ОЛЬГА ТИЛКЕС
ИСТОРИК
СТРАНЫ
РЕМБРАНДТА
Новое
Литературное
Обозрение
20l8

Тилкес,0.
Истории страны Рембрандта / Ольга Тилкес. — М.: Новое литературное обозрение,
20i8. —1048 с: ил.
ISBN 978-5-4448-0731-6
-Истории страны Рембрандта» — это история становления Республики Соединенных
провинций, рассказанная через жизнь людей, запечатленных великим голландским
художником. Автор увлекательно рассказывает о политической и религиозной борьбе, о спорах
по вопросу о предопределении, о торговле с врагом, о браках сыновей штатгальтеров с
английскими принцессами и англо-голландских войнах. Узнает читатель и о различных
аспектах обыденной жизни: чем болели и как лечились голландцы, кто и чему учился в
университете, как проходила процедура избрания в городской совет, где путешествовали и чем
интересовались голландские туристы. Он познакомится также с портретами Рембрандта,
хранящимися в западных коллекциях и потому менее известными, чем картины художника
в музеях России. Ольга Тилкес (1955) — доктор филологических наук, долгое время
преподавала в Университете Амстердама, автор статей, переводчик.
© 0. Тилкес, 20i8
© Д. Черногаев, обложка, макет, 20i8
© 000 «Новое литературное обозрение», 2018

СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие
7
Первая страница истории Республики,
или Спор о чистой совести
21
Золотой апельсин, или Божьей милостью
принцесса Оранская
195
Вокруг Урока анатомии доктора Тюлпа,
или Кто, как и от чего лечил голландцев в xvii веке
36i
Золото Рембрандта
521
Империя железных королей
659
Превосходный во всех отношениях Ян Сикс
711
«Наимерзейший урод в истории искусства»,
или Клевета Апеллеса
831
Указатель имен 985 Библиография 1019 Иллюстрации 1037

ПРЕДИСЛОВИЕ
Голландия смотрела на него
как в зеркало. И зеркало сумело
правдиво — и на многие века —
запечатлеть Голландию <...>
Бродский. Рембрандт. Офорты
Rembrandt est l'historien des Pays-Bas
bien mieux que Strada, Hooft ou Grotius.
Edgar Quinet1
ОБА эпиграфа раскрывают содержание этой
книги, отраженное в ее названии: история
Голландии xvii века, рассказанная через портреты
Рембрандта. Все изображенные на портретах
были хорошо известны современникам: Утенбогарт
—проповедник принца Маурица, Амалия — жена штатгальтера,
Тюлп — автор Фармакопеи и Медицинских наблюдений,
капитан и лейтенант Ночного дозора — представители
купеческой элиты главного города Республики, семейство
Трип — де Геер — богатейшие торговцы оружием,
построившие в Амстердаме городской дворец, соперничавший
с ратушей, Ян Сикс — коллекционер рукописей и картин,
меценат и сочинитель, Герард де Л эресс—любимый
художник Виллема III. Но своей посмертной славой они
обязаны только портретам Рембрандта. Эпиграфом к книге
могли бы быть и слова голландского литератора XIX века
Бюскена Хюэта, писавшего: «Николаас Тюлп, хотя и не
оказал медицинской науке услуг, хоть как-либо сравнимых
с теми, какие оказали ей Гейгенс, Сваммердам, Левенгук
или Бурхаве, стяжал всемирную известность благодаря
Уроку анатомии Рембрандта»2.

Истории страны Рембрандт давно известен в России и любим так, что
Рембрандта Эрнст ван де Ветеринг, директор центра по исследованию
творчества художника и автор множества книг о нем, в
одной из них полушутя назвал его «русским художником».
История Нидерландов xvii века известна значительно
меньше, и самым достопамятным ее фактом для многих
остаются два визита в страну Петра Первого. Молодой
русский царь отправился в Голландию неспроста. Хотя к
концу xvii века Нидерланды уже утрачивали
лидирующее положение на мировом экономическом рынке,
постепенно уступая его Франции и Англии, слава, которую
Республика Семи Объединенных Нижних Земель стяжала
в конце XVI — первой половине xvii века, еще не увяла.
Этот период наивысшего развития страны как в области
экономики, так и в области культуры и науки позднее
получит предикат «золотой», и получит его по праву: семь
провинций, составлявших маленькую часть огромной
империи Габсбургов, сумели не только отстоять свою
независимость, выдержав натиск испанской армии в
Восьмидесятилетней войне, но и стать лидером мировой экономики!
Блокада Шельды привела к быстрому угасанию
Антверпенского порта, еще недавно самого большого в Европе,
и торговля переместилась в Амстердам, куда везли теперь
балтийскую древесину, остзейское зерно, сахар, шелк,
специи... Огромный приток эмигрантов с оставшегося
во владении Габсбургов Юга вызвал стремительный рост
городов Голландии и возникновение новых отраслей
производства: именно в это время Делфт становится центром
фарфора, знаменитого «делфтского синего», в Амстердаме
развивается выделка и окраска шелка, а в Лейдене — сукна
и полотна.
Республика Соединенных провинций представляется в
это время экономическим чудом, и ее коронованные
соседи взирают на неудержимый рост могущества страны,
управляемой «господами мельниками и сыроварами», как
презрительно отозвался о властях Нидерландов
придворный Елизаветы, с любопытством, недоверием, а нередко и с
завистью. Не случайно потолок Штатов Голландии
расписан обманками-окнами, в которые с интересом заглядыва-
8

ют иностранцы, а индеец и
мальчик-европеец, еще не научившиеся скрывать своих
чувств, вот-вот прыгнут вниз. А Роберт
Бертон, автор Анатомии меланхолии,
посвященной, казалось бы, совсем другим
материям, не без горечи противопоставляет в
предисловии к своему
энциклопедическому труду «богатые объединенные
провинции Голландии, Зеландии и пр., тамошние
чистые и многолюдные города,
изобилующие самыми трудолюбивыми
ремесленниками», противоположному берегу, то есть
Англии, где «тысячи акров болот остаются
непроходимыми», «города
немногочисленны, да и те в сравнении с голландскими
бедны и крайне неприглядны», а «ремесла
в упадке»3. Причину преуспеяния
Нидерландов он видит в подъеме национального
духа, охватившего страну, которую часто
сравнивают в это время с Давидом,
одолевшим Голиафа. Действительно,
большинство голландских имен, вошедших в
историю, это имена людей конца XVI — первой
половины xvii века: юрист Гуго Гроций
(1583-1645), математик и физик Кристиан
Гейгенс (1629-1695)» философ Барух
Спиноза (1632-1677)» композитор Ян Свелинк
(1562-1621), основоположник научной
микроскопии Антони ван Левенгук (1632-
1723), картографы Биллем Янсзоон Блау
(1571—1638) и Йодокус Хондиус (1563-1612),
химик и физиолог Ян Баптист ван Хелмонт
(1580-1644)» анатом и зоолог Ян Сваммер-
дам (1637^1680), анатом и физиолог Рейнир
де Грааф (1641-1673)-
Еще больше известны имена
голландских художников этого времени —
Рембрандт, Вермеер, де Хоох, Доу, ван Остаде,
Стеен, Хале, Аверкамп, Тенирс, Санредам,
Росписи потолка бывшего
зала Штатов Голландии
и Западной Фрисландии,
теперь Первой палаты
Генеральных штатов
9

Истории страны ван Гойен, Хоббема, ван дер Хелст, ван де Велде, Ластман,
Рембрандта Ливенс, ван Мирис, Поттер, Фабрициус, Голциус, Бол, де
Витте, де Кейзер, ван Бабюрен, Дрост и многие, многие
другие. Каждый уважающий себя музей имеет собрание
голландской живописи xvii века, расцвет которой прямо
связан с изменениями в политике и религии, вызвавшими
взлет экономики.
Официальный переход страны в протестантизм означал
практическое прекращение заказов на алтари и
изображения святых заступников, но прекращение заказов на лики
незримого мира с лихвой компенсировалось заказами
на картины мира зримого, знакомого каждому: пейзажи,
жанровые сценки, натюрморты и портреты. Иностранные
путешественники, посетившие страну в это время,
отмечают не только огромное число картин, но и то, что они
пользуются спросом во всех слоях населения. Английский
путешественник Питер Манди в 1640 году записывает в
путевом дневнике:
Что же до искусства живописи и любви к картинам,
в этом их (голландцев) не превзойдет никто. В этой
стране было много великолепных мастеров, есть они и
теперь, например Римбрантт и др. Все здесь
стремятся украсить свои дома, особенно комнату, выходящую
на улицу, дорогими картинами. Мясники и пекари
отнюдь не уступают прочим, вешая в своих лавках
картины на видное место, зачастую кузнецы, сапожники и
пр. вешают какую-нибудь картину рядом с горном или
в своем закутке. Таково общее отношение, влечение и
пристрастие жителей этой страны к картинам4.
Поражен обилием картин, особенно пейзажей и
комических картинок, и попавший в Роттердам годом позже Джон
Эвлин:
Здесь обычное дело встретить простого крестьянина,
у которого в картины помещено две или три
тысячи фунтов. Крестьянские дома полны картин, и они
чрезвычайно выгодно торгуют ими на ярмарках5.
ю

Им вторит даже ярый ненавистник Республики Оуэн Фел- Предисловие
тем, выпустивший эссе о своем трехнедельном
пребывании в Нидерландах в год начала Первой
англо-голландской войны:
Самое красивое в их стране — это дома, особенно в
городах. По тому, что в них вложено, и по тому, как они
выглядят, они намного лучше наших английских, хотя
им и недостает великолепия. Внутри они еще богаче,
чем снаружи, и не гобеленами, а картинами, которые
здесь есть даже у самых бедных. Собрать бы все, что
украшает их дома, и не сыскать в Европе лучшей
Варфоломеевской ярмарки6.
Давно установлено, что и Манди, и особенно Эвлин
значительно завысили ценность художественного ассортимента
крестьян и ремесленников (это еще одно свидетельство
бытовавшего взгляда на Голландию как на страну
молочных рек и кисельных берегов), но то, что картины имели
представители всех социальных слоев, сомнению не
подлежит. Эрнст Гомбрих говорит о «доместикации» картин,
пришедших в Республике в дома из церквей и
общественных зданий7.
В конце 1980-х годов нидерландский экономист Ад ван
дер Вауде вызвал сенсацию среди историков и
искусствоведов, заявив, что хранящиеся в музеях и частных
собраниях картины художников Северных Нидерландов в лучшем
случае составляют одну сотую (!) их художественной
продукции. По его подсчетам, в период 1580-1800-х годов в
Республике Соединенных провинций было написано от пяти
до десяти миллионов картин. Позднее оказалось, что ван
дер Вауде на порядок ошибся: дошедшие до нас картины
составляют около десяти процентов. Но даже по самым
заниженным оценкам, общий объем художественной
продукции Северных Нидерландов превышает миллион картин8.
Большую часть живописной продукции Республики
занимает портрет, и это понятно: вчерашние купцы,
мельники и сыровары, взявшие в свои руки управление страной
и гордые ее и своим богатством, хотели запечатлеть свой
il

Истории страны новый статус и увековечить себя для потомков. Они за-
Рембрандта казывают портреты лучшим художникам — а им было из
кого выбирать! — и на протяжении всего xvii века
портрет остается самым популярным жанром, несмотря на его
скромное срединное положение в иерархии живописных
жанров9. Во многом благодаря написанным в это время
портретам голландский xvii век и стал «золотым».
Художников, ученых и музыкантов этого времени
мы знаем значительно лучше, чем людей, руководивших
страной в ее самый блистательный период. Имена
Адвоката Голландии Олденбарневелта, пенсионария де Витта,
штатгальтеров (статхаудеров) Маурица, Фредерика Хен-
дрика, Виллема II и Виллема III говорят большинству
читателей не больше, чем занимаемые ими должности.
В этой книге я хотела познакомить читателя с этими менее
известными голландцами и с историей страны, в которой
они жили, через портреты, написанные их известным
современником.
Раскопать истории этих людей побудил меня и личный
интерес. Глядя на портрет, часто задаешься вопросом, что
же за человек перед тобой, как сложилась его судьба, и еще
одним эпиграфом могли бы послужить слова Константина
Гейгенса, сыгравшего чрезвычайно важную роль в жизни
Рембрандта и лично знавшего многих других героев этой
книги: «Портретисты делают благородную работу,
которая необходима нам, людям, более чем что-либо другое,
ведь благодаря им мы в каком-то смысле не умираем, и
потомки могут вести доверительные беседы со своими
далекими предками. Для меня нет ничего приятнее, чем, читая
или слушая рассказы о ком-то —будь он хорошим или
плохим — (я большой любитель до подобных историй), видеть
его портрет»10.
Помимо желания рассказать об истории Нидерландов
XVII века и о судьбах отдельных людей, мною двигало и
желание познакомить читателя с работами Рембрандта из
западных коллекций, увидеть которые могут далеко не все.
Исходя из старого представления о том, что художник,
что бы или кого бы он ни изображал, неизменно
вкладывает в свое создание частицу себя, закрепившегося к кон-
12

цу XV века в формуле «ogni pittore dipinge se» (каждый
художник изображает себя), на все портреты книги можно
посмотреть как на «отражения» самого Рембрандта.
Поэтому эпиграфом к этой стороне книги могли бы стать
слова создателя портрета Дориана Грея: «Every portrait
that is painted with feeling is a portrait of the artist, not of
the sitter».
Во время работы мне было приятно сознавать, что,
рассказывая о людях на портретах, я следую моде на словесный
портрет, которую в середине XVII века привезла из
Голландии во Францию Амели фон Гессен-Кассель,
появляющаяся и в моем рассказе11. В стране, разрабатывавшей в это
время doctrine classique, разгорелись жаркие споры о том,
должны быть узнаваемы персонажи или нет, но мода на
портрет прижилась12.
По мере моего знакомства с героями произошло то, что
происходит при всяком знакомстве: к кому-то
проникаешься теплыми чувствами, кто-то скорее отталкивает.
Возникшие симпатии не могли не отразиться в книге, и имена
Гейгенса, Барлея, английского посла в Республике Уильяма
Темпла и его соотечественника Джона Эвлина встречаются
на ее страницах много чаще, чем имена Гуго Гроция или
Джорджа Даунинга.
Большую часть книги составляют примечания. Можно
сказать, что книга состоит из двух частей: в первой
излагается основная канва истории Нидерландов xvii века и
дается информация о людях, изображенных на портретах,
вторая предназначена для любителей деталей, охочих до,
казалось бы, второстепенных дат, имен и событий,
уводящих от главной линии повествования. Такое
построение объясняется все тем же «ogni pittore dipinge se»: сама
я принадлежу к категории читателей, любящих детали,
и мне было бы жаль лишить этого тех, кто разделяет со
мной эту странную склонность. Возможно, надо было
сократить книгу, выкинув больше, чем я выкинула, но мысль
о том, что о важнейшем периоде истории Соединенных
провинций по-русски написано немного,
останавливала меня всякий раз, когда я принималась сокращать
текст.

Истории страны В заключение несколько замечаний.
Рембрандта
Говоря «Голландия», я имею в виду одну из семи провинций,
всю страну обычно называю Республикой Соединенных
провинций или Северными Нидерландами, хотя и тогда ее
часто называли по ее главной провинции Голландией.
Жителей страны называю голландцами, как называли их в xvii
веке. Естественно, если речь идет о жителях какой-то
другой провинции, например Зеландии, главного конкурента
Голландии, то пишу о «зеландцах».
События излагаются по григорианскому календарю,
введенному в Нидерландах в 1582 году, сразу после
постановления Григория XIII. Цитаты английских источников
даются по юлианскому календарю, действовавшему в
Англии до 17J2 года. Григорианский календарь в это время
опережал юлианский на десять дней, то есть 12 апреля в
Лондоне соответствовало 22 апреля в Гааге.
Неоднократно в книге фигурируют денежные суммы.
В XVII веке все, включая подарки новорожденным,
новобрачным, дипломатам и просто знакомым, принято было
выражать в денежной стоимости. Те, кому захочется
перевести гульдены xvii века в евро XXI, могут выбрать между
покупательной способностью и шкалой заработков.
Соотношение покупательной способности менялось с
течением времени: покупательная способность 200 ооо гульденов
i6oo года соответствовала покупательной способности
2,6 миллиона евро 2005 года, а покупательная способность
200 ооо гульденов 1650 года равнялась покупательной
способности 1,6 миллиона евро 2005 года. Годовой заработок
ремесленника составлял в xvii веке примерно 300
гульденов, в XXI веке—21 ооо евро, то есть их соотношение 1:70й.
loo гульденов равнялись 9 фунтам стерлингов.
Особую проблему представляет написание
(голландских) имен. В xvii веке имена писали по-разному, еще со
слуха, и сам Рембрандт подписывал первые работы «Рем-
брант», без «д», а в конце XIX века имя художника
писалось без «т», «Рембранд». Фердинанд Бол по-разному
подписывал документы и картины. Из-за этого разнобоя
на выставке Госсарта, проходившей в лондонской Наци-
Ч

ональной галерее, художник назывался Gossaert, a на той
же самой выставке в нью-йоркском Метрополитен-музее
именовался Gossart. Имя Николааса Муйарта известно в
написаниях Moeyaert, Mooyaert и Moyaert, и это еще
немного по сравнению с i6 вариантами имени Гранвеля,
которого в русской историографии принято именовать
Гранвелой, по имени, полученному кардиналом после
того, как в 1579 Г°ДУ Филипп вызвал его в Мадрид,
назначив министром по делам Италии. Маргарета Пармская,
названная в честь тетки Карла V, именуется Маргаретой,
а не Маргаритой.
На разное написание накладывается проблема передачи
имен и названий по-русски. Столь характерные для
голландского языка сдвоенные гласные принято передавать
по-русски одной гласной, так что город Haarlem
превратился в Харлем (а то и в Гарлем!), известный голландский
историк Dudok van Heel стал Дюдоком ван Хелом, а поэт
Хоофт потерял второе «о», которое делало столь
оправданным его соотнесение с «главой» (hooft) голландской
поэзии. К счастью, в последнее время все чаще
встречается написание голландских имен с сохранением двойных
гласных, что отражает как произношение, так и написание.
Как можно ближе голландского написания и
произношения старалась придерживаться и я, поэтому написание
некоторых голландских имен — например, Ян Стеен (Steen)
вместо Ян Стен, ван Хеемскерк (van Heemskerck) вместо
ван Хемскерк, де Хоох (de Hooch) вместо де Хох — будет
новым для читателя. Привычные для русского глаза имена
и названия пишу по традиции с одним гласным: Haarlem
остался Харлемом, Seeland — Зеландией, граф Ноогп —
графом Горном, художник Gerard Dou (по-голландски Дау)
сохранил русскую транскрипцию Доу.
Из согласных самой спорной является «v», которая
передается русскими «в» или «ф». Поэтому поэт Vondel стал
Вонделом, но поэт Vos — Фосом, а ученый Vossius — Фос-
сием. Маринист Simon de Vlieger по-русски зовется и де
Флигером, и де Влигером, а его коллега Cornells Vroom —
не только Бромом или Фромом, но и Фроммом, то есть
потеря удвоенной «о» компенсировалась удвоением «м»!

Истории страны Голландское «1» не смягчается, и названия и имена, в ко-
Рембрандта торых оно встречается, я пишу так, как они последнее
время пишутся: Хале {Hals), Делфт (Delft), Тюлп (Tulp).
Частицу van, встречающуюся во многих нидерландских
именах, пишу так, как она пишется, то есть с маленькой
буквы, поэтому имена ван Дейка (который когда-то был
Вандиком, а совсем недавно еще Ван-Дейком) и ван Гога
соотносятся с именами ван Мандера, ван Гойена, ван Оста-
де и многих других, в чьем имени есть частица «ван»14.
Вильгельма Оранского (Willem van Oranje) по традиции
и по «немецкой крови», о которой поется в национальном
гимне («Вильгельмус ван Нассау / Немецкой крови я»),
называю Вильгельмом, его потомков — голландским именем
Биллем. Сознательно выбранным анахронизмом является
обозначение поста «штатгальтер», которым я пользуюсь
вместо принятого теперь «статхаудер»: устаревшее
«штатгальтер» навевает воспоминания о захватывающем детском
чтении Черного тюльпана, в то время как современное
«статхаудер» вызывает недоумение, почему голландское
stadhouder превратилось в «стага-», а не в «стадхаудер».
Переводы, где не указано имя переводчика, выполнены
мною.
Мне остается сердечно поблагодарить всех тех, кто
помогал мне в работе над книгой. Леона Штейнмеца,
предложившего «переделать» исторический путеводитель по
Амстердаму, над которым я работала, в книгу о
Рембрандте — так часто встречались в этом так и оставшемся недо-
писанным путеводителе упоминания Рембрандта и его
заказчиков. В течение многих лет в письмах и телефонных
разговорах Лева пытался спасти потенциального читателя
от лавины имен и дат нидерландской истории, неустанно
призывая меня «убирать сухостой». Вику Снеговскую,
которая внимательно читала главу за главой, невзирая на
занятость в Эрмитаже, лекции и экскурсии. Андрея Крекши-
на, поддержавшего меня своим энтузиазмом, вниманием
и участием, когда мне казалось, что история Нидерландов
интересна лишь мне. Андрей выступил первым
редактором, внес множество поправок и уточнений, по, главное,
своим искренним интересом вернул мне веру в то, что кни-
16

га найдет читателя в России. Галину Ельшевскую, которая Предисловие
в «редакторском марафоне» закончила работу, начатую
Андреем, Елену Мохову и Дмитрия Черногаева,
заботливо пестовавших книгу на последнем этапе перед ее
выходом в свет.
Я хочу поблагодарить Хилдо Боса за ценные замечания
к первой главе, Нину Тархан-Моурави за стихотворные
переводы с голландского и Екатерину Илюшечкину — за
переводы с латыни, Ирину Михайлову, Анке Риттер, Са-
скию Кенэ, Дафну Рябоконь, Элен Слоб, Ольгу Гринкруг,
Галину Шатохину и моих бывших коллег по Славянскому
семинару Университета Амстердама Валентину и
Адриана Барентсен и Вима Хонселаара за советы и дружеское
участие.
Годы работы над книгой были для меня радостным
временем узнавания и открытия истории страны, в которой я
живу. Этой радостью спокойной работы я обязана моему
мужу Рене и сыновьям Йорису, Тарасу и Даниэлю, их
пониманию, заботе и всегдашней готовности помочь.
ПРИМЕЧАНИЯ
Рембрандт в большей мере историк 6.
Нидерландов, нежели Страда, Хоофт
или Гроций. Edgar Quinet: 251. 7«
Busken-Huet 1978:373- 8.
Бертон: 177-
Temple 1925:70.
Evelyn 1906 1: 32. Эвлин пишет о
«drolleries». Фальстаф предлагает миссис Ку-
икли, хозяйке трактира в Истчипе, «а
pretty slight drollery» (Генрих IV, акт и,
сцена i) — в переводе Е. Бируковой
«веселенькую картинку» (Шекспир, 4:148). 9«
17
Felltham: 19-20.
Gombrich i999:121-
По подсчетам американского
экономиста Джона Монтиаса, автора
многочисленных работ о причудливом явлении
социалистической экономики,
снискавшего, однако, большую известность
книгами о художниках Делфта, прежде всего
о Вермеере, только в 1640-1659 годах в
Республике Соединенных провинций
было написано 1,3—1,4 миллиона картин
(Woude i99i;Montias 1990:59-74)-
Ekkart: 17.

i о. Huygens 1971: 75.
11. О словесном портрете как об одном из
популярных жанров куртуазной
литературы см.: Неклюдова: 206-214.
12. Буало выступает против портретности,
считая, что прототипы должны
смеяться над пороком, не узнавая себя: уроки
морали должны быть «без желчи и без
яда», писатель должен создавать
обобщенный, типический характер.
Портреты Мольера с натуры станут
причиной множества скандалов сначала
вокруг Школы жен, а затем вокруг
Тартюфа. Версальский экспромт, явл. 4"
«Мольер не может создать такой
характер, который не напоминал бы кого-
нибудь в нашем обществе. Но если его
обвиняют в том, что он имел в виду всех,
в ком можно найти обличаемые им
пороки, то пусть уж лучше ему запретят
писать комедии». То, что он выводит в
своих пьесах узнаваемых персонажей,
передразнивает их и копирует, — это
нестерпимо, это разрушает
придворную традицию, согласно которой все
должны жить друг с другом в добром
согласии. Однако Мольер упорствует:
«Когда же вы изображаете
обыкновенных людей, то уж тут нужно писать с
натуры. Портреты должны быть
похожи, и если в них не узнают людей
вашего времени, то цели вы не достигли»
(Критика Школы жен> явл. 6). Боссюэ
пишет «портреты» Генриетты Анны
и ее матери, Поль Фреар де Шантелу,
сопровождавший Бернини во время
пребывания того во Франции,
обещает брату Жану де Фреару «набросать
портрет или, как говорят итальянцы,
сделать schizzo, его и его характера»
(Gilmore Holt п: 125).
Zandvliet 2006: xii-xv.
Имя ван Дейка, которое еще недавно
встречалось и в написании Ван-Дейк,
долгое время сохраняло большую
букву и в англоязычной литературе, и еще
в 1966 году Сеймур Слайв пишет Van
Dyck (Slive, Dutch Paintings 1966).
13-
14.

ПЕРВАЯ СТРАНИЦА
ИСТОРИИ
РЕСПУБЛИКИ,
ИЛИ
СПОР О ЧИ СТОЙ
СОВЕСТИ

Портрет Иоханнеса
Утенбогарта
Рембрандт. 1633
Холст, масло. 130 x юз
Реиксмузеум, Амстердам

Когда я размышляю,
что же такое еретик,
я не нахожу ничего иного,
кроме того, что мы называем
еретиками всех, кто не согласен
с нашим мнением.
Кастеллио

^tf ^^ апреля 1633 года Йоханнес Утен-
I ^F богарт отметил в дневнике, что по-
JLm ^^ зировал в этот день Рембрандту. За
^^ несколько часов, отведенных
старым и известным пастором молодому — между
ними разница в пятьдесят лет, — но
многообещающему художнику, Рембрандт написал
только лицо. Доделывал портрет он позднее и, как
полагают историки искусства, не без помощи
v4eHHKOB1. Это один из первых портретов,
написанных Рембрандтом в Амстердаме.
Как и подобает проповеднику, Утенбогарт в
черном одеянии, поверх которого накинут
отороченный мехом таббард, на голове — черная
шелковая шапочка. Черный фон только
подчеркивает белизну испанского воротника и
узких полосок белых манжет. Левая рука
проповедника покоится на груди, в правой он держит
перчатки. На конторке у стены стоит раскрытая
рукопись и лежит шляпа. На стене указан его
возраст — уб лет, но выглядит он явно моложе.
Этот портрет далеко не единственное
изображение пастора. В i6i2 году его писал Паулюс
Мореелсе (1571-1638), художник,
пользовавшийся в Нидерландах огромной популярностью
именно как портретист. Портрет Мореелсе
утерян, но сохранилась гравюра, сделанная с него
в 1619 году Виллемом Якобсзооном Делффом.
Портрет Иоханнеса
Утенбогарта в возрасте Ьг лет
Биллем Якобсзоон Делфф,
по живописному оригиналу
Паулюса Мореелсе. 1619
Гравюра. 227 х 13.9
Рейксмузеум, Амстердам
*3

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
Портрет
Йоханнеса
Утенбогарта
Якоб Баккер.1638
Холст, масло
122,5*98
Рейксмузеум,
Амстердам
В 1631 году Утенбогарт позировал учителю Мореел-
се, Михилу ван Миревелту (1566-1641). После того как в
i6o7 году тот написал принца Маурица, иметь портрет его
кисти стало хорошим тоном, и трудно назвать известного
человека первой половины xvii века, будь то политик,
придворный, дипломат или писатель, не увековеченного
кистью ван Миревелта2. Портрет Утенбогарта сделан, однако,
не по заказу проповедника, а по сокровенному желанию
(op zijn ernstighe begheerte) самого художника.
В 1637 году портрет Утенбогарта написал Якоб Баккер
(1608/9-1651), почти одногодок Рембрандта, одновременно
с ним работавший в амстердамской мастерской Хендрика
*4

Эйленбурга. На портрете Баккера 8о-летний пастор
изображен в том же одеянии, что и на портрете Рембрандта:
черный таббард, в прорезях которого видны черные рукава
с белыми манжетами, белый испанский воротник, черная
шапочка. Проповедник сидит, лицо его обращено к
зрителю. Рука с пером застыла над рукописью, перед которой
лежит старое сочинение Утенбогарта Молитва, или
Письменная медитация на тему «Отче наш». Сходство
пастора, изображенного Баккером, с мужчиной на «Портрете
амстердамского бургомистра» Рембрандта и натолкнуло
исследователей на мысль о том, что это одно и то же лицо.
Уже само существование многочисленных портретов
говорит о том, что Утенбогарт был не просто
проповедником и автором богословских сочинений. Голландский
историк XIX века Хендрик Корнелиус Рогге начинает свою
трехтомную биографию проповедника словами о том, что
-с именем Утенбогарта неразрывно связана первая
страница истории независимости нашего народа, одна из самых
важных и отрадных для сердца»3.
Век спустя эти слова повторит директор Рейксмузеума,
мотивируя покупку написанного Рембрандтом портрета
Утенбогарта. Вернее, объясняя ее странные
обстоятельства: 8 июля 1992 года портрет должен был продаваться на
аукционе Сотбис в Лондоне. Перед продажей его
показывали в различных городах, в том числе и в Амстердаме, и
сотрудники Рейксмузеума не преминули осмотреть
портрет, который большинство из них никогда не видели: в
последний раз «Утенбогарта» из собрания барона Амшеля
Майера Ротшильда привозили в Амстердам в 193s году на
выставку в ознаменование 50-летия Рейксмузеума. О
покупке серьезно не думали: судя по предыдущим аукционам,
цена портрета должны была превысить ю ооо ооо
гульденов, а таких денег у музея не было.
Ко всеобщему удивлению, портрет был продан за
14 ооо ооо гульденов. Новыми владельцами стали нью-
йоркский дилер Отто Науманн и известный канадский
коллекционер Альфред Бадер. Рейксмузеум кусал локти:
упустили не только большой, ранний, датированный с
точностью до дня портрет Рембрандта, но и документаль-
Ч

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
ное свидетельство встречи самого известного художника
xvii века с самым известным религиозным деятелем
начального периода Республики. Уже через два дня после
покупки Отто Науманн, до которого дошли слухи о
настроениях в Рейксмузеуме, прилетел в Амстердам и предложил
купить портрет — за i8 ooo ооо гульденов (стоимость
картины на аукционе, все расходы плюс обычные ij%
прибыли). На раздумья и сбор денег Рейксмузеум получил три
месяца — и i декабря должен был либо возвратить
вожделенный портрет, либо заплатить названную сумму. И без
того трудную задачу сбора денег затрудняло требование
продавца не разглашать договор: несостоявшаяся сделка
снижала цену картины.
Три месяца директор Рейксмузеума лихорадочно
собирал деньги. Он добился приема в совете министров и
убедил кабинет выделить из всегда слишком скудного бюджета
9 ооо ооо гульденов — половину. Деньги на покупку
поступали от различных культурных фондов и частных лиц,
но до последнего момента было неясно, удастся сохранить
портрет в Нидерландах или нет. Последний недостающий
миллион в копилку Утенбогарта вложил неизвестный
благотворитель.
1 декабря 1992 года министр благосостояния,
здравоохранения и культуры направила письмо председателю
Второй палаты Генеральных штатов:
Сегодня Рейксмузеум Амстердама объявил о покупке
портрета Йоханнеса Утенбогартау написанного
Рембрандтом Харменсзооном ван Рейном в 1633 году.
По просьбе продавца переговори велись втайне.
Нижеследующим я информирую Вас о принятом решении
и знакомлю с мотивами, которыми
руководствовалось правительство у поддержав идею покупки редкой
картины.
Картины Рембрандта появляются на
художественном рынке не так часто. Еще реже в продажу
поступают картины, которые могут быть
причислены к шедеврам художника. С точки зрения истории
искусств значение этой картины не подлежит сомне-
26

нию. Но приложить все силы для приобретения
портрета побудила Рейксмузеум прежде всего личность
Йоханнеса Утенбогарта, основателя Ремонстрант-
ского братства, теолога, юриста, друга Олденбарне-
велта и доверенного лица принца Маурица — до тех
пор пока Дордрехтский синод не изгнал его из
Нидерландов. По сей день мы видим в нем одного из
величайших духовных вождей нидерландского народа.
Историческое значение этой картины, результата встречи
величайшего художника Золотого века с основателем
Ремонстрантского братства, огромно. Поэтому ее
место в нидерландском музее.
Далее министр переходит к существу дела и объясняет,
откуда она собирается взять обещанные директору Рейксму-
зеума 9 ооо ооо гульденов. Письмо эффектно
заканчивается «строфой ремонстранта Гуго Гроция, так никогда и
не вернувшегося из изгнания», помещенной Рембрандтом
под офортным портретом Утенбогарта (1635):
Об этом человеке говорит благочестивый народ и армия.
Но то, что он проповедует, поносят дордрехтские проповедники.
На его долю выпали тяжелые испытания, но он их выдержал.
Смотри, Гаага, твой Утенбогарт возвращается домой.
Гуго Гроций4
Портрет Йоханнеса
Утенбогарта
Рембрандт. 1635
Офорт. 22,4x18,6
Рейксмузеум, Амстердам
27

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
Имена и названия, которые приводит в письме
министр, — Олденбарневелт и Мауриц, Ремонстрантское
братство и Дордрехтский синод — мало что говорят
русскому читателю. Как, собственно, и имя самого Утенбогарта5.
Но именно эти имена и названия определяют вехи борьбы
за (религиозную) терпимость, которой прославится
позднее Республика Соединенных провинций. В этот
период становления Республики, когда политика неразрывно
переплеталась с религией, возникло множество правовых
и моральных вопросов, некоторые из них по сей день не
потеряли своей актуальности: может ли государство
определять религиозную и церковную жизнь страны? Какова
его роль в разрешении религиозных конфликтов? Может
ли оно поддерживать одну из сторон? Могут ли
гражданские власти, если они платят священнослужителям, и
назначать их? Что делать с фанатиками догмы,
стремящимися к праведной жизни не только для себя, но и для других?
Как поступать с противниками религиозной терпимости?
Утенбогарт был одним из тех, кто пытался найти ответ на
эти вопросы. Явно не родившийся лидером, он оказался
в центре пересечения интересов государства и церкви, в
центре борьбы, «на первой странице» истории Республики
Соединенных провинций.
СТРЕЛЫ ЦАРЯ СКИЛУРА
Йоханнес Утенбогарт родился и февраля 1557 года, за
полвека до рождения Рембрандта и два года спустя после того,
как Карл V передал Нидерланды сыну Филиппу. Его отец
был школьным учителем и регентом церковного хора в
Утрехте, столице одноименной провинции. Впрочем, и
провинцию, и город чаще называли Епархией, Het Sticht.
Название это шло от епископства, бывшего здесь до того,
как в 1527 году епископ Утрехтский продал свои земли
Карлу V Но и при Карле, и при Филиппе Утрехт продолжал
оставаться центром епархии, а по церковной
реорганизации 1561 года стал и местом архиепископской кафедры.
28

Детство Иоханнеса пришлось еще на то время, когда
страна называлась Семнадцатью Провинциями и входила
во владения испанского короля. Как и другие его
владения, Нидерланды представляли собой конгломерат земель,
объединенных лишь общим сувереном. В каждой из них у
него был свой титул: в Брабанте, Люксембурге, Лимбурге
и Гелдерне он был герцогом, в Голландии, Фландрии,
Артуа, Геннегау, Зеландии, Намюре и Зютфене — графом, во
Фрисландии, Утрехте, Оверэйсселе, Дренте, Гронингене —
владетельным сеньором. Обилие земель вынуждало
суверена прибегать к помощи наместников, которые получили
в Нидерландах название «stadhouder», штатгальтер (или
статхаудер). На эти должности назначались представители
дворянства, как правило, пожизненно.
Все эти герцогства, графства, епископства и сеньории
имели между собой больше различий, чем сходств и
зачастую враждовали друг с другом: Голландия была на ножах
с Утрехтом, Гронинген не ладил с Фрисландией, Гелдерн
был заклятым врагом Голландии и Брабанта. У каждой
провинции была своя история, и наряду с районами, давно
входившими в состав Бургундских Нидерландов и
унаследованными Карлом от отца (так называемые
«патримониальные земли»), Фрисландия, Гронинген, Дренте, Ове-
рэйссел, Гелдерланд и Утрехт были присоединены самим
Карлом относительно недавно.
Раздробленность и разобщенность Нидерландов
выражались в расплывчатости самого названия «Нижние
Земли» или в еще более неопределенном «Les pays de par
delà» — «тамошние земли», которым герцоги Бургундские
обозначали приобретенные в XV веке территории,
противопоставляя их «здешним землям» Бургундии.
Предпринятые Карлом меры по централизации Нижних Земель
и юридическое закрепление их цельности и неделимости
отразились в новом, более определенном названии:
«Семнадцать провинций».
Все провинции управлялись из Брюсселя, но в каждой
оставались свои Штаты, чеканилась своя монета,
действовали свои законы и свой календарь. На севере
Нидерландов говорили по-голландски, на юге — по-французски, во

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
Фрисландии — по-фризски, не считая многочисленных
диалектов. Все земли преследовали свои экономические
интересы, к чужакам из соседней земли, города или
деревни относились с подозрением, и местные законы
запрещали выбирать их на посты провинциальной или городской
администрации. Все земли гордились отвоеванными за
долгую историю правами и привилегиями, и любое
посягательство на них неизменно вызывало протест. Свои
свободы и привилегии имели и многочисленные города, и
при «торжественном въезде» в город суверен неизменно их
подтверждал. Одним из завоеванных прав являлось право
быть судимым только в своем городе. Лишь в
исключительных случаях, например в случае государственной измены,
дело передавалось в Верховный суд Мехелена6.
Не способствовала централизации и территориальная
разобщенность. Земли герцогств, графств, сеньорий,
монастырей, как и земли дворян, были разбросаны по всей
Европе. Франш-Конте, входившее в состав Семнадцати
провинций, находилось на востоке Франции, главного
врага империи Габсбургов, и не могло не стать яблоком
раздора между Испанией и Францией. Вильгельм
Оранский, помимо княжества Оранж, имел владения в
Брабанте, Люксембурге, Фландрии, Франш-Конте, Дофине, Ша-
роле, Италии. Земли графа Эгмонта лежали в Гелдерне,
Фландрии, Геннегау, Голландии, в северной и центральной
Франции.
Ситуация «лоскутного одеяла», позже получившая
название «составного государства» (composite state), была
знакома Филиппу и по Испании, два десятка королевств
которой также объединял лишь общий суверен. Что
действительно резко отличало Нидерланды не только от
аграрной Испании, но и от других стран Европы XVI века,
так это высокая плотность населения, особенно в Южных
провинциях, и высокий процент городского населения.
Если во Франции горожане составляли лишь ю%
населения, то в Нидерландах в городах проживала треть
трехмиллионного населения страны. Семнадцать провинций
могли похвалиться более чем двумястами городами, два
десятка из которых — с населением более ю ооо жителей
ЗО

(в Англии в это время было только три таких города). Ант- Стрелы
верпен насчитывал в 1568-м юо ооо жителей, Брюссель в цаРя
1550 году — 50 ооо, в Лейдене, Амстердаме, Дордрехте, Хар- килур<
леме, Делфте, Утрехте в середине xvi века проживало от
10 ооо до 15 ооо жителей.
Флорентийский купец Людовико Гвиччардини (1521-
1589), еще в юности поселившийся в Антверпене, да так
и оставшийся там до конца дней, отмечает в Описании
Нидерландов не только высокий процент городского
населения, но и высокий уровень благосостояния жителей
страны. Самыми богатыми провинциями на юге были
Фландрия и Брабант, на севере — Голландия. Не остались
незамеченными итальянцем ни грамотность
нидерландцев, ни их знание иностранных языков, особенно
заметное в Антверпене, куда стекались купцы и товары со всего
мира. Все отмеченное Гвиччардини свидетельствовало об
экономическом подъеме, который переживали в это время
Нидерланды.
С оживленной торговлей было связано еще одно важное
отличие Нидерландов от Испании: распространение
протестантизма. С начала XVI века в торговых городах, прежде
всего в Антверпене, Брюгге, Амстердаме, где немецкие
купцы пользовались известной свободой
вероисповедания, распространяются взгляды Лютера, и к 1530 году три
десятка его работ вышло в переводе на голландский язык.
Жестокое подавление властями «лютерства», к которому
причислялись любые отклонения от католической веры,
вынудило лютеран искать прибежища на границе с
Германией, многие города которой активно поддерживали
Реформацию.
Большее распространение получили в Нидерландах
анабаптисты. После разгрома в Мюнстере Нового
Иерусалима и неудавшейся попытки захватить в 1535 Г°ДУ власть
в Амстердаме анабаптисты отказываются от радикализма,
меняя суть движения и его название. По имени лидера,
которым стал бывший католический священник Менно
Симоне, они теперь называют себя меннонитами, а в
народе получают имя «менистов». Несмотря на суровые
преследования (ни одну из протестантских деноминаций не
3*

Адамиты в Амстердаме, февраль 1535 года
Неизвестный мастер, по живописному
оригиналу Баренда Дирксзоона
1650-1699- Офорт. 11,6x14,4
Рейксмузеум, Амстердам
преследовали с такой беспощадностью, как эту), на юге
Нидерландов растут меннонитские общины: в 1566 году
община Антверпена насчитывала более двух тысяч членов.
Большие общины были в Брюгге и Генте.
Кальвинистов до 1560 года в Нидерландах практически
не было. Лишь после заключения в 1559 Г°ДУ Като-Камбре-
зийского мира между Францией и Испанией
французские гугеноты, напуганные резней в Васси, ищут
убежища на юге Нидерландов, и число их постоянно растет. То,
что позднее именно реформатская церковь кальвинистов
окажется в Северных провинциях «привилегированной»,
объясняется тем, что в стремлении к восстановлению
евангельских заветов и к соблюдению строгой дисциплины
среди своих членов, отличающем все без исключения
протестантские деноминации, кальвинисты были наиболее
неистовыми.

Многие сочувствовавшие идеям
реформации церкви не примкнули ни к одному из
протестантских движений, а остались при
своей собственной интерпретации Библии,
бывшей для них единственным источником
Божественного откровения.
По примеру Испании, где инквизиция
яатялась государственным институтом, а
возглавлявший этот институт Великий
инквизитор назначался королем и утверждался
папой7, Карл V ввел имперскую инквизицию
и в Семнадцати провинциях. Он
неоднократно отказывался установить в Нидерландах
религиозный мир, введенный его младшим
братом Фердинандом в Священной Римской
империи. Филипп наследовал отцовское
неприятие инаковерующих, и с возрастом его
нежелание стоять во главе государства
еретиков только возрастет.
Заключив в 1559 Г°ДУ мир с Францией,
Филипп решил возвратиться в Испанию, уже
пять лет с нетерпением дожидавшуюся его
приезда. Наместницей в Нидерландах он
оставлял единокровную сестру Маргарету
Пармскую. В секретной инструкции
Филипп наставлял сестру не принимать без него
никаких решений и прислушиваться к трем
членам Государственного совета, верой и
правдой служившим еще их отцу: опытному
дипломату Антуану Перрено де Гранвелю,
известному юристу Виглиусу и штатгальтеру
Намюра Карлу ван Берламону. Главный голос
в этой так называемой «consulta» оставался
за Гранвелем. Как и другие члены «тройки»,
Гранвель был против отъезда Филиппа в
Испанию, опасаясь, что—с глаз долой, из сердца
вон—дела Нидерландов отойдут для него на
второй план, что неизбежно приведет к
катастрофическим последствиям8.
Стрелы
царя
Скилура
Портрет Филиппа II
Антон Вирикс II. 1599-1б49- Гравюра
5,6x4,4. Рейксмузеум, Амстердам
Портрет Антуана Перрено,
кардинала Гранвеля
Ламбертус Суавиус (Ламберт Зутман)
1556 Гравюра. 40,3x28,5.
Рейксмузеум, Амстердам
зз

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
Покидая Нидерланды, Филипп оставлял там две терции
испанских солдат и нидерландских дворян, недовольных и
назначением Маргареты Пармской, и решающим голосом
Гранвеля, и присутствием испанских войск. Дабы смягчить
раздражение лидеров дворянской оппозиции, Филипп
назначил их на вожделенные места в управлении
провинциями: графа Эгмонта он сделал штатгальтером Фландрии и
Артуа, принца Оранского — штатгальтером Голландии,
Зеландии и Утрехта. Назначение не смягчило дворян,
считавших, что должности штатгальтеров причитались им уже по
праву рождения. За день до отплытия они вручили Филиппу
ремонстрацию, в которой почтительно, но твердо просили
суверена пересмотреть планы на Нидерланды, управление
которыми и защита которых должны быть делом самих
жителей страны.
Годы после отъезда Филиппа стали непрерывной
чередой конфликтов — политических, управленческих,
религиозных, и каждый раз он занимал переменчивую
позицию, то соглашаясь пойти навстречу требованиям дворян,
то прибегая к репрессиям, чтобы в конце концов уступить.
Внимание Филиппа было сосредоточено на
сорокатысячной армии Сулеймана Великолепного, угрожавшей
Мальте.
В Нидерландах тем временем активизировались
кальвинисты. Летом 1565 года на их проповеди за стенами города
собирается все больше любопытных, и все громче
раздаются голоса, требующие смягчения законов против еретиков.
Петицию с этим требованием подписывают четыреста
дворян — католики и протестанты.
5 апреля 1566 года около трехсот представителей мелкого
дворянства явились ко двору наместницы с просьбой
принять их прошение. На вопрос Маргареты, что это за люди,
член «тройки» Государственного совета Карл Берламон
якобы ответил: «N'ayez pas peur Madame, ce ne sont que des
gueux» — «Не бойтесь, мадам, это всего лишь нищие
попрошайки».
С этого времени недовольные дворяне стали называть
себя «гёзами», превратив уничижительное «нищие
попрошайки» в почетный титул. Гёзы переняли всю атрибутику
34

Стрелы
царя
Скилура
Эмблема гёзов
Нищенская сума с кружкой
для подаяний, руки в
рукопожатии и тетраграмматон
Питер Серваугерс, по
оригиналу Адриана ван де Венне
1624-1626. Гиавюра. 14,4 х 19-3
Рейксмузеум, Амстердам
нищих: суму, кружку для подаяний,
бутылку и жетоны, которые те обязаны были
носить. На аверсе жетонов гёзов вокруг
изображения Филиппа выбита надпись «EN
TOVT FIDELLES AV ROY» — «ВО всем верны
королю», на реверсе — рукопожатие и слова
«IVSQVES A PORTER LA BESACE» — «даже
низведенные до уровня нищих». «Нищими
попрошайками» могли называть себя
только дворяне. В Рейксмузеуме есть
стеклянная чаша 1J71 r(W с именами пяти гёзов:
Treslongy Renessey Egmond, Morgan, BailleuL
Против имени шестого, Дроге,
выгравировано: «sans ester ghys» — не будучи
дворянином, он не мог называться гёзом.
Другим знаком гёзов стал полумесяц, на
реверсе которого написано по-голландски:
«LIEVER TURKS DAN PAAPS» — «Лучше
турком, чем папистом» (Филипп защищал
католическую религию от наступления
ислама), а на реверсе по-французски: «EN
DESPIT DE LA MES» — «В ПИКу мессе».
Полумесяц гёзов
с надписью «Лучше
турком, чем папистом»
Неизвестный мастер
1574- Серебро. з.^З-1
Рейксмузеум, Амстердам
35

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
Маргарета пусть неохотно, но согласилась с
требованиями и спустя пять дней выпустила приказ о смягчении
законов против еретиков. Через несколько недель на
проповеди кальвинистов за стенами города собирались уже
тысячные толпы. Филипп стоял перед выбором: либо
ввести в Нидерландах религиозную терпимость, либо силой
восстановить религиозный и политический контроль. Он
выбрал оба пути. В послании Маргарете от }i июля он
повелел отменить законы против еретиков и простить
лидеров оппозиции. Но стоило гонцу отправиться в путь, как
Филипп послал сестре новое распоряжение: набрать в
Германии солдат. Отстояв Мальту от турок, он был полон
решимости отстоять от еретиков и истинную веру.
Но в Нидерландах уже разразился иконоборческий
ураган: с 10 по i8 августа 1566 года шквал погромов прошел по
западной Фландрии, где в сотнях церквей, монастырей,
часовен и святых мест были разбиты или осквернены статуи
и изображения святых. К концу месяца иконоборческий
вихрь перекинулся на Антверпен, Гент, Бреду, Схертоген-
бос, Мидделбург, Амстердам, Делфт, то есть на Брабант,
Зеландию и Голландию. Казавшиеся стихийными погромы
зачатую заранее планировались кальвинистскими
лидерами, подбивавшими на них городскую и сельскую голытьбу,
суля деньги или награбленное. Войдя в раж, погромщики
сметали на своем пути все, но в первую очередь громили
монастыри и церкви нищенствующих орденов9.
25 августа Маргарета объявила о приостановлении
действия законов против еретиков, и восстание пошло на
убыль. Но Филипп, напуганный стремительным
развитием событий, решил послать в Нидерланды войска.
Отбросив многие кандидатуры, он остановил свой выбор на
бо-летнем герцоге Альбе, самом опытном испанском
командующем на этот момент.
Проволочки с назначением командующего
заставили отложить операцию до весны. За это время Маргарете
удалось подавить восстание, и она послала к брату гонца с
письмом, в котором предупреждала, что вмешательство
армии теперь только повредит делу. Гонец прибыл в Мадрид
17 апреля 1567 года, в тот самый день, когда Альба отплыл из
36

Картахены в Италию с тремя терциями рекрутов,
которыми он собирался заменить итальянских ветеранов.
В середине июня 1567 года 8795 пехотинцев и 1250
кавалеристов выступили из Асти в поход через Альпы. Пятьсот
мулов везли деньги, предназначенные для выплаты
солдатам, — Альба был отменным организатором, но,
отправляясь наводить порядок в Нидерландах, даже он не
рассчитывал, что беспорядки обернутся бесконечной войной,
на которую не хватит никаких денег и никаких мулов. По
дороге, на которую вступили испанские солдаты, им
придется ходить сорок лет, и она по праву получит название
Испанской.
Иконоборческая
волна 1566 года
Франс Хогенберг
1566-1570. Офорт
20,9*28,1.
Рейксмузеум,
Амстердам
37

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
Конный портрет
герцога Альбы
На заднем плане
казнь графов
Эгмонта и Горна
Хессел Герритсзоон
1591-1632. Офорт
16x25,9 Рейксмузе-
ум, Амстердам
38

На границе герцога приветствовал цвет нидерландской
аристократии. Среди встречавших был и старший сын
принца Оранского, 13-летний Филипп Биллем. Сам
Вильгельм Оранский счел за лучшее остаться в родовом замке
Дилленбург, где 14 ноября у него родится сын Мауриц.
Якобы при последней встрече граф Эгмонт сказал
Оранскому: «Прощайте, принц без чести». На что тот ответил:
«Прощайте, граф без головы». Граф Эгмонт привез в
подарок Альбе прекрасных коней.
22 августа, после двухмесячного марша, армия Альбы
вошла в Брюссель. Пять дней спустя был учрежден Совет
по беспорядкам — Conseil des Troubles, вошедший в
историю под своим неофициальным названием «Кровавый».
За шесть лет (1567-1573) совет рассмотрел 12 000 дел и
вынес более тысячи смертных приговоров и более девяти
тысяч решений о конфискации имущества-..
Волна иконоборчества 1566 года обошла стороной
Утрехтский кафедральный собор святой Екатерины, но не
пощадила церковь святого Иакова Старшего. После того как
волна схлынула, Вильгельм Оранский, бывший и
штатгальтером Утрехта, несколько раз приезжал в город,
стараясь склонить Штаты провинции к соглашению с
протестантами. Он преуспел в своих стараниях, и протестанты
получили разрешение читать проповеди за городскими
стенами. Но уже в августе следующего года в Брюссель
вошла армия Альбы, и вскоре в Утрехте появился сам
«железный герцог». Здесь, как и по всей стране, были учреждены
«Советы по беспорядкам».
В 1566 году Йоханнесу шел десятый год, так что и
погром в церкви святого Иакова Старшего, и приезд принца
Оранского, а потом герцога Альбы происходили уже на
его памяти. Но, скорее всего, его больше занимала
собственная мальчишеская жизнь. В латинской школе он
читал Гомера и Аристотеля, Платона и Вергилия, Овидия и
Цицерона, переводил с голландского на латынь и с латыни
на греческий, слушал объяснения текстов Библии и отцов
церкви. Но наряду с Библией Иоханнес читал сочинения
Эразма, Лютера, Меланхтона и Буллингера, веселые Раз-

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
Портрет Хюберта Дейфхейса
Ян Ламсвелт. 1684-174З« Офорт
17,2x11,8. Рейксмузеум, Амстердам
Портрет Алессандро Фарнеэе
Криспейн ван де Пассе I
1580-1588. Гравюра. 27,2xig,g
Рейксмузеум, Амстердам
говоры Маркольфа с царем Соломоном и
забавные рассказы Челио Секондо Курио-
не о путешествиях Пасквино на «папское»
и настоящее небо. Все эти книги
способствовали тому, что мальчик все больше
отходил от католицизма, но ни одна из них
не оказала на него такого влияния, как
Напутствие мирянину Анастасия Велуануса,
католического священника,
вдохновленного идеями реформы церкви10.
Во многом способствовали его
интересу к протестантизму и проповеди
священника Хюберта Дейфхейса (1531-1581),
постепенно отошедшего от католицизма
и проводившего службу так, как, по его
мнению, было угодно Богу: перед
алтарем, в сутане и суперпеллициуме он читал
перикопы Священного писания и
проповедовал... идеи Реформации11. В октябре
1577 г°Да Утрехт перешел на сторону
принца Оранского, и радикальные кальвинисты,
получившие церковь в Утрехте, начали
нападки на Дейфхейса, бывшего в их глазах
«порочным папистом и либертином».
В октябре 1578 года умер испанский
наместник в Нидерландах Хуан Австрийский
(1547^1578), единокровный брат Филиппа.
Тело героя Лепанто разрубили на куски,
пересыпали солью и в седельных мешках
перевезли в Испанию, чтобы там сшить и
похоронить в Эскориале. Своим
преемником Хуан успел назначить племянника,
сына Маргареты Пармской, Алессандро
Фарнезе (i545~i592)- Филипп поддержал
это назначение, возможно, самое
счастливое за все его правление.
Фарнезе проявил себя не только как
талантливый военачальник, но и как искусный
дипломат. Армия нового наместника тут же
40

направилась к валлонским провинциям Нидерландов — Стрелы
Геннегау, Артуа, Дуэ. Боясь снова оказаться ареной военных цаРя
^ ^ Скилура
действии и не желая присоединяться к кальвинистам
Севера, 6 января 1579 г°Да эти провинции подписали Аррасскую
унию. При условии вывода испанских войск и возвращения
привилегий дворянства они признавали суверенитет
Филиппа II и католичество как единственную религию.
Подписание Аррасской унии, означавшее победу Испании в
Южных провинциях, побудило Северные провинции
заключить собственный союз, и 23 января 1579 г°Да> через две
недели после подписания Аррасской унии, в Утрехтском
соборе была подписана Утрехтская уния12, объединившая
провинции Севера, которые стали называться Соединенными.
Бывшие Семнадцать провинций разделились на
республиканский и протестантский Север и оставшийся под властью
Испании католический Юг.
Вильгельма Оранского не было в Утрехте, и первым
соглашение подписал его младший брат граф Ян ван Нассау,
убежденный кальвинист. После него унию подписали
представители дворянства герцогства Гелдерн, делегаты
от Голландии, Зеландии, Утрехта и земель провинции Гро-
нинген. Стороны договаривались вместе выступать в
борьбе против Испании, иметь общую армию, делить расходы
по обороне приграничных районов, хотя у них не было
ни общего военного бюджета, ни общей денежной
единицы, ни единой налоговой системы. В Утрехте и Голландии
было разное время, а в Амстердаме и Амерсфорте даже
разное летоисчисление!
Сохранение внутренней автономии для каждого
члена Унии было не менее важным, чем объединение сил для
борьбы с Испанией. Выступая в начале своего правления
перед Генеральными штатами, Карл V пересказал делегатам
земель историю о мудром царе Скилуре, который, умирая,
предложил своим восьмидесяти сыновьям сломать
связку из восьмидесяти стрел, и когда никто из них не смог,
рассыпал связку и сломал стрелы одну за другой. Притча
Карла была так же ясна членам Генеральных штатов, как
она была ясна сыновьям скифского царя: пока Семнадцать
провинций вместе, их не сломить. Правда, стрел осталось
41

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
только семь, но лучшей эмблемы для Семи провинций
нельзя было придумать: они объединяли свой военный
потенциал — свои стрелы. Лишь вместе они могли
противостоять Испании.
Что касается религии, то каждая земля сохраняла
автономию. Это означало, что Голландия и Зеландия
становились кальвинистскими. Первыми изгнавшие испанцев, эти
провинции стали прибежищем для многих десятков тысяч
кальвинистов-беженцев с занятого испанцами Юга, и,
преданные до фанатизма делу Кальвина, те стали верховодить
в церковных советах. Еще в 1574 Г°ДУ провинциальный
синод реформатской церкви в Дордрехте отменил почти все
праздники и дни святых, составлявшие у католиков едва ли
не треть года. Теперь нерабочими днями оставались лишь
воскресенья и объявленные властями дни поста и молитвы,
а праздниками — лишь собственно Пасха, Пятидесятница
и Дни празднования Вечери Господней с причащением
(Avondmaal), один раз в два месяца. Отменено было даже
празднование Рождества, хотя пасторам и не запрещалось в
воскресной проповеди, предшествовавшей Рождеству,
рассказывать о рождении Христа13. Представление
Вильгельма Оранского о том, что после победы над Испанией
каждый сможет исповедовать свою религию, было абсолютно
неприемлемо для кальвинистов-южан, оставивших во имя
Веры насиженные места, родных и друзей: католические
службы в Голландии и Зеландии, большинство коренного
населения которых оставалось в лоне католической церкви,
запрещались.
У других земель и провинций оставался выбор, но
только на бумаге. Католичество прямо связывалось
кальвинистами с происпанскими политическими симпатиями и
потенциальным предательством, поэтому, несмотря на то
что кальвинисты составляли меньшинство, реформатская
церковь вскоре станет единственной «публичной»
церковью. Католические службы повсюду будут запрещены,
католические церкви «перейдут» кальвинистам, но так как
тех было значительно меньше, чем католиков, в
пустующих церквах будут размещены склады оружия для борьбы
с испанцами-католиками, мясные рынки и прозекторские.
42

Общественные посты смогут занимать только члены ре- Стрелы
форматской церкви. царя
Один из пунктов Унии провозглашал право монахов и
монахинь на пожизненную пенсию, которую выплачивали
из конфискованного имущества католических церквей и
монастырей. Из этого же источника выплачивали и
жалованье протестантским проповедникам.
Подписавшие соглашение определили, какие решения
должны приниматься единогласно, какие — большинством
голосов и как в будущем разрешать неизбежные конфликты.
При этом подчеркивалось, что каждый сохраняет
автономию внутри союза, что единым фронтом, как одно
государство, члены союза выступают только в области
внешней политики. Все земли имели одинаковое право голоса
и право вето по всем вопросам. Но Голландия, несшая три
четверти всех военных расходов14, требовала для себя право
дополнительного голоса при голосовании по тем вопросам,
которые решались большинством голосов. Одним из шести
членов делегации Голландии, добивавшихся для провинции
исключительного положения, был Йохан ван Олденбарне-
велт, юрист городского совета Роттердама, маленького
городка, известного тогда разве что своей селедкой.
Уже 4 февраля к Унии присоединился Гент, где с октября
1577 года заправляли кальвинисты, взявшие под контроль
большую часть Фландрии. В августе 1579 г°Да Гент
низложит Филиппа II, графа Фландрии, и установит
кальвинистскую республику.
В марте к Утрехтской унии присоединились
города Фрисландии, герцогство Гелдерн и город Амерсфорт.
Правда, Амерсфорт вошел в Унию лишь после того, как Ян
ван Нассау ввел в город войска. В июне в Унию вошли Ипр
и Антверпен, в сентябре — Бреда, в ноябре — Брюгге.
Состав Унии будет меняться по ходу военных действий.
Весной 1584 года Алессандро Фарнезе займет Ипр и Брюгге, в
августе — Гент, в 1585 году — Неймеген, который останется
в руках испанцев до 1591 года. Но несмотря на все
последующие изменения, Утрехтская уния заложила основы
будущей Республики Соединенных провинций, официально
провозглашенной в 1588 году.
43

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
Вильгельм Оранский volens nolens согласился с
решениями Унии, но так никогда и не подписал ее. Его пугало как
разделение Нидерландов на два военных лагеря, так и
диктат кальвинистов в Голландии и Зеландии. Воспитанный
в лютеранстве, из прагматических соображений ставший
католиком, на кальвинистской проповеди впервые
присутствовавший уже в зрелом возрасте, он мечтал о свободном
исповедании различных религий. Но идеал католиков,
лютеран, кальвинистов, мирно живущих друг с другом,
казался теперь таким же несбыточным, как райские кущи с
мирно пасущимися бок о бок волком и ягненком. 23 января
1579 г°Да все сомнения Оранского и его
единомышленников заглушили колокола Утрехта, возвестившие об
объединении семи стрел для борьбы с Испанией.
Утенбогарт наблюдал события вблизи. В 1578 году он
стал помощником секретаря графа Яна ван Нассау,
незадолго до этого назначенного штатгальтером центральной
провинции Гелдерн15. Но на службе графа он оставался
недолго. Вскоре он вернулся в Утрехт и стал растолковывать
детям катехизис. Кальвинисты заметили красноречивого
юношу и в 1580 году послали его в Академию Женевы,
готовившую проповедников для всей Европы.
Подготовительный курс Утенбогарт проходил у Исаака
Казобона, бывшего на два года моложе ученика. После
лекций этого «феникса ученых», как назовет его позже Ска-
лигер, Утенбогарт слушал лекции Теодора Безы, ставшего
преемником Кальвина не только в делах Реформатской
церкви, но и в руководстве Женевской академией.
Вскоре Утенбогарт стал его секретарем. Безе к тому времени
перевалило за шестьдесят, и он старался быть для своих
питомцев не только наставником, но и отцом. Студенты
отвечали ему любовью и уважением. Симпатию к Безе-
человеку Утенбогарт сохранил до конца жизни, и их
переписку прервала лишь смерть Безы в i6oj году. Но несмотря
на почтительное отношение к учителю, Утенбогарт уже
тогда расходился с ним во взглядах на предопределение и
осуждал его защиту казни вероотступников.
В Женеве Утенбогарт познакомился с Арминием,
студентом из Амстердама, которому позднее суждено будет
44

сыграть огромную роль в его жизни. Но уже тогда Арми-
ний произвел на него впечатление своей увлеченностью
философией Пьера де ла Раме, вошедшего в историю
словами «все сказанное Аристотелем — ложно».
После трех лет учебы Угенбогарт получил предписание
вернуться в Нидерланды: пасторов в стране
катастрофически не хватало. Весной 1584 года он отправился в
обратный путь, заехал в Гейдельберг и в начале августа прибыл в
Утрехт. Его приезд совпал с похоронами Вильгельма
Оранского. За две недели до фатального выстрела Бальтазара
Жерара Оранский послал во Францию делегацию с
предложением французскому королю суверенитета над
воюющими с Испанией провинциями.
В ПОИСКАХ НОВОГО СУВЕРЕНА
С самого начала войны с Испанией многие в
Нидерландах — политики, церковные деятели, ученые — были
озабочены проблемой верховной власти. В октябре 1575 г°Да
принц Оранский поставил Штаты Голландии и Зеландии
перед выбором: либо просить у Филиппа II мира, либо
низложить испанского суверена и предложить верховную
власть в этих двух провинциях монарху, который уважал
бы их старинные права и привилегии. Переговорив с
представителями городских советов, Штаты высказались
за низложение короля Испании, а выбор нового суверена
оставили за принцем, убежденным, как и многие, что
только восстановление верховной власти в лице правителей
Англии или Франции позволит продолжить борьбу.
За английский суверенитет в Нидерландах выступали
рьяные кальвинисты-беженцы из Фландрии и Брабанта и
голландские и зеландские купцы, ожидавшие от
сотрудничества с Англией расширения торговли. Французская
фракция состояла из умеренных протестантов,
надеявшихся на помощь французских гугенотов. Обращение к
Франции было логично, так как со всех сторон окруженная
территориями Габсбургов (Испания на юге, Франш-Конте

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
и север Италии с испанским Миланом на востоке,
Нидерланды на севере) Франция издавна стремилась иметь хотя
бы одну границу, свободную от соседства извечных врагов.
Главным аргументом против предложения суверенитета
Франции было то, что одного короля-католика сменял
другой, причем католик из династии Валуа, запятнавшей себя
кровью тысяч протестантов и Варфоломеевской ночью16.
Англия была союзником более сильным, но,
несмотря на единство веры, менее надежным, нежели Франция.
Первоначально Елизавету приводило в ужас и
негодование восстание Нидерландов против Филиппа, Божьего
помазанника, вдовца ее единокровной сестры, какое-то
время претендовавшего и на ее руку. Она нимало не
сочувствовала ни призывам к смягчению законов против
еретиков, ни аргументам принца Оранского в защиту прав
нидерландского дворянства. Она не только не вступилась
за Эгмонта и Горна, но и приветствовала их казнь и
обещала исполнить Те Deum в честь поражения Луи ван Нассау,
младшего брата принца Оранского.
Елизавета, как и Оранский, придерживалась в религии
умеренных взглядов, не разделяя идеалов
воинствующего протестантского рыцарства своего фаворита Роберта
Дадли, графа Лестера, и начальника английской разведки
Фрэнсиса Уолсингема. Она выступала за государственную
англиканскую церковь, «средний путь» между
католицизмом и континентальным протестантизмом. В этом ее
поддерживало большинство советников, в том числе и верный
государственный секретарь Уильям Сесил.
Проблемой для переговоров с Нидерландами было и
отсутствие равноправных партнеров. Родовитая знать
Испанских Нидерландов — Ланнуа, Лалэнг, Линь — была
сосредоточена на Юге, и по мере продвижения войск Пармы
представители старого дворянства, первоначально
примкнувшие к восстанию, теряли свои родовые поместья, а
вместе с ними и источник существования. Один за другим
они покидали ряды восставших, вынужденные вернуться
к прежнему сюзерену17. Вести переговоры с худосочными
дворянами Севера, «господами мельниками и
сыроварами», Елизавета не желала18.

Раскрытие заговора Ридольфи в 1571 году изменило
отношение королевы к Филиппу (как-никак заговор
предполагал ее убийство) и, как следствие, к восстанию в
Нидерландах. С этого времени Елизавета поддерживает все
выступления против испанского короля, будь они в
Нидерландах, Америке или Португалии. Ъцуг году, когда по
призыву Вильгельма Оранского нидерландские
эмигранты в Лондоне собрали деньги на 300 английских
наемников, английская королева послала на помощь восставшим
еще боо солдат19.
Правда, в 1574 Г°ДУ> следуя настойчивым советам
герцога Альбы, Филипп уладил разногласия с Англией и
страны заключили Бристольский мирный договор. Выказывая
рвение, испанский король выдворил всех английских
католиков из той части Нидерландов, которая находилась
под его властью, и закрыл английскую семинарию в Дуэ.
В ответ Елизавета предоставила направлявшемуся в
Нидерланды испанскому флоту укрытие в английских гаванях
и заявила испанскому агенту в Лондоне, что «с превеликим
удовольствием повесит любого англичанина, вступившего
в армию Оранского». Но Филипп оставался королем
Испании, главного соперника Англии на море, и Елизавета
не могла не сочувствовать восстанию, подрывавшему его
силу и мощь20.
Оранский выбрал Елизавету. В случае принятия
суверенитета ко всем ее титулам прибавлялся еще один —
владетельницы и графини Голландии и Зеландии. В январе
1576 года посольство во главе с Филиппом ван Марник-
сом, доверенным лицом принца Оранского, отправилось
в Лондон21, надеясь на поддержку воинственно
настроенной пуританской фракции, возглавляемой Лестером и
Уолсингемом. Оба приближенных английской королевы
открыто симпатизировали принцу Оранскому и ратовали
за организацию английской экспедиции в Нидерланды. Но
даже они не были сторонниками принятия Англией
суверенитета двух нидерландских провинций. И в марте послы
возвратились с пустыми руками, что вызвало активизацию
противников английской фракции, оскорбленных отказом
Елизаветы принять поистине королевский подарок22.

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
Портрет
Эркюля
Франсуа
де Валуа,
герцога Анжу
Филипп Галле,
по оригиналу
Виллема Тибо
1578. Гравюра
19,2x11,7
Рейксмузеум,
Амстердам
Оранский, разочарованный постоянными метаниями
и проволочками Елизаветы, подрывавшими его
репутацию в Генеральных штатах, перешел в лагерь тех, кто делал
ставку на помощь Франции. А помощь, финансовая и
военная, была нужна как никогда. Всем было ясно, что без нее
восставшие не смогут противостоять армии
Пармы, быстро продвигавшейся на север.
Уже пали Неймеген, Брюгге, Гент, Мехелен и
Брюссель. Но в руках восставших еще
оставался Антверпен, главный город Фландрии.
Приехавший в Нидерланды Уолсингем
обещал было уговорить Елизавету послать
Лестера, но Генеральные штаты не хотели да и
не могли больше ждать до «английских
календ». Уже несколько раз они обращались к
младшему брату Генриха III герцогу Анжу с
предложением стать «принцем и
повелителем Нидерландов». В 1580 году он дал,
наконец, согласие.
Принятие Анжу предложения
Генеральных штатов совпало по времени с его
сватовством к Елизавете. Филипп ван Марникс,
сопровождавший Анжу в Лондон, в ноябре
1581 года писал принцу Оранскому о браке
как о совершившемся факте: Елизавета
надела на палец Анжу кольцо со словами «Теперь у меня есть
супруг». Север Нидерландов огласил звон колоколов:
Голландия и Зеландия радовались предстоящему браку их
нового суверена с королевой Англии, предвкушая помощь и
от Франции, и от Англии.
Отношение к Нидерландам политических лидеров того
момента изображено в аллегории, представляющей
Нидерланды дойной коровой: Филипп II, как обычно в
черном, восседает на нидерландской корове, которую доит
испанский генерал. Вильгельм Оранский, тоже в черном,
крепко держит корову за рога. Анжу, в красном дублете и
красных чулках — типичный француз, — то ли держит, то
ли дергает, то ли тянет корову-Нидерланды за хвост.
Королева-Девственница, в белом, как ей и полагается, про-
4«

тягивает корове символический пучок травы. Взгляд
Вильгельма обращен на Елизавету, но та смотрит
перед собой и кормит нидерландскую корову, как бы не
замечая, что делает.
По настоянию Генеральных штатов в начале
1582 года Анжу отплыл в Нидерланды. Елизавета
настояла на том, чтобы свита ее нареченного
соответствовала «его величию», и Анжу сопровождала добрая
сотня придворных и три сотни слуг. Среди
сопровождавших были граф Лестер и его племянник, поэт
Филип Сидни. Во Флиссингене пеструю толпу
французских, английских и бургундских дворян, приплывших
вместе с Анжу из Англии, встретил принц Оранский.
Сидни, встречавшийся с ним ранее23, представил
дядю принцу, и Оранский писал потом, как
приятно ему было после стольких лет заочного знакомства
Дойная корова
Неизвестный художник,
по английской гравюре
1633-1639- Дерево, масло
52x67. Рейксмузеум,
Амстердам
49

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
Торжественный въезд
герцога Анжу (в шапке
и мантии герцога
Брабанта) в Антверпен
ig февраля 1582 года
Абрахам де Брюйн
1582. Гравюра. 24,2x26
Рейксмузеум, Амстердам
лично встретить Лестера. Преданность Лестера
делу восставших Нидерландов была общеизвестна,
и его присутствие в свите Анжу рассеяло сомнения
многих в верности сделанного выбора.
Из Флиссингена все отправились в Миддел-
бург, столицу Зеландии, а оттуда — в Антверпен,
где принц Оранский возложил на плечи Анжу
герцогскую мантию красного бархата, подбитую
горностаем, и надел на него герцогскую шапку с
горностаевой опушкой. Анжу принес присягу,
хотя официально герцогом Брабантским все еще
оставался Филипп II. Лишь спустя полгода
Генеральные штаты примут Акт об отречении,
низлагавший Филиппа24.
50

Но сувереном Нидерландов Анжу пробыл недолго. в поисках
Почти сразу же у него начались конфликты с Генеральны- нового
, ^ суверена
ми штатами, ведавшими финансами: новый суверен
требовал денег на двор, в то время как для Генеральных
штатов главную статью расходов составляли военные действия
против Пармы. Анжу попытался захватить Антверпен и
Брюгге, но попытка провалилась. Эта неудача означала и
конец его матримониальных планов: Елизавета попросила
вернуть ей кольцо. В июне 1583 года Анжу бежал во
Францию.
Приглашение Анжу значительно повредило
репутации Вильгельма Оранского. В Антверпене его открыто
называли «французским зазывалой», и в июле 1583 года он
переехал сначала в Мидделбург, а потом обосновался в
голландском Делфте. Центр восстания переместился теперь в
Голландию и Зеландию.
Через год, ю июня 1684 года, Анжу умер. Узнав о его
смерти, принц Оранский тут же послал посольство во
Францию с предложением суверенитета Генриху III.
Кандидатура Генриха III, с его пристрастием к покаяниям и
самобичеваниям, была по меньшей мере странным
выбором для протестантских Нидерландов. Но, во-первых,
французские военные ресурсы превосходили английские,
во-вторых, Генрих III взял-таки под защиту гугенотов,
в-третьих, другого выбора не было.
Ровно через месяц после смерти Анжу был убит принц
Оранский. Голландия и Зеландия уже какое-то время
строили планы провозгласить его графом, то есть суверенным
правителем этих провинций, и обсуждали полномочия и
условия назначения. Выстрел Бальтазара Жерара положил
конец их обсуждениям. Правоверные католики
вздохнули с облегчением: протестант не стал сувереном.
Священник из Делфта Сасбаут Фосмеер25 даже обратился к папе
с предложением провозгласить убийцу блаженным. С
неменьшим облегчением вздохнули и рьяные кальвинисты,
считавшие, что принц скомпрометировал и себя, и их
общее дело, вверив страну католику Анжу, сыну вероломной
Екатерины Медичи. В его гибели они видели Божью кару
за попустительство отступникам.
*1

Смерть Вильгельма Оранского вызвала множество
вопросов, в том числе и вопрос о том, как его хоронить. Кто
должен возглавлять процессию? Представители
Генеральных штатов, то есть представители всей страны, или только
сановники Голландии и Зеландии, где он был
штатгальтером? Для решения этих вопросов была создана
специальная комиссия по организации похорон. Возглавил ее Йо-
хан ван Олденбарневелт.
Как выглядела похоронная процессия,
отправившаяся з августа 1584 года к Новой церкви в Делфте, мы знаем
по многочисленным гравюрам. Сразу за катафалком шел
1б-летний сын Вильгельма Оранского, Мауриц, а вслед за
ним шествовали представители всех восставших земель.
И только за ними шли члены Штатов Голландии и Зеландии
и представители других провинций. Вильгельм Оранский
V

еще не стал отцом нации, каким его сделают историографы
XIX века, но похоронили его как лидера всех восставших
земель Нидерландов.
Решив вопрос о последовательности шествия за
катафалком, проводившие принца в последний путь встали
перед не менее сложным вопросом: что дальше? Вернее: с
кем дальше?
Старшего сына принца Оранского и Анны ван
Эгмонт, Филиппа Виллема, через полгода после того, как он
встречал на границе герцога Альбу, испанцы перевезли из
университета Лувена в Мадрид, ко двору короля, в честь
которого он был назван26. Словно желая доказать свое
существование, Немезида тут же отняла единственного сына
и у Филиппа: 24 июля умер дон Карлос, только что
вступивший в свой 23-й год. А два месяца спустя умерла и его
Похоронная
процессия Вильгельма
Оранского, лист ю
В центре Мауриц
Хендрик Голциус
1584. Офорт. 16x36,2
Рейксмузеум,
Амстердам
53

Первая
страница
истории
Республики —
Йоханнес
Угенбогарт
Портрет
Маурица
в возрасте
12 лет
Даниэл ван
ден Кеборн (?)
1578-1579
Дерево, масло
104x73
Королевский
архив, Гаага
54

ровесница-мачеха Елизавета Валуа, обещанная когда-то
ему, но ставшая третьей женой его отца — сюжет,
известный нам в переложении Шиллера и Верди.
В Нидерландах оставался 1б-летний Мауриц, но он был
сыном от прелюбодейки, чье имя в присутствии Оранского
запрещено было даже произносить27. Мауриц был
назначен председателем Государственного совета,
исполнительного органа Генеральных штатов, который мало что мог
исполнить, так как все земли зорко следили за сохранением
своих привилегий, гарантированных Утрехтской унией.
Назначение выражало надежду сановников, что юноша
пойдет по стопам отца. Самому же Маурицу оно
гарантировало зо ооо гульденов в год, немало для того, кто
лишился владений в Южных Нидерландах. Советники Маурица
Похоронная
процессия Вильгельма
Оранского в Делфте
3 августа 1584 года
Неизвестный мастер,
по оригиналу Франса
Хогенберга 1613-1615.
Офорт 13.3ж15'9-
Рейксмузеум,
Амстердам
55

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
Портрет Елизаветы
Английской
Королева играла
с портретами,
изображавшими ее
с ситом, — аллюзия
на весталку Туккию,
обвиненную в
нарушении целомудрия
и доказавшую
невиновность, донеся
в сите воду из
Тибра до Форума
Федерико Цуккаро(?)
Около 1583. Дерево,
масло. 124 *92
Национальная
пинакотека, Сиена
j6

обратились было в Штаты Голландии с напоминанием о
намерениях провозгласить его покойного отца графом, но
Штаты Голландии, так и не решившиеся сделать графом
харизматичного Вильгельма Оранского, не собирались
дарить наследственный титул безусому юнцу.
Через несколько дней после похорон Оранского
пришла долгожданная депеша от послов, отправленных им во
Францию: они до сих пор не видели короля. Лишь в
начале 1585 года стало ясно, что надежды на то, что Генрих III
согласится принять суверенитет Нидерландов, нет.
Слишком непрочной была его собственная позиция.
В августе 1584 года, решив воспользоваться тем, что
восставшие лишились предводителя, Парма начал осаду
Антверпена, самого большого и самого богатого города
Нидерландов. Главный порт Западного полушария, куда
свозились специи из Португалии, шерсть из Испании и
Англии, шелк из Италии, металлы из южной Германии,
серебро из Америки, последние пять лет Антверпен был
сердцем восстания. Исход битвы за город имел
первостепенное значение не только для экономики, но и для
морального духа обеих сторон.
КРЕСТОВЫЙ ПОХОД ПУРИТАН
Через несколько дней после известия о провале
переговоров с Генрихом III Уолсингем вызвал к себе голландского
резидента в Лондоне и заверил его, что если Генеральные
штаты пошлют к Елизавете полномочных послов с теми же
предложениями, какие получил от Соединенных
провинций король Франции, то англо-голландский союз, идею
которого так долго вынашивали в обеих странах, может стать
реальностью. И летом 1585 года в Лондон отправилась
делегация из Нидерландов. Одним из ее тринадцати членов
был Иохан Олденбарневелт.
Хотя Елизавета с самого начала ясно дала понять, что
не желает суверенитета, предложение верховной власти
должно было быть сделано из соображений престижа, что-

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
бы показать, что английской королеве предлагают не
меньше, чем французскому королю. Кроме того, Генеральные
штаты не оставляли надежды, что в последний момент
Елизавета может передумать. Если же она останется при своем
решении, послы должны были просить королеву взять
нидерландские провинции под защиту.
Что именно понималось под «защитой», никто точно
не знал. Кроме того, что она предполагала введение
английских войск. Поэтому разумнее было бы принять
суверенитет, назначить английского генерал-губернатора со
всеми военными и гражданскими полномочиями и
централизовать власть в Соединенных провинциях, на деле
бывших разъединенными. Но Елизавета отказывалась
посягать на чужой трон и не хотела брать на себя
непосильные обязательства (сама она позднее будет называть
бездонную финансовую пропасть Голландской войны
«ситом»). Поэтому все переговоры о de facto принятии
Англией суверенитета нидерландских провинций велись
за спиной королевы, которую намеревались поставить
перед свершившимся фактом.
Во время переговоров пришло известие о сдаче
Антверпена28, усилившее давний и непрестанный страх
Елизаветы перед ростом испанского могущества. Арасская уния
1579 г°Да возвратила под власть Филиппа II Южные
Нидерланды, в 1581 году к Испании была присоединена
Португалия со всеми ее колониями. В декабре 1584 года Филипп
подписал с Католической лигой герцога де Гиза Жуанвиль-
ское соглашение, ставившее целью полное уничтожение
протестантской ереси во Франции: Лига ежемесячно (!)
получала от испанского короля 50 ооо дукатов, а гугенот
Генрих Наваррский исключался из престолонаследия.
Теперь, когда мятеж в Нидерландах остался без предводителя,
а войска противника возглавлял талантливый Парма,
существовала прямая угроза того, что испанские войска займут
порты Северного моря. А оттуда при благоприятном юго-
западном ветре рукой подать до Англии...
Страх Елизаветы перед испанской блокадой острова
значительно ускорил ход переговоров, ю августа договор
с Англией был подписан, и делегация Нидерландов воз-
58

вратилась с новым союзником. Правда, чтобы
не вступать в открытый конфликт с Испанией,
Елизавета отклонила предложенный ей
суверенитет над восставшими провинциями, но
обещала им бооо пеших, боо кавалеристов и
126 ооо фунтов ежегодно29. В заседаниях
Государственного совета Соединенных
провинций должны были принимать участие
английский посол и командующий английскими
войсками. Гарантией того, что Генеральные
штаты вернут деньги и не подпишут
сепаратный мир с Испанией, служили три
стратегически важных города-крепости в устьях
Шельды, Рейна и Мааса, которые Англия
получала «в залог»: Флиссинген, Ден Брил и
крепость Раммекенс — после потери в 1558 году
Кале, которую Елизавета переживала как
личную утрату, Англия снова получала форпост
на материке30.
Командующим английской экспедицией
был назначен граф Лестер, давно убеждавший
Елизавету в необходимости помощи
Оранскому. Экспедиция Лестера была
встречена в Англии с невиданным
энтузиазмом. Знатнейшие фамилии
Англии украшали списки тех, кто шел
защищать свободу Нидерландов.
Каждый десятый пэр счел своим долгом
принять участие в экспедиции. Вместе
с Лестером в Нидерландах сражались и
его племянники Филип и Роберт
Сидни, и пасынок Роберт Девере, 2-й граф
Эссекс, и сэр Томас Сесил, сын
могущественного государственного
секретаря Елизаветы.
Еще до отплытия многочисленные
брошюры и памфлеты превозносили
доблести и достоинства Лестера,
представляя его святым Георгием проте-
Крестовый
поход
пуритан
Портрет Роберта Дадли,
графа Лестера
Биллем ван де Пассе. 1620
Гравюра. i6.ixii,4
Рейксмузеум, Амстердам
59

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
стантизма. Доблестным рыцарем, спешащим на помощь к
леди Белж и пяти ее сыновьям, изобразит своего бывшего
патрона в аллегории «исторической фантазии» пятой
книги Королевы Фей и поэт Эдмунд Спенсер (1552—1599)31-
Специально для жителей Нижних земель был
напечатан двуязычный буклет, в котором Лестер представлялся
воплощением христианского воина. Героя и спасителя,
любимого придворного английской королевы, которым
она жертвовала во имя борьбы с общим врагом, видели в
нем и жители Нидерландов.
Несколько дней спустя после подписания договора была
издана пятиязычная Декларация причин, побудивших
Елизавету впервые за долгие годы правления вмешаться в
континентальный конфликт и оказать помощь Северным
Нидерландам. В брошюре провозглашались намерения
королевы восстановить мир на всей территории
Нидерландов, выдворить чужеземных наемников, разрешить
религиозный конфликт и восстановить старые привилегии.
Одна из памятных медалей, выбитых в честь экспедиции,
изображала Елизавету, протягивающую нидерландским
послам розы Тюдоров. Другая медаль более
соответствовала действительности; на ней королева протягивала послам
меч: в Нидерланды посылались английские войска,
намного превосходившие все прежние32.
14 сентября 1585 года английский контингент был
собран в Утрехте: 7200 пеших составляли 48 рот33. Ко
времени приезда Лестера в Нидерланды к этим ротам
прибавилась рота Филипа Сидни, назначенного губернатором
Флиссингена и приехавшего в Нидерланды уже в ноябре
1585 года34.
8 декабря 1585 года под залпы мушкетов, барабанный бой,
звуки труб, крики и молитвы провожающих, великое
множество которых собралось на набережной Харвича, флот
графа Лестера взял курс на Нижние земли. Добрая сотня
судов увозила на континент цвет английской
аристократии. Среди семисот кавалеристов были представители всех
знатных семейств Англии35. Они отправлялись на
священную войну, в антипапский крестовый поход, и английские
пуритане молились о победе.
6о

Сам Лестер, отплывая из Англии, якобы сказал,
что «его дело — дело Бога и Ее Величества». Но
прежде всего экспедиция в Нидерланды была его
делом, на которое, как и полагалось дворянину, он,
продав и заложив свои земли, собрал 25 ооо фунтов
и тысячный отряд кавалерии. Кроме того, 13 ооо
фунтов он занял у Елизаветы и 15 ооо фунтов — у
купцов Лондона.
О победе молились и в Нидерландах, и как
только английские корабли достигли Флиссингена,
Генеральные штаты объявили дни поста и молитвы.
Правда и Время открывают
исчадия папы римского
Справа Елизавета
Английская и девы Голландии,
Зеландии, Гелдерна и
Фрисландии, слева — папа
римский, высиживавший яйца,
из которых вылупляются
Бальтазар Жерар,
инквизиция, Варфоломеевская ночь
и другие монстры
Питер ван дер Хейден. Около
1585. Гравюра, 21,5x25,9
Рейксмузеум, Амстердам
6i

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
На следующем
развороте:
Въезд графа
Лестера в Гаагу
б января
1586 года
Якоб Саверей
1586. Офорт
16,1x387.4
Рейксмузеум,
Амстердам
После этого началось триумфальное шествие английской
армии. Улицы городов украшали двойные розы Тюдоров,
а городские ворота — гербы Лестера, Елизаветы и Маури-
ца, нидерландский лев и британский единорог. Из Флис-
сингена английская флотилия направилась в Мидделбург,
приветствовавший английского генерал-лейтенанта
грандиозным фейерверком и рождественским ужином: столы
ломились от жареных лебедей, каплунов и фазанов,
дорогое рейнское лилось рекой, а в конце банкета на столе
появились замки из марципана с сахарными девами у окон.
Делфт, красоту которого Лестер сравнил с Лондоном,
приветствовал его парадом стрелков и великолепным
банкетом, теперь уже по случаю английского Рождества:
Англия жила еще по юлианскому календарю и
отставала от Провинций, уже перешедших на григорианский
календарь, на десять дней. Веселью не было конца, за
вином посылали еще и еще36. Но гораздо большим было
эмоциональное опьянение англичан. Их письма домой в
начале экспедиции — нескончаемая хвала изобилию страны,
красоте городов, их богатству, а радушие, с которым
встречали голландцы английских гостей, свидетельствовало не
иначе как об их любви к королеве37.
Дорога из Делфта в Гаагу была усеяна любопытными,
кричавшими: «God save Queen Elizabeth!» Везде
наместника английской короны встречали парадами стрелков и
мушкетными залпами, речами и стихами, шествиями и
знаменами, памятными медалями и живыми картинами.
Города соревновались в гостеприимстве, принимая
английского Моисея, который должен был провести жителей
Нижних Земель через Чермное море и вывести их в Землю
обетованную. Племянник Лестера Филип Сидни,
приехавший в Нидерланды еще в ноябре, писал дяде, что его
прибытия ждали, как прихода Мессии. Кальвинисты
приветствовали в нем правоверного протестанта, гуманисты
Лейдена, будь то либеральный католик Липсий,
последователь Эразма Ян Дуза или антиримски настроенный
католик ван Хаут, — мецената и знатока поэзии. Все верили,
что с помощью Англии Нидерланды отстоят свою
независимость, или, говоря словами тридцатого сонета Сидни,
62

что «воспрянет крона Оранской славы». Сам Лестер писал
Уолсингему, что если бы Елизавета увидела эти провинции
и города, она уверилась бы, что деньги потрачены не зря.
Он не знал, что сразу вслед за отплытием «милого Роберта»
королева начала тайные переговоры с Пармой.
ю января Лестер пишет Уолсингему, что «у голландцев,
которые принимают его какреге de la patrie, нет иного
желания, как стать подданными Ее Величества». В тот же день
Генеральные штаты официально предлагают ему пост
генерал-губернатора, с полномочиями, намного
превышающими оговоренные в договоре. Лестер благодарит
Генеральные штаты за предложение, которое «он не заслужил»,
осмотрительно передает ведение переговоров советникам
и посвящает день посту и молитве. И едет в Лейден, где
происходит то же, что и везде: ему отводят покои
принца Оранского, а вечером перед Prinsenlogement сжигают
испанского дракона. День и ночь в городе горят бочки со
смолой, и политики и поэты воспевают англо-голландский
союз.
В то время как Лестер смотрит «живые картины» и
слушает лекции Липсия о Таците, Филип Сидни и Роджер
Норт ведут переговоры с Генеральными штатами. В
конце января Лестер пишет Уильяму Сесилу, что Генеральные
штаты убедили его в том, что он сможет помочь их
общему делу, лишь став генерал-губернатором. Вместо
главнокомандующего он становился наместником с
неограниченными правами и абсолютной властью не только в делах
войны, но и в делах политики и юстиции, представителем
суверена, какими были до него Маргарета Пармская или
Альба. Лишь принеся присягу Генеральным штатам, он
ставит об этом в известность королеву.
Елизавета тут же потребовала от Лестера
публичного отказа от титула. Она опасалась, что Филипп расценит
присягу ее подданного как ее согласие принять
суверенитет Нидерландов и что это втянет Англию в войну. Кроме
того, она была глубоко уязвлена тем, что все ее
приближенные, включая Уолсингема и Сесила, ввели ее в заблуждение.
Но больше всего она была поражена тем, что Лестер писал
о происходившем всем — кроме нее.

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
Написала королева и Генеральным штатам, требуя,
чтобы они лишили Лестера титула, причем сделали это с той
же торжественностью, с какой они провозгласили его
генерал-губернатором. В ответном послании Генеральные
штаты заверили Елизавету, что подобная демонстрация
разногласий в лагере протестантов окажется только на
руку их общему врагу. Мало-помалу о титуле было
забыто, но престиж Лестера значительно пострадал.
Некоторые и вовсе перестали доверять ставленнику английской
королевы.
Правда, в марте он еще торжественно въехал в Харлем,
украшенный Карелом ван Мандером. Помимо обычных
банкетов и фейерверков город преподнес
генерал-губернатору галеру, на которой тот отправился в Амстердам.
И здесь Лестера разместили в Prinsenhof, где до него
останавливался Вильгельм Оранский. Лестер пробыл в
Амстердаме десять дней и успел даже съездить на рыбалку.
В последний день марта он выехал из Амстердама в
Утрехт. Здесь его встретили живыми картинами, в
которых Елизавета представала Афиной и Юдифью, а он сам —
Самсоном и Гераклом. Девушка, символизировавшая Веру,
надела ему на палец кольцо, а бургомистр вручил ключи от
города.
Лестер обосновался в Утрехте, поближе к театру
военных действий и подальше от Гааги, где заседали Штаты
Голландии, еще до приезда начавшие вставлять ему палки
в колеса. Договор между Англией и Соединенными
провинциями был подписан в августе, а в ноябре, в
восемнадцатый день рождения Маурица, Голландия и Зеландия
назначили «от рождения принца Оранского» своим
штатгальтером. Неуклюжее определение было добавлено,
потому что настоящим принцем был старший сын Вильгельма
Оранского, находившийся в Испании38. Но с неуклюжим
определением или без него, Голландия и Зеландия заявили
этим назначением о том, что не собираются предоставлять
посланнику Елизаветы первых ролей. Спешное
назначение Маурица штатгальтером Голландии и Зеландии стало
зловещим предзнаменованием грядущих столкновений
между англичанами и Штатами двух главных провинций.
66

ПЕРВЫЙ ЧЕЛОВЕК ГОЛЛАНДИИ
Вскоре после принятия Лестером титула
генерал-губернатора Штаты Голландии
предложили Йохану ван Олденбарневелту, пенсионарию
Роттердама, пост Landsadvocaat («land»
означает здесь «землю», а не «страну»), то есть
Адвоката провинции или пенсионария Штатов.
В русской историографии часто используется
термин «великий пенсионарий», что является
переводом французского «grand pensionnaire».
Все эти термины мало что говорят теперь и
самим голландцам и требуют пояснения.
Пенсионарий был юридическим
советником на жалованьи города или провинции.
С середины xvi века акцент в деятельности
пенсионария все больше смещается с юридических
вопросов на политические. Должность
пенсионария была невыборной, поэтому в отличие
от городского или провинциального совета,
переизбиравшихся каждый год, пенсионарий
оставался на своем месте и, будучи всегда в
курсе событий, имел влияние на проводимую
политику. Формально пенсионарий Штатов
провинции был пенсионарием дворянства,
представлявшего сельское население. Так как в
Штатах, как и везде, действовали строгие
законы старшинства, пенсионарий дворянства был
главным лицом собрания39.
В заседаниях Штатов Голландии, высшего
органа провинции, принимали участие
бургомистры, пенсионарий и члены
муниципалитетов восемнадцати городов провинции.
Независимо от величины представительства
каждый город имел лишь один голос, но,
конечно, больше считались с важными городами,
например с Амстердамом или Дордрехтом.
Местом заседаний Штаты Голландии выбрали Га-
Портрет Йохана
ван Олденбарневелта
в возрасте 70 лет
Виллем ЯкобсзоонДелфф,
по живописному оригиналу
Михила ван Миревелта. 1617
Гравюра, 26,8x17,6
Рейксмузеум, Амстердам
67

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
агу, потому что, не имея городских стен, Гаага не считалась
городом и поэтому не имела права голоса. Рядом со
Штатами Голландии заседали Генеральные штаты.
Прежде чем согласиться на предложение, ван Олден-
барневелт определил свои будущие функции: составление
повестки дня собраний Штатов Голландии, проведение
заседаний и составление проектов резолюций, переписка
и контакты с иностранными государствами и
представительство Голландии в Генеральных штатах. Жалованье ван
Олденбарневелта составило 1200 гульденов в год, и он
оговорил возможность получать «подношения».
Ван Олденбарневелт брал на себя множество
обязанностей, но с ростом обязанностей росли его престиж и власть.
Он принимал участие в различных комиссиях, обсуждая
проекты резолюций еще до того, как они обсуждались в
Штатах Голландии40. На заседаниях Генеральных штатов
его голос был первым в прямом и переносном смыслах.
Через него проходила вся переписка Штатов Голландии, к
нему обращались иностранные дипломаты. Вскоре он стал
первым человеком в Голландии. А так как Голландия
считала себя первой провинцией в Республике, то
конфронтация между Лестером и Олденбарневелтом была неизбежна.
Одной из первых препон, учиненных Лестеру, стало
провозглашение голландского языка официальным
языком всех сношений с английской администрацией. Но
настоящее противоборство между Адвокатом Голландии
и главнокомандующим английской армии началось с
расхождений по вопросу «торговли с врагом». Еще во время
переговоров Елизавета высказала удивление по поводу
того, что Нидерланды до сих пор не объявили Испании
торговый бойкот. Бойкота требовали и приграничные
провинции. В то время как они воевали с Испанией,
Голландия богатела день ото дня, продавая Испании хлеб,
которым кормили испанских солдат. Бойкота требовали и
строгие кальвинисты, считавшие торговлю с католической
Испанией и Южными провинциями грехом. Но у
голландских купцов был веский аргумент в свою защиту: если
мы не будем торговать с Испанией, это будет делать кто-то
другой. Зачем же отдавать свой заработок кому-то друго-
68

му? Тем более что весь экспорт на Юг облагался высокой
пошлиной, которая поступала в казну Генеральных штатов,
ведавших военными затратами. Доводы купцов были и
доводами Олденбарневелта.
Для Лестера победа в войне с Испанией была куда
важнее барыша голландских и зеландских купцов, и он
запретил торговлю с Южными провинциями. Нарушение
запрета каралось смертной казнью, которая почти сразу
же была заменена конфискацией имущества. Запрещение
торговли с врагом было с воодушевлением встречено
народом, ожидавшим падения цен на продукты питания,
прежде всего на хлеб. Но в важных торговых городах —
Амстердаме, Роттердаме, Энкхэйзене — запрет даже не был
обнародован. Казалось бы, конвой, находившийся под
началом Лестера, мог отказаться конвоировать торговые суда,
шедшие на Юг, но конвой ничего не делал без разрешения
городских властей. В конце концов Лестеру пришлось
смириться с ограниченным бойкотом и разрешить торговлю
на нейтральной территории, обложив прибыль высоким
налогом.
Поводом для следующего конфликта стали события в
Утрехте. В бывшем уделе епископов, где в 1580 году были
запрещены католические службы, Лестера встречали еще с
большим радушием, чем в других городах. Утрехт
поддерживал очень теплые отношения с Англией и, даже после
того как Елизавета отказалась от суверенитета над
Соединенными провинциями, не прекращал предлагать
английской королеве суверенитет, причем на условиях, намного
превосходящих условия, выдвинутые Генеральными
штатами. Предложения Утрехта шли вразрез с Утрехтской
унией, запрещавшей отдельным провинциям заключение
сепаратных союзов41, но свидетельств сепаратистских
настроений в провинциях в ту пору было немало.
Приезд пуританина Лестера, благоволившего
ревностным кальвинистам, в одночасье изменил религиозный
настрой в городе, где до этого преобладали умеренные
протестанты. Реформаты тут же составили церковный Устав,
который надлежало подписать всем пасторам провинции.
Тако Сибрантс, коллега Утенбогарта из церкви святого

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
Иакова, выступил против положения Устава об
абсолютном предопределении и был уволен. Не согласен с Уставом
был и сам Утенбогарт, но, будучи самым молодым из
проповедников, возражать не решился и подписал церковные
правила.
Присутствие в Утрехте генерал-губернатора, не
скрывавшего своих пуританских взглядов, воодушевило
ортодоксальных реформатов, занимавших командные посты в
ротах стрелков, и они захватили власть в городе. Умеренные
члены городского совета, не выказывавшие явного
предпочтения кальвинизму, были заменены ставленниками
Лестера и изгнаны из Нидерландов как «потенциальные
предатели». Они тут же обратились в Штаты Голландии, и те
не только предоставили «пятой колонне» пристанище, но
и опротестовали захват власти в муниципалитете Утрехта.
Голландия отказалась иметь дело с новыми членами
магистрата Утрехта и бойкотировала все собрания
Генеральных штатов, на которых присутствовал новый бургомистр
Утрехта, на том основании, что согласно старым
привилегиям эту должность мог занимать только уроженец города.
Надо заметить, что Голландия отнюдь не всегда так зорко
следила за соблюдением этой привилегии42.
Отношения между Штатами Голландии и
генерал-губернатором становились день ото дня хуже. Когда в августе
ij86 года Лестер пригласил ван Олденбарневелта в Утрехт
для обсуждения финансовых вопросов, тот послал своего
помощника, опасаясь, что его самого Лестер упрячет за
решетку. Доверия между ними не было никогда, теперь же
Штаты Голландии собирались втайне от
генерал-губернатора, которого они окружили шпионами. Письма Лестера
перлюстрировались, и даже его послания королеве
проходили через руки Олденбарневелта. Из перехваченных
писем тот мог узнать, как глубоко обеспокоен
главнокомандующий ходом военной кампании (летом 1586 года были
сданы Венло и Граве) и как тяжело он переживает
плачевное положение «бедных солдат», голодных и раздетых.
Плачевным было положение и самого Лестера,
уставшего от бесконечных козней ван Олденбарневелта
и от двусмысленной ситуации, в которой он оказал-
70

ся43. В мае 1586 года он писал Уолсингему:
«У меня больше нет сил, у меня
действительно больше нет сил, господин Секретарь» —
«I am weary, indeed I am weary, Mr. Secretary»44.
Летом Лестер узнал, что Елизавета ведет
переговоры с испанцами. В довершение всех
несчастий 21 сентября пуля испанского аркебузира
раздробила бедренную кость Филипа Сидни45.
Началась гангрена, и как раньше любимый
племянник Лестера демонстрировал
«искусство жить», так теперь целый месяц он
демонстрировал «искусство умирать»: писал стихи,
пересмотрел завещание, добавив в него оплату
лекарей... гу октября 1586 года Филип Сидни
умер.
Смерть 31-летнего поэта и идеального
придворного, каким многим виделся Сидни,
вызвала целый поток эпитафий в стихах и прозе.
Елизавета писала, что, будь в ее силах, она
выкупила бы его жизнь любой ценой, Лестер —
что отдал бы все до последней рубашки. Сонет
на смерть Сидни сочинил Яков VI, сын Марии
Стюарт, которую Елизавета держала в
Шеффилдском замке. Луиза де Колиньи46 в письме
Липсию сравнивала потерю Сидни с потерей
брата. Эдмунд Спенсер, хорошо знавший
Сидни по Ареопагу, откликнулся на смерть
Руинами времени и элегией Астрофил,
посвященной уже графине Эссекс. ,47
Штаты Зеландии объявили, что, если тело
губернатора Флиссингена останется в
провинции, они поставят Сидни памятник, даже если
он обойдется им в трюм золота. Но Лестер
перевез забальзамированное тело племянника
в Лондон, где в середине февраля состоялись
первые государственные похороны не члена
королевской семьи. Через двести девятнадцать
лет этой чести удостоится Нельсон, а еще через
сто шестьдесят лет — Уинстон Черчилль48.
Первый
человек
Голландии
Портрет Филипа Сидни
Якоб Хаубракен, по
живописному оригиналу Исаака
Оливье. 1743- Офорт. 373х237
Рейксмузеум, Амстердам
71

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
Пышные похороны должны были не только воздать
честь поэту-воину и «идеальному придворному», но и
отвлечь внимание от казни Марии Стюарт: 8 февраля в замке
Фотерингей палач отсек голову королеве Шотландии,
претендовавшей на английский престол.
Похоронив племянника, Лестер остался зимовать в
Англии, хотя понимал, что Олденбарневелт сделает все
возможное, чтобы, воспользовавшись его отсутствием,
саботировать запрет торговли с врагом и вообще ограничить
его власть. И действительно, стоило Лестеру уехать, как
под нажимом Олденбарневелта Генеральные штаты
приняли составленную им резолюцию, облегчавшую торговлю с
врагом, и протолкнули ее через Государственный совет.
В январе 1587 года англичане-католики, оставленные
Лестером комендантами Девентера, важного торгового
города на востоке Нидерландов, сдали его испанцам, и по
стране разнеслись слухи о предательстве англичан. Штаты
Голландии тут же лишили полномочий подведомственный
Лестеру Государственный совет и передали командование
войсками и флотом принцу Маурицу. Олденбарневелт вел
кампанию против Лестера и всего английского, но, зная о
популярности генерал-губернатора, особенно среди
кальвинистов, делал это весьма осторожно.
Вернувшись весной в Нидерланды, Лестер потребовал
новой присяги, но Генеральные штаты отказали
командующему и генерал-губернатору. В ответ английские войска
заняли Дордрехт, Гауду и другие города. Штаты Голландии
во главе с Олденбарневелтом решали теперь, как защищать
Голландию от нападения испанских и английских войск.
В сентябре Лестер двинулся на Гаагу, но Олденбарневелт
успел укрыться за стенами Делфта и вовремя предупредить
Маурица.
Возникла странная ситуация: войска, которые должны
были вместе сражаться против испанцев, ополчились друг
против друга. Доблестный рыцарь, спешивший на помощь
к детям леди Белж, обернулся супостатом, захватчиком.
В конце концов Лестер уехал во Флиссинген, где был
расквартирован английский гарнизон, и в феврале 1588 года
отплыл оттуда в Англию.
72

В 1586 году в честь назначения Лестера
генерал-губернатором Хендрик Голциус
сделал золотую памятную медаль: вокруг
портрета Лестера шло латинское
название его должности. Неизвестно, был ли
это заказ Генеральных штатов или самого
Лестера. Уезжая, Лестер заказал памятную
медаль сам. Текст на ней гласил: «Invitus
desero non gregem sed ingratos» —
«Вынужденно оставляю я не стадо, а
неблагодарных». А «стадо неблагодарных» выпустило
теперь другой вариант «голландской
коровы»: англичанин или шотландец
(возможно, Лестер) доит корову, немец (Маттиас
Австрийский или Вильгельм Оранский)
держит ее за рога, француз (Анжу) тянет
животное за (разорванную) веревку, а
Филипп — за хвост. В последнем
четверостишии превозносился герцог Парма.
Первый
человек
Голландии
Памятная медаль, заказанная графом
Лестером на его отъезд из Нидерландов
Неизвестный мастер. 1587. Серебро
0 4,9- Рейксмузеум, Амстердам
Дойная короваМ.
Политическая
аллегория
Неизвестный
мастер. Около 1587
Офорт 17,5*26,3
Рейксмузеум,
Амстердам
73

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
Лестер умер 4 сентября 1588 года. Ему посчастливилось
стать свидетелем поражения Непобедимой Армады. Но
колокольный звон, которым в Англии и в Соединенных
провинциях праздновалась победа, он уже не услышал. Не
узнал он и о том, что голландцы выловили из моря все, что
осталось от испанской Армады, и продали улов —
Испании!49 Но, узнай он об этом, он вряд ли бы удивился.
БОГ ИЛИ КЕСАРЬ?
Десять лет «после Лестера» станут временем успехов как в
экономике, так и на фронте. Огромный приток
эмигрантов с Юга, привезших деньги и связи, знания и умения,
вызвал стремительный рост городов Голландии50 и
возникновение новых отраслей производства: именно в это время
Делфт становится центром по изготовлению фарфора, а в
Харлеме и Лейдене развивается выделка и окраска шелка
и шерсти. Экономический и демографический рост
стимулировал в свою очередь спрос на сырье и товары51.
Блокада Шельды ведет к быстрому угасанию Антверпенского
порта, еще недавно самого большого в Европе, и торговля
перемещается в Амстердам, куда везут теперь и балтийскую
древесину, и остзейское зерно, и богатства, доставляемые
испанцами и португальцами из Индии, — сахар, специи,
шелк. Здесь эти продукты не продаются, как в
Антверпене, а сначала перерабатываются и лишь потом продаются —
значительно дороже. Своим ростом голландские города
во многом обязаны и мигрантам из других земель,
привлеченным в Голландию заработком, вдвое превышающим
заработок в других провинциях. К тому же здесь нет
постоянной угрозы войны.
Десять лет «после Лестера» станут временем
политической стабилизации и военных побед Маурица. В 1593 Г°ДУ
он отвоевывает Геертрейденберг, последний город
Голландии, еще занятый испанцами. Талантливый военачальник,
Мауриц тщательно подготавливает взятие каждого города,
чтобы свести потери к минимуму: он первым вводит в сна-
74

ряжение солдат лопату52. Каждая летняя кампания
Маурица увеличивает территорию Республики.
Побед не принес только 1598 год. Но он принес еще
большие изменения: умер Филипп П. Перед
смертью бывший суверен Семнадцати провинций
подарит Южные Нидерланды дочери Изабелле,
выходившей замуж за двоюродного брата Альбрехта,
их наместника.
Все это время в Северных Нидерландах не
прекращаются дискуссии о плюсах и минусах
различных форм правления — монархического,
аристократического, республиканского. Предпочтение
обычно отдается сочетанию всех трех, то есть
аристократической республике с сохранением поста
штатгальтера. «Монарху»-штатгальтеру отводится
представительство на международной арене, но
внутри страны верховная власть должна оставаться у
Генеральных штатов. Модель эта, как и большинство
моделей того времени, возводилась к прошлому, к
формам правления магистратов, а не к
республиканскому правлению, видевшемуся хаосом демоса.
Сомнений относительно плебса, обозначаемого
голландским словом grauw — чернь, не было ни у кого.
Лестер стал последней попыткой обрести
суверена. После его отъезда Генеральные штаты
прекратили поиски монарха, которому они могли бы
вверить страну вместо свергнутого Филиппа II, и
взяли государственное управление в свои руки.
Приняв суверенитет в политике, Штаты сочли, что
им принадлежит и решающий голос в делах
религии. И хотя после отъезда Лестера в Соединенных
провинциях оставалась пятитысячная английская
армия, Штаты повернули конфессиональный руль
на i8o градусов.
Изгнанные во время правления Лестера члены
городского совета Утрехта вернулись на
занимаемые ими должности, и за решеткой оказались
теперь сторонники бывшего генерал-губернатора53.
Новый городской совет выслал из города всех па-
Бог или кесарь?
На следующем развороте:
Карта Нидерландов
в форме нидерландского
льва, Leo Belgicus
По обеим сторонам —
портреты Филиппа II и семи
наместников: слева под
портретом Филиппа портреты Альбы,
Хуана и Эрнста Австрийских,
справа — Маргареты Парм-
ской, Рекезенса, Фарнезе
и Альбрехта. Внизу портреты
Вильгельма Оранского
и наместников, назначенных
Генеральными штатами
с 1579 года: Маттиас
Австрийский, герцог Анжу, Роберт
Дадли, Мауриц
Иоаннес ван Дутенхюм II
1598 Офорт. 44х5б,5
Рейксмузеум, Амстердам
75

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
сторов, «запятнавших» себя сотрудничеством с
ортодоксальными кальвинистами, дабы они не сеяли смуту среди
паствы. Утенбогарта, и при Лестере проповедовавшего
терпимость, хотели было оставить, но по размышлении
уволили и его — на время, так как контракт связывал его с
кальвинистами, оплатившими учебу в Женеве.
Утенбогарта вызвали в Гаагу, и эта поездка радикально
изменила всю его жизнь. По настоянию принца Маурица
пастора на два года освободили от контракта и оставили в
Гааге. По всей вероятности, за этим решением стоял Ол-
денбарневелт, разглядевший в проповеднике талант,
который так нужен был Штатам Голландии.
Протестанты все больше разделялись на два лагеря:
сторонников церкви как государственного института
свободных граждан и воинствующих кальвинистов,
выступавших за «женевский вариант», то есть за главенство или
по крайней мере автономию церкви. Уверенные в
истинности своей веры, кальвинисты горели благочестивой
нетерпимостью ко всем, кто в их глазах отклонялся от
истинного пути: лютеране и меннониты были для них такими
же еретиками, как католики. Считая себя единственными
носителями учения Кальвина, они требовали главенства
в делах церкви, хотя составляли меньшинство (в 1587 году
кальвинисты составляли примерно десятую часть
населения страны)54. Даже в Амстердаме, центре наводненной
южанами Голландии, кальвинистов на рубеже xvi-xvii
веков было не больше, чем меннонитов, и магистрат города
четырнадцать лет тянул с выделением места для еще одной
церкви, считая, что верующим достаточно двух церквей,
Старой и Новой. Лишь эпидемия чумы i6o2 года, унесшая
10 ооо жителей, вынудила городской совет выделить место
для нового кладбища — и церкви55.
Основная часть населения оставалась в лоне
католической церкви. Еще в середине xvii века (!) католики
составляли половину населения Республики. Правда, присущая
северянам сдержанность отличала их от братьев по вере в
Испании или Италии: религиозные процессии и раньше
проходили здесь без экзальтации, а преследования
инакомыслящих вызывали всеобщий протест.
78

Покинувшие лоно католической церкви не спешили
примкнуть к кальвинистам, требовавшим от членов своей
общины строгого соблюдения религиозно-нравственных
предписаний. Нарушителей карали запретом участвовать в
праздновании Вечери Господней (Avondmaal) , что зачастую
вело к социальной изоляции56. Большинство протестантов
Соединенных провинций придерживались умеренных
взглядов. Женевская модель строительства нового
Иерусалима слишком отдавала для них деспотизмом, поэтому они
ходили на проповеди, не становясь членами церковной
общины, оставаясь, как тогда говорили, «любителями».
Как правило, «любителями» оставались члены
магистратов, богатые купцы, люди рассудительные и
здравомыслящие. В их глазах членство в реформатской церкви
было (у)делом бедного люда, ведомых, а не ведущих.
Помня о недавних притеснениях со стороны католической
церкви, они не хотели возвращения «законов против
еретиков», считая, что каждый может придерживаться своей
веры, если это не нарушает общественного порядка.
Следить же за порядком вменялось в обязанность гражданским
властям.
«Любителем» был и Олденбарневелт. Имея за плечами
богатый политический опыт, в дебатах с кальвинистскими
проповедниками он явно пасовал. Ему не хватало
богословских знаний, и в Утенбогарте пенсионарий Голландии
надеялся найти советчика, на которого он сможет
положиться в делах церкви. Бывший всего на десять лет старше
Утенбогарта, но решавший к этому времени все вопросы
внешней и внутренней политики не только Голландии, но
и всей страны, Олденбарневелт, несомненно, был
авторитетом для пастора.
Между ними возникла и личная симпатия, и Утенбогарт
стал учителем дочерей Олденбарневелта, Адрианы и
Марии. В 1590 году он крестил сына Олденбарневелта Вил-
лема, которого через двадцать шесть лет соединит узами
брака с внучкой Филиппа ван Марникса. Благословит он и
браки дочерей Олденбарневелта57.
Олденбарневелт благоволил Утенбогарту, и вслед за
ним Штаты Голландии если не предупреждали желания

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
пастора, то всячески им потворствовали. Когда тот
захотел купить дом, который снимал для него магистрат
Гааги, Штаты Голландии заплатили половину первого взноса,
550 гульденов, почти годовое жалованье Утенбогарта58.
Оно было больше, чем у других гаагских пасторов: когда
те получали 300 гульденов в год и бесплатное жилье, ему
платили боо гульденов, а когда их жалованье повысили до
500 гульденов, Утенбогарту стали приплачивать 2jo
гульденов за проповеди в Валлонской церкви.
Излишне говорить, что многие косо смотрели на
продвижение и привилегии ставленника Олденбарневелта.
Прежде всего кальвинисты, чьи подозрения вызывал
всякий становившийся на сторону Адвоката. Сотрудничество
со Штатами Голландии делало Утенбогарта в глазах этих
стражей Сиона отступником, продавшим истинную
религию. Кто говорил, за гульдены, кто — за золотую цепь.
Главным занятием Утенбогарта в это время было
улаживание бесконечных конфликтов между церковными и
городскими советами. В Гауде городские власти отменили
катехизис, мотивировав это увеличением количества
прихожан! Магистрат Делфта противился участию церкви в
делах школ, утверждая, что воспитание детей — дело
политики, а не религии.
Но наиболее частой причиной возникновения
конфликтов были споры о том, кому назначать пасторов.
Церковные советы считали, что это их дело, а платившие
проповедникам городские власти считали, что тот, кто платит,
тот и заказывает музыку.
Самым нашумевшим был конфликт в голландском
городке Медемблик, где магистрат без ведома церковного
совета назначил пастором Тако Сибрантса, того самого,
который вынужден был покинуть Утрехт во времена Лестера.
Конфликт тянулся без малого десять лет, и в него были
вовлечены принц Мауриц, Филипп ван Марникс, члены
Штатов и теологи Лейденского университета. Не проходило ни
одного синода реформатской церкви Голландии, на котором
не обсуждался бы конфликт; в 1598 году делу был посвящен
специальный синод! Председательствовал на нем Планций,
как и Утенбогарт уже восемь лет занимавшийся тяжбой.
8о

Сейчас Планций (1552-1622) больше
известен как картограф, искавший морской путь
на Восток, который был бы короче и
безопаснее плавания через мыс Доброй Надежды, где
кроме обычных опасностей мореплавателям
грозила встреча с испанцами или
португальцами. Это он предложил северный морской путь,
которым трижды пытался пройти Баренц. Но
картографией Планций стал интересоваться
уже после того, как бежал из Южных
Нидерландов в Голландию. Бежал же он как пастор-
кальвинист. Свои проповеди Планций часто
расцвечивал хорошо знакомыми пастве
образами мореплавания и менее знакомыми
астрономическими наблюдениями, но от учения
Кальвина не отходил никогда.
Победа осталась за властями, но сам пафос
борьбы и страстность оппонентов внушали
опасения, что этим конфликтом дело не
закончится59. Это лишь укрепляло уверенность
Олденбарневелта в том, что гарантировать
политическую стабильность в стране может
лишь полное подчинение церкви государству.
И Штаты запретили проведение синодов без их
разрешения. Кальвинисты возмутились
подобным вмешательством государства в дела церкви,
но их протесты ничуть не поколебали
решимости Олденбарневелта. С этого времени синоды
могли проводиться только с разрешения
Штатов и только в присутствии их представителей,
без которых пасторы не могли начать работу
даже разрешенного синода, — и Утенбогарту
не раз приходилось ездить за представителями
власти, заставлявшими себя ждать60.
Пришлось Утенбогарту улаживать
конфликт и в родном Утрехте. После его отъезда
из города Штаты Голландии с согласия
магистрата Утрехта прислали туда «своих» пасторов,
но прихожане встретили их в штыки. Ничто-
Бог или кесарь?
Петрус Планциус
в возрасте 70 лет
Биллем Якобсзоон Делфф
1623. Гравюра. 23,9х13'9
Рейксмузеум, Амстердам
8i

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
же сумняшеся городские власти закрыли церковный совет,
конфисковали все документы, сломали церковную печать
и постановили, что собрания консистории61 могут
проходить не чаще одного раза в неделю и только в присутствии
городских властей. Присутствие чиновников городской
администрации требовалось с этого времени даже для
передачи подаяний!
Недовольные прихожане стали ходить в церковь
ближайшей деревни, но власти Утрехта запретили и это.
Когда же оказалось, что запрет не действует, власти вызвали
войска. Тогда стали вооружаться и горожане, благо
недостатка в оружии в это время не было. Атмосфера накалялась
с каждым днем.
Жители города обратились с жалобой к Маурицу,
ставшему в 1590 году и штатгальтером провинции Утрехт. Ма-
уриц переадресовал жалобу Олденбарневелту, а тот в свою
очередь послал разбираться Утенбогарта и профессора
Лейденского университета Франциска Юния, известного
своим миролюбием. В итоге переговоров стороны
решили, что назначать пасторов будет специальная комиссия
из членов городского и церковного советов, а старост и
церковных старшин будет выбирать городской совет, но из
списка, предложенного консисторией. И этот конфликт
был улажен.
Помимо урегулирования конфликтов, Утенбогарт
читал проповеди в церкви Гааги. Если принц Мауриц был в
городе, он непременно приходил послушать Утенбогарта,
и это немало способствовало популярности
проповедника. Вслед за принцем в церковь потянулись придворные.
Бывал на проповедях Утенбогарта и Олденбарневелт,
которого пастор убедил стать членом реформатской общины.
Все современники единодушны в признании таланта
Утенбогарта-проповедника. О его даре слова писали
гуманисты Барлей и Гроций, а секретарь штатгальтера
Константин Гейгенс сравнивал его с Джоном Донном, чьи
проповеди он слышал в Лондоне62. Утенбогарт никогда не
читал, а всегда говорил с прихожанами. На сохранившихся
черновиках его проповедей на французском, голландском
и латыни намечены только главные мысли, но и те сформу-
82

лированы не как утверждения, а как вопросы к прихожанам.
Само собой разумеется, что в его проповедях не было
ненависти ни к лютеранам, ни к меннонитам, ни к католикам.
Он лишь сожалел, что единая широкая дорога к благодати
представляется нам множеством узких тропинок63.
Нередко он критиковал сильных мира сего, и вполне
возможно, что именно это придавало остроту его
проповедям и привлекало двор. Вы, обращался Утенбогарт к
пастве, «считаете, что можете позволить себе все, что законы
существуют не для вас, а для Яна и Пита, для Лиз и Трейн.
Для вас законы — паутина, в которую попадают лишь
маленькие мухи. Вам же, шершням, ничего не стоит ее
разорвать. Сбейся с пути Ян или Пит, его тут же накажут. Но мы
редко слышим, что с пути сбился кто-то из сильных мира
сего. Их грехи замалчиваются, никто не решается сказать о
них во всеуслышание. Среди придворных всегда
найдутся подхалимы, которые будут убаюкивать совесть принцев,
убеждать их, что законы писаны лишь для черни, что это ее
надо держать в благочестии, а принцы выше морали». Он
призывал Господа «ниспослать Иоаннов, которые смело
скажут Иродам наших дней, светским фатам,
прикрывающимся христианскими именами: „Не должно тебе иметь
Иродиаду"»64. Паства Утенбогарта, знавшая о распутной
жизни Маурица, слышала в словах проповедника
злободневность и остроту. Не меньше злободневности и
остроты было и в призывах пастора к своим
высокопоставленным прихожанам: учите детей ремеслам, чтобы дать им
профессию на черный день, занимайтесь теологией,
старайтесь сами разрешить вопросы веры. Проповеди
Утенбогарта неоднократно переиздавались65.
В августе 1590 г°Да в Гаагу переехала вдова
Вильгельма Оранского Луиза де Колиньи с сыном, и Утенбогарт
стал учителем восьмилетнего Фредерика Хендрика. Хотя
пастор оставался ментором мальчика всего два года,
Фредерик Хендрик позднее говорил, что после матери самое
сильное влияние на него оказал именно он.

Первая «ИДИОТЫ» И «ШКОЛЫ ПРОРОКОВ»
страница
истории
Республики,
или Спор Важной обязанностью, возложенной Олденбарневел-
о чистой том на Утенбогарта, была подготовка пасторов, которых
совести катастрофически не хватало. Те же, что были, либо
придерживались радикальных взглядов, либо не имели
знаний, часто — то и другое вместе. После перехода страны на
сторону Реформации пастором мог стать каждый сдавший
экзамен член реформатской общины. Кандидаты должны
были «вести достойный образ жизни и не отличаться
кровожадностью», бывшие католические священники (а они
составляли немалую часть пасторов) должны были
доказать, что обратились в новую веру, официально вступив в
брак. В некоторых городах были так называемые «школы
пророков» (profetenschoolen)y где желающих стать
пастором натаскивали к экзамену, обучая распознавать и
опровергать различные ереси. Понятно, что при невысоких
требованиях уровень проповедников оставлял желать
лучшего, и в народе пасторов-неучей, не каждый из которых
имел Библию, прозвали «идиотами»66.
Такое положение дел не могло не вызывать всеобщей
критики. Попыткой решить проблему стало основание в
1J7Î Г°ДУ Лейденского университета, который должен был
обеспечить страну хорошо подготовленными
пасторами. Но несмотря на то что кураторы не жалели ни сил, ни
средств, дабы привлечь в Лейден лучших
богословов-протестантов, аудитории оставались пустыми: место пастора
не было ни престижным, ни денежным. Юноши из
богатых семей предпочитали богословию юриспруденцию, а
выходцам из семей среднего достатка университет был не
по карману.
Чтобы не вынуждать приглашенных теологов читать
лекции в пустых стенах, городские власти обязали
посещать занятия... бывших монахов, под страхом лишения
их пособия, выплачиваемого из бывшего монастырского
имущества! Даже спустя десять лет после основания
университета из 130 студентов-теологов голландцы составляли
чуть больше половины.
84

Проблема была решена основанием в Лейдене Колледжа
Штатов (Statencollege), где малоимущие юноши могли
стать пасторами. Штаты Голландии не только платили за
обучение, но и выплачивали стипендию67. Большинство
теологов, задававших в конце XVI века тон на церковных и
университетских кафедрах, прошли школу Гейдельберга, и
привитый там ортодоксальный кальвинизм доминировал
над остальными течениями Реформации и в Лейденском
университете. Тем не менее в Лейдене, где всегда
ощутимо присутствовало гуманистическое начало,
преобладала умеренная форма кальвинизма. С 1592 года мальчики
из Голландии и Западной Фрисландии от 14 лет и старше,
знающие латынь и не имеющие телесных повреждений и
дефектов речи, сдав экзамены, могли приступить к учебе в
Колледже68.
Правда, церковные советы относились к выпускникам
настороженно, опасаясь ересей, которыми славился
академический мир. Выпускников Колледжа подвергали
строгому экзамену, целью которого была не столько проверка
знаний кандидата в пастыри, сколько проверка
истинности его веры. С обострением противоречий в лагере
протестантов экзамены становились все сложнее, продолжаясь
иногда несколько дней. Случалось, что церковный совет
предпочитал знающему выпускнику Колледжа верящего
«идиота». И тогда снова возникал конфликт:
университеты настаивали, чтобы церковные советы не назначали
пасторами людей без образования69.
Проповеди были нужны не только в городах и селах
Голландии, но и в армии. Каждые два месяца жребий решал,
кому из пасторов Голландии ехать в армию. В1599 Г°ДУ
жребий пал на Утенбогарта. И в лагере, как и в Гааге, на каждой
его проповеди присутствовал Мауриц, а с ним и все
высшие чины армии. Читал Утенбогарт проповеди и
многочисленным французам, сражавшимся в армии принца.
Присутствие Утенбогарта в лагере пришлось так по
сердцу Маурицу, что он обратился к Штатам Голландии с
просьбой продлить срок пребывания пастора в армии еще
на месяц. Церковный совет Гааги выразил недовольство:
каждый пастор был на счету, и если кого-то посылали в ар-

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
мию, община оставалась без проповедника. Но как можно
было отказать принцу Маурицу?
Но и по прошествии месяца Мауриц не захотел
отпустить пастора. Он попросил Олденбарневелта уговорить
Утенбогарта уйти из церковной общины Гааги и стать его
придворным проповедником. Понимая, что назначение
Утенбогарта может быть выгодно и ему самому, Олденбар-
невелт использовал все свое влияние, уверяя пастора, что
тот не может отклонить такую почетную просьбу, что, став
пастором принца, он сможет оказать неоценимые услуги
Родине и Церкви, — Олденбарневелт был мастером
психологической манипуляции и не боялся громких слов70.
Самому Утенбогарту пост представлялся не столько
почетным, сколько опасным: Мауриц не отличался высокой
нравственностью, и пастор понимал, что столкновения не
миновать. Сам Утенбогарт так рассказывает о своих
сомнениях: «Я где-то читал, что вход в придворную жизнь
широкий, но выход из нее очень узкий, а иногда он и вообще
на замке, так что, и захотев, не выйдешь. Я замечал, что Его
Высочество расположен ко мне, и признаю с
благодарностью, что его благосклонность какое-то время росла. Но я
не мог отделаться от страха, что в один прекрасный день я
не смогу ему угодить. <... > Я достаточно долго жил
вблизи шипов, чтобы знать, как они остры, чего же мне было
еще искать за этим палисадом?»71
И он долго тянет с решением, а потом и вовсе
перекладывает его на синод. Олденбарневелт мигом созывает
синод, понимая, что оказать давление на синод будет легче,
чем уговорить Утенбогарта. Но и синод не хочет выступать
против гаагской общины. Однозначно за назначение
Утенбогарта высказался только Планций, заранее
радовавшийся избавлению от проповедника. В îéoi году Утенбогарт
дает согласие — при условии, что сможет продолжать
читать проповеди и прихожанам своей церкви.
86

АРМИНИЙ
Чума, свирепствовавшая в 1602-1603 годах в
Лейдене, унесла двух из трех профессоров
теологии Лейденского университета72.
Переживший чуму профессор Гомарий (1563-1641)
должен был работать за троих: раз в две
недели выступать с публичной лекцией, дважды в
неделю читать лекции студентам и трижды —
проповедь в церкви. Сочтя эту нагрузку
непомерной, кураторы университета предложили
ему в помощь амстердамского пастора Арми-
ния. Кандидатуру поддержали принц Мауриц,
Олденбарневелт и Утенбогарт. Против
назначения выступил лишь сам Гомарий. До него
дошли слухи, что незадолго до этого, поясняя
вторую главу книги Откровения, Арминий
сказал, что Бог окончательно еще не отринул
от себя католиков. На подозрения наводило и
само заступничество за Арминия верховного
триумвирата. Проповедник, чью сторону
принимали Утенбогарт и Олденбарневелт, не мог
не быть сторонником главенства государства
над церковью.
Дабы рассеять подозрения Гомария,
Олденбарневелт устроил двухдневное обсуждение
7-й и 9-й глав Послания к Римлянам — с Ар-
минием, Гомарием и кураторами
университета. Тема для обсуждения была выбрана не
случайно: интерпретация этих глав, где речь шла о
Божественном избрании, порождала
разногласия между либеральными и ортодоксальными
кальвинистами. Обсуждение прошло
спокойно, и Совет университета назначил Арминия
на должность профессора: в знаниях его не
сомневался никто, а что до теологических
воззрений, то кураторы были уверены, что если
уж новый профессор будет очень зарываться,
Портрет Якоба Арминия
Неизвестный мастер. 1674- Офорт
7,6x12,5- Рейксмузеум, Амстердам
Портрет Франциска Гомария
Неизвестный мастер. 1674- Офорт
17,9x13. Рейксмузеум, Амстердам
87

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
Гомарий сумеет поставить его на место (Арминий был на
три года старше Гомария, но его преподавательский стаж
был намного короче).
Арминий, тогда еще Якоб Харменсзоон, родился в
1560 году в Аудеватере, маленьком городке неподалеку от
Утрехта. Его отец-ремесленник умер еще до рождения сына,
и воспитал мальчика местный священник,
симпатизировавший протестантам. В Утрехте, куда он переехал вместе
со своим подопечным, мальчик познакомился с другим
выходцем из Аудеватера, математиком Рудольфом Снеллием
(i547~16i3)> преподававшим в Марбурге греческий, латынь
и древнееврейский и бывшим одним из первых
приверженцев в Нидерландах философа-протестанта Пьера де ла
Раме. Вслед за Рамусом Снеллий выступал против
схоластики и кабинетной учености и пропагандировал знания,
основанные на практике. Последователем Рамуса стал и
Арминий. И как когда-то юный де ла Раме пешком
отправился из Пикардии в Париж, так и юный Арминий пешком
последовал за новым опекуном из Утрехта в Марбург.
Долгие пешие переходы в то время никого не удивляли.
В 1576 году Снеллий и Арминий возвратились на
пепелище, оставшееся от Аудеватера, за год до этого
сожженного испанцами. Все родные Арминия погибли, и вместе
со Снеллием, приглашенным в только что основанный
Лейденский университет преподавать математику, юноша
перебрался в Лейден. После обычного
подготовительного года Арминий поступил на теологический факультет.
Вскоре амстердамская гильдия купцов предоставила ему
стипендию для продолжения учебы в Женеве, и по
возвращении он обязывался стать пастором в Амстердаме.
С 1582-го по 1586 год Арминий учился в Женевской
академии, где своими вдохновенными рассказами о Пьере
де ла Раме произвел глубокое впечатление на Утенбогар-
та. Естественно, приверженность Рамусу не могла вызвать
симпатий Безы73, и Арминий счел за лучшее переехать в
Базель, где был еще жив дух Себастьяна Кастеллио, одного из
первых противников догматизма Кальвина, обвинившего
«женевского папу» в убийстве не только Мигеля Сервета,
но и самой свободы совести74.
88

Должно быть, слухи о своенравии Арминия дошли до
Амстердама, и гильдия, платившая за подготовку своего
будущего пастыря, послала в Женеву запрос о его успехах.
Беза дал блестящую характеристику молодому
богослову, «чей ум может принести богатые плоды, буде
благочестие удержит его в узде». Отзыв Безы рассеял возникшие
в Амстердаме сомнения, и будущий пастор отправился...
в католическую Италию. Мы ничего не знаем об этом
путешествии, и сам Арминий благоразумно хранил о нем
молчание. Подробности его итальянской поездки известны
разве что из обвинений ярых кальвинистов: он-де целовал
папскую туфлю и завязал дружеские отношения с
иезуитом Беллармином. Сам Арминий обвинения отрицал.
В 1587 году он вернулся в Амстердам и начал читать
проповеди в Старой церкви. Уже во время
испытательного срока у некоторых прихожан закралось подозрение, что
проповедует он идеи не столько Кальвина, сколько
гуманизма. С церковной кафедры пастор осмеливался заявлять,
что конфессиональные различия — дело рук человеческих
и что для Бога все верующие едины. Члены церковного
совета встревожились, но Арминий успокоил их, пообещав
впредь не высказывать собственного мнения. И они
назначили его пастором.
В 1590 году Арминий женился на Лейсбет Реал и вошел
в одну из самых замечательных семей Амстердама и
Голландии. Его тесть Лауренс Якобсзоон Реал75 был одним из
первых сторонников Реформации в Амстердаме,
основателем и первым председателем церковного совета
реформатов. Но во время иконоборческого всполоха 1566 года,
рискуя жизнью, он пытался остановить толпу, громившую
монастырь францисканцев. Веротерпимость сближала его
с Вильгельмом Оранским, которому он помогал словом и
делом.
Дружба свяжет Арминия и с братьями Лейсбет, Якобом,
секретарем Адмиралтейства, и Лауренсом, единственным
генерал-губернатором Нидерландской Индии,
осудившим карательные экспедиции Ост-Индской компании!
Вся семья была проникнута духом гуманизма и творческой
свободы: отец зарифмовывал для детей катехизис и писал

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
Портрет Лауренса Реала,
генерал-губернатора
Нидерландской Индии
Дирк Йонгман, по рисунку
Маттейса Балена. 1709-1726
Офорт, резец, 30x18,4
Рейксмузеум, Амстердам
религиозные песни гёзов, Лауренс был
накоротке со всеми выдающимися голландскими
поэтами этого времени: входил в круг Румера
Фиссера, был ближайшим другом Хоофта,
помогал Вонделу с переводом Троянок Сенеки,
обменивался нидерландскими и латинскими
стихами с Гейгенсом и Барлеем, переписывался
с Галилеем76.
Вскоре в церковный совет с жалобой
обратился Планций: Арминий-де выражает в своих
проповедях сожаление о том, что протестанты
отказались от «добрых дел», которыми католик
может заслужить вечную жизнь, спрашивает
прихожан, можно ли требовать веры в Христа
от язычников, никогда о Нем не слыхавших,
и если Бог может даровать вечное блаженство
им, то не достойны ли его и верующие в Христа
католики? Но, главное, он ложно трактует
Божественное предопределение. Тема
предопределения была жизненно важна, ведь речь шла о
спасении души.
Улаживать конфликт приехал Утенбогарт.
Амстердамский магистрат, не
симпатизировавший радикальным кальвинистам, взял Ар-
миния под защиту. Семья Реал издавна
пользовалась уважением и влиянием в городе, а в
год конфликта Арминия с Планцием
бургомистрами были Корнелис Хоофт и Рейнир Кант,
как и Реал, сподвижники Оранского и
убежденные сторонники веротерпимости. Взгляды
зелота Планция были им глубоко чужды, но,
желая избежать эскалации конфликта, отцы
города призвали обоих пасторов «предать их
теологические разногласия прошлому», «хранить
братское согласие» и сделать все, что в их
силах, дабы предотвратить огласку разногласий в
приходах. Конфликт был улажен. Но слухи о
сомнительных идеях Арминия достигли Гома-
рия. Поэтому он и сопротивлялся назначению.
90

Но первые полгода в Лейдене прошли спокойно, j
февраля iéo4 года Арминий прочитал лекцию о
предопределении. Суть этого вопроса, одного из самых больных в
теологии Запада, заключается в следующем: после долгих
споров католики пришли к заключению, что Бог
предопределил всех людей к вечному блаженству, исключив из
него только тех, кто своими грехами заслужил вечную кару
(условное предопределение). Для Кальвина возможность
участия человека, бывшего в его глазах «свирепым и
необузданным животным», «сволочью», в решении Бога
совершенно неприемлема. Решение Бога не может зависеть
от человеческих дел. И Кальвин приходит к идее
абсолютного предопределения: изначально, не считаясь с
заслугами или грехами людей, Бог одних предопределил к
спасению, других — к погибели. Теологи, которые вслед
за Кальвином утверждали, что Бог принял этот Decretum
Horribile до первородного греха Адама, назывались супра-
лапсариями: предопределение Бога произошло до (supra)
грехопадения (lapsus). Te же, кто утверждал, что Бог
вынес решение о предопределении после того, как допустил
грехопадение, назывались инфралапсариями (сначала
грехопадение, потом предопределение). Но в какой бы
последовательности кальвинистские богословы ни
размещали предопределение и грехопадение, все они сходились в
абсолютном или двойном предопределении: одни
предопределены к блаженству, другие — к погибели.
Арминий спрашивал студентов: может ли человек хоть
как-то повлиять на свое спасение? Если все уже
предопределено, какой смысл вести добродетельную жизнь? Если
принять, что все совершается по Божьему
предопределению, Бог становится ответственным и за все зло. Может ли
Бог быть творцом зла?
Арминий считал, что при сотворении мира Бог
предопределил всех людей к спасению и в подтверждение этого
послал Христа, даровав всем людям возможность в Него
уверовать. Уверовавших ожидало вечное спасение. Но,
говорит Арминий, мы принимаем от Бога веру, как нищий
принимает милостыню. Как нищий должен еще
захотеть протянуть за милостыней руку, так и человек должен

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
захотеть принять веру. Вера, таким образом, становится у
него не только Божественным даром, но и выбором
самого человека. Тем самым Бог лишается части своей
суверенности. Но Арминий шел еще дальше, задаваясь вопросом,
святотатство которого ощущается по сей день. Он
спрашивал: может ли человек, уже получивший дар веры, потерять
его или даже отказаться от него?
Подобные вопросы не вправе был задавать никто.
Задававший вопросы, на которые не давала ответа Библия,
вступал на скользкий путь неверия. Задававший
вопросы публично грозил прослыть смутьяном. Проповедник,
смущавший паству, был еретиком. Теолог, отравлявший
ядом сомнений юные умы, был хуже еретика.
И Гомарий сам читает лекцию о предопределении, хотя
она и не значилась в расписании. Для него, убежденного
кальвиниста, уже одно предположение, что человек может
утерять или вернуть Божественный дар, было ересью. Как
ересью было сомнение во всемогуществе Бога. Идеи Ар-
миния слишком отдавали папизмом, утверждавшим, что
при жизни грехи можно искупить добрыми делами, а
после смерти — молитвами живых.
Студенты тут же разделились на две враждующие
группировки, и вскоре по городу поползли слухи о том, что два
богослова-протестанта разошлись по одному из основных
вопросов теологии. Полемика перебросилась в
консистории, и вскоре на два лагеря разделился весь город. В
Лейдене обосновалось множество ткачей-гугенотов, бежавших с
Юга и живо интересовавшихся религией. Мало кто из них
понимал все тонкости дискуссии о предопределении,
связанном не только с доктриной спасения и участия или
неучастия в нем самого человека, но и с вопросами о
первородном грехе, о Божественной воле и Божественной
благодати, о свободе или несвободе человеческой воли, о Логосе,
любви и многом другом. Но для них было ясно одно:
Гомарий, как и они бежавший с Юга, чтобы воплотить здесь их
общие идеалы и создать подобие царства Божьего на земле,
защищает их веру. А всякий сомневавшийся в спасении —
предатель и скрытый католик.
92

ВИНОВЕН ЛИ ИУДА В ПРЕДАТЕЛЬСТВЕ,
ПРЕДОПРЕДЕЛЕННОМ БОГОМ?
В рассказах о Соединенных провинциях начала XVII века
история полемики о предопределении часто обходится
стороной, дабы не вызвать зевоту у современного
читателя, далекого не только от теологических споров, но и от
религии как таковой. Однако вопрос этот — один из самых
захватывающих в философии, недаром он в той или иной
форме всегда занимал людские умы. Греки размышляли о
роли и значении рока, о том, можно ли избежать
предназначения, уйти от судьбы, и о моральной ответственности
человека за поступки, предначертанные роком. В xvil веке
дискуссия шла не столько о том, может ли человек сам
определить свою земную судьбу, сколько о том, может ли он при
жизни оказать влияние на свое спасение после смерти, о
том, действуют ли люди по Божественному
предопределению или по собственной воле. Если мы лишены свободы
воли и совершаем то, что уже предопределено Богом, то
Он несправедлив, карая людей за то, что Им же и
предопределено. Если же мы обладаем волей, Бог не предвидит
будущее...
Конечно же, в истории христианства полемика Арми-
ния и Гомария о предопределении была далеко не первой.
Неразрешимый спор об одном из самых насущных
вопросов богословия практически никогда не прекращался, так
как доводы в этом споре являются таким же вопросом веры,
как и сама вера.
Уже в начале v века Пелагий (около 360 — после 418)
утверждал, что человек добр по природе и грешит только
по слабости. Первородный грех был сознательным актом
воли Адама и не мог перейти на его потомков. Видя в грехе
лишь акт воли (или безволия), Пелагий отрицал
неодолимость греха. Ведь если бы грех был неодолим, он не был
бы грехом. Поэтому избавление от греха — дело рук
самого человека. Пелагий и его последователи отрицали
Божественное предопределение и утверждали свободу воли
и выбора. Человек не может спастись без Божественной
благодати, но, для того чтобы получить ее, он сам должен
93

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
приложить усилия (как нищий должен протянуть руку).
Пелагий во многом возрождал взгляды стоиков, поэтому
среди интеллектуальной элиты Республики, где такой
популярностью пользовалась Констанция Липсия, у него
было немало сторонников.
Противником Пелагия в учении о предопределении
выступил Августин (ЗИ~43°)> исходивший из того, что
первородный грех в корне извратил природу человека и
что сам, без Божьей помощи, тот не может спастись.
Спасение совершается только по Божественной благодати,
даруемой человеку не за заслуги, а по Божьей воле.
Пелагианство было объявлено ересью, но осуждение
идей Пелагия не означало конца споров. Промежуточную
позицию в полемике Пелагия и Августина занял Иоанн
Кассиан (360-435)> отец-пустынник, писания которого во
многом определили идеи Бенедикта об устроении
монашеской жизни. Кассиан оставляет первый шаг в выборе
спасения за свободной волей стремящегося к добру
человека, Божественной благодатью получающего дар веры.
Взгляды Кассиана, осужденные Оранжским собором
J29 года, возродились во второй половине XVI века под
названием полупелагианства. Арминий заимствовал многие
идеи и образы Кассиана, поэтому он и его сторонники
часто обвинялись в ереси пелагианства и полупелагианства.
Собственно, с перехода на полупелагианские позиции
начался духовный кризис августинца Лютера,
признававшего как участие человека в обретении им спасения, так
и абсолютное всемогущество Бога. Выход из кризиса
наступил в 1513 году, когда, как напишет позднее сам Лютер,
он комментировал Послание к Римлянам, один из главных
источников полемики сторонников и противников
свободы воли. В словах апостола «праведный верою жив
будет» (Рим. 1:17) Лютеру открылось, что Бог не требует от
христианина праведности, но дарует ее по своей милости.
«Башенное откровение» положило начало учению о
несвободе воли и о спасении одной только верой.
Человек, безвозвратно погрязший в грехе, не может
искренне захотеть творить добро, и все его добрые дела
продиктованы гордыней или личной выгодой. Обрести спа-
94

сение он может, только предавшись вере. Свой догмат о
спасении только верой Лютер подтвердил переводом sola
fide слов «человек оправдывается верою» из Послания к
Римлянам (Рим. 3:28). В оригинале, как и в русском
переводе, это только отсутствует, и католики тут же
обвинили Лютера в искажении Богоданного текста Писания. Но
для Лютера в этом sola заключалась единственная гарантия
спасения.
Католики никогда не были уверены в спасении, поэтому
они и заказывали бесконечные заупокойные мессы и
старались быть погребенными поближе к алтарю или к мощам
святых. Еще не так давно 2 ноября, в День поминовения
душ, мальчишки-католики в Нидерландах наперегонки
спасали души из Чистилища, кто больше: пять раз читали в
церкви Отче наш, пять раз Радуйся, Мария, пять раз
Краткое славословие, обегали церковь, снова читали молитвы
и снова бежали вокруг церкви. Лютеранам же больше не
надо было бояться смерти. Сама их вера служила
гарантией спасения. Спасение было в вере и только в ней. Sola fide.
Им больше не надо было заботиться о спасении, надо было
только верить77.
В 1524 году Эразм, проповедовавший «чистое
Евангелие», «простую религию», основанную на личной вере,
выступил против положения Лютера о том, что человек
настолько порочен, что не может участвовать в своем
спасении. Диатриба, или Рассуждение о свободе воли
явила разрыв Эразма с Лютером, разрыв гуманизма с
Реформацией.
Уже в самом начале Диатрибы Эразм признает
запутанность вопроса о свободе воли и то, что «по многим
разным суждениям о свободной воле я до сих пор еще не
имею определенного убеждения». Его диатриба насквозь
диалогична, и голос автора постоянно перебивают
голоса его оппонентов, то кричащих, что «Эразм посмел
сразиться с Лютером!», то возражающих ему на толкование
древних отцов, «что это были всего лишь люди».
«Однако, — возражает Эразм, — разве нельзя будет сказать:
Лютер тоже человек?» К голосам современников
прибавляются голоса греческих и латинских авторов, Отцов Церкви,
Виновен ли Иуда
в предательстве,

предопределенном Богом?
9S

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
итальянских гуманистов, предшественников
Реформации, прежде всего Лоренцо Валлы (1407-1457)- Эразм не
раз обращается к внесенному в Индекс сочинению Валлы
О свободе воли.
Рассуждая о наличии или отсутствии у людей свободы
воли, Антоний и Лаврентий в диалоге Валлы
рассматривают пример предательства Иуды. Антоний утверждает,
что если Бог предвидел, что Иуда сделается предателем, то
Иуда не мог не предать, поэтому предательство его было
вынужденным и Бог несправедлив. Если же Иуда предал
по собственной воле, то приходится отказать Богу в
провидении. Лаврентий (alter ego Валлы) отвечает, что Бог
предвидел предательство Иуды, но не склонил его к этому
поступку. Божье предвидение еще не создает
необходимости, человек действует добровольно, а то, что
добровольно, не может быть необходимым. На что Антоний
возражает: «Разумеется, существовала необходимость в этом
намерении, поскольку Бог предвидел его; более того, им
была предусмотрена необходимость того, что Иуда
пожелает и сделает это, дабы предвидение не сделалось в каком-
то смысле ложным»78. По мнению Эразма, Валла удачнее
других распутывает трудный вопрос о предопределении.
И Эразм обращается к примерам Валлы, прежде всего к
Посланию к Римлянам79.
Духу диатрибы соответствует насмешливый тон
автора, который пишет, что «никогда не клялся в верности
Лютеру» и что «не хватало только, чтобы считалось грехом
расходиться с ним в каком-нибудь убеждении». Он ставит
под сомнение истинность толкования Писания «по
признаку духа»: «Предположим, что именно тот, в ком есть
дух, верно понимает смысл Писания, но как он меня
уверит, что он понимает? Что мне делать, если многие люди
предлагают разные смыслы и каждый из них клянется, что
в нем есть дух?!» Себе же Эразм не приписывает «ни
учения, ни святости», он не уверен, что в нем «есть дух», но он
просто хочет «старательно рассказать» о том, что его
беспокоит, говорит, что хочет «быть собеседником, а не
судьей, исследователем, а не основоположником». И опять
же в духе диатрибы он строит все свое сочинение на сопо-
96

ставлении отрывков Писания, свидетельствующих за или
против свободы воли. Из отрицания Лютером свободы
воли он выводит логические последствия: «Дурные люди
перестанут исправлять свою жизнь, а многие добрые
склонятся к нечестию. Ведь у людей ум по большей части
грубый и плотский, человек расположен к злодействам». Сам
Эразм склоняется к тому, что «какая-то сила у свободной
воли есть».
Лютер ответил на Рассуждение о свободе воли Эразма
объемным трактатом О рабстве воли, в котором он еще
более ужесточил свои позиции: человек порочен
настолько, что ничего не может сделать для своего спасения, и уже
само его желание участвовать в нем является оскорблением
всемогущества Господа.
Полного согласия по вопросу о свободе воли не было
и между Лютером и его ближайшим сподвижником
Филиппом Меланхтоном, который во втором и третьем
изданиях своих Loci communes отказался от краеугольного для
Лютера догмата о рабстве воли. И в конце XVI века
лютеранство отступило от провозглашенного Лютером
суверенного Божественного избрания, приняв концепцию
избрания как свободного решения человека возлюбить Бога.
По мнению рьяных кальвинистов, сочувствие Арминия
идеям поздних сочинений Меланхтона, проявлявшего
терпимость к инаковерующим и выступившего в защиту Ка-
стеллио, свидетельствовало о тайных симпатиях Арминия
к католицизму, в которых обвинялся и сам Меланхтон.
Кальвин возвел идею Августина-Лютера о бессилии
человека и всемогуществе Бога в абсолют. Душа человека
способна только на зло, и он ничего не может сделать для
собственного спасения, разве что уповать на него. Вера
является не свободным актом выбора человека, а
непостижимым и милосердным Божественным избранием: одни
предопределены к вечному блаженству, другие — к
вечному проклятию. Доктрина абсолютного предопределения
стала ядром реформатского богословия.
Эразм часто сожалеет об утраченном согласии, но его
умеренность и примирительная позиция явно не по нраву
Лютеру, убежденному, что вопрос о свободе воли христи-
Виновен ли Иуда
в предательстве,

предопределенном Богом?
97

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
анам разбирать необходимо, и нападающему на
«соглашательство». Уверенные в том, что ими движет Божественное
предопределение, поздний Лютер и Кальвин настаивают
на окончательном разрешении проблемы, то есть на
возведении их взглядов на Божественный выбор,
являющийся, по словам Кальвина, не «продуктом человеческих
размышлений, а тайной Божественного откровения», в догму.
Начавший с провозглашения того, что мир в церкви
восстановит не меч, а Божественное слово, Кальвин схватился
за меч, как только оказалось, что одного его слова для
восстановления мира недостаточно. Первой его жертвой стал
Сервет. За ним последовали другие...
Споры о спасении, предопределении, Божьей
благодати, избранности, первородном грехе и природе человека,
не обошедшие стороной и Контрреформацию80,
усиливали политические расхождения и вызывали взаимную
личную неприязнь у спорящих. Эразм уже в самом начале
диатрибы критикует «так преданных и слепо пристрастных к
одному мнению, что они не в состоянии перенести ничего
от него отличающегося. Все, что они читают в Писаниях,
они ложно толкуют, как подтверждение мнения, которое
они однажды приняли, — подобно тому как молодые люди,
которые безмерно влюблены и, куда ни повернутся,
воображают, что повсюду видят предмет своей любви. Еще
более здесь подойдет другое сравнение: как люди, которых
борьба ожесточила так, что они превращают в оружие все,
что у них под рукой, — будь это кружка или тарелка. Скажи,
может ли быть беспристрастным мнение людей, которые
так настроены? Или по-иному: какой толк от такого рода
рассуждений, кроме того, что один из спорщиков уйдет
оплеванным?» А в заключении пишет, что «это вопрос
такой, что для благочестия было бы лучше не углубляться в
него больше, чем следует, особенно перед профанами»81.
В Лейдене случилось то, что в Амстердаме удалось
предотвратить: вопрос о предопределении выплеснулся на
улицу.
98

Из неприятия Арминием идеи абсолютного предо- Виновен ли Иуда
пределения вытекало неприятие Исповедания веры, где в предательстве,
* г* -с предопределен-
черным по белому было написано, что одних Ьог предо- н^м Бог^м?
пределил к вечному спасению, других — к вечному
проклятию. На обвинение в неприятии Исповедания веры
Арминий отвечал, что для него, как для истинного
протестанта, единственным неоспоримым источником
является Библия, а не ее интерпретация. В феврале i6o6 года он
предложил созвать синод, чтобы по-братски обсудить все
спорные вопросы, восстановить мир и, если понадобится,
изменить текст Исповедания. Ведь Реформатская церковь
и называется ecclesia reformata, потому что способна к
преобразованию и обновлению82.
И к спору о предопределении прибавился спор о статусе
Исповедания веры. Должны ли верующие безоговорочно
принимать его или, так как Боговдохновенным является
только Писание, текст Исповедания может быть
пересмотрен и изменен? Штаты Голландии и Западной
Фрисландии поддержали призыв Арминия и в тот же год приняли
резолюцию о созыве синода, который должен был
пересмотреть и изменить Исповедание веры таким образом,
чтобы под ним могли подписаться все проповедники.
Но для убежденных кальвинистов текст Исповедания
веры был той основой, на которой зиждилась их вера, и был
столь же неоспорим, как и само Писание. Отступившие от
Исповедания веры отступили от веры. Кальвинисты
готовы были созвать синод на основе Исповедания веры, но
отнюдь не для его пересмотра.
Разуверившись в возможности урегулирования
проблемы путем созыва синода, Арминий обратился за помощью
к Штатам, зная, что найдет там поддержку. Штаты
должны были выступить арбитром во все разраставшемся
конфликте. Но кальвинисты воспротивились вмешательству
светских властей в дела церкви. На два лагеря разделилась
теперь вся страна, не считая католического большинства.
В мае i6o8 года Олденбарневелт предпринял
очередную попытку примирения. Два дня Арминий, Гомарий и
их сторонники дебатировали в Верховном суде в Гааге.
Решение президента Суда гласило, что разногласия затраги-
99

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
Портрет Каспара Барлея
Иоахим фон Зандрарт
1637-1643- Рисунок кистью
23,8x193. Рейксмузеум,
Амстердам
вают лишь несущественные вопросы. Гомарий
пришел в ярость: речь шла о Божественной
благодати!
Но речь шла уже не столько о Божественной
благодати, предопределении и свободе воли,
сколько о соотношении сил государства и
церкви. Кальвин считал, что гражданские власти не
могут вмешиваться в дела религии. Получив
власть, он моментально превратил Женеву в
послушный ему механизм, подчинив себе не
только церковный совет, но и магистрат, не
только пасторов, но и учителей и судей.
Штаты Голландии не хотели повторения Женевы
и делали все возможное, чтобы предотвратить
диктат кальвинистов. Видя, что конфликт
принимает угрожающие размеры, они настаивали
на том, чтобы теологи пришли к соглашению.
В августе 1609 года началась очередная
дискуссия, а 19 октября Арминий умер.
Три месяца спустя его друзья и соратники
обратились к Штатам Голландии с так
называемой Ремонстрацией, в которой ставили под
сомнение пять пунктов учения Кальвина,
главным из которых было положение об
абсолютном предопределении83. За ними утвердилось
наименование арминиан, или ремонстрантов.
Главную роль в составлении текста
Ремонстрации сыграл Утенбогарт. Документ подписали
44 проповедника, к которым позднее
присоединится еще двести. Одним из подписавших был
пастор Барлей, субрегент Колледжа Штатов84.
Их противники, число которых превышало
тысячу, стали называться гомаристами, или кон-
траремонстрантами. Автором Контраремон-
страции стал пастор ФестеХоммес (1576-1642).
Расхождение между двумя партиями (обе
группы не были чем-то однородным, они
состояли из множества течений, не говоря уже
об отдельных самостоятельно мысливших бо-
100

гословах) отражают их народные прозвища:
ремонстранты-либералы получили кличку
«растяжимы», а выступавших против любых
отклонений от учения Кальвина гомаристов
прозвали «аккуратистами».
Виновен ли Иуда
в предательстве,

предопределенном Богом?
ПЕРЕМИРИЕ,
ИЛИ НАЧАЛО КОНФУЗИИ
Религиозные споры совпали по времени со
спорами политическими. Еще в конце 1596 года
Франция, Англия и семь северных провинций
Нидерландов подписали договор,
объединявший их в борьбе против Испании. Однако
вскоре после подписания договора Генрих IV
начал мирные переговоры с испанской
короной, и его обеспокоенные союзники послали
во Францию делегации с целью
воспрепятствовать заключению мира между Францией
и Испанией. Делегацию Семи провинций
возглавляли Юстинус ван Нассау, внебрачный, но
признанный сын Вильгельма Оранского,
изображенный Веласкесом в Сдаче Бредыу и Ол-
денбарневелт.
В состав делегации Олденбарневелт
включил 14-летнего подростка Гуго де Гроота, чьи
успехи уже тогда прославлял Казобон, а
куратор Лейденского университета Ян Дуза
приветствовал и-летнего студента латинской одой,
в которой сравнивал его с Эразмом. Возможно,
именно во время этого путешествия у Адвоката
Голландии и зародилась мысль использовать ум
и знания юного юриста, чей портрет украшает
теперь зал Палаты представителей США
вместе с портретами других основоположников
международного права85. Но в поездку он взял
вундеркинда в надежде, что тот окажет благо-
Гуго де Гроот (Гроций)
в возрасте 15 лет с медальоном,
полученным от Генриха IV
Якоб де Гейн II. 1599- Гравюра
10,6x8,9- Рейксмузеум, Амстердам
101

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
Портрет Франсуа
ван Аарссена
Якоб Хаубракен,
по живописному оригиналу
Михила ван Миревелта
1749-1759- Гравюра. 18,2x12
Рейксмузеум, Амстердам
творное влияние на его собственного сына
Рейнира, тоже входившего в состав делегации.
Вряд ли Гроций как-то повлиял на непутевого
отпрыска Олденбарневелта, хотя бы потому,
что больше был занят собственными делами:
так, воспользовавшись остановкой в Орлеане,
он получил там степень доктора как римского,
так и канонического права.
Олденбарневелт взял с собой во Францию
и Франсуа ван Аарссена (1572-1641), сына
секретаря Генеральных штатов. Для него поездка
была испытательной: покажи он себя искусным
дипломатом, он мог остаться во Франции. Ван
Аарссен зарекомендовал себя с наилучшей
стороны. Умный и чистосердечный до
неосторожности, он установит при французском дворе
прекрасные контакты и в течение многих лет
будет держать Олденбарневелта в курсе всего,
что происходит в стране, служившей Адвокату
Голландии ориентиром в проводимой им
политике. Ришелье считал ван Аарссена одним из
трех умнейших политиков, каких ему довелось
встретить86. Его современник историк Лиуве
ван Айтзема называл дипломата «мужем
прозорливым и многоопытным»87.
«Талантливейшего дипломата Нидерландов xvii века»
признает в нем и историк XIX века Бюскен Хюэт".
По достоинству оценил роль
голландского посланника и Генрих IV, предложивший в
1605 году установить отношения на уровне
послов. Но к тому времени Олденбарневелт уже
опасался назначать честолюбивого ван
Аарссена на высокий пост. Послом ван Аарссен стал
лишь в i6o9 году — исключительно благодаря
настояниям французов**.
Обоим протеже Олденбарневелта
предстоит сыграть немаловажную роль в истории
Соединенных провинций и всей Европы XVII века.
Сказать, что их личные отношения не сложи-

лись, будет эвфемизмом: в каждой своей неудаче Гроций
усматривал происки ван Аарссена. И если недоверие Гро-
ция можно списать на его болезненную мнительность,
то антагонизм взглядов на политическую и религиозную
ситуацию, сложившуюся в Республике, остается. Но в
1596 году до этого было еще далеко. Подросток Гроций и
юноша ван Аарссен вместе входили в делегацию Олден-
барневелта, направлявшуюся во Францию.
Делегации Соединенных провинций и Англии не
достигли желаемого, гб апреля 1598 года состоялась их
прощальная аудиенция с Генрихом Щ а уже г мая король
Франции подписал мирный договор с Испанией. В 1604 году,
после смерти Елизаветы, примеру Франции последовала
Англия. И хотя и Франция, и Англия продолжали
оказывать Соединенным провинциям финансовую помощь в
войне с Испанией, война велась теперь только на
нидерландском фронте. И это отражалось на ее ходе.
Последней блестящей победой Маурица стала победа
при Ниупоорте (i6oo). Она же стала и началом разлада
между штатгальтером Голландии и ее Адвокатом.
Осмотрительный и расчетливый Мауриц был против похода в
Ниупоорт, считая неоправданным риском посылать всю
армию в тыл врага. Но, будучи всего лишь «слугой
Штатов», он вынужден был выполнять их указания. Тем более
что во главе Штатов стоял Олденбарневелт, бывший на
двадцать лет его старше и в течение многих лет служивший
ему опорой. Положение первого человека страны
способствовало развитию у Олденбарневелта деспотических
замашек, и с ними Мауриц не желал больше мириться.
Несмотря на финансовую помощь Франции и Англии,
денег на войну явно не хватало. За десять лет с 1597 г°Да
армия Нидерландов увеличилась вдвое, а с ростом
численности армии возросли и расходы. В1607 году армия
насчитывала 6о ооо человек и обходилась в 9 ооо ооо гульденов в
год. И если военные тяготы ложились в первую очередь на
приграничные районы, то бремя тягот финансовых несла
прежде всего торговая Голландия, на долю которой
приходилось больше половины всех поступлений в военную
казну.

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
Портрет Амброзио Спинолы
Питер де Йоде II, по
живописному оригиналу Рубенса
1628-1670. Офорт. 14,9ХИД
Рейксмузеум, Амстердам
Портрет Яна Нейена
Ян Мюллер, по живописному
оригиналу Михила ван Мире-
велта. i6o8. Гравюра. 29,9*23
Рейксмузеум, Амстердам
Денег катастрофически не хватало и
Испании. В 1604 году, после трех лет осады,
генерал-банкир Амброзио Спинола взял крепость
Остенде. На следующий год он был назначен
главнокомандующим испанских войск и уже
очень скоро показал, что в военном искусстве
не уступает Маурицу. Но постоянные
невыплаты солдатам неизбежно влекли за собой
бунты, подрывая боеспособность армии.
Спинола требовал повышения военного бюджета с
таким пылом, что в i6o6 году ему было
запрещено появляться при дворе. В 1607 году в
Испании разразился (очередной) финансовый
кризис. Изабелла и Альбрехт, хотя и
числились суверенами, финансово всецело зависели
от Испании. Они понимали, что необходима
мирная передышка.
Передышка в военных действиях нужна
была и Северу: война не только стоила
огромных денег, но и препятствовала торговле.
Очень осторожно стороны начинают
нащупывать возможные пути к началу переговоров.
Сначала в беседах с испанским генералом
доном Франсиско де Мендосой, взятым в плен в
битве при Ниупоорте, получившим от
эрцгерцогов специальные распоряжения на этот счет.
Потом в Гааге появился генеральный комиссар
францисканцев и исповедник эрцгерцога Ян
Нейен, который начал тайные переговоры с
Олденбарневелтом и Маурицем. Судя по
портрету Нейена, написанному в это время ван
Миревелтом, переговоры шли трудно: на
гравюре с портрета, выполненной Яном
Мюллером, францисканец выглядит много старше
своих 38 лет и старше, чем на портрете Рубенса,
написанном за год до этого.
Для ведения официальных переговоров
Север предложил на восемь месяцев прекратить
военные действия. Непременным условием
104

было признание Республики Соединенных провинций су- Перемирие,
веренным государством на все время ведения переговоров. или начал0
А ^ , конфузии
Альбрехт согласился, и 12 апреля 1607 года стороны начали
переговоры о прекращении огня. Дело оставалось за
ратификацией, когда Олденбарневелт решил, что полномочия
Альбрехта недостаточны и что к переговорам следует
привлечь Филиппа III. И вся дипломатическая канитель
началась снова. Филипп поставил условием начала переговоров
предоставление свободы вероисповедания католикам
Севера и прекращение торговли Республики в Ост- и Вест-
Индии. Едва начавшись, переговоры зашли в тупик.
С мертвой точки их сдвинули военные: 25 апреля
i6o7 г°Да голландский адмирал ван Хеемскерк разбил
испанский флот у Гибралтара, под самым носом у Испании,
а испанский генерал Спинола настаивал или на
продолжении переговоров или на возобновлении военных
действий, обходившихся Мадриду в 7500 эскудо в день!
Ван Хеемскерк, погибший в битве, был с почестями
похоронен в Старой церкви Амстердама. Но едва ли не
большей честью было то, что одержанная им победа заставила
Филиппа III признать Республику Семи провинций как
независимое государство, правда при условии, что
католики получат свободу вероисповедания. Олденбарневелт, во
что бы то ни стало желавший начать переговоры,
согласился. Испанская делегация выехала в Гаагу.
Зима в i6o8 году выдалась морозная, и до Роттердама
Спинола со свитой в полторы сотни человек добирался в
санях. Вдоль всего санного пути стояли не убоявшиеся
холода любопытные: впервые командующий вражеской
армии появился на территории Республики с миром.
Мауриц выехал встречать Спинолу к Рейсвейку, месту
встречи иностранных послов. Сняв шляпы,
военачальники обменялись рукопожатием, и Мауриц, согласно этикету,
пригласил Спинолу в свой экипаж. На этом участие
штатгальтера пяти провинций в переговорах закончилось.
Мауриц был против мира, и его неприятие переговоров
с Испанией разделяли кальвинисты Семи провинций и
гугеноты Франции. Из семи провинций за мир выступали те
пять, в которых шла война, жившие же в мире Голландия
105

Мауриц
приветствует Спинолу
в Рейсвейке
в феврале
i6o8 года
Симон
Фризиус. i6o8
Офорт. 15x24,4
Рейксмузеум,
Амстердам
и Зеландия требовали продолжения войны до победного
конца. Обе богатые и чрезвычайно важные для экономики
страны провинции имели свои резоны: Амстердам
опасался ограничения торговли с Ост-Индией, Мидделбург —
конца блокады Шельды и конкуренции Антверпена. Но
какими бы ни были мотивы противников мира, их
аргументы сводились к одному и тому же: Мадриду и Брюсселю
нельзя доверять, что уже доказало выдвинутое Филиппом
требование предоставить католикам свободу
вероисповедания, отсутствовавшее в договоре с Альбрехтом. Южане
хотят мира, чтобы восстановить силы. Оправившись, они
тут же возобновят войну, и еще неизвестно, будет ли тогда
Республика в состоянии им противостоять. Садясь за стол
переговоров с иезуитами, которые молятся за упокой души
Бальтазара Жерара, Олденбарневелт предает общее дело
протестантов и Республику.
Другим аргументом против заключения мира была
опасность обострения конфликтов между провинциями,
юб

не имевшими друг с другом ничего
общего, кроме врага. Наиболее четко эти опасения
сформулировал Франсуа ван Аарссен,
предрекавший, что с прекращением военных
действий порядок в Республике «не замедлит
обратиться во всеобщую конфузию и хаос»90. Но
как ни усердствовали сочинители памфлетов,
которыми и противники, и сторонники мира
старались сформировать общественное
мнение — а их выходило великое множество, 4-5 в
неделю, — переговоры шли своим чередом.
Спинола устроился в Гааге как дома,
привезя с собой кровати, мебель, шпалеры,
серебряную утварь (для скарба генерала потребовалось
190 саней). По иронии судьбы ему
предоставили дом, построенный на месте дома графа
Эгмонта, казненного герцогом Альбой. Его
портрет пишет знаменитый ван Миревелт, на-
Сатира на мирные переговоры
Отважный Голландский лев
среди представителей Испанских
Нидерландов: монах Ян Нейен,
Спинола с оливковой ветвью. Семь
стрел в лапе льва — провинции,
освободившиеся из-под гнета
Испании, десять стрел, рассыпанные
на земле, — испанские провинции,
их рачительно подбирает папа
римский. Позади льва —
испанцы, явно намеревающиеся его
поймать
Питер Серваутерс, по рисунку
Адриана ван де Венне. 1624-1626
14x20,2. Рейксмузеум, Амстердам
107

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
Портрет
Амброэио
Спинолы
Михил ван
Миревелт. 1609
Холст, масло
119x87.5
Рейксмузеум,
Амстердам
писавший до этого портрет Маурица. Дважды в день в доме
испанского главнокомандующего служат мессу, на
которую приглашаются все желающие. Прослышав об этом,
Генеральные штаты попросили гостеприимных католиков
поумерить радушие.
Вместо Маурица, не желавшего участвовать в
переговорах и поехавшего встречать Спинолу только под давлением
Генеральных штатов, делегацию Севера возглавил его
двоюродный брат Биллем Лодевейк, штатгальтер Фрисландии
ю8

и Гронингена. Его роль была чисто представительской —
все решения принимал Олденбарневелт, один из семи (по
числу провинций) делегатов Республики.
Представительской была и роль Спинолы. Вел
переговоры Жан Ришардо, давно ратовавший за мир в
Нидерландах и еще более упрочившийся в своем стремлении после
гибели сына в битве при Ниупоорте91.
Но участие в переговорах не ограничивалось
делегациями Севера и Юга. В Гаагу съехались дипломаты из разных
стран, движимые разными интересами. Еще в 1607 году
приехала французская делегация, возглавляемая
талантливым дипломатом Пьером Жанненом (1540-1622), которому
суждено будет сыграть в переговорах немаловажную роль.
Стремления французов, остававшихся, несмотря на Вер-
веннский договор, врагами Испании, совпадали с
желаниями Олденбарневелта: вывод испанцев из Нидерландов и
запрет свободы вероисповедания для католиков. Вслед за
французами приехали англичане, стремившиеся умерить
французское влияние на политику Олденбарневелта.
Датчан и представителей многочисленных немецких земель —
Кельна, Пфальца, Бранденбурга, Гессен-Касселя, Вюртем-
берга, Бентхайма — прежде всего волновало положение
протестантов. Как справедливо отметил иезуит Анджело
Галлуччи в своем труде о Восьмидесятилетней войне, «поп
de unius Belgii, sed de totius Europae tranquilitate» — «речь
шла о мире не только в Нидерландах, но во всей Европе»92.
Переговоры велись в комнате рядом с залом заседаний
Генеральных штатов. Представители Севера и Юга сидели
за длинным столом напротив друг друга. Спинола и южане
говорили по-французски, северяне — по-голландски. Но
медлительность, с которой велись переговоры,
объяснялась не разноязычием, а отлучками членов испанской
делегации то в Брюссель, а то и в Мадрид, на совещание с
Габсбургами.
Начать переговоры благоразумно решили не с
больного вопроса о свободе католического вероисповедания,
а с обсуждения свободы мореплавания. Испанцы не
имели ничего против того, чтобы суда Республики плавали
по внутренним европейским водам, но категорически не

Первая
страница
истории
Республики —
Йоханнес
Утенбогарт
Заседание
представителей
Генеральных
штатов о мирных
переговорах,
6 февраля
i6o8 года
Симон Фризиус
i6o8. Офорт
15,1* 24,6
Рейксмузеум,
Амстердам
допускали их в воды, которые еще в 1494 Г°ДУ папа
Александр VI поделил между Испанией и Португалией (Торде-
сильясский договор). Республика же отрицала как папское
решение, так и испанские притязания на Мировой океан.
Незадолго до переговоров Ост-Индская компания,
захватившая в 1603 году португальское судно «Санта
Катарина» с товарами на миллион гульденов, обратилась к
адвокату Гроцию с просьбой представить захват в
выгодном свете, найдя для него юридические оправдания.
Досконально изучив морское право, Гроций написал трактат
De iurepraedae — О праве добычи, который так никогда и
не был опубликован. В i6o8 году «Эльзевир»
запланировал напечатать одну из его глав, Маге liberum — Свободное
море, где, провозглашая право свободного мореплавания
(море и воздух не принадлежат никому, а потому
принадлежат всем), Гроций ссылался на работы испанских
юристов-теологов, основоположников международного права,
Франсиско де Витория (1486-1546) и Фернандо Васкеса де
но

Менчака (1510—1566). И теперь, когда Ришардо
напомнил об испанском запрете, Олденбарне-
велт привел аргументы Гроция (и испанцев)93.
Как ни старались сторонники мира обойти
подводные рифы, главные вопросы оставались
неразрешенными. Филипп III был готов
признать независимость Севера только при
условии предоставления свободы вероисповедания
католикам и отказа Республики от торговли в
Ост-Индии. Это означало, что дипломаты
не продвинулись ни на шаг. Олденбарневелт
прервал переговоры: партия Маурица должна
была убедиться, что он не идет на все — даже во
имя мира. Война казалась неизбежной.
Но 27 августа Пьер Жаннен появился в
Генеральных штатах с новым предложением,
выработанным им вместе с Олденбарневелтом:
не мира, а длительного перемирия. Все
неразрешимые вопросы (суверенитет Севера,
свобода вероисповедания католиков) просто
замалчивались, а обсуждались лишь те, которые
можно было решить (граница между Севером
и Югом, свобода мореплавания).
Противников перемирия Жаннен запугивал
прекращением французской финансовой помощи.
С тем же предложением Жаннен обратился
и к делегатам Габсбургов, предупредив их, что
в случае отклонения предложения
возобновятся военные действия, причем на стороне
Республики выступят все страны — участницы
переговоров. Снова было послано посольство
в Мадрид...
Генеральные штаты вынесли резолюцию
о возобновлении переговоров 30 августа94, и
Жаннен и другие посредники переехали на
Юг. Срок прекращения военных действий
истекал 31 декабря i6o8 года, но был снова
продлен. И это продление обещало быть не
последним, потому что Филипп снова вернулся на
Перемирие,
или начало
конфузим
Портрет Пьера Жаннена,
французского посла в Гааге
Виляем Исааксзоон ван
Сваненбюрг, по живописному
оригиналу Михила ван Миревелта
i6io. Гравюра. 26,8x177
Рейксмузеум, Амстердам
111

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
прежние позиции: независимость Северных Нидерландов
может быть признана лишь при условии свободы
вероисповедания католиков. Тогда королевский фаворит герцог
Лерма прибегнул к соединению contradictio in contrarium
с подлогом: он-де беспокоился о судьбе католиков Севера,
полагая, что их много, но оказывается, что братья по вере
составляют меньшинство. Мы не знаем, было ли это
добросовестным заблуждением герцога или он умышленно
искажал истину, но аргументация его сработала: 25 января
1609 года Филипп согласился на перемирие. В конце
февраля — за два дня до возобновления военных действий —
Брюссель выразил готовность к возобновлению
переговоров, которые теперь должны были проходить в Антверпене.
В начале марта делегация Северных Нидерландов
перебралась в Берген-оп-Зоом, городок в 40 километрах от
Антверпена. За ней последовали Генеральные штаты, Штаты
Голландии и Государственный совет — на тот случай, если
понадобится консультация. 25 марта делегация Северных
Нидерландов торжественно въехала в Антверпен.
Встречали ее так же, как Спинолу встречали в Гааге, — ружейными
залпами, пением труб, барабанным боем, парадом
стрелков с развевающимися знаменами. После приветственной
шумихи дипломаты сели за стол переговоров в городской
ратуше.
Как и в Гааге, делегации сидели одна напротив другой,
но теперь во главе стола сидел председатель-медиатор,
попеременно француз или англичанин. Жаннен и Олденбар-
невелт так искусно обошли в подготовительном документе
самые трудные вопросы: независимость Севера, свободу
вероисповедания католиков и торговлю с обеими Инди-
ями, — что они практически не потребовали обсуждений.
9 апреля 1609 года было достигнуто Двенадцатилетнее
перемирие (1609-1621). Через неделю соглашение было
зачитано с парадной лестницы антверпенской ратуши, и на
Севере и на Юге загремели пушки, зазвонили церковные
колокола, загорелись бочки с дегтем — Север и Юг
праздновали Победу Мира над Войной.
Ни Филипп, ни Мауриц не выражали особой радости
по поводу заключения перемирия. Испанский король был
112

уверен, что проблема Нидерландов может быть решена
лишь оружием, несмотря на то что война только за время
его правления стоила стране 37>5 миллиона дукатов. Мау-
риц разделял мнение испанского короля, хотя никто так
не выиграл от перемирия, как он. Только в качестве
возмещения потерь от уплаты контрибуций Мауриц получил
Зоо ооо гульденов95.
Перемирие,
или начало
конфуэии
Что касается договора, то самые насущные и
одновременно самые трудные вопросы — независимость
Республики, положение католиков, торговля с Ост- и Вест-
Индией — в нем просто замалчивались. Но уже само его
подписание являлось признанием de facto независимости
Республики. De jure суверенитет Семи провинций будет
признан с окончанием Восьмидесятилетней войны.
С этого времени Республика Семи Объединенных
Нижних Земель обозначается на картах как Belgica Foede-
rata, a оставшиеся под властью Габсбургов Южные
Нидерланды — как Belgica Regia. Жители Севера получили в
Южных Нидерландах и даже в Испании те же «права и
свободы», что и подданные Англии. Возможность
свободного передвижения и возвращение собственности побудили
Благодарение
эа Перемирие
Провинции
Республики вместе с Ма-
урицем и другими
военачальниками
на коленях
возносят
благодарственные молитвы
за заключение
Перемирия вокруг
копья с
фригийским колпаком
Неизвестный
мастер, по рисунку
Адриана ван де
Венне. 1624-1626
Офорт. 14,6x20,8
Рейксмузеум,
Амстердам
из

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
многих дворян Юга продать их недвижимость на Севере
разбогатевшим купцам Республики.
Слова ван Аарссена оказались пророческими:
Двенадцатилетнее перемирие стало одним из самых бурных
периодов Золотого века Нидерландов. Стрелы Семи
провинций уже не были связаны в один пучок, семеро оставшихся
в живых детей леди Белж ссорились, не доверяя друг другу.
Росло недоверие и между Маурицем и Олденбарневелтом.
Еще вчера всех объединял общий враг — Испания. С
заключением перемирия вчерашние союзники превратились
в непримиримых врагов.
14 мая i6io года фанатик Равальяк среди бела дня зарезал
Генриха IV Королем Франции стал девятилетний
Людовик XIII, регентство перешло к его матери, Марии Медичи,
и Франция взяла новый политический курс — на
сближение с Испанией. Вскоре стороны договорились о двойном
браке: десятилетний Людовик XIII стал женихом своей
ровесницы испанской инфанты Анны, а ее шестилетний
брат, принц Астурии и будущий Филипп IV, — женихом
девятилетней сестры Людовика, Елизаветы. Правда,
торжественный обмен невестами на острове Фазанов
произойдет лишь в 1615 году, но курс Франции на сближение с
Испанией был очевиден.
Со времени прихода к власти Олденбарневелт
неизменно ориентировался на Францию, и теперь в Республике
росли опасения, что он продолжит сближение со страной,
окончательно ставшей католической и «происпанской».
Опасения оправдались. Убежденный в том, что для
дальнейшей борьбы с Испанией Республике необходима
помощь Франции, Олденбарневелт настаивает на поддержке
политики Марии Медичи. Кальвинисты Республики видят
в этом очередное предательство протестантизма. И это не
только их мнение. 4 февраля 1614 года Яков I дарует Мау-
рицу орден Подвязки, демонстрируя таким образом свою
поддержку штатгальтера, не согласного с профранцузской
политикой Олденбарневелта.
Чрезвычайно трудным становится в это время
положение посла Республики в Париже Франсуа ван Аарссена,
который не был даже приглашен на похороны короля. Не-

или начало
конфузии
сколько раз ван Аарссен обращается к Олденбарневелту Перемирие
с просьбой освободить его от занимаемого поста, но
Адвокат Голландии, опасаясь влияния дипломата и его
сближения с Маурицем, предпочитает держать его подальше
от Гааги. К тому же почетное снятие с должности посла
означало бы его дальнейшее продвижение, а это отнюдь не
входило в планы Олденбарневелта. Загадочным образом
французы получают адресованные Адвокату Голландии и
отнюдь не предназначенные для посторонних глаз
депеши ван Аарссена, одна ядовитее другой, с подробнейшей
информацией о политических пристрастиях придворных
Генриха IV. Французский посол в Гааге требует отставки
коллеги, и в начале 1614 года ван Аарссен снят с поста. Ол-
денбарневелт отказывается предоставить ему другое место
под предлогом того, что ван Аарссен не является жителем
Голландии! Дипломат, долгие годы верой и правдой
служивший Олденбарневелту, переходит в лагерь принца Ма-
урица. Противостояние штатгальтера и Адвоката
Голландии становится все ощутимее.
ЛОВЦЫ ДУШ
После смерти Арминия Гомарий вновь оказался
единственным профессором теологии Лейденского
университета. На открывшуюся вакансию кураторы университета
(одним из них был зять Олденбарневелта Корнелис ван
дер Мейле) предложили кандидатуру Утенбогарта,
которую поддержали Мауриц, Олденбарневелт и Луиза де
Колиньи. Но сам проповедник колебался. Уже четверть
века он был пастором и, по его собственным словам,
«запамятовал все, что необходимо ученому богослову»96.
И он посоветовал кураторам пригласить немецкого
теолога Конрада Ворстия (1569-1622). Чтобы не повторить
ошибок, допущенных при назначении Арминия,
Олденбарневелт послал запрос в Гейдельберг и получил оттуда
отличные рекомендации. Ворстий, проповедник и
преподаватель, изучал богословие в Гейдельберге, Базеле и Женеве.
115

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
Портрет Конрада Ворстия
Рейнир Винкелес, по
рисунку Якоба Бюйса. 1783-1795
Офорт, резец. 10,3x6.9
Рейксмузеум, Амстердам
О его учености и верности делу
протестантизма свидетельствовал трактат, написанный им в
i6io году против Беллармина. К тому же он был
приветлив и обходителен. Ворстия пригласили
на собеседование.
Он приехал, и целый день Штаты Голландии
испытывали теолога. Еще одному экзамену
его подвергли бургомистры Амстердама.
Ничто не мешало назначению. Кроме того, что в
i6io году Ворстий написал сочинение не только
против Беллармина, но и против Бога. Так, во
всяком случае, считали контраремонстранты.
В сносках (!) к переизданию диспутаций,
проведенных Ворстием в Штейнфурте и изданных
под названием Tractatus théologiens de Deo sive
de natura et attributis Deiy Планций
обнаружил все доныне известные ереси. Мало того
что Ворстий анализировал телесность Христа
так, что от непостижимой тайны не оставалось
и следа, но он задавался вопросом, достаточно
ли было Его страданий для искупления
человеческих грехов! Кроме того, еще в Гейдельберге
он обнаружил подозрительный интерес к
писаниям итальянского теолога Фауста Социна
(i539-16o4) и в 1^и году написал предисловие
к его книге De auetoritate sanetae scripturae,
которую власти Гейдельберга отказались печатать.
Делая упор на свободе воли и личной
ответственности, Социн отрицал Божественное
предвидение, противоречившее его
убеждению, что у человека всегда есть выбор между
добром и злом. Социн верил, что после смерти
человек обращается в прах и что Христос был
человеком, одаренным Божественными
свойствами. Именно человеческая природа Христа
и делала Его крестную смерть примером,
следуя которому человеческий род обретал
спасение, а Его воскресение из мертвых — залогом
воскресения всех людей. Социниане покло-
иб

НЯЛИСЬ Христу, преВОСХОДИВШему Всех Других Ловцы душ
людей святостью, как Богу, отрицали
первородный грех, признавали Писание там, где оно
не противоречило разуму*7, и проповедовали
полную веротерпимость. Иными словами, не
было ереси страшнее социнианства. И в соци-
нианстве обвинялся теперь Ворстий.
Когда в сентябре i6io года он приехал в
Лейден, о чтении лекций не могло быть и речи.
Гомарий торжественно заявил кураторам
университета, что не знает ни одного сочинения,
включая и языческие, больше подрывавшего
всемогущество Бога, чем трактат Ворстия, и
что даже паписты не заходили так далеко, как
он. Арминий, по его словам, был святым по
сравнению с новым профессором-атеистом.
Гомарий призвал кураторов отказаться от
назначения, но те остались при своем решении.
Устав от борьбы с Арминием и не желая больше
ни бороться, ни работать с Ворстием, в
апреле i6ii года Гомарий подал в отставку и уехал
преподавать теологию в Мидделбург, столицу
Зеландии98. А го мая, несмотря на протесты
Дордрехта, Амстердама и других городов
Голландии, Штаты провинции подписали
официальное назначение Ворстия.
Однако вскоре дело о назначении
профессора Лейденского университета вышло за
границы Голландии и за границы Республики. В спор
вмешался Яков I, считавший своим долгом за-
Портрет Якова I, короля Англии
щищать истинную религию везде, где ее
притесняют. Посол Англии заявил Генеральным Неизвестный мастер. 1612-1652
Г Гравюра. 16,3x123- Реиксмузеум.
штатам, что назначение «этого чудовища» про- Амстердам
фессором теологии король считает личным
оскорблением. Сам же монарх вызвал посла
Соединенных провинций Ноэля де Корона и
объяснил ему, что место Ворстия на костре, а не
на профессорской кафедре. Показывая пример,
Яков повелел устроить в Лондоне, Оксфорде и
1*7

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
Кембридже сожжение всех сочинений безбожника и взял
на себя труд письменно опровергнуть его взгляды.
Но желание короля Англии, даже короля-теолога,
вошедшего в историю выполненным под его патронажем
переводом Библии, не явилось для кураторов университета и
Штатов Голландии достаточным аргументом ни для
обвинения в ереси, ни даже для увольнения. Не сдавались они
и под давлением других провинций, хотя памфлеты кон-
траремонстрантов становились злее день ото дня. Вондел,
сторонник Олденбарневелта и Штатов Голландии, писал:
Свет солнца им немил, милее тьма и аду
И Темза хочет свет упрятать в каземат.
«А ну-ка погасить!» — гремит король-сосед,
«Туши! А то конец!» — вопит Дордрехт в ответ5
Портрет Симона
Биссхопа
(Эпископия)
Саломон Саверей,
по оригиналу
Хендрика Map-
тенсзоонаЗорха
1624-1648. Гравюра
23,2x14. Рейксмузе-
ум, Амстердам
Королем-соседом был Яков, Дордрехт слыл
оплотом кальвинистов. В конце концов Ол-
денбарневелт был вынужден пойти на
компромисс: Ворстия перевели в Гауду. А на его
место назначили не вызывавшего столь яростных
споров бывшего студента Арминия Симона
Эпископия (Эпископиус — латинизированная
форма фамилии де Биссхоп, «епископ»).
Желая перетянуть Якова на свою
сторону, Олденбарневелт и Утенбогарт написали
королю письмо, в котором, опираясь на его
собственные высказывания о примате
государственной власти в делах церкви, изложили пять
пунктов ремонстрантов. Узнав в письме
трудности своей борьбы с пуританами Шотландии, в ответном
послании Генеральным штатам Яков согласился с тем, что
в созыве национального синода нет надобности. Письмо
английского короля было напечатано и вызвало ликование
в стане ремонстрантов и непонимание в лагере их
противников.
Этой победы Олденбарневелту было мало, и когда в
начале апреля 1613 года в Англию отправилась делегация
Республики с целью привлечь английскую Индийскую
и8

компанию к борьбе с испанцами в Ост-
Индии100, он поручил Гроцию задание, не
входившее в официальную повестку дня. Гроций
должен был втайне переговорить с Яковом и
убедить его в правоте выдвигавшихся
Штатами Голландии требований верховной власти в
делах церкви. В делегацию входил и контраре-
монстрант Рейнир Пау101, намеревавшийся
открыть королю Англии глаза на то, что
отступники от истинной веры воспользовались его
именем и авторитетом.
Ставленник Олденбарневелта справился с
секретной миссией, обойдя Пау. Гроций
встретился с Яковом и говорил с ним несколько
часов, убеждая коронованного теолога в том, что
учение Кальвина и Безы о предопределении
имеет опасные последствия, перекладывая
ответственность за грехи человека на Бога. Он
преуспел настолько, что король якобы даже
назвал взгляды Кальвина и Безы «крайними».
Видя себя государем, которому Бог вверил
верховную власть в делах государства и церкви,
Яков не мог не сочувствовать попыткам
Штатов разрешить возникший конфликт путем
вмешательства властей. Поэтому король
поддержал идею о том, чтобы запретить
проповеди о предопределении, только подливающие
масла в огонь, и в приказном порядке объявить
веротерпимость102.
Что же касается переговоров о
сотрудничестве Ост-Индских компаний, то не обладавший
талантом дипломата Гроций только отпугнул
англичан призывами к агрессивной
антигабсбургской политике. Договор о сотрудничестве
компании подписали лишь в 1619 году, когда
Гроций уже сошел с политической сцены103.
Вскоре после отъезда голландцев Яков
понял, что умный и красноречивый юрист обвел
его вокруг пальца. Вспоминая о встрече с Гро-
Ловцы душ
Портрет Рейнира Пау
в возрасте Ьу лет
Теодор Матхам, по оригиналу
Яна Антонисзоона ван Равестейна
1658. Гравюра. 30,8xigp8
Рейксмузеум, Амстердам
119

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
цием, Яков назовет его педантом, который обо всем
говорит, но ни о чем не судит.
Гроций же, вернувшись из Англии, написал латинский
трактат Ordinum Hollandiae ас Westfrisiae pietas
(Благочестие Штатов Голландии и Западной Фрисландии, 1613),
латинский вариант которого был издан специально для
Якова. Ситуация в Голландии после назначения Ворстия
накалилась до предела, и Гроций попытался успокоить
враждующие группы, призывая следовать примеру
Эразма, всегда служившего арминианам образцом миролюбия
и веротерпимости. По вопросу о предопределении, писал
Гроций, в церкви никогда не было единства, и в
реформатской церкви существовало два его понимания, но это не
вызывало проблем до тех пор, пока партии избегали край-
В разных лагерях Благочестие приняли по-разному:
ремонстранты радовались выходу книги, а их противники,
называвшие ее не иначе как Impia pietas (Безбожное
благочестие) , возмущались и тем, что политик вмешивается
в дела теологов, и тем, что безбородый юнец «дергает за
бороду» заслуженных и умудренных мужей.
По заказу Штатов Голландии Гроций составляет
Резолюцию о веротерпимости. Ссылаясь на статью 13
Утрехтской унии, предоставлявшую каждой провинции
независимость в делах религии, Резолюция признавала
полномочия Штатов Голландии положить конец религиозным
распрям. Она запрещала обсуждать теологические
разногласия с церковной кафедры и обязывала пасторов
призывать паству к веротерпимости. Городские власти получали
карт-бланш на увольнение пасторов, отказывавшихся
подчиняться резолюции.
Резолюция о веротерпимости вызвала новые
конфликты. Кальвинистов возмущало в ней все: и то, что Штаты
Голландии взяли на себя роль судьи в религиозном
споре, и замалчивание больного вопроса о предопределении,
и многочисленные теологические комментарии Гроция, и
здесь не упустившего шанс продемонстрировать знания.
Не преминул выступить с критическими замечаниями
и английский король. Но и без критики Якова Резолюция
120

о веротерпимости оставалась лишь на бумаге. Веротерпи- Ловцы душ
мости не было и в помине.
Штаты Голландии приняли Резолюцию, но
единогласия среди городов не было: Амстердам, Эдам, Пюрмеренд
и Дордрехт, в магистратах которых верх к этому времени
взяли контраремонстранты, проголосовали против
Резолюции, в то время как ремонстрантские Лейден и
Роттердам сочли ее слишком мягкой.
Теперь, когда городские власти получили разрешение
увольнять неугодных им пасторов, конфликты между
магистратом и церковным советом решались одним
росчерком пера. Увольнение часто означало изгнание. Началась
быстрая религиозно-политическая поляризация городов,
и, учитывая, что тон в Голландии задавали истые
кальвинисты, а их церковь была единственной «общественной» и
«привилегированной» (publieke en bevoorrechte), итог
нетрудно было предугадать.
Обеспокоенный Олденбарневелт послал Гроция в
поездку по провинции, надеясь, что красноречивый юрист
убедит городские советы в том, что единственный путь к
решению конфликта — принятие Резолюции. Но в Дор-
дрехте представителей Штатов Голландии встретили
вопросом: «Что здесь ищут арминиане?», а когда делегация
покидала город, никто из горожан не снял перед ней шляпу.
В Амстердаме на длинную речь Гроция бургомистр Рей-
нир Пау ответил, что веротерпимость не устанавливается
резолюцией сверху. На сей раз победа осталась за логикой
немногословного Пау.
Городские власти ремонстрантских городов
(Роттердама, Утрехта, Алкмара) запрещали пасторам-контраремон-
странтам читать проповеди в стенах города, и те
перебирались в церкви по соседству. Толпы горожан следовали за
ними. Эти марши стали демонстрацией протеста в адрес
городских властей. На обувь кальвинистов, которым
приходилось ходить по слякоти проселочных дорог, налипала
грязь, и их стали называть «грязными гёзами», slijkgeuzen.
В Амстердаме, с i6n года бывшем в руках гомаристов,
пасторы призывали к благочестивым погромам во славу
Божию. По городу ходил стишок:
121

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
Спешу упредить я Арминия рать,
Что всем им будет несдобровать!105
И сторонники Гомария охотно откликались на призыв,
забрасывая сторонников Арминия камнями. Константин
Гейгенс призывает Господа «преумножить веру и
преуменьшить число вер» («Heer, meerdert ons geloof, en
Mindert ons gelooven»). А в предисловии к комедии Испанский
брабантец (i6i8) Бредеро, отвечая на обвинения в том, что
уличные девки в его пьесе уж слишком откровенно
обсуждают плотские утехи, замечает, что «это не так опасно, как
дотошно копаться в Библии».
В i6i7 году амстердамский проповедник Адриан Смаут,
увековеченный Вонделом в сатире Развратники в
курятнике, предложил тем, кто слышал в 1588 (!) году проповеди
Арминия, написать, о чем тот говорил тридцать лет назад.
Планций и его единомышленники стали вспоминать.
Писали они о заклятом враге, так что забытое прошлое легко
заменили эмоции настоящего. Так возник миф о встрече
Арминия и Беллармина. Скорее всего, возник этот миф
потому, что Арминий рекомендовал своим лейденским
студентам Controversiae Беллармина. В глазах Планция и
иже с ним протестант мог советовать будущим пастырям
книгу заведомого врага, только если тот его обворожил.
Произойти это могло лишь в Риме. Значит, в Риме
Арминий тесно общался с иезуитом. Имя Беллармина несло
дополнительный заряд, так как именно этот
ученый-иезуит, богослов-полемист и Великий инквизитор выступил
с критикой кальвинистской идеи предопределения,
согласно которой Бог еще до создания мира каких-то людей
избрал, а каких-то проклял. Логическим следствием этого
представления, по Беллармину, является заключение, что
причина греха в Боге и грех перестает быть грехом.
Реформаты, считавшие себя ревнителями евангельских
традиций, видели в своих противниках нарушителей
чистоты христианского учения. И в многочисленных
сатирах, политических трактатах и памфлетах инакомыслящие
и инаковерующие представлялись папистами. На офорте
i6i8 года Арминианская телега с дерьмом представлены
122

все течения, против которых выступали контраремон-
странты. Сидящий на облучке Утенбогарт спрашивает у
двух иезуитов дорогу в Рим. Правит он нетвердой рукой, и
одна из лошадей норовит повернуть к стоящему у обочины
Олденбарневелту. На телеге сидят видные ремонстранты,
среди которых Арминий и Ворстий. Обвинения в желании
вернуться в лоно католической церкви, отдать страну папе-
Антихристу и папистам, в сближении с иезуитами будут
постоянно раздаваться в адрес ремонстрантов. Ремонстранты
в свою очередь неустанно обвиняют кальвинистов-южан в
раздувании религиозной вражды.
Ловцы душ
Именно в это неспокойное время Адриан ван де Венне
(1589-1662) пишет картину, неизменно привлекающую
внимание всех посетителей Рейксмузеума, — одни
пытаются определить «кто есть кто» в группах протестантов и
католиков, другие отыскивают различия в действиях
католических священников и протестантских пасторов, третьи
задаются вопросом, что делает на картине огромная муха.
Картина трактует новозаветный сюжет (Мф. ^-л% Мк. 1:17,
Лк. j:io), изображая «ловцов душ»: протестанты ловят
Божьим словом, католики — песнопением, ладаном и
Святыми Дарами. Протестантов художник изобразил слева,
католиков — справа, то есть на «верной», правой стороне
Арминианская
телега с дерьмом.
Сатира на
арминиан
Неизвестный
мастер. i6i8
Офорт. 38,2x43
Рейксмузеум,
Амстердам
123

протестанты оказываются не с точки зрения зрителя, а с
точки зрения Христа. На стороне протестантов — зеленая
листва, благообразные дети, нет бродяг и нищих. У
католиков на фоне грозового неба вырисовываются голые ветки
засыхающего дерева, на первом плане дети в лохмотьях и
шут, а за ними — Альбрехт и Изабелла, кардиналы, монахи,
папа римский.

Картина является не только иллюстрацией
евангельской темы, но и образцом теократической пропаганды
контраремонстрантов, к которым принадлежал художник.
Не случайно среди его почитателей был и Рейнир Пау.
Слева царят мир и согласие: Утенбогарт и Эпископий
стоят рядом с Гомарием. Католиков, составлявших
большинство населения Республики, слева нет и в помине. Радуга
Ловцы душ
Адриан Питерсзоон
ван де Венне. 1614
Дерево, масло
98,5x187,8
Рейксмузеум,
Амстердам
125

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
мира, которая должна была соединить два берега,
обрывается наверху картины. Возможно, это отражает недоверие
контраремонстрантов к заключенному в 1609 году
Двенадцатилетнему перемирию: родители ван де Венне бежали в
1 j8i году из Брабанта в Делфт, где и родился художник.
Радужная панорама церковной жизни Республики,
нарисованная ван де Венне, была далека от реальной ситуации
1614 года, когда была написана картина. Возможно, что
идиллический образ мирного, бесконфликтного общества
был реакцией на положение в стране. В декабре 1615 года во
время «дня молитвы»106, объявленного в Зеландии, жители
провинции просили спасти их «от горя войны и раздоров,
которое посетило наших соседей»107. Под «соседями»
подразумевалась Франция, давно уже раздираемая
гражданской войной, грозившей теперь перекинуться на Север.
4 февраля 1617 года католичка Мария Медичи обратилась
к протестантской Республике за помощью в борьбе с
гугенотами! Мауриц и ван Аарссен безоговорочно выступили
против поддержки католиков, сражавшихся с их братьями
по вере. Олденбарневелт, как можно было ожидать,
поддержал просьбу, сославшись на то, что «если не поможем
мы, Франция обратится к Испании». В конце апреля
Генеральные штаты голосуют за помощь католикам Франции, в
то время как кальвинисты Республики оказывают
финансовую помощь гугенотам — к великому неудовольствию
Олденбарневелта: Республика продолжала получать
деньги от Франции...
По мере расхождения между Маурицем и Олденбар-
невелтом охлаждаются отношения и между принцем и его
духовным наставником, чей указующий перст уже давно
злил сластолюбивого принца. Многочисленные связи Ма-
урица ни для кого не были тайной. Кроме трех детей Мар-
гареты ван Мехелен, у Маурица было еще пять бастардов
от пяти других женщин — и это только дети, признанные
принцем. Еще в i6io году появилось стихотворение Гро-
ция Жалоба госпожи ван Мехелену о любви принца
Оранского, в котором Маргарета сокрушается о своей судьбе:
она отдалась Маурицу и потеряла честь, он же покинул ее

ради первой попавшейся юбки. Эпиграфом Гроций взял
слова Дидоны из Энеиды Вергилия, где та жалуется на
жестокость собирающегося покинуть ее Энея: «Разве меня
пожалел? Разве, тронут любовью, заплакал?» Естественно,
при жизни Маурица стихотворение не могло быть
напечатано108. С обострением политической и религиозной
борьбы в памфлетах ремонстрантов Мауриц все чаще
выступает «осквернителем женщин».
В сексуальные эскапады принца был замешан его
камердинер Жан де Пари, получивший разрешение снимать
ночью солдат с караула, чтобы они не видели, кого он
приводил к принцу. В i6i6 году, воспользовавшись этим
разрешением, камердинер участвовал в убийстве
амстердамского ювелира, привезшего Маурицу драгоценности. Де Пари
и его сообщник были приговорены к колесованию.
Смертная казнь не часто применялась в Республике. К
колесованию же прибегали так редко, что посмотреть на казнь ехали
даже из Брабанта и Фландрии.
Утенбогарт провел со смертником ночь перед казнью,
и тот поведал ему такое о любовных утехах принца, что
пастор не мог не попытаться наставить Маурица на путь
истины. Известно, что после отповеди принц еще долго
в гневе ходил по комнате, отказываясь кого-либо видеть.
С этого момента меняется его отношение к Утенбогарту,
который в автобиографии оставляет свой рассказ без
комментариев: «Адвокат сказал мне, что Его Высочество очень
на меня зол. Я и сам заметил это, но причины не знал и не
знаю до сих пор. Могу только предположить, что
изменение его отношения ко мне связано с исполнением моих
пасторских обязанностей. Но так как это только мои
предположения, об этом лучше молчать»109.
ЦВЕТ БОЖЬЕГО ИЗБРАНИЯ
В i6o7 году в Гааге появился молодой проповедник Хен-
дрик Росей, друг и коллега Утенбогарта. Когда-то
Утенбогарт пристроил его в лейденский Колледж Штатов, а

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
Портрет Дадли Карл то на
Биллем Якобсзоон Делфф,
по живописному оригиналу
Михила ван Миревелта
1Ö20. Гравюра. 19,2x13,1
Рейксмузеум, Амстердам
после того как Росея исключили оттуда за
заносчивость, пастор направил его к Ворстию в
Штейнфурт. Росей был одним из первых, кому
Утенбогарт дал читать Ремонстранцию, хотя
уже тогда они расходились во взглядах.
Постепенно расхождения становились все глубже,
и в конце сентября 1615 года Росей отказался
читать проповеди с той же кафедры, что и его
старший коллега, и принимать причастие из
его рук. Утенбогарт несколько раз намеревался
уйти в отставку, дабы не вызвать дальнейшей
эскалации конфликта, но Штаты Голландии и
слышать об этом не хотели. Закончилось дело
тем, что Олденбарневелт уволил Росея.
И в Гааге повторилось то же, что
происходило до этого во многих других городах. Росей
перебрался в деревушку по соседству, и
каждое воскресенье туда направлялась процессия
«грязных гёзов», среди которых были и
именитые горожане. Весь год они ходили туда и
обратно, а на следующую зиму решили занять
большой дом делопроизводителя Маурица,
располагавшийся рядом с Большой церковью,
где читал проповеди Утенбогарт. Желая
помешать планам контраремонстрантов,
Олденбарневелт обратился за помощью к принцу, но
тот отказал, сославшись на свою присягу
Генеральным штатам — принц присягал на верность
«Унии и реформатской вере».
Дадли Карлтон, новый посол Англии в
Нидерландах и правоверный пуританин,
предоставил «грязным гёзам» английскую церковь.
Церквушка не вмещала всех верующих, и те,
кому не досталось места внутри, вдохновенно
распевали псалмы, стоя на улице.
В начале апреля 1617 года «грязные гёзы»
обратились с просьбой предоставить им большую
церковь, например старую Монастырскую
церковь рядом с домом Олденбарневелта. Пока
128

шли разговоры о том, ку#а перенести располагавшийся там
склад оружия и надо ли сначала сделать ремонт, три тысячи
контраремонстрантов 9 июля заняли церковь.
Инициатором сквоттинга якобы выступил не кто иной, как Мауриц.
А неделю спустя принц в последний раз появился на
проповеди Утенбогарта, «войдя в церковь в раздражении и
покинув ее в возмущении»110. В присутствии всего двора он
назвал проповедника «врагом Бога», а Луизе де Колиньи
сказал, что не намерен и дальше терпеть пастора,
выступающего против истинной религии.
Спустя еще неделю Мауриц в сопровождении свиты
прогарцевал мимо Дворцовой часовни в Монастырскую
церковь со словами: «Я не знаю, какого цвета Божье
избрание, синего или зеленого»111. Как говорят голландцы,
принц «выбрал цвет», то есть четко определил свою
позицию, и его выбор имел решающее значение для хода
борьбы в стране.
В ответ на переход Маурица на сторону
контраремонстрантов городские советы «ремонстрантских» городов,
чтобы увериться, что стрелки все еще на их стороне,
объявили новую присягу. Стрелков, отказавшихся присягать,
отчисляли. Штаты Голландии приняли резолюцию,
разрешавшую городам набирать солдат, которые подчинялись
магистратам, а не командующему армией и флотом, то
есть Маурицу112. В письме кальвинисту Пау, избранному
в 1617 году одним из четырех бургомистров Амстердама,
Мауриц назвал резолюцию Жесткой (Scherpe Resolutie) —
под этим названием она и вошла в историю Нидерландов.
Историки до сих пор спорят о том, являлось ли разрешение
набирать войска нарушением закона или нет. Но все они
согласны с тем, что никогда еще ситуация в стране не была
такой напряженной. Гаага, опасаясь гнева принца, не
решилась набирать рекрутов.
Амстердам же, где заправляли контраремонстранты,
в мае i6i8 года встречал Маурица ликованием. Отцы
города выслали за штатгальтером яхты в Мейден, а в самом
городе его приветствовали традиционным парадом
стрелков, с оранжевыми перевязями и оранжевыми перьями на
шляпах. Надпись на триумфальной арке, возведенной на

главной площади города, гласила: «Benedictus qui venit in
nomine Domini» (Мф. 21:9), a аллегорическая живая
картина завершалась появлением восседавшего на орле Юпитера,
который подносил Маурицу княжество Оранж — Филипп
Биллем умер в конце февраля и Мауриц теперь по праву
назывался принцем Оранским113.
Утром 17 августа i6i8 года парикмахер Дадли Карлтона
брил Гуго Гроция. Полушутя брадобрей английского
посла, регулярно приводивший в порядок бороды важных

лиц и поэтому позволявший себе некоторую фривольность
в обращении, спросил клиента, не продаст ли он свой пост,
ведь ремонстранты почти проиграли. Веривший в
свободу воли Гроций ответил цирюльнику, что, проиграй
ремонстранты, он снова облачится в адвокатскую тогу. Но
свободы воли у ее поборников уже не было. Она была у
Маурица, которому Генеральные штаты предоставили все
полномочия для обеспечения безопасности и спокойствия
в стране. 28 августа Олденбарневелт, Гроций и пенсиона-
рии Лейдена и Утрехта были арестованы. Услышав об их
аресте, Утенбогарт счел за лучшее бежать на Юг.
Олденбарневелта арестовали прямо перед комнатой
заседаний Штатов Голландии. Уверенный в том, что Штаты
Голландии выразят протест против грубого нарушения
суверенитета провинции, и в своем скором освобождении,
Адвокат сохранял спокойствие. Но Штаты Голландии,
хотя и были обескуражены происшедшим, протеста не
выразили.
Никогда не занимавший официальных должностей в
Генеральных штатах, Олденбарневелт настаивал на том, что
его, главу Штатов Голландии, могли судить только Штаты
этой провинции. До конца процесса он адресовал все свои
послания исключительно Штатам Голландии. То же делали
и члены его семьи.
Незаконной он считал и резолюцию об аресте,
принятую Генеральными штатами. Если обычно резолюции
разрабатывались пленарно, то подготовка этой велась под
строгим секретом. Тайно она была передана секретарю
Генеральных штатов, который и вписал ее в книгу секретных
резолюций. Нетрудно представить, с каким чувством Кор-
нелис ван Аарссен вписывал приказ об аресте злейшего
врага его сына.
Судили Олденбарневелта Генеральные штаты, но
отыскать судей — двенадцать от Голландии и двенадцать от
остальных шести провинций — оказалось не так легко.
Многие благодарили за честь, предпочитая не пятнать
репутацию участием в судилище над первым человеком
Республики. Полвека спустя, во время Первого периода без
штатгальтера,) когда Олденбарневелт снова станет ге-

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
Убиенная
невинность
Корнелис
Сафтлевен. 1663
Холст, масло
6з«86
Рейксмузеум,
Амстердам
роем, Корнелис Сафтлевен (1607-1671) напишет картину
Trucidata innocentia — Убиенная невинность^ по
подзаголовку Паламеда Вондела. На заднем плане — карта
Нидерландов. На переднем — старец в таббарде сидит в
окружении 24 зверей: слона, львов, тигра, леопарда, крокодила,
играющего на скрипке осла, волка, медведя, лисиц, козла
с козой, собаки, обезьяны, петуха, змеи, теленка-.. Вряд ли
по прошествии стольких лет кто-то еще помнил, кто есть
кто в этой сатире, но одно знал каждый: старец был Ол-
денбарневелт, а павлин — судья Рейнир Пау («пау» — по-
голландски «павлин»).
Прежде чем приступить к допросу Олденбарневел-
та, допрашивали других обвиняемых. Для пенсионария
Утрехта ван Леденберга процесс закончился быстро: в
первую ночь после ареста, боясь, что суд признает его
виновным и приговорит к лишению имущества, он перерезал

себе горло. В середине октября начались допросы Гроция.
От очной ставки с Олденбарневелтом Гроций отказался.
Позже он расскажет, что его побуждали подтвердить
существование заговора, возглавляемого Луизой де Колиньи,
которая якобы хотела сместить Маурица и передать пост
штатгальтера своему сыну Фредерику Хендрику з^-лет-
ний Гроций, одиннадцать лет занимавший высокие
государственные посты, в послании к Маурицу списал все свои
заблуждения на возраст: «Годы мои еще не могли принести
мне многоопытности». Штатгальтер не удостоил его
ответом. Пастор Антоний ван Вале по просьбе друзей
рискнул было ходатайствовать перед Маурицем за Гроция, но в
ответ на его восхваление талантов опытного юриста
штатгальтер лишь указал на флюгер Бинненхофа: «Голова
Гроция, что этот флюгер»114.
Допросы Олденбарневелта начались в ноябре. Каждый
день утром и вечером он отвечал на вопросы, касающиеся
всей его деятельности. В январе был готов длинный
список обвинений, сводящихся к тому, что Адвокат Голландии
всячески способствовал церковному разладу, едва не
вернувшему страну под власть Испании.
Пока велись допросы, Мауриц распустил набранных
городами Голландии солдат, поменял состав магистратов
и состав Штатов Голландии. Представлять дворянство в
Штатах Голландии был назначен Франсуа ван Аарссен.
DIMITTIMINI, ITE, 1Те!
13 ноября i6i8 года, одновременно с началом допросов
Олденбарневелта, в Дордрехте начал работу национальный
синод, созыву которого так противился Адвокат Голландии.
Созванный по инициативе Генеральных штатов, синод,
собственно, был не национальным, а интернациональным,
так как в его работе принимали участие не только теологи
всех провинций Нидерландов, но и представители других
протестантских стран. Яков I, не оставлявший попыток
оказать влияние на ход теологических и политических спо-

ров в Республике, послал делегацию от англиканской
церкви, которую возглавил епископ Ландафа Джордж Карлтон,
однофамилец английского посла в Нидерландах Дадли
Карлтона. Присутствовали на синоде и представители
различных немецких земель и кантонов Швейцарии.
Делегатов от Франции не было, так как Людовик XIII запретил
гугенотам участие в синоде115, и на гравюре, изображающей
одно из заседаний, видна пустая скамья делегатов Франции.
Опасения Олденбарневелта, что ремонстранты
окажутся на синоде в положении обвиняемых, полностью
оправдались: большинство делегатов разделяли взгляды
ортодоксального кальвинизма, поэтому ни о каком мирном
урегулировании конфликта не могло быть и речи.
Тринадцать представителей ремонстрантов были не приглашены на
синод, как все другие, а вызваны повесткой, составленной
уже работавшим синодом. Не внушала доверия и
кандидатура председателя собрания, проповедника из Леувардена
Йоханна Богермана, ярого кальвиниста, переводчика
сочинения Безы De haereticis a civili magistratupuniendis (О том,
что гражданском властям подобает карать еретиков).
Богерман был и автором ответа на Благочестие Гроция.
В работе синода принимали участие и Гомарий, и Росей.
Вместо бежавшего в Южные Нидерланды Утенбогарта
ремонстрантов возглавил Симон Эпископий. у декабря
i6i8 года в полуторачасовой речи он пытался доказать, что
отнюдь не ремонстранты повинны в церковном
расколе, что представление их врагами религии и Реформации,
противниками истины, нарушителями общественного
спокойствия, предателями родины и распространителями
ереси есть лишь клеветнические измышления их
гонителей. Он сетовал на то, что нескончаемый поток брани и
оскорблений по их адресу превратил ремонстрантов в
глазах многих в «сор и мерзость среди народов» (Плач. 345)-
Но аргументы Эпископия не могли быть ни услышаны,
ни поняты делегатами. Как не была ими понята Historia
pelagiana ректора Колледжа Штатов и секретаря синода
Фоссия116, на восьмистах страницах доказывавшего, что
приравнивание арминианства к пелагианству лишено
оснований117. Эпископий был обвинен в попытке развратить
Dimittimini,
ite, ite!
Слева:
Открытие
Дордрехтского
синода 13 ноября
i6i8 года
Франсуа
Схиллеманс
1618-1619
Гравюра. 453х4°-5
Рейксмузеум,
Амстердам
135

умы и посеять вражду. 14 января 1619 года председатель
синода так разошелся, обличая ремонстрантов, что под конец
своей гневной инвективы перешел на писк: «Dimittimini,
ite, ite!» — «Убирайтесь вон!» Ремонстранты покинули зал
заседаний. Главы делегаций Англии и Бремена
опротестовали их исключение118. В марте 1619 года ремонстранты
созвали в Роттердаме тайный антисинод, который принял
решение о создании Ремонстрантского братства.
Выступавшие за примат государства ремонстранты
оказались жертвами этого примата. Отстаивавшие
независимость церкви от государства контраремонстранты
одержали победу в силу того, что их сторону взяла
государственная власть в лице Маурица. На гравюре памфлета
(i6i8), изображавшего тяжбу Гомария с Арминием в зале
заседаний Штатов Голландии, исход спора решает Мауриц,
кладя свой меч на чашу весов Гомария. Вондел сопроводил
гравюру стихотворением На последнее голландское
переустройство — Ор de Jonghste Hollantsche transformable:
Dimittimini,
ite, ite!
Гомар uApMUH до боли
Спорят о свободе воли,
Спор ведут об истой вере
И о веры той потере.
Гомара слуге невмочь
Армина перевозмочь:
Больше Кальвина догмата
Весит тога Адвоката
И права всех городов
Сторониться неладов,
Гомар дело проиграл,
Но на суд сей принц взирал.
Гомару он услужил.
Меч на чашу положил.
Это был удачный ход,
Дела он решил исход.
Перевесили весы
Кальвинистов и Безы.
Гомар с той поры пророк,
Армину ж — под зад пинок119.
Слева:
Весы, или Последнее
голландское переустройство
В присутствии Гомария, Ар-
миния и ван Олденбарневел-
та взвешиваются аргументы
ремонстрантов и контраре-
монстрантов. Мауриц кладет
на чашу весов контраремон
странтов свой меч. Под
изображением стихотворение
Вондела
Саломон Саверей. i6i8
Гравюра. 433 х33.7
Рейксмузеум, Амстердам
137

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
После исключения ремонстрантов состоялось еще 97 за~
седаний синода, на которых не произошло ничего
непредсказуемого. Участники осудили взгляды арминиан и
приняли положения, полностью соответствовавшие учению
гомаристов: человек греховен, но Бог из милости спасает
часть людей, в то время как остальным уготованы ад и
проклятие; Бог спасает не за заслуги, а исключительно по
Своей воле; Христос умер не за всех людей, а только за
избранных; однажды призванные не могут отпасть от Господа, не
могут вернуть раз данную Богом благодать. Первый тезис
Реформации — Sola fide — был спасен, как спасена была и
сама Вера.
Дадли Карлтон с видимым удовольствием описывает,
как мальчишки гоняли после Синода ощипанного петуха
с криками: «О, arme haan!» («О, бедный петух!»), что по
звучанию напоминало «арминиан». И действительно,
пишет английский посол, арминиан, еще недавно гордо
распускавших перья, порядком ощипали120.
О важности для Синода второго тезиса Реформации,
Sola Scriptum — только Писание, свидетельствовало
принятое им решение о новом переводе Библии. В
существовавшие переводы, сделанные, как правило, не с языков
оригинала, закрались ошибки. Встречались ошибки и в
так называемой Библии Deux-Aes (Библии Два-Один)121,
которую читали реформаты. Новый перевод должен был
положить конец спорам о возможных толкованиях тех или
иных отрывков Священного Писания122.
Новая Библия, получившая в xvui веке название
Штатской, так как ее перевод был сделан по заказу
Генеральных штатов, которые и финансировали издание,
оказала огромное влияние на развитие языка и литературы
Нидерландов. До недавнего времени трижды в день — за
завтраком, обедом и ужином — главу из нее читали в
каждой протестантской семье. Новый перевод появился лишь
в 2004 году, но некоторые приходы до сих пор продолжают
пользоваться Штатской Библией \byj года.
Синод положил конец религиозным распрям. Его
решения приветствовали как английские и американские
пуритане, так и французские гугеноты. В десятых числах мая
i38

иностранные делегации покинули Дордрехт, увозя с собой
золотые и серебряные памятные медали, выбитые по
распоряжению Генеральных штатов. Большую золотую медаль
Дордрехтского синода получит в январе 1620 года Джон
Донн, приехавший на континент в составе делегации,
посланной Яковом для урегулирования еще одного
религиозно-политического конфликта, на этот раз между
императором Священной Римской империи Фердинандом II и
лидером Протестантской унии Фридрихом V, зятем
Якова123. В роли миротворца английский король окажется не
столь удачлив: противостояние разразилось
Тридцатилетней войной.
Национальный синод обязал синоды провинций
провести чистку своих рядов, что те и сделали с превеликим
тщанием. Арминиане были исключены из Реформатской
церкви. Проповедники, подозреваемые в симпатиях к ре-
монстрантам, должны были подписать так называемый
«акт молчания», обещая не высказывать мнений,
противоречивших положениям синода. Не желавшие подписать
«акт молчания» увольнялись. Более двухсот проповедников
лишились кафедры, восемьдесят покинули страну.
Dimittimmi,
ite, ite!
Бегство
ремонстрантов
из Гааги после
решений
Дордрехтского
синода
Неизвестный
мастер, по оригиналу
Клааса Янсзоона
Фиссера II.1619
Гравюра. 15,7x26»
Рейксмузеум,
Амстердам
139

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
Портрет Адриана Пау,
пенсионария Голландии
Михил ван Лохом,
по оригиналу
Петера ван Мола. 1635
Гравюра. 30,6x20,1
Рейксмузеум, Амстердам
На 163-м заседании синода было принято
постановление о чистке Лейденского
университета, повлекшее за собой строгий церковный
контроль над кураторами и преподавателями.
Зятя Олденбарневелта Корнелиса ван дер Мей-
ле сменил Адриан Пау, сын «Павлина»124.
Через десять лет «павлиний хвост», как называли
Адриана Пау, станет пенсионарием Голландии,
то есть займет место самого Олденбарневелта.
Но усерднее всего новая метла мела в
Колледже Штатов, уже давно слывшем
рассадником арминианства. Регент Колледжа Фоссий
надеялся, что его примиренческая позиция во
время церковных раздоров и тот факт, что на
Синоде он выполнял функции секретаря
Штатов, послужат ему защитой, но в июле 1619 года
и он был снят с поста. В университете его
оставили профессором риторики и истории125.
Новым регентом Колледжа Штатов был
назначен составитель текста Контраремон-
странции Фесте Хоммес, которому в октябре
1619 года в спешном порядке присвоили
ученую степень доктора теологии. На следующий
год Яков удостоит его звания почетного
доктора Оксфордского университета.
Уволен был и субрегент Колледжа Каспар
Барлей, отказавшийся как одобрить решения
Дордрехтского синода, так и отступиться от
своих сочинений. Выказывавший явные
симпатии к ремонстрантам и часто приезжавший в
Дордрехт, чтобы помочь друзьям и
единомышленникам, Барлей лишился и места
преподавателя университета. И Фоссий, и Барлей были
членами реформатской общины и, вызванные
на заседание синода Южной Голландии,
должны были отвечать на вопросы пасторов. О
пристрастности дознания говорит уже то, что
возглавляли синод Хоммес и Росей.
140

ПЛАХА И СУНДУК
Единство церкви было восстановлено. Оставалось
покончить с политическими противниками, у марта 1619 года в
Гааге начался закрытый процесс. Город полнился слухами.
Дадли Карлтон с чужих слов рассказывал, что Гроций упал
на колени и слезно молил о милосердии к нему самому, его
жене и детям, дав все признания, какие только требовали от
него судьи126. Олденбарневелт, как всегда, блистал
ораторским искусством, но всем, кроме, может быть, его самого,
было ясно, что он обречен.
Это был показательный процесс, и спасти старца,
которому шел восьмой десяток, могло только прошение о
помиловании на имя Маурица. Но Олденбарневелт не
признавал за собой никакой вины. Мауриц готов был
помиловать, но не мог сделать это без повинной. Началась
последняя схватка штатгальтера и Адвоката — схватка за
помилование. Победу в ней одержал Олденбарневелт, но
победа стоила ему жизни127.
12 мая 1619 года Олденбарневелту был зачитан
официальный приговор. Он обвинялся в государственной
измене и приговаривался к смертной казни. Приговор
должен был быть приведен в исполнение на следующий день.
Больше, чем лишение жизни, поразило Олденбарневелта
лишение состояния его семьи. Штаты Голландии
многократно награждали его, даруя пожизненную ренту то
одному, то другому из его детей. Это была одна из принятых
форм выражения благодарности. И вот теперь жена и дети
лишались всего. С горечью он произнес: «И это моя
награда за сорок три года верной службы стране?»
Вечером он написал жене и детям прощальное письмо,
разделил с присланным к нему пастором Антонием ван
Вале128 и дежурным офицером охраны последний ужин и
лег спать. Ему не спалось, и несколько раз он вставал и
вместе с одним из пасторов, присланных провести с ним эту
ночь, читал по-французски псалмы.
Не спали занятые составлением очередной петиции к
президенту суда его жена и дети. Не в силах заснуть, Луиза

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
де Колиньи поехала ночью к пасынку в надежде уговорить
его помиловать старика. Мауриц не принял мачеху.
Бессонную ночь провел и посол Франции, в пять часов утра
уже стоявший перед собранием Генеральных штатов, еще
раз обсуждавших дело129.
Утром, помолившись и прочитав несколько глав из
книги Исайи, 71-летний старец спустился по ступенькам узкой
винтовой лестницы и, опираясь на руку старого слуги и на
палку, которую Вондел увековечит в Посошке Олденбар-
невелта, прошел сквозь строй солдат и взошел на помост,
где уже стоял гроб из неструганых досок.
На почетных местах трибуны сидели иностранные
проповедники и теологи, гости только что закрывшегося
исторического синода, специально приглашенные в
Гаагу еще на одно историческое событие — казнь бывшего
пенсионария Штатов Голландии. Поглядеть на казнь
собралось несколько тысяч человек. Маурица не было. Для
предотвращения возможных беспорядков были вызваны
солдаты, которые уже спозаранок окружили место казни.
Из Утрехта приехал палач — палачи никогда не бывали
местными. Плахи не было: палачи в Голландии рубили
сплеча.
Старый слуга помог своему старому хозяину снять
таббард, после чего тот встал на колени и обратился к
затаившей дыхание толпе с последним словом: «Люди, не
верьте, что я предатель. Во всем я действовал из любви к
правде и Богу, как истинный патриот. Так я и умру».
Помолившись, он подошел к кучке песка, который должен
был впитать его кровь. Слуга помог ему опуститься на
колени и отогнул ворот заранее разорванной рубашки.
Дрожащими руками Олденбарневелт натянул на глаза
спальный колпак. Все стихло. Но палач не двигался: весеннее
солнце слепило ему глаза. Он попросил осужденного
повернуться лицом на север. Слуга помог старику
подняться, обойти кучку песка и снова опуститься на колени.
В нетерпении Олденбарневелт проговорил: «Скорее,
скорее!» Одним ударом меча палач отсек голову и два
пальца: руки старика были сложены в молитве. Как обычно,
после казни какие-то зрители бросились смочить кровью
Ц2

платки, какие-то — захватить горсточку красного песка.
Кто-то пытался даже отломать кусок окровавленного
деревянного настила.
Палач положил тело и голову в дощатый гроб, и гроб
отнесли в Дворцовую часовню, где Адвокат Голландии
часто слушал проповеди Утенбогарта. Эшафот остался на
месте. Казнь Олденбарневелта была еще не последним актом
политической драмы.
ц мая суд объявил приговор пенсионарию Утрехта ван
Леденбергу, наложившему на себя руки в ночь после ареста.
По распоряжению Генеральных штатов тело обвиняемого
забальзамировали, и теперь гроб с телом повесили.
i8 мая 1619 года был зачитан приговор пенсионарию
Роттердама Гроцию и пенсионарию Лейдена Хогербеет-
Казнь
Олденбарневелта
13 мая 1619 года
Неизвестный
мастер. i6i9
Гравюра 19.9х23»9
Рейксмузеум,
Амстердам
чз

су. Оба приговаривались к пожизненному
заключению и конфискации имущества. В начале июня
заключенных перевезли в служивший
государственной тюрьмой замок Лувестейн. Вскоре к ним
присоединились жены.
Утром 22 марта 1621 года Гроций бежал из
тюрьмы, и его побег составляет одну из самых ярких
страниц истории Нидерландов. Организовала
побег жена Гроция Мария ван Рейгерсберх,
задумавшая вызволить мужа в сундуке, в котором солдаты
приносили и уносили книги — в тюрьме Гроций
продолжал работать, и одиночество Лувестейна
оказалось для него плодотворным: здесь он
написал большую часть De Jure Belli ас Pads — О праве
войны и мира.
Утром намеченного дня Гроций, в белье и
шелковых чулках, лег в сундук, подложив под голову
Новый Завет, присланный лейденским арабистом
Эрпением с просьбой снабдить комментарием
издание Библии. Занавески кровати задернули,
рядом поставили домашние туфли, создавая
видимость, что Гроций спит. Жена и девятилетняя дочь
Корнелия остались в замке130.
Солдаты принесли сундук в дом жившей
неподалеку сестры Эрпения. Там Гроций переоделся
каменщиком и вышел из города. Когда побег был
обнаружен и городские ворота закрыли, он был
уже на пути в Антверпен. Оттуда он известил о
побеге Генеральные штаты, Маурица и Фредерика
Хендрика. Услышав о побеге, Мауриц якобы сказал:
«Я всегда знал, что эта черная свинья меня
проведет». У поэтов побег Гроция вызвал более
жизнерадостную реакцию131.
Сундук потерялся, и сознававший свое
значение для истории Гроций сокрушался об утере
свидетельства Божьей благосклонности к невинно
осужденному. В xix веке «сундук Гроция»
можно было увидеть в нескольких музеях Голландии.
Когда в начале xxi века планировалось создание
Плаха и сундук
Слева вверху:
Изображение важнейших
событий 1619 года
В центре портрет
Олденбарневелта, слева —
его казнь и приговоры
Хогербеетсу и де Грооту.
Справа — гроб с телом
Леденберга и изгнание
ремонстрантов
Неизвестный мастер,
по оригиналу Виллема
Якобсзоона Делффа
1619. Гравюра. 8,1x32,7
Рейксмузеум, Амстердам
Слева внизу:
Замок Лувестейн, место
заключения Хогербеетса
и де Гроота
Слева — прибытие
заключенных, внизу —
их портреты и вид на замок
Клаас Янсзоон Фиссер II
1619. Офорт. 23Д*30'6
Рейксмузеум, Амстердам
45

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
Музея истории и вся страна обсуждала, какие же
экспонаты должны всенепременно присутствовать в новом музее,
сундук Гроция назывался едва ли не первым. Но
выставляться он должен был уже не как вещественное
свидетельство побега, а как свидетельство проснувшегося в xix веке
интереса к национальной истории. Музей так и не
открыли, и один из «сундуков Гроция» снова можно увидеть в
Рейксмузеуме.
Гроций обосновался в Париже, где тут же принялся
за редакцию Апологии законной власти Голландии132, в
которой, как видно из названия, он защищает политику
Олденбарневелта во всех областях, в том числе и в
области церкви. Переворот i6i8 года он считает незаконным
и обвиняет Маурица в нарушении прав и привилегий
Голландии. Вину за возникновение конфликтной
ситуации он снова возлагает на радикальных кальвинистов-
южан, стремившихся установить в Республике вторую
Женеву133.
В Нидерландах книга тут же стала бестселлером. До
того как она вышла по-голландски, по рукам ходил
напечатанный во Франции латинский текст. Генеральные
штаты запретили этот «скандально известный, растленный и
кощунственный пасквиль», но запрет на печать,
распространение и даже чтение Апологии тут же поднял ее цену
с полутора до пятнадцати гульденов. Первый тираж в
1500 экземпляров был распродан в одночасье. За ним
последовало еще пять изданий, не считая пиратских134.
Для Утенбогарта годы изгнания стали временем
тяжелых испытаний. Приехав в Антверпен, он тут же написал
письмо Маурицу, напоминая тому о своей долгой и верной
службе. Мауриц не удостоил бывшего пастыря ответом —
ответ пришел от Генеральных штатов, обвинявших
Утенбогарта в отходе от Исповедания веры, протаскивании
назначения Ворстия, отказе подчиниться синоду,
составлении письма Якову... Было ясно, что обратной дороги в
Республику ему нет.
Фредерик Хендрик, заехавший в конце июня 1619 года в
Антверпен по пути в Оранж, выказал бывшему наставнику
расположение и симпатию. Большим утешением для па-
146

стора были в это время и письма Луизы де Колиньи, правда,
утешение это было недолгим: вдова Вильгельма
Оранского умерла в ноябре 1620 года.
По истечении Двенадцатилетнего перемирия между
Южными и Северными Нидерландами возобновились
военные действия, и Утенбогарт вместе с другими ремон-
странтами обосновался в Руане.
А в его гаагском доме поселился Росей. Сразу после
бегства Утенбогарта он обратился с просьбой о передаче ему
дома соратника Олденбарневелта, что вызвало
комментарии даже его единоверцев. Когда в 1625 году вышел
катехизис, в котором по ошибке была пропущена заповедь «Не
желай дома ближнего твоего», его тут же окрестили
«Катехизисом Росея».
Несмотря на старость и болезни, Утенбогарт зорко
следил за событиями в Голландии, надеясь, что партии
придут-таки к соглашению и ремонстранты смогут вернуться.
Стоило влиятельному кальвинисту Андре Риве обвинить
ремонстрантов в социнианстве и прочих еретизмах, как
Утенбогарт тут же откликнулся письмами и памфлетами,
доказывая ложность обвинения. Но и отмежевываясь от
социнианства, он отказался предать его анафеме.
Для Рейнира Пау это были счастливые годы: в i6i8 году
он второй раз вступает в брак, в 1619 году его избирают
бургомистром, а на следующий год переизбирают на второй
срок — высшая честь, какая могла только выпасть на долю
отца города. Но вскоре контраремонстранты в Амстердаме
теряют власть, и «подушка бургомистра», которой Пау
удостоился в 1620 году, стала его последней. Городская элита
всегда свысока взирала на кальвинистов, и то, что радикал
Пау несколько раз избирался на пост бургомистра, во
многом объясняется его популярностью среди простых ам-
стердамцев. Он не только призывал жить по евангельским
заветам, но и старался жить по ним сам: в то время,
когда члены магистрата мечтают о дворянских титулах, Пау
дважды отказывается от этой чести. 23 февраля 1636 года,
когда у власти в Амстердаме давно уже были умеренные, за
гробом Пау шло больше тысячи человек. Так, как хоронили
Пау, не хоронили ни одного бургомистра города.

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
Но среди регентов уже с начала 1620-х годов
какие-либо связи с семейством Пау считались непозволительными.
Негласный запрет оставался в действии довольно долго:
весной 1669 года Катарина Хоофт (1618-1691)135 не может
поверить, что ее сын ухаживает за Анной Кристиной Пау
(1642-1691) , правнучкой Рейнира Пау! Она грозит «лишить
сына наследства, так как не любит павлинов, ни живых, ни
мертвых»136.
«БИЧЕВАНИЕ ЛИСЬИМ ХВОСТОМ»
23 апреля 1625 года Мауриц умер. Смерть принца означала
для ремонстрантов возможность возвращения в Голландию,
и они ждали ее с нетерпением. Гроций послал
поздравление Фредерику Хендрику с назначением
главнокомандующим еще до смерти Маурица — куй железо, пока горячо!
А Утенбогарт, зная, как приятно будет Гроцию узнать
подробности о смерти Маурица, пересказывает в письме
слышанное от доверенного лица: будто бы на смертном одре
убивец видел лежащую у него в ногах голову — Олденбар-
невелта!
Не дожидаясь официальной реабилитации, один за
другим изгнанники пускаются в обратный путь. Городские
советы смотрят на них сквозь пальцы, сравнивая
возвращающихся с пчелами: не трогай их, и будут сидеть тихо, но
стоит потревожить, загудит весь улей. Проповедовавший
веротерпимость Фредерик Хендрик, хотя и
симпатизировал ремонстрантам, вступать в конфликт с кальвинистами
не хотел.
Зыбкость и неопределенность политической ситуации,
сложившейся в стране после смерти Маурица,
демонстрирует история появления в печати трагедии Вондела Пала-
мед, или Убиенная Невинность. Идею откликнуться на
казнь Олденбарневелта подал поэту Альберт Бюрх, один
из отцов города, речь о котором пойдет ниже. На
возражение Вондела, что «еще не время» — Мауриц оставался у
власти — Бюрх посоветовал поэту вывести всех участников

трагедии под другими именами. И Вондел принялся за
переработку истории Паламеда, «подмешивая новое к
старому, правду к вымыслу, чтобы не выдать себя с головой»137.
Но «трагедии с ключом» не получилось: как Пушкин в
Борисе Годунове не мог упрятать ушей под колпак юродивого,
так и Вондел не мог (не хотел?) поступиться пафосом
страстей недавнего путча, неузнаваемо задрапировав его
участников греческими хламидами. Во время работы Вондела
над Паламедом Мауриц был уже тяжело болен. По словам
самого поэта, в один прекрасный день жена крикнула ему
с лестницы: «Милый, принц умирает». На что он ответил:
«Самое время. Я как раз пишу ему отходную». Судя по
скорости, отходная давалась поэту легко. 23 апреля Мауриц
умер, а в октябре трагедия была напечатана.
«Бичевание
лисьим
хвостом»
~ортрет Йооста ван ден Вондела
"-глэр Матхам, по оригиналу
:г...има фон Зандрарта
.: : 1-1676. Гравюра. 28x19,7
Ti."" :музеум, Амстердам
"•ггульныи лист
~еаламеда Вондела
Старик, похожий на Олденбарневелта,
5 окружении диких зверей. Фемида
держит венок над его головой
1^-эмои Саверей. 1625. Гравюра
'-" р- * 13-5- Рейксмузеум, Амстердам
149

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
В сюжете и главных действующих лицах легко
узнавались недавние события: призывающий к снятию осады
Трои Паламед-Олденбарневелт, завидующий славе Пала-
меда и любви к нему греческих воинов Агамемнон-Ма-
уриц, коварно обвиняющий Паламеда в предательстве
Улисс-ван Аарссен. Дабы очернить Паламеда, Улисс под-
кладывает золото на место палатки Паламеда и пишет
подложное письмо, якобы от Приама к Паламеду, которое
«находят» в руке убитого по приказу Улисса троянца. На
собранном Агамемноном совете Нестор высказывает
сомнения в виновности Паламеда, для Аякса подметное
письмо не что иное, как «дочь Лжи, ублюдок Злобы,
подкидыш царедворцев». Когда же сам Палам ед пытается уверить
греков в своей невиновности, гонец приносит известие о
том, что на месте, где стояла палатка Паламеда, найдено
золото. Греки, еще вчера носившие героя на руках,
закидывают его камнями, несмотря на его уверения в том, что он
«действовал открыто, без притворства» и что он «умрет как
честный грек, умрет как жил». Начинается трагедия с
длинного монолога Паламеда о переменчивости любви народа
и о его неблагодарности по отношению к тому, кто радеет
о его благоденствии:
Бессонный пестун, рабу страж, пахарь н радетель
Мнит, что к нему людей привяжет добродетель,
И в честь страны вершит неблагодарный труд,
Не зная, что его одни невзгоды ждут.
Предаст его, увы, народ пустоголовый,
Добра не помнящий и верить злу готовый.
перевод Н. Тархан-Моурави
Параллели между Паламедом и Олденбарневелтом были
очевидны: оба призывали к миру во время войны, оба были
обвинены в подкупе врагом и преданы смерти. Слова
Паламеда о невинности почти дословно повторяли последние
слова Олденбарневелта. Все это было очевидно и властям.
Разразился скандал, которого не ожидал, похоже, лишь сам
автор138. Уже 6 ноября Гаага потребовала призвать автора
150

к ответу. В самом Амстердаме это требование поддержал
пенсионарий города Адриан Пау, возмущенный тем, что
поэт очернил его отца. Опасаясь, что ему придется
разделить участь своего героя, Вондел скрывался, пока в
Амстердамском магистрате шли жаркие дебаты о том, выдавать
или не выдавать его Гааге. Во время одного из словесных
поединков Адрис де Граафф якобы рявкнул Адриану Пау:
«Если Гаага будет судить наших горожан, что мы все
вообще здесь делаем?»139
Через несколько дней было принято решение не
выдавать поэта Гааге, а судить его самим. На обвинение в
том, что «в трагедии он говорил о том, о чем надлежало
молчать», адвокаты Вондела ответили, что трагедия «всего
лишь греческая история, украшенная вымыслом поэзии, и
не следует вытягивать из нее клещами то, чего в ней нет»,4П.
Одним из решавших судьбу поэта был Бюрх, тот самый,
что подал ему идею трагедии. Вондел отделался штрафом в
Зоо гульденов — немалой по тем временам суммой, но
все же не головой! Недаром современник назвал
наказание «бичеванием лисьим хвостом»141. Поговаривали, что
штраф заплатил сам Бюрх.
Что касается самой книги, то решением того же
магистрата все ее экземпляры должны были быть изъяты и
сожжены. Как часто случается, запрет необыкновенно
способствовал популярности пьесы. В то время как первое
издание истово ищут, второе, уже без указания имени
автора и издателя, сходит с печатного станка.
Фредерику Хендрику трагедию читал его друг Корнелис ван дер
Мейле, зять Олденбарневелта. По иронии судьбы чтение
происходило в комнате, стены которой были увешаны
гобеленами с изображениями истории Паламеда. Принц
признался, что пьеса пришлась ему по вкусу, и добавил:
«Гобелены-то лучше убрать, чтобы не подумали, что я из
людей Паламеда». Шутку, очевидно, приняли всерьез, и в
описи имущества штатгальтера, составленной в 1632 году,
гобелены числились уже на чердаке142.
Преследования и запрет «сделали биографию» Вонделу
и рекламу Паламеду. До конца жизни поэта эта трагедия
оставалась самой популярной из всего им написанного143.

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
В сентябре 1626 года Утенбогарт тайком вернулся в
Голландию. По приезде он пишет Гроцию, отказавшемуся
возвращаться без реабилитации, что ситуация в стране хуже,
чем он ожидал. В изгнании он лелеял мечты о
воссоединении церкви. Приехав же, увидел, что партии
непримиримы, как и раньше, и единственное, на что могут надеяться
ремонстранты, это полуофициальное положение лютеран
и меннонитов.
Но в 1628 году ремонстранты Амстердама подали
прошение о разрешении проводить службы — и получили его!
А в 1630 году к власти в городе пришли богатые купеческие
кланы Биккеров и де Грааффов, не желавшие плясать под
дудку кальвинистов. Пастора Смаута, попортившего ре-
монстрантам немало крови, изгнали из города, его коллега
Тригланд оставил пост из солидарности. Оба они нашли
понимание у городских властей Лейдена, преследовавших
арминиан с прежним рвением.
В 1630 году амстердамские ремонстранты купили
несколько домов на канале Кейзерсграхт и большой сарай
шляпника за ними144. Жить на канале считалось
престижным, но ремонстранты купили участок именно из-за сарая,
на месте которого они построили церковь. Как и церкви
«терпимых» меннонитов и лютеран, церковь ремонстран-
тов должна была располагаться так, чтобы вход в нее не
бросался в глаза145.8 сентября 1630 года Эпископий освятил
новую церковь. Темой его первой проповеди стали слова
«Вы куплены дорогою ценою» (i Кор. 7:23)146.
Архитектура церкви отражала прямоту арминиан: зал
с деревянными колоннами дорического, тосканского и
ионического ордеров — коринфский ордер казался им, как,
впрочем, и всем протестантам, слишком «фривольным».
С этого года Абрахам Антониссен, чьими неустанными
стараниями была построена церковь, взял фамилию Рехт —
«прямой, истинный»147. Через несколько лет он закажет
Рембрандту портрет Утенбогарта.
В 1632 году в Амстердаме, где обосновалось
большинство ремонстрантов, открылась Ремонстрантская
семинария. 15-летние подростки, сдавшие экзамен по латыни,
греческому и истории, под руководством Эпископия за-
152

нимались латынью, греческим и
древнееврейским. Достаточно овладев языками, они
приступали к теологии. Каждый год завершался
экзаменом, частью которого была гомилетика.
Лекции по философии и истории будущие
пасторы-ремонстранты слушали в Athenaeum
Illustrey предтече Амстердамского
университета, открывшемся в том же году, что и
Семинария.
Одним из основателей Атенеума был Ла-
уренс Реал, шурин Арминия148. Реал пытался
привлечь в Атенеум Галилея и Гроция: Галилей
раздумывал, стоит ли на старости лет
перебираться на холодный север, Гроций же говорил,
что не мечтал бы о лучшем месте, но
Штаты Голландии опротестовали его назначение.
В Атенеум пригласили уволенных из Колледжа
Штатов Фоссия и Барлея, предложив им
немалые по тем временам деньги: Фоссию
положили гбоо гульденов, Барлею — 1500 гульденов в
год. Фоссию вверялось преподавание истории,
Барлею — философии.
В 1631 году Барлей и Фоссий переехали в
Амстердам, но открытие Атенеума все
откладывалось из-за судебных тяжб с Лейденским
университетом, отражавшим политическое и
религиозное противостояние городов.
Наконец, 8 января состоялось торжественное
открытие, на котором с инаутуральной лекцией
De historiae utilitate (О пользе истории)
выступил Фоссий149. На следующий день Барлей
рассказывал о пользе философии в лекции
Mercator sapiens (Мудрый купец)150.
С этого времени каждое утро, кроме
субботы и воскресенья, Барлей и Фоссий читали
публичные лекции. Предназначались они не
подросткам, только что окончившим латинскую
школу, а владевшим латынью жителям города и
его гостям. Лекции Барлея начинались в 9 ча-
«Бичевание
лисьим
хвостом»
Портрет Герарда Фоссия
Теодор Матхам, по оригиналу
Иоахима фон Зандрарта
1615-1676. Гравюра. 28x19,8
Рейксмузеум, Амстердам
На следующем развороте:
Строительство церкви
ремонстрантов в Амстердаме
Франс Брюн. 1630-1640
Гравюра. 40x52
Рейксмузеум, Амстердам
153

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
сов, лекции Фоссия — в ю. В и часов открывалась Биржа,
работавшая всего час, и «ученые купцы» должны были
поспеть к открытию! Через два года после основания
Атенеума в его программу вошла математика, собиравшая полный
зал. Штурманы, составлявшие большинство слушателей,
не владели латынью, и занятия велись по-голландски.
В октябре 1631 года в обратный путь пустился Гроций,
и не тайком, как другие, а громогласно объявив о своем
возвращении. Официально распрощавшись с королем, он
покинул свой парижский дом, следующим съемщиком
которого стал Этьен Паскаль с семилетним сыном Блезом и
пятилетней дочерью Жаклин.
Приехав в Роттердам, Гроций известил о своем приезде
городской совет и Фредерика Хендрика.
Демонстративным был и его поход к памятнику Эразму.
История этого памятника, одного из первых
скульптурных изображений в Европе не короля,
мифологического героя или святого, отражает историю Нидерландов.
В 1549 Г°ДУ в честь приезда наследного принца Филиппа
Роттердам заказал деревянную скульптуру славнейшего
сына города. В 1557 году, унаследовав Нидерланды,
Филипп заменил деревянного Эразма каменным. В 1572 году
испанские солдаты забросали памятник грязью, а потом и
вовсе сбросили его в Новый Маас. Изгнав испанцев, рот-
тердамцы вытащили Эразма из воды, но увидев, в каком
он состоянии, решили поставить новый памятник. И к
приезду Лестера Эразм, с парафразами Евангелия в руке,
снова стоял на площади. В i6i6 году пенсионарий
Роттердама Гуго Гроций предложил заменить старый памятник.
Новый должен был сделать не кто иной, как Хендрик де
Кейзер, знаменитый амстердамский скульптор и
архитектор. По иронии судьбы заказ был подписан 29 августа
i6i8 года, в день ареста Гроция. Когда форму отлили, у
власти были уже кальвинисты, не испытывавшие ни
малейшего желания увековечивать память католика и либертина и
считавшие, что потраченные на памятник ю ооо гульденов
куда как лучше было бы раздать бедным. Отлитую форму
убрали в сарай, с глаз долой. После того как в 1622 году ре-
монстранты вернулись в Роттердаме к власти, бронзового
i56

Эразма водрузили на пьедестал и установили на рыночной
площади, несмотря на протесты церковного совета,
видевшего в памятнике «стороннику Арминия» надругательство
над реформатской церковью. И вот теперь Гроций шел
посмотреть на творение де Кейзера. Осмотрев памятник, он
написал Утенбогарту пространное письмо о роли
Эразма в Реформации, о благодарности, которую должны
испытывать нидерландцы к великому соотечественнику, и о
собственной радости от понимания значения мыслителя,
всегда служившего ему примером.
Памятник Эразму
в Роттердаме
Даниэл Стопендаал.
по оригиналу
Хиллебранда
ван дер Аа
1682-1726. Офорт
46.6x37,5
Рейксмузеум,
Амстердам
«Бичевание
лисьим
хвостом»
157

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
Гуго Гроций
в возрасте 49 лет
Биллем Якобсзоон Делфф,
по живописному оригиналу
Михила ван Миревелта
1632. Гравюра. 26,2*17,2
Рейксмузеум, Амстердам
Из Роттердама Гроций отправился в
Делфт — повидаться с родителями и
позировать Михилу ван Миревелту. С этого
портрета, самого известного портрета Гроция, будет
сделано множество копий. Делфт послал
делегацию к Фредерику Хендрику просить за
своего именитого уроженца. Сам Великнйу считая
просьбу косвенным признанием вины, кого-
либо и о чем-либо просить отказывался.
Весть о возвращении Гроция жарко
обсуждалась на заседании Штатов Голландии,
пенсионарием которых стал к этому времени
Адриан Пау. Города, где у власти оставались
контраремонстранты, требовали ареста
Гроция, который, как заявил один из членов
собрания, принесет стране больше вреда, чем каперы
Дюнкерка151. Кальвинисты отказывались
обсуждать какие-либо другие вопросы, включая
жизненно важный вопрос о субсидии Густаву
Адольфу (шла Тридцатилетняя война!), пока
не будет решена «проблема Гроция». И Штаты
Голландии издают приказ об аресте
изгнанника, но предоставляют ему возможность подать
прошение. Утенбогарт молит Гроция
воспользоваться возможностью, но мольбы пастора
вызывают у того лишь раздражение.
Магистрат Амстердама, давно уже
избравший другую линию, не принимает
резолюции Штатов Голландии и приглашает Гроция
укрыться в стенах города. Гроций едет в
Амстердам, встречается там с Эпископием, идет
в недавно открытую церковь ремонстрантов.
В Амстердаме он и во время открытия
Атенеума, но не присутствует ни на лекции Фоссия,
ни на лекции Барлея... Не подав прошения,
Гроций не может остаться в стране, и в
середине апреля 1632 года он уезжает в Гамбург, откуда
едет в Париж и в 1635 году становится послом
Шведской короны во Франции. Только тогда
*$8

его официально увольняют с поста пенсионария
Роттердама и выплачивают жалованье с момента ареста, как
посчитал сам Гроций, за 15 лет и девять месяцев!152
Несмотря на преклонный возраст, нередко
наведывается в Амстердам и Утенбогарт. 76-летний пастор записывает
в дневнике, что со г по 21 апреля 1633 года был в Амстердаме
на собрании Ремонстрантского братства и что 13 апреля
позировал Рембрандту, который пишет его портрет по заказу
богатого торговца рыбой Абрахама Антонисзоона Рехта153.
В тот же день Рембрандт набросал и портрет,
послуживший основой для гравюры, сделанной им в 1635 году.
Полноватый, лысеющий мужчина с несколько неухоженной
бородой сидит перед разложенными на столе бумагами.
Под изображением один из трех латинских стихов Гроция,
посвященных Утенбогарту, вернувшемуся после изгнания
в Гаагу, в дом, где когда-то жил и Гроций.
Ровно через год Утенбогарт записывает, что утром он
отправился на барже из Гааги в Амстердам и приплыл туда
как раз перед закрытием городских ворот. На этот раз он
приехал, чтобы быть свидетелем при заключении брачного
договора между младшим сыном Арминия, врачом
Даниэлем Арминием (1608-1649)) и Марией Рехт (1614-1679))
дочерью Абрахама Рехта. Приехал он по просьбе отца
невесты, в чьем доме молодые и подписали договор154. Здесь
пастор встретил Лейсбет Реал, вдову Арминия, а на
следующий день зашел к Фоссию и Барлею. В последний раз
Утенбогарт был в Амстердаме в 1637 году. Тогда Якоб Бак-
кер и написал портрет 8о-летнего пастора.
Но и в Гааге Утенбогарт не сидел без дела. На старость
он смотрел как на болезнь, излечение от которой придет,
когда Бог призовет его к себе. А пока он читал
проповеди, встречался с друзьями, писал письма. После
временного охлаждения возобновилась и его переписка с Гроци-
ем. Получив от того весть о назначении послом Швеции
во Франции, старик радовался, что был одним из первых,
кому господин посол сообщил новость: «Ох, если бы я мог
целовать руки Вашего Превосходительства, как покрывал
я стократными поцелуями письмо, принесшее мне эту
новость»155. И хотя он боится обременить Великого своими

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
безыскусными и незамысловатыми «писульками» (lompe,
magere brieven, vodden), 82-летний «несчастный горемыка»
посылает-таки в 1639 году Его Превосходительству156 текст
шести проповедей, прочитанных им в Гааге, довольный
уже тем, что контраремонстранты не обрушились на него
с критикой, потому как «будучи старым и беззубым, я буду
кусаем, не в силах укусить сам». В конце письма он
извиняется за то, что докучает господину послу досужей
болтовней. Страница, пишет он, исписана, и больные глаза не
позволяют писать дальше. Зрение Утенбогарта было таким
плохим, что Виллему де Грооту пришлось прочитать ему
письмо брата, на которое он теперь отвечал.
«Патриарх арминиан», как называл его пламенный
кальвинист Андре Риве, дожил до 88 лет. Умирающего навестил
сын Гроция. Передав приветы от отца, он спросил, что ему
ответить. Но старец с трудом произнес: «Скажи
господину послу, что я задыхаюсь». Утенбогарт умер 4 сентября
1644 года. 12 сентября его похоронили. Биллем де Гроот
писал брату, что на службе присутствовало 400 человек, а
выдайся погода получше и не случись в это время ежегодной
Фалкенбургской ярмарки157, народу было бы еще больше.
Смерть Утенбогарта на миг примирила непримиримых
врагов, и Андре Риве шел в похоронной процессии рядом
с сыном Гроция.
Узнав о смерти Утенбогарта, Гроций написал латинское
стихотворение, в котором еще раз воспел высокую мораль
предводителя ремонстрантов:
У него было так много достоинству что они
оспаривают другу друга честь возглавить похоронное шествие.
Миролюбие, патриотизму мудрость благочестивого
сердца, сила духа и красноречие соперничают друг с
другом. В конце концов честь возглавить процессию
выпадает Терпению — добродетели, особенно
надобной в Голландии, где несправедливо изгнанный должен
ждать восстановления попранной справедливости15*.
Ставка на Терпение оказалась верной. В 1919 году в честь
300-летия основания Ремонстрантского братства была вы-

бита памятная медаль с портретами Утенбогарта, Арминия
и Эпископия. Портреты обрамляет девиз Арминия: «Bona
conscientia paradisus» — «Чистая совесть — рай».
Гроций умер на следующий год. Он похоронен в той же
церкви, что и Мауриц.
В ДОМЕ МЕННОНИТА ЭЙЛЕНБУРГА
В i686 году, через 17 лет после смерти Рембрандта, во
Флоренции вышло Жизнеописание художников у в котором его
автор, знаток искусства и страстный собиратель
рисунков и гравюр аббат Филиппо Бальдинуччи, сообщает, что
Рембрандт был меннонитом, хотя и не утверждает, что
художник всю жизнь оставался в тенетах этой «лжерелигии».
Хотя информация Бальдинуччи и неверна, сам факт, что он
останавливается на вероисповедании Рембрандта, говорит
о том, что уже в xvii веке строились догадки о
конфессиональной принадлежности художника. Какие только
предположения не высказывались с тех пор!159 Здесь я хочу
остановиться на сравнительно недавней гипотезе, связанной с
портретом Утенбогарта. Принадлежит она архивариусу
Дюдоку ван Хеелу160, которому исследователи творчества
Рембрандта обязаны многими находками и без ссылок на
которого не обходится ни одна работа о художнике. Имя
Дюдока ван Хеела еще не раз появится и на страницах этой
книги.
Конфликт между ремонстрантами и контраремон-
странтами, всколыхнувший всю страну, пришелся на
отрочество Рембрандта. 12-летний Рембрандт ходит в это время
в латинскую школу Лейдена, конректором которой был его
родственник, ремонстрант Хендрик Звардекроон161. з
октября 1617 года, во время ежегодного празднования
снятия испанской осады города, происходят стычки между
арминианами и гомаристами, и ратушу цитадели ремон-
странтов обносят заграждениями, за которыми члены
магистрата проведут целый год! Ян Орлерс, первый
биограф Рембрандта, посвятивший ему полстраницы в Опи-

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
санин города Лейдена (1641), рассказывает, что Ян Ливенс
(которому Ордере отводит значительно больше места) во
время стычек 4 октября 1617 года невозмутимо продолжал
копировать офорт162. На гравюре i6i8 года Армннианское
укрепление в Лейдене у городской ратуши видны пушки.
Армии ианское
укрепление
в Лейдене
Неизвестный
мастер. i6i8
Офорт, резец
42*35-5
Рейксмузеум,
Амстердам
После переворота в ремонстрантском Лейдене
проходили большие чистки. Мауриц арестовал пенсионария
города Хогербеетса, сменил трех из четырех бургомистров,
всех судей и больше половины городского совета. Новый
магистрат, как и возглавляемый Фесте Хоммесом
церковный совет города, состоял из кальвинистов-ортодоксов.
Под их контролем Лейден будет оставаться до 1640-х годов.
1б2

Церковь ремонстрантов была передана их
противникам, а ремонстрантские службы
запрещены. Нарушение запрета каралось штрафом в
200 гульденов, участие в ремонстрантских
сходках — штрафом в 25 гульденов. В1619 году
известного голландского гуманиста, поэта, историка
и издателя Петруса Скривериуса (1576-1660),
племянника Эпископия, присудили к штрафу в
200 гульденов за панегирик под портретом Хо-
гербеетса. Рассказывают, что Скривериус провел
судейского в библиотеку и сказал: «Это они
научили меня отличать правду от неправды, из-за
них меня оштрафовали — пусть они и платят!»
И судья продал с аукциона часть библиотеки
ученого. Вондел вписал в Liber Amicorum
Скривериуса стихотворение На штрафу уплаченный
Петрусом Скривериусом за подпись под
портретом Хогербеетса под инициалами R V.K. —
Palamedes van Keulen, Кельнский Паламед.
Десять лет спустя, зо июня 1630 года, Скривериус
был арестован во время собрания ремонстрантов
в доме семьи ван Мирис, дяди художника
Франса ван Мириса. На этот раз он предложил
судейским в качестве компенсации портрет Маурица,
но те от портрета принца отказались, снова взяв
штраф книгами, хотя Скривериус и выразил
сомнения, будет ли в этом какой-то прок.
В 1625 году Скривериус заказал молодому
лейденскому художнику Рембрандту две
картины: Избиение святого Стефана и Паламед
перед Агамемноном163. О Паламеде Вондела и
его связи с делом Олденбарневелта говорилось
выше. Тема побиения камнями также имеет
прямое отношение к борьбе ремонстрантов и их
противников. В Амстердаме подозреваемых в
ремонстрантских симпатиях забрасывали
камнями, и Вондел в стихотворении Развратники в
курятнике прямо сравнивает травлю арминиан
с избиением святого Стефана:
В доме
меннонита
Эйленбурга
Портрет Петруса
Скривериуса
Ян ван де Велде \\,
по живописному оригиналу
Франса Халса. 1626
Гравюра. 26,9*15-6
Рейксмузеум,
Амстердам
1б3

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
Сброд погром устроил мигом:
В драке наподобье той
Древле пал Стефан святой164.
В Лейдене побиения камнями продолжались с прежней
силой и после смерти Маурица. В Избиении святого
Стефана мы видим один из самых ранних автопортретов
Рембрандта, поместившего себя среди неправых. Через
несколько лет в Воздвижении креста (1632-1633) он
изобразит себя среди воздвигающих крест.
После очередного побиения камнями на Рождество
1633 года ремонстранты Лейдена перенесли свои
службы в соседнюю деревушку Вармонд, где они останутся до
1667 года. В списках членов ремонстрантской общины
1656 года значатся и имена близких родственников
Рембрандта (возможно, до этого списки не вели из
соображений безопасности)165.
Ян Орлерс объясняет переезд художника в
Амстердам, который он датирует 1630 годом, тем, что
Рембрандта «часто просили писать портреты или другие картины
амстердамцы и другие жители этого города, которым в
высшей мере пришлись по вкусу его искусство и
мастерство». Современные биографы считают эту датировку
слишком ранней, полагая, что переезд Рембрандта
происходил постепенно и что его лейденская мастерская могла
существовать еще в конце 1631-го — начале 1632 года, хотя
заказчиками художника стали к этому времени
преимущественно амстердамцы166. Но все сходятся в том, что уже в
1630 году существовал тесный контакт между Рембрандтом
и торговцем картинами Хендриком Эйленбургом (около
ij87-i66i)167.
Хендрик Эйленбург обосновался в Амстердаме около
1624 года. Фактор польского короля, уважаемый человек,
перед чьим именем в документах часто значится sr. —seigneur,
он снял большой дом у Адриана Пау, пенсионария
Амстердама. В скором времени Эйленбург станет одним из
самых влиятельных торговцев произведениями искусства в
Республике Соединенных провинций. Художник Иоахим
фон Зандрарт, живший в Амстердаме в 1637-1642 годах, на-
164

пишет о «знаменитом торговце произведениями искусств
Уленбурге»168.
Купцы не входили в гильдии, но Эйленбург, во-первых,
был и художником, а во-вторых, торговал произведениями
искусства, а для этого тоже требовалось членство в гильдии
святого Луки. Чтобы вступить в гильдию, приезжие
должны были стать официальными горожанами, купив «право
горожанина», «poorterschap»169. Этим правом в городе
обладало не более четверти его жителей. Обычно его
покупали после вступления в брак, так как детям «официальных
горожан» оно принадлежало по праву рождения. «Право
горожанина» в 1634 году, в год женитьбы на Саскии, купит
и Рембрандт — для будущих детей и для того, чтобы
вступить в гильдию святого Луки.
Предполагается, что до 1630 года Эйленбург занимался
только куплей-продажей картин и что мастерской у него
еще не было. Мастерская появляется вместе с появлением
у него Рембрандта, на которого возлагается
художественная сторона предприятия, в то время как Эйленбург
занимается деловой стороной. Спрос на портреты в начале
1630-х годов был огромным, и логично предположить, что
опытный торговец произведениями искусства, отвечая на
спрос, организовал в своем доме художественную
мастерскую и привлек в нее молодого художника. Здесь Рембрандт
впервые пишет на холсте. Впервые он пишет и заказные
портреты, одним из которых стал портрет Утенбогарта170.
В 1634 году, сразу после портрета Утенбогарта, Рембрандт
напишет портрет 83-летней Аахье Клаасдохтер, тещи Эпи-
скопия, а в 1639 году сделает гравюру племянника и
крестника Утенбогарта, Иоанна Утенбогарта (i6o8-i68o), речь
о котором пойдет ниже. Из ста известных нам портретов
Рембрандта половина написана в мастерской Эйленбурга
между 1631 и 1635 годами.
Связующим звеном между художником и заказчиками
был меннонит Эйленбург, находивший клиентов среди
братьев по вере. Меннонитами были и Говерт Флинк, и
Якоб Баккер, которых он привлек к работе в мастерской.
Меннониты не могли занимать официальные
должности, так как религиозные убеждения не позволяли им да-

Первая
страница
истории
Республики,
или Спор
о чистой
совести
вать присягу, они отказывались от насилия и от ношения
оружия. Все это не могло не вызывать симпатий ремон-
странта Утенбогарта. Обе религиозные группы
объединяли веротерпимость и неприятие учения Кальвина о
предопределении, которое Менно Симоне называл «гнусностью
из гнусностей». Во времена преследований ремонстрантов
меннониты нередко предоставляли им свои церкви171.
Меннонитом был ван Миревелт, написавший портрет
Утенбогарта в 1631 году, то есть сразу же по возвращении
того из изгнания. Потом в его ателье-фабрике с этого
портрета делали копии для продажи. После смерти ван Мире-
велта в 1641 году в мастерской оставалось еще два
портрета Утенбогарта. Один из них (1632/34) находится сейчас в
Рейксмузеуме, вместе с парным к нему портретом второй
жены Утенбогарта Марии Птипа (Petitpas), тоже работы
мастерской ван Миревелта (1637) • В1632 году Биллем Якобс-
зоон Делфф, зять художника, сделал с этого портрета
гравюру, которую напечатал со стихотворением Барлея.
Миревелт и его зять были меннонитами и уже поэтому
пользовались доверием пастора. Выше уже говорилось, что
ван Миревелт писал всех, не считаясь с политическими или
религиозными взглядами. Подобная всеядность
объясняется не только коммерческим предпринимательством, но
и веротерпимостью меннонита, завещавшего 7500
гульденов (!) богоугодным заведениям различных конфессий172.
Доверием Утенбогарта пользовался и меннонит Баккер,
чьи родственники были ремонстрантами. В 1651 году,
четырнадцать лет спустя после того, как Баккер написал
портрет Утенбогарта, он и сам примкнет к ремонстрантам.
Портрет Утенбогарта приписывается и Говерту Флин-
ку, тоже меннониту, ставшему в 1651 году ремонстрантом,
но примкнувшему к ремонстрантским кругам много
раньше
173
Единственным портретом Утенбогарта, написанным
художником-реформатом, является портрет Паулюса Мо-
реелсе, и это единственный портрет, который пастор не
упоминает в своем жизнеописании. Живший в
Утрехте Мореелсе написал его во время Утрехтского синода
i6i2 года, на котором присутствовал пастор Маурица. Про-

тиворечия между арминианами и гомаристами еще не до- в доме
стигли в это время того накала, который они приобретут меннон
позже. После переворота i6i8 года член реформатской
церкви Мореелсе вошел в городской совет Утрехта, и это
обеспечило ему множество заказов. В i6i8 году, в разгар
религиозной борьбы, меннонит Криспин де Пассе (1564—
1637) сделал с портрета Мореелсе гравюру и включил ее в
серию шести портретов самых известных ремонстрантов:
Олденбарневелта, Гроция, Хогербеетса, ван Леденберга,
ван Вале и Утенбогарта174.
Рембрандт не был ни меннонитом, ни реформатом, ни
ремонстрантом. Тем не менее сам факт, что уже в начале
карьеры он пишет портрет лидера ремонстрантского
движения, делает этот заказ важным фактом его биографии,
так как дает основания предполагать близость художника
к ремонстрантам.

ПРИМЕЧАНИЯ
Van der Veen: 136. Руки, выполненные в
другом стиле и в другой манере, навели
историков искусства на мысль, что
написаны они помощниками
Рембрандта (Kloek, Jansen 1992; Bijl, Zeldenrust,
Kloeki994).
Ателье ван Миревелта в Делфте, где
вместе с художником работали его
сыновья, ученики и помощники,
выдавало по три-четыре портрета каждую
неделю. Выставка работ мастерской,
проходившая в юн году в делфтском
музее Хет Принсенхоф, и называлась
Портретная фабрика Михила ван
Миревелта. Художник писал вдову
Вильгельма Оранского Луизу де Коли-
ньи, ее сына штатгальтера Фредерика
Хендрика и его жену Амалию,
могущественного Адвоката Голландии Иохана
Олденбарневелта, английских послов в
Республике Соединенных провинций
Ральфа Винвуда и Дадли Карлтона,
поэта-дидактика Якоба Катса, поэта,
историка и драматурга Питера Корнелиса
Хоофта, секретаря Фредерика
Хендрика Константина Гейгенса, теолога и
поэтессу, владевшую не только латынью и
греческим, но и ивритом, арамейским,
сирийским, древнеэфиопским и
другими языками, первую женщину,
допущенную слушать лекции в
университете Утрехта Анну Марию ван Схюрман.
Несколько раз ван Миревелт писал Гуго
Гроция, юриста, государственного
деятеля и теолога.
Rogge 18741:1.
Под подписью Гроция министр ставит
свою, надеясь закрыть «дело о покупке
Утенбогарта», но весь его ход
вызывает критические статьи: как-никак речь
идет о деньгах налогоплательщиков
(Hijmersma 1993)* И директору Рейкс-
музеума приходится повторять, что
до аукциона контактов с Науманном
и Бадером у музея не было. Всякий раз
он подчеркивает, что портрет —
наряду с Ночным дозором, Синдиками
и Еврейской невестой — станет одним
из важнейших экспонатов собрания
Рейксмузеума не только из-за своей
художественной ценности, но и потому,
что он является свидетельством встречи
величайшего голландского художника
Золотого века с одним из крупнейших
религиозных лидеров Нидерландов
этого периода (van Os 1992:343)-
Имя проповедника, как и
большинство имен xvi века, пишется
по-разному. Даже в Бюллетене Рейксмузеума
1994 г°Да> W обсуждалась покупка
портрета, директор музея называет пастора
Uyttenbogaert, a архивариус Дюдок ван
Хеел — Wtenbogaert. Защищая свое
написание, Дюдок ван Хеел ссылается на
подпись самого проповедника и на то,
что в научной литературе это
написание принято уже больше века (Dudok
van Heel i994:344)-
К xvii веку Мехелен станет
европейским центром колокольного литья и
колокольной музыки. От французского
названия города, Малин, происходит
русский «малиновый звон».
Лозинский: 64; Kamen 1968:137-14° •
Гранвель не ошибся в своих
опасениях: «своя рубашка» Испании, родная
по языку, обычаям, воспитанию,
религии, оказалась «ближе к телу» Филиппа,
чем промозглые, еретические, чуждые
6.
7-
8.

