Текст
ГЕОРГИИ ТуШКАН
друзья и ВРАГИ
АНАТОЛИЯ РУСАКОВА
БИБЛИОТЕКА ПРИКЛЮЧЕНИЙ
И НАУЧНОЙ ФАНТАСТИКИ
— — IK 0 — •
МОСКВА ~
1973
Георгий Тушкан
ф*
ДРУЗЬЯ И ВРАГИ
АНАТОЛИЯ
РУСАКОВА
РОМАН
«ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА»
Р2
Т92
В приключенческой повести «Друзья и враги
Анатолия Русакова» рассказывается о сложной
судьбе мужественного юноши Анатолия и его не-
примиримой борьбе не только с главарем шайки
Чумой Авторитетным, но и с другими преступни-
ками.
В повести показаны пути-дороги «трудных
мальчиков», «студента прохладной жизни», «взрос-
лых школьников» и многих других.
Анатолий не одинок в борьбе с преступниками.
Ему активно помогают хорошие и смелые люди,
не боящиеся рискованных ситуаций и острых по-
ложений, часто опасных для жизни.
Рисунки А. Сурова
_ 0763—086
Т 101(03)73 579—73
ПРЕДИСЛОВИЕ
Мы живем в замечательное время.
В обстановке высокого политического и трудового
подъема народы нашей страны отмечали полувековой
юбилей СССР. Творческий труд на благо социалистиче-
ской отчизны, активная борьба за выполнение решений
XXIV съезда КПСС еще более сблизили народы Страны
Советов, укрепили единство и дружбу многонациональ-
ной семьи строителей коммунизма.
За пятьдесят лет существования СССР сложились за-
мечательные черты советского человека: преданность
делу коммунизма, социалистический патриотизм и интер-
национализм, непримиримость к эксплуатации и угнете-
нию, национальным и массовым предрассудкам, классо-
вая солидарность с трудящимися всех стран. За это время
созданы необходимые материальные и духовные условия
для дальнейшего роста творческих возможностей каждо-
го советского человека, всестороннего развития лич-
ности. Миллионы советских людей уже в настоящее время
живут по законам Кодекса строителя коммунизма, лич-
ным примером пропагандируют самые прекрасные и свет-
лые идеалы.
За последние годы в нашей стране вышло много заме-
чательных книг, рассказывающих о формировании нового
человека.
Книга писателя Георгия Тушкана «Друзья и враги
Анатолия Русакова» так же относится к их числу и, на
мой взгляд, является творческой удачей автора.
Она посвящена большим проблемам долга и чести и,
по мнению самого автора, является романом о граждан-
ском мужестве.
Главные действующие лица в романе — это молодые
люди, ищущие свое место в жизни. Многие из них нашли
свое призвание, они честно живут и трудятся. Однако вы-
бор правильного пути — дело нелегкое. Георгий Тушкан,
строго придерживаясь реалистических традиций нашей
о
литературы, показывает сложный поиск этого пути, кото-
рым шел герой романа — Анатолий Русаков.
У нас в стране делается все, чтобы молодое поколение
было воспитано в духе высоких нравственных принципов
коммунизма, чтобы оно явилось достойным продолжате-
лем героических дел своих отцов. Однако, несмотря на
меры, принимаемые государственными органами и обще-
ственными организациями, у нас еще встречаются люди,
которые пренебрегают своими обязанностями, не желают
честно трудиться, нарушают правила социалистического
общежития, ведут паразитический образ жизни. Они
стремятся взять от общества побольше, а дать ему по-
меньше и видят смысл существования в том, чтобы жить
за счет других, а некоторые становятся на путь соверше-
ния преступлений.
Программа КПСС впервые поставила перед советским
народом задачу полного искоренения преступности и всех
причин, ее порождающих. Ни один общественный строй
до социализма не мог и не может ставить перед собой
такую задачу.
Ликвидация антиобщественных явлений — проблема
комплексная. Улучшение материального уровня жизни не
может быть гарантией того, что люди не будут совершать
правонарушения, необходимо всячески улучшать воспита-
тельную работу, поднимать культуру и сознательность.
Воспитание человека начинается в семье, продолжается
в школе, высших учебных заведениях, на производстве.
Любой промах воспитания в семье, не исправленный в
школе, либо на производстве, оборачивается большими
издержками для всего общества, ибо мы не можем быть
равнодушны, когда люди, тем более молодые, становятся
на путь правонарушений.
Преступность и антиобщественные явления не порож-
дены социализмом. Они «пришли» в социализм из пред-
шествующих ему общественно-экономических формаций.
Именно в этом плане мы и говорим о них, как о пережи-
точных явлениях. В то же время необходимо активнее
вести борьбу с попытками распространить чуждую нам
буржуазную идеологию, тунеядством и пьянством, раз-
личными иждивенческими настроениями, невежеством и
неуважением к человеческой личности и интересам госу-
дарства.
Необходимо помнить, что воспитывать человека
6
нужно до того, как он встал на путь антиобщественного
поведения, и тем более не с помощью уголовного наказа-
ния, которое в качестве одного из средств борьбы с пре-
ступностью всегда было и будет для социалистического
общества элементом вспомогательным, а не главным. Ни-
кто не может стоять в стороне от этой важнейшей госу-
дарственной и общественной задачи.
Органы внутренних дел, прокуратуры, юстиции, суда,
перенося центр тяжести на воспитательную работу, не
отказываются и не могут отказаться от принуждения в
отношений тех, кто злостно нарушает правила социали-
стического общежития и советские законы.
Роман «Друзья и враги Анатолия Русакова» уносит
нас в прошлое. Несмотря на это, главная идея произве-
дения — борьба за моральную чистоту советского челове-
ка — остается и по сей день актуальной и острой. Борьба
с правонарушениями среди молодежи давно вышла за
узкие ведомственные рамки органов внутренних дел и
других административных органов и стала делом широ-
кой общественности, делом государственной важности.
На страницах романа мы видим, как почти четверть века
назад, советские люди яростно боролись с остатками
профессиональной преступности. Рецидивисты, вдохнов-
ляемые уголовниками с дореволюционным стажем, всю-
ду, где была возможность, кричали о каких-то якобы су-
ществующих традициях преступного мира. С каждым
годом их становилось все меньше и меньше. Но сами они
не сдавались. Между преступниками-профессионалами
и нашим обществом шла жесточайшая борьба, на перед-
нем крае которой всегда находился уголовный розыск.
Преступники пытались сколачивать банды, шайки и лю-
быми средствами искали себе помощников среди моло-
дежи. Первейшим способом затащить в болото преступ-
ности споткнувшегося подростка или молодого человека
было пьянство.
Вначале сладкое винцо, потом водка «за знакомство»,
«за дружбу» и в пьяном угаре первое преступление. Так
началось в романе падение Анатолия Русакова, Боба
Троицкого и некоторых других действующих лиц. На
примере Боба Троицкого и его родителей писатель удач-
но показал «систему» воспитания, которую, к сожалению,
избирают некоторые родители. Дети у таких родителей
с малых лет не приучены к труду, освобождены от обя-
7
занностей по дому, они не знают цену деньгам и, ведя
паразитический образ жизни, часто совершают опасные
преступления. Подмеченный писателем путь к правонару-
шениям весьма реалистичен. И сегодня пьянство — пер-
вопричина многих преступлений. Большинство случаев
убийств, нанесения телесных повреждений, грабежей и
краж происходит на почве пьянства.
Советские люди привыкли сами бороться с правона-,
рушителями, пьяницами и хулиганами. В стране всюду
созданы добровольные народные дружины и другие са-
модеятельные организации трудящихся. Свыше 11 мил-
лионов передовых советских граждан активно участвуют
в обеспечении общественного порядка. Трудящиеся с
красной повязкой ведут активную борьбу со всеми анти-
общественными явлениями. У нас немало городов и по-
селков, где в предупреждении правонарушений роль на-
родных дружин, комсомольских оперативных отрядов,
товарищеских судов очень велика.
Георгий Тушкан в своем романе хорошо рассказал,
как родились некоторые дружины и комсомольские отря-
ды, показал, как и почему были приняты законы, направ-
ленные на искоренение преступности, особенно реци-
дивной.
В нашей стране ликвидирована профессиональная
преступность в виде устойчивых преступных групп, но из
этого не следует, что вопрос борьбы с преступностью уже
окончательно решен и не требует от каждого человека
участия в наведении должного общественного порядка.
Строительство коммунистического общества обязы-
вает каждого советского человека не только самого со-
блюдать принятые нормы и правила поведения, но и «не
проходить мимо» любых антиобщественных явлений.
В романе много страниц посвящено работе детских
трудовых и воспитательных колоний, где давно уже нет
организованного влияния преступников-рецидивистов.
Сейчас в этих учреждениях, оснащенных современным
техническим оборудованием, перевоспитание подростков
ведут квалифицированные воспитатели и педагоги, при-
учая несовершеннолетних к труду и к уважению наших
законов.
Коммунистическая партия Советского Союза последо-
вательно осуществляет курс на укрепление советского
правопорядка, государственной дисциплины, искоренения
8
правонарушений и иных антиобщественных проявлений,
что в конечном итоге является одной из важнейших пред-
посылок борьбы за человека коммунистического буду-
щего.
В решениях партии и правительства по этим вопросам
дается не только развернутая программа практической
деятельности партийных, советских, государственных и
общественных организаций, но и решены назревшие во-
просы законодательного и материального характера, по-
зволяющие более активно и наступательно вести работу
по воспитанию советских людей в духе высокой комму-
нистической сознательности.
Большая роль в воспитании безнадзорных подростков
принадлежит органам внутренних дел и их основной
службе—милиции. В деятельности милиции еще имеют
место недостатки, но стиль ее работы уже не такой, как
у некоторых героев романа. Неузнаваемо выросли кадры
милиции, их культура и профессиональное мастерство.
В социалистическом обществе раскрывается во всей
полноте активная, созидательная роль права, как эффек-
тивного средства руководства жизнью общества, осуще-
ствления политики партии и государства. Советское зако-
нодательство уделяет особое внимание вопросам положе-
ния личности в социалистическом обществе, расширению
гарантий прав советских людей. В процессе совершен-
ствования законодательства бережно сохраняются право-
вые принципы, выработанные в первые годы Советской
власти, отражающие социалистический характер нашего
государства и выдержавшие испытание временем. Приня-
тые за последние годы законы закрепляют грандиозные
экономические и социальные изменения в социалистиче-
ском обществе, новые формы демократии, присущие раз-
витому социализму, и поэтому Коммунистическая партия
и Правительство уделяют правовой пропаганде особое
внимание.
Усиление правовой пропаганды среди населения, и
особенно молодежи,— одна из важнейших задач партий-
ных, советских, общественных организаций, важная осно-
ва предупреждения правонарушений.
Роман Георгия Тушкана от начала и до конца несет
служебную нагрузку — правовое воспитание. Он призы-
вает к мужеству и борьбе, учит уважать законы и показы-
вает, к чему ведет их нарушение. Роман учит граждан-
9
ственности, и читатели, познакомившись с событиями,
развернувшимися четверть века назад, поймут, что имен-
но несоблюдение законов нашего государства стало тра-
гедией для некоторых героев этого произведения.
Судьба отдельных персонажей романа является
серьезным уроком для легкомысленной молодежи и тех
родителей, которые забыли о своей основной обязан-
ности — воспитателей и наставников своих детей.
Роман затрагивает сложные и важные проблемы, мно-
гие вопросы практической жизни, которые возникли в то
время, но успешно решаются сейчас.
Интересно подан писателем образ главного героя —
Анатолия Русакова.
Предвзятое и презрительное отношение к сотрудникам
милиции, как в детстве, так и сразу после освобождения
из исправительно-трудового учреждения, желание ни во
что не вмешиваться постепенно под воздействием окру-
жающей среды исчезают, и жизнь делает Анатолия Руса-
кова активистом-комсомольцем, приводит его к необхо-
димости вступить в борьбу с рецидивистом Ленькой Чу-
мой и его «дружками», активно вместе с общественностью
помогать найти правильный путь многим подросткам.
Мы должны всегда помнить о том, что будущее наше-
го общества зависит от того, каким вырастет новое поко-
ление.
Вот почему в нашей стране так много внимания уде-
ляется предупредительной работе с подростками, кото-
рые, как известно, еще и социально недостаточно воспи-
таны и психологически неустойчивы. В частности, такая
работа ведется органами внутренних дел. Она сочетает в
себе общие и специальные меры воспитательного харак-
тера среди всех слоев молодежи, а с другой стороны, на-
правлена на выявление неустойчивых подростков, особен-
но тех, которые воспитываются в так называемых небла-
гополучных семьях либо подпадают под влияние ранее
судимых или недостойно ведущих себя взрослых. У нас
есть большой опыт такой работы. В целом ряде крупных
городов проведение этой работы планируется совместно с
государственными и общественными организациями, про-
куратурой и судом. Каждый из этих органов намечает и
проводит в жизнь мероприятия, относящиеся к их компе-
тенции: социально-культурные, бытовые, воспитательные
и специальные. Такое комплексное решение проблемы
10
приводит к тому, что снижается преступность несовер-
шеннолетних.
Каждый гражданин Советского Союза несет мораль-
ную ответственность за молчание, за позорную позицию
«моя хата с краю», «не пойман — не вор». Такой «тихо-
ня»-молчальник не лучше прямого соучастника преступ-
ления.
Роман призывает — не проходите мимо антиобще-
ственных явлений, хотя и отживающих, но нередко пред-
ставляющих известную угрозу, мешающую нашим людям
спокойно жить и работать. И хотя в нем описаны события
прошлых лет, непримиримость к правонарушителям и
борьба за моральную чистоту каждого человека являют-
ся актуальными задачами и сегодняшнего дня.
Комиссар милиции 3 ранга
А. Волков
26 июня 1972 г.
Глава I
СЛУЧАЙ В ДОРОГЕ
1
D
jh августе 1953 года поезд Симферополь—Москва,
A&F все реже постукивая на стыках рельсов, прибли-
жался к станции Орел. В тамбурах запыленных, раска-
ленных палящим солнцем вагонов столпились изнываю-
щие от духоты и жажды пассажиры.
Анатолий Русаков, юноша в легком синем комбинезо-
не, выпрыгнул на ходу, едва вагон поравнялся с перро-
ном. Но его опередили пассажиры головных вагонов; у
буфета в помещении вокзала уже вытянулась очередь.
Раздосадованный, он попытался протиснуться к прилав-
ку, но встретил дружный отпор.
12
— Не расстраивай-
тесь, молодой человек, у
вас все впереди,— пошу-
тил кто-то.
— Целая очередь впе-
реди! — подхватил дру-
гой.
Пассажиры засмея-
лись. Улыбнулся и юно-
ша. Верно, стоит ли огор-
чаться из-за такой ерун-
ды? Самое тяжелое поза-
ди... Сколько пережито за
эти несколько лет! И вот
после долгой разлуки он
наконец возвращается
домой, в Москву!
Всю дорогу Анатолий
Русаков был радостно
возбужден. Он слонялся
по вагону от окна к окну,
пытался включиться в
чьи-то разговоры.
Когда вносили или
выносили багаж, Анато-
лий, не ожидая просьбы,
стремительно бросался
помочь, почти вырывая
вещи из рук. Его благодарили — он улыбался, не бла-
годарили — тоже улыбался. Он просто не мог, никак не
мог оставаться в одиночестве, в бездействии. Потому-то
он и помчался за водой. Ему она была не нужна. Хоте-
лось удружить соседям.
Пассажиры беспокойно посматривали на часы, на
буфетный прилавок, уставленный бутылками, и на не-
возмутимую буфетчицу. Неожиданный сильный толчок
сзади, передавшийся по толпе, заставил Анатолия огля-
нуться. Он хотел было что-то сказать об излишней
торопливости, но, лишь только взглянул в лицо толкнув-
шего, веселость мгновенно исчезла. Рослый темногла-
зый и смуглокожий парень, блестя зубами из «нержа-
вейки», с ухмылкой теснил стоящих впереди. Его сосед
сердито крикнул:
13
— Чего толкаешься, пьяный, что ли?
Парень задиристо спросил:
— А вы меня поили? Что-то не помню, чтобы мы
пили на брудершафт.
Вызывающий, дерзкий тон, нагловатая поза, жулико-
ватый, цепкий взгляд юрких глаз одних возмущал, а
других пугал. Люди поспешно отворачивались, показы-
вая, что ввязываться в ссору не намерены. Анатолий не
отвел глаз, и парень увидел в них нечто такое, что приве-
ло его в замешательство. Но уже в следующее мгновение
он зло спросил:
— Ну чего уставился? Карточка моя знакома, что ли?
Анатолий не ответил. Дуэль глазами — кто кого пе-
ресмотрит— продолжалась с возрастающим напряже-
нием. Взгляды быстро выразили и взаимное подозрение,
и раздражение, и антипатию, и злость, перерастающую
в ярость. Казалось, взрыв неминуем.
Анатолий сразу заметил то, что ускользнуло от вни-
мания других. Возле парня, как его тень, стоял рыжева-
тый подросток в «лондонке» — маленькой кепчонке с
блестящим твердым черным козырьком. Он стоял впол-
оборота и, прищурившись, смотрел в сторону. Анатолий
уже все понял: мальчишка, конечно, напарник, видимо,
из начинающих. А этот горластый чернявый парень в
тельняшке, с руками, покрытыми татуировкой, обучал
подростка воровству. Он кривлялся, чтобы отвлечь вни-
мание на себя и запугать пассажиров. Прежде всего за-
пугать самого смелого.
Анатолий колебался. Как он ненавидел этого парня
с зубами из «нержавейки»! Он один в очереди понимал,
зачем этот верзила с татуировкой торчит здесь. Но ведь
дано слово самому себе: никогда, нигде и ни по какому
случаю не ввязываться в стычку с ворами. Слишком до-
рого однажды это обошлось... Однако сейчас Анатолий
не мог заставить себя отвести взгляд.
«Я знаю, кто ты»,— говорили его глаза.
«Не лезь на рожон»,— отвечал ему взглядом вор.
— «Отпускник»! — вдруг громко и язвительно про-
звучало из толпы.
Пассажиры переглянулись. В тот 1953 год из тюрем
и лагерей по амнистии было досрочно освобождено не-
мало преступников. Многие из них вернулись к честной
жизни. Но нашлось немало и таких «отпетых», что про-
J4
должали преступную жизнь. Пребывание на воле они
считали временным. Они знали наперед — как ни ловчи,
как ни заметай следы, но, если пошел по старой до-
рожке, все равно поймают. Их-то и прозвали «отпуск-
никами».
— Ну и «отпускник»! Ну и что? — вызывающе бро-
сил парень и вынул руки из карманов.
Никто не отозвался. Стоящие впереди него стара-
лись незаметно смешаться с толпой. Вдруг раздался
вопль:
— Бумажник вытащили!
И снова все обернулись.
— Деньги и документы! — бормотал толстый коро-
тышка, лихорадочно шаря в карманах.— Как сейчас
помню, переложил из грудного в наружный карман пид-
жака, чтобы были под рукой, а когда меня толкнули, я
невольно вынул руку... потом заспорил... потом начал
искать. Нету... украли!
Коротышка уставился на толкнувшего недобрым
взглядом.
— Может, скажете, что я вор, что я украл? — вызы-
вающе спросил «отпускник».
Тон, каким это было сказано, предостерегал, даже за-
пугивал и в то же время как будто наводил на мысль:
если украл «отпускник», то почему же он не убегает, а
держится так нахально?
Анатолию было все ясно: этот верзила толкнул, он
же вытащил бумажник и уже успел передать его своему
подручному в «лондонке».
— Так я, что ли, украл? — с угрозой в голосе повто-
рил парень и добавил: — Кричит: «украли, украли», а
спроси, и сказать не сможет, сколько у него пропало
монет.
— Ну нет! Я своим деньгам счет знаю! Семь сотен-
ных и одна двадцатипятирублевка! И еще была облига-
ция золотого займа — тысячу рублей выиграла! — с оби-
дой в голосе отозвался пострадавший.
Анатолий даже поморщился от досады. «Ну и ду-
рак! — подумал он.— Если бы у вора перед обыском
спросили, сколько у него денег, он бы не смог точно от-
ветить и на этом попался, а теперь...»
— На! Обыскивай! Найдешь — твои! — насмешливо
крикнул парень, демонстративно поднимая руки.
15
Пострадавший неумело водил дрожащими пальцами
по тельняшке, плотно облегавшей тело парня.
— Разве так обыскивают? — сказал мужчина в га-
лифе, выходя из толпы. Он быстро извлек из брючных
карманов «отпускника» паспорт, начатую пачку папи-
рос, спички и несколько пятирублевок. Бумажника не
было.
Анатолий только взглянул на паренька в «лондонке»,
как «отпускник» мгновенно перехватил этот взгляд и
весело крикнул:
— Давай жми! — При этом он подмигнул толпе и
кивнул на обыскивающего, чтобы не было сомнений, к
кому относятся эти слова.
Мальчишка в «лондонке» чуть попятился и со ску-
чающим видом, волоча ноги, пошел в потоке пассажи-
ров к выходу, никого не обгоняя, но и не отставая.
— Вам чего? — нетерпеливо спросила буфетчица.
Анатолий не отвечал, провожая взглядом паренька.
«Сейчас, или будет поздно,— пронеслась мысль.— Паре-
нек выйдет, деньги возьмет, а бумажник выбросит. Пока
еще можно задержать... Но ведь дал себе твердый за-
рок — не вмешиваться...» И все же молодой человек еще
раз взглянул на пострадавшего, чтобы окончательно
решить, стоит ли за него вступаться. Жирный, круглый,
в дорогом костюме, на руке блестят часы в толстой зо-
лотой браслетке и золотой перстень. Этот пассажир буд-
то сошел со страниц «Крокодила» и вызывал чувство
острой неприязни.
Прозвучал жестяной голос дикторши, объявившей об
отходе поезда через две минуты. Отбежав от прилавка с
бутылками в руках, Анатолий чуть не наскочил на ми-
лиционера. Перелистывая паспорт «отпускника», мили-
ционер задавал ему вопрос, чтобы поймать на неточно-
сти: как фамилия, где паспорт выдан?
«Тебе бы газированной водой торговать, а не воров
ловить»,— подумал Анатолий. Сказалась былая непри-
язнь к милиции, воспитанная с детства, когда его пу-
гали: «Вот придет милиционер и унесет тебя, балов-
ника, в черном мешке».
Милиционер делал то, что положено, и если бы Ана-
толий сказал ему о мальчишке в «лондонке», то и раз-
говор с «отпускником» был бы иным и в ином месте.
2
Ловко вскочив на подножку вагона уже двинувшего-
ся поезда, Анатолий прошел в свое купе, испытывая
почти спортивную радость оттого, что успел все-таки раз-
добыть воду. Он лихо, одним движением, поставил на
стол четыре бутылки фруктовой:
— Прошу!
— Как... Это вы для нас? — с изумлением спросила
соседка по купе, и довольная улыбка расплылась на ее
полном, раскрасневшемся, потном лице.
— Вижу, мучаетесь, а дочь послать боитесь, как бы
не отстала от поезда... Ну, и я...— Молодой человек не
закончил и смутился под благодарными взглядами ма-
тери и ее семнадцатилетней дочери.
— Да вы просто прелесть! — восторженно воскликну-
ла женщина.— Совершенно незнакомый человек — и так
любезен! — Назидательно подняв пухлый палец, она про-
должала: — В чем, собственно, заключается основная
черта воспитанности? В том, чтобы делать приятное
каждому, кто заслуживает этого.
— Кто же заслуживает? — спросил насмешливый
голос с верхней полки.
— Каждый, кто не доказал обратного,— бойко отве-
тила она, и все засмеялись.
Засмеялся и спросивший, человек с проседью, лежав-
ший наверху с книгой.
— Об этом мой муж читает лекции,— продолжала
дама.— Публика его обожает... Налейте, пожалуйста,
лимонной! Его лучшая лекция — «Об основах морали и
этики советского человека». Тема, на первый взгляд,
скучная, но он умеет так живо ее преподнести, так жи-
во... Чудесная вода. Неужели в Орле такую делают?..
Поверите ли, на его лекции столько публики набивается,
что даже в проходах стоят. Как он красиво говорит о ры-
царском отношении к женщинам! Да... А этого, к сожа-
лению, так не хватает нашей молодежи... Ах, наша моло-
дежь! Горе! Налейте еще немного. Ох, африканская
жара1 Невозможно...
Пассажирка выпила два стакана воды и, откинув-
шись на подушки, принялась обмахиваться платочком.
— Я вам очень советую послушать лекцию мужа.
Конечно, не с воспитательной целью... Вы достаточно
17
воспитанный юноша, а из интереса. Скучать не будете.
Вы надолго в Москву?
— Теперь надолго.— Юноша сел на край полки.
— Теперь? Откуда же вы едете?
— Из колонии. Возвращаюсь домой.
— Что? Что вы сказали? Из... из колонии? И вы... так
спокойно об этом? — Женщина смешалась.— Нет, вы
шутите! — пролепетала она.
— Какие тут шутки! — усмехнулся молодой человек.
— А за что вас? — невольно вырвалось у девушки.
— Лика! — возмущенно воскликнула мать.
— Я, право, не хотела... я думала...— пробормотала
девушка.— Простите!
— Другие скрывают, а мне... зачем же врать? Ну,
был осужден за разбой по Указу сорок седьмого года.
Ну, ко мне, как к несовершеннолетнему, применили смяг-
чающую статью, потому и срок определили в восемь лет.
Отбыл четыре года и еду,— строго, почти официально
сказал Анатолий, глядя прямо перед собой.
— За разбой?! — воскликнула девушка. Присталь-
ный взгляд ее широко открытых глаз выражал и зата-
енный страх и любопытство.
— Да, осудили за разбой, но ведь я сам был в этом
виноват. Никого не виню. И не жалуюсь.— Молодой че-
ловек с вызовом посмотрел на нее. Он был готов отве-
тить на любой ее вопрос, если даже он коснется самого
сокровенного из его недавнего прошлого.
— Прошел один по делу? Взял «мокрое дело» на се-
бя?— раздался голос сверху. Спрашивал пассажир с
проседью, который почти всю дорогу молча лежал на
полке с книгой в руках.
— Могу рассказать,— предложил Анатолий, прямо
глядя на мать с дочерью.
— Ни в коем случае! Что вы! О разбоях? Кровавые
подробности при девочке... Нет, нет! Даже и не думай-
те! — На лице пожилой женщины появилось непритвор-
ное выражение ужаса. Она даже вскинула руку, будто
хотела закрыть рот юноше.
— Как хотите! — буркнул Анатолий и, помолчав, до-
бавил: — Есть восточная поговорка: «Умный человек не
споткнется дважды об один и тот же камень». Сам вино-
ват во всей этой истории. Глуп был.— Он неловко улыб-
нулся пассажирам.
18
Старушка с боковой полки, ее муж, строгий худой
старик, и еще трое скучающих пассажиров, заглядывав-
ших из купе справа, неприязненно и сурово смотрели на
него. Улыбка медленно сошла с лица Анатолия Русакова.
* * *
— «Отпускник»! — вдруг громко и язвительно бросил
мужчина с одутловатым, рыхлым лицом и белесыми гла-
зами, прислонившийся к.вагонной стойке.
Пассажиры переглянулись.
— Никакой я не «отпускник».— Анатолий покрас-
нел.— С меня судимость снята,— тихо объяснил он.
— Знаем мы вас! — зло крикнул стоявший в про-
ходе.
На его голос подошли еще несколько любопытных.
Вверху будто грохнул выстрел. Это пожилой пасса-
жир захлопнул книгу, спрыгнул с полки и сел рядом с
Анатолием. Быстрыми насмешливыми глазами он огля-
дел собравшихся пассажиров. Анатолий не мог отвести
взгляда от руки этого человека, вернее, от силуэта цер-
кви, вытатуированного на его руке повыше локтя. Он-то
понимал, что это значит. Понимал и молчал, мысленно,
в который уже раз, повторяя себе: «Никогда, нигде, ни
по какому поводу не связывайся с ворами, даже с близ-
кими к ним, даже в случайном разговоре, и ни во что не
вмешивайся. Сторонись...»
— Ишь прикидывается агнцем! — злорадно сказал
мужчина, назвавший Анатолия «отпускником».— Теперь,
граждане, берегите свои вещички и карманы...
И тут Анатолий промолчал. Но человек с книгой зло
посмотрел на говорившего и, четко выговаривая каждое
слово, сказал:
— Уходите-ка, гражданин хороший, на свое местечко
и парня не обижайте. Что он вам плохого сделал? Украл
у вас? Оскорбил?
— Так он же сам признался...
— Вот именно! Это понимать надо! Тот, кто замыс-
лил плохое, о себе такого никогда не скажет. Зачем воз-
буждать недоверие?
— Я знаю случаи...
— Случаи? — воскликнул пассажир с книгой.— Их
немало, не только плохих, а и хороших. Я сам — случай.
19
И со мной когда-то случилось...— Он показал на татуи-
ровку выше локтя.
— Вот и защищаешь...
— Вот и защищаю, потому что вижу цену человеку.
Ежели уж парень так говорит, не ловчит перед народом,
не валит вину на Сашку да Машку — значит, хоть то-
пило его и ломало, да не сломало и не утопило. Вы-
брался... Человеком хочет стать. И нечего всяким горло-
панам мутить душу его, сбивать с веры в себя...
— Это я горлопан?
— Не позволю обижать, травить парня, ставшего на
правильный путь. Когда я после лагеря устраивался на
работу, нашлись такие, вроде тебя, недоумки, ставшие
поперек пути в правильную жизнь. Ну, свет не без ум-
ных людей. А то бывает и так: сам тихий ворюга, наха-
пает, дачку из ворованного и на ворованное себе по-
строит и сам же орет: «Берегись вора!»
— Позвольте...
— Не позволю! Тоже придумал потеху! Как не
стыдно!
В словах этого человека было столько твердого со-
знания правоты и справедливости, что любопытные разо-
шлись, испытывая неловкость. В купе вошел молодой
человек и обратился к нему:
— А мы вас давно ждем, Николай Иванович!
Пассажир встал и негромко сказал Анатолию:
— Не будь овцой, а то волки съедят. Ежели кто к
тебе привяжется — дай мне знать. Я буду в крайнем ку-
пе направо.
Он быстро двинулся из купе. Молодой человек задер-
жался, уступая ему дорогу. Мужчина с одутловатым ли-
цом, все еще стоявший у косяка, тронул его за плечо и
шепотом спросил:
— Это кто такой?
— Николай Иванович Семахов,— ответил молодой
человек таким тоном, будто это все объясняло. И, так
как рыхлый пассажир все еще удерживал его, доба-
вил:— Сталевар! Вы что? Газет не читаете?
Пассажир что-то проворчал и ушел.
В купе наступила тишина. Все молчали.
«Не будь овцой, а то волки съедят»,— мысленно по-
вторил Анатолий.— А как же с решением ни во что не
вмешиваться, никогда не ввязываться?»
20
3
Девушка негромко проговорила:
— Ну, зачем вы сказали о...— Она запнулась. Не хо-
телось произносить такие страшные слова, как «разбой,
грабеж».
— Как — зачем? — нахмурился Анатолий.— Обещал
говорить только правду и говорю. А сейчас вижу, что это
нелегко...
Мать девушки насторожилась.
«Этот пусть раскаявшийся, но все равно преступный
тип,— беспокойно думала она,— своей искренностью, ко-
нечна показной, хочет вызвать сочувствие Лики. А она
очень отзывчива, ее подкупают честность, благородная
поза. Надо сейчас же прекратить это знакомство».
И Агния Львовна с подчеркнутой сухостью спросила:
— Сколько я вам должна за две бутылки воды?
— Да ничего! Я ведь так... угостил,— смущенно про-
бормотал Анатолий.
— В мои принципы,— заявила Агния Львовна,— не
входит принимать угощение от незнакомых лиц. Так
сколько же?
— Я не знаю... Да не надо! Мелочь... Не возьму.
— Повторяю, это вопрос принципа! Сколько же?
— Не помню,— резко ответил молодой человек.
Агния Львовна подсчитала сама и протянула деньги.
Они так и остались лежать на столике. Анатолий от-
вернулся и, почти уткнувшись лбом в стекло, стал смот-
реть в окно.
Вдруг девушка порывисто встала.
— Лика! — громко, даже несколько вызывающе ска-
зала она и протянула руку юноше.
В этом жесте было все: и протест против мнения
большинства, и стремление показать, что она, Лика, со-
всем не такая, как другие, и утверждение своей само-
стоятельности, и осуждение матери.
Анатолий был самолюбив, как и большинство моло-
дых людей. Встретив такое враждебное отношение к
себе попутчиков, он ни за что не стал бы добиваться их
расположения. Но девушка смотрела на него с таким
искренним доброжелательством, без малейшего намека
на оскорбительную жалость, смотрела так открыто и
прямо! Он поспешно вскочил, задев плечом верхнюю
21
полку, и порывисто сжал девичью руку. Ведь это была
рука первого человека «на воле», протянутая ему в знак
доверия. И он постарался вложить в рукопожатие и во
взгляд всю силу своей благодарности.
— Анатолий Русаков,— четко назвался он, глядя в
большие карие глаза этой смуглой стройной девушки.
Он стоял, не выпуская ее руки, и вопросительно смотрел
на Агнию Львовну. Та подчеркнуто резко отвернулась к
окну. Девушка искоса взглянула на мать и сердито сжа-
ла пухлые, почти ребячьи губы.
— Лика—это Елена. Елена Троицкая,— добавила
она, отнимая руку, и, чтобы сгладить неловкость, заго-
ворила быстро, почти скороговоркой: — Вы были в
Крыму? Не были! Ах, как там хорошо, изумительно!
Море синее-синее, как на детской картинке. А кругом зе-
леные горы и серые скалы. И внизу, у моря, золотая по-
лосочка пляжа. Я в первый же день обгорела на солнце,
и мама три дня мазала меня кислым молоком и не позво-
ляла выходить. Но потом я наверстала. Видите, как за-
горела?
Девушка приподняла темно-золотистые обнаженные
руки.
«Красивые руки»,— йодумал Анатолий, но сказал:
— Красивый загар!
Лика принялась рассказывать о походах и поезд-
ках по Крыму — о вершине Четырдага, где их застал
туман, об олене в заповеднике, о летучих мышах в пеще-
рах и о ядовитых сколопендрах.
— Нет, вы обязательно побывайте в Крыму!
— Клянусь! — с шутливой торжественностью про-
возгласил Анатолий и усмехнулся чуть снисходительной
улыбкой взрослого, порядком уставшего человека, стран-
но мелькнувшей на его мальчишеском лице.
— Вы чего посмеиваетесь? Я серьезно говорю! — го-
рячилась Лика.— Лучше всего начать с поездки на теп-
лоходе «Россия», от Одессы до Ялты. Почему вы улы-
баетесь?
— Почему я улыбаюсь? — переспросил юноша.— Да
так... Вот вы говорите: «Крым, море, горы, теплоход...»
Сами радуетесь и обязательно хотите, чтобы все кругом
также радовались. Вы... ну, в общем, славная, хорошего
людям хотите...
— Приятно слышать! Вы, оказывается, мастер на
22
комплименты. Поздравляю! — Она кокетливо поправила
волосы.
Анатолий смешался, насупился и с нарочитой грубо-
ватостью пробасил:
— Где уж нам, виноватым да сероватым, деликатесы
разводить... Значит, на теплоходе «Россия»,вдоль Крыма
путешествовать советуете? Только у меня на это монет
нет, да и некогда. У меня делов,— он так и сказал «де-
лов»,— полон рот.
Теперь Лика смутилась так, что даже сквозь плотный
коричневый загар пробился румянец и залил все ее лицо
и тонкую шею. Она взлохматила только что охорошен-
ную головку и, не зная, что сказать, пробормотала:
— У моих друзей-студентов тоже было маловато де-
нег, они по туристским путевкам поехали... А я... я в
Крыму не бездельничала, я собирала образцы окамене-
лостей из юрских отложений...
— Вы студентка? — миролюбиво спросил Анатолий
после минутной паузы.
— Я выдержала экзамены в МГУ,— обрадовалась
Лика.— Мы будем заниматься в новом здании на Ленин-
ских горах. Вы там были?
— Когда же? Показывали кинохронику в колонии.
— Ах, да! — Лика снова так покраснела, что даже
росинки пота проступили на висках. «Дура бестакт-
ная,— мысленно ругала она себя.— Лошадь!»
Анатолий, будто ничего не замечая, продолжал:
— Я, знаете, всерьез метил в путешественники. Бы-
вало, вернется мой дядя, штурман дальнего плавания, из
рейса и столько порасскажет! Подарил он мне книгу
Дарвина «Путешествие на корабле «Бигль». Я ее раза
три прочитал. Разложу на полу большую карту мира, на
нее книгу, сам тут же растянусь и путешествую... И твер-
до решил: объезжу все океаны! Потом читал книгу о пу-
тешествиях Пржевальского, «В сердце Азии», и захоте-
лось стать таким, как он. Потом решил пойти по марш-
рутам Арсеньева. Дядя взял меня с собой на охоту.
Ну, уж тут я твердо надумал стать следопытом-охотни-
ком и на всю жизнь уехать на Север. Книги об охотни-
ках и путешественниках помогали мне в самые трудные и
скверные дни даже в колонии...
— А я бы не могла убивать птичек.
— А волки, лисы, медведи? Да разве в добыче дело?
23
Важно другое: лес, реки, болота, утренние зори... Сорев-
нование с птицей и зверем в зоркости, ловкости, выдерж-
ке. Это мировецкий спорт, больше чем спорт.
— Значит, вы изменили науке и решили .стать охот-
ником?
— Охотился-то я всего два раза, дядя редко бывал в
Москве. А путешествовать и вовсе не пришлось. Разве
что ночью убежим из пионерского лагеря, лазаем по кру-
чам и бродим в лесах, ориентируясь по звездам. А то
форсируем реку и построим шалаш на острове, разве-
дем костер, наловим рыбы, сварим уху. А сейчас я лю-
блю автомобиль.— Анатолий блаженно улыбнулся.—
Сядешь за баранку и весь мир забудешь. Я бы такой вез-
деход построил, чтобы летать мог. Сел бы на такой —
это получше теплохода «Россия» — и подался в дальние
края!
— На великие свершения! — воскликнула Лика, и
нельзя было понять: то ли всерьез, то ли это был ирони-
ческий возглас.
— Какие уж там «великие свершения»,— отрезал
Анатолий.— Мне бы десятый класс окончить... А по-
том, может, удастся в автомеханический институт посту-
пить.
Он поймал чей-то любопытный, насмешливый взгляд,
и ему расхотелось откровенничать.
— Вы будете геологом,— переменил тему Анато-
лий,— это тоже здорово интересно. Один бывший коло-
нист, он теперь геолог, рассказывал нам, как ищут полез-
ные ископаемые с самолета. Вот здорово! Летает чело-
век над горами, над тайгой, смотрит в аппарат и узнаёт,
что таится глубоко в земле.
— Я буду географом,— поправила Лика.— Я хотела
на геологоразведочный, да мама запретила.
— Это не женское дело,— не поворачивая головы, за-
метила Агния Львовна.
Она была очень недовольна поведением дочери и с
нетерпением ждала малейшего предлога, чтобы прервать
разговор молодых людей. «Нет, как он втирается в до-
верие к девчонке! А смотрит, будто объясняется глазами
в любви. И следит, следит за собой,— ни одного грубого
словца. Ох, волк в овечьей шкуре... А моя-то дурища со-
всем размякла,— зло размышляла мать,— все принима-
ет за чистую монету, восхищена раскаявшимся грешни-
24
ком». Нет! Ее, Агнию Львовну, на мякине не проведешь.
Но она не дура, чтобы искать с ним ссоры. Это надо
кончить как-нибудь иначе.
Агния Львовна дорого бы дала за то, чтобы «этот
тип» сорвался в разговоре, позволил бы себе двусмыс-
ленность или словцо из воровского лексикона. Вот тут и
был бы конец знакомству. Лика этого не стерпела бы.
4
Девушка и молодой человек все так же стояли лицом
к лицу в узком проходе купе, положив локти на подня-
тые полки. Почувствовав неприязненность в голосе ма-
тери, Лика смутилась и сказала Анатолию:
— Я вам сейчас покажу крымские снимки. Я много
фотографировала.— Она присела и вытащила чемодан
из-под лавки.
Мать схватила ее за руку:
— Лика, все уложено, и я не позволю перерывать!
— Но, мам...
— Дорогая моя, держи свои фантазии при себе.
— Но, мам!
— Никаких «но»! И что за тон в разговоре с ма-
терью? Сейчас же задвинь чемодан обратно!
Дочь, не двигаясь, упрямо смотрела на мать.
«Э, да ты избалованное чадо, и с характером»,— по-
думал Анатолий. Девушка рывком задвинула чемодан
под лавку и, тяжело дыша, села рядом с матерью. Ее
темные глаза стали еще темнее.
— Заходите к нам в Москве, там я покажу вам крым-
ские фотографии,— сказала она юноше.— Особенно хо-
рошо получилась обсерватория. Мой младший братишка
бредит астрономией, хочет, когда вырастет, лететь на
Луну, на Марс. Все боится, что его опередят. Обсервато-
рию фотографировала специально для него. Товарищи
прозвали Боба «лунатиком». Его специальность — Лу-
на. Есть в их кружке юных астрономов и «солнечники»,
и «планетарщики», и «переменщики». Эти бредят пере-
менными звездами.
— У меня был приятель Юрка Кубышкин,— оживил-
ся Анатолий.— Он тоже по уши влюбился в астроно-
мию, его прозвали Белым карликом. Есть маленькие, но
очень плотные звезды. Один наперсток их вещества ве-
25
сит тридцать тонн! Вот такие звезды и называют «бе-
лыми карликами».
— Не может быть! В наперстке — два вагона гру-
за! — раздался голос старика с боковой полки.
— Юрка Кубышкин,— продолжал Анатолий,— не
был похож на кубышку, а, скорее, на великана. Драчун
был. Такой голосистый, шумливый. Характер был не
очень подходящий для будущего ученого.
— Вы говорите «был»? Он умер?
— Что вы! Жив-здоров! Когда мы учились — он на
три класса старше меня,— уже тогда мастерил настоя-
щие радиоприемники, хотя был драчуном. Но ведь люди
очень меняются...
Левая щека Анатолия задергалась. Он снова вспом-
нил злые строчки из письма Нины — одноклассницы, с
которой дружил. Это письмо он получил в колонии вме-
сте с первым письмом матери. Нина писала: «Ты предал
нашу дружбу. Ты говорил о Человеке с большой буквы,
о красоте и силе его духа. Но к тебе это не относится. Ты
подлец!» Захочет ли Нина, захотят ли другие ребята во-
зобновить с ним дружбу? Ведь стоило сейчас сказать о
том, что он был в колонии, как мать девушки даже раз-
говаривать с ним не захотела. А тот, из соседнего купе,
даже «отпускником» назвал. Если он в Москве позвонит
своим бывшим одноклассникам, а они его к черту по-
шлют? Эта мысль была нестерпимой.
— Так вы заходите к нам. Мы живем в Трубников-
ском переулке.— Лика назвала номер дома и квартиры.
— Я живу совсем недалеко от вас, на Воровского.
Есть телефон...— И тут же подумал: «Вряд ли зайду к
ним. Мать отмалчивается... Да что мне мать... Вот Лика
почему зовет? Наперекор матери, каприз? Наверное,
найдутся друзья, которые ей наговорят: «С кем водишь-
ся? Подумай! Он же был осужден! Уголовник!» Нет, она,
кажется, славная, душевная дивчина. По-хорошему при-
глашает».
— Зайду! — подумав, сказал Анатолий.— Только не
знаю когда. Придется сразу засесть за учебники. Нужно
еще достать их.
— А вам для какого класса? У меня есть старые. Да
вы не стесняйтесь. Если надо, я помогу вам подготовить-
ся. Или вы слишком горды, чтобы принять помощь дев-
чонки?
26
Агния Львовна не в силах была больше сдержи-
ваться.
— Послушать ее,— сказала она, глядя в окно,— так
она весь мир готова пригласить к нам в гости!
— Пусть это вас не беспокоит,— отрубил Анатолий
и решил, что в дом к этой «мадам» его нога не ступит.
Он положил локти на столик, уставился в окно.
— Мама! — протестующе воскликнула дочь, но мать
ответила ей яростным взглядом.
5
Постукивали колеса на стыках рельсов, мелькали
телеграфные столбы, появлялись и исчезали деревни, по-
ля, заводские трубы, сады.
Анатолий раскрыл книгу. Он машинально перелисты-
вал страницы и думал о своем. Что ждет его дома? Не-
ужели люди будут так же шарахаться от него, как эта
Агния Львовна? А что сулит встреча с бывшими «друж-
ками»?
Он хорошо знал, что «блатные» закоренелые уголов-
ники грозят местью и расправой тем воспитанникам ко-
лоний, которые твердо решили порвать с преступным ми-
ром. На встречах с бывшими колонистами — а среди них
были летчики, учителя, инженеры, рабочие, председате-
ли колхозов — заходил разговор и об этих угрозах.
Слушая рассказы людей, сумевших выбраться из болота
на ясную и прямую дорогу, Анатолий понял, что рециди-
вистам сильных не запугать, что им удавалось «брать на
испуг» только людей трусливых, слабохарактерных или
падких на дешевую лесть. Он, Анатолий, не из таких! Те-
перь его не провести. Старые «дружки», если они в Мо-
скве, конечно, опять попытаются втянуть его в свою
компанию кнутом и пряником. Таков неписаный воров-
ской «закон»: если кто связался с ворами, то надо удер-
живать его всеми средствами, вплоть до ножа. Однако у
него хватит сил устоять!
Вспомнился случай в станционном буфете. Правильно
ли он сделал, упустив того парня в тельняшке с его
мальчишкой-сообщником? Как жить, как поступать даль-
ше в таких случаях?
Уезжая из колонии, Анатолий твердо решил: во-пер-
вых, говорить о себе только правду. Не скрывать от лю-
27
дей своего прошлого, ведь он сам же осудил себя строже
всех судей. Во-вторых, ни при каких обстоятельствах не
сталкиваться с «блатными», не ввязываться в ссоры с
ними, проходить мимо. Ни дружбы, ни ссоры.
Но в первый же день здесь, в вагоне, он понял, как
трудно — ох как трудно! — выполнить первое правило.
А второе? «Проходить мимо, моя хата с краю...» Не тру-
сость ли это? Сколько еще бед наделает тот, в тельняш-
ке. А мальчишку, может быть, можно было спасти, пока
он не совсем увяз... Нет, все же надо держаться подаль-
ше, подальше от воровского волчьего мира! Эх, скорей
бы доехать. Надоел этот вагон...
Анатолий с обидой думал о своих спутниках (кроме
Лики, конечно!), злился на себя. Ну почему он назвал
только статью кодекса, по которой был осужден, а ни
слова не сказал о том, как все это случилось? Но как
рассказать? Разве объяснишь все?
В купе вошла Лика, щеки ее пылали, глаза сузились,
между бровями легла упрямая, сердитая морщинка.
Видно, объяснение с матерью было бурным. Она уселась
против Анатолия и тоже с преувеличенным вниманием
стала смотреть в окно. Анатолий наклонился к ней и,
понизив голос, волнуясь, сказал:
— Может быть, мы никогда не встретимся, но мне не
хочется, чтобы вы считали меня... Одним словом, надо
было сразу сказать, что я по собственной глупости взял
на себя преступление, которого не совершал, и вина моя
в другом.
— Значит, вы не...— Лика запнулась.
— Нет! Не вор и не грабитель.
— Но тогда зачем же вы взяли на себя?
В купе вернулась мать, и Лика громко сообщила:
— Мама, оказывается, Анатолий не совершал того,
за что был осужден.
Агния Львовна скептически поджала губы, отчего
вокруг ее рта собралось множество морщинок, а потом,
строго посмотрев на Анатолия, проговорила:
— Но ведь вы же сами назвали статью Уголовного
кодекса и сами сказали «за разбой». Подумать только —
«за разбой»! Ну, довольно об этом... Что же это мы рас-
селись! Ведь уже подъезжаем! — сказала она, лишь бы
прекратить разговор.
— Да, уже Сортировочная! — отозвался Анатолий
28
чуть хриплым от волнения голосом. Он громко откаш-
лялся, привычно встряхнул головой, отбрасывая назад
длинные темные волосы.
— Лика! — строго сказала Агния Львовна.— Смотри
за вещами...
Девушка обиженно передернула плечами и незаметно
скользнула взглядом в сторону молодого человека. По-
нял ли он намек? Не смеется ли над выходкой матери?
Но Анатолий сидел с непроницаемым лицом, словно ни-
чего не видел, ничего не слышал.
Поезд остановился. Высунувшиеся из окон пасса-
жиры перекликались с встречающими.
— Почему-то Поля не видно. Или не получил теле-
граммы? — волновалась Троицкая.— Носильщик! Но-
сильщик!
— Могу помочь! — предложил Анатолий.
В руке он держал небольшой новенький чемодан.
— Нет уж... спасибо! — отозвалась, не обернувшись к
нему, Агния Львовна.— Носильщик! Где же носиль-
щик! — сердито кричала она.
Пассажиры везли с собой много фруктов и сразу же
перехватывали носильщиков. Вагон пустел. Не вы-
пуская лаковую сумку из правой руки, Троицкая взя-
лась этой же рукой за чемодан, другой подхватила пе-
ревязанный веревками ящик с фруктами и, согнувшись,
потащила все это к выходу.
— Не забудь портплед, саквояж, решета... Я пришлю
носильщика,— нервно говорила она дочери.
Анатолий мягко, но решительно взял из рук девушки
объемистый портплед, поднял три связанных решета с
виноградом, свой чемодан и пошел вперед.
Агния Львовна увидела выходящего из вагона Анато-
лия с их вещами, рядом с ним свою дочь и, уже не на-
деясь на носильщика, двинулась вперед по перрону. Че-
рез минуту она обернулась и увидела, что Анатолий
швырнул вещи на перрон и ринулся под вагон. Она оце-
пенела, инстинктивно взглянула на свою ношу в правой
руке. Сумки с деньгами не было... Ошеломленная, она
выпустила чемодан. Одновременно из руки выпала ко-
жаная ручка от сумки...
— Вор! Держите вора! — закричала она.
Подбежала Лика. Их мгновенно окружила толпа. По-
явились два милиционера. Пока Троицкая сбивчиво рас-
29
сказывала о случившемся, потрясая ручкой от сумки,
дочь собирала вещи в одно место.
Мать была близка к истерике. В сумочке было около
трехсот рублей. Вместе с ними пропали паспорта, золо-
тые часы, у которых сломался браслет, бусы из гранатов.
Один милиционер полез под вагон, второй попросил
пострадавшую зайти в вокзальное отделение милиции,
чтобы составить протокол.
Теперь вещи несли носильщик и шофер, с опозданием
приехавший за Троицкими. Лика шла, опустив голову,
красная от стыда. Она называла себя круглой дурой,
девчонкой, которую так легко обманул первый встреч-
ный. Если бы Троицкая была спокойнее, она бы заметила
состояние дочери, напомнила ей о том, что предупреж-
дала, предвидела...
Они вошли в комнату милиции. Только что выпущен-
ный из школы молоденький сержант с едва пробивающи-
мися усиками заменял ушедшего на обед дежурного.
Сержант был горд собой, новым мундиром, своей ответ-
ственностью. Единственное, что его смущало,— это ма-
ленький рост и молодость. Но и то и другое он старался
возместить подчеркнутой официальностью и строгостью.
Он обстоятельно расспросил потерпевшую, и Троицкая
подробно описала наружность молодого человека, назва-
ла его имя и фамилию, московский адрес. Дежурный
взял телефонную книгу, нашел телефон квартиры и по-
просил позвать кого-нибудь из Русаковых. Он сказал, что
звонят из милиции, проверяют адрес Анатолия Влади-
мировича Русакова. Значит, адрес правильный? Нет,
спасибо, больше ничего...
Протокол был почти готов, когда дверь открылась и
в комнату ввели двоих. Один из них был Анатолий Руса-
ков. Из его носа капала кровь, левая щека была расца-
рапана, комбинезон на груди разорван.
— Он украл! Этот самый! Русаков! — закричала Аг-
ния Львовна, указывая пальцем на Анатолия.
Юноша тяжело дышал. Он вытер ладонью пот с лица,
невольно размазывая кровь.
— Вы украли? Вы Анатолий Русаков? — нахмурив
белесые брови, спросил сержант.— Предъявите доку-
менты!
— Не я! — ответил Анатолий, подавая паспорт и до-
кументы, выданные в колонии.
30
— Как же так? Паспорт выдан на имя Анатолия
Владимировича Русакова и фотография ваша, а гово-
рите — не я! — удивленно спросил сержант.
— Я так и знала! Я так и чувствовала,— твердила
Агния Львовна.
— Я — Русаков, но я не крал! — закричал Анатолий.
— А ну, потише! Вы срезали сумочку у гражданки
Троицкой? Отвечайте!
— Он, он! — истерично взвизгнула Троицкая.
Анатолий в упор смотрел на Агнию Львовну, затем
взглянул на Лику, увидел ее презрительный, испытую-
щий взгляд и ударил кулаком по барьеру.
— Гражданин! Не позволяйте себе!..— крикнул мо-
лоденький сержант.
— Дело было так...— начал Анатолий.
* * *
...Идя вслед за Троицкой, Русаков заметил возле нее
паренька в «лондонке», того самого... Мальчишка быстро
срезал сумочку и скрылся под вагоном. Женщина и не
заметила этого.
Анатолий бросился вдогонку. Воришка, оказавшись
по ту сторону вагона, побежал к хвосту поезда. Заме-
тив, что его преследуют, он нырнул под вагон стоящего
рядом поезда. Анатолий бежал за воришкой почти до па-
ровоза.
Мальчишка нырял под вагоны. Маленький, юркий, он
делал это проворнее Анатолия. Анатолий все же не отста-
вал. Воришка, петляя под вагонами, снова очутился воз-
ле их поезда.
Внезапно из-под вагона наполовину высунулся па-
рень в тельняшке. Его рука мгновенно перехватила укра-
денную сумочку. Анатолий, сразу разгадавший этот
маневр, молча бросился на парня, рывком вывернул
правую руку противника назад, заставив его выронить
зажатое в пальцах лезвие безопасной бритвы. Обезору-
жив противника, Анатолий рванул тельняшку из-под
штанов парня, и сумка выпала на землю. Подбежал ми-
лиционер. Они вдвоем повели вора. Это был тот самый,
из орловского буфета. Мальчишка исчез.
Задержанный предъявил дежурному паспорт. Он,
Ханшин Семен Маркович, виновным себя не считает, все
81
сказанное Русаковым ложь и кле-
вета. Никакого мальчишки он,
Ханшин, в глаза не видел. Если
Русаков срезал сумку и попался,
то зачем валить на других? Он,
Ханшин, завязывал шнурок на бо-
тинке, когда Русаков, желая про-
скочить под вагоном, чтобы спа-
стись от милиционера, споткнулся
о него, выронил украденную су-
мочку, а теперь наговаривает.
Русаков украл, пусть сам и отве-
чает, а его, Ханшина, надо немед-
ленно освободить. Улик нет.
Милиционер показал, что ви-
дел, как Русаков гнался за маль-
чишкой, как на пути показался
Ханшин, вылезший из-под буфе-
ров и снова подавшийся туда же.
Передавалась ли сумка, он, мили-
ционер, не заметил, но видел, как
Русаков набросился на Ханшина
и вывернул его правую руку за
спину. Бритва и сумка, когда он
подбежал, валялись возле рель-
сов — вот они. Милиционер подал
сумку и лезвие.
Троицкая рванулась к сумке, но сержант поднял руку
и предложил ей перечислить все пропавшие вещи. Может
быть, это другая сумка? Агния Львовна называла, де-
журный записывал, затем сверял с тем, что оказалось в
сумочке. Ничего не пропало, Троицкая улыбалась.
— Мама,— неожиданно вмешалась Лика, хмуря бро-
ви.— Ты же не видела, что товарищ у тебя срезал сумоч-
ку. Зачем же ты это говоришь? Ведь ты не видела!
— Как сумочку срезал, не видела,— растерялась
Троицкая.— Но у меня создалось впечатление... когда он
побежал...
Анатолий мысленно сопоставлял то, что произошло
здесь и в Орле. Если воришка, передав своему «настав-
нику» сумку Троицкой, отвлекал погоню на себя (упав,
он не спешил удрать), значит, украденного на орловском
вокзале бумажника у него уже не было, выбросил.
32
Анатолий сказал милиционерам:
— Обыщите этого Ханшина, он на вокзале в Орле
украл бумажник. Бумажник, должно быть, выбросил, а
деньги и выигравшая облигация золотого займа должны
быть при нем.
Слова Анатолия показались строгому дежурному не-
допустимым вмешательством в его работу.
— Мы сами, гражданин, знаем, что делать,— нази-
дательно начал он.
Но Ханшин выдал себя: он поспешно сунул руку за
спину. Милиционер, более опытный, чем молоденький
сержант, заметил это и схватил Ханшина за руку.
В заднем потайном кармане брюк нашли пачку денег.
Если бы Ханшин уронил их на пол, нельзя было бы дока-
зать, кто именно их выбросил.
— У обокраденного в Орле,— сказал Анатолий,—
было семь сотенных бумажек, двадцатипятирублевка
и облигация золотого займа, выигравшая тысячу руб-
лей.
— А вы откуда все это так подробно знаете? — недо-
верчиво спросил дежурный.
Анатолий рассказал об истории в орловском буфете,
свидетелем которой он был.
Дежурный пересчитал деньги. Оказалось — точно.
Анатолий посоветовал позвонить в отделение милиции
на орловский вокзал. Дежурный быстро созвонился, и
все подтвердилось.
Начали составлять протокол. Анатолию очень не хо-
телось, чтобы Ханшин узнал его фамилию, имя и домаш-
ний адрес. Но дежурный громко расспрашивал Русако-
ва, хотя обо всем мог прочитать в документах.
— Все это имеется в моих бумагах,— напомнил Ана-
толий.
— Не учите меня. Адрес? Из Харьковской колонии,
значит? Так. Досрочно освобождены... Снята судимость...
Так. Были активистом? Отлично!
В самом начале допроса Ханшин поглядывал на Ана-
толия и чуть улыбался. Он отлично понимал, почему Ана-
толий не хочет, чтобы вслух называли его имя, адрес.
Ханшин держал себя, как человек несправедливо обви-
ненный. Он был вежлив с милиционерами, и даже его
резкий, гортанный голос звучал приглушенно. Но когда
у него нашли украденные деньги, а главное, облигацию,
2 Г. Тушкан
33
послужившую уликой, он сразу переменился. Теперь уже
нечего было терять!
— А тебе какое дело? — отрезал он дежурному, когда
тот спросил, что за иконка висит у него на шее.
Ханшин был, конечно, зол на задержавшего его
«фрайера», но в меру. Он верил в судьбу и приметы, как
и все воры. Ему просто не повезло. Недаром черная
кошка перебежала дорогу на орловском перроне. Он да-
же хотел остаться в Орле, но заметил, что одна лапа у
кошки белая. Подвела, проклятая! Вдобавок он уже ме-
сяц не выполняет клятвы. Дал слово поставить в церкви
на сотнягу свечей, но деньги пропил... Все обернулось
против него. И «фрайер» этот, как назло...
Так Ханшин думал до той минуты, пока не узнал из
громких вопросов дежурного о том, что Русаков вовсе
не «фрайер», а «отбывший срок», что в колонии он был
активистом. Тогда Ханшин рванул на себе тельняшку и
завизжал:
— Продаешь?! Гад! Мусор! Мы с такими активи-
стами...
— Замолчите! — крикнул, покраснев, дежурный.
Ему теперь стало ясно, какой он совершил промах.
Лика не понимала тех слов, которые истерически вы-
крикивал пойманный вор, но чувствовала — Анатолию
угрожает опасность.
— Подпишите протокол! — предложил дежурный.
— Отказываюсь,— сказал Ханшин.
Поставили свои подписи Троицкая и Анатолий.
— Ладно, и я...— медленно проговорил Ханшин.
Он не сводил злых глаз с Русакова.
— Ну, так-то будет лучше,— отозвался дежурный.
Ханшина подвели к барьеру и дали ручку. Он раз-
другой окунул ее в чернила, повторяя: «Подпишу, под-
пишу, сейчас», перегибался через барьер, медленно по-
двигаясь вправо, к Анатолию, и вдруг выбросил руку
с пером в его сторону, целя прямо в глаз юноше. Анато-
лий, не перестававший следить за ним, мгновенно от-
прянул, перо проткнуло кожу над левым ухом, кончик
сломался.
Лика бросилась к Анатолию, милиционеры связали
вору руки.
Анатолий наклонился над ним:
— Ты что, правилку мне хотел устроить?
34
— Будет тебе правилка! — кричал вор.— Не уйдешь!
Его увели.
— Как мне благодарить вас? — виновато сказала
Троицкая Анатолию.
Он и не глядел на нее.
— Надо немедленно в аптеку,— волновалась Лика,—
смазать йодом...
— Вот йод! — Дежурный протянул пузырек.— Вата,
пожалуйста, бинт... Сейчас вынем кончик пера... Видите,
граждане, с какими нам приходится...
Он встал и торжественно поблагодарил Русакова за
содействие милиции, пожал ему руку.
Анатолий хмуро молчал.
Г л а в а II
ВЫБИРАЯ ДРУЗЕЙ — ВЫБИРАЕШЬ СУДЬБУ
1
Матери Анатолий не помнил. Ему было два года, ко-
гда она умерла. У мачехи, Ольги Петровны, своих детей
не было, и всю силу неизрасходованной материнской
нежности эта добрейшая женщина отдала Анатолию.
Чтобы мальчик не узнал, что растит его не родная мать,
Русаковы сменили квартиру.
Толя подрос, стал ходить в школу, родители души в
нем не чаяли. Был он и тогда упрям, но не до самодур-
ства. Был он и тогда капризен, но не до взбалмошности.
Отец никогда не бил его за провинности, но обсуждал с
ним его поступки, как взрослый со взрослым. Так нико-
гда не узнал бы Анатолий о том, что Ольга Петровна
его мачеха, если бы ему не шепнула об этом соседка с
прежней квартиры. Он не знал тогда, зачем она это сде-
лала. Соседка нашла способ досадить той, которая ли-
шила ее возможности выйти замуж за хорошего чело-
века — отца Анатолия. Она не поленилась разыскать
Русаковых, подстеречь мальчика во дворе. Она жалост-
ливо погладила его по головке, перекрестила и, вздох-
нув, проговорила:
— Сиротинушка ты мой!.. Уж так я любила маму
твою, покойницу Лидию Ивановну, так любила... водой
нас, бывало, не разольешь...— И, воровато оглянувшись,
35
добавила: — А как с тобой твоя мачеха обращается? Ко-
лотит небось?
— Какая мачеха?
— Да Ольга Петровна!
— Так она же моя мама!
— Что ты, что ты, родимый! Грех Мать-то забывать!
Грех! — Сунув мальчику конфетку, она засеменила прочь
со двора.
Толя был удивлен: почему же эта женщина, погро-
зившая ему пальцем, назвала его маму мачехой? Ведь
мачехи из сказок всегда злющие-презлющие, а его мама
хорошая, добрая!
Вопрос сына взволновал отца.
— Забудь, сынок, болтовню этой бабы-яги. Она
страшнее, чем ведьма из сказки. И, если эта змея снова
появится здесь, не слушай ее, не бери у нее ядовитых
конфет, а беги домой к мамочке. Уж я постараюсь, чтобы
эта дрянь обходила наш дом.
— Я ведь сердцем чуяла! Вот она... твоя знакомая...—
непривычно гневным тоном сказала Ольга Петровна.
— Не надо при мальчике. Толя, пойди погуляй.
Толя вышел, но и за дверью слышались их взволно-
ванные голоса. Во дворе он простодушно рассказал ребя-
там, игравшим в мяч, о том, что случилось с ним сегодня:
«Приходила ведьма, принесла ядовитые конфеты, хоро-
шо^ что я не успел съесть их, выбросил. Сказала, что моя
мама — мачеха».
Ребята смеялись. С неосознанной жестокостью они
стали дразнить его «пасынком» и, пасуя ему, кричали:
«Пас-сынок, пасынок...» Постепенно «пас-сынок» пере-
шло просто в «инок», а «инок» — в «монах». Толя злил-
ся, яростно бросался на обидчиков, кричал:
— Вы врете, я не пасынок, я мамин!
Мальчишки потешались. Незамедлительно появилось
прозвище «мамин монах». Наконец кто-то соединил
оба слова, взяв первые слоги. Так появилось нелепое
слово — «Мамона». Эта кличка крепко прилипла к
Анатолию.
Вскоре умер отец. Ольга Петровна — медсестра в
больнице,— случалось, и раньше дежурила круглосуточ-
но. А теперь, стараясь заработать побольше, оставалась»
на сверхурочные дежурства возле тяжелых послеопера-
ционных больных. Толя целыми днями оставался один.
36
Постепенно рушился привычный семейный уклад:
мальчик готовил уроки, ел и ложился спать когда взду-
мается, читал в постели.
Часами он бездельничал во дворе или слонялся на
улице. Его влекло к компании великовозрастных подро-
стков. Вначале они не удостаивали Толю своим внима-
нием. Потом, «просто так», «от нечего делать», они попы-
тались сделать Мамону своим шутом.
Толя был самолюбивый, смелый, добрый и отзывчи-
вый мальчик. Вначале он краснел, стеснялся отвечать на
грубую ругань руганью и убегал. Но куда деться? По-
степенно он научился сквернословить «ради форса», на
один пинок отвечал тремя пинками, на один удар — гра-
дом ударов. Самый младший и слабый из них, он дрался
отчаянно и яростно, не жалея ни себя, ни противника.
Желающих «получить сдачи» находилось все меньше и
меньше. Разве что удавалось натравить на Мамону юн-
ца, незнакомого с его нравом. Зато «дружки» раскусили
характер Толи.
«Ты, Мамона, парень во, на большой с присыпочкой,
свой в доску». «Среди всей компании самый компаней-
ский». «Знаем, ты за друга — в огонь и в воду!». «С ха-
рактером, смельчага!»
Они наперебой превозносили и нахваливали его, что-
бы потом под всевозможными предлогами выманивать
у него деньги, оставленные Ольгой Петровной на хлеб, на
молоко.
Толе льстила репутация «самого компанейского пар-
ня», «самого бесстрашного друга», которому «море по
колено». Дух мальчишеского молодечества, ухарства и
озорства все больше овладевал им.
В его классе ребята нечаянно разбили оконное стекло.
Пришел директор. Никто не признавался. Все молчали.
Толя взял вину на себя.
Кто-то вырезал на парте хулиганскую надпись. Тре-
бовали, чтобы виновник сознался. Толя громогласно за-
явил: «Я вырезал».
Директор несколько раз посылал Ольге Петровне
записки, приглашая зайти. Толя записок не передавал:
боялся. Не раз приходила классная руководительница,
но матери дома не заставала. Когда же Анатолий сильно
избил мальчика, ябеду из их класса, руководительница
отправилась к Ольге Петровне в госпиталь. Обнаружи-
37
лось, что Толя не передавал матери записок, что он скры-
вал полученные двойки...
Ольга Петровна вернулась домой сама не своя.
— Правда ли все это?
— Было дело! Ну и что? Подумаешь!
— Как же так?
— А так, что делал и буду делать!
Ольга Петровна обозвала Толю «неблагодарным,
хулиганом, обманщиком». Он грозил уйти из дому. Ольга
Петровна разрыдалась, обнимала его, требовала клятв,
что это больше не повторится.
— Ну ради отца, сынок, ну обещай быть благород-
ным, как он, честным, никогда-никогда не лгать.
«Учишь не лгать, а сама? — хотел спросить Толя.—
Ведь ты же не родная мать... А разве не благородно и
не смело брать вину других на себя?» Хотел спросить, но
не спросил.
Он насупился, упрямо отворачивался от поцелуев и
вот-вот готов был зареветь сам.
— Знаешь что? Начни учиться играть на баяне.
Меньше на улице будешь болтаться... Ведь от отца у нас
остался баян, сам отец хотел учить тебя, да не при-
шлось... Хочешь, я найду тебе учителя?
— Найди!
На следующий день Толя вышел во двор притихший,
молчаливый. Новоявленные дружки заметили это и
встретили его насмешками:
— Неужели поддался на соленую водичку? Слабак!
Одно слово — маменькин сынок, Мамона!
О «художествах» Анатолия узнал и дядя Коля, брат
отца, штурман дальнего плавания. Он жил в Подмоско-
вье и иногда навещал Ольгу Петровну. Он уговаривал
ее держать мальчишку в руках, поблажек не давать, «по-
жестче драить», а то и до беды недалеко.
Ольга Петровна впервые видела всегда сдержанного
моряка таким взволнованным. Она кивала головой,
вздыхала: «Если бы отец был жив...», соглашалась, но
шли недели и месяцы, а все оставалось по-прежнему.
Была она человеком мягким, неспособным на резкость,
настойчивость и больше всего боялась, как бы не упрек-
нули ее в излишней суровости, не напомнили о том, что
она мачеха, а не родная мать.
Нашелся учитель — баянист. Мальчик, обладавший
38
отличным слухом, занимался некоторое время с увлече-
нием, а потом снова сорвался. Ольгу Петровну опять вы-
звали в школу, где был серьезный разговор. Она на-
конец решила проявить твердость: вечером не пустила
Толю на улицу, накричала на него, закрыла дверь ком-
наты на ключ, в сердцах толкнула к столу — чтобы сей-
час же сел готовить уроки.
Мальчик вспылил: ведь сегодня на спортплощадке
тренировка по боксу, как же так! В сердцах он впервые
бросил Ольге Петровне:
— Чего ты придираешься? Была бы матерью, не из-
девалась бы надо мной, не тиранила бы. Мачеха!
У Ольги Петровны замерло сердце. Обливаясь сле-
зами, она обнимала сына, а он грубо отталкивал ее, глу-
по повторяя:
— Не слюнявь! Отстань!
Сколько раз потом он мучительно вспоминал об этом.
С того вечера Ольга Петровна притихла, ни в чем не
перечила Толе. Только об одном просила — чтобы он по-
прежнему называл ее мамочкой, чтобы никогда-никогда
не слышала она от него слова «мачеха».
