М. А. ГЕРШЕНЗОН
ЗЕМЛЯНОЕ ЯБЛОКО
(ИСТОРИЯ КАРТОФЕЛЯ)
Центральный Комитет
всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи
Издательство детекой литературы
Москва 1910 Ленинград
Молодым победителям природы, вчерашним
пионерам, завтрашним академикам, которые зор-
ко всматриваются в жизнь растений на колхоз-
ных полях и в садах, в стеклянных тепляках-
оранжерей и у микроскопов хат-лабораторий,
упорно и бережно взращивая новую науку —
науку о переделке природы растений путем вос-
питания, ученикам Дарвина, Мичурина и Лы-
сенко, детям партии большевиков, участникам
Всесоюзной сельскохозяйственной выставки
с волнением и любовью посвящает свою ра-
боту
автора
ИСКАТЕЛИ ЗОЛОТА
Один из спутников Колумба, Васко-Нуньец де-Бальбоа,
открывший Тихий океан, взвешивал золото, отобранное им
у островитян. Молодой туземный вождь, увидев это, уда-
рил кулаком по чашке весов, и блестящие побрякушки
рассыпались по полу.
— Если ради этого покидаете вы свою далекую родину
и готовы рисковать всем, даже собственной жизнью, — я
могу рассказать вам о такой стране, где едят и пьют из
золотой посуды, где золото так же дешево, как у вас же-
лезо!— воскликнул молодой вождь.
Бальбоа услышал рассказ о сказочной стране Перу, о
жителях ее, поклоняющихся Солнцу, о великолепных зам-
ках, .сверкающих золотом и серебром. Там растут невидан-
ные деревья и травы, странные животные служат там че-
ловеку. Островитянин нарисовал животное, похожее не то
на овцу, не то на верблюда, и объяснил, что это лама; це-
руанцы перевозят на ней тяжести и делают прекрасные
ткани из ее шерсти.
Бальбоа был первым европейцем, который услышал по*
дробный рассказ об этой стране.
Он построил каравеллу, чтобы плыть на поиски Перу,
но соперники убили его, прежде чем он успел поднять па-
руса.
Пятнадцать лет простояла каравелла в порту Панамы,
Потом ее оснастили заново, и товарищ Бальбоа по плава*
ниям Франциско Пизарро с сотней искателей приключе^
ний отправился на ней к золотым берегам.
Заветные берега оказались сплошным болотом. По ко-
лено, по пояс проваливались испанцы в теплый и вязкий
ил. За болотом непроходимой стеной стоял тропический лес.
1*	з
Лианы густой сетью переплели могучие деревья. Пизарро
шел впереди своего маленького отряда. Его люди мечами и
топорами рубили упругие стебли. Кое-как они пробились
сквозь чащу; теперь перед ними выросли непроходимые
гряды скал. Острые камни изорвали обувь в клочья, изра-
нили ноги; тяжелые кольчуги и латы, раскаленные солн-
цем, казались еще тяжелей.
Обессилев, испанцы вернулись на борт корабля и дви-
нулись дальше к югу. Жестокий шторм обрушился на их
каравеллу, и десять дней огромные волны играли жалким
суденышком. Питьевая вода подходила к концу; дневной
рацион пищи пришлось ограничить двумя початками ку-
курузы.
Пизарро снова высадился на берег. То же болото, тот
же девственный лес; ни людей, ни зверей, ни птиц. Каза-
лось, все живое покинуло эти мрачные места; только стран-
ные насекомые, сверкая, как драгоценные камни, толклись
в воздухе. Хлынули дожди, и дробь, которую выбивали
капли по листьям, траурной музыкой сопровождала отряд.
Так встретило Перу искателей золота и приключений.
Они питались моллюсками, выброшенными на берег, горь-
кими почками пальм и ягодами, от которых начинались
мучительные рези в животе. И вдруг набрели на индейское
селение.
Солдаты Пизарро увидели на индейцах украшения из
чистого золота! Индейцы подтвердили, что дальше к югу,
в десяти днях пути, там, за горами, лежит государство ве-,
Дикого монарха, сына Солнца.
«Медленно и неохотно открывалась перед испанцами но-
ваЯи страна. Среди индейцев быстро разнесся слух о том,
что пришельцы опустошают и грабят селения; первые стре-
лы засвистали в воздухе.
Пока Пизарро продвигался к югу, из Панамы вышла
вторая каравелла под начальством бесстрашного воина
Диего де-Альмагро. Проделав весь путь, пройденный Пи-
зарро, Альмагро присоединился к первому отряду. Стрелы
индейцев не могли пробить латы солдат, но эти стрелы ле-
тели тучами и попадали в швы между стальными щитка-
ми. Когда встретились два начальника, у Пизарро было
семь ран, у Альмагро был выбит глаз__метко пущенным
Дротиком. Четвертая часть их людей погибла от лишений,
болезней и в схватках с индейпами.
Но впереди было золото. Оно сверкало, манило, ничто
не могло, поколебать решимость Пизарро и Альмагро. Они
4
возвратились в Панаму только для того, чтобы снарядить
новую экспедицию в Перу.
Теряя солдат, но не теряя надежды, они пробивались
сквозь душные леса, через овраги и пропасти. Они караб-
кались по отвесным склонам гор. Обезьяны стаями проно-
сились над ними по верхушкам деревьев; гигантские удавы
обвивали стволы; аллигаторы подстерегали неосторожных в
зловонных лужах. Голод и болезни валили испанцев с ног,
солдаты отказывались итти дальше. Но Пизарро и Альма-:
гро не признавали никаких препятствий. Побряцав в Па-
наме награбленным золотом, они добывали новые каравел-
лы, и новых людей, и новые мушкеты. Они проложили
кровавый путь в государство инков, в сказочную страну
великой и древней культуры. ,
Перу—; узкая прибрежная полоса, загроможденная ги-
гантскими горными хребтами. Побережье болотисто только
в северной части, а на юге сухо и почти не бывает дож-
дей. Здесь субтропический климат. На вершинах Кор-
дильер —- вечные снега, не тающие под отвесными лучами
экваториального солнца. Здесь климат Арктики. Между
Тихим и Атлантическим океанами среди горных отрогов и
глубоких долин жил народ, культура которого была древ-
нее европейской культуры.
В то время, когда бблыпую часть Европы покрывали
дремучие леса и жители теперешних Франции, Англии,
Германии одевались в звериные шкуры, жили охотой и
рыбной ловлей, переходя с места на место, в это время сре-
ди хребтов Кордильер уже сверкали на солнце пышные го-
рода; ровные, широкие дороги бежали от города к городу;
склоны гор даже в самых неприступных местах были раз-
биты на правильные террасы; на террасах разведены были
сады, огороды, поля. Как нигде, сопротивлялась здесь чело-
веку природа, но упорный труд многих поколений преодо-
лел и горный рельеф и климат.
Пизарро, Альмагро и их солдаты шли по дорогам, про-
ложенным сотни лет, быть может тысячелетия назад; они
видели пропасти, заполненные каменной кладкой, и тонне-
ли, пробитые в гранитных утесах, чтобы Повернуть течение
рек. Эти величественные сооружении созданы были наро-
дом, не знавшим железа. Но испанцам некогда было уди-
вляться: они спешили за золотом. На всем пути их лежа-
ли террасы полей и садов — чудо строительной техники.
В пятнадцать, в двадцать ярусов лежали террасы. Их огра-
ждали стены из гигантских, многотонных каменных глыб,
$
И сейчас еще в Перу стоят руины древних городов.
и глыбы эти так точно пригнаны были одна к другой, что
между двумя камнями нельзя было втиснуть даже лез-
вия ножа. Сотни лет назад предки инков натаскали сюда
землю в корзинах, и эта искусственная, насыпная почва
все еще не утратила своего плодородия! На сотни киломе-
тров тянулись каменные акведуки, по которым вода из вы-
сокогррных озер бежала на поля. Потоки, проведенные с
гор, растекались по желобкам, выбитым в камне, и тончай-
шим дождем орошали террасы. Но испанским завоевателям
.'некогда было задерживаться у этих замечательных соору-
жений — золота, одного только золота искали они в Перу.
В огромных каменных закромах здесь хранились запасы
зерна на случай неурожая; в иных районах этих запасов
хватило бы для всего населения на четыре-пять лет. Это
были государственные склады. Государству принадлежали
и многотысячные стада лам, и снятую с них шерсть госу-
дарство же распределяло среди населения. Общественный
строй перуанцев непонятным и странным казался пришель-
цам. Испанцы видели, как инки, впрягшись по шесть, по
восемь человек в деревянный плуг, запахивают горные тер-
расы: сперва поля, отведенные Солнцу, храмам и мона-
стырям; потом поля сирот и вдов, больных и немощных; за-
тем свои собственные поля и, наконец, поля своего царя,
великого Инкщ сына Солнца, перед которым даже самые
в
На этих террасах древние перуанцы возделывали священную
«паппу» — картофель.
знатные подданные могли появляться лишь босиком и с
небольшим хотя бы грузом на плече — в знак покорности.
Но в храмах Солнца и в царских дворцах испанцев
интересовала только золотая утварь и золотая облицовка,
которую можно было сорвать со стен; эти дворцы привлека-
ли их только богатствами, накопленными в течение многих
столетий. Случалось, золотой орнамент так крепко был вде-
лан в стены древних зданий, что никакими усилиями нель-
зя было вырвать его из камня. Исковыряв мечами, изрубив
топорами работу чудесных мастеров, завоеватели спешили
дальше, негодуя на свое бессилие.
От пахарей, возделывавших поля на горных террасах,
они требовали мелких золотых украшений и продоволь-
ствия. Высоко в горах, где климат так холоден, что не вы-
зревают хлеба, росла кукуруза, не боявшаяся морозов. Ее
ели по зернышку — так эти зерна были крупны. Никто из
европейцев не видал еще такой кукурузы. На глазах у ис-
панцев индейцы выдергивали из земли невзрачные пыль-
ные кустики; на корнях их сидели клубни,, вкусные и в
вареном, и в жареном, и в печеном виде. Это растение
встречалось и на нижних и на верхних террасах, даже там,
где уже це росла кукуруза. Наскоро глотали испанцы вкус-
ную «паппу» — так называли эти клубни' перуанцы — и
спешили дальше, в погоне за драгоценным металлом. За-
воеватели сметали с лица земли города и селения. У ин-
дейцев были только стрелы, испанцы привезли с собой
пушки и мушкеты; они привезли лошадей и топтали коня-
ми инков, которые с ужасом смотрели на всадников, как
на чудовищ: жители Перу никогда не видали лошадей и
думали, что всадник и конь—одно существо. Десятки ты-
сяч трупов оставались там, где прошли европейцы. Со всех
концов страны, подгоняемые ужасом, несли перуанцы зо-
лото своим поработителям. В лагерях Пизарро и Альмагро
вырастали груды изделий из золота и серебра: тяжелые,
литые фигуры людей и животных, кубки, вазы и блюда,
украшенные изображениями змей, птиц и бабочек; санда-
лии из чистого золота, женские платья из золотого бисера;
золотой плуг, которым сын Солнца, великий Инка, в празд-
ник посева проводил первую борозду под восторженные
клики своего народа. Тут были чудеса ювелирного искус-
ства: серебряные стебли кукурузы с золотыми початками,
бережно прикрытыми серебром широких листьев; тончай-
шие серебряные нити свисали с этих початков; «паппа» —
драгоценная кормилица перуанцев — с серебряной ботвой
8
В могильника/ Перу ученые и сейчас находят утварь древних:
перуанцев — свидетельство высокой культуры.
и золотыми клубнями; тут же стоял золотой фонтан, вски-
дывавший в воздух сверкающие золотые струи; в бассейне;
у его основания плавали золотые рыбы, золотые черепахи,
й аллигаторы. Они казались живыми, как живой казалась,
вода фонтана. Все было безжалостно переплавлено в гру-
бые слитки, бруски и чушки.
Так же безжалостно завоеватели-европейцы уничтожили
древнюю культуру Перу. После прихода испанцев зачахло-
и умерло государство инков, разрушились дороги, одичали
сады, ойустели гигантский закрома.
Покорители Перу, уничтожившие древнюю цивилизацию,
передрались между собой, оспаривая друг у друга власть
и богатство. Альмагро был удавлен в тюрьме своими про-
тивниками, Пизарро зарублен мечами соперников. Много»
лет спустя в главном городе Перу умирал последний из.
соратников Пизарро, переживший всех участников завое-
вания, Манчио-Сьерра Лехесема. Перед смертью старый

Резные амулеты — память
о древних инках.
солдат понял, что он
вместе со всеми свои-
ми товарищами был
участником великого
преступления, был
варваром, погубив-
шим культуру пе-
руанцев. Умирая, он
написал завещание,
полное горечи и рас-
каяния. Он расска-
зал в этом завеща-
нии о замечательной
цивилизации инков
и о том, как растоп-
тали ее европейцы.
«...Все это я расска-
зываю для того, что-
бы снять тяжесть с
моей совести и не
чувствовать себя
больше виновным в
этих делах. Я прошу
бога, чтобы он про-
стил меня, ибо я
умираю' последним
из всех открывате-
лей и покорителей
этой страны». Так
закончил свое заве-
щание последний из
воинов Пизарро.
Четыре века про-
шло со времен поко-
ления Перу, но и до сих пор среди отрогов Анд стоят руи-
ны древних городов и ученые экспедиции находят среди
развалин орудия и утварь инков, из глины, из камня, из
'бронзы. Только золотьи изделий тут нет, — слишком много
искателей золота побывало здесь за четыре века. А камен-
ные террасы стоят до сих лор, и на той же земле, которую
натаскали сюда в корзинах предки инков, до сих пор воз-
делывают свои маленькие поля нищие индейцы племени
-квичуа, потомки народа, уничтоженного европейцами. В их
поверьях живет еш;е великое прошлое Перу. До сих пор на
.10
туземных рынках продаются душистые травы, — их индей-
цы квичуа сжигают во славу древних инков. До сих пор,
засевая поле, они бросают в землю резные каменные фи-
гурки, чтобы инки были к ним милостивы и послали хо-
роший урожай. А на полях своих они и сейчас возделы-
вают растение, которое называют «паппой».
ЛАППА И ЧУНЬ О
Среди испанских конкистадоров, первых европейцев,
ступивших на древние дороги инков, был юноша, жадный
до впечатлений, не до золота. Его звали Педро-Сьеза де-
Леон. Он попал в Новый Свет тринадцатилетиим мальчи-
ком, вскоре после открытия Перу, прежде, чем стерта была
с лица земли вековая культура перуанцев. Ему было два-
дцать два года, когда он начал писать замечательную кни-
гу— «Хроника Перу». По ночам, тайком от товарищей,
при свете лагерных костров молодой солдат записывал все,
что видел и слышал за день. Он описывал цветущее побе-
режье, дремучие леса, горные хребты и долины, пышные го-
рода. Он рассказывал о занятиях жителей, их обычаях и
одежде, о великих сооружениях инков и их предков. Од-
нажды он записал в свой походный дневник: «Паппа — это
особый род земляных орехов; будучи сварены, они стано-
вятся мягкими, как печеный каштан; при этом они покры-
ты кожурой не толще кожуры трюфеля».
Судьба солдата занесла Педро в горный район Коллао;
климат этого района был так холоден, что тут не росла ни
кукуруза, ни другие растения, пригодные в пищу.’Но всю-
ду на узких террасах насыпной земли испанский юноша
видел серовато-зеленые кустики паппы. Он видел, как жи-
тели выкапывают из земли неприглядные клубни и сушат
их на солнце, тонким слоем рассыпая по земле. Это было
основное их пропитание. И Педро-Сьеза де-Леон снова
брался за свой дневник и записывал: «Жители Коллао вы-
сушивают лаппу на солнце и сохраняют от одного урожая
до другого. И эту высушенную шаппу они называют чуньо.
И они его очень уважают и ценят, ибо у них нет каналов
для орошения полей, какие есть во многих других районах
страны, и в случае скудности естественных осадков, нуж-
ных для роста урожая, они страдали бы от голода, если бы
не имели запасов сушеной паппы».
«Хроника» Сьеза де-Леона была издана в 1553 году в
11

Жители Коллао обрабатывали землю ручным плугом, возделывая
лапшу»
Это клубни различных видов
перуанского картофеля.
Севилье. Это был первый прав-
дивый рассказ о Южной Аме-
рике; а страничка о лаппе и
чуньо была первой вестью о
растении, которое кормит сегод-
ня сотни миллионов людей.
Европейцы забыли проис-
хождение и древнее название
этого растения. Англичане зо-
вут его «потэйто»; это испор-
ченное название другого южно-
американского корнеплода —
батата. В Америке паппа зо-
вется «ирландским потэто», во
Франции — «земляным ябло-
ком», в Германии и у нас —
картофелем. Откуда взялось
слово «картофель»? Когда nan-
ny привезли в Европу, всех
поразило ее сходство с гриба-
ми трюфелями. По-итальян-
ски трюфель — «тартуфо». И долго в Германии и у нас на-
зывали заморские клубни «тартуфелями» или «картуфе-
лями». Отсюда и произошло наше слово «картофель», хотя
клубни паппы ничего общего не имеют с грибами.
Картофель — вот главное богатство, которое подарила
миру древняя культура перуанцев. Солдаты Пизарро и
Альмагро вывезли из страны инков огромное количество
золота, но все это золото стоило меньше, чем стоит в наше
время один мировой урожай картофеля.
Отсюда, из Перу, и из соседних стран, из Чили, Боли-
вии, Мексики, расселился картофель по всему земному ша-
ру. Нигде нет такого разнообразия видов паппы, как в
Южной Америке. Нигде не встречается картофель в диком
виде. Только там — от Тихого океана до Атлантического,
в субтропиках долин и в арктическом климате горных вер-
шин— растет дикий картофель. Он растет там как сорняк
на полях кукурузы и на полях культурного картофеля.
•Он растет там на пастбищах, на мусорных кучах, у хи-
жин индейцев, по дорогам и тропам. Он растет и в су-
мраке непроходимых лесов, и на солнечном побережье
океана, и у самой кромки горных снегов. Иногда он по-
хож на культурный картофель, иногда — на томат, ино-
гда— на подорожник. Это — его родина, тут он дома.
Продукты древнего земледелия, найденные в перуанских могильни-
ках; фасоль? маниок, маис, арахис, сладкий батат и чуньо —
сушеный картофель.
Здесь несколько тысячелетий назад человек заботливо
приручил его, как приручил ламу.
«Морэй», или «белое чуньо», — клуб-
ни картофеля, замороженные, высу-
шенные, отжатые, вымоченные в воде
и высушенные снова. Найдены
в могильниках Перу.
14
Никто не может
сказать, когда стали
люди отбирать лучшие
клубни дикого карто-
феля и высаживать их
на своих полях. У пе-
руанцев не было пись-
менности, они поль-
зовались «квипу» —
языком узелков, за-
вязанных на шнурках
разного цвета. Инки не
оставили нам летопи-
сей, какие сохранились
от культуры древнего
Египта, Вавилона, ни
папирусов, ни иерогли-
фов на каменных пли-
тах, ни библиотек из
глиняных плиток, по-
крытых клинописью.
Но в знойной пу-
стыйе на тихоокеанском
побережье Перу и се-
верного Чили с древ-
Погребальная ваза в форме картой
фельных клубней, найденная в древ-»
них могильниках на побережье Перу.
тптт времен сохрани-
лись могильники. Здесь
почти не бывает дождей
и почва содержит большое
количество солей, по-
этому в могилах пре-
красно сохранились му-
мии перуанцев и расте-
ния, положенные в скле-
пы при погребении.
Сохранились даже кучи
отбросов на поверхности
земли. Ученые тщательно
изучили все эти реликвии
древней культуры. Они
нашли здесь много плодов
и овощей: початки кукурузы, круглые и плоские бобы
фасоли, несколько видов тыквы. Листья коки — растения,
из' которого добывают кокаин, — висели у мумий на шее в
Погребальная ваза и образец совре-
менного вида картофеля с выступаю-
щими над гдазкАмн бугорками.
красивых мешочках, сотканных из шерсти ламы; земляные
орешки — арахис — лежали в могилах такие свежие с ви-
ду, будто они были •погребены только вчера; рядом с крах-
малистыми корнями манихота, который дает нам тапиоку,
нашлись даже терки для натирания этих корней; ученые
увидели тут и сладкий батат и драгоценную паппу —
клубни картофеля, погребенные вместе с наконечниками
стрел и кнутами погонщиков лам задолго до того, как Ко-
лумб родился на свет. Тут же, в могильниках, найдено бы-
ло много прекрасных сосудов из черной и красной глины;
эти сосуды изображали
те же клубни; перуан-
ский гончар, как худо-
жник, воспроизвел на
них каждую ямку сво-
ей кормилицы, паппы.
По маршруту, опи-
санному испанским
юношей Педро, ученые
отправились в горный
район Коллао. Тут
было так холодно, что
не росла ни кукуруза,
ни другие растения,
пригодные в пищу.
1&.
:Йн*дейцы племени квичуа сушат на солнце картофель, изготовляя
чуньо точно так же, как несколько тысячелетий назад изготовляли
его их предки.
31 сейчас потомки инков вскапывают землю древними мотыгами.
Но на узких террасах насыпной: земли ученые всюду видели
-серовато-зеленые кустики наппы. Здесь, в жалких до-
мишках, построенных из обломков древних сооружений,
жили индейцы племени квичуа, потомки инков. Древними
мотыгами они вскапывали свои террасы и пасли на горных
склонах неприхотливых лам. Своих гостей, ученых, они
угощали вареной и жареной паппюй и драгоценным чуньо,
приготовленным по тому же способу, какой описал в своем
дневнике Педро-Сьеза де-Леон.
«Кто заслуживает большей славы, большего почета,—
спрашивали себя ученые: — Пизарро, открывший Перу,
чтобы уничтожить великую цивилизацию инков, или этот
скромный юноша, открывший европейцам паппу?»
ПРИКЛЮ НЕНИЯ ДВУХ КАРТОФЕЛИН
Если бы Андерсен знал об удивительных приключе-
ниях этих двух картофелин, ‘он, конечно, написал бы о
них прекрасную сказку,.
Прадедов этих двух картофелин испанские моряки по-
грузили на свою каравеллу у берегов Перу и увезли к себе
на родину. Андерсен рассказал бы, конечно, какие страш-
ные бури увидели клубни картофеля по пути в Испанию,
как бушевал ветер и волны старались доплеснуть до неба,
как душно было в темном трюме, как эти клубни едва
спаслись от гибели, когда пиратское судно брало каравел-
лу на абордаж. Но прадеды двух знаменитых картофелин
уцелели во всех невзгодах и наконец благополучно прибы-
ли в Старый Свет.
Им понравилось путешествовать. Каким-то образом они
ухитрились из Испании попасть в Италию, в древний го-
род Рим. Это случилось в 1585 году. Садовник самого
«святейшего лапы» посадил отважных путешественников в
землю, они пустили корни, и странствиям их пришел ко-
нец. Тут Андерсен описал бы все чудеса Ватикана, кар-
тинные галлереи, вечные произведения итальянских масте-
ров, которых он так любил. Он рассказал бы, как «святей-
ший папа» выходил на прогулку в свой сад и рассматри-
вал диковинное растение с красивыми фиолетовыми цве-
тами; как чудесные клубни принесли первое потомство —
и на свет появились деды двух знаменитых картофелин.
Прошел еще год — и родились их отцы. Наконец садовник
«святейшего папы» вырыл из земли и наших героев.
2 Земляное яблоко	v'"'	?	IT
Рисунок картофеля в красках,
полученный Делеклюзом от Фи-
липпа де-Сиври в 1588 году. Это
было первое в Европе изображе-
ние картофеля.
Джон Джерард с цветами карто-
феля в руке. Этот портрет поме-
щен в «Травнике» Джона Дже-
рарда, вышедшем в 1597 году.
Какие это были крепкие клуб-
ни, какая дружная семья!'
Темнокрасные, один в один!
"Это было отважное поколение;
вероятно, от своих прадедов
братья унаследовали страсть к
путешествиям. Как раз в это
время папское посольство
отправлялось из Рима в Бель-
гию, и наши храбрецы отпра-
вились в путь вместе с папски-
ми послами. Один из послов
преподнес заморскую диковин-
ку префекту города Монс
Филиппу де-Сиври. Тут бра-
тьям-картофелинам пришлось,
разлучиться. Часть получен-
ных клубней Филипп де-Сиври
' посадил, у себя в саду, а
две картофелины — знамени-
тые две картофелины — он
послал в Вену, в подарок,
ученому Шарлю Делеклюзу,.
смотрителю королевских бота-
нических садов. Шарль Деле-
клюз заботливо встретил двух
братьев. Он высадил эти две
картофелины, и они пустили
корни на австрийской земле.
К осени у Шарля Делеклюза
в саду, за особой оградой,
стояли . два скромных куста.
Они совсем не загордились и
вовсе не хвастали своим
знатным происхождением и
удивительными приключения-
ми своих отцов и дедов. На
них распустились маленькие
цветочки. Из пазух верхних
листьев выглянули завитки с
бутонами. Потом бутоны рас-
крылись, из чашечек выдвину-
лись фиолетовые венчики, и в
каждом венчике — по пять
.18
келтых пылышков. Шарль
Целеклюз день за днем, час
за часом разглядывал, как
разворачиваются эти цвето-
чки. Среди пыльников по-
явились завязи — тонкий
зеленый столбик высунул
рыльце между желтыми
гыльниками каждого цветка.
Ученый видел, как рас-
грескались пыльники. Он
знал, что пыльца лопала
уже на рыльце завязей. И
правда, завязи начали на-
бухать; потом фиолетовые
венчики увяли и опали
вместе с высохшими пыль-
никами. Завязь все больше и
больше выступала из чашеч-
ки каждого цветка. Вот уже
эти завязи превратились в
маленькие зеленые ягоды.
Делеклюзу удобно было
следить за развитием цветов,
потому что опадали они не
сразу; одновременно он мог
наблюдать на своих двух
кустах и бутоны, и совсем
развернувшиеся цветочки, и
ягоды. По мере того как
ягоды созревали, они начи-
нали бледнеть. Ученый по-
нюхал их — они очень
приятно пахли. Когда ягоды
созрели, Делеклюз нашел в
них небольшие светло-
желтые семена.
Теперь кусты не росли
уже больше. Нижние листья
начали желтеть и отмирать.
За нижними пожелтели
средние, а затем и верхние.
Некрасивыми, жалкими ста-
ци два чудесных куста. Де-
2*
Вирджинский опенаук совсем
не похож на картофель.
Клубни опенаука действительно
напоминают ожерелье.
19
лекдюз вырыл их бережно и нашел под ними здоровые
круглые клубни.
К этому времени дали потомство и братья наших ге-
роев — там, в Бельгии. И префект города Монс Филипп де-
Сиври прислал Шарлю Делеклюзу новый подарок — пре-
красно выполненный рисунок картофеля, с темнокрасными
клубнями и фиолетовыми цветами. Это было первое изо-
бражение паппы, сделанное в Европе. Шарль Делеклюз
аккуратным почерком надписал на рисунке: «Тартуфли от
Филиппа де-Сиври, получены в Вене 26 января 1588 года.
Перуанская паппа Педро-Сьеза».
Но на этом не кончилась еще история наших двух
картофелин.
Она еще только начиналась, потому что у наших героев’
было большое потомство, все — завзятые путешественники.
Каким-то образом несколько клубней переплыли Ла-Манш
и попали в Англию, в руки ботаника Джона Джерарда.
Англичанин очень обрадовался незнакомцам. Как раз
незадолго перед этим он прочитал книжку Томаса Хэрио-
та «Отчет о новооткрытой стране Вирджинии». В этой
книжке, рассказывалось, как несколько лет назад знамени-
тый мореплаватель Уолтер Ралэй основал колонию в Се-
верной Америке, в той части ее, которая когда-то называ-
лась Норембега и которой в честь английской королевы он
дал имя Вирджиния.
Тут, на острове Ранок, были оставлены первые поселен-
цы. Колония просуществовала недолго: англичанам жизнь
на острове показалась трудной, и год спустя, когда к этим
берегам подошел корабль, колонисты поспешили покинуть
неприветливый край. i
Одним из членов этой злополучной колонии был Томас
Хэриот. Он с сожалением расстался с новой страной, с ее
могучими лесами и реками. Возвратившись на родину, он
написал подробный отчет о жизни в Вирджинии. Он обра-
щался к искателям приключений, желающим обосноваться
в новой колонии, и знакомил их. с условиями, которые
ждут там поселенцев. В своем отчете Томас Хэриот рас-
сказал о замечательном растении, которым питались
первые колонисты на острове Ранок:
«Клубни его — особый род корней крупной формы,
иные — величиной с орех^ другие—много крупнее; их на-
ходят ;во влажной и болотистой почве, причем растут они
по многу клубней вместе, один за другим, словно нанизан-
ные на .шнурок; в. вареном виде это отличное кушанье».
20
Растение, именем которого
по ошибке назвали карто-
фель, — «сладкий батат»,
или «ипомеа бататас». Его
впервые нашел Колумб
в 1492 году.
Джон Джерард был ботани-
ком, и, конечно, его очень за-
интересовал этот рассказ. Когда
в его руки попали первые клуб-
ни картофеля, он-воскликнул:
— Так вот они какие, эти
вирджинские клубни!
Тут он ошибся. Товарищи
Гомаса Хэриота действительно
привезли из Вирджинии диковин-
ные клубни и высадили их у
себя на родине, в Ирландии. Но
это был не картофель — карто-
фель плохо растет' в сырых
местах, и клубни его никак не
походят на ожерелье. Это был
:<опенаук», растение из семейства
эобовых, ничего общего не имею-
щее с картофелем. Индейцы
Вирджинии .употребляли в пищу
эго крахмалистые- клубни; на
тзыке индейского племени, алгон-
кинов «о» значит «эти», «пена-
ук» значит «клубни».
Перуанская паппа совсем не' похожа на вирджинский
шенаук. ,Но английский ботаник Джон Джерард никогда не
видал еще ни опенаука, ни панны. И он решил, что Томас
Хэриот в своем отчете рассказывал именно о картофеле..
Джон Джерард бережно вырастил картофельные кусты и
внимательно наблюдал за тем, как развивается новое для
него растение. В своем «Травнике», который был издан в
1597 году, он поместил прекрасный рисунок картофеля.
Английский- ученый придавал этому растению большое зна-
чение и очень гордился тем, что первый дал научное опи-
сание его. Он даже попросил художника, который рисовал
для «Травника» его портрет, чтобы тот изобразил его с (цве-
тущим побегом картофеля в руке. Но в своем Описании
Джон Джерард допустил ужасную ошибку: он назвал кар-
тофель «вирджинским бататом».
«Этот батат,—говорил он,—-рос в диком состоянии в
Америке, где и был открыт; после чего я получил его клуб-
ни из. Вирджинии, иначе именуемой Норембега; и эти
клубни-растут и процветают-в коем саду, жак.у себя’на
родине. Индейцы называют его «паппой».-
21
Так Джон Джерард,
ученый, давший первое
научное описание картофе-
ля, спутал три разных
растения: картофель, опена-
ук и батат.
Описание и рисунок
картофеля были верны, не-
правильным было только
наименование «вирджинс-
кий батат» и сообщение о
том, что родина этого рас-
тения —Вирджиния. Только
через сто двадцать лет после
выхода «Травника» попал в
Вирджинию настоящий кар-
тофель.
И хотя картофель от-
носится к семейству пасле-
новых, опенаук — к семейст-
ву бобовых, а батат — к
вьюнковым, триста лет
держалась в науке ошибка,
допущенная Джоном Джерардом. Триста лет вслед за
Джоном Джерардом ученые повторяли, что картофель при-
везен в Европу из Вирджинии. Одни приписывали честь
введения картофеля в Отаром Свете сэру Фрэнсису Дрэку,
другие — сэру Уолтеру Ралэю. В одном солидном исследо-
вании о картофеле говорилось следующее:
«Знаменитому английскому адмиралу Фрэнсису Дрэку
обязаны мы введением картофеля в Европе. Возвратившись
из Вирджинии в 1586 году, он привез с собой оттуда кар-
тофель. Желая привить его в Англии, он дал ‘ его клубни
своему садовнику и велел ему посадить драгоценный овощ
в своем саду. Когда ягоды картофеля созрели, садовник
попробовал их и отшвырнул с отвращением. Он принес не-
сколько этих ягод адмиралу и спросил с насмешкой:
— Так это ваш хваленый американский овощ?
Адмирал отвечал с напускной серьезностью:
— Ну что ж, если ты думаешь, что это растение ниче-
го не стоит, вырви его с корнями, чтобы оно не портило
сад.
Садовник сделал так, как' ему было приказано; но, к
великому своему удивлению, под каждым кустом он нашел
22
Адмирал Фрэнсис Дрэк. '(Старин-
ная гравюра.)
большое количество клуб-
ней такого же вида, как
те, что он зарыл в землю
предыдущей весной».
А в другом, не менее
серьезном научном труде
такая же точно история
рассказывалась о сэре
Уолтере Ралэе:
«Solanum tuberosum,
обыкновенный картофель
наших полей и огородов,
впервые введен был сэром
Уолтером Ралэй, который
привез его клубни из
Вирджинии и велел поса-
дить их в своем саду в
Юхэле, в Ирландии. -Ко-
гда растения достигли зре-
лости, старый садовник
сэра Уолтера собрал часть
плодов картофеля и по-
пробовал их. Возмущен-
ный, забыв всякие приличия, он вбежал в комнату, где за-
нимался его хозяин, и воскликнул:	л
— Если это — ваши прекрасные заморские овощи, я не
стал'Ты тратить на них место в саду,:—нет, ни за что!
— Хорошо, — отвечал сэр Уолтер, — если они так пло-
хи, как ты говоришь, вырой их немедля; но если ты най-
дешь у них интересные корни, принеси их мне.
Нечего и говорить, что корни оказались в высшей сте-
пени любопытными и достойными внимания».
Триста лет спорили ученые о том, кто же, в самом деле,
привез картофель в Европу. И не одних только ученых
волновал этот вопрос. Человечество всегда было благодарно
людям, которые сделали богаче, и легче, и радостней его
жизнь. Человечество забывало имена королей, но оно бе-
режно хранило в памяти имена тех, кто подарил ему свои
изобретения и открытия. Кому же принести благодарность
за клубни картофеля? Никто не мог твердо ответить на
этот вопрос. Оставалось верить легенде. /
В Германии, в Баденском округе, есть маленький горо-
док Оффенбург. Едва ли наберется в нем двадцать тысяч
жителей. Единственная достопримечательность ' Оффенбур-
23

ОТМЕК ММТ
Это рисунок из старинной книги.
Тут изображено, как под наблюде-
нием сэра Уолтера Ралэя произво-
дится первая посадка картофеля в
Ирландии. В действительности .Уол-
тер Ралэй привез в Европу из Вир-
гинии другой корнеплод — опенаук.
га — памятник, .который
стоит на рыночной пло-
щади. На высоком пьеде-
стале — воин с гордо вски-
нутой головой, в старин-
ной одежде. В руке он.
держит куст картофеля,
и пьедестал опоясан фри-
зом из картофельных
клубней. На передней
стороне пьедестала, 'обра-
щенной к рынку, надпись:
«Сэр Фрэнсис Дрэк,.
распространивший карто-
фель в Европе в 1586 го-
ду. Вечная слава кор-
мильцу миллионов лю-
дей, населяющих земной
шар!»