Примечания
по духу и языку Нидерланды. Сразу
же по прибытии в Вальядолид короля
поглотили дела Испании, положение
которой оказалось хуже, чем он думал,
и помощь французским шуринам в их
войнах с гугенотами. Но главное его
внимание было сосредоточено на
борьбе с Османской Портой.
9. Groenveld, Leeuwenberg: 82.
10. Ян Герритсзоон Верстейхе (1520-1570) >
более известный под именем Йохан-
неса Анастасиуса Велуануса, в 1543-
1550 годах служил вторым
священником, распространяя среди прихожан
идеи реформы церкви. В 1549 Г°ДУ ПРИ
обыске у него был найден призыв к
свержению папства. Священник
сознался в ереси, отрекся от нее, но был
осужден на пожизненное заключение
и лишение собственности. Мария
Австрийская отозвалась на мольбы
родственников и освободила узника при
условии, что он отправится в Лувен
и приступит к изучению теологии
под надзором стойкого в вере
католика. Велуанус отправился в Лувен, но в
1554 Г°ДУ в Германии вышла его книга
Напутствие мирянину, своего рода
катехизис, где все положения
христианства объясняются в реформатском
духе. Автор отрицает учение о
Божественной благодати, идею добрых дел,
пресуществление, исповедь,
почитание святых и их образов, индульгенции,
резко критикует разгульную жизнь
католических священников и их
невежество. После окончательного отхода от
католицизма примкнул к кальвинистам.
il. В церковь святого Иакова Старшего,
где служил Дейфхейс, приходили
паломники, не пропускавшие на пути
в Сантьяго де Компостелу ни одной
церкви «своего» святого. Но со
временем на проповеди Дейфхейса,
сложившего с себя обязанности исповедника и
выступавшего против почитания
изображений, стало собираться все больше
жителей Утрехта. Особой симпатией
он пользовался у членов магистрата и
местного дворянства, всегда
тяготевших к умеренному протестантизму.
В глазах радикальных
кальвинистов неортодоксальный пастор был
«порочным папистом и либертином».
Действительно, Дейфхейс и
ортодоксы расходились по всем вопросам. Он
проповедовал, что жизнь по Евангелию
выше церковных догм — для
кальвинистов догма была законом. Он не верил в
абсолютное предопределение — они
целиком и полностью следовали здесь за
Кальвином. Он допускал к причастию
всех считавших, что их совесть чиста,
полагая, что карать преступников —
дело светских властей: ведь даже Иуда
разделил с Христом последнюю
трапезу! Последователи Кальвина считали,
что пастор обязан строго следить за
выполнением верующими
нравственных предписаний, не допуская
согрешивших к пище Господней. Женевский
диктат вызывал у Дейфхейса такое же
неприятие, как и католицизм — для
истинных кальвинистов он составлял
исходные положения Церкви.
В феврале 1580 года на проповеди
Дейфхейса присутствовал Вильгельм
Оранский, чьи взгляды на роль церкви
всецело совпадали с эразмианским
гуманизмом пастора. В 1581 году
Дейфхейс умер. Его похоронили в «его»
церкви, которая на долгие годы
останется оплотом умеренных протестантов.
Позднее, играя именем Дейфхейс
(«дом голубя»), историк ремонстран-
тов Герард Брандт напишет в
стихотворении к портрету священника:
Дом, где витал сизарь Иисусов
и Иисусов дух,
Сын Церкви, Вольности, Страны
и лучший их пастух!
Он принцу Виллему напутствия давал,
169

Первая страница истории Республики, или Спор о чистой совести
Оков, навязанных людьми, не признавал.
Гнет консистории ему несносен был,
О темном он молчал, о светлом
говорил.
Людей неразделял на клятых
и спасенных
И причащал их всех, грехом не
замутненных.
Увещевал он там, где проклинал другой.
Отвергнут не был им ни нищий,
ни изгой.
Он, Хубрехт, не терпел триумфа
нетерпимых,
Бесчинств еретиков, кровавых слез
гонимых.
О церкви и земле радевший магистрат
Был консистории ему важней стократ.
перевод Н. Тархан-Моурави
Утенбогарт до конца жизни сохранит
светлую память о Дейфхейсе, всякий
раз защищая его от обвинений в
«папизме», выдвигаемых радикальными
кальвинистами. Девиз Дейфхейса
«совесть выше церковного устава» мог бы
стать и девизом самого Утенбогарта.
12. Соглашение было добавлением к Гент-
скому умиротворению, или
Генеральной унии 1576 года, и поэтому
называлось также Детальной или Подробной
унией.
13- Четыре года спустя синоду пришлось
пойти на компромисс и признать
праздники Рождества и Вознесения,
которые верующие продолжали
праздновать (Roodenburg 1990:75~7б) •
14. На несоразмерный вклад Голландии в
казну (55-65%) обращают внимание все
историки. Джонатан Израэл, подробно
останавливаясь на нем, отмечает, что,
во-первых, Республика заимствовала
соотношение квот земель
Семнадцати провинций (Фландрия — 34%>
Брабант — 29%, Голландия —12%, Артуа —
6%, Геннегау —5%, Зеландия —4%, где
квота Голландии составляла половину
квоты Брабанта, а квота Зеландии —
четверть квоты Голландии), во-вторых,
учитывая численность населения и то,
что большая часть торговли,
промышленности, судоходства была
сосредоточена именно в Голландии, где к тому
же была и самая плодородная почва, эта
провинция вкладывала скорее слишком
мало, чем слишком много. Так, квота
Фрисландии в общем бюджете
составляла с 1604 года около ю%, то есть
пятую часть вклада Голландии. Население
Фрисландии также равнялось
примерно пятой части населения Голландии.
Но уровень благосостояния аграрной
Фрисландии не шел ни в какое
сравнение с уровнем благосостояния
Голландии, где в 1622 году горожане составят
более половины жителей, поэтому
соотношение квот было несправедливым
по отношению к Фрисландии (Israel
1996:60,315-316).
1 $. Герцогство Гелдерн, расположенное по
соседству с Утрехтом, занимало
стратегически важную позицию, и Вильгельм
Оранский был весьма заинтересован
в присоединении его к Дордрехтской
унии, объединившей в борьбе с
Испанией Голландию и Зеландию. Но
большинство жителей герцогства были
католиками и хотели примирения с
королем, которое становилось
невозможным, заключи они союз с
провинциями, наводненными беженцами-
кальвинистами. Для оказания давления
на Гелдерн принц Оранский назначил
штатгальтером герцогства своего брата
Яна ван Нассау. Голосование,
организованное штатгальтером, лишь
подтвердило нежелание жителей
присоединяться к Унии. Тогда кальвинист ван
Нассау ввел в Арнем войска и, обвинив
членов управы в том, что они являются
«распространителями испанской
заразы», заменил их своими ставленниками.
Гелдерн продолжал сопротивляться на-
170

Примечания
силию, и Голландия и Зеландия
включили его в союз, поставив герцогство
перед свершившимся фактом. В
иерархии, пронизывающей все отношения
этого времени, герцогство Гелдерн
было выше «первой» в экономическом
отношении Голландии, остававшейся
графством, поэтому все документы
соглашений первыми подписывали
представители Гелдерна.
Это отнюдь не означало, что
восставшие не искали французской помощи.
В1569 году братья Вильгельма
Оранского сражались в армии гугенотов. Когда
в цуо году Карл IX заключил мир со
своими подданными и включил Гаспара
Колиньи в королевский совет, Луи ван
Нассау последовал за Колиньи в
Париж. Французские гугеноты обещали
принять участие в новом вторжении в
Нидерланды, и 24 мая 1572 года их отряд
под командованием Луи Нассау занял
город Монс (Берген) в графстве Генегау.
Исключением был лишь Вильгельм
Оранский, происходивший из
германского рода, как об этом и поется в
начальных строках гимна
Нидерландов: «Вильгельмус ван Нассау,
немецкой крови я». На этой чужеродности
играли испанцы: чего хорошего можно
ждатьотТиае$со? (Pérez: 70).
Принцу Оранскому принадлежали
большие территории в Люксембурге,
Франш-Конте, Дофине и Оранже. Но
центр его владений находился в
Брабанте, четверть которого составляли
его земли. Жил он в Бреде, столице
Брабанта (поэтому взятие Бреды и
праздновалось испанцами как большая
победа и Веласкес увековечил по
заказу Филиппа IV именно взятие Бреды:
стратегически маловажное, оно
имело первостепенное моральное
значение), и в Брюсселе, где находился двор
Карла V.
После Вильгельма Оранского по
величине состояния шли Эгмонт, Арс-
хот, Бредероде и Берген, чьи доходы
составляли примерно десятую часть
доходов Нассау. Гранвель был прав, видя
причину недовольства дворянства
прежде всего в нехватке денег. Она
обусловила и шатания мелкой знати между
гёзами и Испанией. В Апологии
Вильгельм Оранский нападает не только
на Филиппа, но и на дворян, бичуя их,
вероломных и продажных, не
способных на верность ни человеку, ни делу,
слишком глупых даже для того, чтобы
увидеть, в чем заключается их
собственная выгода: «Как не возмущаться
поведением этих отпрысков дворянских
родов, отцов которых я любил и
уважал? Они служат герцогу Альбе, как
кухарки. Они воюют со мной не на
живот, а на смерть. Затем они заключают
со мной мирный договор и становятся
лютыми врагами испанцев. Приезжает
дон Хуан, и они следуют за ним,
интригуя против меня и желая меня сбросить.
Планы дона Хуана относительно
Антверпена проваливаются, и они тотчас
покидают его и возвращаются ко мне.
Как только я иду им навстречу, они,
забывая о своей клятве и не говоря ни
слова ни мне, ни Штатам, обращаются
к эрцгерцогу Маттиасу. Вряд ли
морские волны более непостоянны, а
пролив Эврипос более ненадежен, чем эти
люди» (Wilson 1970: 45)- Но и Луис де
Рекезенс, испанский наместник в
Нидерландах, негодовал на неверность
«верной» Испании знати, обвиняя ее
в тесном сотрудничестве с гёзами.
Неудивительно, что образ жадного,
двуличного фламандского дворянина, не
умеющего держать слово, появляется в
это время в испанских хрониках и
пьесах (Pérez: 49-66,90-108).
Недостаток средств вынудил
Оранского уже в конце 15 73 г°Да отказаться от
английских наемников.
19-
171

Первая страница истории Республики, или Спор о чистой совести
20. Одним из свидетельств того, как
сильно война в Нидерландах подрывала
экономику Испании, может быть
письмо Филиппа II папе Григорию XIII, в
котором католический король
напоминает Великому понтифику, во что
обходится ему защита истинной веры.
Оборона границ Испании, островов
Средиземноморья, Неаполя и
Сицилии от вторжений турок стоит
испанской короне ежегодно три миллиона
золотых эскудо, война с турками и
маврами в Гранаде — два миллиона,
флот и защита Мальты — еще два
миллиона, война во Фландрии — двадцать
пять миллионов! (Dandelet: 74)-
Естественно, при таких расходах испанцы
часто не выплачивали денежного
довольствия солдатам, что ставило под
угрозу успешный ход войны, подрывая
моральное состояние армии, в которой
зрели бунты и мятежи.
21. Встреча послов с королевой
изображена на картине неизвестного художника
Королева Елизавета, принимающая
голландских послов (Государственный
музей Касселя). Королева протягивает
руку двум стоящим перед ней на
коленях послам. В левом нижнем углу
полусидят-полулежат придворные дамы
Елизаветы, у окон стоят придворные,
среди которых и Роберт Дадли, уже
много лет убеждавший королеву
оказать поддержку протестантскому делу.
22. Правда, зимой 1577/78 годов
королева согласилась послать в Нидерланды
2о ооо англичан под
предводительством Лестера. Когда вернувшийся из
Англии нидерландский посланник
сообщил членам Генеральных штатов эту
радостную новость, многие из них не
могли сдержать слез радости. Но
радость оказалась преждевременной. Как
бывало уже не раз, в последний момент
Елизавета отказалась от прямого
вмешательства, перепоручив «дело
Нидерландов» Иоганну-Казимиру,
пфальцграфу Рейнскому.
Признавая богоданность суверена, Акт
утверждал возможность его
низложения в том случае, если он не защищает
подданных от произвола и насилия.
Акт постановил убрать изображения
Филиппа II с монет, печатей и гербовых
щитов. Все, кто ему присягал, должны
были принести новую присягу.
25. Сасбаут Фосмеер (1548-1614),
католический священник, назначенный
папой Климентом VIII апостольским
викарием «голландской миссии» и
архиепископом in partibus infïdelium — в
странах (областях) неверных.
24.
23. В 1572 году, живя в Париже у Фрэнсиса
Уолсингема, Сидни встречался с Луи
ван Нассау, братом принца Оранского.
Его личная встреча с Оранским в мае
1577 года стала поворотным пунктом в
англо-голландских отношениях.
Елизавета послала тогда 22-летнего
придворного, знакомого со времени его
гранд-тура со многими венценосцами
континента, с соболезнованиями
императору Рудольфу по поводу смерти его
отца, Максимилиана II. На обратном
пути Сидни получил депешу от дяди,
графа Лестера, с поручением
представить его на крестинах дочери
Вильгельма Оранского. Лестер стал крестным
отцом девочки, названной Елизаветой
в честь английской королевы. Между
Сидни и Оранским сразу же
установились теплые отношения. Любимый
племянник и до i68i года наследник
могущественного фаворита Елизаветы был
важной фигурой в упрочении
отношений между повстанцами и королевой.
Испанский посол в Лондоне сообщал
даже о возможном браке Сидни с одной
из сестер Вильгельма Оранского,
приданое которой должны были составить
Голландия и Зеландия.
1/2

Примечания
26. Филипп Биллем получил возможность
вернуться лишь в 1596 году. Но теперь
уже Республика, видевшая в католике
испанского шпиона,
воспрепятствовала его въезду в страну. Он поселился в
брюссельском дворце Нассау. После
заключения в 1609 году перемирия между
Республикой и Испанией Филипп
Биллем короткое время жил в Бреде. Он
был женат на Элеоноре Бурбон-Конде,
племяннице Генриха IV Все наследные
владения принца Оранского перешли к
Филиппу Виллему, а после его смерти
титул и владения Оранских перешли к
его единокровному брату Маурицу.
2J, Мауриц был сыном Вильгельма
Оранского от Анны Саксонской, брак с
которой был расторгнут после того, как
у нее родилась дочь от ее адвоката Яна
Рубенса, отца знаменитого художника.
28. Летом 1584 года для усиления гарнизона
Антверпена, вот уже год
оказывавшего сопротивление войскам Алессандро
Фарнезе, в Англии было рекрутировано
1500 солдат. Английские наемники не
спасли положения, и 17 августа 1585 года
Филипп ван Марникс сдал город. Пастор
Оранского де Вильер пытался
заступиться за ван Марникса перед Уолсингемом,
но начальник английской разведки
потребовал клятвы ван Марникса о
невмешательстве в государственные дела.
29. Генеральные штаты просили ю ооо
пехотинцев и 1000 кавалеристов.
Елизавета согласилась на 4000 пехотинцев,
но после падения Антверпена
пообещала оплатить армию в 5000 пеших и
1000 конных плюс послать 1400 пехоты
в города, временно отходившие
Англии. Позднее Генеральные штаты
получили разрешение набрать в Англии еще
2000 рекрутов, уже на их деньги.
30. На коронационном портрете (около
1560) Елизавета изображена в короне,
со сферой и скипетром, в платье,
украшенном розами Тюдоров и лилиями,
символизирующими английские
претензии на французскую территорию.
Накидку соткали пятью годами раньше,
к коронации ее единокровной сестры
Марии, когда Кале был еще английским.
В i6i6 году купец Йохан ван дер Вее-
кен, выходец из Южных Нидерландов,
выкупил города у Англии, выплатив
Якову I ни много ни мало 150 ооо
фунтов! Вскоре после этого «голландский
Фуггер», как называли роттердамского
купца, умер, и колокола города звонили
в день его похорон одиннадцать с
половиной часов кряду! Так чтила этого
католика протестантская Республика, где
похоронный звон был запрещен.
31. В пятой книге Королевы фей
появляются два юноши, которые просят от имени
их матери, леди Белж, помощи у
королевы Мерцеллы. Леди Белж гордилась
в прошлом семнадцатью прекрасными
сыновьями, но жестокий тиран Герио-
нео принес двенадцать из них в жертву
идолу, сделанному по образу его отца.
Услышав просьбу сыновей леди Белж,
доблестный рыцарь королевы
Мерцеллы выступил вперед «с отвагой дерзкой
и великой», смиренно прося
всемогущую королеву отпустить его на
свершение подвигов. Вместе с юношами он
отправляется к их матери, влачащей дни
в изгнании среди «болот и топей», и
колесо Фортуны изменяет для леди Белж
свой ход.
Аллегория «исторической
фантазии» Спенсера весьма прозрачна:
юноши олицетворяют Голландию и
Зеландию, леди Белж и ее сыновья (от
Belgien — латинского наименования
Семнадцати провинций) —
Нидерланды с их семнадцатью
провинциями, двенадцать из которых остались
под игом Испании, а пять — Голландия,
Зеландия, Утрехт, Фрисландия и Гел-
дерн — продолжали борьбу с жестоким
173

Первая страница истории Республики, или Спор о чистой совести
тираном Герионео — Филиппом II.
Королева Мерцелла — одна из ипостасей
Глорианы-Елизаветы, а благородный
рыцарь, вызывающий всеобщее
восхищение, «admir'd of all», «британский
принц» или Артур, символизирующий
Справедливость, воспеванию которой
и посвящена пятая книга,—не кто иной,
как Роберт Дадли, граф Лестер.
Спенсер два года служил у Лестера, а после
его смерти гостил в доме его пасынка
Роберта Девере, 2-го графа Эссекса.
3*. С 1585-го по 1587 год в Нидерландах
сражалось i8 000 англичан и юоо
ирландцев.
33- За 27 рот платила Елизавета, за 21 роту—
Генеральные штаты. С октября
Елизавета платила практически и за все
«штатские» роты. В пьесе Флетчера и
Мессинджера Йохан Олденбарневелт,
написанной сразу же вслед за казнью
Адвоката, голландец говорит: «На что
нам королева, которая защищает нас за
наши деньги?»
34» Одиннадцать из этих рот были
расквартированы в городах, отданных в залог
Англии: семь во Флиссингене и Раме-
кенсе, четыре—в Ден Бриле,
35» Свита Лестера насчитывала сотню
офицеров-дворян, каждый со своими
слугами, и более семидесяти
представителей высшей знати. Его сопровождали
священники и врачи, пажи, грумы,
ливрейные лакеи и слуги, актеры и
музыканты. Только для его кухонного
персонала готовили 44 постели.
36. Самому Лестеру город подарил 870
фунтов, за банкет город заплатил 1104
фунта. Три отдельных счета, на 273 фунта,
277 фунтов и 183 фунта, были
предъявлены отцам города за вино.
3 7- Strong, van Dorsten: 31-49«
38. Для заседавших в Государственном
совете англичан до смерти Филиппа Вил-
лема в i6i8 году Мауриц будет
оставаться только «графом».
39« Это отражалось на месте пенсионария.
Стол Дворянства стоял посредине
собрания. За его коротким, почетным
концом сидел пенсионарий дворянства,
он же—пенсионарий собрания. Справа
от него сидел тот, кто дольше всех был
членом собрания. Слева — следующий
по времени представительства. Вокруг
стола стояли стулья делегатов от
городов. У каждого города было свое место,
согласно иерархии, которая, так же как
и иерархия членов совета, зависела от
старшинства. В Голландии «первым»
был Дордрехт, самый старый город
провинции. Затем шли Харлем, Делфт,
Лейден, Амстердам, Гауда, Роттердам.
40. Олденбарневелт участвовал в
собраниях Исполнительного совета Голландии
(Gecommitteerde Raden), ведавшего
финансами, армией и флотом. Только
после обсуждения в Исполнительном
совете вопросы выносились на
обсуждение в собрании Штатов провинции.
4L В 1587 году к Утрехту присоединились
Фрисландия и Оверэйссел (Bannatyne:
42).
42. з° ноября 1583 года по настоянию
Вильгельма Оранского бургомистром
Антверпена был назначен Филипп ван
Марникс, родившийся в Брюсселе и за
две недели до назначения купивший
права горожанина Антверпена. Это
был далеко не единственный пример
нарушения привилегии городов
назначать на высокие должности только
своих уроженцев (Marnef 2001:29).
43« Лестер оказался в странном
положении. Ни его «временный» суверен,
Генеральные штаты, ни его де-факто
174

Примечания
суверен, королева, не могли снабдить
его всем необходимым для
выполнения возложенных на него задач.
Главной целью экспедиции было оказание
военной помощи, но пославшая его
Елизавета вела мирные переговоры с
врагом без согласования со Штатами.
Лестер получил приказ
воздерживаться от решительных схваток, и его
кампания 1568 года не могла не
разочаровать жителей Нидерландов. Все это
в соединении с плачевным
состоянием королевской казны и недоверием
Елизаветы к действиям Лестера
привело к гибельным проволочкам.
Постоянным рефреном писем Лестера
стали просьбы о деньгах для «бедных
солдат».
44« Strong, van Dorsten: 79-
4f. Уже тогда рассказывали, что Сидни
снял набедренники из изысканной
вежливости, потому что без
набедренников был сопровождавший его
начальник военного лагеря. По той же
легенде, уже тяжелораненый, он, как
и подобает рыцарю, отдал последний
глоток воды раненому солдату со
словами: «Thy necessity is yet greater than
mine». Сидни перевезли в Арнем, где
лекари безуспешно пытались извлечь из
его ноги пулю.
46. Луиза де Колиньи (i^$-i6io),
четвертая и последняя жена Вильгельма
Оранского, дочь адмирала де Колиньи, вождя
гугенотов. В1572 году она вышла замуж
за Шарля де Телиньи, верного
соратника ее отца, но брак был недолгим: и
муж, и отец Луизы погибли в
Варфоломеевскую ночь. Сама она бежала в
Швейцарию. В ц8} году Луиза вышла
замуж за принца Оранского. Это был
единственный год, когда она не носила
траура. В январе 1584 года родился
Фредерик Хендрик, а ю июля Вильгельм
Оранский был убит.
47« Фрэнсис Уолсингем, вдова Филипа
Сидни, вскоре после смерти мужа
вышла замуж за Роберта Девере, 2-го графа
Эссекса, пасынка графа Лестера.
48. Если уже при жизни Сидни считался
воплощением всех достоинств, то его
безвременная смерть в борьбе за
освобождение Нидерландов придала его образу
еще и героико-романтические черты. Он
стал идеальным христианским
рыцарем, бесстрашным сыном Англии,
отдавшим жизнь за правое дело, во всяком
случае в глазах протестантов. Этот образ
сохранился и в нидерландской
историографии. В Нидерландских историях
Питер Корнелис Хоофт характеризует
Сидни как подлинного эрудита, умного,
обаятельного и смелого в действиях.
49- В голландской историографии
начала XIX века велась жаркая дискуссия о
роли Лестера и Олденбарневелта. Поэт,
филолог и историк Виллем Билдер-
дейк (1756-1831) обвинял партию
Олденбарневелта в двуличии и эгоизме.
Олденбарневелт, по его словам,
соединял в себе хитрость и упрямство,
которые многие принимали за ум и силу
духа. Подобным образом представлен
Олденбарневелт и в романе Гертруды
Босбоом-Туссен Граф Лестер в
Нидерландах (1846). Проголландская партия
отметала все обвинения на том
основании, что двуличие присуще итальянцам
и иезуитам, но никак не голландцам.
$о. За 50 лет между 1570 и 1622 годами
население Амстердама выросло с 30 ооо
до 105 о00 жителей, Харлема—с i6 000
до 39 оо°> Лейдена — с 15 ооо до 45 ооо,
Энкхейзена —с 75°° Д° 22 о°о>
Роттердама—с 7000 ДО 20 000.
51. CM.:vanderHeijden:39-
52. Солдаты в xvi веке должны были
сражаться, а не рыть окопы или возводить
175

Первая страница истории Республики, или Спор о чистой совести
заградительные сооружения. Все
окопные работы, считавшиеся ниже
достоинства солдат, препоручались
местному населению, и в военных бюджетах
существовала статья «окопные деньги».
Положение изменилось с Маурицем,
давшим солдатам лопаты. Естественно,
в испанском лагере на это
нововведение голландцев, заменявших мужество
и храбрость расчетливой подготовкой,
смотрели как на еще одно
подтверждение их неспособности вести
«настоящую» войну (Pérez: 166).
53» В память о скончавшемся
генерал-губернаторе Елизавета просила проявить
снисхождение к назначенному им
бургомистру Утрехта, и в июле 1589 года тот
уехал в Англию.
54» Dudok van Heel 2006: 16; Roodenburg
1990:138.
5 5. Dudok van Heel 2006:21-22.
56. В недели, предшествовавшие Вечере
Господней, пастор и пресвитеры
обходили всех членов прихода. К
причащению допускались только прихожане с
безупречным поведением. В середине
XVII века в Амстердаме такие обходы
проводились дважды в год, в мае и
октябре. О согрешивших докладывалось
церковному совету, и тот решал,
поговорить ли с провинившимся дома или
пригласить его в консисторию.
2 июля 1654 года на заседание
церковного совета была вызвана Хендрикье
Стоффелс, служанка и сожительница
Рембрандта, чья беременность была
замечена во время майского обхода.
Хендрикье трижды не являлась на
заседания церковного совета и
предстала пред очи пресвитеров лишь 23 июля
1654 года. Шестимесячную
беременность было уже не скрыть, и она
созналась в грехе. Хендрикье запретили
участвовать в праздновании Вечери
Господней, но из церковной общины
не исключили. Секс до брака считался
меньшим грехом, чем проституция или
прелюбодеяние, так как согрешившие
еще могли искупить грех, вступив в
брак. Рембрандта в консисторию не
вызвали, так как он не был членом прихода.
57« В 1597 году он благословит брак
Адрианы с Рейнаутом ван Бредероде,
потомком славного дворянского рода,
советником Верховного суда, возглавившим
в i6i6 году нидерландскую делегацию,
выступившую посредником при
заключении Столбовского мира, в 1603 году—
брак Марии с Корнелисом ван дер Мей-
ле, советником принца Маурица.
58. Rogge 18741:84.
59« Утенбогарт представил синоду
заявление Сибрантса, в котором тот выражал
согласие со всеми статьями
Нидерландского вероисповедания и готовность
подписать его, признай синод его
назначение.
60. Обсуждавшиеся на синодах
вопросы сейчас не могут не вызвать улыбки:
можно ли пастору гнать самогон и
продавать его прихожанам? Можно ли ему
врачевать не только душу, но и тело?
Можно ли произносить надгробные
речи?
61. Консистория — здесь: церковный совет
протестантов и место его заседаний.
62. Hofman: 73- Говоря в Моей юности о
даре красноречия, которым от
рождения были наделены Утенбогарт и Джон
Донн, Гейгенс отмечает естественность
обоих ораторов, не надевавших во
время проповеди маску, которую они
снимали, придя домой (Huygens 1971* 59)-
63. Несмотря на запрет цитировать
языческих авторов, Утенбогарт, пользовав-
i76

Примечания
шийся покровительством Олденбар-
невелта, Маурица и Луизы де Колиньи,
ссылался на Гиппократа, Галена,
Плиния, Сенеку, Плутарха, Еврипида,
Иосифа Флавия, Теренция, на раввинов и
Отцов Церкви. Он использовал слова
греческого, латыни, французского и
испанского языков — у его паствы они
не вызывали трудностей.
64. Roggei874I*8o.
65. В i6io, 1639* 1644* *^ ГОД^-
66. Van Doorninck, Kuijpers: 78.
67. В первые годы в Колледж принимали
шесть студентов от сельской
местности, по два от семи больших городов и
по одному от одиннадцати маленьких
городов. Вскоре появились именные и
дополнительные стипендии. Обучение
обходилось Штатам в 8ооо гульденов в
год.
68. В течение шести лет студенты получали
стипендию в но гульденов в год. Они
вставали в 4:30 (с i октября по i апреля
на час позже), в пять часов собирались
на общую молитву и чтение главы из
Ветхого Завета. После завтрака
занимались в Колледже или слушали лекции
в университете, в и часов был обед, во
время которого кто-то из
воспитанников читал главу из Библии на латыни, а
после обеда—главу из Евангелия, и
ректор, всегда присутствовавший на обеде,
давал краткие пояснения
прочитанного. После обеда следовал получасовой
перерыв, во время которого ученикам
разрешалось гулять парами, ведя
разговоры на латыни или греческом,
желательно об учебе. Затем следовали
занятия или диспутации. В 17:30 ужинали,
после чего снова читали Новый Завет
или Гейдельбергский катехизис с
пояснениями ректора. В 20: оо —вечерняя
молитва, после которой студенты
расходились по комнатам. В 2i:oo гасили
свечи. В определенные дни расписание
нарушалось. По воскресеньям утром
и днем ходили в церковь слушать
проповедь, а за обедом читали места
Библии, послужившие темой только что
прослушанной проповеди, и
обменивались о ней мнениями. По средам и
субботам до обеда упражнялись в
религиозном красноречии на голландском
языке, а после обеда читали и
объясняли катехизис. В эти дни полчаса
отводилось физическим упражнениям.
69. Van Doorninck, Kuijpers : 79-
70. Коварным и вероломным политиканом,
готовым на все ради достижения своих
целей, представлен Олденбарневелт и в
пьесе Флетчера и Мессинджера Йохан
Олденбарневелт (см. сн. зз)- Это по
его наущению пенсионарий Утрехта
ван Леденберг кончает жизнь
самоубийством. Благородный Мауриц
принимает в пьесе решение о казни
Адвоката после того, как доказана его измена.
71. Rogge 18741:160.
72. Оба профессора были выходцами из
Франции, и их жизненный путь был
типичным для гугенотов того времени.
Лук Трелкат (1542-1602) изучал
теологию в Париже, где его любимыми
профессорами были гебраист Жан Мерсье
и философ Пьер де ла Раме. Под их
влиянием Трелкат стал приверженцем
евангельской церкви и лишился
финансовой поддержки платившей за его
учебу католической общины. Эту роль
взяли на себя купцы Лилля, при условии
что молодой теолог станет их пастором.
Однако жестокие преследования
гугенотов вынудили Трелката после учебы
в Париже и Орлеане бежать в Англию.
Здесь он преподает в латинской школе
и продолжает учебу под руководством
Пьера де Вильера, проповедника Жан-
177

вая страница истории Республики, или Спор о чистой совести
ны д'Альбре и Колиньи, а впоследствии
проповедника и советника Вильгельма
Оранского. В1576 году Трелкат приехал
в Лилль, чтобы выполнить обещание,
но ситуация в городе оставалась
опасной, и с разрешения общины он уехал
в Брюссель, где оставался до 1584 года,
когда Парма взял город. Церковный
синод направил его в Лейден, куда
съезжалось все больше беженцев из Южных
Нидерландов и Англии. Вскоре
кураторы только что основанного
Лейденского университета предложили ему
место экстраординарного профессора,
и Трелкат принял предложение. Однако
студенты настояли на предоставлении
ему места ординарного профессора,
и Трелкат, не будучи не только
доктором, но и лиценциатом, получил в
1591 году эту должность вместе с
титулом почетного доктора теологии.
Дважды, а позднее четырежды в
неделю он читал лекции по экзегетике и
догматике и преподавал в Колледже
Штатов. В 1592 году коллегой Трелка-
та стал Юний, а в 1594 году — Гомарий.
Помимо тесного сотрудничества с
коллегами-теологами, Трелкат
поддерживал дружеские отношения с Липсием,
Клузием, Ортелием, Даниэлем Хейн-
сием и Пьером де Вильером. Юний,
почтивший память Трелката
заупокойной молитвой, умер от чумы через
месяц после него. Трелката заменил сын,
Лукас Трелкат-младший, талантливый
проповедник, посланный после учебы
в Лейдене в Гейдельберг и Женеву, где
он снискал похвалы Безы. Сын пережил
отца всего на пять лет.
Франциск Юний (1545 — 23 октября
i6o2) изучал в 1558 году право в
университете Буржа и в 1562 году теологию в
Женеве. В 1565 году читал проповеди
в Антверпене. Тогда же опубликовал
трактат Brief discours envoyé au roy
Philippe nostre Sire & souverain seigneur: pour
le bien & profit de sa majestéy &
singulièrement de ses Pais-Bas, в котором ратовал
за открытое обсуждение религиозных
расхождений, видя в этом
единственный путь их преодоления. Никого, по
его мнению, нельзя принудить к
соблюдению триединства «une loi, une
foi, un roi», так как вера дается Богом и
является личным делом каждого
человека. Трактат был сразу же переведен
на нидерландский, английский и
немецкий языки. Француз Юний не мог
проповедовать в Антверпене и
переехал в Гент, где стал свидетелем волны
иконоборчества, которое строго
осудил. После того как во Фландрии и в
Брабанте за его голову была назначена
награда, по приглашению Фридриха III
Благочестивого он переехал в
Гейдельберг, где вместе с Тремеллием
занимался переводом Ветхого Завета. Перевод
пользовался популярностью и
регулярно переиздавался вплоть до xvin века.
После того как реформата Фридриха
в цуб году сменил его старший сын
лютеранин Людвиг, изменивший
направленность теологического
факультета Гейдельбергского университета,
Юний вместе с другими теологами
перебрался в Нойштадт, где брат
Людвига, Иоганн Казимир, основал
кальвинистский Collegium Casimirianum.
Там Юний преподает древнееврейский,
одновременно читая проповеди
Валлонской общине. В 1591 году Генрих
IV предлагает ему место советника по
делам гугенотов. По пути во Францию
Юний заезжает в Лейденский
университет, где получает место профессора.
В 1593 году он публикует книгу Eireni-
сит de расе ecclesiae catholicae, которую
сам любил больше других своих работ,
потому что она «написана
христианином, а не теологом».
Занятия, которые вели Трелкат,
Юний и Гомарий, по большей части
состояли из комментария к одной из книг
Библии. В 1595 Г°ДУ Трелкат ввел
лекции, на которых обсуждались догматы
церкви. Гомарий и Юний, хотя и при-

Примечания
держивались разных взглядов, жили
в мире, не подвергая веру друг друга
сомнениям. Коллегиальности
способствовало и то, что они были женаты на
сестрах: браки в своем кругу среди
теологов были не менее часты, чем среди
купцов или регентов. Регент Колледжа
Штатов Кухлинус был женат на сестре
отца Арминия, субрегент Бертий — на
дочери Кухлинуса от первого брака.
Фоссий женился на дочери Юния,
назначившего своего бывшего студента
одним из трех опекунов детей.
После смерти Трелката Юний
высказался за назначение Арминия, так
как считал yi-летнего Трелката-млад-
шего слишком молодым для
должности профессора теологии. Гомарий,
свояк Юния, утверждал, что на
смертном одре Юний просил не назначать
Арминия.
Для многих студентов Лейденского
университета Юний во многом был
примером. Юный Гроций,
поселившийся у Франциска Юния по приезде
в Лейден, до конца жизни сохранил
самые теплые воспоминания обо всей
семье. Но, сравнивая Юния и Скалиге-
ра, Гроций все же отдает пальму
первенства последнему. Отношения между
самими учеными оставляли желать
лучшего, но вряд ли виновным здесь был
Юний. Скалигер ни во что не ставил
филологические штудии Юния и на
полях комментария Юния к Тертулли-
ану оставил такие грубые пометки, что
Фоссий, женатый на дочери Юния,
посчитал своим долгом выкупить книги
из собрания Скалигера. Превознося в
1645 году работы Юния, Гроций
признавался Фоссию, что он обязан
бывшему учителю большим, чем только
научными изысканиями, — примером
для него всегда оставалась жизненная
позиция ученого (Nellen: 43)-
73- Цвейг так характеризует Безу в
Совести против насилия. Кастеллио
против Кальвина: «в своей бешеной
ненависти к малейшему проявлению
духовной свободы он превзошел (как
всегда несамостоятельный дух
превосходит в этом творческий) даже
Кальвина. От него исходят те слова, которые
навеки снискали себе сомнительную
Геростратову славу в истории мысли:
свобода совести — это дьявольское
учение (Libertas conscientiae diabolicum
dogma)» (Цвейг: 470).
74. Идеи Кастеллио о том, что бороться с
ересью следует при помощи
аргументов, а не преследований и казней,
основанные на учении Отцов Церкви и
на словах самого Кальвина, отрицание
Кастеллио единоличной
интерпретации Библии — все это нашло
понимание Арминия. Важным пунктом
расхождения был вопрос о вмешательстве
государства в дела совести граждан.
Кастеллио последовательно выступал
за отделение церкви от государства, Ар-
миний считал, что государство
призвано защищать церковь.
Либеральные протестанты часто
ссылались на сочинения Кастеллио,
которые выходили в Соединенных
провинциях начиная с 1603 года. В i6i2-
1613 годах, спустя полстолетия после
смерти Кастеллио и в разгар борьбы ре-
монстрантов и контраремонстрантов,
в Голландии вышло полное собрание
его сочинений.
75- Лауренс Якобсзоон Реал (1536-1601),
сын шкипера, погибшего от руки
английских пиратов, торговал зерном в
Данциге. Переехал в Амстердам, в дом
под вывеской «В золотом реале»,
принадлежавший родителям жены, и взял
фамилию Реал. В октябре 1566 года
представлял общину Амстердама на
Антверпенском синоде, предложившем
Филиппу II сорок бочек золота в обмен
на разрешение проводить
протестантские службы. В1567 году был вынужден
179

Первая страница истории Республики, или Спор о чистой совести
бежать из Амстердама. На синоде
изгнанных из Нидерландов протестантов
(i57*> Эмден) резко выступил против
попыток воинствующих
кальвинистов подчинить реформатскую церковь
догмату «нового папства». В 1579 году
вернулся в Амстердам, назначен
сержантом стрелков, с 1589-го —
полковник. Оставался на этом посту до конца
жизни. В 1580-м —церковный староста,
с 1582-го —член магистрата. Участвует в
камере риторов «Шиповник», членами
которой были поэты Бредеро, Костер,
Румер Фиссер. Похоронен в Новой
церкви.
уб. Лауренс Реал (1583-1637), одна из самых
ярких личностей голландского
Золотого века. После смерти отца, в честь
которого он был назван, остался под
присмотром старших братьев, Якова и
Питера, но главным его наставником,
особенно в литературе и математике,
стал Арминий. После смерти Арминия
Лауренс Реал напишет
прочувствованный латинский стих к его портрету.
Изучал право в университете Лейдена,
одновременно занимаясь математикой
и естествознанием.
После заключения
Двенадцатилетнего перемирия 27-летний Реал
возглавил экспедицию Ост-Индской
компании в Нидерландскую Индию.
В 1613 году назначен
вице-губернатором, а через два года — губернатором
Молуккских островов. Еще через три
года — генерал-губернатором всей
Нидерландской Индии. Поэт Хоофт
скажет о времени его правления: «Вот
это и называется управлять». Но почти
сразу же после назначения на высокий
пост Реал подает в отставку, не желая,
как он пишет, «руководить людьми,
которые составляют накипь нашей
нации, которые своими грабежами,
истязаниями и убийствами коренного
населения ославили голландцев по всей
Индии как самый жестокий народ в
мире». Представления
генерал-губернатора о том, что допустимо в торговле,
а что—нет, разнятся с представлениями
Совета семнадцати, главного
руководящего органа компании. Воспитанный в
гуманистическом духе, Реал выступает
против карательных экспедиций, так
называемых «походов хонги», считая,
что своих целей компания должна
добиваться не насилием, а торговлей и
дипломатией. Преемником Реала
станет Ян Питерсзоон Кун, веривший, как
и Совет семнадцати, в необходимость
твердой руки. В ожидании его приезда
Реал сражается в Манильском заливе с
испанцами, а в султанате Бантам и на
Молуккских островах—с англичанами.
В i620 году на тяжело нагруженных
восточными товарами судах Реал
возвращается в Голландию. Пока компания
подсчитывает прибыль и долю, которая
причитается Реалу, он проводит вечера
в доме Румера Фиссера за стихами и
помогает Вонделу, поздно выучившему
латынь, с переводом Троянок Сенеки.
В это время Вондел пишет
посвященную Резиту Похвалу мореходству. Сам
же Реал готовит доклад, который, как
каждый вернувшийся из
Нидерландской Индии командующий флотом
компании, он должен был представить
в Гааге. И в докладе Генеральным
штатам, и в официальных письмах Совету
семнадцати и руководству компании в
Амстердаме он описывает мародерство
голландцев, не скрывая того, что
подобная жестокость отнюдь не всеми
соотечественниками воспринимается как
нечто само собой разумеющееся. Совет
семнадцати награждает Реала золотой
медалью и назначает его членом
амстердамского отделения Ост-Индской
компании. На этом посту Реал останется до
самой смерти.
В 1625-1627 годах Реал —
вице-адмирал голландского флота при Виллеме
ван Нассау, внебрачном сыне Маурица.
В 1626-м Реал представлял Республику
i8o

Примечания
на короновании Карла I, но его
представительство было скорее
прикрытием посреднической роли в переговорах
по делам Ост-Индской компании.
Переговоры закончились к
удовлетворению обеих сторон, Карл произвел его
в рыцари, и к гербу Реала, лилии между
двух шипящих змей, прибавилась
английская роза.
Влиятельные друзья пытались
добиться назначения Реала послом в
Венецию, но вместо этого в 1627 году он
отправился с дипломатической миссией в
Данию. На обратном пути его корабль
потерпел крушение у берегов
Ютландии, он попал в плен и был отослан в
Вену. Вондел, в то время еще протестант,
обратился к Фердинанду с сонетом, в
котором просил об освобождении
Реала. По сведениям другого корифея
голландского Золотого века и друга Реала,
Барлея, своим освобождением Реал
обязан купцам-католикам, действовавшим
через венских иезуитов. Как бы то ни
было, в марте 1629 года Реал вернулся в
Амстердам и женился на молодой
вдове Сюзанне Моор. Свадьба 42-летнего
Реала послужила желанным поводом
для упражнений в жанре эпиталамы для
всех голландских поэтов: соседа и
друга детства Хоофта, женившегося за год
до этого, Вондела, Фоса, Гейгенса, Бар-
лея. Молодые поселились в «Двуглавом
орле», и для Реала началась новая жизнь,
столь же деятельная, но наполненная
теперь наукой. Он занимается
математикой и теорией магнитного поля, но
прежде всего созданием Athenaeum
Illustre, куда он пытается привлечь Гуго
Гроция и Галилея. Весной 1637 году от
чумы один за другим умирают
маленькие сыновья Реала, и сраженный горем
отец теряет всякий интерес к жизни и
21 октября умирает. Последнее письмо
Галилея осталось нераспечатанным.
"г7. Католическая реакция на
протестантское учение о предопределении была
явлена на Тридентском соборе. На шестом
заседании собора в 1547 Г°ДУ был принят
Декрет об оправдании, утверждавший,
что «никто не может знать с
определенностью веры, не подверженной
ошибкам, получили они благодать Божию
или нет». Собор подтвердил
определения Оранжского собора 529 года.
78. Валла: 272-273.
79« Вслед за Валлой Эразм цитирует
слова Павла, сказанные о двух сыновьях
Ревекки и Исаака: «Ибо когда они еще
не родились и не сделали ничего
доброго, или худого (дабы изволение Божие
в избрании происходило не от дел, но
от Призывающего), сказано было ей:
больший будет в порабощении у
меньшего. Как и написано: Иакова я
возлюбил, а Исава возненавидел. Что же
скажем? Неужели неправда у Бога?
Никак. Ибо Он говорит Моисею: кого
миловать, помилую; кого жалеть,
пожалею. Итак, помилование зависит не от
желающего и не от подвизающего, но
от Бога милующего. Ибо Писание
говорит фараону: для того самого Я и
поставил тебя, чтобы показать над тобою
силу Мою и чтобы проповедано было
имя Мое по всей земле. Итак, кого хочет,
милует; а кого хочет, ожесточает. <... >
Не властен ли горшечник над глиною,
чтобы из той же смеси сделать один
сосуд для почетного употребления, а
другой для низкого?» (Рим. 9* 11-21).
8о. В 1598 году папа Климент VIII создал
«Конгрегацию в поддержку
Благодати» и лично председательствовал на
68 сессиях. В 1607 году конгрегация
была упразднена папой Павлом У
принимавшим участие в первой сессии еще
как кардинал Боргезе. После 85 сессий
под председательством Верховного
понтифика, так и не разрешивших
спора, Павел V положил конец
препирательствам, запретив обеим сторонам
i8i

Первая страница истории Республики, или Спор о чистой совести
публикацию трудов, касающихся
благодати, превратившуюся в поток
обвинений в ереси. Но острая полемика
продолжалась под видом комментариев
к Аквинату. Она особенно обострилась
в связи с борьбой янсенистов против
иезуитов.
Богослов-иезуит Луис де Моли-
на (1535-1600) пишет четырехтомный
комментарий на первую часть Суммы
теологии Аквината. Его сочинение,
вышедшее в 1588 году в Лиссабоне,
называется Concordia liberi arbitrii cum
gratiae donis, divinapraescientia, provi-
dentia, praedestinatione et reprobatione
ad nonullos primae partis divi Thomae
articules — Согласование свободы воли
с дарами благодати. Божественным
Промыслом, провидением,
предопределением и осуждением в свете
некоторых положений первой части
божественного Фомы. Как видно из
названия, речь идет об отношении
Божественной благодати и свободы воли
человека, которые, по де Молине,
действуют вместе, так как Бог знает, как
поведет себя человек при тех или других
обстоятельствах. Таким образом, де
Молина примиряет всезнающего Бога
и свободную волю человека. Поскольку
«всеобщая благодать» дарована
каждому, то от свободной воли человека
зависит, как ею воспользоваться, помочь
или помешать своему спасению.
8i. Лоренцо Валла, на чей диалог
ссылается Эразм, также заканчивает свою
работу признанием трудности, даже
невозможности разрешения этого
вопроса и призывом к смиренномудрию:
«наитруднейшим... и неразрешимым
является этот вопрос, и я не знаю, может
ли он быть познан каким-либо образом.
Но даже если ты никогда не познаешь
этого, нет причины для того, чтобы
тебе из-за него тревожиться и
приходить в смущение. Ведь разве
справедливо раздражение, если ты, видя то, что не
понимает никто, не понял бы этого?»
(Валла: 269).
«Ecclesia reformata, semper reformanda»
(«реформированная / реформатская
церковь реформируется всегда»). У фон
Лоэнштейна, который, как
предполагают, впервые употребил эту фразу, идея
непрекращающейся реформации
лежала в основе церкви: «Ecclesia reformata
quia semper reformanda est» («церковь
реформированная / реформатская,
потому что всегда реформируется») !
83. Пять пунктов Ремонстрации
повторяли пункты Арминия: Христос умер за
всех. Вера есть Божья милость, но
человек должен ее принять, сказать да. Но
он может сказать и нет. Человек может
потерять веру, поэтому уверенности в
благодати нет.
84. Каспар ван Барле родился в 1584 году в
Антверпене. В 1586 году, после взятия
города испанцами, родители с детьми
переехали в Северные Нидерланды.
В 1588 году отец назначен ректором
латинской школы в Залтбоммеле, где
одним из учеников был его сын. После
смерти отца в 1595 Г°ДУ Каспар
переезжает сначала к дяде в Ден Брил, потом
учится в латинской школе в Дордрехте.
В i6oo году зачислен в Колледж
Штатов, в i6o6 году закончил обучение. Два
годя спустя женится на Барбаре Сайон,
родом из Брюгге, чей отец тоже бежал
в Голландию. Барлей служит пастором
в зеландской деревушке Ниуве Тонге.
В i6i2 году по ходатайству Гроция он
назначен субрегентом Колледжа
Штатов, где преподает философию и
классические языки. С 1617 года преподает
логику в университете Лейдена.
В 1625 году Барлей посылает Гейген-
су ямбы с выражением лучших чувств
и просит включить их в Отию (что
Гейгенс и делает). В том же году пишет
эпикедий на смерть Маурица, который
8z.
8з.
84.
182

Примечания
Гейгенс по просьбе автора показывает
Фредерику Хендрику. Барлей воспевает
военные подвиги нового штатгальтера,
и в 1635 году тот назначает поэту
жалованье в 200 гульденов. Все, что
происходит в стране, получает аккомпанемент
Барлея, одного из лучших поэтов-
неолатинистов. См. главу оТюлпе.
85. Приехав после окончания
университета в Гаагу, Гроций поселится в доме
Утенбогарта, который, как и многие в
то время, держал пансион. Гроций
провел в его доме несколько лет, и эти годы
окажутся важными для его становления.
Пастор был на 25 лет старше Гроция и
принадлежал к поколению его отца.
Любящего отца и видел в нем Гроций,
по словам которого Утенбогарт стал
для него четвертым учителем жизни —
после отца, Франциска Юния и Скали-
repa(Nellen:7i).
86. Двумя другими были канцлер
Швеции Аксель Оксеншерна и канцлер
Монферрато Траяно Жискарди
(Barendrecht: 296).
8 7. Van Maarseveen: 416.
88. Busken Huet 1978:435.
89. Van Maarseveen: 415. Сам ван Аарссен
был недоволен назначением, так как
оно ограничивало его доступ к королю.
Получив официальный статус посла,
он должен был следовать протоколу, а
будучи агентом, он мог являться ко
двору практически в любое время.
?э. Кпареп: 233. Ван Аарссену вторил
парижский пастор Пьер дю Мулен,
писавший своему коллеге во Фрисландии:
«Мы знаем, что до сих пор в основе
вашего союза лежала ненависть к
Испании. Она сдерживала внутреннюю
вражду и скрывала явные признаки
разлада» (Elias: 78).
91. Портреты трех других сыновей Ришар-
до усматривают иногда на
Автопортрете в кругу друзей из Мантун
Рубенса (музей Вальраф-Рихартц, Кельн),
на котором за художником виден его
старший брат Филипп, а рядом с ними,
возможно, Гийом и Антуан Ришардо,
чьим наставником был Филипп Рубенс.
Известно, что в i6oi году Филипп
отправился в Италию с Гийомом
Ришардо. До поездки в Италию он совмещал
обязанности наставника детей с постом
личного секретаря Жана Ришардо,
которому в i6o8 году он посвятил свою
Electorum Libri II (Две книги
избранного) у напечатанную в типографии
Плантена (Büttner: 160).
92. Groenveld 2009:43-
93« Приводя аргументы Гроция, Олден-
барневелт в то же время опасался, что
появление книги вызовет недовольство
Юга и нарушит ход переговоров.
Поэтому он попросил автора повременить
с ее выходом. Книга выйдет в 1609 году,
уже после подписания Перемирия, и
сыграет важную роль в борьбе
Республики с Испанией и Англией за
торговые позиции в Ост-Индии.
94« Противники перемирия представляли
предложение Жаннена как исполнение
давнего желания испанцев: получить
время на восстановление сил, чтобы
нанести Республике сокрушительный
удар. Забыв свою обычную
осторожность, Мауриц отправил посланника к
Генриху TV, прося у того помощи против
сторонников мира, то есть пытаясь при
помощи французского короля вставить
палки в колеса Генеральным штатам,
«слугой» которых он числился.
Посланник уверил Генриха IV в том, что весь
Север против перемирия, что Зеландия
даже думает предложить суверенитет
Англии и что недалек час падения
ненавистного Олденбарневелта. Посланник
i83

Первая страница истории Республики, или Спор о чистой совести
явно сгустил краски, но за Маурицем
действительно стояли рьяные
кальвинисты и купцы, торговавшие с Ост- и
Вест-Индией. Ост-Индская компания,
основанная в i6o2 году, после первых
«тощих» лет как раз начала приносить
огромные прибыли. Были готовы и
планы создания Вест-Индской компании,
но Олденбарневелт уступил здесь
испанцам, то есть какое-то время
зеландские и голландские купцы плавали в
Западную Африку под чужим флагом.
Король написал Маурицу, что если
тот и раньше был противником
заключения мира, у него была возможность
показать это на деле, и тогда король
Франции непременно поддержал бы
его (Генрих IV предлагал сделать Ма-
урица графом в обмен на суверенитет
над Северными Провинциями).
Теперь же всякое сопротивление
перемирию король воспримет «с
неудовольствием и сожалением».
95- В xvi-xvii веках села и города платили
так называемый brandschatting,
контрибуцию за то, чтобы солдаты не чинили
разбой и грабеж. Из этих денег
составляли часть довольствия. Если
контрибуция не выплачивалась, солдаты
считали себя вправе творить, что хотят.
Приграничные Лимбург и Северный
Брабант больше всего страдали как от
солдат обеих армий и дезертиров, так и
от контрибуций.
$6, В i6i8 году он скажет, что отвык писать
письма по-латыни и будет писать
только по-голландски.
9J, Социниане считали, что никто не
может своей смертью искупить грехи всех
людей. Кроме того, Социн утверждал,
что моральный долг, в отличие от
финансового, не переходит на потомков.
98. В письме своему родственнику и
регенту Колледжа Штатов Фоссию Гомарий
пишет о разочаровании и в
реформатской церкви, которая не издает его
работы, и в университете, вынуждающем
его работать с людьми, чьи взгляды
опровергают все, что он с таким
тщанием построил (Rademaker: 83).
99« Men wou de son niet sien. Men dreefhem
van syn spoor.
De bel quam op de been. De duisternis
drongdoor.
De Teems wou 4 quynend licht in haeren
pekton smooren.
En Dort riep: blusch die lamp, of
Hollandt gaet verloren.
100. Нидерланды предлагали Англии
объединить силы Ост-Индских компаний
вплоть до их слияния (Nellen: 172).
101. В личном письме Олденбарневелту
от 15 мая 1613 года Гроций сообщает об
успешно выполненном поручении,
в отчете Генеральным штатам пишет
лишь о разговоре относительно Ост-
Индской компании, не упоминая
встречу с королем.
Ю2, Гроций настолько преуспел в
уподоблении контраремонстрантов
шотландским пуританам, что Яков якобы
даже сказал: «Словно я в Эдинбурге!»
Страсти религиозных разногласий
бушевали на острове с не меньшей
силой, чем на материке. В своей борьбе с
пуританами Яков запретил публичную
проповедь вне церковных стен, но они
обходили этот запрет, говоря, что не
проповедуют, а пророчествуют (в Вар-
фоломеевой ярмарке Бена Джонсона
Бизи говорит: «Я буду есть до
пресыщения и пророчествовать», а Кварелус
жалуется на невозможность «вытерпеть
шум спора по вопросу о
предопределении», в Алхимике высмеиваются
амстердамский пастор-меннонит Три-
бюлэйшен Хоульстом {tribulation —
горе, несчастье) и его дьякон Ананий
184

Примечания
(Саттль комментирует его имя: «Что,
только и нашлось / В святейшей
консистории из прозвищ, / Что гнусное
„Ананий"? Или нет / Других имен,
звучащих попристойней?»). Ананий, как
и пуритане, не признававшие святыми
книги, включенные в Библию, но
написанные по-гречески, говорит: «что
не по-еврейски — языческое» и, как
и пуритане, считает крахмал грехом.
Мильтон в Потерянном Рае помещает
спорщиков о предопределении среди
падших ангелов:
Others apart sat on a Hill retired
In thoughts more elevate and reason "d
high
Of Providence, Foreknowledge, Will and
Fate,
Fixed Fate, free will, foreknowledge
absolute,
And found no end in wand'ring mazes
lost.
В переводе А. Штейнберга не совсем
понятно, о ком идет речь:
Другие, в стороне,
Облюбовали для беседы холм
(Умам — витийство, музыка—
сердцам
Отрадны), там раздумьям предались,
Высоким помыслам: о Провиденье,
Провиденье, о воле и судьбе—
Судьбе предустановленной и воле
Свободной, наконец, — о безусловном
Провиденье, плутая на путях
Кразгадке (Мильтон: 72-73)-
IC3- Nellen: 172.
1С4. Ibid.: 151.
iг$. Ick waerschouwe dese Arminiaensche
gecken,
Datse wat sullen crijghen op haer becken
(Dudok van Heel 2006:27).
106. Время от времени в Республике
объявлялись дни молитв, приходившиеся,
как правило, на дни больших
католических праздников. Лестер объявил день
молитв сразу по приезде.
107. Knapen:286.
ю8. Nellen: 102. Напечатано стихотворение
было лишь в 1651-м, спустя четверть века
после смерти Маурица. Но Маргарета
могла еще его прочитать—она умерла в
1662 году.
109. Roggei874 11:278-279-
но. Ibid.: 385.
in. Константин Гейгенс, сохраняя
здравомыслие, будет играть с этим
апокрифом, призывая в поэме Хофвейк к
религиозной терпимости: «Я не ненавижу
моего брата за то, что мне больше
нравится зеленый, а ему фиолетовый. Было
бы жестокостью и дикостью связать
кого-то моим пониманием и ни с того
ни с сего сделать из друга врага, потому
что он не находит всего Бога в моей
религии или потому что он не чувствует
то, что чувствую я» (1651).
Н2. Плохо обученные и еще хуже
вооруженные i8oo рекрутов, набранных
Штатами, не шли ни в какое сравнение
с армией Маурица.
ИЗ- RoggeII:469-
114. Nellen: 246.
115. Незадолго до открытия синода король
Франции издал эдикт, возвращавший
католичество и католиков даже в
протестантский Беарн.
нб. Герард Фоссий (1577-1649)» видный
голландский филолог, историк и
латинист, автор трилогии о граммати-
185

Первая страница истории Республики, или Спор о чистой совести
ке. Стерн упоминает его в Трнстроме
Шенди. Сын кальвинистского
проповедника и один из самых известных
выпускников Колледжа Штатов, в
1615 году Фоссий был назначен его
ректором.
117- Ремонстранты часто обвинялись в пе-
лагианстве и социнианстве. Чтобы
разъяснить, что они не имеют ничего
общего с этими ересями, Гроций решил
написать книгу о том, в чем же состояла
суть учения Социна, а Пелагия отдать
Фоссию. Гроций и Фоссий, ученики
Юния, были уверены в том, что
проблемы можно и нужно разрешать не
схоластическими дискуссиями, а глубоким
исследованием истории церкви. Только
изучив историю постановки и
разрешения спорных теологических
вопросов, можно выдвинуть на первый план
пункты, по которым противники
могут прийти к согласию. Книга Гроция
об учении Социна вышла в сентябре
i6i7 года. Книга Фоссия,
рассматривающая историю контроверз, вызванных
идеями Пелагия, вышла годом позже.
Промедление объясняется ее объемом
более чем в 8оо страниц.
il8. Но и уехать из Дордрехта
ремонстранты не могли вплоть до специального
разрешения. Один из них трижды
обращался к представителям Генеральных
штатов за разрешением проведать
беременную жену и трижды получал отказ.
Ремонстранты посылали петиции в
Генеральные штаты и лично принцу Ма-
урицу, но и здесь, как и на синоде, они
оставались вопиющими в пустыне.
119- Gommer en Armijn te Hoof
Dongen от bet recht geloof,
Yeders in-gebrachtbescheijt,
In de Weech-schaelwertgeleijt.
Docter Gommer arme knecht
Haddet met den eersten siecht,
Mits den schranderen Armijn
Tegen Bezam, en Calvijn
Ley den Rock van dAdvocaet,
En de Küssens van den Raet,/En het breijn
datgeensins scheen
Ydel van gesonde reen,
Brieven die vermelden plat
hHeylich recht van elcke Stadt.
Gommer sach vast bier en gins
Tot so lang mijn Heer de Prins
Gommers syd% die boven hing,
Trooste met sijn stale Kling
Die so swaer was van gewicht,
Dat al 't ander viel te licht.
Doen aenbad elck Gommers pop
En Armijn die kreech de Schop
(Vondel: 790-791).
120. Nellen: 233.
121. Название восходит к заметке на
полях к книге Неемии у.$, где речь идет о
восстановлении стен Иерусалима: «...
знатнейшие из них не наклонили шеи
своей поработать для Господа своего».
Восходивший к игре в кости
комментарий первого голландского перевода
реформатов (1562) гласил: «Два и один
(бедные) ничего не имеют, шесть и пять
(богатые) ничего не дают, четыре и три
(средний класс) готовы помочь».
Перевод Ветхого Завета был выполнен на
основе перевода Лютера, Новый Завет
переведен непосредственно с греческого.
122. Синод назначил трех переводчиков
Ветхого завета и трех — Нового,
известных не только
лингвистическими и теологическими талантами, но и
благочестивой жизнью. Как образец
Библии, переведенной
непосредственно с арамейского, иврита и греческого,
председатель синода Богерман привел
вышедшую в i6ii году Библию короля
Якова. Сэмюэл Вард, переведший в ней
апокрифы, входил в состав английской
делегации. Во время работы синода
между ним и секретарем синода Фесте
Хоммесом установились дружеские
i86

Примечания
отношения. Позднее Хоммес станет
одним из переводчиков апокрифов
Нового Завета. Одним из переводчиков
Ветхого Завета стал сам Богерман.
Генеральные штаты,
финансировавшие проект, долго не могли приступить
к его осуществлению. Предполагается,
что задержку вызвали печатники,
боявшиеся, что новая Библия окажется
слишком дорогой и на нее не
найдется покупателей, а у них и так лежало
8о ооо (!) нераспроданных старых
Библий. Но i8 июля 1625 года
Генеральные штаты приняли решение взять на
себя все расходы, составившие в итоге
75 ооо гульденов. Перевод занял десять
лет, и в 1635 году «трансляторы и
ревизоры» завершили работу, а два года
спустя в лейденской типографии Паулюса
Артсзоона ван Равестейна вышла
первая Штатская Библия. И хотя
печатник получил право печатать ее 15 лет,
тут же появились конкурирующие
пиратские издания. Но должно было
пройти еще двадцать лет, прежде чем
новая Библия лежала на всех церковных
кафедрах и была в каждом
протестантском доме.
Пасторы реформатской церкви
сразу же перешли на новый перевод. Ре-
монстранты также довольно скоро
стали пользоваться Штатской Библией,
хотя и не были согласны с
комментариями на полях. Меннониты перешли на
новый перевод лишь в xvni веке (Duits:
225-230).
123- В мае 1619 года Яков послал большую
английскую делегацию (около So
человек) для переговоров с императором
Священной Римской империи
Фердинандом II и Фридрихом V i6 декабря
делегация официально въехала в Гаагу, а
19 декабря Джон Донн читал там
проповедь. Перед отъездом члены делегации
получили подарки в соответствии со
своим рангом. Джон Донн получил
золотую памятную медаль Дордрехтско-
го синода ценой в 152 золотых каролуса
(Sellin: 267-275).
124. Адриан Пау (1585-1653) был в это
время пенсионарием Амстердама. По
мнению автора двухтомной истории
Лейденского университета, он был
слишком бонвиван, республиканец и
циник, чтобы быть ревностным
кальвинистом (Otterspeer I: 281). После
себя он оставил библиотеку в i6 000
томов, одну из самых богатых
библиотек в Нидерландах, множество книг
которой он действительно прочел (De
Fouw Jr. II: 44) • Типичный
представитель следующего поколения
кальвинистов, Адриан Пау купит девять
владений. Сын благочестивого кальвиниста,
дважды отказавшегося от рыцарства,
Адриан станет рыцарем в 1613 году,
сопровождая отца ко двору английского
короля.
Коллега-дипломат ван Викфор (Wic-
quefort) упрекал его в «lésine»,
скаредности, желании обогатиться при
всяком удобном случае. В 1635 году
Пау возглавил делегацию Республики
во Францию. Как было принято, при
отъезде делегации Ришелье спросил
послов, какой подарок они хотели бы
получить от короля, драгоценные
камни или серебряную утварь, на что Пау
ответил, что предпочитает вексель, по
которому он сможет получить деньги в
Амстердаме (Heringa: 37)-
В 1631-1636 годах Адриан Пау
занимал пост пенсионария Голландии, на
котором его сменит Якоб Кате.
Сторонник окончания войны с Испанией,
Пау вел в 1646-1648 годах мирные
переговоры, закончившиеся заключением
Мюнстерского мира.
В i6ji году Пау снова стал
пенсионарием Голландии и всячески старался
предотвратить Первую
англо-голландскую войну. После смерти Пау пост
пенсионария Голландии займет Иохан
де Витт.
i87

Первая страница истории Республики, или Спор о чистой совести
После смерти первой жены Пау
женится на Анне ван Рейтенбурх, сестре
лейтенанта Ночного дозора.
12$. На синоде Фоссия спросили, согласен
ли он с пятью пунктами ремонстрантов.
Он уклонился от ответа, сказав: «Я не
согласен с ними, если
интерпретировать их так, как делали это
безрассудные, впавшие в ересь пелагианизма, но
не осмеливаюсь их опровергнуть, если
интерпретировать их в духе поздних
работ великого Меланхтона».
В декабре 1619 года Фоссий писал в
письме: «Вы хотите знать, как обстоят
мои дела? Нет ничего, о чем бы я писал
с большей неохотой. Я хочу быть
милосердным к моим противникам, хотя
они не пощадили ни меня, ни моего
доброго имени. Вы спросите, чем же
я так навредил этим пасторам. Точно я
не знаю. Они не могут мне простить,
что я не почитаю Нидерландскую
церковь выше церкви первых христиан и
что я считаю здешнюю церковь частью
того большого целого, к которому
принадлежит и церковь Аутсбургско-
го исповедания (то есть лютеранская
церковь). Они гневаются на то, что я
не могу заставить себя осудить то, что
одобряли прежде, и одобрить то, что
прежде осуждали. Я пробовал
поддерживать отношения с представителями
обоих лагерей, постоянно
подчеркивая, что я не сторонник партийности.
Они не могут с этим не согласиться,
но именно это они и ставят мне в вину.
Я должен был безоговорочно принять
сторону тех, кто защищает то, что они
считают единственным истинным
учением, наиболее буквальную
интерпретацию взглядов Кальвина на
Божественное предопределение» (Rademaker: 112).
126. Nellen:240.
127. Книга о Маурице голландского
историка ван Дёрсена имеет подзаголовок
Проигравший победитель (Dewïnnaar
diefaalde).
128. Пастором ван Вале, учеником Юния
и Гомария, Мауриц намеревался
заменить Утенбогарта, но, может быть,
именно пример Утенбогарта заставил
ван Вале отказаться от места
придворного пастора.
129- Это была далеко не первая попытка
французского посла спасти жизнь
политику, видевшему будущее
Нидерландов в союзе с Францией. Смертный
приговор ван Олденбарневелту
означал и смертный приговор отношениям
между Республикой и Францией.
130. Рассказ о самом известном побеге в
истории Голландии содержит элементы
народных клюхтов, изобиловавших
киданием ночными горшками со всем их
содержимым и другими образами
материально-телесного низа. Один из
солдат, несших сундук, якобы пожаловался
на его тяжесть и спросил, не забрался ли
туда узник. На что второй солдат
посмеялся, сказав, что проткнет дно сундука
пикой, чтобы из арминианина вытекло
все дерьмо. Служанка Элше ван Хауве-
нинген, как и подобает умной служанке
народной комедии, тут же нашлась,
ответив, что, чтобы проткнуть узника, ему
понадобиться очень длинная пика, до
самой комнаты узника.
13 ь Анна Румерсдохтер Фиссер
написала стихотворение, воспевающее героя
и осуждающее судилище: «Где светит
теперь это солнце, лучи которого
оказались слишком яркими для глаз
голландцев? — Во Франции, потому что
Голландия уподобилась петуху Эзопа,
который предпочел зерна бесценному
алмазу. Родина попустительствовала
тому, что великого ученого втоптали в
грязь, и теперь другая страна может
гордиться этим сокровищем».
i88

Примечания
Стихотворение так понравилось
Гроцию, что он перевел его на латынь,
причем в переводе 40 строк оригинала
разрослись до уг строк — Гроций не
сумел побороть искушение еще больше
приукрасить безудержные славословия
Анны.
О своем побеге он написал и сам, и с
не меньшим чувством. В 1621 году в
Париже вышел длинный латинский стих
Silva ad Thuanum, посвященный
Франсуа-Огюсту де Ту, старшему сыну Жака
Огюста. Вряд ли поэма Гроция
произвела на 14-летнего подростка то же
впечатление, какое она произвела на
коллег-латинистов. Французский посол
в Республике, до последнего часа
пытавшийся спасти Олденбарневелта, знал
большие куски из нее наизусть, а Фос-
сий не мог без слез читать о том, как
Мария устроила побег мужа (Nellen: 301).
Де Ту-младший объездит всю Европу,
побывает даже в Леванте, а в 1642 году
умрет на эшафоте вместе с Сен-Маром.
132. Verantwoordingh van de wettelijcke re-
gieringh van Hollandt.
133. В i8 коротких главах Гроций блестяще
защищает политику Олденбарневелта,
в длинной 19-й главе детально,
предложение за предложением, комментирует
собственный приговор и в
заключительной 20-й главе описывает свои
отношения с Олденбарневелтом, Утенбо-
гартом и Хогербеетсом. Хенк Неллен,
автор обстоятельной биографии
Гроция, пишет, что красноречие пенсио-
нария Роттердама, описывавшего, как
кристально чистые люди, стоявшие у
государственного руля, понесли
несправедливое наказание, еще долго
вызывало слезы ремонстрантов (Nellen: 293).
134« Ibid.: 285-296.
135- В i6i8 году, после прихода к власти Пау,
ее отец Питер Янсзоон Хоофт
вынужден был уехать из Амстердама в
Харлем. Там Хале и сделал известный
портрет Катарины на руках у кормилицы.
В 1631 году она вышла замуж за Корне-
лиса де Грааффа. Отец вернулся в
Амстердам В 1б22 ГОДу, НО ТОЛЬКО В 163I-M
стал членом городского совета (Dudok
van Heel 2006:337-340)-
136. Ibid.: 50.
137. Brandt: 14. Рассказом о том, как Вондел
отважился взяться за трагедию о смерти
Олденбарневелта, мы обязаны Герарду
Брандту, расспрашивавшему
престарелого драматурга о прошлом в 1672 году,
когда, казалось бы, вся страна была
охвачена ужасом французского нашествия.
Герард Брандт (1626-1685), пастор-ре-
монстрант, историк, автор биографий
Вондела, Хоофта, Михила де Рюйтера.
Его отец был часовщиком и регентом
амстердамского театра, и сын унаследовал
как профессию отца, так и его любовь к
театру. В 17 лет он написал свою первую
трагедию, пользовавшуюся огромным
успехом. В конце мая 1647 года Вондел,
Гейгенс и Барлей присутствовали на
чтении написанного Брандтом
Надгробного слова Хоофту и были
поражены точностью и выразительностью
языка молодого драматурга. Год спустя
Брандт пишет надгробную речь Барлею,
своему тестю. Влюбленный в дочь Бар-
лея Сюзанну, Брандт оставляет ремесло
часовщика, учит латынь, поступает в Ре-
монстрантскую семинарию,
становится пастором и женится на Сюзанне ван
Барле. Поэт и регент амстердамского
театра Ян Фос (1610-1667) написал по
этому поводу стишок, в котором
отсылает к известной истории превращения в
художника Квентина Массейса:
Любовь Квентина-кузнеца в артиста
превратила.
И здесь, наАмстеле, не раз ее
сказалась сила:
189

Первая страница истории Республики, или Спор о чистой совести
Драматургию Брандт забыл, приняв
духовный сан, —
А как еще заполучить безгрешную
Сюзан?
перевод Н. Тархан-Моурави
Брандт написал и историю борьбы ре-
монстрантов и контраремонстрантов,
естественно с точки зрения ремон-
странтов. Вторая часть его истории
была запрещена, так как автор позволил
себе сильные выражения не только в
адрес некоторых проповедников, но и в
адрес принца.
138. Вондел послал трагедию
Константину Гейгенсу, только что получившему
место секретаря нового штатгальтера.
Осмотрительный Гейгенс написал на
своем экземпляре: «Подарок автора.
Константер».
139- Brandt: 16.
140. Ibid.: 17. 144-
141* Calis: 25.
142. Schwartz 1984:37.
143. Только при жизни Вондела трагедия
переиздавалась i8 раз, но поставили ее
лишь в 1663 году, во время Первого
периода без штатгальтера, когда
Оранские временно сошли с политической
сцены. Но и тогда кальвинистские па- 145.
сторы выступили с протестом против
постановки. Власти Роттердама, где
состоялась театральная премьера Па-
ламеда, ответили пасторам, что если те
узнают в героях себя, им следует
исправиться, если нет, им нечего волноваться. 146.
А в 1665 году Паламеда поставили и в
Амстердаме (Calis: 338).
Вондел неоднократно возвращался
к смерти Олденбарневелта. В 1631 году
было опубликовано его
стихотворение Вечерняя молитва гезов, или
Отходная для двадцати четырех судей
{Geuse-Vesper of Siecken-Troost voor de
Vierentwintigh), написанное, как
считают историки литературы, сразу после
казни Олденбарневелта:
Он отчизну для того ли
В сердце нес,
Чтобы сгинуть в сей юдоли,
Словно пес,
Чтобы, вражескую злобу
Не смягча,
Напитать собой утробу
Палача?
Что ж досель палач в почете?
Где ответ?
Зрите: кровь на эшафоте
Вопиет.
Пусть лжецы, многоглаголя,
Строят ков —
Он не принял ни пистоля
От врагов! (Вондел: 2бо).
144- Чтобы не будить спящих собак, купчие
были оформлены частными лицами, а
не братством. Частная собственность
оставалась неприкосновенной вне
зависимости от вероисповедания
владельца. Католические дворы бегинок не
были конфискованы после перехода
городов в протестантизм только потому,
что дома были частной собственностью
бегинок.
145« Католики могли проводить службы
только в частных домах. Разрешение
иметь свои церкви они получат лишь
после заключения Мюнстерского мира
в 1648 году.
146. Как обозначение мастерской шляпника
на трех домах была изображена красная
шляпа. Голландская пословица гласит,
что дом соседа продается только
однажды, поэтому, когда продавались
прилегающие к церкви участки со стороны
канала Принсенграхт, церковь купила
190

Примечания
и их, чтобы обезопасить себя от
шумного соседства какого-нибудь бондаря
или медника. В одном из соседних
домов разместился приют, в других жили
пасторы и церковный сторож. В
конце 1876 года церковь перестроили, и
она стала больше походить на церковь.
А еще через сто лет церковь
превратилась в репетиционный зал
амстердамской консерватории и оперы. В конце
i88o-x годов здесь разместился
культурный центр, где проходят концерты,
лекции и диспуты. От прошлого
остался только орган 1719 года и название,
сохранившееся на доме 104, — Красная
шляпа.
147- Не все беженцы из Южных
Нидерландов были радикальными
кальвинистами. В 1592 году право горожанина
Амстердама купил беженец из Антверпена
Антониссен, вероятно меннонит, так
как записей о крещении его детей нет.
Его сын Абрахам (1588-1664) какое-то
время состоял членом реформатской
церкви: его брак с Баафье Виллемс
скрепил 5 января 1614 года в Старой церкви
контраремонстрант Якоб Тригланд.
Возможно, что ремонстрантом
Абрахам стал под влиянием жены,
родственницы Эпископия.
Фамилия Антониссен вскоре была
переделана голландцами в патроним
Антонисзоон, и Утенбогарт пишет, что
его портрет заказал Абрахам
Антонисзоон Рехт (Dudok van Heel 2006:258).
После ареста Олденбарневелта
положение ремонстрантов ухудшилось.
Абрахам Антониссен постоянно
подвергался нападкам, правда, и сам он
нарывался на ссоры. Построив в 1622 году
дом в центре Амстердама, он украсил
дверной проем маскароном в форме
головы Олденбарневелта! Каменотес
оказался мастером своего дела, и не
узнать отрубленной головы было
невозможно. Перед домом тут же собралась
толпа зевак, не верящих своим глазам.
Оторопь вскоре сменило
негодование. Полетели камни. Толпа разошлась
только тогда, когда голову
ненавистного Адвоката убрали. Этот дом хозяин
предоставил для служб ремонстрантам
(Ibid.: 252-253).
148. Место университета определяли
Штаты провинции. Как рассказывает в
Нидерландских историях Хоофт, в награду
за стойкость во время осады Вильгельм
Оранский предложил жителям Лейдена
выбор между университетом или
освобождением от налогов в течение десяти
лет. Лейденцы выбрали университет.
Дарованный за стойкость в борьбе с
войсками Филиппа, университет
посвящался Филиппу, остававшемуся
официальным главой государства. Деньги
же на университет, девизом которого
стало вызывающее своей
независимостью Praesidium Libertatis (Оплот
Свободы) , дал Вильгельм Оранский.
Отсутствие университета в
Амстердаме, главном городе Республики,
многие считали аномалией, но второго
университета в провинции Голландия
быть не могло. Под предлогом того, что
попадавшие сразу после школы в
Лейден амстердамские юнцы поддавались
там соблазнам свободной жизни и
спускали отцовские денежки, было решено
учредить Атенеум Иллюстре. Но
богатые купцы хотели иметь школу не
только для своих сыновей, но и для себя, где
и сами они могли бы слушать лекции по
философии, истории и другим
предметам. Эту возможность хотели иметь и
иностранцы, которых много было в
самом богатом и могущественном городе
Республики.
И Амстердам, преобразовав одну из
двух латинских школ в Атенеум,
переманил из Лейдена Фоссия, назначив
профессору огромное жалованье.
Опасаясь потерять исключительное право
на университет, а также связанные с
ним доходы, Лейден подал протест в
191

Первая страница истории Республики, или Спор о чистой совести
Штаты Голландии, заявив, что
основание Атенеума в Амстердаме идет
вразрез с правом Лейдена быть
единственным университетским городом
Голландии. В декабре 1631 года
Верховный суд, куда передали дело Штаты
Голландии, постановил, что нет закона,
который запрещал бы Амстердаму иметь
школу без прав и привилегий
университета (Атенеум не мог присваивать
степени).
И в бывшей часовне монастыря
святой Агниты открылся Атенеум.
Студентов поначалу было немного. Сын
Фоссия вспоминал, что на лекции отца
приходили видные горожане с
университетским образованием,
располагавшие временем и владевшие латынью.
После смерти Барлея (1648) и
Фоссия (1649) Атенеум постепенно
зачахнет. Школа зависела от благосостояния
города, а после 1672 года денег стало
значительно меньше. В 1690 году
отменили историю, любимый предмет
Фоссия. Атенеум получил права
университета в 1876 году.
149- В истории Фоссий видел основу всех
наук, так как она донесла до нас знания
древних. Он определял ее как «знание
отдельных вещей, которое полезно
хранить в памяти, чтобы жить хорошо
и счастливо». Эти мысли прозвучали в
его речи (van Doorninck, Kuijpers: 74)-
150. По мысли Барлея, мудрый купец
должен был заниматься не только
торговлей, но и философией. Этика должна
была научить его честности и
правдивости, а спекулятивная философия, в
которую Барлей включал и географию,
ботанику, астрономию и
метеорологию, должна была дать ему полезные
практические знания. По мнению
Барлея, даже в коммерции необходимо
отказаться считать что-то utile, полезным,
что в то же время не является honestum,
этически корректным. Вскоре после
открытия он писал Гейгенсу: «Обе
лекции вызвали огромный интерес, и мы
говорили перед большой аудиторией,
так как в этом городе в новинку
говорить о чем-либо, кроме денег и
барыша. О деньгах говорил и я, а именно о
более умеренном желании иметь их; я
говорил о занятии торговлей в
соответствии с законами древних и взглядами
Цицерона и Панетия, от которых наши
современники отошли очень далеко»
(Blök 1976:16-17).
В i8cy году восхищавшийся
Рембрандтом итальянский гравер Джузеппе
Лонги (1766-1831) сделал гравюру с
этого портрета.
154* ^к видно из дат, супруги прожили
вместе ц лет. После смерти мужа
вдова вышла замуж за Якоба Брейнинга
(1620-1650), но этот брак оказался
недолгим: муж умер в год свадьбы.
Любопытно, что в 1652 году Рембрандт
напишет портрет племянника второго мужа
Марии, Николааса Брейнинга (1629-
i68o), один из лучших своих портретов.
Семья Брейнинг и Абрахам Рехт были
соседями (Dudok van Heel 2006:267).
155- Nellen:573-
156. Гроций требовал от всех обращения
«Ваше Превосходительство». Для
обоснования своих претензий он ссылался
на греческий термин из Нового Завета—
апаугазма, которым обозначал
изливающееся на него сияние королевского
высочества. Если на конверте не было
должного обращения, он даже не
открывал писем, а тут же сжигал их. Так он
обошелся с письмами Вондела и Барлея.
Гроций считал, что не оказывающие ему
должного почтения намеренно унижа-
151.
152.
43-
154-
45-
156.
151. Nellen:368.
152. Ibid.: 231,660.
192

Примечания
ют Его и Швецию. За всем этим он
подозревал происки Франсуа ван Аарссена и
Фредерика Хендрика (Ilbid.: 538).
157« С 9 по 17 сентября в Фалкенбурге
(Южная Голландия, не путать с
одноименным городом в Лимбурге) проходила
известная ярмарка, на которую
съезжались все.
158. Nellen:574-
159» Перечень см., например, в: Volker Ма-
nuth 2006.
160. Dudokvan Heel 2006.
161. Жена Звардекроона была племянницей
матери Рембрандта.
i6i. Dulok van Heel 2006: 14. Ян Орлерс
(1570^1646) воспитывался дядей Яном
ван Хаутом, секретарем магистрата
Лейдена, а позднее и Лейденского
университета. В Амстердаме, куда ван Хаут
послал племянника учиться, тот завязал
контакты с поэтами Хендриком Лау-
ренсзооном Спихелом {щу-гЬп) и
Румером Фиссером (1547^620).
Пламенный сторонник принца Маурица,
Ян Орлерс опубликовал различные
книги о военных успехах своего
кумира, и, после того как в i6i8 году Мауриц
захватил власть, он стал членом
городского совета Лейдена, а в 1631 году и
бургомистром города. Второе издание
Описания города Лейдена, сборника
сведений об истории и памятниках
города и о его знаменитых жителях,
вышло в 1641 году. В конце первой части
автор помещает краткие биографии
художников, упрочивших славу
города. Там-то впервые и упоминается имя
Рембрандта.
Историю Орлерса о том, что 4
октября i6i8 года Ливенс как ни в чем не
бывало продолжал копировать офорт,
Шварц считает вымыслом,
обеспечивающим алиби молодому художнику,
работы которого пользовались в
Лейдене спросом и которые собирал и сам
Орлерс (Schwartz 1984:78).
163. Предполагается, что со Скривериуса,
его сына, невестки и внуков Рембрандт
писал картину Иаков благословляет
сыновей Иосифа (1656).
164. Вондел:28з.
165. Ремонстранты Лейдена получат
церковь лишь в 1670-х годах (Dudok van
Heel 2006:32).
166. Van der Veen: 127. Последняя квитанция
о получении ста. гульденов от Исаака
Жудервиля, его лейденского ученика,
датирована ноябрем 1631 года.
167. Первое документальное свидетельство
этого контакта — заверенная у
нотариуса 20 июня 1631 года расписка Эй-
ленбурга в том, что Рембрандт на год
одолжил ему тысячу гульденов
(долговые обязательства в то время нередко
составлял не заимодавец, а должник).
В расписке оговаривается
пятипроцентная рента и то, что захоти
Рембрандт через год получить свои деньги
обратно, он должен за три месяца
поставить в известность об этом должника.
Факт займа предполагает, что маршан
и художник какое-то время уже были
знакомы: вряд ли Рембрандт одолжил
бы большую сумму человеку, которого
плохо знал. Они могли познакомиться
в Амстердаме в то время, когда только
что приехавший из Польши Эйленбург
поселился на Широкой улице святого
Антония, а Рембрандт полгода был
учеником Питера Ластмана, жившего на
той же улице. Могли они
познакомиться и в Лейдене, где бывал Эйленбург.
Из различных документов мы знаем,
что между 1631-м и 1635 годами
Рембрандт часто и подолгу останавливался
193

Первая страница истории Республики, или Спор о чистой совести
у Эйленбурга. В июле 1632 года
амстердамский нотариус по просьбе властей
Лейдена ищет и находит Рембрандта в
доме Эйленбурга. В присутствии двух
свидетелей и самого Рембрандта он
составляет документ, подтверждающий,
что «господин Рембрант Харменсзоон
ван Рейн, художник» живет в доме
Эйленбурга на Синт Антонисбреестраат.
Адрес Эйленбурга Рембрандт называет
и 10 июня 1634 года, когда обручается с
Саскией.
Расписка Эйленбурга знаменует
начало плодотворного сотрудничества,
которое продолжалось четыре года,
заложив основы финансового
благополучия Рембрандта. Мы не знаем, как и
почему разошлись их пути. Деловых,
коммерческих разногласий между
Рембрандтом и Эйленбургом не было.
Как не было и разногласий
художественных. Возглавляя мастерскую,
Рембрандт пользовался полной свободой,
какой будет пользоваться после его
ухода Говерт Флинк. Контакты между
Рембрандтом и Эйленбургом сохранились,
и в 1642 году, когда Андрис де Граафф
откажется заплатить Рембрандту за
портрет, арбитром в конфликте выступит
Эйленбург.
i68. Van der Veen: 56. О различных
написаниях имени Эйленбурга см.: Ibid.: 15.
169. Эйленбург заплатил за право
горожанина Амстердама 14 гульденов.
170. Осенью 1631 года Рембрандт пишет
портрет Николаса Рютса (Нью-Йорк,
коллекция Фрика), заказанный, по всей
вероятности, для мехового магазина
(торговец изображен в меховой шапке
и в подбитой мехом накидке), и
портрет неизвестного за письменным
столом (Эрмитажный Портрет ученого).
За ними последует много других.
171- Сходства и взаимные симпатии не
могли не вызвать и одинакового
отношения к ним их противников: бранное
dreckwagen (телега с дерьмом), ставшее
едва ли не постоянным эпитетом арми-
ниан, уже задолго до их появления
применялось к меннонитам (Dudok van
Heel 2006:46).
172. Jansen 2011:35.
173. Dudok van Heel 2006:254.
174. Ibid.: 256.

ЗОЛОТОЙ АПЕЛЬСИН,
ИЛИ
БОЖЬЕЙ МИЛОСТЬЮ
ПРИНЦЕССА ОРАНСКАЯ

ПортретАмалии
ван Солмс
Рембрандт. 1632
Холст, масло. 69,5x54.5
Музей Жакмар-Андре, Париж

В 1965 году реставраторы почистили датированный
1632 годом и подписанный Рембрандтом портрет
Саскии из парижского музея Жакмар-Андре и
обнаружили не замеченный до этого картуш. За
этим маленьким открытием последовало большее: картуш
оказался точно таким же, что и на портрете Фредерика Хен-
дрика, датированном 1631 годом и подписанном Герритом
ван Хонтхорстом. Из этого следовало уже настоящее
открытие: женский портрет Рембрандта из музея Жакмар-
Андре, долгое время считавшийся изображением Саскии,
на самом деле был портретом Амалии и, похоже, даже
парным к портрету Фредерика Хендрика. Вся эта цепь
открытий не столько обрадовала историков искусства, сколько
поставила перед ними множество вопросов.
Портрет Фредерика
Хендрика
Геррит ван Хонтхорст
1631. Холст, масло 73*4 *бо
Королевский архив, Гаага

СКАЗОЧНАЯ ПАРА ЗИМНИХ КОРОЛЕЙ
У голландцев есть пословица: «Одна свадьба ведет к
другой». Так случилось и со свадьбой курфюрста Пфальца
Фридриха V, лидера Евангелической унии, и
Елизаветы Стюарт, старшей дочери английского короля Якова I,
внучки Марии Стюарт и крестницы королевы
Елизаветы I. Пышные торжества, знаменовавшие бракосочетание
английской принцессы в часовне Уайтхолла в Валентинов
день iéi3 года, привели к скромной свадьбе одного из
гостей, а именно дяди жениха, Фредерика Хендрика
Оранского, и графини Амалии фон Солмс, его обедневшей
дальней родственницы. Вторая свадьба состоялась через
восемь лет после первой, и за эти восемь лет многое
изменилось как в Европе, так и в судьбе «сказочной пары», как
называли Фридриха и Елизавету.
Елизавета Стюарт, Фридрих V, король Богемии
королева Богемии и курфюрст Пфальца
Николаас де Клерк. 1625 Криспейн ван де Пассе II. Между
Гравюра. 27,ixi6,6 или после 1610-1637- Гравюра
Рейксмузеум, Амстердам 14,9*11- Рейксмузеум, Амстердам

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
Английская принцесса считалась блестящей партией, и
среди претендентов на ее руку были и герцог Савойский,
внук Филиппа II, и шведский король Густав Адольф, и
штатгальтер пяти из семи провинций Нидерландов принц
Мауриц. Но всем титулованным искателям руки дочери
Яков I предпочел 1б-летнего курфюрста Пфальца, к
радости дочери и к досаде ее матери, Анны Датской, считавшей
партию мезальянсом. Принять это решение английского
короля побудили не чувства дочери, а соображения
политики1.
Фридрих был одним из семи курфюрстов Священной
Римской империи, которым еще в XIV веке папской буллой
было даровано право избирать императора2. К тому же он
возглавлял Протестантскую унию, союз германских
князей и имперских городов, созданный его отцом
Фридрихом IV Конечно, по статусу курфюрст Пфальца был не чета
старшей дочери английского короля, и, сознавая это,
Фридрих дал будущему тестю слово, что Елизавета всегда будет
занимать более высокое положение, чем он сам, что было
весьма важным пунктом в регламентированной иерархией
и протоколом жизни того времени. Вряд ли английский
король получил бы такую гарантию от более именитых
женихов. Фридрих обещал выдавать жене 1500 фунтов в год
на мелкие расходы и содержать полсотни ее английских
придворных и фрейлин. Со своей стороны английский
король давал за дочерью 40 ооо фунтов приданого, а также
обязался обеспечить ей тот образ жизни, который она вела
до замужества.
Фридрих был сыном Луизы Юлианы, дочери
Вильгельма Оранского от его третьей жены Шарлотты де Бурбон, и
приходился племянником Маурицу и Фредерику Хендри-
ку3. Пфальц поддерживал с Оранскими как личные, так и
политические связи, поэтому на пути в Англию юный
жених остановился со своей свитой в 150 человек в Гааге, во
дворце Фредерика Хендрика, который отправился потом
вместе с племянником в Лондон.
По прибытии в Лондон Фридрих покорил всех
наружностью и манерами. Даже Анна Датская поддалась чарам
хорошо воспитанного юноши и сменила гнев на милость.

О ее ДОЧери И ГОВОРИТЬ не приХОДИТСЯ. Но И жеНИХ не ОТ- Сказочная
ходил от невесты ни на шаг, отказываясь и от поездок вер- пара зимн
s -г, королей
хом, и от игры в теннис, если рядом не было его Елизаветы.
Все жили предвкушением праздника.
Но 6 ноября от брюшного тифа (а по мнению
современных исследователей, от приступа порфирии)
неожиданно умирает старший брат невесты, наследник престола,
любимый всеми принц Генри. Елизавета безутешна. И из-
за смерти брата, с которым она выросла и к которому была
нежно привязана, и из-за того, что теперь она оказалась
второй по линии наследования престола, так что у тех, кто,
как ее мать, и раньше считал Фридриха недостойным руки
«жемчужины Британии», теперь появились еще более
веские аргументы против этого брака. Поговаривали о том,
чтобы отложить свадьбу до окончания траура. Но гостить
в Лондоне до следующего лета Фридрих не мог. Казалось,
ему не остается ничего другого, как возвратиться в Пфалыд.
Не только без Елизаветы, но и без всякой надежды когда-
либо получить ее руку.
На помощь влюбленным пришел Яков I, не
переносивший грусти и печали. Он решил отложить свадьбу, но
ненадолго. А пока произвести будущего зятя, к которому он
проникся искренней симпатией, в рыцари
наиблагороднейшего ордена Подвязки, передав ему орденские знаки
умершего принца4. Незадолго до Рождества Яков посвятил
Фридриха в рыцари, правда, сделал это без какой-либо
торжественности, забыв даже ударить юношу мечом по плечу.
Но вряд ли эти церемониальные оплошности отца
возлюбленной хоть на миг омрачили счастье влюбленного. Для
него было важно лишь то, что он стал рыцарем ордена
Подвязки, а это был шаг на пути к долгожданной помолвке,
которая и состоялась сразу же после Рождества. Правда, мать
невесты отсутствовала, сославшись на приступ подагры, но
все остальные были искренне рады предстоящей свадьбе и
проводили время в развлечениях. Одну только
шекспировскую Бурю во время Рождественского сезона показывали
при дворе дважды — и это лишь часть празднований.
И вот наступил Валентинов день. Королевских свадеб
в Англии не было уже более полувека, и весь Лондон со-
201

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
Свадебное
шествие
пфальцграфа
Фридриха
и английской
принцессы
Елизаветы
14 февраля
1613 года
Франс Хогенберг
1613-1615
Офорт. 21,2x263
Рейксмузеум,
Амстердам
брался поглядеть на свадебный кортеж. Путь следования
невесты в Уайтчепел проложили так, чтобы на нее могло
полюбоваться как можно больше желающих. А посмотреть
было на что! Шлейф невесты несли шестнадцать девушек
из знатных семей — по числу лет принцессы. Они были в
белых шелковых платьях, сама же принцесса была в
расшитом перламутром платье из серебряной парчи —
традиционном свадебном наряде высшей аристократии. Из-под
сплошь унизанной бриллиантами и драгоценными
камнями золотой «короны невесты»5 на плечи ниспадали
распущенные волосы, символ девственности, переплетенные
нитями жемчуга. Свадебное шествие, должно быть,
представляло собой ослепительное зрелище в прямом смысле
слова: драгоценные камни, украшавшие корону невесты и
платья ее девочек-фрейлин, очевидец сравнил с сиянием
Млечного Пути. Членов же королевской семьи, по
подсчетам самого Якова, украшали драгоценности на
астрономическую сумму в 900 ооо фунтов6.

Вечером в Банкетинг-холле был устроен masque,
театральное представление с музыкой, балетом и пением.
Текст написал известный поэт и музыкант Томас Кэмпион,
автором костюмов и декораций был не менее известный
архитектор и сценограф Иниго Джонс. За этим masque
последовали другие, несмотря на то что официально двор
был в трауре7. На Темзе в открытых лодках играли
спектакль по сценарию Фрэнсиса Бэкона: клятва верности,
которую давали друг другу Темза и Рейн, должна была
символизировать брак Елизаветы и Фридриха.
Всего на празднества по случаю свадьбы дочери Яков
выделил без малого юо ооо фунтов. Свадьба опустошила
казну настолько, что официальная церемония
провозглашения брата Елизаветы Карла принцем Уэльским
откладывалась целых три года. Правда, злые языки утверждали,
что Яков хотел дождаться совершеннолетия болезненного
от рождения Карла, чтобы не тратить деньги попусту8. Но
что бы ни говорили злоязычники, казна действительно
была пустой, и сразу же после свадьбы дочери Яков
перестал платить английской свите ее мужа. В остальном же
до отплытия молодых на континент в Лондоне
продолжались балы, банкеты, охоты, спектакли, факельные шествия
и турниры. В конце апреля Яков и Анна Датская
простились с дочерью, а через несколько дней двенадцатилетний
принц Карл проводил сестру на борт линейного парусника
«Prince Royal». Никто не знал, что расстаются они навсегда.
По дороге в Гейдельберг Фридрих и Елизавета
остановились в Гааге, где их снова развлекали балами, банкетами
и охотами. А в январе следующего года Фредерик Хен-
дрик отправился на крестины первого из тринадцати детей
«протестантской четы», своего тезки, названного, впрочем,
не в его честь, а в честь отца и деда Фридриха и умершего
брата Елизаветы.
В i6i7 году королем Богемии стал Фердинанд,
племянник Филиппа П. Будучи таким же ревностным католиком,
как и его дядя, Фердинанд начал свое правление с того, что
запретил строительство двух протестантских церквей, и
взбешенные дворяне-протестанты выбросили из высокого
окна пражской крепости имперских наместников и их пис-

Прибытие пфальцграфа
Фридриха и Елизаветы
во Флиссинген
28 апреля 1613 года
Неизвестный мастер,
по оригиналу Адриана
Питерсзоона вам де Венне
i6i8 и/или 1650. Гравюра
42,4*224- Рейксмузеум,
Амстердам
Памятная медаль
по случаю коронования
Фридриха и Елизаветы, i6ig
Неизвестный мастер. i6i8
Серебро. Диаметр 33
Рейксмузеум, Амстердам
ца. Оставшиеся невредимыми
наместники-католики приписывали свое чудесное спасение
деве Марии, а не верящие в чудеса
протестанты объясняли его тем, что те упали в навозную
кучу. Как бы то ни было, после этого события,
вошедшего в историю как «Пражская дефен-
страция», богемские протестанты низложили
короля Фердинанда и предложили его корону
курфюрсту Пфальца, тем самым поставив его
перед трудным выбором. Всем было ясно, что
Габсбурги расценят согласие Фридриха как
вызов. Многие пытались отговорить его от
переезда в Градчаны, резонно опасаясь реакции
Габсбургов. Против принятия короны выступил
и его тесть Яков, с недавних пор проводящий
политику сближения с Испанией. Брат
Елизаветы Карл, к этому времени ставший принцем
Уэльским, дядя, штатгальтер Мауриц, и другой
дядя, герцог Буйонский, выступали за
принятие Богемского королевства.
После долгих колебаний Фридрих решил,
что на все воля Божья, переехал в Градчаны и
принял корону Богемии. Дальше события
развивались так, как и предсказывали противники
этого шага: Габсбурги послали в Прагу войска
Католической лиги, которые в начале ноября
204

ié20 года наголову разбили протестантов в битве у Белой
горы. Елизавета и Фридрих бежали в такой спешке, что
взяли лишь то, что попалось под руку. В последний момент
слуга бросил в отъезжавшую карету приготовленный, но
забытый сверток, и только услышав детский плач,
беглецы поняли, что чуть не оставили новорожденного сына,
принца Руперта. Правда, забытый ребенок вряд ли удивил
людей, знавших Елизавету, всегда охотнее занимавшуюся
собачками и обезьянками9. Что действительно
ошеломило протестантов, так это то, что Фридрих забыл
темно-синюю бархатную ленту с вышитым на ней «boni soit qui mal
y pense» — «стыдиться должен тот, кто подумает об этом
плохо». Глава Протестантской унии забыл высший
протестантский орден —орден Подвязки! Враги не
преминули воспользоваться забывчивостью Фридриха и с тех пор
изображали его не иначе как со спущенным левым чулком.
А незадачливой королевской чете, удержавшейся на троне
Богемии всего лишь зиму, памфлетисты дали прозвище
Зимние.
Естественно, что в первую очередь беглецы обратились
за помощью к Якову, но свято веривший в богоданность
королевской власти английский король не хотел посылать
войска на помощь «узурпатору», даже если узурпатором был
его зять. В свое время Яков не отправил послов на
коронацию Фридриха и Елизаветы и теперь, гордый своей ролью
rex pacif icus, возлагал надежды только на переговоры. Сна-

Золотой
апельсин,
ИЛИ
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
Карикатура
на поражение
Фридриха в битве
при Белой горе,
8-д ноября
i620 года
Спинола возвращает
перья
германскому орлу, который
держит в когтях
Фридриха. В центре
Фридрих на Гей дел ь-
бергской бочке
в сопровождении
просящих
милостыню немецких
протестантов и
голландских кальвинистов
Неизвестный
мастер. 1б21
Офорт. 17,5x26,1
Рейксмузеум,
Амстердам
чала он надеялся вернуть дочери Пфальц, женив ее
брата, принца Уэльского, на испанской инфанте, но в ходе
долгих переговоров с Испанией эти надежды исчезли.
Не исчезла, однако, вера Якова в возможность решить
конфликт дипломатическим путем. Не случайно в это
время ходила шутка об огромной армии, которую
вскоре соберет Пфальц: король Дании даст тысячу селедок,
голландцы—десять тысяч головок сыра, а Англия—сто
тысяч послов10. В действительности датчане не дали
даже селедок, а Соединенные провинции послэяи
полторы тысячи солдат —все, чем они могли рискнуть
накануне окончания 12-летнего перемирия с
Испанией. Фердинанду же, ставшему к этому времени
императором Священной Римской империи, папа Павел V
предоставил 380 ооо флоринов, испанский король
Филипп III — три миллиона золотых дукатов и армию во
главе со Спинолой, а король Польши Сигизмунд
послал на помощь казаков. И Елизавета с горечью писала,
что ее отец не перестанет вести переговоры, даже если
ее семье будет грозить гибель.
Гибель Зимним пока не грозит, но они остаются
без крова и кочуют от одного временного пристани-
20б

ща к другому. Наконец они находят приют в Гааге, но
Фридрих пишет тестю, как ему здесь не нравится.
Хочет вернуться в Англию и Елизавета, но ее
венценосный отец в секретной депеше Дадли Карлтону
предписывает послу во что бы то ни стало предотвратить
возвращение дочери. Это якобы нанесет ущерб
переговорам, которые он ведет во имя спасения их дела.
В действительности же Яков, всю жизнь
заигрывавший с Испанией, как огня боится появления
Елизаветы среди своих и без того неспокойных подданных,
собравших для любимой принцессы 8о ооо фунтов и
армию в 2250 солдат. Они видят в крестнице королевы
Елизаветы воплощение ее крестной матери",
страдалицу за веру, а желали бы видеть и будущую королеву,
предпочитая ее рахитичному Карлу. За Пфальц
протестантки Елизаветы сражаются даже шотландские
солдаты-католики, забывшие религиозные разногласия
ради чести принцессы Шотландии!12 Общее
настроение хорошо выразил член палаты общин,
перефразировавший Матфея: «лисицы имеют норы и птицы
небесные — гнезда, а дочь нашего короля не имеет, где
приклонить голову»13.
Карикатура
на незавидное
положение
Фридриха
Фридрих лежит под
прессом, который
пытаются крутить Мауриц,
король Дании и другие.
Короли Испании и
Польши и римские
священнослужители пытаются
крутить пресс в другую
сторону
Неизвестный мастер
i62i. Офорт. 29,5*34-6
Рейксмузеум,
Амстердам
207

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
Фридрих
и Елизавета
(в маске
и с муфтой)
зимой 1621 года
Корнелис Плоос
ван Амстел,
по рисунку
Хендрика
Аверкампа. 1766
ОфорТТ). 21,5x22,2
Рейксмузеум,
Амстердам
Тем временем Елизавета и Фридрих, а с ними и весь их
двор приклоняли головы в Гааге. Своих средств у Зимних
не было, не считая 26 ооо фунтов, ежемесячно получаемых
Елизаветой из Лондона: сначала их посылал Яков, после
его смерти — вступивший на английский престол брат
Карл, а с начала Гражданской войны — еще один парадокс
истории — ежемесячную дотацию Елизавете
выплачивало правительство Кромвеля! Только после казни брата в
1649 Г°ДУ она откажется принимать деньги от Содружества,
Commonwealth, как стало называться бывшее королевство.
Несмотря на скудный — по королевским понятиям —
бюджет, Зимние продолжают вести королевский образ
жизни: устраивают охоты, костюмированные балы,
музыкальные вечера, осматривают города Республики в
сопровождении многочисленной свиты: в Утрехт вместе с ними
отправляется сотня придворных, в Амстердам —
больше двухсот. Поначалу городские магистраты оказывают
им воистину королевские почести, но уже вскоре
практичные и не привыкшие кидать деньги на ветер жители
208

Республики отказываются платить за развлечения Зимних
(в 1625 году долги Елизаветы превысили 124 ооо гульденов,
к 1650 году они достигнут миллиона).
Недовольство непомерными расходами на содержание
Зимних начинают выражать и Генеральные штаты. Чтобы
сохранить лицо страны перед гостями королевских
кровей, за них вступается принц Мауриц, о котором Елизавета
всегда будет отзываться как о втором отце. По его
настоянию Генеральные штаты обязуются выплачивать Зимним
ежемесячное содержание в ю ооо гульденов, чтобы
обеспечить к тому времени родителям уже пятерых детей жизнь,
соответствующую их королевскому статусу. Летом 1622 года
Фредерик Хендрик выделяет Зимним 150 ооо гульденов на
формирование армии, которая должна была возвратить им
Гейдельберг. Генеральные штаты ремонтируют для них
пустующий особняк Корнелиса ван дер Мейле, высланного
из страны зятя ван Олденбарневелта, а Штаты провинции
Утрехт выделяют землю и деньги на строительство дворца,
в который Зимние и переедут в 1631 году14. Как-никак, а в
Сказочная
пара зимних
королей
Фридрих,
Елизавета
и их старшие дети
На небе тетраграм-
матон и цитата
из Библии: «Врагов
его облеку стыдом,
а на нем будет
сиять венец его»
(Псал. i3it
в протестантской
Библии Псал. 132)
Биллем ван
де Пассе. 1621
Гравюра. 17,6x21,6
Рейксмузеум,
Амстердам
209

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
течение пяти лет, с момента смерти Якова в 1625 году и до
рождения принца Карла в 1630 году, Елизавета была первой
в списке претендентов на английский престол, и
Республике приходилось считаться с высокой гостьей.
Никто не мог предположить, что Елизавета проживет
здесь всю жизнь. Она вступила на континент полной
радужных надежд 1б-летней принцессой. Пробыв одну зиму
королевой, в 24 года она оказалась в Гааге, где останется и
после смерти Фридриха, и после того, как ее сын станет
курфюрстом Пфальца. В мае i66i года, после того как ее
племянник Карл II взойдет на королевский престол,
Елизавета возвратится в Англию. Лондонский таможенник
поможет ей ввезти домашний скарб: кровати, матрасы, семь
ящиков с коврами, 12 ящиков с портретами, два ящика с
зеркалами и корзину сушеной рыбы. Ее долги в Голландии, так
и оставшиеся неоплаченными, составляли 627 754 гульдена.
Через девять месяцев она умрет от воспаления легких.
Похоронят Елизавету в Вестминстерском аббатстве, рядом
с принцем Генри, любимым братом, чья смерть едва не
расстроила ее свадьбу. Из тринадцати детей за гробом матери
пойдет лишь принц Руперт, тот самый, которого она чуть
не забыла, в спешке покидая Градчаны.
БЕДНАЯ РОДСТВЕННИЦА
Одной из фрейлин Елизаветы была графиня Амалия фон
Солмс-Браунфелс, 22-летняя дочь графа Йохана Альбрехта
ван Солмс-Браунфелса, племянника Вильгельма
Оранского15. Из рода Нассау происходила и мать Амалии.
Несмотря на все фамильные связи, эта ветвь Нассау обеднела, и
отец Амалии волей-неволей стал гофмаршалом сначала
Фридриха IV, а потом его сына, Фридриха V Семья ван
Солмс-Браунфелс считала себя частью lafamiglia
курфюрстов Пфальцских. Вместе со всем их двором она
праздновала коронацию Фридриха в Праге16. Когда же Зимние
вынуждены были бежать, ван Солмс-Браунфелсы бежали
вместе с ними.
210

Амалия, или, как ее называли окружающие, Амели, Бедная
была крепкой, розовощекой, привлекательной девушкой. родственница
Елизавета называла ее «миловидной и добропорядочной»,
Шарлотта Брабантина, единокровная сестра Фредерика
Хендрика, — «une bonne et belle femme». София Браун-
швейг-Вольфенбюттельская, тетка Елизаветы по матери и
жена штатгальтера Фрисландии, писала, что Амели ловит
мужчин, как птиц: «пламя ее прекрасных глаз сжигает их
перышки, и бедняжки не могут ни улететь, ни чирикать, как
прежде»17. Амалия отличалась не только
привлекательностью, но и практичностью. Как, впрочем, и тщеславием. Ей
не могли не польстить ухаживания Фредерика Хендрика,
младшего сына Вильгельма Оранского и Луизы де Колиньи.
В народе Фредерика Хендрика звали «mooi Heintje»,
«красавчик Хенни», и действительно это был видный мужчина,
всегда одетый по последней парижской моде, но со вкусом,
в совершенстве владевший искусством causerie,
разбиравшийся не только в государственных и военных делах, но и в
науке и искусстве. Любезный с дамами и легкий в общении,
Фредерик Хендрик был к тому же отличным наездником,
прошедшим школу верховой езды Плювинеля, офицером,
о бесстрашии которого ходили легенды, военачальником,
радевшим о благе солдат. Все эти качества делали
«красавчика Хенни», которому едва перевалило за сорок, любимцем
дам. Но о браке он и не помышлял. Как и его брат Мауриц,
Фредерик Хендрик был закоренелым холостяком, со всеми
предубеждениями против женитьбы, какие только могут
иметь сыновья отца, четырежды вступавшего в брак. Что,
впрочем, отнюдь не означало, что они вели монашеский
образ жизни. У Маурица было трое детей от Маргареты ван
Мехелен и пятеро от других женщин. У Фредерика
Хендрика как раз во время его романа с Амалией родился сын
Фредерик ван Нассау от Маргареты Катарины Брейнс18.
Предчувствуя близкую смерть, Мауриц настоял на
женитьбе брата, поставив ее условием наследования владений
Оранских. В противном случае он грозится передать все
своим сыновьям-бастардам. На браке настаивала и
Елизавета: роман ее фрейлины со штатгальтером порочил
репутацию ее двора19. А слухи об их связи ходили уже давно20.
211

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
Еще 5 июня 1623 года английский посол в Гааге сэр Дадли
Карлтон делился со своим константинопольским коллегой
Томасом Роу предположениями о том, что вскоре
Фредерик Хендрик женится на своей «любовнице» «Амели, чье
единственное состояние — она сама». Правда, Фредерик
Хендрик упорно отрицал как слухи о его предстоящей
женитьбе на фрейлине Елизаветы, так и какие-либо чувства
к ней, что менее странно, чем кажется на первый взгляд:
именно в это время его другая любовница Маргарета
Катарина Брейнс родила сына Фредерика ван Нассау. Маргарета
умерла в родах, и в марте 1625 года Дадли Карлтон вновь
сообщал Томасу Роу о браке Фредерика Хендрика и Амалии,
теперь уже как о деле решенном. Леди Карлтон уже была
послана в Лондон за партией новых фрейлин и в письмах к
мужу обсуждала кандидаток в придворные дамы
вперемешку с шелковыми чулками и отороченными золотым шитьем
ночными колпаками. Елизавета и сама писала Томасу Роу о
предстоящем браке: «Вы, несомненно, уже слышали о
браке здешнего принца Оранского с одной из моих дам,
графиней ван Солмс, дочерью графа, служившего при дворе
короля Богемии в Гейдельберге. Не сомневаюсь, что его Вы
помните по багровому лицу, а ее мать — по необъятным
габаритам». И константинопольский посол по-византийски
приписывает честь заключения брака Елизавете: «Чудесное
превращение в принцессу одной из Ваших придворных
дам, и именно той, которая сего заслуживает, я
приписываю исключительно Вашему Величеству: она заслуживает
стать золотым апельсином (orange), так как все остальные
по сравнению с ней—дикие яблоки»21.
Брачный контракт подписали Елизавета, Фредерик
Хендрик и Амалия. Свадьбу отпраздновали, не дожидаясь дис-
пенсации, необходимой из-за родства жениха и невесты22,
но подробно оговорив финансовую сторону брака. Брат
Амалии обязывался дать за ней приданое в 20 ооо
гульденов, которое в случае смерти мужа возвращалось вдове
вместе с годовой пенсией в ю ооо гульденов. Праздования
были предельно скромными: два десятка гостей, никаких
представлений или танцев—дни принца Маурица были
сочтены, и его близким было не до веселья.
212

Мауриц умер 23 апреля 1625 года, через три недели
после свадьбы. Фредерик Хендрик унаследовал земельные
владения и огромный по тем временам капитал в шесть, а
то и семь миллионов гульденов: Мауриц вел сравнительно
скромный образ жизни, балуясь разве что чревоугодием и
обильными возлияниями. До заключения
Двенадцатилетнего перемирия вся его жизнь проходила в военных
походах. Но и после того, как Мауриц обосновался в Гааге, его
привычки солдата-холостяка накладывали свой отпечаток
на дворцовую жизнь и на его трапезы, на которые
приглашались не дамы, а офицеры. В начале xvu века его двор не
был исключением: такие «мужские» дворы были и у Якова
в Англии, и у Генриха IV во Франции. Собственно,
двору Маурица вообще не придавалось значения, так как до
i6i8 года страной фактически управляли регенты,
диктовавшие как внешнюю, так и внутреннюю политику.
Штатгальтер был лишь «слугой Штатов», исполнявшим их решения,
как он раньше исполнял приказы короля. Пост этот не был
наследственным, и каждая из семи провинций выбирала
штатгальтера по своему усмотрению. После победы
Маурица в конфликте с Олденбарневелтом роль штатгальтера
в политической жизни страны возросла, и он представлял
теперь не меньшую силу, чем Генеральные штаты.
Дочь обедневшего гофмейстера, придворная дама из
свиты Зимней королевы стала хозяйкой, оказывающей
гостеприимство бездомной наследнице английского
престола. Правда, Елизавета никогда не упускала случая показать,
что она, принцесса королевских кровей и сама королева (до
конца своих дней Елизавета считала себя королевой
Богемии и подписывала этим титулом все письма и документы),
стоит несравненно выше Амалии, принцессы не по
рождению, а по браку. Да и Фредерик Хендрик, хоть и называется
принцем Оранским, всего лишь слуга Генеральных штатов,
выбранный подданными, а не Богом, как Елизавета и
Фридрих V23. Но сама Амалия видела в повороте своей судьбы
Божью милость и подписывала письма «Амалия, Божьей
милостью принцесса Оранская».
Она действительно стала Оранской. Интересы
династии значили для нее все. Возвышение дома Оранских

Аллегория на рождение Виллема II 27 мая 1626 года
Фредерик Хендрик и Амалия стоят по обеим сторонам
апельсинового дерева (символа Оранских), у которого
кормилица кормит младенца. Крестьянин играет на волынке,
крестьянка подносит подарки. На дереве Меркурий
Чарлз Бингер, по оригиналу неизвестного мастера
1800-1899- Литография. 28,6x20
Рейксмузеум, Амстердам
214

стало ее главной целью, и позднее Мария Генриетта
Стюарт, невестка Амалии, будет упрекать свекровь в том, что
та знает только одно слово — «ответственность». Амалия
действительно взяла на себя ответственность за семью, дом
и двор Оранских. Рачительная хозяйка, она все держала
под контролем, постоянно во все вмешиваясь, и хорошо
знавший ее французский посол д' Эстраде говорил, что она
предпочитает плохое дело безделью. Амалия не обладала
легким характером милой и обаятельной Елизаветы
Зимней, которую любили все и которую принц Мауриц
называл самой очаровательной принцессой Европы, а
многие — «королевой Сердец»24. Но и светским сплетникам у
Амалии нечем было поживиться. Именно она, а не мягкий
Фредерик Хендрик стала главой семьи.
Амалия быстро вникла во все дела мужа и научилась на
многое смотреть его глазами. В вопросах религии она
проводила ту же умеренную политику, что и он, так что
обоих обвиняли в попустительстве ремонстрантам. А вскоре
она стала разбираться и в международной политике, не в
последнюю очередь благодаря беседам с секретарем мужа,
Константином Гейгенсом, речь о котором впереди.
Фридрих фон Дона, племянник Амалии, писал в дневнике,
что нет ни одного правительственного чиновника или
иностранного министра, который бы рискнул обсуждать
что-то с Фредериком Хендриком, не обсудив это
предварительно с Амалией. Короли и принцы, Штаты Голландии и
представители Ост- и Вест-Индской компаний присылали
ей «мебель, китайские лаковые изделия, фарфоровые вазы,
ларцы и шкатулки из янтаря и агата, инкрустированные
хрусталем, перламутром и бриллиантами»25.
27 мая 1626 года звон колоколов по всей стране возвестил о
радостном событии — рождении сына штатгальтера.
Амалия говорила, что не знает, как назвать ребенка: то ли Йо-
ханом Альбрехтом в честь своего отца, то ли Виллемом в
честь Вильгельма Оранского, отца Фредерика Хендрика. На
самом деле она давно приняла решение и сомневалась лишь
для вида. И для денег: крестные, а ими выступили Генераль-

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
ные штаты, Штаты Голландии и магистрат Делфта, конечно
же, хотели крестить Виллема, а не Иохана Альбрехта и, дабы
склонить Амалию на свою сторону, увеличили стоимость
подарков. Генеральные штаты подарили 8ооо гульденов,
Штаты Голландии — jooo, a Делфт — боо. Но самой
престижной крестной была Елизавета Зимняя, подарок ее —
золотые таз и кувшин — остался королевским, хотя сама
она была уже не только в шелках, но и в долгах: к январю
1628 года она задолжала i6 гульденов молочнице, 554
гульдена свечнику, 400 гульденов мяснику, 464 гульдена торговцу
птицей. Но больше всего — юоо гульденов—любительница
охоты и верховой езды задолжала конюшему: охота и
верховая езда оставались привилегией аристократии.
После Виллема у Амалии родится еще восемь детей, но
только три дочери — Альбертина Агнес, Генриетта
Катарина и Мария — переживут мать. Второй сын и две дочери
умрут вскоре после рождения, еще одна дочь — в ю лет, а
Луиза Генриетта, погодок Виллема, умрет в 40 лет, оставив
бабушке внука, будущего короля Пруссии Фридриха I.
В первые годы штатгальтерства двор Фредерика Хен-
дрика отличала та же простота, что и двор Маурица.
В i62i году истек срок Двенадцатилетнего перемирия, и
возобновление военных действий не сулило Республике
добра: в конце мая испанские войска взяли Бреду,
одержав тем самым значительную победу, не столько военную,
сколько моральную. В Бреде находился фамильный замок
Оранских, «брабантский парадиз» Маурица. По заказу
Филиппа IV Веласкес увековечил эту победу, а Кальдерон
получил от Оливареса документы для пьесы El sitio de Breda.
Правда, руководивший обороной Юстинус ван Нассау,
служивший под началом своего единокровного брата, сдал
город на приемлемых условиях: больные и раненые
получили разрешение остаться в его стенах, окрестные
крестьяне—покинуть город, а Оранские могли еще шесть месяцев
вывозить вещи из фамильного замка. Веласкес и запечатлел
Спинолу благородным и великодушным победителем:
испанский полководец жестом останавливает
протягивающего ему ключи от города Юстинуса ван Нассау,
собирающегося преклонить перед ним колено26.

Но после Бреды Фортуна начинает благоволить к
голландцам: в 1628 году лейтенант-адмирал Пит Хейн
одерживает в заливе Матанзас победу над Серебряным флотом
испанцев. И какую победу! До сих пор голландские дети поют
песенку про Пита Хейна, «чье имя мало, но дела велики».
Имевший каперский патент, то есть официальное
разрешение грабить корабли противника, Хейн захватил около
12 ооо ооо гульденов, десять процентов из которых
причиталось Фредерику Хендрику. После всех вычетов
штатгальтер получил zoo ооо гульденов, а сам Хейн—бооо27. На
деньги испанского Серебряного флота Республика начала
осаду Схертогенбоса, в котором окопались испанцы.
Амалия, как было принято, сопровождала мужа в
военных походах. Во время осады Схертогенбоса она жила
в замке Бюрен, летней резиденции Оранских, в дне езды
от осажденного города. Ежедневно гонцы досталяли ей
депеши от Гейгенса, докладывавшего о состоянии здоровья
Monsieur le Prince и о ходе военной кампании. Когда — в
пространных посланиях, когда — в коротеньких
записочках, написанных микроскопическими буквами и зашитых
в одежду гонцов, которым нередко приходилось пересекать
линию фронта: «Его превосходительство лег спать в 5 часов
утра. В il часов он встал, но за это время сон его раз
двадцать тревожили донесениями. В 5 часов он объехал войска
и после легкого обеда 2 часа спал, потом снова сел на коня.
Это изнурительная война». Но сколько бы депеш ни
посылал ей Гейгенс, она вечно недовольна и им, и его
донесениями, слишком краткими и слишком редкими.
Более признательным корреспондентом Гейгенса был
Барлей, использовавший сведения в письмах друга при
написании латинской поэмы об осаде Схертогенбоса
Sylvae-Ducis obsidio (1629). Поэма заканчивалась
Письмом Амалии мужу Фредерику Хендрику, с дерзносердной
смелостью сражающемуся под стенами Схертогенбоса
(Epistola Amaliae ad Henricum Fredericum, mamtum*
audacious sub ipsis Silvae-Ducis moenïbus militantem)2*. Ее
героиня слышит пальбу пушек и беспокоится за жизнь мужа.
И хотя сам Барлей находился в Лейдене, куда не доносился
грохот канонады, со слов Гейгенса он знал, что осада го-

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
рода была непревзойденной по количеству артиллерии: на
бастионы города, основательно укрепленные испанцами
за двенадцать лет перемирия, голландцы обрушили более
28 ооо ядер.
Были у Амалии и другие причины для беспокойства:
твердо веря, что умрет он не от пули, Фредерик Хендрик
в неизменной шляпе с белыми перьями, служившей
прекрасной мишенью для врага, всегда был на переднем крае.
Невзирая на опасность, он сам инспектировал форпосты,
так что даже Генеральные штаты, обеспокоенные
безрассудным поведением командующего, призывали его
поберечь себя и посылать на проверку надежного офицера. Но
все предостережения были тщетны. Штатгальтер отвечал,
что слухи о его безрассудстве преувеличены и что он не
может положиться на чужие донесения.
Беспокойство Амалии еще более усилилось после того,
как в том же 1629 году в битве при Грунло был убит
26-летний Биллем ван Нассау, старший сын Маурица и Маргаре-
ты ван Мехелен. Подражая дяде, он разъезжал перед
войсками в шляпе с белым пером, и испанская пуля, сразившая
Виллема, предназначалась Фредерику Хендрику.
Войсками противника командовал в это время двоюродный брат
Фредерика Хендрика, Хендрик ван ден Берг, сын его тетки
Марии, сестры Вильгельма Оранского29.
В письме Амалии Барлей делает из жены штатгальтера
героиню по образу Лаодамии Овидия30. Как Лаодамия в
письме Протесилаю, Амалия рассказывает мужу, как день
и ночь ходит она, неприбранная и печальная, как несносны
ей стали наряды и украшения:
Ночи и дни напролет по дому брожу неодета,
В латы мой муж облачен, мне ль нарядом блистать?
Волосы гребень не держит, на лбу не сверкает тиара,
Пурпур тирейский скользит из ослабевшей руки.
Платья, прислуга, дворец — о них не могу я и думать.
С Вами все мысли мои, нет о себе ни одной.
Фрейлины просят меня убрать себя пышным нарядом
Вы же покрыты теперь клубами дыма войны.
Мне ли беспечно гулять вечерами по улицам шумным,
218

Зная, что с лютым врагом бьетесь без устали Вы? Бедная
Мне ли лицо украшать дорогим жемчугом и смарагдом, родственница
Зная, что кованый шлем Ваши сжимает виски?
Может ли эта рука расчесывать длинные косы,
Зная, что меч над врагом Ваша заносит рука?
Как я могу услаждать себя негой и роскошью пышной,
Если над принцем моим тучи нависли огня?
Зачем буду я избегать тягот печальных и в этом
Разниться буду от Вас, суетно холя себя?
Лучше уж буду ходить неубрана, в горькой печали,
Жена без мочи и сил, быть может, уже и без Вас.
Как Лаодамия убеждает Протесилая остерегаться
троянского песка, так Амалия молит «держаться подальше от
осаждаемых стен». Как Лаодамия старается убедить
Протесилая в том, что отвоевывать Елену должен не он, а Мене-
лай, так и Амалия пытается убедить Фредерика Хендрика
сторониться опасности:
Долг командира не в том, чтобы в гущу сраженья бросаться.
Пусть он приказом своим в бой посылает солдат.
В конце она обещает принять все как есть и не противиться
судьбе. Снова примером ей служит Лаодамия,
выражающая готовность разделить судьбу мужа:
Вооружившись копьем, я отправлюсь на бранное поле,
В лагерь, в окопы пойду, лишь бы с Оранским мне быть.
Больше не стану его отвращать я от жара сраженья.
Хочет он броситься в бой, брошусь я следом за ним.
Не откажи мне, Судьба, лишь в этой единственной просьбе:
Пусть смертоносный клинок разом обоих пронзит.
Были единым мы с ним, когда брачное ложе делили,
Будем едины навек, неделимую смерть разделив.
Письмо Амалии вызвало целый шквал других
литературных «писем»31. Их сочинители не были, конечно, знакомы
с перепиской Амалии и Фредерика Хендрика. Позднее
219

Аллегория на отвоеван ие Фредериком Хендриком Схертогенбоса 17 сентября 1629 года
На возвышении епископ сочетает браком Фредерика Хендрика и Юницу Схертогенбоса, за которой
стоит бургомистр города. Слева портреты Фридриха Богемского, Фредерика Хендрика и Эрнста
Казимира, штатгальтера Фрисландии, Гронингена и Дренте, справа — портреты их жен
Криспейн ван де Пассе II. 1629. Гравюра. 28.9x37.5- Рейксмузеум, Амстердам
220

одна из дочерей распорядилась похоронить письма
родителей вместе с ней. До нас дошло лишь несколько
написанных по-французски писем Амалии к мужу, но и их
оказалось достаточно для исторических спекуляций о причине
решения ее дочери. Письма Амалии написаны «воистину
немыслимым, не поддающимся описанию варварским
языком», причем на родном немецком она писала так же
ужасающе плохо, как и на французском. Возможно,
Фредерик Хендрик так настаивал на том, чтобы гувернер их
сына уделял неустанное внимание правописанию, боясь,
что мальчик унаследует орфографию матери. Увещевания
отца не помогли...32
Напрасными оказались и страхи, приписанные Амалии
Барлеем. В середине сентября, после почти пятимесячной
осады, Схертогенбос пал. 19 сентября Фредерик Хендрик,
Амалия и Фридрих Зимний присутствуют на первой
протестантской службе в главном соборе города. Дорога в
Южные Нидерланды была открыта. Вскоре голландцы
отвоевали у испанцев Маастрихт и даже планировали осаду
Брюсселя. Но дальше планов дело не пошло.
Военные победы Фредерика Хендрика, прозванного
из-за применяемой им стратегии «облегателем городов»33,
поднимали престиж штатгальтера и упрочивали его власть.
В 1627 году он становится кавалером ордена Подвязки, с
которым его и изображают с этого времени на всех
портретах. Одновременно с Фредериком Хендриком Карл I
произвел в кавалеры ордена короля Швеции Густава Адольфа,
что означало, что английский король видел в штатгальтере
не только «слугу» Генеральных штатов, но и суверенного
правителя. А в феврале 1636 года Людовик XIII изменил
свое обращение к штатгальтеру Республики, заменив «Его
Бедная
родственница
Испанский
гарнизон покидает
Бреду, отвоеванную
армией Штатов
под
командованием Фредерика
Хендрика 1о октября
1637 года
Это та самая Бреда,
которую читатель
помнит по Копьям
или Сдаче Бреды
Веласкеса
1634 года
Неизвестный
мастер. 1637
Офорт. 20,8x98,6
Рейксмузеум,
Амстердам
221

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
Превосходительство» «Его Высочеством» — король
Франции обращался теперь к штатгальтеру так же, как к принцам
крови. Примеру французского короля вскоре последовали
и Генеральные штаты, для которых Фредерик Хендрик тоже
стал «Высочеством» — к радости и гордости честолюбивой
Амалии34.
Чтобы соответствовать росту престижа, Амалия
приглашает архитекторов, которые строят новые дворцы и
перестраивают старые. Сады и парки при этих дворцах
разбивает не кто иной, как потомственный «первый
королевский садовник» французского двора35. Амалия
покупает зеркала и мебель, ковры и гобелены, заказывает картины
известным художникам. Во всех постройках и покупках
советчиком Амалии и Фредерика Хендрика выступает уже
упомянутый Константин Гейгенс, секретарь штатгальтера,
знаток архитектуры, живописи и музыки. По его совету
Оранские приглашают художника и архитектора Якоба
ван Кампена, и тот перестраивает старый штатгальтерский
дворец Ноордэйнде36. При посредничестве Гейгенса в
1626 году Амалия покупает картину Рубенса
Бракосочетание Александра Македонского и Роксаны, которая должна
была служить аллегорией ее собственного брака.
ГОЛЛАНДСКИЙ CORTEGIANO
Если сейчас за пределами Нидерландов кто-то и знает имя
Гейгенса, то, скорее всего, это имя Кристиана Гейгенса,
открывшего кольца Сатурна, уточнившего значение числа я,
сделавшего первые маятниковые часы, изложившего
волновую теорию света и многое другое. Именно этого «Гу-
гения» Ломоносов упоминает в Письме о пользе стекла.
Отцом Кристиана был Константин, полиглот, музыкант,
дипломат, один из самых известных и самых
замечательных голландцев XVII века37.
Всю свою долгую жизнь Константин Гейгенс (1596—
1687) прежде всего был придворным. И в силу своего
рождения и воспитания не мог им не быть. Его мать была
222

родом из Антверпена, отец — уроженцем Брабанта,
наследственных земель Оранских. Выходцы из Южных
Нидерландов не пользовались доверием пришедших к власти
в городах Республики богатых купцов. Достославная
голландская терпимость отнюдь не была безграничной,
заканчиваясь там, где начиналась власть. Купеческая элита,
заседавшая в городских магистратах, с недоверием
относилась к выходцам с Юга. Во-первых, еще вчера они были
конкурентами, и кто знает, как они поведут себя, если
политическая ситуация переменится, во-вторых, Южные
Нидерланды оставались под властью католической
Испании, в-третьих, а может быть, как раз во-первых: кому
хочется делиться только что завоеванной властью? При
этом городские магистраты всячески старались привлечь
южан, предоставляя им различные привилегии, и выходцы
из Южных Нидерландов сыграли огромную роль в
экономическом и культурном расцвете Республики. До сих пор
в Нидерландах можно услышать выражение «все лучшее —
с Юга», причем кто-то произносит эти слова с улыбкой, а
кто-то вполне серьезно.
Но путь к важным политическим постам южанам был
закрыт. Сподвижник Вильгельма Оранского Филипп ван
Марникс писал в 1598 году, что, будучи выходцем из
Брабанта, он не допускается ни на один общественный пост в
Голландии или в Зеландии. Родившийся в Брюсселе
Франсуа ван Аарссен получил право гражданства только после
заступничества принца: три попытки, предпринятые
видным дипломатом до этого, успеха не имели. Симону Сте-
вину, автору трудов по механике, геометрии, навигации,
фортификации, астрономии и теории музыки, введшему
в употребление десятичные дроби и основавшему в
Лейдене первую инженерную школу, где преподавание велось
на голландском языке, Генеральные штаты отказали в месте
суперинтенданта фортификаций только по той причине,
что он был родом из Брюгге. Итак, шансов быть
принятыми в городской патрициат у «чужаков» Гейгенсов не было.
Единственным путем, открывавшимся перед ними, была
служба Оранским, извечным противникам городских
магистратов.

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
Отец Константина, Кристиан, служил одним из
четырех секретарей Вильгельма Оранского, а после его
убийства стал секретарем Государственного совета38. О его
приверженности дому Оранских говорят имена его сыновей:
Мауриц, крестный отец старшего, дал крестнику свое имя,
младший должен был получить имя Юстинусг, выступив-
шего вместе с Провинциальным советом Брабанта его
крестным отцом39, но Юстинус предпочел назвать
мальчика Константином, что значит «постоянный». И
крестник оправдал данное ему имя: всю свою жизнь он верой
и правдой служил Оранским. Уже с малых лет он всячески
подчеркивает символику своего имени, связывая с ним
твердость моральных и политических позиций. Позднее
он свяжет свое имя с идеями Констанции Юстуса Липсия,
чья философия была ему необыкновенно близка, как
близок был неостоицизм всему голландскому мировоззрению
xvii века. Неизменное стремление к душевному
равновесию, как бы ни повернулась к тебе фортуна, оставалось
константой Константина, смотревшего на невзгоды как на
благотворное и целительное наказание, ниспосланное
Богом для укрепления души.
Его детство, может быть самое счастливое детство в
голландской истории, не знало невзгод. Несмотря на
занятость — должность секретаря Государственного совета
отстаивавшей свою независимость Республики требовала
сил и энергии, — Гейгенс-старший уделял огромное
внимание воспитанию и образованию сыновей, особенно в
тех областях, в которых сам был менее сведущ: стеснявшее
его самого незнание и неумение ни в коей мере не должны
были препятствовать их карьере. В воспитании он видел
подготовку к важному посту на службе Оранским, поэтому
оно основывалось на принципе пользы того или иного
навыка для будущей карьеры. Дочерям он не дал и десятой
части того образования, которое получили сыновья, потому
что не видел надобности давать знания, которые не смогут
пригодиться. Всю жизнь они так и писали с ошибками40.
Зато для образования сыновей не жалел ничего. Их
широкая гуманистическая подготовка—прерогатива принцев
крови и родовитой знати — должна была сделать из них

аристократов в прямом значении этого слова — «лучших».
Следуя идеалу Кастильоне, отец растил «uomo universale» —
всесторонне образованного и хорошо воспитанного
человека, многостороннего дилетанта. Духовное развитие
детей, умение играть на музыкальных инструментах, писать
стихи, рисовать он разумно сочетал с физическим
развитием, с умением сидеть в седле, владеть шпагой — и делать все
это с легкостью и изяществом41.
Ключом воспитательной и образовательной системы
Гейгенса-старшего был интерес. Он неистощим на
выдумки, лишь бы развить у сыновей тягу к учению и
любознательность. Первые буквы мальчики выводят не на бумаге, а
на песке, которым посыпался пол. Возвратившись из
церкви после воскресной проповеди, отец обсуждает с детьми
риторические достоинства и недостатки только что
услышанной проповеди. Он рифмует латинские грамматики,
переписывает учебники, выкидывая из них все, что может
притупить интерес детей, отчитывает учителей, склонных
к муштре и наказаниям. Позднее Якоб Кате, описывая в
книге Супружество идеал обучения как увлекательную
игру, говорит об «уважаемом человеке» из своего
окружения, воплотившем этот идеал на практике42. Речь,
безусловно, идет о Кристиане Гейгенсе, обучившем детей в игре не
только грамоте, но и языкам и музыке.
Гейгенс-старший, сам не играющий ни на одном
инструменте, дает пуговицам на плащах детей названия семи
нот (что было новинкой — обычно учили по
средневековой системе гексахордов), и так они осваивают азы
музыкальной грамоты. С шести лет Константин берет уроки
виолы да гамба, с семи — лютни, без которой в xvii веке
не обходилось домашнее музицирование (более 3/4
музыкальных композиций этого времени написано для лютни).
Лютня станет и его любимым инструментом. Он много
напишет для лютни и не будет расставаться с ней даже во
время военных походов. Позднее он будет играть на
теорбе, спинете, клавесине и органе, а в возрасте ув лет
увлечется гитарой. Возможно, его вдохновил опыт Монтеня, тоже
взявшего в руки гитару в преклонном возрасте. Гейгенс
освоит новую, отличавшуюся от всех известных ему систему

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
нотации45 и напишет три десятка композиции для гитары.
Всего же ему принадлежит более восьмисот музыкальных
сочинений, среди которых даже трио для скрипки, хотя
скрипка, как и духовые, отнюдь не подобала honnête homme
(человеку достойному)44.
Большое внимание в воспитании детей отец уделяет и
иностранным языкам, причем начинают они не с латыни и
греческого, как было принято, а с французского, который
с начала xvii века понемногу вытесняет латынь в
международном общении. Вскоре к французскому прибавляются
латынь, греческий, итальянский, испанский...
Занимаются братья и стихосложением, и впоследствии Гейгенс
будет писать стихи на всех этих языках. В тринадцать лет он
читает латинский стих собственного сочинения Луизе де
Колиньи и потом долго гордится тем, что до слез тронул
вдову Вильгельма Оранского. После этого кому и по каким
поводам он только не писал!45
«Сидячие» предметы чередовались с тренировкой тела,
не уступавшей в глазах Гейгенса-старшего по важности
развитию интеллекта. Братья занимаются верховой ездой,
фехтованием, обучаются владению разными видами
оружия, катаются на коньках, плавают (единственное, что
давалось Константину с большим трудом). Раз в день
мальчики отправляются в конюшни принца Маурица, чтобы
заполнить составленный отцом длинный вопросник об
уздечках, мундштуках, трензелях, подпругах... Какой же
chevalier без cheval?
Всем военным дисциплинам обучает братьев Пьер дю
Мулен46, который позднее будет позировать де Гейну II для
Экзерсиций (i6o8), сборника военных упражнений,
написанного по заказу принца Маурица. Рембрандт возьмет из
этой книги три позы для мушкетеров Ночного дозора.
Не считаясь с нареканиями пасторов-кальвинистов,
отец учит детей танцевать, видя в уроках двойную пользу:
полезные физические упражнения, которые развивают в
детях умение красиво двигаться.
Отец знакомит сыновей и с рисованием: умение
рисовать могло пригодиться как в занятиях баллистикой,
бывшей важным разделом математики, так и в поездках: вме-

сто пространных описаний достаточно было
зарисовки в путевом журнале. Уроки им дает
гравер Хендрик Хондий, приглашенный после
того, как отцу не удалось уговорить друга семьи
и соседа Жака де Гейна И47. Об успехах
26-летнего Гейгенса можно судить по автопортрету
гвгг года, сделанному в Англии.
Занимается Константин и живописью, но
делает это втайне от отца, боясь, как бы тот не
счел, что это занятие отвлекает его от серьезной
учебы. К тому же если рисование считалось
занятием достойным, то о живописи юноше из
хорошей семьи полагалось лишь уметь судить,
но самому ею не заниматься48. Позднее,
снискав известность одного из лучших знатоков
и «любителей» живописи (а ими славилась
Голландия49), он напишет, «что нельзя
составить себе хоть сколько-нибудь обоснованное
мнение об этом искусстве (с которым теперь
сталкиваешься на каждом шагу), не познав его
основ на собственном опыте»50.
В мае i6i6 года братья Гейгенс едут в Лейден
с рекомендательным письмом от отца к поэту-
профессору Даниэлю Хейнсию. После года
учебы в Лейденском университете,
посвященного преимущественно изучению английского
языка, не входившего в программу отца,
Константин возвращается домой со степенью
лиценциата. Единственное, чего еще недоставало
молодому человеку, одинаково хорошо
подготовленному к общению с музыкантами,
писателями и поэтами, так это поездки по Франции
и Италии.
Но вместо гранд-тура отец отправляет сына
в petit tour в соседнюю Англию. Едет он под
опекой английского посла Дадли Карлтона,
соседа по Гааге и коллеги Гейгенса-старшего
по Государственному совету51. Официальным
предлогом для поездки посла было получение
Голландский
cortegiano
Автопортрет
Константина
Гейгенса
1Ô22
227

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
инструкции относительно политического курса, которого
надлежало придерживаться в щекотливой политической
ситуации, сложившейся в Республике после того, как Мау-
риц захватил власть. Но были у Карлтона и причины более
личного свойста52.
Константин Гейгенс и его сверстник и сосед Жак де Гейн III
сопровождают Карлтона в визитах к графу Эранделу53,
одному из лучших знатоков искусства, осматривают
знаменитую коллекцию, размещавшуюся в здании, специально
построенном Иниго Джонсом. В письмах к родителям (а
писал Гейгенс почти каждый день, так что получалось
нечто вроде дневника, пятнадцать частей которого родители
получили с разными оказиями) он восхищается
великолепными «мраморами Эрандела», с которых де Гейн
делает зарисовки54. Осматривают они и еще одну коллекцию,
тоже в здании, построенном Иниго Джонсом, —
коллекцию принца Генри, которую тот собирал с такой страстью,
что тем самым даже давал католикам надежды на его брак с
Екатериной Медичи55. После неожиданной смерти
принца его собрание вместе с правом престолонаследия
перешло брату Карлу.
Естественно, осмотрели молодые люди и собрание
самого Карлтона, и собрание голландского посла де Карона,
в чьем доме остановился Гейгенс. Де Карон представил
своего молодого соотечественника королю Якову. В
восторженном письме родителям Константин рассказывает о том,
что ему представилась возможность показать английскому
королю свое искусство лютниста и что монарх наградил его
похвалой. Вряд ли Гейгенс знал о том, что английский
король не славился особой музыкальностью, а если и знал, то
предпочел об этом умолчать. Но, возможно, играл он так
проникновенно, что растрогал даже немузыкального
Якова56. Он описывает королевские замки и дворцы,
университеты Оксфорда и Кембриджа, делает акварельные
зарисовки. В октябре i6i8 года, очарованный английским двором и
художественными собраниями английских аристократов,
Гейгенс возвращается в Гаагу законченным англофилом.
В придачу ко всем своим достоинствам homo universalis
приобрел некоторый опыт дипломатии. Вскоре ему предо-

ставляется возможность углубить этот опыт: с апреля по
август 1620 года он сопровождает в Венецию
чрезвычайного посла Франсуа ван Аарссена, еще одного соседа по
Гааге, на этот раз уже в качестве секретаря. Двенадцатилетнее
перемирие с Испанией подходило к концу, и Республика
хотела заручиться поддержкой Венеции на случай
возобновления войны с Испанией57. По сравнению с Англией
Венеция показалась Гейгенсу «увядшим цветком», хотя его
и поразила архитектура. Неизгладимое впечатление
произвела на молодого меломана Вечерня Монтеверди под
управлением автора.
По возвращении ван Аарссен посылает доклад
Генеральным штатам, в котором всячески превозносит
талантливого, исполнительного и любезного секретаря. Памятуя
о том, как когда-то ему, «чужаку-южанину», помог принц
Мауриц, он хочет помочь одаренному юноше, добившись
для него места в дипломатическом представительстве.
На следующий год Гейгенс дважды сопровождает ван
Аарссена в Англию. На делегацию 23 января — з° апреля
i62i года возлагалась задача заручиться помощью Якова в
войне, готовой вот-вот возобновиться после истечения
Двенадцатилетнего перемирия. Но известный своей
патологической нерешительностью Яков по-прежнему
занимал уклончивую позицию, и делегация возвратилась ни
с чем. Секретарю посольства Гейгенсу посчастливилось
больше: в этот приезд в свою копилку знаменитостей он
смог занести Фрэнсиса Бэкона58 и Корнелиса Дреббела59,
по его собственным словам, «луну рядом с солнцем
Бэкона» (хотя последний был известен к этому времени только
как автор Нового Органона). Правда, обоих он видел лишь
мельком.
В конце года Гейгенс вновь отправляется в Англию в
качестве секретаря голландского посольства, призванного
наладить отношения между Республикой и Королевством,
чье соперничество на торговом рынке вело к обострению
отношений. На этот раз он проводит в Англии больше года
и за это время сближается со многими видными
англичанами, которые окажут большое влияние как на него самого,
так и на развитие его дальнейшей карьеры.

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
Для него самого, наверно, самым приятным было
знакомство с семейством Киллигрю: сэром Робертом
Киллигрю, его женой и их одаренными детьми. В своих
воспоминаниях Гейгенс превозносит таланты Мэри Киллигрю,
певицы и лютнистки: «Весь дом был наполнен звучащей
гармонией: прекрасная мать 12 детей (не устаю этому
поражаться) сопровождала свое божественное пение, в котором
не осталось ничего земного, благозвучными звуками
лютни, и казалось, будто струны тронул своими перстами сам
Орфей!»60 В этой музыкальной семье он встречает
французского лютниста Жака Готье, бежавшего в 1617 году в
Англию61 и ставшего придворным лютнистом сначала Якова,
а потом и Карла. Гейгенс будет переписываться с ним до
смерти Готье в i6j2 году.
В доме Киллигрю Гейгенс встречает еще одного
выходца из Франции, Николя Ланье (1588—1666),
известного музыканта, певца, композитора и художника62. Как и
Готье, Ланье сделал блестящую карьеру при английском
дворе, первым получив титул главы королевской музыки63.
Посланный Карлом в Италию для переговоров о покупке
мантуанского собрания Гонзаги в мае 1625 года, Ланье без
малого через год привез в Лондон более 30 полотен64,
среди которых и его собственный портрет, сделанный в Генуе
молодым, но многообещающим художником ван Дейком65.
Портрет Ланье Карл повесил в Bear Gallery Уайтхолла, где
во времена Елизаветы устраивались схватки медведей с
собаками, а ван Дейка пригласил в Англию и назначил
королевским художником. Музыкальные и художественные
интересы сближали Гейгенса и Ланье, и один из
экземпляров своей Pathodia Sacra et Profana occupati
{Проникновенные духовные и светские песнопения человека на
государственной службе) Гейгенс пошлет музыканту, льстя его
самолюбию просьбой исправить изъяны сочинения, когда
тот будет исполнять его на «most excellent Royal tiorba»66.
И эту переписку прервет лишь смерть Ланье.
Гейгенс встречает Джона Донна и становится его
первым переводчиком на голландский язык67. В этот приезд
у него есть время продолжить знакомство с Корнелисом
Дреббелом, который, по словам самого Гейгенса, выделя-

ет его среди других. Прежде равнодушный к физике, не
входившей в отцовскую программу образования, Гейгенс
проникается интересом к чудесам природы. Особенно
привлекает Дреббел очкарика Гейгенса оптическими
приборами.
Занятость в посольстве68, встречи с новыми и старыми
знакомыми, музыкальные вечера69 и поездки не помешали
Гейгенсу написать сатиру Бесценная глупость (СТ Costelick
Mall) и Картинки нравов (Zedeprinten). В этот приезд
произошло еще одно событие, необычайно для него
важное: он был анноблирован и стал сэром Константином70.
В начале февраля 1624 года в Гааге умирает его отец, и
место секретаря Государственного совета переходит к
старшему сыну Маурицу. А сэр Константин все еще не может
найти пост, на котором пригодились бы его знания и
умения. В i62j году он предпринимает оригинальную
попытку привлечь внимание к своим талантам: публикует опыты
в стихах, названные им Otia (Часы досуга). Сборник он
посвящает Хейнсию, прося его не только принять
посвящение, но и написать хвалу автору. И дабы особо не
затруднять занятого профессора-поэта, Гейгенс сам пишет
все, что хотел бы от него услышать. В предисловии же,
подписанном уже собственным именем, он, играя словами
otium (досуг) и negotium (занятие, деятельность) и
другими однокоренными им, разъясняет, что именно досуг
характеризует человека71. И если он, как когда-то Хейнсий,
пишет сейчас стихи, то вполне вероятно, что позже, как и
Хейнсий, он обратится к науке.
Не прошло и месяца со дня написания посвящения
Хейнсию, как Гейгенс получил должность секретаря
Фредерика Хендрика, ставшего штатгальтером после смерти
Маурица. Конечно, сыграла роль не только otia Гейгенса,
но и его negotia, подробный рапорт о которой Франсуа
ван Аарссен направил в Генеральные штаты. Не скупясь
на эпитеты, он расписал достоинства бывшего секретаря
посольства: он-де и умный, и расторопный, и
почтительный. Кандидатуру Гейгенса поддержало английское
лобби — Карлтон и Елизавета Зимняя. Естественно, словечко
за Константина замолвил и брат Мауриц.

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
В обязанности Гейгенса, ставшего одним из четырех
секретарей штатгальтера, входило ведение переписки,
составление приказов, писем по случаю, инструкций и отчетов.
Ему не требовалось ни знания языков, кроме, конечно,
голландского и французского, ни даже навыков чистописания,
входившего в программу обучения отца, если паче чаяния
его детям придется зарабатывать себе на хлеб «руками», —
все депеши, составляемые Гейгенсом, набело
переписывались писцом. Недаром ван Аарссен, прочивший Гейгенса
в послы, поздравляя его с секретарским местом, выражал
надежду, что вскоре он получит-таки место в
дипломатической миссии, более соответствующее его талантам.
Но сам Гейгенс считал, что не место красит человека, а
человек место, и приводил в пример Филиппа ван Марник-
са, секретаря Вильгельма Оранского, с которым его
сближало многое: интерес к музыке и поэзии, знание языков,
талант к расшифровке перехваченных депеш противника,
контакты с видными учеными. Гейгенс выполнял свои
обязанности с такой точностью, быстротой и легкостью, с
таким умом, тактом и блеском, что вскоре завоевал
доверие Фредерика Хендрика. Хорошо усвоив уроки отца, он
не вмешивался в дела политики, и штатгальтер это ценил.
Как и то, что главным для Гейгенса всегда оставалась его
секретарская работа. Занятия музыкой и поэзией были
всего лишь редкими «часами досуга», Otia или Korenbloe-
meriy «васильками», как он назвал другой свой поэтический
сборник: лишь сорняками, пусть и радующими глаз, но
растущими без пользы среди колосьев хлеба. Хлебом же
оставалась работа секретаря — и в смысле пользы для Оранских,
и в смысле заработка самого Гейгенса72.
Это счастливый для него период. Кажется, что он может
все: почти одновременно с получением места секретаря
штатгальтера выходит его первый поэтический сборник.
В это же время он завоевывает любовь Сюзанны ван Барле,
которой до этого безуспешно добивались и его старший
брат Мауриц, и поэт Хоофт. Как напишет сам Константин
в одном из стихов к «Звезде», как он в подражание
Петрарке и Филипу Сидни называет Сюзанну, «кораблик мой
несет попутный ветер»73.

Голландский
cortegiano
Портрет
Константина
Гей ген са и Сюзанны
ван Барле
Якоб ван Кампен
Около 1635
Холст, масло
95*785
Маурицхейс, Гаага
Репутация одного из лучших знатоков искусства в
сочетании с важной позицией при дворе штатгальтера
способствуют тому, что многие ищут контакта с Гейгенсом, зная,
что Фредерик Хендрик во многом полагается на мнение,
знания и вкус своего секретаря. И Гейгенс дает советы,
называет имена, завязывает контакты с художниками,
архитекторами, скульпторами, переписывается с виднейшими
учеными Республики: Каспаром Барлеем, Герардом Фос-
сием, Гуго Гроцием, Даниэлем Хейнсием, Андре Риве и
Якобом Голием. Этот последний в начале 30-х годов
познакомил Гейгенса со своим студентом Рене Декартом, в
котором Гейгенс увидел «нового Аристотеля». Один из
233

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
Портрет Константина
Гейгенса и (его?) клерка
Томас де Кейзер, 1627
Дерево, масло, 92,4 * 69.3
Национальная галерея, Лондон
первых читателей Рассуждения о методе, Гей-
генс не только уговорил Декарта, напуганного
осуждением Галилея, опубликовать работу, но
и сам во многом способствовал ее изданию.
Он переписывался с Декартом до самой смерти
философа в 1650 году, и из этой переписки до
нас дошло 122 письма.
Будучи правоверным кальвинистом, Гей-
генс переписывался с Утенбогартом, причем
в первом письме, датированном 1619 годом и
адресованном во Францию, куда бежал
проповедник, 23-летний молодой человек благодарит
пастора за все уроки и молит Бога уберечь его
от бед74. Он переписывается с архиепископом
Кентерберийским Гилбертом Шелдоном, с
бывшим послом Англии в Республике
Уильямом Темплом. Именно Гейгенс
порекомендовал Антони ван Левенгука английскому
Королевскому обществу. Он переписывается
с секретарем Французской Академии Валан-
теном Конраром, писателем и историографом
Франции Жаном-Луи Гезом де Бальзаком,
математиком, физиком, философом и теологом
Мареном Мерсенном. Несколькими письмами
обменялся он и с Пьером Корнелем,
включившим два панегирика «защитнику голландских
муз» в одно из переизданий своей комедии
Лжец. Не случайно Томас де Кейзер запечатлел
Гейгенса именно в момент получения письма.
Сюжет с письмом — отдельная тема
голландской жанровой живописи XVII века. Мало
найдется художников, ни разу не изобразивших
момент писания, чтения, получения или
отсылки письма, обычно любовного. Но портрет
де Кейзера—не жанр, а именно портрет.
Переписка Гейгенса, изданная в 1911-1917
годах, насчитывает шесть томов. В основном это
письма, адресованные ему самому и
сбереженные им для истории75. Похоже, что чувство
234

истории было присуще секретарю штатгальтера больше,
чем многим его современникам. Неотлучно сопровождая
Фредерика Хендрика в военных походах, Гейгенс просит
Амалию сохранить для потомков все письма, которые он
ей пишет из лагерей, и та поручает одной из фрейлин их
хранение. Благодаря Гейгенсу до нас дошло более семисот
писем — затерялось лишь несколько. Не случайно
дошедшие до нас семь писем Рембрандта были сохранены
именно Гейгенсом.
ДОСТОЙНЫЕ ЮНОШИ
Под грохот пушечной канонады у стен осажденного Схер-
тогенбоса, между игрой на лютне, посланиями Амалии о
здоровье ее мужа и письмами друзьям, Гейгенс
принимается за воспоминания о первых тридцати годах своей жизни.
Из этой написанной на латыни Моей юности76 мы и
узнаем о его воспитании и образовании. Несколько
неожиданно в повествование вклинивается вдохновенное эссе о
живописи, полное метких наблюдений и свидетельствующее
о том, что автор хорошо знает предмет, о котором пишет:
«Я хочу подробнее остановиться на живописи, всегда
дорогой моему сердцу, и дать перечень наиболее известных
художников, моих современников, со многими из которых
я в большой дружбе». И Гейгенс приводит длинный список
имен, не разделяя художников на выходцев из Южных и
Северных Нидерландов. Он называет отца и сына де Гейн,
учителя де Гейна Хендрика Голциуса, Михила Миревелта,
пейзажиста Исайю ван де Велде, его ученика Яна ван Гой-
ена, Абрахама Блумарта, Корнелиса ван Пуленбурга,
Мозеса ван Эйтенбрука, Йоханнеса Торренциуса. Двадцать
страниц «художественного» отступления в латинской
автобиографии секретаря штатгальтера — ценнейший
документ для истории голландской живописи, одна из двух (!)
дошедших до нас оценок современниками состояния
голландского искусства, переживавшего период наивысшего
расцвета77.

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
Среди всех живописцев Гейгенс особо выделяет
Рубенса. Знаменательно, что десять из пятнадцати художников,
чьи картины находились в собрании Фредерика Хендри-
ка и Амалии, упоминаются Гейгенсом: Пуленбург, ван
Хонтхорст, ван Дейк, Рубенс, Ян Брейгель Старший, Ян
Ливенс, Рембрандт, ван Эйтенбрук, Хендрик Вроом, Паул
Брил. Нельзя утверждать, что все они были куплены по его
совету, но большая часть собрания была приобретена
после того, как он стал секретарем Фредерика Хендрика и его
советчиком в вопросах живописи. Именно в это время он
и писал свое эссе.
Но какими бы увлекательными ни были воззрения
молодого Гейгенса на искусство его времени, эссеистическое
вкрапление в воспоминания интересно нам прежде всего
описанием его встречи с Рембрандтом и Ливенсом,
молодыми лейденскими художниками, молва о которых дошла
до секретаря штатгальтера. И вот блестящий придворный,
уже трижды побывавший к этому времени в Лондоне и
осмотревший его лучшие собрания, побывавший и в
Италии — Мекке художников, приезжает в мастерскую двух
лейденских юношей. Действие происходит в 1628 году.
Гейгенсу 31 год, Рембрандту 22 года, Ливенсу — 20. Они
еще только мечтают о карьере. Он — влиятельный
советчик штатгальтера, вовлеченный в каждую покупку, будь это
картина, скульптура или гобелен. Одно его появление в
мастерской давало надежду на осуществление самых
фантастических мечтаний.
Едва увидев работы двух молодых лейденцев, Гейгенс
тут же распознал в них огромный талант и загорелся
желанием сделать из них новых Рубенсов:
Говоря о лучших из лучших, я умышленно приберег под
конец двух благородных лейденских юношей. Скажи я, что
они единственные, кто способен соперничать с
титанами из моего длинного списка славных смертных, я все
равно умалил бы их заслуги. Если же я скажу, что уже в
очень скором времени они превзойдут и этих титанов,
я нисколько не преувеличу надежд, которые питают
после блистательного дебюта двух лейденцев самые

строгие знатоки и ценители искусства. Их
происхождение, как мне думается, является самым
красноречивым доказательством того, что нет аристократии
крови. <...> Отец одного из моих юных друзей —
вышивальщик, отец второго — мельник, но его сын явно
вылеплен из другого теста. Как не поразиться тому, что
подобные семена дали такие чудесные плоды таланта
и воображения. <... > Они ничем не обязаны своим
учителям, но всем — своему таланту, и я уверен, что, не
будь у них учителей, будь они предоставлены только
самим себе, они достигли бы тех же результатов <...>.
Оба художника еще безбородые и внешне
напоминают скорее подростков, нежели юношей. Я не могу да
и не ставлю себе целью описать картины каждого из
них в отдельности. Но мне хотелось бы от них того
же, чего я хочу от Рубенса, а именно чтобы они
составили список своих работ7В.
Работы молодых Рембрандта и Ливенса даже специалистам
часто трудно отличить друг от друга. Это понятно:
художники работают в одной мастерской, используют одних и
тех же натурщиков. Но острый глаз Гейгенса тут же
подмечает разницу: Рембрандт лучше в выражении эмоций,
Ливенсу присуща оригинальность и смелость:
Я же со своей стороны осмелюсь выразить мое
поверхностное суждение о каждом из них, сказав, что
Рембрандт превосходит Ливенса во вкусе и живости
чувства, но уступает ему в широте воображения
и дерзновенности в изображении фигур и сюжетов.
Стремясь своим юным сердцем ко всему
возвышенному и прекрасному, Ливенс пишет фигуры, которые он
видит, в натуральную величину или даже больше, в то
время как Рембрандт, всецело погруженный в работу,
предпочитает меньшие размеры, но в них он
достигает того, чего не найдешь на огромных холстах других.
И Гейгенс подробно останавливается на картине
Рембрандта Иуда, возвращающий тридцать серебреников, в

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
которой его больше всего поражает фигура раскаявшегося
Иуды, с заломленными руками и сцепленными пальцами79.
И даже делая поправку на присущую всем гуманистам
любовь к сравнениям с художниками древности, нельзя не
признать, что Гейгенс чрезвычайно высоко оценил умение
Рембрандта передать на небольшом холсте сильные
человеческие эмоции. Гейгенс предрекает художнику большое
будущее на поприще исторической живописи,
занимавшей в это время самое высокое положение в иерархии
жанров, то есть именно там, где поздние критики увидят самое
слабое место художника:
Возьмите всех итальянцев и все самое впечатляющее
и достойное восхищения из того, что дошло до нас от
искусства Греции и Рима. Один жест отчаявшегося
Иуды, не говоря уже о всех других поразительных
фигурах только на одном этом холсте—я повторяю: один
только этот Иуда, в его неистовстве, в его стенаниях,
умоляющий о прощении без надежды на него, и в то
же время эта надежда выражена в его позе, его лице
обезумевшего, вырванных волосах, разодранных
одеждах, заломленных и судорожно сжатых руках, в том,
как в слепом порыве он бросается на колени, все его
тело, вопиющее о безумном отчаянии, — эту фигуру
я не променяю ни на одну прекрасную картину
прошлых веков. И я хотел бы, чтобы на нее взглянули
невежды, утверждающие, что в наше время
невозможно сделать или сказать что-то, что уже не было бы
сделано или сказано в древности. Я утверждаю, что
ни Протогену, ни Апеллесу, ни Паррасию никогда не
приходила в голову мысль — и не пришла бы, живи они
сейчас — изобразить все эти разнообразные чувства
в одной фигуре и выразить их как одно целое, как еде-
лал — и я сам удивляюсь собственным словам — этот
безбородый юноша, сын мельника, родившийся и
выросший в Голландии. Честь тебе и хвала, Рембрандт!
Для того чтобы перенести Илион или даже всю
Азию в Италию, требуется меньше искусства, чем
голландцу, причем голландцу, никогда еще не покидав-

тему стен родного города, перенести в Нидерланды
художественное совершенство Греции и Италии80.
Единственное, что беспокоит Гейгенса, — что художники
знают только работу, что они не выходят из мастерской,
забывая утехи молодости. Единственное, в чем упрекает их
человек, и сам находивший высшее удовольствие в
работе, — в самодовольстве, которым он объясняет их отказ от
поездки в Италию:
Тот, кто выбил бы это из их юных голов, очень помог
бы им получить то, чего им еще не хватает для
достижения совершенства. О, если бы они могли
сначала досконально изучить гениальные творения
Рафаэля и Микеланджело, а потом вволю насмотреться
на работы других великих мастеров! Этим юношам,
рожденным достичь вершин искусства, надо лишь
познать самих себя, и тогда как быстро они превзошли
бы все, что увидели в Италии, и вернулись бы в
Голландиюу привезя в себе весь опыт итальянцев. Ноя не хочу
утаить их отговорку, за которой они постоянно
прячутся и которую не устают приводить в оправдание
того, в чем можно усмотреть страсть к домоседству.
Они утверждают, что сейчас, когда они в расцвете
сил, они не могут тратить время на поездки, тем
более что короли и принцы по эту сторону Альп
собирают картины с такой неистовой жадностью, что
лучших итальянцев сейчас легче увидеть за пределами
Италии, и все то, что там пришлось бы с трудом
разыскивать по городам и весям, здесь можно увидеть в
одном месте. Я не уверен, что это оправдание имеет
силу, но не могу не сказать в их защиту, что из всех
людей разных профессий и разных возрастов, каких я
только встречал, я никогда еще не видел никого, кто
был бы так одержим работой, как эти двое. В то, что
они делают, они вкладывают всю свою душу, и, что
еще более удивительно, их не влекут даже самые
невинные забавы юношества. Словно старики,
уставшие от жизни и познавшие, что все суета, они видят

в забавах только потерю времени. Много раз мне
хотелось, чтобы эти достойные юноши умерили свое
неутомимое и настойчивое упорство непрестанной
работы, какие бы блестящие перспективы она перед
ними ни открывала, и посчитались бы со своими
хрупкими телами, которым уже сейчас в результате
постоянного сидения не хватает силы и выносливости81.
Достойные
юноши
Похвалы, расточаемые Гейгенсом Рембрандту и Ливен-
су, не сыграли роль рекламы: Моя юность, законченная в
апреле 1631 года, была напечатана через 2бо лет, в 1891 году.
Но это не значит, что деятельный придворный не
рекомендовал молодых художников друзьям и знакомым. И сам он
не оставляет талантливых юношей вниманием. Еще в
Лейдене Ян Ливенс уверил Гейгенса, что давно мечтал сделать
его портрет, и получил приглашение приехать в Гаагу. Не
совладав с нетерпением, Ливенс дважды приезжал
раньше условленного времени, зато результатом стал портрет,
ставший, по словам самого Гейгенса, «одной из самых
дорогих ему вещей». Он рассказывает, что сам ван Миревелт
каждый день приходил им любоваться82.
Гейгенс всячески старается свести молодых художников
с возможными заказчиками. Вероятно, при посредничестве
Гейгенса Рембрандт и Ливенс продают в 1629 году работы
Роберту Карру83, камергеру Карла I. Kapp покупает для
короля Молящегося монаха-капуцина84 и Портрет
молодого человека85 Ливенса и Автопортрет в шапке86 и Голову
старой женщины Рембрандта87. А через два года молодые
художники, очевидно, опять-таки не без участия Гейгенса
пишут портреты сыновей Зимних: Ливенс — портрет
Карла Людвига, ставшего после гибели старшего брата
наследником Пфальца, Рембрандт — портрет принца Руперта88.
По всей вероятности, Гейгенс знакомит Рембрандта со
своим старшим братом Маурицем и другом и соседом
Жаком де Гейном III, с которым он ездил в Лондон. В1632 году
Рембрандт пишет портреты Маурица и де Гейна III.
Мы не знаем, был ли Константин Гейгенс доволен
портретом брата, но от портрета де Гейна он явно в восторге
не был. В январе-феврале 1633 года он пишет на портрет де
Слева:
Портрет
Константина
Гейгенса
Ян Ливенс
1628-1629
Дерево, масло
99 у 84
Рейксмузеум,
Амстердам
241

Гейна ни много ни мало восемь латинских эпиграмм под
общим заголовком: In Iacobi Gheinij effigiem plane dissimi-
lern, scommata —На портрет Якоба де Гейна, совершенно
на него не похожий, шутки. Правда, и шутки самого Гей-
генса мало похожи на шутки: «Если бы лицо де Гейна по
чистой случайности действительно было таким, это был
бы великолепный портрет» или «Славный художник
позавидовал тому, что де Гейн унаследовал все отцовское
состояние, и создал ему посмертно брата, с которым ему теперь
придется делить наследство»89. Мнение о портрете
самого де Гейна неизвестно, но, сам отменный рисовальщик,
которому тоже пророчили славу Рубенса, он покупает у
Рембрандта два рисунка, Дел спорящих старика (1628)90 и
Старик, спящий у камина (i629)9X.
Для штатгальтера Гейгенс покупает у Рембрандта
Самсона иДалилу92 и Симеона во храме95, числившиеся в
описи коллекции Фредерика Хендрика как работы Ливенса.
Для штатгальтера же Гейгенс заказывает Рембрандту
Воздвижение креста и Снятие с креста, ставшие началом
серии из пяти сцен Страстей9*. Последние три картины
были заказаны Рембрандту Фредериком Хендриком, но
переписку о них художник вел с Гейгенсом, сохранившим
семь писем,—и, повторим, это единственные дошедшие до
нас письма Рембрандта95.
Достойные
юноши
Слева:
Письмо
Рембрандта
Гейгенсу
Королевский
архив, Гаага
ПОРТРЕТ ЕЕ ВЫСОЧЕСТВА,
ВЫПОЛНЕННЫЙ РЕМБРАНДТОМ
Несомненно, что именно Гейгенсу обязан своим
существованием и портрет Амалии, написанный Рембрандтом
в 1632 году. На этом портрете, хранящемся сейчас в
парижском музее Жакмар-Андре, на принцессе черное платье,
украшенное лишь многослойным кружевным воротником
и почти незаметными, отливающими синевой рюшами на
груди. Платье кажется намного проще того, в каком зимой
1631/32 годов ее написал ван Дейк96, но кружева не уступали
по стоимости драгоценностям97. Долгое время считалось,
243

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
что на парижском портрете изображена Саския—в xix веке
во многих портретах Рембрандта историки искусств
видели изображения отца, матери или жены художника. Даже
каталог Бредиуса 1953 года насчитывает еще vj портретов
Саскии! Лишь в 1965 году, как уже говорилось в начале
главы, почистив подписанный и датированный парижский
портрет и увидев на нем такой же картуш, что и на портрете
Фредерика Хендрика, специалисты «узнали» значащийся в
описи коллекции штатгальтера 1632 года «портрет Ее
Высочества, выполненный Рембрандтом».
Тот факт, что долгое время портрет принцессы
Оранской принимали за портрет жены художника, говорит о
том, что принцессу можно было принять за богатую
горожанку. Нередко указывается и на сходство этого портрета
с портретом неизвестной женщины, держащей веер,
написанным Рембрандтом в том же 1632 году: и там, и здесь —
профильный поясной портрет, черное платье, жемчуг,
дорогой веер, перчатки, драгоценности98. Единственное
отличие в одежде двух дам — кружевной воротник Амалии,
скрывающий глубокое декольте, бывшее в xvii веке
привилегией дам высшего света. К середине xvii века
представления о том, что прилично, а что нет, мало-помалу
изменились (не без влияния пасторов-кальвинистов), но
аристократки по-прежнему считали декольте своей
привилегией. Еще в 1937 году дамам при английском дворе
предписывалось глубокое декольте".
Черное платье принцессы связано не столько с
кальвинизмом, как обычно думают, сколько с общественным
положением. Черный цвет издавна считался цветом
аристократии. В XVI веке черный пришел в Нидерланды из
Испании, определявшей как политику, так и моду. Еще Ка-
стильоне, проведший последние пять лет своей жизни на
посту папского нунция в Мадриде, писал, что черный цвет
отражает внутреннее самообладание и поэтому наиболее
подходит аристократу. Праздничной заменой черного
служил белый. К концу XVI века моду на черный и белый
сменили яркие цвета: красный и желтый100. В первой четверти
xvii века черный цвет отвоевывает позиции, но теперь уже
мода на черный, как и мода вообще, диктуется Францией.

Цветное интермеццо оставило свои следы: если для
официальных случаев обязательным по-прежнему
остается черный, то в неофициальной, повседневной обстановке
дамы, особенно молодые, носят цветные платья. Вермеер,
Метсю и Терборх часто изображают девушек в цветном
шелковом déshabillé — déshabillé и négligé означали не
столько домашнюю, сколько всякую неофициальную
одежду, в которой вполне можно было показаться и вне дома.
В цветном платье изображают Амалию Михил ван Ми-
ревелт и Геррит ван Хонтхорст. Поверх цветного платья
женщины носили черную накидку. В отличие от женщин,
мужчины оставались в черном и дома.
Демонстрация своего положения считалась нормой:
Бог создал различные сословия, и всем им надлежало
одеваться согласно социальному рангу. Поэтому
неудивительно, что в рассказах о балах и приемах упоминалась
(часто завышенная) стоимость платья и ткань, из которой оно
сшито (часто разные сорта шелка). Нередко указывалась и
цена украшений Ю1.
Амалия страстно любила драгоценности — другой
показатель общественного статуса102. Зная об этой ее
слабости, Ришелье послал ей бриллиантовые серьги, надеясь,
что Амалия уговорит мужа не нарушать заключенный в
1635 году договор с Францией и не подписывать
сепаратный мир с Испанией. Серьги должны были закрыть ее уши
для антифранцузской пропаганды.
На портрете она в жемчужном ожерелье, в волосах у нее
две так называемые «гирлянды», жемчужная и золотая с
бриллиантами. В ушах серьги голубого жемчуга (в описи
драгоценностей Амалии упоминаются жемчужные
серьги в виде капли стоимостью в }6 ооо гульденов). Жемчуг,
символ богатства и власти, был важным показателем
общественного статуса. В списке, составленном Фердинандом и
Изабеллой для отправляющегося в путь Колумба, на
первом месте — еще до золота, серебра и специй — значится
жемчуг. Филипп II дарит Марии Тюдор в честь помолвки
жемчужину La peregrina — и после смерти Марии
требует подарок обратно103. На картине фламандского
живописца XVI века Квентина Массейса Меняла и его жена на
Портрет
Ее Высочества,
выполненный
Рембрандтом
45

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
столе вместе с деньгами на черном бархатном мешочке
лежит жемчуг. У любимой фаворитки Генриха IV Габриэль
д'Эстре было з^оо жемчужин. Жемчужное ожерелье было
самым ценным и среди украшений Анны Австрийской.
В1632 году Фредерик Хендрик купил у банкира и
ювелира Карла I в подарок Амалии жемчужные серьги, заплатив
за них юоо фунтов, а через три года — ожерелье из
речного жемчуга, которое обошлось ему в зооо фунтов. Амалия
так любила это колье, что в завещании оставила его дому
Оранских, запретив разъединять жемчужины. Это
ожерелье она одолжит Марии Генриетте для свадебного портрета
ван Дейка104. Естественно, что с жемчуга, который в
изобилии присутствует на всех женских портретах аристократии
и богатой буржуазии105, часто начинаются описи
приданого и описи имущества106.
Постепенно в моду входят бриллианты: в i6o6 году на
крестинах дофина, будущего Людовика XIII, Мария
Медичи красовалась в платье, расшитом 3000 бриллиантов
и 22 ооо жемчужин. А сын борца против роскоши,
Людовик ХЩ принимал в 1669 году турецкого посланника в
платье, сплошь усыпанном бриллиантами—всего на сумму
в 14 ооо ооо гульденов. Бриллиантовая брошь видна и на
портрете Рембрандта. Амалия любила этот подарок
Фредерика Хендрика, и брошь украшает почти все ее портреты.
Прическа — также вопрос моды, связанный с
социальным положением. На портрете Рембрандта Амалия
изображена с короткой челкой, модной в это время garcette.
Челку мы видим не только на всех портретах Амалии этого
времени, но и на портрете принцессы Генриетты Лота-
рингской, написанном ван Дейком в 1634 году (Кенвуд), и
на всех рубенсовских портретах Елены Фурман, от
портрета в свадебном платье (около 1630 года, Старая Пинакотека)
до Шубки 1638 года (Музей истории искусств, Вена) —мода
Hâgarcette продержалась довольно долго.
Опознание в парижском портрете Амалии не столько
обрадовало, сколько озадачило историков искусства. Хорст
Герсон, один из наиболее авторитетных знатоков
творчества Рембрандта, высказал предположение, что Рембрандт
написал портрет Амалии как парный к портрету ее мужа,

написанному в 1631 году Герритом ван Хонтхорстом,
делавшим в это время стремительную карьеру при гаагских
дворах, королевском и штатгальтерском.
Ученик Абрахама Блумарта, ван Хонтхорст —в отличие
от Рембрандта — провел несколько лет в Италии. В Риме
он жил и работал у Винченцо Джустиниани, известного
коллекционера и патрона Караваджо. И сам ван Хонтхорст
начал в это время работать в стиле Караваджо.
Разнообразными ночными сценами, от Поклонения волхвов до Ога-
речення Петра, не говоря уже о поющих и
музицирующих при свечах молодых людях и юных девах, чьи декольте
выдавали отнюдь не принадлежность к высшему кругу, он
заслужил прозвище Gherardo délie Notti. Помимо
Джустиниани работы ван Хонтхорста заказывают кардиналы
Шипионе Каффарелли-Боргезе, племянник Павла V, и
Маффео Барберини, ставший впоследствии папой
Урбаном VIII, великий герцог Тосканский Козимо II Медичи и
принцесса Колонна-Гонзага.
В 1бю году ван Хонтхорст возвращается в Нидерланды,
а уже в i62i году английский посол Дадли Карлтон
рекомендует работы караваджиста лорду Эранделу. И
признанный знаток высоко оценивает перенятые от Караваджо
колорит и светотень ван Хонтхорста. Очевидно, при
посредничестве Карлтона герцог Бекингемский купил для
своего собрания выполненного в стиле Караваджо
Зубодера (1622)Ю7, одну из первых подписанных и датированных
работ художника. Возможно, именно у Карлтона только
что вернувшийся из Италии художник познакомился с
Елизаветой Зимней, после долгих скитаний нашедшей
пристанище в Гааге.
В 1627 году ван Хонтхорст покупает в Утрехте большой
дом с мастерской в сотню квадратных метров, где он
работает со множеством учеников. Один из них, Иоахим фон
Зандрарт, пришедший к нему в 1623 году, пишет, что во все
время его ученичества у ван Хонтхорста было 2$ учеников,
каждый из которых платил юо гульденов в год. Позднее
он опишет в Немецкой академии, как мастерскую в июле
1627 года посетил Рубенс, и передаст его похвальное
мнение о «ночных сценах» своего учителя108.
Портрет
Ее Высочества,
выполненный
Рембрандтом
47

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
Летом 1628 года ван Хонтхорст, который к этому
времени уже отошел от караваджизма и обратился к портретам,
едет по приглашению Карла I в Лондон, где за шесть
месяцев создает огромное — три с половиной на шесть с
половиной метров — полотно Аполлон и Диана: несколько
анемичный Аполлон с чертами Карла I и его сестра-близнец,
напоминающая Генриетту Марию, приветствуют, восседая
на облаке, семь Свободных Искусств. Искусства
возглавляют Меркурий и Грамматика, написанные с герцога и
герцогини Бекингемских109. Английскому королю
понравился portrait historié, и он дарует художнику 3000 гульденов,
серебряный сервиз на 12 персон, чистокровного скакуна
из королевских конюшен и звание почетного
подданного с ежегодной пенсией в юо фунтов. За шесть месяцев,
проведенных в Лондоне, ван Хонтхорст не только
завершил грандиозное полотно, украсившее стену Banqueting
House, но и написал портрет Карла, читающего письмо110,
и портреты Карла и Генриетты Марии (несохранившиеся)
в образе пастуха и пастушки—в начале 20-х годов xvii века
в моду входит идиллическая Аркадия. Копии (тоже
несохранившиеся) этих пасторальных портретов художник
привез сестре короля, Елизавете Зимней. И стал ее
любимым художником. Он пишет бесчисленные портреты
и самих Зимних, и их домочадцев, дает уроки рисования
их талантливым дочерям, Елизавете и Луизе Голландине111.
Из огромных долгов, оставленных Елизаветой в
Голландии, она больше всех задолжала любимому художнику —
il 848 гульденов. Исходя из того, что в среднем его
работа стоила 20о гульденов, можно подсчитать, что за }о лет
он написал для Елизаветы около 6о полотен112. До самого
конца сороковых годов карьера ван Хонтхорста-портрети-
ста переживает взлет, и художник становится придворным
портретистом не только Зимних, но и Оранских.
Соперничество Елизаветы и Амалии послужило расцвету
художественной культуры Республики. В 1629 году он пишет
(несохранившийся) портрет Виллема II с сестрами и
тигром (!) и различные портреты Амалии. В описи Карла I
значатся и парадные, в полный рост, портреты Фредерика
Хендрика и Амалии, сделанные ван Хонтхорстом в 1631 году.

В том же году ван Хонтхорст пишет профильный
парадный портрет Фредерика Хендрика. Первым в Северных
Нидерландах обратившись к ракурсу монет и медальонов,
изображавших римских императоров, он подчеркнул
официальный статус и династические амбиции
штатгальтера113. Фредерик Хендрик изображен в военных доспехах, с
белым воротником поверх латного.
В 1632 году ван Хонтхорст пишет портреты Амалии в
образе Дианы и в образе Эсфири и профильный портрет,
которые разительно напоминают его портреты
Елизаветы-Дианы, Елизаветы-Эсфири и профильный портрет
Портрет Амалии
ван Сол мс
Геррит
ван Хонтхорст
Дерево, масло
75хбо
Королевский
архив, Гаага
Портрет
Ее Высочества,
выполненный
Рембрандтом
249

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
Зимней королевы. Не датированный и не подписанный
портрет Амалии кисти ван Хонтхорста и считался до
парижской находки парным к портрету ее мужа. После
атрибуции парижского портрета возник вопрос: которое из
двух изображений является парным к портрету Фредерика
Хендрика? Кому был заказан портрет Амалии: ван Хонт-
хорсту или Рембрандту?
Главным аргументом в пользу того, что портрет Амалии
был заказан Рембрандту, является запись в описи
коллекции штатгальтера, составленной в 1632 году: «Портрет Ее
Высочества, выполненный Рембрандтом». К тому же
портрет Фредерика Хендрика работы ван Хонтхорста, как и
портрет Амалии Рембрандта, написаны на холсте, в то
время как портрет Амалии ван Хонтхорста написан на доске.
Картуш на рембрандтовском портрете Амалии идентичен
картушу портрета Фредерика Хендрика ван Хонтхорста, в
то время как картуш на портрете Амалии ван Хонтхорста
от них отличается114.
После идентификации парижского портрета
Рембрандта как портрета Амалии Герсон высказал предположение,
что на портрете ван Хонтхорста, считавшемся ранее
парным к портрету Фредерика Хендрика, изображена вовсе
не Амалия, а Елизавета Зимняя. Предположение не такое
беспочвенное, каким может показаться: портреты Амалии
разительно походили на портреты Елизаветы всем —
платьями, прической, украшениями, позой, задним планом,
драпировкой. Однако за отсутствием хоть какого-либо
сходства с другими портретами Зимней королевы оно было
отвергнуто. Веским аргументом против предположения
Герсона служит и огромная популярность ван Хонтхор-
ста-портретиста при гаагских дворах. Авторы последней
большой монографии о ван Хонтхорсте не сомневаются в
том, что парным к портрету штатгальтера работы ван
Хонтхорста является его же портрет Амалии, написанный годом
позже115. Что же до портрета Амалии Рембрандта, они
полагают, что идею написать парный портрет Амалии к уже
написанному портрету ее мужа подал Рембрандту Гейгенс,
всячески пытавшийся продвинуть молодого художника.
Если бы портрет Рембрандта понравился штатгальтеру и

его жене, он мог бы стать «парным» к портрету
ван Хонтхорста, а сам художник мог бы если
не занять место ван Хонтхорста, то стать
вместе с ним портретистом Фредерика Хендрика
и Амалии.
По всей вероятности, портрет не
понравился. Почему, можно себе представить, сравнив
его с другими портретами Амалии — ван
Дейка, ван Хонтхорста, ван Миревелта... Ван Дейк
изобразил Амалию миловидной женщиной с
красивыми, тонкими руками. В склоненной
голове и выразительных глазах сквозит
застенчивость и мягкость. В портрете ван Дейка нет
и намека на сутулость Амалии, физический
изъян, который она передала детям. Сутулость
Амалии, как и ее беременность—28 апреля она
родила дочь — заметны в профильных
портретах ван Хонтхорста и Рембрандта. Но
большеглазые портреты ван Хонтхорста любили и
Амалия, и Елизавета Зимняя; недаром стоило
Елизавете заказать Хонтхорсту портрет в
образе Дианы или в образе Эсфири, как Амалия тут
же заказывала такой же. К тому же Рембрандт,
изобразивший сутулую и беременную
бюргершу с маленькими глазками, был новым
человеком при дворе, введенным секретарем
Фредерика Хендрика, а не отвоеванным у Стюартов.
Из анаграммы имени Амалии,
составленной Гейгенсом — «aime les modes», — мы
знаем, что она следила за модой. Вряд ли ей,
известной своим тщеславием, мог понравиться
почти бюргерский портрет, без какой-либо
претензии на изысканность и нарядность.
Легко представить, что неброскому портрету
Рембрандта она предпочла праздничные портреты
ван Хонтхорста, который мало-помалу
вытеснил ван Миревелта в качестве придворного
художника Фредерика Хендрика и Амалии и
более двадцати лет писал портреты их самих,
Портрет
Ее Высочества,
выполненный
Рембрандтом
Портрет Амалии ван Солмс
Кунраат Баумане,
по живописному оригиналу
Антониса ван Дейка. 1640-1641
Гравюра. 25,6x19,8
Рейксмузеум, Амстердам
251

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
их детей и родственников. На одном из последних своих
полотен в зале Оранских, в Аллегории брака Фредерика
Хендрика и Амалии он изобразил штатгальтера в образе
Александра Македонского, а Амалию в образе Роксаны. Так
и только так хотела видеть себя «Божьей милостью
принцесса Оранская».
ПРИНЦЕССА ОРАНСКАЯ
И СТЮАРТЫ
Благодаря обилию дам — самой Амалии, ее фрейлин,
четырех дочерей с их фрейлинами — двор Амалии и
Фредерика Хендрика все больше начинает походить на настоящий
королевский двор с придворными балами и
праздниками. Растет и la famiglia Оранских. Если у Маурица было
140 слуг, то у Фредерика Хендрика и Амалии их было уже
250. Конечно, двору Оранских по-прежнему бесконечно
далеко до больших королевских дворов или двора папы, но
теперь его уже можно сравнить с дворами некоторых
папских кардиналов или больших немецких княжеств.
Чтобы придать дому Оранских больший статус, Амалия
задумывает породниться с настоящей королевской
династией, и не с какой-нибудь, а со Стюартами, женив сына
Виллема на Марии Генриетте (Мэри), старшей дочери
Карла I. Сначала Карл и слышать не хочет об этом браке:
Princess Royal не может войти невесткой в захудалый дом
Оранских, ее рука будет отдана либо Бальтазару Карлосу,
сыну испанского короля Филиппа IV, либо, на худой
конец, ее двоюродному брату Карлу Людвигу, сыну
Елизаветы Зимней, ставшему после смерти брата наследником
Пфальца116. За Виллема Карл соглашался выдать разве что
младшую сестру Марии Генриетты, Елизавету.
Однако в 30-е годы положение английского монарха
становится все проблематичнее, а «католический брак» —
все неприемлемее для его подданных. По мере того как
Карл терял власть, брак с Марией Генриеттой терял для
Габсбургов привлекательность и ее курс на рынке невест
252

быстро падал. Чтобы хоть немного поднять его, за Princess Принцесса
Royal было обещано огромное приданое в 40 ооо фунтов Оранская
и Стюарты
стерлингов.
В Республике же и Генеральные штаты, и Штаты
Голландии всячески приветствовали объявление «le mariage
anglais», который, по их мнению, должен был
воспрепятствовать дальнейшему сближению Англии с Испанией.
Естественно, что все подготовительные переговоры шли
в строжайшей тайне, и Елизавета Зимняя узнала о
готовящемся браке только в декабре 1640 года, когда стороны
почти пришли к соглашению117. Большую роль в
осуществлении матримониальных планов сыграл Франсуа ван
Аарссен, не раз отправлявшийся в эти годы в Англию с
чрезвычайным посольством.
В феврале 1641 года был подписан брачный контракт,
и 24 апреля эскадра в ю кораблей под предводительством
адмирала Маартена Тромпа вышла из Ден Брила, чтобы
доставить 14-летнего жениха и его свиту в 350 человек к
9-летней невесте. Погода явно не благоприятствовала браку:
разыгравшийся вскоре после выхода в море шторм сломал
мачту флагмана, и Виллему пришлось перейти на судно
вице-адмирала Витте де Вита. Полторы недели корабли
мотало по Ла-Маншу, и только 19 апреля 1641 года жених
из Республики Соединенных провинций вступил на берег
Английского королевства.
Через несколько дней он был принят в Уайтхолле, где
одарил членов королевской семьи бриллиантами,
жемчугами и прочими драгоценностями на сумму в 23 ооо
фунтов (более 200 ооо гульденов). Среди его подарков была и
бриллиантовая брошь, которую ван Дейк, придворный
художник Карла I, изобразил на свадебном наряде невесты118.
Наряд самого жениха англичане сочли недостаточно
богатым для торжественного события, хотя Фредерик Хен-
дрик и Амалия не поскупились на гардероб сына: в июне
1641 года они оплатили счет парижского портного Арма-
на на 5500 гульденов!119 Теперь Виллему пришлось
выложить еще столько же лондонскому портному, сшившему
для него четыре костюма — три шелковых и один
шерстяной. В самом дорогом из них, розовом муаровом с сере-
253

бряной нитью, и изобразил его художник120. Обычно на
парных портретах муж изображался справа, а жена слева,
но на портрете ван Дейка Мэри, как высшая по рангу, стоит
справа от мужа. По традиции за свадебный портрет
платили родители невесты, но при заключении этого союза была
нарушена и она—голландская сторона платила за все. Карл,
правда, обещал Виллему золотую шпагу с 14 бриллиантами
стоимостью в loo ооо гульденов, но дальше обещаний дело
не пошло. У короля не было денег даже на то, чтобы
заплатить солдатам, уже давно не получавшим довольствия.
Дабы пополнить казну, оскудевшую после Епископских
войн, в конце 1640 года, после одиннадцатилетнего
перерыва, он вынужден созвать парламент. Но вместо того
чтобы утвердить налоги, сразу же после открытия парламент
обвинил графа Страффорда, правую руку короля во время
единоличного правления, в государственной измене. Не
сумев в ходе процесса доказать вину бывшего министра ни
по одному из пунктов обвинения, 13 апреля, то есть
накануне приезда свадебной делегации, нижняя палата
приняла билль об опале. Это означало, что Страффорду грозила
казнь, но только при согласии лордов и короля. В
воскресенье после принятия билля палатой общин шеститысячная
толпа окружила парламент, угрожая всем членам палаты
лордов, кто подозревался в симпатиях к бывшему министру.
В городе царила атмосфера всеобщего страха. Запуганные
уличными беспорядками, лорды приняли билль об опале.
Спасти верного министра теперь мог только король...
С тех пор как юный Фридрих V приехал в Лондон за
своей невестой, прошло без малого тридцать лет. Весь
Лондон жил тогда ожиданием праздника. Теперь
настроение англичан было другим. Давид Юм так описывает этот
эпизод английской истории: «Чернь окружила Уайтхолл,
сопровождая требования казни шумными криками и
прямыми угрозами. Вновь стали распространяться слухи о
заговорах против парламента, всюду твердили о мятежах и об
иностранных вторжениях, вся нация пришла в состояние
крайнего возбуждения, грозившего каким-то страшным и
неминуемым взрывом. Куда бы ни обращал взоры король,
он нигде не находил помощи и поддержки. <...> Короле-
Принцесса
Оранская
и Стюарты
Слева:
Будущий
штатгальтер
Виллем II, принц
Оранский, и его
невеста, принцесса
Мария Генриетта
Стюарт, дочь
Карла I
Антонис ван Дейк
1641. Холст, масло
182,5x142
Рейксмузеум,
Амстердам
*55

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
ва, устрашенная столь грозной опасностью и никогда не
любившая Страффорда, со слезами на глазах умоляла
супруга удовлетворить это требование народа, которое, как
тогда надеялись, будет последним»121. Узнав о колебаниях
Карла, Страффорд написал ему письмо, в котором
освобождал короля от всех данных им обещаний (Карл дважды
обещал бывшему министру, что ни один волос не упадет с
его головы) и заклинал его предотвратить кровопролитие,
которое может произойти, откажись король удовлетворить
требования народа. После пяти дней сомнений Карл дал
санкцию на билль, и еще через два дня старейший
сторонник короля был казнен при огромном скоплении народа.
Виллема в этот день отвезли в Гринвич.
Свадьба была отпразднована скромно (брачными узами
молодых соединил епископ Мэттью Рен, дядя
Кристофера Рена)122, и голландцы подозревали, что, изменись
завтра политическая ситуация в Англии, англичане тут же
откажутся от брачного контракта. Во время bedding of the
bride, торжественного положения молодых на
супружеское ложе в присутствии родителей невесты, иностранных
послов, епископов и лордов Англии, принцессу положили
в кровать в двухслойной рубашке, накрепко зашив подол.
Положили между двух простыней, на которые постелили
еще одну, и только потом на брачное ложе положили
жениха. Таким образом демонстрировали, что Мария
Генриетта только номинально является женой этого мужлана из
Нижних Земель и что, представься лучший кандидат, брак
будет тут же аннулирован. Но для официального
признания брака надо было, чтобы босые ноги жениха коснулись
босых ног невесты. И под смех всех присутствующих
пришлось посылать королевского горбуна за ножницами.
Подол разрезали, но хотя официально Мария Генриетта и
стала женой Виллема, Карл отложил отъезд дочери к мужу до
достижения 12 лет, официального брачного возраста, что,
конечно, лишь умножило подозрения голландцев.
Однако судьба распорядилась по-своему. Уже на
следующий год в Англии разразилась Первая гражданская
война, и Карл был вынужден покинуть Лондон, а жену и
старшую дочь отправить в Нидерланды. В официальном

послании говорилось, что, посылая свою дочь
в Республику Соединенных провинций,
английский король демонстрирует свое
расположение к этой стране. Королева якобы лишь
сопровождала десятилетнюю дочь. На деле же
король (и не он один) опасался за безопасность
жены-католички, находившейся в центре
антипарламентской группировки. Отъезд Марии
Генриетты и Генриетты Марии был бегством,
но бегством королевским: Марию Генриетту
сопровождало 8о придворных, вдвое больше,
чем предусматривал договор. Но это была еще
небольшая свита по сравнению со свитой ее
матери, насчитывавшей 300 человек. Все
расходы на гостей и их свиты взял на себя Фредерик
Хендрик. Генриетта Мария пробыла в
Республике целый год, прося денег у всех, от
датского короля до амстердамских евреев.
Брак Виллема, принца Оранского,
и принцессы Марии Стюарт
2 мая 1641 года
Слева на возвышении — родители
невесты, Карл I и Генриетта
Мария, справа — родители жениха,
Фредерик Хендрик и Амалия ван
Солмс. На заднем плане
аллегории Любви, Надежды и
Справедливости и нидерландский лев в
нидерландском палисаднике. Над
новобрачными голубь Святого
Духа и путти с лавровыми венками
Рейнир ван Персейн, по
живописному оригиналу Исаака Исаакс-
зоона. 1641. Гравюра. 36,5 М73
Рейксмузеум, Амстердам
47

Шествие стрелков
во время въезда
Генриетты Марии
в Амстердам
2о мая 1642 года
Питер Нолпе.
по оригиналу Питера
Симонсзоона Поттера
1642. Офорт. 40x49,2
Рейксмузеум,
Амстердам
Вместо оговоренного в брачном контракте приданого
в 4° °°° фунтов Генриетта Мария предусмотрительно
захватила с собой королевские бриллианты, чтобы, заложив
их, получить деньги на военную помощь мужу Но
голландские банкиры не спешили принять заклад, тем более
что парламент вручил послу Республики в Лондоне
официальное письмо, в котором говорилось, что бриллианты
принадлежат короне, а отнюдь не являются личной
собственностью королевы123. Дать под бриллианты деньги
соглашались лишь антверпенские банкиры, да и то лишь при
условии, что гарантом выступит Фредерик Хендрик. Что
он и не преминул сделать, поддержав таким образом
роялистов, несмотря на решение Генеральных штатов о
нейтралитете.
Мэри и Генриетта Мария были приняты в Нидерландах
с большой помпой. Фредерик Хендрик, всеми уважаемый
штатгальтер, которому было уже под шестьдесят,
относился к десятилетней невестке не как взрослый к ребенку, а как
подданный к суверену А десятилетняя Мэри вела себя как
258

и подобало августейшей особе, не скрывая
пренебрежительного отношения к семье мужа. По статусу принцесса
из дома Стюартов была несравненно выше графини Ама-
лии, и Мэри не упускала случая напомнить об этом
свекрови, которая должна была обращаться к малолетней невестке
«мадам». Тон задавала королева-гостья, открыто
насмехавшаяся над платьями голландских дам, их прическами и
разговорами. Многих разочаровал не только характер, но
и внешность королевы. София, младшая дочь Елизаветы
Зимней, в будущем София Ганноверская, пишет о своем
первом впечатлении при встрече с королевой в 1642 году:
«Зная прекрасные портреты ван Дейка, я представляла всех
английских леди красавицами и удивилась, увидев, что
королева была малорослой женщиной с худыми, длинными
руками, сутулыми плечами и с зубами, торчавшими у нее
изо рта наподобие клыков»124.
Брак с английской принцессой повысил престиж
Оранских, но любви и мира в семью не принес. К тому
же он стоил казне немалых денег, и конца тратам не пред-

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
виделось. Уже в 1641 году расходы Оранских превысили их
доходы на 185 ооо гульденов. Поставщики двора
штатгальтера впервые жалуются на неоплаченные счета. Расходы на
прием 380 придворных королевской свиты были
огромными, а фрейлины Генриетты Марии каждый день
требовали новые перчатки и шелковые чулки. К тому же Штаты
Голландии и магистрат Амстердама, не желавшие портить
отношений с английским парламентом, были очень
обеспокоены тем, что английская королева, не считаясь с их
политикой нейтралитета, закупала оружие и вербовала
солдат и офицеров. Они даже наложили арест на корабль
королевы, перевозивший оружие и бочки с золотыми
дукатами, подаренными ей Генеральными штатами125. Но
Фредерик Хендрик, связанный договором о помощи
английскому королю, составил список офицеров, из
которых Генриетта Мария могла выбрать 50 и взять их с собой.
29 января 1643 года она — наконец! — отплыла в Англию
на судне, названном в честь ее дочери «Мария, принцесса
Великобритании». Только все вздохнули с облегчением,
как шторм заставил адмирала Тромпа вернуться. Королева
пробыла в Гааге еще месяц.
Двор Виллема и Мэри, соперничая в роскоши с
двором Амалии и Фредерика Хендрика, придал еще больший
«Schwung» «самой важной деревне в Европе», как часто
называли Гаагу, не имевшую прав города. Но одним
соперничеством дело не ограничилось. Первое время
малолетки-новобрачные жили раздельно: Биллем на этаже отца, а
Мэри на этаже свекрови. Не прошло и года, как поползли
слухи о том, что свекровь и невестка не ладят друг с
другом и что между ними нередки бурные сцены. Гордость
Амалии принадлежностью к дому Оранских
наталкивалась на открытое презрение Мэри и к ней лично, и ко всем
Оранским. Стюарт не хотела становиться и так никогда и
не стала Оранской. Свекровь и невестка сходились лишь в
упрямстве. Как нередко случается и в менее титулованных
семьях, предметом борьбы между ними стал Биллем,
изменявший жене направо и налево, но никогда не
отказывавший ей в деньгах на борьбу Стюартов с парламентом.
В глазах матери, он бросал деньги на ветер: в 1648 году Вил-

лем продал поместья Оранских, чтобы помочь семье жены,
весной 1650 года с той же целью занял два миллиона у
Амстердама.
Несмотря на все горести, которые принес Амалии брак
сына с Мэри, она не оставляла честолюбивого желания еще
раз породниться с домом Стюартов. Эти желания
разделяла и Генриетта Мария, пославшая в 1644 году эмиссара из
Парижа в Гаагу с предложением брака между ее старшим
сыном Карлом и старшей дочерью Амалии Луизой
Генриеттой. Английская королева готова была пойти еще на
один мезальянс, лишь бы заручиться помощью Республики
в борьбе ее мужа с парламентом.
Отъезд королевы
Генриетты Марии
из Голландии
2д января 1643 года
Балтазар
Флорисзоон
ван Беркенроде
i643- Офорт. 39х46'2
Рейксмузеум,
Амстердам
2б1

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
Луиза Генриетта,
принцесса Оранская
Корнелис Фиссер II,
по живописному оригиналу
Геррита ван Хонтхорста
1Ô49- Офорт, резец. 41,8x30,6
Рейксмузеум, Амстердам
До этого, зимой 1640 года, к Луизе
Генриетте, только что достигшей 12 лет, сватался ее
родственник Хендрик Казимир, штатгальтер
Фрисландии, желавший этим браком укрепить
свое положение. Но после того как Оранские
породнились со Стюартами, обедневший Нас-
сау был уже не парой их старшей дочери. И
после гибели Хендрика Казимира Амалия
уничтожила еще не оглашенный брачный контракт.
Пока Амалия вела переговоры со
Стюартами о возможном браке дочери, сама Луиза
Генриетта имела неосторожность дать клятву
верности Анри-Шарлю де ла Тремуйю, принцу
Талмонскому и Тарентскому. С самого момента
появления в 1638 году семнадцатилетнего Анри
де ла Тремуйя при гаагском дворе его окружал
романтический ореол. Чего стоила одна только
история отпрыска славного французского
дворянского рода, приходившегося внуком сразу
двум дочерям Вильгельма Оранского!126
После сдачи в 1628 году Ла-Рошели его отец, внук
принца Оранского, перешел в католичество
и крестил своих детей, мать же, внучка
принца Оранского, завещала им, когда они станут
взрослыми, вернуться в протестантизм и искать
защиты у дяди. Молодой де ла Тремуй внял ее
наставлениям, перешел в протестантство и
поступил на службу к Фредерику Хендрику,
получив от него кавалерийский полк127. Весной
1641 года Анри-Шарль сопровождал Виллема в
Англию, причем его собственная свита
насчитывала более 20 человек. Когда выяснилось, что
они не могут отплыть из-за шторма, молодой
человек сломя голову поскакал в Гаагу, рискуя
жизнью при переправе через бурный Маас, —
все для того, чтобы еще раз увидеться с Луизой.
Это не могло не вскружить голову 13-летней
девочке. Вопреки всем правилам приличия
Луиза и Анри начинают тайную переписку.
2б2

Тем временем матримониальные переговоры со
Стюартами зашли в тупик: английская сторона требовала
гарантий поддержски роялистов, а Фредерик Хендрик и
Амалия понимали, что при всем их желании видеть дочь
женой наследника английского престола таких гарантий
они дать не могут, потому что Генеральные штаты
никогда не согласятся на поддержку роялистов. Однако
неудача никак не умалила династических амбиций Амалии,
решившей выдать дочь за курфюрста Бранденбургского,
сына сестры Фридриха Зимнего. Правда, все знали, что
курфюрст давно уже влюблен в свою двоюродную
сестру Луизу Голландину и что та отвечает ему
взаимностью. Да и Елизавета Зимняя была не против их брака.
Но заложившая даже свое обручальное кольцо Елизавета
не могла пообещать жениху того, что пообещала ловкая
Амалия, а именно что в случае смерти Виллема II все
наследство Фредерика Хендрика перейдет Луизе
Генриетте. И тут она узнает о чувствах дочери к де ла Тремуйю!
Чего только не делает Амалия, лишь бы очернить
избранника дочери в глазах мужа и выдать ее замуж за
«принца крови»! Не добившись своего уговорами, она идет на
кражу писем, обман и подлог. В те времена в интересах
династии родителям нередко приходилось пускаться на
хитрости и строить козни, чтобы подчинить сердечные
влечения детей своей воле12в. Любовная история Луизы
Генриетты и Анри-Шарля де ла Тремуйя закончилась,
как обычно заканчивались подобные истории: j декабря
1646 года, в день своего 19-летия, с разбитым сердцем и
заплаканными глазами Луиза Генриетта идет под венец
с курфюрстом Бранденбургским129, и Анри де ла Тремуй
наставляет ее искать теперь утешителя только в муже.
Позднее Амалия запечатлеет свой успех на
матримониальном рынке на одном из полотен зала Оранских: Луиза
Генриетта и курфюрст Бранденбургский стоят рядом, но
взгляд обоих устремлен куда-то вдаль, они словно не
видят друг друга.
Через три месяца Фредерик Хендрик умер. У него еще
достало моральных и физических сил сказать ухаживавшей
за ним дочери: «Pardonne-moy».

Принцесса
Оранская
и Стюарты
Фредерик Хендрик
на смертном одре
Корнелис
ван Дален I,
по оригиналу
Адриана
Питерсзоона
ван де Венне. 1647
Гравюра. 34-2*38.9
Рейксмузеум,
Амстердам
Пост штатгальтера перешел к его сыну, Виллему II. Гей«
гене, сохранивший пост секретаря штатгальтера,
записывает в дневнике: Dens misereatur Populi $m —Да помилует
Господь народ свой. Молитва его не была услышана. Для
страны наступили трудные времена. Нелегко пришлось и
Амалии.
Последние годы жизни Фредерика Хендрика прошли
под знаком быстрого физического и психического
одряхления и бурных политических разногласий с сыном,
касавшихся прежде всего вопроса о том, надо ли продолжать
войну. Бывший StedendwingeTy «облегатель городов»,
постепенно становился, по словам Вондела, Vrededwinger,
«принуждающим к миру». Сказывались возраст, усталость
от жизни на бивуаках, подступавшие болезни. Во время
кампании 1646 года он уже с трудом держался в седле, и все
лето армия простояла в лагерях. Но командование сыну не
уступал, зная, что тот твердо намерен продолжать войну.
Конфликт по поводу внешней политики Нидерландов
продолжался и после смерти Фредерика Хендрика, теперь
уже между матерью и сыном.
ЗО января 1648 года в Мюнстере был подписан
сепаратный мир между Нидерландами и Испанией, ставший ча-
Слева:
Фридрих
Вильгельм,
курфюрст
Бранденбургский,
с женой Луизой
Генриеттой
Геррит ван
Хонтхорст. 1647
Холст, масло
302x1943
Рейксмузеум,
Амстердам
На следующем
развороте:
Похороны
Фредерика
Хендрика до мая
1647 года в Гааге
Неизвестный
мастер. 1647-1651
Офорт. 39»7Х51'5
Рейксмузеум,
Амстердам
2б5

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
стью Вестфальского мира, который положил конец сразу
двум войнам, Восьмидесятилетней и Тридцатилетней.
Огромное полотно Бартоломеуса ван дер Хелста
Торжество по поводу подписания Мюнстерского договорау
долгое время бывшее главной приманкой для посетителей
амстердамского Рейксмузеума, лишь одна из многих картин,
призванных увековечить эту памятную дату. Двор Амалии,
двор Виллема и Мэри и двор Елизаветы Зимней
готовились к торжествам. Им было что праздновать: Испания
официально признала независимость Нидерландов, а часть
Пфальца отошла старшему сыну Елизаветы
Карлу-Людвигу. Из Бреды в Гаагу приехали принц Уэльский и Бекин-
гем. Но праздничное настроение царило в Гааге недолго.
В начале февраля 1649 года капеллан принца Уэльского
обратился к нему со страшными словами: «Ваше Величество».
До Гааги дошла леденящая кровь весть о том, что 30
января Карл I был обезглавлен. Принц Уэльский стал для
«шевалье» Карлом II, для «круглоголовых» Кромвеля остался
врагом и главой delinquents, как называли роялистов.
Казнь Карла I
перед
Банкетным залом
Уайтхолла
в Лондоне
н
Саверей.1649
. 11,9*133
Рейксмузеум,
268

После казни Карла I в Голландии ходил
анонимный стишок, приписываемый Вонделу:
Daar Olie in yt vier en 't Crom wel is,
Road oft daar niet een gruwelijke hei is.
Где масло льют в огонь (Olie-vier)
и где в чести Кривой (Crom-well),
Там пекло чертово и ад там смоляной.
Принцесса
Оранская
и Стюарты
С этого момента войну Кромвелю объявила
даже мягкосердечная Елизавета Зимняя.
Видевшая брата в последний раз тридцать с
лишним лет назад, когда она уезжала из Англии, и
часто недовольная его равнодушием к судьбе
Пфальца, теперь она поклялась выкинуть из
своего дома всякого, кто хоть как-то связан с
Кромвелем130. Ее двор стал приютом
беженцев-роялистов, искавших утешения в охотах,
костюмированных балах и музыкальных
вечерах. Объявленный парламентом врагом и
изменником, Карл гостит не только у тетки, но и у
сестры, и Генеральные штаты, опасаясь трений
с английским парламентом, сразу же
ограничивают срок его пребывания, выделив высокому
гостю to ооо гульденов из расчета юоо
гульденов в день. Но Карл остается у сестры намного
дольше отведенного ему срока. Когда же
Генеральные штаты запретили Карлу и Якову
появляться на территории Нидерландов, они стали
приезжать к сестре инкогнито — роялисты
любили рискованные игры с переодеваниями131.
После заключения Мюнстерского мира
бо-тысячная армия Нидерландов была
сокращена почти вдвое. Но Голландия, на долю
которой приходилось больше половины всех
расходов Республики, требовала дальнейших
сокращений. Кроме финансовых мотивов,
провинцией двигали соображения
политические. Роспуск армии означал ослабление вла-
Елизавета Стюарт
с серьгой из волос Карла I
Биллем Якобсзоон Делфф.
по живописному оригиналу
Михила ван Миревелта. 1623
Гравюра. 41,6х2д,5
Рейксмузеум, Амстердам
269

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
сти Виллема II, ее главнокомандующего. В октябре 1649
года Штаты Голландии в очередной раз призвали к
сокращению армии, пригрозив, что в противном случае начнут
расформировывать ее сами, без согласования со
штатгальтером и другими провинциями: ведь платили за армию
они. С этого момента скрытая борьба за власть между
штатгальтером и сторонниками власти Штатов становится все
более явной. Доходит до того, что в начале июня i6$o году
Биллем II ведет войска на Амстердам. Город спасает
Провидение, принявшее облик почтового курьера, который,
увидав неподалеку от города отряд сбившихся с дороги
солдат, поднял тревогу. Когда войска штатгальтера
подошли к Амстердаму, ворота были заперты, мосты подняты, а
жители города, включая миролюбивых меннонитов,
поджидали войска Виллема II в полной боевой готовности.
Стороны заключили мир, но Амстердаму пришлось
распрощаться с бургомистром Биккером, ярым сторонником
сокращения армии. А 30 июля по приказу Виллема II были
арестованы и заключены в замок Лувестейн шесть членов
Штатов Голландии, требовавшие сокращения армии.
Одним из них был Якоб де Витт, представлявший в Штатах
Голландии старейший город провинции—Дордрехт. Через
полмесяца после того, как решение о расформировании
было аннулировано, их освободили. По преданию, после
освобождения Якоб де Витт наказывал своим сыновьям:
«Помните о Лувестейне!» Что означало: будьте бдительны,
штатгальтер стремится подчинить себе Генеральные
штаты и захватить власть. Попытка захвата Амстердама и арест
видных членов Штатов Голландии вынудили «партию Лу-
вестейна», как стали называть сторонников власти Штатов,
искать сближения с Кромвелем.
БЕЗ ШТАТГАЛЬТЕРА
Через пять месяцев после описанных событий Биллем
простудился на охоте и слег. Как было принято в то время,
врачи всячески старались выгнать из организма 24-летнего

юноши дурные гуморы, но их старания оказались тщетны,
и 6 ноября 1650 года Биллем II, принц Оранский и
штатгальтер шести провинций Республики, умер. Кто говорил,
что от воспаления легких, кто—что от оспы. Ходили слухи
и об отравлении. Тем более что через неделю после смерти
принца в мешочке для сбора пожертвований одной из
амстердамских церквей нашли стишок:
Оранского скрутило -
Нам очень подфартило.
Единственный просвет
За восемьдесят лет.
перевод Н. Тархан-Моурави
Восемьдесят лет — это тяжелые восемьдесят лет войны с
Испанией. После этого в голландской истории будет еще
много вариаций на тему «первого просвета за восемьдесят
лет», но в i6jo году сторонники власти Штатов не могли
нарадоваться посланной небом, как им казалось,
смерти штатгальтера. Амстердам выпустил памятную медаль с
изображением его похорон, а Вондел написал
стихотворение, в котором сравнивал смерть штатгальтера, забывшего
о том, что он был всего лишь «слугой Штатов», с падением
Фаэтона, низвергнутого Зевсом за высокомерие:
Оранский палу как Фаэтон,
Что, честолюбьем ослеплен,
Не слушал доводов рассудка.
перевод Н. Тархан-Моурави
Мэри была назначена пенсия в 20 ооо гульденов. Амалия
приняла смерть сына с кротостью и смирением: «Богу
было угодно покарать дом Оранских. Мы можем только
молить Его, чтобы на этом кара закончилась». И ее
молитва не была услышана. Страна стояла на пороге трех
Англоголландских войн.
Как до этого все праздники сопровождались трауром,
так теперь печаль соседствовала с радостью. Через восемь
дней после смерти Виллема, в свой 19-й день рождения132
Мария Генриетта благополучно разрешилась мальчиком.

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
Через восемь дней после того, как для Амалии закончилась
битва с невесткой за сына Виллема, над обтянутой
траурным фиолетовым крепом люлькой началась битва за еще
безымянного внука.
Мать хотела назвать ребенка Карлом, в честь отца,
павшего от руки палача. Для Амалии возможно было только одно
имя —Биллем. Виллемом был отец ребенка, Виллемом был
его дед. Это имя было связано с династией Оранских, а имя
Карл ничего не говорило голландцам и, по словам Амалии,
приносило одни несчастья. Интересы Стюартов
столкнулись с интересами Оранских. Две династии, старая и
новая, обе под угрозой вырождения, боролись за выживание,
символом которого стало имя новорожденного. Амалия
пригрозила, что не придет на крестины, если Мэри назовет
сына Карлом. И победа снова осталась за ней. Крестные,
а ими была почти вся Республика — Генеральные штаты,
Штаты Голландии и Зеландии, магистраты Амстердама,
Лейдена и Делфта — крестили Виллема. Мария Генриетта
не называла сына иначе как Pïccinino — малютка, крошка ш.
Следующая размолвка была вызвана вопросом об
опекунстве новорожденного — хилого, слабогрудого ребенка.
В завещании Биллем однозначно назначал опекуном всех
детей, буде таковые у него родятся, жену, но Амалия
опротестовала завещание, придравшись к тому, что под ним не
было подписи, и потребовала, чтобы опекунами
назначили ее и курфюрста Бранденбургского, к которому Мэри
относилась не лучше, чем к свекрови. После длительных
разбирательств (Гейгенс написал даже стихотворение A la
Princesse de la Grande Bretagne, в котором призывал Мэри
положить конец этой «uncivil war») было выполнено и это
требование Амалии, опасавшейся, и не без оснований, что
если владения Оранских перейдут в единоличное владение
Мэри, в самом скором времени она распродаст их, чтобы
обеспечить деньгами брата Карла. Но вражда двух принцесс
не прекратилась. Французский посол в Нидерландах,
писавший в 1654 Г°ДУ>что «примирение этих двух дам — дело
несбыточное», оказался прав134. Мелкие и крупные склоки
между принцессой Стюарт и принцессой Оранской мало
чем отличались от свар невесток и свекровей менее голубых
272

кровей. В i6j7 году умерла сестра Амалии графиня Дона, и
Мэри демонстративно нарядила сына в яркие одежды,
показывая, что смерть близкой родственницы Амалии для нее
праздник. А когда в том же году умерла Эмилия Секунда
Антверпиана, единокровная сестра Фредерика Хендрика, и
Мэри одела мальчика в траур, Амалия кричала, что
смехотворно наряжать семилетнего ребенка в черное!
Естественно, что Мэри предпочитала жить не в Гааге, а
подальше от свекрови, в пригородном дворце Хонселаар-
сдейк, или еще дальше, в Бреде135, которую называли теперь
«протестантским Версалем» и где она радушно принимала
и тетку Елизавету, и братьев, наезжавших из Южных
Нидерландов или Парижа.
Амалия, еще живо помнившая радость Фредерика
Хендрика, отвоевавшего семейное гнездо Оранских у
испанцев, тяжело переживала «потерю» Бреды и ее превращение
в оплот заносчивых голодранцев Стюартов. Сама она
после смерти мужа переехала во дворец Ноордэйнде, где
вырос Фредерик Хендрик.
Но еще чаще она бывала в летней резиденции Оранских,
дворце Хейс тен Бос, первый камень которого был заложен
Елизаветой Зимней в 1645 году. Центральный зал дворца
Амалия превратила в мемориал героических деяний
Фредерика Хендрика, оставляя потомкам образ не «облегателя
городов», а миротворца. В этом ей помогли все тот же
Константин Гейгенс и его друг, архитектор Якоб ван Кампен.
С 1648-го по 1652 год зал Оранских расписывают лучшие
художники того времени, работавшие в манере Рубенса:
Ян Ливенс, Геррит ван Хонтхорст, Якоб Йордане, Питер
де Греббер, Саломон де Брай, Адриан Ханнеман, Теодор
ван Тюлден. Текст написал Гейгенс: «Безутешная вдова
Амалия ван Солмс посвятила этот достойный памятник ее
вечного траура и любви своему незабвенному мужу
Фредерику Хендрику, принцу Оранскому». Каким бы
трафаретным ни казался нам текст, он передает чувства вдовы,
так никогда и не снявшей траура по мужу136.
Смерть Виллема II резко изменила соотношение сил
в стране. В лагере оранжистов, потерявших свою главную
опору в лице штатгальтера, царил раскол. К власти при-

апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
Йохан де Витт
Абрахам Блотелинг,
по оригиналу Яна де Баана
1660-1690. Меццо-тинто
и гравюра. 27,3*21.7
Рейксмузеум, Амстердам
шла партия регентов, возглавляемая пенсиона-
рием Штатов Голландии Йоханом де Виттом,
чей отец совсем недавно наказывал сыновьям
помнить о Лувестейне. Поздравляя де Витта
с назначением, один из его друзей писал:
«Заняв эту должность, ты должен с полным
спокойствием взирать на то, будешь ли ты лежать
в гробу целым или разрубленным на куски»137.
Тогда, в самом начале так назыаемого Первого
периода без штатгальтера или Истинной
Свободы, никто не мог предугадать, каким
пророческим окажется это страшное напутствие.
Смерть штатгальтера вызвала изменения
и во внешней политике страны. При жизни
Виллема и речи быть не могло о признании
диктатуры Кромвеля, приведшей к казни его
тестя Карла I. Все монархии Европы разорвали
политические и торговые связи с пуританской
республикой. Английских купцов выслал даже
царь Алексей Михайлович. Не обнадеживало
положение дел ни в Ирландии, где повстанцы
заключили соглашение с Ормондом, ни в
Шотландии, короновавшей в 1650 году Карла II.
Регенты Республики, заинтересованные
прежде всего в торговле, то есть в мирных
отношениях с соседями, решили разорвать
политическую изоляцию, в которой оказалось
Британское содружество, и принять
посольство Кромвеля. Тот воспринял этот шаг как
поддержку союзной протестантской
Республики, только что избавившейся от собственного
тирана-штатгальтера, верного союзника
Стюартов.
В конце марта 1651 года 246 посланцев
Содружества торжественно въехали в Гаагу. Город,
где было два английских двора — сестры и
дочери казненного короля, — кишел роялистами.
Толпа встретила длинную кавалькаду
разряженных англичан криками: «Цареубийцы, пала-

чи, кромвелевские ублюдки!» Одними оскорблениями не
обошлось. Через несколько дней в домах, где остановились
англичане, повыбивали стекла. Штаты Голландии
пытались сделать все возможное, чтобы обезопасить гостей, но
их попытки не имели успеха. Английские посланцы не
решались выходить на улицу поодиночке: за три недели
пребывания в Гааге четырнадцать англичан попало в лазарет.
Мэри и герцог Йоркский демонстративно разъезжали под
окнами посольства Кромвеля, а уверенные в
безнаказанности слуги Мэри позволяли себе оскорбительные жесты в
сторону посольства. Атмосфера переговоров,
продолжавшихся три месяца, омрачалась с каждым днем.
Самым страшным оскорблением было, однако, то, что
на английское предложение политического союза двух
протестантских республик Нидерланды ответили отказом.
На предложение парламента основать союз «прочнее, чем
когда-либо» и «во взаимных интересах» Республика
ответила, что готова «восстановить прежние дружеские
отношения». Семь провинций, наконец-то освободившиеся
и от испанского гнета, и от власти штатгальтера, боялись
потерять политическую и экономическую независимость,
вступив в коалицию с Англией. Особенно неприемлем
был этот союз для провинции Голландия,
находившейся на экономическом и политическом взлете. Республика
Соединенных провинций, еще не решившая, что делать с
должностью собственного капитан-генерала, не
собиралась подчиняться Генералу, как называл Кромвеля Йохан
де Витт. Правда, Нидерланды официально признали
Содружество, но мечта Кромвеля о союзе двух
протестантских республик потерпела полный провал.
Весть об унижении, нанесенном британскому
посольству Нидерландами, отказавшимися от Союза и не
защитившими их от провокационных выпадов беженцев-
роялистов, была воспринята в Лондоне как оскорбление.
И возмездие не заставило себя ждать. Уже через три месяца
после заверений английских послов в дружбе
«парламентское охвостье» приняло Навигационный акт, призванный
не только продемонстрировать зарвавшейся Республике,
что она потеряла, отказавшись от союза с Англией, но и

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
наказать ее: неанглийским судам разрешался ввоз в Англию
только товаров, сделанных в стране-отправителе.
Нарушение каралось конфискацией судна. Аресту подлежали и
суда, перевозящие товары, сделанные во Франции, с
которой Содружество вело неофициальную войну со времени
казни Карла. Иными словами, Акт был направлен на
подрыв посреднической торговли, прежде всего голландской
морской торговли, оборот которой в пять раз превышал
оборот английской морской торговли, давно уже вызывая
зависть англичан. Конкуренция, разъединявшая
Содружество Кромвеля и Республику Соединенных провинций,
оказалась не в пример сильнее объединявшей их религии.
Нидерланды, с торговым флотом, составлявшим 75%
торгового флота всей Европы, нуждались в свободе
мореплавания, в открытом для всех море, поэтому уже за двадцать
лет до этого Гуго Гроций выступал за таге liberum,
обосновывая это тем, что море, как и воздух, —res nullis,
ничейная собственность, открытая всем и каждому. Английский
флот, находясь еще в стадии развития, нуждался в
протекционизме, поэтому Джон Селден написал в i6i8 году Mare
clausum138. Акт Кромвеля повторял аргументы закрытого
моря и требования суверенитета на море.
Голландские рыболовные суда и до Акта попадали в
руки английских каперов. Акт санкционировал их захват.
Если в 1649 году англичане захватили 22 голландских
рыболовецких судна, то в 1651 году голландцы лишились 126
судов. В отличие от торгового, голландский военный флот
пребывал в середине xvii века в плачевном состоянии, так
как все деньги во время штатгальтерства Виллема II шли на
сухопутные войска. Теперь для обеспечения безопасности
рыболовного и торгового флотов де Витт принял решение
перестроить 150 торговых судов. Англия восприняла это
как объявление войны. Но официальное объявление
войны последовало только после стычки голландского
адмирала Тромпа с английским адмиралом Блейком.
Кромвель возобновил требование салюта английским
судам, независимо от их численности. Голландцы
согласны были приспускать флаг в случае численного перевеса
англичан, но не считали, что голландский фрегат должен

первым приветствовать английскую рыболовную
шхуну. 29 мая 1652 года сорок судов Тромпа
встретились в Ла-Манше с двадцатью пятью судами Блей-
ка. Англичане рассматривали Ла-Манш как свои
внутренние воды, и Блейк потребовал от Тромпа
приспустить флаг, дав два предупредительных
выстрела. Третий залп англичан ранил нескольких
матросов Тромпа, и он ответил на него залпом из
всех орудий. Якобы при этом Тромп сказал: «Мы
спускаем флаг только перед сильнейшим!» — и вся
нация приветствовала его слова. Тромп, который
не единожды встречался с Карлом I, отвозил в
Англию принца-жениха, а потом привез его жену и
Морской бой у берегов
Голландии во время Первой
англо-голландской войны
Флот Штатов под
командованием Маартена Тромпа
и английский флот под
командованием Джорджа
Монка, 8 августа 1653 г°Да
Неизвестный мастер,
по оригиналу Яна Абрахаме-
зоона Беерстратена
1654-1656. Офорт. 13,5*16.8
Рейксмузеум, Амстердам
Т-77

тещу, был известен своими роялистскими
симпатиями, и не исключено, что он искал предлога для
стычки с пуританами, как называли противников
короля. Голландский адмирал, развязавший
Первую англо-голландскую войну, погиб в ее
последнем морском бою 10 августа 1653 года139.
Сатира на Кромвеля
времен Первой
англоголландской войны
Грифон, из заднего
прохода которого сыплются
золотые монеты, возлагает
на Кромвеля корону из
павлиньих перьев. Одной
рукой Кромвель держит
француза, другой
придерживает кишки убитого
голландца. Шотландец и
ирландец у его ног молят
0 пощаде. На заднем
плане — торговля
награбленным, казнь Карла
1 и предсказание того, что
английский флот будет
сожжен, а нидерландский
лев, француз, шотландец
и ирландец нападут на
англичанина
Криспейн ванде Пассе II
1652. Гравюра. 39>9х26.5
Рейксмузеум, Амстердам
Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
2/8

Об антиголландских настроениях, царящих в это время Без
в Англии, можно судить по сатире Нрав Голландии Эндрю штатгальтера
Марвелла, поэта-метафизика, почитаемого Элиотом и
Набоковым. Всецело на стороне Кромвеля, поэт описывает
Голландию — даже не страну, а лишь отбросы английского
песка—как край пьянчуг и мужланов 14°.
Оранжисты и беженцы-роялисты на ура встретили
начавшуюся войну. Сэр Эдвард Хайд, ближайший советник
Карла и его будущий лорд-канцлер, писал, что он не может
решить, что было бы выгоднее роялистам: чтобы
голландцы задали трепку англичанам или наоборот. Карл горит
желанием лично возглавить экспедицию, но Штаты
Голландии отвечают на его предложения без энтузиазма,
понимая, что участие претендента на английский престол в
военных операциях не придаст достоверности их
миролюбивым заверениям.
А мира они хотят любой ценой. Нидерланды, не
готовые к войне на море, терпят поражение за поражением. Не
менее важным было и то, что с первых же дней войны
замерли торговля и рыбная ловля, и ремесленники и рыбаки
лишились куска хлеба. Амстердамские улицы, еще недавно
такие оживленные, поросли травой, три тысячи жилищ
стоят пустыми, приостановлено даже строительство новой
ратуши.
Все громче в трактирах и кабаках раздаются тосты за
здравие Оранских. В день рождения Виллема Гейгенс
записал в дневнике: incredihile gaudio omnis poluli — к
невообразимой радости народа. В этот день простой люд
украшает жилища гирляндами и пожеланиями здоровья
принцу и всем Оранским, видя в них спасение.
Мастеровые и лавочники требуют назначения двухлетнего Виллема
на пост штатгальтера и главнокомандующего. На улицах
распевают:
Пусть наш принц сейчас малютка, ура!
Только что после родин, ура!
Принц Оранский вам не шутка, ура!
Будет наш он господин, ура!
перевод Н. Тархан-Моурави
279

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
Ян Стеен изобразил эти настроения в картине День
рождения принца: простой люд празднует день рождения
Виллема, над столом висит медная корона с веткой
апельсина (oranjetak), на полу лежит листок со стишком: «Да
здравствует Оранский мальчик! / В одной руке — клинок,
в другой — стаканчик».
День рождения
принца,
14 ноября
1650 года
Ян Стеен. i66o-
1679- Дерево,
масло. 46x62,5
Рейксмузеум,
Амстердам
В марте i6$3 года де Витт посылает в Лондон письмо,
названное англичанами «Нижайшей мольбой Штатов
Голландии о мире». Кромвель, разогнавший к этому
времени «охвостье» и сосредоточивший власть в своих руках,
соглашается встретить голландских послов в Лондоне, но
выдвинутые им условия мира мало чем отличаются от
условий, выдвинутых пуританами в начале войны. И теперь
к ним прибавился еще один пункт, так называемый Акт
28о

об исключении: Нидерланды должны гарантировать, что Без
Биллем, сын Биллема II и Мэри Стюарт, никогда не станет штатгальтера
Биллемом III, то есть не будет избран ни штатгальтером,
ни главнокомандующим. Понятно было, что Генеральные
штаты никогда не согласились бы с этим пунктом, и де Витт
предложил, чтобы это условие было принято Штатами
Аллегория на окончание Первой англо-голландской войны
Корабль Нидерландов плывет по спокойному морю, на борту — девы семи
провинций и персонификации добродетелей. На носу корабля стоят
адмиралы Михил де Рюйтер и барон ван Гент. К берегу прикованы
персонификации войны, на флаге надпись «Liberum Мате». Взирающие с неба
индейцы, африканцы и турки ослеплены светом голой Правды с Библией в руках
Франсуа Схиллеманс, по рисунку
Адриана Питерсзоона ван де Венне. 1654
Офорт, резец. 60,5x61. Рейксмузеум, Амстердам
281

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
Справа:
Портрет
Виллема III
с апельсином
в руке и с голубой
лентой ордена
Подвязки
Адриаан Ханне-
ман. 1Ô54- Холст,
масло. 133х 94-
Рейксмузеум,
Амстердам
только одной провинции — Голландии. Еще одним
условием мира было обязательство сторон не предоставлять
убежища и помощи противникам каждой из них. Иными
словами, Карл не мог больше рассчитывать на поддержку
голландцев, а его сестре запрещалось принимать брата даже
в собственных владениях. Навигационный акт оставался в
силе, и на море голландцы должны были первыми
салютовать англичанам. Мирный договор, подписанный в
Вестминстере 15 апреля 1654 года, свидетельствовал о том, что
Первая англо-голландская война закончилась
убедительной победой пуритан Кромвеля.
Акт об исключении должен был оставаться в тайне, но
как можно сохранить в тайне результат голосования
представителей i8 городов Голландии, тем более что далеко не
все они голосовали за исключение маленького принца?
Секрет быстро стал публичным достоянием. Генеральные
штаты послали в Лондон письмо, в котором говорилось,
что Акт не имеет силы, так как подписан от имени
Голландии, а не всей Республики. Но подписанный мир был
свершившимся фактом. Рыбаки снова могли выходить в море,
купцы—отправлять и получать товары. Страна постепенно
приходила в себя, и вскоре многие говорили уже о
мудрости решения Штатов Голландии.
Оранские оказываются в это время на политической
периферии. Еще в мае 1653 года приехавший в Гаагу Карл
посвятил трехлетнего Виллема в рыцари ордена Подвязки,
и это вызвало огромное воодушевление у сторонников как
Оранских, так и Стюартов. Адриаан Ханнеман,
голландский художник, работавший в Лондоне с Даниэлем Ми-
тенсом, а потом с ван Дейком и любимый как Стюартами,
так и голландской аристократией, пишет портрет
трехлетнего принца с голубой перевязью через левое плечо.
Теперь же и дядя, и племянник, казалось, потеряли
всякий шанс когда-либо занять положение, принадлежавшее
им по праву рождения. Амалия, все надежды которой
рушились, была в отчаянии. Но она понимала, что в данный
момент обстоятельства сильнее нее и что ей лучше не
восстанавливать против себя де Витта, как это делала Мэри.
Амалия даже поздравила Генеральные штаты с заключени-
282

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
ем Вестминстерского мира, чего многие оранжисты долго
не могли ей простить.
В 1656 году оранжисты снова сплотились вокруг Ама-
лии, оставшейся с маленьким Виллемом, в то время как
Мэри, заложив имения Оранских, отправилась в Париж
к матери, с которой никогда не была особенно близка.
Трудно представить себе более неудачный момент для
появления сестры Карла при французском дворе: французы
только что подписали договор с Кромвелем, а сам Карл
вел переговоры с заклятым врагом Франции, Испанией.
Против этой поездки были все, даже Карл уговаривал
сестру не ехать, но отличавшаяся упрямством Мэри
настояла на необходимости «частного визита». Кортеж в
6о лошадей доставил ее в Париж, где без малого год она
блистала на балах (хотя обычно вдовы не танцевали) и
охотах, счастливая, что вырвалась наконец-то из-под
опеки Амалии с ее вечным «чувством долга». В Париже она
вновь была среди своих, и, по воспоминаниям
современников, это была совсем другая Мэри, нежели в Гааге, —
милая и обаятельная141.
Хотя сама принцесса Оранская говорила Анне-Мари де
Монпансье, La Grande Mademoiselle, что, как только Карл
займет отцовский трон, она тотчас вернется в Англию,
поговаривали, что молодая вдова (Мэри к этому времени
24 года) была бы не прочь выйти замуж за Людовика XIV
бывшего на семь лет ее моложе. Но даже если это и были
досужие разговоры, основывались они на всей атмосфере
придворной жизни, полной праздничности и прелести
любовных приключений. Не случайно именно здесь Яков,
брат Мэри и Карла, тайно обвенчался с придворной
дамой сестры, Анной Хайд, дочерью советника Карла.
Разъяренный отец, боявшийся подозрений в том, что брак был
устроен по его наущению, кричал дочери, что лучше бы уж
она стала герцогской шлюхой, чем женой, и что ее место в
Тауэре. В бешенстве была и Мэри, в глазах которой даже ее
союз с принцем Оранским был мезальянсом (знала бы она
тогда, что ее сын женится на дочери Якова и Анны!).
Только Карл, который войдет в историю как «Веселый король»
и «старина Роули», по имени жеребца королевской конюш-
284

ни (так он сам представлялся, ломясь в спальню очередной
фрейлины), принял все как должное и произвел отца
герцогини Йоркской в пэры.
Вне себя от гнева была и Амалия, но совсем по другому
поводу. Из всего происходившего в Париже ее волновало
только то, что принцесса Оранская отдала Людовику XIV
Оранж, давший имя династии Оранских! Лишь в 1664 году
благодаря дипломатическим ухищрениям Константина
Гейгенса Оранж был получен обратно.
ИЗ ГРЯЗИ ДА В КНЯЗИ
Между тем Амалия не оставляла мысли о возможном браке
Карла с одной из своих дочерей. После несостоявшегося
брака с Луизой Генриеттой она строит планы о женитьбе
Карла на Альбертине Агнес. А в конце 50-х годов
начинаются переговоры о браке Карла с Генриеттой Катариной.
Только что умер Кромвель, и Амалия, ослепленная
возможностью выдать дочь за английского короля, пусть пока
и без короны, дает согласие на брак. Однако поняв, что
смерть Кромвеля еще не означает того, что Карл вскоре
вернет себе корону, и что в ожидании этого надо будет
содержать именитого, но бедного как церковная крыса
зятя, она берет свое слово назад. Карл принимает отказ
Амалии философски, уверяя, что его чувства к
Генриетте Катарине, которую он называет «лучшим другом» и
-инфантой», таковы, что он желает ей лишь всяческого
счастья142. Мэри счастлива. Всякий раз намерение Карла
жениться на принцессе Оранской вызывало у нее страх,
что ей придется пропускать вперед младшую сестру
покойного мужа.
Вполне вероятно, что в отказе Амалии выдать дочь за
претендента на английский престол сыграл свою роль и
донжуанский список Карла, чьи любовные похождения
были у всех на виду143. Как бы то ни было, переговоры о
браке Карла с дочерью Амалии снова закончились ничем,
и 6 июля 1659 года Генриетта Катарина вышла замуж за

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
Иоганна Георга II, князя Ангальт-Дессау и фельдмаршала
курфюрста Бранденбургского, мужа своей старшей сестры
Луизы Генриетты.
Можно представить себе противоречивые чувства Ама-
лии, когда меньше чем через год вчерашний незадачливый
жених ее дочери стал королем. Делегация английского
парламента привезла Карлу, перебравшемуся к этому времени
в Бреду, сундук с 30 ооо фунтов, чтобы он купил одежду
себе и свите. По рассказам очевидцев, «бедный король»,
как мальчик, прыгал вокруг сундука с золотом. Яков и
Мэри радовались вместе с ним. Елизавета Зимняя пишет,
что было «большим чудом лицезреть вдруг такую
разительную перемену».
Как можно догадаться, разительная перемена
произошла не только с самим Карлом, но и со всем его
окружением. Лютые враги вдруг сделались друзьями. Джордж
Даунинг, бывший посол Кромвеля, который не так давно
уговаривал лорда-протектора принять королевский титул,
а сам с рвением ловил роялистов в Англии и шпионил за
ними на континенте, теперь «признал ошибки» и
переметнулся на сторону новой власти. В его бывшем особняке на
маленькой лондонской улочке, получившей его имя,
находится теперь резиденция британского премьер-министра.
Переменили свое отношение к Карлу и Штаты
Голландии, и Генеральные штаты. В Бреду, где над вековым
замком Нассау реял теперь английский флаг, поспешили их
делегации с поздравлениями и подарками. Мэри
торжествовала: заклятые враги брата, запрещавшие ему въезд в
страну, теперь оказывали ему почести, просили его
милостей и заступничества. Мэри и Амалия наконец-то
сблизились в одних и тех же честолюбивых мечтах: как Англия
преклонила колени перед своим законным монархом, так
и Республика склонит голову перед Виллемом Оранским.
В Бреде началось такое столпотворение, что жители
города жаловались, правда несколько нарочито, что «если
король быстро не уедет, то вскоре здесь окажется пол-Англии,
а нам уже и так не хватает продовольствия». В итоге решено
было уехать. Амалия предоставила несостоявшемуся зятю
свою барку, но он решил плыть uajacht schip, «охотничьем

корабле» (отсюда слово «яхта»). Плавание на яхте ему так
понравилось, что он хотел заказать такое же судно и себе.
Но теперь Штаты Голландии готовы были предупреждать
все его желания. Они решили подарить Карлу яхту, назвав
ее именем принцессы Оранской «Мэри». Кроме яхты, в так
называемый «голландский дар» входила кровать из
ценного сорта бразильского дерева, которая когда-то
предназначалась для Мэри и Виллема, но Биллем умер за несколько
дней до вручения подарка144. Кроме того, Штаты
Голландии выделили Карлу боо ооо гульденов, Генеральные
штаты — 1 500 ооо гульденов, лишь бы умилостивить короля,
с которым они совсем недавно обходились отнюдь не по-
королевски. Герцоги Йоркский и Глостерский получили
по 6о ооо гульденов.
Но, наверное, самым ценным в подарке Штатов
Голландии и Западной Фрисландии была коллекция из 28 картин
и 12 скульптур145, по большей части работы итальянцев
XVI века. Голландцы знали, что Карлу II не нравятся работы
современных художников и что он, как и его отец,
предпочитает работы итальянцев. Несение креста Якопо Бассано,
Портрет Андреи Одони Лоренцо Лотто, Якопо Санназаро
Тициана, работы Тинторетто, Веронезе, Джулио Романо,
Пармиджанино и Скьявоне должны были частично
возместить потерю коллекции Карла I, распроданной
Кромвелем после казни короля. В дополнение к итальянцам
голландцы приложили четыре холста своих современных
художников: Большую церковь в Харлеме Санредама146 и
три полотна Геррита Доу, купленные у самого художника.
Путь из Бреды в Гаагу превратился в триумфальное
шествие. Повсюду именитых гостей ждали банкеты, балы,
приемы, военные парады. Везде горели костры, звонили
колокола, стреляли пушки. Вдоль обочины стояли
зеваки, считавшие все ji кареты и гадавшие, кто есть кто. По
правую руку от Карла сидела Елизавета Зимняя, по ее
собственным словам, «скорее в роли матери, нежели тетки».
В Делфте к ним присоединился Биллем, и толпа радостно
приветствовала принца и его венценосного дядюшку.
Гаагу снова заполонили англичане. Граф Иохан Мауриц
ван Нассау-Зиген по прозвищу Бразилец отдал новоявлен-

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
ному королю свои прекрасный дворец, в котором сейчас
размещается один из лучших музеев страны, до сих пор
называемый по имени его первого владельца «домом Маури-
ца» — Маурицхейс. Тогда же дворец называли «сахарным
домом», так как его строительство Мауриц оплачивал
продажей бразильского сахара147.
Банкет в честь
Карла II, устроенный
Штатами Голландии
30 мая i66o года
в Маурицхейсе
Король сидит между
своей теткой
Елизаветой Богемской
и сестрой Марией
Генриеттой. Мальчик
напротив них —
принц Виллем
Питер Филипп,
по оригиналу Якоба
Тооренвлита. i66o
Офорт, резец. 40,2x49
Рейксмузеум,
Амстердам
Пока высокие гости вволю ели и пили за счет Мау-
рица, никогда не отличавшегося особой бережливостью,
английский флот стоял на рейде в ожидании попутного
ветра. Поздним вечером з июня Карл прибыл в Схевенин-
ген. Поглазеть на отъезд английского короля в дюнах
собралось более 50 ооо человек. Берег освещало столько
факелов, что было видно как днем. Под непрекращающийся
барабанный бой Карл простился с заплаканной сестрой и
поднялся на борт корабля, готового к отплытию. По
иронии судьбы парусник, присланный англичанами за
Карлом, был построен еще в 1645 Г°ДУ> во время Содружества,
на деньги членов палаты общин и назывался «Нейсби», в
честь победы, одержанной над роялистами армией
республиканцев 14 июня 1645 года. Украшавшую нос кора-
288

бля голову Кромвеля спилили еще в Англии, но название
осталось. Уже в Схевенингене его переименовали в «Royal
Charles», дав имя короля, покидавшего континент после
долгих скитаний. Король покидал континент навсегда.
Кораблю с его именем суждено было вернуться — тоже
навсегда.
Из грязи
да в князи
После отъезда Карла начались переговоры о будущем
его племянника. Мэри надеялась, что теперь-то, дабы не
потерять милость ее брата, голландцы не преминут
провозгласить ее сына штатгальтером и главнокомандующим.
Но Штаты Голландии лишь отменили Акт об исключении,
и без того потерявший силу, так как он был подписан
правительством Кромвеля. Что же касается высокого поста,
которого требовали для Виллема оранжисты, то де Витт
ответил, что сначала принц должен получить образование,
которое позволило бы ему в будущем «занять те высокие
должности, на которые его предки назначались Штатами
Голландии»148.
Через три месяца, распрощавшись с сыном и
Елизаветой Зимней, уехала к брату и Мэри. Генеральным штатам
Отплытие Карла I
в Англию
23 мая i66o года
Ян де Биссхоп
1660-1662
Рисунок пером
и кистью. 39*52
Рейксмузеум,
Амстердам
289

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
она наказала заботиться о ребенке, «самом дорогом для нас
существе в мире». Уже тогда поговаривали, что уехала она
навсегда, и обвиняли бросившую сына мать в черствости
и бессердечии. Вероятно, так думала и ехавшая проводить
невестку свекровь. Мэри, однако, не соизволила ее
дождаться и уехала, не попрощавшись.
Ее приезд в Лондон, как и все радостные события этой
истории, был омрачен печалью. Сразу же по приезде ей
сообщили, что от оспы умер ее младший брат принц Генри,
герцог Глостерский. А вскоре слегла и она сама. В канун
Рождества, праздника, отмененного пуританами, но с тем
большей пышностью праздновавшегося теперь при дворе,
она составила завещание, в котором назначала опекунами
сына «лучших родителей и друзей, которым я могу его
вверить» — брата Карла и мать Генриетту Марию. Карл, не
считаясь с опасностью, оставался с сестрой до самого конца.
29 декабря Мэри похоронили в Вестминстерском
аббатстве, и современники писали, что забыли ее так быстро, как
будто ее никогда и не было.
Елизавета Зимняя отправилась в Лейден, чтобы
рассказать о смерти матери ю-летнему Виллему. Мальчик, не
так часто видевший мать, но похожий на нее как две капли
воды149, рыдал долго и безутешно.
У Амалии не меньшую бурю эмоций вызвало завещание
невестки, которая не только назначила опекунами брата и
мать, забыв о том, что просила Штаты Голландии дать сыну
образование, но и ничего ему не оставила! Брак со
Стюартами, на который Дмалия возлагала такие большие
надежды, принес ей одни разочарования и унижения: мало
того, что Princesse Royale обдавала ее таким королевским
холодом, что не отличавшаяся робостью Амалия
однажды даже уронила от неуверенности чашку, мало того, что
она должна была называть невестку «мадам», мало того,
что Стюарты так и не выплатили 40 ооо фунтов
приданого, обещанного за Мэри, так теперь все свое состояние
принцесса Оранская оставила своей матери, даже не
упомянув сына в завещании! Но это было еще не все. 25 апреля
Генриетта Мария, Карл II и герцог Йоркский направили
Амалии неоплаченные счета дочери и сестры на сумму в
290

2o8 ooo фунтов. Государственный совет составил список
драгоценностей, взятых принцессой с собой и пропавших
после ее смерти, и указал на то, что долги могут быть
вычтены из ренты так и не выплаченного приданого.
Несмотря на решение Государственного совета, Амалия
заплатила все долги невестки. Чувство чести не позволило ей
начать препирательства.
Следующий взрыв возмущения Амалии вызвало
объявление новым опекуном Виллема войны
Нидерландам. Подписание Вестминстерского мира не
означало окончания борьбы Нидерландов и Англии за
первенство в морской торговле. В1663 году англичане
захватили голландский форт Элмина в Западной Африке, летом
1664 г°Да — голландскую колонию в Америке Новый
Амстердам. Новый Амстердам они переименовали в Нью-
Йорк по имени брата Карла, герцога Йоркского, лорда
Верховного Адмирала, мечтавшего о быстрой и
успешной войне с Нидерландами. Об этом мечтал не он один.
В сентябре 1664 года Карл II писал в Париж сестре Минет-
те, как он называл Генриетту Анну, что кроме него
самого в Англии не найдется никого, кто бы не хотел войны с
голландцами. Английские суда перестали отвечать на
приветствия голландцев. В ноябре 1664 года англичане
захватили 130 голландских судов в Бордо, в декабре — 30 судов,
возвращавшихся с богатым грузом из Смирны. В Англии
еще раз вышла сатира Эндрю Марвелла Нрав Голландии.
Назревала новая война. В конце 1664 года Генеральные
штаты выделили шесть с половиной миллионов гульденов
на оснащение флота, а в январе 1665 года голландские суда
получили приказ в случае нападения англичан открывать
ответный огонь. Этот приказ англичане и использовали в
качестве повода к войне, объявленной 4 марта 1665 года.
Ход войны был драматичным для обеих сторон.
Голландцы потерпели поражение в первом морском сражении
13 июня 1665 года150, а 20 сентября войну Нидерландам
объявил епископ Мюнстера. Старый враг Нидерландов, он
давно уже претендовал на земли в восточной части страны,
и теперь, вдохновленный, с одной стороны, обещанием
английской субсидии, с другой — тем, что Республика была

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
Холмсов
фейерверк
наТерсхеллинге
Биллем ван
де Велде I
i666. Рисунок
карандашом,
пером и кистью
447*76
Рейксмузеум,
Амстердам
вовлечена в воину на море, двинул на нее свою
двадцатитысячную армию. Война с Мюнстером закончилась уже в
апреле следующего года, когда оказалось, что выплаты
обещанных субсидий не будет, а на сторону Республики встала
Франция, связанная с ней договором о помощи.
Правда, объявление Францией войны Англии в январе
i666 года отнюдь не означало активных военных действий.
Французский флот оставался в Средиземном море, а
решающие сражения Второй англо-голландской войны
происходили в Ла-Манше. Победа оставалась то за англичанами,
считавшими себя хозяевами «Канала», то за голландцами.
Последние одержали решающую победу в
Четырехдневном сражении 11-14 июня i666 года, но 19-20 августа
Роберт Холмс напал на голландский остров Терсхеллинг и, не
встретив сопротивления среди местных меннонитов,
поджег город и всю флотилию голландских торговых судов.
Это был тот же Роберт Холмс, который еще до начала
войны занял голландский форт Элмина в Западной
Африке. Но Элмина была далеко и ее потеря коснулась только
вкладчиков Вест-Индской компании. Зарево же «Холмсова
фейерверка», как тут же окрестили рейд Холмса, было
видно не только с соседнего острова, но и из Голландии.
292

Не менее драматичным был ход войны и для Англии.
В мае 1665 года в Лондоне зарегистрировали 43 случая
бубонной чумы, в июне их число возросло до боо, в июле
чума унесла уже тысячи. Поговаривали, что пришла она с
голландскими товарами, добытыми английскими прива-
тирами. Эпидемия, свирепствовавшая в Лондоне до самой
зимы, скосила пятую часть населения города. А через год
в истощенном войной и чумой городе бушует Великий
пожар, лишивший крова уо ооо лондонцев. Голландские
памфлетисты представляют страшное бедствие Божьей
десницей, карающей врага. Англичане обвиняют в
поджоге голландцев, французов, анабаптистов...
В июне следующего года голландцы совершают
блестящий рейд в Чатем и сжигают стоявшие там суда. Но,
пожалуй, страшнее уничтожения флота было унижение:
голландцы захватили флагман английского флота,
линейный корабль первого ранга «Royal Charles», на котором
Карл II вернулся из Нидерландов в Англию. По словам
Джона Эвлина, «такого кошмара англичане еще не
переживали... это позорное пятно не смыть никогда».
Насколько чувствительным было унижение англичан и
триумф голландцев, говорит хотя бы то, что, когда
ввиду слишком глубокой для мелководных нидерландских
портов осадки английский парусник пришлось пустить в
1673 году на слом, голландцы, предварительно продав с
аукциона пушки и металлические детали рангоута,
оставили кормовой щит, украшенный фигурами льва и
единорога. Когда Рейксмузеум, где висела корма главного
английского трофея, закрылся на долгий ремонт и
большинство экспонатов на время было передано в другие
музеи или убрано в запасники, корма «Royal Charles» вошла
в собрание оставленных в музее highlights. Но во время
посещения музея английской королевой Елизаветой II ее
убрали — из деликатности ш.
Рейд в Чатем ускорил мирные переговоры. Западная
Африка и Суринам отошли голландцам, Нью-Йорк
временно оставался за англичанами. Суда Республики должны
были приспускать флаг при встрече с англичанами только
в Ла-Манше.

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
Кормовой щит
«Royal Charles»,
украшенный
фигурами льва
и единорога
Неизвестный
мастер. Дерево
277*378х12°
боо кг
Рейксмузеум,
Амстердам
В войне за первенство на мировом рынке наступила
передышка. После долгого перерыва Англия и
Нидерланды установили отношения на уровне послов,
прерванные сорок лет назад152. Послом в Республике стал Уильям
Темпл153, вскоре наладивший сложные отношения между
Островом и Республикой. Послу явно пришлись по душе
простота и благоразумие голландских регентов, которые
оказались совсем не теми варварами и алчными
торгашами, какими их представляла английская пропаганда.
С уважительным изумлением он пишет, что вице-адмирал
де Рюйтер и пенсионарий Голландии Йохан де Витт не
отличаются от обычных горожан ни одеждой, ни жилищем,
ни столом, ни привычками, ни обхождением. Во всем они
обнаруживают простоту и скромность частных граждан154.
Сам же он вызвал симпатию голландцев своей легкостью,
несомненной симпатией к стране, в которой он оказался,
и рыцарством. Так — Le Chevalier — его и будет называть де
Витт, для которого приезд Темпла, при знакомстве первым
протянувшего ему руку, что значило в то время гораздо
294

больше, чем сейчас, был настоящим
благословением, особенно в сравнении с предыдущим
английским посланником в Республике
Джорджем Даунингом, люто ненавидившим все
голландское и высланным из страны за интриги и
шпионство155.
После подписания мира Темпл тут же
приступил к переговорам о создании
Тройственного союза между Англией, Нидерландами и
Швецией, целью которого было остановить
экспансионистскую политику Людовика XIV,
чья армия заняла к тому времени большую
часть Южных Нидерландов. После
заключения Союза Йохан де Витт устроил в честь
Темпла праздничный банкет на несколько
сотен гостей.
Отношения между де Виттом и Темплом
складываются как нельзя лучше. Они не только
говорят о политике, но и играют в теннис. Со
временем посол и пенсионарий проникаются
взаимным доверием настолько, что, зная о
математических способностях де Витта, Темпл
обращается к нему за помощью, когда не может
сам расшифровать полученную от Арлингтона
секретную депешу (ее не смог расшифровать
и де Витт)156. А скрытный в личных делах де
Витт после смерти жены признается Темплу,
что «изувечен тяжело и стал калекой»157. Когда в
феврале 1669 года до де Витта доходит
тревожная новость о готовящемся выходе Англии из
Союза, он тут же едет к Темплу и просит его
прояснить ситуацию «как друга». Темпл,
исключавший возможность сближения Англии с
Францией, не мог допустить и мысли о том, что
его обманывает собственный король.
В сентябре 1670 года посол был отозван в
Англию. Его жене надлежало оставаться в
Нидерландах, дабы не возбудить подозрений о
разрыве дипломатических отношений.
Из грязи
да в князи
Портрет Уильяма Темпла
Каспар Лёйкен. 1695
Офорт. 11,8x6,8
Рейксмузеум, Амстердам
29*

Золотой ГОД БЕДСТВИЙ
апельсин,
или
Божьей
милостью Темпл не знал, что Карл вел двойную игру: i июня
принцесса ±бу0 года английский король заключил с Людовиком XIV
ранская тайный антиголландский договор, обнародованный лишь
в 1830 году! По этому договору Карл II, больше
нуждавшийся в деньгах, чем в мире, получал от французов
миллион фунтов на вооружение и обещание боо ооо фунтов
в год, пока будет длиться война с Республикой. Карл II и
Людовик XIV сходились в желании «ограничить влияние
Генеральных штатов, которые имели наглость
претендовать на роль судей монархов других государств»—явная
отсылка к попыткам Нидерландов обуздать притязания
Людовика на Испанские Нидерланды. Кроме того, в обмен на
два миллиона французских крон «король Англии,
убежденный в истинности католической веры, перейдет в лоно
Римской церкви, как только позволят дела государства»158.
Этот последний пункт хранился в глубочайшей тайне, и
о нем не знал даже Бекингем, ведший официальные
переговоры и удивлявшийся тому, как быстро они
продвигаются. 31 декабря 1670 года он подписал «traité simulé», не
включавший статьи о переходе Карла в католицизм. Начало
войны планировалось на конец апреля — начало мая 1672
года. Оба короля нимало не сомневались в успехе
блицкрига: стотысячная армия Людовика должна была вторгнуться
в Нидерланды с юго-востока159, в то время как англичане
готовили высадку десанта на севере. Герцог Йоркский
настоял на том, чтобы командование объединенным
англофранцузским флотом было поручено английскому
адмиралу. То есть ему самому.
В июне 1670 года, как раз во время подписания
договора с Францией, Карл пригласил Виллема погостить в
Англии. Король намеревался уведомить племянника о своих
католических симпатиях и о заключенном договоре и за-
верить^его в том, что после войны Биллем станет
суверенным правителем Нидерландов, вернее того, что
останется от страны после дележа между Англией и Францией.
В октябре 1670 года Биллем приехал к дяде, и Карл действи-

тельно ведет с племянником разговоры об отступничестве
протестантов от истинной религии, которая одна только
и может быть религией королей, и просит его не верить
слепо голландским остолопам. Откровенный папизм дяди
вызывает у племянника лишь удивление.
Четыре месяца, проведенные им в Англии, прошли в
охотах, банкетах и балах. В Кембридже и Оксфорде Вилле-
му присудили почетную степень доктора, вместе с дядьями
он присутствовал при родах герцогини Йоркской. В
эскападах Карла, нашедшего племянника «голландцем и
протестантом до мозга костей», он не участвовал, хотя Бекингем
потом и хвалился, что как-то раз ему все же удалось
напоить невозмутимого голландца так, что тот, потеряв все свое
хладнокровие, рвался в комнаты фрейлин. Бекингем
любил бахвалиться. Голландский принц произвел в Англии
впечатление человека здравомыслящего и трудолюбивого,
но все его старания добиться от Англии выплаты
обещанного приданого закончились ничем. 74_летнемУ Гейгенсу
пришлось еще надолго задержаться в любимой стране
после того, как Биллем в конце февраля 1671 года возвратился
от гостеприимного дядюшки. Старания поднаторевшего в
дипломатических хитросплетениях секретаря увенчались
половинным успехом: он добился от Карла II только
обещания выплатить приданое сестры, умершей десять лет
назад. Англичане выплатили долг лишь в 1679 году, четыре
года спустя после смерти Амалии160.
В августе 1671 года за женой Темпла была послана
королевская яхта «Мерлин», капитану которой был отдан
приказ требовать приветствия от всех голландских судов.
В случае отказа ему предписывалось открыть огонь.
Голландская эскадра из 56 судов стояла на рейде у Ден
Брила. «Семь провинций» и «Дельфин», два 8о-пушечных
линейных корабля 1-го ранга, отсалютовали английской
яхте «белым дымом»... и англичане открыли огонь.
Голландский адмирал ван Гент, хороший знакомый семьи
английского посла, отправился в шлюпке на «Мерлин», чтобы
выяснить, в чем дело, и был неописуемо удивлен, узнав, что
англичане открыли огонь, потому что королевской яхте не
отсалютовал «белым дымом» и приспусканием кормового

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
флага весь голландский флот. Выслушав объяснения, ван
Гент ответил, что по договору 1662 года салютовать флагом
и «белым дымом» он должен только военным судам.
Требовать же такого приветствия от целого флота для яхты по
меньшей мере странно. Он предупредил английского
капитана, что без колебаний потопит яхту при первом же
залпе по голландской эскадре, и его угроза возымела действие.
Леди Темпл была встречена при дворе как героиня.
Карл II потребовал наказания голландского адмирала, но
Генеральные штаты ответили отказом. Зато капитан
«Мерлина», не открывший огонь по дерзким голландцам, угодил
в Тауэр. Позднее, уже после объявления войны, поводом
для которой послужил инцидент с «Мерлином», Уильям
Темпл скажет Карлу II: «Нельзя не признать, что моя
семья оказала короне неоценимые услуги, так как я заключил
союз с Голландией, а моя жена имела честь развязать войну».
Вместо Темпла в Республику снова был послан Джордж
Даунинг, но даже его приезд не смог убедить де Витта в
том, что Англия всерьез готовится к войне. Невероятной
эта мысль казалась и многим англичанам. София, младшая
дочь Елизаветы Зимней, считала вражду между Англией и
Нидерландами безумием, от которого выигрывает только
Франция. После заключения мира в Бреде она писала
графу Крэвену: «Долгожданный мир между Англией и
Голландией наконец заключен. Я уверена, что король сочтет
за лучшее жить в мире с Голландией, а не вести с ней
войну, потому что на море они (голландцы) всегда будут
непобедимы»161. Против новой войны с Нидерландами был
и парламент. Поэтому, обращаясь к парламенту в январе
1672 года с просьбой предоставить ему з миллиона фунтов,
Карл II аргументировал свою просьбу тем, что Франция
втрое увеличила флот. Англичане не доверяли
католической Франции, и парламент с легкостью выделил ему эту
сумму162.
Если войны с Англией никто не ждал, то в
неизбежности войны с Францией никто не сомневался. Вольтер
писал, что всё во Франции в эти годы было направлено на
уничтожение Нидерландов и что в истории человечества
вряд ли найдется другой пример незначительной военной

кампании, которая готовилась бы с таким тщанием, а среди
великих завоевателей нет ни одного, чья победа
достигнута такой огромной армией и такими капиталовложениями,
как завоевание Людовиком XIV крошечных Нидерландов.
На подготовку войны с Республикой король Франции
выделил пятьдесят миллионов франков163.
У Нидерландов не было ни малейшего шанса
противостоять Франции. Хотя со времени Мюнстерского мира
страна вела войну дважды, обе войны велись на море, а
не на суше. Официально в армии Республики числилось
Год
бедствий
Голландская
трагедия, 1673,
серия из шести
французских
карикатур
на голландцев
Справедливость,
восседающая на
троне между
Людовиком XIV
и епископом Мюн-
стера, взирает на
то, как французский
петух безнаказанно
ест голландский
сыр.
Нидерландского льва удерживает
английская собака.
Нидерландская
Юница в горе
рассыпала все семь
стрел провинций.
Слева —
католическая церковь
попирает Кальвина
и Лютера, справа —
протестантские
проповедники
спасаются бегством.
Внизу изображения
голландского
матроса, донимаемого
английской собакой
и французским
петухом
Неизвестный
мастер, по рисунку
Ле Поффре. 1673
Офорт. 23,3*14
Рейксмузеум,
Амстердам
299

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
шестьдесят тысяч человек, но на самом деле едва
набиралось тысяч сорок, да и те по сравнению с войсками
Людовика вряд ли могли быть названы армией. Солдаты были
плохо обучены, кое-как вооружены,
недисциплинированны и под командой офицеров, не многим отличавшихся от
подчиненных. Опыта боевых действий не было ни у кого.
Крепости и форты сохранили к этому времени разве что
историческое значение, и оттуда приходили тревожные
донесения о разваливавшихся стенах, заросших рвах, ржавых
лафетах, лежалом порохе, поселениях, выросших за
городскими валами, — со времен захвата крепостей Фредериком
Хендриком они бездействовали. Жители приграничных
городов и расквартированные там гарнизоны страшились
предстоящей войны.
Генеральные штаты предпринимали судорожные
попытки хоть как-то поправить положение. Для укрепления
гарнизонов приграничных крепостей на юг и восток
страны спешно посылали отряды стрелков народной милиции
из Голландии и Утрехта, в городах формировались отряды
стрелков из тех, кто раньше мог откупиться от воинской
повинности. Вооружали крестьян. Пытались найти солдат
в Германии, но немецкие князья, связанные договорами с
Францией, если и отпускали наемников на нидерландскую
службу, то запрашивали за них баснословные откупные.
Штатам все-таки удалось сформировать несколько
немецких полков, но настроение в этих наспех сформированных
«профессиональных» частях было немногим лучше
пораженческого настроения воинских подразделений,
набранных из собственных крестьян и горожан.
В это время все чаще и все громче раздаются призывы
назначить главнокомандующим принца. Только это
назначение могло спасти страну от надвигающейся войны,
потому что, как рассуждали на рынках и в трактирах,
назначение принца на пост главнокомандующего задобрит
его дядю, английского короля, давно уже добивавшегося
возвышения племянника, и Франция не осмелится напасть
на страну, которой благоволит Карл П. Сопротивление
Штатов Голландии и лично Йохана де Витта назначению
принца приписывалось их тайным симпатиям францу-

зам. В конце концов под растущим давлением
со стороны остальных провинций г$ февраля
1672 года Генеральные штаты назначили Вил-
лема главнокомандующим, причем Голландия
согласилась по достижении им
совершеннолетия сделать это назначение пожизненным164.
И 1 марта в зале Штатов Голландии и
Западной Фрисландии был устроен банкет, на
котором было подано 300 голубей, юо
каплунов, 250 индеек, 300 куриц, joo цыплят, 500
куропаток, i68 фазанов, 8оо жаворонков, 6о
зайцев, юо кроликов, 8 оленей, 4 больших и 30
маленьких кабанов. Для банкета было также
зарезано i6 овец, 32 молочных поросенка, 40
ягнят, i6 телят и 4 вола. Банкет продолжался до
четырех часов утра. Так отмечали присуждение
Виллему чина генерал-капитана, высшего чина
во многих европейских армиях вплоть до
Наполеоновских войн.
У самого принца не было зала, который мог
бы вместить всех приглашенных, и Штаты
Голландии, многие годы бывшие ярыми
противниками его возвышения, предоставили ему
свой. Среди приглашенных был и пенсионарий
де Витт. Должно быть, ему странно было сидеть
на банкете в честь
принца-главнокомандующего в зале, построенном двадцать лет назад в знак
суверенитета Голландии. Тогда потолок зала
украсили картушами, с которых вниз с
интересом смотрят представители разных народов
и стран. По преданию, рыжеволосый мальчик,
готовый от любопытства прыгнуть вниз,
представлял Англию, горящую нетерпением узнать,
что же происходит на заседаниях правительства
ее главного торгового конкурента165.
Теперь Англия проявляла не столько
любопытство, сколько агрессию. 23 марта 1672 года
английская эскадра адмирала Холмса,
состоявшая из шести линейных кораблей и двух фре-
Год
бедствий
Виляем III в образе Марса,
из серии Wendeköpfe
Ромейн де Хооге. 1672
Офорт. 14,5* 12
Рейксмузеум, Амстердам
301

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
гатов, напала у остова Уайт на караван из семидесяти
голландских судов, возвращавшихся из Смирны. Англичане
надеялись на легкую и богатую добычу, но в итоге
упорных боев Холмс захватил лишь четыре судна. В одном из
памфлетов, великое множество которых распространялось
тогда обеими партиями, недалекий крестьянин-оранжист,
узнав о нападении Холмса, удивляется: «Как? Англичанин
снова хотел зацапать своей воровской лапой наши
корабли? Вот те раз! А я-то думал, что теперь, когда принц стал
Генералом, он угомонится!»
Через четыре дня после нападения на голландские
торговые корабли Англия объявила Республике войну. По
словам бывшего посла Англии в Нидерландах Уильяма
Темпла, «удар грома в ясный зимний день не мог бы
удивить мир больше, чем наше объявление войны Голландии
в 1672 году»166.
Английское
оповещение о начале Третьей
англо-голландской
войны 7 апреля
1672 года и отъезде
посла Нидерландов
Ромейн де Хооге. 1674
Офорт, резец. 12,2x28
Рейксмузеум,
Амстердам
В тот же день трубачи и герольды Людовика XIV
разнесли по парижским улицам весть о том, что
наихристианнейший король объявил войну Нидерландам. В середине
мая к Англии и Франции присоединился епископ Мюн-
стера. Вскоре его примеру последовал и курфюрст Кельна.
1672 год вошел в историю Нидерландов как «год бедствий»,
но события развивались с такой стремительностью, что
собственно «бедствия» пришлись на первые полгода войны.
302

На море главным противником
Нидерландов оставалась Англия|67, и у июня состоялось
первое сражение Третьей англо-голландской
войны — сражение при Солебее, ставшее одной
из крупнейших баталий в истории парусного
флота. Перевес союзников по числу
линейных кораблей (45 английских, гЬ французских
против 6i голландского), пушек (6oi6 против
4484) и личного состава (34 49^ против го 738)
не принес им победы. В ходе жестокой битвы
погибло 2joo человек со стороны союзников и
2000 человек со стороны Нидерландов. В
сражении с английским флагманом погиб
голландский адмирал ван Гент, вместе со шлюпом
утонул вице-адмирал Синей эскадры граф
Сэндвич, когда-то доставивший Карла из
Нидерландов, а герцог Йоркский лишь чудом
избежал смерти. Корнелис де Витт, брат Йохана,
вышел в море вместе с адмиралом де Рюйтером
в качестве представителя Генеральных штатов и
в течение двухчасового боя горделиво восседал
в кресле на юте «Семи провинций»,
облаченный в плащ римского полководца, в
окружении 12 «ликторов» с алебардами, в красных
плащах на желтой подкладке168. Бой велся во время
штиля, оба флагмана замерли на расстоянии
NmiiKeTHoro выстрела друг от друга, но завеса
дыма превратила все пули в шальные. Пятеро
из телохранителей Корнелиса де Витта были
убиты. Но его самого мучила только подагра.
Справа: серия Wendeköpfe
Карл M — тигр. Ромейн де Хооге. 1672
Офорт, резец. 14x11,8- Рейксмузеум, Амстердам
Людовик — лев. Ромейн де Хооге. 1672
Офорт, резец. 14x11,7. Рейксмузеум, Амстердам
Епископ Мюнстера — свинья. Ромейн де Хооге. 1672
Офорт. 15x11,5. Рейксмузеум, Амстердам
Максимилиан Генрих Баварский — осел. Ромейн де Хооге
1672. Офорт, 14,1x11,2. Рейксмузеум, Амстердам

Битва при Солебее
7 июня 1672 года
Как и в других битвах, Биллем ван
де В ел де- старший находился на
борту своего галиота. На левом
листе «Дельфин», судно ван Гента,
который погибнет в этой битве,
на стыке листов горящий «Royal
James», фрегат адмирала Эдварда
Монтегю. Флагман герцога
Йоркского «Royal Prince» изначально
был изображен справа от розы
ветров, но потом ван де Велде
закрыл его листом бумаги
биллем ван де Велде 1.1673
Рисунок карандашом, пером
и кистью. 356х&4>9
Рейксмузеум, Амстердам.
Адмирал де Рюйтер потом признавался, что
это был самый тяжелый бой в его жизни. Обе
стороны понесли серьезные потери, но де
Рейтеру удалось предотвратить высадку врага.
Англичане отложили вторжение в Нидерланды
до следующего года, и голландцы могли теперь
послать матросов, спасших страну от
вторжения с моря, на защиту ее сухопутных границ.
А защитники были более чем нужны. 19 мая
французская армия под командованием
опытных генералов Конде, Люксембурга и Тюренна
(еще одного внука Вильгельма Оранского)169
вступила в Нидерланды. Общее командование
осуществлял сам король. Прекрасно обученная
армия, которую сам Людовик не без некоторого
позерства называл своим «железным балетом»,
насчитывала и8 тысяч пехоты и 12 тысяч
кавалерии, то есть как минимум вдвое превосходила
армию Республики. Французы продвигались так
стремительно, что Республику охватил паралич
304

бездействия (подобное состояние повторится
в мае 1940 года). Йохан де Витт писал о шоке,
охватившем страну; «удрученность и
подавленность людей после сдачи городов врагу без
единого выстрела невообразимы, все в большой
конфузии и беспорядке». 12 июня французы
перешли Рейн, потеряв всего 300 человек.
Потери голландцев составили 1500 человек. Военный
триумф Людовика на все лады воспевали
королевские поэты, художники и историографы170.
В Париже звучал Те Deum, a Тюильри
освещали фейерверки из красочных картин,
изображавших Аполлона и Победу с одной стороны
и Голландию, караемую рукой Правосудия, с
другой. Правосудие представало единственной
целью королевской кампании, как было
заявлено уже при объявлении войны. Глава
Королевской академии архитектуры Блондель-старший
возведет в ознаменование побед французского
оружия и перехода через Рейн арку Сен-Дени.

