Александр Нилов
Рождение теневой экономики
Annotation
Судьба автора этой книги и судьба членов его семьи оказалась связана с одним из уникальных явлений в
СССР - подпольным бизнесом и неотделима от истории цеховиков - безымянных тружеников теневой
экономики.
Эта книга расскажет о людях, у которых реальная возможность делать деньги отсутствовала в принципе.
Однако их это не останавливало. Более того, для достижения своей цели они буквально рисковали
жизнью. И у них все получалось.
Впервые у нас с вами появилась возможность увидеть жизнь цеховиков «изнутри», посмотреть на историю
их глазами, и, может быть, чему-то поучиться.
-2-
Александр Нилов
Цеховики. Рождение теневой экономики. Записки
подпольного миллионера
От редакции
Девяностые годы XX столетия подвели жирную черту под историей уникального эксперимента,
длившегося в течение долгих семидесяти лет на одной шестой части суши земного шара. Этот эксперимент
назывался - СССР. Из-за грандиозности поставленного опыта сразу по окончании было трудно его
правильно оценить: «Глаза в глаза - лица не разглядеть, большое видится на расстоянии». Лишь теперь,
спустя десятилетия, можно совершить попытку беспристрастно обозреть ушедшую эпоху. Именно
беспристрастно, потому что в советском прошлом страны было разное: и хорошее и плохое. Но чего не
отнять - мировая история подобного жизненного опыта еще не знала. Хотя бы по этой причине о прошлом
стоит вспоминать.
Но само по себе прошлое - это всего лишь страницы учебников. Гораздо интереснее изучать его,
чтобы понять настоящее. Настоящее, каково оно? Какова основная проблема, которая волнует
большинство наших соотечественников? И получить ответ, правда не очень приятный, но вполне
обоснованный: большинство людей волнует вопрос «как заработать денег?». Это если говорить о
насущных проблемах. И очень многие, попытавшись решить оный вопрос, через некоторое время опускают
руки со словами: «У меня нет никаких возможностей». Как они ошибаются!
Книга, лежащая перед вами, расскажет о людях, у которых реальная возможность сделать деньги
отсутствовала в принципе. Более того, для достижения своей цели они буквально рисковали жизнью.
Однако их не останавливало даже это. И у них все получалось.
Автор книги не профессиональный литератор. До последнего времени он был сотрудником редакции
одной из крупных питерских газет. Так получилось, что его жизнь оказалась крепко связана с одним из
самых уникальных явлений в СССР - подпольным бизнесом. Изначально автор начал писать книгу по
личным мотивам, но в процессе работы над ней понял, что личные воспоминания и рассуждения занимают
в тексте очень мало места. И это не случайно. Ведь его судьба и судьба членов его семьи оказалась
неотделима от истории цеховиков, этих неизвестных тружеников теневой экономики. А у нас с вами
появилась возможность увидеть их жизнь «изнутри», то есть посмотреть на историю их глазами. И может
быть, чему-то поучиться.
-3-
От автора
Написанию каждой книги предшествует какое-нибудь событие. Причем для личности самого автора
оно может быть совсем незначительным, - что уж говорить о более солидных масштабах! Но, для того,
чтобы на бумаге появились буквы, которые можно при желании сложить в мало-мальски осмысленные
слова, необходима конкретная причина. Это может быть и искреннее желание рассказать читателю
стоящую историю, а иногда автором движет стремление выплеснуть на бумагу все накопившиеся мысли и
чувства, хотя частенько случается, что причина, побудившая взяться за перо, кроется в банальной нехватке
финансов.
Я далеко не корифей литературного жанра. Более того, за всю жизнь это всего лишь вторая моя
попытка написать что-то вразумительное. Но по роду своей профессии я много раз не только присутствовал
при зачатии новой книги, но и собственноручно принимал рожденное спустя некоторое время
произведение. Ведь я работаю редактором.
Понятно, что я несколько робел и мялся, перед тем как засесть за написание собственного опуса, но...
у меня было внутреннее оправдание. В наличии имелось событие, которое следовало описать, и даже
присутствовала причина, подвигающая на подвиг. Так почему бы и нет?
-4-
Вместо предисловия
Дело было в следующем: моя мать закурила после десятилетнего перерыва. Все началось
обыкновенным пятничным вечером, когда я находился в знакомом каждому работающему человеку
блаженном состоянии истомы. Истома была вызвана осознанием двух еще не начавшихся, но уже
доступных выходных дней. На дачу к жене и отпрыску я не поехал - было поздно тащиться за город и
посему решил исполнить сыновний долг. Заехать и наконец навестить мать. Все было как обычно. Я поел,
мы немного поговорили о том о сем, после чего вместе уселись смотреть телевизор. То есть смотрела в
основном мать, а я почти сразу начал клевать носом. Проснулся от сигаретного дыма и даже не сразу
понял: где я нахожусь и что происходит. Мать бросила курить давным-давно. Однако нельзя же не верить
собственным глазам. Обеспокоиться как следует я все-таки не успел, потому что матушка выглядела
совершенно спокойной и даже, я бы сказал, задумчивой. Увидев, что я окончательно проснулся, она
вытянула указательный палец в сторону светящегося экрана и равнодушно сказала:
Вот и все, что она сказала в тот вечер. А я после этого неделю мучился моральной изжогой,
переваривая ее слова и вспоминая одну-единственную выкуренную мамой сигарету...
Похоже, пришло время поговорить. «О них, о папе, о том, как все было тогда». Вот только друг с
другом у нас уже вряд ли получится пообщаться на эту тему. Привычка - вторая натура. Так что моя
причина для написания этой книги проста: мне надоело молчать.
-5-
Кто есть кто. Подпольный бизнес в СССР
Я человек дотошный и если бы не стал тем, кем стал, то, возможно, выбрал бы профессию бухгалтера.
Для литератора такое качество характера, как я думаю, скорее недостаток, но уж что выросло, то выросло.
Именно поэтому я не стану (хотя очень хочется) сразу переходить непосредственно к истории моего отца и
его знакомых. Вместо этого напомню общую картину подпольного бизнеса в СССР. Начать, пожалуй, стоит с
терминологии (как бы ужасно это слово ни звучало).
Единственное отличие этой иерархической лестницы от современных реалий состояло в
невозможности совмещения нескольких ипостасей в одном лице. Сейчас, несмотря на строжайший запрет
государственным чиновникам заниматься предпринимательской деятельностью, каждый самый захудалый
депутат как минимум владеет свечным заводиком в средней полосе необъятной России. И многие
производители товара самостоятельно занимаются сбытом продукции. В те времена, о которых сейчас
идет речь, о таком раскладе и помыслить было невозможно. Объяснялось сие табу очень просто. Тот, кто
занимался подпольным бизнесом, имел доступ к очень ограниченному кругу возможностей, ведь для
нелегальной деятельности требовалось вполне легальное прикрытие. Да и простое соображение,
состоявшее в том, что бизнес, раздробленный на мелкие части, труднее отследить и ликвидировать, тоже
играло свою роль.
Так что, по большому счету, между владельцем маленькой пошивочной мастерской и
производителем «левых» радиодеталей на мощностях государственного цеха реальное отличие было
только одно: объем производимого товара.
Как сказал один из французских философов, «пороки общества - зеркальное отражение
добродетелей этого общества». Метко сказано. Точно так как легальная экономика в СССР была
подвержена диктату планирования, так же и схемы нелегального производства напоминали многократно
скалькированный чертеж одного и того же механизма. Какой бы товар ни выходил из подпольных цехов -
весь процесс, от поставок сырья до способов реализации товара, был на удивление одинаков.
Аналогии можно проследить и в более широком смысле. Ту роль, которую в социалистическом
-6-
реализме играли профсоюзные организации, в «Зазеркалье» теневой экономики исполнял криминальный
общак, в который неукоснительно отстегивалась определенная доля прибыли. Искаженным отражением
партсобраний вполне можно было считать постоянные сходняки, на которых воровские авторитеты
прилежным и трудолюбивым цеховикам частенько устраивали разбор полетов. Ну и так далее.
Схем обогащения у цеховиков на самом деле было - раз, два и обчелся. И любой сотрудник ОБХСС
знал об этом. Другое дело, что доказательную базу собрать оказывалось гораздо труднее. Если уж на то
пошло, то настоящей головной болью ОБХСС были вовсе не цеховики, производители «левого» товара на
ворованном сырье. Острие карающего меча законности было заточено под поимку тех расхитителей
госсобственности, которые ограничивались исключительно процессом кражи. Как говорил Портос: «Я
дерусь, просто потому что дерусь». То есть воровали именно для того, чтобы украсть, обуреваемые
синдромом накопительства.
Воровство в СССР процветало в масштабах катастрофических. «Неси с работы каждый гвоздь - ты
здесь хозяин, а не гость!» И несли. И дедушка-вохровец (человек с ружьем), и мастер из цеха, и директор
завода, и буфетчица из столовой. Садовые домики возводили из вынесенной с родного производства
продукции, а если уровень должности позволял, то получались и кирпичные «халупки». В этой среде в
основном процветал натурообмен (будущий бартер). Ты - мне, я - тебе. Рука руку мыла. Но именно в
категории несунов было больше всего случайных людей. Не надо обладать никакими выдающимися
личностными качествами, чтобы украсть в родной конторе. Достаточно было оказаться в нужном месте в
нужное время - например, всеми правдами и неправдами получить любую руководящую должность, - и
дело в шляпе. Не нужно думать, напрягаться и что-то изобретать, человек автоматически занимал свое
место в кругообороте. Именно поэтому несуны практически выпадали из криминальной среды в СССР. Ну,
разве только «в особо крупных масштабах»... Всех остальных проконтролировать было невозможно.
Вот я и подошел к первому вопросу, который, похоже, не задал себе никто из тех журналистов,
которые в наше время отряхивают пыль с архивных дел цеховиков. А почему, собственно, люди имевшие
доступ к ворованному сырью, не ограничивались сбытом этого самого сырья налево, направо, куда угодно,
как поступало большинство? Если ими двигала исключительно страсть к наживе и обогащению, то почему
не ограничиться достойным местом в кругообороте несунов? Зачем наживать себе дополнительную
головную боль в виде обеспечения дальнейшей переработки сырья в реализуемый товар? Да еще и
налаживать контакты со сбытчиками (тоже дополнительный риск). Не говоря уж о тесных связях с
криминальными структурами и теневиками.
Что же двигало людьми, если не просто жажда денег? «Я вам не скажу за всю Одессу, вся Одесса
очень велика...» Так вот, я отнюдь не претендую на то, чтобы стать выразителем общего мнения этих
загадочных бизнесменов прошлого, но, по крайней мере, я попытаюсь ответить на этот вопрос так, как
ответили на него себе мой отец и его «соратники по цеху». Конечно же, не каждый человек - цеховик, но
каждый цеховик - человек, поэтому мотивы в каждом случае разные, ведь сколько людей, столько и
историй. Есть (я уверен) истории про жажду власти, есть (скорее всего) истории про идеологическую
несовместимость с существующим строем, наверняка чья-то история повествует про гениальные деловые
способности, не реализовать которые означало бы спиться или закончить жизнь в канаве от
бессмысленности жизни. Но об этом я могу только догадываться. Логичнее рассказывать о том, что я знаю
точно. Вот я и подошел к началу своего рассказа. Лучше поздно, чем никогда.
-7-
СССР - кузница кадров
Хотя и принято в последнее время костерить социализм на все лады, нельзя отмести и несколько
положительных моментов, наличествующих в СССР, значение которых трудно недооценивать. Страна
равных возможностей пусть и хромала во всех остальных пунктах значения слова «равенство», однако в
деле бесплатного образования советский народ точно был впереди планеты всей. И действительно, учили
всех подряд: и способных, и совершенно к процессу обучения не приспособленных. Такой добровольно-
принудительный подход к получению знаний не мог сделать Ломоносова из каждого деревенского
паренька, зато давал возможность выйти на приличный научный уровень всем, кто этого действительно
хотел, вне зависимости от происхождения.
Отец в этом смысле принадлежал именно к той половине советского народа, которой полученные
знания пошли впрок. Родился он в обыкновенной рабочей семье, которая вплоть до начала Великой
Отечественной войны могла считаться вполне обеспеченной. Дед работал на заводе, считался (да и был на
самом деле) отличным мастером своего дела - вот не скажу, какого. За давностью лет как-то подзабыл.
Бабушка работала на том же заводе, только в бухгалтерии. Отец рассказывал, что дед ужасно
комплексовал по этому поводу. Как же, у жены образование, а у него школа рабочей молодежи и все. Я так
понял, что в те времена профессия бухгалтера приравнивалась в общественном сознании по меньшей
мере к ученой степени. Но дело было не только в бабушкиной способности содержать заводские
ведомости в идеальном порядке. Дед ужасно жалел, что в свое время не смог выучиться на инженера, - не
было возможности. Но он был еще молод, всего-то двадцать восемь лет, и не терял надежды наверстать
упущенное.
Не успел. Когда началась война, он ушел на фронт, откуда вернулся в 43 году инвалидом без одной
ноги. Тут уж было не до учебы. Приходилось каким-то образом кормить семью, которая через год
увеличилась еще на одного члена, - родилась папина сестра, моя тетка. Отчаянные люди были наши
предки. Теперь-то меньше чем за 250 000, обещанных президентом за второго ребенка, потенциальные
родители и стараться не станут. А тогда... Война, кормилец без одной ноги, а они второго ребенка заделали
и живут себе, трудно, но счастливо.
Учитывая зигзаги судьбы, дед так и не смог дорваться до вожделенного образования, но тоску свою
по несбывшемуся он умудрился привить сыну (то есть моему отцу). На всю жизнь осталось у того
стремление к знаниям, которые казались ему пропуском в какой-то невиданный, блестящий мир,
отличный от суровой послевоенной действительности.
Потому в школу отец пошел как на праздник. И так все десять лет. Честно говоря, я просто не могу
себе вообразить, какие запасы энтузиазма для этого нужны. Бездонные, наверное. Отец искренне верил:
если он выучится как следует, все двери в стране будут для него открыты. Они все тогда немного такие
были - не от мира сего. Шестидесятники... «Наивные подснежники», как саркастически характеризовал
себя и своих друзей повзрослевший отец, имея в виду хрущевскую «оттепель». По окончании школы отец,
который за десять лет учебы уже окончательно определился с будущей специальностью, без каких-либо
проблем поступил на престижный физмат в Университете (тогда в Ленинграде университеты еще не
располагались на каждом углу). Что еще глубже укрепило его уверенность в доступности научной карьеры
союзного значения для каждого советского человека, буде у него на этот случай способности.
Быстро пролетевшие годы учебы в Университете не стоили бы отдельного упоминания, если бы не
одно существенное обстоятельство. Именно в стенах альма-матер мой отец впервые проявил незаурядные
способности, не столько научные, сколько организаторские. При всем уважении к трудоспособному
-8-
молодому человеку, которым когда-то был отец, я не могу не признать (по его же собственным
замечаниям), что как раз физико-математические экзерсисы он выполнял не так блестяще, как проводил (к
примеру) культмассовые мероприятия. За несколько лет, проведенных в сугубо академических стенах, он
успел «опылить» своим присутствием все мало-мальски значительные формальные и неформальные
события, происходящие в Университете. Более того, молодой студент умудрился последовательно
побывать: культоргом, профоргом и комсоргом курса. И это не считая того, что на протяжении всей учебы
отец продержался на солидной должности ответственного за политсектор. То есть все политинформации,
проведенные за шесть лет, были на его совести. На мои неоднократные недоуменные вопросы: «За каким
лешим тебе нужна была эта тягомотина?» - отец неукоснительно принимался читать мне лекции о
важности не только плодотворно контактировать с окружающими людьми, но и уметь направлять их чисто
человеческие, а потому хаотичные порывы в строго очерченные рамки полезной деятельности.
Но это он с возрастом научился так красиво формулировать, а тогда (как я сильно подозреваю)
студент физмата Гришка-лектор, как его едко прозвали ополитинформаченные согрупники, мало
задумывался, отчего у него так зудит по общественной линии. Ведь в те времена организаторский талант
признавали в людях неохотно. А ведь именно эти способности - направлять людей в рамки полезной
деятельности - и удобрили на манер гуано последующий урожай событий в его жизни. Несколько раз на
полном серьезе отец утверждал, что комсомольско-общественная работа в советских институтах была не
чем иным, как вторым высшим образованием, классической школой менеджмента и управления, только
на советский манер.
После окончания Университета отец очень удачно распределился. Он каким-то образом, впрочем не
без учета его заслуг по общественно-комсомольской части, избежал участи большинства молодых
специалистов и не загремел в какой-нибудь заштатный НИИ, затерянный на необъятных российских
просторах. Вместо этого получил место в довольно прогрессивном по тем временам научном институте и
помимо эфемерных благ в виде постоянной возможности поднимать свой научный уровень получил
возможность ходить на работу пешком. И опять же работа в этом достойном учреждении не имеет к
описываемой теме почти никакого касательства, если бы не два события, которые произошли с отцом
именно в данный период. Первое - в новообретенном дружном коллективе он встретил человека, который
определил почти всю его дальнейшую жизнь - Якова Денисовича, тогда просто Яшку (по молодости лет). С
точки зрения советской действительности у Якова были один явный недостаток и одно сомнительное
достоинство. Он происходил из катастрофически бедной многодетной семьи и при этом был умен тем
самым практическим умом, который так не любило в подчиненных начальство, - тут вам не Америка!.. И
второе событие - в качестве молодого и подающего надежды специалиста в составе небольшой группы
советских ученых он попал на научную конференцию «за бугор», а точнее, во Францию.
Капиталистический образ жизни наповал сразил отца. И не изобилием сверкающих витрин, хотя и не
обошлось без глотания сладких слюнок в магазинах спорттоваров и в супермаркете при виде продуктов.
Самое главное, что наконец-то отец осознал: совершенства в мире не бывает. Вожделенное образование,
которое виделось ему золотым ключиком к счастью, открывало совсем не ту дверь. С другой стороны,
получить аналогичное образование во Франции с такой же легкостью, как в родном Отечестве, ему ни за
какие коврижки не удалось бы. И вот именно тогда, по его словам, впервые закралась в молодую голову
советского специалиста крамольная мысль: «А вот бы совместить...» При этом отец вовсе не был
клиническим идиотом и понимал, что в политическом масштабе осуществить сие невозможно. Но в одном-
то, отдельно взятом случае? Ведь у него-то уже имелось образование. Но это был пока даже не пробный
выстрел, а просто взгляд на мир через прицел. До выстрела было еще далеко.
Тем не менее, когда по приезде, примерно через полгода, отец вдрызг разругался со своим
начальником, который ничтоже сумняшеся попытался присвоить себе научную работу подчиненного, то не
-9-
стал восстанавливать справедливость, а вместо этого прислушался к настойчивым советам Якова
Денисовича и ушел (хлопнув дверью) на производство. К тому времени, когда произошел столь досадный
эпизод, отец уже полностью осознал свою романтическую наивность по поводу ценности образования и
научных знаний в СССР. И уж тем более понял, что его усредненных научных способностей вряд ли хватит
для того, чтобы посвятить науке всю жизнь и при этом остаться счастливым и нищим.
