Ф. П. Ш И Л Л Е Р

ЭНГЕЛЬС
К А К ЛИТЕРАТУРНЫЙ КР ИТИ К

ГИХЛ

1933

И Н С Т И Т У Т ЛИТЕР АТУ РЫ И ИСКУССТВА
К О М А К А Д Е М И И П Р И Ц И К ' С О ЮЗ А С С Р

Ф. П. Ш И Л Л Е Р

ЭНГЕЛЬС
КАК ЛИТЕРАТУРНЫЙ КРИТИК

ГОСУДАРСТВЕННОЕ
ХУДОЖЕСТВЕННОЙ
Л ОС К В А

193 3

ИЗДАТЕЛЬСТВО
л и т е р а т у р ы
ЛЕНИНГРАД

Фабрика книги «Красный пролетарий». Москва, Краснопролетарская, 16.

Ф. ЭНГЕЛЬС в 1839 г.
С ФОТОГРАФИИ, ХРАНЯЩЕЙСЯ В МУЗЕЕ
МАРКСА ЭНГЕЛЬСА -Л Е Н И Н А

ПРЕДИСЛОВИЕ
До сих пор еще можно иногда слышать мнение, что
Марко и Энгельс не оставили нам ничего по вопросам
литературы и искусства, за исключением отдельных,
разрозненных незначительных замечаний. Эго мнение
не ново; оно уже давно распространено во 11 Интер­
национале, среди германской социал-демократии, яв­
ляющейся «хранительницей» рукописного л и т ер ату р ­
ного наследия Маркса и Энгельса. Во всей истории,
например, германской социал-демократии не было сде­
лано, насколько нам известно, ни одной попытки в
этом направлении, не было напечатано ни одной ста­
тейки, занимавшейся хотя бы простым собиранием вы­
сказываний основоположников научного социализма о
вопросах литературы и искусства. Напротив, ценней­
шие документы конкретной марксистской критики, как
опубликованные в этом году Институтом Маркса—Эн­
гельса—Ленина письма Энгельса о литературе, в те­
чение полувека хранились в запыленных архивных
шкафах германской социал-демократической партии и
в письменных столах отдельных ее деятелей. Или, на­
пример, известные и ценные статьи Энгельса о поэзии
«истинного социализма» и оценке Гете не перепечатыва­
лись в течение 80 лет i.
Такое отношение к наследству Маркса и Энгельса
со стороны И Интернационала и в области литературы
и искусства неудивительно, если принять во внима1 Статья о Гете была впервые перепечатана в этом году в гетевском
юбилеНном номере органа Союза революционных и пролетарских писа­
телей Германии «Die Linkskurve».

ние, что литературная теория и практика реформистов
и центристов еще задолго до войны противоречила всем
установкам Маркса и Энгельса в этих вопросах (на­
пример работы о литературе Вандервельде, Каутского
и др.). Кое-где в воспоминаниях старых социал-демо­
кратов о Марксе наряду с «любимыми блюдами» упо­
минается и о «любимых писателях», но из этого ни­
каких обобщений или выводов не делается. На Западе
разве только Меринг понял важность и актуальность
теоретико-эстетических и литературно-критических воз­
зрений Маркса и Энгельса (он тогда знал еще не вое);
но и он считал, что это лишь отдельные, мимолетные
замечания, и Меринг, исходя из своей непреодоленной
полукантианской эстетики, из своей ориентировки в
этих вопросах больше на Лассаля, чем на Маркса и
Энгельса., находил, что некоторые из этих высказы­
ваний слишком резки, односторонни и партийны.
А .м еж д у тем Маркс и Энгельс оставили нам не
только отдельные, разрозненные «замечания» о лите­
ратуре и искусстве. Если собрать все их суждения тео­
ретического и конкретно-критического характера по этим
вопросам в «Святом семействе», «Немецкой идеологии»,
«К критике политической экономии», «Капитале», «Тео­
риях прибавочной стоимости», «Анти-Дюринге», «Диалек­
тике природы», переписке с Лаосалем по поводу его
драмы «Франц фон-Зикинген», в письмах Энгельса к
М. Гаркнес, П. Эрнсту, М. Каутской и т. д., то мы
получим не только о с н о в ы м а р к с и с т с к о й э с т е т ц к и , но и богатый материал по характеристике ряда
важнейших писателей и явлений мировой литературы
От античности до конца XIX века, ценнейшие примеры
конкретного марксистского анализа художественных
произведений и оценки как целых литературных на­
правлений, так и ряда отдельных писателей.
Настоящая работа ставит себе целью собрать, изло­
жить и комментировать все существенные литературно­
критические высказывания Э н г е л ь с а . Естественно,
поскольку в ряде случаев авторами произведения яв­
ляются Маркс и Энгельс, или если Маркс своими суж­
дениями дополняет и развивает данный вопрос, затро­

нутый Энгельсом,—в таких случаях приводится и мне­
ние Маркса.
Работа является п е р в ы м о п ы т о м в этом направ­
лении, и автор сам сознает ее недостатки, вытекающие
отчасти и из того обстоятельства, что около половины
содержания книги было написано в виде комментирую­
щих статей при опубликовании вновь открытых ма­
териалов Энгельса о литературе (они пересматривались
и дополнялись для настоящей публикации), и хотя
книга вместе со вновь написанными главами и охваты­
вает важнейшие проблемы, вытекающие из высказыва­
ний Энгельса о литературе, но характер некоторой
оторванности отдельных глав, недостаточная связан­
ность всех частей работы единым стержневым планом
тем не менее остались. Работа, в таком виде пред­
ставляющая, повторяем, только первый опыт, распа­
дается на четыре части: первая охватывает литературно­
критические работы молодого Энгельса (1839—1844 гг.),
т. е. его статьи самого раннего периода; эта часть
должна дать краткую характеристику—не вдаваясь
подробнее в /характеристику философской эволюции мо­
лодого Энгельса—тех литературных вопросов, которые
интересовали Энгельса в эти годы; во второй части
разбирается наиболее развернутая литературно-критиче­
ская работа Энгельса, уже марксиста, о поэзии мелко­
буржуазного «истинного социализма»; третья, централь­
ная часть книги содержит изложение и анализ кон­
кретно-литературных высказываний Энгельса о творче­
стве отдельных писателей (Бальзака, Ибсена) и литера­
туроведческих вопросов (романтизм, реализм, тенденци­
озность, механицизм и др.); и наконец в четвертой
части дается обзор (в историко-хронологической после­
довательности) более мелких, но тоже существенных
замечаний в сочинениях и письмах Энгельса об отдель­
ных писателях и проблемах, и затем подытоживаются
его взгляды на революционную поэзию и на значение
литературного наследства прошлого для пролетариата.
Весь этот богатый материал, составляющий лите­
ратурно-критическое наследство Энгельса,—хотя он

так же, как Маркс и Ленин, не был литературным
критиком «по профессии»,—относится в основном к
периоду до наступления эпохи империализма и_ проле­
тарской революции. Д ля этого периода Ленин дополнял
и дальше развивал марксизм также и в области литера­
турной теории и практики. Ленин говорил, что марк­
сизм не догма, а руководство к действию. «Мы возсз не
смотрим на теорию Маркса,—пишет он в 1899 г .,—как нз
нечто законченное и неприкосновенное; мы убеждены,
напротив, что она положила только краеугольные камни
той науки, которую социалисты д о л ж н ы двигать даль­
ше во всех направлениях, если они не хотят отстать от
жизни» (т. II, изд. 2-е, стр. 492). Эти слова Ленина от­
носятся и к марксистскому литературоведению. Перед
пролетарской литературой и критикой в период импе­
риализма и пролетарской революции, диктатуры про­
летариата и социалистического строительства стоят
новые задачи и требования по сравнению со стояв­
шими перед рабочим движением в период, к которому
относятся высказывания Энгельса.
Но ленинский этап в литературоведении не опровер­
гает, а дополняет, не снижает, а поднимает марксизм
и в области литературы и искусства на новую ступень.
Поэтому, исходя из понимания этих вопросов Лениным,
нами должен быть усвоен тот богатый материал, кото­
рый нам оставили Маркс и Энгельс по вопросам литера­
туры и искусства. Изучение марксистско-ленинского л и ­
тературного наследства приобретает особую актуальность
в данный момент. Партия и пролетарская общественность
неоднократно отмечали —наряду со значительными до­
стижениями —отставание художественной литературы,
особенно литературной критики, в сравнении с успехами
в социалистическом строительстве. Наша критика еще
далеко не всегда стоит на том высоком теоретическом
и политическом уровне, который необходим для разре­
шения задач, стоящих перед ней в настоящее время.
Среди первоочередных задач, вытекающих из историче­
ского постановления ЦК ВКП(б) от 23 апреля с. г. о
перестройке литературно-художественных организаций и
их работы, является углубленная теоретическая учеба,

и прежде всего учеба нашей критики у классиков марк­
сизма-ленинизма. И в этой работе немаловажную роль
может играть богатое литературно-критическое наслед­
ство Энгельса.
В заключение приношу благодарность ИнститутуМаркса—Энгельса—Ленина зз, предоставление материа­
лов и Институту литературы и искусства Комакадемии
(по поручению которого написана настоящая работа)
за ценные методологические указания и советы.
Ф. Ши л л е р >
Москва, 1 сентября 1932 г.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ПОЭТИЧЕСКИЕ ОПЫТЫ И ЛИТЕРАТУРНО-КРИТИ­
ЧЕСКИЕ СТАТЬИ МОЛОДОГО ЭНГЕЛЬСА
В огромном своем большинстве работы молодого Эн­
гельса представляют собой либо поэтические опыты,
либо литературно-критические и газетно-публицистиче­
ские статьи. Из них видно, что л и т е р а т у р а тогдаш­
ней радикальной немецкой интеллигенции играла в
развитии Энгельса немаловажную роль и что> любимой
©го мечтой в течение нескольких лет было стать вели­
ким поэтом.
I
В гимназии любимым предметом Энгельса была,—как
это явствует из выпускного свидетельства,—литера­
тура. Стихи он начал писать в тридцатилетием воз­
расте. Он прощается с Эльберфельдской гимназией
(1837 г.) написанным им на греческом языке стихо­
творением «Поединок Этеокла с Полиником». Из пере­
писки с братьями Гребер выясняется, что Энгельс усерд­
но работал в организованном учениками при гимназии
литературном кружке и написал целую тетрадь стихов,
которая не сохранилась. Из литературных работ гимна­
зического периода сохранились лишь несколько стихо­
творений и одна повесть о морских пиратах, написанная
на тему,относящуюся к событиям 1820 г. в Греции; в ней
молодой Энгельс отдал дань грекофильской поэзии, вос­
певавшей—особенно после выхода в свет известных поэм
Байрона—борьбу Греции за свою независимость.
После окончания гимназии Энгельс хотел продолжить
свое гуманитарное образование, но отец, ярый пиэтист
и старый фабрикант, решил готовить сына к более прак­

тической, купеческой профессии и послал его для этой:
цели в 1838 г. в Бремен, где молодой, восемнадцати лет­
ний Энгельс поступил на службу в крупную торговую»
фирму друга своего отца, Генриха Лейпо льда. Старик
отец предусмотрительно определил сына пансионером к
пиэтисту-пастору Тревиранусу.
Тут, в Бремене, старом ганзейском городе о его много­
людной пестрой гаванью и торговыми сношениями со*
всеми частями света, кругозор молодого Энгельса скоро
расширился. Энгельс в этом отношении имеет много об­
щего со своим ближайшим земляком Фрейлигратом..
Фрёйлиграт, ставший к этому времени уже знамени­
тым поэтом, также служил в свое время приказчиком
одного из купеческих домов мировой торговой метро­
полии—Амстердама, где он из пестрой жизни гавани
черпал сюжеты для своих экзотических стихотворений.
Энгельс был лично знаком с Фрейлигратом и уважал
его как величайшего поэта своего времени; неудиви­
тельно, что, оказавшись в Бремене, Энгельс последовал
его примеру. Первым стихотворением Энгельса, пред­
назначенным для печати, был испанский романс, кото­
рый бременские >мещанские газеты поместить отказа­
лись. Тогда начинающий поэт взялся з а другую тему,
в духе Фрейлиграта, и написал «Бедуины», Не­
посредственным поводом .для этого стихотворения по­
служило выступление ,труппы бедуинов в разных горо­
дах Европы; содержатели труппы их безжалостно экчшлоатировали, и бедуины умирали один за другим.
Попутно автор воспользовался случаем для того, чтобы
выступить против шарлатанства А. Коцебу и требовать
возвращения театра к драме Шиллера. Стихотворение
Энгельса в защиту бедуинов было напечатано одним
из бременских ж урналов1.
Но подобная поэзия недолго удовлетворяет Энгельса;
он с жадностью набрасывается на всю ту старую и новую
1 «Bremis'ihes Conversationsblatt», № 40 от 16 сентября 1838 г.; рус­
ский перевод—в Сочинениях К. Маркса и Ф. Энгельса, т. II. Кроме того
сн напечатал стихотворение «К врагам» в «Бременском городском
вестнике» (от 25 февраля 1839 г.) и другое, направленное против этой
гавоты, в «Bremisches Unterhaltungsblatt» (от 27 февраля 1839 г.)

литературу, которая в Вуппертале была ему недоступна.
Читает он средневековые немецкие народные книги о
Фаусте, Диком Охотнике, Агасфере и др., переиздавав­
шиеся в это время швабской романтической школой.
Читает он и классическую литературу. Теперь, особенно
после того как он прочел у Гете обе статьи «Молодым
поэтам», Энгельс сомневается в своем поэтическом та­
ланте. 17 сентября 1838 г. он пишет братьям Гребер:
«С каждым днем я все более сомневаюсь в своей поэзии
и ее достоинствах, особенно с тех пор, как я прочел у
Гете обе статьи «Молодым поэтам», в которых, я как бы
нахожу прямые указания для себя; из них мне стало
ясно, что мое рифмоплетство не имеет никакой цены
для искусства; но, тем не менее, я буду продол­
жать заниматься рифмачеством, ибо это «приятный при­
даток», как выражается Гете, и буду помещать стихи
в журналах, потому что так делают другие молодцы,
которые такие же, если не большие ослы, чем я, и
также потому, что этим я не принесу ни чести, ни
позора немецкой литературе. Но когда я читаю хоро­
шее стихотворение, то меня берет злость на себя: почему
ты не умеешь так писать?» i Настроение Энгельса быст­
ро меняется, когда в руки его попадают произведения
писателей «Молодой Германии». Эти писатели постепенно
посвящали его в «идеи века», и юный Энгельс восхва­
ляет «Молодую Германию» как «королеву современной
литературы».
Не случайно, что одним из любимых писателей Эн­
гельса того времени становится JI. Винбарг, проповедывавший, как главный теоретик «Молодой Германии»,
в своей книге «Эстетические походы» (1834 г.) перео­
ценку всех ценностей под углом зрения оппозиционной
немецкой разночинной интеллигенции. Винбарг требо­
вал, чтобы литература и общественная жизнь сливались
воедино, чтобы писатель выражал «дух времени» и за­
нимался преимущественно социально-политическими
вопросами. В то время, когда Энгельс принял участие
- 1 Все цитаты из писем Энгельса к братьям Гребер взяты из Сочине­
ний К. Маркса и Ф Энгельса т. II.

в литературном движении, период наибольшего поли­
тического влияния «Молодой Германии» уже прошел и
начался распад движения. Но даже в 1842 году, когда
Энгельс резко критиковал эту примирившуюся с су-,
ществующим «школу», он выделял Винбарга как «цель­
ного, сильного человека, подобного блестящей статуе,
отлитой из одного куска металла, без малейшего пят­
нышка ржавчины».
Но из всех произведений младогерманских писателей
больше всего повлияли на развитие молодого Энгельса
«Письма из Парижа» и «Менцель-французоед» Л. Берне.
Если проанализировать ранние произведения Энгельса
1838—1842 гг., то окажется, что мы можем найти в
них, иногда почти дословно, мысли, изложенные в на­
званных двух произведениях. Но Энгельс не подра­
жатель,—он связывает идеи Берне с философией Гегеля.
Каковы же были идеи Берне, оказавшие в свое время
такое влияние на немецкую молодежь? Берне требовал
свободы и .равенства всех граждан. Актуальная, практически-лолитическая сторона произведений Берне сде­
лала его героем тогдашней немецкой молодежи, а «Мо­
лодая Германия» причислила его к своим основателям.
В то время когда Энгельс читал Берне,; последний до­
стиг апогея популярности. Берне сам охарактеризовал
себя наилучшим образом, говоря, что он стащил одеяло
с постели спящих немцев; на вопрос врача незадолго
до смерти, какой у него вкус, Берне) иронически отве­
тил: «Скверный, как у всех немцев». Вся переписка
Энгельса 1839—1842 гг. полна похвалами Берне, как
революционеру мысли и человеку политической прак­
тики.
Для дальнейшего понимания отношений Энгельса,
к «Молодой Германии» необходимо сказать несколько
слов о внутреннем положении этой литературной школы
в конце 30-х годов 1. Собственно говоря, о литератур­
ной школе в обычном смысле этого слова тут не
может быть речи; закон союзного рейхстага от
1 См. J. P r o e l s s , Das Junge Deutschland, Stuttgart, 1892; D-r II. H*
Jungdeutscher Sturm und Drang, Leipzig, 1911.

HoubeD,

Ю декабря 1835 г., составленный на основании доноса,
В. Менцеля,—закон, запрещающий произведения Гейне,
Гуцкова, Винбарга, Лаубе и Кюне, только сблизил в
большей или меньшей степени названных писателей.
В результате этого закона Гуцков попал на три месяца
в тюрьму, а книга его «Валли сомневающаяся» была
конфискована. Выйдя -в феврале 1836 г. из заклю­
чения, он основал во Франкфурте-на-Майне «Биржевую
газету» с литературным приложением «Телеграф». Га­
зета скоро прекратилась, но Гуцкову удалось превра­
тить приложение в самостоятельный журнал, который
с сентября 1837 г. переводится в Гамбург и из­
дается известной радикальной издательской фирмой
«Гофман и Кампе». Вскоре он стал одним из лучших
литературных журналов, так как Гуцкову удалось при­
влечь самых талантливых представителей «Молодой Гер­
мании», а также и молодого Энгельса. Время сотрудни­
чества Энгельса в «Телеграфе» (1839—1841 гг.) явля­
ется периодом наибольшей популярности журнала. Но
как раз в момент ознакомления Энгельса с «Молодой
Германией» среди примыкнувших к ней писателей про­
изошел своего рода раскол—образовались два враждеб­
ных лагеря: праворейнский, состоявший из Л. Виля, Левин-Шюккинга, Эд. Бейермана1, во главе с Гуцковом (их
печатным органом был «Телеграф»), и леворейнский—
во главе с берлинскими младогерманцами (считавшими
себя последователями Гейне), особенно Лаубе и Кюне
(их печатным органом была «Zeitung fiir die elegante
Welt»).
Раскол, поскольку вообще о нем можно в данном
случае говорить, имел свои социальные причины. .Внеш­
ним, формальным поводом для него послужило письмо
Гуцкова от 6 августа 1839 г. к Гейне, в котором он
просит выбросить при издании второго тома «Книги
несен» несколько неудачных стихотворений; кроме того,
Гуцков дал Гейне понять, что автору «Путевых картин»
пора, наконец, создать что-нибудь новое вместо постоян­
ного перекраивания старых вещей. Гейне ответил на
1 Как впослодствни выяснилось — шпион Меттерниха.

это в довольно циничной форме. Ухудшение отношений
наступило также благодаря скандальной истории со
статьей Гейне «Schwabenspiegel» в первом томе «Лите­
ратурного ежегодника». По вине издателя Кампе статья
'была отпечатана в искаженном цензурой виде. Так как
Гейне публично обвинял Гуцкова и Виля, то первый
опубликовал в мае 1839 г. в «Телеграфе» ядовитую
статью «Господин Гейне и его «Schwabenspiegel». Окон­
чательный разрыв произошел в 1840 г., после выхода
в свет книги Гейне против Берне, который находился
в большом почете у группы Гуцкова. Все это нужно
иметь в виду, чтобы понять резко отрицательное от­
ношение Энгельса к Гейне, которого он неоднократно
называет свиньей. Эта оценка Гейне изменилась лишь
в середине 40-х годов, после личного знакомства Эн­
гельса с поэтом через Маркса и после эволюции как
самого Гейне, так и Энгельса.
Таково было положение внутри «Молодой Германии»
в то время, когда Энгельс усердно читал Берне, Гуц­
кова и особенно «Телеграф». Легко догадаться, на чьей
стороне были его симпатии. Уже 20 января 1839 г. он
пишет братьям Гребер: «Берлинская партия «Молодой
Германии» (т. е. сторонники Гейне.—Ф .Ш .) представ­
ляют недурную компанию. Они хотят преобразовать
наш у эпоху в эпоху «состояний и тонких взаимоотно­
шений». 8 апреля в письме к Греберам Энгельс рас­
сказывает историю «Молодой Германии», прибавляя:
«Что мне, бедняге, делать теперь? Продолжать зубрить?
Никакой охоты. Стать лойяльным? Тьфу, чорт!.. Сле­
довательно, я должен стать младогерманцем, или, ско­
рее, я уж таков душой и телом. По ночам я не могу
спать от всех этих идей века; когда я нахожусь на
почте и смотрю на прусский герб, меня охватывает
дух свободы; каждый раз, когда я заглядываю в какойнибудь журнал, я слежу за успехами свободы; они
прокрадываются в мои поэмы и издеваются над об­
скурантами в клобуках и горностае. Но от их (т. е.
младогерманцев.—Ф. Ш. ) риторики, от мировой скорби,
^всемирно-исторического, от скорби иудейства и т. д.
Я доржусъ в стороне, ибо теперь она уже устарела».

А 30 июля 1839 г, Энгельс в беспорядочной поэтиче­
ской прозе сообщает своим друзьям по гимназии новей­
шие идеи «Молодой Германии». При чтении этого письма
молодые Греберы, кандидаты в пасторы, наверно, на­
божно перекрестились. «Теперь,-—пишет Энгельс,—«Мо­
лодая Германия» королевой восседает на троне современ­
ной германской литературы». Гуцков—гениальный поэт,
.а Гейне—скотина.
I

Первая более крупная работа Энгельса—«Письмо из
Вупперталя»—появилась в марте, апреле и ноябре
1839 года. Энгельс послал Гуцкову, общепризнанному
тогда вождю младогерманцев, письмо, на которое тот
ответил весьма одобрительно. «Письма из Вупперталя»,
помещенные в «Телеграфе»,—это первый вызов молодого
■Энгельса, брошенный обеим господствовавшим на его
родине социальным силам — пиэтизму и капитализму1.
Статья, показывающая, насколько высоко молодой Эн­
гельс уже! в этом своем первом ■большом литературном
дебюте стоит над либеральными фразами младогерман­
цев, вызвала целый ряд отзывов и большое возму­
щение в Вуппертале2; все считали автором ее Фрейлиграта или кого-нибудь из его приверженцев. Энгельс
скрылся под псевдонимом « Ф р и д р и х О с в а л ь д » . Что
касается литературно-критической части статьи, то в
ней не лишена интереса характеристика Фрейлиграта,
его друга — лирика Кестлина и ряда других второсте­
пенных вуппертальских поэтов. Близкое личное знаком­
ство Энгельса со всеми этими поэтами показывает, что
влечение к литературе обнаружилось у него еще до
переезда в Бремен.
Среди ранних работ Энгельса «Письма из Вуппер­
таля» пользовались наибольшей известностью. Эд. Бейерман плагиирует их почти целиком в своей книге «Гер1 «Еще гимназистом, пишет Ленин о молодом Энгельсе,—возненави­
дел он самодержавие и произвол чиновников» (Соч., т. I, изд. 2-е,
«стр. 410).
2 См. статьи Рункеля в «E lberfelder Zeitung» До Ю1 от 12 апреля
1839 г., и ответ Энгельса (анонимный) в
127 от 9 Мая 18|39 г.
2

Энгельс, ,как

литературный критик

манил и германцы». Почти все писатели «Молодой Гер­
мании» начинали свою литературную карьеру «письма­
ми»: Берне—«Письмами из Парижа», Лаубе—«Полити­
ческими письмами», Гуцков—«Письмами дурака», и да­
же в прозаических произведениях Гейне преобладает
форма писем. Эта форма была наиболее удобна для вы­
ражения бурных стремлений тогдашних оппозиционных
писателей; жгучее, злободневное содержание требовало
гибкой формы .с ;разнообразными средствами воздей­
ствия. Изучение стиля—вот что теперь занимает Эн­
гельса. В письме от 8 октября 1839 г. он пишет Греберам: «Я налегаю теперь на современный стиль, кото­
рый, несомненно, идеал всякой стилистики». Образцом
для него служат произведения Гейне, но особенно Кюне
и Гуцков; мастером его является Винбарг. Из прежних
авторов особенно на него повлияли Лессинг, Гете, ЖанПоль и больше всего Берне. «О, язык Берне превосходит
все. «Менцель-французоед» в стилистическом отноше­
нии—первое немецкое произведение, и к тому же пер­
вое, в котором дело идет о том, чтобы окончательно
уничтожить противника... Если соединить цветистость
Жан-Поля с точностью Берне, то получатся основные
черты современного стиля».
После неожиданного литературного успеха «Писем
из Вупперталя» уверенность в поэтической одаренно­
сти у ’Энгельса снова растет’: он выбирает себе сюжет
для произведения, которое сразу должно было сделать
его знаменитым поэтом. 13 ноября 1839 г. он пишет Греберам: «Я втихомолку воздвигаю себе из рассказов и
стихов памятник, который (если только цензура своим
дыханием не превратит блистающей стали в гадкую
ржавчину) озарит своим ярким, ясным светом все не­
мецкие страны, за исключением Австрии. В моей груди
немолчное брожение, в моем, иногда нетрезвом, мозгу
вечное горение; я томлюсь в поисках великой мысли,
которая прояснит брожение и превратит жар в яркое
пламя. У меня теперь зарождается великолепный сю­
жет, по сравнению с которым все прежде написанное
мною—только детские игрушки. Я хочу в «сказочной
повести» или в чем-нибудь подобном выявить совре-

менные чаяния, обнаружившиеся в средние века; я
хочу вызвать .к жизни духов, которые, погребенныепод основаниями церквей и подземных темниц, бились
под твердой земной корой, стремясь к искуплению. Я
хочу_ попытаться решить хотя бы часть той задачи,
которую поставил себе Гуцков,—именно написать вто­
рую, подлинную часть «Фауста», изобразить Фауста не
эгоистом, а жертвующим собою за человечество. Вот
Фауст, вот Вечный Жид, вот Дикий Охотник—три типа
предчувствуемой свободы духа, которые легко можно
связать и соединить с Яном Гусом. На каком поэтиче­
ском фоне развертываются поступки этих трех демо­
нов! Начатая мной прежде поэма о Диком Охотнике
растворилась в этом. Эти три типа... я обработаю совер­
шенно своеобразно; особенного эффекта я жду от трак­
товки Агасфера и Дикого Охотника. Чтобы придать
больше поэтичности и значительности вещи, я могу
вллеспг в нее другие элементы из немецких сказаний;
это будет нетрудно. Повесть, над которой я работаю,
представляет скорее эскиз, упражнение в стиле и в об­
рисовке характеров; но задумываемая мною теперь вещь
будет тем фундаментом, на котором я строю надежды
для своего литературного имени».
Долго ли Энгельс работал над этой интересной проб­
лемой выявления революционных веяний в сред­
ние века, мы не знаем. Упомянутый в письме эскиз
напечатан в ноябрьском номере «Телеграфа» (1839 г.);
под названием «Немецкие народные книги». Интерес к
этим книгам в то время был очень велик. Но интере­
совались им не столько младогерманцы, сколько шваб­
ская школа и представители позднего романтизма. Из
младогерманцев только Кройценах обработал Агасфера,
и то в односторонне еврейском духе. Энгельс подхо­
дит совершенно иначе к этому вопросу. В его статье
подчеркивается не только поэтическое и этнографиче­
ское значение народных книг, 'но и возможное поли­
тическое их воздействие, пропагандистское значение в:
борьбе за «народную свободу». Немецкие народные книги
в их средневековом виде или хотя бы даже в обработке
Гриммов, Марбаха или Зимрока удовлетворяют этим

требованиям лишь с одной стороны: в них достаточно
поэзии и остроумия, к тому же в форме, вполне до­
ступной и самым необразованным людям; но, будучи
произведениями средневековья, они, конечно, не мо­
гут удовлетворять тем особым требованиям, которые
впервые ставит «новое время». Статья Энгельса, между
прочим, интересна еще тем, что она показывает, как
рано пробудился в Энгельсе характерный для всей его
жизни интерес к фольклору.
В декабре 1839 г. в «Телеграфе» вышла другая ли­
тературно-критическая статья Энгельса: «Карл Бек».
Как известно, среди писателей «Молодой Германии» не
^было ни одного выдающегося лирика. Когда появились
«Ночи. .Стихи в панцыре» и «Странствующий поэт»
Бека, младогерманцы пришли в вссторг: Бек должен
был заполнить этот пробел. В письмах к Греберам Эн­
гельс сравнивает его даже с Гете; но в статье своей
■он высказывается уже осторожнее: мировая скорбь и
расплывчатость идей не по вкусу Энгельсу. Оригиналь­
ность Бека исчезла, и вместо нее появились «гейневские
•отзвуки и безграничная детская наивность»1.
1 Восемь лет спустя Энгельс подверг «Песни о бедняке» Бека, став­
шего за это время мелкобуржуазным «истинным социалистом», жесто­
кой критике. А в «Революции и контрреволюции в Германии» Энгельс
'критикует австрийских «истинных социалистов» (Бек, М. Гартман,
А . Менснер и др.) словами: «Около этого времени, т. е. в 1843—1844 гг.,
в Германии возникла особая отрасль литературы... Несколько австрий­
ских писателей, беллетристов, литературных критиков, плохих поэтов,—
•все люди весьма посредственных талантов, но одаренных особенной ком­
мерческой сноровкой, свойственной еврейскому племени, — поселились
в Лейпциге и других германских городах, расположенных вне Австрии,
и здесь, находясь вне власти Меттерниха, печатали ряд книг и брошюр
об австрийских делах. Они и их издатели «бойко торговали». Вся Гер­
мания жаждала узнать тайны политики европейского Китая, а австрий­
цы, получавшие эти издания контрабандным путем через богемскую
границу, были еще любопытнее. Конечно, секреты, разоблачавшиеся
■в этих изданиях, были не великой важности, а проекты реформ, на­
бросанные доброжелательными авторами, носили печать безвредности,
почти доходившей до политической невинности. Конституция и свобода
печати для Австрии считались недостижимыми; административные ре­
формы, расширение прав областных ландтагов, допущение иностранных
•книг и газет и менее суровая цензура — далее этого лойяльные и сми­
ренные желашш добрых австрийцев вряд ли заходили».

Весною 1840 г. Энгельс путешествовал вниз
по»
Рейну через Голландию и совершил поездку в Англию.
Во время путешествия он гостил несколько дней у тог­
дашнего соратника Гуцкова—Левин-Шюккинга в Мюн­
стере и, по всей вероятности, вместе с ним посетил
А. Дросте-Гюльсгоф, самую талантливую из немецких
поэтесс XIX века. Имя Освальда было хорошо известна
в кругах младогерманцев; «молодой Освальд» подавал
большие надежды. Левин-Шюккинг посвятил его в ли­
тературные планы рейнской группы писателей и при­
гласил сотрудничать с ним и с Фрейлигратом при опи­
сании ландшафтов и народного быта Рейнской провин­
ции. Из всего этого плана ничего не вышло, кроме двух
статей, описывающих впечатления этого путешествия
по Рейну, которые были напечатаны в «Телеграфе»(«Ландшафты» и «Родина Зигфрида»). Из всех литера­
турных работ молодого Энгельса эти статьи, по нашему
мнению, в художественном отношении самые глубокие,
несмотря на расплывчатость пантеистических идей.
В «Ландшафтах» он увлекательно описывает северогер­
манскую степь, это «царство немецкой саги». Только
теперь он по-настоящему понял «Детские сказки» Грим­
мов. «Почти на всех этих сказках,—пишет он,—заме­
тен отпечаток того, что они зародились здесь, где е
наступлением ночи исчезает человеческая жизнь и жут­
кие, бесформенные творения народной фантазии про­
носятся над местностью, пустынность которой пугает
даже в яркий полдень. Они—воплощение чувств, ко­
торые охватывают одинокого жителя степи, когда он
в подобную бурную ночь шагает по земле своей ро­
дины. или же с высокой башни созерцает пустынную
гладь ее. Тогда перед ним снова встают впечатления,
сохранившиеся с детства от бурных ночей степи, и
принимают форму этих сказок. На Рейне или в Шва­
бии вы не подслушаете тайны возникновения народ­
ных сказок, между тем как здесь каждая молнийная
ночь... твердит об этом языками громов». Интересно
также для тогдашнего умственного развития Энгельса
сближение голландских ландшафтов с кальвинизмом:
всепоглощающая проза, отсутствие одухотворения, как

'бы висящее над голландскими видами, серое небо, так
подходящее к ним,—все это вызывает те же впечатле­
ния, какие оставляют в нас непогрешимые решения
.Дортрехтского собора. Ветряные м ельницы , единственно
одаренная движением вещь ландшафта, напоминают об
избранниках предопределения, которых приводит в дви­
жение лишь дыхание божественной благодати; все
остальное пребывает в «духовной смерти».
Вторая повесть, «Родина Зигфрида», описывает впе­
чатления, вынесенные Энгельсом из путешествия по
Рейну. Он остановился на короткое время в Ксаятене,
на границе с Голландией, родном городе своего
любимого героя. Не история Нибелунгов как та­
ковая импонировала Энгельсу, не подлое предатель­
ство, жертвой которого стал молодой герой; Энгельса
привлекает Зигфрид как представитель немецкой мо­
лодежи, бунтарь против консервативного отцовского на­
ставничества. «Нам бесконечно противны,—говорит Эн­
гельс,—вечные колебания, филистерский страх перед
новым делом, мы хотим вырваться на простор свобод­
ного мира, мы хотим забыть о благоразумии и бороться
за венец жизни».
Прежде чем перейти к дальнейшим литературно^критическим работам Энгельса, нам придется вкратце оста­
новиться на его лирике. Мы уже раньше указали на не­
которые стихотворения, написанные под влиянием Фрей­
лиграта; часть их была напечатана в бременских ж ур­
нальчиках, другие были посланы издателям очень
модных в те времена литературных ежегодников и
альманахов. Приблизительно в январе 1839 г. Энгельс
окончательно оставляет экзотику Фрейлиграта и пере­
ходит к злободневной политической поэзии. Серия Ксе­
ний на консервативные газеты и журналы, а также ряд
стихов, письма к братьям Гребер являются отзвуками
массовой продукции этих жанров поэзии в «Теле­
графе». Больше интереса представляет сохранившийся
фрагмент трагикомедии о Зигфриде. Зи гф рид.преобра­
зован в современного юношу, ушедшего из' отцовского
дома и борющегося с реакционными, филистерскими
писателями и философами. Так, он попадает в кузницу,

где куются романы и новеллы; мастер перечисляет ему
и характеризует iвсех этих сочинителей, ничего не сде­
лавших для поэзии и только портящих вкус публике.
Зигфрид выгоняет всю шайку из кузницы псэзии.
В другом отрывке он присутствует при философском
поединке гегельянца Михелета и ярого реакционера Лео.
Но высшее, чего Энгельс вообще достиг в своем
скромном поэтическом творчестве,—это цикл из восьми
стихотворений «Вечер», опубликованный в августе
1840 г. в «Телеграфе». Было бы весьма неправильно
поставить эти стихотворения на одну ступень с поэ­
зией Фрейлиграта и Гервега1. Больше всех против этого
протестовал бы, наверное, сам Энгельс. «Вечер» напи­
сан в духе революционной поэзии Шелли, ,которого! Эн­
гельс в это время переводил2. Излюбленный в литера­
туре XIX века сюжет об утренней заре свободы также
заимствован Энгельсом у Шелли. Юноша сидит на' бе­
регу Везера, перед ним—трагедии Кальдерона. Вечер­
няя заря 'бледнеет все больше и больше и вызывает
тоску по утренней заре. Он углубляется в эту мысль и
рисует нам счастье освобожденного человечества.
Характерно, что молодой Энгельс отдал дань и тому
культу Наполеона, который со времени выступления
Гейне был популярен в рядах революционной бюргер­
ской интеллигенции: она чтила великого корсиканца
как олицетворение идей Великой французской револю­
ции, как символ борьбы с феодальными порядками и
помещичьей реакцией эпохи Реставрации. Энгельс в
1 Как это, например, делает И. Ясинский в своем предисловии к пе­
реводу «Вечера» Энгельса, М. 1923.
2 Шелли является одним из любимейших поэтов Маркса и Энгельса на
протяжении всей их жизни. Маркс говорит о нем: «Истинное различие ме­
жду Байропом и Шелли заключается вот в чем: те, кто их понимает и лю­
бит, считают счастьем, что Байрон умер на тридцать шестом году своей
жизии, так как он превратился бы в реакционного буржуа, останься он
жить дольше; напротив, они сожалеют, что Шелли умер в двадцать девять
лет, так как он был революционер с головы до пяг и всегда принадлежал
бы к авангарду социализма». (Со слов Элеоноры Маркс.) А когда Элео­
нора Маркс, приводившая в порядок рукописное литературное наслед­
ство Шелли, в конце 80-х годов написала статью о нем для «Neue Zeit»,
то Энгельс перевел все встречающиеся в этой статье отрывки из стихотво­
рений Шелли на немецкий язык (см. «Neue Zeit» 1888 г , стр. 540 и след.).

1841 г. опубликовал стихотворение «Перенесение праха
Наполеона», которое он заканчивает строфами:
Мертв дом его, упала в прах корона,
Надменный сон рассеялся, как дым;
Как Александр, своим потомкам тропа
Но завещав, лежит он недвижим.
Спит император, смолкла литургия;
Покрыты мглой торжественных теней,
Стоят колонны, словно часовые;
Храм — над усопшим богом мавзолеи.

Но ни «Вечер», ни другие стихи Энгельса, часты»
напечатанные в «Телеграфе», частью сохранившиеся в
письмах к Греберам и сестре Марии, не удовлетворяли
самого автора. Юн так и не мог осуществить своей тайной
мечты стать великим поэтом. Мысль об этом занимала
его в течение нескольких лет. «Замечательно,—говорит
он,—что если мы сопоставим наших величайших поэ­
тов, то окажется, что они дополняют друг друга по­
парно: Клопшток и Лессинг, Гете и Шиллер, Тик й
Уланд. А теперь Рюккерт стоит совершенно одиноко,
и вот интересно, будет ли он иметь свою пару, или
он так одиноким и умрет». Надежды на К. Бека не
оправдались. И когда реакционный богослов Толук
осенью 1839 г. в своем «Литературном указателе» по­
ставил вопрос, почему современный пантеизм не^ имеет
своей лирической поэзии, как, например, пантеизм ста­
роперсидский, Энгельс писал Греберам: «Литературный
указатель» должен только подождать, пока я и еще
некоторые другие лица проникнутся пантеизмом,—тогда
появится и лирическая поэзия».
Пока что Энгельс продолжал писать в прозе для
«Телеграфа».
Следующие две
статьи—«Ретроград­
ные знамения времени» и «Реквием для «Немецкой дво­
рянской газеты»—шаг вперед по сравнению с преж­
ними работами. Так, в статье «Реквием» Энгельс вы­
ступает с шротфтом против всяких попыток идеализа­
ции дворянства, особенно в рыцарских романах дво­
рянско-романтического писателя ,Фукэ. Теперь он зани­
мается изучением философии Гегеля, «превосходящей,
в отношении последовательности все прежние системы»^

и указывает на другого своего учителя, Берне, кото­
рый уже стремился к слиянию науки и жизни, филосо­
фии и «современных тенденций».
Однако пока еще Энгельс пишет стихи и новеллы.
«...Я пиш у,—извещает он Греберов,—во множестве*
стихи, которые, ,однако, нуждаются в тщательной от­
делке, и работаю над различными прозаическими ве­
щами для \выработки слога. Позавчера я написал «Бре­
менскую любовную историю », вчера—«Евреев в Бремене»,
завтра я думаю написать «Молодую литературу в Бре­
мене», «Ученика»... или нечто подобное. За две недели
можно, при наличии хорошего настроения, состряпатьпять листов, затем отделать слог, вставить там и сям
для разнообразия «стишки и издать под названием; «Бре­
менских вечеров». Мой издатель in spe пришел! ко мне
вчера, я 'ему прочел «Odysseus redivivus», который его
привел в страшный восторг; он намерен взять первый
роман моего изготовления и вчера хотел во что бы то ни.
стало заполучить томик стихов. Но их, к сожалению, не­
достаточно, и к тому же—цензура». Такого рода поэти­
ческое творчество Энгельсу скоро надоело; уже три не­
дели спустя он пишет: «Я бесстыдно ленив... я,-, право,
ничего теперь не делаю. У меня на руках много не­
оконченных статей, но они не подвигаются вперед».
Энгельс никогда не был младогерманцем в полном смы­
сле этого слова; но к этому времени особенно ярко выя­
вились основные пункты разногласия to этой «школой»;
он продолжал еще сотрудничать в «Телеграфе» до осени
1841г., опубликовав до весны свои последние три
литературно-критические статьи о Платене, Арндте и:
Иммермане; эти статьи, собственно, уже означают от­
каз от основных принципов «Молодой Германии». Чи­
тая их теперь, невольно удивляешься, как мог их на­
печатать Гуцков. Уже один выбор тем (никто из этих
трех писателей не был младогерманцем) указывает на
известную эмансипацию от «Молодой Германии».
В статье о Платене особенно заслуживает внимания:
меткая характеристика поэта как политического писа­
теля, более близкого к Берне, чем к Гете.
В статье об Арндте Энгельс развивает свою точку зре~

я и я на злободневный тогда вопрос о взаимоотношениях
Германии и Франции, приведших чуть не к воен­
ному конфликту. Он тяготеет еще к позиции Борне,
развитой последним в «Менцеле-французоеде». О герма­
нофильской позиции Арндта и ее оценке современной
революционной интеллигенцией Энгельс пишет: «Как
верный Эккарт былины, стоит старый Арндт у , Рейна
и предостерегает немецкую молодежь, не первый год
заглядывающуюся на французскую Венерину гору и
соблазнительных пылких девушек, на идеи, манящие
с ее высоты. Но неистовые юноши не слушаются старого
богатыря и врываются туда—и не все остаются лежать,
расслабленные и безвольные, как новый Тангейзер—
Гейне. Такова позиция Арндта по отношению к совре­
менной немецкой молодежи. Но как ни чтут его все
высоко, его идеал немецкой жизни их не удовлетво­
ряет; они хотят более свободной стихии, более полной
ликующей жизненной силы, пламенного, бурного пуль­
сирования всемирно-исторических артерий, в которых
течет немецкая кровь. Отсюда симпатия к Франции,—
не та сймпатия подчинения, о которой грезят фран­
цузы. а та более высокая и свободная, природу ко­
торой Берне так красиво развид! в своем «Французо•еде», в противоположность тевтонской нетерпимости).
Но значение статьи состоит в другом. Едва наме­
ченная в «Ретроградных знамениях времени» мысль о
синтезе Берне и Гегеля, т. е. о соединении теории
и практики, здесь развивается подробнее. Далез, объ­
является беспощадная война мировой скорби, «прак­
тической эмансипации плоти» и стилю младогерманцев.
Ибо, «отвлекаясь пока от тенденций книжки Арндта,—
пишет Энгельс,—следует заметить, что и с эзтетической стороны она представляет интереснейшее явление.
Давно мы уже не слышали в нашей литературе такой
сосредоточенной выразительной речи, достойной иметь
длительное влияние на наше молодое поколение.. Ведь
есть авторы, по мнению которых существо современ­
ного стиля заключается в том, чтобы сгладить силу
речи, облечь ее в мягкие формы, хотя бы даже рискуя

впасть в женственность!. Благодарю покорно, я пред­
почитаю мужественный костяк арндтовского стиля жен­
ской манере иного «современного» стилиста».
В статье об Иммермане Энгельс очень метко отмечает
двойственность всего творчества Иммермана, не пони­
мая пока, правда, действительных, классовых корней
этой двойственности и колебания между романтизмом
и реализмом. Молодой Энгельс уже не ценил романтика
Иммермана, и наоборот, признавал большие достоинства
за социальными его романами «Эпигоны» и «Мюнхгау­
зен». В «Воспоминаниях» Иммермана, трактующих ран­
ний, романтический период его творчества, Энгельс
видит «антисовременное, хотя и замаскированное на­
строение автора». Причины этого явления молодой Эн­
гельс видит в следующем: «У Иммермана особое при­
страстие к пруссачеству, в пользу которого он может
привести лиш ь очень слабые доводы, и холодное,, равно­
душное упоминание о конституционных стремлениях в
Германии, ясно ^показывающее, что Иммерман все еще
не уразумел единства современной духовной жизни. Мы
ясно видим, что понятие современного не говорит его
сердцу, ибо он восстает против известных моментов его,
и] в 1то же время он не может отказаться от этого (поня­
тия. И поэтому Иммерман хотя и отвергает тевтоманство, все же в основном оказывается .чуждым современ­
ному сознанию».
Эти «известные моменты современности», против кото­
рых этот писатель восстает,—это его протест против
развития промышленного капитализма в Германии и его
проникновения в деревню; этим тенденциям капитализ­
ма, имевшим известное влияние на рейнских поэтов,
Иммерман2 противопоставляет идеализированный, «здо­
ровый» мир хуторского крестьянского хозяйства.
Статья об Иммермане была написана, уже в отцовзкэм
доме, после возвращения Энгельса из Бремена, весной
1 8 4 1 года. Первый этап развития лежал позади. Изу­
1 Энгельс здесь имеет в виду младогерманцев.
2 Иммерман умер в 1840 году. Энгельс по этому случаю написал
стихотворение «На смерть Иммермана», опубликованное в «Morgenb latt fur gebildete Leser», № 243 от 10 октября 1840 г.

чая лево-гегельянскую литературу, Энгельс беспово­
ротно решил пробиваться дальше через дебри фило­
софии, стать «сыном своего века». «Ибо,—пишет он,—
подлинен лишь тот энтузиазм, который, подобно орлу,
не боится мрачных облаков спекуляции и верхних слоев
абстракции, когда дело идет о том, чтобы полететь
навстречу солнцу истины».
Так как его отец все еще настаивал на своем твердом
решении сделать из сына хорошего купца, то Энгельс,
воспользовавшись тем, что ему нужно бы по отбывать
воинскую повинность, выбрал Берлин, как самый круп­
ный университетский центр, чтобы пополнить свсе фило­
софское и литературное образование в качестве вольно­
слушателя. Осенью 1841 г. он был принят вольноопре­
деляющимся в гвардейский полк и отправился в Берлин.
III

С переездом в Берлин для Энгельса открылся
новый мир. Сам Берлин, как официальный центр
прусского государства, тогда мало чем отличался от
провинциальных немецких городов; наоборот, оппозици­
онные политические стремления проявлялись скорее на
окраинах, в торгово-промышленных центрах развиваю­
щейся буржуазии, н городах Кельне и Кенигсберга.
«Рейнская газета» под руководством молодого Маркса
(с октября 1842 г. по март 1843 г.) и «Кениг­
сбергская газета» Иоганна Якоби—вот очаги оппози­
ции после разочарования в реформах Фридриха-Виль­
гельма IV. Возрождение романтизма, поворот обратно к
«философии откровения» Шеллинга, к религии, истори­
ческой школе права и государства Савиньи и Гарденберга—вот Берлин, каким его застал молодой Энгельс.
По его удачному выражению, в Берлине торжество зал
дух «картофельных полей восточной Эльбии», т. е. реак­
ционного юнкерства и прусской бюрократии. Последняя,
под давлением из .Петербурга, воспевала в официальной
«хорошей» прессе блага романтического управления.
Первое крупное историческое событие, которое почти
совпало с приездом Энгельса в Берлин,—это прави­
тельственное приглашение Ш еллинга на философскую

кафедру в университет; ,первая лекция престарелого
романтика состоялась 15 ноября. Энгельс, присутство­
вавший на ней, писал свою последнюю статью для
«Телеграфа» об этой лекции, а также опубликовал в
1842 г. ,две брошюры о Шеллинге, из которых одна
долгое время приписывалась Бакунину. Эта статья и
брошюры о Шеллинге являются важнейшими доку­
ментами, показывающими философскую эволюцию моло­
дого Энгельса, его переход в лагерь младогегельянцев;
кроме того, эти работы и до сих пор сохраняют боль­
шой исторический ,интерес. Приглашение «философа
откровения» на ‘кафедру Берлинского университета и
его вступительная лекция были событиями огромного
политического значения, и спор за и против Шеллинга
развертывался не только в радикально-литературных
кругах тогдашней Германии, но обсуждался с немень­
шим вниманием и страстью и в русских младогегельян­
ских кругах (Белинского, Герцена) и т. д.). В горячих
прениях в Берлине о Ш еллинге и его вступительной
лекции участвовали, между прочим, вместе с Энгель­
сом Бакунин, Огарев и Катков. И брошюры Энгельса
о Шеллинге, как показывают русские младогегельян­
ские журналы 40-х годов, были известны и в России.
Большое значение для дальнейшего развития Эн­
гельса имел младогегельянский кружок писателей и
журналистов, известных в истории домартовской Герма­
нии под названием «Свободных» (Die Freien). Некото­
рая литературная преемственность связывает этот кру­
жок с прежними литературными течениями, прежде все­
го с группой Шамиссо, Шомберг-Гервази и др., издававшей в конце 30-х годов «Альманах муз» (молодой Маркс
пытался опубликовать в нем свои первые стихи). С этой
группой был связан и литературный кружок Беттины
фон-Арним, а также салоны младогерманцев. Но настоя­
щий стимул к дальнейшему развертыванию дала младо­
гегельянская философия. Приверженцы великого фило­
софа к тому времени уже разделились на два враждеб­
ных лагеря, из которых левый развивал систему учителя
до ее логического завершения. К каким последствиям
это привело—показывали произведения Д. Ф. Штрауса

и Б. Бауэра. В Берлине кружок младогегельянцев суще­
ствовал с донца 30-х годов под названием «Докторского
клуба», в состав которого входил и студент Карл
Маркс. В 1841 г. центром этого клуба' стал «Атенеум»,
самый радикальный журнал того времени, издававший­
ся под редакцией К. Риделя и Э. Мейена. Маркс, как
известно, опубликов&л в нем свои «Неистовые песни;,.
Естественно, что молодой Энгельс сейчас же по приез­
де в Берлин примкнул к этому круж ку’ и скора стал
одним из самых «левых». Маркса уже не оказалось в
Берлине, зато прибавилось много других, которым нече­
го было Терять от немилости правительства или глубо­
чайшего презрения благочестивых берлинских мещан.
Шумнее всех вел себя «молодой Освальд». Его репу­
тация радикального писателя обеспечивала ему радуш­
ный прием повсюду в этих кругах. На обложке «Атене­
ума» он уже со второго полугодия значится активным
сотрудником журнала; осенью 1841 г. Энгельс опу­
бликовывает в этом журнале впечатления от своей
поездки через'Альпы и по северной Италии под назва­
нием «Скитания ,по Ломбардии». Конец статьи не по­
явился, потому что журнал был вскоре запрещен.
Кружок собирался в кафе Вальбурга и Стегели и
проводил целые ночи в горячих дискуссиях о сущно­
сти государства, религии, философии, с особой охотой
дебатируя вопросы дня. Мы здесь не можем ближе вхо­
дить в историю берлинских «Свободных», укажем лишь,
что Энгельс через год стал одним из самых ярых при­
верженцев методов Великой французской революции и
непримиримым революционером-якобинцем. Из всех
членов кружка «Свободных» он ближе всего сошелся
с младшим братом Бруно Бауэра, Эдгаром, слушавшим
в это время лекции у гегельянца Маргейнеке.
Духовным отцом «Свободных» был уволенный с бо­
гословской кафедры в Бонне Бруно Бауэр. Эго сме­
щение Бауэра подняло такой шум в немецкой оЗщественности и было таким великим событием для «Сво­
бодных», что Энгельс с Эдгаром Бауэром написали
едкую пародию в сатирической средневеково-церко^нсй
форме, в которой пробирали всю реакционную ком пь

нию. Эта поэма1 называется: «Библии чудесное избав­
ление от дерзкого покушения, или Торжество веры,,
сиречь ужасная, но правдивая и поучительная повесть
о покойном лиценциате Бруно Бауэре, иже, дювэлом
соблазненный, от чистой веры отпавший, князем тьмы
ставший, наконец был уволен в отставку. Христиан­
ская героическая поэма в четырех песнях». По внешней,
конструкции эта поэма отчасти напоминает «Фауста» и
«Die Posaune des jiingsten Gerichts иЪзг Hegel dan Atheisten und Antichristen» Бруно Бауэра. Стихотворная по­
весть Энгельса замечательна своей удачной обрисовкой
характеров и едким остроумием, характерным для ее
автора. Приведем здесь характеристики некоторых тог­
дашних младогегельянцев. Так, он говорит о Руге:
Кто впереди идет? Тот Арнольд Руге ярый;
За ним свирепые шагают янычары.
Что якобинский клуб? Собрание детей
В сравненьи с мерзостной, безбожной ратью сей.

