 70). Формы букв, характер- ные для скорописного пись- ма, свидетельствуют о ХУ в. и, вероятнее всего, о вто- рой его половине. Надпись 71 находится на правой стороне лестницы: Надпись 70 олоферЬ буди дыакъ Надпись 71 Третья буква в первой сторке может быть прочитана либо как о, либо как Но скорее всего продолжение вниз вертикальной левой части буквы - не ее элемент, а трещина стены» Поэтому склоняемся к тому, что в имени "ОлоферЪ(и)" третья буква о. К тому же именно с о оно зафиксировано в берестяных грамотах - * "Олофереи"; у автор надписи пишет иначе [226, С.288К ’’Буда" - форма императива (ср. в берестяной грамоте Л 558 рубежа ХП- ХШ вв.: ”... а боуди семо ко Петрову дни Судя по данным берестяных грамот, конечное в этой форме сохраняется вплоть III
до ХУ вв Эта надпись - обращение к Олоферию, видимо, одному из служителей церкви Федора Стратилата с просьбой занять должность дьякона: "ОлоферЪи, будь дьяк!” Палеографическая дата надпи- си - не ранее ХУ в. Об этом свидетельствуют формы Ъ с высокой изогнутой перекладиной, у йотированное, а с высокой переклади- ной, петля Ь, подходящая к самой мачте. Там же, на правой стене, находится надпись 72: ПРЕСТАВИСД РАБЬ ИИ ПОЛЬ ОСТАФЕИ Надпись 72 Палеографическая дата надписи - ХУ в. Отметим е, ’’лежащее на строке” в слове ’'Остафеи”, 1 на трех ножках, почти круглое о. Надпись 73 выполнена большими буквами, расположена неда- леко от окна: ЕРАТИЕ НВ ЛАОТЕ П0Р03НИ ВОНЬ
Надпись замечательна своим содержанием. Это обращение к служителям церкви не ходить без дела на хоры. "Не ласте" - им- ператив от "лазати". "Порозни" - "порозьнии", "порожьнии" — свободные от дела, праздные, незанятые: "Егда на дЬло порозна- го возведешь, пол за намъ много бздеть (Златоструй, Х1У в.) [237, т.п, с.1210, 12111. "Вонь" здесь - наречие "прочь, нару- жу, за пределы" [233, с.190]: "... излЬзеть вънъ ис цр(к)ве" (Устав Студийский, ХП-ХШ вв.); "изльзъ же вонь" (Палея, 1406 г.) [237]. По наличию "лежащего" на строке е, р с изогнутой спин- кой, и с косой перекладиной надпись можно датировать ХУ в. Ви- димо , хождение взад и вперед по лестнице на хоры раздражало ко- го-то из клириков, и он оставил на стене лестницы эту эмоцио- нальную запись. Надпись 74 находится на правой стороне хор у центрального окна: ПРЕСТАВИСД ПОНИНАРЬА М&.. .Е)А ОКТАВВЙ НА МЖ(...) (ГО) -. ПР 6 СТ А КН С а п в N А к Ь М Л (А /М А Т г. ° ач Надпись 74 Это поминальная надпись, сообщающая о смерти в октябре же- ны пономаря ("понинарм"). По палеографическим признакам надпись датируется ПУ в. В конце первой строки мог быть еще слог -но (пононинарь|). Слово "пономарь" в древнерусских текстах представлено в раз- ных вариантах [14, с.264], в том числе и вариантом "понони- 113
нарь”. Во всяком случае, в надписи могло быть зафиксировано и его индивидуальное произношение. Последняя буква второй строки может быть не только ь (оставшиеся черты этой буквы как будто свидетельствуют о ь), но и ц, в таком случае это начало слова "мСес^Оца". Но возможно, что здесь было имя умершей. Отметим также изменения з поминальной формуле, которая обычно начина- лась с указания числа и месяца смерти. На скосе центрального окна на хорах четким почерком про- царапана надпись 75: ПАМЯТЬ ВЬЦНАД БУДЕТЕ ПРАВНИКУ ОТЬ СЛУХА ЗЛА(...) НЕ УБОИТЕС..) ПАМА(...) Надпись 75 Этот текст является псалтырной цитатой: "память вЬчнаА будет прав(ед)нику оть слуха зла (го) не убоите(сА)”. Палеогра- фические признаки: е со смотрящим кверху вправо язычком; А с треугольной петлей, у с изломанным хвостом, о полукруглого ви- да, написание предлога отъ - через о, что характерно для южно- славянского полуустава ХУ-ХП вв. £181, с.126], позволяют дати- ровать надписи ХУ в. Показательна трижды написанная буква у геометрической формы с сильно отодвинутым вправо хвостом, что встречается в книжных памятниках, прежде всего южнославянских. 114
Вместе с тем слово "в£цна^и написано через ’’зеркальное” ц, что является характерным ’’новгородизмом". Конечно, эта запись сде- лана духовным лицом, помнившим текст наизусть и имевшим навык в книжном письме. Представленными здесь надписями далеко не. исчертывается эпиграфический материал церкви Федора Стратилата. В настоящее время в храме ведутся работы по реставрации живописи, которые будут способствовать расчистке сохранившихся на стенах надпи- сей. Их следы отмечены на многих участках древней штукатурки. Ценность надписей-граффити из церкви Федора Стратилата в отличие, например, от подобных текстов в Софийском соборе, со- стоит в том, что, во-первых, подавляющее большинство из них датируется рубежом Х1У-ХУ вв. и ХУ в. и, таким образом, вос- полняют хронологический пробел среди надписей негородских хра- мов. Во-вторых, содержание этих надписей связано с повседнев- ными житейскими ситуациями, в которых оказывались как клир церкви, так и прихожане этого храма в Плотницком конце средне- векового Новгорода. Старая Ладога. Церкви Климента и Спаса Надписи-граффити в Старой Ладоге впервые были обнаружены Н.Е.Бранденбургом на фрагментах древней штукатурки в 1886- 1887 гг. при раскопках двух древнерусских храмов [6, 188]. В по- левом дневнике' 1886 г. Н.Е.Бранденбург высказал предположение о том, что подобного рода надписей ’’немало, конечно, окажется и при дальнейших раскопках” [126]. Действительно, последующие работы пополнили собрание граффити Старой Ладоги. Однако Н.Е.Бранденбург опубликовал только пять надписей, а большинст- во их остались неопубликованными и хранятся в Отделе археоло- гии восточной Европы и Сибири Гос. Эрмитажа. В настоящее вре- мя трудно определить, какому архитектурному памятнику при- надлежит та или иная надпись - церкви Спаса или церкви Климен- та, раскопки которых были начаты Н.Е.Бранденбургом. Ни в его рукописных материалах и письмах в Археологическую комиссию, ни в его печатном отчете нет сведений о происхождении той или иной надписи [240, ф.1, 1886, 17, л.62 об.]. 115
Однако знакомство с материалом позволяет говорить о его стилистическом единстве» По-видимому, надписи были сделаны при- близительно в одно время. Большинство граффити сохранилось пло- хо, текст восстанавливается по фрагментам, но все же в сово- купности с известными надписями такого рода из церквей Киева и Новгорода они представляют интерес как в отношении палеографии, так и языка. Существенную долю надписей из храмов Старой Ладоги состав- ляют богослужебные тексты. Один из таких текстов (надпись 76); сохранившийся достаточно полно, представляет собой запись "Хе- рувимской”, читаемой на преждеосвященной Литургии и во всю Св. Четыредесятницу, в среду первой недели. В древнерусских слу- жебниках этот текст помещается на литургию Преждеосвященных Даров и встречается в рукописях, в том числе новгородского про- исхождения, с ХШ-Х1У вв. Надпись 76 (фрагмент) Легко восстанавливаются утраченные буквы: "ж(не сил)ы не- бесные с на(ми) невидимо служите (с)е бо воходите одре сла(выХ се хер(тв)а таи съвершеиа д(ори)мь приносите (се) вирою и стра- (стию) приц(ао)ти жизни вЪцные б(удемо)...*. И6
Текст взят в рамку. По последним буквам каждой строки прош- ла вертикальная черта. За ней, как в четырех последних строках, продолжаются слова ‘’херувимской”, но в первой строке следующие после черты буквы уже не имеют отношения к данному тексту, как и последующие буквы б и о во второй строке. Палеографические особенности этой надписи находят много- численные аналогии в письме берестяных грамот. Таковы д, о с горизонтальным покрытием, ы, в которой' второй элемент буквы представлен в виде перекладины с крючком, загнутым вправо, р, с незамкнутой петлей, с с отчеркиваниями на концах петли. Подоб- ные формы представлены, например, в берестяной грамоте М 510, стратиграфическая дата которой - конец ХП - первая половина ХШв. [225, с. 106-107]. Буква ц целиком умещается в строке, что на- поминает древнейшие начертания, и написана "зеркально”, что так- же является ярким "новгородизмом". Обращает на себя внимание использование в этой надписи бытовой системы письма: ь регулярно заменяется е, ъ -*• о, не только в конечной ("служате", "всходите"), но и в префиксально- суффиксальной позициях ("небесены^", "воходите"). Естественно, что эта графическая система отразила и церковное произношение текста. Показательно написание ”ц(е)с(а)ре" в составе устойчи- вой формулы "Ц(а)рь Славы", выдержанное в этой надписи в быто- вой системе письма. Здесь нашли отражение и диалектные явле- ния: "цоканье" (вЬцны^), мена £ (вирою). В целом эпиграфический материал из Старой Ладоги демонст- рирует свою принадлежность новгородской письменной традиции, что, кстати, наблюдается и по отношению к берестяным грамотам ХП-ХУ вв., найденным в Старой Руссе. Полоцк Наштиси на камне из Софийского собора Письменные памятники Полоцкой земли, в том числе западно- русские летописи, грамоты, надписи на различных предметах ма- териальной культуры привлекали внимание еще акад. И.И.Срезнев- ского, А.И.Соболевского, Е.Ф.Карского как с точки зрения раз- вития общерусской письменно-литературной традиции, так и с точ- ки зрения отражения ими языковых (диалектных) фактов [157, с.27, 33,34,60,178; 151; 48]. т
В конце прошлого века были обнаружены так называемые Бо- рисовы камни с надписями на них, в окрестностях г.Полоцка [112, #68, 69 , 70; 143, # 20-22]. Особое место среди древнерусских надписей домонгольского времени занимают надписи на знаменитом кресте Евфросинии Полоцкой 1162 г., который княжна Евфросиния внесла в качестве вклада в основанный ею Спасский монастырь [3; 4]. 0 широком распространении грамотности среди жителей горо- дов Черной Руси и Понеманья, о владении ими навыками книжной культуры свидетельствуют найденные в последние десятилетия сред- невековые орудия письма - писала из слоев XI, ХП, ХШ вв. ново- грудского городища, шиферные пряслица с надписями из Новогруд- ка, Волковыска, Гродно, Друцка, надписи на обломках амфор из Новогрудка, Волковыска, Олонима, Пинска, Турова, граффити на остатках стен Благовещенской церкви в Витебске, берестяная гра- мота из Витебска [23, с.28-32; 24, с.87-101; 115; 178]. В 1977 г. при расчистке южной стены древнего храма Софий- ского собора в г.Полоцке были обнаружены валуны, положенные в кладку над фундаментом и скрепленные друг с другом цемяночным раствором (они играли, по-видимому, роль приступка). Один из валунов сохранил на своей поверхности несколько надписей, да- тирующихся в пределах Х1-ХПГвв. [II, с.7-12]. Одна из них, за- нимающая центральное положение, сделана неким Тумой и датиру- ется серединой - второй половиной XI в. как на основании палео- графических, фонетических и орфографических данных, так и по способу расположения надписи на поверхности камня. Найденный валун наряду с другими составлял единое целое с древней стеной и был положен в кладку в процессе ее* возведения. Надпись 77 состоит из двух неравных строк и читается пол- ностью: ДАВЬЩЬ ТОУМА. МИКОУЛА. КЫТЬСЬ ТОУМА 118 Надпись 77
т.е. "Давыдь. Тума. Микула. Кьпьсь. Тума писал”. Надпись содер- жит четыре имени, имеющих аналогии в древнерусских письменных источниках, одно из которых, "Кьпьсь”, либо называет конкрет- ного человека, либо является нехристианским именем Микулы. Та- ким образом, речь в надписи идет о четырех либо о трех людях. Фонетический облик имен свидетельствует об их западнорусском характере и, следовательно, о том, что носителями этих имен были, видимо, лица местного происхождения. Надпись на камне находится в западной его части и обраще- на к стенке входного проема, что делает практически невозмож- ным ее исполнение при существующем взаимоположении валуна и бо- ковой стенки. Обстоятельства, связанные с местоположением кам- ня и надписи на нем, дают возможность датировать надпись вре- менем возведения Софии. Можно предположить, что Тума и его товарищи были причаст- ны к строительству собора. Высокая культура начертания букв в этой надписи характеризует Туму как книжного человека, принад- лежавшего к основной, наиболее квалифицированной части артели. Достойна внимания последовательность, в которой перечислены имена. Себя Тума называет после Даввда, подчеркнув тем самым его первенствующее положение в группе названных лиц. Очевидная субординация в перечислении имен заставляет думать, что ДавЫд был пр крайней мере не менее значительной личностью', чем автор надписи. Наряду с выявленными недавно надписями, содержащими имена зодчих и художников, принимавших участие в строительстве и росписи Новгородской Софии [230, Я II» 12, 14, 15, 16,17,18- 26], полоцкая надпись на камне называет еще несколько древне- русских имен, принадлежащих людям, быть может, связанным со строительством полоцкой Софии. В древнерусской эпиграфике известно не так много текстов, связанных со строительством. В значительно большей степени строительные надписи характерны для южнославянской эпиграфики, воспринявшей в данном случае византийскую традицию. Наиболее ранний пример такой надписи - ктиторская надпись-граффити из Круглой церкви в Преславе (вторая половина X в.): "цьркы с$та- го Иоана дЬлаена Пауломь Хартофу лакомь” [83, с.28-411. Надпись же на полоцком камне, хотя и не содержит ктиторской или строи- тельной формулы, столь распространенной в южнославянских над- 119