Турист, которого слу-
чай занесет в этот глу-
хой городок, с удивлени-
ем спросит первого встреч-
ного, почему цз' всех
городов мира именно Оф;
фенбург украсил свою;
рыночную площадь’ по-
добным монументом. Ве-
роятно, здесь разведение
картофеля — главное за-
нятие населения? Мест-
ный доктор или лавоч-
ник, к которому обратится с этим вопросом турист, охотно
расскажет историю этой единственной достопримечатель-
ности Оффенбурга:
— Нет, картофеля не так уж много разводят в этом краю.,,
только для личного потребления, не для продажи. Памят-
ником город обогатился случайно. Скульптор Андреас-
Фридрих был известным мастером, учеником великого Тор-
вальдсена. Он жил в Страсбурге — так и на пьедестале,
написано—и имел хорошие заказы. Но эти художники, са-'
ми знаете,' всегда немножко чудаки. Андреас Фридрих сде-
лал этот памятйик без всякого заказа, а потом срал прода-
вать свою -работу. Он думал, что Страсбург купит ее. Но,
24
Памятник сэру Фрэнсису Дрэку в городе Оффенбурге,
в Германии.
родной его город отказался купить этот памятник. Почему
вдруг Фрэнсис Дрэк, англичанин? Гутенберг там или Мар-
тин Лютер, это было б другое дело. Нет, Страсбургу Фрэн-
сис Дрэк был не нужен. Что оставалось делать бедняге? Он
стал предлагать свой памятник другим городам, поменьше.
Разумеется, чем меньше был город, тем ниже была и цена.
Но никто не хотел покупать его. Никому не был нужен анг-
лийский мореплаватель Фрэнсис Дрэк. Так от Страсбурга
скульптор спустился до Оффенбурга, — совсем как по лест-
нице. И цена, разумеется, и цена — совсем как по лестни-
це. Но тут городские советники прикинули и решили, что
за такую безделку грех не купить памятник. Только
Андреас Фридрих поставил одно маленькое условие: чтобы
памятник обращен был спиной it Страсбургу. Так он и
стоит, майн герр, — Страсбург ведь в той стороне...
Вот как случилось, что в маленьком Оффенбурге по-
явился памятник Фрэнсису Дрэку. Скульптор Андреас
Фридрих введен был в заблуждение легендами, которые на
разные лады повторяли в своих трудах ученые ботаники.
Так до сих пор и неизвестно, кому нужно поставить па-
мятник, кто в действительности был «распространителем
картофеля в Европе». Записки путешественников расска-
зывают нам, что покорители Перу ели паппу; мы знаем
даже о том, что испанские хозяйки, попавшие в стр'ану ин-
ков, по достоинству оценили «белое чуньо» и пекли из
картофельной муки с миндалем и сахаром замечательное
рассыпчатое печенье. Но все, что известно нам о первом
появлении паппы в Старом Свете, — это приключения двух
знаменитых картофелин.
И очень жаль, что Андерсен не знал их истории: он не-
пременно написал бы о них прекрасную сказку. В этой
сказке было бы больше правды, чем в баснях ученых о
сэре Фрэнсисе Дрэке, сэре Уолтере Ралэе и двух бестол-
ковых садовниках.
ПЯТНАДЦАТЬ ГЕКТАРОВ «ПЕСКОВ»
Когда началась семилетняя война, молодой француз
Антуан Пармантье пошел на фронт санитаром. Он был ап-
текарем по специальности, и ему нашлось много дела в
армии: жестокая эпидемия тифа косица французских сол-
дат куда быстрее, чем немецкие дули. Антуан Пармантье
спокойно делал свое дело под огнем неприятельских пу-
шек: он таскал в полевой лазарет раненых и больных,
56
когда на носилках, когда и просто на плечах. Потом снова
бросался в огонь.
Тут и захватили его в плен прусские гусары.
— Раздевайся! — кричали они молодому французу.
Пармантье не понимал по-немецки.
— Я санитар, санитар! — повторял он, указывая на
свою походную аптечку.
Сильная рука вырвала у него сумку; в ту же минуту
кто-то из гусар рывком расстегнул его мундир. Юноша не
успел оглянуться, как остался в одном белье; гусары уже
примеряли его сапоги, с торжеством вытаскивали цз кар-
манов его брюк серебряные франки. Пармантье рассмеялся.
— Ну, — сказал он, — никогда не видал я лакеев про-
ворней, чем прусские гусары!
К вечеру он сидел уже в крепости, с кандалами на ру-
ках. Дверь открылась, и тюремщик поставил перед ним
миску со странным угощением: в миске были серые, зем-
листого цвета клубни, покрытые шершавой кожурой.
«Это картофель, — догадался Пармантье. Он слыхал, что
этими клубнями пруссаки кормят скотину и пленных.
Пармантье понюхал дымящуюся миску. В камере было
сыро и холодно. Он стал греть над картофелем озябшие
руки. Запах показался ему аппетитным; он разломил
одну картофелину, и белая крупичатая мякоть обожгла
ему пальцы.
«Говорят, человек, поевший картофеля, может заболеть
проказой, — подумал Пармантье. — Однако едят же его ир-
ландцы!»
Он взял на язык маленький белый комочек, потом ре-
шительно набил рот горячей картошкой.
На другой день он попросил у тюремщика соли — и ку-
шанье показалось ему еще вкусней. Три раза в день кор-
мили пленного санитара картошкой; за целый месяц он не
съел ни куска хлеба. Картошка и вода — вот все, чем кор-
мили его пруссаки.
Пленный с удивлением щупал свои бока, разглядывал
руки: он совсем не похудел за этот месяц. Значит, она пи-
тательна, эта тюремная снедь!
Так познакомился с картошкой человек, который всю
свою жизнь отдал упорной, вдохновенной борьбе за рас-
пространение этой новой культуры во Франции.
Шесть л&г провел Пармантье в Германии. И вот нако-
нец он получил свободу и мог возвратиться домой.
Медленно, то и дело увязая в грязи, тащилась почтовая
27
карета по проселкам французского королевства. В каждой
деревне выскакивал из кареты сухощавый подвижной че-
ловек с тонкими чертами лица; с виду он похож был на
аристократа, и крестьяне встречали его' недоверчивыми
взглядами. Кучер едва успевал распрячь, лошадей, как все
уже знали, что приезжий возвращается из долгого плена.
Он был приветлив со всеми и так участливо расспрашивал
одетых в рубища крестьян об их жизни, хозяйстве, об уро-
жае, что очень скоро вокруг него собиралась толпа. Долго
провожали крестьяне глазами почтовую карету.
И после каждой такой остановки грустнее становился
Пармантье. Он видел людей, которые с детства ни разу не
были сыты; он пробовал их хлеб — страшные черные комья,
месиво из гороха, .овса, дубовых желудей или древесной ко-
ры; примесей в этом хлебе было больше, чем муки. Он про-
езжал мимо огромных пустырей, давно заброшенных, пото-
му что землепашцам нечего было сеять; мимо селений, в
которых вымерли с голоду почти все жители. Он видел,
как на этих пустырях «пасутся» люди, выкапывают съедоб-
ные, коренья и травы и тут же съедают, едва отряхнув С
них землю. Эти страшные картины навсегда врезались в
память Антуана Пармантье. Он чувствовал на себе моля-
щие взгляды миллионов запавших голодных глаз. Как на-
кормить всех голодающих Франции — восемнадцать мил-
лионов из двадцати пяти, населяющих королевство?
Об этом думали лучшие умы французского народа. Они
вглядывались в глубину веков, стараясь найти примеры
государств с совершенным социальным строем; одни при-
зывали взять за образец государство древних инков, дру-
гие восхваляли Спарту. Говорили о том, что нужно отнять
землю - у дворян и разделить ее поровну между всеми
гражданами; говорили, что во Франции неизбежна и необ-
ходима революция.
Пармантье не был цолитическим деятелем, цо все свои
силы и знания он готов был отдать народу. Шесть лет,
проведенные в цлену, не прошли для него даром: все эти
годы он работал в аптеке известного немецкого химика и
вернулся на родину зрелым ученым.
«Как накормить вымирающих с голоду французских
крестьян?» Об этом думал Пармантье непрестанно: и тогда,
-когда обходил больцых и увечных ветеранов в Королев-
ском доме инвалидов, и тогда, когда оставался один в
своей лаборатории среди пробирок, микроскопов ’и‘ книг.
Он искал у науки ответа на этот вопрос. Ему недостаточно
28
'Антуан. Пармантье.
было одной химии, он изучил ботанику и принялся за
кропотливое исследование дикорастущих растений Фран-
ции, пригодных в пищу.
В Доме инвалидов с ним жила сестра, его верный по-
мощник. Она безропотно варила ему странные супы из кор-
ней асфоделей, колокольчиков, ненюфар и трилистника.
Допоздна просиживал он в лаборатории, извлекая крахмал
из корней ириса, лютика, арума, шпажника. Глубокой
ночью, когда давно спал и Дом инвалидов, и весь Париж,
и вся голодная, нищая Франция, он стучался к сестре.
— Вот, — говорил он, — тут его немного, но мы приба-
вим к этому крахмалу немножко муки.
Сестра видела его умоляющий взгляд и виноватую
улыбку и тут же, ночью, выпекала маленький хлебец из
этого драгоценного крахмала. Пармантье, волнуясь, пробо-
вал хлеб из ириса или лютика.
— Все-таки это больше походит на человеческую пищу,
чем корни, которые выкапывают из земли наши крестья-
не,— говорил он сестре.
В саду Дома инвалидов Пармантье посадил картофель.
Он собрал подробные сведения, о том, как возделывают его
в Шотландии, Саксонии, Пруссии, Эльзасе. Уже появились
горячие сторонники картофеля и во Франции. Пармантье
вел оживленную переписку с Бланшэ, которого он прозвал
«апостолом картофеля в Бретани».
Сегодня он получает письмо от секретаря Экономиче-
ского общества в Берне о том, что из картофеля можно
гнать спирт; вместе с письмом почтарь приносит две буты-
лочки такого спирта — на пробу. Завтра приходит весть из
Эльзаса. Какая-то хозяйка приготовила запас на зиму: она
сварила картофель, нарезала его ломтиками, высушила и
сложила в ящик. Случилось так, что про ящик забыли, и
он простоял тридцать лет в сухом сарае. Через тридцать
лет хозяйка наткнулась на этот ящик. Она сварила суп из
этой «картофельной крупы», и все ели его с удовольст-
вием! Друзья прислали Пармантье посылку с этой кру-
пой.
Каких только опытов не делал Пармантье в надежде
найти замену хлебу! Однажды он извлек крахмал из кор-
ней дикорастущих растений и смешал его наполовину с ва-
реным картофелем. Из этбго теста он испек бисквит. Один
инвалид «с хорошим аппетитом» согласился питаться толь-
ко этими бисквитами в течение двух суток. Пармантье
вел точную запись эксперимента. Шесть унций бисквита
зо
В некоторых районах Франции крестьяне уже начинали разводить
картофель, хотя священники называли клубни «чортовыми яблоками»
и запрещали их есть. Раньше, чем в других французских провинциях,
привился картофель в Эльзасе.
сварено в воде с солью и маслом; половину этой похлебки
солдат съел в обед, остальное — на ужин. На второй день —
снова похлебка из шести унций, в два приема. На третий
день Пармантье в обеденное время поспешил к своему ин-
валиду. Нет, он не голоден! Совершенно сыт, даже обедать
не-хочется! Пармантье был в восторге. Но кто-то сказал
ему, что инвалида видели в соседнем кабачке, — старому
солдату трудно было обойтись без спиртного.
«Нет, — решил Пармантье, — это никуда не годится.
Нужно проверить опыт на самом себе».
Он старательно записал в свой дневник:
«Первый день. Пообедал, как обычно; не ужинал.
Второй день. В 12 часов съел похлебку из 3 унций бис-
квита. Много работал. В 8 часов — еще 3 унции, хотя не
•был голоден. Выпил два стакана воды, работал до полу-
ночи в лаборатории. Спал крепко.
Третий день. Не испытывал голода и ничего не ел до
обеда».
Чем дальше, тем тверже убеждался Пармантье, что ни
одно растение не обладает такими питательными качества-
ми, как картофель.
В 1771 году Академия наук в городе Безансоне объ!яви-
ла конкурс на лучшую работу «о средствах пропитания,
которые могут облегчить страшные последствия неуро-
жаев».
У Пармантье давно уже был подготовлен материал для
такой работы; он представил на конкурс обширный «Ме-
муар о питательных растениях».
«Прежде чем судить о ценности предлагаемых мною
•средств, — писал Пармантье во введении, — я хотел бы, что-
бы вы перенеслись в кантоны наших провинций, наиболее
отдаленные от больших городов, в среду людей, согбенных
под гнетом тягчайшего труда, чтобы увидеть и попробовать
хлеб, которым они питаются; вы убедитесь, что даже во
времена изобилия они прибавляют к нему горох, фасоль,
вику и овес; они счастливы еще, если имеют и эту тяже-
лую и дурную пищу. А что говорить о годах неурожаев и
голода!»
Подробно рассказал Пармантье о том, какие питатель-
ные вещества содержатся в листьях, стеблях и корнях
растений, какую роль играет крахмал в питании человека.
Он привел списки дикорастущих растений Франции, кото-
рые годятся в пищу; он объяснил, как следует приготовлять
их, какие можно потреблять целиком, из каких нужно из-
32
влекать крахмал. Он рассказывал о всех своих опытах и
наблюдениях. Но первое место среди всех съедобных расте-
ний он отвел картофелю.
«Среди бесчисленного множества растений, которые по-
крывают поверхность суши и водную поверхность земного
шара, нет, быть может, ни одного, которое с бблыпим пра-
вом заслуживало бы внимания добрых граждан, чем карто-
фель» — так говорил Пармантье.
Семь авторов ответили на вопрос, поставленный Акаде-
мией, и все семеро настаивали на необходимости широкого
распространения картофеля. Но научнее и доказательней
всех была работа Пармантье, ему присуждена была премия.
Величайшие умы Франции приветствовали скромного ап-
текаря.
«Вы оказали Франции великую услугу, — писал ему
Вольтер, — доказав, что картофель может в три и в четы-
ре раза умножить средства, необходимые для питания ее
многочисленного населения. Молва прославляет знамени-
тых разбойников, которые разоряют мир, и дает им имя ге-
роев. Верьте мне, сударь, ваша слава превыше славы
всех этих опустошителей и изуверов. В гораздо большей
степени, чем они, вы достойны преклонения народов. Их
слава кровавая, она окружена руинами; ваша слава чиста
и заслуживает восторженных' приветствий от всех, кто
любит человечество».
Но Антуан Пармантье меньше всего думал о славе. Он
думал только о том, как накормить голодающих, как до-
биться широкого распространения картофеля. Ему нужно
было не преклонение и не восторженные похвалы, а гекта-
ры земли, на которой можно было бы поставить опыты по
выращиванию картофеля. Уголок сада при Королевском
доме инвалидов давал ему материал для химических ана-
лизов,, не больше.
Пармантье обратился к различным благотворительным
обществам с просьбой предоставить участки земли для
опытов по разведению картофеля. Благотворительные обще-
ства считали, что картофель — праздная затея, они отка-
зались помочь Пармантье.
Тогда он обратился к министру. Министр ответил, что у
него достаточно дела и без картофеля. Газеты потешались
над «вздорными фантазиями» аптекаря Дома инвалидов.
Но Пармантье не складывал оружия. Он бомбардиро-
вал ученые общества, академии и журналы подробными,
обстоятельными статьями о культуре картофеля. Он решил
3 Земляное яблоко	33
Когда картофель на
«Песках» зацвел, Пар-
мантье преподнес букет
его цветов королю Лю-
довику XVL
Крупнейшие ученые
приглашены были на
торжественный обед к
Пармантье.
поставить на карту все свое имущество и обратился к ко-
ролю с просьбой сдать ему в аренду бесплодный пустырь
в окрестностях Парижа, «Пески». Здерь когда-то муштро-
вали солдат королевской гвардии, ни для какой культуры
не была пригодна эта песчаная равнина. Людовик XVI дал
свое королевское согласие; Пармантье получил для своих
опытов пятьдесят четыре морга земли. Он вспахал «Пески»
и засадил их картофелем.
Весь Париж потешался над «сумасшедшим», который
вздумал возделывать бесплодный пустырь. Знатные пари-
жане в раззолоченных каретах приезжали сюда, чтобы по-
смотреть на чудака и его картофельное поле. Праздные зе-
ваки не давали покоя Пармантье; с серьезным видом
расспрашивали они его о том, как подвигается работа, по-
том отворачивались, покатываясь со смеху. Стоило прове-
сти борозду, как ее затаптывала толпа любопытных.
Пармантье отправился во дворец.
— Сир! — сказал он королю. — На родине картофеля, в
Перу, был когда-то обычай — на празднике сева сам вели-
кий Инка выходил в поле с золотым плугом и перед всем
народом проводил первую борозду, чтобы показать, что
труд земледельца — святой, возвышенный труд. Покажите
пример своим подданным! Тогда сразу прекратятся насмеш-
ки, культуре картофеля будет обеспечен успех!
Молодой король только посмеялся над выдумкой Пар-
мантье.
34
Но в конце концов «Пески» были засеяны и покрылись
ровными рядами картофельных кустов. К концу августа
кусты картофеля зацвели на всех пятидесяти четырех
моргах «Песков». Пармантье нарезал большой букет цве-
тов картофеля и поспешил с ним в Версаль.
— Сир! — сказал он. — Позвольте поднести вам этот
букет. Я позволю сказать себе, что лучшего букета вы ни-
когда не получали. Картофель — это хлеб бедняков; где есть
картофель, не может быть голода. Клочок сада, засеянный
картофелем, может в неурожайный год спасти от смерти
целую семью. Вы как монарх должны заботиться о счастье
своих подданных. Новая культура всегда встречает сопро-
тивление, упрямое и слепое. Помогите, сир, рассеять пр*ед-
рассудки, которые препятствуют распространению этого
драгоценного растения.
На этот раз Людовик XVI послушался Пармантье: 25 ав-
густа, в день своих именин, он показался народу в церкви
с цветами картофеля в бутоньерке; королева Мария-Антуа-
нетта украсила цветком картофеля свою прическу; было
отдано распоряжение, чтобы ежедневно к королевскому
столу подавалась картошка. Вся придворная знать после-
довала примеру короля: каждый спешил украсить свою
бутоньерку цветами заморского растения. Немногие огород-
ники, возделывавшие картофель в окрестностях Версаля,
продавали веточку цветов картофеля не дешевле десяти зо-
лотых. И все же цветов нехватало для всех желающих:
мгновенно появились искусственные «букеты р «Песков».
А на «Песках» вокруг картофельного поля пришлось
поставить стражу, иначе там не осталось бы ни листочка.
Как-то ночью оборванный деревенский мальчуган про-
бился в Дом инвалидов к Пармантье и, с трудом переводя
дух, рассказал ему, что сторожа ушли, а какие-то люди
рвут цветы.
— Ты это верно знаешь?
— Чорт возьми! Я ведь-' оттуда! Бегите скорей! — от-
ветил мальчуган.
Эта забота деревенского мальчика была лучшей награ-
дой Пармантье.
— Вот если бы так волновалось за картофель все сель-'
ское население Франции, я бы считал, что мое дело сде-
лано,— сказал Пармантье.
Когда настало время выкапывать клубни, толпы народа
с изумлением смотрели, как велик урожай. Пармантье
устроил торжественный обед, на который приглашены были
3*	.35
крупнейшие ученые. По правую руку от Пармантье сидел
Лавуазье, по левую — Франклин.
— Из всех даров, какие Новый Свет принес Старому,
самый драгоценный — это картофель! — такими словами от-
крыл Пармантье этот обед.
Изысканные блюда и напитки поданы были к столу, и
все было сделано из картошки: бульон и пюре; индюшки
и гуси, фаршированные картошкой; картофельные котлеты
и клецки; жаркое с жареной картошкой; различные виды
овощных рагу и паштетов; салаты под всевозможными соу-
сами; картофельный сыр, приготовленный несколькими спо-
собами; катил из картофельных круп и саго; напитки
вроде кофе и спиртные напитки; десятки сортов хлеба —
из чистой картофельной муки, из пшеничной муки с при-
месью картофеля; кисели, пирожные и торты, галеты и бис-
квиты. Шедевром было блюдо, изобретенное верной помощ-
ницей хозяина, его сестрой. Это был крем из картофельного
крахмала, миндаля, сахара, желтков и апельсинового масла.
А посреди стола в сверкающей хрустальной вазе лежали
пирамидой отборные гладкие клубни.
Для Пармантье это был не только праздник — это был
случай еще раз воззвать к человеческому разуму, найти
новых помощников в борьбе за культуру картофеля. Он
знал, что гости его — владельцы земель, сеньоры, от кото-
рых зависит счастье многих тысяч крестьянских семей. Он
обратился к ним с горячим призывом:
— Эти клубни, в том виде, в каком их дает нам приро-
да, могут насытить бедняка в зимнее время, могут дать ему
полезную и дешевую пищу. Всеми действенными мерами,
кроме принуждения, приучайте к этому растению ваших
крестьян; прикажите, чтобы картофель подавался, к ваше-
му столу; обращайтесь с ним, как с блюдом, драгоценным
для здоровья и для хозяйства; выберите для посадки его
наиболее открытое для обозрения место; намеренно запре-
тите туда вход, сделайте праздником сбор урожая, чтобы
каадый мог стать свидетелем его плодородия. Так, с по-
мощью небольших хитростей, без труда и без принуждения
можно внушить людям любопытство и стремление сде-
лать то, что должны они делать в своих собственных ин-
тересах.
Теперь Пармантье не называли уже чудаком, но до по-
беды было еще далеко. Медленно, слишком медленно про-
никал картофель в глубину французских провинций. Что
мешало продвижению новой культуры?,.
за.
Ночью стража покидала	Многие ученые встреча-
поле, и народ воровал	ли работы Пармантье
запретные клубни, что-	злобной критикой,
бы посадить картофель
на своих огородах.
«Косность, — отвечал себе Пармантье.—Суеверный страх
перед новым, привычка жить так, как жили отцы и деды».
Когда он думал об этом, его охватывала ярость, мягкое,
доброе лицо становилось жестким, черты заострялись. Как
мог, Пармантье боролся с этим безликим врагом. Часто в
каком-нибудь глухом кантоне, сговорившись с владельцем
земли, Пармантье возделывал участок, сажал картофель и
предоставлял крестьянам уборку урожая. Через несколько
лет он навещал это место. Он готов был плясать, когда,
подъезжая к знакомой деревне, видел тускло-зеленые
квадраты картофельных полей. Вокруг своих участков в
окрестностях Парижа Пармантье держал вооруженную
охрану. Глашатаи выкликали на площадях, что всякий,
кто осмелится красть картофель с этих участков, понесет
строжайшее наказание. На ночь, по приказу Пармантье,
стража уходила, а строгий хозяин крадучись обходил свои
владения, чтобы не спугнуть окрестных крестьян, воровав-
ших запретные клубни. Счастливая лукавая улыбка не
сходила с его лица.
Но дело было не в одной только косности. Один пло-
хой урожай картофеля — и на долгие годы приостанавли-
валось внедрение новой культуры. Наука должна была
обеспечить высокие урожаи. Для этого нужно было отыс-
кать наилучшие сорта картофеля для различных районов
Франции — для Бретани и Пикардии, для Лимузена и
Перигора, для разных почв, для различных климатических
37.
условий. Пармантье собрал самую полную по тому време-
ни коллекцию картофеля — шестьдесят сортов. Для него
не было большего удовольствия, как показывать эти сокро-
вища и объяснять ~Их качества и свойства:
— Вот «крупный белый» с красными пятнами, самый
стойкий и’ урожайный сорт. Этот сорт незаменим для корм-
ления скота, для выпечки хлеба и извлечения муки. Он
совсем недавнего происхождения: англичанин Говард в
1765 году узнал, что кто-то привез из Америки новый сорт;
он выпросил шесть картофелин и посадил их, нарезав кус-
ками, у себя в саду в Бедфордшире. Вот сходный с ним
«белый ирландский». А этот, желтоватый, круглый, приплюс-
нутый, — он прислан из Нью-Йорка, — крахмалистый, очень
нежный на вкус. Это ранний сорт—«чесночная шкурка»;
его называют кое-где «бычий язык». Я дам вам еще клубней
вот этой «белой китайки», хотя она мало продуктивна. Это,
конечно, большой недостаток, но я все же очень прошу
выращивать ее вперемежку с другими видами, чтобы путем
опыления и высева семенами получены были разновидно-
сти, соединяющие изобильность с отличным вкусом этой
маленькой «белой китайки»; тогда не останется желать от
картофеля ничего лучшего.
Но, кроме отбора и выведения новых сортов, нужно было
разработать методы посадки картофеля и ухода за ним,
испробовать различные виды удобрений на разных почвах,
найти способы борьбы с болезнями картофеля. Работа под-
сказывала все новые и новые темы. Неужели нельзя найти
способ сохранять картофель во всей его свежести от одно-
го урожая до другого? Неужели нельзя добиться, чтобы
земля производила эти клубни в любую пору года? А
нельзя ли сажать картофель между кустами на виноград-
никах? И на кукурузных полях, и среди гряд капусты?
Пармантье понимал, что никакие призывы, никакая про-
паганда не продвинут картофеля так, как глубокое изуче-
ние новой культуры. Он метался между своей лабораторией
и работой на опытных участках. И в то же время успевал
отругиваться от десятков злобных, насмешливых пасквилей,
появлявшихся в журналах по его адресу; на каждую ма-
ленькую заметку он отвечал обстоятельной статьей, в кото-
рой делился с читателями опытом своих работ и работ
иностранных ученых. Он вел пропаганду и словом и делом.
В Королевском доме инвалидов, в Военной школе, в Фарма-
цевтическом коллеже он собирал ученых химиков и про-
стых хлебопеков и, засучив рукава, обучал их, как выпе-
кать из картофеля хлеб. Он придавал особое значение хле-
бу, как самому привычному продукту питания. Когда из
Нормандии получены были письма, порочившие выпечку
хлеба из картофеля, Пармантье, не медля ни минуты, от-
правился в Нормандию — в Руан и в Гавр-де-Грас; там,
на месте, в лучших лабораториях он показал публичные
опыты выпечки картофельного хлеба.
Он поставил перед собой задачу — расширить круг по-
требления картофеля, взять от этой культуры все, что воз-
можно. Королевский интендант майор де-Мест поставил
перед Пармантье вопрос, нельзя ли обеспечить флот и коло-
нии галетами из картофеля. О восторгом принялся ученый
за новые опыты и разработал точную технологию выпечки
галет из картофельной муки. Ящики с галетами Пармантье
отправлены были в Брест и погружены на суда..
— Только бы они не достались корсарам! — восклицал
Пармантье. — Ведь эти галеты — прекрасное противоцин-
готное средство!
Капитан одного из кораблей, уходя в дальнее плавание,
взял с собой два картофельных хлеба. Один хранился на
палубе ко.рабля, на открытом воздухе, другой — в помеще-
нии. Через десять месяцев он вернулся во Францию. Оба
хлеба нисколько не испортились, не заплесневели даже!
Их попробовали на вкус, ничего лучшего нельзя было же-
Однажды с далекого острова Сан-Доминго Пармантье
получил от безвестного врача Жерара письмо и объеми-
стую посылку. Этот врач посылал Пармантье выпеченный
им из картофеля хлеб и морской бисквит. Пармантье по-
пробовал и то и другое; хлеб и бисквит были лучше, чем
те, что пек сам Пармантье! Ничто не могло доставить уче-
ному большей радости. Он тотчас же написал Жерару
нежное, ласковое, ободряющее письмо. И тут же обратился
к правительству с просьбой отпустить Жерару средства
для его опытов, «потому что постановка опытов всегда не
по средствам для частного гражданина», писал Пармантье.
Эту истину он успел уже усвоить твердо.
Все шире и шире представлялись Пармантье возмож-
ности использования новой культуры. Он борется за кар-
тофельный хлеб, за картофельную крупу, макароны, саго.
Всюду, где возможно, картофель должен заменить пшенич-
ную муку! Сколько прекрасной, питательной муки уходит
в год на пудреные парики! Нельзя разве их пудрить му-
кой, добытой из картофеля? И вот наконец Пармантье дер-
зэ
жит в руках правительственный декрет. Декрет предписы-
вает солдатам и офицерам королевской армии пудрить па-
рики только картофельной мукой.
Пармантье читает этот декрет, вертя в пальцах локон
своего парика. Тонкое поскрипывание картофельной муки
радует его слух. Сколько пшеничной муки сберег он для
ребятишек Франции, добившись этого декрета!
Однако нужно подумать о картофелетерке. Пармантье
помогает конструктору Равелэ разработать удобную и
практичную картофелетерку, которая доступна каждому
хозяйству. Еще хорошо бы изобрести такую кастрюлю, что-
бы картофель, сваренный в ней, сохранял все свои пита-
тельные свойства. Ну что ж, Пармантье изобрел такую ка-
стрюлю; в ней два дна, — второе дно в виде сита: карто-
фель варится на пару. И Пармантье в «Записках Королев-
ского общества агрикультуры» подробно рассказывает о
преимуществах этого способа варки картофеля. Картофель,
сваренный в такой кастрюле, рассыпчат и ароматен! Такая
кастрюля незаменима на кораблях, ведь даже морская во-
да пригодна для варки картофеля в этих кастрюлях! Их
отлично и недорого изготовляет прекрасный жестяник Дра-
па, что на улице Гренель.
Постепенно все шире и шире распространяется культу-
ра картофеля во Франции. Из Бретани и Фландрии, из
Пикардии, Франш-Контэ, Бургундии и многих других про-
винций приходят радостные вести. Но народ голодает по-
прежнему; даже картофель уже обложен налогом в пользу
сеньоров и в пользу церкви. Попрежнему сборщики нало-
гов срывают лохмотья с плеч бедняков и разламывают их
пустые лачуги, чтобы продать двери и бревна в возмеще-
ние недоимок; попрежнему миллионы горящих голодных
глаз преследуют Пармантье. Как накормить голодающих
Франции?
Так же упорно, как над культурой картофеля, Парман-
тье работает, распространяя во Франции кукурузу. Ин-
дийский каштан — исконное кушанье французской бедно-
ты. Пармантье изучает все способы изготовления муки из
каштанов, выпечки хлеба из этой муки. А разве нельзя
увеличить припек пшеничного хлеба? Для этого нужно-
только научить мукомолов обдирать зерна, а хлебопеков —
отказаться от старой рутины и вооружиться наукой. Пар-
мантье, ни на час не оставляя борьбы за картофель, каш-
тан и маис, создает научную теорию хлебопечения. По
его настоянию в Париже открывается школа для пекарей.
40
Неутомимый ученый посвящает будущих булочников а
тайны химии. Теперь у французов будет здоровый, пита-
тельный хлеб, будет больше хлеба! Пармантье едет на за-
пад— в Бретань, и на юг — в Лангедок, чтобы на месте,,
на практике научить мукомолов и пекарей основам науч-
ного хлебопечения. И в каждой деревне, выходя из кареты,,
он видит, как тени людей, живые скелеты бродят по полям,
и «пасутся», как скот, выкапывая корешки и съедая их.
тут же, едва отряхнув с них землю.
Наука бессильна была накормить голодающих Франции..
И вот пришла революция — буржуазная революция 1789 го-
да. Она удесятерила силы ученых. Дружной шеренгой всту-
пили знаменитые физики, математики, ботаники, химики в
ряды санкюлотов. Гениальный математик Карно вторично-
прославил свое имя работой в Комитете общественного спа-
сения. Создатель начертательной геометрии Монж, пламен-
ный якобинец, взял на себя руководство морским мини-
стерством. Учитель Лавуазье, Гассенфратц, был назначен,
комиссаром всех оружейных заводов. Наука нужна была,
революции, как хлеб голодным.
Тотчас же Антуан Пармантье предложил свои услуги?.
Комитету общественного спасения. Вместе со своим другом.
Байеном он вошел в Комитет здравоохранения; ему пору-
чено было организовать снабжение армий революции:
медикаментами. Он составлял инструкции о том, как очи-
щать воздух в госпиталях, как заготовлять солонину, бис-
квиты, как обезвреживать питьевую воду. И он продолжал,
борьбу за картофель. Теперь было легче: у Пармантье был
могучий помощник — Конвент. На всю Францию прогремел:
призыв Комитета земледелия:
«Граждане! Наши бравые братья солдаты бьют неприя-
теля на границе; общественное спасение требует от вас,,
чтобы вы трудами рук своих увеличили плодородие почвы.
Граждане! Мы не говорим вам, что ваши интересы тре-
буют этого; вы — французы, и поэтому достаточно напо-
мнить вам, что голос отечества приказывает вам это!»
11 мая 1793 года Продовольственная комиссия Комитета,
общественного спасения разослала циркуляр, предлагав-
ший коммунам ввести у себя разведение картофеля. «В»
ближайшее время,—' говорилось в циркуляре, — будет ра-
зослан труд Пармантье по этому вопросу».
Через двенадцать дней после этого циркуляра декрет-
Конвента поручил административным органам «употребить.
41
все зависящие средства, чтобы убедить жителей коммун, в
которых не введена еще культура картофеля, засеять, пр
мере возможности, часть их- полей картофелем».
Пармантье срочно написал новое руководство; он помог
Продовольственной комиссии изыскать небывалое количест-
во семенного картофеля, чтобы можно было разослать его
по провинциям. Как не вспомнить было Антуану Пармантье
того дня, когда король соизволил вдеть в бутоньерку цвето-
чек! Сейчас Комитет общественного спасения особым дек-
ретом поручил министру внутренних дел посадить
картофель в Тюильрийском и Люксембургском садах. Про-
довольственная комиссия, показывая пример народу, заса-
дила картофелем гигантские площади национальных земель
при бывших замках Бельвю, Сен-Клу, Муссо, Ренеи и
скольких, скольких еще!
Принялись за картофель и сами коммуны. Жители Ру-
ана распахали под картофель громадные пустыри. В депар-
таментах Жера и Верхней Гаронны был издан приказ: «Все
Сады при общественных зданиях и в имениях эмигрантов
должны быть засажены картофелем».
Кое-где шагнули даже дальше, чем следовало: вырубали
парки, сводили виноградники, чтобы очистить площадь
длй картофельных гряд.
Пармантье было уже под шестьдесят, но он не знал
усталости, и друзья, встретившись с ним, говорили ему:
— Вы, наверное, открыли секрет вечной молодости,
гражданин Пармантье.
— Моя страна помолодела, — весело отвечал старик.
Но революция кончилась, многие из друзей Пармантье
изошли на помост гильотины. Белый террор залил кровью
города и коммуны Франции. Проходя по парижским рын-
кам, Пармантье видел, как толпы голодных горящими гла-
дами смотрят на груды картофеля. Спекулянты вздули
цены на картофель так, что этот «хлеб бедняков» стал не-
доступен народу. Теперь Пармантье понял, что мало одной
.науки, чтобы накормить голодных.
Ему следовало умереть раньше, когда сердце полно бы-
ло надежд и, вглядываясь в будущее, он видел великое
счастье своего народа. Но Пармантье, как и многие иссле-
дователи природы, жил долго >— словно постоянное обще-
ние с землей не давало ему состариться. Он умер на семь-
десят восьмом году жизни.
На родине его, в маленьком пикардийском городе Мон-
.дидье стоит памятник, изображающий ученого с букетом
-42
цветов картофеля в руках. На пьедестале памятника высе-
чена короткая надпись: «Антуану Пармантье».
А на могиле ученого на кладбище Пер-Лашез ежегодно
сажают картошку.
ТДРТУФЕЛИ И КАРТУФЕЛИ
Тульский дворянин Андрей Тимофеевич Болотов, толь-
ко что произведенный в подпоручики, не успел еще при-
выкнуть к офицерской треуголке и к своему золотому тем-
ляку; он нарочно прохаживался перед часовыми, чтобы
солдаты отдавали ему честь. Все ему было в диковинку в
этом первом в его жизни походе: расшитые золотом шатры
генерал-фельдмаршала, секретные гаубицы с дулами, при-
крытыми медной сковородой, замкнутыми и запечатан-
ными; лихие наездники-калмыки, полунагие, в красных
суконных кафтанах, небрежно накинутых на плечи.