2
Школа, двор, улица...
В школе, где учился Анатолий, жизнь шла по одним,
писаным правилам. А на улице и во дворе — по другим,
неписаным. И эти вторые, уличные правила оказыва-
лись часто сильнее, чем первые. Школа Анатолия была
неудачной. В ней царил дух внешнего, показного благо-
получия.
Чуткие детские сердца во многом угадывали фальшь
и неправду. Ребята знали, что можно не выучить урока,
стоять перед доской дурак дураком, но если учитель и
поставит двойку, то потом, чтобы не испортить картины
«стопроцентной успеваемости» класса, уж тройку-то за
четверть выведет.
На пионерских сборах обсуждали все те же классные
дела. Скучно... А вот о ребячьих внешкольных делах и
интересах, о том, как идет розыгрыш хоккейного первен-
ства, о безобразной драке возле кино, в которой при-
нимали участие и ученики школы, о новых самолетах, о
второй, после И. Д. Папанина, экспедиции на дрейфую-
39
щей льдине, станции «Северный полюс», руководи-
мой С. С. Сомовым,— об этом никогда не заходил раз-
говор.
Однажды школьникам объявили о предстоящей
встрече с писателем. Пусть все прочитают его последнюю
книгу и будут готовы участвовать в обсуждении.
Анатолий прочел повесть. Нет, он бы не так действо-
вал, как этот Сашко в повести. Бежит Сашко ночью по
глубокому снегу в лес, чтобы предупредить командира
партизан о том, что в сарае гитлеровцы заперли взятых
в плен партизан, а утром их уведут.
Организовал бы Сашко школьников, оглушили бы
они часового поленом по голове, выпустили бы партизан
из сарая, взяли бы взрывчатку и вместе с партизанами
взорвали бы мост! Вот это дело!
И еще... Когда вешали партизанского командира дя-
дю Васю за то, что он поджег фашистские цистерны с
бензином, а гитлеровцы не знали о том, что дядя Вася
командир, Сашко нечего было смотреть и плакать, а надо
было выйти и сказать гитлеровцам, что это он, Сашко,
поджег, а совсем не дядя Вася. Тогда бы дядю Васю
освободили и не погиб бы славный партизанский коман-
дир.
Толя решил все это сказать писателю. Он попросил
учительницу дать ему выступить. «На какую тему?» То-
ля, волнуясь, пересказал учительнице свои мысли.
— Но ведь это же чепуха, осужденный авангар-
дизм!— возмутилась учительница.— Ты что, писателя
учить хочешь?
— Какой такой авангардизм?
— А такой, когда дети, которым надлежит занимать-
ся своими чисто детскими делами, пытаются действовать
как взрослые.
— А пионер Павлик Морозов? — возразил Анато-
лий.— А пионер Леня Голиков, Герой Советского
Союза?
— Придется попросить вожатую специально заняться
тобой,— рассердилась учительница.— Заруби себе на
носу: никаких рецидивов авангардизма в школе мы не
потерпим. К тому же список ораторов уже составлен. Бу-
дут говорить организованно: трое о достоинствах пове-
сти, один о недостатках, а один обратится со словами
благодарности к автору и пожеланием ему творческих
40
успехов. И незачем пороть отсебятину. У писателя сло-
жится неправильное мнение об учебном процессе...
Оставь свой нос в покое!
— Вы же сказали: заруби себе на носу, вот я и ста-
раюсь.
— А я постараюсь, чтобы с тобой сейчас же, неза-
медлительно поговорила вожатая, а если этого окажется
недостаточно, то поговорим на педсовете. Бессовест-
ный! Недаром же за тобой установилась репутация бес-
покойного, правда, не лишенного способностей, но дерз-
кого мальчишки, от которого всего можно ожидать!
Вожатая говорила с Анатолием в том же тоне.
— Проявление инициативы со стороны учащихся мы
приветствуем, но, по-моему, тебе в голову лезет нечто
несусветное, что нарушает общепринятые меры учебно-
воспитательного процесса.
Анатолию очень хотелось спросить у вожатой, почему
она, такая еще молодая, говорит заученными, казен-
ными фразами. Он промолчал. Все равно не поймет...
— Ну почему ты такой? — недовольно спросила во-
жатая.
Анатолий пожал плечами. Он многое мог бы ей рас-
сказать, о дворе, например, где происходили очень слож-
ные дела. Мог бы, да что с нею, такой, говорить!..
А во дворе обсуждались и решались многие детские
дела. Во дворе законодателем был Хозяин — парень два-
дцати шести лет.
«Кому,— говорил он,— я — Гришка Санькин, ко-
му— Григорий Степанович, а кому и Хозяин».
Хозяин уже давно приглядывался к Анатолию — сме-
лому и ловкому парнишке. Он заметил и его пылкость в
дружбе, и его безоглядную щедрость, и бесстрашие, ко-
гда дело шло о поддержке товарища. Хозяин, всячески
стараясь расположить Анатолия к себе, рассказывал,
будто он мальчишкой сбежал на фронт, воевал с фаши-
стами, был отчаянным разведчиком. Из обычного полка
он за какие-то мелкие грехи попал в штрафной баталь-
он, а там —самые отчаянные ребята! Но о том, что все
его россказни — вранье, Толя узнал намного позже.
«Нет водки, мы организуем ночью экспедицию в око-
пы к фрицам, захватим шнапса, консервов, «языка» при-
хватим, какого-нибудь полковника, и назад. Ручных ча-
сов у каждого столько, что сплошь от ладони до локтя
4/
понавешены. Денег — во!
Житуха! Симплекс-ком-
плекс!»
Там же, на фронте, по
словам Хозяина, он забо-
лел туберкулезом.
«Я человек, который
для друга в огонь и в воду
полезет, последним поде-
лится. Этому фронт меня
научил»,— говорил он.
Но почему-то в расска-
зах Хозяина отчаянными
ухарями, которым море по
колено, обычно оказыва-
лись не обыкновенные сол-
даты, а воры. И почему-то
сверхгеройские подвиги
обязательно сопровожда-
лись каким-нибудь удиви-
тельно ловким, дерзким и
остроумным воровством.
Постепенно Хозяин
овладевал воображением Толи. Таких насмешливо говор-
ливых, необычных, не похожих на вечно занятых и скуч-
ных взрослых, которые за целый год не перекинутся с
мальчишками словом, Толе еще не приходилось встречать.
Отталкивающая внешность Хозяина — скелетообраз-
ная фигура, костлявое морщинистое лицо — казалась
всем мальчишкам во дворе удивительной. Ребятам нра-
вилась даже его вихляющая походка, они подражали ей,
засовывали руки в карманы, оттягивали их так, чтобы с
двух сторон «напузырить» брюки, возили по земле рас-
слабленными ногами. Шаг получался какой-то развин-
ченный. Хозяин глядел со стороны и ухмылялся.
Хозяин держался с мальчишками, как с ровней: играл
с ними в биту и карты, даже советовался по каким-то
мелким делам, сквернословил, бахвалился попойками,
рассказывал гнусные истории о жильцах дома. Польщен-
ные таким доверием, ребята старались показать себя
старше, чем они были: тоже, отплевываясь, курили, то-
же сквернословили, хвастались, грязно говорили о жен-
щинах. ,
42
Хозяин не раз вступался за ребят. Кто отобрал у
дворника футбольный мяч, когда ребята разбили стек-
ло? Хозяин! Вот так подошел, ни слова не сказал, а
только сделал едва заметный жест, и дворник сразу
оробел. Кто играл с ними в футбол и прогонял всех,
кому не нравились шум и крики? Опять ж.е он, Хозяин!
Его ругали хулиганом, бандитом. Ну и что?
Иногда Хозяин водил ребят в кино, угощал конфета-
ми, поил сладким вином. «Потом отдадите»,— говорил
он. Но долгов он не прощал. Приходило время, и Хозяин
становился другим. Не было ни ласковости в голосе, ни
шуток. Он требовал. «Нет денег? Возьми у матери из су-
мочки! Если прячешь деньги в кармане, вытащу насиль-
но. Кто мне не отдает, тот не друг. С друзьями,— по-
учал Хозяин,— надо рассчитываться в первую очередь».
Завидев во дворе чистенького мальчишку в пионер-
ском галстуке, Хозяин подмигивал своей компании, стро-
ил смешную постную рожу и издевательски начинал:
«Ну, деточки, споем дружнее: «Жил-был у бабушки
серенький козлик...» Он никогда не упускал случая
подразнить, высмеять прилежного ученика: «Эй ты, пио-
нер— всем пример! Выслуживаешься перед папенькой
и маменькой за конфеточку? Подойди сюда — носик
вытру!» Слово «пятерочник» звучало у него издевкой,
вроде «подлиза». Получалось, что ребята, которые хоро-
шо учатся, много читают, помогают родителям,— это
либо трусы, либо «ишаки», «на таких воду возят». А вот
тот, кто поплевывает на все и на всех, знать не хочет ни-
каких обязанностей и живет «легкой жизнью»,— о, такой
«свой в доску», «кореш», «мировецкий»!
Иногда ребята, не желавшие юлить перед ним, ярост-
но спорили, но Хозяин переводил спор в ссору, стропти-
вых бил и прогонял, «чтобы не портили компанию».
Постепенно возле Хозяина сгруппировалось человек
шесть самых верных его обожателей. «Хозяйский
хвост» — презрительно прозвали их жильцы дома. Эти
ребята рабски смотрели в рот своему повелителю, крив-
лялись, когда кривлялся он, ругались, когда ругался он,
улюлюкали и гоготали по его команде. В большинстве
своем это были мальчишки, растущие без отцов или на-
стоящей, так необходимой им мужской дружбы.
Анатолий особенно привязался к Хозяину летом, пос-
ле очень неудачной поездки в пионерский лагерь.
43
Всегда занятый, часто уезжавший в командировки
капитан милиции Корсаков, сосед Русаковых по кварти-
ре, как-то встретил Ольгу Петровну и торопливо, на хо-
ду, предупредил, что дружба ее сына с Хозяином может
кончиться очень плохо. Ольга Петровна нерешительно
заговорила об этом с Толей. Мальчик сразу вспылил,
грубо оборвал мать:
— Не учи! Сам знаю, с кем водиться. Не маленький,
в няньках не нуждаюсь! К черту твоего Корсакова!
Ольга Петровна ахнула, на глаза ее навернулись сле-
зы, и она поспешила выйти на кухню. Уже не первый раз
Толя взрывался необъяснимой, какой-то истерической
грубостью. Ольга Петровна робела, недоумевала, тихо
плакала, скрывая свои слезы от соседей.
После этой вспышки Анатолий угрюмо замкнулся в
себе, несколько дней почти не разговаривал с матерью.
Тяжелые, противоречивые чувства одолевали мальчика.
Приходили мысли, которые он тут же старался отогнать
от себя. Дело в том, что Анатолий и сам иногда испыты-
вал неловкость и стыд при виде жалких кривляний
Хозяина и его хищной злобы к людям. Ну зачем, напри-
мер, портить телефон-автомат, выдавливать стекла в
кабине? Или разбивать лампочку в подъезде? Зачем
«просто так» сквернословить? Конечно, мать по-своему
права. Но когда она сослалась на Корсакова, то Анато-
лий возмутился.
Чувство мальчишеского желания противоречить,
доказать свою самостоятельность оказалось сильнее ра-
зума. Какой бы ни был Хозяин, но если Анатолий с ним
дружит, то не станет отрекаться от него из-за Корсакова.
Поняв, что Ольга Петровна бессильна, Корсаков по-
звонил директору школы и сказал, что мальчик попал
под дурное влияние, что надо его отвлечь от плохих
дружков. Директор школы, узнав, с кем говорит, по-
требовал от Корсакова, чтобы тот сам занялся Русако-
вым и этим помог и школе и семье.
— Обязан. Рад помочь. К сожалению, я почти не
живу в Москве. Проще всего это можно было бы сде-
лать, если бы я служил в районном отделении милиции,
даже в городском управлении и работал на террито-
рии Москвы. Но моя работа протекает все время в разъ-
ездах. Поверьте мне, это не обычные командировки.
В прошлом году я был в Москве в общей сложности
44
один месяц одиннадцать дней. Необходимо занять сво-
бодное время Русакова и подыскать ему авторитетного
друга... пока не поздно...
— А мать?
— Я предупреждал Ольгу Петровну.
На следующий день директор вызвал к себе Руса-
кова и потребовал признания. В чем? Как — в чем? Ведь
не станет же такой занятой человек, как Корсаков, сиг-
нализировать ему, директору, без всякого на то основа-
ния.
Анатолий рассвирепел. С этого дня он видел в Кор-
сакове «доносчика и предателя».
Как раз в эти дни Хозяин зазвал Анатолия в котель-
ную. Там в летний день никогда не бывало жарко.
Хозяин молча принялся грызть ногти. Потом начал:
— Твоя мать рассказывала женщинам, что этот ми-
лицейский, Корсаков, поучал ее. «Не распускайте сына,
не давайте болтаться во дворе и водиться с Хозяи-
ном, дерите почаще, как Сидорову козу». Знаешь об
этом?
— Знаю! — угрюмо ответил Анатолий.
— А знаешь, что Корсаков звонил директору школы,
чтобы тебя покрепче жучили?
— Так я же сам тебе об этом рассказывал!
— Ну до чего же у этих легавых сволочной харак-
тер! Ну чего он к тебе пристал? Жалуется, пакостит.
И мне пакостит, и на меня доносит. Из-за него и мне
житья не дают. Так что же, прикажешь молчать? Или ты
и в самом деле тумак, разиня, симплекс-комплекс?
Хозяин грыз ногти и сопел.
— Никакой я не тумак...
— А я что говорю? Ты парняга что надо, гвоздь!
Есть у меня идейка... Надо отбить ему охоту совать нос
в чужие дела. Лишь бы ты не оказался рохлей.
— Да ты что? — Анатолий обиделся.
Хозяин не спеша вынул пачку папирос, потянулся к
выступу трубы за спичками так, будто они там обя-
зательно должны находиться. Коробка лежала на ме-
сте. О ней многие знали, но никто не смел ее снять от-
туда.
Хозяин не спеша закурил и дал папиросу Толе. Тот
испытывал отвращение к табачному дыму, но «компа-
нейства ради» тоже закурил.
45
-— Когда Корсаков пойдет утром в ванную,— начал
Хозяин,— а жена его будет на кухне, ты войди к ним в
комнату и стибри пистолет. Как только пистолет будет
у тебя в кармане, айда сюда. Меня не будет, спрячешь
за печку, вот сюда.
— Ты что! — воскликнул Анатолий.— Украсть?
Хозяин презрительно хмыкнул, дунул табачным
дымом в глаза Анатолию и сказал:
— Слушай ухом, а не брюхом. Разве я сказал —
укради? Потом вернем.
— А зачем брать?
— Вот дурья башка! Пусть Корсаков побегает, по-
потеет! Это и будет наша месть.
— Но как же я так...
— А так, пусть Корсаков не доносит, не шпионит...
Ну что ты пялишься? Ну скажи, чем плохо, если ты
со мной, бывшим фронтовиком, сходишь в киношку? Или
даже выпьешь сладенького. Почему из-за этого шум под-
нимать? А Корсаков что? Он только и норовит нам
жизнь портить... Он за то и деньги получает, чтобы лю-
дям пакостить... Вот мы его и подведем под выговор.
Знаешь, как им всыпают за потерю оружия? Он, пожа-
луй, одним выговором не отделается, недели две ареста
дадут. Чем людей сажать — пусть сам посидит, поду-
мает... Ну, как, заметано?
— Так я же пионер...
— Здравствуйте! А почему ты все время со мной?
Что тебе это пионерство дает? Вот ты был в пионерском
лагере. Весело там?
— Не очень...— признался Анатолий и потупился.
Да, хуже той скуки, что царила в их лагере, приду-
мать трудно. Спали они в душных спальнях. В лес ходи-
ли строем. Костры зажигать запрещали — может слу-
читься пожар. Крикунья вожатая только и делала, что
следила, чтобы никто никуда «не отлучался»: ни в лес,
ни на речку. А река была рядом, лес рядом, глубокие
овраги рядом. Ребята ночью убегали купаться. Тайком
ловили рыбу, варили уху, карабкались по оврагам.
В овраге соорудили «секретный» шалаш, прятались в
нем от вожатой. Сражались деревянными мечами, стре-
ляли из луков. Во всех этих проделках первым был Ру-
саков, он же Мамона.
Кто-то заболел ангиной. Больной сознался в тайных
46
ночевках в шалаше. Разразился громкий скандал, в ла-
гере установили еще более строгий режим. Анатолия
отослали в Москву.
— Кого это вы там прозвали «С песенкой»? — не без
ехидства напомнил Хозяин.
Анатолий как-то рассказывал ему, что так ребя-
та окрестили вожатую. Куда бы ни шли ребята — на
зарядку, с зарядки, в столовую,— она деланно бод-
рым голосом покрикивала: «А ну, с песенкой! Подтяни-
тесь!»
— «Подтянитесь»! — издевался Хозяин, грызя ног-
ти.— Им одно дело — тянуться. Это же Корсаков в юбке
Житья нет от них... Знаешь что? Уж ты постарайся на-
счет пистолета. Слабо?
— И совсем не слабо!
3
Анатолий не стащил пистолет, не мог пойти на во-
ровство. Он почти не выходил во двор, не отзывался на
призывные свистки Хозяина, не играл на баяне, сказался
больным — словом, всячески избегал встречи. Ведь будет
издеваться!
Так прошла неделя. Однажды Анатолий сидел у окна
и читал книгу о втором путешествии Ливингстона в
Африку. Со двора послышался истошный визг собаки.
Он выглянул в открытое окно и увидел Хозяина, скло-
нившегося над лежавшей на земле Лаской, дворовой
собачонкой, с которой дружили все ребята. Придавив
правым коленом собаку к земле, Хозяин делал над ней
что-то такое, от чего она пронзительно визжала.
«Убивает!» Анатолий помчался во двор. Он рас-
толкал мальчишек, налетел на Хозяина, сидевшего к не-
му спиной, и, задрав его подбородок кверху, изо всех сил
дернул на себя. Хозяин опрокинулся на спину. В руках у
него была окровавленная финка. Отрезанный пушистый
хвост Ласки лежал на земле. Жалобно скуля, собака
зализывала кровоточащую рану.
— Фашист, живодер! — крикнул Анатолий в бешен-
стве.
— Тю на тебя, дурак! — ответил тот, продолжая ле-
жать.— Если хозяин собаки просит меня укоротить
хвост, чтобы было как положено, должен я помочь чело-
47
веку? А ты: «Живодер, фашист»! Ну и хитер, малец!
Я свищу-свищу, не идет. Собака завизжала — примчал-
ся. Не душа у тебя, а симплекс-комплекс...
— Так Ласка же ничья, у нее нет хозяина.
— Тю на тебя! А Ерофеич?
Так во дворе звали инвалида, переехавшего на дру-
гую квартиру.
Анатолий в досаде махнул рукой и убежал домой.
С этого дня он обязательно выносил Ласке кусочки и
объедки, стараясь не попадаться Хозяину на глаза.
И все же Хозяин однажды подстерег его. Он долго
при мальчишках издевался над ним, обозвал слюнтяем,
трусом и больно ударил твердым ребром ладони по за-
тылку. Толя яростно бросился на него. Вдруг Хозяина
словно подменили. Оттолкнув мальчика, он неожиданно
засмеялся и в знак примирения протянул руку.
— Мир, друг,— сказал он.— Не лезь в бутылку. Не
бросайся на своих. Молодец, Мамона! Люблю смелых!
Окружавшие их мальчишки, только что вместе с
Хозяином задиравшие Толю, приумолкли и даже с ува-
жением посматривали на него.
Дня через три Хозяин отозвал Толю в укромный уго-
лок двора и, артистически плюнув метра на четыре,
прямо в прислоненный к стене дворницкий совок, дове-
рительно сказал:
— Дело к тебе есть, Мамона... Других не зову, они
против тебя — мелочь... Завтра мне надо наведаться на
Бутырскую к двум старым дружкам. Задолжали они
мне семь сотенных, а все тянут, не отдают. Надо из них
долг вытрясти, хоть часами. И прижучить так, чтобы
всю жизнь помнили закон товарищества. Если ты мне
друг, Мамона, прогуляемся вместе. А то дела мои плохи,
монет совсем нет, скоро жрать нечего будет. Выручал
людей, а они теперь подличают...
Дальше Хозяин напомнил, что он и на него, Анато-
лия, потратился немало: водил в «Художественный» и в
«Новостяшку», угощал пирожными и сладким вином, да-
же на такси один раз возил на стадион «Динамо», биле-
ты на матч покупал... Пусть Мамона не лезет в бутыл-
ку, он, Хозяин, сказал об этом к слову. Вот если Мамона
поможет ему выкачать долг, то он, Хозяин, будет считать
себя его должником и другом на вечные времена. Все
пополам! «Ты за меня, я за тебя!» А то есть такие арти-
43
сты, что когда у него, Хозяина, шуршат в карманах
бумажки — они тут как тут, а в тугие времена их и не
видать.
— Но ты, Мамона, конечно, не из таких. Ты не бро-
сишь друга в трудном положении...
Знал Хозяин, чем «купить» романтическую душу под-
ростка, чем привязать его к себе.
«Приемчики для дураков,— говорил Хозяин своим
великовозрастным дружкам,— а действуют безотказно, к
ловятся на них молокососы, как бабочки на огонь».
Анатолий был польщен. Еще бы! Сам Хозяин предла-
гает ему дружбу навечно и даже просит помочь в труд-
ную минуту. Ну что же, если надо помочь, то он, Анато-
лий, готов.
Хозяин закурил, ухмыльнулся, хлопнул Толю по пле-
чу и предложил подписать клятву дружбы кровью. «Так
надежнее... Будем мы вроде как кровные побратимы».
Глаза Анатолия загорелись. Он мигом сбегал домой
и принес ученическую тетрадку, пузырек с чернилами и
ручку с пером. Тут же на тетрадочном листке был напи-
сан текст клятвы. Затем Хозяин тщательно вытер перо
и вытащил из-за пояса финку с цветной плексигласовой
ручкой. Он сделал укол на своем и Толином пальце, и
они оба, по очереди, подписались под клятвой. Листок
Хозяин сложил вчетверо и взял себе на хранение.
В доме уже засветились огни квартир. Анатолий мед-
ленно прошел через двор. Он даже не ответил ребятам,
предложившим «прошвырнуться» на Никитский бульвар.
Лицо его было строгим, торжественным. Дома он рас-
крыл том «Графа Монтё-Кристо», углубился в него и
даже почувствовал, что теперь ему стал еще понятнее
справедливый и благородный Эдмонд Дантес. Ольга
Петровна, глядя на сына, тихо радовалась — таким он
сегодня был собранным, серьезным.
* * *
По аллее в Сокольниках идет компания молодых
людей и подростков. Посмотреть со стороны — они чуть
навеселе. Подростки «отмачивают штучки» проходящим
девушкам, от которых те краснеют. Но вот один из ком-
пании с криком «Здравствуй, друг!» заключает какого-то
прохожего в объятия, и вся компания сразу же тесно
49
смыкается вокруг. Все они громко смеются. Хозяин что-
то запевает, и все подхватывают.
Кому из гуляющих взбредет на ум заподозрить не-
ладное? Видимо, куражатся озорники над одним из сво-
их. Но и громкий смех, и песня, и толкотня, и дружеские
объятия — только маскировка.
Так, в людном месте, на глазах у многих, человек
лишается денег и часов. Бледный, испуганный, он беспо-
мощно оглядывается вокруг, а хохочущая компания уже
разбежалась. Обирали двое, остальные шумели, чтобы
заглушить возможный крик о помощи. Если кто из по-
сторонних подойдет, заинтересуется, его сразу «ото-
шьют» шуточками, матом: «Катись, мол, не суйся в наши
приятельские дела. Пьяного друга учим...»
Некоторые из этой компании, те, что помоложе, мо-
жет быть, сперва и не понимают, что происходит у них
на глазах, не догадываются, думают, что старший и в
самом деле сводит счеты с кем-то из своих недругов...
Несколько таких грабежей в парках и на улицах про-
шли для Хозяина и других безнаказанно. Пострадавшие,
напуганные угрозами и видом ножа, поднимали шум
лишь тогда, когда от «веселой компании» и след уже
простыл. А некоторые и не заявляли о случившемся.
Безнаказанность, как известно, поощряет. Хозяин
решил снова попытать счастья. А заодно — сломить, за-
кабалить Анатолия, обманом втянуть его в преступление.
Зачем ему это было нужно? По многим причинам. Вору,
как правило, нужны сообщники. Но кто же у нас созна-
тельно захочет стать ъором, преступником, отказаться от
нормальной Жизни, от семьи и друзей, стать отщепенцем
и врагом общества, всеми презираемым паразитом? Вот
почему, сначала не открывая цели, надо заманить, за-
влечь неопытного любыми средствами, а потом запугать,
запутать и угрозами подчинить себе.
Соучастники в преступлениях нужны вору и как шир-
ма, как «козлы отпущения», на которых можно свалить
вину. К тому же вора гнетет волчье одиночество, ведь
настоящих друзей у него нет. Поэтому для «самоутверж-
дения» собственной персоны он ищет существо, которое
преклонялось бы перед ним. У профессиональных воров,
как у запойных алкоголиков, появляется болезненная
потребность затянуть, совратить побольше новичков..
Опять же — чем больше у вора по-собачьи преданных
50
ему, вконец порабощенных помощников, тем большим
авторитетом он пользуется среди преступников, тем
большим атаманом он кажется сам себе.
Выбор Хозяина пал на Анатолия. «Парнишка в са-
мый раз: с характером, зубастый. Обломаю, выдресси-
рую, такой не подведет»,— думал он про себя.
Г л а в а Ш
РОКОВОЙ ШАГ
1
Это случилось на Бутырской улице под вечер. Снача-
ла Хозяин повел всю компанию в «забегаловку», взял
водки, пива и сказал:
— Угощаю!
В этой компании Анатолий знал только двоих. Полу-
глухой, приземистый, средних лет Яшка Глухарь где-то
работал водопроводчиком. Шестнадцатилетний подро-
сток Женька с Сивцева Вражка уже два года, как бро-
сил школу. Мать Женьки, когда ей говорили о том, что
сын не работает и не учится, хулиганит, кричала на весь
двор: «Я всю жизнь горб гну, он у меня единственный,
пускай погуляет, еще наработается!..»
Двух подростков с Малой Грузинской, хотя Анатолий
и встречал их как-то вместе с Хозяином, не знал по име-
ни. А двух других парней видел впервые.
Яшка Глухарь еще у дверей в «забегаловку» угова-
ривал не пить. «Кто пьет, когда идет на дело,— повто-
рял он,— тот погорит. Опосля соси сколько хошь».
Два парня с Малой Грузинской повторили то же са-
мое. Хозяин не любил, когда ему противоречили.
— Отставить разговорчики! Раз переступили порог —
не отступать же. Да и опохмелиться надо...
Анатолия заставили выпить за компанию. Ему не хо-
телось, было противно, но, чтобы не показаться малень-
ким, он выпил. В этот день туберкулезный Хозяин был
болезненно раздражителен. Он беспрестанно курил, ру-
гался, а выпив, даже стал рваться в драку с какими-то
чужими. Приятели едва его угомонили и увели.
На Бутырской улице было людно, и Яшка Глухарь
предложил поехать в другое место. Анатолий удивился,
51
подумал про себя: «Зачем же в другое место, ведь долж-
ники Хозяина живут где-то здесь...» Женька нашел на
тротуаре двадцатикопеечную монету, лежавшую «орлом»
кверху, показал ее и сказал: «Ничего, пофартит».
Потом Хозяин крикнул:
— А вот он и сам идет! Коля, друг!
Он устремился навстречу хорошо одетому человеку и
заключил его в объятия. Яшка Глухарь тоже обнял про-
хожего. Семеро остальных окружили их.
Анатолий громко смеялся, вторя другим. Прохожий
вырывался, ругался и вдруг закричал:
— Милиция!
Милиционера поблизости не было. Прохожие останав-
ливались.
— Да брось ты брыкаться, Колька! Насосался, алко-
голик!— повторял Хозяин.— Чего буянишь? «Милиция»!
Пил — не платил, а долг отдать не хочешь? «Милиция»!
В вытрезвиловку захотел? Идем-ка, Коля, домой! Не
хулигань. Не позорь друзей. Ишь сколько ротозеев погла-
зеть собралось.
Любопытные смущенно отходили.
— Брось его, Хозяин! Брось! — услышал вдруг Ана-
толий испуганный шепот Женьки.
Анатолий стоял позади других и не сразу понял то,
что произошло у него на глазах. Хозяин со стоном со-
гнулся от удара в живот и выпустил «друга Колю».
У Яшки Глухаря правая рука оказалась завернутой за
спину, и эту руку крепко удерживал «друг Коля», кото-
рый предупредил всех:
— Стойте на месте, иначе сломаю ему р\ку!
Хозяин, оказавшийся позади «друга Коли», чем-то
быстро ударил его в спину. Тот пошатнулся, тяжко ох-
нул, выпустил Яшку, схватился левой рукой за бок и,
напрягаясь всем телом, прогнулся назад.
Вдруг рядом, как из-под земли, появились милицио-
нер и лейтенант-летчик. Вся компания бросилась наутек.
Хозяина, Яшку Глухаря и Анатолия задержали. Толя
убежал бы, но летчик больно ухватил его за руку. На
помощь милиционеру и летчику пришли и другие прохо-
жие. Милиционер попросил подоспевшего дворника по-
звонить, вызвать «скорую помощь».
Как Анатолий ни рвался, лейтенант держал его креп-
ко, не выпускал. Потом Анатолий перестал горячиться,
52
присмирел: ведь скоро выяснится, что он здесь ни при
чем. Их обыскали. Ни у Хозяина, ни у Яшки Глухаря
ничего предосудительного не нашли, а у него, Анатолия,
обнаружили чужой бумажник и в кармане брюк окро-
вавленную финку.
Анатолий понял все. Ему стало очень страшно. Он
испуганно закричал:
— Мне подсунули! Я стоял позади! Это они, Хозяин
и Яшка Глухарь, обнимали его! Я этого Колю и не знаю!
Прохожий уже не мог стоять, он лежал в обмороке.
Видимо, рана в спину оказалась серьезной.
Милиционер, дворники и летчик повели задержанных
в отделение милиции. Хозяин шел рядом с Анатолием и
шептал, стараясь не шевелить губами.
— Ты несовершеннолетний, тебе еще только стукнет
четырнадцать. С тебя малый спрос, бери все на себя.
— Да ты что? — возмутился Анатолий.— Зачем мне
сознаваться в том, чего я не делал! Теперь я знаю, вы
все обманули меня.
Милиционер обернулся и приказал не разговаривать.
Квартал они прошли молча. У Хозяина от страха весь
хмель прошел, и его трясла нервная лихорадка. Хозяин
был очень испуган. Ведь здесь не просто грабеж, а воору-
женный— ранен человек — и совершенный не одним, а
шайкой, а в этой шайке он атаман... Надо было спасаться
любой ценой. И Хозяин снова зашептал Анатолию.
— Слушай, дура,— проговорил он, не поворачивая
головы.— Если мы все трое погорим — нам припаяют
помногу, как за действия шайки. Тебе тоже, как члену
шайки, много дадут. Я тебя завалю, вспомни-ка распи-
ску кровью... А одному, да еще малолетнему, дадут са-
мую малость.
— Значит, этот «друг Коля» ничего тебе не был дол-
жен? Вы обокрали и ранили незнакомого человека, а я
должен отвечать? — прошептал Анатолий.
— Не прикидывайся дурачком... Других не путай.
Скажи, что сам действовал...
— Так ведь финка-то твоя!
— Выручи, друг,— начал вдруг ныть Хозяин.— Ведь
я совсем пропадал без монеты. Я ведь совсем больной,
на лечение, на санаторий деньги были нужны... Я в ла-
герях заработал туберкулез, а если теперь посадят, со-
всем пропаду...
53
— А ты говорил, что заболел на фронте...
— Ни на каком фронте я не был, а в лагерях, тоже
за других пострадал...
Хозяин жалобно просил сжалиться над ним и предло-
жил следующее: Анатолий на допросе в милиции возь-
мет все на себя, а на суде откажется от показания и
скажет, что нападали двое неизвестных. А они, его дру-
зья, как свидетели, покажут, что собственными глазами
видели, будто двое неизвестных напали на прохожего,
а бумажник и нож подсунули Анатолию. Дело было в
сумерках, пострадавший вряд ли сможет опознать Хо-
зяина и Яшку, а Анатолий сзади держался, его он и во-
все мог не приметить.
Анатолий не соглашался*
— А я-то думал, что ты настоящий друг, а ты сдрей-
фил и меня, больного, топишь? Эх, ты! На чужой счет в
кино ходить, даровые конфеты лопать — так ты здесь,
а чуть запахло жареным — хочешь предать. А еще клял-
ся... Все вы такие — дрянь, мелочь, трусы. А я-то ду-
мал— ты настоящий парень...
И вот эти слова неожиданно произвели самое силь-
ное впечатление на Анатолия. Никто не посмеет считать
его трусом, плохим другом и, главное, предателем!
— Ведь ты же друг,— хныкал Хозяин,— друг! Кто
у меня еще есть? Не будь гадом, пропаду!
На допросе в милиции Анатолий держался волчон-
ком, ему казалось, что все вокруг — враги. Он был упрям
и немногословен. Он повторял только одно: «Я сам на-
пал, я ударил ножом». Он был слишком потрясен слу-
чившимся, чтобы заметить противоречие в предложении
Хозяина. Ведь если, как утверждал тот, они будут сви-
детельствовать на суде, что виновниками являются двое
неизвестных, то зачем же тогда Анатолию сейчас брать
все на себя?
В милицию вызвали мать, и она присутствовала при
допросе. Вместе с ней приехал капитан Корсаков. Уви-
дев его, Анатолий побледнел. Ведь он считал Корсакова
главным своим врагом. «Наука» Хозяина, вот уже не-
сколько месяцев внушавшего своим воспитанникам, что
милицейские — суть враги рода человеческого, уже из-
уродовала психику подростка. Да, Корсаков предупреж-
дал, что дружба с Хозяином может плохо кончиться.
И вот то обстоятельство, что Корсаков оказался прав,
54
почему-то особенно уязвляло Анатолия, вызывало в нем
злобу, упрямый отпор. Он возненавидел Корсакова еще
больше.
Ольга Петровна при допросе всхлипывала и лишь
повторяла:
— Он не такой! Этого не может быть...
— Так говорят все матери, когда узнают правду о
своих сынках,— сказал дежурный.— Он сам во всем со-
знался.
К сожалению, все это происходило в 1953 году, когда
самопризнание обвиняемого больше всего устраивало
следственные органы, избавляя их от докучливых и
сложных расследований.
Вызвали на допрос и представителя школы — пио-
нервожатую. Она была перепугана.
— Ах, что скажут в роно! — сокрушалась она.— Так
испортить репутацию школы! Мы недосмотрели, надо
было исключить Русакова раньше... Анатолий, ты дол-
жен самокритично осудите свой поступок!
Был бы на ее месте опытный педагог, может быть,
все повернулось иначе.
Анатолию протянули на подпись протокол допроса.
Корсаков отвел его руку.
— Послушай, Толя, разве так было дело?
•— Я все сказал...
— Анатолий, не будь врагом сам себе. Хозяин у нас
давно на примете, мне ясно, что все это — дело его рук.
Не выгораживай Хозяина!
Пожалуй, эти слова были наибольшей ошибкой Кор-
сакова, он потом долго в них раскаивался. Гордый и са-
молюбивый мальчик не мог при всех, перед лицом своего
«врага», сейчас же признаться, что он все наврал, и «об-
мануть» того, кому еще вчера клялся в верности.
— А мне наплевать — верите или нет,— отрезал Ана-
толий, глядя в глаза своему «врагу». Лицо его горело,
ему хотелось оскорбить Корсакова, он бессвязно бормо-
тал:— По пятам за мной ходили... нашептывали мате-
ри...— Анатолий ругался, угрожал, губы у него дрожали.
Ему казалось, что все виноваты, особенно Корсаков, в
том, что он попал в такое ужасное положение.
— Анатолий, через минуту будет поздно...
— Давайте протокол! — срывающимся голосом за-
кричал мальчик и размашисто подписался.
55
2
До суда Ольга Петровна взяла Анатолия на поруки.
В такси она несколько раз пыталась заговорить, но сей-
час же начинала плакать и, обхватив сына за шею, цело-
вала его. Анатолий тоже плакал. Он твердил:
— Да ты не плачь, ну чего ты плачешь! — Так хоте-
лось успокоить ее... Он даже прошептал: — Мамочка, я
не грабил, я не убивал...
Мать перестала плакать и переспросила.
Анатолий не ответил, застонал. Нет, не мог он нару-
шить обещания, данного Хозяину. Придется потерпеть
несколько дней до суда, а после суда он все расскажет.
Едва только они вошли в квартиру, как Антонина
Алексеевна, жена Корсакова, потихоньку от Анатолия
зазвала Ольгу Петровну к себе. В комнате были Корса-
ков и еще один офицер милиции.
— Нельзя терять ни минуты времени,— начал Кор-
саков.— Анатолий, я в этом уверен, преступления не
совершал. Если он взял все на себя, то, значит, его на это
уговорили «дружки». Преступление — дело Хозяина. На
их воровском языке это называется «делать стенку»,
то есть теснить, окружать жертву группой воров, в ко-
торую подключают таких желторотых, как ваш Анато-
лий. А потом на этих-то ребят и валят всю вину. Чтобы
не произошло судебной ошибки по вине Анатолия, надо
добиться от него правды, надо сейчас оградить его от
влияния Хозяина. Воры трясутся за свою шкуру и готовы
на все. Надо сделать невозможным общение с Хозяином.
Только тогда удастся убедить Анатолия сказать правду.
Как изолировать Анатолия от влияния преступников?
Запретить ему из дому выходить? Вы простите меня,
Ольга Петровна, за прямоту, но Анатолий не послу-
шается вас. Может быть, у вас есть знакомые в Под-
московье, которые бы приютили Анатолия и были бы
достаточно авторитетными, чтобы он слушал их и не
сбежал? Отвезти его надо сейчас же, немедленно. Есть
у вас друзья, имеющие дачу?
— Нет! — прошептала Ольга Петровна.
Корсаков молча прошелся по комнате.
— Существует еще один вариант, самый надеж-
ный,— сказал он.— Пусть только это вас не пугает,
Ольга Петровна. Я могу поместить Анатолия в совер-
56
шенно отдельную комнату, скажу прямо — в камеру. Да
не машите вы так руками... Подумайте! Ведь речь идет
о судьбе вашего сына.
Ольга Петровна разрыдалась. Жена Корсакова успо-
каивала ее, дала валерьяновых капель.
— Позвольте, а брат вашего мужа, дядя Анатолия?
У него ведь, кажется, своя дача?
— Боже, и как только я забыла! Ну конечно! —обра-
довалась Ольга Петровна.— Он в плавании, но я позво-
ню его дочери, она живет на даче.
— Только сейчас же, немедленно.
Когда Ольга Петровна вернулась к себе, Анатолия в
комнате уже не было. На столе лежала записка: «Не
волнуйся, мамулечка! Я тебя не подведу, не сбегу. На
суд явлюсь обязательно. Анатолий».
С этой запиской Ольга Петровна вбежала к Корса-
кову.
— Эх, черт, «дружки» опередили нас! — с досадой вы-
ругался Корсаков.— Положение осложняется. Беда! Они
обработают парня, сделают из него ширму. И самое
скверное то, что я сегодня же должен выехать в долгую
командировку. Но я попрошу своих товарищей обяза-
тельно отыскать Анатолия.
А в эти минуты Анатолий уже мчался в такси вместе
с Хозяином, вызвавшим его, чтобы «отвести душу» и
наметить план поведения на суде. «Для друга!» — эти
слова были почти в каждой фразе, которую произносил
Хозяин. «Ты парень железный, не продажный, я твой
кореш — по гроб!»
«Для друга не жалко!» — с этими словами он купил
почти на двести рублей водки и закуски. Снова поехали...
Такси остановилось в каком-то незнакомом переулке
с булыжной мостовой. Темный от старости деревянный
дом, осевший чуть не до окон, стоял, как мухомор возле
дуба, рядом с новой многоэтажной громадиной.
В этом домишке, в затхлой каморке с маленьким
окном, жил Яшка Глухарь, водопроводчик. Сюда Хозяин
привез Анатолия. Их встретили Яшка Глухарь, Женька
и еще два мордатых парня, молчаливых и угрюмых.
Яшка суетливо откупоривал бутылки, вываливал на под-
оконник и на колченогий стол закуски.
Началась выпивка.
«За друга», «за дружбу», «чтобы друг за друга»,
57
«чтобы не капать на друга», «чтобы тому, кто продаст
друга, век свободы не видать, на свете не жить». Таковы
были тосты.
Анатолий, взвинченный и болезненно возбужденный
всем, что произошло в этот день, выпил полстакана
водки почти машинально. Потом заставил себя выпить
«за компанию». Потом его заставляли пить. «Какой же
ты друг, если не пьешь за дружбу, когда все свои пьют?
Кто отказывается выпить с людьми — тот враг!»
Утром он очнулся на узкой койке. Рядом с ним хра-
пел Хозяин. У Анатолия болела голова, его мутило, ли-
хорадило. Он встал и направился к двери.
— Ты куда? — зло крикнул один из парней, валяв-
шийся на заплеванном полу на разостланном плаще.
Анатолия удивил и рассердил его грубый тон. Он
послал парня к черту и двинулся вперед. Парень вско-
чил, загородил собою дверь.
Проснулся Хозяин. Узнав, в чем дело, он перевел все
в шутку, сам провел Анатолия к умывальнику...
— Будь спок!—то и дело твердил Хозяин, сидя за
столиком с остатками вчерашнего пиршества.— Давай
заправимся, надо опохмелиться...
Была уже середина дня.
— Для друга я найду мировецкого адвоката!
— А что же все-таки случилось там, на Бутыр-
ской? — мрачно спросил Анатолий.
— А я, думаешь, понимаю? Все по пьяной лавочке...
А может, это дело каждому из нас стоит полжизни. Ведь
прохожий-то помер, дуба дал... Но не от царапины но-
жом... Ножик только чуть задел. Просто с испугу у него
лопнуло сердце.
— Да ну? Умер? — Анатолий вскочил, щеки его по-
белели.
— Вот тебе и ну! У него, оказывается, было огром-
ное давление, чуть не пятьсот атмосфер... Словом, сим-
плекс-комплекс!
— А почему же в протоколе записано: «бессознатель-
ное состояние в результате удара ножом»?
— Ну, сразу не разобрались,— вдохновенно врал Хо-
зяин.— Судебная экспертиза установила. Тебе лучше
день-другой отсидеться здесь. Дома-то мать покою
не дадт, пилить будет, из школы всякие начальнички
припрутся, учить уму-разуму начнут. Слезы там вся-
58
кие, попреки, грызня... А тут мы с тобой, надежные
дружки!
На третий день Анатолию опротивело всё: опекуны,
карты, водка, затхлая комната. Он запросился домой.
— Не дури!—Хозяин был обеспокоен.— Я уже ви-
дел адвоката. Жди его здесь. Учти — дома на тебя все
навалятся, и всем нам будет крышка. Ты ведь еше не
судился?
— Нет!
— Сразу видно!
Хозяин рассказал несколько историй, когда подсуди-
мого осуждали на больший срок, чем полагалось по за-
кону, только потому, что он не послушался совета своих
Друзей.
— Теперь у нас одна дорожка,— то и дело твердил
Хозяин.— Держись с нами — не пропадешь!
— «С вами, с вами»! — насмешливо повторял Ана-
толий.
— Ну да, с нами! Мы люди свободные, не шпаки,
знай гуляй, веселись!
— Вы воры! — вдруг сердито бросил Анатолий.—
Теперь я знаю...
— Ну и что? — улыбнулся Хозяин, обнажив гнилые
зубы.
— К черту! — закричал Анатолий.— Никогда! Вор —
последний подлец, дерьмо!
Тогда встал один из парней и прогудел:
— Я — человек! Ты меня оскорбил в самую печенку!
Ударом в скулу он свалил Анатолия на пол и на-
валился на него. Мальчик отчаянно сопротивлялся. На
помощь первому пришел второй вор. Вмешался Хозяин.
— Сам погибну, а не дам дружка бить!
Хлипкий Хозяин набросился на здоровенных парней
с кулаками, и они разлетелись по разным углам. Уже
потом Анатолий понял, что все это было заранее под-
строено, а в тот час он так был благодарен Хозяину! Тот
быстро помирил его с парнями, и по этому случаю снова
выпили. Хозяин долго рассказывал об удачливых ворах,
о их развеселой жизни, упрямом характере.
— Знаешь что? — сказал под конец Хозяин.— Бро-
сай-ка ты школу, бросай и мамашу. У нас тебе будет
лучше, чем дома. На кой тебе ляд идти на суд? Плюнь!
Завтра смотаемся в Ленинград, и всё!
59
Анатолий не согласился. Ему противны и ненавистны
стали «дружки» Хозяина. Он метался по каморке, и ка-
залось, вот-вот взбунтуется всерьез. Хозяин испугался
и едва унял его.
— ЛГамахен твоей,— сказал он,— я позвоню, успо-
кою. Наш спец по юридической части приезжает сего-
дня. Дура! О твоей пользе пекусь. Думаешь, мне самому
интересно сидеть? Да не будь тебя — я уже давно бы
по Ленинграду или Горькому гулял.
«Адвокат» приехал. Странное впечатление он произ-
вел на Анатолия. Этот «адвокат» жалел воров, восхва-
лял их верность дружбе. Поругивал за излишнюю сме-
лость, а больше хвалил и восхищался. «Рисковая браж-
ка!» Он тоже убеждал Анатолия не являться на суд.
Анатолий был непреклонен. Он не хочет подводить
мать — это раз, и второе — ведь на суде его оправдают.
В чем же дело?
Тогда «адвокат» сказал:
— Обязательно оправдают, если ты будешь вести
себя как надо,— и принялся поучать, как вести себя
на суде.— Во-первых, не признавать себя виновным,
от протокола отказаться: подписал, мол, с испугу. Гово-
рить, что ударили какие-то двое неизвестных, из кото-
рых один был высокий, другой низкий, а действовали
они так...
Анатолий нервничал, плохо соображал, о чем ему
говорят. «Сейчас же надо ехать домой, ведь мать руча-
лась, ее могут арестовать»,—твердил он. Хозяин отго-
варивал, «адвокат» ворчал: «Собьют его дома, всю кар-
тину испортят...» А потом сказал Хозяину, в расчете на
то, что Анатолий услышит: «Если твоему Русакову так
уж хочется скорее сесть за решетку, тогда, пожалуйста,
веди его домой...»
Открылась дверь, вошел один из парней и сказал:
— Хозяин, дело табак, выследили нас...
Хозяин заторопился. Он выпустил Анатолия через
кухонное окно на задний дворик, заставленный сарай-
чиками, и вылез вслед за ним. Через пролом в заборе
они вышли на территорию какого-то. строительства, а
затем на незнакомую улицу. Хозяин повел Анатолия
домой.
И снова, в который уже раз, он поучал его, как дер-
жаться, что говорить адвокату-защитнику, которого
СО
обязательно подсунут, а тому лишь бы монету полу-
чить.
— Обвинительное заключение дадут — нам пока-
жешь. Главное — стой на своем: «Дрались с граждани-
ном двое неизвестных, а я из любопытства подошел».
Мать предложит тебе до суда переехать на дачу к дяде.
Соглашайся. Я тоже там буду, по соседству. Приедешь —
выйди гулять, я встречу.
Всю дорогу он слезно умолял Анатолия держаться
«железно», не изменять слову, «не продавать друга».
— Пойми ты,— убеждал Хозяин,— если на суде и
не поверят в неизвестных, то тебе, как несовершеннолет-
нему, дадут самую малость. А мы тебя не забудем ни в
тюрьме, ни на воле, когда выйдешь. Героем станешь!
з
Мать, как только Анатолий появился, тотчас же
увезла его на дачу дяди. Анатолий подивился предвиде-
нию Хозяина. Анатолий, конечно, не знал, что этот шаг
обсуждался не только на кухне, но и во дворе.
Вскоре он увиделся с адвокатом, своим будущим
защитником, молодой женщиной. Он встретил ее угрюмо,
недоверчиво. Взглянув на замкнутое лицо подростка,
она вначале смутилась, а потом стала говорить какими-
то нарочито юридическими, «бумажными» словами.
Видимо, старалась произвести впечатление солидного
юриста...
— Мне нужно защищать вас, и если вы не поможете
мне установить обстоятельства дела и истинных винов-
ников преступного деяния, то как же я смогу вести за-
щиту? Одним из смягчающих вашу вину обстоятельств
могло быть принуждение к пособничеству в совершении
группового нападения. Вы могли явиться объектом при-
нуждения, а в этом факте наше уголовное законодатель-
ство видит смягчающее вину обстоятельство. Ваша мать
указывала на Григория Санькина, по кличке «Хозяин»,
как на субъекта, дурно влияющего на вас. Разоблачени-
ем социально опасного элемента Санькина вы облегчите
свою участь и поможете советскому суду...
Анатолий угрюмо молчал, выводя пальцем замысло-
ватые кренделя по клеенке обеденного стола. Нет, не
нашла молодая юристка пути к его сердцу.
61
За несколько дней до суда Анатолию вручили обви-
нительное заключение. Он сейчас же показал его Хозяи-
ну и «адвокату». Тот, по странной своей привычке, молча
пошевелил двумя пальцами правой руки в воздухе,
хмыкнул, многозначительно посмотрел на Хозяина, а по-
том снова объяснил Анатолию, как держаться на суде.
Анатолию было с ним легко. К тому же этот «адво-
кат» рассказывал удивительные истории, правда из жиз-
ни воров, о том, как ловко и остроумно они запутывали
суд, в каких дураках оставляли самых злющих «зуба-
тых» прокуроров и следователей. Слушал все это Анато-
лий, и не такими уж страшными казались ему и пред-
стоящий суд, и собственное положение, в котором он
очутился. В обществе Хозяина и «спеца по юридической
части» он начинал чувствовать себя чуть ли не героем,
от которого в предстоящей битве ждут славных подви-
гов. А какой мальчишка не жаждет битв, не мечтает о
подвигах?
Все смешалось в возбужденной, сбитой с толку душе
подростка. Все представления — где враги, где друзья —
страшно исказились.
Мать вела с Анатолием невыносимо мучительные,
полные однообразных упреков и попреков разговоры,
после которых мальчик еще больше ожесточался, почти
впадал в истерику.
— А ты пригрози,— поучал Хозяин.— «Будете душу
теребить — сбегу совсем...» Хорошо, что Корсакова
угнали в командировку. Жена его говорила женщинам
во дворе, что месяцев на восемь уехал куда-то на Украи-
ну. А будь он здесь, нам с тобой, Мамона, труба была
бы! Он уж постарался бы... А на суде держись! Не пу-
гайся, тебе, несовершеннолетнему, лафа! А вот мне труд-
но было бы словчить... У меня, друг, судимости были.
Впаяли бы мне на всю катушку, припухал бы я в тюряге
не один год, а я ведь больной... Смотри, Мамона, как
спелись мы, так и держись. Хуже подлюги тот, кто друга
продаст,— снова и снова напоминал Хозяин.
Умел этот подонок спекулировать на святом слове
«дружба».
Глава IV
ЧТО ПОСЕЕШЬ, ТО И ПОЖНЕШЬ
1
Настал день суда... Этот день даже много времени
спустя, стоило Анатолию закрыть глаза, заставлял его
содрогаться.
Продолговатый зал весь заполнен. Анатолий волно-
вался, но изо всех сил старался не показать этого. Он
дышал прерывисто, как после бега, боялся взглянуть в
лицо сразу постаревшей матери. Невыносимо было встре-
чать любопытные, презрительные и осуждающие взгляды
посторонних. Трудно было смотреть в глаза судей и на-
родных заседателей. Особенно страшно было взглянуть
в ту сторону, где он мельком заметил Нину — девочку из
их класса, с которой у него началась дружба. Он стоял,
вцепившись пальцами в перила, и отвечал, не поднимая
головы.
После чтения обвинительного акта на вопрос: «При-
знает ли подсудимый свою вину?» — Анатолий хрип-
ло сказал: «Нет, не признаю». А потом сказал, что от-
казывается от прежних показаний, что подписал
протокол сгоряча, с испугу. Суду пришлось считаться
с заявлением подсудимого, и начался допрос свиде-
телей.
И тогда случилось то, чему Анатолий не сразу пове-
рил. У него зашумело в ушах, голоса зазвучали где-то
далеко-далеко, кровь горячей волной подошла к горлу,
мысли исчезли.
Все «друзья», начиная с Хозяина, даже не упоминали
о «двух незнакомых грабителях», а свидетельствовали
другое. Все они, как один, выступали против него, Ана-
толия Русакова, да как! «Дружки» топили его. Что же
случилось? Неужели это те, те самые, что так хорошо
говорили о дружбе, пили с ним за дружбу, клялись друж-
бой, восторгались героическими историями о дружбе и
преданности? Он растерялся. Оказывается, это он, Ана-
толий Русаков, грабитель. Он же ударил прохожего
финкой. Они шли из кино мимо и видели все. Поскольку
личность этого парня им знакома — это парнишка с
улицы Воровского, Русаков,— они и подошли. Были
63
показаны билеты, они помнили содержание фильма, в
кинотеатре их видели другие, и те готовы подтвердить
это: А на улице они хотели задержать Русакова, но тут
подоспели милиционер и летчик-лейтенант.
Анатолий молчал. Челюсти его свела судорога. В го-
лове теснились, прыгали, мелькали клочки каких-то
мыслей. Он очнулся от дважды повторенного вопроса
судьи.
— Ваша? — спросил судья, показывая финку, которой
был смертельно ранен ограбленный.
Это был острый нож с ручкой из разноцветных про-
зрачных кусочков плексигласа. Все мальчишки во дворе
знали, что это финка Хозяина. Ею он отрезал хвост
Ласке.
Анатолий молчал. Он все еще держался своего слова,
еще сохранялись в нем остатки какой-то веры в «спра-
ведливость», о которой ему столько говорил Хозяин, он
все еще надеялся.
Но все «дружки», включая Гришку Санькина, утвер-
ждали, что финку эту без чехла не раз видели у Анато-
лия Русакова. А в день грабежа он даже показывал им
ее и при этом хвастал, как остро наточил, давал пробо-
вать пальцем лезвие.
И вот эта грубая ложь будто расколдовала Анато-
лия. Он взбунтовался против предателей. Растерянность
прошла, он смело обвел глазами зал. Беспощадно
отчетливо он вдруг понял, что за словами Хозяина о
дружбе и верности прячутся трусливое вранье и преда-
тельство. А поняв это — успокоился. «Теперь,— поду-
мал он,— все пойдет хорошо, все объяснится так,
как было на самом деле, по правде!» Если все изменили
ему, значит, он больше не связан никакими дружески-
ми обязательствами. А раз так, то надо говорить толь-
ко правду! И Анатолий попросил свидетеля Григо-
рия Санькина рассказать всю правду о том, что случи-
лось на Бутырской. Ведь, окружая прохожего, они
думали, что Хозяин только отберет у знакомого свои
деньги, которые тот упорно не желал возвращать...
А Санькину деньги были нужны на санаторное ле-
чение...
Хозяин, обычно наглый и грубый, держался на суде
удивительно скромно. Он, конечно, понимает желание
подсудимого оправдаться, но зачем же перекладывать
64
свою вину на другого? Нечестно это! Молодой, а как
ловко врет!
— Зря вы, гражданин Русаков! Я вам зла не желаю,
но и меня не впутывайте в дело. Я к нему отношения не
имею. Признавайтесь. Так честнее будет.
И снова растерялся Анатолий, растерялся так, что до
конца заседания сидел без сил, подавленный, плохо видя
и слыша. Снова не мог он собраться с мыслями.
Судья злым голосом потребовал, чтобы Русаков точно
ответил, видел ли он, как гражданин Санькин положил
ему в карман бумажник и нож.
— Нет! Я этого не видел,— признался Анатолий, ре-
шивший быть предельно честным.
В зале засмеялись.
— Зачем же вы утверждаете, что именно он обобрал
и ударил ножом прохожего?
Анатолий облизал пересохшие губы, в горле садни-
ло. Он не говорил, почти хрипел. Молодая защитница
подала ему стакан с водой. Он жадно пил. Стакан
колотился о зубы, вода проливалась на шею и
Грудь.
Анатолию Русакову задавали все новые вопросы. Но
в тоне вопросов ему чудилась враждебность, недоверие.
Значит, кругом — все враги! И за судейским столом, и
в зале, и на свидетельской скамье. Он один! Один про-
тив всех! И Анатолий замолчал. Он озлобился на всех —
на «друзей», на адвоката, который не разоблачил преда-
телей, на суд, который не понял, что его, Анатолия, пре-
дают. Он был сражен. Ведь судьи на то и судьи, чтобы
видеть человека насквозь, а они не сумели понять его,
неспособного на грабеж, на воровство. Ну что же! Пусть
ему будет плохо, как графу Монте-Кристо. Но, когда он,
Анатолий, вернется, он будет мстить бывшим друзья-м
за предательство, мстить судье и прокурору за бездушие.
Он хотел только одного — чтобы поскорей окончился
суд. Его раздражала недоверчивая настойчивость судьи
и прокурора. «Вы не хотите видеть правды? — говорил
он себе.— Так вот вам: я один виноват». Он уже вошел
в роль травимого волчонка. Ему было очень жалко себя,
но мальчишечье упрямое, озлобленное несчастием сердце
окостенело. Анатолий отвечал на вопросы все грубее и
грубее. Он уже почти огрызался.
Уже потом, в колонии, когда Анатолий сблизился с
3 Г. Тушкан
65
воспитателем Иваном Игнатьевичем, он спросил его
однажды:
— Иван Игнатьевич, может, вы объясните, почему
я так по-дурацки вел себя на суде? До сих пор не пони-
маю...
— Это же не ново, Анатолий,— отвечал Иван
Игнатьевич.— Возраст твой особый. В эти годы впер-
вые перед подростком встают сложные вопросы. Жизни
он не знает. Но жадно ищет правду, страстно ненавидит
несправедливость. И если взрослые не сразу устраняют
несправедливость, то он их немедленно обвинит. Он скор
на выводы, на решения, он всегда кидается в крайности.
Ничего не поделаешь, переходный возраст... Вот и ты
озлобился на судей, на Корсакова, на всех за то, что
они не поняли, что именно тобой руководило в дружбе
с Хозяином.
— Иван Игнатьевич, а почему же они не сдержали
слова?
— Кто?
— «Дружки». Почему они не говорили на суде о не-
известных?
— Эх, чудак! Они ведь понимали, что суд не поверит
этой сказке, что дело может пойти на доследование.
Опасно, могла открыться правда.
— Значит, они играли мной, продали?
— Продали и предали.
Анатолий обхватил голову руками:
— Если когда-нибудь я их встречу...
...Прокурор на суде говорил о тяжелых результатах
безнадзорности, о вредном влиянии улицы. Он осуждал
слабую воспитательную работу семьи, школы, комсомола
и требовал приговорить нераскаявшегося Анатолия Ру-
сакова к лишению свободы, с содержанием в трудовой
колонии для осужденных несовершеннолетних, сроком
на десять лет.
Защитница призывала смягчить приговор, учитывая
отсутствие отца, занятость матери, полубеспризорность
и, главное, несовершеннолетие подсудимого.
Но никто из них не разглядел стоящей над всем де-
лом зловещей фигуры Хозяина.
От последнего слова подсудимый Русаков отказался.
Приговор суда Анатолий слушал, стараясь сохранить
выражение гордого безразличия. И все же он ждал чуда.
66
Он ждал, что и без его участия все объяснится само со-
бой: Хозяин сознается, правда станет правдой, а ложь
ложью.
Суд определил — восемь лет. Восемь лет!
Анатолий не мог смотреть в полубезумные глаза ма-
тери. Почти в беспамятстве от стыда, унижения и разо-
чарования он наткнулся на дверной косяк, когда его
выводили из зала суда. Мать горько рыдала, а негодяи
«дружки» кричали: «Молодец, Мамона!» — и привет-
ственно размахивали кепками-«лондонками».
2
...Он и сейчас слышит, когда вспоминает о пересыль-
ной тюрьме, стук захлопнувшейся за ним двери камеры.
Анатолий в растерянности остановился. У стен на нарах
сидели и лежали пожилые и молодые мужчины. Восемь
пар глаз, одни с интересом, другие с безразличием,
уставились на него. Анатолий попробовал было улыб-
нуться, но усмешка получилась жалкая. В нереши-
тельности он сделал несколько шагов и опять остано-
вился.
Вопреки строгим указаниям об обязательном отдале-
нии несовершеннолетних от взрослых преступников, Ана-
толий оказался в этой камере.
После очередной проверки Анатолия перевели, но то
время, которое он провел среди взрослых преступников-
рецидивистов, сыграло решающую роль в дальнейшем
его поведении.
Сидевший в углу пожилой худощавый мужчина мно-
гозначительно подмигнул верзиле, лежавшему рядом, и
усмехнулся, обнажая золотые зубы.
— Шлепай сюда, рядом со мной свободно,— пригла-
сил верзила. У него было широкое лицо глинистого цве-
та.— По какой статье идешь? — с ухмылкой спросил он.
Анатолий чистосердечно рассказал о своем деле, о
Хозяине.
Верзила хохотнул и, повернувшись спиной, сказал:
— А ну, почеши под левой лопаткой. Свербит.
Анатолий из благодарности за сочувствие стал че-
сать. Тот покряхтывал и командовал, где именно нажи-
мать сильнее. А потом лег на спину и, сунув чуть не в
лицо Анатолию голую ногу, сказал:
67
— А теперь почеши мне пятку.
Как только Анатолий услышал смешки, он сразу
понял, что верзила издевается.
— Не буду! — тихо и твердо сказал он, встал с
нар, но в то же мгновение был сбит ударом ноги на
пол.
— Встань и чеши! — приказал верзила.
— Иди к черту!—крикнул Анатолий, поднимаясь с
пола и отряхиваясь.
Верзила ругался, угрожал, а потом проговорил:
— Стукни в дверь, придет вахтер и заступится!
Это было испытание: если юнец «стукнет», с ним не
стоит связываться, могут наказать. А если не захочет
жаловаться, значит, в нем есть «душок», стоит заняться
таким.
Трудно сказать, какая из трех причин — дух проти-
воречия, самолюбие или незнание жизни — сыграла роль,
но Анатолий решил не обращаться за помощью к
блюстителю порядка. Вне себя от ярости и обиды он ки-
нулся к верзиле и ударил его ногой пониже живота. Тот
с воплем опустился на пол. Анатолий стукнул его кула-
цком по уху. Парень, потеряв равновесие, опрокинулся
на бок.
— Вот так номер! Крой Апельсина, пусть не при-
стает!— посоветовал человек с «золотой улыбкой».
Но мальчик считал зазорным бить лежачего. Апель-
син отдышался и снова набросился на него, снова сбил
с ног и стал колотить головой об пол. Худощавый чело-
век поднялся с нар, подошел к двери и стал прислуши-
ваться, чтобы предупредить о приближении вахтера. Он,
прищурившись и улыбаясь, смотрел на то, что происхо-
дит, а потом сказал:
— Тащи его сюда, Апельсин, хватит!
Анатолия подняли. «Спаситель» вылил кружку воды
на его голову, дал ему напиться и посадил рядом с
собой.
— Спасибо,— чуть слышно прошептал Анатолий.
— Спасибо потом, а сейчас скажи: дружить со мной
хочешь?
— Конечно.
— А кто я?
— Не знаю.
— Ты еще узнаешь, кто такой Леня Авторитетный,—
68
сказал золотозубый.— А еще иногда зовут меня,— он
усмехнулся,— Леней Чумой... Но не советую... Так ты
не хочешь, чтобы Апельсин бил тебя?
— Нет.
— Значит, держись около меня. Со мной не пропа-
дешь. Мое слово — закон. Сейчас ты увидишь. Апельсин,
ко мне!
Верзила стал перед ним.
— Теперь ты, малец, дай ему сдачи.
— Да что ты, Леня! — начал просить Апельсин.—
Чтобы этот сопляк меня...
— Бей!
— Не буду,— мрачно сказал Анатолий.
Но в следующее мгновение ему стало трудно дышать.
Железные пальцы золотозубого сжали горло, Толю охва-
тил ужас смерти. Придя в себя, он увидел все ту же зо-
лотозубую улыбку.
— Бей!
И Анатолий ударил верзилу по лицу. Тот стоял не
шелохнувшись.
— Учил тебя Хозяин, а недоучил,— удовлетворенно
сказал золотозубый.— Что такое Хозяин? Мелочь, ку-
сошник, лопух!
— Вы знаете Хозяина?—Анатолий оторопел. Он за-
был, что сам же только что рассказывал о себе и о Хо-
зяине.
— Я все знаю, Мамона. Люблю пареньков с «душ-
ком». Ты взял все на себя? Прошел один по делу? Моло-
дец! Будешь возле меня кормиться. Тебе повезло, что
встретился со мной. Чего уставился?
— Значит, они сказали вам обо мне?
— А?..— Чума улыбнулся.— Ты о Хозяине, о друж-
ках? Ты что, обозлился на них? Главное теперь не они,
а я. Дай-ка еще разок Апельсину по вывеске!
Анатолий привстал и ударил сидящего рядом вер-
зилу кулаком по лицу. Тот свирепо посмотрел на него,
но драться не стал.
— Еще бей! — крикнул Чума.— Нет, не Апельсина,
а вон того, Патриарха.
В дальнем углу, сгорбившись, сидел белоголовый
старик с мятым лицом над тонкой, морщинистой
шеей.
— Зачем бить старика? Он же старый и слабый!
69
“ Доброта портит характер. Иди и бей,— приказал
Чума.— Ну!
Это было страшнее всего. Старик побледнел и с жал-
кой улыбкой смотрел на Анатолия. Мальчик глядел на
него с ужасом. Что-то сдавило ему грудь,— нет, не же-
лезная рука Чумы, а сознание своего бессилия, отвра-
щение к себе.
— Не могу...— хрипло проговорил Анатолий.— Не
буду!
Еще секунда, и он разрыдается. Он затравленно, но
упрямо посмотрел на Чуму, и тот понял: мальчишка
даст убить себя, а старика не тронет.
— Я пошутил! — сказал Авторитетный. Он был сво-
его рода психологом и не стал настаивать, иначе подро-
сток восстал бы.
День подходил к концу. Заключенные располагались
на ночлег, а Чума вел тихий разговор с Анатолием.
— Ты, пацан, выбрось из своего котелка все, что тебе
твердили дома, в школе, в пионерском лагере: «При-
лежно учись... Слушайся и уважай старших...» Здесь
все это ни к чему. Здесь все по-другому. Здесь с этим
добром пропадешь.
— А разве я не вернусь?
— Куда? Домой? Ты уже не годишься для той жизни.
Тебе не будут верить, с тобой не будут водиться. А стоит
ли жалеть о том, что ты там оставил? Что самое важное
в жизни? Сила, нахрап! И еще — ловкость, уменье обду-
рить фрайеров и сухим выходить из воды. Что нам
надо? Пожрать, выпить... ну, перекинуться в картишки...
Урвать кусок и с шиком, с фасоном спустить его... Надо,
чтобы нас боялись, всегда боялись! Стоит пустить слух,
что кого-то в бок ткнули, когда он пытался задержать
нашего брата,— и уважаемые граждане трясутся. Они
должны быть как овцы перед волками. Иначе нам,
уркам,— амба!
В голосе Чумы больше не было ни веселья, ни задора,
ни насмешливости. Он вспомнил о том, как недавно в
поезде граждане без милиции задержали двух его ста-
рых приятелей, обезоружили и сдали на станции. Вспо-
мнил, но не сказал об этом Анатолию.
Они проговорили всю ночь. И утром Анатолий уже
на многое смотрел иначе, чем накануне.
3
Леня Чума, главарь шайки, всегда умел ловко под-
ставить вместо себя другого. И все же попал в тюрьму.
Теперь воры готовили ему побег. Чума намеревался при-
хватить с собой и Анатолия. Паренек был с «душком»,
он быстро запоминал воровские законы, усваивал обы-
чаи, привычки, был настойчив и физически ловок.
Правда, насмешливое выражение на лице Анатолия,
когда Чума учил его воровским словечкам, раздражало
«учителя», но он не давал воли рукам. А скучающий
парнишка то насмешливо, то с любопытством тешился
этими «уроками», как игрой. Он и не подозревал, как
прилипчива и ядовита эта забава. Большинство воров-
рецидивистов тоже начинало так, «ради потехи». Кто
из них «забавлялся» ножичком, кого «пятачок подвел»,
а кто, в шутку затвердив «науку», до того распускался,
что уже не хотел стать иным.
Чуме нужны были помощники. Для него наступило
трудное время: часть его шайки выловлена уголовным
розыском, некоторые, испугавшись, бросили воровство и
сами пришли с повинной. Надо было держать в страхе
остальных и жестоко мстить отступникам.
Чума намеревался со временем немало заработать
на Анатолии Русакове, заставив его «работать» на себя.
О своих планах Чума, конечно, помалкивал. Два дня он
рассказывал Анатолию об «интересной житухе», которая
его ожидает. В эти дни был жестоко избит Апельсин,
который назвал Леню не Авторитетным, а Чумой.
У Апельсина были отобраны продукты, которые он ку-
пил в тюремной лавке на деньги, полученные с воли.
Ложась спать, Анатолий спросил Апельсина, почему
тот назвал Леню Чумой. Верзила долго сопел, молчал,
а потом прошептал:
— Чума он и есть... Хуже холеры... Еще молодым, при
царизме, его Чумой прозвали. Когда постарше стал, силу
заимел, то запретил так называть себя, а только Авто-
ритетным. Будешь с ним работать, сам про себя Чумой
называть его станешь. Ух и вредный, дьявол! Но если
передашь ему мои слова — голову оторву!
— Я не доносчик! — отозвался Анатолий.