писях этого рода, а содержит только имена, тем не менее может быть причислена к редким образцам древнерусских надписей, свя- занных со строительством собора. Среди имен представлена ред- кая форма имени "Тума”, видимо, диалектный вариант христиан- ского имени "Фома", распространенный в древнеполоцком говоре. Передача греческого & через т и переход о в у в первом слоге сближают эту форму имени с формами "Тоумаш", "Томаш”, извест- ными в западнославянских землях, в Новгороде и по Договорной грамоте смоленского князя Мстислава Давыдовича с Ригою и Гот- ским берегом 1229 г., где среди прочих лиц, участвовавших в со- ставлении договора, упоминается и некто Тумаше Смолнянин (109, с.45; II]. На втором месте после Давыда в надписи назван Микула. Та- кая форма канонического имени "Николай” хорошо известна в тек- стах севернорусского (новгородского), западнорусского и запад- нославянского происхождения. Как наиболее раннюю фиксацию этой формы А.И.Соболевский называет Минею 1096 г. и записи писца Типографского Устава XI-ХП вв. [152; 166, с.18]. Среди надпи- сей XI-ХП вв. в Софийском соборе в Новгороде есть запись Мику- лы Явдяты, где встречаем ту же фонетическую форму имени. А.А.Ме- дынцева датирует эту надпись началом ХП в., не ранее 1109 г. Следовательно, присутствие формы "Микула" на полоцком камне (середина - вторая половину XI в.) является наиболее ранней фиксацией этой формы в памятниках древнерусской письменности. В слове "кьпьсь" трижды использован ь. С ь на конце на- писано и имя "Даввдь". По-видимому, автор этой надписи Тума пользовался одноеровой графикой с ь. В первом слоге имени "Кь- пьсь" ь не мог быть этимологическим. Действительно, имя "Ко- пос", "Копоско", фамилия "Колосов" исключительно сов первом слоге фиксируются в русских источниках со второй половины ХУ в. Под 1059 г. летопись впервые упоминает город Копысь, входивший во владения полоцких князей [II, с.П]. Все эти формы убеди- тельно показывают исконность гласного непереднего ряда после $, что, естественно, соответствует основной закономерности сла- вянской фонетической- системы. Одноеровая графика с £ известна не только по некоторым русским рукописям XI в. [164, с. 136-143], но и по заново ис- следованным А.А.Медынцевой надписям на окладе Корсунской иконы 120
Богоматери, которые датируются ею серединой - второй половиной XI в. [81, с.74]. К этим памятникам можно теперь отнести и по- лоцкую надпись на камне, которая хронологически соответствует времени бытования на Руси одноеровой графики. Надпись 78 расположена справа над надписью 77: ПЕТЬРЪ rifrzfj- Надпись 78 Ее положение и палеохрафические особенности позволяют предположить,что она была сделана позже надписи 77, может быть, в первой половине ХП в. Надпись 79, также состоящая из одного слова: ВОРИШЬКО Надпись 79 расположена в самой нижней части поверхности камня. Она, несо- мненно, связана с другой, процарапанной как бы "вверх ногами" по отношению к остальным, надписью 80: кНн LU 1 ВОРИШЬКО ф(л)ь «—Ь \ кт Надпись 80 121
Обе надписи датируются началом ХШ в. [II, . с ДО]. Имя "Во- ришько" пополняет фонд неканонических имен, известных по эпи- графическим памятникам. Это имя могло быть производным. от ос- нов вор-, ворон, зафиксированных в качестве имен памятниками ХУ1-ХУП вв. [237, т.1, с.302 , 303]. Церковь Спаса Спасо-Евфросиньевского монастыря Церковь Спаса в Евфросиньевском монастыре, основанном Ев- фросинией Полоцкой, была возведена мастером Иоанном в середине ХП в •, как об этом сообщается в -Житии Евфросинии Полоцкой [129, с.96]. Летописные источники не содержат никаких сведений о вре- мени постройки храма. Современные архитектурно-археологические исследования храма позволили утверждать, что "древняя церковь сохранилась практически целиком, хотя в верхних частях сильно перестроена" (Там же^. Еще Е.Ф.Карский в "Славянской кириллов- ской палеографии" [49, с .105] упоминал о надписях в церкви Спаса. На внутренних столбах, стенах и в алтарной части храма в настоящее время сохранились многочисленные надписи-граффити, обследованные нами в 1979-1980 гг. К сожалению, многие из этих надписей находятся под поздними слоями штукатурки, что затруд- няет их изучение. Надпись 81 находится на северо-восточном столбе храма на уровне человеческого роста. Текст читается полностью: "М(ЕСД)ЦА АУГУСТА У 23 НА ПАМД(ТЬ) О(Т)ЦА КАЛЕНИКА ПРЕСТАВИСА РАБА БОША СОЛОМОНВДА" П /А А» «- м к П НС Б * £ о учн i С О Л М ? N н А- Надпись 81 По палеографическим' и орфографическим признакам датирует- ся ХШ в., вероятнее воего, второй его половиной. 122
Надпись 82 расположена на северо-восточном столбе храма. Сохранилась с небольшими лакунами, легко восстанавливаемыми: "(МЕСД)ЦА (А)ВУСТА ВО Г Д(Е)НЬ ПРЬСТАВИСД КОУЗУ! (И)НА^ ПИСЬЦА ИКОНЬНОГО Ск о ГА Uh К О У® М N Л k П'ЯЬЧ А К (АО К Ь N Надпись 82 По-видимому, иконописец Кузьма был достаточно известен в монастыре и выполнял заказы для храма, вероятно, даже руково- дил артелью живописцев. Иначе трудно предположить, что известие о смерти жены рядового художника было бы зафиксировано на сте- не Спасского собора. На основании палеографических данных над- пись датируется второй половиной ХШ в. Особый интерес представляют поминальные записи ХУ в.,мно- гие из которых содержат даты. Одна из таких надписей 83 - над- пись 1472 г. летописного характера: "В лЬ(ТО) СЕДМОТИСДЧНО ПРЕСТАВИСА КОРОЛЬ А С(Ы)НЪ ЕГО ШЛЬ ^(А)ЦДРЪ НА КН4(ЖЕ)НЬ(Е) СЬЛЪ ТОГО Л&ГА М(ЕС$)ЦА ИЮЛ£ 31 Д(ЕНЬ)..." Речь идет о смерти польского короля Казимира в 1492’ г. и о восшествии на престол его сына Александра, событиях, отражен- ных и летописными источниками, в частности, в фонике литовской и жмойтской [125, т.32, с.95] и в Хронике Бйховца [125, т.ХУП, с.552]. 123
• Формы букв этой надписи имеют сходство с начертаниями в рукописях западнорусского происхождения £134]. Спасские граффити тематически соотносятся с аналогичными граффити Киева, Новгорода, Ладоги. Среди них, помимо поминаль- ных записей о смерти в определенный день, многочисленны надпи- си с формулой "ги помози”, имена лиц, побывавших в собору фраг- менты богослужебных текстов. Изучение палеографии надписей из Спасского храма, сопо- ставление их начертаний с надписями и рукописями западнорус- ского, киевского и новгородского происхождения показывают, что авторы полоцкий граффити в отношении графико-палеографических норм ориентировались на книжную киевскую традицию. Вместе с тем как среди этих текстов, так и среди других эпиграфических па- мятников Полоцкой земли в целом есть такие, в которых представ- лена наиболее ранняя фиксация диалектных явлений древнего по- лоцко-смоленского говора: форма имен "Микула", "Тума" в надпи- си на камне Софийского собора, флексия -у в форме Дат.п. имени собственного в составе формулы ”ги помози" в надписях на так называемых Борисовых камнях [143, $ 22-24J, отражение смешения в и у в начале слова и после гласного, наличие г фрикативного, цоканье в граффити Спасского собора. Одноеровая графика с ь представлена ранней надписью XI в. на камне из Софийского со- бора. Таким образом, можно говорить об устойчивости традиции письменной культуры на территории Белоруссии, имевшей плодо- творное развитие на протяжении последующих столетий. Галич Церковь св.Пантелеймона Церковь св.Пантелеймона в Галиче датируется по архитек- турно-археологическим данным концом ХП - первым десятилетием ХШ в. [129, с.109-110]. Храм неоднократно перестраивался. Ис- следователи отмечали наличие на наружных стенах древних надпи- сей-граффити, ”в том числе с названием церкви - "святого Пан- телеймона. Одна из надписей сделана "в княженье Мстислава", т.е. между 1219 и 1228 гг. Самая древняя датированная надпись 1212 г." [129, с.НО]. Еще в 1914 г. исследователь зодчества древнего Галича Й.Пеленьокий опубликовал тексты нескольких над- 124
писей и рисунков и высказал предположение, что церковь была построена около 1200 г. (202]. При обследовании в 1989 г. надписей на стенах церкви св. Пантелеймона нами были обнаружены надписи не только снаружи, но и внутри храма. Среди надписей отдельные группы составляют латинские тексты с датами ХУ1-ХУП вв., армянские надписи и древнерусские надписи, а также многочисленные рисунки крестов, некоторые из которых сделаны по сырой штукатурке и соответст- венно датируются временем строительства храма. Принципиальное значение для датировки храма, поскольку письменные источники об этом умалчивают, имеет надпись на на- ружной стене храма, содержащая дату, которая была прочитана ра- нее как 5212 г. и считалась древнейшей [129, с.НО]: Надпись 84: ВЬ Л ТЬ . )Е МЦА АВГОУСТА ТА Надпись 84 Надпись могла быть продолжена, поскольку плоскость стены не повреждена, но, по-видимому, что-то либо помешало автору надписи сделать это, либо он не испытывал в этом необходимости, сообщая лишь год и месяц какого-то хорошо известного современ- никам события. Третья буква в дате сохранилась плохо из-за выщербины в стене. Сейчас хорошо видна лишь вертикальная часть буквы, го- ризонтальная перекладина и правая косая линия, совпадающая с границей поврежденного места. Эта буква и была, по-видимому, 125
первоначально принята исследователями за букву к, т.е. 20. По- следняя буква е, как это. часто встречается в эпиграфических датах, не имеет числового значения, а является окончанием чис- лительного. В таком случае дата читается как 6720 г., т.е. 1212 г. Однако при внимательном рассмотрении надписи на месте удается заметить слабо прочерченное горизонтальное основание буквы и в этом случае она определяется не как к, а как в, т.е. 2. Тогда более обоснованным становится и прочтение последней буквы е как окончания числительного. Предлагаем читать дату как 6702, т.е. 1194 г. Следовательно, церковь св.Пантелеймона уже существовала в 1194 г., и на основании нового прочтения надпи- си с датой удается отнести строительство храма к 90-м годам ХП в., что подтверждается и последними архитектурно-археологи- ческими исследованиями храма [46]. В палеографии надписи обращает на себя внимание лигатура мицв слове "м(е с^)ца”, большой размер букв, четкость в их написании, хотя и есть колебания в начертаниях трижды исполь- зованной а. Формы начертаний в целом укладываются в хронологи- ческие рамки второй половины ХП в. Надпись 85 прочерчена по наружной стене. Позже ее пере- крыл рисунок храма с тремя крестами. Текст читается: "ВЬ Л(1>)Т0 $фЛЗ М(ЕСДЦ)А МА1Д ВЪ 1(E) УМРЕ БОЩА(Н)" Дата надписи - 6737 г., т.е. 1229 г. После I десятиричного, обо- значающего число месяца - 10, предположительно восстанавлива- ется буква е как окончание числительного. В этой типичной по- минальной надписи использован не глагол ’’преставити‘с^”, обыч- ный в таких случаях, а форма аориста "умре",что позволяет пред- полагать отсутствие духовного сана у умершего. Надпись выпол- нена небрежным почерком, формы одних и тех же букв (м, а, ъ) имеют разночтения. Наибольший интерес вызывает многострочная надпись 86. про- царапанная справа от южного портала.храма на уровне 0,8 м от поверхности земли. Текст ее со значительными искажениями был опубликован Й.Пеленьским, который отмечал, что в надписи упо- минаются попы церкви св.Пантелеймона Лазорь и Симеон (в настоя- щее время это место сильно испорчено), оставил без комментария 126
Надпись 85 127
формы (как он их восстанавливая) "плотенижи” и "выкладено”, в 7 строке читал: "...а князь Даниил...” - и на этом основании связывал надпись с князем Даниилом Романовичем Галицким. В це- лом текст не получил удовлетворительного чтения. Натурное изучение надписи с привлечением фотоматериалов [248. 147, 812; 47, 815] позволило нам восстановить текст над- писи почти полностью. Надпись состоит из восьми строк. Послед- няя короткая строка, вмещавшая одно, или два слова, пока не под- дается прочтению из-за крайне плохой сохранности: в ней можно предположительно восстановить лишь несколько букв. ”Въ кнжни»е мьстис(л)а(вле) дережаву игнатъву искали л^оса въ плотеники и не нашли бы кладеное даль а тому послуси попова стго паньтелЪимо- на (ла) . (ор)... (с)евфли(...) а к(о)н$зъ судилъ не искати никому ..Концы строк ограничены швом между двумя квадрата- SilfN НН|< Mt>( 'ГН | AAXAKZ. 77A(/Tf-Wt< Wn д МАЛ' N^A tKAA<) ^ЛЛ s/A/ Надпись 86 (фрагмент) ми камней, из которых сложен храм. Седьмая и восьмая строки за- ходят на следующий камень, и надписи, которые на нем также име- ются, видимо, входят в состав рассматриваемого текста. Так, слова "ссс”, ”ч#ли" в конце седьмой строки начертаны уже на со- седнем с основным камне. Далее идет рисунок креста не голгофе, и вправо от рисунка текст продолжается: "димитръ бгда(нъ)”. В восьмой строке на второй камень заходит текст: "ти никому”, - а вправо от рисунка строка продолжается: ”не же са^”. Трудно сказать, являются ли строки, написанные вправо от изображения креста, продолжением основной надписи, или они составляют са- мостоятельный текст. По характеру почерка эти строки несколько 128
отличаются от основной надписи и прочерчены более тонким остри- ем. Если все же окончание седьмЬй строки после креста имеет от- ношение к надписи, то в таком случае там называются имена ав- торов надписи: ”.. .ц/ли Димитръ, Б(о)гда(нъ)". Можно предполо- жить, что основной текст писал один из них, а имена - другой. Окончание восьмой строки после, креста не поддается пока про- чтению. ”...сее”, по-видимому, окончание имени "Моисее”. ' 1\ Ц-'! А Фрагмент. 7-я и 8-я строки надписи 86 Тот факт, что надпись заходит частично на другой камень в кладке стену, имеет значение для архитектурной истории храма. Дело в том, что здание перестраивалось в начале ХУЛ в. [129 , с. 1091 и некоторые квадры известняка первоначального храма ока- зались теперь в разных местах зданий. Надпись 86, расположенная на двух соседних камнях, свидетельствует о том, что эти камни сохранили свое первоначальное расположение. Итак, текст надписи может быть представлен в следующем ви- де, значительно корректирующем чтение Й.Пеленьского: ”въ кн(4)- ж(е)ние Мьстис(л)авле, дережаву Игнатъву, искали лдха въ пло- теники и не нашли, бы кладеное далъ, а тому послуси Попове с(в4)т(о)го ПаньтелЬимона Ла(зорь) ... (с)ее циш Димитрь, Б(о)- гда(нъ), а кон$зъ судилъ не искати никому Именно, эту надпись имел в виду П.А.Раппопорт, говоря, что одна из надпи- сей на церкви св.Пантелеймона сделана между 1219 и 1228 гг.,т.е. в княжение князя Мстислава Галицкого. Благодаря этому указанию, надпись датируется 20-ми годами ХШ в. Выражение "(в) державу Игнатову” могло относиться либо к епископу, либо к кому-то из представителей галицкого боярства, поскольку оловом "держава" 129
