М. Б У Pin тын

ДЛЯ ДЕТЕЙ СРЕДНЕГО
II СТАРШЕГО ВОЗРАСТА
МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ
М О Г К В А *	19 3 О
Тип. изд-ва ,,Дср Эмее*
Москва, Покровка. 9.
Главлит А-80201
Тираж 10100.
М. Г. № ТПГ
сч-
Российскаягодг|арс’??нная
детская библиотека
Ч А С Т Ь
ПЕРВАЯ
ПОДВОДНОЕ ЦАРСТВО

___ ~|1 ерл, ну чего ты там колупаешь? Давай-ка
сюды.
Ребе выхватывает апельсин из рук новичка, про-
ворно счищает с него душистую ноздреватую корку
"и причмокивает от удовольствия.
— М-м-а-н.... М-м-а-а-а. Вот это-таки ха-ароший
апл-син.
Желтая кровь спелого фрукта брызжет из-под его
ногтей на засаленный отворот сюртука и капает на
ладонь. Ребе по-кошачьи облизывает липкую ладонь,
обсасывает пальцы и возвращает облудлснный апель-
син, а корки поспешно запихивает в задний карман
сюртука.
— Чего-ж ты не кушаешь' Перл, а?
— Я пе.х буду кушать. У вас, ребе, ногти... гря...
гря-аз-ные. И... и я все равно маме расскажу-у...
Мальчик плаксиво шмыгает носом и отворачивается.
Ребе тоже шмыгает носом, но сердито:
5
— Ну-ну! Вы видали? Ха! Барии какой! Ему далее
жалко, что ребе иметь .может удовольство.
— Какое же удовольство, робе? Очистить апель-
син?— кричит с места другой новичок, Фрумкин.
В ответ ему неожиданно раздается басовый голос
с Камчатки:
— Э-v, вы, новички-дурачки! Русских пословиц не
знаете. А-ну, ребятки, хором: — бс-е-ед-пому...
На Камчатке отчаянно взвизгивает парта, рто ры-
жий Пинька вскочил ногами на сиденье и по-дири-
жерски взмахнул руками. Хедернпки словно только и
ждали ого сигнала и тотчас же дружно запевают на
синагогальный мотив:
Бе-е-ед-ному ребе с ми-и-иру по ко-орке,
Бе-едпому ребе-е варенье на сто-ол...
Стих «о варенье» разучен давно. По ребе слышит
его впервые.
Глаза ребе от изумления становятся похожими на
пятаки. А кончик языка застревает между зубами.
Через минуту изумление сменяется яростью, пятаки
скатываются к переносью, и ребе с размаху хлопает
своей длинющей линейкой по голове ближайшего хе-
дерпика.
Удар приходится по курчавой макушке Мотеле Шварца.
— Ой!.. — вскрикивает Мотеле больше из озорства,
чем от боли. — Ой-е-ей!
Он обеими руками хватается за ушибленное место
и ныряет под парту.
Линейка ребе удивительно быстро и ловко прыгает
по передним и средним рядам.
— Ща!.. Illa, л вам говорю!..
Но хедерпикп с еще большой быстротой превра-
щаются в водолазов. Опп, вслед за Мотеле, погружа-
ются в подводное царство.
И парты пустеют.
Только Пиоька и еще пара ребят с Камчатки оста-
ются на поверхности. Линейка не достигает их.
— Нинь-кс-е!.. — зовет ребе, — Пин-ху-ус...
Голос ребе становится сладким, как патока. Нинька
знает, что это хитрость- ребе. По Пиньку па удочку
не возьмешь. И в его рыжей голове моментально со-
зревает план спасения. Гримасничая, он отвечает
ребе тоже ласковым голосом:
— А-у-утепькп, ре-бе-ле-е... Я зде-ся-а...
Водолазы под партами дружно фыркают.
А робе взбешен. Линейка в его руке сгибается
горбом, крепко стукнувшись об пол.
— Няньке, шлимазел1! Встань сей минут сюды.
— Зачем такое беспокойство, ребе. Я встал уже-
Вот я — здесь... — Не трогаясь с места, Нянька тычет
пальцем в крышку парты..
— Пиньке, кому я сказал — сюды? Пинь-ке-е! Одно
с двух: пли ты ко мне, или я уже к тебе... Ну?!
— Хорошо, ребе, хорошем)...
Рыжий озорник передвигает ноги так медленно,
точно волочит за собой тяжелую гирю.
— Ты скоро там?
— Я-ж иду, ребе, иду. Не горит ведь...
1 Злосчастней.
— Что?. Ну, ты "мне увидишь сейчас—где горит и
как горит, и почему горит...
Хедерники, исподтишка, один за другим, выплывают
над партами.
В глазах — испуг и любопытство. Сдастся ли Пинь-
ка или выкинет какой-нибудь номер?
В это время Пинька уже доплелся до двери.

его сюртука развеваются парусами. А линейка зане-
сена над головой, как боевой меч.
Хедер взрывается грохотом, свистом' и барабанной
дробью.
Во двор Пинька выкатывается кубарем. Затем он
быстро минует помойку, прошмыгивает под двумя
рядами мокрого белья на веревках и огибает угол
сарая, за которым открывается простор большого
пустыря. Здесь он спотыкается о булыжник и тяжело
грохает наземь. Держась за ушибленное колено и
прикусив губу от болп, Пинька пытается припод-
няться, чтобы все-таки улепетнуть. Но сзади нале-
тает па него ребе.
— Осторожно, ребе, колено... Ай, колено!..
— Ко-лено?! Ха! Холера тебе и. в колено и в жи-
вот, шейгац1 паршивый!
Ребе с яростью схватывает мальчика за волосы и
дергает их то кверху, то в стороны.
Пинька пляшет, визжа и извиваясь. Его руки и
ноги нелепо подергиваются и взмахивают, как у кар-
тонного паяца на нитке.
Это в хедере называется «пляска индейцев».
Когда Пинька возвращаетЬя назад, подгоняемый
линейкой ребе, хедер оказывается в образцовом по-
рядке.
Хедерпикп с особым усердием поют стихи из Пяти-
книжья, мерно покачиваясь, словно гребцы па
лодке. Казалось, что никто из них даже не заме-
тил вошедших. Но на самом деле восемнадцать пар
1	Сорванец.
iO
пытливых глаз уже успели тайком оглядеть злосчаст-
ного плясуна.
Рыжие волосы Ппньки стояли торчком л врозь,
точно перья у разоренной индюшки. Крупные вес-
нушки на его лице стали темно-багровыми, из угла
рта сбегала на подбородок кровянистая струйка, а
оттуда срывалась каплями на измазанную грязью куртку.
Всем хедерникам было ясно, что Пинька пострадал
за правду.
II было ясно, что эта история для ребе зря не
пройдет.
РОБИНЗОН С ПЯТИКНИЖЬЕМ
Еврейские книги читаются справа палево. Их шрифт
совсем не похож ни на русский, ни на латинский.
Глянет кто-нибудь впервые в такую книгу, и только
руками разведет. Тянутся в строчку странные, непо-*
мятные знаки, выгнутые^ как венские стулья. Захочет
'найти хоть одну знакомую букву, допустим «А», и
ему показывают вот что: К. Называют ее — алеф. По
алеф не простая буква, а какой-то оборотень. Под
ним стоят то черточка, то точка, то две точки или
даже три. II от этого алеф произносится всякий раз
по-другому.
Мудреная грамота, вовек ее, кажется,не запомнить.
А на деле — ничего подобного. Хедерники усвоили
ее прекрасно. Изо дня в день они поют, как заучен-
ную молитву, стихи из пятикнижья Моисея.
Вначале может показаться, что хедернпкп читают
не по книгам, а по нотам. Мотив их песни — старпп-
11
ныв. простив II заунывный. Он звучал, наверно, точно
так же и в устах прапрадедов, во времена египетских
фараонов.
Но хедерникн не думают восхищаться этим или
гордиться. Они просто испытывают скуку.
Еще бы — не скучать... Каждый день повторять
одно и то же. Сказка о сотворении мира достаточно
набила нм оскомину. Хедерникн предпочитают более
занимательные книги. Правда, читать их приходится
но совсем обычным способом, да ничего уж не по-
делаешь. Маскировка необходима.
Делается так. До прихода ребе листы русской книги
аккуратно переплетаются с листами пятикнижья. Полу-
чается оригинальная двойная книга. Правая половина
с древне-еврейскими письменами на пожелтевшей от
времени бумаге, левая — с русским шрифтом и да.Геко
не библейскими иллюстрациями.
Начинается урок.
Хедерник-апереплетчик» покачивается над партой,
словно маятник, в такт с другими и поет закрытым
ртом, вернее, мычит. Л тем временем глаза его бы-
стро шныряют по строчкам русского текста. Как раз-
вертывается действие в повести, можно свободно са-
дить по разным тонам мычащего аперсплетчика».
Вот несутся жалобные, тревожные звуки, точно
голодный теленок заплакал. Очевидно, герой в страш-
ной опасности. Враги настигают его. Жизнь его ви-
сит на волоске. Неужели он погибнет? Голос сры-
вается и дрожит.
Но что это?
Голос «переплетчика» внезапно окреп, загремел п
прозвучал, как победный марш. Значит, герой все-
так п спасся и-снова стремится к заветной цели.
. Пока ребе ничего не замечает и медленно шагает
из угла в угол, покачиваясь в лад общему пению.
Сегодня ребе в тяжелом раздумье.
Из-под котелка, сидящего набекрень, виднеется
желтая подковка лысины и краешек бархатной ер-
молки. А указательный палец ребе ведет неутомимые
расконки в недрах горбатого носа. На одном из по-
воротов ребе останавливается. Его мысли дошли до
какого-то пункта, от которого глаза ребе сами по
себе отклоняются в сторону Мотеле Шварца. Отец
его уже третий месяц не- платит за право учения.
Мотеле, по обыкновению, и сегодня примыкает к
запретному цеху «переплетчиков». В этот момент весь
хедер далек от него, как мельчайшая планета от глаз
астронома. Мотеле находится на диком, необитаемом
острове, и вместе с Робинзоном впервые встречается
с Пятницей.
Ребе видит — Шварц качается, как все, и поет,
кажется, тоже, как все. Но почему же его голова
справо палево точно бежит, 'а слева направо пово-
рачивается медленно? Ведь надо совсем наоборот.
II почему наконец у него такое возбужденное лицо?
Ребе догадывается.
— Шварц! — кричит он. — Шварц, слухай сюдщ!
Где мы теперь учим?
«Переплетчик» увлечен чтением настолько, что от-
кликается только на повторный вопрос.
13
— Что?.. А?.. Вы мне, ребе?.. Про деньги? Так
йапа сказал..
— Об денег я с папой сам рассказывать буду. А ты
очухайся... 11 скажи мне, где мы учим. Ну?
— А!.. Так вы это!.. Так я-ж знаю, ребе...
— Знаешь, так скажи. Ну же.
— Мы.. Мы... учим... уч-ч..
Мотеле ерзает на парте, точно под него положили
ежа. Одной рукой он прикрывает книгу от надвига-
ющегося ребе, а другой таранит в бок соседа.
— Подскажи! Скажи...
Но сосед — Лева Вульф—тоже «переплетчик»;
— Отцепись! — шипит он, стараясь незаметно при-
прятать свою книгу. — чего пристал?
Ребе замечает их возню и ехидничает.
— Шварц нс знает, так может ты, Левочке, ему
чуточки поможешь?
Лева, не задумываясь, сердито бухает что-то не-
впопад. II у это же время начинают подсказывать со
всех сторон. Но поздно. Ребе уже отбирает у обоих
кнпги — «Робинзон Крузо» и «Дети капитана Гранта».
Книги двойной тяжестью хлопают Мотеле по спине.
Затем ребе хватает его за воротник, встряхпвйет на
весу и ставит его лицом в угол.
— II ты... ты тоже встань сюды.
Почему-то, не трогая Леву, ребе только манит его
согнутым пальцем. Лева надувает губы, как - будто
пускает мыльные пузыри.
— Пфу... И не подумаю даже. Я вам не Шварц.
И вообще оставьте меня в покое...
14
Всей своей фигурой и лицом он сейчас удивительно
напоминает своего отца—самого реб Файвпш Вульфа,
когда тот не в дух<^
Ребе робеет.
— А!.. А!.. Какой нервный дите. Я же нс тронул
тебе даже...
— Еще бы! Попробовали бы тронуть. Пфу!
Тон у Левы вызывающий и дерзкий. Он явно фор-
сит перед хедером своей независимостью. Хедерникн
давно замечают, что ребе чуть ли не на задних лап-
ках прыгает перед Вульфом, и в возмущении поды-
мают шум.
— Ишь, цаца какая!
— Посмотрите, какой я-тибе-дам!
— Подумаешь, фон-барон, Вульфа-зон!
— Всыпьте, ребе, марофетчику!
Крики и нарастающий ропот ребят неожиданно по-
могают ребе выпутаться из неловкого положения.
Он взмахивает линейкой и, ринувшись в проход между
партами, осыпает хедернпков градом ударов.
После конца занятий в дверях образуется пробка.
Хедерникн, толкая друг друга, голодные, торопятся
по домам. Леву Вульфа стиснули со всех сторон.
Кто-то сзади отпускает ему увесистый подзатыльник.
И тотчас кто-то еще с размаху поддает ему
острым коленом в зад...
Лева с ревом вырывается из живых клещей и дико
озирается, ища обидчиков. По у всех ребят самые
безобидные, невинные физиономии, точно удары на
Леву с неба посыпались...
С Е М Ь Я В У Л Ь Ф
На дубовых дверях парадного входа массивная медная
доска. Она блестит, как ярко начищенный самовар.
На доске большие красивые буквы с завитушками:
ХЛЕБНАЯ КОНТОРА
купца 1-й гпльдип
Феофана Исааковича
ВУЛЬФ
Всю дорогу домой Лева сдерживал слезы, как бы
накопляя их для более подходящего момента. И, только
когда горничная Марфуша впустила его в переднюю,
громкий плач разнесся по всей квартире. Точно пло-
тину прорвало половодье. На крик выбежала мадам
Вульф и всплеснула руками.
— Что такое, Левушка?.. Что с тобой случилось?
Ведь на тебе лица нет!
Но лицо самой мадам Вульф тоже было совершенно
белое. Хотя трудно было бы определить — от испуга
или от толстого слоя пудры. Наверно от того и
другого вместе.
Только за обедом удалось кое-как успокоить маль-
чика и узнать от него, что случилось. Мать была
вне себя от огорчения.
— Это твои фантазии. Фофочка. В хедер, в хедер...