Это индивидуальная история «отделки щенка под капитана». Однако, как впоследствии рассказывал
мне отец, в среде крупных подпольных предпринимателей-цеховиков высшее образование считалось чем-
то вроде обязательного школьного минимума. А если и встречались люди со средним специальным
образованием, то уж опыт работы в общественных организациях (по комсомольской, а то и по партийной
линии) у них присутствовал непременно. Вспоминая французского философа и его зеркальные отражения,
кажется, что нет ничего удивительного в том, что сотрудники ОБХСС имели в правоохранительных органах
репутацию «белых воротничков», интеллектуалов и вообще задавак. Все правильно. Равные возможности
в действии. Одни студенты несколько лет пользовались благами бесплатного и потому доступного
образования, чтобы впоследствии использовать его для создания подпольных производств, а другие в то
же время поднимали свой интеллектуальный уровень для успешной с ними борьбы. Все при деле.
-10-
Пациент скорее мертв
Согласно последним социологическим опросам, лидирующие места в хит-парадах вожделенных для
большинства жителей России факторов занимает стабильность. Причем в любых ее проявлениях. Деловые
люди мечтают о стабильности в экономике и даже (страшно выговорить) геополитике государства.
Молодые семьи хотят стабильности в ценах на недвижимость (о понижении стоимости квадратного метра
никто уже даже не мечтает, хорошо бы дальше цена не росла!). А большинство населения, не употребляя
такого термина, как «стабильность», просто хочет отдохнуть от бешеного темпа жизни и хоть некоторое
время пожить без видимых потрясений. Что вполне понятное, предсказуемое и по-человечески
объяснимое желание. Не зря одно из витиеватых китайских проклятий звучит приблизительно так: «Чтоб
тебе жить в эпоху перемен!»
Но вот странность. С одной стороны, стремление к стабильности в любых ее проявлениях, а с другой -
пренебрежительное отношение к годам, которые, похоже, могут претендовать на символ неизменности
социума, я имею в виду годы так называемого застоя, протянувшиеся с начала семидесятых по середины
восьмидесятых. Только ленивый не изощрялся в высмеивании этого периода истории СССР.
Спроси любого человека, который или прожил эти годы, находясь в сознательном взрослом
состоянии, или по малолетству обладает лишь смутными воспоминаниями: какие «якоря» бросили в тихих
водах воспоминаний означенные полтора десятка лет? Начинаем загибать пальцы: дефицит ВСЕГО,
бесконечные нудные собрания, бесплатные путевки на юг и в детские лагеря летом, чудовищное
медицинское обслуживание, очереди. Все. Если кому-то покажется, что это много, попробуйте посчитать
воспоминания, которые оставили по себе девяностые годы. По-моему, смело можно утверждать, что
период «застоя», каким бы он ни казался с расстояния в двадцать лет, действительно характеризовался
неизменностью, постоянностью и предсказуемостью. Жаль, конечно, что неизменность распространялась
на пустые полки и повальное хамство тех, кого сейчас красиво называют «обслуживающий персонал», но
ведь у этой медали стабильности была и другая сторона. Убийство, к примеру, считалось настоящим ЧП, и
на его раскрытие бросали лучших из лучших оперативников, да не просто районных оперов, а
зубробизонов из главка. Женщины могли выходить замуж по любви, а не по расчету, а мужская половина
советских граждан не была еще до смерти заморочена вопросом, где взять денег. Так что если
попробовать беспристрастно предаться воспоминаниям о тех годах, то запросто можно найти и поводы
для ностальгии.
Итак, в середине семидесятых большинство добропорядочного населения СССР могло наслаждаться
стабильностью жизненного уклада, сопровождаемой хамством, и почти полным искоренением уличной
преступности. Но годы, именуемые «застоем» характеризовались не только этими штрихами. Были и еще
кое-какие застойные явления, не столь общеизвестные. В частности, именно на эти годы и пришелся
расцвет подпольного бизнеса в СССР. Возникновение буквально из ниоткуда маленьких и больших «левых»
производственных цехов было спровоцировано именно пассивностью и беспомощностью
социалистического строя в той стадии развития. До начала семидесятых годов советское правительство
вело довольно активную деятельность по установлению на одной шестой части суши земного шара
коммунистического строя и (что характерно) руководство страны на самом высоком уровне, похоже, было
убеждено в реальности своих планов. До этого момента, даже несмотря на ВОВ, а возможно, в достаточно
степени и благодаря ей, СССР как член мирового сообщества смотрелся довольно солидно. И не только в
связи с военной мощью. Постоянное наращивание темпов производства всего на свете, выполнение и
перевыполнение планов, всеобщая грамотность, бесплатное медицинское обслуживание населения и,
конечно же, невиданные производственные мощности огромного количества заводов и фабрик.
-11 -
На прилавках магазинов было если и не изобилие, то уж по крайней мере достаточное количество
товаров для поддержания пристойного уровня жизни (для тех, кто не застал те времена, рекомендую
просмотреть знаменитую поваренную книгу выпуска 1953 года). И хотя такого понятия, как «рыночная
экономика», на тот момент в СССР не существовало в природе, однако же ее законы, те самые, которые
спустя всего несколько лет будут способствовать расцвету подпольного производства в стране, не
предполагали необходимости производить в большом количестве «левый» товар. Если человек каким-то
легальным способом мог заработать или скопить деньги, он эти деньги спокойно мог потратить сообразно
своим вкусам. Дефицит как явление еще не был знаком советскому человеку. Послевоенная нехватка
самого необходимого продолжалась на удивление недолго, всего около пяти лет, при этом ни у кого из
переживших тяжелейшую нужду военных лет не возникало по этому поводу ни малейших нареканий: были
живы, здоровы - и слава богу. Идеологический накал стал столь значителен, что в головах советских людей
аж звенело от гордости за свою страну и стремления сделать ее еще лучше и «быть впереди планеты
всей». Помимо всего, у многих из советских граждан еще не выветрилось из памяти чувство страха и
тотального контроля над каждым отдельно взятым человеком и каждым трудовым коллективом.
Применительно к обсуждаемой теме нужно отметить, что в годы идеологической «оттепели», когда
«Прометеи общественного сознания», будущие диссиденты чувствовали себя относительно вольготно
(1963-1964 годы), всем подпольным предпринимателям пришлось очень туго. В деле ликвидации любой
противоправной экономической деятельности участвовали лучшие розыскники правоохранительных
органов. Сама возможность частного предпринимательства была признана идеологически вредной, а
люди, занимающиеся ею, именовались новой разновидностью врагов советского народа. Очевидно,
руководству страны было стратегически важно искоренить из сознания людей даже саму память о
возможности негосударственной производственной и торговой деятельности. По некоторым сведениям, за
упомянутые годы под расстрельную статью было подведено около 3000 человек. Борьба с «частными
лавочками» стала бескомпромиссной и направленной на полную ликвидацию потенциальных
идеологических врагов.
Возможно, социологи, экономисты, политологи и другие широкопрофильные аналитики забросали
бы меня камнями, если бы прочли следующие строки, но я искренне надеюсь, что такие солидные люди
эту книгу и в руки не возьмут. Когда мой отец объяснял мне, как же получилось, что огромная, быстро
развивающаяся страна после такого мощного рывка погрузилась в спячку на полтора десятилетия, растеряв
все достижения, то использовал понятный мне, тогда еще не очень разумному подростку, образ:
И произошел этот момент в аккурат после максимальной точки накала страстей и возможностей
советской идеологии - Карибского кризиса. То есть еще какое-то время огромный организм СССР
продолжал рефлекторные подергивания, но прогресс был уже обречен. Таким образом, именно к началу
семидесятых, используя модную в те времена формулировку, «сложились все предпосылки» для расцвета
не только деятельности цеховиков, но и для появления в невероятных количествах «расхитителей
социалистической собственности» разного формата. Тотальный дефицит послужил причиной
необходимости производить и продавать из-под прилавков огромный перечень товаров. От, пардон,
туалетной бумаги до зимней одежды. Игнорируемые законы рыночной экономики постепенно набирали
силу. Возник СПРОС. Следующим фактором стало резкое ослабление активности контролирующих и
проверяющих организаций. То есть фактически они продолжали свое существование, но скорее их
существование было «фиктическим». Свары, склоки и интриги за еще большее количество привилегий
отнимали у облеченных властью людей столько энергии, что ее не оставалось на исполнение своих
непосредственных обязанностей. В результате - полная бесконтрольность людей, имеющих доступ к
материальным ценностям. А ведь при этом гигантский маховик промышленности по-прежнему продолжал
свое пусть и бессмысленное, но поступательное движение. То есть колоссальное количество кое-как
-12 -
учтенного качественного и некачественного сырья все так же вырабатывается на необъятных просторах
страны.
-13 -
Уроки профориентации
Согласитесь, нельзя же считать, что, к примеру, аферист - профессия. Это скорее образ жизни. Точно
так же трудно себе представить, что кому-то придет в голову следующая фраза: «Я работаю кидалой». А
вот слово «цеховик» по созвучию похоже, например, на «плотник», «монтажник» и название других
почетных профессий. Это не причуды лингвистики и не фонетические случайности. Великий и могучий
русский язык, особенно если новые слова исторгают из себя непосредственно народные массы,
удивительно точен и меток. «В чем меткость?» - спросите вы. А вот в чем. Цеховик, даже образца
середины семидесятых, то есть поры беззастенчивых хищений государственного сырья, являлся в первую
очередь профессионалом и только во вторую очередь криминальным элементом. Именно в такой
последовательности. В чем же заключался, собственно, профессионализм цеховиков?
Для более внятного объяснения давайте проведем параллели с современными деловыми людьми,
которые занимаются производством чего-либо. Одно небольшое уточнение. Мы не будем сейчас говорить
о реальных владельцах производств и заводских цехов. Лучше будем держать в уме наемных директоров и
управляющих (то есть фактически управляющих производством). Для успешного ведения бизнеса им
нужно разбираться хотя бы в азах таких профессий, как логист, финансист, управленец, бухгалтер,
маркетолог, социолог, психолог. Сейчас хороший управляющий должен иметь в активе два высших
образования или взамен одного диплома колоссальный опыт работы на аналогичных предприятиях. Смею
вас заверить, что цеховики если и отличались от современных наемных директоров или управляющих, то
исключительно в сторону большего профессионализма, высоты коэффициента интеллекта и лучшего
качества нервной системы. Моральный облик мы сейчас оставляем за кадром. Хотя, пожалуй, в этом
смысле цеховики тоже несколько отличались от современных героев бизнеса. Приблизительно так же, как
дворняга отличается от волка.
Ситуация с цеховиками как с частью криминального мира Страны Советов складывалась достаточно
непростая. С одной стороны, эти люди однозначно принадлежали к криминальному миру СССР, и не
только по причине тесной связи с уголовными элементами, которым исправно платили дань. Согласно
законам страны, они действительно были преступниками. Но с другой стороны, цеховики реально
выпадали из среды уголовников. «Чужой среди своих, свой среди чужих» - помните? Приблизительно так.
Для правоохранительных органов цеховики были безусловными преступниками, матерыми и
непримиримыми врагами советского народа, а для уголовников и воровских «авторитетов» - «ни рыба ни
мясо», источник дополнительных средств для общака, и все. И действительно, для большинства настоящих
преступников цеховики стали чуждой субстанцией, ведь в среде «серьезного» криминала жизненные
приоритеты предельно просты: «Украл - выпил - в тюрьму. Украл - выпил - в тюрьму. Романтика». Если
почитать детективы, написанные в пору процветания советской действительности, можно заметить, что
цеховики если и появляются на страницах, то только в качестве проходных персонажей. Да что там пора
процветания социализма! И по сию пору об этих людях фактически ничего не известно. Персоналии
цеховиков явно не привлекают искателей сенсационных материалов. И правильно, что о них писать -
работали люди, производством занимались. Скука...
Но профессии «цеховик» не учили в институтах, техникумах и ПТУ. Откуда же тогда появлялись спецы
подпольного производства? Очень просто - знания и умения этих людей возникали из сплава полученного
легально образования, врожденных способностей к предпринимательству и, не в последнюю очередь,
личностных качеств, то есть организаторского таланта и задатков лидера. При этом нужно понимать, что
для получения практического толка необходимо еще и наличие определенных обстоятельств, из которых
немаловажную часть занимали знакомства определенного рода. Потому как цеховики по определению не
-14-
могли получать доход без помощи других людей. Именно поэтому цеховик в СССР «зверь редкий»
слишком много компонентов необходимо для появления и формирования такой личности.
-15 -
Пути следования
Понятно, что ситуация, при которой человек просыпается в одно прекрасное утро и решает: «Я хочу
быть цеховиком», - чистой воды умопомешательство. У каждого, кто пришел к получению доходов таким
радикальным способом, свой путь. И все же были два более или менее стандартных варианта.
-16 -
Вариант первый
До мозга костей советский, человек попадал на производство или в торговлю и через некоторое
время явственно видел, что и где плохо лежит. Да не просто лежит, а выбрасывается, уничтожается,
портится. И добро бы пересортица или брак, так нет же! Часто на утилизацию отправлялись вполне
пригодные для использования материалы, сырье или товары. И происходило это исключительно по
причине трех «без»: безграмотности, безответственности и безразличия легальных производственников.
Вообще, на производстве в большинстве случаев никому и ни до чего не было дела. Работяги трудились от
звонка до звонка, мало задумываясь о качестве продукции, а руководство часто в глаза эту самую
продукцию не видело, ему тем более было наплевать. Главное вовремя отписать бумажку наверх и бодро
отрапортовать о проделанной работе и значительных успехах на бесконечных собраниях. Благо проверять
все равно никто не будет. Естественно, когда наблюдательный человек попадал на производство, то через
весьма непродолжительное время начинал искренне сожалеть о выброшенных на ветер государственной
системой деньгах, «человеко-часах» и приложенных усилиях. В массе такие «наблюдатели» через
некоторое время сливались с пейзажем и переставали сожалеть и вообще задумываться на эту тему. Но
иногда встречались люди, которые просто физически не могли пройти мимо такой вопиющей
бесхозяйственности. И в их головы начинали закрадываться определенные мысли. А если еще эти мысли
падали на удобренную почву предварительных раздумий о несовершенстве государственной системы или
жажды определенных материальных благ, то некоторое моральное колебание - и такой человек начинал
потихоньку заводить знакомства в определенных кругах, выходя на нужных людей без спешки, но с
упорством покорителя Эвереста.
-17 -
Вариант второй
По этому пути шли люди, «обреченные» на противостояние существующему государственному строю.
В СССР проживало гораздо больше людей, стремившихся к получению сугубо материальных благ, чем
принято признавать. Это в кино и в литературе советский народ в едином порыве работал не за страх и
деньги, а исключительно за коммунистическую совесть. А на самом деле в состав советского народа
входило много простых обывателей, для которых своя рубашка всегда оказывалась к телу ближе, чем вся
коммунистическая идеология, вместе взятая. Особенно много таких (как сейчас бы обозначили)
представителей среднего класса было в союзных республиках, в частности в почти европейской
Прибалтике, на знойном Кавказе и в Азии с ее по-прежнему средневековым укладом жизни. Но о
национальных цеховых особенностях чуть позже. Так вот, эти люди с детства воспитывались на
идеологических ценностях, весьма отличных от общепринятых: «деньги вовсе не зло, зло - их отсутствие»,
«из спасибо шубу не сошьешь», «говорильней сыт не будешь» и тому подобных. Крепкие хозяева на своих
приусадебных участках, вкалывающие на тяжелой сдельной работе отцы семейств были и тогда людьми,
знающими цену деньгам, заработанным своим трудом. Эту категорию населения безуспешно пытались
искоренить, заменив идеологическими фанатиками, способными ходить в рванине и работать
исключительно для общего блага. Не вышло. Хотя и очень старались, обличали «рвачей» в газетных
фельетонах, высмеивали в журнале «Крокодил» и снимали обличительные сюжеты «на злобу дня».
Торговля овощами с собственного огорода считалась делом позорным и недостойным советского
человека. Помните: «Я продаю клубнику, выращенную собственными руками»? Папанов тщетно пытался
сыграть отрицательный персонаж, не его вина, в конце концов, что он таковым не очень получился. В
среде нормальных здравомыслящих людей, которые понимали, что материальные блага - это не так
плохо, как им пытаются объяснить, подрастали будущие неглупые и способные хозяйственники, которые с
юношеских лет понимали, чего конкретно они хотят от этой жизни. А хотели они не в последнюю очередь
обыкновенных материальных благ. Но врожденное здравомыслие подсказывало им, что стандартным
путем получить такие блага в СССР невозможно. Поэтому если желание было искренним, сильным и даже
доминировало над реалистичной оценкой ситуации, то еще с младых лет такие люди начинали потихоньку
осуществлять свои планы: обзаводились нужными знакомствами, попутно получая образование,
необходимое для того, чтобы занять подходящую должность. А подходящая должность означала доступ к
материальным ценностям, которые, к их искреннему сожалению, могли принадлежать только государству.
Но каким бы путем ни приходил человек к идее и практической реализации подпольного
производства, и в том и в другом случае необходимы были крепкие и прочные связи в мире «тени»,
скрытом от палящего солнца социалистической законности. И как это ни странно, обзавестись подобными
связями было гораздо проще, чем кажется.
-18 -
Красиво жить не запретишь
-19 -
«Сшитое дело»
Так получилось, что в начале семидесятых годов поле для будущей нелегальной деятельности
производителей «левого» товара уже не только было вспахано и засеяно, но и ждало появления людей,
способных собрать обильный урожай. Стоит ли удивляться, что эти люди не замедлили появиться?
Это были люди совершенно новой, диковинной формации. Подвид, неизвестный доселе в природе.
Не коммерсанты в привычной дореволюционной российской ипостаси, не дельцы американского склада
(хотя некоторым и очень хотелось на них походить), не экономисты по образованию и не руководители по
сути. Доминировало в них (а с некоторыми из них я был знаком лично и прекрасно помню сложившееся
впечатление) даже не инакомыслие, а инакодействие. Их менталитет был (как силовые поля) закручен в
противоположном от «совкового» направлении. В значительной степени цеховики семидесятых -
восьмидесятых отличались и от своих предшественников. Тех самых «лавочников», как их тогда
презрительно называли в прессе, которых так безжалостно уничтожали в начале шестидесятых годов.
Основное отличие заключалось в том, что люди, осужденные до начала семидесятых годов за расхищение
социалистической собственности, на самом деле к этой собственности имели весьма далекое отношение.
Основа их преступления против государства заключалась совсем в другом. Вот самый яркий пример, я
прекрасно помню наше с отцом обсуждение так называемого «дела львовских трикотажников».
Дело львовских трикотажников
Рассказывая мне эту печальную историю, отец выражал удивление не столько по поводу идиотизма
ситуации, который бросался в глаза. Ведь такую серьезную меру пресечения назначили людям, которые
изготавливали продукцию в официально зарегистрированной артели, то есть их деятельность, в принципе,
была санкционирована тем самым государством, которое впоследствии и вынесло приговор. Искреннее
удивление вызывал тот факт, что сырье, из которого и шились, собственно, плащи и костюмы, артельщики
преспокойно закупали на складе.
Помню, отец тогда сказал, что такое положение вещей было возможно только до той поры, пока
государство, спохватившись, не запретило окончательно любые виды частного предпринимательства.