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
Армия Штатов отступала по всей линии фронта.
Началось массовое дезертирство и мародерство. В
некоторых районах страх перед собственными солдатами едва
ли не превосходил страх перед французами.
Капитулянтские настроения царили не только в деморализованной
армии — они захлестнули всю страну. Принц запросил у
Генеральных штатов разрешение на ведение переговоров
с французами о сохранении своих владений. Сами Штаты
спешно начали переговоры об условиях мира, готовые от-

дать французам весь юг. Но Франция, помимо юга,
требовала область Бетюве, расположенную между Ваалом
и Нижним Рейном, свободу вероисповедания для
католиков, огромную контрибуцию и ежегодную
делегацию из Нидерландов с благодарностью Людовику XIV
за его милосердие. Контрибуцию требовали и
англичане, притязавшие к тому же на ежегодные ю тысяч
фунтов за право ловли сельди в английских водах и
неизменный и повсеместный салют английскому флагу.
Переход французов
через Рейн
На переднем
плане Людовик XIV
Шарль Луи Симонно,
по рисунку Адама
Франса ван дер Мелена
1672. Офорт. 573 х 99-4
Рейксмузеум,
Амстердам
307

21 июня французы вошли в Утрехт. Члены
городского совета присягнули на верность Его
Величеству, в соборе св. Мартина снова
установили алтари и исповедальни, а после того
как церковная кафедра, с которой было
произнесено столько ереси, подверглась
символическому бичеванию, кардинал Буйонский
освятил главный католический собор города.
Не остановись тогда французы, они могли
бы занять всю страну. Епископ Бюрнет в
Истории моего времени рассказывает, что французы
разбили лагерь в крепости Наарден в 25
километрах от Амстердама и даже взяли крепость
Мейден, но, не усмотрев ее военного значения,
с галльским легкомыслием выбросили
ключи от нее в канаву171. Рассказанная Бюрнетом
история, пожалуй, слишком цветиста, чтобы
быть правдой, но французы действительно
дошли до Голландии и разбили лагерь в Зейсте,
в 50 километрах от Амстердама. Здесь Людовик
и стал ждать послов Генеральных штатов,
уверенный в том, что поражение Нидерландов —
дело решенное.
Национальная катастрофа, на пороге
которой оказалась страна, обычно характеризуется
построенным на аллитерации выражением:
-het volk was redeloos, het land reddeloos en de
regering radeloos», которое приблизительно
можно перевести так: «народ охвачен
безумием, регенты — отчаянием, страна —
французами». Оставался один-единственный способ
остановить врага: открыть шлюзы. Залить
территорию надо было так, чтобы французы не
видели канав, в которые проваливались люди и
лошади. В то же время уровень воды не должен
был превышать метра, чтобы по воде не
могли проплыть барки. Но и инундация, как
называется затопление на языке военных, в этот
год не удалась. Лето выдалось засушливым, и
Год
бедствий
Слева:
Аллегория на затруднительное
положение Нидерландов
в начале 1672 года
Нидерландская Юница пытается
удержать шест с фригийским
колпаком. Французы и французский
петух стараются повалить шест.
Армия Нидерландов безучастно
смотрит на происходящее,
нидерландский лев прикован к колонне
с Янусом и не может вмешаться
Неизвестный мастер. 1672
Офорт, резец. 37х25.5
Рейксмузеум, Амстердам
309

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
уровень воды был низким. Не все военные знали, как
проводить инундацию, а если и знали, то крестьяне,
получившие оружие для отражения французов, теперь оказывали
вооруженное сопротивление собственным солдатам,
получившим приказ открыть дамбы, либо по ночам осушали
затопленные днем земли.
Война выявила все слабые стороны федеральной
системы: провинции вставляли друг другу палки в колеса, радея
прежде всего о своих собственных интересах, принц, даже
будучи главнокомандующим, ничего не мог предпринять
без разрешения заседавших в Гааге Генеральных штатов, а
провинциальные штаты требовали, чтобы он подчинялся
их решениям. И все обвиняли друг друга в измене и
пораженчестве. Голландию упрекали в том, что она думает
только о своих границах (Иохан де Витт действительно
считал, что прежде всего надо обеспечить безопасность
Голландии и Амстердама), Голландия упрекала Зеландию,
простолюдины — регентов, сызмальства привыкших
отдавать предпочтение Frans перед prins и теперь «продавших
Республику за золотые луидоры». Нашествие французов
послужило катализатором назревавшего недовольства
низов, «черни», чей цвет в голландском языке чуть светлее:
het grauw означает как «серый», так и «чернь». Страх перед
французами обернулся ненавистью к тем, кто был в глазах
народа виновником постигшей страну катастрофы, — к
регентам и прежде всего к братьям де Витт. Регенты продали
крепости врагу, намеренно запустили армию и развивали
флот, чтобы принц потерпел поражение, а Корнелис де
Витт одержал победу. Прав оказался граф де Гиш172,
ожидавший увидеть в Нидерландах классическую Республику,
а увидевший лишь соперничавшие между собой города и
провинции: «Эта Республика абсолютно не заслуживает
названия Соединенных провинций. Как сами провинции,
так и города внутри их так сильно разъединены, что
пройдет немного времени, как они возжаждут Лидера, который
их объединит и положит конец раздорам».
В тот самый день, когда Корнелис де Витт в помпезном
облачении римского полководца вышел в море с
адмиралом де Рюйтером, в Дордрехте, родном городе де Виттов,

толпа ворвалась в ратушу, сорвала картину, изображавшую
рейд в Чатем, разодрала ее в клочья, а оторванную голову
героя Чатема приколотила к виселице. По мере того как
положение в стране становилось все более критическим,
росло недовольство народа регентами и братьями де Витт.
Простой люд всегда симпатизировал семье Оранских,
теперь же народ видел в принце единственного спасителя
страны, проданной де Виттами французам. Республику
наводнили памфлеты, призывавшие к избавлению от «чумы»
де Виттов:
Слава Оранским,
Да сгинут де Витты!
Кто не согласен,
Те будут побиты.
перевод Н. Тархан-Моурави
Де Витт знал об этих настроениях. 21 июня он писал: «Наша
слабость не в силе врага и его победах, а в общем
недовольстве, ропоте и неповиновении горожан и крестьян. Это
делает высшее руководство бессильным и тормозит все его
действия». В тот же день он испытал «недовольство, ропот
и неповиновение» на себе. Ночью, когда он возвращался
домой из Штатов Голландии, четверо молодых оранжистов
напали на него с ножами и тяжело его ранили. Одного из
преступников поймали и приговорили к смертной казни,
трем другим удалось бежать. Пастор, проведший с
приговоренным к казни последние дни, сразу же после
приведения приговора в исполнение написал книжку, в которой
представлял преступника новым святым. Перед смертью
тот утешал пасторов и распевал гимны с тюремщиком, над
его головой многие видели нимб, а палач так и не смог
оттереть с меча его кровь. Книжка тут же стала бестселлером.
29 июня, в день казни преступника, покусившегося на
жизнь де Витта, жители Дордрехта, города, в котором
родились и выросли братья, потребовали, чтобы городской
совет провозгласил принца штатгальтером. Поняв, что
спасти положение можно, только дав согласие, городской
совет постановил аннулировать принятый Штатами
Голландии Вечный эдикт, навсегда отменявший в этой провин-

ции пост штатгальтера. Постановление об
упразднении действия Вечного эдикта должны
были подписать все члены городского совета, и
делегация магистрата отправилась за подписью
к больному Корнелису де Витту. Вняв слезным
мольбам жены, он подписал постановление,
поставив рядом V С. (vi coactus — насильно).
Подобные сцены повторялись еще много
раз и во многих городах. Сценарий был один:
горожане начинали с угроз в адрес местных
властей и заканчивали криками «Виват
Оранским!» и тостами за здоровье штатгальтера.
3 июля 1672 года единогласно отменил
Вечный эдикт и городской совет Амстердама.
А уже на следующий день Штаты
Голландии провозгласили Виллема штатгальтером.
10 июля примеру Штатов Голландии
последовали Генеральные штаты.
В день, когда Голландия провозгласила
принца штатгальтером, на голландский берег
ступили Арлингтон и Бекингем, посланные
Карлом в ставку французов для переговоров
о разделе Нидерландов173. Ликующая толпа
встретила их на берегу как спасителей: полки
стрелков в парадной форме, с трубачами и
барабанщиками, приветствовали высоких гостей
мушкетными залпами. На всем пути в Гаагу
они слышали крики «Боже, спаси короля
Англии и принца Нассау! Долой Штаты!».
Англичане не верили своим глазам и ушам. Один
из членов посольства писал: «Эту страну мог
бы завоевать один английский полк, так
ненавидят они Штаты и так охотно кинулись бы в
объятья Англии».
По дороге к Людовику Арлингтон и
Бекингем заехали в ставку принца, которому
Генеральные штаты поручили переговоры с английской
делегацией при условии, что он не отдаст ни
города, ни корабли, ни крепости и не согласит-
Год
бедствий
Слева:
Виллем III как спаситель
отечества. Политическая
аллегория
Нидерландская Юница больна,
у ее ног нидерландский лев
перед портретом Виллема III.
Слева — Религия в молитве.
Врач предположительно
Константин Гейгенс
Криспейн ван де Пассе И. 1665
или 1672. Гравюра. 43>8х32
Рейксмузеум, Амстердам
313

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
ся платить за рыбный промысел. То есть не сделает именно
того, на что рассчитывал Бекингем, писавший: «Если бы нам
удалось уговорить принца Оранского отослать голландский
флот герцогу Йоркскому и отдать нам несколько городов,
то, по-моему, это было бы наилучшим решением не
только для нас, но и самым верным способом выиграть дело
для него самого»174. Послы пытались уверить Виллема, что
Карл ведет войну исключительно в его интересах и что и в
дальнейшем оба короля будут защищать его от внешних и
внутренних врагов. Но, к величайшему удивлению
англичан, принц отказался от предложенного ему королевства,
которое должно было остаться после дележа Республики
Соединенных провинций между Англией и Францией.
По воспоминаниям современников, на дядино
предложение он ответил, что ему более по душе полученный им
пост штатгальтера, который занимали его предки, что долг
для него прежде всего, что его страна уповает на него и он
никогда не предаст ее в угоду собственным интересам.
Бекингем, оглядывая с усмешкой поля, превращенные в
болота, спросил: «Ваша страна? Ваша страна затоплена, и мы
возьмем ее с первыми заморозками». Биллем кивнул и сухо
ответил: «Да, страна в опасности. Однако всегда можно
избежать зрелища своего поражения, погибнув на последней
дамбе»175. Карл оказался прав: его племянник был
голландцем до мозга костей
Вид наставку
принца Виллема
у Старого Рейна,
29 августа
1672 года
Валентейн Клотц
1672. Рисунок
карандашом,
пером и кистью
12,4*19-5
Рейксмузеум,
Амстердам
34

Под стать внуку оказалась и бабка. Уже давно не
доверявшая Карлу, с началом войны Амалия клянет его на все
лады. Хорош дядюшка, обещавший своей умирающей
сестре блюсти интересы племянника! Сестре, которая лезла
из кожи вон, лишь бы ему помочь! При встрече с Бекин-
гемом она обратила негодование в сарказм. На заверения
герцога, что англичане «в душе настоящие голландцы», она
ответила, что лучше бы уж они были «настоящими
англичанами». А на его слова, что англичане «любят Голландию
не как любовницу, а как жену», она язвительно заметила,
что уж в этом она никогда и не сомневалась, намекая на
скандалы вокруг любвеобильного герцога, дошедшие до
разбирательства в парламенте.
В ожидании капитуляции обреченной Республики
Людовик XIV подписал договор с Англией, исключавший
заключение одной из сторон сепаратного мира с
Нидерландами176. Голландцы тем временем вели переговоры с
бывшим смертельным врагом — Испанией, обещавшей
теперь стать союзником.
Не стихали в стране и внутренние беспорядки.
Сторонники Генеральных штатов обвинили принца в том,
что он подготовил войну во время недавней поездки к
дяде, которому он якобы обещал голландские города в
обмен на королевский трон. Кальвинистские пасторы
возбуждали и без того разгоряченные головы, заявляя с
церковных кафедр, что инициатором Акта об
исключении был не Кромвель, а сам де Витт, что легендарный
адмирал-оранжист Маартен Тромп был сражен не
английской, а своей пулей, что де Витт обобрал страну и упрятал
деньги в венецианский банк и что французы пришли в
Республику лишь получить то, что продали им регенты.
Фабрикуется Инструкция короля Франции пенсионарию
де Витту> в которой французский король дает перед
возвращением в Париж последние «инструкции»
своему пособнику и желает ему скорейшего выздоровления,
чтобы он и дальше мог сеять раздор и смятение. Все это
повторялось в трактирах и на рынках. Даже
выздоровление Иохана де Витта свидетельствовало о его бесовской
природе:

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
Недолго де Витт провалялся в постели,
Глаза бы на этот позор не глядели.
Уж лучше бы сразу скончался от ран.
Живучи, как видно, Порок и Обман!
Он хочет призвать к нам Людовика-шельму
На смену законному принцу Вильгельму.
перевод Н. Тархан-Моурави
Рядом с входом в Новую церковь, главную церковь
Амстердама, появился стишок:
Скоро Йохан де Витт уж в геенну сойдет,
Где нечистый его с нетерпением ждет.
Вот тогда-то они намилуются всласть,
Но сначала должна голова его пасть.
перевод Н. Тархан-Моурави
Судьба де Витта была предрешена. Спасти его могло
только чудо или вмешательство Виллема. Ни того, ни другого
не произошло. 26 июля Корнелис де Витт, герой Чатема,
был обвинен в подготовке покушения на принца.
Описанием этого момента истории Голландии начинается
Черный тюльпан Дюма, где автор прекрасно передал
атмосферу клеветы и подстрекательств, передаваемые слухи о
подстроенном французами побеге заключенного, боязнь
толпы упустить Корнелиса де Витта. В середине августа его
начали пытать, но признания не добились (у Дюма он под
пытками, как и подобает герою, читает оду Горация Justum
ettenacem —Кто прав и к цели твердо идет). Хотя ни
одного доказательства виновности Корнелиса де Витта не было,
он был приговорен к лишению всех постов и изгнанию.
20 августа Йохан де Витт пришел в тюрьму, чтобы
проводить брата в изгнание. Стрелки, в обязанность которым
вменялась охрана братьев де Витт, оставили свой пост, и
озверелая толпа растерзала Иохана де Витта, двадцать два
года—лучшие годы Республики — определявшего
внутреннюю и внешнюю политику страны, и его брата Корнелиса,
героя Второй англо-голландской войны. Страх и
ненависть черни обернулись изуверством, с которым она рвала

тела на части, отрезая уши, пальцы, носы, соски, половые
органы177. Изувеченные трупы де Виттов подвесили вниз
головой, подписав: «принц суши» и «принц моря». К месту
расправы тут же потянулись зеваки в каретах и пешком —
кто просто поглазеть, кто порадоваться, кто подивиться
человеческой жестокости. Последние были в меньшинстве.
Год
бедствий
Изувеченные тела
братьев де Витт,
20 августа 1672 года
Среди этого меньшинства была и Амалия. Услышав о
смерти Йохана де Витта, недавнего политического
противника, она сказала: «Как жаль, что такой благородный ум
нашел такой конец!» Не в силах вынести мысли, что в его
смерти мог быть замешан внук, она потребовала от Вил-
лема клятвы в непричастности к убийству. Биллем клятву
дал178. Действительно, на месте преступления его не было,
но cm prodest остается в силе. Дюма описывает, как
молодой принц закрывает де Виттам выходы из города.
Слева человек
с одеждой
растерзанных
Неизвестный мастер
1672. Офорт, резец
42,3x30. Рейксмузе-
ум, Амстердам
317

Весть о гаагских событиях передавалась из уст в
уста, и вскоре и в других городах отряды стрелков
стали врываться на заседания городских советов,
крича, что они «пришли за носами и ушами» и что
если регенты не сменят состав правления, они
наведут порядок, «как в Гааге». Голландский историк
Питер Гейл назвал этот момент истории страны
-каннибальской пляской вокруг обезображенных
трупов».
В октябре принц, он же главнокомандующий-
штатгальтер, одерживает свой первый успех:
отвоевывает у французов крепость Наарден. Эта
победа развеяла миф о непобедимости французов и
ознаменовала начало конца «года бедствий».
КОНЕЦ ВОИНЫ И ЖИЗНИ
Год
бедствий
Слева:
Тела братьев де Витт
На заднике надпись:
«Это тела Яна и Корнелиса
де Виттов, изображенные
с натуры известным
художником так, как они висели
в одиннадцать часов того
вечера. Корнелис — тот, что
без парика. Ян де Витт со
своими волосами. Это
единственное изображение,
сделанное хх augusti
MDCLXXii, и потому
стоит больших денег»
Ян де Баан. 1672-1675
Холст, масло. 69,5*56
Рейксмузеум, Амстердам
Тем временем английские протестанты выказывали
все большее недовольство союзом короля с
Францией. Весной 1673 года в Англии был проведен Акт
о присяге, обязывающий претендентов на
общественные и государственные должности
присягать в том, что они не признают пресуществления
и почитания святых. Это означало отстранение
католиков от управления страной. В Пасхальное
воскресенье 1673 года Яков, герцог Йоркский,
отказался принять причастие в англиканской церкви.
Протестанты не могли не расценить этот демарш
наследника престола как вероотступничество, и
в июне герцог Йоркский был вынужден оставить
командование флотом. На этом посту его сменил
принц Руперт, сын Зимних, который вырос в
Гааге и Лейдене и начал военную карьеру в армии
Фредерика Хендрика. Сражаясь потом в Англии на
стороне роялистов, он снискал славу бесстрашного
воина. Не менее широко известно было и о
недоверии Руперта к союзникам-французам.
319

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
21 августа 1673 г°Да У острова Тексел состоялась
последняя и решающая битва между объединенным
англо-французским флотом, возглавляемым принцом Рупертом и
Жаном д'Эстре, и флотом Нидерландов под
командованием двух давних политических противников: Корнелиса
Тромпа, всегда остававшегося верным Оранским, и Михи-
ла де Рюйтера, «правой руки Республики» во время
правления де Витта. Виллему удалось примирить двух лучших
адмиралов страны, и эта победа двадцатичетырехлетнего
штатгальтера оказалась решающей для хода боя. Бывшие
противники действовали более слаженно, чем
англо-французский флот, и, несмотря на численное превосходство
последнего179, голландцы одержали победу. Вернувшись
в Лондон, Руперт известил короля о стараниях
французского флота всячески уклониться от боя. Позднее это
подтвердил и французский адмирал Мартель, в рапорте
Людовику XIV обвинивший д'Эстре в трусости и предательстве.
Антифранцузские настроения захлестнули Англию, и
прежде не приветствовавшую коалиции с Францией. Епископ
Бюрнет в Истории моего времени так описывает эти
настроения: «Все кричат, что французы втянули нас в войну,
а теперь злорадствуют, глядя на то, как мы с голландцами
уничтожаем друг друга, в то время как они освоили наши
воды и порты, узнали наши методы ведения морского боя
и при этом сделали все возможное, чтобы уберечь себя»180.
Английские моряки отказывались приветствовать суда
французов, трусов и предателей, а в Ночь Гая Фокса его
чучело швыряли в костер не раньше чем нарядив во
французский камзол и изрешетив пулями181. Карл был недалек от
истины, говоря, что в Англии у французов осталось только
два друга — он сам и его брат.
Обращаясь к парламенту в январе 1674 года, Карл
пытался опровергнуть слухи о существовании секретного
договора с католической Францией и убедить депутатов срочно
вотировать военные расходы. Но парламент был настроен
воинственно по отношению не столько к Франции,
сколько к тем, кто развязал войну. Парламент призвал к
ответу герцога Бекингема, подозреваемого в государственной
измене. Не называя имен Карла и герцога Йоркского, Бе-

кингем возложил всю вину на них, говоря, что знает, как
травить зайца собаками, но загнать зайца раками не может.
Общее настроение передает одна из вестминстерских
газет: «Все горести, которые мы уже претерпели и которые
мы еще можем претерпеть от голландцев, и в половину не
так опасны для нас, как рост французского могущества от
этого пагубного союза». Парламент отказал королю в
средствах на продолжение войны.
А уже через месяц, 19 февраля 1674 года, англичане и
голландцы заключили сепаратный мир, по которому
голландцы обязывались выплатить Англии контрибуцию в
размере двух миллионов гульденов, правда, большая часть денег
была удержана в счет английского долга дому Оранских.
Договор освобождал Нидерланды от платы за право
рыболовства в Северном море, но подтверждал обязанность их
судов приветствовать английские военные корабли,
предоставлял Карлу право оставить во французской армии
бригаду герцога Монмута и посылать английских рекрутов во
Францию. Новый Амстердам, переименованный
англичанами в Нью-Йорк, оставался за ними. Как видно из
условий этого Второго Вестминстерского мира, голландцам
пришлось во многом уступить Англии. Но он позволил им
прекратить войну на два фронта и сосредоточить все
усилия на войне с Францией.
Война продолжалась еще четыре года, но велась по
большей части уже не на голландской территории. Последней
победой французов на территории Нидерландов было
взятие Маастрихта, укрепленной крепости на юге страны,
которую храбро защищали испанские солдаты. Но что могли
сделать и ооо солдат против 19 ооо французских
кавалеристов и 26 ооо пехотинцев, вдохновляемых самим королем?
Пьер Миньяр напишет позднее знаменитый конный
портрет Людовика на фоне крепости182.
Кроме французского короля в осаде Маастрихта
участвовал герцог Монмут, первый внебрачный сын Карла II.
Через пять лет после этого герцог Монмут перейдет на
службу к голландскому штатгальтеру и будет командовать
англо-голландским отрядом, сражающимся против
французов. Но тогда он воевал на стороне французов, и Лю-

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
довик поручил именитого англичанина заботам Шарля
Ожье де Бац де Кастельмора, графа д'Артаньяна. 25 июня,
не сумев отговорить английского генерал-лейтенанта от
попытки взять вражеский демилюн, командир
мушкетеров был вынужден последовать за ним. Безрассудная атака
королевского бастарда стоила французам 6о убитых и
раненых. На перекличке, устроенной после пяти часов
изнурительного боя, не оказалось и д'Артаньяна. Мушкетеры
тут же снова бросились под огонь противника искать
командира. Четверо были убиты при попытке подобраться к
середине гласиса, где лежал д'Артаньян. Он был убит пулей
в горло183.
Людовик наградил мушкетера, вынесшего тело своего
командира, и отслужил по д'Артаньяну траурную мессу.
Гасьен де Куртиль де Сандра написал Мемуары господина
д'Артаньяна. Книга, вышедшая в Амстердаме, где позже от
гнева короля пришлось спасаться и ее автору, легла в
основу знаменитого романа Дюма.
Через пять дней Маастрихт был взят, а в конце августа
французы ушли из Нидерландов. Мирный договор с
Францией будет подписан ю августа 1678 года, но Биллем III и
Людовик XIV навсегда останутся врагами.
Амалии исполнилось уо лет, когда ее внук принес
присягу штатгальтера и получил те же права, что и его отец,
дед и прадед. Она дожила и до того вожделенного момен-
Нидерландский
лев прогоняет
французского
петуха
с драконьим
хвостом
Неизвестный
мастер. 1674
Офорт, резец
14,8x20,5
Рейксмузеум,
Амстердам
322

и жизни
та, когда в 1674 году пост штатгальтера стал наследствен- Конец
ным. Принцесса Оранская пережила и королеву Богемии, войны
фрейлиной которой когда-то приехала в Гаагу, и свою
родовитую невестку Стюарт. После пятидесяти лет борьбы,
молитв и надежд Амалия стала первой дамой Республики, с
которой внук Биллем открывал все балы.
Есть турецкая поговорка: «Когда дом построен,
приходит смерть». Дом Оранских был построен. Амалия
умерла 8 сентября 1675 года. Много лет она вынашивала планы
брака своих дочерей с наследником английского престола,
но до свадьбы внука с дочерью короля Англии не дожила.
Не дожила и до того момента, когда он сам стал королем
Англии.
Похороны Амалии состоялись вечером 21 декабря — в
xvii веке бальзамирование было обычной практикой, и
между смертью и похоронами часто проходили месяцы184.
Пятьсот факельщиков освещали путь похоронного
кортежа к Новой церкви в Делфте. Здесь в 1584 году был захоро-
Похороны
Амалии ван Солмс,
восемь часов
вечера 21 декабря
1675 года
Ромейн де Хооге
1675-Офорт. 43*53
Рейксмузеум,
Амстердам
323

Отъезд и прибытие
ВиллемаШ
в Англию, i688
Ян Лёйкен. i68g
Офорт. 11x13,4
Рейксмузеум,
Амстердам
нен Вильгельм Оранский, так как Бреда, где находился
их старый фамильный склеп, была еще в руках
испанцев. Латинскую эпитафию над могилой основателя
нации написал Константин Гейгенс. Здесь же
покоились Мауриц и Фредерик Хендрик. Амалию
похоронили рядом с мужем, которого она пережила на 30 лет и
по которому так и не сняла траура. Коллекция картин,
собранная Амалией и Фредериком Хендриком, в том
числе и портрет работы Рембрандта, была поделена
между тремя дочерьми и внуками.
3*4

Константин Гейгенс умер в Страстную пятницу
28 марта 1687 года в возрасте 91 года, пережив свою
Звезду на пятьдесят лет. Последнее его
стихотворение написано по-английски и адресовано Мэри,
супруге Виллема III.
Биллем и Мэри
провозглашаются суверенами Англии,
23 февраля 1689 года
Ян Лёйкен. i68g. Офорт
11,9x13,7- Рейксмузеум,
Амстердам
Was Elzabet of great renowne,
God bless our Mary with a Crowney
By two more and one letter
She'll probe an Elzabetter185.
Пусть славят все Елизавету,
Но> Божеу дай корону эту
Ты Мэри, и она затмит
ВсеХу кто был прежде знаменит.
V*

Золотой
апельсин,
или
Божьей
милостью
принцесса
Оранская
Шутка оказалась провидческой: через два года Мэри и
Биллем взошли на английский трон.
4 апреля 1687 года при свете факелов Гейгенс был
торжественно похоронен в Большой церкви Гааги. Перед
смертью он просил детей не продавать его библиотеку,
насчитывающую более зооо книг, и написать стихотворную
эпитафию. Ни одно желание II Signor Padre, как называли
его дети, не было исполнено186.
Рембрандт умер 4 октября 1669 года в возрасте 6} лет,
пережив Саскию на гу лет и Хендрикье Стоффелс на 6 лет.
Через четыре дня после смерти он был похоронен в
Западной церкви Амстердама в общей могиле. Место ее
неизвестно.

ПРИМЕЧАНИЯ
! Против кандидатуры будущего
герцога Савойского решительно
выступил принц Генри, наследник престола.
Принц Генри выражал чувства
английских протестантов, не желавших
приносить свою принцессу в жертву
католикам. Испанский посол докладывал,
что принц Уэльский публично объявил
сторонников брака Елизаветы с
католиком предателями и еретиками, ибо
этот брак погубит его и его брага и
приведет католика на английский трон. Но
14 мая i6io года возможность этого
брака отпала сама собой: фанатик-католик
Равальяк заколол Генриха IV, и
коронованная за день до кровавого события
Мария Медичи, став регентшей
малолетнего Людовика XIII, взяла курс на
сближение с Испанией. Яков I с этого
времени активно поддерживает
Протестантскую унию.
Брак с Густавом Адольфом отпал, так
как Швеция вела в это время войну с
Данией, а датский король приходился
невесте дядей по материнской линии.
Принц Мауриц явно проигрывал в
качестве жениха в сравнении с юным
пфальцграфом: лысеющий штатгальтер
Нидерландов годился Елизавете в отцы,
в то время как Фридрих V был старше ее
всего на три дня.
2. Другими выборщиками были
архиепископы Кельна, Майнца и Трира, король
Богемии, герцог Саксонии и маркграф
Бранденбурга.
у После смерти матери в 1582 году Луиза
Юлиана воспитывалась вместе со
своими пятью сестрами при дворе Луизы де
Колиньи, четвертой жены Вильгельма
Оранского. В 1593 Г°Д7 Луиза Юлиана
вышла замуж за Фридриха IV
Jardine 2002:24.
В XVII веке подвенечный наряд
завершала так называемая «корона невесты».
В простых семьях ее делали из бумаги
или из живых цветов, богатые
заказывали короны с жемчугом и
драгоценными камнями. По традиции платил
за «корону» отец новобрачной, а мать
закрепляла ее на голове дочери (de
Winkel: 72).
Akkerman: 101.
Бракосочетание Елизаветы и Фридриха
торжественно отметили три из
четырех адвокатских корпораций
Лондона: Миддл-Темпл дал masque на текст
Джорджа Чэпмена, эскизы костюмов
и декораций сделал все тот же Ини-
го Джонс, член этой корпорации, а
Иннер-Темпл и Грейс-инн дали masque
на текст Фрэнсиса Бомонта.
Из 250 придворных свиты принца
Генри к принцу Карлу перешло лишь
двадцать пять, и то по специальному
разрешению Якова. Король препятствовал
переходу придворных к Карлу не
только из соображений экономии—он явно
опасался, что двор сына снова затмит
его собственный двор, что и младший
сын перещеголяет отца, как это уже
сделал принц Генри, собравший вокруг
себя самых интересных и талантливых
людей Англии.
Во время первой беременности
Елизавета долго не признавала своего
положения, охотясь на диких кабанов, в то
время как в Лондоне уже решали, какую
повитуху послать в Гейдельберг. \
января 1614 года, почувствовав недомогание,
6.
7-
3*7

Золотой апельсин, или Божьей милостью принцесса Оранская
она приняла французского посланника
в личных покоях. Когда тот выразил
надежду вскоре видеть ее счастливой
матерью, Елизавета ответила, что если уж
все так настаивают на ее беременности,
ей не остается ничего другого, как и
самой поверить в это, и переменила тему
разговора. К утру она разрешилась
первым из тринадцати детей (Plowden: 34)-
При родах присутствовал лишь
местный врач.
О жалобах детей на мать,
предпочитавшую им обезьянок и комнатных
собачек, Ibid.: 58.
10. Надеясь получить деньги на помощь
Протестантской унии, Яков созвал в
i6n году парламент, но созванный
после семилетнего перерыва парламент
выразил лишь недовольство
королевскими фаворитами, прежде всего Бе-
кингемом.
il. Многие указывали не только на
внешнее сходство крестницы и крестной, но
и на схожесть их характеров. Крестница
всячески подчеркивала общность черт,
и, стараясь по возможности усилить
подобие, переняла даже почерк королевы
( Akkerman 2014:1-2).
12. Ibid.: 68.
13. Еще в свою бытность принцем
Уэльским Карл выступал за принятие
короны Богемии. Придя к власти, он сразу
же начал военную кампанию за
возвращение сестре Гейдельберга. Когда в
1625 году он послал Бекингема в Кадис,
на кораблях герцога развевался флаг
Пфальца. Однако финансовые
трудности вынудили Карла прекратить
помощь сестре, и этим тут же
воспользовалась оппозиция. Когда в 1636 году
в новом молитвеннике не оказалось
обычных молитв за Елизавету и ее
детей, истые протестанты выразили
возмущение. Уильям Принн даже обвинил
королевских советников в
католических симпатиях. Его обвинения были
услышаны — Принну и двум его
соратникам отрезали уши.
14. Проживут они там недолго: в 1632 году
Фридрих умирает, и Елизавета
возвращается в Гаагу.
15. Йохан Альбрехт ван Солмс-Браунфелс—
старший сын Елизаветы ван Нассау,
сестры Вильгельма Оранского. Мачеха
юной графини приходилась принцу
Оранскому племянницей. Юлиана ван
Нассау Дилленбург (1565-1630) была
дочерью брата Вильгельма Оранского,
Яна ван Нассау Старшего.
i6. Тем более что сразу после коронации
старшая сестра Амалии, Урсула, вышла
замуж за советника Фридриха V, бург-
графа Кристофа фон Дона.
I у. Akkerman 2014:3°-
i8. В 1640 году по достижении i6 лет
Фредерик получил в подарок замок Зей-
лестейн. В том же году отец назначил
сына капитаном инфантерии. С 1659-го
по i666 год он был воспитателем
племянника, будущего штатгальтера Вил-
лема III. В октябре 1672 года Фредерик-
погиб в битве с французами.
19. Елизавета Стюарт распоряжалась
своим придворным штатом таким же
образом, как и ее крестная мать, выступая,
когда она считала нужным, в роли
свахи. Знатные семьи стремились
заполучить для дочерей место при дворе
Елизаветы, так как видели в нем гарантию
выгодной партии. Английский посол в
Гааге сэр Дадли Карлтон писал, что
«поток девиц неиссякаем, потому как
последнее время показало, что выбор
женихов при ее дворе не составляет труда-
(Akkerman 2014: 28). По сложившейся
328

Примечания
в немецких дворах традиции первая
придворная дама Елизаветы выходила
замуж за гофмейстера Фридриха, и две
предшественницы Амалии, дочь лорда
Дадли и дочь известного врача Теодора
де Майерна, вышли замуж, не нарушая
традиции. Эта же судьба ожидала и
Амалию, сменившую в 1619 году
Луизу де Майерн. Новая фрейлина должна
была выйти замуж за барона фон Ризен-
берга. Но в битве за Пфальц 22-летний
обер-камергер был смертельно ранен.
Вскоре после его смерти у Амалии
начался роман с Фредериком Хендриком,
и по Гааге тут же поползли слухи об их
связи (Ibid.: 28-33).
2С. См.: Р J. Blok 1922:16-25.
21. Akkerman 2014:33~~34-
22. Бабушка невесты приходилась жениху
теткой.
2}. Изменение статуса Амалии и
Елизаветы не могло не привести к
возникновению пусть скрытого, но оттого не менее
неуемного соперничества: обе дамы
стремились упрочить свое влияние,
привлечь лучших художников и
музыкантов, составить выгодные партии
своим детям. Соперничеству двух
гаагских дворов была посвящена выставка
Гаагского исторического Музея,
проходившая там в конце 2014-го —
начале 2015 года, и часто цитируемая мною
книга Nadine Akkerman, Rivalen aan het
Haags e Hof.
24. Елизавета принимала ухаживания и
лорда Крэвена, всю жизнь
остававшегося ее верным другом, помощником и
финансовой опорой, и молодого
француза, учителя фехтования с репутацией
донжуана, хваставшегося своим успе- 25.
хом и у Елизаветы, и у ее дочери. Сын
Елизаветы, Филипп, вызвал бахвала на гб.
дуэль, а когда власти запретили дуэль,
заколол хвастуна в уличной драке. Но
самым прославленным рыцарем
Елизаветы, без всякого сомнения, был ее
двоюродный брат, сорвиголова Кристиан
Брауншвейг (цф-1бг6)> на чьих
знаменах было вышито «За Бога и за нее», а
на шлеме красовалась ее перчатка,
которую он обещал вернуть своей госпоже
в Гейдельберге. И Брауншвейг храбро
сражался за дело дамы сердца. Потеряв в
сражении за Берген левую руку, он
заказал себе железный протез, чтобы
управлять лошадью, и велел отчеканить
монеты с надписью «altera restât», то есть (для
мщения) остается другая (рука).
Выступив крестным шестого ребенка
Зимних — дочери, родившейся в 1622 году и
названной в честь приютившей их
провинции Луизой Голландиной, он
подарил новорожденной то, в чем так
нуждались ее родители, — деньги (другим
крестным выступили Штаты
Голландии). На многих портретах Кристиан
Брауншвейг изображен с длинным
локоном Елизаветы, продетым в
жемчужную серьгу левого уха. Моду на локон
в левой серьге с большой жемчужиной
переняли от него Фридрих V и датский
король Кристиан IV, тоже носившие
локон Елизаветы, и сама Зимняя
королева, носившая в серьге с большой
жемчужиной локон брата Карла. Амалия,
перенимавшая все, что делала
Елизавета, частично переняла и моду на локон.
На портрете неизвестного художника
1623 года Амалия, тогда еще
придворная дама, не имевшая больших
жемчужин, изображена с длинной серьгой
плетеного кружева, в буквах которой
исследователи видят символы, позднее
составившие монограмму Амалии и
Фредерика Хендрика: H AV О (Hendrik
Amalia van Oranje) (Akkerman: 20-22).
25. Цит. по: Ibid.: 51.
26. Подобное почти феодальное
благородство было свойственно обеим сто-
329

Золотой апельсин, или Божьей милостью принцесса Оранская
ронам, особенно в начале войны.
Раненым офицерам обычно разрешалось
покинуть сданный город. После взятия
Саса ван Гента Фредерик Хендрик
получил письмо от коменданта
испанского гарнизона, в котором тот писал
о «grande prudence et justice de S.A.» Ho,
наверное, самым известным
примером рыцарской галантности во время
войны с Испанией было обхождение
с Франциско де Мендосой,
командующим войсками Альбрехта,
штатгальтера Испанских Нидерландов. Гуго
Гроций позже назовет его
воплощением вероломства, а на памятной медали,
выпущенной по поводу победы Маури-
ца под Дусбюргом, испанский генерал
будет изображен в образе дракона. Но
когда 2 июля i6oo года в битве у Ниу-
порта де Мендоса был взят в плен, Ма-
уриц предоставил ему великолепный
дом неподалеку от Гааги, где испанский
генерал пользовался полной свободой,
пока велись переговоры об обмене его
на всех (!) голландских военнопленных.
В это время Ян ван Равестейн пишет
его парадный портрет: седовласый
красавец в золоченых доспехах, при всех
регалиях, с двумя гербами и крестом
ордена Калатравы. В начале i6o2 года
знатный пленник был в числе 28 гостей,
приглашенных принцем Маурицем на
прогулку в сухопутной яхте,
изобретении математика и инженера Симона
Стевина. Среди гостей был и молодой
Гуго Гроций, ученик и друг Стевина.
В одном из 24 стихотворений,
написанных им о поездке и окаймлявших
напечатанную в 1603 году гравюру с
изображением сухопутной яхты, сделанную
по рисунку де Гейна, Гроций говорит о
«свидетеле-испанце, бывшем когда-то
адмиралом арагонских земель, а теперь
пленнике Голландии». После поездки
на яхте свободу де Мендосы все-таки
ограничили. Его переселили в Гаагу, в
здание Генеральных штатов, где он
занял те же покои, в которых позднее
будет ожидать приговора ван Олденбар-
невелт. В i6o2 году де Мендоса вернулся
в Испанию.
Победа Хейна обернулась тяжелой
потерей для Фридриха и Елизаветы
Зимних. Сокровища, отвоеванные Хей-
ном у испанцев, были выставлены на
всеобщее обозрение в Амстердаме, и
Фридрих вместе со старшим сыном
отправился посмотреть на них. На
обратном пути на озере Харлеммермеер
разразился шторм. Барка, на которой
они плыли, перевернулась, и 14-летний
наследник Пфальца утонул.
Письмо Амалии не было первым
эпистолярным подражанием Овидию
бывшего профессора Лейденского
университета. За год до этого он написал
письма от имени Амнона и Тамар, но
письма ветхозаветных персонажей не
вызвали интереса современников,
увидевших в них лишь очередной опыт
неолатинской поэзии. Письмо Амалии
обратило на себя внимание уже одним
тем, что было написано от лица жены
штатгальтера.
Муж старшей дочери Вильгельма
Оранского Биллем ван ден Берг был
одним из организаторов
подношения прошения Маргарете Пармской.
В i668 году он бежал с семьей в
Германию. Герцог Альба объявил его ала-
дения конфискованными. В 1672 году
Биллем ван ден Берг примкнул к гёза_м
и громил вместе с ними католические
церкви и монастыри Кампена. Ван ден
Берг претендовал на место
штатгальтера провинции Гелдерланд, но
Оранский отдал это место брату Яну.
Недовольный ван ден Берг начал тайные
переговоры с Испанией. В1581 году он
был-таки назначен на пост
штатгальтера, но связи с испанцами не прервал-
Гердерланд, против воли примкнувший
к Утрехтской унии, желал выйти из
28.

Примечания
нее, и в 1583 году стало ясно, что
штатгальтер хочет вернуть Гелдерланд под
власть короля Испании. Ван ден
Берга арестовали по обвинению в измене,
но Вильгельм Оранский заступился за
зятя. Вместе с сыновьями тот перешел
на сторону Испании, получил титул
маркиза, пенсию в 2000 даалдеров и
полки для своих сыновей. Однако
контакты с родственниками жены не
прекратились. Два его старших сына были
рыцарями Золотого руна и
штатгальтерами испанской части Гелдерланда,
но наибольшую известность получил
младший сын Хендрик (i573_1^38),
возглавивший после смерти Спинолы
испанские войска в Нидерландах. Ван
Дейк написал его портрет в доспехах
и с командным жезлом. После сдачи
Фредерику Хендрику в 1629 году Схер-
тогенбоса Хендрик ван ден Берг был
обвинен в измене. Он опубликовал
опровержение, но тем не менее был
понижен в ранге. В 1632 году ван ден Берг
перешел на сторону Фредерика Хен-
дрика. 12 мая 1638 года карета бывшего
командующего испанскими войсками
перевернулась, и он умер на бедном
постоялом дворе Зютфена. Портрет Хен-
лрика ван ден Берга кисти ван Дейка
служил в XVII веке одним из символов
изменчивости фортуны.
;г. Героидыхш.
;i. Барлей просил друзей процензуриро-
вать его стишки (versiculi), как он
называл свое письмо Амалии, дабы в них
не вкралось чего-нибудь, что могло бы
вызвать при дворе недовольство. Но
для того чтобы прочитать «стишки»
Фредерику Хендрику, их надо было не
только отцензурировать, но и
перевести. Уже в следующем, 1630 году письмо
Амалии перевел на голландский язык
ученик Скалигера Петрус Скриверий.
В посвящении Скриверий выражает
удивление, что письмо Амалии,
написанное на латыни, «читают все и
превозносят до небес», в то время как сама
принцесса не знает, что же написано от
ее лица.
В январе за перевод письма Амалии
взялся Гейгенс, но перевел только
начало. Гейгенс просит перевести письмо
Хоофта и прилагает к своей просьбе
перевод Скриверия, который ему самому
не понравился. Вместо перевода Хоофт
пишет свой Плач принцессы Оранской
о битве под Схертогенбосом.
Вскоре появился и ответ на письмо
Амалии бывшего ученика Барлея Якоба
Вестербана, написанный от лица
Фредерика Хендрика. Главная его мысль:
нельзя быть женой Оранского, не
будучи при этом женой солдата. И он
призывает Амалию служить примером
стойкости духа.
Ответы писались и позднее, а в
1641 году появился даже ответ сына
Фредерика Хендрика.
Одиннадцатилетний Биллем мечтает быть смелым,
как отец, но «заканчивает» письмо так
же, как и мать: «хочешь меня уберечь —
так береги и себя».
Poelhekke J.J. 1982:116.
Если для голландцев это прозвище
имеет положительную коннотацию, то
испанцы видели в нем нежелание
сражаться, хитрость, недостойную воина.
Повышение в ранге было прямо
связано с желанием превзойти противника в
престиже, ю июня 1630 года Урбан VIII
провозгласил, что бывшее в ходу
обращение к кардиналам «Ваше
Высокопреподобие» отныне заменяется
«Вашим Высокопреосвященством» и
что по рангу кардиналы следуют сразу
же после королей. В ответ на это
европейские монархии «повысили» титул
своих принцев: «Превосходительства»
стали «Высочествами», что вызвало
гнев Великого понтифика, повелев-
3*-
33-
34-
331

Золотой апельсин, или Божьей милостью принцесса Оранская
шего носителям священного пурпура
продолжать именовать принцев крови
«Превосходительствами». Но
адресованные «Превосходительствам»
письма возвращались нераспечатанными, с
сопроводительными записками типа:
«Мой Господин не читает посланий тех,
кто не знает его титула» или «секретарь
кардинала, должно быть, был пьян и не
знал, как следует обращаться к принцу». 39-
}6. Якоб ван Кампен (1596-1657) —
нидерландский художник и архитектор,
крупнейший представитель
голландского классицизма. Среди его
построек — дворец Маурицхейс, где сейчас
размещается один из лучших музеев
страны, и амстердамская ратуша,
ставшая впоследствии королевским
дворцом.
37- Хейзинга, несомненно, прав,
утверждая, что «тот, кто хочет понять наш
xvii век, должен <... > всегда иметь под
рукою и Гейгенса» (Хейзинга 2009: 6i).
Вряд ли, однако, можно согласиться с
голландским историком, когда, ссыла- 41-
ясь на то, что двор Оранских «не
блистал королевскими манерами» и
«придворные продолжали вести скромную
жизнь», он пишет, что Гейгенс «вовсе не
был придворным».
38. Государственный совет был создан
Карлом V в 1531 году как консультатив- 42-
ный орган его сестры Марии
Венгерской (Австрийской),
провозглашенной им наместницей Нидерландов.
Входившим в его состав дворянам,
представителям высшего духовенства
и юристам вменялось в обязанность
давать рекомендации по законопроектам
и вопросам безопасности и обороны
страны. После образования
Республики Соединенных провинций, когда
верховная власть перешла к
Генеральным штатам, Государственный совет
остался консультативным органом
штатгальтера.
39- То есть уже при крещении отсутствуют
представители власти Голландии и
присутствуют лишь южане и
представители принца Маурица.
Сестры Гейгенса вышли замуж за
чиновников, занимавших высокие
государственные посты. Ум Констанции,
«une femme de beaucoup d'esprit»,
высоко ценил Декарт.
Об утилитарном подходе отца к
образованию сыновей свидетельствует и
отсутствие в программе обучения
естественных наук, которые отец не считал
нужными ни для занятия
государственной должности, ни для обхождения с
важными особами. Но, возможно,
сыграло роль и то, что между
естественными науками и магией еще не было
резкой границы. Когда в Лондоне
Константин знакомится с Дреббелом, отец
предостерегает его от общения с этим
«чародеем».
41. Отец растил не только придворного
Кастильоне, но и придворного Граци-
ана, знающего, что, когда и кому
сказать. И это не могло не отразиться на
характере сына, всю жизнь искавшего
контакта с именитыми и влиятельными
людьми.
42. Обучение в игре было идеалом
гуманистов. Так, Герард Фоссий (цу7-1649
описывает в Dissertatio Gemina de
Studiorum Ratione, как он по картинкам
учил детей библейской истории.
Увиденное на картинках дети должны были
пересказать на латыни. Читать они учи-
35- Андре Молле был сыном Клода Молле,
садовника Генриха IV, Людовика XIII и
Людовика XIV а его дед Жак Молле был
садовником Генриха II. Позднее Андре 4°-
Молле разбивал сады для Кристины
Шведской и Карла I.
332

Примечания
лись по бумажным буквам, наклеенным
на стеклянные шарики (голландские
дети и по сей день с удовольствием
играют в такие шарики). Если ребенок
мог назвать букву на шарике, он
получал его от Фоссия, если забывал, ему
приходилось отдать свой шарик отцу.
Ставший впоследствии известным
врачом Йохан ван Бевервейк учился в
гимназии, ректором которой был Фоссий,
и, вернувшись после окончания
Лейденского университета и поездки по
Франции и Италии в Дордрехт, часто
бывал в доме бывшего учителя. В одной
из своих книг ван Бевервейк
рассказывает, что в воспитании своих детей он
следовал примеру Фоссия, чьи дети,
еще не достигнув семи лет, могли
сказать молитву на греческом, латыни,
итальянском, испанском и французском и
знали латинские названия предметов
ломашнего обихода (Rademaker 1967:
75-76).
В испанской табулатуре каждой струне
соответствовала горизонтальная линия,
но, в отличие от лютневой табулатуры,
верхней струне соответствовала
нижняя линяя, нижней — верхняя, а
позиции пальцев обозначались не буквами,
а цифрами. Гейгенс шутя называл ее
^табулатурой антиподов» и «cette sotte
manière du sotte sopra».
Если вначале молодой любитель
перекладывает свои стихи на уже
существующие «мелодии», как это было принято
в то время, то в 40-е годы, осознав свою
силу и свободу, он создает собственные
музыкальные композиции, часто
отходя от классических правил. В 1647 году
в Париже он печатает Pathodia sacra et
profana occupati (pathodia — неологизм
Гейгенса, составленный из двух корней:
павос (чувство) и wôrj (пение) ) —
Проникновенные духовные и светские
песнопения человека на
государственной службе — 20 псалмов на латыни,
il arie на итальянском и семь airs de cour
на французском. Экземпляры Pathodia
он рассылает именитым друзьям —
государственным мужам, ученым,
музыкантам. Несомненно гордясь своими
музыкальными сочинениями, Гейгенс,
однако, ставит на титуле не полное имя,
а лишь occupati (занимающий пост на
государственной службе) — секретарю
Фредерика Хендрика не подобала роль
музыканта. Занятия музыкой, с каким
бы увлечением он к ним ни относился
(вышедшая в 2007 книга Триста писем
о музыке, где собраны письма,
адресатом или адресантом которых является
Гейгенс, насчитывает ни много ни мало
юоо страниц! —см. Rudolf Rasch),
остаются, как, впрочем, и поэзия, лишь
приятным времяпрепровождением
занятого человека.
Уже в 1658 году Гейгенс шутливо
говорил в одном из стихотворных
посвящений о «шести фунтах стихов». К этим
шести фунтам прибавилось потом
много других. Страсть к стихосложению
никогда не оставляла Гейгенса:
82-летний, он принимается за описание своей
жизни, De vita propria Sermonum inter
liberos libri II. И похоже, сочинение
почти 2000 латинских стихов
автобиографии было ему только в радость.
Собрание его поэзии, вышедшее в конце
XIX века, насчитывает 12 томов.
Именно дю Мулен 30 августа i6i8 года
арестует Олденбарневелта, а позднее
будет отвечать за доставку Гроция и Хе-
гербеетса в замок Лувестейн. Мауриц
отблагодарит верного придворного
суммой в 1400 гульденов, а в 1622 году
назначит бывшего capitain des armes
сержант-майором своего полка.
Жак (или Якоб) де Гейн II (1565-1629) —
голландский художник и гравер.
Учился у своего отца Якоба де Гейна I,
художника по стеклу, гравера и рисовальщика.
46.
333

Золотой апельсин, или Божьей милостью принцесса Оранская
В 1585 году переехал в Харлем, где пять
лет работал под руководством Хендрика
Голциуса, а потом занялся живописью.
В 1605 году переехал в Гаагу, где
проектировал Бейтенхоф и сад принца Ма-
урица. По заказу Маурица де Гейн II
сделал 117 рисунков к сборнику военных
упражнений Экзеращии (i6o8). В Моей
юности, описывая отца и сына де Гей-
нов, Гейгенс превозносит де Гейна-стар-
шего, особенно за его натюрморты, в
которых, по его мнению, тот превосходит
Брейгеля и Босхарта. О его сыне, своем
ровеснике, отзывается менее
восторженно, хотя и не отрицает его таланта.
48. См.: ван Мандер: 307-308.
Уроки Гейгенсу дает его дядя по
матери, известный миниатюрист Йорис
Хуфнагел (1542-1601), долгое время
бывший придворным художником
Рудольфа II.
49- Англичанин Эдвард Норгейт (Edward
Norgate) в написанном в 1648-1650
годах пособии для художников Miniatura
of the art of liming для обозначения
знатоков и любителей живописи
пользуется голландским словом «liefhebber».
Ссылаясь на это, Эрнст ван де Ветеринг
считает обилие «любителей» живописи
(около i6oo года в Антверпене, в 20-х
годах xvii века в Голландии) типично
нидерландским явлением (Wetering van
de 2003: 4> Ч)- Подтверждением может
служить и дневниковая запись (1640)
англичанина Питера Манди,
приведенная в предисловии.
«Нидерландским» или
«голландским» явление можно считать лишь в
том смысле, что во Фландрии, а потом в
Голландии «любителями»,
посещавшими мастерские художников, были
представители более низкой по сравнению с
Англией и Францией социальной
страты. Французский современник
Рембрандта пишет: «Необходимо посетить
мастерскую, поговорить с
художниками, полюбоваться на магические
эффекты их кисти» (Wetering van de 2003:
4,14). Трактаты о том, как надо смотреть
картины, как отличить подлинник от
копии, в чем надо искать руку мастера,
появляются уже в середине xvi века.
Сохранилось множество изображений
визитов «любителей» в мастерские
художников: Питер Кодде (1636,
Штутгарт), Квирин ван Брекеленкам (1659*
Эрмитаж), Франс ван Мирис Старший
(165 5-i657> Дрезден).
В соседних королевствах к кругу
«любителей» принадлежали
монархи и придворные. Все они следовали
примеру Александра Македонского,
доверявшего свои изображения лишь
Апеллесу, или Карла V, даровавшего
Тициану, «Апеллесу своего времени»,
титул eques Caesaris. Известно, что
Карл I забавлялся тем, что снимал
подписи к картинам, предоставляя своим
придворным шанс показать знание
художников. Агент Урбана VIII (наверно,
самого большого «знатока» среди пап,
соперничающего разве что с Юлием II)
рассказывал, что Иниго Джонс
хвалился, что никогда не ошибался в
атрибуции (Brown 1995- 47)- Живший в это
время в Англии Юний считал
подобные развлечения более достойными,
нежели азартные игры, страсть к
которым охватила английский двор в пору
Карла II.
Huygens 1971:65.
В заседаниях Государственного совета
принимали участие командующий
английскими войсками и посол Англии.
С марта i6i6 года послом Англии в
Нидерландах был Дадли Карлтон, сосед
и хороший знакомый Гейгенсов. Он
познакомился с Гейгенсами во время
своего первого приезда в Голландию в
i6ii году, еще в бытность послом в
Венеции. Коллекционера Карлтона
сближала с Гейгенсами любовь к искусству.
50-
334

Примечания
В марте i6i6 года Карлтон
становится послом в Нидерландах, а уже в мае
ван Миревелт пишет его портрет. В
октябре английский посол едет в Харлем
к Корнелису Корнелисзоону, Хендри-
ку Вроому и Голцию, вероятно по
рекомендации Гейгенса-старшего.
Гейгенс-старший знал и Ноэля де
Карона, с 1591 года посла Нидерландов
в Англии.
i 2. Еще в 1615 году, в бытность послом в
Венеции, Карлтон приобрел
большую коллекцию живописи и античной
скульптуры, которую предложил
королевскому фавориту графу Сомерсету.
Однако вскоре Сомерсета сменил
другой фаворит, Джордж Вильерс, ставший
сначала графом, а потом и герцогом
Бекингемом, а граф Сомерсет не
только впал в немилость, но и был заключен
вместе с женой в Тауэр по обвинению
в убийстве. Карлтону пришлось
вызволять хранившуюся у графа Сомерсета
коллекцию и искать на нее покупателя,
что оказалось делом непростым.
Сначала ему как будто удалось заинтересовать
графа Эрандела, собиравшего
коллекцию со страстью ревностного
любителя и истинного ценителя. Но Эрандел,
неожиданно унаследовавший другое
собрание скульптуры, ограничился
покупкой у Карлтона «только» собрания
живописи, включавшего полотна
Тициана, Тинторетто, Веронезе и Басса-
но. И теперь Карлтон хотел получить
от графа Эрандела причитавшуюся ему
сумму.
53- Томас Ховард (1585-1646), 14-й граф
Эрандел, дипломат, роялист. Эрандел
был первым настоящим
коллекционером Англии, тем, что в то время
называлось amateur. Его портреты
неоднократно писали Рубенс, ван Дейк,
Ливенс, ван Хонтхорст и Митенс.
Рубенс называл его одним из
«евангелистов искусства», и действительно,
многие художники, скульпторы и
архитекторы обязаны Эранделу своей
карьерой.
В i6i2 году Эрандел получил
разрешение на путешествие по Италии, но
неожиданная смерть принца Генри
отсрочила его поездку. Правда,
ненадолго. В феврале следующего года Эрандел
сопровождал Елизавету в Гейдельберг.
В Гааге он и его жена Алетейя Талбот,
разделявшая страсть мужа к искусству,
познакомились с семейством Гейгенс.
Когда в 1615 году Дадли Карлтон
получил назначение в Гаагу, Эрандел
рекомендовал ему Гейгенса-старшего как
знатока голландского искусства.
Из Гейдельберга Эрандел
отправился в Брюссель, где познакомился с
Рубенсом и заказал ему свой портрет.
Из Брюсселя Эрандел вместе с женой
отправился в вожделенную поездку
по Италии. Их сопровождали
придворный Елизаветы, Якова и Карла
Тоби Мэтью, агент Джордж Гейдж и
архитектор и театральный дизайнер
Иниго Джонс, знавший Италию и ее
сокровища по поездке, совершенной
им в 1598-1603 годах по настоянию и на
деньги Роджера Мэннерса, 5-го графа
Рэтленда, одного из претендентов на
имя Шекспира (см. главу о Яне Сиксе).
В 1632 году Карл I послал Эрандела
в Нидерланды, чтобы выразить
соболезнования Елизавете Зимней по
поводу смерти ее мужа, и какое-то время
граф провел при английских дворах в
Гааге. В 1636 году, курсируя между
Дюссельдорфом, Кельном и Нюрнбергом
в безнадежных, по его мнению,
попытках уладить с императором
Фердинандом вопрос Пфальца, он сетует
в письме к Петти, что в разоренной
Тридцатилетней войной Германии не
найти уже ни Дюрера, ни Гольбейна,
ни других мастеров такого же калибра.
За 35° талеров он покупает
библиотеку известного гуманиста Виллибальда
Пиркхеймера, сторонника Рейхлина и
335

Золотой апельсин, или Божьей милостью принцесса Оранская
друга Дюрера, и гравюру самого
Дюрера. Тогда же он встретил в Кельне
графика и рисовальщика Вацлава Холлара
и привез его в Лондон.
С 1620 года наставником сына Эран-
дела стал голландец Франциск Юний-
младший (1591-1677) > выпускник
теологического факультета Лейденского
университета, бывший какое-то время
пастором. Однако вскоре граф
поручил заботам Юния свою
библиотеку. Результатом работы в библиотеке
Эрандела стала книга Юния об
искусстве древних, De pictura veterum,
опубликованная в 1637 году (см. главу о
Герарде де Лэрессе).
Другим наставником сыновей
Эрандела был Генри Пичем, автор
Истинного джентльмена.
Математике мальчиков обучал Уильям Отред,
англиканский священник и
изобретатель логарифмической линейки,
находивший время и для частных уроков.
Множество учеников объяснялось не
только талантом преподавателя, но и
тем, что Отред принципиально не брал
плату за обучение. Эрандела же,
помимо педагогического таланта
математика, не могли не привлекать роялистские
симпатии Отреда. Сам Эрандел
передал на дело роялистов 54 00° фунтов,
про Отреда же говорили, что он умер
от радости, услышав о реставрации
Карла II. Граф Эрандел не дожил до
этого момента. Осенью 1641 года он
отправился на континент в свите Марии
Медичи и остался в Падуе, где и умер в
1646 году. В монастырском садике Иль
Санто, где захоронены его
внутренности, на черной мраморной плите
можно увидеть латинскую надпись с его
именем, титулами и датой смерти.
54- Эрандел первым показал англичанам
греческие и римские мраморы, и не
случайно Митенс пишет его двойной
портрет с женой на фоне их
скульптурной галереи. Зарисовку, сделанную де
Гейном III с Лаокоона, Гейгенс
сопроводил латинским стихом с голландской
парафразой и собственным переводом
соответствующего отрывка из Энеиды.
Генри согласился на
непривлекательный для него брак с Екатериной Медичи,
сестрой Козимо, не только под напором
Якова, но и соблазнившись коллекцией
бронзовой скульптуры. Смерть
спасла его от брака. За гробом принца шло
больше тридцати художников.
Вскоре Гейгенсу представилась еще
одна возможность усладить слух
короля своей игрой на лютне. Застигнутый
непогодой, Яков вынужден был
променять охоту на игру в карты в доме
де Карона. Но услышав игру Гейген-
са, король отложил в сторону и карты.
Этому событию Гейгенс посвящает не
только длинное письмо родителям, но
и стихотворение Being about to sing to
the lute in the presence of the King
ofBritain , в котором призывает на помощь
Талию, ибо в присутствии короля «взгляд
туманится, а язык немеет».
В дороге (а ехали они сушей, и
путешествие заняло два месяца) Гейгенс пишет
Italia decolor и сатиру Misogamos,
которые посылает Хейнсию.
Гейгенс был наслышан о Бэконе еще до
поездки, так как лорд-канцлер играл
важную роль в англо-голландских
отношениях. Не менее известен он был и как
философ. Его Опыты неоднократно
перепечатывались, и Гейгенс, как
явствует из воспоминаний, хорошо их знал.
В Великом восстановителе Гейгенс
видел, как он пишет, «своего рода святого .
Однако при личной встрече его
постигло разочарование. В письме к Хейнсшс.
датированном июнем 1621 года, то есть
сразу же после падения Бэкона и снятие
его со всех постов, Гейгенс отзывается :
Великом восстановлении как об одной
5б.
$7-
ззб

Примечания
из самых замечательных книг, какие
он только знает, но, говоря о ее
авторе, восклицает: «Monstrum hominis!»
И продолжает: «Во всей Британии мне
не довелось встретить никого, кто
выказывал бы большую гордыню,
тщеславие и высокомерие». Не изменил он
своего мнения и в автобиографии, за
которую принялся несколько лет
спустя: «Никто не превосходит его в
надменности, тщеславии и напыщенности.
Не раз мне становилось тошно от его
манерничания в разговоре и поведении,
одинаково глупых. Когда он был лорд-
канцлером, а я служил при голландском
посольстве, мне часто приходилось с
ним встречаться, и я уверен, что никому
еще не удавалось при встрече так
повредить своему имени, как ему» (Huygens
1971:116).
Но встреча с Бэконом-человеком
не уменьшила благоговения Гейгенса
перед Бэконом-ученым. В упомянутом
выше письме Хейнсию он не может
удержаться от похвалы
Восстановлению и с нетерпением ждет мнения о
книге адресата письма. Позднее,
соглашаясь с тем, что программа
Великого восстановления наук могла бы
быть поскромнее, он тем не менее
защищает ее автора: «пусть всякий, кто
хочет понять, что в ней достойно
похвалы, или, скорее, что в ней поражает,
прочтет хотя бы вступление, и он не
сможет не понять, что перед ним
писатель, намного опередивший свое время
глубиной знаний и точностью
суждений» (Ibid.: 114). Ренессансный взгляд
Бэкона на значение наук для человека,
выраженный в эссе О преуспевании
знаний у несомненно был очень близок
представлениям самого Гейгенса. Всю
жизнь Гейгенс продолжал
интересоваться трудами английского философа:
«Заглядывая в будущее, осмелюсь
предсказать, что вечная ценность его работ
выдержит любое испытание
временем». Он не упускал ни одной
возможности поговорить о Бэконе с сэром
Уильямом Босвеллом, его
литературным душеприказчиком, назначенным
сначала секретарем Дадли Карлтона, а
потом сменившим того на посольском
посту. Глубокая преданность Босвелла
Бэкону, как и собственный нелегкий
опыт придворной жизни, несколько
изменили мнение Гейгенса. В
автобиографии он пишет, что
благоговейный трепет охватывает его при одной
мысли о том, как «в жизни не столь
долгой этот богоподобный Протей так
распределил свое время, что смог
создать то, что создал» (Ibid.: 117).
Гейгенс был связан и с Исааком Гру-
тером, подготовившим второе издание
работ Бэкона. В1654 году Исаак Грутер,
сознавая недостаточность собственных
знаний, послал Гейгенсу
откорректированное еще его братом первое
издание с просьбой проверить все
касающееся музыки и растений.
Корнелис Дреббел (1572-1633) —
голландский гравер, картограф, алхимик,
физик, механик, инженер-гидравлик и
изобретатель, долгое время живший в
Англии. Роберт Бойль называл его
«заслуженно известным механиком и
химиком», Лейбниц говорил о
«знаменитом Дреббеле». В отличие от теоретика
Бэкона, Дреббел был практиком. И, как
все практики, ценился меньше, хотя
Бэкон в Новой Атлантиде и использовал
результаты его опытов.
Поступив учеником к Хендрику
Голциусу, Дреббел не только
научился у него искусству гравера, но и
приобрел интерес к алхимии. В 1695 году
Дреббел женился на Софии, одной из
младших сестер Голциуса, и через нее
вошел в контакт с семьей де Гейн,
друзей Гейгенсов.
В i605 году он отправляется в
Англию, где его «специальные
эффекты» — гром и молнии, появляющиеся
из стен говорящие тени, мгновенные
59-
337

Золотой апельсин, или Божьей милостью принцесса Оранская
превращения лета в зиму, фейерверки,
оживающие фигуры римских богов —
используются в масках, ставившихся
при дворах Якова и принца Генри. Уже
в первый приезд Дреббел изобретает
самозаводящиеся часы, рассчитанные
на 40,6о или 100 лет, — по меркам того
времени, настоящий
перпетуум-мобиле — и в 1598 году получает на них
патент. Судя по брошюре, изданной
его современником, они показывали
время дня, месяц и год, часы восхода и
захода солнца, фазу Луны, знак зодиака
и многое другое. Бен Джонсон
упоминает их в Silent Women, их описывают
Кристофер Рен и Гейгенс, Пейреск
пишет о них Рубенсу. Тогда же Дреббел
изобретает печи с терморегулятором,
клавесин, работающий на солнечной
энергии, фонтаны, выбрасывающие
струю на зо, 40,50 футов и выше. В этот
же приезд он изготовляет для Якова и
принца Генри оптические приборы,
волшебный фонарь и камеру-обскуру.
Микроскопы Дреббела имели Яков,
Мауриц, герцог Анжуйский.
Дреббел делает телескопы, инкубатор для
цыплят и утят с автоматическим
регулятором температуры, изобретает
новую систему дымохода. Уже в письме
i6o8 года он рассказывает другу, что
может менять свой внешний вид и
превращаться во что угодно: в дерево
с листьями, трепещущими от ветра, в
любое животное, дикое или домашнее.
Неудивительно, что за ним
закрепилась слава мага и волшебника и что в
îéio году его приглашает в свой
пражский замок Рудольф II, любитель
искусств, наук и оккультизма,
предложивший ему пост Верховного алхимика.
Посредством магии Рудольф надеялся
вернуть себе венгерские, австрийские
и моравские владения, отнятые у него
более трезвым, честолюбивым и
политически активным братом
Матиасом. Отец Гейгенса, узнав о знакомстве
сына с Дреббелом, предостерегал его от
общения «если не с самим дьяволом, то
с его приспешником».
После смерти Рудольфа в i6i2 году
Матиас сначала сажает Дреббела в
тюрьму, но потом сменяет гнев на милость и
приглашает его на службу. Не веря ни
в добрые намерения Матиаса, ни в его
интерес к наукам, тот возвращается в
Англию, сославшись на обязательства,
связывавшие его с английским королем
и наследным принцем. Здесь он делает
подводную лодку, в которой с командой
в 24 человека проплывает от Тауэра до
Гринвича. Описывая подводную лодку
Дреббела в воспоминаниях 1629 года, то
есть уже после того, как Англия
пыталась использовать изобретение
Дреббела при осаде Ла-Рошели, Гейгенс
говорит о пользе этого изобретения в
военное время: лодка могла незаметно
подплывать к кораблям противника и
атаковать их. Долгое время ученые
Королевского общества спорили о том,
как Дреббел получал кислород. Сейчас
предполагается, что он сжигал
селитру. Маршалл пишет, что в подводной
лодке Дреббела было 12 гребцов, что
плыла она на глубине 5 метров и что
кислород получали, разогревая нитрат
калия. Эксперимент якобы был позже
повторен Робертом Бойлем (Marshall:
146). Свой секрет Дреббел открыл
зятьям, но те, не видя ему коммерческого
применения, так и унесли его с собой в
могилу. Зато другим секретам Дреббела
братья Кюффлер, женившиеся на
дочерях ученого Анне и Катарине, нашли
широкое применение. Микроскопы
и телескопы Дреббела они
продавали по всей Европе: Пейреск посылает
микроскоп Дреббела в Падую Паоло
Гуальдо и пишет о нем Кассьяно даль
Поццо, члену Академии рысьеглазых:
микроскоп Дреббела покупает Чезн
основатель Академии, Пейреск прост
представить Кюффлеров кардиналам
Кобеллуцци и Барберини, чтобы они
смогли продемонстрировать «occhiale»:

Примечания
микроскоп Дреббела был у Галилея
(Freedberg: 152-153). Кюффлеры
открыли также красильню, где окрашивали
ткани в красный цвет по рецепту
тестя, получившего краску из кошенили.
Цвет назывался color Kufflerianus (см.
главу о Яне Сиксе).
Во время первой поездки в Англию
Гейгенс, по его собственным словам,
«видел Дреббела краем глаза. Он
выглядит как голландский крестьянин,
но говорит как все мудрецы Самоса и
Сицилии, вместе взятые». В свое
следующее посещение он часто встречается с
изобретателем. В письмах марта и
апреля 1622 года он упоминает, что купил у
Дреббела микроскоп и камеру-обскуру.
Кристиан Гейгенс, сын Константина,
называет микроскоп с двумя
выпуклыми линзами изобретением Дреббела.
В конце жизни, отчисленный из
флота после неудачи у Ла-Рошели,
Дреббел содержал пивную на берегу
Темзы, куда люди, наслышанные о
подводной лодке, приходили посмотреть
на знаменитость. Тогда же, по всей
вероятности, его видел и Рубенс,
писавший Пейреску из Лондона 9 августа
1629 года: «Знаменитейшего философа
Дреббела я видел только на улице и на
ходу обменялся с ним несколькими
словами. Он живет в деревне, довольно
далеко от Лондона. Его гений — одно
из тех явлений, которые, как говорит
Макиавелли, кажутся несравненно
величественнее издали, окруженные
славой, нежели вблизи. Меня уверяют,
что он за много лет не изобрел ничего,
кроме оптического прибора, который,
будучи поставленным
перпендикулярно, очень сильно увеличивает
предметы, находящиеся под ним, и еще
перпетуум-мобиле в стеклянном
кольце — сущие безделки. Во время осады
Ла-Рошели он изготовил в помощь ее
защитникам несколько машин и
приборов, которые не оказали никакого
действия. Но я не хочу судить о таком
знаменитом человеке по россказням;
следует видеть его дома и по
возможности близко его знать. Не припомню,
чтобы когда-нибудь в жизни я видел
более необычную физиономию et пе-
scio quod admirandum in homine pan-
noso elucet neque enim crassa lacerna ut
solet in re tenui deridiculum facit (и есть
нечто удивительное в этом человеке в
лохмотьях, а его, обычный при
бедности, грубый плащ совсем не смешон)
(Рубенс: 232).
6о. За 14 месяцев, проведенных Гейгенсом
в Лондоне, между ним и Мэри Килли-
грю возник, как он сам скажет позже,
«легитимный огонь». В Гааге у Гейген-
са оставалась подруга-соседка, Доротея
ван Дорп, к которой он давно
испытывал нежные чувства. Гейгенс и Доротея
называли друг друга Song или Songetje и
перед его отъездом в Лейден поклялись
друг другу в верности. «Песенка»
подарила ему кольцо, но потом прекратила
переписку. Во время пребывания Гей-
генса в Лондоне переписка
возобновилась, причем Доротея написала даже
два любезных письма Мэри Киллигрю,
хотя ей было ясно, что отношения,
установившиеся между Гейгенсом и Мэри,
перестали быть чисто дружескими.
В 1627 году Гейгенс женится на
Сюзанне ван Барле, которую Доротея не
только знала, но и считала
«единственным приятным человеком во всем
Амстердаме». Брак это причинил Доротее
боль и вызвал даже временный разрыв
отношений между матерью Гейгенса
и мачехой Доротеи. Но вскоре
дружеские отношения между Гейгенсом и
Доротеей возобновились. Этому
способствовало и то, что братья Доротеи
были женаты на двоюродных сестрах
Сюзанны ван Барле, Иде и Саре. Когда
в 1637 году Гейгенс продал старый дом, а
новый был еще не готов, умирающую в
родовой горячке Сюзанну перенесли в
дом Иды.
339

Золотой апельсин, или Божьей милостью принцесса Оранская
Доротея и Гейгенс и в зрелом
возрасте сохраняли друг к другу нежные
чувства. Доротея шутливо говорила, что
она навсегда осталась «Песнью песней»
Гейгенса. Сам же он в письме 1638 года
к одной из дочерей Елизаветы Зимней
не скрывает теплых чувств к Доротее, а
в стихотворении 1645 года с нежностью
пишет «Dorothée mijn eerste minVDaar
ik nog geen einde aan vinn'»—«Ты первая
любовь певца, которой нет пока конца».
Доротея ван Дорп, так и не вышедшая
замуж, умерла в 1657 году.
После смерти «Звезды»
возобновилась и прерванная женитьбой Гейгенса
переписка с Мэри Киллигрю. Она
продолжалась до смерти Мэри в 1656 году.
6i. Французы требовали выдачи Готье, так
как он подозревался в убийстве
дворянина, но стараниями лорда Бекингема
и английского посла в Париже лорда
Герберта, страстного лютниста и
вдохновителя многих стихотворений
Джона Донна, Готье остался в Англии и
учил игре на лютне Генриетту Марию.
62. В Music Faculty Oxford находится
автопортрет, написанный Ланье в 1644 году.
6}. В i6i7 году Ланье переложил на
итальянский манер «в стиле речитатива»
Маску Леты Бена Джонсона.
64. За 2000 фунтов Ланье купил в Италии
работы Паула Брила, Себастьяно дель
Пьомбо, Гверчино, Перино дель Ваги,
Джованни Бальоне и Пальма Веккьо.
Но главное, начал переговоры о
покупке части собрания Гонзаги,
завершившиеся в 1627 году. Среди
купленных картин были полотна Мантеньи,
Джулио Романо, Аллегория пороков
и Аллегория добродетелей Корреджо,
Три грации Гвидо Рени, девять работ
Брейгеля Старшего, две мадонны Ан-
дреа дель Сарто, Мадонна и Ла Перла
Рафаэля и тициановский цикл
Двенадцать цезарей. Боясь, что месяц на
море может повредить темпере, Ланье
собственноручно перевез Аллегории
через Альпы. Остальным шедеврам
повезло меньше: несмотря на
тщательную упаковку, полотна Тициана,
Рафаэля, Тинторетто и Джулио Романо
были повреждены во время шторма
жидкой ртутью, которую везли на том
же корабле (Brown i995: 4°~45)-
6$. В Венском музее истории искусств.
66. Jardine 2008:164.
6j. С Донном Гейгенс мог познакомиться
через Киллигрю, Карлтона или
графиню Бедфорд, которой Донн посвятил
не одно стихотворение. От кого-то из
них Гейгенс получил рукопись стихов
поэта. Его первый перевод Донна
датирован 1630 годом, в то время как первое
издание Донна в Англии вышло лишь в
1633 году. Рукопись английских стихов
из библиотеки Гейгенса значилась в
каталоге аукциона, на котором
распродавались книги Иохана де Витта.
Гейгенс знал Донна и как
проповедника, он слушал его проповеди в соборе
св. Петра. С малолетства обсуждавший
с отцом риторические фигуры и
знавший толк в проповедях, Гейгенс считал
Донна одним из двух лучших ораторов,
каких ему довелось слышать. В одном
из латинских стихов Гейгенс называет
Донна «optime Rhetor».
68. Отношения с английским двором были
чрезвычайно натянутыми. Испанский
посол, которому благоволил Яков, не
желал находиться с голландским
коллегой даже в одном помещении, так что
ван Аарссену не раз приходилось
отказываться от приглашений, чтобы не
уронить честь Республики. Так,
например, в 1622 году во время masque с
участием принца Карла и герцога
Бекингема голландцам отвели отдельную ложу.
340

Примечания
Ван Аарссен отказался, заявив, что они
хотят сидеть вместе с другими послами.
69- Гейгенс находил время и на чтение
Библии на английском языке, и на
покупку английских книг, и на посещение
служб, в которых его особенно
трогало пение псалмов. Позже, когда в
Нидерландах станут раздаваться призывы
запретить органную музыку во время
службы, он выступит в защиту органа,
полагая, что именно музыка
привлекает многих в церковь.
В брошюре Ghebruyk en onghebruyk
van lt orgel in de Kercken der Vereenighde
Niederlanden он призывает
сопровождать пение музыкой: «Мы везде, и
в светских собраниях, и в домашнем
кругу, стремимся все упорядочить,
но позволяем себе нестерпимый
разнобой в пении молитв и гимнов,
сложенных святыми Поэтами с таким
тщанием и заботой. Зачастую наше
пение больше походит на завывание
или крики, как будто это птицы
разных сортов, один ведет линию вниз,
в то время как другой тянет вверх. Те,
кому какие-то ноты кажутся
трудными, ничтоже сумняшеся заменяют их
другими. И чем громче, тем лучше».
Гейгенс послал брошюру гаагским
проповедникам и нескольким друзьям,
в том числе Хоофту и Барлею, с
просьбой высказать свое мнение. Напечатал
же он ее лишь после того, как вместе
с Фредериком Хендриком в ноябре
1640 года побывал в Гронингене, где
они вместе слушали пение прихожан
в сопровождении органа. Тогда
штатгальтер пообещал ему по выходе
брошюры построить орган в придворной
церкви. Брошюра вышла в феврале
1641 года с посвящением магистрату
Гааги, но без имени автора. Гейгенс
послал ее многим проповедникам, не
забыв ни Утенбогарта, ни Вутия;
послал и Декарту, который, отвечая
автору, признается, что голландский язык
Гейгенса доставляет ему больше
трудностей, чем голландский других
авторов, потому что в нем нет варваризмов,
есть только галлицизмы (Hofman: 142).
Правда, не обошлось без курьеза.
Дневниковая запись от 22 октября i622 года
гласит: diploma equestra. А пять дней
спустя новая запись: l'Accolade. Et ab
equo lapsus. Падение новоявленного
рыцаря с лошади не было самым
большим его конфузом. При вручении
верительных грамот секретарь
посольства перепутал грамоты Якова и
Карла, причем обнаружил это, уже вручив
грамоты принца королю. Закончилось
посольство нарушением этикета.
Отъезжающим дипломатам принято было
дарить подарки. Гейгенс получил
золотую цепь стоимостью юо марок.
Полагалось отблагодарить хозяев, но
голландцы уехали, не отдарившись.
Гейгенс не был единственным, кто
перенял у Катулла и Цицерона игру
otium — negotium. Примерно в это же
время отстраненный от дел Фрэнсис
Бэкон записывает в меморандуме: «For
my part, I seek an otium, and, if it may be,
a fat otium» (Bacon: 351).
Гейгенс получал 500 гульденов в год
плюс деньги на дорожные расходы.
Музыкально-поэтические послания
Звезде не прекратились и после свадьбы
и рождения детей. Вся его жизнь с
Сюзанной переплетена стихами и
музыкой — не случайно Ян ван Кампен
изобразил супругов, вместе читающих с
нотного листа. В1637 году, после десяти
лет брака, 38-летняя Сюзанна умирает
в родовой горячке, и безутешный
Гейгенс, оставшись с четырьмя
сыновьями и новорожденной дочерью, зовет
Смерть: «Приди, конец, и положи
конец мученьям этим... » На следующий
день после похорон жены он переехал
71-
7*-
73-
341

Золотой апельсин, или Божьей милостью принцесса Оранская
в новый дом, который строил для семьи.
А еще через два дня снова включился в
работу.
74- Несмотря на разницу в возрасте (сорок
лет! ) и в политических и религиозных
взглядах, между придворным
проповедником Утенбогартом и придворным
секретарем Гейгенсом установились
хорошие отношения. Два других со-
хранившхся письма из их переписки
написаны Утенбогартом. В1637 году он
рекомендует Гейгенсу своего друга, в
1641-м — благодарит за посылку
«книжечки об органе», которую он,
несмотря на плохое зрение, прочел с
удовольствием. 83-летний Утенбогарт изо всех
сил напряг глаза, «просто чтобы сказать,
что работа пришлась мне по сердцу».
Он пишет, что и сам с удовольствием
каждый вечер слушает орган в церкви,
«про себя воспевая под эту музыку
хвалу Господу и предавая мой скорбный
дух в руци Его к славе Его. При этом,
часто вздыхая, я желаю другой, много
лучшей и несравненно более глубокой
гармонии в церкви по вопросу,
которого я сейчас не буду касаться, так как ход
многих вещей и растленность нашего
времени не позволяют говорить о нем
и гибнет всякая надежда достичь этой
гармонии» (Hofman: 123).
75. Из многих тысяч писем, написанных
самим Гейгенсом, сохранились только
те, с которых он делал копии, так
называемые minute.
у6. Начата в мае 1629 года и закончена в
апреле 1631 года.
77- Вторым дошедшим до нас документом
является напечатанная в 1642 году
брошюра в 57 страниц Филипса Ангела
Похвала живописи (Philips Angel, Lof der
Schilderkonst).
78. Huygens 1971:78.
79. Сцепленные пальцы рук — жест,
который, согласно Шварцу, Рембрандт
заимствовал с гравюры Сваненбюрга
Раскаяние Петра (с картины Блумар-
та), — художник не раз использует в
ранних работах. Тот же жест мы видим у
То вита в картине Товит молит о смерти
или Товит и Анна, и у другого персонажа
в Раскаянии Иуды (Schwartz 1984:45> 77)-
80. Ibid.: 77-80.
81. Ibid.: 82-83.
82. Ibid.: 81-82.
83. Сэр Роберт Kapp (15 78-1654) приходился
двоюродным братом печально
известному фавориту Якова I. Свою карьеру он
начал при дворе принца Генри, а после
смерти принца был одним из немногих
придворных, перешедших с позволения
Якова к принцу Карлу. После
коронования Карла в 1625 году Kapp назначен
groom of the bedchamber. В Нидерландах
Kapp был несколько раз: в 1620 году он
бежал сюда после того, как убил на дуэли
своего противника. В течение года,
проведенного в Голландии, беглец покупал
картины, любовью к которым проникся
еще при дворе принца Генри. В1629 году
он был послан в Гаагу для выражения
соболезнований Елизавете Зимней и
ее мужу по поводу смерти их старшего
сына, утонувшего в Харлемском озере.
В Голландию он бежал и после
смерти Карла в 1649 году. Здесь он умер в
1654 году в возрасте 76 лет в полной
нищете.
84. В частной коллекции.
8 j. Портрет не сохранился.
86. Walker Art Gallery, Liverpool.
87. Royal Collection, Windsor. В описи
коллекции Карла, сделанной Абрахамом
34*

Примечания
ван дер Дортом в 1бз7-!б39 годах, обе
работы значатся как работы
Рембрандта. Сейчас выдвигается предположение,
что Голова старой женщины является
работой Ливенса (Тгеапо, 20о8:51» 293).
S8. Оба портрета в музее Пола Гетти, Лос-
Анджелес.
$9- Brown, Kelch, van Thiel 1992:152-153.
9c. Мельбурн, Национальная галерея
Виктории.
91. Турин, Сабауда.
92. Музейный центр Берлин-Далем.
9 3 Маурицхейс, Гаага.
^4- Старая Пинакотека, Мюнхен.
? у Письма Рембрандта в переводе И. Л ин-
ник опубликованы в третьем томе
Мастера искусства об искусстве: 226-230.
Мой перевод, несколько отличный от
перевода И. Линник, я привожу вместе
с придуманными Гари Шварцем
ответами Гейгенса (Schwanz 1984: 107-115)-
Хочу обратить внимание читателя на
то, что первые два письма написаны в
начале 1636 года, пять других—в начале
1639 года, когда Рембрандт, купив дом,
вернулся к заказу Фредерика Хендрика.
Первое письмо Рембрандта
Февраль 1636 года
Милостивейший государь мой
господин Гейгенс, надеюсь, что Вы
соблаговолите сообщить Его Высочеству, что
я с усердием поспешаю закончить три
картины Страстей Господних,
заказанные Его Высочеством: Положение во
гроб, Воскресение и Вознесение Христа,
Эти работы хорошо сочетаются с
Воздвижением креста и Снятием Христа с
креста. Из трех названных работ одна
готова, а именно та, на которой Христос
возносится на небо, а две другие готовы
уже наполовину. Дабы как можно
лучше услужить Его Высочеству Принцу,
я прошу Вашу милость известить меня,
желает ли Его Высочество получить
законченную работу теперь или все три
одновременно. Не могу удержаться,
чтобы в знак услужливой почтительности
не послать Вашей милости одну из моих
последних работ в надежде, что она
будет благосклонно принята вместе с
моими поклонами и пожеланиями. Да
хранит Господь всех вас в добром здравии.
Усердный и преданный
слуга Вашей милости
Рембрандт
Я живу рядом с (пен)сионарием
Бореелом на Новой Дуленстраат
Ответ Шварца-Гейгенса
Февраль 1636
Милостивый государь,
Его Высочество был рад услышать,
что Вы наконец продвинулись в работе
над тремя заказанными им картинами
Страстей. Прождав выполнения
заказа так долго, Его Высочество желает
незамедлительно получить готовую
картину. Если Вы пошлете ее на мой адрес,
я позабочусь о том, чтобы она была
доставлена в целости и сохранности.
Мне приятно узнать, что мой друг
Бореел помог Вам с жилищем в
одном из новых домов, построенных им
рядом с его собственным неподалеку
от Стрельбища-Дулен аркебузиров.
Офорты, которые Вы мне послали, я
считаю лучшими из тех, что мне
довелось видеть, и со мной согласны все,
кому я их показывал. От Вашего имени
я преподнес их Его Высочеству.
Ваш
Константин Гейгенс
343

Золотой апельсин, или Божьей милостью принцесса Оранская
Гейгенс получает Вознесение, и его
вешают рядом с Воздвижением креста и
Снятием с креста.
чество соблаговолит мне заплатить.
Пусть Ваша милость не истолкует мою
смелость превратно, и я не премину
отплатить за Ваше благоволение.
Письмо Шварца-Гейгенса
Февраль-март 1636 года
Милостивый государь,
Ваше Вознесение дошло в целости
и сохранности и висит теперь рядом с
двумя другими работами. Увидев все
три картины вместе, Его Высочество
заметил, что последняя работа не так
хорошо сочетается с двумя другими,
как он надеялся. Как Вы знаете, в
Ваших ранних работах ему больше всего
нравилась естественность чувств, но в
Вознесении, если мне будет
позволено выразить мнение Его Высочества и
подвергнуть критике Ваши свершения,
эмоции кажутся довольно
предсказуемыми. Кроме того, большая часть
картины погружена во мрак.
Полагаясь на Ваше
благорасположение, прошу Вас как можно скорее
приехать в Гаагу, чтобы посмотреть, можно
ли это как-то исправить. Если же, к
сожалению, Вознесение поправить уже
нельзя, то, может быть, можно сделать
что-то с другими картинами. Будьте
любезны сообщить мне, какую сумму
Вы ожидаете получить за это полотно.
Ваш
Константин Гейгенс
Второе письмо Рембрандта
Февраль-март 1636 года
Милостивый государь, приветствую
Вас и сообщаю, что вскоре приеду сам,
чтобы посмотреть, как эта картина
сочетается с другими. Что касается цены,
то полагаю, что мне причитается за
картину 200 фунтов (i200 гульденов),
но я буду доволен тем, что Его Высо-
Усердный и преданный
слуга Вашей милости
Рембрандт
Картину лучше всего повесить
в галерее Его Высочества,
потому что там больше всего света.
Ответ Шварца-Гейгенса
на второе письмо Рембрандта
Февраль-март 1636 года
Милостивый государь,
Мы ожидаем Вас в ближайшее время.
Что касается цены за картину, я боюсь,
что Его Высочество не видит,
почему он должен заплатить за нее больше,
чем за первые две, за которые, если я не
ошибаюсь, Вы получили боо гульденов.
Ваш
Константин Гейгенс
Третье письмо Рембрандта
12 января 1639 года
(обращаясь к Гейгенсу,
Рембрандт по ошибке называет
его владетелем Схеленбюрха,
а не Зелихема)
Милостивый государь, благодаря
большим рвению и усердию, с коими я
работал, дабы успешно завершить две
картины, заказанные мне Его
Высочеством, одну, на которой мертвое тело
Христа опускают в могилу, и другую,
где Христос восстает из мертвых к
великому ужасу стражи, благодаря моему
усердному прилежанию эти две
картины теперь тоже готовы, и я готов их
отправить, дабы доставить удовольствие
344

Примечания
Его Высочеству, так как в них лучше
всего выражены самые естественные
человеческие переживания, что и
явилось главной причиной того, что я
работал над ними так долго.
Поэтому прошу Вас, государь мой,
передать это Его Высочеству, а также
сообщить мне, угодно ли будет Вашей
милости, чтобы обе картины
доставили сначала Вам, как в прошлый раз.
Я подожду с их отсылкой до получения
от Вас известия.
Так как я уже второй раз обременяю
Вашу милость этим делом, из
признательности прилагаю картину в ю футов
длиной и 8 футов высотой, достойную
висеть в доме Вашей милости. С этим
желаю Вам всяческого счастья и
благополучия до скончания времен. Аминь.
Готовый к услугам и преданный слуга
Вашей милости
Рембрандт
12 января
1639 года
Досточтимый государь, я живу на
Биннен-Амстеле, в доме, именуемом
Сахарной фабрикой (на «сахарных
фабриках» рафинировали привезенный
из Вест-Индии тростниковый сахар).
Ответ Шварца-Гейгенса
14 января 1639 года
Милостивый государь,
Мне приятно было получить Ваше
письмо. Как и Его Высочество, я рад,
что мы сможем наконец повесить
последние две картины Страстей рядом
с предыдущими, которые ежедневно
радуют наш глаз и наши души.
Будьте любезны прислать картины
на мой адрес.
Я ценю щедрость Вашего подарка,
но все-таки настоятельно прошу Вас
от него воздержаться и уж никак не
присылать мне картины в юх8 футов.
Будьте уверены, что я всегда готов к
услугам, ведь услуга Вам означает услугу
Его Высочеству.
Ваш
Константин Гейгенс
Четвертое письмо Рембрандта
при посылке подарка Гейгенсу
(обычно считается пятым письмом)
27 января 1639 года
Милостивый государь, с неизмеримым
удовольствием прочел я Ваше любезное
послание от 14-го сего месяца. Я
усмотрел в нем Ваше ко мне расположение
и симпатию и всем сердцем чувствую
себя обязанным услужить Вам,
засвидетельствовав мое дружество.
Поэтому, не в силах сдержать моего желания
и супротив Вашей воли, посылаю Вам
этот холст в надежде, что Вы не
откажетесь его принять, так как это первый
подарок на память, который я посылаю
Вашей милости.
Господин сборщик налогов Утенбо-
гарт был у меня как раз в тот момент,
когда я упаковывал эти две картины, и
пожелал на них взглянуть. Он сказал,
что, если Его Высочеству будет
угодно, он заплатит мне из денег здешней
конторы. Поэтому я просил бы Вас,
милостивый государь, чтобы сумму,
которую Его Высочество соблаговолит
заплатить мне, я смог получить здесь
как можно скорее. В данный момент
Вы меня этим очень одолжите. Жду
Вашего письма с ответом и желаю Вам
и Вашей семье счастья и благоденствия.
С поклонами,
Готовый к услугам и преданный слуга
Вашей милости
Рембрандт
в спешке,
27 января 1639 года
345

Золотой апельсин, или Божьей милостью принцесса Оранская
Эту картину Вашей милости лучше
повесить туда, где много света и где на
нее можно смотреть на расстоянии. Так
она будет смотреться лучше всего.
Неизвестно, какую картину Рембрандт
послал (или намеревался послать) Гей-
генсу. Высказывались предположения,
что это Ослепление Самсона, но
трудно себе представить, чтобы человек в
здравом рассудке мог послать такую
картину в подарок или повесить ее в
доме. Шварц придерживается мнения,
что Рембрандт послал Гейгенсу Данаю
(по Шварцу, это Эгнна).
Пятое письмо Рембрандта
и счет при посылке Положения
во Гроб и Воскресения
(обычно считается четвертым
письмом), 27 января 1639 года
или двумя днями позже
Досточтимый государь,
С Вашего разрешения посылаю эти
две картины, которые, я думаю, так
понравятся, что Его Высочество заплатит
мне не меньше тысячи гульденов за
каждую. Если же Его Высочество
сочтет, что они того не стоят, пусть он
заплатит меньше, сколько сочтет
нужным. Полагаясь на суд и дискрецию
Его Высочества, я с благодарностью
удовольствуюсь этим, оставаясь, с
поклонами, его
готовым к услугам
и преданным слугой
Рембрандт
На рамы и ящик я израсходовал
44 гульдена
Как видно из письма, Рембрандт хочет
получить от Фредерика Хендрика за
последние три работы больше (wo фунтов,
то есть 1200 гульденов за каждую), чем
он получил за первые две (гооо
гульденов за картину). Ожидания Рембрандта
были не лишены оснований.
Штатгальтер, как и члены королевских домов,
платил за картины больше обычных
заказчиков, поэтому художники, получая
от него заказ, и просили больше. Но в
итоге цену всегда определял
высокопоставленный клиент. Так, например,
Хендрик Вроом, дописав заказанную
Генеральными штатами для подарка
принцу Генри морскую баталию, заломил за
нее 2400 гульденов. Заплатили ему i8oo
гульденов, но и это в несколько раз
превышало его обычный гонорар. Ян ван
Гойен, получавший за небольшой
пейзаж 20~4° гульденов, заработал 650
гульденов, написав для ратуши Вид Гааги.
Так как с момента написания первых
картин для штатгальтера слава Рембрандта
возросла, он справедливо считал, что
может просить больше. В 1646 году
он действительно получил 1200
гульденов за каждую из двух картин.
Ответ Шварца-Гейгенса
на присылку двух последних картин
Страстей, начало февраля 1639 года
Милостивый государь,
Как ни желал бы я услужить Вам с
ценой за две последние картины Его
Высочеству, я боюсь, что Вы сами
этому воспрепятствовали. Три года назад
Вы обещали прислать картины, и все
это время Вы заставили нас ждать
понапрасну. Теперь, когда они
доставлены, мы с неудовольствием вынуждены
были отметить, что Вы не приняли
ко вниманию то, что мы говорили о
единстве серии после того, как было
доставлено Вознесение, Тем не менее в
разговоре с Его Высочеством я все-таки
поднял вопрос о цене, но ответ его был
краток: мы заплатим столько же,
сколько стоили другие работы, и ни цента
больше. Поэтому будьте любезны
напомнить мне, сколько Вы получили за

Примечания
прежние работы, так как за это время я
забыл их стоимость.
Господин Утенбогарт только что
рассказал мне о том, что Вы купили
дом и что в связи с покупкой хотели
бы получить деньги как можно скорее.
Я сделаю все, что в моих силах. Ящик
с большой картиной, которую Вы
прислали мне в подарок, я отослал обратно
на Сахарную фабрику. Жаль, что Вы
приняли мой отказ за кокетничанье.
Ваш
Константин Гейгенс
Шестое письмо
15 февраля 1639 года
Глубокоуважаемый сударь,
Я доверяю Вашей милости во всем
и особенно в том, что касается оплаты
этих двух последних работ, и я верю, что
если бы все пошло по Вашему желанию
и по справедливости, то никаких
возражений против ранее условленной цены
не было бы. Что касается ранее
посланных картин, то за них было уплачено не
более боо каролусов за каждую. И если
невозможно убедить Его Высочество
заплатить мне больше, хотя картины явно
того стоят, я удовольствуюсь боо каро-
лусами за каждую картину, при условии,
что мне возместят расходы за 2 рамы
черного дерева и ящик, что в целом
составляет 44 гульдена. Я любезно прошу
Вашу милость позаботиться о том,
чтобы я как можно скорее мог получить
деньги в Амстердаме. Рассчитывая
благодаря Вашей благосклонности вскоре
получить мои деньги, остаюсь
признателен за выказанную дружбу. Кланяюсь
Вашей милости и всем Вашим близким
друзьям, и да хранит всех вас Бог в
добром здравии долгие годы. Ваш готовый
к услугам и преданный слуга
Рембрандт
13 февраля 1639 года
17 февраля 1639 года было дано
следующее распоряжение заплатить
Рембрандту:
Его Высочество повелевает Тиману
ван Волбергену, казначею и
генеральному рентмейстеру, выплатить
художнику Рембрандту сумму в 1244 каролуса
за две картины, Положение во гроб и
Воскресение Господа нашего Христа,
сделанные и доставленные им Его
Высочеству, что подтверждается выше-
приложенным заявлением и т.д.
Милостивый государь,
не без некоторого стеснения
обращаюсь к Вам с этим письмом, но пишу
Вам, потому что сборщик налогов
Утенбогарт, которому я пожаловался
на то, что так и не получил денег,
рассказал мне, что криводушный казначей
Волберген утверждает, что рента
взимается лишь один раз в год. В прошлую
среду сборщик налогов Утенбогарт
сообщил мне, что Волберген взимал и
взимает эту ренту каждые полгода, так
что теперь в его конторе лежит
больше 4000 каролусов. Поскольку дела
обстоят таким образом, я прошу Вас,
милостивый государь, чтобы выплата
мне состоялась как можно скорее с тем,
чтобы я смог наконец получить
причитающиеся мне 1244 гульдена. А я всегда
буду стараться отплатить Вашей
милости заслуженным уважением и знаками
дружбы.
За сим сердечно кланяюсь Вашей
милости, и да хранит Вас Господь в
добром здравии до конца дней.
Аминь.
Ваш готовый к услугам
и преданный слуга,
Рембрандт
Я живу на Сахарной фабрике
на Биннен-Амстеле.
Седьмое письмо
Февраль 1639 года
347

Золотой апельсин, или Божьей милостью принцесса Оранская
Шварц подытоживает свою
реконструкцию переписки Рембрандта и Гей-
генса следующим замечанием: «Как бы
мы ни интерпретировали нюансы этой
переписки, Рембрандт предстает из
писем человеком, мало считающимся как
с Гейгенсом, так и со штатгальтером.
Заказ он рассматривает как гарантию
доходов на черный день, посылая
картины тогда, когда ему нужны деньги.
Несмотря на все его уверения в
рвении, усердии, прилежании и в том, что
главной причиной задержки явилась
работа над выражением самых
естественных человеческих переживаний,
фактом остается то, что он взялся за
письмо после трех лет молчания и
неделю спустя после того, как подписал
купчую на дом и удостоверился в том,
что Утенбогарт поможет ему быстро
получить деньги (Шварц уверен, что
знакомство Рембрандта и Утенбогарта
восходит еще к Лейдену). Все
свидетельствует о том, что две картины он
написал в течение месяца и отправил
их, когда краска еще не успела как
следует просохнуть и прочно соединиться
с грунтом. В1755 году реставратору В ос-
кресения пришлось так попотеть над
картиной, что он снабдил работу
красноречивой надписью: Rimbrand creavit
те. RH.Brinckmann resuscitavit te/175 5
(Рембрандт создал меня. П.Х. Бринк-
манн возродил тебя к жизни/1755)-
Положение во гроб уже годы
находится в реставрационных мастерских
Старой Пинакотеки в Мюнхене. Когда
я видел ее там весной 1983 года, главный
реставратор д-р X. фон Зонненбург
сказал мне, что сотрудники мастерских
не могут постоянно заниматься только
ею. Столь плачевно состояние
картины» (Schwartz 1984:116).
96. Прадо, Мадрид.
97- Известный своей нелюбовью к
роскоши Людовик XIII запретил ношение
дорогих кружев наравне с ношением
драгоценностей.
После этого «паломница» побывала в
руках многих принцев и королей, пока
в 1969 году Ричард Бёртон не купил ее в
подарок Элизабет Тейлор.
104- После смерти Виллема в 1702 году
ожерелье перешло к Генриетте Катарине,
единственной дочери Амалии, еше
остававшейся в живых (Akkerman: 74)-
105. На портрете работы ван Хонтхорста
(примерно 1629 года) Амалия-Флора
стоит с малолетними Виллемом и Л\-
98.
99-
юо.
101.
102.
юз.
104.
105-
98. Национальный музей, Стокгольм.
99- Groeneweg: 205.
100. Монтень, которому к тому времени уже
за сорок, пишет, что ему претит новая
мода на яркие цвета. Сам он
сохраняет верность черному и белому. По его
убеждению, яркие цвета подходят
только для военной формы, ведь солдатская
жизнь так же отличается от
повседневности, как карнавал или маскарад.
loi. Но точно так же называлась стоимость
подарков новорожденному или даров,
полученных дипломатами от
иностранного двора. Указание стоимости
говорило о положении того, кто и кому
дарит.
Ю2. Елизавета увешана драгоценными
камнями, жемчугом и бриллиантами
ничуть не меньше, чем Амалия. Правда,
драгоценности Зимней королевы не
только демонстрировали богатство, но
и служили средством раздобыть
наличные. В какой-то момент она
вынуждена была заложить даже обручальное
кольцо. После реставрации Карла II
Елизавета выкупила все драгоценности
(Akkerman: 69).
348

Примечания
изой Генриеттой, а с неба на них
взирает умершая в младенчестве
Генриетта Амалия. Подол платья Амалии
унизан жемчугом, жемчужный пояс и
диагональ из жемчуга украшают
платье, жемчуг в волосах Амалии, на ее шее
жемчужное колье, в ушах жемчужные
серьги. В жемчугах и маленькая
Луиза Генриетта. В жемчуге Амалия и на
двойном портрете с Фредериком Хен-
дриком, написанном ван Хонтхорстом
после взятия Бреды в 1637 году: и здесь
жемчуг в волосах, в ушах жемчужные
серьги, двойные нити жемчуга на
запястьях, жемчугом украшено декольте,
жемчуг проходит по талии, украшает
рукава. Жемчуг разрешалось носить и в
трауре (жемчуг—слезы), и на портретах
Амалии, написанных уже после смерти
Фредерика Хендрика, она по-прежнему
в жемчужном ожерелье, в расшитом
жемчугом платье, в жемчужных серьгах
и с жемчугом в волосах.
ic6. Так, например, опись драгоценностей
приданого Луизы Генриетты, дочери
Амалии и Фредерика Хендрика,
начинается с нитки в 35 жемчужин
стоимостью в 24 ооо гульденов.
îoj. Дрезденская галерея.
ю8. Рубенс 1977'35^-359-
109. Хэмптон-Корт.
но. Национальная портретная галерея,
Лондон.
ш. Ван Хонтхорст давал уроки Луизе Гол-
ландине (1622-1709), дочери Зимних, и
ее сестра София рассказывает в
мемуарах, что учитель иногда подписывал
работы ученицы и продавал их как свои,
чтобы поддержать королевскую семью
(Plowden 2003: 98). В середине xix века
голландский художник Хендрик Схол-
тен напишет картину, изображающую
Амалию, которая рассматривает одну
из работ Луизы Голландины.
Исторический портрет находится в Рейксмузеуме.
Н2. Akkerman: 102.
113. Van der Ploeg, Vermeeren 1997:132-141.
114. Рембрандтовский портрет Амалии
(69,5 х 54>5 см) значительно отличался
по размерам от портрета Фредерика
Хендрика (73,4 x 6° см) и от портрета
Амалии ван Хонтхорста (75*60 см).
Сначала предполагалось, что края
портрета Амалии в какой-то момент были
обрезаны, позднее — что портрет
Фредерика Хендрика был надставлен,
чтобы соответствовать портрету Амалии
ван Хонтхорста.
115. Judson,Ekkart 1999:31_32-
и6. Карл Людвиг (1617-1680) жил в
30-е годы вместе с младшим братом
Рупертом в Лондоне у дяди, Карла I. По
иронии судьбы претендент на руку
дочери Карла выбрал сторону пуритан.
117- Елизавета ужаснулась, узнав новость,
и попыталась предотвратить брак.
На следующий день после
посещения Амалии она писала Томасу Роу:
«Принцесса Амалия рассказала мне,
что договоренность о браке ее сына с
моей второй племянницей
(принцессой Елизаветой) почти достигнута.
Я не понимаю, чего хочет добиться
король мой брат, пытаясь ускорить этот
брак. <...> Они пытаются заполучить
мою старшую племянницу (Марию
Генриетту), но я надеюсь, что этому
воспротивятся, так как это было бы
недостойно ее положения». И
Елизавета заклинает Роу сделать все, что в его
силах, в интересах ее венценосного
Брата, ее Племянницы и ее
собственных детей (Akkerman 2014: 73)- А Карл
Людвиг, прямо заинтересованный в
349

Золотой апельсин, или Божьей милостью принцесса Оранская
браке с Марией Генриеттой,
выражался еще определеннее. На следующий
день после визита Амалии он писал
сэру Ричарду Кейву: «Вчера принцесса
Амалия нанесла визит королеве моей
матери <...> Она всячески
извинялась перед королевой моей матерью за
то, что предложила этот брак королю
(Карлу I), не обсудив все
предварительно с ней. То, что они хотят плодиться
и размножаться, заключив брак с
дочерью короля, я считаю верхом
наглости. <... > То, что они скрывали это так
долго от королевы моей матери,
свидетельствует о глубоком недоверии и
ничтожной привязанности» (Ibid.: 71).
118. Гейгенс принимал деятельное участие
в покупке четырех бриллиантов,
соединенных таким образом, что кажется,
будто это один огромный бриллиант.
Стоимость броши составила 8о тысяч
флоринов.
119- Для Стюартов это были не деньги. Еще
в i6o8 году Яков и Анна тратят 4575
Фунтов (9 фунтов стерлингов равнялись в
это время too гульденам) на гардероб
13-летнего принца Генри, не ставшего к
этому времени еще принцем Уэльским
(Ashelford: 57)- А ставший вместо
умершего брата королем Карл I ежегодно
тратит на гардероб не достигшего еще
трех лет сына Карла и
полуторагодовалой Мэри зооо фунтов (Jardine 2002: 5).
120. Предполагается, что из-за болезни
художник закончил портрет лишь 20
августа, когда Биллем был уже дома. В
Англии ван Дейк написал только голову
принца и сделал набросок его костюма.
На портрете не видно матовых
переливов муара, напоминающих древесные
разводы. Судя по цене — костюм
обошелся в 420 гульденов, — розовый муар
был с серебряной нитью. Для
изготовления золотой или серебряной нити,
вплетаемой в ткань или кружево,
переплавляли монеты, и в 1635 году в Англии
был издан запрет на английские
кружевные воротники. В 1657 году
парламент решил выяснить, сколько монет
было переплавлено для изготовления
кружев (Groeneweg 1998:206-207).
Придя к власти после смерти
Елизаветы, Яков объявил, что драгоценности
английской короны не являются
собственностью суверена и не могут быть
проданы или подарены: драгоценности
короны являются символом
богоданного права управлять страной. Когда
принц Карл и Бекингем отправились к
испанской инфанте, Яков дал им
шкатулку с драгоценностями в подарок
невесте. После того как помолвка
расстроилась, драгоценности вернулись в
Англию.
124- Plowden: 77-
125. Генеральные штаты подарили королеве
50 ооо гульденов.
126. Бабушками Анри-Шарля дела Тремуйя
(1620-1672) с материнской и отцовской
сторон были дочери Вильгельма
Оранского Елизавета (i577~1^42) и
Шарлотта Брабантина (1580-1631). 15 апреля
1595 года Утенбогарт соединил
брачными узами Елизавету ван Нассау и
Анри де ла Тура д'Овернь, виконта де
Тюренна и герцога Буйонского. На
свадьбе старшей сестры Шарлотта
познакомилась с двоюродным братом
жениха Клодом де ла Тремуйем, герцогом
Туара, и в 1598 году вышла за него замуж.
Ее старший сын Анри женился на
дочери Елизаветы де ла Тур д'Овернь, своей
двоюродной сестре Марии. От
этого брака и родился Анри-Шарль де ла
Тремуй.
121.
122.
123-
124-
125-
12б.
121. Юм: 269.
122. Jardine 2002:30.
З50

Примечания
127. Позднее Амалия будет утверждать, что
Анри-Шарль перешел в протестантизм
и приехал к ее мужу только для того,
чтобы получить генеральский чин.
128. Густав Адольф, будущий Северный лев,
был влюблен в Эббу Браге,
представительницу одного из самых славных
родов Швеции, но его мать (как и мать
Луизы Генриетты) строила всевозможные
козни, лишь бы пресечь романтическое
увлечение сына. В конце концов она
добилась своего: Эббу выдали замуж
за отпрыска другого славного рода, а
Густаву Адольфу оставалось только
пожелать своей возлюбленной «тысячи
радостных ночей» в объятиях мужа.
129. В мае 1647 года Анри-Шарль вернулся
во Францию и стал одним из
ближайших соратников принца Конде. Вместе
с ним он перешел на службу к
испанскому королю и командовал войсками
у северных рубежей Франции. В мае
1648 года по настоянию родителей он
женился на Эмилии фон Гессен-Кас-
сель (1625-1693)? тоже правнучке
Вильгельма Оранского (ее бабкой была
Катарина Бельгика, родная сестра бабок
Анри-Шарля). Партия была неплохой.
Достаточно сказать, что младшая сестра
Эмилии вышла замуж за
Карла-Людвига, наследника Пфальца.
В 1652 году в семье родился первый
ребенок, Шарлотта Амели. Анри-
Шарль еще дважды возвращался в
Нидерланды в качестве губернатора
Схертогенбоса и генерала кавалерии
(Kooijmans 2000: 289). В i668 году
Анри-Шарль вернулся в католичество
и насильно крестил детей — l'histoire
se répète. Его жена, убежденная
протестантка, бежала со старшей дочерью в
Нидерланды. Именно она,
возвратившись в 1657 году из Гааги во Францию,
рассказала о новой моде на словесные
портреты, бытовавшей тогда в
Голландии (Неклюдова: 213).
Это обернулось для Елизаветы
прежде всего натянутыми отношениями
с любимым сыном Карлом-Людвигом,
наследником Пфальца. В отличие от
младших братьев, Руперта и Маурица,
воевавших в Англии на стороне дяди,
Карл-Людвиг поддерживал
«круглоголовых», надеясь если не на
английскую корону (что ни для кого не было
секретом и в чем прямо обвинял
племянника Карл I), то по меньшей мере
на восстановление с их помощью
своего курфюршества. После заключения
Вестфальского мира, по которому он
получил Нижний Пфальц, он остался
в Лондоне и присутствовал на казни
дяди, который, зная о политических
симпатиях и чаяниях племянника,
отказался проститься с ним перед
смертью. Встреча Карла-Людвига с матерью,
потрясенной казнью брата, и кузеном
Карлом II не могла быть радушной. Не
задерживаясь в Гааге, Карл-Людвиг
отбыл в Гейдельберг.
131. В апреле 1648 года герцог Йоркский
бежит из Сент-Джеймской тюрьмы в
женском платье, Бекингем рядится то в
женское платье, то в костюм
странствующего актера.
132. Напомню, что в Англии действовал
еще юлианский календарь, в то время
как Республика уже перешла на
григорианский. Разница между ними
составляла в xvii веке ю дней.
133- Рождение ребенка дало повод для
новых споров по поводу préséance —
первенства, превосходства, статуса. Когда
Луиза Генриетта выразила желание
навестить невестку после родов, та
сказала, что не может ее принять, так как
теперь было неясно, чей статус выше.
Курфюрст с женой вынуждены были
любоваться новорожденным, пока
его мать слушала, воскресную мессу.
В1659 году свадьбу третьей дочери Ама-
130.
131.
132.
Ш-
351

Золотой апельсин, или Божьей милостью принцесса Оранская
лии перенесли в Гронинген, чтобы
избежать dispute des rangs между princesse
Royale и герцогиней Бранденбургской.
134- Stern: 4-
135« Бреда, отвоеванная у Испании лишь
в 1637 году, как и все южные,
преимущественно католические территории,
присоединенные к Республике на
исходе Восьмидесятилетней войны и
служившие буфером между Республикой и
Испанскими Нидерландами, входила
в так называемый Генералитет,
подчинявшийся непосредственно
Генеральным штатам.
136. И в трауре Амалия следовала за
Елизаветой Зимней, носившей траур по
мужу все тридцать лет, хотя
официально траур продолжался год.
Елизавета не только сама облачилась в траур,
но и обила черным бархатом весь дом
(в 1635 году на черный бархат на
обивку мебели и стен была израсходована
1000 фунтов). Все письма с этого
времени она писала на бумаге с черной
каймой. Весть о гибели Фридриха V
Елизавета получила в четверг, и четверг стал
днем поста (Akkerman: 81).
137« Fabius: 120.
138. Труд Селдона был опубликован в
1635 году. Фредерик Хендрик хотел,
чтобы Гроций ответил на книгу Селдона,
но Гроций, бывший теперь на службе
Швеции, претендовавшей на
господство в Балтийском море, не горел
желанием выступать в защиту «свободного
моря», тем более что Селдон прямо не
задевал интересов Швеции (Nellen:
402-405).
139- Трехдневный бой у Тер Хейде. Швед
Мартенсон докладывал королеве
Кристине: «ю-го, в воскресенье, на рассвете
начался яростный бой и продолжался
до заката. На берегу не только можно
было слышать каждый выстрел, но, стоя
на вершинах дюн, можно было даже
видеть бой. От Мааса до Петтена
(городок в Северной Голландии) народ
заполнил весь берег, тысячи людей
собрались в дюнах. Бой продолжался
пятницу, воскресенье и понедельник.
Точных сообщений о том, как он протекал,
пока нет» (Doedens, Mulder: 170).
140. Holland, that scarce deserves the name of land,
As hut the off-scouring of the British sand.
And so much earth as was contributed
By English pilots when they heaved the lead,
Or what by the Ocean's slow alluvion fell
Of shipwrecked cockle and the mussel-shell,
This undigested vomit of the sea,
Fell to the Dutch by just propriety.
Andrew Marvell,
The Character of Holland, 1653
Перевод стихотворения, выполненный
В.Л.Топоровым, см.: Вондел, 557-561.
Стихотворение получило название
Поругание Голландии.
141. «Принцесса Оранская затмевает всех
наших дам, хотя при дворе никогда еще
не блистало столько красивых
женщин», — писал современник. Анна
Австрийская благоволила к ней
настолько, что даже пригласила ее сесть в
кресло, что было привилегией
коронованных особ. Даже свысока смотревшая
на Стюартов Анна Мари де Монпансье,
La Grande Mademoiselle, старшая дочь
Гастона Орлеанского, была
очарована принцессой Оранской, у которой
были «самые красивые серьги, которые
мне когда-либо довелось видеть;
прелестный жемчуг, застежки, большие
бриллиантовые браслеты и парные
кольца». Генриетта Мария считала век
эту демонстрацию ювелирных изделий
зрелищем довольно вульгарным. «Мс*
дочь Оранская не похожа не меня, —
говорила она племяннице, — она №-
352

Примечания
чится всем: мыслями,
драгоценностями и деньгами. Она любит блистать»
(Plowden 2003:118-119).
14-2- О матери он отзывался как о «старой
шлюхе», разъяренной его
пренебрежением (Fraser i979:207)-
143- В !^49 году Люси Уолтер родила ему
сына, в 1651 году фрейлина Мэри
Элизабет Киллигрю родила ему дочь, а через
несколько лет Кэтрин Пегге родила ему
сына и дочь.
144- В гарнитур, оцененный в сто тысяч
гульденов, входили стулья, балдахин,
каминная решетка и ковры.
Великолепные кровати были в то время такими
же символами власти и богатства, как
и кареты. Путешественники xvii века
неизменно отмечают дорогие
кровати — zampanaro, — стоявшие в
комнате, отделяющей зал для аудиенций от
собственно спальни хозяев
итальянских палаццо. Моду на
кровать-символ итальянцы заимствовали из
Франции, где дорогие кровати (их могло
быть несколько) украшали залы
приемов. На этих кроватях не спали, они
служили исключительно для
демонстрации богатства и, следовательно,
власти (Waddy: 13; Burke 1987: 137-138;
Thornton: 149-174)-
145- Все скульптуры и большинство
картин Голландского дара происходили
из коллекции Яна и Геррита Рейнстов,
амстердамских купцов, торговавших
с Венецией. Братья Рейнст, знакомые
Барлея и Гейгенса,
коллекционировали итальянскую живопись, что было
редкостью в Республике. Ян с 1625 года
жил в Венеции и хорошо
ориентировался на местном рынке. В 1629 году
братья приобрели коллекцию Андреа
Вендрамина, которая и легла в основу
их собрания. После их смерти
коллекция перешла к вдове Геррита. В
сентябре i66o года Штаты Голландии и
Западной Фрисландии обратились к ней
с просьбой продать несколько картин
из коллекции мужа. Работавший в
Амстердаме скульптор Артус Квеллин и
Геррит ван Эйленбург, сын Хендрика
Эйленбурга, у которого когда-то жил
и работал Рембрандт, выбрали 24
картины и 12 скульптур на сумму 8о тысяч
гульденов.
Карл отплыл в Англию 2 июня
i6oo года, а уже на следующий день
Генеральные штаты решили послать в
Лондон чрезвычайных послов для
заключения с королем «трактата о союзе,
дружестве и коммерции». Важная роль,
отводившаяся этой миссии,
подчеркивалась и тем, что каждому из четырех
послов полагалось не четыре, как обычно, а
восемь ливрейных слуг. С этим
посольством Штаты Голландии и послали свой
дар (Lammertse: 64-70; Logan: 75-87).
Посольство прибыло в Лондон в
ноябре, и Голландский дар сразу
выставили в Banqueting House Уайтхолла.
Карл II вместе с иностранными
послами осмотрел картины и выразил свое
удовольствие. Джон Эвлин пишет о
том, как ему понравился Доу.
Понравился Доу и королю, который
предложил ему место придворного
художника. Доу отказался.
Не пришлись по вкусу королю две
работы так высоко ценимого теперь
Гертгена тот Синт Янса, и он отдал их
одному из своих фаворитов, герцогу
Гамильтону, мечтавшему превзойти
Томаса Ховарда, графа Эрандела.
Сейчас обе работы в Венском музее
истории искусств (Brown i995: 4*>).
Выставка пробудила интерес
англичан к голландскому искусству. Росту
интереса к голландской живописи
способствовали и возвращавшиеся с
континента эмигранты, открывшие для себя
голландских художников. Пипе
восхищался картиной Самюэля ван Хоогстра-
тена, а в 1669 году заказал голландский
ЗН

Золотой апельсин, или Божьей милостью принцесса Оранская
пейзаж для своей гостиной Хендрику
Данкертсу (Jardine 2008:145-147)-
Став королем Англии, Биллем III
увез }6 картин из дядюшкиной
коллекции обратно на континент. Картины
отбирал для него не кто иной, как сын
Константина Гейгенса, Константин
Гейгенс-младший. Доу попал в дворец
Хет Лоо и висел на видном месте над
камином в апартаментах Мэри. После
смерти Вилема III в 1702 году королева
Анна пыталась вернуть картины в
Англию, но получила только малую часть.
Из 28 картин «дара» половина до сих
пор находится в королевском
собрании, другая половина рассеяна по
музеям мира.
146. Национальная галерея Эдинбурга.
Называется только в описи картин
Карла II, с упоминанием Dutch Gift.
147- Ипотека на дворец была такой высокой
(130 ооо гульденов), что после смерти
Маурица Бразильца он тут же перешел
к его заимодавцам.
148. Panhuysen 2007:287.
149- Часто отмечалось, что, если убрать
кудри на вандейковском портрете матери,
мы увидим лицо Виллема.
150. К этому дню Джон Драйден относит
свой Опыт о драматической поэзии:
четверо друзей рассуждают о плюсах и
минусах «древних и новых», спускаясь
на лодке по Темзе под канонаду
голландского флота.
151. Через двести лет Киплинг напишет
стихотворение Голландцы в Медвее, в
котором от лица английских матросов
рассказывается о негодности флота и
о безразличии короля и придворных.
Каждая строфа заканчивается
восклицанием: «And this the Dutchmen
know!» — «И голландцы это знают!»
Рейс в Чатем традиционно
связывается еще с одним «знанием», а именно
со знанием исхода боя молодым
Ньютоном, находившимся в Кембридже,
то есть на расстоянии 75 миль от места
сражения. Уильям Стьюкли (William
Stukeley), друг и один из первых
биографов ученого, пишет: «Пушечная
канонада доносилась до Кембриджа,
и причину ее знали все, но исход
сражения открылся лишь
проницательности сэра Исаака, который без экивоков
объявил, что мы разбиты. Вскоре это
подтвердилось, и любопытные не
успокоились, пока сэр Исаак не объяснил
им, как он узнал исход сражения.
Внимательно прислушиваясь к звуку
канонады, который сначала все нарастал, то
есть приближался, он сделал верный
вывод о победе голландцев» (цит. по:
Westfall: 194)- История, ставшая
примером прозорливости Ньютона, иногда
переносится на сражение при Солебее
в 1672 году (Ibid).
152. В1627 году Генеральные штаты решили
исключить англичан из заседаний
Государственного совета. Карл I
использовал это решение в качестве предлога
для отзыва английского посла из Гааги,
и до i668 года Англию в Республике
представляли только посланники
второго ранга или чрезвычайные послы (с
1651 года). Лишь с сентября Англию
снова представляет посол — Уильям Темпл.
153- Уже ПРИ жизни о Темпле (1628-1699
ходили легенды, и репутация умного
и блестящего собеседника,
элегантного и изящного кавалера сохранялась за
ним вплоть до xviii века, несмотря на
то (а может быть, и благодаря тому) что
он обвинялся в эпикурействе и в эпоху
«круглоголовых» «божьих ратников -
считал, что «религия нужна только
плебсу».
Его дед, в честь которого он и был
назван Уильямом, был секретарем Фи-
354

Примечания
липа Сидни, а после смерти Сидни
перешел к графу Эссексу, за которого
вышла замуж вдова Сидни. После
казни графа Эссекса Темпл-дед стал
ректором Тринити-колледжа в Дублине. На
этом посту он подготовил
аннотированное издание Диалектики Пьера де
ла Раме, убежденного ниспровергателя
логической системы Аристотеля. Внук
никогда не видел деда, но унаследовал
его нелюбовь к Аристотелю.
После учебы в Кембридже, не сдав
выпускного экзамена, Темпл
отправляется в гранд-тур. В самом начале пути
он встречает Дороти Осборн и
влюбляется в нее без памяти. Дороти отвечает
ему взаимностью, но события,
разыгравшиеся на острове Уайт незадолго
до встречи там молодых людей —
захват Карла I парламентскими
войсками, — не предвещают ничего
хорошего: отец Уильяма заседает в Долгом
парламенте Кромвеля, отец Дороти —
роялист. Влюбленных разъединяют не
столько политические страсти (одним
из поклонников Дороти при всех
роялистских симпатиях ее отца был сын
Кромвеля Генри), сколько деньги,
вернее, их отсутствие. Родители обеих
сторон ищут для своих детей партии
повыгоднее. Семь лет Уильям и Дороти
ведут тайную переписку, и только
после смерти отца Дороти им удается
сломить сопротивление своих семей. Все
семь лет Уильям путешествует по
Франции, Италии, Нидерландам, время от
времени наведываясь в родовое
поместье в Ирландии. Туда после свадьбы
и переезжают молодые. Здесь Уильям
занимается садоводством и переводит
латинских и греческих авторов.
После Реставрации Уильям
переезжает в Лондон. Министр иностранных
дел Арлингтон посылает его с
секретной миссией в Мюнстер, а после ее
завершения назначает Темпла
английским посланником при дворе в
Брюсселе. Из испанского Брюсселя Темпл
направлен в Республику
Соединенных провинций. Везде он проявляет
не только умелое владение искусством
дипломатии, но и качества, казалось бы
это искусство исключающие, —
прямоту и искренность.
Во время войны Темплу не остается
ничего другого, как заканчивать
Замечания о Республике Соединенных
провинций, лучшее эссе, написанное
о Нидерландах того времени. Может
быть, в нем не так много глубины, но
Темпл как раз боялся прослыть
педантом, «экспертом», стремился
оставаться любителем, но любителем со стилем,
человечностью и юмором. И все это
чувствуется и чувствовалось —
недаром доктор Джонсон назвал
Темпла «первым писателем, давшим ритм
английской прозе» и признавался,
что учился у Темпла стилю.
Джонатан Свифт, ставший под конец жизни
Темпла его секретарем, писал, что его
патрон «довел наш английский язык
до того уровня совершенства, который
тот может иметь». И это несмотря на то,
что отношения между 22-летним
честолюбивым секретарем и старым,
измученным приступами ревматизма и
подагры Темплом не были безоблачными.
«Авторитетом в области английского
языка» назовет его и Александр Поуп
(Faber: 144)-
После выхода Англии из войны в
знак признания заслуг Темплу было
предложено места посла в Испании.
Он отказался. Как отказался и от более
почетного места государственного
секретаря. Чтобы принять... свой старый
пост посла в Гааге. Де Витта уже не было
в живых. А мальчик Виллем, который,
заболев оспой и боясь отравления, ел
и пил только у английского посла, стал
штатгальтером Виллемом III. Но
доверия к английскому послу не потерял.
Воспоминания о Темпле
оставила боготворившая его сестра, леди
Джиффард, которая, овдовев после
355

Золотой апельсин, или Божьей милостью принцесса Оранская
двух недель замужества, вернулась в
семью брата. Ее служанка была матерью
Свифтовой Стеллы.
154- «Другим обстоятельством, которое я
назвал в ряду причин их могущества,
являются простота и скромность
должностных лиц, настолько всеобщие, что
я не встречал ни одного исключения.
Примером их всеохватности могут
служить два самых влиятельных
должностных лица моего времени,
вице-адмирал де Рюйтер и пенсионарий де Витт
(первого все иностранные государства
признали героем морских сражений,
второго — величайшим политиком).
Первого я ни разу не видел в одежде,
хоть чем-то превосходящей платье
простого капитана, в сопровождении более
чем одного слуги и в карете — только
пешком. Дом его ни размерами, ни
обстановкой, ни угощением не
отличается от жилища любого купца или
ремесленника. Что до пенсионария де Витта,
имевшего огромное влияние в
правительстве, то его штат и домашние
расходы такие же, как у других депутатов
и государственных служащих; платье —
неброское и будничное, стол только для
семьи и друзей. Не считая
уполномоченных и клерков в конторе рядом с его
домом, у него только один слуга,
управляющийся со всем хозяйством, а во
время официальных визитов надевающий
ливрею и ждущий у кареты; обычно же
пенсионария видели на улице одного,
идущего пешком, как самый обычный
горожанин» (Temple 1972:70~7i)-
155- Темпл и Даунинг были абсолютными
противоположностями во всем. Темпл
славился прямотой и честностью,
Даунинг во времена Кромвеля ловил
роялистов в Англии и следил за
действиями эмигрантов на континенте. Когда
же на английском троне снова
оказался Стюарт, он стал вылавливать своих
бывших друзей и соратников. Будучи
послом в Гааге, Даунинг хвалился тем,
что его агенты вытаскивали ключи из
камзола де Витта, когда тот спал, и
снимали копии с секретных документов.
Скверную репутацию Даунинг
заслужил не только в Нидерландах.
Практически все его современники
пишут о его раболепстве и
подобострастии, вероломстве и жадности.
Самюэль Пипе записывает гу
февраля 1667 года рассказы о том, как
Даунинг пригласил на рождественский
ужин бедных и подал только варево с
кусками говядины, пудинг и
свинину. Разговор за общей трапезой
ограничился репликами Даунинга и его
матери: «Хороший бульон» — «Да,
хороший» — «Хорошая свинина» —
«Да, хорошая». Бедные, пришедшие не
из любви или уважения, а из желания
поесть за счет известного скряги, чья
скупость вошла в пословицу, молчали.
В Новой Англии о предателе говорили,
что он «настоящий Джордж Даунинг».
Кольбер в письме военному министру
Франсуа де Лувуа называет Даунинга
«le plus grand querelleur des diplomates
de son temps» (Faber: 97).
156. Ibid.: 98.
157. Panhuysen: 362.
158. Переговоры с английской стороны
вели перешедшие в католичество
Арлингтон и Томас Клиффорд. Любимая
сестра Карла Генриетта Анна, жена
Филиппа Орлеанского, писала брату о
плане войны с Нидерландами: «Этот
замысел и на пользу тебе, и во славу.
В самом деле, что может быть лучше,
чем расширить заморские владения
королевства и преуспеть в торговле, чего
так хочет твой народ и на что вряд ли
можно рассчитывать, пока существует
Голландская республика» (Кут: 295) ■
В изложении Расина (Eloge historique
du roi Louis XIV, sur ses conquêtes de-
356

Примечания
puis i6/2jusquy en 16/8) причиной
войны стали высокомерие и дерзость
Нидерландов, которые, объединившись с
врагами Франции, подавляли
католиков, соперничали с французской
торговлей да к тому же еще хвалились тем,
что положили конец завоеваниям
короля. И вот теперь Людовик, «устав от их
дерзостей», оставил все соблазны двора
и рискует своей драгоценной жизнью
на поле брани. Об «этих наглых бата-
вах» говорит в стихотворении 1672 года
и Корнель.
i)9- В их составе был и шеститысячный
английский корпус под командованием
сверстника Виллема, герцога Монмута,
родившегося в Роттердаме первого из
четырнадцати внебрачных детей Карла.
I Ьг. Akkerman: 74-
161. Spencer: 346.
162. Об отношении англичан к
французам свидетельствует запись, сделанная
в 1670 году английским дипломатом
Джоном Доддингтоном: «Французов
люто ненавидят в Англии все, кроме
короля, мелкопоместного дворянства и
аристократии, поездивших и
повидавших мир» (Ibid.).
163. Voltaire: 133.
164- Пока что принц назначался
главнокомандующим на время одной кампании.
i6). Kuyper:90.
\в6. Среди поводов в официальном
объявлении войны фигурировал и ответный
огонь голландского конвоя, и инцидент
с леди Темпл, и парадный портрет героя
Чатема Корнелиса де Витта, в расшитом
серебром и золотом костюме, и монеты
и узор на тканом шитье,
напоминающие о победоносном рейде
голландцев, и пропагандистские экскурсии на
«Royal Charles».
В том же номере London Gazette от
14-16 марта, в котором было
напечатано официальное объявление войны
Нидерландам, Карл II предоставлял
дессентерам право открыто совершать
богослужения, дабы склонить на свою
сторону английских пуритан,
ориентированных на кальвинистские
Нидерланды. А уже в июне появляется
первое Оправдание нынешней войны с
Нидерландами (Justification of the Pre-
sent War against the United Netherlands),
написанное врачом, теологом,
математиком и историком Генри Стаббом
(Henry Stubbe, 1632-1676), вслед за
которым следует Дальнейшее оправдание
(Further Justification), опубликованное
в London Gazette в ноябре того же года.
Автор оправдывает развязанную
Англией войну, отказывая голландцам
в праве называть себя протестантами
и вообще христианами. Доказывая,
что голландцы не протестанты, автор
ссылается на Амбонскую резню —
инцидент, который англичане всякий
раз использовали в пропагандистских
целях, как только отношения с
Нидерландами становились напряженными.
В 1623 году голландцы, заподозрив
находившихся в голландской фактории
на Амбоне представителей
английской Ост-Индской компании в измене,
казнили десятерых англичан. Началось
долгое судебное разбирательство.
Весной 1673 г°Да Джон Драйден,
поэт-лауреат и королевский историограф,
пишет трагедию Амбойна, или Зверства
голландцев по отношению к
англичанам. В ней он показывает всю
абсурдность обвинения десятка англичан в
попытке захватить крепость,
охраняемую четырьмястами хорошо
вооруженными голландцами, и настоящую
причину резни: торговый интерес,
или профит, которому поклоняются
голландцы. Вспоминали англичане и
357

Золотой апельсин, или Божьей милостью принцесса Оранская
то, как голландцы выступили против
братьев по вере во время осады Ла-
Рошели.
Еще дальше шло утверждение
англичан, что голландцы вовсе не христиане.
И оно проистекало из конкуренции
Англии и Нидерландов в
Юго-Восточной Азии, в первую очередь в Японии,
где право вести торговлю получили
только голландцы. По
распространенному среди англичан мнению,
голландцы добились этого права,
отрицая то, что они христиане. В качестве
подтверждения своих слов они якобы
наступали на распятие. При этом
забывалось, что японцы понимали под
«христианством», принесенным в
страну иезуитами, исключительно
католичество, и голландцы-протестанты
с легкостью отрицали свою
причастность к католичеству.
Образ голландца-вероотступника,
предающего веру ради торговой
выгоды, утвердился в Англии настолько
прочно, что Свифт еще в 1726 году
начинает третью часть Путешествий
Гулливера встречей героя с кровожадным
голландцем, который клянется связать
англичан спинами и бросить в море.
Его приводит в ярость уже одна
просьба Гулливера походатайствовать за него
перед японцами, «приняв во
внимание, что мы христиане и
протестанты, подданные соседнего государства,
которое находится в дружественных
отношениях с его отечеством».
Язычники проявляют к англичанам больше
милосердия, чем голландский «брат-
христианин». В конце части Гулливеру
приходится представиться голландцем,
чтобы отплыть из Японии. Он просит
японского императора освободить его
от обряда попрания ногами распятия,
и тот милостиво соглашается, но
предупреждает, что действовать придется
осторожно, «ибо если узнают об этом
мои соотечественники-голландцы, то
они, по уверению императора,
перережут мне горло». И снова злобный
шкипер-голландец выдает Гулливера.
И снова японский офицер проявляет
милосердие там, где голландец только
выслуживается. Достойно упоминание
и название голландского корабля, на
котором Гулливер возвращается в
Европу: «Амстердамская Амбойна». Оно
предполагает существование других
судов, название которых отсылает к
«славному» эпизоду голландской
истории. Тема Амбойны обсуждалась даже
на официальных переговорах между
Британией и Нидерландами в 1778 году,
сто пятьдесят лет спустя! О Свифте и
Третьей англо-голландской войне см.:
Barbeau Gardiner 1991: 235-248.
167. К 1671 году французский королевский
флот представлял уже довольно
внушительную силу: il кораблей I ранга (от 8о
до 120 пушек), 22 корабля II ранга (от64
до 78 пушек) и 35 кораблей III ранга (38-
46 пушек) (Сазаев, Махов: 228 и далее).
Но экипажа у французов хватало лишь
на зо кораблей.
i68. He один Корнелис де Витт представлял
себя римским полководцем. В i66o году
в квазиримском костюме изобразил
принца Якова, лорда Верховного
адмирала, портретист Анри Гаскар {Henri
Gascard) (National Maritime Museum
Picture Library).
169. Анри де ла Тур д'Овернь, виконт де Тк>-
ренн (1611-1675) был сыном Елизаветы
ван Нассау, дочери Вильгельма
Оранского. Он приходился младшим братом
Марии, матери Анри де ла Тремуйя,
незадачливого ухажера старшей дочери
Амалии. Начинал военную карьеру Тк>
ренн еще под руководством дяди,
Фредерика Хендрика, и принимал вместе
с ним участие в осаде Схертогенбоса.
В 1630 году он перешел на службу к
французскому королю, в i668 году стал
католиком.

Примечания
ITC. Согласно французским газетам,
Людовик, приказав армии переплыть Рейн,
затмил самого Цезаря, чья армия
перешла Рейн по мосту. Корнель пишет, что
король превзошел испанских
военачальников Альбу и Фарнезе, не
сумевших перейти Рейн. Он называет имена
некоторых пловцов, приписывая их
отвагу «Вашему присутствию». Даже
сам Рейн в его описании «встревожен»
героическим деянием короля. В 8о-х
годах Шарль Лебрен создал девять
полотен, прославлявших победы Франции
в войне с Нидерландами. На одной из
них он изобразил
Людовика-громовержца, переправляющегося на
колеснице через Рейн в сопровождении
Минервы, Геркулеса, Глории и Виктории.
И здесь, как у Корнеля и Буало, речной
бог трепещет перед французским
королем. Переправу через Рейн несколько
раз изобразил и фламандский баталист
Адам Франс ван дер Мелен,
приглашенный Кольбером ко двору по настоянию
Лебрена. Обоих художников Людовик
брал с собой в походы, чтобы они могли
увековечить для потомков его военные
победы. Сопровождали короля и
историографы. В 1677 году в качестве
официального историографа во Фландрии
находился Пелиссон, на следующий
год его сменили Расин и Буало.
Последний превозносит подвиги
Людовика даже в Поэтическом искусстве,
написанном по образцу Науки поэзии
Горация и, казалось бы, далеком от
политики:
Но кто напишет нам вторую «Энеиду»
И у поспешив на Рейн вслед новому Ллкиду,
Так передаст в стихах деяний чудеса,
Чтоб с места сдвинулись и скалы и леса*
Кто нам изобразит, как в страхе и смятенье
Батавы стали звать на помощь наводненье*.
Кто Маастрихтский бой искусно воспоет,
Где мертвые полки зрел ясный небосвод*
Буало: 79-8°
В 1674 году в память побед Людовика
была сооружена Триумфальная арка на
бульваре Сен-Мартен. Надпись на ней
гласит: «Людовику Великому за победу
над немецкой, испанской и
голландской армиями». Даже инундация, к
которой были вынуждены прибегнуть
голландцы спустя десять дней после
переправы французов через Рейн,
приписывалась Людовику (Burke 1992- 75~8з)-
171. Burnet 1:579-
172. Армон де Грамон, граф де Гиш (1637-
1673) в 1665-1666 годах был сослан
отцом-маршалом в Нидерланды после
того, как его роман с Генриеттой
Анной, женой Филиппа Орлеанского,
получил слишком большую огласку. Во
время войны с Нидерландами де Гиш
принимал участие в переходе через
Рейн и взятии Арнема.
173- Не внеся еще достаточного вклада в
борьбу с Республикой, англичане
претендовали тем не менее на части
Южной Голландии и Зеландии и города на
побережье, служившие в 1585 году
залогом того, что Голландия не подпишет
сепаратный договор с Испанией.
174- Geyl.-зоз.
175. Burnet 1:585.
1 уб. Договор подписан i6 июля 1672 года.
17J. Все это пошло в продажу. Фаланга
пальца стоила шесть стейверов, целый
палец — от 15 до 20 стейверов, а ухо — все
тридцать. Через некоторое время
сердца братьев были проданы в Англию, а
желавшие поглядеть на мужское
достоинство Корнелиса должны были ехать в
Лейден.
178. Епископ Бюрнет, лично знавший Вил-
лема, пишет, что принц отзывался о де
359

Золотой апельсин, или Божьей милостью принцесса Оранская
Витте как об одном из величайших
людей своего времени и всегда с
содроганием вспоминал о его участи (Burnet I :
574).
179. 92 корабля против 75 голландских
кораблей.
i8o. Burnet 11:15.
181. Spencer: 358.
182. Галерея Сабауда, Турин.
183. Maund, Nanson: 70-73-
184. Анну Датскую, жену Якова I, хоронят
13 мая 1619 года после того, как ее тело
пролежало в Denmark House
(нынешний Сомерсет-хаус) больше двух
месяцев. Правда, злые языки объясняли
это тем, что в казне не нашлось денег
на пышные похороны. Штатгальтер
Фрисландии Хендрик Казимир
погибает в июле 1640 года, хоронят его в
январе 1641 года. Фредерик Хендрик умер
14 марта — похороны ю мая 1647 года,
сын Амалии Биллем II умирает 6
декабря — похороны 8 марта. Когда Густав
Адольф сватался к Марии Элеоноре,
тело ее отца, умершего за полгода до
этого, все еще можно было увидеть
в придворной часовне Бранденбур-
га. Тело матери Густава Адольфа не
хоронили всю зиму, дожидаясь
возвращения сына из очередного
похода. После смерти самого Густава
Адольфа Мария Элеонора перенесла
гроб с его телом к себе в спальню. По
прошествии года после смерти
короля члены парламента составили
петицию духовенству с вопросом,
подобает ли христианам открывать гроб,
любоваться покойником и ласкать
его. Густав Адольф был похоронен
15 июня 1634 года, через 19 месяцев
после смерти. Кромвель умер з сентября
1658 года и был похоронен в
Вестминстерском аббатстве 23 ноября. Но
пролежал он там недолго. з° января
i66i года, в двенадцатую годовщину
смерти Карла I, останки Кромвеля
были извлечены из могилы,
доставлены в Тайберн, место публичных казней
в Лондоне, повешены в цепях на
«тройном дереве», где они висели с девяти
утра до шести вечера, потом
четвертованы и брошены в яму (Evelyn 1906
11: 158). Голова на пике, выставленная
перед Вестминстером, устрашала
прохожих до 1685 года!
185. Елизавету венчала слава, / Боже, даруй
корону нашей Мэри, / И она тремя
буквами / Превзойдет Елизавету. Гейгенс
играет здесь именем Elsabet и
сравнительной степенью better—лучше.
186. В i688 году был издан каталог аукциона,
на котором распродавалось более трех
тысяч книг из библиотеки Гейгенса, —
то, что осталось после того, как
Кристиан, Константин и Лодевейк отобрали
нужные им книги по теологии, праву,
музыке, астрономии, оптике,
естествознанию, медицине...

ВОКРУГ УРОКА
АНАТОМИИ
ДОКТОРА ТЮЛПА,
ИЛИ
КТО, КАК И ОТ ЧЕГО
ЛЕЧИЛ ГОЛЛАНДЦЕВ
В XVII ВЕКЕ

Урок анатомии
доктора Тюлпа
Рембрандт, 1632
Холст, масло
169,5x216,5
Маурицхеис, Гаага

В декабре 1631 года Адриаан Адриаансзоон по
кличке Малыш Арис был арестован при попытке
ограбления. Для быстроты следствия его подвешивали
на дыбе, привязав к ногам двухсотфунтовые гири.
Хотя можно было обойтись и без этого: Малыш был
старым знакомым судейских. Впервые он попался девять лет
назад, когда срезал кошелек, и после этого бесчисленные
кражи и грабежи перемежались высылкой из городов,
клеймением и исправительным домом. Теперь он наперед
знал свой приговор. И действительно, 28 января Адриаа-
на Адриаансзоона, известного под кличкой Малыш Арис,
приговорили к «наказанию петлей». Три дня спустя на
Новом Рынке, самой большой площади города, приговор был
приведен в исполнение. В тот же день тело передали
гильдии лекарей для проведения публичной секции. Нести
было недалеко: анатомический зал, прозванный в народе
Кромсальным цехом или Потрошильней, находился прямо
за виселицей1.
Публичные вскрытия в Республике Соединенных
провинций разрешалось проводить один раз в год на теле
казненного преступника из другого города, и собственно
вскрытие надлежало провести до прихода публики.
Анатомические лекции, растягивавшиеся порой на
несколько дней, проводили зимой, в холода, и начинали всегда с
брюшной полости и головы, самых быстроразлагающихся
частей трупа.

Производил вскрытие «praelector anatomiae» —
«сначала читающий анатомию», доктор медицины с
университетским образованием. Название это возникло в те времена,
когда секция считалась «практикой», ремеслом, до
которого не мог унизиться ни один уважающий себя врач.
Орудовал скальпелем его помощник, сам же врач только читал
из Галена или какого-то другого классика, указывая на
органы, о которых шла речь в книге. Наименование «прелек-
тор» сохранилось за врачами и тогда, когда они сами взяли
в руки скальпель.
Строение человеческого тела в xvil веке
интересовало многих, и на публичные уроки анатомии допускались
не только лекари и их ученики, но и публика — за плату в
четыре стейвера в день, пятую часть поденного заработка
умелого ремесленника2. Гейгенс идет на урок анатомии,
проводившийся в Гааге весной, ц апреля 1629 года3.
Самюэль Пипе, секретарь лондонского Адмиралтейства и автор
знаменитого дневника, описывает вскрытие гу февраля
1663 года, на котором его особенно интересовали мочевой
пузырь, мочеточники, почки и пенис: за шесть лет до этого
ему самому удалили камни из мочевого пузыря4. На
уроках анатомии в Лейденском университете присутствовали
и известный голландский филолог Герард Фоссий, и Эрик
Оксеншерна, младший сын шведского канцлера5. Один из
членов городского правления, совмещавший управление
городом с должностью прелектора анатомии, рассказывает

Вокруг
Урока
анатомии
доктора
Тюлпа
Урок анатомии
Себастиана
Эгбертсзоона
Арт Питерсзоон.
1601-1603. Холст,
масло. 147х 392
Музей
Амстердама
о том, как он в ратуше (!) «квящемуудовольствию»коллегпо
магистрату расчленил перед ними «урода» женского пола6.
Для соблюдения порядка на секциях действовали
строгие правила: детям запрещалось присутствовать на
вскрытии; публика не могла занимать первые ряды,
предназначавшиеся для старшин гильдии и членов городского совета;
во время секции запрещалось ходить взад-вперед, говорить
и смеяться; запрещалось покидать зал до окончания
секции и уносить части трупа (штраф в шесть гульденов); к
прелектору можно было обращаться с вопросами, но
задавать их полагалось со всей учтивостью (оговорка отнюдь
не лишняя во времена публичных распрей и
препирательств). После каждого публичного вскрытия в
специальную Анатомическую книгу гильдии заносились дата,
имена subjection anatomicum и прелектора, доходы и расходы.
В январе-феврале 1632 года уроки анатомии на теле
Малыша Ариса проводил доктор Тюлп. Однако имена Малыша
366

Ариса и доктора Тюлпа известны нам не из Анатомической
книги, а по портрету прелектора и новых членов гильдии.
К этому времени парадный зал гильдии украшало уже три
подобных портрета.
Традиция групповых портретов возникла в Северных
Нидерландах в самом начале xvi века. Долгое время это
были портреты отрядов стрелков, но с начала XVII века
групповые портреты заказывают и гильдии, и опекунские
советы. В i6oi году групповой портрет заказала и
амстердамская гильдия лекарей, и в течение двух лет Арт Питерсзоон
трудился над Уроком анатомии Себастиана Эгбертс-
зоона.
Собственно, никакого «урока» на портрете нет и в
помине. Двадцать девять человек, все члены гильдии и прелек-
тор, смотрят на художника/зрителя, а не на едва заметное
тело. Все они — борода, усы, белый испанский воротник,
черный костюм — похожи друг на друга. Только присмо-

Вокруг
Урока
анатомии
доктора
Тюлпа
тревшись, замечаешь, что один из них держит в руках
хирургические ножницы. Это и есть Себастиан Эгбертсзо-
он. Над головой каждого — маленький номер, а лекарь в
правом нижнем углу держит список, в котором под каждым
номером значится имя. За два года, которые потребовались
художнику, чтобы написать групповой портрет лекарей,
эпидемия чумы успела унести пятерых членов гильдии, но
их имена и лица остались запечатленными для потомков.
Сам же портрет положил начало сложившейся в Северных
Нидерландах традиции живописных «уроков анатомии».
В1619 году пять мастеров и старшин, вступивших в
гильдию лекарей после 1603 года, заказывают новый портрет с
Себастианом Эгбертсзооном7. На этот раз это урок
остеологии, и центром композиции становится скелет. Слева от
него стоит прелектор, указывая на нижнее ребро. И пре-
лектор, и трое лекарей целиком сосредоточены на уроке.
Лишь два лекаря нижнего ряда смотрят на зрителя.
Прелектор — единственный, кто изображен в шляпе, которая
указывала на общественное положение. Статус прелектора
еще раз подчеркивается тем, что лекари из уважения к
учителю держат свои шляпы в руках.
По случаю открытия в 1624 году нового
анатомического театра в здании Весовой палаты двое только что выбран-
Урок остеологии
Себастиана
Эгбертсзоона
Томас де Кейзер(?)
1619. Холст,
масло. i35*i86
Музей
Амстердама
368

ных старшин (портреты других были сделаны в 1603 и в
1619 годах) и восемь лекарей заказывают Николаасу Пи-
кеною групповой портрет во главе с новым прелектором
Йоханом Фонтейном, занявшим этот пост после смерти
Эгбертсзоона8.
В 1632 году доктор Тюлп, назначенный на должность
прелектора в 1628 году, и двое старшин гильдии, еще не
увековеченных для потомства, решают заказать новый
портрет. Чтобы было не так накладно—платить за картину
они должны были из собственного кармана, — старшины
уговаривают присоединиться к ним еще пятерых лекарей.
В Амстердаме в ту пору было много известных
портретистов: Николаас Элиасзоон Пикеной, Томас де Кей-
зер, Корнелис ван дер Воорт, Вернер ван ден Валкерт, — но
Тюлп обращается к Рембрандту, только что переехавшему в
Амстердам. Его выбор продолжает удивлять
исследователей. Никогда в жизни не проявивший любви к риску, Тюлп
поручает престижный портрет членов гильдии
начинающему художнику, который не был даже членом гильдии
святого Луки! Художнику, который только что начал
писать заказные портреты, а портретов большого формата не
писал вовсе! Никогда не писал он и групповых портретов.
Мало того, он не был даже официальным жителем города!
Урок анатомии
ЙоханаФонтейна
Николаас
Элиасзоон
(Пикеной)
1625-1626. Холст,
масло. 97.5х192'
Музей Амстердама
369

Историкам искусства остается только гадать, почему
обычно осмотрительный Тюлп вдруг решился на столь
рискованный шаг. Предположение, что художник,
назначавший потом немалую цену за портреты, в то время был
дешевле других и поэтому Тюлп обратился к нему,
представляется маловероятным. Как и то, что выбор пал на него,
потому что он жил неподалеку от Весовой палаты, где ему
предстояло работать, — вокруг Весовой жило много
художников. Легче поверить тому, что у Тюлпа были свои
соображения относительно портрета, и столковаться с
молодым приезжим казалось ему легче, чем с именитым ам-
стердамцем, тем более что для художника от этого
первого большого заказа в новом городе зависело очень многое.
Вполне возможно, что Тюлп был наслышан о молодом
портретисте. Но возможно, что инициатором приглашения
был вовсе не он9.
Как бы то ни было, Рембрандт пишет портрет, который
естественностью и динамикой разительно отличается от
всех предшествующих. Впервые прелектор показан за
работой; он демонстрирует лекарям строение мышц руки, а те
внимательно смотрят: кто на мышцы, кто на прелектора, кто
на выразительный жест его левой руки, кто в объемистую
Анатомическую книгу, стоящую за телом. Прелектор
стоит не в центре, окруженный лекарями, как было принято,
а справа, отдельно от них. И, конечно, он единственный,
кто изображен в шляпе. Сначала в шляпе был и Франс ван
Лунен, стоящий сзади, но потом художник, возможно по
просьбе Тюлпа, убрал шляпу ван Лунена, и от нее осталась
лишь легкая тень. Сословные и социальные различия
демонстрировались в Республике Соединенных провинций с не
меньшим пылом, чем в окружавших ее королевствах, и
шляпа, как уже говорилось, была не только головным убором, но
и символом общественного положения ю. Лекари,
сгруппированные слева, не выстроены в ряд, как обычно, а стоят на
ступеньках анатомического театра, образуя пирамиду,
вершиной которой является ван Лунен. Он единственный, кто
смотрит прямо на зрителя, указывая на происходящее.
При всей живости и динамике Урок анатомии отнюдь
не является реалистическим изображением публичной

секции, произведенной в феврале 1632 года в
амстердамской Весовой. Историки искусства давно уже опознали
заимствования первого группового портрета Рембрандта
из Чуда со статиром Рубенса (The Legion ofHonory Сан-
Франциско) и Пьяного крестьянина в трактире Адриана
Браувера (Музей Бойманса—ван Бенингена, Роттердам)и.
Апостолы Рубенса с интересом и недоверием взирают
на происходящее, один из них наклонился, стараясь
рассмотреть монету, которую Христос берет из руки Петра.
Так же внимательно следят за действиями Тюлпа и лекари, а
стоящие в первом ряду так же склонились над телом
«субъекта анатомии». Рембрандт перенес даже раковину,
украшающую стену храма Чуда со статиром. Положение тела
Малыша Ариса и деревянный стол, на котором оно лежит,
заимствованы с картины Браувера12.
Далеко от реальности и изображение самого вскрытия.
Секции неизменно начинались с вскрытия брюшной
полости и извлечения желудка, печени и селезенки13 — на
картине же брюшная полость нетронута. Рентген
картины показал, что правую кисть трупа Рембрандт приписал
позднее: первоначально вместо руки он изобразил культю.
Перед казнью ворам нередко отрубали правую руку—этой
процедуре подвергли и Малыша Ариса, поэтому его пра-
Слева:
Чудо со статиром
Клаас Янсзоон
Фиссер II, по
живописному оригиналу
Рубенса. Около i6i2
Гравюра. 40,2x50,3
Тейлерс-музей,
Харлем
Справа:
Пьяный
крестьянин
в трактире
Адриан Браувер
Около 1624. Дерево,
масло. 34-8x26
Музей
Бойманса — ван Бенингена,
Роттердам
371

Вокруг
Урока
анатомии
доктора
Тюлпа
Андреас Веэалий
в возрасте 28 лет
Ян Ванделаар. 1702-1759
Офорт, резец. 28,8x17,3
Рейксмузеум, Амстердам
вая рука намного короче левой, которую
препарирует Тюлп. Явная анатомическая ошибка в
картине, сюжетом которой являлся Урок
анатомии, по всей видимости, не встретила
возражений прелектора. Она лишь подчеркивала
важный для него сюжет с рукой. Именно так,
анатомируя руку, он хотел быть увековечен в
памяти потомков. Читатель-филолог,
возможно, объяснит это самой этимологией слова
«хирург», соединившего в себе греческие слова
X£pi — рука и ëpyov — работа, действие. Но
профессия хирурга не была тогда окружена тем
почетом, который она приобрела позднее, и
голландские «chirurgijns», как и «хирурги»
других стран, были просто лекарями. Рассуждая в
i622 году о различных профессиях в Трактате
о совершенном джентльмене^ Генри Пичем
исключает Chyrurgians из уважаемого
общества врачей, приравнивая их к шарлатанам,
обманщикам-невеждам и акушеркам14.
Выбор сюжета с рукой был определен не
этимологией, а знаменитым
предшественником Тюлпа, Андреасом Везалием (1514-1564)»
поместившим в первом издании своего
классического труда De humant corporis fabrica
(О строении человеческого тела) напротив
титульной страницы свой ставший не менее
классическим портрет. На нем Везалий
препарирует кисть руки. На столе перед ним лежит
латинский текст Галена, в котором
описываются движения пальцев руки. Видны те же
мышцы и сухожилия, что и на рембрандтовском
портрете Тюлпа. Везалий как бы подчеркивает
слабое место в исследованиях Галена, который,
описывая мышцы, исходил из анатомии кисти
обезьяны, а не человека.
Через Везалия Тюлп отсылает нас к Галену,
бывшему для него большим авторитетом, чем
Везалий15. Гален считал, что все в строении

человеческого организма, вплоть до мельчайших деталей,
создано Богом, и излюбленным примером для
доказательства этого ему служила человеческая рука. Каждый ее
мускул, сухожилие, нерв, кость, кровеносный сосуд создан, по
его мнению, настолько совершенным образом, насколько
это возможно16. В xvii книге О назначении частей
человеческого тела (De usu partium corporis humant) Гален
пишет: «Для человека, действительно стремящегося познать
творения природы, достаточно рассмотрения одной
только нерасчлененной руки, чтобы прийти в восхищение. Но
даже враг природы, увидав искусство внутреннего
строения руки, которое я изложил в первых двух книгах,
лишится сна, захоти он оклеветать что-либо из увиденного».
Галеновский аргумент Божественного Создания
наследовали позднейшие анатомы, и в xvi веке мышцы руки
стали излюбленным объектом секции. Очевидно, именно
поэтому «сюжет с рукой» выбрал и Тюлп. Он хотел быть
изображенным не просто как прелектор или анатом,
показывающий лекарям устройство человека, а как учитель,
несущий высшее знание о Божественном в каждом
человеке, включая висельника. Так видит Тюлпа и Каспар Барлей:
Преступники, творившие зло при жизни,
творят добро после смерти.
Онемевшая плоть учит, отвращая нашу смерть.
В то время как искусная рука рассекает бледные члены,
К нам обращает свое красноречие ученый Тюлп:
«Слушатель, познай себя! И пока ты переводишь взор
от одной части к другой, верь, что даже в самой
малой присутствует Бог»17.
перевод Е. Илюшечкиной
Ничто не должно было отвлекать зрителя от религиозно-
философского значения урока анатомии доктора Тюлпа —
ни вскрытая брюшная полость, ни обрубок руки. И
художник оставляет брюшину нетронутой и дорисовывает кисть.
И Тюлп, и члены гильдии остались довольны его
работой. (Через двадцать лет лекари пригласят его сделать
групповой портрет с новым прелектором.) Остался дово-

лен и сам художник. Впервые он ставит под портретом свое
имя — Rembrant. f 1632. До этого он подписывался
инициалами: R(embrandt) H(armenszn) L(eijdensis) van Rijn—
Р(ембрандт) Х(арменсзн) Л(ейденский) ван Рейн. Теперь
«лейденский» остается в прошлом. Рембрандт становится
амстердамским художником. В подражание Рафаэлю,
Леонардо и Микеланджело он оставляет только имя — Рем-
брант (так, без «д» художник подписывал свои работы в
1632-м — начале 1633 года). Благодаря этому имени мы
знаем и имена всех изображенных на портрете: прелектора
Тюлпа, лекарей18 и даже имя лежащего на столе Адриаана
Адриаансзоона по кличке Малыш Арис.
У СТАРОЙ ЦЕРКВИ
Будущий доктор Тюлп, а пока что Николаас, или Клаас, как
его звали в семье, Питерсзоон родился в октябре 1593 г°Да
в Амстердаме, рядом со Старой церковью, в самом центре
города. И сейчас улочки вокруг этой самой старой
церкви города, несмотря на множество салонов татуировки,
пирсинга и всех других мыслимых способов обратить на
себя внимание, напоминают скорее деревню: воскресным
летним утром проститутки, сидя перед своими
окнами-витринами, греются в лучах нежаркого голландского солнца
и судачат на папиаменто, как судачили бы где-нибудь на
завалинке в Виллемстаде. Еще несколько лет назад за
низеньким заборчиком с южной стороны церкви бегали куры.
Правда, церковь уже давно не церковь, а музей, в котором
время от времени устраиваются концерты или выставки.
Тогда открывается центральный, западный вход. В
обычные же дни открыта только южная дверь, да и в нее мало кто
заходит, разве что любопытные туристы в поисках могилы
Саскии. Здесь всегда пусто и тихо.
В конце xvi века это было едва ли не самое людное
место города. В одном из приделов могла идти служба, в
другом читались поминальные молитвы, в дверях
встретились соседки, да так и заговорились, обсуждая городские

новости. Служка пытается выгнать собаку, разомлевшую
на согретой солнцем плите пола, и ее глухое рычание
сливается с голосами распевающих псалмы алтарников. Бежит
мальчишка, гоня железный обруч, который гулко звенит
на стыке каменных плит. Все эти звуки перебивают крики
каменщиков, стук молотков — весь тот гвалт, без которого
не обходится ни одно строительство. Открыты все три
двери, южная, северная и центральная, западная, — и
продавцы торфа, согнувшись под тяжестью мешков, идут с ними
прямо через церковь. Еще в 1400 году церковный совет и
городские власти запретили им носить торф через церковь
и назначили штраф в десять центов. Но то ли штраф
оказался невысок, то ли груз слишком тяжел, но записи в кни-
Старая церковь
Клаас Янсзоон
Фиссер II
1613-1648
Офорт, резец
25.1x31.7
Рейксмузеум,
Амстердам
375

гах штрафов говорят о том, что продавцы торфа как ходили,
так и продолжали ходить через церковь.
И, конечно же, в церкви беспрестанно звучала
молитва. Алтари были в каждом приделе, у каждой колонны, в
каждой часовне. В начале XVI века в Старой церкви было
больше двадцати священников и шестьдесят алтарников,
которые совершали службы у одного из сорока (!) алтарей.
В остальное время им предписывалось читать
поминальные молитвы.
Красивая и, главное, богато убранная часовня для
каждой гильдии считалась делом чести. В часовнях, стены
которых были расписаны изображениями святых, хранились
хоругви и знамена гильдии, которые несли во время
процессий, на алтарях покоились золотые и серебряные
дарохранительницы и другие священные сосуды. Все часовни
закрывались решеткой. Но ни решетки, ни изображения
святых, ни золотые раки с мощами не помогли, когда в
августе 1566 года в Старую церковь ворвались громилы,
подхлестываемые женевскими проповедниками и слухами о
введении в Нидерландах испанской инквизиции, о
кровожадности испанских конкистадоров в Америке и о
жестокости обращения испанцев с протестантами. Они
разбивали алтари, раздирали одеяния священников, сжигали
церковные книги.
Вскоре порядок был восстановлен. Филипп послал в
Нидерланды герцога Альбу, наделив его
неограниченными полномочиями. Введенные Альбой Советы по
беспорядкам, прозванные в народе «кровавыми», приговорили к
смертной казни более тысячи человек. Десятки тысяч
протестантов бежали из страны. Эмигрантов возглавил принц
Вильгельм Оранский, сражавшийся против Альбы, но не
против своего суверена Филиппа И. Все больше городов
присоединялось к восставшим.
26 мая 1578 года на сторону принца Оранского перешел
и Амстердам. Из Старой церкви вынесли все, что
напоминало о «папской вере», а то, что было не вынести, то есть
настенную живопись, наскоро забелили. Через три дня в
пустой и выбеленной церкви уже служили протестанты.
Главной стала кафедра проповедника, с которой провоз-

глашалось Слово. Вытянутая с запада на восток церковь у старой
явно не подходила для этой цели, и в бывших приделах, церкви
особенно в южном, его едва было слышно.
Лучшим было место напротив кафедры. Там соорудили
специальную дубовую скамью для бургомистров и судей.
Проповеди читались три раза в день и продолжались
иногда несколько часов. В какой-то момент отцы города,
обремененные массой других дел, запретили пасторам
двухчасовые наставления, и в церкви установили специальные
песочные часы. Обычные прихожане приходили со
своими стульями или брали стул напрокат. После проповеди
церковь снова пустела.
Со своим стулом в церковь приходила и мать Клааса,
бывшая католичка, а теперь, как и полагается
новообращенной, ревностная кальвинистка. Когда родился Клаас,
ей было уже 43 г°Да> почтенный возраст для роженицы,
особенно в то время. Но и замуж она вышла в 35 лет, что
даже для Голландии, где средний возраст невест составлял
23-25 лет, значительно превышая их возраст в остальной
Европе, было поздновато. Быть может, причиной
позднего брака была война, с которой совпала ее юность. Как бы
то ни было, от этого брака родилось четверо детей, две
девочки и два мальчика. Девочки умерли в младенчестве, и в
семье остались только сыновья, Дирк и Клаас.
Их отец успешно вел торговлю полотном, и родители
смогли дать сыновьям приличное образование. Никаких
сведений о детстве Клааса не сохранилось. Скорее всего, он
ходил в латинскую школу, так как без знания латыни
невозможно было поступить в университет. В латинских школах
того времени уже не преподавали только грамматику и
пение, как в начале века. Теперь в программу входили
математика, риторика, логика, космография. Большое внимание
уделялось латыни, причем не только пассивному, но и
активному владению языком. В школе, в церкви, на школьном
дворе, на улице, даже дома ученики обязаны были говорить
только на латыни. В каждом классе был «observator»,
зорко следивший за нарушениями и докладывавший учителю,
если кто-то вдруг забывался и переходил на голландский.
В некоторых школах преподавали и греческий, язык Ново-
377

Здание
Лейденского
университета
и ботанический
сад
Неизвестный
мастер. 1726
Офорт. 26,2x32,3
Рейксмузеум,
Амстердам
го Завета, а в каких-то даже древнееврейский. Не было ни
общей программы, ни общих учебников, и преподавание
всецело зависело от ректора школы. Главным отличием
латинских школ в городах, перешедших на сторону принца
Оранского, было то, что вместо Символа веры там учили
Гейдельбергскнй катехизис и что на постах ректоров и
конректоров католических патеров сменили сторонники
реформатской церкви, как правило беженцы-южане19.
Старший брат Клааса Дирк (1588-1617) поступил в
1604 году на теологический факультет Лейденского
университета. В стране, недавно ставшей протестантской, остро
ощущалась нехватка пасторов, и теологический факультет
пользовался популярностью именно у среднего класса.
378

В Лейдене Дирк убедился, что если в новой вере и
царит божья благодать, то до тиши и глади ей куда как
далеко: как раз во время его учебы разгорелась полемика между
Гомарием и Арминием по вопросу о предопределении, о
которой рассказывалось в первой главе. Воспитанный в
духе воинствующего кальвинизма, Дирк выбрал сторону
Гомария20.
В i6ii году, уже после смерти Арминия, но задолго до
окончания религиозных споров, в Лейденский
университет записывается и Клаас Питерсзоон, как и брат, ярый
кальвинист. Но записывается он не на теологический, а на
медицинский факультет, который тоже не жаловали сынки
городской элиты. Знаменитый Гуго Гроций, сын
бургомистра Делфта, считал занятия медициной недостойными
патриция21.
КАМНИ ИЗ МОЧЕВОГО ПУЗЫРЯ
ПРОФЕССОРА ХЁРНИУСА
И ДЕТОРОДНЫЙ ОРГАН
ГИППОПОТАМА
Ко времени поступления Клааса в Лейденском
университете числилось уже больше двухсот студентов. Треть из
них составляли иностранцы, в основном немцы, но были
и французы, норвежцы, англичане — за тридцать лет со
времени своего основания Лейден снискал славу одного
из самых передовых университетов Европы. Во многом
это была заслуга трех профессоров, согласившихся
украсить университет своими именами: Липсия, Скалигера и
Клузия.
Публикация в 1574 Г°ДУ Анналов Тацита выдвинула
Липсия (i547-16o6) на одно из первых мест среди
знатоков латинских текстов, и то, что Лейденскому
университету уже через три года после основания удалось заполучить
этого «ученейшего мужа», как называл Липсия Монтень,
сразу же повысило его престиж. Кураторы разрешали Лип-

Вокруг
Урока
анатомии
доктора
Тюлпа
Портрет Юстуса Липсия
Хендрик Голциус. 1587
Гравюра. 143х10'1
Рейксмузеум, Амстердам
сию все. На лекции он ходил с собаками, Са-
фиром, Мопсулом и Мопсом, одну из которых,
его любимого дога Мопса, Рубенс изобразил в
Четырех философах. Одиннадцать лет,
проведенные в Лейдене, стали для Липсия периодом
наибольшей продуктивности22. Но в ц<)\ году,
устав от политических и религиозных споров23,
под предлогом лечения он уехал на воды Спа.
Как оказалось, навсегда. Он вернулся в лоно
католической церкви и в университет Лувена.
После отъезда Липсия кураторы
университета обратились к другой знаменитости, Иозе-
фу Юсту Скалигеру (1540-1609), крупнейшему
знатоку классических и восточных языков24 и
хронологии25, которого они давно мечтали
заполучить в университет. Тем более что Ска-
лигер показал себя истинным протестантом,
сражаясь за веру не только как филолог,
разоблачивший подложность некоторых папских
документов, но и как солдат. Он не метался,
как Липсий, дважды отходивший от
католичества и дважды к нему возвращавшийся, и
не был слугой двух господ, как Исаак де Казо-
бон, состоявший одновременно на службе и у
французского короля-католика, и у
английского короля-протестанта. Как и в случае с Лип-
сием, университету требовалось прежде всего
имя Скалигера, и кураторы готовы были идти
на большие затраты, только бы заманить к себе
знаменитость26.
Приглашение ученого было сопряжено
не только с затратами, но и с риском. В конце
сентября 1J91 году кураторы университета
отправили к Генриху IV курьера с письмами от
Генеральных штатов и принца Маурица,
просивших короля-гугенота поддержать общее
протестантское дело, оказав содействие в
приглашении Скалигера. Переодетый нищим
курьер — дороги разрываемой гражданской
О

войной Франции кишели разбойниками —
прибыл к Генриху IV вовремя: через два года
король скажет вошедшие в историю слова о
Париже, стоящем обедни, и станет католиком.
Пока же он обещает «поддержать общее
протестантское дело», хотя и сомневается в согласии
самого Скалигера. Генрих оказался прав: Ска-
лигер отклонил приглашение, сославшись на
нелюбовь к преподаванию, но предоставил
кураторам возможность «оказать ему любезность,
сделав портреты его и его отца». Кураторы
заказали 500 экземпляров офортных портретов.
И не кому-нибудь, а Хендрику Голциусу.
Через год лейденцы повторили
приглашение, освободив ученого от чтения лекций. На
это раз к приглашению Генеральных штатов и
принца Маурица прилагались письма Дюплес-
си-Морнэ, Жака Огюста де Ту и французского
посланника в Нидерландах, который
расхваливал не только свободу Республики, но и ее
климат! В мае 1593 г°Да Скалигер согласился,
поддавшись то ли на уговоры, то ли на огромные
по тем временам деньги27, то ли на почести.
Кураторы снабдили его пистолетом и
хорошей лошадью, а на себя взяли перевозку всех
книг. Поездки курьеров и переезд ученого
обошлись университету в семь тысяч
гульденов, но цель была достигнута: 26 августа
университет Лейдена мог наконец похвалиться
великим Скалигером. Его даже не называют
профессором — он «decus academiae» —
украшение, слава и гордость университета28.
В тот же год, что и Скалигер, в Лейден
приехал другой ученый, высоко поднявший
престиж университета, — Каролус Клузиус (1526—
1609)29, которого Липсий, его близкий друг,
называл «отцом всех прекрасных садов этой
страны». Липсий умалил заслуги Клузия: тот
был отцом прекрасных садов не только Нидер-
Камни из мочевого
пузыря профессора
Хёрниуса и
детородный орган
гиппопотама
Портрет Йозефа Скалигера
в возрасте 35 лет
Лейденский университет
разослал эти два портрета
различным европейским ученым.
За изготовление гравюр на
металле Голциус получил 200 гульденов
и еще il гульденов за печать
500 листов с каждой доски.
Хендрик Голциус. 1590-1594
Гравюра. 27,8x20
Рейксмуэеум, Амстердам
38i

Вокруг
Урока
анатомии
доктора
Тюлпа
Портрет Каролуса Клузиуса
Филипп Галле. 1587_16о6
Гравюра. 16,5x11,1
Рейксмузеум, Амстердам
ландов, но и разбил множество садов в Италии,
во Франции, в Австрии. Как и Скалигер, Клу-
зий был освобожден от чтения лекций. Обе
знаменитости были нужны университету как
свидетельство стремления Лейдена стать центром
научной жизни.
Как и многие именитые профессора,
приглашенные в новый университет, Клузий был
уже в летах и большая часть его научной жизни
осталась позади30. Он много путешествовал,
изучая флору Испании и Южной Европы и
разводя сады у друзей-аристократов. Клузий
разбил сад принцессы де Шиме, пять лет работал у
своего друга, садовода-любителя Жана де Бран-
сьона. В 1J73 Г°ДУ он принял приглашение
возглавить аптекарский сад другого
садовода-любителя, императора Священной Римской империи
Максимилиана II. После смерти Максимилиана
в цуб году, не в силах смотреть на то, как
Рудольф II превращает его детище в модный
зверинец, Клузий покинул Вену. В цуг году кураторы
Лейденского университета предложили ему
возглавить ботанический сад, и он согласился.
Собственно, самого сада еще не было, и
аптекарским садом служил в то время сад Лип-
сия, тоже садовода-любителя31. Сразу по
приезде Клузий, и так уже плохо ходивший, а тут
еще сломавший бедро и передвигавшийся на
костылях, начал разбивать сад. В 1594 Г°ДУ саД>
насчитывавший уже более тысячи растений,
открылся для студентов. Лекарственные растения
составляли в нем теперь лишь треть, а большую
часть нелекарственных представляли
экзотические экземпляры из Центральной Европы и со
Среднего Востока, из Юго-Восточной Азии и
Америки32. В саду росли помидоры, кукуруза,
картофель и табак.
Страсть к новым, еще не известным
растениям Клузий сохранил до конца жизни. Ког-
2

да Фрэнсис Дрейк вернулся в 1580 году из кругосветного
путешествия, Клузий тут же отправился смотреть на
привезенные им «натуралии». После основания в i6o2 году
Ост-Индской компании он издал меморандум,
предписывающий корабельным лекарям привозить «индианские
специи, семена, цветы, камедь, корни и подобное». Часть
растений, плодов и семян, привезенных из обеих Индий,
описана Клузием в Десяти книгах экзотики,
описывающих историю и применение животных, растений,
пряностей и других натуральных продуктов дальних стран33.
Именно Клузий ввел в садоводство ставшие теперь такими
обычными анемоны, ирисы, жасмины, нарциссы, пионы,
гиацинты и, главное, тюльпаны. Из переписки Клузия мы
знаем, что тюльпаны были у него еще до приезда в Вену.
Вероятно, свой первый тюльпан Николаас Питерсзоон,
будущий доктор Тюлп, увидел в ботаническом саду Лейдена.
В 1599 Г°ДУ ботанический сад расширили,
присоединив к нему с южной стороны по всей его ширине крытую
одноэтажную галерею из красного голландского кирпича,
где можно было укрыться в плохую погоду и куда на зиму
переносили теплолюбивые растения: алоэ, бамбук,
сахарный тростник, кактусы. Перед входом висели правила
поведения, естественно на латыни: можно было смотреть и
нюхать, нельзя отрывать ветки и выкапывать луковицы. Но
едва ли не более важным назначением этой «аллеи для
гуляния» было то, что в ней разместилась коллекция naturalia
и коллекция редкостей. Здесь были разные сорта
древесины, крокодилы, летучая мышь из Индии, китайская бумага,
календарь южноамериканских индейцев, краб с
Молуккских островов и африканские ткани. Гуляя, посетители не
могли не проникнуться идеей о невероятном
многообразии Творения.
Другой достопримечательностью университета был
анатомический театр, который в 1595 году профессор
медицины Питер Пау открыл в бывшей церкви. Зимой здесь
происходили публичные вскрытия, секция и вивисекция
животных. Многим лейденским собакам уроки
профессора Пау стоили жизни. Анатомический театр
действительно был театром: вокруг вращающегося стола в форме
Камни из мочевого
пузыря профессора
Хёрниуса и
детородный орган
гиппопотама
На следующем
развороте:
Вид ботанического
сада Лейденского
университета
Биллем Исааксзоон
ван Сваненбюрг,
по рисунку Яна
Корнелисзоона
ван хет Ваудта. i6io
Офорт. 32,8x40,6
Рейксмузеум,
Амстердам
3»3

Анатомический
театр
Лейденского
университета
Виллем
Исааксзоон
ван Сваненбюрг,
по рисунку Яна
Корнелисзоона
ван хет Ваудта
i6io. Офорт
33*39-6
Рейксмузеум,
Амстердам
амфитеатра возвышалась трибуна из шести рядов,
вмещающая 20О человек. Вскрытия, как и везде, были
публичными, не только для студентов-медиков. Как только колокола
оповещали об их начале, вся университетская жизнь
замирала, в анатомическом театре зажигали свечи, посыпали
пол ароматическими травами и начиналась демонстрация
чуда божественного устройства человека. Первый ряд
занимали высокопоставленные лица: ректор, кураторы и
профессора университета, бургомистры и члены
городского совета. Во втором ряду стояли студенты и лекари. За
ними были места для студентов других факультетов и
просто любопытствующих.
386

Анатомический театр одновременно служил и
анатомическим музеем, и местом для размышлений о
бренности жизни. Скелеты держали вымпелы с надписями «Pulvis
et umbra sumus», «Mors ultima linea rerum», «Nascentes
morimur», стены украшали цитаты из Библии и Сенеки,
гравюры морализаторского содержания и оленьи рога с
позолоченными концами, на которых во время секций
устанавливались свечи. На балюстрадах стояли скелеты людей,
чучела оленя с позолоченными рогами и копытами, вола,
волка, двух медведей и двух сурикатов, павиана, лисы,
ласки, барсука, бобра, кролика, водяной крысы, орла, лебедя,
аиста, голубя, чайки... Там же лежали похожие на грецкий
орех камни, которые профессор Отто Хёрниус вырезал из
мочевого пузыря своего отца, тоже профессора
университета. По стенам были развешаны человеческие кишки
вместе с желудком и натянутые на рамы человеческие кожи.
Под потолком висели чучела морской коровы, дельфина и
муравьеда. Отто Хёрниус, считавший колыбелью
человечества Древний Египет, не жалел университетских средств
на диковинки из страны фараонов: в коллекции были и
мумии, и нильский тростник, и чучела ибиса, и даже
детородный орган гиппопотама! Неудивительно, что очень скоро
анатомический театр Лейденского университета стал
туристической достопримечательностью м.
Камни из мочевого
пузыря профессора
Хёрниуса и
детородный орган
гиппопотама
КЛААС ПИТЕРСЗООН СТАНОВИТСЯ
НИКОЛАСОМ ПЕТРИУСОМ
В i6ii году ректором университета был профессор
математики Рудольф Снеллий35, тот самый, что взял на себя
попечение о юном Арминии. Ректор «имматрикулировал»
Клааса Питерсзоона, то есть записал его студентом,
латинизировав, как и полагалось, его имя: Клаас Питерсзоон
превратился в Николаса Петриуса.
Новоиспеченному студенту i6 лет, что не так мало для
того времени. Многие родители записывали детей в уни-
3«7

верситет очень рано, так как студенты получали
определенные привилегии. К тому же еще жива была традиция
раннего университетского обучения. Так, известный
немецкий фармацевт Валерий Кордус поступил в Марбург-
ский университет в 12 лет и окончил его в i6 лет,
вундеркинд Гуго Гроций поступил в Лейденский университет в
il лет, одновременно с девятилетним Фредериком Хендри-
ком, сыном Вильгельма Оранского. Виллеброрд Снеллий,
сын ректора, был имматрикулирован в ю лет36. В 1626 году
в университет были записаны сыновья Эрнста Казимира,
графа Нассау-Дица и штатгальтера Фрисландии, Гронин-
гена и Дренте, 14-летний Хендрик Казимир, 13-летний
Биллем Фредерик и 7-летний Мауриц. С 1595-го по 1631 год
в Лейденский университет было принято i8o студентов
10-11 лет. В 1631 году специальным постановлением был
установлен минимальный возраст студентов —12 лет, но и
после этого в университет приняли 75 малолеток, правда с
разрешения кураторов. Существовал для студентов и
возрастной максимум — з° лет- «Переростки» могли
записаться в университет только с разрешения городского
совета, изложив чиновникам свои резоны. Самым известным
из великовозрастных студентов был, наверно, Симон Сте-
вин (1548-1620), в будущем математик, инженер и учитель
принца Маурица. Когда в 1581 году он переехал из Брюгге
в Лейден, ему было 33 года, два года спустя он записался в
университет. В1646 году туда же поступили сыновья Анны
Румерс Фиссер и их бо-летний (!) отец. В 1620 году в
университет записался тринадцатилетний Рембрандт.
Обучение было практически бесплатным: запись
обошлась новоиспеченному студенту в 15 стейверов, что
равнялось поденному заработку каменщика. В обмен на эти
деньги он получил свидетельство, освобождающее его от
службы в стрелковой роте, акциза на пиво и налога на
книги и одежду Каждый год за символическую плату в один
стейвер студенты должны были «рецензироваться», то есть
подтверждать запись в университете. Бесплатными, однако,
были только сами лекции. Так как студенты записывались и
начинали слушать лекции в разное время, им требовалось
обзавестись пропущенными лекциями. Есть спрос — есть

и предложение: переписанные лекции курса,
читавшегося 2-3 года, стоили около го гульденов. Если студент
хотел быстро пройти несколько курсов, он должен был брать
частные уроки, что обходилось примерно в 30 гульденов за
семестр. Платить надо было и за книги, хотя
университетская книжная лавка служила и библиотекой. Но и
библиотечные книги стоили денег. Как и диспутации, экзамены,
присуждение степени.
Самые большие расходы были связаны с жильем и
питанием. Комната в зависимости от размера обходилась от 30
до во гульденов в год, и это без еды и стирки. Если в городе
находились родственники, селились, конечно, у них. И не
Библиотека
Лейденского
университета
Биллем Исааксзоон
ван Сваненбюрг,
по рисунку Яна
Корнелисзоона
ван хет Ваудта. i6io
Офорт. 33Х4°»3
Рейксмузеум,
Амстердам
389

только потому, что это было дешевле. Подростков 12-14 лет,
впервые оказавшихся без присмотра в чужом городе,
влекли соблазны и поджидали опасности, поэтому родители
старались найти кого-то, кто мог бы присмотреть за ними,
направить и помочь. Иногда переезжали сами, всей семьей,
как, например, Анна Румерс Фиссер, у которой учились
сыновья и муж. Иногда посылали воспитателя, чаще же
пытались поселить ребенка-студента в доме профессора. До
середины xvii века профессора Лейденского университета
сдавали студентам комнаты, во-первых, потому что
деньги они получали небольшие, во-вторых, потому что сдача
комнат профессорами не облагалась налогом, в-третьих,
потому что студенты не только жили и столовались у
профессора, но и получали дополнительные уроки, как
правило во время ужина. Иногда студенты приходили только
на ужин, во время которого профессор повторял и еще раз
объяснял пройденное. У ректора Снеллия жило больше
двадцати таких постояльцев!
За комнату с едой (солонина, горох, брюква, хлеб,
масло и пиво) и топливом студент платил 200-400 гульденов
в год37, книги, конспекты, диспутации стоили около юо-
îjo гульденов. Это значит, что четыре года в
университете обходились его родителям в 1300-1700 гульденов. Тот
же Снеллий в начале преподавательской карьеры получал
200 гульденов в год, ординарный профессор — боо
гульденов, пастор — $ 00 гульденов. Вывод напрашивается сам
собой: посылать детей в Лейден могла себе позволить только
богатая семья. Однако четверть лейденского студенчества
составляли бедные студенты. Это были стипендиаты
городов или приходов, жившие в закрытых колледжах.
Николас Петриус был внесен в списки студентов
i8 февраля i6n года, в один из свободных дней —ferii.
Выходных насчитывалось довольно много, причем и
профессора, и студенты всячески пытались прибавить к ним еще
денек-другой, кураторы же упорно сопротивлялись этим
попыткам.
1 февраля избирался новый ректор. С 8 по 21 февраля
«старые» студенты проходили «рецензию», подтверждая
свою запись в университете. Официально семестр начи-

нался 1 марта. Пасхальные каникулы длились две недели,
затем шли двухнедельные каникулы на Троицу,
двухнедельные летние каникулы и два свободных дня во время
Фалкенбургской ярмарки. i октября официально
начинался новый семестр, но начинался он с каникул по случаю
снятия Лейденской блокады (с з по ю октября), потом шла
неделя карнавала и двухнедельные Рождественские
каникулы. Свободными объявлялись и те дни, когда каналы
замерзали и все высыпали на лед38, обычай, сохранявшийся
еще и после Второй мировой войны. Помимо всех этих
/era, профессора и студенты пропускали занятия по
причине холодов, урока анатомии, прощания с уезжавшим
профессором, распродажи книг, похорон или просто
потому, что был первый понедельник после каникул...
Понедельник, вторник, четверг и пятница были
обычными учебными днями, dies ordinarii. В эти дни три часа
утром и два часа днем предназначались для лекций
ординарных профессоров, читавших по расписанию, horae
ordinarii. По средам и субботам лекции читали
экстраординарные профессора по их расписанию, horae extraordi-
narii. Эти два дня предназначались также для диспутаций,
частных уроков и лекций lectores, не состоявших в штате
университета39.
Во время лекций профессор читал текст, который имели
перед собой студенты, объяснял прочитанное и
иллюстрировал его на примерах. Находились и профессора,
обычно юристы, зачитывавшие не только сам текст, но и свои
к нему комментарии. Кураторы неустанно боролись с
подобным «лекторством».
Важной частью обучения были различного вида
диспутаций. Обычно один из студентов защищал десяток тезисов,
в то время как его сокурсники старались их опровергнуть.
Тезисы составляли на базе пройденного материала—к
оригинальности мысли не стремились, она и не поощрялась.
Если выдвинутые пункты казались интересными, то
аудитория, где проходили дебаты, была полной, если нет,
приходили только друзья и знакомые. Бывало и так, что
академические дискуссии приобретали характер уличных боев,
с взаимными оскорблениями, свистом и топотом.
Клаас
Питерсзоон
становится
Николасом
Петриусом
391

Вокруг Диспутации устраивали и просто для того, чтобы по-
уРока упражняться: гуманистов и протестантов объединяло бла-
анатомии
доктора гоговение перед словом и взгляд на то, что oratio, а не ratio
Тюлпа определяет человека. Николас Петриус защищал тезисы
о «согласии между душой и телом», и позднее Иохан ван
Бевервейк, один из замечательнейших врачей Республики,
учившийся в Лейдене в то же время, в письме к бывшему
однокурснику с похвалой отзовется о его диспутации.
Чтобы получить степень доктора, студент-медик
должен был дважды провести диспутацию, затем сдать
экзамен, объяснив два положения Гиппократа (бакалавр
получал положения в восемь часов утра и должен был
подготовить комментарий к пяти часам дня) и медицинского
случая, описанного Гиппократом или Галеном, и публично
защитить составленные тезисы. Защита, как приватная, так
и публичная, проходила очень торжественно. За
кандидатом заходили все профессора во главе с ректором, и
процессия шествовала в здание Академии, где в присутствии
всех профессоров университета проходила защита.
Новоиспеченный доктор выслушивал наставления своего
профессора, получал книгу Галена или Гиппократа, бархатный
берет—символ immunitas (определенных льгот) и золотое
кольцо как знак принадлежности к академической элите.
Он обращался ко всем присутствующим с ответной речью,
после чего все отправлялись на торжественный ужин.
Далеко не все студенты университета завершали
учебу защитой диплома, и еще меньше — защитой диплома в
своем университете. Во время учебы Николаса Петриуса
только четыре процента записавшихся студентов защитили
диплом в Лейдене (большинство из них —юристы).
Сдавшие публичный экзамен без защиты тезисов становились
лиценциатами. Это давало те же права, что и докторский
титул, кроме права чтения лекций. Многие не защищали
диссертацию, а сразу начинали практику.
Большинство студентов для завершения образования
и получения докторской степени ехали во Францию или
в Италию, в один из старых европейских университетов
с именем и традициями — в Кан, Монпелье, Париж,
Тулузу, Болонью, Падую, Салерно... Если же все эти уни-
392

верситеты казались слишком далекими, по
соседству всегда оставался Лувен. Диплом
Лейдена не признавался католиками и
лютеранами до подписания в 1648 году Мюнстерского
мира и признания Республики Соединенных
провинций40. Двоюродный брат Николаса Пе-
триуса, поступивший в университет годом
позже, став бакалавром, тут же уехал в Кан, чтобы
получить диплом там. Йохан ван Бевервейк
закончил обучение в Падуе, где в i6i6 году
защитил диплом у Фабриция из Аквапенденте.
Клаас
Питерсзоон
становится
Николасом
Петри усом
БОЖЕСТВЕННЫЙ ГАЛЕН,
ИЛИ КЛИСТЕРИУМ ВСТАВЛЯРЕ,
ПОСТЕА КРОВЬ ПУСКАРЕ
На медицинском факультете Николас Петри-
ус застал многих ученых с именем. Во-первых,
Питера Пау (1564-1617), учившегося сначала в
Лейдене, а потом в Париже, Ростоке и Падуе.
Вернувшись в Лейден в 1588 году, он
попросил Липсия взять его преподавателем. И тот
взял молодого врача на испытательный срок.
Пау сразу же развернул бурную деятельность:
уже в 1589 году он приступил к публичным
вскрытиям и организовал строительство
анатомического театра. И хотя о его человеческих
качествах коллеги придерживались невысокого
мнения41, никто не мог отказать ему в
организаторском таланте. Вместе с Клузием он
руководит разбивкой ботанического сада и печатает
Извлечение (Epitome) Везалия—сокращенный
вариант трактата О строении человеческого
тела, в котором есть все анатомические
рисунки, но содержание 24 книг Галена сжато до
14 страниц. Анатомия была для Пау основой ме-
Портрет Питера Пау
(Мастерская) ван де Пассе
1625. Гравюра. 15,5*10,3
Рейксмузеум, Амстердам
393

дицинских знаний, и Везалий служил ему примером. Пау,
как и Везалий, сам производил секции и, как вспоминают
современники, особенно любил резать беременных сук,
чтобы продемонстрировать развитие плода. Как знать, не
было ли это причиной его помешательства в конце жизни?
Если для Пау на первом месте стояла практика, то его
коллеги Элиус Ворстий (1565-1624), Otto Хёрниус {Ц77-
1652) и Рейнир Бонтиус (1576-1623) были в первую очередь
учеными-теоретиками. Медик и ботаник Ворстий
интересовался историей, нумизматикой и геральдикой. Сын
профессора медицины Отто Хёрний унаследовал влечение
отца к древней истории, к халдеям, индусам и египтянам.
Бонтий, тоже сын профессора, известен не столько как
врач, сколько как автор пьесы об осаде Лейдена. Позже он
станет личным врачом Маурица и Фредерика Хендрика.
Курс для медиков был сравнительно коротким: после
вступительного года в течение двух лет читались лекции по
медицине, анатомии и ботанике. Начинали с общих
предметов, введения в физиологию и патологию, потом читали
Гиппократа, Галена, Цельса, изучали симптомы болезней
и их течение, различные лекарства и их действие.
Клинической медицины не было еще и в помине: посещения
больных в голландских университетах были введены лишь
спустя четверть века.
Незыблемой основой медицины, ее альфой и омегой
оставалась восходящая к Гиппократу и развитая Галеном
теория, известная как гуморальная патология (лат. humor—
жидкость), согласно которой здоровье человека
определяется соотношением четырех жизненных соков: крови,
слизи, черной и желтой желчи. Это же соотношение
определяет и темперамент человека (лат. temperamentum —
соразмерность, надлежащее соотношение частей).
Преобладание крови (из сердца) делает человека подвижным и
веселым сангвиником (sanguis — кровь), желтой желчи (из
печени) — импульсивным холериком (#оАт/, choie — желчь),
черной желчи (из селезенки) — печальным
интровертом-меланхоликом ((леХаСу mêlas — черный + #оАт/, choie —
желчь), слизи (из мозга) — невозмутимым флегматиком
(phlegma или flegma). Бен Джонсон играет с теорией гу-
Божественный
Гален, или
Клистериум
вставляре,
постеа кровь
пускаре
Слева:
Урок анатомии
профессора Пау
Андрис Якобсзоон
Сток, по оригиналу
Якоба де Гейна II
1615. Гравюра
29,2x22,8
Рейксмузеум,
Амстердам
395

Вокруг
Урока
анатомий
доктора
Тюлла
моров в названии двух своих комедий — Every Man in bis
Humour (Всяк в своем нраве) (1598) и Every Man out of his
Humour (Всякий вне себя) (1599).
Темпераменты связывались с четырьмя элементами,
составлявшими, по Аристотелю, подлунный мир: землей,
водой, воздухом и огнем. Этим элементам соответствовали
четыре качества: сухой, влажный, холодный и теплый. Так,
например, земля была сухая и холодная, вода—холодная и
влажная, воздух —теплый и влажный, огонь —теплый и су-
Флегматический
темперамент
Луна на облаке
с месяцем в руке. Над
ней три знака зодиака,
соответствующие воде:
Скорпион, Рыбы и Рак.
На земле люди с
флегматическим
темпераментом, связанные
с водой:охотники
на водяную дичь,
рыбаки и моряки
Хармен Янсзоон
Мюллер, по рисунку
Маартена ван Хеем-
скерка. 1566
Гравюра. 217*23.8
Рейксмузеум,
Амстердам
хой. Макрокосмос был неразрывно связан с
микрокосмосом, так что эти же элементы определяли и темпераменты.
Сангвиническому типу соответствовали элемент воздух,
качества теплый и влажный, созвездия Близнецов, Весов и
Водолея, весна, детство и Восток; холерику—огонь, теплый
и сухой, Овен, Лев, Стрелец, лето, молодость и Юг;
флегматику—вода, холодный и влажный, Рак, Скорпион, Рыбы,
осень, зрелость и Запад; меланхолику—земля, холодный и
сухой, Телец, Козерог и Дева, зима, старость и Север42.
396

На соотношение жизненных соков влияли пища,
состояние внутренних органов, в свою очередь связанных
с первоэлементами и астральными знаками, положение
звезд и планет, фаза Луны, время года, пол, движения души
и тела, сон и бодрствование. Женщины, холодные и
влажные, были зеркальным отражением сухих и теплых
мужчин. Возраст также влиял на соотношение жизненных
соков. Эпитафия, которую заготовил для себя Вондел, гласит:
«Hier leit Vondel, zonder rouw, Ну is gestorven van de kouw»—
«Вондел здесь лежит, не тужит,/умер он от лютой стужи».
Под «стужей» подразумевается не температура воздуха, а
внутренний холод старика. Сам процесс старения
виделся естественным процессом охлаждения, затухания
врожденного источника внутреннего тепла и высыхания,
иссушения жизненных соков43. Считалось, что женщины и
мужчины стареют по-разному: первые высыхают, вторые
остывают, и оставалось спорным, кто же живет дольше,
иссохшая или охладевший. Высыханию способствовали секс
Божественный
Гален, или
Клистериум
вставляре,
постеа кровь
пускаре
Сангвинический
темперамент
Юпитер с молнией
и орлом и Венера
со стрелами
и Амуром.Над
ними три знака
зодиака,
соответствующие воздуху:
Весы,Близнецы и
Водолей. На земле
люди с
сангвиническим
темпераментом: гуляющие,
купающиеся и
танцующие на свежем
воздухе
Хармен Янсзоон
Мюллер, по рисунку
Маартена ван
Хеемскерка. 1566
Гравюра. 21,6x23,6
Рейксмузеум,
Амстердам
397

Вокруг
Урока
анатомии
доктора
Тюлпа
и физический труд: занимавшиеся физическим трудом
старились раньше, чем кабинетные ученые44. Лето — сухое
и теплое — было благоприятно для флегматиков, так как
солнце сушило избыточную влагу. Осень —холодная и
сухая — считалась лучшим временем для сангвиников и
худшим для меланхоликов. В эту же систему входили планеты,
животные, растения, минералы...
Нарушение равновесия в одной из этих групп,
например в положении планет, влекло за собой нарушение рав-
Меланхолический
темперамент
Сатурн поедает своих
детей. Над ним три
знака зодиака,
соответствующие земле:
Телец, Дева и
Козерог. На земле люди
с меланхолическим
темпераментом:
астрологи и географы
занимаются
измерениями, на дереве слева —
повесившийся, другой
собирается
последовать его примеру
Хармен Янсзоон
Мюллер, по рисунку
Маартена ван Хеем-
скерка. 1566
Гравюра. 21,5x23,7
Рейксмузеум,
Амстердам
новесия между жизненными соками, то есть болезнь.
Лечение, по Галену, заключалось в восстановлении равновесия:
в охлаждении горячего, согревании холодного, осушении
влажного и увлажнении сухого. Для этого надо было либо
пустить кровь, либо вызвать пот, рвоту, усиленное
отделение мочи или мокроты, либо прочистить желудок.
И врачи прописывали своим пациентам диету,
употребление определенных растений и минералов, слабительное
или рвотное, банки, пиявки или фонтанель45. Но самыми
398

испытанными средствами были кровопускание и клистир.
Недаром в начале мольеровского Мнимого больного какие
только клистиры не перечисляет Арган, просматривая
счета от аптекаря: и очистительный, и подготовительный, и
смягчительный, и ветрогонный! Для того чтобы выгнать
дурные соки, он за один только месяц сделал двенадцать
промывательных процедур, прочистку и изгнание желчи,
принимал мочегонное. В интермедии в конце пьесы
Бакалавр повторяет рефрен-заклинание: «Клистериум вставля-
ре, постеа кровь пускаре, а затем —пурrape». В Дон Жуане
Сганарель, переодетый в докторскую тогу, спрашивает
хозяина: «И вы не верите в действие сенны и кассии? Как,
вы не верите ни в александрийский лист, ни в ревень, ни в
рвотное вино?»
Галеновская версия Гиппократовой теории лежала в
основе медицинского обучения во всей Европе. Из нее
исходили, рассматривая зарождение, течение и лечение
болезни. Гален был непререкаемым авторитетом, а его Ве-
Божественный
Гален, или
Клистериум
вставляре,
постеа кровь
пускаре
Холерический
темперамент
Марс, бог войны,
восседает на
облаке с мечом и щитом.
Над ним три знака
зодиака,
соответствующие огню:
Овен, Лев, Стрелец.
На земле люди
с холерическим
темпераментом:
солдаты, кузнец
Хармен Янсзоон
Мюллер, по рисунку
Маартена ван
Хеемскерка. 1566
Гравюра. 21,3x23,6
Рейксмузеум,
Амстердам
399

Вокруг
Урока
анатомии
доктора
Тюлтю
ликая наука—настольной книгой всех медиков. В течение
XVI века она переиздавалась почти боо (!) раз. Когда Веза-
лий в 1543 Г°ДУ выпустил О строении человеческого тела,
первую анатомию, написанную на основании фактов,
установленных им самим при вскрытии трупов людей и
поэтому в 150 местах исправляющую Галена,
проводившего свои исследования на трупах животных, многие сочли
ее святотатством и поруганием «божественного» Галена46.
Появившийся в этот же год труд Коперника Об
обращении небесных сфер (De revolutionibus orbium coelestium),
также опровергавший общепринятую геоцентрическую
систему, первоначально встретил намного меньше
возражений, чем работа Везалия (католики приняли работу
Коперника, протестовал Лютер). Бывший парижский учитель
Везалия, Сильвий, всю жизнь занимавшийся
комментарием к трудам Галена, потребовал от «сумасшедшего глупца,
отравляющего своим зловонием воздух в Европе»
публичного извинения за оскорбление памяти Галена. Везалий
решительно отверг обвинения в неуважении к Галену, считая
исправление ошибок великого предшественника своей
заслугой и видя оскорбление памяти учителя как раз в
рабском повторении его ошибок47. «Мне не от чего
отрекаться, — писал он. — Я не научился лгать. Никто больше меня
не ценит все то хорошее, что имеется у Галена, но когда он
ошибается, я поправляю его. Я требую встречи с Сильвием у
трупа. Тогда он сможет убедиться, на чьей стороне правда».
Сильвий был отнюдь не единственным, кто выступил
с нападками на Везалия. Практически все большие
анатомы того времени накинулись на него с оголтелой бранью.
Папский лейб-медик и профессор анатомии в римской
академии La Sapienza Евстахий, чье имя носит открытая
им «евстахиева труба», заявил, что предпочитает
заблуждаться вместе с Галеном, чем идти к истине вместе с
новаторами4*. В 1565 году, уже после трагической смерти Везалия
на пути в Палестину, с нападками на него выступит
Фабриций из Аквапенденте, профессор анатомии из
университета Падуи, где прошли самые плодотворные годы Везалия.
Фабриций из Аквапенденте обнаружит в венах каналы,
которые натолкнут уже его ученика, молодого англичани-
400

на Уильяма Гарвея, на открытие системы кровообращения.
В 1628 году Гарвей выпустит книжку о движении сердца и
крови у животных, в которой опровергнет утверждения
Галена о поступлении к сердцу все новых и новых порций
крови от вырабатывающих ее органов и приведет
доказательства того, что кровь возвращается к сердцу по
замкнутому кругу.
Книжка Гарвея встретит такую же яростную критику, как
и труд Везалия. И в его открытии увидят покушение на
святые авторитеты, и его объявят выскочкой и сумасшедшим.
Играя латинским названием кровообращения «circulatio
sanquinis», противники Гарвея назовут его «circulatior» —
«шарлатан, обманщик». Ссылаясь на древних, успешно
лечивших, не зная о кровообращении, они будут утверждать,
что все факты, приводимые Гарвеем, носят случайный или
патологический характер, а в нормальном организме кровь
движется «по Галену». И опять выступят не
невежественные эскулапы, а лучшие из тогдашних анатомов.
Через пятьдесят лет взгляды Гарвея найдут повсеместное
признание, а его противники станут предметом насмешек
Мольера и Буало49. Когда же его брошюра только вышла,
Йохан ван Бевервейк послал Анатомическое исследование
о движении сердца и крови у животных своему сокурснику
Николаасу Питерсзоону и секретарю Фредерика Хендри-
ка Константину Гейгенсу. Ни тот, ни другой не приняли
открытия Гарвея, как не приняли его лучшие врачи Парижа
и Лондона. Гарвей предвидел такую реакцию со стороны
коллег, понимая, что воззрения его так новы, что не могут
не возбудить вражды у людей с укоренившимися
привычками и мнениями.
Но дело было не только в привычке и укоренившихся
мнениях. Подавляющее большинство ученых того
времени не только не стремилось к открытиям, но, наоборот,
отождествляло серьезную науку лишь со знаниями
древних. Они считали, что только в прошлом люди обладали
совершенным знанием природных явлений и что с
течением веков человечество не приобретало, а теряло знания.
Жители Вавилона и Древнего Египта знали больше,
нежели греки, арабы и римляне, но до нас дошли только их
Божественный
Гален, или
Клистериум
вставляре,
постеа кровь
пускаре
401

таинственные письмена. Греки, римляне и арабы оставили
фолианты, множество из которых было утеряно и
уничтожено в Средние века, когда уже мало кто мог читать на этих
языках. Поэтому в xvi веке ученые стремились к
возвращению утерянных знаний, Krestauratio, а не innovatio.
Везалий хотел «реставрировать» Галена. Коперник,
посвятивший свою работу О небесных телах папе Павлу III,
обращался к греческим ученым до Птолемея, и прежде
всего к Филолаю, предложившему идею движения Земли,
так как это позволяло легче рассчитать орбиты Меркурия и
Венеры. Даже Ньютон утверждал, что он лишь заново
открывает то, что было открыто Пифагором, но потом
забыто. Пожалуй, лишь Парацельс, этот «Лютер медицины»,
открыто выступил против старой медицины и публично
сжег сочинения Галена и Авиценны. Но и он равнялся на
Цельса (Парацельс—равный Цельсу), римского философа
и врача I века.
Под занятием наукой понималось прежде всего
возвращение к прежнему знанию, к sapientia veterum, поэтому все
ученые уделяли такое огромное внимание древним языкам,
и не только латыни и греческому, но и арабскому,
арамейскому и другим восточным языкам. Скалигер, крупнейший
гуманист-филолог, считал, что разрешение всех без
исключения научных проблем, будь то вопросы астрономии или
математики, заключается в изучении классических языков.
Недаром кураторы университета стремились заполучить в
первую очередь именно филологов-классиков.
Филологами были и все медики этого времени.
Везалий занимался в Лувене изучением греческого, арабского
и древнееврейского под руководством Гюнтера, медика и
филолога, большого знатока латинского и греческого,
который позже переберется в Париж и издаст там перевод
Галена. Последовав за своим учителем, Везалий встретит
в Париже Сильвия, известного не только как врач, но и как
комментатор Галена и автор первой грамматики
французского языка, и Сервета, не только врача, занимавшегося
астрологией и математикой, но и знатока латыни,
греческого и древнееврейского, редактора латинского перевода
Библии Пагнинуса50.

Расхождение между книжным знанием классиков и
экспериментальной медициной, практикой, начинается лишь
с конца XVI века. Одним из самых известных высказываний
Везалия было: «Гален не видел матку и во сне». Гарвей
говорил, что не следует до такой степени подчиняться
традициям и учениям кого бы то ни было, чтобы терять свободу и
не верить собственным глазам, клясться словами учителей
древности и отвергать очевидную истину.
Но верить собственным глазам оказалось труднее, чем
верить словам учителей древности. Лишь постепенно
врачи отходят от ориентации на классиков и создают свои
теории, основанные наличном опыте. В это время начинают
распространяться идеи, частично дополняющие и
частично опровергающие гуморальную теорию. Прежде всего
это ятрофизика иятрохимия (от греч. iccrpôç — врач).
Ятрофизика сводила все происходящее в организме к
механическим процессам: рука действует как рычаг,
легкие подобны кузнечным мехам, сердце — насосу. В основе
ятрофизики лежало картезианское представление о
человеческом теле как машине, и неудивительно, что Декарт
был одним из пламенных защитников теории Гарвея.
Ятрохимия отводила основную роль в возникновении
болезней нарушениям химического равновесия в
организме. Зачинателем ее был Парацельс, видевший истоки
болезни в нарушении равновесия между ртутью,
железом, серой, свинцом, медью и другими веществами. Он
писал: «Изменения, происходящие в теле, — химического
свойства, и болезни тела должны исцеляться химическими
препаратами. Жизнь в основном химический процесс, а
тело — химическая лаборатория, в которой принципы
ртути, серы и соли смешиваются, реагируют, принося болезнь
и здоровье»51. Видную роль в развитии ятрохимии сыграл
и Франциск Сильвий (1614-1672), до 1658 года
работавший в Амстердаме вместе с Тюлпом, который упоминает
его в своей книге. Видевший причину болезни в избытке
кислоты или щелочи, Сильвий лечил «противоположное
противоположным», то есть нейтрализовал кислоты
щелочами. Он одним из первых признал правоту Гарвея и уже
в 30-х годах демонстрировал в анатомическом театре рабо-
Божественный
Гален, или
Клистериум
вставляре,
постеа кровь
пускаре
403

Вокруг
Урока
анатомии
доктора
Тюлпа
ту сердца. Первая диспутация о теории Гарвея
прошла в Лейденском университете в 1640 году,
но Николас Петриус к этому времени давно
уже был в Амстердаме.
Осенью 1614 года он защитил 24 положения
своего диплома De Cholera Humida и открыл
врачебную практику в Амстердаме. Население
города приближалось в это время уже к юо тысячам
жителей, на которые приходилось около
полусотни дипломированных врачей, около двухсот
лекарей, четыре десятка аптекарей и множество
других зарабатывавших на жизнь врачеванием.
Портрет Франциска Сильвия
Корнелис ван Дален II. 1659
Гравюра. 307x23,8
Рейксмузеум, Амстердам
Врач
Ян Лёйкен. 1694
Офорт. 14*8,1
Рейксмузеум, Амстердам
КТО ЛЕЧИЛ ГОЛЛАНДЦЕВ
В XVII ВЕКЕ?
В xvii веке здоровье двух миллионов
голландцев было в руках самой разношерстной
публики — от врачей с университетским
образованием до знахарей и шарлатанов,
торговавших на ярмарках любовными напитками и
эликсирами вечной жизни. Между верхушкой
этой социальной пирамиды и ее основанием
существовало множество ступеней, и переход с
одной на другую был весьма сложным.
На вершине пирамиды стояли врачи,
доктора медицины, DM. В XVII веке
существовало строгое разделение теории и практики,
умственной и «ручной» работы. Ученые ДМ,
знавшие теорию по книгам классиков и
зачастую имевшие лишь приблизительное
представление о практической стороне дела,
занимались только диагностикой и лечением
внутренних болезней. Диагноз ставился на
основании общего осмотра больного, его
жалоб, пульса, языка, запаха и цвета мочи52. Врач
404

выписывал рецепт, и на этом его работа
заканчивалась. Если требовалось какое-то
практическое вмешательство (кровопускание, клизма,
фонтан ель), звали лекаря.
Лекари занимали следующую ступеньку
на социально-профессиональной лестнице
(chirurgijns). Все, что касалось практической
медицины и хирургии, было делом этих
«мастеровых от медицины» — они резали,
зашивали, вправляли, делали перевязки, припарки,
компрессы, вырезали опухоли, пускали кровь,
ставили клизмы и фонтанели.
Кроме того, они делали трепанации черепа
и ампутировали руки-ноги, и все это без
анестезии. .. Так, в 1664 году при падении с лошади
внук Вильгельма Оранского Филипп ван Нас-
сау в нескольких местах проломил череп.
Лекарь выпилил куски черепа 59-летнего отпрыска
славной фамилии в гу местах! Мужественному
хирургу посчастливилось напасть на столь же
мужественного пациента, который не только
стоически вытерпел всю операцию, но
выздоровел и мог еще всех перепить! В сложных
случаях на операцию требовалось согласие врача, а
в некоторых городах для ампутации и
трепанации — и разрешение городских властей53.
В век нескончаемых войн — сначала с
Испанией, потом с Англией—на попечение лекарей
попадали и бесчисленные раненые, как свои,
так и пленные54. И лекари, как умели,
лечили раны, с развитием огнестрельного оружия
становившиеся все больше и глубже. Белком с
мелко нарезанным заячьим волосом они
останавливали кровь, а рану прижигали
раскаленными щипцами или кипящим маслом розы
или бузины, дабы предотвратить
проникновение в организм «порохового яда», в действии
которого усматривали причину нагноений и
осложнений. Хотя Амбруаз Паре (1510-1594)
Кто лечил
голландцев
в XVM веке?
Лекарь
Каспар Лёйкен, по рисунку Яна
Лёйкена. 1694- Офорт. 14,1x8
Рей ксмузеум, Амстердам
405

Вокруг
Урока
анатомии
доктора
Тюлп<1
Уход за
ранеными
в лагере
неподалеку
от поля боя
Ян Лёйкен. 1693
Офорт. 14.6x9,4
Рейксмузеум,
Амстердам
еще в 1545 Г°ДУ выпустил Метод лечения ран аркебузы и
других огнестрельных рану которые не рассматривались
больше как отравление, ее голландский перевод появился
лишь в 1592 году55. С этого времени переводы Паре выходят
один за другим, так как лекари, для которых
предназначались книги, не владели ни латынью, ни другими языками.
Латынью не владел и сам великий французский лекарь,
дерзнувший противопоставить работам Авиценны и
других медицинских светил свой личный практический опыт.
Паре писал на родном французском.
40б

Обрабатывать раны он рекомендовал мазью, состав ко- Кто лечил
ТОрОЙ ЗВуЧИТ ДЛЯ Нас ДИКОВатО: ЖИВИЧНЫЙ СКИПИДар, ВОД- голландцев
си в XVII веке?
ка и масло, в котором варились щенки и дождевые черви .
Голландские лекари обходились желтком, смешанным с
живичным скипидаром или египетской мазью,
состоявшей из меда, уксуса, карбоната меди и квасцов. Считалось,
что для успешного заживления ран необходимого bonum et
laudabile, гной хороший и похвальный, поэтому рану
расширяли и закладывали в нее кусочек шпика или хлебную
корочку, смоченную в розовом масле57.
В 1594 Г°ДУ Генеральные штаты обязали города
размещать раненых в городских больницах и определили квоту
для каждого города: Амстердам должен был принять jo
раненых, Делфт — 50, Лейден — 45, Дордрехт и Харлем — по
40 каждый. Даже маленькие Наарден и Мейден
обязывались обеспечить 5 мест для раненых. За попавших в
больницу матросов платили Адмиралтейства58. Помимо этого,
больницам перепадала и i/i6o часть от продажи военных
трофеев, которую военные суда, приватиры, а позже и суда
Ост- и Вест-Индской компаний обязаны были проводить
в портах приписки. На практике этот договор постоянно
обходили. Особенно преуспевала в невыплатах больницам
Ост-Индская компания, прибегавшая к разным уловкам,
только бы продать захваченное добро на стороне, еще до
захода в свой порт.
В Амстердаме для солдат и матросов построили
специальный госпиталь. В августе 1641 года английский
путешественник Джон Эвлин, осмотрев различные богоугодные
учреждения Амстердама, писал, что «ничто не восхитило
его так, как госпиталь для раненых солдат и матросов, одно
из самых заслуживающих уважения учреждений, какие
только есть в мире»59. Возможно, он вспомнил его,
когда вместе с Кристофером Реном планировал госпиталь в
Гринвиче, первый камень которого они заложили 30 июня
1696 года60.
В больницах раненые полусидели-полулежали в
типичных голландских кроватях-шкафах (спали в это время
полусидя), вдоль которых шли проходы, откуда лекари могли
видеть больных. В кроватях лежали по двое, а при наплыве
407

больных и по трое. Беспокойных пациентов укладывали
в кровати-шкафы с дверьми. Пол, выложенный красной
плиткой, шел под небольшим уклоном к центру зала, где
располагался люк.
Режим госпиталя мало чем отличался от распорядка
современной больницы. Слуги, начав день кружкой пива или
стаканом вина «от дурного воздуха», проветривали палаты.,
драили полы, разносили еду, застилали постели. Летом в
семь, а зимой в девять часов утра обход делали лекари с
учениками. Затем с обходом шел врач, указывавший, кому надо

пустить кровь, а кому—сделать
перевязку. Аптекарь записывал
распоряжения относительно лекарств, а
распорядитель, отвечавший за
соблюдение предписаний и питание, —
рекомендации относительно диеты.
После осмотра прямо в зале
делались и ампутации61.
И в технике ампутации огромная
заслуга принадлежит Паре, который
первым стал проводить операции на
здоровом участке тела. В
появившемся сто лет спустя Горящем факеле
хирургии зеландского медика Корне-
лиса ван де Воорде обращает на себя
внимание глава о психологической
подготовке раненого к ампутации.
Внимательное отношение к
пациенту перед травматической операцией,
сама постановка вопроса о
подготовке к ней духа пациента
разительно отличаются от нашего
представления о том, как в xvii веке ничтоже
сумняшеся резали руки-ноги.
Подготовка к операции должна
была начинаться с разговора с
пациентом, которому следовало сказать,
что болезнь его зашла так далеко, что
для того, чтобы сохранить все тело,
необходимо удалить одну
конечность, и что хотя ампутация и
представляется страшной операцией,
многим она спасла жизнь. Если
пациент начинал сокрушаться о своем
будущем увечье, следовало сказать
ему, что это дело можно поправить
деревянным или железным
протезом. Соглашаясь на ампутацию,
пациент должен вверить душу и тело
Большая больничная палата
На переднем плане вскрытие
Ян Лёйкен. i688. Офорт. 12x16,4
Рейксмузеум, Амстердам
409

Вокруг
Урока
анатомии
доктора
Тюлпа
Мужчина с деревянной ногой
и старуха
Из серии изображений бродяг,
крестьян и инвалидов Первой
англо-голландской войны
Саломон Саверей / Питер Янсзоон
Кваст. 1638-1665. Гравюра. 135*9
Рейксмузеум, Амстердам
Богу. И что удивительно, всю эту
подготовительную работу должны были проделать
друзья и знакомые, а не лекарь, который
скорее должен был выказывать нежелание
приступить к операции! Об ампутации должен
был просить сам пациент. Тогда лекарь без
выражения радости должен проявить к
больному участие, поддержать его дух и
обещать сделать все для его спасения.
Подняв таким образом дух больного, надо
подготовить к операции и его тело, дав
пациенту слабительное и «укрепляющие сердце»:
бульон с кусочком хлеба, апельсиновый сок
или напиток, приготовленный из
рейнского с яйцом, корицей и сахаром. Судя по
счетам за костыли, посланные больницей
Адмиралтейству, ампутации нижних
конечностей часто заканчивались успешно62.
С 1592 года Адмиралтейство
Амстердама выплачивало матросам-инвалидам
месячную пенсию в 10 гульденов. В Зеландии
списанные на берег инвалиды получали на
гульден меньше. В феврале 1645 года
Генеральные штаты приняли постановление об
одноразовых выплатах офицерам и
матросам за понесенные на службе увечья:
Потеря обоих глаз 8оо
одного глаза i8o
обеих рук 8оо
правой руки 2jo
левой руки 2оо
обеих кистей 700
правой кисти 200
левой кисти i8o
обеих ног 4°°
одной ноги i8o
обеих ступней 250
ОДНОЙ СТуПНИ 12063
4Ю

Во время Первой англо-голландской войны выплаты
были повышены на треть. Единовременная выплата могла
быть заменена пожизненной пенсией, составлявшей рейк-
сдаалдер в неделю64.
Не меньше, чем в городских больницах, необходимы
были лекари в армии и на флоте. Если медицинская
помощь в армии была более или менее налажена, то найти
лекарей для военного флота было чрезвычайно трудно,
найти же хороших лекарей—практически невозможно.
Хотя официально лекари не имели права лечить
внутренние болезни, где-нибудь в глубинке, где не было ДМ,
они брали на себя и эту работу. В обход закона работу Д M
в отдаленных местах выполняли и судовые врачи, которым
официально запрещалось работать на берегу. Там были
рады каждому, кто имел хоть какие-то знания.
Многие другие операции, широко практиковавшиеся в
то время (удаление камней, грыжи, катаракты), не входили
в профессиональные обязанности лекаря. По традиции,
восходящей еще к Гиппократу, уважающий себя медик не
унижался до удаления камней из мочевого пузыря. В
клятву лекарей даже входили слова: «Дабы не нанести ущерб
нашему искусству, я обещаю не делать опасные операции,
особливо не вырезать ни камни, ни грыжу. Но
предоставлю это тем, кто в этом опытен»65. Между тем потребность
в камнесечении была огромной: из-за нехватки витаминов
многие страдали мочекаменной болезнью, поэтому в
каждом мало-мальском городе был свой литотомист.
Городским властям и лекарским гильдиям не оставалось ничего
другого, как смириться с тем, что не члены гильдии делают
эту рискованную и болезненную операцию. А операция
действительно была и рискованной, и болезненной.
Каждый пятый пациент умирал. Выживавшие часто страдали от
осложнений, заражений, фистул и недержания мочи66. Как
и все операции, камнесечение делалось без анестезии, так
что требовалась быстрота. Находились специалисты,
удалявшие камень быстро и почти безболезненно. Известный
английский врач Уильям Чеселден, друг Александра Поупа
и Ханса Слоуна67, извлекал камень из мочевого пузыря за
минуту. Операции проходили на публике, и «выступле-

Вокруг
Урока
анатомии
доктора
Тюлпа
Портрет повитухи
(возможно, Йенекке
ван Кортебрук)
Криспейн ван ден Кеборн
1614-1652. Гравюра. 13,5*8,6
Рейксмузеум, Амстердам
ния» известных амстердамских литотомистов
Жака де Болье, Иоханнеса Pay и Хендрика Юл-
хоорна собирали множество зрителей.
Были и разъездные лекари,
специализировавшиеся на удалении опухолей, пластических
операциях (например, на исправлении заячьей
губы) и удалении камней. Они могли
разбивать свои палатки только с разрешения
городских властей и под неусыпным надзором
местной лекарской гильдии, казну которой они
пополняли.
На самой нижней ступеньке социально-
профессиональной лестницы стояли
повитухи, на которых смотрели больше как на свах,
приходивших к роженице принять ребенка и
тем самым завершить начатое сватовством дело.
Повитухи могли только принимать роды, они
не имели права пользоваться инструментами,
делать кесарево сечение, извлекать мертвый
плод. При всех осложнениях им надлежало
обращаться за помощью к лекарю, но и он, когда
требовалось, например, кесарево сечение, не
мог приступить к операции без разрешения
доктора медицины. В xvii веке повитухи
входили в лекарскую гильдию. Как и лекари, они
сдавали экзамен, а приступив к практике,
платили членские взносы68. Повитухами могли
стать грамотные женщины старше 25 лет,
официальные жительницы города, замужние или
вдовые. С середины века акушерством стали
интересоваться и лекари. И чем больше
появлялось акушеров-мужчин, тем яростнее
становилась их критика коллег-повитух: они-де грубые
и невежественные пьянчужки с сомнительной
репутацией. Вполне вероятно, что у акушеров
были основания для критики, но, несомненно,
играла здесь роль и конкуренция. Опорочить и
очернить конкурента в среде лекарей и врачей
считалось в порядке вещей69.
412

Все остальные врачеватели — а было их великое
множество — не входили в официальную систему, построенную
на членстве в гильдиях. Отдельную группу составляли
клистирщики. Разнообразные клизмы — смягчающие,
болеутоляющие, целительные, газоотводные, питательные —
применялись в то время очень часто. Операция эта не
всегда была безопасной: от воспаления брюшины в результате
глубоко введенной клизмы умер Филипп Биллем, старший
сын Вильгельма Оранского. Клистирщиками часто были
женщины, которые не только ставили клизмы, но и
отсасывали молоко у рожениц.
Кто лечил
голландцев
в XVII веке?
Баночница
Старая баночница
ставит молодой
женщине так
называемую «мокрую
банку», сделав
предварительно надрез
на коже
Квирин Герритсзоон
ван Брекеленкам
Около i66o.
Дерево, масло. 47>9*3б>7
Маурицхейс, Гаага
413

вокруг
Урока
анатомии
доктора
Тюлпа
Баночница
Судя по шутливому стихотворению,
баночница ставит «мокрую банку»
не из медицинских соображений,
а чтобы узнать по крови о
состоянии любовных дел пациентки
Корнелис Дюсарт. 1695- Офорт
25,7*17,4- Рейксмузеум, Амстердам
«Баночницы» ставили «сухие» или
«мокрые» банки. При «мокрых» банках
сначала делался надрез, а потом ставились
банки, которые отсасывали кровь из этой
части тела. В гаагском музее Маурицхейс
есть картина Квирина ван Брекеленкама,
на которой молодой женщине, похожей
на женщин Вермеера или Терборха,
старая «баночница» ставит банку на руку, чуть
выше запястья. На полу — свеча и горшок
с банками, на стене, как и полагается, висит
карта, перед ней клетка с попугаем, на
столе — корзина с продуктами. «Баночница»
в белом чепце и с большим отложным
белым воротником никак не похожа на
бытовавший в xvi-XVii веках образ знахарки и
гадалки70, которая помимо того, что
продавала любовные эликсиры и средства для
вытравления плода, часто занималась и
древнейшей профессией71.
Были еще зубодеры, специалисты по
грыжам, ушным и глазным болезням,
костоправы, «мастера по сифилису» и «чумные
мастера», которых городской совет
назначал во время эпидемий. Лекари наблюдали
за их работой со смешанными чувствами.
С одной стороны, это были конкуренты, с
другой — занимались они ремеслом
грязным и опасным, тем, от чего самому лучше
было держаться подальше.
Если этих конкурентов лекарям
приходилось терпеть, то против конкуренции
палачей они постоянно протестовали.
Занимаясь врачеванием, палачи, как писали
лекари в частых жалобах городским властям,
порочат их доброе имя и репутацию. Но
жалобы не помогали. Репутация палачей
как отменных лекарей была общеизвестна.
По роду своей деятельности палачи долж-
44

ны были хорошо разбираться в травмах. Кто лечил
Недаром им поручался уход за теми, кого голландцев
в xvii веке?
они сами пытали. К тому же, в отличие от
докторов, палачи имели доступ к трупам.
В их распоряжении были и такие
магические вещи, как «рука славы» (кисть,
отрубленная у преступника) и веревка
висельника — непременные атрибуты магии и
алхимии. Кроме того, манил и притягивал
ужас обязанностей палачей, связанных с
бичеванием, клеймением, пытками и
смертью. Разжигало любопытство и положение
парии, и простой люд шел лечиться к
палачам, которых молва наделяла таинственной
силой и особыми знаниями72.
Но были еще полулегальные
практики. Иероним Босх, Ян Стеен, Адриан ван
Остаде увековечили многочисленную
армию знахарей, шарлатанов и мошенников,
подвизавшихся на ярмарках и набивавших
карман за счет темных и доверчивых
простофиль. Одни рвали зубы, вырезали камни,
удаляли бельма, другие продавали
чудодейственные средства, мази, порошки и
таблетки, «излечивавшие от всех болезней». Если
на такого разъезжающего чудо-доктора
наталкивались лекари, то встреча
заканчивалась, как правило, потасовкой. Конечно же,
свои шарлатаны и обманщики были и среди
докторов и лекарей, но там они встречались
реже, потому что за их практикой следила
гильдия.
Все эти врачи и врачеватели жили и
работали рядом друг с другом. При подобном
«терапевтическом плюрализме» больной мог
обратиться к врачу, но с такой же легкостью Шарлатан
он мог обратиться к палачу или знахарю, Рембрандт. 1635- Офорт. 7,8x3,6
мог принять лекарство, а мог и положить Рей ксмузеум, Амстердам
4^5

на язык золотую или серебряную монету. Многие верили,
что волшебные слова над разрезанным яблоком снимают
жар, а на теле носили записки с заговорами, «магическими»
для тех, кто не умел читать73. Те, кто недавно искали
исцеления у католического священника, шли теперь к
пастору74. Реформатская церковь не сразу определила здесь свою
позицию, и поначалу пасторы занимались экзорцизмом75.
Но подобно тому, как католические священники в какой-
то момент отказались отыскивать пропавшие вещи, хотя их
прихожане и продолжали призывать святого Антония Па-
дуанского, так и протестантские пасторы отказались
«исцелять».
Жестокая конкуренция в каждой из этих групп
способствовала процветанию профессиональных секретов. Так,
литотомисты утверждали, что только они владеют тайной
быстрого и безболезненного удаления камней. Рюйш
никому, кроме дочери, помогавшей ему в изготовлении
анатомических препаратов, так и не открыл секрет
консервации и сохранения трупов. Ван Роонхюйзе, согласившись
продать секрет акушерских щипцов, раскрыл его лишь
наполовину.
Владевший медицинским секретом становился более
конкурентоспособным: он знал, как вылечить болезнь,
перед которой другие опускали руки. Но это создавало и
благоприятную почву для всевозможных шарлатанов. Всем
знаком образ невежественного врача, прикрывающего свое
незнание брыжами, шляпой и ученой латынью. Здесь не
могут не вспомниться тщеславные и надутые врачи
Мольера76. Набивали себе цену латинизированной абракадаброй
и лекари, и аптекари.
Отсутствие коллегиальности проявлялось и в
постоянных взаимных обвинениях и ссорах. Поводом к ссоре
могло быть что угодно: первенство открытия (Сваммердам и
де Грааф оспаривали первенство открытия «пузырьков»,
которые позже будут названы фолликулами де Граафа),
плагиат (после того как английский хирург Уильям Коу-
пер перепечатал с минимальными изменениями
анатомический атлас Говерта Бидлоо, разгорелась настоящая
эпистолярная война), обвинения в некомпетентности или в

слабости характера. Громогласные выяснения отношений
на людях были в то время в порядке вещей77. Достаточно
вспомнить ушаты помоев, вылитые на Везалия и Гарвея,
или нескончаемый ряд ругательств Парацельса, где часто
встречаются «кухонный врач», «ветрогон», «сиропщик»,
«лупоглазый баран», «аптечный осел, «отравитель» и,
конечно, знаменитые «говнюки»78. Бесконечная перепалка
происходила и между двумя врачами, имена которых
окажутся связанными с Россией: Рюйшем, чья коллекция
препаратов легла в основу собрания Кунсткамеры, и Говертом
Бидлоо, чей племянник стал личным врачом Петра I. Оба
не стеснялись в выражениях. Бидлоо называл Рюйша
«позором для анатомии, жалким трупорезом, скандалистом и
низким болтуном». Рюйш не отставал от оппонента,
бывшего в его глазах «бесстыдным, похотливым, скандальным,
бесчестным, наглым, испорченным, дерзким, подлым,
распутным, моральной язвой, заядлым врагом спокойствия
и науки».
Пререкания врачей и их нападки друг на друга, в то
время как пациент дышит на ладан, часто служили
мишенью для художников и драматургов. Такое, на наш взгляд,
непрофессиональное поведение вызывалось жестокой
конкуренцией: каждый коллега был потенциальным
соперником в борьбе за клиента, поэтому важно было
дискредитировать его в глазах клиента прежде, чем он
дискредитирует тебя. Особенно остро эта проблема стояла у
врачей, зависимых от сравнительно небольшой группы
богатых и влиятельных пациентов. С другой стороны, на
подобные состязания в восхвалении своих достоинств
и хуле конкурента можно, наверно, смотреть так, как
это делает Иохан Хейзинга в своей книге Человек
играющий (Homo ludens) — как на игру: бранные турниры
для него мало чем отличаются от поведения мальчишек-
драчунов. А Пирмин Майер, отмечая успех знаменитых
полемистов, объясняет его огромным наслаждением,
которое толпы их единомышленников получали от
словесных битв — «мощных, ярких и одновременно с
примесью особого рода наглости, свойственных Новому
времени»79.

ТЮЛЬПАН И ТЮЛП
Итак, молодой врач открывает практику в новом
районе каналов, где живут богатые пациенты. Он принимает
больных у себя и ездит с визитами к ним на дом. Он так
занят, что даже обзаводится собственным экипажем, что
могли позволить себе очень немногие. Но от подобной
демонстрации успеха молодой врач быстро отказывается.
Слишком уж он кальвинист, чтобы быть щеголем. Кроме
того, он знает, как полезно ходить пешком. Да и расстояния
в Амстердаме не такие, чтобы держать экипаж80.
Вполне возможно, что экипажем 24-летний врач
обзавелся не только для того, чтобы ездить к пациентам, но
и чтобы произвести впечатление на избранницу сердца.
Если это допущение верно, замысел его удался: го июня
1617 году Николаас женился. Мать жениха, и слышать не
желавшая об избраннице сына, отказалась присутствовать
на церемонии подписания брачного контракта. Но через
несколько месяцев, когда неожиданно умер ее старший
сын Дирк, ей не оставалось ничего другого, как
примириться с невесткой.
От этого брака родилось шестеро детей, в том числе и
любимый первенец Николааса — Питер, на которого отец
устремил все надежды. Из шестерых детей переживет отца
только один81.
В1619 году Николаас покупает участок земли на недавно
проложенном канале Кейзерсграхт, недалеко от Западной
башни (Вестерторен), и через два года вместе с молодой
женой переезжает в новый дом. Фасад дома он украшает
вывеской с изображением тюльпана, ставшего теперь едва
ли не символом Голландии, а в то время только входившего
в моду.
Цветок завезли в Западную Европу в середине xvi века82,
и уже к концу века его луковицы стали желанным
приобретением для садоводов-любителей. В то время любителей
садов немного, и почти все они знают друг друга если не
лично, то по переписке. Разведением цветов
занимаются как аристократы, так и врачи и аптекари, профессио-

нально интересующиеся растениями. Всех их
объединяет страстная любовь к цветам, перед которой социальные
и религиозные различия отступают на второй план. Так,
лейденский аптекарь Кристиан Порре переписывается с
флорентийским дворянином Маттео Каччини, одним из
самых известных итальянских ботаников. Аптекарь и
дворянин обмениваются растениями и опытом.
Мало-помалу садоводство входит в моду, и в 70-х
годах xvi века возникает рынок редких цветов. А к середине
8о-х годов тюльпаны становятся в Брюсселе модным
товаром. С притоком эмигрантов из Южных Нидерландов,
среди которых много богатых купцов, разводивших на
родине цветы, мода на садоводство приходит и в
Северные провинции. Если раньше сады в Амстердаме служили
практическим целям (там выращивали овощи и приправы
для кухни, там располагался птичник, а нередко и хлев), то
теперь с цветочными клумбами, расположенными
симметрично и довольно далеко друг от друга, они становятся
украшением дома.
Садоводство все больше входит в моду, становясь одним
из знаков принадлежности к городской элите. Когда при
третьем расширении Амстердама (1613-1625) продается
земля на канале Кейзерсграхт, цена домов на южной
стороне канала значительно выше, потому что к ним
примыкают большие участки, которые можно использовать только
под сад: одновременно с продажей участков выходит закон,
запрещающий застраивать примыкающие к ним сады
подсобными помещениями.
Постепенно наряду с элитарным, закрытым обществом
садоводов-любителей, обменивавшихся семенами,
луковицами, рисунками цветов, следивших за каждым
отдельным цветком, отмечая в специальных дневниках все фазы
его роста, появляется рынок с его механизмами спроса и
предложения. Дельцы и деньги вторгаются в отношения
энтузиастов-любителей, построенные на взаимном
обмене семенами, черенками, луковицами, знаниями и опытом.
Клузий, ставший со времени своего переезда в Лейден
центральной фигурой среди голландских
цветоводов-любителей и обменивавшийся с ними семенами и луковица-

Вокруг
Урока
анатомии
доктора
Тюлпа
83
ми, причем посылал он значительно чаще, чем получал ,
уже в 1594 Г°ДУ пишет Липсию о том, что его охватила
депрессия, потому что любовь к цветам все более
превращается в торговлю. Его осаждают просьбами люди, которые,
получив от него семена и луковицы, продают их потом за
огромные деньги: «Будь прокляты те, кто начал эту куплю-
продажу! — пишет Клузий. — У меня всегда был мой
маленький сад, который порой радовал меня, а порой и моих
друзей, которым, как я видел, нравилось разведение цветов.
Но теперь, глядя на всех этих людишек, клянчащих с
таким нахальством, при том что иногда я даже и имен их
прежде не слышал, я чувствую, что мне придется отказаться от
моей забавы».
Упоминавшийся выше Кристиан Порре, один из тех,
кого «радовал сад Клузия», тоже жалуется в письме к Кач-
чини в i6io году, что садоводство уже не то, каким оно было
когда-то: у всех в садах одни тюльпаны, и обмен
луковицами сменила торговля. Он пишет, что «различные
тюльпаны все еще очень ценятся здесь, и в зависимости от того,
как они выглядят, они стоят 8, ю, 12, ij, 25 и даже более
50 гульденов за цветок».
Рост цен на цветы повлек за собой многочисленные
кражи из садов любителей. Исаак Бокстель, завистливый
тюльпановод из Черного тюльпана Дюма, не только
бросает в сад к ван Берле кошек, чтобы те уничтожили
цветочные клумбы соперника, но и сам перелезает через стену,
чтобы выкопать его тюльпаны. И хотя Дюма, никогда не
стремившийся к исторической точности и смотревший на
историю только как на «гвоздь, на который он вешал свою
картину», перенес тюльпановую лихорадку в 1672 год,
когда Голландии было отнюдь не до цветов, его описание
повального увлечения тюльпанами, переросшего в страсть,
ведущую к crime passionel, верно.
Кражи были бичом всех садоводов, но, конечно, чаще
всего они происходили у Клузия, в чьем саду всегда было
чем поживиться. Обкрадывали его и в Лейдене. Когда в
1596 году у него украли больше ста луковиц самых красивых
тюльпанов, Мари де Бримё ** предложила ему пару
хороших собак и слугу, который спал бы в саду. Но и ее саму не
420

обошли воры: в i6o2 году из ее сада в Льеже пропали самые
ценные тюльпаны, а на следующий год воры выкопали и
все остальные цветы. Известный медик и ботаник
Лобелий, отчаявшись после многочисленных краж, писал в i6oi
году, что «доброта и искренность вырождаются».
Истинные любители могли сожалеть о превращении
тюльпана в объект купли-продажи и критиковать
модное увлечение85, но мода диктовала свои законы. Когда в
i6i2 году Республика отправляла свое первое большое
посольство в Турцию, в состав многочисленных подарков
вошли и двести луковиц лучших тюльпанов.
Тюльпаны стали свидетельством высокого
социального положения: разводить тюльпаны могли позволить себе
только богатые. Вернее, они не могли себе позволить не
делать этого, ведь сад, в котором не было хотя бы одного
тюльпана, уже не был садом. Именно в это время Николас
Петриус украшает дом вывеской с изображением модного
цветка.
Начало XVli века было в Республике Соединенных
провинций временем увлечения не только тюльпанами, но и
именами. Из путешествий на Запад и Восток привозилось
множество диковинок, как naturalia, так и artificalia, и
всему этому новому надо было дать имя. В названиях
нуждались и все новые сорта тюльпанов. Эту одержимость
самим процессом именования Дюма ухватил так же верно.
Ван Берле (Дюма дает своему главному герою имя Каспара
Барлея, Caspar van Baerle, одного из самых известных
голландских ученых того времени) мечтает сначала о Tulipa
nigra Barlaensis, потом, после появления дочери
тюремщика, о Rosa BarlaensiSy в конце же романа Вильгельм
Оранский соединяет их самих в браке, а их имена —в названии
Tulipa nigra Rosa Barlaensis. Если у Дюма тюльпан был
назван по имени героев, то доктор Николаас Питерсзоон,
наоборот, сам взял имя Тюльпан и стал именоваться Нико-
лаасом Тюлпом.
Мода на фамилии, как и мода на тюльпаны, пришла с
Юга. В начале века голландцы обходились лишь именем и
отчеством: Николаас Питерсзоон, то есть Николай, сын
Петра. Если фамилии и встречались, то чаще у мужчин,

Вокруг
Урока
анатомии
доктора
Тюлла
чем у женщин86. В начале xvii века фамилии получают в
Республике все большее распространение, особенно в
городах на западе страны, где обосновалось большинство
выходцев из Южных Нидерландов, многие из которых имели
фамилии87.
Новые фамилии обычно образовывались либо по месту
рождения, либо по профессии, либо по месту жительства.
Так, имя известного амстердамского регента Лауренса
Реала дано по вывеске «Золотой реал» на доме, в котором жил
его отец, Лауренс Якобсзоон (сын Якова). По вывеске взял
себе фамилию и молодой доктор Николаас Питерсзоон,
ставший доктором Тюлпом.
В 1634 году невинное, казалось бы, увлечение
тюльпанами переросло в безумие, и в стране разразилась
тюльпановая лихорадка, сотрясавшая страну целых три года.
Обычно такие экономные и бережливые, голландцы потеряли
голову: луковицы, сидевшие еще в земле, продавались и
перепродавались по неслыханным ценам. С этого времени
в голландский язык вошло выражение «торговать ветром».
Никогда ни до, ни после этого Нидерланды не видели
такой спекуляции. Уставшие от тягот Восьмидесятилетней
войны, от унесшей не меньше жизней чумы, от
наводнений и голодных лет, жители молодой Республики
поддались соблазну легкой наживы.
Да и как было не поддаться, если тюльпаны в
буквальном смысле ценились на вес золота: цена луковицы
зачастую равнялась цене дома, а за редкие экземпляры платили
от 2000 до бооо гульденов, з февраля 1637 года тюльпановая
лихорадка вдруг стихла так же неожиданно, как и началась.
Тюльпан остался дорогим цветком, но ассоциировался
теперь уже не с элитой, а с массовой спекуляцией
луковицами лейденских или харлемских ткачей и суконщиков. Мода
на него прошла, и теперь все хотели иметь в саду гиацинт.
Вчерашнее безумие высмеивалось в памфлетах и
картинах. Ян Брейгель II в Сатире на тюльпаноманню (1640)
изображает обезьян, продающих, покупающих,
взвешивающих, показывающих тюльпаны, пишущих о тюльпанах и
писающих на тюльпаны... Одну мартышку арестовывают
за тюльпановые долги, другая плачет на скамье подсуди-
422

мых, кто-то дерется, не поделив тюльпаны, а кого-то уже
провожают в последний путь.
Телега дураков Флоры Хендрика Герритсзоона Пота
написана сразу после окончания тюльпаномании:
декольтированная Флора с тюльпанами в руках сидит на троне под
флагом с тюльпанами. Но не на колеснице, подобающей
богине, а на телеге. Такие телеги, корабли или сани
дураков разъезжали во время ярмарок и других праздников от
корчмы к корчме, а на остановках их пассажиры пили, ели,
плясали под пиликанье скрипок, то есть делали все то, что
мы видим на многочисленных «деревенских пирушках».
Телегу дураков Флоры тащит не лошадь — ее гонит ветер,
дующий в огромный парус, стоящий на телеге. У ног
Флоры расположились шуты в колпаках, украшенных
тюльпанами: Ненаеда не может оторваться от бутылки, Рукизагре-
бущие держит мешок с золотом, Завирайла расхваливает
красоту тюльпана, Всемало держит в руках весы (луковицы
продавались на вес), а Суетные Надежды выпускает пти-
Сатира
на тюльпаноманию
Ян Брейгель II
Около 1640. Дерево,
масло. з*х49
Музей Франса Халса
423

Телега дураков
Флоры
Криспейн
ван де Пассе
1637. Гравюра
«по мотивам»
Хендрика
Герритсзоона
Пота
3L5X39.1
Рейксмузеум,
Амстердам
цу. Одна половина ее лица обращена к Флоре, другая — к
улетающей птице. На земле лежат тюльпаны разных сортов.
За телегой идут харлемские ткачи, оставившие станки,
чтобы искать счастье в перепродаже луковиц (в Харлеме было
продано луковиц тюльпанов на ю миллионов гульденов).
На горизонте вырисовываются контуры церкви св. Баво,
главной церкви Харлема. На заднем плане видно, как
никем не управляемая, а только гонимая ветром телега вот-
вот потонет в море.
Доктор Тюлп уберет вывеску с тюльпаном, тем более
что вывескам пристало висеть в торговом квартале, а не на
модном и дорогом канале. Вместо нее он установит
фасадную доску с надписью «С Богом». Это больше подходило
убежденному кальвинисту. Но изменить имя, которое все
знали, он не мог. Оно осталось.
424

Но все это будет позже. Пока же он переезжает в
новый дом с вывеской, на которой красуется тюльпан, а когда
родственники вдовы его брата Дирка протаскивают Тюлпа
в городской совет, он с гордостью выбивает цветок на
своей личной печати. Протаскивают его, правда, с большим
трудом. Во-первых, прошли те времена, когда получить
диплом доктора медицины можно было только после учебы в
одном из заграничных университетов. Позволить себе это
могли очень немногие, поэтому дипломированных
врачей было мало и городские власти рады были заманить их
теплым местечком в городском совете88. После открытия
Лейденского университета врачей стало больше и
необходимость соблазнять их местом в магистрате отпала. Тюлп
был одним из последних представителей этой профессии
в городском совете89.
Во-вторых, и сам Тюлп, и родственники вдовы
Дирка принадлежали к партии ортодоксальных
кальвинистов, которая пришла к власти после переворота i6i8 года.
К i62i году контраремонстранты потеряли былое
могущество в Амстердаме, и протащить кальвиниста Тюлпа в
городской совет стоило больших усилий. Его взгляды и убеждения
на долгие годы отсрочат и его выбор на пост бургомистра.
Членство в городском совете, особенно членство в
городском совете Амстердама, было одной из высших
ступеней социальной лестницы Республики Соединенных
провинций. Оно означало престиж, связи, политическое
влияние. Можно было владеть сказочным богатством,
занимать какую угодно высокую должность, но если человек
никогда не избирался в городской совет, он не был
«регентом».
Власть в городе находилась в руках четырех
бургомистров, эшевена (по-голландски schont), занимавшегося
административными и судебными делами, и судейских
(schepenen). Совещательным органом был городской
совет из }6 человек, членство в котором было пожизненным.
Члены городского совета выбирали судейских, составляя
так называемый Список четырнадцати. В список обычно
входили члены магистрата (большинство членов совета
сами когда-то были эшевенами или судейскими), но он

мог включать и «обычных» горожан. Бургомистры
выбирали из «четырнадцати» семерых судейских, которые
кооптировали двоих из судейских прошлого года, обеспечивая
таким образом преемственность судебных и
административных решений. Судейские составляли два городских
суда, которые начинали работу 2 февраля, после выборов
новых бургомистров.
Тюлп становится не только членом городского совета,
его тут же выбирают одним из девяти судейских90. После
этого какие только должности не занимал он в городском
совете! Был и чиновником по заключению браков, и судьей
по мелким, до 6о гульденов, разбирательствам, и
попечителем сиротского приюта, и куратором Атенеума Иллюстре.
Но занятость на всех этих постах только способствовала
росту его клиентуры.
В марте 1628 года умерла его жена, и, как тогда часто
случалось, Тюлп тут же принялся за поиски новой хозяйки.
Нашел он ее довольно быстро, и на этот раз мать
одобрила партию: новая избранница сына, тридцатидвухлетняя
Маргарета де Фламинг (потом она станет называть себя
де Фламинг ван Аудсхоорн), также принадлежала к
лагерю «аккуратистов-святош», то есть строгих кальвинистов.
Ее отец четыре раза избирался бургомистром, последний
раз — в год свадьбы дочери. Правда, из-за болезни матери
Тюлпа свадьбу пришлось на какое-то время отложить, но
через две недели после ее смерти было официально
объявлено о помолвке, и 15 октября 1628 года Николаас и
Маргарета отпраздновали свадьбу. От этого брака родилось трое
детей: дочь Ева умрет еще девочкой, сын Симон — в ij лет,
и лишь дочь Маргарета переживет отца.
В октябре того же года Тюлп был назначен и прелекто-
ром гильдии лекарей91. Должность эта считалась почетной
и престижной, и два прелектора до Тюлпа совмещали ее с
постом бургомистра92. Дважды в неделю Тюлп читал теперь
лекции по анатомии, остеологии, физиологии и хирургии.
Он дал девять открытых уроков, один из которых и
послужил поводом к созданию группового портрета Рембрандта.

КОМУ ДАВАЛ УРОКИ ДОКТОР ТЮЛП?
Как ни странно, но сначала лекари входили в гильдию
ремесленников, делавших деревянные башмаки, «тихоходы»
(тапки) и коньки. В 1555 году амстердамские лекари
образовали собственную гильдию, которая должна была
разрешать конфликты с клиентами, бороться с
конкурентами-чужаками и шарлатанами, помогать вдовам и сиротам
умерших коллег. Важную роль играла гильдия и в
подготовке лекарей: регистрировала учеников, проводила уроки
и экзамены. В гильдии лекари могли взять на время
необходимые им специальные инструменты для сложной
операции. В больших городах у гильдии имелись
библиотеки с медицинскими книгами. Лекарская гильдия каждого
города считала для себя делом чести наладить проведение
уроков анатомии, и, часто с помощью городского совета,
это удавалось даже в маленьких городках. Сами же лекари
были всех мастей и оттенков.
Операция
на ноге
Питер Янсзоон
Кваст. 1615-1652
Гравюра. 19,6x22,3
Рейксмузеум,
Амстердам
427

В мюнхенской Пинакотеке висит картина Адриана
Браувера Деревенский лекарь: опустившись коленом на
грязный пол, лекарь вытаскивает из ноги бродяги занозу,
в то время как у окна другой лекарь или его ученик
выдирает пациенту зуб. В музее Амстердама мы видим совсем
другую картину: опрятная комната в лекарском доме, на
переднем плане сидит за работой женщина (жена лекаря?),
с ней двое детей, мальчик и девочка с куклой, чуть дальше
сам лекарь пускает кровь сидящему перед ним пациенту, и
она аккуратной струйкой льется в тазик, который держит
ученик. В глубине комнаты сидит за работой еще один
мужчина, а из дверного проема на нас смотрит следующий
пациент, опирающийся на костыль и палку. В комнате
чистота и порядок, на стене ящик с медицинскими
склянками и скрипка, с потолка свисает рыба-пила. Так Эгберт ван
Хеемскерк-старший изобразил в 1669 году семью Франса
Херкулеса. В этом же музее есть и несколько групповых
портретов членов лекарских гильдий. Изображенные на
них явно принадлежат если не к элите общества, то к
верхушке зажиточного среднего класса: костюмы из дорогих
тканей, перевязи, белоснежные воротники, желание и
возможность запечатлеть свой образ для потомков. Даже
слово «лекарь» к ним как-то не подходит. Это скорее хирурги,
как иногда и переводится голландское chirurgijns. Правда,
перевязи и белоснежные воротники «хирургов» отнюдь
не свидетельствовали о высоком профессионализме: Якоб
Блок, изображенный Рембрандтом в Уроке анатомии, в
1659 году будет исключен из гильдии после того, как он —в
который раз! — неудачно ампутирует пациенту ногу...
Как отличаются друг от друга лекари на картинах, так
различались они и в жизни. В маленьких городках лекари
зарабатывали на пропитание бритьем бород и пусканием
крови, только изредка подрабатывая собственно
лекарской работой: перевязывали раны, рвали зубы, резали
мозоли, ставили банки, лечили переломы, вывихи и нарывы.
Многие держали харчевни, делали и продавали лечебные
снадобья, к недовольству аптекарей и зависти собратьев.
В сельской местности платили лекарям мало, часто
натурой: рожью, гречей, льном, курами, яйцами и фруктами,
Кому давал
уроки доктор
Тюлп?
Слева:
Семья лекаря
Франса Херкулеса
Эгберт ван
Хеемскерк. 1669
Холст, масло
70x59. Музей
Амстердама
429

Вокруг
Урока
анатомии
доктора
Тюлпа
Медная монета
отделения Западной
Фрисландии
Ост-Индской
компании, 1792
Рейксмузеум,
Амстердам
иногда даже кирпичами и черепицей93.
Неудивительно, что все попытки лекарской гильдии
пополнить теоретические знания деревенских коллег
часто заканчивались ничем.
Едва ли лучше обстояло дело в военном флоте.
В 1J99 Г°ДУ Генеральные штаты предприняли
попытку привлечь во флот лекарей, предоставив им
сундук с медикаментами. На закупку лекарских
сундуков Штаты выделили юоо гульденов94. Но
снабдить суда лекарствами оказалось значительно
легче, чем подыскать самих лекарей, даже после
того, как Штаты повысили обещанное им
жалованье95.
Если лекари и шли в море, то предпочитали
торговый флот, желательно судно первой в мире
акционерной компании, украшенное
аббревиатурой ее названия — большим победоносным V,
перечеркивавшим маленькие о и с. Руководство
Ост-Индской компании проявляло большую
заинтересованность в здоровье матросов во время
многомесячных плаваний, чем Адмиралтейства.
Парусники Ост- и Вест-Индской компаний
превосходили военные суда и размерами, и
численностью команды, и жалованьем96. На суда военного
флота попадали лекари, забракованные капитанами
торговых судов, и авантюристы, соблазненные
краткосрочностью рейсов и возможными трофеями.
В ученики к лекарю отдавали мальчишек лет
девяти-десяти, едва овладевших грамотой. Хотя в
книге гильдии они значились учениками, на деле
они часто оказывались на посылках или в няньках
у лекарей-брадобреев. Хорошо еще, если после
двух-трех лет брани и тумаков ученик умел брить
и пускать кровь. Тогда лекарь давал ему
письменное свидетельство: такой-то служил мне с
прилежанием и усердием, показал себя богобоязненным
и честным, прошел обучение, может работать
помощником лекаря. С таким письмом ученик мог
продолжать обучение у другого лекаря, уже в каче-
430

стве помощника, а после этого попробовать сдать экзамен.
Сдавать экзамен можно было только там, где ты учился,
работать — только там, где сдал экзамен. Всякий переезд
вызывал бюрократическую волокиту, так как гильдии
каждого города признавали лишь своих членов.
Записи в книге гильдии не только позволяли
контролировать срок обучения, но и служили источником
информации об ученике и учителе. Если старшинам гильдии был
не по нраву тот или иной ученик, они могли опротестовать
его кандидатуру, что они и делали. Так, во второй половине
xvii века члены лекарской гильдии Леувардена отказались
принять в ученики сына палача, пятнавшего честь гильдии
уже одним своим именем. Долгие годы они терпели
конкурента-отца, отбивавшего у них клиентов, а теперь он
послал учеником к ним своего сына! Накопленное за долгие
годы раздражение лекарей только возросло после того, как
городской совет вынес решение признать сына палача
учеником97.
Не меньшим было возмущение лекарской гильдии
Гааги, когда в ученики записался еврейский мальчик Абрам
Кампанано. Старшина гильдии уверял бургомистров, что
ничего хорошего из принятия еврея не выйдет,
«руководство еврейской общины» с не меньшим жаром убеждало
отцов города в том, что ни один закон не запрещает еврею
быть учеником лекаря и что их единоверцы разделяют с
жителями Гааги как невзгоды, так и радости. И снова
бургомистры обязали гильдию записать Абрама Кампанано в
ученики. Лекари подчинились, предупредив, что в
гильдию они его все равно не примут98. Они знали, что
говорили: для вступления в гильдию Кампанано требовалось
сдать экзамен старшинам гильдии в том городе, где он
учился, то есть им... "
Гильдии разных городов не были связаны друг с другом,
и экзамены везде были разными. Но везде они состояли из
двух частей, первая из которых восходила еще к
Средневековью. Кандидат в лекари должен был заточить три ланцета
и ответить на вопросы о кровопускании: где какие вены, как
их открывать и с какой целью. Если он успешно
справлялся с этим заданием, его допускали собственно к экзамену,

проходившему в присутствии городского врача, старшин
гильдии, бургомистров, эшевена и судейских. За день до
экзамена кандидат получал список с вопросами об
анатомии, гуморальной патологии, жизненных соках, причинах
заболеваний, об опухолях и нарывах, вывихах, переломах,
обработке ран, о медикаментах и инструментах. В
Амстердаме некоторые из 155 вопросов, предлагаемых будущему
лекарю, украшали стены лекарской гильдии.
Сдавшие теорию допускались к экзамену по практике.
Еще в 1520 году в зеландском городке Веере ученик должен
был установить на черепе пациента трепан, а справившись
с этой задачей, от двух до четырех недель под присмотром
одного из старшин гильдии делать все, что только может
понадобиться: брить, пускать кровь, рвать зубы... С годами
требования становились все строже, и в 1638 году в
соседнем Мидделбурге экзамен уже включал лечение перелома,
ампутацию конечности и трепанацию черепа — операцию,
считавшуюся венцом лекарского искусства. Трепанацию
черепа дважды делал и Петр I. Легко представить, с какой
дрожью взирали на царя с трепаном в руках его
приближенные, боявшиеся даже царя-зубодера!
После сдачи экзамена новоиспеченному лекарю
надлежало самостоятельно выполнять все операции, поэтому
относились к экзамену очень серьезно. Случалось, что он
продолжался больше года: кандидат пересдавал те части,
которые не сдал в прошлый раз 10°. Выдержав экзамен,
всегда проходивший в торжественной обстановке, бывший
ученик, а теперь «свободный мастер в искусстве хирургии»
устраивал для членов гильдии праздничный обед. Теперь
он мог вступить в гильдию и открыть свое дело, вывесив
у дверей медный тазик для бритья. Если денег на экзамен,
обед и вступительный взнос не было, то помощники
лекарей так и оставались помощниками.
Тазик для бритья, тот самый, что Дон Кихот
использовал в качестве шлема, служил официальным знаком
лекаря. Когда-то лекари выставляли в окне тазики с кровью
как знак своего владения искусством кровопускания и как
указание на благоприятный для этого день101. В
постановлениях магистратов часто оговариваются сроки, на кото-

рые разрешалось выставлять этот скоропортящийся
символ лекарского умения. Постепенно тазик, уже без крови,
стал знаком практикующего лекаря, и временный запрет
на практику — одно из наказаний проштрафившегося
лекаря — всегда означал запрет выставлять или вывешивать
тазик102. Хотя находились, конечно, и любители придумать
свою собственную вывеску, например изображение руки,
из которой хлещет кровь, или стих, которым украсил свой
дом роттердамский лекарь:
Не бойтесь ланцетов у ножей и шприцову
Не надо ни мазей вонючих бояться,
Ни лекарских пил, ни клещей, ни щипцов:
У добреньких лекарей раны гноятся!103
В Амстердаме шансы до тонкостей овладеть ремеслом
лекаря были больше, чем в каком-либо другом городе. Уже в
середине xvi века городские лекари отделились от
цирюльников, и слова «брадобрей» и «лекарь» перестали здесь
быть синонимами104. Вступительный взнос в
амстердамскую гильдию лекарей —- одну из самых дорогих—в
середине XVII века составлял 250 гульденов (для сыновей лекарей
чуть меньше), поэтому на групповых портретах
амстердамских лекарей столько щегольских перевязей и
белоснежных воротников. Уроки здесь давали лучшие врачи.
Учителя и ученики понимали огромное значение
знания анатомии, поэтому с самого начала подготовки лекарей
важной частью обучения стали секции. Первое вскрытие
произвели уже в що году в прозекторской,
оборудованной в монастыре св. Урсулы, месте, казалось бы, не самом
подходящем. Дубленая кожа знаменитого вора по кличке
Сестра Лютня более двухсот лет украшала стену гильдии,
напоминая о первом уроке анатомии. Дабы иметь
уверенность, что первая секция не окажется и последней,
лекари обратились к Филиппу II с просьбой разрешить уроки
анатомии, и в 1555 году тот дал разрешение на публичную
секцию одного преступника в год. Если до этого амстер-
дамцев называли «кексоедами», то теперь они стали
«потрошителями».

Секции проводили сначала старшины гильдии, но уже
вскоре между ними возникли разногласия, и гильдия
решила сама назначать прелектора. Очень быстро это
назначение, как и все посты, связанные с деньгами, перешло в
магистрат. Платить прелектору, конечно же, продолжала
гильдия.
Насколько серьезно гильдия относилась к урокам
анатомии, показывает ее постановление от и января i6o6 года,
предписывавшее посещение этих уроков всем лекарям и
их ученикам. За неявку налагался штраф в три стейвера105.
Должно быть, и занятым лекарям, и их ученикам трудно
было выкраивать время для уроков, которые давались
дважды в неделю. К счастью для них, вскрытия происходили
гораздо реже.
ЗАЯЧЬЯ МОЧА И ДРАКОНЬЯ КРОВЬ
ПО РЕЦЕПТУ
В 1635 году в Амстердаме свирепствовала чума, в xvii веке
навещавшая город каждые десять лет106. Жизнь
остановилась. Замерла торговля, опустели рыночные площади,
закрылись магазины и мастерские, и людей можно было
встретить только на кладбище. Весь город был пропитан
трупным запахом, и чтобы хоть немного заглушить этот
«плохой воздух», считавшийся распространителем заразы,
повсюду жгли деготь и смолу. Чума 1635 года унесла ij
тысяч жизней.
Имела она и громадные экономические последствия:
никто не хотел торговать с зачумленным городом, да и в
нем самом торговля оставалась в застое еще спустя месяцы
после официального окончания эпидемии. Цены во время
мора взлетели. Единственным, для кого чума послужила
источником вдохновения, был поэт Питер ван Годевейк
(1593—1^б9)> зарифмовавший Средство от чумы.
В эпидемиях, как и вообще в болезнях, видели прежде
всего кару за грехи, наказание, ниспосланное людям за то,

Заячья моча
и драконья кровь
по рецепту
Чума
ЯнЛёйкен
1697-1705
Офорт. iixi2,4
Рейксмузеум,
Амстердам
что они отвернулись от Бога. Смягчить Божий гнев можно
было праведной жизнью, покаянной молитвой и постом.
И во время эпидемий Генеральные штаты объявляли «дни
поста и покаяний».
Городские власти боролись с мором по-своему: в это
время запрещалось продавать сливы, напоминавшие
бубоны, шпинат, огурцы, редис, морковь и брюкву с ботвой.
Дома зачумленных метились пуком соломы, а сами они
должны были ходить с белыми посохами, чтобы редкие
прохожие могли обойти их стороной. Здоровым
рекомендовалось жевать чеснок или корень ангелики, пить
разведенную водой можжевеловую водку, нюхать уксус и
благовония. Запрещалось выбрасывать на улицу или в каналы
сено, на котором лежали больные, мертвых собак и кошек,
выливать отбросы и нечистоты. Не разрешалось
использовать траурные драпировки, носить во время похорон
длинную одежду и угощать напитками пришедших проводить
покойника.
435

Вокруг
Урока
анатомии
доктора
Тюлпа
Первой рекомендацией врачей оставалась cito, longe,
tarde — «бежать как можно быстрее, как можно дальше и
на как можно более длительный срок». Но воспользоваться
этим советом могли только богатые, которым было на что и
куда бежать. Кроме того, вставал вопрос: зачем бежать
безгрешному? И зачем бежать грешнику? Ведь грехи
останутся с ним, куда бы он ни бежал.
Лечили больных исходя все из того же представления о
нарушении равновесия жизненных соков. Для
восстановления равновесия требовалось либо пустить кровь, либо
хорошо пропотеть. В остальном у каждого врача были
Похороны
жертв чумы
В тексте над
изображением
рассказывается,
что тела будут
закопаны на
глубине 12 футов
и посыпаны
известью, чтобы
ускорить процесс
разложения
Янде Риддер
1&75-1735
Офорт. 9х17-7
Рейксмуэеум,
Амстердам
свои испытанные мази, примочки и снадобья. Так,
например, Герард Горис, преподававший в конце века
философию и медицину в университете Хардервейка, считал,
что надо как можно скорее довести пустулу до созревания.
Как только человек почувствует бубоны в лимфатических
узлах, надо приложить к ним компресс из высушенной
шпанской мушки, чтобы вызвать нарыв. Бубон вскрывался,
гной удаляли и прикрывали все листом красной капусты,
смазанным маслом, чтобы не образовывалась корочка. На
следующий день на нарыв накладывали горячую кашицу из
кислого теста, голубиного помета, лука, фиг, луковиц
лилий и душистой руты, сваренных в старом пиве, растертых
с медом, базиликом, териаком и маслом скорпиона.
Главным средством против чумы по-прежнему
считался териак — легендарный антидот, изготовленный врачом
436

Нерона Андромахом и описанный Галеном в его
книге о противоядиях. Собственно, Андромах
лишь усовершенствовал рецепт царя Митридата.
Добавив змеиное мясо и увеличив в пять раз дозу
опиума, Андромах преподнес рецепт
императору, любителю искусств, в форме стиха, строфы
которого не были одной лишь поэзией: рецепт
отличался сложностью и состоял (в переложении
Галена) из 6} ингредиентов107. Составляющие те-
риака были самыми обычными, необычно было
только их соединение. Как будто кто-то
собирает все, что попадется под руку: кардамон, черный
перец, землю, петрушку, лавровый лист, мирру,
корень гвоздики, шафран, сухой хлеб, красные
розы, кожуру лимона, корень валерианы, перец,
чечевицу, вино. Сохранилось предание, что один
французский аптекарь говорил Клоду Бернару,
будущему основоположнику физиологии, в то
время проходившему практику в аптеке: «Не
выбрасывайте это, мсье Клод, пойдет для териака».
Но главным ингредиентом в териаке был опиум.
В рецептах Тюлпа встречаются и митридат, и те-
риак (триакел, дриакел)Ю8. Считалось, что териак
помогает не только от чумы, но и от оспы.
У каждого врача были свои рецепты, но
лекарства по ним могли готовить только аптекари,
занимавшиеся «ручной» работой. Находились,
конечно, врачи, державшие свои рецепты в секрете
и готовившие лекарства сами, нарушая закон
1519 года, запрещавший им изготовление лекарств.
Тот же закон запрещал и продажу в аптеке
сильнодействующих средств без рецепта109. Дважды
в год декан гильдии св. Луки, в которую
входили аптекари, врачи и художники, с несколькими
врачами и лекарями обходил с проверкой аптеки
Амстердама, число которых росло так же
стремительно, как и население города110. Комиссия
выбрасывала все негодное. В остальном в
амстердамских аптеках царил полнейший разнобой.
Заячья моча
и драконья кровь
по рецепту
Аптекарь
Ян Лёйкен. 1694
Офорт. 14,1x8,1.
Рейксмузеум, Амстердам
437

Вокруг
Урока
анатомии
доктора
Тюлпа
Закон 1550 года предписывал аптекарям
пользоваться Antidotarium Nicolai — собранием рецептов хи века!
В этот сборник, составленный врачом из Салерно, входило
133 рецепта, от простых до очень сложных, без указаний на
то, как готовить лекарства, качеств ингредиентов и,
главное, их заменителей. Последнее было чрезвычайно важно,
так как далеко не всегда аптекарь имел под рукой все
компоненты сложных рецептов. Заменить один компонент
другим он мог только с разрешения врача.
Интерьер
аптеки
Ян Лёйкен.1683
Офорт. 143 х 8.6
Рейксмузеум,
Амстердам
438

В конце xvi века вместо устаревшего Antidotarium Заячья моча
Nicolai в обиход вошла фармакопея Валерия Кордуса, и драконья кровь
~ по рецепту
составленная им еще в годы студенчества. Этот
замечательный немецкий врач, фармацевт, ботаник и, по
словам его друга Лукаса Кранаха, «искусный алхимик», за
28 лет жизни успел написать две важнейшие для того
времени книги и открыть технологию получения диэти-
лового эфира из серной кислоты и этилового спирта111.
В 1614 году Dispensatorium Кордуса, изданный в 1546 году
в Нюрнберге, вышел в переводе на голландский язык под
названием Руководитель и наставник в медицине,
Матиас Лобелий, бывший врач Вильгельма Оранского, а
теперь лейб-медик Якова I, снабдил издание предисловием
и комментариями112.
Существовали и другие книги с рецептами и их
составляющими. Все это приводило к путанице, и амстердамские
врачи и аптекари давно уже жаловались городским властям на
хаос в аптекарском деле. В i6i8 году, после очередной
эпидемии чумы, врачи и аптекари обратились в магистрат за
разрешением создать гильдию аптекарей (выйдя в 1554 году
из гильдии св. Луки, они вошли в гильдию коробейников)
и разбить «аптекарский сад». Но в i6i8 году городским
властям было не до аптекарей с их проблемами—страна стояла
на пороге гражданской войны. Оба прошения остались без
ответа.
В1633 году амстердамский врач Николаас Фонтейн, сын
прелектора Йохана Фонтейна, выпустил книгуInstitutiones
pharmaceuticae, в которой, взяв за образцы предписания
иностранных фармакопеи, определил требования к
аптекам и аптекарям. Несмотря на явную необходимость
подобной книги в городе, где каждый аптекарь готовил
лекарства, как ему заблагорассудится, городские власти не
сделали предписания Фонтейна обязательными. Историки
предполагают, что причина подобного небрежения
магистрата кроется в католичестве Фонтейна-младшего и его
пристрастии к сочинительству113.
Доктора Тюлпа все знали как истого кальвиниста и
врага лицедейства. Кроме того, он заседал в магистрате.
439

Вокруг
Урока
анатомии
доктора
Тюлпа
Поэтому когда после эпидемии чумы 1635 года он
предложил составить фармакопею — «аптекарскую книгу»
с правилами изготовления лекарств и списком
лекарственных трав и других компонентов, которые
надлежало иметь каждому аптекарю, его предложение было
принято. Взяв за основу фармакопеи Лондона, Кельна и
Аугсбурга, Тюлп составил свою фармакопею, причем
сделал это так быстро, что историки полагают, что проект
давно уже был готов и Тюлп только выжидал удачный
момент. Год спустя книга, украшенная гербом города, вышла
в типографии Блау114. В ней перечислялись 446 простых
веществ (simplicia) и все многокомпонентные препараты
(composite) y которые надлежало иметь каждому
аптекарю. При переиздании в i686 году число простых веществ
было увеличено до 749 И5-
Такое количество объясняется тем, что все лекарства
были сложными. Рецепты самого Тюлпа имеют от 20 до
40 составляющих. В них входит заячья моча, живичныи
скипидар, сок пальмы под интригующим названием
«драконья кровь», кораллы, камешки из желудка речного рака,
ртуть, вино, дыня, устрицы, перец, герань.. Для териака
требовалось более 6о ингредиентов. Правда, в фармакопее
ничего не говорилось ни о действии медикаментов, ни об
их дозировке, дабы несведущие не воспользовались этой
информацией во вред116. Фармакопея Тюлпа послужила
образцом для создания аптекарских справочников в других
городах Республики. С 1636-го по 1795 Г°Д она выдержала
26 изданий. Национальная Pharmacopoea Batava вышла
лишь в i8o6 году.
Одновременно с принятием решения о создании
фармакопеи был составлен и список первых инспекторов
Медицинской коллегии, которые должны были следить за
соблюдением ее предписаний. Инспекторам—двум врачам и
двум аптекарям117—вменялось в обязанность два-три раза в
год обходить аптеки и контролировать наличие в них всех
перечисленных в фармакопее средств. Коллегии надлежало
также следить за регистрацией новых врачей, экзаменовать
аптекарей, лекарей и повитух, давать рекомендации
городскому правлению во время эпидемий, следить за аптекар-
440

СКИМИ Садами, улаЖИВаТЬ КОнфлИКТЫ, КасаЮЩИеСЯ ОПЛаТЫ Заячья моча
врачей и лекарей. Через три года после выхода фармако- и драконья кровь
>- w ~ по рецепту
пей была создана и гильдия аптекарей. Открыть аптеку мог
официально зарегистрированный житель города, сдавший
экзамен.
ЧЕМ БОЛЕЛИ В XVII ВЕКЕ?
Самым опасным возрастом продолжало оставаться
раннее детство. Лишь половина детей доживала до 5-летнего
возраста. Для женщин это означало цепь беременностей,
родов и похорон. Из шести детей Тюлпа от первого брака
пережил отца лишь один сын, из троих детей от второго
брака—одна дочь. Из семи детей Якоба Катса пятеро
умерли в младенчестве и лишь одна дочь пережила родителей.
Из семерых детей Гуго Гроция взрослого возраста
достигли лишь четверо. Мария Тесселсхаде пережила всех трех
дочерей, хотя умерла в 55 лет118. Ее сестра Анна Румерс
оказалась счастливее: выйдя замуж в 40 лет, она родила двоих
сыновей, из которых один пережил мать. Питер Корнелис
Хоофт похоронил троих сыновей и дочь. В младенчестве
умерли семеро из девяти детей Уильяма Темпла. Из
оставшихся двоих 14-летняя дочь Диана умерла от оспы, а
последняя надежда отца, сын Джон, только что назначенный
Виллемом III военным министром, покончил жизнь
самоубийством, бросившись в Темзу. Вполне вероятно, что
жена бывшего английского посла в Нидерландах Дороти
Осборн страдала не от «сплина», болезни, которой, как
считал ее муж, страдают ничем не занятые иностранцы, а
от того, что Фонтенель назовет позже «la difficulté d'être».
Старший сын Рубенса Альберт умер от безутешного горя
после смерти тринадцатилетнего сына, укушенного
бешеной собакой. Деятельный Лауренс Реал потерял всякий
интерес к жизни и умер после того, как один за другим
умерли от чумы два его сына. Письмо Галилея, с которым он вел
до этого оживленную переписку, так и осталось
нераспечатанным. Родители Гейгенса, не уделявшие воспитанию до-
441

черей и десятой доли того внимания, которым они
окружали сыновей, были совершенно убиты внезапной смертью
от аппендицита четырнадцатилетней дочери. Константин
Гейгенс вспоминает: «Мои родители, чьей любимицей она
была, были сначала так разбиты, а потом, когда осознали
свою потерю, так несказанно удручены, что на них не
действовали никакие утешения. Осмелюсь даже сказать, что
они выступили против Всеблагого и Всесильного Господа,
когда он потребовал назад бессмертную часть того, что он
вверил им на земле»119. До нас дошло множество подобных
историй, опровергающих предположение Арьеса о
«безразличии» к привычной детской смертности в xvii веке120.
Часто умирал кто-то из родителей и другой оставался
с малолетними детьми, поэтому в каждой третьей
супружеской паре один или оба супруга были женаты вторым
браком.
Пережив детство, человек значительно увеличивал
свои шансы дожить до старости. Средний возраст
составлял в Нидерландах в XVII веке 50 лет. При высокой детской
смертности это означало, что многие достигали
преклонного возраста. Гейгенс дожил до 90 лет, его
коллега-дипломат Йохан ван Рееде — до 89 лет, изобретатель микроскопа
Антони ван Левенгук—до 90 лет, поэт Иоост ван ден Вон-
дел—до 91 года, анатом Фредерик Рюйш—до уг лет.
Если от чумы богатые горожане могли бежать, то
спастись от оспы не мог никто. Болели ею все, но до нас дошли
сведения лишь о ее высокопоставленных жертвах. От оспы
в одночасье умер 24-летний штатгальтер Биллем II, а
десять лет спустя оспа же унесла его 29-летнюю вдову Марию
Генриетту, приехавшую погостить в Лондон и попавшую
на похороны 20-летнего герцога Глостерского, ее младшего
брата, тоже умершего от оспы. Тех, кого оспа не
забирала, она обезображивала. За семь долгих лет, пока Уильям
Темпл добивался руки Дороти Осборн, оспа изуродовала
дорогое ему лицо. Оспины Дороти не побороли
любовного пыла (или благородства) Le Chevalier, но молодые
девушки страшились оспы не меньше чумы.
Об оспе было много написано, о чахотке не было
известно еще ничего, но страшились ее не меньше. О ди-

зентерии с 1604 года шли горячие дебаты. Гаагский врач
Клеменс Росей, сын того ярого кальвиниста, который
занял дом Утенбогарта, в 1621 году защитил в Лейдене
первые тезисы о дизентерии. Часто встречалась
мочекаменная болезнь, связанная с рационом питания. Пипе хранит
вырезанный у него камень в специальной витрине. Из-за
камня Гейгенса-отца его старший сын Мауриц вынужден
прервать обучение в Лейденском университете и
вернуться домой. А оставшегося в Лейдене Константина Гейгенса
«камень» вдохновил на стихотворение. Как только в
каждодневный рацион вошел картофель, болезнь практически
исчезла121.
Если оспа косила всех без разбору и наше знакомство
лишь с влиятельными ее жертвами объясняется тем, что
они были на виду, то подагра издавна слыла болезнью
«стиля жизни», «недугом богатеев». Карл V страдал подагрой с
27 лет, но, несмотря на все рекомендации врачей, не
отказался от мяса даже тогда, когда уже не мог жевать. Первый
приступ подагры у его сына Филиппа случился, когда тому
было }6 лет, а после сорока боли стали очень сильными.
В Нидерландах и Англии Филипп регулярно ел салаты, сыр,
фрукты и рыбу, но, вернувшись в Испанию, перешел на
старый отцовский стол, и в 70-е годы венецианские послы
докладывали, что король ест только мясо и что уже многие
годы он не брал в рот ни рыбы, ни фруктов122. Для
Филиппа было сделано специальное кресло, в котором он работал
дни напролет. Его единокровная сестра Маргарета Парм-
ская нередко добавляла в письмах к подписи «trovandomi
travagliata del mal di gotta» — «страдающая подагрой». На
носилках по полю боя передвигался мучимый подагрой
«железный герцог» Альба.
Страдали подагрой и Стюарты. Во время одной из
своих поездок в Англию Константин Гейгенс подробно
рассказывает в письме родителям о королевской охоте и даже
посылает им паштет из оленины. Но он умалчивает об
обычае короля погружать руки и ноги в еще теплые
внутренности жертвы в надежде излечиться от подагры.
Не обошла подагра и Оранских. Фредерика Хендрика
пользовали многочисленные врачи, а Мауриц, когда боль в

Вокруг
Урока
анатомии
доктора
Тюлпа
Титульный лист книги
о лечении подагры
Ян Лёйкен. 1684
Офорт. 13,9 х 8.6
Рейксмузеум, Амстердам
большом пальце ноги становилась
нестерпимой, приказывал разогреть навоз своих
серых кобыл и час держал ногу в горячем
навозе.
О том, как от подагры спасается Мауриц,
рассказывается в Эссе о лечении подагры
моксой, которое Уильям Темпл написал
после того, как на 47~м году жизни сам
впервые слег с подагрой и по совету
Константина Гейгенса прибегнул к моксе — мху,
растущему в Юго-Восточной Азии.
Лечение заключалось в том, что кусочек моксы
сжигался прямо на больном месте. Если
боль не проходила, процедуру повторяли.
С присущими ему юмором, легкостью и
изяществом Темпл описывает, как он
отважился на прижигание, и рассказывает о
других не менее изуверских методах лечения
(например, стегать крапивой по больному
месту, пока нога не покроется пузырями и
боль ожога не превзойдет боль подагры).
Причину болезни он усматривает в
неумеренности, прежде всего в вине. Свои
соображения о том, что не надо пить вино там,
где не растет виноград, из которого его
производят, а если уж пить, то испанское или
португальское, а не французское или
рейнское, но если непременно хочется
французского, то пить следует вино из Прованса
или Лангедока, а не из Бордо или Шампани,
он высказывает с серьезностью, за которой
скрывается улыбка. Много лет назад с той
же серьезностью он утверждал, что
любовью не следует заниматься после сорока, а
делами—после пятидесяти.
Вспоминая лесничего в отцовских
угодьях, которого тоже мучила подагра, но
которому, хотел он или нет, приходилось
выслеживать оленя, Темпл призывает хо-
444

дить — невзирая на боль. Этот совет не уставал повторять
и Гейгенс, никогда не пользовавшийся каретой, если мог
пойти пешком или поехать верхом. Подагрические боли
появились у него, когда ему перевалило далеко за
семьдесят, и лишь после восьмидесяти они иногда превращали
его в затворника. Но и тогда он пытался отвлечься
сочинением музыки или стихов и игрой на музыкальных
инструментах. Когда сам уже не мог держать перо, он диктовал
стихи слуге. Зачастую, правда, «стихотворчество от недуга»
обращалось в рифмоплетство, но забыть про боль
помогало. Собственно, к этому же средству прибегает и Темпл,
отвлекающийся от боли сочинением эссе о том, как с ней
бороться. Работой спасался от подагры и Иниго Джонс,
считавший ее источником всех напастей, от зубной и
головной боли до спазмов кишечника.
И Темпл, и Гейгенс в своих писаниях несколько
бравируют неверием в докторов. Темпл не без некоторого
позерства признается, что в юности часто серьезно болел, но
никогда не обращался к врачам, считая, что уже сам
вызов врача, не говоря о следовании его советам, сопряжен
с огромным риском. За советом он обращался лишь к
медицинским сочинениям123. В поэтическом описании дня
жизни с Сюзанной, которому он дал прозаическое
название Дневная работа, Гейгенс рассказывает, как по
рецептам из книг своей огромной библиотеки124 он
собственноручно готовит лекарства из растений, выращенных в
собственном саду. Лекарственные растения пользовались
в XVII веке не меньшей популярностью, чем во времена
Диоскорида: часто употребляемое слабительное
готовилось из ревеня, бобов сенны и винного камня, линктус для
отхаркивания мокроты — из мака, лекарственного иссопа
и фиалок. Гейгенс упоминает полынь, алоэ, мандрагору,
колоцинт, молочай, дымянку, копытень европейский,
чертополох, песчаный подорожник, ревень, сенну, морозник.
Громогласные заявления Темпла и Гейгенса о том, что
докторов лучше избегать, сочетаются у них с искренним
интересом к медицине. Может быть, именно этим
интересом и медицинскими знаниями объясняется их нелюбовь
к знахарям125. Их неверие в докторов есть не что иное, как

игра с классической традицией, игра относительно
безопасная: заболей они, и к их услугам был бы штат
докторов штатгальтера126. Готов Гейгенс принимать и лекарства,
которые посылает ему Моисей Шара, аптекарь
Людовика XIV и автор Pharmacopée Royale Galénique et Chymique.
Профессор философии из Утрехта Хенрикус Ренери
посылает Гейгенсу из Спа пилюли, способствовавшие
пищеварению тех, кто ведет сидячий образ жизни.
Но еще чаще, чем лекарствами, люди XVII века
обменивались рецептами. Свои испытанные средства были у
каждого. К счастью, многие из них дошли и до нас. В собрании
Гейгенса, как и следовало ожидать, множество рецептов на
разных языках, полученных от друзей и знакомых127. Он
не забывает отметить «источник» снадобья: рецепт от
почечных камней «лорда Сент-Олбани, канцлера Англии»128,
рецепт «от геморроя и воспаления глаз принца Руперта»
или «пилюли от желудка сэра Уолтера Рэли». Дошли до нас
и рецепты одного из корреспондентов Гейгенса, Иниго
Джонса.
На широких полях / quattro libri delV architettura Пал-
ладио, которую 28-летний Иниго Джонс купил во
время своей первой итальянской поездки в îéoi году, он всю
жизнь записывал мысли, касающиеся архитектуры. В 6о лет
на форзаце драгоценной книги он стал записывать
рецепты снадобий от мучавших его недугов. Рядом с рецептом
он писал, от кого тот получен. Здесь есть имена как автора
теории кровообращения Гарвея, личного врача Якова I и
Карла I, так и простых слуг.
От леди Пембрук129 Иниго Джонс получил рецепт от
почечных камней: в мае-июне собрать камнеломку, тимьян,
петрушку, семена фенхеля и корневища хрена130. Все это
нарезать и залить на ночь свежим молоком. Затем смешать с
таким же количеством белого вина и пить во время
полнолуния и новой луны. Камни выйдут безболезненно. Рядом
рецепт от головокружений: растереть чеснок с шалфеем и
положить полученную массу между овальными листами
пергаментной бумаги. Носить на макушке, «желательно
не на людях». Головную боль можно снять, втирая в виски
семена аниса. Вызвать рвоту при болях в желудке можно

большим количеством кларета и в обед, и в 5 часов. Он за- Чем болели
писывает: «Я попробовал в четверг 8 сентября 1631 года, и в xvn 8еке?
это возымело действие». Не менее эффективным оказалось
и средство от запора: бульон из цыпленка и шейки барашка
с фенхелем и петрушкой. Два-три кусочка ладана на ночь
«укрепляют мозг». Перед отходом ко сну хорошо также
съесть кусочек имбиря: он сушит мозг, облегчает желудок и
не дает газам подняться в голову. Последние три рецепта на
форзаце Палладио касаются слабеющего зрения, которого
не мог не страшиться архитектор и рисовальщик.
Написаны они другой рукой. Вероятно, зрение Иниго Джонса
ослабло настолько, что сам он уже не мог записать рецепт
спасительного средства, в состав которого входили плющ,
чистотел и две-три ложки женского молока131.
Женское молоко считалось в xvn веке вполне обычным
укрепляющим средством: им поили старого и больного
«железного герцога» Альбу и кардинала Гранвеля,
ставшего в Испании министром Гранвелой132. В лечебных целях
использовали тогда всего человека: толченые ногти,
волосы, жир, мочу, камни из мочевого пузыря, сушеный пот,
(менструальную) кровь, мозг и ушную серу. Практически
все части тела человека и продукты его жизнедеятельности
входят в список materia medica Общего трактата о
простых лекарствах (Traité universel des drogues simples, 1698)
Николя Лемери (1645-1715), книги, остававшейся
авторитетным медицинским справочником на протяжении всего
xviii века133.
Гейгенс в одном из стихотворений описывает
благотворное воздействие на слизистую оболочку его
кишечника порошка из кости человеческого черепа. При этом
его беспокоит только одно: не покоилась ли целительная
голова на испанском туловище, но он готов смириться и с
этим, лишь бы пудра возымела чудесное действие, которое
ей приписывалось. Гейгенс, как всегда, немного
кокетничает. Он не мог не знать, что снадобье должно было быть
приготовлено из черепа молодого мужчины, умершего
насильственной смертью, и испанский солдат вполне
отвечал этим требованиям. Считалось, что жизненные силы
погибшего переходили вместе с его кровью или частями
447

тела к тому, кто их получал. Лечили «подобное
подобным», и черепа ценились как материал для снадобий от
всех болезней головы, вплоть до сумасшествия134, но
особо целебное действие настой на костях черепа оказывал на
эпилептиков. Об этом настое, известном под названием
Sal Volatile oleosum, как о средстве против эпилепсии
писал в Богатстве здоровья (1636) Иохан ван Бевервейк, его
действие превозносили Моисей Шара, отец английской
медицины Томас Сиденхэм и лейб-медик королевы Анны
Мартин Листер. Позднее настой на костях черепа
(предпочтительно повешенного) получит название Guttae God-
dardianae — капли Годдарда135. В Англии в конце xvii века
цена черепа варьируется от 8 до и шиллингов, но черепа,
обильно поросшие мхом, значительно дороже136.
Для лечения использовался не только порошок из
костей черепа. Целебным считались мхи и лишайники,
выросшие на черепах и так и называвшиеся: Usnea Cranii
Humani, Muscus ex cranio humano, M. Ex с. h. innatusy usnée
humaine, muschio del cranio. И опять, наилучшими пара-
цельсианцы считали мхи или лишайники, выросшие на
голове человека, погибшего насильственной смертью, чьи
нереализованные жизненные силы и помогали от
апоплексии и других расстройств головы. Фрэнсис Бэкон
отмечал кровоостанавливающие качества «черепного» мха, а
Роберт Бойль, знакомый нам по закону Бойля-Мариотта,
использовал в 1664 году мох ирландского черепа от
носовых кровотечений и остался доволен результатом137. Его
соотечественник Эдвард Тейлор (1642-1729)5 известный
теперь как единственный американский поэт
метафизической школы, а при жизни совмещавший заботу о душе
прихожан с врачеванием их тел, писал, что мох, выросший
на черепе, лежавшем на воздухе, останавливает
кровотечение быстрее, чем мох, выросший на других костях138.
В Медицинском словаре английского врача Роберта
Джеймса (1703-1776), сразу же по выходе переведенном на
французский Дени Дидро и долгое время пользовавшемся
огромной популярностью, говорится, что Usnea humana
рекомендуются при эпилепсии, различных расстройствах
головы, кровотечениях и дизентерии. Они могут исполь-

зоваться как внутренне (в смеси с медом, животным жи- Чем болели
ром, человеческой кровью, льняным маслом, с добавлени- в XVM веке?
ем навоза или вареных дождевых червей, которые, как мы
знаем, широко использовались в народной медицине), так
и наружно, как амулет. Некоторые авторы утверждали, что
действие Usnea усиливается, когда Луна проходит
созвездие Девы, другие предпочитали пользоваться мхами при
Луне в созвездии Овна, Близнецов или Рыб139. Тот факт,
что «черепной» мох трудно было найти, лишь
увеличивал веру в его чудодейственность и, соответственно, цену.
В английских фармакопеях Usnea оставалась
официальным лекарственным препаратом до XIX века140.
Еще одним популярным средством были «мумии»,
которые частями или в порошке продавались по рецепту во всех
аптеках Европы. Следуя рекомендациям Авиценны, врачи
прописывали это средство при абсцессах, сыпи,
переломах, сотрясении мозга, параличе, мигрени, эпилепсии,
головокружении, легочном кровохарканье, тошноте, язвах и
сплине. Фрэнсис Бэкон рекомендует мумии для остановки
кровотечений141, а тот же Роберт Бойль упоминает
использование мумий при травмах и синяках. Для остановки
кровотечений, как внутренних, так и наружных, рекомендует
употреблять «мясо» мумий и лекарь больницы Мидделбур-
га Йоханнес Вербрюгге. Правда, рекламируя это средство,
он признается, что не знает, что это: одни утверждают, что
это бальзамированные мертвецы, другие — что морская
пена, высушенная на солнце и нарезанная кусками. Но чем
бы «мясо» мумий ни было, смешанное с молоком и медом,
оно лечит нарывы в почках и мочевом пузыре142.
Николя Лефевр (1610-1674)5 аптекарь Карла II и член
Лондонского королевского общества, лучшими считал
мумии путешественников, чьи караваны были захвачены
самумом, так как «внезапное удушье и страх
концентрируют жизненные силы во всех частях тела»143. Следующими
шли мумии, приготовленные из тела здорового
25-летнего мужчины, умершего от удушья или повешенного.
С i6i8 года мумии были включены в официальную
лондонскую Фармакопею144. В упоминавшемся выше
фармацевтическом каталоге 1685 года называлась и цена фунта
449

мумии — 5 шиллингов 4 пенса. И даже в 1760 году гаагский
аптекарь Питер Кинкеед любезно предоставил настоящую,
в саркофаге, мумию к услугам городской аптеки145. Словарь
английского языка Сэмюэля Джонсона 1775 г°Да издания
свидетельствует о том, что мумии все еще продавались в
Англии: «То, что можно найти в наших аптеках, это тела
казненных преступников или другие, какие удалось
раздобыть евреям, которые наполняют их обычными битумами,
<... > добавляя алоэ и другие дешевые ингредиенты, и велят
выпекать в печах до тех пор, пока все их соки не испарятся
и бальзамирующие вещества не пропитают тела так
основательно, что они больше не разлагаются»146. Найти аптеки,
где продавались мумии, можно было и в начале XX века:
каталог 1908-1909 годов тогда еще немецкой
фармацевтической компании «Мерк» предлагал «настоящую египетскую
мумию — пока в наличии — по 17 марок 50 пфеннигов за
килограмм»147.
Одной из отличительных черт медицины xvii века было
частое, практически без ограничений, использование
опиума, который употреблялся в виде настойки (лауданум), в
чистом виде (головки опийного мака) или в виде пилюль,
иногда смешанный с лекарственными растениями. О
широком употреблении опиума еще в 1614 году в первой
голландской книге, целиком посвященной действию и
употреблению опиума, писал Анджело Сала (Opiologia, Den
Haag, 1614, London, 1618). И если последствия пьянства
были излюбленной темой проповедей, нравоучительных
или сатирических стихов (великое множество эпиграмм
посвятил пьяницам Гейгенс), то о возможных трагических
последствиях потребления опиума упоминалось нечасто.
А случалось и такое. Так, пристрастился к опиуму Христи-
аан Ромф, врач Фредерика Хендрика. Во время летней
кампании 1645 году Гейгенс докладывает Амалии, что доктор
Ромф умер, приняв большую дозу опиума. За год до смерти
65-летнего врача штатгальтера от передозировки опиумных
пилюль умер граф Херман Отто ван Стирум Бронкхорст,
генерал-губернатор Неймегена. Но в медицинских
трактатах опиум выступал как незаменимый анальгетик.
Опиумом боролись с бессонницей и поднимали настроение148.