Или вот характеристика Штирнера:
Вот Штирнер, лютый враг стеснительных условий,
Он нынче пиво пьет, а завтра крикнет: «Крови!»
Лишь взвизгнет кто-нибудь свое «А bas les rois!»,
Уж он тотчас ввернет: «А bas aussi les lois!»

А вот характеристика молодого Маркса, которого Эн­
гельс тогда знал лишь по рассказам друзей, гласит:
Кто мчится вслед за ним 2, как ураган степной?
То Трира черный сын с неистовой душой.
Он не идет, — бежит, нет, катится лавиной,
Отвагой дерзостной сверкает взор орлиный,
А руки он простер взволнованно вперед,
Как бы желая вниз обрушить неба свод.
Сжимая кулаки, силач неутомимый
Все время мечется, как бесом одержимый!

Себя самого он рисует следующим образом:
А тот, кто всех левей, чьи брюки цвета перца
И в чьей груди насквозь проперченное сердце,
Тот длинноногий — кто? То Освальд-монтаньяр!
Всегда он и везде непримирим и яр.
1 Русский перевод ее, сделанный 0 . Румером, напечатан во II томе
Сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса.
2 За Бруно Бауэром.

ЗЬ

Ои виртуоз в одном: в игре на гильотине,
И лишь к единственной привержен каватине,
К той именно, где есть всегда один рефрен:
«Formez vos bataiJlons, aux armes citoyens!»

Этот монтаньяр, играющий лишь на «гильотине», ко­
нечно, далек от мировой скорби, эмансипации плоти, от
. всечеловеческой любви и тому подобных принципов
«Молодой Германии». Летом 1842 г. он порывает оконча­
тельно и публично с этой литературной «школой». Пово­
дом для этого послужила книга Александра Юнга «Vorlesungen iiber die neueste L iteratu r der Deutschen». Юнг
младогерманец, интимный друг Гуцкова1, изЕестный ли­
тературный критик и редактор «Кенигсбергской лите­
ратурной газеты», превратил и эту свою книгу, как в
1837 Г. «Fragmente eines Ungenannten», в апологию Гуцкова. Он выступил против философии Гегеля, при­
писывая ей вещи, о ней не совместимые. Энгельс на­
правил свою критическую статью в журнал А. Руге
«Галлеские летописи», служивший сборным пунктом
всех левых гегельянцев. «Молодая Германия» для Эн­
гельса—«омут скандала», все принципы исчезли, все
дело свелось к личности. Он выгораживает .Берне,
нападает на Гейне и советует Гуцкову, если он хочет
остаться на поприще драматургии, 'заботиться о Еыборе
.лучшего и более идейного материала, чем до сих пор,—
не исходить из модернизированного, а из «истинного
.духа» современности. «Мы,— пишет он,— требуем боль­
шего идейного содержания, чем в либеральных фразах
Паткуля или в мягкой чувствительности Вернера».
Больше всего, 'естественно, досталось Юнгу, который
«несомненно самый бесхарактерный, самый слабый, са­
мый тусклый писатель Германии».
Юнг ответил Энгельсу гв своей «Литературной газете»
■свысока и предложил «маленькому» Освальду немного
«конфет», чтобы тот успокоился. Но в интимном письме
к Гуцкову Юнг с (прискорбием жалуется ему нй «дерз­
кую» статью Энгельса. В свою очередь Гуцков отвечал
.своему обожателю в стиле обиженной сплетницы: I«Пе­
чальная заслуга введения Освальда в литературу,—
пишет он,—принадлежит мне. Несколько лет назад один

торговый служащий, но имени Энгельс, прислал Мне
из Бремена «Письма из Вупперталя». Я исправил их,
вычеркнул все личности, которые были чересчур резки,
и напечатал их. С того времени он продолжал присылать
статьи, которые я регулярно п е р ер аб ат ы в ал В д р у г он
потребовал от меня, чтобы я перестал поправлять его
статьи. Он начал изучать Гегеля, выбрдл сезе имя
Освальда и перешел в другие журналы. Еще задолго до
появления его критической статьи против ваз я пос­
лал ему в Бремен 15 рейхсталеров. Таковы почти все
эти новички. Нам они обязаны тем, что умеют мыслить
и писать, и первым их делом является духовное отце­
убийство. Конечно, вся эта пакость не имела бы ника­
кого значения, если бы ей но шли навстречу «Рейнская
газета» и журнал Руге»2.
В этом письме говорит оскорбленное самолюбие Гуцкова. «Герой» тогдашней литературы, в силу многих
обстоятельств уже молодым писателем оказавшийся во
главе целого литературного 'направления, имел чрез­
мерно высокое мнение о своем таланте, считал себя все­
мирно-исторической личностью. Он терпеть не мог со­
перников и зорко следил за тем, чтобы другие не за­
темняли его литературного имени. Очень характерно
д л я Гуцкова его отношение к молодому Энгельсу.
Когда, например, Гуцков узнал, что Энгельс во время
своего путешествия по Рейну летом 1840 г. гостил
у Левин-Шюккинга и был принят последним как рав­
ный, чаша терпения «героя» «Молодой Германии» пере­
полнилась. Он чувствовал в этом «молодом Освальде»
силы, могущие со временем затмить имя 'Гуцкова,
В своем письме к Левин-Шюккингу от » июня 1840 г.
Гуцков нападает на Энгельса в форме, достойной только
уличного мальчишки. Он пишет: «Освальда я net знаю
лично. Он рассказывает о своей работе в «Телеграфе»?
По всей вероятности, о своей статье о Беке. Эти младо­
1 Это письмо «главы Молодой Германии» лучше всего показывает, что
молодой Энгельс с самого начала своего сотрудничества в «Телеграфе»
относился критически к младогерманцам; оно дальше показывает, что на­
печатанные статьи Энгельса подвергались «обработке» Гуцкова.
2 Письмо от 6 декабря 1842 г.
3 Энгельс, как литературный критик

33

германские сидельцы (Ladendiener), участие которых в
нашей деятельности и стремлениях невозможно в до­
статочной мере оценить и которое так любезно под­
тверждается в данном случае,—несносны, однако, тем,
что расточают массу многоэтажных слов по пустякам.
Могу ли я терпеть подобный приказчичий энтузиазм
по поводу К. Бека? Если каждый начинающий изверг
свою первую критическую блевотину (Erbrechen), кто же
может напечатать эту желто-зеленую дрянь в порядоч­
ном журнале?»
Но что же, однако, заставляло Гуцкова принимать
«приказчичьи» работы Энгельса, одобрять «сидельца»
и упрашивать его писать для такого <солидного ж ур­
нала»? Невидимому, и сам младогерманский «герой»
чувствовал в этих работах талант,—иначе нам сстав гея
непонятным тот факт, что Гуцков после такой базарной
ругани, о которой Энгельс, конечно, никогда ничего
не узнал, еще в продолжение целого года помещал все
его работы в «Телеграфе», до тех пор, пока. Энгельс
сам не прекратил своз сотрудничество.
Корни критики Энгельсом «Молодой Германии» нуж­
но искать не в личной склоке, а в более глубоких при­
чинах. Это литературное движение в 1841 г. уже сы­
грало свою историческую роль; начиналось разложе­
ние. Всякий предъявлял претензию на роль единствен­
ного литературного вождя. Где ни появлялся новый
писатель, от него требовали безусловного подчинения.
Малейшая критика вызывала смертельную вражду; ка­
ждый из «вождей» образовывал свою «школу». Это раз­
ложение было следствием краха мировоззрения «Моло­
дой Германии»; лежащая в его основе «философия дела»
Гуцкова, которая дальше красивых слов никогда не
шла, оказалась непригодной для понимания назревав­
ших тогда в Германии социальных противоречий. Прав­
да, Гуцков еще раз пытался поднять «Молодую Герма­
нию» из болота личной склоки на высоту социального
движения начала 40-х годов путем сближения с уто­
пическим ремесленным, коммунизмом Вейтлинга. «Я
стою за коммунистические принципы... — обращается
Гуцков к 'Вейтлингу,—пишите побольше о коммунизме;

хотя он может быть осуществлен только на небе, но
ведь хорошо бы заслужить его еще тут, на земле». Гуд­
ков несколько лет продолжал кокетничать с комму­
низмом, но извращал его в своих комментариях до не­
узнаваемости. Если ремесленный коммунизм в устах
портновского подмастерья звучал уже как первый при­
зыв к классовой борьбе, то Гуцков превратил этот клич
в «божественную печаль» по поводу порабощения че­
ловека человеком и апеллировал к «общественной со­
вести». Он приветствовал наступление новой эры, «ко­
торая должна освободить мир святой водой людских
слез», и т. д. Эти пустые фразы вскоре должны были
уступить место новому, революционному мировоззре­
нию. Гуцков ушел со сцены общественной жизни Гер­
мании в 1844 г. и успел даж е до революции 1848 г.
примириться с «существующим».
Как и другие берлинские младогегельянцы—члены
кружка «Свободных», Энгельс сотрудничал в самом ра­
дикальном органе предмартовской Германии—в «Рейн­
ской газете» в Кельне. Писал он на самые разнооЗр ■зные
темы, как статьи о южно- и северогерманском либера­
лизме, новом прусском законе о печати, берлинской уни­
верситетской жизни, рейнских народных празднествах
и т. д. Вообще Энгельс уже в ранней молодости был
весьма продуктивным и талантливым журналистом; об
этом, кроме его статей в «Телеграфе», «Рейнской га­
зете», «Атенеуме», «Немецких летописях», свидетель­
ствуют и его статьи и рассказы о театре, литературе,
музыке, немецких диалектах и т. д., опубликованные
в 1840—1841 гг. в .штутгартской- газете «Morgenblatt
fur gebildete Leser»i. Но летом 1842 года
Энгельс
решил прекратить на .некоторое время литературную
деятельность, чтобы углубить свои философские знания.
В своем письме к А. Руге от 27 июля 1842 г. он пишет
по этому поводу: «Причины этого решения очевидны.
Я молод и самоучка в философии. У меня достаточно
сведений для того, чтобы составить с е 'е убеждение и,
1 Перепечатаны to
1930, S. 121—1 5 1.

II томе « M a rx — Engels-Cesam tausgabe», Berlin,

'В случае надобности, отстаивать его, но недостаточно
для того, чтобы как следует действовать в его интересах.
.Ко мне будут тем более требовательны, что я «философ­
ский коммивояжер» и но приобрел права на философ­
ствование установленным дипломом. Я намерен, когда
я опять напишу что-нибудь и уже под своим именем,
выполнить эти требования».
Осенью 1842 года Энгельс оставил Берлин и пере­
ехал в Англию, в манчестерскую контору фирмы сеосго
отца. Здесь он ознакомился о передовой английской
промышленностью, развитым капиталистическим обще­
ством и с положением передового английского рабо­
чего класса, с чартистским массово-революционным дви­
жением и собирал материал для своей книги «Поло­
жение рабочего класса в Англии»!. Уже с осени 1842го­
да его занимает не только немецкая философия «Фейер­
бах), но и английские, французские и немецкие ком­
мунистические (утопические) учения. Вопросы лите­
ратуры и в это время продолжают занимать видное
место в -его статьях и корреспонденциях 1842—1844 гг.
в «Рейнской газете», «Швейцарском республиканце», <Но­
вом моральном мире» (орган оуэнистов) и «Немецко-французских летописях» (статья о Карлейле). В Англии он
сталкивается о богатой поэзией чартистов и с тем влия­
нием, которое оказывали произведения английских ра­
дикальных писателей на рабочий класс. Так, он пишет
в своих «Письма]х из Англии» (1843 г.), напечатанных
в «Швейцарском республиканце»: «Байрон и Шелли чи­
таются почти только низшими сословиями; сочинения
последнего ни один почтенный человек не должен иметь
на своем столе под страхом самой отвратительной репу­
тации». И в другом месте: «В руках рабочих имеются
дешевые издания сочинений Томаса Пэна и Шелли».
Конечно, Энгельс в это время еще не вполне марк­
сист. В его статьях о континентальном коммунизме
■еще проскальзывает, как нам кажется, некоторое вли­
яние М. Гесса, когда он говорит о том, что ни в одной
1 Об эволюции Энгельса этого периода см. характеристику Ленина
(Соч., т. I, изд. 2-е, стр. 410—413).

стране нет -такой надежды, как в Германии, создать
коммунистическую партию среди образованных классов.
Этим же влиянием, невидимому, объясняется и егч>
первый отзыв о романе «Парижские тайны» Э. Сю (в-,
статье «Континентальные дела» от 3 февраля 1844 г.):
«Хорошо известный роман Эжена Сю «Парижские тай­
ны»,—пишет он,—произвел сильное 'впечатление на об­
щественное мнение, особенно в Германии; яркие краски,,
в которых книга рисует нищету и деморализацию, вы­
падающие на долю «низших сословии» в больших го­
родах, не преминут направить общественное внимание
на положение неимущих вообще. Немцы начинают от­
крывать, как говорит «Всеобщая газета», этот герман­
ский «Таймс», что характер новейшей литературы пре­
терпел полную революцию в течение последних десяти
лет; что место королей и принцев, которые прежде яв­
лялись героями подобных рассказов, в настоящее время
начинает занимать бедняк, презренный класс, чья жизньи судьбы, нужда и страдания составляют содержаниероманов; они находят, наконец, что это новое направ­
ление таких беллетристов, как Жорж Занд, Эжен Сю
и Без (Диккенс), является, несомненно, знамением вре­
мени».
К этому же времени, т. е. к середине 1844 года, от­
носится и изменение оценки Энгельсом Гейне, к кото­
рому он, как мы 'видели, в 1839—1843 гг. относился
весьма отрицательно. Эта перемена наступила после
опубликования известного стихотворения поэта о силез­
ских ткачах. Энгельс сразу же перевел это стихотворе­
ние на английский язык (в стихотворной форме) и опуб­
ликовал его в статье «Быстрое развитие коммунизма в.
Германии» (в «Новом моральном ми.ре^). Перечисляя со­
циалистических деятелей в Германии,—к которым он
в это время относит еще и «истинных социалистов»,—
Энгельс продолжает: «Кроме того, Генрих Гейне, наи­
более выдающийся из всех пребывающих в живых гер­
манских поэтов, присоединился к нашим рядам и издал
том политической поэзии, заключающий в себе и неко­
торые стихотворения, проповедующие социализм. Он яв­
ляется автором знаменитой «Песни силезских ткачей),.

которую я вам: даю, в переводе, но которая, «боюсь, будет
сочтена кощунствующей в Англии». Энгельс говорит,
что эта песня «в немецком оригинале является одной
из самых сильных! поэм, какие я знаю».
Этот отзыв о Гейне ;был написан уже на родине, в
Бремене, куда Энгельс вернулся в 1844 году. В это вре­
мя им и Марксом было написано уже и «Святое семей­
ство», в котором «Парижские тайны» Э. Сю получили
иную оценку. Здесь же на родине, летом и осенью,
Энгельс участвует в пропаганде коммунистических
идей, вместе с М. Гессом издает журнал «Зеркало обще­
ства» и сотрудничает в других журналах раннего не­
мецкого социализма. В «Зеркале общества» он напеча­
тал и свой немецкий перевод стихотворения чартист­
ского поэта Мид «Король пара» (1845, т. I, стр. 162—
168). Этот период деятельности Энгельса лучше
всего виден из его писем к Марксу 1844—1845' г г .,—
период, названный им и Марксом «самопознанием»
(Selbstverstandigung); он оканчивается «Немецкой идео­
логией» (1845—1846 гг.).

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

КРИТИКА ПОЭЗИИ МЕЛКОБУРЖУАЗНОГО
СОЦИАЛИЗМА
Осенью 1845 года, и и 1846 году Маркс и Энгельс
изложили материалистическое понимание истории в
большом двухтомном труде «Немецкая идеология». Труд
этот по не зависящим от авторов обстоятельствам не был
опубликован; из сохранившихся рукописей видно, что
первый том был посвящен критике послегегельянской
немецкой философии в лице JI. Фейербаха, Макса
Штирнера и ф ру но Бауэра, а второй направлен против
всяческих пророков «истинного социализма». Во втором
же томе авторы, кроме философии и историографии
«истинного социализма», посвятили довольно много
места и п о э з и и этого движения 40-х годов прош­
лого столетия. Причем раздел оэ «истинном социа­
лизме» дополнялся и, повидимому, перерабатывался
в 1846—1847 гг., так что в конце концов кри­
тика поэзии изложена, по существу, в трех статьях:
глава «Немецкой идеологии» под названием «Истинные
социалисты» и две статьи, опубликованные* в 1847 году
в «Немецкой брюссельской газете» под заглавием «Истин­
ный социализм в стихах и в (Прозе», хотя последние две
вещи по первоначальному плану «Идеологии» и не
входили в состав этой работы.
Автором этих статей до последнего времени считался
Маркс. Но сохранившаяся рукопись первой статьи, а
также переписка Маркса; и Энгельса бесспорно дока­
зывают, что все эти работы написаны Энгельсом. В своем
письме от 15 января 1847 г. Энгельс пишет Марксу:
«Как было бы хорошо, .если бы мы могли еще раз
написать главу об «истинном социализме», теперь, когда
они развились boi всех направлениях, когда образова­
лись вестфальская школа, берлинская школа и т. д.,

к т. д., вместе с одинокими звездами—Пютман и т. дИх можно1было бы подразделить но созвездиям на неЗе»Из сохранившейся рукописи явствует, что Энгельс на­
писал эту критику в начале 1847 года. Нет никакого
сомнения, что почти одновременно с «Истинными соци­
алистами» он напирал и родственные им по форме и
по содержанию статьи против Бека и Грюна!. в том
же письме к Марксу ют 15 января 1847 Т. Энгельс
говорит: «Я переработаю статью о грюновском Гете,
сокращу ее до размеров полулиста, максимум—^трех
четвертей листа, и подготовлю ее для нашей публика­
ц и и 2, если ты это одобряешь, о чем ты должен; немед­
ленно мне написать. Книга слишком характерна. Грюн
восхваляет всякое ф и л и с т е р с т в о Гете как ч е л о ­
в е ч е с к о е , он превращает франкфуртца и ч и н о в ­
н и к а Гете в «истинного человека», между тем как все
колоссальное и гениальное он обходит или даже оплевы­
вает до такой степени, что эта книга представляет бле­
стящее доказательство того, что ч е л о в е к = н е м е ц к о ­
м у м е щ а н и н у* Я это только наметил, но мог бы это
развить- и порядком сократить остальную часть статьи,
так как она не подходит для нашего журнала. Что ты
об этом думаешь?»
Мы привели эту цитату потому, что она, во-первых,
подтверждает бесспорное авторство Энгельса,—что,,
впрочем, не исключает участие Маркса!, в окончательной
редакции статей,— и, во-вторых, указывает на то, что
Энгельс намеревался переработать и сократить статью
о Грюне для включения ее в «Немецкую идеологию»;
это намерение не 'было приведено в исполнение, неви­
димому, потому, что к тому времени исчезли всякие
надежды на возможность издания этой работы.
Статьи Энгельса о поэзии «истинного социализма» г
забытые, замалчиваемые и не перепечатываемые в тече­
ние восьмидесяти лет (на причинах этого явления мы
1 Статья о К. Беке напечатана в №№ 72 и 74 «Немецкой брюссель­
ской газеты» от 12 и 16 сентября, а статья о К. Грюгае в №№ 9$—98
от 2, 25 и 28 ноября, 2, 5 и 9 декабря 1847 г.
2 Т. е. «Немецкой идеологии».

остановимся ниже), имели и имеют огромное политичен
ское и методологически-литературоведческое значение:
они, во-первых, направлены против мещанского, мелко­
буржуазно-интеллигентского течения, старавшегося за­
тормозить развитие раннего немецкого рабочего движе­
ния; во-вторых, они являются,—если не считать «Свя­
того семейства»,—первым выступлением воинствующего,,
только что сложившегося мировоззрения пролетариата,,
научного социализма, и таким образом представляют
собою первую работу в истории марксистской критики;
в-третьих, эти статьи ценны еще потому, что онц наибо­
лее значительные по объему из всех вообще трудовна литературные темы, оставленных ндм основоположни­
ками научного социализма.
Трудно оторвать критику п о э з и и «истинного социа­
лизма» от о б щ е й критики Марксов и Энгельсом этого
умственного течения в других областях—в фило­
софии, политике, экономике и от классовых основ
«истинного социализма». Не говоря уже о том, что это*
было бы методологически неправильно, это трудно по­
тому, что представителями «истинного социализма» были
по преимуществу мелкобуржуазные писатели-белле­
тристы и литературно-эстетические их высказывания
тесно связаны с их произведениями и на другие темы.
Поэтому нам приходится брать тему шире, т. е. не огра­
ничиваться только чисто поэтическими работами, но
для полного понимания критики Энгельса особенно под­
робно остановиться и на эстетике «истинных социали­
стов».
I
Расцвет «истинного социализма» падает на 1844—
1847 гг. После Июльской революции во Франции, когда,
по выражению Гейне, галльский петух пропел во второй;
раз, и в Германии началось политическое движение
буржуазии, собиравшей свои силы для борьбы с феода­
лизмом; тогда в связи с развитием промышленного
капитализма и диференциацией общества, повлекшей
за собою пауперизацию ремесленников и мещанства,,
зашевелился и долго спавший «мирный немецкий Ми-

холь». Французский и английский утопический социа­
лизм, организация труда., вопросы переустройства обще­
ства, противоречия между «богатством» и «бедностью»,
проблемы поднятия бл гс состояния обедневших масс,—
одним словом, «проклятый» социальный вопрос, сущест­
вование которого немецкие идеологи в Германии так
старательно отрицали, стал в центр общественной ди­
скуссии, особенно после восстания силезских ткачей
летом 1844 года. Мелкобуржуазные интеллигентские
группы оформили в род!© работ свою «программу» пере­
устройства общества: в программе этой с различными
вариантами провозглашалось, что Германия может пе­
рейти непосредственно от феодально-бюрократического
государственного строя к социализму, минуя фазу
капитализма, при условии, 'если все руководство будет
передано «гуманитарной» ' интеллигенции. По своему
мировоззрению «истинные социалисты» были весьма
эклектичны: они старались опираться как на левое
гегельянство, на Фейербаха, так и на французских
утопистов и на «анархию» Прудона. В лице' своих двух
главных теоретиков—Моисея Г е с с а и Карла) Г р ю н а ,
представляющих два крайних крыла этого движения:
первый — на гегельянско-философском *, второй — на
наиболее вульгарно-мещанском эклектическом крыле
мелкобуржуазного социализма, «истинные социалисты»
выработали свою чрезвычайно «идеологическую», абст­
рактно-иллюзорную теорию переустройства общества..
Они не были в состоянии разобраться в действительном
общественно-экономическом положении тогдашггей Гер­
мании, не понимали соотношения классовых сил и не­
обходимости наступления фазы промышленного капи­
тализма. Ибо вследствие экономической отсталости Гер­
мании ее буржуазно-революционное политическое дви­
жение запоздало по сравнению с Англией и Францией
на целые десятилетия. Но почти одновременно с широ­
ким политическим движением буржуазии (1840 г.) де­
лает свои первые шаги и пролетариат (1844 г.)—и
i Впоследствии М. Гесз в течение некоторого времени приближался
к точке зрения Маркса и Энгельса.

отсюда специфическая окраска сбщестЕенного развития
Германии 40-х годов.

Мелкобуржуазный интеллигентский социализм, пре­
тендовавший на руководство довольно значительными
массами паупернзованных ремесленников, городской
мелкой буржуазией и первыми, хотя еще весьма сла­
быми группами промышленных рабочих, был продуктом
неразвитых, отсталых классовых условий Германии. Его
представители подходили к личности и обществу; чисто
абстрактно, «идеологически», как к «человеку вообще».
Они воспринимали иностранную коммунистическую (уто­
пическую) литературу не как выражение определенной
классово-партийной борьбы, а как чисто умозрительные
системы, самоцель - «человеческого сознания». Вот это
неиегоричеекое, неклассовое и непартийное отношение
«истинных социалистов» к французской и английской
коммунистической литературе, сыгравшее такую боль­
шую роль во всей их абстрактно сконструированной
«социалистической» теории, и разоблачает Энгельс в
главе «Истинный социализм» в «Немецкой идеологии»1:
«Наряду с немецкими коммунистами появилось мно­
жество писателей, воспринявших некоторые француз­
ские и английские коммунистические идеи и слившие
их со своими немецконфилософскими предпосылками.
«Социалисты», или «истинные социалисты», как они себя
называют, видят в коммунистической литературе не
выражение и порождение действительного движения,
но чисто теоретические сочинения, проистекшие совер­
шенно так, как они cede это представляют о .немецких
философских системах,—из «чистого мышления». И даль­
ше: «Они отрывают коммунистические системы, крити­
ку и политические статьи от действительного движения,
простым выражением которого они являются, и приводят
их затем в произвольную овяйь с немецкой философией.
Они отделяют сознание определенных общественна об­
условленных житейских кругов от этих житейских кру­
1 Все цитаты из «Йеменкой идеологии» приводятся по изданию:
М а г х und F. E n g e l s , Gesamtausgabe, Bd. 5: «Dio Deutsche Ideolo^ie»,
Berlin, 1932.

гов и сравнивают о т о истинным, абсолютным, т. е.
немецко-философским сознанием. Они совершенно по­
следовательно превращают положение этих определен­
ных индивидуумов в положение «человека вообще», они
уясняют себе мысли этих определенных индивидуумов
об их собственном положении в том смысле, что это
мысли о «человеке вообще». Таким образом они с дей­
ствительной исторической почвы возвращаются на почву
идеологии, и так как им неизвестна действительная
связь, они легко могут теперь с помощью «абсолютного»
или какого-нибудь другого идеологического метода по­
строить фантастическую связь. Этот перевод француз­
ских идей на язык немецких идеологов и эта произ­
вольно сфабрикованная связь между коммунизмом «
немецкой идеологией составляют так называемый
«истинный социализм», который провозглашается, как
английская конституция—тори, «гордостью нации и
предметом зависти всех соседних народов».
Исходя из такой йеисторической и некласаовой кон­
струкции развития общественного процесса, «истинные
социалисты» совершенно не понимали также значения
развития капитализма. Обращая главное внимание на
«богатство» и «бедность», не как на, результат классовой
диференциации, а как на «зло», порождаемое свободной
конкуренцией и «козлом (отпущения» для всех прегре­
шений—деньгами, приписывая громадную роль в обще­
ственном развитии л и ч н о с т я м , они думали, что бед­
ность, пауперизацию можно устранить «доброй волей»
капиталистов и отменой денег. М. Гесс построил свое­
образную экономическую теорию: если по Фейербаху
бог—творение самого человека, то то же самое можно
сказать и о денежной собственности. «Чем является бог
для т е о р е т и ч е с к о й жизни,—пишет он,—тем же и
деньги для п р а к т и ч е с к о й жизни искаженного
мира». Стремясь не к к л а с с о в о й б о р ь б е , а к г а р ­
м о н и и общественной жизни, не к с к а ч к а м , а к
э в о л ю ц и и в ее развитии, «истинные социалисты» бы­
ли против всякой активной, п о л и т и ч е с к о й дея­
тельности; поэтому они резко критиковали все полити­
ческие чаяния либеральной буржуазии в Германии,

утверждая, что они ни к чему, так как цель их—уста­
новление конституционного строя, доказавшего во Фран­
ции и в Англии свою несостоятельность в вопросе
устранения бедности масс. Буржуазно-демократическая
и феодально-монархическая формы правления и цели
их для «йсгипного социалиста»—одинаковы. Гесс пола­
гает даже, что монархическая форма лучше: «Или прус­
ский монарх,—пишет он,—выказал меньше сочувствия
нужде беднейших классов народа, чем французская па­
лата депутатов и король французов? Факты так опре­
деленно убеждают нас в противном, размышление об
истинных и решающих причинах нашей общественной
нужды так я с н о ' д о к а з ы в а е т нам противное, что все
политически-либеральные стремления сделались нам бо­
лее чем безразличны, просто отвратительны»1. Ни от ка­
питализма, ни от либерализма нечего ждать в смысле
улучш ения положения бедных слоев населения, ибо
в конечном итоге причиною всех страданий «является
единственно свободная конкуренция, единственно част­
ная прибыль, единственно—недостаток организованной
работы, организованной связи и организованного вос­
питания»2. Специфическое отличие развития Германии
от развития Франции, например, «истинные социалисты»
видели в том, что «в то время, как то Франции бушевали
п о л и т и ч е с к и е бои, в Германии были зато р е л и г ио з н ы е», и по существу безразлично, какую силу ниспро­
вергнуть из этих двух, политическую ли, против кото­
рой выступал французский Коммунизм, или религиоз­
ную, с которой победоносно разделался немецкий ком­
мунизм. Ибо,—пишет Гесс,—«религия и политика суще­
ствуют и гибнут вместе»"3. Из такого понимания «специ­
фики» общественного развития становится понятным,
почему, по Гессу, во Франции «задачи времени» вы­
1 М. H e s s , Die gesellsrhaftlichen Zustiinde tier zivilisierton W elt
(«Gesellscliaftsspiegel», Organ zur Yertretung dor besitzloson Volksklassen
und zur Beleuchtung dec gesellsdiaftlichcn Zustiinde dor Gegenwart, 1S45,
1. Bd. S. 2).
2 «Der Gesellschaftsspiegel», 1843, 1. Bd., S. 3.
3 M.
H e s s , Sozialismus und Koramunismus (» «Einundzwanzig
Bogen aus der Schweiz», Zurich, 1843, S. 81;.

полняются народными м а с с а м и , а в Германии—и нт е л л и г е н ц и е й и «в то время, как во Франции
будущность социализма обеспечивают народны© массы,
в Германии это совершает влиятельное меньшинство
интеллигенции». И еще в 1845 году Гесс сформулировал
эти задачи в словах: «Во Франции представителем гума­
низма является п р о л е т а р и а т, а в Германии—а р ис т о к р а т и я д у х а».
Представителем более вульгарного, мещанского «со­
циализма» был Карл Г р юн . Движущей силой и целью
всего исторического процесса является—свободная лич­
ность, а формой общественной организации—анархи­
ческая «свободная ассоциация»» Прудона. Чтобы при­
близиться к этой общественной организации, необходимо
воспитываться в «истинном образовании», стремиться к
гармонии «головы и сердца» и преодолевать в с е б е
с а м о м то, что подлежит искоренению в обществе,—
э г о и з м , затем уже дать любви ее права,, ибо 'любовь—
это «истинный признак человеческой природы». Короче
говоря, человек нуждается лишь в индивидуальном
усовершенствовании, и тогда на земле воцарится грюновекий «социализм», как общность (Gemeinschaft) людей.
Путанный эклектик Грюн в своих многочисленных ра­
ботах беспощадно обворовывал Фейербаха i, Прудона,
1 Б «Людвиге Фейербахе» (1888 г.) Энгельс говорит о влиянии «Сущ­
ности христианства» Фейербаха на «истинных социалистов»: «Даже не­
достатки названного сочинения Фейербаха усиливали тогда его влияние.
Беллетристический, местами даже напыщенный слог обеспечивал ем /
широкий круг читателей и, во всяком случае, действовал освежительна
после тяжелой и отвлеченной гегельянщины. То же можно сказать и о
непомерном обоготворении любви. Его можно было извинить, хотя и не
оправдать, как реакцию против самодержавия «чистого мышления»,
статного совершенно невыносимым. Не надо, впрочем, забывать, что
именно за обе эти слабые стороны Фейербаха ухватился «истинный
социализм», который, как зараза, распространялся с 1844 года между
«образованными» людьми Германии и который научное исследование
заменял беллетристической фразой, а на место освобождения пролета­
риата путем экономического преобразования производства ставил осво­
бождение человечества посредством « л ю б в и » , — словом, ударился
в самую непривлекательную беллетристику (здесь — в смысле «рито­
рики». — Ф. III.) и любвеобильную болтовню. Типическим представите­
ле I этого социализма был г. Карл Грюн» ( Э н г е л ь с , Людвиг Фейербах,
М., 1928, стр. 39—40).

Гесса, Маркса и многих других, вульгаризируя все это
и преподнося эту мешанину немецкой публике как
«истинный социализм». Меринг называл этот «социализм»
Грюна «фельеггонистическими мыльными пузырями, от­
свечивающими то синим, то серым, то красным»1. Взгля­
ды на роль любви при преобразовании общества «истин­
ные социалисты» заимствовали,—истолковывая их на
свой лад,—у Фейербаха. Любовь, по Грюну, является
субстанциональной, самой по себе неизменяемой силой;
а Гесс в своих речах в Эльберфельде провозглашает,
что коммунизм—это «закон любви, применяемый к соци­
альной жизни». Фейербаховский «человек» находит, с )гласно Грюну, свое счастье и совершенство' в «общно­
сти имущества», «истинный человек» проводит в жизнь
и «чистую демократию». Все политические требования
эмансипации рабочего класса, улучшения его положе­
ния, по мнению этих мелкобуржуазных социалисто!;,
и з л и ш н и : если в центре внимания стоит ч е л о в е к ,
то « т р у д я щ и й с я человек освобождается» сам собою,
с освобождением «человека» вообще. Ясно, что пролета­
риат не должен бороться с капитализмом. Грюн говорит,
что «любовь к ближнему» зародилась в «пролетариате»,
его идея—«со з д а н и е ч е л о ве к а целого и по истине
самого себя определяющего человека», пролетариат стре­
мится поэтому к «индивидуализации», к «самоопределе­
нию». Чтобы достичь этого, он хочет захватить влаегь
настолько, чтобы « п р о к о р м и т ь и образовать самого
себя». Препятствием к этой цели является частная соб­
ственность. Поэтому нужно создать озщлость владения1’.
Понятно, что Грюн так же резко выступал против п о ­
л и т и к и либерализма и конституционализма, как Гес-с
и другие «истинные социалисты». Вообще «полити­
ческий идеал», как по своей сущности, так и по своему
практическому проявлению, бесполезен для социализм,- .
Поэтому политика не в состоянии «у с т р а н и т ь б е д1 Aus dem litoraiischen X aohliss von К. M a r x und F. E n <>■e 1 к
1841— 1850. Hrsg. von F. M о h r i n g, 2. Bd., 4. A ufl., Berlin, I) o%
1923, S. 359.
2 См. подробнее у D a w i d K o i g e n , Zur Vorgeschichte des mode men
philosophiselien Sozialismus in Deutschland, Bern, 1901, S. 207— 225.

я о с т ь » . Политика, по мнению Грюна, не может юсвобо„дить пролетария, да и вообще в мире политики каждый
является—рабом. «Великое множество людей до И во
время французской революции стремились провести с
помощью политики Общественные мероприятия, и этот
«политический социализм» оказался чрезвычайно огра­
ниченным». Политическая революция, полагает Грюн,
может, освободить в о щ и,, но пи в; коем случае не «ч ел о в е к а » , она 'может—и сделала это— эмансипировать
работу, «атрибут» человека, но не «душу»—атрибут со­
держания. Зачем тогда бороться в Германии за п о л и ­
т и ч е с к и е права, когда этот «эксперимент» оказался
ужо несостоятельным в ,Англии и во Франции? Другая
причина, почему Грюн против политики,—это «внутрен­
няя природа немцев», ибо немец «искони человечен,
гуманен» и поэтому ему легко стать г у м а н и с т о м ,
т. е. он без всякого промедления введет у себя «социа­
лизм». Особенно усилились эти выступления «истинных
социалистов» против политических стремлений буржуа­
зии после силезского восстания ткачей летом 1844 года;.
Тогда Грюн 'произнес известные слова: «Если бы силез­
ский пролетариат обладал сознанием, и если бы этому
сознанию соответствовало существующее право, то он
должен был бы подать петицию против конституции.
У пролетариата нет для этого ни сознания, ни права,
мы, следовательно,—ведь неизвестно, где таится логи­
ка,—действуем от его имени. Мы протестуем».
Эти же мысли о вреде политической деятельности и
о призвании «интеллигенции» переделать общество «в
царство духа» 'проповедывал другой видный представи­
тель «истинного социализма», Отто Л ю н и н г . Bi своей
программной статье «Политика и социализм» он, харак­
теризуя французскую революцию как чисто политиче­
скую, пишет: «Только наши сражения совершаются в
царстве духа, наши победы одерживаются в сознании
человечества... Дело идет о совершенно новом мировоз­
зрении, средоточием которого является и с т и н н ы й ч е ­
л о в е к, одним словом,' дело больше не идет о рациона­
лизме и политике, нр о человечности и социализме». И
•социализм не вызывает восстаний, это делает только

политика, он побеждает не ;мечом, но словом» i. На­
сколько этот «истинный» мещанский социализм был
р е ф о р м и с т с к и м , показывает формулировка задач,
которые Люнинг ставил перед движением.. «Пролета­
риат,—пишет он,—отделен ужасающей пропастью от
современного цивилизованного общества и могуществен­
но вооружается, чтобы любой ценой перешагнуть че­
рез эту пропасть. И еодц вы не дерекинете ему моста,
то легко может случиться, что пропасть заполнится
кровью и трупами, и развалинами, но человечность,
социализм—те мосты, единственно путем которых про­
летариат может м и р н о попасть в общество»2.
При своей мелкобуржуазной реформистской сущности,
отклоняя, как мы видели, необходимость наступления
эры капитализма, презирая борьбу за буржуазную кон­
ституцию, «истинный социализм» в конкретной тогдаш­
ней исторической обстановке играл на руку феодальной
реакции. Это сентиментально-мещанское течение, пре­
тендовавшее на руководство массами, фактически замы­
калось в кругу интеллигентов-л итераторов, апеллиро­
вавших, по выражению Энгельса, «к немецкой душе».
«Это тем легче,—пишет Энгельс в главе «Истинный
социализм», в «Немецкой идеологии»,—что «истинный
социализм», заботящийся уж е не о действительном че­
ловеке, но о ^человеке вообще», утратил есякую револю­
ционную страсть и на месте 'ве провозглашает всеобщую
любовь к человечеству. Таким образом, он обращается
не к пролетариям, но к обоим многочисленнейшим
классам Германии, к мещанам) и их филантропическим
иллюзиям; и к рдоол|ог(ам именно этих мещан, философам
и ученикам философов, он обращается вообще к гос­
подствующему ныне в Германии <обычному» и необыч­
ному сознанию».'
Бернштейн, Каутский и даже Мсринг постоянно жало­
вались, что данная Энгельсом критика «истинного со­
циализма» слишком резка, что она оскорбительна иосо1 D-r О. L u n i n g, Politik und Sozialismus (в «Dies Buch gehort
dem Volke». Hrsg. von D-r Otto Liming, 2. Jg., Bielefeld, 1845, S. 3).
2 Там же, стр. 7.
4

Эигельс как литературный критик

49

бенно несправедлива по отношению к некоторым его
представителям. Энгельс же, в действительности, сам
дает прекрасный ответ на такие обвинения в цитирован­
ной уже статье, где он говорит о социальной обуслов­
ленности «истинного социализма» и указывает на исто­
рическое место, занимаемое им в .общественном раз­
витии Германии. «В силу фактически существовавших
в Германии обстоятельств было необходимо,—пишет
он,—образование этой промежуточной секты, попытки
посредничества между коммунизмом и господствовав­
шими представлениями. По необходимости также мно­
жество немецких коммунистов, отправным пунктом ко­
торых была (философия, пришли и приходят к 'комму­
низму только путем подобного перехода, в то время
как другие -не в состоянии высвободиться из петель
идеологии и будут проповедывать этот «истинный со­
циализм» до праведной своей кончины. Мы поэтому по
можем знать, защищают ли еще «истинные социали­
сты»,—разбираемые сочинения которых были созданы
некоторое время тому назад,— свою точку .зрения, или
же они пошли дальше. Мы вообще ничего не имеем
против них, мы просто считаем ".печатные документы
выражением направления, неминуемого в такой косной
стране, как Германия».

«Истинный социализм», как мы уже указали выше,
играл на руку немецкой реакции и тормозил развитие
молодого рабочего движения, задерживая его освобожде­
ние от влияния сил, враждебных активно-политической
деятельности образовавшейся тогда, юной партии ком­
мунистов, с Марксом и Энгельсом во главе. «Истинные
социалисты», бывшие всегда, с самого начала, мелкобуржуазно-интеллигентскими «теоретиками наихудшего
сорта» (Энгельс), по мере развития рабочего движе­
ния все больше и больше превращались в чисто «лите­
ратурную», «беллетристическую» группу. Само это явле­
ние, что «беллетристы»,—а о мещанских беллетристах
Энгельс всегда говорил, что они больше triste, чем

belle,— могли стать на некоторое время «вождями и ком­
мунистического» движения в Германии, он объясняет
«неразвитостью, недиференцированностыо классов и
борьбы политических (партий». «Но кроме того, «истин­
ный социализм»,—пишет он,—во всяком случае открыл
целой массе младогерманских беллетристов, шарлатанов
и прочих литераторов доступ к использованию соци­
ального движения». Также недостаток н а с т о я щ и х
страстных, практический партийных боев в Германии
сделал социальное движение вначале ч и с т о литера­
турным. «Истинный социализм»—совершеннейшее со­
циальное л и т е р а т у р н о е д в и ж е н и е, которое воз­
никло без действительных партийных интересов и кото­
рое хочет сейчас, 'после образования коммунистической
партии, продолжать, несмотря на нее, своз существова­
ние. Понятно, что после возникновения действительной
коммунистической партии в Германии «истинные социа­
листы» все более и более будут довольствоваться меща­
нами как публикой и импотентными промотавшимися
литераторами—как представителями !этой публики».
В связи с этим подчеркиванием именно литературноинтеллигентского характера немецкого «истинного со­
циализма» и непонимания им партийного ^характера
всяких «диктаторских систем» французского утопиче­
ского • социализма и коммунизма, небезынтересно по­
смотреть, какая разница между «литературной пропаган­
дой» в произведениях французских утопистов и немецких
«истинных социалистов»,—разница, на которую указы­
вает Энгельс. «Со своими взглядами на системы вооб­
щ е,—пишет Энгельс в «Немецкой идеологии», в главе
«Рейнские ежегодники» или философия «истинного со­
циализма»,—«истинный социализм» избавил себя от
труда ознакомиться с самими коммунистическими си­
стемами. Он разом покончил не только с «Икхрией.»г
но и со всеми философскими системами, от Аристотеля
до Гегеля, «Systeme de la nature), ботаническими си­
стемами Линнея и Жюссье и даже с солнечной си­
стемой. Что же, впрочем, касается самих систем, то
почти все они возникли в начале коммунистического»
движения и служили целям пропаганды в качестве

популярных романов, вполне соответствовавших еще
не развитому сознанию только-только начинавших ше­
велиться пролетариев. Кабэ сам называет свою «Икарию»—roman philosophique, и о нем ни в коем случае
нельзя судить по его системе,—но по его политическим
«сочинениям, вообще по всей его деятельности как
вождя партии. Некоторые из этих романов, например
'•система Фурье, написаны в истинно поэтическом духе,
другие же—как Оуэна и Кабэ—безо всякой фанта­
зии, с купеческим расчетом или юридически-лукавым
приноравливанием ко взглядам класса, который хотели
обработать. При развитии партии эти системы утрачи­
вают всякое значение и в лучшем случае i сохра­
няются номинально, <как лозунги. Кто верит во Фран­
ции в Икарию, а в Англии в модифицированные разг
личным образом планы Оуэна, которые он проповедывал среди определенных классов, смотря по различным
обстоятельствам или принимая во внимание пропаганду?
Как мало .связано' действительное содержание . этих
систем с 'их систематической формой, доказывают лучше
всего ортодоксальные фурьеристы «Democratie Pacifique», являющиеся при всей их ортодоксальности пря­
мыми антиподами Фурье, буржуазными доктринерами.
Истинное содержание делающих эпоху! систем—потреб­
ности времени, в котором они возникли. В осноге каж­
дой из них лежит все предшествовавшее развитие нации,
историческое состояние классовых отношений с их по­
литическими, нравственными, философскими и прочи­
ми последствиями. :С этим базисом и с этим содержа­
нием нельзя разделаться утверждением, что все .си­
стемы догматичны, деспотичны. В. Германии не суще­
ствовало развитых классовых условий, как в Англии и
во Франции. Немецкие коммунисты могли поэтому
заимствовать базис своей системы только из положе­
ния сословия, из которого юни произошли. Вполне
естественно поэтому, что единственная существующая
немецкая коммунистическая система была воспроизве­
дением французских идей, преломленных в ограничен­
ном условиями мелкого ремесленничества образе мыш­
ления».
;

Мы привели эту длинную цитату, так ка,к в ней
вскрываются те 'причины, почему, например, француз­
ский утопический социализм носит на себе печать более
развитой, классово-партийной диференциации, в тэ вре­
мя как в Германии ремесленный коммунизм Вейтлинга,.
знать ничего не хотевший о «теории» и «ученых», и
«истиный социализм», витавший в области своих соб­
ственных иллюзий, были крайне ограничены, являясь
выражением неразвитых партийных соотношений в стра­
не. И только поэтому такая группа мелкобуржуазных
интеллигентов могла себя объявить «главной партией».
«Германия,— пишет Энгельс,— может подобным образом
создать еще целую кучу «главных партий», существова­
ние которых будет известно лишь в Германии, и даже1
здесь—только в небольшом сословии ученых, полуученых и литераторов, в то время как все они, прядя
бесконечную пряжу своих собственных фантазий, во­
ображают, что поворачивают вал мировой истории».
Вот все эти воззрения «истинных социалистов» и со­
циально-экономическую обусловленность этих положе­
ний и Нужно иметь 'в виду при критике их взглядов
в области эстетики и поэзии. Здесь необходимо еще
раз особенно подчеркнуть « г у м а н и з м » этого движе­
ния как «конечную цель», являющийся якобы «высшим
синтезом социализма и коммунизма», «гуманизм», сво­
дящийся к абстрактному, неисторическому, внесоциалъному «человеку». Энгельс метко замечает, что «истин­
ные социалисты» Ставят «литературную», т. е. вымыш­
ленную, историю 'рядом с подлинной историей, а Щлл ю з и и —рядом с действительностью. Из всей этой:
путанной,
эклектической мещанско-интеллигентской
идеологии вытекает не менее путанная эстетика. Вообще’
все движение «истинного социализма >, поскольку пред­
ставителями его были ;по преимуществу литераторыбеллетристы, в изобилии сопровождалось поэтическими:
и публицистическими произведениями. Но по вопросам
т е о р и и искусства, по эстетике писал, главным об­
разом, все тот же Карл Грюн.
1
,
«Истинные социалисты» придавали литературе и ис­
кусству огромнейшее значение. «Религия, философия

и политика о т ж и л и , и никогда больше но восстанут
ш своего упадка,—пишет Грюн.—Иначе обстоит с
искусством и именно с истинным искусством»1. Искус­
ство—это, прежде всего, п р и м и р е н и е , г а р м о н и я .
:<Д знаю,—пишет Грюн,—что искусство не имеет нрав­
ственных, паранетических целей»2. Конечно, искусств?
гакже и к р и т и к у е т , но это ему разрешается только
в духе «истинного искусства», в целях «примирения
йстинного искусства с истинной жизнью»3.
Свое понимание искусства Грюн ставит в связь
со своей теорией «истинного образования»,—от которой,
кстати, всо движение получило свос название. Грюн и
^истинные социалисты» раоСхМ атривали всемирную исто­
рию под телеологическим углом зрения, считая, что
целью ее является создание « с в о б о д н о й л и ч н он
сти». Эта свободная личность постоянно нуждается в
состоянии сознания, которое Грюн обозначает как
«истинное образование». Поэтому, если хотят опреде­
лить и Понять судьбу человека в истории, то необхо­
димо предварительно проследить шаг. за шагом судьбы
образования, равно .как, наоборот, «истинное образо­
вание» основывается на свободной личности. «Ибо обра­
зование одновременно—результат и зародыш, плод и
семя в одном. Историческая значительность всех про­
шедших эпох государства концентрируется в современ­
ном его образовании, и современное его 'образование в
свою очередь служит ключом к его будущей истории.
Из правой вырастают законы; законы, смотря по их со­
вершенству и мудрости, способствуют вольной жизни
государства, прочности целого при свободе единичного,
и эта гармония снова образует охраняющий, балдахин
над искусствами и науками, над искусством общест­
венных сношений. А эти же три составляют—истори­
чески—образование нации»4. Зачатки этого «истинного
1 K a r l Gr i i n, Ueber Goethe vom menschlichen Standpunkte, Darm
stadt. C. W. Leske, 1846, S. И.
2 Там лее, стр. XVII.
3 Там же, стр. 1Y.
4 K a r l Gr i i n, Ueber wahre Bildung. Eine Vorlesung, gehalten
<1ед 28. April 1844 zu Bielefeld zum Besten der armen Weber im Ravensbergrischen, Bielefeld, 1814, S. 4.

образования» можно найш в античной Греции: в проти­
воположность римлянам, людям политики и насилия,
каждый эллин свободен, является самодовлеющей
целью, индивидуальностью, не нуждающейся для свое­
го существования ни в каких внешних силах. Построив
настоящий воздушной замок, в котором живут идеали­
зированные эллины, Грюн разъясняет, что «истинное
образование» создаст «нового эллина», «действительно
свободного человека», и удовлетворит всем, наклонностям
«образованного истинного духа», а «гармонию между
человеческим духом и материальным миром» установит
«социалистический строй», под которым он подразуме­
вает прудоновскую «свободную ассоциацию». Соответ­
ствующая «истинному образованию» жизнь создаст но­
вое искусство. «Эта новая, настоящая культура, это
и с т и н н о е о б р а з о в а н и е , будет новым миром, она
сделается носительницей жизни, о которой мы доныне
имеем едва лишь отдаленное представление. Возникнет
новая поэзия, новая живопись, новая скульптура, но­
вая архитектура»1. Из всех видов искусства «герольдом
нового духа» является литература, «ее знамя разве­
вается впереди»2. Это царство «истинного образования»
и «истинного искусства» в эпоху «свободной ассоциа­
ции» будет, конечно, достигнуто лиш ь в том случае,
если «вы будете верить с и л е д у х а » .
В соответствии с теорией «истинного социализма»
Грюн рассматривал искусство как человеческое искус­
ство, имеющее своим содержанием «человеческое», вы­
раженное в различных форма®. Он пытался создать
целую э с т е т и к у «истинного социализма», подвести
под нее философско-теоретическую основу.
Что такое искусство, что такое прекрасное,—спраши­
вает он ц отвечает:—Боли мы обратимся к философии,
то там говорится, что прекрасное есть слияние идеаль­
ного и реального; но это заявление, как и все заявле­
ния, не удовлетворительно,—только* в развитии истории
искусства может выявиться истинная сущность искус­
1 K a r l G г Li n, Ueber wahro Bildung, S. 24.
2 Там же, S 26.