История львовской артели и ей подобные случаи гораздо меньшего масштаба, утверждал отец, как это ни
странно звучит, были спровоцированы остаточными явлениями НЭПа. Именно со времен введения
политики НЭПа в законодательной базе СССР остались неликвидированные лазейки, которые позволяли
заниматься частным производством. Обогащение же артелей, так возмутившее правоохранительные
органы, было возможно за счет того, что конкретные рамки этого производства не были оговорены. Но не
только правовая основа была причиной того, что по всей стране после войны функционировали небольшие
(по крайней мере с виду) частные лавочки. Люди, создававшие артели и работавшие в них, никаких
материальных ценностей у государства, по сути, не воровали. Помимо вредоносной идеологии их вина
заключалась в том, что они скрывали реальные объемы своего производства. А в остальном они вполне
легально закупали сырье и выплачивали зарплату своим работникам. Правда, и в наши, совершенно
лояльные к частному предпринимательству времена дельцы тех времен получили бы от законников под
первое число - за невыплату налогов на прибыль. Однако не высшую меру, что отчасти утешает. Похоже,
что и до нашей страны докатились отголоски цивилизации.
Психология тех людей и методы работы значительно отличались от психологии и методов цеховиков
более поздней поры. Скорее они действительно были в чем-то «лавочники», остатки породы классических
предпринимателей, частично приобретших опыт производства и торговли еще в дореволюционные
-20-
времена. Занимаясь тем, чем они занимались, эти смельчаки, конечно же, понимали, что балансируют на
тонкой грани законности, однако же в официальную оппозицию Уголовному кодексу они себя не ставили.
В отличие от цеховиков, которые пришли им на смену в период «застоя».
Вот эти люди с самого начала своей деятельности понимали, на что идут. Прекрасно отдавая себе
отчет, что в случае неудачи или ошибки путь у них только один - на скамью подсудимых. И судьям,
выносящим приговор, по большому счету будет наплевать, сколько и какого именно товара произвел
цеховик, - объемы производства здесь никакой роли не играли. Ведь и сырье было приобретено путем
хищения госсобственности, да и разрешительной базы для частного производства в тот момент в СССР уже
не существовало. Однако ни одного цеховика осознание криминогенности действий не останавливало.
-21-
Невозможность осуществить желаемое
Что-то я слишком углубился в безличные обобщения. Пора преодолеть врожденную скромность и
вернуться к рассказу о своей собственной семье и ее истории. Между прочим, все, о чем я писал до этого,
имеет отношение и к моему отцу. Ибо все эти сведения (по большей части) получены во время долгих
бесед с ним. Понятное дело, что беседовали мы после того, как отец вышел из заключения. До того, как его
посадили, я был слишком мал, чтобы участвовать в разговоре на равных. Да и не могу сказать, чтобы я до
конца осознавал, кем был мой отец, до самого его ареста.
Нет, конечно, годам к четырнадцати я понимал, что наша семья здорово отличается от большинства
семей моих одноклассников и соседей по двору. Но в тонкостях различий так до конца и не разобрался. Да
и процесс осознания растянулся на годы. Помню, мне было лет десять, и я мучительно переживал
родительский запрет на посещение одноклассниками нашей квартиры. Я никак не мог понять, почему мать
и отец, будучи такими веселыми, общительными и совсем не жадными людьми, ограничили контакты с
посторонними людьми, даже такими маленькими, как мои школьные друзья. И ограничили не то что до
минимума, а до полного отсутствия. Я еще многого не понимал, но меня удивляло, что родители,
например, никогда не вызывали водопроводчика из ЖЭКа. В тех редких случаях, когда чешская сантехника
выходила из строя или от старости лопались трубы в нашей большой «сталинской» квартире, отец всегда
звонил веселому молодому человеку Витасику, и тот, сверкая улыбкой и до блеска начищенными
инструментами, самое большее через полчаса появлялся у нас на пороге. Если я пустячно заболевал и
требовалось вызвать участкового врача, меня в спешном порядке отправляли к бабушке (маминой маме), и
в ее скромную хрущевку приходила усталая и вечно спешащая куда-то врачиха. В случаях же более
серьезных заболеваний, которые были не так уж и редки, меня отвозили к важным и надутым докторам,
обладателям табличек на дверях кабинета типа «профессор такой-то».
Да и вообще, жили мы всегда очень обособленно. Гости к нам приходили исключительно редко, в
одном и том же немногочисленном составе. Помимо бабушек, родственников я никаких не знал.
Единственная папина сестра задолго до моего рождения завербовалась куда-то на Крайний Север чуть ли
не по комсомольской путевке, да там и осела на всю оставшуюся жизнь. Кроме родственников к нам
изредка наведывался папин друг Яков с женой, да забегала мамина школьная подруга. Для того чтобы
понять, как мы выделялись на общем фоне, достаточно упомянуть, что на каждый праздник в каждую
квартиру на нашей лестничной клетке набивалась уйма народу. Тогда как-то принято было гулять
большими компаниями. А мы продолжали вести тихую и закрытую жизнь.
Если вы подумали, что знакомый водопроводчик, отсутствие участкового врача и прочее проистекало
из снобизма родителей или из-за желания получать любые услуги «по блату», то это неправильная мысль.
Ларчик отрывался проще - отец с матерью не хотели, чтобы посторонние люди видели, какими вещами
заставлена наша трехкомнатная квартира. Да одни финские обои в прихожей могли дать пищу для
подозрений любому советскому человеку! Ведь все прекрасно знали, что ни моя мать с ее профессией
врача-окулиста, ни мой отец, занимающий должность завпроизводством небольшого завода, не могли
позволить себе ничего подобного. И это при условии, что случайно зашедший к нам человек не попал бы
дальше прихожей. А ведь была еще гостиная с югославским мебельным гарнитуром (выставочный,
штучный образец), спальня родителей с антикварным убранством, подобранным не абы как, но
выдержанным в едином стиле. Про кухню я не говорю - финский двухкамерный холодильник в 1977 году
мог довести любого, в принципе лояльного соседа до злобного доноса в прокуратуру.
Одна из головных болей не только моей семьи, но и многих цеховиков (особенно средней руки), по
словам отца, заключалась в том, что необходимо было балансировать на тонкой грани между
-22-
осуществимыми желаниями и возможностями их проявления. Получалось, что до какого-то предела не
возбранялось выставлять напоказ окружающим хорошие вещи. Например, мама запросто могла щеголять
в хорошей дубленке и во французских сапогах. Золотые украшения тоже могли быть предметом гордости.
Все эти признаки достатка могли объясняться последствиями рачительного использования домашней
казны и, как тогда называлось, «оборотистости» членов семьи. Этот термин подразумевал, что на работе
человек получает не только зарплату, но и небольшой побочный доход. Если небольшой, то можно -
примерно такой была неофициальная мораль советских людей. Или иначе: «если нельзя, но очень хочется,
то можно». Мало кто из наших современников, употребляющих эту поговорку, знает, что она имеет чисто
экономическое происхождение и изначально ее употребляли вовсе не лечащие врачи в больницах, а
нэпманы, которые таким образом комментировали новую экономическую политику большевиков,
позволившую частным предпринимателям продолжить прерванную революцией деятельность.
Так что шоппинг на нетрудовые доходы в советские времена напоминал прогулку по минному полю.
Приходилось идти очень осторожно, чтобы не вызвать взрыва возмущения и зависти окружающих. Ибо
взрыв мог иметь точно такие же разрушительные последствия для здоровья и жизнедеятельности
человека, как и разрыв настоящего снаряда. Рано или поздно, но человек, который мог себе позволить
кооперативную квартиру, машину, импортную бытовую технику и хорошую мебель, а уж тем более все это
одновременно, привлекал к себе внимание не только бдительных соседей, но и становился интересен для
правоохранительных органов. Кстати говоря, став взрослым, я познакомился с почти мистическим
трепетом, который испытывают американские граждане к налоговым органам. Причем поголовно. Эта
ситуация живо напомнила мне атмосферу моего советского детства. Спецы из ОБХСС дело свое знали, и их
бдительность могла поспорить с чекистской. Вот сейчас написал этот отрывок, и в памяти сразу всплыл
один ночной разговор моих родителей.
Заместитель отца, как спустя годы я узнал, был, используя казенную формулировку, «организатором
преступной группировки», а проще говоря «мозгом» цеховой деятельности группы соратников, в которой
состоял и мой отец. Так вот, этот человек пренебрег разумной осторожностью и купил себе вместо еще
приличного «Москвича» новые «Жигули», которые в середине семидесятых считались о-о-очень шикарной
машиной. И принялся изо всех сил намекать отцу, что тот ведет себя (как сейчас бы сказали) не
корпоративно, не проявляет солидарности и вообще пытается как-то уж слишком настойчиво уйти в тень,
тем самым вызывая у подельников не самые лучшие чувства. Папе намекнули, что его «чистоплюйство»
невыгодно отличается на фоне общей «замазанности».
Отец, как раз отличавшийся повышенным градусом разумной осторожности, не очень-то стремился к
повторению опрометчивого шага своего подпольного шефа. А мать просто впала в панику. Повод для
паники простой, понятный и совершенно оправданный.
Для того чтобы обычный человек мог купить себе машину, он не только должен был несколько лет
(если не десятилетий) копить на нее деньги, но еще и отстоять очередь, чтобы ее приобрести. Разумеется,
такой порядок не касался подержанных машин, но купить подержанную машину в те годы было
практически невозможно. Рынок подержанных авто почти на сто процентов контролировался
перекупщиками. Едва только у советского человека даже начинала зарождаться мысль по какой-то
причине расстаться с дорогим сердцу автомобилем, возле него тут же появлялись подозрительного вида
личности, которые предлагали за машину гораздо больше той цены, которую рассчитывал выручить за нее
хозяин. И тот, конечно же, соглашался. А поскольку причины для расставания с машиной, стоимость
которой не исчислялась исключительно деньгами, а еще и имела эквивалент в галлонах «пота и крови»,
должны были быть очень вескими, то и происходило это расставание крайне редко.
Таким образом, даже если обычный советский человек и пытался купить подержанную машину, то
-23-
ему светила только дышащая на ладан развалюха, уже не представляющая интереса для перекупщиков.
Все остальные подержанные машины не только стоили в два-три раза дороже, чем новые в магазине, но и
расходились исключительно среди «своих» людей, то есть имеющих с перекупщиками тесные связи.
Например, за изрядно подержанную «Волгу», стоимость которой в магазине была около 9 тысяч,
перекупщики имели тысяч семь. А практически новая машина этой марки стоила «с рук» до 30 тысяч и
дороже (особенно в южных республиках). Причем купить «Волгу» даже у перекупщиков было очень
трудно. «Жигули» при магазинной стоимости в пять с половиной тысяч продавались у перекупщиков за
8-10, а подержанные - за 5-6 тысяч рублей. Новый «Москвич» стоил порядка трех-четырех тысяч, а
подержанный - от 2 до 3 тысяч.
О таком положении вещей знали ВСЕ. То есть буквально все обычные люди, даже те, которые никогда
и не пытались ввязаться в подобную авантюру и прикупить собственный автомобиль. Поэтому если
покупку новенького «Москвича» моя семья еще как-то могла оправдать в глазах окружающих
накопленными за несколько лет капиталами и выстраданной многомесячной очередью с еженедельными
перекличками и отмечаниями, то объяснить, откуда взялись почти новые «Жигули» спустя три года после
покупки «Москвича», ни отец, ни мать никакому интересующемуся лицу не смогли бы. А в том, что такие
лица - как минимум все мужское население нашего двора - сразу нарисуются, можно было не
сомневаться. В те годы не было ничего необычного в настойчивом и бестактном интересе: «А на какие
шиши, позвольте узнать, приобретен сей механизм?». И любой дядя Вася из соседнего подъезда мог на
полном серьезе поинтересоваться происхождением такой крупной суммы у моего отца. Нет, теоретически
отец при этом мог послать дядю Васю подальше, но при таком развитии событий не было никакой
гарантии, что этот «дядя», приняв на грудь законную субботнюю чекушку, не примется строчить
безграмотную «телегу» в органы, которые могут заинтересоваться странной ситуацией.
-24-
От греха подальше
Советские люди вообще были в массе своей законопослушны. Каковое похвальное качество было
вызвано отнюдь не патриотичностью или врожденной честностью. Фундаментом для послушания закону
служил страх, точнее, всеобщая зашуганность. «От греха подальше» - любимое присловье рядового
советского гражданина тех времен. От избытка этого качества подпольный производитель мог пострадать
не только вышеописанным способом, но и более радикально. Сейчас я расскажу совершенно реальный
случай, произошедший в Ленинграде в семидесятых годах.
История портфеля с деньгами
Машину в тот год отец так и не поменял. Как, впрочем, и в последующие несколько лет. Так и ездили
мы почти до самого его ареста на «Москвиче» приятного зеленого цвета. Уж не знаю, каким образом папе
удалось отговориться от покупки «Жигулей». Самое смешное, что я почти до середины девяностых годов
был искренне убежден, что «Москвич» прекрасная машина, которая почти не ломается, а если и случается
с ней конфуз, то поломки обычно бывают легкоустранимыми и ненавязчиво отражаются на семейном
бюджете. Это детское заблуждение возникло у меня на почве тесных отношений отца с мастерами станции
техобслуживания. Со слов своих приятелей и одноклассников я знал, что их отцы проводят под машинами
практически все свободное от работы и горячительных возлияний время. Тогда как я сам ни разу за все
время, что у нас была машина, не видел отца под капотом. Если с машиной случалась поломка, то отец тут
же буксировал ее на станцию техобслуживания и оставлял на попечение мастера. Никаких очередей,
естественно, при этом не наблюдалось, как не наблюдалось и нецензурных замечаний в адрес косорукого
владельца, который довел агрегат до безобразного состояния. Мастер был вежлив с отцом, называл его по
имени-отчеству и не уставал справляться о здоровье супруги.
В тот единственный год, когда я сумел пообщаться с отцом, будучи уже почти взрослым, я
поинтересовался у него, связывали ли его деловые отношения со всеми этими людьми: сантехником,
мастерами со станций техобслуживания, приемщицей из ближайшей к дому химчистки, которая после
окончания рабочего дня приносила к нам сданные в их учреждение вещи, и со многими другими людьми,
которые значительно облегчали жизнь не только ему, но и всем нам. Выходило, что нет, никаких деловых
отношений не было и в помине. Срабатывала та самая система круговой поруки, бартерные отношения,
при которых услуга оплачивалась другой услугой. Попав в этот замкнутый круг один раз, ты становился кем-
то вроде члена закрытого клуба, который, один раз получив доступ к членству, мог пользоваться любыми
(очень обширными) привилегиями. Что примечательно, даже если у вас были деньги, полученные честным
путем, например заработанные или накопленные, они совершенно не давали вам право на членство, даже
при наличии определенных знакомств в нужной среде.
-25-
Услуга = деньги
Деньги в СССР приблизительно с начала семидесятых годов стали играть какую-то безналичную роль,
так как на них очень мало можно было реально купить. Гораздо больше, чем денежные купюры, в этой
удивительной стране ценилась постоянная возможность оказывать полезные услуги. Вот в связи с этим
замечанием хотелось бы развеять еще одно повсеместное заблуждение. В наше время о цеховиках
настолько же мало известно, как и в прошлом. Поэтому часто под этим понятием подразумеваются
исключительно производители товаров, чаще всего народного потребления, что является в корне
неверным. На самом деле под цеховиками всегда подразумевались производители. И не важно чего. Это
могли быть и бытовые услуги, и частная маклерская контора - бледная копия западных агентств по
недвижимости. Главное, как я уже говорил, цеховики не просто забирали у государства средства и
возможности, они их еще и творчески перерабатывали.
Кстати говоря, несколько очень приличных состояний в нашем городе были сделаны именно на
предоставлении услуг. Что не удивительно, так как законы рыночной экономики, не существовавшие в
Стране Советов, тем не менее вовсю работали в системе подпольных производителей. А как теперь
известно даже школьникам, рынок услуг во всем мире приносит большую часть национального дохода
многих стран. Особенно сие утверждение касается тех стран, которые живут за счет туризма. Чтобы не быть
голословным, могу перечислить несколько примеров успешного подпольного бизнеса цеховиков, которые
занимались предоставлением услуг.
Самый известный и затертый до состояния нестояния пример - кладбищенская мафия. Именно на
предоставлении ритуальных услуг, а также изготовлении памятников и зиждился основной капитал
«гробокопателей», как их называли. По крайней мере, такое положение вещей сохранялось
приблизительно до начала девяностых годов, после чего реестр предоставляемых сотрудниками кладбищ
услуг значительно расширился. Но это уже другая история.
Дальше обязательно нужно упомянуть скорняков. Именно скорняки занимали не последнее место в
списке состоятельных цеховиков нашего города. При этом тонкость их ремесла состояла в том, что никто из
них не брал у государства ни одной копейки. Бизнес был построен исключительно на материалах,
принадлежащих заказчику. Нитки и те благонадежно покупались в магазинах, благо стоили они тогда даже
не копейки, а копейки за килограмм. Однако, как и в случае с львовскими трикотажниками, когда
правоохранительным органам удавалось взять скорняков за мягкие места, статья все равно «пришивалась»
за хищение госсобственности, под которой подразумевались неучтенные и поэтому считавшиеся
«нетрудовыми» доходы.
Но были и неизвестные широкой общественности случаи. Причем, что характерно, эти случаи
остались за кадром и для ОБХХС, и для других комитетов безопасности. Хотя за последних ручаться нельзя
ни при каких обстоятельствах. Расскажу лучше потрясшую меня историю про дебют игровых автоматов в
Ленинграде. Ели вы подумали, что сейчас речь пойдет о насаждении в нашем замечательном городе
тривиальных «одноруких бандитов», то это неправильная мысль. На самом деле имеются в виду обычные
игровые автоматы, отрада детишек, юношества и даже взрослых людей образца восьмидесятых годов:
«Морской бой», «Настольный хоккей», детские качалки-лошадки, прообраз «хваталок» - пластиковых
ящиков с мягкими игрушками. Только в те доисторические времена в «хваталки» закладывали жвачку
отечественного производства, пластмассовых уродцев неопределенного назначения (для игрушек они
были слишком страшные) и даже куски мыла.
-26-
Дебют ленинградских игровых автоматов
-27-
Рождение теневой экономики
-28-
Скажи мне, кто твой друг
Перечитал только что написанное и понял, что вышло несколько коряво. Получается, что мой отец
поступал на удивление глупо, приобретая вещи, которые не только не доставляли ему настоящего
удовольствия, но еще и приносили много дополнительных хлопот. На самом деле все было несколько не
так. По правде говоря, отец действительно ни за что не стал бы тратить деньги, чтобы обставить дорогой
мебелью нашу квартиру, и на эксклюзивную по тем временам бытовую технику. Он был на удивление
нетщеславен, да и мать довольно равнодушно относилась к новым вещам. Нет, конечно же, как и любой
женщине, ей приятно было ходить в красивых и модных шмотках, тем более что она всегда была очень
симпатичной. Но, поскольку она прекрасно понимала, что таким образом подвергает опасности не только
свободу, но даже и жизнь своего мужа, которого очень любила, то эта мысль частенько отравляла ей
невинную радость от получения каждой обновки.