в равной степени обозначалась и епископская, и светская власть: "Въ державу христолюбивого княёя Михаила” [101] ;"и стало с$ подъ державою великого короле Краковского Казимира”; "при держав! па- на Оты” [237, т.1]. Однако источники не упоминают ни епиокопа с именем Игнатий в начале ХШ в. в Галиче, ни ооярина с таким именем. Палеография надписи имеет свои особенности, что обуслов- лено не только индивидуальными чертами почерка, но и тем, что надпись почти ”выбивалась" по твердой поверхности внешней сте- ны. Слова ”кн(4)ж(в)нш€” и ”с(в4)т(о)го” написаны под гори- зонтальным титлом, буква ж имеет полукруглые петли, не сопри- касающиеся с основной мачтой, у пишется почти "зеркально”, с хвостом, загибающимся влево. В основании буквы & явно просма- триваются петли. Правая часть к не соединена с левой. Аналогии многим начертаниям находятся в памятниках ХШ в. Основной хро- нологический признак - несколько "разбухшие" формы букв. Окончание первой строки испорчено выбоинами в стене. По сохранившимся фрагментам букв можно восстановить ”.. .авле" в окончании слова "Мьстиславле" и первые две буквы следующего слова "дережаву": "де..." . Надпись замечательна своим содержанием. Перед нами целый документ, имевший, судя по началу текста, "въ княжение Мьсти- славле, дережаву Игнатъву" и упоминанию свидетелей "а тому по- слуси...”, юридическую силу. Речь здесь идет о некоем "л$хе", которого искали и не нашли. Наличие юридических формул - нача- ла текста, формулы свидетельствования, заключительной фразы "а кон^кзъ судилъ не искати никому*’ - сближает этот текст не толь- ко с древнерусскими деловыми и судебными,грамотами, но и с тек- стом подобного рода на стене киевского Софийского собора - с надписью ХП в. о покупке княгиней, женой князя Всеволода Ольго- вича, земли, известной под названием "Бояня" [227, с.611. И киевская, и галицкая надписи сделаны на внешних стенах храма: место записи о Бояней земле в период первоначальной ар- хитектурной истории Софийского собора входило в состав откры- той внешней галереи собора и лишь позже вошло в основной объем храма. Сам факт вынесения надписи такого рода за пределы са- крального пространства, но рядом с ним свидетельствует о зна- чимости власти церкви для государственных и светских актов. 130
И в той, и в~другой надписях текст составлен в соответ- ствии с требованиями юридического документа. Киевская надпись начинается с указания на дату события: "м(е)с(>?<)ц(^) кнаря въ 30 с(в^)т(о)го Иполита..." - галицкая надпись называет "княже- нье Мстиславле, державу Игнатову". Основное действие передано формой перфектного причастия: "крила землю княгиня Бояню..." (Киев); "искали ляха... и не нашли... а князь судил..." (Галич! В обеих надписях использована формула свидетельствования:"... а передъ тими послухы купи землю княгиня Бояню всю..." - с пере- числением имен свидетелей - "попов" (Киев) и "а тому послуси Попове святого Пантелеймона" с указанием имен (Галич). Киевская надпись завершается сообщением о цене ("семьдесят гривен собо- лий..."), галицкая - о прекращении дела. Совершенно очевидно, что в случае галицкой надписи о "ляхе" перед нами деловой до- кумент первой четверти ХШ в. Это второй, после надписи ХП в. о Бояней земле, текст юридического характера среди эпиграфиче- ских памятников Древней Руси. Понимание смысла текста зависит от интерпретации выраже- ний "въ плотеники" и "бы кладеное даль". "Въ плотеники" - Вин. п., мн.ч. с предлогом от - "плотьникъ", где в нашем случаев из ь. Форма Дат.п., ед.ч. "гоготьнику" отмечена в берестяной гра- моте № 3 из Смоленска. "Плотник" в значении "мастер, работающий с деревом", зафиксирован широким кругом древнерусских текстов [237, т.П, с.969J. Один из возможных вариантов толкования этого слова может быть связан и с глаголом "платити" с корневой меной а -*-р. Та- кая мена .в корне глагола засвидетельствована памятниками позд- ней деловой письменности ХУ1-ХУП вв. [244]. В таком случае сло- во "плотеникъ" могло иметь значение "должник", а текст следует понимать в том смысле, что судебные церковные власти искали не- коего ляха в качестве должника, но не нашли его. Однако быто- вание слова "плотеник" в значении "должник" ранее ХУ1 в. пока документально не подтверждается. Поэтому остановимся на обще- языковом значении слова "плотеник" в рассматриваемой надписи. Выражение "въ плотеники", наверное, связано с артелью мастеров, занимавшихся строительством и имевших^ по-видимому, отношение к церкви св.Пантелеймона. 131
В контексте всей надписи это выражение может быть соотне- сено с конструкцией, имеющей терминологическое юридическое зна- чение и зафиксированной летописными текстами и новгородскими берестяными грамотами. Речь вдет об особой конструкции с ре- конструированным А.А.Зализняком глаголом "рути" в значении "под- вергать конфискации имущества” (38, с. 168-174]. Эта конструкция ("руги + Вин.п. имени виноватого лица”) "демонстрирует наличие в древнем Новгороде устойчивой юридической терминологии” [39, с.174]. В нашей надписи вместо глагола "рути” употребляется гла- гол "искати” ("искали”). Контекст заставляет считать здесь основным его значением "домогаться судом, вести иск". Это зна- чение документировано деловыми памятниками ХШ-Х1У вв. (смолен- ские и рижские Грамоты 1284 г., 1300 г., договорные храмоты Новгорода I30I-I302 гг. и др.). Известно и выражение "судъ искати" - начинать иск судом: "А чего будеть искати мнЬ, и моимъ бояромъ, и моимъ слугамъ у Новъгородьцовъ и у Новоторъжьцевъ, и у Волочанъ, а тому всему судъ дати безъ перевода" (Договорная грамота Тверского Велико- го князя Михаила Ярославича съ Новг. 1301-1302 гг.) [237, т.1, 1115]. В таком случае и глагол "наити" ("не нашли” в надписи) употреблен в терминологическом значении "уличить”. Ср. в Жало- ванной грамоте 1388 г.: "Тежъ, естли бы который жидъ былъ наи- денъ судьи своему у винЪ пЬнежнои, або въ иншои которой, кото- рая здавна уложона, то маетъ заплатити” [237, т.П, с.289] . В этом случае слово "кладеное" (кладьное) связано со следующи- ми значениями глаголов "класти” и "кладывати", засвидетельство- ванными Словарями древнерусского языка и текстами деловых до- кументов и писцовых книг ХУ1-ХУП вв.: "представлять", "предъ- являть", "прилагать какой-либо документ"; "назначать”, "опре- делять", "устанавливать цену, жалованье, оброк, подать"; "до- говариваться". Зафиксировано значение "кладный” как "облагае- мый налогом, податью". В берестяных грамотах известно слово "накладъ", "наклады" - "лихва, проценты". Таким образом,в над- писи речь идет о долговом обязательстве, взятом на себя артелью плотников. Синтаксическая конструкция, на которой основана надпись, аналогична той, которую восстанавливает А.А.Зализняк для гла- 132
гола "рути" ("порути, вырути") в новгородских текстах. Иссле- дователь выделяет семантические актанты этого глагола: инициа- тор, или исполнитель; пострадавшее лицо; виновное лицо (выра- женное сочетанием предлога въ- с Вин.п.); долг виновного лица. Все звенья этой цепи есть и в тексте галицкой надписи с той разницей, что в ней использован не глагол "руги" (или его про- изводные), который, погвидимому, характерен был для языка древ- него Новгорода, а глагол "искати", имевший общерусское распро- странение . Итак, в нашей надписи: инициатор, или исполнитель, обозна- чен посредством формы глагола "искали ... и не нашли"; постра- давшее лицо - "л^ха"; виновное лицо - "въ плотеники"; долг ви- новного лица - "бы кладеное даль". Предлагаемый перевод текста: "Предъявляли иск ляху за плотников, чтобы он отдал (их) долг, но не уличили его (ляха) в этом. А тому свидетели попы церкви св.Пантелеймона (Лазорь)... (мои)сее, . писали Димитр, Богданч А князь судил не взыскивать ни о кого..." По-видимому, артель плотников взяла под залог или деньги, или какое-либо другое имущество перед началом строительных работ, но не выполнила своих обязательств. Можно предположить, что эти работы имели государственное значение, поскольку в надписи упоминается "кня- женье Мстислава" и разбирательство этого дела велось самим кня- зем. Лях, который должен был отвечать перед судом за плотников, имел непосредственное отношение к этой артели, либо, что веро- ятнее, к самому акту строительства. Однако, судя по содержанию, надписи, он избежал применения к нему санкций ("а князь судилъ не искати..."). Предложенное новое чтение галицкой надписи на стене церк- ви св.Пантелеймона показывает, что особая юридическая термино- логия использовалась не только в деловом языке Новгородской Ру- си (конструкция с "руги"), но и в деловом языке Галицко-Волын- ской Руси, где глагол "рути” заменялся более общим по значению глаголом "искати". Орфография надписи соответствует нормам деловых текстов ХШ в.: регулярная замена ь-*-е, отражение "второго полногласия" в слове "дережаву". Представляет интерес отсутствие смягчения в форме "плотеники", тогда как в форме "послуси", входящей в со- став устойчивой формулы, сохраняется рефлекс второй палатали- 133
зации. Особо отметим написание "кон^зъ" через о и с ъ на кон- це. Такое написание (о из ъ в первом слоге) в слове "князь" зафиксировано в надписи первой половины ХПв. из новгородско- го Георгиевского собора о посещении собора князем Мстиславом. Надпись о "ляхе", являясь важным историческим документом времени княжения в Галиче князя Мстислава, наряду с надписью 1194 г. - один из ранних памятников галицко-волынской письмен- ности, отразивших некоторые языковые и орфографические особен- ности, существовавшие в этой письменности.
Глава Ш ДРЕВНЕРУССКАЯ ЭПИГРАФИКА И КНИЖНАЯ ТРАДИЦИЯ § I. Графика и орфографические системы Сравнительное изучение севере-, западно-, южнорусского эпи- графического материала показывает, что в Киеве ориентация на уставное письмо, на традиции оформления рукописной книги были сильнее, чем в Новгороде. То же самое можно сказать и о влия- нии южнославянской эпиграфической традиции на древнерусскую эпиграфику. Особенно ощутимо это влияние в киевских надписях XI-ХП вв. Специальные приемы письма с несомненностью выделяют ’’нов- городскую школу” [59, с.107-109; 39, с.93, 217-218] и ее отли- чия, например от киевской, можно обнаружить в берестяных гра- мотах и-в граффити. И в тех, и в других текстах начертаниям не- которых букв свойственна так называемая архаизация, сохранение старых форм, особенно сильно цроявляющаяся с конца ХП в. [116, с.70-78; 131, с.34-48; 69, с.54-71], что необходимо учитывать при датировке текстов. Отсутствием четкой горизонтальности строки, в отличие от листа пергамента, объясняется, по видимому, и такая характер- ная особенность берестяного письма (она встречается и в граф- фити), как распространение так называемых "крышечек" у букв а, м, д. Автор грамоты или надписи постоянно ориентируется на книжные навыки и стремится "держать” потенциальную горизонталь- ность строки, хотя это не всегда удается. Нарушение горизон- тальности наблюдается в тех случаях, когда надпись носит быто- вой* характер или делается поспешно, или по целому ряду других примет (графико-орфографических и языковых) обнаруживает невы- сокую степень грамотности их автора, по сравнению с книжными писцами. Вместе с тем среди авторов надписей есть писцы, соз- нательно имитирующие книжное письмо. Эпиграфический материал как из Киева, так и из Новгорода дает примеры использования 135
двойного контура букв, орнаментальных форм, рисунков процвет- ших крестов, храмов, плетенок, человеческих фигур, птиц,' жи- вотных, что почти не встречается в берестяных грамотах. Укра- шенность стен рисунками, близость надписей к книжному письму в целом в большей степени характерна в XI-ХП вв. для Софии Ки- евской, нежели для Софии Новгородской, но в Новгороде для Геор- гиевского собора Юрьева монастыря (материал ХП в.), а позже, в ХШ-ХУ вв., эта черта проявляется в надписях церкви Спаса на Нередице и церкви Федора Стратилата. Памятники некнижной письменности обладают по сравнению с книжными текстами и целым радом графико-орфографических осо- бенностей. Эти графико-орфографические особенности, отразившие черты древненовгородского диалекта (такие, как /о/ закрытое, ’’чоканье", отсутствие следов третьей палатализации заднеязыч- ных, отсутствие последовательности в завершении второй, "новый Ъ" и др.), были описаны В.В.Колесовым [56, 57, 59], уточнены и систематизированы на основе лингвистического анализа берестя- ных храмот А.А.Зализняком [38,. 39, 41]. Что касается палеографии, то, например, буква "юс боль- шой", судя по берестяным азбукам ХП-Х1У вв. и некоторым надпи- сям, задерживается в некнижном письме дольше, чем в книжном в тех же позициях. И в той, и в другой категориях источников распространены так называемые зеркальные формы букв ю, оу. д. Если "зеркальность" диграфа оу и ю связана с составным харак- тером этих букв и относится скорее к палеохрафии, то "зеркаль- ность" буквы ц может быть объяснена орфографическими причинами, связанными с особым механизмом отражения новгородского "цока- нья". В книжных текстах новгородского происхождения "зеркаль- ное" ц, как кажется, не встречается. "Зеркальное" ц использу- ется и в надписи 124 из Софии Киевской: "хохохъ крылошанинъ свати + богородицы" [228]. Однако, вряд ли здесь есть связь с "цоканьем", скорее, речь может идти об ошибочном написании, поскольку оно единично среди киевских надписей. К особенностям храфики дихрафа "оу" в киевских надписях следует отнести и ис- пользование ж в качестве второго элемента, например: "въож- ченикомъ" (надпись 120), своемо?" (Л 144) и даже в сочетании с ъ вместо о: "Анътомъ^", ср. "рабю" (!) в этой же надписи. Это необычное сочетание можно интерпретировать и иначе: ъ написано 136
по ошибке, и автор, не зачеркивая, пишет правильное окончание. Такие случаи правки текста хорошо известны и по берестяным гра- мотам . Одной из характерных особенностей новгородского берестя- ного письма является взаимозаменяемость букв ъ, £, о, е, осо- бенно в конце слова. В граффити новгородского Софийского собора проявляется эта же особенность, но в меньшей степени, чем в берестяном письме и чаще в надписях, датирующихся второй половиной ХП в. и началом ХШ в. Таким образом, мена букв в граффити несколько "сдвинута” во -времени по сравнению с берестяными текстами. Сме- шение букв ъ и ь в ранних надписях (XI в.) характерно только, пожалуй, для корня пьс- ("пьсалъ"/"пъсалъ"), что объясняется как употреблением одноеровой графики (с ]>) в некоторых надпи- сях [136], так и возможным, хотя и эпизодическим, написанием этого глагола через ф. Что же касается смешения ъ, ь и о, е в конце слова, особенно в именах собственных ("Радъке", "Хоть- ке", "Сновиде", "Витомире" - надпись 145; "Илемере" - 148; "Гъл1бе" - 154; "Домоолаве" - 195; "бесе" - 199; "Лазъке" - 227; "пироге" - двавды в надписи 203; где скорее 11м.п., ед.ч., а не мн.ч.; "амино" - 207; "моного" - 210; "съгр^шихо" - 209 при "съгр^шьхъ" в одновременной надписи 210) и перфектном при- частии "фло" - 212 [230], то такое смешение, в отличие от бе- рестяных грамот, проникает в надписи не ранее второй половины ХП в., что, конечно, объясняется, формульным характером самих текстов, белее тесной связью их с традицией. В этом отношении представляют интерес формы имен некото- рых святых на фресковых изображениях церкви Спаса на Нередице, роспись которой была осуществлена в 1199 г.: "Кононо", "Ева- не..." - и фресках второй половины ХП в. церкви Георгия в Ста- рой Ладоге: "Давыдо", "Акимо" и др. 0 и е в окончаниях имен Им.п., м.р. проникают в это время в канон. Относительно окон- чания -о можно предположить, что здесь сказалось не только вли- яние системы "бытового" письма, но и, по-видимому, формы гре- ческого имени, оканчивающегося на -о§, влияние не столько про- износительное, сколько графическое. В написании имен святых надписи-граффити отражают разные этапы адаптации греческих имен. Значительный материал представлен в надписях Софии Киевской, 137