Он командовал ротой неподалеку от Риги и не мог на-
радоваться, видя у себя под окошком свою роту, выстроив-
шуюся во фрунт, слыша, как бьют у него зорю, ежечасно
раздавая приказы и пояснения. До военных экзерциций
молодой подпоручик был великим охотником, и солдаты
его садились за обед не прежде, чем, став вокруг котла с
кашей, промечут ружьем весь артикул. Подпоручик хва-
лился, что солдаты им чрезвычайно довольны, ни один из
них не жаловался, что слишком был бит или изуве-
чен, ни один не был отправлен в лазарет или прямо на
тот свет.
Болотов был любознателен до всякой науки и часу не
мог провести без дела. В промежутках между экзерциция-
ми, старательно очинив перо, он для собственного удоволь-
ствия садился переводить немецкий роман под названием
«МалоЬлыханная и бедственная жизнь и похождения Якова
Пакартуса, бывшего потом милордом в Англии». В двух
верстах от лагеря стоял стекольный завод, и часто хаживал
туда Болотов; его удивляло до крайности, что из простой
золы, песку и соли делается столь твердая и прозрачная
материя, как стерло. Он пробовал и сам делать бутылки, и
не без успеха. Еще развлекался он на досуге деланием
всяких фейерверочных' фигур. В одной немецкой книге он
вычитал, как составить особый порошок, который, ежели
подержать его над зажженной свечкой, прегромко хлопает.
Вскоре по вступлении в Пруссию, когда войска стояли
43
лагерем у реки Прегель, слуга его полез в походный сун-
дук за бельем—и тут попался Болотову на глаза спрятан-
ный в ящике стеклянный рог с тем белым хлопательным
порошком; ему вздумалось сжечь его в большом количестве
и посмотреть, как громко он хлопнет. Солдаты, наварив
каши и пообедав, улеглись уже спать, но огни еще кури-
лись. Болотов насыпал на сковородку порошку, поставил
на огонь и ушел к себе в палатку. Вдруг раздался такой
удар, как бы разорвало большую бомбу. Все полки, стояв-
шие окрест, всполошились; от самого фельдмаршала один
за другим прискакало несколько ординарцев, и все кричали
и спрашивали: «Кто это? Кто и для чего выстрелил из
пушки?» Ни жив ни мертв, спрятавшись под одеялом, ле-
жал подпоручик Архангелогородского полка; однако никто
не узнал, что он — виновник тому переполоху.
Этот лагерь у реки Прегель крепко запомнился Болото-
ву еще потому, что тут русские впервые увидели и узнали
«тартуфель». Во всех ближних к лагерю деревнях насеяны
и насажены были его превеликие огороды; и как он около
этого времени начал поспевать и годился уже к употребле-
нию в пищу, солдаты скоро о нем проведали, и в один миг
очутился он во всех котлах. Болотов и сам отважился
его отведать и нашел, что тартуфели эти, точно, вкусны,
особливо с солью и маслом.
Русские войска заняли Кенигсберг и Берлин. Четыре
года прожил Болотов в Кенигсберге и многому научился
за это время.
Он жадно читал немецкие книги и внимательно при-
сматривался, как ведут хозяйство прусские крестьяне. Эта
наука пошла впрок молодому помещику и очень приго-
дилась ему, когда кончилась Семилетняя война и он воз-
вратился в милую и любезную свою усадьбу Дворяни-
ново.
Подъезжая к родным местам, он гнал лошадей так, что
не раз пришлось останавливаться и, скинув колесо, зали-
вать водой горящую ось.
Дом был ветхий, замшелый, весь почерневший от вре-
мени. Старики-крепостные бросились целовать руки своему
господину; мужики и бабы помоложе держались в стороне,
и не один угрюмый, твердый взгляд приметил Болотов, по-
ка толковал с приказчиком.
— Народ здесь такой, что любит грозу, — шепнул ему
приказчик. — Дай им хоть малую волю, тотчас же подни-
мут голову и ни на кого не станут смотреть.
44
— У меня не поднимут! — усмехнулся Болотов, и чер-
ты его лица сразу заострились; ему можно было дать те-
перь не двадцать шесть лет, а все сорок.
Тут же, поздоровавшись со своими людьми, сказал он
им несколько нравоучительных слов.
— Меня, господина своего, вы узнать не имели еще
случая, — начал он. — А я о ваших обычаях наслышан до-
вольно. Говорят, друзья мои, будто бы вы уже слишком
преданы шалостям и своевольству. Я не знаю, правда то
или нет, но на случай, если молва сия не пустая, то сове-
тую вам, друзья мои, все такие шалости бросить совер-
шенно.
Он выждал немного, обвел своих людей серыми холод-
ными глазами.
— И сказываю вам наперед: никакого своевольства
терпеть я не буду, но и самомалейшая шалость не оста-
нется без примерного наказания. А теперь ступайте с бо-
гом продолжать свои работы.
Не медля, Болотов принялся перестраивать дом, насаж-
дать липки и яблоньки, разбивать цветники, строить бе-
седки. В первый же год взялся он за разные экономические
опыты, причем упражнялся во всех отраслях сельского
-хозяйства, но всего прилежнее занимался садоводством.
Главной заботой его было — приумножить свои владения,
Для этого, по собственным словам, он «принужден был
извиваться ужом и жабою, употреблять и волчий рот и ли-
сий хвост».
Правдами и неправдами оттягал он у соседей-помещи-
ков и у волостных крестьян земельки немало, В часы до-
суга, прогуливаясь по аллеям и дорожкам своего сада,
часто размышлял Болотов о своем благополучии.
«Правда, достаток мой не так велик, — говорил он
себе, — чтобы я мог почитать себя богатым. Однако без ма-
ла шестьсот человек обоего пола состоят в моих повелени-
ях; все они на меня работают и трудами своими и пбтом
меня кормить, поить, одевать, обогревать стараются. Не ве-
ликая ли это для меня выгода и не должен ли я благода-
рить за. это бога?»
Был у Болотова друг, отставной гвардии полковник
Иван Григорьевич Полонский. Он жил верстах в пятна-
дцати от Дворянинова, и нередко Болотов приезжал к нему
в гости. Полонский тоже был великий охотник до садовод-
ства и до всяких экономических опытов, но по причине не-
померной тучности навещать свои поля он почитал за тя-
'45
желый труд и все больше сидел дома за книгами. Книги
он любил переписывать, и собралась у него порядочная
библиотека собственноручно переписанных им романов.
— А какой новинкой я вас порадую! — сказал он од-
нажды своему гостю. — Не угодно ли полюбоваться?
Кликнув малого, Полонский велел принести лукошко с
земляными яблоками. Болотов даже руками всплеснул.
— Ах, тартуфели! — вскричал он. — Echte preussische
Erdapfeln! Где же вы раздобыли их, друг любезный?
Тут рассказал ему Полонский, что в Финляндии слу-
чился голод и вследствие недостатка в хлебе финн при-
нужден питаться древесной корой и разными кореньями —
водяными лилиями, змеевкой, горельцем. Озабоченный бед-
ствием, правительствующий сенат поручил медицинской
коллегии изыскать средство, как без большого иждивения
помочь голодающим крестьянам. Коллегия доложила сена-
гу, что лучший способ к предотвращению этого бедствия
состоит в тех земляных яблоках, кои в Англии называются
потетес. И во все губернии империи уже отправлены эти
яблоки на расплод. А вот и нарочно составленное «Настав-
Л6±1Л6» •
Болотов чуть было не выхватил из рук Полонского не-
взрачную книжицу, но тот усадил его против себя и сказал:
— Э, нет, батенька, оставьте мне удовольствие прочи-
тать ее вам вслух.
Дородный хозяин откинулся на спинку кресла и при-
нялся читать не спеша, то и дело промачивая горло ква-
сом:
— «Из перенесенных в Европу американских плодов,
ни который во всяком климате так хорошо не родится, а
в рассуждении великой его пользы с посеваемым хлебом
гак же сходен, как сей род земляных яблок, которые и зем-
ляными грушами, а в иных местах тартуфелями и карту-
фелями называются...»
Болотову не терпелось поскорее узнать, что говорится
в этих листках о разведении земляных яблок, и рассказать
хотелось, что он видел в бытность свою в Пруссии, но так
как сосед и чином и достатком был выше его, то оста-
валось ему только терпеливо слушать. Как некогда с вели-
ким нетерпением читал Болотов повесть «О приключениях
Якова Пакартуса», так и сейчас с замиранием сердца слу-
шал он примечания о различии земляных яблок, о том,
как в разводе их поступать, о бережении их зимою, о поль-
зе их в домостройстве.
46
Автопортрет А. Т. Болотова.
Несколько' дней спустя приступил Болотов к опытам
по разведению тартуфеля. Тартуфель был у него двух ро-
дов: один — белый, круглый, с немногими ямочками, кото-
рый по большей части и называли земляным яблоком, а
другой—красный, продолговатый и со многими зарубочка-
ми; этот род именовали часто земляной грушей. Опыты
делал он "разные: саживал тартуфель и целиком и кусоч-
ками или, нарезав тартуфельной травы, сажал ее без ко-
реньев. Черенки принялись очень скоро, и от каждого че-
ренка к осени родилось до двадцати и более яблок. Однаж-
.ды велел Болотов привезть с речки крупного серого песку,
положить по одному возу на небольшую гряду и переме-
шать с землею, чтобы она сделалась рыхлее. И от того
родилось на этих грядках тартуфелей гораздо больше, не-
жели на прочих. По каждому опыту Болотов не ленился
-записывать свои примечания, и таких примечаний нако-
пилось у него довольно.
В самом начале 1766 года приключилось с Болотовым
важное происшествие. Ему удалось за сходную цену купить
небольшую земляную дачку, а так как крепость писать
можно было только в столичном городе, то пришлось ему
съездить за этим в Москву. И кто бы мог думать "и вообра-
жать, что возвратится он из этой поездки с одной без-
делкой, которая поведет к великим переменам в его жизни
и сделает имя его известным всему государству! Идучи по
площади перед Торговыми рядами, повстречался он с чело-
веком, который носил для продажи маленькую книжку.
Но любопытству своему и охоте к книгам Болотов на нее
взглянул, почел для себя очень нужною и в ту же минуту
сторговал и купил ее себе. Книжка эта была экономиче-
ская, только что вышедшая из печати/и составляла пер-
вую часть «Трудов Вольного экономического общества».
— Батюшки-светы! — восклицал Болотов дорогою, еду-
пи домой. — Как могла она так скоро прислана быть из
Петербурга в Москву и дойтить до рук моих? Издана в
свет в генваре, а генварь-то еще не кончился. Как же это
не знал я и не ведал, что у нас такое Общество учреди-
лося? Да еще именитое, самою имцератрицею взятое в осо-
бое покровительство.
Больше всего взволновался Болотов, прочитав, что Об-
щество приглашает всех дворян, живущих в деревнях, со-
общать свои экономические замечания. А в конце книжки
приложены были и пятьдесят пять вопросов, касающихся
до земледелия. Болотову показалось, что ответствовать на
48
них немудрено; уже дорогою он помышлял, нельзя ли ему
на это отважиться. А когда возвратился домой, то не вы-
ходило у него это из ума. Все же наперед он решился по-
советоваться с Иваном Григорьевичем Полонским.
— Долг платежом красен, Иван Григорьевич, — сказал
он радостно, облобызавшись с полковником. — Помните, как
угостили вы меня «Наставлением о рождении земляных
яблок»? Нынче есть у меня чем и вас обрадовать.
И при этих словах вынул он свою драгоценную без-
делицу. Полонский глаз не мог отвесть от листа, на ко-
тором написано было: «Труды Вольного экономического об-
щества к поощрению в России земледелия и домострои-
тельства, часть I».
Под этим заголовком изображен был девиз самой импе-
ратрицы Екатерины—улей и пчелы, мед с цветов собира-
ющие, с надписью «Полезное».
— Кому же, кому в мысль пришло учредить это Обще-
ство? — взволнованно восклицал Полонский.
— Учредители весьма именитые, — сказал Болотов и
тут же принялся перечислять их. Потом он прочитал вслух
статью профессора Лемана «О различии земли в рассужде-
нии экономического ее употребления», статью члена меди-
цинской коллегии Моделя «О чищении соли», изложение
работы Линнея о посеве леса и работу главного придвор-
ного садового мастера Эклебена «О сибирском гороховом
дереве и его пользе». Наконец дошли они и до вопросов,
приложенных к книге, и Болотов признался Полонскому,
что имеет охоту написать Обществу в ответ свои замеча-
ния о сельском хозяйстве Каширского уезда. Полонский
присоветовал своему другу нимало не мешкать, чтобы дру-
гие его в том не предупредили. И Болотов, воротясь домой,
тотчас приступил хс делу. В иных пунктах, однако, он был
все еще не вполне сведущ; поэтому он призвал на помощь
приказчика своего Фомича и стал читать ему заданные от
Общества вопросы. У сачу-приказчику приятно было, что
барин имеет нужду в его знаниях. Стоя у притолоки и
спрятав обе руки в рукава овчинного тулупа, он с удо-
вольствием рассказывал Болотову все, что 'знал и ведал.
Обстоятельно продумав ответы, Болотов писал:
«Крестьяне в здешнем уезде весьма худое пропитание
имеют, и бедных гораздо больше, нежели довольных. Мно-
жество есть таких, которые живут в самых беднейших хи-
жинах, едят почти большую часть года без соли, не имеют
скота, претерпевают, во всем недостаток... Хлеб ест мужик
4 Земляное яблоко	49
по большей части смешанный с ячменем и овсом. Случает-
ся часто, что, за неимением другого, хлеб весь семянной,
овес и ячмень поедают... Мяса мужики почти во весь год не
видят... Тартофели здесь совсем еще неизвестны, и пользу
и употребления оных не знают, однако можно надеяться,
что они разведутся, потому что некоторые, хотя и немногие
помещики уже в огородах размножать их начинают...»
В несколько дней сочинил Болотов все ответы; показав
их Полонскому, он отправил свое сочинение в Петербург.
К рукописи приложил он рисунок, изображающий местные
земледельческие орудия. Ответы его напечатаны были очень
скоро, уже во второй части «Трудов», — и с каким же
удовольствием читал Болотов в первый раз напечатанное
свое сочинение и рассматривал свой рисунок, выгравиро-
ванный точь-в-точь й очень искусно! Искреннее соучастие
в этой радости его принял Полонский.
— Поздравляю, — говорил он, — поздравляю, Андрей
Тимофеевич. Вот и сделали вы имя свое и способности
известными всему государству.
Этот успех Tait ободрил Болотова, что охОта его и при-
лежание к сельской экономии увеличились вдвое; в скором
времени послал он в Общество еще одну работу — сочине-
ние о лесах, затем статью о хлебопашестве. Прошло
несколько месяцев, и в Дворяниново явился из Каширы
нарочный с претолстым пакетом. В пакете была новая
книжка с напечатанной в ней работой Болотова, а сверх
того — согнутый кусок пергамента.
— Ба-ба-ба! Это что такое? — воскликнул Болотов и
поспешно развернул пергамент. Это был диплом с большой
восковой печатью, данный ему в удостоверение, что Обще-
ству угодно было избрать его своим сочленом.
Редкая книга «Трудов» выходила без новых сочинений
Болотова. Он занят был сразу несколькими работами:
переписывал набело сочинение об удобрении земель, состав-
лял наказ управителю, «коим образом управлять ему дерев-
нями в небытность господина»; и в то же время было у не-
го третье дело, которое заключалось в «превеликом гвозда-
нье с тартофелем».
Четыре года с лишним прошло с того дня, кахс полу-
чил он первое лукошко земляных яблок, и теперь урожай с
тартуфельных гряд у него возили уже возками. Вычитав в
иностранных книгах, как приготовлять из тартуфеля муку
и печь из нее хлебы, решил Болотов проверить эти замеча-
ния на опыте. И тотчас нарядил баб и ребятишек перемы-
50
Главную выгоду видел Болотов в том, что работа по изготовле-
нию муки могла быть производима малыми детьми. (Рисунок
художника Ф. Бочкова.)
вать тартуфель в решетах в речке или в прудах, рубить
его сечками в корытах и толочь в ступах или тереть на
терках. Сперва ребятишки плакали, потому что пальцы у
них осмыгивались о терку, однако потом беда научила их
матерей изобресть предосторожность. Матери стали увер-
тывать детям пальцы тряпочкою или надевать на них сши-
тые суконные наперстки. Болотов сам наблюдал, чтобы
дети не ленились, потому что хотел определить, сколь выгод-
на тартуфельная мука в хозяйстве. Главную выгоду он ви-
дел в том, что почти вся работа по изготовлению муки мог-
ла быть производима малыми детьми, неспособными к дру-
гому труду. Усадив четырех ребятишек за терки, он дал
им четверик земляных яблок и стал смотреть на часы. Ре-
бятишки перетерли четверик за три часа. «Десятилетний
мальчик может уже полчетверика тартуфеля без нужды в
короткий осенний день перетереть», записал для памяти
Болотов. Так как все опыты его были очень удачны, то и
решился он описать их в особом сочинении. И опять и опять
усатый Фомич наряжал баб и ребятишек тереть тартуфель
на терках-, и мочить эту кашицу в воде, и растирать ее и
взмешивать и процеживать, пока не отделится от жилочек
«самолучший белый ил, или мука». И мужики, проклиная
жестокую барщину и заморские яблоки, возили на гряды
песок и навоз и окучивали ненавистные серо-зеленые ку-
стики, а потом отправлялись строить для своего господина
беседки и фонтаны, рассаживать липки и яблоньки.
Стоном стонали крестьяне Болотова от экономических
упражнений и праздных выдумок своего господина. Как-то
раз, в самый сенокос, пришло на ум Болотову нарядить
множество людей и ребятишек в лес собирать светящихся
козявок. Весь день без дела лежали косы, и все Дворяни-
ново — мужики, и бабы, и дети, — рассыпавшись по буера-
кам и перелескам, ловило Ивановых червячков. Вечером
Болотов целую шапку их рассадил по куртинам своего цвет-
ника и нарадоваться не мог этому преузорочному зрелищу.
А приказчик обходил уже кособокие избы с новым прика-
зом: на заре бабам итти на барский огород, подгребать тар-
туфельные кусты. Мужики пошумели, потом смирились. Но
кто-то ночью нарочно истоптал одну из тартуфельных
гряд; сторожа схватили на огороде низкорослого, чернобо-
родого мужичка. Тот уперся и все твердил, что ни в чем
не виновен.
— Врешь, бездельник! Лучше признайся сразу! — ши-
пел Болотов, бледный от злости.
62
Несколько раз принимался он пороть мужика и сек до
того, что кожа на спине у несчастного висела клочьями.
Но мужик только скрипел зубами и повторял, что хоть до
смерти его засеки, а признаться ему не в чем. Тогда Боло-
тов велел скрутить ему руки и ноги и, бросив в натоплен-
ную жарко баню, насильно накормил его соленою рыбою.
Потом приставил к нему строгий караул и приказал мо-
рить его жаждою до тех пор, пока не повинится. И мужик
никак не мог перенести нестерпимой жажды и повинился
в том, что всердцах истоптал тартуфель.
Выгнав народ из изб, чтобы все, даже малые дети, смо-
трели на расправу, Болотов снова принялся истязать чер-
нобородого мужичка.
Результатами этого истязания Болотов очень был дово-
лен: тихо стало в Дворянинове, слова никто не смел мол-
вить против барина. И снова спокойно, без всяких помех
занимался Андрей Тимофеевич своими излюбленными эко-
номическими опытами; развлекался живописью и со-
ставлял загадки в стихах; переводил с немецкого
или сам сочинял философическую книгу «О благополучии
человеческой жизни». А устав от литературных тру-
дов, спешил в сад, к тюльпановым грядочкам, к скороспе-
лой сирени, к чужеземным, нежным гвоздичкам и прочим
цветочным произрастениям. В столь многообразных заня-
тиях и в тяжбах с соседями за новые участки пахотной
земли, за луга, за лесочки, за пруды, где можно было на
прусский манер разводить карпов, не примечал Болотов,
как бежит время. И вот уже снова пришел в Дворянино-
во солдат из Каширы и принес новую, четырнадцатую
часть «Трудов» Общества, в. которой были напечатаны две
статьи Болотова: «Примечания о тартофеле, или земляных
яблоках», и «О делании из тартофеля муки».
Это была первая русская работа о картофеле.
ИСТОРИЯ ОДНОЙ ГУБЕРНИИ
Тот день, когда правительствующий сенат почел за бла-
го разослать во все концы Российской империи «Наставле-
ние о разведении земляных яблок, кои в Англии называ-
ются потетес», был черным днем для губернаторов русских
провинций. Нет никакой возможности описать, сколько
хлопот, забот и мук навалилось на них в этот день. Пожа-
луй, самая горькая доля досталась управителям Арханге-
логородской губернии, потому что, по неизвестным причи-
53
нам, именно этот северный край, где особенно трудно
выращивать чувствительные к морозу клубни, избран был
монаршею волею чем-то вроде опытного участка или теп-
лицы для заморских тартуфелей и картуфелей. И первым
в длинном ряду управителей, которым довелось насаждать
эту новую культуру в Архангелогородской губернии, был
генерал-майор Головцын.
Это был очень ревностный и старательный губернатор.
Его заботам вверен был огромный край^ целая страна^ в.
которую входили Архангельская, Вологодская, Устюжская
и Галицкая провинции. Крестьяне в этом краю не отлича-
лись достатком, и нелегко было губернатору собирать с
них законом положенную дань. Однако впоследствии, вспо-
миная первые годы своего правления, генерал-майор Голов-
цын глубоко вздыхал о добром старом времени и втихомол-
ку вытирал платочком слезящиеся глаза.
Все его беды начались с устриц. Однажды императрица
Екатерина, ни в чем не желая уступать западным госуда-
рям, всемилостивейше изволила указать генерал-майору
Головцыну, чтобы он на приморских берегах у города
Архангельского через знающих людей приискивал устер-
цов, именуемых в немецких странах мушелями. Прииски-
вал, ловил и по улове присылал оные мушели живыми в
Санкт-Петербург к высочайшему ее императорского величе-
ства двору. Генерал-майор Головцын почел для себя это
поручение за великую честь. В скором времени сыскал
он знающих людей. И знающие эти люди точно нашли
устерцов в Кемском заливе и в Мезенской губе. Чрезвычай-
но этим обрадованный, генерал-майор решил собственно-
ручно доставить первую партию живых мушелей в столи-
цу. Прихватив с собой верного человека, сержанта
Загоскина, он уселся в почтовую карету и покатил в Санкт-
Петербург. Денно и нощно пеклись генерал-майор и сер-
жант о своем бесценном грузе. Они почти не смыкали глаз
в дороге и бешеной скачкой загнали не одну почтовую
тройку, зато старания их увенчались успехом. Мушели,
или устерцы, доехали до столицы живыми и в тот же день
поданы были, с приличествующими приправами, к ее импе-
раторского величества столу. Императрица отведала их и
сердечно поблагодарила губернатора Архангелогородской
губернии. Генерал-майор прослезился даже от радости и
умиления. Есть ли • что-либо слаще для верноподданного
сердца,' чем монаршая похвала?
Увы! Бедный губернатор не знал и не ведал, какую
64
страшную каверзу приготовила ему судьба. Надо же было
случиться, чтобы как раз в эту пору корабль из Гамбурга
привез в санкт-петербургский порт изрядное количество
земляных яблок. И, беседуя за устерцами с генерал-майо-
ром Головцыным, императрица присоветовала ему отпра-
вить некоторое число этих земляных яблок к себе домой и
просила его принять все меры к насаждению этого овоща
во вверенной ему губернии.
С этого вечера кончилась мирная, спокойная жизнь гу-
бернатора Головцына. На другое же утро с тем же верным
сержантом Загоскиным он отправил к себе, в Архангелого-
родскую губернскую канцелярию, в сумке за своею печатью
некоторое количество «земляных яблок, кои в Англии на-
зываются потетес». Дотошный и старательный во всем, что
касалось службы, генерал-майор Головцын не забыл вру-
чить Загоскину также печатное наставление на русском и
немецком языках, каким образом и на какой земле эти
яблоки следует садить и как их сохранять.
С великой тревогой проводил Головцын сержанта; а ко-
гда бубенцы кареты затихли вдали, эта тревога возросла
•еще больше. За время своего пребывания в столице не раз
Головцын имел случай убедиться, что императрица питает
к этим яблокам живой интерес и имеет на них серьезные
виды. Поэтому его не на шутку волновала судьба той сум-
ки, с которой ускакал Загоскин. Вскоре генерал-майор по-
лучил из губернской канцелярии донесение, что земляные
яблоки, доставленные сержантом в целости и сохранности,
розданы «для сеяния, сажения и размножения» пяти ли-
цам: жителю Двинского уезда иноземцу Вил'лиму Шиту,
сотскому Герасиму Вешнякову, другому сотскому, Матвею
Тороканову, еще сотскому Михаилу Коржавину и крестья-
нину Ивану Неверову.
Приближалось время, когда надо было высаживать за-
морские клубни в землю; поэтому, наскоро закончив свои
дела в столице, генерал-майор поспешил домой. Не успел
;он хорошенько отдохнуть с дороги, как прибыл из Санкт-
Петербурга новый указ правительствующего сената;’ пред-
писывавший всем губернаторам насаждать земляные
яблоки, а вместе с указом — пятьсот двадцать пять экзем-
пляров сочиненного в медицинской коллегии наставления о
разводе и употреблении земляных яблок, потетес называе-
мых. Согласно указу, губернатор должен был раздать на-
ставление «дворянству и прочим в губернии и провинциях
обывателям».
65
Головцын немедленно препроводил один экземпляр на-
ставления иноземцу Виллиму Шиту; другой — сотскому
Вешнякову; третий — сотскому Тороканову, четвертый —
Коржавину и пятый — Неверову. Он был в большом за-
труднении, не зная, кому же вручить остальные пятьсот
двадцать экземпляров наставления, потому что, какую же
пользу могли получить от этого наставления дворя-
не и прочие обыватели, поскольку не было у них
и в глаза они никогда не видали потетесов? Между
тем целая кипа наставлений лежала в губернской канце-
лярии в виде живого укора и напоминания о невыполнен-
ном долге. Подчиненные скоро заметили, что всякий раз,
как губернатор проходит мимо этой кипы, лицо его покры-
вается бледностью и руки начинают дрожать. Сколько раз
писал Головцын в столицу, что дело, порученное ему ее ве-
личеством императрицей, стоит на месте за неимением
земляных яблок для раздачи дворянству и прочим обыва-
телям! И как же счастлив он был, когда наконец пришла
известие, что медицинская коллегия распорядилась отправ-
кою во все губернии земляных яблок на расплод..На долю
Архангелогородской губернии назначено было сорок четы-
ре пуда.
В ожидании этого груза Головцын составил подробней-
ший список самых надежных хозяев, которым можно было
безбоязненно доверить ответственное дело. По фунту, по-
золотчику расписал он все сорок четыре пуда. А когда
список был готов и десять раз пересмотрен, пришло новое
известие: «...за рассылкою земляных яблок в прочие губер-
нии отправлять сполна было не из чего, а потому высла-
но вам только двадцать четыре пуда, в шести бочонках, ве-
сом в каждом по четыре пуда».
Наконец-то, в феврале 1766 года, прибыли эти шесть бо-
чонков в губернскую канцелярию. Тут-то показал генерал-
майор Головцын, сколь мудрым и предусмотрительным дол-
жен быть управитель. Как разделить эти шесть бочонков
на все провинции губернии так, чтобы всем хватило Ъ Во-
семь пудов губернатор решил оставить для города Архан-
гельского; девять пудов отправить в Вологду, Галич и Ва-
гу; два пуда в ’Устюг; два пуда в Кевроль, Мезень и
Пустозерск и последние три в Колу и поморские отдален-
ные волости Двинского уезда. Очень боялся Головцын, как
бы не вышло с земляными яблоками какой беды в дороге.
Ну-ка, заедут нарочные в кабак, напьются и поморозят
яблоки?
бб
Не медля ни минуты, губернатор сел сочинять особую
письменную инструкцию для нарочных, которые будут раз-
возить яблоки по местам. Нарочных отобрал он сам. Это
был все тот же верный человек, сержант Загоскин, и трое
рядовых архангелогородского гарнизона. Каждому из них
вручена была сочиненная Головцыным инструкция. Сер-
жант как старший перед отправлением проверил, достаточ-
но ли твердо усвоили рядовые приказ губернатора. Вы-
строенные у почтовых карет, которые должны были умчать
их в разные концы губернии, они отвечали без запинки,
как «Отче наш»:
— «Оные посланные яблоки в дороге тебе беречь и при-
лежное смотрение иметь, дабы оные от морозов или от чего
другого позябнуть или повредиться не могли... Будучи в
пути и на месте, обывателям никому никаких обид и нало-
гов не чинить, харчей и ничего безденежно отнюдь ни у
кого не брать и ко взяткам не касаться, но паче прилеж-
нейше во всем наблюдать свою должность, под опасением
за малейшее преступление воинского суда и жесточайшего
по законам штрафа».
Генерал-майор был весьма доволен тем, как Загоскин вы-
школил рядовых. Теперь пригодилось и печатное наставле-
ние медицинской коллегии. Проводив нарочных, Головцын
вошел в канцелярию и облегченно вздохнул, увидев, как
убыла кипа печатных листов. Но забота не покинула его.
Он знал, что нарочным предстоит нелегкое дело. Они долж-
ны были распределить земляные яблоки между всеми на-
селенными местностями соразмерно числу жителей в них,,
средним числом по одному фунту на сто ревизских душ.
Местности яйе с населением менее ста душ должны были
получить по половине и даже по четверти фунта.-
Весь месяц март колесили нарочные по волостям
Архангелогородской губернии. Волостным канцеляриям был
отдан строжайший приказ наблюдать за посевом и возде-
лыванием землйных яблок. Головцын потребовал, чтобы
каждый сельский сотский доносил ему, как идет дело.
Пришла осень, и начался сбор урожая. Губернатор замет-
но похудел — от волнений и тревог. До поздней ночи про-
сиживал он в канцелярии, с трудом разбирая каракули
сотских. Теперь он вполне оценил, как легка и безмятежна-
была его жизнь до того злосчастного дня, когда случилось,
ему прибыть в столицу одновременно с кораблем из Гам-
бурга.
И вот полетели в губернскую канцелярию донесения
57'
сотских об урожае земляных яблок. Сотский Двинского
уезда Петр Амосов сообщал, что «оных яблоков не токмо
цроизрощения и приплоду, но и того, что было посажено
в земле, не обыскалось». Того же уезда сотский Семен Зе-
ленков доносил: «Из посаженных восьми фунтов земляных
яблоков, по воле всемогущего бога, ни един не родился».
Третий писал: «Из посаженных пяти фунтов токмо от пло-
ду в появ было от трех яблоков поверх земли появилась
трава вверх вершка на четыре, а прошедшего июля к
29 числу в ночи и поутру от морозу оная трава вся повре-
дилась и почернела и свалилась на землю».
До рассвета сидел генерал-майор Головцын и старался
понять, что бы это могло значить: «токмо от плоду в появ
было от трех яблоков поверх земли». И так и не понял.
Поутру, прикрыв плащом эполеты, он вышел за город и
побрел по дороге. Он решил, что должен сам, своими глаза-
ми посмотреть, почему так плохо родятся у крестьян зем-
ляные яблоки. Нескольких встречных мужиков принимался
он расспрашивать об этом предмете, но те только боязливо
косились на барина и, осеняя себя крестным знамением,
божились, что сроду про такие яблоки не слыхивали. Из-
дрогнув и проголодавшись, зашел губернатор в одну избу.
Старик-хозяин усадил гостя под образа и принялся его
потчевать. Наученный опытом, Головцын спросил о земля-
ных яблоках невзначай, между прочим. И старик рассказал
ему такую сказку:
— В одной земле умер царь и оставил после себя двоих
сыновей. Собрались на совет сенаторы и стали дуйать, кого
выбрать царем. Думали, думали и выбрали большака.
«Нет, — говорит один сенатор, — давайте выберем того,
кто угоднее богу».
Всем эта речь полюбилась.
«Да, — говорят, — правду ты молвил, господине, нужно
выбрать того, кто милее богу. Только как нам об этом
узнать?»
«А вот как, — отвечает сенатор. — Заставимте их мо-
литься богу, а лампаду не затеплим; у которого во время
молитвы лампада затеплится сама, тот и будет люб богу».
Губернатору очень интересно было слушать сказку; он
даже' позабыл про все свои горести, а от сивухи, которую
поднес ему хозяин, у него весело зашумело в голове.
— Ну-ну, продолжай, — кивнул старику губернатор. Он
даже силком усадил старика, который все продолжал
стоять перед генералом.
S>3
Местности с населением менее ста душ должны были получить
по половине и даже по четверти фунта. (Рисунок художника
Ф. Бочкова.)
— Заставили молиться большака. Молится он, молится,
а лампада не затепляется. Потом стал молиться меньшой:
помолился немного, лампада сама и затеплилась. Сенаторы
и выбрали его царем. Стал он царствовать, а большаку де-
лать, нечего. Вот он и поехал в чужие земли. Ездил, ездил
и приехал к Елени...
— К эллинам? — перебил рассказчика Головцын.
— Ну, не знаю. К Елени — так сказка сказывается. Тут
он стал учиться волхвованию и сделался волхвом. Брат
меньшой прослышал об этом и поехал к Елени. Приехал
туда и спрашивает: «Где мой брат?» Ему на это говорят:
«Брат твой был волхвом, а теперь уже он умер». — «Све-
дите меня на его могилу».
Пришли на могилу, глядят—на ней растет невиданное
дотоле стеблие. «Что это за стеблие?» думают все, а узнать
никак не узнают. Взяли лопату, стали рыть и видят —
стеблие расчет из ребра человечьего, корни пустило во все
стороны, а на этих корнях — земляные яблоки.
При этих словах весь хмель слетел с губернатора. Он
подался вперед и схватил мужика за руку.
-Ну?
-г Ну, взяли они да и сварили эти яблоки, чтобы ис-
пробовать, скусны ли. Поели и глядят — впрямь они вкус-
ны. С тех пор и пошли по миру эти яблоки садить да
есть...
Старик помолчал минутку, потом продолжал:
— Увидел бог: нехорошее дело делают православные
христиане, и послал им своего ангела. Ангел явился одно-
му епископу и говорит: «Скажи ты, епископ, православным
христианам, чтобы они земляных яблок не садили и не
ели. А кто ел, тот да покается и получит оставление гре-
хов, кто же не покается, тот не внидет в царствие божие».
Может быть, этот рассказ подействовал на генерал-майо-
ра Головцына, может быть рапорты сотских, только здо-
ровье его, подломленное всеми волнениями, окончательно
изменило ему, и вскоре после этой одинокой прогулки он
умер. Губернаторы, что пришли ему на смену, забыли и
указ правительствующего сената и наставления медицин-
ской коллегии. Они совсем оставили заботы о разведении
земляных яблок. У крестьян же не было клубней на посев,
они и не знали, как взяться за новое дело. Многих пугали
и страшные сказки староверов, которые называли эти клуб-
ни «чортовым яблоком» и стращали народ адскими мука-
ми. На сорок лет забыли о новом растении в этом краю.