Чума рассказывал Анатолию о похождениях леген-
дарной воровки Соньки — Золотой ручки, о воровской
71
удачливости Червонных валетов. Получалось так: ес-
ли уж кто стал вором, то нет ему и детям его иной
судьбы, кроме воровской, «урканской». И ловкость рук,
и сноровка передавались из рода в род, от отца к
сыну.
— А ты женатый? Дети есть? — как-то спросил Ана-
толий.
— Ты штё? — Чума дико посмотрел на Анатолия.—
Меня ничто не связывает. Захотел погулять — гуляю,
была бы монета в кармане. Еще раз запомни: настоящий
вор —урка, деляга — плюет на всякое там ученье. И чи-
тать газеты ему ни к чему. Расслабляет... И всякие там
хоровые и прочие кружки не положены... Портят харак-
тер. Смотри не поддавайся там, в колонии, на все эти
крючки да удочки.
Рассказы о проделках воров и бандитов были рас-
считаны на то, чтобы увлечь слушателя, восхитить его
ловким авантюризмом, научить, как воровать, как дер-
жаться и действовать в опасных и сложных обстоятель-
ствах: иногда убегать, иногда прикидываться припадоч-
ным, скрежетать зубами и биться о мостовую, разбивая
голову до крови. Припадочным прощается сопротивле-
ние милиции. Чума учил, как давать взятки, клянчить и
плакать, чтобы разжалобить, как угрожать, «брать на-
храпом», а если поймали и бьют, не защищаться, а
давать себя бить, учил воровской наглости и осторож-
ности...
Да, не случайно уголовники на своем воровском жар-
гоне зовут тюрьму не только тюрягой, но и более много-
значительно — академией...
По вечерам Чума пел бандитские песни, заставляя
Анатолия подпевать. Он втягивал его в картежную игру,
чтобы привить ему дух игрока, азартность, веру в слу-
чайную удачу.
Держать карты в тюрьме и играть строго запреща-
лось. Поэтому в ходу были самодельные карты из лист-
ков бумаги, склеенных черным хлебом. Карты часто от-
бирали. Делали новые.
Анатолий проиграл все, что имел,— одежду и паек.
Чума сказал: «Отыгрывайся! Поверю в долг».
И мальчик проиграл почти сто тысяч несуществую-
щих для него денег. Чума стал учить его подтасовывать
карты, мошенничать.
72
За игрой наблюдал Патриарх, старый вор, доживав-
ший свой век в тюрьме. Чума приказал Патриарху снять
рубаху. На дряблом стариковском теле Анатолий увидел
целую картинную галерею: тут были и якоря, и зелено-
красные удавы, опоясывающие всю его руку, затейливые
драконы на груди, русалки с зелеными волосами, сердца,
пронзенные стрелами, гроб, черти, вензеля с инициалами
и на пояснице два боксера. Все это теснилось на жалком
теле. Анатолию стало противно, он отвел глаза.
Чума рассердился:
— Эх, дура, фофан! Красоту понимать надо! В Саи-
Франциско делали, большие мастера... Патриарх на этом
деле тоже набил руку. Эй, Патриарх, сделай пацану от-
меточку!
Анатолий вскочил:
— Не надо, Леня, не надо...
Чума подмигнул Апельсину. Тот с готовностью набро-
сился на Анатолия, ловко свалил его на нары, прижал
твердым коленом. Впрочем, Анатолий не очень сопротив-
лялся.
Чума, смилостивившись, миролюбиво спросил:
— Что будем выводить?
После недолгих споров решили: якорь, буквы «А. Р.»
и две руки в рукопожатии. Чума загоготал:
— Знак дружбы! Рука руку моет... Понял, шкет?
Анатолий хотел, чтобы якорь обрамляли слова «Граф
Монте-Кристо», но Чума решительно забраковал эту
затею.
Старик притащил из своего угла мешочек с инстру-
ментом, который загадочным путем оказался в камере.
Началась мучительная операция татуировки. На следую-
щее утро рука распухла и потом долго болела.’
Однажды утром дверь камеры открылась. Русакову
предложили собираться. Его отправляли в трудовую
воспитательную колонию, что находилась южнее Харь-
кова.
Анатолий не хотел расставаться с Леней Чумой. Он
протестовал, не шел, грубо ругался, старался вести себя,
как заправский вор. «Школа» Хозяина и «академия»
Чумы сделали свое дело...
Глава V
НА ПОЛПУТИ ОТ САМОГО СЕБЯ
1
К приемнику колонии почти одновременно подъехали
два закрытых автобуса. Анатолий вышел из второго и
услышал:
— Привет ворам от Франца Красавчика!
Он даже опешил. Ну, кто бы мог подумать, что это
выкрикнул выскочивший из первой машины рослый
юноша в чистеньком костюмчике, с девичьим румянцем
на щеках и взглядом невинных синих глаз!
Колонисты, наблюдавшие приезд новеньких, пони-
мающе переглянулись. Один из встречавших — худоща-
вый, смуглый, стриженный ежиком — в тон красавцу вы-
крикнул:
— Конец ворам, да здравствуют активисты!
И сейчас же получил замечание от мужчины в фор-
менной одежде.
— Никто,— сказал воспитатель, обращаясь к при-
бывшим,— не будет вам напоминать о прошлом. То, что
было,— сплыло, осталось там, за порогом. А теперь, ре-
бята, начинайте новую жизнь.
Анатолий с неприязнью смотрел на этого невысокого
худощавого человека: ведь Чума предупреждал, что вос-
питатели— гады и мучители. И вместе с тем им овла-
дело ощущение робости, которую непонятно чем вызвал
этот воспитатель. Он не кричал, говорил неторопливо,
твердо и просто, совсем не начальственно.
— Я в зону не пойду! — заявил Красавчик.— Все
равно учиться и работать не буду! — С наглостью, скво-
зившей в жестах, взглядах и манере говорить, он огля-
дел прибывших с ним ребят и добавил: — Пусть другие
на меня ишачат! — Обратившись к воспитателю, он вы-
зывающе дерзко спросил: —И что вы на меня смотрите?
Вы знаете, за что Каин убил Авеля? За то, что Авель
смотрел на Каина, как шакал на зайца. То, что мне по-
ложено, я все равно буду получать.— Красавчик явно
хулиганил, рисовался перед другими подростками.
— А ты, парень, не форси! Поговорим с тобой потом.
А вы, новенькие, запомните: с блатными законами надо
74
кончать, здесь мы никому,— в голосе воспитателя по-
слышался металл,— никому не позволим тиранить сла-
бых. Господ и рабов, как это бывает у воров, здесь нет.
Некоторые из прибывших неуверенно улыбнулись,
другие испытующе смотрели на Красавчика в чистень-
ком костюме. А тот начал ругаться, требовал, чтобы его
сейчас же перевели в другую колонию, иначе он искале-
чит себя, и, наконец, крикнул прибывшим:
— Неужели среди вас нет ни одного стоящего?
И на призыв к «стоящим» откликнулся Анатолий.
Вспомнив поучения Лени Чумы, он тоже начал истерично
ругаться, дергаться, тоже требовал перевести его, Ма-
мону, в другую колонию.
Остальные прибывшие отнеслись ко всему этому, как
посторонние зрители, и на призывы Красавчика «шум-
цуть» даже не отозвались, чем привели его в ярость.
— Шумим, браток, шумим? — спросил воспитатель,
усмехнувшись.— Ну, а теперь хватит симулировать
психов. Останетесь у нас!
После регистрации их отвели в карантин для вновь
прибывающих. Как только воспитатель вышел, Красав-
чик набросился с кулаками на новеньких, чтобы, как он
кричал, проучить «слабаков», но неожиданно встретил
дружный отпор. Тогда он позвал Анатолия на помощь.
Через десять минут оба оказались в штрафном изо-
ляторе. Красавчик сразу же перестал изображать разъ-
яренного льва и насмешливо сказал, кривя губы:
— Занавес опущен. Зрители разошлись. Кассир под-
считывает выручку. Сальдо не в нашу пользу. Как тебя?
— Мамона! Я же — Анатолий...
— А я Франц, прозываюсь Красавчик. Так вот, Ма-
мона, надо показать, что ребята мы отчаянные, неиспра-
вимые, одним словом — оторви да брось! И лучше для
здешних начальников сплавить нас в другое место. Вот
и будем колесить, пока не попадем туда, где всех под
себя поставим. Пятки нам чесать будут! Ты меня слу-
шай, не пропадешь!
— Я и без тебя не пропаду. Ты для меня не автори-
тет. Знаешь, кто я такой? Слыхал про Леню Авторитет-
ного, Чуму?
— А как же! — соврал Франц.
— Так мы с ним на пару, кореши,— объявил Анато-
лий и, чтобы утереть нос Красавчику, принялся впервые
75
в жизни отчаянно врать, выдавая себя за участника тех
страшных похождений, о которых слышал от Чумы.
— Это что,— презрительно кривя губы, отозвался
Франц,— вот я...— И он тоже принялся вдохновенно
врать. Потом, подзуживая друг друга, они принялись
колотить в дверь ногами и громко кричать, требуя, чтобы
их выпустили.
* * ❖
Русакова привели к тому воспитателю, который
встречал их. Анатолий опять попытался кривляться и
хамить, чтобы создать впечатление, что парень он отпе-
тый, неисправимый и лучше от него отделаться. Ничего
не помогло. Все понимал этот воспитатель, видел, что
паренек напялил на себя чужую маску. Он знал, что
ведет борьбу не с Анатолием, а с тем невидимым вра-
гом, кто подчинил себе подростка. Влияние этого врага
надо было побороть, да так, чтобы паренек содрогнулся
от отвращения, увидев своего «бога» во всей его грязи,
лжи и ничтожестве при свете ясного дня.
Чем больше неистовствовал Анатолий, тем спокой-
нее и даже веселее становился воспитатель. Раза два
он почему-то, как показалось Русакову, насмешливо
хмыкнул про себя. Это злило и удивляло парня. Когда же
Анатолий притих, воспитатель чуть насмешливо сказал:
— Не робей, воробей, и не таких людьми делали...—
И он хлопнул его по плечу.
— Я отчаянный!
— Врешь. И никакой ты не вор!
— Как так? — Анатолий растерянно смотрел на вос-
питателя.
— А вот так! Вора, брат, за километр даже со спины
узнать можно. Вор — он трус, хотя и наглый. Он все
время трясется за свою шкуру, он боится, поэтому для
храбрости и бахвалится перед такими пацанами. Ходит
он не так, как все, а настороженно, оглядывается по-осо-
бому, вот так...— Воспитатель показал.— И взгляд у
него особенный. А у тебя походка не та, взгляд не тот,
все не воровское. Повторяешь ты, как попка, чужие
слова.
Анатолий выругался для престижа.
— Да-а-а... Видать, воры изрядно оболванили твои
76
мозги, замусорили. Но меня ты не обманешь. Мы про-
дуем твои мозги свежим ветерком, и весь мусор слетит!
Давай знакомиться: зовут меня Иван Игнатьевич.
— А я Мамона!—упрямо ответил Анатолий. Он рас-
терялся, но сдаваться не хотел.
2
Он упорствовал уже несколько месяцев. Это стало
для него своеобразным спортом. Кто кого? Азарт сопро-
тивления! Стоять на своем — и не сдаваться!
В детстве он играл в путешественников, много читал
об экспедициях и мечтал, когда вырастет, стать знаме-
нитым путешественником-океанографом. Именно это и
толкнуло Анатолия на ночные походы в пионерском ла-
гере, за что и отослали его домой. Когда же он был
осужден и ему показалось, что решетка отрезала его от
заветной мечты навсегда, то новая игра в борьбу и со-
противление— потребность периода возмужания — помо-
гала ему преодолеть мучительную пору душевного смяте-
ния. Уродливая, изломанная, но все же это была форма
самоутверждения личности.
К невеселому, болезненному наигрышу Анатолия тол-
кала и обида на судей, на «дружков», порой — на весь
мир. Самолюбивый и гордый, даже разоткровенничав-
шись с Красавчиком, он ничего не сказал ему о своей
обиде. Иногда Анатолий так раздувал в себе тлевший
под спудом пожар, что он превращался в пожар верхо-
вой. Тогда Анатолий неистовствовал и совершал дикие
поступки.
«Вы меня посчитали подлецом, виноватым во всех
грехах, так нате вам! Смотрите! Я еще хуже, чем вы ду-
маете! Пусть мне, назло вам, будет плохо, пусть я буду
мучиться, но никогда не стану на колени и не начну
бить поклоны, чтобы меня пожалели. Не нужны мне ни
ваша жалость, ни внимание!» Так можно было бы опре-
делить буйное поведение Анатолия, мучившего самого
себя.
Тогда, в их первую встречу, воспитатель не стал боль-
ше с ним спорить.
— На, держи! — весело воскликнул он.— Твоя?
Анатолий увидел свою записную книжку. Как она
оказалась у воспитателя?
77
- Да!
Анатолий почти вырвал книжку из рук Ивана Иг-
натьевича, единственное, что осталось у него из дома.
— То-то! А говоришь — опытный, отчаянный. Учил,
брат, урок, да не выучил... Одна теория, а практики нет.
Это хорошо, очень хорошо.— Иван Игнатьевич засме-
ялся и легонько подтолкнул его к двери в свой кабинет.—
Отчаянный вор! А где же твоя воровская наблюдатель-
ность, если ты не заметил, как я у тебя вытащил книжку
из кармана? В книжке есть выписки. Ты что же, соби-
раешься стать путешественником?
— Ну и что? — вызывающе спросил Анатолий.
— А вот если бы тебя выбросили на необитаемый
остров, как ту четверку ученых, которая в конце концов
встретила капитана Немо, забыл, как называется...
— «Таинственный остров» Жюля Верна.
— Ага. Они имели знания и потому многое смогли
сами сделать. А если бы выбросило тебя? Ну, на что бы
ты годился, не умея держать в руках ни топора, ни мо-
лотка?
— А я все равно работать не буду...
Иван Игнатьевич засмеялся.
— А все-таки что бы ты делал на острове?
— Ну, я, как Робинзон Крузо...
— Завел бы себе Пятницу? Раба? Да, каждый уго-
ловник-рецидивист имеет привычку заводить себе Пят-
ниц. Ты и сейчас Пятница у Франца.
— Хотите поссорить нас?
— А вы и так поссоритесь. Не такой у тебя характер,
чтобы тобой помыкал этот Красавчик.
Анатолий нахмурился и промолчал. Ему казалось, что
Иван Игнатьевич знает о нем что-то такое, чего он сам
о себе не знает.
Потом Иван Игнатьевич вызвал Франца.
— Что вы на меня тогда так смотрели? — спросил
Красавчик.
— Ты в театре играл?
— Я артист на сцене жизни! Мой предок, тот артист
знаменитый. А что?
— Да просто пожалел. Артистические способности
зря пропадают.
— На дешевку хотите взять? Я в самодеятельности
участвовать не буду. Зря стараетесь.
78
— Характер у тебя... Небось учился на двойки, изво-
дил преподавателей, тиранил малышей и знал, что ничего
за это не будет? Мать заступится, а если надо, то и отец...
— Ну и что! Он и сейчас за меня хлопочет.
— Мать, наверное, давала много денег. Самому тра-
тить скучно, завелась компания, рестораны, девушки, по-
дарки... Маминых денег стало не хватать, ну и начал
красть? А краденое — надо продавать. Связался с пере-
купщиками краденого. Ну и пошло... Правильно?
— Вы же сами обещали, что о прошлом никто напо-
минать не будет.
— Верно! Напоминать не будем, если сам постара-
ешься забыть прошлое и покончить с ним. Если пере-
станешь ломаться и, как все люди, будешь работать,
учиться. Приезжал твой отец. Но учти: до тех пор пока
не возьмешься за работу и учебу, я запретил передавать
тебе сладкое.
— Значит, предок появлялся? — воскликнул Франц.—
Я не могу без сладкого. Это безобразие! — Нижняя губа
у Франца загнулась влево, уродуя лицо.— Вы не имеете
права задерживать передачи!
— Заруби себе твердо: бездельничать и жрать пышки
на чужой счет — не позволим. Ты не болонка... Будешь
учиться, овладевать ремеслом — все будет.
— А зачем мне ремесло, я же буду артистом.
— А это тоже труд, да еще какой!
— А я не ишак. У артиста не труд, а вдохновение.
— Ишь ты!—рассердился наконец Иван Игнатье-
вич.— А я ведь думал, что парень ты калеченый, но
неглупый... Да знаешь ли ты, умная голова, каким упор-
ным трудом пришли великие люди искусства к вершинам
своего мастерства, сколько трудового пота пролили
Шаляпин и Собинов, Качалов и Ермолова, Чаплин и
даже хоть не великий, но любимый тобою Дуглас Фер-
бенкс? А читал ли ты когда-нибудь книгу о гениальном
скрипаче Паганини? А знаешь ли ты, по скольку часов в
день работад и до скольких лет учился Репин? «Вдохно-
вение»! Ты что же, думаешь, бёз вдохновения воздвиг-
нуты высочайшие здания, перекинуты мосты через реки,
построены электростанции, созданы самолеты? «Артист»!
А хорошую обувь, красивую мебель, фотоаппараты
«ФЭД», автомобили — разве все это не создали артисты
своего дела?
79
Франц молчал.
— Ты понимаешь, кто ты?
— Я? Я же сказал — артист на сцене жизни.
— Ты бездельник по убеждению, игрок по характеру,
иждивенец по образу жизни, молодой вор по профессии.
А в целом — очередная жертва воров-рецидивистов, отра-
вивших твое сознание. Вошь укусит — человек заболе-
вает тифом. Вот и у тебя тиф от яда паразитов, только
тиф моральный, нравственный. И нам выпала нелегкая
задача не дать тебе погибнуть.
Франц слушал, опустив голову.
Зато, когда он опять очутился в штрафном изоля-
торе, чего только не наплел Анатолию о том, как ловко
он «посадил в калошу» воспитателя. Анатолий не отста-
вал от него.
Затем они принялись мечтать о побеге и пришли к
заключению, что дело это безнадежное. А если прики-
нуться раскаявшимися? Ведь пускают же активистов в
город. Лишь бы пустили, а там — поминай как звали!
Но, чтобы посчитали раскаявшимися, надо и учиться и
работать лучше, чем другие. Нет, так не пойдет! Решили
держаться непримиримо, но все же так, чтобы не по-
падать в штрафной изолятор. Ну его к черту. Скучища —
подохнуть можно. Да и кормят голодно, на обед одно
блюдо...
3
Закончился карантинный период. Рано утром, когда
новичков вели в баню, перед тем как перевести в основ-
ной корпус, Франц воскликнул:
— Гляди!
Анатолий впервые увидел воспитанников. В черных
костюмах, по четыре в ряд, они выстроились очень длин-
ной колонной. Большинство колонистов были коротко
острижены, некоторые же имели длинные волосы.
— Курят! —радостно объявил Красавчик.
У многих колонистов во рту торчали дымящиеся па-
пиросы. Анатолий подметил, что у длинноволосых папи-
рос не было.
В бане Красавчик шепнул Анатолию:
— Длинноволосые — это активисты, наши враги.
А если в строю курят — а курить запрещается,— значит,
80
есть в колонии парни с «душком», значит, и здесь жить
можно.
Новичков поселили в основном корпусе — хмуром
многоэтажном кирпичном здании с железными лестни-
цами. На каждом этаже помещался отряд воспитанни-
ков, в комнате — отделение, то есть класс, человек два-
дцать пять-—тридцать. В комнате отделения, куда их
зачислили, они получили по железной койке с постелью
и по деревянной тумбочке для вещей. Потом им выдали
личные вещи и учебники. Красавчик и Мамона учебников
не взяли и пригрозили, что если их будут заставлять
учиться и совать эту проклятую мораль, от которой их
тошнит, то они изорвут книги.
Еще перед этим с новичками знакомилась комиссия
по приему в составе начальника колонии, старших вос-
питателей, врача, директора школы, заведующего произ-
водственными мастерскими, а теперь старший воспита-
тель предупредил Франца и Анатолия, что, если они не
будут подчиняться режиму колонии, их поведение будет
обсуждаться на совете воспитанников.
— Долой режим, никаких привилегий лучшим, да
здравствует уравниловка! — объявил Франц.
И снова они стояли перед Иваном Игнатьевичем.
— Режим есть режим, то есть порядок жизни, и ни-
кому мы не разрешим его нарушать. Вы будете делать
утреннюю зарядку, сами заправлять постели, учиться и
работать.
— Я ненавижу режим, никогда, даже дома, в шко-
ле, у меня не было никакого режима. Я вор, и в тюрьме
я не подчинялся режиму. Дома не учился и не работал и
здесь не буду.— Так объявил Франц, и Анатолий вто-
рил ему.
— Ты, Франц, дома привык прятаться за широкую
спину отца, а сейчас не удастся. Не я, так воспитанники
заставят.
— Это те, что курят в строю? Воры — свободные
люди, и для них режим — смерть...
— Видишь ли, до войны были спецколонии для осо-
бенно трудных, а сейчас таких колоний нет, а жаль, так
как в них надо бы направить тех, кто у нас мутит воду.
Насчет того, что у воров нет режима, ты врешь.
— Я вру? Да вы не знаете, могу рассказать.
— Ну расскажи, расскажи.
81
И Франц залился соловьем. Послушать его, так нет
на свете более свободных людей, чем воры. Братство
равных, где добыча делится поровну и никто зря не оби-
дит другого, а если обидит, того судит сходка воров.
— А что это у тебя за метки на руке? — вдруг спро-
сил Иван Игнатьевич.
— Это? — Красавчик смутился.— Это так... поре-
зался.
— Врешь! Это шрамы от бритвы. И порезы эти сде-
лали тебе воры за то, что ты не сумел выполнить их по-
ручение. А шрамов у тебя много. Значит, воры по-своему
заставляли тебя придерживаться воровской жизни. Ска-
жи, Анатолий, можешь ты без разрешения воровской
сходки уйти из шайки? Молчишь?
— А зачем мне уходить, мне и в шайке будет хорошо.
— Уходишь от ответа? Юлишь? Вору под страхом
смерти запрещается уход из шайки. Он может «завя-
зать» только с разрешения сходки, если женится или бо-
лен. И это тоже воровской режим. Конечно, настоящий
человек найдет в себе силы уйти из воровского болота,
отмыть грязь и зажить честной жизнью. И воры, как пра-
вило, только грозят расправиться. Сто уйдет, а распра-
вятся они с двумя-тремя, и то только при чрезвычайных
условиях, потому что боятся. Вот ты, Франц, говорил о
воровской свободе. А можешь ли ты, как вор, отказаться,
если вор приглашает тебя выпить с ним водки?
— Только лошади от водки отказываются,— отозвал-
ся Франц, и лицо его болезненно искривилось.
— А ты, Анатолий, тоже будешь юлить?
— Не может вор отказаться от выпивки, если его
приглашает вор.
— Правильно. Железный воровской режим. А почему
такой режим нужен ворам? Чтобы подпоить новичка,
чтобы заставить его играть в карты. А воры...
Иван Игнатьевич обратил внимание, как Анатолий
испуганно взглянул на него.
— ...А воры,— продолжал Иван Игнатьевич, делая
вид, что не заметил этого взгляда,— говорят: больше бу-
дешь играть в карты на деньги, скорее станешь вором.
Проиграл — плати. Не заплатишь — пальцы отрубят.
Руку отрубят. У нас есть один такой без трех пальцев на
левой руке и двух пальцев на правой. Так это называет-
ся, как ты говоришь, «братство равных»? Чушь! По во-
82
ровским законам слабый должен подчиняться сильному.
Так, Анатолий?
— Так!.. Не будь слабым.
— Какое же это «братство», если сильный имеет за-
конное воровское право эксплуатировать слабого! И вы
отлично знаете, что старший заставляет малолетнего во-
ра или воров ишачить на себя, берет «положенное». Ма-
лолеток украдет десятку, отдаст старшему, а тот ему за
это отвалит целковый на мороженое.
— За науку! — Франц засмеялся.
— А попробуй он эту «науку» использовать только
для себя одного, что ему за это будет?
— Правилка!—зло крикнул Франц.
— Вот именно. Делись украденным со старшим.
— Ну, а вы, выученики, почему отдаете часть своей
пайки старшему?
— Из уважения! — сказал Анатолий, вспомнив поуче-
ния Чумы.
— А что будет с вами, если не отдадите этой воров-
ской дани, которую получает старший?
Оба промолчали.
— Так утверждается воровской закон: право силь-
ного на эксплуатацию. Типичный закон буржуазного об-
щества. А должен ли бандит или вор из шайки, если за-
хочет поехать в другой город, обязательно предупреж-
дать других о своем отъезде?
Франц угрюмо промолчал. Анатолий же задиристо
спросил:
— А что в этом плохого? Джентльменское отношение!
Не будут знать, куда исчез, будут беспокоиться.
— Правильно, будет беспокойство, вызванное недо-
верием. А не сбежал ли, не бросил ли вор или бандит
шайку или банду, не выдал ли? Потому что каждый обя-
зан следить за другими и, если что-либо заметит предосу-
дительное— а вдруг вор начал книжки читать или
учиться,— сейчас же донести. А если он все же осме-
лился уехать без спросу, за это его потянут на сходку и
«джентльмены» будут его судить.
— Что вы смеетесь, «джентльмены»? — передразнил
Франц.— Вор не имеет права оскорбить другого вора,
а оскорбил — на сходку.
— И ты уверяешь, что никогда не ругаешь другого
рора матом?
83
— Что мат?.. Это ерунда... укрепляет сознание...—
смутился Франц.
— Тоже мне «джентльмены»! А скажи-ка: может ли
вор у вора украсть?
Франц злорадно усмехнулся и буркнул:
— Не зевай!
— Правильно, не зевай. Есть такой воровской закон.
А почему? Чтобы узаконить эксплуатацию неопытно-
го. Если, для видимости, украденное и поделили поров-
ну, то потом я, более опытный вор, все же отберу себе
львиную долю, а для этого я обворую тебя, менее опыт-
ного.
Тоже мне романтика, где шага нельзя ступить без
спросу, где один «друг» все время следит за другим и к
тому же обкрадывает его.
Хороша же «справедливость», когда авторитетный
вор заставляет других воров взять на себя его вину, ид-
ти вместо него под суд, в тюрьму, колонию, лагерь.
Есть такой старый вор «дядя Лева». Он каждый раз
остается на свободе и снова ловит легковерных дурач-
ков на приманку «свободной жизни» и «братства
равных».
— Вроде меня! — вырвалось у Анатолия.
— А что? Тебя тоже «женили»?
— Я «вор в законе» — все равно не останусь в вашей
треклятой колонии! — закричал Франц.
— Вот ты сказал «вор в законе». А каждый закон
зиждется на режиме соблюдения этого закона. Так как
же насчет «свободы»? — усмехнулся Иван Игнатьевич.—
И кричишь ты только потому, что боишься, как бы твое
«братство равных» не стало мстить тебе за то, что Ты не
соблюдаешь его режима.
— Я ничего не боюсь! — еще больше разозлившись,
завизжал Франц.— Я «елочку» себе сделаю.
— Невинные порезы на животе? Ты лучше почаще на
свои шрамы, полученные тобой от воров за несоблюдение
их режима, поглядывай. Виктор Гюго в своем романе
«Человек, который смеется» описал компрочикосов. Они
крали и уродовали детей и продавали их в качестве шу-
тов в богатые дома или балаганы.
Рецидивисты хуже компрочикосов. Они оперировали
твою душу, привили тебе культ насилия, звериный эго-
изм, злобное человеконенавистничество и, что самое под-
84
лое, сделали тебя запуганным страхом смерти — рабом.
Эх ты, «вор в законе»!
А мы должны помочь тебе избавиться от всей этой
мерзости, сделать честным человеком. Ты, конечно, слы-
шал о Макаренко?
— Не знаю никакого Макаренко.
— А ты, Анатолий?
— Слышал,— нехотя ответил Анатолий,— только
бросьте эту мораль.
— Однажды,— хладнокровно продолжал Иван Иг-
натьевич,— в колонии Макаренко один колонист не поже-
лал идти на работу, а остался в постели. Колонисты по-
требовали вызвать его на совет воспитанников. Вы знае-
те, что это такое? В совет входят командиры отделений,
представители общественных комиссий, а их не мало: са-
нитарная, культурно-массовая, производственная и дру-
гие. Не советую вести себя так, чтобы пришлось пред-
стать перед советом. Есть еще совет отряда. Макаренко
решил иначе. Он разрешил колонисту спать днем. Только
приказал на день выносить кровать во двор, чтобы все
могли его видеть. Реплики подавать не запрещалось.
Колонист был упрям. Много дней провел он в этой по-
стели, не проспал — промучился, потому что колонисты
были остры на язык, потом не выдержал, сам стал про-
сить работу. Вас я тоже пока не буду заставлять рабо-
тать и учиться. Только помните: без окончания школы
многие хорошие пути вам будут закрыты.
4
— Мы победили! —объявил Франц, когда они вышли
из кабинета.
Анатолий был того же мнения.
И все же было скучно, чертовски тоскливо. Франц и
Анатолий ничего не делали и слонялись из угла в угол.
Франц попытался подчинить своему влиянию прежде
всего тех колонистов, которые, нарушая режим, курили
в строю, но натолкнулся на их сопротивление. Ими уже
командовал Василий Люсенков, по кличке «Губерна-
тор», рослый и сильный парень и к тому же рециди-
вист.
Все в колонии претило Анатолию. Он возненавидел
раннее вставание по звонку, заправку постели, проверку
85
по журналу. Он попробовал было остаться в постели, но
воспитанники сами «внушили» ему, что подводить отде-
ление, соревнующееся с другим,— не по-товарищески.
Это было весьма чувствительное «внушение», и в даль-
нейшем он не рисковал ссориться с коллективом.
Анатолий исподволь присматривался к воспитанни-
кам из своего отделения: до чего же разный здесь был
народ. В отделении было три группы. Самая малочис-
ленная, но зато самая свирепая и крепко сбитая, была
группа малолетних преступников — бывших членов шаек
и банд. Они уже «запродали» свои души раньше и стра-
шились изменить воровским традициям. Они рассужда-
ли так: «Все равно мы пропащие». «Держись нас». «Ты
слово, данное Чуме, не продавай». «Перемучаемся здесь,
а когда выйдем, тогда и загуляем». «Выйду, снова бан-
да подберет». И хвалились своими преступлениями.
Самая многочисленная группа состояла из случайных
правонарушителей, не имевших в прошлом никаких во-
ровских традиций. Они мучились своим пребыванием в
неволе, но подчинялись режиму. О своем прошлом они
почти не говорили, а если и говорили, то с сожалением
или вообще умалчивали.
И была группа активистов. Их было в три раза
больше, чем «воров», и обе группы все время враждова-
ли между собой в борьбе за влияние. Ссоры были часты
и вспыхивали по всякому поводу. Нередко случалось,
что игра, обычная игра, кончалась потасовкой. Все они
были слишком нервны, слишком издерганны. На многих
лицах были преждевременные морщинки, печать тяже-
лых переживаний. Глаза воспитанников быстро меняли
свое выражение, что свойственно молодости, но в ми-
нуты одиночества они выражали отчаяние, злобу, а чаще
всего печаль. Как-никак приходится жить не на воле, а в
четырех высоких каменных стенах, на углах которых
вышки с вооруженными стражниками. А перед стенами
натянута колючая проволока, перед ней — четырехметро-
вая, усыпанная песком, чтобы оставались следы, полоса.
Даже ступеньки в корпусе железные. И все и в коридо-
рах и в комнатах пахнет дезинфекцией. Поневоле на-
чнешь мечтать о вольной жизни. Только каждый мечтает
по-своему: один мечтает начать новую, чистую жизнь,
а другой — о «разгульной житухе». Днем четыре часа
учебы и пять часов работы. Не просто работы. Надо вы-
86
полнить план. А для этого надо стараться, «вкалывать».
И так изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год.
Трудно, очень трудно для разболтанного юнца, особенно
если он слабохарактерный.
Но вечером готовили уроки, участвовали в различных
кружках, а то и просто «околачивались», проводя время
в болтовне. Франц и Анатолий «принципиально» не уча-
ствовали в самодеятельности, так как ворам это запре-
щалось. Демонстративное поведение Красавчика и Мамо-
ны плохо влияло на многих воспитанников отделения,
и это раздражало активистов.
— Я вас заставлю учиться! — однажды вечером объ-
явил староста класса, активист Володя — Влоо, как его
прозвали.
Франц вырвался и убежал, Анатолия же активисты
силой усадили за стол, положили перед ним учебник и
приказали читать.
— Не буду.
— Будешь, а то запустим тебе «реактивный»! — при-
грозил Влоо.
Неожиданно вошел воспитатель, и Анатолия отпу-
стили. Он выругался и убежал.
5
В тот же вечер Франц и Анатолий услышали «рома-
ниста» Губернатора. Умел, ох умел Губернатор расска-
зывать о похождениях воров, о дерзких налетах, об их
храбрости и благородстве. Даже «Зверобой» Фенимора
Купера он переиначил на воровской лад. Теперь им
обоим стало понятно, чем завлекал ребят Губернатор.
А если Франц попробует также рассказать, но так, чтобы
было ближе к жизни?
На второй же вечер Франц попробовал. Получилось.
Удалось привлечь четырех юнцов. Они громко гоготали
по поводу любой удачной или неудачной остроты, выра-
жая свое восхищение.
— Мы еще дадим жизни, посмотрим, чья возьмет! —
обещал Франц.
Но эта четверка не захотела, как ни уговаривали
Франц и Анатолий, бросить учебу и работу. От юнцов
удалось только добиться обещания, что они не будут от-
57
личаться в учебе и будут работать «втихаря», не участ-
вуя в соревновании.
Дни шли за днями. Франц и Анатолий категорически
отказывались учиться и работать. Обо всем интересном
было говорено и переговорено. Они надоели друг другу
и молча слонялись по двору, скучая. Именно эта опосты-
левшая «скука зеленая», а совсем не стремление завер-
бовать сторонников, как Франц пытался оправдать свое
отступление, заставила их прийти в класс и заявить о
желании учиться.
Нестерпимы были насмешливые взгляды воспитанни-
ков. Чтобы продемонстрировать свою непримиримость и
доказать, что они не сдались, а лишь изменили тактику,
Анатолий и Франц мешали как могли.
Тогда же черноволосый Володя потихоньку от Ивана
Игнатьевича предупредил обоих, что если Франц и Ана-
толий и впредь будут баловаться на уроках, то они, акти-
висты, «дадут им дрозда» — словом, отобьют у них охоту
мешать другим.
Красавчик хорохорился, даже пугал. Но вечером не-
сколько парней во главе с Влоо взяли их «в реактив-
ный оборот», и Франц побежал к Ивану Игнатьевичу
и наябедничал, что их избили, преувеличивая случив-
шееся.
Конечно, Володю вызвали к Ивану Игнатьевичу. При-
шел от него Влоо хмурый, злой, Красавчика демонстра-
тивно не замечал, хотя тот и пытался поддеть его.
Анатолий никак не ожидал, что его новый дружок
окажется ябедой. Поглядывая на Франца, он с неудо-
вольствием думал: «Неужели и я такой же в глазах дру-
гих?» И, когда они остались одни, он высказал свое
возмущение. Франц постарался перевести это в шутку и
сказал, что «с волками жить — по-волчьи выть».
— Но ведь Влоо не побежал жаловаться на тебя
Ивану Игнатьевичу?
Спор закончился дракой. Потом Франц всячески ста-
рался задобрить Анатолия и обещал ему первый шоко-
ладный торт, как только «предок» пришлет посылку.
Анатолий только презрительно усмехнулся: что он,
девчонка, чтобы набрасываться на сладкое?
Красавчик очень надеялся на помощь своего «пред-
ка», как он называл отца. Этот «предок», обходительный,
хорошо одетый человек, появился на второй день после
88
прибытия Франца. Он привез ему всякой всячины, в том
числе и шоколадный торт, и старался повлиять на Ивана
Игнатьевича, чтобы тот смягчил отношение к сыну. Он
говорил о своих связях, о своем положении и намекал
на возможные неприятности, если не удовлетворят его
просьбы, требовал большей «гуманности».
Иван Игнатьевич отказался передать торт и освобо-
дить Франца из штрафного изолятора. Он сказал, что не
шоколадный торт, а изолятор — первое лекарство, кото-
рое необходимо его избалованному сыну.
Отец Франца уехал рассерженный и пожаловался в
областные организации. Оттуда позвонили и пожурили
Ивана Игнатьевича, попросили действовать «педагогич-
нее и мягче».
Забегая вперед, надо сказать, что отец Франца снова
явился, уже без торта, через три месяца. За это время
он не раз звонил Ивану Игнатьевичу. Теперь он уже не
запугивал, а всячески старался расположить к себе вос-
питателя, намекая, что может быть ему полезен, а когда
Иван Игнатьевич отклонил его «предложения», он спро-
сил о сыне.
— По-прежнему хулиганит, не учится, нарушает ре-
жим,— ответил воспитатель.
Отец вспылил:
— И за что вы только зарплату получаете? Прошло
три месяца, и вы не сумели повлиять на мальчика.
— Вы своего сына шестнадцать лет воспитывали и
не смогли воспитать. Да и теперь стараетесь мешать.
Довели до тюрьмы, а хотите, чтобы мы все ваши ошибки
исправили в три месяца?
Свидание отца с сыном было тяжелым и для того и
для другого: Франц понял, что на этот раз «предок» его
не выручит. Это означало крушение всех планов на лег-
кое освобождение. Надо было или бежать, а это вряд ли
удастся, или менять свое поведение.
6
Детство Ивана Игнатьевича Ченцова прошло на юге
Украины. Отец и мать батрачили у кулака, немца-коло-
ниста. После Октября, когда Советская власть стала
раздавать помещичьи и кулацкие земли крестьянской
бедноте, кулачье восстало. Отец и мать Вани были звер-
89
ски убиты, сироту прогнали из родных мест. II пошел
малец бродить.
Это были героические годы гражданской войны. Вся
Украина была охвачена огнем классовых боев. Смыш-
леный, смелый подросток шатался по селам и станицам
с такими же ребятами-голодранцами, как и он, и добы-
вал пропитание у кулаков и буржуев, не стесняясь в
средствах. Наконец оборванные, изголодавшиеся ребята
пришли на станцию, занятую красными конниками.
Красноармейцы из воинского эшелона, стоящего на пу-
тях, сытно накормили беспризорников, дали кое-что из
одежды, по-отцовски расспросили. Ребята не таились,
даже бахвалились тем, как ловко они «конфискуют» у
буржуев и кулаков харчи и кормятся не только сами, но
даже подкармливают беспризорную мелкоту. Взводный,
бывший шахтер, сказал:
— Не дело, ребята, анархию разводить. Теперь
революция! У буржуев надо конфисковать не харчи, а
землю, фабрики и банки. По-пролетарски! Чтобы вы не
разбаловались, надо вас к делу пристроить: кого в дет-
ский дом — там грамоте и ремеслу обучат, людьми сде-
лают; кто постарше, тому надо за дело приниматься. Вот
я с комиссаром о вас поговорю.
Бойцы рассказали, что их командир — Григорий Ко-
товский— тоже в молодости, до революции, отбирал
богатства у помещиков и раздавал бедным. Он наводил
ужас на буржуев, ловко ускользая от полицейских
и жандармов. А сейчас Григорий Котовский со своими
конниками не терпит анархии и воюет за рабоче-кре-
стьянскую власть, чтобы землю навечно отдать трудя-
щимся.
Беспризорники услышали много интересного о сме-
лости и ратных подвигах красных конников и их славного
командира.
Да, с таким командиром Иван тоже совершал бы ве-
ликие подвиги.
— Назначьте меня адъютантом к Котовскому!—по-
просил Иван.
Командир взвода засмеялся, засмеялись и кавалери-
сты. Шел мимо командир эскадрона, узнал, в чем дело,
расспросил Ивана и сказал:
— Ну что ж, хлопчик, и тебе у нас дело найдется.
90
Разведать надо село одно,— говорят, там бандиты
осели.
И пошел Иван в разведку. Коня ему не дали, шинели
и сапог тоже не дали, в сабле отказали. Довезли до бал-
ки и объяснили, куда идти, что смотреть. Походил он по
селу, разведал, сколько там бандитов собралось, сколько
у них оружия и коней, где их атаман. Вернулся обратно
Иван, доложил обо всем командиру, и на следующее
утро налетели красные конники, разгромили бандитов,
атамана захватили.
Паренька полюбили, стали давать серьезные задания,
разведчик из него получился отличный. Два года он
воевал в рядах конников Котовского, а потом стал рабо-
тать в ЧК, участвовал в разгроме тайной организа-
ции контрреволюционного офицерства, вылавливал шпио-
нов, спекулянтов валютой, бандитов. В годы перед
Великой Отечественной войной Иван Игнатьевич рабо-
тал в уголовном розыске и разоблачил немало преступ-
ников.
Во время Отечественной войны Иван Игнатьевич
снова стал разведчиком. По-немецки он научился гово-
рить еще в детстве, когда жил в колонии у немцев. Мно-
го раз он ходил с группой в тыл врага и приносил ценные
документы, был и ранен и контужен.
Давно бы Иван Игнатьевич мог выйти на пенсию, да
как жить, ничего не делая? Жена умерла, два взрослых
сына давно женились и разъехались в разные концы
страны. И решил Иван Игнатьевич пойти работать в тру-
довую колонию, где содержались несовершеннолетние
правонарушители. Уж так повелось еще со времен
Дзержинского, что в детские колонии брали на работу
чекистов и педагогов. Он был не только воспитателем, но
и секретарем партийной организации.
Он говорил о себе:
— Поработал я мусорщиком, чтобы всякая нечисть
не поганила нашу советскую жизнь. А теперь работаю
повивальной бабкой, помогаю хлопчикам второй раз в
жизнь войти!
Но как трудно порой приходилось «повивальной
бабке»!
— Ни с кем говорить не хочу, переведите в другую
колонию, а то я себя порежу! — кричит, бывало, какой-
нибудь пацан, доставленный в колонию.
91
— Ас Иваном Игнатьевичем говорить будешь? —
спрашивают его.
— С Иваном Игнатьевичем? А он здесь? С ним буду.
Иван Игнатьевич был человек своеобразный, острого
ума. Он не боялся вести с воспитанниками такие беседы,
которые многим должны были бы показаться странными,
даже нелепыми. Обычно он появлялся в спальне перед
сном. Свет был потушен. Воспитанники лежали в посте-
лях. Иван Игнатьевич подсаживался к кому-нибудь на
кровать и рассказывал интереснейшие истории. Иногда
он загадывал загадки, задавал каверзные вопросы, на-
пример: «Сколько водки должен выпить человек, чтобы
быть счастливым?» Вопрос очень смешной. Все спешили
ответить. Кто-то посоветовал по сто граммов перед обе-
дом— для аппетита.
— У тебя, бедняги, нет аппетита? — спрашивал Иван
Игнатьевич.
Поднимался хохот — все знали, что парень и без
стопки водки мог съесть две-три порции.
И, странное дело, чем больше воспитанники расска-
зывали о пьющих, тем реже звучал смех. Конечно, сме-
шно, когда пьяный весь в грязи ползет на четвереньках.
Легко обокрасть пьяного дурака. А в конце разговора
выяснялось, что пьяницы и алкоголики самые несчаст-
ные люди, приносящие зло и себе и другим. Они же сами
клянут водку, клянут свою судьбу.
— Ну, душа меру знает! — вставит кто-нибудь.
— А что такое душа?
И начинался серьезный разговор: о боге, о судьбе, о
вере в приметы, о везении и прочем.
— Агитируете! — иногда весело крикнет кто-нибудь
из воспитанников.
— Да, агитирую,— не смущаясь, отвечал Иван
Игнатьевич.
После таких бесед многие задумывались. Иван
Игнатьевич охотно давал им читать свои тетрадки, куда
он записывал интересные мысли, и высказывания. Эти
выписки были умно подобраны. Он хорошо знал свойство
молодых увлекаться великими свершениями, оригиналь-
ными мыслями, смелыми поступками. Его записки пере-
писывались. Тетради несколько раз крали те, кому лень
было переписывать, но сами же воспитанники находили
вора и тетради возвращали.
7
Анатолий и Франц по-прежнему отказывались рабо-
тать и участвовать в общественной жизни колонии, даже
в санитарной комиссии. Но член санитарной комиссии
Севка оказался на редкость настойчивым пареньком.
Анатолий и Франц пробовали «отшить» Севку-прили-
палу. Они отшучивались, ругались и, конечно, угрожали.
Не помогло. Он поместил на них в стенгазете очень злую
.и меткую карикатуру. В ней была изображена собачка
болонка с лицом Франца, лежавшая на неубранной по-
стели. Перед ней красовался шоколадный торт. А рядом
стоял лопоухий щенок с лицом Анатолия, который выли-
зывал болонке шерстку. Ребята покатывались со смеху,
до того карикатура была ядовита и смешна. Легче было
постелить постели как положено, чем иметь дело с Сев-
кой. «Такой хуже миллиона комаров»,— решили они.
В классы они ходили и уже не так мешали другим,
даже учились. Но как? Курам на смех! Работать в
мастерских отказались наотрез. Пусть их посадят в
штрафной изолятор, куда угодно — не будут работать,
и все!
А ведь в колонии работали не просто ради работы.
В здешних мастерских всерьез обучали ремеслу, присваи-
вался разряд. Из колонии человек выходил механиком,
токарем, слесарем, столяром, электромонтером. Верный
кусок хлеба после освобождения! Путевка в жизнь.
— Мне это ни к чему,— цедил сквозь зубы Франц.—
Я буду артистом воровского дела.
— А почему бы тебе не стать просто знаменитым ар-
тистом?— спрашивал Иван Игнатьевич.— Сделай почин
в нашем драмкружке.
— Меня на это не купите!
Вначале Анатолия и Франца объединяла исключи-
тельность их положения в коллективе. Знатнее губерна-
торского.
Когда же все «встречные и поперечные» стали их про-
рабатывать, они отступили, но не сдались.
Когда же на них перестали обращать внимание и
предоставили самим себе, их спаянность заметно осла-
бела. Симпатии? Только вначале Анатолий был пленен
Францем. Теперь он ловил себя на том, как бывало и в
отношениях к Хозяину, что у него время от времени воз-
95
никает неприязнь к Францу. «Балаболка, ябедник, шут
гороховый, пустозвон, дрянь»,— думал он.
Они все еще старались держаться вместе, но уже чер-
товски наскучили друг другу. Наконец наступил день,
когда они поссорились.
Деятельный по натуре, Анатолий изнывал от вынуж-
денного бездействия. Трудно бывает человеку понять са-
мого себя, увидеть себя со стороны. А вот в Красавчике,
как в кривом зеркале, Анатолий увидел отражение неко-
торых своих поступков, увидел и не то что испугался,
а задумался. Неужели и он такой же?
«Ну и пусть,— сейчас же успокоил он себя.— А по-
чему я должен быть лучше?»
Более сурово, чем суд, он в глубине души сам осудил
себя, даже подумывал 0 самоубийстве. А после знаком-
ства с Чумой решил все снести — и осуждение и пре-
зрение. «Сам себе устроил эту жизнь, ну и получай! Так
тебе, гаду, и надо. Чем хуже — тем лучше».
Впрочем, он себя плохо понимал, некоторые его по-
ступки были для него самого неожиданными. Но самым
трудным было бездельничанье.
8
Однажды в предвесенний погожий день, в часы, ко-
гда все трудились, Анатолий, скучая, брел по двору.
Вдруг он услышал сдавленный стон. У стены* стояла гру-
зовая машина с открытым капотом. Под ней, спиной на
брезенте, лежал шофер. Он кряхтел, стонал и, судя по
дергавшимся ногам, тщетно пытался вылезти.
Анатолий бросился было к нему, но потом в нереши-
тельности остановился: снятые с машины скаты лежали
па снегу, задний мост зарылся правой полуосью в снег.
Видимо, домкрат, поддерживавший машину с этой сто-
роны, соскользнул. Левую полуось все еще удерживало
толстое полено, сильно накренившееся вправо. Вот-вот
оно соскользнет, и тогда кузов всей тяжестью обрушится
на грудь прижатого к снегу шофера, тот держался пра-
вой рукой за полено. Да что толку!
Анатолий стоял позади кузова и видел набухшее
кровью лицо шофера.
— Беги до гаража,— прохрипел шофер.— Пропадаю!
— Да я сам! — Анатолий бросился к домкрату.
94
— А сможешь? Ox, тяжко!
Он, Анатолий, да не сможет подвести домкрат? Какая
ерунда! Торопясь поскорее освободить шофера, пугаясь
мысли, что не удастся, Анатолий дернул домкрат на себя,
но не смог вытащить. Он подрыл пальцами снег и с тру-
дом вытянул домкрат. Машина чуточку осела. Шофер
прошептал:
— Тише, тише!
Куда же поставить домкрат? На прежнее место не
поставишь, слишком низко.
— Ближче до середины, до середины,— шептал шо-
фер.— Ставь на упор. Подмости якусь дровыняку...
Анатолий поискал взглядом, метнулся к палисаднику
и выломал в заборчике доску. Бросившись на колени, он
укоротил домкрат и попытался поставить его на доску
под задний мост, но домкрат не влезал. Анатолий отбро-
сил его в сторону и принялся обеими руками отгребать
смерзшийся, колючий, ранящий пальцы снег. Анатолию
казалось, что свистящие вдохи и выдохи шофера с каж-
дым мгновением становятся все короче и короче. Лишь
бы успеть...
Он снова уложил доску, снова поставил на нее дом-
крат. Развилка домкрата плотно уперлась в задний мост.
Шофер подмигнул. «Ну и характер»,— подумал Анато-
лий и стал поспешно орудовать рычагом. Пот щипал
глаза. Три-четыре взмаха, и домкрат уже чуть шевель-
нул задний мост, но... снег захрустел, доска перекосилась
и осела... Анатолий замер.
— Давай, друже! — прохрипел шофер.
Анатолий снова начал действовать рычагом: вправо —
влево, вправо — влево. Доска громко треснула, но оста-
лась в том же положении. Полено, подпиравшее левую
ось, качнулось в руке шофера. Короткими рывками ма-
шина подавалась вверх.
— Уф! Уф! — услышал Анатолий шумные глубокие
вздохи.— Да тише ты, хлопчик! Як задавыш Грицька,
дивчата плакать будуть.
Анатолий бросил рычаг, попробовал просунуть ладонь
между грудью шофера и низом машины — еле пролезает.
Он еще немного покачал рычагом, еще чуть-чуть при-
поднял машину, забежал и схватил шофера за ноги.
Шофер закричал: «Рано!» — и... оказался на снегу возле
машины.
95
Лежа, он ощупал грудь, левое плечо и со стоном сел.
Анатолий смотрел на него и радостно улыбался.
— Помирать нам рановато, есть у нас ще большие
дела! Ну, спасибо, друже! — Он протянул темные от мас-
ла и гари пальцы и крепко пожал руку парню.
Анатолий помог шоферу подняться на ноги, подал
ему шапку, лежавшую под машиной. Шофер — пожилой,
широкоплечий, с сединою в волосах — попробовал стрях-
нуть с шеи снег и застонал. Кряхтя от боли, попытался
согнуть правую руку в локте и сжать пальцы в кулак.
Пальцы не сжимались.
— Дывись!—Шофер уставился на непослушную
руку.— Ничого! Прысохне, як на собаци! Я ж з тебе шо-
фера найпервейшего класса зроблю. Хочешь?
— Хочу,— охотно согласился Анатолий.
— Раз так — помоги машину до путя довести. Тилько
работы тут не мало, били ручки замараешь,— сказал шо-
фер на странной помеси украинского и русского языков.
Анатолий не сразу ответил. Он оглянулся: нет ли по-
близости Франца? Ведь похоже на то, что он, Анатолий,
изменяет их клятве быть верными воровскому духу и не
трудиться. Но как же не помочь человеку в беде?
— Тебе, хлопче, як зовуть?
— Мамона!.
— По имени!
— Анатолий.
— Ну, а я Григорий Маркович, або як вси зовуть —
дядько Грицько. Слухай, друже, а може, у тебе есть
якесь дило? Поможешь мени, а вид начальства нагоняй?
— Ладно уж... Помогу.
— Тильки уговор — на полпути не кыдай. А то, може,
сбигаешь до гаражу та приведешь кого?
— Раз взялся — сделаю.
— Ну добре! Ты машину хоть трохи знаешь?
— Мотоцикл немного знаю. Помогал разбирать и
мыть одному парню у нас во дворе... Он за это катал
меня, даже учил управлять. Немного... А с грузовой ма-
шиной не приходилось...
— Такой же мотор внутреннего сгорания. Четыре ци-
линдра. Значит, четыре свечи. Оце задний мост, щоб ему
повылазило. Теперь нам треба надиты задни скаты и за-
вести мотор.
Шофер помогал левой рукой. В основном действовал
96
Анатолий. Он подкатил и надел колеса, завинтил гайки,
вынул домкрат. Теперь машина стояла на всех четырех
колесах. Шофер попробовал запустить мотор, нажимая
педаль стартера, но мотор не заводился. Пришлось Ана-
толию заводить мотор рукояткой. Он крутнул несколько
раз, устал, снова крутнул.
— В поте лица своего зарабатываем хлеб свой? —
послышался насмешливый голос Красавчика.
— Пошел ты...— Анатолий изо всех сил завертел ру-
кояткой.
Мотор чихнул, рукоятку сильно рвануло назад, в об-
ратную сторону, и Анатолий с воплем отскочил. Боль-
шой палец как-то странно торчал.
Шофер выскочил из кабины и подбежал.
— Выбило? То ж я повинен. Не научил. Коли заво-
дишь, нияк не можно обхватувати ручку большим паль-
цем...— Говоря, он неожиданно и сильно дернул большой
палец Анатолия. Тот вскрикнул, отдернул руку, но палец
был уже на месте.
Григорий Маркович засмеялся, хлопнул Анатолия по
плечу, сказал, что до свадьбы заживет, хоть и опухнет
малость, и попробовал завести мотор сам, но левой рукой
было неудобно.
— А ну, хлопче, крутны! — обратился он к Францу,
стоявшему рядом и с насмешливым видом наблюдав-
шему происходящее.
— Что вы, сеньор? Разве я ишак? Я свободный ар-
тист!— И Франц демонстративно засунул руки в кар-
маны.
— А-а-а! Так-так! Слыхав про таких... Артист, зна-
чит? Гений? Работать не хочешь, а жрать — ложка мала.
Та на черта ты мени такый сдався?! А ну, бисова душа,
не смерди, не погань ландшафт. Геть! Эх, жаль, Толя, не
сможешь ты теперь крутнуть.
— Да на кой ему? Погрелся и хватит. Топай за мной,
Мамона! — приказал Франц.
Шофер с удивлением посмотрел на Анатолия. Трудно
сказать почему: потому ли, что Анатолий не терпел, что-
бы им командовали, да еще на людях, или из духа про-
тиворечия, но он молча взялся за рукоятку.
— Та куды тоби, поклычь кого з гаражу!—угова-
ривал Григорий Маркович и даже попытался оттащить
его за плечо.
4 Г. Тушкаи
97
— Да не мешайте мне, лезьте в свою кабину, а не хо-
тите— без вас поведу машину в гараж,— с нарочитой
грубоватостью сказал Анатолий.
Шофер молча уселся за баранку. Анатолий крутнул.
Франц многозначительно засвистел. Анатолий выхватил
рукоятку и сильно ударил Франца по спине, и раз и вто-
рой. Тот взвыл и попытался выхватить рукоятку, но по-
лучил по рукам и побежал, скверно ругаясь. А за ним
бежал Анатолий и лупил его.
— Ото так! — сказал шофер, когда запыхавшийся
Анатолий вернулся.— Я бы сам турнув его, так не дозво-
лено... Уволят... А ты, хлопче, хоть куды! Хочешь, по-
прошу, шоб тебе приставили до мене в помощники?
— В какие помощники?
— В помощники шофера. Я тебя, друже, в заправские
шофера произведу. Дефицитная профессия!
Анатолий не ответил и с ожесточением начал вращать
ручку. Мотор чихнул и заработал. В синеватом бензино-
вом дымке чудился запах бескрайних дорог. Анатолий
молча пошел прочь.
— Толя, так як же, пийдешь до мене в помощники? —
приоткрыв дверцу, крикнул шофер.
Анатолий не обернулся.
* * *
...С Францем они помирились, на работу Анатолий по-
прежнему не ходил.
Несколько раз Иван Игнатьевич, встречая Анатолия
и Франца во дворе, звал их пройтись в мастерские.
— Хотите сагитировать? Не выйдет! — заявлял
Франц.
— А разве тебе не надоело валять дурака?
— Нет, не надоело!
— Значит, не пойдешь?
— Если так уж просите...— Франц с наглой усмешкой
пожал плечами.
Они ходили по мастерским. Там летали стружки,
пахло сосновой смолой. Анатолий присматривался к вос-
питанникам. Одни работали, «выполняя урок», другие с
увлечением.
В слесарной, где работал Влоо, пахло смазочным
маслом и каленым железом, гудели станки. Анатолий
98
боялся презрительных взглядов и обидных слов, но вос-
питанники были заняты делом, и обращались только к
Ивану Игнатьевичу.
Проходя мимо пустующего станка, Иван Игнатьевич
подмигнул и кивнул на станок. Франц засмеялся и по-
качал головой — «нет». Анатолий с трудом подавил
вздох, поймал быстрый, как молния, понимающий взгляд
Ивана Игнатьевича, рассердился, покраснел и выбе-
жал.
Ничегонеделание стало хуже всякой пытки. Как ни
странно, но кривляние и похвальба Франца не разгоняли
тоски, присутствие Франца только усиливало чувство
одиночества. Зато оно исчезало, когда Анатолий разго-
варивал с птицами. Этот «разговор» начался случайно,
когда он спрятался от опостылевшего Франца и сидел на
скамейке за кустом. На усыпанной искрившиеся снегом
дорожке затанцевала тройка снегирей: казалось, что
гордо подбоченившийся парень в яркой шапке набекрень
забирал боком, а две хорошенькие кокетливые девчон-
ки вертелись вокруг него, громко напевая и заигрывая
с ним.
Анатолий прислушался и, подражая, свистнул-при-
свистнул. И что же? Обе «девчонки» повернулись к нему,
подпрыгнули и отозвались весело, громко: против прият-
ного знакомства ничего не имеют. А «парень» драчливо
выставил грудь колесом, угрожающе оперся в снег кры-
лышками и сердито затопал. С тех пор Анатолий кормил
своих пернатых друзей хлебом и был все время насто-
роже, как бы кто-нибудь не заметил.
9
Пришла весна. Однажды перед рассветом, открывая
форточку, Анатолий услышал странные мелодичные зву-
ки. Утром Иван Игнатьевич объяснил:
— Журавли! Люблю слушать их серебряные трубы.
Трубят и зовут. Зовут к местам гнездовий. Домой... Тебя
не тянет домой? Будешь так себя вести, не скоро вер-
нешься...
Анатолий убежал. Его все раздражало. Ночами, лежа
без сна, он прислушивался и боялся услышать журавли-
ный зов. От мыслей о доме, о случившемся, о своем ду-
рацком положении в колонии все чаще дергалось левое
99
веко и щека. Это началось после знакомства с Чумой и
Апельсином...
Городской житель, Анатолий был далек от природы.
А этой весной он мог подолгу любоваться грачами, гал-
дящими на ветвях сосен, случайно залетевшей птахой и
был бы рад с другими ребятами налаживать скворечни,
да боялся насмешек.
И в эту ночь, когда он забылся в дреме, ему присни-
лись синеющие вдали леса. Он долго бежал по цвету-
щему лугу, жаворонок трепетал в небесной синеве...
И надо же, чтобы в этот вечер, когда у него было та-
кое подавленное настроение, всюду, куда бы он ни по-
шел, его преследовали царапающие слух, назойливые
звуки.
Стоял теплый вечер. Все окна были открыты, и начи-
нающий баянист, устроившись на подоконнике клуба,
старался подобрать мелодию песни. Он брал «соль» там,
где надо брать «си». Для человека с музыкальном слу-
хом это было пыткой: водит и водит напильником по
твоим обнаженным нервам. Анатолий был очень музыка-
лен. Именно поэтому он так быстро овладел нехитроц
премудростью игры на баяне. Дома, бывало, музыка раз-
жигала его воображение, и тогда он чувствовал себя не
просто Толей, а могущественным и всесильным и мыс-
ленно свершал многое. Здесь же музыка, особенно ге-
роическая, звучала совсем иначе: враждебно и грозно.
Чем более впечатляющей была музыка, тем несчастнее
чувствовал себя Анатолий.
Он забился в мастерские, но и туда доносилось фаль-
шивое «соль». Вдруг он решительно зашагал, почти по-
бежал к клубу, откуда неслись эти фальшивые ноты.
— Ты куда? — услышал он голос Франца.
— Иду вправлять мозги тому, кто тянет кота за
хвост! — зло выкрикнул Анатолий.
— Нет такой силы, чтобы заставила меня перешаг-
нуть порог этого богоугодного заведения,—спесиво ото-
звался Франц.
Анатолий вбежал на второй этаж, подскочил к худо-
щавому пареньку с туповатым взглядом и приоткрытым
ртом и крикнул:
— А ну, кончай волынку!
Паренек поднял голову и спросил:
— Чего надо?
100
— «Си» надо! Понимаешь? А ты «соль» даешь!
— Соль? Какую соль? — Удивление парня было не-
притворным.
— «Какую, какую»! — Анатолий сердито выхватил у
него баян, присел на край стула и нажал клавиши. Раз-
дался мелодичный ровный звук.
— «Си-си-си»,— подпевал Анатолий.— Тяни «си», ду-
рак!
— «Си-си»,— в тон ему охотно вторил парень.— Ну и
что? — спросил он, недоумевающе разводя руками.
Вместо ответа разозленный Анатолий заиграл песню,
которую пытался подобрать парень. Услышав мелодию,
парень радостно ухмыльнулся, хлопнул себя по ляжкам
и засмеялся:
— Ух ты! Ну и дает!
Анатолий закрыл глаза и играл, играл с упоением, с
азартом. Да как играл! С одной песни он перешел на
вторую, третью. А потом, когда заиграл «Варяга», то
услышал хор голосов и открыл глаза. В комнате бы-
ло много народу, а сзади стоял Иван Игнатьевич. Анато-
лий резко оборвал игру и вскочил, протягивая парню
баян.
— Закончи уж, не порть ребятам песню, очень тебя
прошу,— сказал Иван Игнатьевич.
Анатолий стоял молча, а затем, тряхнув головой, про-
бормотал: «Доиграю!» И доиграл. Уж ему аплодировали!
Уж его благодарили! Анатолий выбежал.
— Что это ты задержался? — ревниво спросил
Франц.— Не выпускали? — И пытливо оглядел Анато-
лия, ища следы драки.
— «Си» парню показывал, «си»!
— Чего, чего? А кто это сейчас там наяривал?
— Ну, я! — И Анатолий вызывающе вздернул го-
лову.
— Ты? Продался? Да ты знаешь ли, собака, что я с
тобой сделаю? Я тебе пику в бок... я...
Их еле разняли. На другое утро Анатолий разыскал
шофера Григория Марковича и спросил:
— Ну как, говорили насчет меня с Иваном Игнатье-
вичем?
— Я ж тоби — слово, а ты ж мене — спину...
— Поговорите!
— Добре! А як поедем в город, не покажешь пяток?
101
Я до людей добрый. Тилько вирю один раз, до першего
обману. Писля обману — то вже для мене не людина,
а скотина.
Анатолия даже в жар бросило. Город! Свобода! Куда
хочешь! Но если он обещает, то...
— Не сбегу!
— Добре! Будешь шофером.
Вскоре Анатолий первый раз поехал с Григорием
Марковичем в город. Сразу же после его возвращения
Франц пришел мириться. Анатолий не захотел с ним раз-
говаривать.
— Да не лезь в бутылку! Я тебе дам адресок, забеги.
А что передадут — все пополам.
Анатолий отказался, и Франц Красавчик поклялся
отомстить «собаке Мамоне». «Беги к Ивану Игнатьевичу
и жалуйся на меня»,— сказал он напоследок. Анатолий
не пошел жаловаться — это было не в его характере.
С этого дня между ними началась острая вражда.
Анатолий ждал любой подлости, ждал удара из-за угла
и все время был начеку. В это же время до крайности
обострилась скрытая борьба между активистами и «во-
рами». В больнице уже лежало пятеро раненых.
Ивану Игнатьевичу удалось убедить Костю Березова,
по прозвищу «Моряк», порвать с «ворами» и перейти на
сторону активистов. Моряк был правой рукой Губерна-
тора, и его поступок был воспринят активистами как пе-
рековка, а «ворами» как измена. Обычно в таких случаях
говорят: его поступок был подобен разорвавшейся бомбе.
Правильнее было бы сказать — подобен мине замедлен-
ного действия. И, чтобы ускорить ее действие, Иван
Игнатьевич убедил Костю Березова выступить публич-
но. Об этом не объявляли заранее.
В тот вечер в клубе по расписанию был намечен про-
смотр приключенческого фильма. Когда все собрались,
то киноэкран подняли кверху, и на открытой сцене все
увидели Ивана Игнатьевича. Он подошел к рампе и ска-
зал:
— Костя Березов, иди сюда и расскажи откровенно и
правдиво, почему ты решил учиться и работать.
Костя сидел во втором ряду, «воры», как обычно,
сидели в последнем. И все же двое, севших поблизости,
попытались помешать ему встать. Порядок был быстро
восстановлен, но начальник колонии и все увидели тех,
102
кто побежал из задних рядов задерживать Костю Бере-
зова.
Костя от волнения заикался, и все же воспитанники
слушали его очень внимательно и горячо. Даже чрез-
мерно горячо. Костя сознался в тех «художествах», авто-
ром и исполнителем которых он был, и объявил:
— Пора кончать со старым. Хлопцы хотят выйти на
честный путь, а им мешают.
— Кто мешает? — донеслось из зала.
— А вы лучше меня знаете кто — губернаторская
компания! Так неужели же у тебя, и у тебя,— он называл
имена и прозвища,— нет душка, чтобы воспротивиться
фашистским замашкам тех, кто хочет сделать вас своими
рабами!
Послышались ругань, выкрики. Где-то началась дра-
ка. Губернатор, а с ним еще пятеро, и в том числе Франц,
попали в изолятор. Пятнадцать воспитанников из группы
Губернатора объявили, что присоединяются к активи-
стам. Наконец, почти через два часа после всех волне-
ний и споров, начался кинофильм.
Губернатор, с таким трудом сколачивавший свою
группу, чтобы «держать» колонию, то есть стать тайным
диктатором, понял, что все его замыслы рушатся, и ре-
шил действовать быстро и энергично. Франц и его чет-
верка присоединились к нему.
Иван Игнатьевич обратился к начальнику колонии с
просьбой сразу же направить Губернатора, а с ним еще
пятерых в другую колонию.
В штрафном изоляторе Губернатора, Франца и дру-
гих продержали пять дней. Они вышли слишком тихие,
слишком сдержанные и послушные, чтобы Иван Игнатье-
вич мог поверить им. Он думал лишь об одном: скорее бы
их отправить.
10
В тот же вечер были замечены небольшие сходки.
Увидев воспитателя или активистов, воспитанники рас-
ходились. Среди них обязательно был кто-нибудь из
группы Губернатора. Начальник колонии приказал сле-
дить строже. Ему да и воспитателям и активистам была
известна обычная тактика «шумящих» — действовать
«кучей». «Куча» все покроет. Пойди узнай, кто виноват.
103
«Кучу» не привлечь к такой ответственности, как одного.
Главное — узнать, что затевается, с какой целью. И это
было бы сделано, но события разворачивались слишком
быстро.
Это случилось на третий день после того, как Губер-
натора с группой выпустили из штрафного изолятора.
Первая смена поужинала как обычно. Во время второй
смены, когда ужинали Костя, Анатолий, Влоо, вдруг раз-
дался «голубиный свист» в четыре пальца.
На Костю набросился Губернатор с заточенным же-
лезным прутом в руке, к Анатолию подскочил Франц с
куском железа, а за ними другие.
Костя и Анатолий были все время начеку. Костя схва-
тил табуретку и ударил Губернатора, Анатолий не успел
бы отбить удар, но Влоо опередил Франца. Началась
свалка. Костя, а за ним Анатолий прижались спиной к
стене. Им на выручку бросились активисты.
Опять раздался свист. Все электрические лампочки в
столовой были разбиты. Стало темно.
Костя шепнул Анатолию: «За мной». Они пробились
в кухню и выскочили в окно. Губернатор с компанией
бросились за ними.
Костя и Анатолий вбежали в корпус. Теперь все за-
висело от воспитанников их отряда: выдадут или не вы-
дадут.
Помощники Губернатора помчались в один отряд, по-
том в другой. Воспитанники забаррикадировали двери.
Первый же захваченный сторонник Губернатора выбол-
тал все:
— Да, они решили устроить «шумок» — бить, ломать,
громить, чтобы администрация испугалась, а они, вос-
пользовавшись суматохой, тем временем удрали бы из
колонии.
Драка разгоралась. Корпус шумел и гремел.
И тут начальник колонии приказал дать сигнал об-
щего построения. Приказ повторили воспитанники и ак-
тивисты. Приказ есть приказ, и его надо выполнять, если
не хочешь попасть в число зачинщиков, а также, если хо-
чешь избавиться от насилия зачинщиков драки.
Не все сразу, но построились. Зачинщиков вылавли-
вали в кустах, в темных углах.
Взяли пятнадцать человек во главе с Губернатором и
Францем Красавчиком.
104
Потом их судили. Все получили дополнительный
срок по два-три года, и всех их отправили в разные ко-
лонии.
На другой день Франц добился встречи с Иваном Иг-
натьевичем и предложил тайно доносить на провинив-
шихся воспитанников, если ему, Францу, разрешат хо-
дить в город и будут давать папиросы. Иван Игнатьевич
даже побледнел от возмущения и сгоряча сказал, что
сейчас же соберет совет воспитанников и доложит им о
том, что «несгибаемый Красавчик» — предатель. Потом
он успокоился и часа полтора толковал, стыдил, говорил
о жизни, о долге, о чести.
Стычка с Францем окончательно уничтожила в глазах
Анатолия романтику воровской «дружбы». Ему было
стыдно. Как он мог подчиниться такому типу, как Франц?