ства... Нам больше ничего не остается из всего сло­
весного хлама спекуляции, у нас есть еще только по­
нятие ч о л о в ie ч в с к о г о, относительно которого мы
не спорим. Уже Гете вкладывал в это ч е л о в е ч е с к о е
все искусство, именно в человеческое воззрение. Если
попытаться дать краткое определение искусства, то
можно выразиться следующим образом, не придавая
большого значения этой формуле, как формуле: искус­
ство есть ч е л о в е ч е с к о е ощущение, ч е л о в е ч е ­
с к о е воззрение, выраженное в яснейшей и наиреши­
тельнейшей форме. Но во всяком случае не всякое че­
ловеческое ощущение и воззрение способно принять эту
форму; эта с п о с о б н о с т ь принять подобную ф о р м у
решает вопрос о том, что э с т е т и ч н о и что н е э с т е т и ч н о, искусно и неискусно. Одно ощущение соответ­
ствует одной форме изображения, другое—другой; от­
сюда различные искусства, в которых форма поль­
зуется различными способами выражения. Но все эти
различные способы выражения имеют то общее, что
они изображают ч е л о в е ч е с к о е содержание, что они
содержат ч е л о в е ч е с к у ю
сущность, требующую
формы.
Искусство поэтому — настоящий человеческий язык,
истинное откровение человечности, сфера, в которой
мы не 'встречаем ничего чуждого, потустороннего, но
также и ничего жесткого, чопорного, только вещест­
венного, в нем—лишь наша собственность, достойная
высшей силы человека, силы его образования, сфор­
мулированная этой высшей силой, прекраснейший плод,
дарованный прекраснейшей рукой, золотые фрукты в
золотых чашах.
Истинное искусство можно назвать и с п о в е д а н и е м
б у д у щ е г о , наслаждение искусством может стать мо­
ментом, объединяющим всех в высшем сознании на­
шего существа, когда все несовершенства, все недо­
статки, все мелкие недовольства растворяются в великом
аккорде человеческого сознания. В прекрасной форме—
прекрасная душа, высшего не знал уж е Шиллер. Что
возможно на этой земле,—а для того, что возможно
кроме того, у нас нет мерки, да нас это и не интере­

сует,—это человеческое содержание в соответствующей’
ему форме»1.
Кроме этих «теоретических» высказываний у Грюна
имеются и конкретно-критические статьи. Он признает
право искусства на к р и т и к у общественного строя,
он считает это даже необходимым в переходный пери­
од,—но это идет за счет х у д о ж е с т в е н н о с т и п р о ­
и з в е д е н и я . Кроме того, все искусство зиждется
на п р о ш л о м , а не на, н а с т о я щ е м или даже бу­
дущем. «Социальный 'роман,—пишет Грюн по поводу
«Парижских тайн» 9. Сю,—-будет новым эпосом, кото­
рый поставит обновленное человечество на место ста­
рой художественной формы; нашей переходной эпохе остается только с о ц и а л ь н а я к р и т и к а . Также и
теперешние попытки социального романа могут быть
только критикой в п о э т и ч е с к о й ф о р м о. Всякое
искусство зиждется на прошлом, обрабатываемый им:
материал должен лежать п о з а д и него. Л и р и к а и
м у з ы к а составляют, ;невидимому, исключение, но—
только повидимому; их называли революционными
искусствами, и 1были в этом правы, так как они выра­
жают, внятно и явственно выражают, именно то, что
таится в Душах, не перейдя еще в действие; но все же
в д у ш а х 'уже н а л и ц о 'материал лирики и Музыки.
Эпос и его новая форма, роман, больше всего требуют
определенного фона, Истории; они ведь только опи­
сывают, они не творят, они только снимают копию, не
дают подлинника. Разве возможно сочинить социаль­
ный р о м а н в наше время, когда нет еще налицо
социального мира?»2
Названная статья может послужить ярким .приме­
ром идеалистичности, эклектичности и путанности
эстетики Грюна и «истинного социализма,», ©сига мы
сопоставим ее с критикой «Парижских тайн» в «Свя­
том семействе» Маркса и Энгельса, написанной одно1 К. G г ii n, Ueber Go.'the vom menschlichen Standpunkte, S. XIY— XV
2 K. G г ii n, Ein Urteil iiber die «Gcheimnisse von Paris» («Niuie
Anekdoia», hrsg. von Ivarl Grun, Darmstadt, C. W. Leske, 1845,
S. 144—145).

■временно о этой статьей. Между тем как Маркс и Эн­
гельс р а з о б л а ч а ю т идеализм Сю и на анализе
его романа дают нам основы материалистической эсте­
тики, риторику 'же и субъективное рефлексирование
выводят именно из идеалистического мировоззрения и
метода автора, Грюн, наоборот, солидаризируется с Э. Сю
и объясняет эту риторику, рефлексирование и т. д. нем,
что критика общества должна по необходимости плохо
сказываться на художественности произведения. «Эжен
Сю,—пишет он,—изображает старый мир, погибший
и испорченный мир, но с критическим сознанием и
с указаниями на новый мир. Критика должна была
по необходимости нанести ущерб поэзии, поэт должен
был предаться риторике, даже дидактике, даже совер­
шенному рефлексированию» i.
О «призвании» поэзии свободы, о том, что поэзия
переходного периода должна по необходимости быть
критической, что она не может опираться на нечто кон­
кретное, реальное, действительное, ибо мир, к которому
эта критическая поэзия свободы стремится, еще не
существует, Грюн пишет в стать© о кельнской худо­
жественной выставке 1844 года: «Какая поэзия встре­
чает еще отклик у наших современников, находит еще
восторженных читателей, преданность, культуру? Толь­
ко поэзия свободы, будущего мысли, которая уничто­
жающе обращается к прошлому и в качестве опреде­
ленных образов объемлет пока лиш ь—миражи. Та поэзия
свободы, которую пережили наши дни, опирается не
на настоящее, завоеванное, существующее, как оды
Пиндара или ямбы Андре Шенье, 'она—поэзия критики,
критическая поэзия. Те, 'кто ее хулят, кому не хватает
теперь Гете и Шекспира, должны были бы прежде
всего постараться понять критическую поэзию в связи
с эпохой, постараться уразуметь необходимость этого
рода»2. В этой же статье Грюн, характеризуя известную
картину Карла Гюбнера «Силезские ткачи», дает свое
понимание т р а г и ч н о с т и : «Капитал и конкуренция
1 К. Gr i i n, Ein TJrteil uber die «Geheimnisse von Paris», S. 145
2 K . G r ii n, Ivolnische Kunsstaustellung («Neue Anekdoia», 1844, S. 48)

со своей стороны Лишают человека человечности, де­
лаясь его г о с п о д а м и , равно как лишают его чело­
вечности наемный труд и усиливающееся вследствие
нужды отчаяние. Эти формы лишения человечности—в
связи друг с другом: вот что поистине трагично и также
живописно»г.
Поело общей характеристики мировоззрения и эсте­
тических взглядов «истинных социалистов» нам будет
понятно и довольно обильнее их псэтическсе творчество.
Прозаики и поэты этого течения группировались вокруг
«истинно-социалистических» журналов и газет. Так, в
Рейнской провинции существовала тогда в е с т ф а л ь ­
с к а я группа («Westphalisches Dampfboot», изд. О. Люнинга), в у п п е р т а л ь с к а я группа («Gesellschaftsspie■»gel» М. Гесса, Фр. Шпаке и др.) и группа самого
плодовитого из писателей рейнского «истинного социа­
лизма» Германа Пютмана (журналы: «Kheinische Jahrbiicher», «Deutsches Burgerbuch», «Prometheus»); в осталь­
ной Германии—с а к с о н с к а я группа (журнал «Veilchen» Герм. Земмига, Э. Веллера, Луизы Отто и др.),
б е р л и н с к а я группа (Э. Дронке, Фридрих Засс) и
а в с т р и й с к а я группа (К. Бек, А. Мейснер, М. Гарт­
ман). Самыми влиятельными газетами были (с 1844 года)
«Кельнская» и «Трирская»; последняя выходила под
непосредственным идейным руководством К. Грюна. Па
характеристике поэтического творчества этих групп, не­
обходимой для понимания критических статей Энгель­
са,—ибо Энгельс приводит многочисленные примеры
этой поэзии,—мы остановимся в процессе изложения
этой критики.
Разделявшие вышеизложенное мировоззрение «истин­
ных социалистов» многочисленные поэты этого движе­
ния находятся в плену мелкобуржуазных и л л ю у и й ,
будто бы о т д е л ь н ы е л и ч н о с т и являются рычагом
общественного процесса; поэтому они думали, что п е ­
р е в о с п и т а н и е к а п и т а л и с т о в в «социалистиче­
ских филантропов» может устранить противоречия
между богатыми и бедными. Не понимая экономических
1 К. G г ii. n, Kolaische Kimstausstellung («Neue Anekdota», 1844, S. LYP.

и исторических причин намечавшегося в это время в
Германии промышленного переворота, о:ш е й тети «ви­
новников» в «злой воле» фабрикантов и в безнравственности денег. Отсюда бесконечные сетованля и призывы
к руководителям промышленности и финансов «сжа­
литься над бедняком». Эту мещанскую ограниченн >сть,
это совершенное непонимание классовых основ и сущ­
ности капитализма Энгельс разоблачает в самом же'
начале своей статьи о сборнике стихов «Песни о бед­
няке» К. Бека, типичнейшего поэта «истинного социа­
лизма». «Уже с первых слов,—пишет Энгельс,—он об­
наруживает, что находится во власти мелкобуржуазной
иллюзии, будто «золото царит» по прихоти Ротшильда,—
иллюзии, которая влечет за собой целый ряд ложных
представлений о власти дома Ротшильдов»!. Не уяс­
няя себе классовой сущности власти Ротшильдов, Бек;
и подобные ему поэты «истинного социализма» требобовали не уничтожения о с н о в капиталистического об­
щества, а только большей гуманности со стороны ка­
питалистов. «Поэт угрожает не уничтожением действи­
тельной власти Ротшильда, не уничтожением обществен­
ных отношений, на которых она покоится; он желает
ляш ь более гуманного применения им своей мощи. Он
хнычет по поводу того, что банкиры являются не со­
циалистическими филантропами, мечтателями, стремя­
щимися осчастливить человечество, а просто банкирами»..
Раз они считали, что капиталисты лично ответственны
за общественное «зло», то естественно, что и к р и т и к а
существующего строя в поэзии «истинного социализма»
ограничена рамками ж а л о б и у п р е к о в по адресу
отдельных лиц. «Угрозы и упреки,—пишет Энгельс,—
которыми Бек осыпает дом Ротшильдов, вопреки всем
добрым намерениям автора, производят на читатгля еще
более комическое впечатление, чем даже проповедь ка­
пуцина. Они покоятся на детской иллюзии о могуществе
Ротшильдов, на совершенном незнании связи этого мо­
гущества с существующими отношениями, h i глубокой
1 Все цитаты из статей Эаге1ьса о К. Беке и К. Грюае приводятся
по У тому Собрания сочинений Маркса и Энгельса.

заблуждении относительно-средств, которые Ротшильды
должны применять, чтобы стать и остаться властью.
Малодушие и глупость, бабья сентиментальность, ж ал­
кое нрозаически-трезвое мещанство—такова музыка этой
шарманки, и они напрасно насилуют самих сеэя, чтобы
казаться страшными. Они становятся лишь смешными.
Их искусственно низкий бас постоянно срывается на
комический фальцет; драматическое изображенио ги­
гантской борьбы Энцелада превращается в комическое
кувыркание клоуна».
Идеалистически-мещанская ограниченность поэтов
«истинного социализма» выражается в том, что они по­
лагают, будто все современное общество, весь обществен­
ный строй покоится на «внешнем принуждении». Поэ­
тому они в своей поэзии уныло скулят по поводу вся­
ческих уголовных преступлений, приписывая все
несчастья в мире именно этому «принуждению», совер­
шаемому через посредство полиции, суда и т. д., не по­
нимая, что сами эти учреждения—лишь надстройка
над
социально-экономическим базисом. В разделе
«Sozialistische Bausteine», в «Немецкой идеологии», Эн­
гельс особенно ясно показывает нам эту иллюзию.
«Истинные социалисты»,—пишет он,—понимают под
«внешним принуждением» не стеснительные материаль­
ные бытовые условия данных индивидуумов, но только
г о с у д а р с т в е н н о е принуждение—штыки, полицию,
пушки, которые абсолютно не составляют основы обще­
ства, но являются лишь следствием собственного его
расчленения». Стремясь не к к л а с с о в о й б о р ь б е , а
к общественной г а р м о н и и , поэты «истинного социа­
лизма» впадали в другую крайность и в своих сенгиментально-плаксивых описаниях ужасов прсстшуции,
убийств и т. д. обвиняли в них но определенный клас­
совый тип, конкретного носителя этой' «испорченности»,
наоборот, «общество вообще»; характерно, что в этих
описаниях они смазывают всякое проявление классовой
ненависти, стараясь сгладить все противоречия, и ка­
питалистической испорченности противопоставляют ме­
щанские добродетели. Критикуя писания на тему о
проституции, Энгельс пишет в статье об «истинных со­

циалистах» i : «Эти поэты говорят о наглом своднике:
«Что они делают такого, чего не делают другие? Они
ведут торговлю там, где вое ведут торговлю)... Этим
«истинный социалист» сложил всю вину с отдельных
лиц и приписал ее 'неприкосновенному «обществу». Cosi
fan tu tti —дело идет в конце концов только о том, чтобы
остаться в дружеских отношениях со всем мир эм . Х а­
рактеристическая сторона проституции, а именно, чго
она—самая осязаемая, непосредственно затрагивающая
тело эксплоатация пролетариата буржуазией, сторонаг
где терпит крах «der tatenzeugende Schmerz des Herzens...
с ее жидкой нравственной нищенской похлебкой и где
начинаются страсти, жаждущ ая мщения классовая не­
нависть,—эта' сторона «истинному социализму» незна­
кома. Он скорее оплакивает в проститутках погибших
бакалейщиц и розничных торговок, которыми он теперь
не может больше любоваться как венцом созданья, как
«чашечкой цветка, благоухающей священнейшими и
сладчайшими чувствами». Pauyre petit bonhomme!»
Присяжным повествователем о 5 этом мире преступле­
ний был Эрнст Д р о н к е («Polizeigeschichten» и книга о
Берлине). Рисуя сентиментальные картины из «жизни
народа», т. е. из среды разлагающегося мещанства,.
Дронке полагал, что тем самым он содействует «со­
циалистической пропаганде»; между тем,—как доказы­
вает Энгельс на анализе этих рассказов,—он на с ;м ж
деле занимается пропагандой... в пользу буржуазноголиберализма.
Этот мир преступления был одной из главных тем
поэзии «истинного социализма». Когда Г. Пютман в
1847 году издал сборник этой «социалистической» поэ­
зии, то это обнаружилось с особой яркостью. И Энгель°г
довольно подробно разбирающий этот «документ», же­
стоко разоблачает всю мещанскую подоплеку этого«социализма». Высмеивая картины «кошмара и уж!са»и наряду с ними «кладбищенские идиллии», Энгельс
восклицает: «Вообще этот альбом—настоящий апофеоз.
1 Все цитаты из этой статьи приводятся по изданию: К. M a r x undi
F. E n g e l s , Gesamtausgabe, Bd. 6, Berlin, 1932.

преступления». И, анализируя стихи Пютмана, Нейгауза, Иос. Швейцера, Герм. Эвербека, Рих. Рейнгардта,
он пишет: «Мы находим здесь обсуждения очень инте­
ресных тем. Весна воспевается три или четыре раза со
всей пышностью, на которую способен «истинный со­
циализм». Перед нами выводят со всевозможных точек,
зрения не менее в о с ь м и обольщенных девушек. Мы
здесь видим не только акт обольщения, но и его по­
следствия: каждый из главных периодов беременности
представлен по меньшей мере одним субъектом, затем
наступают, как и следует, роды и вслед за ними—
детоубийство или самоубийство». А говоря о сентимен­
тальной поэзии Рейнгардта, Энгельс делает следующий
подсчет: «Любовь» встречается 16 раз, «свет»—7 раз,
«солнце»—5 раз, «свобода»—8 раз,—не говоря уже ничего
о «звездах», «чистоте», «днях», «блаженстве», «радости»,
«мире», «розах», «пыле», «истине» и прочих второстепен­
ных приправах существования».
Поэзия «истинного социализма» только р е г и с т р и ­
р у е т и описывает о т д е л ь н ы е несчастные случаи,
отдельные моменты эксплоатации, или только п е р е ­
ч и с л я е т факты бедственного положения пауперизованных масс населения, совершенно не связывая эти
факты и случаи с общественными отношениями. Объ­
ектом ее творчества служит жалкая, униженная фи­
гура нищего, убогого ремесленника или деклассирован­
ного люмпенпролетария. О поэзии К. Бека Энгельс пи­
шет, что он «воспевает трусливое мещанское убоже­
ство, «бедняка», «pauvre honteux», с его ничтожными
благочестивыми и глупыми желаниями, «бедняка» вся­
ческой разновидности, но только не «гордого, грозного
и революционного пролетария». Здесь Энгельс четко
определяет ту грань, которая отделяет эту мещанско«социалистическую» поэзию от пролетарской. Действи­
тельно, стоит только просмотреть всю эту массу «истин­
но-социалистической» поэзии, чтобы убедиться в пра­
вильности этого утверждения Энгельса в отношении не
только к Беку, но и ко всем остальным. Даже Гервег
в своих единственных «социальных» стихотворениях тех
годов, «Бедный Яков» и «Бедная Лиза», так же как

и Фрейлиграт до 1846 года, не составляет исключения.
«Жалкий бедняк» явился подходящим объектом для из­
лияния сентиментального, интеллигентско-мещанского
сочувствия к «бедному народу», сочувствия, которым
были преисполнены эти поэты «истинного социализма».
Заглавия «Нищий», «Бедняк», «Похоронная песня', «Фаб­
ричный ребенок», «У гроба одной несчастной», «Купите
фиалки», «Еврей-старьевщик», «Деревянная нега», «Ста­
рая дева», «Смерть восемнадцатилетней» и т. д. и т. д .—
наиболее характерны для этих стихотворений. Как
пример приведем отрывок из «Нищенки» В. Мюллера
фон-Кенигсвинтерах.
Идет снег и морозит, хлещет такой холодный ветер.
Пусть слепая нищенка погибает;
Но не допустите смерти девочки, которая меня ведет,
Мое слабенькое младшее дитя.
О, дайте ей лохмотья, чтобы в зимней нужде
Она отогрела застывшие члены,
Для ее голода подайте кусочек хлеба,
Сжальтесь, ах, сжальтесь!

Таких жалостных стихотворений можно найти десятки
и сотни в журналах и газетах «истинного социализма»,
да и вообще вся его «поэзия» пропитана этими настро­
ениями. Кроме того, выше, при изложении эстетики
К. Грюна, мы видели, что «капитал лишает человеч­
ности фабриканта и капиталиста так же, как наемный
труд лишает человечности трудящегося бедняка», и
что оба эти процесса «лишения человечности»—одина­
ково «трагичны». Поэты «истинного социализма» поэтому
хнычут и плачут не только по поводу несчастий «бед­
няков», но «выявляют» и несчастье... богатых. В этой
совместной трагедии богатых и бедных поэтам откры­
лось широкое поле деятельности для проповеди любви,
гармонии, примирения. В подобном духе особенно много
писал Герман Пютман. Энгельс в своей критике под­
черкивает эту сторону и говорит: «Истинные социали­
сты» при чтении сатир Фурье на буржуазию открыли...
известную уже просветителям и баснописцам прошлого
1 «Gesellschaftsspiogeb, 1., Bd., 1815, S. 30.

века теорию о несчастьи богатых и получйЛй *аким
образом материал для неистощимых нравственных ти­
рад».
Далее Энгельс на протяжении всех трех статей
вскрывает эклектицизм, механицизм и вульгарность ми­
ровоззрения и творчества поэтов «истинного социализма».
Весьма характерной чертой их метода он считает «ус­
воение непонятых открытий путем заучивания наи­
зусть отдельных предложений и лозунгов». Еще бо­
лее четко формулирует Энгельс механицизм и вуль­
гарность в подходе к истории литературы в статье по
поводу книги К. Грюна о Гете: «Истинные социали­
сты»,—пишет Энгельс,—вообще имеют обыкновение,
когда они встречаются с ходом мыслей, который им
непонятен, так как абстрагирован от философии и со­
держит юридические, экономические и т. д. выражения,
мигом сводить его к короткой фразе, напичканной фи­
лософскими терминами, и заучивать этот вздор наи­
зусть для любого употребления». И развенчивая эти
головокружительные построения, составленные Грюном
по гегелевским конструкциям «примирения противоре­
чий», при характеристике Виланда, Клопштока, Лес­
синга, Гете и ,11Гил.ттера. Энгельс замечает: «Единствен­
ный источник, которого здесь недостает,—это сама исто*
рия литературы, которая понятия -не имеет о приве­
денном выше хламе и поэтому с полным основанием
игнорируется господином Грюном». Это своевольное пе­
ренесение и построение механистических исторических
параллелей характерно для всех работ «истинных со­
циалистов». Так, Грюн, выуживая все высказывания Ге­
те против большинства масс, считает эти высказывания
критикой позднейшего «правового государства». А на
основании взглядов Гете да цеховый строй Грюн видит
у Гете «анархию, как у Прудона», далее же отожде­
ствляет буржуазную конституционную и демократиче­
скую свободу с господством патрициев и цехов в сред­
невековых имперских городах и «со старогерманской
грубостью альпийских скотоводов».
Как на классический пример исторического искаже­
ния поэзии прошлого в духе мещанского «истинного
Б

Энгельс как литературный критик

65

социализма» и н-е и с т о р и ч е с к о г о , в у л ь г а р н о г о
внесения собственных мелкобуржуазных взглядов в ана­
лиз творчества писателей прошлого, Энгельс подробно
останавливается на книге К. Грюна о Гете1. Грюн пре­
вращает Гете в «человека» вообще, неклассового, неисторичеСкого, внесоциального, а его искусство—в выс­
шее достижение «человеческого» искусства вообще; под
этим же «человеком», как Грюн в дальнейшем объяс­
няет, нужно понимать немецкого «истинного» мещанина,
а под искусством Гете—«социалистическое», «человече­
ское» искусство К. Грюна. Поэтому стоит только «по­
нять» Гете по рецепту Грюна—и «социалистическое»
искусство готово. «В Гете нет ничего, кроме человече­
ского содержания,—пишет Грюн,—пульсирующего, вы­
хваченного из жизни содержания; и каким образом он
выхватил его из жизни, как он его оформил своими ру­
ками мастера,—об этом постоянно возвещает восторг,
потрясающий нас при чтении «Ифигеции» или «Тассо».
И несмотря на это, искусство Гете было в натянутых
отношениях с его эпохой, даже поныне еще с потом­
ством. Творения Гете, порожденные жизнью, создан­
ные целомудренными перстами гения из плоти от нашей
плоти, не имели и не имеют дела с действительностью,
с жизнью. Они сделались небесным царством, свободно
управляемым по собственным законам, воздвигнутым
над нашими головами, вечно великим и вечно пре­
красным,—в то время как мы, как унылые гости, все
еще бродим ощупью по покрытой мраком земле и пе­
реводим эти прекрасные законы форм—в формы поли­
ции, жандармерии, преступлений, нужд, самоубийства,
казни невинных, протестантского и католического ие­
зуитизма. Когда тот гений брал эстетический материал
из наших сердец, мы спали, а сейчас начинаем про­
тирать глаза». И дальше Грюн упрекает немцев ^а то,
что они до сих пор не поняли значения этой «социали­
стической эстетики» Гете: «Мы также с з. али пре­
красные вещи, мы завершили всю философию, мы имели
1 К. G г ii п, Goethe vom menschlichen Standpimkte, Darmstadt, 1846,
S. XVI.

Гете. Только мы всё продолжаем быть похожйми на
бедных кружевниц, мы сгорели бы со стыда, если бы
пользовались нашим драгоценным изделием для домаш­
него потребления; наш эстетический рай висит, по­
добно садам Семирамиды, в воздухе, а внизу, в болоте,
мы все еще валяемся, как тевтонские медведи». Па­
тент на понимание гетевской «социалистической эсте­
тики» взят «истинными социалистами», этими «эстети­
ческими пролетариями»!, и псэтому Грюн ставит себе
задачей «зачислить в наши ряды тайного советника
из Веймара в качестве флангового или тамбурмажора»,
ибо... «Гете в своем эстетическом мире предвосхитил
уже все то развитие, которое как раз сейчас бродит
и пускает ростки, ибо Гете изображал и мыслил че­
ловека таким, каким мы хотим его ныне осуществить.
Гете настолько опередил практическое развитие своего
времени, что, как он думал, мог занять по отношению
к нему лишь отвергающую, лишь оборонительную по­
зицию; Гете сливается только с современным движе­
нием» 2.
Сделав таким образом из Гете «истинного социалиста»
помощью всяческих произвольных неисгорических кон­
струкций, Грюн искореняет в его творчестве все про­
грессивное и превращает «величайшего немца» исклю­
чительно в трусливого мещанина; он игнорирует то
великое, гениальное, что делает Гете одним из вели­
чайших поэтов и мыслителей восходящей буржуазии,
но зато выискивает все мещански-ограниченные эле­
менты его творчества, чтобы связать их в один букет
и преподнести как «истинного» Гете; он, одним сло­
вом, фальсифицирует Гете, рисуя его только как иде­
ального немецкого мещанина, по своему образу и по­
добию.
Энгельс в своей статье р а з о б л а ч а е т мещанскую
сущность такого подхода к Гете, вскрывает и с к а ж е ­
н и е , связывает «метод» Грюна с общим мировоззре­
нием «истинных социалистов»—и в краткой гениальной,
классово-исторической оценке противоречивости тгорче1 К. G г ii n, Goethe vora mensclilicl.en Standpuuktc, S. XX V'llI.
2 Там же, S. XXV—XXVI.

ства Гете дает блестящий образец марксистской крйтики, кладя основу для всей дальнейшей марксист­
ской работы над изучением «величайшего немца>. Как
бы извиняясь за недостаточное подчеркивание прогрес­
сивных, положительных сторон творчества Гете, -Эн­
гельс в конце статьи еще раз дает убийственную ха­
рактеристику вульгарности и мещански-ограяиченной
«критики» Грюна, говоря: «Если мы выше рассматривали
Гете лишь о одной стороны, то в этом вина исключи­
тельно господина Грюна. Он совсем не изображает Геге
со стороны его величия. Он спешит проскользнуть мимо
всего, в чем Гете действительно велик и гениален,
например мимо римских элегий «распутника» Геге, или
заливает это широким потоком банальностей, чем только
доказывает, что тут ему нечего сказать. Зато с ред­
ким для него прилежанием он отыскивает все фили­
стерское, все обывательское, все мелкое, группирует
все это, утрирует по всем правилам литературного цеха
и каждый раз радуется, когда ему представляется воз­
можность подкрепить какую-либо пошлость авторите­
том хотя бы и искаженного Гете». И речь идет тут
не только о «методе» Грюна, нет, когда он в своей
книге о Гете превращает его в «поэта человеческого»,
то «господин Грюн открывает здесь сокровеннейшие
мысли «истинного социализма», как и вообще в своем
усердии перекричать всю свою компанию он выбалты­
вает миру вещи, о которых прочая братия предпочла
бы хранить молчание».
Все классовое, историческое, конкретное как в об­
щественно-политическом и теоретическом мире, так и
в мире поэзии и искусства «истинные социалисты» за­
меняли абстрактно-расплывчатым понятием «человек».
Энгельс в критике грюновского «Гете» вскрывает неисторичность, внесоциальность и внеклассовость подоб­
ного понятия. «Грюну,—пишет он,—тем легче было пре­
вратить Гете в «поэта человеческого», что Гете сам ча­
сто в несколько эмфатическом смысле употреблял слова
«человек» и «человеческий». Гете употреблял их, прав­
да, в том смысле, в каком они употреблялись в его
время и позже Гегелем, когда слово «человеческий»

применялось по отношению к грекам в противополож­
ность языческим и христианским варварам, задолго до
того, как эти выражения получили у Фейербаха свое
таинственно-философское значение. У, Гете в большин­
стве случаев они имеют совершенно нефилософсксе, те­
лесное значение. Лишь господину Грюну принадлежит
заслуга превращения Гете в ученика Фейербаха и в
«истинного социалиста». Здесь Энгельс показывает глу­
бокое различие, существующее между гуманизмом не­
мецкого классицизма, Фейербаха, с одной стороны, и
«истинных социалистов»—с другой, и разоблачает трюк,
при помощи которого «эстетический пролетарий» Грюн
старался превратить Гете в вернсго приЕерженца «истин­
ного социализма»,—трюк очень простой: оперируя мел­
кобуржуазным гуманизмом Грюна и компании, при неисторическом и внесоциальном толковании «человече­
ского», можно было сделать «истинным социалистом»
кого угодно, начиная с философов древней Греции и
до Прудона.
III
При этом непонимании элементарнейших вопросов об­
щественного развития, о котором мы говорили выше, не­
удивительно, что поэты «истинного социализма», трактуя
о социальных проблемах и их разрешении, или рас­
суждая, например, о путях победы «народа» над войском,
капиталистами и т. д., иногда обнаруживали чрезвычай­
ную наивность, беспомощность и вульгарность.
Одни видят решение социального вопроса в том, что
рабочие, устав от восстаний, навлекавших на них гроз­
ные наказания, придут в конце концов к заключению,
что капиталисты и вообще богачи — такие же «несча­
стные» люди и страдают не менее их; а капиталисты
наконец поймут, что рабочий в сущности такой же
«человек», как и они, и к нему., нужно ^относиться
доброжелательно, как «хороший» мастер относится к сво­
ему подмастерью.
Подобным «истичнно-социалистичс сейм» идиллистическим мечтаниям предаются, например, поэты Г. Пютман, К. Бек и многие другие. И даже такой револю-

цйонный поэт, каким проявляет себя Фрейлиграт в
1846 году в своем знаменитом сборнике «Qa ira», на­
ходится в двух стихотворениях («Как это делается» и
«Перед отплытием») под их влиянием. Характеризуя
второе стихотворение как отличающееся «таким добро­
душием, что его лучше всего петь на мотив: «Вставайте,
матросы, снимайтесь с якоря!», Энгельс в главе «Истин­
ные социалисты», в «Немецкой идеологии», пишет о
первой вещи, в которой Фрейлиграт отдал наибольшую
дань «наивности и путанности» «истинного социализма»:
«Характернее всего стихотворение «Как это делается».
Наступили тяжелые времена: народ голодает и ходит
в лохмотьях; «откуда ему достать хлеб и одежду?» Тут
появляется «смелый парень», который может дать хо­
роший совет. Он ведет всю толпу к арсеналу государ­
ственного ополчения, захватывает его и раздает народу
мундиры, в которые все немедленно облачаются. «Для
пробы» хватают также и руж ья и находят, что не­
дурно было бы и их захватить с собой. При этом слу­
чае нашему «смелому парню» приходит в голову, что
ведь эту проделку с мундирами можно, пожалуй, на­
звать даже бунтом, кражей со взломом и грабежом и
что необходимо поэтому «оскалить зубы». С этой цетью
схватывают кивера, сабли и патронташи, а вместо зна­
мени водружают суму нищего. В таком виде выходят
на улицу. Тогда появляются «королевские войска», ге­
нерал отдает приказ стрелять, но солдаты восторженно
обнимаются с людьми, нарядившимися в мундиры опол­
ченцев. А так как теперь все равно двинулись в путь,
то шутки ради идут и к столице, встречают там
поддержку, и таким образом, в результате игры с мун­
дирами низвергается трон, падает корона, потрясаются
основы государства, и народ победоносно поднимает
так долго подвергавшуюся унижениям голову. B e эго
совершается так быстро, так весело, что во время всей
этой процедуры не пострадал ни один из членов про­
летарского батальона. Следует признать, что нигде ре­
волюции не совершаются так весело и просто, как в
голове нашего Фрейлиграта». Не все стихотворения в
сборнике «(ja ira» были такими наивными; среди осталь­

ных четырех встречается знаменитое «Снизу вверх», ука­
зывающее на огромный рост Фрейлиграта.
До сих пор мы останавливались на «критике», ко­
торой в той или иной форме поэты «истинного социа­
лизма» подвергали современное им общество. И далее
мы показали, как Энгельс, воинствующий марксистский
критик, развенчивает всю эту стрянню мещаноки-сонтиментальной филантропии, вскрывает иллюзорно-народ­
ническую, мелкобуржуазную основу мировоззрения этих
поэтов. Но еще ярче вскрывает Энгельс всю мелкобур­
жуазную сущность и беспомощность этой поэзии там,
где он разбирает «положительные» требования, выдви­
гаемые этими поэтами как идеал общественного строя.
Так, критикуя стихотворение К. Бека «Старая дева»,
Энгельс замечает: «Самая обычная манера социалистически-самодовольного рассуждения заключается в том,
чтобы говорить: «Все хорошо, только бы не было бед­
ных». Такое рассуждение может быть высказано по лю­
бому вопросу. Подлинное содержание его заключается
в филантропически-фарисейском мещанстве, совершенно
согласном с п о л о ж и т е л ь н ы м и сторонами существу­
ющего общества и причитающем лишь по поводу того,
что наряду с этим существует и о т р и ц а т е л ь н а я
сторона—бедность; мещанство это целиком связано о
современным обществом и желало бы, чтобы оно про­
должало существовать, но без условий его существо­
вания». По существу Энгельс показывает, что подо­
плекой всех этих мечтаний и ламентаций поэтов «истин­
ного социализма» является тоска по мелкобуржуазной
собственности. Отмечая удачное место в стихотворении
Бека «Работник и работница», Энгельс продолжает:
«Вместо того, чтобы закончить этой единственно хоро­
шей строфой во всем стихотворении, автор после этого
трепещет и ликует по поводу мелкой собственности,
с о б с т в е н н ы х стен, подымающихся вокруг с о б с т ­
в е н н о г о 'очага, и эта фраза произносится не ирони­
чески, а со слезами серьезной грусти на глазах».
Поэты «истинного социализма» воспевали несчастье
бедного рабочего и вообще «бедняка», используя весь
арсенал мещанской сентиментальности; они считали

себя «эстетическими пролетариями», хотя в то же время
думали, что лишь о н и —соль гемли, «аристократия ду­
ха», призванная вести в Германии пролетариат к «со­
циализму» путем перевоспитания в духе «гуманизма»
и «истинного образования». Недаром эти поэты пришли
в ужас, столкнувшись с действительным промышленным
пролетариатом Англии или Франции. Так, например,
австрийский «истинно-социалистический» поэт Альфред
Мейснер, описывая путешествие «бедного человека» в
Англии и во Франции, где он встретился с пролетар­
скими массами, пришел в великое смятение. «Бедный че­
ловек» Мейснера ничему не научился в этих передовых
тогда странах. «Бедный человек»,—пишет Энгельс о
Мейснере,—увидел странные вещи в Англии, где в
любом фабричном городе чартисты развивали больше
деятельности, чем все политические, социалистические
и религиозные партии Германии, вместе взятые». И о
самоубийстве «бедного человека» после посещения Ан­
глии и Франции Энгельс пишет: «Наш поэт очень хо­
рошо сделал, разрешив спокойно утопиться этому огра­
ниченному трусу, который ничего не увидел в Англии,
которого испугало и исполнило ужасом пролетарское
движение во Франции и который слишком lache, чтобы
присоединиться к борьбе своего класса против своих
притеснителей. Парень и без того ни на что больше
не годился».
Поэзия «истинного социализма» не ограничивалась
восхвалением мещанских семейных добродетелей. В ро­
ете промышленности и пауперизации масс она усмат­
ривала только отрицательную сторону, не замечая того,
что промышленный капитализм сам создает своего мо­
гильщ ика в классе индустриального пролетариата; и
поэтому она противопоставляла машинному способу про­
изводства иллюзию производства ремесленного, с па­
триархальными отношениями между предпринимате­
лями и рабочими, как между мастерами и подма­
стерьями, т. е. стремилась к воскрешению историче­
ски отживших форм производства; мало того, она про­
тивопоставляла нередко растущему городу д е р е в н ю
и п р и р о д у , как идиллию утопического крестьян^

ского социализма. Эти тенденции особенно сильны у
поэтов более отсталой в промышленном отношении Ав­
стрии. Так, Мейснер в своем стихотворении «Позна­
ние» говорит:
И я понял, что радостным, благочестивым и добрым
Многострадальное человечество сделается только тогда,
Когда оно успокоится в блаженном забвении,
Трудясь и работая на груди земли.

А в стихотворении «Кузница» он воспевает счастье
деревенских детей; хотя они и бедны, но поэт же­
лает им —
Чтоб они никогда не знали чумы,
Которую тоном триумфатора
Злые или дураки называют:
Образование, цивилизация.

Свой идеал утопического социализма Мейснер,—как,
впрочем, до него это сделал еще другой австрийский
поэт, Анастасий Грюн,—рисует в длинном стихотво­
рении «Примирение». Ничто больше не тревожит мир
народов, все мечи давным-давно перекованы на плуги,
и сошник будет символом «истинного поклонения»
вместо креста до тех пор, пока не «поднимется чело­
вечество, мессия, бог». Но этот мессия придет только
через «тысячи и тысячи лет, новый спаситель, который
будет говорить о разделении труда». И тогда сошник
поднимается, сияя, увенчанный розами, прекрасней
даже, чем старый христианский крест. Мейснер считал,
что назначение людей—«превратиться в крестьян».
Эти народнически-утопйческие иллюзии и религи­
озно-символические тенденции Энгельс также беспо­
щадно разоблачает в «Поэзии «истинного социализма».
«Истинный социализм»,—пишет он о Мейсиере и К0,—
не находил себе покоя, пока но была реабилитирована
крестьянская идиллия наряду с мещанской, пастуше­
ские сцены Гесснера наряду с романами Лафонтена».
Энгельс вскрывает не только экономический базис,
классовую сущность и политический смысл этой поэ­
зии, не только указывает, почему мелкобуржуазная ин­
теллигенция могла играть известную роль в обществен­
ном движении Германии того времени, но всегда объ­

ясняет и с п е ц и ф и ч н о с т ь этой поэзии, вытекаю­
щую из м и р о в о з з р е н и я определенной социальной
группы. Прежде всего он устанавливает, что поэты
«истинного социализма» не умеют писать реалистиче­
ски; мещанская ограниченность, вульгарное, механисти­
ческое понимание исторического процесса не позволяют
им обобщать факты, они остаются в рамках конста­
тирования этих фактов и голого эмпиризма. «Эта пол­
ная неспособность рассказывать и изображать,—пишет
Энгельс о Беке,—обнаруженная всей книгой, харак­
терна для поэзии «истинного социализма». «Истинный
социализм» в своей неопределенности не представляет
возможности связывать отдельные факты, о которых
нужно рассказать, с общими условиями, что помогло
бы выявить на этих фактах поражающее и важное в
них. Поэтому «истинные социалисты» и в своей прозе
избегают истории. Там, где они не могут уклониться
от нее, они довольствуются либо философской конструк­
цией, либо сухо и скучно регистрируют отдельные нес­
частные случаи и с о ц и а л ь н ы е к а з у с ы . И всем
им в прозе и в поэзии не хватает таланта рассказчика,
что связано с неопределенностью всего их мировоззре­
ния». Или, например, о книге рассказов Дронке Эн­
гельс говорит, что они «состряпаны с полным отсут­
ствием фантазии и порядочным незнанием действитель­
ной жизни и служат лишь к тому, чтобы вкладывать
социалистические мысли г-на Дронке в уста как раз
тем людям, которым они как нельзя менее пристали».
Туманностью мещанского мировоззрения Энгельс объ­
ясняет ту расплывчатую образность, которая так ха­
рактерна для поэзии «истинного социализма», и сен­
тиментальное проповедничество, выдвигание на первое
место всюду и везде личности самого поэта, страдаю­
щего за «весь мир», выступающего в роли социаль­
ного реформатора. Этой же расплывчатостью мировоз­
зрения объясняется и ложный пафос, напыщенные речи,
субъективистически-иллюзорные мечты. Чего сгояг, на­
пример, такие «перлы» образности, как в «Демоне» Мейснера, где говорится, что «в материнской груди из
к р а с н о й крови выделяется и образуется б е л о е мо­

локо», или где «раскаленные железные колеса т а н д о ­
в а л и , тяжеловесно отбивая такт»! И неясность ми­
ровоззрения, незнание действительных причин обще­
ственного развития и стремление р е ф о р м и р о в а т ь
общество лишь в пределах существующего строя, под
углом зрения мещанской добродетели, лежат также в
основе той «критики», которая, по замыслу поэтов
«истинного социализма», должна была быть с а т и р о й ,
но на самом деле превратилась в фарс, в безобиднодекламаторскую гримасу, вызывающую вместо н е н а ­
в и с т и п р и м и р е н и е с существующим. Так, Энгельс,
одобрительно отзываясь о некоторых характеристиках
Бека в его стихотворении «Новые боги и старые песни»,
говорит: «Он излагает затем социалистически модифи­
цированное учение о братской любви, обосновываемое
своеобразным натурдеизмом, и практическую религию
и противопоставляет таким образом одно свойство своих
противников другому их свойству. Так, Бек никогда не
может кончить, пока он не погубит самого себя, ;гак
как он сам глубоко связан с немецким убожеством и
слишком много рассуждает о себе, о поэте и его поэзии.
Поэт у с о в р е м е н н ы х лириков вообще баснословно
кургузая, легкомысленно топорщащаяся фигура. Это не
активное существо, стоящее посреди действительного
общества, это «поэт», царящий в облаках, но облака
эти—не что иное, как туманные фантазии немецкого
буржуа. Бек постоянна переходит от самой вздорной
высокопарности к самой трезвой буржуазной прозе, от
мелкого воинствующего юмора против существующих
условий к сентиментальному примирению с ними. То-идело он спохватывается, что ведь это он-то и есть,
de quo fabula n arratu r. Его стихотворения оказывают
поэтому не революционное действие, а—
Как три шипучих порошка,
Которые останавливают кровь.

Это мещански-субъективистичсское пропогедничество,
эта смешная филантропическая декламация вместо рез­
кой разоблачительной сатиры, это замазывание и при­
мирение противоречий вместо реалистического их изо­

бражения и ость следствие коренной причины: идеали­
стического, эклектического мировоззрения этих поэтов,
веры в возможность перевоспитания «основного зла»—
фабрикантов и вообще богатых. «Итак,—пишет Энгельс
по поводу стихов Бека о доме Ротшильда,—развитие
торговли и промышленности, конкуренцию, концентра­
цию собственности, государственные долги и ажиотаж,
коротко говоря—все развитие современного буржуазного
общества Ротшильд мог бы предотвратить, если бы он
был лишь немного с о в е с т л и в е е . Надо действительно
обладать toute la desolante naivete de la poesie allemande,
чтобы напечатать такие детские сказки». Понятно, что
такое мировоззрение не может создать сильной сатиры
или действительного реалистического изображения про­
тиворечий. «После того как наш поэт,—продолжает Эн­
гельс,—облек в стихотворную форму невежественные
фантазии немецкого мещанина о могуществе крупного
капиталиста, после того как в сознании своей голово­
кружительной, грандиозной миссии он невероятно раз­
дул фантастичность этого могущества, он высказывает
моральное возмущение мещанина до поводу контраста
между идеалом и действительностью и впадает при этом
в поэтический пароксизм, который должен заставить
расхохотаться даже пенсильванского квакера».
Энгельс проводит чрезвычайно характерную параллель
между критикой буржуазного общества, данной Гейне
и Беком. Гейне, отличавшийся значительно большею
исторической дальновидностью, лучше разбиравшийся
в классовых противоречиях и движущих силах обще­
ственного процесса, бичевал в своей гениальной сатире
немецкое общество совершенно иначе, чем гее эги Беки,
Мсйснеры и иже с ними. Разбирая «Песню барабан­
щика» Бека, Энгельс говорит; о мечтах немецкого юно­
ши, что та же тема у. Гейне была бы «горькой сатирой
на немецкий народ; у Бека же получилась лишь сатира
на самого поэта, отожествляющего себя с немощно ме­
чтающим юношей. У Гейне мечты буржуа намеренно
были бы взвинчены, чтобы затем упасть до уровня
действительности. У Бека сам поэт солидаризируется
с этими фантазиями и, конечно, терпит ущерб, когда

низвергается в мир действительности. Первый вызывает
в буржуа возмущение своей дерзостью, второй успокаи­
вает его родством душ».
Жестоко критикуя мещанско-интеллигентскую .поэзию
«истинного социализма», Энгельс, однако, с большой
чуткостью выискивает все немногочисленные зачатки
действительной поэзии, те места, где авторы приближа­
ются к пониманию общественных условий и изображают
их более реалистически. Эго Энге льс неоднократно под­
черкивает при разборе «Песен о бедняке» Бека и дру­
гих произведений. Укажем, напртгер, на его характери­
стику стихотворения Бека «Старая дева», о котором Эн­
гельс говорит, что «Бек впервые подымав гея здесь над
уровнем обычной немецко-буржуазной морали», что «он
рисует... те классы, к которым будет принадлежать
и ее ребенок, и черпает возражения дочери непосред­
ственно из условий ее существования», что «в этом
бесформенном, бесконечном стихотворении встречаются,
впрочем, отдельные хорошие места, например изобра­
жение люмпенпролетариата». Как видно из приведен­
ной ^уже выше цитаты Энгельса, эти поэты интересовали
его не как лица, а только как представители определен­
ного течения, ставшего на пути развития пролетарской
партии. Энгельс в своем анализе всегда исходит из
четкой п а р т и й н о й точки зрения, точки зрения пар­
тии пролетариата, Союза коммунистов. Путанность и
мелкобуржуазные иллюзии этой поэзии он объясняет
классовой неразвитостью общественно-политического по­
ложения тогдашней Германии. «Бек,—пишет он,—бес­
спорно обладает большим талантом и от природы боль­
шей энергией, чем большинство немецкой литератур­
ной мелкоты. Его единственное несчастье—эго немец­
кое убожество, к числу теоретических форм которого
принадлежат и пышно-слезливый социализм и младо­
германские реминисценции Бека. Пока общественные
противоречия не примут в Германии более острой формы
благодаря более определенному выделению классов и
быстрому завоеванию политической власти буржуазией,
в самой Германии немецкому поэту ждать многого не
приходится. С одной стороны, для него невоз\гожно вы­

ступать революционно в немецком обществе, так как
сами революционные элементы еще слишком не раз­
виты; с другой стороны, окружающее его со всех сто­
рон хроническое убожество действует слишком расслаб­
ляюще, лишая его возможности подняться над ним,
чувствовать себя свободным от него и высмеивать его
без риска самому постоянно впадать в него. Воем не­
мецким поэтам, у которых есть какой-нибудь талант,
пока можно посоветовать только одно—переселиться
в цивилизованные страны». Как мы видим, эта критлка
вовсе не «злоупотребление сверхполемикой» «задорного»
Энгельса, направленной против «личностей» бедных
«истинно-социалистических» поэтов, как то считали Ка­
утский, Бернштейн и даже Меринг.
Энгельс, подчеркиваем, подходил ко всей этой поэ­
зии с [партийной, коммунистической точки зрения. Если
«истинные социалисты» вообще, выражающие в своей
идеологии мировоззрение определенной группы мелкой
буржуазии на определенном этапе общественного, разви­
тия Германии, могли вследствие того претендовать на
известное историческое право на существование, то это
течение стало исторически пройденной ступенью с боль­
шей дифсренциацией классовых сил в Герман ли и на­
чало тормозить рабочее движение.
Этим стремлениям поэтов «истинного социализма» све­
сти рабочее движение в его борьбе за освобождение
с п а р т и й н ы х , классовых позиций в антипаргийнсз,
чисто интеллигентско-беллетристическое, мещалек е бо­
лото—Маркс и Энгельс, противопоставляют клаесовэ-п ;ртийньге задачи. Так, Маркс пишет в своем письме к 1
Г. Гервегу от 8 августа 1847 г., намекая на «истинных
социалистов»: «Для этих старых баб остается характер­
ным, что они хотели бы* замять и подсластить всякую
действительную партийную борьбу». В 1845—1847 гг.
Марксу и Энгельсу приходилось не только в теоретиче­
ской и политической, но и в организационно-практиче­
ской своей деятельности немало бороться, с одной сторо­
ны, со «староверами»—коммунистами-ремесленниками ти­
па Вейтлинга, с подозрением относившимися ко всем
«ученым», и с «чистыми теоретиками», «ителлигеита-

ми» типа «истинных социалистов», с другой стороны.
Лишь Маркс и Энгельс слили воедино теорию и прак­
тику в рабочем движении. И поэтому.они так резко
выступали против «эстетических пролетариев'), продол­
жавших отстаивать свои взгляды, когда в Германии уже
сложились более ярко выраженное классовые отноше­
ния и образовалась партия пролетариата, Союз комму­
нистов. Энгельс в статье «Истинные социалисты» пишет
об этих «эстетических пролетариях»: «Когда дело дойдет
до сведения немецкими пролетариями счетов с буржу­
азией и остальными имущими классами, то они по­
мощью фонаря покажут господам журналистам, этому
подлейшему из всех продажных классов, насколько и
они—пролетарии».
«Истинный социализм» играл известную роль вплоть
до революции 1848 года в Германии. В «Коммунистиче­
ском манифесте» Маркс и Энгельс подвергают его унич­
тожающей критике в разделе «Немецкий или «истинный»
социализм». Подчеркивая его зависимость от француз­
ского социализма, они констатируют, что «в обществен­
ных условиях тогдашней Германии эта францугская ли­
тература лишилась всякого непосредственного практи­
ческого значения и приняла характер простого литера­
турного течения», что «истинные социалисты» стали от­
стаивать вместо истинных потребностей—потребность в
истине, вместо интересов пролетариата—интересы сути
человека, человека, не принадлежащего ни к какому
классу и существующего поэтому не в действительно­
сти, а в небесных туманностях философской фантазии».
Указывая далее на реакционную роль, которую играл
«истинный социализм», представлявший «реакционные
интересы, интересы немецкой мелкой буржуазии, в
борьбе феодально-бюрократического правительства про­
тив буржуазии», Маркс и Энгельс суммируют его сущ­
ность в следующих словах: «Немецкую нацию он про­
возгласил нормальной нацией, а немецкого филистера
нормальным человеком. В каждую его низость он вкла­
дывал скрытый, высший «социалистический» смысл, об­
ращавший ее в прямую ее противоположность. Он
сделал лишь последний вывод, когда он выступил яе-

йосредственно против «грубо разрушительного» направ­
ления коммунизма и провозгласил, что в своем пар­
тийном беспристрастии он витает выше всякой борьбы
классов».
«Истинный социализм» лопнул как мыльный пузырь,
когда в 1848 году он столкнулся о ожесточенной клас­
совой борьбой в Германии: революция беспощадно раз­
била все мещански-высокопарные фразы и мечтания это­
го интеллигентского движения. Поэзия «истлн юго со­
циализма», достигшая Наивысшего развития в 1841-*
1846 гг., разложилась еще до 1848 года. Наиболее вы­
дающиеся из поэтов, находившихся одно время под его
влиянием, как то: Фрейлйграт, Веерт и др., после обра­
зования Союза коммунистов быстро освободи тись ог
своих «истинно-социалистических» иллюзий и стали пев­
цами или союзниками партии пролетариата; свои луч­
шие, классово сознательные произведения они написали
под непосредственным идейным влиянием Маркса и
Энгельса. ;
IV.
Как известно, Маркс и Энгельс, не имея возможности
издать рукопись «Немецкой идеологии» в 1845—1847 гг.,
так и не издали ее вообще. Маркс говорит в предисло­
вии «К критике политической экономии» в 1859 году
об этой рукописи: «Мы тем охотнее предоставили грызу­
щей критике мышей расправляться с нею, что наша
главная цель—выяснение дела самим себе’—была уже
достигнута». На этом основании руководители старой
германской социал-демократии, в руках которых нахо­
дилась после смерти Энгельса эта рукопись, решили
ее не опубликовывать, особенно же раздела оо «истин­
ных социалистах», считая, что эти статьи имеют только
исторический и биографический интерес. Причем част­
ные их ссылки на самих' авторов, державшихся якобы
того же мнения, не соответствуют действительности.
Когда Энгельс после смерти Маркса в 1883 году снова
просмотрел оставшееся после него литературное наслед­
ство и перечел рукопись «Истинные социалисты», он не­
медленно предложил ее для опубликования; Вернштей-

ф и гд рпх

:н 1 г к л г » с

ну, редактировавшему тогда заграничный центральный
орган партии, цюрихский «Социал-демократ». «Считаете
ли вы своевременным,—пишет он Бернштейну в письме
от 13 июня 1883 г .,—печатать в виде фельетона в «Со­
циал-демократе» ч р е з в ы ч а й н о дерзкую работу Марк­
са и мою за 1'847 год, в которой разделаны и заседающие
теперь в рейхстаге «истинные социалисты»? Самое дерз­
кое, что когда-либо было написано на немецком языке» 1.
Но Бернштейн, повидимому, пришел в ужас от такой
«дерзкой» мысли Энгельса, намеревавшегося выпустить
эту рукопись именно Как в высшей степени политически
актуальную, направленную против «возрождения истин­
ного социализма» в германской социал-демократии, т. е.
против правого, реформистско-мелкобуржуазного крыла
партии, особенно ярко представленного в социал-демо­
кратической фракции рейхстага. После отрицательного
ответа Бернштейна Энгельс пишет в письме к нему от
27 августа 1883 г.: «Предложение о дерзкой рукописи
было скорее злой шуткой. При законе против социа­
листов и до тех пор, пока «Социал-демократ» является
единственным возможным органом, ни в коем случае не
следует из-за таких второстепенных пунктов бросать в
партию яблоко раздора; а это непременно случилось бы,
если бы из этого пункта сделать «принципиальный воп­
рос». Таким образом Энгельс на этот раз, во время дей­
ствия законов против социалистов, по партийным со­
ображениям решил не издавать этой рукописи.
Домартовский «истинный социализм», потерпевший та­
кую жестокую и окончательную неудачу при первом
же выстреле революции 1848 года, к этому времени был
уже давным-давно забыт. Вновь «открыт» он был уже
после смерти Энгельса; в 1896 году., Причем не лишен
интереса тот факт, что значительная доля в «открытии;
и разработке «истинного социализма» принадлежала Рос­
сии, где этим занимались в самый разгар полемики с
народниками. Разбирая письма молодого Энгельса
(1844 г.) к Марксу, В. И. Ленин пишет: «В Германии
все были тогда коммунистами кроме пролетариата. Ком­
1 Архив Маркса и Энгельса, I, 1924, стр. 347.
6

Эагельс как литературный критшв.