У этого ребе Дайона все дети каких-то портных и
сапожников. Ни одного мальчика и,з хорошего обще-

ства. Вот и дождались, что Левушку покалечили...
Мадам Вульф суетится возле Левы, подкладывая на
его тарелку еще одну котлетку, и поминутно выти-
рает салфеткой его губы и подбородок.
Феофан Исаакович, наоборот, совершенно спокоен.
Еще за границей доктора запретили ему всякие вол-
нения, и он это свято выполняет. Феофан Исаакович
пережевывает пищу медленно и сосредоточенно. Ка-
жется, что за его щеками перекатываются крупные
орехи.
— Во-первых, Марго, — произносит он с расста-
nu^lfnTT^iic отрывал глаз от тарелки, — фантазии не
коммерсантов. Ты ясс сама прекрасно знаешь, что
гЗевмйц41^гуппл в хедер по совету учителя Ямполь-
одотЯ^Грл£СТ< быть, вместе с другими детьми он бу-
дет'взшег^аниматься. Нельзя же, па самом деле,
 '^•“рцлчюйа провалился на экзамене. А во-вторых...
ЛгГИКГ.Д
(а\ 11сраковпч жадными глотками опорожняет
с.еКтёрской воды.
.’Д4ц. во-вторых, милочка, помни правило: во
е.и>(/ говорят или приятные вещи пли совсем
‘не ТгтЬрят. Пищеварение — не шутка. Подвинь-ка
JcBW
2 сюда салат. Что же касается этого негодного маль-
Ч читки Шварца, пз-,за которого пострадал наш Ло-
пушка, то стоит мио только одно слово сказать ребе...
ха-ха-ха... Ты же сама понимаешь...
Насытившись, Феофан Исаакович поглаживает ла-
донью по оттопыренному жилету и улыбается. Жена
задерживает ого руку. г
2	31. Бурштыч.
...ббозш---------------
tame госудгрстЕсмная
Детская библиотека
Ийга
— Когда ты, Фофочка, отучишься, наконец, от
Этой вульгарной привычки?
— Не сердись, милочка, — шутливо хлопает он ее
по пальцам с накрашенными ногтями, — ну, но сер-
дись. Если сам полицмейстер Зюзпков так же делает,
то опо уже не вульгарно...
— Твой полицмей-
стер просто... не ком-
иль-фо. II к тому же
первейший юдофоб.
Мадам Вульф счи-
тает себя аристократ-
кой. Она дочь миллио-
нера-сахарозаводчика.
Да и муж ее, слава
богу, не бедняк. Какой-то полицмейстер-солдафон для
них вовсе не компания.
Но Феофан Исаакович другого мнения о людях.
Он всех их делит только, на полезных ему и не-
полезных. Остальное „неважно.
— Ну, что значит—юдофоб? А ты скажи, Марго,
кто из русских не юдофоб? Зато полицмейстер очень
нужный человек. Ох, какой нужный! И, .знаешь, ми-
лочка, вчера в клубе он мне говорит: «Люблю тебя,
Фонька. Симпатяга ты, парень, душа-человек. Совсем
и на жида не похож...!) А я ему «Ошибаешься, Иван
2*
19
Степанович, и далее главный габс 1 в синагоге». А он
тут как расхохочется, даже все лицо мне слюной
забрызгал. Липовый, говорит, ты габе... Да разве, го-
ворит, набожный еврей станет, как ты, Фонька, сви-
нину лопать?.. А?.. II еще с хреном. Так .и сказал,
честное слово. Ну, и умора! Ха-ха-ха...
В прихожей рявкает по-бульдожьи велосипедный
рожок. В столовую вбегает Володя. Его гимназиче-
ская фуражка лихо сдвинута на затылок. Ворот ту-
журки широко распахнут. А на брюках, подхваченных
внизу никелированными обручами, пузырятся бурые
кликсы грязи.
— Мутерхеп! — кричит он, вырывая на бегу из
рук Левы недоеденный сладкий пирожок, — ой, му-
терхен, скорее подайте мне жареного бегемота!.. Ой,
жр-р-рать, уми-ра-аю.
— Вовка-босяк! Босяк!..-злится Лева,сжимая кулаки.
— Вова, фи-донк! Никакого аристократизма...—
возмущается мать, поморщив напудренный носик.
— Вова! Ну, сорване-сц...— добродушно улыбается
Феофан Исаакович и снова похлопывает ио жилету.
Володя не унимается.
Он подхватывает еще пирожок из общего блюда,
забивает им рот, и резвым аллюром колесит вокруг
стола, словно продолжает велосипедную прогулку.
Мадам Вульф беспомощно пожимает плечами и,
вызвав звонком Марфушу, велит ей подогреть обед.
Феофан Исаакович грузно подымается из-за стола
и направляется в кабинет. В кабинете, растянувшись
1 Главный староста синагоги.
20
на широким кожаном диване и погружаясь и слаД-
кую дрему, он вспоминает вдруг, что Володя скоро
бар-мицве ».
— Вот время-то как летит... Уже ему тринадцать
лет... — бормочет Феофан Исаакович, начиная похра-
пывать, — х-р-р-... здо-ро-во... х-р-р-р... надо к ребе
его—выучить... мафтир1 2... х-р-р... х-р-р-р...
Сон навалился тяжелой периной и, казалось, душил
его. Вульф захрапел часто и порывисто.
Вечером в клубе была большая игра. Полицмейстер
выигрывал, хотя он на этот раз был очень рассеян
и erOL. поминутно вызывали к телефону. Феофан
Исаакович играл спокойно и внимательно, но про-
игрывал. Домой возвращался он рано утром в пре-
скверном настроении.
В весеннем воздухе пахло акацией. Молодые лис-
точки деревьев, точно покрытые зеленым лаком, ве-
село поблескивали, чирикали воробьи.
Феофан Исаакович вышел из коляски и, отпустив
кучера, нажал кнопку звонка у парадных дверей.
В это время кто-то схватил его за рукав. Феофан
Исаакович вздрогнул от неожиданности и отшат-
нулся.
Цо стоило ему только взглянуть в лицо человека,
стоящего возле него, как страх его сменился изум-
лением. .
1 Религиозное совершеннолетие.
2 Молитва, которую поет один вз прихожан в синагоге
после чтения торы. Тринадцатилетиие мальчики поют впер-
вые мафтир в ознаменование своего .совершеннолетия".
Лицо этого человека было изможденное и желтое,
как воск. Глубокие морщины пересекали его вдоль н
поперек, как канавы па перекрестке степных дорог.
А редкие веки часто и жалко мигали над воспален-
ными глазами...
Феофан Исаакович сразу узнал его. Перед ним
стоял бедный портной Абрам Шварц — отец Мотеле.
ОХОТА И А Л 10 Д Е Й
В безоблачном куполе неба зажглась первая вечер-
няя звезда. Наступала суббота. Верпее, не суббота, а
вечер пятницы. Но у евреев праздник всегда начи-
нается накануне.
Брайна, не по годам состарившаяся женщина, в
чистом ситцевом капоте и в белой косыпке, повязан-
ной над ушамп, чиркает спичкой и зажигает свечи.
Свечные фитильки трещат, пикнут кручеными голов-
ками и слегка дымят. Брайна складывает ладони ков-
шиком, несколько раз взмахивает ими над свечами,
словно заклинал огонь, затем закрывает глаза и тихо
нашептывает короткую молитву.
— Гут шабес!1—закапчивает опа неожиданно громко,
и открывая глаза, улыбается. Радостью и забвением
будничных забот надо встречать светлый день суб-
ботний.
— Гут шабес! Гут ентев!—одновременно отвечают
ей Мотеле и дядя Соломон.
1 Доброй субботы.
22
— Мотеле, сыночек, помолись,— обращается Брайна
к сыну, кладет перед ним сидер1 с замусоленными
листами и сама направляется в кухню.
Напротив Мотеле сидит дядя Соломон и молится
певучей скороговоркой. Он шатается попеременно то
спереди назад, то
с боку на бок. Его
козлиная бородка
смешно подергива-
ется при каждом
движении, а па лице
то-и-дело появляет-
ся болезненная гри-
маса. Это—от при-
ступов боли в жи-
воте.
У Соломона
Шварца — рак же-
лудка.
Он приехал педе-
лю тому из черты
оседлости, чтобы
сделать операцию.
До болезни Соломон
был местечковым балагулой,2 но потом стало не в мочь
с больным желудком трястись на'разбитой таратайке
по кочкам и ухабам. II он записался в книгоноши.
Однако и это занятие, хотя и легкое, пе облегчило
1 Молитвенник.
3 Извозчик.
-’•3
его страданий. Еврейская община дала ему на дорогу
денег и обещала поддерживать семью до возвра-
щения.
Мотеле украдкой взглядывает на дядю и думает о
его болезни.
— Рак...
Мотеле знает, что так называется болезнь дяди и
.что она ничего общего, кроме названия, не имеет с
настоящим раком. По почему-то ему начинает казаться,
что в желудке Соломона Шварца копошится огром-
ный рак с отвратительными черными клешнями,
с'едает дядю живьем, по кускам, и с каждым днем
жиреет. А дядя ох этого все больше бледнеет и чахнет.
Сердце Мотеле больно сжимается от жалости. Ему
хочется плакать.
Когда приходит из синагоги Абрам Шварц, все са-
дятся ужинать. Приятно щекочет ноздри острый за-
пах фаршированной рыбы и свеже-натертого хрена,
Соломон хорошо помнит, что эти блюда ему за-
прещены, но не может удержаться от соблазна.
— Я попробую только один маленький - малю-
сенький кусочек, — говорит он и прикасается вилкой
к своей порции так осторожно, точно перед ним ле-
жит не рыба, а взрывчатая бомба...
Вскоре после ужина Соломону становится дурно.
Он ничком валится на кровать, скрежещет зубами
и долго корчится от приступа судорожных, мучитель-
нейших болей. Нос его заостряется, как у покойника,
глаза глубоко западают в орбиты, а морщины на лице
обозначаются еще резче, чем у брата — Абрама.
lice всполошились и забегали по комнатам, не Зная
что предпринять. Наконец Брайна догадывается по-
ложить ему на живот две бутылки с горячей водой
вместо грелки. От этого боли постепенно стихают, и
обессиленный больной быстро засыпает.
Брайна с Абрамом некоторое время стоят молча у
изголовья Соломона, прислушиваясь к его неровному,
натужному дыханию.
— Спит, кажется... шепотом произносит Абрам.
— Да, заснул...—сокрушенно качает головой Брай-
на, — бедный, бедный Сбломон... II за какие грехи
бог наказал его... Ведь он даже мухи за всю свою
жизнь не обидел...
— Ша, Брайна, ша... На господа роптать нельзя.
Он послал болезнь и он,же пошлет исцеление. Велик
и милостив наш Адонай. Будем, Брайна, надеяться...
С тяжелым, совсем не праздничным чувством ста-
рики отправляются в спальню, наскоро шепчут
«крпшме» 1 и тоже засыпают.
Только Мотеле еще долго не может расстаться с
книгой.
Его круглая курчавая, как у Пушкина, голова
низко склоняется над страницами. Он продолжает
читать до тех пор, пока свечи не истощат своп
последние стеариновые слезы.
Среди ночи Мотеле внезапно просыпается.
Из соседней комнаты доносятся топот грубых са-
пог и громкий разговор.
— Зажигайте свет, говорят вам!..
1 Молитва перед сном.
25
— Господин околодочный... Пам нельзя, господин
околодочный, суббота ведь сегодня...
— Ишь, святоши какие!.. Тогда давайте лампу,
сами засветим.
— Опа, она... на кухне, господин околодочный...
Я сейчас, сейчас...
— Полиция! — проносится в голове мальчика, — за
Дядей...
Мелкая колючая дрожь, как зыбь по воде, пробе-
гает по всему его телу. Мотеле, осторожно ступая
босыми' ногами по выщербленному полу, бесшумно
приоткрывает дверь. Через окно в комнату падает
сумеречный, рассеяный свет от фйнаря па противо-
положном тротуаре. Все вещи и липа — точно в ту-
мане.
У выхода застыли в неподвижности двое рослых
городовых. У обоих лица шершавые и бессмыслен-
ные, как у каменных баб, которых Мотеле видел
когда-то в музее. За столом — с толстым, багровым
носом и длинными усищами штопором околоточ-
ный. Голова его освещена справа, и вместо правого
уха ясно виден уродливый, свернутый комочек. На
околоточном—новенькая летняя шинель, своим цве-
том и светлыми пуговицами напоминающая гимна-
зическую.
От этого странная мысль возникает в голове Мо-
теле.
Он мечтает стать скоро гимназистом. У него будет
такая шинель. Мотеле Шварц будет похож на око-
лоточного... Только без шашки и револьвера... II по-
26
чему все носят форму? Полицейские, гимназисты,
реалисты, чиновники, учителя и даже тот дряхлый
парализованный старйчок, которого каждый день во-
зят по Садовой в ручной коляске, тоже носит фу-
ражку с красным околышем и кокардой... Странно...
Все в городе сплошная полиция...
К ногам Мотеле припадает узкая полоска желтого
света из кухни.
Оттуда доносятся приближающиеся взволнованные
голоса матери и отца. Мотеле бросает взгляд в сто-
рону дивана, на котором лежал дядя. В этот момент
дядя сильно застонал, сделав движение, чтобы при-
подняться.
И вдруг... раздался резкий треск.
Звякнули об пол десятки осколков. Словно от вы-
стрела стекла из окон посыпались...
Околоточный вскочил и отпрянул к дверям, чуть
не сбив с ног городовых.
— Что?!. Что это?!.
Околоточный с трудом отстегнул лапку кобуры и
вытащил револьвер. Оружие плясало в его руке. Око-
лоточный был человеком далеко не храброго десятка.
Он побанв'алсл даже собственного револьвера и почти
никогда не заряжал его.
А вдруг, по неосторожности, самого его же и убьет...
Правда, ему пришлось одно время часто пускать
ход эту опасную игрушку. II он даже научился не-
дурно попадать в цель.
Это было в девятьсот пятом году. Когда громили
еврейские кварталы.
27
По наряду полицмейстера околоточный отправлялся
с отрядом городовых лцобы для усмирения погром-
щиков, но по тайной инструкции он должен был
наоборот, защищать их от нападения дружин еврей-
ской самообороны. Для безопасности околоточный
забирался куда-нибудь на чердак и, приткнувшись к
надежному прикрытию у слухового окошка, спокойно
и по выбору срезал пулями наиболее'зловредных и
смелых дружинников.
А смелых юношей - дружинников было не мало.