Для отца так и вовсе приобретение мебели, сантехники и фирменных отделочных материалов для
ремонта было бессмысленным по определению. Ведь единственной целью, с которой он занимался
«противоправной деятельностью», для него была возможность удачно эмигрировать. Мысль, которая
зародилась у него впервые в тот самый момент, когда он оказался за границей в составе советской научной
делегации, дала глубокие корни в его сознании. Не будучи диссидентом, зато будучи здравомыслящим
человеком, папа понимал, что никто его за границей с распростертыми объятиями не ждет. Имя его не
было известно на политической арене, он не был притесняемым правозащитником или талантливым
деятелем искусств, который не мог творить в условиях жуткой цензуры. Единственный шанс - стать
привлекательным для западных «охотников за головами» своими научными достижениями - он, во-
первых, упустил еще в молодости, а во-вторых, трезво оценивая способности, понимал: известным ученым
ему все равно стать бы не удалось. Так что «за бугром» его никто не ждал и не хотел. Уехать по фиктивному
«пятому пункту» было возможно, но что бы он стал делать в том же Израиле, не обладая даже начальным
капиталом? Прозябать? Так этим можно заниматься и не покидая СССР.
Таким образом, помыслы отца на всем протяжении его успешной подпольной экономической
деятельности были сосредоточены на накоплении того самого «стартового капитала», который позволил
бы ему (при удачном раскладе) свалить даже не в Израиль, а сразу в Америку. Благо, в те времена США
гораздо лояльнее относились к эмигрантам из России, чем в нынешние, и получить вызов оттуда мог, в
принципе, любой человек. Главное - захотеть. А как известно, если ехать в Рио-де-Жанейро, то лучше с
собственными белыми штанами. Это еще Остап Бендер понимал. Так что для отца любая покупка, которую
нельзя было впоследствии конвертировать во что-то полезное для «новой жизни», была бессмысленной по
определению.
Но в таком случае может возникнуть вопрос: зачем же он все-таки это делал? Покупал совершенно
ненужные нашей семье вещи? Ответ очень прост, и, получив его от отца в свое время, я сразу согласился с
его доводами, так как они совершенно не противоречили моим собственным детским наблюдениям. Отец
вынужден был поддерживать определенный статус. Как это ни парадоксально, «Зазеркалье» теневых
отношений между деловыми людьми в СССР до мельчайших оттенков напоминает нравы современных
«бизнес-тусовок».
Как я уже говорил, связи для цеховика были необходимостью, неотъемлемой частью успешного не
только начинания, но и продолжения, а также окончания дела. Человек мог успешно существовать как
боевая единица только в том случае, если заручался поддержкой других махинаторов и криминальных
элементов. А в той среде были свои, вполне определенные правила не только поведения, но и образа
жизни. Говоря конкретнее, стремление отца покинуть родину не разделял практически ни один из его
-29-
коллег по подполью. Наоборот, большинство вполне устраивало и существующее положение, которое не
только давало возможность пользоваться более качественными материальными благами и услугами, но и
позволяло ежедневно ощущать свое преимущество над основной массой сограждан.
Именно последнее чувство, как наркотик, отравляло многим цеховикам будущее, ибо именно это
чувство становилось причиной того, что они «зарывались» в своих амбициях и претензиях к окружающему
миру. А тот, кто становился на скользкий путь, рано или поздно был обречен на повышенное внимание со
стороны этих самых окружающих. Даже если такому «деловому» удавалось избежать интереса ОБХСС или
уголовки, все равно находился «доброжелатель», способный настрочить донос в соответствующие органы.
Им мог быть совершенно посторонний человек, от подчиненного на службе до соседа по даче. Главное в
доносе даже не понимание собственно махинаций делового человека, а перечисление его материального
достатка.
Но, несмотря на эти соображения, отнюдь не выведенные логически, а основанные всего лишь на
опыте, практически все подпольные бизнесмены продолжали заботиться о соблюдении своего статуса
человека, «поднявшегося над обществом». В эту формулировку как раз и входили специальные услуги,
возможность приобретать хорошие вещи и продукты, а также проводить свободное время не абы как, а в
дорогих ресторанах. При этом желательно еще наличие хорошей машины, дачи, а особым шиком
считались знакомства с известными людьми. Выше всего котировалась дружба с артистами и певцами
общенародного масштаба популярности. Но на крайний случай можно было похвастаться и дружбой со
знаменитостями местного розлива.
Собственный взгляд на организацию быта и досуга мог позволить себе только действительно ОЧЕНЬ
богатый и влиятельный человек, чье могущество практически не зависело от мнения окружающих. Может
быть, вам знаком образ, кочующий нынче из детектива в детектив: незаметный в толпе, скромно одетый
человек, разъезжающий по городу на довольно подержанной машине и при этом обладающий
неимоверным авторитетом в криминальном мире. Скорее всего, знаком. Если верить детективам, таких
личностей в СССР пруд пруди. Но на самом деле таких людей были буквально единицы на всю страну. Их
имена (точнее, «погоняла») были известны всем - от «шестерки» до боссов. Все же остальные оказывались
вынуждены жить по тем законам, которые диктовала специфика нравов. Ну, с «вынуждены» я, положим,
погорячился, как раз большинство устраивали и законы, и нравы. Может быть, из моего описания и
вытекает не совсем привлекательный образ, но ведь, если вдуматься, по такому же принципу сейчас
существует большинство тусовок самого разного назначения и состава. Да уж, ничто не ново под луной!..
Но если в какой-нибудь театральной или журналистской тусовке несоблюдение общих правил поведения
наказуемо всего лишь исключением из круга общения, то несоблюдения правил в среде подпольных
бизнесменов времен совдепии становилось чревато более серьезными последствиями.
«Коллеги по цеху» могли подумать что-нибудь совсем нехорошее - например, что казачок все-таки
засланный. И пусть мысль эта самая простая, в то же время она и самая опасная. А могли и просто счесть,
что человек слишком выпендривается, претендует на более высокий статус, и просто подставить. А уж
криминальная часть закрытого общества и вовсе могла трактовать такое поведение как попытку скрыть
настоящий уровень дохода и предпринять меры по раскулачиванию.
Помимо рассказанной мной истории про смену машины отец на моей памяти неоднократно попадал
в ситуации, когда «общество» высылало парламентера, чтобы выразить ему свое порицание. Чаще всего
таким человеком был папин шеф-заместитель, который, как мне помнится, не без удовольствия выполнял
порученную ему миссию.
Самый показательный случай, который я могу припомнить, приключился во время обострения его
давней болезни - язвы. Вообще язва и инфаркт были, можно сказать, профессиональными заболеваниями
-30-
цеховиков, сказывалось колоссальное нервное напряжение, в котором постоянно приходилось находиться.
Так вот у отца случилось очередное обострение, и врачи категорически рекомендовали ему
соблюдение строжайшей диеты и полный покой. А на дворе лето, пора, когда цеховики встречались со
своими деловыми партнерами по всей стране и обсуждали тонкости деловых отношений. Отец должен
был обязательно присутствовать на встрече с людьми, которые занимались региональным сбытом. Встреча
по обыкновению проходила в ресторане «Тройка». Отца скрутило так, что он не то что до ресторана, до
кухни добирался с трудом. По уму, ему вообще полагалось лежать в больнице, вот только он их боялся и не
любил, постоянно отказываясь от госпитализации. О чем и пожалел. Мало того что региональщики с
перепугу решили, что отца повязали и отказались вести какие бы то ни было переговоры в его отсутствие,
так еще и шеф решил, что отец нашел сбыт на стороне и именно по этой причине не хочет идти на контакт с
проверенными людьми. Все попытки отца объяснить, что ресторан ему в данный конкретный момент
противопоказан и что, если бы он даже нашел в себе силы добраться до «Тройки», есть он все равно бы
ничего не смог (а неучастие в совместной трапезе расценивалось как неуважение), ни к чему не привели.
Шеф впал в истерику и начал отцу угрожать. В результате отец наглотался лекарств под завязку и поехал на
следующий день в ресторан. Единственной уступкой его ослабленному здоровью, которую он смог
выторговать в тот день, была возможность не пить спиртное. Как говорится, и на этом спасибо. Нужно ли
объяснять, что до тех пор, пока отец не вернулся домой, мать лежала с холодным полотенцем на голове и
отпивалась корвалолом, уверенная, что прямо из «Тройки» папу на «скорой» увезут в больницу. Но в тот
раз обошлось.
Вот и получается, что диктат окружения для цеховиков значил очень много, и руководствоваться по
жизни собственными представлениями о благополучии отдельному человеку было очень трудно. Но этих
людей можно легко понять. Ведь каждый труженик невидимого фронта обладал информацией, которая
могла погубить не одного его соратника. А как вы понимаете, ручаться за другого человека не просто
трудно, а невозможно, отсюда и строжайший контроль. Прокол одного подпольного бизнесмена мог
засветить всю цепочку. Однако такая ситуация на деле вовсе не выглядела безнадежной. Нельзя сказать,
чтобы теневые предпринимательские союзы существовали в атмосфере постоянной подозрительности и
взаимного недоверия. Скорее лишь иногда случались критические ситуации. О том, насколько важны для
них внутренние и межведомственные связи, может свидетельствовать статистика. Хочу привести справку, в
которой (заметьте) указаны сведения лишь на основании раскрытых «экономических преступлений». Так
что можно вообразить себе разветвленность сети подпольных экономических связей цеховиков и важность
гладких отношений с криминалитетом.
Историко-статистическая справка
Не сложно понять, прочитав документ, что такой разветвленный механизм деятельности (40% от
национального производства!) требовал строгого дисциплинарного контроля и четкой работы с кадрами.
Ведь если цеховик вливался в сообщество, из самостоятельной криминальной единицы он становился
частью огромного криминального сообщества, которое (что понятно) было не склонно к разгильдяйству,
царившему в легальном социуме.
Единственным узким местом в этой довольно хорошо налаженной организации были новички. С
одной стороны, без постоянного притока новых людей, идей и производств система не смогла бы не то что
развиваться, но и держаться на плаву. А с другой стороны, именно непроверенные люди попадали в группу
повышенного риска, так как являлись единственной лазейкой, по которой в устойчивое сообщество
цеховиков мог проникнуть и случайный, неподходящий человек, или «подсадная утка» - сотрудник
правоохранительных органов или просто стукач, что тоже было весьма неприятно.
-31 -
Но цеховики по определению люди умные и сообразительные, поэтому они очень редко совершали
ошибки в подборе кадров. Не так-то просто оказывалось проникнуть в «тень», даже если человек обладал
необходимым желанием и настойчивостью. Самый распространенный способ привлечения новых людей
на уже существующее подпольное производство или на только формирующееся - вербовка. Выбирался
человек, подходящий по личным качествам, социальным взглядам или стоящий на подходящей
должности, и «пробивался», то есть осторожно проверялся на возможное сотрудничество. Процесс был
небыстрый, ибо, как известно, спешка важна только при уничтожении насекомых, и при этом детально
продуманный. Естественно, что в каждом конкретном случае были свои тонкости, поэтому вместо того,
чтобы пытаться вывести какие-то общие положения, я лучше расскажу, как мой отец прошел через такую
вербовку.
-32 -
«Протри очки»
Как я уже говорил, после ссоры с научным руководителем отец, хлопнув дверью, ушел на
производство. Но ведь это только так говорится - «ушел», а на самом деле производственную часть его
жизни предварял период поиска подходящей работы. В этом довольно легком по тем временам деле ему
подсобил Яков Денисович, который гораздо лучше отца в ту пору разбирался в окружающей
действительности и знал, какая именно должность может принести необходимые дивиденды. Таким
образом, конечно же «по знакомству», отец устроился на должность заведующего производством на
заводе, производящем узкоспециальные оптические приборы. В отличие отЛОМО, которое уже много лет
являлось практическим монополистом на производство оптики по всей необъятной стране, завод, на
который устроился отец, выполнял заказы в основном двух организаций - одной гражданской, а другой
военной. Не буду здесь сейчас подробно описывать продукцию не очень большого по размерам
производства, уточню только, что еще одно отличие от ЛОМО заключалось в том, что продукция завода
уходила к заказчику исключительно в виде «полуфабрикатов», в виде линз. Это уточнение важно для
дальнейшего объяснения ситуации.
И хотя отец не имел ни малейшего представления о производстве оптических линз промышленного
назначения, в принципе, очень скоро он понял, что ничего сложного в его должности для человека с
интеллектом не предвидится. После чего от нечего делать начал вникать в тонкости оптического
производства. Что, впрочем, ему быстро надоело, так как не имело к его основной специального никакого
отношения. А после началась стадия, когда от скуки отец стал заводить пространные разговоры не только
со своим непосредственным заместителем, но и со всеми теми, кто работал в управлении завода. Надо
сказать, что заводоуправление было малочисленным и ограничивалось десятком человек. Директор и его
заместитель при этом были ограниченными людьми. Как говорил отец, буквально от сохи. К тому же еще и
бытовые пьяницы. Однако отец очень быстро вычислил, что оба подворовывают, скооперировавшись с
главным бухгалтером. Но дело ограничивалось какими-то смехотворными суммами. Снабженец же
казался отцу совершенно замордованным жизнью человеком, совершенно не интересующимся своими
непосредственным обязанностями (этому несчастному приходилось помимо содержания текущей семьи
еще выплачивать алименты двум предыдущим). Кладовщик был глубоко больным человеком, у него было
что-то серьезное со здоровьем, и он постоянно бюллетенил, а когда все-таки выходил на работу, то этого
просто никто не замечал. В общем, окрест царил обыкновенный советский бардак, при котором никто ни
за что не отвечал. Из всего этого паноптикума нормальное впечатление производил только отцов
заместитель, в общении с которым новоиспеченный завпроизводством и проводил большую часть
рабочего времени.
Спустя где-то полгода после назначения отца, когда кладовщик в очередной раз надолго загремел в
больницу, к нему обратился зам с просьбой провести инвентаризацию на складе. Объяснялась столь
странная просьба тем, что якобы ожидается плановая проверка, а поскольку кладовщик не в состоянии
выполнять свои обязанности, этим придется заняться именно заведующему производством и его
заместителю. Отец тогда сразу подумал, что история какая-то странная. Он, конечно же, в
производственном деле был ни в зуб ногой, но даже ему эта просьба показалась необычной. Как он
впоследствии утверждал, согласился он исключительно из любопытства.
Дальше события развивались в следующем порядке. На складе заместитель не стал терять попусту
время и явно для вида ненадолго задержался у первой попавшейся полки, после чего довольно бодро
проследовал в самый темный угол склада и там уже остановился окончательно. Как только отец увидел,
что лежало на полках в этом углу, ему сразу же стало очень интересно, но он молчал, не желая облегчать
-33 -
заместителю задачу, в чем бы она ни состояла. Теперь коротко о том, что же увидел отец. На полках
лежала свернутая в рулоны... замша. За полгода работы отец все-таки слегка разобрался в
производственном процессе, поэтому наличие этого дорогого материала на складе его совсем не удивило.
Дело в том, что замшей прокладывали линзы, которые отправлялись с завода заказчикам. И не просто
прокладывали - их заворачивали в этот материал. Конечно же, замша была далеко не первого сорта, так
называемая техническая, но при этом материал все же натуральный и в больших количествах.
Заместитель же с деловым и донельзя озабоченным видом попросил отца измерить количество
материала в рулонах - якобы с целью инвентаризации. Отец согласился и принялся с интересом ожидать:
на каком же метре заместитель перейдет к сути вопроса? Это случилось довольно скоро, - наверное,
потому, что ранее отец провел с заместителем немало часов за приватными беседами на разные темы, и
тот уже приблизительно представлял себе не только папин коэффициент интеллекта, но и особенности его
мировоззрения.
Разматывая рулон, заместитель посетовал на всеобщую бесхозяйственность, которая привела к
скоплению на складе такого хорошего и дорогого материала, а так как условия для его хранения в сыром и
неотапливаемом помещении создать невозможно, то замша быстро приходит в негодность. Ай-ай-ай!
Какой кошмар. И после того, как отец согласился, что это кошмар, заместитель услужливо достал откуда-то
из совсем обвешанного паутиной угла такой же рулон, только поменьше размерами и объяснил отцу, что
вот он, тот самый списанный по причине негодности материал. В рулоне было прилично замши.
Интересоваться, что делает на складе списанный рулон, отец не стал. Вместо того он вежливо
поинтересовался, что же, собственно, предлагает его заместитель сделать с негодным к использованию
рулоном? Ответ был получен незамедлительно, из чего отец понял, что не ошибся, вся эта история с
инвентаризацией была не более чем инсценировкой. Из списанного материала было тут же предложено
пошить несколько замшевых пиджаков. А конкретно четыре штуки: два мужских (отцу и его заместителю) и
два женских (их женам). Если бы в этот момент отец возмутился, то заместитель потом наверняка нашел
бы способ избавиться от списанной замши и отчитаться о списании по полной программе. Но отец не
только не возмутился, но и с удовольствием согласился, так как понимал, что у зама «все схвачено» и
пошив двух пиджаков лично отцу не грозит. Тем более что небольшой кусок списанной замши после
пошива все-таки останется на складе.
Заместитель заметно оживился и доложил папе, что, «не извольте беспокоиться», у него и портной
знакомый есть, который как раз кожей и замшей занимается. «Кто бы сомневался», - подумал отец, но
вслух ничего не сказал. Когда он потом рассказывал мне, в какой последовательности происходило его
превращение из добропорядочного советского человека в подпольного бизнесмена, то не пытался даже
делать вид, что его запутали или окрутили. Он поделился со мной признанием, что прекрасно понимал, что
происходит, но ничего, кроме жгучего интереса, любопытства и азарта, не испытывал. Но, понятное дело,
когда пиджаки были сшиты и даже обмыты, ему пришлось крепко призадуматься. Поскольку заместитель
(я так и буду в дальнейшем называть этого человека, не удивляйтесь, ведь своего согласия на
опубликование имени он мне не давал) уже был довольно близко знаком с отцом, он не устраивал
особенно спектакля, явно решив сэкономить время, потраченное на вербовку, за счет отцовской
сообразительности. И вот именно сообразительность подсказала отцу, что поход на склад был задуман не
случайно, а с целью продемонстрировать вполне конкретный факт: количество получаемого заводом
материала, к тому же идущего по расходной графе «Упаковочный материал» (никогда не вызывающей у
ревизоров пристального внимания), явно превышает необходимое для реальной упаковки. Да и
особенных сомнений в том, что последует за первыми четырьмя пиджаками, у отца не было. Оставалось
только определиться в окончательном решении: принимать ли предложение заместителя или по-тихому
отказаться.
-34-
Я не стал лезть отцу в душу и допытываться, сопровождался ли выбор душевными терзаниями. Но
почему-то мне показалось, что не особенно. Дальше рассказывать-то и нечего. Все произошло довольно
быстро и на удивление буднично. Через некоторое время заместитель появился у отца в кабинете и,
потупив глаза, поинтересовался: нельзя ли из остатков списанного материала сшить еще четыре пиджака
(опять четыре из остатков, это было что-то вроде пароля). Отец завел глаза к потолку и риторически
порассуждал на предмет «приобретения головной боли на ровном месте». И тут же получил уверения, что
место будет совсем не ровное.