где встречается контаминация греческой основы имени и древне- русской флексии: "Димитриосе" - в надписи $ 169, "Оноуфриисе" - $ 68 и др. Греческая форма имени зафиксирована не только име- нами святых, но и в поминальной надписи - № 218: ".. .пр(Ъ)ста- вис^ рабъ бии Оле^андрос" [228]. Формы имен Им.п., м.р. на -о и -е не характерны для южнорусских (киевских) надписей. Немно- гие случаи находим, как кажется, в надписи № 112: "Судилось"; и надписи $ 412: "Гавърило"; и $ 119: "а се писалъ Манеило". Еще один случай с конечным -о встречен не в имени собственном в надписи $ 307: "члвеко",.а также в форме Дат.п., мн.ч. в над- писи № 416 на плинфе: "охо намо попомо”. Значительно активнее подобные формы проявляются в эпиграфике Новгорода. Смешение букв ъ, ь, о, е не'на конце слова, характерное для новгородских надписей, обнаруживается и в киевских текстах, хотя и значительно реже: в надписях № 132 и $ 147 "помъзи", № 134 - "пъмзи" и в надписи из раскопок храма-усыпальницы в Пе- реяславле [248]. Встречается и замена о на о>: "помелей" , и "пю- мози”, и "сволемоу”' [228, № 131], наряду с правильным ”помози". В богослужебном тексте из Софии Киевской присутствует регуляр- ная замена о-ъ: "(ги) пом(о)зи рабу свъему игнатЪви а пръзъ- вищьми има саетать а ги нь бъюс^ съмьти т(...)нъ тр(ьпьщеть) дшА мь4 дьнь судьнагъ душд мъ$ рикающи”. Там же этимологи- ческое е заменяется ь ("нь", "трьпыцеть), как и в надписи $135: "провьди”. Такая замена в пределах одной надписи как будто сви- детельствует об определенной орфографической системе. Отмеченная особенность сближает киевские -и новгородские эпиграфические тексты. Сильнее всего она проявляется, конечно, в берестяных грамотах, менее подверженных книжным нормам,' а среди граффити -не только в новгородских, но и- в киевских текстах, что позволяет считать ее особенностью не только ис- ключительно севернорусского некнижного’письма, но и в какой-то степени письма общерусского. Интересно, что замена ъ-о в сло- ве "кон^зь" присутствует и в надписи начала XIII в. о "ляхе” из Галича, и в недавно найденной берестяной грамоте из Звенигоро- да Галицкого рубежа XI-ХП вв. Представляет интерес и надпись $ 38 из Киевской Софии, в которой систематически наблюдается замена ь/ъ - и: ’’ги помо- зи рабоу своему Съмеоновь гр(ь)шьникоу 4*ко ты есь въ ъстьноу" 138
[227]. Среди новгородских надписей и берестяных грамот подоб- ная замена не обнаружена. В киевской надписи данное смешение не затрагивает формулу "ги помози". Поскольку данное графическое явление встретилось только в одной надписи, трудно сказать, от- ражает ли оно определенную систему. Отметим и случай замены ь на ъ (надпись Ji 386). Смешение 4 и а, регулярное для позиции после шипящих и л. наблюдается в некоторых случаях после твердых согласных как в новгородских, так и в киевских надписях: "творатА" и "творАта" [230, № 37, 41], "пъсаль" [230, № 46, единичный случай, кото- рый может быть расценен как ошибка] наряду с "пъсалъ"; "моли- теса" [230, № 210], "Мыслатиниць" [230, Ji 210]; "рабА” (Кирил- ловская церковь в Киеве) [229, № 382, ХП в.] , "П Антел^имоне" [227, Ji 47] наряду с "Пантеле (и )моне" [227, Ji 48]- оба случая - рубеж ХШ-Х1У зв., "ДАнила" [227, Ji 74, ХП в.] , чаще в названи- ях месяцев: "генвара" [230, Ji 232, Х1-ХШ вв.] , "феврАРА" [227, Ji 52] . Как графико-орфографическую особенность киевских надписей в отличие от новгородских следует расценивать регулярное напи- сание глагола "пьсати" через <р, не связанное с падением слабо- го ь, отсутствие в некоторых случаях ъ или ь в конце строки [228, Ji 108]. Что касается морфологии имени, то наиболее показательны здесь формы Дат.п., м.р., ед.ч. как наиболее частотные. Форму- ла обращения к богу или святому за помощью в надписях-граффити и обращения к вполне реальному адресату в берестяных письмах включала и указание на конкретное лицо, требующее такой помощи или реакции на просьбу или послание. И новгородская, и киевская, и полоцкая эпиграфика*использует формы Дат.п. как на -у/ю, так и на -ови/еви. Рассмотрим в этом отношении надписи ХП в. на так называемых Борисовых камнях, найденных в окрестностях По- лоцка [143, с.26]. Надписи на первом, втором и третьем (по ну- мерации Б.А.Рыбакова) камнях идентичны. Все они содержат фор- мулу "ги помози рабу своему Борису" и, по мнению Б.А.Рыбакова, "вполне достоверно могут быть связаны с полоцким князем Бори- сом Всеславичем". Надписи на этих камнях были сделаны одновре- менно (но, ло-видимому, разными мастерами, о чем свидетельст- вуют различия в оформлении некоторых бука и в расположении тек- 139
ста на камне) по княжескому заказу с охранительной целью - спасения от страшной засухи и голода 1127 г. К этим памятникам примыкает и так называемый Рогволодов камень с надписью И71 г. о том, что 7 мая был выбит ("доспен") крест [143, № 29] , и да- лее следует формула "ги помози рабу своему Василию в крещении именем Рогволоду сыну Борисову”. В этой надписи и крестильное, и нехристианское имя князя имеет флексию -у/ю, как и в надпи- сях на Борисовых камнях. В берестяных грамотах "окончание -ови. встречается только в ранних грамотах [39, с. 134]. Таким обра- зом, наряду с -ови/-еви флексия -у/-ю распространена в древне- русских надписях в составе формулы "ги помози" Материалы древ- нерусской эпиграфики показывают, что фяекси/i -ови/-еви чаще оформляет канонические имена, являясь морфологической приметой церковнославянской традиции. Проникновение окончания -у/-ю в Дат.п. канонических имен собственных, употребленных в составе формулы "га помози", объясняется, по-видимому, воздействием уст- ной речи, в данном случае диалектных черт русского Северо-За- пада. Вне формулы "ги помози" окончание -ови/-еви более свой- ственно южнорусским некнижным памятникам, а окончание -у/-ю — новгородским. Молитвенные формулы на Борисовых казнях, издревле бывших объектами языческих поклонений, несут на себе следы взаимодей- ствия церковно-книжной и устной языковых традиций. Сам факт на- несения христианской формулы на камни отражает сложное пере- плетение языческих и христианских представлений в народной культуре и княжеской среде ХП в., что выражается и в контами- нации языковых падежных форм. Графико-орфографическая система в некнижной письменности, особенно новгородской, почти не оставила следов в новгородских рукописях, но способна была отразить многие явления древненов- городского диалекта. Среди этих явлений в надписях-граффити отмечаются следующие: I) окончание -е/о в Им.п., ед.ч. существ, и прилаг. м.р. твердого о-склонения и в причастии на -л м.р. ("ГълЬбе", "пироге", "писало", "шле"; 2) отсутствие второго смягчения заднеязычных ("роуки", "в роугЬ"); 3) преобладание окончания -у/ю в Дат.п. личных имен м.р. наряду с окончанием -ови)-еви в составе формулы "господи, помози" ("Фэодорд", "Пет- роу", "Андрею", но и: "Лазореви", "Март(ы)нови"). 140
Новгородские надписи-граффити более последовательно, чем берестяные грамоты, отражают книжную орфографическую норму.Вме- сте с тем влияние этой нормы в большей степени прослеживается в граффити Софийского собора (а среди них в надписях Х1-ХПвв.), чем в надписях ХШ-ХУ вв. из других церквей. Что касается отра- жения новгородского диалекта в надписях, то и в этом отношении граффити, как и эпиграфика в целом,более сдержаны, чем бере- стяные грамоты, что объясняется устойчивостью книжно-письмен- ных формул. Так, в надписи ХШ в. "Иване ц^лъ лЬвою р(оукою)”, личное имя имеет характерное для Новгорода окончание -е в Им.п., а форма " улъ” соответствует каноническому написанию. По-види- мому, имел значение зрительный образ этого слова, написанный через под титлом. Что касается киевских надписей-граффити, то, несмотря на ориентацию их авторов на книжную норму в целом, в них отмеча- ются и случаи отклонения от нее. Это проявляется в начертаниях отдельных букв, в употреблении надстрочных знаков и лигатур, в использовании букв ъ и ь в качестве графических вариантов а» е,- о, в употреблении йотированных.букв, юсов и т.п. Киевские граффити отразили киевскую письменную традицию, что имеет са- мостоятельное значение для отнесения к киевскому скрипторию тех рукописей, которые не имеют пока однозначной атрибуции, но в которых графико-языковые особенности надписей находят несом- ненные аналогии. Особенно важны показания эпиграфики в отноше- нии тех рукописных традиций, которые представлены либо малым числом рукописей, либо недостаточно изучены. Таким образом, эпиграфика в совокупности с книжными па- мятниками, а для Новгорода и с системой берестяного письма да- ет основания для реконструкции письменной традиции того или иного древнерусского центра. Так, надписи на закладном камне из Софийского собора в Полоцде (вторая половина XI в.) на Борисо- вых камнях (ХП в.), на стенах церкви Спаса Спасо-Ввфросиньев- ского монастыря (ХП-ХШ вв.) отражают и некоторые диалектные особенности древнеполоцкого говори. Все эти тексты датируются^ более ранним временем, чем известные до сих пор источники по исторической диалектологии Полоцкой земли - полоцко-смоленские грамоты ХШ-Х1У вв. То же относится и к надписям на стенах церк- ви Пантелеймона в Галиче. При скудости ранних памятников га- 141
лицко-волынского говора показания эпиграфических текстов ХП- ХШ вв. трудно переоценить.- § 2. Вопросы текстологии надписей Текстологические проблемы изучения эпиграфики ставят во- просы, связанные с бытованием и сферой распространения тех или иных редакций славянских библейских переводов, тех или иных оригинальных или переводных сочинений. В этом отношении представляет интерес открытая С.А.Высоц- ким на стене Владимирского придела Софийского собора в Киеве надпись второй половины XI в. [228, 103]. Палеографические признаки текста, написанного четким почерком, напоминающим, по мнению исследователя, средний почерк Остромирова евангелия и почерк Архангельского евангелия, позволили ему датировать над- пись второй половины XI в. С.А.Высоцкий отмечал, что, несмотря на "сравнительно хорошую сохранность... чтение и особенно по- нимание надписи... затруднено” [228, с.33]. Исследователь читает первую и вторую строки следующим об- разом: "Мати не хот^чи д^тича б£жа гет(ь), бог же не хот^ че- ловека бедами кажет", а для третьей и четвертой строк дает лишь предположительноэ чтение отдельных слов и букв. Перевод надпи- си, предложенный С.А.Высоцким, следующий: "Мать, не желая ре- бенка, бежала прочь; бог же, не желая человеку бед, указывает святому своего чина Ромой (?) на этот грех и на тот, который будет". Исследователь считает, что эта запись - какое-то поучение женщинам, бросающим своих детей, и связывает ее с сюжетом не дошедшей до наших дней фресковой композиции Владимирского при- дела. Сомнительность такого чтения признает и сам С.А.Высоцкий, во-первых, в связи со словом "геть”, параллели которому он не находит ни в древнерусских текстах, ни в "Словаре” Срезневско- го ; во-вторых, из-за неясного смысла двух последних строк надписи. В рецензии на книгу .С. А..Высоцкого В.В.Колесов, останавли- ваясь на этой надписи, справедливо предлагает читать в первой строке "своего" вместе "свогего", а вторую строку считать за- конченной фразой, где "кажет" - форма 3-го л., ед. ч, глагола "казати" в значении "наказывать” [58, с.150-151]. По поводу слов 542
"не хот^" и "не хот^чи" В.В.Колесов отмечает, что "хотЪти по отношению к богу передавало значение желательности и повеле- ния" [58, с.151]. Таким образом, смысл второй строки: "бог же, не желая человека, бедами наказывает (его)", либо "бог же, не желая (того), человека бедами наказывает". Предлагая оба вари- анта членения текста, В.В.Колесов, отмечает, что "точность про- чтения в данном месте особенно желательна, учитывая драматиче- ское содержание текста" [Там же]. Остановимся на палеографических особенностях этого текста. По внешнему виду это вполне законченный текст, поскольку ни до начала строк, ни после них на плоскости стены нет никаких вы- боин, могущих скрыть недостающие слова или буквы. Поэтому пред- ставляется излишним гипотетическое восстановление С.А.Высоцким редуцированных ъ и ь в конце.первой и второй строк. Обратимся к загадочному гет или геть в первой строке. Нам кажется, нет оснований отделять эти три последние буквы от предыдущего сло- ва. По-видимому, буква г здесь является графическим вариантом йота, так же как и в слове "свогего". Подобную передачу йота через г отметил А.С.Орлов в надписи XI в. на черниговской гри- вне [III; 241; 120]. Автор надписи следовал своеобразной па- леографической традиции, а последнее слово первой строки сле- дует читать как "бЪж^ют", т.е. как личную форму глагола на- стоящего времени. Вторая строка начинается со слова, прочитанного С.А.Высоц- ким как "бъ" (под титлом). В действительности первая буква над- писи не б, аг, за петлю б была принята случайная черточка, вторая буква не ъ, а ь. Следовательно, если раскрыть титло, слово читается как "г(оспод)ь". Известную трудность представляет для чтения начало треть- ей строки. Обращение непосредственно к надписи показывает, что раз- личные линии в начале строки являются элементами одной буквы у, значительно отличающейся размерами от остальных букв. Левый эле- мент буквы выполнен в двойном контуре, по характеру исполнения < начертание у выдает руку опытного книжника, как, впрочем, и весь почерк в целом. После буквы у следует о, м, ъ, и, после и видна выбоина, которая, видимо, существовала до написания текста, затем с, т, 143