Здесь, конечно, сказалась разница в возрасте. Франц
был на два года старше.
То, что в Иване Игнатьевиче вначале казалось Ана-
толию равнодушием, было на самом деле уверенностью
в своей правоте. Колонисты любили его за справедли-
вость, смелость и прямоту. Он никогда не заискивал
перед воспитанниками, ненавидел ложь, кляузников, до-
верял честному слову колониста.
Только через полтора года пребывания в колонии
Анатолий полностью раскрылся перед Иваном Игнатье-
вичем. Он рассказал ему всю правду о деле на Бу-
тырской улице, о Хозяине и Чуме, о том, как он, Ана-
толий, на суде все взял на себя, как его предали
«дружки».
Услышав историю Анатолия и поверив в нее, Иван
Игнатьевич сразу начал действовать. Он списался с ма-
терью Анатолия, с Корсаковым. Несмотря на то что
Анатолий категорически этого не хотел, Иван Игнатьевич
написал несколько заявлений в различные инстанции.
Анатолию оставалось только подписываться. Наконец,
Иван Игнатьевич написал письмо своему фронтовому
другу, журналисту, человеку очень настойчивому, когда
дело шло о восстановлении справедливости.
Завертелась машина. Дело Анатолия Русакова выта-
щили из архивов.
В это время Ивану Игнатьевичу предложили перейти
работать начальником детской воспитательной колонии
здесь же, на Украине.
105
Иван Игнатьевич принял новое назначение и, так как
не в его характере было бросать начатое дело, добился
перевода Анатолия Русакова в воспитательную детскую
колонию, куда ехал работать.
Глава VI
ИСПЫТАНИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
1
Анатолию очень хотелось уехать в новую колонию
вместе с Иваном Игнатьевичем, но это не удалось. Ивана
Игнатьевича вызывали срочно, а по делу Анатолия еще
не было получено решения.
Наконец Анатолия вызвали в канцелярию с вещами,
вручили деньги, документы, запечатанный конверт, адрес
новой колонии и пожелали удачи.
А с кем ехать? Анатолий оглядывался и не видел кон-
войного.
— Сам доберешься. Не маленький...
Дядько Грицько подвез до вокзала. Машину напо-
следок вел Анатолий. На прощание дядько Грицько на-
стойчиво приглашал его после колонии к себе в на-
парники.
С вокзала к месту назначения Анатолий приехал уже
под вечер. Автобус остановился на краю села. Вдоль
улицы белели опрятные хаты. Весело перекликались жен-
щины, поджидавшие коров. В ветвях тополей рьяно чири-
кали воробьи. По дороге двигалось стадо. Пыльное об-
лачко, розовевшее в лучах заходящего солнца, пахло мо-
локом.
Деревянная стрела с надписью «Колония» показы-
вала на дорогу, исчезавшую в зарослях. За дубовым лес-
ком виднелись высокая кирпичная стена, фабричная
труба, железные кровли домов, и сердце Анатолия беспо-
койно забилось.
Он позвонил у ворот. Иван Игнатьевич еще не вер-
нулся из города, и Анатолия после оформления провели
в карантин.
Шестеро юнцов, находившихся в карантине, с интере-
сом и не без тревоги уставились на рослого юношу. Но
постепенно завязалась дружеская беседа.
106
Наконец приехал из города Иван Игнатьевич, вызвал
Анатолия, и между ними, на скамейке под густыми ку-
стами, состоялся большой разговор.
— О том, что ученье свет, а неученье тьма, тебе гово-
рить уже не нужно? — начал Иван Игнатьевич.
— Не нужно! — Анатолий смущенно улыбнулся.
— Но, за исключением последнего года, ты же черт
знает как занимался! И дома второгодничал.
— Говорю же, дурак был,— сдерживая раздражение,
сказал Анатолий, очень не любивший поучений.
— А ведь в той колонии,— продолжал Иван Игнатье-
вич, делая вид, что не замечает недовольства Анатолия,—»
ставили отметки с б-о-о-ольшой натяжкой.
— Это вы к чему?
— А к тому, что здесь будут требования построже,
надо будет нагнать упущенное. Постарайся, пока ты
здесь, заполнить основные пробелы в своих школьных
знаниях, чтобы не пришлось краснеть в Москве.
— Буду нажимать изо всех сил. Вот если бы меня
освободили от работ, то все бы эти часы вколачивал...
И вечером.
— Исключений и поблажек делать никому не буду.
Предупреждаю: любимчиков у меня не было и не бу-
дет. С тебя буду спрашивать больше, чем с других.
А помочь — помогу. И учти: здесь образ жизни, ха-
рактер учебы и работы другие. Я попрошу учителей
сегодня же проэкзаменовать тебя, узнаем, в чем ты
слаб.
— Рано экзаменовать... Мне бы сначала подгото-
виться.
— Не робей! Повторяю: лучше краснеть здесь, чем в
Москве. Теперь старшие классы не учатся, еще недели
две будут помогать колхозникам убирать картошку.
Используй это время на подготовку. Учителя помогут.
Пока будешь жить в карантине. Начнут старшеклассники
заниматься, переведем тебя в корпус. Будешь хорошо
учиться, работать, участвовать в самодеятельности —
станешь комсомольцем.
— А много здесь комсомольцев?
— Немало. Коллектив на хорошем счету, впрочем,
появились сигналы...
— А что?
— Самому еще надо разобраться... За тебя я спокоен.
107
Верю в тебя, Толя. Умный человек не споткнется дважды
об один и тот же камень.
— Да я теперь эти «камни» за сто километров обхо-
дить буду.
2
До начала занятий Анатолий много успел. Он не
только все дни занимался, но и обошел колонию, позна-
комился с шоферами, завоевал известность у младших
воспитанников игрой на баяне и даже подружился с со-
баками, обитавшими в колонии.
Их было три: фокстерьер Леди, белая в больших жел-
тых пятнах, черная дворняжка Цыган и крупный пуши-
стый северокавказский овчар Разбой, с медвежьей мор-
дой и коротко обрезанными ушами.
Анатолий с детства любил собак. У дяди Коли был
Майк, очень сообразительный, веселый, но в то же время
«строгий» охотничий пес из породы курцхаров. Майк был
щенком, когда они подружились. Они гонялись друг за
другом, боролись и даже играли в пятнашки. Бывало,
они с Майком до того уставали, что потом, обессиленные,
долго валялись на траве в садике.
В колонии Анатолий с грустью не раз вспоминал о
Майке. Вот почему он обрадовался, встретив четвероно-
гих друзей. Единственное, чего не успел он,— это позна-
комиться с одноклассниками. Они все еще не вернулись
из колхоза.
Наконец девятый класс «Б» начал заниматься. Ана-
толий сразу заметил, что эти ребята не чета воспитанни-
кам из трудовой. Иное поведение, иное отношение к заня-
тиям, да и разговоры другие.
Анатолий ловил на себе настороженные, снисходи-
тельные взгляды, и это его раздражало.
Знают, что перевели из той колонии, решил Анатолий,
и подозревают в нем «отпетого».
Вечером в спальне староста потребовал от Русакова
чистосердечного рассказа о том, как он «дошел до ко-
лонии».
Начальнический тон старосты и особенно его преду-
преждение: «Не врать и не темнить» — рассердили Ана-
толия. Он не стал «распространяться» и с протокольной
краткостью пересказал существо своего дела.
108
— Так у нас не пойдет,— заявил староста.— Каж-
дый из нас рассказал ребятам все без утайки, а кто
умалчивает — значит, тот себе на уме...
Анатолий вспылил:
— Не учите меня!
Так, слово за слово, они начали спорить, и быть бы
драке, да Анатолий вовремя вспомнил об Иване Игнатье-
виче и, чтобы взять себя в руки, выбежал из корпуса
и сел на скамейке у дорожки.
К нему подсел парень со странным прозвищем «Жев-
жик». Анатолию он не понравился с первого же взгляда.
Нахальная улыбочка, одна нога все время мелко припля-
сывает, руки не находят места. Был он низкорослый,
плотный, широкоплечий, почти четырехугольный. Во вре-
мя ссоры он не сказал ни слова, только улыбался, блестя
золотым зубом.
— Люблю блатных ребят,— буркнул Жевжик и про-
тянул раскрытую коробку «Казбека».
Слово «блатной» да и запрещенные в колонии папи-
росы насторожили Анатолия. Или Жевжика подослали
выведать, что за птица Русаков? За это надо проучить.
Разыграть прилипалу.
Анатолий закурил и спросил:
— Ты кто, человек или уже раскололся тут?
Нагловатая улыбка застыла на лице Жевжика. Он
взглянул, будто проколол глазами насквозь, и развязно
ответил:
— Активист я...
— За сколько продался? — насмешливо спросил Ана-
толий.
Жевжик не обиделся. Улыбка не сходила с его лица.
Он расспрашивал Анатолия, в какой «академии» тот по-
бывал, кого знает. Анатолий сказал о Чуме, и Жевжика
будто подменили. Исчез налет добродушия. Рядом с Ана-
толием сидел другой человек.
— Какой Чума?
— Авторитетный!
— Не ври!
— А зачем мне врать?
— Ты его хорошо знаешь?
— Леньку Чуму? Кореши.
— Поди ты?!
Лицо парня последовательно выразило насторожен-
109
ность, сомнение. А потом он снова пристал к Анатолию
с расспросами о Чуме, все требовательнее, как следо-
ватель.
Воспоминания о днях позора и унижения, проведен-
ных с Чумой, были ненавистны Анатолию. Он поднялся.
Подбежала Леди, фокстерьер. Анатолий нагнулся, чтобы
погладить ее, как вдруг Леди, подбитая снизу ногой
Жевжика, взвилась в воздух.
Анатолий сильно ткнул живодера кулаком в грудь.
Того шатнуло в сторону, но не свалило.
— Из-за кабыздоха?! — яростно выкрикнул Жевжик
и перехватил руку замахнувшегося Анатолия.
Они сцепились и упали в крапиву.
Анатолий был очень силен для своего возраста,
но сразу же почувствовал превосходство противника
и, когда понял: не справиться, схватил Жевжика за
горло.
— Брось! Не дури! Я же свой!—услышал он хрип-
лый шепот.
— Сволочь ты!
— Да свой я. От Чумы. Пусти — покалечу!
— Как — от Чумы?—Анатолий от неожиданности
отпустил горло врага.
— А так! — Жевжик пытался подняться.
— Так ты же активист — сам признался, а в активи-
стах «ворам» ходить не положено.
— Положено — не положено!.. Что ты в этом пони-
маешь? Чума разрешил... Иначе здесь сразу заметут.
— Так ты «вор в законе»?
— А ты думал! Теперь нас тут будет двое. Надо бы
тебе темнить в спальне: «Я, дескать, активист, я с вами»,
а ты по-дурацки — сразу наизнанку.
Анатолий разжал руки. Жевжик встал и, отряхиваясь,
сердито сказал:
— Эх ты, полуцветной! Закон нарушаешь! Две головы
не имеешь, руки на своего не поднимай... На воле при-
шлось бы тебе оправдываться перед сходкой... Ну куда
ты против меня? Мне двадцать два, а ты еще сопляк.
Сжажи спасибо, что не покалечил тебя...
— Как — двадцать два? Ведь здесь старше восемна-
дцати не держат!
— Прошел по делу как семнадцатилетний, под чужой
фамилией.— Жевжик снисходительно засмеялся.
ПО
Анатолий поднялся.
Жевжик ойкнул, чертыхнулся и сильно тряхнул левой
ногой, стараясь стряхнуть вцепившуюся Леди.
Он отбросил фокстерьера, но тут на него набросились
Разбой и Цыган. Злобное рычание, визг, вопли Жевжи-
ка — и парень помчался по дорожке.
Анатолий злорадствовал. Так этому ворюге и надо!
«Что же теперь делать? Надо что-то предпринять. А что?»
В раздумье он пошел в корпус.
3
В спальне было шумно. На краешке стула, посреди
комнаты, в одних трусах сидел Жевжик, положив левую
ногу на другой стул. Староста Котя Лазурин пробкой от
бутылочки с йодом смазывал ранки на его ноге. Воспи-
танник Глеб неумело бинтовал кисть левой руки. Жев-
жик разглагольствовал, размахивая свободной рукой.
Воспитанники охали и переспрашивали.
Тело Жевжика было покрыто татуировкой, а на спине
красовалась церковь...
— Трус! За шкуру испугался! Собак на меня натра-
вил!— закричал Жевжик, показывая пальцем на подо-
шедшего Анатолия.
Послышались возмущенные возгласы.
— Лезь под кровать! — приказал Анатолий, подходя
к Жевжику.
В комнате стало тихо. Как бы ни были незначительны
прежние проступки воспитанников, но разговоров о во-
рах и воровских обычаях было много. Все понимали, че-
го требовал этот новичок. Но почему? На каком осно-
вании?
Жевжик оторопело смотрел на Русакова.
— Лезь под кровать!
— Да ты что, очумел? — спросил Жевжик, призывая
взглядом собравшихся быть свидетелями наглости но-
вичка.
— Лезь под кровать! — У Анатолия была уверенность
в своей правоте.
— Ты здесь не командуешь,— сердито сказал старо-
ста,— и эти свои привычки брось!
— Каждый из нас рассказал все без утайки, и мы
111
о каждом знаем все,— подделываясь под голос старо-
сты, сказал Анатолий и затем, отчеканивая слова, про-
должал:— Так знайте, что этот двадцатидвухлетний
«вор в законе» попал сюда под чужой фамилией, как
семнадцатилетний. Маскируется, чтобы выполнить при-
каз бандита Чумы, чтобы разложить ваш коллектив.
А вы все шляпы и раззявы!
— Ну и смешняк! — Жевжик криво улыбался.— Хо-
чешь разыграть. Я активист. Ребята меня знают.
— А ну, хлопцы,— сказал Анатолий,— вспомните, не
говорил ли этот тип чего-нибудь такого о воровской
дружбе, «законе» и прочее...
— А правда ведь говорил,— вдруг признался Глеб.—
Рассказывал: «Я вольная птица! Куда хочу, туда лечу...
Всякая там агитация — это для дураков...»
— Врешь!
— Нет, не вру. «Блатной,— объяснял ты,— человек
момента. Огонь и медные трубы пройдет — и не пропа-
дет. А без водки — пропадет. Бывало, выпьешь водки, все
забудешь!»
— Врешь!
— И мне рассказывал о ворах...— вспомнил другой
воспитанник,— только я как-то не обратил внимания.
С этого и начался провал Жевжика.
— Пусть докажет, что он не вор,— предложил Анато-
лий.—Для «вора в законе» пролезть под нарами или
кроватью — значит опозориться и потерять авторитет на
всю воровскую жизнь. А если ты активист, то что тебе
стоит пролезть?
— Не хочу — и все!
— А ты говорил,— Анатолий повернулся к старо-
сте,— «мы о каждом знаем все»!
Тот досадливо махнул рукой и сердито приказал:
— А ну, Жевжик, лезь под кровать!
— Не полезу! Не имеете права издеваться!
— Силой протащим!
— Не дамся!
Уж как ни защищался Жевжик — даже сумел само-
дельный нож выхватить из-под матраца,— все-таки про-
тащили!
Он сидел на полу, голый, ругался последними словами
и... плакал.
— Что здесь происходит?
112
Иван Игнатьевич стоял в раскрытых дверях. Воспи-
танники смотрели на Анатолия, но он молчал.
— Кто тебя так разукрасил? — Иван Игнатьевич по-
дошел к Жевжику.
— Этот! — закричал Жевжик и бросился на Ана-
толия.
Их разняли.
И когда Жевжика по приказанию Ивана Игнатье-
вича отнесли в госпиталь (идти он не хотел), Анатолий
и староста обо всем рассказали.
— А ведь ты, Лазурин, староста, активист. Как же
ты мог пойти на такое; применить блатные приемы уни-
жения вора? Не спорь! Это же не метод перевоспитания.
Пришел бы ко мне и доложил.
— А вы не любите, когда вам доносят,— выпалил
Анатолий.— В той колонии вам кто-нибудь шепнет, а вы
потом при всех спрашиваете, правда ли это.
— Да, наушничества не люблю и не поощряю. Но
ведь здесь иное. Скажите, может ли человек, узнавший о
том, что в доме заложена мина замедленного действия,
не предупредить об этом жильцов, не предупредить до-
моуправление? С каких это пор вы стали непротивлен-
цами злу?
— Мы сами хотели разминировать...
— Не те методы. Ну ладно, мы выясним, кто такой
этот Жевжик, а за самоуправство виновники ответят пе-
ред советом отряда.
Из колонии Жевжика увезли. Это столь неожиданное
происшествие настроило Анатолия весьма воинственно.
Если в первый же день знакомства с классом случилось
такое ЧП, то в дальнейшем, пожалуй, можно ждать кое-
чего посерьезнее. Но дни шли за днями... Не стало в ко-
лонии Жевжика, исчезли появившиеся было нездоровые
настроения у некоторых. Именно их имел в виду Иван
Игнатьевич, когда в разговоре с Анатолием упомянул о
сигналах, в которых ему надо разобраться.
Каждый день приносил Анатолию все новые и но-
вые знакомства, и теперь они не тяготили его, как бы-
вало, когда он водился с Францем. До чего же разно-
калиберный и любопытный народ был в девятом клас-
се «Б»!
4
Задушевный разговор обычно начинался перед сном,
в кроватях. И в той колонии воспитанники тоже мечтали.
Даже Франц. Он мечтал стать невидимкой. И отнюдь нс
для того, чтобы похищать военные секреты у врагов,
невидимо помогать народам, борющимся за свою неза-
висимость против колонизаторов. Нет. Невидимкой
Франц хотел проникнуть в Госбанк, чтобы украсть мил-
лион!
А здесь, в новой колонии, был интересный народ и
мечтали о другом: о том, чтобы поскорее выйти в боль-
шую, светлую жизнь, окончить институт и работать так,
чтобы вся страна заговорила: вот, мол, какой человек!
Или изобрести машину, которая за час строит сто кило-
метров дороги! Но никто не мечтал стать удачливым
вором.
Анатолий изо всех сил осваивал теорию автомобиля,
правила уличного движения и практическую езду на ма-
шине. Сдал экзамен отлично и получил удостоверение
шофера третьего класса. Вот это праздник! Конечно же,
Анатолий упросил дать ему поработать на машине. Во-
зил грузы. И до того этим увлекся, что стал даже про-
пускать классные занятия. Поэтому Иван Игнатьевич
запретил частые поездки.
И было еще одно — то ли дело, то ли отдых души.
Анатолий любил собак, любили их и другие ребята. Ана-
толий первый, ради забавы, пытался собак дрессировать.
Вспомнил, как дядя дрессировал Майка. Цыган оказался
неподдающимся, а Леди сразу же все поняла, наверное,
вспомнила чьи-то былые уроки. Анатолий показал млад-
шим воспитанникам, как дисциплинированно выполняет
Леди приказания «апорт», «лечь», «голос», «ищи».
Вопли восторга сопровождали каждый номер. Нашлось
несколько ребят, приставших к Анатолию с просьбой
научить их дрессировке. Анатолий отказался. Ребята
пошли к Ивану Игнатьевичу, и тот, к удивлению Ана-
толия, попросил его заняться с мальчишками дрессиров-
кой.
— Да ну их, вот еще буду тратить время...
— А я на тебя время тратил?
— Ну, тратили.
— Вот и уплати мне свой долг. Среди мальчиков есть
114
трое «трудных». Ничем они не интересуются, а тут заго-
релись. Начни с этого, а там у них появится интерес к
другому.
— Да я сам дрессирую чуть-чуть...
— Я достану тебе книжки,— обещал Иван Игнатье-
вич.
Через несколько дней Анатолий получил «Служебное
собаководство» — книгу знаменитого Анатолия Дурова о
сорока годах его работы дрессировщиком. Были и другие.
Прочитав их, Анатолий понял, как много надо знать
даже по такому, казалось бы, несложному делу, как
дрессировка. Сколько же и как надо учиться, чтобы
стать специалистом в более сложной области!
— Что я им, нянька? — рассердился Анатолий, под-
считав, как много часов придется потратить на обучение
членов вновь созданного кружка юных собаководов.
— Специалист из питомника поможет дрессировать,
проинструктирует тебя, а ты возглавишь кружок, орга-
низуешь ребят.
— А время? Мне ведь надо учиться, догонять и до-
гонять...
— А как же парни твоего возраста в городах и рабо-
тают и учатся в вечерних школах? Было бы желание!
Очень не хотелось Анатолию заниматься кружком,
но потом он увлекся. Его удивило, что самые недисципли-
нированные мальчишки ухаживали за собаками точно, по
расписанию, строго соблюдали программу дрессировки,
гордились послушанием своих питомцев.
Анатолий, как об открытии, рассказал о своих наблю-
дениях Ивану Игнатьевичу. Тот рассмеялся:
— Не ты первый это открыл. Человек, переделывая
природу, переделывает самого себя...
5
В марте, когда на пруду подтаял лед, Анатолий все же
«напоследок» пошел покататься на коньках и провалился
в воду. Был человек на льду — и нет его. Только меховая
шапка чуть колышется в полынье.
Глеб первым затормозил у полыньи. Тонкий лед со
звоном раскололся, и из воды почти до половины вы-
скочил Анатолий. С выпученными глазами, не в силах
вздохнуть, он, как рыба глотая ртом воздух, ухватился
115
за протянутую руку, и... Глеб очутился в проруби. Теперь
оба пытались уцепиться мокрыми руками за лед, и оба
скрывались, каждый раз с головой исчезая под водой.
Уже много рук потянулось к ним. Передних удержи-
вали задние. «Дедка за репку, бабка за дедку...»
Анатолий и Глеб очутились на больничных койках.
Пришел Иван Игнатьевич. В окна заглядывали воспитан-
ники. «Утопленники» чувствовали себя героями дня.
Глеб через два дня вышел. Анатолий заболел воспа-
лением легких. Потянулись медленные дни болезни.
Наконец к выздоравливающему Анатолию допусти-
ли гостей. Он попросил Глеба принести из его тумбочки
в спальне толстую тетрадь с разными записями, сти-
хами, изречениями. Анатолий раскрыл ее и ревниво
спросил:
— Читал?
— Я умею хранить тайны! — гордо ответил Глеб и,
обиженный, хотел уйти.
Но Анатолий удержал его:
— Давай вместе читать.
Тетрадь открывалась старинной воровской песней о
прокуроре, засудившем своего сына вора. Песня конча-
лась словами: «И снова луной озарился кладбищен-
ский двор, а там уж на свежей могиле рыдает отец-
прокурор».
Анатолий усмехнулся. Ему показалось забавным то,
что он записал эту песню. Она звучала жалостливо,
а сложили ее те, кто при случае не пожалеет ни чужого,
ни самого близкого человека.
Прочел песню «Не видать мне уж больше свободы».
Странно, почему он записал ее, что в ней могло понра-
виться ему, никогда не воровавшему, желторотому маль-
чишке? Или привлекли воровские словечки и настроение
«отпетости»?
— Любит шпана чувствительные романсы,— сказал
Анатолий.— Удивительно, как сочетаются в них свире-
пая жестокость со слезливостью.
— Ия писал стихи,— смущенно сказал Глеб.
— Правда? — удивился Анатолий.— А ну, прочти.
— Забыл...
— Просьба больного — закон. Не ломайся!
Глеб задумчиво посмотрел на Анатолия, уставился в
окно и негромко начал:
116
Мы вставать разучились рано,
Мы ложились в полуночный час,
Мы забыли, как пахнут травы,
Как в полях колосится рожь...
Он прочел еще несколько стихотворений, устремив
глаза в одну точку, нахмурив брови. Было видно, что чте-
ние доставляет ему большое наслаждение. Последнее
стихотворение он закончил так:
Пусть ладони огнем горят,
Но со мною теперь ребята
Словно с другом своим говорят.
— Почему ты не печатаешь стихи в стенгазете?
— Так...
— Что за дурацкий ответ? — И без всякой связи
Анатолий спросил: — Ты, говорят, сирота?
Глеб помолчал, потом каким-то хриплым голосом
сказал:
— Сирота. Остался я с бабушкой. Ну, а дальше... на-
шелся уголовник, вор. «Пожалел» меня... Вот я и дока-
тился сюда...
Мальчики замолчали, каждый думал о своем.
* * *
Мать Анатолия в своем письме просила задержать сы-
на в колонии. Почему же так перепугалась Ольга Пет-
ровна?
Первый же допрос в связи с пересмотром дела Руса-
кова насторожил Хозяина. Он понял, что за него взялись
всерьез. Хозяин встретил Ольгу Петровну и пригрозил
разделаться с Мамоной, если дело кончится для него,
Хозяина, плохо. Пусть прекратят пересмотр, так будет
лучше... Расследование продолжалось. Хозяин решил
«рвать когти» — сбежать из Москвы: черт с ней, с под-
пиской о невыезде. Перед побегом он надумал «разжить-
ся», но попался на воровстве с поличным. Во время след-
ствия его же «дружки» показали против него и по делу
Русакова. Хозяина и Яшку Глухаря осудили. Ольга Пет-
ровна радовалась. А потом прошел слух о бегстве
Хозяина. Ох, как переволновалась Ольга Петровна! Вот
117
тогда-то она и добилась, чтобы Анатолию дали возмож-
ность окончить девятый класс в колонии.
Хозяин попал в дальние лагеря. Встретил там двух
бандитов-рецидивистов, и они решили бежать. Обычно
хорошо работающих заключенных отпускали досрочно,
«засчитывали срок». С помощью угроз они заставили не-
скольких неопытных, впервые попавших в лагеря заклю-
ченных работать так, что кости трещали, а часть их
выработки записывали на себя. Администрация пове-
рила, что эта тройка «отпетых» перековалась. Тут слу-
чилось непредвиденное. После смерти Сталина была объ-
явлена амнистия, и Хозяин вернулся домой.
Не было больше смысла задерживать Анатолия в ко-
лонии.
6
Перед отъездом из колонии Анатолий зашел к Ивану
Игнатьевичу вернуть «тетрадь». Ту самую «тетрадь», тол-
стую бухгалтерскую книгу с твердым переплетом, в кото-
рую Иван Игнатьевич записывал высказывания мудрых
людей, афоризмы, пословицы и свои мысли.
Анатолий подал Ивану Игнатьевичу и свои выписки.
Иван Игнатьевич всегда интересовался, какие записи
привлекают воспитанников. Выписки Анатолия были са-
мого разного характера.
«...В каждый данный момент человек не только то, чем
он был, но и то, чем он будет».
«Каждый ничтожный поступок повседневности со-
здает или разрушает личность, и то, что сделаешь втайне
у себя в комнате, будет когда-нибудь возглашено гром-
ким голосом с кровли домов».
«...В жизни всегда есть место подвигам. Бывают по-
двиги в бою, а бывает жизнь — как подвиг. Это жизнь,
прожитая высокоидейно, подчиненная без остатка одной
цели, как, например, жизнь Ленина».
«Лучше быть старым учеником, чем старым невеж-
дой».
«Если не увлечься идеалами современной советской
жизни, то чем жить? Какими идеалами? Перед молодым
человеком встает вопрос — или стать по-настоящему со-
ветским человеком, или махровым мещанином. А так
как мещанство находится в разладе с советской действи-
118
тельностью, то буржуазно-мещанские идеалы рушатся.
А ведь надо во что-то верить. Если не веришь в наше
новое будущее, то не веришь ни во что. Так появля-
ются молодые скептики, которые даже щеголяют своим
скептицизмом. И вот тут начинаемся трагедия. В отри-
цании, как в огне, есть сила, и эта сила испепеляет
волю».
— Во что же ты веришь? — громко повторил Иван
Игнатьевич.
— Я? — Анатолий глубоко вздохнул, как перед
прыжком в воду, потом быстро сунул в нагрудный кар-
ман руку и поднес к глазам Ивана Игнатьевича ком-
сомольский билет с изображением Владимира Ильича
Ленина.
Волнение юноши передалось Ивану Игнатьевичу.
— Я рад за тебя!
Перед мысленным взором Анатолия промелькнули
кадры из его жизни.
...Приезд в колонию. Шофер дядько Грицько под
машиной. Стычка с Францем и его дружками... Их жал-
кие фигуры в центре, а вокруг ненавидящие глаза вос-
питанников.
Но не это, и не стычку с Жевжиком, и не суд, сняв-
ший судимость, а другое, единственное и незабываемое,
он запомнил наиболее ярко и будет помнить всю
жизнь.
Это было на комсомольском собрании воспитанников,
когда ему как активисту, доказавшему своим умом, серд-
цем и рабочими руками, чего он стоит, вручили комсо-
мольский билет. Только люди, сорвавшиеся с тропинки в
пропасть и выбравшиеся из нее, ценят хорошую дорогу,
ведущую к цели. А если по этому же пути, помогая друг
другу, идет молодежь с пылкими сердцами и горячей
верой в будущее и ты среди них, то... Анатолий держал
комсомольский билет перед глазами Ивана Игнатьевича,
а сам чуть не пел от радости и гордости.
Глава VII
ЗДРАВСТВУЙ, МОСКВА
1
Мы расстались в первой главе с Анатолием Русако-
вым, когда он, раздраженный сценой в дежурке на вок-
зале и озлобленный выходками Агнии Львовны Троиц-
кой, вышел с нею и Ликой на шумную привокзальную
площадь. Он помог им донести и уложить багаж в
«Победу».
— Ах, как я вам благодарна...— виновато улыбаясь,
сказала Агния Львовна.— Садитесь, пожалуйста, мы под-
везем вас.
Анатолий буркнул «спасибо», простился и направился
к метро.
— Так кто же оказался прав? — торжествующе вос-
кликнула Лика, когда «Победа» тронулась.
— Ах, все это так неожиданно...— отозвалась мать.—
Конечно, молодец! И все-таки — он не твоего круга. Та-
кое прошлое... Подумать страшно!
Лика сердито отвернулась.
Анатолий вошел в метро. Радостное возбуждение
снова овладело им. Он улыбнулся кассирше, улыбнулся
девушке-контролерше, отрывавшей билетики.
Москва!
Сколько раз, засыпая на своей койке в колонии, он
мечтал, представляя свой первый день возвращения в
родной город, в родной дом. Вот она — Москва! Жизнь
кипучая и деятельная, озабоченная и веселая! Москва,
вечно спешащая работать, строить, учиться, знать. И по-
думать только: он сам, по своей вине, чуть-чуть не по-
терял все это. Чуть было не свернул в грязный и тем-
ный тупик... Хорошо, что хоть вовремя вытащили, от-
мыли...
Улыбка на мгновение сошла с губ Анатолия, и он тя-
жело вздохнул.
На станции «Краснопресненская» Анатолий очнулся
от своих дум и ринулся из вагона. Движение эскалатора
показалось ему слишком медленным, и он помчался вверх
огромными шагами через две ступеньки. Из метро он вы-
бежал на освещенную солнцем небольшую плошадь.
120
Мелькали прохожие, автомашины, троллейбусы... По ту
сторону улицы, за железной оградой и деревьями, вид-
нелся пруд Зоологического парка, искрившийся солнеч-
ными зайчиками. На каменном островке стоял, как извая-
ние, розоватый пеликан с неподвижно распростертыми
крыльями. По воде скользили лебеди. Басовито прожуж-
жал над домами пассажирский самолет. Обычная кар-
тина августовского дня...
Анатолий зажмурил на мгновение глаза и открыл их.
Нет, все это наяву, настоящее, с детства родное.
Остановка троллейбуса оказалась на старом месте,
возле кинотеатра. На афише огромными буквами было
напечатано: «Бродяга». Анатолий усмехнулся и вскочил
в вагон. Троллейбус пополз по подъему вверх. Справа
высились груды земли, обтесанные гранитные глыбы,
виднелась каменная стена, а над ней, чуть отступив, вы-
сился, сверкая бесчисленными окнами, дом-гора—новый,
еще не законченный высотный дом на площади Восста-
ния. О нем Анатолий знал из писем матери и фотографий
в «Огоньке». Через две-три минуты Анатолий вышел из
троллейбуса у Скарятинского переулка.
— Вот эта улица, вот этот дом... с вывеской почты на
нем,— тихонько пропел Анатолий, взбегая по лестнице
на второй этаж. У высокой двери он нетерпеливо нажал
кнопку два раза и прислушался. Тихо... А вдруг мать на
работе? Ведь он не телеграфировал о дне приезда, хотел
сюрпризом...
Внезапно дверь широко распахнулась.
— Сынок!
Мать обняла его у порога и заплакала, быстро целуя
в щеки, нос, глаза.
Дядя Коля в темном морском кителе, поседевший,
ставший как-то меньше ростом, гладил его по плечу,
взял из рук чемодан и, заморгав глазами, хрипло ско-
мандовал:
— Полный вперед!
В прихожей мать снова прильнула к плечу сына и за-
рыдала.
— Ну что ты, мамочка, что ты! — растерянно бормо-
тал Анатолий.— Ну чего ты? Я же вернулся! — шептал
он, целуя ее волосы.
Дяде наконец удалось, когда Ольга Петровна ути-
рала платком мокрое от слез лицо, обнять племянника.
121
Из приоткрытых дверей выглядывали соседи. Затем все
трое двинулись в комнату.
Стол был празднично убран: белоснежная скатерть,
цветы, графинчик с вишневой наливкой («Дядина специ-
альность»,— отметил Анатолий), закуски, блюдо с пира-
мидой маленьких румяных пирожков. Вкусно пахло све-
жеиспеченной сдобой. С детства волнующий запах празд-
ничного дня... «Наверное, с грибами, и с рисом, и с
яйцами, и с мясом»,— улыбнувшись, подумал Анатолий
и отвернулся, чтобы незаметно протереть уголок глаза.
Справа в углу стояла знакомая ширма, загораживающая
кровать, и казалось, говорила: «Здравствуй, здрав-
ствуй...»
У противоположной стены над стареньким пианино
висит большой портрет отца в военной форме. Он снял-
ся в сорок пятом, перед демобилизацией из армии,
где командовал саперной ротой. Губы отца чуть улы-
бались, но глаза смотрели строго, прямо в глаза Ана-
толию.
На подоконнике зеленели колючие столетники, а ме-
жду окнами — все тот же письменный стол отца, и над
ним — фотокарточка Анатолия в полированной рамочке.
А вот и старый знакомый — диван с высокой спинкой,
и на полочке над спинкой пасутся все те же семь мрамор-
ных слоников.
— Мама, почему такой стол и пирожки, разве сегодня
праздник? — спросил Анатолий.
Оказалось, что звонил из Харькова Иван Игнатьевич
и предупредил о дне приезда Анатолия в Москву. Тут
Ольга Петровна всплеснула руками и, кляня свою па-
мять, повела сына в ванную, «где уже давным-давно
все ждет тебя».
Анатолий чуть не застонал от удовольствия, опускаясь
в горячую воду.
Наконец-то он дома! Да разве может почувствовать
это так остро тот, кому не случалось терять и вновь на-
ходить родной дом!
В поезде Анатолий хотел есть, а сев за стол, взвол-
нованный и счастливый, он вдруг потерял аппетит. Дядя
предложил выпить за вернувшегося в «родную гавань».
Мать спросила, что налить — водку или вишневку? По
тону, каким был задан вопрос, Анатолий почувствовал
тревогу матери: не набросится ли он на водку?
122
— Лучше выпьем немного дядиной наливочки,—
предложил Анатолий, и лица стариков просияли.
Мать то и дело посматривала на сына и утирала плат-
ком глаза. Дядя рассказывал о свою: охотничьих при-
ключениях этой весной. Никто из троих не решался пер-
вым заговорить о самом больном и самом важном.
— А почему Майк не встречает меня? — спросил Ана-
толий у дяди.— Он жив?
— Жив, что ему сделается! На даче песик... Хорошее
у нас с ним было поле в этом году. Но ты погоди, встре-
чающие найдутся,— ответил дядя и поспешил в соседнюю
комнату.
Он вынес оттуда шелковистого мраморного, в пятнах,
щенка курцхара и поставил его на пол. Щенок, косолапя
невысокими ножками, прошелся по комнате.
Анатолий вскочил, радостно засмеялся, подхватил
щенка на руки. К ошейнику песика была пришита
картонка, на которой крупными буквами выведено:
«Майк II».
Анатолий бережно опустил Майка Второго и крепко
обнял дядю. И молодой и старый с одинаковым пылом
занялись песиком.
— Ты посмотри, уши-то, уши! — гремел дядя.— А ла-
пы какие большие! Будет сильный пес. Золотая ме-
даль— не меньше. А паспорт у него какой: предки —
сплошные чемпионы! И поохотимся же мы с тобой!
Щенок, благосклонно приняв похвалы, возбужденный
возгласами и ласками, стал носиться по комнате, а за-
тем присел и, честно глядя в глаза Анатолию, сделал ма-
ленькую лужицу.
— Ничего, он всему мигом обучится,— восхищался
Анатолий.
Дядя снова вышел в другую комнату, принес оттуда
и вручил Анатолию подарки: три книги об охоте, ста-
рый бинокль и новый фотоаппарат «ФЭД». Анатолий при-
поднял дядю в воздух и так его прижал, что тот
крякнул:
— Ну и здоров стал, черт!
2
Снова сели за стол.
— Недели две назад,— сказала Ольга Петровна,—за-
езжал Юра. Большой стал. Не узнать. Вынул анкету и
спрашивает, где ты родился, сколько тебе лет и еще раз-
ные вопросы. Я на все вопросы ответила, а потом спраши-
ваю — зачем? А он: «Не имей сто рублей, а имей сто дру-
зей», и укатил! Чудной!
Анатолий стал расспрашивать о друзьях, знакомых,
о новом высотном доме, о том, как бы попасть на Все-
союзную сельскохозяйственную выставку...
Наконец, поглаживая примостившегося на коленях
Майка Второго, он, помолчав, сказал:
— О том, как мне жилось в колонии, я вам писал. Те-
перь не нужно меня агитировать учиться. Все понял...
Сам рвусь. Но сидеть на чьей-либо шее — не хочу.
— Да что ты, сынок! — укоризненно воскликнула
мать.— Да я...
— Нет уж, лучше сразу все объяснить,— возразил
Анатолий.
И он рассказал, что в колонии закончил девятый
класс, а здесь поступит в десятый класс вечерней школы
рабочей молодежи. Днем будет работать.
— Не спеши,— вмешался дядя.— Мы думали, что
прежде всего — ученье. У меня персональная пенсия,
мать твоя тоже теперь повысила квалификацию, экза-
мены даже сдала. Мы просим тебя — заканчивай десяти-
летку. А там дело покажет: или дальше учиться пойдешь,
в институт какой, или работать начнешь.
— Я не малютка, чтобы на маминых и дядиных хар-
чах сидеть. Руки-ноги есть, не инвалид,— упрямо повто-
рил Анатолий.
— Мы же для тебя стараемся, чтобы ты на мель не
сел, чтобы облегчить начало,— настаивал дядя.
— Знаю. Мать будет по три дежурства подряд брать,
чтобы подработать, а ты, дядя, откажешься от походов
по книжным магазинам... И все это для того, чтобы здо-
ровенный балбес не переутомлялся. Нет! Буду работать
днем, а учиться вечером. Закончу десятый класс, по-
ступлю заочником в автомеханический институт.
— Или ты боишься, что после уроков нечем будет
занять свободное время? — И дядины серые проница-
124
тельные глаза с хитринкой уста-
вились на юношу.— Учи иност-
ранный язык. Дельная вещь, по-
верь моряку! Музыке учись, ведь
ты умел на баяне...
— Ничего я не боюсь,— уже
сердито сказал Анатолий.— Я
буду работать и учиться. И точка!
Про колонию я вам потом как-
нибудь расскажу: там учат и
уму-разуму и труду. Я там не
только девять классов закончил,
но выучился на слесаря пятого
разряда и на шофера третьего
класса.
Ольга Петровна вдруг всхлип-
нула, подошла к сыну и порыви-
сто поцеловала его в голову.
Лицо дяди расплылось в улыбке.
— Ну, брат, вот это действи-
тельно здорово! Вот это хорошо!
Но все-таки учиться тебе надо —
это прежде всего.
А счастливый Анатолий про-
должал:
— В колонии мы и машины
ремонтировали, и запчасти к ма-
шинам делали, премии получали. Я около трех тысяч
с собой привез. Мотоцикл куплю. В колонии остались
друзья. Надо будет посылки им послать...
— А кто они, эти твои друзья? — настороженно спро-
сила мать.
— Активисты, конечно!
— Кто-кто? Какие активисты?
— Ну, надо там побыть, чтобы понять. Активист — это
тот, кто понял свои ошибки, отвернулся от прошлого гни-
лья и доказал это делом. Словом, лучшие из ребят.
— И много в колонии у тебя друзей?
— Приятелей много, а друзей только трое...
— А кто они? Как попали туда?
Анатолий налил чай на блюдце и, шумно отхлебывая
(«Совсем разучился прилично есть»,— огорчилась мать),
сказал:
125
— Есть у меня друг Влоо, то есть Володька Степин.
Отца у него убили гитлеровцы, а у матери вторая группа
инвалидности, ее фашисты в гестапо мучили. Умерла
сестренка. Влоо, чтобы не умереть с голоду, крал кар-
тошку, консервы, шоколад, попал в шайку. Потом пришли
наши, а шайка его не отпустила, заставляла красть уже
при Советской власти. Он слабохарактерный, пошел на
это и вместе с шайкой попался. К нам в колонию он при-
шел полуграмотный, никого не слушал, ругался. А потом
начал учиться, работать, да еще как! Стал активистом и
помог мне против Франца. Мы подружились. Вот ему-то
хочу отправить посылку.
— Пошлем! — горячо отозвалась Ольга Петровна.—
А что это за Франц?
— Франц? — Анатолий нахмурился и покраснел.—
Неприятно вспоминать. Был такой тип, я даже с ним, ду-
рак, сначала дружил. Хотел он командовать нами, как
атаман, и жить паразитом. «Бросай учиться и работать,
государство и так нас обязано кормить. А кто не согласен,
тому перо в бок...» Ну, кончилось это тем, что вошел он в
шайку, сделали они ножи, запаслись железными болтами,
видно, собрались крепко пошуметь. Мы, активисты, во-
время заметили. Франц на меня с ножом, а тут Володя —
хвать его за руку... Потом еще Глеб. Родителей нет.., Он
у нас мировецкий поэт. Думаете, заливаю?
— Толя! — воскликнула мать.
— Ну ладно, ладно... ну, не вру. Его стихотворение
недавно даже в комсомольской газете напечатали.
— Такой талантливый мальчик... Как же так? —
Ольга Петровна поднесла платок к глазам.— Пошлем по-
сылки всем. Я сама им письма напишу.
После завтрака дядя попрощался и направился к
двери.
— А охота? — крикнул Анатолий, прижимая к груди
щенка.
— Приезжай на дачу в субботу вечером или в воскре-
сенье утром, пораньше. Большой добычи не обещаю,
а побродить по лесу — побродим.
— Ну, пойдем к тебе, отдохни с дороги,— сказала
мать.
Все как прежде в его комнате: та же кровать, тот же
шкаф, коврик с оленем над кроватью. Все было давно
знакомо, но все так волновало теперь. Справа на полке
126
стояли все три тома «Графа Монте-Кристо». Анатолий
усмехнулся, подмигнул старым приятелям: «Такие-то
дела, брат Эдмонд Дантес, благородный граф Монте-
Кристо! Теперь и мы узнали, что такое коварство и
клевета...»
Анатолий потянулся к баяну, который в чехле стоял
на этажерке. Что же сыграть? Анатолий начал свою лю-
бимую — «Раскинулось море широко». Мать отвернулась,
чтобы скрыть слезы: эту песню любил ее покойный муж.
Играя, Анатолий глядел на снимок, висевший на стене.
Когда-то снимались всем классом... С фото на него
смотрели большие глаза девочки в школьном платье.
«Нина, как-то мы встретимся с тобой? Что ты думаешь
обо мне?»
— Ты все же поспи, сынок, отдохни,— сказала мать,
входя.
— Да я не устал.
— Это так кажется. Поспи! Ну, сделай это для меня.
Спать не хотелось, но Анатолий разделся. Зеркало на
столике отразило смуглое стройное тело. На левой руке
у запястья красовалась татуировка — якорь, на бицеп-
се— инициалы «А. Р.» и две руки в рукопожатии. «Про-
клятая дурость!— с горечью подумал он.— Патриарх!
Надо уничтожить эту гадость. Но как ее свести?»
В комнате, оклеенной зеленоватыми обоями, было со-
всем тихо. Анатолий закрыл глаза, потянулся так, что
затрещало в суставах. Днем он не привык спать. Сон не
приходил. Он лег, закинул руки за голову, закрыл глаза,
и ему удивительно ясно представился невысокий, строй-
ный пожилой человек с внимательными глазами — Иван
Игнатьевич. «Что было бы, если бы не он? Что-то теперь
поделывают ребята в колонии? К сегодняшнему дню Глеб
с членами редколлегии — с «писательско-художественной
командой» — должен вывесить новую стенгазету. Надо
будет написать им для следующего номера, обещал...
Пойду завтра в Зоопарк, испробую новый фотоаппарат...
Надо купить книжку по фотографии... Интересно, где по-
мещается ближайшая вечерняя школа рабочей моло-
дежи?.. Позвонит ли Лика? Я сам первый не буду зво-
нить... Какая замечательная девушка!..»
* * *
В дверь постучали. Анатолий открыл глаза. Дверь
приоткрылась, и показалась седая голова матери.
— Толечка, ты говорил — спать не хочешь, а знаешь,
сколько проспал? Уже скоро вечер!
Мать вошла в комнату и подала письмо. На конверте
значилось:
БЕСКОНЕЧНАЯ ВСЕЛЕННАЯ
НАША МЕТАГАЛАКТИКА. ГАЛАКТИКА.
НАША СОЛНЕЧНАЯ СИСТЕМА.
ПЛАНЕТА ЗЕМЛЯ. МАТЕРИК ЕВРОПА.
СССР, РСФСР.
г. Москва, ул. Воровского, дом 29, кв. 41.
ГРАЖДАНИНУ
Анатолию Владимировичу Русакову
— Узнаю! Узнаю!—закричал Анатолий.
Это была первая весточка от московских друзей. Он
разорвал конверт. Внутри оказался крошечный листок
бумаги. Разборчиво, но очень мелко было написано:
Если хочешь услышать мой чудный голос,
позвони Б-3-36-13.
Белый карлик.
— Юрка Кубышкин! Это ты! — Анатолий вскочил, в
одну минуту оделся и, волнуясь, побежал к телефону.
Разговор был коротким: Юра помнит и по-прежнему
любит Анатолия, и в этом он скоро убедится на деле. Се-
годня и завтра Юра не сможет зайти, очень занят, рабо-
тает за Москвой. Заедет утром в воскресенье. У него свой
«Москвич». «А по телефону у нас с тобой ничего, кроме
«ахов» и «охов», не получится, держу пари»,— закон-
чил он.
— Помню, ты с дедом своим ездил на охоту. И сей-
час увлекаешься? — спросил Анатолий.
— И сейчас охочусь.
128
— Раз так — едем вместе в субботу вечером или ут-
ром в воскресенье на охоту. Дядя знает места. Принято?
Условились выехать в субботу вечером.
Анатолий повесил трубку, но долго еще стоял у теле-
фона.
Первый звонок... И какой хороший!
В последние недели в колонии да и в дороге он долго
раздумывал о том, какой-то будет встреча со старыми
друзьями, с настоящими, с теми, с кем дружил еще до
этого проклятого Хозяина. Простят ли они? Захотят ли
продолжать дружбу? А вдруг начнут читать скучные но-
тации? А может быть, отвернутся, постыдятся водиться
с отбывшим заключение. Но ведь он, Анатолий, полно-
стью реабилитирован, признан невиновным! Это по суду.
А по своей совести? Разве он не изменил друзьям ра-
ди Хозяина, Яшки Глухаря, Чумы? Да, он был еще
мальчишкой, не разобрался, не понял... И все-таки
мысли о предстоящих встречах вызывали робость и не-
уверенность.
И вот —звонок Юры... Ни намека!..
3
Был еще один близкий друг. Правда, они, бывало,
ссорились. Но в каком бы оскорбительном тоне теперь ни
начал говорить Коля Фатеев — он же Маленький мар-
шал,— Анатолий заранее решил не обижаться. Надо вос-
становить старую дружбу.
В каждом классе есть свой любимчик-заводила, кото-
рому подражает большинство. И в каждом классе есть
«совесть класса», ученик не слишком любимый, но ува-
жаемый за прямоту и резкость суждений, даже когда они
расходятся с неписаными законами школьной жизни.
А «законы» эти велят подсказывать «утопающему» и «на-
солить» нелюбимому педагогу. Но Коля Фатеев не при-
знавал этих правил и держался твердо против всего
класса.
Отец Коли, танкист, погиб на войне. Сын гордился
подвигом отца и мечтал стать военным, и не просто воен-
ным, а маршалом! Об этом он как-то рассказал Анато-
лию, а потом не раз просил его не разглашать тайну.
Из-за маленького роста и слабого здоровья Колю не
приняли в Суворовское училище. Но мальчик решил до-
5 Г. Тушклн
129
биться своего. Прежде всего надо закалить тело и вы-
работать железную силу воли. Он так и сказал своей
матери. Ее уговоры и слезы не поколебали будущего мар-
шала. И чего только не делал Коля, втайне копируя
детство Суворова! Он перечитал почти все о любимом
полководце, сделал выписки из «Киропедии» Ксенофонта,
из «Биографии великих людей» Плутарха и других книг.
Мальчик, раньше спавший на мягком диване, пере-
брался на ковер. Воспитывая волю, он, сладкоежка, от-
казался от сладостей. Вставал в шесть утра, ложился
точно в «двадцать два ноль-ноль». После утренней за-
рядки обливался холодной водой и вздумал было
перейти на спартанский режим питания — черные сухари,
кипяток, каша «геркулес» без масла,— но мать не позво-
лила. Строго, пунктуально выполнял он намеченный
порядок дня. Мать вначале огорчалась, потом решила,
что блажь сына скоро пройдет. Но так продолжалось и
месяц, и второй, и год... Коля втянулся, привык к такому
режиму и даже увлекся когда-то нелюбимым спортом.
Всегда серьезный, даже хмурый, в очках, он казался ма-
леньким педантом-сухарем.
Самолюбивый, всегда уверенный в своей правоте,
Коля нелегко сходился с ребятами и был деспотичен в
дружбе. С первой же минуты он начинал исправлять
и направлять нового друга. Это надоедало. Такое испы-
тание выдерживали очень немногие. А Коля тяжело пере-
живал, когда новые друзья отворачивались от него,
что случалось нередко. Честный до щепетильности, не-
примиримый в делах чести, он всегда готов был оказать
другу важную услугу. Он мог, не жалея своего времени,
«натаскивать» перед экзаменом, готов был умереть за
друга, но требовал в ответ того же и, главное, безогово-
рочного подчинения.
Анатолий подружился с Колей во время подготовки
к экзаменам. Еще больше их сдружил каток. Оба любили
книги о путешествиях и охоте, увлекались моторами,
мечтали о мотоциклах. Анатолий под влиянием Коли на-
чал лучше учиться, стал серьезнее.
Так продолжалось два года. Потом Толю стал тяго-
тить деспотизм Маленького маршала, он охладел к нему.
А потом... потом запутался в липкой паутине Хозяина.
Возможно, что немалую роль в дружбе с Хозяином
сыграл неосознанный протест Анатолия против Колиного
130
педантизма и жестокой, прямой как палка, самодисци-
плины.
Коля начал ссориться с Анатолием и требовал, чтобы
тот не водился с Хозяином. Он даже появился в их ком-
пании, начал гневно обличать дворовых хулиганов. А кон-
чилось это тем, что Анатолию еле удалось спасти его от
избиения.
Вскоре после этого Хозяин, встретив Колю в пере-
улке, окликнул его:
— Давай пять! — Он протянул ему костлявую руку.—
Скажи, пожалуйста, чего ты фасон давишь?
— Я? Какой фасон? — Коля растерялся.
— Ну-ну! Ты кого другого разыгрывай, а не меня.
Тихоня, тихоня, а кол в дневнике на четверку переделал.
На Первое мая нализался. Нам все известно! Хочешь во-
диться с нами, так фасон брось. Не тебе над Хозяином
быть!
Коля смотрел на него во все глаза и ничего не по-
нимал. При встрече с Анатолием он потребовал объяс-
нений.
— Понимаешь, могут тебе бока намять,— сказал
Анатолий.— Ну, и я им наплел, что ты не такой уж со-
сунок. Это, так сказать, спасательная маскировка для
тебя.
— Гнусное вранье — вот что это! Я не нуждаюсь в ма-
скировке, да еще такой гнусной. Выбирай — я или они!
Анатолий рассердился. Дружбе с Колей пришел конец.
4
Телефонный разговор с Колей был трудным. Коля
спрашивал напрямик, без дипломатии, и Анатолий от-
вечал так же.
— Рад, что ты вернулся,— сказал Коля,— если ты
только не считаешь себя «отпускником».
— Не считаю! — отвечал Анатолий.— Начинаю жить
по-новому. Может быть, по старой памяти, поможешь
учебниками?
Но Колю не так-то легко было убедить.
— По старой дружбе помогу, если ты действительно
хочешь учиться. Ты не врешь?
— Нет, не вру!
В таком же духе Коля допрашивал его довольно
131
долго. О себе он сказал, что работает на автозаводе сле-
сарем и там же учится в вечернем техникуме.
— Я тоже слесарь пятого разряда и к тому же шо-
фер,— похвастался Анатолий.
Коля, видимо, не слишком поверил в пятый разряд и
стал задавать специальные вопросы по слесарному делу
и моторам внутреннего сгорания.
— Гм... А ты, пожалуй, неплохо разбираешься...
— Думаю, что неплохо.
— Ну, уж об этом предоставь нам судить. Поживем —
увидим.
Анатолий не стал спорить, но напоследок с ехидной
ноткой в голосе спросил:
— А как дела с маршальством? Продвигаемся?
— Да ну тебя! — Коля рассмеялся.— Подробно —
при встрече. Зайду к тебе после занятий, часов в десять
вечера. Не поздно?
* * *
Теперь можно было позвонить Нине. Анатолий триж-
ды набирал номер, но не до конца и трижды трусливо
опускал трубку на рычаг. В четвертый раз он даже услы-
шал низкий гудок и все же положил трубку.
...Нина когда-то жила в этой же квартире, она была
года на полтора старше Толи. Они часто ссорились, даже
дрались. Дружба началась после того, как Анатолий
упал на катке и мчавшийся конькобежец, не успев свер-
нуть, рассек ему «норвежкой» кожу на лопатке до кости.
Нина, увидев кровь, потащила Толю к врачу, хотя
мальчишка упирался и кричал, что незачем. Но вскоре
голова у него стала кружиться, спину сводила боль, и он
снизошел до того, что, спотыкаясь, покатил, держась за
плечо девчонки. Все вокруг ахали и очень ему сочувство-
вали. Нина привела его в медпункт, разыскала врача,
потом взяла такси и отвезла Анатолия домой. В машине
его подташнивало, но он вошел в роль пострадавшего,
воображая себя тяжелораненым разведчиком, а Нину —
фронтовой медицинской сестрой.
Как и другие мальчишки, Анатолий щеголял своим
презрением к девчонкам. Для Нины он сделал исключе-
ние, но так, чтобы никто не знал об этом. На улице он
старался ее не замечать. В шестом классе отношение
132
к девчонкам изменилось. Школы их были недалеко друг
от друга, и Толя уже нередко поджидал Нину, чтобы
вместе идти домой.
Однажды на классной доске кто-то нарисовал мелом
сердце, пронзенное стрелой, и написал: «Толя + Нина».
Анатолий гордо смолчал. А через несколько дней по-
дрался с пареньком со своего двора, который глупо
дразнил Нину. С тех пор мальчишки, завидев Нину и
Анатолия, запевали: «Жених и невеста замесили тесто!»
Теперь они часто вместе сидели за учебниками. Как-то
в полутемном коридоре Анатолий схватил Нину за руку,
поцеловал и опрометью бросился прочь. На другой
день совместные занятия возобновились, словно ничего
не произошло. Вскоре к ним присоединился Коля. Втроем
они ходили в кино, на каток. Однажды в Сокольниках,
играя в догонялки, Нина убежала в кусты. Анатолий до-
гнал ее и поцеловал — и раз, и два. Нина возмутилась и
сказала:
— Ты не уважаешь меня,— и в слезах пошла прочь.
После этого они неделю не разговаривали. Потом по-
мирились, и Нина обещала ни с кем, кроме Анатолия, не
дружить, повсюду ходить только с ним. Они договорились
не иметь друг от друга секретов, говорить одну правду.
Коля вскоре понял, что он «третий лишний», обиделся и
перестал с ними гулять.
Летом Нина уехала в пионерский лагерь на Оку. Ана-
толия отправили в другой, где было очень скучно. Вер-
нувшись, он сдружился с Хозяином. А когда приехала
Нина, Анатолий, по совету Хозяина, пригласил ее в их
компанию. Нина убежала с половины вечера и на другой
день потребовала, чтобы Анатолий порвал с этими
хулиганами. Мать Нины, узнав, где она была, запретила
девочке встречаться с Анатолием. Вскоре они переехали
на другую квартиру.
А потом Нина была на суде, горько плакала. Она
написала ему письмо в колонию, злое и жестокое. Он и
теперь может слово в слово повторить его.
Когда Нина узнала от Ольги Петровны, что дело Ана-
толия пересматривается, что он оправдан, а Хозяин и
Яшка Глухарь осуждены, она прислала «жалостливое»
письмо, где предлагала возобновить дружбу и переписку.
Но Анатолий не мог ей простить измены. Пусть от него
отступились все, нр она не должна была! К тому же он
133
подозревал, что второе письмо написано не по велению
души, а по просьбе его матери. Поэтому он ответил
кратко: «В жалости не нуждаюсь».
С тех пор минуло немало времени. Что он скажет
теперь Нине? Уверит ее, что снова достоин дружбы?
А если она пошлет его к черту? Ей сейчас почти два-
дцать, может быть, она замужем? Стоит ли звонить?
И все же он позвонил. Нины дома не было, соседка
сообщила ее служебный телефон.
Наконец Анатолий услышал знакомый голос. По-ви-
димому, сняв трубку, Нина продолжала с кем-то гово-
рить, смеялась, а затем громко и серьезно сказала:
— Я слушаю.
— Здравствуй, Нина, это Анатолий!
Наступило молчание. Бросит она трубку или нет? Ти-
шина. Он не выдержал:
— Ты слышишь меня? Это я, Анатолий!
— Какой Анатолий? — И снова тишина.
— Это я, Анатолий Русаков. Можешь послать меня к
черту, но я только что возвратился в Москву и просто
не мог не позвонить тебе!
— Толька, ты?! Приехал?! Ты как приехал, насо-
всем? — В голосе Нины послышалось беспокойство.
— По всем законам! Судимость снята. Шофер треть-
его класса, слесарь пятого разряда, но по телефону всего
не расскажешь. Я бы хотел тебя увидеть, если можно...
— Не только можно, но нужно! Заходи... или я
зайду. Знаешь, встретимся на днях у памятника Пуш-
кину.
Так и договорились.
Анатолий заглянул в свою записную книжку, позво-
нил другому школьному товарищу и пережил неприятные
минуты. Женский голос ответил:
— Его нет дома. А кто спрашивает?
— Анатолий.
— Какой Анатолий?
— Русаков.
— Как? Русаков? А-а...
Многое слышалось в этом холодном, даже враждеб-
ном восклицании. «Зачем тебе нужен мой сын? Зачем
тебе позволили вернуться в Москву? И у тебя хватает
наглости звонить? Надеешься возобновить прежнее зна-
комство? Не бывать этому!»
134
— Когда будет дома?
— Не знаю...
Трубку повесили. Анатолий густо покраснел.
Один из прежних друзей обрадованно закричал в
трубку:
— Толька! Русаков! Ты? Живой? Вот здорово! —
А спустя несколько секунд он стал разговаривать как-то
смущенно.
— Чего ты мочалку жуешь? — спросил Анатолий.
— Да понимаешь... бежать надо... дело одно...
Все стало понятным: невидимый отец или невидимая
мать знаками показывали невидимому собеседнику, что
надо прекратить разговор.
У Анатолия пропало желание разыскивать старых
друзей. Он вернулся в комнату и стал расспрашивать
мать о соседях.
— Корсаковы не обижали тебя? Не корили за меня?
Мать махнула на него рукой:
— Что ты, что ты! Наоборот! — Ольга Петровна рас-
сказала, что жена Корсакова — Антонина Алексеевна —
была особенно внимательна к ней.— А Валентин Петро-
вич редко бывает дома, все по командировкам ездит. Ко-
гда приедет — обязательно зайдет, про тебя спросит,
письмами твоими интересовался. Когда узнал, что ты
активист, что в комсомол принят,— он так обрадовался!
Меня поздравлял. Говорит: «Я всегда чувствовал, что
ваш Толя отличный парень. Ругаю себя, что не уделял
времени ему, да что поделаешь — служба, разъезды.
А всего хуже, говорит, что не было меня в Москве во
время суда. Может быть, иначе дело сумели бы повер-
нуть, выявили бы этого Гришку Санькина». Когда узнал,
что Санькина посадили за ограбление магазина — они
там и сторожа ранили,— то сделал все, чтобы вскрыть
его роль в твоем деле... Не сердись на Корсакова, То-
лечка, он тебе добра желал.
— А я и не думаю сердиться. Ведь он был прав! А ес-
ли раньше ненавидел, так это меня, дурака, Хозяин
настроил. Я бы к Корсакову сам зашел, когда он при-
едет, да удобно ли?
— Я спрошу,— сказала мать.
— О чем спросишь? Нет уж... Лучше я с ним сам
налажу отношения.
Мать и сын разговаривали, стоя у окна. Как дорога и
135
близка была Анатолию эта почти седая, рано состарив-
шаяся женщина с дрожащей головой и сеткой морщинок
у глаз!
Никогда-никогда он больше не причинит ей боль!
5
На следующее утро Ольга Петровна повела Анатолия
в ГУМ:
— Я уже присмотрела костюмчик и пальто, не знаю,
понравится ли тебе?
— Понравится, понравится.— Он улыбнулся матери,
обнял ее за плечи.
Шли, по просьбе Анатолия, пешком, чтобы, как он
сказал, «поздороваться с Москвой». Он шел и так при-
стально и внимательно разглядывал дома и прохожих,
будто с рождения был слепым, а сейчас прозрел и видит
мир впервые.
Они походили по гулким и шумным линиям ГУМа,
купили серый костюм, две сорочки, туфли и, наконец,
темно-серое, в елочку, пальто. В примерочной магазина
он облачился во все новое, на голубоватую сорочку на-
дел полосатый галстук и, поколебавшись, неловко
водрузил на голову серую шляпу. Шляпа была куп-
лена только после настоятельных просьб матери. Надев
шляпу, он посмотрел в большое зеркало и увидел лад-
ного, крепкого молодого человека, будто совсем незна-
комого.
— Подожди меня у фонтана, я куплю чего-нибудь к
ужину,— сказала Ольга Петровна и скрылась в дверях
продовольственного отдела.
Анатолий прислонился к ограде фонтана и стал раз-
глядывать медленно текущую толпу.
— Молодой человек, купите платочек жене или ма-
маше,— почти под самым ухом негромко произнес кто-то.
Анатолий обернулся. Юркая старушка держала в ру-
ках теплый пуховый платок.— Недорого, пятьсот рублей
всего, таких в магазине не купите, из Оренбурга сынок
прислал подарочек, да денег нету...
Анатолий посмотрел на свой костюм — подарок ма-
тери,— и ему стало стыдно: мать ему, здоровому дети-
не, делает подарки, а он даже не подумал купить ей что-
136
нибудь. Привез деньги и сразу определил — на мото-
цикл!
Вынуть из кармана «мотоциклетные» деньги и рас-
платиться — было делом минуты. Старуха, обрадован-
ная сговорчивым покупателем, мгновенно исчезла.
Ольга Петровна ахнула, увидев подарок, потом вся
засветилась улыбкой. Это был первый подарок сына!
Счастливые и довольные друг другом, они возвратились
домой.
Вечером Анатолий поехал в школу рабочей молодежи
по адресу, полученному в справочном бюро. Его приняла
завуч, седовласая женщина, прочитала заявление, про-
смотрела документы.
— Уточним,— сказала она.— Прием заявлений уже
прекращен. Сейчас проводятся последние вступительные
испытания. Но для вас, вы ведь переводитесь из другой
школы, мы можем сделать исключение. Справка говорит,
что в колонии вы успешно учились в девятом классе. Зна-
чит, хотите к нам в десятый? Так?
— Да, в десятый...
— Но у вас по всем предметам пятерки и четверки, а
по литературе двойка. Почему?
— А что литература? — смущенно пробормотал Ана-
толий.— Я техникой увлекаюсь... Главное — математика,
в писатели не собираюсь...
— Вот как? Но ведь литературу знать надо, чтобы
лучше понимать жизнь и людей. А без этого и техника
мертва, ведь для людей она... Впрочем, мы еще погово-
рим потом. Приходите через неделю на переэкзаменовку
по литературе. Программу знаете? Сможете?
— Смогу. А вот в математике я силен...
— Если хотите, можно через три дня проверить и
ваши знания по математике.
— За математику я не боюсь, но и не набиваюсь,—
спохватился Анатолий.
Завуч улыбнулась и принялась рассказывать Анато-
лию о льготах для учащихся в вечерних школах рабочей
молодежи: о консультациях, дополнительных отпусках
на время выпускных экзаменов, преимуществах при по-
ступлении в вузы.
6
В тот вечер позвонил Маленький маршал, Коля Фа-
теев. Он извинился, что не сможет прийти сегодня — не-
ожиданно назначен сбор стрелков снайперского кружка,
скоро соревнования.
— Что ты извиняешься, как перед девушкой,— отве-
тил Анатолий. Его насмешил изысканно-вежливый тон
этого извинения.— Ну не пришел бы, и все. Свои люди!
Коля рассердился.
— Точность,— наставительно сказал он,— совершен-
но необходимое качество в отношениях между людьми
занятыми.— Последнее слово он подчеркнул.
А потом началось то, что могло бы утомить и жену,
и близкого друга, и сына. Коля говорил, говорил, строго
и назидательно:
— Ты должен, Анатолий, немедленно составить себе
график, где будут указаны часы работы, еды, отдыха и
развлечений. Без этого жить нельзя. С шалтай-болтай
надо кончать. И так человек треть жизни спит. Средняя
продолжительность жизни человека — шестьдесят пять
лет. Вычти пятнадцать лет на детство, останется пятьде-
сят. Из них целая треть уходит на сон. Останется всего
тридцать пять лет. Из них двадцать лет на работу, а пят-
надцать на участие в общественной жизни, на самоусо-
вершенствование, отдых и прочее. Учти! Всего мы имеем
тридцать пять лет жизни на свершения. И даже меньше.
— Учитываю! Уже учел!
Но Коля не почувствовал иронии и продолжал:
— Если человек тратит ежедневно на еду два часа,
то в месяц это составит шестьдесят часов, а за тридцать
пять лет — три года!
— Ты что это, наизусть?
— На днях делал доклад на комсомольском собра-
нии. Еще не забыл... Значит, даже книги надо читать не
те, которые под руку попадаются, а по строгому плану.
Иначе никакого времени не хватит. Надо беречь каждую
минуту, и не только свою, но и чужую.
— Слушаюсь, сударь! — сказал Анатолий, подражая
слугам из старых комедий.
И снова получил нахлобучку от Коли:
— Не устраивай балаган из серьезного разговора!
— Коля! А ведь ты лишен юмора. Это тоже порок.
138
Ты как-нибудь научись веселиться. А то засохнешь, как
сухарь.
— Всему свое время... У меня миллион пороков. Знаю,
взял их на учет. А жучу я тебя нарочно — поскорее на-
страивайся на деловой лад.
Анатолию надоело его слушать.
— Опять воспитываешь? Хочешь, как бог, создать
человека по образу и подобию своему? Но у меня свой
характер... И довольно крепкий. А когда поступлю на
работу, тогда график попробую составить.
— Иди к нам на автозавод. Ты чувствуешь, что в
этом слове заключено? Ав-то-за-вод! Сейчас многие ре-
бята после десятилетки просятся к нам, а мест мало.
— Ну, а меня и подавно не примут на такой сверх-
передовой завод.
— Почему?
— Прочитают анкету...
— Глупости! Коллектив у нас превосходный, и я
завтра же поговорю в парткоме, поговорю с комсомоль-
ским секретарем.
— Не возьмут,— убежденно сказал Анатолий.
— Не дури! Мы тебя еще и в комсомол примем.
— А я и так комсомолец.
— Ты? Каким образом? — удивился Коля.
— Меня приняли в воспитательной колонии.
— Тем более! Обязательно поговорю! И учиться тебе
помогут. Я тоже учусь в вечернем техникуме при за-
воде.
— Видишь ли, я уже подал заявление в вечернюю
школу рабочей молодежи. Через неделю переэкзаменов-
ка по литературе и русскому письменному. Математика
у меня хорошо, а в литературе поотстал. Вначале при-
дется побольше времени уделять на приготовление уро-
ков...
— И слушать не хочу! — перебил его Коля.— Или ты
будешь со мной на заводе, или ты не друг мне! — сказав
это, он повесил трубку.
Да-а... Маленький маршал оставался верен себе.
И зачем он повесил трубку, этот педант? Надо было по-
лучше разузнать о заводе. Позвонить ему? Но получишь
ответ, что самое важное уже сказано, а из графика он
выходить не намерен.
В раздумье провел Анатолий конец вечера. Ведь если
139
идти на завод, то надо работать так, чтобы обгонять
даже лучших. Иначе нельзя. Этого требует прошлое Ана-
толия. А если он не сможет так работать из-за учебы?
И вообще вряд ли возьмут с его биографией на завод.
Стоит ли в таком случае пытаться? Может быть, пер-
вое время, пока не окончит десятый класс, подрабаты-
вать на жизнь игрой на баяне в каком-нибудь клубе? На
чем же все-таки остановиться?