Околоточный, целясь в очередную жертву, не раз
смеялся над своим прежним убеждением, будто все
евреи — трусы...
Он не верил собственным глазам, наблюдая, как
против огромной озверевшей толпы громил, несших
смерть и опустошение в еврейские квартиры, выбе-
гали навстречу пять-шесть дружинников и бес-
страшно вступали с ними в бой..._
Огорошив громил дружным залпом, дружинники
быстро рассыпались в разные стороны и, поминутно
перебегая с места на место, продолжали осыпать их
градом пуль.
Смятенной толпе начинало казаться, что ее осаж-
дает чуть ли не целая сотпя. Роняя по пути
корзины, ротонды, кастрюли, зеркала, стуХья и дру-
гие награбленные вещи, громилы поспешно улепеты-
вали в соседние улицы и переулки...
Однажды при одной из чтаких атак, околоточный
выстрелил с чердака в дружинника со студенческой
фуражкой.
— II везде- эти студенты проклятые... — злобно
пробормотал он и неосторожно высунулся наружу,
чтобы проверить результат.
— Дзинь!.. Дз-з-зпнь!л
Две пули, одна за другой, вышибли чердачные
стекла, покрытые многолетней пылью и паутиной.
Одна' из них резанула, как острая бритва, по уху око-
лоточного, п он свалился...
Вот тогда был такой же звон от стекол, как и сейчас.
От моментального сопоставления револьвер еще
сильней задрожал в руке околоточного.
— 1’У'У-КП вверх!.. Бр-р-р-росай оружие!.. — осип-
шим голосом воскликнул он.
Третий городовой, ходивший па кухню зажигать
лампу, поднял ее повыше, чтобы виднее стало,— все
ли повинуются.	*
Посторонний наблюдатель наверно не удержался
бы от смеха, цогда перепуганный Абрам - Шварц,
держа левую руку над головой, правой подобрал с
полу головки двух разбитых бутылок, служивших Со-
ломону грелкой...
— Господь с вами, господин околоточный, какое
же оружие у мирного портного?.. Это просто — бу-
ты л-ки...
— М-м-м-да-а!..
От смущения околоточный досадливо крякает и
сердито поворачивается к своим подчиненным.
— То-о-оже волки... В штаны, поди, наделали...
Городовые все еще стоят, как обалделые. Окрик
начальника приводит их в себя. '
аэ
— Виноваты, ваш бр-родь...— почти в один голос
отвечают они и, словно из сочувствия околоточному,
тоже крякают.
Спрятав револьвер, околоточный снова усаживается
за стол и приступает к составлению протокола. Ка-
рандаш в его руке еще менее послушное оружие,
чем огнестрельное. Каракули упорно наседают друг
па друга и все вместе громоздятся кверху, как камни
на отлогой круче...
— Значит, Шварц Соломон Моисеевич... Так-с...
Вероисповедание?
— Вы же сами очень хорошо знаете... Так зачем
спрашивать? — с раздражением отвечает тот, массируя
ладонью под ложечкой. Успокоившиеся прежде боли
опять нарастали под влиянием волнения. Больной,
предвидя свой apecj, страшные испытания по этапам
и все новые н новые страдания, хотел лучше умереть
сейчас же, не сходя с места, лишь бы его не тро-
гали.
— Пр-рошу без р-р-рассуждсний!.. — сердито обры-
вает его околоточный и старательно выводит в про-
токоле: — ивудейскаво.
— Зачем приехали?
— Лечиться.
т— А по какому такому праву, позвольте спросить?
— Но я ведь больной... У меня рак...
— Про раков не спрашиваю. Право жительства,
господин, имеете?
— Право жительства такое же. как и у всякого
еврея... Ой, ой!
50
Острые колики в желудке вызывают мучительную
гримасу на худом лице Соломона.
— Так-с...-—крякает околоточный, но на этот раз
от злорадства, — так-с... Давайте паспорт, господин, и
извольте собираться. Да поживей поворачивайтесь.
Нечего из себя казанскую сироту корчить. У меня
еще долов с вашим братом... не в проворот...
Брайна, едва сдерживая слезы, трясущимися руками
помогает Соломону одеться.
Абрам почтительно наклоняется к околоточному.
31
— Прошу вас... пойдемте на одну минуточкх...
Есть маленькое дело...
Надзиратель великолепно, по опыту, знает, что это
за «маленькое дело». Но, выходя вслед за хозяином,
ворчит все-таки:
— Пу, чс1'о еще зря канителиться. Некогда мне...
Строгость и неприступность обыкновенно повы-
шают сумму «добровольного подношения». Это- ему
тоже известно из долголетнего полицейского опыта.
Околоточный с удовольствием ощущает в пальцах
новенькую ассигнацию, которая хрустит, как снег в
лютый мороз.
Околоточный смягчается.
— Гм... Благодарствую. А браток ваш, видать, и
впрямь, того... слабоват. Но...
В глазах Абрама загорается огонек надежды. Он
хватает надзирателя за рукав.
— Да, да!.. Он очень, очень слабый, господин
околоточный... Пожалейте его, умоляю вас!.. Ради его
бедных маленьких деток пожалейте.
Околоточный снова хмурится.
— Не арестован» его никак не могу. И не просите.
Новый градоначальник едет. Приказано строго-настрого
всех революционеров и незаконных жи-п... то-бишь,
евреев — переловить. А касательно того, чтобы по-
мягче с ним... и всякое такое... так .что, чего-ж, можно,
конечно.
Он решительным жестом одергивает на груди ре-
мень от шашки из серебряного галуна и направляется
в столовую за арестованным.
32
Штопоры его усов вздрагивают от усмешки.
— Ишь ты, за пятишннцу купить хотел... Эх, и Д<>
чего же хитрющий и бессовестный парод...
И Е РЕПО Л О X
Тем временем Мотеле куда-то исчез.
После истории с бутылками он наскоро оделся и
прошмыгнул незаметно через кухню во двор.
Сначала метнулся было к калитке, но едва не по-
пал прямо в лапы городовому, дежурившему у ворот.
Потом, не задумываясь, отбежал назад, в глубь двора,
ловко вскарабкался по выступам досчатого забора п,
3 М. Бурштын.
33
перемахнув через верх, утыканный ржавыми гвоздями
прыгнул на панель.
Мотеле затаивает дыхание и озирается вокруг, —
ни души...
Этот узкий пустынный переулок с покосившимися
старинными домиками и маленькой деревянной цер-
ковью на углу он знает так же хорошо, как таблицу
умножения.
Здесь он ' часто играет с ребятами в разбойников,
путешественников и в гайданы *.
II здесь же не раз ученики церковно-приходской
школы устраивали ему ловушку и больно «колошма-
тили».
— Зя что христа нашего распял?..
Мотеле становится страшно от ночной тишины и
безлюдья.
Он бежит, и ему кажется, что за ним кто-то го-
нится по пятам. Обернуться он не решается и бе-
жит еще быстрее.
Встречный ветер сердито хлещет по щекам, уда-
ряет в грудь и подсекает поги. Сердце бьется сильно-
сильно и хочет вырваться наружу, словно птица, за-
дкатая в кулаке. Но Мотеле все бежит.
Полдорогп уже позади^ Цель все ближе, ближе...
Только бы не опоздать...
В глазах его мелькают: золотой крендель над бу-
лочной «Махмед-оглы», о.гнеппо-рыжие парики в окне
парикмахерской, никогда не высыхающая лужа возле
водоразборной будки, извозчичья чайная с коновязью,
1 Игра в кости.
34 .
сплошь пзгрызанпой конскими зубами, разноцветные
давидовы звезды на матовых стеклах синагоги, книж-
ная лавка Зеликсона, мастерская часовщика Леви-
тана...
Мотеле задерживается на миг перед большим све-
.тящнмся циферблатом.
Стрелки на нем, как казачьи пики.
— Половина второго... — вслух произносит Мо-
теле,— как рано... Да нет же, как поздно...
И устремляется дальше.
Сворачивая на Мещанскую, Мотеле замечает вдруг
темную кучку людей на другом конце квартала. Он
поспешно подбегает к стене большого кирпичного
здания, плотно прижимается к водосточной трубе и
застывает на месте. Кучка в отдалении разрывается
па несколько равных частей. Отдельные фигуры бес-
шумно исчезают в подворотнях соседних домов.
Улица снова становится безлюдной.
— Неужели я опоздал?..
II Мотеле уже представляет себе, как двое поли-
цейских грубо волокут по панели упирающуюся и
кричащую Тамару... Нет, не Тамару,'а Фейгу... Но
Мотеле, впервые увидев эту девушку, про себя на-
звал ее Тамарой. Она была удивительно похожа на
героиню лермонтовского «Демона», какой изобразил
ее художник на книжной картинке.
Тамара-Фейга приехала сюда держать экзамены за
шесть классов гимназии экстерном. Права жительства
у нее не было. Она надеялась как-нибудь устроиться
при помощи местных родственников. А пока по це-
3*
35
лым дням зубрила до одури гимназические предметы
и по целым ночам дрожала, боясь, что ее вот-вот
арестуют...
Мотеле часто видел бе, забегая к своему приятелю,
Моньке Цвапгу. Он замечал, какими испуганными гла-
зами встречала Фей га каждого нового человека, точно
видела в каждом переодетого городового.
Мотеле считал, что он должен предупредить эту
одинокую беспомощную девушку. II к тому же он
давно уже мечтает о героическом поступке.
Мотеле осторожно передвигается вперед вдоль кир-
пичной стеньС
У третьего домд от угла он останавливается перед
маленькой порыжевшей от времени и дождей желез-
ной вывеской.
КУХМИСТЕРСКАЯ АРОНА Ц В А И Г А
К О Ш Е Р 1
Сквозь щели внутренних ставень виднеется свет.
Мотеле прислушивается — тихо. Он стучится одним
пальцем в крайнее окошко.
Появление Мотеле в кухмистерской среди ночи
вызывает переполох.
В кухмистерской, по обыкновению, почуют приез-
жие евреи.
От испуга и спешки они мечутся в одном белье
по комнатам, долго не соображая, где своп вещи, а
1 Еврейская религия запрещает употреблять в пищу сви-
нину и смешивать мясные блюда с молочными. Соблюдение
этого закона называется кошер.
36
где чужие и куда вообще им девать себя. Кое-как одев-
шись, они, один за другим, поспешно покидают опас-
ный для них дом.
Мотеле интересуется судьбой Фейги.
Ведь из-за нее только он и предпринял это опасное
путешествие. Но Фейга и не думает убегать. Она еще
не ложилась спать и сидела наД учебниками. В общем
переполохе она казалась спокойнее всех.
— А вы, Фейга? — спрашивает Мотеле удивлен-
но,— чего же вы сидите? Они через несколько минут
будут здесь... Скорее!..
Фейга только улыбается в ответ и не трогается с места-
— О, Фейга теперь важная персона, — об‘ясняет
за нее Ароп Цвайг, смешливо сощурив близорукие
глаза под косматыми бровями. Он тоже не потерял
в этот момент самообладания. Полицейские налеты
для него не новость.
— Шуточки сказать, — николаевская солдатка
Она, Мотеле, уже три дня тому назад сделалась моей
мамашей. Мотеле, тебе нравится моя новая ма-
маша?.. А?..
Арон Цвайг, смеясь, оскаливает свои желтые, про-
куренные зубы, п глаза его становятся похожими на
узенькие щелки.
— Ка-ак?... Мотеле даже засопел, силясь что-либо
понять, — как... Тамара... то-есть Фейга, вышла замуж
за вашего... вашего отца?..
1 Евреи — купцы 1-й гильдии, николаевские солдаты и
ремесленники пользовались правом жительства во всех мест-
ностях России. Это право распространялось н на их семьи.
37
Мотеле хорошо знает этого старика, который давно
уже потерял счет своим годам, все время дремлет
над талмудом и не может передвигаться без посто-
ронней помощи.	,
— Дурачок!.. — толкает Моныса в бок ошарашен-
ного друга, — чего же нс понимаешь? Свадьба не
всамделишная... Только для правожительства.
— А-а!..
— А ты думал?
Поняв наконец, Мотеле тоже улыбается. Но ему
все-такп неприятно. Ему кажется, что вместо геро»
он оказался дурачком.
Пятеро евреев, убежавших из кухмистерской, ка>
крысы с тонущего корабля, метались по улице.
Из-за угла появились городовые.
Двое евреев шарахнулись обратно, во двор кухми
стерской. Один из них спрятался в уборной, друго!
влез в мусорный ящик и прихлопнул над собок
крышку. Остальных захватили.
Все эти люди не имели права на жизнь за черто
оседлости, как дикие звери за пределами зверинца.
ДЕНЬ МЕСТ И И ЧЕСТИ
В воскресенье несколько хедерников во главе
рыжим Пинькой отправились, вместо хедера, на За
речную.
Это называлось — бартыжание.
Книги и тетрадки небрежно засовываются за пояс
штанов. Хоть и не совсем удобно, но зато руки ра;
38
вязаны. А без этого лишнего груза выйти из'дома
нельзя. Родители уверены, что дети их в хедере, а
ребе, думает, что они остались дома.
Яркое апрельское солнце засыпает глаза искрящимся
золотым песком.
От маленького круглого, как блюдце, озера несутся
запахи водоросли, смолы и жженой пакли.
На берегу двое босых парней с засученными по
колено штанами конопатят старый рыболовный баркас.
Баркас, перевернутый днищем кверху, похож па
черную крышку исполинского гроба.
Хедерникп нанимают лодку и поочередно неумело
шлепают тяжелыми веслами по зеленоватой воде,
□ни долго кружат по озеру, ногами раскачивая лодку
чтобы создать «бурю», и воображают себя пиратами.
После катанья охотятся на ужей.
В прибрежных камышах и между камням.м, набро-
аннымп у железнодорожного моста, их водится не-
сметное множество.
Хедерникп едва поспевают накрывать фуражками
удирающую от них добычу. Пойманные ужи одуряют
ыовонием. Это их единственная защита.
По привычные охотники не смущаются и ловко
извлекают их из-под фуражек, подхватив двумя
дельцами у самых головок.
Ужей втискивают в узкое горло глиняного кув-
нина, принесенного бартыжникамп с собой специ-
|льно для этой цели.
После получасовой охоты кувшин переполняется
путанным шуршащим клубком змеиных тел.
39
Пару из них, самую крупную, Пинька взял с собой
на следующее утро в хедер.
Сжимаясь и разворачиваясь в кармане, ужи давили
на Ппнькпно бедро, как упругие стальные пружины.
От этого Ппньке становилось щекотно н смешно.
«Ох, и напугаю же я косого чорта, — в предвку-
шении мести, думает он, — будет теперь ребеле знал,
как за правду колошматить»...