81

мунизм был формой выражения оппозиционных настрое­
ний у всех, и больше всего у буржуазии... Главными
проповедниками коммунизма были тогда люди вроде
наших народников, «социалистов-революционеров», «на­
родных социалистов» и т. п., т . е. в сущности благо­
намеренные буржуа, более или менее взбешенные против
правительства. И в такой обстановке, среди необъят­
ного количества якобы социалистических направлений
и фракций, Энгельс сумел пробивать себе дорогу к
п р о л е т а р с к о м у социализму, tee боясь разрыва с
массой добрых людей, горячих революционеров, но пло­
хих коммунистов»!.
Первыми в России из «открывших» статьи Маркса и
Энгельса против «истинных социалистов» были, кажется,
легальные марксисты2. В критике Маркса и Энгельса
их интересовал вопрос о борьбе «истинных социалистов»
с промышленной буржуазией, конституционализмом и
вообще с необходимостью наступления фазы капитализма
и, кроме того, резкая отповедь, данная Марксом и
Энгельсом всем этим реакционным по существу стремле­
ниям. Это было нужно легальным марксистам для ис­
пользования авторитета Маркса и Энгельса в борьбе
с народниками. Так, П. Струве в целой серии статей
в «Neue Zeit» пытается доказать, что Марко и Энгельс
сами были в известном смысле «истинными социали­
стами»3. Не говоря уже о том, что утверждение Струве,
особенно по отношению к Марксу, в корне неправиль­
но,—нашего «легального марксиста» в этих статьях
Маркса и Энгельса интересует другое: «Они никогда
не произносили громовых речей,—пишет он об осно­
воположниках научного социализма и видит в этом их
главное отличие от «истинного социализма»,—ad majorem gloriam абсолютизма против политического либера­
1 Л е н и н , Сочинения, изд. 2-е, т. XVII, стр. 32.
2 См. P e t e r v o n S t r u v e , Zwei bisher unbekannte Aufsatze yon
K. Marx aus den 40-en Jahren («Neue Zeit», Jg. XIY, 1896, Bd. 2;
его же — Die Deutsche Briisseler Zeitung (там же, Jg. XV, 1897, Bd. 1).
3 P. v. S t r u v e , Studien und Bemerkungen zur Entwicklungsgeschichte
des wissenschaftlichen Sozialismus («Neue Zeit», Jg. XV, 1897, Bd. 1,
S. 69).

лизма; даже когда сейчас, спустя 50 лет, читаешь жал­
кие хвастливые выпады Грюна против либерализма в eip
«Гете с человеческой точки зрения», то становятся понят­
ными гнев и отвращение, внушаемые Марксу «истин­
ным социализмом». Мы благодаря учению Маркса в
состоянии исторически понять выражение этой поли­
тической поверхностности. Д ля Германии они представ­
ляют лишь исторический интерес, и там могут хладно­
кровно приступить к исследованию их общественных
корней. Чтобы повидать Грюна в плоти и крови, нужно
приехать в Россию. И по отношению к этим яшвым
восточным Грюнам я в полном объеме воспользуюсь
нравом «опровержения»1.
Но Струве «открыл» статьи Маркса д Энгельса для
того, чтобы подтвердить свою буржуазно-либеральную
точку зрения. Поэтому он особенно усердно использует
статьи о поэзии «истинного социализма», которые он,
как, впрочем, и все другие, приписывал Марксу. Ухва­
тившись за последнюю фразу в характеристике Гете,
данной Энгельсом, Струве торжественно вссклицает:
«К великому поэту он прилагает чисто эстетическую мер­
ку, а ничуть не партийную!» Устанавливая в своей
работе о Марксе и Гете, то, что «роднит» и «сближает» оба
эти ума,—Струве пишет: «Научная деятельность Марк­
са шла вразрез с морализированием и рационализмом и
требовала объективного проникновения в действитель­
ность. Как ни различны научная объективность и объ­
ективность художественная, в психологическом отноше­
нии они представляют много общего. Ни та, ни другая
отнюдь не требуют морального или политического индиферентизма, но они неразрывны с признанием относитель­
ной самостоятельности в одном случае за научной мыслью,
в другом—за художественным творчеством. Вот почему
представитель научного объективизма, Маркс, который
принимал самое активное участие в общественно-исторической жизни своего времени, критиковал Гете не с
моральной или политической, а с эстетической точки
1 P.v. S t ru v е, Stuilion undBmerkungen zurEntwicklungsgesihiehte des
Avisseaschaft lichen Sozialismus(«Neue Zeit», Jg. XV, 1897, Bd. 1, S. 80—81).

'зрения, не за индиферентизм, не за «олимпийство», а
за мелочность, филистерство»!. Струвз проглядел здесь
только самое главное: подобно тому, как Марко и Эн­
гельс в области науки были не представителями «науч­
ного объективизма», а п а р т и й н ы м и учеными, так
и в области литературы и эстетики они были не какимито «объективистами», а п а р т и й н ы м и критиками, до­
казательством чего как нельзя лучше могут служить
их литературно-критические статьи о поэзии «истинного
социализма».
«Открывая» и отклоняя «истинный социализм», Струве
в то же время пел хвалебные гимны немецкому «ка­
те дерсоциализму» 90-х годов. Его работы вызвали до­
вольно оживленную полемику в германской социал-де­
мократии. Э. Бернштейн, в руках которого находились
неопубликованные рукописи «Немецкой идеологии), вы­
ступил со статьей, где отзывался о вещи Энгельса
«Истинные социалисты» как «о сатирической насмешке
над всеми представителями и литературой «истинного
социализма», как о сатире, которая якобы отделывала
поэтов и поэтесс «истинного социализма» то скорее драз­
няще-юмористически, то разъедающе резко»2. И Берн­
штейн так и не опубликовал этих рукописей ни тогда,
ни позже.
Ближе к политическому пониманию статей Энгельса
о поэзии «истинного социализма» подошел Меринг. Но
его полукантианские взгляды на эстетику и литературу
обнаружились со всей яркостью в его интерпретации
этих статей. Полемизируя со Струве, Фр. Меринг, од­
нако, говорит: «Манера, с; которой Маркс и Энгельс
отделывают «истинных социалистов», как бы обоснована
и необходима она ни была для их времени, при нынеш­
них в корне изменившихся обстоятельствах может при­
вести к неправильным суждениям о представителях
1 П е т р С т р у в е , Маркс и Гете. К характеристике двух умов
(1898). (В сборнике «На разные темы. 1893— 1901», СНБ, 1902,
стр. 257).
2 «Neue Zeit», Jg. X1Y (1896), Bd. 2, S. 399.

«истинного социализма». Это было бы безрадостным со­
путствующим явлением предполагаемого издания, если
бы в партии создалась легенда, что Гесс, Люнинг, Пютман и т. д. были людьми, которым окажут достаточную
честь, пожав высокомерно плечами. Мы не имеем права
выносить «истинным социалистам» такой же приговор,
как Маркс и Энгельс... Насколько Маркс и Энгельс,
борясь всеми мерами с извращенной^ тенденцией, были
далеки от оскорбления носителей этой тенденции, дока­
зывает уже тот факт, что они сотрудничали во всех
органах «истинного социализма»!. И дальше Меринг,
вопреки «Коммунистическому манифесту», утверждает,
что «истинные социалисты» расценивали политику гер­
манской буржуазии 40-х годов как уже1 реакционную,
между тем как сна была е щ е революционной, а Маркс
и Энгельс, наоборот, рассматривали ее как е щ е рево­
люционную, между тем как она была у ж е й реакцион­
ной. Одним словом, по Мерингу выходит: ошибались
и те и другие. Совершенно по-иному звучит в сравнении
с этим вышеприведенная оценка Ленина.
Меринг всегда смотрел на статьи Энгельса о поэзии
«истинного социализма» как на слишком «односторон­
нюю» критику, с устаревшей формой изложения, с
«злоупотреблением сверхполемикой», буквоедством и сло­
весными ухищрениями. Но самое отрицательное его от­
ношение вызывал, повидимому, ярко выраженный п а р ­
т и й н ы й подход Маркса и Энгельса к вопросам лите­
ратуры. Неоднократно возвращаясь к этим статьям в
своей долголетней литературно-критической деятельно­
сти, он подчеркивает, что основоположники научного
социализма хотя и очень хорошо разбирались в вопро­
сах экономики, философии и политики, но чересчур
перегибали палку в вопросах эстетики. «Они,—пишет
он,—с презрением смотрели на все, что для них явля­
лось уже изжитым пониманием. При этом они забыли
о праве поэта говорить на своем собственном языке,
1 F г. М е h г i n g, Nochmals Marx und der «wahre
(«Neue Zeit», Jg. XIV* (1896). Bd. 2, S. 399).

Sozialismus»

который по своей логичной ясности не должен равняться
с языком научным»1.
Поэтому Меринг, как и Бернштейн и Каутский, быт
против опубликования рукописи, где так жестоко вы­
смеиваются все эти поэты «истинного социализма -.
Статья эта, по меньшей мере ныне,—думал Меринг
даже в 1912 г .,—не может претендовать на «особое
значение»; он прибавляет: «Когда в девяностых годах
прошлого столетия возник однажды вопрос о напечата­
нии ее в «Neue Zeit», Бернштейн, Каутский и я едино­
гласно пришли к заключению, что делать этого не
стоит»2. Из этих же соображений Меринг но перепечатал
в своем трехтомном издании «Литературного наследства»
Маркса и Энгельса даже статей о Беке и Грюне. Он
указывает на них только в комментариях. «При том це­
лостном мировоззрении,—пишет он там,—представите­
лями которого были Маркс и Энгельс, само собой разу­
меется, что они не вели особого эстетического счета,
совершенно оторванного от их экономических и полити­
ческих счетов; хотя они занимались эстетическими во­
просами лишь между прочим, они и в этой области
дали самые плодотворные импульсы. Возможно, что они
слишком перегнули «искривленную» палку, чтобы ее
снова выпрямить, иными словами, что они предоставили
своим политическим и экономическим суждениям ока­
зывать слишком большое влияние на их эстетический
вкус... Однако по существу дела они во всяком случю
правы, выступая против эстетического искажения, ко­
торое хотело сделать из искусства такую же надземную
и надчувственную и поэтому бесчеловечную йещь, как
и из религии»3.
Повторяем, из всех критиков германской социал-демо­
кратической партии Меринг подошел ближе всего к
правильному пониманию статей Энгельса, но решаю­
1 Фр. М е р и н г . Мировая литература и пролетариат, М. 1924,
стр. 102.
2 Фр. М е р и н г , Фрейлиграт и Маркс в их переписке, М. 1929,
стр. 13.
3 Aus dem literarischen Nachlass von К. M arx und F. Engels 1841—
1850. Ilrsg. von F. Mehring, 2. Bd., 4. Aufl., 1923, S. 3 8 5 -3 S 6 .

щего, партийного характера их и он не понял, или вер­
нее—не принял. Меринг находит даже, что эти статьи
не устарели, что автор их вряд ли думал, что они так
долго сохранят свою актуальность. II он считает своего
рода «истинными социалистами» 90-х годов в литера­
туре—немецких натуралистов, этих неустойчивых ме­
щан, старавшихся одно время перекраситься под социа­
лизм. Но что опять-таки характерно здесь,—это то, что
Меринг не замечает даже, что «истинных социалистов:)
того времени надо было искать не только в кругах мел­
кобуржуазных натуралистов, а главным образом в рядах
с а м о й социал-демократической партии, поэты правого,
реформистского крыла которой весьма и весьма напо­
минали поэтов «истинного социализма» 40-х годов, вы­
звавших такое резкое выступление Энгельса. Но по­
добное отношение германской социал-демократии к
статьям Энгельса не случайно, а вытекает из общей
литературной теории и практики этой партии.
Критика поэзии «истинного социализма», написанная
в 1847 году, имеет и до сих пор не только исторический
или биографический интерес. Как мы видели выше,
Энгельс в своих статьях поставил и разрешил ряд важ­
нейших вопросов марксистской критики, развернутые
им в позднейшее время в работах и письмах к Ласоалю,
М. Гаркнес, П. Эрнсту и др., именно—вопросы миро­
воззрения и поэзии, класса и индивидуума, реалисти­
ческого искусства, революционной сатиры, литератур­
ного наследства, разоблачения классово* враждебной поэ­
зии, и прежде всего—партийности литературы,—вопрос,
красной нитью проходящий через все три статьи. По
всем этим проблемам высказывания Энгельса актуальны
и поныне. Но, кроме всего прочего, они останутся всегда
актуальными по отношению ко всяческой халтуре и
мещанской пошлости в искусстве, к механицизму, вуль­
гарности и фальшивой тенденциозности, ко всякой по­
ловинчатости, поверхностности, смазыванию проблем, по
отношению к «гуманизму», неисторичности и примирен­
честву; они войдут в историю критики как первый
-блестящий образец марксистского, сугубо партийного
подхода к вопросам литературы и искусства.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

1. О РОМАНТИЗМЕ В ЛИТЕРАТУРЕ
I
Если Энгельс беспощадно критиковал творчество пи­
сателей немецкого «истинного социализма», то он был
не менее беспощаден: в разоблачении реакционных: пи­
сателей, д в о р я н с к и х р о м а н т и к о в , творчество ко­
торых является (реакцией на Великую французскую
революцию в целях восстановления докапиталистиче­
ских форм производства со всеми идеологическими над­
стройками феодализма. Маркс и Энгельс рассматривали
реакционный р о м а н т и з м в конкретно-историческом
его проявлении в начале X IX века как р е а к ц и ю
отживающего класса дворянства п р о т и в Великой фран­
цузской революции. «Первая реакция,—пишет Маркс
Энгельсу в письме ого 25 марта 1868 г .,—против фран­
цузской революции и связанного с ней просветительства
была естественна: все получало средневековую окраску,
все представлялось в романтичном “виде, и даже такиелюди, как Гримм, не Свободны от этого» i. А одного
из самых типичных представителей французского дво­
рянского романтизма, Шатобриана, Маркс критикует
такими уничтожающими словами: «...я читал книгу
Сент-Бева о Ш а т о б р и а н е , писателе, который всегда
мне был Противен 2. Если этот человек во Франции
сделался так знаменит, то потому, что он ео всех отно­
1 М а р к с и Э н г е л ь с , Сочинения, т. XXIV, стр. 34.
2 Маркс читал «Ренэ» и «Атала» Шатобриана на испанском языке
с целью изучения этого языка, ибо, как он пишет, на французском,
языке он никогда не был бы в состоянии читать его.

шениях представляет собою самое классическое вопло­
щение французского Тщеславия, притом тщеславия не
в легком, фривольном одеянии XVIII века, а романтиче­
ски замаскированного и важничающего новоиспеченны­
ми выражениями; фальшивая глубина, византийское
преувеличение, кокетничанье чувствами, пестрое хаме­
леонство, словесная живопись, театральность, напыщен­
ность, одним словом—лживая мешанина, какой никогда
еще не бывало ни по форме, ни по содержанию» 1. Маркс
и Энгельс рассматривали дворянский романтизм этого
времени как реакционный во в с е м е г о о б ъ е м е , во
всех его проявлениях: в политической экономии—как
воинствующую реакцию юнкерства против классической
либеральной школы буржуазных экономистов (Рикардо,
Смит и т. д.); сторонников его в теории государства—
как антагонистов теории естественного права и социаль­
ного договора, как приверженцев «органической» теории
государственности и сословного представительства; в
области религии—как противников рационализма, веро­
терпимости в» духе Лессинга и просветительства, стоя­
щих за полное восстановление авторитета католической
церкви и всей ее иерархии, с правом господства над
государством («господство души над телом»), как в эпоху
расцвета феодализма и цапства в средние века; в обла­
сти литературы—как сторонников идеализации средне­
вековья, «народной поэзии» того времени, лакировки,
фальсификации и отрицания действительности. В дво­
рянский романтизм Маркс и Энгельс включают и так
называемый «феодальный социализм» более поздних лет
(30-х—40-х годов), сочинения «романтико-исторической
школы» (Адам Мюллер, Галлер, Марвиц, Лавернь-Пегильен). Наиболее «чисто» эта феодально-юнкерская
идеология сохранилась после французской революции
в Пруссии, в сочинениях теоретиков и писателей (Новалие, Фр. Ш легель, Брентано, Арним, Фукэ, Эйхендорф
и др.). Авторы «Коммунистического манифеста» пишут
о «феодальном социализме»: «Он по .временам метко
поражает буржуазию горьким остроумием и едким
1 М а р к с и Э н г е л ь с , Сочинения, т. XXIV, стр. 425.

•суждением, но всегда производит комическое впечатле­
ние полной неспособностью понять ход новейшей исто­
рии». Дворянский романтизм и его искусство были
регрессивными, реакционными, несмотря на то, что в
своей полемике с либеральной буржуазией иногда вы­
двигали аргументы, 'на первый взгляд более «материа­
листические», чем либералы-идеалисты, так что некото­
рые буржуазные теоретики впоследствии даже считали
исторический материализм детищем «романтической ш ко­
лы». Это явление Энгельс развенчивает в своем письме
от 28 сентября 1892 г. к Мерингу по поводу романти­
ческой школы. Маркс,— пишет Энгельс,— «отзывался с
заметным презрением об этих пошлых, фразистых и
напыщенных подражаниях французским романтикам—
Жозефу де-Местру и кардиналу Бональду...» И дальше
Энгельс разбирает известную цитату .из книги ЛаверньЛ еги льен а1 о том, что «форма хозяйства образует
основу организации общества и государства»,
что
«моменты общественной жизни обусловливаются так же
непосредственно формами хозяйства и разумного их при­
менения, как продукт является результатом действия
различных влияющих друг на друга сил, и что там,
где обнаруживается Общественная болезнь, эта' послед­
няя является ^результатом противоречия между общест­
венной и государственной формой». Мы приведем здесь
разбор Энгельсом 'важнейших пунктов этого «материа­
лизма» юнкерского романтизма, потому что эта характе­
ристика Энгельса чрезвычайно актуальна для сегодняш­
него дня, ибо современные теоретики германского ф а­
шизма (особенно Отмар Шшшн) и его литературоведы
и писатели хотят обосновать свой реакционный восход
к средневековью, к юнкерским «социалистам» и дворян­
ским романтикам И, опираясь именно на их теорию
государства и искусства, «опровергают» марксизм.
Энгельс пишет о Лавернь-Пегильене и
компании:
«Удивительно, что in abstracto правильное историческое
понимание часто бывает как раз у тех людей, которые
1 L a v e r g n e - P e g u i l h e n , Di e B ew egungs- und P roduktionsgesetze,

1838, S. 225.

in eoncreto совершенно истории не понимают,—как в
теории, так и на практике. Эти люди Могли бы на
феодализме заметить, что в э т о м с л у ч а е государст­
венные формы определяются формами хозяйства, так как
это слишком лоно и очевидно. Я говорю, что м о г л и
бы, потому что, кроме приведенной цитаты, я ничего
подобного у них не ЬаМечаД, хотя, само собой разуме­
ется, теоретики (феодализма гораздо менее абстрактны,
чем буржуазные ■либералы. Если Один из них мог
распространить понятие зависимости распространения
культуры и государственных фор1м от форм хозяйства
в феодальном обществе на все государственные и обще­
ственные формы, Гто как объяснить полную слепоту тех
же самых романтиков, как только дело касается д р у г и х хозяйственных форм, именно буржуазных форм
хозяйства, и различных государственных форм, соответ­
ствующих степени ее развития,—средневековой сослов­
ной общины, абсолютной монархии, конституционной мо­
нархии, республики. Ведь 'это противоречие. И тот же
человек, который считает формы хозяйства основой
общественной и государственной организации, принад­
лежит к школе, которая монархию XVII и XVIII сто­
летий считала несомненным грехопадением, изменой
истинной государственной доктрине. Во всяком случае
это значит, что государственная форма так же неиз­
бежно вытекает из форм хозяйства и из «разумного их
применения», как ,ребенок рождается от мужчины и
женщины. Принимая во внимание известную школьную
доктрину, которую признавал автор, я могу объяснить
это следующим образом: истинной формой хозяйства
является феодальная. Так как люди по своей злобе
восстали против нее, то надо ее так «разумно исполь­
зовать», чтобы защитить се от этих нападок и сохранить
на вечное время, чтобы «государственные формы» и jr. д.
постоянно ей соответствовали, и таким образом, по
возможности восстановить гформы государственного уст­
ройства X III и XIV столетий. Тогда были бы осущоствлены одновременно и лучш ий из миров и прекрасней­
шая из исторических теорий, и обобщение ЛаверньПегильена получило бы свое истинное содержание:

феодальное общество порождает феодальный государ­
ственный порядок»!.
Этим анализом Энгельс вскрыл социально-экономи­
ческие предпосылки и классовую сущность теории
искусства и поэзии дворянского романтизма: поэзия
дворянского романтизма также служила цели восстано­
вить и «сохранить на вечное время» феодализм.
II

Кроме критики дворянского романтизма, Энгельс под­
верг критике и м е л к о б у р ж у а з н ы й р о м а н т и з м ,
в частности 'произведения Томаса К а р л е й л я . В своих
двух статьях об этом английском писателе и в рецензии
на книгу Даумери (написанной, повидимому, совместно'
с Марксом) Энгельс дает больше для характеристики
сущности романтизма в л и т е р а т у р е , чем в выше­
приведенном отзыве о дворянском романтизме. Еще в
первой статье о Карлейле, написанной для «Немецкое
французских летописей», Энгельс устанавливает, что
Карлейль, как романтик, критикует буржуазию и туне­
ядствующую аристократию с точки зрения «истинной:
аристократии» и «культа героев». Уже тогда Энгельс
устанавливает источники мировоззрения Карлейля сло­
вами : «Остатки тористской романтики и гуманистическая
философия у Гете, с одной стороны, скептическиэмпир'ическая Англия—с другой,—из этих факторов
можно вывести все мировоззрение Карлейля»2. Карлейль
к р и т и к о в а л английское буржуазное общество, но
он не знал никакого 'выхода. «Карлейль жалуется (на
суетность и пустоту века, на внутреннюю гнилостность
всех социальных учреждений,—пишет Энгельс.—Ж а­
лоба эта правильна, но одними жалобами ничего не
сделаешь; чтобы помочь злу, надо отыскать его при­
чину» 3.
1 Письмо Энгельса к Мерингу от 28 сентября 1892 г.; напечатано
в статье Меринга «Исторический материализм», приложенной к его
«Легенде о .Тессинге», изд. «Знания», СПБ, 1907.
2 М а р к с и Э н г е л ь с , Сочинения, т. II, стр. 340.
3 Там же, стр. 341.

Семь лет спустя, в 1850 году, Энгельс написал свою
вторую статью о Карлейле. За это время; Карлейль эво­
люционировал еще больпца в сторону реакционного! ро­
мантизма, противопоставляющего реалистическому ана­
лизу действительности идеализованный, ноисторическип
культ средневековья. Разбирая два «Современных памф­
лета» Карлейля, Энгельс прежде всего устанавливает все
большее падение Карлейля. «В лежащих перед нами
двух брошюрах Карлейля,—пишет он,—мы видим уп а­
док литературного гения, столкнувшегося с обострив­
шейся исторической борьбой, которой он старается про­
тивопоставить свои непризнанные, непосредственные,пророческие вдохновения»1. Энгельс далее отмечает
д в о й с гг в е н н ы й характер критики' капитализма со
стороны мелкобуржуазного романтизма; он признает
р е в о л ю ц и о н н ы е элементы этой критики2. «Томасу
Карлейлю принадлежит,—пишет он,—та заслуга, что
он выступил в эпоху, когда ее взгляды, вкусы и идеи
заполнили всю официальную английскую литературу,
причем выступления его носили иногда даже револю­
ционный характер. Это относится к его истории фран­
цузской революции, к его апологии Кромвеля, памфлету
о чартизме, к «Past and Present». Это одна, р е в о л ю ­
ц и о н н а я сторона 'двуликого мелкобуржуазного роман­
тизма Карлейля. В нем имеется и вторая, реакционная
сторона. «Но во всех этих; произведениях,—продолжает
Энгельс,—критика настоящего тесно связана с удиви­
тельно неисторическим апофеозом средневековья, встре­
чающимся, впрочем, часто и у английских революцио­
неров, например у Коббетта и у одной части чартистов.
В то время, как в прошлом-он восторгается, по крайней
мере, классическими эпохами определенной фазы обще­
ственного развития, настоящее приводит efro в отчаяние,
а будущее страшит». В этой оценке Энгельса интересно
его указание на наличие элементов романтизма даже у
одной части чартистов.
Но даже 'там, где мелкобуржуазный романтик Кар1 М а р к с и Э н г е л ь с , Сочинения, т. VII. стр. 281.
2 Маркс и Энгельс также очень высоко ценили революционный ро ман­
тизм Шелли.

лейль критикует капитализм е революционной точки
прения, он видит выход не в массовом революционном
движении, а 'считает единственными спасителями—«ге­
роев», отдельные личности, т. е. понимает исторический
процесс развития чисто идеалистически, как двигаемый
сильным индивидом. «Там,—говорит Энгельс,—где он
нризнает революцию и создает ей даже апофеоз, там она
концентрируется для него в одной какой-нибудь лично­
сти, в Кромвеле или Дантоне. Им он посвящает тот
самый культ героев, который он проповедывал в своих
<Lectures on Heroes and Hero-worship» как единственное
спасение от безнадежного настоящего, как новую рели­
гию».
Дальше Энгельс переходит к характеристике с т и л я
Карлейля. «Стиль Карлейля,—пишет он,—таков же,
как и его идеал. Это прямая, насильственная реакция
против современно-буржуазного английского ханжеского
стиля; напыщенная банальность которого, осторожная
многословность и морально-сентиментальная, безысход­
ная скука перешли на всю английскую литературу от
первоначальных творцов этого стиля—образованных лон­
донцев. В противоположность этой литературе, Карлейль
стал обращаться с английским языком как с совершенно
сырым материалом, который ему приходилось наново
переплавить. Он разыскал устарелые обороты и слова
и сочинил новые выражения по немецкому образцу,
в частности по образу Жана-Поля Рихтера. Новый стиль
был часто велеречив и лишен вкуса, но нередко бле­
стящ и всегда оригинален». Впрочем,—прибавляет Эн­
гельс,—характерно, что из всей немецкой литературы
наибольшее влияние на Карлейля оказал не Гегель,
а «литературный фармацевт Жан-Поль», т. е. мещанскозахолустный, хотя и остроумный немецкий писатель.
Как Карлейль понимает исторический процесс? И тут
Энгельс вскрывает опять-таки всю идеалистичность и
порочность р о м а н т и к и п р и р о д ы , преобладающей
особенно у мелкобуржуазных писателей, противопостав­
ляющих ее победоносному шествию промышленного ка­
питала и городской культуры вообще. «Мы видим,—
пишет Энгельс,—что «благородный» Карлейль исходит

из совершенно пантеистической концепции. Весь исто­
рический процесс обусловливается не развитием самих:,
живых масс, которые, разумеется, зависят от опреде­
ленных, но тоже, в свою очередь, исторически порож­
денных и изменяющихся предпосылок; он обусловли­
вается вечным, навсегда неизменным законом природы,
от которого он сегодня удаляется, к которому (завтра
приближается, и от правильного познания которого’
все зависит. Это правильное познание вечного закона
природы есть вечная истина, вое остальное—ложь. При
такой концепции все реальные классовые противоречия,
столь различные в различные эпохи, сводятся к одному
великому и вечному противоречию между теми, которые
познали вечный закон природы и поступают согласно
ему,—мудрыми и благородными, и теми, которые его
ложно понимают, искажают и поступают вопреки ему,—
глупцами и мошенниками. Порожденные исторически
классовые различия сводятся, таким образом, к есте­
ственным различиям, которые приходится признать за
часть вечного закона природы и которые должно почи­
тать, склонившись перед благородными и мудрыми: вот
и культ гения. Понимание исторического процесса раз­
вития упрощается, таким образом, до плоской банальной
мудрости иллюминатов и франкмасонов прошлого сто­
летия, до простой морали из «Волшебной флейты» и до
бесконечно опошленного и выродившегося сенсимо­
низма».
После того как мелкобуржуазный романтик Карлейль
превратил исторические классовые различия в «чисто
естественные различия», для него, как субъективного
идеалиста, весьма просто разрешается вопрос о том, кто
же, собственно, должен управлять обществом. Благород­
ный человек, по Карлейлю, благороден потому, что он
мудр, всезнающ; его, следовательно, нужно искать среди,
привилегированных классов, пользующихся монополией
образования; угнетенные же классы так и остаются
подчиненными. «Все возвышенное, шумное негодова­
ние,—характеризует Энгельс дальше мелкобуржуазный
романтизм Карлейля,—превращается в несколько заву­
алированное признание существующего классового гос­

подства, которое только недовольно бурчит И ворчит
л о поводу того, что буржуа не дают своим непризнанным
гениям места во главе общества и из очень практических
соображений игнорируют фантазерскую болтовню этих
господ. Как, впрочем, и здесь, высокопарная 'С е н т и ­
ментальность превращается в свою прямую противопо­
ложность, как на практике благородный, знающий и
мудрый становится пошлым, невежественным и глу­
пым,—ярче всего доказывает сам Карлейль». Как одно
из основных свойств романтизма Карлейля Энгельс счи­
тает то, что его «парящее высоко благородство (превра­
щается немедленно !в неприкрытую низость, « лишь
только оно 'спускается с небес своих сентенций и
фраз в мир реальных отношений» и что за всем этим
«гневом» Карлейля против капитализма, за всей его
«критикой» представителей буржуазного эгоизма скры­
вается «апофеоз буржуа как личностей».
III
Кроме статей, о Карлейле, Энгельс, совместно с 'Марк­
сом, подвергает уничтожающей критике мелкобуржуаз­
ный романтизм и в рецензии на книгу Даумера «Ре­
лигия нового века». Даумер в своем протесте против
промышленного капитала проповедывал «самопожер­
твование человеческого в пользу природного, мужско­
го—в пользу женского,—таково подлинное, единственно
истинное смирение и самоотречение, высшая, даже
единственная, добродетель и благочестие». Маркс и
Энгельс пишут по этому поводу: «Господин Даумер
спасается от угрожающей ему исторической трагедии
в мнимую природу, т. е. в тупоумную крестьянскую
идиллию, и проповедует культ женщины, чтобы при­
крыть свое собственное бабье самоотречение»!. Маркс
и Энгельс дальше пишут, что «современное естествозна­
ние» и «современная промышленность, революционизи­
ровавшая всю природу», положили конец, «наряду с
другими ребячествами, и ребяческому отношению лю1 М а р к с и Э н г е л ь с , Сочинения, т. V III, стр. 2G0.

дои к природе». И если Даумер делает «разные таин­
ственные намеки и изумленно-филистерские догадки о
пророчестве Нострадамуса, о двойном зрении шотланд­
цев и о животном магнетизме», то «остается пожелать,
чтобы косное крестьянское хозяйство Баварии, та почва,
на которой с одинаковым успехом процветают попы д
разные Даумеры, была взрыхлена наконец современ­
ным сельским хозяйством и современными машинами».
К критике мелкобуржуазного романтизма можно от­
нести и отзыв Энгельса о поэзии немецкой национали­
стической мелкой буржуазии 1813—1830 гг. И 'здесь
Энгельс, в своих статьях в «Северной звезде», дает
прежде всего классовый анализ тех социально-полити­
ческих предпосылок, которые создали эту пеэзию. 'Кре­
стьянство, ремесленники, лавочники и «фанатики христианско-германского
национализма», вынувшие в
1813—1815 гг. каштаны из огня для юнкеров и кня­
зей, были, по его словам, достаточно сильны, чтобы «де­
лать свой лозунг боевым кличем 1813 года, но не прак­
тическим лозунгом 1815 года». Л поэтом}7- Германия
после победы Священного союза над Наполеоном и
французской революцией «представляла картину без­
застенчивой реакции, которая Отличалась 'только ро­
бостью и слабостью». Правда, аристократия, .которая
хотела управлять, была слишком слаба, но и средние
классы не имели достаточной силы для этого; и те и
другие, однако, были достаточно сильны, чтобы при­
нудить правительство к некоторым уступкам. Форма
правления поэтому была чем-то вроде ублюдочной мо­
нархии. «Но эта форма правления,—пишет Энгельс,—
не удовлетворяла ни «аристократов», «верных христиан­
ству германцев», «романтиков», «реакционеров», ни
«либералов». Они поэтому объединились против прави­
тельства и образовали тайные студенческие общества.
И з соединения этих двух сект—потому что партиями
их нельзя назвать—возникла секта ублюдочных; либе­
ралов, которые в 1своих тайных обществах мечтали о
германском императоре в короне и порфире, со скипет­
ром и со всеми остальными атрибутами власти, не
исключая длинной седой или рыжей бороды,—импера­
7

Энгельс как литературный критик

97

торе, окруженном собранием сословий, среди которого
духовенство, дворянство, мещане и крестьяне распреде­
лены надлежащим образом. Это была нелепейшая смесь
феодальной грубости с современными заблуждениями
среднего класса, какую только можно себе предста­
вить». Вот та почва,, на которой выросла идеология «тевтоманов», на которых сегодня так усиленно опираются
германские национал-социалисты, вот та почва, кото­
рая питала поэзию таких поэтов, как Э. М. Арндт,
М. Шенкендорф, и вообще певцов «освободительных
войн» 1813—1815 гг., и позднее, в 1815—1830 гг., на
ней же выросла поэзия студенческого движения—«буршеншафт» и «демагогов». Эта, поэзия также была дву­
лика: «Революционная партия в Германии с 1815 до
1830 г. состояла только из т е о р е т и к о в , —пишет Эн­
гельс.—Члены ее рекрутировались в университетах, она
состояла только из студентов», (т. е. разночинной интел­
лигенции. Марко и Энгельс признали за движением
«демагогов», приводившим в ужас феодально-бюрокра­
тическое правительство, революционизирующее значе­
ние; но они весьма 'резко критиковали его реакционные,,
романтизирующие германскую: древность и средневе­
ковье, стороны. Как пример оценки Энгельсом харак­
тера патриотизма 1813 года и поэзии «буршеншафта»
можно указать На его статью «Несколько слов газете
«Riforma». Когда итальянские революционеры в 1848 го­
ду сравнивали свою борьбу с Австрией с «освободитель­
ными войнами» 1813—1815 гг., Энгельс отвечал на
эго, что Германия прекрасно осведомлена как о харак­
тере этих войн, так и о бесславном конце, который по­
стиг героев этой славной эпохи, и что только продаж­
ные правительственные газеты могут еще напыщенно
восхвалять это бессмысленное время. И именно эти га­
зеты,—продолжает Энгельс в 1848 году,—именно эти
отъявленные французоеды 1813 года в настоящее 'вре­
мя подымают такой же вОй против итальянцев, как
тогда против французов, поют хвалебные гимны христи­
анско-германской Австрии и проповедуют крестовый по­
ход против романского коварства и романской пустоты,
ибо итальянцы—такие же романцы, как и французы!

II характерно, как пример филистерски ограниченного
консерватизма этих «тевтоманов», Энгельс берет опятьтаки ■стихотворение главного поэта «буршеншафта»,
А. Фоллена. «Если итальянцы,—пишет Энгельс,—хо­
тят иметь пример того, на какое они могут рассчиты­
вать участие со стороны грубых болтунов освободи­
тельной эпохи, какое представление имеют эти .рыжие
фанатики об итальянской нации, то мы приведем им
известное стихотворение А. А. Л. Фоллена:
Пусть прославляют крап, где мандолины
С гитарами звенят и апельсины
Сверкают сквозь густую сеть листвы;
А мне немецкой сливы мил Гагрянец
II яблока борсдорфского румянец...

и так далее в том же роде—поэтический транс вечно
трезвого человека». II дальше Энгельс дает следую­
щую оценку этому стихотворению к вообще,поэзии ге­
роев 1 8 1 3 года: «Затем идут,—продолжает он,—самые
забавные представления о бандитах, капиталах, огнедышущих горах, романском коварстве, Неверности италь­
янских женщин, клопах, скорпионах, ядах, змеях, убий­
цах из-за угла ,и т. д. и т. д .; все это добродетельный лю­
битель слив видит на каждом ш агу на итальянских
дорогах. В заключение мечтательный филистер благо­
дарит своего бога за! то, что юн находится в стране
любви и дружбы, ib; стране, где происходят побоища
стульями, в стране голубоглазых верных пасторских
дочерей, в стране немецкой верности. Такие нелепые
фантастические представления об Италии, которой
они, конечно, никогда не видали, имеют герои 1 8 1 3
года»1.
Вот—в основном высказывания Энгельса о пеэзии ро­
мантизма и ее социально-экономических предпосылках,
о- том, как он конкретно-исторически оформился в твор­
честве писателей вытесняемого развитием капитализма
дворянства и определенных слоев мелкой буржуазии.
Как мы видели, Маркс и Энгельс рассматривали ро­
1 Маркс

и Э н г е л ь с , Сочинения, т. VIII, стр. 258

мантизм первой половины XIX века политически, как
развернутое во всех областях идеологии мировоззрение
(в политической экономии, теории государства, религии,
философии и поэзии), являющееся реакцией против
Великой французской революции, против победонос­
ного шествия промышленного капитала, разрушающего
устои феодализма, юнкерского земледелия и ремеслен­
ного способа производства. Романтизм, господствовав­
ший в литературе в эпоху Реставрации 1815—1830 г г .,—
это, в основном, стремление погибающих общественных
групп и классов восстановить докапиталистический спо­
соб производства. Но сама «реставрация» оказалась
иллюзорной: восстановление пройденных ступеней раз­
вития общества оказалось невозможным не только во
Франции или Англии, но даже в такой отсталой
стране, как Германия; ибо даже здесь капитализм,
несмотря на все тормозы со стороны феодально-бюрокра­
тического государства, пробивал себе дорогу. Литера­
тура дворянского романтизма (В. Скотт, Шатобриая,
Новалис и т. д.), борющаяся за «реставрацию», идеа­
лизировала средневековье, эпоху расцвета феодализма,
или, крайне неудовлетворенная действительностью, об­
ращала свои взоры в экзотические страны, еще капи­
тализмом «не тронутые»: она приукрашивала, искажала
действительность, боролась с ней и, не удовлетворен­
ная ею, противопоставляла ей вымышленный, иллюзор­
но-фантастический мир. Исторически неминуемая ги ­
бель дворянства создала глубокий пессимизм, которым
проникнута вся литература дворянского романтизма.
Положение м е л к о й б у р ж у а з и и в тогдашнем соот­
ношении классовых сил было Двойственным: с юдной
стороны, ремесленный и вообще мелкий способ -(произ­
водства разрушался крупным, машинным способом, и
огромная часть мелкой буржуазии паунеризировалась,
а с другой стороны, другая часть tee имела еще возмож­
ность выбиться «в люди». Энгельс отмечает, что критика
капитализма со стороны мелкобуржуазного романтизма
порою была революционной. Но и дворянский и мелко­
буржуазный романтизм,—как Энгельс это показал в
своей оценке Лавернь-Пегильена и Карлейля,—был на­
сквозь и д е а л и с т и ч е н ; если романтики даже иногда

придавали большое значение материальным факторам,
«формам хозяйства», *определяющим
общественный
строй, то они не выходили за пределы своей классовой
ограниченности, совершенно не понимали исторического
хода развития (см. отзыв Энгельса о Лавернь-Пегильене
в письме к Мерингу), или' превращали общественный
процесс развития в неисторический, неизменяемый,
«вечный закон» природы (см. статьи Энгельса о Кар­
лейле).
2. О РЕАЛИЗМЕ В ЛИТЕРАТУРЕ
(По поводу переписки Энгельса с М. Гаркнес о Бальзаке)

Проблеме реализма посвящены очень Многие выска­
зывания и прежде всего все основные письма Энгельса
о литературе. Во всех этих высказываниях Энгельс
требует п р а в д ы в изображении действительности,
п р а в д и в о с т и как предпосылки для всякого дей­
ствительно художественного произведения; он пишет,
что р е а л и з м —в его понимании—«проявляется, даже
не&зирая на взгляды автора», и что социалистический
роман «целиком выполняет... свое назначение, добросо­
вестно описывая реальные взаимоотношения, разрушая
условные иллюзии... расшатывая оптимизм буржуаз­
ного мира, вселяя сомнение в вечном господстве суще­
ствующего [буржуазного] порядка». Из высказываний
Энгельса о реализме, имеющих огромное значение для
разрешения актуальных проблем сегодняшнего дня,
одно из первых мест занимает письмо о Бальзаке.
Что касается оценки Бальзака Марксом, то из расска­
зов младшей дочери Маркса Элеоноры, много занимав­
шейся театром и литературой, а также из воспоминаний
Лафарга и других, близко знавших Маркса, известно,
что он очень любил и высоко ценил произведения
Бальзака. Главным образом на основании этих выска­
зываний, а также на основании работ и писем самого
Маркса, Меринг в своей известной биографии, где он
подводит краткий итог также и литературным вку­
сам основоположника научного социализма, пишет:,
«Маркс очень восторгался «Человеческой комедией»
Бальзака, которая отражает, как в зеркале, целую эпоху.

Он хотел по окончании своего большого труда (т. е.
«Капитала») писать о Бальзаке, но этот план, как и мно­
гие другие, остался невыполненным». Что же касается
Энгельса, то о его отношении к Бальзаку было очень
мало известно; он упоминает его имя только один раз в
письме к Марксу от 4 октября 1852 г. Опубликованное
теперь письмо1, написанное в первых числах апреля
1888 года, т. е. через пять лет после смерти; Маркса, до­
казывает, что взгляды Энгельса на творчество Бальзака
совпадали со взглядами Маркса, и это письмо можно
до некоторой |степени( рассматривать как заменяющее ту
работу о Бальзаке, которая, к сожалению, так и не
была написана Марксом, как осталась ненаписанной
статья о другом любимом им поэте—Гейне. Чтобы луч­
ше понять это чрезвычайно важное письмо Энгельса,
остановимся сперва на выяснении того круга вопросов,
по поводу которых ' оно было 'написано.
I
Адресат письма Энгельса, мисс .Маргарэт Гаркцрс,
принадлежала к той группе мелкобуржуазной англий­
ской интеллигенции, которая в 80-х годах примкнула
к социалистическому движению; в Англии .'существовали
тогда три группировки социалистов: «Социал-демокра­
тическая федерация» под руководством Гайндмана,
«Фабианское общество» и . «Социалистическая лига».
Мисс Гаркнес входила, в состав первой., Сколько-нибудь
в и д н о й а к т и в н о - п о л и т и ч е с к о й р о л и в социа­
листическом движении она, повидимому, не играла.
Зато ее рассказы, опубликованные под псевдонимом
«Джон Лоу», пользовались в те годы большой изве­
стностью 2.
1 «Литературное наследство», кн. 2, 1932 г., стр. 1— 5.
2 Гаркнес опубликовала под псевдонимом John Law следующие ро*
маны и рассказы:
1) City girl, a realistic story, London, Vizetelly, 1887— 1889.
2) Out of work, London, Sounenschein, 1888—1889.
3i Captain Lobe, Story of the Salvation army, London, Hodder, ,1889.
A) M anchester Sljirtmaker, a realissticstory of to-day ,«Anth. Co-op.» Feb.

.

1890

5) In darkest London, new and popularstory edition story of «Captain
Lobe»,London, W. Kelves, Feb. 1891.

■ Основные темы ее произведений: натуралистические
описания бедственного положения бесчеловечно экСплоатируемых рабочих и городских молодых работниц («го­
родских девушек») в различных отраслях производства,
особенно в пролетарском квартале Лондона Ист-Энде,
затем «работа» организации Армии спасения среди
этого населения и положение рабочих во время безрабо­
тицы. Больше всего Маргарэт Гаркнес интересовалась
судьбой «городских девушек»,—тема, весьма популяр­
ная в 80-х годах и занимавшая не только ее, но и
целый ряд других социалистических писателей того
времени, особенно женщин. Так, Элеонора Маркс-Эвелинг, с которой мисс Гаркнес |была знакома и с которой
■она, по всей вероятности, совместно работала по обсле­
дованию положения этих девушек, вела среди них
.пропаганду социалистических идей, организовывала за­
бастовки и т. д. Небезызвестная, недавно умершая Анни
Безант, тогдашняя социалистическая деятельница,
впавш ая затем: в мистицизм и с 1907 года бывшая орга­
низаторшей и руководительницей Международного тео­
софского общества, в 80-х годах (вместе с мужем также
много работала среди этих девушек, и труды их разде­
л я л а и м иф Гаркнес. Т ж (вот первым результатом этой
работы и явился рассказ «Городская девушка», по поводу
которого написано письмо Энгельса. Одновременно с
этим рассказом мисс Гаркнес опубликовала статью на
т у же тему в газете Гайндмана «Justice» i.
Подчеркивая, что «обследованием», кроме социали­
стов, занимаются также фабричные инспектора, духовен­
ство и всякие благотворительные общества, ставящие
себе чисто филантропические цели, Гаркнес говорит,
что «взгляды работодателей И рабочих на Один и тот
же предмет весьма отличаются друг |от друга.», и прихо­
д и т к выводу1, типичному для этой мелкобуржуазно it
интеллигенции, старавшейся ко всем явлениям подхо­
дить «надпартийно»,—она находит, что нужно выслу­
ш ать обе стороны, а затем вывести среднее. Выясняется,
1 M a r g a r e t Е. H a r k n o s s, Girl Labour in the City («Justice»,
4he organ of the Social-Democracy, 3/I1I 1838).
'
•"

что девушки заняты в 200 отраслях производства, ч ;о
в некоторых производствах (главным образом полиграфи­
ческом, папиросном, электротехническом, парфюмерном
и др.) они вынуждены работать -от 8 час. утра до 7 час.,
вечера и по (зарплат© разбиваются 'на две категории:
получающие от 8 до 14 и от 4 до 8 шиллингов в неделю.
Но, описывая ужасные условия жизни и работы деву­
шек и их эксплоатацию, Гаркнес 'как в своих статьях,
так и в рассказе, разбираемом Энгельсом, только делает
отчет об этом положении, не указывая выхода из него..
«В «Городской девушке»,—пишет Энгельс в своем пись­
ме,—рабочий класс фигурирует как пассивная масса,,
неспособная помочь себе, даже не делающая попыток
помочь себе. Все попытки вырваться из притупляющей,
нищеты исходят извне, сверху». Мисс Гаркнес трактует
проблему рабочего класса >о точки зрения обычной для
мелкобуржуазных натуралистов 80—90-х годов, не толь­
ко английских, но и немецких, французских, сканди­
навских и т. д. В этом рассказе мы напрасно искали бы
постановки вопроса в разрезе революционном, марксист­
ском, как это' делала Элеонора 'Маркс, исследовавшая ту
же среду, о которой Энгельс говорит: «Нигде в цивили­
зованном мире рабочий класс не проявляет меньшего
активного сопротивления, большей пассивности судьбе,
чем в (Ист-Энде Лондона». Но из этого еще не следует,
что революционный писатель, как превосходно отмечает
Энгельс, должен только фотографировать, только опи­
сывать это бедственное положение, не давая революцион­
ной направленности всему произведению. Элеонора
Маркс не довольствовалась, как Маргарэт Гаркнез, толь­
ко констатированием, а старалась воспитывать этих ра­
бочих и ’работниц Ист-Энда в классовом духе.
Этот же мелкобуржуазно-филантропический подход
виден и в отношении мисс Гаркнес к .Армии спасения.
Энгельс в своем письме подчеркивает важность того,
что писательница раскрывает причины популярности
этой буржуазно-филантропической, церковной органи­
зации у народных масс. Но юпять-таки и здесь Гаркнес
не до конца разглядела враждебный рабочему классу
характер этой организации, что видно хотя бы из ее*

статьи «Армия спасения и социалисты» в «Justice»1. Eife
симпатичен тот факт, что Армия во время хозяйствен­
ного кризиса открыла множество столовых в Ист-Эндеи в один день, например, пропустила через одну только»
столовую 4 тысячи человек. И, принимая участие в
дискуссии между руководителями Армии и социали­
стами, в которой первые называли себя «служителями
«Христа», а социалистов «служителями людей», она вме­
сто ясного ответа ставит путанный вопрос: «Мне неиз­
вестно, что думают социалисты о членах Армии, но я
знаю, что эти последние очень .хорошо относятся к,
«служителям людей». Недавно генерал Бутс публично,
заявил об уважении, которое он питает! к социалистам.
Обеим организациям следовало бы больше работать сов­
местно, чем это они делают до сих пор, потому что у
них много общих интересов. Что касается нас, то Ар­
мия может дать нам хороший пример. Она никогда но
раскалывалась. Это—обширный рабочий союз».
Несмотря на мелкобуржуазность идеологии и творче­
ства Гаркнес, Энгельс считал реалистический подход,
этой писательницы весьма полезным для тогдашней
социалистической пропаганды, ибо Гаркнес была, если
разрешено будет употребить современный термин, '«по­
пу тницей» английского рабочего движения 80-х годов..
И отношение Энгельса,—как, само собой разумеется,
и Маркса,—к попутническим мелкобуржуазным писате­
лям того времени весьма характерно. Признавая их за­
слуги перед рабочим классом, подчеркивая правиль­
ные положения, имеющиеся в их творчестве, Энгельс
как в данном, так и ,в других известных нам
случаях с большой подробностью останавливается на*
их ошибках и так строит свою критику этих ошибок,
что она может служить настоящей (лекцией по воспита­
нию попутнического писателя. И не случайно, что он
вместе с письмом послал Гаркнес свою книгу «Разви­
тие социализма от утопии к науке»,—он хотел дать,
писательнице наилучшее изложение основ марксизма.
1 Margaret

■24/111 1888).