60
За это время новое слово появилось: «картофель». На-
конец в 1806 году после целой вереницы бездействовавших
губернаторов дело, начатое Головцыным, взвалил на свои
плечи барон Аш. Он строго-настрого приказал земским ис-
правникам благоразумным советом внушать крестьянам,
чтобы они умножали посевы картофеля. Но барон Ant не
обладал предусмотрительностью Головцына. Одного только
внушения оказалось недостаточно: крестьянам нужны бы-
ли клубни для посева. А о клубнях барон Аш и не поду-
мал. Исправники «внушали», не щадя сил, и словом и
делом — и через солдат секли и запросто секли, но толку
от этого было мало. Шенкурский исправник — тот даже ру-
ками развел и представил губернатору рапорт: «Сколько я
ни старался склонять крестьян к разведению картофеля,
но успеть в том не мог по причине, что крестьяне таковых
семян достать не могли». Получив такие же рапорты из
Онежского уезда, из Пинеги, из Мезени, из Холмогор и из
Кеми, барон Аш в свою очередь развел руками и оконча-
тельно потерял надежду «внушить, убедить и склонить».
Его преемник, губернатор Перфильев, пошел еще дальше,
чем он. В полном сознании ответственности, которая на нем
лежит, Перфильев отважно углубился в архивные дела; он
извлек на свет божий толстые папки с надписями, сделан-
ными рукой самого Головцына. В этих папках он отыскал
пожелтевший экземпляр «Наставления о разведении зем-
ляных яблок», один из тех пятисот двадцати пяти экзем-
пляров, которые некогда столько горя принесли самоотвер-
женному генерал-майору. Он вновь обнародовал это настав-
ление и разослал во все концы губернии. Но семян у кре-
стьян не было попрежнему, и весь труд губернатора Пер-
фильева пропал даром: печатные наставления не дали уро-'
жаю нисколько.
Нет, до 1811 года не было в этом краю губернатора,
который мог бы назвать себя достойным продолжателем
дела Головцына. В этом году принял бразды правления в
свои руки адмирал Спиридов. Он был военным губернато-
ром и действовал по-военному — быстро и решительно. За-
няв свой пост, он немедленно сообразил, что для успеха
дела необходимы, во-первых, семена, во-вторых, палка.
И тотчас отписал об этом министру полиции генерал-
адъютанту Балашеву. Во-первых, писал он, необходимо раз-
дать по волостям достаточное количество картофеля на по-
сев, полагая примерно по 1500 четвериков на уезд. Во-вто-
рых, — нет, он не решился написать так просто и грубо —
61
«палка». Он написал языком образованного человека: «...но
как крестьяне здешней губернии, не привыкшие к посаже-
ЕИ10 картофеля и имея отвращение ко всякому новому за-
ведению, хотя оно для них впредь будет полезно, станут
ныне отрекаться как от покупки картофеля, так и за не-*
умением, как его садить, и что для покупки и разведения
картофеля нужно будет сделать им принуждение, то в сем
случае я представляю вашему высокопревосходительству
на благоусмотрение и разрешение от его императорского ве-
личества, дабы сие заведение не сочтено было с моей сто-
роны крестьянам притеснением».
Министр полиции также был человеком образованным.
Эн прочитал донесение: во-первых, семена, во-вторых, пал-
ки. И представил рапорт адмирала на рассмотрение импе-
ратору. Как ни занят был в эту пору император войной с
Бонапартом и пожаром Москвы, он среди многотрудных
своих дел нашел время, чтобы ознакомиться с донесением
архангельского губернатора.
Александр Первый соизволил одобрить как первое, так
и второе — и семена и палки. Адмирал Спиридов очень об-
радован был этим решением. Он был совершенно уверен,
что нет теперь никаких препятствий для успешного рас-
пространения картофеля во вверенной ему губернии.
И, слушая рассказы старожилов о злоключениях бедного
неудачника генерал-майора Головцына, он только самодо-
вольно усмехался.
Увы! Самонадеянный адмирал не знал, сколько терний
лежит на его пути. Очень скоро он сообразил, что семена
и палка — это еще не все. Нужны были знающие люди, ко-
торые научили бы местных жителей, как разводить карто-
фель. Министр полиции генерал-адъютант Балашев разыскал
в окрестностях Петербурга трех немцев-колонистов, которые
соглашались отправиться в Архангельскую губернию, что-
бы научить тамошних крестьян, как обходиться с картофе-
лем. Это были Тобиас Шефер, Михель Бендер и Христоф
Флейшман. О, эти немцы знали себе цену! Они поставили
точные условия: проезд из Петербурга в Архангельск и
обратно на казенный счет, казенная квартира с отоплением
и освещением, затем для каждого из них телега, сани и
все необходимые им земледельческие орудия. Тобиас Ше-
фер потребовал себе жалованья 500 рублей в год и едино-
временно 150 рублей на зимнюю одежду. Михель Бендер
и Христоф Флейшман потребовали себе жалованья по
1000 рублей в год.
62
Эти три немца по-зарез нужны были адмиралу Свири-
дову.
Ведь руки у него были развязаны. Единственное, чего
ему нехватало,— это вышепоименованных трех немцев.
Затруднение заключалось в том, что у губернии не бы-
ло денег на оплату этих колонистов. Адмирал Свиридов,
устроил по этому вопросу совещание с гражданским губер-
натором и вице-губернатором—ум хорошо, а два лучше.
Тут было даже три ума. И они отыскали в конце концов
выход. Мудрые государственные деятели произвели точный
подсчет и нашли, что для покрытия этих издержек доста-
точно учредить по всей губернии сбор по восемь копеек с
каждой крестьянской души мужеского пола в продолже-
ние трех лет. С таким ходатайством они и обратились к
императору,
Нужно заметить, что это было только, начало всех бед.
Император не согласился одобрить этот налог. Прочитав
бумагу, он написал; «Положение о разведении картофеля
привести в исполнение, с выдачею потребной суммы от
казны». Потом, подумав, добавил: «если на сей случай по-
жертвований добровольных не будет».
Три государственных ума собрались снова. Они судили
и рядили и пришли к справедливому решению: ежели Им-
ператору угодно было высказать надежду относительно до-
бровольных пожертвований, значит эти пожертвования
должны быть. Адмирал Опиридов кое-кому намекнул
об этом — и спустя несколько дней расторопный архангель-
ский прокурор Иван Максимов сочинил следующее воз-
звание:
«23 марта 1812 г.
Чувствительным сердцам, к благотворению расположен-
ным, представляется следующее:
Кому из нас, милостивые государи, не известно то бед-
ное, горестное состояние, в котором находятся добрые по-
селяне, в бесплодном крае живущие и по неурожаю при-
нужденные терпеть несносный голод. А голод, о боже! до
чего он доводит! Многие семейства, желая поддержать жал-
кую жизнь свою, принуждены употреблять в пищу древес-
ную кору, листья и солому. Известно, что следствием сей
пищи есть крайняя слабость и опухоль, преждевременно
жизнь сокращающие.
Смотря душевными глазами в толь жалкое положение
многих семейств, должны мы, в честь христианского на-
шего имени, благотворить ближнему и во время горестной
нужды усердно отирать слезы рукою милосердия.
И так, в чувствах священной сей обязанности, мы, лю-
безные сограждане, поревнуем попечениям правительства.
Оно обещает доставить сюда знающих колонистов для на-
дежного изучения разводить картофель.
Преизящное желание! чтобы там, где суровость клима-
та и неудобство земли отказывает в урожае хлеба, награ-
дить питательнейшим растением, польза которого во всех
прочих местах известна.
Колонисты всем бедным нашим поселянам покажут вер-
ный способ: как с картофелыо обращаться, на какую зем-
лю садить и проч.
Почтенные господа! Бог благословил нас всем, не поску-
пимся же от избытков своих уделить для помощи бедным
крестьянским селениям на покупку им необходимо нуж-
ных картофельных семян, тйкже на содержание обещанных
колонистов, покуда наши добрые бедные поселяне к соб-
ственной и общей нашей пользе научатся разводить оный
сами».
Сочинивши это воззвание, прокурор Иван Максимов дал
писарю переписать его искусной скорописью, затем сделал
на беловике приписку собственной рукой:
«При сем прилагаю сто рублей. И. Максимов».
Уже на другой день он вручил это воззвание адмиралу.
На воззвании стояло уже девять подписей, всего на сумму
1150 рублей. На этом сбор пожертвований и закончился.
Адмирал Сииридов не стал продолжать его, так как тем
временем новое печальное известие пришло из столицы.
Эти три колониста — Тобиас Шефер, Михель Бендер и
Христоф Флейшман — передумали: им вдруг пришло в го-
лову, что опи продешевили! И сейчас они заломили совсем
несусветную цену, эти жадные немцы! Даже министр
внутренних дел нашел, что они не стоят таких денег. К то-
му же он сомневался, полезно ли будет вообще посылать
для этого дела немцев. Крестьяне, скорее всего, отнесутся
к ним с недоверием. Не лучше ли, если обучать крестьян
разведению картофеля будет свой брат, русский человек?
Он и растолковать им лучше сумеет и веры к нему будет
больше.
Адмирал Спиридов совсем приуныл. Не так-то просто
оказалось продолжать дело, начатое генерал-майором Го-
ловцыным. Адмирал готов уже был махнуть на это дело
рукой, как вдруг фортуна ему снова улыбнулась. 0 высо-
«4
чайшего разрешения для обучения разведению картофеля
командирован был в Архангельскую губернию надворный
советник Козлов. Он обучался земледелию в Англии и был
очень ученым человеком, — куда там. трем немцам! Жало-
ванья ему было положено, за счет министерства, 1000 руб-
лей, на разъезды и содержание рабочих 2000 рублей в год
и сверх того 500 рублей на покупку и доставку в Архан-
гельск семенного картофеля.
Козлов привез с собой двух огородников, крестьян Яро-
славской губернии, Никифора Алексеева и Петра Федорова.
Наконец-то вздохнул адмирал Спиридов: кончились его
злоключения! Но и на этот раз он ошибся.
Козлов заболел по пути в Архангельск и вскоре по
прибытии в город умер. А огородники-ярославцы как при-
ехали в этот северный край, так и затосковали.
— Нешто это земля? — говорили они, колупая землю
носком сапога. — Тьфу! Смотреть на такую землю тошно.
Не понутру, пришлась им архангельская сторона. Они
очень боялись, что протянут тут ноги, как этот их барин,
Козлов.
На место Козлова был прислан из Петербурга чиновник
Селезнев. Но в этом году картофель сажать уже было
поздно: Селезнев приехал в июле.
А. осенью вдруг стукнул ранний мороз, и весь семенной
картофель, какой был в Архангельской губернии, померз.
— Ну разве ж можно тут жить? — повторяли Никифор
и Петр. — И где ж это видано, чтоб восьмого сентября снег
лег выше сидячей собаки?
1 октября кончился их контракт. Большие деньги полу-
чали они по контракту: Никифор — 450 рублей за пол-
года, Петр — 350. Но, как ни уговаривал их Селезнев, они
ни за что не хотели остаться в Архангельске.
— Ну их к лешему, ваши заработки! — отвечали
они. — Рассчитайте нас только достальными деньгами, а
мы здесь и минуты не останемся!
И они покинули неласковый северный край.
В эту пору из летописей Архангельской губернии исчез-
ло имя решительного и быстрого адмирала, военного губер-
натора Спиридова. То ли он умер от всего пережитого, то
ли устал и вышел в отставку. Может быть, последней кап-
лей, которая переполнила горькую чашу адмирала, было
решение холмогорской градской думы: «Разведение в здеш-
нем городе Холмогорах картофеля граждане не могут почи-
тать для себя необходимым, а потому представляем на ва-
5 Земляное яблоко	65
ше рассмотрение: не благоугодно ли будет разведение здесь
картофельного растения приказать оставить, так как обще*
.ство от того не предвидит для себя пользы, кроме един-1
ственно. отягощения».
Так или иначе, но имя славного адмирала Опиридова
отошло в прошлое, чтобы украсить собой длинный ряд
имен, возглавляемый именем генерал-майора. На смену
Свиридову пришел контр-адмирал Клокачев.
В эту пору кончился трехлетний срок субсидии от ми-
нистерства на обучение разведению картофеля в губернии.
И контр-адмирал Клокачев, который был не слишком храб-
рого десятка, Струхнул не на шутку, когда получил запрос
генерала от артиллерии графа Аракчеева: до какой сте-
пени доведено в Архангельской губернии разведение кар-
тофеля? Съежившись от страха, он взял карандаш и под-
считал. Селезнев работал в Архангельске два года не по-
кладая рук и за это время развел в губернии 34 четверти
картофеля, которые обошлись казне в 8500 ^рублей. Так он
и написал Аракчееву, и правительство решило, что не
стоит более держать тут чиновника для наставления жи-
телей в разведении картофеля.
У контр-адмирала началась спокойная жизнь: все кар-
тофельные дела он передал учрежденному незадолго до
этого продовольственному комитету; этому же комитету до-
стались те деньги, что собрал сердобольный прокурор Иван
Максимов,— 1150 рублей. У великой Российской империи
не нашлось больше денег на введение новой культуры.
Тут произошло удивительное дело'. С той самой минуты,
как губернатор умыл руки и думать забыл о картофеле, по-
немножку, почти незаметно живучее это растение начало пу-
скать корни в неблагодарную землю Архангельской губер-
нии. Больше того, оно начало даже завязывать клубни!
Продовольственный комитет каким-то образом умудрился
на свои 1150 рублей купить семян; и мороз пощадил их, и
из года в год семенного картофеля у него становилось
больше. Так что в 1824 году комитет посадил уже 382 чет-
верти картофеля, а снято его было 1154 четверти! Теперь у
всей губернии было уже достаточно семян для посева.
И комитет, продолжая свою работу по насаждению карто-
феля, принялся уже за капусту, морковь и свеклу, за лук
и чеснок! Разумеется, успешная эта работа объяснялась
тем, что губернатор Клокачев помогал ей своим невмеша-
тельством. Поэтому имя его должно бы написать золоты-
ми буквами в списке архангельских управителей, насаждав-
66
птиу сей овощ. И только забывчивостью архангельских
граждан объясняется, что на площади в городе Архангель-
ске никогда не был воздвигнут ему монумент с надписью:
«Благодетелю человечества контр-адмиралу Клокачеву,
мудрым своим невмешательством поощрившему разведение
картофеля в Архангельской губернии».
К счастью, преемники контр-адмирала последовали его
примеру. С каждым годом урожай картофеля в губернии
вырастал вдвое.
Архангельские граждане, входившие в продовольствен-
ный комитет, успели даже позабыть, что бездействие губер-
наторское много полезнее губернаторской деятельности.
А так как средства, собранные пятнадцать лет назад сердо-
больным прокурором, уже подходили к концу, неосмотри-
тельные эти граждане отважились обратиться к новому ге-
нерал-губернатору генерал-майору Миницкому с просьбой
помочь комитету деньгами. Однако, верный обыкновению
ближайших своих предшественников, генерал-майор Миг
ницкий на эту просьбу ответствовал: «Как на разведение
картофеля и прежде казна пожертвовала немалыми сумма-
ми и как полагать надлежит, что жители удостоверены
уже в пользе разведения картофеля, то надобно только,
чтобы городничие, городские головы, земские исправники и
заседатели не ослабевали в исполнении прежде данных им
по сей части предписаний, и нет прямой надобности под-
вергать на сей предмет казну издержкам, совершенно на-
прасным».	»
Члены продовольственного комитета, получив такой от-
вет, снова пересчитали рубли, которые остались от средств,
собранных сердобольным прокурором в 1812 году. Их оста-
валось совсем мало, этих рублей: пришлось по одежке про-
тягивать ножки. Кое-как дотянули они до 1836 года.
В этом году, истратив последние 400 рублей из 1150, чле-
ны комитета вынуждены были оставить всякую .заботу о
Насаждении новой культуры в губернии.
Дело, начатое столь рьяно генерал-майором Головцыным
в дай царствования императрицы Екатерины, опять захи-
рело. Во многих уездах крестьяне перепахали плантации
картофеля, засадили их капустой и засеяли горохом. Не
надеясь на свои слабые силы, продовольственный комитет
передал дело разведения картофеля в руки новой, только
.что учрежденной палаты государственных имуществ.
Так закончилась первая, восьмидесятилетняя «война
за просвещение» в Архангельской губернии. Тот, кто захо-
5*	67
чет представить себе, какими путями шло разведение кар-
тофеля в других провинциях Российской империи, найдет
правдивое описание этого в «Истории одного города» Сал-
тыкова-Щедрина. И пусть читателя не смущает, что вели-
кий сатирик в своей летописи именует картофель «гор-
чицей».
КАРТОФЕЛЬНЫЙ БУНТ
Со времен Пугачева тихо было в Пермском краю. Молча
смотрелись в воды Исети, Мияса и Солодянки кривые до-
мишки, крытые берестой и соломой. Мадгча ломали шапки
крестьяне перед мундирами царских чиновников, молча
несли писарям и попам последние крохи. Только перезвон
колоколов плыл над полями от села к селу, благословляя
покорность и терпение, пьяными голосами перекликались
кабаки да детский и бабий плач не смолкал в избах.
И вдруг пришел конец тишине, — зашумели села, мол-
чавшие без малого семьдесят лет. По проселкам, нахлесты-
вая лошадей, из слободы в слободу поскакали вершники —
гонцы с вестями. В кузнях у околиц загремели кувалды —
крестьяне ковали железные наконечники для пик, насажи-
вали ножи на дреколины, вколачивали косы в дубины.
И немногого нужно было, чтобы всколыхнулся крестьян-
ский мир.
В селах и волостях писари и головы обрядились в фор-
менные кафтаны с галунами и светлыми пуговицами. Они
пошли по избам за новым побором — на содержание во-
лостного и сельского управлений. Пришли, увешанные зо-
лотыми кистями, пришли с солдатами и погнали крестьян
пахать землю под невиданную «картофку». Клубни, при-
сланные в волостные управления с осени, померзли в ямах;
осклизлые, они кисло, тошнотно пахли. К чему их сеять?
За какие грехи такая напасть? Новый приказ объявили
старосты: с каждой крестьянской души велено взыскивать
по полторы четверти хлеба; каждые десять домохозяев
должны избрать одного «добросовестного» и ссыпать к нему
этот хлеб до весны, чтобы к севу все были с семенами.
А крестьяне тут были вольные, каждый сам себе был хо-
зяин. И пошли в народе страшные слухи — будто продали
писари и попы весь крестьянский мир в кабалу богатею-
помещику господину Министеру. За бочонок золота, за пуд
ассигнаций, за кресты и медали продали мир по фальши-
вым приговорам:' написали, будто крестьяне сами, по доб-
68
рой воле, согласились быть за господином Министером, со-1
бирать ему хлеб и сеять «чертыо отраву» — картофки!
Никто не объяснил народу, что там, далеко, в Санкт-
Петербурге создано новое министерство государственных
имуществ; никто не объяснил, какую пользу может прине-
сти в хозяйстве картофель, как выращивать его, как хра-
нить. И кого же считать «добросовестным» и к кому ссы-
пать зерно? Кулаки-мироеды успели уже поднести писарям
вина и раскрыли настежь свои закрома: сыпьте, соколики!’
У нас будет цело, никуда не денется!
Семьдесят лет было тихо в Пермском крае, — и вдруг
пришел конец тишине.
В двадцати пяти верстах от уездного города Шадрин-
ска, в слободе Батуринской, что раскинулась по обоим бе-
регам реки Солодянки, на площади перед церковью собра-
лась толпа в три-четыре тысячи. Валом валил сюда на-
род из соседних деревень, с кольями, косами, вилами, то-
порами: вершники по всей округе разнесли весть, что
спешит сюда с тридцатью солдатами начальство из уезда —
душегуб Черносвитов, исправник, с окружным начальни-
ком Кирхнером. «Помогайте! Сторожитесь! Съезжайтесь
управляться сообща!» кричали вершники.
День был праздничный. Но колокол молча висел в хо-
лодном весеннем воздухе; молчал и кабак, закрытый по
решению общества, — серьезные ожидались дела, не в хме-
лю было их решать.
По площади, на церковном холме и дальше, на выгоне,
волнами перекатывалась толпа и могучий гул голосов. Гу-
ще всего толпился народ у ограды волостного управления.
Тут к столбу был привязан писарь. С него давно сорвали
кафтан со светлыми пуговками, сытое лицо его распухло и
побагровело от ударов, один ус был оторван, и кровь текла
с ободранной губы по подбородку.
— Сам знаешь, чего хочем!—кричали мужики. — Ска-
зывай правду: за сколько мир продал и где грамоты, по
которым подворачивают нас за господина?
Тощий крестьянин в заячьей шапке, сбившейся на за-
тылок, деловито, раз за разом окачивал писаря ведрами во-
ды, которую ему таскали из соседнего колодца ребятишки.
И каждый раз, как поднималось кверху ведро, писарь ша-
рахался в сторону так, что берестяная веревка врезывалась
ему в шею, а народ расступался, сторонясь от ледяных
брызг.
— Так ему, так ему, миропродавцу! — кричали в тол-
69
не. — Нажил жиру, собачий сын, нагулял сала на мужиц-
кой шее! Попил мужицкую кровь, пора и свою подстав-
лять! Не скули, крапивное семя, сказывай без утайки: по-
тто подписывал нас под барина?
Толпа раздалась. Рослый мужик с серебряной бородой
волочил по земле попа. Сильным рывком он поставил его
иа ноги возле писаря.
— Попы с писарями—одной свиньи мясо, — сказал
он. — Скидай рясу!
Сразу закричали со всех сторон:
— Не отсидишься под рясой, батька! Ряса дана вам бо-
гу молиться, а не мир продавать!
— Говори, куда спрятали царский указ с зОлотою строч-
кой, с четырьмя гербами на углах? Вот морозить станем
водою, скажешь тогда! Вода-то нынче не свой брат, прой-
мет и язык расшевелит!
Поп, прижимая к груди обрывки рясы, кричал визгли-
вым, бабьим голосом:
— Не видел указа!,Не видел! Не знаю!
— Врешь! Знаешь, да. затаиваешь!
За церковью, там, где начинался выгон, став на пенек,
держал речь видавший виды солдат Иван Фадешин, по
прозванию Лысый.
— Проданы все мы с головы на голову! Батюшку-царя
обманули, написали позаочны приговора и сказали, что
мир согласился добровольно быть в уделе за Министером.
А Министер перво заставил кабальные яблоки сеять, кар-
гофку проклятую. Вам, дескать, картофка, жрите, а хлеб —
это наша пища, господская! Хлеб велит собирать и ссыпать
от девяти в десятый дом! Нет, миряне! Покуда живы, без
царского повеления не будем за Министером! Мы спокон
веку вольные, государственные. Шалишь, не пойдем в ка-
балу к господину Министеру!
С Шадринской дороги донесся звон колокольцев. Тройка
лихих коней вынесла на пригорок экипаж. Беглым шагом
следовали за экипажем солдаты; ямщик остановил коней
возле церкви, и солдаты тотчас построились вокруг экипа-
жа кольцом, взяв ружья наизготовку.
У исправника Черносвитова одна нога была пробковая;
Кирхнер, окружной начальник, помог ему выйти из эки-
пажа. Их давно прозвали «два дружка на трех ногах», по-
тому что, они были неразлучны и всегда выезжали пороть
крестьян вместе. Следом за ними вышел из экипажа бату-
ринский голова.
70
Толпа замерла. Одинокий возглас приветствовал при-
бывших:
— Добро пожаловать, милостивые государи! А мы тут
заждались, все глазыньки проглядели.
Затаенное злорадство послышалось в этом возгласе.
Черносвитов перекинулся с Кирхнером быстрым взглядом.
— Это что же за сборище такое? — громко спросил он.—
Или чем недовольны, а?
Он сбросил с плеч плащ, одной рукой оперся на палку,
другую пропустил в ремень подзорной трубки, болтавшей-
ся у него на груди. Так он стоял, прислонившись спиной
к экипажу, и прищуренными глазами озирал толпу. Проб-
ковая нога беспомощно отставлена была в сторону, но вид
его был' внушителен. Тугой воротник вицмундира подпи-
рал одутловатые, гладко выбритые щеки. Толпа, не обра-
тившая никакого внимания на мушкеты солдат, на мгно-
вение подалась назад при звуке его властного, резкого
голоса.
Из передних рядов выдвинулся вперед мужичок с кре-
стом на груди. Он козырнул по-солдатски и сказал с
усмешкой:
— Всем довольны, вашбродь!.. Вот деды и прадеды
наши разговлялись пирогами да ватрушками, а нынче,
бают, картофку велено жрать, чортово яблоко. Премного
благодарны благодетелям нашим за попечение. Слыхать,
продали нас, как баранов, в удел господину Министеру.
Деды и прадеды наши были вольными, государевыми, а
цынче время пришло шею гнуть под ярмо. Очень мы этим
довольны, земно кланяемся, вашбродь! Что ж вы не бла-
годарите господина исправника, миряне?
Косы, вилы и лики закачались над толпой, будто их
тронул ветер.
— Ужо поблагодарим! — раздался чей-то голос.
Ястребиная голова Кирхнера беспокойно вертелась на
тонкой шее.
— Дёло. выходит табак, Викентий Егорович, — шепнул
Кирхнеру Черносвитов. И вдруг бросил в толпу громко и
твердо:—По розгам соскучились, голубчики?
Он был смел и надеялся на свою славу: не было в уезде
человека, который не слыхал о страшных порках исправ-
ника Черносвитова, порках, после которых десятками сво-
зили мужиков на погост. Но на этот раз он ошибся. Толпа
теснее сомкнулась вокруг ощетинившегося штыками кон-
71
воя; крики слились в один нараставший и ширившийся
гул. Батуринского голову вырвали уже из рук команды;
его завертело и понесло через толпу к берегу Оолодянки.
Черносвитову и Кирхнеру видно было с пригорка, как
бросало его из стороны в сторону, пока, в чем мать родила,
весь залитый кровью, он не очутился у плотины. Его обви-
ли веревкой и столкнули в воду, Вытащили и столкнули
опять.
— Брать их надо, что на них смотреть! — услышали
Черносвитов и Кирхнер. — Туда же, к заплоту: пусть узна-
ют там мужицкий суд!
Чья-то рука ухватила уже Кирхнера за ворот вицмун-
дира; солдат ударом штыка освободил начальника. Тут
исправник переменил тактику.
— По бунтовщикам!.. — крикнул он солдатам, но
«пли!» не сказал.
Народ отшатнулся от ружей. Воспользовавшись этой
минутой, Черносвитов обратился к толпе. Он не грозил
уже, а . просил, уговаривал:
— Хотите слушать, слушайте, а не хотите, после сами
будете раскаиваться, да уж не воротить. Я старый солдат»
мне смерть не страшна.
Он вынул из кармана бумагу.
— Вот закон управления. Он дан царем и обнародован.
Наш государь вверил министру главное управление всеми
государственными имуществами, а с тем вместе и попече-
ние над вами, так как вы — государственные крестьяне,
а не господские...
Медленно, продолжая говорить, Черносвитов стал от-
ступать к церкви. Вместе с ним и Кирхнером двигалось
кольцо солдат.
— А картофка? Кабальные яблоки к чему? — крикнул
кто-то в толпе.
— Почему ж это вдруг кабальные?—подхватил Черно-
свитов, измеряя глазами расстояние до церковной огра-
ды.— Картофель должно садить вам на случай неурожая.
Есть примеры, что которого года хлеб родится худо, карто-
фель родится хорошо...
Трое солдат взошли уже на церковную паперть.
— Да местами есть земли скудные, — продолжал ис-
правник, с каждым словом пятясь на шаг. — Хлеб дают
плохой, а картофель хороший...
Уже Кирхнер скрылся в дверях.
— Вот по этим-то примерам правительство и старает-
72
ся, чтобы посевов картофеля было больше. И законом по-
ложено: тем, которые на свои средства сеяли его, разда-
вать в награду похвальные листы, деньги, кафтаны...
Мужик с серебряной бородой, тот самый, что приволок,
к ограде волостного управления попа, перебил его. Обер-
нувшись к толпе, он крикнул:
— Я так смотрю, миряне: нету вреда в картошке! Тре-
тий год ее сею. Картошка — хлебу присошка. А только пусть,
нам исправник скажет, по чьему такому приказу наш ба-
туринский голова, — тут он указал длинной рукой в сторо-
ну реки, — почему это наш голова всю семенную картошку
поморозил в общей яме? И на кой ляд ее, мороженную^
сеять?
Говоривший и вместе с ним вся толпа обернулись к то-
му месту, где только что стоял исправник. И успели уви-
деть только, как захлопнулась за нйм церковная дверь,.
Тотчас же из амбразур-вентиляторов высунулись горлыш-
ки ружейных дул. Затем зазвенели стекла, и ружья выгля-
нули из окон второго этажа.
Народ двинулся к церковной ограде, но ружья полых-
нули огнем. В тесноте и давке не сразу видно было, кто
убит, кто ранен; только тогда, когда толпа отхлынула на-
зад, на мгновение смолкли все, крики, все голоса. Оцепенев:
от ужаса, люди смотрели на страшную фигуру старика с;
серебряной бородой, который, лежа навзничь в луже кро-
ви, то вытягивался во весь свой огромный рост, то выги-
бался дугой. Еще двое лежали неподвижно: один ничком,,
раскинув руки, другой на боку, с открытым, как бы для
крика, ртом. Голосила баба, у которой пулей оторвала'
пальцы; еще кто-то стонал. Но ужасней всего был мерный,
клокочущий хрип старика.
Всю ночь бушевала вокруг церкви толпа; однако при-
ближаться к ограде боялись.
В церкви было тесно и смрадно: двое суток уже отси-
живались здесь местные чиновники с семьями, церковники
и кулаки, которые имели основания опасаться, что народ,
припомнит им старые обиды. О отрядом Черносвитова в.
церкви было теперь около ста двадцати человек.
Стуча палкой и пробковой ногой по каменному полу,,
исправник обходил свою крепость.
— Не горюйте, — ободрял он осажденных. — Я поставил
в известность о бунте начальника Уральского хребта. Не
73.
позже двенадцатого прибудет сюда военная подмога с пуш-
ками.
Он осмотрел карабины у солдат, велел разрубить пули
надвое, потому что их было мало, укрепил ветхую деревян-
ную дверь. С подзорной трубкой в руках он то и дело
поднимался на колокольню.. Толпа не убывала.
— Не уйдешь, хромуша! — доносились до него голо-
са. — Нынче нам черед пороть вашего брата. Спустим шку-
ру с твоей спины, как ты спускал нам!
К церкви стали возами возить солому. Раздались
крики:
— Выходите-ка, живоглоты! Дотла сожжем церковь! По
кирпичику разберем!
Что-то вроде знамени появилось в толпе. На двухсажен-
ном шесте, обвитом хвоей, развевалось полотнище белого
крестьянского холста с надписью: «Царские государствен-
ные— не господина Министера!»
— А пожалуй, и впрямь сожгут, — усмехнувшись, ска-
зал Черносвитов Кирхнеру. — Было б у нас пуль по-
больше...
Вдруг с Шадринской дороги донесся топот. В свою
трубку исправник увидел сорок казаков-башкир, которые
во весь опор мчались к слободе; впереди на белом коне
скакал лесничий Фролов, «с шиком барин», как называли
его в Шадринске.
Толпа замерла, насторожившись.
— Смирно! Сабли наголо, по три справа, марш! — про-
звучали слова команды. Весеннее солнце заиграло на
клинках.
С дикими выкриками, с мусульманскими песнями вле-
тели казаки в Батуринское. Однако при виде вооруженной
толпы Фролов не посмел пустить в ход оружие и, не задер-
живаясь, промчался карьером прямо за церковную ограду.
Лошадей привязали у паперти, казаков-башкир Черносви-
тов разместил у бойниц.
Ничего не изменилось в положении осажденных. А тол-
па все прибывала — точно прорвало плотину. Сюда, в Ба-
туринскую слободу, съезжались крестьяне из соседних во-
лостей, батуринцам «на помог». Из большого села Карго-
польского мир доставил сюда несколько возов оружия —
пик, кос и ножей на древках, охотничьих дробовиков и
винтовок. Из дальних сел присылали в Батуринское по
пять, по десять надежных людей — для совета: пусть хоть
верным, толковым словом помогут мирскому делу. Отстав-
74
ные солдаты, опытные в военном искусстве, установили по-
рядок в толпе: часть крестьянской пехоты приблизилась, к
церкви и засела за поленницей дров против церковных
дверей, другие расположились по пути к Солодянке; кон-
ные поскакали вниз по селу и заняли берега речки, а
частью выехали в лес, растянувшийся вдоль Шадринской
дороги.
Нет, не одни кафтаны со светлыми пуговицами подняли
крестьян в десятках деревень и уездов, не один приказ об
отсыпке зерна, не «картофка» только. Много горя и злобы
накопилось в мужицком сердце. В церкви сидели враги.
Малые дети в люльках смолкали, когда матери грозили им
страшным именем Черносвитова. Врагом был и поп, и по-
следний дьячок, и каждый писарь — всякий, кому дана
власть, кто, как клещ, сидел на крестьянской шее. Как
семьдесят лет назад, в дни Пугачева, люди забыли страх,
им не жаль было жизни и крови. Уже знали в толпе, что
врагам на выручку спешат из Екатеринбурга две роты
солдат с орудиями; но никто не мог уйти от этой церков-
ной ограды — будто там, за каменными стенами церкви,
укрылась от народного гнева сама злая доля, сама кручи-
на. И казалось, что вот — раздавить это осиное гнездо, и
начнется другая, новая жизнь. Все ближе к ограде под-
ступал народ; теперь, когда казацкая пуля пробивала ко-
му-нибудь грудь или голову и чьи-нибудь пальцы скребли
родную землю, никто не пятился назад; еще горячей, не-
удержимей закипала злоба в толпе.
На беду, повернул ветер; порывистый, леденящий, он
гнал косматые облака прямо от церкви на слободу. И слу-
живые распорядились оттащить возы с соломой подальше,
чтобы кто-нибудь сгоряча не поджег их: вместе с осиным
гнездом заполыхало бы все село.
Черносвитов знал, что никому из осажденных не будет
пощады, если крестьяне ворвутся в церковь. Он велел
прорубить в дверях новые бойницы, завалил вход понадеж-
ней. Перешагивая через спящих, скользя в нечистотах,
день и ночь бродил Черносвитов по своей крепости.
Вой стоял в церкви. У осажденных вышла вся вода;
уже переловили на колокольне и съели всех галок и голу-
бей. Кирхнер часами лежал неподвижно на скамье, подсте-
лив под себя поповские ризы; он молчал,' его маленькие
птичьи глаза запали еще глубже, в них черным блеском
светился ужас.
Иногда становилось жутко и. Черносвитову; но он тот-
75
час представлял себе две роты солдат, которые скачут из
Екатеринбурга, и возы с розгами, что тащатся за ними.
Он поднимался на колокольню и вскидывал свою трубку,
направляя ее на Шадринскую дорогу. Но там не было ни-
чего, кроме густого темного леса и костров, разложенных
крестьянами.
Отсюда видел Черносвитов, как толпа разбила его эки-
паж, как мужики уводили с паперти башкирских лоша-
дей. Он видел, как в сотне шагов от церкви народ судит
страшным судом своих лютых врагов, его друзей, не
успевших укрыться в этой или в другой какой-нибудь
церкви. И снова и снова он потирал руки, и лихо закру-
чивал кверху усы, и направлял свою трубку на дорогу.
Долго стоял он так на холодном ветру, и пробковая нога
его постукивала по полу, точно отсчитывала удары розог.
Выстрел из крестьянского ружья сшиб с него фуражку. Он
только попятился на шаг.
На пятое утро, поднявшись на колокольню, он заметил
странное движение в толпе. Несколько крестьян прискака-
ло на площадь, вокруг них забурлил народ. Исправник
поднял трубку — и в ту же минуту, забыв о своей пробко-
вой ноге, скатился вниз.
— Господа! — крикнул он осажденный. — Молитесь бо-
гу! Екатеринбургская команда с двумя орудиями и казачь-
им отрядом уже вступает в село!