X и буква, прочитанная С.А.Высоцким как а. Однако обращение к самой надписи показало, что это буква п с чуть приподнятой вправо перекладиной* Заметим, что титло над буквами стоу тако- вым не является, а представляет собой случайную царапину* Все последующие буквы соответствуют чтению в издании и только три последние требуют корректировки. Третья от конца строки не а, а о, и является началом слова, продолжение которого читается уже в четвертой строке: "обьчь" - ’’общий”. Приведем нашу ре- конструкцию текста надписи с разделением на слова: мати не хот^чи дЬтича бЬждгет гь же не хот^ человека бЪдами кажет уомъ истоупивъ свогего чиноу въсЬмь грЬхомь обь чь боудеть аминь Предлагаем следующее чтение: ”Мати не хот^чи дЬтич^ бЬж^ш т, г(оспод)ь же не хстф человека бЬдами кажет. Оумъ, истоупивъ своего чиноу, вьоЬмъ rpbxoafe обьчь боудеть. Аминь”. Первое слово третьей строки - ”оумъ”, где элементы дигра- фа оу написаны в обратном порядке (черта, встречающаяся среди граффити). Далее следует: ’’истоупивъ. свогего чину въсЬмъ грЪ- хомъ обьчь боудетъ аминь”. Вернемся к началу надписи. Первые две строки построены по принципу синтаксического и грамматического параллелизма, что придает тексту характер сентенции: ”мати не хот^чи дЗЬтич^ бЬжа- »ет; гь же не хот^ человЬка бЬдами кажет”. Требует коммента- риев последнее слово первой строки ”бЬжа1вт”. Это слово вряд ли является формой 3-го лица, ед.ч., наст.вр. от глагола "бЪжати” в значении ’’убегать, избегать”. Несмотря на частотность глаго- лов движения в древнерусском языке, она не засвидетельствована памятниками и к тому же не проясняет смысла фразы. Думаю, что в данном случае здесь представлена форма глагола ”бЪдити/(бЪж- дати”), хорошо документированного древнерусскими текстами. И.И.Срезневский отмечает ’’бЬдити” в значении убеждать (per- suade те) и среди источников называет тексты XI в. [237, т.1, с.214]. Помимо этого значения встречаются и значения мучить, при- чинять вред (”гладомъ бЬдима”, ХУ1 в.) и ’’причинять беду, огор- чать” [235]. Отмечаются и возвратные формы этого глагола. В ста- 144
рославянских текстах ♦b&diti/b&diti 84 встречается в значени- ях ’принуждать’ , ’уговаривать, убеждать* . Среда диалектных ма- териалов отмечаются значения ’губить, портить’ (перм.), ’при- водить в досаду’ (пск., твер.), ст.-укр. "бЬдити” ({приносить беду кому-либо’, и т.д. [234 ; 236; 238; 2; 2431). Форма "бЬзда- ти” ни одним словарем не отмечена. Однако наличие приставочной, пары глаголов с тем же корнем -бЪд-: "побЬдити/побЬадати” (”по- бЪжати” с восточносл. рефлексом *dj) позволяет предположить и существование бесприставочной формы "бЬждати (бЪжати)” (*bedj- ati [2391) в древнерусском языке в значениях, отмеченных сло- варями [233]. В таком случае "бЪмиет3 в надписи № 108 являет- ся закономерной формой 3-го л., ед.ч.» наст.вр. Понимание, смысла первых двух строк надписи зависит и от синтаксического членения текста: ’мать, не желая (того), ре- бенка (на самом деле любя) обижает (принуждает), господь же,не желая (того), человека наказывает бедами’. Вторая строка над- писи о том, что господь вразумляет бедами, в чем и проявляется истинная любовь, стало "общим местом” христианских средневеко- вых текстов и восходит к Св.Писанию (см.: Книга Притчей (3,12); Апостол (Евр. 12, 5-6), откуда эта мысль моглал быть известна древнерусскому книжнику, Апокалипсис (3-19), а также многочис- ленные аллюзии в Св.Писании (Впр. 8, 5; Иов. 5, 17; Пс. 93, 12; Иак. I, 12; I Кор. II, 32 и др.). Таким образом, "дЪтич^" в пер- вой строке закономерно является прямым дополнением "бЬждати”. Смысл первой,строки вполне соответствует богословской древне- русской традиции, а отмеченный уже синтаксический и граммати- ческий параллелизм обусловлен параллелизмом смысловым. Перейдем к третьей и четвертой строкам надписи: "оумъ ис- тупивъ свогего чину въсЬмъ грЬхом(ъ) обьчь боудетъ аминь”. Глагол-"иступити” в значении ’отступить, нарушить, отде- литься^ широко представлен в древнерусских текстах [235; 242; 244], а сочетание с существительным ум, как и субстантивное со- четание иступление уму/ума в значении !сойти с ума, потерять рассудок, помутиться.умом! можно назвать устойчивым ("Обдер- жимъ от_ бЬса истоупивъ из оума”. Жит. Фед. Сик. Мин. Чет. алр. 516; "истоупление оума”. Панд. Ант. XI в.) [237, I, 11551. "Чин” здесь в значении ’порядок, определенное место’ ("Вьсе бо въчинъ свои имЬти Кстъ лЬпо”. Панд. Ант. XI в.; "ПрЪбывааше въ своммь 145
чину камъХкъ". Изб. 1073 г.) [237, Ш, 15191, "своего чину" - архаичная форма Род.п. *й- основ. Объчь - в значении ’общий, имеющий отношение ко всем’. Ср. у Иоанна Экзарха: "Ова убо именъ являются обща всему естеству, ови же собьствена коемуждо съставу" [237, П, 5501. Предлагаем следующий перевод надписи 108: Мать, (даже) не желая, дитя наставляет, господь же, (даже) не желая, человека бедами наказывает. Ум, вышедший за свои границы (нарушивший свой порядок), станет причиной всех прегрешений. Аминь". Как кажется,. прямой связи между двумя частями текста (на которые он четко делится) нет, поскольку мысль автора надписи выражена в притчевой форме, что вообще характерно для средне- векового текста. Общий смысл надписи сопоставим с известной житейской сентенцией о том, что бог, желая наказать человека (и вместе с тем проявляя материнскую заботу о нем), лишает его разума. По-видимому, и в этом тексте последние строки о пому- тившемся разуме уточняют, каким образом господь "человека бЬ- дами кажет". Содержание надписи позволяет связать ее с кругом идей и нравственно-богословских представлений, широко проявившихся как в церковной, так и светской письменности того времени. Эти представления были обусловлены конкретными историческими обсто- ятельствами и наиболее полно отразились в таком памятнике ки- евской книжности, как Изборник 1076 г. [94, с.321-3281. Грамматические и лексико-семантические данные киевской над- писи не противоречат системе древнерусского языка Х1-ХП вв. По- мимо грамматических архаизмов, отмеченных В.В.Колесовым (согла- сование причастий с именем в роде), отметим также форму Род.п. "чиноу", двойной .именительный ("оумъ ...". "объчь боудеть"). Осо- бый интерес представляет форма "бЬж^»т", не.обнаруженная пока в других текстах этого времени. Как восточнославянские формы отметим "йЬтича", "хотачи", "бЪжднт", "объчь". Что касается палеографии, графики и орфографии, то написание йота в виде г, "зеркальное" оу, отсутствие ъ и ь в конце строк отражают либо местную традицию, либо индивидуальные особенности писца. Ближайшая параллель к первым двум строкам надписи содер- жится в летописной статье под 1214 г. в Летописце Переяславля 146
Суздальского [ИО, с.99], где повествуется о страшном голоде, постигшем в тот год Суздальскую землю: "Того же лЪта гладь бы- сть великъ по всей земли соуждальской ... и много людии тогда изомроша от глада, яко же Исайа рече: "...Кажетъ бо ны рабы сво^ благыи прь наш хотя насъ къ собЪ привести, но мы паче отступаем от него и чада божия нарекошася, а творимъ волю д»а- волю, да сего ради кажеть ны господь". Мати убо, не хотящи дЬтии лихыхъ, ранами кажеть, тако и господь, не хотя человека грешна кажеть всякими напастьми, ратью, огнем, потопом и гладом". Интересующий нас текст находится непосредственно после ци- таты, приписываемой летописцем пророку Исайе: "яко же Исайя рече". Однако ни в канонических, ни в апокрифических пророче- ских текстах, связанных с именем Исайи, пассаж, связанный с ки- евской надписью, не обнаруживается. Повествование в Летописце Переяславля Суздальского дове- дено до 1216 г. Составитель Летописца использовал в статье 1214 г. в рассказе о голоде в Суздальской земле источник, из- вестный , судя по киевской надписи, уже во второй половине XI в. Сопоставим киевскую надпись и интересующее нас место из текста Летописца: Надпись 108: Летописец Переяславля Суздальского: Мати не хот^чи дЪтича Мати убо, не хотящи дЬтии бЬжатт, господь же лихыхъ, ранами кажет, не хот^ человека бЪдами тако и господь, не хотя кажет человека грешна, кажет всякими напастьми,ратью, огнем, потопом, гладом. Из сопоставления надписи и текста Летописца видно, что в Летописце текст по сравнению с надписью более конкретизиро- ван: появляются "дети лихие" и "человек грешен", наказание бе- дою детализируется как наказание "всякими напастьми, ратью, ог- нем, потопом, гладом", все высказывание принимает вполне опре- деленный смысл применительно к ситуации голода в Суздальской земле. Текст же киевской надписи имеет более отвлеченный ха- рактер, а потому предполагает несколько возможных толкований в зависимости от синтаксического членения текста. Если в над- 14?
писи глагол "хотЪти" с отрицанием многозначен или, точнее, об- ладает характерным для древнерусского слова семантическим син- кретизмом, что вызывает в свою очередь множественность толко- ваний: не любя, хотя, желая; не желая (того), то в тексте Ле- тописца глагол хотЬти употреблен во вполне конкретном значе- нии и смысл текста предельно ясен. Глагольной форме "бЬжает" в киевской надписи соответству- ет сочетание Гранами кажет” в тексте Летописца! Эта параллель подтверждает предложенное нами толкование формы ”б£жает" как формы наст.вр. от глагола "бЪдити/бЬадати", др.-р. "бЬжати” с корнем *ЪёД- в значениях в документированных древнерусскими текстами, славянскими языками и диалектами, ’’обижать”, ’’прино- сить вред", "огорчать", "принуждать". Сопоставление надписи и текста Летописца Переяславля Суз- дальского убеждает в том, что и автор надписи, и составитель Летописца в данном месте пользовались одним источником. Как нам удалось установить, таким источником послужил древнерусский пе- реводный сборник изречений "Разумы сложения Варнавы неподобно- го” , который наряду с известными на Руси Изречениями Исихия и Мудростью Менандра часто входили в состав древнерусских Пчел (232]. Именно в этом переводном тексте находим параллель текс- ту киевской надписи. Текст "Разумы сложения Варнавы неподобно- го” был опубликован в 1892 г. В.А.Семеновым по списку рубежа Х1У-ХУ вв. из ГПБ [150; 246, Р.п. 1.44] в Санкт-Петербурге с разночтениями по списку РИМ в Москве (Синодальное собрание, Л 324/421) и списку 1ПБ из собрания М.Н.Погодина (Погод.,>Ю68). Этот сборник содержит выборку из книги Иисуса, сына Сирахова, далее следует "Мудрость Менандра", "Изречения Исихия", а затем "Разуми сложению Варвавы (так!) неподобного числом ркд”(л.191об. -194об.). Интересующий нас текст находится в рукописи на л. 194об. и составляет по изданию В.А.Семенова 69 и 71 изречения (в руко- писи нумерация изречений отсутствует): (69) Пл^ньникь на всю б!доу” прЪдълежить готовь. Тако и ОуМЪ СЪСТОуПИВЪ СЪ СВОЭ(г)о ЧИНОу На BCt Гр1>ХЫ ГОТОВЬ 1€СТЬ. (70) кхко же соблакь дождемь истекъ юб%л,4»е(т). Тако же и печаль изьбЗЬс4>дована лице шбклить. 148
С71) Мти не хот^щи дБтища болнаЬжа ксть, тако и Зъ нехо- тя чловЬка грЪшна печальми кажеть и казньми. В рукописи после этих слов добавлено почерком ХУШ в. под строкой: kiro и мене н(ы)нЬ, Слава тЪбЬ Хр(ис)те Б(о)же. Составитель Летописца Переяславля Суздальского использо- вал 71-е изречение о матери, а автор киевской надписи соединил 69-е изречение об уме в третьей и четвертой строках и 71-е из- речение в первых двух строках надписи, но в обратном порядке, опустив слова о пленнике и выпустив изречение 70-е об облаке и печали. Слово "болнаЪжаесть" с разночтением по другим спискам "болна жалует”, свидетельствует о том, что в киевской надписи сохранилось первоначальное или, во всяком случае, более раннее чтение "бЬжает”. Глагол "бЪжати", употребительный в киевскую эпоху, уже в ХШ в. и позднее был не очень понятен и постепенно вышел из употребления. Что касается изречения 69, то и в этом случае киевская надпись дает разночтения по сравнению со списком ГПБ: ’’готовь - обьчь"; ’’есть - боудеть”; ”на всЬ.грЬхы - всем грехом”, "състу- пивъ - истоупивъ”, а также отсутствие предлога суь. Ни история греческого, ни история славянских текстов ’’Раз- умы Варнавы” не исследована. Несмотря на работы В.Семенова, М.Н.Сперанского, С.А.Щегловой, О.В.Творогова и других исследо- вателей [150; 155; 179; 232, 382-387], недостаточно изучена в целом и история создания, состав и текстология древнерусской "Пчелы”, в состав которой и входил текст ’’Разумов Варнавы”. В свое время М.Н.Сперанский выделил две редакции Пчелы. Создание I-й редакции, дуда обычно и включались изречения Иси- хия и Варнавы, исследователь относил к рубежу ХП-ХШ вв. на том основании, что цитаты из ’’Пчелы” (помимо "Варнавы”) находятся в Лаврентьевской летописи, Мериле Праведном и в Летописце Пе- реяславля Суздальского [232]. Перевод отдельных памятников, вхо- дивших в состав "Пчелы”, мог быть осуществлен и самостоятель- но (включение киевским книжником Изречений Исихия в Изборник 1076 г., составленный для князя Святослава, свидетельствует об этом) и позже мог быть включен в ’’Пчелу", но этот вопрос тре- бует самостоятельного исследования. 149
Киевская надпись второй половины XI в. на стене Софийско- го собора приводит нас к выводу о том, что, вероятно, уже в середине XI в. был осуществлен перевод с греческого текста "Разумов Варнавы". Некоторые языковые и орфографические черты надписи (вос- точнославянские рефлексы в словах "дЬтич^", "хот^чи", "бЬжает", "обьчь"; древнерусские формы причастий, редкая форма глагола "бЪжати/бйдити", позволяют предположить, что автор надписи ис- пользовал текст, переписанный, а может быть, и переведенный в Киеве. Позволим себе высказать и предположение о том, что данный перевод мог быть осуществлен в среде тех же книжников и пере- водчиков княжеского скриптория, где был создан и близкий по времени Изборник 1076 г. Автор надписи, по-видимому, знал ци- тируемые им изречения из "Разумов Варнавы" наизусть, поскольку воспроизвел их на стене Софийского собора. Он по-своему ском- поновал эти изречения, оформил их как самостоятельный текст. Все это свидетельствует о высоком профессионализме автора ки- евской надписи, о принадлежности его к деятелям древнерусской книжной культуры, развитию которой способствовала инициатива Ярослава Мудрого, создавшего в Киеве при Софийском соборе пе- реводческую школу. Таким образом, эпиграфика дает примеры свободного обраще- ния .с христианскими формулами и авторитетными текстами, прежде всего с текстами, жанровая природа которых, подобно сборникам изречений, была открытой.