Глава VIII
«ЮК-5 УК-РАФ»
1
Юра Кубышкин здорово вырос. В прихожей перед
Анатолием стоял светловолосый великан с голубыми
глазами. Мощь и сила, которыми дышала его мускули-
стая фигура, делали его старше своих лет. От прежнего
нескладного, долговязого Юрки остались только румя-
нец да та же добродушная улыбка.
— А ну, покажись-ка, сынку! Погляжу я, как вас там
в бурсе уму-разуму учили, каких из вас казаков сде-
лали,— пробасил Юра. Он крепко стиснул протянутую
руку Анатолия и так тряхнул, что повернул его на месте.
Анатолий принял вызов и рванул Юрку к себе, но в
одно мгновение оказался на полу. Падение было столь
неожиданным, что Анатолий не сразу опомнился, не
сразу встал.
— Черт! Не рассчитал! Больно? — прогудел Юра.
Юра протянул руку. Анатолий был поражен тем, что
произошло. Раньше он шутя валил долговязого Юрку,
как хотел. Ну нет, и теперь победа должна остаться за
ним.
Анатолий оглянулся — в коридоре пусто. Он подско-
чил к Юре и, подставив правую ногу сзади, сильно толк-
нул в грудь, чтобы опрокинуть, но... снова оказался на
полу.
— Гляди-ка! Опять лежит? — с нарочитым удивле-
нием воскликнул Юрий.— Вставай, лежебока, нече-
го загорать! Тоже нашел место! Эх, не умеешь ты па-
дать!
Анатолий вскочил, сделал ложный выпад, но не
140
успел коснуться груди
Юры, как тот больно
повернул его руку набок.
Анатолий крикнул:
— Сдаюсь! Бегемот!
Он был огорчен своим
поражением. Но огорче-
ние быстро сменилось
удивлением, а удивле-
ние — восхищением.
— Ловко ты! — про-
бормотал он, усердно
растирая правую руку.
— Признал-таки! То-
то!
Юра тоже помнил
свои прежние поражения,
он был доволен побе-
дой и не скрывал этого.
— Где научился? —
полюбопытствовал Ана-
толий.
— Самбо! Это когда
безоружный бывает сильнее вооруженного. Надо изу-
чить центры тяжести человека в разных положениях.
Изучить наиболее болезненные, уязвимые места челове-
ческого тела, и тогда Давид легко побеждает Голиафа.
— И долго ты учился?
— Перворазрядник. Необходима тренировка. Ты па-
дать не умеешь. А самбист, даже сбитый на землю,
сумеет победить противника одним движением. Вот так!
Юра лег, ухватился обеими руками за ступню Анато-
лия, стоявшего рядом, слегка приподнял, повернул, и тот,
вскрикнув, упал.
— Неплохие приемчики самозащиты! Чувствуешь?
— А ты научи! — попросил Анатолий.
— Сто лет не виделись, встретились... И, вместо того
чтобы поговорить, давай-валяй, ломай! Выберем время,
обязательно научу.
Они прошли в комнату. Юра осторожно уселся на
стул, будто боялся сломать его, и неловко подобрал
длинные ноги. Видно, они здорово мешали ему в тесных
комнатах.
141
— Ну как? Едем на охоту или нет? Погода неважнец-
кая, моросит. А завтра — я звонил в бюро прогнозов —
сплошная облачность, возможны осадки. Решай сейчас,
скоро вечер,— загремел Юра своим невероятным басом.
— Ты что, на попятный? — испугался Анатолий.—
Едем сейчас же! Только переоденусь. Резиновые сапоги
Корсакова дала. Охотничье разрешение на меня дядя
выправил. Все у него готово для нас — и патроны и
ружья. Мама с утра уже на дачу поехала, моего щенка
с собой взяла.
— Ты уже щенком обзавелся? — удивился Юра.—
Быстро!
— И каким! Курцхар! Замечательный! Предки —
сплошные медалисты! Дядин подарок.
— Значит, завтра натаскивать его будем, учить,—
оживился Юра.— Это интересно!
— Да что ты! Он трехмесячный,— рассмеялся Ана-
толий.— Будет жить пока у дяди, на травке гулять.
Он увлек приятеля в свою комнату и начал переоде-
ваться.
— С кем успел повидаться, какие у тебя планы? —
спросил Юра.
— Планы такие: днем работать, вечером одолевать
высоты науки. Поступаю в десятый класс вечерней
школы. Сам понимаешь, без десятилетки никуда...
— Одобряю!
— Дали неделю на подготовку и переэкзаменовку по
литературе. Уже готовлюсь — глаза на лоб лезут. Надо
бы и завтра заниматься, а я еду. Мечтаю, пойми! Я ведь
впервые еду в лес, на простор, к реке!
Анатолий надел синий комбинезон.
— Звонил некоторым ребятам,—продолжал он, роясь
в ящике.— Того нет, того мамочка не подзывает, тот и
рад бы, да именно сейчас некогда... Ну их... Больше
не буду звонить.
— Зря! Народ всякий бывает. Очень огорчился?
— Ни капельки... Вру! Конечно, обидно. И поделом,
надо было писать. Сам виноват. Решил удивить, и вот...
— А Нина?
— На днях встретимся, так сказать свидание! Смеш-
но, конечно, столько лет прошло... Малышами ведь мы
тогда были, ребятенками. Для нее наша дружба, навер-
ное, только детские воспоминания. Ну, а для меня... Для
142
меня, понимаешь ли, время будто остановилось четыре
года назад, а теперь вдруг снова пошло. Как объяснить
тебе? Ну, то, что для всех вас уже «древняя история»,
для меня вроде только вчера... Ну, отношения наши,
чувства...
Анатолий говорил тихо, почти зарывшись головой в
ящик, ц что-то там бесцельно перебирал.
— А Оля где? Помнишь, как мы дразнили тебя:
«Олеобожатый, Олепровожатый»? — спросил он.
— Оля? Оля умерла...— глухо сказал Юра.
Анатолий вскинул голову и недоумевающе уставился
на приятеля:
— Умерла?!
— Нелепо! От ангины. Год назад. Какая-то особен-
ная ангина, с осложнениями. А мы собирались ехать
летом по Волге на моторной лодке. С ней и с мамой...
Юра замолчал.
Анатолий хотел, но не мог найти слов, которые бы
выразили все его сочувствие другу.
Он растерялся, захлопнул ящик и вдруг глухо спро-
сил:
— Значит, ты имеешь моторную лодку? А какой
мотор?
Спросил, и сразу ему стало стыдно. Румянец залил не
только щеки, но даже уши.
Юра, большими шагами ходивший по комнате, сильно
потер пальцами лоб, отвернулся к окну и с мукой в голосе
сказал:
— Знаешь что? Поди ты к черту!..
Анатолий вскочил, подбежал к Юрию, заглянул ему
в глаза:
— Т-ты д-д-умаешь, я хам, ничего п-п-понять не могу
и поэтому н-н-насчет мотора б-брякнул? — От волнения
он стал заикаться.— Думаешь, что огрубел я в колонии,
что подыму тебя на смех? Скажу, что девок, мол, много...
Да? А ты? Испугался, что чуть не открыл душу такому,
как я?
— Толька!
— Ну, с-с-скажи, прав я или нет? Соврешь — век не
прощу!
Глаза Анатолия, не моргая, смотрели в глаза Юрия.
Тот не опустил взгляда.
— Отчасти ты прав!
— Отчасти?
— Пойми... Тебе первому сказал об Оле... Ну, испу-
гался, смутился, что ли. Как-то стыдно выставлять на-
показ сокровенное... Понимаешь? Потому и послал тебя
к черту. А ты уже подумал совсем другое...
— П-п-понимаю! Вначале и я все переживал в оди-
ночку. Впервые, да и то не сразу, заговорил только с
Иваном Игнатьевичем. Это наш воспитатель. Такой че-
ловек! Потом расскажу... Значит, ты тоже никого не под-
пускаешь к своей душе? Ты не думай, я не набиваюсь на
такие разговоры...
Юра грустно улыбнулся и, глядя в окно, сказал:
— Я ведь даже Оле никогда не говорил о своей
любви. Словами такое трудно сказать. Старыми словами
не хочется, а новых — не выдумаешь... Но мы понимали
друг друга без слов... Знаешь, думая об Оле, я иногда
чувствовал такую силу, что если бы нашел кольцо в
земле, за которое можно ухватиться, то, кажется, мог бы
поднять земной шар! И вдруг после смерти Оли нашел
такие слова для нее, такие слова! Ладно... Хватит об
этом. Только не надо меня жалеть. Понятно?
— Юра, я очень боялся, что встретимся, а говорить
будет не о чем и разойдемся, «как в море корабли». А ты,
ты настоящий парень, что надо!
— Толька, если бы я был помоложе или постарше,—
Юра взял Анатолия за плечи,— я, может, расчувство-
вался бы и чмокнул тебя. Но давай без громких фраз...—
Юра сжал плечи Анатолия.
Анатолий смутился, толкнул Юру в грудь, и они схва-
тились в борьбе, как два медведя. Через полминуты
Анатолий был повержен. Он уселся тут же, на полу, и,
обхватив колени руками, сказал медленно и серьезно,
выбирая слова:
— Вот что, Юрка! Ты не думай, что я любитель гром-
ких фраз. Меня от них тошнит. Воры меня подцепили,
как карася, на громкую фразу. А тот, кто на собствен-
ной шкуре узнал, «почим ковш лыха», как говорил мой
учитель шоферского дела—дядько Грицько, тот не
споткнется дважды об один и тот же камень. Ты во мне
не сомневайся. Ненавижу весь этот блатной мир. Хо-
зяина того самого здесь пока нет, но могут появиться его
дружки. Водиться с ними ни за что не стану, но заде-
вать их тоже не собираюсь. Черт с ними!
144
Юра помрачнел:
— Значит, «моя хата с краю»? Непротивление? Прямо
скажи, что струсил.
— Да ты что? — Анатолий вспылил.— Я комсо-
молец, активист и вдруг здрасте — непротивленец! Ко-
нечно, я дам сдачи, если меня тронут, но задирать
их первым я не хочу и не буду. Не хочу даже прика-
саться...
— Гнилая теорийка,— возразил Юра.— Надо на них
наступать, а не обороняться. А ты хочешь по-обыватель-
ски спрятаться: лишь бы меня не трогали... Эх, ты!
— Может быть, ты и прав, Юрка,— неуверенно ска-
зал Анатолий, все еще сидя на полу.— Я еще сам не
знаю, как быть. И в дороге, в вагоне, думал об этом и
твердо решил обходить за два километра всю эту гниль.
А вот на вокзале случай вышел, пришлось вмешаться...
Потом расскажу. Видно, одно дело — план, а другое
дело — жизнь...
— Да ты поменьше философствуй! В случае чего —
советуйся со мной.
— Эй! — крикнул Анатолий, вскакивая и становясь в
театральную позу.— Эй вы, воры-жулики, враги мои!
Не подходите и не уходите, пока я не посоветуюсь со
своим другом!
Оба засмеялись. Юра вскочил:
— Что же мы сидим! Поехали. Поговорим в дороге.
Но ты действительно шофер?
— Третьего класса.
— А ну, покажи свои шоферские права.
Анатолий молча протянул Юре книжечку.
— Чтобы ездить по Москве, на этом удостоверении
нужен штамп Московского ОРУДа. А для этого необхо-
димо будет заново сдать экзамен по правилам уличного
движения. Ясно?
— Ясно, товарищ начальник. Но ведь мне не к спеху.
Может быть, пойду работать слесарем на автозавод. Коля
обещал помочь устроиться.
— А если тебе предложат работать шофером?
— Спрашиваешь! Конечно, если только вечера будут
свободны для занятий.
— А ты «Победу» водишь? — спросил Юра.
— Водил немного...— Анатолий бросил шоферское
удостоверение в ящик стола.
145
— Возьми права в карман... Значит, и «Москвич»
сумеешь вести?
Анатолий понимающе подмигнул:
— Юрка, ты настоящий друг!
— Но только за городом. Поехали!
2
День выдался пасмурный. С серого неба густо сыпа-
лись мелкие капли, налипали на ветровое стекло. Юра
включил «дворника». Анатолий с опаской поглядывал на
блестящее мокрое шоссе и ревниво присматривался к
тому, как Юра ведет машину. Все машины двигались
осторожно, на уменьшенной скорости.
Выехав за город, Юра свернул на обочину шоссе, за-
глушил мотор и предложил Анатолию поменяться ме-
стами.
Анатолий сел за баранку с горячим желанием «пока-
зать класс». Он повернул ключ, уверенно нажал стартер
и, когда мотор заработал, выжал левой ногой сцепление
и перевел скорость на первую. Понемногу «давая газ»
правой, он отпустил левую ногу и тем включил сцепление,
но, вместо того чтобы плавно двинуться, машина резко
дернулась и заглохла. Юра обидно хохотнул и сказал:
— Ручной тормоз! Забыл?
Анатолий покраснел и уже не улыбался. Машина тро-
нулась, и Анатолий повел ее со скоростью сорок кило-
метров в час.
— Ты, Толька, не представляешь, какая перед тобой
выдающаяся личность. Ты ведь не знаешь о последних
моих работах?
— О каких работах?
Юра протянул руку на заднее сиденье, взял портфель
и вынул из него два продолговатых ящичка.
— Ну, электрические фонарики может смастерить и
не очень выдающаяся личность,— заметил Анатолий.
— Фонарики? Эх, ты! Это же «ЮК-ПЯТЬ УК-РАФ».
Смотри на часы. Когда я скажу: «начал», заметь показа-
ние секундной стрелки. Готов?
- Да.
— Начал! — Юра что-то повернул в одном, потом в
другом ящичке.
— Сколько?
146
— Десять секунд.
— Готовы к действию! Это — «Юрия Кубышкина пя-
тая модель ультракоротковолнового радиофона». Сокра-
щенно — «ЮК-ПЯТЬ УК-РАФ». Как думаешь, сколько
весит?
Анатолий прикинул на ладони:
— Полкило?
— Триста двадцать три грамма. Это приемо-переда-
точный радиоаппарат. Представь себе — мы в горах, аль-
пинисты, нам необходима связь. Пожалуйста!
— Юрка, так ты же гений!
— Это что, это детские игрушки, вот например...—
горячо начал Юра и вдруг замолчал, откашлялся и ска-
зал более спокойно: — Работает на расстоянии до пяти-
десяти километров. Один экземпляр вручаю тебе. Но по-
ка ты не показывай радиофон «всем, всем, всем». Это для
наших личных разговоров. Надо будет тебе записаться в
секцию коротковолновиков и выправить удостоверение.
Я рекомендацию дам.
Анатолий с восхищением поглядывал на радиофон.
— Чтобы наладить прием или передачу, надо шесть—
десять секунд. Весь секрет в полупроводниках. Вместо
усилительных ламп — крошечные полупроводники. Но-
вая, брат, штука. Генератор собран на кристалликах-
триодах. Видишь ручку — это переключатель, чтобы пе-
рейти с приема на передачу. За этими отверстиями чув-
ствительный микрофон. Смотри не стукни. А пуговица на
проводе — телефон. Сейчас испытаем. Остановись у
обочины.
Анатолий остановил машину. Юра вылез, перескочил
через кювет и исчез за деревьями. Анатолий вложил пу-
говицу радиофона в правое ухо.
— Слушай меня, слушай меня, говорит Марс,— за-
пищало в пуговке.— Слышно? П-р-р-р-ием!
Анатолий засмеялся, повернул клемму на прием, под-
нес аппарат ко рту и сказал:
— Я слышу тебя отлично! Как погода на Марсе? При-
ем! — Он поднес аппарат к уху.
— Погода на троечку, моросит. Через полторы ми-
нуты приземлюсь возле тебя. Надо успеть доехать до-
темна. Кончаю сеанс. Ну как? — спросил Юра.
Анатолий не скупился на похвалы.
— Хвали, хвали! — пробасил Юра.— Оставь аппа-
147
рат себе, и мы, когда придет охота, будем болтать. В ра-
диофоне есть позывной зуммер.— Он нажал бляшку на
передней стенке, аппарат Анатолия негромко зажужжал.
— Ты его всегда носи с собой,— сказал Юра.—
В любой момент можешь вызвать меня. Понял?
— Спасибо, друг!
Анатолий был растроган. Минут десять он рассматри-
вал аппарат, пока наконец не спрятал его в карман.
3
Юра ловко обогнал грузовик-тяжеловоз с громыхаю-
щими железными конструкциями и сказал:
— Я ведь поехал с тобой, Толя, не только, чтобы по-
охотиться вместе. Есть к тебе дело.
— Хочешь вместе со мной сконструировать карман-
ный телевизор? — улыбнулся Анатолий.
— Ну, это когда ты кончишь десятилетку и еще кое-
что в придачу...
— А разве ты окончил институт? — ревниво спросил
Анатолий.
— Сдаю экстерном. Не перебивай. Речь идет о твоей
работе. Не исключено, что ты будешь работать в некоем
научном учреждении, там же, где я. Значит, надо кое-что
знать. Скажи, ты имеешь хоть какое-нибудь представле-
ние о погоде, о верхних слоях атмосферы, о ракетах?
— О ракетах? Фейерверк, что ли?
— Сам ты фейерверк... Я спрашиваю о космических
ракетах.
— Космических? — Анатолий даже присвистнул.—
«Из пушки на луну»? Вот было бы здорово! Серьезно
это?
— Пушка — это грезы. Ну, об этом потом. Ты о Циол-
ковском читал?
— Читать не читал, а слышал.
— А о Кибальчиче? Жил лет семьдесят назад герой
революционер Николай Кибальчич, народоволец. Он был
замечательным изобретателем, но все свои знания отдал
революционной борьбе. Знаешь, наверное, из истории,
что революционеры-народовольцы бросцли бомбу в царя
Александра Второго. Вот эту бомбу сделал Кибальчич.
Царское правительство приговорило его к казни. И вот
в тюремном каземате ученый-революционер закончил
148
чертежи сроего изобретения — ракеты, которая могла бы
летать и в безвоздушном пространстве.
Анатолий слушал с большим интересом, а потом сму-
щенно сказал:
— Читать об этом не приходилось...
— Ничего, наверстаешь. А потом — Циолковский,
Цандер... Ну, все это, так сказать, история русской ра-
кеты. А во время войны ракеты стали применять как бое-
вое оружие. При слове «катюша» гитлеровцы тряслись.
— Про «катюш» я знаю,— вставил Анатолий.—
И читал, и в кино показывали. Даже видно, как ракеты
эти по воздуху несутся. Огненные стрелы. Здорово!
— Здорово-то здорово, но немцы не зевали, стащили
идею наших ученых и построили ракеты «ФАУ-два», ко-
торыми обстреливали города Англии с расстояния в три-
ста километров. И американцы теперь имеют военные
баллистические ракеты еще большей дальности. Так что
отставать не приходится... Но военное применение ра-
кет — дело временное. Их будущность — служить науке.
И метеорологии, и физике, и астрономии, и многим дру-
гим наукам. Всего не расскажешь. Чтобы кое-что узнать,
выбери подходящую книгу из моего портфеля и почитай.
Анатолий высыпыл стопку книг и брошюр на колени,
взял лежавшую сверху и громко прочитал заголовок:
— «К механике фотонных ракет».— Раскрыл. Стра
ницы пестрели формулами. В сборнике «Ракетная техни-
ка» тоже были почти одни цифры. Вздохнув, он уложил
всю стопку в портфель: — Где уж нам. Очень сложно...
Не по мне ты дело придумал...
— Не капитулируй так быстро. Насчет книг в порт-
феле я действительно сглупил. Для тебя найдутся дру-
гие. А эти у меня собраны, чтобы подготовиться к выступ-
лению в секции астронавтики Центрального аэроклуба
имени Чкалова. Там занимаются не разбором научно-
фантастических идей, а делами вполне реальными.
Секция помогает осуществлению космических полетов.
Обсуждает теоретические и практические проблемы
полетов.
— Космических?
— Эге... Изучаем влияние на человека невесомости
при полете. Много спорим, обсуждаем, как кораблю пре-
одолеть метеоритные потоки. Есть комитет по ракетной
технике, комитет космической навигации и прочие. Я спе-
149
циально интересуюсь изучением верхних слоев атмо-
сферы при помощи ракет. Интересно?
Юра искоса взглянул на друга. Тот сидел, мрачно
глядя на мокрое шоссе. Щека его задергалась.
— Толька, что с тобой? Уксуса выпил?
— Спрашиваешь: интересно ли? Еще бы! Да за такое
можно все отдать! Только, думаю я, сколько в жизни
упущено, как вы все меня обогнали... Теперь и не дого-
нишь. Вот тебе со мной, наверное, совсем неинтересно...
Эх, не прощу я никогда всем этим гадам блатным: Чуме,
Хозяину, всем им, ворам-паразитам! Задушил бы своими
руками!
Юра испугался. Он подвел машину к обочине, оста-
новил, открыл дверцу.
— Толь, дружище, успокойся, не дури! — волнуясь,
басил Юра.— Ты что, панихиду по себе читаешь? Сду-
рел, ей-богу! Можно подумать, что тебе восемьдесят лет.
Балда! Жизнь для тебя только начинается, все впереди!
Я уверен, что ты меня и других наших и обгонишь и пе-
регонишь. Ведь ты парень башковитый и настойчивый.
Чудак! Я знаю крупного авиаконструктора, профессора.
До двадцати шести лет он совсем неграмотным был.
Читать выучился в Красной Армии, во время граждан-
ской войны. После войны на рабфак пошел и там начал с
четырех правил арифметики. А теперь учебники пишет,
три языка знает, моторы его конструкции на весь мир
известны. А ты—«упущено... мимо прошло... не догоню...»
Тьфу! Легко ты себя в пропащие определил!
Анатолий, отвернувшись, молчал. Ему уже было не-
ловко за эту вспышку неверия в себя и, может быть, за-
висти к друзьям... Он заставил себя улыбнуться и под-
черкнуто деловым тоном сказал:
— Погоди, Юра, не громи меня. Я серьезно спраши-
ваю — ну какой из меня конструктор военных ракет?
— Что-о-о? Откуда ты взял, что я приглашаю тебя
конструировать военное оружие?
— А кто говорил о фау и прочем?
— Угорел, честное пионерское, угорел! Ты что, идио-
том меня считаешь? И сам я никакой не конструктор ра-
кет — нос не дорос, а просто радиотехник. Помнишь,
увлекался этим и в детстве. А радио сегодня — это ра-
диоуправление исследовательскими ракетами. Наша
обсерватория исследует верхние слои атмосферы при по-
150
мощи ракет. Только и всего. Мое дело маленькое — по-
могаю конструировать портативные радиоприборы для
ракет и радиозондов, аппаратуру. Ведь ракеты должны
автоматически передавать из атмосферы сведения о кос-
мических излучениях, температурах на любых высотах,
силе и направлении магнитного поля Земли, скорости
ионосферных частиц и тэ дэ.и тэ пэ. Подучишься, бу-
дем работать вместе. А сейчас есть у нас место шофера.
Как я уже говорил, днем будешь работать, а вечером
учиться.
— А какая машина? Далеко это?
— По этому шоссе, и в сторону. От города — кило-
метров восемьдесят. Можешь там поселиться, в общежи-
тии, а учиться можно в соседнем городке. Машина —
«Победа». Справишься?
— Конечно! Но не могу я, едва появившись, снова
оставить маму. А если жить в Москве, а работать здесь,
то далековато. Буду опаздывать в школу.
— Есть другбй вариант. «Победа» может стоять в мо-
сковском гараже. Часть наших сотрудников живет в Мо-
скве. Тебе придется возить их сюда, к восьми утра. А к
шести вечера — повезешь в Москву. Но, чтобы устроить
так, мне надо будет еще раз потолковать с начальст-
вом. Подходит?
— Только как временный вариант. Я не хочу тебя
подводить, так там и скажи. Пойми! Я люблю машины.
Мечтаю стать автоинженером. Значит, надо окончить ав-
тоинститут, изучить производство. А Маленький Маршал,
Коля, надеется устроить меня на автозавод.
— Это хорошо! Но ведь Коля еще выясняет. Когда-то
будет свободное место. На этот завод желающих — ты-
сячи. Это на других заводах, не таких знаменитых, висят
таблички на воротах: «Требуются... требуются...» На ав-
тозавод берут с большим выбором. Наскочишь на пере-
страховщика-бюрократа — не возьмет. В ожидании про-
болтаешься два-три месяца, а то и больше. Ну ладно,
поехали дальше. Садись за руль.
4
Анатолий повел машину. Ехали молча. Вдруг он мно-
гозначительно свистнул.
— Что такое? В чем дело? — забеспокоился Юра»
151
— Думаю о твоем предложении. Не выйдет. Одно
оформление в ваше учреждение займет месяц. И во-
обще... С моей анкетой и близко не подпустят...
— Ну чего ты сам себя запугиваешь? — возмутился
Юра.— Ведь судимость с тебя снята начисто. Я уже гово-
рил с начальством. Я ведь до твоего приезда был у Ольги
Петровны, все разузнал: и что судимость снята, и что ты
уже комсомолец. Не робей, воробей! Давай жми!
Анатолий мысленно обругал его лихачом, но «газа-
нул». Спидометр показывал восемьдесят километров.
В приоткрытых боковых окнах гудели и шипели струи
воздуха. Исчезающая вдали темная полоса уходила в
лес на горизонте. Внезапно горизонт исчез. Мутно-белая
стена дождя быстро двигалась навстречу. Анатолий сни-
зил скорость до шестидесяти и посмотрел на Юру. Тот
сидел с таким видом, будто это его не касается.
Вдруг из кустов, с боковой дороги, на скользкое шоссе
вынесся мотоцикл с коляской и круто свернул налево. Он
едва не перевернулся, запетлял от обочины к обочине.
Столкновение было неизбежно. Тормозить на скользком
шоссе бесполезно. Свернуть в кювет?
Юра рванулся к рулю, но Анатолий вцепился в ба-
ранку и крикнул:
— Не тронь! Сиди спокойно! — и стал быстро-быстро
вращать баранку руля влево.
...Однажды, это было в колонии, дядя Гриша вез
врача к тяжелобольному в колхоз. Снег сыпал хлопьями
и подмерзал. Шоссе обледенело. От того, как скоро при-
едет хирург, зависела жизнь человека. И дядя Гриша
гнал машину с недозволенной скоростью. Вдруг в десяти
метрах перед машиной показалась железная штанга
шлагбаума. Анатолий в ужасе закрыл глаза.^Катастрофа
неминуема. И в этот момент он услышал строгий окрик
дяди Гриши: «Сиди спокойно!» Дядя Гриша быстро вра-
щал руль влево «до отказа», и машина, как волчок, вра-
щалась около шлагбаума. Вот и сейчас «Москвич» вер-
телся на шоссе и медленно подавался влево к обочине,
за которой был глубокий кювет.
Анатолию повезло. Машина замерла в тот момент,
когда переднее левое колесо ее повисло над кюветом. Он
с силой рванул на себя ручной тормоз.
Мотоцикл лежал в кювете, метрах в семи от них, мо-
тор ревел, колеса бешено вращались. Анатолий подбе-
152
жал к нему и поспешно выключил зажигание, преду-
преждая пожар и взрыв. Наступила тишина. Юра помог
мотоциклисту подняться. Тот с воплем «Юрка!» обхва-
тил его обеими руками за шею и, поджав ноги, пронзи-
тельно завизжал. Молодой мужчина, которого отшвыр-
нуло дальше, подошел, прижимая платок к окровавлен-
ному лбу, пожал руку Юре и кивнул Анатолию.
— Еще Магомет заповедал,— с усмешкой сказал
он,— сначала внимательно выслушай женщину, напри-
мер, ее просьбу дать управлять машиной,— и сделай
все наоборот. Я не послушал Магомета и наказан за сла-
бохарактерность...
Мужчины подняли мотоцикл, обтерли и вывели на
шоссе. Ливень ушел в Москву. Падали лишь редкие, за-
поздалые капли. Открылись лесные дали.
Юра познакомил Анатолия со своими сослуживца-
ми— Антониной Голубковой и Кириллом Федоровским, а
затем спросил их:
— К нам?
— К вам,— ответил Кирилл.— Еще не обнаружили,
куда она девалась? Может быть, упала в озеро? Мы не
слышали ее радиопозывных. Аппаратура на взлете отка-
зала, что ли?
— Юра, ты к себе? — поинтересовалась Тоня.
— Нет, еду со своим другом Анатолием на охоту. Да-
вайте вашу машину проверим. Эх вы, горе-ездоки! Хоро-
шо, что без смертоубийства обошлось...
— Это вы виноваты! — закричала Тоня.— Жмут сто
километров в час при такой погоде! Я от вас спасалась,
потому и завихляла в кювет. Лихачи несчастные!
— Спокойно, гражданочка! Не выражайтесь, не на-
рушайте...— загудел своим басом Юра.— В общем, граж-
даночка, за вами штраф. И лишаю вас на полгода води-
тельских прав.
— Ну, это мы еще посмотрим, кто кому штраф пла-
тить будет! — смеялась Тоня, усаживаясь на заднее седло
за спиной Кирилла. Мотоцикл рванул вперед.
5
Есть неизъяснимая прелесть и в продуваемом всеми
ветрами, светлом, просторном сухом сосновом бору, где
золотистые древесные колонны увенчаны зелеными опа-
153
халами, а земля устлана душистым ковром из хвои и ши-
шек; чудесно и в темном, тесном от склоненных лапча-
тых ветвей, сумеречном, неподвижном ельнике, где среди
изумрудного мха торчат шляпки грибов. Но больше всего
веселит душу смешанный лес, где много солнца, много
движения, много густой травы, цветов и птиц.
Все нравилось сегодня Анатолию. Даже дождь не
смог испортить его праздничного настроения.
Дядя, шагавший рядом, был настроен более прозаи-
чески. В правой руке он держал длинный прут и, прежде
чем пройти через заросли, слегка ударял прутом по вет-
кам, стряхивая капли.
Правее, то появляясь, то исчезая за деревьями, шел
Юра в легкой непромокаемой куртке и резиновых сапо-
гах. Комбинезон Анатолия уже давно промок. Вода с
брюк стекала в сапоги.
Шли они то сосновым бором, то ельником, то среди
кустов по низинкам. Когда зашли в густой молодой бе-
резняк, дядя посоветовал идти цепью, стрелять только
вперед, ни в коем случае не вдоль линии стрелков. Стре-
лять, когда птица поднимется выше роста человека.
Советов было много.
Анатолий шел, нервно сжимая ружье обеими руками,
возле дяди и внимательно следил за Майком, который
сновал перед ними челноком, то и дело перебегая с одной
стороны на другую.
Но скоро Анатолий усомнился в охотничьих качествах
четвероногого и подался в сторону, надеясь сам поднять
дичь. Шли, изредка пересвистываясь для ориентировки.
Когда же Анатолий прибежал на выстрелы, дядя укла-
дывал тетерева в свой рюкзак, а Юра подвешивал к
поясу свой первый трофей. Анатолий выхватил у него из
рук молодого, но уже кое-где в черном пере тетерева и
подержал в руке. Везет же людям!
Дядя свистнул собаке, подвел ее к Анатолию и ска-
зал:
— Зря отказываешься от Майка. Нечего рыскать са-
мому. Этот пес хоть кого научит охотиться. Только, стре-
ляя, не забывай давать опережение. И не волнуйся.
Легко сказать — не волнуйся!
— Что же ты не берешь? — Дядя показал на три бе-
лых гриба на мшистом коврике у ног Анатолия.
— Не до них!
154
Дядя подошел, срезал грибы, осмотрел, буркнул: «Эх,
хороши! Не червивые»,— и спрятал в рюкзак.
Из леса вышли на низину с кустами лозы, ольшани-
ком, березками. Майк замер на стойке, приподняв перед-
нюю лапу.
— Ну вот... Иди спокойно,— тихо сказал дядя.
Анатолий поднял ружье к плечу и медленно подошел
к Майку.
— Пиль! — крикнул дядя.
Майк пошел прямо, потом засуетился, метнулся впра-
во, сунул нос в траву, переметнулся влево, забегал и
вдруг уверенно повел вперед. Перед ним бесшумно под-
нялась небольшая, как показалось Анатолию, птица и
полетела не быстро и не высоко, даже не поджав длин-
ных ног.
— Стреляй! — как-то буднично сказал дядя.
Анатолий не спеша прицелился и выстрелил в угон.
Птица упала.
— Попал! — завопил Анатолий так, будто убил льва,
и бросился к птице.
Но Майк уже нес птицу в зубах и отдал дяде.
— Дергач-коростель. Лучше перепела,— объявил дя-
дя.— Вот и отлично. Значит, все с полем!
— А ты огорчался! — весело гудел Юра.
Анатолий с гордостью подцепил головку птицы ре-
менной петелькой, свисавшей с пояса. Когда переходили
просеку, вылетел вальдшнеп. Анатолий два раза выстре-
лил и промазал. Дядя недовольно покачал головой:
— Спешишь! Озадил. Стреляй с большим опереже-
нием.
Они вошли в мелкий березнячок.
— Тетеревиное место,— предупредил дядя.
Майк сразу прихватил след и, перейдя на замедлен-
ный шаг, повел через полувысохшее болотце к кустам
можжевельника. Для Анатолия перестали существовать
все красоты природы. Он уже не чувствовал ни мокрых,
прилипающих к бедрам брюк, ни холодных капель, сы-
павших с задетой ветки. От напряжения на лбу высту-
пил пот.
Белого в темных крапинках Майка было хорошо вид-
но в густой осоке. Под ногами чавкала грязь. Анатолий,
мысленно проклиная этот шум, старался переставлять
ноги так же осторожно, как Майк. Так, шаг за шагом, они
155
пересекли болотце. Майк замер на мгновение перед се-
мейкой кустов, а затем медленно вошел в них. Лезть в
кусты за собакой или в обход? У Анатолия даже дух за-
хватило от волнения. Он обежал куст слева и увидел за
ним высокие, почти по пояс, заросли папоротника среди
редких березок. По колебанию папоротника он понял,
что там, шагах в десяти, двигался Майк. Анатолий
чуть ли не на носках пошел за ним. Он не понимал, в
чем дело: почему так долго птица не взлетает?
Ох, как были мучительны эти минуты томления! Бе-
лая, в темных крапинках «рубашка» Майка мелькнула за
папоротником и застыла на месте. Охотник, задыхаясь
от волнения, поспешил туда. Наконец-то! Он прижал
ружье к плечу. Майк стоял.
— Пиль! — раздался позади дядин голос.
Майк двинулся вперед, но... никто не вылетел. Майк
опять повел. Анатолий чуть не застонал от огорчения.
— Иди за ним быстрее,— негромко сказал дядя.—
Если белая куропатка — не стреляй, если глухарь—тоже
не стреляй, если черныш — стреляй...
Анатолий догнал Майка и уже не отставал. Вдруг пес
остановился, как-то хитро и искоса взглянул на охотника
и вдруг галопом помчался направо в лес. Анатолий рва-
нулся за ним, но сразу же/остановился — не угнаться!
Да и непонятно все это: издевается пес, что ли? Анато-
лий устало пошел напрямик к лесу через поляну. Майк
мелькал за деревьями опушки, остановился, пошел поче-
му-то навстречу. И вдруг на опушке будто что-то взорва-
лось, и черный фейерверк стремительно метнулся к
верхушкам елей. Анатолий опешил. Он вскинул ружье,
когда черное облако уже исчезало в лесу. Прогремел вы-
стрел... второй... Только несколько черных перышек мед-
ленно плыло по воздуху. Анатолий всматривался, прислу-
шивался, все еще надеясь уловить шум падения. Ничего!
— Промазал! — яростно закричал Анатолий и еле
удержался, чтобы не швырнуть ружье о землю. Он вытер
пот на лице и засмеялся, стараясь скрыть отчаяние.
— В кого ты стрелял, в какую птицу, знаешь? — спро-
сил дядя, подходя.— Если в глухаря, то за такие дела,
брат, ружье и права отбирают...
Анатолий покраснел, молча проклиная и Майка и
себя. В самом деле, в горячке он и не подумал, что за
птицу поднял пес, не распознал ее, не определил.
156
Дядя продолжал:
— Стрелять каждый сумеет. А настоящий охотник
должен отлично знать птиц, их повадки. Ведь я учил
тебя когда-то... — Старый охотник помолчал и, хитро
улыбнувшись, сказал: — Не тревожься: в черныша, в те-
терева ты стрелял. Вполне законная птица. Я тебя для
острастки поэкзаменовать хотел. А жаль, что промазал.
Майк чудесно выставил черныша на тебя.
— Уф-уф-уф!— громко выкрикнул Анатолий, стара-
ясь отделаться от комка в горле, и в изнеможении пова-
лился на ворох мокрого прелого сена.— Напугал ты ме-
ня, дядя. До чего обидно! Иду, ожидаю, вот-вот сейчас,
сию минуту, сию секунду... А Майк ведет, ведет, ведет, и
все безрезультатно. Сил нет! А сейчас вроде бы и вы-
делил, а промазал!
— А где же Майк? — воскликнул Юра.
Дядя Коля посвистел, но Майк не являлся.
— Пока мы здесь прохлаждаемся,— сказал Юра,—
он уже давно стоит на стойке и ждет нас.
— Пошли вперед,— скомандовал дядя.— Толя, тебе
стрелять.
— Не пойду,— заупрямился Анатолий.— После этого
промаха я совсем потерял веру в себя. Промажу...
Споря, вошли в лес.
— Глядите,— крикнул Юра,— глядите!
По просеке медленно шел Майк. Он нес в пасти боль-
шущего трепыхающегося черныша. Нести такую боль-
шую птицу было неудобно. Но, увидев охотников и услы-
шав восторженные возгласы, Майк, который был самой
честолюбивой собакой на свете, задрал хвост и пошел к
дяде гордой иноходью, выступая, как лошадь на цирковом
манеже. Так он всегда шествовал, когда его хвалили.
Дядя взял черныша и подал Анатолию.
— Твой! — крикнул Юра.— Ну и азартный же ты
парень...
Анатолий опустился на колени, прижал Майка к гру-
ди и даже чмокнул его между ушами.
Дядя предложил отдохнуть и закусить. Но Толя и
Юра пребывали в том восторженном состоянии, которое
свойственно только начинающим охотникам, готовым
охотиться до тех пор, пока ноги носят. Дядя не стал их
уговаривать, присел на пенек и выгрузил из рюкзака
припасы.
157
Анатолий кивнул на лес.
— Пошли! — охотно согласился Юра.
— Майк, назад! — приказал дядя и заставил собаку,
побежавшую было в лес, лечь у своих ног.— Охотник,—
наставительно сказал он,— проходит за шесть часов
двадцать пять километров, а собака пробегает в час не
меньше шестнадцати километров, значит, за это время
почти сто километров. Майк должен отдохнуть.
— Мы ненадолго! — сказал Анатолий.
— Придерживайтесь ручья! — крикнул им вдогонку
дядя.
Скоро Юра сбил одну утку из трех, поднявшихся с
болотца, откуда вытекал ручей.
— Ты иди вдоль ручья,— крикнул он Анатолию,
мелькавшему среди деревьев,— а я здесь еще попытаю
счастья!
Анатолий поймал себя на том, что он чуть ли не бе-
жит вдоль берега. Он остановился, вытер ладонью пот с
лица, глубоко вздохнул и негромко засмеялся. Красота!
Собственно, ничего особенно красивого в этом осиннике
не было. Пахло осенью: прелыми листьями, грибами.
Птицы уже не пели. Изредка багровые листья бесшумно
срывались и, плавно раскачиваясь, опускались на зем-
лю. Три таких багряных листа Анатолий осторожно
спрятал в карман.
Он долго стоял и слушал, слушал тишину.
6
В ожидании охотников Ольга Петровна хозяйничала
на даче, готовила праздничный обед, пекла пирожки.
Что-то долго нет охотников?.. Не случилось ли чего?
А может быть, она напрасно волнуется. Все знакомые
укоряют ее за привычку вечно беспокоиться. Но как же
не беспокоиться?
Когда в больнице узнали, что сын ее возвращается из
колонии, сколько добрых советов надавали ей и больные,
и врачи, и нянюшки. Один больной с Крайнего Севера
предлагал увезти Анатолия с собой, «чтобы сделать из
него человека». «Сделать из него человека» предлагал
и геолог с Алтая, и капитан рыболовецкого траулера, и
московский метростроевец. Ольгу Петровну любили в
158
больнице за душевность, отзывчивость, за настойчивость,
когда дело шло о «ее» больном. И вот теперь каждый
старался помочь ей чем только мог и ободрить.
Но двое больных, по секрету, предупредили Ольгу
Петровну о том, как нелегко бывает вырваться из цеп-
ких лап воровской шайки. Тут необходима прежде всего
сила воли и характер. Есть ли сила воли у ее Анатолия?
Сумеет ли он устоять?
«А как же иначе?» — отвечала она, а оставшись
наедине с собой, сомневалась, страшилась.
И вот Анатолий вернулся. Уехал мальчиком, а вер-
нулся совсем взрослым, бреется, иногда покуривает. Ка-
кой-то весь непонятный, скрытный, напряженный, как
пружина, упрямый. Брат говорит, что такое упорство
даже хорошо, отлично. Кто знает? А вот что он добрый,
это радует. Пуховый платок купил из своих «мотоциклет-
ных» денег. Пока все идет хорошо. Но неспокойно на
сердце за будущее. Кто знает?.. Может вернуться уехав-
ший Хозяин. Говорят, что он опять грозился отомстить
Анатолию. Правда, у нее есть несколько адресов добрых
людей, готовых взять сына к себе. Да и комнаты она по-
меняет. Уже дала объявление об обмене. А может быть,
все это пустые страхи?
К воротам дачи подкатил «Москвич». Из него выгру-
жались усталые, измокшие, шумные и довольные охот-
ники. Ольга Петровна вышла открыть ворота.
— Посмотри, какой красавец! — возбужденно закри-
чал Анатолий, высоко подбрасывая черныша,
— Неужели ты добыл?
— Он, он! — подтвердил дядя.
— Если бы не Майк — не видать бы мне этого
черныша! — признался Анатолий и начал было расска-
зывать, но мать, увидев его мокрый комбинезон, потре-
бовала, чтобы он сейчас же переоделся.
— Обед перестоял. Все остыло. Сами виноваты.
Обед прошел весело. Анатолий и Юра в лицах напе-
ребой рассказывали о своих приключениях. Майк был
превознесен до небес. Щенку Майку Второму дали по-
нюхать каждую птицу,— Анатолию обязательно хотелось
познакомить его со всеми запахами. Долго возились с
ним. Кончилось тем, что дядя отобрал птиц и послал
щенка на место, сказав, что охотничья собака — это не
игрушка.
159
Потом Анатолий упросил Юру показать ему приемы
самбо. Оба увлеклись и занимались минут тридцать.
Ольга Петровна смотрела на них неодобрительно.
Уезжая, Юра напомнил Анатолию, что надо поскорее
сдать экзамены в ОРУДе. О работе он сообщит, когда
окончательно выяснится. Анатолий хотел было поехать
с ним, но Ольга Петровна попросила его остаться.
— Уедем поездом в двадцать два сорок. Вот ты
приехал, а я тебя почти не вижу.
До десяти часов Анатолий, Ольга Петровна и дядя
Коля обсуждали возможные варианты будущей работы
Анатолия, потом отправились на станцию.
С этим же поездом в Москву возвращались запозда-
лые грибники. Под веселые разговоры и шутки грибников
счастливый Анатолий незаметно уснул и проснулся, когда
поезд стоял уже на залитой электрическим светом плат-
форме московского вокзала.
Глава IX
МАМА, ПАПА И БОБ
1
Ни у кого из бывших одноклассников не оказалось
нужных Анатолию учебников: давно отдали или затеря-
лись. Радуясь возможности поговорить с Ликой Троиц-
кой и одновременно испытывая неловкость, он позвонил
ей. Отозвался мальчишеский голос.
— Это ты, Лунатик? — спросил Анатолий.
— Я, а кто говорит?
— Позови, пожалуйста, Лику.
— А вы кто? — спросил мальчик.
— Марсианин. Звоню с Марса. Зови скорее.
В трубку донеслось: «Лика, тебе с Марса звонят!»
— Я знала, что вы позвоните,— сказала Лика.
У Анатолия перехватило дыхание. Он молчал.
— Я слушаю, слушаю! Позвонили наконец — так го-
ворите. Как вас встретили дома?
— Хорошо встретили... И школьные друзья...
Лика сказала, что книги, нужные Анатолию, у нее
найдутся — пусть хоть сейчас приходит за ними.
160
— Вот хорошо! Ведь
через неделю у меня пе-
реэкзаменовка по литера-
туре.
— Приходите, жду!
...Дверь Анатолию от-
крыл рослый, упитанный
мальчик в очках, лет три-
надцати, в коротких вель-
ветовых штанах и кур-
точке с «молниями».
— Лика побежала в
магазин. Сказала, чтобы
вы подождали. Это вы
марсианин?
— Э, да ты почти Шер-
лок Холмс! Тебя как
звать?
— Боб. А вас?
— Анатолий Владими-
рович Русаков,— отреко-
мендовался юноша и про-
тянул руку.
Мальчик вяло подал свою — лопаточкой. Анатолий
по-дружески крепко сжал ему ладонь. Неожиданно маль-
чик, как капризная девчонка, завизжал и запрыгал,
выдергивая пальцы. Анатолий, удивленный такой изне-
женностью, выпустил руку. Боб подул на нее, зло по-
смотрел на Анатолия и вдруг грубо выругался. Это уж
никак не вязалось с обликом благопристойного маль-
чика.
— А ну зареви или закричи, как Тарзан,— рассер-
дился Анатолий.— Не парень ты, а так... кукла тря-
пичная.
С губ Боба сорвалась уличная ругань.
Анатолий не оставался в долгу, если его задирали.
В колонии он не давал спуску ругателям-хулиганам. Но
ведь не поведешь Боба на совет воспитанников? Анато-
лий усмехнулся, левой рукой схватил Боба за темя,
пригнул к полу, а правой звонко шлепнул по заду.
Нарочитый истошный визг напомнил Анатолию, где
он и зачем пришел. Почувствовав свободу, мальчишка
отбежал к внутренней двери, приоткрыл ее, готовый в
б Г. Тушкан
161
любой момент запереться в комнате, и, чувствуя себя
в безопасности, сердито прокричал:
— Чего дерешься? Воспитатель нашелся! Вот при-
дет мамочка, я ей шепну, и тебя в два счета заберут в
милицию. А шагнешь ко мне, то завизжу так, что мили-
ция сразу прибежит.
— Да ну? Так-таки сразу? Эх ты, доморощенный
Тарзан! Да я сам доставил в милицию вора, срезавше-
го сумочку у твоей матери.
— Ну! Так это вы? Вот здорово! — Мальчик выпустил
ручку двери и подошел.— Как же вы поймали вора? Он
вам хотел глаз выколоть? — В голосе Боба слышалось
уважение, даже подобострастие.
— Был бы стоящим парнем, рассказал бы. А так...
Тебе бы спортом заняться, жирок порастрясти. Хочешь,
помогу тебе, слабосильному.
— Во-первых, я не слабосильный, во-вторых, вы
знаете, что я сыграл с Ботвинником вничью?
— Один на один?
— Не совсем... В сеансе одновременной.
— Сколько же вас было против Ботвинника?
— Десять.
— Врешь!
— Ну, сорок... А ничьих добились только десять.
Боб ожидал привычных в таких случаях похвал его
необыкновенным способностям. Бобу так хотелось пока-
зать себя. Он схватил гостя за рукав и повел в свою
комнату. Стены ее были увешаны звездными картами,
в углу громоздились какие-то инструменты и приборы.
Шкаф был набит книгами.
— Вы знакомы с гномоном? — важно спросил Боб.
— А кто это?
Боб, сдерживая смех, показал пальцем на небольшой
гвоздь, вбитый в дощечку на подоконнике.
— В царствование императора Августа в Риме,—
начал Боб тоном привычного оратора,— был воздвигнут
вывезенный из Египта огромный гномон высотой около
ста метров. Чем выше шест, стоящий перпендикулярно,
тем длиннее тень и, значит, заметнее изменения. А у ме-
ня гномон комнатный.
— Ясно...— смущенно пробормотал Анатолий.
— А если вам ясно, тогда скажите, для чего гномон
употребляется?
162
— На то ты и ученый астромальчик, чтобы объяс-
нить мне, неграмотному.
— Нет, вы действительно не знаете? — оживился
Боб и с удовольствием пустился в объяснения.— При
солнце я по гномону определяю полуденную линию тени,
она же, как известно, совпадает с географическим ме-
ридианом.— Боб подтолкнул Анатолия к дивану, повер-
нул лицом к левому углу и, показав на линию, прочер-
ченную на подоконнике, добавил:—Мы стоим точно на
географическом меридиане!
— Чувствую,— смеясь, отозвался Анатолий.
Потом Боб продемонстрировал самодельный сек-
стант и рассказал, как им определяют угловую высоту
звезд и как с помощью секстанта определяли положе-
ние корабля герои Жюля Верна. Потом он вытащил из
шкафа фотоаппарат, хронометр, бинокль, микроскоп.
Тараторя, он сыпал такими словами, как «аберрация»,
«дифракция», «поляризация», чем, по его мнению, окон-
чательно утвердил свое превосходство.
— Ты сам все Это сделал? — держа в руках секстант,
спросил Анатолий. «Если парень умеет мастерить такие
штуки,— думал он,— то парень чего-нибудь да стоит!»
— У нас в кружке юных астрономов при Планетарии
ребята и не то делают,— сказал Боб.— У моего това-
рища Женьки Хлебникова есть даже зонд для изучения
созвездий неба.
— А ты что-нибудь открыл в небе?
— Вы не смейтесь. Кто открыл планету Уран? Люби-
тель, англичанин Гершель. Кто первым в- мире открыл
новую звезду в созвездии Персея? Астроном-любитель
гимназист Борисяк, в 1901 году. Кто обнаружил в 1939 го-
ду появление яркой новой кометы? Астрономы-любите-
ли Ахматов и Юрлов. Комета названа их именами. Я то-
же веду дневник астрономических наблюдений. У каж-
дого из нас есть звездная карта и школьный астрономи-
ческий календарь на этот год.
Затем Боб показал толстую общую тетрадь. На тем-
ном фоне обложки виднелись звезды, летящий реактив-
ный снаряд. Белыми буквами был выведен заголовок:
«На крыльях фантазии».
— Это мое собственное сочинение,— объявил Боб.—
Хотите посмотреть? Это о полете на Марс.
— Давай, давай,— согласился Анатолий.
163
Все равно нужно было дождаться Лику. Да и любо-
пытный, непонятный паренек этот Боб. Как в нем ужи-
ваются грязная ругань и плаксивость со всей этой пре-
мудростью?
— В начале эпиграфы,— важно сказал Боб.— Пер-
вый из Маркса: «В науке нет столбовой дороги, и только
тот может достичь ее сияющих вершин, кто, не страшась
усталости, карабкается по ее каменистым тропам». Вто-
рой — писатель Эмиль Золя: «Нет вещей непознавае-
мых, а есть только непознанные». Хорошо?
— Здорово! — согласился Анатолий и, взяв на столе
листик бумаги, записал изречения для себя. Потом пере-
листал странички, прочитал несколько строк, выведен-
ных полудетским круглым почерком.
«Нас было трое, двое юношей и девушка. Мы молча
устраиваемся в наших креслах. Как в них удобно! Но
ведь это удобно только сейчас, когда ракета стоит верти-
кально. А в полете она, наверное, примет горизонтальное
положение. В этом случае мы выпадем из кресел, как
горох из перевернутого стакана...»
«Ничего... Наверное, интересно...» — подумал Анато-
лий и отложил тетрадь.
— Потом дашь почитать, когда закончишь повесть,—
сказал он с оттенком уважения к подростку.
Анатолий подошел к книжной полке и наугад вытя-
нул книгу. Он открыл ее на одной из заложенных стра-
ниц и с удивлением прочел подчеркнутые строки:
«...Мы молча устраиваемся в наших креслах. Как в
них удобно!» И дальше, слово в слово, как в «повести»
Боба.
Боб подбежал и рванул книгу к себе. У него было
злое и красное лицо. Опешивший Анатолий выпустил
книгу из рук. Боб быстро швырнул ее на нижнюю полку
шкафа и закрыл дверцу.
— Ты что же это? Списываешь повесть из разных
книг, а выдаешь за свою? — удивился Анатолий.
— Я цитировал! Не ваше дело!
— Ну и ну! Действительно «способный астромаль-
чик»! А кто же все-таки смастерил секстант и другие
приборы?
— Я сам.
— Теперь не верю.
— А мне плевать, верите вы или нет!
164
Дверь открылась, и вошла Лика.
— Что здесь происходит? — спросила она.
Раскрасневшийся, пыхтящий Боб исподлобья погля-
дывал то на сестру, то на гостя. Анатолий подмигнул
Бобу и сказал:
— Уточняем некоторые вопросы литературы и астро-
номии... А ваш брат мастер, сам соорудил столько при-
боров. Молодец!
— Са-ам? — насмешливо протянула Лика.— Хва-
стает! Это ему все Женька Хлебников мастерит, а Боб
засунет руки в карманы и командует.
— Врешь! — взвизгнул Боб и покраснел.
— Следи за выражениями. Не злись. Вот о меж-
звездном полете ты хорошо написал. Что хорошо, то хо-
рошо...
Анатолий хмыкнул, но ничего не сказал. Лика повела
его в свою комнату.
2
В комнате Лики, возле узкой постели, застланной
белоснежным покрывалом, на письменном столике лежа-
ла стопка учебников для девятого и десятого классов.
Анатолий быстро перелистал их.
— Отлично! То, что надо. Большое спасибо...
— Ну, рассказывайте, как вы устроились? — спроси-
ла Лика.
Анатолий начал рассказывать о своих школьных де-
лах. Дверь распахнулась, и Агния Львовна с деланной
любезностью улыбнулась гостю.
— Что вы здесь уединились? — сказала она.— Пой-
демте в столовую.
Переступив порог столовой, Анатолий растерялся и
сразу почувствовал себя скованным и неуклюжим. Он
был подавлен обилием вещей, сверкавших полировкой,
позолотой, хрустальными гранями, лаком. Он впервые
видел такую комнату, и она казалась ему сказочной.
Столовая Троицких была обставлена громоздкими,
вычурными, разномастными вещами. У стены красова-
лось массивное сооружение — сервант черного дерева в
витых колонках, резьбе и башенках, с зеркальцами, по-
лочками, створочками. В углу стоял белый рояль, а на
нем — модель крейсера под стеклянным колпаком.
165
Посреди комнаты на большом ковре блестел полиров-
кой стол красного дерева, в центре которого бронзовая
обнаженная девица держала в пальчиках ножички для
фруктов. Черный, инкрустированный фарфоровыми ме-
дальончиками столик на капризно изогнутых ножках
служил пьедесталом для дорогого радиоприемника.
С потолка свисала роскошная люстра с хрустальными
висюльками. За стеклом «горки» поблескивали рюмки,
бокалы, графинчики, безделушки из фарфора и кости.
Дорогие вазы и картины в тяжелых рамах заканчивали
убранство столовой. Казалось, здесь каждая вещь кри-
чала: «Смотрите, какая я особенная, какая я дорогая!»
Показав Анатолию картины, Агния Львовна «между
прочим» назвала цену каждой и пояснила, что куплены
они по случаю, из фондов бывших царских дворцов.
Потом Агния Львовна начала умиляться успехами
сына.
— Мой Боб почти обыграл самого Ботвинника,— с
гордостью сказала она и погладила сына по голове.
— Ну, мама! — осуждающе воскликнул Боб, укло-
няясь от материнской руки.
— Он поразительно много знает. Но все еще ребенок.
От него еще молочком пахнет! — Она бурно обняла сына
и поцеловала в губы.
Мальчик вспыхнул, вырвался из объятий матери и
отошел, демонстративно вытирая ладонью губы.
— Он у меня необыкновенный и так увлекается
астрономией! Я, конечно, считаю вредным захваливать
детей, но свои возможности он должен знать... Даже я
теперь узнала от него, что сто миллионов островных все-
ленных составляют одну метагалактику и таких метага-
лактик множество. Боб обязательно будет академиком
и лауреатом. Я абсолютно в этом уверена.
Агния Львовна говорила преувеличенно громким и
резким голосом.
— Да вы садитесь! — И она уселась на хрупкий ди-
ванчик у окна.
Анатолий опустился на край стула, мучаясь созна-
нием своей неловкости.
Во время разговора сухонькая и седенькая старушка,
которую Лика называла няней, накрыла стол белой ска-
тертью. Ворча, что у нее «не сто рук», она расставила
тарелки. Агния Львовна прикрикнула:
166
— Замолчите же наконец, няня! Гостю неинтерес-
но! — и, повернувшись к Анатолию, пояснила: — У нас
была домработница Таня, с виду тихая, смирная, но
недаром говорится, что в тихом омуте черти водятся.
Сначала я стала недосчитывать по мелочам: бутылка
водки, папиросы, пятерка, десятка, а потом сразу сто
рублей и так далее.
— Таня не курила! — бросила няня.
— Мама! — просительно воскликнула Лика.
— А разве я ее обвиняю? — сердито спросила Агния
Львовна.— Боб признался, что папиросы брал Пашка.
А остальное? Ведь вы сами, няня, говорили, что Таня
влюбилась в проводника вагона. Возможно, тот ее под-
учил. Я терпела, о, я терпела! Когда же пропал сереб-
ряный кубок мужа, я не смогла больше терпеть.
Анатолий взглянул на Боба. Тот стоял спиной к ним
и настраивал приемник, извлекая из него обрывки музы-
ки, песен, визг.
— Таня не виновата,— сказала няня и вышла.
— Так что же, я нарочно придираюсь? Вбт новости!
Я все вижу! Боб, сейчас же перестань мучить приемник!
Дверь возле серванта распахнулась. Из соседней
комнаты вышел дородный невысокий мужчина с обрюзг-
лым мясистым лицом и подвижными карими глазами.
— Обедать! Опаздываю! — бросил он отрывисто и,
проведя ладонью по щеке, спросил: — Надо бриться?
Агния Львовна подошла, щуря глаза.
— Можешь не бриться и, пожалуйста, не устраивай
спешки. Это вредно... Твоя лекция должна начаться
только через час.
— Но мне еще надо заехать в Общество по распро-
странению знаний и уточнить дни следующих лекций.
— Если ты и на этот раз проявишь мягкотелость и
не поговоришь об оплате, как мы условились, я сама на-
пишу им. Нищенская оплата! Вот еще — заниматься
благотворительностью! У тебя достаточно дел на кафедре
в институте.
— Это не разговор при детях и, кроме того...— Тут
отец Лики заметил незнакомого молодого человека, си-
дящего на кончике стула, и вопросительно взглянул на
жену.
— Это Наш храбрый попутчик... Помнишь, я расска-
зывала о юноше из воспитательной колонии... Он нам
167
помог... Теперь он решил окончить десятилетку и при-
шел к Лике за учебниками. Познакомьтесь, Анатолий,—
мой муж.
Троицкий радушно улыбнулся, направился к Анато-
лию с протянутыми руками. Юноша вскочил и неловко
пожал его полусогнутую ладонь, но Троицкий зажал его
руку в своих и сказал:
— Вы молодчага, жена и дочка мне много о вас
рассказывали. Это хорошо, что вы не из трусливых. Че-
ловек, который боится, живет наполовину, а ведь только
сильные ощущения дают нам познание самих себя. И нет
хуже жизни, которую можно назвать жизнью на холо-
стом ходу. Ваша матушка должна гордиться таким сы-
ном. И мы были рысаками, но возраст, батенька, воз-
раст... Как же вы решились? Меня очень интересуют дви-
жущие стимулы вашего поступка.— Троицкий выпустил
его руку и, кивнув на стол, сказал: — Прошу!
з
Троицкий сел и, окинув взором стоявшее на сто-
ле, попросил «ради гостя» маринованных грибков и
чего-нибудь «горячительного». Как ни отказывался Ана-
толий, ссылаясь на то, что он уже обедал, его усадили
за стол.
— Так как же вы? — спросил хозяин и налил гостю
и себе по стопке водки.
Анатолию совсем не хотелось пить, но хозяин расска-
зал небольшой веселый анекдот о пьяном дьяконе, а по-
том провозгласил тост «за смелых и храбрых». При-
шлось Анатолию выпить.
Агния Львовна выпила рюмку портвейна. Бобу ниче-
го не налили, хотя он и подставлял бокал. Боб надулся.
Зазвонил телефон. Мальчик вскочил.
— Если меня, то я уже уехал,— предупредил отец.
Из кабинета послышался голос мальчика.
— Папа уехал... Нет, серьезно, честное пионерское!
Хорошо, передам!
Боб вернулся и выпалил:
— Из Общества... Я сказал, что ты выехал.
— Отлично,— одобрил отец и налил сыну портвейна.
Тот проглотил залпом, за что и получил замечание от
матери.
168
— Портвейн так не пьют, Бобик. Его надо пить гло-
точками...
Анатолий, по просьбе хозяина дома, начал было рас-
сказывать о колонии, об Иване Игнатьевиче, но Троиц-
кий не дал ему сказать и пяти слов.
— Помню, когда я был в вашем возрасте, на
Москве-реке происходили кулачные бои — стенка на
стенку...— начал он.
Анатолий прослушал и эту и другую историю с боль-
шим интересом. Видно, отец Лики умел и любил расска-
зывать.
— Поль, умоляю, не говори, а ешь, иначе ты опоз-
даешь,— напомнила Агния Львовна.
Анатолий спросил, как отчество хозяина дома.
— Авксентьевич,— ответил Троиц'кий.
— Поль Авксентьевич?
— Павел Авксентьевич,— поправил глава семьи и,
обратившись к жене, раздраженно сказал: — Мы ведь
условились, что ты не будешь называть меня Полем. Это
звучит как преклонение перед иностранным. Был, прав-
да, у меня друг Поль, француз...
Й Павел Авксентьевич рассказал интересный эпизод
из времен оккупации Одессы французами.
Позвонил какой-то, видимо важный, знакомый, так
как едва только Боб, зажав трубку рукой, тихо сказал:
«Федор Константинович», как Павел Авксентьевич по-
спешил к телефону с неожиданной для его полной, меш-
коватой фигуры быстротой.
— Здравствуй, родной... Конечно, милый... Заехал
бы ты на рюмку чаю... Просто соскучился... Как там с
путевкой? Превосходно. Спасибо. Что? Отчего же, при-
шлю машину. Конечно, я понимаю. Ты затеял святое
дело. Целую.
Павел Авксентьевич возвратился оживленный и на-
бросился на еду.
— Путевка будет. Ну и ловкач Федя! Хват! А вооб-
ще — растет человек, наживает, наживает научный ка-
питалец. Придется уступить машину на вечер.
— Ах, папа!—с огорчением сказала до сих пор от-
чужденно молчавшая Лика.— Федор Константинович
замечательный человек, его все студенты любят. Ты же
сам сказал ему по телефону: «Затеял святое дело», а
называешь ловкачом и хватом!
169
— Лика! —строго прикрикнула мать.
— Дипломатия! — понимающе буркнул Боб.
— Устами младенца глаголет истина! — провозгла-
сил Павел Авксентьевич.— Я люблю Федора Константи-
новича, но я вижу не только поступки людей, но и дви-
жущую силу поступков... А она, дочка, не всегда совпа-
дает с убеждением, так сказать... Иногда личным убеж-
дением надо поступиться во имя, так сказать, общей
обстановки, конъюнктуры...— Павел Авксентьевич по-
шевелил пальцами в воздухе.— Нельзя быть индиви-
дуалистом! — решительно закончил он.
— Папочка! Но это ведь демагогия! — воскликнула
Лика.— Так недолго и циником стать!
— Я ведь сказал «иногда», дочка, «иногда»! Ты ведь
знаешь, что я в своих лекциях всегда строго принципиа-
лен, утверждая, что наша эпоха — эпоха исторических
свершений и великих подвигов, что честность, мужество
и даже героизм надо воспитывать с детства, как вос-
питывают музыкальные таланты. Ну, иди, я тебя поце-
лую! — воскликнул Павел Авксентьевич.
Лика опустила голову, но не подошла. Отец обнял и
расцеловал ее.
— Ты у нас рыцарь без страха и упрека. Да будет
вам известно, Анатолий, что Лика — это наша семейная
совесть.
— Мы и Боба воспитываем в этих святых принци-
пах,— вздохнув, сказала Агния Львовна.— У него свет-
лая голова и чистая душа. Бобик, подойди ко мне, я те-
бя поцелую.
— Не люблю лизаться...— Боб замотал головой.
А Павел Авксентьевич сел, видимо, на своего люби-
мого конька. Он рассказал о том, как обстоятельно учи-
ли в старых гимназиях и как важно перенести этот опыт
в советские школы. Каждый окончивший школу стремит-
ся получить высшее образование — и это правильно. На-
до покончить с рецидивом так называемых трудовых
школ, мешавших гуманитарному воспитанию. Попутно
он рассказал о случае с Салтыковым-Щедриным, о взя-
точничестве, о недостатках в преподавании политиче-
ской экономии, о новом способе лечения рака, о телевиде-
нии, о родимых пятнах капитализма и о многом другом.
Он умело сочетал быстрый разговор с очень быстрой
едой.
170
— Мы,— говорил Павел Авксентьевич, жадно погло-
щая котлету за котлетой, поэтому речь его была преры-
вистой,— несем в себе много исторического прошлого,
много пережитков... Человеческая организация идет от
первобытной орды. Чтобы обеспечить формирование
мозга, надо десять — пятнадцать лет... У нас учатся мас-
сы, а не каста привилегированных лиц. Вы считайте:
если на тысячу человек с задатками будет пятнадцать
гениальных и им дадут развиться, то какая армия гениев
получится? Вот почему так важно, чтобы родители уме-
ли с детства правильно воспитывать детей, уделяя им
необходимое внимание. А дети — они очень разбирают-
ся в отношениях взрослых к ним...
— Ну, завел пластинку,— буркнул Боб.
— Поль, машина ждет в переулке!
— Иду...
Все встали из-за стола. Отец нежно перецеловал всех:
жену два раза, дочь — пять раз, сына — три раза и ушел,
не переставая говорить даже в передней.
Удивленно, с нарастающим чувством неловкости
смотрел Анатолий на все эти бурные и шумные проявле-
ния нежности. Если бы Павел Авксентьевич уезжал
надолго, тогда понятно, а то ведь всего на несколько ча-
сов... Все в этом доме было Анатолию странным, чуж-
дым. Он с робостью поглядывал на обстановку, уважи-
тельно слушал словоизвержения хозяина, но внутренний
голос шептал ему: «Мне было бы стыдно так жить...
Будто все напоказ — и мебель, и чувства, и слова...»
4
Анатолий прощался в передней, когда раздался ко-
роткий звонок. Он приоткрыл дверь и увидел невысокого
рыжего подростка с крошечной кепчонкой на большой
голове.
— Мне Бобку! — не здороваясь, пробормотал паре-
нек, но, увидев Агнию Львовну, молча отступил назад.
— Спрашивают Боба,— сказал Анатолий.
Боб растерянно посмотрел на мать и не двинулся с
места. Агния Львовна, оттолкнув Анатолия, встала в две-
рях и закричала:
— Снова явился? Я тебе что говорила? Забыл? Уби-
райся вон! А если еще раз явишься, я заявлю!
171
Подросток попятился, но, видимо, не очень испугал-
ся и, крикнув: «Бобка, ждем!» — ушел насвистывая.
Мать захлопнула дверь и резко повернулась к сыну.
— Я кому говорила, чтобы он больше не появлялся!
— Я его не звал! Сам явился...— Мальчику было
явно не по себе.
— Твой дружок? — поинтересовался Анатолий, кивая
на дверь.
— Так... один...— нехотя ответил Боб.— А почему мне
нельзя с ним?
— Он еще спрашивает! Твое дело делать так, как
тебе говорят. Чтобы я тебя с ним не видела! А увижу —
обоим всыплю! — гневно сказала мать.
— Не запугаешь—не маленький! Разоралась, ста-
рая!— грубоватым баском неожиданно пробурчал Боб,
исподлобья глядя на мать.
— Как ты смеешь со мной так разговаривать? —
яростно закричала мать.— Сейчас же проси прощения,
или я не пущу тебя гулять даже с Шуриком.
— Вот еще! Буду я разрешения спрашивать! Захочу
и удеру,— пригрозил Боб, трусливо пятясь, и, шмыгнув
в комнату сестры, запер за собой дверь на ключ.
— Отопри сейчас же! — взвизгнула мать, дергая за
ручку двери.
— А бить не будешь? — донеслось из комнаты.
Анатолия поразила эта сцена. Внезапная крикливая
грубость Боба и матери показалась неправдоподобной
после застольных разговоров об искусстве, воспитании
и прочем...
— Что это за парень в «лондонке»? — спросил он у
Лики.
Ответила мать:
— Слишком много чести для этого типа, чтобы инте-
ресоваться им.— Видимо, она не намеревалась продол-
жать при госте разговор на эту тему и хотела поскорее
выпроводить юношу.
— Это Пашка Лопухов из соседнего двора,— пояс-
нила Лика.— Помните, разговор в столовой о краже па-
пирос и прочем?
— Не только он воровал. Главная воровка—Таня.
А он так... ребячьи шалости.
— Вы считаете это ребячьими шалостями? — спро-
сил Анатолий, берясь за ручку двери.— Не мешало бы
172
узнать, что за общие интересы у Боба с этим подозри-
тельным типчиком.
— У Боба одни интересы с этим босяком? — оскор-
билась мать.— Да мой Боб с самим Ботвинником свел
партию вничью. Он чемпион школы по шахматам! Он на-
читан, как профессор! Это гениальный ребенок!
— Гений и порок?—не без сарказма откликнулся
Анатолий и шагнул за дверь.
— Молодой человек! — воскликнула Агния Львов-
на.— Вы понимаете, что вы говорите? Мой Боб отлич-
ник по всем предметам и по поведению. Золотая медаль
ему обеспечена. Ну, бывают разные странности. Ничего
больше...
— А все-таки вы за ним присматривайте! Я на себе
испытал, к чему ведут эти странности переходного воз-
раста.
— Ну уж знаете! — взвизгнула Агния Львовна и
замолчала, чтобы не наговорить резких слов.
Анатолий помолчал, еще раз поблагодарил Лику за
учебники, обещал их вернуть.