Дальнейшее было делом техники. Через некоторое время отец взял на себя труд и подсчитал, что при
правильном (читай - грамотном) раскрое замши на складе реально остается приличное количество
неучтенной замши. То есть если бы какому-то ревизору, совершенно не знакомому с процессом упаковки
линз и пришло бы в голову повнимательнее присмотреться к количеству упаковочного материала на
складе, то докопаться до настоящего положения вещей было практически невозможно. Отец был уверен,
что эти подсчеты уже сделал его заместитель, но счел необходимым в разговоре посетовать на вопиющие
бесхозяйственность и безответственность. Реплика была понята правильно, и через некоторое время на
чьей-то конспиративной квартире расположились несколько швейных машинок, на которых трудилась
очень работоспособная семья. В понятие семьи входила не только хозяйка квартиры, но и ее муж, а также
двоюродная сестра и кто-то там еще. К моменту рассказа отец уже и не помнил, кто. Реализовалась
продукция вполне легальным способом - через комиссионный магазин в Апраксином Дворе. Способ-то
был легальным, но заведующий магазином, ясное дело, был «свой».
Пиджаки, даром что пошитые из замши «технического» качества, расходились на ура, и через
некоторое время стало ясно - пора наращивать производственные темпы. И если с пошивом пиджаков
дело обстояло просто - на это занятие заместитель тут же подрядил директора одного ателье, то все, что
касается содержания источника, дающего материал, была уже папина забота, о чем ему и сообщил
бывший заместитель. Конечно, согласно официальному штатному расписанию завода, он по-прежнему
был заместителем, но в подпольной деятельности моего отца этот человек довольно быстро все расставил
по своим местам, объяснив, что коли он берет на себя большую часть организационных проблем, то с
полным правом считает себя более важной фигурой в деле. Против такой постановки вопроса отец не
возражал, расстановка сил действительно была именно такой.
Но в деле добычи материала заместитель оказался совершенно некомпетентен. Ему даже в голову не
пришел самый логичный предлог, который мог увеличить поставку упаковочного материала, не вызывая
при этом ни у кого подозрений. Отец же сразу сообразил: самый правильный и короткий путь - увеличение
количества продукции, которую нужно упаковывать. Для этого ему пришлось срочно вытаскивать
директора завода из запоя, который тот удачно маскировал больничным. После чего он быстрым натиском
на похмельную голову добился распоряжения о подписании нескольких договоров на поставку продукции
завода. Потом, не доверяя бестолковому снабженцу, сам слетал в несколько командировок и заключил-
таки договоры на поставку с несколькими заказчиками. Дальше предстояло самое сложное. Нужно было
любыми способами действительно увеличить количество производимой продукции, хотя бы в несколько
раз. Вот тут-то и пригодились полученные в молодости навыки руководства людьми, плюс врожденный
организаторский талант. Чтобы не перегружать повествование, не буду сейчас рассказывать, как ему это
удалось, однако через несколько месяцев числящийся в неблагополучных завод (ну а каким ему быть с
таким-то руководством!) начал регулярно отчитываться о выполнении и перевыполнении плана. Больше
того, отец по ходу пьесы умудрился выбить нескольким действительно хорошо работающим мастерам и
начальнику цеха долгожданное жилье, после чего те стали работать как звери и скоро вышли в передовики
производства. Вследствие целого комплекса действий, предпринятых отцом, его шеф-заместитель
получил-таки необходимое для расширения подпольного производства количество материала.
-35 -
Спустя два года после начала «активной» папиной деятельности оба производства - и легальное и
подпольное - в полном смысле этого слова процветали. И если на легальной деятельности предприятия
процветание никак материально не отразилось, разве что кабинет директора оказался завешан дипломами
и грамотами, так что не стало видно обоев, то подпольная деятельность отца принесла ему первые
серьезные деньги. Но и первые серьезные проблемы. И первой в списке встала проблема со здоровьем. Не
говоря уже о постоянном напряжении нервной системы, ведь отец работал почти по пятнадцать часов в
сутки каждый день, причем почти без выходных, которые уходили на решение проблем подпольного
производства. Ел он вряд ли больше одного раза в день, да и то в заводской столовой; отдыхать
полноценно тоже не получалось. А куда деваться? Процесс становления одновременно двух успешных
предприятий - это вам не детские игрушки. Вот, собственно, и вся история.
-36 -
Мертвые души
Но тем не менее столь эффективно налаженный бизнес все же «сгорел». Действительно, отец и его
шеф-заместитель приложили много усилий, чтобы ни одна проверка, если она случится, не смогла бы
обнаружить ничего подозрительного. Но в их бизнесе было всего лишь одно слабое место. А согласно
народной мудрости, «где тонко, там и рвется». В предприятии отца слабым звеном оказался сбыт. Причем
не большая его часть, региональная, а меньшая, за которую отвечал директор комиссионного магазина в
Апраксином Дворе. Через магазин за месяц проходило в среднем около трехсот единиц товара: замшевых
пиджаков, курток, юбок и костюмов. Директор находился, разумеется, «в доле», да и человеком он был не
жадным, разумным и осмотрительным. Все это вкупе вроде бы должно было отвести от магазина
неприятности, но в процессе сбыта через «комок» имелось одно большое НО. В те времена в
комиссионный магазин нельзя было сдать вещь, не оставив при этом данные паспорта. Не знаю уж, как
сейчас. Обычно использовались паспорта порядка десятка людей, которые за определенное
вознаграждение были согласны предоставить свои паспортные данные якобы при сдаче товара.
Людей требовалось не меньше десятка, иначе любому проверяющему могло броситься в глаза, что
номера паспортов регулярно повторяются, примерно раз в два месяца. Раз в полгода данные паспортов
менялись, выходила на «смену» следующая десятка, а через полгода опять привлекалась предыдущая
«смена». Но иногда директор магазина использовал другой вариант. Так сказать, «запасной парашют»,
который выпускался обычно перед плановой проверкой или проверкой, о которой директору удавалось
заранее узнать, с целью «разбавить картину». Обычно проверяющие обладали довольно неплохой
зрительной памятью (натренированной) и их опытный глаз мог вычленить из общего списка
повторяющиеся номера. Но при этом тщательно просматривались только данные за последние два месяца
- в конце концов, ревизоры тоже были советские люди, пораженные вирусом безответственности.
Владельцами же паспортов являлись «мертвые души», и вот в каком смысле. На квитанциях
проставлялись несуществующие данные паспортов несуществующих людей. Фокус заключался в похожести
данных на настоящие, но на самом деле и номера и фамилии были взяты, что называется, «с потолка».
Расчет строился на том, что ревизоры не будут проверять каждую квитанцию подряд, а сделают выборку, в
которую вряд ли попадут вымышленные данные. Соотношение данных было приблизительно одно к
пятидесяти, то есть на одну «левую» квитанцию приходилось примерно пятьдесят настоящих. Как видите,
чистой воды математика, помноженная на русское «авось». Но система работала практически без сбоев.
Правда, с одной оговоркой. Если математика или уже упомянутое «авось» подводили и ревизор все-таки
упирался в «левую» квитанцию, это был «пожар», начиналась тотальная проверка. Насколько мне
известно, очень многие директора комиссионных магазинов, через которые проходил товар цеховиков,
использовали именно эту систему. Но сказанное касается, как вы понимаете, только больших городов -
Москвы и Ленинграда, где работала система больших чисел.
Вот именно в этом узком месте, сбыте, и застряло дело отца. Им просто не повезло, причем не
повезло с «особым цинизмом». После того как в Ленинграде один за другим «сгорели» два комиссионных
магазина, по остальным срочно провели внеплановые проверки. Но поскольку с количеством сотрудников
в ОБХСС всегда была напряженка, то в некоторые магазины послали обычных ревизоров из управления
торговли, а в некоторые (выборочно) пошли проверяющие непосредственно из ОБХСС. Ясно, что качество
проверки резко различалось. Так вот в тот магазин, где отец сбывал товар, пришел как раз проверяющий из
«страшной» организации. Отец потом узнал, что обычные ревизоры на этом рейде озолотились - их
гораздо дешевле и проще было подкупить, чем коллег из отдела по борьбе с хищениями
социалистической собственности.
-37 -
Надо отдать должное, спецы из ОБХСС знали, что ищут, и находили искомое довольно быстро. Схема
с «мертвыми душами», в принципе, была им известна, вот только «засветить» ее в обычных обстоятельства
было очень трудно.
Отца забрали на работе. Он до последнего момента надеялся, что пронесет, хотя уже понимал, что
вряд ли. С того самого момента, как он узнал, что директора магазина повязали, он с минуты на минуту
ожидал чего-то подобного. Трудно было рассчитывать, что директор станет изображать из себя Зою
Космодемьянскую и молчать на допросах. Да ему и смысла особого не было. Все равно в таких случаях
обозначалась «организация». А вот если сдашь на допросах пару-тройку «подельников», то можно
выторговать себе меньший срок. Винить здесь никого нельзя, люди спасали не только свою свободу, но и
жизнь. К моменту ареста отец был морально готов. Единственный вопрос, который обсуждался у нас в
семье в те дни (это уже по маминым более поздним рассказам): прятать накопленное или сдавать. И если
сдавать, то сразу или сначала торговаться.
В чем состоял предмет спора? Отец настаивал на том, чтобы ценности и деньги спрятать в надежное
место. Место было действительно надежное, ни один обыск его бы не «зацепил». Но в этом случае отец,
скорее всего, получил бы «на полную катушку». Он был готов к такому развитию событий. Единственное,
чего он хотел, чтобы мы с матерью ни в чем не нуждались во время его отсидки. Мать была категорически
против, что понятно. Дело в том, что единственной возможностью серьезно скостить срок была именно
долгая и отчаянная торговля с обэхаэсэсниками за каждую сданную копейку и за каждый грамм золота. И
суть торговли со стороны законников была вовсе не в заботе о государственной казне. После долгих
прикидок и раздумий отец решил разделить накопленное на три части. Первую он оставлял в захоронке,
чтобы матери было на что жить и посылать ему на зоны передачки со всем необходимым и на адвоката.
Вторую часть решил отдать почти сразу после начала допросов - предполагалось, что именно эта часть
пойдет впоследствии как официальная сдача, которая будет фигурировать в деле для того, чтобы на суде у
адвоката была возможность снизить срок. А вот третья часть предназначалась непосредственно тем
оперативникам, которые будут «разрабатывать» отца. Для чего - понятно, чтобы не слишком глубоко
копали, ведь от суммы хищений срок зависел напрямую. Такой расклад показался отцу (да и матери тоже)
наиболее разумным выходом из положения. Сразу скажу, что так и вышло. Если бы не разделенные на три
части накопления, он почти наверняка угодил бы под расстрельную статью.
Шеф-заместитель отца тоже каким-то образом решил аналогичную проблему и, хотя он шел на
процессе как организатор, все же остался жив. Отсидев девять лет из положенных пятнадцати, он вышел на
свободу. Жив и до сих пор.
-38 -
Оригинальное мышление
Вот таким образом провалилось так тщательно продуманная схема «левого» производства. Но
поскольку отдаю себе отчет, что история моего отца (хотя она и полностью стандартна), все же один из
возможных вариантов, то считаю своим долгом привести другой пример. В каком-то смысле этот пример
довольно ярко иллюстрирует еще один способ, которым СССР благодаря вопиющей бесхозяйственности
обзавелся несколькими криминальными элементами вместо добропорядочных граждан. И у этой истории
есть кардинальное отличие от предыдущей. Все ее герои так и не оказались на скамье подсудимых. А
вошли, как я думаю, в число тех людей, которые в начале девяностых занялись только что разрешенным
бизнесом. И, скорее всего, преуспели на выбранной стезе. Что характерно, главные фигуранты в этой
эпопее тоже бывшие научные работники. Новое подтверждение теории отца - стать цеховиком мог только
человек довольно раскрепощенного ума.
История ящиков из-под мандаринов
-39 -
«Разгоню» твои печали
Когда я первый раз рассказал эту историю человеку, несведущему в теме, меня изрядно удивила его
реакция. Больше всего недоумения у слушателя вызвала оперативность, с которой предприимчивых
молодых людей вычислили представители, как он выразился, организованной преступности. Он даже
специально уточнил, где находилось садоводство и каких оно было размеров. Я ему пояснил, что садово-
огородное товарищество, в котором началось превращение рядовых научных сотрудников в успешных
предпринимателей, было не очень большим и, хотя расположено не очень далеко от города, но зато
довольно далеко от оживленных трасс, да и участки в нем получали не академики, а простые люди.
Слушатель долго удивлялся: тогда каким же образом «майонезов» удалось вычислить? Вопрос
понятный, но довольно легко объяснимый, если знать, насколько подконтрольным криминалитету был
любой подпольный бизнес с начала семидесятых годов. Я уже рассказывал, что именно на переломе
шестидесятых годов отношения производителей - цеховиков и преступного мира - наконец были четко
оговорены и очерчены определенными рамками. Но, похоже, нужно более подробно рассказать об
истории этих взаимоотношений, показав их ретроспективу с момента установления на территории
российской диктатуры пролетариата в 1917 году и до беспредела, начавшегося в стране с приходом лихих,
разбойных девяностых годов. При этом не помешает развеять несколько стандартных мифов о «нежной
дружбе» цеховиков с воровскими авторитетами, которая якобы установилась сразу после известного
воровского сходняка.
-40-
Грабь награбленное!
Краеугольным камнем в отношениях преступных элементов и предпринимателей начиная с самого
семнадцатого года и почти до конца XX века стало понятие «безнаказанность». Как только выяснилось, что
политика новорожденной страны Советов в отношении частного предпринимательства резко
отрицательна, любому преступнику на территории советской республики стало ясно - можно безнаказанно
заниматься отъемом собственности у представителей частного сектора. Даже лозунг тех времен
однозначно говорит о лояльности властей к такого рода преступлениям: «Грабь награбленное!» И надо
сказать, что при всей рискованности формулировки этот лозунг никакого явного противления у
представителей официальных властей не вызывал. При той неразберихе, которая царила в стране сразу
после Октябрьской революции, наспех созданные из кого попало правоохранительные органы были
озабочены исключительно расхитителями государственной собственности, коих нарисовалось огромное
количество, недобитыми врагами существующего строя и бандами, громившими все подряд без разбору. А
разбираться с какими-то «купчиками», у которых грабители изъяли ценности и капиталы, милиционерам
явно было недосуг. Тем более что такими же точно методами, только на законных основаниях,
пробавлялись и сами представители власти.
Но был и еще один существенный момент, который делал частных предпринимателей, чудом
уцелевших в котле страстей революции, особенно уязвимыми. Если в ряды чекистов случайные люди с
улицы практически не попадали, то в только что созданную милицию пришло много криминальных
элементов. Революция открыла двери тюрем, где лишь небольшой процент заключенных томился по
политическим мотивам. Большее количество узников попало за решетку хоть и при царизме, но по вполне
прозаическим статьям: грабеж, разбой, воровство и убийство. Для того чтобы осознать масштаб
произошедшей катастрофы, просто попробуйте вообразить, что произойдет, если сейчас проделать то же
самое. Плюс хаос по всей стране. И вполне естественно, что среди такого количества отпущенных на
свободу преступников нашлось немало людей с «криминальным талантом», которые мгновенно
сообразили, каким образом можно поживиться за чужой счет. Даже не обязательно было вступать в ряды
советской милиции - достаточно было просто записаться к ней в добровольные помощники, и в руках у
грабителя образовывались необходимые «корочки». С ними грабеж назывался красивым словом
«экспроприация».
Конечно, после того, как первые годы хаоса более или менее закончились, те же чекисты взялись за
«чистку рядов» советской милиции, что, надо признать, у них почти получилось. По крайней мере, явно
криминальные элементы покинули ряды правоохранительных органов. На улицах города установился
относительный порядок, всеобщая нищета несколько поубавила преступникам пыла, ибо грабить
временно стало просто некого, и тут нагрянул НЭП. В мгновение ока открылись все пустующие магазины,
рестораны и прочие злачные места. Главные города страны, Москва и Петроград, стали похожи сами на
себя. Оживилась торговля, и, как следствие, вновь появились состоятельные люди. Причем процесс пошел
на удивление быстро, всего каких-то полгода или год.
Новая экономическая политика была санкционирована государственной властью, но отношение
самой власти к нэпманам было резко отрицательным. Нэпманы оказались не только в социальной, но и в
правозащитной изоляции. В одном Петрограде из тысячи поданных за несколько месяцев в милицию
заявлений об ограблении было раскрыто всего около пятидесяти, да и то по чистой случайности. Пусть не
сохранилось документальных свидетельств, что сотрудники правоохранительных органов получили
прямое указание не тратить время на раскрытие преступлений против «новых бизнесменов», но здравый
смысл подсказывает - нечто в этом роде вполне могло иметь место. Что, кстати, было бы совсем не
-41 -
удивительно и полностью в духе советской морали.
Вообще время НЭПа очень похоже на то, что происходило в России в начале девяностых годов,
поэтому не стоит тратить время читателей на рассказ о хорошо известных вещах. Вот только окончание
этой истории в корне отличалось от модели образца девяностых годов. Через некоторое время политику
НЭПа попросту отменили соответствующим декретом. И до самой ВОВ в истории отношений частного
предпринимательства и криминалитета в СССР наступила полоса неопределенности. Нет,
немногочисленные оставшиеся кооперативы и артели по-прежнему оставались любимой мишенью воров
и грабителей, но правоохранительная система советской страны решила (в показательных целях) наконец
снять ограничение на правовую поддержку частного сектора. Советской милиции дали четкое указание
«сверху» избавиться от преступных элементов в принципе. И надо сказать, их действия принесли завидный
результат.
Так что атмосфера страха оказалась общей и для расхитителей государственной собственности, и для
уголовных преступников, и для потенциальных врагов народа. Затаились все. Затем нагрянула Великая
Отечественная война. И снова советское правительство пошло на то, чтобы выпустить из тюрем тех
заключенных, которые готовы были собственной кровью смыть свои преступления против советского
народа. Но в этот раз ситуация не превратилась в столь катастрофическую, потому что основная масса
уголовных преступников, точнее, той их части, которая идеологически принадлежала миру криминала,
осталась верной принципу «не служить власти» ни при каких обстоятельствах. Поэтому на фронте
оказались в основном люди, которые пошли на преступление не по убеждению, а по случайности судьбы.
Но среди них были и те, кто осознал, что это единственная возможность оказаться на свободе. Поэтому не
удивителен факт роста преступности, особенно в больших городах.
Один бывший сотрудник отдела по борьбе с бандитизмом, работавший в Ленинграде во время
войны, называл сложившуюся в городе ситуацию «кот из дома - мыши в пляс». Этот своеобразный
комментарий относился к тому, что количество экономических преступлений, хищений государственной
собственности, спекуляций и мошеннических операций резко возросло. Ни в коем случае нельзя забывать
также и о миллионных состояниях, нажитых, к примеру, на продуктах во время блокады. По мнению этого
ветерана, такое положение дел было в первую очередь вызвано тем, что половина оперативного состава
ушла на фронт, а во вторую очередь - отсутствием в Ленинграде серьезных уголовных преступников во
время войны. Ведь именно этот контингент подчас быстрее оперативников узнавал о накоплении
криминального капитала и принимал соответствующие меры, то есть попросту грабил.