ЗАЮТОЧЕНИЕ Древнерусская эпиграфика представляет собой, как всякий письменный документ, источник такого рода, при изучении кото- рого неизбежно возникают вопросы как собственно лингвистиче- ские, так и историко-культурные. Будучи объектом археологического исследования, эпиграфи- ческий текст связан с необходимостью применения методов архео- логической науки - прежде всего стратиграфии и архитектурной археологии. Это свойство эпиграфического памятника как объекта археологии предоставляет возможность корреляции собственно язы- ковых данных. Взаимное сопоставление данных истории языка и палеографии, извлекаемых из надписи, и данных, определяемых археологической средой, позволяет с большей или меньшей степенью надежности датировать эпиграфический текст. Как показывает анализ древнерусских надписей, их данные оказываются существенными для обсуждения многих вопросов, свя- занных с историей русской письменной культуры. Прежде всего это касается такого сложного и дискуссионно- го вопроса как происхождение восточнославянской письменности. Рукописные памятники, древнейшиё из которых датируются XI в., появляются не на пустом месте. Находки надписей на деревянных цилиндрах из Новгорода конца X в., отдельные буквенные - ки- риллические и глаголические- знаки на пряслицах, надписи на древнейших монетах в совокупности с косвенными свидетельствами существования письменных текстов до крещения показывают, что уже на протяжении X в. княжеско-административная власть Руси пользуется кириллическим письмом в качестве государственного. Это кириллическое письмо закрепляет за древнерусским языком ста- тус государственно-делового и подготавливает почву для стреми- тельного распространения христианской литературы сразу после христианской реформы Владимира. Благодаря эпиграфическим па- мятникам X в. становится возможным выделить в истории русской письменности так называемый дорукописный период. Уже в этот период использования кириллического письма, которое распростра- 151
няется на основе широких культурно-политических связей с Бол- гарией в русском письме е в формах начертаний и графико-орфо- графических норм, существовали, по-видимому, варианты. Опираясь на кирилло-мефодиевские традиции, русский^писец тем не менее не слепо копировал древнеболгарский образец, а ста- рался приспособить кирилловскую графику к фонетическим особен- ностям собственного диалекта, что ярко проявилось в надписи на деревянном цилиндре Jfc 6 из Новгорода и в подписи Анны Ярослав- ны на хартии Суассонского аббатства. Находки глаголических надписей ставят вопрос и о путях проникновения глаголицы в письменность Руси, и о степени ее распространения. Несомненно, что связи глаголического письма на Руси с глаголическим письмом двух древнейших письменных цен- тров Болгарии - Охрида и Преслава - были теснее в Новгороде и Северной Руси в целом, нежели в Киеве. Находка древнейшего на Руси глаголического знака на пряслице середины X в. с Рюрикова Городища, весь археологический комплекс которого имеет много- численные аналогии в западнославянских землях, позволяет вновь, вслед за Д.К.Зелениным [43; 168, с.82-83]и НХНикольским [99], обратиться к вопросу о западнославянских - древненовгородских- связях в области письменной традиции [131, что находит поддерж- ку и в лингвистических показаниях новгородских берестяных грамот. В христианский период развития письменной культуры эпигра- фика расширяет свои жанровые возможности. Эпиграфические памят- ники оказываются "вписанными” в широкий контекст рукописной традиции как книжной, так и некнижной (имеется в виду катего- рия берестяных грамот). В центре * внимания нашего исследования.была особая катего- рия эпиграфических памятников - надписи-граффити на стенах древнерусских храмов. Изучение их связано с большими труднос- тями объективного (неровность поверхности стены) и субъектив- ного (современное состояние памятника, сохранность древней шту- катурки) характера. Опираясь на принципы палеографического ана- лиза, разработанные отечественной филологической наукой в от- ношении рукописей, и учитывая наблюдения палеографов и эпигра- фистов, стало возможным выявить палеографические особенности эпиграфического письма, в частности, в Новгороде, сказавшиеся, с одной стороны, в некотором хронологическом "запаздывании" 152
определенных начертаний, в архаизации письма и, с другой сто- роны, в большей вариативности начертаний, необязательности со- кращений и надстрочных знаков, характерных для книжного письма. Книжная норма в эпиграфическом тексте также обнаруживает колебания, что проявляется прежде всего в графике и орфографии. Бытовая система письма, которая составляла в Новгороде и, судя по надписям из Галича, не только в Новгороде первую ступень в овладении книжной нормой и представленная в берестяных грамо- тах, широко применялась в надписях массового характера с фор- мулами ’’господи цомози” и ’’такой-то писал”, авторами которых могли быть люди самых разных социальных категорий. Нс более по- казательны в отношении колебаний книжной орфографической нормы тексты богослужебного характера, прежде всего цитаты Св.Писа- ния. Именно поэтому несомненный интерес представляет запись Херувимской ХШ в. на фрагменте древней штукатурки из раскопок в Ладоге, где применение бытовой системы поддерживалось, по-ви- димому, и правилами церковного произношения. Таким образом, ког- да речь идет о некнижной письменности, нет оснований говорить о жесткой закрепленности книжной нормы за "высоким" по харак- теру и происхождению текстом. Эти факты, столь важные для исто- рии русского литературного языка,необходимо учитывать при изу- чении истории нормы и ее вариантов. Поскольку такого рода тек- сты запоминались наизусть и воспроизводились по памяти, о не- избежностью встает вопрос и об устном воплощении церковносла- вянского текста, и о характере цитирования, и о пределах по- движности (вариативности) авторитетного текста. Вместе о тем материал надписей показывает, что книжная система письма чаще всего связывалась с церковнославянскими текстами , (например, запись ковдака Чина погребения ХШ в. из Со- фии Новгородской), а бытовая система - с текстами нехристиан- ской традиции (запись о братчинном пире ХП в. из Софии Новго- родской). Однако в надписях эти системы редко представлены в чистом виде. Чаще встречаются контаминированные тексты (надпи- си на Борисовых камнях из Полоцка). Этот факт свидетельствует о том, что норма эпиграфического текста была менее жесткой, чем норма текста книжного, но в силу сакрального характера надписи, степень свободы этой нормы в эпиграфике была меньшей, нежели в текстах деловой или бытовой письменности или в берестяных грамотах.
Как показывает наш материал, формула, составляющая основу надписи, какого бы происхождения она ни была - книжного, эпи- ческого или устного, - была открыта для вариантов, прежде все- го словообразовательных и лексических. Формула надписи реали- зовалась в рамках определенной синтагмы. Сопоставление древнерусских, древнеболгарских и древне- сербских надписей обнаруживает много общего в их структуре. Их связывает общее происхождение, которым средневековая славян- ская эпиграфика обязана византийско-христианской письменной тра- диции. Надэтнический характер древнеславянского литературного языка обеспечивал относительную устойчивость лапидарных текс- тов. Вместе с тем личное начало, присущее, самой природе надпи- си, открывало возможность для проявления особенностей этноло- кального характера ("одноеровая" трафика, выбор определенных грамматических форм, диалектные черты). Обратим внимание на некоторые прагматические и социолинг- вистические аспекты содержания надписей. Большинство надписей обращено к Богу или святым, представляют собой молитвенный воз- глас, выраженный сакральной формулой. Они выполняют сакральную коммуникативную роль. Другая часть надписей, чаще всего являю- щаяся объектом собственно исторического исследования (по харак- теру заключенной в них информации), - поминальные, памятные, "летописные" - ориентирована на закрепление памяти о событии, независимо от его значимости. Все они обращены к вечности. Автор такой надписи в какой-то степени зависел от уже на- писанных ранее на стене текстов и сам включался в общий "стен- ной" текст. Связь между читателем и автором надписей - этот своеобразный диалог, длящийся в храме на протяжении нескольких десятилетий и даже столетий, - основывается на общем молитвен- ном состоянии любого прихожанина во время богослужения. Храм был не только церковным Домом, но и основным местом авторитет- ной княжеской (как София Киевская или Георгиевский * собор в Нов- городе) или архиепископской (как София Новгородская иди церковь Николы на Липне) власти. На наружных стенах храма, вне сакраль- ных пределов, но рядом с ними появляются тексты, относящиеся к компетенции светской властйГ'-~запйсь~ХП в. в Софии Киевской о покупке княгиней "Бояней" земли, надпись на стене церкви св.Пантелеймона в Галиче о судебном иске начала ХШ в; при кня- 154
зе Мстиславе Мстиславиче. И, наконец, позднее, к ХУ в., среди надписей появляются тексты (как в церкви Федора Стратилата), направленные непосредственно в адрес прихожан, обращения к ним ("не лазьте попусту вниз”, "Олуферий, будь дьяком”). Все эти надписи сосуществуют и в пространстве (на плоскости стены), и во времени, реализуя подчас те потенциальные возможности в пись- менной культуре, которые не всегда могли проявиться в книжных памятниках, связанных как с типом и жанром книжного текста, так и с иным характером книжной нормы. Наконец, теснейшая связь о книжной культурой проявляется в тех немногочисленных надписях, которые демонстрируют круг ли- тературных и историко-культурных интересов их авторов. Проци- тированные на стене киевского Софийского собора в конце XI в. изречения из известного по спискам Х1У-ХУ вв. переводного со- чинения ’’Разумы Варнавы Неподобного" датируют перевод этого текста на Руси второй половиной XI в. и позволяют связать его с княжеской переводческой школой, возникшей при содействии Яро- слава Мудрого. Упоминание имени легендарного царя Ангара, из- вестного, по апокрифической письменности, на стене церкви Спаса на Нередице в Новгороде свидетельствует о распространенности историко-литературных ассоциаций в письменной культуре Новго- рода. Все сказанное позволяет еще раз обратить внимание на важ- ность лингво-филологического аспекта в изучении древнерусской эпиграфики, который может быть успешным лишь тогда, когда он со- четается с археологическим, историческим и искусствоведческим аспектами. Эта многоаспектность заложена в самой природе надписи, ко- торая представляет собой, с одной стороны, объект лингвистиче- ского источниковедения, а о другой - явление средневековой письменной культуры и духовной жизни в целом. 155
ЛИТЕРАТУРА I. Авдуоин Д.А.. Тихомиров М.Н. Древнейшая русская надпись // Вести. АН СССР. I960. 1У. 2. Авдусин Д.А. Об изучении археологических источников по ва- ряжскому вопросу// Скандинавский сборник. Вып.20. Таллинн, 3. Алексееву .В. Лазарь Боппа - мастер ювелир ХП вейа // СА.' 4. Алексеев Л.В. Полоцкая земля. М., 1966. 5. Бочаров Г.Н. Торевтика Великого Новгорода ХП-ХУ веков // Древнерусское искусство. Художественная культура Новгорода 7 Отв. ред. В.Н.Лазарев. М., 1968. 6. Бранденбург Н.Е. Старая Ладога. СПб., 1896. 7. Булкин В. А. О появлении норманнов в Днепро-Двинском между- речье // Проблемы истории и культуры Северо-Запада РСФСР / Отв. ред'. В.В.Мавродин. Л., 1977. 8. Булкин В.А., Дубов И.В., Лебедев Г.С. Археологические па- мятники Древней Руси IX-XI вв. Л., 1978. 9. Булкин В.А., Дубов И.В., Лебедев Г.С. Русь и варяги: новый этап изучения // Вести.Ленингр.ун-та. Сер.2: История, язык, литература. 1987. Вып.З. 10. Булкин В.А., Лебедев F.C. Гнездово и Бирка (К проблеме становления города) // Культура Средневековой Руси / Отв. ред. А.Н.Кирпичников, П.А.Раппопорт. Л., 1974. И. Булкин В.А., Рождественская Т.В. Надписи на камне из храма Софии в Полоцке // Памятники культуры. Новые открытия. 1982 / Отв. ред. Д.С.Лихачев. Л., 1984. 12. Верещагин Е.М. Из истории возникновения первого литератур- ного языка славян: Варьирование средств выражения в пере- водческой технике Кирилла и Мефодия. М., 1972. - 13. Вечерка Р. Письменность Великой Моравии // Великая Моравия. Ее историческое и культурное значение / Отв. ред. Г.Э.Сав- чук, Й.поулик. М., 1985. 14. Вздорнов Г.И. Лобковский Пролог и другие памятники пись- менности и живописи Новгорода // Древнерусское искусство . Художественная культура домонгольской Руси/Под ред.В.НЛа- зарева и др. М., 1972. 15. Византийский Земледельческий закон/Текст, исслед., коммен- тарий подг. Е.Э.Липшиц, И.П.Медведев, Е.К.Пиотровская; Под ред. И.П.Медведева. Л., 1984. 16. Высоцкий С.А. Древнерусская азбука из Софии Киевской// СА. 1970. № 4. 17. Высоцкий С.А. Эпиграфический корпус средневековых надписей архитектурных памятников древнего Киева (итоги исследова- ния) П Археологические исследования Киева 1978«?1983 гг. Т Отв. ред. П.П.Толочко. Киев, 1985.. 156
18. ГВНП / Под ред. С.Н.Валка. М. ;Л., £949. 19. Голубева Л.А. Весь и славяне на Белом озере Х-ХШ вв. М., 20. Голубева Л.А. Граффити и знаки пряслиц из Белозера# Куль- тура средневековой Руси. / Отв. ред. А.Н.Кирпичников, П.А. Раппопорт. Л., 1974. 21. Горшкова К.В., Хабургаев Г.А. Историческая грамматика рус- ского языка. М., 1981. 22. Греков Б.Д. Киевская Русь. М., 1949. 23. K$§ABAH СС$Р ^М°135СТМ го?*)?!1* ^ввнеРусского Понеманья/' 24. Гуревич Ф.Д. Детинец и окольный город древнерусского Ново- г|^дка^в4свете археологических работ 1956-1977 гг. // СА. 25. Джаксон Т.Н. Наименование Древней Руси и Новгорода в древ- нескандинавской письменности: о возникновении топонимов Gardar и Holmgardar // Скандинавский сборник. Выл. XXX. Таллинн, 1986. 26. Джаксон Т.Н. Север Восточной Европы в этногеографических традициях древнескандинавской письменности (к постановке проблемы) Г/ Славяне: проблемы этногенеза и этнической ис- тории / Под ред. А.С.Герда, Г.С.Лебедева. Л., 1989. 27. ьменко Ю.К. Новые ис- Вестн. Ленингр. ун-та, Добровольский И.Г., Дубов И.В., Куз точники по истории Древней Руси Г/ 1978. №2. 28. Добровольский И.Г., Дубов И.В., Рождественская Т.В. Новая находка граффити на куфической монете // Вести. Ленингр. ун-та. Сер.2: История, язык, литература. 1982. Вып.1. 29. Древнерусские города в древнескандинавской письменности. Текст, перевод, комментарий / Сост. Г.В.Глазырина, Т.Н.Джа- ксон. М., 1987. 30. Древнерусские письменные источники. Информационные матери- алы к совещанию / Отв. ред. Я.Н.Щапов. М., 1988. 31. Древняя Русь. Город, замок, село / Отв. ред. Б.А.Колчин // Археология СССР с древнейших времен до средневековья: В 20 т. / Под общ. ред. Б.А.Рыбакова. М., 1985. 32. Дубов И.В. Северо-Восточная Русь в эпоху раннего средневе- ковья. Л., 1982. 33. * Дубов И.В. Новые источники по истории Древней Руси. Л., 1990. 34. Дучиц Л.В., Мельникова Е.А. Надписи и знаки на костях о го- родища Масковичи (Северо-Западная, Белоруссия)// Древнейшие государства на территории СССР: Материалы и исследования, 4980 ЛОтв. ред. в.Т.Пашуто. М., 1981. 35. Дучиц Л.В. Финно-скандинавские находки на территории Бело- русии. X Всесоюзная конференция по изучению истории, эко- ' номики, литературы и языка скандинавских стран и Финляндии: Тезисы докладов/Под ред.: Т.В. Андросовой и др. М., 1986. 157