— Об этом не беспокойтесь! — подчеркивая каждое
слово, сказала Агния Львовна, видимо давая понять, что
Анатолий не очень приятен их дому.
— Обязательно приходите, Анатолий! — Так Лика
ответила матери.
«Приходить ли?» — Анатолий задумчиво шагал по
ступенькам.
На площадке второго этажа он снова увидел маль-
чишку в «лондонке» вместе с рослым смазливым парнем.
У парня были узенькие, в нитку подбритые усики, длин-
ные, покрывающие шею волосы, широкий зеленый пид-
жак и розоватые штаны дудочкой. И подросток и парень
замолчали, увидев Анатолия.
«Почему они интересуются Бобом?» — подумал Ана-
толий.
Он решил при первой же встрече поговорить с Ликой,
а, пожалуй, лучше всего узнать у самого Боба.
5
Боб действительно прилежно и хорошо учился. Помо-
гала отличная память, которой Агния Львовна хваста-
лась перед всеми знакомыми еще с детских лет Боба.
173
Она демонстрировала его, как удивительную маленькую
ученую обезьянку. Тщеславие было главной движу-
щей силой всех поступков, всех стремлений этой жен-
щины.
Когда Агния Львовна собиралась с Бобом к знако-
мым, то мальчик знал, что будет очередное «представле-
ние»: он должен будет удивлять взрослых на радость
маме. И он старался удивлять.
Приятели отца развлекались, спрашивая пятилетнего
мальчика о Черчилле и Трумэне. Боб отвечал кратко и
веско: «Акулы империализма. Злейшие враги Советской
власти». Он не выговаривал «р». Слышать такие фразы
из уст ребенка было забавно. Дядя Володя научил Боба
играть в шахматы. Мальчик быстро усвоил игру и удив-
лял гостей. Кто-то подарил Бобу «Конструктор» — набор
железных деталей, ключи и отвертки. Боба нельзя было
оторвать от новой игрушки. Но однажды он поранил себе
отверткой палец. Мать пришла в ужас, забросила «Кон-
структор» на шкаф в передней. Мальчик все же пробо-
вал мастерить, но за отсутствием инструмента воспользо-
вался ножом из дорогого набора для разборки не менее
дорогого радиоприемника. Боба жестоко наказали и за-
претили что-либо трогать.
Еще первоклассником, возвращаясь из школы, Боб
пытался помогать дома: подметал, включал пылесос,
хватал мусорное ведро.
— Не смей вмешиваться в кухонные дела! — сердито
кричала мать.— Твое дело — учиться, быть отличником.
Домработница без твоих услуг обойдется. Ей за это день-
ги платят!
На даче Агния Львовна заботилась больше всего о
том, чтобы мальчик не испачкался или не поцарапался,
так как можно заболеть столбняком. Он даже пе на-
учился плавать.
«В этом грязном озере полно бацилл,— утверждала
Агния Львовна,— поедем к морю, будешь плавать».
Способный и старательный ученик, Борис Троицкий
стал пионером и даже членом совета отряда. Последнее
обстоятельство привело Агнию Львовну в восторг. Два
вечера она обзванивала всех знакомых, сообщая им эту
новость.
«Я давно видела в нем руководящие способности»,—
говорила она, с нежностью поглядывая на сына.
174
С помощью отца Боб составил и затем прочел не-
сколько докладов: «О роли звена в оказании помощи
учителю в борьбе за прочные и глубокие знания», «Рас-
пределение нагрузки с учетом способностей».
Его доклады обсуждали десятилетние школьники.
Они старательно повторяли слова докладчика о пользе
воспитания. Каждый раз их вожатая Зина, строгая, чи-
стенькая девушка, говорившая с ними официальным
тоном, в заключение предлагала принять обязательство
учиться на «отлично» и не баловаться на уроках.
Как они завидовали ребятам из соседней школы! Там
пионервожатым был Володя Попов. Попробуй пригни
его руку к столу! Ни за что! А как он «крутит солн-
це» на турнике! А как плавает, бегает, боксирует, стре-
ляет!
А какие интересные туристские походы школьников
он организует! Какие интересные и веселые конкурсы он
устраивает в походах: кто лучше сварит кулеш и поджа-
рит рыбу, кто, идя по азимуту, пользуясь только ком-
пасом и картой, быстрее других придет в назначенный
пункт, кто больше назовет созвездий на ночном небе,
кто определит наибольшее количество деревьев в лесу,
трав и цветов на полях. А спортивные соревнования! Это
тебе не «вдох — выдох». Коньки, лыжи, бокс, гимнастика,
стрельба из малокалиберных винтовок...
Праздником той школы был день, когда их Володя
получил приз на мотогонках. Вскоре после этого он орга-
низовал школьный кружок автолюбителей. У них есть
мастерские, где ребята столярничают и слесарят. Слово
Володи — закон. Если Володя сказал, так и будет —
двоечники в поход не пойдут, на мотоцикле кататься не
будут. Доходит и до смешного: Володя носит рубашку в
синюю клетку. И пионеры из его школы обзавелись та-
кими же.
В четвертом классе примерного ученика Боба Тро-
ицкого выбрали старостой. Справляться с классом
было очень трудно. Тон пытался задавать второгод-
ник, худенький и рыжеватый, хулиганистый Пашка
Лопухов, перед наглостью которого вожатая Зина теря-
лась.
Однажды ребята начали мычать на уроке. Первым
начал Пашка. Боб попробовал на перемене урезонить
Пашку, но тот его обругал самыми скверными словами.
175
Этого Боб не стерпел и сгоряча пожаловался учитель-
нице. После уроков весь класс задержали. Пришел ди-
ректор. Он вызвал Пашку Лопухова к доске и долго
распекал его за сквернословие и хулиганство. Пашка
был посрамлен.
В тот же день, возвращаясь домой, Боб получил по
уху от Пашки. Более рослый и сильный Боб не умел
драться. Потом Пашка двинул его по носу, и кровь за-
брызгала Бобу рубашку. Дома ему попало за драку, но
он скрыл виновника.
На другой день Боб дождался перемены и, поставив
дежурного у дверей, все рассказал одноклассникам и
потребовал осуждения Пашки. Мнения разделились. Ре-
бята спорили на каждой переменке. Боб и Пашка про-
должали доругиваться и выйдя на улицу. Чтобы «доспо-
рить», решили пойти на стадион «Динамо» посмотреть
игру «Спартака» и ЦДСА. Деньги на билеты у Боба
были. На матче оба «болели» за «Спартак». Потом они
опять ссорились, опять мирились.
Глава X
«ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ» ПАШКА ЛОПУХОВ
1
Как случилось, что лучший ученик и примерный ста-
роста Боб Троицкий сошелся со второгодником, лентяем
и сквернословом Пашкой Лопуховым? Ведь Пашка
Лопухов портил старосте Бобу «всю музыку» в классе.
Он был способен на любую гадость: незаметно изло-
мать физический прибор, стянуть из парты завтрак или
учебники, изгадить классную доску безобразными
надписями. «Назло» он ругался почти через каждое
слово.
Отец Боба, узнав об этой странной дружбе, очень
рассердился и потребовал от директора, чтобы тот
«убрал эту язву, эту инфекцию из класса».
Директор и рад был бы освободиться от лентяя и
хулигана, снижающего процент успеваемости, но ведь не
позволят, спросят: неужели коллектив класса не может
перевоспитать одного трудного ученика?
176
Пашку убеждали, уговаривали, просили. Пашку «про-
рабатывали» на классном собрании, а он только кура-
жился. Позор для класса и позор для старосты!
— Найдите к нему ключ! — требовал директор.
Боб попробовал сделать Пашку своим заместите-
лем — не помогло. Если и дальше Пашка не будет под-
даваться — скандала не избежать.
Боб поделился своими страхами и огорчениями с
Агнией Львовной. Она тоже огорчилась и взволнова-
лась. Еще бы — общественная карьера Боба в опасности!
В конце длительного разговора Агния Львовна вдруг
просияла и сказала:
— Припомни, Бобик, ты как-то рассказывал мне, что
после ссоры с Пашкой повел его на стадион и это вас
помирило.
— Ну и что?
— Так это же «ключ»! Вспомни, при каких условиях
он сделался шелковым? Заключи с ним такой договор:
ты раз в неделю будешь водить его за свой счет на ста-
дион или в кино, а за это он обязуется вести себя в
классе прилично, не портить твое реноме. А если захо-
чется ему хулиганить, пусть делает это где угодно,
только не в школе, и тогда ты не будешь нести никакой
ответственности за его художества.
Через день Пашка получил билет на западную три-
буну стадиона. Там они должны были встретиться. Но
рядом с Бобом сел незнакомый мужчина. Оказалось,
Пашка продал билет с изрядной наценкой, а сам про-
брался зайцем.
На следующей неделе Боб повел его в кино.
Сделка пришлась Пашке по вкусу. В школе хвалили
Боба, и он самодовольно выслушивал похвалы. От во-
просов о методах его «воспитательной работы» отмахи-
вался: «Никакой я не воспитатели».
Боб панически боялся одного: как бы Пашка не про-
болтался об условиях их позорного договора. А тот во
время уроков иногда вдруг заговорщически подмигивал
Бобу. Боб испуганно озирался, краснел и бледнел. Одна-
жды, будучи у доски, когда Пашка начал строить ему
рожи, пугая разоблачением, Боб так растерялся, что
получил тройку. После уроков он потребовал, чтобы
Пашка прекратил свои «штучки». Пашка согласился. Но
пусть Бобка гонит ему по два билета в неделю, и тогда
177
«будь спок». Боб уступил, а Пашка обнаглел. Он вымо-
гал у Боба не только билеты. Он выклянчил вечную руч-
ку, несколько дорогих книг, регулярно требовал денег.
К счастью, эта странная дружба вскоре прекрати-
лась. Пашка уехал с родителями на два года на ново-
стройку, куда завербовался его отец — «ловчила», как
Пашка его называл, а мать устроилась буфетчицей.
Боба в это время захватило новое увлечение — астро-
номия. Боб пришел в Планетарий на лекцию «В ракете
на Луну». На астрономической площадке он впервые
увидел Луну через телескоп: каменные кольцевые горы,
долины, кратеры. Он смотрел и минуту, и три, и пять и не
мог наглядеться.
Впервые «открыв» лунные горы и долины, он поспе-
шил оповестить об этом друзей и привел их к телескопу.
Они заспорили: такие ли это горы из камня, как на
Земле, или только так кажется? Особый интерес про-
явил Гарик Моров, худенький мальчик, вечный спорщик.
Подросток, заменявший возле телескопа отлучивше-
гося взрослого, вмешался в спор и объяснил: большие
серые пятна на Луне называются «морями», хотя воды
в них нет, а горы из самого настоящего камня и назы-
ваются «Апеннины», «Кавказ», «Альпы», «Карпаты».
Горы на Луне выше земных. Высота горы Курукус —
около девяти километров, а Эверест, высочайшая гора
Земли,— ниже.
Мальчики прилипли к телескопу и не уходили, пока
другие, желающие посмотреть, попросту не оттеснили
их. Дежуривший работник Планетария пригласил ребят
прийти сюда в среду, через неделю, тогда экскурсовод
специально займется ими и все объяснит.
В среду Боб и Гарик привели чуть ли не половину
класса. Экскурсовод был очень доволен и предложил им
вступить в кружок юных астрономов. Записалось много,
но в конце концов осталось только шесть человек. Боб
как одержимый увлекся астрономией, перечитал много
научно-популярных книжек и фантастических романов,
часами просиживал над картой звездного неба. Мальчи-
ки все свободные вечера проводили у телескопа и даже
«открыли» новые звезды и новые планеты. Правда, по-
том оказалось, что все они были открыты до них. Но это
обстоятельство их не смущало. Когда они сообща обна-
руживали через телескоп звезду, о которой раньше зна-
178
ли только по звездной карте, то поднимался шум, ве-
роятно не меньший, чем на каравелле Колумба при виде
берегов Америки.
Вначале Боба воодушевляла не столько астрономия,
сколько восторги родителей и знакомых по поводу его
новых занятий. Потом он всерьез решил стать ученым-
астрономом, академиком и, конечно, капитаном космиче-
ского корабля, чтобы первым полететь на Луну и Марс.
Никто из членов кружка лучше его не мог сделать доклад
о планетах и звездах. Учителя его хвалили. Агния Львов-
на исполняла каждое его желание и, когда он занимался,
заставляла весь дом ходить на цыпочках.
На правах гениального ребенка Боб стал тираном
всей семьи. Он превращался в дряблого, капризного под-
ростка.
И вот в этот оранжерейный мир опять вторгся Пашка
Лопухов. Он вернулся с матерью в Москву и возле кино,
где спекулировал билетами, встретился с Бобом.
— На своем кореше наживаться не хочу,— велико-
душно объявил Пашка и продал ему билет за обычную
цену.— Дружба за дружбу...
Пашка подрос, держался с наглой самоуверенностью,
«шикарно» курил, ловко сплевывал и через каждое слово
ругался. Оказалось, что уже больше года, как он бросил
школу и больше учиться не намерен.
— Нельзя так, Паша,— начал Боб.
— Почему? — огорошил его вопросом Лопухов.
— Как — почему? Что ты будешь делать без десяти-
летки?
— А что ты будешь делать с десятилеткой?
— Еще буду учиться.
— Учиться, чтобы снова учиться? Моя мамахен-спе-
куляхен и без десятилетки кормится вокруг пивной пены.
— Пены? А как?
— Много будешь знать, плохо будешь спать, а плохо
будешь спать, цвет лица испортится, тогда девчонки лю-
бить не будут.
— Ты шутишь, а я серьезно. Пойми, чем выше у тебя
будут знания, тем лучшим специалистом ты будешь.
— А я не собираюсь ишачить всю жизнь. — Пашка
победно засвистел.
— А чем же ты собираешься заняться? — удивился
Боб.
179
— А что, у меня рук-ног нет, в голове шарики-под-
шипники не вращаются?
Пашка согнул руку в локте и напряг мышцы.
— А ну, пощупай мои мускулы,— сказал он.
— Камень! — удивился Боб.
— То-то! Боксером буду, понял? Зажми монету в
кулаке и стискивай изо всей силы.
Боб зажал пятак. Пашка заломил кулак вниз, паль-
цы Боба сами собой разжались, и монета выпала на
асфальт. И снова Пашка приказал Бобу зажать монету
в кулаке, но разжал его иначе, надавливая большим
пальцем между суставных косточек. Это было больно,
и Боб отказался от дальнейших испытаний Пашкиной
силы на себе.
— Да не трусь, не буду, давай пять! — И Пашка,
дружески улыбаясь, взял руку Боба и так стиснул, что
пальцы, казалось, треснули.
Боб закричал. У него навернулись слезы на глаза.
— Тише ты, дура! Чего пялишься! Меня все боятся,
даже здоровые парняги, а ты не бойся.
— Давай дружить по-прежнему! — горячо предло-
жил Боб.
— Так я же теперь не учусь в школе,— ухмыльнулся
Пашка.
— Ну и что? А после школы? Вместе — на стадион.
Я за тебя, а ты за меня.
— Это ты-то, кусок теста, за меня? Ну и потеха!
А может быть, тебе надо, чтобы я за тебя? А?
Подошел какой-то парень, шепнул что-то Пашке, и
тот с билетами поспешил к парочке.
2
Желание обзавестись своим «телохранителем» давно
было тайной мечтой Боба. Для этого были причины.
Очень способный, но трусливый и малодушный, Боб со-
вершенно не переносил боли, никогда не ввязывался в
драки и ревел от любого пинка. Конечно же, сверстники
превратили его слабость в забаву. Герой в классе, он на
улице и во дворе был труслив и жалок. Сначала Боб жа-
ловался матери, звал на помощь старших, но ребята бы-
стро отучили его ябедничать. Боб изменил тактику: он не
стал жаловаться, но зато научился так визжать, что на
180
его голос немедленно являлись старшие и спасали от
драчунов.
Все же были мальчишки, которых это не пугало. Осо-
бенно он боялся встречи с Генкой, ловким и быстрым
мальчиком. Генка потешался над трусостью и бессилием
Боба и не упускал случая, особенно по пути домой после
уроков, подтрунить над ним.
В школе и дома Боб, конечно, был недосягаем для
забияк и задир. Но на улице... Как хорошо было бы
иметь такого сильного охранника, как Пашка...
Через день после встречи Боб отправился к Пашке
домой. Он уже имел некоторое представление о семье
Пашки с его слов. Пашка обычно называл отца «мой
пьянчуга», «старик Хоттабыч», «ловчила», а мать —
«мамахен-спекуляхен».
Дверь была открыта. Возле стола Боб увидел квад-
ратную женщину — кубышку. В обеих руках она держа-
ла по куску сыра и, откусывая то от одного, то от другого,
быстро ела, как кролик.
— Что тебе надо, паршивец? — визгливо закричала
женщина.
— Пашку! — ответил Боб.
— Нет его, и всё... Пошел вон!
На вопрос, где Пашка, она презрительно пожала пле-
чами и, не переставая есть, пробормотала:
— Он мне не докладывает. Шляется!
Боб спустился с лестницы, вышел на улицу. Еще из-
дали он заметил группу гоготавших парней и среди них
Пашку. Боб побаивался таких сборищ, где двое со-
бравшихся на потеху остальным старались переругать
друг друга. Но все же он подошел к Пашке, тронул его
за локоть. Пашка оглянулся и восторженно шепнул:
— Наш перетолковывает!
Здоровый дылда виртуозно ругался и, когда ему уже
нечем было «крыть», стал повторяться. Его начали вы-
смеивать. Тогда он, разозленный, толкнул коренастого
подростка в грудь. Боб не успел опомниться, как ока-
зался в центре драки.
Боб, защищая лицо, в страхе так быстро выдвинул
обе руки вперед, что они ткнулись во что-то мягкое, кто-
то упал.
— Молодец! — услышал он словно издали голос
Пашки, а затем чей-то крик: — Бежим!
181
Послышался милицейский свисток, и Пашка, увлекая
Боба, бросился наутек.
Через полчаса Боб, возбужденный и полупьяный, си-
дел в компании парней в кочегарке парового отопления
рядом с Пашкой. Все наперебой пересказывали эпизоды
драки, каждый вносил свои поправки. Боб тоже что-то
вспомнил. Его хвалили за то, что он двумя кулаками
опрокинул парня, а ударом головы в живот свалил
бригадмильца. Бобу было очень приятно: и тут о нем все
говорят, и тут он всех удивил!
— Свой парень! — говорил о нем Пашка, похлопывая
по спине, и уговаривал выпить еще.
Боб отказывался. До этого он никогда не пил водки.
Кружилась голова. Хотелось двигаться, кричать, петь.
Он понимал, что это глупо, но все же бессмысленно улы-
бался и, нелепо размахивая руками, пел вместе с дру-
гими какую-то песню. В ней были непонятные слова.
— Что такое «гоп со смыком»? — спросил Боб.
Ему ответили хохотом.
— Поживешь — узнаешь, астроном. Пей! — повторял
Пашка.— Пей, не стесняйся, потом сам поставишь.
Я знаю, за тобой не пропадет.
Домой Боб явился поздно ночью.
На следующее утро он вспоминал этот вечер с омер-
зением и страхом. Мать визгливо кричала на него, он
грубо отвечал. Потом старался объяснить: стечение об-
стоятельств, повстречался с Пашкой, заключили договор.
Теперь Пашка обязан охранять его от драчунов-хулига-
нов. Мать не приняла оправданий. Пусть сам объяснит
все отцу! Объяснение было очень тяжелым и неприят-
ным. Возмущенный Павел Авксентьевич забыл все свои
лекции о воспитании и терпении. И не избежать бы
Бобу порки, если бы неожиданный звонок по телефону
не вызвал отца из дому.
Боб дал клятвенное обещание, что больше ничего
подобного никогда не повторится.
Несколько дней подряд он старался не попадаться
Пашке на глаза. Потом они встретились у подъезда.
Поджидал ли его Пашка? Этого Боб не знал. Пашка за-
курил и дал Бобу папиросу. Тот испуганно оглянулся и
сунул папиросу в карман.
— Боишься? — злорадно спросил Пашка.
— Я? Я ничего и никого не боюсь,— оскорбился Боб.
182
— Это хорошо, а обещания надо выполнять.
— Какие обещания?
— Какие? Ел, пил, угощался за чужой счет, обещал
сам ответить тем же — ив кусты? Номер не пройдет.
— Разве надо угостить?
— А как же! Хоть поллитровку ребятам поставь,
ну и закуску, колбасу там, батон. Ну, и будь Спок: паль-
цем тебя никто не тронет ни на улице, ни во
дворе.
— Так у меня нет денег.
— А ты у отца возьми.
— Он не даст.
— А ты не говори, на что берешь.
— Все равно не даст.
— Тогда сам возьми.
— Украсть? Нечестно. Могут узнать...
— А обещать и не выполнять — честно? Ты не отво-
ди глаз. Тебя угощали — и ты угощай. Иначе ребята тебе
так наподдадут, что весь в синяках будешь.
Боб ужаснулся. Даже мысль о физической боли была
для него невыносима.
— Как же быть?
— Соображай. Я долго ждать не буду.
— Сколько надо денег?
— Рублей тридцать пять, сорок.
— Займу у сестры.
— Действуй как знаешь, но не будь дураком — не го-
вори ей, что на водку, на ребят. Соври поумней.— Пашка
терял терпение.— Действуй! — приказал он.— Парни
ждут! Иначе...
з
Лика занималась с подругами, и Бобу никак не уда-
валось вызвать ее ни подмигиванием, ни жестами. Раз-
досадованная ужимками брата, Лика прогнала его из
комнаты. Боб понял, что теперь Лика ему денег не даст.
А вдруг Пашка явится прямо в квартиру, вдруг в это
время придет мать?
Боб подумал еще немного и выдвинул ящик мами-
ного туалета. Он взял пятьдесят рублей и успокоил себя
тем, что потом займет у Лики и положит деньги обрат-
но — мама не заметит.
183
— Да ты, оказывается, мировецкий кореш! — похва-
лил его Пашка, пряча деньги в карман.— Мы с таким
резервом и на закуску и на литровку сработаем. Ты не
из пугливых.
— Я не трус! — гордо ответил Боб.
Очень приятна эта неожиданная похвала! Ведь Боб
втайне всегда стыдился своей трусости, мучился ею.
— Ты с книгами не работал? — спросил его Пашка.
— Я много литературы проработал,— невозмутимо
ответил Боб.
— Не о том речь! — Пашка презрительно засмеялся.
Пашка повел его на Арбат. У букинистического ма-
газина он сказал:
— Чтобы было скорее, сделаем так: я выберу и дам
тебе книги. Пока я буду платить в кассу, ты сразу же
выходи. А я тебя догоню.
— Книги? Какие книги? Зачем?
— Делай, как я сказал!—сердито оборвал его Пашка
и выругался.— Со мной не погоришь. Ты чистенький, на
вид приличный...
Они вошли в магазин. Пашка довольно долго копался
среди книг на прилавке под пристальным взглядом про-
давщицы, а когда она занялась покупательницей, он су-
пул Бобу две книги под мышку и шепнул: «Крой!»
— А деньги? — Боб похолодел.— Надо же упла-
тить,— пролепетал он.
— Прохиндей! — злобно, почти не разжимая губ, ска-
зал Пашка.— Крой из магазина и иди налево по Арбату.
Да иди ты...— Он тихо выругался.— Я уплачу...
Было и в голосе и во взгляде Пашки что-то такое,
что сделало Боба послушным. Он не помнил, как вышел
из магазина. Мелькнула мысль: неужели Пашка не за-
платит? Боб подошел к витрине и через нее увидел
Пашку у кассы, а рядом продавщицу и высокого муж-
чину, почему-то гладившего грудь и пояс Пашки.
Наконец Пашка вышел и, бросив взгляд на Боба, бы-
стро пошел налево и затерялся в толпе прохожих. Боб
бросился следом и потерял его. Но на углу ближайшего
переулка как из-под земли вынырнул Пашка и, улыба-
ясь, сказал:
— Ну и прохиндей же ты! Чуть было с тобой не за-
сыпался. Надо было сразу уходить, а ты начал спорить.
Растяпа!
184
— А чего они от тебя хотели? — взволнованно спро-
сил Боб.
— Вчерашнего дня! — отрезал Пашка.— Или ты в
самом деле еще зеленый? Ничего, образуешься...
Они сели в троллейбус.
— Пашка,— чуть слышно прошептал Боб, вспотев от
волнения,— ты уплатил деньги?
— А ты что думал? — Пашка прищурил левый глаз.
— Дай мне честное слово,— настойчиво, чуть громче
повторил Боб.
— Ну, честное слово! Еще что?..
— Ничего! Я так...— Боб повеселел.— А куда мы
едем?
— Увидишь!
Они слезли возле Центрального универмага, и Паш-
ка молча пошел в проезд Художественного театра.
У букинистического магазина толпились подростки,
юноши, мужчины. Некоторые держали в руках, поя
мышкой книги и, поглядывая по сторонам, бойко тор-
говали.
— Что у вас? — поинтересовался пожилой мужчина,
обращаясь к Пашке.
Пашка протянул книги.
— Декамерон,— пробормотал мужчина.— Сколько?
— Пятьдесят! — бросил Пашка и сразу же получил
деньги.
Покупатель отошел, а молодой человек с длинными
волосами до плеч, стоявший рядом, сказал:
— Эх ты, простофиля! Да эти книги у букинистов
в магазине пятьсот стоят...
— Пятьсот?! — воскликнул Пашка и выругался.
— А ты мне тащи. Я хорошо даю,— предложил мо-
лодой человек.
— Много вас, добреньких...— зло отозвался Паш-
ка.— Пошли!
* * *
Они купили водки, пирожных для Боба, колбасы, хле-
ба, банку килек. Остались еще деньги на кино.
— Как же так? — удивился Боб.— А сколько же ты
уплатил за книги?
— Ты что? — И Пашка опять насмешливо прищурил
левый глаз.
185
— Я не буду пить! — решительно заявил Боб и по-
краснел.— Значит, ты врал мне?
— Да я же, прохиндей, для тебя старался. Мы же
должны ребят угостить! Вот я и разжился ради тебя.
Так бы я — ни за что! Надо было бы тебе — я и украл
бы. Не для себя, а для тебя! Можешь ты понять?
— Ну ладно, в первый и последний раз,— успокаивал
себя Боб.
4
Они пили в деревянном сарайчике. Собралась та же
компания парней и Яшка Глухарь. Боб, морщась и со-
дрогаясь, пил водку. Потом ему дали папиросу.
В парк культуры ехали на троллейбусе. Парни не
хотели платить за билеты и Бобу не позволили упла-
тить. «Брось нежности! Мы из тебя человека сделаем!»
Кондукторша сердилась, публика возмущалась, парни
ругались. Им сделала замечание пожилая женщина, но
старший из компании крикнул: «Учи своего мужа, если
он у тебя есть!» — и захохотал. Боб тоже хохотал, хотя
ему было совестно. Пассажиры смотрели на него, и он
повторил: «Учи своего мужа, старая дура». Наконец-то
он почувствовал себя смелым и храбрым!
— Какой молодой, а уже пьяный! — раздался чей-то
голос.
— Воспитание!..— бросил другой.
Военный предложил задержать хулиганов, им еле
удалось убежать на остановке.
Они пришли к парку культуры. Сотни людей сновали
у ярко освещенных выходов. Боб вслед за Пашкой по-
пытался было проникнуть без билета. Свои же парни не
допустили этого.
— Дура,— бормотал Яшка,— знай где базарить. Тут
сразу в отделение загребут.
Он купил билеты, и все чинно вошли в парк. Играла
музыка. Гуляющих было много, все были нарядно одеты.
Боб удивился скромному поведению своих знакомых. Но
уже в отдаленных аллеях он понял их тактику. Вот идут
две девушки, тут можно и толкнуть их и выругаться. За
ними движется компания военных моряков с девушка-
ми — этих не задирай, всыплют. Так, бесцельно блуждая,
они вышли к площадке. При виде толпы у телескопа
186
Бобу пришла великолепная мысль показать новым знако-
мым Луну.
Парней заинтересовала возможность покуражиться.
— Освободи место! — закричал Пашка, оттесняя де-
вушку, смотревшую в телескоп.
Пашку оттолкнул подросток, объяснявший собрав-
шимся что-то по астрономии. Боб бросился выручать
Пашку.
— Хватай его, Боб! — крикнул подросток, с которым
сцепился Пашка.
Перед Бобом был не кто иной, как... Женька Хлеб-
ников, приятель по астрономическому кружку. Боб рас-
терялся. Кому помогать: Пашке или Женьке Хлебни-
кову? Боб бросился их разнимать и бормотал: «Знакомь-
тесь, будете друзьями, знакомьтесь». Его оглушили уда-
ры, полученные от обоих.
Женя опрокинул Пашку на траву и крикнул:
— Эля, позови Володю, он на танцплощадке!
Очень скоро примчался невысокий юноша в клетча-
той ковбойке, и с ним трое. Послышался свисток мили-
ционера.
— Рви подметки! — донесся голос убегавшего Пашки.
Боб побежал за ним. Они опять пили в павильоне, где
люстра все время качалась и кружилась. Официантку
тоже шатало. Так казалось Бобу. Наконец она отказа-
лась подать «еще один графинчик». Они ушли, вывалив
содержимое горчичницы на стол.
Пашка учил Боба шикарно курить: затягиваться,
пускать дым через нос. Боба мутило. Боб сплевывал, тер
онемевшее лицо рукой и старался не упасть. Ноги не
слушались его, заплетались и загребали землю. Боб
круто свернул в кусты и рухнул на траву. Его рвало.
— Конец! Умираю!—испугался Боб.
Он застонал от жалости к себе. Кто-то рядом сме-
ялся и толкал его ногой в бок. Слышались голоса: «Ну и
воет», «Пускай его дрыхнет, пошли», «Проспится, сам
домой заявится».
Пашка уговаривал не бросать парня, а устроить вы-
трезвиловку. Раздался дружный смех. Боба подхватили
под руки, поволокли к прудику и столкнули в воду. Боб
ахнул от холода, глотнул воды и, захлебываясь, ничего
не видя и не понимая, бултыхался в воде. Послышались
возмущенные крики. Пашка с компанией убежал. Бобу
187
помогли вылезть и посадили на скамейку. Лица спаси-
телей были незнакомы. Боб сорвался с места и побежал
подальше от воды. Его не догоняли. Снова он забился в
какие-то кусты и рыдал навзрыд. В мокром костюме он
продрог и дрожал от холода и страха.
— Никогда, мамочка, никогда,— шептал он,— ни-
когда в жизни не буду ни пить, ни курить. Честное пио-
нерское!
Затем он затих в забытьи. Его напугал шумный фей-
ерверк, взорвавшийся разноцветными огнями в небе.
Придерживаясь за ствол березки, он поднялся и побрел,
стараясь ступать твердо. Он блуждал по парку, вызывая
шутки, насмешки, соболезнования. На одной из аллеек
его усадил на скамейку какой-то паренек; Вскоре появи-
лись Женя Хлебников и Володя. Оказывается, Женя
искал его по всему парку. Они-то и повезли Боба на
такси домой.
По дороге Володя требовательно спрашивал, зачем
он пил и кто его так напоил. Боб отвечал, с трудом воро-
чая языком, и плакал.
Дома няня, причитая и ахая, раздела, обмыла и уло-
жила его. Боба снова рвало, и снова ему показалось, что
он умирает. Перепуганная и сердобольная няня вычи-
стила костюм и убрала все следы происшествия. Когда
пришла Лика, Боб уже спал, и никто ничего не видел.
...Утро Боб проспал. Днем он не вышел к обеду. Мать
и отец не приехали с дачи. Никто его не трогал. Никогда
еще он не чувствовал себя так скверно. И зачем он пил?
Зачем люди вообще пьют эту гадость и накачиваются
вонючихм табачным дымом? Голова раскалывалась от
боли. Лика ужаснулась, увидев его распухшее лицо. Она
хотела сразу же вызвать врача, и Боб еле ее отговорил.
Боб крепко заснул. Ему приснилась сказка о том, по-
чему у слона длинный нос; но крокодил тянул не слона,
а Боба за нос, и было больно, нос вытягивался. Боб от-
крыл глаза и увидел Пашку, который и тянул его за нос.
Боб дернул головой, оттолкнул Пашку, не ответил на
его приветствие и даже закрыл глаза. Но на Пашку все
это не произвело никакого впечатления. Он болтал без
умолку, обошел комнату, потрогал вещи, потом сказал:
«Одевайся, а я пока погляжу, как ты живешь»,— и вышел
в столовую. Вернулся он взбудораженный и, похохаты-
вая, начал вспоминать вчерашнее и хвалить Боба.
188
— Вот уж не думал, что ты способен на такие штуки.
Я ведь сначала хотел отвязаться от тебя, но ты не ма-
менькин сынок, нет! Ты, брат, оказывается, не трус! Си-
лища! Вставай!
— Не могу,— взмолился Боб.— Меня шатает.
— Надо опохмелиться.
— Что?!
— Выпить надо малость, все как рукой снимет!
Боб запротестовал. От одной мысли о спиртном он
чувствовал тошноту. Но не так-то легко было избавиться
от навязчивого Пашки! Пашка сбегал в столовую, принес
из буфета початую бутылку с вином, стаканчик и насто-
ял, чтобы Боб выпил.
— У меня ни копейки.
— Я веду! Разжился.
Они вышли на улицу.
— Деньги я взял в столовой, в ящике стола, на кото-
ром зеркало стоит,— сообщил Пашка.
Боб остановился:
— Ты что, с ума спятил? Мама заметит!
Пашка хохотал:
— Ну и что? Заметит и подумает, что Танька. Так ей
и надо, а то не пускает меня к тебе, ругает...
— Отдай, Пашка. Отдай, а то я отцу скажу.
— Посмей только! — пригрозил Пашка и, сжав ку-
лак, ткнул Бобу в нос.— Ясно? Учти, ребята тебе про-
ходу на улице не дадут. В кровь расшибем!
— Ничего я не боюсь! — закричал Боб, бледнея от
волнения.—А с тобой я водиться не буду. Иди ты к черту!
Пашка сунул Бобу двадцать пять рублей и сказал:
— На, давись! Жадюга! Я думал, ты стоящий па-
рень, а ты жила! Хлюпчик...
Бобу стало неловко.
— Я не злюсь,— сказал он,— но красть нехорошо да
еще сваливать на невинных. А эти деньги я верну.
— Ладно, мир! В общем, ты парень подходящий. Мы
за тебя горой стоять будем. Не дрожи. Давай прошвыр-
немся к Руде? хМировецкий парнюга. Тебе понравится.
Книг прочитал — тыщи...
— А кто он такой?
— Рудя? Сын художника. И сам художник. Рисует —
как бог. Квартира — как картинка. Пошли!
Глава XI
«СТУДЕНТ ПРОХЛАДНОЙ ЖИЗНИ»
1
Пашка позвонил в квартиру Миличей на Малой Мол-
чановке. Послышалось звяканье и пощелкивание много-
численных запоров. Дверь приоткрылась, и перед Бобом
предстал рослый красивый юноша с маленькими узкими
усиками. Шея у него была забинтована красно-зеленым
шарфом. Яркая шелковая пижама при каждом его дви-
жении меняла цвет: то оца казалась желто-лиловой, то
багрово-золотистой.
— А ну, кавалеры, быстро, и чтобы тихо,— прохри-
пел он.— Я записываю на пленку мотивчик.
Мальчики вошли в переднюю. Огромный бурый мед-
ведь, стоя на задних лапах, держал вешалку. Все стены
увешаны картинами. Было тесно и в большой комнате,
куда они вошли на цыпочках. Там играл патефон. На ши-
рокой тахте лежала шкура белого медведя, на полу —
пушистый ковер. На столе, покрытом яркой скатертью,
рядом с патефоном стоял магнитофон. Пластинка кон-
чилась. Рудя щелкнул каким-то включателем в магни-
тофоне, и пленка, быстро поползла в обратную сторону.
—• Еле выпросил на час заграничную пластинку бу-
ги-вуги. Записал на пленку. Послушаем...— Он снова
повернул рычажок, и резкие звуки наполнили комнату.
Рудя вскочил, закачался, ноги у него заходили, как у
пьяного. Он вихлялся, болтал руками.
— Полная свобода действий...— чуть задыхаясь, по-
яснял он.— Каждый импровизирует, как хочет... Руки
сюда, ноги так, а туловище — ах, падаю, ах-ах, тянусь в
сторону... Вот так, вот этак..,
Боб расхохотался.
— Ты что? — Рудя замер в нелепой позе.
— Дурацкий танец! — пробормотал Боб.— Будто
пьяный на льду.— И поспешно добавил: — А занятно!
— Ну то-то! — процедил Рудя. Он сел и вытянул
ноги.— У буги-вуги никаких правил нет. Полная раско-
ванность! Свобода движений.
Пашка одобрительно прищелкнул языком.
— Где ты подцепил такого? — Рудя кивнул на Боба.
— Так это же тот самый! Бобка Троицкий! Я гово-
190
рил... Мы с ним раньше учились. Его батька профессор.
Боб мировецкий парняга. Астроном. С Ботвинником
сыграл вничью. У них дача и «Победа». Я его телохрани-
тель и вообще защитник.
— Ага, Боб вундеркинд! Так сказать, Вундербоб! —
Рудя с интересом уставился на Боба.— Так говоришь, у
отца «Победа»?
— Ага, «Победа». Почти совсем новая.
— А ты умеешь водить?
— Рулю возле дачи... Только пока прав нет. А это
картины вашего отца? — Боб показал на стены.
— Да, превосходные копии на любой вкус. Покупа-
тели прямо к нам домой прут. Ну, а твой папахен сам
водит машину?
— Хорошо водит...— рассеянно ответил Боб.— Этот
магнитофон все может записать?
— Конечно, все. Подойди и, когда я махну рукой,
начни говорить в эту трубку.
— А я не знаю, что сказать...— Боб растерялся.
— Валяй, что взбредет на ум... Ну, расскажи про ва-
шего шофера, про трудности с гаражом. У всех, кто
имеет машину,— трудности с гаражом. Хлопот не обе-
решься. Расскажи подробно, и чтобы посмешнее.
Лента на магнитофоне двинулась. Рудя повелительно
взмахнул рукой. Боб растерянно молчал. Рудя сердито
сказал:
— Да начинай же, остолоп!
— Иван Иванович у нас «половинный» шофер. Один
день у нас, на второй у другого. Утром он пригоняет ма-
шину из гаража,— смущенно начал Боб,— и оставляет
в переулке против дома... Вот «Победа» там и стоит.
И, когда Иван Иванович работает не у нас, папа сам
садится за руль и едет... А вечером Иван Иванович при-
ходит и угоняет машину в гараж. Ну и все... Да, раз
папа по дороге на дачу задавил двух гусей...
— Бездарно, но послушаем лепет,— сказал Рудя.
Он перемотал ленту назад и снова пустил магнито-
фон. До чего же странно было слышать со стороны са-
мого себя! Бобу стало смешно, и он предложил:
— Давайте еще!
— Еще? — Глаза Руди озорно блеснули.— А ну-ка,
выругайся трехэтажно, докажи, что ты мужчина.
— Ругаться нехорошо!— сказал Боб.
191
— Эх ты, попугай! Крой Пашку, а он тебя. Айн,
цвай, драй! Начинай, Пашка!
Пашка начал.. Боб, краснея, ответил.
И снова магнитофон повторил слово в слово.
— Вот был бы спектакль, если бы твоя мамахен это
послушала! — Рудя громко захохотал.
Боб испугался и насупился.
— Не трусь, дурачок, шучу...
Где-то в квартире зазвонил телефон. Рудя вышел.
Боб расхаживал по комнате, рассматривая картины, а
потом взял со столика в углу большие квадратные пла-
стины темной толстой фотопленки. Он взглянул через
пленку на окно и крикнул.:
— Пашка, скелет мертвеца!
Вдвоем они успели просмотреть несколько рентгенов-
ских пленок с отпечатанными на них частями скелета,
когда вошел Рудя. Он страшно рассердился, ругался, на-
давал им подзатыльников и грозил избить до полусмер-
ти, если они кому-нибудь об этих пленках расскажут.
Оба подростка поклялись молчать. Наконец Рудя
успокоился и достал колоду карт из-под подушки на ди-
ване.
— Давай метнем?
Он пересыпал карты из руки в руку. Колода, как во-
допад, красиво струилась то в одну ладонь, то в другую.
Такого Боб еще никогда не видел.
— В подкидного? — поинтересовался Боб.
Пашка хохотнул.
— В очко, в двадцать одно, — заявил Рудя.— Если
вам надо десятку на кино — выиграйте.
— А я не умею в очко,— сказал Боб.
— Мудрость небольшая, легче, чем шахматы... Глав-
ное, набрать двадцать одно очко,— объяснял Рудя, са-
дясь в уголок дивана.— Сейчас я сдам карты Пашке,
а ты смотри и запоминай, сколько какая карта стоит
очков. Что ты, Вундербоб, на меня глаза пялишь? Удив-
ляешься, какие длинные ресницы? — спросил Рудя.—
Они у меня такие, что три спички держат! А на твоих и
одна не удержится. Смотри!
Рудя взял три спички и, глядя вверх, положил их
себе на ресницы. Спички не падали. Пашка от восторга
хлопал себя по животу и ругался. На ресницах Боба едва
удержалась одна спичка. Потом начали играть. Пашка
192
выигрывал. Боб быстро усвоил нехитрую науку игры в
двадцать одно.
— Ну, Вундербоб, теперь ты попытай счастья,—
предложил Рудя.
Боб взял две карты, поколебался, взял еще одну.
— Бери себе! — буркнул он, уже усвоив терминоло-
гию, и губы его расползлись в улыбке.
Рудя выбросил даму, затем туза и наконец десятку.
— Перебор! Загребай монету. Твоя удача.
Рудя вынул из шкафа графинчик, стопку, быстро на-
лил коньяку и выпил.
— А нам? — спросил Пашка.
— Нос не дорос такой коньяк пить...
— А вы где учитесь? — поинтересовался Боб.
— Я? Студент прохладной жизни! — ответил Рудя.
— Не слышал про таких...
— Это значит, что я сам себе университет. Хочу —
учусь, хочу — женюсь.
— Но ведь ты же работаешь? — заметил Пашка.
— Только как свободный художник. Иногда помогаю
дружкам оформить витринку в магазине, если халтурка
выгодна. По настроению... Бери карты!
Боб был в азарте, от волнения дрожали руки. Затаив
дыхание он глядел на прикупленную карту... Он то хохо-
тал, то сжимал зубы и бледнел. Он выигрывал и проиг-
рывал. Наконец мальчики простились. Боб выиграл
пятьдесят три рубля. Пятьдесят рублей он решил поло-
жить в ящик трюмо, но теперь это уже труднее было сде-
лать: ключа на месте не было. Боб, чертыхаясь про себя,
долго искал его. Он был близок к отчаянию. Но оказа-
лось, что к этому ящику вполне подходит и ключ от
буфета, о чем, вероятно, Агния Львовна и не догадыва-
лась. Положив деньги, Боб вздохнул с облегчением.
Вечером Агния Львовна недоумевала. В который раз
спрашивала она себя: не просчиталась ли? Деньги были
целы. Под вопросом оставалась только десятка.
На другой день Боб снова был у Руди. Сначала он
выигрывал, потом карта «пошла» к Руде. Боб проиграл
триста десять рублей! Это была огромная сумма. У Бо-
ба никогда не было таких денег. Но Рудя был велико-
душен.
— Принесешь потом,— сказал он.— Ведь ты из тех,
кто держит свое слово, правда?
7 Г. Тушкан
193
Боб кивнул головой, говорить он был не в силах и
ушел в страшной тревоге. Где же он достанет такую уйму
денег? Он вспомнил о ключе к ящику трюмо и сам испу-
гался своих мыслей.
2
Родители Рудольфа Милича жили странной, лихора-
дочной жизнью полухудожников, полуторгашей. Когда-
то, в молодости, отец его был способным художником,
участвовал в выставках, с воодушевлением спорил об ис-
кусстве, яростно обрушивался на «ремесленников», ко-
торые «пасутся около искусства». А потом дружба с ка-
кими-то делягами, бравшими подряды на роспись клу-
бов, оформление магазинных витрин. Халтурка!..
Вначале это слово произносилось в доме с презре-
нием, с издевкой, работа эта считалась вынужденной об-
стоятельствами. Потом незаметно халтура вошла в
обиход, в быт. «Я поехал на халтурку»,— озабоченно го-
ворил отец точно так, как люди говорят: «Я пошел рабо-
тать». Халтура стала профессией. Со смехом, не сму-
щаясь, довольный отец рассказывал, как удалось окол-
пачить какого-то завклубом, или работника районного
отдела культуры, или директора ресторана. «Олухи, не
отличат масла от клеевой краски, Рафаэля — от маляр-
ной вывески,— разглагольствовал он.— Всучили им
халтурку — будь здоров! Сорвали тридцать тысяч на
бригадку, а всей работы — пять дней. Для фасона про<-
держали месяц. Работу не только приняли, а еще спа-
сибо сказали. Главное — это держаться этаким Айва-
зовским, генералом от художества...»
Когда в дом приходили гости, начинались «светские»
разговоры. Первое место занимали здесь сплетни: о ху-
дожниках, писателях, ученых. Собравшиеся халтурщики
вели себя вольно и не стеснялись в выборе выражений.
Если Бобу хотелось казаться старше своих лет и
близкие перевзросляли будущего «академика», то Рудя в
детстве на вопрос, кем он хочет быть, с заученной наив-
ностью отвечал: «Ребенком», чем приводил в восхищение
родителей.
Годы шли, а мальчик в самом деле хотел лишь од-
ного: всю жизнь оставаться «цветком жизни», о котором
постоянно пекутся взрослые. Позже родителей начало
беспокоить отсутствие интересов у ребенка, и они ста-
194
рались увлечь его коллекционированием марок, игрой на
пианино, спортом — словом, всем понемногу. И Рудя
увлекался всем понемногу: с двенадцати лет собирал
джазовые пластинки, потом обменивал их, потом про-
давал. Неожиданно занялся стихосложением. Родители
поощряли. Стихи его были особенные: рифма, ритм,
связное предложение не признавались. «Главное — это
общее настроение и диссонанс»,— утверждал он. Брез-
гливо морщась, он цедил, к восхищению знакомых:
Слякоть. Витрина.
Блеск. Шелк.
Шина. Свисток.
Стоп. Хам! Умер.
Город. Рога быка.
Дрянннь!
А с учебой в школе становилось все хуже. Разбол-
танный и ленивый, с вечно брезгливой улыбкой на кра-
сивом лице, он уже не раз оставался в классе на второй
год. Наконец он заявил родителям, что пусть в школе
учатся «ваньки», а он-де не «ванька» и намерен «тво-
рить». Разъяренный отец надавал ему оплеух, но это не
помогло. Год Рудя околачивался на улице Горького.
Отцу надоело бездельничанье сына, и он заставил его
работать в своей оформительской «халтурбригаде»,
«Хабе», как по-домашнему называлась она. Но так как
Рудя был всегда томно ленив, то зарабатывал мало. Отец
в этих делах был тверд и лишней копейки не выдавал.
А развлечения требовали денег. И тут случай помог
Руде: он научился ловко орудовать картами.
Родители Руди обожали «оригинальные знакомства»,
и поэтому в их доме иногда появлялся приторно-вежли-
вый пухлый старик. Из нагрудного карманчика его заса-
ленного пиджака всегда кокетливо выглядывал уголок
белого платочка, под отвислым подбородком красовался
галстук-бабочка. Старик этот был старым картежным
шулером. Он со смаком рассказывал о дореволюционных
крупных играх в московских клубах и игорных притонах,
о случаях из жизни купцов-миллионеров и знаменитых
шулеров. Вот этот «милейший Павел Петрович», шутя и
смеясь, обучил Рудика картежным фокусам и «приемчи-
кам».
195
Рудя оказался способным учеником. Он обыгрывал
всех: и мальчишек и взрослых. При .необходимости да-
вал партнеру выиграть, «для затравки»... Не раз управ-
дом заставал его и мальчишек за игрой в карты. Запре-
щения не помогали. Он сообщил участковому, тот заин-
тересовался, чем занимается Рудольф Милич. В бригаде
отца он уже не работал. Тогда Рудя поступил в вечер-
нюю школу для взрослых. Этим он преследовал две цели:
дома его перестали корить за безделье, а для милиции он
стал «устроенным».
— Броня! — говорил Рудя, показывая приятелям
удостоверение школы.— Защищает от родителей и от
участкового.
з
Боб был удивлен, когда через день ему позвонил ка-
кой-то Рудольф. Боб сказал, что никаких Рудольфов не
знает.
— А ты, Вундербоб, должок в триста десять рублей
не забыл? — спросил тот же голос.— А если забыл, то
я приду и напомню об этом у тебя на квартире...
Бом обомлел. Он плохо слышал, что дальше говорил
Рудольф, и соображал, как же ему быть теперь...
— Приходи вечером,— приказал Рудольф,— дам
отыграться, но без денег играть не буду.
После обеда были взяты сто рублей из ящика трюмо,
а через час мама кричала на Таню. Девушка рыдала!
Боб, волнуясь и мучась, метался по квартире. Он бо-
лезненно морщился, когда до него доносились визгливые
крики матери и всхлипывания Тани. Хотелось заткнуть
уши. Незаметно для себя он очутился перед трюмо. По-
стоял в нерешительности, оглянулся, быстро вытащил
деньги из кармана и сунул обратно в ящик, прикрыв их
сверху счетами на газ и электричество.
Вот когда он почувствовал не только облегчение, но
и радость!
Боб вернулся на кухню, где продолжалась ссора,
и намекнул, что не мешало бы получше поискать про-
пажу.
— Значит, я выдумываю понапрасну? — спросила
возмущенная Агния Львовна.— А ты не брал?
—- Болтаешь всякую ерунду! Орешь, как базарная
баба! — закричал Боб, покраснев.
196
Весь гнев матери обратился против него. И Боб
неожиданно получил увесистую оплеуху. Он зарыдал и
выбежал из кухни.
Вернулся отец. Мать со слезами рассказала ему обо
всем. Он морщился и просил стонущим голосом:
— Какое мне дело до ваших расчетов? Я работаю,
как вол. Неужели этого вам мало? Даже пообедать спо-
койно не дадут! — Павел Авксентьевич не выносил не-
приятных разговоров во время еды.— Ну, давай прове-
рим вместе!
Проверили, и деньги нашлись...
После обеда Боб снова стал мучиться. А вдруг Рудя
исполнит свою угрозу, придет сюда, будет требовать долг
с матери? И все откроется... Что делать? Что делать?
В прихожей стукнула дверь, это мать ушла в га-
строном за покупками. Неведомая сила толкнула Боба
опять к проклятому трюмо. Он постоял возле него, по-
том побежал в столовую, схватил ключ из буфета, от-
крыл ящичек, взял сто рублей из-под счетов... Он чув-
ствовал себя несчастным, ненавидел всех: мать, Рудю...
Вечером Боб был у Руди и играл. От плохого на-
строения и следа не осталось. Он выиграл целых пятьсот
рублей! Долг был полностью погашен. Оставалось почти
двести рублей чистых.
— Учись быть широкой натурой, Вундербоб! Кто вы-
играл, тот угощает,— заявил Рудя, и они отправились в
магазин за покупками.
Потом пили на какой-то площадке лестницы черного
хода. Кроме Руди и Пашки, никого не было. Боб чувст-
вовал теперь к Руде симпатию. Потом Рудя вынул из
кармана карты. Они снова играли, почти в темноте. Боб
горячился, проигрывал, ругался, хотел отыграться и
проиграл... тысячу сто рублей. Из них сто — Пашке. Вна-
чале он не поверил этому и даже рассмеялся. Такие
огромные деньги ему никогда не достать! Ведь они шу-
тят? Ну пусть скажут, что шутят!
— Ничего, отыграешься. Сегодня ты, а завтра я...
Я тебе верю, Вундербоб,— сказал Рудя. Но все же за-
ставил Боба написать расписку с обязательством вернуть
деньги по первому требованию.— Помнишь, ты говорил
об отцовской «Победе»?—спросил он.— Ты говорил, что
в дни, когда отец ездит сам, шофер утром только приго-
няет машину в переулок, а потом уходит.
197
Боб кивнул головой.
— Люблю кататься. Достань запасной ключ от ма-
шины, мы покатаемся часика два, машину поставим на
место.
— А если отец заметит? Скандал будет жуткий!
— Все будет в порядочке! Я тебе засчитаю из долга
половину. И расписку отдам.
— А если машину задержат или вы ее испортите?
— У меня права. Я езжу, как бог. Увидишь.
— Но если отец не найдет машины на месте, он по-
звонит в ОРУД, нас задержат.
— Чепуха! Ты сам говорил, что машина целыми дня-
ми, а иногда и ночью стоит в переулке и отец не поль-
зуется ею.
— Бывает... Особенно если готрвит лекцию на новую
тему. Или когда в какой-то институт за город ездит. Он
туда не любит на своей машине... Ему такси оплачи-
вают.
— Ясненько! Так как, ключ будет?
— Не знаю...
— Устрой, устрой! Или ключ, или завтра ты мне вер-
нешь весь долг.
Боб опешил.
— Вы шутите,— пробормотал он,— ведь мы же иг-
рали...
— Именно — игра,— сухо сказал Рудя.— Или верни
долг, или давай ключ, или отыгрывайся.
— А я отыграюсь!
— Пожалуйста. Я никогда не отказываюсь. Толь-
ко надо иметь, на что играть. На слово я не играю. Не
юли, Вундербоб. Итак, завтра утром ко мне домой с
ключом или в девять вечера приходи в клуб подкидных
дураков.
— Куда, куда?
— Пашка проведет.
Вскоре после разговора Рудя стоял у ближайшей
будки телефона-автомата и с необычайной для него веж-
ливостью уступал свою очередь до тех пор, пока желаю-
щих говорить по телефону не оказалось. Тогда он по-
спешно набрал номер телефона, вызвал Леонида Гри-
горьевича, назвался и сказал:
— Машину я почти организовал: завтра-послезавтра
сделаю пробу, затем вторую, а там алле гоп!
198
— Действуй! Потом звякнешь! — отозвался голос из
трубки.
Послышались частые гудки. Рудя вышел из будки.
Оглянувшись по сторонам, он быстро зашагал по улице.
4
Боб возвращался вместе с Пашкой. Тот плелся, во-
лоча ноги, и насвистывал песню из кинофильма «Бро-
дяга». Боб все еще не оправился от потрясения. Его бил
озноб, язык плохо повиновался ему.
— А все из-за тебя! — корил он Пашку.— Кто украл
пятьдесят из маминого трюмо? Ты! Кто в парке напоил
меня? Ты! Кто второй раз свистнул двадцать пять и де-
сять? Ты! Так эта десятка и висит на моей шее. А теперь
свел меня к этому Руде, и он меня ободрал! А кто он
такой, этот чертов Рудя? А? Жулик?
Пашка мгновенно перестал свистеть и испуганно
обернулся к Бобу.
— Ага, испугался! — злорадно сказал Боб.— Вот за-
явлю в милицию. Не то еще будет!
— В милицию! Ты — в милицию? А кто со мной крал
книги на Арбате?
— Тише! Не кричи! Услышат!
— Ага! Пусть все слышат и знают, что Бобка Тро-
ицкий ворюга!
— Ты с ума сошел! Не ори так! Да замолчи ты!
— Я замолчу, а ты пойдешь в милицию? Да что ты
там скажешь? Ты меня поймал? Поймал? Никакого
трюмо я не видел. А я вот пойду к твоей мамахен и вы-
ложу все начистоту. Полюбуйтесь, Агния Львовна, как
ваш сынок астрономией увлекается. Вот будет
номер!
— Ты с ума сошел! Я ведь просто так сказал...
— Ага, ты просто сказал! А кто просто грозил мили-
цией? Да если ты пикнешь... Посмей только! Не брал
я никаких денег! Эх ты, прохиндей несчастный! Вот на-
пущу на тебя шпану, они тебе руки-ноги выкрутят. Жа-
луйся потом...
— Ты меня не так понял,— растерялся Боб.— Я про-
сто не хочу больше этого.
— Проиграл и деньги отдать не хочешь? Ну и подлец
199
же ты! Сейчас же проси прощения, а то...— Негодование
Пашки все возрастало.
Боб заплакал и дрожащим голосом сказал:
— Извини... я не буду больше...
— Ну ладно, черт с тобой! — смилостивился Паш-
ка.— Но чтобы завтра, как из пушки, ты был в одинна-
дцать утра перед моим домом. Дело есть. Ты мне по-
можешь.
Какое дело — Пашка не объяснил.
Домой Боб вернулся сам не свой. Надо было немед-
ленно положить на место деньги, но где их взять? Он вы-
ждал, пока Лика останется одна, и попросил сто рублей.
— Зачем? — спросила Лика, пристально глядя на
него.
— Да так...
— Так? Скажи правду.
— Понимаешь...— Боб замялся.— Один мой товарищ
проиграл хулигану сто рублей. Хулиган ему теперь гро-
зит...
— Кто этот твой «товарищ»?
— Он просил не называть его.
Лика взяла брата за плечи:
— Боб, может быть, ты сам этот «товарищ»?
— Нет... никогда... честное пионерское...
Лика с сомнением покачала головой:
— Если даже с твоим другом это случилось, если ху-
лиган вымогает деньги — надо сейчас же заявить в ми-
лицию.
Боб с сознанием своего превосходства смотрел на
сестру. Лика на несколько лет старше его, а как мало
знает жизнь.
- — В милицию? — насмешливо протянул он.— Да за
это измордуют! Руки-ноги отвинтят.
— Что? Что?
— Изобьют!
Лика рассказала матери о разговоре с Бобом. Ре-
зультат был неожиданный. Агния Львовна растроганно
подумала о сыне: если он просит деньги — значит, не
брал их из-под замка, и все ее подозрения напрасны. Нет,
одна Танька виновата. Агния Львовна бурно целовала
сына, просила понять: ведь она мать, и если ударила, то
любя, а в будущем никогда и пальцем не тронет. Боб
грубо отбивался от ее поцелуев.
200
Но где же все-таки взять сто рублей? Он мысленно
оценил денежные возможности всех своих друзей и по-
нял, что ни у кого таких денег не найдется. Что же де-
лать?
Утром Лика сказала, что звонили из Планетария: че-
рез несколько дней слет юных астрономов. Боб всполо-
шился. Как он мог об этом забыть? Ведь он должен де-
лать сообщение, а до сих пор не подготовился. Во всем
все-таки виноват Пашка! «Надо порвать с ним,— ре-
шил он.— Расквитаюсь, и больше никогда не буду встре-
чаться».
Боб сел за книжки готовить доклад, но в назначен-
ный час встретился с Пашкой. Тот потребовал, чтобы
Вундербоб после вчерашних заверений доказал на деле
свою дружбу и безоговорочно помог ему. А если Боб
изменит, пусть пеняет на себя. И Пашка сделал страш-
ную гримасу, оттопырил большой палец правой руки и
ткнул им в бок Боба, будто ножом. Потом сказал, что
им придется опять «поработать с книгами», а деньги они
поделят пополам. «Твою половину отдашь мне в счет
долга»,— добавил он.
В магазине их задержали. Боб нес портфель с кни-
гами. Они уже уходили, когда белокурая девушка взя-
ла за плечо Боба и тихо сказала:
— Пойдем со мной в кабинет директора.
Боб обмяк и послушно двинулся за девушкой, пере-
ступая будто ватными ногами. Пашка рванулся к двери,
но его перехватил юноша в очках. Пашка попробовал
укусить его, но тот ловко вывернул руку Пашки назад и
так сильно сжал, что Пашка заорал от боли.
По дороге в милицию он шептал Бобу:
— Дурак! Не реви. Ревешь — значит, виноват. Будут
допрашивать, ты тверди одно — знать ничего не знаю.
Зашли купить учебники, а как Пашка сунул мне книги —
не видел. Спросят, чего плакал, говори — испугался.
Я все на себя возьму. Ты ругайся: «Чего задержали?
Не имеете права задерживать. Я за Пашку не ответчик.
У меня папа профессор, только вы его не беспокойте.
Узнает отец, что зря сына задержали, он на вас про-
курору пожалуется...»
Боб приободрился. В отделении он возмущался тем,
что его задержали, говорил, что зашел посмотреть ли-
тературу по астрономии, что он докладчик на слете
201
юных астрономов, пусть проверят. А кто чужие книги в
портфель сунул — не знает. Их допрашивали поодиноч-
ке. Боба отпустили первым, и он ожидал Пашку на
улице.
— Ну как? — спросил Боб.
— А никак! — презрительно ответил Пашка.— Соста-
вили протокол.— Он был раздражен, удручен, но ста-
рался держаться вызывающе: — Плевать! Ничего нам не
сделают!
5
Вечером Боб явился к дому Пашки с запасным клю-
чом. Вдвоем они пошли к Руде.
— Мирово, Вундербоб, мирово! — твердил довольный
Рудя, разглядывая ключ. Он вышел в другую комнату и
вскоре вернулся.
— Положи ключ на место,— сказал он.
— Так он ведь запасной! — Боб был удивлен и по-
яснил: — Утром мама съездит на рынок, отпустит шофе-
ра до вечера, и «Победа» будет целый день стоять.
А папа из Кунцева вернется только часов в десять.
— Вот когда утром мама вернется, тогда и жди меня
с ключом у машины. Вот тебе твоя расписка,— сказал
Рудя, вынимая из кармана сложенную бумажку.— Смот-
ри, я рву ее.
Он разорвал бумажку на мелкие кусочки, а остатки
ссыпал в пепельницу.
— Теперь,— сказал он,— ты мне должен только
пятьсот. Метнем? Может, их отыграешь? — И он протя-
нул карты.
Боб после проигрыша поклялся не играть.
— Все! — решительно заявил Боб.— Хватит. Больше
не играю. До свиданья!
— Так не делают,— рассердился Рудя.— Ишь лов-
кач нашелся! Почти пятьсот должен — и смывается. Не
выпущу!
Впервые Боб был непреклонен, карт не брал и даже
руки спрятал за спину. Рудя грубо обругал его, но Боб
не сдавался. Рудя засмеялся и бросил карты:
— Ну, как знаешь. Не злись. Хочешь, чтобы у тебя
были такие ресницы, как у меня? На тебя будут загля-
дываться!
Боб согласился. Рудя взял ножницы и обрезал ему
202
ресницы. Когда Пашка поднес к его глазам зеркало, Боб
увидел свои странные голые веки и испугался: что он
скажет матери!
— Длиннее отрастут,— утешил Рудя.— Все девчонки
будут сходить с ума. А завтра, когда мать приедет с
рынка, ты дай знать, скажи по телефону: «Книги при-
несли», и жди возле машины с ключами.
Когда Боб ушел, Рудя дал Пашке небольшой сверток
и поручил поскорее отнести его к водопроводчику Яшке
Глухарю.
— Только не сомни! — предупредил он.
Конечно, Пашка не утерпел и развернул на улице
сверток. В нем был кусок воска с вмятинами. Его-то
Пашка и передал Яшке Глухарю.
— А когда сделать? — спросил Яшка.
— Что сделать?
— Да ключи по слепкам..,
6
На другой день Боб, сжимая в потном кулаке ключ,
стоял возле «Победы» и, волнуясь, пристально вгляды-
вался вдоль переулка. Он подпрыгнул от неожиданности,
когда его плеча коснулась рука Руди, пришедшего вме-
сте с Пашкой с противоположной стороны.
Боб протянул ему на ладони ключ.
— Порядочек! — буркнул Рудя.
Он уверенно отпер дверцу, сел за руль, включил за-
жигание, кивнул головой Бобу, и тот поместился рядом.
Пашка развалился на заднем сиденье.
— Старт дан! — сказал Рудя и, пустив машину по
переулку, снял руки с баранки и не спеша закурил па-
пиросу. Затем он «газанул», и они объездили набереж-
ные Москвы-реки и даже побывали возле нового здания
университета. Там они вышли из машины и смотрели на
огромный город, раскинувшийся до горизонта.
Боб тревожился и за целость «Победы», и чтобы Ру-
дя не нарушил правил движения, и чтобы никто из до-
машних не заметил отсутствия машины на обычном ме-
сте. Но все обошлось. Через час машина стояла в пере-
улке.
— А ты, Вундербоб, боялся! — Рудя запер машину,
отдал ключи и вразвалочку, не спеша зашагал домой.
203
— Классно водит машину,— заметил Пашка.— Эх,
покурить бы! А денег— ни гроша. Сбегай-ка, Вундербоб,
домой, оторви десяток папирос у старика.
— Зайдем вместе,— великодушно предложил Боб.
Он успел вынуть из шкатулки-папиросницы только
пять штук. Вошел отец.
— Как, ты куришь? — укоризненно воскликнул он и
воздел руки над головой.— Дети! Ведь никотин — яд, он
страшно вредит развитию молодого, неокрепшего орга-
низма. Да знаете ли вы, что пятьдесят папирос, выкурен-
ных подряд, убивают взрослого человека? Нет, вы не
уйдете, пока не выслушаете меня до конца!
Он предложил ребятам сесть в кресла и долго тол-
ковал о вреде курения. Пашке нравилось чуть подпры-
гивать на мягких пружинах.
«Ну и дает жизни старикан, вот чешет!» — так оце-
нивал он ораторский талант Троицкого-отца. Потом
длинная речь утомила его. Пашка тоскливо смотрел то в
окно, то в потолок, то на шкаф. Боб сидел как на иголках,
сжимая в руке ключ.
Пришла мать. Узнав о папиросах, она напустилась на
Пашку:
— Зачем ты его учишь курить?
Пашка отмалчивался, а потом сказал, что ничему
плохому он Вундербоба не учил и не учит.
— Вундербоб? Это еще что? — рассердилась мать.—
Мой сын тебе не ровня!
— Агния...— нерешительно вмешался отец.
— Нет, пусть уходит!
— Очень мне надо...— пробормотал Пашка, направ-
ляясь к двери.
На следующий день шофер заявил, что машину, если
Павел Авксентьевич не ездил, кто-то брал. В кабине ва-
лялись два окурка, бензин убавился.
— Я поставлю секретный замок на руль,—предложил
шофер.— Не отперев его, никто не сможет тронуть ма-
шину с места. Будет стоить рублей сто.
Вечером мать кричала:
— Что у нас за дом! Этот ловкач выудил у тебя сто
рублей на какой-то секретный замок. Машину никто не
брал — он это выдумал.
— Позволь, но окурки?
— Он сам их подбросил!
204
Вскоре Рудя опять катался на машине. Ездил в Хим-
ки. С ними были две девушки, Нина и Аида, и приятель
Руди. Там все они ели и пили в ресторане, а Боб нервни-
чал и молил скорее вернуться. Отец, правда, уехал на
дачу, но шофер придет за машиной в десять вечера.
Едва только они поставили «Победу» в Ржевском пе-
реулке и отошли на несколько шагов, как пришел шофер.
Через пять дней Бобу позвонил Рудя.
— Ты что же это? — сердито кричал он.— На маши-
ну поставили секретный замок, а ты молчишь?
Боб удивился:
— Откуда ты знаешь, Рудя?
— «Откуда... откуда»! Случайно узнал от слесаря, ко-
торый его делал.
— Только вчера поставили,— сказал Боб.— Но по-
чему тебе это не нравится, Рудя?
— А почему это должно мне нравиться? Катнем завт-
ра? Ключ от нового замка достанешь?
— Все эти дни не удастся...— твердо сказал Боб.
Рудя выругался и затем предложил зайти метнуть.
Боб отказался.
После этого разговора Боб попросил Лику, няню и
Таню подходить к телефону и, если попросят Боба, спра-
шивать — кто зовет.
В тот день Рудя дважды звонил, и Боб знаками пока-
зывал: «Меня нет дома». Потом позвонил Пашка. Он
нарвался на Агнию Львовну, накричавшую на него.
На другой день в доме никого не было. Боб на звонки
не отзывался, но потом не выдержал и подошел к теле-
фону. Звонил Пашка. Боб еле успел переброситься с ним
несколькими словами, и вдруг вместо Пашкиного голоса
услышал басистый голос Руди. Тот приглашал Вундербо-
ба забежать послушать новую пластинку. Боб поспешно
повесил трубку. Тотчас же снова раздался звонок. Боб
ушел к себе. Телефон звонил долго...
Но не так-то легко было отделаться от них. Пашка
явился домой к Бобу собственной персоной. Вот тогда-то
его и увидел Анатолий Русаков.
Глава XII
ДРУЗЬЯ ВСТРЕЧАЮТСЯ ВНОВЬ
1
Весь день Анатолий просидел за учебниками.
Заниматься русской литературой по учебнику Поспе-
лова и Шабловского было не так-то просто. Попробуй
пойми и полюби поэму «Медный всадник», если авторы
учебника объясняют ее так: «...Реалистическая установка
всего произведения, стремление к правде и естественно-
сти речи привели к той особенности в построении стиха,
в силу которой он приближается к разговорно-прозаиче-
скому складу языка: смысловые паузы, не совпадая с
ритмическими, дают перевес логическому идейному со-
держанию фраз над музыкальным оформлением».
Анатолий побежал к Лике за разъяснениями.
Трижды за это время Анатолий приходил К Лике, и
она экзаменовала его, подсказывала ответы, учила кон-
спектировать прочитанное. Агния Львовна была вежлива,
поила Анатолия чаем и намекала, что помощь дочери —
это «услуга за услугу».
Накануне экзамена Лика волновалась больше, чем
Анатолий. Он позвонил ей вечером, поблагодарил за по-
мощь, был весел, шутил. Его приняли в десятый класс.
— Экзаменовала меня учительница русского языка
Евгения Павловна,— торопливо рассказывал он.— Она
же будет у нас и классной руководительницей. Ребята
меня пугали — «зарежет», спросит не по учебнику. Уви-
дел я ее и вначале, честно говоря, испугался: высокая,
глаза строгие, волосы седые, даже серебряные, а лицо
хоть молодое и румяное, но непреклонное. Ну, думаю,
пропал! А она стала расспрашивать меня, откуда я, да
где учился, да какие книги люблю читать. Я — все начи-
стоту. А она не испугалась и даже не удивилась моей
биографии дурацкой. Так хорошо, душевно стала улы-
баться. А потом начала спрашивать по программе, даже
помогала отвечать наводящими вопросами. Поставила
тройку. Замечательная женщина!