После окончания войны и до конца сороковых годов опять замечено значительное снижение как
экономических преступлений и хищений, так и уголовных. Правоохранительные органы бодро
рапортовали о повышении сознательности и патриотизма в рядах советского народа, но вполне возможно,
что такие показатели свидетельствовали в первую очередь о понижении общего уровня благосостояния
людей.
В начале пятидесятых годов в СССР был принят целый ряд нормативных актов, ужесточающих
возможность регистрации малых предприятий: кооперативов и артелей. Советским правительством взят
четкий курс на полное уничтожение в стране частного предпринимательства даже в самых невинных
формах. Любая форма получения доходов советским человеком воспринималась скептически, если она не
была связана с системой планового государственного производства и хозяйства. И вот именно с этого
момента и начинается еще один этап взаимоотношений уголовного мира и частных производителей,
названых чуть позже цеховиками. Именно с начала пятидесятых годов криминальный мир понял, что
приобрел целую когорту состоятельных людей, которых можно совершенно безнаказанно грабить.
Ограбленные совершенно точно не подадут заявление в милицию, а если и обратятся, то укажут в качестве
-42 -
похищенного десятую часть от действительного ущерба, а тут уже совершенно другая статья, да и вряд ли в
милиции будут сильно напрягаться, чтобы разыскать золотое колечко или пятьсот рублей, указанные
потерпевшими.
Реакция потерпевших была настолько прогнозируемой, что ее могли просчитать даже не
подкованные в юриспруденции уголовники. Действительно, потери несоразмерные: в одном случае
потеряны деньги и ценности, в другом - свобода и (возможно) даже жизнь. Подпольные производители и
частные предприниматели оказывались совершенно не защищенными от ограблений и представляли
собой столь лакомый кусок для уголовников, что многие толково налаженные предприятия стали идти ко
дну. Не говоря о рэкете, который особенно процветал в небольших населенных пунктах или на юге страны:
в Одессе, Киеве, Львове, Харькове и союзных республиках, где правоохранительные органы были
коррумпированы в большей степени и, стало быть, являлись бы «ручными». Если оценивать ситуацию
более скрупулезно, то нападки криминального мира в те годы более напоминали шантаж, чем рэкет:
собиравшие дань уголовники пугали цеховиков не только физической расправой, но и доносами в
правоохранительные органы. К сожалению, и по сию пору нет никаких данных о том, в какой степени
подпольные производители страдали от уголовного произвола. Ведь ясно, что поскольку пострадавшие не
обращались за помощью, то не существовало и никакой официальной статистики. Да и неофициальной
тоже. Но можно себе представить, насколько крупными и массовыми были потери, если по своей
инициативе цеховики начали готовить собственное полномочное представительство на воровских
сходня ках.
-43 -
Погнали...
Именно пятидесятые - шестидесятые годы подготовили цеховиков к мысли, что необходимо
устанавливать прочные контакты с криминалитетом. Именно цеховики были инициаторами этого
эпохального съезда. Нельзя сказать, чтобы задуманное ими мероприятие целиком и полностью
воплотилось в жизнь. Да, безусловно, знаменитый сходняк решил большую часть проблем в отношениях
уголовного мира и мира теневой экономики, но нельзя сказать, чтобы эти проблемы решились раз и
навсегда. И хотя на «высоком уровне» достигли четкой договоренности и цеховики на долгие годы прочно
вошли в криминальное сообщество страны, тем не менее на практике все выглядело далеко не так гладко.
Начать с того, что сказалось исторически сложившееся негативное, даже презрительное отношение к
барыгам. Многие из уголовников хоть и получили от авторитетов четкое указание действовать строго в
оговоренных рамках, тем не менее не сумели сразу переломить свое отношение к подпольным
бизнесменам как к дойным коровам. Кроме того, отказаться вот так сразу, по «указанию свыше», от столь
лакомого куска было трудно. В результате к концу семидесятых годов шаткое равновесие между
необходимостью соблюдать договоренность и желанием урвать легких денег стало клониться к
последнему стремлению. Термин «разгон» начал звучать все чаще.
«Разгонщиков» условно можно было разделить на две категории. Первая, менее распространенная
категория «гастролеры» - небольшие банды уголовников, которые появлялись в городе как «летучие
отряды» и быстро осуществляли «разгон». Он обычно заключался в обыкновенном грубом «наезде» с
угрозами физической расправы, после чего цеховики сами отдавали сбережения и ценности. Затем
«гастролеры» мгновенно испарялись из города, унося ноги не от милиции, а от санкций коллег,
«крышующих» данного бизнесмена. За подобные разгоны местным уголовникам удавалось иногда и
покарать пришельцев. Хотя в поисках особенно не напрягались. Ну, подумаешь, обчистили «барыгу», все
равно свою долю в общак занесет, никуда не денется. А так... еще заработает. Разумеется, столь
наплевательское отношение не распространялось на действительно очень богатых людей, но таких были
единицы. А вот подпольных производителей средней руки развелось гораздо больше. И еще: «разгоны»
редко случались на территории Грузии, Азербайджана, Таджикистана и Узбекистана, там царили местные
нравы, значительно отличающиеся от нравов в других союзных республик.
Вторая категория «разгонщиков» - те самые уголовники, которые, по идее, подрядились защищать
цеховиков. Нет, на первый взгляд они действительно за выплаченную долю выполняли свои функции
защитников от первой категории бандитов, но на деле это выглядело зачастую совсем не так. Представьте
себе ситуацию, при которой существует криминальная группа, прекрасно осведомленная, у кого из
цеховиков где и сколько лежит. Ну, может быть не совсем «где», но уж «сколько» - точно. Преимущество
перед гастролерами явное. Не нужно тратить время и силы, чтобы разобраться в чужом городе, кто должен
стать объектом очередного «разгона». Известно практически все. И как при этом воздержаться от
получения легких денег? К тому же проведение операции останется абсолютно безнаказанным. Трудно,
наверное. Вот и не сдерживались. К вопросу о безнаказанности. Судите сами, если цеховик и догадывался
об истинной природе «разгона», что он мог сделать? Только обратиться к тем же людям, которые, как он
считал, и изъяли у него капитал. Какова выгода? Есть ли шанс получить сатисфакцию и покарать виновных?
Ни-ка-ко-го. Тем более что подобные «разгоны» совершались с согласия воровского авторитета. Иначе
дело могло плохо кончиться. К тому же «разгонщики» этой категории никогда не забирали все до копейки,
они прекрасно понимали, что, забрав лишь половину, сами же и поимеют двойную выгоду. Если удастся
«развести барыгу по полной», то тот еще и сам придет и принесет дополнительные деньги за скорое
восстановление справедливости. При этом надо отметить, что цеховики, будучи людьми не просто
-44-
сообразительными, а умными, вторую половину «заносили» не часто. Все-таки почерк «разгонщиков»
сильно различался. «Свои» чаще всего знали, сколько можно взять у конкретного человека, и выдавали
себя в процессе выбивания ценностей, воздействуя на него до тех пор, пока он не отдавал «правильную»
захоронку.
Бывало и так, что свои «разгонщики» пытались подделаться под гастролеров, или же, испытывая к
барыгам слишком уж пренебрежительное отношение, не считали необходимым прятать истинное лицо. Но
и в этом печальном случае редко удавалось довести дело до логического конца. Если обиженный цеховик
все-таки пытался «кинуть предъяву», то в процессе разбирательства его слово, конечно же, стоило меньше,
чем слово любого другого члена преступной группировки. Разумеется, слухи о таких «внутренних разгонах»
быстро расползались среди цеховиков по всей стране, придавая делу огласку, но этим все и
ограничивалось. Более того, частенько бывало, что, даже вычислив, кто именно из гастролеров осуществил
«разгон», псевдоохранники полюбовно договаривались с нарушителями конвенции и делили
награбленное «по-честному», то есть пополам. Данный приемчик и послужил, кстати, будущей моделью
«разведения барыг» в девяностые годы, когда «правильные пацаны» кооперировались с целью
провернуть операцию «Кабанчик».
Операция «Кабанчик»
Но вернемся к основной теме. Вообще, цеховики приобрели от вступления в криминальное
сообщество СССР гораздо меньше, чем рассчитывали. Не говоря уже об упомянутых «разгонах», на
которые не действовала устная договоренность, во всем, что касается обеспечения комфортного
существования на зоне, цеховики явно проигрывали уголовникам. Хотя зачастую и вносили в общак не
только оговоренную долю. К немногим преимуществам во время отбывания заключения можно отнести
лишь более или менее спокойное существование: на зоне не доставали другие зэки (а это означало
возможность примерно себя вести и освободиться раньше срока) и такой же более или менее регулярный
«грев» с воли (то есть передачки, полученные целиком и вовремя). Вот, пожалуй, и все. Правда, в
нынешние времена, если у заключенного водится капитал, то он может создать себе любые условия
обитания на «зоне», но тогда основное значение имела уголовная табель о рангах, а не тугая мошна. При
всем происходящем запуганным цеховикам казалось, что игра стоит свеч. Ведь в основном это были люди,
совершенно не закаленные предыдущими «ходками» в зону. О чем свидетельствует хождение мрачной
шутки: «Цеховик - как сапер, ошибается один раз»,- ведь статьи, которые давали подпольным
бизнесменам в СССР, были если и не расстрельные, но подразумевали сроки от восьми лет и выше. Какие
тут несколько ходок! Выжить бы после первой.
И в завершение темы отношений цеховиков и криминального сообщества хочется добавить, что не
всегда «разгоны» совершались с применением насилия. Бывали случаи, когда «разгон» походил на аферу
или даже мошенничество, ибо в его основе были ситуации, при которых одураченные цеховики сами
отдавали свои сбережения. Одну такую историю поведал мне отец.
История одного «разгона»
Особенность этой истории в том, что в ней фигурируют одновременно два главных врага подпольных
бизнесменов советского периода - «разгонщики» и ОБХСС. Надо признать, главным героям просто
исключительно не повезло, обычно все-таки случалась только одна неприятность.
О «разгонщиках» я рассказал почти все, известное мне, поэтому, наверное, пришло время поговорить
о другой неприятной стороне жизни моего отца и его коллег, об организации, которая наводила ужас на
-45 -
подпольных производителей одним своим названием.
-46 -
ОБХСС. Вехи великого пути
Прежде чем понять, что собой представляла организация, стоявшая на страже социалистической
собственности, нужно познакомиться с некоторыми фактами из истории законотворчества в СССР,
связанными именно с охраной этой самой собственности.
Выдержки из законодательной и правовой базы в СССР
Из приведенных выше выдержек становится понятно, что до настоящей законности СССР было
далеко. Но этим утверждением уже никого не удивишь. Не удивительно и то, что экономическим законам
был придан идеологический статус. Гораздо поразительнее другое. При всех карательных мерах и
санкциях, которые направо и налево применяли к экономическим преступникам, система теневой
экономики насквозь не только пронизала государственную систему торговли, но и стала практически
неотделима от системы государственной власти в принципе. И дело не только в количестве
коррумпированных чиновников. Я читал несколько трудов современных экономистов, оценивающих
происходящее в те годы в СССР, и многие из них единодушно утверждают, что подпольная система
торговли и производства была... выгодна государству. Эта мысль только на первый взгляд кажется
бредовой, да и то человеку, совершенно незнакомому с историей теневой экономики в СССР. А на второй
(более приближенный взгляд) - начинаешь понимать, что идея совершенно справедлива.
-47 -
История ОБХСС
Перед тем как более подробно объяснить сию, отчасти парадоксальную, мысль я хотел бы дать
краткую историю организации, которая значительно выделялась на фоне правоохранительных органов
СССР.
Историческая справка
Если повнимательнее приглядеться, то можно заметить, что даты становления системы
экономической защиты государственной собственности в некотором роде совпадают с вехами становления
советского государства. Как только случался очередной этап упрочения достижений советской власти, тут
же происходило укрепление «экономического щита», под защитой которого пряталась социалистическая
собственность. Давайте попробуем сравнить.
До сих пор динамика развития и совершенствования сего ведомства поражает воображение
оперативностью и своевременностью. Совершенно очевидно, что руководство СССР уделяет данному
вопросу пристальное внимание. Но после 1955 года следует симптоматичное затишье - ни много ни мало
на двадцать восемь лет! Именно за эти годы произошло становление подпольного производства товаров
народного потребления и достигли своего пика хищения государственной собственности и
коррумпированность государственных чиновников. В связи с чем можно сделать два вывода.
•	Вывод первый: если до середины пятидесятых годов проблемами защиты социалистической
собственности в течение двадцати пяти лет занимались исключительно профессионалы - экономисты и
законники высочайшего класса, работавшие в тесной связи с верховным руководством страны, то после
1955 года специалисты, судя по всему, в стране перевелись.
•	Вывод второй: после «водораздела» пятидесятых именно в интересах руководства страны развитие
системы притормозилось. Странный вывод, но вполне в духе общей истории СССР.
-48 -
Выгода от расхитителей
Осталось попытаться ответить на вопрос: как могло произойти, что государству стали выгодны
расхитители его собственности? Вряд ли это можно сделать в одной книге, да к тому же я не
профессиональный экономист и не претендую на глобальные открытия. Зато у меня была возможность
разговаривать со многими людьми, имевшими непосредственное отношение к разбираемому вопросу, и
люди те были далеко не глупы, они могли делать выводы не на основании теоретических выкладок, а на
основании «полевых испытаний», что, как известно, даже ученым часто приносит более достоверные
результаты. Именно непосредственные участники многих эпизодов в противостоянии ОБХСС нарушителям
экономической законности утверждали, что были поражены странной избирательностью в выявлении
преступлений против социалистической собственности. Получалось как в юмористической миниатюре:
«Здесь играем, здесь не играем, а тут вообще пятно - рыбу заворачивали».
И дело не в коррумпированности сотрудников ОБХСС. Нет, то есть и таких примеров пруд пруди:
брали, что и говорить! Но это, скажем так, разовые акции. Мало кто из тех же цеховиков, пусть и очень
крупного калибра, мог похвастаться, что находится в постоянных денежных отношениях с сотрудником
ОБХСС. Как раз наоборот. Боялись организации именно потому, что она была мало контролируема и почти
непредсказуема. Естественно, если уж случалось так, что какой-то подпольный производитель или
расхититель госсобственности «сгорал», то у него не имелось совершенно никакой гарантии удачного
откупа. Если обобщить, то картина получалась такая. Брали понемногу очень многие. Обычно на стадии
ревизии или плановой проверки. При этом «взять» по-крупному и не старались. Иногда создавалось
впечатление, будто сотрудникам и оперативникам не больно-то и хотелось напрягаться в поисках
цеховиков, спекулянтов и расхитителей. Что же до коррупционеров разного калибра, находившихся в
ведении именно ОБХСС, то тут вообще наблюдалась тишь да гладь, божья благодать. В основной массе,
если уголовные дела против коррупционеров и возбуждались, то исключительно по инициативе
прокуратуры.
Кстати, по поводу коррупционеров. Почему ОБХСС не раскручивало это направление своей
деятельности - понятно, как понятно и почему на такого рода преступления государство закрывало глаза.
Страшно представить себе, что могло случиться, если бы правоохранительные органы потянули даже
самую тоненькую ниточку, ведущую от государственного чиновника наверх.
С расхитителями тоже все было довольно просто. Любого из них (особенно практикующего «особо
крупные размеры») прикрывал кто-то из чиновников.
Гораздо интереснее ответить на вопрос, почему ОБХСС довольно инертно относилось к цеховикам и
их деятельности. Может быть, из моих уст такие утверждения и звучат несколько странно, ведь мой-то отец
как раз пострадал от активности этой организации. Но даже мой отец прекрасно понимал, что он всего-
навсего «попал под лошадь», то есть оказался не в том месте и не в то время. Определенный план
«отлова» цеховиков ОБХСС все-таки получал от государства. Однако отец говорил мне, что за несколько лет
занятий подпольным бизнесом он не раз удивлялся, почему аресты не производятся в более массовых
масштабах. Тем более, как я уже упоминал, очень многие подпольные производители не очень хорошо
маскировали свои «побочные» доходы. Ведь странно подумать! Как могла надзирающая организация
упустить ушедшие «налево» 40% годового дохода от продажи товаров народного потребления!
Создавалось впечатление, утверждал отец, что государственных чиновников устраивала ситуация, когда
подпольные производители брали на себя труд обеспечивать население длинным списком товарных
наименований. Даже если производители получали возможность личного обогащения. Кажется, что эта
версия довольно безумна, но давайте предположим, что в сем утверждении кроется рациональное зерно.
-49 -
Не трудно заметить, что именно в начале семидесятых годов, в то время, когда наконец
«устаканились» отношения криминалитета и подпольного бизнеса, в стране наступило время застоя. Я уже
писал о времени полного равнодушия к происходящему в стране, как у чиновников, так и у партаппарата.
Нет, напоказ по-прежнему выставлялась рьяная идеология, но в отличие от всего предыдущего периода
существования СССР как государства не сопровождалась активным внедрением в массы. Период
«воинствующего коммунизма» закончился. Не случайно именно на это время приходится первая волна
эмиграции, которую условно назвали «еврейской волной», на самом деле страну в те годы покинули не
только представители многострадальной нации. По большому счету, во время первой волны мог
иммигрировать любой человек. Это был первый звонок. Государственная машина дала сбой, и
надзирающим органам стало проще выпустить неугодного индивидуума за границу, чем заниматься его
полным уничтожением.
Если принять во внимание, что с началом перестройки пресса буквально взорвалась
разоблачительными материалами и даже далеким от государственной политики людям стало ясно -
руководство страны было наполовину коррумпировано, а наполовину пребывало в маразме, то кое-что
становится понятным. Да и, пожалуй, очень многое. На протяжении всего периода «застоя», как теперь
модно говорить, «вертикаль власти» была озабоченна исключительно вопросами собственного
благополучия и благосостояния. Не хочется сейчас вдаваться в подробности политэкономии и муссировать
причину явления. Однако совершенно точно вопросы государственности для этих людей занимали в
списке важных дел последнее место. На первом же месте стояла грызня за власть. Ключевое слово в
последнем предложении именно власть, жажда которой порой даже перешибала желание иметь
материальные блага. Поэтому ради обладания властью очень многие люди, способные повлиять на общую
обстановку в стране, попросту приносили интересы государства в жертву своим подковерным интригам. Их
мало волновало, что кто-то что-то где-то украдет. Ведь то не личные сбережения, а ресурсами наша страна
никогда бедна не была. И если какие-то там цеховики, пусть они будут трижды миллионерами, пытаются
корчить из себя «хозяев жизни», дело личное, все равно никакой реальной властью и возможностями они
не обладают. А если они еще и обеспечат вечно недовольный плебс какими-то вещичками, то и совсем
славно. Можно сказать, что они приносят скорее пользу, чем вред. Но для острастки, конечно же, нужно
периодически наводить на этих червячков шороху. Страх, он всегда только на пользу. Вот таким
приблизительно мог быть ход рассуждений «государственных людей». Понятно, что доказательств нет, но
такое предположение многое объясняет.