Фрэнсис Бэкон, также ставший жертвой передозировки
опиатов, в Sylva sylvarum пропагандировал их для
удлинения жизни. Слабые здоровьем братья Фрэнсис и
Энтони Бэконы с детского возраста принимали «physics», как
назывались в Англии опиаты — с молоком, вином,
бульоном... Привыкнув к ним, оба стали впоследствии
известными «physic» takers149. Как «прекрасное болеутоляющее»
пропагандировал его и Корнелис Бонтеку150. Иоханнес
Вербрюгге подробно описывает действие опиатов,
утоляющих боль, останавливающих кровотечение, дающих сон.
Автор упоминает, что многие считают действие лауданума
опасным, но он, видя свою главную задачу в облегчении
боли, дает его и маленьким детям, и женщинам в родах.
Дает он лауданум и при коликах, и при боли в кишечнике
(с укропной водой, а если ее нет, то с вином), и при
дизентерии, и при приступах подагры. Он пишет и о наружном
применении Laudanum Opiatum — с Ung. Populeum,
мазью, приготовленной на основе почек черного тополя, как
правило с добавлением белладонны, мака и белены.
Рецепты Йоханнеса Вербрюгге собраны в любопытной
книжке, вышедшей в восьмидесятых годах XVII века под
названием Лекарский лоцман, повествующий о
корабельном или лекарском сундуке, о недугах, обыкновенно
случающихся на корабле и в сражении, о ходе болезней и их
кризисе ш. Как и обещано в заглавии, книжка рассказывает
о медикаментах лекаря на судах Ост-Индской компании
(которые мало чем отличались от медикаментов лекарей
военных судов), их происхождении, составе и действии, о
часто встречающихся среди моряков и солдат болезнях, их
ходе и лечении.
Но книжка содержит больше обещанного в заглавии.
Автор подробно описывает действие опиатов, дает рецепт
териака и митридатума, который, способствуя
потоотделению, выводит из организма все вредные жидкости,
снимает головную боль, помогает при падучей, кашле,
кровохарканье, параличе. Отдельно пишет он о шпанской
мушке и об использовании в компрессах и пластырях
смальца (Axungia Porti) для размягчения и созревания
нарывов. Он рассказывает о терапевтическом действии судо-

Вокруг
Урока
анатомии
доктора
Тюлпа
вого провианта: хлеба, бобовых, гороха, мяса, риса, сыра,
сливочного и растительного масла, вина, уксуса, пива,
воды, лука, горчицы, соли, сушеных фруктов, орехов и
сахара, лимонов и апельсинов. Естественно, что лекарь из
Мидделбурга, второго по величине порта Ост-Индской
компании, не мог не упомянуть перца, имбиря, гвоздики,
корицы и мускатника. Подробно останавливается он и на
лечебных свойствах табака, помогающего от цинги,
водянки, нарывов, парши, чесотки, бородавок и укусов змей
(табак в вине или масле). Он превозносит сок его свежих
листьев, а сухие листья табака, растолченные в порошок и
с добавлением мочи, лечат нарывы. Из рыб, как и
полагается голландцу, он говорит только о селедке, едва упоминая
абердан (соленую треску, которую ловили у Абердина) и
сушеную треску.
Самая любопытная для современного читателя
главка посвящена тому, что сам автор называет латинским
«stercus», хотя в альманахах XVII века рецепты лекарств на
основе экскрементов животных не были чем-то
необычным152. Переведя «stercus» как «навоз, помет, кал», Вер-
брюгге говорит, что дело не в слове, а в целебных свойствах
того, что оно обозначает. Начинает он с album graecum,
побелевшего на воздухе собачьего кала (желательно, чтобы
собака в течение трех дней ела только кости). Вербрюгге
пересказывает рецепт знакомого лекаря, который,
добавляя истолченный в порошок album graecum в молоко,
вылечил сотни людей от дизентерии. Сам же автор считает
album graecum великолепным средством от старых
злокачественных нарывов и воспаления гортани.
Коровий или воловий навоз, положенный между
нагретыми в горячем пепле виноградными листьями или
листьями красной капусты, является прекрасным средством
от ишиаса, но помогает и от укусов мух и пауков, и от
отеков ног и яичек. Рассказывая о свином навозе, автор
снова ссылается на рассказ знакомого лекаря, вылечившего от
кровохарканья больного, кормя того жаренным на масле
свиным навозом. Козий навоз (4-5 катышков с белым
вином) —апробированное средство от желтухи,
овечий—жаропонижающее. Голубиный помет, смешанный с жерухой,
452

помогает при ишиасе, а смешанный с маслом из
персиковых косточек —от головной боли. Моча здорового
мальчика—отличное средство от чумы, от запаха изо рта и от укуса
змей. От укусов змей, ящериц и скорпионов помогает
слюна, которую можно смешать с сулемой. Вербрюгге
рассказывает о применении улиток, с раковиной и без, дождевых
червей, прогорклого масла, ржавчины, сажи, вара, паутины,
жженого оленьего рога, рачьих глаз, ласточкиных гнезд,
спермы китов153. Все это, если разобрать плотную черную
массу готического шрифта, написано чрезвычайно живо
и интересно. Книжка заслуженно имела большой успех и
много раз переиздавалась и отдельным изданием, и в
качестве приложения к другим книгам154.
ПОДАГРА ДУХА
Как ни один более или менее обеспеченный человек не
мог в xvii веке избежать подагры, так не мог он избежать
и меланхолии, под которой понимали нарушение
равновесия между черной желчью и тремя другими
жизненными соками155. Роберт Бертон, автор трехтомной Анатомии
меланхолии, называет болезнь «эпидемическим
заболеванием, которое так часто и так сильно терзает тело и душу».
Говоря о недуге, «который так мучителен и так
распространен», он ссылается на итальянского врача Меркуриалиса,
писавшего, что болезнь «столь распространена в наши
дни», и на французского врача Андреаса Лауренциуса,
отмечавшего в Трактате о меланхолии (1627), что болезнь
«столь часто случается в наши злосчастные времена», что
лишь немногим она не доставляет жестокие страдания»156.
Чаще всего жаловались на недуг поэты, писатели и
художники: склонность к меланхолии издавна считалась
оборотной стороной гениальности, и еще Аристотель писал,
что «все выдающиеся люди, отличившиеся в философии, в
государственных делах, в поэзии или изобразительном
искусстве, — меланхолики, некоторые даже до такой степени,
что страдают от нездоровья, вызванного черной желчью»157.

Вокруг В Голландии XVII века, со стремительно развивающей-
уРока ся экономикой, чрезвычайно насыщенной политической,
анатомии *, -
окто религиозной и культурной жизнью, казалось бы, не долж-
Тюлпа но было остаться уголка, где могли бы притаиться уныние
и тоска. Этого мнения придерживались и современники-
иностранцы, как знавшие развивающуюся Республику по
книгам, так и видевшие ее собственными глазами. Бертон,
авторитет в области модной хвори, одной из главных ее
причин считал праздность. Сам автор, ссылаясь на
«божественного Сенеку, уверявшего, что лучше заниматься чем-
нибудь бесполезным, нежели вовсе ничем», признавался,
что затеял свой труд, чтобы избежать меланхолии158. Но
праздность, по Бертону, вызывает не только упадок духа
в одном человеке, но и всеобщую социальную инерцию.
Сравнивая «богатые объединенные провинции
Голландии, Зеландии и пр., тамошние чистые и многолюдные
города, изобилующие самыми трудолюбивыми
ремесленниками», с побережьем Англии, где «тысячи акров болот
остаются непроходимыми», «города немногочисленны,
да и те в сравнении с голландскими бедны и крайне
неприглядны», а «ремесла в упадке»159, он выводит причину
преуспеяния Нидерландов из трудолюбия их жителей 16°.
Занятость населения, будь то ремесло или торговля, этика
труда, сознательная деятельность, направленная на
улучшение общества, — все это ведет не только к подъему
экономики, но и к духовному подъему, исключающему
меланхолию161.
Этого же мнения придерживался и знавший Голландию
изнутри Уильям Темпл: «Живущие там иностранцы
склонны к сплину, но коренные жители страдают им редко или
не страдают вовсе. Я думаю, что причина этого в их вечной
занятости или в их способности довольствоваться малым.
<...> Сплин — болезнь слишком изысканная для жителей
этой страны, которые чувствуют себя хорошо, когда не
больны, рады, когда их никто не трогает, довольны, потому
что не думают о довольстве. Они ищут счастье в обычных
житейских радостях и усладах или в накоплении богатства.
Спекулятивные рассуждения и утонченные наслаждения
не для них»162.
454

Однако оба они не правы. Болезнь, ставшая в это
время модной в интеллектуальных кругах Европы, не обошла
и Республику Соединенных провинций. А Анатомия
меланхолии, впервые вышедшая в 1621 году и четырежды
переиздававшаяся только при жизни автора, была
популярна в Северных Нидерландах не меньше, чем в остальной
Европе. О меланхолии голландских художников мы знаем
по увлекательной книге Марго и Рудольфа Виттковер
Рожденные под знаком Сатурна1&. О меланхолии голландских
поэтов-латинистов — по их стихам и переписке: в личных
письмах было принято писать о здоровье хотя бы пару слов
или употреблять старую, цитируемую еще высоко чтимым
в Голландии Сенекой формулу S. V. B.E.E.V. — si vales bene
est, ego valeo (если ты здоров, хорошо, а я здоров). О
болезни писали больше, и им было о чем писать.
«Меланхолия» мучила Гейгенса, вечно занятого
секретаря штатгальтера, композитора и рисовальщика,
писавшего стихи на многих языках и игравшего чуть ли не на
всех существовавших в то время музыкальных
инструментах. Несколько раз болезнь на месяцы укладывала его в
постель. Один из самых сильных приступов случился сразу
после того, как он получил вожделенное место секретаря
Фредерика Хендрика! Надеясь, что невидимая болезнь не
станет причиной отставки, 19 июня 1626 года он пишет
своему патрону очень личное французское стихотворение
о разбившей его maladie de langueur. И в тот же день еще
одно, по-голландски, Koortsige bedde-hede {Горячечная ода
одра) —играть словами он мог даже в депрессии, она каким-
то образом возбуждала его поэтический дар. Фредерик
Хендрик проявил понимание и сочувствие к психическому
состоянию секретаря. Вскоре после этого Ливенс
написал портрет Гейгенса, о котором шла речь во второй главе.
Многие, как пишет сам портретируемый, считали портрет
Ливенса «темным», но для него самого он стал «одной из
самых дорогих вещей». В военный лагерь он приехал
только в конце октября. Лагерная жизнь не способствовала его
душевному здоровью, он снова впал в депрессию и в
январе 1627 года писал: «ick doolde bijstersweghs in 4 swartste
van 4 onseker, in twijffel-misticheit» — «блуждал, путь поте-

ряв, я в сумраке сомнений, во мгле неясности». В апреле
1629 года, после рождения второго сына (Кристиана,
будущего Гугения, который, кстати, унаследует отцовский
недуг в еще более сильной форме), Гейгенс снова не может
ехать в лагерь. В декабре-январе 1630 года новый приступ...
О приступах меланхолии он писал и в Дневной работе,
жалуясь на селезенку, которая «так часто досаждает мне безо
всяких причин», и в Бесценной глупости. В его
библиотеке среди множества медицинских книг была и Анатомия
меланхолии Бертона. Гейгенс спасался от нахлынувшей на
него меланхолии музыкой («I fiddle myself out of a bad
humour»), известной своим терапевтическим действием164.
Принцесса Мари де Бримё, покинув свои владения
на Юге и обосновавшись в Лейдене, пишет в сентябре
1591 года Клузию, что работа в саду скрашивает ей жизнь и
гонит меланхолию165.
Страдал меланхолией и не знавший праздности самый
прославленный голландский поэт xvii века—Вондел. Если
у Гейгенса частная жизнь отделена от стихов, хотя сами
стихи и автобиографичны, то у Вондела очень мало стихов о
личной жизни, да и сама она поглощена писательством. Но
и он в Молитве, излитой Богу, о моей долгой гнетущей
болезни (Gebedy uitgestort tot God, over mijn gedurige kwijnen-
de ziekte) просит избавить его от «ежеденного страдания»:
Оно печалит жизнь мою и изнуряет силу,
И небо часто я молю мне ниспослать могилу166.
С 1620-го по 1623 год обычно такой продуктивный Вондел
написал крайне мало. Его биограф Герард Брандт прямо
называет «долгую гнетущую болезнь» поэта —
melancholia hypochondriaca. Согласно гуморальной патологии,
болезнь вызывалась разлитием черной желчи, которая,
смешиваясь с кровью, блокировала сосуды. Ее
симптомами были лихорадка, тяжесть в груди (Брандт пишет, что
многие считали, что Вондела, таявшего на глазах, съедала
чахотка), учащенное сердцебиение, замедленный пульс,
морщинистая кожа, сухость во рту. Лечили меланхолию
все теми же рвотными, слабительными, кровопусканием,

диетой, ограничением алкоголя (причем белые вина счи- Подагра
тались предпочтительнее красных), прогулками на свежем дУха
воздухе. Апатия, охватившая Вондела в начале ю-х годов,
могла быть вызвана смертью ребенка и политическим
переворотом i6i8 года.
Но, пожалуй, самым известным случаем «меланхолии»
стала болезнь Каспара Барлея. Не случайно именно с нее
начинается История меланхолии Карин Юханнисон,
переведенная на русский язык167. После переворота i6i8 года
Барлей лишился как места профессора логики
Лейденского университета, так и поста субрегента Колледжа Штатов.
Обремененный семьей с четырьмя маленькими детьми,
Барлей сначала дает уроки латыни и философии студентам,
которых берет на постой, а потом решает сменить
профессию и стать врачом. За два года он проходит
университетский курс и в i6n году получает в Кане степень доктора
медицины. Но осознание того, что все «построено на
догадках», не позволяет ему долго заниматься практикой.
Полушутя-полусерьезно он писал Гейгенсу, что не
отправил на тот свет сонмища душ и что «доктор медицины» он
только на похоронах, при объявлении титулов почтивших
усопшего своим присутствием.
В 1623 году раскрыт заговор против Маурица, в котором
были замешаны сыновья Олденбарневелта. Лейден, где у
власти оставались контраремонстранты, накрыла волна
репрессий. Трое жителей города казнены. Как раз в это время
эшевен Лейдена останавливает на улице Барлея и
приказывает показать листок бумаги, торчащий у того из кармана.
Листок оказался адресованным другу латинским стихом,
и помощник бургомистра тут же отпустил бывшего
профессора, но случившееся так напугало Барлея, что он три
раза подряд ходил на проповеди к контраремонстрантам.
Первый приступ депрессии начался, как только он
осознал, что своим переходом на сторону врага он предал дело
ремонстрантов. И хотя Утенбогарт в письмах из Франции
пытался успокоить совесть Барлея, депрессия
продолжалась. Герард Брандт, женатый на дочери Барлея и знавший
обо всем из первых уст, обстоятельно расскажет об этом в
Истории Реформации.
457

Весной 1630 года основатели Athenaeum Illustre
предложили Барлею место профессора философии в новой
школе. Он согласился, надеясь, что в Амстердаме, где у власти
давно уже были ремонстранты, ему будет легче дышать.
8 января 1631 года Барлей читает инаутуральную лекцию, а
уже 10 апреля он снова болен, и целый месяц его замещает
Фоссий. На следующий год Барлея снова поражает
депрессия, которая продолжается полгода.
В 1635 году умирает его жена Барбара, и ее хоронят в
Старой церкви рядом с двумя их младенцами-сыновьями,
родившимися и умершими в Амстердаме. В этом же году
Барлей читает лекцию, в которой, представляя человека
как микрокосм, находит в нем все, что есть во Вселенной:
звезды, растения, реки, молнии, залежи полезных
ископаемых. Есть в человеке и тучи, которые время от времени
поднимаются из ипохондра и затмевают солнце сознания.
Во время таких затмений человек видит в мире отражение
того, что происходит в нем самом168.
Но затмения сознания самого Барлея вызывались не
только тучами из подреберья. Вскоре он понимает, что
свобода его ограничена и здесь. В Амстердаме он обещает
городским властям, что будет осторожен в высказываниях:
Атенеум не хотел снискать репутацию бастиона ремон-
странтов. Из нового издания своих стихов Барлей убирает
стихи, посвященные Олденбарневелту, Утенбогарту и
другим ремонстрантам. В тот же год по просьбе рабби Менассе
бен-Израиля169 (бывшего хорошим знакомым и Рембрандта,
который сделал в 1636 году его офортный портрет) Барлей
пишет короткое стихотворение к его книге De Creatione, в
котором восхваляет благочестие автора и призывает жить в
мире и славить Бога, несмотря на расхождение во взглядах.
Такая невиданная ересь вызвала возмущение кальвинистов,
и они разражаются волной памфлетов, вопрошая
читателей: как профессор Атенеума может быть другом еврея, как
он может считать, что евреи чтят того же Бога, и называть
их благочестивыми? Что за место этот Атенеум, если уроки
молодежи там дают такие профессора? 17°
19 октября 1637 года Барлей произнес речь по случаю
взятия Бреды. И снова слег. Депрессия продолжалась на этот

раз восемь месяцев. Он не читает лекций, не встречается с
друзьями. В отличие от Гейгенса, у которого на периоды
меланхолии приходятся волны творческого подъема, Бар-
лей замолкает. В одном из редких писем он сравнивает себя
с серифской лягушкой, и другу в Лейдене, знавшему
Пословицы Эразма, не надо было объяснять, что серифские
лягушки не квакали. Один из самых блестящих умов
Республики Соединенных провинций, один из самых
вдумчивых и честных ее граждан восклицает: Me miserum!
И пишет: «Прощай, бесподобный Гейгенс, люби меня,
любящего тебя нежно».
После этого Барлей прожил еще десять лет. Правда, в
это время его преследовала другая болезнь: он думал, что
он из стекла. Теперь об этой болезни не слышно, но в
xvii веке многие знали, что стеклянным считал себя в
приступах безумия французский король Карл VI, стеклянной
мнила себя современница Барлея Николь дю Плеси, сестра
кардинала Ришелье. Гейгенс упоминает болезнь в
Бесценной глупости^ сам Барлей—в лекции De Animae Ннтапае
AdmirandiSy о болезни писали Эразм и Декарт. Сервантес
посвящает ей новеллу, которую Филипп Кино (1635-1688)
переработал в пьесу Стеклянный доктор. В предисловии
к голландскому переводу переводчик считает нужным
заметить, что пьеса написана французом Кино и что в ней
нет намерения кого бы то ни было обидеть. Вероятно, он
боялся, что найдутся зрители, которые «узнают» в герое
пьесы Барлея171.
В марте 1647 года умер Фредерик Хендрик, а и мая,
простудившись на похоронах штатгальтера, умер Питер Кор-
нелис Хоофт, поэт и друг Барлея. Смерть Хоофта вызвала
четвертую и последнюю депрессию. Гейгенс заканчивает
одно из писем Барлею словами: vale et sape — будь здоров
и разумен. Но у Барлея не было уже ни того, ни другого.
14 января 1648 года его нашли в резервуаре для сбора
дождевой воды.
Тела самоубийц, приравненных Блаженным
Августином к убийцам, тащили через весь город на Поле
висельников, где их вешали рядом с другими преступниками, а
потом хоронили в неосвященной земле «кладбища про-

клятых», которое находилось на площади Дам, у Новой
церкви, там, где сейчас Новое кафе172. Чтобы избежать
бесчестья, самоубийство Барлея замолчали. Похоронили его в
Новой церкви, неподалеку от Хоофта173. Вондел, знавший
болезнь на собственном опыте, написал эпитафию:
Барлей спит с Хоофтом рядом. И могила
Ни славы иху ни дружбы свет не погасила174.
Но самое удивительное указание на то, что меланхолия
встречалась в Республике не реже, чем где бы то ни было,
находится в Стокгольме, в архиве Луи де Геера. Речь об
этом «короле купцов», заложившем основу многих
отраслей промышленности Швеции, еще впереди, и,
очевидно, только познакомившись с ним, читатель разделит мое
удивление тем, что на хранящемся в стокгольмском архиве
плане огорода де Геера видно, что одна из грядок
предназначена для betony, чистеца (Stachys officinalis). Наряду с
огуречником (borage) и воловиком (burguss) чистец был
одним из любимых растений Бертона. Анатом меланхолии
рассказывает, что древние сажали чистец как святую траву,
траву от «страшных видений» и что растение высоко ценил
Антоний Муса, врач Августа175. Одну из этих трав Бертон
считал Гомеровым непенфом — зельем, которое Елена
бросает в вино Телемаху, пытаясь избавить его от грустных дум.
Вряд ли, однако, подагра духа мучила доктора Тюлпа...
МЕДИЦИНСКИЕ НАБЛЮДЕНИЯ
Доктор Тюлп принимает богатых больных у себя дома,
навещает городские больницы, в которых лечились
преимущественно бедные, читает лекции лекарям,
занимается организацией аптечного дела, заседает в городском
совете то судейским, то казначеем, то попечителем сирот...
Кроме всего этого «трудолюбивый Гиппократ с Амстела»,
как назовет его Вондел, записывает случаи из практики.
В 1641 году выходит его Observationum Medicarum Libri

Très. В медицинском мире имя Тюлпа получило
европейскую известность благодаря не Уроку анатомии
Рембрандта, а этой неоднократно переиздававшейся книге.
Тюлп начал вести записи, как только приступил к
практике. Позже он вел записи для своего старшего сына
Питера, который, пойдя по стопам отца, получил в 1637 году в
Лейдене титул доктора медицины, и в 1641 году был вписан
в Медицинскую коллегию. Ему-то отец и хотел передать
25-летний опыт работы. Но в 1645 году в возрасте гу лет
Питер умер176.
Книга пользовалась большим успехом. При жизни
Тюлпа вышло три издания, после его смерти еще три177.
Появились и переводы на голландский178, но выполнены они
были так небрежно, что в конце жизни автор сам сел за
перевод. Опубликовать его он уже не успел, и с тех пор
рукопись в 462 страницы, написанная мелким, разборчивым
почерком — согласно графологам, свидетельство ровного
характера, — хранилась в библиотеке семьи Сикс. Только в
1991 году голландский перевод Тюлпа увидел свет.
Барлей, прочитав книгу Тюлпа, сказал, что каждая ее
страница — камера пыток. Возможно, наши представления
о пытках претерпели с тех пор значительные изменения или
временной барьер притупляет остроту чужой боли, но
сейчас каждая страница читается как маленькое путешествие в
Голландию XVII века. Уже само вступление, несмотря на
явную отсылку к Горацию, вызывает живые ассоциации с
голландской и фламандской живописью того времени:
«Любознательный читатель! Как глоток из пенящегося бокала,
только что налитого из полной бочки, отличается от глотка
из стакана, уже какое-то время стоявшего, медленно
налитого из выдохшегося кувшина... » — так Тюлп сравнивает
свой латинский оригинал с переводом, сделанным тридцать
лет спустя. Все предисловие, заканчивающееся пожеланием
счастливого плавания, — одна развернутая метафора
чтения-плавания еще неопытного мореплавателя, который с
помощью морских карт, бакенов, маяков обходит мели на
своем пути к новым плодородным землям179.
Книга Тюлпа не производит впечатления камеры пыток
и благодаря своей занимательности, живости и красочно-

сти. Она напоминает скорее кунсткамеру или кабинеты
редкостей, которые собирались тогда с таким рвением.
Какие только странные болезни он не описывает! Человек, у
которого так много кожи, что он может кожу шеи натянуть
на нос, а кожу плеча — на голову (синдром Элерса-Данло-
са). Англичанка с такими кривыми руками и ногами, что
шьет ртом. И как шьет! Его знакомая, признавшаяся, что
съела за время беременности ни много ни мало 1400
селедок. Тюлп ругает ее за неосмотрительность —ведь ребенок
не сможет теперь жить без селедки! Он описывает двух
девочек, сросшихся грудью и животом, с тремя ногами и
четырьмя руками, пятилетнего ребенка весом в 150
фунтов, пятилетнюю менструирующую девочку,
рассказывает об амстердамском враче, умершем от зуба мудрости, о
женщине, уверенной, что у нее в животе змея, ирландском
мальчике, выросшем среди овец и не евшем ничего, кроме
травы, — он не умеет говорить, но прекрасно блеет...
Тератология (от греч. répaq — чудовище, урод), наука
об аномалиях развития, восходит еще к Античности, к
Аристотелю, усматривавшему причину уродства в
«незаконченности развития», и к Плинию, утверждавшему, что
«природа творит уродов, чтобы поразить нас и развлечь
себя», и собравшему в vu книге Естественной истории
богатую коллекцию различных монстров. Изображения
уродов перешли затем в средневековые медицинские
трактаты. Трактат об уродах и чудовищах написал Амбруаз
Паре. Известно множество рисунков сиамских близнецов,
детей с двумя головами, тремя ногами и прочими
отклонениями. Сохранился трогательный рисунок ребенка с
двумя головами, сделанный Дюрером. И в xvil веке люди
с прирожденными отклонениями неизменно
вызывали огромный интерес. В 1597 Г°ДУ Голциус делает
гравюру, изображающую двухголового мальчика, стоящего в не
менее театральной позе, чем Знаменосец или Сержант.
В тексте читаем, что помимо двух голов у уродца были
двойные внутренности — два сердца и две печени.
В 1628 году вскрытие сиамских близнецов проводил
доктор Ромф, и зрелище подобного двукратного монстра
привлекло в анатомический театр множество любопытных.
Медицинские
наблюдения
Слева:
H и кол aac Тюлп.
Медицинские
наблюдения.
Амстердам. 1650
Библиотека
Университета
Амстердама
463

Многие истории Тюлпа звучат так же
неправдоподобно, как рассказы Феклуши про людей с песьими головами,
но приправлены большей долей гоголевского абсурда.
Например, про человека, которому турки вырвали пол-языка.
Он три года не говорил, но потом испугался молнии и
вскрикнул. От этого у молодой женщины случился
выкидыш. А немой, хоть и заговорил, глотать все равно не мог.
Или история про страдавшую отеками жену художника
Говерта Флинка, у которой при вскрытии180 обнаружили
но фунтов воды, хотя при жизни она казалась здоровой
и даже залезала на башню в Клеве... Или как он буравил
мошонку Николаасу Хасселаару (которого читатель может
знать по портрету Франса Халса). Из раздувшейся до
размера детской головы мошонки удалили 300 граммов
жидкости, но после того как дырочку законопатили (подробно
описано, как и чем), у больного так вздулся живот, что он
не мог ни лежать, ни сидеть, и в конце концов его
измученная и изможденная душа, уставшая от мытарств, вырвалась
из тесного узилища. История о влюбленном, окаменевшем
после отказа невесты и снова ожившем, когда она к нему
вернулась. О другом незадачливом влюбленном,
перерезавшем себе горло и вырывавшем нитки каждый раз, когда
его зашивали. Когда же Тюлпу все-таки удалось залечить
ему горло, больной решил, что у него нет ног. Тюлп
рассказывает, как он дал больному по ногам палкой и тот сразу
почувствовал свою ошибку. (От попытки перерезать горло
не осталось никаких последствий, разве что, когда пел, не
мог брать высокие ноты.) Или рассказ о попавших в шторм
англичанах, которые не ели и дней. Хотя они и растянули
однодневный запас на первые пять дней, потом им все же
пришлось кинуть жребий, кого съесть первым. Тот, на кого
пал жребий, очень по-английски уговаривает своих
товарищей не церемониться, так как, будучи съеденным, он
окажет им дружескую услугу. Друзья принимают его
предложение, но не наедаются. Следующий, на кого выпадает
жребий, оказывается не таким сговорчивым. В итоге
англичан прибивает к голландскому острову, и судья,
учитывая все обстоятельства, отпускает их на все четыре
стороны. Или нравоучительная история про молодого человека,

страдающего падучей, который выпил в качестве лекарства
теплую человеческую кровь — Тюлп пишет об этом
популярном средстве с отвращением181. После этого
эпилептику стало хуже. Он упал в огонь, получил ожог ноги, так что
ногу пришлось отрезать (при этом Тюлп не забывает
уточнить, что отрезали пилой). Мораль этой истории: теплая
человеческая кровь при падучей не помогает.
Рассказы Тюлпа напоминают фантастические истории
из Естественной истории Плиния про обитателей
дальних стран—людей без глаз и рта, людей с песьими головами,
способных только лаять, людей одноногих или с пятками,
вывернутыми вперед. Плиний сопровождает их «si libeat
credere» — «кто хочет, пусть верит». Тюлп этой оговорки
не делает, он верит своим глазам и своим рассказам, как
незадолго до этого португальские мореплаватели верили
приказу «беречься козней тварей с человеческой головой и
рыбьим хвостом. Они плавают с луками и стрелами и едят
людей». Как верили своим историям другие рассказчики
этого времени182.
Тюлп описывает немочи пациентов всех слоев
населения, как бедных больных из городской больницы, так
и именитых горожан: одышку Элиаса Трипа, которому
шведский король задолжал миллион гульденов, коклюш
сына члена Верховного суда Голландии Хендрика Хюдде,
проблемы с мочевым пузырем английского священника
Эйнсворда...
Обращает на себя внимание обилие несчастных
случаев с пьяными. И не только с бедными больничными
пациентами. Тюлп описывает и капитана, не удержавшегося на
ногах после обильных возлияний, и богатую горожанку,
любящую пропустить рюмку-другую. В протестантской
стране, где едва ли не главной добродетелью почиталась
умеренность, такое массовое пьянство не может не
удивить. Бросалось оно в глаза и иностранным
путешественникам, приписывавшим любовь жителей Нижних земель
к горячительным напиткам влиянию сырого климата183. Не
ускользало это пагубное пристрастие и от глаз пасторов,
без устали грозивших с церковных кафедр
предающимся греху пьянства проклятьем и преисподней. Выпивка в

меру допускалась, но пьянство вело за собой другие грехи:
танцы, бесчинство, распутство. Однако находились и
защитники алкогольных напитков, приписывавшие им
целительные свойства. В Англии многие верили в правоту
высказывания «drink wine & have the gowte, drink none &
have the gowte» — «пей вино, и заработаешь подагру, не пей,
и заработаешь подагру»184.
Власти, с одной стороны, выпускали постановления,
направленные на борьбу с пьянством, с другой —
нуждались в деньгах, поступавших от продажи вина, йеневера
(можжевеловой водки), джина, пива. Вино указывало на
социальный статус, его пила интеллектуальная и торговая
элита. Народ пил йеневер. Пиво пили все, и свои
пивоварни держали даже сиротские приюты. Потребление пива на
душу населения в начале xvii века в четыре-пять раз
превышало теперешнее, потребление вина — в два с половиной
раза. В1613 году, когда Тюлп начинал свою врачебную
практику, в Амстердаме было 518 трактиров, то есть примерно
по одной на две сотни жителей. Такое пристрастие к пиву
объяснялось плохим качеством воды: выгребные ямы
богатых домов на каналах соединялись с каналами, а жители
домов победнее опорожняли в каналы ночные горшки и
ведра. Питьевую воду приходилось привозить на
специальных барках185.
Элита ездила на воды Спа, которые рекомендовались
при малокровии и болезнях печени186. Пройдя курс на
холодных источниках Спа, недужные, как правило,
отправлялись в Ахен, неподалеку от которого принимали горячие
ванны. Тамошние богатые минеральными солями
источники рекомендовались при болезнях костей и суставов,
они благотворно действовали на кожу и успокаивали при
стрессе.
Многие не решались пить целебную воду Спа. Услышав,
что Биллем III пьет там минеральную воду, один из врачей
поставил на штатгальтере крест: вода не соответствовала
его природе и должна была непременно вызвать чахотку187.
Ланге беспокоился о здоровье Филипа Сидни, пившего в
жару много воды и любившего фрукты (воздерживаться от
фруктов призывал еще Гален, и в xvi-xvii веках, несмотря
Медицинские
наблюдения
Слева:
Молодой
пьяница
Хендрик
Голциус (?)
1590-1610
Гравюра. 19x13.2
Рейксмузеум,
Амстердам
Ф1

на рост потребления фруктов, многие
разделяли его воззрения, причем особенно не
доверяли сливам и черешне, с которыми связывали
вспышки эпидемий чумы)188.
Молоко пили в основном, маленькие дети,
больные и старики, так как считалось, что оно,
хоть и укрепляет организм, пагубно действует
на зубы и может вызывать проказу189.
Сам Тюлп верил в лечебные свойства чая,
предотвращающего, по его мнению, потерю
жизненных соков. Чаю он посвящает
отдельную главу. Но фунт чая в то время стоил около
сотни гульденов, так что выпивать
рекомендованные им 8-ю чашек в день, а при
некоторых болезнях 50 и более могли лишь очень
немногие190. Даже когда во второй половине
xvii века цена чая упала со ста до десяти
гульденов за фунт, целебный напиток могли себе
позволить только люди состоятельные. Приехав в
конце первой четверти xvin века в
Нидерланды, Монтескье поразился, увидев, как хозяйка
одну за другой выпила тридцать чашек чая.
Голландцы в XVII веке слыли не только
отъявленными пьяницами, но и заядлыми
курильщиками. По выражению Саймона Шамы,
Республика «провоняла табаком». Особенно
шокировали иностранцев голландки,
дымившие трубками, зажатыми в почерневших от
курева зубах191.
Мнения о пользе и вреде табака расходились
еще больше, чем мнения о пользе и вреде
алкоголя. Многие продолжали ожидать чудес
исцеления от растения, радушно встреченного
всеми европейскими врачами после того, как
французский посол в Португалии Жан Нико
успешно вылечил припарками из
выращенного им табака нарывы придворных. «Чайный
доктор» Корнелис Бонтеку считал, что листья
табака помогают при цинге, камнях, подагре,
Медицинские
наблюдения
Сидящий курильщик
Дирк Хале. 1622-1627. Бумага,
масло. 27,7x17,8. Рейксмузеум,
Амстердам
Слева:
Старый пьяница,
или Последствия
пьянства
Хендрик Голциус (?)
1590-1610. Гравюра
19x12,5- Рейксмузеум
Амстердам
469

Вокруг
Урока
анатомии
доктора
Тюппо
мигрени и хронической бессоннице. Спасался от
мигреней курением Уильям Герберт, уи граф Пембрук,
которому посвящено первое фолио Шекспира. Фрэнсис Бэкон
полагал, что табак умиротворяет дух и снимает усталость.
Другие приписывали растению, получившему имя Нико,
целительное действие при зубной боли, глистах, геморрое
и подагре. Табак рекомендовали роженицам. Он помогал
избавиться как от вшей, так и от лишнего веса. Рафаэл То-
риус, один из учителей Гейгенса, сочинил Гимн табаку.
Йохан ван Бевервейк верил, что Nicotiana tabacum
предотвращает заражение чумой. В профилактические свойства
«священного растения» верили и многие другие. Самюэль
Пипе во время лондонской чумы покупает листья табака,
«чтобы нюхать и жевать». Сообщения о том, что ни один
из продавцов табака не заболел чумой, побудило
руководство Итона обязать своих питомцев курить трубку,
угрожая уклонявшимся от курения поркой192. Заболевший по
приезде в Швецию Декарт отказался от врача королевы
Кристины193, и лечился теплым напитком из листьев табака.
Напиток, как мы знаем, не помог.
Поклонник чая, умеренный и в еде, и в питье, Тюлп
оказывается, конечно, противником табака. По его мнению,
табак приносит вред всему организму и особенно легким.
Его вредно курить, нюхать, жевать и пить (табак варили,
добавляя сахар). Настоятельно советовал воздерживаться
от табака и Гейгенс, утверждавший, что от него только
першит горло и болит желудок, а сам курильщик постепенно
превращается в дымоход194. Мауриц пытался бороться с
курением в армии, а Пит Хейн —во флоте195. Петрус Скри-
вериус предупреждал о возможности выработки вредной
привычки к курению. Но бороться с курением было
трудно, особенно после того, как с конца 30-х годов xvii века в
Республике начали выращивать свой табак и смешивать его
с табаком из Вирджинии и Мэриленда. Этот табак
экспортировали в Россию, Скандинавию, Польшу и Пруссию.
О том, насколько прижился табак в Нидерландах,
свидетельствует возникший в голландской живописи xvii века
отдельный жанр — картины с изображениями
сосредоточенных курильщиков с длинными глиняными трубками.
470

Описывает Тюлп и диковинные болезни и обычаи, с
которыми сталкивались матросы Республики, открывая и
завоевывая мир. Например, болезнь бери-бери, при которой
человека охватывает полнейшая апатия. Или индийский
обычай сжигать бездетных вдов. Тюлп описывает, как их
бреют наголо, затем следует омовение, прыжок в костер —
и столп огня. И все это беззвучно.
В рецептах он использует лекарственные растения,
пополнившие аптеки после открытия Ост- и Вест-Индий196,
природа которых неизмеримо обогатила фармакопею
Европы. Европейские лекарства в то время также имели
преимущественно растительное или животное
происхождение. Но ни произраставшие здесь лекарственные
растения (омела, тимьян, кервель, морозник, шалфей, костолом,
можжевельник и многие другие), ни широко
применявшийся для лечения мед, ни селедка, которая, как считали
голландцы, снижала температуру, помогала при цестодах,
простуде, болезнях горла и легких, ни растительные и
животные масла не могли соперничать с богатством зачастую
более сильнодействующих лекарственных растений Ост-
и Вест-Индий. Ост- и Вест-Индские компании стали, по
сути, и оптовыми торговцами фармацевтическими
продуктами. Перец, гвоздика, корица, мускатный орех и цвет
были не только дорогими специями, но и лекарственными
средствами.
Перец улучшал пищеварение, и достаточно было
принять натощак несколько его горошин, чтобы уменьшить
газообразование и согреть желудок. Горошины перца
прописывали страдающим желудочными болезнями и
болезнями печени. Кристине Шведской врачи давали при
недомогании коньяк с перечными зернами. Больным с отеками,
болезнями печени и икотой рекомендовали смесь перца,
тимьяна, имбиря, аниса и меда197. Тюлп прописывал перец
как глистогонное.
От зубной боли, поноса и некоторых глазных болезней
помогала гвоздика, которая к тому же укрепляла
сердечнососудистую систему, желудок и печень. Мускатный орех и
цвет способствовали концентрации внимания, улучшали
память, устраняли запах изо рта. Мускатный орех рекомен-

Вокруг
Урока
анатомии
доктора
Тюлпа
довался и при газообразовании, а мускатный цвет помогал
при болезнях желудка и простудах. Тюлп прописывает
мускатный орех при болях в желудке, поносе и от головной
боли.
От простуды помогала корица, которую прописывали
при проблемах с менструацией и давали женщинам после
родов для восстановления сил. Тюлп прописывает
коричное масло от воспаления нёба.
Кардамон удалял запах изо рта и помогал от
головокружений. От головной боли спасало сандаловое дерево.
Орехи кешью слыли афродизиаком, а их масло помогало
от сыпи. Тамаринд, или индийский финик, принимали как
легкое слабительное, средство от малярийной
лихорадки, цинги и чумы. Тюлп использовал тамаринд как
слабительное.
Слабительным был и китайский ревень. Смилакс
считался непревзойденным средством не только от
сифилиса, но и от оспы, кори, проказы, простуды и подагры.
Имбирь способствовал пищеварению, очищал кишечник и
останавливал понос. Женьшень, панацея от всех болезней,
отдалял старость. Пудра черного дерева способствовала
потоотделению. Перец кубеба применялся для лечения
гонореи, уменьшения газообразования, при болезнях
желудка и селезенки.
Как лекарства использовались и многие известные
красители. Кошениль служила средством от коклюша и
ревматических болей, плоды бетелевой пальмы — средством от
дизентерии. Драконью кровь (смолу) не только принимали
при болезнях нервной системы, ревматизме и проблемах
с менструацией, но и давали лошадям, чтобы прибавить
им сил. Тюлп прописывает драконью кровь от «различных
женских болезней» и поноса.
В лечебных целях использовались и индиго, и фернам-
буковое дерево (цезальпиния ежовая), и куркума... Palo de
corba, или змеиное дерево, служило противоядием от
укусов змей и применялось в микстурах от лихорадки, глистов
и холеры. Трубчатой кассией лечили ожоги.
Лекарственными растениями считались первоначально
и какао, чай, табак и кофе. Никотин составлял основу про-
472

тивочумных мазей. Чай и кофе не только утоляли жажду,
но и очищали кровь, возбуждали нервы и мозг, повышали
концентрацию внимания. Какао останавливало понос и
заживляло раны, масло какао входило в состав кремов для
рук и губ. Сахар считался средством от кашля,
температуры, болезней груди и желудка.
В вулканических районах встречалась сера, которую
использовали для лечения грибков и инфекционных
заболеваний кожи. Перемолотый панцирь броненосца,
растворенный в соке шалфея, считался испытанным средством
против сифилиса. А предпоследний позвонок хвоста
животного, растолченный и перемешанный с розовой водой,
спасал от глухоты.
Бобров ценили не только из-за их шкурок, шедших на
производство кистей для художников, шитье шапок и
воротников, но и за мускус (бобровую струю),
применявшийся как анальгетик и антиконвульсант, при лечении
нервных болезней, мигрени, параличей, заживлении ран
или прерывании беременности. Тюлп прописывал касто-
реум (бобровую струю) для отхождения плаценты.
Гваякум (бакхаут) Тюлп прописывает от сифилиса,
подагры и отеков198. Своей популярностью гваяковое
дерево обязано Ульриху фон Гуттену (1488-1523), немецкому
гуманисту, поэту и рыцарю, одному из авторов Писем
темных людей. После многолетних попыток вылечиться
от сифилиса ртутной мазью, приносившей облегчение, но
разрушавшей почки и зубы, фон Гуттен испробовал
гваякум и, считая, что исцелился, рассказал о своем опыте
борьбы с сифилисом в De morbo gallico — О французской
болезни (1519)- Чудо-средство не спасло фон Гуттена. Он
умер через несколько лет после публикации. Но его книга
произвела сенсацию, вызвав огромный спрос на гваякум.
Дюрер записывает в 1521 году, что купил в Антверпене за
гульден 14 кусков «французского дерева»199. Антония в
Рассуждениях Аретино (1534) жалуется, что «не нужна теперь
никому, кроме французской болезни», а сравнивая
различные степени горя, видит «совсем уже смерть — дважды в
год лечиться примочками из гваякумы, но так и не
избавиться от волдырей, нарывов и болей»200. Якобу Фуггеру

Вокруг
Урока
анатомии
доктора
Тюлп а
монополия на гваякум принесла немалые доходы, и Пара-
цельс утверждал, что полезным гваякум оказался лишь для
Фуггеров201.
Большое внимание Тюлп уделяет камням, что понятно,
так как камни в xvu веке мучили многих. Иниго Джонс
страдает от камней в желчном пузыре, Ньютон — от камней
в почках, о камнях Пипса и Гейгенса-старшего уже
упоминалось. И о камнях Тюлп рассказывает истории из разряда
«кто хочет, пусть верит», которые тем более завораживают,
что рассказывает их врач. Например, история о том, как
однажды у старой женщины за один раз вышло 300 камней.
Другую 89-летнюю пациентку пришлось прооперировать.
У нее вынули камень в юо граммов, после чего она встала и
пошла в церковь. Или история про кузнеца, которому уже
два раза удаляли камни и который решил, что на третий раз
он вполне сможет сделать это сам. И действительно, он
вырезал из своего мочевого пузыря камень в 4 унции, то есть
около но граммов. Зашивать, правда, пришлось уже лекарю.
Много говорит Тюлп и о лечебных средствах того
времени, например о безоаре — камне из желудка безоаровых
коз, обитающих на островах Греческого архипелага и в
Юго-Западной и Средней Азии, и свином, или
молуккском, камне, которому Тюлп приписывает целебные
свойства, в сто раз превосходящие свойства безоара. Считалось,
что настойка свиного, или молуккского, камня помогает
при жаре, сердечной слабости, сердцебиении, глистах,
падучей и желтухе. Капитан Жак Форан, француз на
голландской службе, послал Гейгенсу в 1635 году среди разных
раритетов большой безоар. А годом позже доктор Валлен-
сис предложил Гейгенсу для собрания Фредерика Хендри-
ка безоар весом в семь фунтов и размером с детскую голову.
Два безоара упоминаются в составленной после смерти
Елизаветы Зимней описи ее драгоценностей. Возможно,
это те самые безоары, которые разыскал для нее в 1624-
1625 годах английский посол в Константинополе сэр Томас
Роу. Опасаясь, что по дороге их украдут, Роу послал их с
огромными предосторожностями и в 1639 году получил
от Елизаветы ответный дар из «желудка дикой лошади»202.
В мольеровском Мнимом больном Арган принимает пре-
474

дохранительное и сердцеукрепляющее питье,
составленное из 12 зернышек безоара и лимонного и гранатового
сиропа. Безоар был хорошо известен и как антидот,
способный поглощать соединения мышьяка203. Естественно,
что камень высоко ценился204 и часто подделывался.
Подделки изготовлялись из извлеченных из мочевого пузыря
камней, а их, как мы знаем, в ту пору было предостаточно.
Тюлп предостерегает своих читателей от подделок: чтобы
распознать фальшивый безоар, надо бросить его в огонь —
подделки распадутся на части205.
Более скептичен Тюлп по отношению к порошку из
рога единорога, долго считавшемуся такой же панацеей
от всех болезней, как и безоар. Тюлп сомневается в самом
существовании единорога, предполагая, что за рог
мифического животного выдавался рог нарвала. И он
описывает найденного в 1648 году на берегу Северного моря
нарвала.
Медицинские наблюдения Тюлпа сменяются как в
калейдоскопе. Со всеми подробностями он описывает
всевозможные виды глистов, с головками и без, и вшей в
разных частях тела. Представления людей XVII века о
гигиене так же отличались от наших, как и условия их жизни.
И хотя чистота и опрятность голландских жилищ вошла в
пословицу и не было иностранца, который бы не обратил
внимания на одержимость голландок надраенными
полами и выметенными улицами206, дома топили торфом, они
плохо проветривались, в них было сыро и душно. Уборные,
называемые в то время «секретами», располагались обычно
снаружи. Только в некоторых домах «секреты» были
внутри. Пользовались горшками, и Гейгенс писал, что в
коровнике пахнет приятнее, чем в доме гаагской барышни.
Глисты были практически у всех, даже у детей самого Гейгенса.
Иностранцы отмечали не только пристрастие
голландок к чистоте, но и то, что распространяется оно только
на дом и улицу, не касаясь тела. Мылись редко, особенно
редко попадала вода на части тела, скрываемые одеждой.
Альманахи советовали мыться весной, чтобы удалить гнид
и вшей, откладывавших яйца в волосах и одежде. Якоб Кате
в Зерцале старых н новых времен (1632) призывает:

Мойте руки, мойте зубы часто, это будет впрок,
но не мойте часто ног.
Чем бы ни терзались вы,
Все ж не мойте головы207.
Излишне объяснять, что те, кто следовал совету Катса,
разводили вшей и гнид. Гейгенс записывает, что у его детей
парша.
Зубодеры часто встречаются на картинах Геррита Доу
и Яна Стеена не только потому, что чужая зубная боль
неизменно вызывает не только сочувствие, но и улыбку.
А зубной болью мучились в то время все: Сервантес в
прологе Назидательных новелл пишет, что под конец жизни
у него осталось всего-навсего шесть зубов, «притом очень
неказистых и плохо расставленных», не больше зубов было
и у шестидесятилетнего Клузия208, а Людовик XIV потерял
почти все зубы уже к 50 годам209. Чистить зубы
рекомендовалось раз в неделю. Зубные щетки, уже появившиеся к
этому времени во Франции, в Голландии были еще
редкостью, и зубы здесь чистили носовым платком. Смочив угол
платка, на него насыпали зубной порошок, состоявший
из мелкотолченых крабьих глаз, ракушек, оленьего рога
или мела с миррой и солью. Антони Левенгук в письме от
17 сентября 1683 года рассказывает, что утром он чистит
зубы солью, после чего полощет рот, а после еды чистит
зубы зубочисткой и протирает зубы тряпочкой. После еды
рекомендовалось полоскать рот водой и чистить зубы
пальцем. Гейгенс, не доверяя голландской воде, считал, что и
для этой цели лучше использовать белое вино210. Похоже,
мало кто в Голландии знал трактат Галатео, или Об обычаях
(1554)> в конце которого Джованни делла Каза пишет:
«Нехорошо также чистить зубы салфеткой, еще хуже —
пальцем, это некрасивые привычки. Не назовешь приятной и
привычку полоскать рот вином и тут же его сплевывать,
равно как привычку вставать из-за стола с торчащей изо рта
зубочисткой — ни дать ни взять птица, строящая гнездо ! »2П
Жак Форан среди прочих раритетов послал Гейгенсу
«зубы индийского паука», якобы снимавшие зубную боль.
Знахарям и алхимикам Гейгенс не верил, но чего не еде-

Медицинские
наблюдения
Зубодер
Ян Лёйкен. 1698
Офорт. 13,1x8,5
Рейксмузеум,
Амстердам
лаешь, когда заноет зуб? Черные зубы надлежало чистить
каждый день. Кислотами отбеливать черные зубы не
советовали. Но именно это «чудодейственное средство»
рекламировали рыночные шарлатаны, обещая белые зубы.
Последствия, естественно, были печальны.
Зубоврачебная помощь, как и вся практическая
медицина, находилась в руках лекарей, среди которых были как
истинные знатоки-мастера, так и неучи. К первой категории
относился гаагский лекарь Корнелис ван Солинген (1641-
1687), который ставил золотые, серебряные и свинцовые
пломбы и вставлял зубы из слоновой кости, прикрепляя
их к соседним серебряной проволокой. А поэт Якоб Кате,
будучи в i6j2 году в Лондоне с дипломатической миссией,
попал к зубодеру, который вырвал ему здоровый зуб вместо
больного. Потом, правда, вырвал и больной, так что при-
477

Вокруг
Урока
QHQmOMUU
доктора
Тюлпа
шлось ставить два протеза из слоновой кости. Это
сомнительное удовольствие обошлось голландскому
поэту-дипломату в три фунта. Результаты дипломатической миссии,
которую возглавлял Кате, оказались еще более плачевными.
Много пишет Тюлп о родах, но мало хорошего о
повитухах. Рак считает заразной болезнью. Дает множество
рецептов. Например, заячья моча с вином помогает, по его
мнению, от глухоты.
Описывая различные заболевания, Тюлп часто
ссылается на Гиппократа, Цельсия, Аретея Каппадокийского,
Орибазия Пергамского, Руфуса Эфесского, Павла Эгин-
ского, он знает труды Авиценны и Абензоара, переводчика
Галена. Везалий и прозекторы падуанской школы Тринка-
велли и Спихел известны ему так же хорошо, как личный
врач Генриха II Фернель и виттенбергский профессор Сен-
нерт. Но свято для него только одно — «как говорит Гален».
Современники ценили Наблюдения Тюлпа за ясность
изложения, проницательность, желание всему найти
объяснение. Большой популярностью пользовалась книга у
студентов. И сейчас она читается на одном дыхании. Но
уже не как медицинские наблюдения, а как исторический
документ.
НА ПОДУШКЕ БУРГОМИСТРА
Справа верху:
Урок анатомии
ЯнаДеймана
(фрагмент)
Рембрандт. 1656
Холст, масло
98,5x132,5. Музей
Амстердама
Почти двадцать лет доктор Тюлп читал лекции и
производил секции. 23 октября 1653 года он пригласил к себе
старшин гильдии, среди которых были Якоб Блок и Матейс
Калкун, изображенные вместе с ним в Уроке анатомии,
чтобы проститься. В конце обеда он поднял кубок в форме
тюльпана — еще одно напоминание о юности — со
словами: «Я пью содержимое этого кубка за наше единомыслие
в течение всех лет, что мы были вместе. Сам же кубок дарю
гильдии в знак благодарности». На посту прелектора
Тюлпа сменил Ян Дейман. Через три года после назначения
новый прелектор проведет публичное вскрытие, и гильдия
снова закажет групповой портрет Рембрандту212.
478

В этом же году Тюлп оставил и врачебную практику.
Когда-то он мечтал передать ее сыну, теперь, после
смерти сына, он передал ее зятю, доктору Арнауту
Толинксу, одному из инспекторов Медицинской
коллегии2". И врачебную практику, и место пре-
лектора Тюлп оставил после того, как получил
самое престижное место в городском управлении —
место бургомистра.
Каждый год 2 февраля, в День Богородицы214, в
ратуше собирался Большой городской совет,
выбиравший трех новых бургомистров. Те в свою
очередь из четырех бургомистров прошлого года
выбирали бургомистра-президента. Он и начинал
первый квартал, с февраля по май. Потом функция
президента переходила поочередно к каждому из
трех остальных.
Портрет Арнаута Толинкса
Иоханнес Питер де Фрей,
по живописному оригиналу
Рембрандта. 1797
Офорт. 16,3x12,7
Рейксмузеум, Амстердам
479

Отцы города возглавляли и созывали городской совет,
выдавали права на жительство, отвечали за сборы налогов
и исполнение законов, в их ведении были
расквартированные в городе гарнизоны и отряды стрелков, под их
попечительством находились вдовы и сироты. Одним словом, в
их руках сосредотачивалась политическая, экономическая,
социальная и военная власть в городе. Но главным было
не это. Бургомистры распределяли около 2000 постов,
самые выгодные из которых предоставлялись родственникам.
В то время в этом не видели ни кумовства, ни
фаворитизма. Это воспринималось скорее как гарантия того, что все
указания бургомистра будут выполнены. Кроме того, быть
бургомистром Амстердама означало принимать участие в
управлении страной, так как город определял не только
политику провинции Голландия, но и политику всей страны.
Итак, в 1654 году вместо приема пациентов и чтения
лекций доктор Тюлп четыре дня в неделю с ю до 12 часов
заседал вместе с тремя своими коллегами в ратуше. Им
было что обсуждать. Нидерланды вели войну с Англией
за господство на море. В голландскую историю эта и две
последующие войны войдут под названием Английские,
в английской истории они известны как Голландские.
И хотя с лета 1653 г°Да военных действий практически не
велось, Амстердам испытывал на себе последствия
английской блокады: в городе, еще недавно переживавшем
стремительный рост, около двух тысяч жилищ стояли пустыми.
Нидерландам во что бы то ни стало нужен был мир.
И в мае 1654 года был подписан мирный договор, одним из
пунктов которого стал секретный Акт об исключении,
гарантирующий, что Штаты Голландии никогда не изберут
штатгальтером сына Виллема II и Марии Генриетты,
которому тогда едва исполнилось четыре года. Акт, с одной
стороны, был уступкой Кромвелю, боявшемуся, что внук
казненного им Карла I будет претендовать на английский
трон (по иронии судьбы как раз этот внук в i688 году и
лишит трона Якова, последнего короля из Стюартов), с
другой стороны, он был на руку и сторонникам власти
Генеральных штатов. Акт был подписан только Голландией,
втайне от других провинций. Но и для этого потребова-

лись подписи представителей всех голландских городов.
От Амстердама Акт об исключении подписал Тюлп.
Уже в первый год на должности бургомистра он проявил
себя истым кальвинистом, запретив исполнение
Люцифера Вондела. Не потому, что он имел что-то против
поэта, которого члены гильдии св. Луки как раз в этом году
почтили лавровым венком, а потому, что и пьесы, и театр
кальвинисты считали вредными. Естественно, сам Тюлп
никогда не был в этом дьявольском вертепе и оплоте
католиков, меннонитов и ремонстрантов215. Защитник морали
и истинной веры, он выступал не только за закрытие театра
(и в 1672 году театр был-таки закрыт!), но и за запрещение
строительства новой лютеранской церкви.
На следующий год в жизни Тюлпа происходит
радостное событие: его дочь Маргарета выходит замуж за Яна
Сикса216. Судя по всему, Маргарета была хорошей
партией: чуть раньше за ней ухаживал великий пенсионарий
Йохан де Витт, в чьих руках была вся полнота власти в
стране. Сикс, как и его тесть, учился в Лейдене, но больше
занимался литературой, чем правом. После университета
он отправился в гранд-тур по Италии, как делали многие
отпрыски хороших семей. Во время этой поездки у него
появился вкус к коллекционированию, и по возвращении
он собрал великолепную библиотеку и не менее
великолепную коллекцию картин. По просьбе Сикса Рембрандт
делает рисунки в его альбоме, гравюру на фронтисписе
пьесы Сикса Медея, офорт, изображающий Сикса,
читающего у окна, и один из лучших своих портретов, долгое
время называвшийся «Портретом бургомистра Сикса».
С момента своей женитьбы Сикс заказывает все
портреты Тюлпа, а также рисунки и гравюры с его изображением.
В 1656 году бюст Тюлпа делает Артус Квеллин,
работавший в это время над украшением новой ратуши (Collectie
Six). На бюсте надпись, наверняка пришедшаяся по сердцу
Тюлпу: «Dei fruitio summum bonum» — «Высшее благо —
постоянное восхождение к Богу». Сикс просит Вондела
написать стихотворение на этот бюст, что тот и делает,
тем более что у него есть для этого и свои мотивы:
разоренный сыном, в 1658 году он получил место привратни-

Вокруг
Урока
анатомии
доктора
Тюлпа
Портрет
Николааса Тюлпа
Ян де Биссхоп,
по живописному
оригиналу Юриаана
(Юргена) Овенса
После 1658
Офорт. i8,2xi3,7
Рейксмузеум,
Амстердам
ка в ломбарде с жалованьем в 650 гульденов в год.
И хотя маловероятно, что назначением Вондел
был обязан только Тюлпу, тот явно был к этому
причастен.
В i6j9 году по заказу Сикса портрет Тюлпа пишет
Юриаан Овенс, а в 1674 году Ламберт Виссер
делает с этого портрета гравюру. Вондел пишет к ней
стихотворение, славящее «голландского
Эскулапа», «трудолюбивого Гиппократа с Амстела», «отца
сирот» и «врача страны». Стихотворения к
портрету Тюлпа и его жены написал даже католик Ян Фос,
заядлый враг Тюлпа, стихоплет и регент театра.
И здесь, конечно, заказчиком снова выступил Ян
Сикс.
В 1655 году Тюлп присутствует на открытии
новой ратуши, великолепие которой должно было
отразить богатство и мощь Амстердама. А еще
через год снова заседает в ней вместе с тремя другими
бургомистрами. Выдающийся педагог Ян Амос Ко-
менский посвятил переиздание Scola Indus
(Школа как игра), вышедшее в 1657 году, амстердамским
бургомистрам этого года: Тюлпу, де Грааффу, ван
Флоосвейку и де Фламингу ван Аудсхоорну.
В конце избирательного срока, перед самыми
выборами, Тюлп с соправителями принимают
закон, ограничивавший роскошь и пышность
праздников. Собственно, излишества празднеств,
особенно свадеб и крестин, кальвинисты осуждали уже
давно, но никаких мер не принимали. Теперь, после
очередной эпидемии чумы и английской
блокады, когда экономическая жизнь замерла, а цены на
хлеб подскочили так, что оставшиеся без работы с
трудом могли добыть себе пропитание, был принят
закон, ограничивавший число приглашенных,
протяженность и меню празднеств.
Что касается меню, то здесь, несомненно,
сыграло роль и убеждение Тюлпа в том, что воздержание
полезно для здоровья. Гален, непререкаемый
авторитет для большинства врачей того времени, учил:

«Вставайте из-за стола слегка голодными, и вы будете
всегда здоровы». Сам Тюлп говорил, что заключил договор с
желудком, который обещал ему выполнять свою функцию
при условии, что хозяин не будет обременять его
ненужными яствами. Поэтому воздержание шло на пользу не
только духовному, но и физическому здоровью.
Принятый закон вряд ли можно назвать суровым:
празднества могли продолжаться не больше двух дней, на
свадьбу разрешалось приглашать не больше семидесяти
гостей и не больше шести музыкантов, ограничивалось число
блюд и стоимость свадьбы не должна была превышать пяти
процентов приданого. За нарушение налагался штраф в
юо гульденов.
Через месяц после обнародования этого закона
праздновалась свадьба великого пенсионария Иохана де Витта,
того самого, который еще недавно домогался руки
дочери Тюлпа Маргареты, и Венделы Биккер,
представительницы одного из самых богатых и влиятельных семейных
кланов Голландии. Новобрачные строго соблюли все
правила. Правда, они были одними из немногих.
Принятый закон, как предупреждал еще в Опытах Монтень,
только увеличил заманчивость «безумных и суетных трат»:
очень скоро стало модным бравировать нарушением
закона. Высшим шиком считалось платить большие штрафы.
Чем больше штраф, тем лучше. А что до гнева
Всевышнего, то его особо не опасались: ведь штрафы шли на нужды
бедных217.
В i666 и 1671 годах Тюлпа снова избрали бургомистром.
Но самой почетной должности — поста бургомистра,
выбранного на второй срок тремя новыми бургомистрами, —
он так никогда и не удостоился, к его великому сожалению
и разочарованию. Уж слишком большим «святошей» он
был в глазах своих коллег по городскому совету.
В четверг 28 января 1672 года Тюлп, как обычно, пошел
на заседание городского совета. Он редко пропускал
заседания, а это — 5°"летний юбилей его работы в ратуше — не
мог пропустить никак. Когда судейские были выбраны,
Тюлп со снятой шляпой обошел всех, пожал всем руки,
поблагодарил за доверие и пригласил к себе на обед. В два

часа дня приглашенные направились к нему домой. Все,
конечно, помнили, что именно Тюлп ввел закон,
ограничивающий роскошь празднеств. Тем любопытнее было, чем же
накормит их хозяин.
Угощение, как и полагалось, состояло из двух блюд, но
потом подали деликатесы и сладости. Тюлп, его сын Дирк
и зятья, Ян Сикс и Арнаут Толинкс, пили за здоровье
генералитета, Штатов Голландии, за магистрат и морскую
торговлю. Ян Сикс и коллега Тюлпа доктор де Вик читали
латинские стихи, сочиненные по торжественному случаю.
Когда подали второе блюдо, Сикс вручил тестю золотую
медаль, сделанную в честь юбиляра, а все гости получили
такую же медаль из серебра. На одной ее стороне
изображен Тюлп в тоге бургомистра, на другой — кедр, кроной
касающийся облаков. По окружности была выбита строчка
из Вергилия: «vires ultra sortemque senectae» — «сверх сил
и удела старости».
Впоследствии обед, устроенный Тюлпом, оброс
легендами. Первая появилась в Англии в i688 году.
Рассказывали, будто Тюлп пригласил коллег по магистрату с женами.
Пришедшие гости увидели стол, накрытый простой
скатертью, а на нем — деревянные миски и глиняные
кувшины. Подали варенные в пахтанье яблоки, горох, брюкву с
морковью, салат с копченой сельдью, вяленую треску,
телятину, сыр и масло, харлемское пиво и французскую водку.
О вине не было и речи. Изумленные жены стали
нашептывать на ухо мужьям, что чего-чего, а такого они не ожидали.
Когда стали убирать тарелки, под ними оказались стихи с
моралью: при таком образе жизни началось преуспеяние и
расширились границы города.
Подали смену блюд. На сей раз это был ягненок,
жареные кролики, пудинг, английское пиво и французское
вино. Под тарелками снова был стих с моралью,
сводящейся к тому, что при таком образе жизни ничего не
растранжиришь и даже оставишь кое-что детям.
Подали третью смену блюд: куропаток, фазанов,
паштеты. Рейнское лилось рекой. И снова под тарелками
оказались стихи: расточительство не может привести ни к чему
хорошему, оно вредит здоровью, разоряет состояния, за-

ставляет людей забыть о торговле. При таком образе
жизни их цветущий город через некоторое время снова
превратится в рыбацкий поселок.
Затем принесли фрукты, сласти и вина. При
расставании все получили листок с назидательным рассказом о
причинах упадка Римской империи и наставление: мол, если
они не перестанут перенимать французские моды и не
вернутся к простоте и скромности своих предков, их
благосостоянию быстро придет конец. Не обошлось, конечно, без
злых языков, утверждавших, что Тюлп поучает всех просто
потому, что не хочет, чтобы другие радовались жизни,
когда для него самого все ее удовольствия уже позади218.
Год, так славно начавшийся для Тюлпа, вошел в историю
страны как «год бедствий»: в марте войну Республике
Соединенных провинций объявила Англия, в апреле к
Англии присоединилась Франция и в ходе быстрой кампании
армия Людовика XIV заняла большую часть территории.
Первый период без штатгальтера закончился дикой
расправой с братьями де Витт. Еще не достигший
совершеннолетия принц Биллем был провозглашен штатгальтером
Виллемом III. В сентябре он снял с постов всех, кто
подписал в 1654 году Акт об исключении, лишавший Оранских
прав на верховную власть в Республике.
Семидесятидевятилетнего Тюлпа, никогда не
высказывавшего симпатий де Виттам, из городского совета
не исключили, но от дел отстранили: на следующий год
его послали в Гаагу представлять Амстердам в Коллегии
полномочных советников Штатов Голландии и Западной
Фрисландии. Там он и умер 12 сентября 1674 года, не дожив
месяца до своей 81-й годовщины. Тело перевезли в
Амстердам, и i8 сентября Тюлпа похоронили в Новой церкви.
На подушке
бургомистра
Надгробный
камень Тюлпа
в Новой церкви
ЖИЗНЬ ПОСЛЕ СМЕРТИ
С окончанием жизни доктора Тюлпа не закончилась жизнь
его портрета, написанного молодым Рембрандтом. За три
века Урок анатомии сам больше двадцати раз оказывался
485

под ножом реставраторов. Любопытно, что первым его
реставратором в 1700 году стал зять Фредерика Рюйша, того
самого Рюйша, которого в свое время приметил и
приветил Тюлп и который был назначен прелектором гильдии
лекарей после Деймана. Его коллекция анатомических
препаратов, купленная Петром I, легла в основу
петербургской Кунсткамеры. Зять Рюйша только промыл картину и
обновил лак.
При пожаре 1723 года, в котором погибла большая часть
рембрандтовского Урока анатомии доктора Деймана,
холст Тюлпа практически не пострадал. Но то, что не
удалось огню, сделали дым и сырость. Картина висела на
сырой стене, и реставрации следовали одна задругой, иногда
с промежутком лишь в несколько лет. Причем
реставраторы не всегда стремились лишь восстановить то, что
пострадало от времени, дыма или воды. В первой половине
XVIII века против каждого лекаря был проставлен номер, а
на листке с наброском мускулов руки, который держит Харт-
ман Хартмансзоон, к номерам были приписаны имена
лекарей, чтобы зритель мог видеть, кто есть кто на портрете.
С приходом к власти французов в 1798 году гильдии
были распущены и все имущество гильдии лекарей
перешло в специально созданный Фонд лекарских вдов.
Картина по-прежнему висела в Весовой, в помещении,
служившем подмастерью и комнатой, и кухней, где даже летом
топилась печь. В 1817 году директор Рейксмузеума Корне-
лис Апостоол, обеспокоенный плохим состоянием Урока
анатомии, обратился с письмом к одному из министров,
прося его вызволить Рембрандта из Весовой. Он даже
приложил к своему посланию набросок письма в магистрат
Амстердама. Ответа не последовало.
Так же страстно, как директор Рейксмузеума мечтал
спасти картину от дыма и сырости, руководство Фонда
лекарских вдов желало обратить эту, как оно писало, «не
представляющую экономического интереса и бесполезную
часть меблировки» в звонкую монету. В апреле 1828 года
руководство Фонда обратилось к бургомистру Амстердама
с просьбой разрешить продать картину. Разрешение было
получено.

Во что бы то ни стало желавший, чтобы Урок анатомии. Жизнь
написанный Рембрандтом по заказу амстердамской гиль- после смеР™
дии и никогда не покидавший города, остался в
амстердамском Рейксмузеуме, Апостоол продал с аукциона 46
картин музея, выручив за них почти 23 ооо гульденов. На эти
деньги он думал купить амстердамского Рембрандта для
амстердамского музея: в 1781 году картина была оценена в
Зооо гульденов. На этом же аукционе директор
Королевской галереи Маурицхейс продал 64 картины, выручив за
них чуть больше îooo гульденов.
После того как в газетах появилось объявление о том,
что в августе 1828 года состоится аукцион, на котором
будет продаваться Урок анатомии, в стране началась паника.
Опасались, что картина уйдет за границу. Кабинет
предложил Виллему I отменить аукцион и купить Рембрандта
«для королевства». Была создана специальная оценочная
комиссия, в которую помимо маклеров Фонда лекарских
вдов вошли директора Рейксмузеума и Маурицхейса. Все
они пришли к выводу, что «по композиции, рисунку,
цвету и исполнению это одна из лучших картин художника и
во многих отношениях она превосходит другие его
работы, имеющиеся в Рейксмузеуме». Отметили они и
минусы Урока анатомии: «плохое состояние картины, тема, не
предполагающая помещение картины в частное собрание,
и чудовищный сюжет отменно выполненной работы»219.
Эксперты оценили картину в yi 000 гульденов, что более
чем в десять раз превышало оценку 1781 года220.
Апостоолу не хватало 9000 гульденов. Король
доплатил недостающую сумму и отдал картину... Маурицхей-
су, дабы «обогатить собрание резиденции». Не требуется
богатой фантазии, чтобы представить досаду директора
Рейксмузеума, потерявшего картины, деньги и, главное,
Урок анатомии. Четыре года спустя он узнал, что гаагская
покупка была оплачена из денег, полученных от продажи
картин из его музея. Зато директор Маурицхейса смог
заключить каталог ста лучших картин музея,
выпущенный через два года после покупки, групповым
портретом лекарей, заказанным Тюлпом молодому Рембрандту.

ПРИМЕЧАНИЯ
i. После перехода города в 1578 году на
сторону принца Оранского уроки
анатомии стали проводить на чердаке
Малого мясного павильона, в бывшей
часовне св. Маргриты на улице Нес.
В соседней часовне св. Петра
разместился Большой мясной павильон,
который оставался здесь вплоть до 1853
года. До сих пор на углу площади
можно увидеть фасадный камень, на
котором изображена туша и контролеры
тогдашней санинспекции. Ни лекари,
ни мясники не были святотатцами, но
во всех городах пустовало множество
католических церквей,
превратившихся просто в «помещение».
На том же чердаке, где
расположились лекари, размещалась и самая
старая и знаменитая в Амстердаме
камера риторов «Шиповник». Шумные
соседи явно не устраивали медиков, и в
1619 году они переехали в здание
Весовой на Новом рынке. Там лекари
соорудили анатомический театр по подобию
анатомического театра Лейденского
университета. 19 апреля 1619 года
состоялось официальное открытие
анатомического театра — доктор Эгбертсзоон
«читал» Пятую книгу Цельсия. Этот
урок и изобразил художник.
2. Члены гильдии лекарей платили 6 стей-
веров за все дни. Первый цикл секций
Яна Деймана в 1656 году продолжался
3 дня и принес в казну гильдии 187
гульденов и 6 стейверов. Это значит, что
каждый день на секции присутствовало
200-300 человек.
3» Странно не только то, что вскрытие
проводилось весной, но и то, что Гей-
генс отправился на секцию, когда его
жена вот-вот должна была родить.
И действительно, вскоре из дома
принесли записку, что у жены начались
роды, и ему пришлось уйти.
Незадолго до того, как Пипе начал
вести дневник, ему удалили камень.
Довольный, что операция прошла
удачно, он заказал для камня «величиной с
теннисный мяч» стеклянную витрину.
26 марта 1659 г°Да он записал: «В этот
день два года назад Господу было угодно,
чтобы мне вырезали камень. Я принял
решение отмечать этот день, пока жив,
и в прошлом году устроил в этот день
праздник дома». Пипе никогда больше
не страдал мочекаменной болезнью.
В 1644 году Эрик Оксеншерна десять
месяцев брал там уроки
юриспруденции (Wrangel: 143).
Busken Huet 1978:373-
До недавнего времени портрет
приписывался Томасу де Кейзеру (1596/7-
1667). Сейчас высказывается мнение,
что это работа Николааса Пикеноя
(1590/1-1654/6) или Вернера ван ден
Валкерта (1585—после 1655).
Картина сгорела при пожаре 1723 года.
На уцелевшем фрагменте Фонтейн,
единственный в шляпе, расположен
в центре, как бы возвышаясь над
лекарями.
Сомнения в том, что Тюлп явился
инициатором приглашения, выразил
Дюдок ван Хеел, указавший на тесные
контакты Рембрандта с ремонстранта-
ми (Dudok van Heel 2006: 257)- Эти же
идеи развивает Г. Шварц, не
сомневающийся в том, что выбор художника для
5-
6.
7-
8.
488

Примечания
12. См.: Schwartz 2006:164-167.
13. Такое начало секции изображено в
i6i7 году в Уроке анатомии доктора
Виллема ван дер Меера Михила и
Питера ван Миревелтов (Делфт,
Городской музей Принсенхоф).
группового портрета гильдии
определялся политикой. Ход его рассуждений
прост: в 1632 году, в год создания Урока
анатомии бургомистром Амстердама
на второй срок был выбран Николаас
Бас, чей сын вложил деньги в
коммерческое предприятие Хендрика Эйленбур-
га. Выбран он был членами городского
совета, также имевшими деловые связи
с Эйленбургом. Урок анатомии стал
первым результатом взаимодействия
пришедших к власти в Амстердаме ре-
монстрантов и меннонита Эйленбурга
(Schwartz 1984: И6)-
ic. Шляпа была идеальным символом:
каждый носил шляпу, она была важной
деталью туалета и по шляпе, как и по
всему костюму, можно было определить
положение человека: обычная черная
шляпа с широкими полями и с лентой
вокруг тульи стоила ц гульденов,
шляпа из бобрового фетра — 2$ гульденов,
месячный заработок рабочего. В
буквальном смысле: «по Сеньке и шапка».
При каждой встрече различия в
социальном положении подтверждались и
закреплялись именно снятием шляпы.
Достаточно было увидеть, кто перед
кем снимает шляпу, чтобы понять, кто
ниже, а кто выше на социальной
лестнице. Здесь были свои правила и свои
законы: неприличным считалось заставлять
другого долго стоять со шляпой в руках.
Возникали и «шляпные» конфликты.
Так, знаменосец стрелков Дордрехта
отказался снять шляпу перед членом
городского правления, и тот подал на него
жалобу. Собственно, с такого же
«шляпного» инцидента началась Первая
англо-голландская война—см. главу 2.
il Рубенс, Адриан Браувер и Якоб
Йордане — единственные художники
южнонидерландской школы, интерес к
которым явно прослеживается у
Рембрандта именно в начале тридцатых
годов (Schwartz 2006:38-39) •
Peacham: 11.
В Наблюдениях он ссылается на Галена
более зо раз. Больше ссылок только на
Гиппократа.
i6. В первой книге О назначении частей
человеческого тела Гален пишет:
«Таким образом, как человек — самое
разумное из всех живых существ, так и
руки являются орудием,
соответствующим мудрому существу; ведь человек
является самым мудрым из живых
существ не потому, что он имеет руки, как
говорит Анаксагор, но он имеет руки
потому, что он самый мудрый, как это
заявляет Аристотель, который судит
очень разумно. Действительно, не
благодаря своим рукам, а благодаря разуму
человек научился всем искусствам: руки
являются его инструментом, как лира
для музыканта, как клещи для
кузнеца. <... > Своими руками человек ткет
для себя плащ, плетет сети, выделывает
верши, нитки, сетки, поэтому он
является господином не только тех
животных, которые живут на земле, но и тех,
которые обитают в море или в воздухе.
Таково оружие, которое человек имеет
в своих руках для защиты. Но человек,
созданный столько же для мира,
сколько и для войны, своими руками написал
законы, воздвиг в честь богов алтари и
статуи, выстроил корабли, создал
флейту и лиру, изготовил ножи и клещи,
создал инструменты для всех искусств, в
своих письменных произведениях он
оставил записи о теории этих искусств.
Благодаря произведениям,
написанным с помощью руки, ты можешь еще
13-
М-
i6.
489

Вокруг Урока анатомии доктора Тюлпа
теперь беседовать с Платоном,
Аристотелем, Гиппократом и другими
древними учеными».
ij. В сборник латинских стихотворений
Этьена Доле, напечатанный в Лионе
в 1538 году, входит эпитафия на
могиле повешенного, вскрытие которого в
присутствии многочисленных
зрителей провел Рабле, один из первых
анатомов, демонстрировавших строение
человеческого тела на трупах. В
эпитафии «повешенный» радуется, что труп
его дал повод присутствующим
приобрести так много полезных знаний. Он
мог сделаться игрушкой ветра и
добычей воронья, но судьба распорядилась
по-другому: его выставили в
амфитеатре, вокруг него собралась целая
толпа именитых граждан, он обрел славу.
И он жалеет собрата-висельника, чей
труп был вскрыт несведущим и
косноязычным врачом, который сам казался
холодным и немым мертвецом.
И в Амстердаме участь тех, кого
«потрошили» лекари, была завиднее
участи висевших на «поле
висельников». После секции трупы худо-бедно,
но все-таки хоронили, а те висели до
тех пор, пока веревки не перетирались
и останки не падали в специально
вырытую яму. «Поле», где на всеобщее
обозрение выставлялись отрубленные
головы и руки-ноги колесованных,
было местом прогулок: с моря дул
полезный для здоровья свежий ветер,
жуткое зрелище, будучи наглядным
примером того, к чему приводит
преступная жизнь, служило назиданием
и подтверждало идею конечного
торжества справедливости: как бы долго
злоумышленники ни вершили свои
черные деяния, в конце концов их
настигнет правосудие.
Надо сказать, что в Республике не
так часто прибегали к смертной казни.
С 1693-го по 1774 Г°Д к смертной
казни в Амстердаме было приговорено
327 человек от 14 до 85 лет. Мужчин в
этом списке значительно больше, чем
женщин.
После окончания университета он
получил место пастора в маленькой
деревушке неподалеку от Амстердама и
женился на дочке бывшего бургомистра
19-
20.
i8. Старшины: Адриан Корнелис Слаб-
бераан (второй слева) и Якоб де Вит
(склонился над трупом, вглядываясь в
мышцы руки). Лекари: Якоб Колевелт
(первый слева), Матейс Калкун (рядом
с де Витом), Франс ван Лунен
(наверху), Якоб Блок (перед ним), Хартман
Хартмансзоон (с листком в руке).
19- После перехода Амстердама на сторону
принца Оранского и высылки из города
католиков, занимавших важные
должности в городской администрации, в
преподавательских кадрах двух
латинских школ города образовалась лакуна,
но она была быстро заполнена
выходцами с Юга. Среди конректоров школ
Старой и Новой частей города были ан-
верпенец Давид Мостарт, отец юриста
Даниэля Мостарта, секретаря
Амстердама и друга Хоофта, Вондела и Барлея,
и Якоб ван Барле, дядя Барлея. Конрек-
тором был какое-то время и брат Барлея
Ламбертус.
Ректорские посты тоже занимали
южане. Школу Старой стороны, куда
ходил Николаас (дети в Амстердаме
конца xvi — начала xvii века
ходили в школу только по месту
жительства), в 1596-1606 годах возглавлял
выходец из Гента Корнелис Рекенариус
(Rekenarius), бывший до этого конрек-
тором латинской школы Дордрехта, где
учился Герард Фоссий. Школу Новой
стороны после Альтерации возглавил
фламандец Питер Векеманс ван Меерха-
ут. Занимавший пост ректора в течение
25 лет, Векеманс спас ценные рукописи
из аббатства Эгмонта (Heesakkers: 1-3).
490

Примечания
Амстердама и церковного старосты
Старой церкви, что предполагало
перевод в Амстердам, как только там
освободится место пастора. Родственники
его матери были из «бывших», то есть
занимали важные посты в
магистрате до перехода Амстердама на сторону
Оранского, и никак не могли помочь
ему сделать карьеру. Женившись, он
обзавелся связями с «новыми»: дед жены
вынужден был бежать после приговора
Кровавого совета.
и. Nellen:40.
22. В это время по просьбе своего ученика
принца Маурица Липсий начал писать
трактат О военной службе римлян,
подготовил исправленное издание Тацита
и издание Сенеки, пробудившее у него
интерес к морали и праву Стой.
Недаром на картине Рубенса Четыре
философа (Палаццо Питти, Флоренция)
над головой Липсия виден бюст
Сенеки, украшенный четырьмя
тюльпанами (два закрытых тюльпана указывают
на тех, кто уже ушел из жизни: самого
Липсия и брата Рубенса, Филиппа,
одного из самых талантливых учеников
философа. Смерть брата и
побудила художника к созданию картины).
В Лейдене была написана и основная
работа Липсия, Констанция. Все
труды ученого напечатаны в типографии
его друга Христофора Плантена,
приехавшего по его просьбе в Лейден и
основавшего университетскую
типографию и книжный магазин. В1585 году
Плантен вернулся в Антверпен, и
Липсий останавливался в его доме.
В доме Плантена часто бывал и Рубенс.
В 1637 году, тридцать лет спустя после
смерти Липсия, Балтазар Морет, внук
Плантена, издал собрание сочинений
Липсия в 4 томах. На титульной
странице первой части, выполненной
Рубенсом, медальон с портретом Липсия
украшает арку, на которой изображены
аллегории Политики и Философии.
Последняя держит две книги, на
корешках которых можно прочесть:
«Философия Стой» и «Констанция».
23. Заявление Липсия о том, что
государство должно признавать только одну
веру, а все отклонения от нее
искоренять «огнем и мечом», вызвало ураган
критики. Кураторы университета
вступились за своего профессора, убедив
его, правда, публично заявить, что «иге
et seca» было лишь метафорой.
Оскорбленный Липсий написал, что он,
конечно, призывал власти прибегнуть к
«костру и веревке», но думал, что
читатель сумеет узнать здесь цитату из Фи-
липпик Цицерона, который
употребляет это выражение не в буквальном,
а в переносном смысле, говоря, что для
лечения серьезных болезней требуется
хирургическое вмешательство.
24. Мало кто учил языки так быстро, как
Скалигер. Когда он приехал в
Лейден, кроме латыни и французского, на
которых он говорил, он владел
греческим, арабским, ивритом, арамейским,
сирийским, персидским, турецким,
немецким и итальянским. В Лейдене
Скалигер выучил голландский, начал
изучать готский, самаритянский и
эфиопский. Неудивительно, что он стал
одним из зачинателей сравнительного
языкознания.
25. Своими изданиями Вергилия, текстов
Катулла, Тибулла и Проперция,
комментариями к трактату Варрона De
lingua Latina и лексикографическому
труду римского грамматика Феста
Скалигер заложил основы критического
изучения источников. Но не меньшую
известность принесло Скалигеру
Исправление хронологии (De emendatione
temporum, 1583), где он доказал, что для
построения убедительной
хронологической системы необходимо исполь-
491

Вокруг Урока анатомии доктора Тюлпа
зовать летосчисление не только греков
и римлян, но и персов, вавилонян и
египтян.
26. И здесь инициатива исходила от Яна
Дузы, одного из первых кураторов
университета, привлекшего в Лейден
и Липсия. Привлечением Липсия Дуза
гордился больше, чем своей ролью
главы сопротивления во время испанской
блокады Лейдена. Дузу многое
связывало со Скалигером. Он тоже учился в
Париже у Жана Дора, тоже лично знал
Ронсара и поэтов Плеяды, как и Скали-
гер, комментировал Катулла, Тибулла,
Проперция.
27. Университет платил Скалигеру ноо
гульденов в год, Генеральные штаты
приплачивали еще 8оо гульденов. Но за то, что
крупнейший филолог и хронолог
связал свое имя с Лейденом, университету
приходилось платить не только
деньгами. Кураторы принимали на веру или
делали вид, что принимали, все, что бы
ни сказал этот «le monstre sacré de
l'érudition batave». И то, что он разрешил
задачу квадратуры крута, и то, что
происходит он из рода Ла Скала и является
герцогом Вероны.
28. Лейденский период оказался
плодотворным и для Скалигера. В 1599 году
он пишет Opuscula varia antehac non
édita (Рассуждение о языках
европейцев), в котором формулирует
понятие «языковой группы» и делит все
известные ему европейские языки на
il групп, произошедших от иврита
после Вавилонского столпотворения.
В i6o6 году выходит его Thesaurus tern-
рогит (Сокровищница времен), где он
согласовывает между собой системы
исчисления времени разных народов.
Среди его учеников Гуго Гроций и
Франциск Дуза, сын первого куратора
университета и инициатора
приглашения Липсия и Скалигера.
Последние годы Скалигера были
отравлены борьбой с книгой Каспара
Шоппе, его бывшего друга,
перешедшего в католичество. Пытаясь
нанести урон репутации ученого-гугенота,
Шоппе выставил Скалигера
обманщиком, выскочкой и самозванцем. Ска-
лигер пишет опровержение и вскоре
после этого умирает на руках Даниэла
Хейнсия, бывшего ученика, ставшего
близким другом.
29. Клузий умер через три месяца после
Скалигера. Они вместе пришли в
Лейденский университет, вместе ушли из
него.
30. Родился Шарль де л'Эклюз
(латинизированное имя — Клузий) в Аррасе,
лежавшем тогда во Фландрии. Как и
полагалось сыну дворянина, он
изучал право, сначала в университете
Гента, потом в основанном Эразмом
лувенском Collegium Trilingue, затем
в Марбурге и Виттенберге. По совету
Меланхтона он отправился в Монпелье,
к известному профессору медицины
Ронделе, послужившему Рабле
прототипом доктора Рондибилиса. По ходу
занятий молодой юрист перешел от
юриспруденции к ботанике и из
католичества в протестантство. В 1557 году
Клузий, владевший к этому времени
восемью языками, издал французский
перевод книги лекарственных
растений своего соотечественника Рамбера
Додония, жизненный путь которого во
многом напоминает его собственную
жизнь.
Додоний учился в Лувене, в том же
колледже, что и Клузий. В 1554 Г°ДУ
издал Книгу лекарственных
растений с 715 иллюстрациями, много раз
переиздававшуюся и имевшую статус
фармакопеи. Ботаника оставалась его
страстью на протяжении всей жизни.
В год выхода перевода Клузия Додоний
получил место профессора в Лувене,
492

Примечания
но остался городским врачом в родном
Мехелене. Дважды, в 1563 и цуг годах
он получал приглашения Филиппа II
стать его личным врачом и дважды
отклонял его. В цуг году солдаты Альбы
разграбили его дом и сожгли все книги.
В 1574 Г°ДУ 57_летний Додоний, как и
Клузий, принял приглашение
Максимилиана II и стал сначала его врачом,
а потом врачом его сына Рудольфа П.
Максимилиан оказывал
«непревзойденному врачу» всяческие почести и
даровал дворянство. Проведя четыре
года в Вене, Додоний вернулся в Мехе-
лен. Ехал он через Антверпен, и принц
Оранский устроил там чествования
Додония. В декабре 1582 года 65-летний
ученый-католик получил приглашение
из Лейдена. Не получив освобождения
от преподавания, он должен был
совмещать научную работу с лекциями по
патологии и терапии.
Известно, что Липсий любил цветы и
не любил музыку, наводившую на него
грусть. В Констанции он пишет о
непомерной любви цветоводов к своим
цветам. Они сначала охотятся за
редкими цветами и растениями, а заполучив,
холят и лелеют их с большей заботой,
нежели мать свое дитя. Их больше
опечалит потеря нового цветка, чем
старого друга. С другой стороны, когда
Клузий прислал ему луковицы тюльпанов,
Липсий написал в ответ, что, пришли
ему Клузий тюльпаны из чистого
золота или серебра, они не были бы ему
дороже.
Над входом в свой сад в Лейдене он
написал «Et Musarum hic locus est» (Это
и есть место Муз). Как и подобает
неостоику, он видел сад местом для отдыха
и размышлений. После его отъезда сад
перешел университету и стал первым
ботаническим «садиком».
Лейденский bortus долгое время
оставался ведущим ботаническим садом
Республики Соединенных провинций,
страны с самой высокой «плотностью»
ботанических садов в Европе XVII века,
так как по ходу основания
университетов каждый из них обзаводился и
ботаническим садом. В 1654 году в Бреде
при только что основанном Атенеуме
был разбит сад. Быстро перерос в
ботанический аптекарский сад Амстердама.
В то же время в Англии из двух
прославленных университетов Hortus Botani-
cus имел лишь Оксфорд, во Франции
на всю страну приходилось два
ботанических сада, в Южных Нидерландах
ботаническим садом мог похвастаться
только Лувен.
Книга Exoticorum libri decern, quibus
animalium, plantarum, aromatum, alio-
rumque peregrinorum fructuum histo-
riae describuntur вышла у Плантена в
i605 году. Аллегории воды (дельфин),
земли (львы), огня (феникс) и воздуха
(павлин) на ее титульной странице
отражают ее содержание. Клузий
описывает не только растения, но и птиц, рыб,
змей и ящериц.
В специальном шкафу были
выставлены хирургические инструменты:
трепаны, элеваторы, щипцы, пилы для
ампутаций... Наличие такого шкафа
любопытно, потому что хирургия все
еще считалась низким, ручным
ремеслом, областью лекарей, а не докторов
медицины. Очевидно, эти
инструменты использовались как во время
демонстраций медицинских теорий,
так и лекарями, которые не могли себе
позволить иметь все необходимые
инструменты дома.
28 августа 1641 года Джон Эвлин
приезжает в Лейден, за рейксдаалдер
записывается в университет, видит
знаменитого Хейнсия, осматривает
ботанический сад «со множеством
экзотических растений, если верить каталогу,
который дал мне садовник». Но с наи-
33-
34-
493

Вокруг Урока анатомии доктора Тюлпа
большим энтузиазмом он описывает
анатомический театр и примыкающий
к нему музей, полный всяческих
раритетов. Особенно поражают его скелеты:
«от кита и слона до мухи и паука, этот
последний — весьма тонкое
произведение искусства, судя по тому, как кости
(если можно назвать так эти части
такого нежного насекомого) могут быть
отделены от частей этого крохотного
животного, выделяющих клейкую слизь.
Среди множества всяческих других
вещей мне показали нож, извлеченный
недавно из чрева пьяного
голландского матроса» (Evelyn 1906 I: 42). Гейгенс,
осмотрев знаменитый анатомический
театр в Падуе, считает его лишь бледной
тенью лейденского (Huygens 2003:159)-
35« В 1581 году Снеллий получил место
лектора с жалованьем в 200 гульденов
в год. С 1587 года наряду с математикой
он читал ежедневные лекции по
космографии и астрономии, а какое-то время
преподавал и азы древнееврейского. Но
он мог бы преподавать и логику, и
риторику, и этику, и психологию —
эрудиция Снеллия была необычайной даже
для того времени. Были, правда,
коллеги, считавшие его знания
поверхностными, быть может потому, что
он не был кабинетным
ученым-схоластом. Студенты, во всяком случае, его
любили.
36. Виллеброрд Снеллиус (1580-1626),
голландский астроном и математик. После
смерти отца занял его место
профессора Лейденского университета.
Установил закон преломления света.
Десятилетний Виллеброрд поступил сначала
на факультет правоведения, но вскоре
целиком переключился на математику.
37- Otterspeer: 258-263.
38. Переехавший в Амстердам Барлей
сокрушается в письме к Гейгенсу от 8
февраля 1635 года о том, что в Амстердаме
лекции не прерываются, даже когда
замерзают каналы.
39- Расписание обычных дней, dies
ordinarily составлялось на весь семестр. Один
и тот же предмет читался четыре дня в
неделю по обычным учебным дням (то
есть в понедельник, вторник, четверг и
пятницу) по часу в день в течение
одного или нескольких семестров. Либо
читалось два предмета по два часа в
неделю. Расписание, как его ни меняли,
всегда вызывало недовольство.
40. Филипп II обвинил университет в
распространении кальвинистской ереси
и в 1582 году запретил учебу в нем
своим подданным. В 1603 году папа
Климент VIII отлучил от церкви студентов
Лейдена. В 1597 году, уже став
католиком, Генрих IV признал диплом
Лейдена в философии и гражданском праве, а
в 1624 году Людовик XIII признал и
медицинский диплом Лейдена.
41. Ворстий охарактеризовал Пау как «са-
lidus et siccus», то есть как теплого и
сухого, вспыльчивого холерика, а Клузий
считал его высокомерным и
завистливым.
42. В некоторых системах меланхолик и
флегматик меняются местами:
меланхолику соответствуют осень и зрелость,
а флегматику — зима и старость (Blök
1976: 140) • Константин Гейгенс видит
причину того, что его физическое
состояние во многом уступает
физическому состоянию брата, хотя тот и
родился семимесячным, в избытке желтой
и черной желчи, то есть в сочетании
меланхолика и холерика (Huygens 1971-15)-
43« Аристотель в О возникновении
животных пишет, что влажное более
пригодно для жизни, нежели сухое, и Асклепи-
ад Вифинский, и Цельсий, и Аретей из
494

Примечания
Каппадокии придерживались того же
мнения. Это же представление о
старении мы видим и в литературе. У Гомера
Афина, делая Одиссея неузнаваемым,
так превращает его в старца: «Дай-ка,
однако, я сделаю так, чтоб тебя не
узнали. Сморщу прекрасную кожу твою на
членах упругих» (Одиссея, хш, 39^)-
Аристофан сравнивает старуху с
иссохшей веткой оливы.
44- Thane: 58-61.
45- Фонтанель, сейчас практически
забытый, представлял собой надрез на коже,
куда закладывали горошину или
шерстяную нитку, чтобы вызвать гнойник,
через который выходила «дурная
материя». Применялся он, конечно, и в
России. Князь Батог-Батыев из пьесы
Козьмы Пруткова Опрометчивый Турка,
или: Приятно ли быть внуком?
говорит: «У меня там тоже есть синапизм.
А кроме того, люблю носить на правой
руке фонтанель, на левой гишпанскую
мушку, в ушах канат, во рту креозот, а
на затылке заволоку». Про «святого
доктора» Гааза ходила шутка: «Уложит в
постель, закутает во фланель, поставит
фонтанель и пропишет каломель».
46. Книга вышла в издательстве Иоганна
Опорина (1507-1568), ученика Пара-
цельса и друга Лютера. Издания
бывшего профессора греческого языка
славились тем, что не имели опечаток.
Постоянный иллюстратор книг Веза-
лия Йохан Стефан ван Калькар, ученик
Тициана, сделал к тексту 250 рисунков.
О строении человеческого тела Веза-
лий посвятил Карлу V, а вышедшие
несколько позднее Извлечения, краткий
учебник с анатомическими
таблицами, —Филиппу II.
j,7. И действительно, Везалий совершает
большие ошибки именно тогда,
когда следует Галену, например описывая
систему кровообращения. Собственно,
такого же взгляда придерживался и сам
Гален, который писал: «Кто хочет
созерцать создания природы, не должен
доверяться сочинениям по анатомии,
но должен полагаться на свои глаза,
или посещая нас или кого-нибудь из
тех, кто обычно работает с нами, или
должен самостоятельно заниматься
анатомированием из любви к науке»
(О назначении частей человеческого
тела, кн. и, гл. ш). В той же книге он
пишет и о снисходительности к
предшественникам: «Будь снисходителен к
предшествующим анатомам, если
трудноуловимый факт ускользнул от их
взоров» (кн. vu, гл. xiv).
48. В молодости Евстахий преклонялся
перед Галеном. Однако описывая
строение внутреннего уха, он сам увидел
ошибки пергамского корифея. Но
оценить все значение Везалия, его правоту
и научный подвиг он смог только к
концу жизни.
49« В Мнимом больном Диафуарус-стар-
ший расхваливает своего отпрыска
за то, что тот «не желает даже слушать
о так называемых открытиях нашего
века касательно кровообращения», а
Диафуарус-младший дарит Анжелике
свой трактат против последователей
Гарвея. Буало пишет в Забавном
приговоре: «Рассмотрев прошение ученых
докторов и профессоров Парижского
университета, из коего явствует, что
несколько лет тому назад незнакомец,
по имени Разум, пытался вломиться в
школы означенного университета и
даже изменил и обновил многие
явления природы, не испросив на то
разрешения Аристотеля, а именно:
дозволил крови странствовать по всему
телу, предоставив ей беспрепятственно
блуждать, бродить и обращаться по
венам и артериям, не имея на подобное
бродяжничество никакого права, кроме
495

Вокруг Урока анатомии доктора Тюлпа
разрешения со стороны опыта,
свидетельство которого никогда не
принималось в означенных школах, —
судебная палата, признавая вышеозначенное
прошение уважительным, приказывает
крови прекратить всякое
бродяжничество, блуждание и обращение по телу
под страхом полного изгнания с
Медицинского факультета».
50. В 15 59 году Серветова Библия была
внесена в список запрещенных книг, а за
шесть лет до этого, 25 октября 1553 года,
сам Сервет был сожжен на костре в
Женеве. Вместе с автором Кальвин сжег и
его Восстановление христианства
(Restitutio Christianismi).
51. Марчукова: 2о6.
52. Еще в эпоху позднего Средневековья
составлялись многотомные трактаты по
уроскопии — искусству обследования
мочи на глаз. Различали несколько сот
разновидностей мочи, из них 20
разновидностей по цвету (только белого
6 оттенков), несколько десятков
разновидностей по количеству плавающих
примесей (Там же: 179)-
53- van Andel: 62-64-
54- После разгрома голландцами
испанского флота в битве у Даунса (1639)
лекарь амстердамской больницы
представил Генеральным штатам счет на
1700 гульденов за лечение пленных
испанцев. Штаты сочли сумму
завышенной и хотели отделаться
половиной, но Адмиралтейство Амстердама
вступилось за лекаря (Leuftink: 47)-
В 1641 году за лечение испанцев ам-
стердамец Самюэл Костер получил
1500 гульденов. Во время
Англо-голландских войн в больницах
Соединенных провинций лечили англичан.
i6 июня 1665 года в больницу
Амстердама поступило 46 военнопленных; через
восемь месяцев 39 раненых англичан
были освобождены по соглашению об
обмене пленными (пятеро умерли, двое
сбежали). За лечение английский агент
заплатил 75 8 гульденов. Вышедшие на
свободу англичане не могли уехать
домой, к тому же оказалось, что некоторые
из них все еще больны, и английский
агент попросил городского врача
снова, поместить в больницу 28 матросов
Когда пришел черед расплачиваться, он
отказался заплатить 500 гульденов
лекарям, оплатив только счета врача.
Началась бюрократическая волокита,
продолжавшаяся до побега английского
агента. В Республике Кромвеля, а потом
в королевстве Карла II лечили
голландцев, но посол Нидерландов жаловался
что английские доктора и лекари плох:
ухаживают за его соотечественниками
(Ibid.: 95-97).
Хватало и своих раненых, и
августа 1653 года, на следующий день
после битвы при Тер Хейде, где поги'
адмирал Тромп и было ранено более
700 человек, Генеральные штаты
разослали по кораблям приказ доставить
раненых в городские больницы Зеландии
и Голландии. Чтобы не пугать горожан
видом такого количества изувеченных,
магистрат Амстердама велел везти
раненых ранним утром или поздним
вечером, после того как город закроют для
речного транспорта.
55» До появления голландского перевода
La Méthode de traiter les plaies faites par
les arquebuts et autres bastons à feu Паре,
который сделал медик из Дордрехта
Карел Баттен, на вооружении лекарей
было практическое руководство по
хирургии бывшего лейб-медика папы
Юлия II Джованни де Виго Practica
in arte chirurgica Copiosa, вышедшее в
1514 году.
56. Leuftink: 26. В народной медицине
дождевые черви считались одним из луч-
496

Примечания
ших анальгетиков и лекарством для
лечения застарелых ран. Червей
использовали живыми, резали на кусочки,
а потом жарили или сушили и
растирали в порошок. Указания на применение
дождевых червей содержатся и у Пара-
цельса (Майер: 63).
57» Leuftink:24-
58. Адмиралтейства вычитали эти
деньги из тех семи стейверов на человека в
день, которые получали на матросов
капитаны судов.
59« Evelyn 19061:36.
60. Evelyn 1906 3:3*9-
61 • В 1673 году постановили убирать
палаты трижды в день, сжигать в них сухие
ветки можжевельника или серу и
курить благовония, чаще менять белье и
мыть выздоравливающих, полоскать им
рот и нос и мыть руки чистой водой с
добавлением уксуса (Leuftink: 58).
62. Ibid.: 107-108.
63. Ibid.: 126.
64. Ibid.: 70.
65. Ibid.: 123.
66. Многие предпочитали муки ножу
лекаря. Одним из страдальцев был Мон-
тень, писавший в Опытах: «Я борюсь
с наихудшей болезнью, самой
неожиданной по своим приступам, самой
мучительной, смертельно опасной и не
поддающейся лечению. <.. .> Я уже
добился того, что держусь за жизнь лишь
ради самой жизни, но мои припадки
могут подточить и это желание; если
в конце концов боли мои станут столь
нестерпимыми, что окажутся не по
моим силам, то, Бог знает, не приведут
ли они меня к противоположной, не
менее ошибочной крайности, заставив
меня полюбить смерть и призывать ее к
себе!» (Монтень: 675).
6у. Ханс Слоун (1660-1753)» английский
врач и коллекционер, личный врач
Георга II. После смерти Ньютона стал
президентом Королевского общества
и оставался им до своего 8о-летия.
Коллекция Слоуна легла в основу
Британского музея. Его именем названа
площадь в Лондоне.
68. Во второй половине xvii века
повитухам дает уроки анатомии Хендрик ван
Роонхюйзе, изобретатель акушерских
щипцов. Эти уроки продолжит потом
Рюйш, купивший секрет щипцов у сына
ван Роонхюйзе. В1674 году Рюйш
получил разрешение на ежегодное вскрытие
четырех женских трупов и мог показать
повитухам строение женских
внутренних органов. О том, скольких трудов
стоило заполучить труп, говорит хотя
бы тот факт, что, испрашивая
разрешение, Рюйш предложил незаметно
вывозить трупы из больницы поздно
вечером и возвращать их обратно после
демонстрации.
Трудности, с которыми
сталкивались голландские медики в добывании
трупов, не были локальными.
Сравнивая ситуацию в Голландии с препонами,
которые чинились медикам в других
странах, Бюскен Хюэт называет
Голландию и Англию «прозекторской
Европы» (Busken Huet 1978:37*).
69. Интересным документом здесь может
служить дневник Катарины Схрадер,
вдовы лекаря, вынужденной после
смерти мужа в 1692 году стать
повитухой, чтобы прокормить себя и
шестерых детей. В дневнике она описывает
многочисленные роды, которые ей
пришлось принять за долгую жизнь.
Будучи не самого лучшего мнения о
497

Вокруг Урока анатомий доктора Тюлпа
своих коллегах-женщинах, несколько
раз она с гордостью упоминает о том,
как посрамила лекарей-мужчин. Всего
Катарина Схрадер приняла 3000
новорожденных, в том числе и
собственных внуков. Она дожила до 90 лет и до
самой смерти продолжала принимать
роды и вести дневник, хранящийся в
библиотеке университета Амстердама
(Catharina Geertruid Schrader, Dagboek
van de verlossingen 1693-1745). См.:
Schama 1988: 4°7-4°8, 532-535-
Голландка Схрадер не единственная
повитуха, взявшаяся за перо. В 1609 году
Observations diverses опубликовала
ее парижская коллега Луиза Буржуа
(Burke 2000:14).
70. Документы церковных советов
свидетельствуют о том, что к «баночницам»
часто обращались, чтобы
приворотить, найти пропавшую вещь и ее
похитителя, снять порчу. Считалось, что
снять порчу мог только тот, кто ее
навел. Если он отказывался, не чувствуя
за собой вины, дело могло закончиться
кровопролитием, так как кровь
напустившего порчу снимала ее. Если сами
родственники больного не знали, кто
наслал порчу, то «баночница», соседка,
повитуха или лекарь помогали найти
«виновного». Следующей задачей было
получить над ним власть. Для этого
надлежало сварить голубя в моче
больного и проткнуть сердце птицы
иголками. Идеально было бы сварить черную
курицу, издавна ассоциировавшуюся
с дьявольскими силами, но за
неимением символа дьявола брали символ
Святого Духа. Получив таким образом
власть над «виновной» — а ею часто
оказывалась старая одинокая
женщина, — ее всеми правдами и неправдами
завлекали в дом больного, где
собравшиеся соседи и родственники
заставляли ее снять порчу. Предполагаемая
«ворожея» оказывалась перед трудным
выбором: сделать то, к чему ее
принуждали, навсегда прослыв колдунье г.
и получив выговор церковного совета
или отказаться, зная, что следующим
способом, к которому прибегнут
родственники больного, будет снятие
порчи ее кровью. Понятно, что
церковный совет всячески поощрял
второй выбор (Roodenburg 1990: 217-225).
Andel: 134.
Майку ван Хертен вызвали на
заседание церковного совета, потому что она
носила на шее заклинание от жара. Она
пыталась оправдаться тем, что не умела
читать и не знала, что написано в
записке, знала только, что «не папистское-,
и думала поэтому, что ничего
предосудительного в ношении записки нет.
Церковный совет отлучил ее от Вечери
Господней (Roodenburg: 218).
Хотя протестанты официально
отменили процедуру экзорцизма, они не
сомневались в том, что человек может
быть одержим злыми духами,
бесами и демонами. Спасение они
видели в посте и молитве. Так что в начале
XVH века мнившие себя бесноватыми
(бесноватость была синонимом
падучей) оставляли записочки пастору с
просьбой помолиться об их
выздоровлении. Вскоре, однако, было объявлено,
что записочки от одержимых дьяволом
приниматься не будут. В 1636 году
консистория рассматривала вопрос,
можно ли допускать бесноватых к
причастию (Roodenburg 1990:223-225).
71-
73-
74-
75-
71. В i66o году амстердамские судейские
составили список проституток города.
Возглавляли его «баночницы» (Idid:
227).
74« Так, в i6io году церковный совет
рассматривал дело некоей Мэри Питере,
обратившейся к пастору с просьбой
«расколдовать» ребенка.
498

Примечания
Конечно, в первую очередь здесь
вспоминаются комедии Мольера. Уже в
Летающем лекаре (1659) обнаруживается
скептическое отношение к врачам; оно
станет сквозной темой многих
комедий. Сганарель, переодетый врачом,
приходит к Горгибусу, чья дочь
притворяется больной:
Горгибус: На Вас вся моя надежда.
Сганарель: Гиппократ говорит, а Га-
лен аргументирует, что если человек
болен, то он не здоров. Ваши надежды
на меня совершенно оправданны, пото-
\гу что я самый великий, самый лучший
и самый ученый врач <... >
В Любви-целительнице Лизетта
насмехается над Сганарелем, вызвавшим
к дочери четырех докторов: «Разве
недостаточно одного для того, чтобы
уморить кого-нибудь?» И развивает идею
смерти по вине врача: «Никогда не
следует говорить: „Такой-то умер от
горячки или от воспаления легких", а надо
сказать: „Он умер от четырех докторов
и двух аптекарей"». Подтверждением ее
слов служит рассказ о кошке, упавшей с
крыши, но поправившейся, потому что
не существует кошек-врачей. Затем у
Мольера появляются врачи, уверенные
в том, что «лучше умереть по
правилам, чем против правил выздороветь».
«Удары ниже пояса» были обычным
делом и в академической полемике.
Пьер Галан характеризовал Рамуса
следующим образом: глупец, бездарь,
болтливый невежда, наглый
клеветник, бесстыжий безумец, ничтожество,
бездельник, негодяй, собака, гарпия,
бич, наваждение, гадюка, кусающая
беззащитную рыбу, птица, гадящая в
собственное гнездо, безродный чужак,
растлитель невинности (Львов: 205).
Гроций обвинял историка Петруса Бо-
кенберга (Bockenberg), выступавшего
против Януса Дузы, одновременно в
импотенции, нарушении супружеской
верности, в хромоте стиля,
недостаточно критичном отношении к
источникам и склонности к
мифологизированию (Nellen: 63). Замечания Скалигера
на полях комментариев Юния-стар-
шего к Тертуллиану были такими
грубыми, что Фоссий, зять Юния, скупил
после смерти Скалигера книги из его
библиотеки. Мильтон в Защите
английского народа называет Салмазия
шершнем, лжецом, тупоумным рабом,
пасквилянтом, дьяволом,
отступником, перевертышем, бараном,
невеждой, презренным жуком, французским
бандитом, Иудой Искариотом,
длинноухим ослом, которого погоняет
злобная мегера, слизняком, шутом,
болваном, пьяницей, крючкотвором,
сутяжником. Салмазий, в свою очередь,
обзывает Мильтона грязным скотом, в
котором не осталось ничего
человеческого кроме мигающих век (Мильтон
к этому времени почти ослеп). Лютер в
полемическом задоре часто обращался
к словечку «пердуны».
Затрагивая тему оскорблений Ка-
стеллио Кальвином, Цвейг пишет:
«Памфлет Кальвина Calumniae nebu-
lonis cujusdam (Клевета одного
негодяя) — это не выступление теолога
против теолога, а извержение
неистовой злобы: вор, негодяй, богохульник—
этими оскорбительными прозвищами,
какими не награждают друг друга даже
ломовые извозчики, осыпан Кастеллио
в этой книге. Профессора Базельского
университета обвиняют в воровстве
дров среди бела дня; этот злобный
трактат, от страницы к странице все сильнее
дышащий ненавистью, завершается в
конце концов воплем, полным
клокочущей ярости: „Да покарает тебя Бог,
сатана!" <...> Кастеллио отвечает: Ты
очень плодовит в отношении
оскорблений и произносишь их в избытке чувств.
В своем латинском пасквиле ты
называешь меня богохульником,
клеветником, злодеем, рычащим псом, наглой
тварью, полной невежества и скотства,
499

Вокруг Урока анатомии доктора Тюлпа
нечестивым хулителем Священного
писания, глупцом, глумящимся над
Всевышним, презирающим веру в Бога,
бесстыжей личностью, и снова
грязным псом, существом непочтительным,
безнравственным, нечестивым и с
извращенным духом, бродягой и mauvais
sujet. Восемь раз ты называешь меня
подонком (так я перевожу для себя слово
nebulo); все эти злобные выражения ты
с удовольствием помещаешь на двух
листах и озаглавливаешь свою книгу
Клевета одного негодяя, а твоя последняя
фраза гласит: „Да покарает тебя Бог,
сатана!" Остальное в том же стиле; разве
таким должен быть человек
апостольского величия и христианской
кротости? Горе народу, который ты ведешь за
собой, если он позволяет внушать себе
такие мысли и если окажется, что твои
ученики похожи на своего учителя.
<... > Неужели ты на самом деле не
испытываешь стыда и в тебе не звучат
слова Христа: „Всякий, гневающийся на
брата своего напрасно, подлежит суду",
и „кто называет своего брата скверным
человеком, тот будет низвергнут в ад"»
(Цвейг: 499~5 о2)-
78. О ругательствах Гогенгейма см.: Май-
ер: 6o-6i.
79« Там же: 6i.
80. Увлечение Тюлпа экипажем можно
сравнить с подобным же увлечением
его английского современника Пипса,
которое также было «intense but
shortlived», «сильным, но скоротечным».
8i. Дирк (1624-1682), сын Тюлпа от
первого брака, женился в 1650 году на Анне
Бюрх, дочери Альберта Бюрха и
племяннице Кунрада ван Бенинга,
видного дипломата и политического деятеля,
выбранного в городской совет в тот
же год, что и Тюлп. Тесть Дирка,
Альберт Кунрадсзоон Бюрх (if93_1647)>
тоже был врачом. Как и Тюлп, он
окончил Лейденский университет и уже в
i6i8 году был избран в городской совет.
В 1619 году он пользуется своим
положением, чтобы помочь Барлею,
уволенному из Лейденского университета.
В1629 году он покупает земли в Новой
Голландии, голландской колонии,
основанной в Америке в 1624 году. Позже
он перепродаст эти земли Килиану ван
Ренсселаару, амстердамскому ювелиру
и основателю голландской колонии в
Америке. Бюрх был бургомистром
Амстердама в 1638 году, во время визита в
город Марии Медичи. В 1642 году Го-
верт Флинк запечатлел его на портрете
старшин Стрельбища-Дулен аркебузи-
ров. Портрет старшин, о котором речь
пойдет ниже, висел в той же Большой
зале, что и Ночной дозор Рембрандта.
Бюрх дважды был в России. В
последней поездке в 1647 году его
сопровождал Дирк. Бюрх умер в Нижнем
Новгороде, тело его было перевезено в
Амстердам.
Брат Анны, Кунрад, был женат на
дочери Корнелиса Питерсзоона Хоофта,
несколько раз избиравшегося
бургомистром Амстердама, но известного
прежде всего как отец Питера Корне-
лисзоона Хоофта, одного из классиков
литературы xvn века.
Женитьба на Анне Бюрх
несомненно упрочила социальное положение
Дирка. Жена ввела его в
аристократические круги с совсем иным
стилем жизни, нежели в доме его отца.
В 1653 году Дирк заказывает свой
конный портрет Паулю Поттеру, который
за год до этого приехал в Амстердам по
приглашению Тюлпа-отца.
Собственно, портрет был сделан для другого
заказчика, а именно для графа Йохана
Маурица ван Нассау, бывшего
управителя Бразилии от Вест-Индской
компании. Этот самый Мауриц
Бразилец построил в Гааге Маурицхейс, где
разместил свою коллекцию и кабинет
500

редкостей. Вероятно, для этой
коллекции предназначался и заказанный им
портрет. Но в 50-е годы Мауриц
поиздержался и даже вынужден был продать
часть своего собрания. Не мог он
заплатить и за портрет Поттеру. Дирк Тюлп
финансовых проблем не испытывал, и
в 1653 году Поттер «меняет» голову Ма-
урица ван Нассау на голову Дирка Тюл-
па. Возникает портрет бюргера на коне,
вставшем на дыбы, что было весьма
странно: конные портреты бюргеров
существовали, но на вздыбленном коне
восседал обыкновенно либо
полководец, либо принц крови (Collectie Six).
Конный портрет Дирка Тюлпа
вдохновил Рембрандта на конный портрет
Фредерика Рихеля (1663), бывшего в
отряде Дирка при торжественном въезде
в Амстердам Марии Генриетты и
девятилетнего Виллема в i66o году.
С этим посещением связан еще один
переделанный портрет Дирка. По
случаю визита Марии и Виллема была
сделана гравюра, на которой был
изображен и Дирк Тюлп, бывший в эскорте
маленького принца. Собственно,
гравюра эта была переделана из гравюры,
изображавшей въезд в Амстердам
Марии Медичи в 1638 году. Марию Медичи
не изменили, только пририсовали к ней
Виллема, так что он оказался в карете со
своей прабабушкой. Всадникам рядом
с каретой пририсовали шляпы; лошадь,
на которой гарцует офицер Тюлп,
поставили на дыбы—благо прецедент уже
был (архив Амстердама).
Единственный «настоящий»
портрет Дирка выполнен в 1659 году
художником Юрианом Овенсом. Это
парный портрет Дирка и Анны
(Collectie Six).
Дирк Тюлп мечтал о военной
карьере, но карьеру он сделал лишь в
стрелках: в 1652 году стал лейтенантом, в
1654 году — капитаном, а в 1672 году
дослужился до лейтенант-полковника.
Приход к власти Виллема III означал
конец карьеры всех офицеров,
служивших в «период без штатгальтера», но в
i68i году Дирку все-таки удалось
получить чин полковника. Его
административная карьера не сложилась. Как и отец,
он был судейским, но дальше этого не
пошел, несмотря на все свои и
отцовские контакты. В 1672 году к власти
снова приходят оранжисты. Бургомистром
становится Жиль Фалкенир,
называвший Дирка не иначе как
«невежественным льстецом». Это характеризует не
только и не столько Дирка, сколько
самого Фалкенира, хитрого
оппортуниста, ради власти готового на что угодно,
В ié/2 году умирает Анна. Дирк
наследует капитал жены в 140 ооо
гульденов и усадьбу Тюлпенбюрх, где, по
преданию, нашел пристанище
Спиноза. Через два года умирает отец и Дирк
наследует и ему. В этот же год
заканчивается Третья англо-голландская война
и Республика заключает с Англией мир.
Дирк покупает в Англии титул
баронета и добавляет герб на портрет Овенса.
В 1676 году он женится на Катарине
Ресто и сразу же заказывает столовое
серебро и скатерти с гербами, своим и
жениным. Жена при крещении детей
уже не просто Катарина Ресто, а Ресто де
Бофор. Девочкам дают двойные имена:
Эстер Элизабет и Анна Катарина. Дочь
Эстер Элизабет, внучка Дирка, выйдет
замуж за внука его сводной сестры Мар-
гареты. Анна Катарина выйдет замуж за
племянника Николааса Витсена,
получившего титул доктора на юридическом
факультете в Лейдене. Правда, молодой
Витсен никогда не учился в
университете. Его дядя написал письмо одному
из профессоров, и тот, не смея отказать
своему известному другу, придумал
12 тезисов, которые молодому повесе
оставалось только вызубрить наизусть.
Уже через неделю после письма дяди он
покинул Лейден с докторским титулом
в кармане. Его прадеду такое не могло
присниться и в страшном сне!
501

Вокруг Урока анатомии доктора Тюлпа
82. Считается, что с тюльпанами Европу
познакомил Ожье Гислен де Бусбек,
посол императора Священной Римской
империи Фердинанда II. В первом из
его опубликованных писем,
датированном 1 сентября 1555 года, описывая
свое путешествие из Адрианополя в
Константинополь, он упоминает
нарциссы, гиацинты и «тюлипаны», как
их называют турки. Он рассказывает,
что тюльпан не пахнет, но очень
любим в Турции из-за крастоты и
множества оттенков. Хотя де Бусбек получает
тюльпаны в подарок, они обходятся ему
в копеечку: на Востоке полагается
ответить на подарок подарком. Ботаник
Конрад Геснер описывает первую
увиденную им в Европе «красную лилию» в
1559 Г°ДУ> в салУ Аугсбургского
магистрата. Предполагается, что де Бусбек,
интересовавшийся ботаникой и
посылавший семена и луковицы редких
растений в Европу, послал и луковицы
тюльпанов, но точно это не
установлено. Письма его писались не в Турции и
не сразу по возвращении, а в 1580-х годах,
когда тюльпан был уже широко известен.
Вполне возможно и то, что
тюльпаны пришли из Южной Европы.
Чашеобразные тюльпаны, изображаемые
для Геснера, Лобелия и Клузия, имели
совсем иную форму, нежели вытянутые,
иглоподобные тюльпаны, популярные
в Турции.
83. Еще в 1589 году Клузий пишет Иоахиму
Камерарию-младшему, доктору
медицины и собирателю редких растений,
что года не проходит, чтобы он не
посылал друзьям двести-триста луковиц
тюльпанов.
84. Мари де Бримё (1550-1605), принцесса
де Шиме, представительница высшей
аристократии Семнадцати
провинций, с юности разводившая цветы в
садах своих многочисленных поместий.
В 1582 году Мари вместе со своим
вторым мужем принцем де Шиме,
Шарлем III де Кроем и ван Арсхот, бежала
на Север. По дороге беглецы
остановились у Франсуазы де Бурбон, сестры
только что умершей Шарлотты де
Бурбон, третьей жены Вильгельма
Оранского. С самим принцем Оранским
отношения у принца Шиме не
сложились, и он вернулся на Юг. В
написанных позднее мемуарах он сожалеет о
заблуждениях молодости, возлагая
ответственность за них на жену, бывшую
на десять лет старше.
Мари де Бримё обосновалась в
Лейдене, разбив здесь новый сад. В письмах
она постоянно приглашала Клузия в
Лейден, обещая ему половину своего
сада. Согласием ботаника приехать в
Лейден университет не в последнюю
очередь обязан ее настойчивости.
В i6oo году, после многочисленных
судебных процессов, Мари согласилась
на «примирение» с мужем и вернулась
в нейтральный Льеж, где разбила еше
два сада. 24 января 1592 года она писала
Клузию: «Слава Богу, но кажется, что
войне не под силу лишить нас
удовольствия, которое дает садоводство, не под
силу даже его испортить». В
библиотеке университета Лейдена сохранилось
26 писем Мари де Бримё, адресованных
Клузию, одно письмо Липсию и два —
Хёрниусу-старшему (Anne Mieke
Backer, Er stond een vrouw in de tuin, пред-
публикация) .
85. Поэт Петр Хондий критикует
повальное увлечение тюльпанами в своей
книге Moffeschans. Сам разводивший
тюльпаны, Хондий полагает, что глупо
иметь в саду только один цветок. Вслед
за Фрэнсисом Бэконом он считал, что
сад должен цвести весь год.
86. Когда отец и мать Рембрандта пришли
23 сентября в ратушу Лейдена
подписывать брачный контракт, их, как и
полагалось, сопровождали их родители: же-
502

Примечания
нихХармен Герритсзоон (сын Геррита)
пришел вместе с отчимом Корнелисом
Клаасзоном (сыном Клааса), а невеста
Неелтген Виллемсдохтер (дочь Вил-
лема) ван Зюйтбрук — вместе с отцом
Виллемом Адриансзооном Зюйтбру-
ком и матерью Лисбет Корнелисдохтер
(дочерью Корнелиса).
Sj. В i6oo году имели фамилии 8о%
женихов-южан и лишь 14% коренных ам-
стердамцев. Но и эти 14% пользовались
фамилиями нерегулярно.
88. О важности врачей в иерархии
городской верхушки говорит хотя бы то, что
в процессиях они шли сразу после эше-
вена и перед судейскими.
$9« После смерти Тюлпа в магистрат
изберут всего лишь одного врача, доктора
Франсуа де Вика (1603-1678), которого
Тюлп упоминает в Наблюдениях.
После i68o года врачи больше не заседают в
городском совете.
9~ Эту должность Тюлп будет занимать
еще пять раз: в 1624, *627> 1634, 1641 и
1642 годах. Как видно из дат, в 1641 году
его переизбрали на второй срок, и как
всегда в таких случаях, он начал
квартал «председателем». Вряд ли, однако, у
него сохранились приятные
воспоминания об этом сроке. В этот год некий
Франсуа ван дер Мерс, член
Валлонского прихода, был обвинен в ереси:
он не верил ни в дьявола, ни в ангелов,
ни в бессмертие души, отрицал
божественное происхождение Христа и
боговдохновленность Нового Завета,
считал, что еврейскую субботу никто
не отменял и христиане должны
праздновать ее, как и воскресенье. Бюскен
Хюэт называет его социанином, и, судя
по обвинениям, он прав. В воскресенье,
когда с церковной кафедры
провозглашалось отлучение ван дер Мерса, в
церкви присутствовал один из
судейских. На следующий день он рассказал
о происшествии в ратуше. Его
коллеги-судейские из контраремонстрантов
настояли на том, чтобы вызвать ван дер
Мерса в суд, хотя городские власти не
имели права вмешиваться в церковные
дела. В ходе допроса—а среди
допрашивавших был и Тюлп — Мерса признали
виновным и приговорили к
пожизненному заключению. Его посадили в
исправительный дом, предварительно
забив окошко в его каморке: праведные
судейские решили, что такое чудовище
недостойно видеть дневной свет. Так,
в темноте, ван дер Мерс просидел семь
месяцев, до новых выборов. Накануне
выборов судейские испугались, что их
преемники могут иначе посмотреть на
дело. И они поставили узника перед
выбором: либо остаться заживо
погребенным в исправительном доме, либо
навечно уйти из города, пообещав
никогда сюда больше не возвращаться и не
подавать дело на расследование. Еретик
предпочел казематам первого
города Голландии селедочный городишко
Роттердам. Когда судейские упрятали
ван дер Мерса в исправительный дом,
попечительство о его состоянии они
вверили некоему Саломону де ля Вуа,
который отнесся к чужому имуществу
как к своему и транжирил его без
зазрения совести. Не связанный обещанием
не начинать финансового
расследования, ван дер Мерс написал письмо в
городской совет с просьбой взыскать с
виновного. Новые судейские,
прочитав письмо, не могли поверить, что
подобное могло произойти в Республике,
известной своей веротерпимостью.
Ван дер Мерса могли отлучить от
церкви, но это не давало судейским права
обращаться с ним как с преступником.
Пролить свет на это дело могли только
два председателя, избранные, как было
заведено, из судейских прошлого года.
Тюлп постарался свалить всю вину на
самого «ракалию» и «сквернавца» ван
503

Вокруг Урока анатомии доктора Тюлпа
дер Мерса. Когда же судейские стали
все-таки настаивать на рассмотрении
дела, он прервал их словами: «Господа,
не говорите мне об этом. Меня ужасает
сама мысль об этом висельнике». После
ухода Тюлпа судейские достали книги
за прошлый год и вызвали секретаря.
Приговор ван дер Мерсу был зачеркнут
так основательно, что уже ничего
нельзя было прочитать, но секретарь
подтвердил, что все происходило именно
так, как было описано ван дер Мерсом в
его письме. Судейские решили, что уж
если их предшественники сами
зачеркнули свой приговор, то ван дер Мерс
может вернуться. Примирившись с
потерей пятой части состояния, ван дер
Мерс вернулся в Амстердам. Тюлпа
никогда больше не выбирали судейским.
На следующий год он вообще не
занимал никакой должности.
91. Эту должность Тюлп будет занимать до
i6j3 года, получая годовое
вознаграждение в 250 гульденов.
92- Первым прелектором был Маартен
Костер (1510/20-1592), учившийся и
защитивший в 1540 году докторский диплом
в Болонье. Проработав там несколько
лет врачом, он вернулся в Амстердам.
В 1566 году ярый кальвинист Костер
бежал из страны и стал врачом
короля Дании Фредерика П. Хотя король и
его придворные высоко ценили знания
голландского медика, что выражалось в
больших гонорарах и дарованных
поместьях, Костера мучило беспокойство
об оставленном в Голландии состоянии.
Фредерик II обратился к Рекезенсу с
просьбой возвратить конфискованные
владения его личного врача, который
из-за недомоганий короля не может
приехать и отстаивать свои права сам.
Спустя год (у наместника в
Нидерландах хватало дел) Рекезенс ответил-таки
на письмо датского короля уверениями,
что ничего он не желает так пламенно,
как оказать услугу его личному врачу, но
не в его власти преступить королевский
закон. Доктор Костер должен приехать
в Амстердам и засвидетельствовать, что
все эти годы он оставался верным
сыном католической церкви. Ответ Реке-
зенса, казалось бы, был светской, чуть
насмешливой игрой-отпиской (все
понимали, о чем речь, не называя вещи
своими именами), но Костер смог
вернуться и возобновить врачебную
практику. В 1578 году Амстердам перешел
на сторону Вильгельма Оранского, и
Костера тут же избрали одним из
бургомистров. После этого он еще
четыре раза избирался на этот пост (в 158с,
1582, 1584 и 1585 годах). После смерти
Костера в 1592 году прелектором стал
Себастиан Эгбертсзоон. Выбранный в
i6o6 году бургомистром, он
продолжал давать уроки анатомии. После его
смерти в 1621 году прелектором
назначили Йохана Фонтейна, который через
два года стал личным врачом принца
Маурица, но и тогда не оставил пост
прелектора. После смерти Фонтейна
прелектором стал Тюлп.
93» van Andel: 69.
94» Первое из дошедших до нас описаний
медикаментов и инструментов лекаря
содержится в книге немецкого врача
Фабриция Хилдануса (1560-1634)
Новая фельдхирургия (Fabricius Hildanus,
Nieuwe Veldt-Chirurgye). Хилданус
написал книгу после того, как встретил
в Нидерландах лейб-медика принца
Маурица и фельдхирурга армии
Штатов и увидел его лекарский сундук.
Содержание сундука Хилданус описал как
«медикаменты и инструменты,
должные быть у лекаря во время военных
действий как на море, так и на суше».
Сейчас нас не может не удивить
количество медикаментов, считавшихся в то
время необходимыми: 27 сортов
слабительного, i8 видов кореньев, 28 — лекар-
504

ственных трав, il — цветов, ю — семян,
9—вод, 15 — сиропов и приготовленных
на меду напитков, \у — лекарств и
порошков, 12 — фруктов, 8 — специй, 24 —
масла, 9 — мазей, 9 — животных жиров,
ю — пластырей, 12 — камеди, 8 — сортов
муки (Leuf tink: 100).
Описывает Хилданус и устройства
сундука, его многочисленные
отделения и ящички. Специи, цветы, семена
и другие сыпучие вещества хранились
в кожаных мешочках; то, что могло
впитать влагу, — в оловянных банках.
Сиропы и консервы — в
глазурованных глиняных кувшинах; дистилляты
и разъедающие жидкости—в бутылях с
оловянной прикручивающейся
крышкой, причем каждая бутылка стояла в
отдельном обитом шерстью отделении.
Мази хранились в глиняных банках,
затянутых свиным пузырем, пластыри и
камеди, металлы, различные сорта муки
и другие сыпучие вещества — в плотно
завязывающихся мешочках. В
отдельном отсеке сундука хранился
инструмент лекаря.
Сундуки флотских лекарей,
конечно же, отличались от сундука лейб-
медика принца Маурица. Долгое
время лекари были свободны в выборе
поставщика медикаментов, лишь бы
содержимое сундука отвечало
требованиям Адмиралтейства. Но когда
Адмиралтейство само стало выделять
деньги на приобретение сундуков,
посредниками между лекарями и
Адмиралтействами выступили больницы,
которым было гораздо легче проверять
качество медикаментов, если все они
покупались у одного аптекаря, тем
более если это был аптекарь
больницы. Адмиралтейство не имело ничего
против того, чтобы, наполняя
сундуки своих лекарей, пополнить и казну
больницы. Только в i666 году
амстердамская больница св. Петра поставила
Ост-Индской компании и
Адмиралтейству медикаменты на бооо
гульденов! В последующие годы поставки
только росли (Ibid.: 101).
Самые маленькие сундуки,
рассчитанные на команду в 50 человек, были
больше метра в длину, полметра в
ширину и У* метра в высоту. Длина самых
больших, предназначенных для
команды в зоо человек, достигала двух метров.
Медикаменты на юо человек
обходились примерно в 90 гульденов. Из
содержимого сундуков обращает на себя
внимание большое количество сулемы
и гваякума, использовавшихся для
лечения сифилиса (Ibid.:i03). Co временем
определилось количество
медикаментов, необходимое на судах с командами
в 200, зоо, 400 и 500 человек,
отправляющихся в полугодовое плавание.
Больница поставляла и инструменты лекаря:
трепан, пилы с различными лезвиями,
оловянные шприцы, ножи, щипцы,
клещи, зажимы, иглы, катетеры и
клистиры .. Не выходили лекари в море и без
своих исконных инструментов: ножа
для бритья, ножниц и ланцета для
кровопусканий.
Чем больше сундуков поставляла
больница, тем строже становился
контроль над их комплектованием и
использованием медикаментов. После
проверки врача один из клерков
Адмиралтейства закрывал и опечатывал
сундук и передавал ключ лекарю.
Сундук же доставляли в каюту капитана.
Пока судно стояло в порту, лекарь не
мог пользоваться медикаментами из
сундука и должен был обходиться
собственными средствами. Только после
выхода в море, когда уже не было
опасности, что лекарь продаст медикаменты
на берегу, он получал доступ к сундуку.
В присутствии капитана лекарь ломал
печати — и мог приступить к
составлению сложных лекарств.
Все время плавания сундук оставался
в каюте капитана, потому что у лекаря
не было своего места на судне. Прием
больных и операции проходили прямо
5°5

Вокруг Урока анатомии доктора Тюлпа
на палубе, перед грот-мачтой, а во
время боя лекарь перемещался на камбуз,
единственное место, где под рукой был
огонь.
Наряду с предписаниями о
содержимом лекарских сундуков существовали
и инструкции о количестве на корабле
старых простыней — для перевязки.
Суда, на борту которых было больше
40 орудий, должны были иметь 24 старые
простыни. Во время сражений всегда
ощущалась нехватка в простынях. Сразу
же после начала Первой
англо-голландской войны Витте де Витт, прозванный
на флоте «Дубль Витт», посылает в
Адмиралтейство просьбу подвезти запасы
старых простыней и два аптекарских
сундука. В марте 1653 года «Дубль Витт»
просит Генеральные штаты назначить
на флот опытного доктора и послать
три быстрых галиота, которые
подвозили бы не только воду и свежее пиво (в
старом пиве он усматривал причину
болезней моряков), но и простыни и
медикаменты (Ibid.: 69).
9 5. Лекарям на больших судах было
обещано 24 гульдена в месяц, на маленьких—
20 гульденов.
96. В 1629 году на борту «Зеленого
летучего дракона» Пита Хейна было всего
95 человек, а десять лет спустя команда
«Эмилии» Тромпа, в течение многих
лет остававшаяся гордостью флота,
составляла 240 человек, так что на судне
был свой лекарь.
97« Leuftink: 43-
98. В лекарской гильдии Амстердама было
несколько евреев, но они не
пользовались правами членов гильдии.
99- van Andel: 44-
100. Бывало, что экзаменаторы жалели
горе-ученика и записывали его в гильдию
без права выставлять тазик для бритья
и с условием, что он не будет браться за
трудные случаи. В маленьких городках,
где казна гильдии нуждалась в
пополнении, ученик мог заплатить за ошибки,
допущенные во время экзамена.
ioi. Хороший лекарь должен был
разбираться в астрологии, игравшей
огромную роль как при нарушении
равновесия жизненных соков, так и при
лечении. Еще Гиппократ утверждал,
что если врач не опирается на
астрологию, он не врач, а умалишенный.
Зодиакальные созвездия определяли
не только ход жизни человека, но и
состояние его органов и частей тела,
будучи связанными с ними все теми же гу-
морами. Так, Овен был связан с головой
и лицом, Телец — с шеей, Близнецы — с
бронхами, легкими, руками и плечами,
Лев—с сердцем, Рак—с желудком и
грудью, Дева — с системой пищеварения,
Весы — с почками, Скорпион — с
детородными органами, Стрелец — с
печенью, Козерог—с коленями, Водолей—с
икрами, Рыбы—с ногами.
Но ни одно небесное тело не
сыграло в истории медицины такой роли, как
Луна, которой приписывали огромное
влияние на физическое состояние
человека (и животных), на течение болезней
и душевных расстройств, на любую
операцию, на прием лекарств и даже на сбор
лекарственных трав. Каждый лекарь
знал, что, когда Луна находится в
зодиакальном созвездии, отвечавшем за тот
или иной орган, всякое хирургическое
вмешательство в этот орган или даже
простое кровопускание исключается.
Большое значение имела и фаза Луны,
так как кровь была так же подвержена ее
влиянию, как и море с его приливами
и отливами. Поэтому кровь
переставали пускать за сутки до полнолуния и
не пускали еще сутки после него. Время
любого хирургического вмешательства
зависело и от положения Сатурна и
50б

Юпитера: не рекомендовалось пускать
кровь, когда Луна была в аспекте к
Юпитеру, так как это делало эффект любого
лечения чрезмерным; Луна в аспекте к
Сатурну, наоборот, сводила его к нулю
(Hill Curth: 127).
При болезнях разных органов
полагалось пускать кровь из разных вен:
при болезнях головы вскрывать цефа-
лику (головную вену), при болезнях
сердца — медиану, при болезнях
печени— гепатику (печеночную вену) или
базилику (царскую). Ср. с описанием
кровопускания в Несмертельном
Головане Лескова: «Писано было: аще
болячка явится поверх главы или ином
месте выше пояса, — пущай много
кровь из медианы; аще явится на челе,
то пущай скоро кровь из-под языка;
аще явится подле ушей и под бородою,
пущай из сефалиевы жилы; аще же
явится под пазухами, то значит сердце
больно, и тогда в той стороне медиан
отворяй».
Но благоприятные и
неблагоприятные дни для кровопускания зависели
и от множества других факторов:
качества жизненного сока должны были
соответствовать качествам созвездия, в
котором находилась Луна. Например,
при заболеваниях, связанных с желчью,
кровопускание следовало делать, когда
Луна находилась в теплом и сухом
созвездии (Стрелец или Овен), качества
которого соответствовали качествам
желчи, а холодные и влажные
заболевания требовали соответствующих
астральных знаков, таких как Рыбы, Рак,
Скорпион. Важным фактором служила
и фаза Луны, которая должна была
совпадать с возрастом, темпераментом,
полом и жизненным соком,
нарушившим равновесие (van Andel: 4-6,35-4°) •
При флеботомии играли роль
время года (лучшим временем считались
весна и осень, но при необходимости
кровь пускали и зимой, и летом, хотя
пускать кровь, когда было очень жарко
или холодно, считалось опасным),
возраст, комплекция и физическое
состояние пациента.
От фазы Луны зависел и прием
лекарств, причем неверно выбранное
время вызывало обратное действие.
А лекарства, принимаемые под знаком
Тельца или Овна, вызывали у больного
лишь рвоту. Наиболее благоприятным
временем для прочистки организма
считался период, когда Луна
находилась в аспекте к влажным
зодиакальным созвездиям — Раку, Скорпиону и
Рыбам. Лучшим временем для
принятия таблеток было созвездие Рыб,
способствовавшее их растворению (Hill
Curth: 127).
Считалось, что болезнь, связанную с
определенным знаком зодиака, можно
вылечить при помощи растений,
связанных с противоположным знаком.
Лечебные качества растения
прочитывались в его виде (учение о сигнатурах) :
грецкие орехи были хороши для
головы, а желтые цветы помогали от
желтухи. При сборе лекарственных трав
учитывалась как фаза Луны, так и
соответствие знака зодиака растения
знаку зодиака больного: например, тмин
считался особенно полезным для
рожденных под знаками Козерога, Тельца и
Льва, а подорожник — для тех, которые
родились под знаком Рыб и Рака.
Каждое простое лекарство имело два
качества: активное (теплое или
холодное) и пассивное (влажное или сухое).
Сила действия препаратов
варьировалась от нормы до четвертой степени.
При назначении составных лекарств
необходимы были недюжинные
математические способности, чтобы рассчитать
дозировку, учитывая множество
переменных. Так, например, аптекарская
драхма сандалового дерева, холодного и
влажного во второй степени, могла быть
нейтрализована не драхмой меда,
теплого и сухого во второй степени, а двумя
аптекарскими унциями (Ibid.: 166).
507

Вокруг Урока анатомии доктора Тюлт
Понятно, что далеко не всякий
лекарь мог справиться со сложными
подсчетами. Поэтому уже в Средние века
появились различные альманахи, в
которых указывались благоприятные и
неблагоприятные дни для
кровопусканий, банок, приема лекарств и стрижки
волос. Составлением подобных
«прогностика и альманахов занимались
известнейшие врачи и математики того
времени. Эти календари
пользовались огромным спросом, поэтому
неудивительно, что Кровопускательный
и слабительный календарь был в ряду
первых печатных изданий, вышедших
из-под пресса Гутенберга в 1456 году.
Календари и альманахи оставались
популярными, несмотря на борьбу с
ними церкви, критику гуманистов и
«новой» астрономии — вплоть до
открытия телескопа, то есть до середины
xvii века. Но и после этого календари
и альманахи не исчезли. Правда,
расчеты для них делали уже не известные
врачи, а землемеры и сельские учителя.
Несмотря на многочисленные сатиры,
календари существовали еще во
времена Французской революции.
Ю2. vanAndel:54-
103. Vreest niet voor mijn scharen, lancetten
en messen, / Door menig patient reeds
200 nuttig bevonden. / Veel min voor
mijn bijtende zalf of compressen. / Want
weet: zachte meesters maken stinkende
wonden (van Andel: 55).
104. Постановление амстердамской
гильдии лекарей от 4 мая 1552 года
запрещало цирюльникам выполнять работу
лекаря. Нарушители облагались
штрафом в четыре гульдена.
105. van Andel: 48.
106. Эта была уже четвертая по счету
эпидемия чумы. До этого большие эпидемии
были в i602,1616-1617 и 1624 годах. Во
время эпидемий i6i6 и 1624 годов мест
в старой больнице св. Петра не
хватало, и больные лежали по 2-3 в койке.
В 1635 году, по счастливой случайности
как раз перед эпидемией, был открыт
Чумной дом—рассчитанная на 340 коек
новая больница за городской чертой,
построенная по последним
требованиям гигиены. Большие эпидемии были
и в 1655 и 1664 годах. Последняя унесла
25 ооо человек, то есть каждого десятого
амстердамца.
107. Состав териака варьировался. Так, во
французской фармакопее xvi-xvii
веков в териак входило более уо
ингредиентов.
ю8. Tulp: 271,343> 442-
109. Это относилось, например, к
слабительному Scammonium (скаммоний),
рвотному Nux Vomica из семян
чилибухи и очень ядовитому морознику
(Helleborus).
но. В1585 году в Амстердаме насчитывалось
22 аптеки, в 1636 году их было уже 66.
т. Последний стал известен под
названием dulci vitrioli oleum. Роберт Бойль и
Исаак Ньютон считали, что,
смешанный с вином, он помогает при кашле и
болях в груди. Герард ван Свитен, врач
австрийских Габсбургов, прописывал
его Марии Терезии как «великолепное
успокоительное духа» (Dormandy: 102).
112. Матиас де л'Обель (1538-1616)
южнонидерландский врач и ботаник,
ученик Гийома Ронделе. Учился в Лувене,
Париже, Падуе и Монпелье. В 15 71-
1584 годах лечащий врач принца
Оранского. После сдачи Антверпена
переехал в Англию и стал врачом Якова I и
королевским ботаником. Французский
ботаник Шарль Плюмье назвал его
508

именем привезенную в 1752 году с мыса
Доброй Надежды лобелию.
В предисловии Лобелий
противопоставляет «современных знахарей,
шарлатанов, авантюристов, алхимиков» и
других неучей в медицине и
фармакологии хорошему аптекарю, правой руке
врача. Аптекарь, по его мнению,
должен иметь хорошее образование, чтобы
знать, что именно покупать для
приготовления лекарств, как их готовить и
как хранить целительные составляющие.
Он должен иметь средства на покупку
самых лучших ингредиентов, должен
хорошо владеть латынью — не только
для того, чтобы читать рецепты, а
чтобы изучать книги о целебных свойствах
растений и приготовлении лекарств. Он
требует от аптекаря усердия и
безупречного поведения. Все это вряд ли
представляло интерес для аптекарей. Их
интерес сосредотачивался лишь на одной
главе—«quid pro quo», что чем заменять.
ИЗ- Его отец-прелектор также был
драматургом, президентом камеры риторов
«Шиповник» и автором пьесы
Заблудшая овца (NNBW 1,875).
114- К празднованию з°°-летия выхода
Фармакопеи в 1936 году была
выпущена памятная медаль с портретом Тюлпа.
В 1961 году, когда отмечали 325 лет со
времени выхода книги, вышло
факсимильное издание Фармакопеи 1636 года.
11 $. Первое издание лондонской
Фармакопеи , вышедшее в мае i6i8 года,
насчитывало 68о простых веществ, а в ее втором
издании, увидевшем свет уже в декабре
того же года, их число возросло до 1190
(Hill Curth: 167).
116. Вся эта информация содержалась в
издании i686 года.
117- Число врачей-испекторов постоянно
росло.
il8. Вслед за одной из них тут же
последовал отец, и матери не оставалось ничего
другого, как утешать себя тем, что дочь
ушла не одна.
119- Huygensi971^95-
120. Арьес Ф. Человек перед лицом смерти.
М.: Прогресс — Прогресс-Академия,
1992.
in. Haeseker:58.
122. Kamen 1997:208-209.
123. Temple 1770* 248 —17201:272-289.
124. См.: Colie: 130.
125. Гейгенс не искал контакта и с
алхимиками, в отличие, например, от Катса,
который, измотанный «зеландской
лихорадкой», обратился в i6o2 году к
алхимикам. В 1656 году, снова захворав и
не найдя помощи у гаагских докторов,
он опять стал искать ее у алхимиков. Но
и они, вылечившие когда-то 25-летнего,
оказались бессильны перед недугами
8 о-летнего, и ему не оставалось ничего
другого, как искать исцеления у Врача
Небесного, в молитве и Библии.
126. Не верил докторам и Филипп II, хотя в
последние десять лет во многом от них
зависел. Филипп не верил даже в
кровопускания, считая, что от них больше
вреда, нежели пользы. Правда, когда
после падения с лестницы дон Карлос
впал в кому, Филипп был готов
испробовать все средства. В то время как по
всей стране служили мессы за здоровье
инфанта, у его постели собрались
лучшие врачи. Везалий сделал трепанацию
черепа, из Валенсии вызвали врача-мо-
риска, а из монастыря принесли мощи
францисканского монаха Диего,
почитаемого как святого. То ли помогла
трепанация черепа, то ли принесенные
509

Вокруг Урока анатомии доктора Тюлпа
мощи, то ли мази доктора-мориска, но
через месяц после падения дон Карлос
снова был на ногах. По просьбе
Филиппа Диего из Алкалы позже был
провозглашен святым. Одним из
сотворенных им чудес было исцеление дона
Карлоса.
Не веря в кровопускания, Филипп
верил в пользу прогулок на свежем
воздухе. Когда инфанте Изабелле
исполнилось 6 лет, он советовал ей рано
вставать и делать зарядку, причем
упражнения должны были быть
постоянными, и рано ложиться. Он живо
интересовался медициной и растениями,
приветствовал ввоз и культивацию
имбиря и других растений с возможным
применением в медицине (Kamen i997:
190-191).
127. Большинство из них относятся к 1630-
1642 годам, когда Гейгенс писал
Дневную работу. По всей вероятности,
Сюзанна собирала рецепты с таким же
пылом (Colie: 137-м2)'
128. Бэкон советует бороться с камнями
следующим образом: «Сварите бульон
из цыпленка и куска телячьей шейки.
Положите в него корочку белого
хлеба. Когда бульон наполовину укипит,
положите в него щепотку мелко
нарезанных корней апельсина, пригоршню
цветов бузины и столько зерен анге-
лики, сколько поместится на монете в
четыре пенса. Когда уверитесь, что
бульон готов, снимите его с огня. Каждое
утро натощак выпивайте немного
бульона со щепоткой пудры винного
камня. Два часа воздерживайтесь от еды»
(Ibid.: 133).
129. Мэри Герберт (1594~1^49) > жена
племянника Филиппа Сидни Уильяма
Герберта, з-го графа Пембрука,
унаследовала Вилтон-хаус, один из
последних архитектурных проектов Иниго
Джонса.
130. Хрен часто упоминается в рецептах от
камней. Обычно тертый хрен
смешивали с элем (Hill Curth: 165).
131- Leapman: 259-262.
132. Van Durme: 326.
133. Лемери пишет, что запах жженых
волос прогоняет сплин, слюна дюжего
молодца, принятая натощак, служит
противоядием от укусов змей и
бешеных собак, ушная сера помогает от
панариция, ногти рук и ног вызывают
рвоту, женское молоко оказывает
благоприятное действие при чахотке и
воспалении глаз. Экскременты
помогали при карбункулах, бубонах и
гнойниках. Порошок из сухих экскрементов
рекомендовали при эпилепсии и
перемежающейся лихорадке. Пояс из
человеческой кожи облегчал роды и снимал
боль. Человеческий жир был средством
от ревматизма, и составитель Всеобщей
истории лекарств (Histoire generale
des drogues, 1694) Пьер Поме жалуется,
что палачи составляют здесь
конкуренцию аптекарям. Два-три стакана
свежей мочи, выпитые натощак, помогают
при подагре, истерии и запорах. При
подагре и кожных заболеваниях мочу
можно применять и наружно. Мадам
де Севинье 13 июня 1685 года пишет
дочери, что приняла от сплина на ночь
8 капель эссенции мочи, но в отличие от
обычного их действия, долго не могла
заснуть (Wootton: 4-7)-
134- Кристиан IV, без малого 6о лет
правивший Данией и Норвегией, принимал
противоэпилептические порошки, е
состав которых входили толченые
кости черепов преступников (Marryat:
266). Во Франции в xviii веке от укуса
бешеной собаки принимали
таблетки, приготовленные из черепной
кости висельников (Peacock: 277)-
Целебная сила черепов переходила и на
510

сделанные из них кубки. В бо-х годах
XVI века рабочим Королевского
монетного двора, страдавшим
головными болями и головокружениями в
результате отравления мышьяком, было
предписано пить лекарство из кубков,
сделанных из голов предателей,
выставленных на Лондонском мосту
(Larson: 152).
135. Историки не знают, имя какого Годдар-
да получили капли. Одни полагают, что
их создателем был Уильям Готтард,
который якобы продал рецепт снадобья
Карлу II за баснословную сумму в 5000
или бооо фунтов! Другие называют
имя Джонатана Годдарда, но сторонник
Кромвеля не мог продать рецепт
королю (Wootton: 179-182). Достоверно
известно лишь то, что умирающему после
апоплексического удара Карлу II дали
25 капель настойки на костях черепа
(Ibid.: 6).
136. Ibid.
137- Haeseker: 61. Статья Usnea Cranii hu-
mani в Медицинском словаре Джеймса
начинается с того, что эти мхи и
лишайники часто находят в Ирландии,
откуда их и привозят «к нам». Объясняется
это тем, что в Ирландии преступников
оставляли на виселице до тех пор, пока
их тела не начинали разлагаться.
138. До 26 лет Эдвард Тейлор жил в Англии,
потом переехал в Новую Англию и
окончил в 1671 году Гарвард. Сорок
лет преподобный Тейлор оказывал
окрестным жителям и медицинскую
помощь. Он оставил после себя
рукописную Фармакопею, интересную тем,
что ее лекарственные препараты
восходят к лекарствам Англии, где он
вырос. Тейлор пишет, что назначал
средства, приготовленные из человеческих
тел, и упоминает мясо, кровь и сердце,
которые надо «съесть» или проглотить.
Мертвые тела или их части он покупал в
«лавке мумий» (Gordon-Grube: 406).
139« См.: Modenesi: 146-147«
140. Gordon-Grube: 408.
141- Curran, Grafton: 151.
142. О том, как и почему европейцы
пришли к использованию в медицине мумий,
и о том, что они считали «мумией», см.:
Dannenfeldt.
143- Wootton и: 25.
144* Лондонская Фармакопея i6i8 года
включала и рецепт приготовления
«искусственных мумий» немецкого парасель-
сианца Освальда Кролля (1563-1609),
рекомендовавшего для мумификации
тело рыжего висельника 24 лет. Тело
надо было сутки продержать в холодной
воде, затем разрубить на куски,
пересыпать порошком из мирры и
столетника, сутки продержать в растворе вина и
терпентина, повесить на 12 часов, снова
продержать сутки в вине с терпентином
и затем высушить (Gordon-Grube: 406).
145« Haeseker: 61.
146. Johnson 1775:1338.
147. Gordon-Grube: 407.
148. Hill Curth: 165.
149. Jardine, Stewart: 507.
150. Haeseker: 34.
151. Chirurgyns of Heel-Meesters Reys-
Boeck Handelende Vande Scheeps-
Medicament of Chirurgyns Reys-Kist.
Vande algemeene gebreken, die meest Scheep,
ende te Velde voorvallen. Vande Oordeel-
inge of Crisis inde Sieckten.
5«

Вокруг Урока анатомии доктора Тюлпа
I $2. Отдельную главу им посвятил еще Ди-
оскорид. На свойствах экскрементов
различных животных останавливается
и Плиний.
Считалось, что свежий овечий навоз,
вымоченный в пиве или эле, излечивает
застарелую желтуху, а свежий
лошадиный навоз, перемешанный с белым
вином,—золотуху, а также выводит песок
из почек и мочевого пузыря. Паста из
высушенного кошачьего кала и уксуса
рекомендовалась для удаления волос.
Куриный помет, вымоченный в старой
моче (вероятно, человеческой), был
эффективным средством для лечения
скота (Hill Curth:i68).
153» За сперму китов часто принимали
спермацет кашалотов, плававший в море
серо-желтоватыми скоплениями. Амбру
кашалотов использовали для лечения
нервных заболеваний и желудка.
154- Успех книги подвигнул автора,
ставшего к этому времени экзаменатором
лекарей Ост-Индской компании, на
написание объемистого тома
Экзамена по сухопутной н морской
хирургии, вышедшего в Амстердаме около
i68o года. Приложением к
Экзамену неизменно печатался и Лекарский
лоцман. Особый интерес в Экзамене
представляет глава, в которой автор
останавливается на недугах,
встречающихся в плаваниях в Гренландию,
Гвинею, Ост- и Вест-Индию.
Отдельная глава посвящена краснухе,
которой многие заболевали в тропиках и
которую лечили потоотделением. Все
книги Иоханнеса Вербрюгге дают
представление о развитии хирургии
и медицины во второй половине xvii
века. Все они пользовались огромной
популярностью и выдержали
множество переизданий.
I j 5- В понятие «меланхолия» входил
намного более широкий спектр болезней, чем
теперь, включая депрессию,
одержимость, манию, ипохондрические и даже
бредовые состояния.
156. Бертон: 230-231.
157« Страдали от меланхолии, конечно, и
другие. Врачи первого постоянного
военного госпиталя, открытого в
Европе в 1585 году в Мехелене, в 40-х годах
xvii века стали замечать среди солдат
новую болезнь, которую они назвали
mal de corazôn — тяжестью на сердце,
удрученностью, делавшей их
непригодными к службе. Сейчас болезнь
назвали бы ПТС, но это не меняет дела.
Другим диагнозом с теми же
симптомами и последствиями был estar roto —
разбитость. Известный английский
врач Ричард Напье (1559-1^34)> через
чьи руки прошло около 40 оо°
пациентов, определил каждого двадцатого
как «удрученного», а 150 человек считал
склонными к суициду. Многие
«удрученные» страдали, по его мнению,
«меланхолией» или «клинической
депрессией». Тот же диагноз часто встречается
в историях болезней Теодора де Майер-
на (i573-1655)> наверное, самого
известного европейского врача, чьи услуги
и знания оплачивались лучше услуг и
знаний его коллег. Среди его пациентов
был и Оливер Кромвель, по мнению де
Майерна, valde melancholicus —
крайне удрученный (Parker 2013: 591-592:
Trevor-Roper 2006:8).
158. Бертон: 8i. Уловка не помогла: в 164с
году Бертон повесился.
159» Там же: 177-
i6o. «Главное, на чем зиждятся их
разнообразная коммерция и торговля, что
поддерживает их нынешнее
благосостояние, — это не плодородие почвы, а
обогащающее их трудолюбие, с
которым не могут сравниться золотые копи
512

в Перу и Новой Испании. <... > Это
наши Индии, сжатое воплощение
всего, что есть в Китае, а все по причине их
трудолюбия, разумного управления и
коммерции. Трудолюбие — вот что
всему основа, тот магнит, который
притягивает все, что есть хорошего» (Там же:
i8o-i8i).
161. Trevor-Roper 1985:257.
162. Temple 1972:96-97.
163. WittkowerM.yR. Born under Saturn. The
Character and Conduct of Artists. A
Documented History from Antiquity to the
French Revolution. New York: Random
House, 1963.
164. На многих изображениях играющих на
музыкальных инструментах мы видим
подписи, указывающие на
терапевтическое действие музыки. Самая известная
из них—на клавесине Рюккерса в Уроке
музыки Вермеера: Musica laetitiae comes
mediana dolorum (Музыка, спутник
радости, лекарство от горя) (Королевская
коллекция в Сент-Джеймском
дворце, Лондон). На гравюре с утерянной
картины Теодора Ромбаутса,
изображавшей музицирующую пару, Схелте
а Болсверт приписал текст: MUSICA
doctafacitper sex discrimina vocum, UT
REcreet MIseros FAveat SOLAmine
LAssis (Искусная музыка,
производимая шестью различными тональными
слогами, бодрит несчастных и утешает
усталых). Прописные буквы
обозначают тоны так называемого «Гвидонова»
гексахорда (UT стал позже нотой до), к
концу xvii века вышедшего из
употребления. О мелотерапии писали Фичи-
но, Дюрер и, конечно, Роберт Бертон
(Jongh, Luijten: 217-220). Особенно
действенной в борьбе с меланхолией
считалась лютня, любимый
инструмент Гейгенса. Вполне возможно, что
к традиции мелотерапии отсылает и
двойной портрет Гейгенса и Сюзанны
ван Барле с нотным листом (Мауриц-
хейс).
Иниго Джонс, с юности страдавший
«сплином и меланхолией с рвотой»,
также считал, что от них помогают
музыка и сон. Был у него и другой рецепт:
смешать сваренные в уксусе каперсы с
коринкой и принимать по две столовые
ложки каждое утро или, если не
получится утром, добавить в салат вечером.
Но лучшим средством было «избегать
соития, при котором мужчина
растрачивает попусту лучшую кровь и
которое ослабляет его природную силу»
(Leapman:26i).
165. В письме от i8 сентября 1591 года Мари
де Бримё пишет Клузию во Франкфурт:
«Le plaisir que jais aujourdhuy en ce
monde et qui plus me fait passer mon tamps et
les occasions de mon melancholies.<... >
a scavoir le plaisir que jay de jardiner lequel
certes je vous confesse estre grand mais
de zèle et non encores de science... ». Цит.
по: Backer A. M. Er stond een vrouw in de
tuin, De Hef (предпубликация).
i66. Dit maakt mij 4 leven zuur, en mat de
geesten af,
En doet ons hemelwaarts vaak züchten
om het graf.
167. К сожалению, в книгу вкралось
множество ошибок, которые мне хотелось бы
исправить. Во-первых, Барлей никогда
не писал «душещипательных
произведений» — время для них еще не пришло.
Рассказ о том, что «Барлеус так
проникновенно говорил о гибели шведского
короля Густава II Адольфа, что
шведскому послу пришлось своим платком
вытирать ему слезы», свидетельствует о
том, что автор совсем не поняла Блока,
на чью книгу ссылается. Блок пишет, что,
когда слава поэта, который, по его
собственным словам, в эпиталамах и эпике-
диях «радуется с радующимися и плачет
513

Вокруг Урока анатомии доктора Тюлпа
с плачущими», упрочилась, он получал
за стихотворные радость и слезы
неплохие деньги. Рассказывая в письме другу
о вознаграждении, полученном от
посла Швеции в 1632 году, Барлей
иронически говорит, что посол «утер его слезы
по поводу гибели Густава Адольфа
платком из золотой пряжи» (Blök 1976: 5).
Первый приступ болезни был
вызван не просто «неприятным эпизодом»
и «малозначительным событием»
(«задержали на улице стражники по
подозрению в религиозном и политическом
шпионаже»), а вполне обоснованным
страхом репрессий и чувством вины.
Далее, полностью следуя за Блоком (Blök
1976), автор прослеживает причины,
признаки и лечение депрессий Барлея.
i68. Blök 1976:148.
169. Менассе бен-Израиль (1604-1657)
голландский сефард, писатель, печатник.
170. Blök 1976:53—54-
171. Ibid.: 110-121.
172. Хаубракен пишет о печальном конце
Эммануэля де Витте (1617-1692),
известного художника церковных
интерьеров, наложившего на себя руки в
85 лет. Его похоронили — без виселицы,
но и без почестей.
173- Дети Барлея заплатили за могилу
i6 гульденов, столько же, сколько и
семья Хоофта. Средняя цена была равна
8-ю гульденам.
174» Перевод Н.Тархан-Моурави. Hier slui-
mert Baerle neffens Hooft. / Geen zerck
hun glans noch vrientschap dooft.
175. Burton: 566,968.
176. В предисловии к переизданию
Наблюдений (1652) Тюлп пишет: «Я хотел
подготовить для него, еще стоявшего на
пороге науки, урожай, которым он мог бы
воспользоваться, став взрослым. Какую
пользу он мог бы извлечь из всего
этого, к славе науки и родины! Я должен
принять неизбежное, должен принять
то, что повелел Бог, источник всякой
благости, и я покорно принял Его волю.
Но я не могу лишить мир того, чему
научил меня богатый опыт».
177« Второе в 1652 году, третье в 1672 году-
После смерти Тюлпа в 1674 Г°ДУ
вышло еще три латинских издания—в 1685,
171би1739г°Дах-
178. Первый перевод напечатан в 1672 году,
второй—в 1740 году.
179« Этот же образ плавания, характерный
для голландца xvii века с его морской
торговлей, принесшей богатство и
расцвет стране, присутствовал и в
предисловии к латинскому изданию: «Море,
по которому мы плывем, широко, в нем
много мелей и подводных
рифов—чтобы их обойти и не плавать в
неизвестности, надо держать курс на указатели,
описанные лучшими штурманами. Это
путь истинной, а не кажущейся
учености. Прочно только то, что опирается
на разум. В медицине не имеют силу
высказывания, не основанные на
опыте. Опыт важнее всех учений всех
знаменитых врачей. <... > Врач не может
приблизиться к божеству более, чем
когда посвящает себя благу своих
ближних. Если ты обогатишь твой разум
истинным знанием, ты сам избежишь
мелочных разногласий, которые скорее
роняют достоинство медицины, чем
выявляют его. Если и ты когда-нибудь
обнародуешь плоды своих
прозекторских изысканий, ты окажешь этим
услугу не только науке, но и государству».
В своем голландском переводе он снял
это личное, адресованное сыну
вступление, может быть потому, что потеря.
54

несмотря на все протестантское
смирение, все еще тяжелым камнем лежала на
его сердце.
18с. Описывая течение болезни и результат
вскрытия, Тюлп указывает, кто
присутствовал на вскрытии. Это ученик
Тюлпа ван Меекерен, врачи Самюэл
Костер, Биллем Писо, Франсуа де Вик,
Франциск ван дер Схаген и Франциск
Сильвий.
i8i. Средство это издавна пользовалось
популярностью. Еще Плиний писал, что
эпилептики пьют теплую кровь
гладиаторов на арене цирка. Парацельс
рекомендовал в качестве средства от
эпилепсии кровь человека, которому отсекли
голову. Преподобный Тейлор пишет,
что «человеческая кровь, если пить ее
теплой и свежей, считается отличным
средством от падучей», «свежую и
теплую» кровь рекомендовала
эпилептикам и английская Фармакопея 1747 г°Да
(Gordon-Grube: 407-4°^) • Палачи
имели исключительное право продавать
кровь обезглавленных ими
преступников, и еще в i860 году датские
эпилептики с кружками в руках, теснились вокруг
эшафота, готовые одним глотком
выпить еще теплую кровь (Marryat: 267).
i$2. Так, Агриппа д'Обинье, бывший на
поколение старше Тюлпа,
рассказывает в воспоминаниях, что после смерти
жены в течение трех лет он не провел ни
одной ночи, не оплакивая ее: «Желая
удержаться от слез, он (автор пишет о
себе в третьем лице) сжимал руками
селезенку, вследствие чего у него
образовалось скопление застывшей крови;
однажды он испражнился ею: она вышла
в виде свинцового сгустка» (д' Обинье:
96). Рассказ же про то, как пуля мушкета,
попав в правое плечо его коня, вышла
через бедро сзади, не может не
напомнить истории барона Мюнхгаузена
(Там же: 138).
183. Трактиры были неотъемлемой частью
общества, и в других странах их было не
меньше, чем в Нидерландах. В Англии
на двадцать мужчин приходилось одно
питейное заведение (Pettegree: 129).
В год англичане выпивали шесть
миллионов баррелей (163,65 л) пива, больше
пинты в день, включая женщин и детей,
плюс по два галлона (4,54 л) вина в год.
Самюэль Пипе отмечает в дневнике
посещение более loo лондонских таверн,
где он пьет местный эль и более крепкое
пиво из других районов страны. Врач,
диагностировавший камень в почках и
ухудшение памяти Пипса, считал это
результатом злоупотребления вином.
Пациент с ним не согласился, но все
же не притрагивался к вину несколько
недель. Не в силах больше выдерживать
пост («being ill for want of it»), он
выпил, мотивируя слабость «страхом, что,
слишком резко отказавшись от вина, я
навлекаю на себя множество недугов».
184. Hill Curth: 144.
185. Две такие барки до сих пор лежат
напротив деревянной церквушки на
площади Амстелфелд. Часто дождевую воду
собирали в специальные резервуары,
чтобы использовать для
хозяйственных целей. В богатых домах и в домах
призрения были большие резервуары
питьевой и дождевой воды. Поэтому в
центре каждого «дворика» подобного
заведения обязательно стоит
водокачка. А во дворе великолепного Корверс-
хофа, богадельни для супружеских пар,
построенной на деньги Иоана Кор вера
и его жены Сары Марии Трип (Nieuwe
Herengracht, 6-18), красуются два
крана: для питьевой и дождевой воды.
i86. Богатые железом воды Спа якобы
помогали и при бесплодии, и в 1630 году
по совету врачей в Спа после
неудачной беременности отправилась Ама-
лия ван Солмс (Groenveld 2013: 36—37)-
515

Вокруг Урока анатомии доктора Тюлпа
Под предлогом лечения на водах Лип-
сий покинул Лейден, а Мария
Медичи — Брюссель. Будучи в 1654 году в
Спа, Гейгенс встретил там Марию
Генриетту и ее брата Карла, выдворенного
из Парижа.
187. Kooijmans 2000:317-
188. Об отношении к экзотическим
фруктам и овощам см.: Schama 1988:171.
189- Uytven:52.
190. Бонтеку, страстный ревнитель чая,
считал восемь-десять чашек в день
минимумом, но число чашек чая могло
доходить до двухсот! Во второй половине
XVII века в доме голландского регента
непременно должна была быть
специальная «чайная комната». Чуть позже
эту моду переняли и богатые купцы.
Гаагские дамы собирались друг у друга
«на чашечку чая», но одной чашечкой не
довольствовались. Пили до отрыжки,
которую, в соответствии с правилами
хорошего тона, предваряли словами
«С Вашего разрешения». Как и на чих,
на «чайную отрыжку» полагалось
говорить: «Будьте здоровы!» Все это
называлось «политесом гаагского чаепития»,
О чае и других напитках см.: Schama
1988:171-174-
191. Ibid.: 189. Быть может, курящие в
общественных местах женщины тогда везде
обращали на себя внимание. Во всяком
случае, Константин Гейгенс-младший,
сопровождавший войска Виллема III
в Англию во время Славной
революции 1688 года, записывает 17 ноября
i688 года, что англичанки «стоят с
трубками во рту и курят без тени
смущения, даже очень молодые,
тринадцатилетние или четырнадцатилетние»
(Dekker20i3:57)-
192. Bill Lows: 137-
193« Декарт приехал в Швецию по
приглашению Кристины в январе 1650 года.
Трижды в неделю в 5 часов утра он
должен был давать ей уроки философии.
С юности привыкший работать утром
в постели в жарко натопленной
комнате, Декарт, зябнувший и в Голландии,
оказался в Швеции в самом холодном
месяце самого холодного годахун века.
Почувствовав недомогание, он
отказался от предложения Кристины
прислать королевского врача, сказав, что
не доверяет шведскому врачу (хотя тот
был голландцем).
Кристина намеревалась похоронить
ученого рядом со шведскими
королями и две недели носилась с проектом
памятника. Похоронили
нелютеранина Декарта на кладбище для
некрещеных. Когда два года спустя
французский филолог и церковный деятель
Пьер-Даниэль Юэ (Huet) совершил
паломничество на его могилу, он был
неприятно поражен, найдя на ней
прогнившую от сырости доску с именем
философа. После слов «под этим
камнем» Юэ вырезал перочинным ножом
слова «из дерева» (Buckley: 135).
194« Б пламенном монологе против
табака, который произносит в
Варфоломеевской ярмарке Бена Джонсона
судья Оверду, используется тот же
образ: «Не жаждай вожделенно плевел
табачных... цвет его подобен цвет}
индейца, который его развел. И кто
может поручиться, что, прежде чем его
собрали, Алигарта не опоганил его?
Ползучий яд этого коварного змея, как
утверждают некоторые позднейшие
писатели, не может обезвредиться и
уничтожиться ни срыванием этого
опасного растения, ни сушкой его, ни
проветриванием, ни сжиганием его.
Потому-то легкие курильщика гнилы,
печень пятниста, мозг закопчен, как
задняя стена этой самой трактирной
кухни, и все тело внутри черно, как
51б

противень, который вы только что
видели. Дырка вместо носа, как у
некоторых курильщиков табака, или третья
ноздря, как трефовый туз или fleurs de
lis, если можно так выразиться, дающая
возможность пропускать через себя
табачный дым, образуется от курения
и только от курения, тогда как бедный,
невинный в этом сифилис
совершенно не причастен и бессовестно и подло
оклеветан» (Бен Джонсон: 622).
195« Schama 1988:198.
196. До конца xvi века голландцы,
перевозчики товаров внутри Европы, не
плавали за ее пределы. Все, что испанцы и
португальцы привозили из частей
света, отошедших им после раздела мира
папой Александром VI в 1494 Г°ДУ>
голландцы покупали в испанских и
португальских портах или в Антверпене.
После начала войны с Нидерландами
Филипп II, ставший и королем
Португалии, закрыл для голландцев порты
Пиренейского полуострова, но и тогда
предприимчивые голландские купцы
продолжали торговлю, плавая под
чужими флагами и с фальшивыми
документами.
В 1591 году Филипп предоставил
разрешение на торговлю специями лишь
некоторым фирмам Испании,
Португалии, Италии и Германии и тем самым
вынудил голландцев искать путь в
Индию. В 1594 году Ян Хейген ван Линс-
хотен, уехавший 1б-летним
подростком в Испанию, вернулся домой после
пятнадцати лет плавания с
португальцами и четырехлетнего пребывания в
Гоа и опубликовал дневник, который
вел все это время и в который
записывал маршруты плаваний, информацию
об истории, флоре и фауне различных
регионов Ост-Индии. Itinerario ван
Линсхотена, открывшее миру дорогу
к сокровищам португальцев, по праву
считается «важнейшей книгой за всю
историю нидерландской торговли»
(Wennekes: 38). Вскоре вышли ее
переводы на английский и французский,
впоследствии не раз переиздававшиеся.
Описывая флору и фауну Ост-
Индии, ван Линсхотен особенно
подробно останавливался на высоко
ценимых в Европе специях, их свойствах и
местах произрастания: на Борнео росла
лучшая камфара, употреблявшаяся при
болезнях сердца и астме, на Цейлоне —
лучшая корица, на Тиморе—сандаловое
дерево. При описании растений ван
Линсхотен использовал работы Гарсиа
да Орты о лечебных растениях Индии
и книгу о растениях Китая
монаха-августинца Хуана Гонсалеса де Мендосы.
197« Ibid.: 34-
198. Древесина гваякума считалась
средством от подагры, ревматизма (Вагопа:
99) и зубной боли (Wennekes 2008:412).
Гваякум (или Lignum vitaea, как
называли дерево, привезенное из Вест-
Индии) упоминает в своей Sylva и
Джон Эвлин. Пипе записывает, что в
i66o году кузен подарил ему «чашку из
Lignum vitaea». Через три года он
получил еще одну. Древесина славилась
своей твердостью, поэтому шла на
изготовление корабельных блоков и
печатных досок (Campbell-Culver: 190-191).
199« Durer: 77-
200. Аретино: 31-32.
201. Dormandy: 100.
202. Akkerman20i4: 59~^°-
203. Опущенный в жидкость, безоар
входил в соединение с мышьяком и
выделял безвредный фосфат. Именно
поэтому Дюма-отец пытался составить
на основе безоара «соус безопасности».
С безоаром не расставалась королева
5*7

Вокруг Урока анатомии доктора Тюлпа
Елизавета I. Камень, обрамленный
тонкой золотой вязью, носили и богатые
горожане. Камни поменьше вставляли
в кольца. Безоар был известен и на Руси.
Безуй-камень украшал рукоять посоха
патриарха Никона.
204- Еще в 1734 году за камень давали
2боо гульденов.
205. Именно это сделал Наполеон с бе-
зоарами, полученными от персидского
шаха. Что произошло с персидскими
безоарами, неизвестно. Известно
только, что был унижен посланник, а с ним
и сам шах.
206. Одержимость голландок чистотой
отмечали как иностранцы, так и
отечественные историки. Овен Феллтхэм
(i6o2-i668), ярый сторонник
Кромвеля и столь же ярый враг Нидерландов,
писал, что фасады голландских домов
выдраены так, что каждая дверь кажется
оправленной брильянтами, а гвозди и
шурупы блестят, словно сделаны не из
железа (Schama 1988: 375_37б)- Француз
Жан Николя де Париваль (1605-1669),
с 1624 года живший в Лейдене,
называет безудержное стремление голландок
к чистоте и порядку «idolâtre excessif»
(Ibid.: 378). Мэри Уортли Монтегю,
направляясь с мужем в Константинополь,
где она напишет свои ставшие всемирно
известными Турецкие письма, заехала
в Роттердам и была поражена чистотой
города. Она писала, что «улицы в
Голландии такие необыкновенно чистые,
что особы всех чинов и рангов не
только без каких-либо колебаний, но даже с
видимым удовольствием разгуливают
по улицам. Дамы могут ходить в
туфельках, не боясь их запачкать:
выложенные брусчаткой улицы такие же чистые,
как пол в комнате» (Fuchs, Simons: 19).
Уильям Темпл рассказывает, как он,
приглашенный на обед к Хендрику Хоофту,
несколько раз сплюнул на пол, и каждый
раз служанка тут же смывала его плевок.
Когда Темпл выразил свое удивление,
хозяин со смехом заметил, что
английскому послу еще повезло и что будь дома
его жена, она бы тут же выставила гостя
за дверь, не посчитавшись с его
дипломатическим статусом. Хоофт рассказал,
что в доме были две комнаты,
открывавшиеся дважды в год только для того,
чтобы их убрать (Temple 1757 И: 458-459)-
207. Перевод Н. Тархан-Моурави. Wast u
banden, wast и tanden dickwijls, / want
het is и goed, / maer wast seiden uwen
voet. / Doch wat immer u geschied / wast
и hooft sijn leven niet.
208. Backer: 125.
209. Burke 1992:107.
210. Среди многочисленных рецептов,
которыми Гейгенс обменялся с
семейством Киллигрю, два имеют прямое
отношение к одонтологии. В 1627 году
Гейгенс послал леди Киллигрю
следующий рецепт зубного порошка:
«Возьмите кусок красного кирпича и
истолките его в ступке. Промойте
полученный порошок, а когда он осядет на
дно, варите его в испанском вине. Когда
вино испарится, налейте еще, а потом
еще. Это займет почти целый день.
Затем высушите порошок на огне,
помешивая его, чтобы не было комочков.
Это займет еще один день. Смешайте
розмарин, шалфей, лепестки красных
роз, соль, мастику (смолу мастикового
дерева), немного сахара и (если Вы их
переносите) квасцы так, чтобы
полученная масса равнялась массе
кирпичного порошка. Соедините обе смеси,
тщательно их перемешав. Храните не
в деревянном ящичке, так как порошок
может проесть его дно, а в
металлической или какой-то другой емкости.
Некоторые люди, десны которых
кровоточили, обескровели и прогнили до
Si«

самых корней зубов, излечились этим
порошком».
От Киллигрю Гейгенс получил не
менее впечатляющий рецепт
«дентального клея»: «Возьмите самый чистый и
прозрачный желатин или рыбий клей,
разрежьте или разломайте на маленькие
кусочки. Положите их в
глазированную глиняную посуду и залейте белым
вином, чтобы оно их покрыло.
Оставьте на 5-6 дней, каждый день
помешивайте. Когда кусочки станут прозрачными,
переложите их в ступку и взбейте
деревянным пестиком в кашицу. Кашицу
переложите в глиняный горшок и снова
залейте ее белым вином так, чтобы вино
на два пальца покрывало кашицу.
Варите на маленьком огне до тех пор, пока
кашица не станет прозрачной. Тогда
опустите в горшок деревянную палочку
и капните на оловянную тарелку. Если
капля по густоте напоминает масло,
смесь готова. Перелейте варево в
оловянное блюдо и поставьте в тень, чтобы
смесь остыла и подсохла. Когда она
подсохнет, разрежьте ее на куски, но
употребляйте, только когда она затвердеет»
(Colie: 138-139).
ДеллаКаза:28$.
Урок анатомии доктора Деймана
почти полностью сгорит в пожаре 1723 года.
Пережили пожар только subjectum
anatomicum, Гейсбрехт Калкун, сын
Матейса, изображенного Рембрандтом
в Уроке анатомии доктора Тюлпа, и
руки Деймана.
Дочь Тюлпа, Катарина (1622-1664),
вышла в ноябре 1648 года за Арнауга
Толинкса (1607-1679)» четыре года
изучавшего медицину в Лейдене и два с
половиной года в Канском
университете, одном из старейших во Франции.
В 1631 году он защитил тезисы, а в 1643
году стал инспектором Collegium Me-
dicum. Вскоре после свадьбы молодые
перебрались на канал Keizersgrackt, в
дом рядом с отцовским. Тюлпа и
Толинкса объединяли профессиональные
интересы и, конечно, дети Катарины и
Арнаута. Из пятерых детей только одна
девочка умерла в младенчестве. Дочери
вышли замуж, из сыновей один стал
юристом, другой — морским
офицером. Катарина умерла в 1664 году, так
что отцу пришлось хоронить и ее.
Рембрандт написал портрет
Толинкса (музей Жакмар-Андре) и сделал его
офортный портрет (коллекция Сиксов).
214. В День Богородицы, название которого
происходит от праздника Сретения
Богородицы, по традиции не только
выбирали бургомистров, но и платили
арендную плату. Кроме того, это был своего
рода Женский день (по-голландски он
назывался Vrouwedag) — жена в этот
день считалась главой семьи, а девушки
могли выбирать себе кавалеров.
215. Регентом театра с 1647 года был
католик Ян Фос, стекольщик (он застеклит
строившуюся тогда ратушу на
площади Дам), бывший постановщиком
спектаклей и организатором многих
торжественных шествий. Когда в мае
i66o года девятилетний принц Биллем
посетил вместе с матерью Амстердам,
Ян Фос украсил триумфальные
повозки аллегорическими фигурами, так
или иначе связанными с Республикой:
Насилие и Убийство, сковавшие
цепями Семь Провинций, которые молят
небо об избавлении, Единство
(излюбленный символ Республики),
Благодарность.. Одна из повозок спереди
напоминала Гидру, а сзади — Цербера,
пространство же между ними было
покрыто шипами и колючками. На этом
эшафоте стоял благочестивейший и
справедливейший король Карл I, за
спиной которого притаилось Убийство с
окровавленным топором. Дочери не
понравилось напоминание о насиль-
Р9

Вокруг Урока анатомии доктора Тюлпа
ственной смерти отца, и она не скрыла
своего недовольства.
216. Из одиннадцати детей Сиксов лишь
шесть достигнут зрелого возраста.
Первый ребенок, переживший
опасный период детства, был тезкой деда.
До этого в 1657 году умерла годовалая
Анна, а в 1659 году умерли только что
родившиеся близнецы, Ян и Николаас.
Родившийся в 1662 году мальчик снова
был назван Николаасом, а родившийся
в 1664 году—Яном (умер в том же году,
из Янов выжил только третий, i668 года
рождения), девочка 1665 года — снова
Анна. В собрании Сиксов
сохранился портрет деда с четырехлетним
Николаасом. По обыкновению тех лет,
мальчик изображен в платье:
«мужскую одежду» надевали с шести лет.
В 1691 году Николаас женится на Эме-
ренции Фалкенир, наследнице
богатейшей семьи амстердамских
«регентов» и внучке Луи Трипа, и переедет в
дом Трипов, соперничавший в
классической строгости с ратушей на
площади Дам.
217- В Европе XVII века подобные
ограничения не были чем-то исключительным,
но обычно они не касались
титулованной знати, в том числе и приближенных
ко дворам вдовы Фредерика Хендрика
Амалии фон Солмс, вдовы Виллема II
Мэри и вдовы Фридриха V Елизаветы
Стюарт. Когда в апреле i66o года дочь
бывшего секретаря Фредерика
Хендрика Сюзанна Гейгенс (сестра
знаменитого математика и физика) выходила
замуж за своего двоюродного брата
Филипа Дублета, обед состоял из головы
поросенка, более ста фаршированных
куропаток, каплунов, индеек, фазанов и
зайцев, огромного количества сластей
и марципана. Пока гости наслаждались
яствами, в других комнатах готовились
к балу, зажигая боо свечей. Обед
продолжался пять часов, так что гости были
рады «размять ноги», как пишет отеп
новобрачной. Гостей было немного.
42 человека, но все они принадлежали к
crème de la crème гаагского общества.
Курьезным исключением на этом
фоне представляется закон, принятый
в Венеции в 1658 году, запрещавший
венецианским аристократам есть с
серебряных блюд и съедать во время
праздничных ужинов больше полутора
фунтов марципана.
2i8. Rogge 1880:118-119.
Если этот рассказ не выдумка, то
можно предположить, что
инициатором обеда со сменой блюд был все тот
же Сикс, привезший идею из Италии.
Уж очень напоминает устроенный
Тюлпом обед тот, который дал в июне
i6i7 года Томас Ховард и который
описал Джон Чемберлен: по итальянской
моде, пишет Чемберлен, обед состоял
из четырех смен блюд, так что стол был
накрыт четырьмя скатертями, одна на
другой. Когда убрали первую смену
блюд и верхнюю скатерть, Хранитель
судебного архива (Master of the Rolls).
сэр Джулиус Сизар, предполагая, что
обед закончен, воздал
благодарственную молитву, как он всегда делал, если
рядом не было духовных лиц, и все нал
ним посмеялись (Jardin, Stewart 1998:
509). Если же рассказ—возникшая в
Англии легенда, то, возможно, в ее основу
лег рассказ Чемберлена.
219- Bergveit: 115—117-
220. Тогда картина была оценена в 3000
гульденов, много выше, чем все другие
картины гильдии, цена которых колебалась
от 6о до юо гульденов.

золото
РЕМБРАНДТА

Отряд стрелков
II округа под
командованием
капитана Франса
Баннинка Кока,
Ночной дозор
Фрагмент
Рембрандт. 1642
Холею, масло
379.5*453.5
Рейксмузеум,
Амстердам

Я не знаю картины, о которой бы больше спорили,
наговорили больше умных вещей иу разумеется, всякого вздора.
Не то чтоб она восхищала одинаково всех, кто увлекся
ею, но, уж конечно, нет никого - по крайней мере среди
пишущих об искусстве, - в ком Ночной дозор своими
достоинствами и своей необычностью не помутил бы в
большей или меньшей мере здравый смысл.
Эжен Фромантен. Старые мастера

В СТРАНУ РЕМБРАНДТА
ЛЕТОМ 1875 года хорошо известный в то
время во Франции художник, писатель и
художественный критик Эжен Фромантен (1820-1876)
отправился на три недели в Бельгию и
Нидерланды1, чтобы своими глазами посмотреть на Старых
мастеров Севера, о которых так много писали последнее
время во Франции. Начиная с 40-х годов xix века здесь одна
за другой выходили «истории фламандской и голландской
живописи», не пользовавшейся до этого особой любовью
французов. Дидро, к примеру, считал, что картины
знаменитых мастеров «Египта Европы», как он называл
Голландию, редко свидетельствовали о хорошем вкусе,
возвышенных идеях или оригинальности, и он не был исключением2.
Всплеск интереса к голландской живописи объяснялся
многими причинами: французские критики,
боровшиеся с засильем Академии, приветствовали в голландском
искусстве его свободу, обращение к обыденному, к тому,
что Академия считала le laid — вульгарным и безобразным
и, следовательно, недостойным живописи. Все они на
разные лады превозносили «жизненную правду» и «реализм»
голландской школы, главой которой в их глазах был
Рембрандт, заменивший, по словам авторитетного Шарля Бла-
на, «идеал красоты идеалом выражения».
Первым свидетельством изменения во вкусах стала
История фламандской и голландской живописи (1844*
1847) Арсена Уссая, владельца и главного редактора
журнала U Artiste у рупора молодых писателей-романтиков,
называвших себя La Jeune France. Печатавшиеся в журнале

Теофиль Торе, Жерар де Нерваль и Теофиль Готье позднее
тоже выскажут свои воззрения на голландскую живопись,
пока же Готье лишь отмечал, что подписка на Историю Ус-
сая идет бойко, несмотря на ее цену. Успешной оказалась
не только подписка, но и сама книга, и к темам, поднятым
Уссаем, будут неизменно возвращаться все писавшие о
голландской школе живописи.
Одним из главных положений Уссая было: «Нет плохих
школ, есть плохие художники». Поддерживавший, как и
вся Юная Франция (La Jeune France), идеи социального
либерализма, Уссай видел в искусстве Голландии искусство
свободных граждан, которые, как он выражался, «все были
королями». Он первым указал на «правду» голландской
живописи, о которой позднее — как о «реализме»,
«натурализме» или «имитации» — будут неизменно писать
французские критики. Рембрандту в Истории фламандской и
голландской живописи отводилась большая глава с
характерным заголовком «Высший период реализма». С одной
стороны, Уссай называл Рембрандта главой голландской
школы, ее началом, с другой — всячески подчеркивал, что
художник стоит особняком, что он скорее исключение,
нежели пример этой школы3. Голландскую школу живописи
Уссай не выводит из нидерландской школы xv-xvi веков, а
считает началом нового искусства, нашедшего теперь
продолжение в искусстве его друга Курбе.
В 1849 году Шарль Блан, брат знаменитого Луи Блана,
вошедшего в историю призывом «от каждого по
способностям, каждому по потребностям», но и сам занимавший
престижную должность директора Академии художеств,
начинает выпускать дешевую серию, посвященную «всем
школам живописи». Какие-то школы Шарль Блан отдал
писать другим, голландскую же, чей расцвет он, как,
впрочем, и все, связывал с освобождением страны от испанского
гнета, написал сам. Издание пользовалось такой
популярностью, что один из критиков назвал его «художественной
пропагандой» голландского искусства.
В 1858-1860 годах вышли Музеи Голландии лучшего
знатока голландской живописи Теофиля Торе4. Приверженец
учения Сен-Симона, Торе принял живейшее участие в ре-

волюции 1848 года, редактируя вместе с Жорж Санд и
Пьером Леру газету La vraie République. После публикации
списков убитых и арестованных газету закрыли, и Thoré-
Citoyen покинул Францию. За границей он взял
псевдоним William Bürger, и Гражданин Франции стал
Гражданином мира (имя он заимствовал у Шекспира, к которому
французские неоромантики относились с не меньшим
пиететом, чем к Рембрандту).
Торе обосновался сначала в Лондоне, затем в
Брюсселе, откуда он часто наведывался в Голландию. Результатом
его походов по голландским государственным музеям и
частным коллекциям стал двухтомник Музеи Голландии
и многочисленные статьи о Вермеере, Халсе, Фабрициусе
и деХоохе, «открывшие» современникам этих художников.
Теофиль Готье, бывший в Гааге в 1846 году, до выхода
Музеев Голландии не увидел Вид Делфта. Своим энтузиазмом
Tope-Бюргер быстро заразил не только Готье, но и братьев
Гонкур, Максима Дюкана и многих других5. Искусство
Рембрандта и голландцев Торе называет «ИСКУССТВОМ
для человека» (он так и пишет прописными буквами),
напрямую связывая его с демократической формой
правления. Ночной дозор, с его сочетанием фотографии
(изобретению Дагера было уже без малого двадцать дет) и
фантазии, Торе считал лучшей картиной в мире6.
В i86o году Луи Виардо публикует статью Голландская
школа живописи в только что основанной Бланом Gazette
des Beaux-Arts, где повторяет определение голландского
искусства как «искусства для человека». В 1869 году
Ипполит Тэн в Философии искусства Нидерландов отдает
голландцам пальму первенства среди северных художников,
как незадолго до этого, разбирая искусство южан, он отдал
пальму первенства итальянцам.
Поездка в Нидерланды и Бельгию становится в это
время едва ли не обязательной, и массовому знакомству с
нидерландской живописью xv-xvi веков и голландской
живописью xvil века способствуют первые пассажирские
поезда, идущие из Парижа в Лилль, а оттуда в Бельгию и
Нидерланды. В экзотической стране туманов и кораблей
бодлеровского Приглашения к путешествию угадывает-

ся Голландия, все еще остававшаяся загадочным «Китаем
Европы». И в путешествие в Нижние Земли
отправляются Курбе (1846)7, Гюго (i86i), братья Гонкур (i86i), Мане
(1863)8, Добиньи (1869), Писсаро,Моне (1870)...
Еще в 1844 году Арсен Уссай написал в Лейдене
сонет, начинавшийся строкой: J'ai traversé deux fois le pays
de Rembrandt... Выражение «страна Рембрандта» было
новым, дразнило воображение. Нидерланды издавна
считались страной Рубенса, но «страна Рембрандта»? Даже в
начале восьмидесятых годов, когда вышли три части
монументальной истории культуры Нидерландов знаменитого
критика и романиста Конрада Бюскена Хюэта под
названием Страна Рембранда, сочетание звучало еще
непривычно, и не потому, что имя художника Бюскен Хюэт
писал без «т». Тогда его так писали все.
И вот в «страну Рембрандта» отправился Фромантен.
В пути, как и полагалось серьезному путешественнику,
он вел дневник, легший в основу книги Старые
мастера (Les maîtres d'autre-lois), принесшей ему всемирную
известность и до сих пор остающейся одной из самых
занимательных и личных книг об искусстве9. Со
страстностью и поражающей зоркостью глаза он описывает свои
впечатления от картин Рогира ван дер Вейдена и Хуго ван
дер Гуса, ван Эйка и Мемлинга, Рубенса и ван Дейка, Тер-
борха, Метсю и Питера де Хооха, Рейсдаля и Кейпа, но из
всех полотен Бельгии и Голландии его особенно
привлекало одно: «Не буду скрывать, что именно это
произведение, наиболее знаменитое из всех имеющихся в Голландии,
одно из самых прославленных в мире, и составляет цель
моего путешествия», — пишет он. И вот цель достигнута. Из
окон квартиры напротив дома Трипов, где размещался в то
время Государственный музей, художник видит, «как сияет
загадочный венец блистательной славы Ночного дозора».
Картина разочаровывает Фромантена. На следующий
день, после изнурительных шести часов, проведенных в
музее, он пишет другу, убедившему его совершить эту
поездку, и признается, что боялся встречи с Рембрандтом,
как до этого боялся встречи с Рубенсом. Но если «Рубенс
много превзошел свою славу, то здесь пока что происходит

обратное. Я едва решаюсь вывести на бумаге это
святотатственное признание, которое, если о нем узнают, сделает
меня посмешищем. Завтра и послезавтра я снова увижу
Рембрандта и буду стараться проникнуть в него глубже.
Удастся ли ему вернуться на его место среди небожителей?
Я должен уяснить себе это до отъезда. Как бы то ни было,
между этим искусством и моим немощным рассудком
стоит что-то, что мешает мне понять его». И спустя два дня,
уже перед отъездом из Амстердама: «Рембрандт не дает мне
уснуть. Он представлен здесь двумя самыми известными
работами, и они, несмотря на всю свою исключительность,
оставляют меня равнодушным. <...> Мое мнение о них
отличается от мнения всех других, и это беспокоит меня.
Разница во взгляде и в понимании занимает меня и будет
занимать до тех пор, пока я не приду к согласию с самим
собой».
Согласие с самим собой означало признание
неприятия Ночного дозора. Картина разочаровывает Фромантена
всем. Композицией, которая «не составляет главного
достоинства картины» (и в этом, — пишет он с
облегчением, — все согласны). «Сцена несколько неопределенна, и
действия почти нет, а следовательно, и внимание зрителя
очень дробится. <...> Одни люди идут, другие
останавливаются, один насыпает порох на полку, другой заряжает
мушкет, третий стреляет, впереди барабанщик бьет в
барабан, далее—несколько театральный знаменосец и, наконец,
толпа фигур, застывших в неподвижности, свойственной
портретам. Вот, пожалуй, и все признаки живописности,
которыми выражено движение в картине.
Разве этого достаточно, чтобы придать картине
характерность, повествовательность, местный колорит, чего мы
ждем от Рембрандта, когда он пишет места, вещи и людей
своего времени? Если бы ван дер Хельст вместо того,
чтобы усадить своих стрелков, заставил бы их двигаться и
действовать, то не сомневайтесь, что он с величайшей
точностью, если не с величайшей тонкостью, проследил бы их
поведение и манеры. Что же касается Франса Хальса, то
легко себе представить, с какой ясностью, стройностью и
естественностью он расположил бы сцену, каким был бы

он остроумным, живым, находчивым, неисчерпаемым и
великолепным. Сцена же, задуманная Рембрандтом, — из
самых заурядных. Смею сказать, что большинство его
современников сочли бы ее бедной возможностями — одни
потому, что линейный узор композиции неясен, лишен
широты, симметричен, сух и странным образом бессвязен,
а другие — колористы — потому, что композиция, полная
пустот и плохо заполненных мест, не позволяет широко и
щедро пользоваться красками, что обычно для художника,
мастерски владеющего палитрой». И он старается
объяснить недочеты композиции: сюжет картины был выбран не
Рембрандтом, «способ, каким он хотел его трактовать, не
позволил картине сразу же стать ни особо
непосредственной, ни особо ясной», художник хотел «не быть похожим
ни в чем ни на Франса Хальса, ни на Греббера, ни на Раве-
стейна, ни на ван дер Хельста, ни на кого другого». Картина
разочаровывает его всем.
Фигурами: «Прежде всего бросаются в глаза ничем
не мотивированные нарушения пропорций, ничем не
оправданные несовершенства и, так сказать, беспорядок в
характеристике героев. Капитан слишком велик, а
лейтенант мал не только по сравнению с капитаном Коком, но и
по сравнению с второстепенными фигурами. <... > Если
рассматривать эти две фигуры как портреты, то портреты
эти малоудачны, сомнительны по сходству и неприятны
по выражению лица. Все это удивляет нас в портретисте,
который к 1642 году достаточно выказал свое умение, а
также несколько извиняет капитана Кока, обратившегося
впоследствии к непогрешимому ван дер Хельсту10. Лучше
ли схвачен часовой, заряжающий свой мушкет? А что вы
думаете о мушкетере справа и о барабанщике? Можно
сказать, что все эти портреты без рук — настолько неясно те
набросаны и так маловыразительны их жесты. Вот почему
все, что они держат в руках, — мушкеты, алебарды,
барабанные палочки, трости, пики, древки знамени — они держат
плохо».
Костюмами: «Нужно ли добавлять, что костюмы не
лучше фигур: если даже не вдаваться в детали, они
выглядят то вычурными, неестественными, то одеревенелыми,

препятствующими свободным движениям тела? Можно
подумать, что их не умеют носить. Каски надеты неумело,
фетровые шляпы странно выглядят и сидят на голове без
всякого изящества. Шарфы, правда, на месте, но завязаны
неловкой рукой». И чуть дальше: «Хорошо ли изображает
ткани? Нет. Передает ли искусно и живо их складки,
изломы, мягкость, самый материал? Тоже нет. Рисуя шляпу с
пером, придает ли он перу легкость, гибкость, изящество,
какие мы видим у ван Дейка, Хальса или Веласкеса?»
Оружием: «Посмотрите—так как при детальном
обсуждении необходимы доказательства — на алебарду, которую
окостенелой рукой держит маленький лейтенант Рейтен-
бюрх. Посмотрите на это железо в ракурсе, особенно на
развевающийся шелк, и скажите, позволительно ли столь
крупному мастеру с таким мучительным усилием
изображать предмет, который должен был бы незаметно, сам
собой родиться под его кистью».
Манерой письма: «Мазок густой, стесненный, почти
неловкий и неуверенный. Поистине он не попадает в цель,
ложится поперек, когда следует положить вдоль, кладется
плашмя, когда всякий другой положил бы его округленно,
он только затемняет форму вместо того, чтобы придать ей
определенность. Повсюду блики, то есть сильные акценты
без нужды, без жизненной правды, да и не к месту.
Утолщения красочного слоя, перегружающие холст, бугры, не
объяснимые ничем, кроме потребности сгущать краски в
светах и новым методом письма по шероховатому холсту,
а не по гладкому; выпуклости, которые должны усиливать
ощущение реальности, но не достигают этого и только
сбивают с толку глаз, хотя и почитаются оригинальным
приемом; намеки, на самом же деле просто пропуски;
наконец, промахи, внушающие мысль о бессилии. В наиболее
заметных частях картины чувствуются судорожная рука,
замешательство, когда нужно найти точное выражение,
произвольное обращение со словами, лихорадочные
усилия, которые так плохо согласуются с малой жизненностью
и несколько мертвенной неподвижностью результата».
Цветом, который «признают ошеломляющим,
ослепительным, неслыханным (согласитесь, что подоб-

ные определения способны скорее повредить похвале)».
И Фромантен подробно останавливается на палитре
Рембрандта, помещая художника «среди наиболее сильных
колористов, когда-либо существовавших». Но Ночной
дозор и здесь является исключением: «Кроме одного или двух
ярких цветов, двух красных и одного темно-фиолетового
и исключая одну-две синие искры, вы не заметите в этой
бесцветной и неистовой картине ничего, что
напоминало бы палитру и обычный метод кого-нибудь из известных
колористов. Головы имеют скорее видимость жизни, чем
свойственный ей колорит. Они красны — цвета красного
вина — или бледны, но не той настоящей бледностью,
какую придает своим лицам Веласкес, и без тех кровяных,
желтоватых, сероватых и пурпурных оттенков, которые с
такой утонченностью варьирует Франс Хальс, когда хочет
обозначить различные темпераменты своих персонажей.
В одеждах, головных уборах, в самых различных деталях
наряда цвет у Рембрандта, как я уже говорил, не более
точен и не более выразителен, чем сама форма».
Фромантен недоволен исполнением, «которое всеми
признается великолепным», недоволен даже
«сверхъестественным, беспокоящим, искусственным» светом,
который «словно излучается изнутри наружу, растворяя
освещаемые им предметы. Я вижу явственно сверкающий
огонь, но не вижу ни одного освещенного предмета. Свет
этот ни прекрасен, ни правдив и ничем не мотивирован.
В Уроке анатомии смерть была забыта ради игры красоты;
здесь же две главные фигуры потеряли свои тела, свою
индивидуальность, свой человеческий облик в сиянии
блуждающих огней».
Но больше всего досадует Фромантен на то, что не
находит в картине того, что искал—жизненной правды. И на
что бы он ни обратил свой взгляд, везде он видит один и тот
же изъян: «сцена неопределенна», «в общем расположении
фигур нет никакой правды», «неотчетливый сюжет»,
«недостаточная реальность», «малооправданный вымысел»...
Я намеренно привожу пространные пассажи из книги
Фромантена, чтобы у читателя не возникло ошибочного
представления о малоизвестном (читай: незначительном,

хотя картины Фромантена есть и в Эрмитаже, и в
Пушкинском музее) художнике-критикане, выискивающем слабые
места во всемирно известном шедевре Рембрандта. Фро-
мантен хочет разобраться, почему его оставил
равнодушным Ночной дозору что именно ему в нем не понравилось,
и, разобравшись, объяснить это читателю-нехудожнику.
Это художническое видение, донесенное, объясненное
и показанное нехудожнику, высоко оценили его собратья
по перу. Флобер приветствовал книгу о художниках,
написанную художником: «Как интересно! И как редко мы
видели критика, говорящего о том, в чем он
разбирается!»11. Эдмон Гонкур писал автору после выхода Старых
мастеров: «Дорогой друг, Ваша книга — шедевр,
разозливший многих, особенно же критиков. Превосходно, что
после стольких „профессоров по искусству" за перо взялся
художник. Вы нашли слова для выражения ощущений и
впечатлений, оставшихся несформулированными в тумане
моего сознания. Какая точность в обрисовке гения Рубенса,
какие гениальные и глубоко прочувствованные страницы,
воспевающие его славу! И хотя Вы несколько занижаете
масштаб моего учителя Рембрандта, я Вам прощаю, потому
что Вы говорите о нем достаточно нежно, Вы говорите о
нем как любовник, бьющий свою возлюбленную»12. Поль
Клодель, «не в силах отказать себе в удовольствии»,
страница за страницей цитирует Старых мастеров в своем
Введении в голландскую живопись13.
Искус сослаться на Фромантена неодолим: глаз его
необычайно зорок, и если какие-то его суждения и
вызывают поначалу неприятие, то, присмотревшись, видишь то,
чего не замечал прежде,—громаду капитана, однотонность
мушкетера в красном... Замечание Фромантена о
неумело надетых касках и странных шляпах, «сидящих на голове
без всякого изящества», подтвердил рентгеновский анализ,
выявивший, что многие шляпы действительно были
переделаны художником из шлемов. Трудно себе представить
большую точность и поэтичность в описании «девочки в
золотом», «с лицом колдуньи, не то ребячьим, не то
старушечьим, с прической наподобие кометы, с жемчугом в
волосах» (о ней ниже). Слова Фромантена о том, что неко-

торые части картины детально выписаны, а другие только
обозначены, подтверждает опытный реставратор Ян ван
Дейк, еще в 1758 году писавший, что его поражает в этой
«картине, изумительной как по огромной силе выражения,
так и по исключительному владению Кистью», «то, что
рядом с такой грубостью и неотделанностью соседствует
такая большая аккуратность, ведь краска вышивки камзола
лейтенанта выступает так, что на ней впору тереть
мускатный орех»14.
Причина неудачи Ночного дозора лежит, по мнению
Фромантена, в том, что Художник (а Рембрандт остается
для Фромантена-романтика художником par excellence —
это «мастер, единственный как в своей стране, так и во
всех странах, в свое время и во все времена», «гений,
созданный из исключений и контрастов», «провидец с
сумрачным и фантастическим складом ума», живущий в мире
причудливых мечтаний, душа которого витает за
пределами реальности, в то время как самого его «терзает
никогда не покидающий его демон») писал картину на заказ, и
групповой портрет мушкетеров был для него «слишком
банальной темой, чтобы не попытаться ее как-нибудь
возвысить», вложив в нее свою фантазию.
Художник-мыслитель, «совершенно неподражаемый, когда необходимость
быть правдоподобным не стесняет его свободы»,
столкнулся с мастером, «умеющим быть великолепным, когда его не
смущает мечтатель». Иными словами, мыслитель не смог
раскрыться, потому что необходимость быть
правдоподобным стеснила его свободу, а мастеру помешал мечтатель,
превративший в Ночном дозоре свою фантазию в
фантасмагорию палитры15.
И Фромантен выносит свой приговор: «Ночной дозору
представляющий Рембрандта в дни сильного раздвоения
его личности, не является ни созданием его мысли, когда
она совершенно свободна, ни созданием его руки, когда
она ничем не связана. Подлинного Рембрандта здесь нет».
Восхищение картиной он относит к «упорным
пристрастиям легковерных людей», захваливших ее свыше
меры, не понимая, что, собственно, они хвалят. Сам он
уверен, что картина не может не разочаровывать: «Я нико-

го не удивлю, сказав, что Ночной дозор лишен всякого
обаяния. Почти всегда Ночной дозор при первом знакомстве
разочаровывает».
Неизвестно, знал ли Фромантен о том, что почти за
сто лет до него Ночной дозор так же разочаровал
другого живописца и теоретика искусства, страстного
почитателя Рембрандта и собирателя его рисунков сэра Джошуа
Рейнольдса. Увидев картину в амстердамской ратуше,
Рейнольде выражает в путевом дневнике сомнения в том, что
это работа Рембрандта. «А если, — пишет он, — это
Рембрандт, то это самая плохая его картина из тех, что я видел»16.
В опубликованном в 1797 году, уже после смерти
Рейнольдса, Путешествии во Фландрию и Голландию слова
о «самой плохой картине» были выпущены, но сомнения
остались: «Я никак не думаю, что эта последняя
картина заслуживает ее громкой славы, и с превеликим трудом
мне удалось убедить себя, что она написала Рембрандтом.
Слишком уж много в ней от желтоватой манеры Бола. Хотя
имя Рембрандта стоит на ней рядом с датой, 1642. Говорят,
что она повреждена, но то, что осталось, написано слабо»17.
Лучшей картиной музея Рейнольде считал Мюнстер-
ский мир ван дер Хелста, и в этом он не был одинок.
Похвалы картине расточал и князь Голицын, с которым
Рейнольде обедал в Гааге, но, по словам Рейнольдса, «ван дер
Хелст так же превзошел мои ожидания, как Рембрандт их
не оправдал». Любопытно, что капитана Мюнстерского
мира Рейнольде принял за испанского посла — подписей к
картинам в ратуше не было, как не будет их и в музее. Мюн-
стерский мир соперничал с Ночным дозором и большую
часть XIX века18, и Фромантен знал об этом соперничестве.
Не случайно он начинает главу о Ночном дозоре так: «Мы
знаем, как повешен Ночной дозор. Он висит против
Банкета стрелков ван дер Хельста, и, что бы ни говорили, обе
картины не мешают одна другой. Они противоположны,
как день и ночь, как преображение вещей и их
воспроизведение, буквальное, несколько вульгарное и искусное.
Допустите, что они так же совершенны, как и знамениты, и
тогда перед вашими глазами возникает единственная в
своем роде антитеза, — по выражению Лабрюйера, „противо-

Золото
Рембрандта
Празднование
стрелками
Мюнстерского
мира
Бартоломеус
ван дер Хелст
1648. Холст,
масло. 232x547
Рейксмузеум,
Амстердам
положность двух истин, освещающих одна другую". Я не
буду говорить о ван дер Хельсте ни теперь, ни потом».
В июле 1873 года, то есть за два года до Фромантена, в
Нидерландах побывал Якоб Буркхардт, чья книга
Культура Италии в эпоху Возрождения выдержала к этому
времени два издания. Буркхардт приехал в Нидерланды
как турист, но осматривая достопримечательности, делал
заметки, которые собирался использовать в своих
лекциях—в следующем учебном году он должен был читать в
Базеле историю искусства. Буркхардт не любил
Рембрандта и надеялся, что, увидев картины художника в оригинале,
536

переменит свое мнение. Но Ночной дозор, где во всем он в страну
видит все ту же «ошибочность и безграмотность», только Рембрандта
укрепил его неприятие: «Ван дер Хелст и другие были
тысячу раз правы, что не дали Рембрандту завести их на
ложный путь. Странным было бы искусство, пойди все за ним.
Кроме того, голландцы, вероятно, хотели быть
изображенными настоящими людьми, а не фигурировать лишь как
нечто среднее между характерным типом и красочным
пятном в рембрандтовском общем световом образе». Даже о
девочке на картине знаток и поклонник итальянского
Возрождения не может сказать ничего другого, как то, что она
537

«достаточно уродлива, чтобы быть его (Рембрандта)
дочерью»19.
Если Фромантен, признавая великолепие ван дер Хел-
ста, говорит о несколько вульгарном отображении им
действительности, противопоставляя его «преображению»
Рембрандта, то у Буркхардта «вульгарным»
«халтурщиком», «мазилой» и «плебеем» оказывается сам Рембрандт20.
Через семьдесят лет после Фромантена ему вторит
знаменитый нидерландский историк культуры Йохан Хей-
зинга: «Несмотря на все богатство цвета и света и
изумительные находки, меня не покидает чувство, что Рембрандт
хотел сделать здесь больше, чем ему удалось». Здесь
нелишне будет отметить и пиетет, с которым Хейзинга относился
к Учителю, как он называл Буркхардта.
Как и Фромантен, Хейзинга разочарован созданием
Рембрандта. Разочарован тем же — несовместимостью
«квазифантазий», «некоего прекрасного образа»,
созданного Рембрандтом, и «истинно голландской
действительностью», которая «оказывается гораздо более
содержательной». Как и Фромантен, Хейзинга понимает, что
какое-либо «упоминание о недостатках в приложении к
Рембрандту» будет воспринято как богохульство,
«близорукий педантизм» или «посягательство на нашу
национальную славу». И заранее извиняется за то, что не будет
«еще раз восхвалять величие Рембрандта, но обратит
внимание скорее на границы его гения, на то, чего он не мог,
и на то, что ему не удалось»21. Но разочарование Ночным
дозором остается.
С Фромантена ведет начало миф о неприятии картины
заказчиками. На это воображенное «непонимание»
оказали влияние как весьма прохладное отношение к
реалистическому портрету самих романтиков (не зря Чертков
в Портрете Гоголя — портретист), так и образ заказчика,
ставшего в романтическую эпоху гения-одиночки
«филистером». Что могли понять прозаические бюргеры в
создании художника, которого Бодлер назвал «главой
романтической школы?22
И Фромантен пишет о неприятии картины как о
данности: «Мы знаем, какое впечатление произвел Ночной дозор,

когда он появился в 1642 году. Эта памятная попытка не
была ни понята, ни оценена. Картина прибавила к славе
Рембрандта, возвеличила его в глазах верных поклонников
и скомпрометировала в глазах тех, кто шел за ним
неохотно, только и ожидая этого решительного шага. Картина
создала Рембрандту репутацию еще более странного
художника и еще менее надежного мастера. Коротко говоря,
на нее смотрели как на авантюру, совершенно новую, но
сомнительную; ей рукоплескали, ее порицали, но, по
существу, она не убедила никого».
Он основывается на замечании Самюэля ван Хоогстра-
тена (1624-1678), ученика Рембрандта в пору работы того
над Ночным дозором. В написанном уже после смерти
учителя трактате Введение в высокое искусство живописи,
или Зримый мир (Inleyding tot de Hooge Scboole der Schil-
derkonst: anders de Zichtbaere Werelt, 1678)и он превозносит
композицию Ночного дозора^ где стрелки не стоят в ряд,
как на других групповых портретах, «так что,
фигурально выражаясь, можно было бы снести все головы одним
ударом». Но здесь же он замечает, что Рембрандт «создал
большое полотно так, как хотелось ему самому, а не
отдельные портреты, как ему было заказано». Правда, ван Хоог-
стратен тут же добавляет: «Тем не менее эта работа, как бы
ее ни критиковали, по моему разумению, живописностью
замысла превосходит все другие, а композиция ее
настолько выверена, что есть люди, считающие, что все другие
картины выглядят рядом с ней как грубо сделанные игральные
карты»24.
Датчанин Бернард Кейл, бывший учеником
Рембрандта с 1642 года (как раз того года, когда портреты стрелков
были вывешены в новом зале Дулен аркебузиров) и до
1644 года, приехав в i6ji году в Италию, рассказал об
Учителе и его картине аббату Филиппо Бальдинуччи. Этот
знаток искусств и страстный собиратель рисунков и гравюр25,
покупавший для Козимо III, разбиравший рисунки из
коллекции Медичи по заказу кардинала Леопольдо Медичи,
написавший несколько книг26, использовал полученные от
Кейла сведения в вышедшем в i686 году во Флоренции
Жизнеописании художников27. Бальдинуччи, одним из

первых писавший о Рембрандте, пересказывает слова Кей-
ла о том, что Ночной дозор вызвал всеобщее восхищение
тем, как прекрасно в ракурсе изображен спонтон в руке
капитана28, но замечает, что на картине все так перемешано,
что едва можно различить фигуры. Его замечание о том,
что довольные заказчики заплатили художнику 4000 скуди
(сумма при этом выросла вдвое), не помешало рождению
легенды о недовольстве стрелков своими портретами.
Никаких письменных подтверждений неудовольствия
заказчиков нет, но слова ван Хоогстратена «как бы ни
критиковали» и сам факт, что следующий групповой портрет
был заказан Рембрандту через шестнадцать лет,
выстраиваются в логическую цепочку. И стоит только сравнить
стрелков Ночного дозора со стрелками других четырех
полотен, как сам собой возникает вопрос о том, как
могли принять свой портрет эти преуспевшие купцы,
пригласившие модного и дорогого художника, дабы изобразить
положение, которого они достигли в обществе благодаря
процветанию их торговли. Все другие художники пошли
навстречу этому понятному человеческому желанию: на
их портретах мы видим белоснежные воротники,
переливы атласа, блеск золота, серьезные лица. И порядок,
стройность, слаженность, призванные передать не только
стройность, порядок и слаженность отряда аркебузиров (в этом
смысле все другие портреты действительно выполнены
в традиции портретов стрелков), но и стройность,
порядок и слаженность каждого стрелка в отдельности. Все эти
портреты как бы говорят: разве не великолепный отряд мы
формируем? Только такой хорошо организованный отряд,
как наш, может служить надежной защитой городу.
У Рембрандта так изображены только две центральные
фигуры — капитан и лейтенант. Все остальные — это
беспорядочное движение, почти карнавальное шествие, хаос
странных шлемов и шляп. Из-за капитана вырастает
похожий своей высокой шляпой и бутафорскими усами на
трубочиста круглолицый стрелок29, в котором разве что
по пике да горжету распознаешь защитника города, но и
их замечаешь, лишь присмотревшись. За мушкетером в
красном — светлое пятно девочки в роскошном платье.

К ее поясу привязаны курица и пистолет. Если на всех
других портретах мушкетеры, позируя перед выходом,
застыли без движения, то здесь — одно сплошное движение, и
художник только подчеркивает его разнородность и раз-
нонаправленность: один из сержантов еще сидит,
уставившись вдаль, в то время как все уже двинулись, мушкетер в
красном заряжает мушкет, подросток в шлеме палит
прямо в толпу, так что каптенармус, стоящий за капитаном и
лейтенантом, отводит ствол его мушкета, старый
мушкетер, стоящий за лейтенантом, только что выстрелил сам и
теперь сдувает остатки пороха, мальчик с пороховым рогом
бежит, оглядываясь, прямо на зрителя, девочки в золотом
идут слева направо, через толпу стрелков, в ту же сторону
идет и стреляет мальчик в шлеме. Это действительно
Выступление стрелковой роты капитана Франса Баннин-
ка Кока и лейтенанта Виллема ван Рейтенбюрха.
Ощущение движения должно было быть еще сильнее до того,
как от картины отрезали низ. Сейчас капитан и лейтенант
стоят у самого края холста, им некуда идти. На копии Гер-
рита Лунденса, сделанной в 1649 году с еще не изувеченной
картины и висящей сейчас рядом с Ночным дозором, они
идут прямо на зрителя30.
Хаос движения сопровождается какофонией звуков:
капитан отдает приказ, сержант, указывая на что-то
протянутой рукой, обращается к пикенеру, барабанщик бьет в
барабан, на него лает собака. И мушкеты здесь не символ,
как на других портретах, они в действии — из них
стреляют, их заряжают, с них сдувают порох. И все это шумит и
грохочет среди «уникальной тишины голландской
живописи», нарушаемой лишь мелодичными звуками спинетов
и лютен на полотнах ван Мириса и Вермеера, ревом детей
на картинах Яна Стеена, пиликаньем скрипок, топотом и
гамом деревенских пирушек31.
Ощущение хаотичного, неорганизованного движения
усиливается и тем, что мушкетеры не позируют, как на
других портретах, где всех, будь то портреты в полный рост,
поколенные, поясные или погрудные, хорошо видно. Это
не официальный портрет аркебузиров, а уличное
сборище, с неясными очертаниями какой-то арки, прохожими,

снующими детьми. Ни на одном другом портрете стрелков
нет такого количества прохожих, как у Рембрандта. Всего в
Ночном дозоре шестнадцать нестрелков, включая
барабанщика, которого только нанимали для смотров. Везде видны
головы—в шляпах, шлемах, беретах и венках—любовь
Рембрандта к головным уборам общеизвестна. Единственного
стрелка с непокрытой головой, стоявшего слева, отрезали,
когда картину в 1715 году перевезли в ратушу и она не
помещалась на отведенной ей стене.
Одни фигуры закрывают другие, так что иногда мы
видим лишь шлем, иногда пол-лица, а иногда лишь глаз и
часть носа. По одному этому лукавому глазу,
выглядывающему из-за знаменосца, угадывается сам Рембрандт,
поместивший себя среди аркебузиров, так же как до этого он
был среди воздвигающих крест с телом распятого Христа,
среди снимающих Его с креста, среди слушающих Иоанна
Крестителя и закидывающих камнями св. Стефана. Как и
во всех этих картинах, он и здесь в центре, а не сбоку, как
предписывали правила и где помещали обычно свои
портреты художники. И теперь некоторые художники,
писавшие портреты стрелков для того же зала, что и Рембрандт,
изобразили себя на портретах вместе с аркебузирами.
Рембрандт же, в каких только обличьях себе не изображавший,
здесь довольствовался только глазом, но глазом в самом
центре картины.
Все неорганизованное движение происходит на фоне
кромешной тьмы проема арки: хотя картина, официально
называвшаяся Отряд стрелков п округа под
командованием капитана Франса Баннинка Кока, Ночным дозором
стала называться только в xvin веке, когда очень потемнел
ее лак, светлой и солнечной она не была никогда, и уже ван
Хоогстратен писал, что хотел бы, чтобы Рембрандт «внес в
нее больше света»32.
Хаос, темнота, странные фигуры — все это вызывало и
вызывает множество вопросов. Почему художник
изобразил своих стрелков в фантастических шлемах и
исторических костюмах? Что это за девочка? И почему к ее поясу
привязана курица? Почему из мушкета стреляет —
единственный выстрел на картине — мальчик? И почему он в

историческом костюме? Куда бежит маленький мальчик
(перед мушкетером в красном) с пороховым рогом?
Можно ли назвать Ночной дозор групповым портретом? Или
это аллегория? Или «ролевой портрет», где каждый играет
роль, как актер в драме? Какую роль играют светлые пятна
и абсолютная чернота ворот? Что, собственно, изобразил
художник? Последний вопрос может показаться
абсурдным, но только потому, что теперь мы знаем, что это отряд
стрелков, позирующий «в действии». Английский
любитель живописи Джон Мюррей, в начале xix века трижды
приезжавший в Нидерланды, чтобы познакомиться с
коллекциями живописи, этого не знал. В 1819 году он
подробно описывает в дневнике Ночной дозору который висел уже
в доме Трипов. Картина не производит на него особого
впечатления, и он записывает: «Этой картиной много
восхищаются, но она скорее необычна, нежели приятна».
Интересно здесь, однако, не это, а то, что знаток, трижды
подвергавший себя тяготам путешествия, уверен, что перед
ним подготовка к соколиной охоте!33 Четверть века спустя
дом Трипов посещает известный голландский писатель
Эверхард Иоханнес Потхитер и пишет после этого
большое эссе. Как и все посетители Рейксмузеума (что означает
Государственный музей), он сетует на то, что это скорее
Государственный склад, и надеется, что коллекция будет
каталогизирована. Пока же, говоря о мушкетерах,
изображенных Рембрандтом, он называет картину Vogelschieten
(Стрельбой по птице), «потому что название Ночной дозор
к ней не подходит». Пьер Луи Дюбурк,
художник-любитель, составивший в 1858 году (наконец!) каталог
Рейксмузеума, пишет, что хотя мы и продолжаем называть картину
Ночным дозором у «изображает она праздник стрелков, о
поводе к которому мы можем только гадать»34. Архивариус
Схелтема в лекции, которую он читает накануне открытия
памятника Рембрандту, рассказывает, что «стрелки идут
состязаться в стрельбе, а белый петух, привязанный к
поясу молодой женщины, — награда победителю»35. Еще в
1935 году нидерландский филолог, профессор
католического университета Неймегена Герард Бром утверждает
верность названия, данного Потхитером36.

Все эти вопросы делают картину загадочной, и, по
мнению Фромантена, эта загадочность и является причиной
ее успеха у публики: «Ночной дозор справедливо или
несправедливо считается произведением почти непонятным,
и именно в этом кроется одна из причин его огромного
престижа. Быть может, картина наделала бы меньше шума
в мире, если бы в течение двух столетий люди не привыкли
отыскивать ее смысл вместо того, чтоб изучать ее
достоинства, если бы не продолжали с маниакальным упорством
смотреть на нее как на загадку».
Прав Фромантен или нет, Ночной дозор давно служит
импульсом для различных интерпретаций. Густав Малер
говорил, что картина вдохновила его на Nachtmusik Седьмой
симфонии, и И. Соллертинский пишет в связи с этим о
«как бы переводе на язык музыки знаменитой картины
Рембрандта»: «на уснувших улицах города гулко отдаются шаги
таинственного патруля, где-то вдали перекликаются
приглушенные рога, испуганно кричат на черных ветвях
потревоженные птицы... Рембрандтовская светотень — если
продолжить сравнение дальше — мастерски передана
одновременным гармоническим сочетанием до мажора и до
минора»37. Жак-Луи Годар открывает Ночным дозором фильм
Страсть. Видели в картине и иллюстрацию эпизода из
пьесы Вондела Гейсбрехт ван Амстел. Сумасшедший,
бросившийся на картину с ножом в 1975 Г°ДУ> защищал
ангела, носителя света, лейтенанта Виллема ван Рейтенбюрха от
темного Баннинка Кока, олицетворения дьявола. Не более
здравыми кажутся поиски в картине гомосексуальных
намеков, основанных на тени — на этот раз в прямом
смысле — от руки Баннинка Кока, падающей на пах лейтенанта.
Вокруг Ночного дозора выстроен рассказ Симона Вестдейка
Картины, герой которого, попав в XVII век и преследуемый
там улюлюкающей толпой, обращается за помощью к отряду
стрелков. В хх век он возвращается, наткнувшись на веревку,
натянутую перед Ночным дозором в пристройке,
специально сделанной для картины в 1906 году. Эта натянутая перед
Ночным дозором веревка рассказа Вестдейка становится для
историка искусства Йеруна Боомгаарда символом связи
картины с историей искусства xix века, теперь исчезнувшей.

Но что бы ни видели в картине писатели,
композиторы, художники, критики, душевнобольные, Ночной дозор
остается групповым портретом амстердамских стрелков.
БРАТСТВА ЗАЩИТНИКОВ ГОРОДА
Голландские города, сообразно своему богатству
и обстоятельствам, формировали из городской
верхушки и состоятельных горожан полки
гражданской милиции, которые делились на отряды.
На этих людях, известных под общим названием
Schutters (стрелки), и держался город. <... > Раньше
ихможно былоузнать среди других по двуцветному
одеянию с серебряной инсигнией. В большинстве го-
родов одеяния эти уже вышли из употребления,
серебряные инсигнии кое-где еще сохранились.
Служба в стрелках, сравнимых по положению сримскими
evocati или элитными войсками, считалась раньше
большой честью. <...> Теперь же им трубят сбор
лишь в случае необходимости, чтобы подавить
внутренний бунт или отразить неприятеля со
стороны-, если надо приукрасить въезд правителя
или вступление его в должность, стрелки
выполняют роль официального почетного караула.
Адриан Юний38
История стрелков восходит к концу ХШ века, когда
эпоха проходивших по строгим правилам поединков конных
рыцарей уходила в прошлое39, и защита городов,
постепенно обретавших все большую политическую
самостоятельность, становилась делом самих граждан. Большую роль
в появлении стрелковых корпораций сыграло и
распространение арбалета: если кираса защищала рыцаря от пик,
копий и стрел из ручного лука, то арбалет пробивал ее с
8о метров. Но, будучи оружием более эффективным,
арбалет требовал и большего мастерства, чем пика или копье40.

Из любителей-арбалетчиков, упражнявшихся в искусстве
стрельбы, и сформировались первые стрелковые общества,
вскоре получившие права гильдии (гильдиями в то время
назывались не только цеховые организации, но и другие
сообщества: стрелковые корпорации, братства, сестричества).
Первое из дошедших до нас упоминаний
стрелковых корпораций восходит к 1282 году — это отряды Турне
(голл. Доорник) и Сент-Омера. Вслед за ними идут
стрелки Брюгге и Гента, а к 1300 году каждый фламандский
городок уже имел свою стрелковую корпорацию. Пример
Фландрии вскоре подхватили север Нидерландов,
Скандинавия, Северная Франция, Германия, Швейцария41.
И везде стрелки, как камеры риторов и религиозные
братства, играют важную роль в жизни города.
В Амстердаме корпорация арбалетчиков, взявшая
заступником св. Георгия, появилась в конце xiv века. В нее
входила городская элита: богатые купцы, золотых дел
мастера. Ношение оружия в стенах города считалось
привилегией, и обладание ею, как и выполнение «рыцарского»
долга защиты вдов, сирот и церкви, вызывали уважение.
На всем протяжении истории стрелков корпорация св.
Георгия будет оставаться самой влиятельной и престижной.
Вскоре по примеру арбалетчиков была создана
корпорация лучников, выбравшая своим покровителем св.
Себастьяна, еще одного воина, принявшего мученическую
смерть в 288 году, во время правления Диоклетиана. В
первой четверти xvi века появилась и корпорация аркебузи-
ров, по-голландски kloveniers. В разных городах у нее были
разные покровители: где св. Адриан, где св. Варфоломей,
где св. Христофор. Так как для многих слово «klovenier»
ассоциировалось с голландским «klauw» (лапа), то эмблемой
аркебузиров стала птичья лапа.
Стрелковые корпорации соперничали друг с другом,
соревнуясь не только в меткости стрельбы, но и в
богатстве алтарей, красоте плащей, а позже и в убранстве
своих залов. С введением в испанской армии в середине
xvi века мушкета он был взят на вооружение и стрелками
всех корпораций, и ручной лук, арбалет и аркебуза стали
лишь символами.

Быть членом стрелковой корпорации, как, впрочем, и
любой гильдии, могли только официальные жители
города, так называемые «poorters». Для получения «прав
горожанина» надо было принести присягу, включавшую
обязательство следить за сохранением порядка в городе, и
внести определенную сумму, гарантировавшую
финансовую самостоятельность нового члена городского
сообщества42.
Городские власти должны были постоянно следить за
числом стрелков: если тех было мало, они не могли
гарантировать защиту города, если же их становилось чересчур
много, они обходились городу в копеечку, так как
основную часть денег стрелки получали из городской кассы43.
С ростом городского населения росло и число стрелков.
В разное время и в разных городах стрелки составляли от
j% до 20% боеспособных мужчин44. На севере
Семнадцати провинций стрелковые корпорации обычно
формировались по месту жительства, на юге — по принадлежности
к профессиональной гильдии45. До перехода Амстердама
на сторону Оранского в городе было три стрелковых
корпорации, каждая из которых насчитывала 12 рот. Роты
состояли из 17 стрелков и обозначались буквами.
У каждой стрелковой корпорации была своя форма —
шапочка и плащ, на рукавах которого серебром были
вышиты герб города и символ корпорации — арбалет, ручной
лук или птичья лапа. Поначалу плащи были
двухцветными — об этом пишет Юний и это хорошо видно на
эрмитажном портрете амстердамских стрелков Дирка Якобса
1532 года. Плащи бросались в глаза своей яркостью, и в
народе стрелков называли «пестрыми воронами»46.
Украшенная вышивкой шапочка, капрун, предмет гордости каждого
стрелка, служила символом корпорации, и
провинившимся запрещали на время ее носить47. В праздники Святых
даров48, в День Богородицы (на Сретение) и в дни своих
святых покровителей (23 апреля и 20 января)
торжественная процессия стрелков направлялась в часовни св. Георгия
и св. Себастьяна, где служили мессу. Впереди гарцевал
молодой человек, изображавший святого воина-заступника,
за ним шли «короли» стрелков с серебряными цепями и

Золото
Рембрандта
Рота
амстердамских
аркебуэиров
Дирк Якобе. 1532
Дерево, масло
115x161
Государственный
Эрмитаж,
Санкт-Петербург
с жезлом, украшенным серебряным попугаем,
знаменосцы с развевающимися знаменами и облаченные в форму
стрелки49.
Каждая корпорация имела и свое стрельбище — узкий
участок земли длиной в 7î_8o метров, обсаженный с обеих
сторон низким кустарником. В начале и конце стрельбища
устанавливались мишени, по-голландски «doelen» (дулен).
Это название перешло и на здания корпораций стрелков,
которые они украшали своими групповыми портретами,
где устраивали праздничные обеды, обсуждали текущие
дела и планы на будущее. Во многих голландских городах
здания Дулен сохранились, хотя давно уже потеряли свою
прежнюю функцию. Сохранилось и название этих бывших
стрелковых клубов—Дулен, которое я и буду использовать.
Начиная с Фомина воскресенья, первого воскресенья
после Пасхи, до Дня святого Баво (i октября) раз или
два раза в месяц, а то и каждую неделю члены корпорации
упражнялись на стрельбище в меткости стрельбы. Здесь
же проводились и соревнования, в которых за небольшую
плату могли принять участие и любители, не бывшие чле-
54«

нами стрелковой гильдии. Иногда устраивались
соревнования стрелков разных городов. Но главным стрелковым
состязанием года была «Стрельба по попугаю», уходящая
своими корнями в далекое прошлое50.
«Стрельба по попугаю» устраивалась под Троицу и была
праздником для всего города. Начинался день красочным
и шумным зрелищем: торжественно, под барабанный бой,
облаченные в яркие плащи стрелки через весь город
шествовали на стрельбище. Там на длинном шесте был
укреплен «попугай» — раскрашенная деревянная птица.
Стрелок, сбивший ее первым, объявлялся «королем», получал в
награду украшенную попугаем серебряную цепь,
напоминающую цепь бургомистра, или кубок. Эти кубки и цепи
можно увидеть в музеях разных городов Нидерландов.
Как и все празднества, «Стрельба по попугаю»
заканчивалась обильной и шумной трапезой, затягивавшейся
порой на несколько дней. От долгого застолья страдал прежде
всего кошелек «короля», по традиции платившего за
выпивку. Понятно, что находились стрелки, предпочитавшие
не хвастаться своим искусством под Троицу.
Вид на Дворцовый
пруд Гааги
со стрельбищем
на переднем плане
Неизвестный мастер
1567. Дерево, масло
93х 165. Гаагский
исторический музей,
Гаага
549

Золото
Рембрандта
Товарищеские трапезы выполняли функцию сплочения
членов и в гильдиях, но ни в одной из них идея дружества
и братства не была так важна, как в стрелковых
корпорациях, где в минуту опасности жизнь одного зависела от
действий другого. Однако нередко обеды превращались в
кутежи51, заканчивавшиеся не сплочением, а потасовкой52.
Зачинщики драк присуждались к штрафу, половина
которого шла на бедных, а половина на выпивку: драчуны пили
за дружбу, обещая жить в мире.
Городские власти хотели иметь уверенность, что
вооруженные стрелки на их стороне, и при вступлении в
корпорацию новички непременно присягали на верность
магистрату. Если у городского правления возникали сомнения
в преданности стрелков, их снова призывали к присяге. Но
с присягой или без, полной уверенности в стрелках у
городских властей не было никогда.
Цепь «короля»
амстердамских
аркебуэиров
Неизвестный
мастер. 1500-1524
Позолоченное
серебро
80.0x40,0x2,5
Рейксмузеум,
Амстердам
55°

Особенно остро это стало чувствоваться в xvi веке,
когда идеи Реформации разрушили саму основу
бывшего церковного единства. Все больше становилось тех, кто
видел в Таинствах лишь символ, кто не верил ни в святых,
ни в творимые ими чудеса. Все больше стрелков
отказывалось участвовать в религиозных процессиях.
Амстердамский городской совет еще в 1521 году принял решение,
типичное для голландской политики «смотрения сквозь
пальцы»: капитаны не могли наказывать стрелков,
отказавшихся участвовать в религиозной процессии, но не могли
и освободить их от нее. Оба эти права сохраняли за
собой городские власти53. На разобщенность членов
бывшего братства указывают и портреты стрелковых рот этих
лет. Так, на эрмитажном портрете роты Е амстердамских
стрелков Дирка Якобса (1561) изображено уже не 17, а
только 9 стрелков.
Критической ситуация стала в ij66 году, когда по
стране прокатилась волна иконоборческих выступлений.
Несмотря на присягу, стрелки Лейдена, Делфта, Харлема и
Амстердама отказались выступить против своих соседей,
родных и знакомых, громивших католические церкви.
Они готовы были остановить тех, кто разбивал изваяния
святых, тех, кто грабил дома членов городского правления
(ведь грабежи могли перекинуться и на их собственные
дома), но отказались с оружием в руках выступить против
инакомыслящих и иноверцев. Большинство стрелков, как
и большинство горожан, принадлежало к умеренным
католикам, симпатизировавшим умеренным протестантам.
Но были среди стрелков и протестанты. Некоторые из
них сами разбивали изваяния святых в церквях и
монастырях, особенно в монастырях ненавистных францисканцев.
Когда летом ij66 года Хендрик ван Бредеро, один из
предводителей гёзов, приехал в Амстердам, все, в том числе и
стрелки, пили за здоровье его и гёзов.
В 1567 году, когда волнения улеглись, корпорации
непокорных стрелков, ставшие скорее угрозой для властей,
чем их поддержкой, были распущены. Эти города поздно
перешли на сторону принца Оранского, потому что
переходить было некому — стрелков не было. Расформирова-

ние стрелков означало и временное прекращение заказов
на их портреты.
Амстердам, где стрелки были распущены, до 1578 года
оставался в руках испанцев и служил базой для военных
операций Альбы. К началу 1578 года положение города,
оказавшегося в изоляции, стало настолько безнадежным,
что власти приняли решение заключить соглашение с
восставшими, так называемую Сатисфакцию: беженцам
разрешалось вернуться, наемные войска распускались, а
корпорации стрелков восстанавливались.
Три восстановленные стрелковые корпорации выбрали
новых членов городского правления—факт, о котором
впоследствии стрелки не раз еще напомнят городским властям.
Город разбивается на районы, по которым и формируются
отряды стрелков. При переезде в другой район стрелок
автоматически переходил в другой отряд. С ростом города
увеличивалось число районов и, соответственно, отрядов:
к концу века Амстердам разбит на и районов, в 1620 году
отрядов уже 20, в 1650 году — 54> в 1672-м — 6о!
Увеличение числа отрядов стрелков служит ярким свидетельством
стремительного роста города.
Отряды состояли из трех полков, приписанных к
одной из трех старых стрелковых корпораций —
арбалетчиков, лучников и аркебузиров,—размещавшихся в их Дулен.
Полки назывались по цвету флага: Оранжевый, Белый и
Голубой. Перевязи этих цветов мы и видим на портретах
офицеров. В 1650 году, когда число отрядов увеличилось,
были сформированы два новых полка, Желтый и Зеленый.
Братств защитников города, основанных на церковном
единстве, больше не существовало, так как стрелки были
теперь и протестантами, и католиками. Корпорации
секуляризуются, теряют «св.» перед именами Георгия и
Себастьяна и превращаются в стрелковые полки54. К этому
времени стрелки давно уже перестали быть городской элитой,
о чем свидетельствуют слова Юния. Честь защищать свой
город стала обязанностью.

КОГДА ЧЕСТЬ СТАНОВИТСЯ
ОБЯЗАННОСТЬЮ
Будь я маринованной селедкой, если я не стыжусь
своих солдат. Я чертовски злоупотребил
королевским приказом о вербовке: вместо полутораста
солдат я набрал триста с лишним фунтов. <...>
Я вербовал только маменьких сынков, <...> и все
они откупились от службы; и теперь отряд мой
состоит из прапорщиков, капралов, лейтенантов
и ефрейторов, оборванных, как Лазарь на обоях, у
которого псы богача лижут струпья.
Шекспир. Генрих IV акт 4, сцена г
Далеко не все считали эту обязанность почетной, и многие
предпочитали от нее откупиться. Это было возможно — в
XVII веке стрелки составляли в Амстердаме и%-13%
мужского населения — и даже желательно: стремительно
растущий город нуждался в деньгах.
Откупные, размер которых зависел от величины
состояния откупавшегося, были самой доходной статьей
Военного совета: в 1652 году (то есть через десять лет после
Ночного дозора) они составляли в Амстердаме ю ооо гульденов55.
Но откуп был для Военного совета статьей «и хочется, и
колется»: с одной стороны, на деньги от откупов можно было
нанять ночных сторожей, с другой — полки стрелков
грозили превратиться в сборище голодранцев. Поэтому
откупались от службы те, кто имел «связи» в городском совете.
К тому времени, когда защита города сделалась
обязанностью, для записи в стрелковый полк уже не надо было
быть официальным жителем города. Но в стрелки по-
прежнему не записывали бедных и инородцев,
составляющих большую группу во всяком растущем городе. Брали
только тех, кто мог обзавестись стрелковой амуницией:
мушкетом, сошкой, пикой, то есть всем, что необходимо
было иметь стрелку56.

Как и прежде, исключали запятнавших честь полка
банкротством, распутством или нарушением купеческой
этики. Так, в Лейдене из полка стрелков был исключен
художник Франс ван Мирис, чьи картины уже тогда находились
в лучших собраниях. В денежных делах ван Мирис был не
так удачлив. В i666 году ему пришлось заложить часть
имущества, и это стало концом его стрелковой карьеры.
Были и официально освобожденные от службы.
Прежде всего, конечно, сами члены городского совета и члены
различных комиссий, чиновники и слуги городского
совета, врачи, лекари, учителя латинских школ, попечители
богоугодных заведений, пасторы, дьяконы и приходские
старосты, прокуроры, адвокаты и все те, кто мог доказать,
что их профессия несовместима с несением службы.
Стоило какой-либо группе добиться освобождения, как тотчас
этого начинали требовать и другие.
Освобождены от службы были профессора и студенты
университета. По мнению некоторых историков,
14-летний Рембрандт записался в Лейденский университет,
чтобы получить освобождение не только от налогов, но и от
службы. Освобождались носильщики торфа и пива и
носильщики товаров в Весовую и из нее. Но все они обязаны
были немедленно являться при звоне пожарных колоколов.
Заплатить откупные могли меннониты и анабаптисты,
чьи религиозные убеждения запрещали давать присягу
светским властям и брать в руки оружие. И хотя многие
меннониты принадлежали к купеческой элите Республики,
нередко и они предпочитали записаться в пожарные, лишь
бы получить освобождение от службы в стрелковом полку
без платы откупа.
Не могли быть стрелками и евреи, но и они пытались
обойти плату откупных, и Военному совету приходилось
неоднократно напоминать парнассим об откупе.
Вероисповедание католиков, ремонстрантов и лютеран
не давало им права откупаться от службы, как бы того ни
хотели ни они сами, ни рьяные кальвинисты, не желавшие
служить вместе с «папистами» и «вероотступниками».
Освобождение можно было получить и за личные
заслуги перед городом, но им могли воспользоваться немно-

гие. Так, в 1594 Г°ДУ <<за редкое искусство в изображении
различных морских баталий» от службы в стрелках был
освобожден маринист Хендрик Вроом. Если городские
власти хотели переманить кого-то в свой город, то, как
правило, они сулили освобождение от службы.
Освобождали от службы и по болезни. Так, отец
Рембрандта подал в i6ii году прошение об увольнении, так как
после старой травмы не мог стрелять из мушкета. Военный
совет комиссовал его, обязав платить 6 гульденов до тех
пор, пока его не сможет заменить один из сыновей.
Откупиться могли и часто бывшие в разъездах,
например купцы и шкиперы.
В апреле 1629 года Ян Ливенс попросил отчислить его
из лейденского полка стрелков, потому что перед
отъездом в Англию должен был закончить картину, заказанную
принцем Оранским, на что ему требовалось три месяца.
И если бы откупались только официально! В мае,
традиционном месяце переездов на новые квартиры, капитан
должен был обойти свой округ и зарегистрировать как
оставшихся на старом месте, так и переехавших в его
район стрелков. Однако обычно капитан перепоручал обход
округа капралам и вахмистрам, поднявшимся по
социальной лестнице ненамного выше тех, кто подлежал
регистрации. За пару гульденов желающие получали освобождение
на год, а капралы и вахмистры — тугой кошелек. Все
попытки Военного совета навести порядок заканчивались ничем.
Тем, кому не удавалось откупиться, волей-неволей
приходилось нести почетную обязанность. Она состояла
прежде всего в поддержке городских властей в случае мятежа.
Но, как и прежде, стрелки готовы были выступить против
черни, жертвами грабежей которой могли стать и они сами,
но отказывались воспрепятствовать согорожанам, когда те
требовали, к примеру, понижения или отмены налогов.
И городские власти постоянно стояли перед выбором:
подавлять беспорядки силами стрелков или вводить в город
солдат. Ван Олденбарневелт выступал за наемных солдат,
полагая, что «меньшим числом солдат власти лучше и
искуснее могут совладать со смутами и беспорядками,
нежели при помощи стрелков и жителей города». К тому же,
Когда честь
становится
обязанностью
555

считал он, «вмешательство солдат во время смут и
беспорядков забывается легче, чем действия стрелков-соседей,
вызывающие горькую, непроходящую и непримиримую
ненависть»57. Но какими бы логичными ни казались его
аргументы, горожане всегда противились вводу солдат.
Брожение и недовольство вызывали уже одни слухи о
расквартировании в городе наемных войск.
Самой ненавистной обязанностью стрелков был
ночной дозор, который долгое время и видели в картине
Рембрандта. Один-два раза в месяц58 дежурные стрелки
собирались у ратуши, чтобы разойтись оттуда к постам у
городских ворот. Часть стрелков оставалась в ратуше, куда
приносили на ночь ключи от ворот города.
И в ратуше, и у городских ворот караульных ожидала
скучная (а зимой и холодная) ночь. В вахмистерской
запрещалось все, что могло бы хоть как-то скрасить долгое
ожидание, даже игры в карты. «Своих», то есть богатых
стрелков, офицеры отпускали домой. Но часто уходили и сами.
И тогда караульные весело проводили время за выпивкой,
картами, руганью, драками... Да и какая опасность могла
угрожать городу? Вот прохожим, тем действительно было
чего опасаться на темных улицах, но за порядком в
городе следили не стрелки, а ночные сторожа, которые между
10 часами вечера и 4 часами утра каждый час обходили
квартал, гремя колотушкой и выкрикивая время. Нередко
горожан будили громкие перебранки не жаловавших друг друга
ночных сторожей и стрелков ночного дозора...
Те, кто вовремя не откупился от службы, откупались
теперь от ночных дежурств. Или просто не являлись,
прибегая к обычным отговоркам прогульщиков: заболела тетя,
не передала жена (о карауле объявлялось за сутки).
Военный совет ввел было за неявку штраф59, но не помог и он, и
случалось, что некому было обходить караулы60. Биллем II
рассчитывал взять в i6jo году Амстердам, зная о плохой
защите города.
Иногда стрелков посылали на помощь армии61, и поэты
и художники с упоением воспевали храбрость патриотов,
покидавших жен и детей во имя защиты родины. Но и
доблесть, и добрая воля существовали больше в воображении.

В действительности же и солдаты, и офицеры, несмотря
на денежное довольствие и доплату магистратов, уходили
нехотя62, и Штатам Голландии приходилось рассылать по
городам квоты «добровольцев», которые города всячески
пытались снизить. Предлогов хватало: то чума унесла
много народу, то пожар спалил полгорода. Когда же
отступать было некуда, стрелки бросали жребий. Но и те, кому
выпал жребий защищать родину, могли подыскать себе
замену—за деньги, конечно.
Последний раз около бооо стрелков были брошены на
помощь армии в 1672 году, когда французы стремительно
продвигались внутрь страны. Проку от плохо обученных
стрелков было мало. Едва заслышав о приближении врага,
они пускались наутек. Бекингем писал в этот год Томасу
Клиффорду, что мог бы сам взять Ден Брил, в котором
совсем нет солдат, потому что горожане, не пуская тех в
город, только и делают, что пьют здоровье короля Англии и
принца Оранского.
Менее тягостной обязанностью стрелков было участие
в военных смотрах, демонстрировавших их силу и мощь.
Ежегодные парады приурочивались обычно к ярмарке или
к визиту высокого гостя, когда город наводняли приезжие.
Много внимания уделялось внешнему виду офицеров, и
городские советы выдавали им деньги на
обмундирование и новые перевязи. Правда, офицеры могли явиться на
смотр и в архаическом наряде, напоминавшем о
героических предшественниках63. Но случалось такое редко, чаще
их нарядные одежды демонстрировали не связь с прошлым,
а богатство настоящего. Готовились к парадам и простые
стрелки: чинили знамена, чистили оружие, приводили в
порядок одежду.
Горожане и гости города собирались на главной
площади посмотреть, как искусно знаменосец вертит
знаменем и как стройно маршируют и метко стреляют стрелки.
Правда, иногда, несмотря на старания властей, смотры
оборачивались антирекламой. Начинался парад с
угощения в ратуше, и, «наугощавшись», стрелки палили куда
попало, а некоторые, раздухарившись, норовили попасть
в свое знамя, и к концу парада от символа отряда остава-
Когда честь
становится
обязанностью
557

лись одни лохмотья64. Социальная пролетаризация
стрелков вызывала постепенное, но неуклонное уменьшение их
роли и значения. Постепенно хирели и парады, и к концу
XVII века они уже не устраивались.
Сродни смотру была и последняя обязанность
стрелков — встреча высоких гостей. Собственно, так
называемый «торжественный въезд» был не столько обязанностью,
сколько привилегией города, подтверждением его
автономии и суверенитета. Каждый раз при «торжественном
въезде» правитель, будь то Карл V, Филипп II, Вильгельм
Оранский, граф Лестер, принц Мауриц или Фредерик
Хендрик, подтверждал «свободы» города. Высокого гостя
встречали представители всех гильдий, но первыми, еще за
городскими воротами, его встречали стрелки.
ТАБЕЛЬ О РАНГАХ
Стрелки подчинялись Военному совету, состав
которого в разных городах был разным. В Амстердаме было два
Военных совета, малый и большой: в малый входили
полковники и капитаны, в большой — и лейтенанты, а в
чрезвычайных ситуациях, как, например, война 1672 года, даже
знаменосцы65. Но большой совет лишь повторял решения
малого. При назначении членов Военного совета
решающий голос имели бургомистры, поэтому неудивительно,
что полковниками обычно назначались члены
магистрата66. До i6jo года полковник мог совмещать командование
стрелками с постом бургомистра (бургомистры
выбирались на один год и только иногда переизбирались еще на
год, поэтому совмещение не могло продолжаться больше
двух лет)67.
Следующим по рангу был капитан, под
командованием которого находился отряд стрелков (companie, vendel).
Капитаны назначались бургомистрами (или Военным
советом, от них зависящим) сроком на два или три года. Как
и полковники, капитаны выбирались из богатых и знатных
горожан, из финансовой и управленческой элиты города:

вопрос о том, под чьим командованием находятся
стрелки, был жизненно важным для городских властей, и на эти
посты назначали только «своих». Как правило, и капитаны
были членами городского совета68. За семьдесят лет (1580-
1650) каждый третий член амстердамского городского
совета побывал капитаном, лейтенантом или знаменосцем69.
Еще нагляднее о тесном переплетении капитанства с
магистратом свидетельствует история, рассказанная судейским
городского совета Амстердама Хансом Бонтемантелом, в
течение многих лет записывавшим примечательные случаи
из политической жизни города и страны. Как-то раз,
рассказывает он, городской совет принял решение,
касающееся стрелков, и его надо было сообщить Военному совету.
Лил дождь, и никому не хотелось выходить на улицу. Вол-
керт Оверландер, будущий тесть Франса Баннинка Кока,
капитана Ночного дозора, заметил: «Зачем нам мокнуть
под дождем, если большинство капитанов и так здесь?»70
Естественно, что каждая перемена власти как в
Республике, так и в городе вела к замене всего старшего
офицерского состава. Новые офицеры должны были принести
присягу новому городскому правлению. При изменении
верховной власти менялась и присяга, как, например, в
1581 году, когда Филипп официально перестал быть
главой государства, или в i6ji году, когда был упразднен пост
штатгальтера.
Денег пост капитана не приносил, но тем почетнее и
престижнее считалась эта должность. Капитанство, часто
в сочетании с членством в совете того или иного
богоугодного заведения, служило последней ступенью к вершине
городской власти — подушке бургомистра. Если отряды
стрелков формировались по месту жительства, то капитан
мог жить и в другом районе города.
Служба стала повинностью, но капитанство
оставалось честью, на которую могли претендовать далеко не все.
Капитанами не могли стать католики, а после переворота
i6i8 года и ремонстранты71. Немаловажную роль при
назначении играли опыт и возраст, но по мере того как пост
капитана все более становился мерилом престижа и
положения в обществе, капитаны молодели. Главным критерием

была теперь их принадлежность к городской верхушке.
Назначали даже несовершеннолетних, то есть не достигших
25 лет. Однажды капитаном был назначен 18-летний юнец!
Капитан являлся не только важной, но и видной
фигурой в городе: скамья Военного совета, с которой капитаны
слушали воскресные проповеди, стояла рядом со скамьей
бургомистров. Положение в обществе читалось «по
одежке», и капитаны уделяли большое внимание платью и
оружию: плащам, шляпам, перевязям, шпагам, командирским
жезлам и протазанам. Все офицеры получали ежегодную
дотацию на одежду, так как, представляя стрелков, они
представляли город. «Представительские расходы»
капитанов превышали дотации других офицеров, и на ежегодных
смотрах или при встрече важных гостей они показывали
себя во всей красе.
Естественно, капитаны дорожили и гордились своим
положением и часто продолжали называть себя
«капитаном в отставке» и после ухода с поста. Для многих уход в
отставку был поводом оставить по себе память, и они
дарили стрелковой корпорации дорогие бокалы, украшенные
гербом города или символом корпорации, заказывали
стихи, памятные медали и парадные портреты, изображавшие
их как на параде: в дорогих плащах, с броскими
перевязями и ценным оружием, в окружении отряда стрелков. Эти
портреты вешали в здании Дулен, где каждый мог
полюбоваться на цвет защитников города.
Для себя и своих потомков они заказывали копии. Так,
Баннинк Кок заказал Герриту Люнденсу копию Ночного
дозора. По ней мы и знаем, какой кусок был отрезан от
картины. А художник Якоб Коляйн сделал в 1650 году
акварельный рисунок с картины, не указав, правда, имени
автора. Баннинк Кок поместил рисунок в свой альбом, снабдив
его подписью: «Набросок с картины Большого зала Дулен
аркебузиров, на которой молодой владетель Пюрмерланда,
в чине капитана, отдает команду „марш" своему
лейтенанту, владетелю Флаардингена».
Как видно из подписи, за рангом капитана в
Амстердаме следовал ранг лейтенанта. В некоторых городах между
ними практически не было разницы72, но в Амстердаме
Табель
о рангах
Слева:
Капитан
инфантерии
Хендрик Голциус
1583. Гравюра
27,1x15
Рейксмузеум,
Амстердам
56i

Копия
Ночного
дозора
ГерритЛюнденс
1642-1655
Дерево, масло
66,5^85,5
Рейксмузеум,
Амстердам
сыновья политической и экономической элиты входили
в верхушку общества лейтенантами и только после этого
становились капитанами.
Третьим по значению в каждом отряде был знаменосец,
шедший впереди отряда и (теоретически) больше других
подвергавшийся опасности. По старой традиции в
знаменосцы выбирали холостяка, чтобы он не оставил вдову и
сирот, и после свадьбы знаменосец лишался своего поста.
Часто знаменосец был молод, но были и исключения, как
видно на Праздновании Мюнстерского мира ван дер Хел-
ста или на Портрете роты капитана Якоба Хоинка Па-
улюсаМореелсе i6i6 года (Рейксмузеум).
5б2

Знаменосец
С начала xvi века идеалом красоты считались плечи, отведенные назад, и
выпяченная грудь. Для достижения этого идеала под дублет п од клады ва-
лась толстая подкладка, создававшая так называемую «гусиную грудку»
(Gflnsebauch), которая, еще более подчеркнутая Голциусом и де Гей ном,
придает их офицерам мужественность и воинственность.
Хендрик Голциус 1585- Гравюра. 21,5x15.7- Рейксмузеум, Амстердам

Может быть, важнее молодости было доброе имя
знаменосца: человек, запятнавший свою честь, не мог стать
символом отряда. Важно было и богатство: знаменосец должен
был быть красиво и богато одет, и его выбирали из богатых
и знатных молодых людей, которые могли себе позволить
не скупиться на наряды. Чтобы различить на портретах
капитана и лейтенанта, мы должны присмотреться к оружию,
знаменосца же мы узнаем не только по знамени, но и по
роскоши костюма. Он ярким пятном выделяется на фоне
других стрелков73.
Знаменосцы не делали военной карьеры, у них не было
голоса ни внутри отряда, ни в Военном совете, но
поэтический ореол окружал образ бесстрашного юноши,
вдохновлявшего других своим примером. Не случайно
знаменосец служил излюбленной темой художников,
показывавших свое умение живописно развернуть знамя и
представить гордое удальство и молодечество. Под своим
прославленным Знаменосцем Голциус ставит подпись: «Sig-
nifer ingentes animos et corda ministro; me stat stante phalanx,
me fugiente fugit» (Я знаменую огромную смелость духа и
сердца: пока я стою, держится линия, но стоит мне бежать,
побежит и она). Напоминающий грациозного танцора
знаменосец Голциуса — левая рука упирается в бок, являя
собой так называемый «ренессансный локоть», правая нога
вытянута — явный наследник Знаменосца Луки
Лейденского, но все в нем увеличено, особенно знамя,
занимающее почти все пространство. Знамя было символом отряда,
не зря слово «vendel», обозначающее знамя, стало
обозначать и сам отряд. На знаменосца, хранившего и несшего
знамя, переходила и часть его ореола74.
Понятно, что знамени-символу уделялось огромное
внимание. На его изготовление шли дорогие шелк или
тафта, расписывать знамя приглашали именитых
художников75. Расписывались знамена теми же заимствованными
из иконографии Республики символами, какие мы видим
на монетах, памятных медалях и литографиях:
нидерландский лев, зажавший в лапе семь стрел, окруженный
частоколом голландский сад. Обычно изображались на знамени
и гербы трех главных политических сил, которым прися-
Табель
о рангах
Слева:
Знаменосец
Лука Лейденский
1508-1512
Гравюра. iir8x7
Рейксмузеум,
Амстердам
5б5

Золото
Рембрандта
Стрелки
из Обращения с оружием
(Wapenbehandelinghe)
Солдат, устанавливающий
мушкет на сошке
Солдат, дующий на фитиль
и прикрывающий рукой
колодку от искр
Солдат, дующий на фитиль
Якоб де Гейн II. i597_16°8
Гравюра. 25-5xl8-5
Рейксмузеум, Амстердам
гали на верность стрелки: города, Штатов
Голландии и штатгальтера.
На портрете Луфа Вредерикса (Томас
де Кейзер), любимой картине Павла I76,
приобретенной в 1931 году Маурицхейсом,
перед нами богато одетый знаменосец77, на
плече которого покоится оранжево-бело-
сине-зеленое знамя с нидерландским львом.
На знамени видны золотые буквы надписи
«Рг(о) (p)a(tria)». A на Праздновании Мюн-
стерского мира ван дер Хелст изобразил
амстердамских стрелков со знаменем, на
котором грудастая деваха представляет символ
города — амстердамскую юницу.
Знамена отражали политические
симпатии, и во время Первого периода без
штатгальтера (1650-1672) городские
власти зорко следили за тем, чтобы на знаменах
стрелков не появились символы Оранских,
а оранжевая полоса была заменена красной.
Как только соотношение политических
сил в стране стало меняться, приверженцы
Оранских тут же заменили красную полосу
знамен оранжевой...
Следующим по рангу шел сержант,
единственный унтер-офицер, имевший
свое оружие — алебарду. Как правило,
сержанты были выходцами из зажиточных
горожан. Во второй половине XVII века, когда
в Амстердаме было удвоено число отрядов
стрелков, а следовательно, и число
сержантов, престиж их значительно упал.
Зачастую сержант перепоручал
каждодневные хлопоты капралу, и тот
организовывал ночные дозоры, рекрутировал и
регистрировал новых стрелков, занимался
муштрой и всем, что перекладывал на его
плечи старший по званию. Участь капрала
была незавидной: он не пользовался уваже-
566

нием стрелков, потому что сам вчера еще был стрелком, а
дослужиться до сержанта было практически невозможно.
И капрал вздыхал с облегчением, когда заканчивался срок
службы.
Две трети отряда стрелков составляли мушкетеры, одну
треть — пикенеры. Стрелкам предписывалось иметь
определенное оружие, и эти предписания строго выполнялись.
Если кому-то полагалось копье, он не мог прийти с
мушкетом. Мушкетер имел мушкет, сошку, на которую клал
мушкет при прицеливании, шлем, порох, фитиль и шпагу.
Вооружение пикенера состояло из пики, кирасы,
мориона—шлема с высоким гребнем и сильно загнутыми
спереди и сзади полями—и шпаги.
Стрельба из мушкета была делом непростым и состояла
из движений, которые должны были быть хорошо
отработаны, иначе стрелок грозил сразить не врага, а соседа. Тому,
как стрелять, потом отступать на восемь рядов, заряжать
мушкет (на что уходило около двух минут), одновременно
двигаясь вперед, стрелков обучали по Обращению с
оружием (Wapenbehandelinghe) Якоба де Гейна78. Книга вышла

в i6o7 году и оставалась одной из самых популярных книг
xvii века. На красивых гравюрах мушкетер с легкостью
обращается с тяжелым (шесть с половиной килограммов)
мушкетом, держа и его, и сошку, на которую мушкет
опирался при стрельбе, и фитиль, в левой руке, а правой
орудует шомполом, насыпает порох или зажигает фитиль.
Несмотря на муштру капралов, жалобы на неумение
стрелков обращаться с оружием не прекращались.
Гаагский поэт Якоб Вестербан еще в i6i6 году писал, что
«лейденские стрелки с ружьем, что ослы с лютней». По мере
того как в стрелки набирали все больше городской
бедноты, их оружие становилось все хуже. У некоторых его и
вовсе не было. Но даже если стрелок и приходил с мушкетом
или пикой, это отнюдь не означало, что он умел ими
пользоваться. Многие не знали даже, на каком плече держать
ружье.
ГОЛЛАНДСКОСТЬ ГОЛЛАНДСКОГО
ИСКУССТВА
Но особенно хороши его портреты рот или
стрелковых корпораций в Дулен или Дворах стрелков в
Амстердаме, В Дулен арбалетчиков есть
групповой портрет, где чрезвычайно хорошо написан
литаврщик. Затем в Дулен аркебузиров есть отряд
стрелков, которые сидят за столом и едят рыбу,
называемую в Голландии поре. А в Дулен св.
Себастьяна находится распрекрасный портрет
отряда с несколькими неряшливыми старыми
физиономиями, а вверху, на балюстраде, стоят стрелки с
большим серебряным рогом.
Карел bah M ah ДЕР. Жизнеописание Дирка Барентса
Из соображений безопасности стрельбища располагались
на самой окраине города. Амстердамские арбалетчики еще
в конце XV века получили место у городской стены, за ко-

торой проходил единственный в то время окружной канал,
так и называющийся — Сингел, Единственный. В начале
XVI века соседями арбалетчиков стали лучники. Здание
Дулен лучников сохранилось, и сейчас трудно представить,
что этот праздничный фасад, который не может не
обратить на себя внимания, когда-то выходил на городскую
стену—передний фасад был обращен на стрельбище79. В 1522
году аркебузирам выделили участок на реке Амстел, тоже у
городской стены. Это была старая башня с красноречивым
названием «Молчи, Утрехт!»—епископ Утрехта долгое
время угрожал Амстердаму. Сохранился рисунок Рембрандта
с изображением этой башни.
С того времени как стрелки обосновались на
выделенных им стрельбищах и построили Дулен, и берет
начало традиция их групповых портретов. Первым значение
голландских портретов стрелков в истории искусства
исследовал австрийский историк Алоис Ригль, чья книга
Голландский групповой портрет увидела свет в 1902 году.
Гегельянец Ригль видит в портретах стрелков не только
выражение голландской «художественной воли», но и
типичный пример голландского вкуса xvu века. Автор мог бы
назвать портреты стрелков и типичным примером
амстердамского вкуса (или жанра, как он часто называет портреты
стрелков), поскольку J7 из Ш дошедших до нас портретов
написаны в Амстердаме.
То, что традиция портретов стрелковых корпораций
сложилась только в Республике, в особенности в Голландии,
объясняется высокой степенью урбанизации80 и большой
политической самостоятельностью голландских городов.
Английский посол в Республике Уильям Темпл называет
голландские города «маленькими государствами, имеющими в
некоторых областях верховную власть и не
подчиняющимися власти провинции»81. Экономическая и политическая
автономия городов выражалась и в формировании
вооруженных отрядов из горожан, готовых встать на защиту
своей независимости. Тот же Темпл пишет, что «защита страны
или торговых городов предоставлена самим горожанам»82.
Наибольшей экономической и политической
автономией пользовался в Голландии Амстердам, поэтому неуди-

Голландскость
голландского
искусства
Карта
Амстердама
Корнелис
Антонисзоон.
1544- Гравюра
на дереве
1007x109.3
Рейксмузеум,
Амстердам
m

Золото
Рембрандта
Портрет
амстердамских
аркебузиров
ДиркЯкобе
1529/1532-1535
Дерево, масло
119,3 х 174.4
Рейксмузеум,
Амстердам
вительно, что около половины всех сохранившихся
портретов стрелковых корпораций написано там. Там были
богатые заказчики, и туда устремились художники.
Художественная конкуренция, как и процветающий рынок
изобразительного искусства, во многом способствовали
расцвету талантов, и у заказчиков, в том числе и у стрелков,
был богатый выбор.
Традиция голландского группового портрета стрелков
четко ограничена во времени. Ее начало — портрет
стрелков роты А (1529) Дирка Якобса, конец — портрет четырех
командиров стрелков города Хоорн (i686) Яна де Бана
(Хоорн, Westfries Museum). Были в традиции и перерывы,
всегда связанные с переменой власти83.
С течением времени портреты стрелков менялись, как
менялись и сами стрелковые отряды. На первом группо-
*7*

вом портрете амстердамских стрелков роты А 1529 года
Дирка Якобса мы видим всех 17 аркебузиров роты. Все
они, в одинаковых плащах и беретах, стоят в два ряда,
разделенные балюстрадой: девять старших по возрасту и
званию — внизу, восемь помоложе — наверху. Два стрелка
нижнего ряда держат ружейные дула. Принцип изокефа-
лии, унаследованный первыми групповыми портретами
от средневекового искусства, нарушается двумя
«выскакивающими» из общего линейного ряда головами. Лица
всех стрелков индивидуальны и выразительны. Но еще
более выразительны руки, исключительная пластичность
которых сразу обращает на себя внимание. Если лица
застыли, то руки, как на известной фотографии Родченко,
живут в жестикуляции: они указывают, убеждают, отдают
команду. Рука капитана, отдающего приказ (шестой слева),
Голландское™
голландского
искусства
Центральная часть
этого триптиха
написана в 1529 году
и является самым
старым из
известных нам портретов
стрелков.
Боковые панели, на
каждой из которых
изображено семь
стрелков,
написаны позднее
573

позднее перейдет на многие портреты. Но этим влияние
Дирка Якобса не ограничится.
Формат его портрета (m x 184) на десятилетие
определит размеры портретов стрелковых корпораций. Но
наибольшее влияние на дальнейшее развитие группового
портрета окажет композиция Дирка Якобса: ряды
стрелков, разделенные балюстрадой, еще долго будут оставаться
примером для амстердамских групповых портретов84.
Заимствована будет и еще одна характерная черта
портрета: рука третьего стрелка справа, лежащая на плече
капитана, и рука первого стрелка слева на плече стоящего перед
ним символизируют союз, единение, содружество. Этот
классический символ (dextrarum iunctio) мы видим и на
эрмитажном портрете амстердамских аркебузиров Дирка
Якобса (i532)- Самым известным станет рукопожатие
капитана и лейтенанта Мюнстерского мира ван дер Хелста.
Портрет амстердамских аркебузиров роты А
неизвестного художника мастерской Яна Скорела, написанный
через два года после портрета роты А Дирка Якобса, может
служить демонстрацией принципа изокефалии: на фоне
гористого итальянского пейзажа как по линейке
выстроены кольчуги и латы с пририсованными к ним серьезными
лицами, как будто yj серьезных мужчин решили просунуть
головы в дырки, проделанные в картоне с нарисованными
кольчугами, из тех, что выставляют у замков фотографы.
У всех один и тот же сосредоточенный взгляд,
направленный прямо на зрителя или устремленный вдаль. К
покрытой ковром балюстраде, у которой выстроились стрелки,
прикреплен латинский текст из 15-й главы О блаженной
жизни популярного в xvi веке Сенеки и его перевод на
голландский язык: «мы принесли присягу — нести свою
смертную участь и не расстраивать наших рядов из-за того,
избежать чего не в нашей власти». То, что стрелки выбрали
для своего портрета слова из De vita beata, свидетельствует
о том, что их объединяли не только упражнения в
стрельбе. Выбранный ими текст говорит о близости стрелков к
религиозным братствам. Идею братства подтверждает и то,
что рука одного из стрелков лежит на груди другого, и то,
что все они одеты в одинаковые кольчуги и симметрично

выстроены в ряд (хотя, по всей вероятности, художник
хотел расположить их полукругом). Две фигуры слева и две
справа больше остальных — вероятно, офицеры. Оружия
почти не видно, лишь приглядевшись, замечаешь
аркебузы, у всех одинаковые, что тоже подчеркивает единство
группы85. Этот портрет —один из девяти портретов,
заказанных амстердамскими аркебузирами с 1529-го по 1535 Г°Д
(три четверти всех рот заказали портреты, пять утеряно).
Почти сразу же примеру аркебузиров последовали
роты арбалетчиков и лучников — соперничество
стрелковых корпораций найдет выражение и здесь, и ему, как и
желанию запечатлеть членов своей роты, мы обязаны
многочисленными портретами86. Почти все они имеют тот же
формат, что и портрет Дирка Якобса, той же остается и
композиция. Но особого выбора ни у стрелков, желавших
быть увековеченными так же, как их предшественники,
ни у художников, которым надо было уместить на холсте
17 стрелков, не было. Приверженность традиции
обусловила замедленное художественное и иконографическое
развитие группового портрета в это время.
Рота «А»
амстердамских
аркебузиров
Неизвестный
мастер. 1531
Дерево, масло
115x195
Музей Амстердама
575

Грошовая
трапеэа
Корнелис
Антонисзоон
1533- Дерево,
масло
130x206,5
Музей
Амстердама
Помимо традиции «парадного» портрета стрелков
существовала и традиция «застольного» портрета,
отразившая их привилегию устраивать торжественные обеды для
корпорации в дни святых заступников и в другие
религиозные праздники. Особенно сильно эта традиция была
развита в Харлеме, и мы знаем множество застольных
портретов Франса Халса.
В Амстердаме первым примером «застольного»
портрета был портрет арбалетчиков роты H (iJ33> Корнелис
Антонисзоон87), известный под названием Грошовая трапеза
(De braspenningmaaltijd): десять стрелков сидят за столом,
семеро стоят, двое показывают арбалеты. О том, что перед
нами арбалетчики, говорят и эмблема на двухцветных
плащах, и изображение св. Георгия на витраже. Лица стрелков,
сидящих за столом, обращены к зрителю. Никто не сидит
к зрителю спиной, эта сторона стола не занята, и в центре
скатерти хорошо видна закрученная литера Н, обозначаю-
576

щая роту. Несмотря на ТО ЧТО художник изображает стрел- Голландскость
ков за совместной трапезой, их головы по-прежнему рас- голландского
искусства
положены в два ряда.
На столе большое блюдо с жареным диким гусем и
длинноклювым бекасом, хлеб, кувшин с вином,
перекрученная лентой рыба. Всего этого явно мало для
присутствующих, тем более что трапезы стрелков не отличались
умеренностью. Но собственно «застолья» на «застольных»
портретах стрелков конца xvi — начала xvn века нет. Нет
ни великолепия даров моря, ни сыров и фруктов, ни
переливов белоснежных камчатных скатертей, ни блеска
серебра и игры бликов на стекле румеров. Это скорее строгий и
лаконичный испанский натюрморт или пример
самоограничения: минимум предметов, тарелки пусты. На всех не
хватает не только еды, но и тарелок и стаканов: на столе
одиннадцать тарелок, один румер, одна чашка с ручкой, три
стеклянные плошки для вина (ma,igelin)> которые держит,
по всей вероятности, капитан. На его плече покоится рука
стрелка.
Из-за гастрономической скудности картина и получила
в середине xvni века, когда забылось, что совместные
трапезы, которыми заканчивался каждый сбор стрелков, будь
то процессия, стрелковые состязания, проводы капитана
или подведение итогов финансового года, имели
символическое значение, название Грошовой трапезы
(дословно «трапеза в стейвер88 с четвертью»). Предполагалось, что
каждый стрелок платил за ужин стейвер с четвертью, но из
гроссбухов стрелковых корпораций известно, что ужин
стоил не меньше каролуса с человека89.
Сам портрет довольно статичен: какие-то стрелки
глядят на зрителя, какие-то погружены в себя, кто-то смотрит
в сторону. Если это и застолье, то застолье беззвучное и
почти безжизненное, несмотря на вино, листок с нотами
популярной любовной песни в руках одного из стрелков и
флейту, которую достает его сосед. Говорящими снова
оказываются только руки.
В 1599 Г°ДУ Питер Исааксзоон пишет застольный
портрет отряда арбалетчиков капитана Жиля Фалкенира и
лейтенанта Питера Баса, помещая за одним столом 23 че-
577

Золото
Рембрандта
Отряд стрелков
капитана Жиля
Фалкенира
и лейтенанта
Питера Баса
Питер Исааксзо-
он. 1599 Холст,
масло. 218x526
Рейксмузеум,
Амстердам
ловека! Знаменосец здесь уже со знаменем, стрелки сидят
и со стороны зрителя, так что им приходится повернуться к
нам лицом, есть даже маленькая собачка, но и здесь,
несмотря на огромные размеры холста — 218 х 526, — сохраняется
двухлинейная композиция.
Но, несомненно, самым известным амстердамским
портретом этого жанра является Празднование
Министерского мира ван дер Хелста (1648). На огромном полотне
(232 х J47) изображено 25 человек: стрелки, служанка,
кастелян. Капитан, держа великолепный рог арбалетчиков,
обменивается рукопожатием с лейтенантом. В центре си-
578

яит (так как заключен мир) знаменосец. Один из стрелков
режет пирог, служанка вносит павлиний паштет, на столе и
в руках бокалы-румеры, слева охлаждается вино.
После реорганизации конца xvi века в отрядах уже не
17 стрелков, а 20 аркебузиров и 30 лучников и арбалетчиков,
и Дирк Барендс, о портретах которого пишет ван Мандер,
должен уместить на холсте уже }2 стрелка! 9° По-прежнему
это полуфигурные изображения, сгруппированные в
два яруса, разделенных балюстрадой. Его полотна растут
в ширину, но не в высоту: потолки в Дулен оставались
низкими.
Голландскость
голландского
искусства
m

Первым монументальным групповым портретом
стрелков в полный рост был портрет ij88 года Корнелиса
Кетела (208 x 410). Здесь уже не весь отряд, а лишь
офицеры с предписанным им оружием. Этот портрет лучников
под командованием Дирка Розекранса несомненно самый
театральный и самый «итальянский» портрет голландских
стрелков: великолепие костюмов, блеск оружия,
сценические позы молодых людей (чего стоит один лейтенант,
стоящий в полуобороте к нам, и его «ренессансный локоть»!)
меньше всего напоминают сыновей вчерашних купцов
в стране, вступившей на республиканский путь. Все это,
даже большая бойцовская собака в наморднике, — претен-

зия нуворишей, выдающих себя за аристократов
(одинаковые белые кожаные туфли с разрезами очень напоминают
фирменные спортшузы наших современников).
Все большее значение приобретает в портретах
нарративный элемент. Это уже не просто групповой портрет, а
изображение стрелков, готовых выступить на защиту
города. Принцип единства, когда на портрете трудно, а часто и
невозможно отличить капитана от простого стрелка,
сменяется принципом иерархии, оружие приобретает
распознавательную функцию: эспонтон (короткая офицерская
пика) капитана, протазан лейтенанта, алебарды сержантов.
Если на ранних портретах оружие часто вообще не изо-
Отряд лучников
под командованием
Дирка Розекранса
и лейтенанта Пау
Корнелис Кетел
1588. Холст,
масло. 208x410
Рейксмузеум,
Амстердам
Голландскость
голландского
искусства
$8i

бражалось (а если изображалось, то только как указание на
принадлежность к определенной стрелковой корпорации),
то на поздних портретах оно всегда на виду. Идея
братства давно отошла в прошлое, и на групповых портретах
стрелков мы видим уже не содружество, а лишь командный
состав стрелковой корпорации: капитана, лейтенанта,
знаменосца и одного или двух сержантов. Простые стрелки
попадают на полотна только в качестве фигурантов.
Процесс аристократизации, затронувший в xvn веке всю
верхушку разбогатевшего купечества, может быть, лучше
всего виден именно на групповых портретах стрелков.
Путешественники и любители искусства приходили в
Дулен полюбоваться на висевшие там групповые
портреты. Сами стрелки видели в портретах не только украшение
залов, но и живописное свидетельство героического
прошлого стрелковой корпорации91.
Во второй половине XVII века приходит осознание того,
что стрелки уже не знают имен своих предшественников,
изображенных на портретах, и во многих городах
начинается сбор информации. В Амстердаме это заслуга Герарда
Схаапа (i$99-~1fy$)> юриста, интересовавшегося историей.
В феврале 1653 году Схаап вернулся в Амстердам после
неудавшейся дипломатической миссии в кромвелевскую
Англию, где между тремя посланниками Нидерландов
было столько размолвок и ссор, что англичане прозвали
их «разъединенными послами Соединенных провинций».
Не снискав славы политического деятеля, Схаап заслужил
благодарность потомков благодаря работам, касающимся
истории Голландии, в том числе описи портретов трех
амстердамских Дулен92.
Перечисление портретов лучников Схаап заканчивает
словами о том, что старшины Дулен поручили художнику
(имени которого Схаап не знает и поэтому ставит вместо
него многоточие) сделать на бумаге наброски с каждой
картины, дабы подписать на них все имена «ad perpetuam
memoriam quod ad in posterum reperiri potent». В Большом
зале он видит и портрет самих этих старшин, написанный
ван дер Хелстом93. Первый слева — Франс Баннинк Кок,
бывший капитан Ночного дозора. Все старшины с кубка-

ми, цепями, жезлом стрелков, серебряные кубки и чаши мы
видим и в шкафу. Служанка вносит рог лучников с
изображением св. Себастьяна. Все это — реликвии лучников,
их материализованная история, старшины же выступают
ее хранителями. Очевидно, именно так понимали свое
значение и они сами. Недаром они поручили сделать
наброски со всех портретов и записать имена изображенных
стрелков и их ранг.
На многих портретах стрелков появляются в это время
маленькие цифры на пике или шляпе. Им соответствует
имя в написанном прямо на холсте списке. Тогда же картуш
с именами всех изображенных подрисовали и к Ночному
дозору. Это «увековечивание» знаменовало конец
традиции. В 1650 году число отрядов стремительно растущего
города увеличилось с го до 54« Места для портретов новых
капитанов и лейтенантов не было. Да и авторитет их был
уже не тот: множество не имеет престижа.
Голландскость
голландского
искусства
Портрет
четырех старшин
Дулен лучников
Иоахим
Ян Оортман,
по живописному
оригиналу Барто-
ломеуса ван дер
Хелста. 1653- Офорт
и гравюра. 17*26.8
Рейксмузеум,
Амстердам
5«3

Золото
Рембрандта
ВИЗИТ МАРИИ МЕДИЧИ
Офицеры и другие
стрелки отряда
vim округа под
командованием капитана
Рулофа Биккера
и лейтенанта Яна
Михилсэоона Блау
Бартоломеус ван
дер Хелст. 1643 (1639)
Холст, масло. 235*75°
Рейксмузеум,
Амстердам
Когда вдова Генриха IV приехала в Амстердам, она
была развенчанной королевой, лишенной
какого-либо блеска, обездоленной и презренной; развалиной и
телесной, и государственной. То, что амстердамские
богатеи горды были принять ее — королеву-мать,
Медичи, — говорило о них самих. Попроси она у них денег,
тем больше бы она польстила их чувству
собственного достоинства,
Бюскен Хюэт. Страна Рембранда
Герард Схаап составил и список 3J портретов, висевших
в Дулен аркебузиров. Из него мы знаем, что в Большом
зале новой пристройки к башне «Молчи, Утрехт!»
висело шесть портретов стрелков:
Офицеры и другие стрелки
отряда XIX округа под
командованием капитана
Корнелиса Биккера
и лейтенанта Фредерика
ван Банхема, готовые
к встрече Марии Медичи
Иоахим фон Зандрарт. 1640
Холст, масло. 343х25^
Рейксмузеум, Амстердам
Справа: Офицеры и другие
стрелки отряда xvin округа
под командованием
капитана Альберта Баса и
лейтенанта Лукаса Конейна
ГовертФлинк.1645
Холст, масло. 347х244
Рейксмузеум, Амстердам
5»4

Визит
Марии
Медичи
Офицеры и другие
стрелки отряда iv округа
под командованием
капитана Яна
ван Флоосвейка
и лейтенанта
Геррита Хюдде
Николаас Элиасзоон
(Пикеной). 1642. Холст,
масло. З40х527
Рейксмузеум, Амстердам
Офицеры и другие
стрелки отряда v округа
под командованием
капитана Корнелиса
де Грааффа и лейтенанта
Хендрика Лауренсзоона
Якоб Баккер. 1642
Холст, мосло. 367x511
Рей ксмузеум, Амстердам
Отряд стрелков и округа
под командованием
капитана Франса
Баннинка Кока,
Ночной дозор
Рембрандт. 1642
Холст, масло. 379>5Х453»5
Рейксмузеум, Амстердам
5«5

Там же висел и портрет старшин Дулен, написанный Го-
вертом Флинком в 1642 году. Групповые портреты стрелков,
как мы знаем, издавна украшали стены Дулен, и решение
украсить зал, пристроенный к старой, восходящей еще к
8о-м годам xv века башне портретами всех отрядов,
неудивительно. Удивительно то, что за пять лет были
изображены все шесть отрядов Дулен аркебузиров. Это
предполагало какую-то общую идею.
В 1909 году профессор Ян Сикс, прямой потомок Яна
Сикса с портрета Рембрандта, высказал предположение, что
все-шесть портретов были написаны в связи с визитом в
Амстердам в сентябре 1638 года Марии Медичи. Основанием
для этой гипотезы послужил портрет Иоахима фон Зан-
драрта, изобразившего капитана Корнелиса Биккера
сидящим у столика, на котором красуется бюст Марии Медичи.
Фоном портрета служит дворец, напоминающий
Люксембургский дворец Марии Медичи, для которого Рубенс
создал свой знаменитый цикл. На листке, выглядывающем
из-под бюста и обращенном к зрителю, можно прочитать
стихотворение друга фон Зандрарта, Вондела,
воспевающего момент встречи Марии Медичи отрядом капитана:
Встречает Медичи Ван Свитена штандарт,
Но как вместить дворцу, и площади базарной,
И взглядам бюргеров сиянье лучезарной?
Нет в солнце христиан телесности вульгарной,
Вот мрамор и избрал для черт ее Зандрарт.
перевод Н. Тархан -Моурави
Визит вдовы Генриха IV был неожиданностью для всех в
Республике, кроме, может быть, ее штатгальтера.
Поговаривали, что Фредерик Хендрик неспроста оказался на
южной линии фронта именно в тот момент, когда ссыльная
королева под предлогом посещения курорта Спа решила
покинуть территорию Южных Нидерландов и искать
приюта в Республике. Приюта, конечно, временного, так как
она страстно желала вернуться во Францию. В этом ей и
должен был помочь Фредерик Хендрик, чей
международный престиж значительно возрос к этому времени: в

феврале 1636 года Людовик XIII заменил «Ваше
Превосходительство» «Вашим Высочеством», обращаясь теперь
к штатгальтеру Республики так же, как к принцам крови.
Примеру французского короля вскоре последовали и
Генеральные штаты, к радости и гордости честолюбивой Ама-
лии, задумавшей даже женить сына Виллема на старшей (!)
дочери Карла I и Генриетты Марии. Браку сына
штатгальтера с ее внучкой и должна была способствовать Мария
Медичи, направлявшаяся к дочери в Англию.
Принимая нелюбимую мать французского короля и
заклятого врага его министра-кардинала, штатгальтер не мог
не знать, какая реакция последует из Франции; и
действительно, реакция Людовика XIII и его первого министра
не заставила себя ждать. О возвращении во Францию не
могло быть и речи: королева-мать могла рассчитывать на
достойное содержание, только вернувшись во Флоренцию.
Недовольны были и Штаты Голландии: мало того, что
визит был чреват осложнениями в отношениях с
Францией, но он еще и стоил огромных денег. Голландцы
понимали, что платить за королеву и ее свиту придется им: во
Франции на все имущество ссыльной королевы был
наложен секвестр —недаром ее называли La Ruina madré.
Невзирая на недовольство как Франции, только что
заключившей политический союз с Нидерландами, так и
извечного противника штатгальтера — Штатов
Голландии, Фредерик Хендрик приветствует опальную королеву:
уж слишком привлекательной была перспектива родства
с домом Стюартов. Он даже убеждает Штаты Голландии
принять Марию Медичи со всей подобающей державной
гостье пышностью. Пусть она уже не у власти, пусть не в
ладах с королем-сыном и на ножах с его
министром-кардиналом, но как-никак она внучка Козимо Медичи и вдова
Генриха IV Штаты нехотя соглашаются, но рассылают во
все города депеши, предупреждающие, что они не берут
на себя расходы по содержанию гостьи. Если города хотят
устроить ей торжественный прием, это их дело и платить
они должны из своего кармана.
В середине августа магистрат Амстердама получил
известие, что Мария Медичи собирается почтить город ви-

зитом. И город начал готовиться к встрече. Как всегда при
подготовке к торжественному въезду именитых гостей,
подметались улицы и переулки, фасады домов украшались
зелеными ветками, коврами, а подчас и картинами. По
маршруту следования кортежа сооружались арки из
штакетника, которые обтягивали холстом и расписывали под
мрамор. Актеры репетировали аллегорические tableaux
vivants и пантомимы, связанные с приездом знатной гостьи.
Так, Амстердамская дева (символ города) приветствовала
из своего кораблика (еще одного символа Амстердама) Бе-
рецинтию, восседающую на запряженной львами
колеснице (всем было ясно, что это аллегория королевы-матери).
У ног Берецинтии сидели ее сыновья, Людовик XIII и его
брат Гастон, за ее спиной стояли дочери: королева Англии
Генриетта Мария, королева Испании Изабелла и только
что овдовевшая герцогиня Савойи Кристина — все со
своими гербами. Руководил подготовкой Питер Корнелис-
зоон Хоофт, вокруг которого давно уже сложился кружок,
объединивший лучших голландских поэтов и музыкантов
этого времени. «Живые картины» были поручены
драматургу Самюэлю Костеру, музыка—Дирку Свелинку, сыну
композитора, унаследовавшему место органиста Старой
церкви. Приветствовать Марию Медичи на родном
языке должна была ее тезка Мария Тесселсхаде: «может быть,
Ее Величество удивится, что в Голландии ее приветствует
Италия... » — писал Хоофт Барлею94.
К концу месяца все было готово, и 31 августа, в день
прибытия Марии Медичи в Харлем, туда приехал и пенсиона-
рий Амстердама Биллем Бореел с официальным
приглашением от отцов города. Приглашение было принято, и
уже на следующий день Мария Медичи в сопровождении
принцессы Оранской и Мауриции Португальской,
племянницы Фредерика Хендрика, отправилась в путь.
Бургомистры хотели, чтобы королева приехала по воде, потому
что, как пишет Барлей, «это было бы совсем по-голландски»,
и они выслали за ней лучшую яхту, но Ее Величество
испугалась ветра и туч и предпочла путешествие в карете. Как
оно проходило, можно увидеть на рисунке Клааса Корне-
лисзоонаМуйарта: бесконечная колонна всадников надвое

перерезает пространство с разбросанными тут и там
домиками, мельницей, мирно пасущимися коровами, и от
контраста с черной плотной лентой оно кажется еще более
пустынным. Не видно только оповещавших о приближении
кавалькады глашатаев в пурпурных одеяниях, почетной
свиты королевы из наиблагороднейших и наизнатнейших
юношей города на великолепных конях (Барлей посвящает
полстраницы описанию шпор, стремянных ремней, удил и
причудливо завитых грив) и нависших грозовых туч.
В пять часов вечера королевский кортеж въехал в
Амстердам через Харлемские ворота, въехал «совсем по-
голландски», под проливным дождем. Однако ливень
нисколько не охладил энтузиазм толпы, чье ликование
сливалось с нескончаемым перезвоном колоколов и
пальбой из мушкетов.
Визит
Марии
Медичи
Мария Медичи
в образе
Берецинтии
в колеснице,
управляемой
Генрихом IV
Питер Нолпе,
по эскизу
Николааса
Муйарта. 1638
Офорт, резец
293x38,3
Лист 5 из серии
Празднества
по случаю
приезда Марии
де Медичи
в Амстердам,
иллюстрация
в Medicea
Hospes Барлея
Рейксмузеум,
Амстердам
589

Золото
Рембрандта
Въезд
кавалькады
Марии Медичи
в Амстердам
Питер Нолпе,
по рисунку Яна
Мартсзена де
Йонге. 1638-1639
Офорт, резец
32-2x47.8
Рейксмуэеум,
Амстердам
Трубачи
и стрелки
приветствуют
Марию Медичи
при въезде
в Амстердам
Питер Нолпе,
по рисунку Яна
Мартсзена де
Йонге. 1638-1639
Офорт. 32,2x497
Лисп из серии
Празднества
по случаю...,
иллюстрация
в Medicea
Hospes Барлея
Рейксмузеум,
Амстердам
590

От имени города королеву приветствовал Андрис Бик-
кер, член богатейшего купеческого клана Республики,
«Биккеровой лиги», поделившей между собой весь мир95.
Вондел писал о Биккерах:
Тень флага Бнккера весь океан покрылау
H режет волны отягченный златом флоту
Что в дар Голландии свой урожай везет.
перевод Н. Тархан-Моурави
Фредерик Хендрик отказался приехать в Амстердам96.
Именно в это время обострился его конфликт с
амстердамскими купцами, прежде всего с Биккерами. Незадолго
до визита Марии Медичи Фредерик Хендрик предпринял
неудачную попытку запретить торговлю с врагом,
которую до него безуспешно предпринимали Анжу, Елизавета

Золото
Рембрандта
Справа:
Портрет
Андриса
Биккера
Бартоломеус
ван дер Хелст
1642. Дерево
масло. 93»5Х7°'5
Рейксмузеум.
Амстердам
Английская и ее ставленник в Нидерландах граф Лестер.
Теперь недоумение высказывали союзники-французы,
жаловавшиеся штатгальтеру на то, что испанцы
обстреливают их порохом, присланным из Амстердама. Фредерик
Хендрик вызвал на ковер представителя амстердамской
ратуши, но тот объявил, что «граждане Амстердама
свободны торговать везде, <... > и что, придись ему проплыть
через ад, дабы получить барыш, он рискнул бы подпалить
пару парусов»97. Его коллеги по магистрату, совмещавшие
управление городом с торговлей, продавали Испании
корабли, а Андрис Биккер, один из самых богатых амстердам-
цев, продавал врагу серебро, которым Филипп IV платил
испанской армии. И Амстердам не собирался отказываться
от выгодного бизнеса...
После приветствий кортеж двинулся по направлению к
площади Дам, куда, собственно, и должна была причалить
королевская яхта. Здесь выстроились стрелки, которым
отводилась важная роль при встрече каждого именитого гостя.
Честь встретить Марию Медичи выпала отряду II округа,
капитаном которого был Питер Реал. Узнав о том, что
высокая гостья въедет в город через Харлемские ворота, капитан
Питер Реал отдал приказ лейтенанту Гербранду Панкрасу
передислоцировать отряд к Харлемским воротам.
Приветствовать высокую гостью должны были все
стрелки, даже откупившиеся от службы, и за неделю до
торжественного въезда им было запрещено покидать город.
Несмотря на ливень, все подчинились приказу. В своем
описании встречи Марии Медичи Барлей говорит, что на ногах
в этот день было больше 4000 стрелков, но вполне
возможно, что он несколько преувеличил, ведь Medicea Hospes он
писал по заказу магистрата, зная, что его ждет
вознаграждение в юоо гульденов98. Более скептически настроенные
современники приписывали такое отнюдь не характерное для
стрелков повиновение угрозе штрафа в 2$ гульденов. Но
возможно, что стрелками двигало простое любопытство:
когда еще увидишь бывшую королеву Франции?
Исходя из наших представлений о современных
военных парадах, стоявшие по всему маршруту следования
кортежа стрелки являли собой довольно странное зрелище.
592

Золото
Рембрандта
Королевский
кортеж у
триумфальной арки
у Свиного шлюза
Саломон Саве-
рей, по рисунку
Яна Мартсзена
де Йонге. 1638
Офорт. 29,7х 38.8
Лист 4 из серии
Празднества
по случаю...,
иллюстрация
в Medicea Hospes
Барлея Рейксму-
зеум, Амстердам
Согласно все тому же описанию Барлея, «кто-то был одет
по своему положению, кто-то согласно своему
представлению о том, как следует быть одетым по
торжественному случаю. Некоторые были с головы до ног облачены в
доспехи»99. Эти странные наряды мы и видим на стрелках
Ночного дозора.
По узким, запруженным любопытными улицам, вдоль
которых с обеих сторон двойными рядами стояли стрелки,
кортеж медленно дополз до арки с «живыми картинами»
у площади Дам. Именно там стоял отряд I округа,
лейтенантом которого был Франс Баннинк Кок. Посмотрев на
бракосочетание Марии Медичи с Генрихом IV,
разыгранное на самом верху арки, чтобы всем было хорошо видно,
кортеж двинулся дальше, к арке у Свиного шлюза, где
актеры показали Берецинтию на колеснице. На гравюре Са-
ломона Саверея по рисунку Мартсзена-младшего (архив
Амстердама) изображена арка, лес пик, толпа любопытных,
на первом плане мушкетеры. Арка у Свиного шлюза и мост
594

с перилами другой его гравюры напоминают место,
изображенное в Ночном дозоре Рембрандтом.
К концу дня кортеж добрался до места остановки всех
именитых гостей города — «Двора принцев» (Prinsenhof),
как стала называться часть бывшего монастыря св. Цецилии
после того, как в ij8i году здесь остановился принц
Оранский. Во «Дворе принцев» Марию Медичи приветствовали
все четыре бургомистра и два пенсионария города. Ужин в
этот день был устроен у вдовы Элиаса Трипа, где
остановилась Амалия. Поставивший угощения трактирщик
прислал отцам города счет на 1400 гульденов.
Но еще более ошеломляющий и диковинный банкет
устроила гостье на следующий день Ост-Индская
компания. Барлей перечисляет яства персов, арабов, малайцев,
японцев и китайцев, выставленные в больших
фарфоровых блюдах, увидев которые Мария Медичи сказала, что
уже и не знает, принимают ли ее бургомистры Амстердама
или китайский император100. Рядом с круглым и длинным
Визит
Марии
Медичи
Прибытие
королевского
кортежа к арке
с изображением
брака Генриха IV
и Марии Медичи
Саломон Саверей,
по рисунку
Яна Мартсзена
де Йонге. 1638
Офорт. 2g,4*383
Лист 2 из серии
Празднества
по случаю..,
иллюстрация
в Medicea Hospes
Барлея. Рейксмуэе-
ум, Амстердам
m

перцем, мускатным орехом, корицей, кассией, гвоздикой,
драконьей кровью, печеньем из мускатного цвета, мангу-
станом, кубебой, маслом мускатного ореха и имбирем
лежала бура, поражая глаз своей белизной, и благоуханный
стиракс, сандаловое дерево, мускат, индиго и другие
красители. На столе была выставлена даже драгоценная селитра.
Но она не только красовалась на столе. Хозяева не
пожалели селитры и на праздничный фейерверк. Для простого
люда горели бочки со смолой.
Еще один сюрприз ждал Марию Медичи на третий день
ее пребывания. Подплывая на богато украшенной шлюпке
к Амстелу, она увидела, как из шлюза выплывает на
раковине Нептун. За повелителем морей следовал кораблик
Амстердама, с борта которого французскими стихами ее
приветствовали Меркурий и амстердамская юница.