36. Жуковская Л.П. Новгородские берестяные храмоты. М., 1959. 37. Зализняк А.А. Противопоставление книжных и ’’бытовых” гра- фических систем в древнем Новгороде // Finitis duodecim lustris // Об.статей к 60-летию проф.Ю.М.Лотмана /Отв. ред. С.Г.Исаков. Таллинн, 1982. 38. Зализняк А.А. Наблюдения над берестяными грамотами//Исто- рия русского языка в древнейший период (Вопросы русского языкознания. Вып.5) / Под ред. К.В.Горшковой. М., 1984. 39. Зализняк А.А. Новгородские берестяные грамоты с лингвисти- ческой точки зрения [/ Янин В.Л., Зализняк А.А. Новгород- ские храмоты на бересте: Из раскопок 1977-1983 гг. М., 1986. 40. Зализняк А.А. Текстовая структура древнерусских писем на бересте // Исследования по структуре текста / Отв. - ред. Т.н.Цивьян. М., 1987. 41. Зализняк А.А. Древненовгородское койне // Балто-славянские исследования. 1986 / Отв. ред. Вяч.Вс.Иванов. М., 1988. С.60—78. 42. Зверинский В.В. Материал для историко-топографического ис- следования о православных монастырях в Российской империи с библиографическим указателем. СПб., 1892. 43. Зелениц Д.К. 0 происхождении северновеликоруссов Великого Новгорода // Доклады и сообщения Института языкознания АН СССР. 1954. М 6. 44. Иванова Т.А. Вопросы возникновения славянской письменности в трудах советских и болгарских ученых за последнее деся- тилетие (1950-1960) // Изв. АН СССР. Отд. лит. и языка. 1963. Т.ХХП. Вып.2. 45. Иванова Т.А. Об азбуке на стене Софийского собора в Киеве П ВЯ. 1972. № 3. 46. Иоаннисян О.М. Основные’ этапы развития галицкого зодчества // Древнерусское искусство. Художественная культура X-пер- вой половины ХШ в. / Отв. ред. А.И.Комеч, О.И.Подобедова. М., 1988. 47. Каргер М.К. Новгород Великий. М.;Л., 1961. 48. Карский Е-.Ф. Труда по белорусскому и другим славянским языкам. М., 1962. 49. 50. 51. Карский Е.Ф. Славянская кирилловская палеография. М., 1979. Кеппен П. Список русским памятникам. М., 1822. Кирпичников А.Н. Древнейший русский подписной меч // СА. 52. Кирпичников А.Н. Раннесредневековая Ладога (итоги археоло- гических исследований) // Средневековая Ладога/Отв. ред. В.В.Седов. Л., 1985. 53. Кирпичников А.Н., Дубов И.В., Лебедев Г.С. Русь и варяги: (русско-скандинавские отношения домонгольского времени) // Славяне и скандинавы / Под ред. Е.А.Мельниковой. М., 1986. С.194-195. 158
54. Кирпичников А.Н., Дубов И.В., Лебедев Г.С. Славяне и скан- динавы в эпоху раннего средневековья (Проблемы интеграции и периодизации культур) // X Всесоюзная конференция по из- учению истории, экономики, литературы и языка скандинавских стран и Финляндии: Тезисы докладов. М., 1986. С.161. 55. Кирпичников А.Н., Лебедев Г.С., Булкин В.А., Дубов ИЗ., На- заренко В.А. Руеско-скацдинавские связи эпохи образования Киевского государства на современном этапе археологическо- го изучения /ГКСИА АН СССР. М., 1980. Вып.160. 56. Колесов В.В. Новый Ъ в рукописях новгородского происхож- дения // Вестн.Ленинхр. ун-та. 1961. Л 14. С.130-141. 57. Колесов В.В. К исторической фонетике новгородских говоров (/о/ закрытое, новый /Ъ/ и цоканье в новгородских рукопи- сях Х1-ХУ1 веков): Автореф. канд. дис. Л., 1962. 58. Колесов В.В. [Рецензия] // Вопросы языкознания. 1978. >1.- Рец.на кн.: С.А.Высоцкий. Средневековые надписи Софии Ки- евской. Киев, 1976. 59. Колесов В.В. Историческая фойетика русского языка. М., 1980. 60. Колесов В.В. Литературный язык Древней Руси. Л., 1989. 61. Колчин Б.А., Янин В.Л. Археологии Новгорода 50 лет // Нов- городский сборник. 50 лет раскопок Новгорода / Под ред . Б. А. Колчина, В.Л.Янина. М., 1982. 62. Кудрявцев Ю.С. К вопросу о механизмах звуковых изменений# Фонология / Отв. ред. В.Г.Руделев. Тамбов, 1982. 63. Куза А.В., Медынцева А.А. Запись Николы из новгородского Софийского собора // СА. 1976. № I. 64. Лебедев Г.С. Эпоха викингов в Северной Европе: Историко- археологические очерки. Л., 1985. 65. Лихачев Д.С. Развитие русской литературы Х-ХУП веков. Л., 1973. 66. Лихачев Д.С. Древнеславянские литературы - как система // Славянские литературы. У1 Международный съезд славистов: Доклады советской делегации. М., 1968. 67. Лихачев Д.С. Исследования по древнерусской литературе /Отв. ред. О.В.Творогов. Л.. 1986. 68. Ловмяньский X. Русь и норманны / Под ред. В. Т. Пашуто, В.Л.Янина, Е.А.Мельниковой. М., 1985. 69. Ляпушкин И.И. Археологические памятники славян лесной зоны • Восточной Европы накануне образования Древнерусского госу- дарства (УШ-IX вв.) // Культура Древней Руси / Отв. ред. А.Л.Монгайт. М., 1966. 70. Макарий. Археологическое описание церковных древностей в Новгороде и его окрестностях. М., 1860* 4.1. 71. МачинскиЙ Д.А. О времени и обстоятельствах первого появле- ния славян на Северо-Западе Восточной Европы по данным письменных источников // Северная Русь и ее соседи в эпоху раннего средневековья / Отв. ред. А.Д.Столяр, Г.С.Лебедев. Л.., 1982. 159
72. Медведев А.Ф. Загадочная надпись начала XI в. из Новгоро- да // Славяне и Русь / Отв.ред. Е. И.Крупнов. М., 1968. 73. Медынцева А.А. Древнерусские надписи из церкви Федора Стра- тилата в Новгороде //Там же. 74. Медынцева А.А. Палеография граффити Новгородского Софий- ского собора // Проблемы палеографии и кодикологии в СССР/ Отв. ред. А.Д.Люблинская. М., 1974. 75. Медынцева А.А. Древнерусские надписи новгородского Софий- ского собора / Отв. ред. Б.А.Рыбаков. М., 1978. 76. Медынцева А.А. Тмутараканский камень / Отв. ред. Б.А.Рыба- ков. М., 1979. 77. Медынцева А.А. I) Начало письменности на Руси по археоло- гическим данным // История, культура, этнография и фольк- лор славянских народов: IX международный съезд славистов: Докл.’ сов. делегации / Редкая.: Л.А.Астафьева и др. М., 1983; 2) Письменность на Руси периода от рубежа IX и X в. до пер- вой половины XI в. (по данным эпиграфики) // Труды У Меж- дународного конгресса славянской археологии. Киев. 18-25 сентября 1985 г. Т.Ш, вып.2б. Секция У1: Архитектура, ис- кусство, духовная культура / Гл. ред. Б.А.Рыбаков. М., 1987. 78. Медынцева А.А. Новгородские находки и дохристианская пись- менность на Руси // СА. 1984. № 4. 79. Медынцева А.А. Грамотность женщин на Руси в Х1-ХШ вв. по данным эпиграфики // "Олово о палку Игореве" и его врёмя / . Отв. ред. Б.А.Рыбаков. М., 1985.. 80. Медынцева А. А. Чара Владимира Давыдовича//Историке-архео- логический семинар "Чернигов и его округа в 1Х-ХШ вв* (26- 28 сентября 1988 г.): Тезисы докладов. Чернигов, 1988. 81. Медынцева А.А. Оклады "дорсунских" икон из Новгорода //СА. 1988. № 4. С.67-77. 82. Медынцева А.А. Древнерусская эпиграфика X - первой полови- ны ХШ вв.: Автореф. докт. дис. М., 1990. 83. Медынцева А., Попконстантинов К. Надписи из Круглой церкви в Преславе. София, 1984. 84. Мельникова Б.А. Скандинавские рунические надписи. Тексты, перевод, комментарий / Отв. ред. В.Т.Пашуто. М., 1977. 85. Мельникова Е.А. Древнерусские лексические заимствования в шведском языке // Древнейшие государства на территории СССР^Материалы и исследования. 1982 /Отв. ред.В.Т.Пашуто. 86. Мельникова Е.А., Никитин А.Б., Фомин А.В. Граффити на ку- фических монетах Петергофского клада начала IX в. // Там же. 87. Мельникова Е.А., Петрухин В.Я. Начальные этапы урбанизации и становление государства (на материале Древней Руси и Скандинавии) // Древнейшие государства на территории СССР: Материалы и исследования. 1985 /Отв. ред. А.П.Новосельцев. 88. Мельникова Е.А., Петрухин В.Я., Пушкина Т.А. Культурно-ис- торические взаимосвязи Восточной Европы и Скандинавии в ран- 160
нее средневековье // IX Всесоюзная конференция по изучению истории, экономики, литературы и языка Скандинавских стран и Финляндии: Тезисы докладов. 4.1. Тарту, 1982. 89. Мельникова Е.А., Седова М.В., Штыхов Г.В. Новые находки скандинавских рунических надписей на территории СССР // Древнейшие государства на территории СССР: Материалы и ис- следования. 1981 / Отв. ред. В.Т.Пашуто. М., 1983. 90. Мещерская Е.Н. Легенда об Авгаре - раннесирийский литера- турный памятник (Исторические корни в эволюции апокрифиче- ской легенды) / Отв. ред. С.С.Аверинцев и А.В.Пайкова. М., £984. 91. Мещерский Н.А. Новгородские грамоты на бересте как памят- ники древнерусского литературного языка /7 Вести. Ленингр. ун-та. £958. № 2. 92. Мещерский Н.А. К изучению языка и стиля новгородских бере- стяных грамот // Учен.зап. Карельск. педагогия.ин-та.£961. Т.ХП. Петрозаводск, £962. 93. Мещерский Н.А. К филологической интерпретации новгородских берестяных грамот // Учен. зап. Ленингр. педагогия, ин-та. £969. Т.366. 94. Мещерский Н.А. К вопросу об источниках ’’Изборника £076 г." // ТОДРЛ. ХХУП. Л., £972. 95. Мещерский Н.А. Древнеславянский общий литературно-письмен- ный язык на раннем этапе культурно-исторического развития всех славянских народов // Вести. Ленингр. ун-та. £978.№ 8. 96. Мещерский Н.А. Источники и состав древней славяно-русской переводной письменности 1Х-ХУ вь. Л., £978. 97. Монгайт А.Л. Фрески Спасо-Евфросиньевского монастыря в По- лоцке / Культура Древней Руси / Оте. ред. А.Л.Монгайт.М., 98. Николаева Т.М. Именем - нарицаемы - еже есть сказаемое (тек- стовые функции метакомпонентов в Мариинском Кодексе)# Ак- туальные проблемы семиотики культуры (Учен. зап. Тартуск. ун-та, вып.446). Труды по знаковым системам. XX. Тарту. £987. 99. Никольский Н.К. Повесть временных лет как источник для ис- тории начального периода русской письменности и культуры# Сборник по русскому языку и словесности. Л., £93и. Т.П. Вып.£. C.I-I08. £00. Нимчук В.В. Древнекиевская эпиграфия в свете социолингви- стики и истории языка // Труды У Международного конгресса славянской археологии. Киев. £8-25 сентября 1985г. М., £987. £01. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов / Отв. ред. М.Н.Тихомиров. М., £950. £02. Новое в археологии Киева / Отв. ред. П.П.Толочко. Киев, £93£ £03. Носов Е.Н. Нумизматические данные с северной части Балтий- ского водного пути конца УШ-Х вв. // Вспомогательные исто- рические дисциплины. Вып.УШ. Л., £976. £04. Носов Е.Н. Новгород и новгородская округа IX-X ьв. в свете новейших археологических данных: К вопросу о возникнове- £6£
нии Новгорода // Новгородский исторический сборник. Вып.П (ХП) / Отв. ред. В.Л.Янин. Л., 1984. 105. Носов Е.Н. Археологические памятники Новгородской земли УШ—X вв. // Археологическое исследование Новгородской зем- ли / Под ред. Г.С.Лебедева. Л., 1984. 106. ^С0|д|^н*мЦР0^^ение исследования Рюрикова Городища // 107. Носов Е.Н. Новгооодское (Рюриково) Городище / Отв. ред. А.Н.Кирпичников/Л., 1990. 108. Носов Е.Н., Рождественская Т.В. Буквенные знаки на пряс- лице середины X в. с Рюрикова Городица. (Вопросы интер- претации) // Вспомогательные исторические дисциплины. Вып. ХУШ. Л., 1987. 109. Обнорский С.П., Бархударов С.Г. Хрестоматия по истории русского языка: В 2 ч. Й., 1852. 4.1. 110. Оболенский М.А. Летописец Переяславля Суздальского. М., 1851. И1. Орлов А. С. Амулеты "змеевики" Исторического музея//Отчет Государственного Исторического музея за 1916-1925 гг.'М., 112. Орлов А.С. Библиография русских надписей XI-ХУ вв. М., 192а ИЗ. Орлов А.С. Материалы для библиографии русских печатей (XI- ХУ вв. до 1425 г.) // Вспомогательные исторические дисцип- лины. М.;Л., 1937. С.245-283. 114. Орлов А.С. Библиография русских надписей XI-ХУ вв. (с доп. М.П.Сотникова). М., 1952. 115. Очерки по археологии Белоруссии. В 2 ч. Ч.П / Под ред. Г.В.Штыхова, Л.Д.Поболя. Минск, 1972. 116. Палеографический и лингвистический анализ, новгородских бе- рестяных грамот / Отв. ред. В.И.Борковский. М., 1955. 117. Памятники русской вещевой палеографии/Сост.М.И.Михайлов. СПб•, 1913. 118. Пашуто В.Т. Русско-скандинавские отношения и их место в истории раннесредневековой Европы // Скандинавский .сбор- ник. -Таллинн, 1970. Вып.15., 119. Петрухин В.Я. Об особенностях славяне-скандинавских этни- ческих отношений в раннефеодальный период (IX—XI вв.) // Древнейшие государства на территории СССР. 1981 / Отв.ред. В.Т.Пашуто. М., 1983. 120. Плешанова И.И., Лихачева Л.Д. Древнерусское декоративное прикладное искусство в собрании Государственного Русского 121. Подольская Н.В. Антропонимия берестяных грамот // Восточ- нославянская ономастика / Отв. ред. А.В.Суперанская. М., 1979. 122. Покровский Н.В. Очерки памятников христианского искусства и иконографии. СПб., 1910. . 123. Покрышкин"П.П. Отчет о капитальном ремонте Спасо-Нередиц- кой церкви в 1903 и 1905 годах. СПб., 1906. 162
124. Попова О .С. Новгородские миниатюры и второе южнославянское влияние // Древнерусское искусство. Художественная куль- тура Новгорода. ML, 1968. С.179-200. 125. ПСРЛ. Т.ХУП. СПб., 1907; т.32. М., 1975; т.38. Л., 1989. 126. Пуцко В.Г. Славянская иллюстрированная книга X-XI веков// Byzantinoslavica. T.XLVI (1985?. Ease. 1. 127. Пушкина Т.А. 0 проникновении некоторых украшений сканди- навского происхождения на территорию Древней Руси /7 Вестн. Моск, ун-та. Сер. История. 1972. Й I. 128. Развитие этнического самосознания славянских народов в эпоху раннего средневековья / Отв. ред. В.Д.Королюк. М., 129. Раппопорт П.А. Русская архитектура Х-ХШ вв. Л., 1982. 130. Рождественская Т.В. Значение граффити Х1-Х1У вв. для из- учения истории.русского языка старшего периода // Вопросы языкознания. 1972. № 3. ’ 131. Рождественская Т.В. Новгородские надписи-граффити как ма- териал для- истории языка и письменности // Грамматика рус- ского языка. Вып.1 / Отв. ред. Г.В.Тропин. Иркутск, 1972. 132. Рождественская Т.В. Об особенностях палеографии новгород- ских надписей-граффити Х1-Х1У вв. // Лингвистические ис- следования. -1972. 4.1. М., 1973. 133. Рождественская Т.В. Надписи-граффити из Старой Ладоги в собр. Гос. Эрмитажа // Памятники культуры. Новые открытия. 1974 / Отв. ред. Д.С.Лихачев. М., 1975. 134. Рождественская Т.В. Надписи-граффити из церкви Спаса Спа- со-Евфросиньевского монастыря в Полоцке //Вестн.Ленингр. ун-та. Сер.2: История, язык, литература. 1983. Вып.З 01141 135. Рождественская Т.В. 0 некоторых графико-палеографических особенностях новгородских надписей-граффити // Новое в ар- хеологии Северо-Запада СССР / Отв. ред. В.М.Массон. л., 1985. 136. Рождественская Т.В. Основн! етапи розвитку сх1днослов*янь- ско1 писемност! та давньоруська еп1граф!ка // Мовознавст- во. 1985. № 5. 137. Рождественская Т.В. Эпиграфика и книжная культура Новго- рода // Труды У Международного конгресса славянской архе- ологии. Киев. 18-25 сентября 1985 г. Т.З. Вып.26. Секция У1. М., 1987. 138. Рождественская Т.В. Письменная традиция Северной Руси по эпиграфическим данным // Древнерусский литературный язык в его отношении к старославянскому / Редкол.: В.П.Вомпер- ский, А.И.Горшков, Л.П.Жуковская. М., 1987. 139. Рождественская Т.В. Эпиграфика и книжная культура древне- го Новгорода // История и культура древнерусского города/ Отв. ред. Г.А.Федоров-Давыдов. И., 1989. 140. Рождественская Т.В. Древнеболгарская эпиграфическая тра- диция и новгородская эпиграфика XI-ХУ вв. // Paleobulga- rica / Старобългаристика. Х1У (1990) 2. 163