Е. H a r k n e s s , S alvationists and Socialists («Justice»,.

«Городская девушка» Гаркнес вышла, насколько нам
•это удалось установить, в конце 1887 года в издании
Визетелли. Как пишет Энгельс, этот [издатель прислал
■ему—по просьбе автора—книгу для отзыва. Так как
Энгельс поддерживал связь с этим издателем и впо­
следствии и так как Элеонора Маркс была в дружеских
отношениях с ним гг, может ,быть, и устроила у него
книгу Гаркнес, то необходимо сказать несколько слов
и о нем.
Генри Визетелли (1820—1894 тт.) был известным в
'Свое время английским радикальным журналистом, из­
дателем и пионером в деле создания английской буржу­
азной иллюстрированной печати («Illustrated London
News», «Pictorial Times» и Др.). Он жил в течение семи
лет (1865—1871 гг.) в Париже и написал книгу об осаде
Парижа в Франко-прусскую войну и во, время; Коммуны
1871 год а1. Он также является автором фяда беллетри­
стических книг. С 1887 года он был корреспондентом в
Лондоне и занимался главным образом переводами и
изданием иностранной литературы (Флобера, Додэ,
Шербюлье, Гоголя, Достоевского, Толстого и особенно
воля). Кроме того он издал ряд .произведений своих
английских друзей-писателей, как то: Муррея, Джорджа
Мура и Гаркнес. И Энгельс, прочитав присланную ему
Визетелли «Городскую девушку», не только пишет ав­
тору письмо с дружеской критикой, но всячески стара­
ется найти для нее переводчика на немецкий язык,
чтобы сделать книгу доступной и немецким] рабочим2;
он с этой целью рекомендует старому другу (Маркса
и его) Вильгельму Эйхгофу, автору;,известной книжки
о I Интернационале и переводчику «Античного обще­
ства» Моргана, жившему в это время в Мюнхене, взять­
ся за перевод.
Так как Эйхгоф должен был Тогда отсидеть опреде­
ленный срок в тюрьме, то там он и сделал эту, работу,
1 H e n r y V i z e t e l l y , Paris in peril, London, 1882, 2 тома.
2 Мы останавливаемся на этих подробностях потому, что отношение
Энгельса к работам мисс Гаркнес является интересной главой в исто­
рии литературной практики Энгельса.

Энгельс ‘помогал ему в 'переводе трудных слов и тер­
минов. В письме от 18 марта 1888 г. Эйхгоф пишет Эн­
гельсу: «Что касается «City Girl», то само собой разу­
меется, что моя работа должна быть почти буквальным
переводом, так как всякий: пропуск или переработка
лишили бы некоторой ценности этот рассказ, являю­
щийся в своем роде маленьким шедевром. За последнее
время я переписывался с И. Г. Д итцем1 в Штутгарте,
издающим «Illustriertes U nterhaltungsblatt t'iir das Volk»
и при этом случае обратил его внимание на «City Girl».
Он просил меня прислать ему рукопись немедленно
по окончании, и я не сомневаюсь, что он поместит рас:
сказ в 'Своем журнале, как только закончится печата­
нием роман г-жи Каутской «Виктория». Между тем
остается много времени 'для урегулирования вопроса с
гонораром, гг потому я не 1вступаю пока в переписку
с мисс Гаркнес,'которой прошу 'передать мой почтитель­
ный поклон».
Летом 1888 года мисс Гаркнес (закончила второй ро­
ман—«Безработный», вышедший, по всей вероятности,
по рекомендации Энгельса, в известном лондонском со­
циалистическом издательстве Зоннешейяа, у которого
издавался и сам Энгельс. И еще до выхода романа
Энгельс опять рекомендует Эйхгофу перевести его на
немецкий язык. В своем письме от 2 июня 1888 г.
Эйхгоф пишет Энгельсу: «Дитц принял рукопись «City
Girl», обусловив гонорар в 150 марок за однократное
напечатание. Вещь появится в июне или августе во
вновь организуемом журнале, заглавие которого" будет,
по всей вероятности, ^-Der Gesellschafter, Zeitschrift fur
die elegante W elt»2. Я тогда попрошу у Дитца дюжину
экземпляров и 'надеюсь, что мне удастся через посред­
ство литературного бюро «Союза немецких писателей»,
членом которого !я также состою, устроить этот рассказ
еще в других немецких и Цемец к о-а вс г р и йс к и х журна­
лах и газетах. Всегда хватит 'времени выпустить его
И

1 Официальный издатель германской социал-демократической партии.
2 Нам не удалось установить, в каком именно журнале был опубли­
кован немецкий перевод «Городской девушки».

потом отдельной книгой1. Я с благодарностью' возь­
мусь за находящийся в печати новый рассказ, и так
как по договору имею 7 месяцев на перевод «Ancient
Society», то, может быть, найду возможность приняться
для разнообразия и за. эту [работу».
Перевел ли Эйхгоф и эту книгу, нам установить не
удалось, так как затем он вступил уже в непосредствен­
ную переписку с Гаркнес.
Нам, к сожалению, пока неизвестна дальнейшая судь­
ба самой писательницы. Мы не могли также достать
ее книг и поэтому не имели возможности установить,
осуществила ли она в своем конкретном художествен­
ном творчестве те указания, которые ей дает Энгельс
в своем письме. Некоторое предположение на этот
счет можно сделать по ее ответному письму Энгельсу.
Оно датировано «Лондон, 49 Russell street, 5 апреля
1888» и,гласит:
«Дорогой м-р Энгельс.
Большое спасибо за ваше письмо и за вашу
книгу. Книгу вашу я уже прочла и снова перечту еег
даже с большим интересом, чем в первый раз.
Я всегда относилась к вам с большим восхище­
нием и уважением и никогда не думала, что
удостоюсь получить письмо от человека, подоб­
ного вам, помогающего создавать мировую ис­
торию.
Может быть, когда Элеонора вернется, вы раз­
решите мне навестить вас. Многое из того, что
вы говорите о моей книжечке, очень справедливо,
в особенности о недостатке в ней реализма.
Объяснить в письме мои затруднения в этом
отношении заняло ;бы слишком много времени.
Они; возникают главным образом вследствие недо­
статка веры в собственные силы, мне кажется, и
1 Самостоятельной книгой «Городская девушка» не Еышла. В 1899 г.
берлинский «Форвертс» напечатал перевод нового романа М. Гаркнес
(Лоу).

также вследствие моего пола. Прошу, примите мою
самую горячую благодарность за вашу доброту.
Преданная вам
Маргарэт Э. Г а р к п с с».
То обстоятельство, что «Безработный», написанный
после этого письма, вышел не в радикальном, а в соци­
алистическом издательстве, дает некоторый повод пред­
полагать, что указания Энгельса не пропали даром1.
Письмо Энгельса к Гаркнес, в !еще более ярких фор­
мулировках снова 'подтверждает положения Маркса и
Энгельса о «тенденциозной», «субъективистически-идеалистической» литературе и реализме, которые были за­
тронуты ими уже в целом ряде произведений и вы­
сказаны в более систематической форме в их письмах
к Лассалю по поводу его драмы «Франц фон-Зикинген".
«Я далек от того,—пишет Энгельс к Гаркнес,—чтобы
поставить вам в вину, что вы не написали чисто соци­
алистический рассказ, «тенденциозный роман», как мы,
немцы, говорим, в котором прославлялись бы социаль­
ные и политические взгляды автора. Это совсем не
t Из биографии Гаркнес мы пока знаем, что она была дочерью лон­
донского пастора и работала некоторое время в госпитале. О том, что
она в течение ряда лет вращалась в кругу интимных друзей Энгельса
и бывала в его доме, мы знаем из воспоминании Эд. Бернштейна. О
причинах, почему она впоследствии вместе с немецкой социалисткой
Гертрудой Гильом-Шакк перестала посещать вечера в доме Энгельса,
Бернштейн пишет:
«Однажды Энгельс получил от г-жи Гертруды Гильом-Шакк письмо,
в котором она говорит, что до тех пор, пока у него бывает д-р Эвелинг, она не может посещать его дом. Подобное же письмо получил он,
когда я уже поселился на жительство в Лондоне, от высокообразован­
ной английской социалистки, которая под псевдонимом Джона Лоу дала
в форме рассказов наглядное изображение условий жизни белошвеек
р Манчестере, деятельности Армии опасения в Ист-Энде, в Лондоне,
л подобных им социальных явлений. Обе, однако, и мисс Гаркнес и
г-жа Ш акк, упорно отказывались дать Энгельсу более подробные объяс­
нения, почему они избегают Эвелинга. Возможно, что дело идет о
нанесенном Эвелингом оскорблении такого рода, о котором воспитан­
ные дамы говорят неохотно». (E d . B e r n s t e i n , Aus den Jahren dt\s
Exils, Erinnerungen eines Sozialisten, 5—8. Aufl., Berlin, 1918, стр. 219).

то, что я думаю»1. Здесь те же мысли, которые’ были
развиты Марксом и Энгельсом в споре с Лассалем,
когда они выдвигали «шекспиризирование» в проти­
вовес «шиллеровщине». Меринг, и в этом вопросе опи­
равшийся на Лассаля, был склонен объяснить эту «не­
любовь» Маркса и Энгельса «личными их антипатиями»
и «незнанием» произведений Шиллера. На самом деле
этот вопрос о Шекспире и Шиллере имел глубоко
принципиальное значение. Дляг~ позднего Шиллера
«герой» произведения—рупор субъективной, аострактной «идеи», для1 него «борьба» выражалась в лжепафос­
ных поединках «всемирно-исторических личностей», яко­
бы отражающих исторические столкновения и будто бы
являющихся единственно движущими, определяющими
факторами общественного развития. Шиллер, который
в это время («Дон Карлос») ориентировался на просве­
щенного монарха как на решение социального вопроса,
сверху, не видит в широких массах движущего фак­
тора общественного развития, не замечает «реальных
взаимоотношений» и поэтому ищет выхода в «этическом»,,
субъективно моральном. „Этой _«шиллеровщине» Маркс
и Энгельс противопоставляют р е а л и с т и ч е с к о е изо­
бражение исторической борьбы широких народных масс
как борьбы классов, так как она д е й с т в и т е л ь н о
происходила; они требуют т а к о г о изображения этой
борьбы в литературе, которое вскрыло бы действитель­
ные движущие силы и историко-классовые конфликты,
а не ограничивалось субъективно-риторическим пафо­
сом. И если Маркс видит элементы такого подхода в
творчестве Шекспира и требует от Лассаля большего
«шекспиризирования», то Энгельс в своем письме к
Лассалю от 18 мая 1859 г. подчеркивает, что «человек
1 Из этого, однако, ничуть не следует, что Маркс и Энгельс был»
против тенденции в литературе, нет, они были только против
поверхностной тенденциозности, против «пристрастия», искажающего
факты и насилующего их логику. Об этом, как нельзя лучше, свидетель­
ствует их отношение к насквозь революционно-«тенденциознои» поэзии
Гейне, Гервега и Фрейлиграта. Маркс и Энгельс говорили, что все в е ­
ликие писатели, начиная от Аристофана и до Гейне, были насквозь тен­
денциозны^ но что тенденция должна подсказываться самим произведением.

характеризуется не только тем, что он делает, но it
тем, как он это делает». «И с этой стороны,—продол­
жает он,— идейное содержание драмы не потерпело бы,
думается мне, никакого ущерба, если бы отдельныехарактеры были несколько резче противопоставлены
друг другу. Характеристики в стиле д р е в н и х в наше
время уже недостаточно, и здесь вы могли бы, я ду­
маю, без вреда немножко больше посчитаться с зна­
чением Шекспира в истории развития драмы»1.
Повторяем, противопоставление Шекспира позднему
Шиллеру у Маркса и Энгельса не случайно. II опятьтаки не случайно, что любимые писатели М ар к саГомер, Данте, Сервантес, Шекспир, Дидро, Фильдинг,
Гете и Бальзак.
В этот список 'мировых имен 'Они до некоторой сте­
пени включили и Диккенса, и других менее значитель­
ных р е а л и с т и ч е с к и х писателей. Так, например,
Маркс в 'одной статье в «Ньюйоркской Трибуне» от
1 августа 1854 г. пишет об английских реалистах
этого времени: «Современная блестящая школа рома­
нистов в Англии, наглядные и красноречивые описания
которой разоблачили миру больше политических и со­
циальных истин, чем это сделали все политики, публи­
цисты и .моралисты, вместе взятые, изобразила все
слои буржуазии, начиная «достопочтенным» рантье и
обладателем государственных процентных бумаг, кото­
рый сверху вниз смотрит на все виды «дела» как на
нечто вульгарное, и кончая мелким лавочником и под­
ручным адвоката. И как обрисовали их Диккенс, Теккерей, Шарлотта Бронте и г-жа Гаскель? Полными
самомнения, чопорности, мелочного тиранства и неве­
жества. И цивилизованный мир подтвердил их вердикт
клеймящей эпиграммой, пришпиленной к этому классу,
что он угодлив по отношению >к стоящим выше и
деспотичен по отношению к стоящим ниже». Именно
правдивость, смелое раскрытие внутренних противоре­
чий, присущих капиталистическому обществу, это «сры­
вание масок» Маркс и Энгельс и ценили так высоко
1 «Литературное наследство»; кн. 3, 1932, стр. 179'—184.

и в буржуазном и в мелкобуржуазном реализме. Это
реалистическое изображение общественных противоре­
чий капитализма, эту большую познавательную спо­
собность буржуазной реалистической литературы—вот
что они считали огромным преимуществом этой лите­
ратуры перед литературой «субъективистически-идеа•листической», и вот почему они призывают социали­
стических писателей своего времени учиться у Бальзака.
Маркс и Энгельс считали Бальзака одним из вели­
чайших реалистов всех времен. В письме к М. Гарк­
нес Энгельс указывает на его реализм как на образец
подлинно художественного творчества и считает, что
пролетарский художник должен дать изображение борь­
бы рабочего класса с буржуазией с такой же реалистиче­
ской силой, как это сделал Бальзак в изображении
•борьбы поднимающейся буржуазии с дворянством.
«Бальзак,— пишет Энгельс,— которого я считаю гораздо
-более крупным художником-реалистом, чем все Золя
прошлого, настоящего и будущего, в своей «Челове­
ческой комедии» дает нам самую замечательную реа­
листическую историю французского «общества»” описы­
вая в виде хроники, год за годом, с 1816 до 1848 года,
нравы, все усиливающийся нажим поднимающейся бур­
жуазии на дворянское общество, которое оправилось
после 1815 года и опять, насколько это было воз­
можно (tant bien que mal), восстановило знамя старой
французской политики. Он описывает-, как последние
■остатки этого образцового для него общества постепенно
погибли под натиском вульгарного денежного выскочки
или были развращены им; как grande, dame, супружес­
кие измены которой были лиш ь способом отстоять себя,
сполне отвечающим тому положению, которое ей было
отведено в Юраке, уступила место буржуазной, женщине,
которая приобретает мужа ради денег или нарядов; вок­
ру г этой центральной картины он группирует всю исто­
рию французского общества, из которой я узнал даже
в смысле экономических деталей больше (например пе­
рераспределение реальной и личной собственности после
революции), чем из книг всех профессиональных исто­
риков, экономистов, статистиков этого периода, вместе
взятых».

Это определение удивительно напоминает вышеприве­
денную оценку Марксом английской школы реалистов.
Д а и те места в «Капитале», где Маркс приводит
высказывания Бальзака, подтверждают сходство его
взглядов со взглядами Энгельса.. Так, 'В первом томе
«Капитала», где Маркс говорит о том, что изъятие денег
из сферы обращения, было бы прямою противополож­
ностью их капиталистическому употреблению, а накопле­
ние товаров в смысле собирания сокровищ—чистейшей
бессмыслицей, он делает примечание: «Так у Б аль­
зака, который 'основательно изучил все оттенки ску­
пости, старый ростовщик Гобсек рисуется уже впавшим
в детство 'в тот период, когда он начинает собирать
в своих 'кладовых накопленные товары». А в первой
главе третьего тома «Капитала», где говорится об из­
держках производства и о прибыли и подчеркивается,
что при общественном состоянии, в котором господствует
капиталистическое производство, даже н е к а п и т а ­
л и с т и ч е с к и й производитель подчиняется к а п и т а ­
л и с т и ч е с к и м представлениям, Маркс опять-таки в
качестве иллюстрации ссылается на Бальзака и пишет:
«В своем последнем романе «Крестьяне» Бальзак, вообще
замечательный по глубокому пониманию реальных ‘отно­
шений, метко изображает, как мелкий крестьянин
даром совершает всевозможные работы для своего ростов­
щика, чтобы сохранить erOi благоволение, 'и при этом
полагает, что ничего и не дарит ростовщику, так как
для] него самого его собственный |труд не стоит никаких
затрат. Ростовщик, в свою очередь, убивает таким
образом двух зайцев за раз. Он избавляется от затрат
на заработную плату и! все |болыпе и больше опутывает
петлями ростовщической сети крестьянина, которого все
быстрей разоряет отвлечение от работы на собственном
поле...» Об этой удивительной осведомленности Бальзака
в сфере экономических знаний Маркс упоминает еще
раньше, в письме к Энгельсу от 14 декабря 1868 г.,
где он пишет: «В «Приходском священнике» Бальзака
написано следующее: «Если бы продукты промышлен­
ности не имели стоимости вдвое большей, чем стоимость
S

Энгельс

как литературный критик

ИЗ

их изготовления, то торговли не существовало
Что ты скажешь на это?»1

бы.

И
При этой высокой оценке творчества Бальзака, ни
Маркс, ни Энгельс не закрывали [глаз на тот факт,
что Бальзак был •по своему мировоззрению роялистом и
легитимистом, т. е. сторонником королевской власти.
«Правда,—пишет Энгельс,—Бальзак политически был
легитимистом. Его великое произведение—непрестанная
элегия по поводу непоправимого развала хорошего обще­
ства, его 1симпатии на стороне "класса, осужденного
на вымирание. Но при всем ©том его сатира никогда
не была более острой, его ирония более горькой, чем
тогда, когда заставляет действовать аристократов, муж­
чин и женщин, которым он глубоко симпатизирует.
Единственные люди, о которых он говорит с нескрыва­
емым восхищением,—это его наиболее ярые антагонисты,
республиканские герои Cloitre Saint-M erri,—люди, ко­
торые в это время (1830—1836 гг.) были, действительно,
представителями народных масс. То, что Бальзак был
принужден итти против своих собственных классовых
симпатий и политических предрассудков, что он в и д е л
неизбежность падения своих излюбленных аристократов
и описывал их как людей, не заслуживающих лучшей
участи, и то, что он в и д е л настоящих людей буду­
щего там, где в это (время их только можно было
найти,—это я считаю* одной из величайших побед
реализма, одной из величайших особенностей старика
Бальзака». В этом же ;духе пишет Маркс Энгельсу
в письма 'От ;25 февраля '1867 г.: «Кстати о Бальзаке:
советую тебе прочесть его «Неведомый шедевр» и
«Примирившийся Мельмотт». Это два маленьких ше­
девра, полных прелестной иронии»2.
* М а р к с и Э н г е л ь с , Сочинения, т. XXIV, стр. 146.
2 М а р к с и Э н г е л ь с , Сочинения, т. XXIII, стр. 396.

Эта оценка мировоззрения и художественного творче­
ства Бальзака со стороны Маркса и Энгельса имеет чре;вычайно важное методологическое значение. О н и н е
отрывают
м е х а н и ч е с к и Б а л ь з а к а - м ы с л ит е л я о т Б а л ь з а к а - х у д о ж и и к а, н о п р о т и в опоставляют субъективному мировоззрению
х у д о ж н и к а о б ъ е к т и в н о с т ь е г о и з <>о б р а ж ен и я , как это делали и делают многие критики И Интер­
национала и буржуазные литературоведы. Энгельс счи­
тает реализм Бальзака революционным, потому что
Бальзак, несмотря на свои легитимистические симпатии,
в и д е л неизбежность гибели дворянства и в и д е л на­
стоящих людой будущего, «представителей народных
масс» 1830—1836 гг.
А мелкобуржуазные писатели, как Гюго, и Золя, т. е.
и «романтик» и «натуралист», объясняют это противоре­
чие между Бальзаком-мыслителем и Бальза ком-худож­
ником либо чисто субъективным, либо бессознательным
моментом. Так, Гюго говорит о Бальзаке: «У этого
великого человека демократическое сердце и демокра­
тический мозг. Его монархизм был, в сущности говоря,
лишь причудой. Спустя короткое время он сам перешел
бы на сторону прекрасных принципов демократии».
А Золя, который считал себя «духовным сыном» Б аль­
зака, правильно указывая на революционную функцию
творчества своего «учителя», все же не понимает при­
чины этой функции, когда пишет: «Несмотря па прояв­
ляющееся при всех обстоятельствах уважение к монар­
хии, Бальзак нашел восторженных друзей только в
рядах тех, кто вместе с новым поколением защищает
свободу».
Неправильное истолкование этого интересующего нас
здесь вопроса о Бальзаке—мыслителе и художнике—
дают на Западе и критики II Интернационала. Обычно
эти критики делают Бальзака «революционером», даже
«социалистом» и н т у и т и в н о , н е з а в и с и м о от е г о
м и р о в о з з р е н и я , отрывают мыслителя от художника,
почти все рассуждают таким образом: по мировоззре­
нию Бальзак был реакционером, а по своему художест­
венному творчеству — б е с с о з н а т е л ь н о — он был ре­

волюционером и даже социалистом. В основе tтакого и он р а в и л ь н о г о, немарксистского подхода к искусству
лежит очень распространенное и в довоенной критике
II Интернационала понимание творческого процесса ху­
дожника как п о д с о з н а т е л ь н о г о , интуитивного, «не
контролируемого» сознательным мировоззрением. Вот ис­
ходя из такого понимания искусства и творчества ме­
тода, Роберт Бернье мог считать Бальзака социалистом
и, в частности, расценивать его произведения «При-,
ходекий священник» и «Сельский доктор» как «абсолют­
ный и чистый социализм»!. К этой же «революционной
подсознательности» фактически сводится и оценка твор­
чества Бальзака в статье Жана1 М елья2, который счи­
тает Бальзака «деклассированным человеком в мире ари­
стократии и роялистской партии».
Другие, особенно же радикально-мелкобуржуазные
критики, стараются устранить противоречие в Творчестве
Бальзака, приводя всяческие цитаты в [доказательство
того, что Бальзак был революционером и по своему
мировоззрению, что его монархические симпатии—«чу­
даковатые странности», и больше ничего!
Было бы, конечно, ошибкой полагать, что Бальзак —
только дворянский писатель или только правоверно-ка­
толический глашатай церкви и трона; а эта оценка
тоже довольно часто встречается в реакционной критике.
1 R o b e r r B e r n i e r , Balzac socialiste («La Revue Socialiste», X T ,
]892, стр. 598).
2 J e a n M e l i a , Balzac, derllevolutioniir («Sozialistische Monatshefte»,
1899, II e f 8, стр. 399) и е г о ж е «Balzac revolutionnaire» («La Revue
•Socialiste», 1899, t. XXIX, стр. 591— 604).
Из других статей критиков II Интернационала см.: H e r m a n n
W е n d е 1, Balzac («Sozialistische Monatshefte», 1905, IX, стр. 1037—
1042); F r a n z C l e m e n t , Balzac (iaM же, 1909, X1Y, стр. 583— 593).
P. C. K o r t h , Balzac (там лее, 1922, XXY1II, стр. 736—-738}; C h .
B o n n i e r , Les Paysans de Balzac («L’ere Nouvelle», 1834, t. II, стр. 139—
147); С. F. W . В e h 1, Balzac («Die Glocke», XI, 1 (1925), стр. 663—
665). J a c q u e s B o n h o m m e , Balzac (The Social-Democrat, 1905,
vol. IX, стр. 24— 29). Из статей современных социал-фашистов можно
указать на газетную статейку вождя II Интернационала Эмиля Вандервельде, воспользовавшегося случаем при этом оклеветать Советский
союз ( E m i l Y a n d e r v e l d e , K arl Marx et Balzac — «La W allonie»,
biege, 25/111 1931).

Но Энгельс, повторяем, совершенно правильно замечает,
что Бальзак по своему мировоззрению был легитимистом
и( что 'ело симпатии в (значительной степени принадле­
жали дворянству. Молодой Б альзак, выходец из разно­
чинной интеллигенции (сын адвоката), отправился, как
молодой Оорель в знаменитом романе lero современника
Стендаля «Красное и черное», из провинции в Париж,
движимый основною страстью поднимающейся буржуа­
зии того времени—страстью к деньгам, к наживе и
богатству, к славе. Лозунгом молодого Бальзака было:
«Что не ^далось Наполеону совершить [мечом, то я
выполню пером». Правда, в первое время его постигало
немало неудач На'коммерческом поприще, но вскоре он
все же утвердился во французской литературе как
«Наполеон пера». В своей так высоко ценимой Марксом:
и Энгельсом серии романов «Человеческая комедия»,
особенно в разделе «История нравов» '(92 романа), он
подходит к социальной действительности не |романтически, не субъективно-идеалистически, не выдвигает
личности автора на первый план, не делает своих
«героев» рупорами «Духа времени», а в чрезвычайно
реалистическом, аналитическом плане дает широкое по­
лотно этой социальной действительности. Задачей «Ис­
тории нравов», по его словам, является «изображение'
всей социальной действительности, не обходя ни одного
положения человеческой жизни, ни одного типа, ни од­
ного мужского или женского характера, нц одной про­
фессии, ни одной житейской формы, ни одной социаль­
ной группы, ни одной французской области, ни детства,
ни старости, ни зрелого возраста, ни политики, ни пра­
ва, ни военной жизни. Основа—история человеческогосердца, история социальных отношений. Не выдуман­
ные факты, а то, что везде происходит». Но Бальзак не
ограничивался собиранием фактов, и хотя в предисло­
вии к'«Человеческой комедии» он и говорит, что «фран­
цузское общество само создаст свою историю», а он
только его «секретарь, записывающий ее», он далеко
не ограничивается «объективной» ролью «наблюдателя»,
а вскрывает п р и ч и н ы этой «истории».и дает «типизи­
рованные индивидуальности» и «индивидуализирован-

яые типы» буржуазии и старого дворянства. Если бы
Бальзак только устанавливал факты и давал бы только
«типизированные характеры» общества своего времени,
его произведения мало бы отличались от «Городской де­
вушки» мисс Гаркнес, и Энгельс вряд ли выдвигал
бы его метод как образец реалистического творчества.
Нет, у него помимо фактов есть еще то, чего нет у
мисс Гаркнес, а именно, по выражению Энгельса, «кро­
ме правдивости деталей—верность передачи типичных
характеров и . т и п и ч н ы х о б с т о я т е л ь с т в » , т. е.
и типичные «обстоятельства, которые их окружают и
заставляют их действовать».
Бальзак изобразил своих «героев» именно так, как
Энгельс этого требовал в своем письме к Лассалю,
говоря, что «человек характеризуется не только тем, что
он делает, но и тем, как он это делает». Бальзак за
фактами, за тем, «что везде происходит», вскрывает
и к у л и с ы , и механизм общественной жизни. И тут
он, как писатель утверждающейся буржуазии, понимал
и з н а л , что основным стержнем ^классовой борьбы
его времени была п о б е д а буржуазии над землевла­
дельческой и родовой аристократией, и что к л ю ч в
этой победе—деньги. И действительно, деньги являются,
по выражению Георга Брандеса, «безыменным, бесполым
героем в сочинениях Бальзака»: его «Человеческая
комедия» — развитие французского буржуа от накопителя-ростовщика к банкиру.
Но если неправильно считать Бальзака писателем
дворянства, то также неправильно будет отрицать его
симпатии к «религии и трону». Бальзак сам говорил:
«Я пишу три свете двух гвечных истин: религии и
монархии; двух необходимостей, о которых возвещают
современные события и к которым ;всякий разумный
писатель должен стараться вновь привести наш у стра­
ну». Известно, что он выставил ‘свою кандидатуру на
выборах в парламент от роялистской партии, что он
стоял за конституционную монархию с наследственным
королем, с сильной камерой пэров для защиты соб­
ственности. Народ, по его мнению, «должен держаться
под возможно сильным игом, так, чтобы пользоваться

просвещением, поддержкой и защитой без того, чтобы
мысли и действия подстрекали его к мятежу». Известно,
каким он был противником республики, особенно же
революции 1848 г;ода. 1> письмо к своей сестре от
30 апреля 1849 г. он [говорит, что «бедствия, причинен­
ные Франции Февральской революцией, неизмеримы и
не все еще последствия ее проявились...» «Это нелепое
массовое восстание демократии,—пишет он,—во главе
которого стал Ламартин, причинило Франции много
страданий, и оно также уничтожит тех, кто его вызвал».
Это тяготение Бальзака к'мирному сожительству с дво­
рянством объясняется настроениями той части француз­
ской буржуазии 1815—1848 гг., которая с победой
финансово-биржевой буржуазии 1830 года переживала
кризис и противопоставляла режиму Луи-Филиппа дворянско-буржуазный блок доиюльской французской мо­
нархии, под сенью которой развивалась «старая, чест­
ная торговая буржуазия», а также :и промышленная
буржуазия—в противовес
ф инанс иста м-Сиржеви кам.
В. М. Фриче в своем «Очерке развития западных лите­
ратур» пишет, что Бальзак был «идеологом старой ку­
печеской буржуазии и потому врагом воцарившейся по­
сле 1830 года буржуазии финансовой и всего социальнополитического режима Июльской монархии, построен­
ной на финансовом капитале». Этим определением да­
леко не исчерпывается все содержание мировоззрения
Бальзака и его отношения к различным группировкам
французской буржуазии того времени. Он во всяком
случае в целом—б у р ж у а з н ы й идеолог и б у р ж у ­
а з н ы й художник, и недаром его «Человеческая коме­
дия» попала в список запрещенных книг Ватикана, как
восхваление науки и «очернение религии').
Одним из существеннейших недостатков «Городской
девушки» Гаркнес Энгельс считает то, что автор рас­
сказа изображает рабочий класс «как пассивную массу,
неспособную помочь себе, даже не делающую попыток
помочь себе», и что «все попытки вырваться из при­
тупляющей нищеты исходят извне, сверху». II он при­
бавляет: «Но если это было верное описание 1800—
1810 гг., времени Сен-Симона и Роберта Оуэна, то это

не так в 1887 году для человека, который около 50 лет
имел честь участвовать в борьбе воинствующего про­
летариата и все время руководствовался принципом,
что освобождение рабочего класса должно быть делом
самого рабочего класса».
Маркс и Энгельс, повторяем, видели в творчестве
Бальзака, вскрывающем внутренние противоречия ка­
питалистического развития, наивысшез достижение ре­
волюционного бур<жуазного реализма, и,Энгельс считал
Бальзака «гораздо более крупным художником-реалистом, чем вое Золя прошлого, настоящего и будущего»,
именно потому, что реализм Золя является уже в
большей степени реализмом примирительным, искажаю­
щим реальные движущие силы классовой борьбы, осо­
бенно во второй ноловине творчества Золя, в период
обострения борьбы пролетариата с буржуазией.
Письмо Энгельса к мисс Гаркнес еще раз подтвер­
ждает правильность постановки Марксом, Энгельсом и
Лениным вопроса о культурном наследстве прошлого;
оно приобретает особый интерес и для вопроса о том,
чему мы должны учиться у классиков. Из оценки
творчества Бальзака, данной Энгельсом, вытекает, что
среди литературных классиков буржуазии он должен
занимать одно из первых мест, ибо, как пишет Энгельс,,
«то, что он видел настоящих людей будущего... это
я считаю одной из величайших побед реализма, одной
из величайших особенностей старика Бальзака».
3. О ТЕНДЕНЦИОЗНОСТИ, ПАРТИЙНОСТИ И ДРУГИХ
ВОПРОСАХ МАРКСИСТСКОГО ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЯ
(По поводу переписки Энгельса с Минной Каутской)

Опубликованное недавно в «Литературном наслед­
стве» (кн. 7, 1932 г.) письмо Энгельса от 26 ноября
1885 г. к Минне Каутской, матери Карла Каутского,
ставит и разрешает На 'конкретном анализе художе­
ственных произведений ряд важнейших вопросов мар­
ксистского литературоведения, как-то: проблема тенден-

ционности и партийности в литературе, изображение^
личности и коллектива, правдивая и идеализирующая
трактовка действительности и т. ,д. Эти темы затрагива­
ются И в [других Литературоведческих высказываниях
Энгельса, но в этом письме они получают исключи­
тельно четкую формулировку и развивают взгляды
Маркса и Энгельса на литературу и искусство, изло­
женные в других их работах. Это письмо,—несмотря
на то, что в нем разбирается художественное про­
изведение непролетарского писателя, несмотря на
то, что оно относится к 80-м годам и исходит из задач,
ставших в то время пред литературой пролетарской
партии,—имеет самое актуальное значение и для нашего
времени. Энгельс, стесненный рамками частного письма,,
вынужден давать краткие формулировки; но каждое сто
указание, даже намек в этом письме приобретают боль­
шую важность, если увидеть все скрывающиеся за
ними проблемы. Чтобы понять их до конца, прежде
всего необходимо, хотя бы вкратце, ознакомиться с твор­
чеством Минны Каутской в разбираемом Энгельсом ро­
мане и уже затем перейти к общим принципиальным
проблемам, затронутым в письме, и связать их с теоре­
тическими и политическими вопросами марксистско-ле­
нинского литературоведения.
I
Минна Каутская была одной ,иэ самых плодовитых и
популярных писательниц в старой германской и авст­
рийской социал-демократии, она, как выражается Меринг, принадлежала к «старой гвардии» сотрудников
«Neue Zeit». Действительно, в 80—90-х годах она пи­
сала в теоретическом органе партии на самые разнооб­
разные темы (иногда под .Псевдонимом! «Вильгельм Ви­
нер»), как то: io спиритизме, защите птиц, немецком
театре нового времени, выставке картин Василия Ве­
рещагина,—помещала критические статьи и рецен­
зии (о Фр. Геббеле, Алекс. Килланде), а в фельетоне
журнала опубликовала'ряд своих новелл. Особенно дея­
тельно она сотрудничала в |беллетристических отделах

партийных газет и в популярных журналах германской
и австрийской социал-демократии. Большие се новеллы
и романы были изданы и отдельными книгами1.
Минна Каутская (1835—1912 гг.) вращалась долгое
время в чисто артистически-буржуазной среде. Она была
дочерью декоратора Антона Яйша в Граце, переселив­
шегося; в 1845 году в Прагу. Призванием ее была сцена,
но отец был против этого, и она вынуждена была огра­
ничиться участием в любительских спектаклях. Ёыгпедши в Г854 году замуж за художника Иоганна Каут­
ского, она поступила в театр в Ольмюце и выступала в
Праге, Зондергаузене и Берлине. В 1862 году она из-за
болезни легких оставила сцену; в 1863 году ее муж
получил приглашение в Вену, и Минна Каутская пе­
реезжает в Вену, где она прожила до 1900 года. Затем
она начинает интересоваться литературой, занимается
•общественными вопросами и примыкает к социалисти­
ческому движению. Первый ее роман, затрагивающий
социальные проблемы,— «Стефан фон-Грилленгоф»2.
«Стефан»—наиболее революционный ее роман, содержа­
щий реалистическую характеристику крестьянства, его
бьгта, жизни и борьбы.
Роман «Стефан» Минна Каутская, повидимому, по­
слала Марксу и Энгельсу через молодого Карла Каут­
ского, бывавшего в 1881 году в Лондоне. Как они суди­
ли о романе, об этом свидетельствует письмо Энгельса,
а также записочка Маркса к Минне Каутской от 3 ок­
тября 1881 г., в которой он посылает ей рекомендатель­
ное письмо к своей дочери Ж еняи Лонгэ в Париже; он
пишет: «Ваш сын передал вам, вероятно, что вся моя
семья восхищается вашими произведениями». При этой
оценке известную роль играла обычная вежливость,
но, несмотря на это, нельзя не признать, что( в т у эпоху
«Стефан» имел известное значение для пропаганды со­
циалистических идей. После посещения Минной Каут­
ской дочери Маркса в Аржантейле под Парижем Женни
1 Перная книга М. Каутской — историческая драма «Madame Rolland»,
Wien, Rosner, 1878 (2. A ufl.—Leipzig, 18S3).
2 Stefan Yon Grillenhof. Roman v o n М. К a u t s k y. 2 Teile. (Neue-W eltN orellen).

Маркс-Лонгэ в своем письме от 4 октября 1881 г. к му­
жу, Шарлю Лонгэ, дает интересные сведения из жизни
и деятельности Каутской, и поэтому мы приводим
здесь несколько выдержек из него: «У меня была г-жа
Каутская, автор одного из замечательнейших, по мне­
нию папы, современных романов—«Стефан фон-Грилленгоф»,—романа, действительно дышащего новым миром
с его великими социальными чаяниями. Эта дама пи­
сала папе, чтобы узнать о нашем адресе, и была очень
разочарована, не застав тебя. Ояа приехала в Париж
из своего спокойного отдаленного немецкого очага,
от своего уклада жизни. В ней нет ничего от femme
des lettres. Она надеется встретиться здесь с людьми,
которые пожелали бы ознакомить французскую пубг
лику с ее сочинениями (она только что опубликовала
вторую книгу)... Ее вторая книга трактует о положении
женщины в обществе. Теперь она работает над романом,
где хочет показать необходимость атеизма в наше вре­
мя...» И, приведя ряд данных из биографии Каутской,
Женни передает ее слова о дальнейших ее планах:
«Я пристально изучаю Фейербаха,—рассказывала Каут­
ская,—мне был дан толчок извне, я не имела общения
с людьми с современными стремлениями,—мое собст­
венное жгучее ощущение царящей в мире несправедли­
вости, медленно усваиваемое знание того, что для борь­
бы с этой несправедливостью ,у нас есть теперь науч­
ный базис, что это больше не вопрос чувства про­
стого отчаянного возмущения, все это вынудило меня
писать так, как я пишу». Женни старалась добиться
через Талландье и Жоржа Клемансо перевода вещей
Каутской на французский язык.
Но всю беспомощность Каутской выразить в художе­
ственной форме борьбу пролетариата и, в частности,
женский вопрос показывает ее следующий роман «Вла­
ствовать или служить?» 1 Здесь автор навязывает свои
взгляды читателю; образы штампованы и шаблонны.
Этот роман—ш аг назад по сравнению со «Стефаном».
1 Herrschen oder Dienen? Roman von M. K a u t s k y i n
Leipzig, R eissner, 1882.

2 Banden,

В 1884 году Минна Каутская опубликовала разби­
раемый в письме Энгельса роман «Старые и новые»1.
Когда эта книга в /1885 году вышла отдельным изда­
нием, Минна Каутская послала ее на отзыв Энгельсу.
И вот Энгельс в ответном письме ют 26 ноября 1885 г.
пишет: «Старые и новые», за которые я вас сердечно
благодарю, я [прочел теперь. Картины из жизни рабочих
соляных копей написаны так же мастерски, как и из­
ображение крестьян в «Стефане». Жизнь венского об­
щества тоже по большей части дана очень хорошо...
Относительно того, не развивается ли местами слишком
поспешно мотивировка действия в этой части вашего
произведения, вы можете судить лучше меня. Многое,,
кажущееся нам таким, может являться вполне естест­
венным в Вене, с ее характером, пронизанным южными
и восточно-европейскими элементами. Характеры той и
другой среды обрисованы с обычной для вас четкостью
индивидуализации; каждое лицо—тип, но вместе с тем
и вполне определенная личность,— «этот», как сказал
бы старик Гегель; и так оно и должно быть».
И действительно, лучшими частями романа являются
главы о жизни австрийских рабочих соляных копей,
живущих под гнетом эксплоатации предпринимателей и
умственным угнетением церкви, под вечной угрозой
увольнения за каждоэ слово ропота или «дерзость»,
проявившуюся в "чтении га,Зет и ли книг. В, ясных очер­
таниях и в реалистических ‘тонах даются картины; обы­
денной жизни рабочего поселка. Каждый из изобра­
женных рабочих—индивидиуум и вместе с тем тип,—как
пишет Энгельс; они не образы-схемы, это люди, различ­
ные как по темпераменту, воспитанию, так и по услови­
ям жизни. Тут и (старый рабочий Михель, уповающий
всегда слепо на бога, никогда ничему не сопротивляю­
щийся, безнадежно-беспомощный и принимающий все
так, как оно есть. Тут и дровосек Францель, верующий
1 Первоначально этот роман был напечатан в беллетристическом
журнале германской социал-демократической партии «Die Neue Welt»
(1884 г.), а затем вышел и отдвльнои книгой: «Die Alten und die Neuen»,.
К oman, zwei Bande, Leipzig, Reissner, 1885.

в возмездие на том свете и ищущий успокоения] в этой
«справедливости». Тут и бледный Фридер со впалой
грудью и ненавистью к эксплоата торам,—Фридер, осме­
ливающийся думать самостоятельно, жаждущий спра­
ведливости и отомщения здесь, на земле, читающей
газеты и книги, сознающий ,классовые корни социаль­
ного вопроса,—и поэтому его сторонятся боязливые,
неразвитые рабочие. Тут и классово сознательный, пе­
редовой рабочий Георг, знакомый со всей «запрещенной»
литературой. Одним словом, перед нами картина кол­
лектива рабочих с отчетливо очерченными индивидуаль­
ностями на различных ступенях классового сознания в
ранний период рабочего движения. Так же индивидуа­
лизирование очерчены типы и дворянско-помещичьей
среды (граф Фалькенау и ^его родственники) и предста­
витель буржуазного либерализма (барон Рейнталь).
Но тем не менее и этот роман—не произведение про­
летарского писателя. Для автора борьба «старых» и
«новых»—не явление борьбы классов, а лишь борьба
«двух принципов»—веры и атеизма. К «старым» от­
носятся все те, которые разделяют мрачный, аскети­
ческий взгляд на жизнь, которые верят в лучший,
потусторонний мир,—фаталисты, в безропотном подчине­
нии ожидающие смерти; таковы—огромная масса тру­
дящегося люда, стонущего под двойным гнетом: мате­
риальной эксплоатации помещиков и фабрикантов и
боязни вечных мук, которую стараются вселить в них
церковь и всякие другие учреждения буржуазного об­
щества. Все эти «старые» живут безрадостно, они; не
знают наслаждений жизни. К «старым» автор причи­
сляет и тех движимых «эгоистическими мотивами» лиц,
которые воображают, что единственно они имеют праве
на счастье, что они одни могут пользоваться житей­
скими благами, как, например, либерально-буржуазный
барон Рейнталь или «свободомыслящая» дочь графа
Фалькенау—Елена, а также консерваторы-помещики.
Таким ;образом, на одной стороне представителями
принципа «старого» являются феодальные графы-по­
мещики, буржуазно-либеральные дельцы и огромная
масса трудящихся. На другой стороне находятся пред­

ставители принципа «нового», проповедующие вместо
эгоизма действенную любовь к ближнему, вместо веры
в потусторонний мир—веру в мощь науки, в лучшее
будущее человечества, вместо мрачного пессимизма—
убеждение в собственных силах, любовь к природе, ра*
дость жизни. Но «старых» воспитывает в «новых» от­
нюдь не пролетарское мировоззрение, а—«прогресс на­
уки» и фейербахианский атеизм.
Эта тенденция—замена пролетарского мировоззрения
общим, расплывчатым лозунгом о Необходимости ате­
изма и вечного «прогресса науки»—пронизывает все
творчество Минны Каутской. «В, XIX Е>еке,—пишет она
в одной критической статье,—современная наука сде­
лалась движущей, формирующей силой... и таким обра­
зом наука, несмотря на то, что она к этому не стреми­
лась и это не было в ее интересах, вызвала эпоху вели­
чайшего капиталистического подъема, эпоху индустриа­
лизма и индивидуализма»!. А в дальнейшем, по мнению
Каутской, та же наука приведет к победе «нового прин­
ципа», жизнерадостного, жизнеутверждающего миро­
воззрения. Не связывая борьбу за это новое мировоззре>
ние со становлением пролетариата как класса «для се­
бя», с активной борьбой рабочих за свое освобождение,
она выводит «новый принцип» из имманентного «прог­
ресса науки», по необходимости якобы приводящего к
этому освобождению. И борьба между «старыми» и «но­
выми» в ее романе превращается в борьбу двух аб­
страктных, схематических «принципов».
В то же время Каутская прекрасно знает «старый»
мир и реалистически рисует картины из жизни и быта
отсталых рабочих, либеральной буржуазии и высших
кругов австрийской аристократии, .«новый» же мир ей
незнаком, и поэтому р а с п л ы в ч а т о с т ь ее мировоз­
зрения, н е я с н о с т ь перспективы в характеристике
«нового принципа» и его носителей влекут за собою
напыщенную нежизненную, схематическую риторику
или неправдоподобную романтическую идиллию. Вмеi М. K a u t s k y ,
II, 1884, S. 107).

Das deutsche Theater der Neuzeit («Neue Zeit», Jg .