Визит
Марии
Медичи
Перегнав ночью на самое широкое место Амстела
торфяной остров, туда перенесли верхние части разобранных
арок. На этом, как пишет Барлей, «втором Делосе» Мария
Медичи представлялась девой Франции, оплакивающей
участь своей страны, раздираемой Враждой и Ненавистью,
Генрих III — Атлантом, отказывающимся взять на себя
тяжелую ношу, а Генрих IV — Гераклом, соединяющим с
помощью Минервы и Марса распавшиеся части Франции
обручем... Здесь же актеры разыгрывали сцену дарования
императором Максимилианом, которому Мария Медичи
приходилась внучатой племянницей, имперской короны
Амстердаму. После отъезда королевы все эти сцены
показывали в театре.
Строительство новой ратуши к тому времени еще и не
началось, и бургомистры угощали высокую гостью новой
Празднества
на воде во время
визита Марии
Медичи
в Амстердам
На переднем плане
яхта королевы.
Вверху старый
и новый гербы
города
Саломон Саверей,
по рисунку Симона
деФлигера. 1638
Офорт. 33'5XÉ>5'5
Лист 15 из серии
Празднества
по случаю...,
иллюстрация в Medicea
Hospes Барлея
Рейксмузеум,
Амстердам
597

в то время едой — индонезийским рисом — в Большом зале
аркебузиров, размещавшемся в крыле, пристроенном в
1627 году к зданию их Дулен. До того как был построен
Гражданский зал ратуши, Большой зал аркебузиров
оставался самым престижным залом города. Здесь встречали
высоких гостей, давали торжественные обеды. Вечером
этого дня с верфи Ост-Индской компании в присутствии
высокой гостьи был спущен на воду корабль, которому она
дала свое имя.
Помимо подчиненной строгому регламенту
официальной программы, Мария Медичи «инкогнито» ходила
по магазинам, торгуясь, как в ее глазах (итальянки?
француженки?) и пристало голландке. И если она вела себя
как подобало голландке, то городские власти, оставив на
время голландскую расчетливость, принимали ее с
неистовым гостеприимством. Может быть, из признательности
за первый официальный визит коронованной особы,
может быть, желая показать свое богатство, и им было что
показывать! Как бы то ни было, за четыре дня, проведенные
королевой-матерью в Амстердаме, город истратил 30 тысяч
гульденов!101
Словно всего этого было мало, уже после отъезда
«матери всех европейских королей» бургомистры Амстердама
послали ей золотую чашу, кусок амбры и дорогие ковры.
Пока королева ждала благоприятной погоды (она
отплыла в Лондон только го октября), ван Хонтхорст, ставший
вскоре придворным художником Оранских, написал ее
портрет. Этот портрет королева послала Амстердаму в
качестве ответного дара, и бургомистры повесили его в
ратуше рядом с портретом Карла V
Но еще большее почтение отцы города выказали гостье
после ее отъезда в Лондон: они заказали Барлею
описание празднеств в честь ее приезда, который должен был
предстать не меньшим событием, чем въезд Фердинанда
Австрийского в Анверпен в 1635 году, художественным
оформлением которого занимался сам Рубенс. В 1642 году,
уже после смерти художника, в Антверпене вышла Pompa
introïtus Ferdinandi со множеством больших гравюр.
Республика не хотела отставать от Южных Нидерландов, и
Визит
Марии
Медичи
Слева:
Мария Медичи
Саломон Саверей,
по живописному
оригиналу Геррита
ван Хонтхорста
1638. Офорт
32,1x21,1
Иллюстрация
в Medicea
Hospes Барлея
Рейксмузеум,
Амстердам
599

Золото Medicea Hospes должна была сравняться по популярности с
Рембрандта Pompa introïtus. Книга Барлея вышла в типографии братьев
Блау ин-фолио с i8 гравюрами и 62 страницами на латыни,
97—на французском и 76—на голландском. Она обошлась
Амстердаму еще в 9255 гульденов102. Noblesse oblige.
Почему Амстердам оказывал такие почести ссыльной
королеве Франции? Почему Амстердам устраивал ей
прием за приемом? Почему отцы города хотели увековечить
само ожидание ее приезда? Да, приезд Марии Медичи
был первым визитом члена королевского дома — и какого
дома! — после того, как Нидерланды низложили
собственного монарха. Но славящиеся своей бережливостью
голландцы были слишком практичны для подобного мелкого
тщеславия.
Скорее можно предположить правоту писателя и
журналиста Конрада Бюскена Хюэта, увидевшего в более чем
радушном приеме «развенчанной королевы, лишенной
какого-либо блеска, обездоленной и презренной»
демонстрацию собственной силы и политической и
экономической независимости. На силу и независимость первого
города указывает встреча Марии Медичи противником
штатгальтера Биккером и тот факт, что, несмотря на
присутствие Амалии, ни одна из многочисленных «живых
картин» не отсылала к дому Оранских. Они изображали
королей Франции, герцогов Флоренции, Габсбургов,
Амстердам, но не Оранских. И арки с tableaux vivants, и текст
Барлея, и картины и гравюры превозносили только Марию
Медичи, ставшую «матерью всех европейских королей»
благодаря браку с Генрихом Щ и Амстердам, обязанный
расцвету торговли короне, полученной в дар от
Максимилиана. Не случайно корона была установлена на Западной
церкви именно в год приезда Марии Медичи. Она
напоминала жителям о правах, дарованных городу императором, и
о визите его внучатой племянницы103.
На этой волне объединяющего город энтузиазма
бургомистры, встречавшие Медичи, заказали портрет
Томасу де Кейзеру, а старшины аркебузиров решили украсить
свой новый зал, стены которого были увешаны гобеленами,
портретами своих отрядов.

ПОРТРЕТЫ БОЛЬШОГО ЗАЛА
АРКЕБУЗИРОВ
Внимательный читатель мог заметить, что во время
торжественного въезда Марии Медичи капитаном отряда
П округа, изображенного Рембрандтом в Ночном дозоре,
был Питер Реал, а не Франс Баннинк Кок. Франс Баннинк
Кок 1 сентября 1638 года был лейтенантом отряда I
округа. Биллем ван Рейтенбюрх еще не был лейтенантом. Если
читатель и проглядел все эти несоответствия, то их
заметила Марейка Кок, и в 1967 году она опубликовала статью,
опровергавшую на этом основании предположение
профессора Сикса104. По мнению Марейки Кок, поводом к
написанию шести портретов послужил новый Большой
зал Дулен аркебузиров, построенный незадолго до визита
Марии Медичи. Аргументы Марейки Кок были настолько
убедительными, что упоминания визита Марии Медичи в
связи с Ночным дозором исчезли из публикаций.
Не убедили они лишь Баса Дюдока ван Хеела,
голландского историка, сорок лет проработавшего в архиве
Амстердама и доверявшего документам больше, чем догадкам
и предположениям, какими бы логичными они ни
казались. Всю жизнь он занимался жизнью и творчеством
Рембрандта, и вряд ли за последние двадцать лет найдется хоть
одна серьезная работа, посвященная художнику, в которой
не выражалась бы благодарность амстердамскому
архивариусу. Благодарит Дюдока ван Хеела и американский
историк искусств Хаверкамп-Бегеманн, автор вышедшего
в 1982 году досконального исследования о Ночном дозоре,
где он неоднократно ссылается на работу самого
архивариуса, которая вот-вот должна была выйти. «Вот-вот» длилось
четверть века. Посвященная Ночному дозору статья
Дюдока ван Хеела вышла в 2009 году105.
Начинается она с документов архива, доказывающих,
что пристройка к зданию Дулен аркебузиров была готова
уже в 1627 году. После победы Пита Хейна над испанским
Серебряным флотом Вест-Индская компания устроила в
Большом зале аркебузиров банкет в его честь. Богатством

Золото
Рембрандта
банкет соответствовал трофею и обошелся каждому из
пайщиков компании в i8 серебряных каролусов!106 Как
полагают некоторые исследователи, новое здание Дулен
аркебузиров, ставшее последним строительным проектом
стрелков, и сооружалось городскими властями с целью
использования его для приема высоких гостей107. В 1636 году
и члены магистрата Амстердама устроили свой ежегодный
обед в новом, большом и светлом зале Дулен аркебузиров,
где в 1638 году они будут принимать Марию Медичи, а в
1689 году праздновать коронацию Виллема III,
прибавившего к титулу штатгальтера Республики Соединенных
провинций титул короля Англии. А через восемь лет
после этого перед зданием Дулен аркебузиров устроят
фейерверк на воде в честь приезда Петра I.
Вид на Дулен
аркебузиров
в Амстердаме
В центре листа
двухэтажное
здание с залом,
где висел
Ночной дозор
Захариас
ВебберИ.1665
Офорт. 11,7x14
Рейксмузеум,
Амстердам
По мнению Дюдока ван Хеела, решение написать
портреты всех отрядов аркебузиров было принято не сразу
после визита Марии Медичи. Мы знаем, что по законам
иерархии, определявшим все области жизни общества, честь
встречать королеву выпала отряду Питера Реала (1569-1643)5

потому что он дольше всех занимал должность капитана.
Питер Реал отвечал и за украшение Большого зала, в
котором принимали вдову Генриха IV. В 1638 году 69-летний
Реал передал должность сборщика налогов своему
племяннику Иоанну Утенбогарту (1608-1679)> с которым
Рембрандт тесно общался в следующем, 1639 году (см. письма
Рембрандта к Гейгенсу), и Дюдок ван Хеел не исключает
возможности того, что заказ на портрет отряда аркебузи-
ров Рембрандт мог получить через него108. В 1639 году
семидесятилетний Реал ушел в отставку, и капитаном отряда
был назначен Франс Баннинк Кок.
Выше уже говорилось, что в период с 1620 по i6jo год
Амстердам был разбит на 2 о округов, каждый со своим
отрядом стрелков. Все отряды были приписаны к одной из
трех Дулен: шесть — к аркебузирам и по семь — к
арбалетчикам и лучникам. Дабы предотвратить создание военных
и политических союзов, которые могли бы обратить
оружие стрелков против городских властей, отряды время от
времени переходили из одной Дулен в другую. О ротации
отрядов стрелков в 1630-1636 годах мы знаем по записям
Схаапа, но сведений о том, какие отряды были приписаны
к каким Дулен в 1638 году, у нас нет, потому что в этот год
Схаапа не было в Амстердаме. Дюдок ван Хеел доказывает,
что вскоре после визита Марии Медичи ни один из шести
отрядов, размещенных в Дулен аркебузиров, не имел
портрета! По всей вероятности, тогда и было принято
решение написать портреты отрядов аркебузиров и повесить их
в том самом Большом зале Дулен, где принимали Марию
Медичи109.
Размах заказа соответствовал размеру Большого зала,
самого большого в городе. Его длина составляла i8 метров,
ширина 9 метров, высота 4 метра. Новые портреты по
величине и особенно по высоте должны были превзойти все
предыдущие. Высота самых больших портретов
арбалетчиков, висевших в новых залах Дулен, не превышала трех
метров. На стене же Большого зала аркебузиров было место
для портретов высотой в три с половиной —четыре метра!
Из записей Схаапа мы знаем не только какие портреты
висели в Большом зале в 1653 году, но и как они висели. Сле-
Портреты
Большого зала
аркебузиров
боз

ва от окна — Отряд капитана Корнелиса Бнккера (1640)
Иоахима фон Зандрарта, над камином — портрет старшин
Дулен Говерта Флинка (1642)1Ю, рядом — его же Отряд ка-
питана Альберта Баса (164$), на большой стене напротив
окон висело три портрета: в левом углу Отряд капитана
Баннинка Кока (Ночной дозор) (1642) Рембрандта. В
середине, на самом почетном месте, висел Отряд капитана
Яна ван Флоосвейка (1642) Николааса Элиасзоона (Пике-
ноя), затем шел Отряд капитана Корнелиса де Грааффа
Якоба Баккера (1642). На третьей стене над камином висел
Отряд капитана Рулофа Биккера (1643) Бартоломеуса
ван дер Хелста, который через пять лет напишет
Празднование Мюнстерского мира, долгие годы делившее славу с
Ночным дозором.
О том, как распределялись места для портретов,
высказывались разные предположения: кто-то говорил, что
места определялись жребием, кто-то — что главным был
возраст художника. Дюдок ван Хеел считает, что порядок
развески определялся все тем же принципом
старшинства, но не датой назначения капитана, а датой
вступления отряда в Дулен. Поэтому центральное место на
лучшей стене было отдано отряду IV округа капитана Яна ван
Флоосвейка (Пикеной), два других — отряду II округа
капитана Франса Баннинка Кока (Рембрандт) и отряду
v округа капитана Корнелиса де Грааффа (Якоб Баккер).
Все эти портреты, написанные в 1642 году, были одного
размера, примерно 975 х Н°> но ни один из них не дошел
до нас в первоначальном виде111. Портреты висели без
рам ш, занимая все пространство стены от плинтуса до
потолка, так что стена представляла собой более или менее
единый фриз защитников города, всегда присутствующих
на празднествах аркебузиров. Камин украшал портрет
старшин Дулен Говерта Флинка. На нем мы видим
Альберта Бюрха, умершего во время его второго посольства
в Россию, Яна ван Флоосвейка, Питера Реала, ушедшего с
поста капитана, но оставшегося старшиной Дулен, и
Якоба Виллекенса. Слуга ставит на стол рог аркебузиров, а на
стене красуется их эмблема — птичья лапа, украшавшая и
фасад их Дулен.

Отрядам, перешедшим в Дулен позднее, было
предоставлено менее почетное место. Первым к аркебузирам был
присоединен отряда капитана Рулофа Биккера, и Бартоло-
меус ван дер Хелст пишет в 1643 году огромный (23$ * 75°)
портрет отряда, которому отвели все пространство над
камином и дверью. Следующим был отряд Корнелиса
Биккера, и портрету фон Зандрарта, послужившему основой
гипотезы Яна Сикса, отвели место у окна113. Между камином
и стеной, в самом невыгодном месте зала, висел еще один
портрет Флинка, написанный в 1645 году. Отряду капитана
Альберта Баса, последним присоединенному к Дулен
аркебузиров, досталось самое темное место, поэтому палитра
Флинка намного светлее гаммы фон Зандрарта.
Старшины Дулен
аркебузиров
ГовертФлинк
1642. Холст,
масло. 203x278
Рейксмузеум,
Амстердам
6о$

Все семь портретов сохранились и находятся в собрании
Рейксмузеума, так что мы можем увидеть всех соседей
Ночного дозора. За портреты старшин платила Дулен, стрелки
должны были платить за портреты сами, поэтому перед
нами не все стрелки. Недосчитываемся мы, конечно,
только рядовых — капитан, лейтенант и знаменосец занимают
центральное место на всех портретах.
Мы ничего не знаем о том, как заказчики выбирали
художников, контракты между ними не сохранились. Скорее
всего, старшины корпорации, дабы не обременять себя
поисками художников, обратились к Хендрику Эйленбургу,
известному торговцу картинами, гарантировавшему
качество портретов и то, что они будет сделаны вовремя114.
Эйленбург собрал вокруг себя лучших художников того
времени: он перевез в Амстердам Рембрандта, Баккера,
Флинка. В его мастерской Рембрандт сделал свой первый
групповой портрет — Урок анатомии доктора Тюлпа и
стал одним из самых известных портретистов
Амстердама. Но огромной популярностью в качестве портретистов
пользовались к тому времени все подопечные Эйленбурга,
и все они получили заказы на портреты аркебузиров.
Приглашены были также сосед Эйленбурга Николаас
Пикеной, его молодой ученик Бартоломеус ван дер Хелст
и немецкий художник Иоахим фон Зандрарт. Уже после
смерти Рембрандта он опубликует книгу, которая сыграет
огромную роль в формировании мифа о Художнике,
недостойном своего таланта.
Из шести художников один только Пикеной был
коренным амстердамцем. Что же касается заказчиков, то все
капитаны и лейтенанты на портретах были амстердамца-
ми, многие к тому же приходились друг другу
родственниками и принадлежали к правящему в то время городом
и провинцией клану Биккеров. Когда писались портреты,
все капитаны уже входили в городской совет. Никто из них,
правда, еще не успел побывать бургомистром, но ранг
капитана служил гарантией того, что это лишь вопрос
времени. Корнелис де Граафф станет бургомистром в 1643 году115,
Корнелис Биккер—в 1646 году116, Альберт Бас—в 1647 году,
Франс Баннинк Кок —в 1650 году117. Рулоф Биккер умрет
Портреты
Большого зала
аркебузиров
Слева:
Офицеры
и другие стрелки
отряда xviii округа
под командованием
капитана Альберта
Баса и лейтенанта
Лукаса Конейна
ГовертФлинк
1645- Холст,
масло. 347х244
Рейксмузеум,
Амстердам
6о7

Золото в 1656 году, не успев занять этот пост. Не суждено было стать
Рембрандта бургомистром и Яну ван Флоосвейку, зато его сын Кор-
нелис удостоится этой чести много раз118. Как мы видим,
посетители Большого зала Дулен аркебузиров любовались
портретами завтрашней городской элиты, выполненными
лучшими художниками сегодня.
Все они изобразили сбор стрелков перед
торжественным смотром. На большинстве портретов мы видим
аркебузиров в праздничной одежде, готовых к
выходу—художник как бы фиксирует последний момент. У Рембрандта
они начинают уже строиться перед выходом, приказ к
которому отдает капитан. Зная о том, что отряд и округа ждал
Марию Медичи у Нового моста на Дамраке, откуда ему
спешно пришлось перейти к Харлемским воротам,
соблазнительно предположить, что Рембрандт изобразил именно
момент выхода отряда на новую позицию. Арка, на фоне
которой изображены стрелки, может быть напоминанием
об арке, неподалеку от которой стоял отряд I округа и его
лейтенант Франс Баннинк Кок. Если зеркально повернуть
гравюру Саломона Саверея, сделанную с рисунка арки у
Свиного шлюза, где Мария Медичи представлялась Бере-
цинтией, мы увидим перила моста, напоминающие перила
левого края Ночного дозора.
Но смешно было бы искать у Рембрандта, не
отличавшегося точностью в передаче архитектурных деталей,
буквального воспроизведения определенной арки. Скорее
это и обращение к традиции портретов стрелков, фоном
которых нередко служили арки и колонны (можно
предположить, что Рембрандт изобразил аркебузиров на фоне
вымышленной арки, как фон Зандрарт поместил свой отряд
на фоне выдуманного дворца), и отсылка к «живым
картинам», какие показывали Марии Медичи и встречавшей ее
толпе. Эти «живые картины» разыгрывались наверху арок,
закрытых с одной стороны, но открытых внизу. Подобную
«живую картину» и являет собой Ночной дозор, действие
которого разворачивается на фоне непроницаемой арки.
Он включает в себя и ролевой портрет по типу рисунков
из Экзерсицнй с оружием де Гейна119, и аллюзию на
торжественный въезд120, и реминисценцию ранних портретов
6о8

стрелков121. Как отсылали к прошлому «живые картины»
въезда Марии Медичи, так отсылает к славному
прошлому стрелков и Ночной дозор, с его двуручными мечами,
исчезнувшими к этому времени, или мало-помалу
исчезающими «круглощитниками», демонстрировавшими
церемониальное оружие разве что на парадах. Нарушая
традиции реалистического портрета, Рембрандт
возвращался к традициям старых стрелковых портретов, создавал
театральную «живую картину», в которой настоящее
переплеталось с прошлым.
Эту же свободу игры и театра мы видим и в одеждах
стрелков. Как и все другие капитаны аркебузиров, Франс
Баннинк Кок должен был бы иметь голубую перевязь с
золотой каймой, но Рембрандт изменил цвет перевязи на
красный, и капитан в его черном костюме с белым
воротником и красной перевязью представляет цвета герба
Амстердама: черный, белый и красный. На герб города (лев,
держащий в лапах три креста) в вышивке, украшающей
колет лейтенанта, падает и тень от руки капитана. Сам
лейтенант с его желто-золотым и голубым являет цвета
аркебузиров. Цвета же перевязей капитана (красный), лейтенанта
(белый) и знаменосца (голубой) дают цвета Республики
Соединенных провинций. Красная, а не оранжевая
перевязь капитана указывала на независимость первого города
Голландии и Республики от Оранских122, то есть на то, что
демонстрировала вся встреча Марии Медичи.
КТО ЕСТЬ КТО В НОЧНОМ ДОЗОРЕ
На арке, из кромешной тьмы которой выступает отряд, едва
виднеется картуш, украшенный лавром и головкой
херувима. Как мы уже знаем, он был приписан в пятидесятые годы
XVII века неизвестным художником «Voor Crijgsraeten me-
morie» — «Для памяти Военных советов». На этой
мемориальной — в полном значении этого слова —доске читаются
имена изображенных на портрете аркебузиров. Дюдок ван
Хеел давно утверждал, что порядок имен на картуше соот-

ветствует порядку вступления стрелков в отряд. В 2009 году
The Rijksmuseum Bulletin опубликовал его статью, в
которой он проследил жизненный путь всех изображенных на
портрете стрелков, соединив имена с лицами. Теперь мы
можем не только представить социальный и
имущественный состав отряда аркебузиров, но и ближе познакомиться
со стрелками Ночного дозора.
На первом плане в полный рост изображены капитан
и лейтенант. В правой руке капитана командный жезл,
левой (здесь Рембрандт следует старой традиции портретов
стрелков) он подтверждает команду, на которую указывало
старое название картины: Молодой владетель Пюрмер-
ланда отдает приказ своему лейтенанту, владетелю
Флаардингена, к выступлению отряда. Полным титулом
капитана, «владетеля Пюрмерланда и Илпендама»,
начинается и список имен на пририсованном позднее щите.
Может быть, самой сенсационной новостью было
исправление имени капитана, до этого известного как Франс Бан-
нинг Кок. Дюдок ван Хеел установил, что капитан
происходит из менее именитой семьи Баннинков ш.
Франс Баннинк Кок (1605-1655) в черном костюме с
мягким белым воротником, богато отделанным кружевом,
из-под которого едва виднеется офицерский горжет,
производит несколько старомодное впечатление для своих
37 лет124. Он родился и вырос в Амстердаме, напротив дома,
где позднее будет жить сам Рембрандт. Его отец,
пятнадцатилетним мальчиком приехавший сюда из Бремена, уже
через несколько лет стал хозяином аптеки, а в 1631 году
его состояние оценивалось в 6о ооо гульденов. Успешной
карьере отца Баннинка Кока весьма способствовали
родственные связи с семьей известного бургомистра Корне-
лиса Питерсзоона Хоофта. В родстве с Хоофтами была и
его жена, Лизбет Баннинк, дочь богатого купца. Вопреки
старой традиции, по которой первенцу давали имя деда по
отцу, Франс Баннинк Кок был назван в честь деда по
матери, причем родители предусмотрительно дали мальчику
как имя, так и фамилию деда: Баннинки и их
родственники уже давно заседали в городском совете, и только ранняя
смерть деда, не дожившего до сорока лет, не позволила ему

занять пост бургомистра. Давая сыну имя деда, родители
демонстрировали свои семейные связи.
Сам Франс тоже выгодно женился, взяв в 1630 году в
жены Марию Оверландер, дочь богатого купца и
судовладельца Волкерта Оверландера (1571-1630), занимавшего за
два года до свадьбы дочери пост бургомистра Амстердама.
Матерью Марии была Геертрюд Хоофт, племянница Кор-
нелиса Питерсзоона Хоофта.
Еще в 1609 году Оверландер купил один из самых
примечательных домов города, построенных в первой
четверти xvii века знаменитым Хендриком де Кейзером, —
двойной дом «Дельфин» на канале Сингел125. Через несколько
лет после покупки дома Оверландер купил у Ламораля,
принца де Линя земли Пюрмерланд и Илпендам, бывшие
владения штатгальтера Голландии, Зеландии и Западной
Фрисландии — во время Двенадцатилетнего перемирия с
Испанией многие родовитые южане продавали свои
часто заложенные и перезаложенные владения на Севере, а
нувориши-северяне скупали их, приобретая заодно титул
«владетеля».
Как и все богатые купцы, стремящиеся сделать
административную карьеру, Оверландер параллельно своему
продвижению по бюрократической лестнице поднимался
по табели о рангах стрелков126. Не был Оверландер чужд и
искусству: издатель посвятил ему второе издание Книги о
художниках Карела ван Мандера.
Оверландер умер в год свадьбы дочери, и молодой паре
сразу же перешло большое наследство127: Марии достались
два дома, а ее мужу—титул «владетеля Пюрмерланда и Ил-
пендама». В1975 Г°ДУ на Доме «Дельфин» установили
мемориальную доску с именем самого известного владельца —
Франса Баннинка Кока.
Счастливо повлиял на дальнейшую карьеру Баннинка
Кока и брак свояченицы, Гертруды Оверландер, с Корне-
лисом де Грааффом, девять раз занимавшим пост
бургомистра Амстердама. И хотя Гертруда умерла спустя несколько
месяцев после свадьбы, Баннинк Кок сохранил связи с
влиятельными де Грааффами и их родственниками Биккера-
ми128. На портретах Большого зала Дулен аркебузиров мы

видим капитанов — родственников Баннинка Кока: де Гра-
аффов и Биккеров.
Не менее удачную карьеру сделал и сам Баннинк Кок.
В 1626 году он защитил диссертацию в университете Пу-
атье и получил титул доктора, в 1632 году стал
чиновником по матримониальным делам, в 1634 году — одним из
36 членов городского совета. В 1637 году он впервые
избран судейским. Этот пост он занимал еще шесть раз, в том
числе и в 1642 году, когда Рембрандт писал Ночной дозор.
В 1648 году Баннинк Кок произведен в рыцари
французского ордена св. Михаила.
После неудачной попытки ввести в 1650 году войска в
Амстердам Биллем II вел переговоры с городским советом,
в результате которых всесильных братьев Биккер сменил
новый политический глава города Корнелис де Граафф.
В том же году Баннинк Кок, свояк де Грааффа, впервые
избран бургомистром. Политическая конъюнктура
благоприятствовала бургомистру, и он был переизбран на
второй срок. Этой чести Баннинк Кок удостоился во второй
раз в 1653-1654 годах.
Параллельно с бюрократической карьерой он
продвигался и в рангах стрелков. В1635 году —лейтенант I округа,
в начале 1639 года — капитан II округа, в 1646 году он уже
один из двух полковников, под чьим началом находятся все
амстердамские стрелки. В 1648 году он назначен
старшиной Дулен лучников. Именно в этом качестве в 1653 году
его запечатлел ван дер Хелст. Скорее всего, Баннинк Кок
действительно радел за дело стрелков. В 1650 году он
составил новый устав стрелков, понимая, что только при
хорошей организации они способны обеспечить
безопасность города. Вместе с тремя другими старшинами он
поручил Давиду Колейнсу сделать наброски со всех
портретов и подписать имена изображенных. Баннинк Кок умер
1 января 1655 года. Имущество его вдовы было оценено в
1674 году в 2оо тысяч гульденов.
Рядом с капитаном светлым пятном,
перекликающимся с «золотой девочкой», стоит «владетель Флаардингена»,
лейтенант Биллем ван Рейтенбюрх, в роскошном костюме
для верховой езды с белой шелковой перевязью и протаза-

ном в левой руке. Протазан, символическое оружие
лейтенантов, украшен узлом из сине-золотого шелка.
Лейтенант Биллем ван Рейтенбюрх (1600-1652) также
принадлежал к патрициату Амстердама. И здесь во многом
это была заслуга его отца, Питера Герритсзоона ван Рей-
тенбюрха (1562-1627), оптового торговца пряностями. Об
успехе отцовского предприятия можно судить хотя бы по
тому, что в i6ii году ван Рейтенбюрх-старший купил земли
Флаардингена у графа Карла ван Аренберга (1550-1616),
рыцаря ордена Золотого руна и сына штатгальтера
Фрисландии, Гронингена, Дренте и Оверэйсела. А через несколько
лет после этого у Ламораля, принца де Линя оптовый
торговец пряностями купил имение Тер Хоорст.
Его сын Биллем женился на невесте с состоянием, но без
завидных родственных связей жены Баннинка Кока129.
Связи принес брак его старшей сестры Анны, вышедшей в i6io
году замуж за Адриана Пау, сына Рейнира Пау,
определявшего первые двадцать лет XVII века политику Амстердама.
В 1639 году Биллем ван Рейтенбюрх стал членом
магистрата и лейтенантом II округа, в 1641 году его выбрали
судейским, но дальше этого карьера ван Рейтенбюрха не
пошла. Через пять лет после Ночного дозора он переехал
во Флаардинген. Там Митенс или другой художник его
мастерской написал портрет ван Рейтенбюрха с женой и
7 детьми, еще в xvin веке висевший в столовой владетелей
Флаардингена.
Знаменосец в Ночном дозоре — 31-летний холостяк Ян
Фиссер (1610-1650), глядящий на знамя тех же цветов, что
и кисть на протазане лейтенанта, — цветов аркебузиров.
Как и подобает знаменосцу, он легко вооружен, и поэтому
его окружают круглощитники с большими щитами, давно
вышедшими из употребления. Ян Фиссер был любителем
искусства (в его доме висело более пятидесяти картин) и
книгочеем, значительно увеличившим библиотеку,
доставшуюся ему от дяди. Интересовался он и музыкой. Умер
Ян Фиссер накануне попытки Виллема II приступом взять
Амстердам. Все свое состояние мать Яна завещала Андри-
су Биккеру, очевидно дальнему родственнику. Вряд ли
лишившегося власти Биккера утешило это наследство...

Затем следуют два сержанта, которых легко узнать по
алебардам. Справа, с алебардой на левом плече,
сорокапятилетний сержант Ромбаут Кемп (1597-1653) правой рукой
указывает пикениру, как строиться. По алебарде легко
отыскать и второго сержанта: он сидит на парапете в
золоченом шлеме. Похоже, что на противоположном фланге он и
не слышал приказа...
Кемп успешно продолжил дело отца, богатого
суконщика130. Когда его писал Рембрандт, ему было 45 лет>
и к этому времени он уже успел побывать и синдиком, и
дьяконом реформатской церкви. Кемп пользовался
уважением в гильдии и был одним из шести регентов Дома
для бедных (Arme huiszittende) района Новой церкви, где
нуждавшиеся могли получить муку, одежду и торф131.
После отъезда ван Рейтенбюрха Кемп получил его место
лейтенанта.
Другой сержант, Рейнир Энгелен (1588-1651), —
полная противоположность энергичному Кемпу. Тоже
суконщик, но далеко не столь успешный и не столь
добродетельный. В 1624 году его присудили к уплате штрафа
за продажу неклейменого, то есть бракованного, сукна.
А годом позже, скинув себе 5 лет, он женился на девице,
годной ему в дочери. Хаверкамп-Бегеманн обращает
внимание на различную манеру, в которой Рембрандт
написал этих двух сержантов: первый — в черном костюме, со
старомодным «мельничным жерновом» и обыкновенной
алебардой, второй — в блестящей кирасе и
фантастическом шлеме, опирается на алебарду с не менее
фантастическим наконечником132. Большинство сержантов
походили на Кемпа. Не принадлежа к патрициату, они
не могли занять должность в городском совете, но в
своем районе могли сделать карьеру (и многие ее делали) и
пользовались уважением. Случалось, что сержанты
дослуживались до капитана.
Дюдок ван Хеел поименно называет каптенармуса,
копейщиков и мушкетеров, изображенных в Ночном дозоре,
и рассказывает о жизни этих суконщиков и бакалейщиков,
об их имущественном положении, зачастую намного
превосходившем положение Рембрандта133.

ЗОЛОТАЯ ДЕВОЧКА
А крохотная женщина, у которой к поясу
подвешена белая птица и которая светится, как фонарь?
Она тоже необходима, и по ее странному лицу,
обращенному к нам (ибо именно с нами она явно не
в ладах), можно подумать, будто ей надо что-то
нам объяснить.
Поль Клод ель. Глаз слушает
Вряд ли может быть больший контраст, чем контраст между
написанными в темных тонах на фоне черноты арки
стрелками и ярким светом чудесным образом оказавшейся среди
них таинственной «золотой девочки». На ней богато
расшитое шелковое платье с великолепным голубым
воротником, на голове берет или венок с теми же жемчужинами,
которыми расшит и воротник.
Под стать этому контрасту лишь переход от скупых
архивных документов о доходах сукноторговцев и
бакалейщиков к страницам Фромантена. Самые прозорливые
в своей поэтичности и проникновенности слова сказаны
им о «золотой девочке», и я с удовольствием поддаюсь
искушению привести длинную цитату: «Теперь остается
эпизодическая фигура, до сих пор опрокидывающая все
толкования. Кажется, что своими чертами, своей
одеждой, странным сиянием, ее окружающим, неуместностью
самого своего появления она как бы олицетворяет всю
магию, весь романтический дух и, если угодно, все
противное смыслу в Ночном дозоре. Я имею в виду
маленькую фигурку с лицом колдуньи, не то ребячьим, не то
старушечьим, с прической наподобие кометы, с жемчугом
в волосах. Она непонятно почему проскальзывает между
ног часовых, на поясе у нее — деталь, еще менее
объяснимая, — висит белый петух, который в крайнем случае мог
бы сойти за кошель.
Каковы бы ни были причины, побудившие ее затесаться
в процессию, эта фигурка подчеркнуто не содержит в себе
ничего человеческого. Она бесцветна, почти бесформен-

на. Ее возраст сомнителен, так как черты ее неопределимы.
Ростом она с куклу, походка у нее автоматическая. У нее
повадки нищей, и что-то вроде алмазов рассыпано по
всему телу; словом, маленькая королева в наряде, похожем на
лохмотья. Можно подумать, что она явилась из еврейского
квартала, из лавки старьевщика, из театра или цыганского
табора и так оделась, спускаясь из царства грез в
причудливый мир картины. Она источает слабый свет, подобный
мерцанию бледного огня. Чем больше всматриваешься в
нее, тем меньше улавливаешь тонкие очертания,
служащие оболочкой ее бестелесному существу. Доходишь до
того, что в ней не видишь ничего, кроме необыкновенно
причудливого фосфорического сияния, не похожего на
естественное освещение вещей и обычный блеск хорошо
подобранной палитры. И это сияние добавляет к
странностям ее облика некое волшебство. Заметьте, что в том месте,
какое она занимает, — в одном из темных уголков картины,
немного внизу, на втором плане, между человеком в темно-
красном и капитаном, одетым в черное, — этот
эксцентрический свет тем активнее, чем неожиданнее его контраст
с окружающим. Без крайних мер предосторожности этой
неожиданной вспышки света хватило бы, чтобы
расстроить единство всей картины.
В чем смысл этого маленького существа,
вымышленного или реального, этого статиста, завладевшего первой
ролью в картине? Я не берусь вам ответить на это. Даже
более умудренные, чем я, не боялись себя спрашивать, что
она здесь делает, но не придумали ничего, что могло бы их
удовлетворить.
Меня удивляет, что о Рембрандте рассуждают так,
словно он был рассудочным человеком. Восторгаются его
новизной, оригинальностью, отсутствием всяких правил,
свободным полетом неповторимого вдохновения —
словом, всем тем, что придает, как это верно отмечено,
большую привлекательность его смелому и рискованному
произведению. И в то же время самое сокровенное его
несколько необузданного воображения отдают на суд логики
и чистого разума. А что, если бы на все досужие вопросы
обо всех причинах, которых могло и не быть, Рембрандт

ответил так: «Этот ребенок — просто моя причуда, не
менее странная и столь же допустимая, как и многие другие
в моих картинах и гравюрах. Я поместил его как узкую
полоску света между большими массами тени потому, что
сжатый свет сильнее вибрирует, и потому, что мне хотелось
оживить яркой вспышкой один из темных углов моей
картины. Одежда, впрочем, довольно обычна для моих
женских фигур, больших и маленьких, молодых и старых; в
моих произведениях постоянно встречаются похожие
костюмы. Я люблю все, что блестит, и одел ребенка в
сверкающие ткани. Что же касается фосфорического сияния, то
здесь ему удивляются, а в других картинах его просто не
замечают; но это именно тот самый свет, обесцвеченный
и сверхъестественный блеск, каким я обычно озаряю свои
фигуры, когда мне хочется осветить их ярче обычного». Не
кажется ли вам, что подобный ответ должен был бы
удовлетворить самых требовательных критиков и что в конце
концов, сохранив за собой права режиссера, Рембрандт
должен был бы отчитаться перед нами лишь в одном: как
он исполнил картину?134
Не принимая Ночной дозор в целом, Фромантен, как
мы видим, заворожен странной светящейся фигуркой.
Заворожен настолько, что ему отказало даже обычно такое
острое зрение и он не заметил, что девочек на самом деле
две: за девочкой в желтом платье и серовато-голубоватой
накидке, богато отделанной брокатом, чуть видна голова
еще одной девочки, тоже с золотым обручем на голове в
богатом платье голубовато-зеленоватых тонов. Но
заворожен не он один. Ренуар предлагал забыть всю картину и
оставить только «девочку в золотом».
Но вернемся к «логике и чистому разуму». Цыпленок,
свисающий с ее пояса и вызвавший вопросы Фромантена,
вопросов больше не вызывает. Птичья лапа, символ арке-
бузиров, изображалась на фасадном камне Дулен, на
церемониальном роге, вышивалась на рукавах стрелков. Она
хорошо видна и на портрете старшин Флинка, висевшем
в том же зале. Если видеть в цыпленке, подвешенном к
поясу «золотой девочки», символ аркебузиров, то становится
понятным и яркий световой акцент на этой фигуре. Рядом

Золото
Рембрандта
Канонир с маркитанткой
Биллем Питерсзоон Бейтевех
i6i6. Офорт. 14,2x9,3
Рейксмузеум, Амстердам
с девочкой мы видим еще один символ —
дубовые листья, символ гражданской
доблести, увенчивающие шлем стреляющего
подростка.
Но это лишь одна из возможных
интерпретаций. Ей не столько противостоит,
сколько накладывается на нее другая,
объясняющая присутствие девочки с курицей
традицией изображения среди военных
отрядов маркитанток, тоже обычно
изображавшихся с привязанными к поясу
курицами135. При этом женщины, занимавшие
на социальной лестнице более низкое
положение, часто изображались маленькими,
ростом с ребенка. Эта традиция может
объяснить отнюдь не детское лицо «золотой
девочки».
Некоторые историки искусства
связывают появление девочки-символа
корпорации с традицией торжественного входа в
город камер риторов, членами которых
часто состояли и стрелки. Гербы камер
риторов несли дети, представлявшие
мифологические фигуры, например Меркурия или
Афину. Их головы украшали затейливые
головные уборы и венки. Традиция была
жива еще и во времена Рембрандта136. Этот
подход дает ответ на вопрос, почему
девочек две, и одновременно объясняет цвет их
платьев: золотой и голубой — цвета аркебу-
зиров. Что же касается самого присутствия
детей в групповом портрете, то они часто
оживляли портреты торжественных
въездов в город высокопоставленных лиц, как,
несомненно, оживляли они и сами
торжественные события. Мальчик с пороховым
рогом своим местом на картине и позой
напоминает мне мальчика Кавалькады
принцев Оранских Хендрика Пакса из Ма-
6i8

урицхейса. Дети видны и в Триумфе Мордехая Ластмана, и
в Возвращении во Флоренцию Козимо Медичи Яна ван дер
Страта, и в Триумфе Мордехая (1641) самого Рембрандта.
Здесь же и арка, через которую Аман только что ввел
Мордехая, а справа, как и в Ночном дозоре, на все
происходящее заливается лаем собака. Дети всегда сопровождали и
выступления отрядов стрелков. Как Бизе или Чайковский в
своих операх сопровождали появление военных детскими
хорами, так и художники нередко изображали мальчишек,
бегущих рядом с отрядом. Гари Шварц приводит таблицы,
показывающие, что Рембрандт изображал детей в
исторических полотнах чаще, чем это делали другие голландские
(и в целом европейские) художники137.
Золотая
девочка
Триумф Мордехая
Рембрандт
1639-1643 Офорт,
сухая игла. 17.5х21-5
Рейксмуэеум,
Амстердам
6i9

Золото Глядя на взрослое лицо «золотой девочки», нельзя не
Рембрандта вспомнить о Саскии, умиравшей в то время, когда
Рембрандт работал над Ночным дозором. Не о ней ли думал и
Фромантен, описывая «странное сияние» «золотой
девочки», которая «подчеркнуто не содержит в себе ничего
человеческого», «источает слабый свет, подобный мерцанию
бледного огня»?
ЗОЛОТО РЕМБРАНДТА
После введения мушкетов стрельбища лучников и
арбалетчиков перестали использоваться для упражнений в
стрельбе. Лежавшие когда-то на краю города, у городской стены,
теперь они оказались в центре быстрорастущего города.
Вместе с ростом города росли и цены на землю, особенно
в центре, и уже в 1642 году, когда Рембрандт писал Ночной
дозору городской совет рассматривал просьбу о застройке
стрельбищ лучников и арбалетчиков138. Угроза потери
земель вынудила лучников организовать в 1648 и 1649 годах
соревнования в стрельбе, но дело в магистрате они
проиграли. В 1650 году эти стрельбища перерезали две улицы,
названия которых напоминают нам о прежних владельцах:
улица Арбалета и улица Ручного Лука. Здания Дулен еще
какое-то время оставались собственностью стрелков, но
свою прежнюю функцию потеряли. Дулен арбалетчиков,
самую старую из всех Дулен, в 1672 году сдали Вест-Индской
компании139. Дулен лучников стала престижной
гостиницей, в которой останавливались гости городского совета.
В1683 году было решено перенести висевшие там картины
в зал Военного совета новой ратуши.
Дулен аркебузиров использовалась вплоть до xviu века.
Затем здание перешло городу, и в Большом зале, где
висели портреты стрелков, проходили собрания, аукционы,
празднования и приемы. Понимая, что повреждений в
таких условиях не избежать (на Ночном дозоре их 63 —
трещины, царапины, дырки и дырочки), в 1715 году отцы
города решили перевесить портреты в менее людное место.
620

И Ночной дозор перевезли в ратушу на площади Дам. Тут-
то картине и был нанесен самый ощутимый урон:
огромный холст (500 х 387) не помещался между двумя дверьми
Малого зала Военного совета, и чиновники ничтоже сум-
няшеся обкромсали его со всех сторон (437*363)- Больше
всего пострадал левый край, от которого отрезали
портреты двух аркебузиров. Здесь и видел Ночной дозор в 1781 году
Джошуа Рейнольде.
1 февраля 1793 г°Да французский Конвент объявил войну
Англии и ее союзнику, Республике Соединенных
провинций. Через два года французские войска заняли
Нидерланды. Под лозунгом революционной армии «Мир хижинам,
война дворцам!» (и по принятым в то время законам
ведения войны) французы вывезли часть коллекций бежавшего
в Англию штатгальтера Виллема V Частные коллекции и
собрания городов они не тронули—уж слишком радушно
встречало их население.
5 июня i8o6 года Наполеон назначил своего младшего
брата Луи королем Нидерландов. А уже в июле Лодевейк,
Собрание
в Большом зале
Дулен аркебузиров
в августе 1748 года
Неизвестный
мастер. 1748-
Офорт, резец
153*24,4
Рейксмузеум,
Амстердам
621

как на голландский манер называл себя новый король,
сделал Амстердам столицей и местом своей резиденции. Все
должно было разместиться здесь: королевский дворец,
министерства, суд, библиотека, театр, Академия художеств,
которую еще только предстояло основать, и уже
основанный Королевский институт искусств и наук, делившийся
на четыре класса: точные науки, язык и литература, история
и изобразительные искусства. В Амстердаме должен был
разместиться и Королевский музей, созданный по примеру
Музея Наполеона, как теперь называли Лувр.
И королевский дворец, и музей временно разместились
в ратуше на площади Дам. Городских чиновников спешно
переместили в здание Принсенхоф, где до них
останавливались принц Оранский, граф Лестер, Мауриц, Фредерик
Хендрик, Мария Медичи, ее дочь Генриетта Мария,
внучка Мария Генриетта и другие высокие гости. Висевшие в
ратуше картины, в том числе и Ночной дозор, перевезли
в дом Трипов, где размещался выставочный зал торговца
произведениями искусства Корнелиса Рооса140. Но в доме
Трипов картина провисела недолго. Уже в конце августа
Лодевейк повелел вернуть семь лучших картин во дворец.
Среди них были Ночной дозор и Синдики Рембрандта и
Празднование Мюнстерского мира ван дер Хелста141.
Несмотря на возвращение во дворец, картины продолжали
оставаться собственностью Амстердама. В Королевский
музей были перевезены и картины из Национальной
галереи, основанной во время Батавской республики в Гааге.
Портреты принцев Оранских, Пита Хейна, Гроция, ван
Олденбарневелта, в лицах являвшие историю страны,
будут оставаться важнейшей частью собрания.
Помещение, выделенное Королевскому музею, —
Большой и Малый залы Военного совета, где и прежде висели
картины, в том числе Ночной дозору плюс две соседние
комнаты суперинтендантов Шелковых мануфактур—мало
подходило для этой цели. Посетители должны были
преодолеть 86 ступенек — музей размещался на третьем этаже.
Зимой только одна из четырех комнат отапливалась.
Сырой холодный воздух проникал через щели в огромных
окнах, и картины мало-помалу отсыревали. Летом в окна

нещадно палило солнце, краска трескалась и отставала от Золото
подгнивавшего холста. Рембрандта
Музей открылся в сентябре 1809 года. На пост
директора был назначен 46-летний секретарь нидерландского
посольства в Неаполе Корнелис Апостоол (1762-1844)ш-
В Большом зале он поместил картины и предметы,
связанные с историей Нидерландов. Там оказались и семь картин
из ратуши, бывшие, по мнению директора, главными
экспонатами зала. Развеска была сплошной, как было принято.
Только в Большом зале Военного совета в i8n году висело
199 картин, в остальных четырех комнатах—еще три сотни:
исторические полотна, жанровая живопись, пейзажи,
натюрморты и марины. По словам директора, картины
висели «согласно гармонии колорита», не контрастируя друг с
другом, объединенные сюжетом или жанром. Хронология
или принадлежность к одной школе не имели значения.
Директор составил каталог, где перечислялись все
459 картин, fi исторических экспоната и полсотни
рисунков музея. Некоторые холсты удостоились директорского
комментария. Ночной дозор Апостоол сопроводил
следующим отзывом: «Эта работа, бывшая предметом описаний
и обсуждений всех писавших об Искусстве в нашей стране
и за рубежом, признана достойной восхищения из-за ее
огромной силы и смелости кисти, с такой легкостью
создавших такую великолепную и выразительную картину»143.
Пока директор тешил себя планами переезда
Королевского музея в новое здание, положение короля
становилось все более шатким. Лодевейк радел за Нидерланды
более, нежели за интересы Франции, и через четыре года
после коронации старший брат отстранил младшего от
власти. Нидерланды стали частью французской империи.
Музей сразу же почувствовал перемену власти: Франция
отказалась платить жалованье его директору, смотрителю
и привратнику. Амстердам должен был сам содержать свой
музей. К тому же музей должен был выехать из дворца,
ставшего резиденцией генерал-губернатора Шарля-Франсуа
Лебрена. Апостоол и не думал упираться: картины
портились от сырости и холода так, что он сам принялся за их
реставрацию.
623

Золото
Рембрандта
Вид на
Королевский музей
в Амстердаме
А. Лютц,
по рисунку
Корнелиса
де Круйффа. 1825
Офорт. 19.3х23'5
Рейксмузеум,
Амстердам
Но прежде чем музей выехал из дворца, оттуда выехал
генерал-губернатор: в ноябре 1813 года французы спешно
покинули Амстердам, и в том же месяце принц Оранский
вернулся в Нидерланды и был провозглашен суверенным
правителем (впервые в истории страны Оранские
получили верховную власть, принадлежавшую до этого Штатам).
Вскоре став королем Виллемом I, он распорядился
перенести музей в дом Трипов, где уже размещался Королевский
институт. Страстную мечту Лодевейка о создании Дворца
искусств и наук воплотил в жизнь его бесстрастный
преемник.
Музей был открыт по четвергам и пятницам с десяти до
трех. Время работы определялось дневным светом —
искусственного освещения в музее не было. И здесь музей
занимал третий этаж. Большой зал второго этажа музей делил
с Королевским институтом, предшественником Академии
наук, занимавшим и весь первый этаж. На практике это
означало, что в главном зале музея, где висели его главные
картины, Ночной дозор и Празднование Мюнстерского
624

мирЛу проводились ежегодные собрания членов
Института. Кроме двух этих огромных полотен в зале висело еще
75 (!) «превосходных картин, имеющих касательство до
истории страны, и портретов знаменитых мужей
Отечества». Сам Апостоол считал эффект, достигнутый
развеской в этом зале, «уникальным»: входя в зал, посетители
видели справа Ночной дозору а напротив него —
Празднование Мюнстерского мира (расстояние между картинами
составляло всего десять метров!). В семи залах музея висело
444 картины плюс было выставлено jo экспонатов.
Мюмстерский
мир в старом
здании
Рейксмузеума
1880-1885
Фотография
Городской архив,
Амстердам
В 1840 году Виллема I сменил на троне его 47~летний сын
Биллем П. Новый король и его жена Анна Павловна были
любителями живописи и сами собирали произведения
искусства. Биллем делал это со страстью: мало того, что на
национальные собрания совсем не оставалось денег, он
пытался еще и выудить из музеев осевшую там
собственность Оранских. Вскоре после коронации Апостоол был
поставлен в известность, что отныне музей будет получать
б25

Зооо гульденов в год на все: ремонт, текущие расходы,
покупки. Ситуация в стране действительно была
устрашающей: четверть населения Северной Голландии жила на
вспомоществование. Это были тяжелые годы и для Апо-
стоола, хиревшего и дряхлевшего вместе со своим музеем.
10 февраля 1844 г°Да в возрасте 8i года он скончался после
продолжительной болезни.
А пять лет спустя умер и Биллем II. Перед смертью ему
пришлось заложить коллекцию и принять конституцию.
Первое спасло его от банкротства, но когда через год
корона вместе с долгами перешла его сыну, тот первым
делом устроил аукцион, на котором продавались работы
Яна ван Эйка, Дирка Баутса, Рубенса...144 Рейксмузеум
осмелился просить лишь Хоббему и Тенирса-младшего, но
даже эта просьба осталась без ответа. Казна по-прежнему
была пуста.
Новая конституция, на принятии которой уже
давно настаивали либералы, гарантировала свободу
вероисповедания, свободу слова и печати, свободу собраний и
обществ и свободу образования. Все эти свободы должны
были побудить граждан к более активной роли в обществе.
В представлении либералов государство должно было
лишь создать условия для инициативы граждан. Министр
внутренних дел Торбеке считал, что искусство не есть дело
политики, из чего вытекало, что искусство, как и наука,
вполне могут довольствоваться (финансовой) поддержкой
частных лиц или обществ. И либералы отменили
финансирование Prix de Rome, введенной Лодевейком
Наполеоном для поощрения наиболее талантливых художников
двухлетней поездки в Рим (и Париж). Упразднили они и
занимавшийся искусством четвертый класс Королевского
института искусств и наук, переименовав сам Институт в
Королевскую академию наук. Наука осталась, Искусство
было выброшено. В Амстердаме, как и в Петербурге,
«сапоги» были в это время «лучше Пушкина».
При таком курсе ничего хорошего ждать музею не
приходилось. Его бюджет был урезан до двух тысяч гульденов
в год. Число академиков, наоборот, увеличилось, и они все
чаще заседали в большом зале, где висели Рембрандт и ван

дер Хелст. Мало того, что посетители не могли даже
взглянуть на картины, ради которых они приехали в музей, но
во время заседаний в зале топилась огромная печь (ученым
мужам преклонного возраста были хорошо известны слова
Вергилия о леденящей кровь старости), и в слоях краски
появлялись все новые трещины. Почтенные академики,
среди которых не осталось людей, хоть как-то связанных с
живописью, не принимали всерьез страхи и опасения
работников музея. В1854 году во время очередного собрания
они потехи ради подняли тревогу: пожар! — только чтобы
посмотреть на переполох музейщиков. Опасения
последних были далеко не шуточные: еще до академических забав
главный брандмейстер объявил дом Трипов самым
пожароопасным зданием города. А в 1863 году по соседству с
музеем поселилась керосиновая лавка с запасом в пятьсот
бочек!
В Европе в это время один за другим открывались новые
музеи. В Берлине, столице Пруссии, в 1830 году появился
новый музей, в основу коллекции которого легло личное
собрание кайзера. В Мюнхене, столице Баварии,
открылись Старая и Новая Пинакотеки, а в 1855 году—Баварский
национальный музей. В Лондоне в 1838 году открылась
Национальная галерея, в основу которой тоже легло частное
собрание, а после Всемирной выставки в 1852 году в
Южном Кенсингтоне был основан Музей мануфактур (теперь
Музей Виктории и Альберта). И даже недавно
отделившаяся Бельгия купила в 1842 году собрание городского музея
Брюсселя, чтобы создать на его основе Национальный
музей, который и открылся четыре года спустя. В
Нидерландах же общая сумма, выделенная на науку и искусство
в бюджете на 1863 год, составляла, по словам негодующего
члена парламента, лишь треть суммы, отпускаемой на
содержание пехотного полка!
Именно на это время приходится «открытие»
Рембрандта. До отделения Бельгии национальным художником был
Рубенс. Лишившись в 1831 году Бельгии, Нидерланды
лишились и Рубенса, и место национального художника
занял Рембрандт. Когда в 1840 году бельгийцы поставили
бронзовый памятник Рубенсу, в Нидерландах начался сбор

средств на памятник Рембрандту. И 27 мая 1852 года
Биллем III открыл памятник художнику на бывшем
амстердамском Масляном рынке, переименованном теперь в площадь
Рембрандта. В этом же году Ночной дозор был дублирован,
и Биллем III пришел навестить холст после операции.
Это было время полной и неоспоримой победы
Ночного дозора. Известный итальянский писатель Эдмондо де
Амичис, книги которого переводились и в России, в
вышедшей в 1874 Г°ДУ книге о Голландии так описывает
реакцию посетителей амстердамского музея, вступающих в
большой зал: «Почти все они, войдя в зал, с минуту стоят,
удивленно глядя то направо, то налево, и в итоге снова
направо: Рембрандт победил»145. А Бюскену Хюэту, автору
Страны Рембранда, знаменитый холст ван дер Хелста
напоминает уже не о героическом прошлом, а лишь об
«отвратительном излишестве» xvil века. С отвращением
пишет он о «мире людей, чьи физиономии лоснятся от жира,
а животы-барабаны готовы лопнуть. Ждешь, что вот-вот, и
они потянутся подрастегнуть брюки»146.
Правда, победа Рембрандта во многом зависела от света.
Молодой голландский художник Герард Билдерс писал в
i8 j9 году: «По утрам в зале царит холодный музейный свет,
неприятный и явно неблагоприятный для картин. <...>
Но ничего этого не замечаешь, стоя около трех часов
пополудни у Ночного дозора. На картину падает теплый свет, и
нам является иной мир, мир, отливающий заревом, светом
и полный единственной в своем роде силы»147. Фроман-
тен, не находя в картине того, что он так хотел в ней найти,
винит и скверное освещение, и темную деревянную раму,
«в которой картина как бы тонет и которая не выделяет в
ней ни средних валеров, ни бронзовой гаммы, ни мощи и
придает ей еще более закоптелый вид, чем это есть на самом
деле», и, главное, тесноту помещения, «не позволяющего
повесить полотно на должной высоте, так что, вопреки
самым элементарным законам перспективы, мы вынуждены
смотреть на него, находясь с ним на одном уровне, так
сказать, в упор».
Музей становится в это время позорным столбом
Нидерландов, и Бюскен Хюэт, осевший в конце жизни в Па-

Золото
Рембрандта
Ночной дозор
в старом здании
Рейксмузеума
1880-1885
Фотография
Городской архив
Амстердама
риже, не жалеет резких выражений, сравнивая в книге Из
Неаполя в Амстердам (1877) то> как висят голландские
картины в Лувре, с тем, как они висят в доме Трипов:
«Всякий раз, входя в Рейксмузеум, на ум неизменно приходят
бедлам и скопидомство. Великолепные полотна, ценою в
миллионы, рассованы по углам и чуланам. Безобразные
рамы, тусклое освещение, неприглядная картина. <...>
У того, кто только что видел Лувр и корону, которой там
увенчана голландская школа живописи, при входе в
Рейксмузеум не может не сорваться с уст слово, не
предназначенное для печати»14*.
За создание нового музея ратовал король, но его руки
были связаны конституцией. За создание нового музея
выступали члены парламента, но либеральное правительство
очень медленно меняло курс. И, главное, не было денег.
Виктор де Стюэрс, неутомимый борец за сохранение
культурного наследия, писал, что Нидерланды —
единственная страна в Европе, где искусство не более чем «предмет
роскоши», «дорогостоящее, но бесполезное украшение
общества», страна, где дом Трипов должен влачить
нищенское существование на 8оо гульденов в год, в то время как
629

лондонская Национальная галерея получает 140 ооо
гульденов (причем Национальная галерея еще не была тем
великолепным музеем, которым стала теперь). Его статья
1873 года Безмерная мелочность Голландии (Holland op
zijn smalst) получила такой широкий общественный
резонанс, что через год была создана коллегия государственных
советников по памятникам истории и искусства, а сам де
Стюэрс был назначен начальником отдела искусств и наук
Министерства внутренних дел.
В том же 1874 году Амстердам предоставил место для
строительства музея и юо ооо гульденов, что, по
подсчетам, составляло одну седьмую предполагаемой стоимости.
Тогда же был объявлен конкурс, который выиграл
архитектор Пьер Кейперс, известный своими католическими
храмами. С принятием новой конституции, гарантировавшей
свободу вероисповедания, католики почувствовали себя
свободными после многих лет притеснений и
ограничений в правах, и это чувство свободы получило выражение
в храмостроительном буме, на который протестанты
смотрели с опаской и недоверием.
С недоверием многие отнеслись и к победе Кейперса
на конкурсе. Подозревали, что к назначению архитектора-
католика приложил руку Виктор де Стюэрс, тоже католик,
тоже из Лимбурга, к тому же боготворивший Кейперса.
Так, во всяком случае, считали те, чьи проекты комиссия
отвергла.
Коллегам-архитекторам оказалось достаточно лишь
взглянуть на проект, чтобы убедиться, что его реализация
намного превысит бюджет в 700 ооо гульденов.
Некоторые утверждали даже, что строительство превысит бюджет
в три раза. Они оказались правы: строительство обошлось
в 2,8 миллиона. Многие коллеги Кейперса критиковали
выбранные им стиль и материалы—кирпич и натуральный
камень, — считая, что традиции бюргерской архитектуры,
к которым он обратился, не подходят для «высокого»
храма искусства. Строительство «католического храма», как
часто называли музей, многие считали надругательством
над самой памятью XVII века, когда Республика
Соединенных провинций стала мировой державой, отстояв в борьбе

с католической Испанией и свое право на протестантизм.
Биллем III торжественно заявил, что ноги его не будет в
«епископском дворце», и категорически отказался как
заложить первый камень «собора», так и открыть его.
Золото
Рембрандта
Кейперс действительно строил не Храм Искусств (с
портиком, колоннами, тимпаном и прочими элементами
классицизма), а собор, и главным алтарем в нем был
Ночной дозор. К нему вела напоминавшая неф готического
собора Галерея Славы, по обеим сторонам которой
расположились «часовни» с картинами знаменитых голландских
художников. Однако центральное положение Ночного
дозора еще не означало хорошего освещения. Сразу же
после открытия музея Вильгельм фон Боде раскритиковал
освещение Галереи Славы и Ночного дозора. Северный
свет, падавший через стеклянную крышу, освещал картину
еще хуже, чем когда она висела в доме Трипов, делая ее еще
больше Ночным дозором.
Новый
Рейксмузеум
1890-1898
Фотография.
Городской архив
Амстердама
63i

Недовольство освещением главной картины страны
еще более возросло после первой большой выставки
Рембрандта, устроенной в 1898 году в только что открывшемся
Городском музее (Stedelijk Museum). Ее организаторы
настояли на том, чтобы на выставке была представлена и
самая известная картина из собрания города—Ночной дозор.
По окончании выставки не было никого, кто не сожалел
бы о «торжественном погребении в Мавзолее», как
называли возвращение картины в Рейксмузеум. А не
церемонящийся в выражениях директор Маурицхейса Абрахам Бре-
149
диус говорил даже о «вандализме наивысшего разряда»1*'.
Но «вандализмом» можно назвать и обстоятельства
самой экспозиции картины на выставке 1898 года. Немецкая
фирма, за большие деньги купившая у музея права на
фоторепродукцию Ночного дозора, получила право
сфотографировать картину при дневном свете. Для этого холст
Рембрандта вынесли на улицу —в ноябре! На следующий
день фотографы решили, что фотографии не удались, и
картину еще раз вынесли во двор. После этого началось
-торжественное погребение»: Ночной дозор упаковали в
ящик, и двадцать грузчиков с песнями понесли
национальное достояние из одного музея в другой. Чтобы картина
оставалась в горизонтальном положении, ее поддерживали
длинными шестами. Когда ценный груз вносили в проход
под музеем, один из носильщиков зазевался, его шест задел
за угол, сломался, равновесие нарушилось, и ящик
ударился о стену музея. К счастью, повреждения ограничились
вмятиной на ящике и сломанным шестом.
Если раньше все рьяно критиковали боковое
освещение картины в доме Трипов, то теперь все не менее рьяно
утверждали, что свет должен падать именно сбоку.
Правительство отнеслось к критике освещения Ночного дозора
серьезно, и в апреле 1901 года была создана комиссия, в
которую вошли историки искусства, художники,
реставраторы, директора музеев и даже политики. Они должны были
решить, как и где повесить национальное достояние. После
долгих сравнений освещения в зале Ночного дозора, в зале
других групповых портретов стрелков и в специально
выстроенном для решения проблемы «дегустационном зале»
Золото
Рембрандта
Слева:
Зал Рембрандта
в новом
Рейксмузеуме
1885-1900
Фотография
14*9
Рейксмузеум,
Амстердам
633

большинство членов комиссии выразило мнение, что свет
на картину должен падать с юго-запада. Здание музея было
ориентировано на север. Кейперс, также член комиссии,
согласился сделать к залу Ночного дозора специальную
пристройку, и в 1906 году, в год 300-летия Рембрандта,
вдовствующая королева Эмма торжественно открыла новый зал.
Хотя назвать новое помещение залом было трудно. Это
был скорее закуток, затерянный в лабиринте
бесконечных проходов и коридоров. Но свет падал из окон слева,
как и в доме Трипов. Как и там, картина занимала почти
всю западную стену и стояла на низком постаменте, чуть
выше пола. Критика не заставила себя ждать. Самый
суровый приговор вынес американский журнал The
Collector and Art Critic, писавший, что «величайшая картина в
мире теперь упрятана в шкаф», в то время как раньше она
занимала центральное место в великолепном зале и вид
на нее можно было сравнить с видом на Ниагарский
водопад, Гранд-Каньон или св. Софию в Константинополе.
Молодой директор роттердамского музея Бойманса
Фредерик Шмидт-Дегенер призывал «освободить картину
из деревянной обшивки, низводящей ее до украшенного
куска стены в малопривлекательном помещении», еще не
предполагая, что сделать это доведется ему самому. Став в
1926 году директором Рейксмузеума, Шмидт-Дегенер
вернул «Выступление стрелков», как он неизменно называл
картину, в старый зал. Переезд особо не афишировался, и
повесили картину не на прежнее место, а на западную
стену, куда после переделок в стеклянной крыше падал более
теплый свет.
Шмидт-Дегенер был представителем нового
направления в музейном деле, в основе которого лежало новое
понимание задач и целей музея: просвещение и воспитание
уступили место развитию эстетического чувства.
Приветствуя нового директора, голландский художник Ян Вет так
сформулировал это различие: есть люди, знающие о цветке
все, кроме того, как он пахнет. Среди них и большинство
музейных работников, без устали собирающих и
приумножающих. Шмидт-Дегенер — один из немногих, кто
знает, как пахнет цветок.

В художниках Шмидт-Дегенер прежде всего ценил
поиск собственного пути, зачастую расходившегося с
основным направлением развития живописи, и он особо
чтил Босха, Эль Греко, Ван Гога. Но выше всех он ставил
Рембрандта и готов был бесконечно устраивать
выставки этого художника. Всего через три года после выставки
1932 года последовала следующая. Директору было что
показывать: в 1933 Г°ДУ он купил Портрет Титуса в
облачении францисканского монаха из московского Музея
изящных искусств, за шесть лет до этого перекочевавший туда
из Эрмитажа, и Отречение Петра, попавшее в Эрмитаж
из собрания графов Строгановых. Покупка обошлась в
Золото
Рембрандта
Ночной дозор
в 1929 году
Фотография
Рейксмузеум,
Амстердам
635

Эвакуация портретов стрелков, август — ноябрь 1939 г°Да
Фотография. Рейксмузеум, Амстердам
Сотрудники музея выносят картины в проезд под музеем,
где их погружают на машины, август — ноябрь 1939 г°Да
Фотография. iixi6. Рейксмузеум, Амстердам
636

8оо тысяч гульденов150. В течение сорока лет (!)
государство вычитало из закупочного бюджета музея
выплаченную за картины сумму. Будь на то воля директора, он купил
бы в СССР много больше. Но денег на покупки не было,
и ему оставалось только сокрушаться, что богатые
американцы могут запросто выложить за голландские полотна из
Эрмитажа и Пушкинского музея суммы, на сбор которых
Нидерландам требуются десятилетия. Директор опасался,
что без обновления музей впадет в апатию, подобную
спячке 1830-1870-х годов, и планировал выставки своего
любимого Рембрандта. Сначала на 1938-й, потом на 1941 Г°Д-
Но времена наступили не выставочные. 24 августа
1939 г°Да в стране была объявлена предварительная
мобилизация. На следующий день Шмидт-Дегенер принял
решение об эвакуации музея, и все сто его сотрудников день
и ночь упаковывали сокровища залов и запасников: две
тысячи картин, тридцать тысяч других экспонатов, триста
тысяч гравюр и рисунков. Еще в 1934 Г°ДУ в полу зала
Ночного дозора было сделано отверстие, выходящее прямо в
проезд, чтобы в случае опасности быстро вывезти картину
из музея. Тогда о войне еще не думали, думали о пожаре.
Теперь отверстие пригодилось.
Золото
Рембрандта
Машины
с картинами
выезжают
из проезда
под музеем,
август — ноябрь
1939 г°да
Фотография
llxl6
Рейксмузеум,
Амстердам
637

Золото
Рембрандта
Прибытие
стрелков
Министерского
мира и Отряда
Рулофа Биккера
ван дер Хелста
к бункерам
на севере
Голландии,
1939 Г0Д
Фотография
llxl6
Рейксмузеум,
Амстердам
Ночной дозор, как и другие картины, вынули из рамы и
запаковали в специальный ящик. Два огромных полотна,
восьмиметровую Битву при Ватерлоо Пинемана и
четырехметровых Регентов приюта для бедных Корнелиса Троста
свернули в рулон. Все это вывезли в города Северной
Голландии. Ночной дозор попал в замок городка Медемблик.
1 сентября немецкие войска вошли в Польшу. Франция и
Великобритания объявили Германии войну. Нидерланды
оставались нейтральными, но все понимали, что сохранить
нейтралитет, как во время Первой мировой войны, на этот
раз не удастся, ю мая 1940 года немецкие войска вторглись
на территорию Нидерландов, начались бомбардировки.
13 мая немецкий самолет обстрелял нидерландский мин-
638

ный тральщик, лежащий неподалеку от Медемблика. Боясь,
что Рембрандт может пострадать, Шмидт-Дегенер в
срочном порядке решил перевезти картину в бункер,
находившийся в часе езды от первого убежища. Подъехав к месту,
эвакуаторы обнаружили, что ящик с картиной не проходит
через маленькую дверь. Прямо перед бункером Ночной
дозор вынули из ящика и намотали, красочным слоем вверх,
на Регентов Троста. В этот день, 14 мая, Нидерланды
капитулировали.
21 ноября 1941 года Шмидт-Дегенер скоропостижно
скончался. Сердце шестидесятилетнего директора музея
не выдержало напряжения и постоянной тревоги. В том же
месяце Гитлер приказал привести береговую линию в
состояние боевой готовности, поэтому все бункеры должны
были быть очищены. В срочном порядке пришлось строить
новые. Два с половиной месяца в мергеле горы св. Петра у
Маастрихта рубили грот, и в начале марта 1942 года в нем
разместили часть собрания музея, в том числе и Ночной
дозор. Немцы прекрасно знали, что хранилось в гроте, но
коллекции не трогали. Наоборот, в 1941 году закупочный
бюджет музея впервые за много лет был существенно увеличен.
Немецкие национал-социалисты считали, что Германия и
Нидерланды тесно связаны со времен батавов, а культурная
политика была хорошим средством пропаганды.
Маастрихт был освобожден уже в сентябре 1944 г°Да>но
для остальной страны последняя военная зима стала
страшной и долгой «Голодной зимой», конец которой пришел
только с освобождением страны в мае 1945 года. 25 июня
из маастрихтской гавани отчалили первые два судна с
сокровищами музея. Сотрудники, сопровождавшие Ночной
дозору немало позабавились, услышав, что шкипер
«Богоданного», в трюме которого находилась картина, никогда
не слышал ни о ней, ни о Рембрандте. Но стоимость
перевозимого груза ошеломила шкипера, и он хвалился перед
коллегами-шкиперами, что везет «золото Рембрандта».
А уже через три недели после погрузки «золота
Рембрандта» в трюм «Богоданного» в Амстердаме открылась
выставка Свидание с художниками. После шести лет
войны голландцы снова увидели шедевры Рейксмузеума, га-

агского Маурицхейса, харлемского музея Франса Халса
и музея Дордрехта. Успех выставки у изголодавшихся по
искусству людей был колоссальный: длинная очередь все
не становилась короче, выставку продлили еще на месяц.
Главным экспонатом был Ночной дозор, при виде
которого, как писала газета Хет пароол, начавшая выходить
как подпольное издание во время оккупации, посетители
выставки заново испытывали блаженное чувство
свободы. После закрытия выставки реставраторы стали
приводить вернувшийся из эвакуации Ночной дозор в порядок.
Картину почистили, дублировали и — как после каждой
реставрации — временно переименовали в Дневной дозор,
сокрушаясь о поколениях предшественников, не видевших
всего богатства и поэзии красок Рембрандта151.
Следующая реставрация была вынужденной: в 1975 Г°ДУ
душевнобольной изрезал картину кухонным ножом.
О покушении писали все газеты, как они писали и о
предыдущем покушении, в январе 1911 года, когда
безработный сапожник вырезал кусок из правого сапога лейтенанта
ван Рейтенбюрха. Вид картины был удручающим, но урон
оказался меньше, чем опасались. Не обошлось без курьезов.
Когда к искалеченной картине должны были допустить
фотографов, сотрудники музея решили навести порядок
и замести — в прямом смысле — следы варварского акта.
И только подметая пол, сообразили, что подметают краску
Рембрандта! Краску тут же собрали в пробирки, которые
хранят до сих пор. Реставрировали Ночной дозор в самом
зале, на глазах у публики, отгородив часть зала стеклом.
Реставраторы воспользовались моментом и основательно
почистили картину, сняв с нее сначала все слои лака, и в
очередной раз дублировали ее холст. Эрнст ван де Вете-
ринк, тогда еще ассистент Rembrandt Research Project,
рассказывает, что услышал новость по дороге в музей.
Охвативший его ужас почти тут же сменился возбуждением:
картина уже многие годы считалась не только священной,
но и самой дойной коровой Рейксмузеума, и чтобы не
лишать туристов возможности увидеть известнейший холст
страны, а самим не лишаться доходов, исследователей не
допускали к картине. Теперь пробил их час. Получили

урок и смотрители музея, и когда в 1990 году очередной Золото
сумасшедший выплеснул на картину кислоту, смотритель Рембранд1
тут же смыл ее водой, так что пострадал только верхний
слой лака.
il декабря 2003 года Ночной дозор — впервые после
1945 г°Да — снова увидел дневной свет. Картину сняли со
стены, чтобы перенести на время ремонта в крыло Philips.
Ремонт оказался долгим, дорогим и драматичным.
Музей закрылся на четыре года и открылся через десять лет.
27 марта 2013 года картину, надежно упрятанную в
300-килограммовый стальной футляр с сенсорами,
измеряющими температуру, влажность и малейшие толчки, привезли к
отверстию, сделанному еще до войны, и подняли в зал. На
следующий день Hочной дозор повесили на прежнее место,
но на десять сантиметров выше, чем он висел раньше.
Никогда еще полотно Рембрандта не освещалось так
хорошо. Днем на него падает свет через стеклянную крышу,
вечером картину освещают специальные лампы.
Сотрудники музея осмеливаются даже утверждать, что картина
освещена слишком хорошо, так что стала видна потертость
великолепного одеяния капитана Баннинка Кока.
Заявления о слишком хорошем освещении Ночного дозора,
названного так в xviii веке, когда очень потемнел лак картины,
не что иное, как суесловие и фразерство. Чтобы убедиться
в этом, достаточно лишь взглянуть на излучающую
магический свет золотую девочку с жемчугом в волосах. Теперь
хорошо видно, как прав был шкипер «Богоданного»,
назвавший Ночной дозор «золотом Рембрандта»...

ПРИМЕЧАНИЯ
В Нидерландах Фромантен провел
восемь дней своего трехнедельного
путешествия (6-30 июля) : три дня в Гааге и
пять —в Амстердаме (из них несколько
часов в Харлеме).
В 1773_1774 годах Дидро восемь с
половиной месяцев гостил у
Д.А.Голицына в Гааге. Подтверждение безвкусия
голландцев Дидро усматривал и в
отсутствии у них архитектуры: «это
бесстрастное искусство плохо сочетается
как с их безобразными характерными
портретами (tronies), так и с их точной
имитацией природы во всех ее формах».
Он задается вопросом, не были ли
голландцы ограничены в развитии вкуса
царившим в стране торговым духом.
При этом он отмечает высокие цены
на Рембрандта: «Цена на набросок
Рембрандта, сделанный на скорую руку,
может дойти на аукционе до 3600
гульденов (Diderot: 94)-
Теми же причинами —
имитацией природы и «низким» искусством
портретов простых голландских
крестьян — Торе объясняет, почему
голландское искусство не изучалось до
середины xix века во Франции, не
привлекая внимания знатоков
классической древности, средневекового
христианства или итальянского
Возрождения. И хотя полотна голландцев высоко
котировались на французском рынке,
они были «triplement maudit», так как
изображали «природу», причем
природу голландскую, и «человечность»
простых голландских бюргеров и крестьян
(Bergveit: 186).
Как и многие после него, Уссай считал,
что у Рембрандта не было учителей и
не могло их быть. Единственным
учителем Художника он признает Лютера.
такого же ниспровергателя
католицизма, каким был, по его мнению, и
Рембрандт. Это сближение
приживется во французской критике. В статье
1856 года Готье утверждает, что как
перевод Библии Лютера на немецкий язык,
так и перевод Библии Рембрандта на
язык образов сделали Писание
доступным различным слоям общества
(McQueen: 119). Прудон в Принципе
искусства (1875) называет Рембрандта
«Лютером живописи».
Теофиль Торе (1807-1869) сыграл
огромную роль в популяризации голландской
школы живописи. Он первым разделил
художественные школы «голландцев» и
«фламандцев»—директор и составитель
каталога Лувра (1853) Фредерик Вийо
еще называл «голландцев»
«фламандцами», Дюбурк, чей каталог Рейксмузеума
вышел в том же 1858 году, что и первая
часть Музеев Голландии Торе, не
делает различия между ними. Торе стал и
одним из основоположников
голландской художественной критики. Ван Гог
считал его двухтомник важнейшим
источником информации о голландских
музеях. Собственно, книги Торе и
задумывались как попытка систематизации
сведений о голландских художниках в
голландских музеях (он не знал о том.
что Дюбурк занят составлением
каталога Рейксмузеума, но успел-таки
похвалить вышедший в 1858 году каталог в
сносках своего первого тома). Первый
том был посвящен государственным
музеям — «дому Трипов» и «дому Ма-
урица», второй — двум городским
собраниям: амстердамскому музею ван
дер Хоопа и роттердамскому музею
Бойманса. Великолепный знаток жи-
4-

вописи, Торе призывал к написанию
истории голландского искусства,
начало которой он относил к Утрехтской
унии (i579)> вершину же голландской
школы—ко второй и третьей четвертям
xvii века. Вместе с П. Лакруа,
хранителем библиотеки парижского Арсенала,
Торе редактировал первый
эрмитажный каталог голландской живописи,
вышедший в 1863 году (Соколова 2009:
ic$). После 1670 года, когда все
большее влияние в Нидерландах получают
итальянцы и классицизм, голландская
школа теряет, по его мнению, свою
•голландскость» (Bergveit: 184-190).
f. Невзирая на астму, Пруст едет в Гаагу
смотреть Вид Делфта и после этого
пишет Водуайе, что «видел самую
прекрасную картину на свете». Много
позже блестящую статью о парижской
выставке «малых голландцев» опубликует
и сам Водуайе. Вместе с Прустом он
сше раз пойдет на выставку, и здесь ему
станет плохо—этот случай лег в основу
описания смерти Бергота.
Торе и сам начинает собирать
коллекцию голландцев. Гордостью этого
- диковиного собрания всякого старья»,
как он сам называет ее с напускным
небрежением, был Щегол
Фабрициуса. Однажды увидев его в частном
собрании, он потерял покой. За день до
смерти владельца холста он писал их
общему другу Карлу Фосмаару: «Не
забудь, что я хочу Щегла любой ценой».
И, получив в подарок от наследника
страстно желаемый холст: «Ну, не чудо
ли мой щегол?» После смерти Торе
директору музея Маурицхейс
Абрахаму Бредиусу удалось купить Щегла, и
сейчас он является одной из жемчужин
гаагского музея.
4. Торе о Ночном дозоре: «Chose
étonnante, que cette peinture, la plus
fantastique qui existe au monde, sans aucune
comparison, soit en même temps la plus
réelle» (Thore-Bürger 1858: 6).
Празднование Мюнстерского мира ван дер Хел-
ста Торе тоже считал шедевром, хотя и
«trop éclatante» и «vulgaire» по
сравнению с поэзией Ночного дозора (Ibid.:
35-38)-
Сразу по приезде в Нидерланды Кур-
бе с воодушевлением пишет
родителям, что подобная поездка приносит
больше пользы, чем три года учебы.
И действительно, двухнедельное
пребывание в Голландии оказалось для
него таким важным, что следующий
период его творчества исследователи
назовут «голландским». Его Девушка
за туалетом навевает образы Герарда
Терборха и Питера де Хооха, а
композиция Похорон в Орнане во многом
повторяет композицию Отряда
капитана Биккера ван дер Хелста. Огромное
полотно с более чем пятьюдесятью
фигурами вызвало шок в Салоне 1850 года.
Критики возмущались самой идеей
изобразить «эти чудовища» на полотне
огромных размеров, сам же художник
видел в Похоронах манифест: красота
была не только в героических деяниях
прошлого, но и в буднях настоящего.
И здесь его учителем был Рембрандт.
Ночной дозор вдохновил Курбе на
Пожарных, некоторые фигуры которых
прямо заимствованы из Ночного
дозора. С голландцами xvii века критики
связывали и полотна
художников-реалистов, группировавшихся вокруг
Курбе (Doesschate Chu: 51—59)-
В 1852 году двадцатилетний Эдуард
Мане копирует в Маурицхейсе Урок
анатомии. После этого женившийся
на голландке Мане не раз бывал в
Нидерландах, и следы влияния
голландской живописи можно увидеть на
многих его холстах: Мальчик с вишнями
напоминает Женщину с грушей
Фердинанда Бола, Женщина с кувшином —
Вермеера и Терборха, Портрет жены
7-
8.
643

Золото Рембрандта
за фортепьяно —Женщину за
клавесином Метсю (Doesschate Chu: 42-46).
9. Книга впервые вышла как серия
статей, опубликованных в январе — марте
1876 года в Revue des deux mondes.
Первый русский перевод Старых мастеров,
выполненный скульптором Г.Кепино-
вым, вышел в 1913 году, второй,
Н.Соболевского, — в 1914 году. Все ссылки
даны по изданию 1966 года, для которого
был переработан перевод Г. Кепинова.
ю. В 1648 году Баннинк Кок получил
почетную и доходную должность
старшины Дулен лучников. В 1653 году ван
дер Хелст написал групповой портрет
четырех старшин, демонстрирующих
богатства Дулен лучников. Помимо
уже знакомого нам Баннинка Кока
художник изобразил Яна ван де Полла,
бывшего полковником одновременно
с Баннинком Коком и ставшего
бургомистром в 1653 году. Ван де Полл сидит
на стуле с изображением св.
Себастьяна с жезлом «короля стрелков» в руке.
Сменившей ван де Полла в должности
полковника богатый пивовар Альберт
Дирксзон Патер изображен с цепью
стрелков. Крайний справа — печатник
Йоан Виллемсзон Блау,
унаследовавший дело отца. Справа мы видим и двух
сыновей «хозяина» Дулен, готовых к
стрелковому состязанию, с луками и
стрелами. На прислоненной к столу
доске перечислены имена изображенных
на портрете.
il. van de Waal : XXI.
12. Ibid.:xxi-xxxii.
13. Ibid.: 20-24.
14. Schwartz 2002: 32. Голландский
историк искусств Эрнст ван де Ветеринг,
уже многие годы возглавляющий
«проект Рембрандта», утверждает, что
Рембрандт в Ночном дозоре работал
без подготовительных рисунков, лишь
набросав светлой краской на темном
грунте контуры будущей картины.
И потом «высветлял» детали,
продвигаясь «вперед». То есть когда в Ночном
дозоре были сделаны арка и фигуры
заднего плана, место для фигур
первого плана оставалось еще открытым.
Рембрандт бережно относился к
краске и редко использовал для создания
нужного ему тона более одного-двух
слоев. Когда все было готово, он
проходился по всему полотну, добавляя.
как правило, светлые мазки (van de
Wetering 2004: 193~222)- Сам ван де
Ветеринг начинал как художник, и
только закончив гаагскую Академию
художеств, начал заниматься
историей искусств.
15- «Рембрандт был бы действительно
необъясним, если не видеть в нем двух
людей, противоположных по натуре.
очень друг друга стеснявших. Силы их
были почти равны, значение
совершенно несоизмеримо, цели же
диаметрально противоположны. Они пытались
договориться между собой, но
достигли этого много позже, и то при
исключительных и ставших знаменательными
обстоятельствах. Обычно же они
действовали и мыслили независимо друг
от друга, что им всегда и удавалось.
Напряженные усилия, дерзания,
несколько неудач, наконец, последний шедевр
этого двуликого гения—Синдики—вот
этапы борьбы и окончательного
примирения этих двух натур. В частности
Ночной дозор дает нам представление
о разладе, царившем между ними в т-с
время, когда Рембрандт, — несомненно,
слишком рано —решил заставить их
сотрудничать» (Фромантен:227).
i6. Reynolds: 91.
17. Ibid.
644

if. Корнелис Апостоол, первый директор
музея, считал обе картины
«первостатейными». В 1853 году обе они были
оценены в полмиллиона гульденов
(Bergveit: t/5).
1% Die Nachtwache; sein größtes Sujet mit
geschlossenem Licht. Im körperlichen
Organismus, im Schritt etc. ist er so
falsch und unwissend als überall. Das kleine
Mädchen häßlich genug, um seine Tochter
zu sein. Van der Helst und die übrigen
hatten sehr recht, daß sie sich von Rembrandt
nicht irre machen ließen. Es wäre eine
wunderliche Kunst geworden, wenn alle
ihm nachgelaufen wären. Auch wollten
wohl die Holländer wahrhaft individuell
dargestellt seinund nicht bloß als Mixtum
aus Charakter und Farbenfleck in einem
Rembrandtschen Gesamtlichtbild mit-
ngurieren (цит. по: Kaegi, Band rv: 315).
zz. См. главу «Наимерзейший урод в
истории искусства».
z I. Хейзинга: иб.
zi. Emmens:30.
23. Введение в высокое искусство
живописи, или Зримый мир было опубликовано
после смерти Самюэля ван Хоогстрате-
на его братом Франсуа. В дополнение к
Зримому миру ван Хоогстратен написал
и Незримый мир (De Onzigtbare Wereld).
Рукопись этой книги попала к его
ученику Хаубракену, который собирался
напечатать ее после публикации своего
Большого театра (Groote Schouburgh
der Nederlandsche Kunstschilders en
Schilderessen), но и его планам помешала
смерть. Как художник ван Хоогстратен
начинал в стиле Рембрандта, но
потом перешел на исторические полотна,
портреты, интерьеры в стиле де Хооха и
Метсю, натюрморты, пейзажи и
обманки. Он работал для Фердинанда III,
писал стихи и пьесы, был хорошо знаком
с античной литературой. Был учителем
Хаубракена, Годфрида Схалкена и Арта
де Гелдера, последнего ученика
Рембрандта (Weststeijn20o8).
24. Slivei953:98.
2 5. Собранная им коллекция,
насчитывавшая 12оо рисунков, составила важную
часть собрания рисунков и гравюр
Лувра.
26. По заказу Кристины Шведской
Бальдинуччи составил в i682 году
биографию и каталог работ Лоренцо Бернини.
За год до этого вышел первый из шести
томов Notizie de'Professori del disegno и
Vocabulario Toscano dell'arte del disegno.
2j. Труд Бальдинуччи Cominciamenîo, e
progresso deWarte dell'intagliare in rame,
colle vite di molti de'più eccelenti Maestri
délia stessa Professioney как видно из его
названия, содержит жизнеописания
многих художников. В отличие от Ва-
зари автор не ограничился только
итальянцами, а включил и северных
мастеров: Дюрера и Альдегревера, Луку
Лейденского, Хуберта и Хендрика Гол-
циусов, Абрахама Блумарта, Санредама
и Рембрандта.
28. Со слов Кейла, Бальдинуччи
восхищается ракурсом в изображении
протазана, длина которого на картине не
превышает mezzo braccio, хотя кажется,
будто он изображен во всю длину.
Приводя эти слова Бальдинуччи, Слайв
указывает на его ошибку: протазан держит
не капитан, а лейтенант. Добавляя, что
протазан уменьшен при изображении в
ракурсе меньше, чем правая рука
капитана, Слайв ошибается сам, явно имея в
виду левую руку (Slivei953:108-109).
Рентгеновские снимки показывают,
что Рембрандт дважды «надставлял»
протазан — единственное оружие древ-
кового типа, переданное в соответствии
645

с его реальными размерами. Пики
Ночного дозора значительно короче
реальных пик, достигавших шести метров.
29. Гонкуры писали в i86i году: «Здесь
солнце, жизнь, явь, и в то же время в этой
картине ощущается дыхание фантазии,
улыбка дивной поэзии. Голова человека
в черной шляпе, у стены справа. И эти
люди никогда не видели в Рембрандте
ничего благородного! И потом на
втором плане в центре между четырьмя
головами есть необъяснимая фигура с
блуждающей улыбкой на устах, в
высокой серой шляпе, смесь джентельмена
и одного из шутов Шекспира,
странных героев комедии <...> Шекспир!
Это имя приходит мне на ум, и я
повторяю его, зная, что мой дух связывает
эту картину с творением Шекспира»
(McQueen: 120).
30. Отмечая, что каждый на картине
занят своим делом, что одни идут, другие
останавливаются, один сдувает порох с
полки, другой заряжает мушкет, третий
стреляет, Фромантен делает вывод, что
«действия почти нет, следовательно, и
внимание зрителя очень дробится».
Внимание зрителя действительно
дробится, но скорее оттого, что на картине
слишком много действий, причем все
они разнонаправленны и происходят в
полутьме.
31. Об этой тишине проникновенно
пишет Сеймур Слайв, один из самых
известных специалистов по творчеству
Рембрандта второй половины XX века:
«Хотя все картины немы, можно все-
таки говорить об уникальной тишине
голландской живописи. Стоит лишь
вспомнить, что голландские
художники xvii века создали первую великую
школу натюрморта, самого тихого из
всех жанров живописи. Полны
тишины и голландские пейзажи: нельзя
всматриваться в высокие небеса или
необозримые дали, если кто-то болтает.
Эмануэль де Витте нашел тишину в
церковных интерьерах, художники
жанровых сценок нашли ее в кухнях, спальнях
и гостиных. Иногда здесь слышится
лютня или спинет, но чаще мы видим
старушку в молитве, служанку за
чисткой яблок, кружевницу за работой или
врача, слушающего пульс молодой
девушки,—все это в тишине. Дети на этих
картинах выглядят как обычные дети, с
той только разницей, что они не шумят.
Их манеры, как и их одежда, — копия
манер и одежды родителей. Хотя самый
большой мастер тишины, Вермеер,
будучи отцом одиннадцати детей, судя по
всему, не очень-то доверял детям в том,
что касается тишины, и не поместил ни
одного ни на одной из картин» (Slive
1953:2).
32. Это название впервые официально
зарегистрировано в 1797 году, когда
Национальный совет только что
созданной Батавской Республики подтвердил
получение копии картины Ламбертуса
Клаассенса. Вероятно, так называть
картину стали намного раньше, думая,
что действие происходит ночью. Ян
ван Дейк писал в 175 8 году, что «картина
изображает выступающий отряд
стрелков, но из-за многих слоев кипяченого
масла и лака, которыми ее
покрывали время от времени, уже нельзя
разглядеть, ни что это за отряд, ни имена
обер-офицеров». Он же говорит о
«ярком солнечном свете», явно оспаривая
ходившее в его время мнение о том, что
действие происходит ночью. И хотя
сейчас все знают, что действие
происходит днем, чернота за аркой по сей день
остается загадкой.
33« Van Eeghen 1971- 48.
34« Dubourcq: 123.
3 f. Scheltema 1853:28.
646

$6. Brom: 20.
37. Соллертинский: 44.
5 8. Адриан Юний (лат. Hadrianus
Junius, собств. Adriaen de Jonghe, 1511-1575)
родился в семье регентов Хоорна,
города в Западной Фрисландии. Учился
в латинской школе в Харлеме, а после
этого в университетах Лувена,
Парижа, Милана и Болоньи, где получил в
1J40 году степень доктора медицины и
философии. После этого провел какое-
то время в Париже, откуда направился в
Лондон, где стал врачом Томаса Говарда,
3-го герцога Норфолка, и учителем его
внуков (сыновей поэта Генри Говарда,
графа Суррея). После того как Томас и
Генри Говарды по обвинению в
измене оказались в Тауэре, Юний снискал
покровительство Франциска ван дер
Делфта, посланника Карла V при дворе
Генриха VIII. Ван дер Делфту Юний
посвятил издание Плутарха, новому
королю Эдварду VI — Lexicon.
Последнее посвящение привело к тому, что имя
Юния появилось в Индексе
запрещенных книг, читатели которых должны
были вымарывать посвящения
протестантам и места, которые можно было
бы интерпретировать как критику
католицизма. В 1550 году Юний вернулся
в Голландию, где стал сначала ректором
латинской школы в Харлеме, а через два
года — городским врачом. В это время
он близко сошелся с гуманистом Ко-
орнхертом, художником Маартеном
ван Хеемскерком и издателем
Христофором Плантеном. Свои работы он
посвящал как католикам, так и
протестантам, как представителям испанской
администрации в Нидерландах
(например, Гранвелю), так и Вильгельму
Оранскому и его сыну Филиппу Виллему.
Принц Оранский назначил его
историографом Голландии и Западной
Фрисландии. Первый вариант Батавии был
закончен в 15 70 году. Книга должна была
служить лишь введением к собственно
рассказу об истории Голландии.
Когда Харлем окружили испанцы, ученый
перебрался в Делфт. Решение оказалось
мудрым: его друзья, престарелый
Адриан Груневеен и 68-летний Квирин Та-
лезий с женой и детьми, были
подвергнуты линчеванию «кальвинистским
отребьем» (Glas: 9). Из Делфта ученый
переехал в Мидделбург, где по
рекомендации принца Оранского был назначен
городским врачом. После основания
в 1575 годУ Лейденского университета
он получил там должность
профессора, но умер, так и не прочитав ни одной
лекции. Его друг Ян Дуза опубликовал
Батавию в 1588 году. Липсий называл
Юния «вторым после Эразма
энциклопедистом Голландии».
39« Рыцарские войны имели, как правило,
немного жертв. В xvii веке Ордерик
Виталий писал о битве при Бремю-
ле между английским и французским
королями: «Я получил известие, что в
битве между двумя королями, в
которой приняло участие около 900
рыцарей, погибло всего трое. Все были
одеты в железные доспехи, и обе
стороны щадили друг друга из страха перед
Богом и потому что лично знали друг
друга и были братьями по оружию.
Они больше старались взять бежавших
с поля брани в плен, чем убить их.
Будучи христианскими воинами, они не
стремились пролить кровь своих
братьев, но радовались даруемой Богом
победе, одержанной с честью» (Knevel
*994:2i).
Еще в конце xvin века война была
делом рыцарей. Считалось, что
сотня рыцарей по силе равнялась тысяче
пехотинцев, набиравшихся из низов
общества и преследовавших лишь одну
цель: мародерство. Однако постепенно
ситуация менялась, и и июля 1302 года
в битве при Кортрейке 90°о
фламандских крестьян за три часа разбили счи-
647

тавшуюся непобедимой французскую
армию из 2000 хорошо вооруженных
рыцарей и 4000-5000 пехоты. Пятьсот
золотых шпор повесили в церкви Кор-
трейка как трофеи. День Золотых шпор
стал символом возросшей силы
городов и горожан (Knevel 1994: 22-23).
40. Арбалет не был новым видом оружия,
он использовался еще римлянами, но
потом вышел из употребления.
Крестоносцы снова взяли его на
вооружение. Примерно в то же время,
когда Анна Комнина называет арбалет
«варварским оружием с дьявольским
действием», Урбан II неоднократно
запрещает его использование. Второй
Латеранский собор (1139) запретил
«применять смертоносное и богонена-
вистническое оружие, арбалеты и луки,
против христиан под угрозой
отлучения от церкви». Но запрет действовал
недолго. Уже в конце xvii века Ричард
Львиное Сердце снова взял в руки
арбалет, и его примеру последовали другие.
В 1234 Г°ДУ запрет безуспешно
повторил Григорий IX (Knevel i994:23) •
4i. Carasso-Kok: 20-21.
42. Стоимость «права горожанина»
зависела от места и времени. Мы знаем, что
в 1624 году Эйленбург заплатил за него
14 гульденов, но в 1650 году «поортер-
ство» в первом городе Голландии
стоило уже 5о гульденов, равняясь
месячному заработку хорошего ремесленника.
43« Стрелки получали деньги и из частных
пожертвований, штрафов и взносов
при вступлении в гильдию или при
выходе из нее. Деньги шли на
организацию совместных трапез, церковных
служб, украшение плащей и
приобретение серебряной утвари и наград
(Knevel 1994:32)-
44- Carasso-Kok: 27.
4 J. По принадлежности к гильдии
формировались и роты стрелков в Утрехте и
Дордрехте.
46. Carasso-Kok: 23
47- Каждый год старшины корпорации
меняли то шапочку, то плащ, так что
даже состоятельные стрелки, пытаясь
сэкономить, пришивали старые,
расшитые серебром рукава к новому
плащу, что, естественно, не поощрялось
(Ibid.).
48. В XVI веке в Амстердаме процессия
Святых даров устраивалась трижды в
год: в праздник Тела Христова (Corpus
Christi), то есть в первый четверг
после Троицы, как во всей католической
Европе, плюс в первую среду после
12 марта, а с 1536 года и и мая. Эта
последняя была введена в честь
подавления il мая 1535 г°Да мятежа
анабаптистов, захвативших ратушу Амстердама
(Knevel 1994:5 8)-
49- Ibid.: 59-
50. В конце xviil песни Илиады Гомер
описывает, как Мерион попадает в
голубку, привязанную к мачте.
51. В 1563 году обед арбалетчиков Алкма-
ра, проходивший в зале ратуши,
состоял из супа, воловьего мяса, баранины.
119 кроликов, рыбы, хлеба, сыра, масла и
фруктов (Knevel i994:54)-
52. В 1561 году стрелков из Харлема
обвинили в том, что они бросались
кувшинами и бокалами, осыпали друг друга
бранью и пускали в ход не только
кулаки, но и ножи. Бывало, что хватались и
за оружие. Недаром городские
сборники законов почти всегда начинаются с
запрета на ношение оружия.
53- Tümpel 1988:80.
648

Ç4- После того как принятая в 1848 году
конституция уравняла права католиков
и протестантов, на Юге Нидерландов
стали вновь формироваться гильдии
св. Себастьяна. Когда в начале XXI века
Амстердам предпринял попытку
организовать «Стрельбу по попугаю»,
большинство стрелков приехало из Лим-
бурга.
< i~ Knevel i994:179-
ifc. В Харлеме и Гауде существовал
имущественный ценз: брали только тех, чье
югущество превышало боо гульденов,
то есть квалифицированных
мастеровых, купцов средней руки, пивоваров,
лавочников (Knevel 1988: 40).
Зачисление в стрелковый полк повышало
социальный статус. Были, конечно, и те, кто
предпочитал считаться бедным и
пришлым, лишь бы не служить.
*"\ Ibid.: 45-
CL Иногда и каждую десятую, двадцатую
или двадцать четвертую ночь, в
зависимости от количества постов и числа
стрелков.
ç% Размер штрафа составлял 20 стейверов.
Если причина оказывалась
уважительной, половину штрафа возвращали.
•с Штрафы за неявку на дозор
накладывались Военным советом и поступали
в его казну. Обычно штрафы были
незначительными: десять стейверов, пять
гульденоа.. Но они могли доходить и
до 50-100 гульденов. Это были
штрафы за оскорбление старших по чину9
причем огромными штрафами дело
не ограничивалось. Провинившийся
должен был с непокрытой головой
просить прощения у Военного совета и у
старшего по чину, которого он
оскорбил. Прибегали и к карцеру. В феврале
1676 года дордрехтский стрелок был
приговорен к шести дням на хлебе и пиве за
то, что угрожал капитану пикой. Самым
тяжелым наказанием считался не штраф,
а увольнение из стрелков. Прибегали к
нему не так часто, потому что все знали,
что увольнение означало разрыв всех
социальных и экономических связей и
исключенный из стрелков исключался и из
городской общины. Честь и репутация
играли в городской общине, во многом
еще основанной на взаимном доверии,
огромную роль, и недаром самыми
оскорбительными считались
ругательства, содержавшие обвинения в обмане:
«шельма», «вор» — для мужчин,
«шлюха»—для женщин (Knevel i994; 164-166).
Рассказы о пьянстве и дебоширстве
стрелков напоминают клюхты
(нидерландский фарс, популярный среди
горожан) или сценки Тенирса и Адриана
Браузера: пьяный стрелок мочится на
дверь ратуши или подносит своему
собрату-стрелку кружку с мочой. За
ругань и драки исключали редко, чаще
пытались мирить. Дружба и единение
являлись, как мы видели,
центральными понятиями всех цеховых или
целевых объединений, в том числе и
стрелков. Но в i6i8 году, когда религиозные
споры о предопределении разделили
страну на два лагеря, разделенными
оказались и стрелки. Придя к власти, и
ремонстранты, и контраремонстранты
увольняли своих противников. А
уволив, требовали с них деньги за
«освобождение» (Ibid.: 167-175)-
Взимаемые штрафы не всегда
попадали в кассу Военного совета.
Офицеры жаловались, что вахмистры за малые
провинности берут со стрелков
немного, но эти штрафы кладут себе в карман.
6i. В i622 году Маурицу посылают
2000 стрелков, в 1629 году — 5ооо, в
1632 году —3366.
62. Официально солдатам платили ю
стейверов в день, но иногда город доводил
649

Золото Рембрандта
довольствие до гульдена в день.
Офицеры в зависимости от ранга получали от
трех до десяти гульденов.
63. Knevel 1988:46-47-
64. Ibid.
65. Knevel 1994:157-
66. В xvii веке в Амстердаме из 33
полковников 25 были членами городского
совета.
6j. Случалось это довольно редко: с 1580-го
по 1650 год только четверо
полковников из 21 были бургомистрами.
68. В Лейдене с капитанства уходили при
назначении членом городского совета.
69. Позже это соотношение станет еще
больше: в 1651-1701 годах 79 из 1Q6
членов городского совета занимали
командные должности в стрелках.
70. Bontemantel 1:199-
71. Тем, которые таки добивались
назначения, приходилось несладко. Пример
трудной карьеры — послужной список
капитана Яна ван Флоосвейка, отряд
которого изобразил Николаас Элиасзоон
(Пикеной) (Рейксмузеум). В 1620 году
ван Флоосвейк был назначен
лейтенантом, но контраремонстранты,
пришедшие в это время к власти, сместили его
за «вольные речи и противодействие
бургомистру Пау». Постепенно власть
снова перешла к ремонстрантам, и в
1628 году ван Флоосвейка
назначили-таки капитаном. Стрелки отказались
присягать «безбожнику», утверждавшему,
что «мы еще доживем до того времени,
когда ван Олденбарневелту поставят
памятник, как в Роттердаме поставили
памятник Эразму». Они выпустили
памфлет, призванный напомнить
властям, кто в 1578 году выгнал из города
«папистов, нехристей и кровопийц», и
заверить их в том, что и теперь они не
намерены направлять оружие против
единоверцев (то есть контраремон-
странтов) (Knevel i994: 48).
Амстердамских стрелков поддержали теологи
Лейдена. Но все это уже не могло
запугать городские власти Амстердама.
Непослушание стрелков скорее
раздразнило их. Какая-то шваль имеет наглость
диктовать им условия! Ответ
полковника Андриса Биккера не оставлял
сомнений: «Капитаном будет не тот, кого
хотите вы, а тот, кого хотим мы».
Зачинщиков выслали из города, а портрет ван
Флоосвейка с верными властям
стрелками повесили в лучшем зале города
вместе с портретами трех
родственников полковника Биккера. Только после
падения Биккеров в 1650 году стала
раздаваться критика в адрес семейного
клана, долгие годы правившего городом.
Амстердамский памфлетист писал, что.
пока Биккеры были у власти (1629-165С -
городской совет уволил капитанов и
лейтенантов истинной веры, назначив
вместо них папистов, арминиан и
атеистов (Ibid.: 150).
72. Так, например, в Алкмаре капитаны,
отслужив положенные им три года,
становились лейтенантами, чтобы
через несколько лет снова занять
капитанский пост. В таких случаях разнила
между рангами стиралась, что
неизбежно приводило к проблемам на смотрах
или при заказе группового портрета.
В некоторых городах (Алкмар,
Харлем) за рангом полковника следовал
ранг вахмистра, в чьи обязанности
входила организация караульной службы,
парадов, регистрация прогулов,
наложение штрафов, доклады о
происшествиях. На деле же вахмистр, зачастую
бывший членом городского совета,
препоручал все свои обязанности
капралам и ротмистрам.
650

—w Йоханнес Верспронк. Портрет Ан-
дриса Стилте, харлемского
знаменосца. 1640 (Национальная галерея,
Вашингтон). Левая рука в бок—так, что
«ренессансный локоть» выступает на
первый план. Знаменосец разодет в пух
и прах: отделанный кружевом
шелковый камзол цвета старой розы, перевязь
с золотым кружевом, почти того же
синего цвета, что знамя и перья на шляпе.
-*, Как мы видели, не все с одинаковым
пиететом относились к знамени.
Находились стрелки, которые под пьяную
руку или из озорства портили знамя.
Неоднозначным было и отношение к
знаменосцу. Не обладавший реальной
пастью, в глазах многих он был
богатеем, за чей счет можно было выпить. Дом
знаменосца был официальным местом
сбора стрелков в случае опасности, но
часто стрелки собирались там после
позоров, и хозяин должен был угощать
их. Неудивительно, что иногда
трудно было найти желающих на этот пост.
В каких-то городах знаменосец мог
откупиться, положив 4 гульдена в
преподнесенную ему стрелками перчатку
(Knevel 1994:47)-
-f. Так, в 1632 году Корнелис Якобсзоон
Делфф получил заказ на роспись
четырех знамен. Вверху каждого знамени
должен был быть изображен герб Дел-
фта, с львами по обеим сторонам от него.
Под гербом города на одном знамени
должен был быть герб штатгальтера, а
под ним номер района. Все это в золотых
ветвях с апельсинами. За каждое знамя
художник получил 56 гульденов. Через
14 лет честь расписывать знамена, теперь
уже по юо гульденов за штуку, выпала
его племяннику Якобу Виллемсзоону
Делффу. Рядом с гербом штатгальтера и
Делфта тот должен был изобразить герб
Голландии (Ibid.: 144)-
76. Соколова 2013:16.
Отец Луфа Вредерикса был аптекарем и
золотых дел мастером, сын унаследовал
вторую профессию отца. Назначение
36-летнего Вредерикса знаменосцем
в 1626 году и послужило поводом к
написанию портрета. Выбор портретиста
трудности не вызвал: как раз в тот же
год племянница Луфа вышла замуж за
Томаса де Кейзера.
Дулен лучников была одним из первых
амстердамских зданий, построенных
параллельно улице. До этого дома
строили под разными углами, как придется.
В то время как в остальной Европе
большая часть населения проживала в
сельской местности, занимаясь земледелием,
в Голландии уже в 1514 году жители
городов составляли половину населения.
Temple 1972:52~53-
78.
79-
8о.
78. Принц Мауриц реорганизовал армию
и стандартизировал вооружение, введя
в начале 1599 года мушкет с фитильным
замком. Так как в самой стране оружия
не производили, а потребность в нем
была огромная, — шла
Восьмидесятилетняя война — голландские купцы
закупали в Германии части мушкетов:
оружейные замки и частично
обработанные дула. Здесь они давали заказ
мастеровым, и те снабжали мушкеты
ложами, прикладами, рукоятью, цевьем.
Замками и дулами занималась гильдия
св. Элоизия, объединявшая кузнецов,
а плотники, входившие в гильдию св.
Иосифа, монтировали металлические
части в деревянные.
В XVII веке уже пользовались
известностью утрехтские духовые ружья,
бесшумно стрелявшие на ijo шагов и
прекрасно подходившие для покушений.
В 1655 году был раскрыт план убийства
Кромвеля, в которого заговорщики
собирались стрелять из духового ружья,
изготовленного в Утрехте.
65i

Золото Рембрандта
82. Ibid.: 7*-7г-
83. Первый перерыв приходится на 1535~
1552 годы, когда после попытки
анабаптистского переворота в Амстердаме в
мае 1535 г°Да городские власти
поумерили веротерпимость. Второй перерыв
пришелся на 1566-1579 годы и был
связан с роспуском отрядов стрелков после
прокатившейся по стране волны
иконоборчества. В третий раз традиция
групповых портретов стрелков
прервалась в 1616-1632 годах, когда борьба
между ремонстрантами и контраре-
монстрантами привела страну на грань
гражданской войны, и принц Мауриц
сменил членов городских управ, а те —
высший офицерский состав стрелков.
84. Tümpel 1988:79-
85. Carasso-Kok: 190-191.
86. Tümpel 1988:83.
87. Слева—листок с годом и монограммой
художника. В стрелке под
монограммой некоторые исследователи узнают
самого Антонисзоона, действительно
бывшего членом корпорации
арбалетчиков. В руке он держит перо, и
архивариус ван Ееген усматривает в этом
указание на дом с фасадной доской
Пишущая рука у где жил художник
(Schutters in Holland: 192-193)-
88. 1/20 гульдена.
89. Carasso-Kok: 192-193.
90. В 1585 году художник изображает
32 стрелка отряда капитана Рейнста
Питерсзоона, а в 1586 году столько же
стрелков отряда капитана Эгберта
Финка. Первая картина в плохом
состоянии, вторая утеряна, но в
Британском музее находятся рисунки с них
Колейнса.
91. На портрете отряда арбалетчиков,
написанном в 1628 году Якобом
Лионом, один из стрелков указывает на
портрет роты этой корпорации,
сделанный в 1562 году Дирком Барендсом.
В i66o году гаагские стрелки пришли
в негодование, узнав о том, что был
убран групповой портрет стрелков
i6i6 года, чтобы повесить на его место
новый портрет. По их мнению, это
было перечеркиванием прошлого.
92. Сохранились его списки высшего
офицерского состава стрелков, описание
того, какие отряды были приписаны к
каким округам, рассказ о подготовке к
встрече Марии Медичи и многое
другое. В i88o году Герард Адриан Хейне-
кен, основатель фирмы «Хейнекен»,
подарил архиву Амстердама четыре тома
рукописей Схаапа о «началах
Амстердама, его росте и развитии до 1653 года и
далее» (Scheltemai885:124).
93« Портреты старшин Дулен стали
последними портретами амстердамских
стрелков. В 1655 году ван дер Хелст
пишет старшин аркебузиров, годом
позже с той же просьбой к художнику
обращаются старшины Дулен
арбалетчиков. Все три — типичные портреты
регентов: сидящие за столом старшины
заняты общим делом, будь это
демонстрация серебра лучниками, поедание
устриц аркебузирами или подписание
решения суда арбалетчиками.
94» Worp: 179-180.
95« Биккеры поделили между собой не
только весь мир, но и все высшие
должности в Амстердаме. В 1650 году, уже
после падения Биккеровой лиги,
памфлетист писал: «Спросите, кто
управляет Ост- и Вест-Индской
компаниями? Кто представляет Амстердам в
Генеральных штатах? Кто полковник-
стрелков? Кто возглавляет службу пло-
652

тин? Спросите, кто стоит во главе
десятка других служб, и я не солгу, сказав
вам: Биккеры, потому что Биккеры
заправляют всем» (Elias i: схи).
96. Фредерик Хендрик лишь раз был в
Амстердаме с церемониальным визитом, и
то не в качестве главного
действующего лица. В 1642 году он сопровождал в
город своего сына Виллема, его жену
Мэри и ее мать Генриетту Марию.
97. Wagenaar: 536.
98. Амстердам платил знаменитому
ученому только за латинский текст.
Голландский перевод был сделан Вонделом.
99- Knevel 1994:2^3-
ire. Отсылая просвещенного читателя к
описаниям обедов Варрона и Марци-
ала, Барлей начинает перечисление
блюд с того, чего не было на столе — са-
мосского павлина, ионийского
рябчика, амбрасийских коз, халкидонского
тунца, родосского осетра, устриц из
Лукринского озера...
izi. de Vrankrijker: 214. Дюдок ван Хеел
пишет, что визит королевы-матери
обошелся городу в 8ооо гульденов (Dudok
van Heel 2009:2).
izz. de Vrankrijker: 214.
iz$. Dudokvan Heel 2009:26-27.
1C4. Kok: 116-121. В 1638 году не были
капитанами ни Рулоф Биккер, ни Альберт
Бас. Ян Михелсзоон Блау не был
лейтенантом.
icf. Две статьи, одна об истории создания
портретов Большого зала аркебузи-
ров, вторая — обо всех изображенных
в Ночном дозоре стрелках, составляют
почти весь первый номер The Rijksmu-
seum Bulletin за2009год.
юб. Dudok van Heel 2009:14.
107. Rosenberg: 69. Это был отнюдь не
единственный пример использования Ду-
лен городскими властями. Еще более
ярким примером может служить Дор-
дрехтский синод, проходивший в зале
аркебузиров.
ю8. Dudokvan Heel 2009:25.
109. Из записей Схаапа следует, что в
1636 году капитанами аркебузиров
были: ГТитер Реал — и округ, Ал-
лерт Клук — ш округ, Ян ван Флоос-
вейк — IV округу Маттейс Раапхорст —
v округ, Дирк Толинг — хх округ и
Корнелис Вейер — xxrv округ. То есть
из отрядов, позже изображенных на
портретах, к Дулен аркебузиров было
приписано только три: отряд II округа
(с новым капитаном Франсом Баннин-
ком Коком), отряд rv округа (с прежним
капитаном Яном ван Флоосвейком) и
отряд V округа (с капитаном Корнели-
сом де Грааффом, назначенным 25 июня
1638 года). Отряды VIII округа (под
командованием нового капитана Рулофа
Биккера) и xvin округа (с новым
капитаном Альбертом Басом) перешли из
Дулен арбалетчиков, а отряд xix
округа (с прежним капитаном Корнелисом
Биккером) перешел из Дулен лучников.
Все отряды Дулен аркебузиров,
портреты которых были написаны в 1632,1638
и 1639 годах, перешли в другие Дулен и
взяли с собой свои портреты.
но. К этому времени Флинк, сначала
точно копировавший манеру Рембрандта,
отошел от манеры учителя и стал
следовать более элегантному стилю ван дер
Хелста. Пример этой перемены мы
видим в гладких лессировках Портрета
роты капитана Альберта Баса.
hi. От картин отрезались куски и потому,
что, снятые с того места, где они висели,
653

Золото Рембрандта
холсты без подрамников повреждались,
а поврежденные края потом обрезались.
in. Предположение о том, что портреты
были включены в оформление зала и
крепились прямо к стене, основывается
на свидетельстве двух плотников,
закреплявших портрет отряда ван Фло-
освейка. Косвенным подтверждением
является и отсутствие счета багетчика
(Dudok van Heel 2009:21).
113. Портрет был написан еще в 1640 году,
и английский путешественник Джон
Эвлин записывает в своем дневнике
21 августа 1641 года, что видел в
амстердамской Дулен «большое полотно с
изображением бюста Марии Медичи
с четырьмя королевскими диадемами,
сделанное неким Вандердаллом,
поставившим свое имя, 1 сентября 1638»
(Evelyn 19061:35)- Упоминание имени
Вондела (Вандердалла), написавшего
стихотворение на портрете своего
друга фон Зандрарта, подтверждает, что
Джон Эвлин видел именно этот
портрет. К сожалению, Эвлин не
указывает, в какой именно Дулен он видел
портрет. Из записей Схаапа мы знаем, что в
1636 году отряд XIX округа был
приписан еще к Дулен лучников, и когда он
был переведен к аркебузирам,
неизвестно. Возможно, в 1641 году портрет висел
еще у лучников. Если же Джон Эвлин
видел портрет уже в Дулен аркебузиров,
то висел он еще в одной из его нижних
комнат (Dudok van Heel 2009:23-24).
114. С этой проблемой сталкивались все
цеховые и целевые объединения, в том
числе и стрелки. Так, в 1633 году,
поддавшись на громкую славу Халса и нарушив
полуофициальную традицию
приглашать художника из своего города или
даже из своего округа, амстердамские
стрелки заказали групповой портрет
знаменитому харлемцу. И были
наказаны: по прошествии трех лет Хале все
еще не закончил портрет.
Возмущенные стрелки поручили доделать
портрет Питеру Кодде,
художнику-стрелку, жившему в их округе.
115. После этого он был бургомистром еще
девять раз, четырежды (!) оставаясь на
второй срок: 1643» 1648, 1651, 1652, i6j$,
1656,1658,1659» 1661,1662 годы.
пб. И в 1650 и 1654 годах.
hj. И в 1651,1653,1654 годах.
и8. В 1656, i657> i66o, 1661, 1660,1661,1666,
1668, 1669, 1671 годах ван Флоосвейк
либо был бургомистром одновременно
с Корнелисом де Грааффом, либо
сменял его. Огромное состояние отца он
тратил на покупку имений, дававших
ему титулы, и вскоре залез в долги,
которые не мог заплатить — типичный
случай аристократизации.
119. Слева направо мы видим трех
мушкетеров в позах, заимствованных из книги
де Гейна: стрелок в красном заряжает
мушкет, на его левом запястье висит
сошка; мушкетер-мальчик за Баннинком
Коком стреляет; мушкетер за Рейте н-
бюрхом держит левой рукой мушкет.
сошку и еще тлеющий фитиль и дует
на затвор. Хотя ни один из мушкетеров
Рембрандта не копирует движений из
Экзерснций де Гейна в точности,
исследователи не сомневаются в том, что
Рембрандт использовал гравюры с
рисунков де Гейна, сделанные в 1607 году
Робером де Боду (Robert de Baudous
Упражнения включали и движения с
пикой, и здесь Рембрандт тоже
опирается на рисунки де Гейна.
но. Эмил Резничек обратил внимание на
сходство композиции Ночного
дозора с композицией рисунка
фламандского художника Яна ван дер Страата
(1523-1605), известного под именем
бн

Джованни Страдануса, изобразившего
торжественный въезд Козимо Медичи
(1519-1574) во Флоренцию после того,
как Пий V короновал его великим
герцогом Тосканским. И здесь действие
происходит на фоне арки, движение
кажется неорганизованным, хотя и
направленным справа налево, в центре
две главные фигуры, окруженные
лесом пик, справа большой барабан. На
первом плане — дети и карлики.
Сделанную в 1583 году в Антверпене
гравюру с рисунка можно было купить в
Голландии, и Рембрандт мог знать ее (Gary
Schwartz 2002:20-21).
121. Например, портрет стрелков капитана
Аренга тен Гроотенхейса и лейтенанта
Наннинга Клука (1613) с аркой и
множеством пик, подразумевающих
невидимых стрелков. Этот портрет Франса
Баденса висел в Дулен лучников. Тот
же лес пик мы видим справа и в Ночном
дозоре.
iü, Dudokvan Heel 2009:29.
123. Ibid.: 46-50.
124. Его одежда напоминает его костюм на
свадебном портрете 1630 года.
т. Дом был построен для купца и
поэта-гуманиста Хендрика Лауренсзоона
Спихела, чьей эмблемой был Арион на
дельфине, отсюда дом и получил свое
название.
г z6. Корнелис ван дер Воорт запечатлел его
в чине лейтенанта на групповом
портрете, написанном для Дулен аркебузи-
ров, Баннинк Кок сделал копию с этого
портрета тестя вместе с копией
Ночного дозора. Позже Оверландер стал
одним из старшин Дулен аркебузиров.
127- Имущество вдовы Оверландера в 1631
году было оценено в 150 тысяч гульденов.
и8. Сестра Корнелиса де Грааффа была
замужем за Яном Биккером, братом
Корнелиса и Андриса.
129. В 1631 году состояние тещи Виллема
было оценено в но ооо гульденов,
имущество его жены—в 34 00° гульденов, а
его самого—в 6о ооо гульденов.
130. В 1631 году состояние его матери было
оценено в 6о ооо гульденов.
131. В этой функции его изобразит в 1650
году Якоб Баккер.
132. Haverkamp-Begemann: 90.
133- Между капитаном и лейтенантом видна
голова каптенармуса Яна Кейзера,
торговца вином. В1654 году, когда Баннин-
ка Кока на второй срок избрали
бургомистром, Кейзер получил тепленькое
местечко распорядителя Дулен
лучников. Знание вин сыграло, конечно,
немаловажную роль, но едва ли не еще
большее значение имело знакомство
нового распорядителя с капитаном-
бургомистром, подписывавшим все
назначения и бывшим к тому же
старшиной Дулен лучников. Кейзер
приходился родственником Габриэлю Метсю,
и 12 апреля 1658 года вместе с Метсю он
отправится в ратушу, чтобы огласить
предстоящий брак художника (Dudok
van Heel 2009:57)-
Рядом с сержантом Кемпом стоит
копейщик в шлеме. Это 47-летний
маклер Паулюс ван Схоонховен, сосед
художника Клааса Муйарта, тоже
бывшего стрелком этого отряда.
Рядом с рукой Кемпа стоит
53-летний копейщик Барент Болхамер, один
из немногих католиков на портрете.
Бакалея его процветала: в i6i6 году
Болхамер купил дом, в 1631 году его
состояние было оценено в ю ооо гульденов.
Перед бакалейщиком стоит, сдувая
с полки остатки пороха, Ян Лейдекерс.
би

Золото Рембрандта
Он умер в 1640 году, еще до завершения
портрета, оставив вдову с двумя детьми
и гору долгов. Его племянник Гербранд
ден Экхаут в 1630-1640 годах был
учеником и, по свидетельству
современников, близким другом Рембрандта.
За лейтенантом возвышается
молодой копейщик в шлеме. Это
виноторговец Валих Схеллингвау. Схеллингвау
издавна занимались торговлей сукном,
и с конца xvi века представитель этой
семьи всегда был одним из синдиков.
Синдиком и инспектором мер и весов
много раз был и отец Валиха. Как и
многие разбогатевшие купцы,
Схеллингвау перебрались на Господский канал
(Herengracht) у где отец Валиха купил в
1645 году дома «Солнце» и «Луна».
Однако сын устроил винный склад не у
отца, а в подвале дома своего
товарища-стрелка, стоящего за мушкетером
в красном. В описи имущества Валиха,
умершего в 1653 году, значились «два
портрета почившего и его супруги» и
«портрет почившего с женой, детьми
и зятем». Портреты попали в собрание
Кроза де Тьера, и в 1772 году один из них
вместе со Святым семейством Рафаэля,
Юдифью Джорджоне, Данаей, Святим
семейством и Притчей о работниках
на винограднике Рембрандта,
Портретом камеристки Рубенса и многими
другими шедеврами, купленными
Екатериной II при посредничестве Дидро,
переехал в Петербург (с поддельной
подписью «Rembrandt f.» и датой 1641,
то есть тем временем, когда художник
писал Ночной дозор). Дата, по всей
очевидности, верна, так как i января
1641 года Валих женился и, как было
принято, заказал двойной портрет.
Портрет жены утерян, а в портрете,
попавшем в Эрмитаж, Ирина Линник
опознала Валиха Схеллингвау (Ibid.: 83).
Рядом с Валихом стоит усатый
копейщик в высокой шляпе и с пикой на
левом плече. Это Ян Окерсен,
42-летний сукноторговец, унаследовавший
дело отца. Окерсен пользовался
уважением коллег, и в 1638-1651 годах его
семь раз выбирали синдиком. Посте
реорганизации стрелков в 1650 году
Окерсен стал лейтенантом. Но в
историю Северных Нидерландов имя
Окерсенов вошло благодаря сестре его
бабушки, Вейн Адриан Окерсдохтер.
ставшей символом иконоборческой
волны 1566 года. Все голландцы знают
историю о том, как примерная
домохозяйка Вейн Окерс запустила домашнем
туфлей в статую Девы Марии в Старой
церкви, а ее верная служанка Трейн
разбила статую св. Роха. После прихода
Альбы служанка, правда, уверяла, что
они хотели лишь удостовериться в том
крепко ли привинчены статуи. Судья по
прозвищу Драконья Кровь не
удовлетворился этим объяснением, и Вейн и
Трейн закончили свои дни на эшафоте:
если Рох, по преданию, утонул в лучах
божественного света, то Вейн и Трейн
утопили в винной бочке, да и та была
наполнена водой. Все следующие поко
ления Окерсенов были протестантами
Молодой человек слева от Окерсена_
с мечом и круглым щитом — Клаас ван
Крюйсберген, 29-летний бакалейпгга
и внук двух регентов. В 1659 году пс
просьбе опекунов Титуса он
свидетельствовал, что был одним из
изображенных на групповом портрете и заплатил
художнику свою часть общей суммы в
i6oo гульденов.
Его дед с материнской стороны
был уважаемым сукноторговцем, и
собратья по торговле десять раз
выбирали его синдиком. В течение 36 лет
дед оставался капитаном ш округа
В этом качестве его запечатлели и
Питер Исааксзоон, и Паулюс Мореелсе
Дед остался на этом посту и после тог«:.
как в i6i8 году Мауриц назначил его бу-
гомистром Амстердама. По закону он
должен был оставить капитанство, но
закон в это время был один: сместить
со всех постов ремонстрантов. Когда в

20-е годы к власти в Амстердаме снова
пришли ремонстранты, они замазали
лицо капитана-контраремонстранта на
полотне Мореелсе i6i6 года. В1900 году,
ошибочно приняв это за плохую
реставрацию, реставраторы
восстановили голову капитана.
Аркебузир, долгое время
известный просто как «аркебузир в
красном», в 2оо9 году получил имя Яна ван
дер Хееде. Он приехал в Амстердам в
тридцатых годах и стал официальным
жителем города незадолго до того, как
Рембрандт приступил к работе над
портретом. Он тоже был
бакалейщиком. После реорганизации стрелков в
i6$o году стал сержантом. Через десять
лет после его смерти 46-летняя
вдова с четырьмя детьми вышла замуж за
3 6-летнего Арнаута Хеллеманса Хооф-
та, сына прославленного голландского
поэта. Вдовец Хеллеманс Хоофт искал
женщину, которая заменила бы мать
пятерым его детям.
За Яном ван дер Хееде виден
мужчина в шляпе с круглым щитом. Это
Харман Вормскерк, еще один богатый
сукноторговец. В то время, когда
Рембрандт работал над Ночным дозором,
Вормскерк передал свою торговлю
вместе с займом в 6о ооо гульденов
племяннику, и тот взял в компаньоны Ромбаута
Кемпа, сержанта дядиного отряда. Сам
же Вормскерк купил за }6 ооо гульденов
дом на престижном Господском канале
(Herengracht, Херенграхт) и в
благодарность за все ниспосланные ему блага
назвал дом «Soli Deo Gloria». Здесь-то
и был винный склад Валиха.
Рядом с Вормскерком стоит Ян Пи-
терсен Бронкхорст, еще один сукно-
торговец. И он по просьбе опекунов
Титуса свидетельствовал, что был
одним из i6 стрелков, написанных
Рембрандтом, и что каждый из них
заплатил за портрет около ста гульденов.
Рядом со знаменем видно лицо
человека в шлеме. Это Элберт Лауве-
рисзоонсзоон, названый в честь отца,
«сына Лаувериса», «сыном сына Лау-
вериса». Постепенно образованное
из патронима имя сменилось
фамилией Сведенрейк, и его сын, к
которому в 1644 году перешла оцененная в
90 тысяч гульденов отцовская
торговля рыбой, построит в 1665 году в
Золотой уключине, самом дорогом месте
самого дорогого канала, дом
«Сведенрейк».
Позже там был аукцион,
потом—казармы. В i8i7 году здание снесли, построив
на его месте церковь. Сейчас здесь
находится новое здание библиотеки
университета Амстердама.
Другими были Старшины Дулен
лучников ван дер Хелста, Портрет
стрелков роты капитана Иоана Хейдекопе-
ра и лейтенанта Франса ван Ваверенг.
Говерта Флинка (долгое время картина
была известна как Праздник стрелков),
Вид на залив Эй с флагманом Корнелиса
Тромпа «Золотой Лев» Виллема ван де
Велде-младшего и Регенты
Прядильного дома и Нового работного дома
Карла Дюжардена. Таким образом, Франс
Баннинк Кок присутствовал на двух
из семи картин, доставленных по при-
134-
135-
i36.
137-
i38.
139-
140.
141.
134- Фромантен: 210-212.
135« Tümpel 1988:98.
136. Haverkamp-Begemann: 98-99-
137- Schwartz2006:61.
138. Tümmel 1988:100.
140. Корнелис Роос совмещал торговлю с
постом «инспектора» Национальной
галереи в Гааге. Переплетение
интересов недоумений не вызывало, а
считалось плюсом, так как инспектор знал
толк в картинах.
657

Золото Рембрандта
казу Лодевейка Наполеона во дворец: в
Ночном дозоре Рембрандта и в
Старшинах ван дер Хелста.
142. Амстердамец, золотых и серебряных
дел мастер, брал уроки рисования, в
179°_18оо годах занимал различные
дипломатические посты.
143« Bergveit: 306. Мюнстерский мир Апо-
стоол называет «самой знаменитой
картиной из всей голландской живописи»
(Ibid.: 79)-
144- Тринадцать картин были приобретены
хранителем Картинной галереи
Эрмитажа Ф. А. Бруни. Среди купленных
Бруни работ были Снятие с креста
Госсарта, Мадонна во славе Провоста,
половина переведенной с дерева
картины Евангелист Лука, рисующий
Мадонну Рогира ван дер Вейдена (вторая
половина была куплена Эрмитажем в
1884 году)у Представление невесты ван
дер Хелста, Портрет старика,
считавшийся работой Рафаэля и
приписанный теперь Гирландайо, Коломбина
Мельци, приобретенная как работа
Леонардо, Снятие с креста Себастья-
но дель Пьомбо, Мучение св.
Екатерины Гверчино, портреты Филиппа IV и
Оливареса, считавшиеся работами Ве-
ласкеса и приписанные теперь его
мастерской (Левинсон-Лессинг: 184-185).
В своем перечислении
Левинсон-Лессинг не упоминает Благовещение Яна
ван Эйка, проданное в июне 1930 года в
коллекцию Эндрю Меллона и
украшающее теперь Национальную галерею в
Вашингтоне (Ильин, Семенова: i8o).
145- De Amicis и: 83.
146. Busken Huet 1978:413.
147. van der Ham: 117.
148. Busken Huet 1880:235,243.
149. Ibid.: 217.
150. Покупка финансировалась за счет
государственного займа, полученного у
Пенсионного фонда Голландских
колониальных служащих. Сделка была
совершена 26 апреля 1933 г°Да> но
хранилась в тайне до 10 июля, когда Общество
Рембрандта, отмечавшее свое
пятидесятилетие, впервые показало купленные
в СССР картины (Ильин, Семенова:
194).
151. Реставрировали картину много раз:
в I7i5> 1771» 1851 годах и в 1906 году к
300-летнему юбилею Рембрандта, в 1946-
1947 годах и последний раз в 1976 году.
Как минимум трижды ее дублировали:
в 1851 году, в 1946-1947 годах и в 1976 году.
Возможно, что дублировали картину и
до этого (Schwartz 2002: 40). Для того
чтобы холст хорошо приклеился,
картину кладут под пресс, что сплющивает
поверхность красочного слоя, и он
начинает по-другому отражать свет. Часто
причиной «слепоты» Ночного дозора
называют и проникнувший в
кракелюры клей.
Не обошлось без побочных
эффектов и при других операциях по
омоложению Ночного дозора. Начиная с 8о-х
годов XIX века до Второй мировой
войны, чтобы предотвратить потерю лаком
эластичности и прозрачности,
картина каждые два года подвергалась
воздействию алкогольных паров. Чтобы
придать блеск потускневшим местам,
использовали копайский бальзам,
употреблявшийся и в медицине. Позже
оказалось, что сочетание копайского
бальзама с алкогольными парами
влияет на реакцию красочного слоя на
средства, которые используются при чистке.
Картину не только пытались
омолодить, но и впрямую поновляли.
Например, картуш с именами аркебузиров,
который мало кто замечает, был дописан
после 1649 года (Schwartz 2002: 39~47'

ИМПЕРИЯ
ЖЕЛЕЗНЫХ
КОРОЛЕЙ

Портрет
Якоба Трипа
Рембрандт. Около i66i
Холст, масло. 130,5*97
Национальная галерея, Лондон

Портрет
Маргареты де Геер
Рембрандт. i66i
Холст, масло. 130,5 x 976
Национальная галерея, Лондон

Do we know any livingperson as well as we know Mrs Trip?
Kenneth Clark. What is a Masterpiece?

Зпиграф взят мной из тоненькой книжечки с
интригующим названием Что такое шедевр?.
Ее автор — Кеннет Кларк, в 1930-е и 1940-е годы
директор лондонской Национальной галереи,
где и висит портрет Маргареты де Геер вместе с портретом
ее мужа Якоба Трипа. По мнению Кларка (и не только его),
оба портрета, написанные в i66i году, уже после разорения
Рембрандта, являются шедеврами, «потому что в них
воссоздан сам человек, являющийся нам воплощением, почти
символом всего, что мы можем найти в глубинах
собственной души. Рембрандт в этом смысле уникален. Он дает
нам возможность соприкоснуться с душой другого, чего
мы никогда не смогли бы сделать без его проницательного
взора»1. Отсюда и риторический вопрос, знаем ли мы кого-
то так близко, как мы знаем госпожу Трип.
На этот вопрос, являющийся не столько вопросом,
сколько косвенным утверждением уникального дара
Рембрандта, голландский историк искусства Алберт Бланкерт
неожиданно дает положительный ответ, отрицая таким
образом способность художника проникать в душевные
переживания другого. Не цитируя напрямую Кларка, Бланкерт
лишь ссылается на великолепный портрет мужа госпожи
Трип, Якоба Трипа. При всей своей неотразимости, пишет
он, портрет не открывает нам глубин внутренней жизни
этого торговца пушками, и мы видим здесь не Трипа, а
идеал старца в представлении Рембрандта2. Соглашаясь с
голландским искусствоведом, я хочу рассказать о Якобе Трипе,

Империя
железных
королей
Портрет
Маргареты
де Геер
Якоб Кейп. 1651
Дерево, масло
73-9*59.5
Рейксмузеум,
Амстердам
его жене и их родственниках то, что, как я надеюсь, поможет
читателю узнать семью Трип — де Геер ближе, чем он знал
их по портретам Рембрандта3.
Якоб Трип и его жена Маргарета де Геер всю жизнь
прожили в Дордрехте, и, по всей вероятности, заказ на
портреты Рембрандт получил через своих учеников из этого
города, Фердинанда Бола и Николааса Мааса. Местные
художники не раз изображали Трипа и его жену: в 1649
году их писал дордрехтский художник Якоб Герритсзоон
Кейп, отец знаменитого Алберта Кейпа. Якобу было тогда
74 года, Маргарете — 664.
Спустя два года Якоб Кейп снова написал чету Трип, а
на следующий год их портреты написал его сын, живший
и работавший вместе с отцом. Краски Алберта светлее и
нанесены более толстым слоем5.
666

Портрет
Якоба Трипа
Николаас Маас
Около 1665
Холст, масло
121,8x100,5
Маурицхейс,
Гаага
После смерти Кейпачету Трип четырежды писал другой
дордрехтский художник, Николаас Маас6. Писал он Мар-
гарету и в 1669 году, уже восемь лет как вдову. Множество
заказов объясняется тем, что у Трипов было много детей, и
все они хотели украсить дом родительскими портретами.
По ним мы можем проследить постепенное старение
почтенной четы. Оба в черных костюмах, отороченных
одним и тем же мехом. Простые белые манжеты без кружев.
У него — белый отложной воротник, у нее — испанская
горгера, огромный плоеный воротник по моде ее юности,
давно уже вытесненный отложным. Как водится, старики
не были падки на новшества и донашивали то, что висело
в шкафу, то, к чему привыкли, то, что нравилось когда-то
им самим. В отличие от мужа Маргарета выглядит если не
усталой, то безрадостной: бледное, невыразительное лицо,
667

длинный нос, маленькие птичьи глазки. На всех портретах
у нее немного испуганный и неуверенный вид. Чуть
повернувшись друг к другу, они сидят в симметричных позах,
в одинаковых креслах — богатые бюргеры, почти
отталкивающие своей закрытостью.
Какой контраст с царственными стариками Рембрандта!
Оба одеты по-домашнему, не для портрета. У Якова на
голове что-то типа ночного колпака, но колпак этот
отливает золотом, и это делает его похожим на корону. На плечи
накинут таббард, теплая мантия, которую носили разве что
раввины да натурщики Рембрандта, любившего
затейливые наряды. В рукав продета только левая рука, справа
таббард накинут на плечо. Из-под таббарда виден белый шарф.
В левой руке старик держит красивую палку, но держит так,
словно это скипетр или жезл. Величественный облик Трипа
на рембрандтовском портрете не соответствует
действительности; 8 5-летний купец был на пороге смерти или уже
перешагнул его: Якоб умер в мае i66i года (год написания
портрета), и многие историки искусств полагают, что
портрет написан уже после смерти, скорее всего, по портрету
Якоба Кейпа. В подтверждение приводится меньшая
проработанность портрета Трипа по сравнению с портретом его
жены и отсутствие у Маргареты так называемого
«геральдического полуповорота», почти всегда присутствующего
в парных портретах. У Рембрандта Якоб повернут в
сторону жены, она же сидит прямо и смотрит перед собой. Чуть
развернуто лишь ее кресло. Возможно, к этому времени ей
уже не к кому было поворачиваться. Косвенным
подтверждением вдовства может быть и платок в ее руке — символ не
столько социального статуса, сколько горя и слез.
Портрет Якоба написан свободно, это non finito во всем
его блеске. Портрет Маргареты тщательно проработан:
чего стоят одни складки горгеры. Он и давался Рембрандту
труднее: рентгеновский анализ портрета показывает, что
художник менял и положение рук, и наклон воротника.
На Маргарете отделанный мехом шлафрок. Руки
продеты в прорези в верхней части рукавов, левый рукав свисает
вдоль кресла. На голове черный чепец, мысок которого
заходит на лоб, видны редкие волосы, уши закрыты.

На ее лице уже нет того недовольства, которое так
заметно на портрете Николааса Мааса. Она погружена в себя,
и хотя и смотрит на художника, мысли ее далеко.
Непроницаемым выражением лица она напоминает сфинкса, и
сходство это еще более усиливается и отворотами чепца, и
непропорционально большой левой рукой-лапой,
лежащей на ручке кресла.
Маргарете на портрете Рембрандта 78 лет, но мы видим
не тщедушную старушку, а основательницу одного из самых
богатых и могущественных семейных кланов Голландии
xvil века. Весь ее облик — развернутая к зрителю фигура,
королевская поза, прямая спина, гордо посаженная голова,
отбрасывающая тень на белоснежный воротник, — ничем
не напоминает робкую и запуганную бюргершу Кейпа и
Мааса. Маргарета финансировала торговые предприятия
детей и внуков. Она умерла в страшном для страны 1672 году
в возрасте % лет, оставив состояние в 2ij 000 гульденов.
Лондонская Национальная галерея приобрела
портреты в конце XIX века. Написаны они были для
амстердамского дома сыновей Маргареты и Якоба, в котором в XIX веке
размещался главный музей страны — Рейксмузеум,
называемый тогда по имени бывших владельцев — Trippenhuis,
дом Трипов.
Портреты двух других членов этого клана — Алетты
Адриаансдохтер (в музее Бойманса — ван Бенингена,
Роттердам) и ее дочери Марии Трип (в Рейксмузеуме) —
написаны Рембрандтом намного раньше, в 1639 году, когда
портрет его кисти хотели иметь многие именитые жители
Амстердама.
Портрет Алетты Адриаансдохтер должен был
запечатлеть скромность и благочестие вдовы Элиаса Трипа, не
оставляя при этом сомнений в ее принадлежности к
богатейшим жителям города. Достаточно сказать, что во
время визита Марии Медичи в Амстердам сопровождавшая
королеву-мать принцесса Амалия остановилась у вдовы
Трипа. Историки предполагают, что жена штатгальтера и
послужила связующим звеном между Алеттой и
Рембрандтом7. Как бы то ни было, богатая амстердамская купчиха
заказала художнику портрет того же размера, что и портрет

Империя
железных
королей
Портрет Алетты
Адриаансдохтер
Рембрандт. 1639
Дерево, масло
647*553
Музей Бойманса -
ван Бенингена,
Роттердам
принцессы. Как и подобает кальвинистке, к тому же вдове,
Алетта Адриаансдохтер никак не показывает своего
богатства. Единственное ее украшение — горгера, выписанная
так, как будто художник и писал портрет Воротника. В лице
вдовы есть что-то птичье-хищное. Трудно поверить, что
перед нами jo-летняя женщина, на вид ей можно дать на
десять, а то и на двадцать лет больше.
Портрет Марии являет разительный контраст с
портретом матери. Если мать явно себе на уме, то Мария, с
вялой, неуверенной улыбкой, кажется инертной и
бесхарактерной8. Двумя пальцами застывшей левой руки
она держит веер, правая безжизненно повисла. Платье
тяжелого, черного с переливами шелка украшает
модный трехслойный отложной воротник-шаль
тончайшего батиста, отделанный кружевом. Разрезные рукава
670

Портрет
молодой
женщины,
возможно
Марии Трип
Рембрандт. 1639
Дерево, масло
107x82
Рейксмузеум,
Амстердам
заканчиваются отделанными таким же кружевом
манжетами. Шею обвивает жемчужное ожерелье, по
четыре нитки жемчуга на каждом запястье, жемчуг в волосах,
крупными жемчужинами украшены брошь и серьги,
кулон в цвет платья тоже закачивается жемчужными
подвесками. Розетки из золотой парчи перекликаются с
золотом броши и кулона, с золотистой лентой веера и
с золотым отливом волос Марии. Ее портрет —
единственный женский портрет Рембрандта, к которому
сохранился эскиз. Историки искусства предполагают,
что это даже не эскиз, a rnodello, сделанный для показа
заказчику9.
На всех четырех портретах10 мы видим людей,
связанных тесными семейными узами. Но может быть, еще более
тесно связывали их финансовые интересы одного из самых
могущественных торговых кланов Республики.
б71

Империя
железных
королей
ипа
нес
A DUTCH DREAM
Жизнь братьев Элиаса (1570-1636) и Якоба (1576-1661) Три-
пов могла бы служить иллюстрацией воплощенной
«голландской мечты», если бы такое понятие существовало в
Республике Соединенных провинций. Сыновья простого
шкипера, они и сами начали жизненный путь
перевозчиками товаров по Маасу и Ваалу. За несколько десятилетий
им удалось основать торговую империю, простиравшуюся
от России до Бразилии и от Швеции до Западной Африки.
Тон задавал старший, Элиас. Он первым переехал из
захолустного Залтбоммела в Дордрехт, в то время
крупнейший торговый порт страны. В 1592 году он женится на
. Холст,
масло. 82x66
Зеландский
морской
""'"" MuZEEum,
иссинген

Марии де Геер, дочери богатого купца Луи де Геера,
протестанта-беженца из Льежа. Вслед за братом в Дордрехт
перебирается и Якоб и женится на единокровной сестре
невестки, Маргарете де Геер. Отец и сын де Геер становятся
компаньонами братьев Трип. Так начинается тесная
семейная и деловая связь двух родов, которая будет крепиться
браками и в следующих поколениях11.
В Дордрехте Элиас Трип торгует остзейским зерном,
железом и шведской медью. Позже он получит от шведской
короны право на монопольную торговлю медью и смолой.
Торгует Элиас и с Африкой. Из Дордрехта он
отправляет груженные тканями и медью корабли к берегам Гвинеи,
по маршруту будущей Вест-Индской компании. Обратно
корабли везут слоновую кость, шкуры, золото12. После
основания в i6n году Вест-Индской компании Трип сдавал
ей суда под фрахт13.
Но сначала была создана Ост-Индская компания. В
августе i6o2 года жители Республики могли записаться
вкладчиками в одно из ее отделений, расположенных в шести
городах: Амстердаме, Мидделбурге (Зеландия), Делфте,
Роттердаме, Хоорне и Энкхейзене14. Больше всего
вложений — з 6°° °°° гульденов — поступило в
амстердамское отделение. Среди 1143 вкладчиков были не только
амстердамцы, но и жители других городов, в том числе и
вкладчики из Дордрехта, внесшие около 8о ооо гульденов.
Устав компании оговаривал, что города, внесшие больше
50 ооо гульденов, имеют право на своего поверенного в
Амстердаме, который мог бы следить за ходом дел.
Правда, в первые годы право это оставалось лишь на бумаге и
только в 1613 году города получили его на деле. От
Дордрехта поверенным был назначен Элиас Трип, внесший
бооо гульденов. В Амстердам Элиас отправился с новой
женой, причем с женой из круга регентов: после смерти
Марии он женился на 22-летней дочери бургомистра
Дордрехта Алетте Адриаансдохтер.
Появление контролера из провинции особого
ликования в амстердамском отделении не вызвало. Но уже очень
скоро Элиас Трип показал себя сметливым торговцем, и
при очередной вакансии из внештатного поверенного15

превратился в полноправного члена правления. Семь раз
он представлял амстердамское отделение в высшем органе
компании — Совете семнадцати.
Амстердамское отделение Ост-Индской компании
служило неплохой кормушкой для своих директоров. Во-
первых, они получали 1% от затрат на оснастку кораблей
и нередко злоупотребляли этим правом, тратя на оснастку
огромные суммы, что вызывало справедливые протесты
пайщиков. Другим способом нагреть руки была
спекуляция скупленным у компании товаром. Официально
Совет директоров выступал против подобных гешефтов, но,
осуждая спекуляцию на бумаге, те же директора не могли
отказаться от легкой наживы. Не мог устоять перед
соблазном и Элиас. В i6i6 и 1617 годах вместе с другими
директорами он скупил у компании весь привезенный перец,
индиго и мускатный орех. Перец уже не был тем дорогим
продуктом, каким он был в Средние века, упав в цене
настолько, что богатые старались обходиться и вовсе без него.
Но теперь перец могли себе позволить почти все, так что
его продажа значительно возросла и составляла одну из
основных статей дохода компании.
Торговал Элиас и остзейским зерном, которое
голландские купцы зачастую сразу везли в страны
Средиземноморья. Тридцатилетняя война превратила вчерашние пашни в
поля сражений, и цены на зерно резко возросли. Надо было
искать других экспортеров, и взгляды голландских купцов
обратились на Московию: Смутные времена прошли,
установилась власть Романовых, и надо было лишь получить от
царя жалованные грамоты, дававшие право на торговлю и
передвижение по стране.
Предвкушая огромные барыши, Элиас Трип вместе с
другими заправилами Ост-Индской компании попытался
монополизировать торговлю зерном с Россией. В ноябре
1628 года богатейшие купцы Республики во главе с Трипом
обратились к Генеральным штатам с предложением
направить в Московию, как иногда называли Россию и в
протестантских странах16, посольство, которое содействовало
бы экспорту зерна. Генеральные штаты назначили
специальную комиссию, и та довольно скоро установила, что

посольство, которое должно было отправиться в дальний
путь на деньги Республики, представляло интересы лишь
кучки богатеев, желавших получить монополию на вывоз
зерна, на практике означавшую и монополию на его
продажу. Конкуренты—а их было немало—выступили против
исключительного права новой компании, и Генеральные
штаты сочли за лучшее не ввязываться в конфликт. Тем
более что купцы и сами могли финансировать посольство17.
Попытка организовать подобие Ост-Индской
компании с монополией на торговлю русским зерном
провалилась. Одно дело — монополия на товары из Азии, совсем
другое — на хлеб, основную еду простого люда. Цена на
ржаной хлеб поднималась в xvii веке на 50% каждые
десять лет. С началом Тридцатилетней войны она подскочила
на 140%! Каждое повышение цен на хлеб ударяло прежде
всего по тем, кто и так еле-еле сводил концы с концами:
мелкие ремесленники тратили на хлеб больше половины
своего заработка. В голодные годы беднота переходила с
хлеба на горох, бобы, гречу и ячмень, который обычно шел
на пиво и на корм свиньям. Хотя в Голландии, в отличие от
других стран Европы, никто не умирал от голода,
ситуация в неурожайные годы была трудной и здесь. Городским
атастям приходилось продавать хлеб по фиксированной
цене, и предоставление монополии на продажу хлеба
могло обернуться против них самих.
Но то, что не удалось по государственным каналам,
удалось по каналам коммерческим. В 1633 году голландцы
закупили в России юо ооо четвертей ржи — сорок судов.
Двадцатая доля всего принадлежала Элиасу.
Цель оправдывала для него все средства. Цель же была
одна: прибыль, и чем больше, тем лучше. Одновременно с
Трипом счастливая мысль вывозить зерно из России
пришла и шведскому королю Густаву Адольфу, хронически
нуждавшемуся в деньгах. Правда, денег не было и на
закупку, и их пришлось занять в единственном городе Европы,
где они были всегда,—в Амстердаме. На эти деньги шведы
закупили в России 22 ооо четвертей зерна и заранее
потирали руки. Но прибыв в Архангельск, они обнаружили, что
все первосортное зерно было скуплено голландскими куп-

цами, в том числе Элиасом Трипом. Зная о планах Густава
Адольфа, голландцы представились агентами шведского
короля!18
Но балтийское или российское зерно, африканские
шкуры, слоновая кость и золото, ост-индские специи,
американское серебро и французская или польская селитра
оставались для Трипа лишь побочным бизнесом. Главным
предметом его негоции были пушки. Голландская
пословица гласит, что «смерть одного — хлеб другого». Война,
бывшая в xvii веке обычным состоянием Европы — без
войны прошло всего два года, — принесла семейству Трип
больше, чем только хлеб.
До начала Восьмидесятилетней войны Нидерланды не
были ни центром торговли оружием, ни центром его
производства. Но по ходу войны с Испанией спрос на пики,
мушкеты и пушки непрерывно рос. Оружие требовалось
и для защиты торгового флота: вооруженных конвоев не
хватало и всем торговым судам предписывалось иметь на
борту пушки, катапульты, мушкеты и копья19.
Так как своего оружия в Республике практически не
производили, его приходилось импортировать из
ганзейских городов, Англии и Льежа. Занимались этим частные
торговцы, поставлявшие оружие и армии, —
государственный аппарат работал слишком медленно. Генеральные
штаты, куда со всех сторон летели рапорты об острой нехватке
оружия, не могли не поощрять импорт: они не только
давали торговцам рекомендательные письма к иностранным
правительствам, но иногда даже предоставляли частным
лицам военные суда для ввоза оружия. И, главное, не
облагали ввозимые пики, аркебузы, мушкеты, пистоли, про-
тазаны и пушки пошлиной!
Самые лучшие пушки отливали тогда в Англии, и Элиас
заказывал их там до тех пор, пока в 1614 году палата общин
не внесла проект закона, запрещавшего продажу пушек
Соединенным провинциям. Тогда Трип наладил
производство чугунных пушек в самой Республике.
Ко времени переезда Элиаса в Амстердам там уже
обосновался его шурин, брат Марии, Луи де Геер. Смерть
Марии не повлияла на деловые связи между семьями, и в

1620-е годы Элиас и Луи тесно сотрудничали друг с другом.
В 1626 году, когда Луи получил монопольную позицию на
шведском медном и оружейном рынке, их совместный
капитал составлял 400 ооо гульденов. Дело процветало. Луи
отливал в Швеции пушки, Элиас перевозил их в
Голландию, где их продавали... Швеции. Прибыль и логика не
всегда идут рука об руку. Компании это нелогичное
предприятие приносило прибыль в 25-80 %!
Элиас Трип не только ввозил, но и вывозил оружие.
Казалось бы, при дефиците товара его вывоз должен быть
запрещен. Официально так и было. Запрещался вывоз
селитры, пороха, алебард, фитилей, мечей, палашей, пик,
мушкетов, кольчуг, копий, меди, парусов, кабелей, веревок,
якорей, мачт20. На практике на вывоз всего, за
исключением селитры и пороха, можно было получить разрешение.
Вывозили даже селитру и порох. Если закон запрещал
вывоз, закон следовало обойти. В 1633 году, дважды не
получив разрешение на вывоз в Швецию цинковой руды из
Лимбурга, Трип вывез руду без разрешения. Как гласит
голландский вариант Вергилиева Audentes fortuna iuvat,
«brutalen hebben de halve wereld» — дерзким принадлежит
полмира.
Оружие и боеприпасы продавали как друзьям, так и
врагам. Главным было получить прибыль, или, как
говорили тогда, «пользу». Так, в 1624 году, то есть уже
после возобновлении войны с Испанией, Элиас продавал
врагу драгоценный порох! Потребовалось
вмешательство адмиралтейства Зеландии (эта вторая по богатству
провинция Республики ревностно следила за первой
провинцией, своим главным конкурентом),
обратившегося в Генеральные штаты с запросом о том,
действительно ли в планы амстердамского адмиралтейства
входила помощь врагу в то время, когда в Республике
ощущается острая нехватка пороха. Генеральные штаты
переслали запрос в Амстердам, но пока суд да дело,
порох был продан и Элиас Трип получил свою «пользу».
Он сдавал под фрахт Испании и военные суда.
Торговые интересы были для него превыше всех других.
И не для него одного. Уже сам факт, что законы, запрещав-

шие продажу оружия врагу, принимались снова и снова,
означает, что они снова и снова нарушались. Не случайно,
наверное, в голландском языке существует специальное
выражение для торговли с врагом —handel op de vijand.
Торговля стояла в Республике во главе угла, и
иностранцы, с тревогой и завистью взиравшие на то, как даже
война приносит стране барыши, упрекали купцов Северных
провинций в том, что для них нет бога выше мамоны. Но и
«свой» принц Мауриц как-то сказал, что за деньги
голландский купец готов служить самому дьяволу. И
действительно, еще в 1590 году, в разгар войны с Испанией,
амстердамские купцы отправляли врагу суда с зерном, разве что под
чужим флагом. В 1596 году они опротестовали запрет на
торговлю зерном с Испанией и Италией. Дошло до
обсуждения в Генеральных штатах. Купцы выиграли дело!
Что касается торговли с Московией, то до заключения
Столбовского мира (1617) Генеральные штаты с большой
неохотой выдавали разрешения на вывоз оружия. Менее
всего они хотели возбудить подозрения Швеции, своего
союзника, в том, что помогают врагу. После заключения
мира между Россией и Швецией (голландцы выступили
посредником в первых, неудавшихся переговорах)
положение изменилось, и уже 26 мая 1617 года было получено
первое разрешение на экспорт в Россию 40 ооо фунтов
пороха. А днем позже разрешение на экспорт 2$ 000 фунтов
пороха получил и Элиас Трип21.
Продуктом первостепенной важности для
производства пороха была селитра, или, как ее называли, ямчуга.
Месторождения этой соли встречаются очень редко,
потребность же в порохе и, следовательно, в селитре была в
XVII веке с его непрестанной пушечной канонадой
чрезвычайно острой. Зачастую порох продавали только за
селитру. В обмен на селитру Генеральные штаты готовы были
дать добро на вывоз пороха, пушек, мушкетов, свинца и
меди. В 1628 году они послали письма в Московию с
просьбой разрешить вывоз селитры трем купцам, одним из
которых был Элиас Трип. В обмен на селитру купцы обязались
поставить чугунные и медные пушки, мушкеты, свинец и
порох. В феврале 1629 года Генеральные штаты получили

ответ: царь жаловал им юо ооо фунтов селитры в обмен на
2000 мушкетов. Цена мушкетов составляла 6о ооо
гульденов, селитры—8о ооо, сделка была выгодной, тем более что
купцы хотели получить разрешение на беспошлинный
вывоз российского зерна. Генеральные штаты не только
пообещали царю 2ооо мушкетов, но и дали разрешение на
закупку еще 8ооо. Все это должно было расположить русских
к посольству Бюрха и ван Велтдрила22. Для Трипа выгода
оказывалась двойной: с одной стороны, он ввозил селитру,
с другой — продавал оружие. Ради удачной сделки он
готов был везти на санях взрывоопасный материал, который
к тому же в дороге необходимо было пару раз пересыпать
из бочки в бочку23.
В 1629 году Генеральные штаты заказали Трипу
десять бронзовых пушек в подарок Михаилу Федоровичу.
В 1630 году представитель Трипа Томас де Сваан обязался
поставить России ю ооо мушкетов, на следующий год —
50 ооо мушкетов и партию Протазанов, алебард, пистолетов
и другого оружия24. Процветала торговля оружием с
Московией и во время Смоленской войны с Речью Посполи-
той (1632-1634) • Уже в 1633 году Томас де Сваан, фактор Эли-
аса Трипа, договорился с Оружейным приказом о поставке
12 бронзовых пушек, ю ооо пудов пороха, ij 000 железных
пуль и зооо сабельных полос25. Годом позже он снова
ввозит в Россию без малого 20 ооо ядер и пушки, пушки,
пушки. Но и этого оказалось недостаточно. В том же 1634 Г°ДУ
царь закупает у него еще уо пушек26. Когда голландцы
построили оружейный завод на Тулице, одна восьмая доля в
компании принадлежала Трипу, правда, он тут же передал
ее племяннику, у которого было в Московии свое дело27.
В обмен на пушки и протазаны Трип получал пшеницу
и рожь. Не думая перековывать мечи на орала, он отнюдь
не отказывался их менять, если это приносило «пользу».
А «польза» для Трипа и здесь выходила двойная: торговец
оружием выгодно продавал свой товар, торговец зерном не
менее выгодно закупал свой.
Выгодные сделки середины 1630-х годов оказались для
Трипа последними. Печальный конец богатейшего купца
Республики доктор Тюлп подробно описал в главе «Абсцесс

в легком» своих Наблюдений: болезнь началась с одышки
и частого сухого кашля, во всем организме появилась
слабость, у Трипа нет сил выйти на улицу, состояние его с
каждым днем ухудшается, гнойник вскрывается и больной
исходит зеленоватой мокротой с гнилостным запахом, гноем
и кровью28, to января 1636 года Элиаса Трипа похоронили
в Западной церкви29. Весной 1638 года де Сваан приехал в
Москву с письмами от Генеральных штатов, в которых те
просили Боярскую думу рассчитаться с ним по долговым
обязательствам царской казны его патрону Элиасу Трипу30.
Нет никаких сведений о том, что русские не выполнили
своих долговых обязательств. Намного труднее оказалось
получить долг шведской короны.
Трип не хотел оставлять после себя ни долгов, ни
судебных дел. Но человек предполагает, а Бог располагает.
Случилось как раз то, чего он так хотел избежать: после его
смерти началась нескончаемая вереница «претензий» его
наследников к шведской короне. Алетта пишет
всесильному шведскому канцлеру Акселю Оксеншерне пространное
письмо, суть которого сводится к тому, что шведская
корона должна ей миллион гульденов. Но канцлер,
утверждавший, что «человек без денег — агония, а деньги без
человека — мертвечина», даже не потрудился ответить, оставляя
«мертвечину» за Швецией, а агонию — за вдовой.
Но и без шведского миллиона вдова Трипа не
бедствовала. За несколько лет до смерти Элиаса его состояние
было оценено в 240 ооо гульденов, и оценка эта была явно
занижена, чтобы уменьшить налоги. Одни только кредиты
шведскому королю составляли около миллиона гульденов!
После смерти мужа Алетта с детьми осталась жить в
большом доме на Бархатном канале (Fluwelen Burgwal),
где и принимала Амалию ван Солмс. В 1647 году, после
переезда Алетты, дом будет переоборудован в гостиницу—
лучшую в городе. В 1697 году здесь остановится Великое
посольство Петра I.
Во время визита Марии Медичи младшая дочь Трипов,
Мария, жила еще с матерью. Предполагается, что в память
о визите королевы в город, где купеческая дочь не уступала
ей богатством наряда, и написан портрет Марии. Но, воз-

можно, он был заказан, чтобы показать богатство невесты.
Так или иначе, в марте 1641 года Мария Трип вышла замуж
за Балтазара Койманса, брата мужа ее старшей сестры
Софии, Иохана Койманса. Младшая сестра Софии и Марии,
Якомина, вскоре выйдет замуж за племянника братьев
Койманс, Йозефа Койманса31. Эндогенные браки были
часты в семействах, желавших во что бы то ни стало удержать
богатство внутри клана. А Коймансам и Трипам было что
удерживать.
После падения Антверпена в 1585 году Балтазар Кой-
манс-старший перебрался в Гамбург, а оттуда в Амстердам.
Здесь он основал фирму, торговавшую с Италией,
Испанией и Германией, которая к началу xvu века стала одной
из важнейших не только торговых, но и банковских фирм
Республики. Когда в 1631 году все облагались
полупроцентным налогом, Койманс с имуществом, оцененным
в 400 ооо гульденов, занял почетное второе место среди
самых богатых людей города. Но и тогда под налоговое
обложение попала лишь часть его собственности. Жил
Койманс-старший неподалеку от Элиаса Трипа, на том же
Бархатном канале — до тех пор, пока в i62j году его
сыновья Йохан и Балтазар не заказали дом Якобу ван Кампе-
ну, архитектору, который позже построит амстердамскую
ратушу32.
Браки сестер Трип с братьями Койманс оказались
счастливыми. София и Йохан продолжали питать друг к
другу нежные чувства и после рождения шестнадцати детей.
Портрет Софии Трип-Койманс написал в 1645 году
модный портретист Бартоломеус ван дер Хелст33. Счастливым
оказался и брак Марии и Балтазара, хотя поначалу он и
вызвал пересуды: жених был на тридцать лет старше невесты.
За 40 ооо гульденов Балтазар купил новый большой дом
«Позолоченная лилия» на Господском канале (Herengracht)
с садом, конюшнями и конюшенным сараем, выходившим
на Императорский канал (Keizersgracbt). Эта часть
Амстердама входила в моду, участки здесь были намного
больше, чем в старом, скученном центре, и городские
толстосумы постепенно перебирались в новый фешенебельный
квартал. Здесь у Марии и Балтазара родилось десять детей:

шесть дочерей и четыре сына. Сыновья умерли в
младенчестве, а в i6j7 Г°ДУ умер и их отец. Через пять лет после
смерти мужа Мария снова вышла замуж и уехала из
Амстердама в Утрехт. Второй ее брак пересудов не вызвал, но и
счастливым не был: в завещании она все оставляет дочерям,
ни словом не обмолвившись о муже.
Дочерям достался и портрет матери, который
переходил от потомков к потомкам. Обычно если не внуки, то
правнуки продавали ничего не говорящие им портреты
предков, тем более если было известно, что написаны они
Рембрандтом. Не знали, чей портрет хранится в семье, и
потомки Марии Койманс. Историки долгое время считали,
что это портрет сестры Саскии — многие портреты
Рембрандта считались портретами его родственников. Правда,
сомнения вызывал наряд, слишком пышный даже для
Амстердама, не говоря уже о провинциальной Фрисландии.
И портрет стал называться «портретом знатной молодой

женщины». В 1897 году семейство ван Вееде передало его
на хранение в Рейксмузеум, где он и висит до сих пор.
Тот факт, что портрет всегда оставался в руках
наследников, стал для историка Изабеллы Генриетты ван Ееген
исходным пунктом для его атрибуции как портрета Марии
Трип34.
Сомнения возникли после того, как было обнаружено,
что мужской портрет примерно тех же размеров35,
считавшийся, правда под вопросом, работой Рембрандта,
написан, как и портрет Марии, на тополевой доске36 —
материале, сравнительно редко использовавшемся в Нидерландах.
Одинаковые размер и материал навели исследователей на
мысль, что портреты составляют пару. Это означало, что на
женском портрете изображена не Мария Трип, вышедшая
в 1641 году замуж за Балтазара Койманса. Правда, качество
тополевой доски портрета Марии Трип оказалось
значительно выше качества доски мужского портрета37.
Сомнения же в том, что мужской портрет написан Рембрандтом,
высказывались уже давно38. И это не единственная загадка
портрета.
В музее Сюрмонд-Людвиг в Ахене (Suermondt-Ludwig
Museum) находится портрет странного двойника Марии,
датированный 1641 годом и подписанный Говартом Флин-
ком. Портрет почти того же размера (105* 78 см), тоже на
доске, но если на портрете Рембрандта перед нами пусть
несколько безжизненная, но все-таки не лишенная
обаяния молодая женщина (Тюмпель даже называет ее
«красивой»), то на ахенском портрете —ее мужеподобный,
носатый близнец, больше всего напоминающий неприбранную
служанку, вырядившуюся в платье госпожи39. Гари Шварц,
уверенный, что это портрет Марии Трип, предполагает,
что написан он Фердинандом Болом, ставшим позже
домашним художником Трипов. Составители каталога
музея выражают сомнения в том, что на портрете
изображена Мария Трип: уж слишком старой выглядит женщина
на портрете, в то время как Марии Трип в 1641 году было
22 года. Относительно автора у них нет сомнений: Говарт
Флинк. Не сомневались в авторстве Флинка и составители
каталога 1883 года, вышедшего еще до того, как на портрете

была обнаружена подпись Флинка40. Автор каталога Флин-
ка Й. В. фон Мольтке относит Портрет молодой женщны
к работам конца 1630-х годов41.
Все исследователи сходятся на том, что портрет Марии
Трип Рембрандта связан с поисками жениха, что это
своего рода «брачное объявление». Это предположение
подкрепляется свидетельством Яна Зута, показавшего на суде
8 декабря 1640 года, что два неизвестных за полгода до
этого просили его высмеять в сатире трех ухажеров девицы
Трип (в том числе и ее будущего мужа Койманса).
Острослов с неподходящей фамилией Зут (сладкий) отклонил их
просьбу42. Если фон Мольтке прав и Флинк написал
портрет Марии в конце 1630-х годов, до портрета Рембрандта,

то получается, что невеста забраковала «брачное
объявление» Флинка и Рембрандт должен был написать другой
портрет, более лестный для девицы на выданье.
ШУРИН ЛУИ ДЕ ГЕЕР
В 1829 году шведский поэт Франс Микаэл Франсен,
бывший одновременно историком, пастором и секретарем
шведской Академии наук, в своем докладе о значении Луи
де Геера для экономики страны связал его имя с новой
эпохой в металлообрабатывающей промышленности, ставшей
к этому времени одной из главных отраслей экономики
Швеции. Все, что позднее писалось в Швеции о де Геере,
выдержано в той же тональности и напоминает скорее
агиографию, нежели жизнеописание одного из «captains of
industry» xvii века. Нидерландские историки Ян и Анни Ро-
мейн причислили де Геера к столпам нидерландской
культуры43. Эссе о нем они озаглавили «Король купцов», и в
названии нет преувеличения44.
На Старой площади Норрчёпинга, центра бывшей
«железной империи» голландского оружейника, возвышается
массивная четырехметровая фигура черного гранита
работы шведского скульптора Карла Миллеса. Подобно
Гулливеру в стране лилипутов, великан сверху вниз смотрит
на промышленные здания, на людей, стоящих у водного
порога, на латунный завод, на плывущие вдоль берега
корабли. На постаменте выбита надпись: «Луи де Геер, 1587—
1652. Родоначальник шведской промышленности. Основал
в Норрчёпинге оружейную фабрику и завод по
производству латуни. Заложил основы текстильной
промышленности. Во время войны он ковал наше оружие и служил
надежной опорой королю и народу. Памятник воздвигнут
недалеко от тех берегов, где он сам когда-то слушал шум
порогов и песню рабочих».
Фигура великана, возвышающаяся над окрестным
ландшафтом,—прием почти обязательный и потому несколько
избитый. Но де Геера действительно отличали колоссаль-

железных
королей
Портрет Лодевейка
де Геера
Иеремия Фалк, по оригиналу
Давида Бека. 1649
Гравюра. 31.6x22
Рейксмузеум, Амстердам
ная предприимчивость, исключительная
настойчивость, огромный организаторский
талант, умение претворить мечту в жизнь и удача,
которую так любит история.
Луи де Геер родился в 1587 году в Льеже в
семье богатого торговца-гугенота. Когда ему
было восемь лет, семья перебралась в Дордрехт.
После смерти отца Луи наследует отцовское
дело, но сначала три года (i6o8-i6n) работает
у гугенотов-медников в Ла-Рошели.
Вернувшись в Дордрехт, он женится на Адриенне
Жерар, тоже беженке из Льежа. Брак
оказался удачным, во всяком случае на потомство: у
супругов родилось двенадцать детей. Удачлив
Луи и в делах: вместе с зятем Элиасом Трипом
он торгует железом и оружием и предоставляет
долгосрочные займы.
В 1614 году де Гееры переезжают в
Амстердам. Четыре года спустя начинается
Тридцатилетняя война, с голодом, разрухой и смертью:
в Центральной Европе за эти тридцать лет
сожжено 20 ооо городов и деревень, в Германии,
на главной арене военных действий, погибло
около половины населения. Но для торговца
оружием война означает лишь шанс на
наживу И де Геер не упускает его, предлагая то, что
нужно больше всего, — оружие и деньги. Он
едва справляется с огромным спросом на то и
на другое. К началу войны относится его
первая крупная поставка оружия шведскому
королю Густаву Адольфу. Половину денег, 8о тысяч
гульденов, де Геер выложил сам, правда, Густав
Адольф обещал вернуть деньги натурой, то
есть медью. Другую половину де Геер получил
от Генеральных штатов, заинтересованных в
том, чтобы война шла подальше от
Нидерландов. Без финансовой помощи де Геера Ришелье
едва ли бы удалось уговорить шведского короля
принять участие в войне, а сам Густав Адольф

вряд ли смог бы вооружить огромную по тем временам
армию в 35 ооо человек. Де Геер поставляет оружие Венеции,
Франции, Англии. Торгует он и с Республикой, но она не в
числе его лучших клиентов.
С i6z6 года он получает монополию на производство
оружия в Швеции, в то время отсталой и бедной стране, в
которой, однако, было все необходимое для производства
оружия: дешевый рынок рабочей силы, железная руда,
водные ресурсы и лес. Густава Адольфа называли «золотым
королем Севера», но только из-за золотистых волос.
Настоящего золота ему постоянно не хватало, и шведы говорили,
что если другие ведут войну, так как у них много денег,
то Швеция воюет, чтобы их добыть. Чтобы достать
деньги, Густав Адольф сдает в аренду коронные владения, и в
1627 году де Геер переезжает в Швецию, арендует большие
участки земли и начинает здесь свое «железное» хозяйство.
Центром его становится Норрчёпинг, насчитывавший
в то время бооо жителей. Этот второй по величине город
Швеции Кристина получит после отречения от престола в
1654 году45. Здесь исстари добывали железную руду, но и
добыча, и обработка руды оставались едва ли не
средневековыми. Де Геер модернизировал процесс, заменив
маленькие деревянные домны большими каменными, с мощной
системой поддува, что позволило увеличить температуру и
тем самым улучшить качество литья.
Все дело де Геер вел по принципу экономической
автаркии: железную руду он добывал на своих рудниках, после
чего рабочие его горных заводов превращали ее в
высококачественный чугун, из которого лили пушки. Пушки он
по рекам сплавлял в порты, где на его верфях ждали его суда
с его матросами. По одной из легенд, еще в Ла-Рошели он
поклялся отдавать бедным десятую часть прибыли. По
другой, он якобы не страховал суда и, если они приходили в
целости и сохранности, отдавал страховку бедным.
У него работали лучшие специалисты, которых
поставлял ему Элиас Трип: жестянщики и лудильщики из Герма-
нии, кузнецы из Валлонии, латунщики из Ахена, плотники
и каменщики из Амстердама. Рабочие получали два с
половиной гульдена в день, больше, чем их собратья в бога-

той Республике, но и работать они должны были с пяти
утра до семи вечера46. «Железный король» ввел и железную
дисциплину. В плохую погоду работать не заставляли, но и
денег не платили; если кто-то заболевал, его обязанности
распределялись между остальными. За ошибку одного
наказывали всю смену47.
Будучи истинным предпринимателем, де Геер был
заинтересован в здоровье и повышении уровня знаний
рабочих, поэтому в каждом его поселке были врач и школа.
В отсталой Швеции xvii века (Густав Адольф жаловался,
что выборные в городских советах не могут написать свое
имя) школы де Геера служили примером. По инициативе
промышленника для преобразования системы обучения в
Швецию был приглашен Ян Амос Коменский (1592-1670)48.
Во всех поселках де Геера были магазины, в которых
продавали изготовленные им товары: де Геер был основателем
не только железообрабатывающей, но и текстильной
промышленности. Были у него и мельницы, на которых он
молол зерно, и бумажная фабрика, поставлявшая бумагу для
его школ. Фабрики вездесущего «железного короля»
производили все вплоть до медных чайников и кастрюль. Его
коммивояжеры получили разрешение беспошлинно
переходить границу с Данией, извечным врагом Швеции!49
Главным делом де Геера оставались, конечно,
пушки. Вместо тяжелых бронзовых, стенки ствола которых
были такими толстыми, что даже малокалиберные
орудия с трудом перевозили по полю боя, он стал лить легкие
чугунные пушки. Вместе с повозкой такая пушка весила
35 пудов, и ее могли тянуть две лошади. Это означало, что
пушки перемещались теперь по полю боя вместе с
пехотой, и хотя стреляли они лишь картечью, шведы
получили новое мощное оружие. Каждый полк шведской армии
имел по две легкие «полковые» пушки. Не случайно в
русском и французском языках такая легкая пушка
получила название «шведской». Ими вооружаются все
европейские армии, и Швеция становится оружейной
кузницей Европы. Производство пушек растет с каждым годом:
в 1622 году их i8j, в 1630 году — и82, в 1631 году — 1319-
В какой-то момент де Геер производит так много пушек,

что просит Швецию дать ему разрешение Шурин
на их вывоз в Англию, славившуюся своей Луи де ГееР
артиллерией!
В 1631 году Густав Адольф разгромил
Тилли под Брейтенфельдом, а годом позже
разбил Валленштейна под Лютценом,
погибнув в битве. Еще при жизни шведского
короля именовали Львом Севера, а после
его смерти Ришелье сказал, что «он стоил
обеих армий». Де Геер в письме Трипу
называет Густава Адольфа «королем очень
даровитым». В этом немногословном
определении — протестантская сдержанность,
нелюбовь к преувеличениям, стремление
к благородной простоте и верности слова.
Но, может быть, и сознание, что своими
победами Лев Севера во многом обязан
его пушкам? Многим обязана ему и вся
Швеция, достигшая во второй половине дом с головами
xvil века вершины своего могущества, в
основе которого лежала самая мощная в
Европе оружейная промышленность — дело
де Геера.
После смерти Густава Адольфа его дочь
Кристина торгует дворянскими титулами,
и в 1641 году де Геер становится шведским
дворянином. Если верить голландским
историкам, и здесь им двигали деловые
соображения: только будучи дворянином, он
мог купить земли, которые арендовал уже
много лет. Уже на своей земле де Геер
строит четыре дома. И покупает один из самых
примечательных домов в Амстердаме —
«Дом с головами», проект которого
приписывается Хендрику де Кейзеру50.
В 1644 ГОДУ? во время войны Швеции с
Данией, де Геер становится и
национальным героем Швеции. Поводом к войне
послужил романтический побег вдовы
689

Густава Адольфа Марии Элеоноры из замка Грипсхольм,
куда ее заключил Оксеншерна. Очаровав приставленного
к ней для охраны гофмаршала Нилссона рассказами о том,
как ей хотелось бы читать Илиаду под шум волн,
45-летняя вдова очутилась на борту датского парусника,
доставившего ее в Хельсингер, известный нам как Эльсинор.
Побег наделал много шума. При европейских дворах
начались перешептывания: вдова великого Густава Адольфа,
которая больше года не могла расстаться с телом супруга,
нашла утешение в объятиях его злейшего врага, короля
Дании, не убоявшись ни штормов, ни гнева всесильного
Оксеншерны. Кристиан IV за свои семьдесят лет
переживший достаточно романов, не знал, как избавиться от
знатной гостьи. С превеликим трудом ему удалось
отправить ее в Бранденбург к ее племяннику, но к этому
времени Швеция уже объявила Дании войну.
Причина войны была не столь романтична: Швеция
хотела вывести из-под контроля Дании балтийские торговые
пути, прежде всего Зунд, за проход через который датчане
взимали постоянно удваивавшиеся и утраивавшиеся
пошлины. С конца xvi и до конца xvii века зундская пошлина
составляла две трети доходов Дании!
В 1643 году датчане задержали восемь шведских
судов, среди которых были и суда де Геера. Он отправился
в Нидерланды, чтобы убедить страну вступить в войну на
стороне Швеции. Дания, чуя неладное, настаивала на
соблюдении Республикой нейтралитета. Соединенные
провинции оказались в положении «и хочется, и колется»: с
одной стороны, они давно уже точили зуб на Данию,
которая не только постоянно вздувала зундскую пошлину, но
иногда и просто закрывала судам проход через пролив, с
другой — нейтралитет есть нейтралитет.
Республика приняла типично голландское решение:
открыто не вступая в войну против Дании, она предоставила
де Гееру полную свободу действий. Тот снарядил }2 судна с
командой в зооо человек—как часто бывало, это всего лишь
на скорую руку переоборудованный торговый флот — и
пришел на помощь Швеции в тот момент, когда в
Копенгагене уже служили благодарственные молебны. Кристина

назвала де Геера «нашим спасителем» (в свои 56 лет он был
на борту одного из судов). Вскоре после этого
торжественно праздновалось ее совершеннолетие. На аверсе медали,
выбитой в честь этого события, портрет Кристины, на
реверсе — победа над датчанами.
Престарелый датский король проиграл войну и
потерял глаз. Но о его храбрости в битве при Кольбергер-
Гейде, когда, раненный осколком снаряда, он продолжал
командовать, слагали легенды. Швеция вышла из войны
победительницей, получив по подписанному в августе
1645 года миру острова Готланд и Эзель, две провинции на
норвежской границе и, главное, освобождение от пошлин
при проходе через Зунд, чего так страстно желал де Геер.
Нидерланды продолжали платить пошлину, но размер ее
составлял 1 % от стоимости товара и не мог быть повышен
в течение сорока лет51.
Позднее де Геер вежливо попросит риксканцлера
вернуть затраченные им на «спасение» Швеции деньги и даже
объяснит, как это сделать: ввести дополнительный налог
на экспорт меди и железа (вывоз железа из Швеции
достигал lioo тысяч пудов) и платить ему из этих поступлений.
Естественно, будучи экспортером меди и железа, он и сам
должен был платить этот налог. Но он получал свои деньги
обратно, а его конкуренты—нет52.
Все, за что только ни принимался де Геер, удавалось.
В 1647 году для торговли с Золотым Берегом он основал
шведскую Вест-Индскую компанию, акции которой
приобрел и Оксеншерна. Шведский канцлер стал не только
пайщиком компании «железного короля», но и его
свойственником: внучка де Геера вышла замуж за племянника
Оксеншерны.
Но в какой-то момент де Геер заметил, что устал. Все
чаще ему хотелось отойти от дел и от нескончаемых
судебных разбирательств. Одно из них, судебная тяжба с
зятем, вынудило его приехать в начале 1652 года в Амстердам.
Здесь он заболел и 19 июня 1652 года умер. Похоронили де
Геера в фамильном склепе в Дордрехте, куда $6 лет назад на
телеге, груженной немудреным скарбом, приехал
восьмилетний беженец.

EX BELLO PAX
Женитьба младшего брата Элиаса, Якоба, на сестре Луи де
Геера Маргарете еще больше сплотила деловые отношения
между шурином и зятьями Трип. Якоб не был так успешен
в делах, как его библейский тезка, он всегда оставался
«вторым». Тем не менее и он был одним из самых богатых
жителей, но не Амстердама, а Дордрехта.
Главным достоянием Якоба и Маргареты Трип были
дети. Из двенадцати детей четверо умерли в
младенчестве — не так много по тем временам, трое — в детстве, так
что к i66o году в живых оставалось пятеро. Трое, Луи, Хен-
дрик и Якоб, пошли по стопам отца, и родители послали их
набираться опыта в лучшую школу— к дяде Луи в Швецию.
Набравшись опыта у дяди по материнской линии, к
началу 1630-х годов они перебрались в Амстердам к дяде по
отцовской линии, Элиасу Трипу. Как отец и дядья, они
торгуют оружием, смолой и дегтем. Но не чураются
торговли ни табаком, ни рыбой—деньги не пахнут.
Ведут они дела и с дядей Луи, остающимся для них
главным поставщиком оружия, смолы и дегтя — продуктов, в
которых нидерландский флот испытывал огромную
потребность. Отношения с дядей, поставщиком и
конкурентом, были непростыми, и племянники то сходились, то
расходились с де Геером.
Якоб и Хендрик, повторяя опыт отца и дяди Элиаса,
женились на сестрах, Иоханне и Сеселии Годен. Их тесть
Самюэль Годен был одним из тех, кому в 1628-1629 годах
Вест-Индская компании предоставила право основать в
Северной Америке частную колонию, так называемый
патронат. Патроны получали землю и право торговли по
всему восточному побережью. Со своей стороны они
обязывались в течение трех лет заселить патронат колонистами.
Найти в Республике людей, желавших променять покой
на неизвестность за семью морями, оказалось не так
просто, и через десять лет из шести патронатов выжил лишь
один, патронат Килиаана ван Ренсселаара53, Так как
патроны участвовали в патронатах друг друга, Самюэль Годен
владел одной пятой патроната Ренсселаара. После смерти

Годена в 1636 году его часть была поделена между Якобом
и Хендриком. Доли братьев оказались небольшими,
около юоо гульденов, но достаточными для того, чтобы
укрепление, основанное колонистами в 1637 году, получило их
имя. Просуществовал Триппенбюрх недолго, через три
года Ренсселаар выкупил доли братьев Трип.
После смерти Сесилии Хендрик женился на Йоханне
де Геер (1629-1691), племяннице Луи де Геера, и этот брак
принес фирме братьев Трип более ощутимую финансовую
пользу. Фердинанд Бол, один из первых учеников
Рембрандта, ставший в i66o-e годы востребованным
портретистом, сделал несколько портретов Хендрика и Йоханны
и их детей.
1640-е и i6yo-e годы стали временем расцвета фирмы
молодых Трипов. И здесь действовало правило «смерть од-
Литейные цеха
Хендрика Трипа
в Швеции
Аллаарт
ван Эвердинген
1650-1675- Холст,
масло. 192x2546
Реиксмузеум,
Амстердам
693

Империя
железных
королей
Портрет
Хендрика Трипа
Фердинанд Бол
i66o. Холст,
масло. 126,5*97
Музей изящных
искусств,
Брюссель
ного —хлеб другого». «Хлебом» Трипов стала Англия, где
с начала 1640-х годов политическая ситуация все более
накалялась и как роялисты, так и их противники нуждались в
оружии. В начале Гражданской войны Трипы
финансировали и снабжали оружием роялистов. Но когда верх стали
брать «круглоголовые», Трипы послали им триста бочек
с порохом. Если в 1632 году капитал Луи Трипа составлял
46 ооо гульденов, то к 1648 году он удвоился. А за
следующие десять лет вырос в шесть раз.
Несмотря на огромное богатство Трипов, старая
бюргерская «аристократия» Амстердама, образовавшаяся
после перехода города на сторону Вильгельма Оранского,
смотрела на них сверху вниз, видя в них лишь нуворишей,
потомков простого шкипера из провинции, и ни в попечи-
694

Ex bello pax
тельские советы, ни в магистрат их не
избирали. За прошедшие полвека в
ментальное™ голландцев многое изменилось: если
в конце xvi века ценились прежде всего
предприимчивость и энергия, упорство и
настойчивость, то к середине XVII века эти
качества потеряли свою привлекательность
и скорее пугали. Выросшие в роскоши дети
регентов стремились во что бы то ни стало
сохранить свое положение и не допускали в
свой круг «чужаков», какими бы богатыми
те ни были.
И братья Трип «столбят участок» в
городе, демонстрируя и свое баснословное
Портрет
Йоханны деГеер
Фердинанд Бол
i66o. Холст, масло
12бхд7- Музей
изящных искусств.
Брюссель
Каритас: портрет
Йоханны де Геер
с детьми Сесилией
Трип иЛауренсом
Трипом
Фердинанд Бол
1662-1669. Холст,
масло. 167x152,5
Рейксмузеум,
Амстердам
69J

богатство, и твердое намерение остаться здесь навечно:
25 мая i66o года семилетний Луи Трип закладывает первый
камень дома Трипов и разравнивает раствор специально
сделанной по этому случаю серебряной кельмой. За два
года (1660-1662) Юстус Фингбоонс54 строит здание в стиле
голландского классицизма (сочетание барокко и
классицизма с традициями национальной кирпичной
архитектуры), ставшее одним из последних его образцов.
Архитектор расположил под одним фасадом два дома.
Ставя во главу угла соблюдение классицистической
симметрии, он не побоялся возвести разделявшую дома
братьев стену за средним рядом окон!55 Камины архитектор
поместил не у внешних стен, как обычно, а у этой «теплой»,
в полметра толщиной, стены. Расположение каминов
повлекло за собой проблему дымоходов: трубы в форме
мортир находились по бокам дома, а камины — в его центре.
Пришлось сооружать дымоходы неимоверной длины.
Городской дворец обошелся Трипам в 2jo 000 гульденов —
правило не выставлять богатство напоказ на этот раз было
забыто.
Монументальному дому Трипов не было равных на
амстердамских каналах. Его величие и благородство,
симметрию и гармонию сравнивали разве что с городской
ратушей, построенной за десять лет до этого. Дом Трипов и
называли Малой ратушей. Как и ратушу, дом Трипов
отличает изобилие декоративных элементов. Но если
ратушу венчает огромная фигура Девы Мира, в одной руке у
которой кадуцей Меркурия, в другой — оливковая ветвь, а
у ног лежит рог изобилия, то фронтон городского
дворца Трипов украшен не только лавровыми и пальмовыми
ветвями, но и пушками. Пушки и мортиры указывают на
род занятий братьев, подчеркивая, что мир рождается из
войны и тот, кто хочет мира, должен держать меч
наготове. Торговля оружием не имела тогда всех тех негативных
коннотаций, которые она имеет сегодня. Но была таким
же рогом изобилия — во всяком случае, для Трипов. Элиас
и Якоб Трипы родились в домике в два окна в крошечном
Залтбоммеле — их дети жили в самом богатом доме самого
богатого города Республики.

Сказочное убранство дома-дворца породило одну из
городских легенд. Луи Трип якобы как-то услышал, как его
слуга мечтательно вздыхал: «Мне бы домик размером хотя
бы с одну эту дверь!» И он построил на другой стороне
канала чудесный домик шириной в одно окно. Дата на его
фасаде —1696 год—развенчивает легенду, но нарядный
белый домик напротив великолепного «дома Трипов» до сих
пор называется «маленьким домом Трипов»,
Братья бросили жребий, кому в какой половине жить
(Луи досталась левая часть дома, Хендрику — правая), и
принялись увешивать стены дома портретами близких и
изображениями заводов в Швеции. Для этого дома
Рембрандт и написал портреты их родителей, Якоба Трипа и
Маргареты де Геер. Оба портрета после смерти Хендрика
остались у его дочерей Сесилии и Иоханны, не вышедших
замуж и так и проживших всю жизнь вместе. Вместе они и
умерли: Сесилия — 31 августа 1728 года, Иоханна — на
следующий день. Поздним вечером 6 сентября, с факелами,
как было принято у богатых и важных, сестер вынесли из
дома и похоронили в Западной церкви, где за полвека до
них был похоронен Рембрандт.
Так как сестры все завещали друг другу, для оценки картин
пришлось вызывать маклера. Самыми дорогими из 34 картин
оказались Рембрандт и ван дер Хелст. Портреты Рембрандта
маклер оценил в 50 гульденов каждый. В xvili веке картины
оказались в Англии, в семействе Ли (Lee), и в 1899 году их
приобрела Национальная галерея. Долгое время считалось,
что это портреты Иоханеса Лютмы, мастера серебряных дел,
и его жены. Лишь в 1928 году они были атрибутированы как
портреты Якоба Трипа и Маргареты де Геер.
Великолепный дом способствовал росту престижа
братьев Трип в амстердамских кругах, но не дал желанного
доступа в круг регентов, принадлежность к которому и
определяла конечный успех социального продвижения. Даже
лейтенантом стрелков Луи Трип стал, когда ему было уже
под шестьдесят! А это был лишь первый шаг на пути к
признанию элиты города, в котором он прожил полжизни...
В1666 году на своей половине неожиданно умирает Хен-
дрик, и все дела сваливаются на Луи. Правда, ему помогает

Империя
железных
королей
Портрет Адриана Трипа
ЯнЛивенс. 1644
Холст, масло. Ю7,5Х83'5
Частная коллекция, надолго-
срочном хранении в Доме-музее
Рембрандта, Амстердам.
вдова брата, Йоханна де Геер, и ее сыновья
Матиас и Якоб. В 1683 году Матиас
женится на своей двоюродной сестре Маргарете
Трип, дочери дяди из Дордрехта. Это будет
один из последних браков внутри
семейного клана. В период накопления капитала
подобные браки способствовали его
консолидации, и вся история семей Трип и де
Геер может служить тому примером. На
огромном Списке потомственных Трипов>
составленном i октября i88j года,
хранящемся в спецфонде библиотеки
университета Амстердама, можно видеть, как много в
«потомственных» Трипах крови де Гееров56.
Капитал и контроль над ним оставались в
руках семейного клана.
Плановость была характерной чертой
всех торговых домов и проявлялась как в
эндогамных браках и в предпочтении
«своих» при заключении коммерческих сделок и
договоров, так и в строгом контроле чести
клана. Неосторожный шаг одного
отражался на торговых сделках и добром имени
всех. Если возникали ситуации, ставящие
финансовую или социальную стабильность
одного из членов клана под угрозу, делалось
все возможное, чтобы свести угрозу на нет,
исправив положение. Ярким примером
кланового поведения может служить
реакция Трипов на действия Софии Трип, вдовы
Йохана Койманса.
После смерти мужа в 1657 году София
взяла управление фирмой в свои руки.
Поначалу все идет хорошо, но через какое-то
время родственники замечают, что София
все больше подпадает под влияние своего
помощника, Карла Фута, и даже обещает
ему руку дочери, 19-летней Алетты. Братья
Софии, Адриан и Якоб, пытаются внушить
698

сестре, что Фут не может быть ее зятем, что
он им не пара. Не только из-за низкого
происхождения, но и потому, что он «сГ une race
scabreuse»: «его отец был плут и мошенник»,
да и репутация матери и сестры не многим
лучше. Мало того, что у него нет ни гроша за
душой, он к тому же еще и католик57.
Адриан и Якоб боятся, что мезальянс затронет
честь и их семей, и родственников их жен.
У Адриана было двенадцать детей, и всех
их надо было пристроить, Якоб был женат
на Елизавете Биккер, и его свояченица была
женой Йохана де Витта. Братья пытаются
убедить сестру, что брак ее дочери с
Футом будет гибельным и для сестер и братьев
Алетты, которые уже не смогут составить
хорошие партии. Муж старшей дочери
Софии, Иоан Хейдекопер, сын бургомистра и
сам будущий бургомистр, сравнивал Фута с
троянским конем, который, войдя в их
знаменитую фирму, принесет разруху и гибель.
Обеспокоенный происходящим, он писал
12-летнему брату Алетты, что пока тот
набирается ума-разума во Франции, чтобы
самостоятельно вести «негоцию», может
случиться, что ко времени его возвращения
«негоции» не будет и в помине. Казалось
бы, зачем ментору вовлекать еще
подростка, находящегося к тому же во Франции, в
семейную распрю и настраивать его против
матери? Ответ прост: в ход были пущены
все средства, которые могли бы повлиять на
Софию Трип.
Ничего не помогло. Вдова настаивала на
браке, хотя и соглашалась с тем, что ее
покойный муж никогда бы его не одобрил. Но
теперь она была единственным опекуном
детей, и последнее слово оставалось за ней.
И тогда семья прибегла к крайнему сред-
Ех bello pax
Портрет ЯкобаТрипа
Бартоломеус ван дер Хелст
1б47-1б70- Холст, масло. 110x95
Рейксмузеум, Амстердам
699

Империя ству: родственники как с отцовской, так и с материнской
железных стороны, Коймансы и Трипы, обратились в суд Голландии
королей g, „ ^ , ^ g,
с просьбой учредить над Софией и ее будущим зятем опеку.
В i66i году брак был-таки заключен, но брачный договор
автоматически лишал Софию Трип и ее зятя всех
полномочий. София, чье имущество оценивалось в
полмиллиона гульденов, не могла ничего предпринять без согласия
родственников, но репутация семьи и фамильный капитал
были спасены. До сих пор casus Софии Трип приводится
во всех работах, касающихся этики торговых кланов
Республики.
Теперь, когда Трипы стали одними из самых богатых
людей Республики, они стремились перейти из торговой
элиты в элиту управленческую, что означало
общественные посты и связанный с ними престиж. Процесс аристо-
кратизации буржуазии изменил отношение к «купцам», и
вчерашние торговцы всеми силами старались перейти из
торговой «грязи» «в князи». Для этого существовали
различные способы. Например, Хейдекопер советовал
своему подопечному заниматься во Франции верховой ездой,
танцами и другими приятными упражнениями для тела и
духа: «Не забывайте развивать Ваш придворный дух,
потому что тот, кто родился не только для торговли, должен
совершенствоваться в разных направлениях. Мы хотим,
чтобы по возвращении Вы были не только хорошим купцом,
но и образцовым придворным».
Но, конечно, решающим шагом был брак, и богатство
Трипов делало их желанной партией. Начало восхождению
по социальной лестнице положил еще Элиас, женившийся
на дочке бургомистра. Его двоюродный племянник Питер
Трип, женатый первым браком на богатой купеческой дочке,
после смерти жены женится на Кристине де Граафф, вдове
влиятельного амстердамского регента Якоба Биккера58.
Сестра Кристины, Агнит, была замужем за Яном Биккером,
братом Якоба, — эндогенные браки встречались среди
регентов так же часто, как среди купцов или Габсбургов (из
шестерых братьев и сестер де Граафф четверо состояли в
браке с Биккерами). Дочь Кристины и Яна Биккер,
Елизавета, вышла замуж за Якоба Трипа, сына Элиаса. Ее сестра

Вендела — за пенсионария Голландии Йохана де Витта.
В списке имущества Вендела указывает «738 маленьких
жемчужин по 20 стеиверов за штуку», которыми ее «уважил зять
Трип». И сразу вслед за этой записью следует другая, тоже
о полученном от зятя Трипа подарке с девятью
большими драгоценными камнями и девятью маленькими59. Сын
Элиаса породнился с crème de la crème голландской элиты.
В 1670 году Луи выдает 18-летнюю дочь Анну Марию
замуж за Ваутера Фалкенира, сына могущественного
бургомистра Жиля Фалкенира, сторонника Йохана де Витта
и Штатов, который после прихода к власти Виллема III
переметнулся к оранжистам. Политический маневр не
замедлил принести плоды: в 1673 Г°ДУ Фалкенир в пятый раз
занял пост бургомистра. И займет это почетное место еще
четыре раза. Английский посланник Генри Сидни писал
в 1679 году, что «у Великого Турка нет такой абсолютной
власти ни над одним из его подданных, какой обладает
Фалкенир над Амстердамом, что все ему беспрекословно
подчиняются, он назначает и снимает, кого ему угодно, и
делает все, что ему заблагорассудится»60.
Несмотря на закон против роскоши, введенный Тюл-
пом в 1655 году, Луи Трипу удалось потратить на свадьбу
дочери больше 8ооо гульденов. Главный архитектор
города украсил комнату ратуши, где молодые подписывали
брачный договор, не цветами, а овощами: аристократиза-
ция бюргерства всегда сопровождается изысками
декаданса. Для свадебного фейерверка заготовили столько пороха,
что здание Ост-Индской компании, расположенное
напротив дома Трипов, на всякий случай обтянули мокрыми
парусами61.
Брак не принес счастья ни самим молодым, ни Луи
Трипу, в доме которого они жили. Дед платил теперь не только
за дочь, но и за зятя. Платил он и за роды дочери, за
кормилиц и нянь четырех внучек. 13 декабря i68i года родился
долгожданный мальчик, и через десять дней его крестили в
соседней Южной церкви. А еще через четыре дня зо-лет-
нюю мать похоронили в Западной церкви. Безутешный
Луи Трип «выкупил» у зятя право взять на воспитание
старшую внучку Эмеренцию62.

Минерва — МаргаретаТрип, обучающая сестру Анну Марию
Фердинанд Бол. 1663. Холст, масло. 208x17g
Реиксмузеум, Амстердам
702

Но капиталовложение себя оправдало: на Луи Трипа
золотым дождем посыпались посты и назначения. Уже в
1670 году он стал капитаном стрелков. В 1671 году
бургомистр Тюлп предупреждал коллегу-бургомистра Мюнтера,
тоже приходившегося Трипам родственником63, чтобы он
и не думал протаскивать дордрехтца в магистрат. Но Жиль
Фалкенир устроил-таки назначение свояка судейским.
В проигрыше от операции не остался никто: Луи наконец-
то вошел в круг регентов, Фалкенир ему помог и теперь мог
рассчитывать на ответную помощь, а именно на то, что Луи
внесет предложение об освобождении Виллема III от
долга в два миллиона гульденов, который препятствовал браку
штатгальтера с дочерью Якова И. Луи Трип внес
предложение, оно было принято, Биллем женился на Мэри и стал в
результате Славной революции королем Англии. Сам же
Луи в 1674 году был выбран бургомистром. Эту должность
он занимал еще два раза, в 1677 и 1679 годах64.
В КОПНАХ НЕ СЕНО, В ДОЛГАХ НЕ ДЕНЬГИ
Браки браками, регенты регентами, но деньги оставались
деньгами, а Швеция все не гасила долг Элиаса Трипа. Как
только не пытались Трипы выцарапать свои денежки у
шведской казны! В 1645 году Адриан Трип, старший сын
Элиаса и зять Луи де Геера, получил в качестве свадебного
подарка часть шведских векселей. В 1646 году он
отправился в Швецию и обратился за помощью к тестю, которого
за два года до этого Кристина назвала «нашим
спасителем». Еще важнее было то, что у де Геера был свой человек
в шведской «рентной камере», который сообщал ему, когда
можно обращаться за долгами, а когда—нет. Вмешательство
тестя помогло, и в 1649 году торжествующий Адриан Трип
появился в ревизионной комиссии с письменным
требованием Кристины оплатить лично проверенные ею счета.
Но его торжество оказалось преждевременным: во-первых,
долги могли быть выплачены только частями в течение
пяти лет. Во-вторых, они должны были быть выплачены

Империя не наличными, а медью. В-третьих, за медь Трипы долж-
желеэных ны были поставить в Швецию серебро — меди в Швеции
королей ^ ^ r A ,
было предостаточно, а серебра мало: 1устав Адольф еще
в i62o году заплатил tf joo фунтов меди за бриллиантовое
кольцо для своей невесты, принцессы Марии Элеоноры, и
заменил серебряные монеты медными. Адриан снова
попытался обратиться к Кристине, но в аудиенции ему было
отказано—должников у Кристины хватало65.
Тогда Трипы решили прибегнуть к помощи дипломатов.
Брат Адриана, Якоб, женатый на Елизавете Биккер,
обратился за помощью к своему свояку, пенсионарию Йохан-
ну де Витту. В i668 году де Витт подписал от имени
Республики Тройственный союз со Швецией и Англией, целью
которого было ограничение агрессивной политики
Людовика XIV по отношению к Испанским Нидерландам. Но
так как Швеция и Нидерланды имели мирные договоры с
Францией, союз был представлен как попытка содействия в
установлении мира между Францией и Испанией. По
этому договору Швеция получала от Испании субсидию,
которая должна была быть выплачена в Нидерландах. Из этой
«испанской» субсидии и планировалось выплатить
«шведский долг» Трипам. В этом вызвался помочь муж сестры
Адриана и Якоба, Йозеф Койманс, имевший тесные связи с
Испанией. Но несмотря на все усилия дипломатов,
политиков и финансистов клана Трип, получить долг,
переваливший к этому времени за миллион гульденов, не удалось66.
В 1678 году шанс, что Швеция когда-нибудь погасит
долг, представлялся таким ничтожным, что Трипы
подумывали продать заемные письма французскому двору.
В 1832 году они снова подали дело на рассмотрение в
шведский суд, и тот вынес решение: списать долг за давностью
лет. Получилось по пословице: «Должен—не спорю, отдам
не скоро; когда захочу, тогда и заплачу. А не захочу, так и
совсем не заплачу». Деловое чутье обычно таких хватких
Трипов—де Гееров подвело их в денежных трансакциях со
шведской короной. Заказ четырех портретов Рембрандту
оказался их лучшим вкладом.

ПРИМЕЧАНИЯ
Clark: 12.
Blankert 1982:28.
Об истории семейства Трип и их
торговых и деловых предприятиях и
контактах см.: Klein 1965, об истории дома
Трипов и связанных с ним семей см.:
van Eeghen 1983, об архитектуре дома
Трипов см.: Meischke, Terwen: 83.
В 1877 году портрет Маргареты за
104 гульдена был продан Рейксмузеуму,
а портрет ее мужа —за 445 гульденов в
парижскую коллекцию Мартина Риндс-
копфа. Сейчас он находится в нью-
йоркской частной коллекции.
Портрет Трипа находится в музее
Денвера. Портрет Маргареты — в музее
Гране в Экс-ан-Провансе.
Николаас Маас с 1657-го по 1665 год
четыре раза пишет Трипов. Лучшие его
портреты находятся в Будапеште,
копия мужского портрета — в гаагском
Маурицхейсе. В 1928 году голландский
историк искусств Хофстеде де Гроот
опубликовал статью о портретах четы
Трип—де Геер. Именно он заметил, что
дама с портрета Николааса Мааса в
Будапеште похожа на даму в
Национальной галерее, считавшуюся женой Лют-
мы. Еще в 1908 году Хофстеде де Гроот
предположил, что на портрете в
Национальной галерее изображена Маргарета
де Геер, но не мог это доказать из-за
отсутствия портрета Якоба Трипа. В конце
концов Хофстеде де Гроот нашел
фотографию, сделанную с портрета Трипа на
аукционе 1877 года, и она подтвердила
правильность его предположения.
Еще один портрет Маргареты был
в собственной коллекции Хофстеде де
Гроота, правда, инициалы G. G, (Геррит
Герритсзоон) были переделаны в Л (Ал-
берт), так как произведения сына
котировались на рынке значительно выше,
чем картины отца. Парный к нему
портрет, датированный 1652 годом,
находился тогда в частном собрании в Гааге.
Так как известно, что Якоб Кейп умер
в 1652 году, предполагается, что портрет
написал или дописал сын.
Портрет Трипа из Маурицхейса
долгое время считался портретом Якоба
Катса. В момент написания статьи
Хофстеде де Гроота было известно пять пар
двойных портретов Трипа — де Геер, то
есть у каждого из остававшихся в
живых детей висели портреты родителей
(Hofstede de Groot 1928: 255-264).
Schwartz 1984: 206; Tümpel 1986: 213.
Другими посредниками между
Рембрандтом и Трипами Шварц называет
дордрехтца Фердинанда Бола, ставшего
учеником Рембрандта незадолго до
начала его работы над портретами, Кой-
мансов, Виллема Бореела и де Грааффов
(Schwartz 1984:206,334)-
Анат Гилбоа утверждает, что некоторая
беспомощность и бесхарактерность
отличают всех молодых женщин на
портретах Рембрандта (Gilboa: 85).
Lloyd Williams: 166. Эскиз хранится в
Британском музее.
Голландский историк Изабелла
Генриетта ван Ееген предположила, что на
знаменитых парных портретах из
вашингтонской Национальной галереи
8.
9-
ю.
705

Империя железных королей
(принадлежавших ранее княгине
3. Н. Юсуповой), Портрете мужчины
с перчатками и Портрете женщины со
страусовым веером, Рембрандт
изобразил сына Луи Трипа Якоба и жену и
двоюродную сестру Якоба Маргарету, дочь
Хендрика Трипа (van Eeghen 1983: 73)-
il. Об истории Трипов см.: Ibid.: 27-117-
12. Работорговля в это время еще
неизвестна голландцам (да и позднее
занимались ею преимущественно зеланд-
цы). Когда в i6o6 году корабль Трипа
захватил португальское судно, на
борту которого было 90 рабов, голландцы
за бесценок продали их английскому
шкиперу (Klein: 139)- Португальцы же,
изможденные длительным и тяжелым
плаванием, были рады плену. Они тут
же сдались, договорившись с
голландцами, что те выпустят для блезиру
несколько ядер, чтобы по возвращении
в Лиссабон у «пленных» было хоть
какое-то оправдание. Но встречи с
португальцами не всегда были столь
радушными. В i6io году судно Трипа,
несмотря на Двенадцатилетнее
перемирие, было захвачено
португальцами. Большая часть экипажа была убита,
оставшиеся в живых два года провели
в лиссабонской тюрьме (Ibid.: 141)- В
1628 году судно Трипа захватили
испанцы, и матросы считали, что им повезло,
потому что испанцы высадили их на
берег, а не превратили в рабов на
галерах. Все торговые суда имели на борту
пушки — не только для защиты, но и
для нападения.
Дважды суда Трипа
конфисковывали англичане. В 1617 году английским
адмиралтейством было захвачено
судно, идущее из Амстердама в Ла-Рошель
с железом, медью и специями на борту.
Еще одно судно Трипа было
конфисковано английским парламентом (Ibid.:
308). Самюэль Пипе описывает
посещения двух захваченных голландских
судов: «Несметные богатства, какие
только можно себе представить,
лежали в беспорядке, перец сыпался изо
всех щелей, и мне приходилось ходить
по нему, ноги по колено провалились
в гвоздику и мускатный орех — всего
было полно... я никогда в жизни не
видел ничего более великолепного»
(запись от i6 ноября 1665 года).
Не меньшую угрозу представляли
и «свои» каперы из славившейся
морским разбоем Зеландии. Но больше
всего опасались моряки берберийских
пиратов — из Алжира, Марокко и
Туниса, — промышлявших организованным
морским грабежом. Возвращавшееся
из Азии судно было плавучим
капиталом, и нападение на него обходилось
намного дешевле, чем плавание в Азию.
Одно имя пиратов, известных
алчностью и свирепостью, внушало страх
истощенной болезнями и долгим
плаванием команде.
Голландская морская торговля
терпела от морского пиратства огромные
убытки. Только алжирцы в период
1617-1625 годов захватили 2о6
голландских торговых судов (Klein: 311)- Это
означало не только потерю кораблей и
товаров, но и плен матросов. Лишь
немногих выкупали друзья или
родственники. Те, кто знал, что выкупить их
некому, часто принимали мусульманство
и сами становились пиратами.
Понимая, что, попади они в руки бывших
единоверцев, им несдобровать, они не
знали пощады.
Во время Двенадцатилетнего
перемирия (1609-1621) голландцы часто
посылали совместный
голландско-испанский конвой, но с окончанием
перемирия Голландия снова стала искать
сближения с Северной Африкой, прежде
всего с Алжиром, чтобы объединиться
против общего врага — Испании. Трип.
чьи суда несколько раз подвергались
нападениям пиратов, в 1619 году был сре-
70б

ди 69 амстердамских купцов,
выступивших против перемирия с Алжиром. Но
перемирие было заключено. В1624 году
барбарийские пираты напали на
большой корабль Элиаса, шедший в Геную
с обычным грузом: зерно, свинец и
5000 реалов. Команда решила
откупиться, но пиратам приглянулось судно.
Сорок голландских матросов были
распределены между девятью пиратскими
галерами. Отпустили только шкипера и
штурмана (Ibid.: 310).
Бывало, что команда оказывала
сопротивление, но случалось такое
нечасто, так как все знали, что
сопротивление означает если не смерть, то
рабство. Трип пытался организовать
Директорат торговли с Левантом, и
общими усилиями голландских купцов
в Алеппо был назначен консул —
Корнелий Витсен. Но у него, как и у его
коллеги в Алжире, не было денег, и
Директорат мало-помалу зачах. Тогда
Трип попытался основать компанию по
страховке судов. Платить должны были
все судовладельцы, хотя левантская
торговля подвергалась намного
большему риску, чем остзейская.
Естественно, балтийские купцы не хотели делить
риск с теми, кто торговал с Левантом,
так что и это начинание Трипа
зачахло. Оставалось испытанное средство:
перевозить товар на нескольких судах.
Так обычно и делали голландские
купцы, в том числе Трип.
Иногда торговые суда, стоявшие в
чужих портах, захватывали местные
власти, которые переоборудовали их в
военные. Если матросам платили, они
не возражали. Но, например, в 1625
году большое голландское судно
захватила Генуя и вынудила матросов
служить pro Deo.
Всегда оставалась и опасность
кораблекрушения. В 1630 году затонуло
судно Трипа «Единство» стоимостью в
32 ооо гульденов и с товаром на ю
тысяч гульденов (Ibid.: 307).
Ibid.: 300.
Позднее за эти внештатные места тоже
будет драка. Поверенный получал от
8оо до 1200 гульденов в год.
Так, например, карта Исаака Массы
именовалась картой «Северной и
восточной части России, обычно
именуемой Московией».
Klein: 159-161.
Средним торговым судам надлежало
иметь как минимум г пушки, 2
катапульты, 4 мушкета и i8 копий,
большим — 6 пушек, 4 катапульты и 24 копья.
13-
if-
16.
17-
18.
*9-
14- Каждое отделение имело не только свое
правление, но и свои верфи, пакгаузы
и корабли. Амстердамское правление
насчитывало 20 директоров,
правление в Мидделбурге — 12, в правления
остальных городов входило у человек.
Представители шести правлений
составляли Совет семнадцати (в
дословном переводе «Семнадцать господ»).
От Амстердама в Совет семнадцати
входило 8 представителей, от Миддел-
бурга—4, от всех остальных по одному.
Последний, семнадцатый член Совета
представлял поочередно Зеландию и
маленькие правления. Такое
представительство должно было предотвратить
перевес в Совете семнадцати
Амстердама, но голос амстердамского
отделения оставался тем не менее решающим.
В течение шести лет трижды в год Совет
несколько недель заседал в Амстердаме,
затем два года в Мидделбурге. Время
заседаний определялось отправлением и
прибытием судов. Самыми важными
были сентябрьские заседания, когда
суда возвращались из дальних рейсов.
ij. Klein: 154-15 8; Wijnroks:366.
707

Империя железных королей
20. Klein: 198-204.
21. Ibid.: 229-231; Wijnroks: 322.
22. Wijnroks: 323.
23. Klein: 241.
24. Велувенкамп: но.
25. Там же: 112.
26. 12 пушек для 50-фунтовых ядер, 12 —
для зо-фунтовых, 12 — для
12-фунтовых и 24 пушечки для 6-фунтовых ядер
(Wijnroks: 324).
27. Сестра Алетты была замужем за Алевей-
ном Питерсзооном. Их сын Питер Але-
вейнсзоон с 1626 года был на службе у
Элиаса. В1632 году он уехал в Московию.
28. Beijer. 135_136-
29. van Eeghen 1983:30.
30. Klein: 231; Велувенкамп: 113.
31. Художником этой ветви семейства был
Франс Хале, написавший в год
свадьбы портрет Йозефа. За год до этого, в
1644 году, Франс Хале написал портрет
родителей Иозефа и свадебный
портрет его сестры Изабеллы и ее мужа.
32. Якоб ван Кампен построил дом в
новой тогда части города (Keizersgracht:
177) > напротив Западного рынка (Wes-
termarkt). Это был его первый проект.
Гигантский по амстердамским
понятиям того времени, внутри дом был
великолепно отделан и увешан картинами.
После смерти отца в 1634 году братья
основали фирму «Балтазар Койманс и
братья», занимавшуюся торговлей
драгоценными металлами. Годовой оборот
фирмы составлял 4 ооо ооо гульденов.
33« Ван дер Хелст написал портрет и
Якоба Трипа, предположительно к браку с
Елизаветой Биккер.
34» Предполагается, что портрет
унаследовала младшая дочь Марии, Констанция
Койманс. От нее он перешел ее дочери
Констанции Изабелле Смиссарт. Та
передала его дочери Филиппине Балтине
Елизавете ван Аркел, матери Хендрика
Маурица ван Вееде (i737~i79^)>
первого известного нам владельца портрета
(van Eeghen 1956:166-169).
35* Портрет Марии —107 х 82 см;
мужской портрет из частной коллекции —
Ю4,5 х 78,95 см.
36. Тюмпель вслед за Бредиусом пишет, что
портрет Марии написан на доске из
индонезийского тика (Bredius 1969: 577"»
Tümpel 1986: 416), а мужской портрет
Рембрандта—на холсте (Tümpel: 43°)-
37« van de Wetering 1990:691.
38. Тюмпель отрицает принадлежность
мужского портрета кисти Рембрандта,
ошибочно ссылаясь при этом на Герсона
(Tümpel 1986:430).
39« Гилбоа называет портрет Рембрандта
«удачным», «особенно в сравнении с
портретом Фердинанда Бола, на
котором Мария Трип изображена в той же
позе, в том же платье, но внешность ее
намного менее приятная и
привлекательная» (Gilboa: 85).
40. «Портрет настолько похож на другие
работы Г. Флинка 1640-х годов, что в его
авторстве нет никаких сомнений» (Fu-
senig, Vogt: 108).
708

41. von Moltke: 149.
42. Schwartz 1984:207.
43. Фрагменты книги вышли в русском
переводе: Столпы нидерландской
культуры. М.: Квадрига, 2009.
44« Romein: 285-307.
45- В1655 году город горел, во время
Северной войны его еще раз сожгли русские,
и сейчас он известен разве что своей
футбольной командой.
46. Заработная плата рабочего в
Амстердаме в 1620-х годах составляла в среднем
гульден в день (от 20 центов до
полутора гульденов). Продолжительность
рабочего дня—с 6 утра до 6 вечера.
47- Romein: 288.
48. В 1656 году сын де Геера приютил
ученого в Амстердаме, и на доме де Геера
в 1920 году, спустя 250 лет после смерти
Комения, была установлена
мемориальная доска, на которой по-чешски и
по-голландски написано «Здесь жил
Ян Амос Коменский». Правда, жил
последний епископ моравских братьев
не здесь, а неподалеку, сначала на Эге-
лантирсграхт, а с 1665 года по адресу
Принсенграхт, 415- По иронии судьбы
в 1657 году Комений, проповедовавший
мир и ратовавший за то, чтобы все
пушки были переплавлены на колокола и
музыкальные инструменты, печатает
свою Opera didactica на деньги сына де
Геера, как и отец, продавца оружия.
Похоронен Комений в городке-крепости
Наарден.
49« Romein: 290.
50. Keizersgracht: 123. Дом был построен в
i622 году для Николаса Соера де Верман-
дуа, внука бежавшего в Нидерланды
гугенота. Свое название дом получил по
шести головам, украшающим фасад на
уровне бельэтажа. Ренессансные
фасады (а дом построен в стиле голландского
ренессанса) часто украшались масками,
здесь же это маски-бюсты,
изображающие Аполлона, Цереру, Марса,
Минерву, Бахуса и Диану. Народное предание
объясняет эти головы иначе: как-то
вечером шесть воров, задумав недоброе,
поочередно входили на кухню.
Спрятавшаяся за дверью служанка рубила им
головы, которые и выставили потом в
назидание другим злоумышленникам.
Для де Геера жизнь в доме началась с
потери главы хозяйства: в декабре 1634 года
в родах тринадцатого ребенка здесь
умерла его жена.
Де Геер купил дом вместе с частью
имущества, среди которого было
двенадцать картин, две из них кисти
Рубенса. Сам де Геер украсил холл бюстом
Густава Адольфа (теперь в Рейксмузеу-
ме). В 1757 Г°ДУ Д°м перешел к
внучатому племяннику — шведу, у которого
амстердамский «Дом с башками», как
он его называл, не пробуждал никаких
эмоций. Его сын продал дом в 1779 году.
С тех пор у дома были разные
владельцы. Какое-то время дом принадлежал
торговцу картинами. Именно здесь
проходил аукцион, на котором был
продан Урок анатомии Рембрандта.
51. В 1649 году нидерландские купцы
заключили с Данией так называемый
«выкупной договор»: суда Республики
откупались от пошлины за 350 ооо
гульденов, которые ежегодно
выплачивались Дании.
52. Главным конкурентом де Геера был
граф Якоб де ла Гарди, один из пяти
регентов, управлявших Швецией до
совершеннолетия Кристины. Это ему
Густав Адольф уступил по настоянию
матери Эббу Браге. Магнус, сын Якоба
де ла Гарди, станет сначала фаворитом, а
потом противником Кристины.
53« Килиаан ван Ренсселаар (1586-1643) —
амстердамский ювелир, компаньон ван
Вели, убитого в Гааге в i6i6 году камер-
709

Империя железных королей
динером принца Маурица. Килиаан ван
Ренсселаар был одним из основателей
голландской колонии в Америке,
«патроном» большой территории,
названной Rensselaerswyck (край Ренсселаара).
Округ на севере штата Нью-Йорк до
сих пор носит название Rensselaer. Сам
«патрон» никогда в Америке не был, но
это не мешало ему назначать судей и
даже давать подробные указания о том,
какая у того должна быть шпага и какие
перья на черной шляпе. Четверо его
сыновей (дети от второго брака с Анной
ван Вели, дочерью убитого
компаньона) сыграли важную роль в развитии
«края Ренсселаара».
54« Самым известным архитектором
был в это время Филипп Фингбоонс
(1607-1687), но Трипы приглашают не
его, а его младшего брата Юстуса (1621-
1698), которого они знали по Швеции.
В 1653 году он приехал в Стокгольм,
чтобы строить Риддархусет (Дом
дворянства), проект которого был сделан
Симоном де ла Валле. После
неожиданной смерти французского архитектора
от ран, нанесенных ему сыном Акселя
Оксеншерны, шведы пригласили
Филиппа Фингбоонса, а тот
порекомендовал своего брата Юстуса. Вскоре
строительство Риддархусета продолжил Жан
де ла Валле, сын Симона, и Юстус
возвратился в Амстердам.
55- Только при капитальном ремонте в
1820 году эти окна увидели свет.
56. Элиас и Якоб женятся на сестрах де
Геер; сыновья Якоба Якоб и Хендрик
женятся на сестрах Годен; дочь Якоба
Якоба и дочь Луи Маргарета
(двоюродные сестры) выходят замуж за братьев
де Маре. Старший сын Элиаса Адриан
женится на дочери Луи де Геера
Адриане, переезжает в 1646 году Швецию,
становится шведским подданным и
получает дворянство. Его старший сын
Луи, внук Элиаса, женится в 1679 Г°ДУ
на Йоханне Маргарете де Геер, а
после ее смерти — на двоюродной сестре
Кристине Тглш. Сын Якоба Хендрик
женится на Йоханне де Геер; сын Луи
Якоб женится в 1658 году на дочери
Хендрика Маргарете, своей
двоюродной сестре (см. сноску ю). Список
может быть продолжен.
57- Kooijmans 2005:81-82.
58. Кристина принадлежала к абсолютной
верхушке общества: ее первый муж
шесть раз избирался бургомистром
Амстердама, столько же, сколько ее
отец. Не раз избирались
бургомистрами и братья ее первого мужа. К той же
правящей верхушке принадлежали ее
братья Андрис (это он отказался
заплатить за портрет Рембрандту) и Корне-
лис, также неоднократно занимавшие
пост бургомистра.
59« Derkinderen-Besier: 263.
60. Fruin 1889:235.
61. Bontemantel II: 525.
62. van Eeghen 1983:64,82.
63. Якоб, сын Элиаса, после смерти
Елизаветы Биккер женился на дочери Мюнтера.
64. Klein: 48-49-
65. Ibid.: 400-401.
66. Ibid.: 4Ц-416-

ПРЕВОСХОДНЫЙ
ВО ВСЕХ
ОТНОШЕН ИЯХ
ЯН С ИКС

Портрет
Яна Сикса
Рембрандт. 1654
Холст, масло. 112x102
Собрание Си ксов, Амстердам

Bi6j3 году Рембрандт оказался на грани разорения.
Не в состоянии погасить долги задом, купленный
в то счастливое время, когда еще жива была Саския
и когда его работы шли нарасхват, он обращается
за помощью к богатому меценату Яну Сиксу, его давнему
заказчику. Сикс дает ему в долг тысячу гульденов—столько
же начинающий художник Рембрандт одолжил в 1631 году
Хендрику Эйленбургу.
На следующий год художник делает большой портрет
Сикса в накинутом на одно плечо красном плаще.
Позументы обозначены широкими, размашистыми, как будто
небрежными мазками. Тень от черной шляпы, почти
невидимой на темном фоне, падает Сиксу на глаза, но не
скрывает задумчивого, обращенного в себя взгляда,
напоминающего взгляд поздних автопортретов Рембрандта1. Сикс
словно забыл на какой-то момент, собирался ли он уходить
или только что пришел, натягивал ли перчатку или снимал
ее. Этот взгляд придает его лицу
сосредоточенно-скептическое выражение, делая Сикса старше его тридцати шести
лет. Судя по хронограмме, написанной им к портрету, он
явно узнавал или хотел узнавать себя в образе,
запечатленном художником: «AonIDas tenerls qVI sVM VeneratVs ab
annls Talis ego IanVs SIXIVs ora tVLI. На мой портрет» —
«Такое лицо было у меня, Яна Сикса, с детства почитавшего
Аонийских богинь». Сумма заглавных букв дает дату
написания портрета, 1654 год, о самом же Сиксе мы узнаем
лишь то, что он с детства был поклонником муз. К счастью,
о жизни человека, изображенного Рембрандтом на одном

Превосходный
во всех
отношениях
Ян Сикс
из лучших его портретов, известно больше, чем
рассказывает хронограмма.
Его дед, Шарль Сикс, беженец-гугенот из Сен-Омера,
перебрался с семьей в Амстердам в 1586 году в
нескончаемом потоке беженцев с Юга, захлестнувшем Республику
после падения Антверпена. Многие южане так или иначе
были связаны с текстильной промышленностью: пряли,
валяли или ткали шерсть, разматывали, варили, сучили,
тростили и ткали шелк. Но далеко не все были так удачливы в
делах, как красильщик Шарль Сикс, чьей специальностью
была окраска в синий цвет.
Красильщики к этому времени не только давно
отделились от ткачей, но и сами разделились на красильщиков в
черный, синий и couleur, включавший все остальные
цвета. Разделение, основанное на запрете использовать те или
иные материалы для крашения, было таким строгим, что
Тростильщик
шелка
Ян Лёйкен. 1694
Офорт. 143*8,1
Рейксмузеум,
Амстердам
716

красильщикам в разные цвета не разрешалось даже жить по
соседству друг с другом2. На новом месте Шарль Сикс
продолжил свое прежнее занятие, но к крашению сукна
прибавилось изготовление бурата —плотного шелка, сотканного
из спряденной из оческов нити. Добавление шерсти
снимало блеск, что делало бурат, такой же дорогой, как и шелк,
любимым материалом меннонитов, предпочитавших не
выставлять богатство напоказ.
Отцовское дело унаследовали сыновья Гийом (1564—
1619) и Жан (1575-1617), ставшие не просто
красильщиками, а мастерами первого класса, задававшими тон в своем
деле — в прямом и переносном смысле. Технология
крашения в Амстердаме была одной из самых высоких в Европе, в
городе было несколько известных красилен, но красильня
Сиксов считалась наилучшей3. Особенно славились Сик-
сы своим ярко-красным, который они получали, используя
исключительно местек, кошениль высшего сорта4, не
прибегая ни к кермесу, ни к лакмусу5. В 1620 году некий Дирк
ван дер Хейден, красильщик из Делфта, письменно
обязался составить для двух своих учеников пособие по
крашению с «алым цветом по рецепту Гийома Сикса». Рукопись
пособия ван дер Хейдена, за которую ученики заплатили
солидную сумму в тысячу золотых гульденов, сохранилась,
и до нас дошли рецепты «алого Сикса»6. В пору написания
портрета и Ян Сикс, и использовавший кошениль
Рембрандт7, конечно, знали этот цвет. Может быть, цвет
плаща, в котором художник изобразил Сикса, и есть тот самый
«алый Сикса»?
Гийом и Жан женятся на сестрах Йоханне (1584-1624) и
Анне (около 1584-1654) Веймер, тоже родом из Сен-Омера
и тоже из семьи текстильщика, и те тоже включаются в дело.
Красильня процветает, и в 1615 году дочь Гийома и Йохан-
ны выходит замуж за Адриана Кромхаута, чей отец уже
девять раз избирался бургомистром Амстердама и будет
занимать эту почетную должность еще четыре раза.
В 1617 году неожиданно умирает 42-летний Жан. Анна
Веймер остается на руках с пятилетним Питером, а
спустя четыре месяца после смерти мужа, 14 января i6i8 года, у
нее рождается еще один сын. В память о муже она называ-

ет его Жаном, по-голландски—Яном. Это и есть Ян Сикс.
В 1619 году умирает и Гийом, и энергичная Анна вместе
с сыновьями Гийома, Карлом и Виллемом, становится во
главе фирмы. Красят они уже только шелк, производство
которого принесли с собой выходцы с Юга8. К этому
времени шелк становится любимым материалом голландской
знати9, красильня приносит немалый доход, и Анна Вей-
мер дает сыновьям лучшее по тому времени образование.
Питер изучает сначала философию в Гронингенском
университете, затем право в Лейдене. В 1634 году на
юридический факультет Лейденского университета поступает и Ян.
Учится он долго, и только в 1641 году, не сдав выпускного
экзамена, что было скорее правилом, чем исключением,
23-летний Ян Сикс отправляется в grand tour, поездку по
Франции и Италии, считавшуюся едва ли не обязательной
для завершения образования.
К сожалению, о его поездке мы знаем лишь то, что
проходила она по Италии, то есть бьша вариантом гранд-тура,
известного как Giro d'Italia. Отсутствие какой-либо иной
информации заставило меня сомневаться, правомерно ли
включать в книгу рассказ о гранд-туре. Но несомненная
важность поездки для Яна Сикса, перешедшего тонкую
грань между бюргерством и аристократической элитой,
как и значимость самого культурно-исторического
феномена для золотого века голландской культуры,
перевесили сомнения. Опираясь на путеводители того времени и
дневники других путешественников10, мы можем
составить представление если не о том, что видел Сикс, то по
крайней мере о том, на что смотрели путешественники
xvii века, что представляло для них интерес.
GRAND TOUR
С конца xvi века мода на гранд-тур охватила всю
Северную Европу. В поездку по Франции и Италии, прихватив
иногда Швейцарию и южную Германию (а иногда
Англию — так называемый «малый тур»), отправлялись сы-

новья знатных родов Германии, Англии, Скандинавии,
Польши, Богемии, Венгрии11. Попутчиками «noble and
gently born» вскоре стали сынки разбогатевшей
буржуазии Республики Соединенных провинций. Их
неродовитые отцы занимались торговлей, на что европейская знать
издавна смотрела сверху вниз12. Но, не оставляя торговли,
голландские купцы заседали в городских или
провинциальных советах и управляли страной. Как и аристократия
соседних королевств, они стремились подготовить своих
детей к будущей карьере, сделать их «хорошими регентами
с хорошими манерами». Конечно, были среди голландских
путешественников и представители старых именитых
родов, но в большинстве своем в поездку отправлялись
сыновья и внуки разбогатевших после перехода на сторону
Оранских «nouveaux»13.
Огромное значение, которое они придавали гранд-туру
своих детей, видно из завещания, составленного в цуг году
Адвокатом Голландии Йоханом ван Олденбарневелтом,
фактически управлявшим Нидерландами. В завещание
входил детальный план поездки, разработанный им для
своих сыновей, старшему из которых было в тот момент
три года, а младшему один год! После учебы в Лейденском
университете они должны были девять (!) лет провести во
Франции, в Италии, Швейцарии и Германии под
присмотром «прицептора» — знатока юриспруденции, истории,
латинского, греческого, итальянского и французского,
притом человека светского и из хорошей семьи14.
Путешествие с учебой в «академиях», дилижансами,
гостиницами и постоялыми дворами обходилось примерно
в з~5 тысяч в год, так что grand tour был своего рода
показателем «классовой» принадлежности. Три четверти
голландских путешественников стали потом офицерами
стрелков, заседали в церковных советах, домах призрения
и сиротских приютах. Некоторые получили за границей
дворянские титулы, но в глазах старой аристократии все
равно оставались парвеню.
Цели путешествия были сформулированы еще Юстом
Липсием в письме к его лувенскому студенту Филиппу де
Ланнуа, представителю одного из старейших нидерланд-

Превосходный ских родов. Зная о том, что Липсий, будучи секретарем
во всех кардинала Гранвеля, жил какое-то время в Риме и ездил по
отношениях т* тт т»
Ян Сикс Италии, де Ланнуа спросил его совета о поездке. В апреле
1578 года Липсий посылает ему Epistola de fructu peregri-
nandi etpraesertim in Italia, в котором описывает не только
маршрут путешествия, но прежде всего его цель и способы
ее достигнуть. Это Ratio peregrinandi, получившее в
голландском переводе название Keyswetten (^Непреложные
правила путешествии), действительно приобрело статус
почти законов, став руководством для большинства
путешественников15.
Липсий рад предстоящей поездке ученика, так как она
свидетельствует о «возвышенном духе»: великие мужи
путешествовали с незапамятных времен, тогда как
простолюдин не отходит далеко от своего надела, довольствуясь
прогулками вокруг церкви. Липсий тут же предупреждает,
что цель путешествия заключается не столько в
удовольствиях (voluptas), сколько в пользе (utilitas): «бестолково
мерить версты может каждый. Лишь немногие способны
как следует все разузнать, а в этом и состоит цель
путешествия». Польза от поездки была троякой: юноша — а
поездки предназначались исключительно для них —
должен был приобрести благоразумие и рассудительность
(prudentiae), знания (scientiae) и высокие моральные
качества (mores)16.
В подтверждение связи благоразумия и
рассудительности с путешествиями Липсий приводит пример Одиссея,
«многоопытного мужа», который «странствовал долго» и
«многих людей города и обычаи видел»17. Но знакомство с
чужими нравами, обычаями и формами государственного
устройства делает молодого путешественника
благоразумным и рассудительным только тогда, когда он все это
действительно осваивает, изучая и сравнивая. Здесь ему могут
помочь и книги, и беседы с опытными людьми: «Хотя я
посоветовал бы тебе скромно молчать, все же я не
запрещаю тебе время от времени отпускать вожжи
необузданного языка. Говори, и не только в пути (если тебе попадутся
разговорчивые попутчики), но и во время остановок. И не
только перед едой, но и за обедом и после него, но только
720

для того, чтобы узнать местные обычаи и законы, как
выглядит город, кто его правители, какие здесь войны и
другие важные события»18. Все это надлежит записывать, а
записи сохранять.
Что же касается знаний, то их, конечно, можно найти и в
книгах. Но ничто не сравнится со знаниями, полученными
из первоисточника: «Ведь кто не вернется более знающим
от Турнебия?19 Более мудрым от Сигонио?20 <...>
Этого мнения придерживались Платон, Демокрит, Пифагор
и другие мудрецы, покинувшие Грецию, сокровищницу
искусств, и, одержимые страстью к учению, они
отправлялись не только к культурным народам, но и к варварам»21.
Последняя цель путешествия —формирование моральных
качеств, но «мой последний пункт», пишет Липсий,
«должен стать для тебя первым». Ведь без высоких моральных
качеств знание окажется не только ненужным, но и
вредным, и чего стоят благоразумие и рассудительность без
праведной жизни: «Смотри на добрых и благочестивых
и беги тех, кто сбился с праведного пути. Но первых ты
встретишь нечасто, так как живущие праведно бегут толпы,
и праведность таится в сердце, а не написана на лбу. Чтобы
встретить их, нужно близко знать людей, а это редко
выпадает на долю путешественников»22.
Зато утонченные формы общения и искусство
разговора и изысканных манер можно увидеть и со стороны,
и у путешественника есть все основания искать все это за
границей, у более цивилизованных народов — итальянцев,
испанцев, французов, «но это приобретенное искусство
должно стать естественным, без нарочитости и не напоказ.
Иначе это вызовет только смех, которым часто встречают
побывавших в Италии и во Франции»23.
Липсий тут же предупреждает путешественника об
изъянах, присущих тому или иному народу, как они присущи
отдельным людям: легкомыслии и тщеславии французов,
пылкости и похотливости итальянцев, гордыне и
африканском высокомерии испанцев, обжорстве и пьянстве
немцев: «Мы от природы склонны следовать дурным
примерам. Как художнику легче переносить на холст морщины,
бородавки и родимые пятна на лице, чем само лицо, так и

нам проще воспроизвести темные пятна, позорящие душу,
нежели ее праведность и чистоту»24.
Что касается собственно Италии, то Липсий считает,
что «эта страна лучше нашей и люди там благороднее». Там
путешественник найдет «изобретательность, дарования,
ум, тонкость, изящество, людей высоких помыслов, хотя
они и не так чисты и просты, как французы». Липсий
советует путешественнику никому не открывать свою душу до
тех пор, пока он не вернется к настоящим друзьям. Правда,
оговаривает Липсий, все эти предостережения касаются
исключительно плебса, «отбросов и нечистот», «потомков
вандалов и готов». Аристократы, «в жилах которых течет
кровь древних римлян, всецело заслуживают доверия; у
них высокие помыслы, они честны и добродетельны»25.
Последний совет знатока Италии касается маршрута.
Он советует осмотреть древности Рима, но не оставаться
надолго «в этом хаосе, где воздух так же нечист, как и
нравы». Отдав должное римским памятникам и руинам,
путешественник должен ехать в Неаполь и немного пожить
в этом славном городе. Задержаться же Липсий советует в
Тоскане, «где все чисто—воздух, язык и нравы», причем
отдает предпочтение Сиене перед Флоренцией. На обратном
Grand tour
Слева:
Римская
триумфальная арка
биллем Ромейн
1бз4-1б94- Рисунок
55ДМО.З
Рейксмузеум,
Амстердам
Вид на руины
Карел Дюжарден
1632-1678. Рисунок
4<М* 54
Рейксмузеум,
Амстердам
7V>

Превосходный
во всех
отношениях
Ян Сикс
Портрет Томаса Эрпения
Мастерская де Пассе
1625. Гравюра. 154х10
Рейксмузеум, Амстердам
пути стоит провести несколько дней в Болонье
и Падуе, знаменитых своими университетами,
и несколько недель в богатой и прекрасной
Венеции. Уезжая, путешественник должен
полюбоваться Миланом. «И там, где заканчивается
Италия, заканчивается и мое письмо». В
заключение Липсий просит Всевышнего защитить
его бывшего ученика, но мольбы его не были
услышаны: де Ланнуа умер во время поездки26.
Впервые Epistola вышла в ij86 году в
сборнике писем Л ипсия и сразу получила широкую
известность. После этого письмо включалось
в различные издания. В цуг году вышел его
перевод на английский, в 1647 году — на
голландский.
Другим гуру путешественников и их
родителей стал в Нидерландах Томас ван Эрпен
(1584-1624), ведущий арабист xvil века, тот
самый, что послал Гроцию Библию,
послужившую Великому подушкой во время побега. Эр-
пений изучал теологию и восточные языки в
Лейденском университете, а после peregrinatio
academica по университетам Франции,
Италии и Англии преподавал в родном
университете восточные языки, продолжая регулярно
наведываться во Францию. Как и Липсий, Эр-
пений пишет De peregrinatione Gallica utiliter
instituenda tractatus по просьбе своего бывшего
студента. Девиз трактата Эрпения не
отличается от целей путешествия, сформулированных
Липсием: augmentum scientiae —
преумножение знаний, причем знания он понимает
шире, чем чисто академические знания. Эрпе-
ний тоже подробно останавливается на
подготовке к поездке, на том, что читать, как учить
языки, что необходимо знать о религии,
истории, государственном и административном
устройстве, какие города надо посмотреть и с
какими учеными мужами встретиться. Трактат
74

Эрпения и письмо Липсия часто переиздавались и
служили вступлением ко многим путеводителям. Возможно,
прежде чем отправиться в путешествие, руководства Липсия и
Эрпения читал и Яи Сикс: книжка, включающая трактат
Эрпения Краткое описание Франции и ее городов и Ratio
peregrinandi Липсия, вышла в Лейдене в 1631 году, за десять
лет до поездки Сикса.
Чуть позднее, в 1638 году, вышел латинский перевод
Опытов и наставлений Фрэнсиса Бэкона, где он
формулирует цели гранд-тура: «В юности путешествия служат
пополнению образования, в зрелые годы — пополнению
опыта»27. Далее он подчеркивает ценность хорошего
наставника, знающего язык страны и уже в ней бывавшего,
который мог бы указать юноше на то, что достойно его
внимания. Прежде чем отправиться в путь, он советует
ознакомиться с чужим языком, а в пути вести дневник, не
застревать в одном городе, не искать общества
соотечественников и посещать именитых людей, дабы убедиться,
насколько заслужена их слава.
Перечисляет он и места, обязательные для посещения:
«королевский дворец, особенно во время приема послов,
суд, когда там разбирается дело, а также церковные
консистории, храмы и монастыри с находящимися там
памятниками, стены и укрепления городов, а также гавани
и пристани, памятники старины, библиотеки, колледжи,
происходящие в них диспуты и лекции, корабли и
верфи, дворцы и общественные сады вблизи больших
городов, арсеналы и склады боеприпасов, биржи, торговые
склады, конные ристалища, фехтовальные турниры,
военные учения и тому подобное, комедию, какую
посещает порядочное общество, сокровищницы, кунсткамеры и
антикварные лавки, словом, все достопримечательности
посещаемой страны, о которых наставникам или слугам
надлежит все подробно разузнать»28.
Примерно по этой программе и строились гранд-туры
путешественников из Нижних Земель, где идеи Бэкона
пользовались не меньшей популярностью, чем идеи
Липсия и Эрпения29. Напутствия ученых мало чем отличались
от отеческих наставлений. Уже известный нам Константин

Гейгенс, отправляя сына в декабре 1651 года с посольством в
Англию, поучает:
Собираясь в Англию, сын мой Лодевейк, возьми себе в
рассуждение, что я даю позволение на это
путешествие не затем, чтобы ты развлекался, а затем,
чтобы ты приобрел знания и возвратился домой умнее,
чем был до отъезда, и чтобы ты смог добиться этого
быстрее, чем наши недоросли, растрачивающие время
в праздности вместо того, чтобы приобретать
знания, которые позволили бы им служить на благо
отечества.
Посему приложи все усилия к тому, чтобы как
можно быстрее и лучше овладеть языком страны,
куда ты направляешься. Для этого избегай разговоров
по-голландски иуйди с головой в английский, насколько
это возможно и насколько позволят тебе
обязанности на службе послам.
По отношению к вышеупомянутым послам веди
себя скромно и уважительно, с готовностью
выполняя все ихжелания. Среди их свиты найдутся молодые
люди, которые не всегда смогут удержаться от
шумных контроверз. Мой сын ни в коем случае не должен
принимать ни одной из сторон, к чему его будут
склонять спорщики, а должен сохранять дружеское
расположение к обеим сторонам. Ведя себя таким образом,
он удостоится всеобщей любви, и его часто будут
просить рассудить споры.
Повсюду он должен общаться с наиболее
уважаемыми людьми, извлекая пользу из их общества, но
так, чтобы в это тревожное время ничем не вызвать
подозрения в том, что он шпион или соглядатай: он
должен внимательно следить за собой, чтобы ни при
каких обстоятельствах не проронить ни слова,
которое может быть понято как порицание или критика
тех, кто, по Господнему провидению, стоит у кормила
власти30.
Если достаточная свита сопровождает послов
на службу в голландской церкви, он должен пойти на

службу в английскую церковь, постоянно
совершенствуя свое знание языка и делая это быстрее других,
так как может случиться, что я отзову его раньше,
чем отзовут других. Для быстрого и отменного
овладения языком ему будут полезны беседы с женщинами,
и так как чужестранцев там принимают с
учтивостью, он должен вести себя в их обществе в
соответствии со своим рождением и воспитанием. Женщины
расскажут ему о разных мелочах, о которых не
упоминается ни в одном словаре, и это даст ему
преимущество, которым большинство пренебрегает себе
в ущерб. <... > Овладев в должной мере языком, он
должен обратиться за позволением посетить
университет Оксфорда, расположенный, в отличие от
университета Кембриджа, в красивой местности, и
в компании одного-двух друзей провести там семь-
восемь дней. Что касается королевских дворцов,
которые в эти дни находятся в запустении, то он
осмотрит их, когда представится возможность. <... >
Все, что он узнает и увидит, он должен записывать
в дневник, подобный тому, который его брат вел в
Италии, но подробнее. <...> И в заключение: он
должен вести точный и непрерывный учет всех расходов,
так что по возвращении он сможет показать мне, на
что он потратил деньги.
Если же я что-то упустил в спешке, составляя это
напутствие, то полагаюсь на благоразумие и
характер сына и молю Бога вернуть мне его в полном
здравии и обогащенного знаниями, приобретенными его
собственными стараниями31.
Примеров подобных отеческих наставлений великое
множество32.
Если в первые годы Республики молодым людям
запрещалось учиться в католических странах под страхом
лишения имущества33, так что нидерландские студенты в
открытых для протестантов университетах Падуи,
Орлеана или Монпелье учились там неофициально, не
записываясь34, то после заключения Двенадцатилетнего перемирия

с Испанией поездка по Франции и Италии стала не только
легальной, но и признаком хорошего тона, и в Natio
Germanica Падуанского университета записывались уже лишь
для того, чтобы получить студенческие привилегии:
беспошлинный въезд в город и выезд из него, скидку на места
в театре, освобождение от налогов в торговых сделках.
К середине xvii века во французских и итальянских
университетах студентов из Республики становится
меньше. Во-первых, после заключения Мюнстерского мира
дипломы и ученые степени, присуждаемые в университетах
Северных Нидерландов, стали признавать и в других
странах. Во-вторых, изменились и путешественники, и цели
поездки: в путешествие отправлялись теперь уже не студи-
ози, а светские молодые люди, ехавшие не столько за
ученостью, сколько за практическими знаниями. Университеты
были по-прежнему ориентированы исключительно на
теорию, а для управления страной, городом, Ост-Индской
компанией да и просто для поддержания светского
разговора недостаточно было знания Анналов Тацита или
Констанции Липсия. Необходимо было знание
политики, экономики, нравов других стран, представление о
том, как работает парламент, кем принимается закон или
выносится приговор, одним словом, необходимо было
знание мира. За ним-то молодые люди и отправлялись в
поездку35. В их программу не входило посещение лекций,
и хотя некоторые из них и получали диплом в одном из
старых, пользующихся славой университетов Италии или
Франции, делали они это походя, между посещениями
достопримечательностей36. Сикс диплома за границей не
получил.
Пожалуй, не менее важной целью поездки было
приобретение «вежества» — внешнего лоска, хороших манер,
непринужденности, умения вести светскую беседу.
Жители Нижних Земель всегда отличались прямотой, которая
ими самими часто воспринималась как честность и
открытость, но в глазах иностранцев, особенно южан, была из
разряда «хуже воровства»37. Пресловутые грубость,
бесцеремонность и невежество нидерландцев были одним из
проявлений того, что Эразм в Похвале глупости назвал

«коллективным шовинизмом». Это был стереотип,
характерный для этноцентризма того времени и
встречающийся в самых разных текстах, от медицинских трактатов до
политических памфлетов: не только уже упоминавшемуся
Липсию англичане представлялись холодными и
упрямыми, французы — вспыльчивыми и обходительными,
итальянцы — распутными, мстительными и лицемерными,
испанцы — спесивыми и гордыми, немцы — обжорами и
пьяницами38.
До сих пор бытующие «клейма» того или иного народа
восходят к Гиппократу, выделившему три климатические
зоны и давшему характеристику их обитателям. Север
Европы населяли люди, обладавшие недюжинной силой,
но не блиставшие умственными способностями. Народы
Азии были наделены изощренным умом, но физически
слабы, трусливы и ленивы. И лишь жители умеренной
зоны, то есть Греции, где жил сам Гиппократ, сочетали в
себе лучшие качества обитателей двух крайних зон. Идею
подхватил Аристотель, а вслед за ним поэты, географы,
историки и даже архитекторы. Витрувий в начале шестой
книги трактата Десять книг об архитектуре пишет, что
русые и сероглазые северяне красиво сложены и сильны,
но тяжелый влажный воздух замедляет работу их ума,
цепенеющего от сырости, как змея. Тацит наделил
свободолюбивые и воинственные германские племена, среди
которых он называет и племя батавов, простыми и грубыми
нравами. Образ людей, сильных духом и телом, но грубых,
недалеких и невежественных, укрепился так прочно, что
Марциал в одной из эпиграмм хвалится тем, что его шутки
знает всякий, у кого нет «батавского уха».
Эразм еще в 1508 году оспаривал в Батавском ухе
общепринятое клише о невежестве батавов, утверждая их
простоту и прямоту. В 1588 году с ним согласился Адриан
Юний, гуманист, поэт и личный врач Вильгельма
Оранского, назначенный в 1565 году историографом Голландии.
В i6o2 году все аргументы Юния повторит, сославшись на
него, Гуго Гроций39.
Но несмотря на все опровержения, к началу xvii века
в кругах богатой верхушки Республики утвердился «кол-

Превосходный лективный комплекс неполноценности». Как мы видели,
во всех уже Липсий пишет де Ланнуа о том, что северянам хорошо
отношениях - ^
Ян Сикс было бы позаимствовать у южан светскости и учтивости,
но предупреждает путешественника об опасности,
повторяя все существовавшие клише о тщеславии французов,
распутстве итальянцев, «африканской гордыне» испанцев
и попойках немцев.
В 1632 году выходит книга Зерцало старых и новых
времен самого читаемого поэта того времени, Якоба Катса.
В Диалоге Филемона и Пуденса о путешествиях юноша
Пуденс собирается в дальние края, чтобы «учить языки и
приобрести хорошие манеры», но мудрый Филемон (все
имена говорящие) не видит в этой затее никакого прока:
«Как ты не пыжься, камбала, все плоской будешь, как была».
Пуденс настаивает на своем: «Не вижу лоску я помех,
дубину обтесать не грех». В конце концов Филемон
соглашается, что поездка может принести пользу, но только если
путешественник отправится в путь, хорошо все обдумав,
не будет ездить слишком долго и прислушается к
хорошим «урокам путешествия». Примером таких
стихотворных «уроков», входящих в Диалог, может служить
следующий: «Лишь грубияны и растяпы / Щадят поля дорожной
шляпы»40. Другими словами, лучше лишний раз снять
шляпу, чем прослыть невежей. И Пуденс отправляется
набираться хороших манер, надеясь вернуться Пруденсом.
В XVII веке краем учтивости и предупредительности
слыла Франция, а Париж виделся Меккой хороших манер,
и, естественно, голландцы, как и другие северяне,
посылали детей именно туда. Только там неотесанный увалень мог
превратиться в gallant homme, научиться изящно танцевать
и кланяться, овладеть искусством causerie—легкого,
приятного разговора на всевозможные темы и на разных языках,
прежде всего, конечно, на французском. Мало кого
беспокоило, что одетый по последней моде, поднаторевший в
светском общении отпрыск может вернуться таким же
пустоголовым, каким уезжал. Напрасно Бэкон предупреждал
в своем рассуждении О путешествиях: «И пусть
увиденное им скажется более в беседах, чем в одежде или манерах».
Аргументы Гуго Гроция, жившего с семьей в Париже, но
730

собиравшегося послать детей в хорошую латинскую
школу в Голландии, чтобы из них не вышло пустых светских
фатов, были совершенно непонятны его родственникам в
Республике, убежденных в том, что детей можно воспитать
только в одном месте—в Париже41.
Большинство путешественников из Республики во
второй половине XVII века отправлялись во Францию,
влекомые дворцовой жизнью французской столицы.
Знакомство с городом начинали обычно с посещения
парижского портного. Только одевшись по последней моде,
путешественник наносил визит послу, начинал занятия
языком, танцами и музыкой, фехтованием и верховой
ездой, как правило совершенствуя навыки, приобретенные
дома42. С удовольствием посещали путешественники и
многочисленные теннисные корты Парижа, где либо сами
орудовали ракеткой, либо занимали место на галерее для
зрителей, следя за игрой и делая ставки43. И конечно же,
вместе со своими многочисленными собратьями по гранд-
туру методично осматривали все «обязательные»
достопримечательности, перечень которых менялся по мере
изменения художественного вкуса. В Париже начала xvil века
вояжеров прежде всего привлекали постройки Генриха IV,
вдохновленного Сикстом V, изменившим архитектурный
облик Рима. Путешественники восторгались Королевской
площадью и каменным Новым мостом, заменившим
старый деревянный, посещали Большую галерею, Нотр-Дам и
Сен-Шапель, но обходили стороной средневековые Тампль
и Шатле. Осматривали они и загородные дворцы: Сен-
Жермен, Сен-Клу, Фонтенбло. В начале XVII века еще свежо
воспоминание о религиозных войнах, и путешественники
едут в Блуа посмотреть комнату, где в 1588 году по приказу
Генриха III был убит Генрих де Гиз, в Сен-Клу, где годом
позже был убит сам Генрих III, в цитадель гугенотов Ла-
Рошель, долго оказывавшую сопротивление католикам.
Пользовались популярностью и швейцарские академии,
куда молодых людей отправляли не в последнюю очередь
из религиозных соображений: родители могли не
опасаться, что долгое пребывание у католиков пошатнет еще
неустоявшееся благочестие юных протестантов.

Практически все путешественники, следуя
наставлениям гуманистов, составляют списки «великих людей»,
которых им довелось увидеть. Одни рассказывают в письмах
домой, что видели, как обедал король со своими детьми от
Прекрасной Габриэль44, другие даже приводят рецепт
королевского супа. Братья де Витт описывают обед
маленького Людовика, не подозревая о том, что через двадцать пять
лет он во главе огромного войска вторгнется в их страну...
Все путешественники непременно посещают судебную
палату или дворец юстиции: многие из них учились на
юридическом факультете, и то, как решаются дела во Франции
или в Италии, имеет для них и профессиональный интерес.
GIRO D'lTALIA —
ОПАСНОСТИ И СОБЛАЗНЫ
Многие путешественники, следуя советам гуманистов,
вели дневники. На ведении дневников настаивали и
родители. Одни — потому что ведение дневника считалось
частью образовательного процесса, другие — желая
убедиться, что их отпрыски используют их деньги и свое время с
толком. Часто дневники представляли собой голый
перечень населенных пунктов, отмеренных миль, постоялых
дворов и харчевен. Но были и путешественники, ведшие
свои путевые журналы с превеликим тщанием.
Константин Гейгенс, которого отец пристроил шифровальщиком в
посольство, отправившееся в 1620 году в Венецию,
исправно писал родителям, а что не умещалось в письмах, заносил
в дневник, который послал с дороги домой. Дневник этот
ходил по рукам: его прочли и Юстинус ван Нассау, и Хейн-
сий, а Барлей даже написал к нему стихотворение. Как к
документу относится к старым путевым записям и их автор:
принимаясь в 82 года за латинские стихи автобиографии,
он упоминает и дневник этого путешествия, «который
меня переживет».
К сожалению, дневник Яна Сикса, если он и вел его
в путешествии, не сохранился. Но важен уже сам выбор
Превосходный
во всех
отношениях
Ян Сикс
732

Италии: в конце xvi века на смену италомании в Европе,
и особенно в протестантской Европе, приходит италофо-
бия. В отделившихся от Испании Нидерландах с самого
начала присутствует страх «папской заразы», и запрет на
учебу в Италии связан прежде всего с ним. Даже выступая
против этого запрета, соратник Вильгельма Оранского
Филипп ван Марникс оговаривает, что учиться в Италии
могут молодые люди не моложе 25 лет, да и тем не
следует оставаться там долго. Липсий рекомендует де Ланнуа
не задерживаться у римских руин, потому что воздух там
плохой, а нравы и того хуже. Ван Олденбарневелт,
планируя гранд-тур для своих тогда еще малолетних детей, не
хотел, чтобы они оставались в Риме больше трех недель.
Лорду Эранделу, посетившему Рим без разрешения,
пришлось по возвращении в Англию давать объяснения
архиепископу Кентерберийскому и посылать слугу в Италию
за доказательствами непричастности хозяина к
воображаемым заговорам против короля45. Карел ван Мандер,
совершивший трехлетнее путешествие по Италии и
понимавший, как притягивает Рим молодых художников,
предупреждает их, что именно там транжиры и блудные
сыны проматывают состояние.
Но средоточием греха виделась северянам вся Италия.
Липсий пишет, что среди мужчин в Италии много хитрых
и ловких обманщиков, а среди женщин есть красавицы, но
они распутны и бесстыдны, «поэтому для простаков
вроде нас там кроется опасность, уберечь от которой
путешественника могут рассудительность и везение». Надежду на
спасение молодого путешественника от венецианок и
римлянок, «не обычных женщин, а истинных Венер», он
видит только в стойкости его характера и силе воли. Липсий
советует сразу же закрыть глаза, эти окна, через которые в
нас входит любовь, и уши, подобно тому как кулачные
бойцы закрывали амфотидами уши от ударов противника, и
не слушать не только разговоров о любви, но бежать всех
приятных разговоров, так как из них рождается страсть46.
И ван Мандер предлагает молодому путешественнику
«быть в Италии, как сокол в клобучке, чтобы не видеть
прекрасных Цирцей со всеми их коварными уловками»47.