Он отдал приказ своим солдатам стать во фронт, а
башкирам, у которых уцелели кони, выстроиться у ворот
ограды.
Команда остановилась возле церкви в боевом порядке,
прикрывая два орудия. Казаки тотчас оцепили толпу. Ми-
мо цепи казаков, сшибая друг друга с ног, кинулись
осажденные — они бежали к реке утолить смертельную
жажду.
— Направо, налево раздайсь!
И вдруг из обоих орудий дан был залп холостыми за-
рядами.
Пожилой офицер подошел к Черносвитову, взял под
козырек и представился:
— Командир роты штабс-капитан Фукс. Разрешите мне
приступить...
— Спасибо, я сам, — поспешно ответил исправник.
«Секуция» началась.
Два воза с розгами, два воза с палками выехали вперед.
Черносвитов остановился у одного из возов; пока писари
«Секуция» началась. (Рисунок художника Ф. Бочкова.)
с солдатами разбивали толпу по обществам — отдельно ба-
туринских, отдельно каргопольских, отдельно белоярских и
уксянских, он стоял, прислонившись к возу, и ласково
поглаживал туго связанные пучки лоз.
Крестьяне молчали, опустив головы, и мяли в рукак
свои шапки и рукавицы.
Розги и палки были разложены кучами в нескольких
местах, полукругом; у каждой кучи поставлено было по
два солдата: у одного — палки, у другого — розги.
Черносвитов вдруг точно очнулся.
— Выводить бунтовщиков! — скомандовал он тихим,
охрипшим ot жажды голосом.
Дрожь прошла по толпе. У многих шапки вывалились
из рук. Сотни глаз обратились в ту сторону, где огромной
грудой лежало отнятое солдатами оружие — пики, косы,
ножи на древках и уже бесполезные ружья.
Волостные и сельские писари указывали солдатам, кого
выхватывать из толпы. Этих ставили отдельно, как зачин-
щиков: их ждала участь страшнее, чем порка, их ждал
военный суд, шпицрутены и острог.
Лесничий Фролов, играя эполетами, расхаживал вокруг
и не спускал с них глаз: он не доверял конвою.
— Раздевать! — так же тихо скомандовал Черносвитов.
Он был совершенно вознагражден за все пять дней
осады. Перед ним, окруженная солдатами, стояла нагая
толпа: бледные, посиневшие, вздрагивающие от холода и
страха тела.
— Готово! — откликнулся унтер-офицер.
— Подводить! — отдал приказ Черносвитов.
Каждого раздетого подхватывали под руки двое солдат.
Они разводили их по местам. Черносвитов окинул взгля-
дом; весь полукруг, подбоченился и сказал:
— Начинай!
Палки и розги свистнули, раздались вопли. В это вре-
мя Кирхнер в солдатской манерке поднес исправнику вод-
ки. Запрокинув голову, Черносвитов долго и жадно глотал.
Потом достал из заднего кармана платок и старательно
отер усы.
— Божественная влага!—сказал он. Еще раз обвел
глазами широкий полукруг, где взлетали палки и розги, и
улыбнулся Кирхнеру: — Попомнят они эту пасху, Викентий
Егорович!
У Кирхнера чуть-чуть раздвинулись тонкие губы:
— Солона им, пожалуй, покажется эта «картофка».
и
Вопли постепенно переходили в стоны; стоны звучали
все реже; удары с прежней силой сыпались на бесчувствен-
ные тела. Потом из толпы обнаженных выволакивали ное-
вых— вторые, третьи, четвертые смены. И опять — сперва
слышны были вопли, потом стоны, потом только отрыви-
стые удары, рассекавшие кожу и мускулы.
Подставляя грудь под приклады ружей, бабы рвали из
рук конвойных своих кормильцев, своих любимых. И дол-
го протяжный бабий плач висел над слободой. А в церкви
поп со своим причтом служил уже благодарственный мо-
лебен. Там пели многолетие государю, окропляли святой
водой оскверненный божий храм. И торжественно гудел
колокол, заглушая бабий плач, благословляя покорность и
терпение.
AN GORTA МОЕ
Создатель «Гулливера» Джонатан Свифт жил в Дуб-
лине и отлично знал быт ирландских крестьян. В 1729 го-
ду он написал сатирический памфлет под таким названи-
ем: «Скромное предложение относительно мер, кои следует
принять, чтобы дети бедняков в Ирландии перестали быть
обузой для родителей и для страны и служили доходом
для общества».
В этом памфлете великий английский писатель говорил,
что всякий, кому случается странствовать по Ирландии,
приходит в уныние при виде улиц, дорог и порогов лачуг,,
где толпятся нищенки, с тремя, четырьмя, шестью ребя-
тишками каждая, все в лохмотьях. Несчастные не дают
прохода, умоляя о подаянии. «Поэтому, — говорит Свифт, —
я предлагаю из ста двадцати тысяч детей, рождающихся
здесь ежегодно, двадцать тысяч сохранить для воспита-
ния; остальные же сто тысяч в годовалом возрасте следует
продавать влиятельным и богатым людям королев-
ства, причем матерям должно быть внушено, чтобы по-
следний месяц они давали своим малышам сосать досы-
та,— дети должны стать пухлыми ' и смачными на вкус.
Ребенка хватит на два блюда на пирушке с гостями, а
если семья обедает без приглашенных, каждая задняя
или передняя четверть составит достаточно сытное блюдо;
приправленная, перцем и солью, четвертушка может быть
сварена даже на четвертый день, особливо зимой. Я под-
считал, что вскармливание одного ребенка нищих (к коим
я отношу всех батраков и четыре пятых фермеров) обой-
7»
дется около двух шиллингов в год, включая лохмотья; и
я уверен, что ни один джентльмен не откажется уплатить
десять шиллингов за тушку хорошего, жирного ребенка,
которой, как я сказал уже, достаточно для приготовления
четырех блюд прекрасного, питательного мяса».
Джонатан Свифт — очень остроумный писатель. Но
«влиятельные и богатые люди королевства» были гораздо
изобретательнее его. Оттеснив ирландских крестьян на бес-
плодные пустыри, на горные склоны и сырые болота, они
превратили весь остров в пастбище для своих овец, сви-
ней и быков. Вместо жалких детских тушек Ирландия
давала им ростбифы,  бифштексы и ветчину в яйцах, да-
ровой труд восьми миллионов рабов и хлеб, которого ,не-
хватало Англии. Жалкие нищие не могли докучать благо-
родным джентльменам просьбами о подаянии, так как
владельцы ирландских земель не имели никакой надобно-
сти жить на этом острове: в точные сроки управляющие
и арендаторы присылали им в Англию ренту, собранную с
нищих.
Чем-то все же должны были питаться восемь миллио-
нов ирландцев, и в их личные нужды уходило некоторое
количество овса и пшеницы. Это очень заботило хозяев
ирландской земли.	'
Между тем в Европу уже был привезен картофель.
Климат и почва горных районов и болотистых низменно-
стей Ирландии оказались благоприятными для новой
культуры, и в несколько десятилетий картофель распро-
странился по всему острову; каждый клочок земли, не-
пригодный для господских овец и быков, покрылся ря-
дами курчавых серовато-зеленых кустиков. Благородные
лорды поспешили воспользоваться этим. Недавно еще ир-
ландский крестьянин был на краю голодной смерти; с не-
го нечего было больше взять. Теперь у народа появился
новый источник .пропитания — картофель. Его достаточно
было для поддержания жизни восьми миллионов рабов.
И картофель стал единственной пищей ирландских кре-
стьян. Все остальные продукты хозяйства: масло и мясо,
пшеница, овес и ячмень — все шло в уплату ренты вла-
дельцу земли. Индейцы племени квичуа сеяли, кроме
панны, кукурузу, взращивали арахис, и маниок, и батат,
и тыкву, и томаты. Ирландский крестьянин знал одну
только пищу—«потато». Единственная утварь, которую
можно было найти в каждой землянке, это котел для вар-
ки картофеля. Перуанская лаппа стала благословением,
.80
Землянка ирландских крестьян. (Гравюра из журнала «Illustrated
London News» за 1848 год.)
самой жизнью для ирландского народа. Но английские
лорды и это благословение сумели превратить в проклятье:
если болезнь поражала картофельные поля, народ оставал-
ся без пищи и погибал.
Столетиями взращивали в Ирландии голод расчетли-
вые лорды — так же спокойно и уверенно, как смотрители
их парков из поколения в поколение взращивают свои
знаменитые газоны. Наконец их старания увенчались
успехом: настал Великий Голод, an Gorta Мог, как на-
зывают его ирландцы, самый великий голод из всех, ко-
гда-либо созданных человеком.
В середине сентября 1845 года во многих районах Ир-
ландии на листьях картофеля появились бурые пятна раз-
личной величины и формы, словно кто обрызгал кусты
кислотой. Пятна расплывались, растекались по стеблям
тем быстрее, чем больше сырости было в почве и в возду-
хе. Тяжелый сернистый запах висел над больными поля-
ми. Клубни с виду казались здоровыми, но стоило их
сварить и разрезать — вместо рассыпчатой крахмалистой
мякоти в них была черно-бурая несъедобная масса. Ко вре-
мени копки картофеля поля представляли собой ужасную
картину: побуревшие, опаленные остатки стеблей торчали
из земли, словно головешки на пожарище.
6 Земляное яблоко	81
Зараза быстро распространялась во все стороны. Как
перелетные птицы, бурые пятна появились сперва на побе-
режье. Отсюда картофельный мор двинулся, зашагал по
острову. Он прыгал скачками, неожиданно перебрасывался
через холмы и болота.
Крестьяне боялись открывать ворота в заборах: им ка-
залось, что чаще всего болезнь поражает кусты против
входа, точно пагубный ветер отсюда врывался на поле. Но
никакие заборы не могли преградить путь этой заразе.
Грозные вести летели со всех концов острова: повсюду
умирали поля. Когда идет саранча, или озимый червь,
или луговой мотылек, можно рыть ямы, копать канавы
вокруг полей и огородов, давить и травить ядом шести-
ногую смерть; можно броситься на землю и руками при-
крыть хоть один единственный кустик. Тут враг был не-
видим. Он выпадал с дождем и стлался по земле с ту-
маном, мчался с ветром и обгонял ветер.
Голод, как черная туча, надвигался на страну.
И в то же время с каждым приливом из всех ирланд-
ских портов — из Корка и Дублина, из Вестпорта и Оли-
го—'Отваливали корабли, нагруженные овсом и пшени-
цей, баранами, свиньями и быками. Давно уже не было
такого урожая овса в Ирландии. Корабли увозили в
Англию ренту, уплаченную несчастными нищими владель-*
цам полей.
Такой страшной вещи не мог бы придумать и Свифт.
«Влиятельные и богатые люди королевства», видя, что на
страну надвигается небывалое бедствие, потирали руки:
они знали, что голод повысит цены на хлеб, и прикиды-
вали уже, сколько золотых фунтов, сколько серебряных
шиллингов принесет им голод в Ирландии. Они были спо-
койны за свой капитал: на страже их интересов стояла
безупречная машина — английский парламент.
Весь опыт длинного ряда поколений — поколений
ростовщиков и менял, пиратов и торгашей, лендлордов и
фабрикантов — веками накапливала эта машина. Она
имела одно назначение — увеличить доходы «влиятель-
ных и богатых людей королевства». Свифт в своем «пред-
ложении» не учел, что в цивилизованном обществе людо-
едство не принято и запрещено _ христианской религией, и
если на смерть обрекаются народы, это делается под звуки
молитв и речей, исполненных милосердия. Проливая горь-
кие слезы, члены Палаты лордов и члены Палаты общин,
министры, ее величество королева и вице-король Ирлан-
82
дни дружно н согласованно, как колеса выверенного ме-
ханизма, ткали огромный саван для «братского острова».
Долгое время в Вестминстерском дворце не замечали
бедствия. Чем этот год отличается от других? Это старое
дело: в Ирландии всегда свирепствуют голод и болезни.
После долгих размышлений парламент отправил в голода-
ющие районы комиссию «ученых людей», чтобы выяснить
размеры неурожая. Какие прекрасные, горячие речи гово-
рили члены парламента и министры! Они никогда не упо-
требляли слова «голод». В английском языке нашлось до-
статочно слов, более спокойных и обнадеживающих. Члены
парламента говорили о -«недороде», о «неурожае», о «бед-
ствии», о «напряженном положении рынка». Комиссии
сменяли комиссии, а корабли попрежнему уходили из ир-
ландских портов; увозя овес, и пшеницу, и скот. Ирлан-
дия, объятая ужасом, кричала: «Закройте порты!» Но раз-
ве мог парламент забыть об интересах владельцев земель и
хлебных маклеров теперь, когда каждое зернышко можно
было продать втридорога?
Рыжий веснущатый мальчик Эдмонд Мак-Хэль лежал
на охапке соломы в земЛянке, сложенной из неотесанных
каменных плит. Ноги у него опухли, из десен шла кровь.
Иногда мать вытаскивала из-под него клочок соломы и
сжигала в очаге, потому что ветер через все щели наме-
тал снег, а топить было нечем. Снежинки падали маль-
чику на лицо, на босые ноги, на рваную куртку, которая
стала Эдмонду так просторна, будто была не его, а отцов-
ская. Эдмонд бредил и в бреду запекшимися губами твер-
дил все одни и те же слова: «Мама, дай мне три зер-
нышка!»
Но трех зернышек хлеба не было в доме; их не было
и во всей деревне. Только материнскую нежную ласку;
могла дать ему мать.
«Мой асторе, мой авоурнин, — отвечала она, — я от-'
дала б тебе весь хлеб на свете. Потерпи, я достану тебе
много зернышек. Подожди, мой ясный».
Рыжий веснущатый мальчик похрипел, похрипел и
умер. Соседка взяла его куртку и нашла в ее кармане
гри зернышка пшеницы. Это их просил умирающий мальчик.
Он спрятал свои три зернышка, когда был еще здоров. И
теперь, в бреду, он помнил о них. Ему казалось, они боль-
шие, эти зернышки, они спасут его от мучений.
Этот «случай» зарегистрирован был в округе Майо.
Каждый случай не похож на другой, а всех их было пять-
6*	83
Ирландские дети бродили по
еолым полям в поисках итипти.
сот пятнадцать — с сентября
по декабрь. За это же время
3 250 000 квартеров зерна и ог-
ромные стада скота были выве-
зены из ирландских портов.
Так закончился грозный
1845 год, предвестник Велико-
го Голода. Половина картофеля
погибла в Ирландии; и все же
крестьяне сберегли достаточно
клубней для посева. Они жда-
ли спасения от нового урожая.
В начале лета казалось, что
урожай будет хорош. В июле
картофельные поля стояли в
полном цвету, люди мечтали
„чуже о безбедной зиме. И вдруг
снова появились вестники
смерти — бурые пятна. Никто
не уходил с полей: оцепенев
от ужаса, крестьяне стерегли
свои кустики. Но враг прихо-
дил, незримый и неведомый; поветрие шагало быстрее, чем
в прошлом году. На этот раз оно не пощадило ни одного
куста в стране.
Толпы голодных бродили по полям, выискивая съедоб-
ные травы и коренья. Счастливей всех были жители побе-
режья: они дольше других могли бороться со смертью, пи-
таясь водорослями. С голодом пришел тиф. Теперь умира-
ли тысячами; вымирали до последнего человека целые де-
ревни.
Первое время, когда подбирали на дороге' мертвое тело,
местные власти, по старому обычаю, опрашивали свиде-
телей, выясняя причины смерти.
Дэнис Мак-Кеннеди работал землекопом на постройке
Кахарагской дороги. Его нашли в придорожной канаве и
отвезли на кладбище, где людей хоронили в братских мо-
гилах, потому что нехватало гробов' и рук, сохранивших
достаточно сил, чтобы рыть отдельные ямы. Королевский
коронер—следователь, производивший дознание, — спер-
ва опросил жену покойного Джоанну Мак-Кеннеди. Она
показала, что Комитет помощи принял ее мужа на работу
 три недели назад.
«Нет, сэр, он не жаловался ни на какие болезни. Не
84
много было таких сильных мужчин в Кахараге, как мой
Дэнис... Как он питался? Нас было пятеро. Дэнис, я и
трое ребят. Мне им нечего было дать в понедельник. И во
вторник тоже мы не ели. В среду вечером я сварила го-
ловку капусты и полмерки мелкой гнилой картошки, — я
получила ее за корзину торфа, что продала в Скибберине.
В четверг Дэнис ушел на работу не евши. Только в суб-
боту утром я послала ему хлеба: наш сосед, Мик Суини,
дай ему бог здоровья, одолжил нам пинту овсяной муки.
Но было уже поздно: мой муж был мертв».
Иеремия Доновен, десятник с постройки Кахарагской
дороги, показал в свою очередь, что в день смерти покой-
ный Дэнис Мак-Кеннеди находился на работе. Вдруг по-
среди работы он бросил лопату и отошел к канаве. «Я
вижу, он слишком долго сидит там без дела. Ну, -подошел
и сказал, чтобы он стал на свое место. Он не вернулся к
работе и только ответил: «Разве можно работать без пи-
щи?» Мне стало жаль его, я дал ему корку. Он взял
ее, сунул в рот и выронил. Через два или три часа он
умер».
Два врача произвели вскрытие; они показали под
присягой, что вскрытие не обнаружило никаких следов
болезни, которая могла бы быть причиной смерти. Ника-,
ких остатков пищи не было найдено ни в желудке, ни в
тонких кишках покойного, кроме куска сырой неперева-
ренной капусты.
Дэнис Мак-Кеннеди умер потому, что правительство
Соединенного королевства превратило картофельный мор
в золотую жилу для спекулянтов хлебом, для судовла-
дельцев, для хозяев ирландской земли.
Казалось, парламент только о том и печется, чтобы
спасти голодающий народ. Три года спорили члены Па-
латы лордов, и члены Палаты общин, и кабинет министров,
наперебой предлагая новые законы о помощи бедным, об
устройстве общественных работ, о дешевом хлебе для
ирландских крестьян. Но смысл всех этих споров был
один: как распределить прибыли, которые приносит го-
лод, между «влиятельными и богатыми людьми королев-
ства»?
Огромные суммы выданы были казначейством для
организации помощи населению; как опытный ростовщик,
парламент дал эти суммы ирландскому народу взаймы
на десять лет, из пяти процентов годовых; каждые сто
фунтов ежегодно приносили пять фунтов доходу.
85
Как же распорядиться этими суммами, чтобы довольны
остались и хлеботорговцы, и владельцы торговых судов, и
лендлорды?
— Мы должны помочь нашим голодающим братьям! —
восклицали члены парламента и министры. В их руках
было верное средство. Картофель погиб, но ирландская
земля в годы голода родила столько овса и пшеницы, что
этим хлебом можно было накормить население двух Ир-
ландий. Однако правительство не закрыло портов: урожай
ирландской земли увезли лендлорды. Это была их «закон-
ная» рента. Взамен овса и пшеницы мудрые джентльме-
ны закупали в Америке кукурузу. За три тысячи миль
везли в Ирландию маис, которого никогда не видали еще
ирландские крестьяне, — маис, зерна которого были твер-
же, чем жернова ирландских мельниц. Втридорога скупало
правительство кукурузу на нью-йоркской бирже и трой-
ной фрахт платило владельцам судов. Гордость Англии,
ее торговый флот, «деревянные стены королевства», полу-
чил свою долю в добыче.
Но если выпустить кукурузу на рынок, что скажут
торговцы хлебом? Никогда ведь торговые операции не да-
вали им таких доходов. Привезя кукурузу в Ирландию,
правительство заперло ее на замок,— пока не истощатся
запасы зерна у спекулянтов.
Народ умирал у дверей закромов Комитета помощи.
В курных землянках, на подстилках из гнилой соломы,
накрывшись одним рядном, лежали вперемежку умира-
ющие и мертвые. Собаки, похожие на привидения, грызли
трупы в придорожных канавах.
«Хлеба или работы!» стонала Ирландия.
И милосердный парламент дал голодным работу. Жи-
вые скелеты срывали холмы, засыпали овраги, таскали
тачки с Землей и дробили камень, твердый, как наковаль-
ня. Они строили новые дороги. Эти дороги не были нужны:
по ним нечего было возить. Но правительство никому не
оказывало помощи даром.
«В поте лица ты будешь есть хлеб свой», сказано в
библии.	'
Дэнис Мак-Кеннеди выронил лопату и умер в придо-
рожной канаве. Сотни тысяч таких же несчастных гото-
вы были работать за любую плату, за одну лишь надеж-
ду на несколько дней продлить жизнь своих детей, тех,
что остались еще в живых. Это очень хорошо известно
было сердобольным джентльменам. Поэтому они провели
86
Умерших хоронили в братских могилах, потому что нехватало гробов.
(Гравюра из журнала «Illustrated London News» за 1848 год.)
«закон о помощи бедным». Всякий, кто обрабатывал хотя
бы четверть акра земли, лишался права на помощь и ра-
боту. Четверть акра! Что значит четверть акра, когда
картофель погиб! Десятки тысяч крестьян отказались от
своих маленьких ферм, чтобы получить работу на построй-
ке никому не нужных дорог. .Эти фермы достались ленд-
лордам. Это была их доля в добыче.
Но «милосердие» правительства не знало границ. Как
только крестьяне сдали свои фермы, парламент провел
новый билль: о закрытии всех общественных работ. Те-
перь у голодающих не было ни земли, ни заработка.
Взамен работы парламент предложил им бесплатный суп.
Не, так-то легко было составить списки несчастных,
которые имели право пользоваться этим благодеянием.
Четырнадцать тонн бланков и карточек отправлено было
в Ирландию. Неожиданно самым популярным лицом в
королевстве стал мистер Сойер, главный кухмистер ари-
стократического лондонского клуба: правительству угодно
было назначить его шеф-поваром ирландского народа.
День и ночь в лихорадочной спешке работали мастеро-
вые, изготовляя особые передвижные кухни для отправки
в Ирландию. Мистер Сойер взялся накормить весь голода-
ющий остров. Прежде чем покинуть Лондон, он опублико-
вал в газетах рецепты своих благотворительных супов, и
читатели «Таймса» в течение нескольких дней с интере-
87
сом следили за дискуссией о питательности этих блюд.
Противником мистера Сойера выступил мсье Жакэ, из
ресторации Джонсона. Он утверждал, что суп №1, в ко-
тором содержится четверть фунта мяса на два галлона
воды, недостаточно питателен. На это мистер Сойер отве-
тил, что он готов предложить вниманию «своего собрата
мсье Жакэ» три образца супов, из коих два изготов-
лены с мясом, а третий без мяса. Он приглашал своего
«искушенного собрата» дегустировать их.
«Я считаю, — писал мистер Сойер, — что мясо не бо-
лее питательно, чем другие ингредиенты; ароматичность
лучших супов достигается добавлением желатина и мяс-
ного экстракта в надлежащей пропорции».
Газеты и журналы подробно обсуждали, какое коли-
чество твердого остатка должна содержать пища взрос-
лого человека для того, чтобы поддерживать его силы;
иные называли предприятие с посылкой мистера Сойера в
Ирландию пустой шумихой, которая нужна богатым, что-
бы создать впечатление какой-то борьбы с ужасающим
бедствием.
Выселение крестьянской семьи в .ирландской деревне.
(Гравюра из журнала «Illustrated London News» за 1848 год.)
88
Тем не менее благотво-
рительные супы мистера
Сойера были включены в
меню Реформ-клуба, и
знатные леди и джентль-
мены, отведав этих, супов
и закусив их ростбифа-
ми, ветчиной и фарширо-
ванной дичью, не могли
найти похвал, достойных
изобретения мистера Сой-
ера.
1 марта 1847 ГОДЯ МИ- БлаготвОрЦтельнЬ1й праздник в Ду-
СТер Сойер со всеми СВОИ- блине. (Гравюра из журнала «Ши-
МИ аппаратами прибыл В strated London News» за 1848 год.)
Ирландию.
Этот день был праздником в Дублине, праздником
милосердия и христианской любви к ближнему. Перед
Королевскими рядами собралась нарядная толпа, весь
цвет- дублинской знати. Леди Понсонби и другие законо-
дательницы мюд шелестели шелками, сверкали бриллиан-
тами. Затянутые в алые мундиры, в высоких меховых
шапках прогуливались офицеры королевской гвардии;
били барабаны, всюду развевались цветные знамена и
ленты.
На высоком помосте посреди толпы стояло странное
сооружение. Прежде всего в глаза бросался гигантский
паровой котел на колесах, окруженный сверкающими
медными кубами. Два столба поддерживали крышу. Под
самой крышей подвешены были огромные ящики из про-
волочной сетки. А над крышей, над высокой клепаной
трубой апрельский ветер играл национальным ирландским
флагом.
Грянули пушки, и торжество началось. Лорд Майор
взошел на помост и представил собравшимся невысокого,
приятно улыбающегося человека.
— Уважаемые леди и джентльмены, я\ имею честь
представить вам мистера Сойера, шеф-повара ирландского
народа!
Тут раздались рукоплескания и веселые возгласы.
Мистер Сойер, раскланявшись, приветствовал публику.
Потом, вооружившись длинной бамбуковой указкой, по-
знакомил собравшихся со своим изобретением.
— Обратите внимание, уважаемые леди и джентльме-
89
ны, — говорил он, — на остроумную конструкцию моей
кухни. В центре — большой паровой котел на колесах;
вокруг него, в этих медных кубах, похожих на ящики,
размещены все продукты, из коих должен быть сварен
суп. Эти кубы согреваются паром, который по трубкам
подается из центрального котла. — Тут мистер Сойер по-
казал указкой весь путь, совершаемый паром. — Медлен-
ным кипячением все питательные вещества извлекаются
из этих продуктов; затем, непосредственно из кубов, раз-
личные виды экстракта поступают вот в этот смеситель,
расположенный над котлом и вмещающий триста галло-
нов.
В глубине вы видите печь, выпекающую сто фунтов
хлеба зараз. Одна единственная тонна служит для обо-
гревания котла, всех кубов и печи. Запас мяса, овощей,
круп и приправ расположен в этих вот сетчатых ящиках
под потолком; сетчатые стенки обеспечивают наилучшую
вентиляцию-. Тут же находятся шестнадцать резервуаров,
содержащих одну тысячу семьсот девяносто два галлона
воды!
Мистер Сойер выдержал паузу. Убедившись, что слова
его произвели должное впечатление, он продолжал:
— Вот через этот узкий проход будут входить мои...
скажем, клиенты. Они входят по одному, каждый получает
большую кружку супа и, выпив ее (пять минут дается на
это), получает свою порцию хлеба или сухарей, затем
проходит к выходу в задней части помещения. Таким об-
разом я могу накормить горячей пищей по крайней мере
пять тысяч человек в день...
Он поднял руку, и двери сарця, стоявшего поодаль
от кухни, открылись. По одному, растянувшись длинной
шеренгой, вышли из сарая голодающие ирландцы. Они по-
чти не похожи были на людей. Через всю площадь, изви-
ваясь змеей, тянулась вереница скелетов, обвешанных лох-
мотьями. Лиц не было, были только глаза, запавшие, туск-
лые или сверкающие лихорадочным огнем. /
Зрители расступились, вобрали головы в плечи. На
миг даже барабанщики смолкли. Только мистер Сойер
продолжал улыбаться своей широкой страшней улыбкой.
Кто-то в толпе прошептал по-ирландски:
— An Gorta Мог.
Да, это был Великий Голод. Такой великий голод, что
у народа не было сил для борьбы. И все же, стиснув бу-
лыжники в иссохших руках, умирающие собирались тол-
90
«Миниатюрная» кухня мистера Сойера отличалась по устройству от
большой кухни, но и здесь голодающих «кормили» водой. (Гравюра
из' журнала «Illustrated London News» за 1848 год.)
нами на улицах ирландских городов и деревень. Они шли
под пули драгун, безоружные, неорганизованные, молотка-
ми разбивали ненавистные «сойеровские» кухни, сбрасыва-
ли в болота котлы. Они требовали пищи, работы.
Но хозяева ирландской земли были сильнее. Не толь-
ко полиция сдерживала народный гнев, не только муш-
кеты, хорошо снабженные пулями, и кони, откормленные
отборным зерном. Когда голодающие, собрав последние
силы, бросались на врага, их осторожно и умело осажи-
вали назад свои вожаки, трусливые слуги лендлордов и
попов. «Все блага земли не стоят пролития единой капли
крови», говорил прославленный вождь ирландского наро-
91
да О’Коннель. Уильям О’Бриен бродил по стране и кри-
чал крестьянам: «Готовьтесь к бою!» Но он запрещал го-
лодающим притрагиваться к зерну, награбленному ленд-
лордами, и если народ принимался строить баррикады,
ни единого дерева не позволял он свалить, не испросив
на то разрешения владельца земли.
И вот начался последний акт трагедии. Бросая родные
землянки, родные могилы, толпы несчастных покидали
свой остров. Если бы не было кораблей, в паническом бег-
стве от голода и тифа они бросались бы прямо в воду. Но
владельцы пароходных компаний, радуясь случаю снять
с голода еще одну жатву, услужливо предлагали, им трю-
мы своих кораблей. Они обещали ирландцам счастливую,
изобильную жизнь .там, за океаном, — в Канаде, в Соеди-
ненных штатах, в Австралии.
Когда торговцы рабами перевозили живой груз с бере-
гов Африки, они укладывали негров на ночлег в трюмы
своих кораблей с таким расчетом, чтобы их поместилось
побольше; но мертвый негр не имел никакой цены, по-
этому работорговцы берегли жизнь своих пассажиров. Они
В кузницах крестьяне ковали пики и топоры, чтобы, защищаться
от хозяев ирландской земли. (Гравюра из журнала «Illustrated London
News» за 1848 год.)
92
Пожар на эмигрантском судне «Монарх океана», шедшем из Ливер-
пуля в Америку. (Гравюра из журнала «Illustrated London News»
за 1&48 год.)
даже выводили их на прогулку по палубе, а больных
сбрасывали в море, чтобы предупредить эпидемии.
Владельцам эмигрантских судов незачем было забо-
титься о жизни и здоровье ирландских беженцев.
2 декабря пароход «Лондондерри» вышел из порта
Слито, имея на борту двести пассажиров, и взял курс
на Ливерпуль. Северо-западный берег Ирландии известен
своими штормами. И на этот раз ночью сорвался шторм.
Он был особенно страшен маленькому пароходу, на палу-
бе которого теснилась толпа эмигрантов.
Капитан приказал очистить палубу. Дюжие матросы
быстро загнали всех пассажиров в щрюм и задраили лю-
ки. Буря швыряла «Лондондерри», как погремушку. Две-
сти несчастных, сбившись в комок, перекатывались в трю-
ме в кромешной тьме, здоровые и больные, взрослые и
дети. Страшные крики доносились из этого ада. Они на-
доели помощнику капитана, он растянул брезент поверх
люков. И брезент заглушил крики, но он прекратил вся-
кий доступ воздуха в трюм. «Лондондерри» то взлетал на
гребни валов, то проваливался в пучину. А двести чело-
век задыхались и бились в черной пловучей тюрьме. Все
тише и тише становились крики. Когда одному из заклю-
93
ченных удалось проломить люк и прорвать брезент, из
двухсот человек осталось в живых уже только сто
двадцать восемь. Остальные умерли от удушья или были
раздавлены своими же соседями.
На каждом эмигрантском судне несколько раз в день
совершалось невиданное «торжество» похорон:- умерших
наскоро заворачивали в рваную парусину и, привязав ка-
мень к этому свертку, сбрасывали страшный груз за борт.
Куда просторнее было в трюме, когда пароход бросал
якорь у чужих берегов.
Но голод протягивал руку и за океан: дизентерия и
тиф догоняли ирландцев в Нью-Йорке, в Мельбурне и в
Квебеке.
Скромное, слишком скромное предложение сделал
Свифт влиятельным и богатым людям королевства. Все,
что он мог предложить им, — это сто тысяч жалких детских
тушек.
Когда кончился Великий Голод, джентльмены подвели
свой итог: умерло от голода и болезней один миллион
двести сорок тысяч ирландцев, эмигрировало около миллио-
на. А сколько новых акров земли получили лендлорды!
Сколько золота упрятали в подвалы хлеботорговцы и вла-
дельцы судов! Сколько ярких речей о милосердии ‘и
любви к ближнему услышал старый Вестминстер!
Почти сто лет прошло со времени Великого Голода..
Как. и прежде, английский парламент неуклонно стоит на
страже интересов «влиятельных и богатых людей королев-
ства». Как и прежде, главная пища ирландских кресть-
ян—«потэйто». Теперь известно, какая болезнь порази-
ла их поля. Это грибок, невидимый глазу паразит, который
ученые называют фитофторой. Они борются с этим
врагом и побеждают его. Но ирландский крестьянин все-
гда будет видеть перед собой призрак Великого Голода,
пока не будет побежден его второй, самый страшный
враг, враг трудящихся всего мира.
ПОВЕСТЬ ОБ УДАЧЕ П ТРУДЕ
Эту повесть рассказывают двадцать миллионов гекта-
ров полей, занятых на земном шаре посевами картофеля.
Ее рассказывают квадраты и полосы этих полей, то тем-
нозеленые, то светлозеленые, то голубовато-зеленые, и
каждый отдельный куст: этот — прямой, с высокими стеб-
64
Листья картофеля, пораженные фитофторой.
лями, и этот — развалистый. Стебли, гладкие и коленча-
тые, рассказывают эту повесть, и цветы—'белые, красно-
фиолетовые, сине-фиолетовые, синие. Сорви цветок, рассмо-
три его. -Как срослись лепестки венчика? Как окрашены
пыльники: в оранжевый или в зелено-желтый цвет?
Рассмотри чашелистики. Длинные они или короткие? И
листья и клубни рассказывают эту повесть, повесть о
том, как созданы были две или три тысячи сортов карто-
феля, которые растут на полях Европы и Северной Аме-
рики.
Первая глава этой повести говорит о Великом Голоде
и страшном грибке — фитофторе. Герои этой главы —
Вильям Патерсон и Чонси Гудрич.
Вильям Патерсон был шотландцем. В годы Великого
Голода он объезжал Ирландию, выясняя причины заболе-
вания картофеля. Он входил в лачуги крестьян, где жи-
вые лежали вперемежку с мертвыми и молили святого
Патрика, чтобы он скорей послал им конец. При нем, по
старинному обычаю, в праздник рождества крестьяне
раскрывали ямы, в которые осенью сложены были креп-
кие, здоровые с виду клубни. Он видел, как гаснет на-
95
цежда на изможденных лицах, как из рук выпадают
клубни, покрытые бурыми пятнами, — и сюда, под землю,
проникла болезнь. Вильям Патерсон был правительствен-
ным чиновником, и народ требовал от него помощи, сове-
та. Что мог он сказать этим несчастным? Что нет ника-
ких способов бороться с заразой? Что возбудитель этой
Золезни неизвестен? Что вся Европа и вся Северная Аме-
рика охвачены этим бедствием?
Быть может, во всей Европе не было человека, кото-
рый лучше Патерсона знал бы жизнь картофельного
растения. Но эта болезнь была для него загадкой. День
ia днем, месяц за месяцем бродил он по полям, при-
сматриваясь к пораженным кустам. Бурые мокнущие
пятна расползались по листьям, по стеблям. Чем больше
влаги было в воздухе, тем быстрей перекидывалась бо-
лезнь с куста на куст. В 'сырую погоду на нижней сторо-
не листьев эти пятна покрывались белесым налетом. Па-
терсон не знал еще, что это пушок грибницы, что это
нити грибка фитофторы. Зато он знал твердо, что пятна
с ботвы перейдут и на клубни; вдавленные твердые
пятна покроют клубень, и постепенно вся его мякоть
превратится в бурую несъедобную массу.