Когда бедняк начинает носить праздничное платье
в будни —значит это последнее, что у него осталось.
Ребе лакомился вареньем только по суббо-
там и в большие праздники, „о почему-то за послед-
нее время ребецен 1 "Ента приносила ему на завтрак
пустой чай и варенье. Очевидно, ничего другого не
было.
Ребе любит сладкое.
Глаза его с жадностью косят на большую жестя-
ную банку из-под монпасье. Банка облеплена кругом
глянцевитой, ободранной во многих местах бумагой.
По ней круглыми прописными буквами стоит: «Жорж
Борман». И пушистым лисьим хвостом закорючка под
всей подписью. Вдоль большого «Ж» лениво сползает
книзу янтарная липкая струйка варенья.
Ребе боится потерять хотя бы каплю драгоценной
влаги и, подхватив ее па палец, препровождает неме-
дленно на язык.
— Ай, гут, гу-ут... — мурлычит ребе, как кошка,
которую чешут за ухом, — ну, дети, учите себе
дальше... Я пойду сделаю омовение перед кушаньем..
1 Жена ребе.
40
Рсбс прикрывает банку сидером и отправляется в
коридор.
Пинька срывается с места и подбегает к его сто-
лику.
Кто-то шикает, и весь хедер замирает, как лес
перед грозой.
Слышно, как в коридоре постукивает головка кра-
на о жесть рукомойника.
Пинька проделывает свои манипуляции так быстро,
что даже не все хедерники сообразили, в чем дело.
Последующие события происходят с той же бы-
стротой.
Ребе возвращается, на ходу вытирая руки большим
красным платком...
Только он хочет прйняться за варенье, как с банки
сам по себе сваливается сидер, и прямо на ребе пря-
дают две змеиных головы с высунутыми жалами...
— Ой, гвалт!..1 Гадюкес!.. Ой, ратуйте!..
Смертельно перепуганный, он отшвыривает от себя
банку.
Банка, пошатнувшись на краю стола, с грохотом
падает на пол и катится к ногам ребе.
Ребе в ужасе распяливает руки и пятится к вы-
ходу. Глазами завороженного он неотрывно следит
за движением ужей в густой луже варенья и машет
па них платком.
Весь хедер надрывается от смеха.
Одни ребята, хохоча, опрокидываются на спинки
парт и катаются по ним 113 стороны в сторону. Другие
1 Караул!	—
41
взвизгивают для передышки и сжимают кулаками
животы.
А у II иные и от смеха полилась даже обильная жид-
кость из глаз и носа.
— Ай!.. Ай!.. Что такое?.. Что такое?..—снова
вскрикивает ребе, внезапно ударившись задом обо
что-то мягкое и, невидимому, живое.
— Нет уж, реб Есл, это я должен у вас спросить,|
что здесь происходит. А?..
Ребе оборачивается, и его лицо из бледного стано-1
вится красным, как его носовой платок.
Перед ним стоит сам реб Файвиш Вульф.
Его отвислые, синие от частого бритья щеки през-
рительно подрагивают, как желе.
Ребе на минуту теряет дар речи.
Язык его будто распух и заткнул собой весь рот,
точно тугая пробка.
Шутка ли, два таких потрясения, и под ряд...
Но надо принять дорогого гостя и сгладить его
первое, неприятное впечатление. Ребе рад был бы
проглотить этих проклятых гадюк, лишь бы только
они не попались на гла.за Вульфу.
Ребе делает над собой отчаянное усилие, чтобы
заговорить, наконец.
— А!.. А!.. Какая честь!.. Какая честь, дорогой
реб Файвиш... ,-)то ж мне такое... такое удовольствие
Но вы только... только не сердитесь на те... га-дюкес..
Пусть себе детки побалуются... II почему же, я ва<
спрашиваю, им таки не побаловаться?... Они же ж деп
на то... Хе-хе-хе...
42
В руках peG Файвпша внушительно щелкает крышка
злотых часов.
— Реб Есл, я спешу. В моем распоряжении только
реять минут.
— Ну да, ну да, реб Файвпш... У вас же какие
ела-а... Кто же не знает...
Ребе суетится, изгибается перед гостем в дугу и,
рпжимая обе руки к сердцу, приглашает его к себе
комнату.
Поднять глаза на хедер, ребе почему-то не решается
: только невнятно бормочет себе под нос:
— Отдохните, детки, немножечко... Я скоро назад...
В результате короткого делового разговора ребе
ю.тучил большую нахлобучку за беспорядки в хедере,
(аленькое счастье—в лице нового ученика, Володи,
I совсем маленькое, но зато приятное—золотую мо-
(ету.
На прощание ребе пожимает пальцы гостя так бе-
ежпо, словно они сделаны из тончайшего фарфора.
Вульф поспешно выдергивает их.
— И так с мафтпром покончено. Теперь вот еще
то, реб Есл, передайте Ямпольскому, чтобы он
ечером зашел ко мне. Обязательно, слышите...
НЕПС Т О В Ы И II 3 Р А И .1 Ь
— ...Да, ваш Левушка туповат... И я, Феофан Иса-
кович, нарушаю свое правило, допуская его все-таки...
Ямпольский вздыхает и зажигает новую папиросу.
Его лицо напоминает костлявую руку, туго обтя-
утую перчаткой. Острые скулы, крутая горбинка
43
носа и орбиты глубоко запавших глаз резко выпи-
рают из-под тонкой кожи.
Ямпольский был прежде аптекарским учеником.
Но он захотел учиться, чтобы стать доктором. С утра
до позднего вечера он мыл склянки, баночки, штан-
глазы, рассыпал порошки в облатки, приклеивал сиг-
натурки к лекарствам, а ночью зу рил латынь, ре-
шал алгебраические задачи и изучал пифагоровы
штаны.
К экзаменам приготовился отлично. Но его срезали,
придравшись к неправильно поставленной запятой в
сочинении. Впрочем, гимназические учителя приди-
рались не к нему одному, но и ко всем евреям-экстер-
нам. Они возмущались этими «дерзкими иудеями».
которые в каких-нибудь два-три года успевали усвоить
весь гимназический курс гораздо лучше, чем их
воспитанники за восемь лет.
Ямпольский нс упал духом и па следующий год
Экзаменовался снова.
И его снова срезали, па этот раз за незнание цер-
ковно-славянского языка, хотя этот предмет не счи-
тался обязательным.
Та же печальная участь постигла его и в третий
раз-
Только на четвертый год в конец измочаленного
и больного юношу признали достойным «аттестата
зрелости».	х
Гимназические педагоги прозвали его между собой
в насмешку «неистовый Израиль»—за его необычай-
ную настойчивость и упорство.
44
Из-за болезни Ямпольскому пришлось забросить
мечту об университете и стать «русским» учителем в
хедере.
Подготовляя еврейских ребят для поступления в
гимназию, он продолжал вести с ней борьбу.
Гимназия казалась крепостью, надежно защищенной
от евреев процентной нормой и юдофобством педа-
гогов.
Ямпольский вооружал своих маленьких воинов-уче-
ников хорошими, крепкими знаниями и выдержкой
для успешного штурма «крепости».
Для этого он выделял только наиболее способных
и старательных хедерников. •
И его старые ученики, уже проникшие в гимназию,
были по успехам своим первыми.
Это — гордость Ямпольского.
А тут Лева Вульф снова может испортить его марку.
Ямпольский морщится и делает глубокую затяжку
табачным дымом.
— Пу, хорошо, допустим, что он действительно...
того, неспособный, — Феофан Исаакович вместе с кре-
слом придвигается почти вплотную к Ямпольскому и
берет его за пуговицу куртки, — а что если мазануть
там кое-кого, а?.. Что вы на это скажете?
— Это уже ваше дело Феофан Исаакович. Я говорю
только об успехах Левы. Вряд ли ему удастся про-
скочить. И у него есть сильный конкурент — Шварц...
При воспоминании о Мотеле лицо его просветля-
ется, Ямпольский уже предвкушает свое торжество,
когда его лучший ученик покажет на экзаменах, что
45
Значит блестящая подготовка. Его-то наверное не
срежут, иначе Ямпольский—никудышный учитель, и
его опыт ломаного гроша не стоит...
— О Шварце — это кстати... II я о нем хотел
кое-что сказать... — Вульф еще ближе придвигается
к собеседнику и снижает голос до топота, — надо,
дорогой мой, устранить... Пу, выдумать там какую-
либо причину... понимаете...
— То есть?!
— Да бросьте, Израиль Маркович, нспонпмайм
строить... Я-то уж в долгу у вас не останусь. Будьте
спокойны.
— Вы... вы предлагаете... чтоб я ufe пустил на
экзамен Мотеле? Моего лучшего ученика?!
— Вот именно, именно... повторяю, что я в долгу...
Но Феофану Исааковичу не удалось закончить фразу.
Ямпольский, дрожа от негодования, вскочил на ноги.
Плотные желваки ходуном заходили под его острыми
скулами, губы передернуло судорогой.
— Вы забываетесь... господин Вульф!.. Я своей
честью не торгую!.. Слышите вы?!
Он поперхнулся проглоченным дымом и сильно
закашлялся. Зятем поспешно вытащил платок и при-
жал его ко рту. Платок окрасился кровью.
В глазах Феофана Исааковича блеснул недобрый ого-
нек. Другого такого дерзкого мальчишку он бы по-
просту вышвырнул вон и не стал бы с ним продол-
жать разговор. Но этот «неистовый Израиль» отно-
сится к категории нужных людей и надо с ним обхо-
диться совсем по другому.
46
— 0.x, Израиль .Маркович, Израиль Маркович...
Что значит молодо-зелено. Шуток вы, батенька, не
понимаете... Ха-ха-ха... И зачем мне сдался этот Мо-
теле. Как вы думаете, купец первой гильдии Вульф
завтра яге погибнет из-за этого смаркача?.. А?..
Ха-ха-ха... Ну будет вам, будет... Надо и здоровье
беречь. Посоветовались бы с доктором Гордоном.
Ямпольский ничего не ответил. Он сухо попро-
щался и сейчас же ушел.
После его ухода, Вульф долго шагал по кабинету
из угла в угол. Края персидского ковра, задетые но-
сками его штиблет, заворачивались. Феофан Иса-
акович с озлоблением откидывал их на место.
— Мальчишка!.. Выскочка!.. Голодранец!.. Поду-
маешь, персона, — аттестат получил .. И назло ему
мой Левушка все-таки будет в гимназия... Как яге
иначе, ведь не сапожником ему быть...
Но что для этого можно сделать?
Коммерческая голова Вульфа старательно зарабо-
тала. Все, в конце-концов, сводится к подкупу гимна-
зических учителей. Хорошо... Ну, а если Шварц по-
лучит больше пятерок? Левушка опять окажется за
бортом. Больше одного еврея в этом году не примут.
Процентную норму еще уменьшили.
Феофан Исаакович b силой отшвырнул ногой угол
завернувшегося ковра и чуть не упал.
И в этот же момент вспомнил недавнее свое воз-
вращение из клуба. Вспомнил лицо портного Шварца,
с застывшей на нем маской горл и отчаяния. II вспом-
нил ого отвергнутую просьбу.
47
Феофан Исаакович даже затаил дыхание, точно
боясь вспугнуть внезапно народившуюся оригиналь-
ную комбинацию.
Комбинация несомненно была великолепная. О, Фай-
виш Вульф имеет голову на плечах!
Он быстро подошел к телефону и энергично по-
вертел ручку.
В трубке кто-то хрипло пролаял.
— Станция? Дайте, пожалуйста, квартиру полиц-
мейстера... Пу, да... Его превосходительства, полиц-
мейстера...
Т А II II О Т В Е II II Ы Й С II А С II Т Е Л I.
Первый день после массовой ночной облавы уча-
сток был битком набит арестованным и. Здесь были ра-
бочие, студенты, гимназисты старших классов, служа-
щие. Все они обвинялись в революционной работе.
Здесь же помещались евреи без право жительства.
Па следующий день участок разгрузили. Часть аре-
стованных отправили под усиленным конвоем в тюрь-
му, нескольких человек выпустили. В том' числе и тех
евреев, за которых богатые родственники успели по-
хлопотать где следует и, конечно, при помощи обиль-
ной всмазки».
-Соломой Шварц остался в участке. В маленькой,
полутемной комнате, насквозь пропитанной запахом
грязных портянок и застоявшегося сырого воздуха,
вместе с ним находились еще двое.
Один из них—рабочий с гвоздильного завода, Па-
хомов, прежде бывший грузчиком. Ходит он, раско
48
рячив ноги колесом и согнувши плечи, словно и те-
перь на его спине тяжелая ноша. Пахомова аресто-
вали за выступления па рабочих сходках. Другой—"
бродяга с испитым лицом, одетый в лохмотья. Он
презрительно посматривает на своих соседей колкими
глазками, черными, как маслины. У него нехватает
двух передних зубов, и говорит он с присвистом. За-
брали его в порту, в пьяном беспамятстве.
Больше всего его возмущает nt возможность опох-
мелиться.
— С-сукины дети,—без конца ругается оп,—меня-
то за что с-сцапали? Я не бунтовщик и не жид ка-
кой-нибудь. Я завсегда за царя и отечество. Я—ис-стип-
ный патриот!.. Да-с-с!..
Он колотит себя кулаком в грудь и неожиданно
запевает осипшим голосом:
Бо-оже, царя храни-и-и,
С-еи-ильный, держа-а-ав-пый...
— Брось, не горлань!..—шикает на него Пахомов.
— А ты что за указчик мне нашелся?—огрызается
тот,—ухо собачье гимна не переносит?.. Ца-ар-с-
с-твуй на с-славу, на с-сла-а-ву на-ам...
— Заткни фонтан, слышь ты!..
Пахомов хватает его за шиворот и встряхивает.
— А-а-а!.. Караул!..
Запыхавшись, вбегает дежурный городовой. Па ли-
це его, красном, как пареная репа, подрагивают кру-
пные капли пота от непомерного количества выпи-
того чая.
4 М. Бурштыц.	4S
— Чего скандалите? В холодную захотелось...
— Господин дежурный, этот бунтовщик боже-царл
запрещает... II за что задарма меня держите. Я вер-
ноподанный государя императора... В пятом годе не
одного жидюгу по наказу тюкнул...
— Уберите, дежурный, пьянчугу отсюда... Честью
прошу, не то беда будет,—угрюмо произносит Пахомок-
— Молчать!..—топает ногой дежурный,—посадили
вас и не рипайтесь... По тебе, молодчик-агитатор,
давно уже кандалы скучают... Погоди, породи, напла-
чешься еще... Ну, а ты чего волком глядишь? Ну и
зловредная же порода...