— Так чему же вы радуетесь? — смеясь, спросила
Лика.— Заработал человек троечку, а сияет, как пяте-
рочник.
— Да я и сам себя об этом спросил. Плохо, конечно,
206
что мне восемнадцать, а я только в десятом. Но лучше
быть старым учеником, чем старым невеждой. А радуюсь
я, потому что все же принят в десятый класс. Потому что
исполняются мои желания. Потому что есть люди, кото-
рые не попрекают прошлым, не читают морали, а просто
помогают. А тройка — что? Большего не заслужил. Вот
увидите, Лика, я на пятерки буду у нее учиться.
— Какой пыл, какое красноречие! А я-то поначалу
подумала: до чего же Анатолий сдержан и робок. Ну
признайтесь, что вы влюбились в эту Евгению Павловну.
Ей-богу, влюбились!
— Признаться? — Голос Анатолия стал совсем ти-
хим.— Что ж, можно и признаться... Я, Лика, действи-
тельно влюбленный. Только не в нее, а в вас...
В трубке послышался легкий насмешливый свист.
А затем девушка сказала нарочно строгим голосом:
— Во-первых, учащийся Русаков, неправильно гово-
рить «я влюбленный в нее». Надо — «я влюблен». Во-
вторых, никогда не следует бросаться такими словами,
даже шутки ради. Или вы походя говорите это каждой
девушке в первые же дни знакомства? Рядом с вашей
тройкой я ставлю двойку... За поведение. Нехорошо!
Анатолий молчал.
— Алло, Толя, алло! — слышался Ликин голос.—
Да откликнитесь, обиженный!
— Двойку я принимаю. А вот насчет девушек, кото-
рым я в первые же дни знакомства объясняюсь в люб-
ви... Ладно, точка! Будем считать, что я неудачно шучу.
Ну, а теперь мои экзамены позади и вы избавились от
скучного сидения за учебниками с каким-то Русаковым и
от его дурацких и неграмотных шуток.
— Это неправда, Толя! — горячо возразила Лика.—
И вы это знаете, поэтому вы не имеете права так гово-
рить. Я очень, очень по-дружески отношусь к вам. Даже
с мамой из-за вас ссорилась. Поэтому не надо портить
наших дружеских отношений ни подозрениями, ни лиш-
ними словами. А сейчас я очень рада за вас, очень! С уче-
бой теперь все будет в порядке. А как с работой? Колин
автозавод или Юрин гараж?
Анатолий молчал, взволнованно перекладывая трубку
из одной руки в другую. Влюблен ли он в Лику? Конеч-
но! Она замечательная! Но если это ее обижает...
— Эх, Лика! Если бы от моего выбора зависело где
207
работать! Это же задача с десятью неизвестными. Да, я
мечтаю стать автоинженером, конструировать и строить
новые автомобили. Самое желанное — попасть на авто-
завод. Там и вечерний техникум, и заочный институт, и
народ замечательный. Но устроиться на этом заводе поч-
ти невозможно: огромный наплыв желающих. А прини-
мают туда с превеликим отбором. Почитают мою авто-
биографию и сразу «от ворот поворот»... Не заслужил,
мол, еще работать на таком передовом, можно сказать,
гвардейском заводе. А Коля все еще выясняет... И, откро-
венно сказать, не уверен, справлюсь ли я с двумя дела-
ми: и отлично работать, и отлично учиться. А «отлич-
но» — это единственное, чем может человек с «прошлым»
завоевать доверие людей.
— Значит, нас мнительность одолела, робость? — на-
смешливо спросила Лика.
— Какая к черту робость!—рассердился Анатолий.—
Просто не очень верю в успех Колиных хлопот, да и дело
это затяжное. Пока буду ждать, и Юрин гараж прозе-
ваю. Да и там задача со многими неизвестными: рабо-
тать за городом могу, а вот жить за городом, как пред-
ложил вначале Юра, не имею права из-за мамы. Правда,
он обещал устроить меня при московском гараже. По-
смотрим... На крайний случай — могу подрабатывать
игрой на баяне в клубах.
— Вы играете? Вот не думала... Играть танцы в клу-
бах и на вечеринках — это, конечно, не дело, несерьезно.
А вот мне вы как-нибудь сыграете. Хорошо?
— Хоть сейчас... по телефону!
— Нет, до чего стал прыткий... И так ваши соседи,
наверное, уже взбунтовались: целый час висим на теле-
фоне. Лучше приходите как-нибудь с баяном.
— А ваша мама не взбунтуется, что я приду без дела?
— Не век же мне по маминой указке жить. Я взрос-
лая.
— Лика, а вы не будете сердиться, если я попрошу
вас иногда помогать мне в учебе и дальше? Вы, навер-
ное, думаете: вот нахал, помогала, помогала, а ему все
мало... Только я на жалость не бью и навязываться не
собираюсь!
— Опять? Да как вам не стыдно, Толя! Безобразие!
Вдруг вы становитесь каким-то непростым. Ну ладно,
кончим разговор. Жду вас с баяном.
208
— Лика, еще минутку. Прошу вас, присматривайте
за своим братцем. Не обижайтесь, но мне кое-что очень
не нравится. И пусть Боб не водится с тем, в «лондон-
ке»... Гоните этого Пашку в шею!
— Вы думаете, Боб меня послушает?
— Надо, чтобы послушался, Лика, обязательно надо!
— Хорошо... Попробую... До свиданья, Толя...
Анатолий так и не успел условиться о дне встречи.
2
Был поздний час, когда Анатолий кончил разговор с
Ликой. Лечь бы спать, да разв’е уснешь?
— Пойду поброжу,— негромко сказал он матери.
— Скорее возвращайся, а то буду беспокоиться! —
попросила она.
Анатолий вышел на Гоголевский бульвар. На скамей-
ках сидели парочки. По боковым дорожкам прогуливали
собак. И каких только здесь не было: длинношерстные
огненно-красные сеттеры, гладкие, в бело-коричневых
пятнах пойнтеры, пушистые лайки, волкоподобные овчар-
ки, маленькие, взъерошенные, отчаянные фокстерьеры.
Владельцы четвероногих вели громкий разговор о
том, как хлопотно держать в городе собак и как много
еще собаконенавистников.
Анатолий постоял, послушал эти разговоры, мыслен-
но одобрил их и пошел дальше. У него было удивитель-
ное, давным-давно не посещавшее его состояние счаст-
ливой душевной взволнованности. Сегодняшний экза-
мен... Разговор с Ликой...
Хотелось всю ночь бродить и бродить по ночным при-
тихшим улицам родного города...
Анатолий вышел к Кропоткинской улице и увидел
людей возле черного автомобиля. «Авария»,— решил он.
Но оказалось, прохожие просто разглядывают машину
новой марки. В этой сверкающей лаком и никелем чудес-
ной машине все было прекрасно: обтекаемые формы,
изящные линии. Гармония красоты и силы! Как любу-
ются замечательным произведением искусства, так
Анатолий любовался прекрасным автомобилем. Он
подошел ближе и простоял возле машины больше полу-
часа.
Анатолий возвращался домой, медленно шагая по
209
пустынным и чистым улицам, что-то напевая про себя.
Еще издали он заметил ребят, толпившихся возле ворот
дома. Для такого позднего часа сборище было необыч-
ным. Анатолий подошел, всмотрелся и не поверил гла-
зам! Возвышаясь на целую голову над ребятами, стоял...
Хозяин! Он выглядел еще костлявее, чем когда-то. Лицо
его было мертвенно-бледным.
— Здравствуйте, молодой человек,— развязно крик-
нул Хозяин и сделал реверанс.— Сколько лет, сколько
зим! Наше вам с кисточкой! Вы меня не узнаёте?
Все благодушие Анатолия мгновенно испарилось.
Кровь бросилась в голову. Кулаки сжались помимо воли.
— Здорово, ребята! — сказал Анатолий.
Подростки дружно поздоровались. Все смотрели на
него с любопытством. Анатолий молча прошел мимо них.
— Эй, Мамона! Не лезь в бутылку! Я старое забыл.
Пойдем выпьем! — хриплым голосом сказал Хозяин.
Анатолий сделал вид, будто не слышит.
Хозяин догнал Анатолия, когда тот вошел в подъезд,
и схватил его за плечо. Анатолий стряхнул его руку.
— Слишком гордый стал. В молчанку играешь?
Знаться не хочешь? Я зла не имею, хоть из-за тебя зака-
тили меня в тюрягу. Черт с тобой, прощаю! Ты тоже не
на курорте припухал...
— Ты меня прощаешь? Ты?! — Анатолий старался не
кричать и рукам воли не давать.— Ты меня спроси, про-
щу ли я твою подлость! Это ты меня закатал! Гад!
«Дружба, дружба»... А я, как щенок, уши развесил. На
суде, когда понял твое предательство, спохватился было,
да поздно. И каким только болваном, сосунком надо
было быть, чтобы вину такого «друга» на себя брать!
Иди к черту, пока в морду не дал. Уйди с глаз!
Анатолий двинулся, чтобы обойти Хозяина, но тот за-
городил ему дорогу.
— Як тебе, Мамона, по-хорошему. Ценить это надо.
А почему прощаю? Потому, что я сам «завязал узелок»,
отошел от наших. Я, может, тоже честно трудиться хочу!
В лагере мне пофартило: только год с лишком пробыл >
там, и пожалуйста: зачет дали, потом амнистия. А по-
чему? Перво-наперво — туберкулез мой выручил. Врачи
отнеслись подходяще. Потом нормы перевыполнял. Ко-
сти трещали! Думаешь, просто было?
— Если действительно поумнел — хорошо. А теперь
210
что тебе от меня надо? — уже спокойно спросил Анато-
лий.
— Когда человек предлагает выпить с ним, то отка-
заться— значит кровно обидеть. Такого и богу не про-
щают, а ты — «иди к черту»!
— Воровские обычаи мне не указ! — зло кривя губы,
процедил Анатолий, и щека его задергалась.— Ты меня
не пугай, а то я с испугу могу ноги с корнем выдернуть...
— Что словами бросаешься, у тебя не две головы..
— Отойди! Болтаешь, как урка,— значит, брешешь,
что «завязал».
Хозяин оглянулся на толпившихся у дверей подрост-
ков и гаркнул:
— А ну катитесь отсюда!
Любопытных как ветром сдуло.
— Не сердись на меня. Это я по привычке такое бол*
таю. У меня сердце горит. Обидно! Ты мне не тычь ста-
рым. Пропади оно пропадом, вот те крест! Я решил жить
честно, руку тебе протягиваю, а ты — «иди к черту»!
— Не руку, а водку.
— А какой разговор без водки? С приездом хотел...
Ведь ты тоже на днях заявился. Значит, не хочешь пере-
ковавшемуся руку подать? А еще активист!
— Ладно. Если так, то зла я тебе не желаю,— нехотя
проговорил Анатолий.— Если тебе надо будет, поста-
раюсь помочь. Только сразу предупреждаю: дружбы у
нас с тобой не получится. Ни в карты играть не зови, ни
на улицу гулять, ни выпивать. А вот если острая нужда
в работе будет, скажи.
— А я сразу могу сказать.— Хозяин не выпускал
руку Анатолия.— Исполкомовская комиссия по трудо-
устройству направление дала в Фили, на стройку. Пока
туда доедешь — два часа, обратно — два часа... Поэтому
прошу: если что подвернется получше, ты мне моргни.
И во мне не сомневайся. Что было — с тем покончено на-
всегда. Железно!
— Постараюсь помочь... Только смотри! Ребят здеш-
них — подростков, вокруг себя не сбивай, свои «легенды-
сказки» им не напевай. Без твоего воспитания они обой-
дутся... Если только увижу, что ты опять шайку-лейку из
мальчишек вокруг себя сбиваешь — голову оторву!
Хозяин решил было обидеться. Тоном оскорбленной
добродетели он начал:
211
— Разве я не человек и не имею права с дружками
покрутиться? Странно даже слышать такое. Я человек
компанейский...
— Смотри, Санькин!—перебил его Анатолий.— Не
прикидывайся... Ты понимаешь, о чем речь. Помни, я сло-
вами не бросаюсь!
— Ладно, ладно, не жги глазами. Очень мне нужно
нянькаться с этими пацанами... Тьфу я на них! Я хочу
жить смирно, чин-чинарем, мне и здоровье не позволяет
прежней дорожкой идти. Так мир, Мамона?
— Мир! — бросил Анатолий и быстро пошел на-
верх.
Любопытные подростки заглядывали в полуоткрытую
дверь подъезда и улыбались.
— «Два друга, модель и подруга», «Друзья встре-
чаются вновь»,— не без гордости сообщил им Хозяин и
подмигнул.
У Анатолия от злости сдавливало горло, сжимались
кулаки. Но в конце концов худой мир, как говаривала
мать, лучше доброй ссоры... Давным-давно его мучил во-
прос, какой будет встреча с Хозяином. Могло быть и
хуже. «Война» как будто отпала. Но можно ли верить
Хозяину? Действительно ли он перековался? Будущее по-
кажет. О Хозяине можно будет судить по тому, как он
поведет себя с ребятами во дворе, станет ли их портить...
А вот нужно ли ждать или активно следует помочь Хо-
зяину выбраться из болота?
Трудных вопросов было много. Одно Анатолий знал
наверняка — несмотря на примирение, прежняя нена-
висть к Хозяину не исчезла. Перебороть ее будет не лег-
ко. Она рождена ненавистью ко всему тому, что едва не
исковеркало всю его жизнь.
Он лег в постель и попытался заставить себя не ду-
мать об этом. Он уже знал: стоит только «завестись» —
и все прошлое с беспощадной наглядностью возникнет
перед ним, как кадры страшного кинофильма. Он долго
не мог заснуть.
Анатолий был вполне уверен в своем шоферском уме-
нии. Но ведь ездить ему приходилось главным образом
на грузовой машине, по районным дорогам. А вдруг в
ОРУДе на экзамене по правилам уличного движения ему
зададут заковыристый технический вопрос об особенно-
стях «Победы»? Он долго ходил из одного магазина в
212
другой в поисках хорошего учебника по автомобилю.
Наконец купил сразу три книги и весь вечер и половину
следующего дня просидел за ними.
Перед экзаменом он сходил в Институт красоты све-
сти татуировку с руки. Было стыдно, но еще более стыд-
но ходить меченым. После неприятной процедуры он сра-
зу повеселел.
На экзамен в ОРУД собралось много народа. Все
волновались, нервничали. Встревожился и Анатолий.
Легче было бы держать экзамен со своими, такими же,
как он, шоферами. Но среди собравшихся автолюбителей
были разные люди: рабочие и студенты, служащие и пен-
сионеры. Явился даже профессор Консерватории, потом
пришел генерал в отставке. В уголке сидел и зубрил
шоферский учебник член-корреспондент Академии наук.
Только трое, как и Анатолий, были шоферами третьего
класса.
На макете городских улиц стояли крошечные автомо-
бильчики различных марок. Анатолию дали «грузовик»,
стоявший в третьем ряду, и предложили свернуть на сле-
дующем перекрестке направо. Как и следовало, он вы-
вел грузовик в первый ряд к тротуару и свернул, как по-
казывал сигнальный знак, только на зеленый, а не на
красный свет, что обычно разрешалось. Спрашивали о
скорости езды в тумане, с прицепом и о многом другом.
Экзамен он выдержал, и на шоферском удостоверении
появился московский штамп.
В самом радужном настроении Анатолий пришел до-
мой и прежде всего позвонил Юре, чтобы сообщить, что
он его не подвел — экзамен сдал. Но Юры на месте не
было, куда-то вышел. Анатолий взял баян и начал
играть, выбирая пьесы самые бравурные. От музыки его
оторвал телефонный звонок, звонила Нина. Сказала, что
сегодня у нее вечер свободный, и обещала быть у памят-
ника Пушкину ровно в девять.
з
Анатолию все еще доставляли радость и новая одеж-
да, и самый процесс одевания. Вот почему он с такой ста-
рательностью завязывал галстук на голубой рубашке,
осторожно облачился в новый серый костюм и начистил
туфли до блеска. >
213
Мать суетилась вокруг сына, оглаживала складки,
поправляла галстук. Помогая ему, она не сразу смогла
продеть в манжеты сорочки серебряные запонки — па-
мять о муже. Она тихо приговаривала:
— Надену-ка я очки... Вот теперь другое дело. По-
мню, твой отец, надевая эти запонки, тоже мучился...
Мать принесла одеколон «Шипр», купленный ею для
сына, и щедро надушила его волосы и отвороты пиджака.
— Так к кому же ты спешишь на свидание? К Нине?
Пойди, пойди... Не узнает она тебя!
На улице, несмотря на поздний час, от каменных стен
еще несло солнечным теплом.
Бывает так: живешь в большом городе и до того при-
выкаешь ко всему, что идешь, ничего не замечая. А от-
лучишься надолго, и все знакомое предстанет перед то-
бой с особой четкостью и яркостью новизны. Так было
и с Анатолием. Он с наслаждением шагал по централь-
ной аллее Тверского бульвара. Она была полна гуля-
ющих.
Светящиеся матовые шары фонарей тянулись по обе-
им сторонам аллеи, то выступая, то прячась за черно-
зеленоватой листвой деревьев. Говор, восклицания, смех,
звучание гитары, безмолвные парочки на скамейках в
тени — вся эта нарядная, неторопливая, праздничная
толпа отдыхающих людей волновала Анатолия.
Что с Ниной? Наверное, уже замужем? Как ей жи-
вется?
Вдруг Анатолий остановился как вкопанный, огля-
делся и не поверил глазам: на своем извечном месте не
было памятника Пушкину! Исчез! Анатолий растерянно
озирался. Опиравшийся на палку старичок понимающе
взглянул на него:
— Что-нибудь потеряли, молодой человек?
— Потерял,— тихо ответил Анатолий.— Целый па-
мятник.
— Пушкину?
— Да. Мы его мальчишками называли «пампуш на
твербуле»...
— Развязно. Языковое уродство... А памятник вон
там. Напротив «Известий». Перенесли. Долго изволили
отсутствовать?
— Долго.
— Неужели в газетах не прочли?
214
— Прочел... Теперь вспомнил. Но одно дело в газетах,
а другое...
— На местности? Вполне вас понимаю... Но не гово-
рите больше — «пампуш», противно!— Старичок проко-
вылял дальше.
Возле памятника Нины не было. После назначенного
часа минуло и десять минут, и пятнадцать, и полчаса.
Анатолий забеспокоился. Он нервно шагал, чуть не бегал
вокруг памятника по новому скверу, пытливо вгляды-
вался в лица и фигуры. Два раза он бросился кому-то
навстречу, два раза извинился.
— Нина? — не слишком уверенно окликнул он на-
рядно одетую молодую женщину, остановившуюся у па-
мятника и чуть скользнувшую по его лицу взглядом.
Но вот она пристально всмотрелась в него и так же
неуверенно произнесла:
— Анатолий?
«Как здороваться? — пронеслась мысль.— Поцело-
вать? Неудобно. За руку?»
— Боже мой! И это ты? Ни за что бы не узнала! —
Она шагнула к нему навстречу, чуть коснулась губами
щеки и, отступив на шаг, покачала головой.— Красавец,
да и только! И одет как! Блеск!
Анатолий наклонился, чтобы поцеловать ее в губы, но
Нина неожиданно отпрянула:
— Тише ты, медведь! Платье сомнешь! Помаду со-
трешь!
Анатолий стоял перед ней красный, держа руки по
швам. Нина насмешливо посмотрела на него.
— О, мы даже не разучились краснеть! — Она быстро
оглянулась и, кокетливо ткнув указательным пальцем в
левую щеку, скомандовала: — Целуй сюда!
Вместо стройной, худенькой и голенастой Нины перед
Анатолием стояла пышная блондинка, ставшая как буд-
то меньше ростом. Тонкие волосы редкостного пепельно-
го цвета Нина выкрасила в рыжий. Губы ее были лило-
выми. Такого же цвета были ногти на руках.
— Зачем ты это? — вырвалось у Анатолия, и он даже
коснулся пальцами ее волос.
— Вот как? Не нравлюсь тебе? — игриво спросила
Нина, снова оглядывая его с ног до головы.— Нет, ты
положительно интересный мужчина. Только шляпу так
не носят..
215
Она сорвала шляпу
с его головы, выпря-
мила ее, вогнула тулью
и надела ему на голову,
потом поправила гал-
стук и спросила:
— Так куда же мы?
— Сядем! — пред-
ложил Анатолий, кив-
нув на скамейку.
— Итак? — спроси-
ла Нина — Ты же-
нился?
Анатолий недоумен-
но посмотрел на нее.
— Что ты! Куда
мне... Рано...— И доба-
вил, усмехнувшись: —
Там не женятся...
— Ах, да...
— А ты разве заму-
жем?— спросил Анато-
лий, всматриваясь в
морщинки возле ее глаз
и рта.
— Нет,— резко ответила Нина.— Я материально не
нуждаюсь. Ну что ты так уставился на меня? Я сильно
изменилась?
— Если бы встретил на улице — не узнал.
Затейливое зеленое шелковое платье с короткими ру-
кавами очень шло Нине. На левом плече мерцал большой
золотой цветок.
— Красивое платье! — одобрил Анатолий, не зная, о
чем говорить.
Нина рассказала о своей портнихе, «знаменитой и до-
рогой». Она несколько раз упомянула какую-то Лёшу,
свою приятельницу и главную советчицу во всем, кото-
рая видит «людей насквозь и на три аршина под ними,
а из мужчин веревки вьет». Тут же Нина обещала их по-
знакомить, так как Анатолий должен ей «безумно понра-
виться».
— А где ты работаешь? — спросил Анатолий.
— В бухгалтерии, в промартели. А ты?
216
— Еще не решил,— рассеянно ответил Анатолий.
Он думал с сожалением, что прежней Нины нет. Ря-
дом с ним сидела мало похожая на нее, очень уверенная
в себе кокетливая девица, желающая произвести впечат-
ление. Как поразительно меняются люди!
— Чем же ты думаешь жить? — спросила Нина.— На-
до бы тебе устроиться посолиднее, поденежнее. Что же
ты молчишь? — В ее голосе чувствовалось раздражение...
Сегодняшняя встреча была для нее невольной данью
детским воспоминаниям. После звонка Анатолия она сра-
зу же начала сомневаться, следует ли ей встречаться с
ним. Она тут же побежала к своей Леше, работавшей
секретарем директора артели, и рассказала, что «тот
самый романтический вор-не-вор вдруг вернулся и, пред-
ставь себе, шофер, слесарь... В общем, я согласилась с
ним встретиться».
Леша затараторила:
— Что тебе может дать запуганный, озлобленный,
одетый в лохмотья и, наверно, наглый нищий? Ты ведь
от него потом не отвяжешься. Если Марат узнает, будет
жуткий скандал. Отшей его!
— Не могу я так, Леша, ведь мы дружили в школе.
И любопытно взглянуть, каким он стал. Я уже обещала...
Вот только если он вспомнит мое письмо и начнет скан-
далить... Нет, не думаю...
— Не будь дурой! — Леша начала поучать, но в это
время ее вызвал директор.
Нина уже сидела за своим столом в бухгалтерии, ко-
гда подошла Леша и, опершись локтем на стол, низко
склонилась к ней:
— Знаешь, я не удержалась и рассказала о твоих
сомнениях Семсемычу...
— Ну зачем ты! — смутилась Нина.
— А он знаешь что? — И, подражая голосу директо-
ра, Леша продолжала: — «Телефон звонит как сумасшед-
ший целые сутки, требуют товар, наш шофер запил и
исчез, коммерция страдает, надежного шофера, своего
парня, которому можно доверить товар, не сразу най-
дешь. Так почему не попробовать этого друга Нины?
Если он не склочник, если у него есть хоть каторжная со-
весть, если он может держать язык за зубами и пони-
мать свою пользу — то сама судьба посылает нам подхо-
дящего шофера. За одного битого двух небитых дают.
217
Скажи Нине, пусть этот каторжник зайдет. Посмотрим,
что он из себя представляет».
— Нет, правда?
— Словом, поговори с этим молодым человеком и
подчеркни, что ты решила помочь ему во имя старой
дружбы и при этом лично за него ручаешься. Если он
хоть немного интересуется тобой, он нас не подведет.
— Леша...— Нина замялась.— Мне бы не хотелось,
чтобы с Анатолием получилось так, как с Маратом.
— А что он тебе разболтал, этот Марат? — строго и
пытливо спросила Леша.
— Я толком не поняла, но он во всем винил Семсе-
мыча и так ругался!
— Еще бы! Семсемыч выгнал его за то, что, выпол-
няя поручения, покупая сырье за наличные, у Марата
кое-что прилипало к рукам. Наверное, об этом он тебе
не рассказал?
— Нет...
— Ну конечно!
— А если Анатолий начнет расспрашивать о харак-
тере этих операций? Я ведь сама толком не знаю.
— Никаких сбытовых и снабженческих операций ему
поручать не собираются. Его дело — крути, Гаврила, раз-
вози товар на «Победе» куда прикажут. И все! Желаю-
щих много, но Семсемыч правда хочет помочь тебе
устроить твоего друга. Все-таки свой человек, не под-
ведет.
— Ну, тогда другое дело...
— Нинка, ты меня смешишь. Ты работаешь у нас
больше года, и я вижу, что мыслитель из тебя не полу-
чится. Семсемыч держится своего правила: «Живи и
давай жить другим». Он обещал платить шоферскую
ставку плюс тысячу в месяц, на первых порах. А понра-
вится— накинет и две тысячи!
...И вот теперь Нина спрашивает Анатолия о его пла-
нах, а он молчит. Она ожидала встретить жалковатого
парня в потертом костюме, который безмерно обрадует-
ся тому, что прежние приятели не отказываются гово-
рить с ним. А перед ней был хорошо одетый, сильный,
ловкий, совсем не робкий молодой человек. И она чутьем
угадывала, что не произвела на него того ослепительно-
го впечатления, на которое рассчитывала. В нем чув-
ствуется какая-то отчужденность. Но погоди...
218
— Тебе нравятся эти духи? — Она поднесла к его ли-
цу свою надушенную ладонь.
Анатолий кивнул головой и вынужден был коснуться
ладони губами. Нина легко, чуть-чуть шлепнула его по
щеке.
— Мне кажется, я угадываю твои мысли. Ты думал,
что встретишь прежнюю восторженную девчонку. Этого
не случилось, и ты разочарован.
— Нет... Я думал — ты откажешься встретиться.
А когда согласилась, решил, что будешь меня ругать за
все, что случилось со мной. Ну, в духе твоего письма, ко-
торое ты послала в колонию. Словом, ожидал бурного
разговора.
— Неужели ты считал меня такой бестактной?
— Нет... Но ты молодец, Нинок!
— По-прежнему нравлюсь тебе? — чуть насмешливо
спросила Нина.
«Нравится ли она по-прежнему?» — подумал Анато-
лий и сразу же почему-то вспомнил Лику. Нёт, прежней
Нинки не существует.
Нина, опустив голову, задумчиво проговорила:
— Знаешь, Анатолий... Теперь я уже не могу строго
судить и обличать людей. Я просто разочаровалась в
людях и меньше всего верю в громкие слова.
— Разочаровалась? Ты и меня имеешь в виду?
— Нет... Моим мужем был один немолодой человек...
— Значит, ты была замужем? А кто он?
— Разве тебе не все равно? Один инженер, строи-
тель.
Нине вдруг захотелось рассказать ему все. Но быть
до конца откровенной — значит обнажить самое со-
кровенное, а там не все красиво... Да и вряд ли он
поймет...
— Ну вот, теперь ты молчишь,— усмехнулся Ана-
толий.
— Неприятно рассказывать... Я была дурой, девчон-
кой... Ты же помнишь, как я мечтала стать киноактри-
сой. А он имел отношение к кино, строил что-то на сту-
дии. Нас познакомили на встрече зрителей с киноработ-
никами. Он расхваливал мои «внешние данные», уверял,
что я «рождена для кино», познакомил с директорами
кинокартин. А дальше—больше... Он очень интересна
говорил, имел массу знакомств. Посмотреть со сторо-
219
ны— душа общества, сердечный человек, широкая на-
тура, умница. А оказался посредственным, расчетливым,
холодным, пошлым человеком. Я развелась с ним. Мо-
жет быть, и я перед ним виновата... Не знаю.
— А как ты потом жила?
— После как-нибудь расскажу... В том, что я по-
прежнему отношусь к тебе по-дружески, ты убедишься
не на словах, а на деле. Хочу тебе помочь. Только не
молчи так гордо, а отвечай толково. Что же ты думаешь
делать, где устроиться?
Выслушав его, Нина подробно расспросила, по какой
статье он был осужден и как освобожден, имеет ли пра-
во жить в Москве.
— Закончить десятый класс надо, в этом ты прав,—
согласилась Нина.— Без свидетельства об окончании
десятилетки устроиться сложно. Но работать на заводе
и одновременно учиться будет трудно, а главное — не
очень денежно. Я могу сразу устроить тебя в нашу ар-
тель шофером. Будешь получать оклад плюс тысячу в
месяц, а потом и больше. В артели не казарменная дис-
циплина, у нас все по-домашнему, время для учебы тебе
всегда дадут.
Анатолий подумал, что ослышался, и сказал:
— Таких ставок нет, Нина. Ты что-то путаешь.
— Я говорю не о ставке, а о заработке. Словом, если
желаешь работать, я за тебя поручусь.
— Разве требуется поручительство?
— Ведь тебе должны доверять товары, материальные
ценности.
— Значит, я должен торговать? Не по мне!
— Не торговать, а развозить. И еще будешь иногда
возить нашего начальника Семсемыча. Постарайся по-
нравиться ему.
— А какой марки автомашина?
— «Победа»!
— Вот это отлично! Знаешь, предложение твое, ка-
жется, подходит. Спасибо, Нинок! А сколько километров
ваша «Победа» прошла?
— Ну откуда я знаю? Машину купили в прошлом
году! — Затем Нина снова стала рассказывать об усло-
виях работы и несколько раз шутливо повторила: «Твое
дело маленькое — знай крути, Гаврила!»
Оживление «Гаврилы» понемногу улетучилось.
220
— За что же все-таки мне будут платить такие боль-
шие деньги? Может быть, придется много работать ре-
монтником? Ты что-то говорила о станках в гараже.
— Да нет же, изредка! — не без досады отозвалась
Нина.— А сколько и кому Семсемыч платит из своего
директорского фонда — его забота. Чем больше, тем тебе
же лучше. Ну как, согласен?
Анатолий ответил не сразу. И жалко было отказы-
ваться, и что-то в этом предложении, в недомолвках Ни-
ны было странное... Наконец он проговорил:
— Пожалуй, я согласен... Временно, конечно, пока
учусь в школе. Если, как ты говоришь, в поездках будет
не весь день да вечера свободные — значит, времени для
учебы вполне хватит. К тому же и заработок сверхотлич-
ный, так что не буду иждивенцем матери. Так сказать,
исполнение желаний. Считай, что согласен. Спасибо! Ты
настоящий друг! Когда выходить на работу?
— Милый, уж больно ты горяч! Я ведь не директор,
а лишь по его поручению уточняю, согласен ли ты, в
принципе, работать у нас. Завтра же я доложу ему. Ду-
маю, что он пригласит тебя для разговора. Но только в
том случае, если ты понравишься Семсемычу, он зачис-
лит тебя приказом.
Анатолий многозначительно свистнул.
— Не огорчайся. Я позвоню тебе в течение пятиднев-
ки. Да, о заработке твоем болтать не следует. Люди за-
вистливы. Твоя официальная зарплата — это обыч-
ная ставка шофера. Столько же тебе начислят как сле-
сарю. Остальное — премиальные. Когда придешь к нам
в артель, делай вид, будто мы незнакомы. Не хмурь-
ся. Просто не хочу, чтобы лишние разговоры были.
Не спорь. Так надо. Я ведь по старой дружбе ста-
раюсь.
Анатолий сильно пожал Нине руку.
— Учись, медведь! — Она приложила руку к его гу-
бам.
— А теперь давай погуляем по Москве,— предложил
Анатолий.— Бывало, в колонии взгрустнется вечерком,
заберусь я в тихий уголок и мечтаю: будто мы с то-
бой, взявшись за руки, ходим в сумерках по московским
улицам... В такие минуты я забывал твое обидное
письмо.
— Неужели школьная влюбленность еще жива в те-
221
бе? —с удивлением спросила Нина.— Мне кажется, что
ни столечко...— Она показала кончик ногтя.— Мне даже
кажется, будто ты свысока поглядываешь на меня.
Они поднялись со скамьи. Анатолий молча взял ее
под руку, молча они пошли вниз по бульвару. Наконец,
глядя Нине в глаза, он начал:
— Насчет того, чтобы «свысока» и прочее, ты оши-
баешься. Не так уж много у меня друзей, чтобы бросать-
ся ими...
Он сказал, что никогда не забудет, как стоял у ги-
бельной черты, и Нина, тогда подросток, не стыдясь, от-
важно и отчаянно билась, чтобы вырвать его из дурной
компании. Что таить, в колонии он часто мечтал о встре-
че с ней, он уже говорил об этом. Так вот: он не любит
громких слов, он не набивается в друзья, но если ей по-
надобится помощь настоящего друга, то пусть она рас-
считывает на него...
Что-то от той, далекой Нины появилось в ее глазах, в
выражении лица.
— Спасибо, Толик. Я верю тебе. Ты очень вырос, раз-
вился и к тому же умненький. Но мне пора домой. Я бы
с удовольствием погуляла с тобой, но что-то голова раз-
болелась, устала... Проводи меня к стоянке такси.
* * *
Анатолий вернулся на ту же скамейку и долго сидел
в раздумье, удивляясь тому, как жизнь меняет людей.
Многое ему было непонятно в теперешней Нине. И это
странное подчеркивание: «Крути, Гаврила, твое дело ма-
ленькое». Думал он, думал, да так и не решил ничего.
Конечно, надо соглашаться, пока место не уплыло.
Город сверкал и шумел. По верху здания «Известий»
бежали огненные буквы электрической рекламы. По ули-
це Горького, сверкая лаком, проносились машины.
Эх, поскорее бы сесть за баранку и вот так же газа-
нуть! Смешно получается: есть три предложения работы,
но во всех трех случаях надо ждать.
Юра пообещал, уговаривал и... молчит. Можно бы
самому позвонить, да неудобно набиваться. А Коля,
обычно такой пунктуальный, тоже молчит. Вероятно, и
на автозаводе ничего не вышло — не так-то просто устро-
ить человека, побывавшего в колонии, и Коля боится
222
огорчить... Да, лучше иметь Нинину синицу в руках,
чем рассчитывать на Юриных и Колиных журавлей в
небе.
Но если по совести, то до чего же тянет на автозавод.
Любая работа там будет в охотку. И учеба по специаль-
ности! Пожалуй, надо отбросить стеснительность и не-
медленно поговорить с Колей, поторопить его.
Глава XIII
ТВОРЦЫ ЛОШАДИНЫХ сил
1
Утром, в шесть, Анатолий позвонил Коле, чтобы за-
стать его до ухода на завод. Подошла Колина мать.
— Простите, что я так рано...
— Ничего... Коля болен, лежит уже пятый день, ка-
кая-то особенная ангина. Дозакалялся...
— А мне можно зайти?
— Заходите, если не боитесь заразиться.
Анатолий торопливо вышел на улицу и вдруг остано-
вился, завороженный прелестью раннего утра. Машины
еще стояли в гаражах, пешеходы еще не тронулись в
путь. В распахнутых окнах неподвижно висели занавес-
ки. Не было слышно ни звуков радио, ни голосов прохо-
жих, только воробьи, почти единственные в этот час хо-
зяева улицы, чирикали громко и задорно. С карнизов
глухо доносилось воркованье голубей.
Анатолий жадно вдыхал прохладный воздух, напол-
ненный в этот час свежестью.
«Вот так всегда,— подумал Анатолий,— рано вста-
вать не хочется, а выйдешь на заре из дома — сонный,
свет не мил, а поглядишь вокруг и будто второй раз про-
снешься».
Улицу пронизал луч солнца, зеленые кроны деревьев
наполнились розоватым светом, зайчики замелькали на
окнах вторых этажей. Издалека донесся мерный шорох
метлы. Из-за угла вышла каштановая собака, крадущей-
ся, поступью пошла к голубям, пьющим из лужи. За нею
следовал ее владелец. В небе послышался нарастающий
гул самолета. Анатолий засмеялся и потянулся. Как
славно дышалось в это утро!
223
* ♦ *
Маленький маршал лежал в постели и, увидев Анато-
лия, направлявшегося к нему с протянутой рукой, строго
предупредил хриплым шепотом:
— Не подходи. Сядь у двери.
— Я не боюсь!
— Сядь у двери,— приказал Коля.— Это не каприз!
У меня фолликулярная ангина.
Оказывается, он успел уже прочитать все об ангине в
«Медицинской энциклопедии». Ведет дневник самона-
блюдения, передаст его врачу, может быть, науке приго-
дится...
— Какая у тебя температура?
— Тридцать восемь и две десятых.
— Ну, ты и при сорока останешься таким же!
— Острота не из умных. Поговорим о тебе.— Коля
приподнялся на подушке.— Почему не звонил?
— Здрасте! Все дни ждал твоего звонка. Ты ведь
обещал выяснить.
— Я выяснил и позвонил. Разве соседка не сооб-
щила?
— Первый раз слышу. А ты бы еще раз позвонил.
— Ты же видишь, хвораю. Кроме того, я решил, что,
если ты не звонишь, значит, уже устроился.
— Нигде я не устроился... Что же ты выяснил на за-
воде?
— Объявилась вакансия в инструментальном цехе.
Место обещали тебе. А ты пропал...
— Вот спасибо, дружище! Значит, согласились? —
Анатолий вскочил со стула и двинулся к Коле.
— Назад! Не подходи! Не явился на завод — и ра-
дуется! Да может быть, эта вакансия уже занята. Что же
ты делал все эти дни?
Небритый, с лихорадочно блестевшими глазами, Коля
откинулся на подушки и строго смотрел на друга.
Анатолий рассказал об экзаменах в вечерней школе
и ОРУДе, об охоте с Юрой и его предложении, о рас-
каявшемся Хозяине, о встрече с Ниной и ее предложе-
нии, о своих планах.
— Нормально! — Это слово в устах Коли означало
высшую похвалу.— Вот теперь я верю, что ты взял вер-
ный курс. Только — никакой артели! Главное, чтобы у
224
человека была строгая программа жизни. Ненавижу мо-
тыльков обоего пола, которые летят, куда ветер понесет,
лишь бы легче было.
Маленький маршал опустил голову на подушку и за-
крыл глаза. Анатолию даже показалось, что он в забы-
тьи. Он подождал и тихо спросил:
— Так как же мне быть?
— Ничего, старик, образуется,— отвечал Коля.—
Поезжай на завод, разыщи в отделе кадров товарища
Мотыгину. Я договорился с ней о твоей работе в инстру-
ментальном. Оттуда легче будет взять тебя в группу ма-
стера на конвейере, где я работаю, если окажешься спо-
собным, конечно. А если вакансия в инструментальном
занята, сам виноват. Я выздоровлю—поищем новое. Но
ты поезжай теперь же. Оформление — дело многоднев-
ное. Надо пройти медицинское освидетельствование,
ознакомиться с правилами техники безопасности и про-
чее. Да и квалификацию твою, пятиразрядника, прове-
рят. Не горюй, если поначалу зачислят учеником. Не
боги горшки обжигают, но и не разнорабочие, а мастера.
Не подведешь, на старое не потянет?
Эх, ответил бы ему Анатолий, да пожалел болящего!
— Будет исполнено, товарищ начальник! — весело
пообещал он.
2
Сидя в автобусе, по дороге на завод Анатолий ругал
себя не менее строго, чем Коля. Неделю назад надо было
ехать! О нем, конечно, уже забыли.
О масштабах завода можно было получить представ-
ление, не выходя из автобуса: по пути от метро «Автоза-
водская» было несколько автобусных остановок и все —
«Автозавод». Анатолий спросил соседа-рабочего, как ему
попасть в отдел кадров.
— У нас десятки цехов, в некоторых больше чем по
три тысячи рабочих. Там свои отделы кадров. В какой
цех получил переговорную записку?
— Переговорную записку? — Анатолий впервые слы-
шал о ней.
Пришлось начать с общезаводского отдела кадров.
Оказывается, товарищ Мотыгина работает в отделе кад-
g Г. Тушкан 225
ров инструментального цеха. Позвонили ей. Да, была
вакансия, ждали Русакова, но он не явился, и сейчас все
места заняты. Анатолий отправился в комитет комсо-
мола. Там он показал свой комсомольский билет, объяс-
нил, кто он и чего хочет. Секретарь комитета, рослый,
улыбающийся парень, с интересом выслушал историю
Анатолия, как-то сразу посерьезнел, снял трубку, набрал
номер инструментального цеха и кратко рассказал об
Анатолии. Выслушав ответ, он сразу же начал спорить.
Ведь обещали человеку! Ну и что, если опоздал? Слу-
чай-то ведь особый!
Секретарь сердито бросил трубку на рычажки.
— А ты сходи с Русаковым к Сергею Васильевичу,—
посоветовала девушка, слышавшая разговор.
Через пять минут Анатолий стоял перед пожилым
мускулистым человеком.
В глазах Сергея Васильевича, окруженных морщина-1
ми, светилась веселость.
— У тебя какая специальность? — спросил он.
Анатолий объяснил.
— Гм... гм... Не знаю, что делать, штат укомплекто-
ван...— Сергей Васильевич с сожалением развел руками.
— Сергей Васильевич,— укоризненно сказал секре-
тарь комитета,—ведь вы соловьем разливаетесь в Поли-
техническом музее, когда рассказываете выпускникам-
школьникам о романтике заводского цеха, об автомоби-
лях, о рабочем изобретательстве. А тут парень сам горит
желанием!
— Горит, горит... Полно у нас, даже разнорабочим
устроить трудно. На нашем заводе свет клином не со-
шелся. Пройдись по Москве, на многих фабричных и за-
водских воротах увидишь объявление: «Требуются...»
Требуются станочники, слесари, шоферы, электрики...
— Сергей Васильевич, ведь у парня особая история,
ему хочется именно в наш коллектив, понять нужно... Да
и перестраховщиков полно, не везде его примут,— ска-
зал секретарь.
— Ах, да... Эта дурацкая амнистия. Повыпускали
сволочь всякую, без разбора, отпетую уголовщину. Бе-
рия, черт бы его побрал... А такие ребята, как этот, отду-
вайся... Гм... Гм... А ты знаешь, Русаков, почему этот
хитрец привел тебя ко мне? Мол, Сергей Васильевич из
беспризорных, сам в детстве горя хлебнул, он не отка-
226
жет, он поймет! Да, после детского дома я действительно
начал здесь учеником слесаря. А теперь вот инженерст-
вую, изобретательствую, институт окончил без отрыва от
производства... Да... Все же меня интересует, что тебя
тянет к нам: то ли из Москвы уезжать не хочется, то ли
жилплощадь побыстрее заполучить думаешь?
Анатолий покраснел, надел кепку и, насупившись,
сказал:
— С квартирой у меня все в порядке, нормально,
лучшего не надо...— Потом он коротко рассказал о том,
что любит автомобиль, о шофере дядьке Грицько из
колонии, о том, что мечтает учиться в автодорожном ин-
ституте, а здесь, на заводе,— и техникум, и вечерний ин-
ститут.— Ну ладно, извините за беспокойство. Я пошел...
— Постой, постой! — остановил его Сергей Василье-
вич.— Ишь ты, какой быстрый и обидчивый. Погоди,
обзвоню другие цехи. В кузницу пойдешь? Там с непри-
вычки тяжело. Не побоишься?
— Я не боюсь тяжелой работы, а будет ли время за-
ниматься в вечерней школе? — спросил Анатолий.— Я за-
канчиваю десятый класс.
— Не выйдет. Исключений делать не можем. Ночные
смены обязательны для всех.
Сергей Васильевич позвонил в цех сборки. На кон-
вейере один рабочий собирался уходить, и Анатолий по-
лучил «переговорную записку». Долго шел он по улице,
пока не добрался до нужных ворот. С запиской в карма-
не и пропуском вошел он на заводской двор.
То и дело приходилось отступать в сторону, давая
дорогу проезжавшим грузовикам. Анатолий спешил, а
встречные машины задерживали его. Возле угла, из-за
которого появлялись автомашины, он остановился, чтобы
переждать их вереницу. Вдруг, бросив взгляд на очеред-
ную машину, блестевшую свежей краской, он понял, что
все эти грузовики только что сошли с конвейера и один
за другим отправляются в свой первый рейс. Он может
простоять здесь час, день, неделю, год, а поток будет
все таким же бесконечным. Это было красивое, увлека-
тельное зрелище. Парад!
— Тебе куда?
Анатолий долго стоял бы, провожая взглядом каж-
дую машину, если бы молодой рабочий не обратился
к нему с этим вопросом, поняв, что перед ним новичок.
227
Рабочий указал, как пройти в цеховой отдел кадров на
втором этаже. Там Анатолию снова пришлось рассказать
о себе.
— Ну что ж,— сказал старший мастер,— работа у
нас несложная. Многие здесь начинали. Настоящей спе-
циальности она не дает, а деньги заработаешь. Пойди
посмотри, познакомься с производством.
3
Выйдя на площадку второго этажа, Анатолий пора-
зился огромным масштабам цеха. Где-то высоко-высоко,
словно сквозь дымку, виднелся стеклянный свод. А вни-
зу, по бетонному полу, двигались грузовые машины, ка-
завшиеся спичечными коробками. Их было много, но им
было очень просторно. Во всю длину цеха тянулась
конвейерная линия. На ней медленно двигались авто-
мобили в разной степени готовности. Над машинами и
людьми тянулись рельсы, по которым сновали неболь-
шие механизмы, похожие на электромоторы с коле-
сиками.
Анатолий медленно шел вдоль конвейера. С помощью
послушных механизмов на раму крепились двигатель,
бензобак, крылья, колеса. Видно, не очень трудно рабо-
тать и на том участке, где монтировались кабина, кузов,
электропроводка. До спуска машины с конвейера в нее
заливалась вода, бензин, укладывалось сиденье Еще ма-
шина двигалась на конвейере, а в кабину уже садился
шофер, заводил мотор, и машина съезжала своим ходом.
Пожалуй, этот момент, когда впервые начинало биться
сердце машины, был самым интересным Анатолий хотел
было поговорить с шофером, который докручивал шуруп,
обведенный меловым кружком — так отмечались недо-
делки на конвейере,— но не успел и двух слов сказать:
тот уселся в кабину и повел машину в ее первый рейс.
Эх, ему бы, Анатолию, за баранку! Нет! Эту возможность
нельзя упустить. Где же лучше можно изучить машину,
как не на конвейере?
Анатолий быстро пошел назад, к мастеру, но по до-
роге несколько раз останавливался, чтобы еще раз по-
любоваться конвейером.
Он увидел, что двигающимися вверху по рельсам
электромоторами управляют посредством кнопок, сви-
228
савших на шнурах. Скользящие электромоторчики по-
дают на конвейер нужные детали, которые, покачиваясь
на крючках, подплывают к рабочему месту. Те моторы,
что двигались на четырех колесиках по двум рельсам,
назывались кран-балками, а что на двух колесах по мо-
норельсу — кнопами.
Загляделся Анатолий и на рабочего, который элек-
трическим гайковертом завинчивал гайки на колесах.
Интересно, что гайковерт сам автоматически останавли-
вался, когда гайка закручивалась до предела.
Однако пора было идти в контору.
Мастер встретил Анатолия неприятным сообщением:
рабочий, который собирался перейти в другой цех, пока
остается здесь. Место будет не раньше, чем через месяца
два.
— Заходи, постараемся тебя устроить. А пока, на вся-
кий случай, пройди медицинское обследование, напиши
заявление, оставь свой адрес.
Анатолий помрачнел. Все же он пошел к врачу, по-
том к директору заводской вечерней школы рабочей мо-
лодежи. Директор не рекомендовал переводиться в их
школу до оформления: неизвестно, когда Русаков нач-
нет работать, уж лучше учиться там, где он держал
экзамен.
С сожалением Анатолий уезжал с завода. С горечью
он долго стоял у доски объявлений, где было вывешено
объявление о наборе в вечерний автомеханический тех-
никум...
Вечером он позвонил Колиной матери, просил сооб-
щить Коле о результатах посещения завода.
Надо ждать месяца два. Он готов ждать и дольше. Он
очень благодарен Коле. А пока начнет работать шо-
фером в промартели, если, конечно, туда примут.
ИСПЫТАНИЕ МУЖЕСТВА
Глава XIV
ДОРОГА В ТЫСЯЧУ КИЛОМЕТРОВ НАЧИНАЕТСЯ
С ПЕРВОГО ШАГА
Д1
евушка в райкоме комсомола, куда Анато-
лий пришел, чтобы стать на учет, очень уди-
вилась, узнав, что в детских воспитательных колониях
есть комсомольские организации. Как же так: в колониях
собраны нарушители и даже несовершеннолетние пре-
ступники, а их там принимают в комсомол?
Такое недоверие оскорбило юношу. Если бы эта дев-
чонка знала, как много он выстрадал, прежде чем заслу-
жил право на получение этой книжечки с изображением
Владимира Ильича Ленина!
230
— Еще станешь утверждать, что я не я, не Анатолий
Русаков, не комсомолец, а выдаю себя за него! — вспы-
лил Анатолий.
— Что ты... Я просто не в курсе... Я не хотела тебя
обидеть...— пыталась успокоить его девушка, но Анато-
лий наговорил ей много резких слов и под конец заметил,
что «райкомовцам надо бы получше знать жизнь».
Замолчав, он устыдился своей горячности. Эх, и до-
сталось бы ему сейчас от Ивана Игнатьевича за невы-
держанность! А почему он сорвался? Да потому, что очень
хотелось забыть свой позор, свое горе. Во всяком случае,
больше не ворошить его. До чего же стыдно говорить
людям, что ты прибыл из колонии. А тут приходится
даже объяснять подробности.
— Подожди минутку,— сказала девушка, вышла и
очень скоро позвала его к секретарю райкома.
Смуглый юноша со сросшимися на переносице бро-
вями встал, крепко пожал руку Анатолию:
— Сергей Порфирьев, зови просто — Сергей. Наша
Валя,— секретарь кивнул на девушку,— работает не-
давно, не совсем в курсе дел, так что ты не удивляйся и
не обижайся. Давай присаживайся. И не ершись!
Анатолий молча тер ладонью дергавшуюся щеку.
Прочитав характеристику Анатолия, Порфирьев спро-
сил:
— А ты чем думаешь заняться? Можешь рассчиты-
вать на нашу поддержку. Среди кадровиков могут встре-
титься перестраховщики, бюрократы. А характеристика
у тебя хорошая. Правда, упоминается о чрезмерной
вспыльчивости и о повышенном самолюбии... Но и напи-
сано, что ты инициативен, настойчив, правдив, отлично
выполняешь поручения. Чего же лучше! Получил специ-
альность— слесарь пятого разряда, шофер. Поможем
подыскать тебе место. Какие у тебя планы?
— Прежде всего хочу окончить десятилетку.
— Значит, тебя не надо уговаривать учиться и рабо-
тать?
— Если человек сразу же по приезде,— хмуро отве-
тил Анатолий,— достает учебники, успешно держит
экзамен и его принимают в десятый класс, то я думаю,
что такого агитировать не надо... На работу устраиваюсь.
Обещали место на конвейере автозавода, потом в двух
местах обещали взять шофером. В общем, действую.
231
— Старт хорош! — одобрительно сказал Порфирь-
ев.— Но комсомольских организаций в вечерних школах
нет. Ребята состоят на учете или по месту работы, или
по месту жительства. Пока не начал работать — прикре-
пим тебя временно к комсомольской организации рай-
жилуправления. Не возражаешь?
— Мне все равно где.
— Что же касается твоей работы шофером на авто-
заводе— приветствую. Сам люблю машины. После окон-
чания десятилетки я работал четыре месяца на заводе
учеником слесаря, а когда призвали в армию и впервые
посадили за баранку, даже спортом перестал зани-
маться— так увлекся. А ведь я был перворазрядник по
тройному прыжку, заядлый футболист, играл в юноше-
ской сборной... да что тебе объяснять, сам знаешь.
— Знаю. Сяду за баранку и «мир забыл», как гово-
рил мой учитель, шофер дядько Грицько.
Началась беседа о моторах и автомобилях. Видно
было, что дело это очень увлекает обоих. Сергей Пор-
фирьев оказался завзятым мотоциклистом, участником
спортивных гонок. Работая в райкоме, он одновременно
вечером учился.
Анатолий рассказал о своем учителе, дядьке Гри-
цько— «профессоре шоферского дела», о том, что весной
ему удалось поработать в поле на тракторе.
Теперь всюду, и в деревне и в городе,— моторы: авто-
мобили, тракторы, комбайны, мотоциклы, катера, всякие
там движки... В колонии организовали сначала один кру-
жок автодела, а потом еще пять. И он, Анатолий, помо-
гал преподавателю.
— Даже странно,— закончил он,— почему в школах
не преподают курс автодела. Это должен быть обяза-
тельный предмет и для мальчиков и для девочек. Каж-
дый школьник, оканчивая школу, должен получить шо-
ферские права. А то кончают школу и ни черта не умеют
делать. Даже электрические пробки сменить!
— Вот видишь, даже тебе это ясно! — Порфирьев за-
смеялся.
— А разве кому-нибудь не ясно?
— Эх, рассказать бы тебе... Трудового политехниче-
ского образования требовал еще Ленин. Но в тридцать
седьмом году почему-то ликвидировали школьные ма-
стерские, из учебных планов исключили преподавание
232
труда. А что получилось? Десятилетки стали выпускать
белоручек, которые считают, что аттестат навеки избав-
ляет их от физического труда и что дорога у них только
одна: из школы — в вуз. У парня, может, способности к
практическому делу, руки золотые, а он вбил себе в го-
лову, что если сразу со школьной скамьи не пойдет в вуз,
то, значит, пропащий человек...
Анатолий горячо перебил Сергея:
— Чепуха! Я сам слесарь и не понимаю, как бы стал
учиться на инженера-автомеханика, если бы не знал, как
обращаться с металлом.
— Ну вот видишь! Так это говоришь ты, рабочий че-
ловек. А есть немало иначе рассуждающих. А насчет
автодела в школах ты прав. Мотор должны знать все.
И еще вот почему. У молодежи огромная тяга к технике.
Вчера многие увлекались в свободное время шахматами,
шашками, а сегодня их тянет в технические кружки.
Малообщительного Анатолия вдруг прорвало. Чуткий
ко всякой фальши и неискренности, он сразу же зачис-
лил Сергея в свои друзья. И как это ни было неприятно
Анатолию, он в ответ на искренность Сергея счел себя
обязанным быть таким же искренним и рассказал о том,
какую страшную цену он заплатил, чтобы убедиться в
том, что честь надо беречь смолоду. А закончил рассказ
об Иване Игнатьевиче и дядьке Грицько.
— Слушай, Анатолий,— предложил Сергей,— напиши
статью о вашем опыте в «Московский комсомолец».
— Ио пользе всеобщего автообучения?
— И об этом.
— Боюсь, не сумею...
— Ну чем ты рискуешь? Я помогу. Дело нужное.
Порфирьев сразу же уточнил срок — не позже чем
через десять дней. Составили краткие тезисы, а потом
разговор зашел о жизни ребят в колонии.
Прощаясь, Сергей сунул Анатолию бумажку с номе-
рами своих телефонов, записал телефон Анатолия и
сказал:
— Звони!
2
С прикрепительным талоном в кармане Анатолий от-
правился в клуб имени 1905 года, где помещался коми-
тет комсомола райжилуправления. Длинный полупод-
233
вальный коридор был безлюден, но из-за какой-то двери
неслись звуки баяна. Девичий голос пел о печальной ря-
бине. Анатолий отыскал дверь с вывеской комитета.
Маленькая комнатушка была уставлена разнокали-
берными скамейками и стульями. За единственным, зали-
тым чернилами столом сидела миловидная девушка в
коричневом платье с короткими рукавами.
Анатолий поздоровался, вручил ей прикрепительный
талон и засыпал вопросами. Девушка оказалась дежур-
ным членом комитета Ольгой Рузман. От нее Анатолий
узнал, что в их организации — двести семьдесят комсо-
мольцев. Они делятся на группы, по месту жительства.
Русаков живет на улице Воровского? В этой группе два-
дцать семь комсомольцев, он будет двадцать восьмым.
Кто они? Разные. Несколько домработниц, электромон-
тер домоуправления... Есть окончившие десятилетку и
готовящиеся в вузы. Два брата Щегловы — Игорь и Ва-
силий— недавно демобилизовались из армии, учатся на
вечерних годичных курсах. Костя Селезнев, например,
окончил географический факультет университета и пока
нигде не работает. По распределению в Забайкалье
ехать не хочет, ищет место в Москве. Хорош «географ»!
А она, Ольга, окончила Полиграфический институт. Ру-
сакову надо обязательно увидеться с Борисом Сущевым,
комсоргом группы. Пусть Русаков почаще заходит сюда,
при клубе есть кружок самодеятельности.
Оля приняла членские взносы за два месяца, запи-
сала в карточку адрес и телефон Анатолия.
Дверь сильно хлопнула, и в комнату не вошел, а почти
вбежал взлохмаченный молодой человек в очках. Он сер-
дито посмотрел на Анатолия, на Ольгу и прокричал, буд-
то с трибуны:
— От человека надо требовать по способностям, а не
так, как вы!
— Что я? — растерянно отозвалась Ольга.
— Вы формалисты и бюрократы, вот вы кто... Вам
лишь бы заткнуть дырку, лишь бы поставить цифру в
отчете. Галочку!
— О чем ты?
— Ага, теперь спрашиваешь, о чем? Надо было
раньше, а теперь со мною нечто... нечто...— Он оглянулся
на Анатолия и спросил у Ольги: — Сюда уже звонили
обо мне?
234
— Нет... Да в чем дело?
— Ах так!—Молодой человек несколько успокоился,
пригладил волосы.— Товарищ Рузман, доведите до све-
дения секретаря и всего бюро мое заявление. Я согласен
на любое поручение. Я не увиливаю. Но я не в состоянии,
понимаете, не в со-сто-я-нии иметь дело с ворами и бан-
дитами. Словом, я не Макаренко, не Песталоцци, не
Ушинский... Давайте любое другое дело — земной шар
поверну, а это...— Он развел руками.
— Да что случилось? — спросила Ольга.
— Вам, конечно, наговорят обо мне черт знает что:
«Розанчиков не справился, Розанчиков дезертировал»...
— А если не дезертир, так чего же ты сбежал? — на-
смешливо спросил вошедший рослый молодой человек,
уверенно и деловито усаживаясь верхом на стул.—
Ты, Славка, так орешь, что тебя даже на улице слышно.
— Я не сбежал, Юлий, я просто ушел. Если меня пло-
щадно ругают, не могу же я отвечать тем же? Вообще я
не переношу грубой ругани, мордобоя, хамства, а другим
аргументам эта шпана не внемлет.
— Так ли? — спросил Анатолий, уже понявший, в
чем дело.
— Попробуйте сами с ними!
Оказалось, что Станиславу Розанчикову поручили по-
могать работникам детской комнаты отделения милиции.
А те попросили его заняться тремя школьниками, кото-
рые перестали учиться, бросили школу. Надо было вы-
яснить, кто дурно влияет на них, уговорить их снова
пойти учиться. Мальчишки при первой же встрече вы-
смеяли и обругали Розанчикова. Он пошел жаловаться
в милицию. Там развели руками и предложили снова
пойти и «найти контакт» с ребятами. Розанчиков наотрез
отказался. Ему заявили, что в таких помощниках детская
комната не нуждается. А об отказе Розанчикова будет
сообщено в комсомольский комитет.
— Помню,— сказал Юлий,— несколько девиц от-
правились помогать ловить околачивающихся возле кино
парнишек — спекулянтов билетами и попрошаек, которые
клянчат «десять копеек на билет». Мальчишки встретили
их матом. Девицы больше не являются в детскую ком-
нату милиции, но то девицы, а ты же не девица...
— Не по мне это, пойми.
— Как же так? — насмешливо поглядывая на Розан-
235
чикова, спрашивал Юлик.— Двадцатилетний комсомо-
лец, берущийся шар земной повернуть, испугался трех
четырнадцатилетних!
Анатолий засмеялся.
— Нечего зубы скалить,— обиделся Розанчиков.—
Побыл бы ты с этими бандитами, не то бы запел.
— Нашел чем пугать,— отозвался Анатолий.— Ну ка-
кие же это бандиты? Сбежал от малявок. Конечно,
смешно!
— А мне не смешно! Тебя бы на мое место. Попробуй
поговори с Витякой Полянчуком!
— И не таким пыл охлаждал...
— Где же это ты «охлаждал»?
— В колонии.
— Вот и отлично! Изумительно! Замечательно! — за-
кричал Розанчиков.— Простите, товарищ, как вас, не
знаю... Юлик, перед тобой готовый Макаренко! Я усту-
паю ему всю славу и весь почет. Честь и место! Он —
вместо меня. Договорились, Юлик?
— Гм... товарищ — новый... Ты знаешь, что такое дет-
ская комната при милиции? — спросил Юлий, обратясь
к Анатолию.
— Нет, нет, на меня не рассчитывайте. С меня хватит
милиции... Не по мне это.
— Ага! Только услышал, а уже трусишь,— бросил
Розанчиков, сообразивший, что заменить себя этим рос-
лым парнем — единственная возможность избавиться от
неполюбившегося поручения.
Если бы Анатолий не задержался в комитете, разго-
варивая с Ольгой, если бы Анатолий сгоряча не выпалил
о своем опыте в колонии, если бы Розанчиков не стал
отказываться... Но как бы то ни было, а через полчаса
в кармане комсомольца Русакова лежало направление,
в котором его рекомендовали в члены бригады содейст-
вия детской комнаты Н-ского отделения милиции.
— Тебе там помогут,— обещал Юлик,— там рабо-
тают комсомольцы, студенты юридического факультета.
3
Анатолий сошел с троллейбуса у Зоологического парка
и направился в отделение милиции. Ему был хорошо из-
вестен этот адрес: тяжелые воспоминания связаны с
236
ним... Встретившийся милиционер на вопрос о детской
комнате указал коридор и дверь.
Возле этой двери Анатолий услышал сердитый шепот.
— Да ты не бойся, сынок,— поучал взрослый.— Тебя
даже пальцем никто не смеет тронуть. Так чего же ты
трусишь?
— А зачем я буду валить на других, если стекло раз-
бил я?
Отец оглянулся:
— Тверди одно: «Я никакого стекла не разбивал, а
кто разбил, не знаю, не видел и не слышал. И потом...»
— Показательный урок вранья? — презрительно ска-
зал Анатолий.— Потом сами проклянете тот час, когда
обучали сынка этому искусству.
Мужчина умолк и увлек подростка в глубь коридора.
В большой комнате было людно. Слева за столом си-
дел белокурый молодой лейтенант милиции, а перед
ним — два перепуганных мальчика и четверо взрослых.
Как понял Анатолий из разговора, с мальчиками пришли
их родители, школьный учитель и потерпевший — управ-
дом. Мальчики так азартно собирали цветной лом, стре-
мясь выйти на первое место в школе, что взломали за-
поры, проникли в сарай и утащили около тридцати кило-
граммов меди.
В противоположном углу вокруг небольшого стола
собралась группа молодежи: девушка и трое юношей.
Девушка спросила Анатолия, по какому он делу, но ее
перебил худенький смугляк в очках. Он пристально
взглянул на Анатолия и властно выбросил вперед руку:
— Ни слова! Я определяю! Вы преподаватель токар-
ного или слесарного дела в ремесленном училище?
— А верные тому признаки — неотмытые следы ма-
шинного масла на руках,— добавил долговязый юноша,
усевшийся на уголок стола.
Первый поправил очки, строго взглянул на Анатолия
и продолжал:
— Сегодня у вас выходной день...
— Судя по парадному костюму,— пояснил второй.
— Вы настроены романтически и ищете дел, достой-
ных либо Макаренко, либо Шерлока Холмса. Я уга-
дал?— спросил брюнет.
— Почти...— ответил Анатолий.— Я направлен сюда
комитетом комсомола в бригаду содействия...
237
Он с интересом осмотрел этих бойких, веселых моло-
дых людей, вспомнил разговор с секретарем комитета и,
многозначительно помолчав, сказал:
— Ну, теперь я буду определять. Вы — студенты. Не
отпирайтесь. Дальше... Вы не медики и не педагоги.
Это ясно. Вы — будущие юристы. И вы — комсомольцы.
Так?
— Как вы узнали? — удивленно воскликнула де-
вушка. Она встала и протянула руку, назвав себя: — Ася
Ларионова.
Это была миловидная, пухленькая блондинка с пыш-
ными волосами, прихваченными на затылке лентой.
— Знакомьтесь — Роман Панин, а это,— Ася пока-
зала на брюнета в очках,— Изя Шербрук. А вот этот
товарищ,— она строго посмотрела на молчаливого коре-
настого блондина, развалившегося на стуле,— Гелий
Сенковский.
— Хотя Гелий и двоюродный брат водородной
бомбы,— сказал долговязый Панин,— но крайне инерт-
ный индивид, он не находит интереса в нашем деле и
готов дезертировать.
— Да, здешние дела не по мне,— ответил Сенков-
ский.— Меня интересуют серьезные юридические казусы,
запутанные преступления, а не дела о разбитых но-
сах...
— Так как же мы решим с Витякой? — напомнила
девушка бригадмильцам.
— Я уже сказал,— раздраженно отозвался Панин.—
Для парня единственное спасение — колония.
— Но ты же знаешь, Роман, что мать возражает.
— Дадим возможность нашему новому коллеге блес-
нуть талантом. Послушаем, что он посоветует.
— Но я не знаю, кто такой Витяка. И сдается мне,
что вы чересчур легко посылаете в колонию. Лучше без
нее...
— А почему вы так авторитетно заявляете?
— Потому, что побывал в колонии. Так что же про-
исходит с Витякой?
— Представьте себе,— начала Ася звонким голо-
сом,— комнаты в подвальном этаже, в бывшем бомбо-
убежище многоэтажного дома. В одной из таких комнат
живет мать и тринадцатилетний сын Виктор. Отец погиб
на фронте. В комнате вместо стола — старый ящик. Нет
238
стульев. Спят на тюфяках, на полу. Мать, сравнительнр
молодая женщина, не хочет работать. Мы подыскали ей
место истопника — отказалась, место лифтерши — отка-
залась, в курьеры не хочет. Не идет ни на фабрику, ни на
завод, хотя в нашем же районе полно объявлений о на-
боре рабочих.
— Почему?
— Дело в том, что она была шофером первого класса,
очень гордилась этим, проштрафилась и теперь лишена
водительских прав. Это обиженный, обозленный, исте-
ричный человек. А раньше она была совсем другой.
Когда началась война, она в колхозе первой из женщин
села на трактор. В газетах печатались ее фотографии.
Потом— эвакуация со всем колхозом. Села за руль гру-
зовика, работала так, что оставила позади мужчин, стала
известной ударницей, бригадиром автоколонны на важ-
ной военной стройке. Наградили ее орденом. О своем
методе работы она рассказывала по радио, писали о ней
газеты. И вот, после войны — авария! Суд. Отобрали
права. Она обозлилась, приняла это, как тяжелую обиду.
Так-то, мол, отплатили за все? Теперь к ней не подсту-
питься. Перебивается случайной работой, стирает белье,
убирает квартиры и... пьет. Говорить с ней невозможно —
всех посылает к черту. Витяка без всякого надзора.
Когда я вошла к ним, Витяка писал, лежа на полу. Жуть!
Трудная женщина!
— Трудная! — согласился Анатолий, а сам подумал:
«Ну чем ты там можешь помочь, милая девочка?»
Ася будто поняла, о чем он думает, и нахмурилась.
— Я просто ахнула. Побежала к председательнице
домовой комиссии содействия — жене инженера. Достали
две кровати, стол, четыре стула, а Полина Полянчук от-
казалась это принять. «Я, говорит, не нищая, чтобы брать
милостыню. Сама заработаю, тогда куплю, а насильно в
комнату поставите—поломаю, выброшу. А что пью —
так до этого никому нет дела. Что хочу, то и делаю». То-
гда я,— глаза Аси стали широкими,— пригрозила, что
мы передадим дело в суд, и ее лишат материнства. Ах,
если бы вы только видели, как она перепугалась! Разры-
далась, обещала исправиться.
— И вы верите ей?
— Не знаю. У нее абсолютно нет никакого представ-
ления о том, как надо воспитывать сына. Витяка убегает
239
от побоев на чердак или в котельную. А когда является
домой с повинной, мать бьет его так, что соседи выры-
вают его из ее рук. Мальчишка безнадзорный. Теперь он
бросил школу. Хулиганит. Имел семь приводов в мили-
цию. Стал воровать по мелочам. Вчера я разыскала Вп-
тяку на чердаке. Позвала домой. Не пошел и ругался
последними словами. Тогда я привела Изю, и мы вдвоем
тащили его, вернее, тащил один Изя, а я помогала.
— Этого милого мальчика,— обратился Изя к Ана-
толию,— директор школы характеризует так: невыдер-
жанный, шкодливый, раздражительный, неусидчивый.
— Привели домой,— продолжала Ася,— соседи под-
няли крик: «Вон его!» Мы хотели послать Витяку на лето
в пионерский лагерь, а мать не пускает. «Я, говорит, его
так люблю, что нет мне без него жизни».
— Парень погибает на глазах,— подхватил Изя,—
парень погибает от этой... я не подберу слов, материнской
любви. Мы уговаривали Полину дать согласие на то,
чтобы послать Витяку в колонию. Там бы он окончил
школу и получил бы специальность. А она в крик:
«Только через мой труп!» Театральный эффект!
— Да, эффект, но нам от этого не легче...— Ася раз-
вела руками.
— А ведь есть такие мамы, которые не только про-
сят,— сказал Изя,— но даже умоляют, требуют послать
своих сынков и дочек в колонию. А эта — ни за что!