Ни один сорт картофеля не мог устоять против этого
заболевания. Скинув сюртук и засучив рукава, Патер-
сон брался за лопату и показывал крестьянам, как выка-
пывать осуйтительные канавки, чтобы уменьшить количе-
ство влаги в картофельных ямах. Он показывал им, как
опрыскивать кусты раствором извести и медного, купороса.
Но он и сам не верил, в эти средства: ложкой воды не
затушишь пожар.
«Нужно вывести новый сорт картофеля, — говорил
себе Патерсон, — такой сорт, который не будет подвержен
этой ужасной мокрой гнили».
За плечами у Патерсона было почти двадцать лет ра-
боты. Он давно уже пришел к выводу, что картофель
становится все слабее, потому что его из года в год раз-
множают клубнями. Новый сорт нужно вывести из семян.
Нужно скрестить растения различных сортов, собрать 'се-
мена. И сеянцы, которые вырастут из этих семян, дадут
начало новым поколениям. Это будут здоровые поколе-
ния, устойчивые против заболеваний.
Патерсон взял клубни лучших английских, ирландских,
французских сортов, он добыл небольшое количество
клубней из Южной Америки, из Чили, и высадил все
96
сорта вперемежку. Всю работу по скрещиванию Патер-
сон предоставил выполнять природе. Он не вмешивался в
опыление растений; он рассчитывал на счастливый слу-
чай: пыльца одного сорта попадет на рыльце цветка дру-
гого сорта, и завяжется ягода. Семена этой ягоды будут
таить в себе новые качества, которых нет ни у одного из
старых сортов. Некоторые кусты цвели у Патерсона на
грядках, но только редкие из них приносили ягоды. Патер-
сон бережно собирал семена и выращивал4 из них сеянцы.
Он работал упорно и терпеливо и вывел много новых
сортов: «белую скалу» и «принцессу Рима», «британскую
королеву» и «зебру». Но лучшим из всех был сорт «вик-
тория».	i
«Виктория» по-латыни значит «победа». И этот сорт
действительно был победой Патерсона. Только первых
пионеров науки природа дарит такой удачей.
Сорок шесть лет занимался Патерсон выведением
гибридов картофеля, и только на тридцатом году работы
он получил свою «викторию». Но эти\тридцать лет ни на
шаг не приблизили его к победе: «виктория» была ско-
рее наградой за труд, чем результатом труда. Она не была
даже гибридом. Это был сеянец «флюка», а «флюк» — он
имел свою историю, счастливую и простую историю удачи.
Жил в Англии ткач, по имени Джон Тэрнер. Когда
ручной ткацкий станок переставал, кормить его, он зараба-
тывал себе пропитание работой на ферме. Однажды на
картофельном поле своего хозяина он сорвал «яблочко»
картофеля и посадил семена возле своей лачуги. Из них
у него выросло двенадцать кустов картофеля. Джон Тэр-
нер не имел никакого представления о селекции, он даже
не знал, какого сорта картофель рос на хозяйском поле.
Но один из этих двенадцати кустов оказался на редкость
урожайным. От этого куста пошел новый сорт, которому
дали название «флюк».
Из клубня «флюка» на грядке у Патерсона вырос куст;
он расцвел, и рыльца цветков не приняли пыльцы ни от
других европейских сортов, ни от чилийских гостей. Как
бы насмехаясь над всей тридцатилетней работой селекци-
онера, «флюк» отказался скрещиваться с другими сортами.
Он опылил сам себя и образовал ягоды. Из семян этих
ягод выросли сеянцы, и один из них оказался «виктори-
ей». «Виктория» не была победой над фитофторой. Это был
мучнистый картофель, очень урожайный, прекрасного
вкуса. В чистом виде этот сорт не дошел до нас. Но
7 Земляное яблоко	97
потомство «виктории» увековечило имя Вильяма Патер-
сона.
Теперь нужно рассказать о другом герое — американ-
це Чонси Гудриче. Он жил в Утике, в штате Нью-Йорк.
И здесь, по другую сторону океана, он видел ту же
эпидемию, с которой боролся Патерсон. Он тоже искал
причину этого бедствия и пришел к тому же выводу: дли-
тельное размножение клубнями привело к ослаблению кар-
тофеля. Гудрич решил, что нужно старым сортам прилить
свежую, здоровую кровь. Где взять эту кровь? На родине
паппы, в Южной Америке.
Американский консул прислал Гудричу из Панамы
клубни южноамериканских картофелей. Гудрич высадил
их и с нетерпением стал дожидаться семян. Он шел своим
путем,, он не скрещивал разных сортов. Куст вырастал,,
опылял сам себя, завязывал ягоды. Гудрич выращивал из
семян сеянцы, отбирал из них лучшие, размножал, опять
отбирал лучшие растения, опять высевал семена. Сотнями,
тысячами браковал он свои сеянцы, оставляя лишь самые
здоровые, подающие большие надежды.
Среди клубней, присланных из Панамы, был один с
грубой кожурой необычной окраски. Так как Гудрич
полагал, что родина его — Чили, он дал ему имя «грубый
красный чилиец». Этот «чилиец» зацвел в штате Нью-
Йорк, как у себя дома, и принес ягоды. На следующий
год из ягод выросли сеянцы. Лучший из сеянцев дал Гуд-
ричу свое потомство, а через несколько лет из этого по-
томства селекционер вывел новый сорт — «чилийский
гранат».
Нет, «чилийский гранат» не был случайной находкой.
Пятнадцать лет занимался селекцией Гудрич. За эти годы
он вырастил около двенадцати тысяч сеянцев. Из них он
сохранил, как родителей будущих сортов, только пятна-
дцать растений. И лучшим из этих пятнадцати лучших
был «чилийский гранат». В нем была молодая здоровая
кровь южноамериканской паппы, потомство его было уро-
жайным и меньше страдало от заболеваний, чем старые,
одряхлевшие сорта.
Ни Патерсон, ни Гудрич не знали, какой подарок они
сделали человечеству. «Виктория» и «чилийский гранат»
не победили фитофторы. По примеру Гудрича, немецкий
селекционер Диц из какого-то неизвестного южноамери-
канского вида вывел молодой сорт—«дабер». И эти три
сорта быстро завоевали картофельные поля всего, мира.
88
На родине панны, в Южной Америке, — огромное разнообразие сортов
картофеля. На фото — рынок в Куско .(Перу).
Когда ученый описывает тот или другой сорт карто-
феля, он рисует для него родословное, дерево, точно та-
кое же дерево, каким гордится каждый английский лорд,
каждая немецкая овчарка. Мелкие ветки сбегаются к тол-
стым ветвям, ветви — к могучим сучьям, сучья — к ство-
лу. И чаще всего основателем ствола служит «виктория»,
«чилийский гранат» или «дабер».
Родословные деревья — деревья поздней осени, на них
нет листвы. Но если бы вдруг их сухие ветви покрылись
листьями и ветер шевельнул их кроны, они зашумели бы,
рассказывая удивительную повесть удачи и труда. Каж-
дый год ставил перед селекционерами новые задачи: нуж-
но было бороться с болезнями картофеля: с мокрой
гнилью — фитофторой, и с сухой гнилью, и с порошистой
паршой, и с морщинистой мозаикой. Новые районы тре-
бовали картофеля, стойкого к засухе, к морозам. Заводы
требовали сортов с большим содержанием крахмала.
И почти всегда в соревновании побеждали именно те сор-
та, Которые вели свое происхождение от «виктории», «чи-
лийского граната» или «дабера».
Как всегда на заре науки, когда ученым нехватает
точного знания, этим первым селекционерам помогало
счастье. Соотечественник Гудрича Альберт Брези вывел
из семян «чилийского граната» новый, прекрасный сорт —
«раннюю розу». Однажды, юноша, почти мальчик, которого
звали Лутером Барбэнком, осматривал на своем огороде
кусты «ранней розы» и увидел на одном из побегов дозре-
вающую ягоду, одну единственную ягоду. Он решил по-
смотреть, что получится, если высадить ее семена. Но
ягода вдруг пропала: то ли ее сдул ветер, то ли сшибла
собака. После тщательных поисков Лутер нашел свою
ягоду на земле под кустом. В ней оказалось двадцать три
семечка. Он посадил их бережно и следующей осенью вы-
рыл двадцать три куста; два из них дали клубни неви-
данной величины и отличного качества. Это был новый за-
мечательный сорт, чудесный подарок природы.
Юноша вырос и стал волшебником — ему послушны бы-
ли деревья, кусты и травы. Словно играя, он создавал не-
бывалые растения. Сорок лет этот волшебник упорно рабо-
тал над картофелем. Но так и не создал ничего лучше, чем
этот «сеянец Бэрбэнка», который он случайно нашел у
себя под ногами.
Удача улыбнулась не только этому юноше. Чонси Гуд-
рич дал в руки селекционеров замечательный материал.
100
И каждый год появлялись новые сорта, потомки «чилий-
ского граната». От одной только «ранней розы» ведут
свое происхождение двести семнадцать американских сор-
тов картофеля. А рядом С‘ «ранней розой» выбрасывали
свои побеги другие ветви «чилийского граната» — «ранниЦ
Вермонт», «несравненный», «красавица Геброна»...
В Старом Свете так же победоносно шествовали по по-
лям потомки патерсоновской «виктории» и «дабера». Сказ-
ка о двух картофелинах, которые в XVI веке были при-
везены из Южной Америки в Европу, кончилась. Те сорта,
с которыми имели дело Шарль Делеклюз, и Джон Джерард,
и Пармантье, происходили от нескольких семей картофеля.
Эти сорта были связаны слишком близким родством, они-
ослабели, и никакие скрещивания не могли улучшить их
качеств. Потомки «виктории» и «дабера» быстро прогнали
их с полей Европы.
В эту пору благодарен был труд селекционера. Виль-
гельм Рихтер скрестил американскую «раннюю .розу» с
европейской «викторией» и получил замечательные сор-'
та — «император», «юбель», «эделыптейн», «снежную розу».
«Император» содержал вдвое больше крахмала, чем преж-
ние сорта картофеля. Ни в Европе, ни в Америке никто
не хотел больше иметь дело со старыми сортами. Испанцы,
завоеватели Перу, искали сказочную страну золота, Эльдо-
радо. Теперь появился сорт «эльдорадо», — за один клубень
его платили больше, чем за слиток золота такого же веса.
С каждым1 годом новых сортов становилось больше и
больше. А удача — нечаянный подарок природы — все ре-
же и реже выпадала на долю ученых. Не только Джон Тэр-
нер, неграмотный ткач, казался теперь им счастливчи-
ком. Даже Гудрич, который из двенадцати тысяч сеянцев
сохранил полтора десятка, этот упорный, терпеливейший
труженик казался им баловнем природы. Потому что те-
перь уже только один сеянец из десяти тысяч годился в
начинатели нового сорта, и то не всегда. Свои двенадцать
тысяч сеянцев Гудрич вырастил за пятнадцать лет. Теперь
ежегодно каждая крупная селекционная станция выращи-
вала по пятьдесят, по сто тысяч. И никого не удивляло,'
что Лутер Бэрбэнк, который шутя выращивал на карто-
фельных кустах помидоры, теперь, после сорока лёт упор-
ной работы, не мог побить свой же рекорд, поставленный
в годы отрочества. Удача покинула селекционеров, и даже
труд перестал приносить плоды.
Все это объяснялось очень просто.
101
Среди сотен сортов картофеля, которые выращивает
Европа и Америка, только очень немногие приносят ягоды.
Одни сорта сбрасывают бутоны, едва они появятся; дру-
гие — когда цветок готов уже распуститься. У этик в пыль-
никах вовсе нет пыльцы, у тех есть пыльца, непригодная
для оплодотворения. С такими бесплодными сортами нечего
делать селекционеру. Ему нужны семена. Но таких сортов,
которые могут приносить семена, только несколько де-
сятков.
Вот почему в течение полустолетия селекционеры воз-
вращались все к одним и тем же сортам. Они произвели
между ними огромное число скрещиваний и использовали
зсе возможные комбинации.
Селекционеров ждала и другая беда: слишком много
родственников появилось на картофельных полях. Расте-
ния, происходящие от одних предков, дают плохое потом-
ство. Ты хочешь вывести ранний, устойчивый против
болезней сорт. Ты скрещиваешь два сорта: один — скоро-
спелый, неустойчивый против болезней, потомок «ранней
розы», другой — позднеспелый, зато устойчивый против бо-
лезней сорт, ведущий свое происхождение от «дабера». Но
если в крови этого потомка «дабера» есть кровь «ранней
розы», ты можешь получить потомство и позднеспелое и
неустойчивое против болезней.
Давным-давно перестали селекционеры надеяться на
удачу. Им и в голову не пришло бы предоставить опыле-
ние природе, как это делал когда-то Вильям Патерсон.
Каждую крупинку пыльцы они бережно переносили на
рыльце материнского растения. С помощью совершеннейших
микроскопов они изучили строение клеток, соединяющихся,
чтобы дать семя, из которого вырастет гибрид. Они заста-
вили цвести сорта, которые никогда не цвели. Но теперь
не помогал и труд: все р’ёже и реже могли ученые похва-
литься созданием нового сорта. На родине Гудрича, где
полстолетия назад каждые десять лет появлялось пятьде-
сят, шестьдесят, семьдесят новых сортов, кончилось время
побед. За последнее двадцатилетие Департамент земледе-
лия Соединенных штатов дал один только сорт, и тот не
вполне надежный. Для того чтобы вывести этот сорт,
пришлось вырастить больше двухсот тысяч сеянцев. Труд
стал бессмысленным, потому что наука шла по старым пу-
тям, а эти пути привели к тупику.
С глубокой тревогой смотрели селекционеры на свои по-
ля. Страшный грибок фитофторы попрежнему поражал по-
102
севы. Появлялись новые враги, с которыми нужно было
бороться. «Картофельный рак» переползал через границы
государств, минуя карантинные заставы; он превращал
клубни в уродливые, бесформенные комья гнили. В миро-
вую империалистическую войну американские войска за-
везли во Францию маленького колорадского жука; жучок
начисто съедал ботву на огромных пространствах. Он рас-
пространился по |сей Франции, продвинулся в Бельгию, в
Германию. Ученые произвели точный подсчет: он ползет
неумолимо, со скоростью от пятидесяти до двухсот пятиде-
сяти километров в год, и каждая пара за год дает потом-
ство в тридцать два миллиона врагов.
Это были новые бедствия, которых не знали Гудрич и
Патерсон. Полстолетия — короткий отрезок истории, но да-
же за эти полстолетия многое переменилось в природе. И
для того чтобы труд был попрежнему победоносен, наука
должна была ответить на новое новым/
За эти полстолетия изменилась и техника. Инженеры
построили комбайны для уборки картофеля. Эти комбайны
потребовали новых сортов, таких, у которых клубни растут
ровными, правильными гнездами. Химики нашли способ
добывать из картофеля каучук, и тысячи грузовиков побе-
жали по дорогам на картофельных шинах. Для каучука
нужен спирт, для спирта — крахмал. Больше крахмала дол-
жен давать картофель! Но картофель содержит не только
крахмал, он содержит белок. Значит, нужно создать такие
сорта, которые содержали бы больше белка!
С тревогой и грустью слушали ученые повесть- карто-
фельных полей. Восемьдесят лет они жили наследством,
полученным от Чонси Гудрича и Вильяма Патерсона. Те-
перь это богатство иссякло. Наука должна была искать но-
вых путей, чтобы спасти для человечества золотую nanny,
древних- инков.
ПИОНЕРЫ СТРАНЫ СОВЕТОВ
На библиотечных полках картофельных институтов
всего мира лежат сотни тысяч книг. Тут можно найти
описания болезней картофеля и способов борьбы с ними;
красочные атласы и определители сортов; рассказы о том,
как распространилась в Европе южноамериканская паппа;
изложения работ Гудрича, Патерсона, Бэрбэнка и многих
других селекционеров. Но ни в одной из этих книг не
юз
найти рассказа о том, как началась селекционная работа
по картофелю в нашей стране. Даже в нашем Всесоюзном
институте картофельного хозяйства' нет такой книги. Зато
здесь можно найти людей, которые начинали эту работу.
В двух десятках километров от Москвы, в стороне от
железной дороги стоит небольшое белое здание. К нему
можно итти по шоссе, увертываясь от трехтонок, гружен-
ных «эпикуром», «вольтманом» и «лорхом». Но гораздо-
приятней притти к нему узенькой тропкой, вьющейся сре-
ди овсов и картофельных полей, мимо маленького пруда,
в спокойное зеркало которого смотрится опытный крахмаль-
ный завод. Где-нибудь здесь, на картофельном участке,
вы найдете группу молодых практикантов, сгрудившихся
вокруг высокого сухощавого человека, присевшего на кор-
точки. Колхозники, которые приезжают сюда учиться, от-
лично знают его имя, потому что сорт «лорх», его тёзка,—
самый урожайный сорт во многих районах Советского
Союза. Ласковыми, привычными к земле пальцами Але-
ксандр Георгиевич Лорх расчищает между грядками ров-
ное местечко и чертит на нем цифры тупым концом каран--
даша. Он окинет вас приветливым и в то же время
немножко удивленным взглядом и будет продолжать свою
лекцию.
— Вот смотрите. При обычном содержании углекисло-
ты в воздухе самая выгодная температура для накопле-
ния' урожая — двадцать градусов; если же содержание
углекислоты подымется до одного целого двадцати двух
сотых процента, то самая выгодная температура будет
уже не двадцать, а тридцать градусов. Следовательно... '
После этого слова профессор непременно выдерживает
долгую паузу: он любит, чтобы его ученики, своим умом
доходили до выводов. Пауза может длиться пять, десять
минут. Профессор терпелив, его научила терпению работа
над сеянцами.
Наконец кто-нибудь из слушателей, — может быть, это
будет Надя, худенькая практикантка с ворошиловским
значком на груди, — вспыхнет счастливой улыбкой и ска-
жет нерешительно, не доверяя еще своему открытию:
— Следовательно... с засухой можно бороться не толь-
ко поливом...
— Ну, ну... '
— Можно в засуху питать картофель углекислотой?
А как это делается? — добавит Надя, по лукавой улыбке
Лорха угадав, что догадка ее правильна.
104
Тут профессор весело рассмеется:
— Пока у нас нет еще' достаточно разработанной тех*
ники, чтобы подкармливать растение углекислотой прямо
на поле. Этим придется заняться вам, молодым...
Лекция среди картофельных гряд кончится. Лорх за-
глянет-в белое здание института, присядет у краешка сто-
ла, достанет из кармана книжку в клеенчатом переплете-
и торопливо запишет все, что видел во время обхода участ-
ков. Потом вы пойдете с ним к поезду. По пути он рас-
скажет вам о своем учителе, Рудзинском. Это был един-
ственный человек в царской России, который вел работу
по селекции картофеля. Он был пионером в своей области
и брался за все—работай с картофелем и пшеницей, с-
овсом и горохом, с рожью и клевером. Рудзинский был:
профессором Петровской академии; впрочем, тогда она на-
зывалась Московским сельскохозяйственным институтом.
Двенадцать гектаров опытной станции —это была вся его-
вотчина. Под картофель он мог уделить всего полтора гек-
тара...
Осторожно, как журавль поднимая ноги,, чтобы пере-
шагнуть через куст овса, выбежавший на тропинку, Лорх
подмигивает вам глазами, рыжим клинышком бороды, вы-
соко вздернутыми плечами. Полтора гектара д5пя всей ра-
боты по селекции картофеля на всю’великую Российскую
империю!	,
Рудзинский пошел по неправильному пути. Он думал,
что можно вывести лучшие сорта путем индивидуального'
отбора. На крохотном своем участке он выбирал лучшие,
самые урожайные кусты (он вел отбор по содержанию в.
клубнях, крахмала). На следующий год он высаживал
клубни и снова выбирал лучшие растения. .. Так работал-,
он около десяти лет, с 1903 года до мировой войны. Ре-
зультат? Результат был очень печальный. Рудзицский
убедился в своей ошибке: индивидуальный отбор не дал
улучшения сортов. Никакого повышения крахмалистости!..
Вы садитесь в поезд..И, не обращая внимания на тес-
ноту и давку пригородного вагона, 'Лорх продолжает свой
рассказ:
— Работа Рудзинского все же не пропала даром: он со-
брал коллекцию заграничных сортов — около ста номеров:
Я был ассистентом Рудзинского, и он передал мне эту
коллекцию. Вы, может быть, думаете, что коллекция—это-
ящики со стеклянными крышками? Нет, у нас, селекцио-
неров, коллекция — это живые растения. Сто номеров —
10&.
это растения сотни сортов. Их нужно каждый год отдель-
но высаживать и отдельно собирать урожай, чтобы со-
хранить чистоту каждого сорта. Работы хватало, конечно.
Иной раз посмотришь на свои полтора гектара, вспом-
нишь, что это единственная селекцйонная станция по
картофелю на всю страну, — прямо руки опускаются. Весь
сортовой картофель Российская империя получала из Гер-
мании, из Англии. Никто не знал, как будут вести себя
эти сорта на песчаных почвах и суглинках русских рав-
нин, на черноземных полях Украины, в засушливых рай-
онах Поволжья. За сто с лишним лет ничего не было сде-
лано в Российской империи, чтобы вывести новые сорта
и улучшить старые, приспособить их к местным условиям.
Что тут сделаешь в одиночку? Я увлекся вопросом цве-
тения картофеля. Вы, верно, знаете/ что бблыпая часть
наших сортов отказывается плодоносить. Я и старался
прибрать их к рукам. Эта работа пригодилась потом, пос-
ле революции...
Упругой, легкой походкой подымается Лорх на третий
этаж, к себе домой. Он выдвигает ящик письменного сто-
ла и смахивает пыль с длинной очереди клеенчатых ко-
решков.
— Вот тут, — положив руку на пыльные корешки, го-
ворит Александр Георгиевич, — тут у меня записан каж-
дый день, начиная с 1915 года.
Иные страницы слиплись; карандаш стерся, строки
слились в сплошные волнистые струйки графита. Здесь, в
этих клеенчатых книжках, подробный рассказ о том, как
началась работа по селекции картофеля в Стране Советов.
С трудом разбирая стершиеся буквы, наморщив лоб,
Александр Георгиевич припоминает названия сел и горо-
дов, стиснутые межами полоски и клинышки картофеля,
лица людей, с которыми приходилось ему работать.
Могучий ветер Октябрьской революции прошел над
страной. Прошумела победная осень, зима. И вот уже май-
ский ветер повеял над свободной республикой, беспокой-
ный, порывистый ветер. Он трепал на стене Петровской ака-
демии наспех приклеенный газетный листок. И каждое
утро, когда Лорх приходил сюда, его встречали раскален-
ные ленинские слова:
«Борьба за хлеб теперь означает борьбу против контр-
революции, уже торжествующей в Финляндии, на Украи-
не и в Прибалтийском крае, борьбу, за Советскую власть,
за социализм».
106
На опытном участке крепкие ростки картофеля, прони-
зывая комочки земли, тянулись кверху, развертывали пер-
вые листочки. Это тоже был хлеб. И борьба за эти ростки
тоже была борьбой за советскую власть, за социализм.
Лорх уберег и увеличил коллекцию, собранную Руд-
зинским, но революция возложила на него большую ответ-
ственность, чем сохранение этих драгоценных «номеров».
Стране грозил страшный картофельный голод. Он уже на-
чался. Уже несколько лет не ввозили в Россию сортового
картофеля из-за границы. Крестьяне засевали поля смесью
разных сортов; такие посевы не могли противиться болез-
ням, и эпидемии начисто уничтожали картофель в целых
губерниях.
Одну осьмушку черного хлеба получали в день трудя-
щиеся Москвы, рабочие Питера. После долгого дня работы
на селекционном участке, стараясь обмануть голод бурой
краюшкой пайка, \ Лорх сказал своему помощнику Артю-
хову:
— Довольно нам играть в бирюльки. Нужно создать;
семенной фонд сортового картофеля для всей страны.
Поищем, — где-нибудь да остались чистосортные посевы.
— Ну что же, поищем, Александр Георгиевич, — отве-
тил Артюхов, не выпуская из зубов трубки, набитой ма-
хоркой.
Они выправили командировочные удостоверения, заки-
нули за плечи дорожные мешки и отправились в те райо-
ны, где в довоенные годы сотни кустарных заводиков
терли картофель, добывая крахмал и патоку, — в Костром-
скую губернию, во Владимирскую, в Ярославскую. То вме-,
сте, то порознь брели они из деревни в деревню, ночуя на;
сеновалах, в сельсоветах или у своего брата-агронома; слу-
чалось, местный агроном закладывал таратайку и подво-
зил их по дружбе до ближайшего села.
Крестьяне величали Лорха Егорычем. Он приходил в
деревшо, усаживался на завалинке перйой попавшейся
избы, заводил разговор с первой встречной бабкой:
— Говорят, бабушка, картошка у тебя хороша?
Набегали соседки, каждая хвалила свою. Долго, по-
дробно расспрашивали они Егорыча, какое есть средство от-
мокрой гнили и от черной ножки, сколько давать картош-
ке навозу и 'как ее лучше сажать — целиком или глаз-
ками.
— Вот у дьякона нашего ты посмотри, у него завода
Ская, вся как есть «рябинка».
107
И Егорыч шел к дьякону, а от дьякона — к Федору
Кривому, ai от Федора — к Тимбфёичу. Всякий куст, кото-
рый казался ему незнакомым, не похожим ни на один из
«номеров» его коллекции, он выкапывал, клал в мешок,
отправлял в Москву. Нужно было разобраться во всех
этих «рябинках», «махратках», «плюшках», «фунтовках»,
потому что каждый сорт имел девятки местных названий.
А для того чтобы в них разобраться, их нужно было со-
брать. Собрать и высадить на опытной станции и даже
не на. одной станции, а на нескольких опытных участках,
с разной почвой. Этих станций не было еще. Но Лорх с
'Артюховым взяли уже на примету подходящие местечки.
Шел девятнадцатый год. В этот год Красная армия гро-
мила на Урале и в Сибири полчища Колчака; рабочие
бились с Юденичем под Петроградом; товарищи Сталин и
Ворошилов теснили Деникина к югу, освобождая Украи-
ну и Северный Кавказ. Но в лихорадке боев большевики
нашли время подумать о создании опытных станций по
селекции и семеноводству картофеля...
Тут Лорх прервет свой рассказ:
— О первом нашем картофельном поле — Бутылицкой
картофельной станции — лучше бы вам расспросить ма-
тушку Артюхова, Сарру Дмитриевну. Она живет тут ря-
дом, рукой подать.
Не поленитесь, разыщите эту маленькую бойкую ста-
рушку.
Сарре Дмитриевне действительно есть о чем порасска-
зать. Она помнит, как старший сын ее, Гриша, отвез первую
партию чистого «вольтмана» в Бутылицы, по Муромской
дороге. Сейчас туда десять часов езды, но тогда, в девят-
надцатом...
Она улыбается, зябко кутая плечи в старушечий
платок.
— Гриша высадил эту первую партию в Бутылицах, —
ну, какая это была партия, один заплечный мешок. Выра-
стил, собрал урожай. Стоял там какой-то разваленный
крахмальный заводишко, так он из его обломков сам по-
строил хранилище. В ту пору картошка была дороже зо-
лота. Смешно.и подумать: у самого Александра Георгие-
вича, у Лорха, в Петровской академии на подвале с
картошкой висело два замка; один ключ у него, один — у
старшего рабочего: это чтобы никто не подумал, что заве-
дующий станцией потихоньку ест свой картофель. Так вот,
выстроил Гриша хранилище, а для себя что-нибудь ско-
103
лотить— тут у него ни материалу нехватило, ни сил. И всю
эту зиму он прожил рядом со своим «вольтманом» в та-
кой хибарке, что печку поставишь, самому негде вытянуть
ноги. Без печки как же? Ну, он-то всегда найдет выход..
Прорубил в стене дыру, ноги в валеных сапогах выставит,
на мороз и спит, с печкой чуть не в обнимку. Так и про-1
вел всю зиму, устерег урожай. А уж на другой год и мы
к нему приехали. Доползли в два часа ночи, в телячьем
вагоне. Слышим — Бутылицы, а выйти никак невозможно.
Стащил меня Гришенька с нар, прямо по головам — до
самого выхода...
Уголком платка Сарра Дмитриевна смахивает слезу, за-
туманившую глаза.
— Поселились мы на хуторе, от этой хибарки верстах
в шести. Гриша от картофельного поля ни на шаг. Млад-
ший мой сын, Андрей, — тот на все руки мастер — начал
рабочим, потом кузнецом стал, слесарем, мотористом. А я
огородом заведовала, садом, метеостанцией. Беспокойная
это была зима! Один из бывших помещиков, что прежде
владел этим хутором, все крестьян подговаривал: дескать,
пришли городские, захватили землю. Они ведь тогда и не
знали, что такое совхоз. Ввалятся тут, шумят... Потол-
куешь с ними ладком — успокоятся. А хозяйство наше
росло. Александр Георгиевич все боялся, как бы не съели
в Петровской академии его коллекцию; он и придумал
хитрость — по четыре, по пять клубней от каждого номе-
ра разослал к нам, в Бутылицы, в Кострому, и у себя
оставил: в одном месте съедят, в другом уцелеют. Вот мы
и получили всю коллекцию — около трехсот номеров...
Сарра Дмитриевна закрывает глаза, припоминая хо-
лодные, голодные, трудные и радостные годы. Вдруг она
вздрагивает, настораживается, оборачивается к двери. Лас-
ковые морщинки скользят по лицу.
— Это Гриша, — говорит она. — Слышите, это его
шаги.
Торопливо семенит она в переднюю, открывает. И сра-
зу становится как-то еще меньше, еще, тщедушней рядом
с высоким, крепко скроенным сыном. Артюхов отмах-
нется от всяких вопросов:
— Лучше Лорха об этом вам никто не расскажет. Мы
все по памяти, а у него — записные книжки. С ним раз
такой был случай. Съездил Александр Георгиевич из Ко-
ренева в Москву, вернулся, а жена его спрашивает: «До-
ма был? Что дети?» — «Кажется, — говорит, — был. Ка-
109
жется, все в порядке. Впрочем, дай посмотрю». Достает
записную книжку, полистал, полистал. «Ну да, — гово^
рит, — так и есть. Заходил домой. Все в порядке».
Скупо, словно ленясь вспоминать пропитое, расскажет
'Артюхов, как дважды нападали на Бутылицкую станцию
бандиты, местные кулаки, как увели лошадей, украли ба-
рометры и другие приборы. По всей стране шла борьба,—
разве могло быть иначе? Тех бандитов перестреляли дав-
но, так чего же тут вспоминать? И какое же это геройство?
Делали свое дело — и точка.
Снова узкая тропка между овсами приведет вас в Ко-
ренево, в Картофельный институт. Там найдете вы Лорха
и других пионеров селекции картофеля — агронома Зайце-
ва и ученых-специалистов Ассееву, Таммана, Успенского.
Они вам расскажут о том, как почти одновременно с Бу-
тылицкой станцией были созданы Костромское и Подмо-
сковное песчано-картофельные поля. Уже весною двадца-
того года почти вся работа по селекции и семеноводству
была перенесена сюда, в Коренево. Лорх с Артюховым сно-
ва бродили из деревни в деревню, по мешочку собирая
клубни незнакомых сортов. Однажды в Рязанской губер-
нии забрели они в бывшее имение помещика Никитинско-
го. Тут ждал их неоценимый клад — живая коллекция
картофеля, четыреста сортов! Эти сорта росли вперемежку^
коллекция была спутана, и никто не мог сказать, что это
за сорта. Всю коллекцию Лорх переправил в Коренево,
Здесь принимала посылки Ассеева.
У нее была своя задача: она составляла определитель
сортов, которые растут в нашей стране. Местным назва-
ниям нельзя было верить. Взять ту же «раннюю розу»:
в одном районе ее звали «азовкой», в другом — «амери-
канкой». «Скороспелка», «скоробежка», «гурка», «месяч-
ная», «довжик» — это все была она, «ранняя роза», та са-
мая, которую вывели в Америке пятьдесят лет назад из
«чилийского граната» Чонси Гудрича. Только на опытной
станции, вырастив из клубней кусты, можно было с уве-
ренностью определить, к какому сорту относится карто-
фель. Эта работа очень похожа была на решение задачи
со многими неизвестными. Потому что один и тот же сорт,
выращенный на разных почвах, выглядит по-разному: на
песке он дает округлые клубни, на суглинке — удлинен-
ные. В посылках, которые присланы Лорхом, есть два
красных клубня. Один это сорт или два? Их нужно было-
высадить в разных местах.
110
Через несколько недель один куст стоял в Кореневе.
ia песке, другой — на глинистой почве, в Петровской ака-
демии. Они отличались один от другого и по высоте, и по
хистьям, и по форме клубней. Но кое-какие признаки сов-
1адали: лист редко дольный, цветы одинаковые. Только те-
терь можно было твердо сказать, что эти красные клуб-
ти — одного и того же сорта.
Шесть лет продолжалась работа по расшифровке сор-
тов. Только к двадцать четвертому году удалось разо-
браться в сортах, которые растут на полях нашей роди-
аы. И снова отправился Лорх колесить по картофельным
районам.	,
Теперь у него в руках был рукописный определитель-
тортов. И когда в деревнях Владимирской губернии — в-
Ляхах, в Высокове, в Черниченко—по соседству с кустар-
ными картофелетерками он набрел на полоски одинаковых
гемнозеленых кустов, он не гадал уже, он точно знал, что-
это за сорт.
Признаки этих кустов перечислены были в определите-
ле: кусты высокие, прямостоячие; цветы красно-фиолетовые,
бледные; стебель слегка коленчатый, сильно окрашенный;
узкий лист похож на полураскрытую книгу. Это был «вольт-
иан», чистый, беспримесный «вольтман».
С такой же рукописной тетрадкой в кармане бродили
по картофельным районам ученики Лорха — крестьяне и
агрономы, усвоившие признаки сортов. Их был уже* целый-
отряд — несколько десятков человек. Они отыскали но-
вые гнезда чистосортных посевов: «розовый из Милета»,
«император», «силезию», «снежинку», «раннюю розу», ни
иного, ни мало тридцать тысяч гектаров чистосортных по-
севов, которые сохранились с довоенного времени. Теперь
главным помощником Лорха был Зайцев. Онкараулил чи-
стые сорта на приемочкых пунктах крахмальных заводов
Союзкартофеля: привезут крестьяне картофель на завод,
Зайцев тут же выберет чистый «вольтман», «силезию» или
«народный» и отправит добычу домой, в Коренево.
Наконец Кореневская станция начала снабжать сорто-
вым посадочным материалом крестьянские хозяйства и
совхозы. О каждым годом все больше и больше телег, гру-
женных драгоценными клубнями, катилось по Коренев-
скому шоссе, от белого здания к железнодорожной плат-
форме. В те годы у страны еще не было грузовиков.
А научная работа на станции шла своим чередом. По
способу, разработанному Лорхом, началось испытание сор-
111
тов картофеля во всех концах Советского Союза. Сонный
кладовщик на железной дороге только глазами хлопал,
когда Коренево, собрав урожай, рассылало посылки с об-
разцами сортов в Кострому и в Хибины, в Ленинград и в
.Майкоп, в Киев и Воронеж—г в сто с лишним пунктов —
ла проверку, на строгий экзамен.
Оттеснив в сторону кладовщика, кореневцы в лихора-
дочной спешке сами выписывали накладные, катали ваго-
летки и грузили в вагоны одинаковые мешочки с раз-
личными адресами. Через несколько месяцев со всех
концов страны сюда, в Коренево, летели ответные письма,
заполненные анкеты. Это были точные отметки сортов — по
урожайности, по содержанию крахмала, по вкусу, по ус-
тойчивости против заболеваний.