Превосходный
во всех
отношениях
Ян Сикс
Другие назидания Липсия сводятся к мудрому
изречению Эпихарма: «не доверяй никому». Он напоминает
молодому путешественнику и известный парадокс Эпи-
менида: «Будь критянином среди критян. Помни
правило: „Frons tibi aperta, lingua parca, mens clausa" —пусть лицо
твое будет открыто, речь немногословна, образ мыслей
закрыт»48. Осторожность в пути предписывает и ван Мандер:
«Обходи стороной маленькие постоялые дворы и не водись
с плохими людьми, не показывай, что у тебя при себе много
денег, молчи о том, что отправляешься в долгий путь, будь
почтительным и вежливым, не затевай ссор, всегда имей
при себе деньги, но остерегайся одалживать большие
суммы даже своим немногим соотечественникам». Лучше
других знали, где и какие опасности подстерегают приезжих,
сами итальянцы. Друг поэта Хоофта Антонио Марганетти,
составивший руководство для его сына Арнаута,
предостерегал неопытного юнца от мошенников, пиратов,
вербовщиков в Венеции, от мужеложства во Флоренции... А уж в
Калабрии вообще никому нельзя было доверять: «Calabrica
gens non ità bona»49. Но в Калабрию никто тогда и не ездил.
Готовясь к поездке, Арнаут не только проштудировал
путевые записки отца, Ratio Липсия и Delle Bizarrie Academi-
che Джанфранческо Лоредано, но и составил собственное
руководство, одним из правил которого было: «Не доверяй
любезной мине: она обманчива»50.
Мы не знаем, ехал ли Сикс в Италию морем или сушей,
один или вместе с друзьями51. Обычный маршрут,
особенно после заключения в 1598 году Вервенского мира,
положившего конец религиозным войнам, шел через Францию.
Большинство путешественников зимовали в Женеве,
занимаясь в швейцарских школах фехтования и верховой
езды, а с открытием весной перевалов отправлялись в
Италию. Другие наслаждались сначала медленным плаванием
на барже по Луаре, с заездом в Анжер, Тур, Сомюр, Бурж и
Ла-Флеш и осмотром многочисленных замков. От Лиона
было рукой подать до перевала Мон-Сени, соединявшего
герцогство Савойское с Турином. Можно было
направиться сначала в Южную Францию, в Бордо и Ним, а оттуда
ехать вдоль побережья (все путешественники утверждали,
734

что это самая скверная дорога в Европе) или плыть на
фелуке в Геную, Ливорно или Чивитавеккью. Этим путем в
августе 1638 года из Ниццы отправляется в Италию Джон
Мильтон, а Джон Эвлин, опасаясь нападения турецких
пиратов, нанимает в Марселе мулов до Канн, а оттуда на
фелуке переправляется в Геную. Эвлин был опасливым
путешественником, но здесь его страхи имели все основания:
Средиземное море терроризировали берберийские и
турецкие пираты. Так, 22 июля 1581 года Монтень записывает
в дневнике, что рано утром три турецких капера взяли в
плен 15-20 рыбаков и пастухов у берегов Пизы.
Можно было ехать через Кельн, Франкфурт, Нюрнберг,
Инсбрук и перейти Альпы через Бреннер, единственный
перевал, через который могли проехать экипажи. Так в
1580 году ехал Монтень, а в 1649 году Арнаут Хеллеманс Хо-
офт52 выбрал этот путь, чтобы успеть в Италию на
Юбилейный 1650 год. Через сто с лишним лет этой дорогой
поедет в вожделенную Италию Гете. Можно было ехать
вдоль Рейна и перейти Альпы через Шплюген (нынешний
Сан-Бернардино) — таков был маршрут Константина Гей-
генса. Томас Ховард, лорд Эрандел, благополучно доставив
в 1613 году принцессу Елизавету в Гейдельберг, перешел
Альпы через Сен-Готард — переход считался трудным, но
Эрандел сгорал от нетерпения увидеть Италию53.
Как видно из дат, все путешественники ехали через
Германию либо до, либо после Тридцатилетней войны. Но
даже когда в Германии было спокойно, ее старались
миновать как можно быстрее: считалось, что смотреть там
нечего. Увлечение Германией придет только с романтизмом,
вместе с восхищением дремучими лесами и угрюмыми
горными вершинами. В XVII веке путешественники
обычно оставляли Германию на обратный путь, и
опустошенная войной и лежащая в руинах страна неизменно навевала
уныние на того, кто еще недавно наслаждался
благоденствием Италии.
Мнения о том, где путешественника поджидали
наибольшие опасности, расходились, но все они
основывались на устоявшихся клише: еще Тацит в О происхождении
и местоположении Германии писал, что немцы любят по-

есть и выпить, и этот образ со временем только упрочился.
Эразм, останавливавшийся на немецких постоялых дворах
по пути в Базель, в диалоге Заезжие дворы описал
безразличие хозяев, отвратительную еду и пьянство. Немецким
пороком считал пьянство и Липсий.
В Германии путешественникам зачастую приходилось
делить комнату, а порой и постель со случайными
попутчиками. Ситуация фильма Королева Кристина, когда
Кристина (Грета Гарбо) в мужском платье оказывается в
одной постели с испанским послом, невероятна для
королевы (или «короля», как называла себя Кристина) и посла,
но вполне реальна для менее титулованных
путешественников. В словниках в конце путеводителей встречаются
фразы: «С Вами плохо спать», «Вы тянете на себя все
одеяло», «Давайте спать вместе». Арнаут Хеллеманс Хоофт,
отправившийся в Италию сразу после окончания войны,
отмечает ночевку во «Французской короне», «где у каждого
своя постель».
На протяжении всего пути по Германии
путешественников подстерегали разбойники. Гейгенс не раз
упоминает, что они не остановились на ночлег, прослышав, что на
дороге к выбранному ими селению хозяйничают
разбойничьи шайки. Так, неподалеку от Кельна посольству
пришлось заночевать в грязной харчевне, «плачевный вид
которой скорее внушал страх, чем обещание отдыха. И мало
того, что в этих местах разбой и душегубство стали
нормой, о чем свидетельствовали виселицы и орудия для
колесования по пятьдесят в ряд по всему берегу реки, но мы
должны были опасаться и стоявших в соседних деревнях
полков валлонцев и испанцев»54. Естественно,
располагаясь на ночлег, всякий раз выставляли караул.
Единственным, кому путешествие по Германии
пришлось по душе, был Монтень, всячески превозносивший
даже немецкую кухню. Правда, едят все из одной миски,
потому что ни у кого нет собственной посуды, но на
хороших постоялых дворах все так вкусно, что «вряд ли кухни
нашей знати могут с ними соперничать». Он пьет
неразбавленное вино и спит, как немцы, под теплой и легкой
периной. Жалеет он только об отсутствии своего повара,

который мог бы поучиться у немцев, и матрацев и
прикроватных занавесок. В Опытах он пишет: «Немец плохо себя
чувствует, лежа на матраце, итальянец — на перине, а
француз, если он спит без штор и без огня в камине»55.
Альпы связывались лишь с трудностями и опасностями
перехода. Любование горными вершинами и дикой
природой придет только с Руссо. Гейгенс без всякой радости
сообщает о крутых подъемах и спусках, узких тропинках
вдоль глубоких ущелий, труднопереходимых реках,
холоде на перевалах, разбойниках. Посольство едет по
дорогам, по которым «сто лет не проезжала ни одна повозка»,
по узеньким горным тропинкам, где повозки с багажом то
застревают, то опрокидываются. С содроганием он
рассказывает о дороге в Шплюген, не зря получившей название
Via Mala. Описывая переход по снежному перевалу в Кам-
по-Дольчино, он цитирует Страбона: «Малейший
неверный шаг означает неминуемый конец, падение в
бездонную пропасть. Местами тропка такая узкая, что у путников,
идущих пешком, кружится голова». Как и посольство
Генриха IV, шедшее этим путем в Каноссу, посольство
Республики вынуждено ползти на четвереньках. А перевалив
через вершину, такую же высокую, «как часовня в Гааге»,
Гейгенс съезжает вниз на заду и боится врезаться в
дерево или в скалу. С трудом перейдя через перевал,
посольство могло бы за день добраться до Милана, но Милан был
испанской территорией, и путешественникам пришлось
идти в обход. Остановку на перевале Сан-Марко (2000
метров) он сравнивает с зимовкой на Новой Земле —рассказ
о зимовке Виллема Баренца и Якоба ван Хеемскерка много
раз переиздавался и был знаком многим.
Преодолев все трудности пути, путешественники
подвергались следующей опасности — встрече с
итальянскими нравами. Иногда они оправдывали самые худшие
опасения их родителей и менторов. После грязных,
кишевших блохами постоялых дворов Германии, где им
приходилось делить комнату, а то и постель с
незнакомцами, в Италии им предлагали постель с «una donna bella
bianca e formosa». Эвлин пишет о тридцати тысячах
«зарегистрированных грешниц» в Неаполе, признаваясь, что

«необходимо полное самообладание, чтобы не поддаться
их чарам, ибо они выставляют напоказ все свои красоты,
природные и искусственные, музицируют, поют,
кокетничают, любезничают — короче говоря, всеми правдами
и неправдами стараются заманить в свои сети молодых
глупцов, и кое-кому из нашей компании пришлось по
возвращении горько раскаиваться в этом дорогой ценой
купленном опыте»56. Еще менее завидную славу
снискала Венеция. Монтеня поразило количество «знаменитых
и всеми уважаемых куртизанок» и то, что они
«тратили деньги на мебель и одежду, как принцессы». Одна из
них, синьора Вероника Франко, подарила Монтеню свою
книгу стихов. Алфавитный Catalogo délie principali etpiù
onorate cortigiane di Venetia 1564 года, в котором
известная поэтесса и куртизанка значилась под номером 204,
указывал ее место жительства и цену — г скуди. Монтень
не поддался чарам венецианок, хотя «видел самую
благородную из них, сделавшую из красоты профессию». На
Роджера Эскама, учителя Роберта Дадли и Елизаветы,
Венеция произвела удручающее впечатление: «За девять
дней я лицезрел в этом городе больше греха, чем в нашем
славном городе Лондоне за девять лет»57. Он же писал, что
знал людей, которые покидали Англию только для того,
чтобы служить в Италии цирцеям. Одним из этих
многочисленных служителей окажется Арнаут Хоофт, еще
до отъезда записавший в дневнике: «Chi va a bordello, se
trova in bordello». Длинные латинские цитаты и записи
об осмотренных достопримечательностях перемежаются
в его дневнике с не менее длинными рядами цифр,
вертикальными или горизонтальными омегами —
зашифрованными обозначениями встреч с «кирками». Он не
был исключением. Отправляясь в путешествие, молодые
люди впервые освобождались от родительского надзора,
и гранд-тур оказывался для них своего рода rite de passage
не только в смысле перехода от периода подопечного
студенчества к независимой жизни взрослого, но и первым
сексуальным опытом. Диалоги в путеводителях
свидетельствуют о том, что инициатива здесь нередко
принадлежала юным путешественникам:

Постоялец вдруг начинает дрожать, «как лист на
дереве». Содержатель постоялого двора посылает его отдохнуть
на «перину» с «очень чистыми простынями».
а: Где нужник?
в : По коридору справа. Если не глаза, то нос дорогу
укажет.
Постоялец входит в комнату, служанка помогает ему снять
сапоги и чулки, обвязывает ему голову, взбивает подушку, закалывает
занавески булавкой.
А: Л теперь задуй свечу и подойди ко мне.
в : Задую, когда буду выходить из комнаты.
Что я еще могу для Вас сделать?
А: Поправь подушку и поцелуй меня.
Тогда я буду лучше спать.
в : Спите, спите. Не так уж Вы больны,
раз у Вас поцелуи на уме. Лучше умереть,
чем поцеловать мужчину в постели!
А: Спокойной ночи, честная дщерь58.
Понятно, что такого рода беседа не всегда заканчивалась
последней фразой.
Характерно замечание об «очень чистых простынях».
Итальянские гостиницы и постоялые дворы не отличались
чистотой. Ван Мандер советует путешественнику
своевременно начинать поиск ночлега и тщательно проверять, нет
ли там заразы, клопов и тараканов. Во Флоренции и Витер-
бо клопы, «кишащие здесь во всех постелях», вынуждают
Монтеня спать на столе одетым. Он неоднократно сетует
и на нехватку в Италии постельного белья, салфеток и
скатертей (скатерти и салфетки меняли в Италии два раза в
неделю, французы же, не употреблявшие еще вилок и евшие
руками, требовали чистые салфетки ежедневно). Эвлин,
описав кровать стоимостью в i6 ooo крон в венецианском
палаццо, спешит добавить, что обычно кровати в Италии
из кованого железа, ибо деревянные — настоящие
клоповники. На клопов жалуется и Арнаут Хоофт.
Опасались родители и того, что их чад совратят в
Италии содомиты. И Липсий, и Марганетти предупреждали

Превосходный о гомосексуальности итальянцев, особенно тосканцев, а в
во всех самой Тоскане — флорентийцев. По всей Европе Флорен-
отношениях тт w ^
Ян Сикс ция с ее Ночной канцелярией слыла вторым Содомом, а
Florenzer было в немецком языке сленговым
обозначением содомита. Питер Корнелисзоон Хоофт познакомился
во время своего путешествия с Джакомо Бадовере, «grand
sodomite»59, с которым он еще долгое время
переписывался на темы гомосексуализма — греха, караемого смертной
казнью60.
Помимо плотской, существовала и духовная угроза:
юные и еще не утвердившиеся в вере души попадали к
католикам. И хотя Эрпений рекомендует знать ведущих
деятелей католической церкви, католичество находилось под
моральным запретом. И, как запретный плод,
притягивает путешественников-протестантов. Не исключено, что
сыграла свою роль и «туристическая» пропаганда
Контрреформации, уделявшая большое внимание сакральной
истории городов и местам паломничества. Как бы то ни
было, путешественники-протестанты с удовольствием и
интересом посещают и описывают все связанное с
католической церковью: процессии, празднование карнавала,
богатое убранство церквей и торжественность мессы по
воскресеньям и праздникам. Все они подробно
останавливаются на свободном поведении верующих, удивляясь
разговорам и смеху в церкви, превозносят прекрасную музыку
и великолепие церковного убранства, причем восхищение
богатством церкви явно перевешивает подобающее
протестантам осуждение показной роскоши. Везде они
покупают четки, колечки и медальоны61, Арнаут Хоофт едет в
Лорето, в Болонье покупает четки из дерева, посаженного
святым Бенедиктом, в Пепельную среду подставляет лоб
для благословения пеплом, а в Вербное воскресенье стоит с
перевязанной крестом веточкой оливы в руке. Он дважды
целует папскую туфлю, а его друг и попутчик и вовсе
принимает католичество и становится священником.
Боялись и разбойников, обилием которых была
печально известна Италия: само слово «бандит» происходит от
итальянского «il bando» — «разыскивается». Грабители
нападали на пеших и конных, и путешественники из Рима
740

в Неаполь непременно нанимали конвой. Монтень
рассказывает, что в Сполето их попросили показать справки
о здоровье не потому, что опасались чумы, которой в тот
момент не было в Италии, а потому, что боялись некоего
Петрино, знаменитого разбойника,
терроризировавшего Умбрию с 1577 г°Да (и казненного в 1582 году, уже после
отъезда Монтеня). Естественно, путешественники
старались не иметь при себе много наличных денег. Или не
показывать, что имеют. Арнаут Хоофт записывает: «Никогда
не показывать, что у тебя при себе много денег или что у
тебя может быть много денег».
С деньгами была связана и проблема обмена.
Апеннинский полуостров представлял собой конгломерат
разнородных политических образований: республик (Венеция,
Генуя, Лукка), герцогств (Флоренция, Феррара-Модена,
Мантуя, Парма), Неаполя и Милана, принадлежавших
Испании, Папской области — и в хождении было множество
Нападение
разбойников на
путешественника
Биллем Ниуландт!,
по оригиналу
Паула Брила
1594-1635
Офорт. 22,9*3V7
Рейксмузеум,
Амстердам
741

Превосходный монет, разобраться в которых трудно не только нам, от-
во всех выкшим от обменных курсов, но и путешественникам того
отношениях ~ ^ ,
Ян Сикс времени62. Хоофт, раз в неделю получавший наличные по
векселям или кредитным письмам (у семьи Хоофт, издавна
занимавшейся торговлей с Италией, было множество
контактов, где можно было обменять векселя), пишет в
дневнике: «По дороге большие трудности с разными
деньгами». И отмечает монеты в хождении — сольдо, орте, газет,
грос, лира или фунт, реал, унгаро или дукат, венецианское
скудо — и разные обменные курсы в разных городах.
Путешественники платят золотыми и серебряными
каролусами63, пистолями, кваттрино, реалами...
Путеводитель по Риму 1625 года заканчивается разговорником,
который, как и всякий разговорник, должен был помочь
туристу объясниться. Место действия последнего диалога —
антверпенская лавка тканей с бархатом, дамастом, бязью,
бумазеей, тафтой, различными сортами шелка и тканями,
названия которых известны разве что специалистам.
Длительный торг, во время которого покупатель то уходит, то
возвращается, заканчивается покупкой. Монет при платеже
называется не меньше, чем до этого было тканей: «этот эн-
гелот64 слишком маленький, эта фламандская крона вышла
из обращения, этот реал из золота низкого качества, этот
даалдер из плохого серебра, эта крона с солнцем65
слишком легкая»... Заключает путеводитель список медных,
серебряных и золотых монет, находящихся в обращении в
Италии, и их соотношение с шиллингом. После
перечисления больших и малых кваттрино, багадини, гаффат, лир
и двойных лир, мочениго, миланских серебряных крон,
цехинов, золотых гульденов, французских крон и
венгерских дукатов следует замечание о том, что «в Папской
области в обращении другие серебряные монеты, в том числе
маленькие серебряные пфенниги, на которых изображена
папская тиара и перекрещенные ключи. Но нет лучше
золотых крон и им подобных, которые в обращении по всей
Италии»66.
Множество границ означало и постоянный
таможенный контроль. Таможенники смотрели, нет ли среди вещей
путешественников запрещенной литературы и оружия,
742

проверяли паспорт и обязательную справку о здоровье.
Монтень пишет, что власти требуют справки о здоровье
по привычке, чтобы получить пару quattrini. To, что
Монтень ошибался относительно «привычки», обнаружилось
в Риме, где таможенники тщательно, как пишет его
секретарь, «до последней тряпки» перетрясли багаж, отобрав
изданный в Париже часослов Девы Марии, книги
немецких теологов против ересей из-за одного их упоминания
и книгу об истории Швейцарии, переводчик которой
был протестантом (Монтень удивился осведомленности
цензоров: фамилия переводчика нигде не была указана)67.
Оружие путешественники должны были оставлять у
городских ворот.
Что же касается справки о здоровье, то без нее
действительно нельзя было войти ни в один итальянский город:
эпидемии чумы постоянно возвращались. Некоторые
путешественники запасались для Италии двумя справками: о
хорошем здоровье для въезда в город и о слабом—для
получения разрешения не поститься.
Не знаем мы и пути следования Сикса, но все
путешествующие по Италии, вне зависимости от
национальности и состояния, придерживались одного и того же
маршрута, популярного и сегодня: Рим, Венеция и Падуя,
осмотр античных руин в окрестностях Неаполя... Но есть
и различия. Флоренция не пользовалась еще особой
любовью. Милан часто объезжали стороной, так как он был
в руках испанцев. Испанским был и Неаполь, поэтому
путешественнику-протестанту надлежало соблюдать там
осторожность. Виченца, которую сейчас посещают только
любители Палладио, привлекала всех — нельзя было
побывать в Италии и не увидеть творений великого архитектора.
Лорето мало что говорит современным туристам,
вызывая ассоциации разве что с Мадонной Лорето, в то время
как хижина Богоматери, по преданию перенесенная туда
в хш веке ангелами из Святой Земли, и базилика Святой
Хижины {Santa Casa) были местом паломничества. В
Лорето побывали и Монтень, и Галилей, и Декарт...Ä
Порядок// Giro во многом определялся католическими
праздниками. Откуда бы ни ехали путешественники, они

Превосходный
во всех
отношениях
Ян Сикс
планировали поездку так, чтобы к Рождеству быть в Риме.
Оттуда они совершали поездку в Неаполь, на которую
отводилось обычно две недели: пять дней туда, пять
—обратно и пять дней в самом городе, из них как минимум три дня
на окрестности. К Пасхе путешественники возвращались в
Рим, а на Вознесение ехали в Венецию, чтобы посмотреть,
как город праздновал «венчание дожа с морем». Из
Венеции ехали в Падую, где встречали День святого Антония.
Ехали в Италию, вооруженные путеводителями и
напутствиями знакомых. Ко времени гранд-тура Сикса
существовало великое множество путеводителей по
Италии69. В городах туристы нанимали гидов, так называемых
«антиквариев».
В дополнение к путеводителям путешественники все
измеряли сами70. Франсуа Миссон, совершивший поездку
по Италии в 1687-1688 годах, рекомендовал не
отправляться в дорогу без карт, часов, бинокля, компаса и квадранта.
«Все, что можно измерить, надо измерить», — писал он в
Путеисествни по Италии (1691), ставшем бестселлером
Буцентавр
в окружении
14 гондол
Каспар Лёйкен
i695- Офорт
41Д*3°А
Рейксмузеум,
Амстердам
744

еще при жизни автора и многократно
переиздававшемся после его смерти. Мало кто отправлялся в Италию без
Миссона> хотя все знали, что книгу, содержавшую нападки
на папу и включенную в Индекс, таможенники могут
отобрать. С Мнссоном путешествовали по Италии еще
Монтескье и Гете.
Почти таким же обязательным, как и осмотр
памятников, являлся осмотр библиотек—Амброзианской,
Ватиканской, Лауренцианы. Особенно интересовались
библиотеками путешественники из протестантских стран, где книги
были таким же символом социального положения, как
картины у католиков. Хранители библиотек показывали свои
сокровища туристам, пришедшим с рекомендательными
письмами, и в свою очередь снабжали их
рекомендациями для предъявления коллегам по пути дальнейшего
следования. Посещали путешественники и многочисленные
кабинеты раритетов71.
Сувениры покупали примерно те же, что и сейчас:
стекло в Мурано, шелковые салфетки и носовые платки в He-
Giro d'italia —
опасности
и соблазны
Библиотека
и кабинет
редкостей
Великого герцога
Тосканского
Ян Лёйкен.г68д
Офорт, б.д к 28.4
Рейксмузеум,
Амстердам
745

Превосходный
во всех
отношениях
Ян Сикс
Бокал из яшмы,
привезенный
Яном Сиксом
из поездки
по Италии
Собрание
Сиксов,
Амстердам
аполе, рисунки и гравюры в Риме, плюс духи, геммы,
монеты, медали, ноты, картины, книги, античные бюсты. Сикс
привез из Италии великолепную чашу из яшмы в кожаном
футляре.
Путешественники XVII века знали латынь (а
некоторые и греческий), знали античную литературу и историю,
знали, на что смотрели72. Поэтому Липсий и мог
написать, что вид Тразименского озера и Канн вызовет у де
Ланнуа сострадание и участие, а вид Альбы, Тибура или
Байи — радость. В путевых дневниках часто встречаются
цитаты из Цицерона, Вергилия, Тацита, Тита Ливия,
Овидия, Страбона. Путешественники, владевшие lingua franca
того времени, с удовольствием переписывали в дневники
латинские надписи. Существовал даже путеводитель,
составленный только из них.
Может быть, главное отличие путешественников
xvii века от нынешних состояло в том, что они не спешили.
Следуя советам путеводителей, они «не летели, как гуси, из
одного города в другой». По словам Джона Эвлина, он
отправился в поездку по Франции и Италии не для того,
чтобы «просто считать колокольни» и путешествовать,
«как гусь плывет по реке», а для того чтобы предаваться
«осмысленным и молчаливым наблюдениям». Его
итальянское путешествие продолжалось с октября 1644 года по
май 1646 года. Grand tour Арнаута Хоофта продолжался два
года и три месяца. Из них в Италии он провел одиннадцать
месяцев. Монтень пробыл в Италии год, с октября 1580 года
по сентябрь 1581 года, когда, получив известие о своем из-
746

брании бургомистром Бордо, он через Сиену, Лукку, Пья- Giro ditaüa -
ченцу, Павию и Милан едет в Рим, а оттуда возвращается опасности
т-т и соблазны
в 11еригор.
Дневники путешественников свидетельствуют об
интересе к жизни страны, к ее культуре в самом широком
смысле слова: нравы, повседневный быт, религия,
народные празднества. Так, Монтень, любознательный турист,
движимый желанием увидеть все новое, отмечает и
необычный фонтан, и проповедь католического
священника евреям, и аудиенцию у папы, и палио, и обрезание. Он
обращает внимание на то, что в Риме не звонят к обедне и
вообще колокольного звона меньше, чем в какой-нибудь
французской деревушке (путешественники из
протестантских стран, естественно, не могли этого заметить). Не без
иронии отмечает он обилие надписей: стоит восстановить
какую-нибудь сточную канаву, как на указателе тут же
пишут имя подеста и ремесленника. Итальянцы с профран-
цузскими настроениями заламывают береты на правую
сторону и носят цветы за правым ухом, а те, кто за
испанцев, — за левым. Огурцы и миндаль во Флоренции
появляются на столе уже с начала июня. Встречаются крестьяне с
лютней и крестьянки, распевающие Ариосто. Хлеб
оставляют на полях ю-15 дней, не опасаясь, что его украдут
соседи. И так далее...
Много нового открывает для себя и Арнаут Хоофт: во
Франкфурте он с удивлением отмечает, что евреи живут
здесь в гетто, откуда они не могут выходить по вечерам и по
воскресеньям, а выходя, должны носить на рукаве желтую
повязку. Еще больше он удивился, услышав, что борьбу
Нидерландов с Испанией называют «бунтом» против
богоданного государя. В то время как в гу томах
Нидерландских историй его отца война с Испанией называлась
Отечественной. .. Дневники всех путешественников XVII века
читаются сейчас с огромным интересом, потому что
рассказывают и о стране, и о времени, и о самих писавших.
Ни grand tour, ни il Giro никоим образом не были
«музейными» поездками хотя бы потому, что не было еще
самих музеев. Осматривая открытые для посещения части
дворцов и вилл, туристы одинаково восторгались карти-
747

ной и ее рамой, скульптурой и богатой шпалерой,
экзотической «диковинкой» и кроватями-гягаропяго, моду на
которые итальянцы переняли у французов, каретами —
символами богатства и власти. Художники все еще
считались мастеровыми, искусными ремесленниками, и
основная масса туристов не делала разницы между их работами
и изделиями других ремесленников. То, что для нас стало
«произведением искусства», для абсолютного большинства
путешественников первой половины xvil века таковым не
являлось. «Вкус ангелов» отнюдь не стал еще в Европе столь
повсеместным, как утверждает в книге с этим названием
директор Метрополитен-музея73. Функции пропаганды и
престижа, столь важные в произведениях искусства в эпоху
Возрождения, не потеряли своего значения с началом
Нового времени74. Английские путешественники xvil века,
включая Джона Эвлина, добавлявшего в путевой дневник
имена и названия много позднее, и Ричарда Ласселса,
автора вышедшего в 1670 году путеводителя по Италии, пять
раз объехавшего благословенную страну, описывают
потолок Сикстинской капеллы, не упоминая имени Мике-
ланджело!75 При описании картин или скульптур туристы
используют несколько довольно общих определений типа
«красивый» или «верно схваченный»76, но чаще отмечают
ценность и редкость «артефакта», по возможности
указывая денежную стоимость, которая определялась ценностью
материала и была для них так же важна и интересна, как и
стоимость почтовых прогонов, гостиницы, ужина.. Они
восхищались городом с его палаццо и памятниками, но
больше всего их привлекала сокровищница с
драгоценными камнями, золотыми и серебряными украшениями, всем,
что имело стоимость, выраженную в кронах, экю или
реалах. Так оценивалось в xvil веке все: подарки молодоженам
или новорожденному, дары послам, свои и чужие наряды.
О цикле Марии Медичи в Люксембургском дворце один
из вояжеров замечает, что он «искусно написан» и что
«художник получал loo гульденов в день»77.
Чаще, однако, даже восхищаясь работой художника,
путешественники не называют ни его имени, ни названия
картины, потому что не знают ни того, ни другого. Так,

Арнаут Хоофт, бродя по залам Дворца дожей в Венеции,
попадает в «большой зал, который стоит увидеть из-за
множества красивых картин, изображающих
всевозможные победы». Названия картин и имена художников
упомянуты лишь два-три раза. Так, во время посещения виллы
Памфили в Риме он видит Вакханалию, «очень известную
работу» Тициана.
Высказывания Монтеня о художественных
произведениях мало чем отличаются от записей представителя
«золотой молодежи». Чем ценнее материалы, тем красивее то,
что из них сделано. Тем не менее больше половины редких
упоминаний произведений искусства в путевых записках
начала XVII века приходится на Италию.
Конечно, интеллект, восприимчивость, знания, интерес
и подготовка путешественников были разными. В то время
как большинство туристов в Венеции считали корабли в
Арсенале и восторгались монетным двором, Гейгенс,
осмотрев коллекцию античной скульптуры во Дворце про-
кураций, жалеет, что не может провести там еще пару дней
в обществе знатока. Лорд Эрандел вместе с женой, всецело
разделявшей страсть мужа к искусству, и архитектором и
театральным дизайнером Иниго Джонсом восхищались
живописью дворцов и церквей Венеции (сопровождавший их
Giro d'italia —
опасности
и соблазны
Кунсткамера
Манфредо
Сетталы в Милане
Чезаре Фьори
Около i666
Офорт. 197М53
Рейксмузеум,
Амстердам
749

Превосходный
во всех
отношениях
Ян Сикс
английский посол в Венеции Дадли Карлтон признавался,
что до приезда Эрандела не видел города) и классическими
пропорциями Палладио в Виченце, в Болонье удивлялись
«восьмому чуду света», как называл свой кабинет редкостей
Улиссе Альдрованди78, а в Риме гостили у маркиза Джусти-
ниани, одного из меценатов и первых коллекционеров
Караваджо. И везде они видели то, что Вазари назвал «новой
и экстравагантной манерой художественного выражения»,
напряженный, динамичный, величественный «большой
стиль», который войдет в историю искусства под
названием барокко. Путешествие Эрандела и Иниго Джонса
вызовет переворот во вкусах английского двора79.
Эрандел и Гейгенс стояли в самом начале процесса
распространения в Северной Европе собирательства и
«знаточества», шедшего с Юга на Север и «сверху вниз», от
аристократии к богатой буржуазии. Внимание к самим
произведениям искусства появится только к концу века,
когда интерес к «искусству» станет comme il faut. Важную
роль в этом процессе сыграет доступность галерей для
публики. В путеводителях начинают упоминать Страшный
суд Микеланджело и Тайную вечерю Леонардо. Пишущие
о картинах отмечают в это время «колорит»,
«композицию», «фантазию», «контраст», «светотень» и пр.
На основе того, что мы знаем о дальнейшей жизни Яна
Сикса, можно предположить, что и он был одним из тех,
кто стоял у истоков этого процесса. Не зря в одном из
стихотворений Вондел называет его «kunstgeleerde» —
«знаток, ценитель искусств», а Ян де Биссхоп посвятит ему в
1671 году том гравюр, сделанных с работ итальянских
мастеров. В формировании «знатока и ценителя искусств»,
коллекционера и мецената Сикса значение его поездки по
Италии невозможно переоценить.
750

Блажен, кто страсти грешной сласть
навеки от себя отженит
По возвращении младшего сына из путешествия мать
продолжает вести все дела красильни80, а Ян, как и пристало
mercator sapiens, встречается с поэтами и художниками и
занимается сочинительством, пристрастие к которому он
унаследовал от писавшего французские стихи отца. Из всех
его литературных трудов наибольшую известность
получила переработка Медеи Сенеки. Ко времени работы над
трагедией относится и первая встреча Сикса с Рембрандтом,
о которой можно говорить с уверенностью. В 1647 году
художник делает офортный портрет Сикса. Обычно
работавший сразу на доске, без подготовительных рисунков,
Рембрандт сделал к офорту целых два наброска. На одном из
них у ног хозяина радостно прыгает собака. Но выбран был
другой вариант: Сикс читает, стоя спиной к окну. Может
быть, он перечитывает Медею, которую как раз заканчивал
в это время. Годом позже Рембрандт сделает и собственный
офортный автопортрет, изобразив себя, как и Сикса, у окна.
Рембрандту рисующий у окна — первый автопортрет в
рабочей одежде, с офортной иглой. Образ «художника за
работой» позднее займет важное место среди его автопортретов.
Офортный портрет Сикса стал позднее не только
образцом для многих граверов, но и мерилом качества других
портретов Рембрандта. Так, в контракте на покупку нового
дома, подписанном 25 декабря 1655 года, Рембрандт
обязуется «сделать офорт с изображением Отто ван Каттенбюрха
(брата продавца), не уступающего изображению господина
Сикса, стоимостью в 400 гульденов»81.
Медея стоит справа, с кинжалом в левой руке: создавая
композицию прямо на доске, Рембрандт не считался с тем,
что на офорте все правши станут левшами — это относится
и к музыкантам, и к воинам, и к Христу, благословляющему
пришедших к нему левой рукой, и к благоразумному
разбойнику, явно различимому по потоку света, к которому
обращено его лицо, но оказавшемуся на офорте не справа, а
слева от Христа82.

24 октября 1647 года в амстердамском театре состоялась
премьера Медеи, после которой трагедию играли еще
четыре раза. Судя по поступлениям в кассу театра, играли
при пустом зале. Возможно, публика боялась найти в
трагедии Сикса те же недостатки, которые обычно
усматривали в трагедиях самого Сенеки: вялость драматического
действия, текст, рассчитанный на декламацию, риторику,
словом, все, что вытекало из установки на чтение83.
Тем не менее в 1648 году пьеса была напечатана, а в 1679
и i68o годах переиздана. Оба переиздания — скромные,
ничем не примечательные книжки, какими обычно
выходили в XVII веке пьесы. Зато первое издание —
роскошное, с большими полями и фронтисписом, украшенным
офортом Рембрандта. На офорте — бракосочетание Ясона
и Креусы: они стоят на коленях перед жрецом, за которым
возвышается статуя покровительницы брака Юноны,
узнаваемой по павлину, одному из ее атрибутов. На переднем
плане, прямо под Юноной, стоит скрытая полумраком
Медея. Под офортом четверостишие:
В любви вековечной клянутся Ясон и Креуса,
Медея, супруга Ясона, ненужная стала обуза.
Обида ей сердце терзает: обманщик нашел ей замену.
Страшись лютой мести! Воздастся тебе за измену!
Офорт Рембрандта мог бы отсылать к возможной
постановке в театре (тем более что по обеим сторонам
изображен занавес) — будь эта сцена в трагедии Сикса! Но сцены
бракосочетания Ясона и Креусы в трагедии Сикса нет, и
именно это отсутствие уже давно интриговало историков
литературы и искусства. В 1920-х годах было высказано
предположение, что Рембрандт изобразил живую картину,
одну из тех, что показывали зрителям между актами. Перед
tableau vivant один из актеров обычно декламировал стихи,
выражавшие главную мысль пьесы. Возможно,
подписанное под офортом четверостишие Рембрандт и слышал во
время представления84.
Как и подобает классицисту, Сикс взял за образец
классический текст, вернее классическую обработку гре-
Блажен, кто
страсти грешной
сласть навеки
от себя отженит
Слева:
Ян Сикс
Рембрандт. 1647
Офорт, сухая игла
24.4*193
Рейксмузеум,
Амстердам
753

Превосходный
во всех
отношениях
Ян Сикс
Справа:
Медея,
или Брак Ясона
и Креусы
Рембрандт. 1648
Офорт, сухая
игла. 24x17,6
Рейксмузеум,
Амстердам
ческого мифа. В предисловии он называет имена своих
предшественников —Диодора Сицилийского, Аполлония
Родосского и Гая Валерия Флакка, но прежде всего,
конечно, высоко почитаемого в Республике Сенеку85. Правда,
кровожадность его трагедий настолько противоречила
учению Стой, что Эразм, дважды издававший Сенеку,
пришел к заключению, что трагедии написаны кем-то другим86.
Авторство трагедий Сенеки вызывало споры и в первой
половине xvil века, но, похоже, Сикса оно не заботило87.
Заботило его другое. Ко времени его работы над Медеей
первейшим условием сценического действия стало
правдоподобие88, и в предисловии Сикс объясняет свое вольное
обращение с мифом, из которого он взял только
«правдоподобное» и «благопристойное»: «Ведь невиданное дело,
чтобы Медея и в самом деле была колдуньей и на глазах у
всех летала по воздуху и что после всех несчастий она
вышла замуж за афинского царя Эгея. Подобные вещи я
выбросил, чтобы у читателей или зрителей не сложилось
впечатления, что их принимают за простофиль, которых легко
уверить, что деревянные попугаи едят хлебные крошки».
Отказывается Сикс и от всего, что хоть как-то отдает
чародейством. Его Медея не колдунья — она просто знает
целебные свойства лекарственных трав и растений и их
действие на человека. Ясону она дает мазь, предохраняющую
от ожогов, а перчатки Креусы посыпает пудрой ядовитых
растений Колхиды. Она неповинна ни в смерти брата Аб-
сирта, погибшего в бою, ни в смерти Пелея, которого она
лечила «настойками, припарками, кровопусканием» также,
как лечила до того отца Ясона. Сикс отказывается даже от
мифологического золотого руна, превращая его в
«золотые руна», золотые монеты с изображением руна. За ними
Ясон и плывет в Колхиду, край, «где с незапамятных
времен моют золото». Дракон, охраняющий руно,
становится комендантом крепости, где хранятся сокровища, Драак
(дракон) — его фамилия. В конце пьесы Медея не
скрывается на крылатой колеснице своего деда Гелиоса и не
выходит замуж за Эгея —все это Сикс считает невозможным.
Единственный возможный конец для матери-убийцы (у
Сикса Медея убивает не сыновей, а дочь Эриопу) он видит

Превосходный
во всех
отношениях
ЯнСикс
в ее добровольном уходе из жизни, то, что Сенека не раз
предлагал как возможный выход в своих
морально-философских сочинениях.
«Благопристойность» Сикса тоже является одной из
важных черт театра классицизма, порицавшего
моралистический театр ужасов, который унаследовали и охотно
пестовали многие последователи Сенеки-драматурга, в
том числе и ставивший Медею Сикса Ян Фос. В 1665 году
Фос поставил и свою Медеюу полную сценических чудес,
превращений людей в зверей, внезапных молниеносных
перенесений места действия и прочих потрясавших
воображение публики фокусов инженерного искусства,
которые в XVII веке зачастую становились самоцелью,
отстраняя текст на второй план89. Любопытно, что в пьесе Фоса
Портрет поэта
Яна Фоса
Карел Дюжарден
1652-1662
Офорт. i6,6xi2,7
Рейксмузеум,
Амстердам
756

Медея присутствует в храме во время бракосочетания!
В том же 1665 году зрители амстердамского театра могли
увидеть и совсем другое прочтение той же истории —
пьесу Корнеля Золотое руно в переложении
ориентированного на французский театр Лодевейка Мейера. Медея
Сикса явно ближе идеям французского классицизма, чем
волшебству трюкачеств Фоса. Возможно, неудача
постановки и была вызвана несоответствием замысла и его
исполнителя?
От Сенеки Сикс взял лишь сюжет драмы,
разыгравшейся в Коринфе после того, как Ясон променял
скитания с Медеей на благополучие преемника и зятя царя
Коринфа. Прямым переложением Сенеки в трагедии Сикса
является лишь диалог Медеи и Креонта из второго акта.
В остальном Сикс следует требованиям к драматургу
Нового времени, для которого, по словам Пушкина, важны
«истина страстей и правдоподобие чувствований в
предполагаемых обстоятельствах»90. Соблюдает Сикс и
принцип трех единств — времени, места, действия,
считавшийся необходимым для создания иллюзии реальности
происходящего на сцене. Правда, время сценического
действия и у Сенеки соответствует реальному времени
свадьбы Ясона. А что до места действия, то Сенека здесь
даже более «соответствует» требованиям классицизма,
чем Сикс, трагедия которого разыгрывается и на улице
Коринфа, и в доме Медеи, и во дворце Креонта. Все
смерти — Креусы и Креонта, Эриопы и самой Медеи —
происходят у Сикса за сценой, как предписывали правила.
Мы лишь слышим о происшедшем.
Все сочувствие Сикса на стороне Медеи. Ясон
предстает у него лицемером и оппортунистом, думающим лишь
о своем благе. Открывается трагедия встречей Ясона с
Гераклом, которому он с гордостью рассказывает о
предстоящем браке с Креусой, так что Геракл уверен, что Медея
умерла. Услышав, что она жива и должна теперь покинуть
Коринф, Геракл полон сочувствия:
Блажен, кто
страсти грешной
сласть навеки
отсебяотженит
Как сердце боль ей разъедает! Бедняжка! Сколько слез
пролито из горестных очей!
757

Ясон не разделяет его сострадания:
Что мне до влаги, источенной женским оком?
Что высохнет быстрее женских слез потока?
Когда в диалоге с Ясоном Медея саркастично замечает
мужу:
Вот верность греков!
тот отвечает:
Я чувствую, как гнев во мне вскипает.
Молчи. О верности судить тебе не подобает.
Забыла разве ты, как раздобыл я злато?
Не помнишь злой судьбы родителя и брата?
Единственная вина, которую видит за собой Медея Сик-
са, — это ее любовь к Ясону. Медея — пример того, как
губительна ослепляющая человека страсть. Обращение к
разуму, видение в нем пути освобождения от страстей и
обретения «покоя и воли» сближают классицистов и
Сенеку с его проповедью самообладания, под которым
понималась не столько полная бесстрастность, ànâBeia, сколько
заимствованное из Аристотелевой этики требование
умеренности страстей, /лггрюпавеюс. «Видимости», считает
Сенека, возбуждают душу страстями только тогда, когда на
то дает согласие разум (О гневе. II, з); поэтому страсти
следует не умерять, а искоренять, взывая к разуму и укрепляя
его философией. В конце третьего акта хор так
формулирует это положение:
Рассудок, что молва так ценит,
Пасует там, где правит страсть.
Блажен, кто страсти грешной сласть
Навеки от себя отженит.
К этому же призывает Медею и кормилица:
Смирите страсть, и кротость сломит горе.

Но страсть оказывается сильнее Медеи. На смену ревности
и гневу приходит жажда мести:
Безумно любит он дитя!
И в сей любви — злодея слабость,
Любовь его убью я, мстя!
О, жуткого возмездья радость...
Жажда мести вытесняет и заменяет все остальные чувства,
Медея становится воплощением мести:
Тебе я отдаюсь, и в этом вся я есть,
Навек слуга твоя, о, сладостная месть!
Логическая цепочка Медеи — изменчивость судьбы,
нарушающая внутренний покой человека, его ослепление
страстью и неизбежная гибель — составляет и главные
темы поэзии самого Сикса. Может быть, его характер
лучше всего раскрывают шесть стихотворений, которые
(анонимно) он включил в 1651 году в сборник нидерландской
поэзии. Самое известное из них, Muiderberg,
перепечатано во втором издании Медеи (1679) после текста трагедии.
В нем поэт воспевает покой сельской жизни и внутренний
покой лирического героя, наслаждающегося природой в
изменчивом мире, не знающем покоя:
Седые волны усмирятся.
Песком взыграет ветр морской,
Любовь вдруг сменится враждой,
Уча нас людям не вверяться.
След на песке, что видим мы,
Уж будет смыт по возвращеньи,
А птичий клин в конце зимы
Гласит о времени вращеньи.
Куда ни глянешь: неизменна
Всегда лишь только перемена.
В этом постоянно изменяющемся мире, где все
ненадежно и недолговечно, в мире, где бушуют страсти и желания,
Блажен, кто
страсти грешной
сласть навеки
от себя отженит
759

единственный верный путь — сохранение внутреннего
покоя:
Ах, сколько тягот и страданий
Приносит страсти пылкой жар!
Вздох, взгляд — и запылал пожар
Любви иль грянул шквал рыданий.
Как мать спешит дитя унять,
А то лишь горше слезы точит,
Так мы стремимся исполнять
Блажь сердца, коей край не почат.
Какого блага ждем, слепцы,
Иллюзий и химер ловцы?
Кто алчет золотые горы,
Смирит желанья и поймет,
Богатство — это с дегтем мед,
А внешний блеск — лишь только шоры.
Блажен, кто, внемля Небесам,
Свою судьбу им поручает.
Спокойной радости бальзам
Его смиренье источает.
Беспечных дней его услада
Дороже золотого клада.
Стихотворение посвящено другу Сикса Хендрику Хоофту
(1617-1678), не столь ценившему бальзам спокойной
радости. Пять раз он избирался на неспокойный пост
бургомистра Амстердама. В 1662 году он был одним из четырех
бургомистров, убравших из ратуши Заговор Клавдия Ци-
вилиса Рембрандта91.
По возвращении из Италии Сикс позирует и Тербор-
ху, написавшему его миниатюрный портрет в медальоне92,
и начинает собирать картины. В его коллекции были ван
Дейк, Ян Ливенс, Питер Ластман. Что касается
итальянских мастеров, то он явно предпочитал художников
Венеции и Пармы, и жемчужиной его собрания был Пармиджа-
нино. В 1652 году Сикс купил две старые, 1630-х годов,
работы Рембрандта: Принесение во храм (около 1628) и
гризайль Проповедь Иоанна Крестителя (i634-!64î)- Исто-

Блажен, кто
страсти грешной
сласть навеки
от себя отженит
рики не без оснований предполагают, что большинство
картин, гравюр и офортов, обилие которых в
голландских домах XVII века отмечали многие путешественники,
служило лишь украшением жилищ, что именно как на
украшения смотрели на них их владельцы. Лишь
немногие собирали в это время работы, с которыми ощущали
эмоциональную, интеллектуальную или эстетическую
связь93. Мне представляется, что именно так собирал
коллекцию Ян Сикс, что он был одним из тех, кто стоял в
начале процесса превращения «украшений» в
«произведения искусства».
Был у Сикса и своего рода миниатюрный «музей», его
альбом Пандора, записи в котором начинаются в том же
1652 году и продолжаются до 1678 года. Текст на вкладыше
поясняет название: «Les Dieux enrichissent pandore de
leurs dons précieux pour la rendre agréable aux Hommes» —
«Боги наградили Пандору своими дарами, дабы она
понравилась людям». Там же сделанный гуашью рисунок с
гравюры Блумарта, в свою очередь перепевающей рисунок
Абрахама ван Дипенбеека: застенчивая Пандора, с пикси-
дой вместо фигового листа, окружена подносящими ей
дары богами94. Пандорой был сам Сикс, богами —его
именитые друзья, оставлявшие в альбоме свои рисунки,
стихотворения или просто записи.
Портреты Сикса
и Хлорис
Герард Терборх
Около 1640. Масло
на золоте. юх8
Овал. Собрание
Сиксов, Амстердам
76i

Превосходный Два рисунка пером делает Рембрандт. На
вовсех одном изображен читающий стихи Гомер,
отношениях ~ тг
ЯнСикс окруженный слушателями. У его ног сидит
подросток. Оторвавшись от записей, он
поднял голову и завороженно смотрит на слепого
поэта. Предполагается, что это намек на
поэтические опыты владельца альбома. Рукой
художника написано: «Рембрандт Яну Сиксу.
i6j2.». Именно в этот год Антонио Руффо
заказал Рембрандту портрет, и художник пошлет в
Мессину Аристотеля с бюстом Гомера. Гари
Шварц не сомневается в том, что Рембрандт
советовался с Сиксом, автором классической
трагедии и человеком, вызывавшим у него
ассоциации с Гомером, относительно сюжета
картины для Руффо95.
На втором рисунке изображена
погруженная в чтение женщина. Историки
искусства предполагают, что это мать Сикса Анна
Веймер.
Есть в альбоме стихотворение Яна Фоса
(1615-1667) На мое назначение регентом те-
атраЛ написанное в 1647 году, когда Фоса
выбрали регентом амстердамского театра и когда
Пандора в облаках он ставил Медею Сикса, и переписанное в аль-
1651. Бумага, масло. 23x12,7 бом Сикса позднее96. Мастер стихотворного
Собрание Сиксов, Амстердам экспромта, Фос был желанным гостем в домах
амстердамских богачей. Есть в альбоме
наброски Адриана Дортсмана, архитектора,
строившего дом Сикса.
Рядом со стихами самого владельца альбома
стихи Вондела97. О теплых отношениях между
Сиксом и «небожителем голландской
литературы» свидетельствуют и благодарственные
стихи на посылку дичи. Воспел Вондел и
мраморный бюст Тюлпа, высеченный Квеллином
по заказу Сикса. Но начал он со
стихотворения К портрету многознающего и любезного
юноши Яна Сикса:
7б2

Запечатлен здесь Сикс> во цвете юныхлет,
Науке, Музам, Добродетели радетель.
Не описать пером достойно Добродетель:
Поблекнут краски — ей вовеки сносу нет.
перевод Н. Тархан-Моурави
Некоторые исследователи относят стихотворение Вондела
к рембрандтовскому портрету Сикса «во цвете юныхлет»9*.
Когда Рембрандт писал портрет, Сикс действительно еще
не был женат, но и на юношу он совсем не похож. Поэтому
другие исследователи предполагают, что стихотворение
относится к портрету, написанному за пять лет до этого
фламандским портретистом Валлераном Вэйаном
(Wallerand Vaillant). Как и портрет Рембрандта, он находится в
собрании Сиксов99.
Блажен, кто
страсти грешной
сласть навеки
от себя отженит
Гомер, читающий
свои стихи (album
amicorum Яна Сикса)
Рембрандт. 1652
Рисунок пером
и кистью. 19x14
Собрание Сиксов,
Амстердам
7б3

HOMO NOVUS
В начале июня i6jo года в Амстердаме
проходил аукцион, которого уже давно с
нетерпением ждали все библиофилы. Продавалась
уникальная библиотека Суффридуса Сиксти-
нуса (1600-1649)» юриста, драматурга и одного
из основателей Нидерландской академии100.
Среди библиофилов, однако, Сикстинус
пользовался незавидной репутацией человека,
готового на все, лишь бы заполучить в свое
собрание ценную рукопись. Причем, завладев ею,
он, как собака на сене, и сам не публиковал ее, и
не давал для публикации другим. Понятно, что
отношения с коллегами-собирателями у него
не сложились. В1648 году филолог и страстный
библиофил Исаак Фоссий-младший писал
другу и собрату по филологии и любви к
книгам Николаасу Хейнсию101, что для всех ученых
праздником будет тот день, когда Сикстинуса
не станет и все прекрасные рукописи,
погребенные теперь в его доме, возродятся к новой
жизни. Правда, вздыхал Фоссий, надежд на это
мало, так как Сикстинусу, как и большинству
маньяков, суждена, верно, долгая жизнь.
Мольбы ученого были услышаны раньше, чем он
ожидал: в начале 1649 года Сикстинус умер, а
его наследник решил продать библиотеку, о
богатстве которой ходили легенды, тем более
невероятные, что никто никогда ее не видел.
Особенно занимала любителей книг и
рукописей одна часть собрания — библиотека
Яна Грутера, похищенная у него Сикстинусом.
Здесь необходимо сказать несколько слов о
самом Грутере, его библиотеке и этом похищении.
Историк и энциклопедист Ян Грутер,
более известный под латинизированным именем
Янус Грутерус102, входил в круг Яна Дузы и был
Слева:
Портрет Яна Сикса
Валлеран Вэйан,
по его же оригиналу
1649 года. 1658-1677
Меццо-тинто. 26,2x21,5
Рейксмузеум, Амстердам
Портрет Яна Грутера
Паул де Зеттер. 1650-1669
Гравюра. 13,5 х 10,6
Рейксмузеум, Амстердам
76$

известен не только своими работами по эпиграфике103, но
и как неолатинский поэт и автор сонетов на голландском
языке. В1592 году, после скитаний по Франции и Германии,
он обосновался в Гейдельберге, где получил место
профессора истории, а после смерти библиотекаря
прославленной Палатины, библиотеки курфюрста Пфальца, занял
его место. И для Палатины, уже тогда считавшейся лучшей
библиотекой протестантского мира, с его назначением
начался период еще большего расцвета104.
В конце XVI века в Европе наступила мирная
передышка, продолжавшаяся до i6i8 года, и у тех, кто стоял у
кормила власти, появились время и деньги на
коллекционирование. Если католики собирали в основном
изобразительное искусство, то для ориентированных на Слово
Божие протестантов главным объектом собирания были
книги и рукописи. Библиотека Палатина, основанная в
XV веке, но получившая признание только после того, как
в нее попали многочисленные рукописи из упраздненных
в XVI веке монастырей, была гордостью курфюрста
Пфальца и всего протестантского научного мира. Назначение
ее хранителем Грутера было почетным как для него, так и
для библиотеки. Константин Гейгенс, осмотрев
библиотеку по пути в Венецию, пишет: «Просто непостижимо,
все эти книги. Теперь мне кажется смехотворным, что я
так превозносил библиотеку Оксфорда105. Помещение в
сто шагов в длину и десять-двенадцать шагов в ширину все
заполнено книгами, от пола до потолка. В середине
стоят книжные шкафы с тремя полками, как в Лейдене. Эта
редкостная коллекция содержит множество рукописей,
как говорят, общей стоимостью в 22 ооо дукатов. Одна из
самых красивых рукописей — Библия на древнееврейском
языке с положениями, оспаривающими еврейскую веру.
Предполагается, что это единственный сохранившийся
экземпляр. Якобы евреи предложили за него четыре
тысячи дукатов, вероятно, чтобы тут же сжечь. Там я видел и
греческий Новый Завет, написанный Павлом, и
несколько старых рукописей Вергилия, написанных будто бы
рукой самого поэта. Я все это видел и хотел бы всему этому
верить»106.

После того как 8 ноября 1620 года войска Католической
лиги разбили протестантов у Белой горы и Гейдельбергу
угрожала армия Тилли, Грутер бежал из города, взяв с
собой лишь несколько книг и оставив остальные на
попечение секретаря, который при малейшей угрозе мародерства
должен был перенести их в Палатину. Как только начались
грабежи, секретарь действительно отнес в Палатину часть
книг Грутера, но вскоре стало ясно, что книги это не
спасет. Вся Палатина переезжала в Рим! Курфюрст Баварии
Максимилиан I, сам страстный коллекционер, знающий
цену книгам, предложил библиотеку папе Григорию XV в
качестве военного трофея, надеясь в обмен на нее получить
титул пфальцграфа. Его предложение пришлось как нельзя
кстати, ибо кардинал Бароний как раз занимался
реорганизацией и каталогизацией библиотеки Ватикана.
Григорий XV тут же послал в Гейдельберг своего легата Льва Ал-
лация, поручив ему отобрать для Ватикана самые ценные
рукописи и книги из Палатины и из библиотеки Грутера107.
Приехав в Гейдельберг, Аллаций запаковал 3500 книг и
рукописей в ящики, погрузил их на двести мулов, на
серебряных ошейниках которых, по рассказам очевидцев,
было выгравировано «fero bibliothecam Principis Palatini»
(«везем библиотеку правителя Палатината»), и
отправился с ценным грузом через Альпы. Целый год добирался он
до Рима и вручил сокровища лучшей библиотеки
Германии уже новому папе, Убрану VIII. В Риме они
находятся до сих пор, за исключением рукописей, подаренных в
1797 Г°ДУ Пием VI Французской Республике и
возвращенных после Венского конгресса Пием VII Гейдельбергскому
университету.
Проведав о планах перевозки библиотеки, Сикстинус
помчался в Гейдельберг и, как рассказывал потом Грутер, «с
силой казаков и хорватов»108 сломал печати (в ожидании
приезда Аллация Палатина и библиотека Грутера были
опечатаны, дабы чинившие разбой солдаты не сожгли
ценные книги и рукописи) и захватил все приглянувшиеся ему
рукописи.
Среди них была и рукопись Галльской войны Юлия
Цезаря, переписанная в IX или х веке монахами бенедиктин-

ского монастыря Флёри с неизвестного источника. Устав
ордена предписывал бенедиктинцам посвящать четыре с
половиной часа «божественному чтению», но для того
чтобы было что читать, монахи должны были сначала
переписать дошедшие до них рукописи — сохранением античной
литературы мы во многом обязаны Lectio divina
бенедиктинцев. В XI веке монастырь Флёри переживал период
расцвета и стал одним из центров духовной жизни Европы, а
его библиотека—одной из самых богатых.
В середине XVI века аббатом монастыря стал Оде де Ша-
тийон, старший брат Гаспара де Колиньи, одного из вождей
гугенотов. В1562 году монастырь был разграблен войсками
Конде. Правда, Оде де Шатийон к этому времени не был
уже ни аббатом, ни кардиналом, ни архиепископом —
назначенный в 1560 году Великим инквизитором Франции,
уже через год он перешел в протестантизм и теперь сам
должен был скрываться от Инквизиции109.
Какие-то рукописи монахи выкупили у солдат, какие-то,
в том числе и рукопись Галльской войны, попали к Пьеру
Даниэлю, другу Оде де Шатийона. Некоторые из
рукописей Пьер Даниэль вернул монахам, но их интересовали к
тому времени исключительно религиозные тексты,
поэтому все, что не подпадало под эту рубрику, осело в личной
библиотеке Даниэля, правда с разрешения бывшего
аббата110. После смерти Даниэля в 1604 году рукописи купили
два его друга, гуманист и коллекционер Поль Пето111 и
дипломат и историк Жак Бонгар112. Галльская война попала
к Бонгару, и хотя рукопись пролежала у него всего восемь
лет, она получила название «codex Bongarsianus». После
смерти Бонгара в i6i2 году вся его библиотека попала в
библиотеку Берна, где и находится по сей день. Но рукопись
Галльской войны Бонгар еще в i6o6 году одолжил Грутеру,
работавшему в Гейдельберге над изданием Цезаря и
сверявшему различные варианты текста.
Правда, до публикации дело так и не дошло. После
смерти Бонгара все три рукописи Цезаря из его
библиотеки (рукопись Флёри и еще две, более поздние) остались у
Грутера. Может быть, чувствуя за собой вину, он и принял
так стоически захват рукописей Сикстинусом?

И вот теперь рукопись Галльской войны
продавалась на амстердамском аукционе.
Главными конкурентами были сыновья
прославленных латинистов Исаак Фоссий-младший и
Николаас Хейнсий, но обоим присутствовать
на торгах препятствовала служба у королевы
Кристины: Исаак Фоссий-младший как раз
покупал для Кристины в Париже
библиотеку Поля Пето, унаследованную его сыном, а
Хейнсия ждали в Швеции. Фоссий попросил
выступить посредником своего дядю
Франциска Юния, долгое время бывшего
библиотекарем лорда Эрандела, но с началом Гражданской
войны вернувшегося в Амстердам и жившего у
вдовой сестры, матери Фоссия. Хейнсий тоже
выбрал посредником Юния, хотя понимал, что
на рукописи ему надеяться нечего: дядя купит
их для племянника. Поэтому, заранее
«уступив» рукописи Фоссию, Хейнсий включил в
свой список только книги.
Хейнсий оказался прав: Юний и в самом
деле собирал заявки друзей-библиофилов
главным образом для того, чтобы облегчить
для себя борьбу с конкурентами племянника.
Да и в остальном Хейнсия постигло
разочарование: цены оказались баснословными, к тому
же ему пришлось так долго ждать своих книг,
что у него поневоле закралось подозрение, не
попали ли они сначала в руки Фоссия. Когда
же драгоценный груз наконец-то прибыл,
оказалось, что тех книг, которых он ждал с таким
нетерпением, не было.
Разочарован был и Фоссий,
надеявшийся, что дядя за бесценок скупит все рукописи
и книги Грутера. Досталась же ему лишь
малая часть. Большинство рукописей, включая и
Галльскую войну Цезаря и О добрых делах
Сенеки, купил какой-то homo novus, молодой
человек по имени Ян Сикс. Правда, в отличие от
Homo novus
Портрет Франциска Юния
Венцеслав Холлар, по оригиналу
ван Дейка. 1641. Офорт. i6,8xi2,6
Рейксмузеум, Амстердам
Портрет Николааса Хейнсия
Абрахам де Блуа, по рисунку
Виллема ван Мириса. îbjg-ïjii
Гравюра. 14,9Х9- Рейксмузеум,
Амстердам
769

Превосходный предыдущего владельца, Сикс допускал к своим сокрови-
во всех щам всех желающих, и уже через год после аукциона Хейн-
отношениях ^ А
Ян Сикс сии> снова оказавшийся в Амстердаме, пишет, какие
замечательные рукописи он видел у «превосходного во всех
отношениях молодого человека». «Я не понимаю, —
прибавляет он, — какая муха укусила Фоссия, что он упустил
такие великолепные рукописи». Разгадка крылась, конечно,
не в зловредном насекомом, а в кошельке Сикса.
Фоссий и Хейнсий оказались соперниками в борьбе
за рукописи не в первый и не в последний раз. Их охота
за рукописями была вызвана не только превратившейся в
страсть библиофилией, но и необходимостью сверять
варианты текста, готовя его к публикации, желанием видеть
пометки и комментарии коллег. Но зачем понадобились
рукописи Яну Сиксу, который не собирался готовить их к
изданию, как Фоссий и Хейнсий?
Скорее всего, Сикс ориентировался здесь на
гуманистический идеал Ренессанса, на Медичи и де Ту, Кристину
и Максимилиана Баварского. Иметь рукописи Цезаря или
Сенеки, так почитаемого в Республике Соединенных
провинций, было несомненно хорошим тоном. Может быть,
не последнюю роль сыграло в покупке и чтение
Придворного Кастильоне, где рассказывается, что герцог Урбино
Федерико де Монтефельтре, «не посчитавшись с большими
расходами, создал огромное собрание самых
замечательных и редких книг на греческом, латинском и еврейском
языках»113.
КАСТИЛЬОНЕ
Все писавшие о рембрандтовском портрете Сикса так или
иначе останавливаются на связи портрета с Придворным
Кастильоне. Вернее, на связях, так как портрет Сикса
связан с Кастильоне и его книгой по нескольким линиям. Во-
первых, первое голландское издание книги посвящено Яну
Сиксу. Во-вторых, введенное и разработанное Кастильоне
понятие sprezzatura — небрежная элегантность или эле-
770

Кастильоне
Портрет
Бальдассаре
Кастильоне
Рафаэль. До 1516
Холст, масло. 82x67
Лувр, Париж
гантная небрежность—нашло свое наглядное выражение в
мазках Рембрандта на портрете Сикса. В-третьих, и Сикс, и
Рембрандт проявляли явный интерес к Кастильоне: в
библиотеке Сикса было три экземпляра II libro del Cortegiano>
а Рембрандт сделал набросок с продававшегося на аукционе
в Амстердаме рафаэлевского портрета Кастильоне, придав
ему собственные черты, и использовал ту же композицию
в автопортретах 1639 и 1640 годов.
Придворный вышел в 1528 году и сразу пришелся по
сердцу читателю. Книга стала одной из трех
любимейших книг Карла V114, ее можно было найти в библиотеках
Сервантеса115, Николя Фуке, Шарля Лебрена, Лафонтена,
771

Превосходный
во всех
отношениях
Ян Сикс
Набросок
с портрета
Бальдассаре
Кастильоне
работы Рафаэля
Рембрандт. 1639
Рисунок пером
16,3x20,7
Альбертина, Вена
Справа:
Рембрандт
Автопортрет
1Ô39- Офорт,
с ухая игла.
20,6x16,4
Рейксмузеум,
Амстердам
Корнеля, Мольера, мадам де Помпадур, Кольберов116, Гран-
веля, Этьена де ла Боэси и Монтеня, дважды ссылающегося
на Кастильоне в Опытах117. Две книги, на итальянском и
на английском, были у Дефо, обращавшегося к Кастильоне
во время работы над Совершенным английским
джентльменом. Три экземпляра книги было у Николааса Хейнсия,
о котором речь шла выше. Сэмюэл Джонсон рекомендовал
Босвеллу Придворного как «лучшую книгу, когда-либо
написанную о хорошем воспитании»...
С середины xvi века итальянский язык вошел в моду, так
что многие читали бестселлер на языке оригинала. Но не
меньшим успехом пользовались и переводы. Уже в 1534 Г°ДУ
Придворный был переведен на испанский, в 1537 году —на
французский, в 1561 году —на английский118 и латынь, в
1565 году—на немецкий. Только в Англии в 1561-1611 годах
вышло десять изданий книги, шесть в латинском
переводе и четыре в английском. На голландский язык
Придворный был переведен сравнительно поздно, в 1662 году119.
Правда, еще до разделения Южных и Северных
Нидерландов в Антверпене вышло четыре испанских издания.
Издатель Истинного придворного (под этим названием
77?-

Превосходный Covtegiano вышел в Голландии) Абрахам Волфганг посвя-
во всех тил его ^Ну Сиксу.
отношениях ^ „
Ян Сикс О чем же идет речь в этой настольной книге всей
просвещенной Европы, так никогда и не увидевшей полного
русского перевода? 12° Действие ее происходит при дворе
герцога Урбино в 1507 году, за шесть лет до того, как Ка-
стильоне приступил к написанию книги и за двадцать лет
до того, как она увидела свет. Каждая из ее четырех частей
посвящена описанию вечера, на котором обсуждаются
качества идеального придворного. Из этих диалогов
вырисовывается образ доблестного воина и всесторонне
образованного и хорошо воспитанного человека, которому не
чужд поэтический и музыкальный дар, скромного,
приветливого и обходительного, но твердого в своих принципах
и преследующего в советах правителю не свой, а его
интерес. Все, что делает Придворный, он делает с легкостью и
изяществом, с некоторой, пусть показной, небрежностью.
Достоинство и благородство так же красят его, как
простота и грация. Во всем он любитель, дилетант, в нем не может
быть и намека на серьезность и профессионализм. Очень
важна для Кастильоне внешняя сторона, декорум.
Придворный должен всегда хорошо выглядеть, быть в хорошем
расположении духа, следить за одеждой, речью, жестами.
Он играет в теннис, демонстрируя красоту сложения и
быстроту движений. Следуя идеалам средневекового
рыцарства, Кастильоне не забывает верховую езду и охоту.
Иными словами, Придворный Кастильоне — синтез
гуманистических представлений об идеальной личности,
появившийся в тот момент, когда старые идеалы рыцарства
изжили себя и Северная Европа искала новые ориентиры.
Кастильоне удовлетворил эту потребность, создав образ
для подражания. Роджер Эскам писал, что внимательное
чтение книги и прилежное ей следование в течение одного
года принесет молодому джентльмену больше пользы, чем
три года в Италии121. Некоторые переводы были
снабжены списками необходимых «навыков»: верховая езда,
танцы, пение, игра на музыкальных инструментах, рисова-
ние122.Еще при жизни автора книга подверглась и суровой
критике: уж слишком много в ней было музыки и танцев.
774

В 1576 году, когда сын Кастильоне хотел переиздать
Придворного^ цензура Контрреформации, ожесточившаяся
после Тридентского собора, внесла книгу в Индекс, правда, в
более «легкий» список книг, запрещенных «до
исправления». Предполагалось, что владельцы книг сами зачеркнут
и исправят в них все, что осудила церковь. Придворный
оставался в списке запрещенных книг до 1966 года!
Само собой разумеется, что самым строгим запрет был в
католической Испании: с цууто по 1873 год книга не
переиздавалась там ни разу. Дело было не только в запрете, но и
в том, что с середины xvii века интерес к книге упал.
Странная на первый взгляд потеря интереса к Придворному как
раз во время расцвета в Европе абсолютизма и дворцовой
культуры имеет свои причины. Во-первых, Придворного, в
котором ни Реформация, ни Контрреформация не видели
истинного христианина, заменили к этому времени
более «христианские» пособия. У протестантов, и в
особенности у кальвинистов, были свои причины для неприятия
книги. Конечно же, и они осуждали танцы (кальвинисты
неоднократно пытались запретить и сами танцы, и школы
танцев123, а за участие в балете критиковали даже принца),
но дело было не в этом. Книга никак не вписывалась в
протестантский культ искренности, зародившийся задолго до
того, как романтики, с которыми он обычно связывается,
услышали «true voice of feeling»124. В хороших манерах
протестанты видели не проявление благовоспитанности, а
ненавистный театр, преграду для истинной, то есть
внутренней красоты, и Кастильоне ассоциировался прежде всего с
«сеньором Макиавелли», то есть лицемерием, ханжеством
и притворством125.
Во-вторых, к этому времени уменьшилось влияние
итальянской культурной модели, которую заменила
культурная модель Мадрида, а потом Версаля. К концу xvii века
французский язык преподавали везде, даже в иезуитских
школах Италии!
В-третьих, изящество и хорошие манеры перестали
быть гарантией успеха при дворе. Теперь путь к успешной
дворцовой карьере шел через искательство и угодничество,
предусмотрительность и расчет. Руководства того времени

напоминают назидательный рассказ Фамусова о
покойнике-дяде, оступившемся на куртаге и упавшем «вдругорядь—
уж нарочно».
В i6i6 году вышел Трактат о дворе Эсташа де Рефюжа126,
полный наставлений в духе Полония или Молчалина:
скрывай свои чувства, подлаживаясь под эмоции и
настроения вышестоящего, льсти, лукавь, хитри, лишь бы попасть
в монаршью милость. Трактат переиздавался десятки раз и
был переведен на все те языки, на которые был переведен
и Придворный Кастильоне127. В 1647 году вышел Оракул
Бальтасара Грасиана, откуда Сервантес взял, переиначив,
слова про то, что «ничто не обходится нам так дешево и не
ценится так дорого, как вежливость». Идеал
Грасиана—человек без иллюзий, знающий, как сделать карьеру при
дворе абсолютного монарха. Действуй скрытно. Пусть в тебе
нуждаются. Лучше пусть тебя просят, чем благодарят.
Избегай побед над вышестоящим. Победить—значит вызвать
неприязнь, победить же своего господина — неразумно, а
то и опасно.
Но именно в это время книга Кастильоне неожиданно
оказалась актуальной в далекой от абсолютизма Республике
Соединенных провинций. В начале Восьмидесятилетней
войны королева Елизавета отказывала восставшим
провинциям в помощи не только потому, что в ее глазах гёзы
посягнули на власть помазанника Божьего, но и потому,
что считала ниже своего достоинства вести переговоры с
худородными дворянами Севера Нидерландов. Когда же
после падения Антверпена английской королеве не
оставалось ничего другого, как послать на помощь Соединенным
провинциям армию, один из сопровождавших графа
Лестера офицеров пренебрежительно отозвался о голландцах
как о «державных повелителях мельниц и сыров». Богатые
купцы, пусть они и заседали в Генеральных штатах,
определяя политику страны, оставались для англичан лишь
неотесанными «сырными головами». Но уже с начала xvii века
в Республике Соединенных провинций идет быстрый
процесс аристократизации: те, кто пришел к власти в ходе
войны с Испанией, не только богатеют, но и становятся
«новой знатью». Нарождается аристократия, вернее полу-

аристократия, и в конце XVII века Уильям Монтегю описы- Кастильоне
вает членов городского совета как людей из хороших семей,
«не выросших на селедке и масле».
Именно такими они и хотели казаться. Уже в начале
xvii века составляются родословные, доказывающие
«благородное» происхождение. Сын мелкого торговца скотом
Олденбарневелт записывается в университет Лувена
«дворянином», Константин Гейгенс, заказывая портрет отца со
старой гравюры, добавляет новоизобретенный
фамильный герб. В большой цене титулы, и нувориши-парвеню
покупают родовые имения южан, что дает им право
прибавить к фамилии «владетель.. », и (или) добиваются титулов
у иностранных монархов128.
К середине xvii века стиль жизни патрициев
отличает роскошь, и хотя новая знать и не носит специальной
одежды, как в Венеции, бургомистр Амстердама Фалкенир
удостаивается специального упоминания английского
посланника, потому что «ходит по улицам города пешком и
одет, как простой лавочник»129. Большинство же
нуворишей выставляют богатство напоказ, разъезжая в дорогих
каретах и увешивая жен и дочерей бриллиантами. Пример
подает падкая до украшений Амалия, которую Мария
Генриетта сравнила как-то с рождественской елкой130.
Член городского совета теперь bourgeois-gentilhomme,
мещанин во дворянстве. Не случайно одна из книг о
Константине Гейгенсе, получившем воспитание, которому мог
бы позавидовать не один аристократ, объединяет в
названии «христианина-гуманиста» и «мещанина во
дворянстве»131. Старой аристократии на Севере практически не
было, а новая происходила из мещан. И не всем судьба дала
отца-воспитателя Гейгенса, так что книга Кастильоне
пришлась здесь в самый раз132. Аристократизация требовала
умения вести себя в обществе, знания того, каким должен
быть если не придворный, то «цивилизованный» человек.
О том, как быстро шел процесс, названный Буркхардтом
«европеизацией Европы», видно из учебников хороших
манер. В голландском педагогическом трактате 1591 года
зарифмованы требования мыть руки перед едой, подрезать ногти
(и делать это не на людях), не чавкать, как свинья, не обли-
777

зывать пальцы, не разговаривать и не пить с набитым ртом,
не ковырять в носу и в зубах, не чесать за столом голову, не
ловить вшей и не вытирать руки и рот скатертью.
Школьников, не растиравших ногой сопли или плевок, бросавшихся
козявками, вшами и гнидами и плевавших в чужую кружку,
ожидали розги133. Но и в Англии перевод трактата Джован-
ниделлаКазыЛ Galateo (Галатео, или О нравах)у в котором
знатным особам не рекомендовалось «с жадностью
набрасываться на еду, набивать рот так, как будто они собираются
дуть в трубу или раздувать огонь, а за столом не разрешалось
спать, подрезать ногти, петь и ерзать на стуле», вышел лишь
в 1576 году134. Да и сам трактат делла Казы, не
рекомендовавший «высморкавшись, разворачивать носовой платок и
глядеть туда, будто ожидая невесть каких перлов и рубинов
из своей носовой пазухи», был закончен лишь в 1554 году135.
В моду постепенно входит все французское — платье,
язык, кухня, музыка, нравы. Нельзя быть comme il faut, не
говоря по-французски, не одеваясь на парижский манер, не
имея французского повара, не восторгаясь французскими
пьесами и французской музыкой. Война с Францией никак
не повлияла на восхищение всем французским. В разгар
войны член Государственного совета ван Борсселен ван дер
Хоге посылает своего сына учиться во Францию, и по
возвращении молодой человек становится придворным
провозглашенного к тому времени штатгальтером Виллема III.
Как в каждый период сильного влияния инородной
культурной традиции, в Республике существовала и
критика массового франкофильства. Поэт Иохан Антонид ван
дер Гус, написавший два стихотворения и в альбом Сикса,
призывал: «Прогони врага, но сначала изгони его нравы»
(«Verjaegt den vijant, maar verjaegt eerst zijne zeden»). А
Константин Гейгенс еще задолго до войны, в i6j6 году, смеялся
над тем, что голландцы, издавна спавшие в так называемом
«спальном шкафу»136, перешли на французские кровати:
Французский лад и днем в Голландии в ходу.
Что ж у и во сне теперь плясать под их дуду?
Презрели мудрость мы обычая родного:
Скрывать свое добро за дверцами алькова?137

Излишне говорить, что сам Гейгенс спал на французской Кастильоне
кровати.
В 1677 году в Республике вышел Новый трактат о ве-
жестве Антуана де Куртэна. Книга о том, что считалось
хорошими манерами в Версале, вышла как по-французски,
так и в голландском переводе, в обоих случаях без имени
автора и без упоминания Версаля: страна, только что
пережившая «год бедствий» и почти вся занятая французскими
войсками, до сих пор ведет войну с Людовиком XIV!
Может быть, поэтому название голландского перевода
переносило источник хороших манер из Версаля в Гаагу:
«Новый трактат о куртуазной обходительности и похвальной
галантности, практикуемых при дворе в Гааге и в других
городах Нидерландов среди выдающихся людей».
Французский текст Nouveau Traité de Civilité предназначался
для высших слоев общества, ориентированных на Париж,
перевод — для богатых мещан, образцом для которых
служили дворы в Гааге. Любопытно, что французский текст
за 6о лет переиздавался четыре раза, а голландский — всего
единожды, и то лишь через 56 лет после первого издания!
Голландские буржуа тоже ориентировались на Версаль...
SPRE22ATURA
Когда Апеллеса спрашивали, кто пишет лучше, он или
Протоген, Апеллес отвечал: «Владеем кистью мы
одинаково, но откладывать кисть вовремя лучше умею я». Это
значило, что слишком долгая работа над картиной идет
во вред: картина становится вымученной. Пересказывая
Плиния устами графа Лодовико, Кастильоне вводит, как
он говорит, новое слово —«sprezzatura».
Новым слово не было. Но оно оказалось чрезвычайно
трудным для перевода, еще труднее, чем «grazia» и «corte-
gianfa»138. «Grazia» y русского переводчика особого труда
не вызывала: «грация» в значении «изящество, красота в
движениях» уже давно вошла в русский язык. Слово «corte-
gianîa» было новым и для итальянцев139, но его значение не
779

вызывало сомнений: куртуазность, политес, галантность,
изысканная вежливость, любезность, учтивость,
обходительность. Слово «sprezzatura» до сих пор трудно передать
каким-то одним словом. Sprezzatura — это небрежная
элегантность, непринужденность, естественность, легкость,
все, что делается как бы без усилия, само собой. Так, с
легкостью, и должен был все делать Придворный. Во всяком
случае, делать вид, что все дается ему без труда.
Эта звучащая для нас почти оксюмороном обязательная
легкость связана с другим, столь же странным сейчас
представлением о превосходстве дилетантизма над
профессионализмом: истинный omnis homo должен был во всем быть
дилетантом, любителем, он ни в чем не мог быть
профессионалом140. Все, чем бы ни занимался «cortegiano», для него
игра, поэтому он и делает все с беспечностью, которой не
может быть у специалиста-ремесленника. Эта беспечность
и придает ему изящество и грацию, которых не может быть
у профессионала, работающего, а не играющего, причем
работающего с усердием, исключающим легкость.
Sprezzatura появляется тогда, когда «скрипучий труд не
омрачает неба», и уже сам Кастильоне говорит в
предисловии к Придворному, что написал книгу между делом,
походя. На самом деле он работал над первым вариантом пять
лет, с iji3 до 1518 года, затем отдал рукопись на просмотр
Бембо, чей писательский авторитет к этому времени успел
утвердиться, после чего снова взялся за отделку текста. Это
же как бы небрежное отношение к «стишкам» мы видим у
римских поэтов «досуга», в культе аристократической
небрежности импровизированных «безделок» (Катулл, l), в
выдвижении на первый план «досужих» жанров141. Филип
Сидни, в котором многие видели воплощение идеала
Кастильоне, называл свои писания «игрушками» (toys), a о
первом варианте Аркадии, естественно, не
предназначавшейся к публикации142, писал сестре как о «безделке,
сочиненной от безделья»143. Для Гейгенса и музыкальные, и
поэтические сочинения — времяпрепровождение occupati,
занятого на государственной службе, otia, васильки,
радующие глаз среди колосьев хлеба. Подобное отношение к
своим стихам перешло и в русскую поэзию и характерно

для многих, от Пушкина до Бродского. С показной
беспечностью, даже небрежностью Уильям Темпл посвящает
вторую часть Miscellanea Кембриджскому
университету: «Has Qualescunque Nugas» («Эти мелочи как есть») и
пишет автоэпитафию для памятника в Вестминстере, где
он похоронен вместе с женой, дочерью Дианой и сестрой
леди Джиффард: «Hoc Qualecunque Monumentum» («Этот
памятник такой как есть»).
Истинный «cortegiano» должен был производить
впечатление талантливого и искусного любителя,
демонстрируя sprezzatura во всем, включая образованность, которую
Кастильоне полагал «кроме добродетельности главным и
подлинным украшением всякой души». Уже в его время
французы считались противниками профессионализма,
неприемлемого для них даже в науке: «Французы
благородным признают одно лишь военное дело, все же
прочие занятия не ставят ни во что. Поэтому они не только
не ценят науки, но, напротив, гнушаются ими, а всех
образованных считают людьми низкими»144. Это
презрение к профессиональному занятию наукой выразится в
том, что в кругах интеллектуальной элиты «профессор»,
«грамматик» и «схоластик» были в это время
синонимами и ругательными словами145. Создание лондонского
Королевского общества историки связывают с критикой
университетов Оксфорда и Кембриджа146. Кольбер
выступил духовным отцом Академии наук, предложив
Людовику предоставить curieux, о собраниях которых он знал
от Перро, официальный статус, каким уже пользовалась
Французская академия. Французская академия наук,
процветавшая до смерти Кольбера в 1683 году,
координировала научную работу curieux — советника тулузского
парламента и «первого математика Франции» Пьера Ферма,
гениального подростка Блеза Паскаля, основателя
проективной геометрии Жерара Дезарга и священника Пьера
Гассенди, — собиравшихся в келье монаха-минима
Марена Мерсенна147. Общество, организованное в Лондоне в
1734 Г°ДУ из совершивших grand tour «увлеченных
любителей», получило название Society of Dilettanti — Общества
дилетантов14в.

Отпечаток профессионализма, который несла на себе
образованность, связывался с буржуазностью, и эрудицию
можно было выказывать лишь в малых дозах. Как только
разговор становился слишком серьезным, уместно было
прервать его шуткой. Иначе грозила опасность прослыть
педантом, и мало было пороков, столь же губительных для
репутации honnête homme, человека достойного, как
тяжеловесный педантизм учености. Монтень посвящает
критике педантов, нашпиговывающих память, но оставляющих
пустыми разум и совесть, целую главу. Для него важны не
знания, а ум, не чужая ученость, а собственные мысли, он
постоянно подчеркивает, что ум может обойтись и без
знаний, но знания без ума ничего не стоят149. То же мы видели
и в напутствиях Липсия. Молодой Гуго Гроций показался
королю Якову «педантом, полным слов и не имеющим
глубокого понимания». Это был уничижительный отзыв,
серьезность которого подтачивало лишь то, что и сам король
слыл педантом.
Де Куртен рекомендовал не показывать излишних
знаний и не поправлять вельможу, перепутавшего Александра
с Дарием150. И госпожа де Скюдери, пересказывая
историю о том, как Зевксис, пытаясь создать идеальный
женский образ, соединил черты нескольких красавиц, говорит
о художнике: «не ведаю, ни в каком веке он жил, ни в
какой стране, ни как его звали», предпочитая не проявлять
излишнюю осведомленность, не подобающую светской
даме151. Французы считались в xvu веке мастерами
искусства causerie, и Хейнсий, встречавшийся в Париже с
кардиналом де Рецем152, Антуаном Годо153, Валантэном Конра-
ром154, Жан-Луи Гезом де Бальзаком155 и Буйо156, опасается,
что голландцы покажутся французам педантами. И
действительно, Сент-Эвремон157, посетивший в Голландии
Исаака Фоссия, писал, что тот понимает почти все
европейские языки, но не говорит ни на одном из них, знает все
до мельчайших подробностей о нравах и обычаях древних
народов, но не имеет ни малейшего представления о своем
собственном веке. Его невежество педанта выражается и в
манере общения, напоминающей скорее комментарии к
Ювеналу или Петронию158. Эрудиция была контрабандой,

ее можно было показывать лишь украдкой, подавая
«интересно» и «занимательно».
К небрежной элегантности стремился и Ян Сикс.
Профессор Ян Сикс, говоря о поэтических опусах своего
предка, подчеркивает, что это была именно «склонность», а не
любовь и уж тем более не страсть и что все интересы Сикса
отличала широта, но не глубина. Это относится и к Медее,
и к латинским стихам, и к обеим Пандорам. Все они
свидетельствовали об эрудиции любителя, каковым надлежало
быть cortegiano Кастильоне и вышедшему из него honnête
homme.
Как естественное следствие небрежности и
непринужденности sprezzatura подразумевала и некоторую
незавершенность. И в этом присутствовал элемент игры.
Собственно, «не закончена» и сама книга Кастильоне: разговор
об идеальном придворном обрывается неожиданно для
читателя. Склонность многих любителей к
«незавершенному» разделял и Сикс, первый в Амстердаме собиратель
эскизов маслом.
Рембрандт изобразил его именно так, как Сикс, по всей
вероятности, и хотел быть изображенным: honnête homme,
с непринужденной элегантностью в позе, то ли
надевающий перчатку перед выходом из дома, то ли снимающий
ее по возвращении. Красный цвет небрежно накинутого
на одно плечо французского плаща говорит о том, что он
изображен как частное лицо — в присутственных местах
полагалось носить черное. Длинный серый казакин
указывает, что он собирается на конную прогулку или только что
с нее вернулся. Здесь можно усмотреть еще одну отсылку
к cortegiano, который должен был быть хорошим
наездником, и опять-таки сделанное как бы мимоходом указание
на имущественное положение: прогулки верхом могли
позволить себе только богатые горожане, совершавшие их в
своих загородных имениях (в 1651 году Сикс купил имение
Элсбрук)159.
Как мы знаем, Рембрандт сделал набросок с известного
портрета Кастильоне Рафаэля, который находился тогда в
амстердамском собрании дипломата Альфонсо Лопеса160.
Портрет Кастильоне Рафаэля (Лувр) и так называемый

«портрет Ариосто» Тициана (лондонская Национальная
галерея), также из собрания Лопеса, стали прототипами
автопортрета Рембрандта 1640 года: разворот головы, рука
на балюстраде. Любопытно, что портрет Кастильоне
«скопировал» Рубенс, сам дипломат и придворный, и Иоахим
фон Зандрарт, всячески стремившийся повысить престиж
художника и отметивший в Немецкой академии
«учтивость» (Höflichkeit) Рубенса и «любезность и
доброжелательность» (Gratia und Annehmlichkeit) ван Дейка. Фон
Зандрарт пытался купить портрет Кастильоне на
амстердамском аукционе...ш
У самого Кастильоне понятие sprezzatura относилось
не только к придворному, но и к художнику, который
должен был делать все с легкостью или создавать вид
легкости, скрывая любое усилие: «В живописи одна только не-
вымученная линия, один только мазок кисти, положенный
легко, так что кажется, будто рука, не ведомая никакой
выучкой или искусством, сама собой движется к своей цели
соответственно намерению художника, — с очевидностью
доказывает совершенство мастера»162. Этой кажущейся
бесконтрольной легкостью, незаконченностью, некоторой
грубостью мазка, то есть всем тем, что подразумевает
понятие sprezzatura, восхищались и во времена Рембрандта.
Художник Пьер Лебрен в 1635 году советует любителям
искусства, собирающимся посетить ателье художника, иметь
наготове следующий комплимент: «Возможно ли, чтобы
кисть могла дать такую мягкость при такой грубости мазка
и такой резкости колорита? Возможно ли, чтобы такая
очевидная небрежность была так привлекательна?»163
Англичанин Джон Элсум выпустил в 1700 году книгу
стихов на картины известных художников. В
стихотворении на Голову старика он описывает грубые и, казалось
бы, поспешные мазки Рембрандта как свидетельство его
мастерства:
Не сразу покоряет этот холст:
Мазки неряшливы, слой краски толст.
Халтура, кажется на первый взгляд,
Но погляди, как краски говорят,

Как, несмотря на колорит скупой,
Созвучны все цвета между собой.
Рембрант! Столь изощренна кисть его:
Здесь грубостью прикрылось Мастерство!164
перевод Н. Тархан-Моурави
Французский художник Антуан Куапель, ставший в 1714 году
директором Академии, приводит Рембрандта как пример
того, что впечатление поспешности и небрежности,
которое может иногда производить произведение искусства,
является не результатом случайной оплошности
художника, а намеренно создано им: «Работы Рембрандта, на
которых мазки заметны и нанесены, казалось бы, второпях, на
самом деле являют нам бесконечную утонченность и
написаны так же тонко и блестяще, как холсты Корреджо, на
которых мазков не видно»165.
Sprezzatura Рембрандта поражает нас в портрете Сикса
и сейчас. Статья в каталоге последней выставки, на которой
можно было увидеть портрет, начинается с дифирамбов:
«Если существует портрет Рембрандта, который во всех
исследованиях по истории искусств описывается
исключительно в суперлативах, то это портрет Яна Сикса. Для
такого безоговорочного мнения есть множество причин.
Во-первых, это, конечно же, манера Рембрандта,
необыкновенно свободная и столь же точная. Она достигает
кульминации в широких мазках позумента на красном плаще.
Но и манжеты, и перчатки написаны с почти неряшливой
небрежностью, напоминающей лучшие работы Франса
Халса»166.
PATER FAMILIAS, ЧИНОВНИК
И БОЛЬШАЯ ПАНДОРА
В 1654 Г°ДУ в амстердамском театре поставлена комедия
Сикса Невинность, переработка знаменитого
плутовского романа Матео Алемана Жизнеописание Гусмана деАль-

фараче, наблюдателя жизни человеческой167. Она
оказалась последним литературным творением Сикса.
В том же году умирает его мать. Перед смертью она
успела выбрать сыну жену, Маргарету Тюлп, дочь
знакомого нам Николааса Тюлпа. Какое-то время за Маргаретой
ухаживал Йохан де Витт, пенсионарий Голландии,
определявший после смерти в 1650 году Виллема II политику
Республики Соединенных провинций. Что произошло
между Маргаретой и Йоханом, мы не знаем, но свадьба
расстроилась. Одни считают, что Маргарета отвергла
первого человека Республики, чтобы выйти замуж за
нечиновного, но богатого Яна Сикса: мать оставила сыновьям
состояние в 343 °°° гульденов. Другие полагают, что де Витт
отдал предпочтение Венделе Биккер, дочери
амстердамского купца, несравненно более богатого, чем мать Сикса168.
Брачный контракт Йохана де Витта и Венделы Биккер
был подписан 29 января 1655 года. Тюлп был в это время
одним из четырех бургомистров Амстердама, где жила
невеста и планировалась свадьба. За два дня, остававшихся до
истечения его срока, он провел закон об ограничении
роскоши, разрешавший на свадьбах только одно блюдо и
запрещавший сладкое! Историки, склонные к мизантропии,
усматривают в поспешном проведении закона желание
отца отомстить де Витту, пренебрегшему его дочерью. Но
вряд ли перспектива остаться без сладкого омрачила
состоявшееся две недели спустя оглашение брака в
переполненной Новой церкви и свадьбу, на которой присутствовало
70 гостей — максимум, установленный Тюлпом. Вондел,
один из приглашенных, читал новобрачным сочиненную
им эпиталаму.
Написал Вондел и стихотворение на свадьбу Яна
Сикса и Маргареты Тюлп, состоявшуюся 20 июля того же года,
после смерти матери Сикса. В стихотворении поэт
описывает отношения Сикса с матерью так, как их мог знать
только друг дома.
Оба брака оказались не бездетными. За тринадцать лет
у де Виттов родилось восемь детей, из которых выжили
четверо, так что после смерти Венделы в i668 году де Витт
остался с тремя подростками-дочерьми и с пятилетним сы-
Pater familias,
чиновник
и Большая
Пандора
Слева:
Портрет
Маргареты Тюлп
ГовертФлинк
1656. Холст, масло
99х^3'5- Собрание
Сиксов, Амстердам
7*7

ном, заботу о которых взяла на себя младшая сестра жены.
Через четыре года после смерти Венделы сам де Витт был
растерзан озверевшей толпой. Ему было 48 лет.
Начало семейной жизни Сиксов омрачила смерть детей:
Анна (1656—1657)» близнецы Ян и Николаас, для которых j
и 22 марта i6j9 года открыли могилу Анны Веймер в
Валлонской церкви, снова Ян (1664) и снова Анна (1665-1672).
Первым ребенком, пережившим опасный период раннего
детства, был Николаас (1662-1710), названный в честь деда.
Вскоре после его рождения Сиксы продали дом и
переехали к деду на канал Кейзерсграхт, 2io169.
В 1665 году началась продажа земельных участков на
канале Herengracht (Господском канале). Канал изначально
планировался как место богатых «господских» домов, и
до сих пор его часть, известная как «Золотая излучина»,
считается самым дорогим местом города. Сикс покупает
здесь двойной участок и заказывает Адриану Дортсману
(1630/35-1682) дом в классическом стиле170. Архитектор
приступает к строительству в 1667 году, а через два года
Сикс украшает фасад дома хронограммой «SaLVs hVIC
DoMVI» («Благоденствие дому этому»), указывающей на
начало строительства —1665 год. Анаграммы и акростихи
пользовались популярностью среди элиты. Занятия
«трудной» литературой (которую любили больше, чем барочную
живопись, тоже изобилующую пиктуральными загадками)
свидетельствовали об образованности и тем самым
подтверждали аристократический статус. Как и с
Рембрандтом, с Дортсманом, тогда еще молодым архитектором, у
Сикса установились дружеские отношения. Он и ему дает
деньги взаймы. В 1673 году архитектор был должен Сиксу
ни много ни мало 12 ооо гульденов.
Стараниями тестя, избранного бургомистром на второй
срок, Сикс получил место чиновника в комиссии по
брачным делам. Постепенно он продвигается по
административно-бюрократической лестнице: в 1667 году его выбрали
судейским (schepen), в 1679 году—советником магистрата,
а в 1691 году уулетпии Сикс и сам стал бургомистром
Амстердама. И хотя Рембрандта к этому времени уже давно
не было в живых, портрет, написанный почти за сорок лет

до этого, стал называться «портретом бургомистра Сикса».
В XIX веке сюжет «Рембрандт пишет портрет бургомистра
Сикса» будет пользоваться огромной популярностью
среди французских художников. Пруст упомянет портрет
бургомистра Сикса, описывая герцога Германтского: «Он
говорил с грустью, подернутой негодованием, и вместе с
тем от него веяло мягкой внушительностью, в которой
заключено благодушное и щедрое обаяние иных созданий
Рембрандта—например, бургомистра Сикса»171.
Бургомистром Сикс был один раз, но членом
городского совета он оставался до конца жизни. «Ценитель
искусств» сорок четыре года просидел в различных
комиссиях, с одним кратким перерывом в 1690 году, когда ему
удалось протолкнуть на место судейского сына Николаа-
са — по правилам, кровные родственники не могли
одновременно заседать в городском совете.
Эта сторона жизни Сикса нашла отражение в так
называемой Большой Пандоре — альбоме, который он, член
городского совета и отец уже многодетного семейства,
начинает вести в конце i66o-x годов и ведет тридцать лет172. Сто
с лишним страниц альбома посвящены делам магистрата.
Собственно, Большая Пандора вовсе и не альбом, а
гроссбух городского совета, на титульном листе которого
выведено: «Vroet-Schap»—«Городской совет». Но «бережливый
голландец», каким его представляет Панофский,
описывая Большую Пандору9 переворачивает книгу
протоколов городского совета и с конца, с нахзаца, заводит сам с
собой философскую беседу. Сначала он группирует свои
мысли в алфавитном порядке, но уже очень скоро
отбрасывает эту затею. Пишет он по-голландски, со вставками
на французском и итальянском и с латинскими цитатами.
Изредка в альбоме встречаются вкрапления на испанском,
греческом и немецком. Некоторые записи сделаны с
величайшей аккуратностью, а некоторые страницы Сикс, как
ребенок, пробующий разные подписи, заполняет своими
инициалами.
Пишет он о чем угодно, только не о событиях своего
времени. В «год бедствий», когда французская армия
доходит до Утрехта, а разъяренная толпа линчует братьев де

Превосходный Витт, он записывает: «Все развивается или умирает. Нико-
во всех лаас Сикс, to лет».
отношениях л^ ^ ^ ^
Ян Сикс Многие мысли Сикса повторяются. Одна из
излюбленных: «Лучше правдиво, чем красиво» («Liever eerlijk dan
heerlijk»). На разные лады варьируются слова о том, что
только спокойная совесть и надежда на милосердие
Господа дают истинную радость. Ими и открывается альбом: «Le
repos de la conscience et nostre espoir en la miséricorde de
Dieu peuvent seuls produire des joyes veritable».
Записывает Сикс стихи, свои и чужие. Много в Пандоре ссылок на
Библию. В большинстве из них Сикс, как и следует
протестанту, цитирует Ветхий Завет (особенно книги
Пророков и книгу Иова). Из Нового Завета, опять-таки как и
подобает протестанту, он чаще всего приводит Послания
апостола Павла. Отдельная лемма посвящена Небесам, но
рассуждения о добродетели и пороке, о благости Творца
и о ничтожности человека разбросаны по всему альбому.
Вероятно, в семье Сикс много говорили о религии. Он
приводит высказывание своей 14-летней дочери: «Душа —
это луч Божественного». Встречаются в Пандоре и шутки
о католиках, но именно шутки: нетерпимость чужда Сиксу.
Всю жизнь он был в дружеских отношениях с Вонделом,
несмотря на то что еще в 1641 году тот перешел в
католичество. Сам Сикс принадлежал к валлонской общине, в
которую входили южане и в которую зачастую переходили
ремонстранты.
В главках «Полиция», «Правительство», «Республика и
государственное управление» Сикс касается политики, но
нигде не высказывает личного мнения. Мы не знаем, был
ли он приверженцем Оранских или сторонником власти
Генеральных штатов. Профессор Ян Сикс,
опубликовавший в 1924 году статью о Малой Пандоре, и его знакомая
доктор Анни Кэуэр, написавшая по просьбе семьи Сикс
о Большой Пандоре, склоняются к первому, несмотря на
принадлежность Сикса к амстердамским регентам,
большинство которых видело в Оранских конкурентов в
борьбе за власть. Это предположение они строят только на
том, что Тюлп выдал дочь не за де Витта,
олицетворявшего партию Штатов, а за Сикса, который, от противного,
790

становился оранжистом. Поттер изобразил Дирка Тюлпа Paterfamilias,
в третий год бесштатгальтерного правления с оранжевым чиновник
и Большая
вымпелом, из чего можно сделать вывод о его оранжист- Пандора
ских симпатиях. Но вряд ли можно судить о политических
симпатиях Сикса, исходя из симпатий шурина. Право
голоса при выборе жениха могла иметь и сама Маргарета.
Сомнительны и оранжистские симпатии самого Тюлпа: в
1672 году он выступил против приезда принца в Амстердам,
напомнив городскому совету о попытке захвата города в
1650 году Виллемом П.
Многие записи в Пандоре свидетельствуют о том, что
Сикс ценил де Витта. Возможно, он знал его через Бик-
керов, с которыми поддерживал дружеские отношения.
Но он питал уважение и к Виллему III. В 1692 году Сикс
записывает в Малую Пандору посвященное Виллему III
стихотворение на заключение мира с Англией, которое
заканчивается словами «он вел войну во имя мира».
Нетерпимость в политике была ему так же чужда, как и
нетерпимость в религии. В одном из многочисленных
памфлетов, вышедших в Республике после событий 1672 года,
фигурировал «симпатизирующий Генеральным штатам
друг принца», что звучало оксюмороном. Но, очевидно,
именно таким сторонником принца на республиканский
манер и был Ян Сикс.
Каждый раз, когда речь заходит о крестьянах, тон его
становится саркастически-презрительным: «Мужик — это
свинья в человеческом платье», «Делай добро и людям, и
мужичью». На одной из страниц мы находим запись, что
короли и мужики сделаны из одного теста, но звучит это
как абстрактное рассуждение аристократа, сознающего
свое превосходство над плебсом.
Сикс заносит в Пандору амстердамские исторические
анекдоты, пословицы, поговорки, надписи на стаканах,
рецепты от разных недугов, способы чистить серебро и медь.
Пишет он для себя, чтобы не забыть, и делает это с
трогательной, почти детской доверчивостью и простодушием.
Видя одну из добродетелей в умеренности, он
цитирует тестя, заключившего с желудком договор об отменной
работе при условии легкой нагрузки. И сам Сикс ограни-

Превосходный
во всех
отношениях
Ян Сикс
чивал себя в еде, не пил и не курил. И прожил по тем
временам долгую жизнь. Он умер 28 мая 1700 года в возрасте
82 лет.
Ограничить себя в духовном —если считать коллекцию
картин и библиотеку духовным, а не материальным —
оказалось труднее. Сикс жил на широкую ногу, и его тесть,
предсказывая на своем прощальном обеде непременное
разорение аристократов, старающихся превзойти друг
друга в роскоши, предсказал и судьбу зятя. Чтобы
заплатить долги, вдове пришлось продать художественное
собрание мужа.
13 апреля 1706 года в доме С икса проходила распродажа
его библиотеки173. Как видно из сохранившегося каталога,
ее владелец был любителем художественной литературы:
три четверти из почти двух тысяч наименований
составляет испанская, итальянская, французская, реже голландская
беллетристика и лишь одну четверть—книги по теологии,
праву и медицине. Библиотеке Грутера отведен особый
раздел, который, в свою очередь, делится на две рубрики:
68 рукописей и книг по истории Нидерландов с
комментариями Грутера и 37 античных и средневековых
манускриптов и инкунабул с пометками Грутера и других ученых.
Самым дорогим оказался Corpus historiae byzantinae,
вышедший в Париже в i^aj-^i годах и проданный за
150 гульденов. А комедии Плавта, на которых Грутер
собственноручно написал, что «эта книга должна цениться
(после моей смерти) на вес золота», ушли всего лишь за
9 гульденов. Галльскую войну Цезаря за 20 гульденов купил
хранитель городской библиотеки, легшей в основу
библиотеки Амстердамского университета. Там рукопись
находится по сей день174.
За два года до книг была распродана
художественная коллекция, которую Сикс собирал 6о лет: 150 картин,
57 альбомов с рисунками и 5J скульптур175. За Портрет
Исаака Массы Франса Халса, который теперь украшает
Галерею славы Рейксмузеума, было предложено всего 32
гульдена, и он остался в собрании Сиксов (до 1851 года). Зато
Семь смертных грехов ван Дейка были проданы за сумму,
вдвое превысившую предполагаемую. Хорошие цены были
792

предложены за Бордоне, Гольбейна и Проповедь Иоанна
Крестителя Рембрандта. На том же аукционе были
проданы работы Ластмана, Ливенса, ван Миревелта, Франса де
Момпера, ван Гойена и многих других голландских
художников176. Из описания имущества, составленного после
смерти Маргареты в 1709 году, видно, что многие картины
ей удалось сохранить. Сохранила она и портрет мужа,
написанный Рембрандтом.
После ее смерти часть портретов перешла старшему
сыну, Николаасу Сиксу, который еще в 1691 году женился
на Эмеренции Фалкенир, внучке Луи Трипа, и переехал в
«дом Трипов», завещанный ей дедом. После смерти
Маргареты Николаас и Эмеренция вернулись в «дом Сиксов».
Но Николаас пережил мать всего на год, картины перешли
его вдове, а та завещала все семейные портреты Сиксов и
Тюлпов Яну Сиксу, младшему брату мужа. Ян в свою
очередь завещал семейные портреты своему сыну, и так
продолжалось из поколения в поколение.
Pater familias,
чиновник
и Большая
Пандора
ДОЛГ
Рассказ о Яне Сиксе на этом можно было бы закончить,
если бы не оставался вопрос о долге, у марта 1653 года Сикс
одалживает Рембрандту, на которого начинают давить
кредиторы, тысячу гульденов. Поручителем художника
выступает Лодевейк ван Лудик, торговец
произведениями искусства, продававший и работы самого Рембрандта.
Сикс одалживает деньги без регистрации долга в
магистрате, как делают это два других кредитора: официальная
регистрация давала так называемое преференциальное
право погашения долга, то есть право на получение денег
от продажи имущества должника в случае объявления им
банкротства. Сикс же взял только расписку, в которой не
указывался даже срок отдачи.
На следующий год Рембрандт пишет портрет Сикса, а
еще через год тот продает за юоо гульденов расписку
Рембрандта Гербранду Орнии, богатому импортеру железа177.
793

Превосходный В июле 1656 года, вскоре после продажи Сиксом распи-
вовсех ски> Рембрандт запрашивает cessio bonorum178> а в августе
отношениях , ^ ^ тт
Ян Сикс 1657 года Орния требует выплаты долга и ван Лудик,
выступивший в свое время поручителем художника,
выплачивает Орнии 1200 гульденов—долг плюс ренту.
Долгое время считалось, что художник написал
портрет своего кредитора в счет долга, и продавшему расписку
Сиксу вменялась в вину черная неблагодарность. Он
представлялся лишь прикидывавшимся ценителем искусства,
на деле оказавшимся ханжой и лицемером, отвернувшимся
от великого художника в трагический момент его жизни.
Рембрандт пишет с него такой портрет, а он требует назад
ничтожную тысячу гульденов! Эта тональность,
варьирующаяся от недоумения до праведного гнева и сокровенной
обиды за художника, до сих пор окрашивает многие
популярные работы о жизни Рембрандта.
Для подобного отношения к человеку, которого сам
Рембрандт изобразил с любовью и пониманием, у
почитателей художника нет никаких оснований179. Во-первых,
сам факт продажи Сиксом расписки говорит о том, что он
знал о предстоящем объявлении банкротства, то есть был
с Рембрандтом в достаточно близких отношениях. Во-
вторых, по всей вероятности, Сикс не заказывал портрет.
Иначе он бы вычел из долга 500 гульденов—обычную цену
Рембрандта. Скорее всего, портрет был написан как
выражение благодарности за поддержку, и если это так, то
быстрые, небрежные мазки, которыми он выполнен, связаны
не только со взглядами Сикса и Рембрандта на элегантную
«незаконченность», но и с нежеланием художника
тратить много времени на портрет, зная, что он за него
ничего не получит. Рембрандт никогда особо не считался со
вкусами заказчика, но тем свободнее писал он незаказной
портрет, писал в той манере, в какой хотелось ему
самому. Художественные вкусы Сикса и Рембрандта
совпадали: обоим нравились Тициан, Пальма Старший, Дюрер,
Лука Лейденский, Гольбейн... Оба они были страстными
коллекционерами, собиравшими как западное, так и
восточное искусство. В собрании Сикса со средневековыми
рукописями соседствовали китайские рисунки, греческая
794

скульптура, римская ваза из нубийского алебастра, книги с
рисунками Рафаэля и Микеланджело, Мантеньи и
Леонардо или то, что за них выдавалось. Логично предположить,
что совпадали и их представления о том, каким они хотели
видеть портрет.
Но сходство художественных вкусов отнюдь не
предопределяет сходство жизненных путей. В конце июля
1654 года церковный совет реформатской церкви обвинил
служанку и сожительницу Рембрандта, Хендрикье Стоф-
фелс, шестимесячную беременность которой уже нельзя
было скрыть, в распутстве и не допустил ее к вечере
Господней. К позору близкого разорения, висевшему над домом
Рембрандта, прибавилось бесчестье Хендрикье. Как раз в
это время мать Сикса приискивает ему богатую невесту, и
он женится на дочери консервативного кальвиниста Тюл-
па. Тесть-бургомистр явно выступал в роли патриарха,
будучи и отцом невесты, и отцом города: Сикса пристроил
чиновником в комиссию по брачным делам, а другого зятя,
доктора Арнаута Толинкса, — чиновником в комиссию по
займам. Чиновнику, занимавшемуся матримониальными
делами, не подобало выступать патроном художника,
открыто живущего в грехе. Может быть, поэтому портрет
Маргареты пишет не Рембрандт, а Говерт Флинк? В
отличие от своего бывшего учителя, он знал, как обходиться с
заказчиками и как угодить им. Хаубракен рассказывает, что
после воскресной проповеди Флинк имел обыкновение
заходить к художникам и любителям искусства. Заходил
он и к Питеру и Яну Сиксам, имевшим, по словам Хау-
бракена, «множество великолепных итальянских картин, а
также превосходные рисунки и гравюры», и к Корнелису
и Андрису де Грааффам. В 1656 году он женился на дочери
одного из директоров Ост-Индской компании, что
значительно повысило его статус. Немыслимо было, чтобы дочь
Тюлпа позировала Рембрандту после того, как Хендрикье
была не допущена к вечере Господней. Немыслимо не
только для Тюлпа: после отлучения Хендрикье Рембрандту
не было заказано ни одного портрета молодой женщины.
Однако заказ портрета Маргареты Флинку еще не
является неопровержимым доказательством полного раз-

рыва между Сиксом и Рембрандтом. В 1656 году свояк
Сикса Арнаут Толинкс заказывает Рембрандту портрет
маслом (музей Жакмар-Андре) и офортный портрет
(собрание Сиксов), помогая художнику в трудный для него
момент. Косвенным свидетельством того, что Рембрандт
и Сикс оставались в добрых отношениях еще в 1658 году,
может служить и соглашение между Сиксом и судебным
исполнителем от «Палаты несостоятельных должников»,
аннулировавшее в пользу Рембрандта условия двух старых
трансакций между художником и Сиксом180.
Через двадцать лет после банкротства Рембрандта
разорился Геррит Эйленбург, сын Хендрика Эйленбурга, в
чьей мастерской Рембрандт провел первые четыре
амстердамских года. Ян Сикс и Геррит были в дружеских
отношениях: в 1665 году, когда дела маршана шли еще в гору, он
выступил гарантом Сикса при продаже дома; в 1670 году
Геррит пригласил Маргарету Сикс в свидетели на
крестинах его дочери Сары, а на следующий год свидетелем на
крестинах сестры Сары выступил брат Яна Сикса, Питер181.
И вот теперь дело Геррита Эйленбурга рассматривали
в той же «Палате несостоятельных должников» (дословно
«Палата безотрадных описей» — «Desolate Boedelskamer»),
где за двадцать лет до этого рассматривали дело
Рембрандта. Палата находилась в новой ратуше, на втором, самом
представительном этаже. Над одной из дверей парадного,
убранного мрамором зала красовался барельеф Арта Квел-
лина, изображавший падение Икара, украшенный лепной
гирляндой из пустых сундуков и связок бумаг, по которым
бегают мыши. Геррит хорошо знал Квеллина: в i66o году
они вместе выбирали Голландский подарок Карлу II, и в
его «безотрадной описи» значились терракотовые модели
декораций ратуши, сделанные скульптором. Если барельеф
над входом напоминал о том, что опрометчивость и
безрассудство ведут к падению, то над камином в самой
Палате висела картина Томаса де Кейзера Одиссей и Навсикая,
внушавшая надежду, что найдется кто-то, кто поможет
обездоленному.
Как только была составлена опись имущества Геррита
Эйленбурга, Ян Сикс обратился в ратушу с просьбой пре-
Долг
Слева:
Портрет
Арнаута Толиикса
Йоханнес Питер
де Фрей, по
живописному
оригиналу
Рембрандта. 1797
Офорт. i6,3*i2,7
Рейксмузеум,
Амстердам
797

доставить ему право преференциального долга и получил
разрешение забрать у Эйленбурга три картины — Вулкана
Джованни Бенедетто Кастильоне, Охоту на медведя
Франса Снейдерса и Цветок в горшке (вероятно, Яна Брейгеля
Старшего или его брата), — деньги на покупку которых он
одолжил Эйленбургу Если бы при продаже их стоимость
превысила долг, Сикс должен был бы вернуть разницу, и
эти деньги пошли бы на уплату другим кредиторам
Эйленбурга, а окажись их стоимость меньше долга, за Сиксом
сохранялось бы право преференциального долга. Всего
кредиторов было 27, и одолжили они Эйленбургу суммы
самые разные: кто-то больше пяти тысяч, кто-то—тридцать
гульденов182. Общая сумма долга составляла 12 422 гульдена.
Как и все подопечные «Палаты несостоятельных
должников», Эйленбург получил полтора месяца, чтобы
полюбовно уладить конфликт. И он предложил своим
кредиторам принять к уплате сумму, которая будет получена от
продажи 120 картин и нескольких статуй. Те не только
приняли предложение, но и согласились с таксацией должника,
что говорит о том, что они продолжали ему доверять.
Договорились, что сумма от продажи будет поделена между
кредиторами соразмерно задолженности. Даже если она
не покроет всего долга, кредиторы отказывались от права
обращаться в суд за остатками долга или требовать мебель
и домашнюю утварь Эйленбурга. Должник обещал, «буде
вновь преуспеет», вернуть кредиторам остатки долга.
Картины и статуи, предназначавшиеся к продаже, он оценил в
13 276 гульденов, что на 8оо гульденов превышало общую
сумму долга. Распродажа принесла ничтожные 5321 гульден
минус процентный сбор с аукциона. Все еще шла война с
Францией, и спрос на произведения искусства не оправдал
ожиданий Эйленбурга и его кредиторов.
Но обязательное условие «Палаты несостоятельных
должников» — выплата V* кредиторов 2/з долга — было
выполнено, должник был объявлен «дееспособным и в праве
заниматься торговлей, платить и получать деньги, как и до
объявления неплатежеспособности»183.
Несмотря на финансовый крах, у Эйленбурга
сохранились контакты и с братьями Сикс, и с Константином

Гейгенсом-младшим, и с Иоханом Маурицем Нассау-Зи-
генским, «Бразильцем». Он попытался было снова
заняться продажей произведений искусства, но картин у него
не осталось, а его важные клиенты понесли финансовый
урон. И все еще продолжалась война... Он уехал в
Лондон и вскоре получил там должность хранителя собрания
Карла П. Уже из Англии он просит Яна Сикса взять на себя
ведение его дел в Нидерландах, и тот соглашается...
МУЗЕЙ СИКСОВ
В i822 году Хендрик Сикс (1790-1847) выкупил у
старшего брата Яна фамильное имение Сиксов Хиллегом и стал
именоваться «владетелем Хиллегома». Хендрик Сикс
торговал древесиной, но при этом, как многие голландские
купцы, собирал рисунки и гравюры. В том же году он
женился на Лукреции Йоханне ван Винтер, дочери Питера
ван Винтера (i745_1807), богатого торговца индиго и
другими красками, известного не столько своим торговым
предприятием, сколько огромной коллекцией картин, и
прежде всего великолепным собранием голландской
живописи xvil века, в котором недоставало разве что картин
Поттера. Все остальные художники были представлены
как минимум тремя работами. Увлеченно собирала
картины и дочь. Уже после смерти отца она купила-таки
недостающего Поттера, а в 1813 году—Молочницу Вермеера.
Собрание ван Винтера размещалось в отдельном здании, и
до сих пор на канале Кейзерсграхт, 224, можно увидеть
маленькую дверь, которая когда-то вела в сокровищницу.
Летом 1814 года ее открыл Александр I, приехавший на шесть
дней в Амстердам184.
В1815 году 177 картин ван Винтера были разделены
между Лукрецией и ее сестрой. Сестра вскоре умерла, и вдовец
продал картины барону Гюставу Ротшильду185. Хендрик
Сикс переехал в дом Лукреции на «Золотой излучине»
(Herengrachty 44°) > а объединившиеся коллекции
перевезли в 1835 году на Herengrachty 509-511. И в течение восьми-

Превосходный
во всех
отношениях
Ян Сикс
десяти лет все путеводители непременно указывали
«Кабинет Сикс ван Хиллегом». Бедекер 1897 г°Да пишет, что
по будням собрание можно посмотреть с ю до 11:30,
стоимость — один гульден. А мой Спутник туриста 1910 года
сообщает: «Галлерея Сиксъ (Six). Хэрэнграхтъ, 511. Вх. съ
10 до 12, съ разрЪш. (визитн. карточку). Галлерея картинъ
большой ценности и художественнаго значенк.
Основатель галлереи, бургомистръ Сиксъ, былъ покровителемъ и
другомъ Рембрандта»186.
Если посещение коллекции входило в обязательную
программу иностранцев, то большинство голландцев, даже
амстердамцев, никогда не переступали порог дома на Хе-
ренграхт, 509-511- Ван Римсдейк, главный директор Рейкс-
музеума с 1897-го по 1921 год (музей состоял тогда из
разных музеев—истории, картин, гравюр и рисунков—и имел
нескольких директоров), удивлялся такому безучастию
голландцев, не зная, чем его объяснить: боязнью прослыть
бесцеремонными, явившись без приглашения в чужой дом,
или опасением, что придется дать на чай
сопровождающему визитеров слуге.
В 1897 году Нидерланды были встревожены слухами о
продаже трех картин из собрания Сиксов, но точных
сведений не было ни у кого. Ян Сикс (i857-i926)5 внук Лукреции
ван Винтер и Хендрика Сикса, профессор истории
искусства Амстердамского университета и Академии художеств,
выступавший официальным представителем семьи Сикс,
писал, что речь идет о трех картинах, проданных через
парижскую фирму, но что «покупатель требовал строжайшего
соблюдения тайны. Мы и сами не знаем, кто он и с какой
целью купил картины». Позднее выяснилось, что
покупателем был еще один Ротшильд, коллекционер Фердинанд
де Ротшильд, и что купил он Девушку с корзиной
фруктов Доу (70 ооо гульденов), Дуэт Терборха (8о ооо
гульденов) и Корабли на Маасе у Дордрехта Алберта Кейпа
(250 ооо гульденов). Все три картины являются частью Уод-
десдон Мэнор (National Trust в Waddesdon Manor)187.
Собрание картин Сиксов в это время находилось в руках
самого Яна Сикса (ему принадлежали Молодая женщина,
пишущая письмо Терборха и Девушка с устрицами Яна
8оо

Стеена), его брата (Улочка Вермеера) и их дяди
(Молочница Вермеера). В 1899 году Ян Сикс занялся ремонтом дома,
где располагался «Кабинет Сикса». На время ремонта в
Городском музее (Stedelijk museum) была устроена
выставка 170 работ из семейного собрания. Несмотря на низкие
цены билетов и великолепие картин, число посетителей не
оправдало ожиданий устроителей. После выставки
картины вернулись в отремонтированный дом.
В 1905 году братья Сикс унаследовали от дяди 62
картины, и Ян Сикс обратился к Обществу Рембрандта с
предложением купить 39 из них> в том числе Молочницу
Вермеера, оцененную незадолго до этого в 400 ооо
гульденов, за 7SO ооо гульденов. Хофстеде де Гроот, специалист
по атрибуции картин XVII века, в доверительном письме
председателю Общества советовал не покупать все
картины, а дождаться аукциона и купить только то, чего
недостает в музеях. Того же мнения придерживался и го-летний
Фриц Люхт, будущий основатель знаменитой парижской
коллекции, а тогда еще сотрудник не менее знаменитого
аукционного дома «Фредерик Мюллер»188. Но Общество
Рембрандта, учреждение которого было вызвано страхом
упустить шедевры в случае продажи картин семейством
Сикс, боялось идти на риск. Оно обратилось к
правительству с просьбой принять предложение Сиксов и обещало
само заплатить юо ооо гульденов.
Министр направил письмо в Генеральные штаты —с
этого времени вопросы искусства, в которые власти
предпочитали не вмешиваться, считая их делом частных граждан,
стали государственным делом. В прессе началась
оживленная дискуссия о том, стоит ли платить огромную сумму за
картины Сиксов189. В августе 1907 года контракт был
подписан: Сиксы получали 751 4°° гульденов (1400 гульденов
на нотариальный сбор). Государство пошло навстречу и их
просьбе не использовать слово «продажа». На следующий
год Ян Сикс подарил юоо гульденов Обществу
Рембрандта, касса которого после выплаты обещанных юо ооо
гульденов была пуста190.
Радость профессора Сикса по поводу счастливого
завершения переговоров была недолгой. Еще до того как

Превосходный были поставлены подписи под договором о продаже кар-
вовсех THHj магистрат Амстердама принял решение о расшире-
отношениях ^
Ян Сикс нии сосеДнеи с домом Сикса улицы: дом-музеи подлежал
сносу. Сикс с коллекцией переехал на Амстел, 2i8.
В 1919 году он унаследовал коллекцию брата и, по его
собственным словам, «дабы удовлетворить корыстолюбие
налоговой инспекции (государственной казны), которое
не может укротить даже Искусство», вынужден был
продать Удочку Вермеера. Он предложил Улочку государству,
но миллион гульденов в период экономического кризиса
был Нидерландам не по силам. В апреле 1921 года состоялся
аукцион, но наивысшая цена, предложенная за Вермеера,
составила 68о ооо гульденов. После этого Улочка
выставлялась в Париже, но ценник с цифрой 725 ооо отпугнул
всех желающих — кроме генерального директора
Королевской нефтяной компании (предшественницы «Шелл»)
сэра Генри Детердинга. Услышав о продаже картины, он
приехал из Лондона в Амстердам и тем же вечером
направился к директору Рейксмузеума, спокойно читавшему
газету в саду директорской виллы рядом с музеем. Детердинг
настоял на немедленной встрече с Яном Сиксом, и
поздним вечером, отнюдь не подходящим для деловых визитов,
директор главного музея страны и директор Нефтяной
компании позвонили в дверь дома на Амстеле. Ян Сикс
уже лег, но имена визитеров заставили его встать. Два дня
спустя Улочка висела в Рейксмузеуме. Это был подарок
Детердинга голландскому народу в честь 25-летнего юбилея
его работы в Королевской нефтяной компании191.
В 1928 году, уже после смерти Яна Сикса, наследники
решили оставить у себя только фамильные портреты и
несколько картин, остальное же продать. Аукцион,
состоявшийся i6 октября 1928 года в амстердамском аукционном
доме «Фредерик Мюллер», вызвал сенсацию. 64 картины
и десяток офортов и рисунков Рембрандта были проданы
более чем за два миллиона. И снова одним из главных
покупателей оказался Генри Детердинг: Молодую женщину,
пишущую письмо Терборха и Девушку с устрицами Яна
Стеена он подарил Маурицхейсу, Лунную ночь Арта ван
дер Неера и Торговку рыбой Адриана ван Остаде — Рейкс-
802

*
музеуму192. Самым дорогим холстом оказался Хоббема, Музей
за которого американец Кнудлер заплатил 33° °°° гуль- Сиксов
денов. Пробный оттиск офорта Яна Сикса, стоящего у
окна (второе состояние), был продан за рекордную цену в
90 ооо гульденов. Церковь святой Марии в Утрехте Сан-
редама (6i ооо) сейчас в музее Тиссен-Борнемиса, Старый
Делфт ван дер Хейдена (103 ооо) — в музее Детройта...
Но составлявшие основу собрания фамильные
портреты остались в семье. Портрет Сикса, висевший в разных
домах на Kloveniersburgwal и в семи домах на канале
Herengracht193, вот уже почти сто лет висит в доме на Амстеле.
Попасть туда довольно сложно. Но в 20io году министр
культуры Нидерландов договорился с семьей Сикс, что в
обмен на оплату реставрации, страховки и прочих расходов,
связанных с хранением ценных произведений искусства,
портрет раз в два года будет выставляться в Рейксмузеуме.
Не пропустите возможность увидеть портрет, о котором
Саймон Шама пишет: «Несомненно, это лучший портрет
Рембрандта и, возможно, самый психологически
проницательный портрет xvii века. Почему? Потому что он
одновременно являет нам наше лицо на улице и перед
зеркалом, то, как мы хотим, чтобы нас видели, и то, какими мы
себя знаем. <... > Рембрандтовский портрет Яна Сикса мог
быть только результатом глубокого понимания модели»194.

ПРИМЕЧАНИЯ
Дюдок ван Хеел отмечает внешнее
сходство портретов молодого
Рембрандта и Сикса, изображенного в
1649 году Валлераном Вэйаном (Wal-
lerant Vaillant) (Dudok van Heel 2002:
130).
Чтобы проявились мягкость, блеск и
прочность шелка, надо было
сначала отделить сероцин, шелковый клей,
которым склеены нити кокона. Для
этого шелк варили с мылом,
используя лучшее мыло из Аликанте. При
варке шелк теряет четверть своего веса,
поэтому шелк утяжеляют,
используя дубильные кислоты (чернильные
орешки), квасцы или соли металлов
(обычно отходы точильщиков). Шелк
можно утяжелить à pari, то есть на
столько же, сколько было потеряно
при вываривании, но можно сделать
его тяжелее, что означает прибыль
красильщика. Если утяжеление à pari
повышает качество шелка, делая материал
тяжелым, упругим, переливающимся
и шуршащим, то большее утяжеление
снижает качество, делая шелк ломким.
Поэтому городские власти не раз
издавали предписания красильщикам
шелка, борясь с теми, кто, как было
написано в одном из ордонансов, «фунт
шелка превращал в полтора, а то и в
два» (HofenkdeGraaff: 185).
Так как процесс окраски в разные
цвета был разным, красильщикам в
один цвет запрещалось использовать
вещества, разрешенные
красильщикам в другой, и наоборот. За
соблюдением правил строго следили, время от
времени проверяя всю домашнюю
утварь красильщика. Но, конечно,
ограничения все время преступали — уж
слишком велик был соблазн.
Больше всего ограничений было
у красильщиков в черный цвет,
которые в один прием могли и утяжелить,
и покрасить шелк. Чтобы утяжелить
шелк и придать ему блеск и прочность,
в красящий раствор добавляли
винный камень, гуммиарабик и сахарный
сироп. Чтобы ускорить закисание —
хлебную закваску, розовую воду,
алкоголь, ржаную муку, сурьму и окись
свинца. Сама краска состояла из
измельченного кампешевого дерева и
содержащих дубильные вещества корок
апельсина и граната. Использовали
и чернильные орешки, которые
привозили из Индии, Персии и
Леванта. Лучшими считались чернильные
орешки из Алеппо, содержащие до
50-60% дубильных веществ. Первая
обработка утяжеляла шелк à pari.
Вторичная — утяжеляла шелк на 20-40%,
третья — на 50-60%. Красильщикам в
черный цвет запрещалось дважды
обрабатывать шелк, использовать
квасцы, которые использовали
красильщики в красный цвет, ольховую кору,
сицилийский сумак, словом все, что
утяжеляло шелк. При установлении
нарушения, например использования
ольховой коры, партия признавалась
негодной. Но нарушений было
столько, что власти иногда закрывали на
них глаза, хотя в постановлениях
городских советов контроль за
утяжелением черного шелка оставался
первоочередной заботой.
Красильщики в синий цвет
применяли вайду {Isatis tinctoria) —
растение, широко культивируемое в Европе
до конца XVI века, листья которого
использовались для окраски шерсти в
синий и зеленый цвета. После открытия
морского пути в Индию распростра-

нение получил и индиго.
Красильщикам в синий запрещалось использовать
чернильные орешки, сумах и
железную стружку. Красильщикам в черный
цвет запрещалось использовать вайду
и индиго, которые разрешалось
применять красильщикам в другие цвета.
Так как красильщикам возбранялось
не только использовать, но и иметь
запрещенные вещества, красильщики
в разные цвета не могли жить по
соседству, а селились «по цвету»: синий,
couleur и черный (Hofenk de Graaff:
187-198). Собственно, красильщики в
разные цвета и назывались по-разному.
Красильщики в синий, который
вместе с черным был одним из главных
цветов Средневековья, и назывались
«красильщиками» — ververs. В синий
красили все, чтобы уже при
повторных покрасках получить фиолетовый,
зеленый или черный. Красильщики в
красный назывались «красноварщи-
ками» — roodzieders, потому что
красный цвет требовал кипячения. Для
него брали некрашеную шерсть или
окрашенную в бледно-голубой.
Некоторые красители сохраняли
цвет, в то время как другие быстро
выцветали на солнце или меняли цвет.
К надежным красителям относились
марена, кермес, кошениль и индиго.
Неустойчивыми считались
бразильское дерево, бикса орельяна или анна-
то (Bixa orellana).
Насыщенность цвета
мастера-красильщики проверяли, сравнивая
покрашенные отрезы с образцами (staal).
Выбранные проверять качество
окраски назывались staalmeesters — так
называется и групповой портрет
Рембрандта, получивший в русском
языке название «Синдики». К проверке
относились чрезвычайно серьезно, и,
пока она шла, приближаться к
«синдикам» не разрешалось даже
родственникам красильщиков. Проверявшие не
только смотрели на качество покраски,
но и разрезали ткань, чтобы
удостовериться, хорошо ли она прокрашена.
Как можно догадаться, с особым
тщанием красились именно концы
отрезов — что, естественно, наказывалось
(Posthumus, de Nie: 214-215).
Ibid.: 212.
Существовало три сорта кошенили:
культивированная (или местек), грана
сильвестра (или лесная кошениль) и
третий сорт, составленный из первых
двух. Местек, содержащий ю%
красителя, был лучшим и самым дорогим
сортом. Им и предписывалось красить
шелк (Ibid.: 218).
По количеству регламентации
и запретов черному цвету уступал
только красный. До конца xvi века
для окраски шерсти в красный цвет
обычно использовали корень
красильной марены (Rubia tinctorum),
или бразильское дерево, называемое
также фернамбуковым или пернам-
буковым деревом или
цезальпинией ежовой (Caesalpinia echinata). Во
Флоренции и Лукке, итальянских
центрах текстиля, главным
красителем шерсти и шелка долгое время
оставался кермес, краситель из
дубовых червецов. В Германии, где сбор
червецов приходился на праздник
Усекновения главы святого Иоанна
Предтечи (29 августа) и обставлялся
различными религиозными
обрядами, кермес получил название «крови
святого Иоанна». Немецкой «кровью
святого Иоанна» красили в пурпур
знаменитый венецианский бархат.
В 1464 году папа Павел II
постановил красить кермесом материал для
кардинальских мантий, который до
этого красили иглянками (для
получения 1 грамма красителя требовалось
переработать ю тысяч моллюсков).
С этого времени кардинальские
мантии получили другой оттенок.
3-
4-
8о5

Превосходный во всех отношениях Ян Сикс
В 1518 году в Европу привезли
мексиканскую кошениль, ставшую
наряду с золотом и серебром одним
из самых важных продуктов
испанской торговли. В 1523 году Карл ос I
спрашивал Кортеса, сколько
«кермеса» (испанцы думали, что
кошениль идентична европейскому
кермесу) может дать Новая Испания,
А уже к середине xvi века испанские
парусники ежегодно доставляли в
Европу тонны кошенили. Хосе де
Акоста, миссионер-натуралист,
исследовавший флору и фауну Южной
Америки, писал в 1587 году, что из
Лимы в Испанию отправили 5677 ар-
роб (72 тонны) кошенили. Из Нового
Света кошениль везли в Севилью и Ка-
дис, единственные два порта, которым
до xviii века разрешалось принимать
кошениль, — так Испания пыталась
контролировать монополию торговли
с Америками. Из Севильи и Кадиса
ценный краситель везли на север, юг
и восток. Франческо Гвиччардини
называет кошениль в списке продуктов,
привозимых из Испании в Антверпен.
Гвиччардини умер в 1540 году, значит,
фламандцы стали ввозить краситель
вскоре после его открытия. Они
быстро прославились умением красить
кошенилью. Фламандец Питер Кук
ван Альст (1502-1550), придворный
художник Карла V, архитектор и
скульптор, использовал кошениль в своих
шпалерах. Кошениль обнаружена и в
шпалере Герса и Гермес из мастерской
Виллема де Паннемакера,
работавшего в Брюсселе между 1535 и 157^ годами
(Phipps: 27-28).
Торговали кошенилью и красили ею
шерсть и голландцы, причем в
последнем они достигли такого искусства,
что англичане отправляли свою шерсть
в Нидерланды, где ее красили
голландские мастера. К 1625 году 50 ооо
жителей Республики были заняты окраской
английской шерсти (Phipps: 28).
Когда в 1662 году Кольбер купил
в государственную казну красильни
братьев Гобелен и преобразовал их в
ткацкие и красильные мануфактуры,
он пригласил руководить окраской
голландского мастера Йосса ван ден
Керкхофе. Правда, к этому
времени «голландский красный»
получали уже оловянными протравами, по
рецепту Корнелиса Дреббела, того
самого, которого Гейгенс встретил
в Лондоне. По преданию, Дреббел
случайно разбил сосуд с раствором
олова, стоявший на подоконнике, и
жидкость из него попала в экстракт
кошенили. Под воздействием
растворенного в царской водке олова
вишнево-красный цвет раствора
превратился в пламенный шарлахово-
красный. Достоверность рассказа
вызывает сомнения: вряд ли Дреббел мог
поставить царскую водку, требующую
осторожности в обращении, на
подоконник. Скорее автор алхимического
трактата искал философский камень и
случайно открыл новый способ
окраски кошенили. Царская водка и олово
широко использовались в алхимии, а
философский камень часто
представлялся порошком или жидкостью
ярко-красного цвета. Легко вообразить,
как Дреббел, глядя на то, как раствор
кошенили становится ярко-красным,
счел себя счастливым обладателем
философского камня и,
следовательно, богатства. Но насколько гениален
был Дреббел-изобретатель,
настолько беспомощен Дреббел-бизнесмен.
В1607 году он основал красильню в
нескольких милях от Лондона, и в дело
вошли его зятья, братья Куффлер. Им
деловой сметки было не занимать, и к
1627 году их красный уже высоко
ценился. После смерти Дреббела Куф-
флеры открыли красильню и в
Голландии. Рецепт «колера Куффлера» быстро
распространился и стал известен как
«голландский красный». Кромвель ввел

в английской армии красные
мундиры, знаменитые redcoats: офицерские
мундиры красили в Глостершире по
рецепту Дреббела кошенилью, в то
время как сукно для мундиров
низших чинов красили мареной. По
рецепту Дреббела красили и сукно
для мундиров русской лейб-гвардии
(Phipps: 33-34; Butler Greenfield: 137-
141). В вышедшей в Париже в 1671 году
«Общей инструкции по крашению
шерсти и производству шерсти всех
цветов» среди семи прочных цветов
(bons teints) назывался и красный
кошенилевый, «как делают в Голландии».
Этот «голландский красный» химик
парижской Академии наук Жан Элло
(Jean Hellot) упоминает в Искусстве
красить шерсть (1789)» описывая его
как «огненно-красный», «в котором
просвечивает оранжевый» (Phipps: 33)-
Красильщики кошенилью получали
i8 шиллингов (то есть io8 стейверов)
за фунт окрашенной ткани.
Красильщики в синий — 14 стейверов, в
другие цвета — 10 стейверов. Даже если
вычесть стоимость дорогой кошенили,
красильщики в красный получали в
четыре раза больше, чем красильщики
в другие цвета. Из этого можно
заключить, что процесс окраски в красный
цвет был сложнее и требовал больше
времени.
Здесь тоже были свои рестрикции,
например нельзя было использовать
лакмус, красящее вещество,
добываемое из лишайников, для получения
карминного цвета. Лакмус давал
красивый пурпурный цвет, им легко было
красить, но краситель плохо
реагировал на свет и краска быстро выцветала
(Hofenk de Graaf f : 204-205 ).
Вот один из рецептов: 2770 литров
воды кипятить в течение четверти часа
с отрубями (чтобы очистить и
смягчить воду). Перелить воду из котла
в красильный чан, добавить винный
камень, сахарный сироп, крахмал,
куркуму, мышьяк, серу и лиственичную
губку (агарикус содержит не только
дубильные вещества, но и ферменты,
что вызывает брожение и
образование молочной и уксусной кислот). На
пятый день, когда раствор станет
кислым, перелить треть в котел, добавить
3~з>5 кг винного камня и и,8 кг квасцов.
Влажные ткани кипятить в котле
полтора часа, помешивая палками. После
квасцевания тщательно прополоскать
шелк. После этого погрузить шелк в
красящий раствор, в который входят
кошениль, куркума (чтобы сделать
ткань, уже ставшую желтоватой при
квасцевании, еще желтее) и киноварь
(хотя она и не растворяется в воде, во
время кипячения шелк медленно ее
вбирает, что придает ему огненность).
Сахар должен был придать цвету
яркость, но без желтизны. Честь этого
открытия принадлежит Сиксам.
Эксперименты недавнего времени
показали, что шелк, выкрашенный с сахаром,
по рецепту Сиксов, действительно
ярче шелка, выкрашенного без
добавления сахара.
В том же собрании рецептов есть
еще один рецепт С икса: хорошо
выварить шелк, чтобы он стал мягким и
белым. Прополоскать несколько раз
в чистой и мягкой воде, речной или
дождевой, чтобы смыть все остатки
мыла, которое препятствует
крашению. В латунный красильный чан
залить дождевую воду, растворить в ней
8 унций квасцов и г унции кухонной
соли на фунт шелка. Когда смесь
нагреется, добавить унцию мышьяка на
фунт шелка или больше, так как он
способствует окраске. Когда раствор
достигнет нужной температуры,
погрузить в него палки с шелком. Когда
раствор остынет, погрузить шелк в
него целиком и оставить на сутки. От-
квасцованный шелк хорошо сполос-
807

Превосходный во всех отношениях Ян Сикс
нуть и отжать. Чан тщательно вымыть
и вычистить, снова наполнить
дождевой водой, растворить в ней } унции
гуммиарабика, з унции белых
растолченных и просеянных чернильных
орешков и 4 унции растолченной и
просеянной кошенили на фунт
шелка. На каждые i8 фунтов кошенили
добавить маленький корень
куркумы. Шелк на палках окунуть в чан и
перевернуть 4 раза, после чего
выжать и дать остыть. Шелк приобретет
светлый основной тон. После этого
красильный чан снова нагреть до
кипения и варить шелк два часа, после
чего шелк вынуть, завернуть в чистое
полотно и оставить на 2-3 часа, а
затем хорошо выполоскать (Hofenk de
Graaff: 207-208; Posthumus, de Nie:
218-219,234).
Сахар, как уже говорилось,
придавал цвету яркость. Желтая куркума
делала шелк более алым, менее сине-
фиолетовым. Увеличивая количество
куркумы, красильщики получали
гранатово-оранжевый оттенок. Тот
же эффект без куркумы достигался с
помощью мышьяка.
Таким образом, крася кошенилью,
можно было получить различные
оттенки, либо варьируя количество
кошенили, либо крася дважды,
например сначала индиго, потом
кошенилью, либо добавляя другие
красители.
Естественно, у каждого
красильщика были свои секреты, но касались
они не самого процесса, а лишь того,
как преобразить довольно тусклые
цвета, которые дают все естественные
красители, в яркие и насыщенные.
Добавки хранили в тайне, а если
тайну и раскрывали, то заключали
специальные контракты о передаче рецепта
и дальнейшем сохранении тайны.
7« Кошениль обнаружена в Аристотеле с
бюстом Гомера и в Еврейской невесте.
Если сукноделием Голландия
славилась издавна, то производство шелка
было для Севера в новинку. Сам
материал, конечно, знали (еще в 1550 году
Карл V освободил занятых в
Нидерландах в шелковом, шерстяном и
льняном производствах от повышения
налогов) , но мастерские, производившие
шелк, были только на юге, в Брюгге,
Генте и Антверпене. И вот теперь шел-
коделы перебирались на север,
принося с собой опыт и знания, а многие —
и капитал. Только в Амстердам
между 1575 и *6о6 годами переехало с юга
8о шелкоделов. Большинство из них
покупали шелк-сырец в Италии,
остававшейся в xvii веке главным
поставщиком шелка-сырца, шелковой пряжи,
тканей и изделий из шелка. Знакомый
читателю Константин Гейгенс пишет
в сатире Драгоценная глупость (1622),
что в Ломбардии не найти больше
тени, потому что весь тутовник идет
теперь на корм шелкопряду.
Чтобы не зависеть от колебания цен
на итальянский шелк, северные
страны сами принимаются за разведение
шелкопряда. Генрих IV сажает тутовые
деревья в Тюильри, а во время
правления Людовика XIV центр
производства шелка постепенно перемещается
из Италии во Францию, прежде всего
в Лион и Тур. В Англии Яков I вскоре
после прихода к власти повелевает
посадить 10 ооо тутовых деревьев, а когда
проект терпит крах, пытается
заменить тутовником табачные плантации
в Вирджинии. С тем же успехом.
Попытки выращивания шелковицы
предпринимались и в Северных
Нидерландах. В i6io году некто Жан де
ла Бат запросил (и получил) патент на
импорт тутовых деревьев. А за четыре
года до этого Каспар Бенуа ван Брюс-
селсе выпустил трактат о выращивании
шелковичных червей, подкрепляя им
просьбу о патенте на переработку
шелка на новой шелкоткацкой мельнице.
8.
8о8

И этот эксперимент закончился
неудачей, хотя автор трактата о
выращивании шелковичных червей,
поживший и в Ломбардии, и во Франции,
знал, о чем писал. Неискушенному
же читателю многие детали казались
вымыслом. Так, например, он писал,
что женщины заворачивают грену в
белый льняной лоскут, кладут между
грудей или под мышку и носят там два
или три дня. Позже подтверждение
этого метода «вынашивания»
личинок было найдено на иллюстрациях
Vermis Sericus Страдануса, фламандца,
работавшего при дворе Козимо I
Медичи. Как и все пропагандисты
выращивания тутовника, Каспар Бенуа ван
Брюсселсе писал и о возможности
занять в обработке шелка-сырца бедных.
Действительно, сдваиванием,
размоткой, шелкокручением занимались
обычно женщины и дети, и на
изображениях различных этапов
производства шелка в Энциклопедии Дидро
мы видим исключительно женщин.
Социальный аспект подчеркивался и в
постановлении амстердамского
магистрата о поощрении шелкового дела,
которое должно было стать для
бедных источником заработка (Hofenk de
Graaff: 149-154)-
9. Отец Вондела, обосновавшийся в
1597 Г°ДУ в Амстердаме, сменил
профессию шляпника на торговлю
шелком. Бывший прежде тканью королей,
шелк стал теперь материалом
растущей и богатеющей олигархии
Амстердама. Вскоре шелковая торговля Вон-
дела-старшего превратилась в магазин
шелковых чулок, такой доходный, что
его младший сын учится в Лейденском
университете, а по окончании учебы
совершает, как полагалось,
путешествие в Италию.
ю. Я останавливаюсь на итальянских
дневниках Монтеня (i533-1593)> ан_
глийского коллекционера Томаса
Ховарда, 21-го графа Эрандела,
знакомого читателю Константина Гейгенса
(1596-1687) > известного английского
садовода и мемуариста, почти
ровесника Сикса Джона Эвлина (1620-
1706) и Арнаута Хеллеманса Хоофта
(1630-1680), совершившего
путешествие примерно в то же время, что и
Сикс.
О гранд-туре голландцев в xvi-XVll
веках см.: Frank-van Westrienen 1983.
Даже планируемый Яковом брак
наследного принца Генри с сестрой
Козимо II Медичи вызвал в Англии
множество возражений не столько из-за
того, что Медичи были католиками,
сколько из-за того, что их предки
занимались торговлей.
С середины xvii века интерес к
поездке среди старых дворян упал: слишком
много парвеню было среди их
попутчиков.
Frank-van Westrienen: 49- ^се
честолюбивые планы ван Олденбарневелта
закончились ничем, хотя его
отпрысками и руководил Франсуа ван Аарссен,
посол Нидерландов во Франции, сам
совершивший многолетний гранд-тур
под руководством Юбера Ланге,
бывшего наставником и в поездке Филипа
Сидни. Дети Адвоката, которым отец
прочил большое будущее, приобрели
лишь титулы, почетные должности и
многочисленные долги.
Так, путеводитель по Франции и
соседним с ней странам, вышедший в
1657 году, начинается с перечисления
того, что обязательно надо осмотреть,
а затем идут советы, как это делать,
являющиеся вольным переложением
Липсия: путешествовать надо с умом,
а не носиться, как куры по полу или
12.
13-
14.
809

Превосходный во всех отношениях Ян Сикс
как юнга, объехавший весь мир, не
выходя из камбуза и даже не зная, каким
курсом плывет корабль (Wegh-Wyser:
4-5)-
16. Lipsius 2006:6-7.
17. Здесь Липсий не оригинален.
Одиссей служил примером для многих
сторонников образовательной
поездки. На Одиссея ссылаются Филип
Сидни, Роджер Эскам и Бен Джонсон
(Chaney: 60, 88). Мудрость виделась
прямым результатом путешествий, и
кто не путешествовал, не мог быть
истинно мудрым. В приглашении
во Флорентийский университет,
посланном Петрарке, говорилось:
«Несомненно, Вы уже достаточно
попутешествовали, чтобы чужеземные обычаи
и города стали для Вас открытой
книгой» (Ibid.: 59)-
18. Lipsius 2006:8-9.
19. Адрианус Турнебус
(латинизированное Tourneboeuf, 1512-1565), филолог-
гуманист. Читал лекции в Тулузе и
Париже. Славился ученостью и строгим
образом жизни; пользовался большим
авторитетом у своих учеников, к
числу которых принадлежали Монтень и
Скалигер.
20. Каролус Сигониус (Carlo Sigonio,
около 1524-1584), итальянский гуманист.
Липсий спорил с Сигонио по
поводу вышедшего в 1583 году в Венеции
Consolatio Цицерона, якобы
написанного после смерти дочери Туллии: в
то время как Сигонио утверждал
подлинность текста, Липсий был среди
тех, кто считал автором текста самого
Сигонио.
21. Lipsius 2006:10-11.
22. Ibid.: 12-13.
23. В комедии Шекспира Как вам это
понравится Розалинда высмеивает
Жака-меланхолика, чья меланхолия —
«результат размышлений, вынесенных
из моих странствий, погружаясь в
которые я испытываю самую гумористи-
ческую грусть»:
Так вы путешественник? По чести,
вам есть отчего быть грустным.
Боюсь, не продали ли вы свои земли,
чтобы повидать чужие: а много видеть и
ничего не иметь — это все равно что
обладать богатыми глазами и нищими
руками.
И ваш опыт делает вас грустным?
Я бы лучше хотел иметь шута,
который веселил бы меня, чем опыт,
который наводил бы на меня грусть.
И ради этого еще странствовать!
Прощайте, господин
путешественник. Смотрите, вы должны
шепелявить, носить чужеземное платье,
презирать все хорошее, что есть в вашем
отечестве, ненавидеть место своего
рождения и чуть что не роптать на
Бога за то, что он создал вас таким,
каков вы есть: иначе я никак не поверю,
что вы катались в гондолах.
перевод Т. Щепкиной-Куперник.
24. Lipsius 2006:14—15-
25. Ibid.: 16-17.
26. Об огромном значении Липсия для
других его учеников,
отправляющихся в Италию, говорит и первый
автопортрет Рубенса (Автопортрет
в кругу друзей из Манту и, 1602-1604,
музей Вальраф-Рихартц, Кельн). На
этом групповом портрете за фигурой
молодого Рубенса мы видим его
старшего брата Филиппа и других членов
лувенского контурберниума Липсия,
а за ними и самого учителя, которого
не было в это время в Италии (!), но ко-
810

торый ощутимо присутствовал в
советах и рекомендательных письмах (Nils
Büttner: 146-147)-
В путешествие обычно
отправлялись молодые люди в возрасте от i8 до
30 лет: раньше путешествовать
считалось нецелесообразным, так как
подросток еще не мог воспринять уроки
жизненной мудрости, а после 30 лет
обремененному заботами, карьерой и
семьей было уже не до поездок. Были,
конечно, исключения: Бэкон и Гуго
Гроций отправляются во Францию в
составе посольств в ц -летнем возрасте,
а Голциус отправился в Италию уже в
зрелом возрасте. Монтень, мучимый
камнями, едет в Лукку в возрасте 48 лет,
но секретарь, который ведет до Рима
его дневник, пишет, что удовольствие
Монтеня от посещения незнакомых
мест такое, что он забывает и годы, и
немощи.
Бэкон 1978:39°~391-
Идеи Бэкона были настолько
притягательны для голландцев, что в 1620
году Петер Бунер, аптекарь из Нейме-
гена, предложил английскому
философу свои услуги в качестве секретаря.
В 1646 году, очевидно в благодарность
за все то, что он узнал, Бунер
опубликовал перевод Опытов на
голландский язык. Книга пользовалась
таким успехом, что была переиздана в
1647 году и дважды в 1649 году. Первый
перевод, сделанный с издания 1625 года,
уже включавшего главку О
путешествиях, Бунер подарил Константину
Гейгенсу. Гейгенс, несмотря на
разочарование в Бэконе как в человеке,
продолжал интересоваться его трудами,
обсуждая идеи английского философа
в письмах и не упуская ни одной
возможности поговорить о Бэконе с
Уильямом Босвеллом, литературным
душеприказчиком Бэкона, назначенным
в 1632 году послом в Гаагу (Bachrach,
Collmer: 6).
Роялистские и штатгальтерские
симпатии Гейгенса общеизвестны. Он
посылает сына в Англию спустя два года
после казни Карла I, во время правления
Кромвеля.
Отец Гроция, отправляя в 1598 году
15-летнего сына с посольством во
Францию, наказывает ему прежде
всего думать о Боге, затем о родителях,
«ничего не жалеющих для Вашего
продвижения», о попутчиках и о чести
страны. Сын не должен ни проявлять
особого интереса к католицизму
французов, ни поощрять не подобающий
им интерес к протестантизму, должен
помнить о гигиене и каждое утро
проверять, все ли на месте в его кошельке
(Nellen:48).
В 1641 году Барлей и Фоссий
отправляют своих сыновей Каспара и
Исаака со свитой отплывающего в
Англию Виллема П. Барлей пишет
напутствие, в котором призывает 22-летнего
сына стараться «понравиться всем
своей обходительностью, скромностью
и вниманием. Слушай много,
говори мало. Не презирай тех, кто ниже
тебя, и старайся приспособиться к тем,
кто выше. Следуя этим советам, ты
сможешь безопасно жить даже среди
гетов. Прощай и бойся Бога» (Blök
1976:88).
Так же смотрели на поездки в
католическую Европу и в протестантской
Англии. Запрет поездок к
католикам, введенный Генрихом VIII после
его разрыва с папой, был снят лишь в
i6o4 году. Но и тогда на путешествие
требовалось разрешение Тайного
совета, определявшего не только его срок,
но и число слуг, которых путешествен-
30.
3*-
3*-
31. Bachrach, Collmer: 3-5 •
811

Превосходный во всех отношениях Ян Сикс
ник мог взять с собой. Если Тайный
совет подозревал обратившегося за
разрешением в симпатиях к «папской
вере», в разрешении отказывали.
Томас Ховард, граф Эрандел,
предпринимая свое первое путешествие в
Италию и боясь, что Тайный совет может
отказать ему в разрешении (Ховарды
были известны своей
приверженностью католичеству), сослался на
необходимость поездки для поправки
здоровья — грудная болезнь встречалась
в этом семейство не менее часто, чем
обращение в католичество.
34» Плакат 1569 года, запрещавший учебу в
католических университетах,
неоднократно переиздавался: запрет явно не
действовал.
35» Подобная установка была и раньше,
но связывалась она прежде всего с
профессиональными знаниями.
Уильям Сесил, главный советник
Елизаветы, посылает в 1561 году на континент
своего старшего сына Томаса для того,
чтобы тот стал «not scholarly learned,
but civilly trained», и для изучения
французского или итальянского
языка — уже в это время
национальные языки приобретают все большее
значение по сравнению с латынью.
В 1576 году в Париж с английским
послом посылают и его племянника,
15-летнего Фрэнсиса Бэкона, причем
после двух лет, проведенных в
посольстве, отец помещает его в семью
юриста, чтобы сын приобрел
практические знания. Бэкон позже писал об
этом времени как о годах становления:
«I was three of my young years bred
with an ambassador in France» (Jardine,
Stewart: 39). Авторы обращают
внимание на выбранный им глагол bred —
«вскормлен, воспитан»,
предполагающий огромное влияние, которое
имело для его становления
пребывание во Франции.
Многие описывают в своих путевых
дневниках сданные между делом
экзамены на титул доктора или
лиценциата: приехали в город, пошли на
экскурсию, зашли к профессору и
договорились об экзамене на
следующий день. Так, мимоходом, будучи
проездом в Орлеане, в 1598 году
получает степень доктора римского и
канонического права 15-летний Гуго
Гроций. В июле 1649 года экзамен на
звание лиценциата сдает во Франции
Константин Гейгенс-младший. А его
братья Лодевейк и Кристиан сдают в
1655 году экзамен на степень
лиценциата, жалуясь при этом на дороговизну
французских дипломов (плата за
экзамен составила треть расходов их
пятинедельного путешествия по Луаре).
Лиценциатами становятся во
Франции и братья де Витт. Иногда grand
tour начинали с получения
академического титула в Анжере, Орлеане, Мон-
пелье, Падуе или Болонье, то есть в
одном из старых университетов,
пользовавшихся всеобщим признанием,
иногда им заканчивали путешествие.
Поток путешественников из
Республики, желавших во что бы то ни стало
получить французский диплом, не
прекратился и после издания в апреле 1672
года декрета, обязавшего всех граждан
Нидерландов в течение полугода
покинуть французскую территорию.
Кунрад Рюйш описывает свой экзамен
в 1677 году, во время войны с
Францией. Один из профессоров, сославшись
на королевский декрет, отказался было
принимать экзамен, но его коллеги
быстро уломали законопослушного,
напомнив о вознаграждении (Frank-van
Westrienen: 145-151). Описывая
подобные случаи, автор задается вопросом,
почему путешественники так
стремились получить диплом за границей.
Был ли это снобизм? Желание
похвастаться ученым трофеем, привезенным
из путешествия? Или голландцев при-
812

влекал престиж старых и знаменитых
университетов? Вероятно, играли роль
все эти соображения. Известно,
например, что Гуго Гроций, получивший
титул в Орлеане, всю жизнь считал, что
титул, полученный в Республике, не
имеет того престижа, какой имеет
титул старого французского или
итальянского университета. После заключения
Мюнстерского мира 1648 года
студентов из Нидерландов во французских и
итальянских университетах
становится все меньше. И дело даже не столько
в том, что свои университеты к этому
времени получили признание, сколько
в изменении самой цели поездки.
3 7» Поддерживали обвинение голландцев
в грубости и невоспитанности и
англичане, особенно во время столкновения
торговых интересов стран-соседей.
В уже упоминавшемся The Character of
Holland Эндрю Марвелл пишет:
Let us suffice to give their Country Fame
That it had one Civilis calVd by Name,
Some Fifteen hundred and more years ago,
But surely never any that was so.
Достаточно сказать, что их страна
Цивилисом одним была славна.
Шестнадцатый пошел уж век с тех пор,
Но равного ему не видит взор.
перевод Н. Тархан-Моурави
В переводе Витковского выпала игра с
«воспитанным» Цивилисом,
переводчик прочел имя Цивилиса как
указание на «военную славу»:
А как у них насчет военной славы?
В последний раз прославились батавы
В сраженье с Римом. А в который год?
С тех пор минуло тысяча шестьсот.
Примеров «военной славы»
Голландии и на суше, и особенно на море
было предостаточно, и поэт это знал.
Самих англичан в грубости и
невоспитанности обвиняли французы...
Кристина Шведская, бывшая на 3Л
немкой, писала Аццолино: «Не
воображайте, что есть различие между
дикими зверьми и немцами. Я могу Вас
заверить, что из всех зверей, которые
только есть на земле, немец меньше
всего походит на человека. Немцы-
иезуиты — старые, ленивые и такие
же холодные, как этот климат. Немцы-
кардиналы — все как один пьяницы.
Им никогда нельзя верить на слово,
так как если они что-то обещают,
когда они пьяны, то берут свои слова
назад, когда протрезвеют, а все, что они
делают, когда трезвые, не имеет
значения, когда они пьяны. Епископ Зальц-
бургский не знает себе равных, он
завоевал уважение сотоварищей тем,
что пьет бочку вина, чтобы
протрезветь — а пьяный он не знает, сколько
бочек выпил. Всякого, кто пьет
меньше, считают идиотом. Немецкие
лекари опаснее ран от меча. Лучше
быть еретиком, нежели немцем. Ведь
еретик может еще стать католиком, а
зверь никогда не станет разумным
существом» (Buckley: 321)
Национальные предрассудки оказались сильнее
голоса крови.
39- Батавское ухо (Auris Batava) Эразм
включил в 1508 году во второе издание
своих Пословиц (Adagia). За полвека
до этого была найдена рукопись
Германии Тацита, и в смелых обитателях
острова, омываемого водами Рейна,
голландцы узнали себя. Признавая,
что у них нет изысканности
итальянцев, Эразм воспевает простоту,
прямоту и честность батавов. Да, говорит он,
они проявляют пагубную склонность
к обжорству и пьянству, но это
происходит оттого, что страна так богата
благодаря торговле. Да, среди них не
так много ученых, но что делать, если
38.
39-
813

Превосходный во всех отношениях Ян Сикс
ученость ценится меньше, чем
нравственность.
Адриан Юний пишет в Батавии
(1588), что если раньше батавы и были
слишком доверчивы, так что их
обманывал каждый, да еще вдогонку
обзывал их глупыми простаками, то
торговые поездки послужили точильным
камнем их ума, а знакомство со
многими языками и культурами превратило
их в космополитов наподобие Улисса.
Гроций продолжил битву за батавов в
Parallelon rerum publicarum.
40. Cats: 9-11.
41. Естественно, дома путешественников
встречали не только восторженные
родительские ахи и охи, но и критика
патриотов-пуристов, защитников
идеала дедовской простоты и надежности,
на которых и основывалась мощь
Республики. В умении танцевать и
раскланиваться они видели лишь рабское
подражание французским манерам,
потерю национальных корней и
добродетелей, ведущую к неизбежному
краху страны.
42. В xvii веке наряду с «латинскими» в
Нидерландах появляются и
«французские» школы, а с середины xvii века
французский язык преподается во всех
хороших школах страны.
Уроки фехтования в Амстердаме
давал несравненный Жерар Тибо,
мастер «магического круга», автор
вышедшего в 1628 году в Лейдене
трактата Académie de l'Espée. В Лейденском
университете рядом с расписанием
занятий висели объявления учителей
танцев, фехтования, верховой езды,
математики, истории, геральдики,
рисования, фортификации, пения —
словом, всего, что Мильтон назвал
«virtuous and noble education».
Известно, что в Лейдене братья де Витт
учились игре в теннис и фехтованию. А в
1645 году они берут уроки фехтования
во Франции.
Несколько хуже обстояло в
Нидерландах дело со школами верховой езды.
Лишь в 1650 году открылась школа
верховой езды в Гааге, в 1704 году — в
Лейдене. Неудивительно, что многие
путешественники из Республики
осваивают искусство piaffe, pirouette и
levade в открывшейся в 1594 году
парижской школе Антуана де Плюви-
неля, учившего еще Людовика XIII в
бытность его дофином и Фредерика
Хендрика, росшего при дворе
Генриха IV После смерти Плювинеля в его
школе давали и уроки фехтования,
борьбы и фортификации. Примеру
Академии Плювинеля последовали
Сомюр и Тулуза. Известная школа
верховой езды Académie de Equitation
находилась в Анжере. За первые 35 лет
xvii века там прошло обучение более
двухсот молодых людей из
Республики, половину которых составляли
сыновья богатых купцов.
4 3 • Далеко зашедшее увлечение теннисом,
вернее ставками на игроков,
заставляло Виллема ван Олденбарневелта,
посланного отцом ко двору Генриха Щ
оставлять на корте все, что он получал
от короля. Теннис оставался в xvii веке
азартной игрой, несмотря на
неоднократные запреты (в Англии его запретил
Ричард II, во Франции — Карл V),
которые, казалось, лишь способствовали
его популярности. По свидетельству
венецианского посла, в начале века в
Париже было более тысячи кортов.
И Карл II, и Виллем III любили играть
в теннис. Виллем III встречался на
корте с де Виттом, а де Витт — с Тем-
плом.
44- Генрих IV и его сыновья Цезарь и
Александр. Об обычае присутствовать
во время королевского обеда пишет
Монтень: «Видя, как наши короли си-
8i4

дят совсем одни за столом, а крутом
толпится столько посторонних,
которые глазеют на них и судачат, я часто
испытываю больше жалости, чем
зависти. Король Альфонс говорил, что в
этом отношении даже ослы находятся
в лучшем положении, чем властители:
хозяева дают им пастись на свободе,
где им угодно, чего короли никак не
могут добиться от своих слуг»
(Монтень. Опыты. 1,42).
45- Howarth: 231.
46. Lipsius 2006:18-19.
47« van Mander: 7-
48. Lipsius 2006:16-17.
49. Grabowsky,Verkruijsse:i8.
50. Ibid.: 17.
51. Путешествие с группой
родственников и знакомых, в котором Бэкон не
видел смысла, было и приятнее, и
дешевле, и, главное, связи, которые
завязывались во время подчас трудного
путешествия между молодыми людьми,
принадлежавшими к одному и тому же
кругу богатых купцов-регентов,
помогали им в дальнейшей политической
и / или торговой карьере.
52. Арнаут Хеллеманс Хоофт (1629-1680)
окончил в 1646 году Лейденский
университет и отправился в гранд-тур по
Италии. Вернувшись домой, он, как и
Титус, получил в 1652 году
свидетельство о совершеннолетии и мог начать
торговлю. Занимал различные посты
в городском совете и был капитаном
стрелков.
53» Впервые Томас Ховард получил
разрешение на поездку в Италию в i6i2 году,
но неожиданно умер принц Генри, и
графу пришлось спешно вернуться в
Лондон.
54- Huygens 2003:51-
5 5. Монтень. Опыты, ш, 13.
$6. Evelyn 1983:90-
$7. Chaney:66.
58. Delitiae urbis Romae: 50-51.
59. Джакомо Бадовере (Badouère, Badouer,
Badoverey около 1575-1620), гугенот,
перешедший в католичество, дипломат
Генриха IV Изучал математику в Падуе
вместе с Галилеем, которого
поддерживал до конца жизни, корреспондент
Паоло Сарпи до i6io года. Его
сексуальная ориентация была широко известна.
60. Если, конечно, у обвиняемого не было
высоких покровителей. Так, например,
летом 1586 года во Франции, где
содомитов сжигали на костре, в этом грехе
был обвинен брат Фрэнсиса Бэкона,
Энтони. За него вступился Генрих На-
варрский, бывший в то время еще
гугенотом. Возможно, роль заступника
сыграл и Беза, в котором католики
видели апологета содомии, так как в его
юношеских стихотворениях,
вошедших ^Juvenilia, Беза воспевал любовь к
молодому человеку по имени Audebert
(Jardine, Stewart: 109).
61. Panhuysen 2007:66.
6г. Множество примеров хождения
разных монет можно найти и в
литературе. См., например, Алхимик Бена
Джонсона. Дэппер: «Вот тут сто
двадцать шиллингов в Эдвардах. <... > Вот
старый соверн Генри. <... > Три — в
Яковах и грот Елизаветы. <... > Есть
кое-что в Мариях и Филиппах» (Бен
Джонсон: 437-438).
8ц

Превосходный во всех отношениях Ян Сикс
6у Золотой каролус — золотая монета с
изображением Карла У
выпускавшаяся с 1521 года. Равнялась 2 о стейверам.
С 1582 года в хождении был и
серебряный каролус.
64. Энгелот — золотая монета, бывшая в
обращении с 1460 до 1640 года,
название получила по изображенному на
ней святому Михаилу. Равнялась
примерно дукату.
65. Крона с солнцем — золотое экю с
изображением солнца над короной.
66. Delitiae urbis Romae: 54~59-
6j. Таможенники отобрали и Эссе самого
Монтеня, а вернув, наказали заменить
слово «фортуна» на слово
«провидение» и исключить упоминание
«еретических писателей». Монтень оставил
все без изменений. В1676 году Опыты
были внесены в Индекс. Веком позже
Миссон написал в своем путеводителе
по Италии, что итальянских
таможенников больше интересуют деньги, чем
запрещенная литература, и что ему и
его спутникам чемоданы пришлось
открыть только при въезде в Ливорно
и Рим и при выезде из Неаполя и Бер-
гамо. И он советует путешественнику
просто сунуть таможеннику пару юли-
ев. За этот совет в Индекс попал и его
путеводитель. В1739 Г°ДУ французский
историк и филолог Шарль де Брос
(1709-1777)» впоследствии сотрудник
Энциклопедии Дидро, напишет о том,
как при въезде в Рим у него отобрали
второй том путеводителя Миссона,
посвященный Риму, так как книга была
под запретом. «Так и сгинул мой
путеводитель для новичков в Риме!
Теперь я вам ничего не смогу рассказать»
(Vautier:7i).
68. Монтень, отправившийся в Лорето в
апреле 1581 года, видит «множество
пилигримов, идущих туда и
возвращающихся оттуда, не только одиночек, но
и группы богатых людей, идущих
пешком, в платье странников, некоторые в
одеянии своего братства, с крестом и
религиозным стягом». Сам Монтень
горд тем, что его экс-вото, серебряную
пластину с изображением
Богоматери, жены, дочери и его самого, удалось
пристроить в самом почетном месте
Santa Casa. A в 1618 и 1624 годах в
Святой Хижине был Галилей. В 1624 году,
исполняя данный им обет, в Лорето
побывал Декарт. В 1639 году богатые
дары оставила там Генриетта Мария;
и Арнаут Хоофт, посетивший Лорето
в ноябре 1649 года, среди многих
пожертвований из золота, серебра,
бриллиантов и хрусталя описывает
«большое золотое сердце, которое может
открываться, подарок королевы
Англии». Естественно, в 1655 году в
Лорето не могла не заехать направлявшаяся
в Рим новообращенная королева
Кристина. Она оставила там
символический дар — державу и скипетр,
усыпанные драгоценными камнями. Правда,
по причине плохой погоды — шел
снег, к которому Кристина, казалось
бы, должна была привыкнуть в
Швеции, — она отказалась выйти из кареты
и послала с дарами сопровождавшего
ее священника.
69. В 1474 Г°ДУ вышла Italia iUustrata Фла-
вио Бьондо, гуманиста и историка,
первым использовавшего термин
«Средние века». Он описал географию
и историю итальянских провинций.
А в 1550 году в Болонье вышла Descrit-
tione ai tutta Italia
монаха-доминиканца Леандро Альберти, переведенная в
1567 году на латынь.
70. С особенным пристрастием
измеряет все Гейгенс. Он отмечает названия
всех городков и деревень, через
которые они едут, описывает достоприме-
8i6

Примечания
чательности, крепости, замки, руины,
водопады, мосты, причем почти всегда
старается упомянуть точные размеры,
обычно в шагах: Кельнский собор —
i6o шагов в длину и 6о шагов в ширину,
мост в Гейдельберге — 274 шага в длину
и ю шагов в ширину, мост в Рапперс-
виле—1970 шагов в длину и 9 в ширину,
мост в Страсбурге — 1957 шагов в длину
и такой широкий, что могут
разъехаться две кареты. Выезжая из Вимпфена,
он видит огромное ореховое дерево,
ветви которого поддерживают 140
каменных подпорок, но у него нет
времени измерить обхват. Единственное,
что он может сообщить, — это то, что
с дерева собирают десять бочек орехов.
В Шварцвальде у него нет времени,
чтобы по следам Тиберия найти
истоки Дуная — на это понадобилось бы
4~5 часов, а посольство должно ехать
дальше... В Виченце наибольшее
впечатление производит на него начатый
Палладио и завершенный Скамоцци
Teatro OlimpicOy «современное здание,
но воистину такой красоты, какой
не сыскать больше нигде в Европе».
И снова цифры: он вмещает 3000
зрителей, мужчины сидят в 14 верхних
рядах, женщины внизу. Диаметр — 35
шагов, глубина — 9 шагов, зал освещает
ббоо свечей.
Естественно, не обходится без цифр
и описание знаменитого амфитеатра
в Вероне: «сам амфитеатр юо шагов в
длину, плюс дважды 47 шагов в глубину,
итого 194> ширина — 6о шагов, плюс
дважды 47> итого 154»- Насчитав 45
рядов, каждый из которых полтора фута
высотой, он удивляется, что амфитеатр
мог вмещать во ооо зрителей. В
Вероне он описывает и традиционную
итальянскую passegiata на фоне античных
памятников. Очарованный городом,
позднее он напишет латинский стих,
обыгрывая название города, в котором
соединились достоинства Венеции
(Ve), Рима (Ro) и Неаполя (Na).
Никогда не забывает он упомянуть,
во сколько обошелся прогон и где
пришлось платить пошлину. Когда он
не знает точной цены, оставляет
пустое место. Дорожные затраты
заносили в дневники не только нидерландцы:
цены везде считались такой же
интересной характеристикой страны, как
и ее достопримечательности. Монтень
тоже часто отмечает стоимость
почтовых прогонов и цену гостиниц, Ини-
го Джонс указывает цену купленной
книги.
71. Особой славой пользовались
кабинет Альдрованди в Болонье, кабинет
Франческо Кальцолари в Вероне,
кабинет Микеле Меркати и Академии
деи Линчей в Риме, кабинет Ферранте
Императо в Неаполе, Академия Чи-
менто во Флоренции и кабинет Ман-
фреда Сетталы в Милане,
соперничавший с Амброзианой и названный
иезуитом-натуралистом Филиппом
Бонанни самым знаменитым музеем
Италии (Olmi: 83-90).
72. И опять лучший пример — Гейгенс.
В Сирмионе он записывает, что здесь
родился Катулл, а местное озеро
знаменито своей рыбой, особенно carpioni.
В Вероне посольство останавливается
в бывшем палаццо Скалигеров, и
Гейгенс осматривает надгробные плиты
и памятники ее знаменитым жителям:
Корнелию Непоту, Плинию, Витру-
вию, Фракасторо и поэту и другу
Вергилия Эмилию Мацеру. Он описывает
ворота Борсари, сады Джусти, руины
триумфальной арки Гая Мария и,
конечно, Академию Филармонику, где
каждый день дают концерты, а по
субботам проводят литературные вечера.
В палаццо Контарини Гейгенс
переписывает латинскую надпись, в которой
говорится о том, что здесь
останавливался Генрих III. Надпись
переписывали все туристы XVH столетия: эпоха
817

Превосходный во всех отношениях Ян Сикс
Генриха III и французские
религиозные войны были еще у всех в памяти.
В Падуе Гейгенс описывает гробницу
легендарного основателя города Анте-
нора, отмечая, что между ее четырьмя
столбами обычно работают
сапожники, и приводит первые слова
латинской надписи: «inclytus anterior». Пока
подеста приветствует посла, Гейгенс
осматривает большой зал Палаццо
делла Раджоне и надписи на «могиле»
родившегося в Падуе Тита Ливия.
73• Taylor F. H. The Taste of Angels: A
History of Art Collecting from Rameses to
Napoleon. London, 1948.
74. Trevor-Roper 1970: 7.
75. Chaney: 204.
76. Verhoeven: 178.
77. Ibid.: 179.
78. Сам хозяин к этому времени умер, и
коллекция перешла университету
Болоньи.
79- Отвезя Елизавету Стюарт в Гейдель-
берг, Томас Ховард сразу же
направился в Брюссель, где познакомился с
Рубенсом и заказал ему свой портрет.
Установившиеся между ними
дружеские отношения прервутся только со
смертью художника в 1640 году. В
мастерской Рубенса Томас Ховард
познакомился и с одним из его учеников,
который станет придворным
художником Карла I—ван Дейком. Ван Дейк
приедет в Англию именно к Ховарду.
После этой поездки Эрандел
пошлет в Венецию постоянного агента
Уильяма Петти, конкурировать с
которым не мог никто. Относившийся к
собранию Эрандела как к своему
собственному, Петти старался обогатить
его всеми правдами и неправдами, не
гнушаясь ни обманом, ни воровством.
С помощью Петти и других агентов в
разных странах Европы Эрандел
собрал богатейшую коллекцию,
насчитывавшую более боо картин. Три четверти
собрания составляли работы
итальянских мастеров: Тициана (37 полотен,
намного больше, чем в коллекции
Карла I), Рафаэля (i3 работ), Веронезе
(20 работ). Собирал он и художников
Северной Европы, отдавая
предпочтение Гольбейну Младшему, которого не
любил Карл (44 работы), Дюреру (i6
работ) и ван Дейку (более 50 портретов и
набросков). Его любимым художником
был Гольбейн Младший, которому в
его собрании была отведена
специальная комната, где висело более 30 работ.
Эрандел мечтал отыскать его могилу,
чтобы установить на ней памятник.
В декабре 1620 года к Эранделу
обратился Козимо Второй с просьбой прислать
ему одну из работ художника. Помня
о радушном приеме, оказанном ему и
его жене в палаццо Веккьо, граф не мог
отказать и послал портрет Ричарда Са-
утвелла, который Великий герцог
повесил в Трибуне Уффици. Историки
предполагают, что взамен (на подарок
всегда отвечали подарком) Эрандел
получил Обретение Истинного Креста
Адама Эльсхаймера, художника,
которого ценил и он сам, и Иниго Джонс
(Howarth: 9-11,69; Hervey: 52-5 7)-
80. Анна не только вела дела красильни, но
и участвовала в руководстве
Валлонским сиротским приютом: в 1639» 164с,
1643 и 1644 годах она входила в его
попечительский совет. К сожалению, ее
нет ни на одном из групповых
портретов регентов приюта.
8i. Schwartz 1984:264.
82. Отсюда идет утверждение Эрнста ван
де Ветеринга, что композицию
офортов Рембрандта в том виде, в каком
8i8

она была им задумана, можно увидеть
только на самих досках. В юю году
по его предложению в доме-музее
Рембрандта была устроена
интереснейшая выставка «Rembrandt gespie-
geld» («Зеркальный Рембрандт»), на
которой можно было сравнить
офорты Рембрандта, зеркальные, как все
офорты, с изображениями,
напечатанными с дважды «перевернутых»
компьютером досок, а иногда и с самими
досками.
83. Ошеров: 356-357-
84- De la Fontaine Verwey 1956:106-107.
8 5, Об огромном влиянии Сенеки в
Средние века свидетельствует уже тот факт,
что Якоб ван Марлант (i235-i3°°)> У110-
миная в Историческом зерцале
латинских авторов, посвящает Сенеке ни
много ни мало 46 глав! Овидию
посвящено всего пять глав, Цицерону—три
главы.
Огромный авторитет Сенеки
объясняется тем, что его
морально-философские трактаты — Письма к Луци-
лию и трагедии были еще практически
неизвестны—прекрасно вписывались
в христианское мировоззрение
Средних веков. Во многом способствовала
популярности Сенеки и так
называемая «Переписка с апостолом Павлом»,
и сочинения, приписываемые
Сенеке, особенно трактат Четыре главные
добродетели, вышедший из-под пера
епископа Мартина Брагского (Veen-
man: 31—З2)-
Изданные Эразмом трагедии
Сенеки быстро завоевали популярность.
Несмотря на подробное описание
злодеяний, трагедии часто ставились
учениками латинских школ. В
Лейденском университете под
руководством Липсия, почитателя и издателя
Сенеки, в 1590 году была поставлена
Медея у а годом позже — Агамемнон
(Veenman: 63-65, 88-89). У Сенеки
учились те, кто стоял у истоков
трагедии: «в Англии — Кид и Марло, во
Франции — Жодель и Гарнье;
испанцы, итальянцы, немцы—все начинали
с учения у Сенеки. Специалисты
находят цитаты из Сенеки у Шекспира
и влияние Сенеки — у Расина»
(Ошеров: 353)- Осознав необходимость
знания классических языков, 2б-летний
Вондел приступает к изучению
латыни, и среди переведенных им семи
латинских трагедий Троянки и Федра
Сенеки. Бюст философа украшал вход
в дом Рубенса, а в гаагском Катсхейсе
висит портрет бывшего хозяина,
поэта и пенсионария Голландии Якоба
Катса, запечатленного рядом с бюстом
Сенеки.
Любопытно, что Барлей, составляя
в 1640 году список книг,
рекомендуемых к чтению юношам, включает в
него трагедии Сенеки, а не его
морально-философские сочинения (Veen-
man: 112).
86, Эразм пришел к этому заключению,
основываясь не только на контрасте
между ужасами трагедий и идеями
Стой, но и исходя из строки
эпиграммы Марциала (i, 61) «Лукан
единственный и Сенеки оба / Гремят в речистой
Кордубе» (перевод Ф. Петровского)
(Ibid.: 63).
87- Так, в начале xvii века Даниэл Хейнсий
приписал три трагедии Луцию Аннею
Сенеке, четыре — Марку Аннею
Сенеке, а остальные другим поэтам (Ibid.).
Сомневался в том, что философ
является автором трагедий, и Вондел (Calis:
102).
88- Сикс писал Медею уже после
постановки корнелевского Сида и
разгоревшегося затем Спора о «Сиде», вызванного
появлением в ноябре 1637 тодь Мнения
Французской академии о трагикоме-
819

Превосходный во всех отношениях Ян Сикс
дин «Сид»> в котором в качестве
главного критерия драматического
произведения выдвигалось правдоподобие.
Ориентированный на французскую
культуру и литературу и в силу своих
корней, и в силу своего социального
положения, Сикс не мог не следить за
литературным процессом во Франции.
89. См., например, описание «волшебств»
Дреббела в главе Золотой апельсин.
90. Пушкин 1951: vu, 213.
91. Хендрик Хоофт учился вместе с Сик-
сом в Лейденском университете.
Одновременно они купили земельные
участки на канале Herengracht,
неподалеку друг от друга. Хоофт был
накоротке с Уильямом Темплом,
оставившим воспоминания о своих приятных
встречах с Хоофтом. Об обеде Темп-
ла у Хоофта см. сноску юб к главе о
Тюлпе.
92. Медальон находится в музее семьи
Сикс вместе с портретом неизвестной
девушки.
93- Loughman, Montias: 13.
94- Dora and Erwin Panof sky: 68-77.
95. Schwartz 1984:301.
96. Регентом театра Фос будет оставаться
до конца жизни, за исключением 1652-
1653 годов, когда театр был закрыт.
97- Долгое время считалось, что Вондел
упоминает Сикса в стихотворении на
портрет его матери, якобы
написанный Рембрандтом в 1641 году.
Предполагалось, что и Сикс знал художника
еще до поездки в Италию.
В настоящее время высказываются
сомнения как в том, что на женском
портрете из собрания Сиксов
действительно изображена Анна Вей-
мер, так и в том, что портрет написан
Рембрандтом. Во-первых, на
портрете изображена молодая женщина, в
то время как Анне было ко времени
написания портрета (1641) 57 лет, во-
вторых, женщина изображена в белом
чепце, тогда так Анна давно уже была
вдовой. В-третьих, Вондел говорит
в стихотворении о сходстве Сикса
и портрета его матери, но сходства
между С иксом на портрете
Рембрандта и молодой женщиной на портрете
из собрания Сиксов нет. На женских
портретах Баккера, упоминаемых
в описи, составленной Питером II
Сиксом (портреты в копенгагенском
Государственном музее искусств и
в музее федеральной земли Гессен в
Дармштадте), изображена женщина
в летах, в черном вдовьем чепце, явно
напоминающая Сикса. Вероятно,
стихотворение Вондела относится к
одному из портретов Баккера, а портрет
молодой женщины, приписываемый
Рембрандту, попал в собрание Сиксов
позднее, после женитьбы Яна II Сикса
на правнучке Тюлпа, внучке его сына
Дидерика (Corpus ш: 710-711).
98. Six 1924:381.
99- Möller 2002:75-76.
100. В то время как обучение в
университетах велось на латыни, Академия
ставила своей задачей постановку
спектаклей и чтение лекций на голландском
языке. Кальвинистские пасторы,
которым не по нраву были ни
ставившиеся там пьесы, ни то, что профессора
арифметики и иврита были меннони-
тами, сразу же обратились в магистрат
с просьбой закрыть Академию.
После возвращения из Гейдельбер-
га Сикстинус печатает свою трагедию
Страдания Герарда ван Велзена (Ge-
raert van Velsen lijende) об убийце гра-
820

фа Голландии и Зеландии Флориса V.
Литературоведы отмечают ее влияние
на Гейсбрехта ван Амстела Вондела,
посвященную тому же эпизоду
нидерландской истории.
ioi. Хейнсий подготовил к публикации
множество изданий, в том числе
издания Овидия и Вергилия. Оба
ученых работали в библиотеке королевы
Кристины в Упсале и покупали для нее
книги и рукописи.
Ю2. Грутер родился в Антверпене в 1560 году
в протестантской купеческой семье,
переехавшей в 1566 году в Норвич, где
жило много эмигрантов из Фландрии.
После подписания Гентского
перемирия (Ц7^) семья вернулась в
Нидерланды, и Грутер оставил Кембридж и
записался в Лейденский университет,
где близко сошелся с Юстом Липсием
иЯномДузой.
103. В 1603 году Грутер издал Inscriptions
antiquae totius orbis Romani, огромный
сборник главным образом латинских
надписей, имевший такой успех, что
поэты прославляли его составителя.
104. Trevor-Roper 1970:*3-
105. В i6i8 году, будучи в Оксфорде, Гей-
генс восторгался Бодлианской
библиотекой.
юб. Huygens 2003:69.
107. Аллаций знал толк в книгах: свою
библиотеку доверил ему кардинал Фран-
ческо Барберини, а в i66i году папа
Александр VII назначит его
хранителем Ватиканской библиотеки.
ю8. De la Fontaine Verwey 19751236.
109. Старший сын маршала Франции и
Луизы де Монморанси, сестры
коннетабля Франции, был в i6 лет назначен
кардиналом-дьяконом и
архиепископом Тулузы. В 1564 году, уже
перейдя в протестантизм, он женился на
Изабелле Готвиль, но во время
церемонии бракосочетания оставался в
кардинальской мантии. Портрет
Изабеллы, получившей прозвище Mme. la
Cardinale, «кардинальши», сделал Жан
Клуэ (музей Конде в Шантийи).
но. Пьер Даниэль занимался не только
адвокатской практикой, но и
филологией, и в 1564 году на материалах
рукописей Флёри он выпустил первое
печатное издание Пьесы о кубышке
Плавта, а в îéoo году издал
комментарий Сервия к Вергилию.
ш. Знаменитая библиотека Пето (1568-
1614) перешла к его сыну Александру,
который в i6 jo году через Исаака Фос-
сия-младшего продал большую часть
рукописей королеве Кристине,
неутомимой собирательнице предметов
искусства, рукописей и книг. В 1654 году
Кристина перешла в католичество и
уехала из Швеции в Рим, забрав с
собой книги. Фоссию вменялось в
обязанность следить за библиотекой, и
вечно нуждавшаяся Кристина
разрешила ему вместо денежного
вознаграждения взять из ее библиотеки
некоторые рукописи и книги. После
смерти Фоссия его библиотеку купил
Лейденский университет. Так в
Лейдене оказались рукописи из Флёри.
Рукописи, взятые Кристиной в Рим,
достались ее наследнику, кардиналу
Аццолино, который продал их папе
Александру VIII, и они оказались в
Ватиканской библиотеке.
112. Жак Бонгар (1546-1612), один из
протестантских дипломатов на службе
у Генриха IV. В его задачу входило
поддерживать хорошие отношения с
немецкими князьями-протестантами.
821

Превосходный во всех отношениях Ян Сикс
Переход Генриха в католичество был
для Бонгара большим ударом.
113. Кастильоне: 189. По другим
источникам, герцог относился к печатным
книгам с таким презрением, что
отказывался держать их среди старых
рукописей (Burke 1995-* 4°)- На урбинском
портрете Юстус ван Гент изобразил
герцога в рыцарских доспехах...
читающим книгу.
114- Двумя другими были Рассуждения о
первой декаде Тита Ливия
Макиавелли и труды Полибия.
115- Сервантес перефразирует Кастильоне
в Дон Кихоте и Талатее.
il6. Библиотека Кольберов насчитывала
i8 000 книг, поэтому нельзя с
уверенностью утверждать, что в редкие
свободные часы владельцы читали
Придворного.
ну. Монтень, глава xxvi книги I и глава х
КНИГИ III.
и8. Английский перевод Придворного
подарил Марии Стюарт Генри Киллигрю,
олицетворявший для многих идеал
придворного: дипломат,
занимавшийся историсйу географией,
фортификацией, музыкой, живописью, отличный
стрелок и прекрасный наездник,
причем в глазах современников в
рисовании он был «Дюрером по
пропорциям, Голциусом по смелости штриха и
Гольбейном в работах маслом». Еще
в юности он познакомился в Италии
с Хоби, переводчиком Придворного.
Киллигрю был женат на Катерине Кук,
дочери наставника Эдварда VI
Энтони Кука, отличавшейся, как и все
девицы Кук, многими талантами. Хоби был
женат на ее сестре Елизавете,
наперснице королевы-тезки, так что
переводчик Придворного и один из «образцов»
придворного были свояками. Старшая
сестра Кук, Милдред, вышла замуж за
Вильяма Сесила, лорда Берли, а Анна
Кук стала женой Николаса Бэкона и
матерью Фрэнсиса Бэкона. В 1586 году
Елизавета назначила Киллигрю
членом Государственного совета
Нидерландов. Генри Киллигрю умер в
1603 году.
И9* Ламберт ван дер Бос (1610-1698)
переводил с английского, испанского
(перевел, в частности, Дон Кихота) и
итальянского. Его перу принадлежит
множество трудов, от «историй»
разных стран до путеводителя по Италии.
Литературные занятия он совмещал с
постом конректора латинской школы
в Доодрехте, пока Корнелис де Витт,
брат Иохана, не выгнал его за пьянство.
120. Перевод О. Ф. Кудрявцева первой
книги Придворного опубликован
в: Сочинения великих итальянцев
xvi века. СПб.: Алетейя, 2002. С. i8i-
247« Разделы из четвертой книги в
переводе О.Ф.Кудрявцева
опубликованы в издании: Эстетика Ренессанса. М.,
1981. Т. 1.С. 346-361.
121. Faber: 63.
122. См.: Burke 1995: 82-98, глава «The
Courtier Imitated».
123. Известный своим ригоризмом Вутий,
рассуждая в Маленьком трактате о
танцах (1644) > приличествует ли
христианину смотреть на танцующих,
дает отрицательный ответ, мотивируя
его угрозой плотского искушения.
Однако на протяжении всей первой
половины XVII века «веселое
общество» оставалось излюбленной темой
художников, а богатые горожане с
удовольствием танцевали, несмотря
на предостережения кальвинистских
пасторов. Были у танцев и свои защит-
822

ники. Филипп ван Марникс и
Константин Гейгенс указывали на пользу
танцев для здоровья. В1626 году школу
танцев открыл в Амстердаме Николя
Валле, композитор-кальвинист,
писавший религиозную музыку, но
отличавшийся, по всей видимости,
большей широтой взглядов, нежели Вутий
(Kolf in: 153-173).
124- Выражение из письма Китса от 22
сентября i8i9 года, в котором он
объясняет другу Джону Гамильтону Рей-
нольдсу, что он не закончил
Гипериона, так как в нем было слишком много
фальшивой красоты искусства и
слишком мало «истинного голоса чувства»
(Keats: 319)-
125- Эти же ассоциации книга Кастильоне
вызывала и позже. Брат Джойса
говорил, что, прочтя Придворного, Джойс
стал более вежливым и менее
искренним (George Bull в предисловии к:
Castiglione: 1967* не называя, правда,
источника цитаты, которую мне не
удалось найти ни в: Joyce S. My
Brother's Keeper. London: Faber and Faber,
1958, ни в: The Complete Dublin Diary
of Stanislaus Joyce. Ithaca; London:
Cornell University Press, 1971).
126. Eustache de Refuge, Trakte de la cour, ou
instruction des courtisans (Burke 1995:
122-125, но вместо Eustache de Refuge
Бёрк пишет Etienne Du Refuge).
127. Книга была даже заново переведена на
французский с английского перевода.
128. Получить титул к этому времени
стало намного легче. Титул стал
примерно тем, чем сейчас является орден или
другая награда. Дипломатов
нередко жаловали титулом при отъезде из
страны. Так, в i6i6 году Густав Адольф
пожаловал титулом трех послов
Республики, «дабы они не покинули его
королевства без знаков внимания,
которые не только на долгое время
остались бы у них самих, но которые и их
потомков будут вдохновлять к
деятельности на благо как своей страны, так
и иноземных принцев и республик».
Когда в 1627 году чрезвычайному
послу в Англии Якобу Катсу была
предоставлена возможность выбрать себе в
качестве подарка от короля блюдо или
золотую цепь, он ответил, что будет
рад любому подарку, но дар обретет
для него большую ценность, если Карл
его анноблирует. Что и произошло в
тот же день (Heringa: 80). «Рыцарями»
становятся за границей многие
дипломаты Республики, их сыновья и другие
члены посольств: Адриаан Пау, сын
Рейнира Пау, анноблирован в Англии
в 1613 году, а его сын — во Франции в
1624 году, сын Михила Пау, Исаак, — в
Швеции в 1645 году, сын Франсуа ван
Арссена — во Франции в 1626 году,
Константин Гейгенс, сын
Кристиана, — в Англии в 1б22 году. Ван Олден-
барневелт, пристраивая сыновей к
нидерландскому посланнику в Париже,
ставит непременным условием их
возвращение на родину с титулом. Дирк
Тюлп, чей отец не обладал влиянием
Олденбарневелта, вынужден купить в
Англии титул.
129. Fruin 1889:235.
130. Но и сама Мария Генриетта вызывала
блеском украшений раздражение
матери, говорившей: «Моя дочь Оранская
не похожа не меня, она кичится всем:
мыслями, драгоценностями и
деньгами. Ей нравится блистать» (Plowden:
118-119).
131. Hofman H.A. Constantijn Huygens
(1596-1687): een christelijk-humanis-
tisch bourgeois-gentilhomme in dienst
van het Oranjehuis. Utrecht: HES Uitge-
vers, 1983.
823

Превосходный во всех отношениях Ян Сикс
132. Конечно, и до Кастильоне были книги
о правилах хорошего тона.
Собственно, учебником манер Придворный как
раз и не был. В 1526 году в Антверпене
вышла книжечка Эразма De Civilitate
Morum Puerilium (О воспитанности
нравов детских), переизданная
позднее во Франции, в Англии и Германии.
Переводы книги Эразма вскоре
появились и в Праге, Кракове, Стокгольме и
Або. В Антверпене, бывшем в xvi веке
торговым центром Нидерландов, за
шестьдесят лет она выдержала
восемнадцать переизданий и три перевода-
адаптации. В1626 году, то есть уже после
отделения Северных провинций, книга
была напечатана и там. До этого
северяне читали антверпенские издания.
Вполне возможно, что хорошие
манеры всегда больше привлекали внимание
южан, так как нидерландская знать была
сосредоточена на Юге. Двор
находился в Брюсселе, и штатгальтеры
Северных провинций, в том числе и принц
Оранский, назначенный Филиппом II
в 1559 Г°ДУ штатгальтером Голландии,
Зеландии и Утрехта, проводили много
времени в Брюсселе, где жизнь была
интереснее и живее, чем в их
провинциях. Книга Эразма была адресована не
им, а богатой буржуазии, не имевшей
доступа ко двору.
В1625 году, то есть за год до издания
De Civilitate Morum Puerilium в
Республике, Штаты Голландии включили
книгу в программу чтения младших
классов латинских школ. В конце века
появились ее стихотворные
переложения на голландский (1693» Амстердам;
1695y Роттердам), переводчик которых
добавил к ножу вилку, а привычку
сморкаться в рукав назидательно
приписал торговке рыбой: никому не
хотелось походить на нее! Так
постепенно книга «спускалась» по
социальной лестнице: если в первой трети
xvii века Эразма читали в латинских
школах сыновья регентов и богатой
буржуазии, то рифмованный
голландский перевод конца века
предназначался уже для тех, кто не владел lingua
franca xvii века (Spierenburg: 14—15)-
133- Valcoogh. Den reghel der Duytsche
schoolmeesters; цит. по: Spierenburg:
11-12. Трактат Валкооха пользовался
огромной популярностью вплоть до
xviii века.
134» Duncan-Jones: 122.
135- ДеллаКаза: 250.
136. Такие спальные шкафы до сих пор
можно увидеть в старых замках,
например в Мейдене, или в крестьянских
домах. Во второй половине xvii века в
Республику пришла мода на
французские кровати, которые часто делались
из ценных пород древесины и
обивались дорогим материалом. Кровати
служили украшением дома, и в
комнатах, где они стояли, обычно
принимали гостей. В такой спальне овдовевшая
Амалия ван Солмс принимала Козимо
Медичи (Montijn: 92).
137« In 'twaeckenis 'tnietvreemd: 'tis wonder
dat de Fransen
Ons oock al slaepende naer haere pijp
doen danssen:
Doe Holland slechter en soo veel te wijser
was,
Leid'elck sijn beste goed in een goe dichte
Kas (Huygens:200i).
перевод H. Тархан-Моурави
138. Burke 1995:3i.
139. Ibid.: 67.
140. Особенно восприимчива к игровой
форме придворная культура. Элемент
игры можно увидеть на известном
портрете Людовика XIV, написанном
Риго: король держит скипетр вверх но-
824

Примечания
гами, небрежно опираясь на него как
на трость. Возможно, портрет
Людовика XIV Риго отсылал зрителя к
знаменитому вандейковскому портрету
Карла I, на котором английский король
опирается на палку. Но если Карл с его
больными ногами действительно не
мог обойтись без палки, то для
Людовика, гордившегося своими ногами
(юношески стройные ноги
изображены и на портрете Риго, где «королю-
солнцу» уже пятьдесят лет), это было
лишь игрой.
141- О поэзии «досуга» и поэзии «дела» см.:
ГаспаровМ.Л. Поэт и поэзия в римской
культуре. Избранные труды. T.I.M.,
19775 André J. L'otium dans la vie
morale et intellectuelle romaine, des origines
a l'époque Augustéenne. Paris: Presses
Universitaires derance, 1966; Culpepper
Stroup S. Catullus, Cicero, and a Society
of Patrons. Cambridge University Press,
2010. Последний автор посвящает
проблеме «otium» отдельную главу,
озаглавленную «Otium as „time to write"».
142. Светские поэты отказывались печатать
свои произведения, дабы не омрачить
репутацию «человека достойного»
подозрением в профессионализме
(Неклюдова: 13^).
143« «Being but a trifle, and that triflingly
handled». В письме к сестре Сидни
пишет: «Your dear self can best witness
the manner, being done in loose sheets of
paper, most of it in your presence» (Muir
1960:5).
144. Кастильоне:231.
145. Мильтон — и не он один — попрекал
Салмазия «профессорством» (Blök
1949: ^б). Именно из-за этого
отношения к «профессорству» Скалигер
отказался в Лейдене от преподавания,
сославшись на то, что во время лекций
в Женеве обнаружилось его неумение
говорить публично. Тот же предлог
использовал Хейнсий, когда в 1647 году
университет Болоньи предложил ему
профессорское место. Поблагодарив
за честь, Хейнсий выразил сомнения
в том, что сможет «должным образом
справиться с профессорскими
обязанностями». Поэт, которого чествовали
Шаплен и братья Дюпюи, не мог
опуститься до должности профессора,
читающего за денежное вознаграждение
курсы будущим медикам, теологам и
юристам (Ibid.: 157)-
146. Burke 2000: 38-40. В отличие от
Германии, где важными оставались латынь и
Gelehrtheit, ученость, во Франции с
середины xvi века все больше внимания
уделяется lettres и текстам на
французском языке, что подтвердило мнение
немцев о французском верхоглядстве и
представление французов о немецком
педантизме. Аристократы-любители,
или virtuosi, как они сами
предпочитали себя называть, заимствовав слово у
итальянских собратьев, свысока
смотрели на профессионалов. Епископ
Томас Спрэт (Thomas Sprat, i6}^-iyi}),
один из основателей и первый историк
Королевского общества, обосновывает
важность роли джентльменов в
изучении натурфилософии именно их
«свободой и независимостью». Мотивируя
создание Общества, он старается
убедить его противников в том, что не все
новое ложно, что знания, полученные
путем экспериментов, никак не
повлияют на школьное образование и не
подорвут основы веры (Ornstein: 131).
Французские ученые намеренно
описываются как curieux, что должно было
создать представление о
незаинтересованной интеллектуальной
любознательности (Burke 2000:26-27).
Если в Англии «королевским»
Общество оставалось лишь в названии,
то во Франции созданная Кольбером
825

Превосходный во всех отношениях Ян Сикс
149- Монтень 1979:124-135- Именно мысли
«частного» человека, размышляющего
на общечеловеческие темы, а не
профессионального философа
привлекают в «этой искренней книге», как
называет Опыты сам автор, Уильяма
Темпла(РаЬег:15-1б,129~134>149>152>1^0)-
Это же представление перешло и
в xvili век. Честерфилд в письме к
сыну от 22 февраля 1747 года, говоря
о педантах, каковыми делают людей
излишние знания, советует: «...если
ты хочешь, чтобы тебя, с одной
стороны, не обвиняли в педантизме, а
с другой стороны, не подозревали в
невежестве, не старайся показывать на
людях свою ученость. <... > Никогда
не старайся показаться умнее или
ученее, чем люди, в обществе которых
ты находишься. Носи свою ученость,
как носят часы, — во внутреннем
кармане; не вынимай их на людях и
не пускай в ход репетир только для
того, чтобы все знали, что у тебя они
есть. Если тебя спросят «который
час» — ответь, но не возвещай время
ежечасно и когда тебя никто не
спрашивает, ты ведь не ночной сторож»
(Честерфилд: но). Он не устает
возвращаться к этой теме, затрагивая ее
и в письме от и сентября 1749 г°Да> и
в письме от зо апреля 1750 года (Там
же: 249)-
150. Неклюдова: 135.
ici. Там же: 269.
в i666 году Академия наук с лихвой
восполняла негибкость
государственного учреждения огромными
преимуществами королевской казны: члены
Академии получали жалованье и
располагали средствами на научные
исследования. Денежные премии,
установленные Кольбером, привлекали и
иноземных curieux, так что в какой-то
момент ученый форум Парижа был
скорее европейским, нежели
французским. Связь Людовика XIV с научными
изысканиями, документально
«запечатленная» на офорте, изображающем
посещение Королем его Академии,
придавала экспериментальной науке
небывалый престиж. Правда, офортбыл
лишь частью грандиозной
пропагандистской кампании Кольбера, на самом
же деле король никогда не перешагивал
порога Академии (Burke i992: 53—54)-
147« Марен Мерсенн (1588-1648)
прославился не только своими
исследованиями, но и перепиской со всеми
великими умами «научной революции»
XVII века. Именно через него Декарт
долгое время общался с Галилеем, Гас-
сенди, Гоббсом, Жилем Робервалем,
Пьером де Каркави, Бонавентурой Ка-
вальери, Самюэлем Хартлибом и
другими. В 1634 Г°ДУ> через два года после
запрещения ЪатиканомДиалога о двух
системах мира Галилея, католик
Мерсенн перевел его на французский язык.
Позднее он перевел и работы Галилея
по механике.
Гассенди склонил к изучению
работ Галилея и Кеплера Николя-Клод
Фабри, сеньор де Пейреск, еще один
любитель-полимат, поддерживавший
обширную переписку с крупнейшими
учеными своего времени (Ornstein:
139-148).
148. См.: Redford В. Dilettanti: The Antic
and the Antique in Eighteenth-century
England. Los Angeles, 2008.
152. Жан-Франсуа Поль де Гонди,
кардинал Рец (Jean-François Paul de Gondi)
(1613-1678), архиепископ
Парижский, деятель Фронды, автор
знаменитых мемуаров.
153« Антуан Годо (Antoine Godeau) (1605-
1672), поэт и священнослужитель,
один из первых членов Французской
академии.
826

154« Валантэн Конрар (Valentin Conrart)
(1603-1675)? французский писатель,
секретарь Французской академии,
образованной из еженедельных собраний в
его доме.
155- Жан-Луи Гез де Бальзак (Jean-Louis
Guez de Balzac) (1597-1654), автор
Писем, историограф Франции, один
из первых членов Академии. Его
памфлет Старикашка (Le Barbon,
1648) направлен против педантов, но
Шарль Сорель в романе Правдивое
комическое жизнеописание Франсио-
на вывел в образе педанта Гортензиу-
са самого Геза де Бальзака.
I $6. Исмаэль Буйо (Ismaël Boulliau) (1605-
1694)» астроном, сторонник
гелиоцентрической системы. В конце 1650-х
годов занимал пост секретаря
французского посла в Голландии.
I $j. Шарль Марготель де Сен-Дени, сеньор
де Сент-Эвремон (Charles Margotelle
(или de Margueteï) de Saint-Denis,
seigneur de Saint-Evremond) (1610-1703),
литератор, философ-моралист. После
ареста Фуке в i66i году бежал в
Голландию, затем переехал в Англию, где
и умер. Похоронен в «Уголке поэтов»
Вестминстерского аббатства.
Принципиальный дилетант, он отказывался
печатать свои работы.
158. Blök 1949:294-
IJ9- Один из ведущих современных
голландских искусствоведов пишет: «У
меня не вызывает ни тени сомнения,
что он одобрил в большой степени
эскизную (аллюзивную) манеру
письма, которую Хаак называет „почти
импрессионистической". Более того, я не
исключаю, что Сиксу нравилась
нарочитая небрежность кисти Рембрандта
как художественный эквивалент
подчеркиваемой небрежности в манере и
внешности — стилю поведения,
который Кастильоне рекомендовал в
своем Придворном, вышедшем в 1528 году.
Кастильоне использует для его
обозначения термин sprezzatura, и, скорее
всего, именно эту небрежность стиля
Сикс и хотел продемонстрировать в
своем портрете, где он изображен
надевающим перчатку (что характеризует
его как человека цивилизованного), его
плащ свободно наброшен на левое
плечо» (deJongh:67).
160. Лопес (1572-1649) купил портрет
Рафаэля 9 апреля 1639 г°да на аукционе
коллекции Люкаса ван Юффелена.
В собрании Лопеса находился и так
называемый «портрет Ариосто»
Тициана.
i6i. Burke 1995:147-48.
162. Кастильоне: 215.
163. Wetering 2004:161,306.
164. ElsumJ. Epigrams upon the Paintings of
the Most Eminent Masters, Antient and
Modern. 1700.
What a coarse rugged Way of Painting's
here,
Stroaks upon Stroaks, Dabbs upon Dabbs
appear.
The Work you'd think was huddled up in
haste,
But mark how truly ev'ry Colour's
plac'd,
Dith such Oeconomy in such a sort,
That they each mutually support.
Rembrant! The Pencil plays a subtil Part
This Roughness is contrived to hide thy
Art
(Slive 1953:147).
165. Ibid.: 156.
166. R. Ekkart, Q. Buvelot: 198.
827

Превосходный во всех отношениях Ян Сикс
167. Текст был издан в 1662 году в
Амстердаме.
i68. О Биккерах см. главу «Золото
Рембрандта». Отец Венделы, Ян Биккер,
богатый купец, торговавший с
Италией и Левантом, был младшим братом
Корнелиса и Андриса Биккеров, долгое
время поочередно занимавших пост
бургомистра Амстердама.
Находящиеся в Рейксмузеуме портреты Андриса
Биккера и его сына Герарда,
прозванного «жирным Биккером» (молодой
человек весил 220 килограммов), написал
Бартоломеус ван дер Хелст. Ян Биккер
изображен с «ренессансным локтем»,
на левой руке у него кольцо с
бриллиантом, положенным на слой жженой
кости, чтобы скрыть его блеск. В 1631
году Ян Биккер купил один из островов
Амстердама, который до сих пор
называется «островом Биккера». Ян Биккер
был женат на Агните де Граафф, сестре
двух других могущественных
бургомистров, Корнелиса и Андриса де Грааф-
фов. Его брат Якоб был женат на
Кристине де Граафф, сестре Агниты.
169. Маргарета Тюлп въехала в дом на Klo-
veniersburgwal, 103, где Ян Сикс жил с
матерью (Dudok van Heel 1991:85). 1 мая
i666 года Ян и Маргарета вернулись на
Kloveniersburgwal, в дом шурина Дир-
ка Тюлпа, Кунрада Бюрха,
получившего пост в Гааге. Здесь Ян Сикс впервые
стал капитаном стрелков, заменив на
этом посту Кунрада Бюрха. i мая 1669
года Ян и Маргарета въехали в новый
дом, построенный Дортсманом. В 1672
году, когда число районов стрелков
было увеличено до 6о, Сикс стал
капитаном «своего» нового района. Он
оставался на этом посту пять лет и был
уволен по собственной просьбе (van
Eeghen 1976,5'кю)-
170. Herengracht, 619. По ширине и
глубине дома в центре Амстердама четко
делятся на две группы: узкие и глубокие,
стоящие на одном участке земли (5,6-
8,5 м), и широкие и менее глубокие,
занимающие два смежных участка (14-17
м). Узкие дома состоят, как правило, из
двух домов: «переднего» и «заднего»,
отстоящего от «переднего» на пару
метров, но соединенного с ним узким
коридором. Рядом с коридором возникал
малюсенький внутренний дворик, и в
окна как «переднего», так и «заднего»
дома падал дневной свет.
В «двойных» домах места было
намного больше, так что необходимость
в «заднем» доме отпадала. Важным
элементом «двойного» дома была
лестница, сразу дававшая представление
о богатстве домовладельца. Подвал в
подобных домах отводился под
хозяйственные нужды и комнаты для
прислуги, чердак практически никогда не
использовался для хранения товаров.
«Двойной» дом строился больше в
ширину, чем в длину. Из окон задних
комнат такого дома открывался вид на
сад, разбитый по моде и финансовым
возможностям владельца. Обычно это
сады в строго геометрических формах,
с подстриженными кустами,
дорожками вдоль клумб, парковой скульптурой,
миниатюрным прудом или фонтаном.
Маленький участок такого сада
зачастую отводился под лекарственные
травы. Такой сад можно увидеть в музее
Willet-Holthuysen.
171. Пруст: 93-
172. Kuyer 195З-
173» О продаже библиотеки Сикса см.: De
la Fontaine Verwey 1975:92-93.
174. Приключения рукописи на этом не
закончились. Сначала она хранилась на
чердаке часовни святой Агниты,
отданной городской библиотеке и
книгохранилищу Атенеума, и не было ни-
828

кого, кто бы не жаловался на то, как она
хранилась. Но жалобы читателей тут же
стихали, как только рукопись Галльской
войны оказывалась у них в руках. В 1830-е
годы в библиотеку приехал молодой
немецкий историк Карл Людвиг Бет-
манн, искавший документы, связанные
с историей Германии. Он обнаружил,
что рукопись пропала. Позже,
работая в Генте, он увидел ее в коллекции
профессора Гентского университета
Кон стана Филиппа Серрура, такого же
страстного библиомана, как и Сиксти-
нус. Серрур «собрал» 28 тысяч
рукописей и книг, и понадобилось 14
аукционов, чтобы распродать его библиотеку
и остатки огромной нумизматической
коллекции. Бетманн написал об этом,
воздерживаясь от каких-либо выводов,
и когда в 1856 году в библиотеку
Амстердамского университета пришел
новый библиотекарь, рукопись Галльской
войны стояла на месте. С большой
университетской печатью (De la Fontaine
Verwey 1975:93-95).
175. De Boer 1948:19.
176. Six 1924:379.
650 000 гульденов (состояние Яна
«всего лишь» 28о ооо гульденов).
Политической карьеры Питер не
сделал, став лишь капитаном стрелков.
Тридцати шести лет он женился на
18-летней Йоханне Сикс, дочери
двоюродного брата. Три их сына умерли,
не достигнув года, но два сына и дочь
пережили отца. Жил Питер
недалеко от брата Яна и, как и брат, собирал
картины. В собрании Питера были
полотна Рембрандта и Геро и Леандр
Рубенса, купленная Рембрандтом в
1637 году за 424 гульдена и проданная
семь лет спустя Лодевейку ван Лудику
на сто гульденов дороже. У ван Луди-
ка Питер Сикс и купил холст. Описи
имущества Питера Сикса нет, но есть
опись имущества его сына, Питера II
Сикса, из которого мы знаем, что в
собрании были картины,
приписываемые Рафаэлю, Пальме Веккьо, Рибере,
Тициану, Рембрандту, Фредерику де
Мушерону.
Любопытно, что старший сын
Питера Сикса женился на Эмеренции
Дейман, дочери Яна Деймана,
сменившего Тюлпа на посту прелектора (de
Boer 1948: 20).
177» В *б74 Г°ДУ его состояние было
оценено в 647 ооо гульденов.
178. Тип банкротства, при котором
должник уступает кредиторам свое
имущество, что не разрывает его
долговой ответственности. Приобрети он
впоследствии состояние, кредиторы
могут снова обратиться к нему за
возмещением долга.
i82. Среди кредиторов Эйленбурга был и
художник Валлеран Вэйан,
написавший портрет Сикса.
183- См.: Friso Lammerse: 107-110,277-278.
184. Подробнее о музее Сиксов см.: Mulder
2006: 246-256, об истории семейных
портретов Сиксов см.: van Eeghen 1971:
112-116.
179- Подробно останавливается на этой
теме Paul Crenshaw 2006:52-61.
180. Ibid.: 61.
181. Питер, брат Яна, успешно занимался
делами и во много раз увеличил свое
состояние, оцененное в 1674 Г°ДУ в
185. Гюстав Ротшильд был сыном Джеймса
(Якоба) Майера Ротшильда, который
помог Герцену избежать разорения и
которого писатель упоминает в пятой
части Былого и дум. Газета De Telegraaf
от 13 июля 1905 года называла сумму в
1,6 миллиона гульденов.
829

Превосходный во всех отношениях Ян Сикс
i86. Спутник туриста: 318.
187. Hecht: 46,209.
188. Бредиус объяснил отрицательное
отношение Фрица Люхта к покупке тем,
что тот служил в аукционном доме
«Фредерик Мюллер», где должен был
состояться аукцион, если бы
Нидерланды не купили картины. Он писал:
«Разумеется, 20 % от 8оо ооо не
игрушки, и фирма „Мюллер и Ко" не хочет их
упустить» (Ibid.: 50).
189. Приветствуя то, что вопросы
искусства стали государственным делом,
художник, поэт, критик и
преподаватель истории искусства Ян Фет все же
задавался вопросом, не могли ли Сик-
сы проявить большую щедрость.
Социалист Рихард Роланд Холст жалел,
что огромная сумма была потрачена на
голландские картины xvii века. В его
глазах это отвечало только желанию
тех, кто в любой момент мог поехать
за границу, чтобы познакомиться там
с искусством других народов и других
периодов (Ibid.).
190. Ibid.: 48-50.
191. Позднее стало известно, что
Детердинг заплатил за Вермеера 625 ооо
гульденов (van der Ham 2000: 260; Hecht:
75,213)-
В 1924 году Детердинг женился на
дочери генерала Павла Кудоярова
Лидии, за которой ухаживал и Гюльбен-
кян, с юности собиравший предметы
искусства. Может быть, жест Детер-
динга в какой-то степени был вызван
соперничеством с Гюльбенкяном?
192. За Терборха Детердинг заплатил
290 ооо гульденов, за Яна Стеена —
190 ооо гульденов, за ван дер Не-
ера— 44 оо° гульденов, за ван Остаде —
47 ооо гульденов (Hecht: 75,213).
193« van Eeghen 1971:116.
194« Schamai999:572-

«НАИМЕРЗЕИШИИ
УРОД В ИСТОРИИ
ИСКУССТВА»,
ИЛИ
КЛЕВЕТА АПЕЛЛЕСА

Портрет
Жерара де Лэресса
Рембрандт. 1665
Холст, масло. 112,4x87,6
Метрополитен-мувей,
Нью-Йорк

Только Терситмеж безмолвными каркал один, празднословный.
В мыслях имея всегда непристойные многие речи,
Вечно искал он царей оскорблять, презирая пристойность,
Все позволяя себе, что казалось смешно для народа.
Муж безобразнейший онмежДанаев пришел к Илиону;
Был косоглаз, хромоног; совершенно горбатые сзади
Плечи на персях сходились; глава у него подымалась
Вверх острием, и была лишь редким усеяна пухом.
Гомер. Илиада, и, 212-219

Нью-Йорк тайме от ю апреля 1908 года
завлекала читателя броскими заголовками: «Хэмфри
Вард по дешевке покупает Рембрандта!»,
«Реставратор открывает шедевр под портретом с
аукциона!», «Муж писательницы продает картину немцу
и выручает 30 ооо долларов!». Газетная статья выстраивала
заголовки в связный рассказ:
«Берлин, 9 апреля — Сегодня здесь официально
объявлено о том, что найден еще один Рембрандт, принесший
его владельцу Хэмфри Варду, мужу известной английской
писательницы, 30 ооо долларов.
Мистер Вард, занимающийся покупкой и реставрацией
старых картин, купил недавно на лондонском аукционе за
250 фунтов портрет неизвестного художника и послал его
профессору Алоизу Хаузеру, директору лондонской
Королевской галереи, пользующемуся репутацией одного из
лучших реставраторов Европы.
Мистер Вард и раньше неизменно посылал
профессору Хаузеру все свои покупки, сделанные в надежде сорвать
большой куш. Зная, что ни одна из них не обернулась
прибылью, профессор приступил к реставрации последнего
приобретения мистера Барда без особых ожиданий. Но
начав чистить холст, он не мог от него оторваться. Под
портретом неизвестного художника он обнаружил другой
портрет. Когда холст был полностью расчищен, оказалось,
что это портрет в полный рост молодого человека с
бессмысленным выражением лица.

«Наимерзейший
урод в истории
искусства»,
или Клевета
Апеллеса
Профессор был уверен, что это работа Рембрандта, но
перед тем как обнародовать свое открытие, он, конечно,
пригласил берлинских экспертов осмотреть портрет.
Среди приглашенных был и знаменитый историк искусства
профессор Макс Фридлендер1. Все единогласно признали
в портрете работу Рембрандта.
Профессор Хаузер тотчас сообщил мистеру Варду,
находившемуся в это время в Америке, о том, что удача — и
какая удача! — наконец улыбнулась ему. Днем позже на
портрет уже нашелся покупатель — богатый
сталелитейщик Коппель. После обмена телеграммами профессор
Хаузер и мистер Вард объявили, что картина продана герру
Коппелю за 6250 фунтов (около }i 250 долларов), то есть
мистер Вард выручил за нее в 25 раз больше, чем заплатил».
За исключением маленьких неточностей, вполне
извиняемых расстоянием, — портрет не в полный рост, а в
три четверти, Хаузер был не директором лондонской
Королевской галереи, а главным реставратором Берлинской
картинной галереи2 (это он за пять лет до этой истории
перевел на новый холст Артаксеркса, Амана и Эсфирь
Рембрандта из Румянцевского музея), а Леопольд Коппель был
не богатым сталелитейщиком, а богатейшим банкиром —
все в сообщении американской газеты верно. Мистер Вард,
дотоле пребывавший в тени жены, известной английской
романистки3, и ее не менее известных родственников4,
переживал свой звездный час.
Макс Фридлендер, специалист в области немецкой и
голландской живописи xv-xvn веков, всецело
полагающийся на свой исключительный инстинкт знатока, вынес
положительный вердикт, и наследие Рембрандта
пополнилось еще одной работой. И какой! Однажды увидев этот
странный портрет, его невозможно забыть.
Естественно, что находка не могла не вызвать отклика
историков искусства. Вильгельм фон Боде, учитель Фрид-
лендера и основатель берлинского Кайзер-Фридрих-музея,
который носит теперь имя своего основателя, опубликовал
статью в Jahrbuch der königlichen preussischen
Kunstsammlungen. Генеральный директор берлинских музеев фон
Боде выпустил к этому времени совместно с голландцем
836

Хофстеде де Гроотом восьмитомную
монографию о живописи Рембрандта и считался
непререкаемым авторитетом во всем, что
касалось художника. Кстати, банкир-коллекционер
был протеже фон Боде.
Фредерик Шмидт-Дегенер (1881-1941) B Г°Д
сенсационной находки стал директором
роттердамского музея Бойманса (имя ван Бенин-
гена будет добавлено к названию музея лишь
в 1958 году). Вслед за фон Боде, расчистившим
стены музея кайзера Фридриха, 2б-летний
голландец высвобождал из хаоса тотальной
развески только самое лучшее и убирал остальное
в запасники. В 1921 году он станет директором
амстердамского Рейксмузеума и за двадцать
лет преобразит не только главный музей
страны, но и само представление о музее5. Но это
в будущем. Пока же молодой директор музея
Бойманса и страстный почитатель Рембрандта
пользуется возможностью, предоставленной
ему новым владельцем портрета, и едет в
Германию осмотреть находку. Результаты осмотра он
изложил в статье, опубликованной в 1913 году в
журнале Onze kunst (Наше искусство).
Собственно, в глазах современного
читателя это вовсе не статья и уж никак не статья
искусствоведа и директора музея. Единственный
чисто искусствоведческий ее вклад —
исправление года написания портрета: вместо
прочитанного фон Боде «1663» Шмидт-Дегенер
читает «1665» и таким образом относит портрет
к «лучшему времени Художника, к гордым
годам между созданием Синдиков и Семьи из
Брауншвейга». К этому времени некоторые
историки искусства «опознали» в
изображенном на портрете молодом человеке младшего
современника Рембрандта, голландского
художника Лэресса, но споры о том, кто
именно изображен на портрете, не прекращались.
Фредерик Шмидт-Дегенер
Годфрид де Гроот, 1933-1940
Фотография. 173x123
Рейксмузеум, Амстердам
837

«Наимерзейший Шмидт-Дегенер подтверждает, что на портрете изображен
урод в истории Лэресс, и выносит это подтверждение в название статьи —
иГЗета Портрет Жерара де Лэресса.
Апеллеса Все остальное построено на эмоциях и личном
отношении автора к художнику и его модели. К первому он
относится с благоговением, ко второму — с
нескрываемым отвращением. «Отвращение», «омерзение»,
«гадливость» — едва ли не самые постоянные эпитеты статьи.
Относятся они не только к физическому уродству де Лэресса,
которое так тщательно старались скрыть под
многочисленными слоями краски, и не к причине оного, ставшей
явной после того, как с портрета убрали все позднейшие
слои краски, — сифилису, недугу настолько постыдному,
что Шмидт-Дегенер прибегает для его обозначения к
немецкому языку6.
Описывая этого «наимерзейшего урода истории
искусства», Шмидт-Дегенер и сам не жалеет красок: чудовищно
раздавшаяся голова на хрупком тельце, по-паучьи
высунувшаяся ручка, сморщившаяся и пожелтевшая восковая кожа,
то, что должно было бы быть ртом и что едва обозначено
распухшими губами, пустое место впавшего между
глазницами носа. Единственное, что притягивает его в
портрете, — это глаза: «Но все заставляют забыть глаза. Стоит
лишь бросить беглый взгляд на портрет, чтобы понять, что
написан он ради этих глаз. Ничто не может затмить их
великолепия. Темно-голубые, со стальным отливом,
неестественно огромные, чудесного оттенка, который еще более
выделяется на фоне бесцветности больного тела,
переливающиеся озера печали, прозрачные норы, в которых
нашла свое последнее прибежище загнанная в тупик жизнь
разъедаемого болезнью tronie. И когда эти глаза глядят на
нас с жалостным выражением больного зверя, они являют
нам всю сокровенную сущность, весь характер этого
индивидуума.
Вы видите, как он сидит, слегка ссутулившись, с
меланхолическим благородством, присущим иногда
страдающим этой болезнью, и вас не может не охватить жалость
к его несчастью. Но задержись вы чуть дольше перед его
пристальным, упрекающим взглядом, и вам откроется, что
838

он не столько чувствителен, сколько болезненно обидчив.
Вам откроется, что в сердце его затаилась зависть, что из
уголков его глаз косится недоверие и что всего его
переполняет честолюбие. Да, он вызывает жалость. Но
одновременно — с его жадным ртом, с его коварными
замыслами — он вызывает и ненависть. Обезьянье тело стало
обителью души злодея»7.
Шмидт-Дегенер знает, что болезнь наследственная и
что она обезобразила лицо де Лэресса еще в юности. Но
снимая с него вину в уродстве лица, он тем более
настаивает на уродстве души. Свидетельством этого последнего
служит для него Большая книга художника, в которой этот
«злоречивый Терсит, больше, чем болезнью, терзаемый
завистью и ненавистью», «упивается умалением великих
мастеров»: «Какое блаженство он испытывает, когда в одной
фразе может унизить Рембрандта и Тициана! Даже
превозносимый им Рафаэль не застрахован от его высокомерной
критики»8.
Знает Шмидт-Дегенер и то, что Большая книга
художника говорит не столько о характере ее автора, сколько о
вкусах времени, но Лэресс остается для него
квинтэссенцией бессильных и педантичных завистников,
сменивших поколение Рембрандта: «Все пережившие переход от
xvii века к xvin и писавшие об искусстве и художниках
под стать этому лицемеру. <...> Но не было среди них
хуже де Лэресса. Он прибегал к намекам и умолчаниям,
кичился, мня себя апостолом школы Разума, точно знающим,
каким должно быть настоящему искусству»9.
Знает Шмидт-Дегенер и о том, что современники
считали де Лэресса одаренным художником, музыкантом и
писателем, но, по его мнению, все они заблуждались. Лишь
Рембрандт, будучи великолепным психологом, «распознал
его острый ум, отравленный завистью, с улыбкой отметил
чванливую гордость талантами и наигранную
изысканность высокомерного дилетанта». «Дилетант» здесь уже не
непреложное качество придворного Кастильоне, с
одинаковой легкостью рисующего, музицирующего и
сочиняющего стихи, нет, это «талант, стремившийся к ложно
понятой универсальности»10. И автор статьи задается вопросом,

«Наимерзейший
урод в истории
искусства»,
или Клевета
Апеллеса
как же удалось Рембрандту, рассмотревшему «в
завистливом всезнайке душу, такую же уродливую, как и его лицо»,
ничего не приукрашивая, не скрывая ни физических, ни
моральных недостатков, «внушить нам уважение к этому
злодею».
Ответ он видит в способности великих портретистов
наделять свои модели определенными качествами: Рубенс
дарит всех жизненной силой, Хале — темпераментом, ван
Дейк — благородством, Веласкес — неприступной
серьезностью, Гойя — огнем, Кантен де Латур — esprit. Рембрандт
же, не наделяя портретируемых мудростью, понимает и
прощает их, и «понимание и прощение его такие, что мы
невольно соглашаемся: да, именно таким должен быть этот
человек, и: хорошо, что он такой. Мудрость, с которой их
рассудил Рембрандт, как бы переходит на них. <... > Если
бы Лэресс вдруг предстал перед нами в повседневной
жизни, мы бы отвернулись от него с отвращением. Но
изображение Рембрандта, при всей его правдивости, побеждает
нашу антипатию. <... > Старый художник выбрал самую
отталкивающую модель, какую только можно было найти:
злобное существо с омерзительной внешностью. И на нем
он с огромным риском проверяет богатство опыта, силу
своего мировоззрения. Мудрец и художник, Рембрандт
изображает Жерара де Лэресса так, как будто хочет этим
ужасающе прекрасным примером доказать, что ценность
творению придает дух творца. Можно часами вглядываться
в чудовищный (monsterlijk) холст Рембрандта. И пока мы
всматриваемся в это лицо и анализируем характер, в нашей
душе борются жалость и отвращение, презрение и
сострадание. И мы переживаем катарсис, очищение, о котором
говорил Аристотель. Слыша добрые пояснения
Рембрандта, мы понимаем, почему жуткое здесь притягательно.
Отвратительная физиономия, отраженная в духе Рембрандта,
не потеряла победного очарования»11.
По сути, вопрос и ответ Шмидта-Дегенера мало чем
отличаются от вопроса и ответа Кеннета Кларка.
Разница в эмоциональном запале, бросающемся в глаза в статье
директора роттердамского музея Бойманса, написанной
за пятьдесят лет до книжки директора лондонской Наци-
840

ональной галереи. В то время, когда писал свою статью
Шмидт-Дегенер, сугубо личное отношение к
произведению искусства было присуще всем: и художникам, и
искусствоведам. Даже академичный фон Боде называет Лэресса
«большой человекообразной обезьяной, томящейся в
неволе». Глубокую личную вовлеченность Шмидта-Дегенера
можно объяснить и его страстной любовью к Рембрандту:
свою первую работу 24-летний историк, только что
вернувшийся в Голландию после двух лет учебы в Берлине и
Париже, посвятил творчеству Рембрандта, чей
трехсотлетний юбилей тогда отмечался, и с тех пор Художник на всю
жизнь останется его кумиром.
Повышенная эмоциональность статьи связана,
конечно, и с личностью автора, с малых лет осознававшего себя
одиночкой, «магнолией», как он сам называл выпадавших
из «коллектива». Уже в школе он сблизился не с
одноклассниками, а с учителем латинского языка Яном Хендриком
Леопольдом, известным голландским
поэтом-символистом, поощрявшим в подростке интерес к итальянской
живописи и французской литературе, к музыке Глюка и
Дебюсси, к философии Марка Аврелия, Спинозы, Декарта,
Юма и Шопенгауэра. Влиянию Леопольда и всего течения
«восьмидесятников» с их культом красоты и
превознесением «инаковости» художника Шмидт-Дегенер обязан
интересом к книгам Фромантена, Патера, Беренсона, то
есть тех историков искусства, чьи работы отличает
субъективность как оценок, так и стиля. Яркий индивидуальный
стиль характерен и для самого Шмидта-Дегенера как в
искусствоведческих работах, так и в поэзии и драматургии.
Все вышесказанное могло бы объяснить
эмоциональный накал статьи Шмидта-Дегенера, если бы
«отвращение», «омерзение» и «гадливость» по отношению к де Лэ-
рессу испытывал он один. Но в той или иной степени те же
чувства проглядывают у всех писавших о художнике. В
вышедшей в 1999 Г°ДУ замечательной книге Саймона Шамы
Rembrandt's Eyes английский исследователь
противопоставляет взгляд честолюбца Лэресса мудрому, человечному
взгляду Рембрандта12. А организатор выставки копий (!)
картин Рембрандта Эрнст ван де Ветеринг, отвечая на кри-

тику директора музея ван Гога, убежденного, что никакая
копия не сможет заменить оригинал, сослался на то, что
в xvii веке ни самого Рембрандта, ни других художников,
знавших большинство картин по гравюрам, не беспокоил
вопрос аутентичности. Текстура красочного слоя
интересовала лишь Герарда де Лэресса, автора известного
высказывания о том, что «Рембрандт писал навозом». Поставив
директора музея ван Гога на одну доску с человеком,
позволившим себе подобный выпад в адрес Рембрандта,
директор Rembrandt Research Project закрыл дискуссию: какие
могут быть разговоры с единомышленником де Лэресса?
Эта глава — рассказ о человеке, послужившем моделью
для одного из последних портретов Рембрандта, и о том, чем
Жерар/Герард (де) Лэресс не угодил историкам искусства.
«НЕТ ДЛЯ СМЕРТНОГО ТРУДНЫХ ДЕЛ»
Жерар Лэресс (ставший в Голландии сначала Герардом, а
потом и де Лэрессом) родился в Льеже в 1640 году13.
Первые уроки рисования он, как и его старшие братья, получил
от отца, учившего сыновей изображать то, что видит глаз,
и преуспевшего в этом: Эрнст стал анималистом, Жак
специализировался на изображении цветов. И только
младший, Жерар, скажет позднее, что уже в то время, еще не
зная классического искусства, он чувствовал отвращение к
тому, что писал.
Старшего сына отец послал в Рим, но молодой человек
занимался там чем угодно, только не рисованием, и его
отозвали домой. Позднее Лэресс, не сомневаясь в пользе
изучения классических образцов, будет неустанно
повторять, что молодому художнику лучше протереть несколько
пар брюк, чем одну пару башмаков.
Наученный горьким опытом со старшим сыном, отец
решил не посылать младшего так далеко, и Жерар
набирается ума дома, изучая Иконологию Чезаре Рипы,
привезенную из поездки непутевым братом. Это вышедшее
в 1598 году руководство по символике в деталях описыва-
«Наимерзейший
урод в истории
искусства»,
или Клевета
Апеллеса
842

«Нет для
смертного
трудных дел»
Христос
коронует
Деву Марию
Луи Абри,
по оригиналу
Бертоле
Флемаля. 1673
Офорт. 25.9 х 27.5
Рейксмузеум,
Амстердам
ло аллегории всего на свете: Раскаяния, Клеветы, Грации,
Могущества, Изгнания, Обмана, Бедности, причем
только для последней предлагалось пять различных символов!
Лэресс будет руководствоваться Иконологией Рипы до
конца жизни.
В15 лет отец отдает юношу в ученики к художнику
Бертоле Флемалю1*, успевшему к этому времени поработать в
Риме, во Флоренции и в Париже. Возможно, отцовский
выбор наставника для сына определила не только
художническая карьера Флемаля, но и то, что тот был каноником
церкви св. Павла.
Однако Флемаль не наставлял учеников на путь
истинный — он учил их истинному Искусству, воплощением
843

«Наимерзейший
урод в истории
искусства»,
или Клевета
Апеллеса
которого был для него Пуссен. Ученики рисовали
античные медали, слепки с античных скульптур, делали копии
с копий Пуссена и французских академистов, с Лодовико
Карраччи и тех, кому подражали болонцы, — Рафаэля, Кор-
реджо, Микеланджело, Тициана, Веронезе и Тинторетто.
Флемаль заставлял учеников и много читать: Овидия и
Вергилия он считал не менее важной частью обучения, чем
смешивание красок или уроки перспективы и анатомии.
Лэресс сохранил уважение к Флемалю на всю жизнь.
Все, что в юности он приобрел у Флемаля, вплоть до
латыни и страсти к чтению, в старости он постарается передать
начинающим художникам. Конечно, к чтению и изучению
латыни призывал художников и ван Мандер, но Лэресс не
перепевает ван Мандера, он стремится передать убеждение,
к которому пришел на собственном опыте.
Успешно пройдя школу Флемаля, Лэресс отправился в
Кельн, но не найдя там заказчиков, вернулся в Льеж. Здесь
его ждал успех: он пишет Вознесение Девы Марии для
собора св. Ламберта и Орфея в подземном царстве для
бургомистра города. Огромным успехом он пользуется и
у женщин, хотя красавцем его не назовешь. Знавший его
художник Хаубракен писал, что лицо Лэресса было
обезображено уже в 17 лет, а другой его современник говорит
о «тошнотворной, сплющенной физиономии калмыка: с
носом меньше, чем у болонки, он вполне сошел бы за
подданного короля людоедов».
И как когда-то брат, променявший живописные штудии
в Риме на чувственные удовольствия, преуспевающий
двадцатилетний художник, словно наверстывая упущенное за
годы ученичества, предается усладам любви. В пылу страсти
он дает одной из своих многочисленных любовниц,
служанке местного трактира, письменное обещание жениться.
Услышав о грядущем мезальянсе, родители спешно сводят
сына с Мари Салм, дальней родственницей и дочерью
адвоката. По обыкновению, помолвка объявлена в церкви, но
обманутая служанка, боясь выставить себя на посмешище,
не решилась открыто опротестовать брак. Вместе с сестрой,
тоже натурщицей и любовницей Лэресса, она задумала
проучить обманщика. Вооружившись в трактире ножами,
844

сестры подкараулили неверного любовника на пути в дом
будущего тестя. Горе-жених оказался готовым к встрече, и
среди бела дня в центре Льежа завязался не то вооруженный
поединок, не то драка с криками и бранью. Лэресс серьезно
ранил одну из сестер, и нападавшие отступили. Сам Лэресс,
тоже раненый, нашел приют в монастыре доминиканцев.
Как только его раны зажили, а страсти в городе поутихли,
жених, не дожидаясь ареста, бежал с невестой в Утрехт.
Почему не говоривший по-голландски Лэресс выбрал именно
Утрехт, а не, к примеру, Париж, остается загадкой. Через год
у беглецов родился первенец.
Первые полтора года никому не известный художник
брался за любую работу, вплоть до росписи каминных
ширм и вывесок магазинов. А картины выставлял перед
дверью, в надежде на случайного покупателя. Но тот все
не приходил, и, как рассказывает Хаубракен, Мари Салм
отправилась с картинами мужа в Амстердам, к Герриту Эй-
ленбургу, чей отец тридцать лет назад сотрудничал с
Рембрандтом. Эйленбург купил все, что она привезла, и
пригласил художника приехать и написать на месте картину на
сюжет, который он ему предложит.
В назначенный день Лэресс появился в мастерской.
Всех, кому случилось там быть, поразило его безобразное
лицо. Но стоило ему вынуть из-под плаща скрипку и начать
играть, как о лице тут же забыли. Лэресс сделал подмалевок,
а потом снова взял в руки скрипку. Изумленный
Эйленбург пригласил художника-скрипача к себе в мастерскую.
Современные историки искусства считают эту историю
не более чем романтическим вымыслом, рассчитанным
вызвать читательское «ах!» волшебным преображением
гадкого утенка в лебедя. Взамен они предлагают куда более
прозаическую гипотезу знакомства Лэресса с Эйленбур-
гом через коллег-художников. Как бы то ни было, в
мастерской Эйленбурга Лэресс оставался всего два месяца.
Слухи о даровитом живописце передавались из уст в уста, и,
снискав известность, он больше не нуждался в посреднике.
Именно в мастерской Эйленбурга двадцатипятилетний
Лэресс встретился с шестидесятилетним Рембрандтом, и
тот написал его портрет15.

Мы не знаем, что думал о портрете сам Лэресс, но
знаем, что он ценил Рембрандта — до тех пор, «пока не познал
непогрешимые правила искусства». Познав и приняв
законы классицизма, Лэресс будет настоятельно советовать
художникам сглаживать физические недостатки
портретируемого 16. Правда, на его автопортрете видны те же
физические изъяны, что и на портрете Рембрандта.
Современники считали, что нет таланта, каким не был
бы наделен Лэресс. При этом он любезен, изящно одет...
И как говорит по-французски! До конца жизни Лэресс так
и не освоил как следует голландский язык17. Лэрессу не
надо было переделывать свое имя на французский манер,
как это сделал Геррит Доу, ставший теперь месье Жераром
Доу. Лэресс, правда, добавил к имени импонирующее «де».
Как и для бежавшего из Франции гугенота Даниэля Маро,
для него был открыт путь к штатгальтерскому двору, уже
давно профранцузскому. Но не меньшее значение имели
для него заказы амстердамского патрициата, не
уступавшего в богатстве штатгальтеру. Лэрессу сопутствует успех, и
он снимает дом на Новом рынке, неподалеку от
проданного с молотка дома Рембрандта.
В конце бо-х годов xvii века Лэресс сближается с
основателями литературного общества Nil Volentibus Arduum,
название которого отсылает к строчке Горация «m/ morta-
libus ardui est » — «нет для смертного трудных дел», —
адвокатом Андрисом Пелсом (1631-1681) и врачом-философом
Людовиком Мейером (1629-1681)18. В общество входили
Биллем Блау — адвокат, сын известного картографа и
издателя, Йохан Антонид ван дер Гус — врач, поэт, драматург
и переводчик, Йохан Баумеестер — врач, латинист и друг
Спинозы, Антониус ван Коппенол — внук Коппенола,
изображенного Рембрандтом, врач, Говерт Бидлоо — личный
врач Виллема III, анатом и драматург.
Всех этих адвокатов и врачей объединяла страстная
любовь к театру. Но не к тому театру, который был в
Амстердаме, — с полными смачной ругани клюхтами, кровавыми
трагедиями и любовными приключениями испанских
рыцарей, а к тому, каким он должен был стать,—школе высокой
морали и не менее высокого языка. Амстердамское обще-
« Нет для
смертного
трудных дел»
Слева:
Лэресс
Автопортрет
1650-1711
Меццо-тинто
35,6x25,6
Рейксмузеум,
Амстердам
847

«Наимерзейший
урод в истории
искусства»,
или Клевета
Апеллеса
Дидона увлекает Амура
к могиле, иллюстрация
к драме Пелса
«Смерть Дидоны»
Лэресс. i668. Офорт. 183*13.4
Рейксмузеум, Амстердам
ство, основанное по образцу Французской
академии, целиком и полностью разделяло
ее веру в воспитательную роль искусства, и
особенно театра с его «полезными» и
«приятными» пьесами: «полезные» уроки
морали должны были преподноситься публике,
говоря словами Поэтического искусства
Буало, «без желчи и без яда»19. Как и члены
Французской академии, члены Nil Volenti-
bus Arduum придавали большое значение
форме, изяществу и благозвучию стиха. Все
это было проявлением хорошего вкуса,
законодателями которого они считали себя,
претендуя на ту же роль, какую во Франции
играла Академия.
Каждую неделю любители
шестистопного ямба собирались в доме де Лэресса, но
его имя не встречается в протоколах «дней»,
как назывались заседания общества: статус
художника к этому времени вырос, но не
настолько, чтобы позволить ему принимать
полноправное участие в обществе
пишущей элиты города. Целью заседаний было
издание коллективной работы о театре, но
публикация все откладывалась,
опровергая строчку Горация, самонадеянно взятую
обществом своим названием.
Наставление о стихотворных пиесах (Naauwkeurig
onderwys in de tooneel-poëzy) выйдет лишь
в 1765 году, столетие спустя после первого
заседания!
Двум пространным поэтическим
опусам Андриса Пелса повезло
больше. В 1677 Г°ДУ вышло Искусство поэзии
К. Горация Флакка, примеренное к нашему
времени и нашей морали (Q. Horatius Flac-
cus dichtkunst op onze tijden en zeden gepast)y
название которого говорит само за себя:
классицисты всех мастей постоянно обра-
848

щались к Науке поэзии, мало-помалу превращая советы
Горация в предписания. А четыре года спустя увидел свет
памфлет Пелса Правильный и неправильный театр (Ge-
bruik en misbruik des toneels)2°y название которого также
ясно указывает в сторону нормативной эстетики. Для нас,
однако, памфлет интересен другим. Именно Правильный
и неправильный театр на многие десятилетия определил
отношение к Рембрандту.
Как легко догадаться, «правильный» театр — это
построенные по правилам французского классицизма пьесы,
призванные служить примером благородства поведения и
языка, «неправильный» — грубые клюхты Бредеро и
вульгарные, но пользовавшиеся у публики неизменным
успехом пьесы Яна Фоса, бравировавшего тем, что не знает ни
одного языка, кроме голландского. Классицизм,
провозглашавший внешние зрительные эффекты недостойными
«высокого» жанра трагедии, требовал перенести убийства,
кровопролития и прочие ужасы за сцену, Фос же
нагромоздил в пьесе Аран и Титус одиннадцать трупов21.
Доказывая, что не следующий правилам, то есть «неправильный
театр» Фоса обречен на провал, Пеле предрекает автору
судьбу Рембрандта — художника, никому не уступавшего
по колориту и интенсивности красок, но потерпевшего
крах, отказавшись от правил пропорции и перспективы:
Рембрандту что мастерства великого достиг,
Тицьяну, Рафелю, ван Дейку, Бонаротту
Не следуя ни в чем, блуждал себе в охоту, -
И вышел в живописи первый еретик,
И не один ему поверил ученик;
Не уступая тем великим Возрожденья
Ни в гамме цветовой, ни в силе выраженья,
Прославленная кисть явила вздорный нрав,
И опыт вековой, и правила поправ.
Писать желая обнаженную, к примеру,
В модели он себе не выбирал Венеру,
А, бред свой верностью Природе называя,
Торфяниц, прачек звал из темного сарая.
Прикрасы — суета: мозолиста рука,

«Наимерзейший
урод в истории
искусства»,
или Клевета
Апеллеса
Отвисла грудь, на ляжке оттиск от чулка,
Шнуровки вдавленной под юбкой отпечатки -
Как можно скрадывать Природы недостатки!
Такую уж себе Природу выбрал он —
Ей чужды красота, пропорции, канон.
Ах, сколь потеря для искусства велика,
Растратила свой дар умелая рука!
Ужели здесь еще такой найдется гений?
Увы! Чем выше дух, тем он и дерзновенней,
Ведь, отрекаясь от законов и основ,
Лишь то, что сам постиг, усвоить он готов.
перевод Н. Тархан-Моурави
Любопытно, что имя Рембрандта, в котором ударение в
голландском языке падает на первый слог, Пеле
переиначил на французский манер, выделив это графически. Не
доверяя метру, члены Nil Volentibus Arduum нередко
расставляли в своих произведениях ударения. Признавая
гений Рембрандта, Пеле объясняет, что погубило
художника следование Природе (или то, что Рембрандт считал
следованием Природе), а не правилам и мастерам
прошлого. Далее Пеле рассказывает о том, как по всему городу
Рембрандт собирал старье, в которое обряжал Сципиона
и Кира. И в этом автор видел параллель с Фосом,
представившим в стихотворении Битва Смерти с Природой, или
Триумф Живописи ателье Живописи в «рембрандтовском»
беспорядке: здесь и череп, и львиная шкура, и старые
фолианты. Говоря словами самого Фоса, «здесь все найдет
приют, что выбросит другой»22.
Пеле первым назвал Рембрандта «еретиком», и этот
предикат повторят за ним многие, правда, в зависимости
от времени и моды он будет менять свое значение. А при
взгляде на любую обнаженную Рембрандта будет
неизменно вспоминаться яркий образ прачки или носилыцицы
торфа с отвислой грудью, вмятинами от шнуровки корсета
на животе и следами от подвязок на ногах.
Члены общества не только занимались теорией, но и
сами писали и переводили «правильные» пьесы и критико-
8*0

вали «неправильные». Неудивительно, что
большую часть их изданий составляли
переводы с французского23. Как неудивительно
и то, что позднейшие историки
литературы будут упрекать Nil Volentibus Arduum в
«офранцуживании» голландской
литературы и в отсутствии оригинальности24. Сами
же члены общества отнюдь не стремились
к самобытности и авторской
индивидуальности. Вдохновение и фантазия оставались
для них, как и в целом для классицистов,
второстепенными качествами. Это
отражает и виньетка, сделанная Лэрессом к
изданиям Nil Volentibus Arduum: юноша
карабкается по почти отвесному склону горы к
лавру на ее вершине. Еще яснее проповедь
прилежания читается в названиях обществ
любителей «правильной» поэзии, которые
возникнут позже по всей стране: In magnis
voluisse sat est (В большом достаточно
желания), Diligentiae omnia (Все со
старанием), Studium scientiarum genitrix
(Прилежание — мать наук). Лишь с приходом
романтизма вечное прилежание сменят
вдохновение, индивидуальность,
неповторимость, ..
«Нет для
смертного
трудных дел»
Идеи Nil Volentibus Arduum оказали
большое влияние на представления Лэресса об
искусстве. С этого времени он часто пишет
серии из пяти тематически близких
полотен — по числу действий в классической
трагедии. Темами его становятся деяния и
страдания сильных личностей,
причисляемые к «высокому» жанру трагедии уже в
поэтиках Аристотеля и Горация. В это время
Лэресс пишет иАнтиоха и Стратонику,
которую Винкельман считал одной из
лучших картин в мире.
Виньетка к изданиям
Nil Volentibus Arduum
Лэресс. i675- Офорт. 7,4 *5-6
Рейксмузеум, Амстердам
851

«Наимерзейший Сближение Лэресса с литературно-театральным обще-
урод в истории ством не случайно25. В это время литература считалась вер-
искусства»,
или Клевета шиной всех искусств, в том числе и живописи, даруя той
Апеллеса темы и формулируя правила26. Недаром в xvii веке
постоянной метафорой живописи становится «немая поэзия»,
происходящая из «перевернутого» ut pictura poësis
(поэзия — та же живопись) Горация. В моду входит озвучивание
«немой», и едва ли не к каждому портрету пишутся стихи,
воспевающие его красоту и схожесть с оригиналом27. Но
и в подписях поэзия претендует на старшинство и
самостоятельность.
В Нидерландах о родстве литературы и живописи
писали еще ван Мандер и Юний. Но самым известным
защитником родства жанров, несомненно, был Вондел,
увенчанный 20 октября 1653 года на обеде «художников, поэтов
и любителей этих искусств» лавровым венком Аполлона.
В Жалобе Иоахиму Зандрарту (тому самому, который
одновременно с Рембрандтом писал своих стрелков) Вондел
пишет: «Кто разлучил радостную поэзию и прекрасную
живопись, двух милостивых сестер?»
КЛЕВЕТА АПЕЛЛЕСА
Незыблемым и непререкаемым авторитетом был для
классицистов человеческий разум, а его идеальным
выражением в искусстве представлялась классическая древность.
«Природа — это образец, древние — школа», — писал Ва-
зари. Поэтому следование античным образцам было
одним из основных требований классицистов, уверенных,
что подлинное искусство может быть (вое) создано, только
если художник вступит на путь, указанный древними.
Однако как выглядел этот путь, никто не знал. Если у
архитекторов остались хотя бы руины, дающие представление об
античных постройках, а у скульпторов — копии в мраморе
и бронзе, то у художников не было ничего, что могло бы
послужить им ориентиром на их пути.
852

Еще в 30-х годах XV века вернувшийся во Флоренцию
Леон Баттиста Альберти, восторгаясь работами Брунел-
лески, Донателло, Лоренцо Гиберти, Луки делла Роббиа
и Мазаччо, которые, по его мнению, «по дарованию
своему ни в одном похвальном деле не уступают кому бы то
ни было из древних и прославленных мастеров этих
искусств», видит их и свою собственную заслугу еще и в том,
что все это достигнуто «при помощи собственного нашего
рвения и умения»: «если древним, имевшим в изобилии у
кого учиться и кому подражать, было не так трудно
подняться до познания этих высших искусств, которые даются
нам ныне с такими усилиями, то имена наши заслуживают
тем большего признания, что мы без всяких наставников и
без всяких образцов создаем искусства и науки
неслыханные и невиданные»28.
С 1435 г°Да> когда вышел посвященный Брунеллески
трактат De Pictura — О живописи, из которого взяты эти
строки, до времени Лэресса мало что изменилось.
Раскопки Помпеи и Геркуланума с их стенной росписью начнутся
только в середине xvin века. Правда, в 1480 году был
открыт Золотой дом Нерона, и художники, которые могли
себе позволить итальянское путешествие, отправлялись в
Рим, чтобы наконец-то своими глазами увидеть живопись
древних. Но их было немного, да и открытые к тому
времени фрески ограничивались гротесками. Мотивы из
«гротов», за которые первоначально приняли руины огромного
дворца, породили моду на декоративные росписи с
арабесками и фантастическими существами. Но что
представляли собой картины прославленных античных мастеров?
Единственной опорой художников оставалась
скульптура, поэтому видевшие идеал в классической древности без
устали призывают рисовать гипсы, во всяком случае
именно с них начинать обучение художников. Эта традиция
сохранилась в академиях до сих пор.
Из письменных источников путеводной была 35-я книга
Естественной истории Плиния Старшего, погибшего в
79 году при извержении Везувия вместе с Помпеями и
Геркуланумом. Но хотя ее большая часть и посвящена
художникам, получить какое-либо представление о том, как вы-

«Наимерзейший глядели их работы, из перечислений имен, дат и названий
урод в истории нельзя. Энциклопедический перечень Плиния перебивает
искусства», ^ А А ЛуГ
или Клевета лишь рассказ об Апеллесе, художнике Александра Маке-
Апеллеса донского, полный анекдотов, к которым будут постоянно
обращаться как художники, так и поэты. В рассказ о визите
Апеллеса к Протогену, когда соперники проводили линии
до тех пор, пока хозяин не признал себя побежденным,
Плиний даже вставляет замечание о том, что сам видел эти три
линии. Он рассказывает об обыкновении Апеллеса не
пропускать «ни дня без линии», превратившемся у нас в «ни дня
без строчки», и об «Апеллесовой черте» — обыкновении
художника проводить черту вместо подписи к завершенной
работе, и об истории возникновения выражения Ne sutor
supra crepidam — Сапожник, (суди) не выше сапога29.
Рассказывает Плиний и о том, что Александр никому не доверял
писать свои портреты, кроме Апеллеса, и о том, как, заметив
влечение Апеллеса к Кампаспе, с которой художник писал
Афродиту Анадиомену, превозносимую потом Овидием и
Проперцием30, Александр отдал любимую наложницу
художнику, и о том, как Апеллес прервал разглагольствования
Александра об искусстве, заметив, что растирающие краски
мальчишки смеются над ним. Плиний рассказывает о том, как
Апеллес предложил Протогену, чьи работы плохо
продавались на его родном Родосе, 5 о талантов за разрешение продать
их как свои и таким образом упрочил репутацию художника.
И о том, как, заподозрив, что его соперники в состязании
на лучшее изображение коня ведут нечистую игру, Апеллес
привел табун лошадей, заржавших при виде его коня.
Ни одна из картин Апеллеса не сохранилась. Плиний,
рассказывая занятные истории, называя Афродиту
Анадиомену у портрет Александра в образе Зевсау Аллегорию
Клеветы, не описывает ни одной из картин. Быть может,
именно поэтому Апеллес превратился почти в
мифическую фигуру, став идеалом и образцом для художников
Ренессанса. По словам Лоренцо Гиберти, Апеллес
«установил начала красоты и совершенства». Петрарка
сравнил с Апеллесом Симоне Мартини, Боккаччо — Джотто.
И потом в Апеллесы произвели Дюрера, Мантенью,
Пуссена. .. Карл V в официальной грамоте, дарованной Тици-
854

ану, называет любимого художника huius saeculi Apellesy
Апеллесом своего времени. Сто лет спустя эти же слова
будут выбиты на могильной плите другого художника
Габсбургов, Рубенса31. Рафаэль якобы изобразил самого себя в
образе Апеллеса в ватиканской Афинской школе.
Рассказы об Апеллесе мы находим и у Кастильоне, и у Маттео
Банделло. Имя это в значительной степени отражает как
интерес к античному искусству, так и представление о его
непревзойденности.
Пробел Плиния в какой-то степени восполняли
сочинения Филостратов, деда и внука, и Лукиана,
представителей так называемой Второй софистики, литературного
направления и-ш веков, превратившего красноречие в
самоцель. Одним из множества риторических приемов, к
которым прибегали авторы этого периода, был экфрасис —
описание произведения изобразительного искусства,
выполненное с такой наглядностью, живостью и
красочностью, что у слушателя должна была возникнуть иллюзия
визуальной реальности, он должен был «видеть» картину.
По словам исследователя, если «высшей заслугой для
софистов было говорить как Демосфен, Лисий или Платон,
то в описании картин и произведений искусства надо было,
по их убеждению, представить их такими, какими они
могли выйти из-под кисти Полигнота, Зевксиса, Паррасия,
Апеллеса и других»32.
И Филострат-дед, и Лукиан не были совсем уж
неискушенными в искусстве. Первый, по его собственным словам,
четыре года провел «в дружбе» с Аристодемом из Карий,
изучая теорию и практику живописи. Художественный
опыт Лукиана короче и драматичнее: проявлявший, по его
собственным словам, явные наклонности к ваянию, он был
отдан в учебу к дяде-камнерезу, но в первый же день, разбив
плиту, которую должен был обтесать, и получив
посвящение в тайны профессии палкой, в слезах вернулся домой33.
Его Изображения, написанные в форме беседы с
юношами, представляют собой описание 64 картин из Неаполя.
Литературная судьба первых художественных критиков
сложилась примерно одинаково: после того как
Константин перенес в 33° Г°ДУ столицу империи в Константино-

«Наимерзейший поль, популярные при жизни (Картины Филострата со-
урод в истории хранились во множестве рукописей, Лукиан многократно
искусства», \ ^ /- т-г /~
или Клевета цитировался), они были забыты. Последний раз работа
Апеллеса Лукиана упоминается в v веке, то есть тогда, когда сам
греческий язык ассоциируется лишь с язычеством или даже
с ересью. С приходом Ренессанса возрождается интерес к
греческой культуре, а стало быть, и к греческим текстам,
без «хладнодушных глосс и нестройных комментариев
средневековых схоластов», как скажет позже сподвижник
Лютера Филипп Меланхтон, и сам переводивший Лукиана.
Если Петрарка и все первое поколение людей
Возрождения с увлечением учат греческий, чтобы читать Гомера, то
следующее поколение обращается к авторам, популярным
в Византии, откуда и пришло большинство греческих
текстов. Обратились итальянцы и к Лукиану и Филострату.
Тексты Лукиана переводятся, часто цитируются, и к концу
xvii века его знают так же хорошо, как и более известных
греков. Филострат, впервые переведенный в 1579 году, к
1637 году выдержал уже шесть изданий.
Позже возникнут споры о том, существовали ли
картины, описанные Филостратом, не являются ли все эти
сочинения просто литературной игрой. К тем, кто верил, что
Картины действительно «описание произведений
живописи» (как называет их внук Филострата, продолживший
работу деда), принадлежал Гете, посвятивший им статью,
которая так и называется — Картины Филострата.
Не уверены исследователи и в реальном существовании
Клеветы Апеллеса, описанной Лукиан ом34. Предыстория
картины такова: Антифил, завидовавший успеху
Апеллеса у царя Птолемея35, обвинил художника в том, что он
замешан в заговоре Теодота против Птолемея. Поверив
клевете, царь приговорил Апеллеса к смерти, но другой
заключенный убедил его в невиновности Апеллеса, и царь
вернул художнику свое расположение, щедро вознаградил
его и наказал Антифила. Апеллес увековечил эту историю
в своей Клевете.
У художников Ренессанса не было ни тени сомнений
поздних исследователей. В 1436 году Альберти помещает и
в латинском (i43f)> и в итальянском (ц}6) вариантах своей
8j6

Живописи описание Клеветы Апеллеса, называя ее тему
идеальной: «Картина эта изображала человека с
огромными ушами, а рядом с ним по обе стороны стояли две
женщины; одна из них называлась Неведением, другая —
Подозрительностью. Со стороны подходила Клевета; это была
на вид очень красивая женщина, но с лица уж очень
коварна; в правой руке она держала зажженный факел, а другой
волокла за волосы юношу, который высоко вздымал руки
к небесам. Был там и бледный мужчина, некрасивый, весь
покрытый грязью, с недобрым выражением лица, которого
можно было бы сравнить с человеком, исхудавшим и
изнуренным долгими невзгодами на поле брани. Он вел
Клевету и назывался Завистью. Были две другие женщины,
спутницы Клеветы, которые поправляли ее наряды и одежды и
из которых одну звали Коварством, а другую — Обманом.
За ними шло Раскаяние — женщина, одетая в погребальные
одежды, которые она сама на себе рвала, а сзади ее
следовала девочка, стыдливая и целомудренная, по имени Истина.
Если эта история вам нравится в пересказе, то подумайте
только, насколько она была прелестна и очаровательна,
написанная рукой Апеллеса! »* Примерно с бо-х годов XV века
итальянские художники начинают «воссоздавать»
античную живопись на основе описаний Филостратов и Луки-
ана. С этого времени в итальянской живописи появляется
стиль, названный Эрвином Панофским klassischer Ideastil.
Наиболее известным примером «реконструкции»
Клеветы Апеллеса, сделанной в середине 90-х годов XV века по
описанию Альберти, без сомнения, является версия
Боттичелли, «прекраснее которой и быть не может», по
словам Вазари. Клевета Боттичелли сохранилась и находится
в Уффици37. Не сохранился лишь упоминаемый Вазари
titulus — стихи, подписанные когда-то под доской Фабио
Сеньи38, сыном Антонио Сеньи, которому художник
подарил работу:
Чтоб не могли оскорбить клеветой владыки земные,
Малая эта доска памятью служит всегда.
Точно такую поднес Апеллес владыке Египта -
Дара достоин был царь, дар был достоин царя.