сто конкретного показа внешних обстоятельств и клас­
совой обусловленности:, приведших действующих лиц
«нового принципа» к «новому .мировоззрению», она дает
нам в качестве «рычагов» их развития п р и р о д у и
н а у к у и превращает их борьбу за это новое в тенден­
циозную д е к л а м а ц и ю . Главные представители «но­
вого»—дочь свободомыслящего философа Барра, Эльза,
и незаконнорожденный сын барона Рейнталя, Арнольд,
даны как «воплощение принципа», как готовые схемы
идеальных новых людей, пришедших 'к новому идеалу
в н е о б щ е с т в а : Эльза—под влиянием природы, а
Арнольд—через кабинетную науку. Эльзу'Мы встречаем
уже подготовленной к восприятию «нового» воспитанием,
данным ей. отцо м-фил ософом вдали !от общества, на
одиноком островке. Автор представляет ее нам как «свет­
лую девичью фигурку, в коротком, падающем складками
одеянии, окутывающем ее, как греческий хитон, и под­
хваченном только поясом... О потустороннем мире она
ничего не знала... Созерцание природы, на которую ей
открыл глаза отец, окрашивало ,ей мир в самые радост­
ные краски». Арнольда автор тоже изображает как
юношу с уже сложившимся вне общественной борьбы
мировоззрением, который выработал свои «новые прин­
ципы» в тиши ученых .кабинетов и библиотек Лондона.
Характерен его разговор при прощании со старым отцом
Эльзы. Барр говорит Арнольду: «Я хорошо вас знаю,
Арнольд; в вас живет, как главная страсть вашего
существа, нечто от того духа общественности, которым
некогда обладали наши языческие предки и который
опять обнаруживается теперь, вместе с новым миро­
воззрением». На это Арнольд .отвечает: «Ибо новое ми­
ровоззрение коренится в духе (общественности, оно есть
сознание, что человек распоряжается своей жизнью са­
мостоятельно, но что необходимые улучшения и условия
общественной жизни могут быть 'созданы только сотруд­
ничеством всех сил, и только объединенное таким обр;з;м
человечствое может предпринять борьбу. против един­
ственного, но могущественного врага, против природы».
Классово сознательными, конечно, в интеллигентскомелкобуржуазном и реформистском понимании Мин­

ны Каутской, рабочие становятся также не в клас­
совой борьбе пролетариата, а через п р о с в е щ е н и е
и н а у к у . Георг, ученик'философа Барра, получивший
в наследство его библиотеку, приходит к «новому» миро­
воззрению путем чтения и (самообразования. Он совер­
шенно не показан в /социальной борьбе, и когда рабочие
соляных копей, услышав о конфискации их книг по*
лицией, взбунтовались, Георг главным образом озабо­
чен тем, чтобы они [не применяли насилия над шпиками
и в своем возмущении (не выходили из рамок закон­
ности.
«Пропаганда» идеи — вот другой лозунг автора, проти­
вопоставляющего его насилию. Арнольд — типичный для
мелкобуржуазной идеологии образ. Когда граф Фалькенау пытается перетянуть его на службу помещичьерабочелюбской политики и предлагает ему. отказаться
от пропаганды самостоятельной рабочей организации,
Арнольд отвечает: «Ваше превосходительство, вы тре­
буете невозможного и даже несправедливого, ибо если
то, что должно совершиться, совершится без насильст­
венной революции, без боя и меча, то это случится
единственно путем пропаганды идей».
II

Сила романа Минны Каутской, (повторяем, в реали­
стическом изображении 'рабочих соляных копей, < их
жизни и быта немецкой Австрии. И нереалистичны и
идеализированы носители «нового принципа». Арнольд
и Эльза не жизненны: оба награждены всеми мыслимыми
добродетелями и очарованиями красоты физической и
душевной—это какие-то сказочно хорошие люди, и чи­
татель ^относится к (Ним с некоторым скептическим
восхищением, с трудом веря в реальную возможность
их существования. Энгельс пишет в своем письме:
«Арнольд действительно уж 'слишком совершенен, и
когда он в конце концов погибает во время горного
обвала, то это разве только можно согласовывать с по­
этической справедливостью, если выразиться прибли­
зительно следующим образом: он был слишком хорош

для этого мира. Но плохо, если автор обожает ’ своего
собственного героя, и мне .кажется, что вы отчасти
впали в эту ошибку. У Эльзы наблюдается еще неко­
торая индивидуализация, но у Арнольда личность еще
больше растворяется в принципе».
Эти черты творчества Каутской -вытекают из неясно­
сти, расплывчатости ее мелкобуржуазно-просветитель­
ского мировоззрения. Не стоя на последовательной,
марксистской точке зрения классовой борьбы, она боль­
ше ратовала за «прогресс науки» вообще, за «просве­
щение народа», за филантропию и жалость к низшим
классам населения. Весьма характерно для ее тогдаш­
него образа мыслей ответное fee письмо Энгельсу. Мы
его приводим здесь в отрывках, представляющих инте­
рес для нашей темы. Она пишет из Вены 10 мая 1886 г.:
«Милый г-н Энгельс!
Только сегодня собралась я выразить вам мою бла­
годарность за ваше великолепное письмо. Немного
поздно, не правда ли? Но знаете ли вы—почему? По­
тому, что, во-первых, я боялась слишком живого выра­
жения моего собственного восхищения,—видите, ка­
кими осторожными делаются женщины, когда они ста­
рятся,—и во-вторых, потому, что я хотела доставить
вам успокоительную уверенность в том, ч то,я не буду,
как того всегда следует опасаться со стороны: писа­
тельниц, бомбардировать вас письмами.
Ваше письмо, проникнутое такой теплой сердечно­
стью, в котором вы так любовно разбираете мои работы,
считая их достойными Обстоятельной критики, было
для меня самым Приятным, самым содержательным и,
так как оно [написано подобным человеком, также и
самым лестным изо всех, когда-либо полученных; мною.
Но потому, что оно мне было дорого превыше всего,
я не хотела злоупотреблять своим счастьем. Я носила
.всюду тайно это письмо («Engelsbrief»х) с собой,—по­
куда я его однажды 'не смогла сыскать.
Я обшарила всю папку, ‘к арманы, ящики моего пись­
1 Игра слов: означает «письмо Энгельса» и «ангельское письмо».
.9

Энгельс как литературный критик

№

менного егола,—напрасно. Вы наверное посмеялись бы,
если бы видели, как я себя честила и злилась на свою
неряшливость. Я уж хотела пож аловаться‘вам-на свое
горе, но в то ж е время признавалась сама себе: другого
такого письма он тебе больше'никогда не напишет.
Итак, я была неутешна, и это до той поры, пока
я в один прекрасный день нашла его в моем собрании
писем известных людей. Сейчас оно обвязано особой
ленточкой, чтобы вполне аристократически отличаться
от всех остальных. Только что я его перечла. Вы пи­
шете мне, что я должна была бы скорее опять переехать
через пролив...
Во время моэй болезни я много занималась Геббелем,
поэтом редкой силы и (самобытности и подлинного по­
трясающего трагизма.
Только сентиментальность и хилость могут упрекать
его в том, что грубость в природе—единственная об­
ласть, где он свободно распоряжается, и что обсуждае­
мые им проблемы безнравственны. Но правильное чутье
нравственного и безнравственного, кажется, давно уже
утрачено «руководящими кругами». Но истинным отдох­
новением и стимулом я обязана вашей работе о Люд­
виге Фейербахе. Я ее перечитывала, чтобы вполне
усвоить громадное изобилие всего изложенного и обосно­
ванного в ней. Сколько зла причинил этот ложный иде­
ализм, вследствие того, что юн был создан выдающи­
мися мыслителями! И я принадлежал! к числу техг
которые в течение некоторого (времени носились с ним,
теперь же «вещь в <себе» сделалась через э к с п е р и ­
м е н т «вещыо для нас»—это выражение мне чрезвы­
чайно понравилось, и теперь вы и Маркс дали толчок
к приложению этого научного метода также и к об­
щественному организму;, чтобы и 'здесь изучать силы
и законы, согласно которым он последовательно разви­
вается, должен развиваться.
Это—грандиозное учение, и оно тем грандиознее, что
те, кто его установили, сами занялись на основание его
исследованием и разбором и уже добились определен­
ных результатов. Я, конечно, слишком мало понимаю,
чтобы судить во всем 'Объеме' о том, что здесь подго-

говляется и свершается, но я, по меньшей мере, имею
представление о значении этой научной теории об­
щества...»
В этом письме Минна Каутская сама вскрывает свое
непонимание основ марксизма. Маркс и Энгельс, оказы­
вается, дали только «толчок» к применению «научного»
мировоззрения и в общественных науках! Не разби­
раясь в действительных двиясущих силах обществен­
ного развития, Каутская поэтому страстно борется за
«новые» принципы путем д е к л а р а ц и и , схематической тенденциозности, чрезмерной и надоедливой, не
вытекающей из развертывания самой ситуации и борьбы
общественных сил: тенденция идеализирует носителей
«нового принципа», она служит лишь абстрактной
пропаганде, она превращена в орудие борьбы идей про­
тив идей, оторванных от конкретной, осознанной авто­
ром классовой борьбы и вращается вокруг противо­
поставления двух абстракций—резко отрицательного
и ярко положительного «принципов». Не случайно
указание самой Минны Каутской на свою «учебу» у Геббеля и ‘чрезвычайно высокая оценка ею творчества этого
писателя. Ее изображение борьбы неисторических, аб­
страктных «двух принципов» в той или иной степени
связано с Геббелем. Он был одним из крупнейших пред­
ставителей эпигонской гегелезскэй эстетики, противопо­
ставлявших свободу вообще необходимости вообще, рас­
сматривал положение человека в истории и личности
в общество чисто абстрактно.
«Старый» и «новый» принципы Каутской тппомииаюг
надьисторические категории Геэбеля, одинаково охва­
тывающие все периоды истории. И если Гебболь сводит
задачи трагедии к изображению «родовых мук борю­
щегося за новую форму человечества», то у Каутской
эту роль борьбы за «новую форму человечества» вы­
полняет абстрактный «новый принцип».
Вот против т а к о г о понимания тенденции и'Партий­
ности в литературе и выступает Энгельс, вежливо по
форме, но убедительно по смыслу, в своем письме, когда
он пишет: «Но какова причина этого недостатка, чув­
ствуется уже в самом романе. Очевидно, вы испыты­

вали потребность публично заявить о своих убежде­
ниях, засвидетельствовать их перед всем миром. Это вы
уже сделали, это уже осталось позади, и в такой форме
вам нечего повторять об этом. Я ни в коем случае не
противник тенденциозной поэзии как таковой. Отец тра­
гедии Эсхил и отец комедии Аристофан были оба резко
выраженными тенденциозными писателями, не менее
их—Данте и Сервантес, ^ наилучшее в «Коварстве
и любви» Шиллера то, что это—первая немецкая поли­
тическая тенденциозная драма. Современные русские
и норвежцы, поставляющие превосходные романы, все
тенденциозны. Но я думаю, что тенденция должна сама
по себе вытекать из положения и действия, без того,
чтобы на это особо указывалось,, и автор но обязан да­
вать читателю готовое историческое будущее разреше­
ние изображаемых им общественных .конфликтов».
Это понимание тенденциозности и реализма,—понима­
ние, на котором мы подробнее остановимся ниже,—имеет
непосредственно актуальное значение и для нашего вре­
мени. Не менее важно—особенно для современной рево­
люционной литературы в капиталистических странах—
следующее место:
«К тому же в наших условиях,—продолжает он в
лисьме,—роман обращается преимущественно к чита*
телям из буржуазных, т. е. не относящихся прямо к
нам, кругов, а поэтому социалистический тенденциоз­
ный роман целиком выполняет, на мой взгляд, свое
назначение, добросовестно описывая реальные взаимо­
отношения, разрушая условные иллюзии на их счет,
расшатывая оптимизм буржуазного мира, вселяя со­
мнения в вечном господство существующего порядка,
хотя бы автор и не предлагал при этом никакого опре­
деленного решения и даже иной раз не становился явно
на чью-либо сторону».
Письмо Энгельса к Минне Каутской выдержано в
таком же духе, как и 'другие его письма на конкретные
литературно-критические темы (письма к Ласс(алю,
П. Эрнсту ;ц М. Гаркнес), т. е. !он отмечает сперва
положительные стороны работ автора, в той или иной
степени участвующего в социал-демократическом ра:о-

чем движении, затем иерехедиг к критике преизведения
и на ошибках его старается н а у ч и т ь писателя, до­
казать слабые его стороны, связывая их с неясностью
его мировоззренческих и искусствоведчески-методологических положений. Как же развивалось творчествоКаутской после письма Энгельса?! В это время она не
много смыслила в марксизме, о чем и говорит сама
в своем ответном письме. В некоторых ее критических
работах в «Neue Zeit» 80-х годов как будто проскаль­
зывают кое-какие мысли 'Энгельса. Так, она пишет в
статье о норвежском писателе Алекс. Килланде: «Наши'
эстетики совершенно забывают, что гениальнейшие пи­
сатели всех времен были тенденциозными писателями,
которые вовсе не интересовались неопределенными и
фантастическими явлениями, но скорее взирали на об­
щество открытыми ясными глазами, признавали его не­
совершенства и задавали вопрос «почему» и «зачем».
Они нанесли смертельный удар старому и отжившему и,
вооруженные сильной волей, сознательно и борясь, вы­
ступили на бащиту новых преобразующих идей. Если
они не считаются теперь больше тенденциозными писате­
лями, то это надо приписать тому ■постоянно повторяю­
щемуся обстоятельству, что преобразование уже про­
изошло и истины и идеи, за которые они выступали,
уже вошли в наше развитие, Потеряв вследствие этого
свое жало»2. Но вопрос о тенденции в письме Энгельса
поставлен в ином разрезе: речь идет не об историческом
месте выдвигаемых каким-нибудь писателем идей и их
осуществлении в общественггом развитии, а об увязке
содержания данной идеи с мировоззрением автора и о*
методе ее художественного оформления в произведении..
Именно здесь Минна Каутская н е д в и н у л а с ь впе­
ред: романы ’«Стефан» и «Старые и новые» так и оста­
лись лучшими ее вещами как в отношении революци­
онности ее мировоззрения, так и с художествеппом

1 На ряд ошибок в романах Каутской указывает и Ю тия Цадск-Ромм
в репеизиях в «Neue Zeit», Jg. II, 1884, S. 249—250, 538— 544.
2 «Neue Zeit», Jg. VII, 1889, S. 205.

смысле. Написанные после этого новеллы стоят ниже
этих романов!. Популярный в своо время в социал-де­
мократических кругах роман «Виктория»2 не достиг
даже силы «Стефана» или «Старых и новых». Здесь
выступает тот же рабочелюбский мотив в истории жизни
молодого художника, достигшего огромной славы, но
отказывающегося от руки красивой и богатой женщины,
чтобы жениться на простой фабричной девушке. Вскры­
вая гниль и фальшь высших буржуазных кругов, Ка­
утская, находясь Опять-таки в плену своих мелко­
буржуазных филантропических иллюзий, ке смогла из­
жить свою декларативную тенденциозность. Еолее того:
ее развитие в смысле приближения к пролетарской
литературе шло не вперед, а назад, и продукция ее
скоро нашла себе место в литературе полу бульварного,
рекламного характера, широко распространенной в ре­
формистско-мещанской части германской социал-демо­
кратической прессы, особенно в популярно-беллетристи­
ческих журналах. Таков ее большой роман из жизни
партийных кругов «Елена»3. Помещение этой вещи
в фельетоне «Форвертса» немало у д и е и л о Энгельса.
В письме от 21 марта 1894 г. он пишет своему старому
партийному другу в Америке, Ф. А. >5орге: «Читал ли
ты в «Форвертое» роман «Елена» бабуси Каутской? Она
выводит на сцену массу живущих партийных товари­
щей, среди прочих Мотте лерх и его жену; это -плохой
оттиск рекламных романов Грегора Самарова 1 (шпиона
1 См. новеллы, напечатанные в «Хеио Zeit»: 1) Spater. Soziale Stutlien (Jg. IX, 1891, Bd. 1); 2) D er P ariser Garten. Novelle (Jg. IX, 1891,
Bd. 2); Die B rillanten des K ardinals (Jg. XV, 1897, Bd. 2).
2 M i n n a К a и t s k y, Victoria, Roman. Ziirich, Verlags-Magazin, 1889.
(2. A ufi.—Stuttgart, Dietz, 1900).
3 M i n n a K a u t s k y , Helene. Roman. Stuttgart, Dietz, 1804(2. Aufl.
ibid. 1900).
* Г р е г о р С а м а р о й , псевдоним Оскара Мединга (1829—1903 гг.),
в 40-х годах принимал участие в студенческом движении в Гейдель­
берге (корпорация «Саксоборуссия»), во время реакции работал в от­
деле печати прусского министерства Мантейфеля, затем на службе
у ганноверского короля; «следил» впоследствии за «настроениями»
ганноверских эмигрантов в Париже. После 1871 года написал свыше
€0 ромаанов рекламно-сенсационного характера.

Мединга). Я жажду знать, пройдет ли это спокойно; меня
до некоторой степени удивляет, что «Форвертс» поместил
это: фельетон цензурует мамаша Наталия Либкнехт».
Итак, от романов, как «Стефан» и «Старые и новые»,
имевших в то время известное пропагандистское зна­
чение для социал-демократии, изобразивших крестьян­
ство и отсталых рабочих соляных копей реалистически
и с известной художественной силой, признанной Марк­
сом и Энгельсом, полубульварного романа типа Самарова—таков творческий путь Минны Каутской. Ме­
щанская путанность ее мировоззрения, прикрывающая­
ся крикливой тенденциозностью, непризнание или не­
понимание элементарных основ марксизма привели
ее от противопоставления абстрактной борьбы двух идей
к мещанско-рекламной литературе.
III
Минна Каутская умерла в 1912 году. Проведя боль­
шую часть своей жизни в Австрии, она в 1900 году,
переселилась в Берлин, где близко сошлась с Ната­
лией Либкнехт, Юлией Бабель, Францем Мерингом и
другими крупными социал-демократическими работ­
никами. После 1894 года, т. е. после .романа «Елена»,
она написала еще ряд романов и пьес
но ни одно
из этих 'произведений не стоит на уровне «Стефана»
или «Старых и новых». Ее метод неприкрытой тенден­
ции, мещанской сентиментальности, схематизма, под­
мены действительной классовой борьбы столкновением
«старого» и «нового» мировоззрения приобрел весьма
широкое распространение во II Интернационале. Так
писали многие примкнувшие к социал-демократическому
рабочему движению выходцы из мелкобуржуазной ин­
теллигенции. Теоретики литературы и искусства во II
Интернационале на Западе не занимались, как то сле­
довало бы, перевоспитанием этих, «попутчиков».- Не го­
воря уже о правых и центристских теоретиках на За,1 См. M i n n a K a u t s k y , In der W ildnis. P reislustspiel (1882); Sie
stiitzt sich selbst. Lustspiel (1892); Die Eder-Mitzi. Volksstiick (1895);
Ira Vaterliause. Homan (1904); Die Loute von St. Bonifaz. Roman (1909).

паде (а у нас, например, Троцкий), но даже наиболее
левый критик II Интернационала Ф. Меринг говорил,
что от писателя нельзя требовать, чтобы он стоял на
«узко партийных» позициях и был марксистом.
В период жизни и творчества Каутской большими
уважением, кроме Меринга, в области литературы и
искусства пользовались теории В. Морриса, Э. Вандервельде, К. Каутского и статьи в международном теоре­
тическом органе марксизма «Neue Zeit». Для лучшего
понимания творчества Мипны Каутской и уяснения
связи его с теорией искусства II Интернационала не­
обходимо вкратце остановиться на главнейших предста­
вителях этой теорий.
Прежде всего Моррис, Вайдервальде и Карл Каут­
ский—все сходятся на том, что до построения соци­
алистического общества и литературе и искусству н«
суждено играть какой-нибудь значительной роли в
борьбе пролетариата; за свое освобождение, ибо «в борьбе
молчат музы». Классовая борьба неизбежно убивает
искусство, для ‘его создания нужны покой и свободное
развитие индивидуальности. Эти теоретики приписы­
вают искусству лиш ь п о т р е б и т е л ь с к у ю роль, Есе
три понимают его как н а о л а ж д е н и е, но не как одно
из средств борьбы. О пролетарском, партийном искус­
стве нет речи,—можно только говорить о «народном»
искусстве. В. М о р р и с , мелкобуржуазный эстетский ин­
дивидуалист, в своем докладе «Эстетика жизни» в 1896
году говорил, что «очень справедливо мнение, что люди,
занимающиеся духовным творчеством!, 'не могли бы за­
ниматься им, если б1ы у !н|их не было сильного стремле­
ния уединяться с своим гением в своей высокой куль­
турности и жить> счастливой жизнью в стороне от чело­
вечества, которое они] презирают. Они живут как бы
в неприятельской стране; на каждом ш агу они наталки­
ваются на предметы, оскорбляющие их изощренные чув­
ства и утонченные взгляды. Они должны разделять
общее чувство недовольства, и я очень рад этому».
Это—роль художника-протестанта в классовом обще­
стве; тут, по Моррису, важна именно индивидуалисти­
ческая сущность художественного творчества для со­

хранения искусства в эпоху господства техники и вы­
теснения произведений художественных продуктами не­
художественными.
Эти же приблизительно мысли развивает и ЭмильВ а н д е р в е л ь д е в ряде статей и в своей книжке
«Социализм и искусство». По его мнению, «между тем
как экономическое производство является преимущест­
венно областью дисциплины, концентрированной дея­
тельности коллективной организации труда, художест­
венное произведение требует, наоборот, наиболее полной;
и безусловной свободы индивидуального работника. Этим
объясняется главным образом, почему многие худож­
ники, придерживающиеся революционных ^убеждений,
выказывают такую склонность к анархизму» 1. Другими
словами, методы марксизма—не суть методы искусства.
Вандервельде нам также «объясняет», почему не может
быть создано новое искусство до построения социалисти­
ческого общества: «В эпохи революционных переворо­
тов,—пишет он,—реальная деятельность развивается в
ущерб идеологической; эстетические формы переживают
общественные условия, породившие их; новое искусство
не может возникнуть прежде, чем возникнет новое
общество» 2. А В. Моррис убежден, что «когда не будет
борьбы и резни, когда возникнет искусство, созданное
народом и для народа, источник наслаждения и для
творца художественного произведения и для пользу­
ющегося им»,—тогда лиш ь создастся истинное искус­
ство.
Вандервельде, видите ли, не совсем отвергает социа­
листическое искусство до vпостроения социалистического*
общества. Роль искусства—наслаждение, а не борьба,
но все же ^воинствующий социализм» не должен «отка­
зываться от вопросов искусства и отсылать к «социаль­
ной революции» художников, желающих улучшить своеположение, и рабочих, жаждущих духовной жизню..
И он предлагает связать эти проблемы с реформистским
решением вопроса о заработной плате и о рабочем.
1 Э м и л ь В а н д е р в е л ь д е , Социализм и искусство, перевод Е . и»
И. Леонтьевых, кн-во «Жизнь и знание», П. 1917, стр. 55.
2 Там же, стр. 97.

.дне, т. е. заниматься просветительством в рамках бур­
жуазной культуры, приобщив рабочий класс к на­
слаждению буржуазным искусством в народных; домах,
на «народных спектаклях», вечерних лекциях и т. д.
В необходимости подобной проповеди буржуазного куль­
турничества Вандервельде якобы убеждают и суще­
ствующие «образцы этого народного искусства», напри­
мер песни коммунаров Клемана и Потье или «сентимен­
тальные картинки, встречающиеся на перЕОй странице
первомайских листков и других социалистических иллю­
стрированных изданий». И Вандервельде думает, что
«воинствующий социализм» переходного периода может
вложить свое содержание в старые формы буржуазного
искусства, ограничиться «надеванием красного фригий­
ского колпака на головы богинь», ибо,'констатирует он,
«при выражении революционных идей авторы ревностно
придерживаются форм прошлого. Трудно придумать чтонибудь более рутинное, более подражательное, чем боль­
шинства пластических или литературных изображений
социалистического идеала»..
Довольно много писал по вопросам литературы и
искусства и Карл К а у т с к и й . В, главе «Искусство
и природа», в книге «Размножение и развитие в .природе
и обществе», он рассматривает искусство прежде всего
как противодействие растущему однообразию материаль­
ного труда, как стремление дать человеческому духу
то разнообразие в деятельности, которого т р е б у ю т
п р и р о ж д е н н ы е с к л о н н о с т и ч е л о в е к а . >Он еще
больше, чем Вандервельде, смотрит на искусство только
как на предмет потребления и наслаждения. «Чем
больше растет производительность труда,—пишет он,—
чем больше она оставляет человеку времени для про­
изводства излишка или для увеличения досуга, тем
больше он 'употребляет свою производительную силу
не только на изготовление необходимых средств потреб­
ления, но и на производство средств наслаждения,
которые приносят ему более сильные и разнообразные
возбуждения» 1.
1 К. К а у т с к и й , Размножение и развитие в природе и обществе,
Москва, 1923. Собр. соч., т. XII, стр. 107.

Но Каутский вносит еще два «новых» момента: это
1) б и о л о г и ч е с к о е н а ч а л о и с к у с с т в а и 2) его
стремление к у с т а н о в л е н и ю р а в н о в е с и я сил.
Эстетическое чувство, по , мнению Каутского, не есть
продукт культуры, а прирождено человеку. Но чело­
веку прирождено не ,только чувство наслаждения разно­
образием, но и стремление к единству картины, в которой
синтезируется эго разнообразие. «В самой природе, от
которой человек получает свои сильнейшие эстетические
впечатления, он всюду находит равновесие сил или,
скорее, тенденцию к постоянному восстановлению все
вновь нарушаемого (равновесия. KaiK в отдельном орга­
низме, так и в системе организмов каждая часть
необходима для восстановления равновесия целого,
каждая часть играет определенную роль в общем про­
цессе. Поэтому 1на нас производит эстетическое впечат­
ление только такое разнообразие, в котором Еое детали
представляют единое целое и каждая приносит свою
долю в -общий результат, который представляет состоя­
ние равновесия или движение к восстановлению нару­
шенного равновесия»1.
В своем разнообразии и необходимой связи частей,
действующих друг на друга для сохранения или уста­
новления равновесия, художественное произведение, по
мнению Каутского, подражает природе. Оно отличается
от нео тем, что служит определенной цели, в то время
как природа не знает никаких целей. Однако «всюду
мы наталкиваемся на природу, как на первичный источ-'
ник искусства. Напротив, область последнего кончается
там, где техника и экономика начинают развивать свое
стремление к упрощению и нивелировке. Где господ­
ствует экономика и доводит технику до наивысшей
степени, там прекращается искусство». Правда, этот
антагонизм между искусством и экономикой не уни­
чтожает эстетической потребности; но экономика ведет
к однообразию, а эстетика вызывает стремление к разно­
образию. У пролетариата все больше развивается по1 К. К а у т с к и й, Размножение и развитие в природе и обществе,
Москва, 1923. Собр. соч., т. XII, о р. 108.

требность в науке и искусстве. «Но это еще не равно­
сильно развитию особенного пролетарского искусства,
которое должно превзойти буржуазное. Те определен­
ные условия, которые убивают или, скорее, все больше
заглушают в буржуазии эстетическое» чувство, мешают
его развитию также и в пролетариате. Вот почему вряд
ли можно ожидать, что разовьется новое пролетарское
искусство, которое будет выше буржуазного. Не про­
летариат создаст новую эпоху в искусстве. Наоборот,
она будет создана только с исчезновением пролета­
риата» х. Пока же Каутский советует пролетариату
принять большее участие в наслаждении буржуазным
искусством.
На страницах «Neue Zeit» в '80—90-х годах и позже
появляется множество статей на темы литературы и
искусства. В этих статьях встречаются очень часто
(Каутский был главным редактором) взгляды, соприка­
сающиеся с точкой зрения Морриса, Вандервельде и
Каутского. Имеется также большое количество статей
дискуосионного характера (особенно в связи с (Золя и
немецкими натуралистами). С 90-х годов, со вступле­
нием Меринга в партию, начинается огромное его влия­
ние, сказывающееся прежде всего в большем подчер­
кивании классового характера литературы и искусства
и их общественно-политической роли в классовой борьбе.
В 80-х годах; преобладает точка зрения Каутского в
«Neue Zeit». Характерно, что ряд авторов с остервене­
нием отрицают д е й с т в е н н о с т ь и п а р т и й н о с т ь
искусства. Так, Росус, против писаний которого резко
высказался Энгельс, требует, чтобы социалистическая
литература была н а д п а р т и й н о й 2. Другой автор
в 1883 году пипшт в «Neue Zeit»: «В общем же не надо
предъявлять поэтам очень строгое требование в отноше­
нии политической ясности» 3. Сам Каутский в своей
статье оэ утопическом романе выступает против утопии,
1 К. К а у т с к и и, Размножение и развитие в природе и общ елво. Собр.
соч., т. XII, стр. 115.
2 II о s u s, H at unsere L iteratur eine neue Beuto zu hoffen? («Neue
Z eit», 1888, S. 364).
3 W. B., W iener Posten wahrend des Jah res 1848 (там же, S. 472).

но она «очень безвредна, и ее ни в коем случае не
нужно отвергать, пока она не притязает на определя­
ющее воздействие на действительность, на политичес­
кие и экономические бои рабочего класса, пока она хочет
быть только отраслью социалистической поэзии»!, т. е.
аполитической.
В это ж е время мы встречаем в «Neue Zeit» и статьи,
ставящие вопрос о боевой тематике, активно-политиче­
ском воздействии, подчеркивающие огромное значение
литературы для борьбы рабочего класса (Юлии Цадек,
Р. Швейхеля, ,3. Венграфа и др.). Эти требования
особенно усилились с работами Мерияга и образованием
«левой» в германской социал-демократии. Но действи­
тельно марксистской постановки вопроса о партийности
литературы, как его поставили Ленин и большевики,
нет и в этих статьях. От кантианского и полуменыпевиетского балласта не свободны даже статьи Меринга.
И он недооценивал значения пролетарской литературы в
переходный период. Именно эти его взгляды на литера­
туру вызвали его определенное сочувствие к творчеству
Минны Каутской, хотя он и сознавал ошибочность ряда
ее положений. В некрологе о ней он пишет о ее рома­
нах: «С художественной точки зрения в них многое
безусловно заслуживает порицания: шаблонный иногда
остов действия, слишком безупречное .великолепие лю­
бовной пары или ,другие условные вспомогательные
средства. Но поистине—в эпоху, когда эстетическое об­
разование становится все более и более чуждым вели­
ким культурным интересам человечества, когда надутое
и пустое высокомерие .проповедует ребяческую муд­
рость, будто поэт не должен быть политиком,—в по­
добную эпоху нас мало должно тревожить, чего не хва­
тало нашему покойному другу, чтобы; стать настоящим
поэтом, если мы можем утешаться, тем, что он был на­
стоящим бойцом. А Минна Каутская была настоящим
бойцом. Если печальная судьба многих поэтов—начать
с штурмующих небо атак, чтобы в конце концов уютно
улечься в болоте эстетизма, то ей была уготована бо1 D er jiingste Zukunftsroman

(там же, 1889, S. 268).

лее счастливая участъ: из чисто художественного окру­
жения, в котором она выросла, она уже в пожилые годы
Яерешла к пониманию пролетарской борьбы за освобож­
дение и восприняла, ее со всем жаром своей страстной
натуры. Эту писательницу создало не только сердце, но
и гнев. И если .у нее тенденция иногда разбивает ху­
дожественные рамки, то это вследствие интересных мыс­
лей, которыми она—разумная женщина, вкусившая
сладость и горечь жизни,—щедро наделяла из клада
своего богатого опыта... Подобно тому, как ее не за­
будут те, кто стояли близко к ней, так и сотни тысяч,
возвышавшиеся душой и наслаждавшиеся ее творени­
ями, скажут ей вслед сердечное «спасибо». И ее сочине­
ния пребудут, правда, не в хранилище драгоценностей
классической литературы, но в великой сокровищнице,
таящей человеческие свидетельства освободительной
борьбы, участие в которой было ее радостью и гордо­
стью» 1 .
(
Предсказания Меринга о значении художественного
творчества Минны Каутской не оправдались вовсе.
Предпринятоэ ооЗрхние ее сочинений2 было прервано,
невидимому, мировой (войной; ее романы уже давно
потеряли всякую актуальность как тематически, так
и в художественном отношении; народяически-проеветительская их тенденция, сыгравшая определенную
роль в 80—90-х года'х в среде буржуазной 'й мещан­
ской интеллигенции, больше никого не, интересовала;
оторванные от конкретного хода развития классовой
борьбы пролетариата, художественно слабо оформленные,
втиснутые в узкие схемы, эти романы преданы забвению
и не воскреснут.
Судьба творчества Минны Каутской характерна для
многих примкнувших к рабочему движению мелкобур­
жуазных писателей эпохи II' Интернационала, а также
для реформистских писателей, вышедших из пролетари­
ата. Как мы говорили выше, с примкнувшими к социал1 F. М e h r i n g , Minna Kautsky («Neue Zeit», Jg. XXXI, Bd. ],
S. 457—458).
2 M i n n a K a u t s k y , Gesammelte Schriften, Yolksausgabe, Niirnberg,
Frankische V erlagsanstalt, 1914, Bd. 1—2.

демократии писателями никакой политико-воспитатель­
ной работы не велось. А раз методы искусства—не ме­
тоды марксизма, раз переходный период от капитализ­
ма к социализму не может быть периодом творческим,
раз пролетарская литература вообще до захвата власти
невозможна, раз задача .социалистического писателя
состоит в «надевании красного фригийского колпака на
головы богинь»,—то понятно, что эти мелкобуржуазные
«попутчики» писали или в духе левобуржуазного твор­
чества, или же обслуживали ежедневные нужды и оче­
редные празднества социал-демократии лозунговой, по­
верхностно тенденциозной литературой, которая стано­
вилась все более реформистско-мещанской по мере прев­
ращения германской социал-демократической партии в
партию оппортунистическую. Были, конечно, и мелко­
буржуазные и рабочие певцы, связанные с левым кры­
лом партии, выступавшие с революционными, классово
заостренными лозунгами. Но Минна Каутская принад­
лежала не ко второй, а к первой категории писателей.
IV
В письме Энгельса к Минне Каутской поставлен и
разрешен ряд важнейших проблем марксистского лите­
ратуроведения. И здесь, как и во всех других своих
литературно-критических высказываниях, Энгельс за­
остряет вопрос о роли м и р о в о з з р е н и я в'литературе
и искусстве. С первого же своего выступления как
критика-марксиста, в работах о поэзии «истинного'
социализма» 1845—1847 гг., и до самой смерти,
в 1895 году, Энгельс все время подчеркивал значение
мировоззрения. Все величайшие создания мировой лите­
ратуры насквозь проникнуты мировоззрением опреде­
ленных общественных классов. И чем ярче, четче и
реалистичней художественное оформление этого мировоз­
зрения в произведении, тем это произведение ценнее.
Наоборот, эмпиризм, любование деталями, замена исто­
ризма. своевольными философскими к о н с т р у к ц и я м и ,
замена реалистического изображения действительности
и борьбы классов и д е а л и з и р у ю щ и м и действитель­

ность фантазиями, замена партийности крикливой
субъективистической тенденциозностью—все эти черты,
например, в творчестве поэтов «истинного социализма»
Энгельс связывает с н е я с н о с т ь ю и мещанской сущ­
ностью их мировоззрения и с недоразвитостью общест­
венных классовых противоречий в тогдашней Германии.
Тут, в письме к Каутской, м’ожйо на первый взгляд
подумать, что Энгельс не придает значения п а р т и й ­
н о с т и в 'литературе, и даже она как будто, по его
мнению, влияет отрицательно на художественную цен­
ность литературного произведения. Но на самом деле
это не так. «Очевидно, вы испытывали потребность,—
пишет он Каутской,—публично заявить о своих убеж­
дениях, засвидетельствовать их перед всем} миром. Это
вы уже сделали, это уже осталось позади, и в т а к о й
ф о р м е вам нечего повторять об этом». (Подчеркнуто
мною.—Ф. I I I .) Если припомнить, с каким путанным
мелкобуржуазным, народяически-проеветительским ми­
ровоззрением—в духе «прогресса науки» вообще и фейер­
бахианского атеизма—писала Минна Каутская свой
роман «Старые и новые», то станет ясным, почему
Энгельс просил ее «в т а к о й ф о р м е » не повторять
своих убеждений. Ибо по Каутской выходило, что со­
циальные противоречия и борьба общественных групп
«старого» мира должны изображаться с некоторым
реализмом, а к 'Нему уже пристегиваются схематически
тенденциозные декламаторы—носители «нового прин­
ципа», которые и дают выражение партийных идей
автора. t
О вопросом мировоззрения и партийности в литературе
теснейшим образом связана проблема т е н д е н ц и о з ­
н о с т и . И настоящее письмо Энгельса из всех его
высказываний на эту тему, пожалуй, дает наиболее
четкую формулировку его взгляда на этот вопрос. Уста­
навливая, что все великие писатели от античной Гре­
ции до конца X IX века были насквозь тенденциозны,
Энгельс, однако, [прибавляет: «Но я полагаю, что тен­
денция должна вытекать из самой ситуации и Действия,
на нее не нужно специально указывать, и автор не
обязан давать читателю готовое историческое будущее

разрешение изображаемых им общественных конфлик­
тов», т. е. опять-таки то, что писатель хочет доказать,
не должно носить характера с у б ъ е к т и в н о г о п р о ­
п о в е д н и ч е с к о г о навязывания читателю или зри­
телю определенной тенденции, не вытекающей из самого
действия.
этом отношении, наверно, интересной была
бы (пьеса, написанная Энгельсом в 1847 году, и постав­
ленная на сцене брюссельского немецкого рабочего
союза. По словам одного рабочего, члена Союза комму­
нистов, присутствовавшего на постановке этой пьесы,
она с Удивительной ясностью показывала неизбежность
событий, наступивших несколько месяцев спустя, в
феврале 1848 года. К сожалению, эта вещь не дошла
до нас. Но по всем сохранившимся высказываниям
Энгельса по вопросам д'ра1мы и его пониманию природы
творчества вообще можно заключить, что пьеса была
написана именно в духе изображения классовых про­
тиворечий того времени, что «историческое будущее раз­
решение общественных конфликтов» не «подавалось
читателю готовым», не навязывалось зрителю в какомнибудь заключительном монологе, а вытекало из «ситуа­
ции и действия».
Особенно типичными представителями этой субъек­
тивно-идеалистической тенденциозности Энгельс считал
писателей так 'называемой «Молодой Германии». Из
многочисленных его высказываний об этой «школе»
приведем здесь лиш ь отзыв из «Революции и контрре­
волюции в Германии», поскольку, он имеет непосред­
ственное отношение к нашей теме. И характерно, что
и их тенденциозность Энгельс связывает с неясностью,
путанностью, нерешительностью их мировоззрения. «На
германской литературе,—пишет он,—тоже отразилось
политическое возбуждение, в которое события 1830 года
ввергли всю Европу. Грубый конституционализм или
еще более грубый республиканизм • проповедывались
почти всеми писателями того времени. Все более !и
более входило в привычку, особенно у литераторов
низшего разбора, пополнять недостаток литературного
искусства в их произведениях политическими намеками,
которыми обеспечивался успех у публики. Стихотво10

Энгельс как литературный критик

145

рения, повести, рецензии, драмы, всякие литературные
произведения были преисполнены так называемой «тен­
денции», т. в. более или менее робких выражений
противоправительственного духа. Б довершение пута­
ницы понятий, Дарившей поело 1830 года в Германии,
к этим элементам политической оппозиции примешива­
лись плохо переваренные университетские воспоминания
немецкой философии и непонятые крохи французского
(‘оциализма, особенно сенсимонизма. И клика писателей,
преподносивших публике эту мешанину, кичливо на­
зывала себя «М олодой Германией» или «Новой школой».
Но-зднее они раскаялись в своих юношеских грехах,
но манера их писания не улучшилась от1 этого»1.
С вопросами мировоззрения, партийности и тенденции
связан далее теснейшим образом вопрос об1изображении
в художественном произведении л и ч н о с т и и к о л ­
л е к т и в а , характера индивидуума и массы, единич­
ного и 'общего, идей эпохи; и конкретных их носителей.
II по поводу этих проблем Энгельс в письме к Каутской
дает яркую формулировку того, как пролетарский ху­
дожник должен изображать единичное и общее, лич­
ность и классовый тип. «Характеры той и другой среды
обрисованы с обычной для вас четкостью индивидуали­
зации; каждое лицо—тип, но вместе с тем и .вполне опре­
деленная личность,— «этот», как сказал бы старик Гегель;
так оно и должно быть». Этого взгляда Энгельс,—как,
впрочем, и Маркс,—также придерживался всю жизнь.
Наиболее развернуто он дал свое понимание этих
вопросов в письме к Лассалю от 18 мая 1859 г., опятьтаки на примере конкретного разбора драмы последнего
«Франц фон-Зикинген». Об этой вещи Энгельс говорит,
что она непригодна для постановки на сцене из-за слиш­
ком длинных речей, во время которых может играть
только один актер, а остальным пришлось бы вновь
и вновь прибегать ко всем ресурсам своей мимики, чтобы
стоять простыми статистами. И, обсуждая во п р х обра­
ботки драмы, Энгельс пишет: « И д е й н о е с о д е р ж а 1 К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с ,
мании, М.—X , 1929, стр. 14.

Революция и контрреволюция в Гер­

н и о должно, конечно, при этом пострадать, но это
неизбежно, и полное слияние большой идейной глу­
бины, сознательного исторического содержания, которые»
вы справедливо приписываете немецкой драме, с шек­
спировской живостью и богатством действия будет,
вероятно, достигнуто лишь в будущем и, может быть,
даже не немцами. Правда, именно в этом слиянии я
вижу будущее драмы. Ваш Зикинген целиком на пра­
вильном пути, главные действующие лица в с а м о м
д е л е представляют определенные классы и направле­
ния, а стало быть, и определенные идеи своего вре­
мени, и почерпают мотивы своих поступков не в мелоч­
ных индивидуальных вожделениях, а в том историче­
ском течении, которое является их носителем. Однако
дальнейший ш аг вперед должен был бы заключаться в:
том, чтобы эти мотивы были более 'живо, активно, так. ска­
зать, самородно выдвинуты на первый п л а н ' ходом
самого действия и чтобы, наоборот, аргументирующие
речи... становились все более излишними. Вы сами,
повидимому, считаете целью этот идеал, поскольку вы
устанавливаете различие между драмой для сцены и
литературной драмой; мне думается, что «Зикингена»
можно было бы, хотя и с трудом (ибо достигнуть
совершенства действительно но так просто), переделать
в указанном смысле в драму для сцены. С этим связана
характеристика действующих лиц. Вы совершенно спра­
ведливо выступаете против господствующей ныне д у рн о й индивидуализации, которая сводится к мелочному
умничанию и составляет существенный признак вы­
дохшейся, эпигонской литературы. Мне кажется, одна,ко, что личность характеризуется не только тем, что
она делает, но и тем, как она это делает, и с этой
стороны идейному содержанию вашей драмы не повре^
дило бы, я думаю, если бы отдельные характеры
были несколько резче разграничены и противопостав­
лены друг другу. Характеристика д р е в н и х в наше
время уже недостаточна, и здесь, мне кажется, вы могли
бы без вреда посчитаться немножко больше с Значением
Шекспира в истории развития драмы» 1. И дальше
1 «Литературное наследство», кн. 3, 193, стр. 192.

Энгельс показывает, как субъективно-идеалистический
метод Лассаля вытекает из его мировоззрения, из не­
правильного понимания движущих общественных сил
в «Зикингене», из игнорирования крестьянского движе­
ния в эпоху Реформации и т. д. «Недостаточно, как мне
кажется,—пишет Энгельс Лассалю,—подчеркнуты у вас
неофициальные, плебейские и крестьянские элементы
с их сопутствующим теоретическим выражением... Мне
кажется поэтому, что и при вашем взгляде на драму,
который, как вы, конечно, поймете, с моей точки зрения
слишком абстрактен, недостаточно реалистичен, крестьянекое движение заслуживало большего внимания».
А правильное понимание соотношения классовых сил
и роли ‘р азличных классовых группировок в революции,
по Энгельсу, повлекло бы за собою и иное художествен­
ное выражение. «При моем: взгляде на драму,—про­
должает он,—согласно которому за идейным моментом
не следует (забывать реалистический, за Ш иллером—
Шекспира, привлечение тогдашней столь удивительно
пестрой плебейской (общественности доставило бы еще
совсем новый 'материал для оживления пьесы, неоцени­
мый фон для разыгрывающегося на авансцене наци ональногоЧдвижения дворянства; оно впервые осветило
бы по-настоящему Само это движение. Какие причуд­
ливо характерные образы дает эта эпоха разложения
феодальных союзов в лице правящих королей без ко­
пейки денег, Цищих ландскнехтов и авантюристов вся­
кого рода,—фальстафовский фон, который в историчес­
кой драме э т о г о типа был бы еще эффектнее, чем у
Ш експира!»1
Вот как понимал Энгельс вопроз об отношении лич­
ности к классу, характера к типу, идеи к эпохе. Эти
взгляды его, ’и зложенные в 1 8 6 5 году, .еще раз подтвер­
ждаются в письме к Каутской.
•Энгельс и Маркс стояли за б о л ы н о е р е а л и с т и ч ес к о е искусство, с широким охватом действительности,
с реалистическим изображением различных типов и ха­
рактеров. И исходя из этого, они и соответственно
1 «Литературное наследство», кн. 3, ]9i-2, ст . 20.

ориентировались на литературное наследство прошлого.
Но значит ли это, что они о т р и ц а т е л ь н о от­
носились к актуально-политической поэзии или не­
достаточно оценивали как ее, так и вообще «малые
формы» литературы на «злобу дня»? Ставить так
вопрос—означало бы п р о т и в о р е ч и т ь в с е й л и ­
т е р а т у р н о й п о л и т и к е и п р а к т и к е Маркса и
Энгельса за все время их деятельности. Наравне с
требованием большого реалистического искусства Маркс
и Энгельс, начиная уже с первой редакторской прак­
тики молодого Маркса в старой «Рейнской газете»
(1842—1843 гг.), постоянно требовали от поэтов ра­
бочей партии и революционных писателей-попутчиков
резко выраженной борьбы с противниками, требовали
от них острых; стрел сатиры, разоблачительного ана­
лиза, срывания масок с врагов; они требовали от поэтов
партии четкой партийности и актуально-политиче­
ской тематики. Обо всей этой их литературной прак­
тике как нельзя яснее свидетельствует их отношение к
таким насквозь «тенденциозным» поэтам,- как Гейне, Гервег, Фрейлиграт и Веерт. И Недаром центральный ор­
ган партии в 1848—1849 г г .—редактируемая Марк­
сом, Энгельсом и другими «Новая рейнская газета»
имела самый заостренный, самый разоблачительно-са­
тирический, самый злободневный «фельетонный» лите­
ратурный отдел изо всех тогдашних газет. Д ля Марк­
са и Энгельса партийная газета была немыслима без
политических стихов на злобу дня и литературных
«малых форм1». Так, например, когда Марка в 1859 году;
начал принимать участие в редактировании лондон­
ской немецкой эмигрантской газеты «Volk», а Фрейли­
грат, сблизившийся в это время с противником Марк­
са—Г. Кинкелем, Не работал в этой1газете, то Маркс
в письме от 13 августа 1859 г. пишет Энгельсу: «Не
мог ли бы твой родственник Зи бель!,—хотя я и не
очень высоко ценю его поэзию,—написать небольшое
стихотворение для «Volk», только не патетическое.
1 Радикальный рейнский поэт Карл Зибель, находившийся в это время
в М анчестере у Энгельса.

Чтобы раззадорить Фрейли грата, мы должны во что
бы то щи] стало пустить в ход какого-нибудь лоэта,
хотя бы Нам самим пришлось подбирать ему рифмы».
И Маркс; и Энгельс действительно, как мы это знаем
из историй их взаимоотношений с Гейне, Фрейлигратом,
Гервегом, Веертом, Э. Джонсом и др., воспитывали
их идеологически, и но во вред художественной цен­
ности их творчества,—наоборот, как раз их произве­
дения, написанные под непосредственным влиянием
Маркса и Энгельса, являются величайшими достиже­
ниями этих (поэтов и (в художественном отношении.
Нх) Маркс и Энгельс не отказывались от своего понима­
ния тенденции 'и в литературе «малых форм» и в злобо­
дневно-политической поэзии. И здесь, например, Энгельс
Проводит четкую грань между революционной разобла­
чительной егтирой и сатирой ограниченной, субъективи­
стически навязываемой поэтом, не разбирающимся в
действительных социальных причинах высмеиваемого им
«зла».
Так, разбирая в 1847 году стихотворение мещанско-«социалистического» поэта К. Бека, «Песню бара­
банщика», Энгельс пишет: «Та же тема у Гейне была
бы горькой [сатирой на немецкий народ; у Бека же
получилась лишь сатира) на самого поэта, отождеств­
ляющего себя с немощно мечтающим юношей. У Гейне
мечты буржуа намеренно были бы взвинчены, чтобы
затем упасть що уровня действительности. У Бека сам
поэт солидаризируется с этими фантазиями и, конечно,
терпит ущерб, когда низвергается в ‘мир действитель­
ности. Первый вызывает в буржуа возмущение своей
дерзостью, второй успокаивает его родством д у ш » 1.
Маркс и Энгельс не ставили •вопрос в такой плоско­
сти: и л и большое эпическое реалистическое искус­
ство—и л и актуально-политическая поэзия и злобо­
дневные «малые формы»; и та и другая литература,
согласно их взглядам, играла определенную роль в
классовой борьбе. Они не ставили также вопроса о ли­
тературном наследстве прошлого в разрезе высокой
1 М а р к с и Э н г е л ь с . Сочинения, т. Л', стр. 12(i.

оценки творчества т о л ь к о таких писателей, как Ш ек­
спир, Гете, Бальзак, и отрицательного отношения к
Вольтеру, Дидро, Гейне. Нет, они ценили и тех и
других, одних в большей степени, других в меньшей.
Одни из них стояли ближе к их пониманию трактовки
индивидуума и типа, личности и класса, тенденциоз­
ности и т. д., другие—дальше. Одни из них склоня­
лись к одним жанрам литературы, выдвигаемым Марк­
сом и Энгельсом, другие—к иным.
Четкие высказывания Энгельса в письмо к Каутской
об индивидууме и типе, о тенденции и ее выражении
в литературе показывают еще1 раз ошибочность творче­
ских лозунгов пролеткультовских, лефовских и литфронтовских теоретиков о п р о т и в о п о с т а в л е н и и
абстрактной личности коллективу, растворении «отдель­
ных персонажей» в «комплексах событий»; они доказы­
вают ошибочность литфронтовского отождествления лич­
ности с капелькой, тонущей в потоке (коллективе),
схематичного изображения положительного и отрица­
тельного; они показывают также ошибочность лозунгу
«живого человека» и замыкания в психологии индиви­
дуума; равным образом высказывания Энгельса в этом
и других его письмах несовместимы с лефовским «сбра­
сыванием классиков с корабля современности» либо
о д н о с т о р о н н е й ориентировкой на великих реалистов
(Толстой) или на публицистически заостренных писа­
телей (Вольтер, Гейне и др.). В частности, из указания
Энгельса на революционные драмы юного Шиллера
явствует, что голое противопоставление «романтизма»
и «реализма», как творческих методов «субъективного
идеализма» и «объективного реализма», неправильно, не
говоря уже о том, что представителем первого можно
считать Шиллера в полной мере только в его «Дон
Карлосе», а не отождествлять огульно его творческий
метод периодов «бури и натиска» с классицизмом.
Еще одно (замечание стоит подчеркнуть в письме
Энгельса в Каутской. Это—то место, где он говорит:
«В «Стефане» вы доказали, что можете относиться даж 1
к вашим героям; с тонкой иронией, указывающей на
власть поэта (над своим созданием». Из этого замечания

вытекает, что, согласно Энгельсу, идеи в произведе­
нии—это м и р о в о з з р е н и е , дающее всем вещам их
направленность. Замечание это целиком противоречит
утверждениям переверзевской школы, что кроме идей
в образах в художественном произведении нет никаких
других идей.
По богатству мысли и четкости формулировок ряда
положений марксистского литературоведения это пись­
мо Энгельса к Минне Каутской является одним из са­
мых важных литературоведческих документов, остав­
ленных нам основоположниками научного социализма.
4. ПРОТИВ МЕХАНИЦИЗМА И ВУЛЬГАРИЗАЦИИ МАРК­
СИЗМА В ЛИТЕРАТУРНОЙ КРИТИКЕ
(По поводу переписки Энгельса с П. Эрнстом)

Когда в 70-х, 80-х и 90-х годах дюрингианцы, катедер-социалисты, всякие мелкобуржуазные путанники и
реформисты внутри и вне социал-демократической дартии выступали против основ марксизма, искажали и
вульгаризировали исторический материализм, понимали
его чисто механистически, Маркс и Энгельс выступали
всегда весьма резко против этих эклектиков, путанников и фальсификаторов. Особенно часто Энгельс воз­
вращается в своих письмах начала 90-х годов к вопросу
о недиалектическом, механистическом понимании вза­
имодействия базиса и надстройки и о вульгарном тол­
ковании выведения всех' идеологических надстроек н е ­
п о с р е д с т в е н н о из экономического базиса. В своих
письмах к К. Шмидту, Ф. Мерингу, И. Блоху, Штаркенбургу и др. начала 90-х годов Энгельс подробно раз­
бирает такие толкования марксизма, как, например, у
Пауля Барта, и пишет, что «экономическое движение
в общем проложит себе путь, но оно должно испыты­
вать на себе также и обратное действие от политиче­
ского движения, которое оно само для себя создало
и которое обладает относительной самостоятельностью».
Устанавливая дальше, каким образом государственная
власть, право и такие идеологические области, как ре­

лигия, философия и т. д., «которые еще выше паряг
в воздухе», влияют друг на друга и обратно на базис,.
Энгельс в письме к К. Шмидту от 27 октября 1890 г.
говорит о таких, подобных Барту, «толкователях» марк­
сизма: «Чего всем этим господам не хватает,—так этодиалектики. Они постоянно видят здесь причину, там—
последствие. Они не видят, что пустая абстракция, ч т о
такие метафизические, полярные противоречия в дей­
ствительном мире существуют только во время кризи­
сов, что весь великий процесс происходит в формевзаимодействия, хотя взаимодействующие силы очень,
неравны: экономическое движение среди них является:
гораздо более сильным, первоначальным, решительным^
что здесь нет ничего абсолютного, а все относительно.
Д ля них Гегеля не существовало».
Вульгарно-механистические извращения маркси:мл
уже тогда имели место не только в политической эко­
номии, философии, праве и т. д., но также и в лите­
ратурной критике; на этих извращениях Энгельс под­
робнее всего останавливается в своем письме к П. Эрн­
сту от 5 июня 1890 г. Это письмо опубликовано полно­
стью только недавно х, и высказанные в нем методоло­
гические замечания Энгельса, не потерявшие своей
актуальности и поныне, станут нам понятнее, если мы
исследуем спорные вопросы, обсуждавшиеся в 90-х годах
в марксистской литературной критике в Германии, ко­
торые и вызвали это письмо, и вскроем корни тех
ошибочных положений, против которых здесь высту­
пает Энгельс.
Прежде всего о дискуссии между Эрнстом и Герма­
ном Баром, послужившей поводом для обращения Эрн­
ста к Энгельсу. В конце 80-х годов молодой германский
империализм стремился обеспечить себе при разделе
колоний рынки сбыта; это был период превращения Гер­
мании мелкого производства в крупнокапиталистиче­
скую, империалистическую державу, с одной стороны,
а с другой стороны.—бурного роста многомиллионной
1

«Литературное наследство, кп.1, 1931, стр. 7 —10.