141. Рождественская T.B. Эпиграфика средневекового Новгорода и книжно-письменная традиция Древней Руси // Die Siawischen Spraohen. Bd 21. 1990 (Salzburg). 142. Рыбаков Б.А. Русская эпиграфика Х-Х1У вв. (состояние, воз- можности, задачи). // История, фольклор, искусство славян- ских. народов / Под ред. Б; Н. Путилова. М., 1963. 143. Рыбаков Б.А. Русские датированные надписи XI-ХУ вв. М., 1964. 144. Рыбаков Б.А. Первые века русской истории. М., 1964. 145. Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества ХП-ХШ вв. М., 1982. 146. С^аров^П. Записка для обозрения русских древностей. 147. Сборник статей к сорокалетию ученой деятельности акад. А.С.Орлова. Л., 1934. 148. Свердлов-M.Б. Генезис и структура феодального общества в Древней Руси / Под ред. И.П.шаскольского. Л., 1983. 149. Сводный каталог славяно-русских рукописных книг, хранящих- ся в СССР. Х1-ХШ вв. / Под ред. С.О.Шмидта. М., 1984. 150. Семенов В. "Изречения Исихия и Варнавы" по русским спискам // Памятники древней письменности. Вып.92. СПб., 1892. 151. Соболевский А.И. История русского литературного языка / Изд. подг. А.А.Алексеев. Л., 1980. 152. Соболевский А.И. Лекции по истории русского языка. М., 1907. 153. Сотникова М.П. Палеографический обзор легенд древнейших русских монет // Экономика, политика и культура в свете нумизматики / Научн. ред. В.М.Потин. Л., 49s2* 154. Сотникова М.П., Спасский И.Г. Тысячелетие древнейших мо- нет России: Сводный каталог русских монет X-XI веков. Л., 1983. 155. Сперанский М.Н. Переводные сборники изречений в славяно- русской письменности: Исследования и тексты. СПб., 1904. 156. Срезневский И.И. Мысли об истории русского языка.СПб., 1850. 157. Срезневский И^И. Древние памятники русского письма и язы- ка (Х1-Х1У веков). СПб., 1863 ; 2-е изд. 1882. 158. Строев П.М. Списки иерархов и настоятелей монастырей рос- сийской церкви. СПб., 1877. 159. Тихомиров М.Н. Древнерусские города. М., 1956. 160. Толочко П.П. Древняя Русь / Отв. ред. В.С.Горский. Киев, 1987. 161. Толстой Н.И. История и структура славянских литературных языков / Отв. ред. В.Н.Ярцева. М., 1988. 162. Толстой Н.И. Древнеславянский литературный язык в ХП-Х1Увв. (его функции, и специфика) // Развитие этнического самосоз- нания славянских народов в эпоху зрелого феодализма /Отв. ред. Г.Г.Литаврин, Вяч.Вс.Иванов. М., 1989. 164
163. Тот И.Х. К изучению одноеровых памятников XI в. Palaeo- bulgarice/ Старобългаристика. I960. № 2. -64 < Тот И- Русская редакция древнеболгарского языка в конце XI - начале ХП вв. София, <985. <65. Успенский Б.А. Языковая ситуация Киевской Руси и ее зна- чение для истории русского литературного языка. М., <983. <66. Успенский Б.А. Филологические разыскания в области славян- ских древностей (реликты язычества в восточнославянском культе Николая Мирликийского). М., <982. 167. Филин Ф.П. Об одном важном источнике по истории русского языка // Вопросы теории и истории русского языка / Отв. ред. Ю.С.Маслов. Л., 1963. <68. Филин Ф.П. Происхождение русского, украинского и белорус- ского языков. Л., <972. <69. Филин Ф.П. Истоки и судьбы русского литературного языка. Л., <983. 170. Фрески Спаса-Нередицы. Л., <925. <71. Ф^оянов И.Я. Киевская Русь / Отв. ред. .В.В.Мавродин. Л., 172. Хабургаев Г.А. Старославянский как язык средневековой сла- вянской культуры /7 Актуальные проблемы славянского язы- кознания / Под ред. К.В.Горшковой и Г.А.Хабургаева. М., <73. Черепнин Л.В. Русская палеография. М., 1956. < 74. Шаскольский И.П. Этническая структура Новгородского госу- дарства // Восточная Европа в древности и средневековье / Отв. ред. Л.В.Черепнин. М., <978. < 75. Шаскольский И.П. Возникновение государства на Руси и в Скандинавии (черты сходства) // Древнейшие государства на территории СССР. Материалы и исследования / Отв. ред.А.П.Но- восельцев. М., <986. < 76. Шляпкин И.А. Палеотрафия. Лекции, читанные в ими.Археоло- гическом институте в 1905-1906 гг. СПб., <905-1906. < 77. Шляпкин И.А. Русская палеография. СПб., <913. < 78. Штыхов Г.В. Древний Полоцк. Минск, 1975. < 79. Щеглова С.А. "Пчела" по рукописям Киевских библиотек. Опыт изучения и тексты. СПб., <910. < 80. Щепкин В.Н. Новгородские надписи graffiti //"Древности". Труды Московского археологического общества. Т.ХЗХ Вып.Ш. М., <902• < 81. Щепкин В.Н. Русская палеография. М., <967. < 82. Эпос Северной Европы. Пути эволюции / Под ред. М.С.Чемода- нова. М., <989. 183. Яйленко В.П. Древнерусские граффити Нередицы как источник бытовой истории Новгорода ХШ-ХУП вв. Г/ Труды У Междуна- родного конгресса славянской археологии. Киев. <8-25 сен- тября <985 г. Т.Ш. Вып.26. Секция У1. М., <987. <65
184. Янин В.Л. Актовые печати Древней Руси Х-ХУ вв. T.I-П. М.» 1970. - 185. Янин В.Л. Очерки комплексного источниковедения. Средневе- ковый Новгород. М., 1977. 186. Янин В.Л. Новгородская феодальная вотчина (Историко-генеа- логическое исследование). М.» 1981. 187. Янин В.Л. Археологический комментарий к Русской Правде // Новгородский сборник. 50 лет раскопок Новгорода/Под общ. ред. Б.А.Колчина, В.Л.Янина. Й., 1982. 188. Янин В.Л. Новгородские азбуки // Palaeobulgarica /Старо- българистика. 1984. I. 189. Янин В.Л. Новгородские акты ХП-ХУ вв. Хронологический ком- ментарий. М.., 1990. 190. Васильев А. Ивановские стенописи. София, 1953. 191. Vego Marko. Zbornik srednjovekovnih natpisa Bosne i Her- cegovine. Kh. I-III. Saraevo, 1962-1964- 192. Волчева Б. Старите български ръкописи и техният език. Со- фия, 1983. 193. Гьлъбов Ив. Старобългарски език с увод в славянското ези- кознаяие. София, 1980. 194. Гьлъбов И. Избрани трудове по езикознание. София, 1986. 195. Константинова В. Средневековш! надписи от Шуменско . (ХП- ХУ вв.) // Palaeolbulgarica / Старобългаристика. УП (1983).- 196. Константинова В. Старобългарските надписи от IX-XI век ка- то палеографски и лингвистичен източник: Автореф. кацц.дис. Шумен, 1986. 197. Kuraszkiewicz. Trzy najstarsze brozowe gramoty nowogrodz- . kle: Gostiaty. Ziznomira i Zirowita // Rocznik slawistycz- ny. 1981. T.16. Cz.1. 198. Malingoudis Ph. Die mittelalterlichen Kyrillischen Insch- riften der Hamus-Halbinsel. T.I. Die bulgarischen Inschrif- ten. Thessaloniki, 1979- 199. Мошин В.А. Новгородски листиЬт и Остромирово ЗеванКёле // Археографски прилози. Београд. 1983. 5. С.7-64. 200. Овчаров Д. Нови епиграфски паметници от Пре слав // Плис- ка^П^еслав. Проучвания и материали. T.I. София, 1979. 201. Овча^ов^Д.^Два старобългарски надписа от Преслав // Веко- 202. Pelenski J. Halicz w dziejah sztuki srednojowiecznej. Kra- kow, 1914- 203. Попконстантинов К. Новооткрити старобългарски надписи от X век в Североизточна България // Славянская палеография и дипломатика. София, 1980. 166
204. Попконстантинов К. За надписите ”с дата” от скалния мана- сти^-п^и^Му^фатлар^//^Преслав. 3. Сб. / Отв. ред. Т.Тотев. 205. Попконстантинов К. Още веднъж за надписа на Иво Граматик 7/ Археология. 1983. № 1-2. С.98-105. 206. Попконстантинов К. Двуезични и абецедари от старобългар- ския манастир при с.Равна, Варненский окръг // Известия на народния музей в гр.Варна. Т.20 (35). Варна, 1984. 207. Попконстантинов К. Разпространение на старобългар ската пис- меност през IX-X век (по епиграфски данни) //Старобългар- ска литература. № 17. БА. София, 1985. 208. Попконстантинов К., Мединцева А. За глаголическите надпи- си от X век // Археология. 1982. # 2. 209. Попов А. Средневековни надписи, монограмм, букви и энаци от Тъ^новската "Велика лавра” // Царевград Търнов. Т.4. Со- 210. Shevelov George J. On the so-called signature of Queen Anne of France (1063) // Linguistic and Literaty Studies in Honor of Archibald A.Hill jr. The Hague, 1978. 211. Sjoberg A. Pop Upir» Lichoj and the Swedish Rune-caver Ofeigr Upir // Scando-Slavica. T.28. 1982. 212. Смядовски С. Кьм езиковата характеристика на кирилските надписи до ХУ в. // Старобългаристика. 1980. 4. 213. Смядовски С. Из текстологичната проблематика на старобъл- гарските надписи // Старобългарската литература. 1986. #19 214. Смядовски С. Българската кирилска епиграфика - проучвания и задачи // Доклади. Кирилометодиевистика. Симпозиум. Вто- ря международен конгрес по българистика. Т.21.София, 1989. 215. Станчев С., Мавродинова В.. Балан М., Боев П. Надписът на чьргубиля Мостич. София, 1955. 216. Стоянович Л. Стари српски записи и надписи. T.I-Ш. Београд, 1902-1906. 217. Fucic В. Najstariji hrvatski glagolski natpisi // Slovo. 1971. N 21. 218. Fucic B. Glagolski natpisi // Djela Jugoslovenske akade- mija znanosti i wnjetnosti. Knjiga 57. Zagreb, 1982.
Источники 219. Арциховский А.В., Тихомиров М.Н. Новгородские грамоты на бересте, (из раскопок 1951 г.). М., 1953 (№ 1-Юл 220. Арциховский А.В. Новгородские грамоты на бересте (из рас- копок 1952 г.). М., 1954 ($ 11-83). 221. Арциховский А.В., Борковский В.И. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1953-1954 гг.). М., 1958 (№ 84-136). 222. Арциховский А.В., Борковский В.И. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1955 г.). М., 1958 W 137-194). 223. Арциховский А.В., Борковский В.И. Новгородские грамоты на бересте.(из раскопок 1956-1957 гг.). М., 1963 (№ 195-318). 224. Арциховский А.В. Новгородские грамоты на бересте (из рас- . копок 1958-1961 гг.). М., 1963 U 319-405). 225. Арциховский А.В., Янин В.Л. Новгородские грамоты на бере- сте (из раскопок 1962-1976 гг.). Й., 1978 U 406-539). 226. Янин В.Л., Зализняк А.А. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1977-1983 гг.). М\, 1986 (№ 540-614). 227. Высоцкий С.А. Древнерусские надписи Софии Киевской XI- Х1У вв. / Отв. ред. П.Н.Попов. Вып.1. Киев, 1966. 228. Высоцкий С.А. Средневековые надписи Софии / Отв. ред. В.И.Довженок. Киев, 1976. 229. Высоцкий С.А. Киевские граффити Х1-ХУП вв. / Отв. ред. П.П.Толочко. Киев, 1985. 230. Медынцева А.А. Древнерусские надписи новгородского СофиЙ- . ского собора / Отв. ред. Б.А.Рыбаков. М., 1978.
Словари, энциклопедии 231. Кирило-методиевска енциклопедия. T.I А-3 / Гл. ред.Петър Динеков. София, 1985. 232. Словарь книжников и книжности Древней Руси. XI - первая половина Х1У в. / Отв. ред.Д.С.Лихачев. Л., 1987. 233. Словарь древнерусского языка (Х1-Х1У вв.): В 10 т. T.I-IL М., 1989. 234. Словарь русских народных говоров. T.I-20. М.;Л., 1965- 1985. 235. Словарь русского языка Х1-ХУП вв.: В 13 т. М., 1975-1987. 236. Словник староукра!нсько1 мови Х1У-ХУ от. Кихв, 1977-1978. 237. Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского язы- ка. T.I-Ш. СПб., 1893-1903. 238. Этимологический словарь славянских языков: Праславянский лексический фонд. Вып.1-13. М., 1974-1987. 239. Фасме^М^ Этимологический словарь русского языка. Т.1-4.
Архивные и музейные материалы 240. Архив Института истории материальной культуры Российской Академии наук (С.-Петербург). 241. Архив РАН (С.-Петербург). >.763. 242, Картотека Словаря древнерусского языка Х1-Х1У вв. Инсти- тут русского языка РАН (Москва). 243. Картотека Словаря русских народных говоров. Словарный От- дел Института лингвистических исследований РАН (С.-Пе- тербург). 244. Картотека Словаря русского языка П-ХУП вв. Институт рус- ского языка РАН (Москва). 245. Картотека Словаря русского языка ХУШ в. Словарный Отдел Института лингвистических исследований РАН (С.-Петер- бург). ши сей Российской Национальной библиотеки (С.- Фонда Отдела археологии Восточной Европы и Сибири Госу- дарственного Эрмитажа. 248. Фотоархив Института истории материальной культуры РАН (С.-Петербург). Инстйту бург). ^46. Отдел рукопи Петербург). ‘ 247.
ОГЛАВЛЕНИЕ Введение.................................................. 3 § I. Цели и задачи эпиграфических исследований. . . § 2. Надпись как тип текста.......................... 10 Глава I. Древнейшие эпиграфические памятники на Руси IX- XI вв...................................................... 24 § I. Истоки восточнославянской письменности по дан- ным эпитрафики................................ § 2. Славянские азбуки............................. 34 § 3. Одноеровые написания ......................... 37 Глава П. Надписи-граффити из Новгорода, Ладоги, Полоцка, Галича: Тексты. Комментарии . ........................... 48 Новгород - Георгиевский собор Юрьева монастыря ..... Церковь Спаса на Нередице . ..................... 72 Церковь Николы-на-Ляпне......................... Ю£ Церковь Федора Стратилата-на-Ручью............. 109 Старая Ладога Церкви Климента и Спаса......................... П5 Полоцк Надписи на камне из Софийского собора .... £17 Церковь Спаса Спасо-Евфросиньевского монастыря £22 Галич Церковь св. Пантелеймона....................... £24' Глава Ш. Древнёрусская эпит^афикаи^ жнию^трада^ . 135 § I. Графика и орфографические систем........... § 2. Вопросы текстологии надписей ................. £42 Заключение............................................... 15£ Литература............................................... 156 Иллюстрации. . . ....................................... 168
Научное издание Рождественская Татьяна Всеволодовна ДРЕВНЕРУССКИЕ НАДПИСИ НА СТЕНАХ ХРАМ®: НОВЫЕ ИСТОЧНИКИ П-ХУ вв. Редактор И.М.Рай Художественный редактор С.В.Алексеев иоложка художника Е.О.Колотвиной Технический редактор Л.А.Топорина Корректоры Г.А.Янковская, М.Э.Макаренкова ИВ № 3873 Подписано в печать 20.07.92. Формат 60x84 I/I6. Бумага офсетная. Печать офсетная. Усл.печ.л. 10,0. Усл. кр,-отт. 10,23. Уч.-изд.л. 7,95. Заказ 184. Тираж 672 экэ. Издательство С.-Петербургского университета. . 199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., 7/9 Участок оперативной полиграфии типографии Издательства СПбГУ I9906I, Санкт-Петербург, Средний.пр,, 41.