Клевета
Апеллеса
Лэресс
Холст, масло
90x114,5
Музей изящных
искусств, Льеж
После Боттичелли к этому сюжету обращаются Манте-
нья, Рафаэль, Дюрер, Гольбейн, Брейгель, Таддео Цуккаро,
Леонбруно, Пуссен и многие другие. Уже один перечень
имен художников говорит о важности как «открытия»
Апеллеса, так и самой темы клеветы.
Естественно, что этот сюжет, как и другие описания
Филостратов и Лукиана, не обошли вниманием и
многочисленные академии. Если во времена Гиберти и Вазари
об Апеллесе знали лишь из Плиния, то к xvii веку о нем
появились новые сведения. В 1637 году в Амстердаме
вышла De pictura veterum Франциска Юния, где впервые
были собраны все сведения об Апеллесе. Но текст этот
был темным, или, как выразился Рубенс в письме автору, в
остальном вполне лестном, «несколько абстрактным»39. За
сведениями об Апеллесе художники чаще обращались к
написанной живым языком Academia Tedesca Иоахима фон
Зандрарта, опиравшегося и на Юния, и на Карло Дати, и
8j8

на ван Мандера. Одним из главных качеств Апеллеса фон
Зандрарт называет легкое изящество, то, что критики
Возрождения обозначали словом venustas 4°.
Обращаются к теме Клеветы Апеллеса и Рембрандт, и
Лэресс. Долгие годы пользовавшийся славой Апеллеса Лэ-
ресс прослывет впоследствии его клеветником. А
оклеветанным им Апеллесом предстанет Рембрандт.
Клевета
Апеллеса
Рембрандт,
по рисунку
Андреа Мантеньи
1652-1654
Офорт. 2б,з* 43'2
Британский музей,
Лондон
СТЕНЫ И ПОТОЛКИ
Время появления Лэресса в Амстердаме совпало с
окончанием Второй англо-голландской войны,
завершившейся победоносным рейдом в Чатем. Хотя английский
Навигационный акт оставался в действии, голландцы могли
больше не опасаться конкуренции англичан в Западной
859

«Наимерзейший
урод в истории
искусства»,
или Клевета
Апеллеса
Африке и на Суринаме. Подъем торговли вызвал быстрый
рост главного города Республики, и в бо-х годах xviï века
началось расширение Амстердама, которого городу
хватило на два следующих века.
Еще до того, как первый заступ вошел в землю, участки
были распланированы на бумаге. Граница между
богатыми и бедными проходила по каналу Принсенграхт. За ним
шли участки поменьше и подешевле, а по направлению к
центру, на каналах Кейзерсграхт и Херенграхт, можно
было купить место не только для дома, но и для сада. Самые
дорогие участки располагались неподалеку от Лейденской
Карта
Амстердама
с планом
расширения
города
Даниэль
Сталпаарт. 1662
Офорт. 437*52-5
Рейксмузеум,
Амстердам
улицы, в том месте, где Херенграхт делал поворот. Это
место называется сейчас Золотая излучина, но «золотой» она
стала лишь в XIX веке, когда позолотили все так или иначе
связанное с xvii веком, тоже ставшим «золотым»41.
В xvii веке эта часть канала называлась просто Излучина,
но и тогда здесь жили представители финансовой,
политической и административной элиты. Здесь запрещалось
размещать предприятия, которые могли бы причинить жителям
неудобства; да и кому из предпринимателей, людей по боль-
шейчастиразумных,моглоприйтивголовуоткрытьфабрику
860

на самой дорогой земле в городе? Особенно высоко
котировались наделы на южной, четной стороне канала. Они были
значительно глубже участков на северной стороне, и вдвое,
а то и втрое дороже прилегающих к ним участков на канале
Кейзерсграхт. Цена участка на канале Херенграхт
составляла около 8ооо гульденов, на Кейзерсграхт — 4000
гульденов. Жители Излучины зачастую покупали два соседних
участка на канале Херенграхт, где строили жилой дом, и
два прилегающих участка на канале Кейзерсграхт, где
размещали каретный сарай или конюшни. А между домом на
одном канале и каретным сараем на другом разбивали сад.
Стены
и потолки
Типичные голландские фасады красного кирпича, какие
можно увидеть на каналах старой части города, уступили
здесь место монументальным каменным. Обитатели
Излучины не прятали свое богатство, будь то загородные
усадьбы, драгоценности жен и дочерей или убранство
городского дома. Великолепие их городских дворцов не уступало
роскоши дворцов штатгальтера Виллема III.
В моду в это время входят росписи потолков и стен, и
Лэресс, у которого здесь не было соперников, расписы-
Вид
на Золотую
излучину
Ян ван Калл II
1675-1711
Офорт. 16,8x20,4
Амстердам
86i

вает многие дома Излучины. Если в 50-60 годах
гирляндами из цветов или фруктов, птицами или орнаментами
расписывали сами кассетные потолки, то Лэресс первым
стал расписывать холст, который потом натягивали на
потолок. Некоторые его потолки до сих пор можно увидеть в
домах Излучины, например в доме коллеги Тюлпа де Вика
(Herengracht, 47*>)42.
В начале уо-х годов Лэресс расписал потолок в новом
доме Андриса де Грааффа. Сын бургомистра, Андрис де
Граафф и сам в 1657—1^71 годах семь раз избирался на этот
почетный пост, долгое время определяя политическую
жизнь города, провинции и страны вместе со своим
старшим братом Корнелисом, который был бургомистром
десять раз! Огромное состояние, унаследованное от отца, и
богатое приданое жены позволили Андрису вести жизнь,
какую, по представлениям того времени, и должен был
вести регент, — жизнь любителя и покровителя искусств.
Он покупал работы Якоба Йорданса и Санредама и заказал
свой скульптурный портрет Арту Квеллину, который
придал заказчику черты римского консула, его портреты
писали Рембрандт (1639) и Терборх (1673). Рембрандту, правда,
пришлось обратиться в суд, чтобы получить
причитавшиеся за портрет 500 гульденов43. Художник выиграл дело, но
оно стало поворотным в его карьере. Впервые заказчик не
только не восторгался им, но даже отказался платить.
Запомнят этот конфликт и братья де Граафф,
сменявшие друг друга на посту бургомистра. Решив послать
подарок Карлу II, занявшему в i66o году после долгих
мытарств на чужбине, в том числе и в Республике, отцовский
трон, де Грааффы, отбирая картины, не вспомнят о
Рембрандте. Как не вспомнят они о нем, выбирая
художников для новой ратуши. Бывший бургомистром в 1659 году,
когда распределялись заказы на роспись ратуши, Корнелис
де Граафф не пригласит художника, с которым судился его
брат, а закажет 12 картин известному ученику Рембрандта
Говерту Флинку. Лишь преждевременная смерть
45-летнего Флинка вынудит отцов города перераспределить
заказы между Яном Ливенсом, Якобом Йордансом, Якобом
ван Рейсдалем, Юргеном Овенсом и Рембрандтом44. Рем-
Стен ы
и потолки
Слева:
Портрет
Андриса
де Грааффа
Рембрандт. 1639
Холст, масло
200x125
Гессенский
музей, Галерея
старых мастеров,
Кассель
86з

«Наимерзейший
урод в истории
искусства»,
или Клевета
Апеллеса
брандтовский Клавдий Цивилис не впишется в интерьер
новой ратуши, и Корнелис де Граафф будет одним из
четырех бургомистров, постановивших в 1662 году возвратить
холст художнику. На место Клавдия Цивилиса вернули
висевший там прежде набросок на этот популярный в
Республике сюжет45, сделанный Флинком на скорую руку в
1659 году, чтобы приукрасить пустую стену к визиту Ама-
лии. Покрыв дешевый пеньковый холст вместо грунта
слоем темно-коричневой краски, художник лишь набросал
фигуры, даже не подчистив подтеки краски. Огромный
(5 x5 м) акварельный Заговор Клавдия Цивилиса так и
висит на своем месте уже три с половиной века, подтверждая
слова о вечности временного46.
Де Лэресс расписал потолок нового городского
дворца Андриса де Грааффа аллегориями Единства, Свободы
торговли и Безопасности. Лев с мечом и со щитом,
украшенным гербом Амстердама, защищает город. Над ним —
Свобода, на чью голову путти возлагают «корону навалис».
Рядом со Свободой — бог торговли Меркурий. Конкордия
со стрелами в руке являет собой символ Единства,
любимый символ Республики. Только единством можно одолеть
бога войны Марса, лежащего теперь в цепях (напоминание
о только что закончившейся войне с Англией). Минерва
ведет войну с гарпиями, олицетворяющими обман, зависть
и насилие, а боги Эй и Амстел, на чьих водах возник
Амстердам, спокойно возлежат по обеим сторонам.
Три холста, общая площадь которых составляет 40 м2,
подписаны и датированы 1672 годом, обернувшимся
«годом бедствий» и для хозяина дома. В 1672 году Виллема
III провозгласили штатгальтером, и Андрису де Грааффу,
долгие годы поддерживавшему политику пенсионария
Йохана де Витта47, пришлось покинуть ратушу. Его место
занял его смертельный враг Жиль Фалкенир. Первым
делом Фалкенир переоценил собственность политических
противников, вынудив их сполна заплатить налоги.
Имущество де Грааффа оценили в 700 ооо гульденов вместо
прежних 292 ooo! A имущество сына Фалкенира,
женатого на баснословно богатой Анне Марии Трип, оценили в
10 ооо гульденов — состояние средней руки аптекаря.
864

Де Грааффу не оставалось ничего другого, как заплатить
налоги, а новый дом (№446) подарить на свадьбу сыну
Корнелису, женившемуся в 1675 году на соседке из дома
№ 45°i дочке банкира Жана Дётса: вся Излучина была
связана браками и золотом.
В 1903 году в бывшем доме де Грааффов разместилась
католическая гимназия, и холсты потолка продали с
аукциона. Фонд Карнеги, думая, что покупает Аллегорию Мюн-
сшерского мира или Триумф мира, купил их для гаагского
Дворца мира, тогда еще только задуманного.
Строительство Дворца, где Триумф мира должен был украшать
специально отведенный для него зал, завершилось в 1913 году—
заклинание миром не помогло.
Стены
и потолки
Триумф мира
Лэресс. 1672
Холст, масло.
446x185
446x232
446x202
Дворец мира,
Гаага
865

«Наимерзейший
урод в истории
искусства»,
или Клевета
Апеллеса
Справа;
Аллегория Науки
Лэресс. 1675-1683
Холст, масло. 289x161
Рейксмузеум, Амстердам
Аллегория Милосердия
Лэресс. 1675-1683
Холст, масло. 288x160
Рейксмузеум, Амстердам
-/■
V
Портрет Филиппа де Флина
Лэресс. 1670-1675
Рисунок пером и кистью. 26x20,3
Рейксмузеум, Амстердам
В конце бо-х годов хх века в Париже
были найдены пять гризайлей,
выполненных де Лэрессом в конце уо-х годов
xvii века для дома богатого торговца
шелком меннонита Филиппа де Флина, тоже
жившего на канале Херенграхт. Менно-
ниты не могли занимать официальных
должностей, носили скромную одежду, и
непритязательность наряда отличает их
портреты даже от портретов членов
реформатской церкви, не говоря уже о католиках:
маленькие ненакрахмаленные воротники
и манжеты (использовать муку как крахмал
считалось грехом), отсутствие украшений,
разве что обручальное кольцо на
указательном пальце. За неброской одеждой часто
скрывалось баснословное богатство.
Филипп де Флин, один из самых
эрудированных virtuosi своего времени,
70-е годы провел в Париже, где общался
с придворными художниками
Людовика XIV Вернувшись в 1675 году в
Амстердам, он купил дом «Мессина» (Herengracht,
164), где разместил свою коллекцию. Говерт
Бидлоо, знакомый де Лэресса по Nil Volen-
tibusArduurriy написал Хвалебную песнь
собранию Филиппа де Флина с его
скульптурами, медалями, картинами, рисунками и
гравюрами. Хвалить было что: коллекция
насчитывала более тысячи рисунков,
среди которых были работы Микеланджело,
Рафаэля, Веронезе, Тинторетто, Парми-
джанино, Мантеньи, картины
Джорджоне, Тициана, Лоррена, Пуссена, Бассано,
Яна Порселлиса, Адриана Браувера,
Пауля Брила, Корнелиса Врома, Хермана ван
Сваневелта... Был в доме де Флина и
кабинет редкостей, а огромная библиотека
славилась трактатами по истории искусства:
866

в ней были работы Беллори, Вазари, Цук-
каро, Рипы, Перье, Юния, фон Зандрар-
та, Фелибьена... После смерти де Флина
в 1700 году к аукциону по распродаже его
имущества вышел каталог «по большей
части итальянских картин, античных
мраморных бюстов, голов, фигур, слепков и
бронзы» и каталог книг по ботанике,
истории, трактатов по искусству и папок с
рисунками. Вероятно, в одной из этих папок
лежал и рисунок де Лэресса, хранящийся
теперь в отделе графики и рисунка
Рейксмузеума. На нем изображен хозяин дома
в рабочем кабинете: в домашнем платье и
берете итальянского гуманиста, он сидит,
окруженный книгами, альбомами,
античной скульптурой. На интерес к
Античности указывает и карта Рима на стене.
То, до чего сейчас надо доискиваться в
отделе графики и рисунка Рейксмузеума,
гость де Флина должен был видеть с порога:
гризайли де Лэресса в холле имитировали
барельефы с аллегориями Богатства,
Благотворительности, Искусств, Науки и Славы.
Хозяин дома представал щедрым
покровителем искусств и наук, которого ожидала
вечная слава4*. В 1858 году дом
перестроили, и гризайли оказались в Париже. В 197°
году Рейксмузеум приобрел выполненные
триста лет назад работы художника49.
Расписанных стен сохранилось меньше,
чем потолков, потому что расписывали не
сами стены, а холсты, крепившиеся на
рейках, расположенных примерно на высоте
75 сантиметров от пола, так, чтобы перед
ними можно было поставить стулья. С
изменением моды (и появлением бумажных
обоев) амстердамские гостиные стали
увешивать картинами, а холсты с изображе-

«Наимерзейший
урод в истории
искусства»,
или Клевета
Апеллеса
нием идеализированных пейзажей в духе Клода Лоррена
сняли, скатали в рулоны и убрали на чердаки, во владения
сырости и времени. К концу XVIII века расписных стен
практически не осталось, и в самом начале XIX века
голландский художник Кристиан Андриссен, чей отец
расписал множество комнат голландских толстосумов,
рассказывал, что его лишь изредка вызывали подлатать старые
отцовские холсты50.
Итальянский
пейзаж
с пастухом
и пастушкой
в доме Якоба
де Флина
Лэресс, Глаубер
Около 1687
Холст, масло
280x212
Рейксмузеум,
Амстердам
868

Чудом сохранились и сейчас тоже находятся в Рейксму- Стены
зеуме и расписанные де Лэрессом стены комнат в доме и потолки
племянника Филиппа де Флина, Якоба, тоже известного
любителя искусств и коллекционера, жившего
неподалеку от дяди (Herengracht, 132). Холсты представляют своего
рода обманки, имитирующие виды из комнат: за
расписанными под мрамор рамами изображены поясные фигуры в
натуральную величину, стоящие как бы по другую
сторону окна. Одни заняты разговором, другие смотрят прямо
на зрителя, вовлекая его в то, что происходит на холсте.
А за ними открываются великолепные виды на
итальянизированный пейзаж с пышной южной природой, холмами,
руинами храмов, колонной Траяна и обелисками, на фоне
которых разыгрываются пасторальные сцены. Глядя на
стены комнаты, хозяева и гости мнили себя в Аркадии.
Современные историки искусства считают эту серию одной из
вершин художественной росписи стен в Голландии51.
Самой большой декоративной работой художника —
но квадратных метров — должен был стать люнет
Величие Амстердама в Гражданском зале новой
амстердамской ратуши, воспетой Вонделом как восьмое чудо света.
«Чудо света» было, конечно, поэтической метафорой52, но
амстердамская ратуша с самым длинным фасадом
общественного здания в Европе, несомненно, отражала мощь
главного города Республики. Творением ван Кампена
восхищался и сам де Лэресс.
Новая ратуша
Амстердама
Якоб ван дер
Ульфт. 1655
Рисунок
карандашом, пером
и кистью. 41х73
Рейксмузеум,
Амстердам
869

«Наи мерзейший
урод в истории
искусства»,
или Клевета
Апеллеса
К тому времени, когда он получил заказ на роспись
тимпана, у него практически не было соперников: Якоб Бак-
кер умер еще в 1651 году, Говерт Флинк — в i66o году,
Рембрандт — в 1669 году, Фердинанд Бол забросил живопись,
женившись в 1669 году на богатой даме.
Первый камень ратуши был заложен в октябре 1648 года,
через пять месяцев после подписания Мюнстерского мира,
положившего конец Восьмидесятилетней войне между
Нидерландами и Испанией. Естественно, что главными
темами в оформлении ратуши были мир, торговля и
справедливость. Им посвящен и люнет де Лэресса: в центре
Дева Амстердама, у ее ног — голландские львы, над ее
головой — Слава и Изобилие. За Амстердамской Девой стоит
женская фигура с фасциями — аллегория власти
бургомистров. По обеим сторонам от нее — Правосудие и Вера, за
ними — Свобода и Милосердие. Внизу полулежат Амстел и
Эй, рядом с ними Меркурий: богатством город был обязан
морской торговле. На порт как источник благосостояния
города указывает и Дева Амстердама.
Набросок
для люнета
Гражданского
зала ратуши
Амстердама
Лэресс. 1670-1690
Холст, масло
46,5x62. Музей
Амстердама
Несмотря на этот гимн Торговле и Изобилию, денег
на люнет не было, и завершение росписи откладывалась
до тех пор, пока не подтвердилась голландская
пословица «отклад отменой чреват». Де Лэрессу не суждено было
870

оставить свой след в главной Gesamtkunstwerk xvii века,
объединившей архитекторов, скульпторов, живописцев и
поэтов. Как не суждено это оказалось и Рембрандту с его
Заговором Клавдия Цивилиса.
Братья де Граафф, искавшие театральности, красивости,
броскости, четкости линий, поступили верно, не дав заказ
Рембрандту. Он не был декоратором, а для убранства
ратуши требовалось именно умение украсить общественное
здание. Всякий, кто видел то, что осталось от Клавдия Ци-
вилисау не может не согласиться с амстердамскими
бургомистрами: холст так же не подходил для украшения
ратуши, как не подходило для украшения комнаты Ослепление
Самсона. Легко представить, какое отвращение вызывал
у бургомистров одноглазый варвар Рембрандта, как они
всякий раз сокрушались, что поддались на уговоры, и с
каким облегчением вздохнули, вернув художнику холст, не
вписывавшийся в «правильную» живопись его учеников.
То, что осталось от полотна Рембрандта, находится в
Национальном музее Стокгольма. Картон невоплощенного
замысла де Лэресса висит совсем неподалеку от ратуши, в
музее истории Амстердама.
Работами де Лэресса восхищались не только
богатые патриции Амстердама, но и штатгальтер Биллем III.
В1676 году де Лэресс сделал наброски к картинам для Суст-
дейка, летней резиденции штатгальтера, «подаренной» его
политическими противниками де Грааффами53. А после
брака Виллема III с дочерью Якова II де Лэресс (вместе с
Глаубером) пишет для обеденного зала Сустдейка Одиссея
у Калипсо и Меркурияу повелевающего Калипсо
отпустить Одиссея у а для спальни Мэри — Селену и Эндими-
она. Эти картины можно увидеть теперь в Рейксмузеуме.
В 1684 году Биллем вызвал «своего Апеллеса», как он
называл художника, в Гаагу, чтобы тот украсил зал заседаний
Суда Голландии, Зеландии и Западной Фрисландии,
обычно называемого просто Судом Голландии — Hof van
Holland. Художник получил заказ, о котором мог только
мечтать: во-первых, оранжист де Лэресс мог увековечить славу
штатгальтера, во-вторых, получал возможность показать
Стены
и потолки
На следующем
развороте:
Селена
и Эндимион
Лэресс
Около i68o
Холст, масло
177x118,5
Рейксмузеум,
Амстердам
Одиссей
у Калипсо
Лэресс
Около i68o
Холст, масло
125*94
Рейксмузеум,
Амстердам
87i

«Наимерзейший свои способности в самом «высоком» жанре живописи —
урод в истории историческом.
искусства», тл
или Клевета художник украсил зал сценами из римской истории,
Апеллеса так или иначе связанными со Справедливостью,
Правосудием и Добродетельными Судьями. Гораций Коклес в
одиночку защищает единственный мост через Тибр — этот
сюжет, который уже Тит Ливии назвал «подвигом,
стяжавшим у потомков больше славы, чем веры», однозначно
отсылал к штатгальтеру, спасшему страну в «год бедствий».
Далее следовали Сципион Африканский принимает
клятву верности у юных римлян, Помпеи сжигает
письма ПерпернЫуЛуций Папирий прощает Фабия, Сципион
возвращает невесту Аллуциюу Эней выносит отца из
горящей Трои. Над креслом президента Суда, самого Виллема
III, висел холст с аллегорией Юстиции: дородная дева
восседает на троне, опираясь на нидерландских львов, вокруг
стоят путти с фасциями и мечом. Де Лэресс увековечил не
только штатгальтера, но и себя: зал носит имя художника.
Оформление зала Суда Голландии стало одной из его
последних работ. В1689 году, когда его патрон был увенчан
короной Англии, Шотландии и Ирландии, с де Лэрессом
случилось самое страшное, что только может случиться с
художником: он начал слепнуть, причем так быстро, что к
следующему году не видел уже ничего. Причиной
слепоты был наследственный сифилис, но тогда этого не знали.
Сам Лэресс пишет, что лишился зрения, слишком много
работая при свечах.
СЛЕПОЙ ПРОВИДЕЦ,
ИЛИ «НЕПОГРЕШИМЫЕ
ПРАВИЛА ИСКУССТВА»
Последние двадцать лет жизни де Лэресс провел в слепоте,
но не в бездействии. Он читает лекции в обществе Ingenio
et Labore, состоявшем в основном из его бывших клиентов,
выходцев из богатых купеческих семей.
Коллекционирование картин и рисунков, посещение мастерских художников
8/4

и разговоры об искусстве стали для них к этому времени
таким же обычным занятием, как уроки рисования для их
детей. Если раньше современники восхищались талантами де
Лэресса, художника и музыканта, то теперь они
восхищаются его работоспособностью и силой воли. Из Апеллеса
он превратился в Гомера, «слепого провидца». Может быть,
осознанию собственной миссии способствовали собрания
Nil Volentibus Arduum, на которых так много говорилось о
роли писателя в обществе и о его ответственности. К
влиянию общества можно отнести и само обращение художника
к писательству: классицизм учил, что всему — и живопись
не была здесь исключением — можно научиться, было бы
прилежание. Прилежания Лэрессу было не занимать: им
двигало страстное желание передать молодым художникам
свой опыт. И слепой художник пишет мелом текст на доске,
и пока сыновья, тоже ставшие художниками, переписывают
его, попутно исправляя ошибки отца в голландском языке,
он берется за новую доску.
В 1701 году эти записи были изданы под названием
Основы искусства рисования, или Краткий и верный путь
в совершенстве овладеть искусством рисования
посредством геометрии. А в 1707 году вышла Большая книга
художника^ вполне соответствующая своему названию: 400
страниц убористого шрифта содержат ответы на все
вопросы, какие только могли возникнуть у художника.
Обе книги много раз переиздавались и переводились,
но широкая известность пришла к ним уже после смерти
автора54. Особенно популярна была Большая книга
художника, по которой учились во многих европейских
академиях. О ее популярности свидетельствует надпись,
сделанная в 1874 году Робертом Браунингом на издании 1738
года: «Подростком я читал эту книгу чаще и с большим
наслаждением, чем какую-либо иную. До сих пор многое
из нее я вспоминаю с благодарностью за то хорошее, что я
получил от гравюр и прекрасного текста». Как и полагалось
юноше из состоятельной семьи, Роберт не только писал
стихи, но и рисовал — вполне неплохо.
В Основах искусства рисования, в отличие от обычных
наставлений молодым художникам, где главным был со-
Слепой
провидец,
или
«Непогрешимые
правила
искусства»
875

«Наимерзейший
урод в истории
искусства»,
или Клевета
Апеллеса
вет не терять драгоценное время, Лэресс отводит
становлению художника полжизни: к 12 годам он должен
овладеть грамотой и (желательно) латынью, следующие десять
лет нужны для того, «чтобы созрел разум и взбодрился
дух», еще десять лет — «чтобы узнать и понять жизнь»,
десять лет — на совершенствование в теории и
практике. Лишь после 50 лет художник завоевывает имя, честь и
богатство.
В основе этого длинного пути лежит рисование, и как
литература начинается с азбуки, так рисование
начинается с геометрии. И Лэресс рассказывает о точках, прямых и
изогнутых линиях, круге, квадрате и треугольнике, о
перспективе, о том, как рисовать лицо и фигуру. Освоив все
это, ученик переходит к рисункам с гипсов и так шаг за
шагом приближается к работе с натурщиком. Книга полна
советов: начинающие должны рисовать углем, более
продвинутые — карандашом. Не штрихуй тень, водя карандашом
туда-сюда. Рисуя рельеф, не садись слишком близко, рисуй
большие предметы маленькими, а маленькие большими,
тренируя глаз и приобретая «циркуль в глазу» — Лэресс
цитирует Микеланджело, говорившего, что циркуль должен
быть у художника в глазу, а не в руке. Лэресс не только
описывает особенности афинской, родосской, коринфской и
сикионской школ рисунка, но и делится практическими
навыками, советуя, например, время от времени
откладывать работу, чтобы вернуться к ней со свежей головой. Он
останавливается на том, каким должен быть свет в
мастерской, как выбирать натурщика (тот обязательно должен
быть хорошо сложен, и если такого нет, то лучше рисовать
с гипсов), его позу, как передавать складки одежды (Веро-
незе, Тициан и Рубенс перегружают драпировку, в то
время как складки одежды у Кортоны «все равно что кишки»)
и материалы, соответствующие социальному положению
и возрасту портретируемого.
Рисунок для Лэресса — основа живописи. Он
противопоставляет знающего теорию рисовальщика современным
художникам, которые, не научившись толком рисовать,
хватаются за краски. Рисунок ценится в это время больше
живописи, так как он связан с теорией, в то время как живо-
876

писи учились обычно на практике, как любому другому
ремеслу. Ван Мандер рассказывает, что у Антониса ван Мон-
форта «в числе учеников был молодой дворянин, который
достиг значительных успехов в писании портретов с
натуры; но на занятия живописью он смотрел как на ремесло и
не желал числиться в числе живописцев, так как думал, что
от этого может пострадать его честь и померкнуть блеск его
рода»55. Отец Гейгенса приглашает к сыновьям учителя
рисования, но уроки живописи Константин берет втайне от
отца, опасаясь его недовольства. Приоритет рисунка перед
живописью утверждали и французские классицисты.
С апологии рисунка начинается и вторая часть книги,
предназначенная для тех, кто хочет писать маслом. Лэресс
останавливается на том, почему рисунок не ценится
сейчас в Нидерландах, в то время как такие гиганты, как
Рафаэль, Микеланджело, Аннибале Карраччи и другие,
рисовали все, от человека до цветов и насекомых. Художники
Рима и Болоньи упражняли руку в рисунке, прежде чем
перейти к живописи, и их рисунки ценятся не меньше, чем
их картины.
Далее следует диалог между старым, опытным
рисовальщиком и молодым живописцем, который рвется в Рим,
воображая, что всему уже научился. По ходу диалога
выясняется, что юноша не рисовал ни с гипсов, ни с натуры, что
он ничего не знает ни о пропорциях, ни о перспективе, ни
о композиции, ни о различиях между мужским и женским
телом. Пишет он всего шесть лет, с 12-летнего возраста, и
страстно мечтает о женитьбе.
Легко догадаться, какие советы дает ему старый
рисовальщик. Прежде всего: «Рано жениться — долго каяться»,
совет, который будет повторяться практически во всех
руководствах. Рано вступать в брак не рекомендовал
художнику уже ван Мандер. Вслед за ван Мандером,
призывавшим начинающего художника не спешить с поездкой в
Рим, рисовальщик Лэресса предлагает юноше потратить
отложенные на поездку деньги на книги, гравюры, гипсы
и модель: «Лучше протереть несколько пар брюк, чем одну
пару башмаков. Только тем, у кого отточен глаз, поездка в
Рим принесет пользу». И юноша поступает в ученики к ри-
Слепой
провидец,
или
«Непогрешимые
правила
искусства»
«77

«Наимерзейший
урод в истории
искусства»,
или Клевета
Апеллеса
Фронтиспис
Большой книги
художника
Лэресса
Библиотека
Университета
Амстердама
совальщику: «ведь лучше быть хорошим рисовальщиком,
чем плохим художником».
Постепенно он узнает разницу между старым и новым
искусством, познает правила пропорции, перспективы,
анатомии, композиции, понимает, что надо бежать
«болтовни в кабаках, никчемных и несдержанных разговоров,
пустых книг, излишеств в еде, питье и сне, всего того, что
делает человека неспособным к работе». Старый
рисовальщик, получающий здесь HMRjudicio (судящий),
рассказывает молодому, именуемому теперь Probus (хороший,
дельный), что «лучший способ взбодрить свои силы, когда дух
утомлен» — это чтение. Он дает ученику список полезных
книг, включающий Геродота, Тацита, Юстина Философа,
Тита Ливия, Флавия, Плутарха и, конечно же, Библию,
Гомера, Вергилия, Овидия и Горация. Заключает список
Иконология Рипы. Художник обязан хорошо знать
мифологию и историю,
постоянное определение
подлинного
художника — «savant»—перейдет
и в следующую книгу
Лэресса, Большую книгу
художника.
Ее название отсылает к
Книге художника (Het
Schilderboeck) Карела
ван Мандера,
вышедшей на сто лет раньше, в
1604 году. В русском
переводе книга ван
Мандера называется Книгой
о художниках, потому
что на русский, как,
собственно, и на все
другие языки, переведена
только одна из ее шести
частей, а именно
принесшие автору
заслуженную славу «Север-
878

ного Вазари»Жизнеописания знаменитых нидерландских
и немецких художников56. На самом же деле и Книга
художника ван Мандера, и Большая книга художника Лэресса
являются книгами для художников. И книгами
художников: оба автора пытаются передать свой
профессиональный опыт тем, кто только вступает на художнический путь.
Оба — в традициях дидактической литературы —
начинают с наставлений. Ван Мандер предупреждает юнцов,
рисующих для забавы людей и зверей и уже потому мнящих
себя художниками, что живопись — сладкий, но нелегкий
труд, что хотя талант и дается от природы, его необходимо
упорно шлифовать. И он призывает их бежать Купидона и
Бахуса, не драться, не воровать, но, главное, не тратить
попусту невозвратное время, ведь медлительность — мать всех
пороков и кормилица бедности. Ван Мандер и Лэресс
писали свои книги на закате жизни и знали, о чем говорили.
Слепой
провидец,
или
«Непогрешимые
правила
искусства»
Ван Мандер
Книга художника
Титульный
разворот
Библиотека
Университета
Амстердама
879

«Наимерзейший
урод в истории
искусства»,
или Клевета
Апеллеса
И Лэресс уже в предисловии нацеливает начинающего
художника на повседневную кропотливую работу,
развеивая представление о том, что большим мастерам все
давалось без труда. Нет, говорит он, даже великие идут к цели
маленькими шагами. Вторым условием успеха являются
знания, но приобрести их может только тот, в ком нет
самомнения. И Лэресс повторяет то, что без устали повторял
и ван Мандер: «многие уже давно обрели бы знания, если
бы не мнили, что уже обладают ими».
Огромное внимание оба автора уделяют иконографии:
у ван Мандера ей посвящены две последние главы57, а
Лэресс постоянно возвращается к этой теме, перемежая ее
практическими советами и суждениями о современной
живописи58.
И ван Мандер, и Лэресс пишут о рисунке, пропорциях,
композиции, о красках и их происхождении, об
изображении зверей и птиц, о пейзажах, драпировках,
отражениях и о многом другом, что должен знать художник. Обе
книги — кладезь практических советов, но если неуклюже
срифмованный рассказ ван Мандера, несмотря на не всегда
понятный язык конца xvi века и множество отсылок к
различным авторам (от Плиния до Иоганна Ривиуса),
читается на одном дыхании, то книга Лэресса быстро наводит
скуку. Трудно представить, что всего полтора века назад
юный Браунинг мог ею зачитываться. Может быть, дело
в английском переводе, местами отличающемся от текста
оригинала. Может быть, бывший в то время страстным
рисовальщиком, Роберт многому мог научиться у Лэресса59.
Не дают заснуть полсотни иллюстраций, поясняющих
текст. Хотя сам автор признает, что качество их
оставляет желать лучшего, картинки с фигурами дам и кавалеров
дают ясное представление о том, чтб в конце xvu века
считалось изящным. Дамы и кавалеры стоят, изящно
выставив ногу вперед или развернув ее, как в третьей позиции,
держат ложку или бокал тремя пальцами, с отставленным
в сторону мизинцем, а люди низкого сословия
ссутулились, выпятив живот, и неуклюже расставили ноги. Они
стоят на всей стопе (не отсюда ли выражение «стоять
обеими ногами на земле», то есть не витать в облаках, реально
88о

смотреть на вещи?), причем обе стопы параллельны друг
другу, что считалось столь же грубым, как не тянуть носок
в танце. Едят они, нагнувшись всем телом над миской, и
пьют, зажав кружку пятерней. Некоторые иллюстрации
являют собой такие прописные образчики классицизма, что
сразу становится понятным, почему Бредиус называл
голландский классицизм «ультраакадемизмом»
60
Слепой
провидец,
или
«Непогрешимые
правила
искусства»
Веря, что хороший учитель обязан раскрыть ученикам
свои профессиональные секреты, Лэресс заходит так
далеко, что приглашает нуждающихся в совете к себе домой.
Он не призывает молодых художников следовать его
советам — он лишь делится опытом с теми, кто стремится к
самосовершенствованию. Это стремление, по мнению
Лзресс
Большая книга
художника
Библиотека
Университета
Амстердама
88i

«Наимерзейший Лэресса, — отличительная черта настоящего художника.
урод в истории qh пишет книгу для того, кто, как и он сам, хочет работать
искусства»,
или Клевета во многих техниках и жанрах: писать картины и гризаи-
Апеллеса ли, пейзажи и натюрморты, расписывать потолки и
стены, быть иллюстратором и графиком. Он рассказывает о
композиции, цвете, свете, манере письма, о перспективе,
пейзаже, портрете и архитектуре в живописи, о росписи
потолков и стен, об имитации скульптуры, букетах и
других видах натюрморта, об искусстве гравера и о многом
другом. Манера изложения, с перескоками от одной темы
к другой и возвращением к оставленной теме с тем,
чтобы вскоре снова отвлечься, свидетельствует о том, что вся
книга — переложение устных лекций, с неизбежными
отступлениями увлеченного лектора, и о том, что у ее автора
уже не было возможности внести в написанное порядок и
четко следовать намеченному плану, к чему он так
настоятельно призывал молодых художников.
Нехудожническое содержание Большой книги
художника во многом представляет собой переложение идей
Правильного и неправильного театра Пелса в
применении к живописи. Правильно для Лэресса все, что
соответствует классицистическому канону, и содержание Большой
книги художника можно пересказать цитатами из
Поэтического искусства Буало или Науки поэзии Горация.
Но мудрой щедростью природы всемогущей / Был
каждой страсти дан язык, лишь ей присущий: /
Высокомерен гнев, в словах несдержан он, / А речь уныния
прерывиста, как сон. I Среди горящих стен и кровель Илиона /
Мы от Гекубы ждем не пылких слов, а стона. — Поступок
должен сопровождаться выражением побудившей его
эмоции. Изображая Эвридику и Гесперид, Пирама с платком
Фисбы, Ипполита, Несса, Прокриду с копьем, художник
должен изобразить их чувства61. Красота движений
вытекает из их соответствия действию: в изображении
убийства Цезаря и смерти Катона Утического движение должно
быть стремительным и сопровождаться смятением и
страхом, а в изображении Стратоники и Антиоха должен быть
соблюден decorum, все должно быть проникнуто
гармонией, изяществом и благопристойностью. Художник должен
882

учитывать, что при наклоне головы к левому плечу правый
глаз оказывается выше левого, левое плечо выше правого,
правое бедро выше левого, а левое колено выше правого.
Руки всегда должны быть разнонаправлены: если одна
поднята, то другая опущена, если одна видна с внешней
стороны, то другая — с внутренней.
Героя каждого обдумайте язык, / Чтобы отличен был
от юноши старик. — Лэресс рассказывает, как изображать
спящих и молящихся, обнаженную натуру, больных,
здоровых, мужчин, женщин, объясняет различия в лицах,
волосах, шеях, пальцах детей и взрослых, мальчиков и
девочек, учит, как изображать сестер и братьев или родителей
с детьми, чтобы было видно их родство, напоминает, что
зимой и летом люди выглядят и двигаются по-разному:
зимой голова у них втянута в плечи, губы плотно сжаты, руки
скрещены и спрятаны под мышки, спина сутулая62.
Невероятное растрогать неспособно. / Пусть правда
выглядит весьма правдоподобно,—Художник должен
помнить о правдоподобии63. Социальное положение героев
должно прочитываться не только в их одежде, но и по тому,
как они держатся, как стоят, двигаются, сидят за столом, как
едят, как держат ложку, кружку или бокал, оно должно быть
видно не в коронах и драгоценных украшениях, а в осанке,
достоинстве и изяществе. Лэресс требует в картине логики
и критикует Рафаэля за то, что голову Давида, глядящего
на Вирсавию, украшает корона. Как и большинство
французских теоретиков, Лэресс уделяет большое внимание
соблюдению благопристойности. В то же время он пишет,
что художник не должен бояться нарушить гармонию,
поместив на холсте людей разных сословий, толстых и худых,
загорелых и бледных, медлительных и быстрых, старых и
молодых. Напротив, это внесет необходимое
разнообразие и увеличит правдоподобие. Он не должен бояться даже
горбунов и калек, но, изображая их, должен стараться
компенсировать их физические недостатки.
Художник должен постоянно делать зарисовки и не
выходить из дома без альбома. Если он не вхож к знатным
особам («как я был когда-то», — добавляет де Лэресс), он
может наблюдать за ними в церкви, в театре и на прогулках.
Слепой
провидец,
или
«Непогрешимые
правила
искусства»
88з

«Наимерзейший
урод в истории
искусства»,
или Клевета
Апеллеса
Лэресс
Большая книга
художника
Библиотека
Университета
Амстердама
Пускай ваш труд хранит печать души прекрасной, /
Порочным помыслам и грязи непричастной. «Ибо
напрасно бежал от порока к пороку другому... » Эту строчку
Горация Лэресс цитирует в главе Правильная и
неправильная живопись, представляющей собой парафразу
Правильного и неправильного театра. Вслед за Пелсом он
проповедует искусство пользы и воспитания: «правильное» он
видит в изображении «величественного и поучительного,
красивых историй и возвышенных и моральных символов,
изображенных надлежащим и приличествующим образом,
дабы развлечь и принести пользу». «Неправильное» — «в
изображении сцен разврата и богохульства, вызывающих у
884

благонравных и добродетельных людей отвращение». И он
предупреждает, что «идущие по этому пути навек опозорят
свое имя».
Лэресс начинает с критики историков и поэтов, редко
упускающих что-то в своем описании, хотя иногда
полезнее было бы что-то скрыть, чтобы не разжигать в читателе
сладострастия. Но если писатели с их бесстыдными
рассказами заслуживают порицания, то еще более его
заслуживают художники, изображающие плотские наслаждения.
Какую славу, спрашивает Лэресс, «может стяжать
художник, изобразив Ноя, человека праведного и непорочного,
лежащим на земле нагим в опьянении? Неужели художник,
выставляющий напоказ наготу Ноя, заслуживает меньшего
наказания, чем Хам, показавший наготу отца своего
братьям, тут же покрывшим отца одеждой? И кто может
сказать, что Микеланджело, каким бы славным художником
он ни был, стяжал великую славу, изобразив обнаженную
Леду с Лебедем между ее ног? Это последнее он мог бы
и упустить. Разве не достойно сожаления то, что при
таком обилии сюжетов нравственных и поучительных
художники обращаются к постыдным и грязным поступкам
и изображают их со всеми бесстыдными подробностями.
Заблуждение многих художников состоит в том, что они
изображают всех обнаженными, не делая разницы между
честной женщиной и блудницей, Венерой и Дианой, Лу-
крецией и Флорой». И, возвращаясь к Леде, он
недоумевает, «почему Микеланджело поместил ее голой на ковре, а не
на кровати, как подобает принцессе, и почему она не сняла
диадему».
Мы холодны душой к нелепым чудесам, I И лишь
возможное всегда по вкусу нам. Отдельную главу Лэресс
посвящает изображению снов, видений и фантастических
историй, всего того, что художник рисует или даже пишет
для себя в часы отдыха. Подобное времяпрепровождение
может оказаться полезным, получи художник заказ от
театра, оно лучше пустого шатания по улицам, попоек, чтения
никчемных книжек, обсуждения городских новостей,
рассказов об убийствах, страшных случаях и колдовстве,
которые, проникая нам в душу, отвлекают нас от дела. Не со-
Слепой
провидец,
или
«Непогрешимые
правила
искусства»
885

«Наимерэейший
урод в истории
искусства»,
или Клевета
Апеллеса
ветует он в свободное время и заниматься музыкой, так как
«на судне не может быть двух грот-мачт». То ли Лэресс не
всегда исходил из собственного опыта, то ли полагал, что
игра на скрипке отвлекала его от его истинного призвания.
Но может быть, художнику аристократических бюргеров
было неприятно само воспоминание о том, что когда-то он
играл на «неблагородной» скрипке?
Не все события, да будет вам известно, / С
подмостков зрителям показывать уместно: / Волнует зримое
сильнее, чем рассказ, / Но то, что стерпит слух, порой
не стерпит глаз 64. Здесь же он объясняет, почему
художники никогда не обращаются к изображению сцен из
истории Индии, Китая или Японии: вся история этих
народов — сплошная череда зверств, кровопролитий и убийств,
то есть всего того, что отнюдь не будет «приятно» зрителю
(эстетика классицизма требовала непременной
«приятности»). К тому же диковинность и непривлекательность
одежд и нравов диких народов находятся в противоречии с
классическими образцами, европейцы не получат
удовольствия от таких изображений, а следовательно, на них не
будет и покупателей.
Вторая книга посвящена тому, как же, собственно,
пишется идеальная картина. Начинается книга с
рассуждений о качествах, необходимых художнику. По Лэрессу, для
создания замысла, его разработки и исполнения художник
непременно должен обладать терпением, осторожностью
и бесстрашием. Терпение особых пояснений не требует.
Осторожность нужна художнику, чтобы определить,
зависит ли его карьера от одного человека или от многих,
надо ли делать то, что хочет он сам, или то, что нравится
заказчикам. Бесстрашие нужно, чтобы постоянно вводить в
картины что-то новое, потому что одно и то же в искусстве
надоедает так же, как и одно и то же блюдо повара.
Нужна художнику и память. Приступая к
изображению Дария, Демосфена или Сципиона, он должен изучить
книги по истории персов, афинян и римлян, их религию,
флору и фауну, обычаи, одежду, устройство дома и только
после этого отдаваться игре воображения. Художник
должен изучать свой материал, как юрист, богослов, философ,
886

математик или физик изучают свой, и так как художник
изображает и юристов, и богословов, и философов, и
математиков, и физиков, он должен обладать хоть частью их
знаний, то есть быть более широко образованным, чем они.
Если же он чего-то не знает, ему лучше либо сначала узнать,
либо не браться за работу: «лучше правильно нарисовать
кошку или собаку, чем неправильно крокодила, верблюда
или слона. Лучше показать небольшое знание, чем
большую глупость».
Говоря о выборе сюжета, Лэресс удивляется тому, что
художники все время обращаются к одним и тем же
эпизодам из Священного Писания, Овидия, Гомера и Вергилия:
«Материала здесь на десять тысяч лет, да и за это время мы
сможем изобразить лишь десятую часть, но как волы или
овцы следуют за вожаком, так художники переписывают
одни и те же сюжеты, разве что тех, кто был внутри,
изображают на площади, сидевших — стоящими, и, довольные
этими изменениями, считают, что потрудились на славу».
Конечно, соглашается Лэресс, старые мастера уже выбрали
самое интересное, но настоящий художник, желая
помериться силами с Рафаэлем, как философ хочет помериться
силами с Аристотелем, а поэт — с Гомером, найдет новый
сюжет или по-новому изобразит старый.
Выбрав сюжет, художник должен быстро, чтобы его
не успели отвлечь, сделать набросок, который призван
не столько запечатлеть еще не совсем сложившийся
образ, сколько упорядочить воображение65. Здесь
художнику нужна быстрая рука: «если сразу не сделаешь набросок,
тебя отвлекут и все забудется». Ознакомившись с тем, что
написано о выбранном им сюжете, надо ранним утром на
свежую голову подумать о тех, кого собираешься
изобразить: что это за люди, о чем они думают и что чувствуют,
кого и как надо изобразить, на кого должен падать свет, где
и когда происходит задуманная сцена. Что касается
композиции, то можно обратиться к гравюрам, но с ними
художник должен быть осторожен: чужая композиция подобна
яйцам гусыни, подложенным под курицу, — всегда встает
вопрос об авторстве. Дабы художник не уподобился ким-
скому ослу, который, накрывшись шкурой грозного льва,
Слепой
провидец,
или
«Непогрешимые
правила
искусства»
887

«Наи мерзейший
урод в истории
искусства»,
или Клевета
Апеллеса
Лэресс
Большая книга
художника
Библиотека
Университета
Амстердама
выдал себя ушами и был осмеян и побит палками, Лэресс
советует посмотреть, как изображали выбранную тему
великие мастера, только после того, как сам художник уже
сделал набросок: «Смотри на них, но учись только у
Природы, тогда можно будет сказать, что работа твоя». При
этом Лэресс подчеркивает огромную ценность гравюр,
которые радуют глаз, питают ум, знакомят с
возвышенными мыслями, изящным и приятным стилем, прекрасными
людьми с грациозными движениями и в подобающих
одеяниях66.
Совет Лэресса изучать работы мастеров прошлого не
исключал возможности их критиковать. И сам он кри-
888

тически разбирает картины великих предшественников,
знакомые его современникам по гравюрам, указывая на
ошибки, дабы предостеречь от них молодых художников.
По мнению Лэресса, художник должен ориентироваться
не на авторитеты, а на Природу, но природа, подлежащая
художественному изображению, должна быть подвергнута
тщательному отбору, действительность должна быть
преобразована в свете идеала, унаследованного от
Античности. Художник должен не подражать большим мастерам, а
стремиться их превзойти. Только это может поднять
искусство на более высокий уровень, а самому художнику
принести славу и деньги.
Время от времени Лэресс сходит с классицистической
тропы, и эти «блуждания» тут же пробуждают
притупившийся было читательский интерес. Так, главным
источником знаний Лэресс считает практику. Изучение природы
важнее всех книг, в том числе и его собственной. И он
призывает молодых художников экспериментировать и
рассказывает, чему научился на опыте сам67.
Отходит он и от безусловной нормативности
эстетики классицизма, выводимой из единого и неизменного
«хорошего» вкуса. Ссылаясь на Платона, Лэресс видит
в красоте «лишь идею, и у каждого она своя. Так, Парис
считал самой красивой Елену, Аполлон — Дафну, а
Нарцисс — самого себя. Персы считали совершенной красоту
Стратоники и оказывали ее изваянию божественные
почести. <... > Грекам и немцам нравились каштановые волосы,
римлянам — русые, испанцам — черные. Одним нравятся
высокие и полные, другим — низкие и щуплые». Правда,
сравнивая классический стиль с современным, он тут же
забывает о возможной субъективности мнений, выступая
апологетом первого, «вечного и никогда не меняющегося»,
и резко критикуя современный стиль, «ежедневно
меняющийся в погоне за модой». Хуже современного стиля для
него только смешение его с классическим и мода
переносить библейские и античные сюжеты в современность. Это,
говорит он, так же противоестественно, как приставить к
человеческому телу конскую голову. Ему не надо было
объяснять читателю, что это отсылка к Горацию.
Слепой
провидец,
или
«Непогрешимые
правила
искусства»
889

«Наимерзейший ГРЯЗЬ КРАСКИ РЕМБРАНДТА
урод в истории
искусства»,
или Клевета
Апеллеса Уверенный в том, что современная ему живопись
переживает серьезный кризис, вызванный широким
распространением «низкого» реалистического искусства,
поставившего своей главной целью как можно более точную
передачу часто безобразной действительности, Лэресс
старается убедить читателей в том, что прекрасно может
быть только «правильное» искусство, искусство,
соблюдающее законы античной эстетики, пропорций и
перспективы. Его жалобы на упадок современного искусства — а
его современниками были Рембрандт, Метсю, Терборх, де
Хоох и множество других, чье творчество сделало XVII век
«золотым», — не дань моде и не перепев чужих мотивов
(на упадок современного искусства жаловался и Гиберти,
современник Мазаччо и Донателло, и Юний,
современник Рубенса и ван Дейка). С пылом неофита Лэресс, как
и всякий классицист, свято верующий в непогрешимость
собственного вкуса, пытается обратить читателей в свою
веру ради спасения искусства, ради его возвышения и
прославления. В борьбе с уродством повседневности он снова
следует за Буало, изгонявшим из поэзии двусмысленные
грубоватые шутки, «базарный» и «кабацкий» язык — все
комические приемы народного фарса: Бегите подлых слое
и грубого уродства. I Пусть низкий слог хранит и строй,
и благородство. I Всякрифмовал, какмог, не ведая препон,
И Табарену стал подобен Аполлон. <...> Преданья
древности исполнены красот. / Сама поэзия там в именах
живет I Энея, Гектора, Елены и Париса, I Ахилла,
Нестора, Ореста и Улисса. I Нет, не допустит тот, в ком
жив еще талант, I Чтобы в поэме стал героем — Хиль-
дебрант! / Такого имени скрежещущие звуки / Не могут
не нагнать недоуменной скуки. — Если ван Мандер
находил красоту и в современном ему искусстве, то для Лэресса
все современное искусство не искусство, а ремесло, так как,
верные привычке (а все современные художники для него
ремесленники, занимающиеся бездуховной ручной
работой, на которой они набили руку), художники слепо копи-
890

руют жизнь. Чтобы убедиться в этом, стоит только
взглянуть на рожи Бамбоччо, Остаде, Моленара или Браувера.
Эти художники либо видят в жизни одно уродство, либо
уродство привлекает их больше, чем красота. Они ищут то,
чего надо избегать, и изображают пороки как достоинства.
Все они, копирующие несовершенную природу и
находящие удовольствие в изображении низкой жизни, никогда
не сделают ничего совершенного, потому что Искусство,
по Лэрессу, состоит не в копировании, а в изображении
высокого, того, чего не видит глаз. Не знающие и не
желающие знать Высокое и Прекрасное не заслуживают имени
художника. Если раньше художник изображал Афину с
головы до пояса, то современный ремесленник изображает
Вулкана от пояса до пяток. Единственный среди
современных художников, кого он может поставить рядом с
древними, это ван Дейк. Рубенса он не причисляет к великим,
несмотря на то что и тот обращается к возвышенным
сюжетам. Утонченные силуэты ван Дейка более
соответствовали вкусу де Лэресса, чем колоритные фигуры Рубенса,
которого он винил в погрешностях против цветовой гаммы.
Лэресс последовательно противопоставляет
современных живописцев художникам Античности и Возрождения,
пламенно превознося высокое искусство прошлого,
обращавшееся к библейским и историческим сюжетам,
поэтическим, философским и моральным аллегориям, в то время как
современное искусство изображает лишь постоянно
меняющуюся современность. Символом старого искусства,
обладавшего пониманием, знанием и собственным суждением,
выступает для него Минерва, символом нового,
постоянно являющего невежество, халатность и самодовольство, —
Мидас. Превратить современное искусство в благородное
искусство прошлого так же невозможно, как превратить
осла в лошадь, так как основной его порок —
изображение действительности как она есть — укоренился повсюду:
Нет ни одного красивого зала или уютной комнаты,
как бы богато ни были они украшены, в которой не
было бы картин с бродягами, борделями, корчмами,
курильщиками, музыкантами, чумазыми детьми на

горшках и прочих мерзостей и гнусностей. Кто
осмелится принять у себя друзей или важных гостей в
комнатеу где все вверх тормашками, где орет ребенок
или где ему меняют пеленки? Конечно, все это лишь
изображение, но не есть ли живопись имитация
жизни, которая либо очаровывает, либо вызывает
отвращение? <...> Конечно, все это живопись, или по
крайней мере так называется, как называется теперь
живописью все, что отражает жизнь, но я спрашиваю
подлинного знатока искусства, насколько прекрасное,
выполненное искусной рукой, отличается от пороков,
которые изображают современные художники68.
Большая книга художника должна была не только стать
руководством в живописи, но и способствовать росту
престижа самой профессии художника. Лэресс
придерживается классицистической иерархии жанров, досконально
разработанной в 1667 году Андре Фелибьеном, и выводит
из излюбленного жанра художника, из предмета и темы
его живописи не только его социальное положение, но и
его эмоциональный и нравственный уровень: на нижней
ступени стоял писавший натюрморты, затем следовали
пейзажист, анималист и портретист; верхнюю ступень
занимал исторический живописец (картины и графика
самого Лэресса почти всегда на мифологические или
исторические темы). Художник становится для него тем, что он
изображает, что видит каждый день его глаз. Для Лэресса
на вершине иерархической пирамиды Рубенс и ван Дейк,
занимавшиеся исторической живописью. Затем идут
Рембрандт и Иордане, писавшие жанровые сцены, пейзажи и
натюрморты69. В самом низу Питер ван Л ар и Браувер с их
сценами драк в трактирах:
Легко изображать то, что мы видим каждый день. Но
наш мозг, как стеклянный шар, подвешенный
посредине комнаты, сохраняет все предметы, им
отражаемые. И мы видим, что Рубенс и ван Дейк, каждый день
бывшие при дворе и общавшиеся с великими мира сего,
направляли свои мысли к возвышенному искусству,
«Наимерзейший
урод в истории
искусства»,
или Клевета
Апеллеса
892

Йордане и Рембрандт—к обыденному и заурядному, а
Бамбоччо и Браувер — к самому низкому и
презренному. Каждый изображал то, к чему у него лежала душа,
и в соответствии с тем, с кем он общался ю.
Лэресс, как и ван Мандер, стремится повысить социальный
статус художника. Не случайно, говоря о старом искусстве,
он пишет, что в Риме, где художниками могли стать только
люди благородного происхождения, с мыслями
возвышенными и прекрасными, они пользовались почетом и
уважением. Но с тех пор многое изменилось, живопись
пришла в упадок, и в голландской живописи первую скрипку
играют теперь «бамбоччанти» (последователи
голландского художника Питера ван Лара) с их голодранцами и
трактирными потасовками. И он резко критикует
«бамбоччанти» не только потому, что низкие жанровые
сценки не соответствовали его идеалу живописи, но и потому,
что видит в них ремесло, а не искусство. Ремесленниками
в его глазах являлись и художники-портретисты, которые,
по словам Лэресса, «отказываются от своей свободы,
занимаясь портретами, так как в них не занято воображение».
Этого же мнения придерживался и Фелибьен, считавший,
что художник, посвятивший себя только писанию
портретов, по определению не может достигнуть совершенства в
живописи71.
По Лэрессу, уже само занятие «правильной»
живописью способствует развитию в молодом человеке тяги к
прекрасному и возвышенному: «Я полагаю, что даже тех, кто
не имел в детстве и юношестве возвышенных мыслей и не
стремился к высокому, занятие искусством может изменить,
сделав их способными на высокие и благородные дела». Он
приводит в пример сына рыбака Демада, сравнявшегося в
красноречии с Демосфеном, сына землепашца Протагора,
сына камнереза Пифагора, сына портного Ификрата,
ставшего афинским полководцем, Гераклита и Сократа.
Упоминает он и художников, которые, несмотря на низкое
происхождение, достигли в искусстве больших высот: Квентин
Массейс, до двадцати лет бывший кузнецом, сын
крестьянина Маартен ван Хеемскерк, пастух Мантенья.

«Наимерзейший Живопись была для Лэресса занятием духовным и ин-
урод в истории теллектуальным, в то время как для овладения ремеслом
искусства», „
или Клевета главным оставались практический опыт и верность тради-
Апеллеса ции. Поэтому он призывает своих читателей не
копировать слепо мастеров прошлого, а смотреть на них
критически и стараться исправить их ошибки. Он верил в то, что
художник может повысить свой статус путем духовного и
профессионального роста. Поэтому он так детально
разбирает, что должен и чего не должен делать молодой
художник, какие книги он должен читать, а какие — нет. От
простого ремесленника художника отличают знания, и
Лэресс неустанно призывает молодых художников
овладевать ими. Греческие мифы и историю они должны знать не
по гравюрам, а по текстам Геродота, Тацита, Иосифа
Флавия, Плутарха, Гомера, Вергилия и Овидия. Сам он
ссылается на Плиния, Павсания, Сенеку, Александра Афроди-
сийского. Художник должен быть ученым, исследующим
законы искусства, чтобы вознести его на более высокий
уровень (правда, уровень этот он видел в картинных позах
и жестах и красиво спадающих одеяниях). Только знающий
и стремящийся к высокому художник мог воспитывать
зрителей, уча их прекрасному.
Лэресс так пылко критикует тех, кто в его глазах был
ремесленником, потому что он, как и ван Мандер до него,
стремился к признанию живописи свободным искусством,
наравне с поэзией. В своем стремлении он не был одинок:
не случайно в это время так часты сравнения живописи с
поэзией, напоминания о том, что они сестры, и повторение
на все лады определения живописи как «немой поэзии»72.
Предрасположенность художника к возвышенному,
обыденному или низкому, избираемые им темы и их
трактовка, изображение низкой действительности или ее
воссоздание в свете идеала, стремление художника к знанию
или ремесленное следование традиции, сам образ жизни
художника — все это оказывалось связанным с его
статусом: ставший из Лэресса де Лэрессом, он знал, о чем
говорил. Примером ему здесь служил кавалер Бернини.
К росту статуса стремился не только сам художник, но
и тот, кого он изображал. Заказчик хотел предстать на хол-
894

сте не торговцем селедкой, каким был его дед, а человеком
благовоспитанным. Деревенские пирушки с пляшущими
крестьянами мало-помалу исчезают из голландской
живописи, как они уже исчезли из литературы, которая задает
тон, выступая старшей сестрой живописи. Портрет
становится все более театральным, «мифологическим»:
вчерашний купец предстает Марсом, а его жена — Дианой73,
и (псевдо)аристократическим: мещанин во дворянстве
позирует с охотничьими псами на фоне вчера
приобретенных имений. Эти тенденции явно прослеживаются у всех
голландских художников, включая даже позднего Яна Сте-
ена, облачавшего в шелка библейских и мифологических
персонажей.
Не стремится к аристократизации лишь Рембрандт, как
не поддается он и салонной моде, требующей гладкости
мазка. Наоборот, он движется против основного течения:
если в 1634 году он еще выписывает огромные розетты на
башмаках Маартена Соолманса, а в 1639 году с
тщательностью лейденских художников воспроизводит кружевной
воротник Марии Трип, то через двадцать лет быстрыми
мазками лишь обозначает позументы на плаще Яна Сикса.
Рембрандт в Большой книге художника упоминается не
раз. Так, затрагивая вопрос о выразительности живописи,
Лэресс излагает прозой то, что Пеле изложил стихами:
Не в первый раз мы видим смышленых художников,
которые различными новшествами стремятся
заполучить уважение знатоков. Можно назвать разных, но
я назову только двух, Рембрандта и Ливенса, манеру
которых нельзя совершенно отвергнуть, особенно
манеру первого из-за ее естественности и огромной силы.
Надо сказать, однако, что последователей у него было
немного, и закончили они так же прискорбно, как и их
вожатый. Тем не менее некоторые считали и до сих
пор считают, что он мог все, на что только способны
искусство и кисть, и что он превзошел всех
знаменитых художников, какие только были. Разве был другой
художник, вопрошают они, который бы мог так
имитировать природу посредством силы колорита, пре-

«Наимерзейший
урод в истории
искусства»,
или Клевета
Апеллеса
красного света, приятной гармонии, исключительных
и уникальных идей? Чего ему недоставало, со всеми его
огромными талантами? И если он не желал писать в
манере, давно уже упрочившейся, разве этого
недостаточно, чтобы покорить весь мир? Всем им я скажу, что
отнюдь неразделяю их чувств, хотя и не буду отрицать,
что и сам имел великую склонность к его манере, но,
познав непогрешимые правила Искусства, тут же
отказался от моих заблуждений и оставил его идеи,
основанные лишь на шатких и призрачных представлениях.
Действительно, с того времени, как Лэресс познал
непогрешимые правила Искусства, наивысшим идеалом для
него становятся рисунок Рафаэля и Пуссена и античное
искусство. По словам американского исследователя
Сеймура Слайва, в его картинах нет ни малейшего следа
влияния Рембрандта, а его офорты, в некоторых из которых
прослеживается свобода и легкость, напоминают скорее
связываемую с Пьетро Тестой итальянскую традицию,
нежели стиль Рембрандта74.
Историки искусства усматривают намек на Рембрандта
и в критике Лэресса художников, старающихся как можно
вернее передать недостатки лица: слепой глаз, кривой нос
или рот, косоглазость, оспины или отвислые губы («сама
природа не радуется, глядя на таких людей, поэтому и мы
смотрим на них не иначе как с брезгливостью», — пишет
он). Шмидт-Дегенер даже выводит из этого программного
требования эстетики классицизма психопатический
симптом страдавшего от своей внешности Лэресса и его
ненависть по отношению к «неумолимо правдивому портрету
Рембрандта»75. Лэресс, как мы видели, учил художников
не бояться изображать горбунов и калек, но касалось это
только массовых сцен. Говоря о жанре портрета, он,
ссылаясь на древних, «знавших, какое огромное воздействие
на наши чувства имеет прекрасный портрет», призывал
художников тщательно выбирать свои модели: «Портрет
красивой женщины вызывает в нас сострадание, если она
изображена в муках, и радость, если она поет или смеется.
Вульгарная баба ни в радости, ни в печали не вызывает этих
896

чувств». И он критикует тех, кто не следует этой простой
логике. Эту критику историки искусства соотносят
обычно с Рембрандтом, так как известно, что его моделями часто
выступали Хендрикье и Титус:
Один пишет портрет женщины со всеми родимыми
пятнами и веснушками, другой берет свою грубую и
неотесанную служанку и пишет с нее даму, третий —
первого попавшегося школьника или своего сына (все
время зачесывающего волосы за ухо или сидящего,
уставившись в одну точку), облачает его в богатый
костюм и думает, что он подражает природе и что
этого достаточно, а приятность и
привлекательность не для него.
Одним из основных требований Лэресса к картине был
свет, и, посвящая свету отдельную главу, он подробно
останавливается и на светотени, и на солнечном свете, и на
отражении в воде, на соотношении цвета и света, на тени при
разном освещении, на заходе и восходе солнца, свете луны,
свете факела, лампы, костра, свечи... Лучшим для него был
обычный свет, более естественный, чем яркий свет солнца,
создававший слишком резкие контрасты. Картина, по Лэ-
рессу, должна быть светлой, и в отходе от этого принципа
он видит одну из главных ошибок Рембрандта:
Как сильный свет делает для нас цвет всех предметов
красивым и ясным, так, несомненно, чем больше скрыто
тенью и мраком, тем темнее и некрасивее предстают
эти вещи. К сожалению, в этом заблуждались многие
знаменитые мастера. Среди брабантцев это Рубенс, а в
Голландии — Рембрандт, Ливенс и многие другие,
работавшие в их манере. Первый хотел сделать жизнь
красивее, чем она есть, а получилась грубая пестрота (raauwe
bontigheid), вторые в поисках мягкой сочности
опустились до зрелости и гнили (een ander om de murwheid te
bekomen, tot de ryp en rottigheid vervallen) — две
крайности, два подводных рифа, и да послужит их
упоминание бакеном, предупреждающим других76.

Светотень Рембрандта он считал неестественной и
призывал избегать его золотистого и коричневого, как и его
импасто. Он порицает как широкие мазки, оставляющие
видимые следы кисти на холсте (Рембрандт), так и
филигранную работу лейденских художников. Хуже для него
только комбинация обоих стилей в одной работе. Но
главный его выпад против Рембрандта касается цвета. Ценитель
рисунка Рафаэля и Пуссена, Лэресс остается колористом.
Цвет для него не что-то добавочное, а такой же важный
элемент, как и рисунок: «В то время как ясные и чистые
цвета приятны глазу и знатока, и невежды, их
противоположность вызывает у всех отвращение». И, не советуя
художнику придерживаться здесь того или иного метода, он
призывает его следовать Природе, преображая ее
рассудком и правилами искусства:
<...> следуй Природе, и ты угодишь Искусству.
Довольно выписываний, ковыряний и пачкотни: берись за
работу твердой рукой. И не на манер Рембрандта или
Ливенса, у которых краска грязной жижей (drek)
стекает по полотну, а накладывая краску сочных цветов
равномерными мазками, так, чтобы все предметы
представлялись законченными и возвышенными
искусством, а не пачкотней.
Это «drek», означающее «дерьмо» или «грязь, жижа»,
переводится по-разному: ван де Ветеринг делает из него
невнятный «навоз», а по Жерару Дессону (в русском
переводе), «Рембрандт окунает кисть в собственные
испражнения». Для классициста Лэресса «декорум» был слишком
важен, чтобы употребить слово «дерьмо», не говоря уже
о «собственных испражнениях». Для него «drek» — это
«грязь», «жижа», но и «грязь» или «жижа» по отношению
к палитре Рембрандта дорого обойдется Лэрессу. Когда на
смену классицизму придет романтизм и все нелестные для
Рембрандта определения — еретик, пачкотня, гниль — не
только поменяют знаки, но и станут стигматами,
удостоверяющими святость, назвавший краски Рембрандта
«грязью» будет ею и забросан.
«Наимерзейший
урод в истории
искусства»,
или Клевета
Апеллеса
898

АНТИПОДЫ РЕМБРАНДТА
Лэресс не первым призывал к «красоте» в
живописи. Голоса сторонников классицизма
раздаются в Нидерландах с середины 50-х годов.
Первым «антиподом Рембрандта»77 стал Ян де
Биссхоп (1628-1671), юрист и недюжинный
рисовальщик78, два тома гравюр которого с
изображениями римских скульптур и том гравюр
с итальянских картин должны были стать для
голландских художников примером для
подражания, научив их законам красоты и
пропорций. Его рисунки, уже при жизни
пользовавшиеся огромным успехом и ценившиеся
коллекционерами, можно увидеть в Рейксму-
зеуме, Альбертине, Нидерландском
институте в Париже, музее Виктории и Альберта (см.
рисунок отплытия Карла II в Англию). Узы
«братской дружбы» связывали де Биссхопа с
историком Герардом Брандтом и Каспаром
Барлеем, соответственно зятем и сыном
ученого79. Его друзьями были и Константин и Ло-
девейк Гейгенсы80.
В 1668-1669 годах вышел альбом офортов
де Биссхопа Signorum Veterum Icônes (1669) —
Изображения древних статуй. Первый том
Icônes рисовальщик посвятил Константину
Гейгенсу-младшему81, второй — Иоанну
Августину Утенбогарту, чьей огромной
коллекцией рисунков и офортов он пользовался во
время работы. В 1639 году Рембрандт сделал
офортный портрет сборщика налогов Утенбо-
гарта, человека, заслуживающего, по мнению
многих историков, более почетного места в
биографии художника, чем то, которого он
удостоился до сих пор82.
В 1671 году, уже после смерти де
Биссхопа83, вышла Paradigmata Graf ices variorum Ar-
Портрет Яна де Биссхопа
Ян де Биссхоп, с оригинала
Юргена Овенса. 1657-1671
Рисунок. 19,8x16,1
Рейксмузеум, Амстердам
899

tificum — Образцы рисования различных
мастеров, первый из планируемых
четырех томов гравюр, сделанных им с работ
итальянских мастеров. Посвящалась
книга Яну Сиксу, для которого в 1669 году де
Биссхоп сделал гравюру с Христа и
самаритянки Аннибале Карраччи84.
В посвящении Яну Сиксу и
сосредоточены критические замечания де Биссхопа
о современной ему голландской школе
живописи, которые яркостью своих образов
оказали огромное влияние на ее
дальнейшее развитие: «Ясно, что неправильно
думать, будто то, что вызывает отвращение в
жизни, в искусстве будет приятно глазу, и
что более живописным и
предпочтительным для искусства будет уродливый
морщинистый старик, а не красиво сложенный
юноша, неприглядные руины, а не только
что построенное по правилам здание,
нищий простолюдин, а не вельможа или
король, засохшее, кривое и некрасивое
дерево, а не зеленое и с роскошной кроной;
рваный и чиненый лоскут, а не цельный и
добротный кусок ткани; раболепие и
ничтожество, а не достоинство и
благородство и так далее. Тем не менее с недавнего
времени это заблуждение укоренилось
среди наших художников, даже наилучших, и
везде стало принятым выбирать предметом
для рисунка или картины то, на что
неприятно смотреть. <... > Мы видим почти
исключительно компании нищих, убогих,
горбатых и калек, грязные бордели, пьяных
мужиков и прочее, слишком
неприглядное для передачи словами. Даже если надо
представить Данаю или Леду (так уж теперь
принято), художник изображает женщину
с толстым и вздутым животом, отвислой
Антиподы
Рембрандта
Бюст Яна де Биссхопа
с аллегорическими фигурами
Лэресс. Титульная страница
Образцов рисования де Биссхопа
1670-1671. Офорт. 22,9x15.4
Рейксмузеум, Амстердам
Слева;
Иоанн Утенбогарт
Рембранд. 1639. Офорт, сухая игла
24,9x20,4- Рейксмузеум, Амстердам
901

грудью, следами от подвязок на ногах и еще многими
подобными уродствами»85.
Де Биссхоп нигде не называет имени Рембрандта, он
лишь критикует традицию, упрочившуюся к этому
времени в голландской живописи. Но именно Рембрандт являл
собой ярчайший пример как «живописных» нищих (и
«живописности» вообще), так и «вздутых животов и отвислых
грудей», и слова де Биссхопа стали относить прежде всего к
нему. По иронии истории критика голландского реализма,
ставшая в глазах современников ярчайшей филиппикой
против «грязи» низкого искусства Рембрандта, адресована
тому самому Яну Сиксу, чей портрет станет позже наина-
гляднейшим примером человечности, подлинности,
естественности, душевности и духовности высокого искусства
художника.
Де Биссхоп не успел сделать титульный лист к
Paradigmata. Его сделал Лэресс, хорошо знавший текст и
повторивший, как мы видели, многие его положения в Большой
книге художника, А образ женщины «с толстым и вздутым
животом, отвислой грудью и следами от подвязок»
повторяли потом многие — так ярко запечатлелся он в
зрительной памяти современников. Первым стал Андрис Пеле,
который, как мы уже видели, почти не изменяя,
использовал его в описании натурщиц Рембрандта:
Прикрасы — суета: мозолиста рука.
Отвисла грудь, на ляжке оттиск от чулка,
Шнуровки вдавленной под юбкой отпечатки -
Как можно скрадывать Природы недостатки!
перевод Н. Тархан-Моурави
Как современники, так и последующие критики
связывали эту обнаженную Рембрандта прежде всего с его
офортами Купающаяся Диана и Сидящая обнаженная.
Кеннет Кларк, проникновенно убеждавший читателя в
человечности Рембрандта-художника на примере портрета
Маргареты де Геер, называет эти два офорта Рембрандта
1631 года болезненными видениями человеческой наготы
и объясняет их нежеланием художника применить к обна-
«Наимерэейший
урод в истории
искусства»,
или Клевета
Апеллеса
902

женному телу ту «искусственную форму», которую при- Антиподы
меняли его современники: «в знак протеста он свернул с Рембрандта
этого пути, чтобы отыскать самое несуразное тело, какое
только можно себе представить, и подчеркнуть его самые
непривлекательные черты. У немногих молодых женщин
Амстердама (а, судя по лицу, женщине, сидящей на холме,
нет и тридцати) мог быть такой большой и
бесформенный живот. Мы с трудом заставляем себя задержать на ней
взгляд <...>. Во втором офорте фигура менее
чудовищна, но вызов классицизму более явный, поскольку жирное,
обрюзгшее создание наделено атрибутами Дианы. <...>
В офорте зафиксирована каждая мешковатая форма,
каждая оскорбительная складка — все то, что при
изображении наготы обычно сглаживается; но, по мнению
Рембрандта, мы должны это видеть»86.
Сидящая
обнаженная
Рембрандт
1629-1633
Офорт. 17,7*16
Рейксмузеум,
Амстердам
903

«Наимерзейший
урод в истории
искусства»,
или Клевета
Апеллеса
Купающаяся
Диана
Рембрандт
1629-1633
Офорт. 17,7*15.8
Рейксмузеум,
Амстердам
За триста лет, отделяющих выход Наготы в искусстве
Кларка от стихотворения Пелса, об уродстве обнаженных
Рембрандта писали многие, различаясь разве что в
степени непонимания и неприятия87. Дальше всех — в прямом
и переносном смысле — зашел английский портретист
и исторический живописец Бенджамин Роберт Хейдон
(1786-1846), писавший: «Что касается обнаженной натуры,
мужчин и женщин, он (Рембрандт) был эскимосом. Его
представления о деликатных формах женщин испугали бы
и белого медведя»88.
Образ Рембрандта-еретика, талантливого художника,
позорящего, однако, само имя художника, впервые появ-
9°4

Антиподы
Рембрандта
ляется в i67J году в книге Иоахима фон Зандрарта (i6o6-
1688) Teutsche Académie der Edlen Ван-, Bild- und Mahle-
rey-Künste, называемой обычно просто Teutsche Académie.
Ровесник Рембрандта, фон Зандрарт с девяти лет обучался
живописи и графике в Германии и Праге, а в 1623 году стал
учеником ван Хонтхорста. В мастерской ван Хонтхорста
он познакомился с Рубенсом и путешествовал с ним по
Нидерландам. В 1627 году фон Зандрарт сопровождал ван
Хонтхорста в Лондон, где познакомился с графом Эран-
делом, известнейшим знатоком-коллекционером Англии
того времени. Из Лондона фон Зандрарт отправился в
Венецию, Болонью, Рим, Неаполь и на Мальту. Он пи-
Полуобнаженная
у печи
Рембрандт. 1658
Офорт, сухая
игла. 22,9*18.5
Рейксмузеум,
Амстердам
905

«Наимерзейший шет, что работал в эти годы неподалеку от Рима с Лорре-
урод в истории ном, знал Пуссена, Питера ван Лара, Доменикино, Гвидо
или^евета Рени, Пьетро да Кортону, Бернини и Риберу. Художник
Апеллеса выполнил несколько заказов папы Урбана VIII. С 1637 года
фон Зандрарт жил и работал в Амстердаме. Здесь он делал
гравюры с картин из собрания Альфонсо Лопеса89 и писал
Роту стрелков капитана Корнелиса Биккера для того же
Большого зала аркебузиров, для которого Рембрандт писал
Ночной дозор. Вондел считал его лучшим художником
своего времени. С середины 40-х годов фон Зандрарт работал
в Мюнхене, Нюрнберге и Вене, а в Аугсбурге основал
Академию живописи. Написав портрет герцога
Максимилиана I Баварского, основателя Католической лиги, к
которому перешел Пфальц после поражения Фридриха V в битве
у Белой горы, фон Зандрарт стал пфальц-нойбургским
советником, а изобразив племянника Максимилиана
Фердинанда III, его жену Марию Анну Испанскую и их сына
Леопольда, советник фон Зандрарт стал и австрийским
дворянином.
В Немецкой академии он демонстрирует и
великолепное знание трактатов по искусству от Античности до
барокко, цитируя Дюрера, Ломаццо, Варки, Цуккаро, Ваза-
ри, Леонардо, де Би, ван Мандера, Юния и даже мало кому
известного Помпония Гаурикуса! Что же касается самого
жизнеописания художников, то здесь апломб
академического доктринера скорее мешает фон Зандрарту, берущему
на себя роль не биографа, а судьи90.
Фактологических данных о Рембрандте у него немного,
а те, что есть, неверны. Он не упоминает места рождения
Рембрандта и его банкротства, как не упоминает ни одной
даты его биографии, исходя, как предполагает Слайв, лишь
из того, что узнал о художнике, живя в Амстердаме. Нигде
фон Зандрарт не упоминает своего знакомства с
Рембрандтом, как не упоминает и Ночной дозор, который, вероятно,
не видел. Главным качеством Рембрандта (а главное
качество он старался выявить у каждого художника) он
называет его работоспособность. Он отнюдь не отрицает талант
Рембрандта, особенно как колориста, но считает, что
художник не достиг подлинного величия, потому что никог-
90б

да не был в Италии и не знал ни произведений Антично- Антиподы
СТИ, НИ рИСунКОВ РафаЭЛЯ, НИ теории искусства. Не знал Рембрандта
он ни анатомии, ни законов пропорций и перспективы, ни
пользы античных статуй, с которых начиналось обучение
рисованию. Мало того: он не мог знать всего этого, так как
был малограмотным и читал едва ли не по складам.
Отказ Рембрандта следовать классическому канону красоты
и правилам, выработанным на всем протяжении истории
искусства, фон Зандрарт считал незнанием этого канона и
«наших», как он пишет, правил. Это незнание и обусловило
то, что Рембрандт следовал только своему вкусу, нарушая
правила, которым сам фон Зандрарт посвятил 15 глав книги.
Фон Зандрарт пишет, что у Рембрандта были проблемы
с рисунком, и чтобы скрыть этот недостаток, он погружал
очертания в темноту (Finsterschwarz). Но он признает
мастерство Рембрандта в использовании светотени. С еще
большим пафосом превозносит он цвет Рембрандта, а цвет
был для фон Зандрарта не менее важен, чем рисунок. Как
ученый педант фон Зандрарт сверху вниз смотрел на сына
мельника, но как художник не мог не оценить его
светотени и колорита.
Главный его упрек Рембрандту состоит в том, что тот
не облагораживал природу, а лишь ей следовал. Он
прекрасно писал стариков, их волосы и морщинистую кожу,
то есть то, что считалось «живописным» («как говорят
голландцы», — добавляет фон Зандрарт, явно не считавший
все это «достойным живописи»). Термин «живописный»
был для него исключительно голландским и использовался
для сюжетов, популярных в голландской живописи
середины xvii века, — пейзажей, натюрмортов, жанровых сценок,
не наполненных «высоким» историческим и моральным
содержанием. В том, что Рембрандт писал только то, что
легко для понимания, и не писал больших полотен на
исторические и мифологические темы, фон Зандрарт видит
подтверждение ранее высказанного им утверждения, что
Рембрандт не знал Античности, и свидетельство низкого
положения Рембрандта в художнической иерархии.
Фон Зандрарт ставит в вину Рембрандту то, что тот не
стремился повысить социальный статус художника. Совет-
907

Карикатура
на голландскую академию
Томас Роулендсон. 1792. Офорт
17,8x24,9- Рейксмузеум, Амстердам
Портрет Рембрандта в Немецкой
академии фон Зандрарта
Библиотека Университета Амстердама
ник и дворянин фон Зандрарт окружал себя
просвещенными знатоками, Рембрандт же
якшался со всяким сбродом. И великолепный
колорист и мастер светотени становится для
фон Зандрарта тем, кто позорит само звание
художника. Поэтому, вероятно, он и не
упоминает, что лично знал Рембрандта.
Описанию талантливого, но «от
мельницы» художника соответствует и помещенный
в книге портрет: Рембрандт, с двойным
подбородком и обрюзгшей шеей, в меховой
шапке, похож скорее на купца, чем на художника,
каким изображали себя Рубенс или ван Дейк —
в переливчатых шелках, мягком бархате и
тонком кружеве. Любопытно, что как раз в то
время, когда фон Зандрарт работал в
Амстердаме над портретом стрелков, Рембрандт
запечатлел себя гранд-сеньором à la Кастильоне
Рафаэля91. Неизвестно, знал ли фон Зандрарт
этот автопортрет Рембрандта. Как бы то ни
908

было, в своей книге он поместил портрет,
соответствовавший созданному им
образу полуграмотного неуча. Этот образ
составит основу мифа, отголоски которого
слышны потом у Рёскина и Буркхардта.
В 1678 году, через пять лет после
Немецкой академии, вышло Введение в
высокое искусство живописи, или Зримый
мир ученика Рембрандта Самюэля ван
Хоогстратена. Зримый мир был
пособием для художников, и, по словам самого
автора, он «намеревался рассказывать не
о живописцах, а о живописи. Кто-нибудь
другой, у кого будет больше досуга, может
описать их жизни, продолжив дело Карела
ван Мандера». Однако ван Хоогстратен
часто ссылается на «прекрасного Рембрандта,
ставшего после смерти моего отца Теодора
моим вторым Учителем»92. Он
превозносит учителя за мастерскую передачу
оттенков кожи, эмоций, отражений, но и он
сожалеет о том, что Рембрандт обязан своим
искусством только глазу и опыту.
Говоря о гризайли Проповедь
Иоанна Крестителя у он хвалит изображение
в толпе людей самых разных сословий, но
замечает: «Но там же виден и кобель,
самым непристойным образом вскочивший
на сучку. Пускай все это очень натурально
и правдиво, но, на мой взгляд, здесь это в
высшей степени неуместно. Теперь
зрители вправе сказать, что художник изобразил
Проповедь киника Диогена, а не Святого
Иоанна». Рембрандт не считается с
нормами морали, религии и хорошего вкуса, он
нарушает приличия, «декорум»,
чрезвычайно важный аспект эстетики
классицизма93. К тому же вынесение на первый план
копулирующих собак снимало все воспи-
Антиподы
Рембрандта
Страница из Немецкой академии
с портретом Рембрандта
Библиотека Университета
Амстердама
909

«Наимерзейший
урод в истории
искусства»,
или Клевета
Апеллеса
Самюэль ван Хоогстратен
Автопортрет. 1677-1678
Офорт, резец. 16,2x12,3
Рейксмузеум, Амстердам
тательное значение сцены проповеди и
отнюдь не способствовало престижу
художника. Ван Хоогстратен извиняет бывшего
учителя, списывая подобные огрехи на его
бесхитростную натуру.
Арнольд Хаубракен (1660-1719)3 ученик
Самюэля ван Хоогстратена, окажется тем
самым «другим, у кого будет больше
досуга». Он напишет Большой театр
нидерландских художников и художниц (De Groo-
te Schouburgh derNederlantsche Konstschilders
en Schilderessen) (1718), в первый том
которого войдет и пространная биография
Рембрандта94. Рассказанные Хаубракеном
факты и анекдоты будут пересказываться до
середины xix века, когда начнется
серьезное изучение творчества Рембрандта.
Как и все его предшественники,
Хаубракен начинает с похвал. Он
рассказывает о многообещающем юноше, сделавшем
у Сваненбюрга «удивившие всех успехи»95,
превозносит автопортреты Рембрандта,
не уступающие лучшим работам Рубенса
и ван Дейка, его неистощимую
изобретательность в передаче эмоций, поз и
костюмов. Жаль только, добавляет он, что всем
этим он обязан только таланту, а не
следованию правилам, которые можно было бы
передать ученикам. Поэтому на работах
Рембрандта нельзя учиться.
Сожалеет Хаубракен и о том, что так
много картин и еще больше офортов
Рембрандта остались незаконченными. И пускается
в рассуждения о причинах. Во-первых,
говорит он, в юности у Рембрандта чаще
доставало терпения довести работу до конца,
чем в старости. Во-вторых, он постоянно
изменял, не мог не изменять уже
сделанное. В-третьих, с легкостью бросал начатую
910

работу. Четвертой и самой важной причиной он считает
взбалмошный характер художника. Однажды, рассказывает
Хаубракен, Рембрандт написал прекрасный портрет
Клеопатры, но полностью переписал его только для того, чтобы
выделить одну жемчужину. В другой раз во время работы
над семейным портретом умерла его ручная обезьянка, и
так как под рукой у него не оказалось другого холста, он
запечатлел любимицу прямо на портрете. Не разделявшие
горя художника заказчики попросили его убрать
новоявленного члена семьи, но он наотрез отказался96.
Хаубракен с пониманием рассказывает о том, что
перенявшие было манеру учителя ученики Рембрандта,
познакомившись с итальянской живописью, перешли на более
светлые тона: темный, мрачный колорит несовместим, по
мнению автора, с великим искусством. Ни словом не
упоминая банкротства Рембрандта (как мог обанкротиться
художник, пользовавшийся огромной популярностью и
бравший за портреты неслыханные деньги?), Хаубракен
сообщает, что в последние годы жизни тот работал очень
быстро, так что если внимательно посмотреть на его
картины, кажется, будто они сделаны мастерком каменщика.
Украшения и тюрбаны на его картинах выглядят скорее
вылепленными, нежели написанными. Говорят, пишет он,
что однажды Рембрандт наложил краску таким толстым
слоем, что портрет можно было поднять за нос. Поэтому
он и не любил, когда заказчики слишком близко подходили
к холсту, и пугал их запахом краски97.
Страхом сравнения с другими художниками объясняет
Хаубракен и глубоко индивидуальный стиль Рембрандта:
«Из его манеры работать я могу заключить, что делал он это
умышленно, так как, усвой он манеру других художников
или поставь он свой мольберт рядом с известными
итальянцами или другими знаменитостями, мир мог бы сравнить
их. Но он избежал этой проверки, поступив, как, по словам
Тацита, поступал император Тиберий, избегавший всего,
что только могло дать народу повод сравнить его с
Августом, о котором все сохранили приятные воспоминания»98.
Хаубракен пишет, что Рембрандту плохо удавались
руки, и поэтому он обычно прятал их в тень, особенно в

портретах. Если, конечно, это не были морщинистые руки
старух. Но еще хуже он писал обнаженных женщин,
«самый вожделенный предмет для кисти, к которому с
особым старанием обращались все знаменитые мастера». Он
же выбирал натурщиц, «не вызывавших ничего, кроме
отвращения, так что остается только удивляться, как человек
такого таланта и такой силы духа мог проявлять такое
своеволие в выборе натурщиц»99.
Ссылаясь на фон Зандрарта, Хаубракен рассказывает,
что ученики платили Рембрандту больше 2500 гульденов
в год, но ему все было мало, и он всякий раз попадался
на удочку учеников, пытаясь поднять с пола
нарисованные ими монетки. Общался он с простым людом, говоря
при этом: «Если я хочу отдохнуть, я ищу не почестей, а
свободы»100.
Итак, все процитированные выше художники-критики
сходятся на том, что Рембрандт, будучи великолепным
колористом, отменным мастером светотени и передачи
эмоций, неистощимым на выдумку костюмов и поз,
имитировал природу, не облагораживая ее, пренебрегая правилами
пропорций и перспективы и законами анатомии (или не
зная их). Его рисунок часто оставлял желать лучшего, и
чтобы скрыть огрехи, он погружал изображаемое во мрак.
Сын мельника, едва умевший читать, он не старался
приобрести знания у людей сведущих, а якшался с себе
подобными, не соблюдая ни этикета, ни декорума — ни в
живописи, ни в быту.
PICTOR VULGARIS
Рембрандт был отнюдь не первым в истории искусств
художником, кому была адресована подобная критика.
Голландский исследователь Эмменс в блестящей работе,
посвященной истокам классицистической критики Рембрандта
и голландской школы живописи, вводит понятие pictor
vulgaris, параллельное poeta vulgaris Науки поэзии Горация,
настольной книги этого времени, неоднократно переводимой
912
«Наимерзейший
урод в истории
искусства»,
или Клевета
Апеллеса

и постоянно цитируемой101. Poeta vulgaris пренебрегает
правилами, надеясь только на вдохновение. Гораций
предрекает ему творческую смерть, а читателю советует бежать
его, когда «лютует он хуже медведя, / Хуже медведя, что
клетку взломал и ревет на свободе». Противоположностью
художника-неуча был ученый художник, pictor doctusЮ2.
Образ pictor vulgaris встречается уже в Жизнеописаниях
Вазари, послуживших образцом для всех позднейших
составителей «книг художников». Для Вазари, исходившего
из тоскано-римской традиции, основанной на рисунке
(disegno) и нормативности античной скульптуры, pictor
vulgaris — это художник, не знающий античных
образцов, пишущий исключительно с натуры и часто «alla
prima», без эскиза. Чтобы скрыть погрешности рисунка, он
прибегает к цвету. Невольным pictor vulgaris у Вазари
выступает Тициан, отправленный мальчиком в Венецию, где
«не изучали Античности и имели обыкновение все, что
изображали, срисовывать с натуры»103. Вазари ссылается
на Себастьяно дель Пьомбо, говорившего, что «если бы в
то время Тициан попал в Рим и увидел произведения Ми-
келанджело, Рафаэля и античные фигуры, а также изучил
бы рисунок, он создал бы поразительнейшие вещи, имея в
виду его прекрасное мастерство колорита и его
заслуженную славу лучшего и величайшего в наше время
подражателя природы при помощи цвета, и что, строя на основе
подлинно великого искусства рисунка, он сравнялся бы с
Урбинцем и с Буонаротти»104. А в конце главы о Тициане
Вазари приводит и слова Микеланджело, вместе с которым
он ходил к Тициану смотреть на только что написанную
Данаю: «Буонаротти его очень хвалил, говоря, что ему
нравится весьма его манера и колорит, однако жалел, что
в Венеции с самого начала не учат хорошо рисовать, из-
за чего тамошним художникам недостает мастерства. Ибо,
говорил он, если бы искусство и рисунок так же помогали
этому человеку, как ему помогает природа, в особенности
в изображении натуры, то большего бы нельзя было себе
представить, имея в виду его прекраснейшее дарование и
его изящнейшую манеру». И Вазари суммирует
услышанное: «С этим действительно нельзя не согласиться, ибо тот,

«Наимерзейший
урод в истории
искусства»,
или Клевета
Апеллеса
кто много не рисовал и не изучал избранные античные и
современные образцы, не сможет успешно работать сам по
себе и исправлять то, что он изображает с натуры,
придавая этому то совершенство, которое даруется искусством
помимо порядка вещей в природе, создающей некоторые
части неправильно»105.
Ярким примером «намеренного» pictor vulgaris может
служить Караваджо, сознательно писавший то, что
вызывало зрительский дискомфорт: автопортрет в отсеченной
голове Голиафа, с которой еще капает кровь, или Юдифь в
процессе отсекания головы Олоферна. На ее лице гримаса
отвращения, ей трудно лишить жизни человека — а Оло-
ферн представлен именно человеком, с морщинами,
напряженной, цепляющейся за жизнь рукой. Это соединение
в изображенном на портрете библейского или
исторического лица и живого человека составит одну из трудностей
восприятия картин Караваджо. Другой трудностью было
нарушение декорума: грязные, заскорузлые пятки
странника, стоящего на коленях перед Мадонной Лорето,
вызвали скандал, тем более что висели они рядом с алтарем;
еще больший скандал вызвала фигура Марии в Успении
Девы Марии у где художник изобразил Богоматерь со
вздутым животом, в позе, свидетельствующей о мучительной
предсмертной агонии. Многие сравнивали ее с пьяной
проституткой, выловленной в Тибре, и поговаривали, что
натурщицей для Марии послужила любовница художника,
не отличавшаяся чистотой нравов106. Неудивительно, что
церковь, для которой была написана картина, отказалась
от нее. Нарушение декорума усматривали и в
анахронизме Караваджо. Сторонники Контрреформации призывали
к археологической достоверности, а он изобразил в
Призвании апостола Матфея и самого святого, и его коллег-
мытарей как римских bravi. К тому же Караваджо писал с
натуры, без подготовительных зарисовок, из которых
художнику надлежало выбрать наилучшее. В этом отборе и
состояло искусство — писавший же с натуры, не исправляя,
просто копировал природу107.
Караваджо прослыл бунтарем, не признававшим правил
и авторитетов и следовавшим только своему гению. Не-
94

уживчивый и вспыльчивый, он всюду наживал себе врагов,
и кардинал Федерико Борромео, познакомившийся с
художником в пору его римской жизни, описал его как
«человека неотесанного, с грубыми манерами, вечно
оборванного и обитающего где придется». Он не искал общества
людей добропорядочных, а, по словам того же кардинала,
«выглядел вполне счастливым, рисуя уличных мальчишек,
завсегдатаев трактиров и жалких бродяг». Джованни Пье-
тро Белл ори (1613-1696), секретарь Академии святого Луки,
археолог и поэт, пишет, что когда Караваджо говорили о
знаменитейших изваяниях Фидия или Гликона как об
образцах, на которых надо учиться, он вместо ответа указывал
на толпу, говоря, что достаточно учиться у природы.
Караваджо критиковали за иллюзорность, натурализм и
желание привлечь новизной, за пристрастие к темным тонам,
которые местами ярко высвечиваются, но эти всполохи
света редко когда достигают границ композиции Ю8. Светотень
становится у него основополагающим приемом живописи,
вызывая у зрителя иллюзию реальности и сопричастности
происходящему109. Но, несмотря на всю критику, знаток
Джулио Манчини отмечал, что «живопись нашего века
многим ему обязана»110. И он не был единственным
почитателем таланта Караваджо. Поношения художника с
самого начала сопровождались восхвалениями.
В 1762 году много поездивший и много повидавший
блистательный светский аристократ Франческо Альгарот-
ти, авторитет в области искусства для всей просвещенной
Европы XVIII века, к чьему мнению прислушивались и
Август III, и Фридрих II, первым назвал Караваджо «il Rem-
brante dell'Italia» (он же первым назвал Санкт-Петербург
«окном в Европу»)111. А двадцать лет спустя его
соотечественник, иезуит, археолог, смотритель галерей
Флоренции и автор первой последовательной истории
итальянского искусства Луиджи Ланци, назвал Рембрандта
«народным Караваджо по ту сторону Альп»112.
Пожалуй, самым веским и серьезным было обвинение
pictor vulgaris в злоупотреблении цветом, дабы
замаскировать погрешности рисунка. Как мы видели, чем больше
похвал расточается цвету, тону, колориту и их балансу, тем

«Наимерзейший
урод в истории
искусства»,
или Клевета
Апеллеса
вероятнее, что за этим последует критика рисунка. Ван
Хоогстратен замечает, что в его время «больше
художников, которым недостает умения рисовать, чем художников,
не умеющих использовать цвет»113. Это
противопоставление рисунка цвету является продолжением начавшегося в
xvi веке в Италии дебата о disegno-colorito, который к
концу xvii века выльется в жаркие диспуты в парижской
Академии живописи и ваяния.
Еще в 1538 году Микеланджело писал, что хотя
фламандская религиозная живопись и вызывает в благочестивом
человеке больше эмоций, чем итальянская, происходит это
«не столько из-за ее выразительной силы и добротности,
сколько из-за благочестивых чувств самих молящихся».
Нравится же она только тем, кому «не хватает
чувствительности к подлинной гармонии». Фламандские художники
пишут, «чтобы дать глазу иллюзию вещей», и их работам
«не хватает подлинного искусства, правильной меры и
правильных отношений, так же как и выбора и ясного
распределения в пространстве и в конце концов даже
самого нерва и субстанции»114. То же представление о
нидерландской живописи мы находим и в адресованном Вазари
письме нидерландца Ламберта Ломбарда (1506-1566),
ориентированного на античное искусство: «<...> многие
(колористы), подражая его (Яна ван Эйка) манере и не думая
о том, чтобы идти вперед, наполнили наши церкви
произведениями, которые не вдохновлены природой, а только
облачены в красивые цвета».
Неудивительно, что эта критика особенно громко
раздается в стенах основанной в 1648 году в Париже Академии
живописи и ваяния, ставшей сначала провозвестником, а
потом истым ревнителем идей классицизма. Избранный
ее членом Абрахам Босс (1604-1676) писал, что Рубенсом
и Тицианом нельзя восторгаться, не объясняя, в чем они
несовершенны. Полон высказываний подобного рода и
Дневник путешествия кавалера Бернини во Францию,
составленный известным знатоком и коллекционером
Полем Фреаром де Шантелу115. Он пишет, что всякий раз,
превознося цвет Тициана и Веронезе, Бернини
отмечает слабость их рисунка: «Ломбардцы были великими ху-
9i6

дожниками, но они не были хорошими рисовальщиками.
Нельзя сказать, чтоб не было нескольких картин Паоло
Веронезе, хорошо написанных и хорошо нарисованных,
но их мало»116. Признавая, что у Рафаэля не было
великолепного цвета ломбардцев, он тут же добавляет, что тем в
свою очередь недоставало пропорции, рисунка и величия
в драпировке. И Бернини искренне соглашается с Мике-
ланджело, якобы сказавшим, что Бог был прав, не позволив
Тициану и Веронезе узнать рисунок, ибо тогда они стали
бы равны богам117.
Критика Тициана и Веронезе вскоре перерастет в
дискуссию о том, что в картине важнее, рисунок или цвет,
которая разделит Академию на два враждующих лагеря пус-
сенистов и рубенсистов. Первые исходили из первенства
рисунка, так как только четкая линия могла передать
идеальные пропорции антиков. Вторые отстаивали
первенство цвета, создававшего иллюзию реальности118.
Старший брат де Шантелу, Ролан Фреар де Шамбре, в
Idée de la Perfection de la Peinture (Идея превосходства
живописи, 1662) восторгался Пуссеном, противопоставляя ему
отошедших от классических норм Караваджо и Рубенса.
Опираясь на Живопись древних голландского латиниста
Юния119, он подверг суровой критике всю барочную
живопись, удостоив похвалы лишь одного французского
живописца — Пуссена, «второго Рафаэля». Этот взгляд будет
характерен для многих искусствоведческих трактатов
классицизма. Уже на первом заседании Академии живописи и
ваяния Лебрен представил творчество Пуссена
естественным продолжением «идеального стиля» Рафаэля, а все, что
не подходило под это определение, объявил «не имеющим
ценности».
В i668 году в переводе на французский вышел
посвященный Кольберу назидательный стих на латыни De arte
graphica (Искусствоживописи). Его автор, исторический
живописец Шарль Альфонс Дюфренуа120, друг и
единомышленник Пуссена, работал над этим подражанием
Науке поэзии Горация двадцать лет. Дюфренуа намного
благожелательнее к современным художникам, нежели Фреар
де Шамбре, и уже одно то, что его книга оказала влияние

«Наимерзейший
урод в истории
искусства»,
или Клевета
Апеллеса
Портрет Арнольда
Хаубракена
Якоб Хаубракен,
Давид Франсзоон
ван Хоогстратен. 1718
Гравюра. 15,4 *10
Рейксмузеум, Амстердам
Портрет использован
в первом издании
Большого театра
Арнольда Хаубракена
на Рейнольдса и Тернера, говорит о том, что
он не был столь строг и прямолинеен в
вопросах цвета. Он даже ставил в пример цветовую
гамму венецианцев. Сформулированные им
правила живописи тоскано-римского идеала,
увиденного через призму классицистического
«абсолютного» вкуса, оказали большое влияние
на развитие живописи. В 1695 году Драйден
перевел Искусство живописи на английский.
Якобы над переводом книги на голландский
работал и Лэресс, хотя представить его
переводчиком на язык, которым он в совершенстве
так и не овладел, трудно. Но перекличек с
трактатом Дюфренуа у него великое множество 12\
«Защиту цвета» продолжил Роже де Пиль
(i635-i7°9)> ДРУГ Дюфренуа и переводчик и
комментатор его трактата. Художник и
график, избранный членом Академии живописи
и ваяния, де Пиль считал себя больше
теоретиком, нежели художником. Как теоретик он и
вошел в историю искусства. Людовик XIV
использовал его в качестве дипломата и шпиона,
и жизнь де Пиля полна приключений122. Перу
художника-шпиона принадлежит первая во
Франции биография Рембрандта, написанная
в тюрьме Лувестейн123. В отличие от
большинства коллег-академиков де Пиль считает цвет и
свет не менее важными элементами картины,
чем рисунок (именно он ввел в обиход
термин «clair-obscur»), и в своей последней работе
Cours de peinture par principes {Принципы
живописи) (1708) вводит критерий цвета в
составленный им Баланс живописцев^ оценку 56
художников, представляющих различные эпохи
и школы. Тремя другими критериями являются
композиция, рисунок и выразительность. По
этим четырем составляющим он оценивает
художников по шкале от о до i8. Наивысшую
оценку за рисунок —18 — получает у него Рафа-
9i8

эль (Микеланджело, Лодовико, Агостино и Аннибале Кар-
раччи, Доменикино, Пуссен и Полидоро довольствуются
17); i8 за цвет получают Джорджоне и Тициан (17 — Рубенс
и Якопо Бассано). Композицию, рисунок, цвет и
выразительность Рембрандта де Пиль оценивает соответственно в
15,6,17,12, Тициана —12,15, i8 и 6, Караваджо -г- 6, 6, i6 и о,
Рубенса —18,13,17 и *7- Самую низкую оценку за рисунок
разделяют с Рембрандтом венецианец Джованни Беллини,
его ученик Пальма Веккьо, Караваджо и голландец Лука
Лейденский. Все они, за исключением последнего,
получают высокие оценки за цвет. Луке Лейденскому Роже де
Пиль дает 6 и за цвет, а за выражение тот получает и вовсе
неуд — 4- Несмотря на высокую оценку цвета и светотени
фламандско-голландской школы, Роже де Пиль явно
ориентирован на идеализацию, на тоскано-романский идеал.
Голландская живопись ассоциируется у него с грубыми,
вульгарными, много о себе возомнившими варварами, чье
представление о нормах живописи не опирается на
Античность124. Работы де Шантелу, Дюфренуа и в особенности
Роже де Пиля оказали большое влияние на формирование
суждений о Рембрандте и за пределами Франции125.
Другой характерной Htpioüpictor vulgaris считалась его
художническая манера (или стиль), его легко узнаваемая
рука («манера» и есть производное от латинского «та-
nus» — «рука», которым определяли стиль письма. От слова
«манера» возникнет «маньеризм»). Карел ван Мандер
говорит еще о двух равноправных манерах: «грубой» (ruwe) и
«аккуратной» {net) — и как пример писавших в них
художников приводит Тициана и ван Эйка126. Как и Вазари,
писавший о заблуждении тех, кто считает, что Тициан не
вложил труда в свои картины, ван Мандер считает «грубую»
манеру более трудной, так как она требует большого опыта.
Поэтому молодому художнику он советует начинать с
«аккуратной», а потом, испробовав обе, выбрать одну из них.
В xvii веке в «грубой» манере будут работать Рембрандт
и Франс Хале, в «аккуратной» — Геррит Доу и художники
лейденской школы.
Еще итальянцы связывали манеру с характером
художника, с его темпераментом127, с «духом», как писал ван Ман-

«Наимерзейший
урод в истории
искусства»,
или Клевета
Апеллеса
дер. Тем не менее художник мог ее менять: Доу начинал в
манере Рембрандта и так в этом преуспел, что его работы
продавались как работы учителя, но потом поменял манеру.
Манеру Рембрандта успешно имитировали Говерт Флинк
и Фердинанд Бол и многие другие (ученики). То есть
художник сам решал, следовать своему «духу» или нет.
Манера, как мы видим, во многом определялась мазком,
причем передача цвета, света, тона, светотени связывалась,
как правило, с «грубым» мазком. И хотя в xvil веке
свободный, объемный, уверенный мазок считался
отличительной чертой подлинного мастера, проявлением его духа и
характера, такая манера письма труднее совмещалась с
задачей отображения природы, чем «аккуратный» мазок128.
К тому же она слишком бросалась в глаза. Именно на
«манеру» Рембрандта обращает внимание Андре Фелибьен,
один из ведущих критиков Академии живописи и ваяния.
В четвертом томе Рассуждений о жизни и работах самых
замечательных живописцев прошлого и настоящего (1685)
он отмечает «очень своеобразную манеру» работ
художника, «весьма отличную от привычной гладкости и зализан-
ности голландских художников. Ибо часто он всего лишь
наносил широкие мазки и накладывал густые слои краски
один на другой, не давая себе труда сделать переходы от
одних тонов к другим более плавными и мягкими»129.
Манеру письма Рембрандта выделяет в своем описании работ
художника и Филиппо Бальдинуччи: «где исчезает контур,
где фигуры создаются не внутренними или внешними
линиями, но исключительно вихревыми движениями кисти,
повторяющимися с большой силой <...>. Едва холст
высыхал, он начинал работу заново, вновь нанося большие и
малые мазки, так что толщина краски в иных местах
достигала более полупальца»130.
Мазок не только обнаруживал «манеру» художника, его
смелость и индивидуальность или, наоборот, точность и
аккуратность. С помощью мазка художник создавал
поверхность, по-разному отражающую свет,
манипулировал светом, создавал световые эффекты, конечной целью
которых было опять-таки создание визуального эффекта
реальности. Роже де Пиль пишет о Рембрандте: «И так как
920

его однажды упрекнули за странное использование краски,
которая придавала его картинам неровность и
шероховатость, он ответил, что он — художник, а не маляр»131.
Большим минусом pictor vulgaris было, как мы видели,
отсутствие того, что называлось decorum, и так как с ростом
идеализации Античности росла и важность «соблюдения
приличий», недостаток становился все ощутимее. Де Шан-
телу рассказывает, как Бернини, осмотрев картины
Веронезе во дворце Мазарини, заметил, что хотя их справедливо
хвалят за колорит, в них нет «почтительности и достойных
одежд, как и в произведениях других живописцев,
работавших вне Рима»132.
Незнанием тоскано-римской традиции объясняет
отсутствие декорума у голландских художников и де
Биссхоп. Он критикует пристрастие соотечественников к
«живописности», разъясняя, что то, что голландцы
считают «живописным» (schilderachtig)y то есть «достойным
живописи», — старики со сморщенной кожей,
неприглядные руины, женщины с отвислой грудью — таковым вовсе
не является. «Живописно», по его мнению, только то, что
«красиво».
Это же отношение к «живописному», не отвечающему
высокой роли искусства, мы видим и у Лэресса,
призывавшего следовать примерам античного искусства, потому что
оно «красиво», а этика и эстетика неразрывно связаны. Как
трагедия является вершиной литературы, так эти полотна
являются вершиной живописи. Вслед за де Биссхопом и
Хоогстратен, и Лэресс сожалеют о том, что голландские
художники с их бродягами и оборванцами встали на ложный
путь «живописности»133.
Все эти заблуждения pictor vulgaris связаны с
небрежением античными образцами. Бернини постоянно
настаивает на том, что в Академии должны быть копии всех
прекрасных античных статуй, барельефов и бюстов,
чтобы начинающие художники, рисуя их, учились понимать
красоту. Он подчеркивает и необходимость иметь копии
работ художников, работавших в «большом стиле»,
причем работы Джорджоне, Порденоне, Тициана, Веронезе
важнее Рафаэля, хотя он и самый верный134. Де Биссхоп,

«Наимерзейший сожалея о том, что даже видные голландские художники
урод в истории изображают то, что недостойно живописи, старается в из-
искусства», ^
или Клевета даваемых им альбомах познакомить их с античной скульп-
Апеллеса турой и итальянской живописью, дав им примеры
«достойного живописи».
Конечно, еще полезнее была поездка в Италию, где
молодой человек мог увидеть памятники античной
скульптуры и работы итальянцев, построенные на ее
пропорциях. Не говоря уже о красивых натурщиках этой страны.
И Бернини советует отправлять молодых художников на
девять-десять лет (!) в Италию135. Поэтому Гейгенс так
ратовал за то, чтобы Рембрандт и Ливенс поехали в Италию
и там, под италийским небом, увидели красоту античной
скульптуры и итальянской живописи. Даже Торе в то время,
когда Рембрандт был уже на пути превращения в святого,
сокрушался, что художник родился в Нидерландах, а не в
Италии136.
Критикуя Рембрандта, сторонники красоты и гармонии
признавали его огромный талант. Но все отмечаемые ими
плюсы — великолепный цвет, светотень, сила и смелость
мазка — являлись лишь оборотной стороной художника-
невежды.
Pictor dodus Лэресс и для современников, и для
поклонников в xviii веке оставался «голландским Пуссеном»,
«голландским Апеллесом» и «голландским Рафаэлем».
Назначенный в 1763 году полномочным министром при
Версальском дворе Дмитрий Алексеевич Голицын делает
свои первые покупки для Екатерины на аукционе
знаменитой коллекции живописи, гравюр и рисунков Жана де
Жюльена. Купленная им среди всего прочего137
Старушка с книгой Рембрандта стоила втрое дешевле картины
Лэресса, приобретенной Фридрихом П. В 1768 году
Голицын был переведен в Гаагу, и Дидро, сообщая Фальконе
эту печальную новость, пишет, что Голицын «знакомится
с Рубенсом, Тенирсом, Лэрессом, ван Дейком на их
родине»138, то есть Нидерланды виделись в то время еще
«страной Рубенса, Тенирса, Лэресса и ван Дейка». В 1773 Г°ДУ
на аукционе в Лейдене Голицыну удалось купить картину
Лэресса139.
922

Правда, моральная репутация художника к этому
времени пошатнулась. То, о чем при жизни Лэресса лишь
перешептывались у него за спиной, после его смерти стало
предметом громогласных обсуждений. Деформация лица,
видная и на автопортрете, подтверждала ходившие слухи.
О распутной жизни Лэресса начали писать намного
откровеннее и уже как о факте.
Голландский художник и директор гаагской Академии
Йохан ван Гоол (1685-1763)5 вошедший в историю прежде
всего как автор Нового театра нидерландских
художников и художниц, где рассказывается о жизни и работах еще
живущих и уже умерших художников, не упоминаемых ни
Хаубракеном, ни кем-либо другим, хоть и называет Лэресса
«Фениксом его времени»140, не жалеет красок, описывая его
распутство. По его словам, увидев множество прекрасных
рисунков, сделанных в Италии Бонавентурой ван Овербе-
еком, Лэресс предложил только что вернувшемуся из
путешествия молодому художнику пожить у него. Молодой
человек, зная Лэресса за такого же распутника, каким был
он сам, принял приглашение, и вместе они пустились во все
тяжкие. Ван Гоол рассказывает, что «в доме каждый день
показывали голую правду, то есть писали красивых натурщиц,
которые не считали зазорным являть дерзким глазам
художников все новые прелести Венеры». Недостатка в моделях
не было: дом его был известен, и их не надо было зазывать.
И ван Гоол добавляет: «А уж что происходило за
закрытыми дверьми, можно себе представить». Эта жизнь пришлась
ван Овербееку по вкусу, и позже он рассказывал, что у
Лэресса «мы жили, как в раю, и ходили голые». Когда же ими
овладевало желание послужить Венере не только глазом и
кистью, они отправлялись на Зеедейк, «улицу в Амстердаме,
так же хорошо известную поклонникам Венеры, как и сам
этот город». И ван Гоол расцвечивает свое повествование
нравоучительным стихом, предвещающим плохой конец:
Как пара буйволов-подростков,
В один впряженная ярем,
В бордель с Венериных подмостков
Летят художники вдвоем.

О необузданность! О нравы!
Свернули, как блудливый скот,
С пути рассудка для забавы.
Куда их глупость заведет?
Но гнев Господень, что вступает
К беспутным бархатной стопой.
Рукой железною карает,
Уж это видит и слепой.
перевод Н. Тархан-Моурави
Позднее ван Овербеек якобы одумался и даже пытался
перед отъездом в Рим наставить Лэресса на путь истинный.
Но его уговоры лишь подлили масла в огонь.
Ван Гоол прозрачно намекает и на то, что Лэресс не
гнушался плагиатом: «Пока „наш Ромул" наслаждался
привольной жизнью, Лэресс не упускал случая
воспользоваться зарисовками, привезенными ван Овербееком из
Рима»141. Вполне возможно, что ван Гоол, лично знавший
ван Овербеека, рассказывает все с его слов.
Пересуды, однако, мало повлияли на котировку
Лэресса на художественном рынке. В 1792 году Жан Батист Пьер
Лебрен, художник, торговец произведениями искусства (и
муж Виже-Лебрен), в каталоге фламандских, голландских
и немецких картин называет Лэресса «совершеннейшим
гением, когда-либо появлявшимся в искусстве живописи»,
и эта репутация сохранялась за художником до середины
XIX века. Когда после провозглашения Батавской
республики в загородном дворце Оранских Ден Бос открылась
в 1799 Г°ДУ Национальная галерея, один из ее шести залов
был увешан картинами Лэресса, а потолок украшал
огромный холст с изображением Дианы, перевезенный из дворца
«бывших» штатгальтеров в Сустдейке. Картин Рембрандта
в Национальной галерее не было.
В i8o6 году Луи Наполеон, назначенный братом
королем Нидерландов и называвший себя теперь на голландский
лад Лодевейком, создал в Амстердаме по примеру Лувра,
переименованного в Музей Наполеона, свой собственный
Королевский музей. Картины из гаагской Национальной
галереи живописи, в том числе и картины Лэресса, пере-
«Наимерзейший
урод в истории
искусства»,
или Клевета
Апеллеса
924

везли в Амстердам. Назначенный на пост директора музея
46-летний секретарь нидерландского посольства в Неаполе
Корнелис Апостоол (1762-1844)5 гравер, рисовальщик и
художник-любитель, восхищался Большой книгой
художника Лэресса и его картинами. Но и в каталоге музея,
составленном в i8j8 году Пьером Луи Дюбурком (директором
страхового общества и художником-любителем, так как в
Рейксмузеуме не было профессиональных искусствоведов,
какие были в Лувре), имя Лэресса все еще сопровождается
определением «великолепный»142. Но Нидерланды
недаром считались Китаем Европы...
В Европе же историю искусства по-прежнему писала
Франция, а там отдававшее классицизмом и чуждое
«национальным» корням итальянизированное искусство уже
давно потеряло право на существование. «Молодая
Франция» праздновала победу реализма и голландского
искусства xvii века, которое сводилось теперь исключительно к
жанровым сценкам, пейзажам, натюрмортам, портретам,
интерьерам, то есть ко всему тому, что до этого считалось
второстепенным и незначительным.
Классицист Лэресс, выступавший против «низких»
жанров как в теории, так и на практике, стал
воплощением начала упадка этого голландского искусства. В i8j8 году,
когда для Дюбурка он все еще «великолепный», Торе
называет Ахилла из Маурицхейса «ничтожной работой», а
амстердамские картины на мифологические сюжеты «весьма
глупыми». Самого художника он уничижительно именует
«Пуссеном Севера» — Пуссен тоже не пользовался его
расположением.
Низвержение с художнического Олимпа
сопровождалось дискредитацией морального облика: отрицательное
влияние на развитие реалистической школы живописи
мог оказать лишь морально испорченный человек, каким
был сифилитик Лэресс. Альфред фон Вурцбах143, автор
Лексикона голландских и фламандских художников,
называет Лэресса не только «бездарностью», но и «уродливым,
тщеславным, потерявшим нос после визитов к
проституткам». Еще более страшный образ вырисовывается, как мы
видели, в статье ссылающегося на лемму из Лексикона фон

«Наимерзейший Вюрцбаха Шмидта-Дегенера: «наимерзейший урод в исто-
урод в истории рИИ искусства», «злоречивый Терсит, терзаемый завистью
искусства»,
или Клевета и ненавистью>>> «душа злодея» и все прочие красочные эпи-
Апеллеса теты, вызванные нескрываемым «отвращением» к
клеветнику Апеллеса. Им вторит немецкий историк искусства
Вильгельм Мартин. Признавая, что «работы этого
нидерландского Рафаэля, честолюбца и развратника
пользовались огромным спросом», он отмечает их техническую
доброкачественность, необыкновенное мастерство ракурса
и другие трюки перспективы, но не находит в них
изящества. Краски кажутся ему слишком тяжелыми и сухими, а
сами картины зачастую непереносимы из-за педантичных
теорий, которыми увлекался художник. Отмечая огромное
влияние на Лэресса Пуссена и Лебрена, автор с
нескрываемым удовольствием замечает, что Пуссену, перед
которым благоговел Лэресс, он не годится и в подметки.
Вывод: «практическое применение теорий Лэресса во многом
способствовало упадку голландской живописи»144.
По мере того как голландское искусство XVII века все
более ограничивалось рамками реализма, имя Лэресса
становилось синонимом начала упадка голландской
живописи, а сам он, ратовавший за «правильную красоту
искусства», — его разрушителем. Одна из работ, посвященных
его роли в развитии голландского искусства, так и
называется — Ratio Artis Perditrix (Разум есть разрушитель ис-
кусства, 1935)145-
Наветы с Лэресса снял Ян Эмменс (1924-1971)» как и
Шмидт-Дегенер, не только историк искусства, но и
признанный поэт и писатель. В докторской диссертации
Рембрандт и правила искусства (Rembrandt en de regels van de
kunst, 1964), на которую я опиралась при изложении
классицистической критики pictor vulgarisy в нападках
Шмидта-Дегенера на Лэресса он усматривает не что иное, как
инвективу: «Ненависть к тому, что он считал
официальным направлением искусства, сделала Шмидта-Дегенера
ясновидящим, и он узнал на портрете де Лэресса. Но его
собственный портрет последнего с полным основанием
должно назвать несправедливым, хотя уже сам факт того,
что, едва приехав в 1665 году в Амстердам, льежец позирует
926

Рембрандту, мог бы навести Шмидта-Дегенера на другие
мысли касательно популярности Рембрандта-портретиста
в эти годы»146. В экзальтированной метонимии,
приравнивавшей Рембрандта к «распятому Богу», Эмменс
усматривает не только безвкусицу, но и искажение истории, так как
сам художник, сознававший, как человек xvn века, свою
греховность, поместил себя среди воздвигающих Крест.
Книгу де Лэресса Эмменс причисляет наравне с книгой
ван Мандера к вершинам нидерландской
искусствоведческой литературы xvn-xviii веков: «Книга
свидетельствует о последовательном, ясном и логическом мышлении и
большой начитанности, выгодно отличаясь этим как от
книги ван Хоогстратена, милой амальгамы
заимствованной у Юния учености и идущего от ван Мандера здравого
смысла, так и от знаменитого собрания путаных сплетен
Хаубракена. Причина того, что книга больше не пользуется
репутацией, которую она заслуживает, кроется не столько
в классицизме де Лэресса, сколько в том, что он
осмелился критиковать Рембрандта, стоящего со второй половины
XIX века вне всякой критики». Но даже здесь, по словам Эм-
менса, де Лэресс «не представлял Рембрандта, как его друг
Пеле, вульгарным художником». Он не только сообщает,
что был раньше почитателем Рембрандта, что было совсем
необязательно в 1707 году, но и рассказывает, что
обратился к классицизму. Критикуя колорит позднего Рембрандта,
он высказывает ту же критику в адрес Риберы и Рубенса.
А превознося Тициана — несмотря на все критические
замечания классициста, — говорит, что Рембрандт ничуть не
хуже. Эмменс пишет: «То, что в критике де Лэресса нет ни
тени желания очернить Рембрандта, желания,
появляющегося в биографии фон Зандрарта, а потом не без содействия
Пелса перекочевавшего в созданный Хаубракеном и
дошедший до нашего времени образ, могло бы навести
историков искусства на другие мысли о ценности замечаний де
Лэресса. Вместо этого он разделил участь фон Зандрарта и
Пелса, своих намного менее знающих коллег по критике, и
маячит темной фигурой у Креста Мастера»147.
После публикации диссертации Эмменса148 тучи
вокруг имени Лэресса прояснились, и доброе имя и репута-

ция художника, несправедливо обвиненного в клевете на
Рембрандта, были восстановлены. В 2007 году он стал
центральной фигурой выставки голландского искусства конца
XVII века, проходившей в музеях Дордрехта, Кельна и Кас-
селя149, в юн году вышел новый английский перевод
Большой книги художника, а в конце 2oi6 — начале 2017 года в
Рейксмузеуме Твенте проходила посвященная ему
выставка под знаменательным названием «Наконец! Де Лэресс».
РАФАЭЛЬ ПРОТИВ РЕМБРАНДТА,
ИЛИ ПРЕВРАЩЕНИЕ
САВЛА В ПАВЛА
Не меньше перемен претерпела и художественная
репутация Рембрандта. Как мы видели, во Франции, долгое
время остававшейся оплотом классицизма с его диктатом
«хорошего вкуса», художник прослыл «невежественным».
Неудивительно поэтому, что аббат Дюбо150, один из
законодателей «хорошего вкуса», определявшего
культурную и светскую жизнь XVIII века, не включил Рембрандта в
длинный список художников Критических размышлений
о поэзии и живописи (1719)? Вольтер полтора десятилетия
спустя — в Храм искусства (i733)> кУДа он поместил
Рафаэля и Рубенса, а Монтескье, посетив амстердамскую ратушу,
с пренебрежением писал о «Рубенсе, одном или двух ван
Дейках, все во фламандском вкусе»151. Не забыл Рембрандта
лишь Дидро, но и его пристрастия определялись «bon goût»
xviii века: Пуссен, Рафаэль, Грёз... В огромном творческом
наследии Рембрандта он находит всего «семь-восемь работ,
достойных Рафаэля». Офорты же Рембрандта остались и
для Дидро, верившего в то, что красота определяется
«чистотой вкуса и величием идей», «бумагомаранием» (grif-
fonage), за которое «голландцы, помешанные на офортах»,
выкладывают огромные деньги152. В упоминавшемся выше
каталоге фламандской, голландской и немецкой живописи
Жана Батиста Пьера Лебрена (i792) Рембрандт
представлен полным огня, но не знающим «élévation»153.
«Наимерзейший
урод в истории
искусства»,
или Клевета
Апеллеса
928

Представление о «невежественном художнике», укоре- Рафаэль против
нившееся среди теоретиков искусства и философов-про- Рембрандта,
т\ ^ или Превращение
светителеи, подкреплялось рассказами о жизни геморанд- Савла в Павла
та, заимствованными из Большого театра Хаубракена,
едва ли не единственного и бесспорно самого
популярного источника сведений о нидерландских художниках.
История о рождении Рембрандта на деревенской
мельнице прекрасно вписывалась в традицию рассказов о
художнике-невежде, создавая фон, на котором еще ярче сверкали
успех и слава154. Кроме того, она объясняла великолепную
светотень Рембрандта, вынужденного работать в темной
мельнице. Рассказы о жене-крестьянке и о том, что
художник общался лишь с отбросами общества,
подтверждались многочисленными изображениями евреев и нищих
в лохмотьях. Низким происхождением Рембрандта
объяснялось и его корыстолюбие, над которым потешались
ученики, рисовавшие монетки-приманки. Корыстолюбие
побуждало Рембрандта переделывать один и тот же офорт
(коллекционеры непременно хотели иметь все состояния,
и Рембрандт знал об этом). С низким социальным
статусом связывали и грубость художника, не считавшегося с
заказчиком (рассказ об обезьянке на семейном портрете).
Невежеству приписывали и отказ следовать принятым
правилам и нормам.. .155
Все рассказы Хаубракена, выставлявшие
Рембрандта явно в негативном свете, в xvin веке пересказывались,
обрастая все более анекдотическими деталями. Так, Эдм
Франсуа Жерсен, составивший в 1751 году первый каталог
графики Рембрандта, до сих пор считающийся эталоном
научного исследования156, не только повторяет
утверждение Роже де Пиля о том, что Рембрандт был в Венеции,
откуда и привез манеру накладывать краску толстыми слоями,
но и сам создает миф о «посмертной продаже»: якобы по
наущению сметливой жены Рембрандт уехал из города, а
она, объявив о его смерти, устроила аукцион работ
«почившего», цены на которые тут же взлетели. Спустя
полвека миф возродится в водевиле Рембрандт, или
Посмертная продажа^ впервые сыгранном 26 фрюктидора 8 года
(13 сентября i8oo года)157. Спрос на миф о непонятом и не
929

«Наимерзейший
урод в истории
искусства»,
или Клевета
Апеллеса
оцененном при жизни художнике не ослабеет, и вымысел
будет периодически возникать то в форме комической
оперы, то в виде книги.
Франция предписывала свой «хороший вкус» всей
Европе. И швейцарец Лафатер пишет в Физиогномике, что
Рембрандт может показать нам «страсти невежественной
черни», исходя из того, что «низкий» художник
изображает только то, что он знает158. По мнению Лессинга, манера
Рембрандта хороша только для изображения безобразного,
к счастью скрытого тенью159. Шиллер, следуя
классическому и классицистическому канонам, наделяет итальянских
художников возвышенным, а голландцев — низким и
неразвитым вкусом 16°.
Французский «хороший вкус» задавал тон во всем мире,
кроме мирка... коллекционеров. Даже в самой Франции,
несмотря на критику теоретиков классицизма, с начала
xvili века коллекционеры начинают покупать
голландцев161. Конечно же, наибольшей популярностью
пользуются «красивые» и «правильные» Доу, Лэресс и итальянисты,
но и имя Рембрандта упоминается в каталогах французских
аукционов 1700-1811 годов более двухсот раз. Правда,
многие картины, считавшиеся тогда работами художника, уже
давно ими не считаются. Офорты Рембрандта ценились
выше, чем его живопись. Особенной любовью
пользовались они в окружении Ватто, свидетельством чего явился и
каталог Жерсена, друга Ватто (читатель, очевидно и знает
Жерсена по Вывеске Жерсена Ватто).
Флорентийское семейство Джерини так ценило
хранившийся в их собрании и считавшийся автопортретом
Рембрандта Портрет молодого человека в берете и с
горжетом, что, украшая палаццо, заказало Джузеппе Дзокки
(1711-1767) фреску с аллегориями Искусств, на которой
Живопись разглядывает каталог собрания, открытый на
странице с изображением «автопортрета» Рембрандта162.
В 1750 году Вильгельм VIII, ландграф Гессен-Кассель-
ский (1682-1760), крестник штатгальтера Виллема III,
купил собрание делфтского коллекционера Валериуса Рёве-
ра, среди 64 картин которого было и 8 картин Рембрандта,
в том числе знаменитый портрет Николааса Брейнинга,
930

портрет Коппенола и профильный портрет
Саскии в красной шляпе с пером (1633/34)-
Поздравляя нового владельца собрания,
голландский художник Герард Хут, выступивший
посредником при покупке, не скрывает
чувства зависти и предупреждает, что «кабинет
переедет к Вам не прежде, чем я попрощаюсь с
госпожой Рембрандт и господами Доу,
Рубенсом, ван Дейком и Поттером»163.
В Англии начала xvill века Рембрандт
известен больше как график, чем как живописец.
Неудивительно поэтому, что каталог Жерсена
вышел в английском переводе в 1752 году,
спустя всего год после выхода в Париже. Джон
Эвлин, написавший, кажется, обо всем
достойном упоминания, написал и о
«несравненном Реймбранде (sicl)y чьи офорты и
гравюры полны особой одухотворенности»164. То,
что англичане не знали
Рембрандта-художника, объясняется почти полным отсутствием
на Острове его картин: к началу xviu века два
или три холста находились в собрании Карла I,
а Голова мужчины — в коллекции лорда Эран-
дела. По мере ознакомления англичан с
полотнами художника на континенте и
публикации работ английских критиков и английских
переводов де Пиля, Дюфренуа и Жерсена165
картины Рембрандта все больше входят в моду.
К середине xviu века их полагалось иметь
каждому уважающему себя коллекционеру, а к
концу века в Англии насчитывается уже более
ста полотен Рембрандта. Многие английские
художники делают в это время автопортреты
à la Рембрандт или «в стиле Рембрандта»166, в
том числе Хогарт и Рейнольде, большой
почитатель и коллекционер офортов Рембрандта167.
Популярность Рембрандта в Англии
несомненно связана с тем, что классицизм с
диктатом строгих правил не успел пустить здесь
Рафаэль против
Рембрандта,
или Превращение
Савла в Павла
Роже де Пиль
Бернар Пи кар,
с автопортрета
Рожеде Пиля. 1709
Офорт, резец. 28,8x20,3
Рейксмузеум, Амстердам
931

«Наимерзейший прочные корни: классицисты Драйден (переводчик трак-
урод в истории тата Дюфренуа) и Поуп оставались еще под сильным вли-
искусства», ттт ,, ~
или Клевета янием Шекспира и Мильтона, а в 1704 году в Битее книг
Апеллеса Свифт уже высмеивает классицистические дебаты о
древних и новых, перенесенные Драйденом на английскую
почву. Огромное влияние на развитие всех искусств оказала и
Славная революция i688 года, и первенство прозы с ее
разговорным языком, юмором и сатирой, и идеи Джона Лок-
ка о примате чувственного опыта. С 20-х годов xvin века
появляются произведения, ставящие во главу угла не
рассудок, а чувство: Времена года Джеймса Томсона и
Сельское кладбище Томаса Грея, а в середине века выходят
«чувствительные» Памела, Кларисса и Грандисон Ричардсона,
История Тома Джонса, найденыша Филдинга и
Сентиментальное путешествие Стерна.
По мере того как зародившийся романтизм набирал
силу, все отрицательные составляющие образа
«невежественного художника» — еретик, изгой, бунтарь — меняли
знаки. Если Пеле, называя Рембрандта «первым еретиком
в искусстве», осуждал попрание художником «правил»
искусства, то романтики, не признававшие вечных,
абстрактных и рациональных правил, не могли не приветствовать
их попрание во имя творческой и эмоциональной свободы,
фантазии, игры воображения, которым классицистский
канон отводил второстепенную роль. По мысли же
романтиков, художник не мог не быть бунтарем, и «первый
еретик в искусстве» вскоре станет «Лютером живописи»,
как назовет Рембрандта Прудон. В голландской истории
и раньше были примеры превращения брани в
восхваление: «гёзы»-попрошайки обратились в борцов за свободу
Нидерландов.
Если во времена Рембрандта художник был
неразрывной частью общества, то теперь он ему противостоял. То,
что наше сегодняшнее видение во многом унаследовало
эту романтическую интерпретацию, явствует из названия
каталога выставки Рембрандта 1956 года — «Первый еретик
в искусстве». Уже Уильям Хэзлитт называет Рембрандта
«создателем собственного стиля», «одним из великих
основателей и законодателей искусства»168. Его статья о Рем-
932

брандте в Британской энциклопедии (1817),
открывающаяся утверждением «если в искусстве был когда-либо гений,
то это Рембрандт», до конца выдержана в этом тоне. Видя в
Рембрандте «наименьшего классициста и наибольшего
романтика из всех художников», Хэзлитт переносит
художника из прошлого в современность169.
Гений и его творческая энергия становятся
центральными понятиями Geniezeit. «Герой» с сильным характером,
индивидуалист, ищущий собственный путь и уже одним
этим противопоставляющий себя «толпе» с ее косными
«правилами» и «законами», не мог не быть одинок. И
Рембрандт теперь — бескомпромиссный одиночка,
Einzelgänger. Юный Гете одновременно с готикой открывает для
себя Шекспира и Рембрандта, и с этого времени два эти
имени будут произноситься на одном дыхании 17°.
В период Бури и натиска Рембрандт поднимается до
высот, где раньше пребывали лишь Рафаэль и Корреджо.
Штюрмеры приветствуют нарушение бюргерского
«декорума», их восхищает гримаса орущего и мочащегося от
испуга Ганимеда. На смену «правде» и «вероятности»
исторических картин классицистов, требовавших соответствия
костюмов месту и времени, приходят национальная
самобытность и традиции национального искусства, и Гете
защищает Рембрандта, изобразившего в офорте Поклонение
волхвов голландскую крестьянку: «Когда Рембрандт
изображает мадонну с младенцем как голландскую
крестьянку, все видят, что это идет вразрез с историей, потому что
Христос родился в Вифлееме. Итальянцы делали это
лучше, говорят тогда. Почему, позвольте спросить. Что еще
написал Рафаэль, как не любящую мать с ее единственным
первенцем? И можно ли написать этот сюжет иначе?»171
Рембрандт вместе с Рафаэлем и Рубенсом для него —
«истинные святые». Гете даже рад, что Рембрандт не был в
Италии!
В179° году он поместит напротив титульной страницы
своего Фауста странную вариацию знаменитого офорта
Рембрандта на эту же тему172. Несмотря на бутафорскую
бороду его Фауста, Рембрандт ассоциируется у него с
атмосферой фаустовского демонизма, становится «чароде-
Рафаэль против
Рембрандта,
или Превращение
Савла в Павла
933

«Наимерзейший
урод в истории
искусства»,
или Клевета
Апеллеса
Клод-Анри Ватле с его портрета,
написанного Греэом, и офорта
Рембрандта, изображающего
ЯнаСиксау окна
1762, Офорт, сухая игла. 24^18,6
Рейксмузеум, Амстердам
Справа:
Ученый в кабинете
Рембрандт. 1650-1654
Офорт, сухая игла, резец. 2ixi6,i
Рейксмузеум, Амстердам
ем» и «колдуном»: в представлении
романтиков ангельское должно было непременно
сочетаться в гении с дьявольским. В1836 году
даже такой здравомыслящий человек как
Джон Смит, торговец произведениями
искусства, клиентами которого были
Веллингтон и Ротшильды, и автор первого catalogue
raisonné художников Северной Европы, в
предисловии к седьмому тому, целиком
посвященному Рембрандту, упоминает,
правда в сноске, слышанное им предположение,
что художник разорился, предоставив свои
деньги на алхимические опыты Менассе
бен-Израилю и Эфраиму Буэно, своим
друзьям, страстно увлеченным занятиями
«каббалой»173. Немецкий историк искусства
Эдуард Коллофф уже в 1854 году сетует на
то, что художника, в котором долгое время
видели неотесанного Диогена, теперь
превратили в Мефистофеля174. Но еще и в
двадцатых годах хх века Шпенглер определяет
«фаустовскую живопись Рембрандта» как ту,
«что формирует пространство посредством
светотени»175.
Гюго напишет в Соборе Парижской
Богоматери, что невозможно смотреть на
Фауста Рембрандта без чувства головокружения:
«c'est horrible et c'est beau». Собравшиеся
вокруг него молодые романтики очень скоро
превратят знак плюса между ужасным и
прекрасным в знак равенства, сделав
прекрасным безобразное: le laid c'estle beau. Именно
они откроют голландскую школу живописи,
всецело отвечающую этому
антиклассицистическому и антиакадемическому
критерию. Ван Гог признается в i888 году, что «об
их искусстве лучше всего писали не
голландцы, а французы Шарль Блан, Торе, Фроман-
тен и некоторые другие»176.
934

«Наимерзейший
урод в истории
искусства»,
или Клевета
Апеллеса
Иллюстрация к Фаусту
из собрания сочинений Гете
Лейпциг, 1790
Королевская библиотека,
Гаага
С этого времени Рембрандт не только
оказывается на той же художественной
высоте, что и Рафаэль, но и соперничает с ним
за первенство. Делакруа записывает в
дневнике 6 июня 1851 года: «Быть может, когда-
нибудь сделают открытие, что Рембрандт
несомненно более великий живописец,
нежели Рафаэль. Эти кощунственные слова
способны заставить подняться дыбом
волосы на головах всех господ академической
школы, я не настаиваю на этой точке
зрения, но с годами я все больше убеждаюсь,
что правда — это самое прекрасное и самое
редкое на свете. У Рембрандта, если хотите,
совершенно нет возвышенности Рафаэля.
Возможно, что эта возвышенность,
которая чувствуется у Рафаэля в его линиях, в
величавости каждой из его фигур, лежит
у Рембрандта в таинственной концепции
сюжета, в глубокой наивности выражения
и жестов. И хотя позволительно отдать
предпочтение величавому пафосу
Рафаэля, <...> все же допустимо утверждать,
не боясь нападок людей со вкусом —
говорю о подлинном и искреннем вкусе, — что
великий голландец был в гораздо большей
степени прирожденным живописцем, чем
прилежный ученик Перуджино»177.
Действительно, у «господ
академической школы» при одной мысли о сравнении
Рембрандта с Рафаэлем волосы вставали
дыбом. Прямое тому свидетельство —
дневниковая запись «академика» Энгра, долгое
время жившего в Италии и снискавшего
репутацию вождя классицистов:
«Фламандская и голландская живопись имеет свои
заслуги — я это признаю. Заслуги эти, могу
похвастаться, я ценю как никто. Но, ради
бога, не будем все путать. Не будем любо-
936

ваться Рембрандтом и другими без разбора, не будем
приравнивать их и их искусство к божественному Рафаэлю и
итальянской школе: это было бы богохульством»178.
Уссай первым публично противопоставил Рембрандта,
художника нового мира, Рафаэлю, художнику мира
старого, отжившего, и это противопоставление станет
постоянной темой последующих критиков. В статье о выставке
1848 года Бодлер ставит с ног на голову укоренившееся
представление о Рафаэле как художнике идеала и его
антиподе Рембрандте как художнике грубой действительности:
«Рафаэль, при всей своей чистоте, все же материалист,
неустанно стремящийся к земному, тогда как этот каналья
Рембрандт — могучий идеалист, увлекающий нас в
запредельные области предчувствий и догадок. Первый творит
образы Адама и Евы, первозданных, невинных существ;
второй потрясает перед нами своими лохмотьями и
повествует о страданиях рода человеческого».
Бодлер не стремится к парадоксу, как это может
показаться, а отражает представление о Рембрандте, чье
творчество, являя собой вершину голландской реалистической
школы, выпадало из нее, а сам художник виделся
идеалистом и фантастом, а отнюдь не реалистом. Замечание о
«лохмотьях» и «страданиях рода человеческого» перерастет
позднее в антитезу «безмятежных» художников и
художников-мучеников179. А сам Бодлер в Цветах зла поместит
Рембрандта среди Маяков, духовных вождей человечества,
между Леонардо и Микеланджело, представив его самым
христианским художником:
Рафаэль против
Рембрандта,
или Превращение
Савла в Павла
Рембрандту скорбная, полная стонов больница,
Черный крест, почернелые стены и свод,
И внезапным лучом освещенные лица
Тех, кто молится Небу среди нечистот.
перевод В. Левина
Безобразное — изможденные старики, ревущие дети,
нищие и убогие — все, за что классицисты так критиковали
Рембрандта и всю голландскую школу, становится теперь
выражением человеческого, а обращение Рембрандта к
937

«Наимерзейший
урод в истории
искусства»,
или Клевета
Апеллеса
этим непривлекательным сторонам жизни делает его
истинным христианином, чуть ли не проповедником
Евангелия. Ипполит Тэн пишет в Философии искусства:
Греки и итальянцы знали в человеке и в жизни только
одни самые прямые и самые высокие поросли, здоровый
только цвет, какой может развернуться при сильном
солнечном свете; он же видит, напротив, корневой
комель всей этой растительности, все, что
пресмыкается и плесневеет в тени, видит безобразные и чахлые
недоростки, темный бедствующий люд, какое-нибудь
амстердамское жидовство, грязное и страждущее
население большого города и в дурном еще климате,
кривоножку нищего, старую раздувшуюся идиотку,
лысую голову истертого ремесленника, бледное лицо
больного, весь гомозящийся рой тех дурных
страстишек и гадостей, которые, как черви в гнилом дереве,
кишат внутри наших цивилизаций. Ступив раз на
этот путь, он мог постичь религию страдания,
истинное христианство, мог наглядно истолковывать
Библию, как любой лоллард, мог обрести вечного
Христа <...>. Сам Рембрандт проникся оттого
состраданием; стоя вместе с другими мастерами, которые
кажутся живописцами аристократии, он перед ними
истый народ; по крайней мере, он гораздо человечнее
всех прочих; его широкие сочувствия обнимают
природу до последней глубины, до дна; ему не противно
никакое безобразие, никакая потребность благородства
или веселости не скроют от него тайных отмелей
сущей правды. Вот почему свободный от всяких пут
и руководимый необыкновенной чувствительностью
своих органов, он смог изобразить в человеке не
только один общий строй и отвлеченный тип, которыми
удовлетворяется классическое искусство, но вместе и
все частности, все глубины особи, бесконечную и
неуловимую многосложность нравственной личности,
весь тот подвижной отпечаток, который на одном
лице сосредоточивает вдруг целую историю души и
сердца и который с такой изумительной ясностью
938

умел прозревать один только Шекспир. В этом
отношении Рембрандт самый своеобразный из художников
нового времени <...> 18°.
Превозносит Рембрандта с его реалистическим
искусством и республиканец Tope-Бюргер. Продолжая
сравнение Рембрандта и Рафаэля, начатое Уссаем, он пишет:
«Рафаэль смотрит назад, Рембрандт вперед. Первый увидел
абстрактное человечество в символах Венеры и девы
Марии, Аполлона и Христа, второй непосредственно,
своими глазами видел настоящих и живых людей. Один —
прошлое, другой — будущее».
Проигрывает в сравнении с Рембрандтом и Рубенс,
ассоциировавшийся с католицизмом и монархией. Внешние
обстоятельства определяли, по мнению критика,
внутренние качества произведений художников: искусство
«Рембрандта и победивших и свободных» (Северных
Нидерландов) было правдиво, искусство «Рубенса и покоренных
и закабаленных» (Южных Нидерландов) — нет. Излишне
говорить, что критерий искренности и правды был
краеугольным камнем «искусства для человека».
По мере того как романтическая концепция «искусства
для искусства» Готье уступала место идее «искусства для
человека» Торе, Рембрандт все более теснил Рубенса с
художнического Олимпа художников Севера. Даже Делакруа, не
раз подчеркивавший огромное значение для него
колориста Рубенса, начинает замечать в его пейзажах отсутствие
гармонии (!) и предпочитает им пейзажи Рембрандта,
лучше умеющего скомпоновать фигуры. Что касается
количества публикаций, то два десятка работ о Рубенсе,
появившиеся во Франции в XIX веке, не идут ни в какое сравнение
с полутора сотнями работ о Рембрандте181.
Из общего хора, певшего осанну Рембрандту,
выпадали два голоса, но голоса эти принадлежали наиболее
глубоким и ярким мыслителям, ценителям и
специалистам в области искусства — швейцарцу Якобу Буркхардту
и англичанину Джону Рёскину. Чем громче раздавались
славословия в адрес Рембрандта, тем пренебрежительнее
становились их отзывы о художнике. Буркхардта раздра-
Рафаэль против
Рембрандта,
или Превращение
Савлав Павла
939

«Наимерзейший жало безмерное романтическое превознесение Рембранд-
урод в истории та> который согласно античным канонам был варваром и
искусства»,
или Клевета У КОТОРого он усматривал столько же рисунка, сколько у
Апеллеса Вагнера слышал мелодии. «Шедевром» «упрямого плебея»
Буркхардт считал «отвратительного берлинского Самсона
с выпученными глазами и сжатыми кулаками», а в Христе
в Эммаусе видел едва ли не карикатуру. За беспомощность
в изображении человеческой фигуры особенно достается
портрету Рембрандта «с Саскией на коленях»,
отвечавшему популярному в XIX веке романтическому образу
художника: «Где его второе колено? И на чем сидит она? Где ее
зад? Какого роста она будет, когда встанет? Что будет с ее
руками и ногами?» Он настаивал на том, что в бокале
Рембрандта не благородное шампанское, а плебейское пиво182.
Буркхардт не принимал философствований Тэна о том,
что Рембрандт жил в своем собственном мире, не имевшем
ничего общего ни с миром окружающих его людей, ни со
стилями и школами живописи, что он «человечнее всех
прочих», что «руководимый необыкновенной
чувствительностью своих органов, он смог изобразить в человеке
<... > все глубины особи, бесконечную и неуловимую
многосложность нравственной личности», что он «художник
нового времени». Вырывание Рембрандта из его времени,
представление его предтечей импрессионистов
противоречило историческому чувству Буркхардта, считавшего,
что великие личности, являясь частью исторического
процесса, неразрывно связаны со своим временем183.
Раздражение Буркхардта вызывали и беспрестанные разговоры о
«космическом буйстве света и воздуха, как будто светотень
может заменить человеческие формы»184.
Другой законодатель вкуса xix века, Джон Рёскин,
писал о Рембрандте: «Это мрачный и унылый художник, в
чьей цветовой гамме с начала до конца все цвета неверны.
Нет ни одного правдивого и настоящего. Перед темной
картиной Рембрандта понимаешь, что все низкое и
подлое должно быть темным, а высокое — светлым. Его
картины отвратительны»185. Рёскин вообще не жаловал ни
фламандских, ни голландских художников, которые «не
скучны только тогда, когда в них нет притязаний на благо-
940

честие». Правда, происходит это достаточно часто, так как
голландцы отказались от Бога и Божественного, заменив
его «стадами коров и овощными рынками». Он отказывает
в религиозном чувстве даже Рубенсу, «здоровому,
достойному, добросердечному, учтивому — Животному — без
каких-либо видимых следов души, кроме тех случаев,
когда он пишет своих детей»186. Великолепный стилист, чей
тон больше всего напоминает тон статей о русских
символистах его младшего современника Владимира Соловьева,
Рёскин не принимает философских рассуждений о
субъективной и объективной оценке произведения искусства:
«Говорить о картинах тому, кто не посвятил изучению
живописи большую часть своей жизни, так же бессмысленно,
как бессмысленно человеку, никогда не изучавшему
химию, читать лекцию о свойствах элементов». Как xviii век,
ставивший во главу угла хороший вкус, можно упрекнуть
скорее в избытке, но никак не в недостатке вкуса, так и Рё-
скина можно упрекнуть скорее в избытке, чем в
недостатке знаний. И обладатели «bon goût», и человек, всю жизнь
занимавшийся вопросами искусства, имели право судить.
Рембрандт им не нравился. Лучшей картиной
Рембрандта — «из тех, что я видел» — Рёскин считал портрет с Са-
скией на коленях...
Рафаэль против
Рембрандта,
или Превращение
Савла в Павла
ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО СЫНА
На родине в течение всего xviii века Рембрандту
предпочитали красивую живопись Доу и Лэресса. Рембрандт
впервые попадает в музей с легкой руки короля Лодевейка,
возвратившего в Королевский музей вывезенных из ратуши
Синдиков и Ночной дозор т. В октябре 1813 года Наполеон
потерпел поражение в битве при Лейпциге, в ноябре
французы спешно оставили Амстердам, в том же месяце в
Нидерланды вернулся принц Оранский и был провозглашен
суверенным правителем, королем Виллемом I — Оранские
впервые получили верховную власть, принадлежавшую до
этого Штатам.
941

«Наимерзейший
урод в истории
искусства»,
или Клевета
Апеллеса
Венский конгресс, по словам Вяземского «ворочающий
и переворачивающий Европу», объединил Северные и
Южные Нидерланды в королевство, призванное служить
эффективным буфером, захоти Франция вновь расширить
свои границы. Но мелодичный дуэт из второго акта
поставленной в 1830 году оперы Обера Немая из Портичи,
начинающийся вдохновенным Amour sacré de la patrie,
вызвал y южан прилив священной любви к родине и
стихийные протесты против политики короля-голландца. Немая
из Портичи вошла в историю оперы как первая grand
opéra, а во всемирную историю — как прелюдия к отделению
Бельгии.
С потерей Бельгии Нидерланды потеряли и Рубенса, и
освободившееся место национального художника, как уже
говорилось, занял Рембрандт. В1840 году бельгийцы ставят
Рубенсу бронзовый памятник, и в Нидерландах раздаются
призывы к созданию памятника Рембрандту188. Скрытое
соперничество между двумя частями бывшего
королевства, наспех и, как оказалось, ненадолго сбитого во время
Венского конгресса, может быть, яснее всего выразилось
в противоборстве национальных художников, в котором
Рембрандт — вечный второй189.
Голландцы не любители памятников и
мемориальных досок. Памятник Эразму вызвал в свое время бурные
споры, не лучше ли использовать эти деньги на бедных.
А когда в 1845 году Биллем II поставил (на собственные
деньги) перед своим гаагским дворцом первый памятник
Вильгельму Оранскому, присутствовавшие на открытии
недовольно морщились, глядя на то, как Отцу нации
салютуют проходившие парадом воинские части: отдавать честь
конной статуе было «чем-то русским», влиянием Анны
Павловны190. При таком отношении легко представить,
как неприемлема для многих была идея памятника
художнику, ведь вся художническая братия xvii века
пользовалась в это время сомнительной репутацией пьяниц, гуляк
и дебоширов, которой как нельзя лучше соответствовали
россказни Хаубракена: читающий по слогам и жадный до
денег Рембрандт, пьяница Франс Хале, неряха Ян Стеен.
Неудивительно поэтому, что призыв к созданию памятника
942

Рембрандту вызвал возражения. Журнал De Tijdgenoot (Со- Возвращение
временник) поместил письмо читателя, убежденного в том, блудного
сына
что памятника достойны лишь прославившие отечество
герои, а уж никак не художник: «Какая пропасть зияет между
Рембрандтом и адмиралом де Рюйтером!»191 В оправдание
голландцев можно сказать, что судить о творчестве
Рембрандта им приходилось на основании всего девяти картин,
выставленных в Рейксмузеуме и Маурицхейсе192.
Неудивительно и то, что деньги собирали долго. А когда
наконец собрали, во Франции разразилась революция 1848
года, и с падением Июльской монархии упал и денежный
курс. От собранной по крохам суммы в одночасье осталась
половина, которой никак не хватало на бронзу, и гу мая
1852 года король Биллем III открыл на амстердамском
Масляном рынке, переименованном теперь в площадь
Рембрандта, памятник из чугуна193.
Памятник
Рембрандту
на бывшем
Масляном рынке
(ныне площадь
Рембрандта)
в Амстердаме
Около 1870
Фотография
12,4*9
Рейксмузеум,
Амстердам
943

«Наимерзейший
урод в истории
искусства»,
или Клевета
Апеллеса
Оставалось создать национального героя. Накануне
открытия памятника архивариус Схелтема читает
избранному обществу литераторов и художников, собравшемуся в
закрытом клубе Arti et Amicitiae, лекцию об «их великом
соотечественнике, бессмертном Рембранде» (автор
«следует современному написанию», без «т»). Начинает он с
постановки проблемы: «Трудно найти человека столь же
прославленного, о котором было бы известно столь же
мало, как о нашем Рембранде». Схелтема мог бы вспомнить
здесь Шекспира, чье имя часто эхом звучало вслед за
именем Рембрандта, но момент требовал исключительности.
И лектор напоминает слушателям, что до недавнего
времени мы не знали ни даты рождения (ее мы не знаем по сей
день), ни даты смерти и места захоронения Художника. Все
сведения ограничивались «несправедливыми
измышлениями» Хаубракена, и Схелтема уже в самом начале
объявляет, что постарается восстановить доброе имя Рембрандта
на основании «установленных фактов». Он развенчивает
миф о «невежественном художнике», ссылаясь на
обнаруженные за год до этого документы, свидетельствующие о
том, что мельница родителей Рембрандта находилась в
самом Лейдене и что были они людьми вполне
обеспеченными. Сам Рембрандт учился в латинской школе и был
записан в университет, учился у Сваненбюрга в Лейдене и у
Ластмана в Амстердаме. Правда, называя незнакомые
имена учителей Рембрандта, Схелтема тут же повторяет то, что
давно уже говорили французы: «У Рембрандта был только
один учитель — Рембрандт»194. Миф о «темной
деревенщине» опровергали и контакты Рембрандта с Николасом
Тюлпом, Яном Сиксом, Иеремией Деккером и найденные
к этому времени три письма к Константину Гейгенсу. Но
главным козырем, опровергавшим миф о «невежественном
художнике», стали документы, удостоверяющие, что женат
он был вовсе не на крестьянке, как писал Хаубракен, а на
дочери бургомистра Леувардена. И Схелтема подробно
останавливается на высоком социальном и
имущественном положении Саскии.
Когда Схелтема не может сослаться на документы, он
просто повторяет Хаубракена, но вкладывает в его слова
944

противоположное значение. Да, Рембрандт якшался с
чернью, но не потому, что невежество и скверный характер
толкали его к отбросам общества, а потому, что в
социальных низах он собирал материал для творчества. Да,
Рембрандт обанкротился, но его банкротство было вызвано
отнюдь не расточительностью, а общим экономическим
упадком в стране после войны с Англией и вторым браком
с Хендрикье Стоффелс, так как по завещанию Саскии он
должен был выделить Титусу часть состояния. Опровергая
слухи о мотовстве Рембрандта, Схелтема ссылается на Ха-
убракена, писавшего, что, поглощенный работой,
художник часто обедал лишь хлебом с сыром или селедкой.
Отдельно Схелтема останавливается на «жадности и
корыстолюбии» Рембрандта. Анекдот об учениках,
рисовавших золотые монетки, говорит лишь об их проказливости,
ведь увидав на полу монетку, к ней потянулся бы всякий.
Рассказ о том, что жена устроила «посмертный» аукцион,
где переодетый художник скупал свои работы, стараясь
вздуть цены, — заведомая ложь. Не может быть правдивой
и история о том, что Рембрандт посылал Титуса продавать
свои работы: какой любящий отец пойдет на это?
Схелтема отрицает то, что Рембрандт ездил в Венецию, что после
банкротства уехал в Англию и умер в Швеции195. Он
приводит дату захоронения Рембрандта в Западной церкви —
8 октября 1669 года.
Подобным же образом Схелтема дает отпор и
критикам-классицистам, «завистливым коллегам, которые, не в
силах сравняться с ним талантом, тщатся приуменьшить и
запятнать его славу». Да, Рембрандт не соблюдал правил —
но гений никогда не следует чужим правилам! Да, он
следовал природе, потому что понимал ее язык как никто другой.
Верностью природе объясняются и не всегда совершенные
формы Рембрандта, но ими он доказал, что искусство
живописи отвечает своему высокому назначению и без
приукрашиваний. Поэтому «Нидерланды с гордостью ставят
его имя рядом с именами Рафаэля и Рубенса».
Восхищение талантом Рембрандта-художника
сопровождается теперь и уважением к Рембрандту-человеку:
«Без тени сомнения мы прибавляем к нашему восхище-

«Наимерзейший нию его талантом почтение и уважение к его личности»196.
урод в истории к славным именам Эразма и Вильгельма Молчаливого
или^евета прибавилось еще одно имя — Рембрандт т.
Апеллеса Архивариус Схелтема не единственный, кто осознает
скудость сведений о художнике, вступившем в пантеон
национальных героев. О плачевном состоянии в области,
именуемой теперь искусствознанием, постоянно
напоминают и иностранцы, особенно французы, открывшие и
восхвалявшие голландскую реалистическую школу.
Каталог Лувра 1853 года полон сетований на нерадивость
голландцев и надежд на то, что те последуют-таки примеру
итальянцев, с любовью изучающих жизнь и деятельность
своих художников, неутомимо ведущих поиски в архивах,
исследующих датировку и подписи на картинах. Только
тогда, когда всем этим займутся и голландцы, может быть
написана история голландской школы живописи198.
Соотечественники Рембрандта принимаются
восполнять пробел еще до появления предписаний Лувра. Правда,
ни искусствоведов, ни историков искусства здесь нет (и не
будет еще долгое время, учиться ездили в Германию или во
Францию), и поиск в архивах ведут любители, движимые
желанием воссоздать жизнь новоявленного
национального героя. Первым посчастливилось юристу, писателю и
поэту Карелу Фосмару199, нашедшему документы Саскии, на
которые и ссылался в своей лекции Схелтема.
Одним из пионеров архивных поисков был Абрахам
Бредиус, директор гаагского Маурицхейса с 1889-го по
1909 год200. Он первым обратился к нотариальным актам,
оказавшимся богатейшим источником сведений о
художниках, так как в xvii веке к нотариусу обращались намного
чаще, чем теперь. Закутавшись в плед, Бредиус днями
просиживал в нетопленом архиве, делая пометки красным или
синим карандашом, а позже, когда архив переехал в центр
Амстердама, клерк приносил ему материалы в номер
шикарной гостиницы Américain. И сегодня, встречая в
документах следы красного или синего карандаша, историки
знают: здесь уже побывал Бредиус201.
В конце бо-х годов оказалось, что после смерти Саскии
у Рембрандта родилось еще двое детей. В поисках докумен-
946

таЛЬНЫХ Свидетельств второго брака, О КОТОрОМ Как О факте Возвращение
говорил в своей лекции Схелтема, дилетанты-архивариу- блудного
сы натолкнулись на вызов Хендрикье Стоффелс на
заседание церковного совета. Всех почитателей Рембрандта как
в Нидерландах, так и за границей занимал вопрос, что же
помешало художнику жениться. Предположения
высказывались самые фантастические, но сомнений в том, что
он должен был жениться, не было ни у кого: безупречный
моральный облик являлся гарантией художественной
ценности работ.
Почитание гения быстро приобретает почти
сакральные формы, причем не только обожествляется процесс
создания произведения искусства, но и сглаживаются все
черты его создателя, не соответствующие
высокоморальному образу. Недостатки Рембрандта призваны лишь
подчеркнуть его неординарность и превосходство над простыми
смертными. Если он забывает о семье, то только потому,
что поглощен работой. Если целует волосы натурщицы, то
только преклоняясь перед красотой. В литературном
портрете Саскии (1879) героиня понимает, что ее
предназначение в том, чтобы помочь гению раскрыть талант: «Она
почувствовала, как тяжело ей, хрупкой женщине, идти
по жизни рука об руку с огромным гением, ее мужем, но
сколь бы тяжкой ни была эта задача, она, с ее характером,
не могла отступить ни на шаг. Она должна была любить и
чтить своего Рембрандта, служить ему и его искусству.
Неважно, что она, слабая, должна была пожертвовать самым
дорогим на службе ему, сильному, неважно, что она,
выполняя свой долг, преждевременно сломится под
непомерной ношей!» Этот образчик «агиографии», напечатанный
в престижном журнале De Gids (Вожатый), вышел из-под
пера пастора-литератора, посвятившего себя тяжкой задаче
художественного просвещения202. Вершиной процесса
сакрализации Рембрандта стало название книги Бюскен Хю-
эта, в котором имя художника получила вся страна.
Творческая биография Рембрандта становится во
второй половине XIX века неиссякаемым источником тем
для живописи, особенно во Франции, где поклонение
художнику стремительно перерастает в культ. Посвящен-
947

«Наимерзейший ная этой теме книга Элисон Маккуин The Rise of the Cult
урод в истории of Rembrandt полна иллюстраций. Чего здесь только нет!
илиУ Клевета Рембрандт пишет портрет матери, Бургомистр Сикс
Апеллеса в мастерской Рембрандта (тогда еще не знали, что Сикс
стал бургомистром спустя двадцать с лишним лет после
смерти Рембрандта), Рембрандт пишет «Сусанну и
старцев», Рембрандт по дороге на урок анатомии, Рембрандт
пишет «Урок анатомии», Умирающий Рембрандт просит
показать ему перед смертью его коллекцию (заросший
щетиной Рембрандт лежит на кровати в шапке, похожей на
шапку с портрета фон Зандрарта, рядом с ним сидит
аккуратная дама, одетая à la Вермеер), Дом Рембрандта,
многочисленные вариации на темы Рембрандт в мастерской
и Мастерская Рембрандта20* и верх китча — Рембрандт
и Саския (1900) Леона Брюнена, выставленная в Салоне
1900 года. Большой популярностью пользовались в это
время портреты художника и автопортреты à la Рембрандт204.
По мере того как Рембрандт приобретал лик святого,
он наделялся и жизнью мученика. Все чаще высказывалось
мнение, что его работы не ценились и не принимались
современниками. Если Фосмар в i868 году еще задавался
вопросом, понравился ли Ночной дозор заказчикам, то Фро-
мантен через восемь лет постулирует неприятие картины.
А еще через десять лет в обширной монографии Франсуа-
Эмиля Мишеля от Рембрандта отворачиваются все
почитатели его таланта. Несмотря на причуды и своенравие,
современники чтили в нем первого художника — до тех пор,
пока он не оскорбил их Ночным дозором. По примеру
многих художников конца xix века, неприятие становится
непременным условием гениальности и для Рембрандта.
Образ всеми покинутого художника приживется, и по сей
день в популярных работах именно неприятие Ночного
дозора отделяет «раннего» Рембрандта от «позднего».
Взлет популярности голландской реалистической
школы во главе с Рембрандтом стал дополнительным стимулом
в борьбе за новый музей, торжественное открытие
которого состоялось 13 июля 1885 года — с сочиненной по этому
случаю кантатой, чествованием Кейперса и праздничным
ужином. На фризе зала Ночного дозора, главного алтаря
948

Храма Рембрандта, каКИМ МНОГИМ ВИДелСЯ НОВЫЙ музей, ар- Возвращение
хитектор поместил адрес мельницы родителей Рембрандта блудного
в Лейдене, дату его вступления в брак с дочерью
бургомистра Леувардена Саскией ван Эйленбург, год ее смерти и
дату и место захоронения самого художника — все
архивные находки последнего времени. Датой рождения
художника Кейперс считал i6oj год — этот год золотом выписали
и при последней реставрации музея205.
В 1898 году в ознаменование торжественного введения
в должность королевы Вильгельмины (в Нидерландах нет
коронования) в Городском музее Амстердама (Stedelijk)
состоялась первая обзорная выставка Рембрандта206, и в
глазах многих уже сама связь имени Рембрандта с именем
Оранских подтверждала полученный художником статус
национального героя. Каталог выставки опять-таки
свидетельствует о большом интересе к личности художника: 8
автопортретов, 2 портрета матери, з портрета отца, з —
братьев, з — сестер, з — Саскии из — Титуса—многие портреты
считались в то время портретами его родственников207.
Имени Хендрикье организаторы выставки сочли за лучшее
не называть, дабы не бросать тень на моральный облик
национального героя: пуританская этика xix века не
допускала секса вне брака.
Как раз в это время Бредиус наталкивается на
документы об отношениях Рембрандта с Геерте Диркс,
выступавшей в предыдущих статьях бедной женщиной, спасенной
от нищенского посоха добротой художника. Теперь
оказывалось, что няня Титуса начала процесс против Рембрандта,
заявив, что «он с ней не раз спал, обещал жениться и в
залог подарил кольцо». В октябре 1649 года Хендрикье,
сменившая Геерте в доме и сердце Рембрандта, под присягой
свидетельствует у нотариуса, что Рембрандт обещал Геерте
единовременную выплату i6o гульденов и годовое
содержание в 6о гульденов. В итоге длительных разбирательств
комиссия по матримониальным делам присудила
Рембрандту выплатить Геерте годовое содержание в юо
золотых гульденов. Тогда Рембрандт уговаривает брата Геерте
собрать по соседям сведения о психической и моральной
неуравновешенности сестры. Соседи свидетельствуют, и
949

«Наимерзейший
урод в истории
искусства»,
или Клевета
Апеллеса
Геерте приговаривают к и годам «спинхэйс»,
исправительного дома в Гауде, откуда через пять лет ее вызволяет
подруга, несмотря на попытки Рембрандта воспрепятствовать
«досрочному» освобождению. Геерте умерла вскоре после
возвращения из «прядильного дома». Саймон Шама
начинает историю о ней словами: «Никогда не надо путать
гения со святым». К началу XX века Рембрандт уже был
святым гением.
Бредиус долго тянул с публикацией документов208. Еще
в середине xix века она означала бы конец творческой
биографии художника. Но теперь художнику полагалось
иметь темную сторону, и история с Геерте обошлась без
последствий. В восьмитомной монографии о творчестве
Рембрандта, которую как раз в это время готовили к
печати фон Боде и Хофстеде де Гроот, говорится о «ярком
контрасте света и тени» в жизни художника, «такой же
удивительной светотени, как и в его картинах, где темнота
превалирует над светом». Авторы разграничивают моральный
и творческий облик художника: «архивные документы
мало что могут сказать о внутреннем развитии, о чувствах
и мыслях художника. <...> Они неоспоримо
свидетельствуют лишь о том, что Рембрандт вел неупорядоченный
образ жизни, как и подобает настоящему художнику»209.
Реакция историков искусства напоминает реакцию Жерара
де Нерваля, прокомментировавшего попытки Схелтемы
оправдать моральный облик обанкротившегося
Рембрандта типичным замечанием представителя парижской
богемы: «там, где побывали такие гении, как Рембрандт, воздух
чист», другими словами, гению вовсе не обязательно
соблюдать моральные нормы210.
В то время как голландцы собирали архивные
документы, дабы воссоздать биографию Рембрандта, живущий
в Париже и пишущий под англизированной фамилией
немец Эдуард Коллофф211 выпустил книгу, в которой
утверждал, что единственными бесспорными документами
являются лишь картины художника. С его Rembrandts
Leben und Werke (1854) начинается новый этап в изучении
творчества Рембрандта. Интерес к фактам биографии
несколько затихает в первой четверти хх века, сменяясь инте-

ресом к художественному наследию, объем которого
стремительно растет. Если каталог фон Боде (1883) насчитывал
377 картин Рембрандта, то за сорок лет их число
увеличилось почти вдвое, достигнув в каталоге Валентинера (1923)
рекордной цифры 7Ч: картины знали зачастую только по
фотографиям, по ним и атрибутировали, и фон Боде
приписывается шутка: «Рембрандт написал боо картин, юоо
из которых находятся в Америке»212. Ответом Валентинеру
стал каталог Бредиуса (i935)> на сотню сокративший число
работ. С этого времени линия идет на понижение.
Созданный в 1968 году Rembrandt Research Project насчитал к
1989 году всего 250 картин.
Такие же колебания происходили и с рисунками. В
первом издании книги Rembrandt Harmensz. van Rijn, sa vie et
ses œuvres (1868) Фосмар насчитывал «больше 320 листов»,
во второе издание, вышедшее девять лет спустя, автор
включил уже около 700 работ!213 А в самом полном каталоге
рисунков, составленном в i954~"1957 годах Отто Бенешем,
общее число рисунков составило 1467 (в издании 1973 года,
подготовленном вдовой директора Альбертины, их 1575)-
После Бенеша никто не брался за составление полного
каталога, но в каталогах музейных коллекций число
рисунков тоже идет на спад214.
К концу XIX века Рембрандт стал одним из столпов
нидерландского национализма. В 1898 году, после выхода
третьего издания Страны Рембранда журнал De Gids писал:
«Никогда прежде соотечественники и иностранцы не
кричали нам так громко, как в последние месяцы, что
произвести на свет Рембрандта и иметь право называться страной
Рембрандта составит нашу величайшую и неувядаемую
славу»215. Одна за другой появляются публикации о жизни
и творчестве Рембрандта, и к 1906 году, когда широко
отмечался 300-летний юбилей Художника, их набралось
столько, что Хофстеде де Гроот счел необходимым включить их
компиляцию в Die Urkunde über Rembrandt, написанную
на языке науки того времени.
К тому времени Рембрандт стал и национальным
героем... Германии. Еще в 1890 году там вышла книга
Rembrandt als Erzieher Von einem Deutschen (Рембрандт как

«Наимерзейший воспитатель), в анонимном авторе которой вскоре узна-
урод в истории ли занимавшегося историей искусства знакомого Ницше
или^евета Юлиуса Лангбена (1851-1907). Только за первый год книга
Апеллеса выдержала 34 издания! Но истории искусства в ней было
мало: супериндивидуалисту Рембрандту предстояло
спасти немцев от раздробленности и разобщенности, научив
их индивидуализму и субъективности. То самое
своенравие Рембрандта, которое в глазах Франсуа-Эмиля
Мишеля привело к отторжению художника обществом, должно
было, по мысли Лангбена, объединить немецкий народ.
Рембрандт провозглашался «наиболее немецким из всех
немецких художников», «прототипом немецкого
художника», «единственным, кто всецело отвечал желаниям и
потребностям сегодняшних немцев»216.
Лангбен был далеко не единственным, кто видел в
Рембрандте германца. Уже классицисты списывали
«недостатки» художника на «Северную школу». Если романская
культура представлялась телесной, ренессансной, придворной,
направленной на «внешнее», то германская виделась
мистической, средневековой, народной, направленной на
«внутреннее». Фон Боде писал в 1906 году: «В настоящее время
в Германии Рембрандта хотят видеть немцем; верно то, что
<...> его искусство истинно германское. Оно —
сильнейшее выражение германской культуры» <...> Чарующая
мистика Средних веков, стремление ввысь обращенных в
себя готических соборов с их светотенью, глубоко
религиозное чувство этого искусства характерны и для него»217.
В короткой рецензии на книгу Лангбена Бредиус,
добродушно посмеиваясь над энтузиазмом фон Боде, приводит
возражения Франсуа-Эмиля Мишеля против огермани-
вания Рембрандта, но рекомендует этот кладезь мудрости
каждому культурному голландцу.
И книга имела огромное влияние не только в Германии,
но и в Нидерландах, причем взлеты ее популярности
совпадали с популярностью Рембрандта: после пика в
конце первого десятилетия наступил спад, а с середины 20-х
годов и Рембрандт, и Рембрандт как воспитатель снова
входят в моду. Для обозначения немца, верящего в лучшее,
наполненное искусством националистическое будущее,
9J2

появляется слово Der Rembrandtdeutscher, а его
изобретатель Лангбен называется в одном ряду с Гегелем,
Шопенгауэром, Буркхардтом, Ницше, Вельфлином и Риглем218.
«Протонацистский памфлет», в котором уже
присутствовали все составляющие национал-социалистской
идеологии: Blut und Boden, Lebensraum, антисемитизм,
предсказания скорого появления созданного по подобию
Рембрандта Вождя-освободителя немецкого народа, —
стал основой нацистской пропаганды Рембрандта219. Уже
в начале оккупации немцы попытались заполнить брешь,
образовавшуюся после того, как королева Вильгельмина
покинула страну, Рембрандтом и Менгельбергом. Вместо
традиционно отмечавшегося Дня рождения королевы
национальным праздником стал День рождения Рембрандта.
За художественный вклад в национал-социалистскую
культуру была учреждена премия Рембрандта, он сам и его
картины красовались на марках, о Рембрандте был снят фильм
и поставлена опера. Правда, полному приятию художника
в лоно нацистской культуры препятствовало его слишком
частое обращение к темам Ветхого Завета и обилие
портретов евреев, в которых усматривалась не подобающая
истинному германцу Judenfreundlichkeit* Но это не смущало
ни Гитлера, ни Геббельса, наперегонки покупавших холсты
художника.
Не оставила Рембрандта без внимания и марксистская
художественная критика. В статье 1936 года О творчестве
Рембрандта, полной ссылок на Маркса, советский
критик видит «силу реализма Рембрандта в том, что художник
оставался верен демократическим идеалам буржуазной
революции XVII в., что он выразил наиболее передовые идеи
этой революции», а его трагедию — в том, что «буржуазия
впоследствии от него отреклась <...>, потому что она
быстрее, чем художник, забыла свое демократическое
прошлое». Современные буржуазные искусствоведы
обвиняются в желании «наградить художника теми пороками,
которыми болеет их общество»220.
Западные марксисты считают художника то жертвой
рыночной экономики, то представителем капитализма.
Джон Берджер, автор нашумевшей серии Способы видеть.

«Наимерзейший усматривает в «портрете Рембрандта с Саскией на коле-
урод в истории нях» «рекламу капитала, престижа, богатства художника,
искусства», т/. М1 ту
или Клевета к всякая реклама, портрет остается холодным»"1. Для
Апеллеса Никоса Хаджиниколау, автора книги История искусства
и классовая борьба (в голландском переводе История
искусства и идеология), предваряющего свой труд
эпиграфом из Ленина и начинающего обязательной ссылкой на
Маркса—Энгельса, Рембрандт остается «выразителем
идеологии правящего класса», работая в образной идеологии
(термин автора) барокко или протестантско-аскетической
буржуазии Голландии222. Правда, иногда он
обрушивается на «господствующие при дворе и в гуманистических
кругах воззрения» с «прямой и решительной критикой».
Похищение Ганимеда, по мысли критика, «дает нам
представление об интенсивности идеологической классовой
борьбы в Голландии»223. Если Дидро считал сюжет
картины, изображавшей, как «страх ослабил сфинктер мочевого
пузыря» Ганимеда, «отвратительным»224, то марксистский
критик усматривает в нем пример «нападения на высшие
классовые ценности с прямым попаданием»!
С конца XIX века Рембрандт представляется Maler der
Seele, Художником души — своей и чужой. По словам
автора нашумевшего Заката Европы (19*8), портреты
Рембрандта «рассказывают историю души», а его автопортрет
Шпенглер называет «исторической исповедью»225. Этот
позднеромантический взгляд на автопортреты
Рембрандта, составляющие десятую часть его работ, сохранился до
наших дней, и когда в 1999~200° годах в Лондоне и
Гааге проходила выставка автопортретов Рембрандта, газеты
рекламировали «живописную автобиографию», «сорок
автопортретов маслом и восемьдесят офортов и рисунков,
в которых перед неискушенным зрителем проходят
важнейшие моменты жизни художника». Историки искусства,
в том числе и авторы великолепного каталога этой
выставки, возражали против такой трактовки, которую
развенчивал еще Эдуард Коллофф, повторявший, что «у
Рембрандта не было потребности сообщать потомкам о своих
настроениях»226, но все их рассуждения о мотивах,
которыми руководствовался Рембрандт, успеха пока не име-
954

ют227. Представление о «мучившей художника
неодолимой потребности к исследованию своей души и поискам
собственного я» оказывается зрителю намного ближе, чем
высказываемая специалистами мысль о том, что
многочисленные автопортреты писались Рембрандтом и
копировались его учениками и помощниками для продажи, чтобы
возможный покупатель, придя в мастерскую, имел перед
собой свидетельство мастерства художника228.
Сохранился, несмотря на все опровержения историков искусства, и
миф о непризнании Ночного дозора, возникший во
Франции во второй половине XIX века одновременно с образом
Рембрандта как «первого художника современности» и
«непризнанного гения», подвергшегося поруганию
бюргеров-фарисеев.
Существование многочисленных интерпретаций работ
Рембрандта, неискоренимость мифов вокруг его жизни и
творчества, изменение по ходу движения истории
самого его образа, неослабевающий интерес новых поколений
историков искусства к темам, так или иначе связанным с
Рембрандтом, расширение и углубление круга этих тем —
все это свидетельствует о жизненности и
востребованности искусства художника. Но главным и наиболее ярким
доказательством его жизненности является то, что
картины художника волнуют сегодняшних зрителей так же, как
волновали они зрителей xvii века. Их непосредственное
эмоциональное воздействие обусловлено поэтической
одухотворенностью художественного мировосприятия
Мастера, волшебством его почти ощутимого теплого света
в глубокой тьме, выразительностью его живописного
языка, но прежде всего тем, что художник являет нам живых
людей, чьи переживания вызывают наше сочувствие.
Надеюсь, что эта книга, рассказывающая о жизни некоторых из
тех, кто позировал Рембрандту, еще более приблизит
читателя к их переживаниям, их жизни и к истории Золотого
века страны, давшей миру великого художника.

ПРИМЕЧАНИЯ
Фридлендер Макс (1867-1958),
немецкий историк искусства. Главные
работы посвящены ранней нидерландской
живописи и Северному
Возрождению. Сторонник атрибуции
произведений искусства на основе интуиции
и внезапного озарения знатока, без
длительных вниканий в детали:
лучше смотреть на ту или иную картину
несколько раз по 6 секунд, чем один
раз целую минуту (Фридлендер: 129).
С1939 г°Да работал в Амстердаме.
Алоис Хаузер (i85 7-19*9) > сын
известного реставратора мюнхенской
Пинакотеки, поступил на службу в
Берлинские музеи в i886 году, через три года
после назначения их директором
Вильгельма фон Боде. За 33 года работы
Хаузер отреставрировал великое
множество картин старых мастеров, снискав
славу лучшего реставратора
Рембрандта. См.: Ämtliche Berichte aus den Preus-
sischen Kunstsammlungen. 40. Jahrgang.
№ 10 (Juli 1919). S. 1-2. Berlin.
Русский перевод романа Отщепенец
публиковался в 1889 году в Книжках
Недели (№ 1-ю).
Мэри Августа Арнольд была внучкой
историка и педагога Томаса Арнольда,
племянницей Мэтью Арнольда,
теткой Олдоса Хаксли и его
братьев-биологов: Джулиана, первого директора
ЮНЕСКО, и Эндрю, нобелевского
лауреата по биофизике 1962 года.
За время директорства Шмидта-Деге-
нера выросла и его репутация как
историка искусств. Когда Джозеф Дювин,
один из самых влиятельных
антикваров XX века, клиентами которого были
практически все американские
коллекционеры-индустриалы, разорвал в
1937 году отношения с Бернардом Бе-
ренсоном, отвечавшим за экспертизу
произведений искусств, он обратился
с предложением о сотрудничестве к
Шмидту-Дегенеру. Дювин сулил
директору Рейксмузеума
астрономические суммы, согласись он заменить Бе-
ренсона, но Шмидт-Дегенер отказался.
Желание Дювина заполучить
экспертом именно Шмидта-Дегенера
является еще одним свидетельством того,
что антиквар имел хороший глаз, и не
только на картины, но и на людей,
понимающих в них толк: когда все
нидерландские эксперты «опознали» в
полотнах Хана ван Меегерена руку Вермеера,
только Шмидт-Дегенер и Хейзинга не
согласились с мнением большинства.
Правда, дабы не осложнять и без того
напряженные отношения между
нидерландскими историками искусства,
Шмидт-Дегенер не предал свои
возражения гласности, что потом и
ставилось ему в вину (Musschoot: 21).
В середине 4°~х годов Альберт Коп-
пель предложил портрет де Лэресса
Бостонскому музею изобразительных
искусств за 50 ооо долларов, цену
весьма скромную для одного из лучших
портретов Рембрандта. Однако музей
отказался от покупки после того, как
его директор, «отпрыск почтенной
бостонской семьи и поклонник ранних
итальянцев», назвал работу «портретом
сифилитика». Под тем же предлогом
фон Боде удалось отговорить от
покупки конкурента его протеже Коппеля
(Quodbach:56).
Schmidt-Degener 1913:104-105.
6.
7-

Примечания
8. Ibid.: 107-108.
9. Ibid.: 109.
10. Ibid.: 110.
11. Ibid.: 110-113.
12. Schama 1999:691-693.
13. О жизни де Лэресса мы знаем из
Немецкой академии фон Зандрарта,
работавшего в Амстердаме одновременно с
Рембрандтом. В издании 1679 года фон
Зандрарт уделяет целую страницу
описанию одного из офортов де Лэресса, а
в латинском издании 1683 года
рассказывает о начальных годах художника,
о его бегстве из Льежа и появлении в
Амстердаме, где художника якобы
приветил поэт Хоофт, и называет работы,
сделанные по заказу Виллема III.
Голландский художник Арнольд Хаубра-
кен (1660-1718) посвятил де Лэрессу
главу в трехтомном Большом театре
голландских художников и художницу
выходившем в 1718-1721 годах.
Позаимствовав начало из фон Зандрарта, он
вносит затем некоторые коррективы,
заменяя, например, Хоофта Эйленбур-
гом. Описывает Хаубракен и работы де
Лэресса в Амстердаме, не упомянутые
фон Зандрартом. В 1867 году земляк
де Лэресса Луи Абри, живший
одновременно с художником в Амстердаме,
публикует наиболее подробное
описание его жизни и творчества (Abri L.
Les hommes illustres de la nation liégeoise,
Liège: L. Grandmont-Donders, 1867.
P. 243-260).
14. Бертоле Флемаль (Bertholet Fié-
mal или Flemalle, 1614-1675),
южнонидерландский художник. Изучал
античное искусство и произведения
старых итальянских мастеров в Италии,
где познакомился с великим герцогом
Тосканским Фердинандо II Медичи, и
тот пригласил художника во
Флоренцию. В 1670 году Флемаль вернулся в
Париж, где расписал потолок Зала
аудиенций Тюильрийского дворца. Тогда
же избран членом Академии. Получил
пребенду в приходе св. Павла в Льеже,
где с 1655 года был каноником. Умер в
своем приходе в 1675 Г0ЛУ-
1$. Согласно некоторым исследователям,
Лэресс появился в Амстердаме лишь в
1667-1668 году (Snoep 1970:159)-
16. Высокий, или «большой», стиль
подразумевал идеализацию. Де Шантелу
записывает в дневнике слова Бернини,
работающего над бюстом Людовика XIV:
«Секрет портрета заключается в том,
чтобы преувеличить то, что хорошо,
прибавив немного величия, и убавить
или даже скрыть то, что безобразно или
мелко, по возможности не льстя»
(Burke 1992:23).
17. В 1672 году, когда страна была охвачена
паникой перед стремительно
приближавшимися войсками Людовика XIV,
это едва не стало причиной его
гибели. Как-то под вечер, возвращаясь из
имения богатого друга в приподнятом
настроении, он напевал французскую
песенку. Прохожие, приняв его за
французского шпиона (хотя кто мог счесть
французом певшего по-французски,
кроме простолюдинов,
традиционно как в литературе, так и в живописи
представляемых глупыми и грубыми?),
выместили на нем свои страхи. Не
подоспей вовремя стрелки, французская
песенка могла бы оказаться для Лэресса
последней. Стрелки посадили его под
замок и забыли о нем. На счастье
Лэресса, мимо места его заточения проходил
знакомый, которого он и попросил
рассказать жене о том, где находится.
i8. Мейер снабдил предисловием
Основы философии Декарта Спинозы, из-
957

«Наимерзейший урод в истории искусства» или Клевета Апеллеса
дал его Этику, Политический
трактат и письма (Мейер и сам состоял в
переписке с философом). Переработал
Лжеца и Золотое руно Корнеля и
Андромаху Расина.
19. В желании сделать уроки морали
«приятными» Nil Volentibus Arduum не
только ориентировался на французский
театр, но и унаследовал восходящее к
Горациевому utile dulci поэтическое
кредо «полезного развлечения» камер
риторов. Две самые известные
камеры риторов составили открытый в
1638 году амстердамский театр, и
аллегорические фигуры моралите риторов
перешли в назидательные трагедии.
В 1678 году Бидлоо написал
Аллегорию мира (Vertooningspel op de vrede),
где действовали не Виллем III и
Людовик XIV, а Мир, Благоденствие,
Политика. Год спустя вышла переведенная
Пелсом пьеса Франческо Сбарры
Тирания корысти, действующими лицами в
которой были Свобода, Разум,
Добродетель, Честность, Корысть, Хитрость,
Обман и пр. В описании внешнего вида
этих аллегорических персонажей Пеле
следует Иконологии Рипы,
переведенной в 1644 году на голландский язык и
пользовавшейся в Республике большой
популярностью среди художников
(Holzhey, van der Haven: 24).
20. Памфлет Пелса восходил к программе
«правильного» театра, выработанной
Жаном де ла Таем в Об искусстве
трагедии (Art de la tragédie), напечатанном
в предисловии к трагедии Неистовый
Саул (Sailliefurieux),цуг.
21. Пьеса Фоса Аран и Титу с, или Мщение
и ответное мщение является
переработкой Тита Андроника Шекспира.
Одиннадцать трупов пьесы Фоса не
идут ни в какое сравнение с
четырнадцатью убийствами, тридцатью
четырьмя трупами, тремя отрубленными
руками и отрезанным языком, «инвентарем
ужасов» трагедии Шекспира,
составленным А. А. Аникстом (Шекспир. Т. 2:
515). С приходом классицизма, вообще
не жаловавшего Шекспира, Тит
Андроник стал считаться едва ли не худшей
пьесой драматурга.
Schenkeveld-van der Dussen: 137-
Среди изданных ими авторов Расин,
Корнель, Мольер, Филипп Кино, Рай-
мон Пуассон, Гильом Маркуро де ла
Брекур, Франческо Сбарро, Жан Де-
маре де Сен-Сорлен, Тома Перду де
Сюблиньи. Названия некоторых пьес
сегодня вызывают удивление.
Например, комедия Флорана Картона Данку-
раПропавший мельник, написанная на
арго, или переведенная Пелсом пьеса
Спесивый француз-голландец.
Другим, менее явным упреком в адрес
общества была как раз свобода
перевода, отход от оригинала в угоду морали.
Ярким примером такого отношения к
тексту был перевод Близнецов Плавта.
В сезон 1670-1671 годов эта пьеса была
поставлена в Амстердаме в переводе
Иоана Блазия, адвоката, поэта,
драматурга и переводчика. В своем переводе
Блазий следовал оригиналу, и пьеса
заканчивалась тем, что Менахм объявляет
аукцион, на котором будет распродано
все, включая его жену. Такой
аморальный конец был абсолютно неприемлем
для общества, поставившего себе целью
воспитание публики. Осудив перевод
Блазия, общество поручило Йоаннесу
Антонидесу ван дер Гусу сделать новый
перевод и снабдить его назидательным
концом. Ван дер Гус заново перевел
комедию, в конце которой нет ни
аукциона, ни продажи жены, ни планов
отплытия братьев. Вместо всего этого Сосикл
уговаривает брата жить с женой честно,
и тот обещает упрятать бывшую
любовницу в тюрьму.
22.
*3-
95«

Примечания
Правда, вскоре Nil Volenùbus Ar-
duum напал на самого ван дер Гуса за
его поэму Воды Эй (De Ystroom)y где
описывался подводный брак нимфы
Фетиды с Пелеем. Будучи
последователями Декарта и Спинозы, члены
общества верили в разум, исключавший веру
в сверхъестественное. Изображение
языческих богов противоречило их
требованию правдоподобия.
Обиженный ван дер Гус вышел в 1671 году
из общества и написал на него сатиру
Марсий (Marsyas)y намеренно
используя классический миф. Мнящий себя
наилучшим певцом Марсий — это
Nil. После победы Аполлон сдирает с
Марсия кожу — явная аллюзия на имя
Пелса («pels» по-голландски «шкура»).
Ту же участь автор предрекает и
остальным сатирам, равным Марсию «в
гневе и неразумении», особенно Лисету,
осквернителю чести королевской
невесты, — прозрачный намек на Мейера,
переработавшего пьесу Корнеля.
25. К обществу примыкают и другие
художники: Франс ван Мирис,
Эммануэль де Витте и пейзажист Ян Глаубер
по прозвищу Полидоро. Естественно,
что единомышленники
объединяются в работе. Помимо уже упомянутой
виньетки общества, Лэресс делает в
1668 году, то есть сразу же после
знакомства с членами Nil, иллюстрации к
Смерти Дидоны и к комедии Юлфус
Андриса Пелса, игравшихся в один
вечер, причем акты трагедии и комедии
чередовались. В i68o году, очевидно не
без содействия Пелса и Мейера, Лэресс
получает заказ на театральные
декорации. В 1685 году он иллюстрирует
анатомический атлас Бидлоо.
26. Влияние литературы наиболее
заметно в использовании мифологии. Уже в
мастерской Ламберта Ломбарда в
середине xvi века художникам читали вслух
античных авторов, чтобы у них не было
недостатка в «высоких» темах. Позднее
традиция чтения вслух будет
продолжена в мастерской Рубенса. На изучении
древних авторов настаивали ван Ман-
дер и Юний.
Апеллес выставлял свои работы на
всеобщее обозрение и, спрятавшись,
слушал замечания прохожих. Однажды
проходивший мимо сапожник
заметил, что на внутренней стороне
нарисованной сандалии не хватает петель.
Апеллес исправил ошибку. Но когда
на следующий день тот же сапожник,
гордый тем, что знаменитый художник
прислушался к его замечанию,
принялся критиковать голень, Апеллес,
высунувшись из укрытия, крикнул ему в
негодовании, чтобы он не судил выше
сандалий.
Пушкин обыгрывает эту историю в
эпиграмме на Надеждина,
раскритиковавшего Полтаву.
Овидий в Науке любви (ш, 401-402)
восклицает:
Если б Венеру свою Апеллес
не выставил людям -
Все бы скрывалась она в пенной
морской глубине.
перевод М. Гаспарова
Унаследует Рубенс и титул eques Cae-
sariSy пожалованный Тициану (Trevor-
Roper 1976:2 6).
Этот свой опыт он переработал в
описании сна, который мог бы послужить
*7-
28.
*9-
30.
Зь
3*-
33-
2J. Сборник стихотворений Вондела
1650 года полон стихотворных
подписей к картинам. Еще богаче этот жанр
представлен в поэзии Яна Фоса.
28. Альберти, см.: Мастера искусства об
искусстве, Т. 2:19.
32. Кондратьев: 13-14-
959

«Наимерзейший урод в истории искусства» или Клевета Апеллеса
материалом для психолога: две
женщины, грязная, грубая, мужеподобная
и перепачканная гипсом Скульптура
и благородная и изящная
Образованность «упорно и сильно тянули меня
каждая к себе, они едва не разорвали
меня на части, соперничая друг с
другом» (Лукиан: 35) •
34- Первые сомнения возникли довольно
рано. Еще в 1677 году Якоб Толл, ректор
латинской школы в Гауде, отметил, что
Апеллес умер задолго до заговора Тео-
дота.
35- Лукиан относит действие ко времени
правления Птолемея IV Филопатора.
36. Изложение истории у Альберти
отличается как от греческого подлинника, так
и от перевода Лукиана, сделанного Гва-
рино Гварини в 1408 году (Cast: 32~39)-
37- В 1704 году Клевета значится в
инвентаре коллекции Медичи как
работа Андреа дель Сарто, в 1773 годУ она
переехала в Уффици как
«аллегорическая история» Доменико Гирландайо,
в 1783 году картина выставлена в Питти
как работа Боттичелли. Несмотря на то
что Жизнеописания Вазари, первое
издание которых вышло в 1550 году,
служили настольной книгой для многих
поколений любителей живописи,
впервые картина была соотнесена с текстом
Лукиана лишь в 1840 году! (Cast: 31).
С этого времени началось «узнавание»
текстуального источника не только
этой работы Боттичелли, но и многих
других живописных работ
итальянского Возрождения. В Уффици находится
еще один пример реконструкции
Боттичелли картины Апеллеса — Рождение
Венеры.
38. Этот вид короткого стихотворения
с конца Средневековья пользовался
большой популярностью, особенно в
Северной Европе. Фабио был автором
и нескольких стихотворных вставок в
Жизнеописаниях Вазари.
39- В письме Юнию от i августа 1637 года
Рубенс пишет: «Прошу Вас простить
мне дружескую вольность, с которой я
выразил мои мысли в надежде, что Вы
не ограничитесь тем, что подали такую
отличную закуску, но доставите нам
и главное блюдо, коего мы алчем; ведь
еще никому из соблазненных этой
богатой темой не удалось утолить наш
голод, ибо следует, как я сказал, перейти к
личностям художников» (Рубенс: 285).
40. Cast: 163.
41. XVII век стал «золотым» после выхода в
i8o8 году книги историка Якоба Схел-
темы Писатели и поэты золотого
века нашей литературы (1767-1835).
Для Схелтемы «золотым» xvii век стал
благодаря литературе, а не живописи.
42. В Большом альбоме, написанном много
позже, Лэресс уделяет росписи
потолков несколько глав, считая ее одной из
самых трудных художнических работ.
Среди частых недостатков он отмечает
неподходящие сюжеты, когда потолки
расписываются пейзажами или
битвами на море, отсутствие перспективы и
простую небрежность. Делясь опытом,
он дает художникам множество
практических советов относительно
композиции, перспективы, гармоничного
сочетания потолка и стен, изображения
разлетающихся одежд и т.п.
Рассказывает он и о придуманным им устройстве:
бак наполнялся глиной, в которой
проволокой крепились фигурки.
Передвигая их, он составлял композицию, а
вращая бак, смотрел на светотень при
дневном и искусственном свете и писал
фигурки в ракурсе. Де Лэресс
рассказывает, что этой «машиной» он
пользовался в 1668-1673 годах, то есть как
960

раз в то время, когда расписывал
потолок в новом доме Андриса де Грааффа
(Herengracht, 446).
последнего де Грааффа в 1752 году.
После этого портрет купил Вильгельм III,
ландграф Гессен-Кассельский. В пользу
де Грааффа свидетельствует и костюм
мужчины на портрете: он в черном, без
белого кружева на воротнике и
манжетах, то есть в трауре, какой после
смерти близких носили в течение года.
Отец Андриса де Грааффа умер 4
октября 1638 года, а значит, большую часть
1639 года Андрис носил траур по отцу.
Не исключено, что портрет написан
в последние месяцы 1638 года (Ekkart,
Buvelot: 198).
vanEeghen 1969:145-149-
В середине xv века была найдена
рукопись Германии Тацита, и в смелых
обитателях острова, омываемого водами
Рейна, голландцы узнали себя. Эразм
одним из первых воспел прямоту и
честность воинственных батавов. В1517 году
вышла начинавшаяся с батавов Хроника
Голландии, Зеландии и Фрисландии
Корнелиса Аурелиуса, которая будет
оставаться в школьной программе в
течение двух веков. Лейден взял себе ба-
тавское прошлое и название Lugdunum
Batavorum. Как обычно, появилась
масса археологических
фальсификаций. Так, был «найден» камень с
латинской надписью, «подтверждавшей»
местонахождение батавов. Потребность
в славном национальном прошлом еще
более возросла с началом
Восьмидесятилетней войны, и восстание
Клавдия Цивилиса против римлян стало
символом восстания против испанцев.
В i6io году Гроций пишет Liber de an-
tiquitate reipublicae Batavicae,
впоследствии многократно переиздававшуюся.
Во главе батавов Гроций помещает
своего рода Штаты, которым подчинялись
короли, графы и командующие армией.
Олденбарневелт от имени Генеральных
штатов лично заказал Отто ван Веену,
учителю Рубенса, двенадцать сцен, изо-
Нельзя с уверенностью сказать, что
на портрете Рембрандта изображен
Андрис де Граафф. Имя
изображенного было неизвестно уже в 1752 году,
когда портрет поменял владельца.
С середины xix века в мужчине на
портрете узнавали и Яна Сикса, и самого
Рембрандта, и Франса Баннинка Кока.
Дюдок ван Хеел предположил, что на
портрете изображен Андрис де Граафф,
которому в х6з9 году было 28 лет. О том,
что Рембрандт писал портрет Андриса 44-
де Грааффа, мы знаем из
сохранившегося документа 1659 года, в котором 45*
Хендрик Эйленбург свидетельствует,
что в 1642 году он выступил
посредником в конфликте между Рембрандтом
и Андрисом де Грааффом. Причиной
конфликта стала цена портрета,
выполненного Рембрандтом по заказу де
Грааффа. В итоге стороны сочли цену в
500 гульденов приемлемым
вознаграждением за монументальный портрет в
полный рост — редкость в творчестве
Рембрандта.
В 1989 году Rembrandt Research
Project отверг кандидатуру Андриса де
Грааффа из-за несходства с известными,
правда более поздними, портретами.
Члены RRP высказали предположение,
что на портрете Рембрандта изображен
Корнелис Витсен. В 1639 году Витсену
было 34 года, в 1653 году он даст в долг
Рембрандту большую сумму денег. По
мнению RRP, мужчина с портрета
Рембрандта 1639 года похож на портреты
Корнелиса Витсена 1648,1655 и 1658
годов (Brown, Kelch, van Thiel: 210).
Никаких документов, свидетельствующих
о том, что Рембрандт писал Корнелиса
Витсена, нет.
Важным аргументом в пользу
кандидатуры Андриса де Грааффа служит то,
что портрет оставался в семье до смерти
961

«Наимерзейший урод в истории искусства» или Клевета Апеллеса
бражавших восстание Клавдия Циви-
лиса. Позднее на базе этих гравюр были
написаны картины. Рембрандту было
заказано полотно для новой ратуши
Амстердама, Вондел пишет Батавских
братьев.
46. См.: van Eikema Hommes, Froment.
47. Де Витт приходился де Грааффу
племянником: его сестра Агнита была
женой Яна Биккера и матерью Венделы
Биккер, жены Йохана де Витта.
48. Grachtenboek: 75_7*>> Ц1-Ц2; Snoep 1970:
176-188.
49. В Музее изящных искусств Орлеана
находится гризайль де Лэресса
Железный век (1682) из серии Четыре века,
сделанной по Метаморфозам
Овидия: весы Справедливости повержены
на землю, Марс и Зависть призывают к
войне, богиня справедливости Астрея
покидает Землю, мужчина заносит
руку на женщину и ребенка — все
чрезвычайно эмоциональны, рты раскрыты,
пасти разинуты (Snoep 197°: 244)-
50. Andriessen 2008:88-89.
51. Роспись была сделана де Лэрессом в
сотрудничестве с пейзажистом Яном
Глаубером, тоже членом Nil Volentibus
Arduum. Де Лэресс и Ян Глаубер чясто
работали вместе: первый писал фигуры,
второй — пейзаж. Вместе художники
расписали и залы во дворцах ван Лоо и
Сусдейка.
52. Темпл был явно разочарован зданием
новой амстердамской ратуши, которая
напомнила ему высказывание Бернини
о Лувре как об «una gran piccola cosa»,
«большой безделушке» в сравнении
с великолепными зданиями Италии
(Haley: 142). В конце XIX века Бюскен
Хюэт сожалеет, что амстердамская
ратуша не выстроена в том же стиле, что
Рейксмузеум.
53- Snoep 1970:198.
54» Основы искусства рисования
многократно переиздавались. В 1705 году
вышел перевод книги на
немецкий, в 1717 Г°ДУ — на французский, в
1777 году — на английский.
Многократно переиздавался и Большой альбому
как в Нидерландах, так и в Германии, во
Франции и в Англии.
5 5- Ван Мандер: 307-308.
56. Полностью книга ван Мандера была
переиздана лишь однажды, в i6i8 году,
за несколько лет до дебюта
Рембрандта. Гравюру для титульного листа
выполнил Клаас Ластман, брат учителя
Рембрандта. О ван Мандере и его Книге
о художниках см. предисловие Аллы
Камчатовой в: ван Мандер.
57« Изложение «Метаморфоз» Овидия и
толкование их символики и Как
изображать^ понимать и представлять
фигуры. В конце 1580 года в тесном
сотрудничестве с ван Мандером Голциус
создает иллюстрации ^Метаморфозам
Овидия.
58. Интерес к литературным и пиктураль-
ным загадкам был частью вкуса того
времени, и нигде в Европе жанр
эмблематики не пользовался такой
популярностью, как в Нидерландах, где
эмблематы были распространены во
всех слоях населения, от «ученых»
камер риторов до народной поэзии. Уже в
XVI веке Плантен выпустил
великолепные эмблематы, в том числе и
заложившую основу жанра Книгу эмблем Аль-
чиато. Несмотря на то что без ссылки на
Рипу не обходилась ни одна
теоретическая работа, аллегории не всегда легко
поддавались расшифровке даже совре-
962

менникам (Schenkeveld-van der Dussen:
146-148).
Ослепший де Лэресс почти с
нежностью вспоминает когда-то виденную
им аллегорию Живописи Франса ван
Мириса: «<...> картинка ван Мириса
Старшего до сих пор изумляет меня,
стоит лишь о ней подумать. Это
поколенное, в ладонь величиной,
изображение Живописи, с маской в руке, всем
своим существом, одеянием и
атрибутами являет собой непревзойденный и
единственный в своем роде антик» (De
Lairesse, 1:175)- В 1644 году вышел
перевод Рипы на голландский, и аллегория
ван Мириса является прямой
иллюстрацией Живописи, «которую должна
изображать красивая женщина с
расчесанными волосами, круглыми бровями,
символизирующими фантастические
мысли, с золотой цепью на шее, на
которой висит маска. В одной руке она
держит кисть, в другой — палитру. На
ней блестящее одеяние» (Ripa: 452~453)-
Маленькая (12,5 x 8,5) Живопись ван
Мириса находится в музее Пола Гетти
в Лос-Анджелесе. О бровях как
средоточии мысли пишет и ван Мандер, а де
Лэресс предлагает свою
перегруженную значениями аллегорию
Живописи—с пятигрудой Природой,
Практикой, Разумом, Антеросом, Славой,
орлом, радугой, сфинксом, обелиском
и многим другим.
59» Так, например, рассказ де Лэресса о том,
с чего начинать работу над
подмалевком, можно отнести к началу любой
работы: «Многие начинают с того, что им
больше всего по душе, а потом скачут
с одного на другое. Сначала напишут
золотую вазу, потом синюю скатерть,
на которой она стоит. А когда им
указывают на отсутствие порядка в их
работе, отвечают: „Так ведь это же только
подмалевок. Там, где надо, я высветлю,
где надо — затемню". И упорствуют в
этом до тех пор, пока работа не встанет.
В конце концов у них пропадает всякое
желание закончить работу».
Естественно, что де Лэресс не одобряет
подобной бессистемности. Порядок должен
быть как в черновой работе, так и при
прописывании и покрытии картины
лаком. И он подробно останавливается
на различных возможностях нанесения
второго слоя краски, приводя примеры
Пуссена и Миньяра.
Martin: 148. Бредиус, один из первых
исследователей творчества Рембрандта,
меценат и коллекционер, с 1889-го по
1909 год директор музея Маурицхейс.
См. ниже.
6i. Умение изображать эмоции считалось
чрезвычайно важным. Шарль Лебрен
пытался кодифицировать выражение
эмоций в живописи в трактате Méthode
pour apprendre à dessiner les passions
(Метод обучения изображения страстей,
1698). Лэресс также уделяет большое
внимание изображению художником
«правильных» эмоций.
62. Дает он и практические советы. Во-
первых, с натуры надо писать утром,
при дневном свете. Что касается
красок, то женское тело на подмалевке он
писал белой и коричнево-красной, а
прописывая, подмешивал к белой
вермильон, юношей же набрасывал белой
краской с добавлением коричнево-
красной и охры, а прописывал белой
со светлой охрой. Больных детей он
советует писать с желтизной, мужчин —
темно-бледными, женщин — молочно-
бледными или с желтизной. Мертвые
имеют свои оттенки. Так, мертвый
ребенок — лиловатый, мужчина —
серовато-желтый, женщина — с прозеленью.
Он рассказывает, что мертвого ребенка
он писал, соединяя красный с синим,
мертвую женщину — смешивая
желтовато-белый с красным и синим,
мужчину — добавляя в белый вермильон и
6i.
963

«Наимерзейший урод в истории искусства» или Клевета Апеллеса
охру. Но и здесь лучшим учителем
является Природа. Четвертая книга
посвящена проблемам цвета и соотношения
цветов. Лэресс рассказывает о
дозволенных и недозволенных цветовых
сочетаниях, о сочетаниях цвета с
возрастом и сезоном, о символике цветов:
желтый — богатство и слава, красный —
любовь и насилие, синий —
божественное, пурпур — власть, фиолетовый —
подчинение, зеленый — услужливость.
6у Правдоподобие являлось важной
темой в дискуссиях классицистов. Из
желания создать иллюзию реальности
начал выкристаллизовываться
пресловутый принцип трех единств —
времени, места и действия.
64. Это правило утвердилось в поэтике
классицизма еще до Буало. Так, у Кор-
неля в Горации (1640) герой убивает
свою сестру за сценой, откуда
слышится ее предсмертный крик. Еще чаще
подобные моменты переносятся в рассказ
какого-нибудь действующего лица,
например, рассказ Терамена о гибели
Ипполита в Федре Расина.
6 5- Считается, что голландские
художники редко начинали работу с набросков,
берясь сразу за подмалевок. Давно уже
идет дискуссия о том, делал ли эскизы
картин Рембрандт. Ван де Ветеринг
утверждает, что нет, Гари Шварц уверен,
что наброски и эскизы существовали,
но утеряны.
66. Предупреждение Лэресса об
опасности пагубного влияния на творчество
художника гравюр слышалось в то
время нередко. Опасность заключалась не
столько в вопросе авторства, сколько
в том, что художник, часто
обращавшийся к гравюрам, становился от них
зависимым, терял свободу. Гравюр в
обращении было много, и, приводя
примеры работ эпохи Возрождения,
Лэресс ссылался на то, что художники
знали либо по гравюрам, либо по
слепкам, — молодых художников,
побывавших в Италии, было немного. Многие
работы Рафаэля и Пуссена были
известны в это время только по гравюрам.
С особой осторожностью, говорит
Лэресс, надо относиться к собраниям
гравюр, где каждый лист сопровождался
строками текста. Всеми силами
старавшийся приобщить художников к
чтению, он опасался, что они ограничатся
этим комментарием и не обратятся к
самому источнику, например к
Метаморфозам Овидия.
6у, Лэресс рассказывает, как соединять
два цвета, о том, как он перед зеркалом
разыгрывал роли своих героев, чтобы
лучше понять их чувства, и как, найдя
нужное выражение лица, делал с него
маску, о контейнере с водой, куда он
помещал восковые фигурки, чтобы
посмотреть на тени и отражения. Он
рассказывает о том, как рассчитать длину
тени, о том, как темнеет цвет по мере
удаления от источника света, о том, как
для составления композиции он
вырезал фигурки из бумаги и придавал им
разные позы.
68. Lairesse ш i.
69. Рембрандт, как и многие талантливые и
честолюбивые художники этого
времени, причислял себя к историческим
живописцам. Работы на сюжеты
классической мифологии, древней истории и
Библии составят к концу жизни треть
его творческого наследия.
70. Lairesse ш 3:185.
71. Slivei953:117-
72. Литература того времени тоже
следовала за мифологическими аркадиями
Хоофта, а не за грубой народностью
964

Примечания
Бредеро, нашедшей живописное
выражение в работах Брейгеля Бархатного,
Браувера, Кваста, Бега. Друживший
с фон Зандрартом Вондел
воспевает кисть друга и работы Яна Ливенса,
Фердинанда Бола и Говерта Флинка,
Стокаде, де Гееста, Филиппа Конинка и
Дирка Блеекера, но ни разу не
упоминает Яна Стеена, Фабрициуса, Адриана
ван Остаде, Метсю, Хоббему, де Хооха,
Рейсдаля, ван Гойена, Геррита Доу, Па-
улюса Поттера и Франса Халса.
«Благородную кисть» Рембрандта Вондел
упоминает только однажды, в связи
с портретом Корнелиса Ансло. Ему
больше по вкусу Рубенс, с которым, по
его мнению, может сравниться только
Ластман, «Апеллес нашего времени».
73« См. многочисленные примеры жанра
portrait historié, например портрет
супругов Харденбрук в образе Граниды и
Дайфило Дирка ван Бабюрена
(Королевские музеи изящных искусств,
Брюссель), портрет марк-графини Марии
Елизаветы фон Бранденбург-Байрейт в
образе Дианы (Neues Schloss und
Hofgarten, Bayreuth) Якоба Баккера или его же
портрет неизвестной в образе Эвтерпы
(Albert Vandervelden, Льеж).
74« Slive i953:162.
75- Schmidt-Degener: 107.
j6. Lairesse 112:162.
jy. Так называет де Биссхопа историк
искусства Боб Хаак (Jellema, Plomp: 5).
78. Де Биссхоп происходил из семьи ремон-
странтов и приходился родней Эпис-
копию, знакомому читателям по главе
«Первая страница истории Республики»
(латинизированная форма его
фамилии означает то же, что и «биссхоп» —
«епископ»). С i6j2 года Ян де Биссхоп
был одним из i8o адвокатов, связанных
с Судом Голландии, Зеландии и
Западной Фрисландии, главный зал
которого был украшен работами Лэресса.
J9. 2 декабря 1653 года де Биссхоп женился
на дочери Барлея Анне ван Барле,
которая была на 13 лет его старше. Ян Фос
воспевал скромность и музыкальность
Анны (Jellema, Plomp: у). На
Сюзанне, младшей дочери Барлея, в 1652 году
женился Герард Брандт, автор истории
ремонстрантов и биографий Хоофта,
Вондела и Барлея. Дружеские узы
связывали де Биссхопа и со старшим
братом Анны, Каспаром, консулом в
Лиссабоне и страстным коллекционером.
Бездетные де Биссхопы взяли к себе его
дочку Анну, унаследовавшую
многочисленные рисунки дяди (Ibid.: 8).
80. Константин рассказывает в
письме брату Лодевейку о том, что «наш»
Биссхоп присутствовал на распродаже
коллекции братьев Рейнст, из которой
за десять лет до этого был собран
Голландский дар. Де Биссхоп был частым
гостем Гейгенсов, что видно из
многочисленных рисунков. Новая дорога к
морю Гейгенса-старшего вышла с
гравюрой де Биссхопа на титульном листе.
Руководствовавшийся при
строительстве дома советами классицистов
Симона де ла Валле и Якоба ван Кампена,
Гейгенс не мог не поощрять интерес
талантливого рисовальщика к правилам
классицизма (Ibid.: 9).
81. Под влиянием де Биссхопа
Константин Гейгенс-младший рисует пейзажи
(Ibid.: 10), на основе Жизнеописаний
Вазари и Жизни художников,
скульпторов и архитекторов Джованни
Бальоне он вместе с де Биссхопом
составляет собственные жизнеописания
итальянских художников (Ibid.: 11).
Около i66o года де Биссхоп основал в
Гааге школу рисования, где четыре раза
в неделю рисовали обнаженную натуру.
965

«Наимерзейший урод в истории искусства» или Клевета Апеллеса
82. Dudok van Heel 1978: 167. По мнению
автора статьи, любитель искусства и
меценат Иоаннес Утенбогарт ничуть
не уступает по своему значению Яну
Сиксу. То, что историки искусства
обошли его вниманием, историк
приписывает нерадивости внука Утенбо-
гарта, продавшего рисунки и гравюры,
которые с такой страстью собирал дед,
и сохранившего лишь ценные в его
глазах бумаги сборщика налогов. В
самом конце описи имущества Иоаннеса
Утенбогарта, составленной уже его
наследниками в 1760 году, упоминается
«медная доска с изображением
покойного сборщика налогов Утенбогарта
работы Рембрандта», но это
последнее упоминание доски. Пытаясь
восполнить пробел, Дюдок ван Хеел дает
абрис жизни и деятельности Иоаннеса
Утенбогарта (i6o8-i68o). По
материнской линии Утенбогарт приходился
родственником Арминию, по
отцовской — пастору Утенбогарту, который
крестил мальчика и зорко следил за его
воспитанием и обучением.
Оканчивая в 1632 году юридический факультет
Лейденского университета, молодой
юрист посвятил тезисы «бывшему
придворному проповеднику Маурица», но
Утенбогарт не осмелился приехать на
защиту крестника, так как власть в
Лейдене в это время была еще в руках ярых
контраремонстрантов.
Пути Рембрандта и Иоаннеса
Утенбогарта не раз пересекались. В октябре
1626 года лейденский студент
Утенбогарт жил у бывшего ректора латинской
школы Хендрика Звардекроона,
родственника Рембрандта. В марте 1637 года
Рембрандт и Утенбогарт три дня
подряд соперничали за рисунки, офорты
и гравюры на распродаже огромной
художественной коллекции художника
Яна Бассе. В1639 году Рембрандт сделал
офортный портрет сборщика налогов
Голландии Иоаннеса Утенбогарта,
известный как Взвешнватель золота.
Предполагается, что это благодарность
художника за содействие в получении
платы за картины, отправленные
штатгальтеру Фредерику Хендрику.
Утенбогарт был страстным
собирателем произведений искусства, особенно
графики. Рассказывая, как ученик
Рембрандта Говерт Флинк после
воскресной проповеди посещает художников и
любителей искусства, Хаубракен в
первую очередь называет «сборщика
налогов Утенбогарта и Питера и Йохана
Сиксов, владельцев множества
великолепных итальянских холстов и
прекрасных рисунков и гравюр». К
собственной коллекции Утенбогарта в 1641 году
прибавились работы из собрания Жака
де Гейна III, в том числе два
Рембрандта, Ян Ливенс, Браувер, Лука
Лейденский, Гольбейн. 28 декабря 1667 года
кабинет «натуралий» Утенбогарта
осмотрел Козимо Медичи, сын великого
герцога Тосканского Фердинанда II.
В предисловии ко второму тому
Icônes де Биссхоп благодарит Утенбогарта
за предоставленную ему возможность
пользоваться его коллекцией — в
альбоме он использовал рисунки, сделанные
де Гейном в собрании античной
скульптуры Томаса Ховарда, графа Эрандела,
во время поездки в Англию в i6i8 году.
В 1658-1659 годах юрист Утенбогарт
принимал участие в процессе о
собрании графа Эрандела, оцениваемом в
юо ооо фунтов, который его
наследники вели в Суде Голландии.
В доме Утенбогарта и его
загородном имении бывали Вондел, Барлей,
Гейгенс, Ян Ливенс и, как предполагает
Дюдок ван Хеел, Рембрандт. Многие
оставили в память о своем посещении
стихи и рисунки. Соседями
Утенбогарта по имению были Андрис де Граафф
и Герард Рейнст.
Не забывает Дюдок ван Хеел
упомянуть и портрет Утенбогарта,
нарисованный в 1650 году Яном Ливенсом:
мужчина с приятной внешностью,
966

лицо и вся поза которого выражают
достоинство и спокойствие. Ничего
общего с невзрачным, почти
отталкивающим «взвешивателем золота»
Рембрандта! Может быть, отсутствие
интереса историков искусства к личности
Утенбогарта и их огромный интерес к
личности Сикса объясняется не
только разницей в отношении к портретам
потомков Утенбогарта и Сикса, но и
огромной разницей между самими
портретами?
8з- Де Биссхоп умер в возрасте 43 лет от
туберкулеза. В стихотворении,
написанном на смерть друга его сыновей, Гей-
генс-старший не может удержаться от
игры словами: «искусство Эпископия
делает его епископом искусства».
84. Logan: 54-
85. Gelder,Jost: 228.
86. Кларк 2005: з&5- Кларк еще раз
возвращается к уродству натурщиц
Рембрандта, когда речь заходит о его натурщиках:
«Как правило, мужчины-натурщики
Рембрандта столь же ужасающе тонки,
сколь неприлично толсты его
женщины» (Тамже:з88).
87- Критикуя обнаженную женскую
натуру Рембрандта, Хаубракен с явным
одобрением цитирует фрагмент
стихотворения Пелса, восхваляя смелость
автора и выражая надежду, что
читатель с таким же пониманием
отнесется и к его, Хаубракена, прямоте: ведь
пишет он не из неприязни к работам
Рембрандта, а из желания помочь
пытливым художникам выбрать наиболее
достойное (Houbraken: 211).
В 1751 году Эдм-Франсуа Жерсен
выпускает в Париже каталог офортов
Рембрандта, где пишет: «Стоит ему
ввести в композицию обнаженное тело,
и он становится невыносим, несмотря
на исключительную правдивость в
отражении. Неудачные позы и
диспропорция фигур делают его обнаженных
в высшей степени отвратительными, и
их не осмелится одобрить и любитель»
(Gersaint 1751: xxv-xxvi). На
следующий год каталог Жерсена вышел в
Лондоне, став, по словам Кристофера Уайта,
«первым выражением на английском
языке того почти страстного
отвращения к изображению Рембрандтом
наготы, корни которого надо искать у
Хаубракена и в стихотворении Пелса.
Это отвращение станет idée fixe всех
английских критиков второй половины
xviii века. <...> Появление каталога
Жерсена совпало со временем
наивысшего пика в собирательстве офортов,
рисунков и картин художника» (White
1983: 6). Слова Жерсена в английском
переводе относились уже именно к
женским фигурам, а «любителя»
заменил «человек с хорошим вкусом»:
«Неудачные позы и диспропорция фигур,
особенно женских, делают их в высшей
степени отвратительными для человека
с хорошим вкусом» (Gersaint 1752:3)-
Рейнольде, которого во время
поездки 1781 года разочаровала вся
голландская школа, пишет о Сусанне и
старцах: «Кажется очень странным,
что Рембрандту пришлось приложить
столько усилий для того, чтобы сделать
такую безобразную и отталкивающую
фигуру», а направленный им на
стезю живописи Генри Фюзели говорит
о «внушающих отвращение формах»
и «болотистых наростах Рембрандта»
(White 1983:15).
Французы, «открывшие» в XIX веке
голландскую школу живописи и
сделавшие из Рембрандта культ, были,
однако, единодушны в том, что
обнаженные женские фигуры Рембрандта
далеки от идеалов греческой и
римской скульптуры. Французский
художник и искусствовед Пайо де Монтабер
(i771-1849)> допускавший, что рисунки
967

Наимерзейший урод в истории искусства» или Клевета Апеллеса
Рембрандта, возможно, даже лучше
рисунков Джулио Романо и Аннибале
Карраччи, тем не менее не принимал
его обнаженной натуры: «Мы не
можем не признать, что Рембрандт
никогда не знал красоты и гармонии
обнаженного тела. Всякий, кто посмотрит, к
примеру, на одну из его Вирсавий или
Сусанн, увидит лишь вульгарную и
бесформенную наготу», — пишет он в 1828
году (McQueen: 92). Критик Франсуа
Ленорман, любовно отзывавшийся о
рисунке Рембрандта, выгодно
отличавшемся от традиционного, набившего
оскомину академического рисунка, тем
не менее вынужден признать, что ему
не нравится ни Вирсавия, ни
Купальщица из лондонской Национальной
галереи, ни один из офортов с Хендри-
кье Стоффелс. Он сожалеет, что Блан
был недостаточно строг к этим
никчемным работам, в которых даже
всегдашнее мастерство художника и
графика не заставляет забыть их низость,
сравнимую с низостью Купальщиц
Курбе (Ibid.). В 1870 году La Vie
Parisienne поместила несколько карикатур
на Сусанну и Вирсавию Рембрандта.
Франсуа-Эмиль Мишель, художник и
историк искусства, известный прежде
всего своей биографией Рембрандта
(1893)» считал ноги Вирсавий «d'une
grande vulgarité». Фромантен пишет,
что Рембрандт «крайне несовершенен,
если иметь в виду совершенное
искусство изображения прекрасных форм и
совершенное умение хорошо написать
их простыми средствами»
(Фромантен: 20i). Или он же: «Когда смотришь,
как он писал тело, можно усомниться,
интересовался ли он его формами. Он
любил женщин, но замечал только
деформированные тела» (253).
Альфонс Легро, известный
французский офортист и скульптор, с
1863 года живший в Лондоне, в угаре
поклонения Рембрандту отрицал
самую возможность принадлежности
его кумиру офортов скандального
или эротического характера, таких как
Мочащийся мужчина и Мочащаяся
женщина (1631), Иосиф и жена По-
тифара (1635)» Монах в поле (1644) и
Постель на французский манер (1646).
Уверенный в своей правоте, он писал в
1885 году: «Уважение, которое я
испытываю к гению Рембрандта, мои
исследования его офортов заставляют меня
сообщить публике мнение, которое
представляется мне разумным во всех
отношениях» (McQueen: 94)-
Эдуард Коллофф писал в 1854 году:
«Его Вирсавий — это голландские
прачки; их хорошо откормленные тела <... >
с отвисшими грудями, висящими как
полунадутые мехи, давшие в свое
время столько же молока, сколько выпили
они сами, не представляют опасности
даже для самого воспаленного
сладострастия, эти жирные, блестящие
мясные туши могут соблазнить царя
Давида разве что теплым колером и цветом
полнокровной плоти» (Boomgaard
1992: 52). Тургенев пишет Полине Ви-
ардо в июне i868 года, что
рембрандтовская Даная произвела на него очень
сильное впечатление, «несмотря на ее
безобразие» {malgré sa laideur)
(Тургенев: 9)- Об «уродстве» отталкивающих
обнаженных Рембрандта как о
нежелании быть увиденными, релаксации и
погруженности в себя см.: Bal: 143-48-
Но были и приветствовавшие
отход от старой академической традиции
изображения женского обнаженного
тела. Увидев в 1846 году Купающуюся
Сусанну у Готье превозносит ее
«естественное величие». А после того как
Сусанна и Вирсавия были переданы в
Лувр, художники Леон Бонна и Тони
Робер-Флери провозгласили Вирсавию
лучшей картиной музея, утверждая, что
ни одна обнаженная не была выполнена
сильнее и выразительнее (McQueen: 94) •
88. White 1983:15.

89. Фон Зандрарт делал ставки на
аукционе, желая купить портрет Кастильо-
не Рафаэля. Лопес купил портрет за
3500 гульденов.
90. Slive i953: ^3~94-
91. Ibid.: 93~94-
9^. Отец ван Хоогстратена умер в декабре
1640 года, и мальчику было 13 лет, когда
он попал к Рембрандту. Его первые
работы выполнены еще целиком в манере
учителя, но под конец жизни он будет
писать исторические полотна,
портреты, интерьеры в стиле де Хооха и Мет-
сю, натюрморты, пейзажи и обманки.
Как и фон Зандрарт, ван Хоогстратен
работал в Вене и пользовался
покровительством Фердинанда III; в Риме,
как и фон Зандрарт, он был членом
общества художников Севера
«Перелетные птицы». Вернувшись в родной
Дордрехт, он станет директором
монетного двора. Его учениками были
Арнольд Хаубракен, Годфрид Схал-
кен, Арт де Гелдер и Корнелис ван дер
Мелен.
93- Рассказывая о неприятии ван Хоогстра-
теном подобной непочтительности
Рембрандта к сюжету, Слайв приводит
самый известный пример нарушения
«декорума» — Микеланджело,
изобразившего в Страшном суде
обнаженные тела, не скрыв гениталии. Бьяджо
да Чезена, увидев роспись, заявил, что
фрески эти не для папской часовни, а
для общественных бань и кабаков, а Ло-
довико Дольче считал, что место им в
борделе (Slive 1953'- 99)-
94. Ibid.: 177-195.
95. Houbraken: 200.
96. Ibid. : 203-204. Слайв слышит в рассказе
Хаубракена о своенравии Рембрандта
эхо мифа о неприятии Ночного дозора
(Slive 1953-182).
97» Houbraken: 212. Об импасто
Рембрандта писал и Бальдинуччи, но у него слой
краски не превышал полпальца, и
множеством слоев он объяснял как раз
медлительность художника (Slive 1953:185).
98. Houbraken: 215.
99« Ibid.: 206.
100. Ibid.: 214.
101. Перевод Письма к Пизонам,
сделанный Вонделом еще в тридцатые годы,
был напечатан в 1654 Г°ДУ- В 1677 Г°ДУ
Наука поэзии вышла в свободном
переложении Пелса. Постоянно
обращались к Горацию и французские
классицисты, причем ненавязчивые советы
постепенно принимали в
переложениях форму диктата.
102. Так, Филипп Рубенс в предисловии к
элегии, заключающей его Elector um Li-
bri II, прославляет своего брата, pictor
dodus, художника, который не только
овладел знанием античного искусства
и может с точностью воспроизвести
его образцы, но и обладает живым
умом, способностью логически
мыслить и выносить верные суждения.
Работы брата он сравнивает с творениями
Апеллеса (Büttner: 160).
103. «Но так как в то время Джан Беллино
и другие живописцы этой страны,
поскольку они не изучали Античности,
имели обыкновение <...> все, что
изображали, срисовывать с натуры,
причем, однако, в сухой, резкой и
вымученной манере, то и Тициан в эту
пору усвоил себе те же приемы. Однако
когда позднее, около 1507 года,
появился Джорджоне из Кастельфранко,
Тициан, будучи не всецело удовлетворен
969

Наимерзейший урод в истории искусства» или Клевета Апеллеса
такими приемами письма, стал
придавать своим вещам больше мягкости
и выпуклости в хорошей манере. Тем
не менее он продолжал еще дальше
искать способов изображения живых и
природных вещей и воспроизводить
их, как только мог лучше, при помощи
цвета и пятен резкого или мягкого тона,
так, как он это видел в природе, не
пользуясь предварительным рисунком, ибо
он считал непреложным, что писать
прямо краской, без всяких
подготовительных эскизов на бумаге, есть
истинный и лучший способ работы и что это
и является истинным рисунком. Но он
не замечал, что рисунок необходим
всякому, кто хочет хорошо распределить
составные части и упорядочить
композицию, и что нужно предварительно
испробовать на бумаге разные способы
сочетания этих частей, чтобы увидеть,
как складывается целое. А это
опять-таки невозможно без тщательного
изучения нагого тела, что необходимо для его
действительного понимания; но и это,
в свою очередь, не удается и не может
удаться без набросков на бумаге: ведь
немалое мучение держать все время
перед собою обнаженную или одетую
фигуру всякий раз, как пишешь
картину. Поэтому когда набьешь себе руку на
эскизах, то мало-помалу достигнешь и
большей легкости в работе над
рисунком и колоритом картины; такого рода
упражнения в искусстве вырабатывают
совершенство манеры и вкуса, и
художник освобождается от той тяжести и
замученности, с которыми исполнены
вышеупомянутые вещи. Не говоря уже
о том, что благодаря эскизам
воображение наполняется прекрасными
замыслами и художник научается изображать
на память все природные вещи без того,
чтобы непременно держать их перед
глазами или чтобы усилия неумелого
рисунка обнаруживались из-под
красивого красочного покрова, как это имеет
место в той манере, которой в течение
многих лет придерживались
венецианские художники Джорджоне, Пальма,
Порденоне и другие, не видавшие ни
Рима, ни прочих вещей, совершенных
во всех отношениях» (Вазари: 377) ■
104. Там же: 379-
105. Там же: 385.
юб. Duncan Bull: 15.
107. Карел ван Мандер, первым
упомянувший Караваджо, но не видевший ни
одной из его работ и знавший
художника только по рассказам друзей,
приводит слова Караваджо о том, что все,
что не написано с натуры, «багатель».
Ценя живопись художника, ван Мандер
критикует его образ жизни, считая, что
добродетели Минервы,
покровительницы искусств, несовместимы с
характером бога войны Марса. Рембрандт
тоже никогда не видел картин
Караваджо, но знал караваджистов и читал ван
Мандера. См.: Manuth 2006 (1).
108. Duncan Bull: 11.
109. Современники Караваджо видели здесь
прием, с помощью которого художник
придавал своим фигурам объемность.
Позднее в светотени видели способ
усиления драматического эффекта.
но. Джулио Манчини (1558-1630),
коллекционер и знаток искусства. Лейб-медик
папской курии и друг Убрана VIII
(Маффео Барберини), тоже
коллекционера, знатока и покровителя искусств,
чье имя неразрывно связано с именами
Бернини, Пуссена и Лоррена.
Манчини снискал известность и как
плодовитый литератор. Его Рассуждения о
живописи (около i620 года) оставались
неизданными до 1956 года, но были
известны современникам в рукописи.
Манчини хорошо знал как Франческо

Примечания
дель Монте, покровителя Караваджо,
так и самого художника.
ш. См.: Algarotti F. Saggio sopra la pittura.
Bologna, 1762 (DuncanBull: 11).
112. Rembrant, detto da alcuni il Caravaggio
degli Oltremontani (Luigi Lanzi, La Real
Galleria di Firenze, 1782 (Duncan Bull: 11)).
113. van Hoogstraten: 26.
114. Мастера искусства. Т. 2:197.
115. Поль Фреар, сьер де Шантелу,
сопровождал Бернини, которого он знал по
Риму, во время почти полугодового
пребывания того во Франции. Дневник
он опубликовал по просьбе своего
старшего брата Жана. Средний брат, Ролан
Фреар, сьер де Шамбре, друг Пуссена,
опубликовал в 1650 году трактат об
архитектуре, пользовавшийся огромной
популярностью и сыгравший важную роль
в споре о Древних и Новых. В 1664 году
Джон Эвлин перевел трактат Рола-
на Фреара на английский, а в i668 году
по просьбе Королевского общества за
этим переводом последовал и перевод
Идеи превосходства живописи. Сам
Эвлин считает, что современные ему
художники и архитекторы превосходят
своих предшественников, потому что
это «ученые мужи, хорошие историки,
и выучены на лучших классических
образцах». Перевод Эвлин посвящает
Генри Ховарду, передавшему университету
Оксфорда собрание греческой
скульптуры своего деда, известное как «мраморы
Эрандела» (Эвлин организовал
передачу коллекции и составил ее каталог).
Идеи Ролана Фреара оказали
большое влияние на вид восточного фасада
Лувра. В1651 году он первым
опубликовал Трактат о живописи Леонардо да
Винчи на французском и итальянском
языках и Четыре книги по
архитектуре Палладио (Gilmore Holt 11:124).
116. Мастера искусства, Т. 3: J о.
117. Gilmore Holt il: 138. Де Шантелу
передает высказывание Бернини о том, что
Веронезе и Тициан «иногда просто
брались за кисть и писали вещи,
которые не планировали, позволяя
неистовству живописи унести себя. <...>
В этих работах нет ни композиции, ни
замысла — один цвет» (Ibid.: 139).
118. Дебаты продолжались еще в 1841 году,
когда Поль Деларош сделал в зале
Школы изящных искусств свое знаменитое
Полукружие {Hémicycle), где
изобразил всех великих представителей
искусств не по школам или странам, а по
примату линии или цвета. Слева —
художники-колористы: Антонелло да
Мессина, Мурильо, ван Эйк, Тициан,
Рембрандт, ван дер Хелст, Рубенс, ван
Дейк, Веласкес, Караваджо и
Джорджоне, справа —
художники-рисовальщики: Пуссен, Джотто, Чимабуэ, Рафаэль,
Мазаччо, Перуджино и Микеланджело.
Деларош показывает противников как
нейтральный зритель. Тициан излагает
правила использования цвета, а Рубенс,
Веласкес и Рембрандт, который
«никого не слушал», слушают.
119. Сын профессора-теолога, Франциск
Юний (1591-1677)5 выросший в семье
Фоссия, и сам был кабинетным
ученым, всю жизнь собиравшим рукописи
и книги. Оказавшись библиотекарем
графа Эрандела, Юний получил
доступ к одному из богатейших
книжных собраний Англии. Результатом
соединения книг Ховарда с ученостью
Юния стала De pictura veterum (О
живописи древних), вышедшая в 1637 году.
Первое издание книги было
посвящено Карлу I, тоже любителю и
коллекционеру произведений искусства. Уже
на следующий год Юний сделал
английский перевод, который посвятил
Алетейе Талбот, жене графа Эрандела.
971

Наи мерзейший урод в истории искусства» или Клевета Апеллеса
Голландский перевод книги вышел в
Мидделбурге в 1641 году с
посвящением Фредерику Хендрику, но книга
прошла в Нидерландах незамеченной.
Во Франции же, где через и лет после
выхода De pictura veterum была
основана Королевская академия, книга Юния
оказала огромное влияние на
формирование классицистических взглядов,
став примером для всех французских
теоретиков искусства.
В книге Юний собрал греческие и
римские тексты, имеющие отношение
к искусству, и расположил их в виде
словаря. Очень скоро De pictura
veterum стала основным источником цитат,
и ее популярность намного
превосходила популярность самих классических
авторов.
На базе своей компиляции Юний
выработал и собственные мнения,
которые также не остались без
внимания классицистов. Так, главное
достоинство старых картин он видит в
изящной ясности рисунка и чудесной
простоте красок. Юний критикует
голландских художников, беззастенчиво
заимствующих друг у друга фрагменты
и выдающих нагромождение
несоединимых элементов за организованную
композицию. Отсутствием у
современных художников глубоких знаний
он объясняет то, что среди них так мало
больших мастеров.
Однако не все воззрения Юния
совпадали с убеждениями классицистов.
Так, Юний подчеркивал роль таланта
художника и считал вдохновение
одним из центральных моментов в
создании произведения искусства, в то
время как классицисты придавали им
второстепенное значение по
сравнению с рассудком, четкими правилами
и образованием художника. Важность
природного таланта не отрицалась
классицистами, но искусство
признавалось ими «научаемым». Вряд ли
приемлемы были для них и слова Юния
о том, что искусство без теории даст
более хорошие результаты, нежели
теория без практики.
В последней четверти xvn века
влияние Юния возрастает и в Нидерландах.
В предисловии к Высокому искусству
живописи (1678) ван Хоогстратен
ссылается на труд Юния, отмечая, правда,
не столько идеи, сколько огромную
начитанность ее автора.
но. Шарль Дюфренуа (i6n-i668)
французский художник и теоретик искусства.
Учился у Франсуа Перье и Симона Вуэ.
В возрасте г\ года, без гроша в кармане
отправился в Рим, где оставался 20 лет,
изучая Античность и копируя работы
Рафаэля, Караччи и Тициана. В1653 году
уехал в Венецию, где внимательно
изучал работы венецианских художников.
В1656 году вернулся в Париж. Известен
не столько как художник, сколько как
автор поэмы De arte graphica (Искус-
ство живописи), над которой работал
двадцать лет. В 500 стихах латинской
поэмы он выразил принципы римской
школы живописи согласно
французским вкусам того времени: рисунок
и классическое искусство составляют
основу, природа — лучший учитель.
Высоко оценивая колорит
венецианцев, Дюфренуа проложил дорогу
искусству Рубенса. Поэма была широко
известна. В 1667 году ее опубликовал
Пьер Миньяр, с которым Дюфренуа
познакомился в Италии. В i668 году
Роже де Пиль издал ее еще раз с
французским переводом и комментариями.
В 1695 голУ Драйден сделал
прозаический перевод на английский,
выдержавший несколько изданий.
in. Дюфренуа не отрицает необходимости
природного таланта, как не отрицается
она и в других классицистских
трактатах, но считает, что надо развивать ars —
то мастерство, которому возможно
научиться. Именно здесь он цитирует

Примечания
слова Аннибале Карраччи о «благород- i
ной простоте и спокойном величии»,
вошедшие в историю эстетики в их
более позднем варианте «edle Einfalt und
stille Größe» (Винкельман употребит
это выражение в статье 1755 г°Да
Размышления о подражании греческим
творениям в живописи и
скульптуре — Gedanken über die Nachahmung
der griechischen Werke in der Malerei und
Bildhauerkunst), характеризуя
греческое искусство.
122. Роже де Пиль ( 1635-1709)» один из
наиболее авторитетных историков и теоре- i
тиков искусства. Был домашним
учителем Мишеля Амело де Гурне, которого
позже сопровождал уже в качестве
секретаря в Венецию, Португалию и
Испанию. Собрал большую коллекцию
гравюр, рисунков и картин
Джорджоне, Корреджо, Рембрандта, Лоррена,
Рубенса. Во время войны Франции с
Аугсбургской лигой был послан с
фальшивым паспортом в Нидерланды под
предлогом переговоров о покупке
картин. 31 июля 1693 год^ арестован и
отправлен в замок Лувестейн, где написал
Краткие жизнеописания художников,
вышедшие в 1699 году, через два года
после заключения мира и освобождения
де Пиля.
123. Биография Рембрандта, вошедшая в
Abrégé de la vie des peintres. Idée dupeintre
parfait {Краткие жизнеописания
художников. Идея совершенного
художника) Роже де Пиля, вышла в 1699 году,
четырнадцать лет спустя после первого
упоминания художника во Франции,
появившегося в 4-м томе Entretiens sur
la vie et les ouvrages des plus excellents pein- 1
très anciens et modernes (Рассуждения о
жизни и работах самых замечательных
живописцев прошлого и настоящего)
Андре Фелибьена (1685).
124. Emmens:66.
25. Английский художник-портретист,
критик и коллекционер Джонатан
Ричардсон-старший (1665-1745) писал в
An Essay on the Theory of Painting (Эссе
о теории живописи) (1715)» что метод
де Пиля привел к завышенной оценке
Рембрандта: «Если так считать, то
получается, что Рембрандт равен Джулио
Романо и стоит выше Микеланджело и
Пармиджанино. Тогда как, прими он
во внимание фантазию,
монументальность и изящество, все стало бы на свои
места» (White: 4).
26. Первым такое глобальное деление
сделал ван Мандер, до него писали только
об индивидуальных особенностях
художников. Так, например, Вазари
хвалит Рафаэля за повествовательность,
Тициана и Корреджо — за цвет. Этот
индивидуальный стиль Вазари
называет «манерой» художника. В XVI веке
для характеристики художнической
«манеры» стали использовать и слово
«стиль», в очередной раз перенося
термин литературы на живопись. Позднее
для описания живописи будут
использоваться и inventio, и grand style. Слово
«стиль» встречается у Кастильоне, Пье-
тро Бембо, Аретино, Доменико Фьо-
рентино, Джулио Камилло, но в
широкое употребление его ввел Роже де Пиль.
К концу xvii века словарь терминов для
обозначения живописных приемов
значительно обогатился. Если Вазари часто
еще не хватает слов для обозначения,
например, мазка или того или иного
живописного приема, то в распоряжении
Роже де Пиля уже достаточно богатая
терминология (Tummers 2011: 116-118).
27. С духом связывали индивидуальную
манеру и итальянцы (Агостино Ма-
скарди, Джованни Паоло Ломаццо).
Ломаццо в Idea del Tempio della pittura
(Идея храма живописи) (15 9°)
соединил четырех титанов Возрождения с
четырьмя темпераментами: Микеландже-
973

«Наимерзейший урод в истории искусства» или Клевета Апеллеса
ло — меланхолик, Караваджо—холерик,
Тициан — флегматик и Рафаэль —
сангвиник. Их природные наклонности во
многом определили и индивидуальный
стиль каждого. Восходящее к
Античности представление о том, что
темперамент влияет и на профессиональные
занятия, продолжало пользоваться
популярностью в Нидерландах на
протяжении xvii века (Tummers 2001:123-12j).
128. Предостерегал от чрезмерного
внимания к мазку и Филипс Ангел. Адепт
Геррита Доу, он советовал
художникам не развивать собственную манеру,
а просто как можно более правдиво
отображать природу. Тогда картина
приблизится к жизни, не выказывая
манеры художника, которая, по его
мнению, лишь отвлекает от
отображения действительности. Подобную
«безманерную манеру» рекомендовал
в трактате Sentiments sur la distinction
des diverses manières (1649) и Абрахам
Босс, останавливаясь главным
образом на портрете: если портретист
способен правдиво отразить
природу согласно правилам искусства, в его
портрете никто не увидит его
«манеры». Но многие художники, пишет
Босс, не знают правил перспективы и
поэтому вынуждены фантазировать,
создавая различные «стили».
Конфликтные отношения между
индивидуальным стилем и мимезисом
отмечали уже теоретики искусства
Возрождения. Вазари подчеркивал,
что определенные «манеры»
недостаточно убедительно имитируют
природу. Как и другие, он употребляет
maniera в негативном значении,
указывая этим словом на
преувеличенный, обращающий на себя внимание
стиль, стиль не искусный, а
искусственный. Филиппо Бальдинуччи
изобретет для этого искусственного
стиля слово «ammanierato» —
манерный (Tummers 2009:134~135)-
Как видно уже из названия Entretiens
sur la vie et les ouvrages des plus excellents
peintres, Фелибьен останавливается
как на теории, так и на биографиях
художников. О Рембрандте он сообщает
только год смерти художника, да и тот
называет неверно — i668 (Slive 1953:
116-121).
130. Ibid.: 104-116.
131. De Piles: 382.
132. Мастера искусства об искусстве. Т. 3: jo.
133« Плиний рассказывает, как германец
проходил мимо изображения старого
безобразного пастуха, выставленного
на римском форуме. На вопрос, что
он думает об изображении, германец
ответил, что не хотел бы получить его
в подарок даже живого. Эразм
приводит эту историю как пример
невежественности германцев:
дикарь-невежда видит только одряхлевшую плоть
и не знает, что деформированное в
природе может быть так искусно
передано, что становится
привлекательным. Гейгенс приводит эту историю
в своей автобиографии, рассказывая о
том, что его восхищение Медузой
Рубенса было смешано с отвращением.
Он вполне солидарен с «посланцем
тевтонцев», «ответившим прямо, как
и подобает этому народу». И Гейгенс,
которого уж никак нельзя назвать
невеждой и неучем, обращается «ко всем,
кто мерит красоту по ужасу, который
она вызывает». «Представим, —
пишет он, — что кто-то решит пропеть
мне об убийстве и кровопролитии
таким же приятным голосом, каким
он поет о чем-то радостном, веселом
или сказочном. Тогда я попрошу его
усладить мой слух как предметом, так
и исполнением. Прекрасное можно,
наверно, изобразить более или менее
привлекательно, но безобразное ни-
129.
130.
131.
132.
133-
974

Примечания
кто не может изобразить так, чтобы
оно стало приятным» (Huygens i971:
74-75).
134« Gilmore Holt И: 131—З2-
135* Ibid.: 138,141. Бернини постоянно
подчеркивал важность красивых
натурщиков и предлагал выписать в парижскую
Академию левантийцев и греков.
136. McQueen: 103.
137« На этой распродаже Голицын покупает
и Больную Метсю, Кермессу и Свадеб-
ный пир Тенирса, Читающую старуху
Доу и картины Берхема, Воувермана и
Остаде (Левинсон-Лессинг: 6о).
138. Там же: 256.
139« Там же: 82.
140. vanGool:i55.
141. Ibid.: 157-159-
142. Bergveit: 337-
143« Альфред Вольфганг фон Вурцбах
(i845~i915)> австрийский писатель,
автор книги о французских
художниках xviii века (i88o) и Лексикона
голландских и фламандских
художников (Niederländisches Künstler-Lexikon,
1906-1911).
144* Martin: 148.
145. van Gelder 1936:59-78.
146. Emmens: 98,14.
147. Ibid.: 98.
148. Диссертация Эмменса была
опубликована в 1968 году.
149* Выставка проходила под названием
«Венец трудов».
150. Жан Батист Дюбо (i670-i742)>
историк, дипломат, автор Критических
размышлений о поэзии и живописи (1719)»
где он выдвинул понятие гения,
ставшее одним из главных понятий
романтизма, и выступал против рабской
приверженности правилам классицизма.
С 1720 года член Французской академии.
151. Murris:i86.
152. Ibid.: 187.
153* Grijzenhout, van Veen: 50-51. Лебрен
первым указал на демократизм как на
отличительную черту голландского
искусства. В xix веке этот взгляд будет
подхвачен французскими критиками.
154« Классическим примером этой
традиции является рассказ Вазари о Джотто,
пасшем отцовские стада и «открытом»
Чимабуэ, когда он рисовал на камне овцу.
155« Все ходившие о Рембрандте легенды
прекрасно суммирует Фромантен:
«Очень долго о нем знали только то, о
чем свидетельствовали Зандрарт или
его собственные ученики, по крайней
мере те, которые писали, — Хоогстра-
тен и Хаубракен. Все сводилось к
нескольким ходячим легендам, к
сомнительным сведениям, легкомысленным
суждениям и сплетням. В личности
Рембрандта не видели ничего, кроме
его странностей, маниакальных
увлечений, некоторой тривиальности,
недостатков, даже пороков. Утверждали, что
он корыстолюбив, жаден, даже скуп, что
у него душа торгаша. С другой стороны,
говорили, что он расточителен и
беспорядочен в своих тратах, причем
ссылались на его разорение. У него много
учеников, которых он рассаживал по
комнатам с перегородками, словно по
975

«Наимерзейший урод в истории искусства» или Клевета Апеллеса
157« Автором Rembrandt, ou la vente après
dècés (Рембрандт, или Продажа после
смерти) был французский писатель
и публицист Шарль-Гийом Этьенн
(Charles-Guillaume Etienne, 1777-184$)-
Действие пьесы происходит вскоре
после переезда Рембрандта в
Амстердам. Открывается она монологом
жены художника, получившей здесь
имя Августы (имя Саскии во времена
Жерсена еще не знали): «Чего
только не натерпелся Рембрандт за свою
жизнь! Каких только
несправедливостей не видел он от современников!
А стоило ему умереть, и даже его враги
тут же чествуют его, называя одним из
величайших художников».
Заканчивается пьеса «воскресением» Рембрандта,
который благодарит всех за покупки:
«Благодарю вас за то, что вы сделали
меня богатым. Будучи бедным, я был
обречен на смерть. Теперь,
разбогатев, я воскрес. Благодаря моей смерти
я стал известным, между тем как мой
талант тот же, что и три месяца назад»
(McQueen: 47-48).
158. В английском переводе автор менее
ригористичен: Калло, Голциус, Лука
Лейденский и Рембрандт «великолепно
изображали шутливые, комические и
веселые сценки» (Lavater 1800:160).
159- Brom: 4.
160. Шиллер считал, что изобразительное
искусство по определению не
могло передать внутренних переживаний
человека так, как это делала поэзия:
«Если бы художник представил нам
Улисса, мы бы отвернулись от него с
отвращением» (Ibid.).
кельям, следя за тем, чтобы между ними
не было никаких сношений и
взаимного влияния. Из этого кропотливого
обучения он извлекал большой доход.
Приводят несколько отрывков из его
устных уроков, сохраненных легендой:
это истины простого здравого смысла,
не позволяющие сделать какие-либо
выводы. Рембрандт не видел Италии и
не советовал и другим туда ездить. Его
бывшие ученики, ставшие потом
докторами эстетики, сожалели, что их
учитель не обогатил этим необходимым
элементом культуры свои здравые
теории и свой оригинальный талант. Все
знали странные вкусы Рембрандта —
его любовь к старому тряпью, к
восточным лохмотьям, к шлемам, шпагам,
азиатским коврам. Пока не ознакомились
детально с обстановкой дома
художника, с различными собранными им
полезными и поучительными редкостями,
заполнявшими его дом, в них видели
лишь хаос разнородных предметов,
принадлежащих естественной
истории и лавке старьевщика. Здесь были
собраны военное снаряжение дикарей,
чучела животных, сушеные травы. Все
это отдавало каким-то подозрительным
местом, лабораторией, немного
тайными науками и каббалистикой, и все
эти причуды вместе с предполагаемой
страстью к деньгам придавали
задумчивой и хмурой фигуре этого страстного
труженика предосудительный облик
какого-нибудь алхимика, ищущего
тайну золота» (Фромантен: 245).
156. Grijzenhout, van Veen: 35. Arthur M. Hind
(1880-1957), главный хранитель отдела
графики Британского музея,
профессор изящных искусств Оксфордского
университета и составитель
множества каталогов графики, в том числе и
графики Рембрандта, называет каталог
Жерсена «final», считая его основой
всех современных каталогов графики
Рембрандта (Hind: 13).
Восторженным поклонником
голландской живописи был и Жан Этьен Ли-
отар, что выразилось как в его
Трактате (1781), так и в картинах (например,
Молодая голландка за завтраком).
157-
Ч8.
159-
i6o.
161.
976

Хорас Уолпол, владелец большой
художественной коллекции по другую
сторону Ла-Манша, не жаловал Лио-
тара, потому что тот был для него «too
Dutch» (Grijzenhout:38).
На пастельном портрете Франсуа
Троншена рядом с известным
коллекционером изображен мольберт с
Сарой в ожидании Тобиаса — образное
свидетельство любви к голландцам и
Рембрандту как самого Лиотара, так и
Троншена. В списке картин из первого
собрания Троншена, купленных
Екатериной, называются и две картины
Рембрандта, которые теперь пририсы-
ваются его школе (Левинсон-Лессинг:
397).
i6i. Manuth 1999:50_51- С i8i8 года портрет
находится в Галерее автопортретов
Уффици. Сейчас выражаются сомнения
как в том, что это портрет Рембрандта,
так и в его авторстве (Ibid.: 169).
163. Grijzenhout: 45.
164. «incomparable Reimbrand, whose
etchings and gravings are of a particular spirit»
in: Sculptura... (1662), p. 81. Цит. по:
White 1983:2.
16 5. К первому изданию трактата Дюфренуа
в переводе Драйдена (1695) прилагались
краткие биографии знаменитых
художников. Рембрандта среди них не было,
он упоминался лишь в жизнеописании
Геррита Доу, «ученика Рембрандта, но
с более приятным стилем живописи и
превосходящим учителя в изображении
небольших фигур» (Ibid.: 3-4)-
Последующие издания перевода Дюфренуа
(1716, 175°) включали биографию
Рембрандта, написанную де Пилем.
i66. Томас Баркер (1769-1847)» Натаниэл
Хоун (1718-1784). См.: Ibid.: 1983.
Изображает себя л la Рембрандт и художник
и гравер Томас Ворлидж (1700-1766).
167. Рейнольде, страстный собиратель
Рембрандта, был разочарован, увидев
работы художника в Голландии. Он
рассматривает его всего лишь как
представителя «голландской школы», куда
художники должны идти, чтобы
«научиться искусству живописи, как они
идут в грамматическую школу, чтобы
выучить языки», или, как он выразился
раньше, «где они могут научиться
искусству колорита и композиции,
умелому использованию светотени, то есть
всем механическим частям искусства
живописи». За высшим знанием, по
мнению Рейнольдса, «художник должен
был ехать в Италию» (Reynolds: 110).
168. Хэзлитт: i6.
169. Brom: 12-13.
170. О Рембрандте как о художнике, «всего
ближе подходящем к Шекспиру»,
пишет в 1859 году и Герцен (Русские
писатели: 73) •
171. Goethe: 67.
172. «Все, что Рембрандт лишь обозначил
своим парящим духовным светом,
разработано здесь с такой прозаической,
рассудительной детальностью, что от
поэзии не остается ни малейшего
следа» (Brom: 6). В 1831 году Гете пишет
страничку о раннем офорте
Рембрандта Милосердный самаритянин под
странным названием
Рембрандт-мыслитель, которое совсем не отвечает
содержанию офортного листа. Этот
офорт Гете считает одной из лучших
работ Рембрандта-гравера (с 1906 года
в подлинности Милосердного
самаритянина высказываются сомнения).
В офорте Гете видит не библейскую
притчу, а рассказ об ограбленном
бандитами путешественнике, который,
подобранный самаритянином, к своему
ужасу узнает в человеке у окна пред-
977

«Наимерзейший урод в истории искусства» или Клевета Апеллеса
водителя шайки грабителей, жертвой
которых он только что оказался.
Самаритянин, привезший его сюда,
становится в его глазах пособником бандитов.
В придуманном Гете рассказе нет и
намека на Рембрандта-мыслителя.
173» Smith 7: xxvii.
174« Brom: 22.
175. Шпенглер: 289.
176. Мастера искусства об искусстве. T. j-i:
427. Письмо ван Гога Эмилю Бернару
написано в июле i888 года.
I jj. Мастера искусства об искусстве. Т. 4:152-
178. Там же: 79-
179- Первые — Рубенс, Веронезе, Лебрен —
великолепные декораторы, но, работая,
они лишь напрягают мускулы. Вторые —
Тинторетто, Эль Греко, Рембрандт и
Делакруа — исходят кровью, и
человеческие страдания возносят их искусство
до небывалых высот. Поэтому Рубенс,
писал Шанфлери, надоедает,
Рембрандт—никогда! (McQueen: 108).
180. Тэн: 189.
i8i. McQueen: 107.
182. Швейцарский историк Вернер Каэги
(1901-1979)» автор семитомной
биографии Буркхардта, частично объясняет
подобное отношение к Рембрандту
тем, что Буркхардт во многом
унаследовал распространенный в то время
взгляд на художника фон Зандрарта.
Рембрандт-«плебей» является, по его
мнению, прямым заимствованием из
жизнеописания Рембрандта Филиппо
Бальдинуччи: «faccia brutta е plebea».
Именно таким изображает Рембрандта
и фон Зандрарт (Kaegi: 323-326).
183. Boomgaard i995:101-
184. Ibid.:io6.
185. Рёскин вообще не любил темных
колеров, особенно «коричневого»:
«Вульгарность, тупость, унылость и
отсутствие благочестия всегда
проявляются в искусстве через коричневый
и серый, как у Рембрандта, Караваджо и
Сальватора» (RuskinlII: 263).
186. Flemish and Dutch masters are always
languid unless they are profane. <... > He
is healthy, worthy, kindhearted, courtly-
phrased — Animal — without any clearly
perceptible traces of a soul, except when
he paints his children (Ruskin V: 256). Let
us have cattle, and market vegetables —
this is the first and essential character of
the Holland landscape art (Ibid.: 258).
The Dutch, indeed, banished all Deity
from the earth (Ibid.: 264).
В отличие от Рёскина, пишущего,
что даже трогательных щенков
бездушные голландцы пишут только для того,
чтобы передать игру света, Буркхардт
превозносит мастерство голландских
пейзажистов за то, что те показали нам,
«что в природе есть дух, готовый
говорить с нашим духом», за стремление «к
высшей цели» (Kaegi: 329).
187. Об истории Рейксмузеума см.: van der
Ham: 2000.
188. Первым к созданию памятника
Рембрандту призывает поэт, издатель и
книготорговец Йоханнес Иммерзеел
(Johannes Immerzeel, 1776-1841), в
юности сам мечтавший стать художником.
Слабое зрение заставило его расстаться
с мечтой, но он остался причастным
художественной жизни, готовя выпуски
Голландских и фламандских
художникову скульпторов, граверов и
архитекторов с начала XVдо середины XIXвека
(De Levens en Werken der Hollandsche
978

en Vlaamsche kunstschilders, beeldhou-
wers, graveurs en bouwmeesters van het
begin der vijfriende tot op de helft der ne-
gentiende eeuw). В Похвальном слове
Рембрандту он пишет: «Неужели мы
допустим, чтобы чужеземцы,
ступающие по той же земле, по которой долгие
славные годы ступал ты, несравненный
художник, и дальше срамили нас,
напрасно разыскивая твой могильный
памятник, твой монумент?.. Разве не
пришло время Амстелу позавидовать
Маасу и помериться с ним силами в
прославлении величия гения?» (Im-
merzeel:35)-
Весь XIX век в хрестоматиях
красовалось стихотворение под названием
Счастливая поездка Рембрандта,
пересказывающее историю Хаубракена о
том, как, получив в Гааге сто гульденов
за первую проданную картину,
Рембрандт решает вернуться в Лейден в
почтовой карете, сочтя, что идти пешком
теперь ниже его достоинства, а плыть
на барже слишком долго. Когда его
попутчики выходят размять затекшие
ноги и перекусить, он, боясь потерять
деньги, остается в карете. Вдруг
лошади пускаются вскачь и так, мчась во весь
опор, долетают до Лейдена. Рембрандт
возвращается на родительскую
мельницу с деньгами, довольный даровой
поездкой. Самому художнику в
стихотворении отводилось две строки:
В зеркало я наскоро гляжусь.
Пышный свой разглаживаю ус.
189. Похвальному слову Рембрандту Им-
мерзеела предшествовало его же
Похвальное слово Рубенсу, причем за
второе бельгийцы (антверпенская камера
риторов «Ветвь оливы») присудили
ему первую премию, а за панегирик
Рембрандту Голландское общество
свободных искусств и наук наградило его
второй премией. Вышедшей в 1882 году
Стране Рембранда Бюскена Хюэта
предшествовала его же Страна
Рубенса (1879).
Жерар де Нерваль,
путешествовавший по Бельгии в то время, когда в
Нидерландах готовились к открытию
памятника Рембрандту, пишет, что
даже бельгийские полицейские
беспокоились, не окажется ли голландский
Рембрандт красивее их Рубенса в
Антверпене (de Nerval: 12).
Организованному в 1968 году
Rembrandt Research Project предшествовал
начатый в 1962 году проект Рубенса,
поставивший себе целью исследовать
более 2500 работ в гу томах Corpus Ru-
benïanum.
Марго и Рудольф Виттковер,
сравнивая биографии Рубенса и Рембрандта,
не могут не признать, что гению
Рубенса благоприятствовало «непостижимое
нечто — назови мы это удачей, судьбой
или Провидением, — необходимое
для того, чтобы его величие увенчалось
успехом». В возрасте 25 лет Рубенс на
два года уезжает в Италию, Рембрандт
навсегда переезжает из Лейдена в
Амстердам. Клиентами Рубенса,
начитанного и владеющего пятью языками,
становятся короли, высшее
духовенство и европейская знать, покупатели
Рембрандта, «читавшего только по-
голландски, да и то плохо», по словам
фон Зандрарта, — голландские
бюргеры. В 33 года оба художника покупают
дома примерно одинаковой
стоимости. Оба собирают коллекции, но если
Рубенс покупает лишь первоклассные
работы, то Рембрандт — все, что
возбуждает его воображение. В 1656 году
Рембрандт объявлен банкротом.
Коллекция стоимостью в 17 ооо гульденов
продана за 5000 гульденов. Двумя
годами позже он вынужден продать и дом.
Начало невзгод связывают со
смертью Саскии, чье место занимает
сначала Геерте Диркс, а затем Хендрикье
Стоффелс. Пятидесятилетний Рубенс
тоже становится вдовцом, но на время
979

«Наимерзейший урод в истории искусства» или Клевета Апеллеса
его отъездов дети и дом остаются под
присмотром надежных людей, пока
он не вводит в дом вторую жену. Оба
художника умирают в возрасте 63 лет,
Рубенс — богатым, уважаемым, на
вершине славы, Рембрандт — неимущим и
хотя и не забытым, но давно уже
миновавшим зенит известности (Wittkower
2006:276-277)-
190. Bank: 15.
191- Grijzenhout, van Veen: 99. Зачастую
протест вызывали кандидатуры на
памятник. Так, на предложение
установить памятник поэту-романтику Бил-
дердейку было выдвинуто встречное
предложение — поставить сначала
памятники патриотам, которых он якобы
очернил: Олденбарневелту, де Витту и
Гроцию (Ibid.: 97-98).
192. Нельзя не вспомнить письмо
Валентина Серова, написанное им из Гааги в
июле 1885 года: «Странное дело, я думал
всегда, что тут, на месте, я наверно
увижу много и хороших вещей Рембрандта
и вдруг в музее в Амстердаме вижу всего
пять картин, из которых только две
действительно прекрасны, остальные же
ничего особенного из себя не
представляют. Я все время вспоминаю и
удивляюсь, как много у нас в Эрмитаже чудных
портретов Рембрандта» (Серов: 6о).
193« Автором памятника был Луи Ройер,
самый известный скульптор того
времени. Он же был автором памятника
Вильгельму Оранскому в Гааге. И на этот
памятник деньги собирали очень долго,
так долго, что Биллем II, не
дождавшись, поставил первый памятник сам.
194« Собственно, уже де Пиль писал, что
своим художественным вкусом
Рембрандт обязан только себе. Это
утверждение повторяет сначала Жерсен,
за ним Уссай и Готье (McQueen: 44» 5°>
309), но Схелтема ссылается только на
Иммерзеела.
195- Предание о пребывании Рембрандта в
Англии оказалось таким устойчивым,
что его повторяет со ссылками на
очевидцев еще Артур Хайнд в
предисловии к каталогу офортов Рембрандта
1921 года. См.: Hind: 2.
196. Ibid.: 24.
197- Лекция Схелтемы в переводе на
французский напечатана в 1858 году в Revue
universelle des arts, на следующий год
она вышла отдельной книгой в
Брюсселе, а в i866 году и в Париже.
Интерес к личности и биографии
Рембрандта распространяется в это
время и на его картины, которые
воспринимаются как иллюстрации к его
жизни. Так, в книге рассказов о
важнейших картинах Дрезденской
галереи (1851) Рембрандт с Саскией на
коленях сопровождается следующей
историей: Рембрандт и ван Дейк
договариваются обменяться картинами.
Придя в мастерскую фламандского
мастера и увидев там только
безжизненные аллегории, Рембрандт убеждает
ван Дейка написать с натуры
женщину из народа. Дома же он
подговаривает свою молодую жену, крестьянку
Янте, сесть в церкви на видное место,
чтобы ван Дейк обратил на нее
внимание. Ван Дейк без памяти влюбляется в
Янте и пишет с нее главную героиню
картины. А когда приносит картину
Рембрандту, видит Янте, сидящую на
коленях счастливого соперника.
Рембрандт, который упорно называется
Паулем, представляется здесь хватким
малым себе на уме, женатым на
крестьянке, в которой он нашел идеал
красоты (Boomgaard 1995: 22-23).
198. Ibid.: 21. Торе также жалуется на
каталоги голландских музеев: «extrêmement
980

Примечания
insignifiants et même très-fautifs». Не
дожидаясь, пока голландцы займутся
их исправлением, он сам принимается
за изучение коллекций: устанавливает
авторство, различие стилей
художников, описывает их влияние друг на
друга (Boomgaard 1992:257)-
199« Карел Фосмар (Carel Vosmaer, 1826-
1888) оставил в 1873 году пост секретаря
Верховного суда Нидерландов,
чтобы целиком посвятить себя занятиям
литературой и искусством. Автор
нескольких романов, переводчик
Илиады и Одиссеи. По настоянию Бюскена
Хюэта издал две книги о Рембрандте:
в 1863 году вышла Rembrandt Harmensz.
van Rijn> ses précurseurs et ses années
d'apprentissage (Рембрандт Харменсз ван
Рейн, его предшественники и годы
ученичества), а в 1868-м — Rembrandt
Harmensz. van Rijn, sa vie et ses œuvres
(Рембрандт Харменсз ван Рейн, его жизнь и
работы).
200. Абрахам Бредиус (Abraham Bredius,
1855-1946)» один из первых
исследователей творчества Рембрандта, меценат
и коллекционер. Выходец из богатой
семьи фабрикантов-пороховщиков, в
юности мечтал стать пианистом, но
«переиграв» руку и отчаявшись сделать
карьеру концертирующего пианиста,
отправился в Италию искать утешения.
В 1878 году встретил во Флоренции
фон Боде, который был удивлен как его
знанием итальянской живописи, так и
абсолютным незнанием голландской.
С этого времени начинается страстное
увлечение Бредиуса голландской
живописью.
201. DudokvanHeel 1987/1988:5.
202. Kloek 1992: 156. Автором Саскии был
нидерландский писатель-пастор
Биллем Волтерс (Willem Wolters, 1827-1891),
перу которого помимо множества
литературных портретов художников
принадлежит и портрет Петра I.
203. В Эрмитаже хранится картина
Рембрандт в мастерской Луи Ру,
пользовавшаяся успехом в Салоне 1857 года.
Картину купил русский меценат граф
Н. А. Кушелев-Безбородко (Соколова
2009:104).
204. Автопортрет в берете, явно
навеянный мотивами Рембрандта, напишет в
1820 году в Голландии Корнелис Крузе-
ман (1797-1857).
205. Как упоминалось выше, мы не
знаем точной даты рождения
Рембрандта. Единственный источник,
называющий датой его рождения 15 июля
i6o6 года, — второе издание описания
Лейдена (1641) Яна Орлерса, в которое
автор включил и краткую биографию
Рембрандта. Однако в записи в
Лейденский университет, датированной
20 мая 1620 года, говорится, что
Рембрандту 14 лет, что означает 1605 год
рождения. При регистрации брака в
амстердамской Старой церкви ю июня
1634 года Рембрандт говорит, что ему
26 лет, что означает i6o8 год рождения.
A i6 сентября 1653 года амстердамский
нотариус записывает, что
«уважаемому Рембрандту ван Рейну,
знаменитому художнику этого города, примерно
46 лет», — это дает уже 1607 год.
В XVII веке не так строго относились
к датам, поэтому разночтения
встречаются часто. Так, регистрируя брак в
октябре 1653 года, Фердинанд Бол
указывает возраст 36 лет, что означает, что
он родился в i6i7, a не в i6i6 году, как
значится в книге крещений. В 1658 году
Бол говорит, что ему 40 лет, в 1665-м —
46, в 1670-м — 50, так что годом
рождения может быть 1618-й, 1619-й и 1620-й,
(Blanken: 16).
Большой разнобой и в написании
имен. Рембрандт, как мы знаем, под-
98l

:Наимерзейший урод в истории искусства» или Клевета Апеллеса
писывал работы сначала без «д». Бол
ставил разные подписи на документы
и картины.
206. Всего на выставке было представлено
124 картины и 350 рисунков,
считавшихся тогда работами художника.
207. О связи интереса к портретам
родственников Рембрандта в хх веке с тем
же интересом в xvii веке и о
значительных колебаниях в количестве этих
портретов см.: Schwartz 2006:47~59-
208. «Среди документов есть акт, который я
не сразу решился опубликовать. Но так
как он проясняет другие ранее
опубликованные и неверно истолкованные
документы, я прилагаю к публикации и
его» (Dudokvan Heel 1987/1988: 7).
209. Boomgaard 1995: Щ- Автор
комментирует это так: «С неподражаемым
мастерством карточных шулеров они
отбрасывают ими же найденные архивные
документы как не имеющие никакой
ценности, обращая любое пятно на
репутации в дополнительное
свидетельство гениальности
Рембрандта-художника и защищая мораль от
релятивизма».
2Ю. Brom: 16. Тем не менее и сейчас, когда
секс давно уже перестал быть табуиро-
ванной темой, а раскрепощение нравов
размыло и сами представления о
моральном и аморальном, история Геерте
Диркс или вовсе обходится стороной,
или преподносится так, что
виновницей становится сама «няня Титуса».
Рембрандт остается мирским святым, и
уверовавшие в него не терпят святотатства.
Когда Гари Шварц в книге Rembrandt:
His Life, His Paintings назвал художника
оппортунистом, чьей главной задачей
было сделаться художником
штатгальтера, и предположил, что в жизни тот
был «человеком неприятным», Эрнст
ван де Ветеринг отозвался о мнении
коллеги как о «дикости». С годами мнение
Шварца не изменилось, и во
вступлении к The Rembrandt Book он пишет, что
из архивных документов складывается
не слишком симпатичный образ.
Бурная личная жизнь и запутанные
финансовые дела породили более полутора
сотен документов из судов, налоговых
инспекций и нотариальных списков
Амстердама, Лейдена, Гааги, Леуварде-
на и других мест. Рембрандт был
вовлечен более чем в 25 судебных тяжб. Даже
если истцом выступал не он, его
вмешательство часто вело к обострению
конфликта. В некоторых из тяжб, которые
продолжались иногда не одно
десятилетие, он оказывался способен на низкие,
а иногда и жестокие поступки.
Примечательно отсутствие в документах,
касающихся Рембрандта, доверия и тепла,
которые встречаются в бумагах других
голландцев. Из большинства
воспоминаний знавших его людей также
предстает образ человека самонадеянного и
бездушного (Schwartz 2006:13-14) ■
211. Эдуард Коллофф (Eduard Kolloff, 1811-
1879)) немецкий исследователь
Рембрандта, живший в Париже и
писавший в Die Kunstblatt репортажи о
художественных выставках за подписью Ed.
Callow.
212. Scallen:i83.
213. Hofstede de Groot 1906: v.
214. Schwartz 2006: 14. В качестве примера
Шварц приводит «замечательный
каталог рисунков Рембрандта в Дрездене,
отвергший более половины прежних
атрибуций».
215. vanSas:io4.
216. Boomgaard 1995:173-
217. Ibid.: 170.
982

Примечания
2i8. Ibid.: 234-
219. 22 ноября 1889 года фон Боде получил
гранки книги с сопроводительным
письмом, в котором автор писал, что
«видит безусловную необходимость и
дело личной совести» в том, чтобы
исключить всякую возможность чтения
этих страниц евреями, профессорами
и журналистами. Первые продали
немецкую культуру, вторые интеллекту-
ализировали ее, третьи обесценили.
С огорчением констатируя живучесть
идей Лангбена, Гари Шварц приводит
слова из выступления Вильгельма Ва-
лентинера на открытии первой в США
выставки Рембрандта: «Тридцать лет
назад в Германии вышла книга, автор
которой <...>, пытаясь
проанализировать влияние духа Рембрандта,
настоятельно призывал обратиться к нему во
всех областях жизни, от политики до
религии, от экономики до школы <... >
Эта доктрина была бы прекрасно
воспринята в наши дни». Эти же слова Ва-
лентинер повторил и после войны, на
открытии выставки Рембрандта в Лос-
Анжелесе в 1946 году! (Schwartz 1998).
220. Ситник: 161-163.
221. Berger: m.
222. По мысли автора, надо говорить не о
«раннем» или «позднем» Рембрандте, а
о работах, сделанных по заказу разных
социальных групп, обусловивших
разную образную идеологию. См.: Hadjin-
icolaou: 163-175-
223. Ibid.: 203-204.
224. Исполнение Дидро признавал
великолепным, превознося силу кисти
Рембрандта: «Avec quelle vigueur de pinceau
et quelle furie de caractère cet aigle se
peint!» (Diderot: 106).
225. «Биографию» Шпенглер видит и в
портретах Гольбейна, Тициана и Гойи
(Шпенглер: 186).
226. Kolloff: 487.
227. Рембрандт, с одной стороны, следовал
восходящей еще к Ренессансу
традиции, с другой — сознательно пытался
поместить себя среди старших коллег,
сыгравших определяющую роль в
развитии нидерландской живописной
традиции, Яна Госсарта и Луки
Лейденского, и живописной традиции Северной
Европы, прежде всего Дюрера (Manuth
1999: 43~45)> с третьей — хотел удоатет-
ворить растущий спрос на его
автопортреты среди любителей искусства и
коллекционеров.
228. Не говоря уже о высказываемом
некоторыми историками предположении, что
автопортреты зачастую продавались как
«tronies» (Lyckle de Vries, Gary Schwanz).
По мысли ван де Ветеринга, это совсем
не значит, что великолепные
автопортреты из Лондона, Вены, Нью-Йорка,
Парижа или Кенвуда создавались
исключительно как товар. Рембрандт
сознавал себя мастером, равным великим
художникам прошлого, чьи имена всем
полагалось знать, и это мнение
разделяли многие его современники. Поэтому
и создание, и приобретение
автопортретов, особенно последних годов,
имели большое значение как для самого
художника, так и для коллекционеров
(van de Wetering 2003:41) •

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН
Аарссен Корнелис ван (Cornell's van Aerssen,
1545_1б27), секретарь Генеральных штатов
Республики Соединенных Провинций,
отец Франсуа ван Аарссена, 131
Аарссен Франсуа ван (François van Aerssen,
1572-1641), голландский дипломат, Ю2,103,107,
114,125.12&. 133' 15°> i&3> 293' 223' 229> 2ЗЪ 232> 253>
340,34^' 8од
Август Октавиан (Caesar Augustus, 63 до н.э. —
14 н.э.), основатель Римской империи, 460
Августин (354"43°). христианский теолог
и философ, 94' 459
Авиценна/ Ибн Сина (980-10378), персидский
ученый и врач, 402,406,449. 47%
Адриаансдохтер Алетта (Alijdt Adriaensdr,
1589-1656), вторая жена Элиаса Трипа
Айтзема Лиуве ван (van Aitzema, 1600-1669),
нидерландский историк / дипломат, Ю2
Аквинат / Фома Аквинский (примерно 1225-
1274). итальянский философ и теолог, 182
Александр I Павлович (i777~i825),
император России, 799
Александру! (Родриго Борджия),
папа римский (1492-1503). 110> 527
Александр VII (Фабио Киджи),
папа римский (1655-1667), 821
Александр VIII (Пьетро Оттобони),
папа римский (1689-1691), 821
Александр Афродисийский (конец и —
начало ш века), философ-перипатетик, 894
Александр (Македонский), царь Македонии
С ЗЗб Г. ДО Н.Э., 222, 2$2, 334» 7&2> &54
Алексей Михайлович (1629-1676),
русский царь, 274
Алеман Матео (i547-16io /1615),
испанский писатель, 785
Аллаций Лев (1586-1669), писатель,
библиофил, 767,821
Альба герцог де Толедо (1507-1582), испанский
политик и военачальник,36-39.47> 53. &3.75» 107.
m, 330,359.37b, 443.447> 493. 552. 656
Альберти Леандро (i479_1552),
итальянский историк, 8i6
Альберти Леон (1404-1472). итальянский
гуманист, 853,856,857» 959' 9^°
Альбертина Агнес ван Нассау (1634-1696),
дочь Амалии и Фредерика Хендрика, 2i6,285
д'Альбре Жанна (1528-1572), королева Наварры
с 1555 г., 178
Альбрехт VII Австрийский (i559"i62i),
штатгальтер Испанских Нидерландов, 75.104-6,124,330.
Альгаротти Франческо (1712-1764),
венецианский полимат, знаток искусства, 915
Альдегревер Генрих (1502-1562),
немецкий живописец и гравер, 645
Альдрованди Улиссе (1522-1605),
итальянский ученый, 750, 8ïj
Альст Питер Кук ван (1502-1550),
фламандский художник, 8о6
Альфонс XI, король Кастилии и Леона
с 1312 г., 8i5
Альчиато / Альчато / Альциат Андреа
(1492-1550). автор Эмблематы, 962
Амалия ван Солмс (Amalia van Solms, 1602-
1675), жена Фредерика Хендрика, у, i68,196,
198-9,210-219,221-2,235-6,243-6,248-53,257.
260-63,265.268,271-3,282,285-6,290,291,297.
315,317.322-4.32^-3i, 348-52.358,360,450,516,
520,587,595» boo, 669,680,777» %24> %£>4
Амичис Эдмондо де (1846-1908), итальянский
писатель, поэт, журналист, 628
Анаксагор (ок. 500 — 428 до н.э.),
древнегреческий философ, математик, астроном, 489
Ангел Филипс II (ок. i6i8 — после 1664),
голландский художник и теоретик искусства, 974
Андриссен Христиаан (Andriessen, i775~i846),
голландский рисовальщик, 868
Андромах (i век н.э.),придворный врач
императора Нерона, 437
Анжу герцог, Эркюль Франсуа де Валуа (i555~
1584), младший брат Генриха 111,48-51.73' 75»
33b 591
Ани кет Александр Абрамович (1910-1988),
советский литературовед и театровед, 958
Анна Австрийская (i6oi-i666), королева
Франции, супруга Людовика XIII, 352
Анна Датская (i574-16i9).жена Якова 1.200,
203.350
Анна Комнина (1083-1153). византийская
принцесса, историк, 648
Анна Мари де Монпансье (1623-1693).
племянница Людовика XIII, 284
Анна Павловна (i795_1865), королева
Нидерландов, жена короля Виллема II, 625,942
985

Указатель имен
Анна Саксонская (i544~1577). вторая жена
Вильгельма Оранского, мать Маурица, 173
Анна Стюарт, дочь Якова II и Анны Хайд
(1665-1714). королева Великобритании, 354
Ансло Корнелис (Cornells Anslo 1592-1646),
голландский купец-меннонит, 965
Антенор, легендарный основатель Падуи, 8i8
Антиох I Сотер (ок. 324 до н.э. — 261 до н.э.),
царь государства Селевкидов, 851,882
Антифил (2-я пол. iv в. до н. э.),
древнегреческий художник, 856
Антонисзоон Корнелис (Anthonisz.,
ок. 1505^553)' голландский художник,
картограф, ^г, 576
Апеллес (ок. 370 ~ ок. 306 гг. до н.э.),
древнегреческий живописец, 238,334» 779' 83L &52'
854-59. &71' 875. 922> 926' 959.9бо,965.969»
Аполлоний Родосский (ш век до н.э.),
др-греческий поэт и грамматик, 754
Апостоол Корнелис (Cornells Apostool,
1762-1844). голландский художник, дипломат,
первый директор Рейксмузеума, 4^> 4&7> 623,
625, 645
Аренберг Карл ван (1550-1616),
государственный деятель Испанских Нидерландов, 613
Аретей Каппадокийский (i век н.э.),
римский медик и философ, 478
Аретино Пьетро (1491*1556).
итальянский писатель,473>517> 973
Ариосто Лудовико (i474_1533).
итальянский поэт, 747.7&4> &27
Аристотель (384-322 до н.э.), древнегреческий
философ, 39.45.233,335.39^ 453.4$3.4*9.494.
729.75U 7^2,8о8,840,851,88у,
Аристофан (около 446 — около 386),
древнегреческий комедиограф, 495
Арлингтон, 1-й граф, Генри Бен нет (1618-1685),
английский политик, 295.Зх3.355
Арминий (Арминиус) Иаков (1560-1609),
голландский богослов, 44.87-92,94.97.99» 100> 125.
117,и8,122' 123' 47' *53> 1S7' 159.161,179.180,182,
З79.387.966,
Арминиус Даниэл (1608-1649).
младший сын Арминия,159
Арнольд Мэри Августа (1851-1920),
английская писательница, 956
Арнольд Мэттью (Matthew Arnold, 1822-1888),
поэт и писатель, 956
Арнольд Томас (Thomas Arnold, i795"l842).
дед Арнольд Мэри Августы, 956
Арсхот, з-й герцог, Филипп III де Крой (1526-
1595). военачальник, государственный деятель
Нидерландов, отец Шарля III де Кроя, 171
д'Артаньян, граф (1613-1673). гасконский
дворянин, капитан мушкетеров, 322
Арьес Филипп (1914-1984).
французский историк, 442-5°9
Асклепиад Вифинский (около 124 /129 —
40 до н.э.),др-греческий врач и философ, 494
Аурелиус Корнелиус (Cornelius Aurelius, ок.
1460-1531), нидерландский гуманист, 961
Аццолино Дечио (1623-1689), кардинал,
близкий друг Кристины Шведской
Баан Ян де (Jan de Baen, 1633-1702),
нидерландский художник, 274,329
Бабюрен Дирк ван (Dirck van Baburen,
ок. i595"i624). голландский художник, ю, 965
Баденс Франс (Frans Badens, 1571-1618),
голландский художник,.655
Бадер Альфред (1924), канадский химик,
бизнесмен, коллекционер, 25
Бадовере Джакомо (Badovere, ок. 1575 ~~
ок. 1620), корреспондент П. К. Хоофта, 740,815
Баккер Якоб (Jacob Backer, 1608-1651),
голландский художник, 24,25,165, i66,585,
604,607,655,820,965
Бальдинуччи Филип по (1624-1697).
итальянский историк искусства, i6i, 539.
645.920,969,974.978
Бальоне Джованни (1566-1643)» итальянский
художник, историк и теоретик искусства,340.965
Бальтазар Карлос Габсбург (1629-1646),
сын испанского короля Филиппа IV, 252
Бамбоччо, см. ван Лар Питер
Банделло Маттео (Matteo Bandello,
ок. 1485-1561), итальянский новеллист, 855
Баннинк Кок Франс (Frans Banninck Cocq,
1605-1655), капитан Ночного дозора, 522,542,
544.561,5^2,585» 594. 6oi, 603-4,607-12,641, 644,
653-5, 657- 961
Барберини Франческо (1597-1679). кардинал,
племянник Урбана VIII, 338.821
Барендс / Барентс Дирк (Dirck Barendsz /
Barendszoon, i534_1592). гопландский художник,
568,579-652
Баренц Биллем (i55°'i597). голландский
мореплаватель, 8i, jy/
Баркер Томас (Thomas Barker, 1769-1847),
британский художник, 977
Барле Ламбертус ван, брат Барлея, 490
Барле Сюзанна ван (i599"i637)-жена
Константина Гейгенса, 189,232-33.339.341» 445» 5Ю, 523
Барле Якоб ван, дядя Барлея, конректор
школы, 49°
986

Указатель имен
Барлей Каспар (Caspar Barlaeus, 1584-1648),
голландский ученый и писатель, 13,82, 90, юо,
140,153,15^~59' 166,181-3,189,192.21J-1S, 221,
m ЗЗ1.341,353* 373' 421,457-61,490.494» 500,
513-14' 588-90,592,594"95.597.599- боо, 653,732,
8и, 819,899, gfrr66
Бароний Цезарь / Чезаре Баронио (1538-1607),
кардинал, историк, 767
Бас Альберт (Albert Bas, 1598-1650), капитан
стрелков с портрета Флинка (1645), 607,653
Бас Николаас (Bas Nicolaes), бургомистр
Амстердама в 1631-33 гг-. 4^9
Бас Питер, лейтенант с портрета стрелков
Питера Исааксзоона (1599)' 577"8
Бассано Якопо (Bassano, 1510-1592), художник
венецианской школы, 287,335' 866,919
Бассе Ян (Jan Basse, 1572-1637). голландский
художник, коллекционер, 966
БатЖан де ла (Jean de la Bath), нидерландский
пропагандист шелка xvii, 808
Баттен Карел (ок. 1540 — ок. 1617), врач,
переводчик, 496
Баумеестер Иоханнес (Bouwmeester,
1634-1680), врач, философ, 847
Баутс Дирк (1415-1475)' нидерландский
живописец, 626
Бевервейк Йохан ван (Johan van Beverwijk,
1594_1б47)' голландский врач, ЗЗЗ- 392- 393.401>
448.470.
Бега Корнелис (Cornell's Bega, 1631 /1632-1664),
голландский художник, 965
Бедфорд графиня (Lucy Russell, 1580-1627),
друг и патронесса английских поэтов, 340
БезаТеодор (1519-1605), швейцарский
реформатор, сподвижник и преемник Кальвина, 44>
88-8д, ид, 135,137. г7& 8*5
Беллармин Роберто (1542-1621),
ученый-иезуит, богослов, гуманист, писатель, 89, пб, 122
Беллини Джованни (Джан Беллино)
(1430 / 1433-1516), венецианский художник, 919
Беллори Джованни Пьетро (1613-1696),
итальянский художник и писатель,
867,9^5
Бенедикт (Святой / Нурсийский) (ок. 480-547).
реформатор монастырского устава, 94* 74°
Бенеш Otto (Otto Benesch, 1896-1964),
австрийский историк искусств, 951
Бембо Пьетро (1470-1547). итальянский
гуманист, ученый, кардинал, 780,973
Берг Биллем ван ден (Willem IV van den Bergh,
1537-1586), муж Марии ван Нассау, 33°
БергХендрик ван ден (1573_16з8),
сын Виллема ван ден Берга, 2i8,331
Берген Ян IV ван Глим (Jan IV van Glymes,
1528-1567), штатгальтер Генегау,171
Берджер Джон (John Berger, 1926), английский
писатель, критик, художник, 953
Беренсон Бернард (1865-1959). американский
искусствовед и критик, 841, 956
Берламон Карл ван (Berlaymont, 1510-1578),
советник Маргареты Пармской, 33> 34
Бернар Клод (1813-1878), французский медик,
основоположник эндокринологии, 437
Бернар Эмиль (1868-1941). французский
художник, 978
Бертий Петер (Petrus Bertius, 1565-1629),
голландский теолог, историк, географ, 179
Берхем Николас (Nicolaes Berchem,
1621 / 22-1683), голландский художник, 975
Бетманн Карл Людвиг (Carl Ludwig Bethmann),
немецкий историк xix века, 829
Бёнинген Даниэл ван (Daniel van Beuningen,
1877-1955). голландский бизнесмен,371
Бёртон Ричард (Richard Burton, 1925-1984)-
британский актер, 348
Бёртон Роберт (1577-1640),
священнослужитель, автор Анатомии меланхолии.
9.17.453-4' 456,4бо, 512-13
Би Корнелис де (de Bie, 1627 — ок. 1715),
фламандский художественный критик, 906
Бидлоо Говерт (Bidloo, 1649-1713). голландский
врач, поэт и драматург, 416-17,847,866,958~9»
БизеЖорж (1838-1875), французский
композитор, 619
Биккер Андрис (Andries Bicker, 1586-1652),
купец, член магистрата Амстердама, 591' 592»
боо, 6i2,650,828
Биккер Вендела (1635-1668), жена Йохана
де Витта, дочь Яна Биккера, 4^3' 7%7> Ф2
Биккер Герард (1622-1666), сын Андриса
Биккера, 828
Биккер Елизавета (1630-1660), дочь Яна,
сестра Венделы, жена Якоба Трипа, 699.704.
уо8, jio
Биккер Корнелис (1592-1654), купец,
член магистрата Амстердама, 270,584.586,604,
6о7,612-13,828, 9о6
Биккер Рулоф (1611-1656), капитан стрелков
с портрета ван дер Хелста (1643), 584.604-5» 607,
6з8.643,653
Биккер Якоб (1588-1647), купец, первый муж
Кристины де Граафф, 700
Биккер Ян (1591-1653)' купец, член магистрата,
муж Агнит де Граафф, 655.700> &28> Ф2
Билдердейк Биллем (1756-1831), поэт,
филолог, историк, 175,98о
987

Указатель имен
Билдерс Герард (Bilders Gerardus, 1838-1865),
голландский художник, 628
Биссхоп Ян де (Jan de Bisschop, 1628-1671),
голландский рисовальщик и график, 28g,
482750,899,901-2,921
Блазий Иоан (Joan Blasius, 1639-1672),
голландский поэт, драматург и переводчик, 958
Блан Луи (1811-1882), французский социалист,
историк, журналист, 526
Блан Шарль (1813-1882), французский
художественный критик, искусствовед, 526-7,934» 968
Блау Биллем Янсз (1571-1638). голландский
печатник, 9,44°
Блау Биллем (1635-1701), адвокат, издатель,
сын Йоана, 847
Блау Йоан Виллемсз^оап Blaeu, 1596-1673).
голландский картограф, сын Виллема, 644
Блау Ян Михилсз (Jan Michielszn Blaeu,
1588-1648), лейтенант с портрета стрелков
ван дер Хелста (1643). 5&f, 653
Блеекер Дирк (Dirk Bleeker, i622-i67g),
голландский художник, 965
Блейк Роберт (1598-1657), английский
адмирал, 276-7
Блок Якоб, один из лекарей Урока анатомии
Рембрандта, 429,47^ 49°
Блондель Николя (i6i8-i686), французский
архитектор, инженер, дипломат, 305
БлумартАбрахам (1564-1651), нидерландский
художник, рисовальщик и гравер, 235,247,
645,7б1 _
Богерман Иоханн (Bogerman, 1576-1637),
нидерландский теолог, 135,186-7
Боде Вильгельм фон (1845-1929)- немецкий
искусствовед, 631,836-7,841,95°"52,956,981,983
Бодлер Шарль (1821-1867), французский поэт
и критик, 538,937
Боду Робер де (Robert de Baudous,
ок. 1575 ~~* после 1659), голландский гравер
Бойль Роберт (i627-i6gi), англо-ирландский
физик, химик, богослов, 337~& 44^~9> 5°8
Бокенберг Питер ван (Bockenberg, 1548-1617),
голландский теолог и историк, 4дд
Боккаччо Джованни (i3i3_1375)» итальянский
писатель и поэт, 854
Бол Фердинанд (i6i6-i68o), нидерландский
художник, рисовальщик и гравер, ю, 14,535» 643»
666,683-4,693-5,702, 7°5» 7°8, Sjo, 920,
965,981-2
Болсверт Схелте а (ок. i586-i65g),
фламандский гравер, 513
Болхамер Барент (Barent Bolhamer, i58g-i66i),
копейщик Ночного дозора, 655
Больё Жак де (Jacques Beaulieu, 1651-172°),
французский л и тото м и ст, 412
Бомонт Фрэнсис (1584-1616), английский
драматург, 327
Бонанни Филипп (Philip Bonanni, 1638-1723),
натуралист, 817
Бонгар Жак (Jacques Bongars, 1554-1612),
дипломат и историк, 768,821-2
Бонна Леон (Léon Bonnat, 1833-1922),
французский живописец, 968
Бонтеку Корнелис (Cornelis Bontekoe, наст, имя
Корнелис Деккер, Cornelis Dekker, 1640 /1647-
1685), голландский врач, пропагандист чая, 451,
469,5i6
Бонтемантел Ханс (Bontemantel, 1613-1688),
член магистрата Амстердама, автор дневника, 559
Бонтиус Рейнир (Bontius / de Bondt, 1576-1623),
лейб-медик Маурица и Фредерика Хендрика,
драматург, 395
Бордоне Парис (1500-1570), венецианский
художник, 793
Бореел Биллем (Willem Boreel, 1591-1668),
голландский дипломат, пенсионарий
Амстердама в 1627-49 гг-.с 1650 ~~ посол
Республики во Франции,343» 5g8, 705
Борромео Федерико (1564-1631), кардинал,
архиепископ Милана, меценат, gi5
Борсселен ван дер Хоге Якоб ван (Jacob
van Borssele van der Hooghe, 1622-1686),
член Государственного совета Республики
Соединенных провинций, уу8
Босс Абрахам (Abraham Bosse, 1604-1676),
французский мастер офорта, gi6,974
Боссюэ Жак-Бенинь (1627-1704), французский
теолог и проповедник, i8
Бос Ламберт ван ден (van den Bos, i6io-i6g8),
голландский поэт и переводчик, 822
Босбоом-Туссэн Гертруда (Bosboom-Toussaint,
1812-1886), голландская романистка, 175
Босвелл Уильям (William Boswell, до i6o6-
1650), английский дипломат, 337' 772> 8и
Босх Иероним (1450-1516), нидерландский
художник, 415,635
Босхарт Амброзиус Старший (1573*1621),
нидерландский художник,334
Боттичелли Сандро (i445~i510)» живописец
флорентийской школы, 857-58, дбо
Боэси / Боэти Этьен де ла (1530-1563)*
французский писатель, философ, гуманист, 772
Браге Эбба (Ebba Brahe), фрейлина матери
Густава Адольфа, 351,7°9
Брагский Мартин (ок. 520-579 / 5&о),
церковный деятель, писатель, 8ig
988

Указатель имен
Брай Саломон де (i597~1664), голландский
живописец, архитектор и поэт, 273
Брандт Герард (Gerard Brandt, 1626-1685),
голландский проповедник, поэт, драматург,
биограф, историк церкви, 169,189,899» 965
Брансьон Жан де (Jean de Brancion, -1576),
садовод-любитель, друг Клузия, 382
Браувер Адриан (ок. 1606-1638),
южнонидерландский художник,371» 429' 4^9- 649. 866,
891-3,966
Браунинг Роберт (1812-1889), английский
поэт и драматург, 875, S8o
Брауншвейг Кристиан (i599_i626),
командующий войсками Зимних,329
Бредеро Гербранд Адриансзоон (1585-1618),
голландский поэт и драматург, 122, i8o, 849,965
Бредероде Хендрик ван (1531-1568),
предводитель гёзов, 171,551
Бредероде Рейнаут ван (Reinout van Bredero-
de, 1567-1633), голландский дипломат, 176
Абрахам (Bredius, 1855-1946), голландский
искусствовед, 244,643. 70S, 830,88i, 946,
949-52,963.981
Брейгель (Старший) Питер (ок. 1525-1569),
нидерландский живописец, график, 79& 858
Брейгель Ян Бархатный (1568-1625),
нидерландский художник, 236,334» 34°* 79& 965
Брейгель Ян Младший (1601-1678),
нидерландский художник,422-3
Брейнинг Николаас (Nicolaes Bruynîng,
1629-1680), голландский коллекционер, 192,93°
Брейнинг Якоб (1620-1650), врач,
второй муж Марии Рехт, 192
Брейнс Маргарета Катарина (Bruyns, 1599"
1624), любовница Фредерика Хендрика, 211-12
Брекеленкам Квирин ван (1622 /1630-
1669 /1679). голландский художник, 413-14
Брил Паул (1556-1626), фламандский художник,
236,340.741.866
Бримё Мари де (Marie de Brimeu, ок. i55°~
1605), принцесса де Шиме, 420,456,513
Бродский Иосиф (1940-1996), русский поэт,
7.781
БронкхорстЯн Питерсен (Jan Pietersen
Bronchorst, 1587-после i666), круглощитник
Ночного дозора, 657
Брос Шарль де (1709-1777). французский
историк и филолог, 8i6
Брунеллески Филиппо (1377-1446),
итальянский архитектор и скульптор, 853
Бруни Федор Антонович (1799-1875).
русский художник, хранитель картинной
галереи Эрмитажа, 658
Брюнен Леон (Léon Brunin, 1861-1949).
бельгийский художник, 948
Брюсселсе Каспар ван (Caspar van Brusselse),
пропагандист шелка xvii в., 809
Буало-Депрео H и кол я (1636-1711),
французский поэт, теоретик классицизма, i8,359.401>
495.848. S82,8до, 964
Буйо Исмаэль (Ismaël Boulliau, 1605-1694).
французский астроном, 782,827
Буйон Анри де Ла Тур д'Овернь, герцог (i555~
1623), вождь гугенотов, муж Елизаветы ван
Нассау, отец Тюренна, 204,35°
Буйон, кардинал (Emmanuel Théodose de La
Tour d'Auvergne, 1643-1715), внук Анри де Ла
Тура д'Овернь и племянник Тюренна, 309
Буллингер Генрих (1504-1575). швейцарский
реформатор, последователь Цвингли,39
Бунер Петер, голландский аптекарь, секретарь
Фрэнсиса Бэкона, 8и
Бурбон-Кон де Элеонора (1587-1619), жена
Филиппа Виллема Оранского, 173
Бурбон-Монпансье Франсуаза де (i539~i5^7).
сестра Шарлотты де Бурбон, 502
Буржуа Луиза (1563-1636), французская
повитуха, 498
БуркхардтЯкоб (1818-1897). швейцарс-кий
историк, 536,53U 777> 9©9.939.940.953.978
Буэно Эфраим (Ephraim Ezechiel Bueno, i599~
1665), голландский врач и издатель, 934
Бьондо Флавио (1392-1463). итальянский
гуманист и историк, 8i6
Бэкингем, 1-й герцог, Джордж Вильерс (i592~
1628), фаворит Якова I и Карла 1,247-8,З2^. 335»
340,350
Бэкингем, 2-й герцог, Джордж Вильерс (1628-
1687), английский государственный деятель и
поэт, 268,296-7, З^-Щ З20' 35L 351
Бэкон Фрэнсис (1561-1626), английский
философ, политик, историк, 203,229, ЗЗ6-7.34L 44&~9>
451,47°' 502.510' 725.73°» 8и-12,815,822
Бэкон Энтони (1558-1601), брат Фрэнсиса, 815
Бюрнет (Gilbert Burnet, 1643-1715). шотландский
философ и историк, епископ,309,359
Бюрх Альберт Кунрадсзоон (Albert Coenraetsz.
Burgh, I593"i647). вРач» бургомистр Амстердама в
1638 году, посол в Московию, 148,151,5°°. 604,679
Бюрх Анна, дочь Альберта Бюрха, жена Дирка
Тюлпа,500
Бюрх Кунрад (Coenraed Burgh, 1623-1669),
wcbiH Альберта Бюрха, капитан стрелков, 828
Бюскен Хюэт (Conrad Busken Huet, 1826-1886),
голландский писатель и критик, у, Ю2,497,5°3.
528,584, боо, 628,947 9б2,979» 9^1
989