Городовой подходит к Соломону. Тот забился в
угол койки и смотрит куда-то в одну точку, а мысли
его в далеком Шклове. Увидит ли он когда-нибудь
жену и детей?
Соломон молчит.
— Эй» ты, Шлема... Или как тебя там, слышишь?.
Отвечай, ежели начальство спрашивает...—свирепеет
дежурный.
— Чего вы от меня хотите? Не трогайте меня...
Я вас прошу...
— Ой-вей... Я бедный ев-гей...—стараясь передра*
знить его, грубо картавит городовой.
— Что вам надо?...
— Скажи—ку-ку-ру-за. Вот что мне надо.
— Зачем это?
— Ты что, допрос с меня снимать вздумал? При
называют тебе, значит—говори. Ну!
Бродяга радостно гогочет.
Пахомов, вобрав голову в плечи, сжимает кулаки.
Жилы' на них, как толстые канаты. II такой же тол-
стый канат появляется поперек его высокого лба.
Тяжело переступая широко расставленными ногами,
он боком втискивается между Шварцем и городовым.
Затем делает резкий поворот и обдает лицо городо-
вого горячим дыханием.
— Не смеешь, гадина, издеваться!.. Не смеешь!..
Сейчас яге вон отсюда... или...
Его увесистые кулаки, поднятые вровень с лицом
дежурного, говорили красноречивее любых угроз.
Городовой шарахнулся в сторону и приложил к гу-
бам свисток. Но нс засвистел почему-то, только злоб-
но сквозь зубы плюнул:
— Ну, ладно... Погоди ужо...
II поспешно ретировался.
К вечеру Пахомова повели якобы на допрос.
Шварцу дали свидание с братом, а бродягу выпусти-
ли па волю.
Пахомов и Шварц вернулись в ' камеру почти од-
новременно.
Первый вошел шатаясь, с окровавленным лицом.
Вид второго, хотя он и не был избит, тоже был
ужасным. Соломон как-то сгорбился весь, с'ежился.
Губы его и козлиная бородка часто подрагивали, точ-
но от лихорадки. До свидания с. братом у Соломона
была еще маленькая надежда на спасение. Ему хоте-
лось верить, что Абраму удастся как-нибудь выру-
чить его из беды.
Но невеселые вести принес с собой Абрам.
4*	51
Вульф наотрез отказался помочь. Он не может
марать своз имя из-за какого-то неизвестного ему
книгоноши. Кто поступил против закона, пусть сам
отвечает за это.
Казенный раввин, доктор Гордон, был повнима-
тельнее к просьбе Шварца, он даже повздыхал со-
чувственно. Но сказал, что нужны большие деньги
для взятки начальству. Л где ж их взять?..
С отчаяния Абрам побежал к полицмейстеру. От-
туда его просто прогнали, да еще пообещали за ук-
рывательство брата к ответу притянуть.
Ночью, уткнувшись лицом в скомканное, драное паль-
тишко, заменявшее подушку, Соломон беззвучно плакал.
Пахомову тоже не спалось. Он то и дело осторож-
но ощупывал пальцами свое израненное лицо и мор-
щился от боли.
Он услышал глухие всхлипывания соседа и пере-
сел к нему на койку.
— Да перестаньте, Шварц... Ну, право, точно
баба... Плюньте на все, да размажьте. Выпляшется
как-нибудь... Вот гляньте на мою физию — наверно
сплошная каша-размазня... А я не робею. Потому
что. Шварц, крепко верю—все равно наша возьмет...
Над изголовьем Соломона тускло мерцал неболь-
шой запыленный фонарь. Соломон приподнялся на
локтях и повернулся в сторону Пахомова. Лицо рабо-
чего, покрытое сизыми буграми и кровоподтеками
улыбалось.
— Ай, Пахомов, как они вас... Ай, какие это зве-
ри... II вы улыбаться можете еще?
52
— А что же пюпи распускать... Этим, отец, горю
пе поможешь. Бороться надо, вот что!
Соломон вытер мокрые глаза рукавом и сокрушен-
но покачал головой.
— Вы боретесь... и вас бьют, Пахомов, как мух...
— И пусть... Победа легко не дается. По придет и
нам удача. О, тогда, Шварц, мы их и бить не ста-
нем... Раздавим, растопчем, как гадов.
— А как нет?.. Опять пас мучить и резать будут за
ваши бунты... Помнитё, Пахомов, погром?
— Помню, отец. Больно хорошо помню. Да разве
при это.^ строе евреев в покое когда оставят? Пусть
бунт, пусть недород, пусть другие нелады будут— все
на вашего брата свалят... А при царе никогда пе бу-
дет порядка... Запомни, отец, спасет нас всех только
револю...
— Ш-ш-ш...—вдруг испугапнозашпкал на него Шварц.
В камере стало сразу светлей.
В полуоткрытую дверь просунулась рука с ручным
решетчатым фонарем. Голова дежурного городового,
освещенная снпз), показалась позже.
— Уселпся, что вороны на заборе... Спа-а-ать! —
закричал он, потрясая фонарем. Длинные угловатые
тени быстро засуетились вдоль стен, заползая на по-
толок.
Дежурный покинул камеру только после того, ког-
да оба заключенные заснули на своих койках, пли,
вернее, притворились спящими.
Прошла ночь, прошел еще один день. Соломона
мучило тягостное ожидание. Пу, пусть уже погонят
53
по этапу, пусть... Только скорее. Но когда к вечеру
появился околоточный и велел ему собираться, стало
страшно.
— Уже?.. Ночью?!. Погоните ночью?..—глаза его
растерянно перебегали с околоточного на Пахомова
и обратно.
— Куда там гнать. Ваша нация всегда устроится,—
буркнул околоточный и сунул ему в руки бумаж-
ку,—вот расписаться надо...
Я не могу по-вашему писать, но...русски... II что
там написано... скажите мне...
Околоточный прочел бумажку вслух.
В ней было сказано, что по распоряжению» полиц-
мейстера Соломон Шварц освобождается из-под
ареста, с обязательством покинуть пределы города в
течение 24 часов.
Неожиданная радость поразила Соломона, как мол-
ния. Глаза его снова бегали от Пахомова к около-
точному. Он боялся, что это только издевка над ним.
Пахомов понял его состояние и, взяв из рук около-
точного бумажку, снова прочел ее вслух.
— Расписывайтесь, Шварц,—нетерпеливо повторил
околоточный, подавая емуг карандаш,—по-своему
расписывайтесь или крестик поставьте.
Дрожащей рукой Соломон расписался по-еврейски.
'I А С Г b
ВТОРАЯ
РАВВИН С ЭПОЛЕТАМИ

Синагогу затопляет бурный солнечный водопад.
Сквозь огромные разноцветные стекла окон с узо-
рами давпдовых звезд льются непрерывные струп
оранжевого, голубого, розового, золотистого и зеле-
ного света.
Радужные зайчики срываются фейерверком с хру-
стальных подвесок свисающей с купола люстры и
играют в ловнтки на спинах молящихся.
Молящиеся мужчины, с длинными покрывалами-
талесами, окаймленными внизу несколькими черны-
ми полосами, сидят за высокими партами и, покачи-
ваясь, поют молитвы.
Женщины молятся па хорах.
Руководит общей молитвой кантор. Он стоит па
амвоне перед большим пюпитром. Па голове его вы-
сокая шелковая шапка в виде короны. Складки сере-
бристого талеса ниспадают р плеч до самого пола.
Лицо кантора обращено к восточной стене, на кото-
рой прикреплен висячий дубовый шкаф для тор.
57
Кантор поет молитву красивым грудным голосом.
Мотеле кажется, что из горла кантора вылетают
звенящие, стеклянные шарики прямо под купол си-
нагоги и там, в глубине, заливаются колокольцами.
Когда кантор кончает фразу, все в синагоге по-
вторяют ее сначала.
Мотеле старается подражать кантору, но его ди-
скант поминутно срывается на низких нотах. Моте-
ле становится скучно, и он озирается, разыскивая в
толпе молящихся знакомые лица.
Места в синагоге распределены строго по положе-
нию прихожан.
На самом почетном месте, у восточной стены, Мо-
теле видит Вульфа с обоими сыновьями. Вова обыч-
но не ходит в синагогу, а сегодня он явился, чтобы
говорить мафтир. Сын старшего габе должен отме-
тить свое бар-мицве. Он не смеет подорвать автори-
тет отца перед евреями. На груди Вовы висят концы
новенького шейного талеса, напоминающего собой
кашну. Вова чувствует себя, как на веселом предста-
влении, и фыркает от сдерживаемого смеха в кулак.
Поблизости сидит казенный раввин, военный док-
тор Гордон. Сочетание фуражки с кокардой и сереб-
ряных эполет вместе с талесом поражает своей нео-
жиданностью и нелепостью.
О раввине, военном докторе, ходили легенды. Гово-
рили, что за его исключительные, из ряда вон выхо-
дящие способности какой-то просвещенный губер-
натор устроил его в Военно-Медицинскую академию.
Вообще же евреев к академии даже на расстоянии
пушечного выстрела не подпускали. Другие говорили,
по секрету, что Гордон для поступления в академию
крестился и, окончив ее, снова перешел в еврейство.
Но на сИмом деле было иначе. Отцу Гордона, бо-
гатому лесопромышленнику, задолжал большую сумму
денег разорившийся помещик с графским титулом.
Промотав свой капитал, но не потеряв еще влиятель-
ных связей в Петербурге, граф сумел устроить сы-
на своего кредитора в академию, II взамен получил
обратно свои векселя ’.
Местные именитые евреи не нарадуются на Гор-
дона. Шутка ли, иметь такого казенного раввина. Ка-
кой еще город может похвастаться таким вот рав-
вином.
Распекая сыновей за непослушание или плохие ус-
пехи, отцы сокрушенно приговаривали:
— Я все жилы из себя тяну, чтобы человеком
тебя сделать. А ты...ты в гайдапы играешь, по ули-
цам собак гоняешь... Ой, горе ты мое, горе. Из те-
бя получится такой ясе Гордон, как из мухи слон...
Сегодня раввин должен был сказать слово прихо-
жанам. Он был официальным представителем еврей-
ства перед начальством. Начальство через него лег-
ко влияло на еврейское общество.
В перерыве между молитвами ребе Дайон читал
тору. Его почти никто не слушал. В синагоге пере-
катывался многоголосый шум, как в школе во вре-
мя большой перемены. Особенно усердствовали жен-
1 Написанные по особой форме расписки в получении
денег в долг.	,—.
59
щпны на хорах. Синагога заменяла им клуб. Здесь
можно было посудачить с соседками о чем угодно и
сколько угодно.
Когда дребезжащий, монотонный голос ребе окон-
чательно тонул в общем хаосе звуков, синагогаль-
ный служка—шамес—несколько раз стучал крепкой
ладонью по столу и задирал голову кверху:
— Вайбер *, ша!..
Гул немного стихал, с тем чтобы через минуту
снова разрастись с еще большей силой.
После чтения торы Вова читал мафтир. Собствен-
но чтение это происходило почти дуэтом. Вова труд-
но, с натугой выговаривал слова, точно его рот был
набит камешками и язык спотыкался о них. Ребе
всячески старался вывозить ученика, говорил вместо
него целые фразы и незаметно дергал его за кушак,
когда Вова, не выдержав, начинал фыркать.
Сияющий Феофан Исаакович принимал поздравле-
ния от прихожан.
Обтирая вспотевшее лицо надушенным платком, он
продвигался между партами к выходу, чтобы осве-
житься па воздухе.
Лбрам Шварц занимал место у самой лестницы
вместе с прочей ремесленной беднотой. Мимо них
Вульф обычно проходил, будто никого не замечая.
На этот раз он почему-то задержался подле столика
Шварца и приветливо протянул портному руку:
— Шолом алейхем, реб Абрум. 2
1 Женщины, тише!
3 Приветствие.
60
— Алейхем шолом, реб Файвиш.
Мотеле был поражен не менее отца. Незадолго до
того он из-за озорства взял щепотку нюхательного
абаку из чьей-то табакерки, забытой на окне. Моте-
е зачихал оглушительно несколько раз под ряд и за-
рызгал слюной ослепительную манишку Фавпша
ульфа.
Тот нс очень рассердился, даже посмеялся:
— Ха-ха-ха... Нанюхался, Мотеле... Мой Левушка
оже иногда балуется этим.
Вульф потер рукавом забрызганную манишку, по-
олчал немного и затем добавил:
— Ну, а как ваш брат, реб Абрум, в тот же день
ехал? Благополучно?
— Да, уехал. Но откуда вам это известно, реб
’айвиш?.. И почему... почему яге это вас теперь ип-
ересует?
Шварц хорошо помнит то улсасное утро, когда
ульф, сейчас так приветливо улыбющийся, резко от-
втил ему отказом, даже не поягелав выслушать его
гезную мольбу до конца.
— А почему бы мне не интересоваться,—хитро
одмигнул Феофан Исаакович,—ведь если прекрас-
но способности Мотеле перешли к нему по наслед-
гву от вас, то вы-такп должны сами догадаться.
— Тате!..—неожиданно воскликнул Мотеле.—на-
'рно господин Вульф спас дядю Соломона... II как мы
в подумали даже?..
— Эт...э. .а»..—расплылся Вульф в самодовольной
зыбке,—э? роб Абрум, яйца курицу учат... Мини-
61
стерская голова у вашего сыночка, честное ело,
министерская...
Абрам Шварц порывисто схватил пухлую р\
Вульфа.
— Реб Файвиш, такую мицву1... такую велик
мицву вам бог никогда не забудет. Я завтра же i
пишу Соломону... Он всю жизнь будет за вас моли
ся... Бедный, бедный Соломон.
Мутные слезы заволокли воспаленные глаза пори
го, острые плечи неестественно задергались. Кон
замасленного шерстяного талеса, как бы нех<>
сползли вниз, и весь талес свалился на пол.
— Рабойсай 2, ша!.. ша!..
Пронзительный голос шамеса, подкрепляемый с
ком кулака об стол, привлек к себе общее внимая
— Вайбер, да уймитесь, наконец... Ш-ш-ш... С
час господин казенный раввин будет говорить ело
На амвоне рядом с шамесом стоял доктор Горд
Он успел уже снять с себя талес. Все еврейское
щество имело удовольствие лицезреть своего люб;
ца в красивом офицерском мундире. И сам рав1
старался держать себя с офицерской выправкой,
при его низком росте и рыхлой, тучной фигуре
выглядел карикатурой.