-50-
«Громкие дела» ОБХСС
Теперь можно снова вернуться к странной организации ОБХСС. Одну странность мы уже заметили,
теперь пришла пора пойти дальше. Как выглядела общая картина жизни в стенах этого учреждения? В
отличие от суеты и бурной деятельности, кипевшей в стенах любого здания МВД, по всей стране в
помещениях БХССС царили тишина и спокойствие. Здесь нельзя было увидеть озабоченных сотрудников с
запавшими от усталости глазами или свет, горящий в окнах далеко за полночь. Сотрудники и оперативники
БХСС всегда выглядели как картинка с выставки. Можно с чистой совестью ставить рядом табличку -
«образцовый сотрудник советских правоохранительных органов». Ведь им не надоедали каждый день
потерпевшие, никто не торопился нести заявления о своих нетрудовых доходах. Можно было посвящать
свои дни вдумчивому изучению результатов бесконечных проверок или, на крайний случай, заявлений
(доносов) от граждан, хотя и доносители тоже не досаждали своим присутствием сотрудникам. Никто
ежесекундно не давил на оперативников «сверху», никто не ругал их за отсутствие показателей по
раскрываемости. Раз отдел по борьбе с хищениями рапортует, что в «Багдаде все спокойно», а если и
расхищают, то по мелочи - ну и отлично, не нужно совершать лишних телодвижений и бить тревогу - мол,
экономика страны потихоньку разваливается.
Дабы понять, что происходило в этой организации на самом деле и кто все-таки «заказывал музыку»,
следует вспомнить все более или менее «громкие дела» ОБХСС, которых, между прочим, было очень и
очень немного. Чтобы не перечислять все подробно, можно условно разделить их на несколько групп.
Больше всего досталось с начала семидесятых союзным республикам. «Хлопковое дело» (Узбекская
ССР), дело Цецхладзе по поводу фальсификации аджики (Грузинская ССР), уголовное дело, заведенное в
1975 году на председателя Президиума Верховного Совета Узбекистана и на председателя Верховного суда
той же союзной республики, дело Айрумяна по поводу огромных подпольных цехов и прикрывавших это
производство государственных чиновников (Армянская ССР). Список далеко не полный. Но с этой группой
все более или менее понятно. «Большой Брат» периодически грозил пальцем зарвавшимся местным
князькам, впрочем, грозил по-отечески, не очень сурово. Да! И еще. С союзными республиками связан и
самый большой конфуз в истории ОБХСС. В 1979 году на начальника ОБХСС Бухарской области Музафарова
завели уголовное дело по поводу коррупции. До каких же пределов должна была дойти жадность этого
человека!!!
Вторая группа, так называемые золотые дела. Например «дело старателей» - когда десять человек
старателей организовали под руководством некоего гражданина Промышленникова хищение 23 кг золота.
Или «изумрудное дело», поразившее своим размахом даже видавших виды сотрудников - под
руководством гражданина Плиса с приисков было похищено драгоценных камней на сумму около 1 000
ООО рублей. Этой категорией дел занимались в основном сотрудники БХСС Магаданской, Челябинской и
Свердловской областей. А половину задержаний скупщиков провели все в тех же союзных республиках.
Жесткие санкции и успешно раскрытые дела являлись прямым следствием «указания сверху». С
золотишком баловаться не позволялось никому. Особенно по-крупному.
Ну, и третья группа. Самая интересная. Действительно, громкие дела, причем главные герои
нашумевших историй находились непосредственно под боком у правительственных чиновников в Москве.
По-настоящему серьезных дел на период с начала семидесятых годов и по середину восьмидесятых было
всего... два. Причем оба они сейчас на слуху у каждого человека, кто хотя бы периодически смотрит
телевизор, настолько широко они растиражированы. Это так называемое «елисеевское дело» и «дело
„Океан»». Оба приведенных примера не зря так широко освещались в последнее время вездесущими
телевизионщиками. У обоих случаев была весьма темная подоплека, явно вызванная не стремлением
-51 -
охранять социалистическую собственность. Но если в «елисеевском деле» до сих пор много неясностей, то
с делом «Океан» все более или менее понятно. В 1977 году главой правительства был тов. Косыгин, и
именно к нему обратился министр рыбного хозяйства СССР тов. Ишков, который убедил главу
правительства в том, что целесообразно отдать процесс внешней торговли продукцией под эгиду его
министерства. Косыгин дал себя убедить, и в результате появилась организация «Рыбпромсбыт», недаром
черную икру в России приравняли к стратегическому запасу. Но ведь на экспорт шла не только икра, но и
ценные сорта рыбы. Путей хищения имелось несколько, деньги лились поистине сумасшедшие. Но со
стороны тов. Ишкова было опрометчиво предполагать, что все останется в тайне и никто ничего не узнает.
Конечно же, узнали, и, конечно же, донесли. А донесли кому? Правильно, тому же Косыгину. Что должен
был предпринять глава советского правительства, когда узнал, что его вульгарно использовали в личных
целях? Только дать команду на жесткое закрытие лавочки. Что и было с блеском проделано. Только
возникает последний вопрос: при чем тут доблестная организация ОБХСС? Не трудно догадаться, что
следователям, которые вели это дело, все материалы преподнесли на блюдечке с голубой каемочкой. Да и
прокуратура сразу подключилась.
Между прочим, о том, что сотрудники ОБХСС вообще не слишком перенапрягались в борьбе с
расхитителями социалистической собственности, свидетельствует следующая справка. Копия
находящегося в государственном архиве документа.
Нет, ну вы только представьте себе, какая наглость! Штатных сотрудников на всю страну 7156, а
добровольных помощников (стукачей, деньги которым никто платить и не думает) 376 945 человек! И без
зазрения совести еще признаются, что с таким «колхозом» каши не сваришь!
И чтобы уж совсем развенчать грозный образ ОБХСС, к которому советских людей старательно
приучали на протяжении всего периода «застоя», хочется рассказать анекдот. Дело не в качестве юмора, а
в удивительной точности характеристик.
И хотя то, о чем я собираюсь поведать сейчас, имеет не совсем прямое отношение к теме книги, но
без послесловия к главе про ОБХСС обойтись никак нельзя. После 1983 года был в деятельности
организации еще один период, который не только подтвердит недавно сделанный вывод о способности ее
руководства максимально чутко реагировать на генеральную линию партии и пожелания правительства, но
и покажет, что преград для выполнения этих пожеланий для ОБХСС никогда не существовало.
-52 -
«Борьба с нетрудовыми доходами»
В 1985 году с началом «перестройки» в СССР помимо всем известной (а многими даже и
выстраданной) «антиалкогольной кампании» была провозглашена кампания «борьбы с нетрудовыми
доходами». Не исключено, что намерения у М. С. Горбачева и его правительства были не самые злостные.
Просто ему досталось государство, находящееся на последнем издыхании, а нетрудовые доходы и
алкоголь действительно находились в начале списка всех бед. Вот только то, что произошло дальше,
следовало известной формуле «хотели как лучше, но получилось как всегда». ОБХСС встрепенулся, как
боевой конь при звуках трубы, и моментально отреагировал на новый курс партии и правительства.
Результаты были плачевными. С 1985 года тюрьмы начали стремительно заполняться людьми, которых
посадили вроде бы за нетрудовые доходы. В СИЗО-1 при вместимости камер 1500 человек оказались за
решеткой сначала 5000 человек, потом их количество стремительно возросло, и к 1990 году количество
заключенных доходило уже до 9000. Перестало хватать транспорта для перевозки заключенных. Очевидцы
рассказывают, что однажды в таком «зековозе» перевозили одновременно 52 человека. Трудно
представить себе, как эти люди могли там поместиться, не попирая законы физики. Слишком рьяное
служебное рвение, слишком!..
Теперь хочу объяснить, что имел в виду, когда написал «вроде бы» за нетрудовые доходы. Сейчас
трудно понять, по какой именно причине в разряд правонарушителей закона попали многие люди,
оказавшиеся в те годы за решеткой. Я приведу несколько примеров, а вы судите сами, насколько виновна
большая часть заключенных под стражу.
«Спиртовое дело»
Хорошо порыбачили
И в заключение этой темы хочу рассказать историю, которая произошла с моим близким другом.
Спекулянт
Надеюсь, что в этой главе мне удалось хоть отчасти развеять очень стойкий миф о том, как беззаветно
ОБХСС сражалось с нарушителями социалистической законности, преследовавшими цели личного
обогащения. Если бы все «страшилки», что рассказывали об этой организации, были хотя бы отчасти
правдой, то как объяснить появление в СССР людей, обладающих миллионными состояниями, а также
владельцев производств, по части оборота не уступающих довольно процветающим нынешним, вполне
легальным, предприятиям? А таких подпольных производств по всей стране было немало. Правда,
большинство из них располагалось все-таки в союзных республиках. Да! Я ведь как раз обещал рассказать о
«национальных особенностях» бизнеса в СССР! Пожалуй, пора.
-53 -
Вместе - дружная семья
И снова мне придется воспользоваться собственной памятью. Часто повторялась одна и та же сцена,
свидетелем которой я неоднократно становился. По малолетству - несознательно, а с каждым годом все
более вдумчиво подслушивал я под дверью гостиной, пытаясь понять, что ждет меня впереди. Собственно
говоря, только этот вопрос и волновал меня по-настоящему, все остальное до самого ареста отца я
воспринимал как «взрослые проблемы», вникнуть в которые мне не то чтобы не удавалось, но и не
хотелось. Один раз, услышав разговор родителей о том, что мы, вполне возможно, в самое ближайшее
время станем гражданами другой страны, я стал «хроническим шпионом». Сама мысль, что мы можем
покинуть СССР, казалась мне чем-то вроде бреда. Так получилось, что с утра до вечера я каждый день
слушал дифирамбы, посвященные стране, в которой я жил. В детском саду, в школе, во дворе, по
телевизору, по радио я постоянно слышал восхваления моей родины. По малолетству не мог оценить
качество пропаганды, а улавливал то, что мне говорили «авторитетные» дяди и тети: в СССР жить хорошо.
Домашняя же атмосфера с точностью «до наоборот» напоминала идеологический вакуум. Ни отец, ни мать
никогда не пытались при мне обсуждать те или иные политические аспекты. Теперь-то я понимаю, что они
боялись ненароком сболтнуть при мне что-то предосудительное. А тогда просто казалось, что моя семья и
политика - нечто вроде соотношения популяции пингвинов и количества осадков в Австралии. То есть
понятия совершенно несовместные.
И вот только по причине страха, что моя семья собирается покинуть такую замечательную страну, я
старался уловить чутким ухом все «нетипичные» домашние разговоры. Никакого утешения подслушивание
мне не принесло, зато я оказался свидетелем многих непонятных взрослых разговоров. Но фишка в том,
что я так напрягал свой детский мозг в попытках расшифровать подтекст этой прослушки, что невольно
запомнил многие (казавшиеся мне тогда бессмысленными) диалоги. И вот один из них. Не могу точно
сказать, почему именно этот разговор так прочно врезался мне в память, могу только предположить, что
мое незрелое сознание выловило в нем альтернативу. Сладостную возможность остаться в замечательной
стране СССР. И эта детская надежда была в корне изничтожена реакцией отца на завлекательное
предложение его гостя.
-54-
«Уважаемый» человек
Много лет спустя, когда я спросил у отца, кем был запомнившийся мне гость, и получил разъяснения,
я поинтересовался: а правда ли то, о чем рассказывал тогда «уважаемый Анзор»? И отец подтвердил, что
каждое слово, сказанное патриотически настроенным грузином, истинно. Грузия действительно была раем
для деловых людей. И так повелось почти с самого начала установления там советской власти и
превращения ее в союзную республику. Тут действительно не последнюю роль сыграл менталитет народа,
построенный на понятиях иерархии и социального неравноправия. И дело даже не в том, что в Грузии
презирали бедных и преклонялись перед богатыми. Как раз в этом краю очень уважали «благородную
бедность», ведь на относительно небольшой территории проживало много обедневших представителей
княжеских родов. Но после воцарения в Грузии социалистической идеологии «прицел» оказался несколько
сбит. Для понятия «уважаемый» было необходимо найти новые значения. И они нашлись, ведь свято место
пусто не бывает. Поэтому «уважаемыми» в Грузии стали люди, которые добились видного положения или
путем преодоления карьерной лестницы, или путем грамотного ведения дел и (как следствие)
материального достатка.
-55 -
Грузинская ССР
Грузия в советские времена действительно была «страной в стране». Это союзная республика уже в те
годы практически жила самостоятельной жизнью. И хотя жила внешне по тем самым законом, что
действовали в других республиках, на деле внутри нее существовали собственные законы, более
сообразные истории края. В Грузии существовали все условия для процветания именно подпольного
производства. Цеховики чувствовали себя в республики прекрасно. За все годы существования Грузинской
ССР на ее территории правоохранительные органы не раскрыли ни одного крупного дела. И если человек в
Грузии рождался с врожденной коммерческой жилкой, то он мог практически беспрепятственно
реализовать свои способности и получать от этого удовольствие. Все было действительно так, как
рассказывал Анзор. На доходы, которые официально назывались нетрудовыми, можно было жить не
скрываясь, как того позволяли желания и вкусы. Не бояться доноса от соседа по дому или сослуживца на
работе. Наслаждаться уважением и почетом, которые вполне искренне выказывали окружающие люди. То
есть, если называть вещи своими именами, пока на европейской части СССР торопливо пытались построить
коммунизм, на территории Грузинской ССР почти построили капитализм. Точнее, так: жители республики
могли пользоваться лучшим из обоих режимов: бесплатное образование и медицинское обслуживание, с
одной стороны, и возможность успешно заниматься коммерцией - с другой.
Но отец подтвердил и то, что я услышал тогда в детстве. Стать частью этой идиллической картины
можно было полноценно только в том случае, если ты родился грузином. Нет, безусловно, «уважаемый
Анзор» был совершенно искренен, когда говорил, что отца с распростертыми объятиями примут у него на
родине, изъяви он желание приехать. Но и отец был прав, когда утверждал, что различия в менталитете
непреодолимы. Для того чтобы органично стать частью деловой жизни республики, нужно было в первую
очередь досконально разбираться в обычаях и иерархических тонкостях взаимоотношений людей. Ведь
именно на них строилась вся система подпольного бизнеса. Чужака по широте души могли принять, но и
совершенных им по незнанию ошибок тоже не прощали.
Трудно привести конкретные примеры. Практически нет «громких дел» по вполне понятным
причинам. Жили люди, работали, зарабатывали деньги и получали от этого удовольствие. Вот и весь сказ.
Недаром как среди сотрудников правоохранительных органов, так и в криминальных кругах Грузия
считалась вотчиной цеховиков. Ведь даже знаменитые грузинские воры в законе имели прозвище
«лаврушники». Сейчас почему-то мало кто помнит, откуда оно взялось. А история весьма показательная.
О том, насколько благоприятные условия сложились в Грузинской ССР для подпольных
производителей, можно судить и по соотношению всего оборота производимого товара. По некоторым
данным, почти 30 % «левого» товара, а не только товаров народного потребления производилось именно
грузинскими цеховиками. Если вам кажется, что это не такая уж и большая цифра, то возьмите карту и
сравните размеры нынешней России и размеры независимой Грузии. В благословенные для теневого
бизнеса семидесятые годы именно грузинские цеховики были признанными лидерами в подпольном
производстве. На территории Грузии производились даже такие сложные для нелегального производства
товары, как запчасти для автомобилей. Более сложного в производстве бизнеса на тот момент в СССР не
существовало.
Тогда отец довольно подробно ответил на все вопросы, связанные со своими грузинскими коллегами.
Но ответы на вопросы рождают новые вопросы. Я немедленно заинтересовался: а как обстояли дела в
других союзных республиках. Их как-никак было пятнадцать штук. Нельзя сказать, что отец смог многое
рассказать. Конечно, он кое-что знал, но то были только самые яркие случаи или самые заметные в его
бизнесе люди. А таких нашлось немного. Например, отец почти ничего не смог рассказать об Украине.
-56 -
Кроме того, что в этом регионе очень много людей, которых пыталась искоренить советская власть в
двадцатых - тридцатых годах, называя «кулаками». Он утверждал, что в типичном украинском селе люди
живут на несколько порядков лучше, чем в таком же селе на территории РСФСР. И дело не только в
натуральном хозяйстве - очень многие сельские жители заработали большие деньги на продаже своего
урожая или выращенной скотины. Разумеется, в Украинской ССР была еще и Одесса.
-57 -
Украинская ССР. Одесса
Этот город, как, впрочем, и всегда, заслуживает отдельного разговора. Что же касается темы книги и
Одессы, то подпольное производство в городе процветало. Не в такой степени, как в Грузии, правда.
Основное различие заключалось в том, что, хотя одесские цеховики были очень богатыми людьми, они не
могли позволить себе демонстрировать свое материальное положение. И не только потому, что
отношение властей к подпольным бизнесменам было менее лояльным, чем в Грузинской ССР. У одесских
бизнесменов было и помимо государства множество врагов. Портовый город на протяжении всей своей
истории просто кишел бандитами, мошенниками, аферистами и ворами. Здесь еще до прихода советской
власти была очень сильна власть криминала. Достаточно вспомнить истории, которые рассказал об этом
уникальном городе Исаак Бабель. Образ одесского биндюжника и громилы Бени Крика с годами не
потускнел. У него оказалось достаточно преемников. Именно в Одессе зародились те отношения
производителей и торговцев с бандитами, которые впоследствии получили название «рэкет». Слово
иностранное, а его смысл был понятен любому одесскому торговцу еще в начале XX века. После прихода
советской власти на эту щедрую землю история отношений громил и бизнесменов, на два десятилетия
замерев в нерешительности, с утроенной силой возобновилась в послевоенные годы. Но сначала методы
«выбивания» денег сводились к патриархальному вымогательству с помощью силы. Причем занимались
ими не очень искушенные в тонкостях подхода к «деловым людям» вышибалы.
Но в 1969 году в связи с введением нового уголовного законодательства в СССР ситуация резко
изменилась. До этого в Одессе в основном почете находились криминальные специальности, связанные с
«обуванием лохов», в том числе иностранных моряков и туристов. Но новые законы подразумевали столь
жесткие санкции против этих «специалистов», что уголовный мир портового города сильно призадумался.
А самое главное, призадумались воровские авторитеты. До этого они испокон века практиковали систему
«ломок», обязательных для воров в законе, и отсидки раз в три года. Однако после изменения
законодательства они могли за свои криминальные подвиги запросто получить «вышку». Устроить
подобное положение вещей никого не могло. Требовалось срочно изобрести способ не только сохранить
свою власть в криминальном мире, но и учесть изменившуюся обстановку в стране.
Когда одесские цеховики и расхитители социалистической собственности узнали о решениях,
принятых на этом необычном съезде, энтузиазма у них, что понятно, совсем не прибавилось. Они
оказались правы. С этого момента заниматься в Одессе подпольным производством стало далеко не так
выгодно, как раньше. Поэтому выжили только действительно сильные подпольные бизнесмены или,
наоборот, слишком мелкие, чтобы представлять собой интерес для рэкетиров, вроде частных портных или
сапожников на Привозе. «Средний класс цеховиков» в Одессе с этого момента почти полностью вымер.
В Одессе зародились и первые ОПГ очень узкой специализации - профи по выбиванию денег у
совершенно бесправных торговцев, зажиточных цеховиков и проворовавшихся директоров предприятий. И
представьте себе, все это происходило в начале семидесятых годов, то есть в Одессу рэкет пришел на
двадцать лет раньше, чем в послеперестроечную Россию девяностых. Слово «разгон» подпольным
одесским предпринимателям было знакомо лучше, чем их коллегам по всей стране. Так что Одесса была
городом криминальным, но вот подпольному бизнесу в нем не очень повезло.