Указатель имен
Ваверен Франс Утгенс ван (Frans Oegens van
Waveren, 1619-1659), лейтенант с портрета
стрелков Говерта Флинка (1648), 657
Вагнер Рихард (1813-1883), немецкий
композитор и теоретик искусства, 94°
Вазари Джорджо (1511-1574). итальянский
живописец, архитектор и писатель, 75°. 857~8. 867,
879.9^3.9& 9Щ 9бо, 965.97°, 973*5
Вале Антоний ван (Anton van Wale / de Waele,
1573-1639), голландский теолог, 133, 141,167,188
Валентинер Вильгельм (Valentiner, 1880-1958),
немецкий искусствовед, 951» 9^3
Валкерт Вернер ван ден (van den Valckert, 1580 /
8 — ок. 1627), голландский художник, 369,488
Валла Лоренцо (1407-1457). итальянский
гуманист, 96,181-2.
Валле Жан де ла (Jean de la Vallée, 1620-1696),
французский архитектор, сын Симона
Валле Николя де ла (Nicolas Vallet / Valet,
ок.1583 — ок. 1642), композитор, лютнист, 823
Валле Симон де ла (Simon de la Vallée,
1590-1642), французский архитектор, 965
Валленсис Якоб (Vallensis, 1570-1644).
врач Маурица и Фредерика Хендрика,474
Валленштейн Альбрехт фон (1583-1634).
имперский генералиссимус, 689
Вард / Уард Сэмюэл (Samuel Ward, 1572-1643).
английский теолог, i86
Вард / Уард Хэмфри (Humphry Ward,
i845_192^). английский литератор, 835
Варки Бенедетто (1503-1565)- итальянский
гуманист, 9о6
Варрон МаркТеренций (116-27 до н.э.),
римский ученый и писатель, 491. ^53
Васкес де Менчака Фернандо (Fernando
Vazquez de Menchaca, 1512-1569), испанский
юрист, in
Ватле Клод-Анри (1718-1786), французский
художник и теоретик искусства, 934
Ватто Антуан (1684-1721). французский
живописец, дзо
Вауверман / Воуверман Филипс (Wouwerman,
1623-1682), голландский художник, 975
Веекен Йохан ван дер (van der Veeken,
i549"16i6), роттердамский купец и банкир, 173
Веен Отто ван (Otto van Veen, ок. 1556-1629),
фламандский художник, g6i
Везалий Андреас (1514-1564). врач, анатом, 372>
393.395.400-402,417.47$ 495.5ю
Вейден Рогир ван дер (1399 /1400-1464),
нидерландский живописец, 528,658
Вейер Корнелис (Cornelis Weijer), капитан
отряда аркебузиров в 1636 г., 653
Веймер Анна (Anna Wijmer, 1584-1654).
мать Яна^Сикса, 717.7i8, 762» 7^7-8,8ю, 795
Веймер Йоханна (-1624), тетка Сикса, 717
Вейн OKepc(Weyn Ockers, -1568), участница
иконоборческого движения, 656
Векеманс ван Меерхаут Питер (Vekemans
van Meerhout), ректор латинской школы, 490
Велтдрил Йохан ван (Johan van Veltdril),
голландский посланник в Россию в 1630-31 гг., 679
Велуанус (Veluanus, 1520-1570), священник,
перешедший в протестантизм, 40,169
Веласкес Диего (i599_166o), испанский
живописец, loi, lji, 2i6,221,531_32.658,840,971
Велде Виллем ван де, Младший (1633-1707).
голландский маринист, ю, 292,304,657
Велде Исайя (Эсайс) ван де (1587-1630),
голландский художник и офортист, 235
Велде Ян ван де II (i593_1^4i). голландский
художник, двоюродный брат Исайи, 163
Велзен Герард ван (Gerard / Geeraerd
van Velsen, -1296), убийца Флориса V, 820
Веллингтон, 1-й герцог (1769-1852),
британский полководец и политик, 934
Вендрамин Андреа (1565-1629), последний
владелец знаменитой коллекции, 353
Венне Адриан ван де (van de Venne, 1589-1662),
голландский художник,35. юу, 113,123,125-6,
204,265,28i _
Вербрюгге Йоханнес (Johannes Verbrugge,
-1681), лекарь, автор книг по медицине, 449.
451-3.512
Вергилий (70 до н.э. -19 до н.э.), римский поэт,
39.127- 4&4> 491.627, 677.74^, 7^6,821,844.878,
887,894
Верди Джузеппе (1813-1901), итальянский
композитор, 55
Вермеер Ян (1632-1675). голландский
художник, 9,17.245.4Ч> 5*3,527.54L 799. Soi,
802, S30,948,956
Веронезе Паоло (1528-1588), живописец
венецианской школы, 287,335» 8iu 844.866,8j6,
916-17,921,971.978
Верспронк Йоханнес (ок. 1600-1662),
голландский художник, 651
Вестдейк Симон (1898-1971). голландский
писатель, 544
Вестербан Якоб (Jacob Westerbaen, 1599*1670),
голландский поэт,331.5^8
Ветеринг Эрнст ван де (van de Wetering, 1938").
нидерландский историк искусства, 8,334» 644*
8i8,841,898,964.983
99О

Указатель имен
Вёльфлин Генрих (1864-1945)- швейцарский
искусствовед, 953
Виардо Луи (1800-1883), французский
писатель, искусствовед, переводчик, 527
Виардо Полина (1821-1910), испано-
французская певица, педагог, композитор, 968
Виглиус ван Айтта ван Свихем (1507-1577).
нидерландский политик,зз
Виго Джованни де (Giovanni da Vigo, 1450-1525).
лейб-медика Юлия II, 496
Виже-Лебрен Мари-Элизабет-Луиза
(1755-1842). французский художник, 924
Вийо Фредерик (Frédéric Villot, 1809-1875),
французский гравер, 642
Вик Франсуа де (François de Vicq, 1603-1678),
голландский врач, 484,5°3> 515. 863
Виктор Амадей I (1587-1637), герцог Савойский
с 1630 года, 200,327
Викфор Абрахам ван (Abraham de Wicquefort,
1606-1682), голландский дипломат, 187
Виллекенс Якоб (Willekens, 1564-1649),
старшина Дулен аркебузиров с портрета
Говерта Флинка (1642),
Биллем II (Willem II, 1626-1650), сын
Фредерика Хендрика и Амалии ван Солмс, с 1647 года
штатгальтер всех провинций кроме
Фрисландии, 12,214,216,248,252-3,255~7. 26о, 262-3,2Ö5'
268,270,271-4.27б, 28i, 287, ЗЗ1« 35°> Збо, 442> 48о,
520,556,587.612-13,653. 787,79L8п
Виллем III (1650-1702), сын Виллема II и Марии
Генриетты Стюарт, с 1672 года штатгальтер
Голландии, Зеландии и Утрехта, с 1675 — Гелдер-
ланда и Оверэйссела, с 1696 — Дренте. С1689
года король Англии и Ирландии, у, 12,279,281-2,
284,286-91,296-7, з01' З^'Ч' 316-17. 32°. 322~6.
348.354-5.357.44^ 44 48о. 485,5°i, 5*6,519.602,
701,703,778,791» 814,847.861,864,871,874,93°
Виллем V (1748-1806), последний
штатгальтер Нидерландов, 621
Виллем I (Willem I, i772-i843). король
Нидерландов с 1815 по 1840,487,624-5,941
Виллем II (Willem II, 1792-1849). король
Нидерландов с 1840 года, 625-6,942» 98о,
Виллем III (William III, 1817-1890), король
Нидерландов с 1849 г., 628,631,943.957-8
Виллем ван Нассау (Willem van Nassau-
La Lecq), внебрачный сын Маурица, i8o, 218
Виллем Лодевейк, граф ван Нассау-Диллен-
бург (Willem Lodewijk), штатгальтер
Фрисландии, Гронингена (1594) и Дренте (1596), ю8
Виллемсдохтер Неелтген ван Зюйтбрук
(Neeltgen Willemsdochter van Zuijtbrouck,
1569-1640), мать Рембрандта, 503
Вильгельм Оранский (1533*1584)» лидер
нидерландских дворян, i6,30,39» 4L 44~5. 47~9»
51-3,55- 57.66,73,75. ^9» Ю1.147,168-73,175,178.
igi, 210-11,215,223-4.226,232»2б2,204,324> 327~
8,330-31» 350-51.358.376.388,405.4*3. 421.439»
502,504,55U 647.694,729» 733> 942.946.980
Вильгельм III (1820-1884). ландграф
Гессен-Кассельский, 961
Вильгельм VIII (1682-1760), ландграф
Гессен-Кассельский, 93°
Вильгельмина (Wilhelmina, 1880-1962),
королева Нидерландов в 1890-1948 г., 943» 953
Вильер Пьер де (de Villiers / Viliers / Villers,
1530-1590), пастор Вильгельма Оранского, 173.
177.178
Винвуд Ральф (Ralph Winwood, ок. 1653-1617),
английский дипломат, i68
Винкельман Иоганн (1717-1768), немецкий
искусствовед, 851, уз
Винтер Лукреция Иоханна ван (van Winter,
1785-1845). коллекционер, 799» 8°°
Винтер Питер ван (1745-1807). голландский
торговец, поэт, коллекционер, 799
Виссер Ламберт (Lambert Visscher, 1633-
после 1690), голландский офортист, 482
Вит Витте де (Witte de With, 1599-2658),
вице-адмирал нидерландского флота, 253.5°6
Вит Якоб де (Jacob de Witt), лекарь Урока
анатомий Рембрандта, 49°
Витория Франсиско де (ок. 1483- 1546),
испанский богослов и правовед
Витрувий Марк (i век до н.э.), римский
архитектор, механик, 729
Витсен Корнелис (Witsen, 1605-1669),
член магистрата Амстердама, 707,961
Витт Йохан де (1625-1672), пенсионарий
Голландии, 12,187,274-6,28о, 281-2,289.294-5.
298, зоо, 301,305, ЗЮ"11» 315-17» З20» 34°> 355"6.
481,483,485. б99. 671,704. 732' 787-8, 790.79L
8i2,814,864,980
Витт Корнелис де (1623-1672), брат Йохана,
голландский политик,303,310'11' 3Q 3i6-i7»
357-8.485,732' 812,814,822
Витт Якоб де (158^-1674). бургомистр
Дордрехта, отец Иохана и Корнелиса, 270
Витте Эмануэль де (de Witte, ок. 1617-1692),
голландский художник, ю, 514» ^4^ 959
Виттковер Марго (1902-1995). американский
историк искусства, жена Рудольфа, 455
Виттковер Рудольф (WittkoweT, 1901-1971).
американский историк искусства, 455
ВодуайеЖан-Луи (1883-1963), французский
поэт, романист, искусствовед, 643
991

Указатель имен
Волтерс Биллем (Willem Wolters, 1827-1891),
нидерландский писатель-пастор, 981
Волфганг Абрахам (Wolfgang), амстердамский
печатник в 1658-1694 гг., 774
Вольтер (1694-1778). французский
философ^-просветитель, 298,928
Вондел Йоост ван ден (1587-1679)»
голландский поэт и драматург, 15,9°. и8, 122>
132,137' Ч2' Ч&-9* Ф» х^3> *8о, 1^ir 189,190,
192-3,265,269,271,352' 397' 45^_7' 4^0, 481-2,49°'
544' 5ß6,591' 65З' 75°' 762-3» 1&7,809,819-821,
852,869,906,959» 9б2' 9б5~6,9^9
Воорде Корнелис ван де (van de Voorde,
1630-1678), автор пособий по хирургии, 409
Воорт Корнелис ван дер (1576-1624),
голландский портретист, 369,655
Ворлидж Томас (Thomas Worlidge, 1700-1766),
английский художник, 977
Вормскерк Харман (Harman Wormskerck,
1590-1653). стрелок Ночного дозора, 657
Ворстий Конрад (Vorstias, 1569-1622),
немецкий теолог, 115-18,120,123,128,146,
Ворстий Элиус (Aelius Vorstius, 1565-1624),
голландский медик и ботаник, 395-494
Вредерикс Луф (Loef Vredericx, 1590-1668),
знаменосец, золотых дел мастер, 566,651
Вроом / Вром Корнелис (Cornells Vroom,
1590-1661), голландский художник, 33S 866
Вроом / Вром Хендрик (Hendrik Vroom,
ок. 1562-1640), голландский маринист, 555
Вурцбах Альфред фон (Alfred Wurzbach Ritter
von Tannenberg, 1846-1915), австрийский
историк искусства, 925,975
Вутий, ByTnyc(Gisbertus Voetius, 1589-1676),
голландский теолог, 34i' 823
Вуэ Симон (1590-1649)' французский художник, 972
Вэйан / Вайлант Валлеран(т) (Wallerant,
1623-1677). нидерландский портретист,
763,7^5» ^°4' 829
Вяземский Петр Андреевич (1792-1878),
переводчик, 942
Гааз Федор Петрович / Фридрих-Иосиф (1780-
1853). главный врач московских тюрем, 495
Гай Валерий Флакк (I век), римский поэт, 754
Гай Марий (158 /157- 6 года до н. э.),
древнеримский политик и полководец, 817
Галан Пьер (Galland, Galandius, 1510-1559)»
французский ученый,499
Гален (i29 / i3i~2°o / 217), римский врач,
хирург, философ, 177,3^5' 372~3> 392~3.395'
398-403,437.44 47*. 4&. 489» 495
Галилей Галилео (1564-1642), физик, механик,
астроном, математик, философ, до, 153, i8i,
234.339'441.743'815-6.826
Галлуччи Анджел о (Angelo Gallucci / Angélus
Galluccius, 1593-1674), ученый-иезуит, автор
описания войны в Нидерландах между
1593~i6o9 гг-. i°9
Гамильтон Джеймс, 1-й гергоц Гамильтон
(1606-1649). сторонник Карла 1,353
Гамильтон Рейнольде Джон (1794-1852).
английский поэт, критик, 823
Гарбо Грета (1905-199°). американская
актриса шведского происхождения, 736
Гарвей Уильям (1578-1657), английский
медик, 401,403,4°4> 4Х7. 44^, 495
Гарнье Робер (1534-159°)' французский
поэт, драматург, 819
Гаскар Анри (Henri Gascar(d), 1635-1701)'
французский портретист,358
Гассенди Пьер (i592_i^55). философ,
математик, 781,826
Гастон Орлеанский (i6o8-i66o),
сын Марии Медичи и Генриха IV, 352-588
Гаурик Помпоний (Pomponius Gauricus,
1481 / 82-1530), итальянский
гуманист, теоретик искусства, 906
Гварини Гварино (1624-1683), итальянский
архитектор, математик и богослов, 960
Гверчино (1591-1666), живописец
болонской школы, 34°
Гвиччардини Людовико (1521-1589),
флорентийский купец, автор Описания
Нидерландов, 31
Геббельс Йозеф (1897-1945). политический
деятель нацистской Германии, 953
Гегель Георг Вильгельм Фридрих (1770-1831),
немецкий философ, 953
Геер Луи де (de Geer, 1587-1652),
основоположник военной промышленности
Швеции, 676-7,685-92
Геер Луи де II (1622-1695)» сын Луи де Геера,
отец Адрианы де Геер, 710
Геер Маргарета де (1585-1672), жена Якоба
Трипа, 662-7,669, 692,705
Геер Мария де (1574-1609), первая жена
Элиаса Трипа, сестра Луи и Маргареты, 673
Геест Вибранд де (Wybrand de Geest, i592~
ок. i66i), фрисландский художник, 965
Гез де Бальзак Жан-Луи (1597-1654).
писатель, историограф Франции, 234,782,827
Гейгенс Константин (Constantijn Huygens, 1596"
1687), секретарь Фредерика Хендрика и Вил-
лема II, 7» 12,13,82,91» 122,168,176,181-3,1S5.
992

Указатель имен
189,19°. 192,215,217. 222, 226-39,241,243,25°,
272-3,279.285, Ш 3*3.324-26,331-48.350.353"4,
360,365,401,441-7,450.455"Л 459.470.474"6,
494.509-11.5i6,5i8-2o, 603,726,732.735.73б"7.
749"50.766, 777-8°, 8о6,808-9.8n, 8i6-i8,823,
&77> 933,944,9б5"6, 974
Гейгенс Кристиан (1629-1695). астроном,
физик, математик, д, 222,339» 456, 8i2
Гейгенс Кристиан (1551-1624), отец
Константина Гейгенса, 224-6,231,474, %77
Гейгенс Сюзанна (1637-1725)' Дочь
Константина Гейгенса, 341.52о
Гейгенс Мауриц (1595-1642). брат
Константина Гейгенса, 224,2zj, 231-2,241
Гейгенс Лодевейк (1631-1699). сын
Константина Гейгенса, 726,8i2,899.965
Гейгенс Константин (1628-1697), сын
Константина Гейгенса, 8i2,899.965
Гейдж Джордж (Gage, после 1582-1640),
английский агент при папском дворе, 335
Гейл Питер (1887-1966), голландский
историк, 319
Гейн Жак / Якоб II де (Jacques de Gheyn,
ок. 1565-1629), нидерландский художник
и график, loi, 226-7,235.243.330.333"4> 337.
395.5&3.5^6-7.6о8,654
Гейн Жак III де (1596-1641), сын де Гейна II,
график, 228,235.24i. 33б_7.9^6
Гелдер Арт де (de Gelder, 1645-1727).
голландский художник, 645.9^9
Генри, принц Уэльский (1594-1612),
старший сын Якова 1,2oi, 210,228
Генри Фридрих (Henry Frederick, 1614-1629),
старший сын Зимних, 203
Генриетта Анна (1644-1670), младшая дочь
Карла I и Генриетты Марии, 18,356.359
Генриетта Катарина ван Нассау (1637-1708). дочь
Амалии и Фредерика Хендрика, 2i6,285,348
Генриетта Мария Французская (1609-1669),
дочь Генриха IV, жена Карла 1,248,257-8,2бо,
26i, 290,340.352.587-8.622,653,8i6
Генрих III Валуа (1551-1589). король
Франции с 1574 г- 51, 57,597,731,8vj
Генрих IV (1050-1106), император
Священной Римской империи, 737
Генрих IV (1553-1610), король Франции
с 1589 г., loi, 102,178,184,494» 597.8о8,8ц
Генрих VIII Тюдор (1491-1547). король Англии
с 1509 г., 647
Гент Биллем Йозеф ван (1626-1672), адмирал
нидерландского флота, 281,297-8,3°3~4
Гент Юстус ван, нидерландский художник
второй половины xv века, 822
Гераклит (544-483 до н. э.), древнегреческий
философ, 893
Герберт Мэри, леди Пембрук (i594"i649).
жена Уильяма Герберта, 446.510
Герберт Уильям, з~й граф Пембрук (1580-1630),
племянник Филиппа Сидни, 47°, 5ю
Герберт Эдвард (1583-1648), английский
религиозный философ, дипломат,34°
Геритсзоон Хармен (Härmen Gerritszoon,
1568-1630), отец Рембрандта, 503
Геродот (ок. 484 до н.э. — ок. 425 до н.э.),
древнегреческий историк, 878,894
Герсон Хорст (Horst Gerson, 1909-1978).
немецкий искусствовед, 246,250,708
Геснер Конрад (1516-1565), швейцарский
ученый, ботаник, 502
Герцен Александр Иванович (1812-1870),
русский писатель, публицист, 829,977
Гете Иоганн Вольфганг фон (i749-l832).
немецкий поэт и писатель, 735» 745- 856. дзз<
936.977-8
Гиберти Лоренцо (1378-1455). итальянский
скульптор, историк искусства, 853-4. 858,890
Гиз Генрих I Лотарингский, герцог де (1550-
1588), глава Католической Лиги, 58,731
Гиппократ (ок. 460 — ок. 37° до н-э.).
древнегреческий врач, 177,392.395» 4П» 4бо, 47^ 4&2>
489,490.499.506,729
Гирландайо Доменико (1449 "1494).
итальянский живописец, 658,960
Гислен Ожье, сеньор де Бусбек (1522-1592),
фламандский ученый, дипломат, 502
Гитлер Адольф (1889-1945). основоположник
национал-социализма, 839,953
Глаубер Ян (1646-1726), голландский
пейзажист, 868,871,959* 9б2
Гликон, др.-греческий скульптор i века н.э., 915
Глюк Кристоф Виллибальд фон (1714-1787).
немецкий композитор, 841
Гоббс Томас (1588-1678), английский
философ, 826
Говард Генри, граф Суррей (1517-1547).
английский поэт, 647
Говард Томас, з-й герцог Норфолк (i473-i554)-
английский политик, отец Генри, 647
Гог Винсент ван (1853-1890), нидерландский
художник, i6,635.642,842,934' 978
Гоголь Николай Васильевич (1809-1852),
русский писатель, 538
Годар Жак-Люк (1930-). франко-
швейцарский режиссер, сценарист, 544
Годдард Джонатан (Goddard, 1617-1675).
предполагаемый составитель капель, 448,511
993

Указатель имен
Годевейк Питер ван (Pieter van Godewijck,
i593_1Ç69). голландский поэт, 434
Годен Йоханна (1606-1648), жена Якоба Трипа,
сына Якоба, 692,710
Годен Самюэль (Samuel Godin, 1561-1633),
владелец патроната в Америке, 692
Годен Сесилия (1607-37)» жена Хендрика Трипа,
мать Маргареты Трип, 692,710
Годо Антуан (Antoine Godeau, 1605-1672),
французский поэт и священнослужитель, 782
Гойен Ян ван (van Goyen, 1596-1656),
голландский пейзажист, ю, i6,235, ъФ> 793> 9^5
Гойя Франсиско (1746-1828), испанский
художник и график, 840
Голий Якоб (Jacob Golius, 1596-1667),
голландский ориенталист и математик, 233
Голицын Дмитрий Алексеевич (1734-1803),
русский дипломат, 535' 642,922» 975
Гольбейн (Младший) Ганс (i497_1543)»
немецкий живописец, 335» 793~4» 8i8,822,858,966,983
Голциус Хендрик (1558-1617), нидерландский
художник и гравер, ю, 53.73» 235» 334> 337»
380,381,463,467» 4б9» 5б1,563.565»645»8l1»
822,962,976
Голциус Хуберт (1526-1583),
южно-нидерландский художник, гравер и печатник, 645
Гомарий Франциск (1563-1641), голландский
профессор-теолог, 8у-8,92-3,99-100,И5» 217>
122,125,235» 47» 178"9» 184» *88,379
Гомер (vin век до н.э.),др.-греческий эпический
поэт, 39» 495» 648,762-3»8о8» %34> 856» 875,8j8,
887,894
Гонзага (Gonzaga), наследные
правители Манту и, 230, ^4°
Гонкур Жюль де (1830-1870),
французский писатель, 527-8,646
Гонкур Эдмон де (1822-1896),
французский писатель, 527-8,533» 646
Гонсалес де Мендоса Хуан (Juan Gonzalez de
Mendoza, 1545-1618), автор заметок о Китае, 517
Гоол Йохан ван (Johan van Gool, 1685-1763).
голландский художник и биограф, 923"4
Гораций (65 до н.э. — 8 до н.э.), римский поэт,
3l6,359» 461,847-9» 851-2,878,882,889,912_3»
917,9б9
Горис Герард (Gerard Goris, ок. 1700),
профессор университета Хардервейка, 436
Горн, фаф, Филипп де Монморанси (1524-1568),
штатгальтер Гелде.рна, 15,3^ Ф
Госсарт Ян (Gossaert / Gossart, Mabuse,
i479_1541). нидерландский живописец, 14,9^3
Готвиль Изабелла (Isabeau / Isabelle de Haute-
ville, ок. 1520-1611), жена Оде де Колиньи, 821
Готье Жак (Gautier / Goutier / Gaultier,
ок. 1600-1652), лютнист, композитор, 230,34°
Готье Теофиль (Théophile Gautier, 1811-1872),
французский поэт и критик, 526-7,642,939»
968,980
Грааф Рейнир де (Reinier de Graaf, 1641-1673).
голландский анатом и физиолог, д, 416
Граафф Агнита де (de Graeff, 1603-1656),
жена Яна Биккера, 655,828, дв2
Граафф Андрис де (1611-1678), купец, член
магистрата Амстердама, 151,795» 828,863-5,
871,961» 966
Граафф Корнелисде (i599_1664). купец, член
магистрата Амстердама, брат Андриса, 189,194»
482,585,6о4,607, бп-12,654, 795» ^2^ 864,871
Граафф Кристина де (1601-1679), жена Якоба
Биккера, 2. Питера Трипа, 700
Грамон Арман де, граф де Гиш (1637-1673).
французский дворянин, военный, 310,359
Гранвель, Антуан Перрено де (1517-1586),
советник Карла V и Филиппа II, 33» i68,171,
447.647.720
Грасиан Бальтасар (1601-1658), испанский
прозаик и философ, 776
Греббер Питер де (ок. 1600-1652 /1653)»
голландский живописец, 273,53°
Грей Томас (1716-1771), английский поэт-
сентименталист, 932
Грёз Жан-Батист (1725-1805),
французский живописец, 928,934
Григорий IX (Уголино деи Конти де Сеньи),
папа римский (1227-1241), 648
Григорий XIII (Уго Бонкомпаньи),
папа римский (1572-1585), 14, i72
Григорий XV (Alessandro Ludovisi),
папа римский (1621-1623), 7б7
Гроот Биллем де (1597-1662), брат Гроция, i6o
Гроотенхейс Арент тен (ten Grootenhuys,
1570-1615), капитан стрелков с портрета
Франса Баденса (ок. 1613), 655
Гроций (Hugo de Groot, Grotius, 1583-1645),
нидерландский юрист, литератор, д, 13,17,27,
82,101-3,110» ш» 119"21» 127» 130.131» 133» 135»
141,143» 145~6,148,152_3» 156-61,167-8,179»
i8i"4,186,188-9,192' 233» 27б, 33°» 333' 352' 379»
388,441» 492» 499»б22,724» 729» 73°» 7^2» 8ii-i2,
814,961,98°
Груневеен Адриан (Adrianus Groeneveen),
друг Адриана Юния, 647
Грутер Исаак (i6io-i68o), голландский
литератор, 337
Грутер Ян (1560-1627), филолог
и историк, 765-9» 792» $21
994

Указатель имен
Гурне де, маркиз де (Michel Amelot de Gournay,
1655-1724), французский дипломат, 122
Гус Иоаннес Антон идее ван дер (1647-1684),
голландский поэт, 778, 847,958~9
Гус Хуго ван дер (ок. 1420-1482),
нидерландский живописец,528
Густав II Адольф (1595-1632), король Швеции,
158,200,221,327,351. збо, 514' 675-6,686-9,690,
704,709,823
Гуттен Ульрих фон (1488-1523),
немецкий гуманист, поэт, 473
Гюго Виктор (1802-1885),
французский писатель, 528,934
Гюльбенкян Галуст (1869-1955).
предприниматель, коллекционер, 830
Гюнтер (Günther, Guinterus, Guintherius,
1505-1574). немецкий медик и филолог, 402
Даниэл Пьер (Pierre Daniel, 1531-1604),
французский адвокат и филолог, 768,821
Данкертс Хендрик (Hendrick Danckerts,
ок. 1625-1680), голландский пейзажист,354
Дарий, персидский царь, правил
в 522-486 годах до н.э., 886
Дати Карло (Carlo Dati, 1619-1676),
итальянский филолог, 858
Даунинг Джордж (1624 / 25-1684), английский
дипломат и шпион, 13, 286,295,298,356
Дебюсси Клод (1862-1918),
французский композитор, 841
ДезаргЖерар (1591-1661),
французский геометр, 781
ДейкАнтонис ван (1599-1641). нидерландский
портретист, i6,18,230,236,243,246,251,253,255,
259.282,331.33S З50,528,531.760,769.784,792,818,
840,849,890-92,908,910,922,928,93I' 971' 980
Дейк Ян ван (Jan van Dijk, -1791),
голландский реставратор, 534.646
Дейман Эмеренция, дочь Яна Деймана, 829
Дейман Ян (1619-1666), прелектор, $]8,486,
4^, 519,
Дейфхейс Хюберт (1531-1581),
утрехтский священник, 40,169-170
Делфт Франциск ван дер (van der Delft,
ок. 1500-1550), имперский дипломат, 647
Делфф (Delff) Биллем Якобсз (ок. 1580-1638),
голландский художник и офортист, 23,67,8i,
128,145,158,166,269
Делфф Корнелис Якобсз (1570-1643).
голландский художник, брат Виллема, 651
Делфф Якоб Виллемсз Младший (1619-1661),
голландский художник, 651
Декарт Рене (1596-1650), французский
философ, математик, механик, 233-4.332> 34L
403,459.470.516,743.8i6,826,841,957. 959
Деккер Иеремия де (Jeremias de Decker,
1609-1666), поэт, друг Рембрандта, 944
Делакруа Эжен (1798-1863),
французский художник, 936,939.978
Деларош Поль (1797-1856), французский
художник академической школы, 971
Демаре Жан, де Сен-Сорлен (i595"i676),
французский поэт и драматург, 958
Демокрит (ок. 460 — ок. 370 до н.э.),
древнегреческий философ, 721
Демосфен (384-322 до н.э.), афинский
оратор, 855,886,893
Дессон Жерар (Gerard Dessons),
современный французский писатель, 898
Детердинг Генри (1866-1939)- голландский
нефтепромышленник, 8о2,830
Дефо Даниэль (ок. 1660-1731),
английский писатель, 772
Дёрсен Ари ван (Arie Theodorus van Deursen,
1931-2011), голландский историк, i88
ДётсЖан (Jean Deutz, 1618-1673).
голландский банкир, 865
Джеймс Роберт(1703-1776), английский
врач, автор Медицинского словаря, 448,511
Джерини, семейство флорентийских
маркизов, 93°
Джиффард.леди, Марта (1628-1699),
сестра Уильяма Темпла, 355» 7$1
Джонс И ни го (i573"i652), английский
архитектор, сценограф, художник, 203,
228,334-5.445-7,474> 5Ю. 513,749'50.8x8
Джонсон Бен (1572-1637), английский поэт
и драматург, 184,338,34°> 395» S&-TJ, 8ю, 815
Джонсон Сзмюэл (1709-1784), английский
литератор, автор словаря,355,45^ 772
Джорджоне (1476 / 77-1510). живописец
венецианской школы, 656,866,919.929»
969-71,973
Джотто (1266-1337). итальянский
художник, 854,971» 975
Джустиниани Винченцо (1564-1637).
коллекционер, 247,75°
Дзокки Джузеппе (1711-67),
итальянский художник, 93°
Дидро Дени (1713-1784). французский философ,
448,525,642,656,809,8i6,922,928,954.983
Диего из Алкалы (1400-1463), францисканский
монах, провозглашен святым, 510
Диоген (ок. 412 до н.э. — 323 до н.э.),
древнегреческий философ, 909.934
995

Указатель имен
Диодор Сицилийский (ок. до до н.э. —
ок. зо до н.э.), др.-греческий историк, 754
Диоклетиан (245-313). римский император, 546
Диоскорид (ок. 40 — ок. до), древнегреческий
врач, ботаник, фармаколог, 445' 512
Дипенбеек Абрахам ван (van Dîepenbeeck,
1596-1675), фламандский живописец,
рисовальщик, 761
Диркс Геерте (Geertje Dircx, 1610 /1615-
ок. 1656), няня Титуса, 949~5°. 9^о, 982
Добиньи Шарль-Франсуа (1817-1878),
французский художник, 528
Дод(д)ингтон Джон (John Dod(d)ingtonr
1628-1673)» английский дипломат, 357
Додоний Рамбер (Dodonaeus, 1518-1586),
нидерландский медик, ботаник,492
Доле Этьен (1509-1546), французский
гуманист, писатель, поэт, издатель, 490
Дольче Лодовико (1508-1568), гуманист,
теоретик искусства, переводчик, 969
Домен и кино (1581-1641), художник
болонской школы, доб, 9*9'
Дона Кристоф фон (von Donna, 1583-1637).
советник Фридриха V, бургграф, 328
Дона Фридрих фон (1621-1688),
сын Кристофа фон Дона и Урсулы,
сестры Амалии, 215
Дона (Dohna), Урсула (1594-1657)» сестра
Амалии, графиня, 273
Донателло (ок. 1386-1466), итальянский
скульптор, 853,8до
Донн Джон (1572-1631), английский поэт
и проповедник, 82,139,176,187,230,340
ДораЖан (1508-1588), французский
гуманист, поэт, 492
Доорт / Дорт Абрахам ван дер (van der Doort,
!575 / 80-1640), голландский художник, 342
Дорп Доротея ван (ок. 1592-1657. подруга
Константина Гейгенса,з39"4°
Дортсман Адриан (1635-1682), голландский
архитектор, 762, -j88,828
Доу Жерар / Дау Геррит (Don Gerrit / Gerard,
1613-1675), голландский живописец лейденской,
школы, g, 15« 287,353~4. 476,8оо, 847.9i9~2o,
930-31,94*. 9б5.974-5^ 977
Драйден Джон (1631-1700), английский поэт,
драматург, 354. 357.9*8,932,972,977
Дреббел Корнелис (Drebbel, 1572-1633).
нидерландский изобретатель, 229-31,332.337" 9»
8об-7,820
Дрейк Фрэнсис (ок. 1640-1596), английский
мореплаватель, адмирал флота, 383
Дуза Франциск (1577-1630), сын Яна, 647
Дуза Ян (Janus Dousa, 1545-1604), гуманист,
филолог, 62, loi, 492,499.647- 765,821
Дюбо Жан Батист (1670-1742), французский
философ, историк, дипломат, 928, 975
Дюбурк Пьер Луи (Dubourcq, 1815-1873),
голландский художник-любитель, 543.642,925
Дювин Джозеф (Joseph Duveen, 1869-1939),
британский арт-дилер, 956
Дюдок ван Хеел Бас (1938-). голландский
историк-архивист, 15, i6i, 168,601-4,609-10,
614,653,804,961,966
Дюма Александр (1802-1870), французский
писатель, 316-17.322.420~21> 5i8
Дюплесси-Морнэ Филипп (1549-1623),
французский дипломат, ученый, 381
Дюпюи Жак (Jacques Dupuy / du Puy, 1591-
1656), французский библиофил-эрудит, 825
Дюпюи Пьер (Pierre Dupuy, Puteanus, 1582-
1651), французский ученый, библио-фил, 825
Дюрер Альбрехт (1471-1528), немецкий
живописец и график,335"6,463.473.513» 645.
794.8i8,822,854,858,906,983
Дюфренуа Шарль Альфонс (Du Fresnoy, 1611-
1668), французский художник
и писатель, 9i7-19.931"2.972,977
Евстахий / Эустахио / Бартоломео (ок. 1510-
1574), итальянский врач и анатом, 400,495
Ееген Изабелла Генриетта (1913-1996),
голландский историк-архивист, 683,7°5
Екатерина II Великая (1729-1796),
российская императрица с 1762 г., 922
Екатерина Медичи (1519-1589).
королева Франции, жена Генриха N,51
Елизавета I Английская (1533-1603), королева
Англии и Ирландии с 1558 г., 8,46-9.5L 56-63,
66,68-9.71, i°3.172-6,207,230,325.335» Збо,
5i8,591.738.776.822
Елизавета II (1926-), королева
Великобритании с 1952 г., 293
Елизавета / Изабелла Валуа (1545-1568),
третья жена Филиппа 11,55
Елизавета / Изабелла де Бурбон (1602-1644),
дочь Марии Медичи и Генриха IV, 114,55**
Елизавета Стюарт (1596-1662), Зимняя
королева Богемии, 199.200-213,215-16,231,247-51« 253.
259,2б3.268-9,273,286-7,290,298,327-330,335.
340,342,348-9.ЗЪ^2> 474> 520, 735.8i8
Елизавета Пфальцская (1619-1620),
старшая дочь Зимних, 248
Елизавета Стюарт (1635-1650), дочь Карла I,
252,349
996

Указатель имен
Елизавета ван Нассау (1542-1603),
сестра Вильгельма Оранского, 328
Елизавета ван Нассау (i577_1642),
дочь Вильгельма Оранского и Шарлотты
де Бурбон, 172,35°. 35^
Жаннен Пьер (Pierre Jeannin, 1540-1622),
французский дипломат, 109,111-12,183
Жерар Адриенна (Adrienne Gérard, 1591-1634).
жена Луи де Геера, 686
Жерар Бальтазар (i557_1584). убийца
Вильгельма Оранского, 45» 5L 6i, 106
Жерсен Эдм-Франсуа (1694-175°)'
парижский маршан, 929~93i.967.976,980
Жискарди Траяно (i554_1639). канцлер
герцога Монферрато Винченцо I Гонзагадвз
Жодель Этьен (1532-1573)' французский
поэт, драматург, 8ig
Жорж Санд (1804-1876),
французская писательница, 527
Жудервиль Исаак де (1612-1645),
ученик Рембрандта, 193
Жюльен Жан де (Jean de Jullienne, 1686-1766),
почитатель Ватто, коллекционер, 922
Зандрарт Иоахим фон (i6o6-i688),
немецкий художник, график и историк
искусства, loo, 149, 153. l64.247. 5^4.586,
604-5,607-8,654.7&4> 852' 858-9,867,9°5"й
912,927,94^. 957.965,969.975» 978-9
Звардекроон Хендрик (Zwaerdecroon, ок. 1594"
1655). родственник Рембрандта, i6i, 193,966
Зевксис (г-ая половина v века до н.э.),
древнегреческий художник, 782,855
Зут Ян (Jan Zoet / Soet, 1609-1674).
голландский поэт, печатник, переводчик, 684
Изабелла I Кастильская (1451-1504).
королева Кастилии и Леона, 245
Изабелла Клара Евгения (1566-1633)»
наместница Испанских Нидерландов, 75.104,124.510
Израэл Джонатан (Jonathan Israel, 1946-).
английский историк, 170
Иммерзеел Йоханнес (Immerzeel, 1776-1841),
голландский поэт, издатель, gj8,980
Императо Ферранте (Ferrante Imperato,
ок. 1525 — ок. 1615), неаполитанский
коллекционер, 817
Иоганн Георг II, князь Ангальт-Дессау (1627-
1693). фельдмаршал Бранденбурга,286
Иоанн Кассиан Массалийский (ок. 360 —
ок. 435). христианский монах и богослов, 94
Иоганн-Казимир (i543_1595)> пфальцграф
Рейнский, 172,178
Исааксзоон Питер (Pieter Isaacsz., 1569-1625),
голландский художник, 577»57& 656
Ификрат, афинский полководец i-ой пол. iv в.
до н.э., 893
Йордане Якоб (i593-1678).
фламандский художник, 273,863,892-3
Иохан Мауриц ван Нассау~3иген (1604-1679).
губернатор Нидерландской Бразилии, 287,799
Кавальер и Бонавентура (1598-1647).
итальянский математик, 826
Каза Джованни делла (1503-1556).
итальянский писатель, 476.5*9
Казобон Исаак (i559_16i4). швейцарский
филолог и историк, гугенот, 44.i°i. 3&°
Кал кун Матейс, один из лекарей Урока
анатомии Рембрандта, 47&. 49°. 5*9
Калло Жак (ок. 1592-1635). лотарингский
мастер офорта, рисовальщик, 976
Кальвин Жан (1509-1564. французский богослов,
реформатор церкви, 42,44* 78. S8-g, 91.97-& i°°.
101, 119,137» 166,169,179/ 18& 299,496,499
Кальдерон Педро (i6oo-i68i), испанский
драматург, 2i6
Калькар Йохан Стефан ван (ок. 1499_154б),
иллюстратор книг Везалия, 495
Кальцолари Франческо (Francesco Calzolari,
1522-1609). итальянский коллекционер, 817
Коляйн Якоб (Colyn / Colyns / Colijns, между
1614-15- i686), голландский художник,561
Камерарий-младший Иоахим (i534_1598).
немецкий гуманист, медик, 502
Камилло Джулио (Giulio «Delminio» Camîllo,
ок. 1480-1544). итальянский философ, 973
Кампанано Абрам, ученик лекаря, 431
Кампен Якоб ван (1596-1657).
нидерландский художник и архитектор,
222,233,273.332,341. ~/о8,8Ьд, 965
Кант Рейнир, сподвижник
Вильгельма Оранского, 90
Караваджо (1571-1610), итальянский художник,
24Ъ 7SO, 94-5.917.919.970-7L 974.97^
Каркави Пьер де (Pierre de Carcavy, 1600-1684),
французский математик, 826
Карл I Стюарт (1600-1649). король Англии
и Шотландии с 1625 г., i8i, 203-4.207-8,221,228,
997

230,241,2ф, 248,252-3,255-7, 268-9,272,274,
276-8,327-9,332,334-5,340,342,349-51- 354"5,
360,480,520,587, Su, 818,823,825,931,971
Карл II Стюарт (1630-1685), король Англии
и Шотландии с i66o года, 2io, 2до, 261,268-9,
272,274,279,282,284-91, 293« 296-8, зоо, 303,
313-15,320-21,334, ЗЗЬ 348,350-51,353,35б"7,
449,496,5". 5i6,797,799,814,863,899,
Карл VI Безумный (1368-1422),
король Франции с 1380 г., 459
Карл V Габсбург (1500-1558), император
Священной Римской империи с 1519 года,
28,33.41' 443,558,8о8,854
Карл V Мудрый (1338-1380),
король Франции с 1364 г., 814
Карл Людвиг(Каг11. Ludwig, 1617-1680),
курфюрст Пфальца, 252,349-51
Карлтон Дадли (Dudley Carleton, ^З"1^2),
английский дипломат, 128,130,135,138, 141» 168»
207,212,227-8,231,247,328,334-5, ЗЗЪ 340, 750
Карлтон Джордж (George Carleton, i559_1^28),
епископ Лландаффа, глава делегации
англиканской церкви на синоде в Дордрехте, 135
Карнеги Эндрю (i835_i919)- американский
сталепромышленник, филантроп, 865
Карон Ноэль де (Noël de Caron, ок. 1550-1624),
посол Республики в Англии, 117 228,335"6
Kapp Роберт (Carr / Kerr, ок. 1578-1654),
английский дипломат, кузен фаворита Якова 1,241,342
Карраччи Агостино (1557-1602), живописец
болонской школы, 919
Карраччи Аннибале (1560-1609), живописец
болонской школы, 877,901« 9*9,9^8,972"3
Карраччи Лодовико (i555_16i9), живописец
болонской школы, скульптор, 844> 929
Картон Флоран, сьер Данкур (1661-1725),
французский актер и драматург, 958
Кастеллио Себастьян (1515-1563),
французский теолог, 22,88,179,499
Кастильоне Бальдассаре (1478-1529).
итальянский писатель и дипломат, 225,332,77°» 772, 774"
7,779-81,783-4,822-5,827,839,855,9о8,969,973
Кастильоне Джованни Бенедетто (1609-1664),
итальянский художник, 798
Катарина Бельгика (1578-1648), дочь
Вильгельма Оранского и Шарлотты де Бурбон, 351
Катон Утический (Marcus Porcius Cato Uticensis,
95-46 до н.э.), римский политик, 882
Кате Якоб (Jacob Cats, 1577-1660),
нидерландский поэт и политик, i68,187,225,
441,475-6,477-8,509,705,73°.819,823
Каттенбюрх Otto ван, знакомый
Рембрандта, js1
Катулл (ок.87 — ок.54 Д° нэ),римский поэт,
341.491_2,780,8i7
Каффарелли-Боргезе Шипионе / Сципионе
(1577_16зз), кардинал, коллекционер, 247
Каччини Маттео (i573_164°),
флорентийский дворянин, 419
Каэги Вернер (Werner Kaegi, 1901-1979),
швейцарский историк, 978
Кваст Питер (Pieter Quast, 1605 / 06-1647),
нидерландский художник, 427,965
Квеллин Артус (1609-1668), фламандский
скульптор, 353,481,7^2,797
Кейв Ричард (Richard Cave), придворный
Елизаветы Зимней, 35°
Кейзер Томас де (ок. 1596-1667), голландский
художник и архитектор, ю, 234,368-9,488,
566, боо, 651,797
Кейзер Хендрик де (1565-1621), амстердамский
скульптор и архитектор, го, 156-7,689
Кейзер Ян (Jan Adriaensen Keijser, i594-1664),
каптенармус Ночного дозора, 655
Кейл Бернард (1624-1687), датский
художник, ученик Рембрандта, 539, ^45
Кейп Алберт (1620-1691), голландский
художник, 528,666,8оо
Кейп Якоб Герритсзоон (i594_1^52), голландский
художник, отец Алберта Кейпа, 666,668-9,7°5
Кейперс Питер / ribep(Petrus / Pierre Cuypers,
1827-1921), нидерландский архитектор, 630, 631,
634,648-9
Кемп Ромбаут (Rombout Kemp, 1597*1653),
сержант Ночного дозора, 614, 655
Кепи нов Григорий Иванович (Григор
Ованесович Кепинян, 1886-1966), советский
скульптор, переводчик Старых мастеров
Фромантена (1913), 644
Кеплер Иоганн (1571-1630),
немецкий полимат, 826
Кетел Корнелис (Cornells Ketel, 1548-1616),
голландский художник, 580,581
Кид Томас (1558-1594),
английский драматург, 819
Киллигрю Генри (Killigrew, 1528-1603),
английский дипломат, 822
Киллигрю Мэри (1584-1656), жена
сэра Роберта, лондонская знакомая Гейгенса,
23°, 239"40,5*8-9
Киллигрю Мэри Элизабет (1622-1681),
дочь сэра Роберта и Мэри Киллигрю, 253
Киллигрю Роберт сэр (Sir Robert Killigrew,
1580-1633), английский политик, 230
Кинкеед Питер (Pieter Kinkeed),
гаагский аптекарь, 450
998

Указатель имен
Кино Филипп (Philippe Quinault, 1635-1688),
французский поэт, драматург, 459» 95^
Киплинг Редьярд (1865-1936)» английский
писатель, поэт, новеллист, 354
Кир, персидский царь, правил в 559~53° годах
до н. э., 850
Ките Джон (i795-182i), английский поэт, 823
Клаасдохтер Аахье (Aechje Claesdr.,
1551-1636), теща Эпископия, 165
Клаассенс Ламбертус (Lambertus Ciaessens,
1763-1834)» художник, копиист, гравер, 6ф
Кларк Кеннет (Kenneth Clark, 1903-1983)»
британский искусствовед, 665,840,902,904.9^7
Климент VIII (Ипполито Альдобрандини),
папа римский (1592-1605), 172, i8i, 494
Клиффорд Томас (Clifford, 1630-1673).
английский государственный деятель, 356,557
Клодель Поль (1868-1955)» французский
поэт, драматург, эссеист, 615,644
Клузиус Каролус / Шарль де л'Эклюз
(1526-1609), нидерландский ботаник, 178,379.
381-3.393.4*9* 420,456, ф, 492~4. 494.5°2,513
Клук Аллерт (Allert Cloeck, 1588-1646),
капитан стрелков с портрета Томаса
де Кейзера (1632), 653
Клук HaHHHHr(Nanning Florisz. Cloeck,
1567-1624), лейтенант стрелков с портретов
Мореелсе (i6i6) и Франса Баденса (ок. 1613), 655
Клуэ Жан (ок. 1485 — ок. 154°).
французский художник, 821
Кобеллуцци (Scipione Cobelluzzi, 1564-1626),
итальянский кардинал и библиофил, 338
Кодде Питер (Pieter Codde, i599_1^78)»
голландский художник, 654
Козимо I Медичи (1519-1574).
великий герцог Тосканский, 587,655.809
Козимо II Медичи (1590-1621),
великий герцог Тосканский, 247.8i8
Козимо III Медичи (1642-1723),
великий герцог Тосканский, 539' 824,9^6
Козьма Прутков, псевдоним Алексея Толстого
и братьев Жемчужниковых, 495
Койманс Алетта (1641-1687), дочь Софии
и Йохана Койманс, жена Карела Фута, 698-9
Койманс Балтазар Старший (Coy m ans / Coij-
rnans / Cooymans / Coeymans, 1551 / 55-1634),
основатель торговой и банковской фирмы, 68i
Койманс Балтазар (1589-1657).
муж Марии Трип, 68i, 683,7°8
Койманс Йохан (1601-1657). муж Софии
Трип, брат^Балтазара и Йозефа, 68i, 708
Койманс Йозеф (1591-1677). брат Балтазара
и Йохана, 68i, 708
Койманс Йозеф (1621-1677). сын Йозефа
Койманса, муж Якомины Трип, 68i
Койманс София (1636-1714). Дочь Софии
Трип, жена Иоана Хейдекопера, 699
Кок Марейка (Marijke Carasso-Kok, 1939-).
голландский историк, 6oi
Колевелт Якоб (Jacob Colevelt), лекарь
Уроко анатомии Рембрандта, 49°
Колиньи Гаспар де (1519-1572)' вождь
гугенотов, 171,175.178.7^8
Колиньи Луиза де (1555~1б2о), дочь Гаспара де
Колиньи, четвертая жена Вильгельма
Оранского, 7L 83,115,129> 233. Ч2' Ч7> а75. !77>211» 22^> 327
Колиньи Оде де (1517-1571). кардинал
де Шатийон, архиепископ Тулузы, 768
Колонна-Гонзага Фламиния (-1633).
заказчица ван Хонтхорста, 247
Коллофф Эдуард (Eduard Kolloff, 1811-1879).
немецкий исследователь творчества
Рембрандта, 934* 95°. 954» 968, 982
Колумб Христофор (i45i~i5°6),
испанский мореплаватель,245
Кольбер Жан-Батист (1619-1683),
государственный деятель Франции, 359.
772,781,8о6,822,826, 917
Коменский Ян Амос (1592-1670), чешский
гуманист, педагог, писатель, 688,709
Конде, Людовик II, Великий (1621-1686),
французский полководец,304,351» 7^8
Конинк Филипп (Philips Koninck, 1619-1688),
нидерландский художник, 965
Конрар Валантэн (1603-1675), французский
писатель, 234.782,827
Константин (Flavius Valerius Aurelius Constanti-
nus, 272-337), римский император, 855
Коорнхерт Дирк (Dirck Coomhert, 1522-1590),
голландский гуманист, 647
Коперник Николай (1473_1543). польский
астроном, математик, 400,402
Коппель Леопольд (Leopold Koppel, 1854-1933).
немецкий промышленник, 836,956
Коппенол Антониус ван (Antonius
van Coppenol, 1645-?)* вРач> переводчик, 847
Коппенол Ливен ван (Lieven Willemsz.
van Coppenol, 1599-после 1677), каллифаф, 931
Корвер Иоан (Joan Corver, 1688-1719)»
основатель дворика Корверсхоф, 515
Кордус Валерий (1515-1544).
немецкий ботаник и фармацевт, 388,439
Корнелисзоон Корнелис (Comelis Comelisz. van
Haarlem, 1597-1641), голландский художник, 335
Корнель Пьер (1606-1684), французский
драматург, 234,357,359.757- 772.95^-9
999

Указатель имен
Кортебрук Йенекке ван^еппеке
van Kortebroek), голландская повитуха, 412
Кортона Пьетро да (1596-1669), итальянский
живописец и архитектор, 876,906
Корреджо Антонио (ок. 1489-1534)-
итальянский живописец,340» 7%5* ^44' 933« 973
Костер Маартин (Martin Coster, ок. 1521-1594).
прелектор, бургомистр Амстердама, 504
Костер Самюэл (i579~i665), амстердамский
врач, поэт, драматург, i8o, 496,525» 5^8
Коупер Уильям (William Cowper, 1666-1709),
английский хирург, 416
Кранах Лукас (Старший), немецкий
живописец и график, 439
Кристиан IV (1577-1648)» король Дании
и Норвегии, 511,690
Кристина (1626-1689), королева Швеции, 332,
470,471' 5*6. 645' 687, 68д, 690,691,7°3~4< 7°9>
736,769» 77°> 8l3> gi6,821
Кристина, герцогиня Савойи (1606-1663),
дочь Марии Медичи и Генриха IV, 588
Кроза Луи Антуан (Louis Antoine Crozat,
1699-177°). барон де Тьер, 656
Крой Шарль III де, принц де Шиме (1560-1612),
военачальник, политик, 502
Кролл Освальд (ок. 1560-1609), немецкий
парацельсианец, алхимик Рудольфа II, 511
Кромвель Генри (1628-1674)» сын Оливера, 355
Кромвель Оливер (Oliver Cromwell, i599"1^5Ö),
английский государственный деятель, 2о8,268-
9,270,274-6,2j8-28o, 282,284-6,289,315* 355_6,
Збо, 480,496,511"12» 5*8. 651,8о6,8и
Кромхаут Адриан (1585-1625), амстердамец,
муж двоюродной сестры Яна Сикса, 717
Круземан Корнелис (Comelis Kruseman,
1797-1857Х голландский художник, 981
Крэвен, 1-й граф (ist Earl of Craven, 1608-1697),
английский придворный, 298,329
Крюйсберген Клаас ван (van Cruijsbergen,
1613-1663), стрелок Ночного дозора, 656
Куапель Антуан (Antoine Coypel, 1661-1722),
французский художник, 785
Кудояров Павел, генерал царской армии, 830
Кук Энтони (1505-1576).
наставник Эдварда VI, 822
Кун Ян Питерсзоон (1587-1629),
губернатор нидерландской Ост-Индии, i8o
Купер Уильям (William Cowper, 1666-1709),
английский анатом и хирург, 416
Курбе Гюстав (1819-1877), французский
художник, 526,528,643,9^8
Курионе Челио Секондо (1503-1569).
итальянский гуманист, протестант, 40
Куртиль де Сандра Гасьен де (1644-1712),
французский литератор, 322
Куртэн Антуан де (1622-1685), дипломат,
автор Нового трактата о вежестве, 779» 7^2
Кухлинус Йоханнес (Johannes Kuchlinus, 1546-
1606), регент Колледжа Штатов, 179
Куш ел ев-Безбород ко Николай
Александрович (1834-1862), меценат, коллекционер, 981
Кэмпион Томас (Thomas Campion, 1567-1620),
английский поэт и композитор, 203
Кюффлер, братья, мужья Анны и Катерины
Дреббел, 33^-9
Лабрюйер Жан де (1645-1696),
французский писатель
Лакруа Поль (Paul Lacroix, 1806-1884),
французский библиофил, историк культуры, 643
Ламораль, принц де Линь (1563-1624),
военачальник Испанских Нидерландов, 6и, 613
Лангбен Юлиус (1851-1907)» немецкий
публицист нац-социалистического
направления, 952"3> 9^3
Ланге Юбер (Hubert Languet, 1518-1581),
дипломат, гугенот, 467,809
Ланнуа Филипп де, ученик Липсия, 719»
720,724,730» 733, 746
Ланци Луиджи (Luigi Lanzi 1732-1810),
итальянский историк искусства и археолог, 915
Ланье Николя (Nicholas Lanier, 1588-1666),
музыкант, композитор и художник, 230,340
Лар Питер ван / Бамбоччо (van Laer, ок. 1599"
1642), голландский живописец, 891,892,8дз, 9об
Ласселс Ричард (Lasseis, ок. 1603-1668),
английский писатель и путешественник, 748
Ластман Клаас (Nicolaes Lastman, 1585-
1625), голландский художник, брат Питера, 962
Ластман Питер (ок. 1583-1633). голландский
художник, учитель Рембрандта, ю, 193» 619,
7бо. 793> 944> 965
Латур Морис Кантен де (1704-1788),
французский портретист, 840
Лауверисзнсзн Элберт (Elbert Lauwerisznszn,
1589-1644). стрелок Ночного дозора, 657
Лауренциус Андреас (André du Laurens),
личный врач Генриха IV,453
Лафатер Иоганн Каспар (1741-1801),
швейцарский писатель, богослов, поэт, 930
Лафонтен Жан де (1621-1695). французский
баснописец, 771
Лебрен Жан Батист Пьер (Le Brun / Lebrun,
1748-1813), французский художник, маршан,
784,924.928,975
ЮОО

Указатель имен
Лебрен Шарль (1619-1690), французский
художник и теоретик искусства, 359- 771»
917,926,963,978
Лебрен Шарль-Франсуа (1739-1824),
губернатор Голландских департаментов Франции, 623
Левенгук Антони ван (van Leeuwenhoek, 1632-
1723), нидерландский ученый, у, д, 234,442, 476
Левинсон-Лессинг Владимир Францевич
(1893-1972), искусствовед, 658,975.977
Легро Альфонс (Alphonse Legros, 1873-1911).
французский художник, д68
Леденберг Жиль ван (Gilles van Ledenberg,
ок. 1550-1618), пенсионарий Утрехта, 132,143,
145,1б7,177
Лейбниц Готфрид Вильгельм (1646-1716),
философ, математик, физик, 337
Лейдекерс Ян (Jan Gasen Leijdeckers,
1597~1б4°). аркебузир Ночного дозора
Лемери H и кол я (i645~i715)»
французский химик, 447' 510
Ленин Владимир Ильич / Ульянов (1870-1924),
российский революционный деятель, 954
Ленорман Франсуа (François Lenormant,
1837-1883), французский искусствовед, 968
Леонардо да Винчи (1452-1519)' итальянский
художник, ученый, изобретатель, 75°, 9°6.
937.971
Леонбруно Лоренцо (Leonbruno, 1489-1537)»
художник мантуанской школы, 858
Леопольд Ян Хендрик (Leopold, 1865-1925).
голландский поэт-символист, 841
Лерма, 1-й герцог (1552 / 53_1б25),
государственный деятель, фаворит Филиппа III, 112
Леру Пьер (lygy-iSyi), французский философ
и политэконом, 527
Лессинг Готхольд (1729-1781), немецкий поэт,
драматург, теоретик искусства, 658, 93°
Лестер 1-й граф, Роберт Дадли (1532-1588),
фаворит Елизаветы 1,46-7,49"5°» 59~63» 66-75.
78,8о, 156,171-2,174-5.185,558,592,622,738.776
Лефевр Николя (Nicolas Lefèvre, 1615-1669),
французский (ал)химик, аптекарь Карла 11,449
Ливенс Ян (1607-1674)- голландский живописец,
ю, 1б2,193,236-7» 241,243,273,335.343.455.555.
699,7°"о, 793' 863,895,897-8,922,965,9^6
Ливии Тит 746,8i8,822,874,878
Линник Ирина Владимировна (1922-2009),
советский искусствовед, 343' 656
Линсхотен Ян ван (1563-1611), голландец,
опубликовавший материал о португальских
колониях и морских путях к ним, 517
Лион Якоб (Jacob Lyon, 1586-1648),
голландский художник, 652
ЛиотарЖан-Этьен (1702-1789),
швейцарский художник, 977.
Липсий Юст (1547-1606), нидерландский
гуманист, историк 719"21' 723"25. 72^~73°>
733' 734' 736,746
Лисий (ок. 445"38о до н.э.), афинский
оратор, 855
Листер Мартин (Lister, i639-i712), английский
врач, лейб-медик королевы Анны, 448
Лобелий (Матиас де л'Обель, 1538-1616),
фламандский медик, врач принца Оранского,
421,439.502,509
Лодевейк1,Луи Наполеон Бонапарт
(1779-1844). король Нидерландов в i8o6-i8io,
621-4, 626,658,924,941
ЛоккДжон (1632-1704), английский
философ, 932
Ломаццо Джованни (1538-1592). итальянский
художник, теоретик искусства, 906,973
Ломбард Ламберт (ок. 1505-1566),
нидерландский рисовальщик, историк искусства, 916. 959
Ломоносов Михаил Васильевич (1711-1765)
русский ученый-естествоиспытатель, 222
Лонги Джузеппе (1766-1831), итальянский
офортист и писатель, 192
Лопес Альф он со (Alphonso Lopez, 1572-1649),
коммерческий агент Людовика XIII. 7&3~4> %27>
gob, 969
Лоредано (Gianfrancesco Loredano),
венецианский писатель xvi-xvn вв., 734
Лоррен Клод (1600-1682), французский
живописец и график, 866,868,97°- 973
Лотто Лоренцо (ок. 1480-1557)»
венецианский живописец, 287
Лоэнштейн Даниэль Каспер фон (1635-1683),
силезский драматург, писатель, 182
Лувуа, Франсуа-Мишель Летелье де (1641-
1691), военный министр Людовика XIV, 356
Лудик/ЛюдикЛодевейкван (van Lu-dick,
ок. i6o6-i66i), поручитель Рембрандта,
793-4.829
Луиза Генриетта ван Нассау (1627-1667),
дочь Амалии и Фредерика Хендрика, 2i6,
261-3,265,285-6,349
Луиза Голландина (Louise Hollandine,
1622-1709), дочь Зимних, 248,329,349.351
Луиза Юлиана (1576-1644). Дочь Вильгельма
Оранского и Шарлотты Бурбон, 200,327
Лука Лейденский (i494"i533)' нидерландский
живописец, график, 565,794.929* 966,976
Лукан МаркАнней (39-65), римский поэт, 819
Лукиан (ок. 120 — после i8o), древнегреческий
писатель, 855-6,858,960
lOOl

Указатель имен
Лунен Франс ван, один из лекарей
Урока анатомии Рембрандта, yjo, 490
Лэресс Жерар / Герард (де) (Lairesse,
1641-171Д нидерландский живописец
и график, 7, 336, 832,8з7"45> 847-8, 851-3,
858-9,86i, 863-71» 874-94» 896-9,9°i"2»
918, 921-8,93°. 941.956-7 959. 960,962-5
Людовик XIII (1601-1643), король Франции
с i6io г., 114,135» 221,348, 494» 587» 588
Людовик XIV (1638-1715), король Франции
с 1643 г., 307» З22» 47^, 732> 9i8
Люксембург Франсуа Анри де Монморанси
(1628-1695), французский полководец,304
Люнденс Геррит (Gerrit Lundens, 1622-1683),
голландский художник, 561,562
Лютер Мартин (1483-1546), богослов,
инициатор Реформации, переводчик,31.39»
94~8, i86,299» 400' 402> 495' 499» 4^2,856,932
Лютма Йоханес (Johannes Lutma,
ок. 1584-1669), голландский ювелир, 697,7°5
Люхт Фриц (Frits Lugt, 1884-197°)»
коллекционер нидерландского искусства, 8oi, 830
Мазарини Джулио (1602-1661),
французский политический деятель, 921
Мазаччо (1401-1428), живописец
флорентийской школы, 853» 890, 971
Майер Пирмин (i947-)» швейцарский
писатель, 417.497» 5°°
Майерн Теодор де (Theodore de Mayerne,
i573"i655)- вРач Генриха IV и Якова 1,329.512
Макиавелли Никколо (1469-1527),
итальянский мыслитель, писатель,339» 775» 822
Максимилиан I (1459-1519Х император
Священной Римской империи с 1508 г.,597» боо
Максимилиан I Баварский (1573-1651).
курфюрст Баварии с 1648 г., 303,767» 77°» 9°6
Максимилиан II (1527-1576), император
Священной Римской империи с 1564 г., 172
Малер Густав (1860-1911), австрийский
композитор и дирижер, 544
Мандер Карел ван (1548-1606), нидерландский
художник, поэт и писатель, i6,66,334» 568,
579.611,733-4> 739» ^44> 852,859,877-80,8до,
893-4» 9об, 909. 919» 927» 959» 962-3.
970.973
Манди Питер (Peter Mundy, 1600-1667),
английский путешественник и писатель, 334
Мане Эдуард (1832-1883), французский
художник, 528,643
Мантенья Андреа (ок. 1431-1406), художник
падуанской школы, 340,795» 854» 858,866,893
Манчини Джулио (1559-163°). вРач»
знаток искусства, коллекционер, 915» 97°
Марвелл Эндрю (Andrew Marvell, 1621-1678),
английский поэт, 279» 813
Марганетти Антонио, друг П. К. Хоофта, 734» 739
Маргарета Пармская (1522-1586), наместница
Нидерландов, внебрачная дочь Карла V, 15,
33-4» 36» 40.63,75'330.443
Мария Австрийская / Венгерская (1505-1558).
наместница Нидерландов, сестра Карла V,
1б9» 332
Мария Анна Испанская (Maria Ana de Austria,
1606-1646), жена Фердинанда III, 906
Мария Генриетта (Мэри) Стюарт (1631-1660),
дочь Карла I, жена Виллема II, 215,246,252,
254-61, 268,271-3.275» 281-2,284-290,325-6,
349» 35°» 353~4> 442> 48о, 501,516,520,622,653.
777» 823
Мария Медичи (1575-1642), вторая жена
Генриха IV, мать Людовика XIII, 114,126,246,
327,336.500,501,5i6,584.586-92,594"Z
599-603,608-9,622,652,654.669,680, J48
Мария ван Нассау (i539"i599)'
сестра Вильгельма Оранского, 2i8
Мария ван Нассау (1642-1688), младшая
дочь Амалии и Фредерика Хендрика, 2i6
Мария Стюарт (1542-1587). королева
Шотландии, 71.72.199' 822
Мария Терезия (1717-1780), эрцгерцогиня
Австрии, королева Венгрии и Богемии,508
Мария Тюдор (1516-1558), королева Англии,
жена Филиппа II Испанского, 173.245
Мария Элеонора Бранденбургская (i599"i655).
жена Густава II Адольфа, 360, 690,704
Маркуро, сьер де ла Брекур (Marcoureau,
1638-1685), французский актер и писатель, 958
Маркс Карл (1818-1883), немецкий экономист
и общественный деятель, 953
МарлантЯкоб ван, фламандский
поэт XIH века, 819
Марло Кристофер (1564-1594)'
английский поэт, драматург, 819
Марникс Валбюрх ван (1596-1654).
внучка Филиппа ван Марникса,
жена Виллема Олденбарневелта, 79
Маро Даниэль (1661-1752), французский
гугенот, архитектор, гравер, 847
Мартель де (Damien de Martel, 1607-1681),
французский флотоводец,320
Мартин Вильгельм (Wilhelm Martin, 1876-1954).
искусствовед, музейный деятель, 926
Мартини Симоне (ок. 1284-1344)» итальянский
художник сиенской школы, 854
1002

Указатель имен
Мартсен Ян Младший (ок. 1609-1647).
голландский живописец и гравер, 59°. 594~5
Марциал Марк Валерий (ок. 40 — ок. 104),
римский поэт-эпиграмматист, 729,819
Маскарди Агостино (Agostino Mascardi,
1590-1640), итальянский писатель, 973
Масса Исаак (1586-1643). купец,
путешественник, 707,792
Массейс Квентин / Квинтен (1455 / 56-1530),
фламандский живописец, 189,245. 893
Мат(т)иас Австрийский (i557"i6i9). император
Священной Римской империи с 1612 г., уз, 75,171
Мауриц (Maurits, 1567-1625), принц Оранский
с i6i8 г., штатгальтер Голландии и Зеландии
с 1585 г., Утрехта, Гелдерна, Оверэйссела —
с 1590 г., Гронингена — с 1620 г., у, 12,24,27-8,
39.52"5. 66,72, 74"5.78,8о, 82-3, 85"7 i°3"6,108,
111-15,126-31,133.137. i4i~2' i45"6,148-9,161-4,
166,173-4,176-7 180,182-5,188,193, 200, 204, 20f,
20g, 211-13,215-16,218,224,226,229,231,252,324,
Ш ЗЗ0,332-4,33& 380,381,3^> 395.443.457.470,
491,504-5,558,622, 649,651-2, 656,6y8,710, 966
Мауриция Португальская (1609-1674),
дочь Эмилии, сестры Маурица,588
Мацер Эмилий (-17 до н.э.),
веронский поэт, друг Вергилия, 817
Медичи Екатерина (i593~i629),
дочь Фердинанда Тосканского, 51,228,336
Медичи Леопольде» (1617-1675),
принц Тосканский, кардинал, меценат, 539
Меегерен Хан ван (1889-1947). голландский
живописец-фальсификатор, 956
Меекерен Иов ван (Job van Meekeren,
1611-1666), голландский врач, 515
Меер Биллем ван дер (van der Meer),
прелектор на групповом портрете 1624 г., 489
Мейер Людовик (Meyer, 1629-1681),
голландский драматург, 757. ^47> 957"9
Мейле Корнелис ван дер (van der Myle,
1578-1642), зять Йохана ван Олденбарневелта,
115,151.176,209
Меланхтон Филипп (i497"i56o),
гуманист, теолог, зд, ду, i88,4дг, 856
Меллон Эндрю (1855-1937). американский
банкир, коллекционер, 658
Мельци Франческо (ок. 1491 ~ ок. 1570).
итальянский художник ломбардской школы, 658
МемлингХанс (1430-1494). немецкий
художник, 528
Менассе бен-Израил (1604-1657). ученый,
богослов, талмудист, 458,5Ц> 934
Менгельберг Виллем (Willem Mengelberg,
1871-1951). голландский дирижер, 953
Мендоса Франциско де (1550-1623),
испанский военачальник и дипломат, 104,33°
Меркати Микеле (Michèle Mercati, 1541-1593).
врач папского двора, коллекционер, 817
Меркуриалис Джироламо (1530-1606),
итальянский врач и ученый, 453
Мерс Франсуа ван дер (François van der Mers),
жертва Тюлпа-бургомистра, 503-4
Мерсенн Марен (1588-1648), французский
математик, философ и теолог, 234.781,826
Мерсье Жан (Jean Mercier, ок. 1510-1570),
французский гебраист, 177
Мессина Антонелло да (1429 / 31-479).
итальянский художник, 971
Мессинджер Филипп (1583-1640),
английский драматург, iy4, WI
Метсю Габриэл (1629-1667), голландский
живописец, 245.528,644-5.655» 890, 965.
9б9.975
Мехелен Маргарета ван (ок. 1580-1662),
любовница Маурица, 126,2ii, 218
Мелен Адам Франс ван дер (1632-1690),
фламандский художник,307,359
Мелен Корнелис ван дер (van der Meulen,
1642-1691), нидерландский художник, 969
Микеланджело (i475~i564). итальянский
скульптор, живописец, архитектор, поэт,
239.374.74^ 750. 795. &44- 866,876-7.885,
gi3, gib, 919,937» 969.97*, 973
Миллес Карл (1875-1955).
шведский скульптор, 685
Мильтон Джон (1608-1674). английский
поэт и политик, 185,499» 735» 814.825,93^
Миньяр Пьер (1612-1695). французский
художник, 321,963,972
Миревелт Михил ван (1567-1641), голландский
портретист, 24,6у, Ю2,104,107-8, in, 128,130,
158, i66,168,235,241,251,269,335.489» 793
Миревелт Питер (1596-1623), голландский
портретист, сын Михила ван Миревелта, 489
Мирис Франс ван / Старший (1635-1681),
голландский художник, ю, 163,54L 554» 959.963
Миссон Франсуа Максимильен (François
Maximilien Misson, ок. 1650-1722), французский
писатель-путешественник, 744~45.8i6
Митенс / Мейтенс Даниэл (Mytens / Mijtens,
ок. 1590-1647 / 48), голландский художник, 282,
ЗЗ5.ЗЗ6.613
Мишель Франсуа-Эмиль (1828-1909),
французский художник и историк искусства, 968
Моленар Бартоломеус (Molenaer, 1610 / 28-
1650), голландский жанрист, 891
Молина Луис де (i535"i6oo), теолог, 182
юоз

Указатель имен
Молле Андре (i6oo?-i665), садовник
Кристины Шведской и Карла 1,332
Мольер (1622-1673). французский
комедиограф, i8,401,416,499» 772< 958
Момпер Франс де (1603-1660),
фламандский художник, 793
Моне Клод (1840-1926),
французский художник, 528
Монморанси Луиза де (ок. 1490-1547)'
жена Гаспара I де Колиньи, 821
Монмут 1-й герцог, Джеймс Крофтс
(1649-1685), внебрачный сын Карла 11,321,357
Монте Франческо дель (i549_1627),
кардинал, знаток искусства, 971
Монтеверди Клаудио (1567-1643)»
итальянский композитор, 229
Монтегю Мэри Уортли (1689-1762),
английская писательница
и путешественница, 518
Монтегю Уильям, английский путешественник,
автор описания Голландии (1696), 777
Монтегю Эдвард, 1-й фаф Сэндвич (1625-1672),
английский адмирал,304
Монтень Мишель де (i533_1592X
французский писатель и философ, 225,
348.379,4&3,49Ъ735"39. 74^ 743.Т4^~Ъ
-/49' TT2. Т&2' 809. Sio, 811,814-17,822,826
Монтескье (1689-1755)» французский
писатель и философ, 469, 745> 928
Монтефельтре Федерико де (1422-1482),
герцог Урбино, коллекционер, jjo
Монфорт Антонис ван (1533 / 34~158з)<
нидерландский художник, 877
Моор Сюзанна (Suzanna Moor, 1608-57)-
жена Лауренса Реала, i8i
Мореелсе Паулюс (Moreelse, 1571-1638),
нидерландский художник, 23,166-7,562,656-7
Морет Балтазар (Balthasar Moretus, 1574-1641),
внук Плантена,491
Мостарт Давид (ок. 1554-1615).
нотариус, отец Даниэля Мостарта, 49°
Мостарт Даниэл (1592-1646), знакомый
Вондела, Хоофта и Барлея, 490
Муйарт Николаас (ок. 1592-1655).
голландский художник и гравер, 15,589.655
Мулен Пьер дю (Pierre du Moulin),
офицер охраны принца Маур и ца, 226,333
Мулен Пьер дю (Pierre du Moulin, 1568-1658),
пастор парижской церкви гугенотов, 183
Мурильо Бартоломе Эстебан (1618-1682),
испанский художник, 971
Муса Антоний, древнеримский врач
эпохи императора Октавиана Августа, 460
Мушерон Фредерик де (1633-1686),
голландский художник, 829
Мэннерс Роджер, 5_й граф Ратленд (1576-1612),
английский аристократ, дипломат,335
Мэтью Тоби (Toby Matthew, 1577-1655)»
английский придворный, католик, 335
Мюллер Ян (Jan Harmensz. Muller, 1571-1628),
фламандский художник и офортист, 104
Мюнтер Ян (Jan Munter, 1634-1713X
второй муж Маргареты Трип, 710
Мюррей Джон (John Murray), английский
путешественник начала хх века, 543
Набоков Владимир Владимирович
(1899-1977)» русско-американский
писатель, 279
Надеждин Николай Иванович (1804-1856),
русский ученый, журналист, критик, 959
Наполеон I Бонапарт (1769-1821),
французский полководец и государственный
деятель, 518,621-2,658,924,941
Напье Ричард (Richard Napier, 1559-1^34)»
английский врач и астролог,512
Нассау Филипп ван (1605-1672 / 76),
сын Юстинусаван Нассау, 405
Нассау Ян ван (VI / Старший, 1536-1606),
брат принца Оранского, 41,43~4>1Т°
Науманн Отто, арт-дилер, 25,26, i68
Неер Арт ван дер (Aert van der Neer,
1603 / 04-1677), голландский художник,
8о2,830
Нейен Ян (Jan Neyen, ок. 1568-1612),
южнонидерландский дипломат, 104,107
Неллен Хенк (1949-)» голландский историк, 189
Нельсон Горацио (1758-1805),
вице-адмирал британского флота, 71
Нерваль Жерар де (1808-1855),
французский поэт и писатель, 526,979
Нерон (37"68), римский император, 437» 853
Нико Жан (1530-1600), французский
дипломат, 469
Никон (1605-1681), московский патриарх,518
Нилссон (Ivar Nilsson Natt och Dag, 1550-1651),
гофмаршал Марии Элеоноры, 690
Ницше Фридрих(1844-1900)' немецкий
философ, филолог, писатель, композитор, 952"3
Норгейт Эдвард (Edward Norgate, 1581-1650),
английский музыкант, миниатюрист,334
Норт Роджер (Roger North, 1530-1600),
соратник графа Лестера в Нидерландах, 63
Ньютон Исаак (1642-1727), английский
физик, математик, 354> 402» 474» 497» 5°8
Ю04

Указатель имен
Обер (Daniel-François-Esprit АиЬет, 1782-1871),
французский композитор, 942
д'Обинье Агриппа (i552~i63°).
французский поэт, писатель, историк,515
Овенс Юрген / Георг / Юриан (1623-1678),
немецкий художник, ученик Рембрандта,
482,501,86з, 899
Овербеек Бонавентура ван (van Overbeek,
1660-1705), голландский художник, 923,924
Оверландер Вол керт (1571-1630), купец,
тесть Баннинка Кока, 559* 6и, 655
Оверландер Мария (1606-1678),
жена Баннинка Кока, 6п
Овидий (43-17 /18 до н.э.), римский поэт,
39,2i8,330,746.819,821,844,8S4,878,887,
894,959» 962,964
Окерсен Ян (i599~!652)' сукноторговец,
копейщик Ночного дозора, 656,
Оксеншерна Аксель (1583-1654). шведский
государственный деятель, 183,68о, 690,691
Оксеншерна Эрик (1624-1656), младший
сын Акселя Оксеншерны,зб5,488
Олденбарневелт Биллем ван (1590 — ок. 1634).
сын Олденбарневелта, 79' 719.457» %Ч
Олденбарневелт Геертрюд (1579-1601),
дочь Олденбарневелта, жена ван Бредероде
Олденбарневелт Йохан (ван) (1547-1619)'
нидерландский государственный деятель, 12,
27-8,43' 52.57.67-70, 72,79-82,84,86-7,99.
Ю1-6, log, 111-12,114-15» 118-19» I21» 123. i26,
128,131-З' 135' 137.14°"43' i45"5i' i63» 167-8,
174-5' 177-1*3-4.188-91' 209,213,330,333.4$8,
555.622,650,719' 733' 777.8од, 823, 961, 980
Олденбарневелт Мария (ок. 1580-1657)»
дочь Олденбарневелта, жена ван дер Мейле, 79
Олденбарневелт Рейнир (ок. 1583-1623),
сын Олденбарневелта, Ю2,437.7Ю. 8°9
Оливарес граф, Гаспар де Гусман (1587-1645),
фаворит Филиппа IV, 2i6
Опорин Иоганн (1507-1568), швейцарский
гуманист, ученый и типограф, 495
Ордерик Виталий (1075-1142)'англииский
хронист, 647
Орибазий Пергамский
(320-400),древнегреческий медик, врач императора Юлиана, 478
Орлерс Ян (1580-1646), издатель, первый
биограф Рембрандта, i6i, 162,164,19З' 98i
Ормонд, герцог (James Butler, 1610-1688),
командующий войсками роялистов в Ирландии, 274
Орния Гербранд (Gerbrand Ornia, 1627-1692),
импортер железа, 793"4
Орта Гарсиа да (1501-1556),
португальский медик, 517
Остаде Адриан ван (1610-1685), голландский
живописец, 9.415» 802, 830,891,965» 975
Отред Уильям (1575-1660), английский
математик, 336
Павел I (i754_1Soi), император
Всероссийский с 1796 г.,566
Павел III (Алессандро Фарнезе),
папа римский (1534-1549)'402
Павел V (Камилло Боргезе),
папа римский (1605-1621), i8i, 247
Павел Эгинский (607-690), греческий
хирург и акушер, 478
Павсаний (и век), древнегреческий
географ и писатель ü века, 894
Пагнинус (1470-1541)' переводчик Библии, 402
Пайо де Монтабер Жак Николя (1771-1849).
французский художник / искусствовед, 967
Паке Хендрик (Hendrick Ambrosius Pacx,
1603-1658 / 78), голландский художник, 6i8
Палладио Андреа (1508-1580), итальянский
архитектор, 447- 743' 750,817,971
Пальма Веккьо / Старший (1480-1528),
живописец венецианской школы, 34°. 794.82g,9Х9.97°
Панетий (ок. i8o-no до н.э.), древнегреческий
философ, 192
Панофский Эрвин (Erwin Panofsky, i892-i968),
историк и теоретик искусства, 789,857
Папирий Луций (iv век до н.э.), римский
политик и полководец, 874
Парацельс (ЧЭЗ"^1)» швейцарский врач,
алхимик, родоначальник ятрохимии,
402-3,417.474.495'497'515
Паре Амбруаз (ок. 1510-1590),
французский хирург, 405-6,409,463.496
Пари Жан де (Jean de Paris, -1616),
камердинер Маурица, 127
Пари вал ь Жан-H и кол я де (de Parival,
1605-1669), французский купец, писатель, 518
Парма, герцог, см. Фарнезе
Пармиджанино (1503-1540), итальянский
художник и график, 287,760,866, 973
Паррасий (2-ая половина v века до н.э.),
древнегреческий художник, 238,855
Паскаль Блез (1623-1662), французский
математик, философ, 156,781
Паскаль Жаклин (1625-1661), французская
поэтесса, монахиня Пор-Рояля, 156
Паскаль Этьен (1588-1651), отец Блеза
и Жаклин Паскаль, 156
1005

Пассе Криспин де / Старший (ок. 1564-1637)»
гравер, меннонит,40,167
Патер Альберт Дирксзоон (Albert Dircksz Pater,
1602-1659), старшина Дулен лучников
с портрета ван дер Хелста (1653), 644
Патер Уолтер (1839-1894)» английский
искусствовед, эссеист, 841
Пау Адриан (1585-1653), сын Рейнира Пау,
140,151,158,164,187,613,823
Пау Питер (Pauw, Pavius, I554_16i7).
медик, профессор Лейденского
университета, 383,393> 395» 494
Пау Рейнир (1564-1636), амстердамский
купец, видный член магистрата, 119, i2i,
125,129,132,147-8,187,613,650,823
Пегге Кэтрин (Catherine Pegge, 1635-?).
любовница принца Уэльского (Карла II),353
Пелагий (ок. 360 — после 431),
религиозный деятель, 93"4> *86
Пелиссон Поль (1624-1693),
французский литератор,359
Пеле Андрис (Andries Pels, 1631-1681),
голландский драматург, переводчик,
847-5°» 882,884,895,9°2- 9°4» 927» 932»
958-9,9б7.9б9
Пери но дель Вага (1501-1547).
итальянский художник-маньерист,34°
Перперна Марк (умер 72 до н.э.),
римский полководец, 874
Перро Шарль (1628-1703),
французский поэт и критик, 781
Перуджино Пьетро (1446-1523),
итальянский живописец умбрийской
школы, 936,971
Перье Франсуа (François Pérrier, 1590-1650),
французский художник и гравер, 86у, gj2
Пето Поль (Paul Petau, 1568-1614),
гуманист, библиофил, 768-9,821
Петр I (1672-1725), российский
император, 8,417,432» 486, бог, 68о, 981
Петрарка Франческо (1304-1374).
итальянский поэт, 232,8ю, 854,856
Петроний (14-66), предполагаемый
автор Сатирикона, у82
Петти Уильям (William Petty),
агент графа Эрандела, 335, 8i8
Пий VI (Джананджело граф Браски),
папа римский (i775~1799). 767
Пий VII (Кьярамонти), папа римский
(1800-1823), 767
Пикеной, наст, имя Элиасзоон Николаас
(1588-1655), голландский портретист,
369,488,585,6о4,6о7,650
Пиль Роже де (Roger de Piles, 1635-1709)»
французский дипломат, биограф, 918-20,
929, g3i, 972-3' 977- 98о
Пинеман Ян Биллем (Pieneman Jan Willern,
1779_1853). голландский художник, 638
Пипе Самюэль (1633-1703)- автор дневника,
353, Зб5,443> 470,474,488,500,515» ЪЧ 7о6
Пиркхеймер Виллибальд (1470-1530)'
немецкий гуманист, 335
Писо Биллем (Willern Piso, 1611-1678),
голландский врач, натуралист, 515
Писсаро Камиль (1830-1903),
французский художник,528
Питерсзоон А(а)рт(Аей Pieterszoon, 1550-1612),
голландский художник,366
Питерсзоон Дирк (1588-1617), брат Николааса,
доктора Тюлпа, 377> 379' 41&> 425
Питерсзоон Рейнст (Reynst Pietersz.
1540 / 50-1599). капитан стрелков
с портрета Дирка Барендса (1585), 652
Пифагор (570"490 Д° н.э.), древнегреческий
философ, математик и мистик, 402,721,893
Пичем Генри (1546-1634), английский писатель, 372
Плавт (ок. 254 ДО н.э. — 184 до н.э.), римский
комедиограф, 792- 821
Плантен Христофор (1520-1589),
нидерландский гуманист, издатель, 183,491» 493* ^4Ъ 9^2
Планций Петер (1552-1622), нидерландский
картограф, проповедник, 8о, 8i, 86,90,116,122
Платон (428 или 427-348 или 347 Д° н.э.),
древнегреческий философ, 39' 49°» 721' 855» 889
Плесси Николь дю (Nicole du Plessis
de Richelieu, 1587-1635), сестра Ришелье, 459
Плиний Старший (22 / 27- 79)» римский
писатель, ученый, 463,465» 512« 5^ 779»
8i7,853-5» 858,88о, 894,974
Плутарх (ок. 45 ~~ок-127), древнегреческий
философ, биограф, 177.647» ^78,894
Плювинель Антуан де (Antoine de Pluvinel,
1552-1600), мастер выездки, 2ii, 814
Плюмье Шарль (1646-1704),
французский ботаник, 509
Полибий (200-120 до н.э.), древнегреческий
историк, политик и военачальник, 822
Полигнот (2-ая половина v века до н.э.),
древнегреческий художник, 855
Полидоро (Polidoro da Caravaggio,
ок. 1499-1543)» итальянский художник, 919,959
Полл Ян ван де (Jan van de PoU,i597"1678).
старшина Дулен лучников с портрета
ван дер Хелста (1653), 644
Поме Пьер (Pierre Pomet, 1658-1699)»
личный аптекарь Людовика XIV, 510
юоб

Указатель имен
Помпадур де, Жанна-Антуанетта Пуассон
(1721-1764), фаворитка Людовика XV, 772
Помпеи Великий (106-48 до н.э.), римский
полководец и государственный деятель, 874
Порденоне (il Pordenone, 1484-1539)»
итальянский художник, 921,970
Порре Кристиан (Christiaan Porret, 1554-1627),
лейденский аптекарь и ботаник, 419.420
Порселлис Ян (ок. 1584-1632),
голландский художник, 866
ПотХендрик Герритсзоон (ок. 1580-1657),
голландский живописец, 423
Поттер Паул юс (1625-1654)» голландский
художник, 10,500, soi, 791, 799. 931, 965
Потхитер (Everhardus Johannes Potgieter,
1808-1875), нидерландский писатель, 543
Поуп Александр (1688-1744)»
английский поэт-классицист, 355. 411» 932
Поццо Кассьяно дал (1588-1657),
итальянский ученый, 33&
Принн Уильям (Prynne, 1600-1669),
английский пуританин-памфлетист,328
Провост Ян (1465-1529). нидерландский
художник, 658
Проперций (50 / 45 ДО н.э. —
около i6 до н.э.), римский поэт, 491"2' 854
Протагор (ок. 485 — ок. 410 до н.э.),
древнегреческий философ, 893
Протоген (ок. 373 / 375-297 / 299).
древнегреческий художник, 238,779. 854
Прудон Пьер-Жозеф (1809-1865),
французский политик, публицист, 642,932
Пруст Марсель (1871-1922), французский
писатель, 643.789, 828
Птипа Мария (Maria Petitpas, ок. 1566-1640),
вторая жена Утенбогарта, i66
Птолемей / Птоломей Клавдий
(ок. loo — ок. 170), астроном,
астролог, математик, 402,
Птолемей IV Филопатор (правил 221-204
до н.э.), царь Египта, 856
Пуассон Раймон (Raymond Poisson, 1630-90),
французский актер и драматург, 958
Пулен бург Корнелис ван (i594~l667).
голландский живописец, 236
Пуссен Николя (i594_1^5). французский
художник-классицист, S44,858,866,896,
898,9о6,917.9*9. 922,925-6,928,9бз-4.
970,971.844,858,866,896,898,9о6,917.
Пушкин Александр Сергеевич (i799"l837).
русский поэт, 149.533' 626, 757.78i, ^20,959
Пьомбо Себастьяно дель (1485-1547).
живописец венецианской школы,34°. 658,913
Раапхорст Маттейс (Matthijs Raephorst,
1599_16>з8), капитан стрелков с портрета
Пике ноя (1630), 653
Равальяк Франсуа (1578-1610),
убийца Генриха IV, 114,327
Равестейн Ян ван (ок. 1572-1657),
голландский художник, 119,330
Равестейн Паул юс Артсзоон ван
(ок. 1586-1655), голландский печатник, i8j
Раме Пьер де ла / Рамус (1515-1572),
французский философ, математик,45,
88.177.355.499
Расин Жан-Батист (1639-1699).
французский драматург, 356,359« 819. 958. 964
Pay Йоханнес (Johannes Rau, 1668-1719).
голландский литотомист, 412
Рафаэль Санти (1483-1520), живописец
умбрийской шкопы, архитектор, 34°> 374. ^5^
658,771-2, 783.795.8i8,829.839. ^ 855. 858.
866,8jj, 883,88/ 896,898,906,913. 9*7.921-2.
926,928,933.936-7.939.945.9^4. 969.97^4
Реал Лауренс (Laurens Reael, 1583-1637).
поэт, гуманист, государственный деятель,
90,153, *8о, i8i, 441'
Реал Лауренс Якобсзоон (1536-1601),
сторонник принца Оранского, поэт, 89, 9°. 179
Реал Лейсбет (1569-1648), жена Арминия,
сестра Лауренса и Якоба, 89,159
Реал Питер (1569-1643). богатый
амстердамский торговец, 592,601-4,653
Реал Якоб (1566-1640), секретарь
Адмиралтейства, брат Лауренса и Лейсбет, 89
Рееде Йохан ван (Johan van Reede, 1593-1682),
голландский дипломат и политик, 442
Рейгерсберх Мария ван (Reigersberch,
ок. 1589-1653), жена Гроция, 145
Рейнольде Джошуа (1723-1792), английский
художник, 535.621,823,9i8. 93L 967.977
Рейнст Герард (Gerard Reynst,i599_1658).
богатый купец-коллекционер,353.9^5"6
Рейнст Ян (Jan Reynst, 1601-1646), богатый
купец-коллекционер, брат Герарда,353.965
Рейсдаль Якоб ван (1628 / 29-1682),
голландский живописец, 528,863,9^5
Рейтенбюрх Анна ван (1589-1648),
вторая жена Адриана Пау, сестра Виллема, 187
Рейтенбюрх Биллем ван (van Ruytenburch,
1600-1657), лейтенант Ночного дозора, 531,
541,544,6oi, 612-4,640,654
Рейтенбюрх Питер Герритсзоон ван
(1562-1627), отец Анны и Виллема, 613
1007

Указатель имен
Рекезенс Луис де (1528-1576), испанский
наместник в Нидерландах, 75» 171» 5°4
Рекенариус Корнелис (Rekenarius, 1562-1603),
голландский печатник,4до
Рембрандт Харменсзоон ван Рейн
(i6og-i66g), голландский художник, 7-8,12-14,
16-17,20,23-8,152, i5g, 161,163-5,17б, 192-4. 196,
ig8,226,235-8,241,243-4. 2Ф~7> 250-51' 324' 326,
342-8,353' 3^2,369-72,374' 3*8,4*5.4^6,429.458,
461,478-9.4&1' 485-8, S00"02,529' 521-2,525"3°.
532-5' 537-40,542-4.554.55^, 5^9. 584-6,595.6oi,
603-4,607-10,612, 614, 614,616-20,622,626-8,
633-5.639-46, 653-8,660,662,665-6,668-g,
671,682-5,697» 69g, 704-6,708-ю, 712,715' 751'
753-4' 760,762-3,770-72. 7S3S. 788-9, 793-5' 797'
800-803,818-20,827, 829,832,835-7.8зд~42,845.
847,849-50,852,859,863,871,8go, 8g2-3,895-g,
go2-i2, gi5, gi8-20, g22,924, g27~34, дзб-57,
g6i-2, g64-7i, д73"98з.
Рен Кристофер (1632-1723), английский
архитектор и математик, 256,338,407
Рен Мэттью (Matthew Wren, 1585-1667),
английский церковный деятель, 256
Ренери Хенрик (Reneri, 1592-1639),
профессор Утрехтского университета, 446
Рен и Гвидо (1575-1642), художник
болонской школы, 340, доб
Ренсселаар Килиаан ван (Kiliaen van
Rensselaer, 1586-1643), основатель голландской
колонии в Америке, Rensselaerswyck (край
Ренсселаара), 500,692-3, 70g, 710
Ресто Катарина (Katharina Resteau, 1642-1707),
вторая жена Дирка Тюлпа, 501
Рефюж Эсташ де (Eustache de Refuge,
1564-1617), французский писатель, 776
Рехт Абрахам Антониссен (1588-1664),
заказчик портрета Утенбогарта, 152,159
Рехт Мария (1614-1679), дочь Абрахама
Рехта, 159
Рец Жан-Франсуа Поль де Гонди де
(1613-1679), кардинал, автор Мемуаров, 782,826
Рёвер Валериус (Rover Valerius, 1686-1739).
голландский коллекционер, 930
Рёскин Джон (1819-1900), английский
писатель, художник, критик, дод, g39"4L 978
Рибера Хосе де (1591-1652), испанский
художник, 82д, доб, д27
Риве Андре (André Rivet, 1572-1651),
французский теолог, профессор в Лейдене, 147, i6o
Ривиус Иоганн (Johannes Rivius, 1500-1553).
немецкий теолог и педагог, 88о
Ригль Алоиз (Alois Riegl, 1858-^05),
австрийский историк искусства, 56g
Риго Гиацинт (i65g-i743). французский
художник, 825
Ридольфи (Roberto Ridolfi, 1531-1612),
лидер заговора против Елизаветы,47
Ризенберг фон (von Riesenberg),
соратник Фридриха V, барон, 32g
Римсдейк Бартольд ван (van Riemsdijk,
1850-^42), директор Рейксмузеума, 8оо
Рипа Чезаре (1555-1622), итальянский писатель,
автор Иконологии, 842-3,867,8у8, д58, дв2~з
Ричард II (1367-1400), король Англии, 814
Ричард Львиное Сердце (1157-1199).
английский король (1189-1199), 648
Ричардсон Джонатан Старший (1667-1745).
английский художник, коллекционер, 973
Ричардсон Сэмюэл (i68g-i76i),
английский писатель, дзг
Ришар до Гийом и Антуан, сыновья Жана
Ришардо, подопечные Филиппа Рубенса, 183
РишардоЖан (Jean Richardot, 1540-1609),
французский дипломат, log, 111,183
Ришелье Арман Жан дю Плесси (1585-1642),
французский политик, кардинал, юг, i8j,
245,459.686,68g
Роббиа Лука делла (1400-1482),
флорентийский скульптор, мастер майолики, 853
РобервальЖиль (Giles de Roberval, 1602-1675),
французский математик, механик, 826
Робер-Флери Тони (1837-1911)'
французский художник, д68
Рогге Хендрик (Hendrik Rogge, 1831-1905),
нидерландский историк-ремонстрант, 25
Родченко Александр Михайлович (1891-1956),
советский фотограф, художник, 573
Розекранс Дирк (Dirck Jacobszn Rosecrans),
капитан с портрета Кетела (1588), 580-81
Ройер Луи (Louis Royer / Roijer, ^3-1868),
фламандский скульптор, g8o
Роланд Холст Рихард (Richard Roland Holst,
1868-1дз8), голландский художник, 830
Романо Джулио СЧ99~154б), итальянский
живописец и архитектор, 287,34°. 9^8,973
Ромбаутс / Ромбоутс Теодор (Rombouts,
1597-1637). фламандский живописец,513
Ромейн Анни Ферсхоор (1895-1978),
голландский историк,литератор, 685
Ромейн Ян (i8g3-ig62), голландский
историк, муж Анни Ромейн-Ферсхоор, 685
Ромф Христиаан (Romph / Rornpf, -1645),
врач Фредерика Хендрика, 45°. 4^3
Ронделе Гийом (1507-1566), французский
врач, зоолог, профессор в Монпелье, 4g2,50g
Ронсар Пьер де (1524-1585), французский поэт, 492
юо8

Указатель имен
Роонхюйзе Хендрик ван (van Roonhuyse, 1625-
1672), фельдшер-акушер,
изобретатель акушерских щипцов, 416,497
Роос Корнелис (Roos, 1754-1820), хранитель
Национальной Галереи в Гааге, 622,657
Росей Клеменс (ок. 1598-), врач, сын
Хендрика,443
Росей Хендрик (Rosaeus, -1606),
голландский проповедник, 127-8,135. 14°. 47
Ротшильд Амшель Майер Бауэр (1744-1812),
основатель династии Ротшильдов, 25
Ротшильд Гюстав (1829-1911),
французский коллекционер, 799-829
Ротшильд Фердинанд де (1838-1898),
английский политический деятель, меценат, 8оо
Роу Томас (Thomas Roe, 1581-1644).
английский дипломат, 212,349» 474
Ру Луи (Louis Roux, 1817-1903),
французский художник, 981
Рубенс Альберт (1614-1657),
старший сын Рубенса, 441
Рубенс Питер Пауль (1577-164°).
южнонидерландский живописец, 104,222,236-7,
243,247> 273> 335.338-9.349.37L 380,44i> 489.
491,528.533.586,599- 626-7,656,784.810,818-9,
829,840, 855,858,876,890-92,897,905.908,
910,916-17,919.922,927-8,933.939.941-2.945.
959-61,965,969.971.973-4. 978-980
Рубенс Филипп (1574-1611). брат Питера Пауля,
студент Л ипсия, 183,491' 9б9
Рубенс Ян (1530-1577). 0TeU Питера Пауля
и Филиппа, 173
Рудольф II (1552-1612), император Священной
Римской империи (1575-1611),338,382
Румерс Фиссер Анна (Алла Roemers Visseber,
1584-1651), нидерландская поэтесса,
переводчик, сестра Марии Тесселсхаде,
188,388,390,441
Руперт Пфальцекий (1619-1682),
сын Зимних, 205,21°. 24i. 319-20,351.446
Руссо Жан-Жак (1712-1778), французский
философ, 737
Руфус Эфесский (Hi вв, н.э.). римский врач
и анатом, грек по происхождению, 478
Руффо Антонио (i6io /11-1678),
сицилийский заказчик Рембрандта, 762
Рэли Уолтер (1552 / 54"!6i8), поэт, писатель,
историк, капер, фаворит Елизаветы, 446
Рюйтер Михил де (Michiel de Ruyter, 1607-1676),
голландский адмирал, 189,281,294.3°3~4» 31°.
320,356,943
Рюйш Фредерик (1638-1731). прелектор,
анатом, 416-17.442> 486,497
Рюккерс (Ruckers, Ruckaerts.), антверпенская
династия изготовителей клавесинов,513
Рютс Николаас (Nicolaes Ruts, 1573*1638).
торговец мехами, 194
Саверей Саломон (Savery, i594"i665).
голландский гравер, п8,137,149» 268,410,595» 597.599» 608
Сайон Барбара (Barbara Sayon, -1635).
жена Барлея, 182
Сала Анджело (1576-1637). итальянский
врач, аптекарь, приверженец ятрохимии, 450
Ca л мази й Клавдий (1588-1653). французский
гуманист, ученый филолог, 499» 825
Саннадзаро Якопо (5алла2аго, 1458-1530).
итальянский поэт и писатель, 287
Санредам Питер (i597"i665).
голландский художник, д, 287,645.803,863
Сарто Андреа дель (i486 / 87-1531).
живописец флорентийской школы, 34°> 9^°
Сасбаут Фосмеер (Sasbout Vosmeer, 1548-1614),
апостольский викарий в Голландии, 51.172
Саския, см. Эйленбург
Сафтлевен Корнелис (1607-1681),
нидерландский художник, 132
Сбарра Франческо (Ргалсезсо Sbarra,
1611-1668), итальянский драматург, 958
Сваан Томас де (Thomas de Swaen), фактор
Элиаса Трипа в торговле с Россией, 679
С вам м ер да м Ян (i637~i68o), голландский
анатом, энтомолог, j, g, 416
Сваневелт Херман ван (van Swanevelt, 1603-
1655). нидерландский живописец, 866
Сваненбюрг Биллем ван (Willern isaacsz van
Б\л/алелЬипз, 1580-1612), голландский график,
младший брат Якоба, in, 342,383.386,389
Сваненбюрг Якоб ван (Jacob Isaacsz. van Swa-
nenburg, 1571-1638), голландский художник,
учитель Рембрандта, 910,944
Свелинк ДиркЯнсзоон (1591-1652),
голландский композитор и органист, 588
Свитен Герард ван (1700-1772), голландский
лейб-медик австрийских Габсбургов, $о8
Свифт Джонатан (1667-1745).
англо-ирландский писатель-сатирик, публицист, 355.358.932
Севинье Мари де Рабютен-Шанталь де (1626-
1696), автор Писем, 510
Селден Джон (1584-1654). английский
юрист, политический деятель, 276
Сенека (4 до н.э. - 65), римский философ-
стоик, драматург, государственный деятель, 90,
177, *8о, 387,454-5.49^ 574> 751,753~4>
756-8,769-7°. 819,894
1009

Указатель имен
Сен-Map, Анри Куаффье де Рюзе (1620-1642),
миньон Людовика XIII, i8g
Сеннерт Даниэль (Sennert, 1572-1637)»
немецкий натурфилософ, медик,478
Сен-Симон Анри (1760-1825),
французский философ,526
Сент-Эвремон Шарль де (16130-1703),
французский литератор, философ, 782,82j
Сеньи Фабио, флорентийский дворянин, 857
Сервантес Мигель де (i547"l6l6),
испанский писатель, 459» 47^> 771» 77^, 822
Сервет Мигель (150g /11-1553).
мыслитель, врач, 88, д8,402,4д6
Серов Валентин Александрович (1865-îgn),
русский живописец и график, д8о
Серрур Констан Филипп (Constant Philippe
Serrure, 1805-1872), историк, библиофил, 829
Сесил Томас, i-й граф Эксетер (1542-1623),
старший сын Уильяма Сесила, 59,8i2,
Сесил Уильям, i-й барон Берли (1520-1598),
советник Елизаветы, 46, 63,8i2,822
Сеттала Манфредо (Manfredo Settala,
1600-1680), миланский коллекционер, 749* 817
Сибрантс Тако (Sybrants Тасо / Таеско, -1615),
голландский проповедник, 6д, 8о, 176
СигизмундШ (1566-1632), король Польши
и великий князь литовский, 2о6
Сигонио Каролус (Sigoni / Sigone,
ок. 1524-1584), итальянский гуманист, 721
Сиденхэм Томас (1624-1689),
английский врач, 448
Сидни Генри (Henry Sidney, 1641-1704).
английский политик и дипломат, 701
Сидни Роберт (1563-1626), племянник
графа Лестера, брат Филипа Сидни, 5д
Сидни Филип (1554-1586), английский
поэт и придворный, 49,6о, 62-3, 71» г72>
175. 232> 355.4fy 510>780,809,810,825
Сизар Джулиус (Julius Caesar, 1557 /1558-1636),
английский юрист и политик, 520
Сикс Гийом (1564-1619), дядя Яна, 717. 7*8
Си кс Жан (i575"l6l7)'отеЧЯна- 7V
Сикс Николаас (1662-1710), сын Яна Сикса
Сикс Питер (1612-1680), брат Яна,
коллекционер, 717» 71& &29> дбб
Сикс Хендрик (1790-1847). купец,
коллекционер, 799
Сикс Шарль, дед Яна Сикса, 716-17
Сикс Ян (1618-1700), литератор, коллекционер,
меценат, 711-12,715.7^ 725> 72&. 732> 734> 743~44>
750.751. 753-54.75б~57. 759"6з. 783. 7^5.7^7-95.
797~99> 803-4, Sog, 81g, 820,827-9, 895» 901"2*
934.944» 94& 9°*. 9^6
Сикс Ян (1857-1926), историк искусства, внук
Лукреции ван Винтер и Хендрика Сикса, 586,
783,79°. 8оо-02
ChkctV (Феличе Перетти ди Монтальто),
папа римский (1585-159°). 731
Сикстинус Суффридус (Suffridus Sixtinus,
до 1600-1649), голландский драматург, 765,
767-8,820,829
Сильвий Франциск (1614-1672), врач,
анатом, ятрохимик, 4°3~4
Сильвий Якоб (Жак Дюбуа, 1478-1555).
французский врач, анатом, 400,402,
Симоне Мен но (1496-1561), реформатор,
лидер анабаптистов, 31, i66
Скалигер Йозеф (1540-1609), французский
гуманист, филолог, историк, 44,179. i&3.331*
379-02.402' 491_2.499» 8ю, 825
Скамоцци Винченцо (1548-1616),
итальянский архитектор, 817
Скилур, скифский царь и века до н.э., 28, ^
Скриверий Петрус (Petrus Scriverius, 1576-1660),
голландский гуманист, историк, 163,193,33L
Скьявоне Джорджо (Giorgio Schiavone,
1436-1504), итальянский художник, 287
Скюдери Мадлен де (1607-1701),
французская писательница, 782
Слаббераан Адриан (Adriaen Slabberaen),
лекарь Урока анатомии Рембрандта, 49°
Слайв Сеймур (Seymour Slive, 1920-2014),
американский историк искусств, i8,645-6,
896,906,969
Слоун Ханс (1660-1753). коллекционер,
личный врач Георга II,411,497
Смаут Адриан (1580-1646),
голландский проповедник, 122,152
Смит Джон (John Smith, 1781-1855),
английский маршан, составитель
каталога картин старых мастеров, 934
Снейдерс Франс (i579_1^57).
фламандский живописец, 798
Снеллий Виллеброрд 1580-1626),
голландский астроном и математик, 388,494
Снеллий Рудольф (Snellius, 1546-1613),
нидерландский лингвист и математик,
88,387390,494
Сойер Николас (Nicolaas Sohier, 1590-1642),
торговец, коллекционер, 709
Сократ (ок. 469 — ок. 399)» древнегреческий
философ, 893
Солинген Корнелис ван (1641-1687),
гаагский лекарь, 477
Соллертинский Иван Иванович (1902-1944).
советский музыковед, 544. ^47
1010

Указатель имен
Солмс-Браунфелс Йохан Альбрехт ван
(1563-1623), старший сын Елизаветы
ван Нассау, но, 328
Сомерсет граф, Kapp Роберт (Robert Carr,
1587-1645), фаворит Якова 1,335
Соолманс Маартен (Maerten Soolmaris,
1613-1641), сын фламандских эмигрантов, 895
Сор ель Шарль (1602-1674).
французский писатель, историк, 827
Саутвелл Ричард (Richard Southwell,
ок. 1502-1564), советник Генриха VIII, 8i8
София Брауншвейг-Вольфенбюттельская
(1592-1642), жена Эрнста Казимира, 2ii
София Ганноверская (1630-1714),
младшая дочь Зимних, 259» 298,349
Социн Фауст (i539-16o4),
итальянский теолог, пб, 184,186
Спенсер Эдмунд (ок. 1552-1599).
английский поэт, 6о, yi, 173
Спиноза Барух / Бенедикт (1632-1677).
нидерландский философ, 501,841, 847,
95^959-501.041.847,957
Спинола Амброзио (Ambrosio Spinola,
1569-1630), испанский полководец,
104-9. И2, 2о6,2i6,331.5°i
Спихел Адриан (Adrianus Spigelius,
1578-1625), фламандский анатом, 478
Спихел Хендрик Лауренсзоон (i549~i6i2),
голландский поэт, 655
СпрэтТомас (Sprat, 1635-1713)» историк
английского Королевского Общества, 825
Стабб Генри (Henry Stubbe, 1632-1676),
английский врач, теолог, 357
Стевин Симон (Simon Stevin, 1548-1620),
нидерландский математик, инженер, 223,33°
Стеен Ян (Jan Steen, ок. 1626 — до 1679),
голландский живописец, д, 15,280,415.
476,541' 8oi-2,830,942,965
Стерн Лоренс (1713-1768), английский
писатель, i86,932
Стилте Андрис (Andries Stilte, - после 1675),
харлемский офицер, 651
Стирум Херман Отто ван (van Stimm,
1592-1644). губернатор Неймегена,45°
Стокаде Николаас (Nicolaes de Helt Stockade,
1614-1669), нидерландский исторический
живописец, 965
Стюэрс Виктор де (Victor de Stuers,
1843-1916). нидерландский политик,
629,630
СтоффелсХендрикье (Hendrickje Stoffels,
1626-1663), подруга Рембрандта, 176,326,
795.897.945.947.949.968
Страбон (ок. 63 до н.э. — ок. 24 н.э.),
древнегреческий историк и географ, узъ 1Ф
Страданус / Страат Ян ван дер (Stradanus,
1523-1605), фламандский художник, 654,
655.8о9
Стратоника, жена Селевка I Никатора
и Антиоха I Сотера, 851,882,88g
Страффорд 1-й граф, Томас Уэнтуорт
(1592-1641), английский политик, 255-6
Стьюкли Уильям (Stukeley, 1687-1765),
английский ученый, биограф Ньютона, 354
Сулейман I Великолепный (1494*1566),
султан Османской империи, 34
Схаап Герард (Schaep I599~i655).
голландский юрист, историк, 582,584,603,652-4
Схаген Франциск ван дер (Schagen van der,
1615-1673). амстердамский врач,515
Схалкен Годфрид (Schalcken, i643_i7°6),
голландский художник и график, 645
Схеллингвау В ал их (Walich Schellingwou,
1613-1653). копейщик Ночного дозора, 656
Схелтема Питер (Pieter Scheltema, 1812-1885),
амстердамский архивариус, 543.944"7.95°.
960,980
Схолтен Хендрик (Hendrik Schölten, 1824-1907).
голландский художник, 349
Схоонховен Паулюс ван (Schoonhoven,
I595"i679). копейщик Ночного дозора, 655
Схрадер Катарина (Catalina Schrader,
1656-1746), повитуха, автор дневника, 497"8
Схюрман Анна Мария ван (1607-1678),
нидерландский ученый, лингвист, поэтесса, i68
Сципион Африканский (235 до Н.Э.-183 до н.э.),
римский полководец, 851,874,886
Сэндвич, 1-й граф, Эдвард Монтегю (Montagu,
1625-1672), английский адмирал,з°3"4
Сюблиньи де (de Subligny, 1636-1696),
французский актер, писатель, драматург, 958
Тай Жан де ла (Jean de la Taille, 1533 / 40-1611 /
1616), французский поэт и драматург, 958
Талбот Алетейя (Alethea Talbot, 1585-1654)-
жена графа Эрандела, коллекционер, 335> 971
Талезий Квирин (Quirinus Talesius),
друг Адриана Юния, священник, 647
Тацит (Tacitus, сер. 50-х — ок. i2o),
римский историк, 63,379»728-9.735»
746,813,878,894,911.961
Тейлор Эдвард (ок. 1642-1729),
американский поэт, пастор, врач, 448,511» 525
Тейлор Элизабет (Elizabeth Taylor, 1932-2011),
англо-американская актриса, 348
1011

Указатель имен
Телиньи Шарль де (i535-1572)» гугенот,
дипломат, первый муж Луизы де Колиньи,175
Темпл Уильям (Williarn Temple, 1628-1699)»
английский дипломат и писатель, 13,234.
294-Я 302,354-7,44i-2> 444"5. 454.518.569.
781, 820, 826,962
Темпл, леди, Дороти Осборн (1627-1695),
жена Уильяма Темпла, 298,355. 357» 441'2
Тенирс Давид / Младший (1610-1690),
художник фламандской школы, д, 626,649» 922« 975
Теодот / Теодат / Диодот (- около 42 до н.э.),
советник царя Птолемея XIII, 856,960
Терборх Герард (1617-1681),
северонидерландский живописец, 245,4*4»
$28,643,761, 8оо, 802,830,863,891
Теренций (195/198-159А° нэ)>
древнеримский драматург, комедиограф, 171
Тернер Уильям (1775-1851), английский
живописец, акварелист и график, 918
Тесселсхаде Мария (1594-1649). Д0ЧЬ
Румера Фиссера, поэтесса, 441.588
Теста Пьетро (Pietro Testa, 1611-1650),
итальянский живописец, 896
Тибо Жерар (ок. 1574-1627), фехтовальщик,
автор трактатов по фехтованию, 814
Тибулл Альбий (I век до н.э.),
древнеримский поэт, автор элегий, 491"2
Тилли Иоганн Церклас фон (i559~i632).
полководец Тридцатилетней войны, 689,7^7
Тинторетто (1518 /1519~1594)> живописец
венецианской школы, 287,335» 34°. %44> 866,978,
Тициан Вечеллио (1477-1576), венецианский
живописец, 287,334' 34°> 495. 749» 7&4' 794- 8i8,
829,839,844. ^f 876,913* 9l6-7' 9*9» 921' 927-
959.9б9- 971-4.983
Толинг Дирк (DirckTholingh), капитан
отряда аркебузиров в 1636 г., 653
Толинкс Арнаут (Tholincx Arnout, 1607-1679),
врач, зять Николааса Тюлпа, 479> 4&4> 529.
795» 797
Толл Якоб (Jacob Tollius, 1633-1696),
голландский классицист, 960
Томсон Джеймс (James Thomson 1700-1748),
шотландский поэт и драматург, 932
Торбеке Йохан Рудолф (1798-1872),
нидерландский государственный деятель, 626
Торе Теофиль (1807-1869), французский
журналист и художественный критик,
526-7, 642-3,922> 925,934.939.9&
Ториус Рафаэл (Thorius Rafael -1625),
нидерландский врач, поэт, гуманист, 47°
Торренциус Йоханнес (Johannes Torrentms,
1589-1644), голландский живописец, 235
Трелкат Лук (Lucas Trelcatius, 1542-1602),
профессор Лейденского университета, i77_9
Тремеллий Эммануил (1510-1580),
итальянский ученый-реформат, 178
Тремуй Анри Шарль де ла (1620-1672), правнук
Вильгельма Оранского, 262-3,35°. 35L 35^
Тригланд Якоб (Triglandîus, 1583-1654),
голландский теолог, 152,191
Тринкавелли (Trincavellîs, 1496-1568),
итальянский врач и издатель, 478
Трип Адриан (1620-1684), сын Элиаса,
муж Адрианы де Геер, 698-9,7°3~4' 710
Трип Анна-Мария (1652-1681), дочь Луи Трипа,
жена Ваутера Фалкенира, 701-2,864
Трип Луи (1605-1684), сын Якоба Трипа
и Маргареты де Геер, 692,694,697,7°i. 7°3
Трип Мария (1619-1683), дочь Элиаса Трипа,
жена Балтазара Койманса, 670,680-85,7°^
Трип Питер (i597~i655)> двоюродный
племянник Элиаса Трипа, 7°°
Трип Сара Мария (1693-1721),
правнучка Элиаса Трипа, 516
Трип София (1615-1679), дочь Элиаса Трипа,
жена Йохана Койманса, 68i, 698-700
Трип Хендрик (1607-1666), сын Якоба Трипа,
муж Сесилии Годен, 2. Йоханны де Геер, 692-3,
697.710
Трип Элиас (1570*1636), голландский купец,
родоначальник династии, 465* 595. 669, 672-81,
686-7,692. 696,7°о, 701' 7°3> 707~8,710
Трип Якоб (1576-1661), голландский купец,
брат Элиаса, 66о, 665-9.672-3,692,696-7
Трип Якоб (1627-1670), сын Элиаса Трипа,
муж Елизаветы Биккер, 698-9,7°4
Трип Якоб (1604-1677), сын Якоба Трипа,
муж Йоханны Годен, 692-3
Трип Якомина (1622-1678), дочь Элиаса
Трипа, жена Йозефа Койманса, 68i
Тромп Корнелис (1629-1691), нидерландский
флотоводец и адмирал, 320,657
Тромп Маартен (1598-1653). нидерландский
флотоводец и адмирал, отец Корнелиса, 253,
2бо, 276-7,315.49^ 5°6
Троншен Франсуа (Tronchin, 1704-1798),
швейцарский политик, коллекционер, 977
Троост / Трост Корнелис (Cornells Troost,
1696-1750), голландский художник, 638-9
Ту Жак Огюст де (1553-1617). французский
историк, политик, 189,381,77°
Ту Франсуа-Огюст де (1607-1642),
старший сын Жака Огюста, 189
Тургенев Иван Сергеевич (1818-1883),
русский писатель, 968
1012

Указатель имен
Турнебий (Toumeboeuf, 1512-1565),
французский филолог-гуманист, 721
Тэн Ипполит (1828-1893), французский
философ, историк искусства,527,938,94°» 978
Тюлден Теодор ван (Theodoor van Thulden,
1606-1669), нидерландский живописец, 273
Тюлп Дирк (1624-1682), сын НиколаасаТюлпа,
484,5°°> 501' 791' 823,828
Тюлп Катарина (1622-1664), дочь
Николааса Тюлпа, жена Арнаута Толинкса, 519
Тюлп Маргарета (1634-1709), дочь
Николааса, жена Яна Сикса, 426,787.795» 828
Тюлп Николаас (1593-1674Х вРач» бургомистр
Амстердама, у, lé, 183,361-3» 366-7, 3^9~74> 383,
403,4i8,421-2, 424-7 437» 439"41,460-65,467
469-75.478_88,500,501,503-4» 509» 5i4"i5.519- 52о,
607,679,7°3. 7Ô2,7^7. 79°~91' 795» 829,863,944
Тюмпель Christian Tümpel (1937-2009),
немецкий историк искусства, 683,7°8
Тюренн, Анри де Ла Тур д'Овернь (1611-1675),
главный маршал Франции,304,358
Уильям Бюргер (William Bürger),
псевдоним Теофиля Торе
Уолпол Хорас (Horace Walpole, 1717-1797)-
английский писатель, 977
Уолсингем Фрэнсис (ок. 1532-159°)- начальник
разведки Елизаветы, 46, ф, 57 63,7i/172,
Уолсингем Фрэнсис (1567-1633), дочь
Уолсингема, жена Филипа Сидни,
а после его смерти — Роберта Девере, 175
Уолтер Люси (Lucy Walter, ок. 1630-1658),
любовница принца Уэльского (Карла II),353
Урбан II (Эд де Шатильон де Лажери),
папа римский (1088-1099), 648
Урбан VIII (Маффео Барберини), папа
римский (1623-1644), 247, ЗЗ1'334' 7б7,9°6,97°
Уссай (Уссе, Гуссэ) Арсен (Arsène Houssaye,
1815-1896), французский писатель и поэт,
525-6,528,642,937,939* 98о
Утенбогарт Иоанн (Joannes Wtenbogaert,
1608-1680), сборщик налогов, коллекционер,
165,347-8* 6ЯЗ» 899,901,966-7
Утенбогарт Иоханнес (Johannes Wtenbogaert,
1557-1644). голландский проповедник, у, 19,20,
23-28,44~5' 69.70,у8-8у, 9°- юо, И5. и8,123,125,
127-9,131» 235. 143' 146-8,152,157-61,165-8,170,
176,183, i88,191.234,341-2' 350.443. 457-8
Фабий Квинт (ок. 280-203 до н.э.),
римский полководец, 874
Фабри Никола-Клод, сеньор де Пейреск
(1580-1637). французский полимат, 338-9.826
Фабриций из Аквапенденте (1537-1619).
итальянский анатом, 393.4°°
Фабрициус Карел (1622-1654),
голландский художник, ю, 527,643. 9^5
Фалкенир Ваутер (1650-1707), сын Жиля
Фалкенира и муж Анны-Марии Трип, 701,864
Фалкенир Жиль (Gilles Valckenier, 1623-1689),
видный член амстердамского магистрата,
501, 701,703,7П 864
Фалкенир Эмеренция (1674-1727), Дочь
Анны-Марии Трип и Ваутера Фалкенира,
внучка Луи Трипа, жена Николааса Сикса,
сына Яна Сикса и Маргареты Тюлп, 520,701,793
Фальконе Этьен Морис (1716-1791),
французский скульптор, 922
Фарнезе Алессандро (i545~i592). герцог
Пармы и Пьячены, испанский полководец.
40,43, ф. 4& 51.57-8, 63, 73.75. т. ^ 359
Фелибьен Андре (1619-1695). историк
искусства, 867,892-3,920,973 "4
Феллтхэм Овен (Owen Felltham, 1602-1668),
английский эссеист и поэт, 518
Фердинанд Австрийский (1609-1641),
штатгальтер Нидерландов, брат Филиппа IV, 599
Фердинанд I (1503-1564). V император
Священной Римской империи с 1558 г.,33
Фердинанд II (1578-1637), император
Священной Римской империи с 1619 г., 139,
i8i, 187,203-4,206,502,
Фердинанд II Арагонский (1452-1516),
соправитель Изабеллы Кастильской, 245
Фердинанд III (1608-1657). император
Священной Римской империи с 1637 г., 645,9°6,9^9.
Фердинандо II Медичи (1610-1670),
великий герцог Тосканский с 1621 г, 957» 9^6
Ферма Пьер (1601-1665), французский
математик, геометр, 781
ФернельЖан (1497-1558). французский
математик,личный врач Генриха 11,478
Фест Секст Помпеи римский грамматик-
лексикограф м века, 491
Фесте Хоммес (Fetse Hommes, 1576-1642),
голландский теолог, переводчик, юо, 140,162, i86
Фет / Вет Ян (Veth, 1864-1925), голландский
художник, поэт, 828
Фидий (ок. 49° ДО н-э- ~~ ок- 43° Д° нэ-)»
древнегреческий скульптор, 915
Фингбоонс / Вингбонс / Винкбонс Филипп
(Philips Vingboons / Vinckboons / Vinckeboons /
Vinckbooms, 1607-1678), голландский
архитектор, 710
Ю13

Указатель имен
Фингбоонс Юстус (i62i-i6g8), амстердамский
архитектор, брат Филиппа, бдб, 710
Филдинг Генри (1707-1754). английский
писатель и драматург, дз2
Филипп II (1527-1598). король Испании с 1556 г.,
15,28, зо, 33-6,40-41,43.45"5о, 58. Ъ, 73. 75.156,
i68,171-2,174,179.191' 200> 203> 24Ъ» 376,433.443.
493-5.509.510,517.558"9.S24
Филипп III (1578-1621), король
Испании с 1598 г., 105-6, in-i2
Филипп IV (1605-1665), король
Испании с 1Ö21 г., 114,27i. 252.592» 658
Филипп ван M ар ни кс ван Альдегонд
(1540-1598), нидерландский дипломат,
писатель, 47-8.79- So, г73~4»223» 232> 733.823
Филипп Виллем, принц Оранский
(i554-16i8), старший сын Вильгельма
Оранского, 39» 53» г3°» i73-4» 4*3' ^47
Филипп Орлеанский (1640-1701),
брат Людовика XIV, 356,359
Филолай (ок. 470 — после 400 до н.э.),
древнегреческий философ и математик, 402
Филостраты, Флавий Старший (170-250 н.э.)
и его внук, Флавий Младший, 855-8
Финк Эгберт (Vink Egbert Pietersz.), капитан
стрелков с портрета Дирка Барендса (1586). 652
Фиссер Румер (Roemer Visscher, 1547-1620),
купец, поэт, до, i8o, 1дз
Фиссер Ян (Jan Visser Cornelisen, 1610-1650),
знаменосец Ночного дозора, 613
Фичино Марсилио (i433_1499)>
итальянский философ, гуманист,513
Флавий Иосиф (ок. 37 ~ °к- юо),
еврейский историк и военачальник, 8д4
Фламинг ван Аудсхоорн Маргарета де
(de Vlaming van Oudshoorn, I5g8-i678),
вторая жена Николааса Тюлпа, 426
Фламинг ван Аудсхоорн Корнелис де
(1613-1688), член магистрата Амстердама, 482
Флемаль Бертоле (Flémal / Flemalle, 1614-1675).
нидерландский художник, 843-4» 957
Флетчер Джон (John Fletcher, 1579-1625),
английский драматург, 174.177
Флин Филипп де (Philips de Flines),
амстердамский меннонит, меценат, 866-7,86g
Флин Якоб де (Jacob de Flines),
амстердамский коллекционер, 868-g
Флинк Говерт (Govert Flinck, 1615-1660),
голландский живописец, 165-6, ig4,4^4»
500,584,5^6,604-5.6o7,6i7,652-3,657.
683-5.7°S, 7&7> 795.863-4. Syo, 920» 965-6
Флобер Гюстав (1821-1880), французский
писатель, 533
Флоосвейк Корнелис ван (van Vlooswyck, 1601-
1687), член магистрата Амстердама, 482,654
Флоосвейк Ян Клаас ван (i57i-i652). отец
Корнелиса, капитан стрелков с портрета
Пикеноя (1642), 585.6о4,6о8,650,653
Флорис V (i254_i2g6), граф Голландии
и Зеландии, 821
Фонтейн Йохан (Johan Fonteyn, I574_i628),
врач, прелектор, збд, 439» 488, Б°4
Фонтейн Николаас, врач, сын прелектора
Йохана Фонтейна,439
Фонтенель Бернар Ле Бовье де (1657-1757)»
французский писатель и ученый, 441
Форан Жак (Jean Forant), француз —
капитан голландской армии, 474» 47^
Фос Ян (Jan Vos, 1612-1667), голландский
поэт и драматург, 15,171. i8g, 482,51g, 756,
757.762,820,84g, 850, g58-g, g65
Фосмар Карел (Vosmaer, 1826-1888),
голландский писатель, 643» 946, 948. 951' 9&1
Фосмеер Сасбаут (1548-1614),
католический священник, 51, V2
Фоссий Герард (Vossius, 1577*1649).
голландский гуманист, 15,135. Ц°> *53.
156,158,159.279.184-6, i88-g, 191,192,
233> 332~3» Зб5.458.490.499.Su, 971
Фоссий-младший Исаак (i6i8-i68g), ученый,
библиофил, ig2,765. 76g, 77°. 7^2. Su, 821
Фракасторо Джироламо (1478-1553).
врач, писатель, ученый, 817
Франко Вероника (1546-1591).
венецианская поэтесса и куртизанка, 738
Франсен Франс Микаэл (i772_i847).
шведско-финский поэт, историк, епископ, 685
Фреар Ролан, сьер де Шамбре (Rolland de de
Fréart, sieur de Chambray, 1606-1676), писатель,
коллекционер, теоретик искусства, gi7, g7i
Фреар Поль, сьер де Шантелу (Paul de Fréart,
sieur de Chantelou, i6og-i6g4), коллекционер,
брат Ролана, i8, gi6, g7i
Фредерик II (1534-1588), король
Дании и Норвегии с 155g r.,5°4
Фредерик ван Нассау (1624-1672),
внебрачный сын Фредерика Хендрика,з28
Фредерик Хендрик (1584-1647). сын
Вильгельма Оранского и Луизы де Колиньи, 12,83,133.
145-6,148,156,158,168,183, ig3. 198-200, 203,20g,
211-222,232-3,235-6,243-244» 246> 248"253» 257-8.
2бо, 262-3, 2б5.273» Зоо, 319,324» 329~ЗЬ 34*. 343.
346,349.352. Збо, 388,395.443» 450.455.459.474»
520,558,586-8,591-2» 622,653.814,дбб,972
Фридлендер Макс (1867-1958), немецкий
историк искусства, 836, д5б
Ю14

Указатель имен
Фридрих I (1657-ЩЗ).
король Пруссии (1701-1713). 2i6
Фридрих II (1712-1786),
король Пруссии (1740-1786), 915,922'
Фридрих III Благочестивый (1515-1576).
курфюрст Пфальца, реформат, 178
Фридрих IV Пфальцский (1574-1610),
курфюрст Пфальца в 1583-1610 гг., 210,327
Фридрих V Пфальцский (1596-1632),
курфюрст Пфальца в 1610-1623 гг »239> ^7. 199"
210,213,22°> 221> 255«2б3' 327~30,352,520, доб
Фромантен Эжен (Eugène Fromentin,
1820-1876), французский художник
и писатель, 524"5* 528_9. 532_3б, 53& 544» 615,
617,620,628,642,644.646,657,841,968.975" 6
Фуггер Якоб Младший (i459_1525)»
глава торгово-банкирского дома, 173.473~4
Фуке Николя (1615-1680), суперинтендант
финансов Людовика XIV, 77L &27
Фурман Елена (1614-1673),
вторая жена Рубенса, 246
Фут Карел (Carel Voet, 1631-1679),
муж Алетты Койманс, 698-9
Фьорентино Доменико (Domenico Fiorenti-
no / Domenico del Barbiere, ок. 1506 — ок. 1570).
флорентийский художник и график, 973
Хаак Боб (Bob Haak, 1926-2005),
голландский историк искусства, 827,9^5
Хаверкамп-Беге манн Эгберт (Haverkamp-
Begemann, ^23-2017), американский
историк искусства, 6oi, 614
Хаджиниколау Никое (Nicos Hadjinicolaou,
1дз8-), греческий историк-марксист, 954
Хайд Анна (1637-1671). дочь Эдварда Хайда,
жена герцога Йоркского (Якова II), 284
Хайд Эдвард (Edward Hyde, 1609-1674)»
советник Карла I и Карла II, историк, 279
Хайнд Артур (Arthur Hind, 1880-1957), куратор
отдела графики Британского музея, 976,9^о
Хаксли Джулиан (1887-1975). английский
биолог, первый директор ЮНЕСКО, 956
Хаксли Олдос (1894-1963), английский
писатель и философ, 956
Хаксли Эндрю (1917-2012), английский
биофизик, лауреат Нобелевской премии, д5б
Хале / Хальс Франс (1581 / 85-1666),
голландский художник-портретист, g,
16,163,189,423> 4^4' 4^9, 527, 529~32> 576,
640,654, 7°8,785,792, ^4°' 929, 942, 9^5
Ханнеман Адриан (Adriaen Hanneman,
ок. 1603-1671), голландский художник, 273,282
Хартли б Самюэл (Samuel Hartlib, ок. 1600-1662),
англо-германский полимат, 826
Хартмансзоон Хартмтан (Hartman Hartmansz),
лекарь Урока анатомии Рембрандта, 486,49°
Хасселаар Николаас (Hasselaar, i593-1635).
пивовар, бургомистр Амстердама, 464
Хаубракен Арнольд (i66o-i7ig),
нидерландский художник и писатель, 71,
102.5М- 645,795,844"5- 9^-12,923,927» 929»
942, д44,957» 966-7,дбд,975,979
Хаувенинген Элше ван (Elsje van Houweningen,
-1681), служанка в семье Гроция, i88
Хаузер Алоиз (Alois Hauser, 1857-1919)«
немецкий реставратор, 835-6,956
Хаут Ян ван (Jan van Hout, 1542-1609),
секретарь Лейденского университета, поэт, 62,193
Хееде Ян ван дер (van der Heede, 1610-1655),
«аркебузир в красном» Ночного дозора, 657
Хеемскерк Маартен ван (Heemskerck, 1498-1574)
голландский живописец, is, 397,399' 647 &93
Хеемскерк Эгберт ван (Heemskerck, 1634 / 35"
1704), голландский художник,429
Хеемскерк Якоб ван (Heemskerk, 1567-1607),
голландский мореплаватель, адмирал, 105,737
Хейдекопер Иоан (Joan Huydecoper, 1625-1704)
член магистрата Амстердама, 657. 699, уоо
Хейден Дирк ван дер, красильщик шелка, jij
Хейден Ян ван дер (1637-1712), голландский
художник и изобретатель, 803
Хейдон Бенджамин Роберт (1786-1846),
английский художник, 904
Хейзинга Йохан (1872-1945). нидерландский
историк культуры, ЗЗ2,417,53U 645,956
Хейн rtoT(Piet Hein, 1577-!б2д), голландский
адмирал, 217,33°, 47°> 5°6,6oi, 622
Хейнекен Герард Адриан (Heineken,
1841-18дз), основатель фирмы Хейнекен, 652
Хейнсий Даниэл (Daniel Heinsius, 1580-1655).
нидерландский филолог, поэт, rj8,227,231,
233>33b-7>492~3,732.819
Хейнсий Николаас (1620-1681), дипломат,
библиофил, 765,7^9« 77°, 772> 7&2> 101> 821,825
Хеллеманс Хоофт Арнаут (1630-1680),
сын Питера Корнелисзоона Хоофта, 734~73б,
738-42' 746-4Л 749' 815-6
Хелст Бартоломеус ван дер (van der Heist,
ок. 1613-1670), голландский живописец, ю,
268,529,530.535-7' 5^2,566,574,57U 562-4.592,
604-5,607, 6i2,622,627-8, 638,643-4,652-3,
657-8,681-2,697-8,708.828, 971
Хендрик Казимир ван Нассау-Дитс
(1612-1640), штатгальтер Фрисландии
и Гронингена, 262,360,388
101J

Указатель имен
Хендрикье, см. Стоффелс
Херкулес Франс, амстердамский лекарь, 429
Хёрниус Otto (Heurnius, I577~i652), медик,
профессор Лейденского университета, 379.
387.395,502
Хилданус Фабрициус (Fabricius Hildanus,
1560-1634). хирург, писатель, 504-5
Хоббема Мейндерт (1638-1709).
голландский пейзажист, ю, 626,803.965
Хоби Томас (Thomas Hoby, 1530-1566),
английский дипломат, переводчик, 822
ХогартУильям (1697-1764). английский
художник, 931
Хогербеетс Ромбаут (Rombout Hogerbeets,
1561-1625), пенсионарий Лейдена, 145.162-3.
167.189
ХойнкЯкоб (Jacob Hoynck), капитан
стрелков с портрета Мореелсе (i6i6), 562
Холлар Вацлав (1607-1677). чешский
график и рисовальщик, ззб, 769
Холмс Роберт (Robert Holmes, ок. 1622-1692),
английский адмирал, 292,301-2
Хондий Петрус (ок. 1578-1621), поэт,
проповедник, ученик Клузия, 502
Хондиус Йодокус (1563-1612),
фламандский картограф, g
Хондиус Хендрик (Hendrik Hondius 1,1573-
1650), нидерландский гравер, издатель, 227
Хонтхорст Геррит / Герард ван (1590-1656),
голландский живописец и портретист, 198,236,
245.247-51.2б2,265,273.335.348~9.599.9©5
Хоогстратен Самюэл ван (van Hoogstraten,
1627-1678), нидерландский художник,
писатель, 539» 54°' 542. 645» 9°9~i°. 916,
921,927.969.972
Хооп Адриаан ван дер (1778-1854).
голландский банкир, коллекционер, 642
Хоофт Катарина (1618-1691).
жена Корнелиса де Грааффа, 148
Хоофт Корнелис (i5i47"i627). амстердамский
купец, член магистрата, 90,6ю, 6п
Хоофт Питер Корнелисэоон (Hooft, 1581-1647).
голландский поэт, историк, 15. *7» 9°. i68,175.
180-1,189,191. ^З2' 331.34L 441.459. Ф°> 49°.
500,514.588.657.73Ь 74<>. 747> 957.9б4~5
Хоофт Хендрик (1617-1678), друг Яна Сикса,
518,760,820
Хофстеде де Гроот Корнелис (1863-193°).
нидерландский искусствовед, 837.95°"5i
Хоох Питер де (de Hooch, 1629-1684),
голландский живописец, д, 15,643.645.965.9^9
Хоун Натаниэл (Nathaniel Hone, 1718-1784),
ирландский художник-портретист, 977
Хуан Австрийский (Don Juan de Austria,
1547-1578), военачальник, 40,75,171
Хут Герард (Gerard Hoet, 1648-1733).
нидерландский художник, 931
Хуфнагел Йорис (Joris Hoefnagel, 1542-1601),
фламандский художник.334
Хэзлитт Уильям (1778-1830), английский
писатель, художник, критик, 932-3,977
Хюдде Хендрик (Hudde, 1619-1677). член
Верховного Суда Голландии и Зеландии, 465
Цвейг Стефан (1881-1942),
австрийский писатель, 179.499.5°°
Цеэарь Гай Юлий (100-44Д° н э)»римский
политик, писатель, 359.52о, jb-j-jo, 792,882
Цивилис Клавдий Юлий, вождь батавов,
813,864,871,961-2
Цельс Авл Корнелий (ок. 25 до н.э. —
ок. 50 н.э.), римский философ и врач,
395.402,478.488,494
Цицерон (ю6"43 ДО н.э.), римский политик
и философ, 39.192.341.491» 746.8ю, 8ig
Цуккаро Таддео (Taddeo Zuccaro, 1529-1566),
итальянский художник, 858,867.9°6
Чайковский Петр Ильич (1840-1893),
русский композитор, 6i9
Чезена Бьяджо да (Biagio da Cesena, 1463-1544).
церемониймейстер папского двора, 969
Чези Федерико (Federico Angelo Cesi,
585-1630), итальянский натуралист,338
Чемберлен Джон (Chamberlain, i553~i628),
корреспондент Винвуда и Карлтона,520
Черчилль Уинстон (1872-1965),
британский политический деятель, ji
Чеселден Уильям (1688-1752),
английский хирург и педагогии
Честерфилд, 4-й граф, Филип (1694-1773).
английский писатель и дипломат, 826
Чимабуэ (ок. 1240 — ок. 1302), живописец
флорентийской школы, 971.975
Чэпмен Джордж (Chapman, ок. i559"i634).
английский поэт, драматург,327
Шама Саймон (Simon Schama, i945~).
британский историк, 469,803,841,95°
Шанфлёри Жюль Франсуа (Champfleury,
1821-1889), французский писатель, 978
Шаплен Жан (1595" 1674). французский
поэт, критик, 825
1016

Указатель имен
Шара Моисей (Charas), придворный
аптекарь Людовика XIV, $ф, 448
Шарлотта Брабантина (1580-1631),
дочь Вильгельма Оранского
и Шарлотты де Бурбон, 211,350
Шарлотта де Бурбон (1546 / 47-1582),
третья жена Вильгельма Оранского, 20о, 502,
Шварц Гари (Gary Schwartz, 194°")»
американский историк искусства, 193,
342-6,348, 4%%' 619,683,705' 7б2, 964.982-3
Шекспир Уильям (1564-1616), английский
поэт и драматург, 17,335» 47°> SV> 553« 646,
810,819,932-3,939,944,958,977
Шелдон Гилберт (1598-1677).
архиепископ Кентерберийский, 234
Шиллер Фридрих (i759~18°5).
немецкий поэт, философ, драматург, 55,93°> 97^
Шмидт-Дегенер Фредерик (Schmidt-Degener,
1881-1941). голландский историк искусства,
634-5,637,639,837-41. 896.926-7.95^
Шопенгауэр Артур (1788-1860),
немецкий философ, 841,953
Шоппе Каспар (1576-1649). немецкий
ученый-филолог, писатель, полемист, 492
Шпенглер Освальд (1880-1936),
немецкий философ истории, 934,954,978,983
Эвлин Джон (1620-1706), английский писатель,
мемуарист, садовод, ю, и, 13,17.293.353,4°7>
493,5V, 654,735,737- 739,746,748, 8од, 931.97*
Эгбертсзоон Себастиан (1563-1621),
прелектор, 366-8,488,504
Эгмонт, граф (Lamoraal van Egmont,
1522-1568), штатгальтер Фландрии
и Артуа, зо, 34,38.39« Ф* 171
Эдвард VI (i537"i553), король Англии
с 1547 г.. 647
Эзоп, легендарный
древнегреческий баснописец, i88
Эйк Ян ван (ок. 1385 / 90-1441), фламандский
живописец, 528,626, 658,9*6,919.971
Эйленбург Геррит (Gerrit (van) Uylenburgh,
ок. 1625-1679). маршан, сын Хендрика,353»
797-8,829,845,957,9^1
Эйленбург Хендрик (ок. 1587-1661), маршан,
25. i6i, 164-5.193-4,353,489. 607,648,715,797,
Эйленбург/Эйленбюрх Саския (1612-1642),
жена Рембрандта, 165,194, Ю8,244> 326,374* 620,
682,715.931' 94°, 941- 944_9« 953.976> 98о, 981
Эйтенбрук Мозес ван (Moyses van Wtenbrou-
ck/ Uyttenbroeck, ок. 1600-1646), голландский
живописец, 235-6
Элиот Томас (1888-1965), американо-
английский поэт, драматург, критик, 279
ЭллоЖан (Jean Hellot, 1685-1766),
французский химик, 807
Элсем Джон (John Elsum), английский
литератор, автор работ о живописи, 784
Эль Греко (1541-1614). испанский
художник, 635,978
Эльсхаймер Адам (1578-1610),
немецкий живописец, 8i8
Эмилия Секунда Антверпиана
(1581-1657), Дочь Вильгельма Оранского
и Шарлотты де Бурбон, 273
Эмилия фон Гессен-Кассельская (Emilie
von Hessen-Kassel, 1626-1693),
жена Анри Шарля де ла Тремуйя, 351
Эмма (1858-1934), королева-консорт
Нидерландов, вторая жена Виллема III, 634
Эмменс Ян (Jan Emmens, 1924-1971),
голландский искусствовед, 912, 926-7,975
Энгелен Рейнир (Reijnier Engelen, 1588-1651).
суконщик, сержант Ночного дозора, 614
Энгельс Фридрих (1820-1895), немецкий
мыслитель и общественный деятель, 954
Энгр Жан-Огюст-Доминик (1780-1867),
французский художник, 936
Эпископий Симон (1583-1643). голландский
теолог, и8,125,135.152' гъ8, i6i, 163,191.9^5
Эпименид (vii век до н.э.),
древнегреческий жрец и провидец, 734
Эпихарм (ок. 540-45° Д° н.э.), древнегреческий
философ, поэт, комедиограф, 734
Эразм Роттердамский (1469-1536),
гуманист, филолог, писатель, 39* 6г, 95"8,
loi, 156,157, i8i-2,459.492' 647 650, 728-9,
736,754» 813,819,824,942,94б, 961, 974
Эрандел (Эрундел, Арундель)
(Thomas Howard, 1586-1646), английский
коллекционер, 228,247,335"б, 353» 733» 735»
749» 75°. 769' 809,8i2,818,966, 971
Эрнст Казимир ван Нассау-Дитс
(i573~"l632). штатгальтер Фрисландии
и Гронингена, 388
Эрпен Томас ван, Эрпениус (1584-1624),
голландский арабист, 145,724_5- 74°
Эскам Роджер (Roger Ascham, ок. 1515-1568),
писатель, педагог, J38,774' 8ю
Эссекс, 2-й граф, Роберт Девере (1565-1601),
фаворит Елизаветы, 59» 274~5.355
дЭстраде (Godefroi d'Estrades, 1607-1686),
дипломат, маршал Франции, писатель, 215
дЭстре Габриэль (i573-1599)'
официальная фаворитка Генриха IV, 246,732
1017

Указатель имен
д'Эстре Жан (Jean II, comte d'Estrées, 1624-1707)»
французский флотоводец, 320
Этьенн Шарль-Гийом (Etienne, 1777-1845).
французский писатель, 976
Ювенал (ок. 6о — ок. 127).
римский поэт-сатирик, 782
Юлий II (Джулиано делла Ровере),
папа римский (^оз-^з)» 334* 496
Юлхоорн Хендрик (Hendrik Ulhoom,
1678-1756), голландский литотомист, 412
Юм Дэвид (1711-1776), шотландский
философ-эмпирик, 255,35°
Юний Адриан (1511-1575)' голландский
медик, гуманист, поэт, переводчик,
антиквар, 545' 547* 552, 64Л 729* 814
Юний Франциск (Junius, i545_16o2),
теолог, профессор Лейденского
университета, 82,178-9,183, i86,188,499
Юний Франциск (1591-1677). голландский
комментатор античных текстов об искусстве,
334> ЗЗЬ, 769> 852,858, 867,890,9об, 917' 927-
959' 9бо, 971, д72
Юстин Философ (ок. 100-165),
раннехристианский мученик, 878
Юстинус ван Нассау (i559-163i)>
внебрачный сын Вильгельма
Оранского, loi, 2i6,224,732
Юффелен Люкас ван (Lucas van Uffelen,
1586-1638), коллекционер, 827
Юханнисон Карин (i944~)> шведский
антрополог, историк медицины,457
Юэ Пьер-Даниэль / Гуэций (1630-1721),
французский филолог,516
Якобе Дирк (Dirck Jacobsz., 1496-1567),
голландский художник, 547"8,551» 572"5
Яков I Стюарт (1566-1625), король Англии
с i6o3 г., Шотландии — с 1567 г., fi, 114,
117-20,133г 139' М°» х4б, 173' i84' 186-7,
199-208,210,213,228-30,127-8,335-6,338,
34°~42' 35°' Збо, 439' 446,5°9» 782,808-9
Яков II Стюарт (1633-1701). король Англии,
Шотландии и Ирландии, свергнут в результате
Славной революции i688 года, 269,284,286,
319> 35^480,703,871

БИБЛИОГРАФИЯ
Adams Simon, A Puritan crusade? The
composition of the Earl of Leicester expedition to the
Netherlands, 1585-1586 // The Dutch in Crisis,
1585-1588, People and Politics in Leicester's Time.
Papers of the Annual Symposium held on 27
November 1987, Leiden, werkgroep Engels-Neder-
landse betrekkingen, Sir Thomas Browne Institute,
1988.
Adamson John, The Princely Courts of Europe.
Ritual, Politics and Culture Under the Ancien
Régime 1500-1750, Weidenfeld & Nicolson,
London, 1999.
Akkerman Nadine, Rivalen aan het Haagse Hof,
Haags Historisch Museum, Vanspijk Rekafa
Publishers, 2014.
Albach Ben, Langs kermissen en hoven. Ont-
staan en kroniek van een Nederlands toneel-
gezelschap in de i7de eeuw, De Walburg Pers
Zutphen, 1977.
Aldrich Robert, Wotherspoon Garry, Who's
Who in Gay and Lesbian History; From Antiquity
to the Mid-Twentieth Century, Routledge,
NY, 2002.
Amicis Edmondo de, Holland, in two volumes,
Philadelphia, Porter & Coates, 1894.
An del M. A. van, Chirurgijns, Vrije Meesters,
Beunhazen en Kwakzalvers. De chirurgijnsgilden
en de praktijk der heelkunde (1400-1800),
Martinus Nijhoff,'s-Gravenhage, 1981.
Andriessen Christiaan, Amsterdamse dagboek-
tekeningen, 1805-1808 // De wereld van
Christiaan Andriessen, Uitgeverij THOTH, Koninklijk
Oudheidkundig Genootschap Amsterdam,
Stadsarchief Amsterdam, 2008.
Anoniem, Geslachtlijst van de familie Trip,
opgemaakt 1 October 1883.
Ashelford Jane, The Art of Dress: Clothes
through History 1500-1914, The National
Trust, 2004.
Bachrach A. G. H., Engeland en Huygens in zijn
levensavond // Veelzijdigheid als levensvorm.
Facetten van Constantijn Huygens'leven en werk,
Sub Rosa, Deventer, 1987.
Bachrach A. G. H., Collmer, R. G., Introduction
// Lodewijck Huygens, The English Journal 1651-
1652 / Edited and translated by A. G. H. Bachrach
and R. G. Collmer, E. J. Brill, Leiden University
Press, Leiden, 1982.
Backer Anne Mieke, Er stond een vrouw
in de tuin, Uitgeverij de HEF, Rotterdam, 2016.
Bacon Francis, Letters and Life. Vol. 14.1874.
Reprint. London: Forgotten Books, 2013.
Bal Mieke, Reading Rembrandt Beyond the
Word-Image Opposition, Cambridge University
Press, 1991.
Bank J.Th.M., Het roemrijk verleden. Cultureel
nationalisme in Nederland in de negentiende
eeuw, S D U Uitgeverij, 's-Gravenhage, 1990.
Bannatyne Helen, Utrecht in Crisis 1586-
1588 // The Dutch in Crisis, 1585-1588,
People and Politics in Leicester's Time. Papers of
the Annual Symposium held on 27
November 1987, Leiden, werkgroep Engels-Ned-
erlandse betrekkingen, Sir Thomas Browne
Institute, 1988.
Barbeau Gardiner A., Swift on the Dutch East
India Merchants: The Context ofi6j2-j-$ War
Literature // The Huntington Library Quarterly,
Studies in English and American Literature,
San Marino, California, vol. 54,1991.
Barendrecht Sietske, François van Aers-
sen, diplomaat aan het Franse hof (1598-1613),
proefschrift ter verkrijging van de graad van
doctor in de Letteren aan de Rijksuniversiteit
te Leiden, Universitaire Pers Leiden, 1965.
Barlaeus, Blijde Inkomst der allerdoor-
luchtighste Koninginne Maria de Medicis,
tAmsterdam, 1639.
1019

Barona J. L, Ciusius'exchange of botanical
information with Spanish scholars // Carolus Clu-
sius. Towards a cultural history of a Renaissance
naturalist / Ed. by Florike Egmond, Paul Hoftijzer,
Robert Visser, Koninklijke Nederlandse Akademie
van Wetenschappen, Amsterdam, 2007.
Becker J., "De Rotterdamsche heyligh". Zeven-
tiende-eeuwse echo's op het standbeeld van
Erasmus // Vondel bij gelegenheid. 1679-1979,
Merlijn, Middelburg, 1979.
Bei J er T., Het manuscript van Nicolaes Tulp //
Nicolaes Tulp. Leven en werk van een Amsterdams
geneesheer en magistraat, Six Art Promotion bv,
Amsterdam, 1991.
Beijer T., Van een murwerd, dubbelmonstra, be-
zoarstenen en het "wondercruyt toeback". Enkele
opmerkelijke ziektegeschiedenissen uit Tulps
Genees-insighten // Nicolaes Tulp. Leven en werk
van een Amsterdams geneesheer en magistraat,
Six Art Promotion bv, Amsterdam, 1991.
Bélién H. M., van Deursen, A.Th., van Seiten, G.J.,
Gestalten van de Gouden Eeuw. Een Hollands groeps-
portret, Uitgeverij Bert Bakker, Amsterdam, 2005.
Berger J., Ways of seeing, British Broadcasting
Corporation and Penguin Books, 1974.
Bergvelt Ellinoor, Pantheon der Gouden Eeuw,
Van Nationale Konst-Gallerij tot Rijksmuseum
van Schilderijen (1798-1896], Waanders Uitgevers
Zwolle, 1998.
Bijl M., Zeldenrust M., Kloek W., Rembrandts
Portret van Johannes (Jyttenbogaert, verwerving
en restauratie // Bulletin van het Rijksmuseum,
№ 42,1994.
Blankert A., Ferdinand Bol (1616-1680),
Rembrandt's Pupil, Davaco, Doornspijk, 1982.
Blök F. F., Nicolaas Heinsius in dienst van
Christina van Zweden, Ursulapers, Delft, 1949.
Blök F. F.f Caspar Barlaeus. From the
correspondence of a melancholic, van Gorcum,
Assen/Amsterdam, 1976.
Blök P. J., Brief van Frederik Hendrik (27 Maart
1624) /I Bijdragen en Mededelingen van het
Historisch Genootschap, d. 43, Johannes Müller,
Amsterdam, 1922.
Blom Frans R. E., Constantijn Huygens op reis
naar Venetiê // Constantijn Huygens, Journaal
van de reis naar Venetië. Uitgeverij Prometheus /
Bert Bakker Amsterdam, 2003.
Boer M. C. de, Vergeten leden van een bekend
geslacht // Jaarboek Amstelodamum, 1948.
Bomford David, Brown Christopher, Ashok
Roy, Art in the Making: Rembrandt, The National
Gallery Publications, Yale University Press, 1988.
Bontemantel H., De regeeringe van
Amsterdam soo in't civiel als crimineel en militaire
(1653-1672) / G. W. Kernkamp, ed., s-Graven-
hage, 1897.
Boomgaard J., Bronnenstudie en stilistiek. Van
de kunst der werkelijkheid tot de werkelijkheid
van de kunst // De Gouden eeuw in perspectief,
Sun/Ou, 1992.
Boomgaard J., De verloren zoon. Rembrandt en
de Nederlandse kunstgeschiedschrijving, Baby-
lon-de Geus, 1995.
Bosman-Jelgersma H.A., Nicolaes Tulp en de
farmacie // Nicolaes Tulp. Leven en werk van een
Amsterdams geneesheer en magistraat, Six Art
Promotion bv, Amsterdam, 1991.
Bots Hans, De kosmopoliet en virtuoos
Constantijn Huygens in geletterd Europa // Veelzijdigheid
als levensvorm. Facetten van Constantijn Huygens'
leven en werk, Sub Rosa, Deventer, 1987.
Brandt Geeraardt, Het leven van Joost van den
Vondel. Uitgegeven door P. Leendertz jr. 's-Graven-
hage, 1932.
Bredius A., The Complete Edition of the Paintings
of Rembrandt, 3d edition / (revised by Н. Gerson),
Phaidon, London, 1969.
Broekman Inge, De roi van de schilderkunst in
het leven van Constantijn Huygens (1596-1687),
Verloren, Hilversum, 2005.
Brom G., Rembrandt in de literatuur, Allard
Pierson stichting, afdeling voor moderne
1020

literatuurwetenschap, Universiteit van
Amsterdam, № 10. Overdruk uit Neophilologus,
21,1936.
Broos Ben, Portrait of Amalia van Solms,
Catalogue // Princely Patrons, The Collection of
Frederick Henry of Orange and Amalia of Solms
in The Hague, Mauritshuis.The Hague, Waanders
Publishers, Zwolle, 1997.
Brotton Jerry, The Sale of the Late King's Goods.
Charles / & His Art Collection, Pan Books, London,
2006.
Brown Christofer, Kelch Jan, van Thiel Pieter,
Rembrandt: De Meester en zip Werkplaats.
Schilderten, Rijksmuseum Amsterdam, Waanders
Uitgevers, Zwolle, 1992.
Brown Jonathan, Kings and Connoisseurs:
Collecting Art in Seventeenth-Century Europe,
Princeton, 1995.
Buckley V., Christina, Koningin van Zweden,
Amsterdam, Forum, 2004.
Buijsen E., Schatborn P., Broos В., Catalogue//
Rembrandt by himself / Ed. by Christopher White
and Quentin Buvelot, Royal Cabinet of Paintings
Mauritshuis,The Hague, National Gallery
Publications Limited, London, Waanders Publishers,
Zwolle, 1999.
Bull Duncan, Inleiding: Rembrandt en
Caravaggio // Rembrandt — Caravaggio,
Waanders Uitgevers, Zwolle, Rijksmuseum,
Amsterdam, 2006.
Burke Peter, The Historical Anthropology of
Early Modern Italy, Essays on perception and
communication, Cambridge University Press,
Cambridge, 1987.
Burke Peter, The Fabrication of Louis XIV,
Yale University Press, New Haven/London, 1992.
Burke Peter, The Fortunes of the Courtier;
The European Reception of Castiglione's Corte-
giano, The Pennsylvania State University Press,
University park, Pennsylvania, 1995.
Burke Peter, A Social History of Knowledge.
From Gutenberg to Diderot, Polity Press, 2000.
Burton R. The Anatomy of Melancholy / Edited
by Floyd Dell and Paul Jordan-Smith, Tudor
Publishing Company, New York, м с м lv.
Busken Huet, Van Napels naar Amsterdam,
Haarlem, H. D. Tjeenk Willink, 1880.
Busken Huet, Het land van Rembrandt,
uitgeverij Septuaginta, Alphen a/d Rijn, 1978.
Butler Greenfield, Amy, A Perfect Red,
Harper, 2006.
Büttner Nils, Rubens in Private, The Master
Portrays his Family / Ed. by Ben van Beneden,
Thames & Hudson, 2015.
Calis Piet, Vondel. Het verhaal van zijn leven
(1587-1679), Meulenhoff, 2008.
Campbell-Culver Maggie, A Passion for Trees.
The Legacy of John Evelyn, Eden Project Books,
2006.
Carasso D., Een nieuw beeld. Duitse en Franse
denkers over de zeventiende-eeuwse Nederlandse
schilderkunst, 1775-1860 // De Gouden eeuw
in perspectief, Sun/Ou, 1992.
Carasso-Кок M., Levy-van Halm, J., red.
Schutters in Holland, kracht en zenuwen van de stad,
Uitgeverij Waanders, Zwolle, Frans Halsmuseum,
Haarlem, 1988.
Cast David, The Calumny of Apelles, A Study
in the Humanist Tradition, Yale University Press,
New Haven/London, 1981.
Castiglione, The Book of the Courtier,
Penguin Books, London, 1967.
Cats Jacob, Spiegel van den ouden ende
nieuvven tijdt, Amsterdam, 1968.
Chaney Edward, The evolution of the Grand
Tour; Anglo-Italian Cultural Relations since the
Renaissance, Frank Cass, London / Portland, 1998.
Clark Kenneth, What is a Masterpiece?
Thames and Hudson, 1979.
Colie Rosalie L., "Some thankfulnesse to Con-
stantine". A Study of English influence upon the
1021

early works of Constantijn Huygens, The Hague,
Martinus Nijhoff, 1956.
Crenshaw Paul, Rembrandt's Bankruptcy: the
artist, his patrons, and the art market in
seventeenth-century Netherlands, Cambridge
University Press, 2006.
Curran В., Grafton A.f Long P., Weiss B.f
Obelisk. A History, Burndy Library, Cambridge,
Massachusetts, 2009.
Dandelet T. J., Spanish Rome, 1500-1700,
Yale University Press, New Haven/London, 2001.
Dannenfeldt Karl H., Egyptian Mumia:
The Sixteenth-Century Experience and Debate //
The Sixteenth Century Journal, vol. xvi, № 2,1985.
Dekker R., Observaties van een zeventiende-
eeuwse wereldbeschouwer Constantin Huygens
jr. en de uitvinding van het moderne dagboek,
Panchaud, Amsterdam, 2013.
Delitiae urbis Romae, Dat is Eygentlycke Beschri-
vinge van alle de Schoone gebouwen van Pa-
leysen, Kercken, Bruggen, Pyramiden, die binnen
en buyten Romen te sien syn. Alles met schoone
figueren Afgebeelt. Hier is noch by gevoecht een
Dialogue oft tsamensprekinge, daer wt men
Lichtelick, de /taliaensche spraeck, by sich selven
can Leeren. Mede wat Gelt in Italien Ganchbaer is.
Amsterdam, by Härmen Jansen Brouwer, 1625.
Derkinderen-Besier J. H., Spelevaart der Mode,
De kledij onzer voorouders in de zeventiende
eeuw, MC ml, N.V. EM. Querido's Uitgevers-
maatscbappij, Amsterdam, 1950.
Deursen A.Th. van, De dominée // Gestalten van
de Gouden Eeuw. Een Hollands groepsportret /
onder redactie van H. M. Beliën, A.Th. van Deursen
en G. J. van Setten, Uitgeverij Bert Bakker,
Amsterdam, 2005.
Diderot D., Pensées détachées sur la peinture, la
sculpture, l'architecture et la poésie, pour servir de
suite aux Salons // Œuvres complètes de Diderot,
vol. 12, Paris, Garnier, 1876.
Doedens Anne, Mulder, Liek, Tromp, het ver-
haal van een zeeheld, Maarten Harpertszoon
Tromp, 1598-1653, Hollandia, 1989.
Doesschate Chu P. ten, French Realism
and the Dutch Masters, Utrecht, 1974.
Doorn Jacqueline, Landvoogd Leicester,
Robert Dudley 1533-1588, Zaltbommel,
1992.
Doorninck Marieke van, Kuijpers, Erika,
De geschoolde stad, Onderwijs in
Amsterdam in de Gouden Eeuw, Historisch Semi-
narium van de Universiteit van Amsterdam,
1993-
Dormandy Thomas, The Worst of Evils,
The Fight against Pain, Yale University Press,
New Haven/London, 2006.
Dorsten Jan A. van, Poets, Patrons, and
Professors, An Outline of Some Literary Connections
between England and The University of Leiden
1575-1586, Leiden, 1962.
Dubiez F. J., Maria de Media's, het bezoek aan
Amsterdam in Augustus 1638 //Ons
Amsterdam, 1958.
Dubourcq P. L, ßeschrijving der Schilderten
op's Rijks Museum te Amsterdam, 1858.
Duchein Michel, Le Duc de Buckingham,
Paris, Fayard, 2001.
Dudok van Heel S. A. C, Mr. Joannes Wtenbo-
gaert (1608-1680), een man uit remonstrants
milieu en Rembrandt van Rijn // Jaarboek Am-
stelodamum 70 (1978/2).
Dudok van Heel S. A. C, Dossier Rembrandt
Documenter tekeningen en prenten, Museum
het Rembrandthuis, Amsterdam, Gemeen-
tearchief, Amsterdam, 1987/88.
Dudok van Heel S. A. C, Dr. Nicolaes
Tulp alias Claes Pieterszn. Deftigheid
tussen eenvoud en grandeur // Nicolaes
Tulp. Leven en werk van een Amsterdams
geneesheer en magistraat, Six Art
Promotion bv, Amsterdam, 1991.
Dudok van Heel S. A. C, Remonstrantse
wereld van Rembrandts opdrachtgever
Abraham Anthoniszn Recht // Bulletin van
het Rijksmuseum, № 42,1994.
1022

Du do к van Heel S. А. С, Amsterdamse "dynas-
tîén" // Kopstukken, Amsterdammer geportret-
teerd, 1600-1800, Uitgeverij T H ОТ H,
Amsterdams Historisch Museum, 2002.
Du do к van Heel 5. А. С, Dejonge Rembrandt
onder tijdgenoten, Godsdienst en schilderkunst
in Leiden en Amsterdam, Nijmegen University
Press/Veenman Publishers, 2006.
Dudok van Heel S. A. C, The Nightwatch and
the Entry of Marie de Medici. A New
Interpretation of the Original Place and Significance of the
Painting // The Rijksmuseum Bulletin, volume 57
(2009/1).
Duncan-Jones Katherine, Sir Philip Sidney:
Courtier Poet, Hamish Hamilton, 1991.
Duns H., Bijbel en literatuur // Schenkev-
eld-van der Dussen, Nederlandse Literatuur
in de tijd van Rembrandt, mcmxciv,
Erven J. Bijleveld, Utrecht.
DurerA., Reis naar Nederlanden, Uitgeverij
Hoogland & van Klaveren, 2008.
DurmeM.van, Antoon Perrenot, bisschop van
Atrecht, kardinaal van Granvelle, minister van
Karel V en van Filips II (1517-1586), Paleis der
Academièn, Brüssel, 1953.
Dyk Jan van, ßeschrijving der schilderten in
de Oranje zaal, van bet vorstelijke bays in 't
Boscb den onvergelykelyken heldt Frederik
Hendrik, Prins van Oranje en Nassau; door zyne
weduwe Mevrouwe de Princesse Amalia van
Solms Ter eeuwiger Gedachtenisse opgerecht
Naauwkeurig ßeschreeven door Jan van Dyk in
's Hage, by de wed. 0. van Thol en Zoon, м dc-
clxvii.
Eeghen I. H. van, Maria Trip ofeen anoniem
vrouwsportret van Rembrandt //
Amsterdam um, 43 jaargang, № 12,1956.
Eeghen I. H. van, Wat veroverde Rembrandt
met zijn Claudius Civilis // Amstelodamum,
56 jaargang, № 7,1969.
Eeghen LH. van, Rembrandts en vermeende
Rembrandts in ons land in 181g //
Amstelodamum, 58 jaargang, № 7,1971.
Eeghen I. H. van, De familie Six en Rembrandts
portretten // Amstelodamum, 58,1971.
Eeghen I. H. van, Jan Six en de schutterij //
Amstelodamum, 63, № 5,1976.
Eeghen I. H. van, De familie Trip en bet Trippen-
huis // Het Trippenhuis te Amsterdam / onder
redactie van R. Meischke en H Е. Reeser, Koninkli-
jke Nederlandse Akademie van Wetenschappen,
Amsterdam / Oxford /New York, 1983.
Eikema Hommes M. van, Froment E., 'Een doek
van geene beteekenis' — De nachtelijke samenzw-
ering van Claudias Civilis in bet Scbakerbos van
Govert Flinck en Jürgen Ovens technisch onder-
zocht // Oud Holland 124,2011.
Ekkart R., Het portret in de Gouden Eeuw //
Ekkart R., Buvelot Q., Hollanders in beeld.
Portretten uit de Gouden Eeuw, Koninklijk
Kabinet van Schilderten Mauritshuis, Den Haag,
National Gallery, Londen, Waanders Uitgevers,
Zwolle, 2007.
Elias Johan, De vroedscbap van Amsterdam
1578-1795, N. Israel Amsterdam, 1963.
Emmens J. A., Rembrandt en de regels van
de kunst, G. A. van Oorschot, Amsterdam, 1979.
Enst KoNiNG G. van, De feestelijke inkomst en het
vierdaagse verblijfvan Maria de Media's, konin-
gin-weduwe van Frankrijk, te Amsterdam, in den
nazomer van 1638 // Amstel's Oudheid 11 (1856).
Evelyn John, The Diary of John Evelyn with
an introduction by Austin Dobson, Macmillan
and Co., London, 1906.
Evelyn John, The Diary of John Evelyn with an
introduction by John Bowie, Oxford University
Press, 1983.
Faber Richard, The Brave Courtier, Sir William
Temple, Faber & Faber, 1983.
Fabius A. N. J. (F. A. Buis), Het leven van
Willem III (1650-1702), gebr. Kluitman, Alkmaar, 1912.
Fagel Raymond, Kapitein Julian, De Spaanse held
van de Nederlandse Opstand, Uitgeverij Verloren,
Hilversum, 2011.
1023

Felltham Owen, A brief Character of the
Low-Countries under the States. Being three
weeks observations of the Vices and Vertues of
the inhabitants, London, Printed for Henry
Seile, 1652.
Fischbach Henry, Translation and Medicine,
John Benjamins Publishing Company,
Amsterdam-Philadelphia, 1984.
De la Fontaine Verwey, De geschiedenis
van het Amsterdamse Caesar-handschrift //
Jaarboek van het Genootschap Amstelodamum,
lxvi 1,1975.73-97-
De la Fontaine Verwey, Rembrandt
als illustrator // Amstelodamum, feb. 1956.
Ford Charles, Lives of Rembrandt by Joachim
von Sandrart, Filippo Baldinucci, and Arnold
Houbraken, Pallas Athene, 2007.
Fouw Jr. A. de, Onbekende
Raadpensionarissen. 's-Gravenhage, 1946.
Frank-van Westrienen Anna, De Groote tour.
Tekening van de educatiereis der Nederlanders
in de zeventiende eeuw, University of
Amsterdam, 1983.
Fraser Antonia, King Charles //, Phoenix, 1979.
Freedberg David, The Eye of the Lynx: Galileo,
his friends, and the beginnings of modem
natural history, The University of Chicago Press,
Chicago and London, 2002.
Fruin R., Bijdrage tot de geschiedenis van het
burgemeesterschap van Amsterdam tijdens
de republiek // Bijdragen voor vaderlandsche
geschiedenis en oudheidkunde. Derde reeks,
Vijfde deel, 's Gravenhage, Martinus Nijhoff,
1889.
Fuchs J. M., Simons W. J., Het zalje maar
gezegd wezen, Buitenlanders over Nederland,
Kruseman's Uitgeversmaatschappij BY,
Den Haag, 1977.
Fusenig Vogt, Suermondt-Ludwig-Museum
Aachen. Bestandskatalog der
Gemäldegalerie Niederlande 1550 bis 1800, Hirmer Verlag,
München, 2006.
Gans M. H.Juwelen en mensen, De geschiedenis
van het bijou van 1400 tot 1900, voornamelijk
naar Nederlandse bronnen, J. H. de Bussy,
Amsterdam, 1961.
Gelder H. A. E. van, Ratio artis perditrix //
Jaarboek van de Maatschappij der Nederlandsche
letterkunde, 1936.
Gelder Jan G. van and Jost, Ingrid, Jan de
Bisschop and his Icônes & Paradigmata.
Classical Antiquities and Italian Drawings for Artistic
Instruction in Seventeenth-Century Holland,
Davaco, 1985.
Gersaint Edme-Françoise, Catalogue
raisonné de toutes les pieces qui forment l'œuvre de
Rembrandt, composé par feu M. Gersaint, & mis
au jour, avec les augmentations nécessaires, par
les sieurs Helle & 6lomy, A Paris, Chez Hochereau,
cdccli.
Gersaint Edme-Françoise, A catalogue and
description of the Etchings of Rembrandt Van-
Rhyn, with some account of his life; to which is
added, a list of the best pieces of this master for
the use of those who would make a select
collection of his works written originally by the late
M. Gersaint published by Mess. Helle and Glomy,
with considerable additions and improvements,
printed fori Jefferys, Geographer to His RH the
Prince of Wales, at Charing-Cross, 1752.
Gerson H., Rembrandt's portret van Amalia van
Solms // Oud Holland, lxxxi v, 1969.
Geyl P., Oranje en Stuart 1641-1672, W. de Haan,
Zeist, van Loghum Slaterus, Arnhem, 1963.
Gheyn de, Wapenhandelinghe van roers,
musquetten ende spiessen: achtervolgende de
ordre van Sijn Excellence Maurits Prince van
Orangie... / figuirlyck uutgebeek door Jacob de
Gheyn; met schriftelijcke onderrechtinghe ten
dienste van alle capiteijnen ende bevelhebbers
<._>, (1607).
Gilmore Holt E.f A Documentary History
of Art, Princeton University Press, Princeton,
New Jersey, 1982.
GiLBOA Anat, /mages of the feminine in
Rembrandt's work, Eburon Publishers, Delft, 2003.
IO24

Glas N. de, Hadrianus Junius (1511-1575).
Een korte levensloop // Holland is een eiland.
De Batavia van Hadrianus Junius, Hilversum,
Verloren, 2011.
Goethe, Nach Falconet und über Falconet//
Johann Wolfgang von Goethe, Berliner Ausgabe.
Kunsttheoretische Schriften und Übersetzungen,
Band 19, Berlin, i960.
Goldgar A.f Tulipmania, Money, Honor,
and Knowledge in the Dutch Golden Age,
The University of Chicago Press, 2007.
Gombrich, The Uses of images, Studies in
the Social Function of Art and Visual
Communication, London, 1999.
Gool Johan van, De Nieuwe Schouburg der
Nederlantsche Kunstschilders en Schilderessen.
Eerste deel, in's Gravenhage, 1750.
Gordon-Grube Karen, Anthropophagy in
Post-Renaissance Europe: The Tradition of
Medicinal Cannibalism // American Anthropologist,
vol. 90, № 2,1988.
Grabowsky E. M., Verkruijsse P. J., /nieiding //
Hellemans Hooft, Hilversum, Verloren, 2001.
Grijzenhout Frans, Veen Henk van, Liefhebbers
/I De Gouden eeuw in perspectief, Sun/Ou, 1992.
Groeneweg Irene, Hof en stad. Het kostuum ten
tijde van FrederiV Hendrik en Amalia // Vorstelijk
Vertoon, Aan het hof van Frederik Hendrik en
Amalia. Waanders Uitgevers, Zwolle, 1997.
Groenveld S., Leeuwenberg H. L., De Tachtigja-
rige oorlog, Opstand en consolidate in de
Nederlanden (ca. 1560-1650), Walburg Pers,
Zutphen, 2008.
Groenveld S., Het Twaalfjarig Bestand,
1609-1621, Haags Historisch Museum, 2009.
Groenveld S., Constantijn Huygens op dienstreis.
Zijn verslag van een tocht naar Eindhoven en
Spa, Luxemburg en Meurs, 1654, Hilversum,
Verloren, 2013.
Hadjinicolaou N., Kunstgeschiedenis en
idéologie, Socialistiese Uitgeverij, Nijmegen, 1977.
Haeseker Barend, "Vileine hippocraten",
Geneeskunde in dichtvorm door Constantijn
Huygens (1596-1687), Erasmus Publishing,
Rotterdam, 2010.
Haley K. H. D„ An English Diplomat in the Low
Countries. Sir William Temple and John De Witt,
1665-1672, Clarendon Press, Oxford, 1986.
Hallema A., Amalia van Solms, Een lang leven
in dienst van haar natie. J. M. Meulenhoff te
Amsterdam.
Ham Gus van der, 200 jaar Rijksmuseum.
Geschiedenes van een nationaal symbool,
Waanders, Zwolle, 2000.
Harris Frances, Transformations of Love.
The Friendship of John Evelyn and Margaret
Godolphin, Oxford University Press, 2002.
Harris L. E., The Two Netherlanders: Humphrey
Bradley and Cornells Drebbel, E.J. Brill, Leiden,
1961.
Haverkamp-Begemann E.f Rembrandt: The
Nightwatch, Princeton University Press, Princeton,
New Jersey, 1982.
Hecht Peter, 125 jaar openbaar kunstbezit met
steun van de Vereniging Rembrandt, Waanders
Uitgevers Zwolle in samenwerking met de
Vereniging Rembrandt, 2008.
Heesakkers С L, Vossius en Barlaeus. Twee
beiden die der dingen diept en stellt' afpeilen //
Het Athenaeum Illustre en zijn eerste hoogleraren,
UvA, 1982.
Hellemans Hooft, Arnout, Een naekt beeldt op
een marmore matras seer schoon. Het dagboek
van een "grand tour" (1649-1651), Hilversum,
Verloren, 2001.
Heijden Manon van der, Geldschieters van de
stad, Financiële relaties tussen stad, burgers en
overheden 1550-1650, Uitgeverij Bert Bakker,
Amsterdam, 2006.
Heringa Jan, De eer en hoogheid van de Staat:
over de plaats der Verenigde Nederlanden
in het diplomatieke leven van de zeventiende
eeuw, Groningen, 1961.
IO25

Hervey Mary, The Life, Correspondence
and Co/lections of Thomas Howard Earl
of Arundel, "Father of vertu in England",
Cambridge, 1921.
Humans Willem, Kuiper Luitsen, Vels Heijn
Annemarie, Rembrandts Nachtwacht.
Het vende! van Frans Banning Cocq, de
geschiedenis van een schilderij, A. W. Sijthoff,
Leiden, 1976.
Humersma H. J.,Aankoop Rembrandt door
Rijksmuseum verdient geen schoon heidsprijs
// Financieel Dagblad, 8 Februari, 1993.
Hill Curth Louise, English almanacs,
astrology & popular medicine: 1550-1700,
Manchester University Press, Manchester and New
York, 2013.
Hind A., A Catalogue of Rembrandt Etchings,
Methuen and Co. LTD, London, 1923.
Hofenk de Graaff Judith H., Geschiedenis
van de textieftechniek. Lakenni/verheid- Sit-
sen- Zijde-industrie, Centraal Laboratorium
voor Onderzoek van Voorwerpen van Kunst en
Wetenschap, Amsterdam, 1992.
Hofman Hendrik Arie, Constantijn Huygens
(1596-1687): een christelijk-humanistisch
bourgeois-gentilhomme in dienst van het
Oranjehuis, H E 5 Uitgevers, Utrecht, 1983.
Hofstede de Groot C, Die Handzeichnun-
gen Rembrandts: Versuch eines
beschreibenden und kritischen Katalogs, Haarlem, De erven
F. Bohn, 1906.
Hofstede de Groot, De portretten van het
echtpaar Jacob Trip en Margaretha de Geer
door de Cuyp's, N. Maes en Rembrandt //
Oud-Holland,
45,1928.
Holzhey Tanja, van der Haven Kornee,
Inleiding //Tieranny van Eigenbaat (1679).
Toneel als wapen tegen Oranje, Astraea, 2008.
Houbraken Arnold, De Groote Schouburgh
der Nederlantsche Konstschilders en
Schilderessen / Bewerkt door P. T. A. Swillens, Leit-
er-Nypels, 1 deel, Maastricht, 1943.
IO26
Howarth D., Lord Arundel and his Circle,
New Haven and London, 1985.
Huizinga J., Rede bij de onthulling van een
gedenkteken voor Sir Philip Sidney te Zutphen
op 2j/uli 1913 uitgesproken door J. Huizinga, 1913.
Huizinga J., Homo ludens, Proeve eener bepaling
van het spel-element der cultuur, Amsterdam
University Press, 2008.
Huygens Constantijn, Dejeugdvan
Constantijn Huygens door hemzelf beschreven.
Uit het Latijn vertaald, toegelicht en met
aantekeningen voorzien door Dr. A. H. Kan /
Met een bijdrage van G. Kamphuis. Ad. Donker,
Rotterdam, 1971.
Huygens Constantijn, Journaal van de reis
naar venetië. Uitgeverij Prometheus /
Bert Bakker, Amsterdam, 2003.
Huygens, Dingen, Stichting Neerlandistiek, 2001.
Im merze el J., Lof rede op Rembrandt,
Te Amsterdam bij den schrijver, mdcccxli.
Iongh de Jane, Madama, Margaretha van
Oostenrijk, hertogin van Parma en Piacenza,
1522-1586, Querido's Uitgeverij NY,
Amsterdam, 1965.
Israel Jonathan, De Republiek 1477-1806,
Uitgeverij Van Wijnen-Franeker, 1996.
Jaffé DAViDjhe Earl and Countess of Arundel:
Renaissance Collectors, An exhibition at the
J. Paul Getty Museum, Malibu, 2 May — 1 October
1995, Apollo Magazine Ltd, London.
Jansen Anita, Michiel van Miereveit, Prins der
Schilders // De Portretfabriek van Michiel
van Mierevelt, Museum het Prinsenhof, 2011.
Jansen Anita, De klantenkring van het atelier
Van Mierevelt, Ibid.
Jansen D. J., Het Stadhouderlijk Kwartier
in de i7de eeuw // Het Binnenhof, 1984.
Jardine Lisa, On a Grander Scale.
The Outstanding Career of Sir Christopher Wren,
Harper Collins Publishers, 2002.

Jardine Lisa, Going Dutch. How England
Plundered Holland's Glory, Harper Press, 2008.
Kamen Henry, The Duke of Alba, Yale University
Press, New Haven & London, 2004.
Jardine Lisa, De reputatie van Constantin
Huygens; netwerkerof virtuoos? Uitgeverij Bert
Bakker, Amsterdam, 2008.
Jardine Lisa and Stewart Alan, Hostage to
Fortune. The Troubled Life of Francis Bacon,
Victor Gollancz, London, 1998.
Jellema R. E., Plomp M., Episcopiusjan
de Bisschop (1628-1671), ad\/ocaat en tekenaar,
Waanders Uitgevers, Zwolle, Museum Het
Rembrandthuis, Amsterdam, 1992.
Johnson Samuel, A Dictionary of the English
Language, 1775.
Jong G.F. de, The Earl of Leicester's
administration of the Netherlands 1585-1586, University of
Wisconsin, 1956.
Jongh E. de, Review of B. Haak, HoIIandse
schilders in de Gouden Eeuw // Simiolus, 15,1985.
Jongh E. de, Luijten Ger, Spiegel van alledag: Ned-
erlandse genreprenten 1550-1700, Rijksmuseum
Amsterdam / Snoeck-Ducaju & Zoon, Gent, 1997.
JoRiNK E., Wetenschap en wereldbeeld in de
Gouden Eeuw, Verloren, Hilversum, 1999.
Jorissen, Th., Historische bladen, Haarlem,
H.D.TjeenkWillink,i892.
Judson J. R., Ekkart, R. E. 0.,Gerritvan
Honthorst, 1592-1656, Davaco Publishers,
Doomspijk, 1999.
Junius H.f Batata II Holland is een eiland. De
Batavia van Hadrianus Junius, Hilversum, Verloren, 2011.
Kaegi Werner, Jacob ßurckhardt, Eine
Biographie, Basel / Stuttgart, 1947-1977, Band IV, Das
historische Amt und die späten Reisen, Schwabe
& Co, 1967.
Kamen Henry, The Spanish Inquisition,
Weidenfeld and Nicolson, London, 1968.
Kamen Henry, Philip of Spain, Yale University
Press, New Haven and London, 1997.
Keats John, Letters of John Keats to his family
and friends / Ed. by Sidney Colvin, Macmillan
and Co., London and New York, 1891.
Keeman J. N., Nicolaes Tulp en hetAmster-
damse chirurgijnsgilde II Nicolaes Tulp.
Leven en werk van een Amsterdams geneesheer
en magistraat, Six Art Promotion bv, Amsterdam,
1991.
Kist Bas, Musket, roer & pistolet: ve-eeuws
wapenhandwerk in de Lage Landen // Dutch
muskets and pistols. Niederländische Musketen
und Pistolen /J. В. Kist, Puype.J. P., van der Sloot
R. B. F., Den Haag, Gaade, 1974.
Klein P.W., De Trippen in de XVIIde eeuw. Een
Studie over het ondernemersgedrag op de
HoIIandse stapelmarkt, Assen, 1965.
Kloek J. J.F Naar het land van Rembrandt. De lit-
erahe beeldvorming rond de zeventiende-eeuwse
schilderkunst in de negentiende eeuw //
De Gouden eeuw in perspectief, Sun/Ou, 1992.
Kloek Wouter and Jansen Guido, Rembrandt
in a new light, Presentation of Seven Restored
Paintings by Rembrandt, Amsterdam,
Rijksmuseum, 1992.
Knapen Ben, De man en zijn staat.Johan Old-
enbamevelt, 1547-1619, Uitgeverij Bert Bakker,
Amsterdam, 2008.
Knevel Paul, De kracht en de zenuwen van de
Republiek, De schutterijen in Holland, 1580-1650
// Schutters in Holland, Uitgeverij Waanders,
Zwolle, Frans Halsmuseum, Haarlem, 1988.
Knevel Paul, De schutterijen na 1650II ibid.
Knevel Paul, Burgers in hetgeweer.
De schutterijen in Holland, 1550-1700, Acade-
misch proefschrift, Hilversum, Verloren, 1994.
Knevel Paul, Lof der burgerdeugd. HetAmster-
damse schuttersstuk in de zeventiende eeuw
// Kopstukken, Amsterdammers geportretteerd,
i6oo-i8oor Uitgeverij T H ОТ Н, Amsterdams
Historisch Museum, 2002.
IO27

Кок M., Rembrandts Nachtwacht: van feeststoet
tot schuttersstuk // Bulletin van het Rijksmuseum
15,1967.
KOLFIN E., «Betaamt het de Christen de dans te
aanschouwen?» Dansende elite op Noordneder-
landse schilderten en prenten (circa 1600-1645)
// Vermaak van de elite in de vroegmoderne
tijd, Hilversum, 1999.
Kolloff E., Rembrandt's Leben und Werken,
nach neuen Aktenstücken und Gesichtspunkten
geschildert, Raumers historisches Taschenbuch III
(1854) / herdrukt met een nawoord
van Ch. Tümpel, Hamburg, 1971.
KoouMANS Luuc, Liefde in opdracht, Het hoflev-
en van Willem Frederik van Nassau, Uitgeverij
Bert Bakker, Amsterdam, 2000.
KoouMANS L, De koopman // Gestalten van de
Gouden Eeuw. Een Hollands groepsportret,
Uitgeverij Bert Bakker, Amsterdam, 2005.
Krul Wessel, Onzaivere kunst Over moderne
cultuur, waarden en subjectiviteit, Koninklijke
Académie der Wetenschappen, Amsterdam, 1999.
Kuyer Annie, Rembrandt en Jan Six, naar aan-
leiding van de Grote Pandora, 1953.
Kuyper W., De Koninklijke Zaa\ // Het Binnenhof;
van grafelijke residente tot regeringscentrum /
red. R. J. van Pelt en M. E. Tiethoff-Spliethoff,
Dieren, 1984.
Lairesse Gerard de, Groot schilderboek, waar
in de schilderkonst in al haar deelen grondig
werd onderweezen, 00k door redeneeringen en
prentverbeeldingen verklaard: met voorbeelden
uit de beste konststukken der oude en nieuwe
puikschilderen bevestigd en derzelver wel- en
misstand aangeweezen / door Gerard de
Lairesse, konstschilder, Te Haarlem: by Johannes
Marshoorn, 1740.
Lammerse Friso, Gerrit Uylenburgh, kunsthan-
delaaren schilder te Amsterdam en London//
Lammertse Friso, van der Veen Jaap,
Uylenburgh & Zoon, Kunst en commerce van
Rembrandt tot De Lairesse. 1625-1675, Waanders
Uitgevers, Zwolle, Museum Het Rembrandthuis,
Amsterdam, 2006.
Lammerse Friso, Het kunstbedrijf van Gerrit
Uylenburgh tussen 1655 en 1675 // Ibid.
Larson Frances, Severed, A History of Heads Lost
and Found, Granta, 2014.
Lavater's Looking-Giass; or Essays on the Face of
Animated Nature, from Man to Plants, London, 1800.
Leapman Michael, Inigo. The Life of Inigo Jones,
Architect of the English Renaissance, Review, 2003.
Leeuw M. den, Pruijs M., De Gouden ßocht van
Amsterdam, ITARR, Den Haag, 2006.
Leuftink A.E., De Geneeskunde bij 's lands
oorlogsvloot in de iye eeuw, van Gorcum & Comp.
N.V.,Assen,MCMLiii.
Levy Peck Linda, Consuming Splendor,
Cambridge University Press, 2005.
Lipsius Justus, Brieven aan Studenten. De
Romereis. Honden en geleerden. Drinkebroers en
smulpapen, Jan Papy & Uitgeverij P/Leuven, 2006.
Lloyd Williams Julia, Rembrandt's Women,
Prestel, Munich, London, New York, 2001.
Logan Anne-Marie 5., The "Cabinet" of the
Brothers Gerard and Jan Reynst, Koninklijke Ned-
erlandse Akademie van Wetenschappen.
Verhandelingen afdeling Letterkunde, nieuwe reeks, deel
99, North-Holland Publishing Company,
Amsterdam, Oxford, New York, 1979.
Loughman John and Montias Michael,
Public and Private Spaces, Works of Art in
Seventeenth-Century Dutch Houses, Waanders
Publishers, Zwolle, 2000.
Maarseveen J. G. S. J. van, De Republiek
en Frankrijk in het begin van de 17e eeuw:
een ambassade naar Frankrijk in 1624 // Spiegel
der historié; jrg. 4, №. 12 (1970).
Mander Karel van, Het schilder-boeck, facsimile
van de eerste uitgave, Haarlem 1604, Davaco
Publishers, Utrecht, 1969.
Manuth Volker, Rembrandt and the Artist's Self
Portrait; Tradition and Reception // Rembrandt
by Himself, Waanders Publishers, Zwolle, 1999.
IO28

Manuth Volker, "Michael Agnolo van Caravag-
gio, die te Room wonderli/cke dinghen doet"
Over Rembrandts kennis van het leven en werk
van Caravaggio // Rembrandt/Caravaggio,
Waanders Uitgevers, Zwolle, Rijksmuseum,
Amsterdam, 2006.
Manuth Volker, "Sinje Benist, Papist,Armin-
iaens, of Geus? Kunst en confessie bij
Rembrandt" // Ernst van de Wetering, Rembrandt.
Zoektocht van een genie, Waanders Uitgevers,
Zwolle, Museum Het Rembrandthuis,
Amsterdam, 2006.
Marion Olga van, Heldinenbrieven, Ovidius'
Heroides in Nederland. Vantilt, Nijmegen, 2005.
Marnef Guido, Bürgerneester in moeilijke tijden:
Marnix en het beleg van Antwerpen // Een
intellectuel activist. Studies over leven en werk van
Philips van Marnix van Sint Aldegonde, Hilversum,
Verloren, 2001.
Marryat Horace, A Residence in Jutland, The
Danish Isles and Copenhagen, John Murray,
Albemarle Street (London), i860.
Marshall Peter, The Magic Circle of Rudolf I/.
Alchemy and Astrology in Renaissance Prague,
New York, 2006.
Martin W., De Hollandsche Schilderkunst
in de 17e eeuw, J. M. Meulenhoff, 1935.
Maund Kari, Nanson Phil, The Four Musketeers,
The True Story of DArtagnan, Porthos, Aramis
& Athos, Tempus, Stroud, (2005).
McIntyre Ian, Joshua Reynolds. The Life and
Times of the First President of the Royal Academy,
Allen Lane, The Penguin Press, 2003.
McQueen Alison, The Rise of the Cult of
Rembrandt. Reinventing an Old Master in
Nineteenth-Century France, Amsterdam
University Press, 2003.
Meijer Drees M., Op reis met Jacob Cats.
Beeldvorming over vreemdelingen in het
zeventiende-eeuwse Holland // Vreemd volk.
Beeldvorming over buitenlanders in de vroeg-
moderne tijd, Amsterdam University Press,
Amsterdam, 1998.
MiDDELKOOP Norbert, Noble Petria,
Wadum J0RGEN, Broos Ben, Rembrandt
onder het mes, De anatomische les van
Dr Nicolaes Tulp ontleed, Mauritshuis,
Den Haag, 1999.
ModenESi P., Skull lichens: A curious chapter
in the history of phytotherapy // Fitoterapia,
vol. 80 (2009).
Möller G. J., Het album Pandora van Jan Six
(1618-1700), DBNL,2002.
Moltke J.W. von, Govaert Flinck, 1615-1660,
Menno Hertzberger & Co, Amsterdam, 1965.
Montias John Michael, Estimates of the
Number of Dutch Masterpieces, their Earning
and their Output in 1650 // Leidschrift 6 (1990).
Montijn I., Tussen stro en veren: het bed in
het Nederlandse intérieur, Wormer, 2006.
Moou A., Doctors of Amsterdam, Patient Care,
Medical Training and Research (1650-2000],
Amsterdam University Press, 2002.
Моит M. E. H. N., In het schip: Justus Lipsius
en de Nederlandse Opstand tot 1591 // Bestu-
urders en Geleerden, Amsterdam/Dieren, 1985.
Muir, Kenneth, Sir Philip Sidney, Longmans,
Green & Co. LTD, London, i960.
Mulder David, Museum-Six // De Gouden
Bocht van Amsterdam, I TA RR, Den Haag, 2006.
Murris R., La Hollande et les Hollandais au
xvn et au xvni siècles, vus par les Français.
Edouard Champion, Paris, 1925.
Musschoot A. M., Frederik Schmidt-Degener.
Dichter, kunstgeleerde en museumdirecteur
Il Uit de seminarie voor Nederlandse liter-
atuurstudie van de Rijksuniversiteit te Gent,
xi, 1969.
Nellen, Henk, Hugo de Groot. Een leven in
strijd от de vrede, 1583-1645, Uitgeverij Balans,
2007.
De Nerval Gérard, Les fêtes de Hollande,
Haarlem, Job. Enschedé en zonen, 1955.
1029

NooRDERVLiET, Nelleke, "Op de zeef van de
tijd". Een geschiedenes van Nederland, Waan-
ders Uitgevers, Rijksmuseum Amsterdam, 1999.
Noske Frits, Huygens de musicus. Enkeie as-
pecten // Veelzijdigheid als levensvorm. Facetten
van Constantijn Huygens' leven en werk.
Sub Rosa, Deventer, 1987.
Olmi Giuseppe, Italiaanse verzamelingen van
de late middeleeuwen tot net einde van de zeven-
tiende eeuw // Kabinetten, galerijen en musea,
Waanders, Zwolle, 2005.
Onnekink David, The Anglo-Dutch Favorite,
The Career of Hans Willem ßentinck, ist Earl
of Portland (1649-1709), Ashgate, 2007.
Ornstein Martha, The Role of the Scientific
Societies in the Seventeenth Century, Archon
Books, Hamden, London, 1963.
Os H en к van, Hoe Rembrandts Uyttenbogaert
in Nederland kwam // Bulletin van het
Rijksmuseum, № 40,1992.
Otterspeer W., Groepsportret met Dame.
Het bolwerk van vrede. De ieidse universiteit
1575-1672, Uitgeverij Bert Bakker, Amsterdam,
2000.
Paarlberg Sander, Jacob Gerritsz.Cuyp
(1594-1652), Dordrechts Museum, Dordrecht, 2002.
Panhuysen Luc, De Ware Vrijheid. De levens
van Johan en Cornell's de Witt, Uitgeverij Atlas,
Amsterdam/Antwerpen, 2007.
Panofsky Dora and Erwin, Pandora's Box.
The Changing Aspects of a Mythical Symbol,
Harper & Row, New York, 1962.
Parker Geoffrey, The Grand Strategy of Philip II,
Yale University Press, New Haven & London, 1998.
Parker Geoffrey, Global Crisis. War, climate
change & catastrophe in the seventeenth century,
Yale University Press, New Haven and London,
2013.
Peacham Henry, The Compleat Gentleman,
London 1622, Da Capo Press, New York &
Theatrum OrbisTerrarum Ltd., Amsterdam, 1968.
IO30
Peacock Mabel, Executed Criminals and
Folk-Medicine // Folklore, vol. 7, № 3,1896.
Perez Y.R., De Tachtigjarige Oorlog in Spaanse
ogen. De Nederlanden in Spaanse historische en
literaire teksten (circa 1548-1673), Vantilt, 2005.
Pettegree, Andrew, The Invention of news.
How the world came to know about itself, Yale
University Press, New Haven and London, 2014.
Phipps Elena, Cochineal Red, The Art History of a
Color// The Metropolitan Museum of Art Bulletin,
Winter 2010, Volume Ix vi i, Number 3, New York.
Piles Roger de, Abrege de la vie des peintres
par M. de Piles, A Amsterdam et a Leipzig,
chez Arkstée & Merkus, 1767.
Ploeg Peter van der, Vermeeren Carola,
Princely Patrons: The Collection of Frederick
Henry of Orange and Amalia of Solms in the
Mauritshuis.The Hague, Mauritshuis, The Hague,
Waanders Publishers, Zwolle, 1997.
Plowden Alison, The Stuart Princesses, Sutton
Publishing Limited, 2003.
Poelhekke J. J., Amalia van Solms //Vrouwen
in landsbestuur, samengesteld door dr. С. A. Tamse,
Staatsuitgeverij, 's-Gravenhage, 1982.
Posthumus N.W., de Nie W. L. J., "Een hand-
schrift over de textielververij in de Republiek
uit de eerste helft der zeventiende eeuw" //
Economisch Historisch Jaarboek xx (1936).
Quinet Edgar, Fondation de la république des
Provinces-Unies. Marnix de Sainte Aldegonde.
Religion, politique et art des gueux, Paris, Adolphe
Delahays, 1854.
Quodbach Esmée, The Age of Rembrandt. Dutch
Paintings in The Metropolitan Museum of Art,
The Metropolitan Museum of Art, New York, Yale
University Press, New Haven and London, 2007.
Rademaker С S. M., Gerardus Joannes Vossius
(1577-1649), Zwolle, 1967.
Rasch Rudolf A., Driehonderd brieven over
muziek van, aan en rond Constantijn Huygens,
Hilversum, 2007.

Ripa Cesare, Iconologia, of uytbeeldingen des
Verstands // van Cesare Ripa van Perugien, ridder
van SS. Mauritius en Lazzaro. Waer in
verscheiden afbeeldingen van deughden, ondeughden...
werden verhandelt... Verrijckt met veele beeld-
nissen en geestige geleerde overwegingen, door
de uytnemende verbeteringe van Giov. Zaratino
Castellini... uit het Italiaens vertaelt door D. P.
Pers. t'Aemsteldam gedrukt by Jacob Lescaille in
't jaer 1644,
Reynolds Joshua, AJourney to Flanders and
Holland, Cambridge University Press, 1996.
Rogge H. C, Johannes Wtenbogaert en zijn
tijd, Amsterdam, Y. Rogge, 1874.
Rogge H. C, Nkolaes 7u/p // De Gids 1880, deel 111.
Romein Jan & Annie, Erflaters van onze beschav-
ing. Nederlandse gestalten uit zes eeuwen, Queri-
do's Uitgeverij N. V., Amsterdam, mcmlxxi 11.
Roodenburg H., Ondercensuur, Verloren,
Hilversum, 1990.
Roorda D. J., Portij en Factie, De oproeren van
1672 in de steden van Holland en Zeeland, een
krachtmeting tussen partijen en facties,
B. Wolters, Groningen, 1961.
RuSKiN J., Modern Painters, George Allen,
Sunnyside, Orpington, Kent, 1888.
Sas N. C. F. van, Nationalité?! in de schaduw
van de Gouden Eeuw. Nationale cultuur en
vaderlands verleden, 1780-1914 // De Gouden
eeuw in perspectief, Sun / Ou, 1992.
Scallen Catherine, Rembrandt, reputation,
and the practice of connoisseurship,
Amsterdam University Press, 2004.
Schama S., The Embarassment of Riches;
An interpretation of Dutch culture in the
Golden Age, Random House, New York, 1988.
Schama Simon, Rembrandt's Eyes,
Alfred A. Knopf, New York, 1999.
Scheltema P., Redevoenng over het leven
en Verdiensten van Rembrand van Rijn, met
eene menige geschiedkundige bijlagen meer-
endeels uit echte bronnen geput, door Dr. P.
Scheltema archivans der Hoofdstad en van
de Provincie Noord-Holland, Honorair Lid der
maatschappij Arti et Amicitiae, Amsterdam,
P. N. van Kampen, 1853.
Scheltema P., Aemsteus Oudheid of Gedenk-
waardigheden in Amsterdam, deel vu, 1885.
Schenkeveld-van der Dussen M. A.,Neder-
landse Literatuur in de tijd van Rembrandt,
Erven J. Bijleveld, Utrecht mcmxci v.
Schenkeveld-van der Dussen M. A.,Otium
en Otia // Veelzijdigheid als levensvorm.
Facetten van Constantijn Huygens' leven
en werk, Sub Rosa, Deventer, 1987.
Schmidt-Degener F., Rembrandt's portret van
Gérard de lairesse // Onze kunst, № 28,1913.
Schmidt-Degener F., Rembrandt, J. M. Meulen-
hoff, Amsterdam, 1950.
Schupbach W., The Paradox of Rembrandt's
"Anatomy of Dr. Tulp", Wellcome Institute for the
History of Medicine, London, 1982.
Schwartz Gary, Rembrandt: zijn leven,
zijn schilderijen, Maarssen, 1984.
Schwartz Gary, Langbehn virus //
Het Financieele Dagblad, 10.01.1998.
Schwartz Gary, De Nachtwacht, Rijksmuseum
dossiers, Waanders Drukkers, Zwolle, 2002.
Schwartz Gary, The Rembrandt Book,
Abrams, New York, 2006.
Sellin Paul R., John Donne: The Poet as
Diplomat and Divine // Huntington Library
Quarterly, Vol. 39, № 3, May, 1976.
Six J., Het album Pandora van Jan Six //
Haagsch Maandblad, deel 1,1924.
Slive S., Rembrandt and his critics, 1630-1730,
The Hague, Martin us Nijhoff, 1953.
Slive S., Dutch paintings, 1600-1800,
Yale University Press, New Haven
and London, 1995.
IO31

Smith J. A., A Catalogue Raisonné of the Works
of the Most Eminent Dutch, Flemish and French
Painters... vol. 7, London, 1836.
Snoep D. P., Gerard Lairesse als plafond- en
kamerschilder // Bulletin van bet Rijksmuseum,
aflevering 4, december 1970.
Snoep D. P., Praal en propaganda.
Triumfalia in de Noordelijke Nederlanden
in de iode en de i7de eeuw, Canaletto,
Alphen aan de Rijn, 1975.
Spencer Charles, Prince Rupert: The last Cavalier,
Phoenix, London, 2007.
Spierenburg P., Elites and Etiquette, Mentality
and social structure in the early modern
Northern Netherlands, Erasmus Universiteit,
Rotterdam, 1981.
Spies P., Kleijn K., Smit J., Kurpershoek E.,
Het Grachtenboek, SDU uitgeverij,
Den Haag, 1991.
'T Spuker W. van, De Synode van Dordrecht in
1618 en 1619, Den Hertog B.V., Houten, 1987.
Strauss W. L, Meulen M. van der, The
Rembrandt Documents, New York, 1979.
Strien С. D. van, British Travellers
in Holland During the Stuart Period,
Amsterdam, 1989.
Strong R. C, Dorsten J. A. van, Leicester's
Triumph, At The University Press, Leiden, Oxford
University Press, London, 1964.
Taylor F. H., The Taste of Angels: A History of Art
Collecting from Ramses to Napoleon, London,
1948.
Temple R. C, (ed.), The Travels of Peter Mundy
in Europe and Asia: 1608-1667, vol. 4, Travels in
Europe: 1639-1647, printed for the Hakluyt Society,
London, 1925.
Temple William, The works of Sir William Temple,
complete in four volumes octavo, London, 1757.
Temple William, The works of Sir William Temple,
bart, in two volumes, London, 1720.
Temple William, Sir, Observations upon
the United Provinces of the Netherlands / Ed. by
Sir George Clark, Oxford, Clarendon Press, 1972.
Tex J. den, Johan van Oldenbarnevelt,
Martin us Nijhoff, 's-Gravenhage, 1980.
Thane Pat, ed.f A History of Old Age,
Thames & Hudson, London, 2005.
Thijssen E. H. M., Nicolaes Tulp, als
geneeskundige geschetst, Acad. Proefschrift,
Amsterdam, 1881.
Thore-Bürger, Musées de la Hollande.
Amsterdam et La Haye. Études sur l'Ecole
Hollandaise, Paris, 1858.
Thornton Peter, Seventeenth-Century Interior
Decoration in England, France and Holland, Yale
University Press, New Haven and London, 1978.
Tideman B. Jzn., Portretten van Johannes
Wtenbogaert // Oud Holland, Quarterly for
Dutch Art History, Volume 21, Issue 1,1903.
TiERiE Gerrit, Cornell's Drebbel (1572-1633),
H. J. Paris, Amsterdam, мсмхххп.
Timmers Jan Joseph Marie, Gérard Lairesse,
Amsterdam- H. J. Paris, 1942.
Trevor-Roper Hugh, The Plunder of the Arts
in the Seventeenth Century, Thames and Hudson,
London, 1970.
Trevor-Roper Hugh, Princes and Artists,
Patronage and ideology at four Habsburg courts
1517-1633, Thames and Hudson, London, 1976.
Trevor-Roper H., Robert Burton and "The
Anatomy of Melancholy" // Renaissance Essays,
Fontana Press, 1986.
Trevor-Roper H., Europe's Physician. The Various
Life of Sir Theodore de Mayerne, Yale University
Press, New Haven and London, 2006.
Tulp N., Geneesinzichten. Transcriptie door
dr. C. G. L. Apeldoorn, Nederlandicus en dr. T. Beijer,
Internist I/ Nicolaes Tulp. Leven en werk van een
Amsterdams geneesheer en magistraat, Six Art
Promotion bv, Amsterdam, 1991.
IO32

Библиография
Tummers Anna, The Fingerprint of an old
Master. On Connoisseurship of 17th-century
Dutch and Flemish Paintings: Recent Debates
and 17th Century /nsights, Amsterdam
University Press, 2009.
Tummers Anna, The eye of the connoisseur,
Authenticating Paintings by Rembrandt and
His Contemporaries, Amsterdam University
Press, 2011.
Tümpel Christian, De Amsterdamse schut-
terstukken // Schutters in Holland, Uitgeverij
Waanders, Zwolle, Frans Halsmuseum,
Haarlem, 1988.
Tümpel Christian, Rembrandt, Images
and Metaphors, Haus Publishing, London, 2006.
Tümpel Christian, Tümpel Astrid, Rembrandt,
H. J.W. Becht-Amsterdam, 1986.
Uytven R. van, Geschiedenis van de dorst.
Twintig eeuwen drinken in de Lage landen,
Davidfonds/Leuven, 2007.
Vautier Dominique, Alle wegen leiden naar
Rome, Kunstenaarsreizen in Europa (16 de —
igde eeuw), Europalia. Europa, Gemeentelijk
museum van Elsene, 2008.
Veen Jaap van der, Hendrick Uylenburgh, factor
van de Poolse koning en kunsthandelaar in
Amsterdam // Lammertse, Friso,van der Veen, Jaap,
Uylenburgh & Zoon, Kunst en commercie van
Rembrandt tot De Lairesse. 1625-1675, Waanders
Uitgevers, Zwolle, Museum Het Rembrandthuis,
Amsterdam, 2006.
Veen Jaap van der, Het kunstbedrijf
van Hendrick Uylenburgh in Amsterdam.
Productie en handel tussen 1625 en 1655 // Idem.
Veenman René, De klassieke traditie
in de Lage Landen, Vantilt, 2009.
Verbrugge Johannes, Chirurgyns of Heel-
Meesters Reys-Boeck Handelende Vande
Scheeps- Medicament of Chirurgyns Reys-
Kist. Vande algemeene gebreken, die meest
Scheep, ende te Velde voorvaUen. Vande
Oordeelinge of Crisis inde Sieckten,
Middelburg, 1677.
Verhoeven G., Anders reizen? Evoluties
in vroegmodeme reiservaringen van Hollandse
en Brabantse elites (1600-1750), Hilversum,
Verloren, 2009.
Visser LG., ßloemlezing uit de beste Schriften
der Nederlandsche Dichters van de i^de tot en
met de i8de eeuw / door LG. Visser, ii deel,
Breda, bij W. van Bergen en Сотр., 1821.
Voltaire Le siècle de Louis XIV, 1, Flammarion,
Paris, 1966.
Vondel Joost van den, De werken
van Vondel, Amsterdam, 1929.
Vrankrijker A. С J. de, Feesten en Ontvangsten
// Zeven Eeuwen Amsterdam / onder leiding van
A. E. D'Ailly, deel ii, De Zeventiende eeuw, N. V. Uitg.
Joost van den Vondel, (1935).
Vries Lyckle de, "De gelukkige Schildereeuw",
opvattingen over de schilderkunst van de Goud-
en Eeuw in Nederland, 1700-1750 // De Gouden
eeuw in perspectief, Sun/Ou, 1992.
Vries Lyckle de, Gerard de Lairesse, An Artist
between Stage and Studio, Amsterdam
University Press, 1998.
Waal H. van der, Eugène Fromentin en zijn
"Meesters van weleer" // Eugène Fromentin,
Meesters van weleer, Les Maîtres d'Autrefois,
Ad. Donker, Rotterdam, 1976.
Waddy Patricia, The Seventeenth-Century
Roman Palaces: use and the art of the plan,
The Architectural History Foundation,
Cambridge, The MIT Press, 1990.
Wagenaar Jan, Amsterdam in zijne opkomst,
aanwas, geschiedenis, voorregten, koophandel,
gebouwen, kerkenstaat, schooîen, schutterije,
gilden en regeeringe, i, Amsterdam, by Isaak Tirion,
1760, opnieuw uitgegeven 1971/72.
Wegh-Wyser, Aenwi/sende de besonderste
vremde vermaecklijckheden die in't Reysen door
Vranckryck en eenige aengrensende landen te
sien zijn (Amsterdam, N. van Ravesteyn, 1657).
Welcher Jeanne K., John Evelyn,Twayne
Publishers, NY, 1972.
IO33

Wennekes Wim, Gouden handel. De eerste
Nederlanders overzee, en wat zij daar haalden,
Olympus, 2008.
Wesdorp I. С E., Dr Nicolaes Tulp als medicus //
Nicolaes Tulp. Leven en werk van een Amsterdams
geneesheer en magistraat, Six Art Promotion bv,
Amsterdam, 1991.
Westfall Richard S., Never at Rest, A
Biography of Isaac Newton, Cambridge University
Press, 1983.
Weststeijn Thus, The Visible World,
Amsterdam University Press, 2008.
Wetering Ernst van de, A Corpus
of Rembrandt's Paintings, vol. 111,1990.
Wetering Ernst van de, Rembrandt's Hidden
Self-portraits. Rembrandts verborgen
zelfportretten, Museum Het Rembrandthuis,
Amsterdam, 2003.
Wetering Ernst van de, Rembrandt.
The Painter at Work, University of California Press,
Berkeley, Los Angeles, London, 2004.
Weyl Martin, Passion for Reason and Reason
for Passion: Seventeenth-Century Art and Theory
in France 1648-1683, New York, 1989.
White Christopher, Rembrandt: Reputation
and Collecting // Rembrandt in 18th Century
England, Yale Center for British Art, 1983.
Wijnroks E.H., Handel tussen Rusland en
de Nederlanden, 1560-1640: een netwer-
kanalyse \/an de Antwerpse en Amsterdamse
kooplieden, handelend op Rusland, Hilversum,
Verloren, 2003.
Wilson Charles, Queen Elizabeth and the
Revolt of the Netherlands, Macmillan and Co Ltd.,
London and Basingstoke, 1970.
Winkel Marieke de, Fashion and Fancy,
Dress and Meaning in Rembrandt's
Painting, Amsterdam University Press,
Amsterdam, 2006.
Winsemius Dieuwke, Amalia van Solms.
Meer dan schone schijn, J. H. Kok, Kampen, (1988).
Wittkower Margo and Rudolf, Born under
Saturn: the character and conduct of artists.
New York Review Books, 2006.
Wootton A.C., Chronicles of Pharmacy, vol. 2,
USV Pharmaceutical Corporation, New York,
1972.
Worp J.A., Een onwaerdeerlycke Vrouw. Brieven
en verzen van en aan Maria Tesselschade,
H ES Publishers, Utrecht, 1976.
Woude Ad van der, The Volume and Value
of Paintings in Holland at the Time of the Dutch
Republic I/ Art in History / History in Art /
Edited by David Freedberg and Jan de Vries,
Santa Monica, Getty Center for the History
of Art and the Humanities, 1991.
Wrangel E., De betrekkingen tusschen Zweden
en de Nederlanden op het gebied van letteren
en wetenschap voornamelijk gedurende de
zeventiende eeuw, Boekhandel en drukkerij
voorheen E. J. Brill, Leiden, 1901.
Zandvliet Kees, De 250 rijkste van de Gouden
Eeuw, Rijksmuseum, Nieuw Amsterdam, 2006.
Аретино Пьетро, Рассуждения Наины
и Антонии, СПб.., Инапресс, 1995-
Арьес Ф., Человек перед лицом смерти,
М., Прогресс-Академия, 1992.
Бертон Р., Анатомия меланхолии,
М., Прогресс-Традиция, 2005.
Буало, Поэтическое искусство,
СПб., Азбука-классика, 20io.
Бэкон Фрэнсис, сочинения в двух томах,
М., Мысль, 1978.
Вазари Д., Жизнеописания наиболее
знаменитых живописцев, ваятелей
и зодчих эпохи Возрождения, СПб., 1992-
Валла Лоренцо, Об истинном и ложном
благе. О свободе воли, М., Наука, 1989.
Велувенкамп Ян Биллем, Архангельск.
Нидерландские предприниматели
в России. 1550-1785,M., РОССПЭН,2006.
1034

Вондел Йост bah ден, Трагедии, М., Наука, ig88.
Джонсон Бен, Драматические произведения
/ Редакция, вступительная статья и примечания
И. А. Аксенова, предисловие И. И. Анисимова,
Academia, M.; Л., 1931.
Ильин Николас, Семенова, Наталья,
Проданные сокровища России, М., Трилистник, гооо.
Делла Каза Джованни, Галатео, или
Об обычаях // Сочинения великих
итальянцев xvi века,СПб.,Алетейя, 2002.
Кастильоне Б., Придворный // Сочинения
великих итальянцев xvi века, СПб.,
Алетейя, 2002.
Кларк Кеннет, Нагота в искусстве,
СПб., Азбука-классика, 2004.
Клод ель Поль, Введение в голландскую
живопись // Глаз слушает, М., Б. С Г.-Пресс, 20о6.
Кондратьев С. П., Филострат (старший
и младший). Картины. Каллистрат.
Статуи, М.-Л., Изогиз, 1936.
Кут Стивен, Августейший мастер
выживания. Жизнь Карла И, М., ACT, 2004.
Левинсон-Лессинг В. Ф., История картинной
галереи Эрмитажа (1764-1917). Искусство,
Ленинградское отделение, 1986.
Лозинский С. Г., История инквизиции
в Испании, СПб., 1914-
Лукиан, Избранное, М., Художественная
литература, 1987.
Львов Сергей,Жизнь и смерть
Пета Рамуса // Новый мир, 1967,9-
Май ер Пирмин, Парацельс- врач и провидец.
Размышления о Теофрасте фон Гогенгейме,
М., Алетейя, 2003.
Мандер Карел bah, Книга о художниках,
СПб., Азбука-классика, 2007.
Марчукова С, Медицина в зеркале
истории, Европейский дом, СПб., 2003.
Мастера искусства об искусстве. Избранные
отрывки из писем, дневников, речей и
трактатов: В 7 т. / Под общей ред. А. А. Губера, А. А.
Федорова-Давыдова, И. Л. Маца, В. Н. Гращенкова,
М., Искусство, 1965.
Монтень, Опыты, М., Наука, 1979-
Неклюдова М. С, Искусство частной
жизни: Век Людовика XIV, М., О Г И, 2оо8.
Д'Обинье Агриппа, Трагические поэмы.
Мемуары, M., ig49-
Ошеров С. А., Сенека-драматург //Луций
Анней Сенека, Трагедии, М., Наука, 1983.
Пруст Марсель, Содом и Гоморра,
М., Художественная литература, 1987.
Пушкин A.C., Полное собрание сочинений:
В ю т., издательство АН СССР, М.; Л., 1951-
Ранке Л. фон, Римские папы, их церковь
и государство в xvi и xvi)столетиях, т. i,
СПб., 1869.
Ревякина Н. В., Творческий путь Лоренцо
Валлы и его философское наследие //
Лоренцо Валла, Об истинном и ложном благе.
О свободе воли, М., Наука, 1989.
Рембрандт, Письма Константину Хейгенсу,
пер. И. В. Линник // Мастера искусства
об искусстве. Избранные отрывки из писем,
дневников, речей и трактатов в семи томах,
М., Искусство, 1967.
Петер Пауль Рубенс. Письма, документы,
суждения современников / Сост., вступит,
статья и примеч. К. С. Егоровой,
М., Искусство, 1977-
Русские писатели об изобразительном
искусстве, Л., 1967.
Сазаев Эдуард, Махов Сергей, Схватка двух
львов. Англо-голландские войны xvu века,
М., Вече, гон.
Валентин Серов в переписке, документах,
интервью, т. i / Под ред. Зильберштейна И. С,
Самкова В. А., Л., Художник РСФСР, 1985.
1035

Библиография
Ситник К., О творчестве Рембрандта //
Новый мир, 1936.
Соколова И. А., Рембрандт и русская
художественная культура // Россия-
Голландия, книжные связи xv-xx вв.,
СПб., Европейский Дом, гооо.
Соколова И. А., Картинная галерея
П. П. Семенова-Тян-Шанского и голландская
живопись на антикварном рынке Петербурга,
СПб., издательство Государственного
Эрмитажа, 2009.
Соллертинский И., Густав Малер, Л.,
Государственное музыкальное издательство, 1932.
Спутник туриста / Под ред. С. Н, Филиппова,
пятое издание, Товарищество Скоропечати,
книгопродавцы-издатели Гросман и Кнебель.
Тургенев И. С, Полное собрание сочинений
и писем: В 30 т., т. g, M., Наука, 1995.
Тэн И., Философия искусства,
М., Республика, 1996.
Фридлендер Макс, Об искусстве и
знаточестве, СПб., Андрей Наследников, 200i.
Фромантен Э., Старые мастера,
М., Советский художник, 1966.
ХейзингаЙ., Культура Нидерландов
в XVII веке. Эразм. Избранные письма. Рисунки.
СПб., издательство Ивана Лимбаха, 2009.
Хэзлитт Уильям, Застольные беседы,
М., Наука, гою.
Цвейг С, Очерки, М., Советская Россия, 1985.
Честерфилд, Письма к сыну, М., Мир книги, 2оо6,
Шекспир Уильям, Собрание сочинений,
М., Искусство, 1958.
Шпенглер О., Закат Западного мира.
Очерки морфологии мировой истории,
М., Академический проект, 2009.
Юм Давид, Англия под властью дома
Стюартов, т. i, СПб., Алетейя, 2001.

ИЛЛЮСТРАЦИИ
Предисловие
C.g. Росписи потолка бывшего зала Штатов
Голландии и Западной Фрисландии, теперь Первой Палаты
Генеральных Штатов. Фотография О.Тилкес.
Первая страница истории Республики —
Йоханнес Утенбогарт
2L Портрет Йоханнеса Утенбогарта. Рембрандт, 1633.
Холст, масло, 130 x 103 см. Рейксмузеум, Амстердам.
23. Портрет Йоханнеса Утенбогарта в возрасте 62 лет.
Биллем Якобсзоон Делфф, по живописному
оригиналу Паулюса Мореелсе. 1619. Гравюра, 22,7 ж 13,9 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
24. Портрет Йоханнеса Утенбогарта. Якоб Баккер. 1638.
Холст, масло, 122,5 x 9^ см. Рейксмузеум, Амстердам.
27. Портрет Йоханнеса Утенбогарта. Рембрандт. 1635-
Офорт, 22,4 ж *8,6 см. Рейксмузеум, Амстердам.
32. Адамиты в Амстердаме, февраль 1535 г°Да.
Неизвестный мастер, по живописному оригиналу
Баренда Дирксзоона. 1650-1699 Офорт, u,6 x 14,4 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
33. Вверху: Портрет Филиппа И.Антон Вирикс II. 1599"
i649- Гравюра, 5,6 x 4,4 см. Рейксмузеум, Амстердам.
Внизу: Портрет Антуана Перрено, кардинала Гранвеля,
Ламбертус Суавиус (Ламберт Зутман). 1556. Гравюра,
403x28,5 см. Рейксмузеум, Амстердам.
35» Вверху: Эмблема гезов. Питер Серваутерс, по
оригиналу Адриана ван де Венне. 1624-1626. Гравюра,
14,4 х 19.3 см- Рейксмузеум, Амстердам.
Внизу: Полумесяц гезов. Неизвестный мастер. 1574-
Серебро, з,5 х З-1 см- Рейксмузеум, Амстердам
37. Иконоборческая волна 1566 года. Франс Хоген-
берг. 1566-1570. Офорт, 20,9 х 28,1 см. Рейксмузеум,
Амстердам.
38. Конный портрет герцога Альба.Хессел Геррит-
езоон. 1591-1632. Офорт, i6 x 25,9 см- Рейксмузеум,
Амстердам.
40. Вверху: Портрет Хюберта Дейфхейса. Ян Ламсвелт.
1684-1743- Офорт, 17,2 x ii,8 см. Рейксмузеум,
Амстердам.
Внизу: Портрет Алессандро Фарнезе. Криспейн
ван де Пассе 1.1580-1588. Гравюра, 27,2 x 19,9 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
48. Портрет Эркюля Франсуа де Валуа, герцога Анжу.
Филипп Галле, по оригиналу Виллема Тибо. 1578.
Гравюра, 19,2 x 11,7 см. Рейксмузеум, Амстердам.
49* Дойная корова. Неизвестный художник,
по английской гравюре. 1633-1639- Дерево, масло,
52 х 67 см. Рейксмузеум, Амстердам.
50. Торжественный въезд герцога Анжу (в шапке
и мантии герцога Брабанта) в Антверпен 19
февраля 1582 года. Абрахам де Брюйн. 1582. Гравюра,
24.2 х 26 см. Рейксмузеум, Амстердам.
52-53* Похоронная процессия Вильгельма Оранского,
лист ю. Хендрик Голциус. 1584. Офорт, i6 x 36,2 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
54- Портрет Маурица в возрасте 12-ти лет. Даниэл ван
ден Кеборн (?). 1578-1579- Дерево, масло, 104 * 73 см
Королевский архив, Гаага.
55» Похоронная процессия Вильгельма Оранского
в Делфте з августа 1584 года. Неизвестный мастер,
по оригиналу Франса Хогенберга. 1613-1615. Офорт,
13.3 х !5>9 см- Рейксмузеум, Амстердам.
56. Портрет Елизаветы Английской. Федерико Цукка-
ро (?). Около 1583. Дерево, масло, 124 ж 92 см-
Национальная пинакотека, Сиена. © 2016. Photo Scala,
Florence — courtesy of the Ministero Beni e Art. Culturali.
59. Портрет Роберта Дадли, графа Лестера. Биллем
ван де Пассе. 1620. Гравюра, i6,i x 11,4 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
6i. Правда и Время открывают исчадия папы
римского. Питер ван дер Хейден. Около 1585. Гравюра.
21,5 х 25-9 см- Рейксмузеум, Амстердам.
64-65. Въезд графа Лестера в Гаагу 6 января 1586
года. Якоб Саверей. 1586. Офорт, i6,i x 387,4 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
67. Портрет Йохана ван Олденбарневелта в возрасте
70 лет. Виллем Якобсзоон Делфф, по живописному
оригиналу Михила ван Миревелта. 1617. Гравюра,
26,8 х 17,6 см. Рейксмузеум, Амстердам.
71. Портрет Филипа Сидни. Якоб Хаубракен, по
живописному оригиналу Исаака Оливье. 1743- Офорт,
373 * 23'7 см. Рейксмузеум, Амстердам.
73» Вверху: Памятная медаль, заказанная графом
Лестером на его отъезд из Нидерландов. Неизвестный
мастер. 1587. Серебро, диаметр 4.9 см- Рейксмузеум,
Амстердам.
Внизу: Дойная корова II. Политическая аллегория.
Неизвестный мастер. Около 1587. Офорт, 17,5 х 26,3 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
76-77. Карта Нидерландов в форме Нидерландского
Льва, Leo Belgicus. Иоаннес ван Дутенхюм II. 1598.
Офорт, 44 х 5^-5 см- Рейксмузеум, Амстердам.
8i. Петрус Планциус в возрасте 70-ти лет. Виллем
Якобсзоон Делфф. 1623. Гравюра, 23,9 х 13*9 см-
Рейксмузеум, Амстердам.
87. Верху: Портрет Якоба Арминия. Неизвестный
мастер. 1674. Офорт, 7,6 х 12,5 см' Рейксмузеум, Амстердам.
Внизу: Портрет Франциска Гомария. Неизвестный
мастер. i674- Офорт, 17,9 х 13 см- Рейксмузеум, Амстердам.
1037

go. Портрет Лауренса Реала, генерал-губернатора
Нидерландской Индии. Дирк Йонгман, по рисунку
Маттейса Валена. 1709-1726. Офорт, резец,
30 х i8,4 см. Рейксмузеум, Амстердам.
юо Портрет Каспара Барлея. Иоахим фон Зандрарт.
1637-1643- Рисунок кистью, 23,8 x 19,3 см. Рейксмузеум,
Амстердам.
loi. Гуго де Гроот (Гроций) в возрасте 15 лет. Якоб
де Гейн II. 1599- Гравюра, ю,6 х 8,9 см. Рейксмузеум,
Амстердам.
102. Портрет Франсуа ван Аарссена. Якоб Хаубракен,
по живописному оригиналу Михила ван Миревелта.
1749_1759- Гшвюра, i8,2 x 12 см. Рейксмузеум,
Амстердам.
104* Вверху: Портрет Амброджо Спинолы. Питер де
Йоде II, по живописному оригиналу Рубенса. 1628-
1670. Офорт, 14,9 x I1-1 см- Рейксмузеум, Амстердам.
Внизу: Портрет Яна Нейена. Ян Мюллер, по
живописному оригиналу Михила ван Миревелта. i6o8.
Гравюра, 29,9 х 23 см- Рейксмузеум, Амстердам.
юб. Мауриц приветствует Спинолу в Рейсвейке
в феврале i6o8 года. Симон Фризиус i6o8. Офорт,
15 х 24,4 см- Рейксмузеум, Амстердам.
107. Сатира на мирные переговоры. Питер Сервау-
терс по рисунку Адриана ван де Венне. 1624-1626.
14 х 20,2 см. Рейксмузеум, Амстердам.
ю8. Портрет Амброджо Спинолы. Михил ван Мире-
велт. 1609. Холст, масло, ид * 87,5 см. Рейксмузеум,
Амстердам.
но. Заседание представителей Генеральных Штатов
о мирных переговорах, 6 февраля i6o8 года. Симон
Фризиус. i6o8. Офорт, 15,1 x 24,6 см. Рейксмузеум,
Амстердам.
ш. Портрет Пьера Жаннена, французского посла
в Гааге. Виллем Исааксзоон ван Сваненбюрг, по
живописному оригиналу Михила ван Миревелта. i6io.
Гравюра, 26,8 х 17,7 см. Рейксмузеум, Амстердам.
ИЗ- Благодарение за Перемирие. Неизвестный мастер,
по рисунку Адриана ван де Венне. 1624-1626. Офорт,
14,6 х 20,8 см. Рейксмузеум, Амаердам.
ii6. Портрет Конрада Ворстия. Рейнир Винкелес,
по рисунку Якоба Бюйса. 1783-1795- Офорт, резец,
ю.з х 6,9 см. Рейксмузеум, Амстердам.
117. Портрет Якова I, короля Англии. Неизвестный
мастер. 1612-1652. Гравюра, 16,3 x 12,3 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
ii8. Портрет Симона Биссхопа (Эпископия). Саломон
Саверей, по оригиналу Хендрика Мартенсзоона Зорха.
1624-1648. Гравюра, 23,2 x 14 см. Рейксмузеум, Амстердам.
119. Портрет Рейнира Пау в возрасте 67 лет. Теодор
Матхам, по оригиналу Яна Антонисзоона ван Раве-
стейна. 1658. Гравюра, 30,8 x ig,8 см. Рейксмузеум,
Амстердам.
123- Армииианская телега с дерьмом. Сатира
на арминиан. Неизвестный мастер. i6i8. Офорт,
38,2 х 43 см. Рейксмузеум, Амстердам.
124-125. Ловцы душ. Адриан Питерсзоон ван де
Венне. 1614. Дерево, масло, 98,5 x 187,8 см. Рейксмузеум,
Амстердам.
128. Портрет Дадли Карлтона. Виллем Якобсзоон Делфф,
по живописному оригиналу Михила ван Миревелта.
i620. Гравюра, 19,2 x 13,1 см. Рейксмузеум, Амаердам.
130. Портрет Маурица, принца Оранского. Михил ван
Миревелт. 1613-1620. Дерево, масло, 220,3 х Ч36 см-
Рейксмузеум, Амстердам.
132. Убиенная невинность. Корнелис Сафтлевен. 1663.
Холст, масло, 63 x 86 см. Рейксмузеум, Амстердам.
134. Открытие Дордрехтского синода 13 ноября
i6i8 года. Франсуа Схиллеманс, 1618-1619, Гравюра,
453 х 4°>5 см- Рейксмузеум, Амстердам.
136. Весы или последнее голландское переустройство.
Саломон Саверей. i6i8. Гравюра, 433 х 337 см-
Рейксмузеум, Амстердам.
139« Бегство ремонстрантов из Гааги после решений
Дордрехтского синода. Неизвестный мастер, по
оригиналу Клааса Янсзоона Фиссера II. 1619. Гравюра,
15,7 х 26 см. Рейксмузеум, Амстердам.
140. Портрет Адриана Пау, пенсионария Голландии.
Михил ван Лохом, по оригиналу Петера ван Мола.
1635. Гравюра, зо,6 х год см. Рейксмузеум, Амстердам.
143* Казнь Олденбарневелта 13 мая 1619 года.
Неизвестный мастер. 1619. Гравюра, 19,9 х 23,9 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
144* Вверху: Изображение важнейших событий 1619
года. Неизвестный мастер, по оригиналу Виллема
Якобсзоона Делффа. 1619. Гравюра, 8,i x 32,7 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
Внизу: Замок Лувестейн, место заключения Хогербеет-
са и де Гроота. Клаас Янсзоон Фиссер II. 1619. Офорт,
23,1 х зо,6 см. Рейксмузеум, Амстердам.
149* Слева: Портрет Йооста ван ден Вондела. Теодор
Матхам, по оригиналу Иоахима фон Зандрарта. 1630-
1676. Гравюра, 28 х 19,7 см. Рейксмузеум, Амстердам.
Справа: Титульный лист Паламеда Вондела. Саломон
Саверей. 1625. Гравюра, 17,6 x 13,5 см. Рейксмузеум,
Амстердам.
153 Портрет Герарда Фоссия. Теодор Матхам, по
оригиналу Иоахима фон Зандрарта. 1615-1676. Гравюра,
28 х 19,8 см. Рейксмузеум, Амстердам.
154-155* Строительство церкви ремонстрантов
в Амстердаме. Франс Брюн. 1630-1640. Гравюра,
40 х 52 см. Рейксмузеум, Амстердам.
157. Памятник Эразму в Роттердаме. Даниэл Стопен-
даал, по оригиналу Хиллебранда ван дер Аа, 1682-
1726, офорт, 46,6 x 376 см- Рейксмузеум, Амстердам.
158. Гуго Гроций в возрасте 49 лет. Виллем
Якобсзоон Делфф, по живописному оригиналу Михила ван
Миревелта. 1632. Гравюра, 26,2 x 17,2 см. Рейксмузеум,
Амстердам.
i62. Армииианское укрепление в Лейдене.
Неизвестный мастер. i6i8. Офорт, резец, 42 x 35.5 см-
Рейксмузеум, Амстердам.
1038

Иллюстрации
163. Портрет Петруса Скривериуса. Ян ван де Велде II,
по живописному оригиналу Франса Халса. 1626.
Гравюра, 26,9 * 15.6 см. Рейксмузеум, Амстердам.
Золотой апельсин, или Божьей милостью
принцесса Оранская
197. Портрет Амалии ван Солмс. Рембрандт. 1632.
Холст, 69,5 * 546 см. Музей Жакмар-Андре, Париж.
© Studio Sébert Photographes.
198. Портрет Фредерика Хендрика. Геррит ван
Хонтхорст. 1631. Холст, масло, 73.4 * 6о см. Королевский
архив, Гаага.
199* Слева: Елизавета Стюарт, королева Богемии.
Николаас де Клерк. 1625. Гравюра, 27,1 x i6,6 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
Справа: Фридрих V, король Богемии и курфюрст
Пфальца. Криспейн ван де Пассе II. Между или после
1610-1637 Гравюра, 14,9 х 1Х см- Рейксмузеум,
Амстердам.
202. Свадебное шествие пфальцграфа Фридриха
и английской принцессы Елизаветы 14 февраля 1613
года. Франс Хогенберг. 1613-1615. Офорт, 21,2 x 26,3 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
204-205. Прибытие пфальцграфа Фридриха и
Елизаветы во Флиссинген 28 апреля 1613 года. Неизвестный
мастер, по оригиналу Адриана Питерсзоона ван
де Вен не. i6i8 и/или 1650. Гравюра, 42,4 x 224 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
204- Внизу: Памятная медаль по случаю коронования
Фридриха и Елизаветы. 1619. Неизвестный мастер.
i6i8. Серебро, з.З см, Рейксмузеум, Амстердам.
206. Карикатура на поражение Фридриха в битве
при Белой горе, 8-д ноября 1620 года. Неизвестный
мастер. i62i. Офорт, 17,5 x 26,1 см, Рейксмузеум,
Амстердам.
207. Карикатура на незавидное положение
Фридриха. Неизвестный мастер. 1621. Офорт,
29,5 x 34'6 см. Рейксмузеум, Амстердам.
208. Фридрих и Елизавета зимой 1621 года.
Корнелис Плоос ван Амстел, по рисунку Хендрика
Аверкампа. 1766. Офорт, 21,5 x 22,2 см. Рейксмузеум,
Амстердам.
209. Фридрих, Елизавета и их старшие дети.
Биллем ван де Пассе. 1621. Гоавюра, 17,6 x 21,6 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
214. Аллегория на рождение Виллема II27 мая
1626 года. Чарлз Бингер, по оригиналу неизвестного
мастера. 1800-1899-Л итофафия, 28,6 х 20 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
220. Вверху: Аллегория на отвоевание Фредериком
Хендриком Схертогенбоса 17 сентября 1629 года.
Криспейн ван де Пассе II. 1629. Гравюра, 28,9 x 37.5 см
Рейксмузеум, Амстердам.
220-221. Внизу: Испанский гарнизон покидает Бреду,
отвоеванную армией Штатов под командованием
Фредерика Хендрика ю октября 1637 года.
Неизвестный мастер. 1637. Офорт, 20,8 х д8,6 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
227. Автопортрет Константина Гейгенса, 1622.
233- Портрет Константина Гейгенса и Сюзанны
ван Барле. Якоб ван Кампен. Около 1635-
Холст, масло, 95 * 7^-5 см. Маурицхейс, Гаага.
234* Томас де Кейзер, портрет Константина Гейгенса.
Национальная галерея, Лондон. © The National Gallery,
London.
С. 240. Портрет Константина Гейгенса. Ян Ливенс.
1628-1629. Дерево, масло, 99 х ^4 см. Рейксмузеум,
Амстердам.
242. Письмо Рембрандта Гейгенсу. Королевский
архив, Гаага.
249* Портрет Амалии ван Солмс. Геррит ван Хонтхорст.
Дерево, масло, 75 х 6° см. Королевский архив. Гаага.
251. Портрет Амалии ван Солмс. Кунраат Баумане, по
живописному оригиналу Антониса ван Дейка. 1640-
1641. Гравюра, 25,6 x ig,8 см. Рейксмузеум, Амстердам.
254* Будущий штатгальтер Биллем II, принц Оранский,
и его невеста, принцесса Мария Генриетта Стюарт,
дочь Карла I. Антонис ван Дейк. 1641. Холст, масло,
182,5 x 142 см. Рейксмузеум, Амстердам.
С.257* Брак Виллема, принца Оранского, и принцессы
Марии Стюарт 2 мая 1641 года. Рейнир ван Персейн,
по живописному оригиналу Исаака Исааксзоона. 1641.
Гравюра, 36,5 x 473 см- Рейксмузеум, Амстердам.
258-259* Шествие стрелков во время въезда
Генриетты Марии в Амстердам 20 мая 1642 года. Питер Нолпе,
по оригиналу Симонсзоона Поттера. 1642. Офорт,
40 х 49.2 см. Рейксмузеум, Амстердам.
261. Отъезд королевы Генриетты Марии из Голландии
29 января 1643 года. Балтазар Флорисзоон ван Беркен-
роде. 1643. Офорт, 39 * 4^,2 см. Рейксмузеум, Амстердам.
262. Луиза Генриетта, принцесса Оранская. Корнелис
Фиссер II, по живописному оригиналу Геррита ван
Хонтхорста. 1649 Офорт, резец, 41,8 x 30,6 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
264. Фридрих Вильгельм, курфюрст Бранденбургский,
с женой Луизой Генриеттой. Геррит ван Хонтхорст. 1647
Холст, масло, 302 x 194,3 см. Рейксмузеум, Амстердам.
265. Фредерик Хендрик на смертном одре. Корнелис
ван Дален I, по оригиналу Адриана Питерсзоона ван
де Венне. 1647 Гравюра, 34.2 x 38.9 см, Рейксмузеум.
Амстердам.
266-267. Похороны Фредерика Хендрика ю мая 1647
года в Гааге. Неизвестный мастер. 1647-1651. Офорт.
39,7 к 5*6 см. Рейксмузеум, Амстердам.
268. Казнь Карла I перед зданием Уайтхолла
в Лондоне. Саломон Саверей. 1649- Офорт,
и,9 х Ч'В см. Рейксмузеум, Амстердам.
269. Елизавета Стюарт с серьгой из волос Карла I.
Биллем Якобсзоон Делфф, по живописному
оригиналу Михила ван Миревелта. 1623.
Гравюра, 41,6 х 29,5 см. Рейксмузеум, Амстердам.
1039

274- Йохан де Витт. Абрахам Блотелинг, по оригиналу
Яна де Баана, 1660-1690, меццо-тинто и фавюра,
273 х 21.7 см. Рейксмузеум, Амстердам.
277. Морской бой у берегов Голландии во время
Первой Англо-голландской войны. Флот Штатов под
командованием Маартена Тромпа и английский флот
под командованием Джорджа Монка, 8 августа
1653 года. Неизвестный мастер, по оригиналу
Яна Абрахамсзоона Беерстратена. 1654-1656.
Офорт, 13,5 x ^.8 см. Рейксмузеум, Амстердам.
278. Сатира на Кромвеля времен Первой
Англоголландской войны. Криспейн ван де Пассе II. 1652.
Гравюра, 39.9 х 2*>.5 см. Рейксмузеум, Амстердам.
280. День рождения принца, 14 ноября 1650 года.
Ян Стеен. 1660-1679- Дерево, масло, 46 x 62,5 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
281. Аллегория на окончание Первой
Англо-голландской войны. Франсуа Схиллеманс, по рисунку
Адриана Питерсзоона ван де Вен не. 1654- Офорт,
резец, 6о,5 x 6i см. Рейксмузеум, Амстердам.
283. Портрет Виллема III с апельсином в руке
и с голубой лентой Ордена Подвязки. Адриаан Ханне-
ман. i654- Холст, 133* 94 см. Рейксмузеум, Амстердам.
288. Банкет в честь Карла II, устроенный Штатами
Голландии зо мая i66o года в Маурицхейсе. Питер
Филипп, по оригиналу Якоба Тооренвлита. i66o.
Офорт, резец, 40,2 x 49 см. Рейксмузеум, Амстердам.
289* Отплытие Карла II в Англию 23 мая i66o года.
Ян де Биссхоп. 1660-1662. Рисунок пером и кистью,
39 х 52 см. Рейксмузеум, Амстердам.
292.Холмсов фейерверк на Терсхеллинге. Виллем
ван де Велде 1.1666. Рисунок карандашом, пером
и кистью, 44.7 х 7^ см. Рейксмузеум, Амстердам.
294* Кормовой щит Royal Charles. Неизвестный
мастер. Дерево, 277 * 378 х 12° см, боо кг.
Рейксмузеум, Амстердам.
295- Портрет Уильяма Темпла. Каспар Лёйкен. 1695-
Офорт, 11,8 х 6,8 см. Рейксмузеум, Амстердам.
299. Голландская трагедия, 1673. Серия из шести
французских карикатур на голландцев. Неизвестный
мастер, по рисунку Ле Поффре. 1673 Офорт,
233 х Ч см. Рейксмузеум, Амстердам.
3d. Виллем III в образе Марса, из серии
Wendeköpfe. Ромейн де Хооге. 1672. Офорт,
14,5х 12 см. Рейксмузеум, Амстердам.
302. Английское оповещение о начале Третьей
Англо-голландской войны у апреля 1672 года
и отъезде посла Нидерландов. Ромейн де Хооге. 1674-
Офорт, резец, 12,2 x 28 см. Рейксмузеум, Амстердам.
303. Сверху вниз:
Карл II — тигр, из серии Wendeköpfe. Ромейн
де Хооге, 1672. Офорт, резец, 14 * п,8 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
Людовик — лев, из серии Wendeköpfe.
Ромейн де Хооге. 1672. Офорт, резец. 14 x 11,7 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
Епископ Мюнстера — свинья, из серии Wendeköpfe.
Ромейн де Хооге. 1672. Офорт, 15 x 11,5 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
Максимилиан Хендрик Баварский — осел, из серии
Wendeköpfe. Ромейн де Хооге. 1672. Офорт,
14Д х 11,2 см. Рейксмузеум, Амстердам.
304-305* Битва при Солебее 7 июня 1672 года. Виллем
ван де Велде 1.1673. Рисунок карандашом, пером
и кистью, 35.5 х ^4.9 см. Рейксмузеум, Амстердам.
306-307. Переход французов через Рейн. Шарль Луи
Симон но, по рисунку Адама Франса ван дер Мелена.
1672. Офорт, 57.3 х 994 см. Рейксмузеум, Амстердам.
Зо8. Аллегория на затруднительное положение
Нидерландов в начале 1672 года. Неизвестный
мастер. 1672. Офорт, резец, 37 х 25.5 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
312. Виллем III как спаситель отечества. Политическая
аллегория. Криспейн ван де Пассе II. 1665 или 1672.
Гравюра, 43.8 х 32 см. Рейксмузеум, Амстердам.
314* Вид на ставку принца Виллема у Старого Рейна,
29 августа 1672 года. Валентейн Клотц. 1672. Рисунок
карандашом, пером и кистью, 12,4 x 19,5 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
317. Изувеченные тела братьев де Витт, го августа
1672 года. Неизвестный мастер. 1672. Офорт, резец,
42,з х зо см. Рейксмузеум, Амстердам.
318.Тела братьев де Витт. Ян де Баан. 1672-1675. Холст,
масло, 69,5 х 5б см. Рейксмузеум, Амстердам.
322. Нидерландский Лев прогоняет французского
Петуха с драконьим хвостом. Неизвестный мастер. 1674-
Офорт, резец, 14,8 x 20,5 см. Рейксмузеум, Амстердам.
323. Похороны Амалии ван Солмс, восемь часов
вечера 21 декабря 1675 года. Ромейн де Хооге. 1675.
Офорт, 43 х 53 см. Рейксмузеум, Амстердам.
324. Отъезд и прибытие Виллема III в Англию, i688.
Ян Лёйкен. 1689. Офорт, и х 13,4 см. Рейксмузеум,
Амстердам.
325. Виллем и Мэри провозглашаются суверенами
Англии, 23 февраля 1689 года. Ян Лёйкен. 1689.
Офорт, 11,9 х *Ы см. Рейксмузеум, Амстердам.
Вокруг Урока анатомии доктора Тюлпа,
или Кто, как и отчего лечил голландцев в xvii веке
362-363. Урок анатомии доктора Тюлпа.
Рембрандт. 1632. Холст, масло, 169,5 x 21^.5 см.
Маурицхейс, Гаага.
366-367. Урок анатомии Себастиана Эгбертсзоона.
Арт Питерсзоон. 1601-1603. Холст, масло,
147 х 392 см. Музей Амстердама.
368. Урок остеологии Себастиана Эгбертсзоона.
Томас де Кейзер (?). 1619. Холст, масло, 135 * i86 см.
Музей Амстердама.
369. Урок анатомии Йохана Фонтейна. Николаас
Элиасзоон (Пикеной). 1625-1626. Холст, масло,
975 х *92 см. Музей Амстердама.
1040

Иллюстрации
371. Слева: Чудо со статиром. Клаас Янсзоон Фиссер
II, по живописному оригиналу Рубенса. Около i6i2.
Гравюра, 40,2 х 503 см. Тейлерс-музей, Харлем.
Справа: Пьяный крестьянин в трактире. Адриан
Браувер. Около 1624. Дерево, масло, 34.8 х 26 см.
Музей Бойманса — ван Бенин гена, Роттердам /
Фотография: ©Studio Tromp, Rotterdam.
372. Андреас Везалий в возрасте 28 лет. Ян Ванделаар.
1702-1759- Офорт, резец, 28,8 x 173 см. Рейксмузеум,
Амстердам.
375-Старая церковь. Клаас Янсзоон Фиссер II.
1613-1648. Офорт, резец, 25,1 * 3i>7 см> Рейксмузеум,
Амстердам.
378. Здание лейденского университета и
ботанический сад. Неизвестный мастер. 1726. Офорт,
26,2 х 323 см. Рейксмузеум, Амстердам.
380. Портрет Юстуса Липсия. Хендрик Голциус. 1587.
Гравюра, 143 х ЮД см- Рейксмузеум, Амстердам.
381. Портрет Йозефа Скалигера в возрасте 35 лет-
Хендрик Голциус. 1590-1594- Гравюра, 27,8 x го см.
Рейксмузеум, Амстердам.
382. Портрет Каролуса Клузиуса. Филипп Галле. 1587-
i6o6. Гравюра, 16,5 x ид см. Рейксмузеум, Амстердам.
384-385* Вид ботанического сада Лейденского
университета. Вилл ем Исааксзоон ван Сванен-
бюрг, по рисунку Яна Корнелисзоона ван
хет Ваудта. i6io. Офорт, 32,8 x 40,6 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
386. Анатомический театр Лейденского университета.
Виллем Исааксзоон ван Сваненбюрг, по рисунку
Яна Корнелисзоона ван хет Ваудта. i6io. Офорт,
33 х 39>6 см. Рейксмузеум, Амстердам.
389. Библиотека Лейденского университета.
Виллем Исааксзоон ван Сваненбюрг, по рисунку
Яна Корнелисзоона ван хет Ваудта. i6io.
Офорт, зз х 4°>3 см- Рейксмузеум, Амстердам.
393» Портрет Питера Пау. (Мастерская) ван де Пассе.
1625. Гравюра, 15,5 * ю,з см. Рейксмузеум, Амстердам.
394- Ур°к анатомии профессора Пау. Андрис Якобсзо-
он Сток, по оригиналу Якоба де Гейна II. 1615. Гравюра,
29,2 x 22,8 см. Рейксмузеум, Амстердам.
396. Флегматический темперамент. Хармен Янсзоон
Мюллер, по рисунку Маартена ван Хеемскерка. 1566.
Гравюра, 21,7 х 23-8 см- Рейксмузеум, Амстердам.
397* Сангвинический темперамент. Хармен Янсзоон
Мюллер, по рисунку Маартена ван Хеемскерка. 1566.
Гравюра, 21,6 х 23,6 см. Рейксмузеум, Амстердам.
398. Меланхолический темперамент. Хармен Янсзоон
Мюллер, по рисунку Маартена ван Хеемскерка. 1566.
Гравюра, 21,5 х 237 см- Рейксмузеум, Амстердам.
399* Х°лерический темперамент. Хармен Янсзоон
Мюллер, по рисунку Маартена ван Хеемскерка. 1566.
Гравюра, 21,з х 23,6 см. Рейксмузеум, Амстердам.
404. Вверху: Портрет Франциска Сильвия. Корнелис
ван Дален II. 1659- Гравюра, 30.7 x 23,8 см. Рейксмузеум,
Амстердам.
Внизу: Врач. Ян Лёйкен. 1694- Офорт, 14 x 8д см.
Рейксмузеум, Амстердам.
405. Лекарь. Каспар Лёйкен по рисунку Яна Лёйкена.
i6g4- Офорт, 14,1 х 8 см. Рейксмузеум, Амстердам.
406. Уход за ранеными в лагере неподалеку от поля
боя. Ян Лёйкен. 1693- Офорт, 14,6 x 9,4 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
408. Уход за больными в больнице. Ян Лёйкен. 1698.
Офорт, 143 х 9 см- Рейксмузеум, Амстердам.
409. Большая больничная палата. Ян Лёйкен. i688.
Офорт, 12 x i6,4 см. Рейксмузеум, Амстердам.
410. Мужчина с деревянной ногой и старуха. Из серии
изображений бродяг, крестьян и инвалидов Первой
Англо-голландской войны. Саломон Саверей /
Питер Янсзоон Кваст. 1638-1665. Гравюра. 13,5 х 9 см-
Рейксмузеум, Амстердам.
412. Портрет повитухи (возможно Йенекке ван Корте-
брук). Криспейн ван ден Квеборн. 1614-1652. Гравюра,
13,5 х 8,6 см. Рейксмузеум, Амстердам.
413. Баночница. Квирин Герритсзоон ван Брекеленкам.
Около i66o. Дерево, масло, 47.9 х 3^.7 см- Маурицхейс.
Гаага.
414* Баночница. Корнелис Дюсарт. 1695
Офорт, 25,7 х 17>4 см. Рейксмузеум. Амстердам.
415* Шарлатан. Рембрандт. 1635- Офорт, 7,8 x 3,6 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
423.Сатира натюльпаноманию. Ян Брейгель II. Около
1640. Дерево, масло, 31х 49 см- Музей Франса Халса,
Харлем. Фотография: © René Gemtsen
424. Телега дураков Флоры. Криспейн ван де Пассе.
1637 Гравюра, 31.5 х 39Д см- Рейксмузеум, Амстердам.
427. Операция на ноге. Питер Янсзоон Кваст. 1615-1652.
Гравюра, 19,6 х 223 см. Рейксмузеум, Амстердам.
428. Семья лекаря Франса Херкулеса. Эгберт
ван Хеемскерк. 1669. Холст, масло, 70 x 59 см.
Музей Амстердама.
430. Медная монета отделения Западной Фрисландии
Ост-Индской компании. 1792. Рейксмузеум, Амстердам.
435» Чума. Ян Лёйкен. 1697-1705- Офорт, и х 12,4 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
436. Похороны жертв чумы. Ян де Риддер. 1675-1735-
Офорт, g x 17,7 см- Рейксмузеум, Амстердам.
437» Аптекарь. Ян Лёйкен. 1694. Офорт, 14,1 x 8д см.
Рейксмузеум, Амстердам.
438. Интерьер аптеки. Ян Лёйкен. 1683. Офорт,
143 х 8.6 см. Рейксмузеум, Амстердам.
444* Титульный лист книги о лечении подагры. Ян
Лёйкен. 1684. Офорт, 13,9 * 8,6 см. Рейксмузеум, Амстердам.
462. Страницы Книги медицинских наблюдений
Николааса Тюлпа. Амстердам, 1650. Библиотека
Университета Амстердама.
466. Молодой пьяница. Хендрик Голциус (?). 1590-1610.
Гравюра, ig х 13.2 см. Рейксмузеум, Амстердам.
468. Старый пьяница, или Последствия пьянства.
Хендрик Голциус (?). 1590-1610. Гравюра, ig х 12,5 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
1041

469* Сидящий курильщик. Дирк Хале. 1622-1627.
Бумага, масло, 27,7 * 17.8 см. Рейксмузеум, Амстердам.
477» Зубодер. Ян Лёйкен. 1698. Офорт, 13,1 х 8,5 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
479» Вверху: Урок анатомии Яна Деймана (фрагмент).
Рембрандт. 1656. Холст, масло, 98,5 * 132,5 см.
Музей Амстердама.
Внизу: Портрет Арнаута Толинкса. Йоханнес Питер
де Фрей, по живописному оригиналу Рембрандта.
1797- Офорт, i6,3 х 127 см. Рейксмузеум, Амстердам.
482. Портрет Николааса Тюлпа. Ян де Биссхоп,
по живописному оригиналу Юриаана (Юргена)
Овенса. После 1658. Офорт, i8,2 x 13,7 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
485. Надгробный камень Тюлпа в Новой церкви.
Фотография: © Petra en Erik Hesmerg.
Золото Рембрандта
522. Отряд стрелков II округа под командованием
капитана Франса Баннинка Кока, Ночной дозор.
Фрагмент. Рембрандт. 1642. Холст, масло,
3795 х 453.5 см. Рейксмузеум, Амстердам.
536-537» Празднование стрелками Министерского
мира. Бартоломеус ван дер Хелст. 1648. Холст,
масло, 232 x 547 см. Рейксмузеум, Амстердам.
548. Рота амстердамских аркебузиров. Дирк Якобе.
1532. Дерево, масло, 115 x i6i. © Государственный
Эрмитаж, Санкт-Петербург, 2017. Фотографы:
Ю. А. Молодковец, В. С. Теребенин, Л. Г. Хейфец.
549* Вид на Дворцовый пруд Гааги со стрельбищем
на переднем плане. Неизвестный мастер. 1567.
Дерево, масло, 93 * 165 см. Гаагский
Исторический музей, Гаага.
550« Цепь амстердамских аркебузиров.
Неизвестный мастер. 1500-1524 гг. Позолоченное серебро,
8о,о х 40-° * 2г5 см. Рейксмузеум, Амстердам.
560. Капитан инфантерии. Хендрик Голциус. 1583.
Гравюра, 27Д х 15 см. Рейксмузеум, Амстердам.
562. Копия Ночного дозора. ГерритЛюнденс.
1642-1655 гг. Дерево, масло, 66,5 х %SS см.
Рейксмузеум, Амстердам.
563. Знаменосец. Хендрик Голциус. 1585. Гравюра,
2i,5 x 15,7 см. Рейксмузеум, Амстердам.
564. Знаменосец. Лука Лейденский. 1508-1512.
Гравюра, 11,8 x j см. Рейксмузеум, Амстердам.
566-567 Стрелки из книги Обращение с оружием.
Слева направо:
Солдат, устанавливающий мушкет на сошке.
Якоб де Гейн II. 1597-1бо8. Гравюра, 25,5 * 18,5 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
Солдат, дующий на фитиль и прикрывающий рукой
колодку от искр. Якоб де Гейн II. 1597-1^°8. Гравюра,
25,5 * i8,5 см. Рейксмузеум, Амстердам.
Солдат, дующий на фитиль. Якоб де Гейн II. 1597~16о8.
Гравюра, 25,5 x 1&5 см. Рейксмузеум, Амстердам.
570-571» Карта Амстердама. Корнелис Антонисзоон.
1544- Гравюра на дереве, 100,7 x 109,3 см.
Рей ксмузеу м, Амстердам.
572-573» Портрет амстердамских аркебузиров.
Дирк Якобе. i529/i532_1535- Дерево, масло,
119,3 х !74-4 см. Рейксмузеум, Амстердам.
575* Р°та А амстердамских аркебузиров.
Неизвестный мастер. 1531. Дерево, масло, 115 * 195 см.
Музей Амстердама.
576. Грошовая трапеза. Корнелис Антонисзоон. 1533-
Дерево, масло, 130 x 206,5 см. Музей Амстердама.
578-579* ОтРяД стрелков капитана Жиля Фалкенира
и лейтенанта Питера Баса. Питер Исааксзоон. 1599^
Холст, масло, 218 x 526 см. Рейксмузеум, Амстердам.
580-581. Отряд лучников под командой Дирка
Розекранса и лейтенанта Пау. Корнелис Кетел. 1588.
Холст, масло, 2о8 х 410 см. Рейксмузеум, Амстердам.
583. Портрет четырех старшин Дулен лучников.
Иоахим Ян Оортман, по живописному оригиналу
Бартоломеуса ван дер Хелста. 1653. Офорт
и Гиавюра, ïj x 26,8 см. Рейксмузеум, Амстердам.
584. Вверху: Офицеры и другие стрелки отряда
VIII округа под командованием капитана Рулофа Бик-
кера и лейтенанта Яна Михилсзоона Блау.
Бартоломеус ванн дер Хелст. 1643 (1639)- Холст, масло, 235 * 75°
см. Рейксмузеум, Амстердам.
Внизу слева: Офицеры и другие стрелки отряда
XIX округа под командованием капитана Корнелиса
Биккера и лейтенанта Фредерика ван Банхема,
готовые к встрече Марии Медичи. Иоахим
фон Зандрарт. 1640. Холст, масло, 343 х 25^ см.
Рейксмузеум, Амстердам.
Внизу справа: Офицеры и другие стрелки отряда
XVIII округа под командованием капитана Альберта
Баса и лейтенанта Лукаса Конейна. ГовертФлинк. 1645-
Холст, масло. 347 х 244 см. Рейксмузеум, Амстердам.
585. Сверху вниз:
Офицеры и другие стрелки отряда IV округа под
командованием капитана Яна ван Флоосвейка
и лейтенанта Геррита Хюдде. Николаас Элиасзоон
(Пикеной). 1642. Холст, масло, 340 x 527 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
Офицеры и другие стрелки отряда V округа под
командованием капитана Корнелиса де Грааффа
и лейтенанта Хендрика Лауренсзоона. Якоб Баккер. 1642.
Холст, масло, 367 * 511 см- Рейксмузеум, Амстердам.
Отряд стрелков II округа под командованием
капитана Франса Баннинка Кока. Ночной дозор.
Рембрандт. 1642. Холст, масло. 379-5 х 4535 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
589. Мария Медичи в образе Берецинтии, в
колеснице, управляемой Генрихом IV. Питер Нолпе, по эскизу
Никалааса Муйарта. Лист 5 из серии Празднества
по случаю приезда Марии де Медичи в Амстердам,
иллюстрация в Medkea hospes Барлея. 1638. Офорт,
резец, 293 х 3&3 см. Рейксмузеум, Амстердам.
1042

Иллюстрации
59°"591 Вверху: Въезд кавалькады Марии Медичи
в Амстердам. Питер Нолпе, по рисунку Яна Мартсзена
де Йонге. 1638-1639- Офорт, резец, 32,2 x 47.8 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
590. Внизу: Трубачи и стрелки приветствуют Марию
Медичи при въезде в Амстердам. Питер Нолпе,
по рисунку Яна Мартсзена де Йонге. Лист i из серии
Празднества по случаю приезда Марии де Медичи
в Амстердам, иллюстрация в Medkea hospes Барлея.
1638-1639. Офорт, 32,2 х 497 см, Рейксмузеум,
Амстердам.
593» Портрет Андриса Биккера. Бартоломеус
ван дер Хелст. 1642. Дерево, масло, 93-5 х 7°5 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
594* Королевский кортеж у триумфальной арки
у Свиного шлюза. Саломон Саверей, по рисунку Яна
Мартсзена де Йонге. Лист 4 из серии Празднества по
случаю.., иллюстрация в Medicea hospes Барлея. 1638.
Офорт, 297 * 38,8 см. Рейксмузеум, Амстердам.
595* Прибытие королевского кортежа к арке с
изображением брака Генриха IV и Марии Медичи. Саломон
Саверей, по рисунку Яна Мартсзена де Йонге, лист 2
из серии Празднества по случаю.., иллюстрация в
Medicea hospes Барлея. 1638. Офорт, 29,4 * 38,3 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
596-597* Празднества на воде во время визита
Марии Медичи в Амстердам. Саломон Саверей по
рисунку Симона де Флигера, лист 15 из серии
Празднества по случаю приезда Марии де Медичи в
Амстердам, иллюстрация в Medicea hospes Барлея.
1638. Офорт, 33-5 х 65-5 см- Рейксмузеум, Амстердам.
598. Мария Медичи. Саломон Саверей, 1638,
по живописному оригиналу Геррита ван Хонтхорста,
иллюстрация в Medicea hospes Барлея.
Офорт, 32,1 х 21,1 см, Рейксмузеум, Амстердам.
бог. Вид на Дулен аркебузиров в Амстердаме.
Захариас Веббер II. 1665. Офорт, 117 * Ч см.
Рейксмузеум, Амстердам.
605. Старшины Дулен аркебузиров.
Говерт Флинк. 1642. Холст, масло,
203 х 278 см. Рейксмузеум, Амстердам.
606. Офицеры и другие стрелки отряда XVIII округа
под командованием капитана Альберта Баса и
лейтенанта Лукаса Конейна. Говерт Флинк. 1645. Холст,
масло, 347 х 244 см, Рейксмузеум, Амстердам.
6i8. Канонир с маркитанткой. Биллем Питерсзоон
Бейтевех. i6i6. Офорт, 14,2 x 9,3 см. Рейксмузеум,
Амстердам.
619. Триумф Мордехая. Рембрандт. 1639-1643- Офорт,
сухая игла, 17,5 * 21.5 см. Рейксмузеум, Амстердам.
621. Собрание в Большом Зале Дулен аркебузиров
в августе 1748 года. Неизвестный мастер. 1748.
Офорт, резец, 15,3 * 24,4 см. Рейксмузеум, Амстердам.
624* Вид на Королевский музей в Амстердаме. А.Л ютц,
по рисунку Корнелиса де Круйффа. 1825. Офорт,
193 х 23'5 см. Рейксмузеум, Амстердам.
625. Мюнстерский мир в старом здании
Рейксмузеума. 1880-1885. Фотография.
Городской архив Амстердама.
629. Ночной дозор в старом здании Рейксмузеума.
1880-1885. Фотография. Городской архив Амстердама.
631. Новый Рейксмузеум. 1890-1898. Фотография.
Городской архив Амстердама.
632.Зал Рембрандта в новом Рейксмузеуме. 1885-
1900. Фотография, 14 * 9 см. Рейксмузеум, Амстердам.
635' Ночной дозор в 1929 году. Фотография.
Рейксмузеум, Амстердам.
636. Вверху: Эвакуация портретов стрелков,
август-ноябрь 1939 г°Аа Фотография. Рейксмузеум,
Амстердам.
Внизу: Сотрудники музея выносят картины в проезд
под музеем, где их погружают на машины, август-
ноябрь 1939 г°Да- Фотография, il x i6 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
6з7« Машины с картинами выезжают из проезда
под музеем, август — ноябрь 1939 горд, фотография,
и x i6 см. Рейксмузеум, Амстердам.
638. Прибытие стрелков Мюнстерского мара
и Отряда Рулофа Биккера ван дер Хелста
к бункерам на севере Голландии. 1939 Г°Д
Фотография, и x i6 см. Рейксмузеум, Амстердам.
Империя железных королей
66i. Портрет Якоба Трипа. Рембрандт. Около i66i.
Холст, масло, 130,5 х 97 см. Национальная Галерея,
Лондон. © The National Gallery, London.
663. Портрет Маргареты де Геер. Рембрандт. i66i.
Холст, масло, 130,5 х 976 см. Национальная Галерея,
Лондон. © The National Gallery, London.
666. Портрет Маргареты де Геер. Якоб Кейп. 1651.
Дерево, масло, 73.9 * 59-5 см. Рейксмузеум, Амстердам.
667. Портрет Якоба Трипа. Николаас Маас. Около 1665.
Холст, маспо, i2i,8 x 100,5 см. Маурицхейс, Гаага.
670. Портрет Алетгы Адриаансдохтер. Рембрандт.
1бз9- Дерево, масло, 64,7 х 55-3 см. Музей Бойманса —
ван Бёнингена, Роттердам. Из собрания Фонда
Виллема ван дер Ворма / Фотография: ©Studio
Tromp, Rotterdam.
671- Портрет молодой женщины, возможно
Марии Трип. Рембрандт. 1639. Дерево, масло.
Ю7 х 82 см. Рейксмузеум, Амстердам.
672. Портрет ЭлиасаТрипа. Йоханнес Спилберг II. 1649.
Холст, масло, 82 x 66 см. Зеландский морской музей
MuZEEum, Флиссинген.
682. Портрет Софии Трип. Бартоломеус ван дер Хелст.
i645- Институт истории искусств (RKD), Гаага.
684. Портрет молодой женщины, возможно
Марии Трип. Фердинанд Бол. Около 1639
(подписан Рембрандт, 1632). Дерево, масло, 105 * 78 см.
Музей Сюрмонда-Людвига, Ахен. Фотография:
© Anne Gold.
1043

Иллюстрации
686. Портрет Лодевейка де Геера. Иеремия Фалк,
по оригиналу Давида Бека. 1649- Гравюра, 31,6 х 22 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
689. «Дом с головами». Фотография 0. Тилкес.
693« Литейные цеха Хендрика Трипа в Швеции.
Аллаарт ван Эвердинген. 1650-1675. Холст, масло,
192 х 254.5 см. Рейксмузеум, Амстердам.
694* Портрет Хендрика Трипа. Фердинанд Бол. i66o.
Холст, масло, 126,5 * 97 Музей изящных искусав,
Брюссель. © Koninklijke Musea voor Schone Künsten
van België, Brüssel / foto: J. Geleyns — Ro scan.
695. Вверху: Портрет Йоханны де Геер. Фердинанд
Бол. i66o.Холст, масло, 126 x 97, Музей изящных
искусств, Брюссель. © Koninklijke Musea voor Schone
Künsten van België, Brüssel / foto: J. Geleyns — Ro scan.
Внизу: Каритас: портрет Йоханны де Геер с детьми
Сесилией Трип и Лауренсом Трипом. Фердинанд Бол.
1662-1669. Холст, масло, 167 x 152,5 см. Рейксмузеум,
Амстердам.
698. Портрет Адриана Трипа. Ян Ливенс. 1644-
Холст, масло, 107,5 * 83,5 см. Частная коллекция,
на долгосрочном хранении в Доме-музее
Рембрандта, Амстердам.
699* Портрет Якоба Трипа. Бартоломеус ван дер Хелст.
1647-1670. Холст, масло, но х 95 см. Рейксмузеум,
Амстердам.
702. Минерва-Маргарита Трип, обучающая сестру
Анну Марию. Фердинанд Бол. 1663. Холст, масло,
2о8 х 179 см. Рейксмузеум, Амстердам
Превосходный во всех отношениях Ян Сикс
712-713. Портрет Яна Сикса. Рембрандт. 1654. Холст,
масло, 112 х юг см. Собрание Сиксов, Амстердам.
716. Тростильщик шелка. Ян Лёйкен. 1694- Офорт,
14,3 х 8д см> Рейксмузеум, Амстердам.
722. Римская триумфальная арка. Биллем Ромейн.
1634-1694- Рисунок, 55.1 х 40,3 см. Рейксмузеум,
Амстердам.
723. Вид на руины. Карел Дюжарден. 1632-1678.
Рисунок, 40,4 * 54 см- Рейксмузеум, Амстердам.
724. Портрет Томаса Эрпения. Мастерская де Пассе.
1625. Гравюра, 15,4 х 1° см. Рейксмузеум, Амстердам.
741- Нападение разбойников на путешественника.
Биллем Ниуландт II, по оригиналу Паула Брила. 1594"
1635- Офорт, 22,9 х 3!»7 см. Рейксмузеум, Амстердам.
744» Буцентавр в окружении 14 гондол. Каспар Лёйкен.
i695- Офорт, 41Д * 3°Д см. Рейксмузеум, Амстердам.
745» Библиотека и кабинет редкостей Великого
герцога Тосканского. Ян Лёйкен. 1689. Офорт, 6,д * 28,4 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
74б. Бокал из яшмы, привезенный Яном Сиксом
из поездки по Италии. Собрание Сиксов, Амстердам.
749» Кунсткамера Манфредо Сетталы в Милане.
Чезаре Фьори. Около 1666. Офорт, 19,7 * 453 см-
Рейксмузеум, Амстердам.
752. Ян Сикс. Рембрандт 1647 Офорт, сухая игла,
24,4 x 193 см. Рейксмузеум, Амстердам.
754» Медея, или брак Ясона и Креусы. Рембрандт.
1648. Офорт, сухая игла, 24 * 17-6 см. Рейксмузеум,
Амстердам.
756. Портрет поэта Яна Фоса. Карел Дюжарден. 1652-
i662. Офорт, i6,6 x 12,7 см. Рейксмузеум, Амстердам.
761. Портреты Сикса и Хлорис. Герард Терборх.
Около 1640. Масло на золоте, юх 8 см, овал.
Собрание Сиксов, Амстердам.
762. Пандора в облаках. 1651. Бумага, масло,
23 * 12,7 см. Собрание Сиксов, Амстердам.
763. Гомер, читающий свои стихи (album amicorum
Яна Сикса). Рембрандт. 1652. Рисунок пером и кистью,
ig х 14 см. Собрание Сиксов, Амстердам.
764. Портрет Яна Сикса. Валлеран Вэйан, по его же
оригиналу 1649 года. 1658-1677. Меццо-тинто,
26,2 х 21,5 см. Рейксмузеум, Амстердам.
765. Портрет Яна Грутера. Паул де Зеттер. 1650-1669.
Гравюра, 13,5 x i°-6 см. Рейксмузеум, Амстердам.
769. Вверху: Портрет Франциска Юния. Венцес-
лав Холлар, по оригиналу ван Дейка. 1641. Офорт,
i6,8 x 12,6 см. Рейксмузеум, Амстердам.
Внизу: Портрет Николааса Хейнсия. Абрахам де Блуа,
по рисунку Виллема ван Мириса. 1679-1717 Гравюра,
14,9 x 9 см. Рейксмузеум, Амстердам.
771. Портрет Бальдассаре Кастильоне. Рафаэль.
До 1516. Холст, масло, 82 x 67 см. Лувр, Париж.
Фотография © RMN-Grand Palais (musée du Louvre) /
Tony Querrec.
772. Набросок с портрета Бальдассаре Кастильоне
Рафаэля. Рембрандт. 1639. Рисунок пером,
i6,3 x 20,7 см. Альбертина, Вена.
773» Рембрандт. Автопортрет. 1639« Офорт,
сухая игла, 20,6 х 16,4 см. Рейксмузеум, Амстердам.
786. Портрет Маргареты Тюлп. Говерт Флинк. 1656.
Холст, масло, 99 x 83,5 см. Собрание Сиксов,
Амстердам.
79^' Портрет Арнаута Толинкса. Йоханнес Питер де
Фрей, по живописному оригиналу Рембрандта. 1797
Офорт, i6,3 x 12,7 см. Рейксмузеум, Амстердам.
«Наимерзейший урод в истории искусства»
или Клевета Апеллеса
832-833* Портрет Жерара де Лэресса. Рембрандт.
1665. Холст, масло, 112,4 x 87.6. Метрополитен-музей,
Нью-Йорк.
8з7' Фредерик Шмидт-Дегенер. Годфрид де Гроот
1933~194°- Фотография, 173 * 123, Рейксмузеум,
Амстердам
843- Христос коронует Деву Марию. Луи Абри,
по оригиналу Бертоле Флемаля. 1673. Офорт,
25,9 х 27,5 см- Рейксмузеум, Амстердам.
846. Лэресс. Автопортрет. 1650-1711. Меццо-тинто,
35.6 х 25,6 см. Рейксмузеум, Амстердам.
Ю44

Иллюстрации
848. Дидона увлекает Амура к могиле. Иллюстрация
к драме Пелса Смерть Дидоны. Лэресс. i668.
Офорт, i8,3 х 13,4 см. Рейксмузеум, Амстердам.
851. Виньетка к изданиям Nil Voientibus Arduum.
Лэресс. 1675. Офорт, 7,4 х 5-6 см. Рейксмузеум,
Амстердам.
858. Клевета Апеллеса. Лэресс. 1655-1690. Холст,
масло, до х 114,5 см< Музей изящных искусств, Льеж.
© Ville de Liège, Musée des Beaux-Arts de la Boverie.
859. Клевета Апеллеса. Рембрандт, по рисунку Андреа
Мантеньи. 1652-1654- Офорт. 263х 43-2 см. Британский
музей, Лондон. ©Trustees of the British Museum.
860. Карта Амстердама с планом расширения города.
Даниэль Сталпаарт. 1662. Офорт. 437 * 525 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
86i. Вид на Золотую излучину. Ян ван Калл II. 1675-1711-
Офорт, i6,8 х 204 см. Рейксмузеум, Амстердам.
86г. Портрет Андриса де Грааффа. Рембрандт. 1639.
Холст, масло, гоо х 125 см. Гессенский музей, Галерея
старых мастеров, Кассель.
865. Триумф мира. Лэресс. 1672. Холст, масло,
446 х 185 см, 446 * 232 см, 446 * 202 см. Фонд Карнеги /
Дворец мира, Гаага. Фотография: © Eric Smits.
866. Портрет Филиппа де Флина. Лэресс. 1670-1675.
Рисунок пером и кистью, 26 x 20,3 см. Рейксмузеум,
Амстердам.
867. Вверху: Аллегория Науки. Лэресс. 1675-1683.
Холст, масло, 289 x i6i см. Рейксмузеум, Амстердам.
Внизу: Аллегория Милосердия. Лэресс. 1675-1683.
Холст, масло, 288 * i6o см. Рейксмузеум,
Амстердам.
868. Итальянский пейзаж с пастухом и пастушкой
в доме Якоба де Флина. Лэресс, Глаубер. Около 1687.
Холст, масло, 280 x 212 см. Рейксмузеум, Амстердам.
86д. Новая ратуша Амстердама. Якоб ван дер Ульфт.
1655. Рисунок карандашом, пером и кистью,
41 х 73 см. Рейксмузеум, Амстердам.
870. Набросок для люнета Гражданского Зала ратуши
Амстердама. Лэресс. 1670-1690. Холст, масло,
46,5 x 6г см. Музей Амстердама.
872. Селена и Эндимион. Лэресс. Около i68o.
Холст, масло, 177 « и8,5 см. Рейксмузеум, Амстердам.
873» Одиссей и Калипсо. Лэресс. Около i68o.
Холст, масло, 125 * 94 см. Рейксмузеум, Амстердам.
878. Фронтиспис Большой книги художника
Лэресса. 1712. Библиотека Университета Амстердама.
879» Ван Мандер. Книга художника. Титульный
разворот. Библиотека Университета Амстердама.
881,884,888. Страницы из Большой книги
художника Лэресса. 1712. Библиотека
Университета Амстердама.
899» Портрет Яна де Биссхопа. Ян де Биссхоп.
1657-1671. Рисунок с оригинала Юргена Овенса.
ig,8 x i6,i см. Рейксмузеум, Амстердам.
goo. Иоанн Утенбогарт. Рембрандт. 1639. Офорт,
сухая игла, 24,9 * 20,4 см. Рейксмузеум, Амстердам.
901. Бюст Яна де Биссхопа с аллегорическими
фигурами. Титульная страница Образцов рисования
де Биссхопа. Лэресс. 1670-1671. Офорт. 22,9 х 15,4 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
903. Сидящая обнаженная. Рембрандт. 1629-1633.
Офорт, 177 х 1б см. Рейксмузеум, Амстердам.
904. Купающаяся Диана. Рембрандт.1629-1633.
Офорт, 17,7 x 15.8 см. Рейксмузеум, Амстердам
905. Полуобнаженная у печи. Рембрандт. 1658. Офорт,
сухая игла, 22,9 x 18,5 см. Рейксмузеум, Амстердам.
908. Вверху: Карикатура на голландскую академию.
Томас Роулендсон. 1792. Офорт, 17,8 x 24,9 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
Внизу: Портрет Рембрандта в Немецкой академий
фон Зандрарта. Библиотека Университета Амстердама.
909. Страница из Немецкой академий с портретом
Рембрандта. Библиотека Университета Амстердама.
9Ю. Самюэль ван Хоогстратен. Автопортрет. 1677-1678.
Офорт, резец, i6,2 x 12,3 см. Рейксмузеум, Амстердам.
9i8. Портрет Арнольда Хаубракена. Якоб Хаубракен,
Давид Франсзоон ван Хоогстратен, 1718, Гравюра,
154 х 10 см» Рейксмузеум, Амстердам. Портрет
использован в первом издании Большого театра Арнольда
Хаубракена.
931» Роже де Пиль. Бернар Пи кар, с автопортрета
Роже де Пиля. 1709. Офорт, резец, 28,8 x 20,3 см.
Рейксмузеум, Амстердам.
934» Клод-Анри Ватле с его портрета, написанного
Грезом, и офорта Рембрандта, изображающего
Яна Сикса у окна. 1762. Офорт, сухая игла,
24 x i8,6 см. Рейксмузеум, Амстердам.
935» Ученый в кабинете. Рембрандт. 1650-1654.
Офорт, сухая игла, резец, 2i x i6,i см.
Рейксмузеум, Амстердам.
93б- Иллюстрация к Фаусту из собрания сочинений
Гете, Лейпциг, 1790, Королевская Библиотека, Гаага.
943* Памятник Рембрандту на бывшем Масляном
рынке (ныне площадь Рембрандта) в Амстердаме.
Около 1870. Фотография, 12,4 * 9 см Рейксмузеум,
Амстердам.

Ольга Тилкес
ИСТОРИИ СТРАНЫ
РЕМБРАНДТА