— Господа прихожане,—начал он, строго обв
глазами всю синагогу,—вчера я имел честь Gi
представленным нашему новому градоначальнику,
высокопревосходительству генерал-майору 3»<>рык*
1 Доброе дело, благодеяние.
2 Господа.
G2
I Его высокопревосходительство весьма культурный
I отзывчивый человек. Его превосходительство вни-
I ггельно и благосклонно соизволил выслушать мой
;1клад о нуждах нашего еврейского общества.
Раввин говорил отчетливо, спокойно и медлитель*
I, по временам округло выбрасывая руки в сторо-
[г слушателей. Казалось, что он плавает по легкому
1(*сущему.течению собственных слов.
I Он несколько раз упоминал об отзывчивости, вы-
I ком уме и добром сердце нового градоначаль-
I (ка, о том, что тот будет истинным отцом для евре-
I I, но...
I Здесь голос раввина стал жестким и как бы бп-
I ющнм.
| Но... евреи всегда и во всем должны себя держать
I строгих рамках закона. Ему, раввину, известны
I югио прискорбные случаи, когда местные евреи
I рывали у себя лиц, не имеющих правожительства;
I >гда еврейские юноши, дети почтенных прихожан,
I шнимали участие в нелегальных кружках; когда
( которые из них были арестованы при раздаче про-
I амаций рабочим... Допустимо ли это? Могут ли
I >и таких условиях существовать хорошие отноше-
I in между начальством и евреями?
I В ответ раввин услышал шумные вздохи, приглу-
шенное взволнованное шушукание и чей-то истерпче-
I ий плач па хорах.
ИО, раввин Гордон был блестящий оратор. Настоя-
»1Й еврейский З-’атоуст. II, несомненно, после его
чи в большинстве еврейских семейств произойдут
	63
сегодня серьезные стычки между отцами и нспокор
ними детьми.
Недаром начальство считало Гордона преданны*
и надежным человеком.
Н БУДА И 111 А ЯСЯ С Д Е Л К А
— Мотеле, налей мне чаю. II чтоб крепкий был
как топор.
На полу вокруг Ямпольского целый огород и
окурков. Очередной окурок прикреплен торчком i
чайному блюдцу, и вокруг него застыла черно-бура?
жижа от пепла, смешанного с водой.
Мотеле со стаканом и блюдцем выбегает в кори
дор. Здесь, как и всегда во время уроков Ямпольского
стоит пузатый, давно нечищенный самовар и жуж
жит- уныло, как осенняя муха.
Честь наливать чай учители! принадлежит толью
любимцам.
Мотеле, точно выполнив серьезнейшее задание
ставит перед Ямпольским наполненный стакан. Цве
том чай похож на черное баварское пиво. От пара
вьющегося над стаканом, несется терпкий вяжущи!
аромат.
Хедерников в классе" мало. Всего шесть человек.
Ямпольский делит всех своих учеников на дв(
группы. Первая- это начинающие только вкушал
сладость «русских» наук. Накануне экзаменов д.н
поступающих в гимназию Израиль Маркович осво
бождает временно эту группу от занятий для того
чтобы уделить исключительное внимание второ!
64
группе. К ней относятся идущие экзаменоваться в
этом году и будущем.
Шварц и Вульф—герои дня.
Ямпольский в сотый раз проверяет их знания по
грамматике, арифметике и диктанту.
Ои хочет, чтобы его ученики показали себя не-
стоящи ми виртуозами.
Ямпольский заставляет Мотеле говорить коренные
слова с начала дб конца, с конца к началу и с середины
в разные стороны.
Потом, «Неистовый Израиль» вынимает часы и
кладет их перед собой:
— Шварц, помножь-ка в уме - семьдесят пять па
тридцать девять. Срок—три минуты. А ты, Вульф,
сорок два на восемнадцать. Срок такой же. Осталь-
ные решайте по выбору. Только молчок.—пока не
спрошу.
Мотеле соображает быстро.
Он округляет множитель до сорока. Теперь сов-
сем просто: семдесять пять на четыре—есть. Приба-
вить ноль—так... Остается только вычесть один раз
семьдесять пять. Готово.
— 2925,—весело выкрикивает Мотеле.
Ямпольский смотрит на часы. Прошла одна минута/
— Правильно. Молодец, Шварц,—говорит он, и
взглядывает исподлобья в сторону Левы.
Тот, оттопырив пухлые губы, сосредоточенно думает.
У Левы неважная память, а сообразительности и
вовсе нет. Облегчить себе задачу по способу Мотеле
он не в состоянии.
•> И. Бурштын.
65
Лева старается перемножать указанные ему числа точ-
но так. словно он высчитывает на бумаге. Вот получи-
лось первое частное произведение. По едва он хочет
зацепиться за второе, чтобы, затем сложны, их, как
первое вычисление моментально улетучивается из
памяти.
Лева начинает с начала. От напряжения и обиды
на самого же себя лицо его пунцовеет и кажется
разбухшим.
Ямпольский в нетерпении постукивает карандашом
по крышке никелированного портсигара.
— Ну, Вульф, три минуты уже прошли. Говори,
что у тебя получилось.
— Да что вы, Израиль Маркович, в шею меня го-
ните? Дайте подумать.
—:Ты еще дерзить вздумал... Ах, ты!..
Еще бы немножко, и Ямпольский излил бы всю на-
копившуюся в нем злобу против купца Вульфа на его
достойного наследника.
Но он сумел себя во-время сдержать и, поводя
твердыми желваками под остро-выпирающими скула-
ми, докончил сдержанно:
— Не дури, Лева. Решай поскорей.
Мопька Цвайг, сидевший сзади Вульфа, стал под-
сказывать ему.
Лева обрадовался и выпалил вслух услышанное.
Ответ оказался неправильным.
— Ерунда!., резко воскликнул Ямпольский-,—иди
решать к доске.
Вульф покраснел еще больше.
66
Он нерешительно шагнул вперед. Потом остановился
и ткнул пальнем по направлению к Моньке.
— Это не я. Это он подсказал... потому неправильно.
В это же самое время Феофан Исаакович нанес
неожиданный визит портному Шварцу.
Стараясь скрыть свое удивление, Абрам Шварц
принялся снова благодарить старшего габе за спасе-
ние -брата.
— Я так и знал... так и знал, реб Файвиш, что у
вас настоящее, доброе, еврейское сердце. А мы так
долго ломали себе голову... Какой добрый ангел при-
нес освобождение Соломону? Прямо-таки божьи чу-
деса... Чем же можно отблагодарить вас, дорогой реб
Файвиш. Даже придумать невозможно.
— Довольно об этом,—с деланной скромностью от-
махнулся Вульф,—что здесь такого особенного. Ев-
рей еврею всегда должен помогать... Давайте, реб Аб-
рум, о деле лучше поговорим.
Феофан Исаакович вынул из бокового кармана
пиджака две толстые сигары с золотыми этикетками.
Одну из них предложил портному, но тот отказался.
Шварц не курил.
— Какое дело, реб Файвуш? У вас имеется заказ?
Заказ?- Да!.. Пожалуй это будет заказ. Ого, реб
Абрум. да еще какой выгодный для вас.
Вульф, откусив зубами кончик сигары, долго ра-
скуривал ее и, наконец приступил к объяснению сути:
— Пу, так вот, слушайте. Только внимательно
слушайте меня, Реб Абрум.
5*
67
По мере того, кап Вульф разни нал план своей ком-
бинации—«заказа», лицо ошеломленного портного
все больше серело и вытягивалось. Феофан Исаако-
вич предлагал немного необычную, но очень при-
быльную для Шварца сделку.
Феофан Исаакович знает бедственное положение
портного. Старший габе выручил из беды одного
брата, он хочет помочь еще и другому. Как еврей
еврею.
Он предоставляет портному долгосрочный, круп-
ный кредит. Портной откроет на главной улице ши-
карную мастерскую, наймет мастеров и заживет се-
бе, как маленький Ротшильд. Как возвращать долг?
Пусть ребе Абрум по очень волнуется. Никто его не
будет торопить. Расквитаются как-нибудь.
Взамен этого требуется от Шварца только неболь-
шая услуга.
Пусть Мотеле идет экзаменоваться в гимназию,
только не под своим именем, а под именем Левы
Вульф. Вот и все.
— Что на это ответит реб Абрум?
Шварца точно кипятком ошпарило.
Как? Ему предлагают продать будущность его един-
ственного сына, его дорогого Мотеле?! Так вот от-
куда доброта этого гильдейского купца... Так вот он
каков этот хитроумный спаситель Соломона.
Портной низко опустил голову.
— Ну, так как же, реб Абрум,—спокойным тоном
повторял Вульф, попыхивая сигарой,—может вы бо-
итесь, что там заметят фальшь? В этом можете по-
68
ложиться на меля. Совершенно спокойно. Я им тая
ручки позолочу, что они даже собственного батьку
признать откажутся... Со мной, дорогой, не пропадете-
Шварц, не подымая головы, молчал.
Феофан Исаакович в недоумении приподнял брови:
— Так долго думать над таким вот выгодным ге-
шефтом *?.. Плохой же вы коммерсант, Шварц.
Он встал со стула и, приблизившись к портному,
протянул ему руку.
— Давайте-ка лучше сразу порукам, и кончено. А
какой я вам магазинчик па Садовой приметил... Пер-
вый сор\ Прямо пальчики оближет^.
Шварц вздохнул и взглянул, наконец, на Вульфа.
— Ничего не будет, реб Файвиш.
— Вы шутите, Шварц?
— Не до шуток мне, реб Файвиш, не до шуток...
Я бёдияТс. Я бедный, несчастный еврей... Но я тоясе
отец, реб Файвиш... И у меня тоже сердце болит за
моего ребенка, за моего Мотеле. Так кйк же вы мо-
жете...
Голос его перехватило тяжелой спазмой и он не
докончил.
И это последнее слово?—воскликнул Вульф,—по-
следнее?!.
— Я сказал, реб Файвиш...—едва слышно произнес
портной,—за Соломона еще раз спасибо... А за Мо_
теле... пусть бог вам простит.
— Ой, Шварц, смотрите, как бы вы еще не пожа-
лели!. Да поздно будет!
1 Дело, предприятие.
69
Феофан Исаакович шнырнул па пол недокуреннуш
сигару, растоптал ее и; схватив со стола шляпу, бом-
бой вылетел из комнаты.
В дверях он чуть было не сшиб с ног Мотеле,
возвращавшегося йз хедера.
— Что здесь делал господин Вульф?—спросил Мо-
теле, удивленно взглянув на сгорбленную фигуру от-
ца,—опять насчет дяди?
— Her Мотеле..
— Так зачем он приходил? И почему, тателе, ты
такой... такой печальный?
— Это тебе кажется, сыночек. А Вульф... ну, он
просто с заказом пришел. Скажи мне лучше, Мотеле,
когда ваш экзамен.
— Ровпо через две педели. Ох, тателе, н гонял же
меня сегодня Ямпольский!.. Пробный экзамен устроил.
— И ты выдержал?
— Выдержал. ЯмпоЛЪский говорит, что я обяза-
тельно должен попасть в гимназию.
— Пу, дай бог, Мотеле. Дай бог... '
III 11 А Р Г А Л К А
В классе напряженная тишина.
Слышится только сухое поскрипывание перьев и
шелест экзаменационных листов.
Парты стоят на расстоянии двух шагов друг oi
друга. На каждой парте—по одному человеку. Точно
узники в одиночных камерах.
Это третий и предпоследний экзамен. По письмен-
ной арифметике.
70
Математик Николаи Николаевич, или попросту—
Мори:, как его прозвали гимназисты за моржевые
усы, бесшумно лавирует между партами.
Он то и дело вскидывает па лоб золотые очки и
заглядывает из-за спин ребят на их листы. Ребята с
тревогой ищут в его глазах ответа на безмолвный
вопрос.
— Правильно ли они решают?
Но круглые оловянные глаза Моржа совершенно
бесстрастны Как бу д ю они смотрят на чистую, еще
нетронутую бумагу.
Задача задана трудная.
Многие, ероша волосы и покусывая ногти, по-не-
скольку раз зачеркивают написанное в черновиках и
заново вчитываются в условия задачи.
Лева Вульф гоже много раз перечитывает условия.
Но чем больше он их читает, тем больше путаются
мысли в голове.
Лева переписывает решение первых двух вопросов.
Кажется, верно. А вот дальше, дальше как...
За круглой, аккуратной тропкой, закрытой жирной
скобкой, насмешливо подмигивает белое бумажное
бельмо.
Лева жмурится, чтобы сосредоточиться.
Бельмо быстро кружится перед глазами. Потом
внезапно останавливается и _ лопается но середине,
как бумажное колесо циркового клоуна.
В дыру просовывается Ямпольский.
Но почему-то он лысый и над бровями его нависли
золотые очки.
71
Лева откидывается на спинку парты и широко рас-
крывает глаза.
Перед ним стоит Морж. Он смотрит на черновик
и, лизнув языком заползающие в рот усы, безмолвно
удаляется в другой конец класса.
Вульф исподтишка оглядывается назад.
В другом ряду, на пятой парте, сидит'Шварц. Сли-
шком большое пространство между обоими хедерни-
ками, чтобы можно было подсказать или передать
шпаргалку.
Мотеле повозился с задачей немало, пока, нако-
нец, не справился с ней.
Теперь он, не торопясь может переписатьхрешение
набело.
— Кажется, никто еще не кончил?
Мотеле поднимает свою курчавую голову и встре-
чается взглядом с Левой.
По лицу Вульфа ясно видно, что он не только
плавает, но идет- уже ко дну.
Ручка застывает в руке Мотеле.
-— Как помочь Леве?
Написать шпаргалку и, выходя из класса, подбро-
сить ему? Нет, Морж сразу заметит. Тогда оба пропали.
Вынести в уборную записку и там оставить ее для.
Левы?
Но как же тот узнает, что ему тоже надо выйти в
уборную и где, он будет искать.
Нет ничего не получится.
Мотеле глянул на математика. Хоть бы он вышел
на минуту.
72
Морж, устав or прогулки между партами
пил иоду возле пиши в противоположном конце клас-
са. В этой нише на высоком белом табурете стоял
фаянсовый бак с водой.
Напившись, математик поставил эмалированную
кружку на место, расправил мокрые усы и уселся за
учительский стол.
Смелая мысль возникает в голове Мотеле.
Он быстро набрасывает решение задачи на клочке
бумаги, оторванном от черновика и складывает его
вчетверо.
Лева, уже нс пытающийся решить задачу, все ча-
ще тайком поворачивает голову в его сторону.
Мотеле нарочно роняет па пол ручку и, "’нагнув-
шись за пей, из-под низу показывает шпаргалку Леве.