армии пролетариата, организующегося в мощную со­
циал-демократическую партию. Во время закона про­
тив социалистов, срок которого истекал в сентябре
1890 года, партия не погибла, как на это рассчитывал
Бисмарк, а наоборот, вышла окрепшей и сильной из
этой борьбы. Этот рост капитализма повлех за собой
сильное ослабление и разорение мелкой буржуазии и
ремесленничества. Идеологи этих разоряющихся слоев,
голодающая бунтарская интеллигенция в городах, часть
так называемых «ранних немецких натуралистов), созна­
вая обреченность мелкой буржуазии, примкнула к со­
циал-демократической партии, видя в социализме новее
«евангелие» спасения «человечества».
Организационно эти литераторы; и писатели группиро­
вались вокруг основанного в 1889 году' в Берлине Отто
Брамом и другими театра «Свободная сцена» и ж ур­
нала под этим же названием, а наиболее левая часть
натуралистов, вступив в социал-демократическую пар­
тию, основала в 1890 году «Свободную народную сце­
ну», во главе которой стояли Бруно Вилле, Вильгельм
Пельше и Юлий Тюрк. Характерно для этих мелкобур­
жуазных, индивидуалистически-анархистских, антиавторитарно настроенных интеллигентов, что в программе
«Свободной народной сцены» господствующее место зани­
мали такие драмы Ибсена, как «Столпы общества» и
«Враг народа», которые как нельзя лучше выражали
идеологию этих групп с их вознесением личности над
массами, презрением к «стадному» партийному человеку,
организованному в строго централизованной рабочей
партии. И не случайно, что почти все лидеры анархо­
индивидуалистического путанного бунта в так назы­
ваемой оппозиции «молодых» 1890—1892 гг. против пар­
тийного руководства были представителями этих писа­
тельских групп, сплотившихся вокруг «Свободной на­
родной сцены» (Б. Вилле, К. Вильдерберг, Т. Тейстлер.
Г. Ландауэр и др.).
К этим «ранним натуралистам» принадлежали тогда
еще молодые Бар и Эрнст. Первый только в 1890 году
переехал из Парижа в Берлин и познакомил немецких
натуралистов с «последней модой» на берегах Сены, с

французскими салонами имперессионистов; его натурастические драмы: «Новые люди» и «Великий грех», про­
шедшие ранее почти незамеченными, стали теперь поль­
зоваться громадной известностью; молодой, 27-летний
австро-немецкий писатель быстро сделал в Берлине карь­
еру и вместе с Брамом стал соредактором журнала «Сво­
бодная сцена» («Freie Biihne»). В то время Б ф «кокетни­
чал» с марксизмом, и так как в эти дни переводились
старые драмы Ибсена, и каждая новая его драма и
социальные проблемы, выдвинутые геликим норвежским
драматургом, возбуждали живейшие споры, то неудиви­
тельно, что завязалась полемика между Бф ом , пред­
ставителем идеологии «Свободной сцены», и П. Эрнстом,
бывшим тогда уже довольно известным с ци гл-демокра­
тическим публицистом и чуть ли не официальным интер­
претатором Ибсена на страницах главного т; охегичесю о
органа партии «Neue Zeit».
Пауль Эрнст в своих литературно-критических статьях
и рецензиях подходил к анализу творчеств!, в частности
творчества Ибсена, типично механистически. Во-первых,
он выводил литературу непосредственно из экономики,
несмотря на то, что сам метал гром и молнии на других,
грешивших этим, критиков; он ставит знак равенства
между социально-экономическим развитием «эпохи» и
«идеями времени». Дальше он совершенно механистиче­
ски понимает взаимоотношения писателя и класса: писа­
тель органически но в состоянии выйти за пределы своей
классовой идеологии, он фаталистически вращ:егся
только в кругу своих классовых представлений. Так
и Ибсен не может выйти за границы идеологии чрезвы­
чайно шаблонно понятой Эрнстом оэцю льноя катего­
рии «мещанства». «Диалектика мещанства,—пишет он в
одной рецензии об Ибсене,—это котенок, кусающий свой
собственный хвост: хвост принадлелшт котенку, коте­
нок—хвосту» (см. «Neue Zsit» 1890 г., стр. 43). Эрнст
совершенно неисторически и отвлеченно подходит к по­
ниманию «мещанства»: у нею было своз представление
о немецком мещанстве 1890 года, и этот на веки воков
выработанный взгляд он приложил упрощенно, как го­
товый шаблон, к критике скандинавского, русского и

французского мещанства и его писателей, о творчестве 1
которых он помещал рецензии в «Neue Zeit» и в
заграничном центральном органе партии—(Социал-демо­
крате».
Непосредственным поводом к полемике между Эрнстом
и Баром послужили статьи Л. Маргольм в журнале «Сво­
бодная сцена»—«Женщины в скандинавской литерату­
ре» (построенные главным образом на материале творче­
ства Ибсена и Стриндберга). Они вызвали большую дис­
куссию, открывающуюся статьей Пауля Эрнста «Жен­
ский и социальный вопрос». Возражая против чрезмер­
ного внимания, уделяемого в статьях Маргольм элемен­
там чисто биологическим, Эрнст правильно подчерки­
вает социальный характер женского вопроса и рассма­
тривает женское движение (не только в Скандинавии)
как продукт общественного развития. Но вместе с тем он
подводит всю проблематику скандинавского женского
движения и его выражения в литературе под категорию
немецкого мещанства и видит разрешение женского во­
проса в чисто пассивном развитии проияводстгенных от­
ношений. «Нет никакого сомнения,—пишет Эрнст,— что
женский вопрос будет решен таким же образом, как все
«вопросы»,—сам собою, простым развитием производ­
ственных отношений». Таким образом Эрнст здесь совер­
шенно отрицает значение идеологической борьбы, в част­
ности в литературе.
Против этой статьи Эрнста с резким ответом «Эпи­
гоны марксизма» выступил Герман Бар. Он считает точ­
ку зрения Эрнста «типичнейшим документом распада и
саморазложения» эпигонов марксизма, превращающих,
по его мнению, «критический метод» Маркса в «догма­
тическую аксиому». Он сравнивает Эрнста с автоматом,
который, если в него опустить гривенник, сразу же
выбрасывает «непогрешимую длинную главу марксист­
ской мудрости». Методу исследования таких «марксистистов» (как Бар называет Эрнста и компанию, в отли­
чие от «настоящих марксистов», к которым он, однако,
себя не причисляет) он противопоставляет метод якобы
самого Маркса. «Я сейчас не помню,—пишет Б ар,—
писал ли Маркс что-нибудь о женском вопросе, но я

себе ясно представляю его подход к этому вопросу».
По мнению Бара, Маркс установил бы признаки, харак­
терные для каждой женщины, и из сравнения этих
признаков вывел бы типичное для всех женщин; он
установил бы среду, в которой мог и должен был бы
развиваться такой тип, а не иной, и в конце концов
нашел бы при помощи своего материалистического ме­
тода «созйдающие причины» в экономической почве,
вскрыл бы «Еечную связь между материальным базисом
и идеологическим отражением». Таким образом, Маркс
«уловил бы» в крупной бюргерше, мещанке и работнице
«ту женщину», из которой экономика оформила эги три
различные типа. И дальше Бар пишот: «Для Маркса,
как и для Тэна и Золя, человек—кусок мяса. Этот
кусок мяса имеет свое выражение—дух. Это г дух под­
вергается влияниям среды, формирующим и наполняю­
щим его. Таким образом, каждый человек, взятый в
отдельности, представляет собою: естественного чело­
века, как он вышел из утробы матери, унаследовав
свойства своих физических предков, плюс человека эко­
номического, как он оформился в своих отношениях
к природе. Экономический человек всегда оформляет
естественного человека». Такова, по мнению Бара,
точка зрения Маркса, между тем как эпигоны марксизма
отрицают «естественного человека» и признают только
«экономического». Сам Бар не согласен ни с «точкой
зрения Маркса», им самим сконструированной, ни с «эпи­
гонами». Он считает, что кроме «влияния среды» (эко­
номики) и «наследственности от предков» в каждой жен­
щине следует различать еще «третью женщину»—чистую
самку. Эта «третья женщина» и есть, по мнению Бара,
подлинная женщина, «женщина, как таковая»; она не
подвержена ни экономическим, ни историческим вли­
яниям, и «отсюда только начинается жен:-кий вопрос,
эта ужасная и убийственная загадка»... Поэтому Бар
требует, чтобы при «анализе женщины» взегда прозодилась четкая грань между «естественными инстинктами»
и «исторически сложившимися» свойствами; только при
условии вычитания последних можно обнаружить «жен­
щину, как таковую». Вывод Бара: женский вопрос оста­

нется «вечной проблемой между мужчиной и женщи­
ной», ибо они «никогда не поймут друг друга, а будут
вечно бороться».
Статья Бара появилась в «Свободной сцене/> 23 мая
1890 г. И тогда Эрнст обратился к Энгельсу со следую­
щим письмом от 31 мая 1890 г.:
«Милостивый государь.
Простите мне, совершенно вам незнакомому человеку,
что я отваживаюсь обеспокоить вас просьбой.
При этом я беру на себя смелость переслать вам
два номера журнала «Свободная сценам. В одном из
них помещена моя статья о скандинавском женском дви­
жении, а в другом—полемика Германа Бара против этот
статьи. Бар упрекает меня в том, что в данном случае я
неправильно применил марксистский метод, и то многим
другом.
По многим причинам мне хотелось бы знать, правилен
ли упрек Бара и думал ли Маркс иначе о женском
движении, или, точнее, как он думал бы в данном
случае. Во-первых, потому, что я защищаю свои взгля­
ды и в других органах (например в «Социал-демократе»),
и подобные вещи, если они неверны, оказывают вред­
ное влияние; во-вторых, потому, что Бар, как вы уви­
дите из статьи, обращается со мною с невероятным бес­
стыдством.
По-моему, Бар вообще понимает все совершенно не­
верно и делает из женского вопроса половой вшрос.
Если помещенный в конце статьи многословный тезис пра­
вилен, то он, думаю я, выражает нечто, существовавшее
еще во времена Адама и Евы. Я считаю это, безусловно,
только личным опытом автора. Во всяком случае это не
имеет никакого отношения к женскому вопросу, который
возник лишь при определенных общественных условиях.
Я вовсе не отличаюсь высокомерием, которое старается
приписывать мне Бар, я хочу только делсл овггь прак­
тически по мере сил моих. Тем бол 'е оскорбительны
подобные инсинуации.
Вы бы меня крайне обязали, если бы были настолько
любезны и исполнили мою просьбу, сообщив мне в двух

строках, совпадают ли мои взгляды со взглядами Марк­
са, или нет. И кроме того, разрешили бы мне использо­
вать ваше письмо против Бара.
С глубочайшим уважением, преданный Еам
Пауль Эрнст».
На этот вопрос последовало письмо Энгельса; в нем
Энгельс указывает на две основных методологических
ошибки Эрнста: 1) механистичность его метода и 2) его
неисторичность, отвлеченно-шаблонный подход к ис­
следованию классовой детерминированности творчества
такого писателя, как Ибсен.
Ошибку Эрнста по первому Пункту Энгельс формули­
рует следующим образом: «Что касается вашей попытки
проанализировать вопрос материалистически, то прежде
всего я должен сказать, что материалистический метод
превращается в свою противоположность, когда им поль­
зуются не как руководящей нитью при историческом
исследовании, а как готовым шаблоном, по которому
кроют и перекраивают исторические факты. И ' если
г. Бар полагает, что он поймал вас на месте преступле­
ния, то мне кажется, что у него есть на это кое-какие
основания». При этом определении метода Эрнста Эн­
гельс, конечно, имел в виду,—как он это позднее и
подтверждает,—не только присланную ему статью в
«Свободной сцене». Энгельс, следивший регулярно за
«Социал-демократом» и «Neue Zsit», сам сотрудничав­
ший в этих органах, был знаком с литературно-критиче­
скими статьями Эрнста и сделал этот вывод из всей
совокупности известных тогда работ своего адресата.
А по второму пункту Энгельс противопоставляет неисторическому, механистически-шаблонному перенесению
представления Эрнста о немецком мещанстве на сканди­
навское, т. е. на социальные корни творчества Ибсена,
глубокий исторический анализ специфических особен­
ностей, отличавших тогдашнее норвежское «мещанство»
от немецкого, или от той социальной категории, которая
в Германии называлась тогда мещанством. Этот анализ
Энгельса является классическим примером того, как
марксист должен подходить к такому сложному явлению
в литературе, каким было творчество Ибсена, как нужно-

вскрывать специфичность, сложившуюся в определенном
социально-экономическом ходе развития определенного
класса, в реальном соотношении классовых сил. Этот
анализ социальных корней творчества Ибсена уясняет
нам многое из того, что так сильно запутано еще и сейчас
буржуазными и псевдомарксистскими исследователями.
Резюмируя свой анализ, Энгельс пишет:
«Всю Норвегию и все, что там происходит, вы подво­
дите под категорию мещанства, а затем, не обинуясь,
приписываете этому норвежскому мещанству то, что
считаете характерным для немецкого мещанства. Но тут
помехой являются два обстоятельства.
Во-первых, когда во всей Европе победа над Напо­
леоном ознаменовала собой победу реакции над резолю­
цией,—и лишь на своей родине, во Франции, револю­
ция еще настолько, внушила страх, что из рук вернув­
шейся легитимной власти была вырвана буржуазно л и ­
беральная конституция,—Норвегия сумела завоевать се­
бе конституцию более демократическую, чем все, суще­
ствовавшие тогда в Европе.
И, во-вторых, за последние двадцать лег Норвегия
пережила такой расцвет в области литературы, каким не
может гордиться ни одна страна, кроме России. Считать
ли их мещанами или нет, но во всяком случае норвежцы
создают гораздо больше духовных ценностей, чем дру­
гие нации, и накладывают свою печать также и на
другие литературы, в том числе и на немецкую.
Если вы взвесите эти факты, то должны будете при­
знать, что они не вполне совместимы с включением
норвежцев в категорию мещан, и притом мещая чисто
немецкого пошиба; по моему мнению, факты эти обязы­
вают нас точнее определить специфические особенности
норвежского мещанства.
И вот вы, вероятно, найдете, что туг обнаруживает­
ся большая разница. В Германии мещанство являет­
ся плодом неудавшейся революции, прерванного и за­
держанного развития; оно получило свой своеобразный
и резко выраженный характер трусости, ограниченно­
сти, беспомощности и неспособности к какой бы то ни

было инициативе благодаря Тридцатилетней войне и
следующей за ней эпохе, когда все остальные крупные
народы переживали бурный рост. Характер этот немец­
кое мещанство сохранило и впоследствии, когда Герма­
нию снова подхватил поток исторического развития;
он был достаточно силен, чтобы наложить свою печать
и на все остальные общественные слои Германии в каче­
стве всеобщего немецкого типа, пока, наконец, н ш
рабочий класс не прорвал эти узкие рамки. Немецкие
рабочие как раз в том отношении являются самыми
ярыми «отрицателями отечества», что они сбросили с
себя немецкую мещанскую ограниченность.
Таким образом, в немецком мещанстве надо видеть но
нормальный исторический этап, а доведенную до пре­
дела карикатуру, образец вырождения (подобно тому,
как польский еврей является карикатурой на евреев.
Оно класс-ично лишь в лице предельно очерченной и
утрированной мелкой буржуазии). Английский, фран­
цузский и т. д. мелкий буржуа отнюдь не стоит на
одном уровне с немецким.
Напротив, в Норвегии мелкое крестьянство и мелкая
буржуазия с небольшой примесью средней буржуазии,—
какими они примерно были в Англии и во Франции
в XVII веке,—в течение ряда столетий представляют
собой нормальное состояние общества. ‘Здесь не может
быть речи о насильственном возвращении к устарелым
этапам развития из-за неудавшегося крупного движе­
ния и из-за какой-нибудь Тридцатилетней войны. Вслед­
ствие своей изолированности и своих природных усло­
вий страна отстала, но ее общее состояние все время
соответствовало производственным условиям и благо­
даря этому было нормальным. Лишь в самое последнее
время в стране спорадически появляются начатки круп­
ной промышленности, но для самого могучего рычага
концентрации капиталов—для биржи—тут нет места;
к тому же консервирующее влияние оказывает ог­
ромный размах морской торговли. Ъ то время, как по­
всюду в других государствах пароход вытесняет парус­
ные суда, Норвегия все увеличивает свое парусное
судоходство и обладает если не самым крупным в мире,
J1

Энгельс ка:; литературный критик

ш

то вторым по величине парусным флотом, принадлежа­
щим главным образом мелким и средним судохозяевам. Так или иначе это внесло движение в старое
застойное существование, и движение это, повидимому,
отражается на расцвете литературы.
Норвежский крестьянин никогда не был крепостным,
и это обстоятельство.,—как и в Кастилии,—накладывает
свою печать на все развитие. Норвежский мелкий бур­
ж у а—сын свободного крестьянина, и вследствие этого
он—настоящий человек по сравнению с жалким немец­
ким мещанином. Точно так же норвежская женщина
из мелкобуржуазной среды стоит неизмеримо выше не­
мецкой мещанки. И каковы бы ни были недостатки
ибсеновских драм, в них все же отображен—хотя и
маленький, среднебуржуазный, но неизмеримо выше не­
мецкого стоящий мир, в котором люди еще обладают
характером, способным к инициативе, И действуют само­
стоятельно, хотя часто и причудливо о точки зрения
иноземного наблюдателя. Все это я считаю нужным осно­
вательно изучить, прежде чем выступать с своим суж­
дением».
Письмо Энгельса, хотя и написанное только «для
личного сведения», Эрнст использовал в своей ответной
статье Б а р у 1 следующим образом: «Я бы ответил на
статью г. Бара «Женский вопрос» сразу ж е,—сооб­
щает здесь Эрнст,—но так как он храбро противопо­
ставляет взгляды Маркса,—как Маркс рассуждал бы
в данном вопросе,—взглядам «марксистов»... то я об­
ратился с запросом к Энгельсу... как Маркс в дей­
ствительности смотрел бы на этот вопрос. Энгельс был
настолько любезен, что ответил мне в подробном письме,
что м о е п о н и м а н и е в о п р о с а о ч е н ь б л и з к о к
п о н и м а н и ю Ма р к с а » . (! Разрядка наш а.—Ф. III.)
Но Энгельс не желает опубликования своего письма,
чтобы не быть втянутым в полемику с г. Баром, ко­
торого он очень боится. Таким образом, я один должен
набраться храбрости». В дальнейшем Эрнст настаивает
1 P a u l E r n s t , Frauenfrage und Gcschlechtsfrage, «Die freie Biihne»,
Heft 21 от 25 июня 1890, г. (стр. 569—570).

на- своем понимании «женского вопроса» и характеризуем
точку зрения Бара как «половой вопрос». На этом поле­
мика между ним и Баром, повидимому, закончилась.
Как же реагировал, однако, Эрнст на общие указания,
сделанные ему в письме Энгельсом как члену партии,
как молодому публицисту, подававшему, по мнению мно­
гих, большие надежды? Реагировал он очень своеоб­
разно: когда некоторое время спустя выступила открыто
существовавшая уже в то время оппозиция «молодых»
против партийного руководства Бебеля—Либкнехта, то
Эрнст, хотя и не солидаризируясь со всеми требова­
ниями ультра-левых лидеров этой оппозиции, все же
примкнул к ней и даже стал редактором берлинской
оппозиционно настроенной социал-демократической га­
зеты «Народная трибуна».
Против этой мелкобуржуазной,' полуанархической оп­
позиции Энгельс выступил в лондонском «Социал-демократе» (от 13 сентября 1890 г.) в своей статье «Бунт
студентов и литераторов», в которой он квалифицирует
выступления «молодых» на страницах оппозиционной
прессы,—в которой много писал и П. Эрнст,—как «урод­
ливо искаженный марксизм», характеризуемый следую­
щими тремя чертами: во-первых, непониманием своей
собственной точки зрения, во-вторых, полным незна­
нием решающих в каждом данном вопросе историче­
ских факторов и, в-третьих, столь характерным для
немецких литераторов милым сознанием своего беско­
нечного превосходства. А месяц спустя он характери­
зует «марксизм» этой группы в письме к П. Лафаргу
от 27 октября 1890 г. следующими словами: «Года два
или три тому назад группа студентов, литераторов и
других деклассированных молодых буржуа бросилась
в партию; эта группа появилась как раз во-время, что­
бы занять большинство мест в редакциях размножакк
щихся журналов, которые обычно считают буржуазный
университет чем-то вроде социалистической Сен-Сирской школы, которая дает им право вступить в ряды
партии в чине офицера, если не генерала. Все эти
господа делают марксизм, но такого свойства* который
вы десять лет назад видели во Франции, и о котором

Маркс говорил: «Все, что я знаю,—это то, что я не
марксист!» И вероятно, он сказал бы об этих господах
то, что Гейне говорил о своих подражателях: «Я по­
сеял драконов, а пожал блох»*.
Когда Энгельс в .лондонском «Социал-демократе» ква­
лифицировал выступления лидеров оппозиции «молодых»
как «бунт студентов и литераторов», Эрнст снова по­
вторил свою ошибку, применив к оценке политической
ситуации и соотношения классовых сил в стране такой
же механистический и неисторический метод, как это
им делалось в литературе: правооппортунистические
элементы были провозглашены .большинством партии,
выродившейся якобы в мелкобуржуазную парламент­
скую партию от начала до конца; и если тогдашний
центр Бебеля—Либкнехта тоже не был свободен от
ряда ошибок, то ,все же называть его сплошь оппорту­
нистическим было неправильным перенесением ошибок
правых на всю партию, означало игнорирование реаль­
ной борьбы фракций внутри партии под углом зрения
«ультра-левой» оппозиции. И вот Эрнст в ответ на
письмо Энгельса и на его статью о «молодых» вы­
ступает с собственной статьей в оппозиционной га­
зете «Magdeburger Volksstimme» ( o t x1G сентября 1890 г.),
в которой он пишет по адресу Энгельса: «И если Эн­
гельс называет сейчас нашу оппозицию «студенческим
бунтом», то пусть ,он, пожалуйста, укажет, где наши
взгляды расходятся с его собственными и Маркса...»,
На этот вызов Эрнста Энгельс выступил со статьей
«Ответ Паулю Эрнсту» 2, где он квалифицирует механи­
стический метод Эрнста как метод всей путанной, не­
устойчивой, анархо-индивидуалистической оппозиции
«молодых» вообще и пишет: «Что же касается самого
г. Эрнста, то мне незачем ему это повторять. Я говорил
ему это еще четыре месяца тому назад и должен, хо­
чеш ь—но хочешь, докучать публике этой мсей «серьез­
1 «Le S ocialisto, Paris, № 115 от 24 ноября 1900 г.
2 «Antwort an Paul E rnst» («Berliner Yolksblatt», № 232
тября 1890 г.).
3 Непереводимая игра слов: E rn st означает «серьезно».

от 5 ок­

ной»3 корреспонденцией». Затем он рассказывает, ка is
Эрнст обратился 31 мая с письмом к нему, приводит
важнейшие отрывки из своего ответа 5 июня и продол­
жает: «Здесь, следовательно, я хотя и в вежливой
форме, но тем не менее ясно и определенно указал
г. Эрнсту,—где он расходится с Марксом (и Энгель­
сом.—Ф. Ш .), именно—в им самим присланной мне
статье в «Свободной сцене». И когда я ему там рас­
толковывал, что он пользуется марксистским методом как
готовым шаблоном, по которому он выкраивает истори­
ческие факты, то это как раз пример того «глубокого
непонимания» того же самого метода, в котором я уп ­
рекал этих господ (т. е. «молодых».—Ф. III.). И если
я ему доказываю затем на его собственном примере Нор­
вегии, что приложенный им к Норвегии шготовлениый
по немецкому образцу шаблон мещанства явно проти­
воречит историческим фактам, то этим самым я уже
заранее относил на его собственный счет то «грубое
незнакомство» с решающими во всяком вопрссз исто­
рическими фактами, в которых я также обвинял тех
господ. Хочется ли г. Эрнсту еще знать, «где»? Ну,
например, в статье в «Народной триоуне» оо «опасно­
стях марксизма», где он без многих слов присваивает
себе странное утверждение метафизика Дюринга, чго
будто бы у Маркса история совершается совершенно авто­
матически, без содействия людей (которые ведь ее де­
лают), и что экономические условия (сами—творения
рук человеческих) играют этими людьми как пешками,
И если человек (Эрнст.—Ф. Ш.) способен смешать марксову теорию с искажением этой теории таким против­
ником, как Дюринг,—пусть ему помогает другой, -я
отказываюсь от этого». И указывая еще раз на оши­
бочность оценки «молодыми» положения внутри партии,
Энгельс подчеркивает политическую опасность метода
этих «литераторов», особенно «если они не в состоянии
смотреть глазами на самые простые вещи и при оценке
экономического или политического положения дел не
могут беспристрастно взвесить ни относительного зна­
чения данных фактов, ни величины участвующих в них
сил».

: '1аким образом, мы видим, что критика механисти­
ческого метода Эрнста в письме Энгельса является кри­
н к о й целой системы ошибок, и не только в литера­
туроведении, но и в политике, не только одного Эрнста,
но я целой группы антипартийных оппозиционеров;
взгляды этой группы на политику и искусство нераз­
рывно связаны между собой. И как «молодые» после
выхода из партии в 1891 году, упорно отстаивая свой
механистический метод, последовательно пришли к лик1ВВДтог>^ГВу (часть «молодых» стала архи-оппортунистической правой в социал-демократической партии,
другая стала анархистами) в области политики, выдви­
гая лозунг исключительно экономической борьбы,—так
и в области искусства они стали стопроцентными ликви­
даторами.
Пауль Эрнст также ..не преодолел своих механистиче­
ских ошибок: его политическая эволюция 1890—
1894 гг. не только не содействовала их изжитию, по,
наоборот, привела его также к «ультра-левому» ликви­
даторскому взгляду на искусство: его партийная по­
зиция этих лет была неустойчивой, его идеология—
выражением вечно шатающихся мелкобуржуазно интел­
лигентских элементов в социал-демократической партии.
Он продолжал сотрудничать в социал-демократической
печати, но к своим ошибкам, указанным ему Энгельсом,
он прибавил еще новые, и когда в 1892 году на стра­
ницах «Neuc Zeit» развернулась дискуссия по вопросам
искусства, он, хотя и возражал против стопроцентно
ликвидаторской теории Г. Ландауэра, тем не менее скло­
нялся сам к ликвидаторству и «чистому искусству»,
проповедуя теорию «незаинтересованности» искусства и
резкого отграничения его от политики. Известно также,
что в 1892 году он выступил в «Neue Zeit» с довольно
путанной, по существу такой же механистической кри­
тикой «Легенды о Лессинге» Меринга.
Это ликвидаторство в области. искусства последова­
тельно вытекало из его ликвидаторства в области по­
литики, свойственного в той или иной форме всем этим
Неустойчивым мелкобуржуазным теоретикам оппозиции
«молодых». Об этом именно и свидетельствует назван­
ие

ная полемика в «Neue Zeit». Так, Густав Ландауэр,
бывший тогда редактором «Социалиста», органа «моло­
дых», пишет в своей статье в «Neue Zeit» (озаглавленной
«Будущее и искусство», 1892 г.): «Все почему-то ждут
нового расцвета искусства, нового гения, подобного
Гете; но я не лелею этой надежды, или, вернее ска­
зать, больше не лелею. Я не думаю, что ближайшее
будущее будет стоять под знаком искусства, и очень
жалел бы, если бы все-таки так случилось. Прежде
всего у нас больше нет времени для искусства. Ис­
кусство нуждается в покое; мы нуждаемся в борьбе.
Искусство на высшей своей ступени «braucht Abgeklart-heit», мы нуждаемся в брожении. Искусство... опи­
рается на прошлое и спокойно созерцает настоящее;
мы преклоняемся перед будущим и стараемся разгля­
деть его. Искусство должно быть сытым; мы голодны
и хотим пробудить чувство голода. Искусство—субъект,
он наблюдает, впитывает в себя; мы живем и действуем,
надеемся сделаться достойным объектом искусства позд­
нейших времен. Мы хотим быть Ахиллесом; искусство-Гомер. Нужно, наконец, энергично избавиться от бо­
лезненной мании прикладывать к вещам мерку, кото­
рая им не подходит; говорить о развитии и законах
развития, когда нет ничего, что могло бы развиваться.
Искусство и литература—отвлеченности, больше ничего,
которые не имеют своего собственного развития... Тот,
кто сегодня и в ближайшем будущем заботится о не­
мецкой поэзии, не может считаться истинным потомком
наших великих гениев. В наше время Гете был бы,
может быть, гениальным государственным деятелем, или
же родственным Ницше пророком—это решить невоз­
можно; а Ленау, по всей вероятности, преодолел бы
мировую скорбь и сделался горящим страстью социа­
листическим агитатором».
Итак, литература и искусство—т о л ь к о механисти­
ческое, спокойное, пассивное отражение развития об­
щественного процесса; литература и искусство наилуч­
шие для их развития условия находят во времена спо­
койствия и равновесия сил, но не в революционные
эпохи, не при выступлениях воинствующих молодых

классов; поэтому социалистическому движению, рабо­
чему классу в его борьбе за освобождение, литература
и искусство совершенно не нужны, они вредны, и
опять появятся закономерно , лишь в социалистиче­
ском обществе, когда можно будет безмятежно на­
блюдать и созерцать прошлое. Ландауэр в этой
статье проповедывал ликвидаторство vискусства в наи­
более последовательной его форме. Но Эрнст, вы­
ступая в «Neue Zeit» . в 1892 году против Ляндауэра, утверждает, что «искусство существует т о л ь ­
ко для того, чтобы им наслаждались», и «худож­
ники должны доставлять нам наслаждение». И если
Эрнст раньше, в 1889—1891 гг., признавал еще по­
литическую функцию искусства, то теперь он пишет:
«Несомненно, многие художники вышли за пределы
этой задачи (т. е. «доставлять нам наслаждение».—
Ф. Ш.), и Ибсен, например, хочет не только достав­
лять наслаждение тому, кто его выслушивает, но и
внушить ему определенные социальные взгляды). А для
этой цели, по его мнению, лучше обратиться к какомунибудь специальному исследованию. Ибсен, дескать,
вмешался здесь не в свое дело. Тут у Эрнста уже
отчетливо выступает кантианское понимание искусства,
взявшее вскоре верх в его дальнейшем развитии.
Такое понимание искусства встречается и у других
авторов полемических статей в «Neue Zeit» из среды
«молодых». Искусство как механистическое «отражение')
развития общественного процесса не имеет своих задач
и цели, а есть «простое явление»,—вот точка зрения
этих «ультра-левых» ликвидаторов. Таким образом,—по­
ясняют они,—пролетарское искусство возможно только
после того, как рабочий класс построит социалистиче­
ское общество. Тут «ультра-левые» ликвидаторы смы­
каются и с правооппортунистическими теоретиками
искусства 90-х годов, как вообще и некоторые официаль­
ные теоретики тогдашней германской социал-демокра­
тии, в частности Каутский, не стояли далеко от по­
добной концепции. Позже эти взгляды легли в основу
эстетики II Интернационала. В советской литературе
их проводил Троцкий, пытавшийся этим задержать
развитие пролетарской литературы.

Итак, механистические ошибки, являющиеся след­
ствием всего мировоззрения неустойчивых, временных
«попутчиков» марксизма 90-х годов, ошибки, от которых
Энгельс предостерегал в письме к Эрнсту,—именно, что
материалистический метод переходит в свою противо­
положность, если пользоваться им механистически,—
привели Эрнста и его сторонников к идеализму. Пауль
Эрпст вышел из партии и сделался эстетствующим идеа­
листом, основателем и главой так называемой «неоклас­
сической» школы писателей и известным драматургом.
А после войны он сделался попутчиком «умеренного»
фашизма группы Гугенберга, написав книгу о «крахе
немецкого идеализма», а также и марксизма, в своей же
последней вещи (1930 г.) проповедует возврат к богу.
Его оппонент в 1890 году, австрийский импрессиони­
стический, эстетствующий писатель Бар, прошедший
все ступени развития буржуазной декадентской лите­
ратуры—от натурализма через символизм к экспрессио­
низму, также пришел к мистицизму и национализму.
И если Эрнст говорит, что он еще и сейчас мог бы сдать
марксистский минимум,—до того якобы он хорошо овла­
дел в годы своей грешной молодости методом истори­
ческого материализма,—то это лишь подтверждает ту
оценку, которую дал ему в письме Энгельс, говоривший,
что Эрнст считает марксизм шаблоном, механистиче­
ским толкованием социального процесса. Куда ведет в
конечном итоге такое понимание марксизма,—об этом
как нельзя лучше говорит эволюция самого' Эрнста.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

О РЕВОЛЮЦИОННОЙ ПОЭЗИИ И ЛИТЕРАТУРНОМ
НАСЛЕДСТВЕ
I
Энгельс был одним из наиболее многосторонне обра­
зованных людей своего века. Везде в своих произве­
дениях, где он затрагивает вопросы культуры, искусства
и литературы, его суждения основаны на удивительной
осведомленности во всех 'Областях, в частности и в
истории литературы всех времен и народов. Идет ли
речь о древней «Эдде» или «Илиаде», Аристофане или
Виргилии, Данте, Сервантесе или Шекспире, Рабле,
Вольтере или Гете, Бальзаке и Теккерее, норвежской
или русской литературе конца XIX века, о вопросах
фольклора или массовой революционной песне от сред­
них веков до его времени,—везде он делает свои кри­
тические замечания не как дилетант или «просто»
читатель, а ,—как и Маркс,—всегда ^основываясь на глу­
бочайшем знании материала, эпохи и тех социальноэкономических сил, выражением которых является дан­
ное художественное произведение.
Как Ленин, так и основоположники научного социа­
лизма придавали огромное значение усвоению и перера­
ботке пролетариатом культурного наследия прошлого.
Уже для условий диктатуры пролетариата Ленин пи­
сал, что «гвоздь вопроса в том, чтобы в условиях про­
летарской власти лучшие достижения буржуазной куль­
туры стали достижением масс». А в другом месте он
четко указывает на то значение, которое отводится куль­

турному наследству прошлого при построении проле­
тарской культуры: «Только точным знанием культуры,
созданной всем развитием человечества,—только пере­
работкой ее можно строить пролетарскую культуру».
Если Ленину в этом вопросе приходилось немало бо­
роться с пролеткультовскими и другими ликвидатор­
скими течениями в искусстве, то Марксу и Энгельсу,
находившимся в иных условиях, приходилось также
немало бороться с аналогичными тенденциями, против
«сбрасывания с бортов классиков», против всяких «уль­
тра-левых», анархо-индивидуалистических теорий, сво­
дившихся фактически к ликвидации литературы и
искусства, к отрицанию всякой роли искусства в
борьбе рабочего класса за свое освобождение,—против
всяких теорий «окончательного разрыва» при построе­
нии пролетарского искусства со всем литературным нас­
ледством прошлого. Один из ярких примеров этой борь­
бы—выступление Энгельса против Дюринга и но дан­
ному вопросу. Известно, что Евг. Дюринг в своей си­
стеме образования выбросил всю эстетику и литературу
прошлого. На это Энгельс в своем «Анти-Дюринге» от­
вечает: «Что касается эстетической стороны воспитания,
то г. Дюринг намерен создавать все рновь. Существо­
вавшая до этих пор поэзия для этого не годится. Там,
где запрещены все религии, само собою разумеется, не
могут быть терпимы в школе обычно употребляемые
прежними поэтами «мифологические и религиозные об­
разы». Равным образом должен быть воспрещен «поэти­
ческий мистицизм, к которому, например, был сильно
склонен Гете». Таким образом, г. Дюрингу самому во­
лей-неволей придется изготовить «поэтические образы»,
соответствующие «высшим запросам примирившейся с
разумом фантазии», и нарисовать настоящий идеал,
«обозначающий завершение мира». Лишь бы только он
не медлил с этим! Хозяйственная коммуна сможет за­
воевать мир лишь тогда, когда движется в поход тяж­
кой поступью примиренного с разумом александрий­
ского стиха»1.
1 Ф. Э н г е л ь с , Анти-Дюринг, изд. 3-е, 1930, стр. 305.

Подчеркивание важности культурного наследств:!
прошлого для создания культуры пролетариата, точка
зрения не «разрыва», а переработки и усвоения куль­
туры прошлого проходит через все сочинения Маркса
и Энгельса. Конечно, пролетариат берет у этой куль­
туры наиболее ценное, прогрессивноз и под этим уг­
лом зрения и подходит к литературе, искусству, фи­
лософии и т. д. прошлого. Выступая в этом вопросе
против попыток реакционных буржуазных идеологов,
фальсифицирующих своих великих борцов периода вос­
хода революционной буржуазии путем выпячивания в
их творчестве его регрессивной стороны и замалчивания
прогрессивной, основоположники научного социализма
противопоставляют такой интерпретации культурного на­
следства прошлого вскрытие причин- противоречивости
творчества, например, писателей восходящей буржуазии
и подчеркивают именно важность п р о г р е с с и в н ы х
сторон их творчества для пролетариата. Когда, например,
Пауль Барт в конце (прошлого столетия выпустил сзою
историю философии, то Энгельс в своем отзыве о5 этой
книге в письме к '^К. Шмидту от 1 июля 1891 г. пишет
о таком методе буржуазных «ценителей» наследства:
«Человек, который судит о каждом философе не по
тому ценному, прогрессивному, что было в его дея­
тельности, но по тому, что было необходимо преходя­
щим, реакционным...—такой человек лучше бы молчхл».
Кроме этой общей постановки вопроса использования
культурного наследства прошлого и его конкретизации
в своих сочинениях, кроме подчеркивания роли лите­
ратуры и искусства в классовой борьбе, характера па р э
т и й н о с т и , кроме постоянных указаний на х у д о -i,
ж е с т в е н н у ю значимость выдающихся произведений1,
литературы и искусства прошлого,—Маркс и Энгельс
всегда придавали этим произведениям огромное зна­
чение, как и с т о р и ч е с к и м источникам и как да=;
кументам п о з н а в а т е л ь н о г о характера. В их со­
чинениях мы находим множество примеров .того, как
они на литературных произведениях иллюстрируют общественные отношения определенных
по ним
'заключают и о степени классового сознания определен­
на

социальных групп и т. д. Идет ли, например,
у Энгельса речь о крестьянском движении эпохи ре­
формации, о Великой французской революции, о чар­
тистском и других массовых движениях, он для
характеристики степени их, классовой зрелости часто
прибегает и к литературным документам этих движений.
Или. например, «Орестейю» Эсхила Энгельс рассматри­
вает как драматическое изображение борьбы между гиб­
нущим материнским правом с возникающим в герои­
ческую эпоху и побеждающим отцовским правом. А о
произведениях Бальзака Энгельс говорит, что он из
них узнавал иногда об эпохе больше, чем «из книг
всех профессиональных историков, экономистов, стати­
стиков этого периода, взятых вместе». Те же мысли
мы встречаем у Маркса, например, в его оценке Сер­
вантеса, Данте, Шекспира, Гете или Диккенса и ан­
глийских реалистов 30—40-х годов, или когда он, в
1844 году, полемизируя с А. Р у г е 1о степени классо-.
вого сознания восстания силезских ткачей, приводил
в качестве иллюстрации также и «Песню ткачей».
Конкретно-критические высказывания Маркса и Эн­
гельса о литературе прошлого многочисленны. В дан­
ной главе мы ограничиваемся изложением основных
мыслей Энгельса о литературе античности, средневе­
ковья, подготовки и эпохи буржуазной революции и
эпохи промышленного капитализма, приводя и некото­
рые высказывания Маркса, насколько это необходимо
для нашей темы, и подытоживая его взгляды на лите­
ратурное наследство.

h l ix

II

Наиболее развернуто Энгельс высказывается о древ­
ней греческой литературе, в частности об «Орестейе»
Эсхила, в предисловии к 4-му немецкому изданию «Про­
исхождения семьи, частной собственности и государ­
ства»1. Излагая взгляды Бахофена на семейные отно­
шения в древнем мире, Энгельс пишет: «Доказатель­
ство этих положений Бахофен находит в многочисген1 Русский перевод в издании Института Маркса — Э нгельса—Б ен и н а
1932 года.

ных, с величайшей тщательностью собранных цитатах
из древнеклассической литературы. Развитие от «гете­
ризма» к моногамии и от материнского права к отцов­
скому происходит, по его мнению,—в частности у гре­
ков,—вследствие дальнейшего развития религиозных
идей, проникновения новых божеств, представляющих
новые воззрения, в традиционную группу богов, пред­
ставительницу старых взглядов, так что последние все
более и более оттесняются на задний план первыми».
Признавая ценность этих собранных Бахофеном лите­
ратурных документов, признавая дальше толкование
этих документов в основном правильным, Энгельс, од­
нако, выступает против идеалистического метода их
истолкования Бахофеном. «Таким образом,—продолжает
Энгельс,—по Бахофену, не развитие действительных у с ­
ловий жизни людей, а религиозное отражение этих ус­
ловий в гологах тех же людей вызывало исторические
изменения во взаимном общественном положении муж­
чины и женщины. Согласно этому Бахофен толкует
«Орестейю» Эсхила как драматическое изображение борь­
бы между гибнущим материнским правом и возникаю­
щим в героическую эпоху и побеждающим отцовским
правом. Ради своего возлюбленного Згиста Клитемне­
стра убила своего супруга Агамемнона, возвращающе­
гося с Троянской войны; но сын ее и Агамемнона,.
Орест, мстит за убийство отца, убивая свою мать. ЗаГ
это его преследуют эриннии, демонические хранитель­
ницы материнского права, по которому убийство ма­
тери—тягчайшее, самое неискупимое преступление.
Но Аполлон, через своего оракула подстрекавший Оре­
ста на это дело, и Афина, призванная в качестве
судьи,—оба бога, представляющие здесь новый, отцов­
ско-правовой строй,—защищают его. Афина выслуши­
вает обе стороны. Весь спорный вопрос сжато форму­
лируется в прениях между Орестом и эринниями. Орест
ссылается на то, что Клитемнестра совершила двойное*
злодеяние, у б и в своего супруга, а вместе с тем и
е г о отца. Почему же эриннии преследуют его, а наее, гораздо более виновную? Ответ поразителен:

Она не была в к р о в н о м р о д с т в е
С человеком, которого убила.

Убийство человека, не состоящего в кровном родстве,
даже когда он—муж убийцы, может быть искуплено;
оно эринний не касается; их дело—лишь преследовать
убийстзо среди родственников по крови, а тут, по мате­
ринскому праву, тягчайшим и наиболее неискупимым я в ­
ляется убийство матери. Но вот Аполлон выступает в
качестве защитника Ореста; Афина ставит вопрос на
голосование членов ареопага—афинских присяжных; го­
лоса делятся поровну—за оправдание и за осуждение;,
тогда IАфина, как председательница, подает свой го­
лос за! Ореста и объявляет его оправданным. Отцовское
право одержало победу над материнским; «боги млад­
шего поколения», как называют их сами эриннии, по­
беждают эринний, и последние в конце концов дают еще
уговорить себя занять новый пост на службе нозому
порядку вещей».
Энгельс еще раз подчеркивает идеализм Б ах о |ен а и
пишет: «Это новое и несомненно правильное толкова­
ние «Орестейи» представляет собой одно из прекрасней­
ших и лучших мест всей книги Бахофена, но вместе
с тем оно доказывает, что он, по крайней мере, так ж е
верит в эринний, Аполлона и Афину, как в свое время
Эсхил; а именно он верит, что они совершили в гре­
ческую героическую эпоху чудо: ниспровергли мате­
ринское право и заменили его отцовским. Ясно, что
такое представление, по которому религия оказывается
главным рычагом мировой истории, сводится в конце
концов к чистейшему мистицизму. Поэтому проштуди­
ровать толстый том Бахофена—работа трудная и да­
леко не всегда благодарная. Но все это не умаляет
его заслуги пролагателя нового пути».
Давая характеристику общинного строя и его рас­
падения, Энгельс также неоднократно прибегает к «Или­
аде», «Одиссее», древней «Эдде» и к литературным па­
мятникам древних германских племен (готов, сканди­
навов, франков и т. д.), прежде всего как к истори­
ческим документам, изображающим быт И ступень куль­
турного развития данных народов. Так, в названном уже.

предисловии к «Происхождению семьи и т. д.» оп пи­
шет об «Илиаде»: «Цветущее время высшей ступени
варварства изображено в поэмах Гомера, преимуще­
ственно в «Илиаде». Сложные железные орудия, кугнечный мех, ручная мельница, гончарный круг, при­
готовление вина и оливкового масла, металлическое
производство, доведенное до степени искусства, обыкно­
венная и военная колесница, корабли из толстых досок
и брусьев, начатки архитектурного искусства, города,
окруженные стенами с зубцами и башнями, гомеровский
эпос и мифология—вот в главных чертах наследство,
которое греки варварского периода принесли цивили­
зации. Сравнив гомеровскую поэму, изображающую пос­
леднее время высшей ступени варварства, с описанием
жизни германцев в начале этого периода у Цезаря и
Тацита, мы ясно увидим, как сильно развилась про­
изводительность во время высшего периода варварствам
В своей полемике с Дюрингом Энгельс также прекрасно
выявил роль рабства в создании древнеклассического
искусства в Греции и Риме. Рабство,—пишет он,—
«скоро сделалось господствующей формой производства
у всех народов, переросших старый общинный быт, и
послужило в заключение главной причиной их распа­
дения. Только рабство создало возможность более ш и­
рокого разделения труда между земледелием и про­
мышленностью и, благодаря ему, расцвета древнегре­
ческого мира. Без рабства не было бы греческого го­
сударства, греческого искусства и науки; без рабства
не было бы и Рима. А без основания, заложенного
Грецией и Римом, не было бы также и современной
Европы. Мы не должны забывать, что все наше эко­
номическое, политическое и умственное развитие вы­
текло из такого предварительного состояния, при ко­
тором рабство было настолько же необходимо, как и
общепризнанно. В этом смысле мы имеем право ска­
зать, что без античного рабства не было бы и современ­
ного социализма»!.
Энгельс, как и Маркс, в своем известном предисловии
1 «Анти-Дюринг», изд. 3-е, ^9^0, сгр. 167.
17 6

«К критике Политической Экономии» ЧрезНыЧайнй
высоко ценил античную литературу и искусство, это
неповторимое искусство «детства человеческого обще­
ства», и он часто прибегает в своих сочинениях .к цита­
там, сравнениям и т. д. из классиков античности. Т а к ,,
например, в 1885 году в письмо к Минне Каутской,
где он говорит о тенденции в литературе и о правиль­
ном ее толковании, Энгельс в качестве обршцоз пра­
вильной тенденции приводит Аристофанi, «отца коме­
дии», и Эсхила, «отца трагедии».
Следующая эпоха, вызывавшая у Энгельса огромный
интерес на протяжении всей его жизни,—это э п о х а
В о з р о ж д е н и я . Разложение феодализма, борьба сло­
жившейся в городах буржуазии Ренессанса с церковно­
феодальным мировоззрением, великие открытия, выступ­
ления крестьянства и обездоленных городских масс
со своими социальными требованиями еще иод рели­
гиозной оболочкой—вся эта пестрая картина клас­
совой борьбы средних веков, являющихся вместе с
тем и эпохой величайших художественных памятни­
ков, притягивала Энгельса, начиная от первых его
литературных выступлений в молодости и до конца
его жизни. Привлекая для характеристики быта и соци­
альных отношений эпохи рыцарства документы поэзии
его времени, он все же чаще всего вновь ^возвращается
к трем писателям-гигантам, стоящим на пороге рас­
пада феодализма и борьбы с ним слагающейся городской
буржуазии,—к Данте, Сервантесу и Шекспиру, гениаль­
но отражающим в своем творчестве этот исторический
процесс. И этому грандиозному искусству он (и Маркс)
противопоставляет, например, в своей рецензии на кни­
гу Даумера о «Религии нового века» (1850 г.) всю ме­
лочность и ограниченность литературы и вообще обра­
зования немецкого м е щ а н с т в а , мелкой городской бур­
жуазии XVI—XVII веков. «Образование,—пишет Энгельс
в своей рецензии,—о падении которого господин Даумер
распространяется в своих иеремиадах, это -образование
той эпохи, когда Нюрнберг процветал в качестве свободно­
го имперского города, когда играла крупную роль нюрн­
бергская промышленность, своеобразный ублюдок искус12

Энгель: как литературный критик.

177

СТва и ремесла, это--образование немецкой мелкой бур­
жуазии, гибнущее вместе с этой мелкой бур кудзией. Если
гибель прежних классов, например рыцарства, могла да­
вать содержание для грандиозных трагических произве­
дений искусства, то мещанство, естественно, не может
дать ничего другого, кроме бессильных проявлений фа­
натической злобы и коллекции санчопансовских погово­
рок и изречений. Господин Даумер,—это сухое, лишен­
ное всякого юмора продолжение Ганса Сакса»1.
Иное дело—творчество Данте или Шекспира. Д тя
оценки первого весьма характерны слова, которыми Эн­
гельс заканчивает свое предисловие к итальянскому из­
данию «Коммунистического манифеста», датированное
1 февраля 1 8 9 3 г. Энгельс здесь пишет: «Манифест»
воздает полную справедливость революционным заслу­
гам, которые капитализм имел в прошлом. Первой капи­
талистической нацией была Италия. Закат феодального
средневековья, заря современной клпиталистич с:?оЗ э 4:ы
отмечены колоссальной фигурой. Это—итальянец, это —
Данте, в одно и то же время последний п:эг средне­
вековья и первый поэт нового времени. Теперь, как и
в 1 3 0 0 году, начинает вырисовываться нов ля историче­
ская эра. Даст ли Италия нового Данте, который за­
печатлеет час рождения этой новой пролетарской эры?»
В этом же духе, между прочим, Энгельс высказывался
о Данте еще в 1 8 4 7 году в своей статье против К. Грюна,
рассматривающего «Божественную комедию» как «канон
средневековья»; Энгельс же на это отвечает, 'чго «исто­
рики видели до сих пор в проникнутом партийным ду­
хом гибеллинов произведении флорентийца что-то совсем
не похожее на «канон 'средневековья»2.
Не меньше Энгельс ценил другого писдте ш гигант»,
стоящего на пороге феодализма и капитализма—Ш е.хпиа. Известно, что Маркс и Энгельс в их полемике с
[ассалем по поводу его драмы «Франц фюн-Зикияген»уп­
рекали Лассаля в том, что он не посчитался jj развитии
драмы о Шекспиром; критикуя Лассаля за то, что он не

Й

1 Маркс
2 Маркс

и Э н г е л ь с , Сочинения, т. Л‘III, стр. 270.
и Э н г е л ь с , Сочиненпя, т. V, стр. 151.

привлекал д л й изображения борьбы общественных гр^Нн
и классов в эпоху Зикингена, «неофициальные, плебей­
ские и крестьянские элементы с их сопутствующим тео­
ретическим выражением», Энгельс пи ш 'т: «При м о е м
взгляде на драму, согласно которому за идейным момен­
том не следует забывать реалистический, за Шилле­
ром—Шекспира, привлечение тогдашней столь удиви­
тельно пестрой плебейской общественности доставило бы
еще совсем новый материал дня оживления пьесы, не­
оценимый фон для разыгрывающегося h i ав\ис ie ie на­
ционального движения дворянства, оно впервые осве­
тило бы по-настоящему само эго движение. Какие при­
чудливо характерные оЗразы даег эта эпоха раз оке ш я
феодальных связей в лице правящих королей без копей­
ки денег, нищих ландскнехтов и авантюристов всякого
рода,—фальстафовский фон, который в исторической
драме э т о г о типа был бы еще эффектнее, чем у Шекс­
пира!»1 Энгельс особенно ценил в творчестве Шекспира
р е а л и с т и ч е с к о е изображение всей этой оЗщественной борьбы, в муках которой зарождался «новый мир».
И поэтому он,—так же, как и Маркс,—всю жизнь за­
щищал Шекспира от тех эпигонско-капиталистических
«реалистов» и «психологистов», которые в XIX вехе та­
кой многочисленной фалангой выступали против так
называемой «шекспиромании». И когда, например, по­
пулярный тогда в Германии писатель-дрдмдтург Р. Венедикс также выпустил книгу против великого англича-:
нина, то Энгельс в письме к Марксу ог 10 декабря
1 8 7 3 г. пишет об этой книге: «Негодяй Родерих Бенедикс издал дурно пахнущую книгу о «Шекспиром шии»,
в которой он подробно доказывает, что Шекспир не
может равняться с нашими великими поэтами и даже
с поэтами нового времени. Повидимому, Шекспира надо
просто сбросить с его пьедестала, чтобы m его место
поставить толстозадого Р. Бенедикса. В одном только
первом акте «Виндзорских кумушек» больше жизни и
движения, чем во всей немецкой литературе; один толь­
1 См. письмо Энгельса Лаееадю от 18 мая 1859 г. («Литературное
наследство», кн. 3, 193?, стр. 20).