Рассказ отца об истории цеховиков в Одессе меня здорово удивил, и я еще раз поразился, насколько
на ситуацию с теневой экономикой в том или ином регионе влияют исторические предпосылки. Еще
больше я убедился в своем предположении, когда спросил отца об Узбекистане. На слуху было так
называемое хлопковое дело, которое раскрутили следователи Гдлян и Иванов, впоследствии сделавшие на
нем депутатскую карьеру (типа «непримиримые борцы за справедливость»). Говорили о деле в прессе и по
-58 -
телевидению не просто много, а каждые пять минут, поэтому мой интерес был понятен. В ответ на вопрос
отец расхохотался до колик и ответил, что вся история советского Узбекистана это одно сплошное
«хлопковое дело».
-59 -
Узбекская ССР
Как утверждал отец, настоящих цеховиков среди узбекского народа как-то не получилось. Вообще, у
этой нации с производством, видимо, были генетические проблемы. Трудно спорить с тем, что на
территории республики процветали национальные ремесла, но они имели скорее прикладное, чем
практическое значение. Прогресс обошел стороной эту страну с древней культурой, и в аилах и небольших
ПГТ, рассеянных по всей республике, сохранялся образ жизни, ничуть не изменившийся на протяжении
даже не веков, а тысячелетий. Но основой Узбекистана был хлопок, и именно с хлопком и связаны так или
иначе все случаи невероятного личного обогащения. Собственно говоря, с приходом советской власти в
Узбекистан, для большинства его жителей ничего не изменилось. До этого были одни богатые люди, а
потом стали другие - вот и все. Разница только в названии: бей или председатель исполкома. Простому
человеку такие тонкости по барабану. То бишь по этому, как его - тамбуру. И те и другие богатые люди
обитали в каком-то ином, непонятном мире и были абсолютно замкнутой кастой - и должности, и деньги,
и привилегии они передавали своим детям по наследству и преследовали только интересы собственного
клана.
Единственным же источником богатства в Узбекской ССР был хлопок. Ну, еще древнейшая история, но
это кому как. Но что касается хлопка, то тут ни предела, ни меры не было. И именно этим объясняется
практически полное отсутствие цеховиков в Узбекистане. Зачем напрягаться и что-то производить, когда
можно просто украсть и получить неизмеримо больше. Но дело было не только в этом. В конце концов,
украсть можно было и на остальной территории СССР, однако находились люди, которым этого было мало.
Основная причина заключалась в том, что подпольному производству в Узбекистане просто не было места.
Вся республиканская власть представляла собой четко регламентированную систему хищений
государственной собственности - хлопка. Каждый человек был поставлен на определенную должность для
выполнения конкретной задачи, но упаси его Аллах отступить хоть на йоту от данных полномочий. Никакой
отсебятины, никакой самодеятельности, никакой инициативы. Или ты выполняешь приказы человека,
который «подарил» тебе эту должность, или ты не просто вылетаешь с места в двадцать четыре часа, но и
можешь расстаться с жизнью.
При этом следователи Генеральной прокуратуры, занимавшиеся все тем же «хлопковым делом»
рассказывали совершенно потрясающие вещи. Правительственные чиновники СССР, непосредственно
подписывающие бюджетные выплаты по липовой отчетности, вели себя так, как будто находились в
невменяемом состоянии. Суммы «подарков» за такие подписи составляли около... нескольких тысяч
рублей, а иногда «дарители» отделывались дорогими золотыми украшениями!!! Когда следователи
спрашивали этих людей: «Неужели вы не понимали, что своей подписью вы обеспечивали миллиардные
хищения, рисковали, а вам при этом бросали даже не крошки с барского стола и даже не объедки?» И вы
знаете, что удивительно? Судя по реакции этих самых чиновников - действительно не понимали. Потому
что до некоторых только «на беседах» со следователем доходил размер их маразма, и это приходило так
внезапно, что некоторые даже теряли сознание.
Но с чиновниками более или менее ясно. «Слепоглухонемые» служители государственности просто
привыкли вообще не морочить себе голову по поводу бумаг, которые подписывали, да и использовали
этих людей втемную их непосредственные начальники. Вот они-то как раз получали на порядок большие
суммы.
До тех пор, пока руководство республики действовало исключительно в рамках своей области,
регулярно отстегивая положенные деньги дальше по цепочке, в правительственные круги СССР,
«выкрутасы» спокойно сходили им с рук. Но иногда, очевидно, случались какие-то «разборки» в верхах и
-60-
зарвавшимся «советским беям» напоминали, что Узбекистан все-таки входит в состав СССР. Именно этими
разборками, очевидно, можно объяснить уже упоминавшиеся заведенные уголовные дела на отдельных
руководителей республики. Правда, по свидетельству Генеральной прокуратуры, а в частности
следователей, которые эти самые дела заводили, хода им никуда не давали. Так, попугали, потрясли
папкой с уголовным делом перед носом провинившегося и заперли материалы в сейф. Учитывая все
вышеизложенное, вряд ли «хлопковое дело» всплыло на поверхность и стало известно рядовому
советскому народу случайно. Наверняка имели место какие-то политические дрязги. Между прочим,
рьяные борцы за правду Гдлян с Ивановым в результате своего расследования выяснили, что никто из
правительства СССР никаких взяток от руководства Узбекской союзной республики не получал. Ну-ну.
Видно, утомились правдолюбцы к концу расследования, подустали.
Помимо цифр на общереспубликанском уровне были еще и приписки в более «локальных»
масштабах. Опять же, надо было выработать какую-то единую таксу, чтобы расплачиваться с местными
поставщиками. Районные расценки были такими: за пустой вагон с хлопком (то есть числящийся только по
документам) - 10 000 руб. За полупустой вагон - соответственно 5000 руб. А за вагон с пересортицей (с тем
самым линтом или улюком) - от 6000 до 7000 руб.
В момент разговора с отцом о событиях в Узбекистане я еще не знал цифр. Это я потом
поинтересовался. А тогда отец просто сказал, что узбеков в криминальном мире не любили, не понимали и
предпочитали с ними не связываться - себе дороже. «Крыша» у них - не дай боже, схарчат и не заметят.
Больше того, тех деловых людей, которые держали с ними связи (в частности, директоров предприятий,
принимавших «левое» сырье), уголовники тоже недолюбливали, хотя и побаивались трогать в открытую.
Может быть, это происходило в связи с тем, что «близок локоть, да не укусишь», - трудно сказать. Но в
любом случае узбеки платили той же монетой. Они еще в те годы повальной «дружбы народов» были
злостными националистами и предпочитали без крайней нужды с русскими дела не иметь. А если и иметь,
то только финансовые. Говорят, многие директора заводов, которые принимали «левое» сырье, даже в
лицо никогда никого из своих партнеров не видели. Переговоры проходили через посредников - узбеков,
постоянно живущих на европейской части СССР. Так что в отличие от гостеприимных грузин богатые люди в
Узбекистане не жаловали вмешательство в свои дела посторонних.
И последняя нация, деловые качества которой я обсуждал с отцом. Именно эта нация почему-то
вызывала у отца больше всего симпатии. Возможно, потому, что из всех других именно ее представители
занимались коммерцией по врожденной склонности и часто, как говорил отец, «из любви к искусству». Вот
что я узнал о цыганах и их роли в криминальном мире СССР и в подпольном бизнесе.
-61 -
Цыгане
История цыганского «бизнеса» насчитывает века. Несмотря на прижившийся в русском фольклоре
образ цыгана-конокрада. Да, большинство способов, которыми цыгане добывали себе пропитание, во все
времена вызывали у окружающих критику. Но существовали и ремесла, особенно на Руси, которые исстари
закреплялись за цыганами. Кузнец - цыган, еще один расхожий образ, но мало кто сейчас помнит о том,
что цыгане снабжали жителей деревень и сел отличного качества скобяными товарами. Хотя, конечно,
цыгане ремесленники скорее поневоле, это далеко не самый привлекательный для них способ заработать
денег. Но если уж вспоминать об исторических корнях, то обязательно нужно назвать еще один способ
получения прибыли, который был совершенно органичен для этой нации. Кочуя по стране, эти
предприимчивые люди закупали в селе, которое специализировалось (допустим) на плетении лыка, товар:
лапти, короба, шкатулки - и везли его по окрестным селам, где продавали дороже, а после опять покупали
товар, гордость очередной деревни. И так до бесконечности.
Вот теперь можно переходить к официальной истории «цыганского бизнеса» в СССР. А начиналась
официальная история в 1927 году в Москве. Именно в этом городе одновременно зарегистрировались три
цыганскихе артели: «Цыгхимпром», «Цыгхимлабор» и «Цыгпищепром» (вот ужас-то для слуха и языка!).
Работали в артелях в основном оседлые цыгане, проживавшие в то время в Москве. Возникшие артели
принял под крыло Кредитно-промышленный союз, как и большинство аналогичных образований в то
время. Официально предприятия назывались «Промысловая кооперация» и по структуре совершенно не
отличались от кооперативов образца 1990-х годов. Специализация артелей была самая разная: от развеса и
упаковки сыпучих продуктов до производства бытовой химии. Последнее, очевидно, было связано с
доступом на какой-то «прикормленный» склад. Чуть позже цыганские артели расширили ассортимент
производимых товаров и появились мебельно-обивочные артели, а также артели, где делали
национальные платки и шали (ну, это как раз понятно) и вполне приличные трикотажные вещи.
Дело пошло довольно ходко, и к 1931 году в Москве было двадцать восемь цыганских артелей, в
которых трудилось почти полторы тысячи человек. Но и Ленинград не был обойден вниманием этой
вездесущей нации. И хотя по количеству артелей город трех революций заметно отставал от столицы,
именно в Ленинграде в 1934 году зарегистрировали самую большую и, если можно так сказать,
«профильную» цыганскую артель «Нацменбыт». Жалко, что не сохранилось ни одной расшифровки этой
абракадабры. Но продукция, которую выдавала артель с таким непонятным названием, была самая
прозаическая: котлы, железные бочки и другие металлические изделия. Предприятие действительно
оказалось солидным, хотя бы потому, что на нем трудилось около двухсот человек, - немыслимая для
артелей того времени цифра.
Надо отметить, что цыгане никогда не пошли бы на создание артелей, если б не трудности, которые
они стали испытывать при приобретении материалов для производства. Некоторые поставщики
отказывались иметь с ними дело, минуя официальную отчетность. А достать необходимое количество
материалов жизненно важно, вот и пришлось пойти на некоторые уступки государству. Артели стали
настоящей отдушиной для свободолюбивого племени. Государственные предприятия с их до фанатичности
строгой дисциплиной и «потогонной системой» совершенно не подходили для цыган с их большими
семьями и огромным количеством ежедневных бытовых забот. К тому же природная тяга к частному
бизнесу и предпринимательству в артелях получала удовлетворение. Но то, что хорошо цыганам, плохо
государству. Что, впрочем, для цыган было не новостью, так чаще всего и случалось на протяжении всей их
истории. Совершенно очевидно, что государство не собиралось долго терпеть под боком частные лавочки,
внутри которых к тому же насаждались собственные законы, трудовые и дисциплинарные нормы.
-62 -
Официальные же претензии государства к цыганским артелям были сформулированы следующим
образом: «учетность и отчетность в цыганских артелях предоставлена самотеку», «готовая
продукция сбывается также частным порядком». И самое главное - идеология: «е артелях совершенно
не ведется политико-просветительная работа». И что характерно, все эти претензии власти к
цыганским артелям были действительно обоснованы - так на самом деле все и было. Поэтому не
удивительно, что уже к началу ВОВ закончила свое существование последняя артель. Дольше всех
просуществовала как раз ленинградская - «Нацменбыт».
Во время Великой Отечественной войны цыгане сильно пострадали. Почти так же, как и евреи, но
только говорилось об этом вслух в СССР гораздо меньше. Те, кто помнят историю, знают - в планах Гитлера
стояло полное уничтожение именно этих двух национальностей. Поэтому после войны цыганам
потребовалось значительное время, чтобы восстановить свой генофонд. Послевоенный период
характеризуется почти полным отсутствием цыган среди представителей бизнеса и производства. К тому
же именно на этот сложный для нации период пришлось и еще одно тотальное изменение в их привычной
жизни. Терпеть на территории СССР целый народ, фактически неподконтрольный насаждаемой идеологии,
да к тому же умеющий извлекать выгоду практически из воздуха, правительство не желало. Результатом
этих соображений по «цыганскому вопросу» явилось Постановление Совета Министров РСФСР за номером
685 от 20 октября 1956 года «О приобщении к труду цыган, занимающихся бродяжничеством». Фактически
этот указ в категорической форме обрекал свободолюбивых цыган на оседлый и, стало быть,
подконтрольный образ жизни.
Однако цыгане всегда отличались уникальной приспособляемостью к окружающему миру, и к
середине пятидесятых годов доля цыганской диаспоры в подпольном бизнесе снова начинает неуклонно
расти. Началось все с кустарного производства: при постоянной послевоенной нехватке товаров народного
потребления продукция, которую предлагали по селам и деревням цыганские таборы, пользовалась
отличным спросом. Это были довольно простые в изготовлении вещи - корзины, корыта, садово-
огородный инвентарь. На подобных заработках цыгане просуществовали до начала семидесятых годов. К
этому времени образ жизни цыган в связи с насильственной оседлостью уже «устаканился», так или иначе,
но люди постепенно привыкали к новому образу жизни, начиная даже извлекать из него определенную
выгоду. Никакие указы, конечно же, не были в состоянии перечеркнуть тысячелетнюю привычку к
определенному образу жизни, но цыгане приспособились в очередной раз: нашли компромисс.
Теоретически они действительно стали вести оседлый образ жизни, но фактически сохранили
свойственную им мобильность в передвижениях. Выглядело это так: цыган с семьей несколько месяцев
живет по месту постоянной прописки. После чего на несколько месяцев семья в полном составе или
некоторая ее часть отправляется «погостить» к многочисленной родне, рассеянной по всей стране. С
такими причудами представители закона, та же транспортная милиция и участковые милиционеры,
пытались бороться, но тягаться в хитрости с цыганами мало кому удавалось. А мобильность была цыганам
необходима не только по причине генетического стремления к кочевому образу жизни. К началу
семидесятых годов в стране намечалось господство тотального дефицита в торговле. При этом частенько
дефицит был вызван не «кособокой» формой промышленности, которую постоянно клонило в сторону ВПК
(военно-промышленного комплекса), а несогласованностью в поставках товара по всей огромной стране и
несовершенством системы советской торговли. Так, в одном регионе страны можно было свободно купить
тот или иной товар, а в другом регионе потребители искали его днем с фонарями.
Вот цыгане и восполнили данный пробел. Тем более что этот вид деятельности, по недоразумению
называвшийся с СССР спекуляцией, им был давно и хорошо знаком. Так и получилось, что цыгане к концу
восьмидесятых годов, до самых первых кооперативов, с полным правом считались «королями
спекуляции». При том весьма оригинальная кастовая и клановая организация спекуляции, непривычная
-63 -
пониманию советских органов правопорядка, привела к тому, что если и случались «проколы», то на
скамью подсудимых попадали единицы, причем только сбытчики и только по мелочи. Ну, на какой срок
можно было осудить цыганку, которую поймали на продаже одной трикотажной кофточки? Да к тому же
женщины-спекулянтки почти перманентно пребывали в состоянии беременности. Мужчины же
занимались стратегией - связями, товарооборотом и контролем над многочисленными сбытчиками и в
поле зрения милиции практически не попадали. Смело можно утверждать - спекулянты из цыган вышли
просто виртуозные. Милиция в их лице приобрела себе постоянную головную боль.
Но спекуляцией цыгане и не думали ограничиваться. Цыгане - нация сообразительная, а помимо
прочего, они врожденные маркетологи, и через весьма непродолжительное время они явственно увидели,
что могут не только продавать, имея при этом весомую выгоду, но и производить. Столь веского аргумента,
как выгодность предприятия, оказалось достаточно, и цыганская диаспора, до того «опылявшая»
исключительно сектор спекуляции, отчасти переключилась на производство. Но вот именно что «отчасти».
В годы застоя имели место цеховики цыганского «производства». Но они занимали очень небольшую часть
ниши подпольного производства, и поэтому рассуждать о них смысла нет. Зато имеет смысл поговорить о
цыганах как о сбытчиках подпольной продукции в СССР.
Разговор будет короткий. По той же схеме, по которой цыгане получали прибыль от спекулятивных
операций, они брались реализовать товар цеховиков со всей страны. В этом экономическом союзе
выигрывали все - и подпольные производители, и сбытчики, которые вручая свой товар цыганам могли
быть уверены, что не «сгорят». Максимум их «обуют» сами сбытчики на необременительную сумму. С
последним фактором большинство цеховиков мирились. Одно можно сказать: цыгане играли ведущую
партию в этом экономическом «оркестре».
Постскриптумом к главе, мне хотелось бы выразить восхищение. Это чувство испытал не я, а мой отец,
который неоднократно обращался к цыганской диаспоре для реализации товара. Всего один только раз
мне удалось побеседовать с ним на эту тему. И вот что осталось в памяти: «обаятельные жулики», «артисты
сбыта», «виртуозы коммерции», «прирожденные гении обмана».
-64-
Послесловие
Ну вот, теперь вы сами видите, во что вылилась просьба матери рассказать «о них, о папе, о том, как
все было тогда». Не могу сказать, что я писал по принуждению. Честно признаться, я даже получал от
процесса удовольствие. Вот только почему-то про мою семью получилось очень мало. Но я, кажется,
подозреваю, по какой причине так произошло. Писать о каких-то личных моментах мне просто показалось
неуместным. Это же не литературный роман о душевных метаниях героев, а мое реальное прошлое.
Получается так, что жизнь моих родителей была практически неотделима от специфической профессии
отца. Мне по-прежнему трудно делать какие-то долгоиграющие выводы об общей несправедливости
жизни в СССР для таких людей, как мой отец. Каждый делал свой выбор и потом отвечал за него. Я не могу
бросать обвинения направо и налево. От этого уникального явления - СССР - пострадали все жившие в то
время. Отец пострадал чуть больше, но зато прожил жизнь, как хотел, при том строе и это можно было
считать большим достижением. Конечно, теперь все понимают, насколько маразматичными оказывались
надежды руководства страны достичь процветания народа с помощью плановой экономики и как
опрометчиво был запрещать частное предпринимательство в стране. Но многие обыкновенные люди и в те
времена прекрасно осознавали происходящее, однако не спешили вписываться в организацию
подпольного бизнеса.
В заключение мне хотелось бы сказать только пару фраз. Когда одного русского писателя и
политического деятеля XVIII века попросили одним словом охарактеризовать происходящее в России, он
задумался и ответил: «Воруют!» Не думаю, что многое с тех пор изменилось. И никакой политический
строй, похоже, не способен кардинально повлиять на ситуацию. Я никогда не стыдился того, что мой отец
сидел в тюрьме, хотя в свое время мне немало пришлось из-за этого вынести от окружающих. Но только
став старше, я понял - мне нечего стыдиться, хотя бы потому, что нет такой профессии - вор, а есть образ
жизни. У моего же отца была профессия цеховик. И я точно знаю - он ею гордился.
-65 -