— Господин учитель, позвольте напиться,—произ-
носит он в следующую минуту, поднимаясь со
скамьи.
— Ваша фамилия?
— Шварц.
— Вы уже решили?
— Ш-нет...—соврал Мотеле.
— Ну что ж, напейтесь,—равнодушно сказал Морж
перелистывал какую-то книгу.
Лева, затаив дыхание, .следит, как Мотеле медленно
глотает воду. Мотеле стоит в полуоборот к нему и
спиной к математику. Под его пальцами, обхватив-
шими кружку, прижата крохотная записка. Пальцы
слегка разжимаются, записка соскальзывает вниз, и
дно кружки целиком прикрывает ее.
,73-
Мотеле возвращается на место. Лева готов момен-
тально ринуться i: баку, чтобы забрать поскорее
драгоценный клочок бумажки.
Но не тут-то было.
Морж снова разгуливает по классу. И каждый
раз, когда он равняется е нишей, сердца обоих хе-
дерников замирают и падают в пропасть.
Внезапно раскрылась дверь, заскрипев как новые
сапоги.
В нее просунулась бородатая голова гимназическо-
го сторожа.
— Извиняйте, Николай Николаевич... Вот вам пись-
мепо-с...
Морж оборвал край конверта, вскинул очки на
лоб и погрузился в чтение.
В классе началось перешептывание.
Одним движением бровей Морж сбросил очки об-
ратно на переносицу и угрожающе отчеканил:
— Господа, прошу аб-со-лют-ну-ю тишину. Заме-
ченным в подсказывании кол. Ясно?
Невидимому, было ясно—класс замор в торжест-
венном молчании. Только перья сильней заскри-
пели.
— Николай Николаевич, разрешите воды напиться.—
— Э'го у кого еще жажда?—не отрываясь от пись-
ма, сердито ворчит математик, — потерпеть мож
по бы...
— Да мне очень пить хочется, Николай Николаевич...
— Ладно, пейте,— отмахнулся тог, даже не взгля-
нув на .Теку,
74
Крепко зажимая в руке шпаргалку, Лева пил воду
с гакой радостью, точно путник в Сахаре, нечаянно
нашедший оазис.
Вечером этого же дня Морж показывал директору
гимназии экзаменационные работы.
Директор—худой и плоский, как гладильная доска.
Его длинная жилистая шея не прикрыта даже на по-
ловину высоким крахмальным воротником.
В гимназии и в городе его называют—жираф.
Жираф перебирает сухими пальцами несколько ли-
стов, вскользь просматривая их.
Точно невзначай он задерживает свое внимание на
работах обоих хедерннков, лежащих рядом.
Внизу экзаменационного листа Шварца красуется
пятерка с минусом.
— Решил первым, поясняет Морж,—но вот кляксу
на полях посадил, за это—минус.
На, Левином листе в двух местах—жирные красные
вопросительные знаки. Отметка—тройка.
— Почему?—директор тычет пальцем в отметку.
— Понимаете странность какая-то,—подобостраст-
но улыбается математик,—в числах все верно. А в
словесных вопросах путаница...
— Списал?
— Не пойман...—смущенно	пожимает плечами
Морж.
— ...не вор,—сухо произносит директор. Полагаю —
четыре. Справедливость.
Директор любит выражаться лаконически. Он счи-
<ает это признаком высокого ума и деловитости.
75
Но ведь путаница...—пробует протестовать ма-
тематик.
Директор гордо вытягивает шею. Теперь он дейст-
вительно похож на жирафа, когда ют собирается
пощипать верхушку пальмы.
— Ребенок. Волн, н не. Учесть.
— Да .. но... *
- Повторяю. Четыре. Нижайшее.
Директор поднимается со стула, давая этим понять,
что разговор закончен.
Морж поспешно кланяется, подхватывает экзамена-
ционные работы и хочет ретироваться.
По, спохватившись, здесь же па столе, перед дире-
ктором надписывает над Левиной отметкой огром-
ную четверку.
Не то, чего доброго, директор может заподозрить
его в неповиновении.
— Подкуплен выжига. Как дважды два,—надевая в
передней форменную фуражку злобно думает мате-
матик, - зря поддерживать жиденка не стал бы.
Жираф, оставшись один, впадает в раздумье.
Накануне экзаменов Вульф лично принес ему до-
кументы сына в большом запечатанном пакете.
Он долго упрашивал директора помочь Леве. Лева
подготовлен к испытаниям велоколепно. Мальчик
очень хороший, воспитанный, но нервный С перепу-
гу может что-нибудь напутать на экзаменах...
Директор не захочет вторично огорчить отцовское
сердце Феофана Исааковича. Директор сумеет в нуж-
ный момент «повлиять» на экзампнаторов.
76
Уходя, Вульф несколько раз многозначительно
похлопал по толстому пакету.
— Документы в полном порядке. В полнейшем.
Все, что требуется.
Жираф убедился в справедливости слов просителя.
Из вскрытого пакета, кроме прошения, метриче-
ского свидетельства р удостоверения об оспопривива-
нии, выкатилась еще пухлая пачка бумажек.
Хотя они, казалось, никакого отношения, к экзаме-
нам не имели, директор с жадностью пересчитал их
и бережно запрятал в бумажник.
«Таинственные» бумажки возложили на директора
определенную обязанность. Директор старался честно
выполнить ее.
Но, тем не менее, дела Левы были далеко не бле-
стящи.
Жираф в раздумьи постукивает костлявыми паль-
цами по коже бювара. В верхней углу бювара побле-
скивает золотая дощечка с гравированной надписью.
Это преподношение директору от очередного выпу-
ска гимназистов.
Директор раскрывает бювар и пишет записку
Вульфу:
«М. Г.
Шварц—отлично. Вульф—хуже. Возможен провал.
Послезавтра устный. Последний. Поговорите с мате-
матиком. Лично. Рекомендую. Умен. Отзывчив. Куль-
турен.
Нижайшее П. М.»
1» A 3 ОРВ A H Я А Я К А Т Е Р И Н К А».
Капарепка в клетке, сделанной в виде теремка, за-
ливается громкими трелями. Кажется, что вот-вот
она захлебнется собственной песней.
Тощий серый кот с черными подпалинами, задрал
кверху голову и мурлычет.
Морж, лениво перебирая струны гитары, поглажи-
вает спину кота галошей, надетой па босую ногу.
Когда в комнату вошел неожиданно посторонний
человек, идиллия сразу прервалась.
Гитара, жалобно загудев всеми струнами, шлепну-
лась на диван.
Математик вскочил со стула и отдавил коту хвост.
Кот отпрянул в сторону и неистово завизжал.
Перепуганная криком страшного зверя канарейка
пискнула и заметалась по клетке, ударяясь ланками
и грудкой о железные прутья.
— Тысячу раз извините... Миль пардон за беспо-
рядок...
Математик мечется по комнате.
Прикрывая ладонью голую волосатую грудь под
распахнутой сорочкой, он другой рукой подтягивает
спадающие брюки. Затем срывает с вешалки фураж-
ку. Через секунду фуражка летит на стол.
Математик кидается к дивану, зачем-то поправля-
ет на нем ковровые подушки, сгребает в охапку раз-
бросанные тетради и складывает их в сторонку.
Наконец он догадывается напялить на себя мун-
дир и предложить гостю стул.
78
— Еще раз простите. Я весь внимание, многоуважа-
емый... гм... гм...
— Феофан Исаакович, улыбнувшись подсказы-
вает Вульф,—пожалуйста, не беспокойтесь. Я сам ви-
новат, ворвался к вам не во-время, но дело спешное.
Морж приглаживает усы, застегивает мундир на
нее Пуговицы и выпрямляется.
— Чем могу, быть полезным?
Вульф окидывает быстрым взглядом небогатую, по-
трепанную обстановку комнаты, и решает действовать
напрямик.
— Давайте откровенно, глубокоуважаемый... э...э...
— Николай Николаевич,—в свою очередь подска-
зывает ему Морж.
— Да, да... Николай Николаевич... Мой сын, Лева
Вульф, экзаменуется у вас.
— Как же, знаю, знаю... И вашего старшего, кото-
рый в третьем параллельном, знаю.
— Вот и прекрасно. Я только хочу, чтобы мой
младший сын тоже поступил в гимназию. Для нас
будет настоящее счастье, когда он станет учиться у
такого прекрасного педагога, как вы.
— Рад служить. По это зависит...—уши математика
слегка порозовели от комплимента.
— Это зависит теперь только от вас.
— Простите, я не совсем понимаю.
— Это просто, очень просто... Кроме моего Левы, \
нас естьесще один еврей.- Шварц.
Способный мальчик,—серьезным тоном произ^
носит Морж.
— Я бы не сказал,—обидчиво оттопыривает Вульф
нижнкиб губу,—там больше нахальства. II не в этом
суть. Можно и такого срезать.
-А Понимаю. Вы хотите, так сказать... отстранить
конкурента... Чисто коммерческий подход... Хи^хи-хн...
Чувствуя поживу, Морж смеется угодливым, дребез-
жащим смешком.
Вульф радостно.потирает руки.
— Вот что значит образованный культурный че-
ловек—с полуслова меня поняли.
— Понять-то я понял. Да вот только, глубокоува-
жаемый Феофан Исаакович,, срезать такого мальчен-
ку не легко... Сразу видно, что он хорошую выучку
имел.
— Мне, извините, даже очень странно такое от
вас слышать,—пожимает Вульф плечами,—высший
математик, и... какой-то сморкач... Ему ли против
вас выстоять. . Вы же, слава богу, человек с хоро-
шей головой. Нельзя нахального мальчишку просто
сбить, так сделайте с ним какой-нибудь фокус.
— Фокус?!.
— Чего так удивляетесь? Да, какой-нибудь фокус...
Хотите я вам сейчас пример покажу.
Феофан Исаакович вынимает из заднего кармана
брюк пухлый бумажник и небрежно бросает его на стол.
— Ип-те-рес-но...—замирающим, протяжным голо-
сом произносит Морж.
При виде внушительного бумажника гостя, глаза
его за стеклами очков забегали, как мыши в мыше-
ловке,
80
— Ого, еще как интересно... - насмешливо ухмы-
ляется Вульф, заметив перемену в педагоге;—итак,
начинаю фокус... Сколько по-вашему будет: сто раз-
делить на два... Только не обижайтесь, пожалуйста-
— Пятьдесят, разумеется. Странный вопрос.
— Вы так думае-
те. А я вот покажу,
что не всегда.
Феофан Исаако-
вич, не торопясь,
роется в бумаж-
нике и наконец из-
влекает оттуда со-
тенную ассигнацию
с портретом цари-
цы Екатерины. В
народе- эту ассиг-
нацию называли по
просту «катерин-
кой». Вульф пере-
гибает «катернику»
на-двое, спокойно
отжимает перегиб
ногтем большого пальца и, вдруг, рванул бумажку
пополам...
Пшикнуло, точно разорвали кусок модеполама.
От ужаса и неожиданности математик подпрыгнул,
как лягушка, пронизанная булавкой. Его лысое темя
в момент покрылось мелкими каплями липкого пота.
Все еще не веря своим глазам, он откидывает на
6 >1. Бурштыа.	84
лоб"очки и вглядывается в остатки загубленных де-
нег. Кажется, что сию минуту глаза его вслед-за
очками на лоб вылезут.
Вполне довольный произведенным эффектом, Вульф
громко захохотал.
— Теперь видите: сто разделить на два... полу-
чается кругленький нуль... Ха-ха-ха...
— Зачем... вы это?—смог только едва пролепетать
ошарашенный математик и взглянул на гостя как-то
снизу вверх.
Вульф казался ему баснословным миллионером-са-
модуром, который может шутя уничтожать такие
крупные ассигнации.
— Зачем? Ха-ха-ха. Затем, чтобы показать—какие
можно фокусы делать... и затем—вот, спрячьте пока.
Он протянул математику половину разорванной «ка-
терники». Ту которая с портретом царицы. А другую
Запрятал обратно в бумажник.
— Берите, берите... Все о. тянется между нами
только...—Вульф перестал смеяться, и егб голос за-
звучал по-деловому,—и если вы сделаете удачный фо-
кус с этим... Шварцем, обе половиночки аккурат-
ненько подклеить можно. Сотня будет себе опять
сотня. Мой Левушка станет вашим учеником. И
всем нам вместе будет хорошо.
Канарейка в клетке-теремке, оправившись от да-
вишнего испуга, несколько раз нерешительно тюкнула.
Кот зевнул н почесал голову о ногу гостя.
- — У вас прямо настоящая поэзия...- прощаясь
сказал Феофан Исаакович.
5?
— Да-а... неопределенно протянул Морж. Он все
еще был под впечатлением необыкновенного фокуса.
И !’ О В О К Л Ц II Я
Ребят вызывали к доске по алфавиту. Они решали
примеры, небольшие задачки, делали устные вычи-
сления и барабанили таблицу умножения.
Экзамен проходили гладко. ’
н Плавающим» ребятам Морж задавал наводящие
вопросы. II ребята, спасенные ими, с радостью заме-
чали, как математик выводил на экзаменационном
листке против их фамилии удовлетворительную от-
метку.
Сияя веселыми улыбками, они поспешно покидали
душный класс.
Там, за оградой серого, скучного здания гимназии,
уже поджидали их яркое беззаботное солнце, шумные
игры и полное раздолье.
Книги и тетрадки полетят куда попало, лишь бы
от глаз подальше.
Недавняя зубрежка легким паром выветрится из
головы — и гуляй себе до самой осени.
— Счастливые, — думает Мотеле, — хотя меня
поскорее вызвали.
Все вопросы, которые задавал Морж ребятам, ка-
зались ему пустяковыми. Но все-таки Мотеле волно-
вался.
Соседом по его парте был белобрысый, курносый
мальчик. Звали его Ваней Шапошниковым.
Ваня тосковал от безделья и долгого ожидания.
6*	ИЗ
Вначале он ловил мух, отрывал им крылышки, за-
тем совал их в чернильницу. Наконец ему это надо-
ело. Он вытащил из кармана своих коротких штани-
шек несколько новых перышек. Аккуратно разложил
их перед собой по скату парты и начал пострели-
вать ими друг в друга.
— Как ты думаешь,—шепнул ему Мотеле,—тебя
раньше вызовут, или меня?... Ты не боишься?
— Боюсь?.. Моржа-то?.. Тьфу! Да пу его в болото...
— Давай лучше в перышки сыграем.
— ,Нет... Не хочу... Экзамен ведь...
— Последний, плевать... По проясним трояки у
меня, а сейчас пусть хоть двойка... Все равно при-
мут. А у тебя—пятерки...