И среди сотен сортов заграничной селекции, среди всех
©тих «княжеских корон» и «адмиралов Нодзу» появились
наконец наши, советские сорта: «кореневский» и «лорх»,
«комсомолец», «эпрон». Они выдержали все испытания на
«отлично».'
Спросите Лорха, чем замечателен его тёзка. Он ответит
вам неохотно, немножко смущенно, как если бы вдруг
должен был'похвалить самого себя:
— «Лорх»? Как вам сказать... Сорт неплохой; по Мо-
сковской области все рекордные урожаи вот уже не-
сколько лет держатся за «лорхом». Да и в других обла-
стях он обычно не уступает лучшим заграничным сортам.
Только вы имейте в виду, что сорт этот — временный, как
и все другие сорта. Когда разовьется у нас настоящая
агротехника, такая, какая еще не снилась капиталистиче-
скому миру, наш «лорх» очень быстро выйдет в тираж.
.Если хотите, «лорх» — это сегодняшний день селекции. Но
сегодняшний день слишком скоро станет вчерашним. Вот
почему селекционер должен гнаться за завтрашним днем.
И особенно — в нашей стране.
У ЧЕНЫЙ-РЕВ ОЛЮЦИОНЕР
Мимо окон поезда пробегали стройные шеренги кустов
хлопчатника. Молодой агроном Трофим Денисович Лы-
сенко стоял у окна, глядя, как эти шеренги подбегают к
поезду, словно по команде разворачиваются веером и убе-
гают назад. Скоро Ганджа — селекционная станция, где он
должен начать работу. И климат и природа—все было
112
ново для него здесь, в Азербайджане. Поэтому ему было
тревожно: хватит ли у него сил, хватит ли знаний, чтобы
быть полезным родной стране? Куда уверенней чувство-
вал бы он себя среди пшеничных полей Украины, на Пол-
тавщине, где он вырос, на Киевщине, где учился.
«Мы не можем ждать милостей от природы; взять их
от нее — наша задача» — эти слова Мичурина пришли ему
на ум. «А для того чтобы взять их, — думал Лысенко,
развивая эту мысль, как свою, — нужно прежде всего хо-
рошенько узнать условия, в которых здесь развиваются
р астен ия ».
Точно разговаривая с невидимым собеседником, он по-
жал плечами. Взгляд его нечаянно упал на чемодан, в ко-
тором рядом с парой вышитых рубашек ехали книги — де-
сятки раз перечитанные Дарвин, Тимирязев, Мичурин.
И глаза его вдруг лукаво прищурились, тонкие губы
вздрогнули, растянулись в улыбку.
— Ну что же, узнаем, — усмехнулся Лысенко.
Теперь ему казалось, что поезд ползет бесконечно мед-
ленно. Когда же, наконец, Гянджа? Как выглядит она,
эта опытная станция? С какими культурами придется ему
здесь работать? Скорее всего — с хлопчатником, ведь это
основная культура в низменной части Азербайджана. Тут
нужно думать о потребности в воде, о длине волокна, о
величине коробочек, о выходе масла из семян...
Молодой селекционер так ушел в свои мысли, что не
заметил, как поезд остановился. Словно очнувшись, он
выпрямился, одернул рубашку, взял чемодан и вышел на
платформу.
Бегло просмотрев путевку, выданную Киевским сель-
скохозяйственным институтом, директор опытной станции
сказал:
— Вот и отлично! У нас как раз свободное место млад-
шего специалиста по селекции бобовых.
— Бобовых?
— Да, фуражных и сидерационных культур.
— Над какими же бобовыми мне нужно работать?
— Выбирайте сами. Опыта у нас никакого нет, и по-
этому посоветовать мы вам ничего не сможем.
Новый сотрудник станции был огорчен неожиданным
назначением: ..работа с хлопчатником казалась ему инте-
ресней. Обдумывая, с какого конца взяться за дело, он по-
нял, что есть и другие, более серьезные причины для
огорчения.
В Земляное яблоко	цз
Южные бобовые растения, дающие почве азот, а сксм
Ту — питательный корм, эти растения развиваются хороч
иго только летом. Значит, сидеть сложа руки и ждать весч
ны? Сейчас октябрь, до весны полгода. Это очень большой'
срок, когда руки чешутся, когда хочется приняться за ра-<
боту сейчас же, не медля ни минуты.
И потом... Допустим, он дождется весны и засеет свои
делянки бобовыми. Какой в этом толк? С начала апреля и
до сентября все запасы воды в этом крае нужны для
орошения хлопчатника. Конечно, на своем опытном участ-;
ке он будет иметь достаточно воды, но крестьяне не смогут
забрать воду у хлопка. Значит, работа его будет ограничен
на забором опытной станции!
Нет, совсем иначе представлял себе молодой агроном
роль советского селекционера: он должен быть полковод-
цем крестьянских масс, и каждая его удача должна
умножать урожай на полях необъятной родины.
Напряженно обдумывал новый сотрудник станции, как
найти выход из этого положения. «Мы не можем ждать
милостей от природы» — эти слова все время звенели у
него в ушах. Упрямо насупившись, он всматривался- в не-
привычную для него природу Кировабадской долины.
Осень здесь совсем непохожа была на украинскую: горячо
пригревало солнце, небо было высокое, синее.
И как-то сама собой родилась бодрая, веселая мысль:
осень здесь теплая и зима мягкая; так неужто нельзя
здесь выращивать бобовые осенью и зимой, нельзя подо-
брать такие бобовые, которые выдержат заморозки и неболь-
шие холода? Они будут накапливать свою зеленую мас-
су как раз в ту пору, когда вода не нужна для хлопчат-
ника!
Эта мысль увлекла Лысенко. Не теряя ни одного дня,
он принялся за дело. Для посева он выбрал сорта, тер-
пеливые к холоду, и в декабре делянки его покрылись
светлозеленым пушком. Взошли и горох, и вика, и кон-
ские бобы, и чечевица. Зима, как всегда в этом краю,
была ласковой. Воды для полива было вволю. И опыт
удался! К началу весны некоторые сорта гороха и вики
дали большую зеленую массу — ее можно было силосовать
на корм для скота и запахивать как удобрение.
— Вот мы и взяли милости у природы, — говорил,
улыбаясь, Лысенко. — Теперь необходимо только отобрать
и улучшить самые Надежные сорта.
Одно обстрятельство удивило молодого ученого: раньше
114
Трофим Денисович Лысенко.
всех других сортов гороха зацвела здесь «виктория».
Этот сорт давно знаком был Лысенко; не раз сеял он его
весной на Украине. И он отлично знал, что «виктория»—•
среднеспелый сорт. Почему же вдруг здесь, в кировабад-
скую зиму, он стал раннеспелым?
А другие сорта, которые на Украине всегда были са-
мыми ранними, здесь вели себя, как самые поздние. У них
изменился вегетационный период, период от посева до со-
зревания семян. И все потому, что изменились условия
Их жизни.
— Значит, вегетационный период растения зависит не
только от его сорта, но и от условий, при которых растет
и развивается это растение!
Это предположение нужно было проверить. Оно каза-
лось простым, это зернышко истины. Но Лысенко угадал,
что в этом зерне скрыта огромная чудесная тайна. И он
принялся его взращивать бережно и-терпеливо.
29 августа 1926 года он высеял в поле набор различ-
ных сортов сельскохозяйственных культур: и зерновые
хлеба, и бобовые, и хлопчатник. В течение двух лет через
каждые десять дней он высевал набор этих сортов и при
этом вел точные записи.
Так и есть: один и тот же сорт гороха, посеянный в
разные сроки, ведет себя по-разному: то он раннеспе-
лый, то позднеспелый. По-разному ведет себя и пшеница:
го она ведет себя, как яровая, и осенью колосится, то ста-
новится озимой, растет и кустится, но упорно отказы-
вается выйти в трубку. А все потому, что этот сорт посеян
в разные сроки!
Теперь молодой ученый увидел, что недаром так тер-
пеливо выращивал зернышко истины: оно проросло, и тай-
на стала виднее. Значит, нельзя говорить, что тот или
другой сорт вообще раннеспелый или позднеспелый, вооб-
ще яровой или озимый. Эти свойства зависят не только
от сорта, но и от условий, в которых развивалось расте-
ние. А условия мы можем изменять.’ Значит, мы можем
взять в свои руки развитие сельскохозяйственных расте-
ний. Мы можем превращать позднеспелые сорта в ранне-
спелые, озимые — в яровые!
Какие же, какие причины заставляют растение менять
свой характер? Какие условия то укорачивают, то удли-
няют его вегетационный период?
Снова и снова Лысенко перечитывал свои записи. Он
листал и перелистывал свои тетрадки, с трудом сдержи-
11в
вая волнение. У него была особая память селекционера?
взглянув на страничку, покрытую записями, он ясно ви-
дел рядки посевов — и месяцы проходили мимо, то обжи-
гая зноем, то вея прохладой и запахом пыли, прибитой
дождем. Каждый сорт, каждый ряд посева жил своей
жизнью. Этот рядок — пшеница «эритроспермум 2627».
В книжке записана дата — з марта 1927 года. Это край-
ний срок: растения, посеянные после этого срока, не дали
колосьев.
Ученый отбрасывает первую книжку, хватает другую —
1928 год. В этот год весна была холодней, и «эритроспер-
мум» вел себя иначе. Лысенко помнит рядки, золотые, тя-
желые колосья. Но тут нельзя полагаться на память. Вот
она, запись. Посев—19 марта. И все же растения успели
пройти весь цикл развития и принесли семена. Почему?,
Да потому, что март в этом году был холоднее. Значит,
для того чтобы эта пшеница вела себя, как яровая, необхог
дим холод в послепосевной период.
Десятки других сортов пшеницы и ячменя вдруг ожи-
ли на листках дневника. Они шелестели и кивали ко-
лосьями, подтверждая правильность этой догадки. Зер-
нышко истины наклюнулось, из него поднялся стройный
и крепкий росток.
Ученый холил его, не жалея труда. Больше всего он
боялся поспешных выводов. Растения немы, у них один
только язык, язык здоровья. На благоприятные условия
они отвечают здоровым ростом, обильным урожаем; если
условия хуже, они чахнут, отказываются плодоносить.
Сколько точных и остроумных опытов нужно, чтобы заста-
вить растение рассказать на своем немом языке, какие
условия необходимы для него в каждый период его жиз-
ни! Многое стало ясно ученому.
Развитие растения идет ступенями: Пока растение не
перешагнет первую ступень, оно не может развиваться
дальше. Вот эта пшеница не видела холода, она не про-
шла какой-то стадии в своем развитии. Расти она может,
может гнать листья, но цветов не завяжет и не принесет
семян. Почему в районе Одессы многие сорта хлопчатни-
ка не завязывают бутонов? Хлопчатнику нужны высокие
температуры в детстве. И если прохладно было весной, са-
мое жаркое лето не поможет беде: ,куст разросся, он с ви-
ду здоров, но от него нечего ждать коробочек, полных се-
мян и пушистой ваты.
Только «да» и «нет» отвечают растения на своем не-
117
мом языке. Но сейчас они твердят в один голос «да!» —и
пшеница, и свекла, и капуста, и соя, и ячмень, и хлопчат-
ник. Под синим куполом неба и под стеклянным небом
теплиц они подтверждают, что в мыслях ученого нет
ошибки. Теперь можно записать эти мысли.
Первый день в жизни растения — когда зародыш в се-
мени тронется в рост; последний день — когда растение
принесет семена. На пути своего развития от семени до
плодоношения растение проходит ряд каких-то стадий.
И первая из этих стадий требует определенных соотноше-
ний между температурой, количеством влаги и воздуха.
Эту стадию растение может пройти, когда вырастет в куст,
а может пройти и раньше, как только пробудится жизнь в
семени. В этом — счастье для человека. Мы не можем ис-
кусственно понизить или повысить температуру в поле,
но пока пшеница, хлопчатник, картофель лежат перед на-
ми в виде посевного материала, мы можем создать для них
любые условия. Им нужен холод — мы дадим им холод;
нужно тепло — мы дадим тепло. Значит, этой первой сту-
пенью в развитии растения мы можем управлять по своей
воле.
Лысенко записал эти мысли и принялся ходить пс
комнате взад и вперед. Его охватила тревога, как в тот
день, когда он впервые подъезжал к Гандже. Он смотрел
на стену, на которой ничего не было, и перед ним про-
ступала карта, живая карта великой родной страны
Здесь, на юге, — засушливые украинские степи. В его ру-
ках — магическая палочка знания. Стоит коснуться ею этих
степей — и хлеба начнут колоситься раньше, им не страш-
ны будут жестокие суховеи и запалы зерна. Здесь, на се-
вере,— слишком короткое лето, хлеб не успевает созреть.
Но теперь мы можем сократить вегетационный период
пшеницы и ржи. Мы опередим морозы! А плантации хлоп-
чатника? Нас будут (слушаться самые упрямые сорта, мы
заставим их дать нам коробочки, полные длинного тонко-
го волокна. По всему югу и юго-востоку — чахлый, пожел-
тевший картофель. Земля растрескалась от зноя, как же
могут тут наливаться здоровые, крупные клубни? Нужно
заставить картофель быстрей проходить весь цикл разви-
тия, чтобы к знойной поре зеленая фабрика закончила
свою работу и успела сдать в подземную кладовую свою
продукцию — запасы крахмала.
Но волшебнику в сказке легко: тронул палочкой — и
готово., А ученый, даже открывший тайну природы, дол-
Д18
жен проделать неисчислимое количество опытов, чтобы
яттяние его подарило стране миллионы центнеров зерна,,
тюки хлопка, вагоны картофельных клубней. Каждая
культура и каждый сорт для своего развития нуждаются
в особых условиях. Сколько- дней и при какой температуре
нужно выдержать прорастающие зерна пшеницы «коопе-
раторки», чтобы растения прошли первую стадию — ста-
дию яровизации? Сколько влаги нужно дать в это время
тронувшимся в рост зародышам? Когда ты проделаешь
длинную цепь опытов в поле и в лаборатории и опреде-
лишь условия яровизации «кооператорки», принимайся за
«украинку», за «гирку», за «лютесценс». Семь тысяч сор-
тов пшеницы—и каждый сорт предъявляет свои требо-
вания. А рожь требует иных условий, а ячмень — своих.
Хлопчатнику нужен не холод, а тепло. Для того чтобы
ускорить развитие картофеля, нужна совсем особая тех-
ника обработки посевного материала...
И ведь все это только первая ступень. А растения рас-
сказали уж кое-что и о второй, световой стадии. В этой
стадии каждое растение нуждается в определенном коли-
честве света. Мексиканская кукуруза в Одессе выросла
великаном, в два человеческих роста, но она не дала здесь
початков: одесский день для нее слишком длинен, ночь
коротка. Для того чтобы уверенно управлять развитием
растений, нужно изучить и эту, вторую стадию, и третью,
и четвертую, а может быть, и пятую... Одному человеку
такая работа не под силу, даже если б он прожил тыся-
чу лет и трудился бы круглые сутки.
На улице было темно, шел дождь, и в черном блестя-
щем стекле ученый увидел свое отражение. Он показался
себе маленьким, будто увидел себя в перевернутый би-
нокль. /Что было делать ему с этим огромным знанием?
В Ленинграде собрались на съезд люди науки, специа-
листы по селекции растений, животноводы. И Лысенко
приехал сюда из Ганджи, чтобы рассказать им о своих от-
крытиях, посоветоваться с ними, позвать их на помощь.
Две тысячи ученых приехали на этот съезд. Тут было
прочитано очень много докладов; когда их напечатали, по-
лучилось шесть толстых томов. А доклад Лысенко занял
только пять страничек. О своих опытах он рассказывал в
секции, которая занималась изучением сельскохозяйствен-
ных растений. Тут было много седых профессоров, кото-
па
рые знали назубок все книги о пшенице, напечатанные в
Англии, в Америке, во Франции, в Германии, но тут было
мало людей, которые учились у Дарвина и Тимирязева;
и многие из этих ученых никогда не выходили за стены
своих опытных станций. Они не поняли, что скромный до-
клад никому не известного работника Кировабадской
станции обещает произвести революцию в науке и в сель-
ском хозяйстве. Никто не поддержал молодого ученого,
никто не протянул ему руку помощи. Лысенко остался
один со своим огромным знанием.
И во всякой другой стране долгие годы он нес бы один
свое знание — драгоценный, непосильно тяжелый груз.
Но Лысенко жил в стране большевиков, а год — это был
1929 год, который Сталин назвал годом великого перело-
ма. На одной шестой части земного шара менялось лицо
земли. Лоскутки крестьянских полей тянулись друг к.
другу, они сливались, слипались, как шарики ртути;
вдруг переваливала пшеница через межи и сплошными
массивами убегала за горизонт. Словно кости вымерших
животных, гнили в канавах никому не нужные сохи. Из
городов, с новых, с наших заводов двинулись на поля
могучие машины. Громыхая колесами, гусеницами, они
пели торжественный гимн коллективному труду. А заво-
ды перекликались гудками — это была песня рабочих
бригад, которые, соревнуясь, добивали капитализм. Глав-
ным оружием в борьбе между новым миром и старым стал
вдохновенный, творческий труд.
В этот год, год великого перелома, когда крестьяне
массами покидали хваленоех знамя «частной собственно-
сти» и целыми селами, волостями, районами переходили
на рельсы социализма, когда каждое зернышко веси-
ло тонны на весах революции, — открытия Лысенко
были нужны стране. И не долго он нес свое знание в оди-
ночку.
На Полтавщине, в селе Карловке, жил отец ученого,
крестьянин Денис Никанорович Лысенко. Он уважал на-
уку, и, хотя сам был старым, опытным хлеборобом, слу-
шался советов сына.
Однажды, в конце зимы 1929 года, старик высыпал на
пол амбара несколько мешков пшеницы и смочил зерно
водой. А когда семена чуть-чуть наклюнулись, он снова
всыпал зерно в мешки и зарыл в снег. Это была озимая
пшеница «украинка».
Весной крестьяне выехали в поле сеять яровое, и ста-
120
рый Лысенко выехал вме-
сте с ними. Он сеял ози-
мую пшеницу весной!
Соседи подходили, бра-
ли в горсть набухшие
зерна.
— «Украинка»?—спра-
шивали они.
— Ну да, — сдвигая
мохнатые седеющие брови,
отвечал Денис Никаноро-
ВИУГ.
— Так она же ози-
мая! — удивлялись сосе-
ди.— Где ж это видано,
чтобы озимый хлеб сеять
весной! От него же не бу-
дет ни колоса!
— А вот поживем —
увидим, — ухмылялся в.
усы старик.
Он объяснял соседям,
Проверка температуры яровизи-
руемой пшеницы.
что сеет озимую пшеницу весной на пробу. Это сын его
Трофим дознался, что ей нужен холод, — не то что мороз,
а так, один градус тепла, немного больше, немного мень-
ше. Как зерна тронутся в рост, дай «украинке» эту темпе-
ратуру на нужный срок, она и будет колоситься, как
яровая.
— Сын мой Трофим — человек ученый, он плохого со-
вета не даст, — уверенно сказал Денис Никанорович.
Старый хлебороб гордился сыном. И если бы опыт его
не удался, не о пшенице бы он тужил.
Но сын его не ошибся: «украинка» словно изменила
свою природу. Она дружно выколосилась, совсем, как яро-
вая, и в страду старик убрал С участка в полгектара две-
надцать центнеров зерна. Соседи приходили, пересыпали с
ладони на ладонь тяжелые зерна.
— Двенадцать центнеров! Так это ж двадцать четыре
с гектара! Вот она, наука! — говорили они.
А старик улыбался, глаза его блестели, и всякий мог
в них прочесть: «Да, сын мой Трофим — человек ученый,
он плохого совета не даст».
Об этом опыте старого хлебороба напечатано было в га-
зетах, о нем узнала вся страна. Оказывается, есть - такой
121
способ, простой, а дает большую пользу! Колхозники за-
бросали письмами молодого ученого. Что такое яровиза-
ция? спрашивали они. И как яровизировать пшеницу, и
овес, и рожь? И можно ли по этому способу увеличить
урожаи капусты и свеклы, картофеля, хлопчатника, под-
солнуха, кукурузы?
'Теперь Лысенко почувствовал, как нужно, как дорого
его знание миллионам людей. Колхозники-опытники лови-
ли каждое его слово; с ними ему было куда легче разго-
варивать, чем с знаменитыми профессорами. Загрубев-
шие пальцы нежно и бережно прикасались к зеленым
росткам; морщинистые обветренные лица освещались
улыбкой, когда свой, «мужицкий ученый» раскрывал пе-
ред старыми хлеборобами тайны роста и развития расте-
ний. Им не жаль было труда и пота; они готовы были де-
лать самые трудные, самые кропотливые опыты, чтобы
помочь своему вожаку и учителю. Им щ нужно было
объяснять, какое значение имеет ©та работа для нашей ве-
ликой страны.
Только пять лет прошло с тех пор, как «младший спе-
циалист по селекции бобовых» начал свою работу в Ганд-
же. Теперь ему было тесно в Азербайджане, ему нужно
было быть ближе к хлебным полям. Штабом яровизации
стал Селекционно-генетический институт в Одессе.
Начальником штаба был Трофим Денисович Лысенко.
Вокруг него образовался сплоченный коллектив ученых-
революционеров: Долгушин, работавший вместе с ним в
Гандже, и горячий, неутомимый ученый Презент, и Родио-
нов, который недавно еще был простым рабочим.
Этот штаб разрабатывал технику яровизации для раз-
личных культур, обучал колхозников, отвечал на тысячи
писем; со всех концов Союза приходили донесения о побе-
дах и неудачах — но чаще о победах, — донесения, напи-
санные корявым почерком, потому что руки, писавшие их,
привычнее были к ручке плуга, к баранке трактора, к ло-
пате и сапке, чем к перу. Ни один ученый в мире не имел
возможности ставить свои опыты на таких гигантских
площадях; ни один ученый в мире не имел такой армии
помощников, взволнованных и вдохновенных борцов за
овладение тайнами природы.
Это была перекличка опытников, ведущих работу над
разными культурами, в различных районах; вся страна
проверяла теорию стадийного развития растений. Каждый
день приносил Трофиму Денисовичу огромное количество
122
Каждый день приносил Трофиму Денисовичу огромное количества
фактов.^
фактов. Из отдельных, разрозненных фактов ученый от-
жимал то, что в них было общего: точное' знание законов
природы. Это знание обогащало его, и он мог вести свою
армию дальше — на фронте пшеницы, на фронте картофе-
ля, на фронте хлопка... Фронтов было много, но бойцом
был каждый колхозник, а теория боя была единой для
всех фронтов.
Первая стадия в развитии растений — стадия яровиза-
ции— изучена была уже достаточно глубоко по различ-
ным культурам; продвинулось вперед изучение второй,
световой стадии. Знание рождает знание: перед ученым
открылись новые возможности. Он дал обещание своей
стране вывести новый сорт яровой пшеницы за два с по-
ловиной года.
Старые селекционеры, академики, профессора встрети-
ли это обещание насмешками. Никому еще не удавалось
создать новый сорт меньше чем за десять-пятнадцать лет.
— Это вполне понятно, — отвечал Лысенко: — до сих
пор селекционеры работали наугад. Они скрещивали те
или другие сорта и долгий ряд лет выращивали их потом-
ство, из каждого поколения отбирая лучшие растения. Но
никогда у них не было уверенности, что в потомстве пер-
вой пары окажутся такие растения, какие им нужны. Мы
не можем мириться с таким положением. Теория стадий-
ного развития позволяет нам вести селекцию по твердому
плану.
И он разработал этот план. Заранее, на два с полови-
ной года вперед он наметил каждый шаг. Самым урожай-
ным, самым ранним сортом в районе Одеосщины была пше-
ница «лютесценс 062». Через два с половиной года уче-
ный должен был дать колхозам новый сорт, более урожай-
ный и вызревающий раньше, чем этот.
Лысенко ничего не дедал наугад. Он выбрал родитель-
скую пару растений, руководствуясь законами стадийного
развития. Из лучших по урожайности сортов пшеницы он
выбрал один, у которого стадия яровизации была короче,
чем у «лютесценс 062», и другой, у которого короче была
световая стадия. Ученый знал, что среди гибридов этих
двух сортов непременно будут растения, которые унасле-
дуют лучшие качества от обоих родителей; у них будет
короче, чем у «лютесценс», и первая и вторая стадия.
А значит, новый сорт обгонит в своем развитии «лютес-
ценс 062» и опередит губительные суховеи.
На счету был каждый день, каждый час. За два с по-
124
ловимой года нужно было получить шесть поколений пше-
ницы. Об этом не смел мечтать никто с тех пор, как че-
ловечество занимается земледелием. Нужно было заставить
пшеницу колоситься зимой, в теплицах, под электрическим
солнцем; «выгонять» растения в невиданно короткие сро-
ки, не теряя ни минуты высевать только что собранные
зерна! Семена нового сорта нужно было размножить, что-
бы за год от каждого зернышка получить урожай в три с
половиной тысячи зерен. К тому же вместо одного сорта
Лысенко создавал их сразу четыре.
И не все можно предвидеть в плане. Проволочный
червь, и гессенка, и шведка повели наступление на неясные
ростки. Нужно было стоять на страже и днем и ночью,
охраняя драгоценные кустики от ползающих й летучих
врагов.
Были дни, когда весь институт походил на корабль во
время аврала. Вот в декабре ударил мороз. Температура в
теплицах падает ниже и ниже. Пылают докрасна раска-
ленные печи. Двадцать электроламп по 300 свечей горят
в теплице круглые сутки. А мороз крепчает, и ветер заду-
вает в трубы, гонит в теплицу удушливый дым. Страшно
смотреть на термометры: +2°, +1°, 0°. Ближе к стенам
теплицы температура упала уже ниже нуля. Нужно спа-
сать растения! Кто-то придумал лить масло в огонь, кто-
то наспех сооруясает форсунки. Все в саже и в масле,
не разобрать, кто чернорабочий, кто селекционер. Кто-то
черный, как трубочист, бросается наружу, на 26-градус-
ный мороз, срывает водосточные трубы с здания лаборато-
рии и прилаживает их на крыше теплицы, чтобы усилить
Дягу. Кто-то ломает по соседству забор и тут же, в тепли-
це, превращает доски в дрова. Этим растениям нельзя
дать погибнуть! Сотрудники тащат из своих квартир еще
печи, примусы. И. ртуть на термометрах нехотя, упираясь,
начинает ползти вверх.
Такими темпами шла работа по созданию новых сортов
пшеницы. Каждый день перед маленьким дружным кол-
лективом вставали новые трудности. Их нужно было раз-
решить немедленно, мгновенно. И Лысенко всегда успевал
парировать удары природы; много новых, чудесных зако-
нов он открыл, чтобы остаться победителем в этой борьбе.
Вот в эти напряженные, лихорадочные дни ученому
пришлось взяться за разрешение другой, очень важной
задачи..
Почти триста лет прошло с тех пор, как была приве-
125
Клубил, выкопанные на десятый день после посадки. Слева — два
неяровизированных клубня; глазки начинают прорастать. Справа —
два яровизированных клубня (кусочки); они уже дали большие
ростки и сильную корневую систему.
зела в Европу перуанская паппа. Сотни крупных ученых!
на Западе и в Америке всю свою жизнь отдали изучению
этого растения. Но картофель попрежнему вырождался в
южных районах. Жалкий, ничтожный урожай давал кар-:
тофель на Украине и в Крыму, на Азово-Черноморье и в
Нижнем Поволжье. Бесконечные вереницы вагонов, гру-
женных картофелем, шли с севера на юг и на юго-восток —•
в Азербайджан, в Казахстан, в республики Средней Азии,
А в руках у ученого была волшебная палочка знания.
Может быть, подождать с картофелем, закончить спер-
ва работу по созданию новых пшениц?
Нет, Лысенко был советским ученым. И если в стране
нехватало вагонов под уголь, металл и зерно — это ему
нехватало вагонов. И если в туркменских столовых не бы-
ло картошки — он чувствовал себя виноватым. Он не мог
откладывать .дело, нужное его народу.
В то самое время, когда начиналась работа по созданию
новых сортов пшеницы, на двухстах тридцати гектарах на.
полях института и в соседних колхозах и совхозах Лысен-
ко заложил опыты по яровизации картофеля.
Жители древнего Перу брали клубни паппы, зарывали
их в землю и ждали урожая.’ Так же делали первые евро-
126
пейцы, позиякомйьшиеся с заморским растением, — и Фи->
лили де-Сиври, и Шарль Делеклюз, и Джон Джерард. Так
поступали сотни миллионов крестьян и ученых-агрономов,
во всех странах, где распространился картофель, на про-
тяжении почти трех столетий.
Лысенко сделал иначе.
Он выдержал клубни картофеля при температуре две-
надцать-пятнадцать градусов, чтобы они начали прора-
стать. Потом выдержал их три недели на свету, при тем-;
пературе десять-;двенадцать градусов. Он очень заботился
о том, чтобы хорошо освещены были глазкй клубней; и
клубни выпустили короткие, крепкие зеленые ростки. Во-
круг ростков наметились корневые бугорочки. Растение
прошло первую стадию своего развития. Теперь, посажен-
ное в землю, оно быстрее развивало корневую систему, бы-
стрее завязывало бутоны, на две недели раньше обычного*
начало образовывать клубни. Грунт был еще влажным,
самые жаркие дни были еще впереди. И картофель успел
накопить урожай до наступления зноя. Урожай был вдвое
больше, чем при посадке обычными клубнями.
Это все было очень просто. Это все вытекало из теории
стадийного развития растений и подтверждало правиль-
ность этой теории.
Но каждая культура имеет свои особенности. И работа,
над картофелем поставила перед ученым много новых и
неожиданных вопросов.
Возьми самый хороший, урожайный и стойкий к болез-
ням сорт. Посади эти клубни в южной степи. И картофель
начнет вырождаться. Сыновья будут слабее отцов, вну-
ки— слабее сыновей, все мельче и мельче клубни. Что
стало с отличным сортом? Не разберешь, картофель пе-
ред тобой или орешки. На слабое растение нападают бо-
лезни. Нужно опять добывать здоровый посадочный ма-
териал.
Тут и яровизация не может помочь: вырожденные
клубни все равно не дадут здорового потомства. Что же,
всегда завозить семенной картофель с севера?
О этим не мог помириться Лысенко. И он снова заста-
вил растение заговорить на своем немом языке.
Начал он с помидоров: помидоры с картофелем — род-
ственники. Он взял куст помидоров, на котором уже по-
явился первый бутон, и срезал с этого куста два черенка:
один пониже бутона, другой повыше. Потом посадил че-
ренки в землю, и они пустили корни.
1271
Черенок, взятый с верхней части стебля, начал цвести
раньше, чем черенок, взятый с нижней части стебля!
И ученый понял ответ растения: верхние части стебля
успели пройти больше стадий в своем развитии.
«По возрасту, — записал. Лысенко, — верхушка стебля
самая молодая, а по стадийному развитию самая старая.
Основание же стебля по возрасту самое старое, стадийно
же наиболее молодое».
Это было очень важное открытие. Ведь клубни карто-
феля берут свое начало из подземных^, частей стебля.
Эти подземные части стебля самые молодые по своему
развитию. Однако хотя помидор и родственник картофеля,
но картофель — не помидор. Нужно послушать, что ска-
жет он сам.
Ученый срезал несколько черенков с верхушки взрос-
лого куста картофеля, посадил их, получил от них клуб-
ни. А куст дал ему свои клубни, развившиеся, как обыч-
но, из подземной части стеблей.
И те и другие клубни были похожи друг на друга. Не
различишь, какие от черенков, какие от куста.
Но Лысенко знал, что клубни эти разные, и высадил
их отдельно. Ему очень интересно было увидеть, как бу-
дут развиваться растения.
«Клубни, полученные из нижней, стадийно молодой
части стебля, должны дать здоровый урожай, а клубни,
полученные из черенков стадийно старых, дадут хилое
потомство».
Так думал Лысенко. И как только удавалось ему улу-
чить свободную минутку, он оставлял сеянцы своих пше-
ниц и спешил на картофельное поле.
Так и есть! Одни кусты — крепкие и здоровые, дру-
гие— чахлые. Пришло время собирать урожай. Вот выко-
паны все клубни из-под куста на первой грядке. Ученый
кладет их на чашку весов, на другую чашку накладывает
гирьки. 250 граммов. Теперь — куст на второй грядке.
Тут клубни мельче, их меньше, это видно наглаз. И весы
подтверждают это: 120 граммов.
Так рассказали растения ученому, почему вырождается
картофель на юге. Вырождение картофеля — это не бо-
лезнь, это старость. Нужно уберечь от старения нижнюю
часть стебля, тогда растение даст здоровые, невырожден-
ные клубни. Опыты доказали, что причина старения — вы-
сокая температура. Как же бороться с жарой? Ведь не пе-
ределаешь климат на юге!
128
Клубни урожая картофеля в 1934 году. Слева — от летних посадок,
справа — от весенних.
«А что, если высадить картофель в поле не ранней
весной, а в начале июля? — подумал Лысенко. — Пусть
июльский и августовский зной палит верхние, надземные
части стеблей. Развитие клубней начнется тогда, когда
сентябрь повеет прохладой, и нижняя часть стебля не
успеет состариться. А раз она не успеет состариться, на
ней разовьются здоровые клубни».
В засушливое лето 1934 года восемнадцать колхозов
Одесского района высадили несколько тонн здорового,
завезенного с севера картофеля «эпикур» и «ранней
розы».
Теория стадийного развития растений и здесь оказа-
лась права. Картофель от летней посадки родился круп-
ный, какой никогда не родится, на юге. Весной этими
крепкими, сильными клубнями были обсеменены поля.
Теперь задача была решена. Летние посадки картофеля
обеспечили южным районам здоровый посадочный мате-
риал. А яровизация клубней перед весенним посевом уве-
личила урожай вдвое. Вырождение картофеля на юге
было побеждено наукой.
К этому времени институт, которым руководил Лысен-
ко, рапортовал о другой победе: точно в намеченный срок
были созданы три новых сорта яровой пшеницы. Они дей-
9 Земляное яблоко	129
Ожерелья клубней, нанизанных на
шпагат, открыты для света и воз-
духа. Так яровизируется картофель
в тысячах колхозов.
ствительно были урожай-
нее, чем «лютесценс 062»,
и вызревали раньше.
Тут подали руки друг
другу картофель и пше-
ница. Прежде в наших
южных степях не сеяли
яровых пшениц, потому
что не было хорошего сор-
та. Лысенко дал колхозам
этот сорт.
Здесь не было и хоро-
ших предшественников
под яровую пшеницу. Лы-
сенко нашел такого пред-
шественника — картофель
летних посадок. Как буй-
но, как пышно колосилась
пшеница на этих полях!
Колхозники всей ог-
ромной страны знали уже,
что Лысенко — человек
ученый, он плохого совета
не даст. Сорок тысяч кол-
хозов и совхозов на пло-
щади в два миллиона сто тысяч гектаров провели в этом,
1935 году яровизированные посевы — по одним только яро-
вым хлебам. И картошке тоже недолго пришлось дожидать-
ся. Дружнее всего принялись за яровизацию картофеля и
за летние посадки его шахтеры Донбасса. Дважды за этот
год приезжал сюда Лысенко, в гости к рабочим-огород-
никам..
Как любимого полководца, встречали его горняки. От-
правляясь в Донецкий бассейн, Лысенко знал уже, что
ни в одной области Советского Союза нет таких огромных
массивов яровизированного картофеля. Он знал уже, что
здесь каждая шахта, каждый партийный комитет стали
проводниками его идей, и, точно в сказке, из-под земли,
из забоев и штреков поднялась тут стотысячная армия
яровизаторов.