ко Лаупс со своей собакой Крабом больше стоит, чем
все немецкие комедии, вместе взятые. Зато тяжеловес­
ный Родерих Бенедикс распространяется в столь же
серьезных, как и дешевых рассуждениях по поводу той
бесцеремонности, с которою Шекспир часто обрывает раз­
вязку, сокращая этим хотя и скучную, но том не менео
неизбежную болтовню. Habeat sibi!»
Если Энгельс так высоко ценил Данте и Шекспира,
отражающих так гениально в своем творчестве распад
феодализма и зарождение капитализма, то не меньше
ценил он и художников (и поэтов буржуазии в ее борьбе
с феодально-церковным мировоззрением, от Ренессанса
до великих французских материалистов. Мы уже выше
подчеркнули, что интерес к эпохе Ренессанса пробудил­
ся у Энгельса еще в его юные годы, и этот интерес не
исчез до конца его жизни. В своем «Старом введению
к «Диалектике природы» (1880 г.) он пишет, чго как
современное естествознание, так и новейшая история
берут начало от той знаменательной эпохи, которую
немцы называют Реформацией, французы —Ренессансом,
а итальянцы—Квинквечеято: это—эпоха, начинающаяся
со второй половины XV столетия. «В спасенных при
гибели Византии рукописях, в вырытых из развалин
Рима античных статуях перед изумленным Западом
предстал новый мир—греческая древность; перед свет­
лыми образами ее исчезли призраки средневековья; в
Италии достигло неслыханного расцвета исгусстго, ко­
торое явилось точно отблеск классической древности и
которое в дальнейшем никогда уже не подымаюсь до
такой высоты. В Италии, Франции, Германии возникла
новая, первая современная литература; А ч ги ш и Испа­
ния пережили вскоре затем свою классическую литера­
турную эпоху... Это был величайший прогрессивный
переворот, пережитый до того человечеством, эпоха, ко­
торая нуждалась в титанах и которая породила титанов
по силе мысли, страстности и характеру, по много­
сторонности и учености. Люди, основавшие современное
господство буржуазии, был^ чем угодно, но только но
буржуазно ограниченными». То, что Энгельс особенно
ценит в Леонардо да-Вшгш, Микель Анджел >, А. Дюрэре,

Маккиавелли, Лютере и т. д .,—это именно то, что они
не были еще «буржуазно ограниченными», что они еще
не страдали от разделения труда развитого капиталисти­
ческого общества, влияющего отрицательно на ряд отрас­
лей духовного творчества, и прежде всего—на развитие
поэзии и искусства. Эти мысли Энгельса 1880, года явля­
ются дополнением к взглядам, высказанным им и Марк­
сом еще. в 1845—1846 гг. в «Немецкой идеологии). «Люди
того времени,—продолжает Энгельс в «Диалектике при­
роды»,—не стали еще рабами разделения труда, ограни­
чивающее, калечащее действие которого мы так часто
наблюдаем на их преемниках. Но что особенно характер­
но для них, так это то, что они почти все живут всеми
интересами своего времени, принимают участие в прак­
тической борьбе, становятся на сторону той или иной
партии и борются, кто—словом и пером, кто—мечом, а
кто—и тем и другим. Отсюда та полнота и сила харак­
тера, которая делает из них цельных людей. Кабинетные
ученые являлись тогда исключениями; это либо люди
второго ранга, либо благоразумные филистеры, не ж е­
лающие обжечь себе пальцев»!.
Вот в чем смысл постоянного возвращения Энгельса
к древнеклассической литературе, к искусству эпохи
Ренессанса, этому «отблеску классической древности»,
Но Энгельс удивительно полно И всесторонне исследовал
отражение классовой борьбы этой эпохи в литературе
и искусстве; он ценил не только гениальных художников,
стоящих на грани «старого и нового мира», не только
«не буржуазно ограниченных» титанов «величайшего
прогрессивного переворота», но особенно ценил 'идеологов
и часто анонимных певцов того массового движения, ко­
торое имело место в ту эпоху, и упрекал Лассаля, Каут­
ского и др. в пренебрежении или недостаточном выявле­
нии его роли. «В то время,—пишет Энгельс,—как бур­
жуазия и дворянство еще ожесточенно боролись между
собой, немецкая Крестьянская война пророчески указала
на грядущие классовые битвы, ибо в ней на арену высту­
пили не только восставшие крестьяне,—в этом не было
1 «Диалектика природы», изд. 2 -q, 1929, стр. 108— 110.

ничего нового,—но за ними показались начатки совре­
менного пролетариата с красным знаменем в руках и с
требованием общности имущества на устах.: к Конечно,
поэзия этого движения имела еще религиозно-библей­
скую оболочку, как Энгельс это прекрасно вскрывает
в своей работе «Крестьянская война в Германии». Я по­
этому неудивительно, что «марсельезой» Крестьянской
войны, как неоднократно говорит Энгельс, стала песня,
сочиненная Лютером: «Eine fcste B arg ist utiser Gott»,—
текст и мелодия этой песни дышат победой». В истори­
ческом массовом движении той эпохи эта песня играла
свою революционную роль.
IH
Следующая эпоха, литературе которой Энгельс уделял
особое внимание,—это эпоха б у р ж у а з н о й р е в о л ю ­
ц и и . Маркс в «18-м брюмера» блестяще вскрывает при­
чины, почему люди «в эпохи революционных кризисов
озабоченно вызывают на помощь се'е духов прошлого,
берут у них имена, боевые пароли, костюмы, чтобы в
этом освященном веками одеянии, этим заимствованным
у предков языком разыграть новое действие на всемирноисторической сцене». Так, «Кромвель и г-шмиГ-ский на­
род заимствовали из Ветхого завета язык, страсти и
иллюзии для своей буржуазной революции. Когда цель
была достигнута, когда буржуазное преобразовав ие анг­
лийского общества было завершено, пророка Аввакума
вытеснил Локк». А Великая французская революция со­
вершилась под «масками античности»: «Камилл Дему­
лен, Дантон, Робеспьер, Сен-Жюст, Н аполеон-герои,
партии и массы старой французской революции—осуще­
ствляли, пользуясь римскими костюмами и римскими
фразами, задачу своего времени: освобождали от фео­
дальных оков и строили новое б у р ж у а з н о е обще­
ство... Но как только создалась новая общественная
формация, исчезли допотопные колоссы, а вместе с ними
исчез и восстающий из мертвых древнеримский мир».
1 «Диалектика природы», изд. 2-е, 1929, стр. 108,

Идеологи восходящего третьего сословия в Германии
также создали «возрождение» «неправильно понятой фор­
мы» древнего классицизма, в соответствии со слабостью
бюргерства и вынужденным примирением с феодализ­
мом, ориентируясь больше на истолкованное ими на свой
лад «гармоническое» греческое искусство. Вот предпо­
сылки, объясняющие «возрождение» в различных фор­
мах «классицизма» на различных ступенях рлзвития
буржуазного общества в этих странах.
Реже всего Энгельс пишет о литературе английской
революции и ее эпохи. Это не значит, что он плохо
знал эту литературу, но об этом периоде ему приходи­
лось меньше писать. Что он ценил как литературу под­
готовки кромвелевской революции, так и литературу,
порожденную ею, свидетельствует, например, его письмо
к профессору Лампле, председателю Геологического
общества в Лондоне, от 10 января 1894 г. Этому письму
предшествовала беседа о классической английской лите­
ратуре, в частности об «Анатомии меланхолии» Бертона.
Энгельс не знал этого произведения, и после получения
его от Лампле Энгельс отвечает ему: «Посылка ваша
была приятным сюрпризом. Очень вам благодарен! Мне
даже совестно признаться, что в неведении моем я пола­
гал, будто «Анатомия меланхолии»—одно из важных
психологических рассуждений XVI11 века, которые вну­
шают мне отвращение. Теперь я вижу, что это—про­
изведение, относящееся к величайшей эпохе английской
литературы, к началу XVII столетия. Я с удовольствием
его перелистал и вижу, что оно будет для меня постоян­
ным источником наслаждения» х.
Из французских писателей периода подготовки Вели­
кой французской революции Энгельс особенно выделяет
Вольтера, Дидро и Руссо. У первого отмечает его за­
слуги в борьбе с церковью2, а двух последних он
берет,—как и Маркс,—как примеры диалектического
мышления в литературе 3. В Руссо Энгельс, кроме того,
1 «Лотописи марксизма», кн. 1, 1929, стр. 72.
2 См., например, «Людвиг Фейербах», изд. 1928 г., стр. 74.
3 См., например, «Антл-Дюринг», цзд. 3-9, 1930, стр. 14.

всегда подчеркивает его идеал равенства (в буржуазном
ограничении), непримиримость и радикализм. В связи
с Руссо и его теорией естественного права небезынтересно
дать критику Маркса так называемых и д и л л и ч е ­
с к и х поэтов XVIII века, также «критикующих» обще­
ство своего времени, но не под углом зрения буржуазной
теории естественного права, а в духе морализирующего
мещанства. В своей статье против К. Гейнцеяа «Морали­
зирующая критика и критизирующая мораль» Маркс вы­
ступает против понимания Гейнценом «отрицания» в раз­
витии как «отречение» в морали и пишет: « О т р е ч е ­
н и е ! Этим словом критикующий мещанин может за­
клеймить любое развитие, ничего не понимая в нем; свою
неспособную к развитию недоразвитость он может с тор­
жеством выставлять как нравственную незапятнанность.
Так религиозная фантазия народов заклеймила и с т о ­
р и ю человечества, поместив век невинности, золотой
век, в период д о и с т о р и ч е с к и й , в ту эпоху, когда
еще вообще не существовало никакого исторического
развития и поэтому не было никакого отрицания. Так
в шумные революционные эпохи, в периоды страстного
отрицания и отречения, как XVIII век, появляются чест­
ные и добродетельные мужи, воспитанные и приличные
сатиры, вроде Гесснера, которые исторической скверно
противопоставляют не знающее развития состояние
и д и л л и и . В похвалу этим идиллическим поэтам,—то­
же в своем роде критикующим моралистам и морализи­
рующим критикам,—надо, однако, сказать, что они
добросовестно колеблются, кому вручить пальму пергенства в отношении морали—пастухам или овцам»!.
Естественно, что наибольшее количество высказыва­
ний Энгельса касается литературы восходящего «третье­
го сословия» в Германии. (Не считая отзывов о Лессинге,
которого Маркс и Энгельс рассматривали как основопо­
ложника немецкой буржуазно-революционной литерату­
ры, Энгельс особое внимание уделял всегда литературе
движения «бури и натиска». Разбирая в своих статьях
в чартистской газете «Северная звезда» печальное поло* Маркс

и Энгельс,

Сочинения, т. V, стр. 203—204.

женио Германии конца XVIII века, когда «все прогнило,
колебалось, готово было рухнуть, и нельзя было даже
надеяться на благотворную перемену, потому что в наро­
де не было такой силы, которая могла бы смести разла­
гающиеся трупы отживших (феодальных.—Ф. III.) уч­
реждений», Энгельс продолжает: «Единственную надежду
на лучшие времена видели в литературе. Эта позорная
политическая и социальная эпоха была в то же самоз
время великой эпохой немецкой литературы. Около 1750
года родились все великие умы Германии: поэты Гете
и Шиллер, философы Кант и Фихте, а лет двадцать
спустя—последний великий немецкий метафизик Ге­
гель. Каждое замечательное произведение этой эпохи
проникнуто духом протеста, возмущения против всего
тогдашнего немецкого общества. Гете написал «Геца фонБерлихингена», драматическое восхваление памяти рево­
люционера. Шиллер написал «Разбойников», прославляя великодушного молодого человека, объявившего' от­
крытую войну всему обществу. Но это были их юноше­
ские произведения. G годами они потеряли всякую на­
дежду. Гете ограничивался наиболее смелыми сатирами,
а Шиллер впал бы в отчаяние, если бы не нашел при­
бежища в науке,, в особенности в великой истории древ­
ней Греции и Рима. По ним можно судить о всех осталь­
ных. Даже самые лучшие и самые сильные умы народа
потеряли всякую надежду на будущее своей страны»1.
Признавая всегда революционное значение произве­
дений молодых Шиллера и Гете, считая «Коварство и
любовь» первой- немецкой бюргерской политической дра­
мой, никто, однако, более резко, чем Энгельс, не б и ч е ­
в а л немецких поэтов «бури и натиска» за их'примирение
с феодализмом. Эта резкая критика в большей степени
направлена против Шиллера периода «Дон Карлоса» и
классицизма, когда убожество ~немецкой общественной
жизни победило своих гениальнейших поэтов. В своей
известной характеристике творчества Гете, в статье про­
тив К. Грюна, Энгельс устанавливает, однако, разные
пути этого примирения у Гете и Шиллера. «Гете был
1 Марки и Энгельс,

Сочинения, т. V, стр. 7.

слишком универсален,—пишет Энгельс,—слишком ак­
тивная натура, слишком плоть, чтобы искать спасения
от убожества в шиллеровском - бегстве к канто:скому
идеалу; он был слишком проницателен, чтопы не е й , ..еть,
что это бегство в конце концов сводилось к замене плоско­
го убожества высокопарным». Реализм Гете, конечно, быт
более ценен, чем субъективный игеализм Ш илгер а ; к к
метод естественнонаучного исследования, так и метод
художественного'творчества Гете, его сочетание теории
и практики, несмотря на свою противоречивость и поло­
винчатость, были более революционны, чем бегство Шил­
лера в царство грез и идеалов красоты Канта. О фили­
стерском характере идеализма Шиллера Энгельс выска­
зывается в «Людвиге Фейербахе» следующим образом:
«Предрассудок относительно того, что вера в нравствен­
ные, т. е. общественные идеалы составляет будто бы сущность философского идеализма, возник вне философии, у
немецких филистеров, которые подобрали потребные им
крохи философского образования в стихотго^ениях Шил­
лера»... Гегель «злее всякого другого высмеивал н сджденную Шиллером филистерскую наклонность по:.:ечтать
о неосуществимых идеалах (см., например, «Феномено­
логию»). А между тем Гегель был совершенный идеа­
лист» х. Этими чертами творчества позднего Шиллера
объясняется и та резкая критика, которой Маркс и Эн­
гельс подвергают этого писателя, особенно bi50-x и 60-х
годах, когда новое национальное половинчатое движение немецкой буржуазии подняло Шиллера на щит
как национального героя за верноподданнический либе­
рализм маркиза Поза.
В противовес германским примиренцам с феодализмом,
от Лютера до Гете и Шиллера и национальных героев
«освободительных войн» 1813—1815 гг., Энгельс выстав­
лял действительных н е п р и м и р и м ы х борцов за ре­
волюцию. Во второй статье в «Северной звезде» о поло­
жении Германии он пишет: «Почему не назвать Томаса
Мюнцера, славного предводителя крестьянского восста­
ния 1545 года, который был настоящим демократ м, на*
1 «Людвиг Фейербах», Москва, 1928, стр. -45’—49.

j

сколько это было возможно в то время? Почему не
прославлять Георга Форстера, немецкого Томаса Пэна,
который поддерживал французскую ре во юг.ию в Па­
риже до самого последнего времени, в отличие от всех
своих земляков, и погиб на эшафоте? Почему не про­
славлять многих других, которые сражались за ре'льные вещи, а не иллюзии?».
IV
Если изложенные нами до сих пор мысли Энгельса
о литературе относятся к писателям, творившим в раз­
ные исторические эпохи до оформления мировоззрения
пролетариата—научного социализма, то дальнейшие
его высказывания уже относятся к с о в р е м е н н о й ему
литературе, в которой он и Маркс уже сами, как вожди,
теоретики и организаторы пролетарской партии, при­
нимали активное участие. Изложив в 1844—1845 гг.
в «Святом семействе» основы марксистской эстетики, Эн­
гельс вскоре затем (в 1845—1846 гг.) в не опублико­
ванном тогда труде «Немецкая идеология» и в 1847 г.
в «Немецкой брюссельской газете» выступил как ли­
тературный критик и подверг уничтожающей критике
поэзию мелкобуржуазного «истинного социализма», ко­
торая хотя и имела в свое время, может быть, и неко­
торые заслуги, но с образованием пролетарской партии
стала т о р м о з о м для рабочего движения. В это же
время Маркс и Энгельс развивают большую работу по
перевоспитанию мелкобуржуазных революционных писа­
телей (Гервег, Гейне, Фрейлиграт, Веерт, Джонс и др.).
Но если придерживаться изложения мнений Энгельса
о литературе в исторической последовательн-сСти, то
здесь (об оценке Энгельсом романтиков мы говорили
выше) нужно указать сперва на его критику «Молодой
Германии». Энгельс критикует это литературное тече­
ние половинчатой немецкой буржуазии после Июльской
революции за его примирение с существующим, за его
лжетенденциозность и идейную путаницу. «Все более и
более входило в привычку,—пишет он в «Ретолюции
и контрреволюции в Германии» о JlayCe, Кюне, Мундте

и компании,—особенно у литераторов низшего разбора,
пополнять недостаток литературного мастерства в их
произведениях политическими намеками, которые обес­
печивали успех у публики. Стихи, романы, рецензии,
драмы—все продукты литературы напичкивались, как
выражались тогда, тенденцией, т. е. более или менее
робкими выражениями антиправительственных настрое­
ний». И еще в 70-х годах, когда зарубежный орган гер­
манской социалистической партии, цюрихский «Со­
циал-демократ» в одной статье отметил, что считает
своей гордостью иметь среди «предков» партии писа­
телей «Молодой Германии», Энгельс весьма резко от­
клонил такое наследство. В письме к Бебелю от 16
декабря 1879 г. Энгельс критикует оппортунизм в пер­
вых номерах газеты и при этом замечает: «В № 10
сказано: для социал-демократии может быть только
лестно сравнение с такими беллетристами, как Гуцков
и Лаубе, т. е. с людьми, которые уже задолго до 1848 го­
да потеряли остатки политического характера, если они
только когда-либо имели его».
Иначе Маркс и Энгельс оценивали революционную
поэзию 40-х годов, т. е. главным образом творчество
Гейне, Фрейлиграта, Гервега, Р. Пруца и других поэ­
тов, которых буржуазная история литературы обычно
тоже причисляет к «Молодой Германии». 'На самом деле
эта поэзия революционной мелкобуржуазной демократии
имеет . очень мало общего с «Молодой Германией».
И Маркс и Энгельс никогда и не связывали этих двух
направлений; оба они выражают политическую эман­
сипацию немецкого бюргерства на двух этапах своего
развития и классового сознания: поэзия «Молодой Гер­
мании» принадлежит примиренческой, идейно путанной
либерально-буржуазной интеллигенции 30-х годов, а по­
литически заостренная, воинствующая революционная
поэзия 40-х годов исходит от более классово сознатель­
ной мелкобуржуазной демократии 40-х годов, ибо, как
говорит Энгельс, в 1840 году началось политическое
движение буржуазии в Германии. Этот этап в немецкой
литературе отмечен «Стихами живого человека» Гервега
и воинствующей эстетикой младогегельянской школы.

Энгельс, как ми видели в первой главе, принимал
в этом движении активнейшее участие, не будучи еще
марксистом, как поэт и как критик. А «Рейнская газета»,
редактируемая молодым Марксом, в 1842—1843 гг. ста­
ла настоящим собирательным пунктом для поэзии и
критики левой демократии: на ее страницах появились
наиболее революционные стихи и критические статьи
того времени (см., например, известное стихотворение
«Партия» Гервега), направленные против реакционного
романтизма и ого проповеди «чистого искусства», бес­
партийности в поэзии, бегства из действительно­
сти и т . д.
Но по мере того, как "Маркс и Энгельс выработали
и оформили мировоззрение научного социализма, они
приложили много усилий для того, чтобы перевоспи­
тать этих мелкобуржуазных революционных поэтов в
союзников и певцов пролетариата; путем воздействия
на мировоззрение этих поэтов, изжития в нем мелко­
буржуазной ограниченности и усвоения ими хотя бы
основных элементов материалистического взгляда на об­
щественное развитие они добились того, что Гейне и
Фрейлиграт написали свои лучшие стихи, являющиеся
настоящими шедеврами в истории революционной п:эзии, именно в тот период, когда они находились под
непосредственным влиянием Маркса и Энгельса. По от­
ношению к некоторым писателям эго перевоспитание их
в союзников пролетариата имело больший успех, к дру­
гим—меньший: так, например, Гервегу оно привилось
меньше, Гейне—больше, а Фрейлиграт стал действи­
тельно союзником партии, Союза коммунистов, на многие
годы 1. Известна также защита Марксом и Энгельсом
1 О взаимоотношения с между Марксом и Ян re п.сом, с одной сто
роны, и Гейне, Гервегом и Фрейлигратом, с другой стороны, см. цашн
статьи: 1) «Гериег и Маркс» («Литература и марксизм», кн. 4, 1931,
стр. 43-C G ); 2) «Гейне и Маркс» (там же, кн. 6, стр. 47— 73); 3) «Фрей­
лиграт и немецкая революционная пгэ.чня 40-х г.)дов» (вступительная
статья к книге Моринга «Фрейлиграт и Маркс в их переписке», Москва,1929); 4) «Фрейлиграт как поэт германской революции 1848 г.» (вступи­
тельна! статья к книге Ф. Фрейлиграта «Мертвые—живым», Москва,
1931).

ЭТИХ поэтов от йайадкОб врагов, как, йапрймер, в йолемике Гейне с Берне, Гервега с Руге и т. д.
Но Маркс и Энгельс занялись не только перевоспи­
танием мелкобуржуазных революционных писателей: с
того момента, как была организована коммунистическая
партия, они обратили свои взоры на рабочих, чтобы
из среды пролетариата воспитать свои поэтические кад­
ры. Конечно, в это время английский и французский
рабочий класс были более классово 'сознательны и имели
уже свою литературу и массовое политическое движе­
ние. На литературу этого движения Маркс и Энгельс
указывают уже в своей полемике с Бруно Бауэром в
«Святом семействе»: «Если бы критика,—пишут они
там,—была более знакома с движением низших клас­
сов, ей было бы известно, что упорное сопротивление,
которое низшие классы встречают в практической жизни,
подвергает их постоянному изменению. Новая прозаи­
ческая и поэтическая литература, исходящая в Англии
и Франции из низших классов, показала бы критике,
что низшие классы умеют духовно возвышаться и без
непосредственного п о к р о в и т е л ь с т в а с в я т о г о д у ­
х а к р и т и ч е с к о й к р и т и к и » 1. На революционную
роль и значение чартистской поэзии Энгельс указывает
в своей книге «Положение рабочего класса в Англии).
А стихотворение чартиста Мид «Король Пар», которое
Энгельс перевел на немецкий язык и напечатал в не­
мецкой социалистической прессе, стало боевым кличем
и для немецких рабочих.
Восстание же силезских ткачей осенью 1844 года от­
крыло, как говорит Энгельс, политическое, классовое
движение немецкого пролетариата. И характерно, что
в споре с Руге о степени классового сознания этого
восстания Маркс прибегает для характеристики этого
сознания к помощи известной прекрасной «Песни ткхчей», распеваемой восставшими. Теперь и в самом Союзе
коммунистов появились свои рабочие певцы. Так и
«Немецкой брюссельской газете» печатались стихи ра­
бочего, наборщика, члена Союза коммунистов и «восии1 М а р к с и Э н г е л ь с , Соч ш еяия, т. III, стр. 164.

танника» Энгельса,—Стефана Борна, впоследствии в ре­
волюции 1848 года руководителя рабочих организаций.
И наиболее талантливым поэтом, выдвинутым вооЗще
Союзом коммунистов, действительным певцом партии в
40-х годах в революции 1848 года сделался Георг Весрт, поэт, который вырос, воспитывался и отделался от
своих мелкобуржуазных иллюзий под непосредственный
руководством Энгельса. В 1845—1847 гг., когда Веерт
жил в «штаб-квартире» революции в Брюсселе, Маркс
и Энгельс, как мы знаем из переписки Воерта, уже
указали ему на Бальзака и на буржуазный реалисти­
ческий роман вообще как на пример художественного
изображения действительности. Веерт, как известно* сгал
впоследствии редактором фельетона органа партии—«Но­
вой рейнской газеты» и вместе с Фрейлигратом сделался
наиболее революционным художественным вырлзитетем
взглядов Маркса и Энгельса на революцию 1818 года.
Впоследствии, в '1883 году, Энгельс посвятил рано умер­
шему поэту партии статью в цюрихском «Социал-демо­
крате» (№ 24), в которой он называет его «первым и
наиболее значительным поэтом немецкого пролетариата)
и отмечает, что он, как поэт пролетариата, отличался
от Гейне и Фрейлиграта. «Действительно,—пишет он,—
социалистические и политические стихотворения Веерта
стоят гораздо выше фрейлигратовских по оригиналь­
ности, остроумию и особенно по силе чувства. Он часто
употреблял гейневские формы, но лишь для того, чтобы
вложить в них оригинальное, вполне самостоятельное
содержание». Веерт, по словам Энгельса, в некотором
отношении превзошел Гейне, потому что он был «здо­
ровее и неподдельнее».
Если Энгельс так высоко ценил поэтическое творче­
ство поэтов партии и близко стоящих к ней писателей,
то тем резче и беспощаднее он и Маркс всегда крити­
ковали и развенчивали мнимую революционность поэ­
зии филистерства, мелкобуржуазных трусов, свинцовой
подошвой висящих на ногах революции и изменивших
ей в 1849 году. Из таких филистерских поэтов 40-х го­
дов они очень резко отзываются о Теодоре Гелле и
Кляурене, этих поэтических плаксах реакционного ме­

щанства. С не менее уничтожающей насмешкой они раз­
венчивают революционную фразеологию героев «левой»
во франкфуртском парламенте, в котором заседали и
несколько поэтов. О таком «герое», поэте Вильгельме
Иордане, они, например, пишут в «Новой рейнской га­
зете»: «Г-н Вильгельм Иордан из Берлина во времена
расцвета немецкого литераторства был литератором в
Кенигсберге. В ту пору устраивались полудозволенные
собрания в «Избушке бондаря». Г-н Вильгельм Иордан
также пошел на такое собрание, прочитал там стихотво­
рение «Моряк и его бог» и был за это выслан. Г?н Виль­
гельм Иордан из Кенигсберга отправился в Берлин.
Там также устраивались студенческие собрания. Г-н
Вильгельм Иордан прочитал стихотворение «Моряк и
его бог» и был выслан. Г-н Вильгельм Иордан из Бзрлина отправился в Лейпциг. Там тоже было несколько
певинных собраний. Г-н Вильгельм Иордан прочел сти­
хотворение «Моряк и его чбог» и был выслан» и т. д.
Еще более ожесточенной становится критика пеэзии
этих «левых» фразеров после краха революции, когда
мелкобуржуазная демократия в эмиграции выступала со
всякими путчистскими планами, клеветала на проле­
тарскую партию, чтобы затем попасть в объятия Бис­
марка. В этом особенно отличался мещанско-слезливый
поэт Готфрид Кинкель. Маркс и Энгельс против него
и направляют стрелы своей сатиры в своем памфлете
«Великие люди эмиграции» (1852 г.). В этой критике
до 1858 года Марксу и Энгельсу усердно помогал Фрейлиграт; но когда он в 60-х годах сам перешел в лагерь
буржуазии, то Маркс, а еще более резко Энгельс осу­
дили его, особенно его патриотические песни 1870—
1871 гг. В споре с Фрейлигратом, особенно во время
шиллеровских торжеств в 1859 году, большую роль
играла именно п а р т и й н о с т ь поэзии, против кото­
рой в это время снова восставал Фрейлиграт.
В противовес мещанской, фразерско-«революционной»
поэзии, сводящейся в конце концов к примирению с
буржуазией, Маркс и Энгельс выдвигали действенную*
1 Маркс

и Э н г е л ь с , Сочинения, т. VI, стр. 393.

актуально-политическую сатиру на мещанство и бур­
жуазию. Кроме отзывов о Гейне, Веерте и др. здесь
можно указать еще на их положительную оценку пе­
сен Беранже. Когда «Демократическое общество» в Брюс­
селе, душой которого были Маркс и Энгельс, соста­
вило 2 февраля 1848 г. адрес и послало его Времен­
ному правительству французской республики, то в него
были включены и следующие слова: «Вам, французы,
вам принадлежит честь и слава в том, что вы положили
главные основы того союза народов, который так про­
рочески воспел ваш бессмертный Беранже».
Из буржуазной литературы этого времени Маркс и
Энгельс высоко ценили реалистический роман Бальзака,
Диккенса, Теккерея, Гаскель, Бронте и др., т. е. тех
писателей-реалистов, «наглядные и красноречивые опи­
сания» которых, по словам Маркса, «разоблачили миру
больше политических и социальных истин, чем это сде­
лали все политики, публицисты и моралисты, вместе
взятые». Уже менее ценным в этом отношении Энгельс
считал творчество мелкобуржуазных натуралистов вто­
рой половины X IX века, поскольку на нем с самого
начала уже лежала печать мелкобуржуазной ограни­
ченности и, впоследствии, печать примирения с бур­
жуазией. Но это, конечно, не мешало ему признать в
творчестве натуралистов те элементы критики капита­
лизма, которые в те времена имели известное револю­
ционное значение, например в произведениях такого
писателя, как Ибсен. И напротив, насколько можно
судить по нескольким высказываниям и упоминаниям
о буржуазно-мещанской эпигонской литературе второй
половины XIX века, особенно в Германии (например
творчество таких «реалистов», как Фрейтаг или Шпиль гаген, или вся «патриотическая» литература 1870—
1871 гг.), их отношение к ней было резко отрицатель­
ным. Напомним здесь хотя бы отзыв Маркса о немецком
писателе Фр. фон-Боденштедте, наиболее популярном
в годы реакции (50-е годы), и об эстетике-гегельянце
этих лет Фишере. В письме к Энгельсу от 8 марта
1882 г. Маркс пишет о них: «Герой канкана Боденштедт и представитель ватерклозетной эстетики Фрид­
J3

Энгельс как литературный критик

рих Фишер являются Горацием и Виргилием Виль­
гельма I».
Кроме этих известных нам отзывов Энгельса о кон­
кретных литературных явлениях или писателях, он вел
не только в 40-х годах, но и позднее, до конца своей:
жизни, работу по перевоспитанию в духе марксизма,
мелкобуржуазных писателей, примкнувших к рабочему
движению в 70—90-х годах. Как Энгельс подходил к
таким писателям, как он разбирал и критиковал сла­
бые места их произведений и давал им конкретные ука­
зания для исправления этих недостатков,—это как
нельзя лучше показывают сохранившиеся письма его
к Гаркнес, М. Каутской и П. Эрнсту. Несомненно, что
немало следов подобной работы и заботы Энгельса о
перевоспитании таких писателей—не дошло до нас.
Здесь можно указать еще хотя бы на его многолетнюю
работу в этом направлении с его родственником, рейн­
ским радикальным поэтом 50—60-х годов, Карлом Зибелем, бывшим также другом Маркса и сделавшим не­
мало для распространения первого тома «Капитала»..
Так вот этот поэт, работавшей несколько лет в Ман­
честере, после многочисленных своих стихов в прошлом,
написал под непосредственным влиянием Энгельса ро­
ман, материализм которого привел в ужас немецких бур­
жуазных критиков. Кроме того, Энгельс много зани­
мался литературой во время своей долголетней дея­
тельности в манчестерском Немецком клубе имени
Шиллера, директором и сотрудником ^литературной сек­
ции которого он долгие годы состоял. Насколько нам
известно, он читал в этой секций доклады на литера­
турные темы1.
Помимо этого Энгельс, как и Маркс, весьма зорко
следил за развитием поэзии молодого рабочего движе­
ния. Так, Маркс с особым удовлетворением в 70-х годах
отмечает стихи старейшего деятеля германского рабо­
чего движения, Иоганна-Филиппа Беккера. Энгельс
1 По этим вопросам см. нашу статью «Friedrich Engels und die Schil­
ler-A nstalt in M anchester» (в «Магх-Engels-Archiv», Bd. II, 1927, S„
483—493).

же в 80-х годах с грустью устанавливает, что судьба
литературы пролетариата—в условиях буржуазного об­
щества быть забытой и искажаемой официальной исто­
рией литературы. Но Энгельс резко критиковал рефор­
мистскую рабочую поэзию, погрязшую в старых ремес­
ленных и религиозных предрассудках. Так, например,
Маркс и Энгельс потребовали удаления из «Социалдемократа» стихов рабочих-лассальянцев, воспевавших
Лассаля как нового мессию и святого; и Энгельс также
весьма пренебрежительно отзывался о беллетристическом
журнале германской социал-демократии «Neue Welt», на
страницах которого печаталось множество мещанских и
реформистских стихов и рассказов.
В заключение обзора высказываний Энгельса о ли­
тературе нужно еще раз подчеркнуть его чрезвычайно
большую и глубокую осведомленность в истории всеоб­
щей литературы не только европейских, но и восточ­
ных народов (персидской, арабской и т. д.). Он с таким
же углубленным знанием судил о фольклоре древних
кельтов или современных скандинавских народов, как и
о сербской народной песне или чешском эпосе. Небезын­
тересно также отметить, что Энгельс был недурно знаком
и с русской литературой. Известно, что он свободно
читал и писал даже письма по-русски. Первое упоми­
нание о его занятиях по русскому языку встречается в
переписке с Марксом 1850 года. После краха революции
Энгельс решил использовать «передышку» и вооружить­
ся теоретическими и практическими знаниями для сле­
дующего революционного подъема; среди этих занятий
был и русский язык. С 1850 года до весны 1852 года
его занятия, наверное, продвинулись очень мало впе­
ред. Но весной 1852 года в Лондон приехал молодой рус­
ский—Эдвард Пиндар, из петербургской обуржуазив­
шейся дворянской семьи; кто скрывался под этим
псевдонимом,—неизвестно. Пиндар сочувствовал комму­
низму, и так ,как он, повидимому, в это время бедство­
вал, Маркс дал ему рекомендательное письмо к Эн­
гельсу.
В письме от 20 апреля 1852 г. Энгельс пишет
Марксу: «Пиндар здесь, так как он в Ливерпуле не на­

шел никакого места. Он ищет должности или частных
уроков, и я, разумеется, буду за него хлопотать. Ж елая
доказать ему свое хорошее расположение, я стал брать
у него уроки русского языка». С Пиндаром Энгельс
и занимался русским языком с весны до осени 1852 го­
да. В сентябре Пиндар уехал из Манчестера, но Энгельс
не бросил занятий. В письме от. 7 сентября он пишет
Марксу: «После бегства Пиндара у меня больше сво­
бодного времени, и я занимаюсь теперь русским языком
con amore, sine ira et studio и уже кой-чему научился».
Среди литературного наследства Энгельса сохрани­
лось несколько тетрадей с упражнениями по русскому
языку и выписками из классиков русской литературы;
Пушкина, Грибоедова, Державина и др. На первом ме­
сте стоит Пушкин, а из его произведений—«Евгений
Онегин» и «Медный всадник». По дошедшим до нас
тетрадям можно заключить, что Энгельс проработал
эти произведения очень тщательно. Перевод, правда,
сделан им в прозе, но передача смысла очень точная.
В позднейший период своей жизни Энгельс также сле­
дил за русской литературой: произведениями Щедрина,
Добролюбова, 4ернышевского и др. Николай—он (Н. Ф.
Даниэльсон) щедро снабжал его и Маркса. Энгельс
читал эти произведения и прекрасно разбирался в них,
как показывают немногие его замечания об этих писате­
лях в отдельности и о русской литературе второй поло­
вины X IX века в целом.
У
Как мы видим, вышеприведенные мысли Энгельса о
литературе не носят случайного характера; если сюда
прибавить теоретические и конкретно-литературные вы­
сказывания Маркса, то мы имеем не только теоретиче­
ские основы марксистской эстетики и необходимые фи­
лософские, исторические и экономические предпосылки
для марксистской оценки хода развития литературы в
классовом обществе, но имеем также в произведениях
основоположников научного социализма и достаточно
конкретного историко-литературного материала об основ­

ных этапах истории литературы от античности до про­
мышленного капитализма включительно, в непосред­
ственной их оценке, чтобы построить действительно
марксистскую концепцию истории дитературы за эти пе­
риоды. Но эти мнения Энгельса вместе с тем всегда
содержат определенный оценочный ^элемент в смысле
использования данного произведения чили писателя для
борьбы пролетариата, для учебы, как примера худо­
жественного творчества в ,создании пролетарской лите­
ратуры.
Прежде всего Энгельс подходил к революционной
литературе прошлого с целью ее использования в актуально-политической борьбе рабочего класса; при этом
он подчеркивает к л а с с о в о о г р а н и ч е н н ы й х а ­
р а к т е р даже революционной'поэзии массовых движе­
ний низших классов в прошлом. «Вообще -поэзия прош­
лых революций (постоянно исключая «Марсельезу»),—
пишет он в 1885 году,—редко имеет революционное
влияние в позднейшие времена, ибо, чтобы действовать
на массы, она должна отражать также и предрассудки
масс. К тому же еще религиозная ерунда, даже у чар­
тистов». И поэтому, когда германская социал-демокра­
тическая партия в 1885 году приступила к изданию
сборников революционной поэзии и обратилась к Эн­
гельсу за советом, что включить в эти сборники из
наиболее революционных стихов прошлого, то Энгельс,
рекомендуя ряд песен, пишет о «марсельезе» немецкой
Крестьянской войны XVI века «Eine feste Burg ist unser
Gott», что «хотя текст и мелодия этой песни дышат
победой, все же ныне трудно и не нужно понимать ее
в этом смысле». И наоборот, Энгельс в 1865 году нахо­
дит весьма пригодной для политической агитации пар­
тии «прекрасную стародатскую песню «Господин Тидман», которую он сам перевел на немецкий язык. Когда
Маркс и Энгельс в начале 1865 года сотрудничали
в газете лассальянцев «Социал-демократ» и ее редак­
тор, И. Б. Швейцер, критикуя буржуазию, в то же
время заигрывал с юнкерством и Бисмарком, Энгельс
послал это стихотворение из эпохи средневековой борь­
бы датского свободного крестьянства с помещиками >дпя

печатания в «Социал-демократе»1. В письме от 27 ян­
варя 1865 г. он пишет по этому поводу Марксу: «Я от­
правляю этой публике небольшую датскую народную
песню о Тидмане, которого убивает старик на «тинге»
за то, что тот облагает новыми налогами крестьян. Это
революционно, и все-таки против этого нельзя возбудить
судебного преследования, главным же образом это нап­
равлено против феодального дворянства, против которо­
го газета д о л ж н а в ы с т у п и т ь б е з у с л о в н о » . А п
примечании к этому прекрасному литературному доку­
менту средневековой классовой борьбы-Энгельз пиш т:
«В стране, подобной Германии, где в имущем классе
столько же феодального дворянства, сколько буржуа­
зии,, а в пролетариате столько же земледельческою про­
летариата, сколько промышленных рабочих, и даже
больше, старая бодрая крестьянская песня придется к ш
раз к месту».
Актуально-политическое значение Энгельс признав ш,
например, в 1882 году и з|а старо-английской народной
песней о «Священнике из Брея»,—священнике, меняв­
шем свои политические убеждения после, каждого госу­
дарственного переворота при английских королях Карле,
Якове, Вильгельме Оранском, Анне, Георге Ганновер­
ском и т. д., т. е. в'зависимости от обстоятельств он
становился то католиком, то протестантом, то монархи­
стом, то республиканцем. И вот, когда в 70—80-х годах
чиновники бисмарковской империи чуть ли не каждый
год и месяц меняли свои убеждения по воле «непогре­
шимого папы» Бисмарка и вынуждены были защищать
то свободу торговли, то таможенную политику, то борьбу
с католицизмом, то примирение' с ним,—Энгельс перевел
эту песню на немецкий язык и опубликовал ез в загра­
ничном органе партии, цюрихском «Социал-демократе»
(от 7 сентября 1882 г.), с примечанием, в котором оп
объясняет, почему эта, «может быть, единственная ан­
глийская политическая народная песня сохранила свое
значение в течение более 160 лет» и почему она «ни­
чуть не устарела и для современного положения в Гер­
1 Опубликовано в берлинском «Социал-демократе» от 5 февраля 15(]5 г.

мании». Кроме народных песен прошлых революционно­
массовых движений, Энгельс, всегда указывая на клас­
совую ограниченность поэзии прошлых революций, осо•бенно ценил и рекомендовал творчество таких револю­
ционных поэтов, которые в той или иной форме были
•связаны с рабочим движением,—как поэзию Гейне.
Фрейлиграта, Джонса, Веерта и др. И действительно,
творчество этих поэтов играло -огромную роль в аги­
тации и пропаганде социалистических партий, осо­
бенно во второй половине XIX века.
Второй, важнейший вопрос о литературном наследстве
прошлого—это вопрос о методе познания и художе­
ственном оформлении «реальных взаимоотношений» пи­
сателем. И здесь Энгельс, так же как и Маркс, как об
этом свидетельствуют все их литературно-критические
замечания, ориентировался на наиболее революционных
писателей прошлого. «Коммунистический манифест»,—
говорит Энгельс в своей заметке о Данте,—воздает пол­
ную справедливость революционным заслугам, которые
капитализм имел в прошлом». Вместо субъективноидеалистического рефлексирования и реакционных ро­
мантических иллюзий, замазывания и искажения дей­
ствительности, как метода художественного изображения,
Маркс и Энгельс, не отрицая значения революционного
романтизма, придерживались широкого реалистического
охвата и изображения действительности, вскрытия про­
тиворечий в буржуазном общественном развитии и «до­
бросовестного описания реальных взаимоотношений».
Ярче всего эти взгляды Маркса и Энгельса выявлены
в их полемике с Лассалем и в письме о Б аль­
заке, как нами уже отмечено выше. Лассаль в во­
просах литературного наследства ориентировался на
писателей—субъективистов-идеалистов. Меринг доволь­
но метко говорит о различных «литературных вкусах»
Маркса (Энгельса) и Лассаля: «С полной рельефностью,—
пишет Меринг,—это различие выступает, когда сопо­
ставляеш ь любимых писателей того и другого. Для
Маркса (Энгельса) таковыми были Гомер, Данте, Шек­
спир, Сервантес, из новейших Бальзак; для Лассаля—
Гуттен, Лессинг, Фихте, из новейших—Платен. Мы

видим здесь два рода литературных типов, коренным
образом различающихся между собой. В первом слу­
чае перед нами писатели, настолько объективно вос­
принявшие в себя образ целой эпохи, что всякий
субъективный элемент более или менее стушевался,
а отчасти даже совершенно исчез... Во втором случае­
мы имеем дело с людьми, которые, по поэтическому
сравнению одного из них, лишь отражают «образ ми­
рового образа»,—людьми, в произведениях которых мы
не столько узнаем, как выглядел мир в их время,
сколько то, как они сами понимали или старались по­
нять современный мир»1.
Конечно, Меринг здесь ставит вопрос слишком одно­
сторонне. Не говоря уже о Лессинге, которого Марке
и Энгельс ценили чрезвычайно высоко, они охотно при­
знали, например, и за Фихте и Шиллером то значение,
которое они имели в развитии литературы и обще­
ственной и философской мысли. «Мы, немецкие социа­
листы,—пишет Энгельс в 1 8 8 2 г .,—гордимся тем, что
мы ведем свое происхождение не только от Сен-Симона,
Фурье и Оуэна, но такж е и от Канма, Фихте и Гегеля».
Но в отличие от Лассаля, воспринявшего с^йъа&тивп-ьшидеализм Фдхте и Шиллера неисторическй и некрити­
чески и пытавшегося перенести его и в литературу
пролетариата, Энгельс вскрывает социально-экономиче­
ские причины, почему, например, Шиллер пришел к
субъективному идеализму, и показывает, почему лите­
ратурное наследство великих писателей-реалистов цен­
нее для пролетариата.
Этим же, собственно, и ставится вопрос об учебе про­
летарского художника у лучших представителей ли­
тературы прошлого. Мысли Ленина о том, что «нуж­
но взять всю культуру, которую капитализм оставил,
и из нее построить социализм», что «нужно взять всюнауку, технику, все знания, искусство, без этого мы
жизнь коммунистического общества построить не мо­
жем»,—это, конечно, и мысли основоположников науч­
1 Ф. М е р и в г, История германской социал-демократии, перев. Е. Лан­
дау, т. II, с р. 220.

ного социализма. Как мы видели уже из цитаты из*
«Анти-Дюринга» в начале настоящей главы, Энгельс
резко выступал против всяких «ультра-левых» теорий
создания социалистического искусства при полном; игно­
рировании наследства прошлого. Когда он в 1859—
1862 гг. занимался перевоспитанием своего родствен­
ника, поэта Карла Зибеля, в Манчестере, он, после озна­
комления со всеми написанными им стихами, нашел
что они с художественной стороны никуда не годятся, и
советовал ему прежде всего на некоторое время оста­
вить свое «рифмоплетство» и как следует заняться изу­
чением классических поэтов всех народов, чтооы р:сширить свой горизонт и художественный вкус, и вдоба­
вок научиться у немецких класс-иков хорошему немец­
кому языку.
Кромз конкретно-критических высказываний в про­
изведениях и письмах Энгельса разбросано множествоценнейших замечаний теоретического характера для
марксистско-ленинского литературоведа (в «Анти-Дю­
ринге», «Людвиге Фейербахе», «Диалектике природы» и
т. д.); это относится особенно к его письмам в 90-х го­
дах (например в опубликованных письмах к К. Шмидту,
Ф. Мерингу, Штаркенбургу, Блоху и др.), в которых
Энгельс подробно говорит об основах диалектического
материализма, в частности о роли идеологических над­
строек и их влиянии на базис. В эти же годы он
резко выступает против вульгаризации и всяких меха­
нистических опошлений марксизма со стороны про­
никнувших в партию мелкобуржуазных мещанско-ре­
формистских и анархиствующих интеллигентов. При
этом он обратил внимание марксистских исследовате­
лей вопросов литературы и искусства на необходимость
исследования не только содержания произведений, но
и формы. «Я должен указать только,—пишет он Ме­
рингу в письме от 14 июля 1893 г., уже после выходав свет «Легенды о Лессинге»,—что 'не хватает одного
пункта, на котором ни Маркс, ни я в своих работах
не останавливались достаточно подробно. В этом от­
ношении мы все виноваты одинаково. А именно: мы
все переносили и должны были переносить центр тяж е-

<сти на то, чтобы выводить политические, правовые и
прочие идеологические представления и действия, на
которые эти представления влияли, из основных эконо­
мических фактов. При этом мы из-за содержания не
обращали должного внимания на формальную стсроиу,—
каким образом эти представления и т. п. возникают...
Это—старая история: вначале всегда из-за содержа­
ния не обращают внимания на форму. Но я хотел бы
все же, чтобы в будущем! вы'обратили ваше внимание
на этот пункт».
Все изложенные до сих пор мысли Энгельса о литера­
туре относятся к литературе классового общества, в ко­
тором искусством занимаются главным окрасом люди,
не связанные непосредственно с процессом труда, а
образующие «отдельную касту». О литературе и искус­
стве, как и вообще об условиях умственного труда,
в коммунистическом обществе, кроме известного места
в «Немецкой идеологии», Энгельс пишет в 1877 году
в «Анти-Дюринге»: «Все до сих пор существовавшие ис­
торические противоположности эксплоатирующих и эксплоатируемых, господствующих и угнетенных классов
■объясняются той же, относительно неразвитой произ­
водительностью человеческого труда. Пока трудящееся
население до такой степени поглощено необходимой ра­
ботой, что не имеет свободного времени для дел обще­
ственных, для заведывания производством, дтя государ­
ственных дел, правосудия, наук, искусств и т. д .,—
до тех пор должен существовать особый клаез люден,
освобожденный от настоящего труда и занятый этими
делами; причем такой класс, конечно, не упускал слу­
чая из личных выгод отягощать рабочие массы все
большим и большим трудом. Только достигнутое круп­
ной промышленностью чрезвычайное усиление произ­
водительности . труда позволяет наконец распределить
его на всех без исключения членов общества и этим
до такой степени сократить рабочее время каждого в
отдельности, что его будет у всех в избытке для теоре­
тического и практического участия в делах всего об­
щества. Следовательно, теперь впервые всякий эксплоатирующий и господствующий класс стал не только

излишним, но превратился в препятствие на пути об­
щественного развития, и теперь он будет неизбежно
устранен, какой бы «непосредственной силой» он ни
обладал» л.
Энгельсу, как и Марксу, не пришлось дожить до
эпохи развернутого империализма и пролетарской рево­
люции. Пролетариат, строящий социализм и проводя­
щий в жизнь под руководством партии заветы Мар­
кса, Энгельса и Ленина, при решении задач, стоящих
перед ним на данном этапе в вопросах литературы и
искусства, опирается на марксистско-ленинское наслед­
ство.
1 «Аяти-Дюрппг», изд., 3-1', 1930, стр. 16Я.

Стр.
П р е д и с л о в и е ...............................................................................................
Часть

первая

Поэтические опыты и литературно-критическяе статьи молодого
Э нгельса........................................................................................................
Часть

1.JO романтизме в литературе . . .

11

вторая

Критика поэзии мелкобуржуазного с о ц и а л и з м а ...................................
Часть

5

39

третья
* ..................................

2. О реализме*в л и т е р а т у р е ........................................................................

88
101

3. О ^тенденциозности, партийности и других вопросах марксистского
л итературоведен и я.......................................................................................... 120
4. Против хмеханицизма и вульгаризации марксизма в литератур­
ной к р и т и к е ....................................................................................................... 152
Часть

четвертая

(^революционной поэзии и литературном н а с л е д с т в е .......................... 170

Редактор И. Ф р о л о в .
Технический редактор Н. И. Г а р в е и

☆
Огиз X— 70 № 2 3 1 .
Тираж 5ЭЭ0.
Уполн. Главлита Л» Б—21820.
Формат бумаги 8 2 Х Ш в 1/ J2
3*/4 бум. л по 1250Э0 зн.
Сдано в наб. 5/XI932.
Подп. к п. 4/II1933.
Зак № 6287
13 п. л.

( ' (■f f j t u -влч

Ш & 4 ?м+*+< /: .: ■ '

гям^йг /r ^ /

/?,.,

.
C
'i&
C
rjfci ^aJ'/v*., r*.*
/

s
> ^ '^ Д % £ Г

V^4F
t дy ' V / ^

-r

^

-

■A-tl *> y ^ ,
W $ ^ J m 1 4 4 + , / t i i S / t ' ^ . v . & /jj>

А Д Р Е С И ЗД А Т Е Л Ь С Т В А :
М о ск ва - ц ен т р , у л* 2 5 О к т я б р я , 10
С К Л А Д И ЗД А Н И Й :
М о с к в а - 6 , 1-й К о л о б о в ск и й п е р ., 12
К н и го ц е н т р