— Шапошников Иван—к доске!—отчетливо вы-
крикнул математик.
Ваня не спеша собрал перышки, обтер грязные
пальцы о штаны и медленно двинулся к доске.
Морж задержал его недолго.
Несколько вопросов из таблицы умножения, при-
мер на деление, и вот уже Ваня вазвращается на ме-
сто, чтобы забрать книжки.
— Прощевай,—кивает он на ходу Мотеле,—осенью
сядем на одной парте,—ладно? У тебя списывать
можно,—лафа...
Но Мотеле даже не расслышал его слов.
В ожидании вызова он весь напрягся, как стрела
на оттянутой тетиве.
Стоя в двух шагах от экзамипатора, Мотеле ста-
рался сдержать волнение. Коленки его медленно
84
вздрагивали. Для устойчивости он отставил правую
ногу в сторону.
— Ка стойте!..—сердито прикрикнул на него Моря:,
—что за вольности? Это вам, молодой человек, не
хедер.
— Простите, смущенно произнес Мотеле, перестав-
ляя ногу
— Прощение туг не при чем. Воспитание нужно.
Да-с... Слушайте условие.
Быстро перелистав несколько страниц задачника
Киселева, Морж прочел вслух задачу на все четыре
действия.
Он читал быстро и от ывисто Мотеле едва по-
спевал записывать на доске нужные числа.
Через несколько минут математик проверил реше-
ние. Лоб его стянулся морщинами. Задача была ре-
шена правильно.
— Наверно, задача знакомая,—сказал он,—что-то
слишком быстро. Слушайте другую.
После второй, пошла третья. Потом четвертая.
Казалось, что Моря: хочет победйть Мотеле из-
мором.
Ребята, ожидавшие с нетерпением своей очереди,
недоуменно пожимали плечами и перешептывались.
— В чем дело?
— Моря:, ребята, взбесился.
— А Щварц-то молодчага... Так и шпарит.
— Эх, дать бы моржеусому в сопатку.
— Мучает зря.
— Потому наверно, что на еврея наскочил.
85
По классу перекатывался глухой шум. Он отдавался
назойливым звоном в ушах уставшего, измочаленно-
го Мотеле.
И вдруг, словно издалека, донесся до него какой-
то невнятный вопрос математика, заглушенный к
тому же неожиданным приступом кашля.
Мотеле смог уловить только конец фразы:
— ...будет одиннадцать или адпннадцать?
Эти слот Морж произнес отчетливо, делая ударе-
ние на первых буквах. Он откинул очки на лоб и
86
уставился на Мотеле в ушр, как удав завораживаю-
щий кролика
Ямпольский недаром подолгу приучал своих уче-
ников к правильному произношению русских слов.
«"Неистовый Израиль» знал по собственному опыту,
как издеваются гимназические педагоги над евреями,
коверкающими слова.
И теперь это «йдипнадцать» резнуло слух Мотеле.
— Одиннадцать—поспешно ответил он, растягивая
звук «о».
Зачарованный кролик сам прыгнул в разинутую
пасть удава...
— Ка-ак?! - завизжал математик, — семь и пять—
одиннадцать? Так вот с какими знаниями вы прихо-
дите на экзамен!.. Наскочили на знакомые задачи
и обрадовались. А самых простых вещей не знаете!..
Довольно, Шварц, садитесь!
Ошеломленный класс замер.
Мотеле, ничего не понимая, растерянно озирался
вокруг.
— Садитесь,—жестким голосом повторил Морж.
— Позвольте... Николай Николаевич... Я вас не
так понял.
Мотолес ужасом смотрел на толстый красный ка-
рандаш, которым Морж начертил против его фами-
лии ровную зловещую палку.
Кол.
Зеленые Kpjrn завертелись перед глазами ошелом-
ленного Мотеле.
г— Господин учитель... я... я.
6F
Мальчик протянул руки вперед, точно цепляясь за
воздух.
— Сказано, довольно... Пе задерживайте меня. Нам
Таких... фокусников в гимназии пе нужно.
Резкие бичующие слова математика'как-то не вя-
зались с радостным огоньком, заблиставшим в его
Зрачках.
Вместо бледного лица срезанного Шварца, эти зрач-
ки видели сейчас перед собой улыбающуюся толсто-
мордую «катернику» на склеенной ассигнации.
ДВА ПОЕЗДА
Несчастья редко приходят в одиночку.
Велико было горе в семье Шварца из-за неожи-
данного, нелепого провала Мотеле.
Но оно как-то сразу стерлось и отошло на задний
план после того, как веселый, краснощекий почталь-
он протянул .через форточку письмо из Шилова.
— Па письме вашем котлеты жарили,—смеясь, крик-
нул он портному,—и устремился дальше, потряхивая
тяжелой кожаной сумкой.
Конверт был сильно помят и покрыт сальными
пятнами.
Абрам быстро вскрыл его, пробежал глазами по
маленькому листочку, испещренному кривыми еврей-
скими буквами, и сразу осел,как тяжелый куль, сбро-
шенный наземь...
В письме сообщалось, что Соломон умер. Его мно-
гочисленная семья голодает. Местечковое еврейское
общество похоронило книгоношу за свой счет, но
ва
прокормить его семью не в состоянии. Нужна по-
мощь его единственного брата—Абрама.
Несколько дней семья портного просидела «шиве»
на полу, без ботинок и молилась
II во время траурного сиденья решили, что Мо-
голе должен уехать в Шилов. В хедер ему ходить
уже незачем, о гимназии надо забыть... А в местеч-
ке он поработает вместо покойного дяди и спасет
как-нибудь от голодной смерти осиротевших детей.
Мотеле выслушал решение родителей равнодушно.
После злополучного экзамена он стал походить па
маленького старичка.
Как-то с'ожился весь, осунулся. По целым часам
просиживал у окна, устремив неподвижный взор в дос-
чатый забор на дворе или же шагал по комнате из
угла в угол, как арест нт в каземате.
Стар пси с тревогой следили за ним. боялись даже,
чтобы МотеЛе не помешался. Теперь же они пытались
утешиться тем, что Мотеле, переменив обстановку
и занятия, забудет про свою неудачу и успокоится.
Снарядить .Мотеле в дорогу было делом нескольких
минут. В старый холщевый мешок Брайна вложила
две смены белья, суконную курточку, переделанную из
отцовского пиджака, бархатную .сумочку с тфилнм1
и немного провизии. Завязывая мешок, бедная Брай-
на даже не подозревала, что вместе с вещами опа
запаковала в нем несколько горячих, крупных слез.
’Траурный обряд.
2 Талисманы из кожи, одеваемые па голову и одну руку
во время молитвы.
89
На вокзале была обычная сутолока.
Пассажиры сновали взад и вперед -озабоченные,
потные и злые.
Корзины, ящики, чемоданы, тюки и Оаулы громоз-
дились неустойчивыми горами возле багажного от-
деления.
Разбитные носильщики в белых фартуках с медны-
ми бляхами носились как на коньках.
Паровозы на запасных путях орали во всю глотку
и по змеиному шипели отработанным паром. Медлен-
но проползающий мимо станции товарный эшелон
лязгал своими железными суставами и крякал
буферами.
Старший кондуктор, раздув щеки доотказу, сви-
стал и махал кому-то фуражкой. Казалось, что он
призывал вагоны к порядку.
Получив билет на «макснмку», Мотеле вместе с
отцом и матерью вышел-па перрон.
Поезд должны были подать на четвертый путь че-
рез четверть часа.
Надо было поторопиться, чтобы успеть занять место.
«Максимка» всегда был битком набит народом.
Немногим было по карману ездить в таких велико-
лепных вагонах, как те, что стояли- сейчас на вто-
ром пути.
На лакированных боках вагонов с большими зер-
кальными окнами висели длинные дощечки с над-
11 исью:
«МОСКВА—МИНЕРАЛЬНЫЕ ВОДЫ»
00
Мотеле скользнул глазами вдоль всего состава.
Из окон выглядывали нарядные мужчины и жен-
щины. Можно было подумать, что все они поели
только что удпвивительно сладкие и вкусные блюда.
До того радостны и довольны были их лица.
— Тателе, смотри..— порывисто схватил Мотеле от-
ца за рукав.
— Где?... Что?..
— Вон, вон... В последнем окне... Вон, где носиль-
щик с корзиной.
01
У вагонного окна, указанного мальчиком, стоял
Феофан Исаакович и задумчиво попыхивал сигарой.
Рядом с ним Лева в новой гимназической блу-
зе и в фуражке с серебряным гербом. Он с кем-то
невидимым вел оживленный разговор и поминутно
трогал рукою герб:
— Но упал ли?
Вся семья Шварца задержалась па месте и не-
сколько мгновений неподвижно глядела в их сторону.
В это время возле Мотеле появился запыхавшийся
от быстрого бега Ямпольский.
— Пфу...—шумно вздохнул он, смахивал ладолыо
пот со лба, — я уже думал, что опоздал... Вот тебе,
Мотеле, jia память от меня.
Он протянул мальчику красивую книгу в тиснен-
ном, сафьяновом переплете.
— Читай и... Куда это вы все загляделись?
Он тоже обернулся в сторону вагона, где находил-
ся Вульф.
Лицо Ямпольского потемнело.
Он прекрасно знал истинную причину провала сво-
его любимого ученика.
Ямпольский почувствовал, будто кто-то толкнул
его в спину.
Сам еще не зная зачем, оп- быстрым, твердым ша-
гом направился к поезду.
— Куда вы?—крикнул ему вслед Мотеле.
По учитель уже стоял под окном вагона.
Видно было, как он запальчиво кричал что-то Вуль-
фу. Слов его из-за вокзального шума Мотеле не слышал.
92
Но по брезгливому, слегка испуганному выраже-
нию лица Феофана Исааковича было ясно, что сло-
ва эти совсем не из приятных.
Некоторое время Вульф, казалось, терпел своего
собеседника, но по^ом он побагровел и угрожающе
затряс поднятым вверх кулаком.
II вдруг Мотеле п старики громко ахнули в один
голос.
Они увидели, как Ямпольский, Смешно дрыгнув
ногами, подскочил в воздухе и со всего размаху уда-
рил Вульфа ио щеке.
Голова купца качнулась и исчезла.
Мотеле от ужаса подумал даже, что учитель отор-
вал ее,—таким спльпым показался его удар.
Через минуту Вульф опять высунулся в окно.
Лицо его было перекошено. Глаза округлились и
палились кровью, подбородок дрожад. Феофан Иса-
акович широко раскрыл свой рот, чтобы крикнуть.
«Ямпольского арестуют!..» —екнуло сердце Мотеле.
Но тут трижды грянул станционный колокол.
Рявкнул паровоз... и поезд на «Минеральные воды»
тронулся.
II О С Л Е С Л (I II II Е
Берем слова со второй страницы этой повести.
„Линейка удивительно быстро прыгает по передним и
средним рядам.“
Где дело происходит?—В хедере, еврейской школе.
Когда?—Ну, уж, конечно, до революции.
М. Бурштын рассказывает в своей повести „Хедер" о
жизни еврейских ребят в старое время.
Представить себе те условия, в которых жил Мотеле и
другие герои „Хедера" нам очень трудно. Таким образом в
нашем лице растет поколение, которое не представляет себе
старого строя, вдребезги разбитого Октябрем.
А знать все это интересно и нужно. Нужно, потому что
это воспитывает ненависть к старому, которое еще кое-где
пытается шевелиться.
Старый быт, национальная вражда, антисемитизм, богач
пытающийся забрать в своп руки командование,—все это ос-
новательно выкорчевано революцией, ио еще не уничтожено
до конца.
О том времени, когда они росли махровым цветком, и рас-
сказывает повесть „Хедер".
В то время в царской России евреи были лишены всех
гражданских прав.
В книге упоминается о „правожительстве".
Это значит, что евреи не имели права жить всюду, где
хотели. Их искусственно сосредоточили в одной области России,
да притом еще в городских' поселениях, где они задыхались
в тесноте и безработице.
Всех ли?—Нет, купцы и богачи вмели правожптельство
почти всюду. Но бедняк, даже если он искал за «чертой оссд-
U4
лостп» спасения от смертельной болезни, подлежал немедлен-
ному пысбленШб.
В книге упоминается о процентной норме.
Это значит, что была установлена норма, свыше которой
нс принимали еврейских ребяг в школы. На сто человек
учащихся—три еврея, не больше, а иногда и меньше. Путь
к образованию тоже был прегражден еврейской детворе.
Всем ли? Нет, конечно, купцы и богачи находили способы
заполнять процентную норму своими детьми. Об этом вы
\ же знаете.
Чего ясе ради царское правительство ст шило евреев в та-
кие условия.1—Царское правительство, борясь с растущим не-
довольством трудящихся мясе, кивало па евреев — вот, мол,
кто виноват во всех бедах. Оно старалось перестающую ре-
волюцию повернуть па рельсы еврейских i огромов. Особое
положение, в которое были поставлены евреи, подчеркивало
для темных людей, что еврея будто бы рксп.тоататоры и не-
способны к производительному труду.
Это вносило раскол в трудящиеся массы. Национальная
вражда мешала рабочим всех национальностей об'единиться и
лести общую борьбу.
Но это было бы слишком просто. Придавленные нуждой и
бесправием, еврейские трудящиеся массы сами становились
грозным резервом революции. Царское правительство учиты-
вало п это. Оно выделяло средн еврейского народа состоя-
тельные слои, наделяя их большими правами. В лице бога-
чей и раввинов оно приобретало себе добровольных надсмотр-
щиков и добровольную полицию.
Развертывая в своей повести интересную в своеобразную
картину жизни .еврейской детворы, М. Бурштын хорошо по-
казывает и эти пружины.
Повесть „Хедер“ помогает ребятам представить себе одну
из страниц нашего прошлого.
ОГЛА В Л Е II И Е.
Часть первая.
ТТ о л в о д ное царство
Робинзон с пятикнижьем . . г —— Ч
Семья Вульф.......................................16
Охота на людей . . . •	—* "Л,
Переполох............и	 /'. • • д 33
День мести и чести Л . . х. .	у 38
Неистовый Израиль . -\х •	'»-• • / X  •  *\ • У !
Тапнственпый чснасптель\<. /. .^. Ji у '•	48
Часть вторая, х 1
1* а » в и я с э п о л ст а м и
Неудавшаяся сделка.................................
Шпаргалка	....................
Разорванная «катерника» .......... ................
Провокация’........................................
Два поезда . . .	.....................‘..........
Послесловие .......................................
64
70
78
83
88
9i

СОРОК ПОПЕВ» /52!'