Но когда на собраниях рабочих-огородников жены
шахтеров со слезами на глазах благодарили его за науку;
когда они рассказывали наперебой, как яровизировали
картофель, раскладывая его в своих комнатах на столах,
130
Многотысячная армия колхозников-опытников идет за ученым-рево-
люционером. На фото — заведующий хатой-лабораторией колхоза име-
ни Ильича Сталинской области т. Паша определяет вес зерна.
на подоконниках, на кроватях; как все окна в шахтер-
ских поселках завешены были гардинами из картофеля—
ожерельями клубней, нанизанных на шпагат и подставлен-
ных свету и воздуху; когда он увидел замечательных
энтузиастов яровизации: домохозяйку Ляхову, о которой
соседи говорили: «Это прямо Лысенко!», и рабочего Дуб-
ко, который стал настоящим инструктором нового дела, и
машиниста подъемной машины Коробку, с гордой улыб-
кой показавшего свои экспонаты—750-граммовые клуб-
ни, — Трофим Денисович Лысенко понял, что на его долю
выпало самое большое счастье, какого может ждать совет-,
ский ученый.
И каждый день все больше становилось это счастье:
вести о победах летели со всех концов страны. Уже со-
бран был первый урожай картофеля в Туркменистане, где
он никогда не рос. Опытные станции за Полярным кругом
удвоили свои урожаи. Новый сорт хлопчатника, который
Трофим Денисович создавал для Украины, удался. Этот
сорт был выведен точно в намеченный срок — в то самое
время, когда шла работа над созданием новых, сортов
пшеницы и борьба с- вырождением картофеля на юге.
9*	131
В хате-лаборатории колхоза имени Буденного Узбекской ССР, Пред-
седатель колхоза Абдусатар Халилов (слева) определяет процент
всхожести семян хлопка,
(
Каждая победа открывала перед наукой новые возмож-
ности овладения природой, ставила перед ней новые зада-
чи. И от победы к победе, не отставая ни на шаг, шла за
ученым-революционером многотысячная колхозная армия.
Никогда, с тех пор как человек научился обрабатывать
землю, не двигалась такими гигантскими шагами наука о
развитии сельскохозяйственных растений, потому что толь-
ко в Советской: стране дело учёного — это дело всей стра-
ны. Каждое открытие Лысенко было делом партии и пра-
вительства, делом каждого гражданина великой родины.
О работах Лысенко заговорили газеты и журналы все-
го мира. Имя советского ученого стало известно в Англии
и в Германии, в Америке и в Австралии, в Китае и в
Индо-Китае, на Гавайских островах и в Бразилии. На кро-
шечных своих делянках ученые капиталистических страв
принялись за опыты по яровизации. Площади их посевов
измерялись не миллионами гектаров, а квадратными метра-
ми. Долгие десятилетия могли бы они работать на своих
опытных станциях и все равно не добились бы тех резуль-
татов, каких в два-три года достиг советский ученый.
132
Заведующий хатой-лабораторией колхоза имени Коминтерна Горьков-
ской области т. Рябушкин осматривает картофель нового урожая.
Однажды из-за рубежа приехал в Советский Союз зна-
менитый специалист по картофелю, чтобы познакомиться
с работами Лысенко. Ему пришлось подождать в прием-
ной, потому что председатель Всесоюзной сельскохозяй-
ственной академии и депутат Верховного Совета СССР
проводил совещание’ с колхозниками. Когда, шелестя
блокнотами, хлынула из дверей толпа будущих академи-
ков, иностранный ученый встал и вошел в кабинет. Те-
перь он вынул свой блокнот, переплетенный в тонкую
кожу, и задал Трофиму Денисовичу несколько заранее
составленных вопросов.
Лысенко улыбнулся широкой счастливой улыбкой и
ответил:
— Простите, это — не мои открытия, этд наши от-
крытия. — Тут он кивнул в сторону Двери, из которой
только что вышел отряд заведующих хатами-лаборатория-
ми.— Вам, ученым другого мира, трудно это понять. На-
ша сила в том, что мы работаем, опираясь, на огромный
•коллектив колхозников-опытников. Наша сила в том, что
этот коллектив выпестовала родная партия большевиков,
133
Трофим Денисович Лысенко в лаборатории Одесского института
генетики и селекции.
дорогая социалистическая родина. Наша сила в том, что
мы в своей работе руководимся дарвинизмом, руководим-
ся великой теорией Маркса—Энгельса—Ленина—Сталина.
Он помолчал йемного, потом вскинул на своего собе-
седника серые, чуть-чуть прищуренные глаза.
— А картофель,' — добавил он, перебирая клубни,
оставшиеся на столе, — ну что ж... Все, чего мы достигли
здесь, это только один из клубней,; которые принесла нам
теория стадийного развития растений.
СЕЯНЕЦ «8670»
В течение нескольких лет в лабораториях, в оранже-
реях и на полях Кореневского картофельного института
происходили странные события. Собрав весь свой опыт,
напрягая все свои силы, специалисты старались заразить
фитофторой кусты картофеля.
Слово «фитофтора» — страшное слово для всякого, кто
имел дело с картофельным растением. Оно звучит, как
«чума», как «проказа». Каждый из этих ученых, от старого
13'4
профессора до комсомольца-аспиранта, не раз просыпался
ночью, холодея от испуга: не пал ли на землю туман,
благоприятный для развития грибка, не понизилась ли
температура, не поползли ли по листьям, по стеблям бурые
пятна? Если бы нужно было пожертвовать своей жизнью,
чтобы спасти картофельные поля от этого врага, ни один
из них не задумался бы ни на минуту.
Теперь же они заняты были другим делом. Они делали
все возможное, чтобы заразить фитофторой своих питом-
цев. Возле каждого кустика была воткнута в землю фанер-
ная дощечка с надписью «8670».
Начали опыты в поле. Высадили вперемежку различные
сорта картофеля, и среди них — кусты с дощечками «8670».
Ученые нарочно выбрали такие сорта, которые легче всего
заражаются фитофторрй. Бурые пятна поползли по листь-
ям, по стеблям; живучий грибок высосал все соки из
листьев и стеблей, он перешел на клубни; побуревшие, по-
черневшие стебельки торчали из земли, как обугленные
головешки на пожарище. А среди них, здоровые, сочные,
зеленые, стояли кусты «8670»! Их не тронул грибок фито-
фторы.
На следующий год ученые повторили свой опыт. Но ле-
то стояло сухое, жаркое; в такую погоду грибок не может
размножаться — и фитофторы не было на цолях.
— Ну что же, — решили ученые, — не ждать же нам
фитофторного года. Мы ведь можем подвергнуть наш сорт
искусственному заражению!
Специалисты по болезням растений придумали хитрый
способ. Они взяли маленькую, словно игрушечную этажер-
ку, покрыли полочки фильтровальной бумагой, а поверх бу-
маги разложили листочки картофеля, сорванные с разных
сортов. Были тут и листочки «8670».
Потом они взяли пробирку с чистой, прозрачной водой.
Эта вода только казалась чистой; под микроскопом капель-
ка этой воды оживала, видно было, что в ней плавают ты-
сячи живчиков, комочки протоплазмы, с двумя жгутиками
каждый. Это и был самый страшный враг картофельного
растения — проросшие зооспоры грибка фитофторы.
Лаборанты сбрызнули, водой фильтровальную бумагу
цод листочками картофеля, потом пойапали из пробирки
на каждую полочку.
Теперь осталось накрыть всю этажерку стеклянным кол-
паком, чтобы воздух под ним все время был влажным,
чтобы хорошо развивались зооспоры грибка. Колпаки с эта-
135
жерками поставлены были в камеру с температурой в
восемнадцать-двадцать градусов — это самая любимая тем-
пература фитофторы.
Во влажном воздухе листочки картофеля могут жить
шесть дней. Уже на третий день на листочках появился
белесый налет: они заразились фитофторой.
Только листочки «8670» оставались здоровыми: на
них не было белого налета, чих не тронул картофельный
иор.
Хитрость не помогла: и таким, искусственным способом
не удалось заразить фитофторой упрямый сорт.
Ученые подробно обсуждали результаты опыта. Верно,
говорили они, «методом листочков» не удается заразить
«8670», но разве означает это, что «8670» вообще не зара-
жается фитофторой? Листочки, оторванные от стебля,—
это все же не живое растение, а часть его. Их нельзя дер-
жать в соседстве с зооспорами грибка больше шести дней:
они умирают. В поле — там, быть может, совсем другая кар-
тина. Может быть, в поле «8670» заразится на восьмой, на
десятый, на двенадцатый день? Нужно придумать еще ка-
кую-нибудь хитрость.
И они придумали «заражение по методу черенкоц».
Если срезать кусочек стебля с листьями, высадить его
в ящик с песком, черенок укоренится, будет жить долго.
Его можно держать в соседстве с зооспорами грибка куда
больше шести дней!
Так они и сделали. Ящики с высаженными черенками
помещены были во влажную камеру. Из пульверизатора
растения были обрызганы водой, содержащей зооспоры. Все
черенки погибли от фитофторы, кроме черенков «8670».
— Неужели же этот сорт совершенно не подвержен
фитофторе? — недоумевали ученые. Они не смели поверить
этому, потому что знали: только некоторые сорта дикого
картофеля никогда не заражаются этой болезнью, среди
культурных сортов не было еще такого силача.
Они продолжали свою работу. Каждый придумывал
свои способы, но никому не удавалось заразить упрямый
сорт. Однажды, в конце 1932 года, они подвели итог своей
работе. За один только этот год различными методами они
проделали 950 опытов по заражению сорта «8670» фито-
фторой. Всегда рядом с листочками, черенками и целыми
растениями этого сорта для проверки, для контроля нахо-
дились листочки, черенки и кусты других сортов. «Кон-
трольные» растения заразились все до одного: 100 процен-
136
тов заражения! Сеянец «8670» не заразился ни разу: 0 про-
центов!
— Сделаем еще одну проверку — на полях, — решили
ученые.
Они разослали клубни «8670» в те районы, где страш-
нее всего свирепствует грибок, — в Ленинград и в Елец, в
Орджоникидзе, в Свердловск и в Минск. Та же картина:
«контрольные» сорта дали 100 процентов заражения, сорт
«8670» — ни одного!
— Так, — сказали ученые. — Теперь мы можем с пол-
ной уверенностью заявить, что сеянец «8670» устойчив к
фитофторе.
И вдруг сотрудница института Бордукова нашла такой
способ, которым можно было заразить даже этот сорт.
— Я взяла кусочек листа неустойчивого сорта, пора-
женный грибком, — рассказывала товарищам Бордукова. —
Этот больной кусочек листа я приклеила к нижней стороне
листа «8670». Ну, конечно, воздух был стопроцентной влаж-
ности, температура — восемнадцать-двадцать градусов. И
через два-три дня уже было заметно: грибница с заражен-
ной приклеенной ткани переходит на здоровую ткань сеян-
ца. На зараженном листе появилось буроватое пятнышко;
оно быстро темнело. Значит, опыт удался!
— А вы попробуйте этим методом заразить какой-ни-
будь дикий, устойчивый к фитофторе сорт, — посоветовал
Бордуковой кто-то из товарищей.
Она повторила свой опыт с «демиссумом», южноамери-
канским дикарем, который никогда не болеет фитофторой.
И тут грибница перешла на здоровую ткань.
Тогда Бордукова попробовала проделать свой опыт с
табаком. Никто еще не видел фитофторы на табаке. Но
«контактный метод» оказался всесильным: грибок поразил
и табак.
Однако, когда ученые стали рассматривать под микро-
скопом зараженные фитофторой листья табака, «демиссума»
и сеянца «8670», они увидели удивительную картину:
грибница на этих листьях окружена была барьером мерт-
вой ткани.
На обычных сортах картофеля грибница разрастается
по здоровой зеленой части листа: зеленая ткань дает пи-
тание фитофторе. На «демиссуме», на табаке, на сеянцах
«8670» вся грибница находилась на отмерших частях
листьев. При соприкосновении с грибком мгновенно отмира-
ли клетки растения. Гиф — побег грибка — метался на мерт-
137
вом кусочке листа, как мышь в мышеловке. Он выбрасывал
вырост в одну сторону — и натыкался на барьер из мерт-
вых клеток. Пищи тут не было. В другую сторону вырост,
в третью, везде барьер! Эти растения морили грибок голо-
дом— и в конце концов грибок погибал!
Таким образом, даже этот, удачный опыт заражения
доказывал, что сорт «8670» совершенно устойчив к грибку
фитофторы.
— По ботве! — замечали осторожные ученые. — По бот-
ре он- устойчив бесспорно. Но нужно еще выяснить, как
будут вести себя его клубни.
Они повторили все свои опыты с клубнями. Опрыскива-
ли ломтики клубня водой из смертоносных пробирок; де-
лали на клубне надрезы и вставляли в щель пластинку
зараженного клубня или листа. Клубни оказались такими
же устойчивыми, как и ботва.
Значит, разрешена задача, над которой бились ученые
без малого сто лет? Найден сорт, который тщетно искали и
Чонси Гудрич, и-. Вильям Патерсон, и Лутер Бэрбэнк, и
длинный ряд селекционеров Англии, Америки, Франции,
Германии?
Ученые не решались поверить этому. Они знали, что
означало бы такое открытие для всего мира, для нашей
страны. На стене в здании Картофельного института висела
всем знакомая карта: «Распространение фитофторы в
СССР». Огромная часть карты была заштрихована светлой
и темной, траурной штриховкой; от нашей западной грани-
цы до Урала тянулся клин, залитый сплошной черной
краской. Десятая часть всех наших посевов картофеля,
шестьсот тысяч гектаров ежегодно погибали, съеденные
прожорливым грибком.
Неужели же найден наконец спасительный сорт?
Ученые не решались еще ответить на этот вопрос «да».
Для того чтобы сорт имел большое будущее, недостаточно
одной только устойчивости против фитофторы. Сорт дод-
жей давать большие урожаи, его клубни должны содержать
высокий процент крахмала, он должен быть вкусным. Вдруг
ударят заморозки, как поведет себя «8670» тогда? Как бу-
дет он вести себя в засушливые годы?
Но молодой сорт все испытания сдавал на «отлично».
По урожайности он шел в ногу с лучшими из наших сор-
тов— с «ранней розой», с «эпикуром» и с «лорхом». По
содержанию крахмала он только чуть-чуть отставал от
лучшего заводского сорта «вольтман». Зато, когда ..стукнули
1за
Яровизированные клубни сорта «86,70».
заморозки, «вольтмал», и «ранняя роза», и все другие сорта
пожухли, обвисли, убитые холодом, а упрямый «8670» про-
должал красоваться, 'зеленый и крепкий. «Эх вы, мерзля-
ки! — казалось, говорил он своим соседям по грядке. —
Полградуса, градус холода — и вам смерть. А мне и три
градуса холода нипочем». Таким же стойким оказался он
в засуху.
И вот наконец пришел день дегустации. Заранее были
сдвинуты столы и накрыты белыми скатертями. Жены со-
трудников института, с часами в руках,, отваривали «в
мундирах» картофель разных сортов. Потом внесли в зал
дымящиеся блюда; на одном «лорх», на другом «ранняя
роза», на третьем «эпикур», на четвертом... Лучшие
в нашей стране знатоки картофеля внимательно и сосредо-
точенно пробовали картофелину, приправленную только
солью; потом, закусив корочкой хлеба, чтобы» отбить вкус,
принимались за новый сорт. И все улыбались, и все в один
голос похваливали рассыпчатый ароматный «8670» и горя-
чо пожимали руки создателю этрго сорта, Ивану Игнатье-
вичу Пушкареву. Иван Игнатьевич только застенчиво крас-
нел и повторял:
— Погодите хвалить. Дайте размножим его и посмо-
трим, что скажут колхозники!
Перед ним стоял пример Лысенко. Пушкарев знал, что
только массовый опыт колхозников может решить судьбу
его сорта. Нужно было размножить «8670» с молниеносной
быстротой, так же быстро, как Трофим Денисович размно-
жил первые семена своих пшениц, своего хлопчатника. К
весне 1934 года у Пушкарева было только двадцать клуб-
ней нового сорта. За два года каждый из этих двадцати
клубней дал урожай в две тонны1!
Это был фокус. Но разгадка этого фокуса была именно
в том, что Иван Игнатьевич Пушкарев отлично знал жизнь
картофельного растения и все время имел перед глазами
пример Лысенко.
Каждый из двадцати драгоценных клубней он прора-
стил в темноте. Ростки обломал и высадил в парнике. На
третий день они начали выпускать листочки. Теперь у
Пушкарева была рассада, ее можно было высаживать так
же, как высаживают рассаду капусты.
А клубни остались клубнями. Им нисколько не поме-
шало, что с них обломаны были ростки. Каждый глазок
картофельного клубня имеет четыре-пять запасных почек.
140
Все мировые рекорды урожаев картофеля побиты колхозниками на-
шей счастливой страны, стахановцами социалистических полей.
Они выбросят новые ростки. А если обломать и эти, глазок
образует новые почки. По пятидесяти ростков с одного
глазка получил Пушкарев.
А клубни остались клубнями. И, разрезав их на глазки,.
Пушкарев высадил каждый глазок отдельно. Теперь из
глазка развивался уже не один росток, а два, три, четцре.
Пушкарев ждал. Когда стебли подымались до десяти, до.
пятнадцати сантиметров, он выкапывал все растения и де-
лил молодой куст на два, три, четыре куста.
Впрочем, теперь уже не один Пушкарев занимался
«форсированным» размножением картофеля. Этим делом
заняты были $же десятки колхозов. В 1936 году они засе-
яли сортом «8670» уже полтораста гектаров полей, а в-
1938-м — одиннадцать тысяч гектаров.
О новом сорте узнали за границей. Специалисты по
картофелю в Англии, в Америке, в Германии давно с боль-
шим интересом следили за нашими работами. Им было,
очень досадно, что именно наши, советские ученые нащу-
пали выход из' тупика, в который зашла мировая селекция
картофеля; что наша страна провела самые широкие и
значительные экспедиции на родину паппы, в Южную
Америку, и собрала лучшую в мире коллекцию диких ви-
дов картофеля. Они знали, что сеянец «8670» — гибрид
южноамериканского дйкаря «демиссум» и культурного сор-
та. Но «демиссум» приносит мелкие горькие клубеньки с
горошину величиной, и знаменитые селекционеры Запада
по десять, по двадцать лет безуспешно трудились, скрещи-
вая его с культурными сортами: гибриды давали жалкий,
ничтожный-урожай или оказывались неустойчивы к фито-
фторе. Пушкарев рассказал в своих статьях о сложнейших
методах селекции, которые привели его к победе. Тут было
и «закладывание, самоопыленных линий» и «обратные скре-
щивания» гибридов с культурным сортом. Но этого было
недостаточно, чтобы повторить пройденный им путь и до-
биться таких же результатов. Иностранные фирмы напере-
бой просили Институт картофельного хозяйства продать
им хоть несколько клубней первого в мире фитофторо-
устойчивого, хозяйственно ценного сорта. Голландцы при-
слали в Коренево договор за всеми подписями и печатями.
В договоре оставлен был пробел: вписывайте любую це-
ну — заплатим, только дайте нам клубней драгоценного
сорта «8670»!
Серьезно задумались работники института. Давать или
не давать?
142
Кому на пользу пойдет новый сорт там, в странах ка-
питализма? Нет, не народу. Там, в капиталистическом мире,
новый сорт только увеличит доходы предпринимателей.
И чем яростней будет опустошать поля бедняков фито-
фтора, тем больше доходов будут получать капиталисты от
нового сорта.
А если война? Нашим врагам нужен будет каучук для
автомобильных шин, для колонн грузовиков. Картофель-
ный каучук, клубни картофеля станут одним из важней-
ших военных материалов. Помочь врагу увеличить урожаи
картофеля — это значит подарить ему сотни, тысячи тонн
драгоценного каучука, это значит помочь врагу снаряжать-
ся в бой против нашей великой родины.
— Нет, не дадим! — решили работники института.—
Каждый центнер нового сорта дорог нам самим. Когда-ни-
будь, когда у нашихчсоседей взовьется советское знамя, мы
поделимся нашим знанием со всеми соседями бесплатно,
без всяких договоров.
РАБОТА ТОЛЬКО НАЧ1ШАЕТСИ
Поля почернели; только здесь, в тепляке оранжереи,
прощальные лучи солнца зеленым светом зажигали моло-
дую ботву картофельных кустов. Длинными рядами вы-
тянулись столы, уставленные вазонами так густо, что каж-
дый стол похож был на заросшую грядку огорода. Трое
ученых стояли в проходе .между столиками. Юноша, чер-
ноглазый и быстрый в движениях, бережно подхватывал
вазон, опрокидывал его листьями вниз и отрывистым
толчком в донышко выбивал из горшка растение вместе
с землей. Ученые с волнением вглядывались в хитрую сет-
ку корешков, скреплявших землю, в белые клубеньки,
выглянувшие на свет. Группа сотрудников Картофельного
института теснилась в узком проходе, прислушиваясь к
спору.
Имен этих старых ученых мы не будем называть: их
не сохранит история. А вот имя комсомольца, который по-
казывал ученым результаты своей работы, это имя нужно
запомнить. Его звали Федей, Федей Солодовниковым.
Он знал, что сегодня предстоит эта встреча, и серьезно
готовился к ней. Труды его противников были широко из-
вестны за границей. Они имели высокие ученые звания,
это были люди большого образования, европейской куль-
143
туры. А Федя Солодовников только недавно окончил уни-
верситет в Средней Азии, в далеком Ходженте, и все, что
имел он за душой, — это год работы под руководством
крестьянского сына Трофима Денисовича Лысенко да вот
эти пятнадцать вазонов, пятнадцать кустиков картофеля,
выращенных его рукой. Но Федя был уверен в своей пра-
воте; в кармане у него лежала записная книжка с выпис-
ками из работ его учителей — Дарвина, Мичурина, Лысен-
ко, и без всякой робости, спокойно он начал беседу с уче-
ными генетиками.
— Мы прививали на картофель помидор, баклажан,
дурман; прививали культурные сорта картофеля на дикие,
и наоборот. И все эти опыты полностью подтвердили пред-
положения Трофима Денисовича. Путем прививки мы мо-
жем создавать вегетативные гибриды, отличающиеся и от
привоя и от подвоя. А так как новые признаки, создан-
ные таким образом, передаются по наследству, мы можем
направлять вегетативную гибридизацию в нужную нам
сторону и создавать новые сорта с необходимыми нам ка-
чествами.
— Позвольте, молодой человек! — остановил Солодов-
никова один из ученых. — В принципе мы не отрицаем
возможности получения путем прививки вегетативных
гибридов. Но я должен указать, что несомненные факты
подобного рода ни мне, ни моим коллегам неизвестны, и
этот способ возникновения истинно вегетативных гибридов
пока надо считать недоказанным.
Смуглое лицо юноши вспыхнуло, он раскрыл свою за-
писную книжку.
— Простите, мне неловко напоминать вам, что пишет
по этому вопросу Дарвин в своей работе «Изменения жи-
вотных и растений в домашнем состоянии». Но... — тут
Солодовников виновато улыбнулся, — к сожалению, прихо-
дится. Вот: «Мы видели, что клубни картофеля, которые
получаются, когда глазок одного сорта вставлен в клубень
другого сорта, имеют промежуточную окраску, величину,
форму и состояние поверхности; стебли, и листья, и даже
некоторые особенности организации, например скороспе-
лость, тоже бывают промежуточными...» А теперь перейдем
к фактам...
Он рассказал о том, как на дикий «солянум демиссум»
он привил культурный сорт «альму». Черенок «альмы»
принялся, сросся с дикарем. Получилось «двухэтажное» ра-
стение: внизу — подвой, «демиссум», сверху — привой,
144
«альма». Какие клубни образуются на этом растении? Со-
лодовников уверен был, что клубни его будут отличаться
и от клубней «демиссума» и от клубней «альмы». Но у не-
го нехватало терпения дожидаться, пока «двухэтажное» ра-
стение завяжет клубни.
— Я рассудил так, — говорил Солодовников: — зачем
мне ждать клубней, когда растение дало уже подземные
побеги? По теории Трофима Денисовича, подземные .побе-
ги— столоны — должны нести в себе качества и привоя
и подвоя. Я отделил эти побеги и высадил их, каждый в
отдельный вазон. Едва заметно эФи побеги уже тогда отли-
чались друг от друга. И с каждым днем эти отличия ста-
новились виднее. Одни кусты были ближе к дикарю,
Другие — к культурному сорту. Вот они, эти пятнадцать
растений.
Ученые генетики долго молча рассматривали вазон за'
Ьазоном. Растения резко отличались одно от другого. Это
прижалось к земле, наершив жесткие мелкие листья,—
совсем как «демиссум», привычный к холодным ветрам
мексиканской Сьерры. Это выгнало высокие стебли с легкой,
нежной листвой, каждая долька листа выгнулась лодоч-
кой, как у привоя — «альмы», а на стеблях появился гу-
стой пушок, как у дикаря. Разные были и клубни: у одних
круглые, белые, с горошинку, у других продолговатые,
крупные, сине-фиолетовые": Солодовников терпеливо выби-
вал из вазонов кустик за кустиком и все объяснял, объяс-
нял, как видоизменялись эти растения, как рождались на
свет новые сорта, каких никогда не было в природе. Ему
очень хотелось убедить своих противников в том, что ма-
ленькое это открытие прокладывает широкую дорогу перед
советскими селекционерами. Ведь многие сорта картофеля
не цветут в наших краях и не приносят ягод, поэтому скре-
щивание ограничено небольшим числом сортов и половая
гибридизация имеет перед собой узкое поле. Вот клубни,
а тем более подземные побеги — это другое дело. Подзем-
ные побеги есть у многих растений, которые не дают клуб-
ней,— хотя бы у малины. Вегетативная гибридизация —
это... это-
Солодовников не нашел слов и только широко, во весь'
размах раскинул руки.
Но ученых генетиков нелегко было сдвинуть с места.
Они упорцо отказывались верить своим глазам, потому что
теория Лысенко и ответвление ее — вот это маленькое от*
крытие — вверх тормашками перевертывали всю их науку,
10 Земляное яблоко	145
Гибриды, полученные из подземных побегов «двухэтажного» растения
'(подвой — «демиссум», привой — «альма»), в возрасте 40 дней. В пер-,
ком ряду крайний вазон слева — контрольный. Это растение выращено
из подземного побега непривитого дикаря «демиссум», возраст
тот же.
Крайний взрослый куст слева — «демиссум»; крайний взрослый
куст справа — «альма»; посредине — три межвидовых вегетативных
гибрида наиболее культурного типа в возрасте 40 дней.
Пипы университетских курсов, толстые томы учебников и
руководств. Весь свой опыт, все свои знания они напрягали,
чтобы опровергнуть живые доказательства пятнадцати
вазонов.
— А может быть, мы имеем здесь дело попросту с. меха-
ническим засорением? — протирая пенснё, сказал старый
профессор.
— То есть как с механическим засорением?
Солодовников от удивления чуть не выронил вазон, ко-
торый держал в руках.
— Очень просто. Скажем, вы взяли для ваших вазонов
землю из парника, где когда-то выращивались гибриды,
полученные от скрещивания культурного сорта с «демис-
сумом». В земле могли остаться клубеньки или столоны
гибрида, — а тогда...
С раздражением старый профессор прищемил перено-
сицу пружинкой пенсне и бросил косой взгляд на юношу.
— Вы хотите сказать, что это результат половой гиб-
ридизации, а не вегетативной? — вскинулся Солодовни-
ков.— Ну нет! Почва для вазонов взята была свежая, с
торфянистого участка, на котором в тридцать четвертом
году росла капуста, а в тридцать пятом, шестом и седь-
мом — вика и овес.
Профессор в замешательстве нервно поправлял манже-
ты. Он никак не ожидал, что юноша мог предусмотреть эту
деталь. На помощь профессору пришел его ассистент.
— Быть может, — заметил он, — случайно укоренились
в земле надземные побеги привоя; ведь это бывает
очень часто. В таком случае эти кусты могли развиться
непосредственно из «альмы», и подвой тут ни при чем.*,
Солодовников побледнел. Стиснув зубы, чтобы не со-
рвалась какая-нибудь резкость, он молча выхватил из бо-
кового кармана пачку фотографий и веером развернул их
перед учеными.
— Вот, — сказал он, поборов волнение. — Я, конечно,
неважный фотограф, но эти снимки я делал каждый день;
тут можно проследить все развитие этих растений—от
столона до цветения.
Вдруг он улыбнулся и кинулся к вазону, стоявшему
поодаль.
— Чуть не забыл! .Вот вам еще одно вещественное до-
казательство! На всякий случай... на случай спора один
из столонов я не стал отделять от подвоя, а просто вывел
его на поверхности—можете убедиться. Вот это/—мое
10*	147
«двухэтажное» растение, а это, связанное с ним подземным
побегом, — новое, вегетативный гибрид. Он мне очень до-
рог, этот вазон. Но если вы настаиваете на том, что здесь
что-то... не так, то я готов продемонстрировать вам под-
земный побег, соединяющий оба куста...
— Не надо, —глухо пробурчал профессор.
Спор на этом, однако, не кончился. Новые и новые со-
мнения высказывали ученые генетики, и все их доводы
уверенно разбивал юноша в сатиновой косоворотке, Федя
Солодовников. Он уже перестал горячиться, и только чуть
заметная складка усмешки легла у его губ. Так и не
признав очевидных доказательств, ученые попрощались со
всеми присутствующими, вежливо поблагодарили «своего
юного коллегу» Федю и полной достоинства, мерной по-
ступью направились к выходу из оранжереи. Бледный,
уставший от напряжения, Федя улыбнулся товарищам:
— Ну? Видали? Хоть кол на голове теши!
Меня провожал к поезду создатель первого в мире
фитофтороустойчивого сорта картофеля—'Пушкарев.
— ...Вы не думайте, эт'о трагедия, — говорил он взвол-
нованно. — Им очень трудно отказаться от старых, привыч-
ных взглядов. Дерево — и то пересаживают с места на
место с корнями. А они... они ведь чувствуют, как трещат
и рвутся все корни их знания. Почва уходит у них из-под
ног...
Он шел, глядя куда-то в сторону, на небо, начинавшее
уже розоветь в лучах заката. Голос его стал тише, только
дуть громче мыслей, которые тревожили его в этот час.
— Счастье им, молодым, — проговорил он задумчиво. —
Для них учение Трофима Денисовича о переделке приро-
ды •'растений стало частью мировоззрения. И открытия са-
;ми идут к ним в руки. Вот хоть бы Федя. Ему все легко.
’'А возьмите меня. Умом я понимаю, какие огромные воз-
можности открывает теория Лысенко перед нами, растение-
водами. В частности — и по картофелю. Мы сможем созда-
вать новые сорта для любого района; и старые, найденные
за девяносто лет селекции, даже те, что, казалось, совсем
изЖили себя, опять пойдут в работу. Коллекции диких
картофелей, собранных в Перу и в Чили, в Боливии, в
Мексике, — все они оживут, мы победим и болезни, и за-
суху, и мороз. Умом я это все понимаю. Но одно дело —
понимать, а другое — творить. Творить можно только тогда,
когда новая наука станет кровью твоей, твоим мировоззре-
нием...
1148
Пушкарев замолчал, но видно было, что мысли, горячие,
беспокойные мысли, не оставили его в покое. Он был высок
ростом; лицо его, освещённое волнением и отблеском за-
катного неба, казалось совсем молодым.
— А вы не записывайтесь в старики, Иван Игнать-
евий, — сказал я ему. — Помнится, вы говорили, что в
свете учения о переделке природы растений вам стало
гораздо ясней, как бороться с вашим старым врагом —
фитофторой.
Он посмотрел на меня, прищурился и вдруг весело,
громко рассмеялся. Широкой шершавой ладонью он сгреб
мою руку.
— Правда! Мы еще повоюем! — воскликнул он. — Наше
дело такое — учиться, учиться и учиться. Ведь наша ра-
бота только начинается!
И до сих пор у меня звенят в ушах эти скромные ело-,
ва советского ученого, победившего фитофтору.
О многом еще хотелось бы рассказать автору в этой
книге. Жизнь на колхозных полях движется быстро. Каж-
дая песчинка знания мгновенно обрастает слоем жемчуга,
жемчужина знания катится по огромной стране, обрастая
опытом миллионов и сметая на своем пути сухие стебли
старой науки.
Шагая между рядами кустов-близнецов, Александр
Георгиевич Лорх рассказывает о работе своих учеников,
стахановцев картофельных полей. Ученый знает — он ни-
когда не догонит их. Где-нибудь в Новосибирске колхозни-
ца Юткина соберет сказочный урожай в 1200 центнеров с
гектара, и ученый останется далеко позади. Так будет все-
гда, потому что все знания свои он передает колхозам се-
годня, тотчас же. Вот на листьях картофеля едва заметно
побелели жилки. Значит, растению нехватает каких-то со-
лей. Сейчас же ученый сообщит об этом в колхозы, чтобы
немедленно было усилено питание картофеля нужными со-
лями, чтобы в..этом же году увеличился урожай. Знания
ученого подхватят стахановцы во всех концах страны — и
кто-нибудь из учеников непременно обгонит учителя. Но
это не обескураживает ученого, он радуется победам своих
учеников—он знает, что в их победах есть частица и его
труда. Успехи учеников для него дороже собственных
успехов.
149
Это — новое в жизни науки, но я не успел рассказать
об этом. Я не успел рассказать, какие чудесные результаты
даЛа летняя посадка картофеля на юге и, как обновлен-'
ный летней посадкой, картофель ведет себя в средней поло-
се, год от года увеличивая урожай. Я не успел рассказать
о том, как несметная армия опытников принялась за рабо-
ты по вегетативной гибридизации, а уже за прививки одно-
го сорта картофеля на другой принялись даже школьники,
юные натуралисты. Горы тетрадок и дневников покры-
лись старательными записями наблюдений, и пионерка
Тоня Козлова и пионер Глеб Державин получили для сво-
их работ уголок на Всесоюзной сельскохозяйственной вы-
ставке и сделали доклады о своих опытах на сессии Ака-
демии сельскохозяйственных наук. И сам Трофим Денисо-
вич Лысенко попросил, чтобы ребята дали ему несколько
глазков от своих гибридных клубней.
Обо всем этом и о многом другом я не успел расска-
зать. Пока из печатной машины выйдет пахучий хрустя-
щий лист книги, сегодняшний день станет вчерашним и
много новых страниц прибавится к удивительно^ истории
нашей кормилицы — паппы.	* i
СОДЕРЖАНИЕ
Искатели золота..........................3
Паппа и чуньо...........................11
Приключения двух картофелин.............17
Пятнадцать гектаров «Песков»............26
Тартуфели и картуфели ..................43
История одной губернии..................53
Картофельный бунт ......................68
An Gorta Мог w . . . . .................79
Повесть об удаче и труде................94
Пионеры Страны Советов.................103
Ученый-революционер ...................112
Сеянец «8670»..........................134
Работа только начинается...............143
Ребята! Понравилась ли вам эта книга? На-
пишите нам, какие вы видите в ней недостатки,
все ли понятно и каковы ваши пожелания.
Укажите свой адрес, имя, фамилию и возраст.
Наш адрес: Москва 12, Малый .Черкасский пер.,
д. L Дежадат, Массовый отдел;
ДЛЯ СТАРШЕГО ВОЗРАСТА
Отв. редактор И. Дороватовский. Художеств, редактор 'И. Иванов. Переплёт
Б. Шварца. Технический редактор 3. Тышкевич. корректоры Р. Гранова и Н. Та-
расова. Подписано ж печати о матриц 28/V11I 1940 г. Детиздат № 2345. Индекс Д-7.
Формат 84Х1081/». 9,5 печ. л. (8,6 уч.-иэд. л.). 37312 зн. в печ. л. Тираж 5000. A208F2.
Заказ № 1500.
Фабрика детской книги Изд-ва детской литературы ЦК ВЛКСМ. Москва, СуЩевский
вал, 49.