— Некоторые просто хотят отделаться от «трудных»
детей,—заметил Панин.— Это иногда бывает в небла-
гополучных семьях. После развода появляются новые
«папочка» или «мамочка». Являются они сюда и просят
послать пасынка или падчерицу в колонию, как «неиспра-
вимых». А проверишь — ребята хорошие.
— На Витяку уже нацелились воры,— предупредил
Изя.
— Откуда вы это знаете? — взволнованно спросил
Анатолий.
— Есть сведения. Полина дождется того, что этот
Витяка выкинет такое!.. Тогда он попадет в колонию, но
уже не в воспитательную, а в трудовую.
— Вот теперь и решайте, как спасти мальчика,—
подытожил Панин.
— Я бы сделал так: мать устроил шофером, вернул
бы к любимому делу, а уж потом решил — стоит ли по-
240
сылать сына в воспитательную колонию,— сказал Ана-
толий.
— Но ведь она лишена шоферских прав по суду.
— Надо добиться досрочного возвращения ей прав,
хотя бы с условием работать не в Москве.
— Пробовали,— сказал Изя,— ничего не получилось,
да и она не хочет писать ходатайств. Болезненная обид-
чивость...
— Опять начинается сказка про белого бычка? — по-
дал свой голос Сенковский.
— А что уы предлагаешь, кроме поучений? — в серд-
цах спросила Ася.— Раскачиваться на стульчике и це-
дить сквозь зубы?
— Меня это уже не интересует. Я переключаюсь на
взрослые дела. Пусть новый энтузиаст решает.
— Хотите, я займусь этим делом? — предложил Ана-
толий.
Панин с шутливой торжественностью потряс подня-
тыми руками, призывая небо в свидетели.
— Я вам помогу,— обещала Ася.
Анатолий попросил адрес Витяки.
4
Между тем молодой лейтенант, к которому все обра-
щались то со словами «товарищ Хлопунов», то «товарищ
лейтенант», закончил в своем углу разбирательство дела
и сдержанно, но строго выговаривал провинившимся.
Один из мальчиков, забыв о платке, судорожно зажатом
в правом кулаке, вытирал кулаком мокрый нос, второй
как завороженный уставился на лейтенанта.
Мать первого, нервная, строгая пожилая женщина,
толкала его в спину, чтобы сидел прямо. Мать второго с
нескрываемым ужасом глядела то на сына, то на лей-
тенанта. В ее сознании не укладывалось: как ее сынок,
такой милый, послушный, и вдруг... Привод в милицию
за воровство! Что скажет муж, соседи?
Завуч школы подавал реплики, пытаясь доказать, что
школа здесь ни при чем, что перегибов в сборе металло-
лома не допускалось и давления на ребят не было.
Лейтенант попросил Асю Ларионову занести в кар-
точки все необходимые сведения о виновниках. На пер-
вый раз им прощалось, но за их поведением должны
241
строже наблюдать и родители и школьные воспитатели.
О своем проступке ребята обязаны доложить пионерво-
жатой.
Виновники и свидетели подписали протокол допроса,
и ребята поклялись честным пионерским словом никогда
не совершать того, что позорит честь пионера. На про-
щанье лейтенант, встав из-за стола, сказал им несколько
слов в назидание:
— Выполняйте общественное дело, например сбор
металлолома, не для личной славы, не очертя голову, но
думая об общих интересах. А у вас что получилось? Це-
ной обмана и воровства вы захотели отличиться и завое-
вать первенство. Вы обманули товарищей и нанесли
ущерб хозяйству дома, в котором живете. Поступок этот
позорный для пионера. Думаю, что никогда с зами
больше не случится такого. Пусть это будет уроком на
всю жизнь! А теперь выйдите в коридор и там подо-
ждите.
Ребята, опустив голову, пунцовые от стыда, вышли.
Обе матери горячо обещали уделять больше внима-
ния сыновьям и корили завуча за непорядки в школе, за
излишнюю парадную шумиху в школьной жизни. Завуч
не остался в долгу. Он напомнил, что отцы и матери
частенько пропускают родительские собрания.
— Было бы хорошо,— закончил завуч,— если бы
товарищ лейтенант пришел на пионерский сбор в школе,
побеседовал с ребятами.
Посетители ушли. Анатолий доложил лейтенанту о
себе, отдал направление.
— Очень хорошо,— сказал лейтенант Хлопунов.—
Вот тебе на выбор несколько дел.
Происшествия были самые различные. Мальчик украл
апельсин с прилавка, дважды не ночевал дома, а теперь
не является в школу. Надо было посетить мать, соседей,
школу и выяснить причины такого поведения. Двое ре-
бят во дворе выбили мячом стекло, четвертое по счету.
Недавно там же группа мальчишек перебила из рогатки
все электролампочки в двух подъездах.
Подростков, бросивших школу и не желающих учить-
ся, пытались устраивать на работу через детскую ком-
нату. Один из них жаловался на плохое к себе отноше-
ние на фабрике игрушек. Надо поехать на фабрику, вы-
яснить и помочь. Были и более сложные дела.
242
— Начнете дежурить в конце недели,— сказал лей-
тенант.— А сейчас заполните анкету, почитайте инструк-
цию о своих правах и обязанностях, затем получите удо-
стоверение бригадмильца. Не уходите, разберем при вас
одно дельце.
Лейтенант попросил Панина позвать Леонида Уш-
кова.
— Этот паренек,— объяснил лейтенант,— сын инже-
нера. Отец умер. Сын бросил школу, спекулировал биле-
тами возле кино. Есть подозрения и в худшем...
5
Вошел ладный подросток лет шестнадцати в синей
курточке на «молнии», светлые волосы аккуратно заче-
саны назад. Не глядя в глаза присутствующим, он сел,
опустил красивое лицо и, опершись локтями на коле-
ни, принялся теребить кепку. Лейтенант расспрашивал
его и записывал. Ушков не изворачивался и не юлил,
отвечая, волновался. Он так и сказал о себе — «я запу-
тался».
Отец его умер пять лет назад, в 1948 году. Мать рань-
ше работала на фабрике, а сейчас шьет на дому. За отца
они получают пенсию — 500 рублей в месяц. Леонид
учился не очень прилежно, все больше на тройки...
А прошлой зимой месяц болел, из школы никто не при-
шел навестить. Когда выздоровел, то на радостях про-
вел день в кино, а домой вернулся будто после занятий.
Потом так и повелось: ходил будто в школу, а на самом
деле в кино. Некто Егоров, бросивший учиться, спекули-
ровал билетами. Он связался с этим Егоровым. Потом
они поссорились.
— В пригородных поездах ездил? — вдруг спросил
лейтенант.
— Ездил.
— А часы снимал?
— Нет... этого не было. Нет.
— А куда ты ездил? Зачем?
Этого Ушков не мог толком объяснить.
Лейтенант перегнулся через стол:
— Ну, так я тебе скажу. Тебя Егоров возил. Да?
— Он.
— А для чего?
243
— Да просто так... Поехали по Казанке, прогуля-
лись...
Лейтенант покачал головой.
— А Егоров рассказывал тебе, как с пьяных пасса-
жиров снимают часы?
— Рассказывал...
— Это был первый урок. Понял?
Ушков молчал.
— Продолжай.
Если бы Ушков не оставался два раза на второй год,
он был бы уже в девятом, а теперь даже седьмого не за-
кончил. Он очень хотел бы поступить в Одесское или
Ленинградское мореходное училище. Ездил в Министер-
ство морского флота, ему сказали, что требуется образо-
вание не ниже семи классов. Мать уверена, что он окон-
чил семь классов, а ему еще придется сдавать экзамены.
Ларионова спросила:
— А почему же мать в школу не пошла?
На это Ушков ответил:
— Ну и правильно делала, что не шла. Я ведь от нее
все скрывал. Да если она узнает всю правду, она умрет.
У нее же плохое сердце...
Несколько раз Ушков повторил:
— Я по отношению к маме да и к самому себе —
сволочь.
— Ты о деле, о деле,— напомнил лейтенант,— гром-
ких словечек не надо.
А что о деле? Сейчас он, Леня, «подытоживает», и ему
непонятно, почему он шлялся, бездельничал. Ох, как тя-
жело, противно... Пусть верят или не верят, но он дает
слово исправиться, только не надо вызывать мать, не
надо ничего говорить о нем, иначе она умрет. У нее очень
больное сердце...
Слушая, Анатолий волновался не меньше Лени Уш-
кова. В нем он узнавал и себя в прошлом. Врет ли
Ушков? Да, кое-что, видимо, скрывает. Но всего этого
недостаточно для того, чтобы послать в колонию. Такому
надо помочь попасть в мореходное училище.
Лейтенант сказал, что он не будет беспокоить мать,
если Леня Ушков твердо обещает учиться и, главное, не
обманет его доверие.
Ушков снова горячо обещал исправиться и ушел.
Анатолий сидел молча.
244
— Как думаешь, не обманет? — спросил лейтенант.
— Надо верить! —вырвалось у Анатолия.
— Одной веры мало,— сказал лейтенант.— Надо по-
говорить с директором школы, с классным руководите-
лем. Настоящий друг нужен Ушкову. От старых друзей
он отошел, а где найдет новых? Может быть, ты возь-
мешься поддержать его?
— Я бы помог ему, но у меня уже есть одно дело:
Виктор Полянчук с улицы Воровского.
Лейтенант поставил на стол большой, тяжелый ящик.
На извлеченной из ящика> карточке значились те про-
ступки Виктора Полянчука, о которых Анатолий еще не
знал. Он сделал выписки из карточки и вдруг вспомнил
Пашку, парнишку в «лондонке», Пашку Лопухова —
дружка Боба Троицкого. Анатолий спросил, нет ли
материалов о нем, и лейтенант вынул карточку Павла
Васильевича Лопухова, 1941 года рождения, имевшего
пять приводов.
— Знакомый? — поинтересовался лейтенант.
— Да,— отозвался Анатолий,— я подозревал...
— Пашка Лопухов замешан и в дела тех двух школь-
ников, с которыми я беседовал.
— Каким образом?
— Пашка Лопухов сказал им о меди в сарае и сунул
им ломик. Ребята чуть нажали ломиком, и скобы запора
вылетели. Значит, эти скобы были заранее ослаблены.
Понял? Зачем же Пашка навел мальчишек на этот са-
рай? Дело в том, что, кроме меди, там хранилось иму-
щество какой-то строительной конторы. Если бы соседи
не заметили ребят, Пашка потом вытащил бы все и про-
дал на рынке, а в случае чего — виноваты ребята! Но он
не донес бы на них. Он бы шантажировал их и толкнул
на новое преступление.
— Тертый калач!
— За ним кто-то стоит, покрупнее, чем он,— заметил
лейтенант.— Ну, а ты что знаешь о Пашке?
— Знаю, что он приручает одного паренька, Боба
Троицкого.
— Боб Троицкий? — повторил лейтенант, стараясь
что-то припомнить.— А ну, посмотрим в картотеке.
— Что вы! — возразил Анатолий.— У вас он, конеч-
но, не был.
— Посмотрим, посмотрим карточки.
245
В алфавитном ящике на букву «Т» оказались сведе-
ния и о Бобе — Борисе Павловиче Троицком.
— Да, тот самый Боб. 1941 года рождения... прожи-
ваегпо улице Воровского... один привод.
— Вот так штука! — Анатолий был поражен.— Как
же это он... Родители, вероятно, не знают.
— Надо будет вызвать родителей Бориса Павлови-
ча Троицкого,— распорядился лейтенант, обращаясь к
Асе, и пояснил:—Давно пора вызвать, а руки не до-
ходят.
— Не надо вызывать родителей,— горячо возразил
Анатолий.— Я Троицких немного знаю. Я сам пойду к
ним и выясню. Беру Боба Троицкого на себя.
Лейтенант засмеялся:
— Не много ли на первый раз? Сразу три дела: Леня
Ушков, Виктор Полянчук и Троицкий. Ну хорошо, запи-
шем всех троих за тобой. Но тогда тебе придется занять-
ся и Павлом Лопуховым. Впрочем, с ним сложнее да и
опаснее. Не знаю, справишься ли ты... Это надо поручить
более опытному.
Лейтенант испытующе посмотрел на бригадмильцев,
горячо споривших за соседним столом.
— Да ведь и я не из робких,— поспешно возразил
Анатолий.
— Дело не в смелости, а в опытности. Надо знать
воровские повадки и прочее.
— Да я же побывал в детской колонии. Активист.
Помогал воспитателю. Был членом комсомольского ко-
митета.
— Так ты же для нас находка! А я было принял тебя
за другого. Мне звонили из райкома, что пришлют ком-
сомольцев из ремесленного училища.— Лейтенант с
большим интересом посмотрел на Анатолия.—-Вот на
что надо обратить внимание: Ушков, Лопухов, и эти два
школьника с цветным ломом, и Борис Троицкий — все из
одной школы. Почему среди других она как бельмо
на глазу? И даже не вся школа, а в основном ученики
шестого класса? В чем дело? Влияние Пашки Лопухова?
Только ли это? Поговори с директором, с классной ру-
ководительницей, с пионервожатой, особенно с ней. Мо-
жет быть, комсомольцы старших классов возьмут шеф-
ство над шестым?
В заключение лейтенант посоветовал Анатолию на-
246
бросать план действий и попросил зайти послезавтра к
пяти вечера. Удостоверение бригадмильца он оформит
Русакову в следующий раз, после более подробного ин-
структирования.
«Вот тебе и Боб!—думал Анатолий, выходя из дет-
ской комнаты.— Скажи родителям — не поверят, оби-
дятся. Да и не с них надо начинать. Поговорить с Бобом?
Или начать с Пашки? Начну-ка я, для практики, с Витя-
ки»,— решил Анатолий. Но когда же к нему идти?
Сегодня? Сейчас? А когда же рн, Анатолий, будет рабо-
тать и учиться? Пожалуй, прав Коля. Без точного распи-
сания толку не будет. Придется начать с расписания:
часы работы, учебы, бригадмильство. Но как составишь
расписание, если неизвестны часы работы?
6
Дома на столе лежала записка. Мать подробно писа-
ла, где стоит борщ, котлеты, кисель, соленые огурцы.
Анатолий отломил кусок ржаного хлеба, густо посолил,
взял любимый роман Жюля Верна о капитане Немо и
улегся на диване.
Вскоре пришла с работы Ольга Петровна. То, что
Анатолий не захотел обедать без нее, радовало, но ведь
сыну надо регулярно питаться. О пользе правильного ре-
жима Ольга Петровна говорила даже за обедом. Ана-
толий соглашался и поддакивал. Мать пристально взгля-
нула на него и тихо спросила:
— Что случилось?
— Ничего особенного, только... Ты знаешь, мама, я
стал бригадмильцем.
— Боже мой, зачем тебе это?!
— Мне, может быть, и не очень нужно, да ведь ком-
сомольское поручение. Значит, надо выполнять.
— Откажись! Возьми сто более трудных поручений,
но только не это. Ну, пусть кто-нибудь другой. Ведь ты и
так... Это невозможно!
— Что значит «и так»? — Анатолий начинал сер-
диться.
— Ну, я не так выразилась. С хулиганами связывать-
ся опасно. Давай посоветуемся с дядей.
— Вот что, мама, уж если я взялся, значит, буду де-
лать. Ты ведь знаешь, какой я упрямый. Не спорь...
247
Идея! А не пойти ли нам в кино? Ты видела индийский
фильм «Бродяга»?
— Нет.
— В «Ударнике» идут сразу две серии.
— Так ведь билетов не достанешь. Разве что у пере-
купщиков.
— Это я, бригадмилец, буду поощрять спекулянтов?
Да ты что? Если увижу перекупщика, то обязан задер-
жать его.
— Час от часу не легче! А я должна тебе помогать?
— Конечно!—Анатолий засмеялся...
Глава XV
ТРУДНЫЙ МАЛЬЧИК
1
Анатолию не пришлось звонить в квартиру Полян-
чуков. Дверь в полуподвал, на которую показывала
полустертая временем серая стрела с надписью «Бом-
боубежище», видимо, никогда не запиралась. Он во-
шел в длинный коридор, освещенный матовой лампоч-
кой, и направился на звук голосов и запах жареной
рыбы.
В кухне он увидел двух женщин, поздоровался и
спросил, в какой комнате живет Полянчук Полина Ива-
новна. Тщедушная старушка, стоявшая у плиты, живо
обернулась, видимо стараясь догадаться, откуда Анато-
лий и зачем. Она проявила неожиданную для своего воз-
раста прыть, ринулась в коридор, распахнула дверь По-
лянчуков и, зазвав Анатолия в комнату, сказала:
— Сами видите, никого нет. Вот что тут делается!
На полу лежали незастланные тюфяки. Вещи валя-
лись где попало.
— Муж? — спросил Анатолий, указывая на вырезан-
ную из газеты фотографию молодого капитана, пришпи-
ленную к стенке кнопкой.
— Отец Витяки. Да только какой же это муж, если
незарегистрированные. Был бы законный брак, тогда бы
Витяка получал пенсию. Можно было бы это сделать
через свидетелей, так фашисты всех свидетелей пореши-
ли, когда жгли деревню. А поглядите на карточку —
248
Герой Советского Союза! Он им деньги и посылки с
фронта присылал.
— Убит?
— Убит, батюшка...
Старушка подробно рассказала о боевых подвигах
Полянчука. Видно, Полина гордилась мужем и не раз
говорила о нем с соседями.
Из кухни донесся крик: «Рыба горит!» — старушка
кинулась из комнаты. Анатолий последовал за ней. Сер-
дито бормоча, она перевертывала на сковороде подгорев-
шую рыбу. На вопрос, когда* можно застать Виктора По-
лянчука, она язвительно ответила:
— А кто ж его знает, где он болтается? Может, и
пять ден не заявится.
Полная блондинка в цветастом халате сидела у стола
и не спеша чистила картофель. Она бросила пытливый
взгляд на Анатолия и снисходительно спросила:
— А вам, собственно, зачем?
Ответить на этот вопрос оказалось не так-то просто.
Сказать прямо, что он пришел по поручению детской
комнаты милиции — значит заранее настроить Полянчу-
ков против себя. Отделаться уклончивой фразой — зна-
чит лишиться доверия соседей. А Хлопунов советовал
установить с соседями наилучшие отношения.
— Да мне, как комсомольцу, поручили помочь Вик-
тору Полянчуку стать человеком, а я его и в глаза не
видел. Вот и хочу с ним познакомиться.
— И-и-и, милый! Много тут вашего брата ходило,—
ворчливо отозвалась старушка,— а толку чуть. Избавил
бы ты нас от этой заразы, век бы за тебя бога молила.
За ним глаз да глаз нужен. Из кастрюли мясо тащит,
окаянный. Ну никакой управы на него нет. Я уже три
заявления в милицию снесла — и ничегошеньки. Дворни-
кам бы им заняться, а им, вишь, лень порядок во дворе
среди ребят навести.
— Как же это вы собираетесь из него человека
сделать? — не скрывая иронии, спросила блондинка.
Анатолий смутился.
— Я хотел бы прежде всего заставить парня не бол-
таться на улице, а учиться, готовить уроки.
— Перво-наперво, чтобы у своих не воровал,— вме-
шалась старушка.— Уж я ему твердила: «Кради, гово-
рю, где хочешь, а в своей квартире — ни-ни!»
249
— Ну, а он что? — поинтересовался Анатолий
— Не признается, стервец. «Я, говорит, за ваших
кошек не в ответе». Уж я и Полину, мать его, уму-разуму
учила: «Дура, говорю, до чего сына распустила! Люди
говорят, он билетами в кино спекулирует, по двадцать
копеек у прохожих просит. Дери ты его, как Сидорову
козу. Выбей ты из него, подлеца, начисто всю дурь».
— Била?
— Уж как старалась, сердечная. Да разве такой ма-
теринскую науку поймет? Одно слово — безотцовщина.
Тут мужской характер нужен. А у матери сердце-то сла-
бое, отходчивое, особливо как пригубит водочки. Парень
глаза еще не продрал, а она ему в рот сует конфетку.
И снова вмешалась блондинка:
— Скажите, пожалуйста, какими чудодейственными
средствами вы хотите этого «милого» ребенка привести
в человеческий вид? Поделитесь своим секретом.
Анатолий и вида не подал, что его задел тон, каким
был задан вопрос.
— Никакого секрета не имею и что буду делать, сам
не знаю,— несколько неожиданно для самого себя при-
знался он.
Молодая женщина сразу перестала иронически улы-
баться.
— У меня,— продолжал Анатолий,— есть желание
помочь ему, а опыта нет. Но свет не без добрых людей.
Не пропадать же парню! Найдется добрая душа, подска-
жет мне, чудаку, как надо действовать. Вот вы, напри-
мер, в миллион раз лучше меня знаете этого Витяку и
если спрашиваете, какими методами я хочу воздейст-
вовать, то ведь не для того, чтобы высмеять, а хотите
помочь, подсказать. Вот и посоветуйте.
Во взгляде Анатолия было столько простодушного
доверия, что старушка даже сочувственно вздохнула.
Молодая женщина бросила в таз картошку с ножом и
вытерла руки фартуком.
— Все, что я могла бы вам посоветовать, я уже пере-
пробовала сама — без успеха... Потому-то и усомнилась
в ваших силах. Что толку говорить с Полиной, если она
считает, что ее навек унизили, когда лишили шоферских
прав. Поэтому она и выпивает. Сына она любит по-глу-
пому: то тиранит его, то балует и тогда покрывает все
его грешки. Единственное спасение для него—воспита-
250
тельная колония. А Полина считает, что если мы, соседи,
ей советуем, значит, хотим ей досадить. Да и сам Витяка
панически боится колонии.
— Так что же делать?
— Изменить ее жизнь, а для этого надо вернуть ее к
любимой работе — вернуть шоферские права.
— Может быть, вы мне все-таки поможете?
— Вам лучше действовать без нас,— отозвалась
молодая женщина.— Полина со всеми нами в ссоре. Вы
сами поговорите и с Полиной и с мальчишкой, сумейте
расположить ее к себе. Она сейчас у дворника, над нами,
квартира семь. Комната у дворника хорошая, большая,
вот там и происходят, как говорит муж, большие и ма-
лые «ассамблеи» картежников и выпивох.
— Как же я пойду, меня ведь не знают?
Женщина засмеялась, молча развела руками и снова
принялась чистить картошку.
— А ты, милок,— посоветовала старушка,— зайди и
спроси, когда домоуправление работает, вот тебе и дело.
— Спасибо. Вот видите, свет не без добрых людей,—
сказал Анатолий, чем вызвал довольный смех обеих жен-
щин.— А где мне найти Витяку?
— А это ты у мальчишек во дворе спроси. Все-то
они знают, да не каждому откроются.
2
У полукруглого кирпичного угла дома ребята по оче-
реди ударяли битой в стенку так, чтобы, отскакивая, она
падала возле монеты, лежавшей на земле. Слышались
возгласы: «кон», «доваливаю», «остыл», «чир»...
Игрой командовал невысокий, плотный, коротко под-
стриженный белобрысый подросток с озорными светлы-
ми глазами. Он был одет в поношенные темные штаны,
белую майку и старые сапоги, требовавшие срочного
ремонта. Голенища сапог ради фасона были отвернуты
чуть не до половины. Этого паренька мальчишки и на-
зывали Витякой.
Анатолий молча наблюдал за игрой, потом сказал:
— А у меня к тебе, Витяка, разговор есть.
Паренек неторопливо оглядел незнакомца. На его
лице быстро сменялись выражения любопытства, недо-
верия и настороженности.
251
— Чего надо? — развяз-
но спросил он и шумно вы-
тер ладонью нос.
— Есть о чем поговорить.
Пошли.
— А что дашь? Никуда я
не пойду,— нагло заявил
мальчишка. И, не обращая
внимания на Анатолия, про-
должал играть.
Ребята насмешливо по-
глядывали на Анатолия. Как
отозвать Витяку в сторону?
Он молча поднял биту Ви-
тяки, сунул ее в карман и не
спеша зашагал к воротам.
— Эй, дядька, черт, от-
дай! — завопил растеряв-
шийся от неожиданности
Витяка.
Он схватил Анатолия за
руку, силясь вынуть ее из
кармана.
— А ты возьми,— спо-
койно ответил Анатолий, не
замедляя шага и волоча за
собой уцепившегося маль-
чишку.
Паренек сунул руку в карман Анатолия, юноша креп-
ко зажал ее и, не отпуская, продолжал идти. Витяка чуть
не плакал от злости. Он крикнул:
— Пусти, укушу!
Сзади на почтительном расстоянии свистели и кри-
чали дружки Витяки, камешек просвистел мимо уха. Ана-
толий пригрозил вздуть хулигана, мальчишки присми-
рели.
— Эх ты, герой,— сказал Анатолий Витяке и оста-
новился.— А я думал — ты умнее! Ты сначала узнай, в
чем дело, а потом действуй.
— Отдай! Отдай! — вопил тот.
Анатолий вспомнил фотографию отца Витяки и вдруг
неожиданно сказал:
— Як тебе от Якова Ивановича Полянчука, а ты
252
дурак дураком. Помнишь отца? — И, встретив растерян-
ный взгляд сразу же присмиревшего паренька, по-
яснил:— Ну, твоего отца, капитана Полянчука, Героя
Советского Союза?
— Так он же убитый...— растерянно прошептал пар-
нишка.
— Одним словом, есть у меня разговор от него. А не
хочешь, катись к черту! —Анатолий выпустил руку маль-
чика и швырнул на землю биту.— Буду я с такими кани-
телиться. Ему хочешь добра, а он укусить норовит.
Витяка догнал Анатолия у ворот и, схватив за рукав,
просительно зашептал:
— Так вы не сердитесь, дяденька! Я же не знал. Вы
бы сразу... Ну извините. А то тут ходят всякие, ругают
почем зря... А какой у вас разговор ко мне?
Он заглядывал Анатолию в лицо. А тот и сам еще не
знал, о чем будет говорить с Витякой. Слова об отце вы-
скочили совершенно неожиданно, они явно поразили
мальчишку. А как быть дальше?
Они остановились в подворотне, и Анатолий сказал:
— Я вместе с твоим отцом воевал. Таким, как ты,
мальцом был, фронтовым воспитанником Якова Ивано-
вича. Много мне добра твой отец сделал. От смерти спас.
И я поклялся Якову Ивановичу за все его добрые дела
отплатить добром, а не пришлось. Он погиб в Германии,
адреса вашего не оставил.. А я после войны в армии
служил, потом учился, вот только сейчас впервые в Мо-
скву попал, с трудом разыскал вас. Ты об отце знаешь
что-нибудь?
— Ага... Знаете, какой он герой был? Он разведчик
был, пробирался в самые главные фашистские штабы.
Он даже гитлеровского генерала поймал и повел через
фронт. А сколько «языков» переловил! А меня отец хотел
в Суворовское устроить.
— Он тебе это говорил?
— Нет, мамке писал.
— А ты очень хочешь там учиться?
— Еще бы!
— А как у тебя с учебой?
Витяка нахмурился, потупился, шмыгнул носом и
молча начал чертить правой ногой по асфальту.
— Так,— понимающе протянул Анатолий.— Значит,
плохо?
253
— Плохо,— прошептал паренек, не поднимая глаз.
— А на что живете? Мать работает?
— Ра-бо-та-ет...— презрительно растягивая слово,
проговорил Витяка и бросил подозрительный взгляд на
Анатолия, не улыбается ли тот. Но глаза Анатолия были
совершенно серьезны, и тут Витяка заговорил горячо: —
Если бы работала, как люди, а то так, мотается. Тому
постирает, там уберет, то с работой, то без работы... Да
разве по ней это? Она шофер первого класса... Орден у
нее! Вернули бы ей права, она бы показала, как надо
работать. А теперь пьет водку... Говорит — с горя. Ну, и
меня лупит.— Он грустно усмехнулся.— Мне что, пусть
лупит, лишь бы за дело, а то от злости. Соседи нажалу-
ются, она и давай... Вот брошу все и уеду.
— Куда?
— Куда-нибудь. В Одессу. Моряком стану.
— Моряком интересно быть. Что ж, это тебе может
удаться. Кончишь школу, и я тебе помогу. Ты в какой
класс перешел?
Витяка потупился и невнятно пробормотал:
— В шестом учился.
— Значит, перешел в седьмой?
Со двора донесся призывный крик мальчишек. Витя-
ка обернулся к ним и досадливо махнул рукой.
— Не перешел я...
— Экзаменов не выдержал?
— А я и не держал. Мне классная руководительница
учиться не дает, ненавидит меня, другим учителям наго-
варивает. Даже прогоняет.
— Прогоняет? Как же это?
— Честное даю! Чуть забалуюсь в классе — все!
И хорошо отвечу — другому за такой ответ все четыре, а
мне все равно двойка-тройка. Она говорит мне: «Ты по-
зор школы. Уходи от нас!»
— Что же это за зверь такой?
— Софья Осиповна.
Анатолий посочувствовал Витяке, обещал, что этого
так не оставит, сходит в школу, все выяснит.
— Твой отец немало потратил на меня,— продолжал
Анатолий.— Я считаю себя должником и деньги должен
вернуть. Как ты думаешь, если я дам сейчас твоей мате-
ри денег, она купит тебе ботинки, форменный костюм и
пальто?
254
— Мамка ни за что не возьмет, я знаю,— решитель-
но сказал мальчик.
— А если бы мы пошли вместе и я бы тебе все это
сам купил?
— Она увидит, будет плакать, скажет: мы не ни-
щие какие-нибудь. А не скажу откуда, подумает, что ку-
пил на краденые, и выбросит в помойку.
— Трудненько! — согласился Анатолий и спросил: —
Ну, а что ты посоветуешь?
— Вот если бы она шофером работала, тогда все на-
ладится.
— Дело нелегкое... Но в лепешку расшибусь, а сде-
лаю. Но только без твоей помощи не обойтись. Во-пер-
вых, мне надо узнать обстоятельства дела. Как думаешь,
где сейчас твоя мать?
— Она у дворника. Придет выпивши и говорить с ва-
ми не захочет,— сказал Витяка.— Надо было ей идти
хлопотать в прокуратуру. Она выпила для храбрости и
говорит: «Я им такой сабантуй устрою, век будут пом-
нить Полину Полянчук!» Ну и пошла, и устроила, а те,
ясно, прогнали. А все из-за Димки.
— Какого Димки?
— Как, вы Димку не знаете? — удивился Витяка.
Он нескладно рассказал, как Полина Полянчук за-
хотела помочь племяннику, приехавшему из деревни
девятнадцатилетнему Димке. Она взялась обучить его
вождению машины. Димка после нескольких уроков уже
неплохо ездил. Как-то случилось так, что при перевозке
бочек с пивом Полину угостили кружкой пива. Димка
сидел за рулем. Машину их обогнала милицейская
«Победа», которая круто срезала, чтобы не наскочить на
девочку, выбежавшую из дома, и поцарапала свое зад-
нее крыло о буфер грузовика. Будь Полина на месте
Димки, она бы успела затормозить. Из «Победы» выско-
чил милиционер. Димка перепугался и погнал машину.
Полина закричала: «Останови, дурак!» Тот, как поло-
жено, захотел свернуть к тротуару. Впереди на остановке
стоял троллейбус. Димка объезжал автобус, когда впе-
реди, из-за троллейбуса, выбежала женщина. Димка за-
тормозил. И все же женщина упала под колеса грузо-
вика. Пальцы левой руки ей прищемило. Полина повер-
нула ключ зажигания, и грузовик остановился. Та же
милицейская «Победа» обогнала их и стала поперек
255
улицы. Полина не успела пересесть за руль, как подбе-
жавший капитан потребовал у Димки права. Полина по-
дала свои. Но ведь машину вел Димка! Значит, Полян-
чук передала управление грузовиком, не имея на то пра-
ва! Грузовик Полянчук помял кузов милицейской
«Победы», грузовик сбил женщину. Яростно спорившую
Полину Полянчук повезли в ОРУД. Там ее заставили
подуть через трубочку в воду, и вода порозовела. Зна-
чит, Полянчук пила спиртное. А ведь шофер не имеет
права находиться за рулем в нетрезвом виде. К счастью,
упавшая женщина серьезно не пострадала. И все же,
даже учитывая смягчающие вину обстоятельства, По-
лину Полянчук судили, приговорили условно к двум го-
дам и лишили права вождения машины.
— Вот и получилось — Димка окончил курсы с от-
личием и уехал работать шофером в Казахстан, а мать
осталась без работы... «Я, говорит, заслуженный шофер
и добьюсь возврата своих прав!» Ей предлагали любую
работу, только не шоферскую, в ее же гараже. Так ни в
какую. Уж очень она гордая...— закончил Витяка.
Мальчик провел Анатолия в комнату. Там он показал
копию заявления матери в прокуратуру и автоинспекцию
с просьбой пересмотреть решение. Анатолий сделал
выписки из заявления и ответа с отказом.
— У тебя что же, нет времени прибрать? — Анатолий
кивнул на незастланные матрасы на полу.
— Мать спешила, не успела.
— А ты бы хоть за собой прибрал. В армии и во фло-
те за собой убирают. Дело ведь недолгое.
Витяка поспешно принялся наводить порядок.
— Помогать я вам буду,— сказал Анатолий,— но и
ты, как единственный мужчина в доме, помоги мне. По-
старайся не доводить мать до слез. Обещаешь?
— Я что? Она сама...
— Сегодня же я буду в автоинспекции. Постараюсь
помочь.
3
В автоинспекции Анатолий направился к начальнику.
Моложавый майор в аккуратно отглаженном мундире
читал газету. Анатолий обратился к нему со словами «то-
варищ Орешкин», а не «товарищ майор», и это обстоя-
тельство сразу же настроило Орешкина не в пользу по-
256
сетителя. На повторный вопрос о деле Полянчук майор
чуть скосил глаза и спросил:
— А почему вас это интересует?
Анатолий объяснил свое посещение поручением дет-
ской комнаты милиции.
— А где отношение? Нет отношения? Предъявите
документ бригадмильца. Нет? Странно. Кто же вы такой?
— Товарищ Орешкин, ну зачем мне врать? Ведь не
для развлечения пришел я сюда, не в театр.
— Попрошу не острить!
Орешкин, не глядя на Анатолия, позвонил в детскую
комнату милиции. Ася Ларионова подтвердила, что Ана-
толию Русакову дано такое поручение. Орешкин откаш-
лялся и со всеми подробностями рассказал Анатолию о
скандале, который устроила Полина, когда приходила с
заявлением.
— Будь моя власть,— говорил он,— я бы таким По-
линам закатил годик принудработ... А что касается се-
мейных неурядиц, нервов и прочего, то это в мои функ-
ции не. входит.
Анатолий стал возражать.
— Послушайте,— прервал его Орешкин.— Полянчук
условно осуждена, лишена водительских прав. Говорить
нам больше не о чем.— Он поднялся и вышел из ком-
наты.
Огорченный неудачей, Анатолий в нерешительности
стоял в коридоре. Нужно было уходить. Но, вспомнив
Витяку, его доверчивый взгляд, которым тот проводил
его, юноша не мог так, сразу, отступить. Но что же де-
лать?
«Эх, была не была!» — подумал Анатолий и отпра-
вился к начальнику Орешкина. Тот оказался совсем не-
похожим на своего подчиненного. Подполковник внима-
тельно выслушал Анатолия и, добродушно посмеиваясь
над горячностью бригадмильца, сказал:
— Вот что, торопыга... Я тебе сочувствую, но закон
есть закон. Чтобы сделать исключение и досрочно
вернуть права Полянчук, нужны характеристика и
рекомендация с ее бывшего места работы и с нынеш-
него.
— Но та организация ликвидирована и вместе с ней
гараж, а теперь она нигде не работает.
— Плохо. Ну, тогда ходатайство депутата, его пору-
0 Г, Тушкаи
257
чительство... Пересмотр дела в прокуратуре... Ты парень
настойчивый.— И начальник весело похлопал Анатолия
по спине: — Ну, давай действуй!
Окрыленный, Анатолий поехал в райисполком. Там он
застал только дежурную.
— Какой депутат вам нужен? Если депутат Моссо-
вета, то это товарищ Рубцова, она принимает по пятни-
цам от часу до пяти. Или депутат Верховного Совета?
Дмитрий Алексеевич Кленов принимает по субботам.
Сегодня он уже принимал и уехал. Приходите через
шесть дней.
Анатолий позвонил из райисполкома на квартиру к
депутату Кленову и узнал, что он уехал на дачу близ
Загорска. Женщина, отвечавшая по телефону, отказа-
лась сообщить адрес дачи. «Хоть в субботний вечер и
воскресенье дайте человеку отдохнуть»,— сказала она.
«Узнаю и так»,— решил Анатолий. Не может же быть,
чтобы возле Загорска он не нашел дачи Кленова, депу-
тата Верховного Совета.
4
В поезде, на полпути к Загорску, решимость Анатолия
поубавилась. Может быть, депутат действительно не за-
хочет разговаривать с непрошеным посетителем — ведь
часы приема прошли. Он может сказать: «Чего ради вы
примчались? Ведь не скорая же помощь нужна».
Что тогда? Он ответит: «Дмитрий Алексеевич, извини-
те, что нарушил ваш отдых. Не сердитесь. Полине Полян-
чук надо помочь немедленно. Дело не только в ней. Здесь
решается судьба и ее сына Витяки».
Сойдя с поезда в Загорске, у повстречавшегося же-
лезнодорожника он спросил, где живет депутат Кленов.
— Идите обратно, в сторону Москвы, по этой стороне
полотна,— он показал рукой,— и, когда за домами пой-
дет сосновый лесок, спросите у людей.
На краю поселка, отделенного от железной дороги
луговиной с редкими деревьями, паслось стадо коров.
Было почти безлюдно, если не считать двух-трех человек
вдали. Кого же спросить?
Анатолий пошел к стаду. Пожилой человек наполнял
дерном ведро. «Хитер пастух,— и стадо пасет и у дач-
ников подрабатывает»,— подумал Анатолий и спросил:
258
«— Отец, где дача Кленова?
— Как раз туда несу,—
ответил пастух.
Он, поднатужившись, под-
нял ведро. Седые волосы при-
липли к потному лбу. На руке
набухли жилы, тяжелое ведро
чиркало по брюкам. На левой
руке пастуха не хватало трех
пальцев.
— Давай-ка, отец, подне-
су! — Анатолий взялся за
дужку ведра.
— Да я сам!
— Не бойся, твоих рублей
не отобью.— Анатолий завла-
дел ведром и пошел рядом с
пастухом.— На войне пальцы
потерял?
— На войне, сынок, да не
на этой... Это память о кула-
ках, с тридцатого года...
Ведро оказалось тяжелым,
дужка резала руку.
— Далеко? — спросил Ана-
толий.
Пастух показал на третью дачу.
— В час разиков пять обернешься, отец?
— Три раза.
Возле калитки пастух поблагодарил и хотел отобрать
ведро, но Анатолий донес его, поставил возле грядок с
клубникой и сказал, показав на удаляющееся стадо:
— Догоняй, отец. А, кстати, этот депутат как? Стро-
гий? Говорят, он ученый какой-то, профессор... Будет на
даче разговаривать о делах?
— А ты по какому делу?
— Это я ему расскажу, а ты спеши, твое стадо вон
куда ушло.
Но пастух не торопился. Он беззвучно смеялся, левой
рукой держась за грудь, а пальцами правой вытирая
слезы. У Анатолия мелькнула догадка, от которой его
в жар бросило.
— Вы... не пастух?..
259
Пастух вынул платок, вытер слезы:
— Был подпаском в юности... Я тот самый, о ком вы
спрашивали. Ничего, не смущайтесь. Посидите здесь, я
сейчас переоденусь. Я мигом.
— Давайте я буду носить дерн, а по пути рассказы-
вать,— предложил Анатолий и вывалил дерн из ведра.
— Спасибо. Я сам потом принесу, на сегодня хватит.
— Вы сами это обрабатываете?
— А кто ж еще?.. Посидите день-деньской за бума-
гами, чертежами, книгами — потянет размяться...
Депутат предложил Анатолию освежиться под душем.
Анатолий поблагодарил и отказался.
— Ну, посидите здесь.— Кленов показал на беседку
и направился к дощатому сарайчику, над которым выси-
лась железная бочка.
Юноша уселся в плетеное кресло у беседки, над кото-
рой распростерлись игольчатые опахала пяти вековых со-
сен, и с интересом огляделся. Здесь же, у беседки, стоял
недоплетенный диванчик из ивы. На траве лежали пучки
ивовых прутьев, уже очищенных от зеленой кожуры.
Всюду множество цветов. Ими полны клумбы, окраины
дорожек. Стены дачи покрыты вьющимся то ли плющом,
то ли хмелем. На темно-зеленом фоне кустов, окаймляв-
ших участок взрыхленной земли, выделялись побеленные
известкой стволы фруктовых деревьев. Тихо. Спокойно.
Смеркалось, запахло ночной фиалкой. Неподалеку про-
носились поезда. Надо было подумать о том, как объ-
яснить Кленову свое неурочное посещение и дело Полян-
чук, а думать не хотелось.
5
Кленов через веранду ввел Анатолия в небольшую
комнату. На столе под темно-зеленым абажуром горела
настольная лампа. Вдоль стен в полутьме стояли книж-
ные шкафы. Депутат сел в плетеное кресло, усадил Ана-
толия. Чуть слышно постукивали большие стенные часы.
Кленов выжидательно посматривал на посетителя. Раз-
говор приходилось начинать ему:
— Ну-с, рад встретиться со своим молодым избира-
телем. Как ваше имя?
— Анатолий. Но, Дмитрий Алексеевич, я не избира-
тель. Я только еще буду избирателем.
260
— Неужели вам еще нет восемнадцати?
— Есть, но я недавно вернулся из воспитательной ко-
лонии. Только вы не подумайте, будто я к вам заявился
насчет себя. Но ваш прием через неделю, а дело не ждет.
Так что извините за вторжение. Я ненадолго...— У Ана-
толия пересохло в горле.— Я насчет Витяки... Только не
от себя, а от милиции, точнее, от детской комнаты мили-
ции. Только я вас хочу просить не о мальчишке, а о
Полине Полянчук, которую лишили шоферских прав.
Анатолий окончательно сбился, замолчал и покрас-
нел под пытливым взглядом депутата.
Кленов дружески улыбнулся:
— Вы приехали из колонии? На прошлой неделе ко
мне на прием явился один, похожий на вас, Анатолий...
простите, как по отчеству?
— Владимирович. Да вы просто — Анатолий.
— Он так же молод и тоже вернулся из трудовой ко-
лонии. Вы Анатолий, а тот Антон... Так вот, Антон Шел-
гунов тоже волновался и просил меня воздействовать на
кадровика нефтяной организации. Шелгунов работает
слесарем на московском заводе, но надумал ехать в Баш-
кирию на нефтепромысел. Людей туда вербуют, а его
брать не хотят из-за прошлой судимости. Я спрашиваю —
зачем вам уезжать? И жилплощадь в Москве у вас есть,
и работа интересная. Он разволновался. Вначале сослал-
ся на какую-то далекую родню в Башкирии, а потом мах-
нул рукой и начал такое городить... Странное, очень
странное он произвел впечатление. Такой тарабарщины
я еще не слыхивал.
— Что же он сказал такого?
— И не поймешь! «Мне, говорит, надо рвать когти, а
то Ленька за то, что я не хочу возвращаться к нему,
завтра грозит собрать своих и устроить правилку. А я
урковать больше не хочу».
Анатолий вскочил со стула и весь подался вперед.
— Вы сказали «возвращаться к Леньке»? А он не на-
звал прозвища этого Леньки?
Кленов удивленно посмотрел на Анатолия, прижал
кулак к губам и задумался.
— Не помню... Ленька... Ленька... кличка какая-то...
— Ленька Чума? — Анатолий взволновался.
— Вот именно, Чума. Вы его знаете?
— Еще бы! Старый вор. Рецидивист. Главарь банды.
261
Последняя сволочь! Страшный человек. Ни перед каким
зверством не остановится. Как фашист. Бандиты и те его
боятся, а воры и подавно. Авторитетный.
— Почему же Шелгунов мне этого не объяснил? Он
так нервничал... Я попросил его объяснить понятнее. Он
смутился, пробормотал: «Яснее не скажешь». А тут ко
мне вошел сотрудник. Шелгунов замолчал, обещал зай-
ти— и нет его. Не знаю, что и думать. Парень только
недавно поступил в вечернюю школу, не проработал и
полугода на заводе, а уже появилась охота к перемене
мест. Видимо, трудовая колония все же не привила ему
вкус к регулярному труду, к профессии. А у вас есть лю-
бимая профессия? Вы работаете?
— Любимая профессия есть... Автодело,— думая о
чем-то своем, медленно ответил Анатолий, снова усажи-
ваясь.— Нет, Дмитрий Алексеевич! У Антона причина
серьезная. Чума заставляет его вернуться в шайку, а ха-
рактера у парня мало. Потому и вздумал сбежать в дру-
гой город. Не переехать, а сбежать.
Анатолий говорил резко. Сейчас он вовсе не был по-
хож на того смущенного молодого человека, который
от волнения еле ворочал языком.
— Вы словно сердитесь, Анатолий. Но я-то в чем ви-
новат?
— Извините! Не могу спокойно о таком...— Вдруг
глаза молодого человека озорно прищурились.— Если
бы «по фене ботали», поняли бы трагедию Шелгунова.
— Не понимаю. Как вы сказали?
Анатолий усмехнулся.
— Я сказал по-воровски. Говорите ли вы на воров-
ском жаргоне? Шелгунов разволновался и с вами гово-
рил на воровском жаргоне.
— А вы... вы ботаете?
— Есть такой грех!—Анатолий невесело усмехнул-
ся.— Надо бы Шелгунову все вам объяснить, а он сбе-
жал. Растяпа!
— Да, характера в нем не чувствовалось. Значит,
этот Чума действительно опасный человек?
— Бандит. Глава шайки. А вы знаете, что такое
шайка?
— Шайка? — удивленно переспросил Кленов.— Ну,
это компания единомышленников, объединившаяся для
того, чтобы совершить ограбление, обворовать.
262
•— Да, это «компания»! — с горечью отозвался Ана-
толий.— Но какая! Это трудно, даже невозможно пред-
ставить тому, кто не встречался с такого рода негодяя-
ми.— Он задумался, собирая в мыслях все, что знал о
ворах.— Чтобы украсть у рабочего зарплату, у старика
пенсию, у женщины пособие на детей, чтобы красть ре-
гулярно, жить воровством и грабежом — надо совсем не
иметь совести. Значит, надо так оболванить и испортить
подростка, попавшего в сети воровской шайки, чтобы он
забыл, что такое совесть, понимаете? Если шайка затя-
нет к себе кого, то уж постарается вытравить из него
все человеческие чувства. Чума учит так: настоящий вор
должен отречься от семьи и жить только для себя и для
шайки. Если вору прикажут' привести сестру на потеху
другим — приведет, предаст сестру. Все остальные
люди — враги! Урка должен жить отнятым у других, па-
разитом. Он должен презирать труд, как величайшее
унижение, как позор. «Вор,—говорил Чума,— не должен
учиться. Учеба—зло, газеты и книги — ерунда». Чума —
«законник», коновод бандитов и блюститель воровских
законов. Он их поддерживает террором: не выполнишь —
жестокое избиение, даже смерть. И уж если попадет в
колонию ученик Чумы, то он и там будет восстанавливать
колонистов против воспитателей и устрашать, чтобы вос-
питанники держались воровских законов жизни.
— Гляжу я на вас, Анатолий, и думаю: не прибав-
ляете ли вы? Не говорит ли в вас обида за пережитое?
— Скорее, убавляю. На собственной шкуре опыт при-
обрел. Шелгунова, наверное, запугивают,— стараясь не
волноваться, продолжал Анатолий.— Требуют, чтобы он
вернулся в шайку Чумы. Ему не хочется, но ссориться
боится. Вырваться из паутины не всегда просто. Воры не
хотят отпускать. Только в исключительных случаях —
болезнь, женитьба—разрешают бросить шайку, «завя-
зать». Чтобы вору — рабу главаря банды — освободить-
ся, недостаточно одного желания, надо иметь твердый ха-
рактер, надо отстоять свое право на свободу.
— Нет, вы все же преувеличиваете! Вот недавно су-
дили малолетних воров. И что же? Они раскаялись и сей-
час хорошо учатся, никто им не мстит, не запугивает.
— Так это же мелкота, воришки. Случайные к тому
же, не связанные еще с преступным миром. Одно дело,
если стянул что-то в магазине или украл сумочку. А дру-
263
гое дело — если участник шайки, связанный круговой по-
рукой, готовый убить человека из-за часов... И нет ничего
хуже, когда случайного воришку направляют в трудовую
колонию, где могут оказаться выученики такого бандита,
как Чума. Уж они все сделают, чтобы растлить неопыт-
ного юнца. Уж он там такого наслушается!.. Нельзя слу-
чайных воришек посылать в колонию. Им иногда доста-
точно строгого общественного осуждения, условного
приговора. Под поручительство коллектива школы, на-
пример. А тех, кто уже в колонии все осознал, кто на всю
жизнь урок извлек, тех надо сразу освобождать, а не
держать, пока не выйдет срок. Да и присуждать за не-
большое преступление надо не так много, как иногда
присуждают.
— Значит, вы предлагаете внести поправки в уголов-
ное законодательство?
— Не знаю... Так говорил Иван Игнатьевич, наш вос-
питатель в колонии, а он человек опытный.
Депутат слушал с интересом. Ободренный его внима-
нием, Анатолий еще долго рассказывал о колонии и за-
кончил так:
— У честных людей первым считается тот, кто
больше приносит пользы людям. А в шайке первым слы-
вет тот, кто больше наделал вреда. Такой гордится
своей мрачной славой и хвастает ею, такого боятся, и в
этом сила его влияния в преступном мире. Иван Игнатье-
вич говорил так: «Профессиональный вор-рецидивист и
бандит — по духу родной брат фашисту. Он такой же
человеконенавистник. Он враг советского общества. Он
враг людского счастья. Он также утверждает, что «чело-
век человеку — волк, и поэтому для личного обогаще-
ния — а только в этом его счастье! — все средства хо-
роши: и воровство, и ложь, и предательство, и убийство».
— Итак, вы считаете, что Шелгунову грозит опас-
ность. А почему он не обратился в милицию?
— Чем ему может помочь милиция? Что он скажет?
Мне грозит такой-то? Но это надо доказать. А где сви-
детели? Он сам за себя должен постоять, друзья должны
помочь. Да, видно, друзей не оказалось, а сам он
хлипкий.
— Вы все это серьезно о Лене Чуме и шайке? Вы-то
сами не боитесь?
— Я в шайке не был, а запутать меня пытались. По-
264
этому и мне зевать не приходится. Да я не из пугливых,
сумею постоять за себя... А вообще, знаете, воришку
легко исправить, а вот вора-рецидивиста из шайки, не
раз судившегося и отбывавшего наказание, да так и не
исправившегося,— чрезвычайно трудно. Надо сделать
так, чтобы с перековавшимися, порвавшими с шайкой
воры не расправлялись, страшились расправляться. По-
чему Чуму не расстреляли за убийство? Потому, что
смертная казнь за такие страшные преступления отме-
нена. Значит, надо пересмотреть законы и ввести рас-
стрел. Ведь расстреливают же шпионов и диверсантов,
а убийца совершает диверсию против самого ценного,
против человеческой жизни. А в тюрьме их нельзя по-
мещать вместе со случайными правонарушителями, чтобы
они не развращали новичков.
— Если в этом есть хоть процент правды...
— Все сто!
— А кто может подтвердить?
— Поговорите с теми, кто порвал с ворами, погово-
*рите с оперативными работниками МВД.
— Хорошо. И если это так, то вы, Анатолий, вряд ли
понимаете, как серьезно и важно то, о чем вы расска-
зали. Мы с вами еще встретимся и поговорим на эту
тему. А вы молодец! Но вы упомянули, что приехали по
какому-то срочному, неотложному делу. Говорите!
На этот раз Анатолий толково рассказал историю По-
лины Полянчук и Витяки.
Депутат внимательно выслушал его и сказал:
— Что ж, приведите эту женщину ко мне, поговорю с
ней. Попробую убедить бросить пьянство, взяться за ра-
боту, устроить на завод.
— Что ей душеспасительные разговоры! Она считает
себя несправедливо обиженной. Ей, чтобы снова стать
человеком, нужно вернуть шоферские права, рабочую
гордость вернуть,— с грубоватой прямотой выпалил Ана-
толий.— Зачем откладывать? Позвоните сейчас.
Кленов с удивлением поглядел на юношу, засмеялся.
И, хотя было около десяти часов вечера, взял телефон-
ную трубку. Не сразу, но все же он дозвонился до квар-
тиры начальника автоинспекции. Тот удивился позднему
звонку, но обещал к одиннадцати утра в понедельник все
выяснить.
— Сделаем так,— сказал Кленов Анатолию.— В по^
265
недельник я буду в городе... Приходите в десять три-
дцать. Совместными усилиями добьемся.
Кленова в деле Полянчук заинтересовала не только
ее судьба, но и ее необычный ходатай.
Анатолию пришлось все рассказать о себе. Он ничего
не скрыл от собеседника. Но это давалось ему нелегко.
Он сидел, опираясь локтями на колени, и в опущенных
руках нервно теребил кепку. Иногда рассказ прерывали
долгие паузы, Анатолий повторял:
— Вот так-то со мной было, Дмитрий Алексеевич...
— Рассказали вы много интересного, но продол-
жайте, я жадный.
Анатолий задумался.
Почему-то именно в эти минуты он вдруг с особой от-
четливостью понял, как много сделал для него Иван
Игнатьевич. Хотелось говорить не о себе, а о нем. Ведь
только с помощью Ивана Игнатьевича выбрался он на
прямой путь.
Кленов прохаживался по комнате, все с большим ин-
тересом посматривая на своего посетителя. Что, собст-
венно, заставило парня, едва вернувшегося в Москву и
не успевшего как следует оглядеться, принять горячее
участие в судьбе Полины? Что это для него: выполнение
«нагрузки» или долг перед людьми? Изуродованное от-
рочество, видимо, так глубоко потрясло юношу, что он
стал оберегать детство и отрочество других. И с какой
яростью, с какой напористостью!
Кленов остановился перед гостем.
— Послушайте, Анатолий, скажите: вот в деле По-
лянчук для вас, комсомольца, что самое важное? Почему
вы взялись за это поручение?
— Нам Иван Игнатьевич много говорил о рабочей
чести человека. Без нее человеку жить нельзя, хоть про-
фессору, хоть землекопу. Ну, а в этом деле... Во-первых,
я знаю, что грозит Витяке. Его спасать надо. Потом —
уж очень строго с Полиной поступили. Ведь она заслу-
женный шофер. Первая села на трактор. Случайно это
нарушение у нее получилось. А человека сломали.
— Да-а... Бороться за справедливость! Яростно сра-
жаться со злом! Помочь людям в беде! Да, Анатолий,
много смысла в этих, как будто давно известных словах.
Это, Анатолий, не частное комсомольское поручение,
это — поручение на всю жизнь!
266
— Возвращался я из колонии,— смущаясь, признал-
ся Анатолий,— с твердым решением: ни во что не буду
вмешиваться... А получается — нельзя не вмешиваться...
— Правильно, Анатолий! Надо быть человеком дей-
ствия. Таким и оставайтесь.
6
В понедельник утром Анатолий в назначенный час
явился в приемную Кленова.
— Посидите,— сказал Кленов,— посмотрите свежие
журналы. Вот «Техника—молодежи». Последний но-
мер. А я почитаю письма избирателей. Посмотрим, на-
сколько точен будет глава городской автоинспекции.
Начальник автоинспекции позвонил в начале двена-
дцатого. Он ознакомился с делом Полянчук и не возра-
жал против досрочного возврата ей шоферских прав, но
пусть товарищ депутат напишет об этом, если считает,
что Полянчук осознала свой поступок и заслуживает
прощения. Кленов поблагодарил. Не откладывая, он про-
диктовал машинистке письмо.
— Если бы вы могли помочь ей устроиться на ра-
боту...— смущенно попросил Анатолий.
Дмитрий Алексеевич обещал помочь. Пусть Полян-
чук придет к нему на прием.
Через тридцать минут Анатолий уже был в город-
ской автоинспекции с письмом депутата. В приемной
толпилось много народу, но он упросил секретаря пере-
дать письмо и сказать, что посланный депутата ждет от-
вета. Его вызвали вне очереди.
Начальник встретил Анатолия, как старого знакомого.
— Ну, и скор же ты! Не устоял депутат! Видишь, как
я угадал твой характер! — И он вернул Анатолию письмо
Кленова со своей резолюцией.— Только, гляди,— сказал
он уже серьезно,— чтобы эта Полянчук ни депутата, ни
тебя, ни нас не подвела. Тогда уж напористостью не возь-
мешь.
Окрыленный, Анатолий помчался в районную инспек-
цию к Орешкину, который прочитал письмо и рассер-
дился. Он позвонил к начальнику, пробовал спорить, но,
выслушав его ответ, сразу присмирел.
— Вам я не могу выдать прав Полянчук,— сказал
он,— пусть явится сама.
267
* * *
Анатолий разыскал Полину у соседей, где она мыла
полы. Это была невысокая, миловидная женщина лет
тридцати пяти. Бледные губы ее были плотно сжаты, а
глаза недоверчиво прищурены.
Полина взяла письмо депутата, начала громко читать,
замолчала, долго смотрела на бумагу и вдруг спро-
сила:
— Ну, а вы почему помогаете мне? Я вас разве про-
сила?
— А я был фронтовым воспитанником вашего мужа,
вот и считаю себя обязанным...
— Какого это мужа? — Женщина вызывающе и пре-
зрительно смотрела ему в глаза.
От этого взгляда Анатолию стало не по себе, и он
молча показал на фотографию Якова Ивановича Полян-
чука, висевшую на стене.
— Якову Ивановичу я очень обязан... Он мне как
родной.
— Это мне Витяка уже докладывал... И что это, ду-
маю, за благодетель такой нашелся! Ну, вот что, парень,
ты мне не заливай. А говори, как есть, всю правду.
— Да это правда! — Анатолию было трудно выдер-
жать ее взгляд.— Яков Иванович всегда поручал мне от-
правлять вам посылки и деньги.
— Врешь ты все! — закричала она.— А почему врешь,
не понимаю. А хочу понять. Ведь ты мне не враг?
Женщина подбежала к двери, распахнула ее, выгля-
нула в коридор — не подслушивает ли кто, затем заперла
дверь на ключ, подошла вплотную к Анатолию и не-
громко, чуть вздрагивающими губами сказала:
— Так знай же... Не было у меня мужа Якова!
— Не было?—Анатолий растерялся.— Как так не
было? Разве Витяка не сын вам?
— Витяка...— жалобно прошептала Полина, лицо ее
сморщилось, из глаз потекли слезы. Она подхватила край
фартука и закрыла лицо. Затем, зло глядя на Анатолия,
быстро зашептала: — Ты разве поймешь то, что было со
мной? И что ты, черт, душу бередишь!
— Простите меня,— прошептал Анатолий.— Но я хо-
тел вам добра!
— «Добра»! — с горечью повторила она.— У Витяки
268
другой отец. Подлый человек! Я ему и не жена была. Ну,
и кололи мне этим глаза. А я места себе не находила.
Все думала — вырастет Витяка, узнает про это, что ска-
жет?
— Я не хотел...— начал опять Анатолий.
Полина его не слушала.
— Ради Витяки уехала я из тех мест. Война... Вижу,
в газете карточка героя Полянчука, однофамильца... Вот
и пристроила Витяку ему в сыновья. Вру всем, что этот
герой — мой муж, отец Витяки. Ну, бабья дурь... И чего
я только, дура, тебе выбалтываю? Гляди, никто тут этого
не знает! — Она вытерла лицо и уставилась колючим, ис-
пытующим взглядом в глаза Анатолию.— Я тебе как на
исповеди... Вот теперь и я хочу знать всю правду. Только
не ври мне! — Сердясь, она говорила то «ты», то «вы».—
Смотрите, не выдавайте меня. И как это я созналась?
Вот диво. Хотела узнать от вас всю правду... Расскажите,
если хотите, чтобы я поверила.
Анатолий ожесточенно откашлялся, чтобы не пока-
зать свою растерянность.
— Я скажу вам правду,— проговорил он.— Я комсо-
молец. Мне поручили помочь Витяке стать человеком,
ведь парень пропадает. Я сам попал в беду, когда был
таким, как он. А чтобы помочь Витяке, сначала надо было
помочь вам. Разве вы поверили бы мне на слово?
— Нет. Многие ходили, обещали, а толку? Извери-
лась я в людях, не стала бы тебя слушать и выгнала бы...
— Про отца я сказал Витяке случайно. Не хотел он
меня слушать, а как сказал про отца, сразу переме-
нился. Я сделал все, что мог, вернее, не я, а депутат.
Теперь уж вы позаботьтесь о Витяке. Ну, не так, чтобы
конфетки ему в рот совать, а по-настоящему.
— Не беспокойся,—сказала Полина, и слабая улыбка
появилась на ее лице.— И постель будет, и стол будет,
и все будет, как у людей. Уж я постараюсь.
— А мне верите? — спросил Анатолий, уже знавший
цену первым минутам раскаяния.
— Верю, милый, верю.
— Я знаю—вы гордая, ни у кого ничего не берете.
Если вы мне верите, то... возьмите пятьсот рублей, купите
что надо. Недавно я большую получку получил...
Полина взяла деньги без особой охоты, сжав губы,
колеблясь.
269
— Не согласилась бы, если бы другой предложил...
Но ты не тревожься. Верну.
— Будете получать зарплату и вернете. Мне не к
спеху. Только на радостях не пропейте.
Лучше не говорил бы этого Анатолий.
— На, возьми назад твои деньги, черт! — закричала
Полина.
Она швырнула деньги на пол. Анатолий рассердился
и на себя и на женщину. Он также закричал:
— Мать ты или не мать? Я же не для тебя, а для Ви-
тя ки! А что, если опять хмельную за рулем задержат?!
Навсегда простись с машиной! Я помогаю, как шофер
шоферу.
Он поднял деньги с пола, взял безвольную руку По-
лины, положил деньги на ладонь и сжал ее пальцами.
— Извините за грубость,— сказал он.— Бывает... Зато
от сердца. Не сердитесь.
— Вы простите,— сказала притихшая Полина.— Вы-
пивала... Не с радости. Я и сама понимаю... А чтобы за
баранкой — ни-ни. Что я, сама себе враг?
— Я вам помогу с Витякой, только держитесь с ним
ровнее. На улицу поздно гулять не пускайте. Парень он,
скажем прямо, запущенный, и исправлять его — дело со-
всем не легкое.
— Ну что я сделаю, если дружки у него — оторви да
брось! Я не пускаю, а они под окном свистят да вызывают.
— А кто его дружки?
— Всякие. Я всех и не знаю. Про порядочных и раз-
говора нет. А есть такие, как Пашка Лопухов.
«И тут Пашка! — подумал Анатолий.— На три улицы
действует...» Но ничего не сказал Полине.
— Поедемте со мной в инспекцию за правами,— пред-
ложил Анатолий.
В такси он искоса наблюдал за Полиной. Она словно
преобразилась, выражение безволия сошло с лица. Она
глядела внимательно, собранно, морщилась, если заме-
чала ошибки в работе шофера. Видно было, что ей очень
хотелось снова сесть за руль.
— Я постараюсь отвадить Витяку от этих дружков,—
сказал Анатолий.
— Помоги! Большое дело сделаешь.
Получив права, Полина медленно шла домой. Она
задумчиво улыбалась.
270
— Эх, если бы всем можно было верить, как тебе! —
громко сказала она.
Прохожие удивленно смотрели ей вслед.
7
Попрощавшись с Полиной, Анатолий зашел в школу.
Он заранее продумал речь в защиту Витяки, но речи не
понадобилось. Директор сама принялась убеждать его:
надо уговорить Полянчука вернуться в школу, в учебе
ему помогут, надо вывести паренька из тупика.
Довольный и усталый Анатолий по дороге домой за-
вернул в детскую комнату милиции. Он застал там Асю
и подробно рассказал о Полянчуках. Появился Хлопу-
нов. Лейтенант был очень доволен оперативностью но-
вого бригадмильца. Спросил о Троицком, Лопухове и
Ушкове. Русаков обещал заняться Троицким. Тогда кое-
что прояснится и с Лопуховым.
Выйдя из отделения, Анатолий не спеша направился
домой. В лучах заходящего солнца горели стекла окон,
будто в комнатах полыхал пожар. Ни ветерка, а провода
гудят! Да гудят как-то странно, с интервалами. Или это
звенит в ушах? Внимательно прислушавшись, Анатолий
понял: зуммерило во внутреннем кармане пиджака. Он
вынул из кармана подарок Юры — радиофон, перевел
рыжачок на прием и вставил в ухо «пуговицу» — микро-
фон. Послышался Юрин голос:
— Ты что же, пропащая душа, молчишь? Прием!
Анатолий снова перевел рыжачок и крикнул:
— Привет, Юрка! Совсем забыл о сигнале. Слышу,
будто провода гудят. А ветра нет. Только сейчас дога-
дался. Почему долго не объявлялся? Прием!
— Уезжал в командировку, в Ленинград. Сегодня я
тебе с утра сигналю. Ты что, забыл условие и оставляешь
радиофон дома? Прием!
— Аппарат ношу в кармане. Просто забыл. Ты где?
Прием.
— Я на работе. А ты где?
— Стою возле высотного дома на площади Восстания.
На меня подозрительно смотрят прохожие. Говорю в ап-
парат, а рядом глазеют ребятишки, лопаются от любо-
пытства. Надо бы потолковать с тобой, но не по теле-
фону. Прием!
271
— Буду в Москве через три дня утром. Раньше не
смогу. Жди, вызову.
— А как с моей работой у вас? Лопнуло? Я почти
устроился, только временно. Прием.
— Форсирую! Пока!..
Как только Анатолий сунул аппарат в карман, маль-
чишки пристали: «Покажите, покажите!» Пришлось вы-
тащить радиофон, объяснить его устройство, рассказать
о полупроводниках. Так, в сопровождении стайки маль-
чишек, он дошел до дому.
Вечером Анатолий позвонил Лике Троицкой.
— Кто говорит? Ах, марсианин? Приходите к нам,
товарищ марсианин.
— Спасибо... Мне действительно надо увидеть вас.
Но дело в том, что нам надо поговорить наедине...
— Ого! Интересно, что за страшные секреты могут
быть у нас с вами?
— Лика, я серьезно... Мне надо поговорить с вами
о вашем брате. Это, можно сказать, по поручению дет-
ской комнаты милиции...
— Милиции? Вы сказали «милиции»? — В голосе де-
вушки прозвучал испуг.
— Не волнуйтесь, ничего страшного. Только пока ни-
кому не говорите — у Боба есть зарегистрированный при-
вод. Кто-нибудь из ваших знает об этом?
— Не-ет...
— Я хочу раньше переговорить с вами, а уж потом с
вашей мамой.
— Ничего не понимаю... Заходите сейчас. Дома только
Боб.
— А если вернутся родители или зайдут знакомые...
Приходите лучше ко мне. Никто не помешает. Это там,
где почта.
— Хорошо. Буду через часок...
Анатолий предупредил мать, что придет девушка, та,
с которой ехал в поезде. Неприятности с ее братцем...
Детская комната милиции поручила ему заняться этим
парнишкой, вот и надо выработать план действий.
— Ох, Толя,— тревожно отозвалась Ольга Петров-
на.— Боюсь я этого бригадмильства. Может, не надо,
Толя? Хулиганье тебя не трогает, и ты обходи их сто-
роной. И так пострадал, обжегся!
— Я раньше и сам думал — лучше держаться в сто-
272
роне. Не получается. Не могу я так. Если и обжегся, так
пусть другие не обжигаются. Как вспомню Хозяина на
суде, Чуму в пересылке — все во мне горит. Была бы моя
воля, я б таких...— Щека у Анатолия задергалась.
— Ну, мальчик мой, ну не надо волноваться. Делай,
как лучше... Только жалей и меня... иногда.
Анатолий от ужина отказался, поспешно прибрал ком-
нату и даже вытер пыль, чего никогда не делал, надел
голубую тенниску и новый костюм.
8
Наконец перед Ольгой Петровной, тайно ревновавшей
сына ко всем друзьям, появилась высокая темноволосая
девушка.
Разговор с Анатолием по телефону очень встревожил
Лику, но это не помешало ей приодеться, «как в гости».
Ольга Петровна поставила на стол конфеты, яблоки и
испытующе придирчивым взглядом, исподтишка погля-
дывала на девушку. Однако ничего неприятного не было
замечено. Наоборот, с каждой минутой эта стройная де-
вушка с располагающей улыбкой и простотой все больше
нравилась Ольге Петровне.
Поговорили о занятиях Анатолия в вечерней школе.
Затем Анатолий пригласил Лику для разговора к себе
в комнату.
— А почему нам не остаться здесь? — осведомилась
девушка.— По-моему, нам нечего скрывать от вашей
мамы.
— Вполне можете положиться на меня,— гордо ото-
звалась Ольга Петровна и поспешила на кухню готовить
чай.
Анатолий рассказал о том, как в детской комнате ми-
лиции он ознакомился с материалами на Пашку Лопу-
хова, того самого парнишку в «лондонке», дружка Боба.
А потом случайно обнаружил в картотеке и карточку
Бориса Павловича Троицкого, 1941 года рождения... ,
— Боба?
— Да, Боба, задержанного с Лопуховым за мелкую
кражу в магазине.— Ему, Анатолию, поручили заняться
этими двумя парнишками. Плохо, конечно, что своевре-
менно не вызвали, не уведомили родителей. Он мог бы
теперь пойти к Агнии Львовне, но та, конечно, встретит
273
его в штыки и, кроме скандала, ничего не получится.
Может быть, обратиться к Павлу Авксентьевичу?
Лика была взволнована, но постаралась не показать
этого и деловито переспросила, за что Боб имел привод.
— Его привели с Пашкой Лопуховым. Тот воровал
книги на Арбате и попался. Часть ворованных книг ока-
залась в сумке Боба. Лопухов все взял на себя и показал,
что сам потихоньку сунул книги Бобу в раскрытый уче-
нический портфель. При задержании Боб сквернословил,
давал противоречивые показания.
— Никогда не слышала, а сказали бы — не поверила!
Последнее время он, правда, очень груб. Папа объясняет
это переходным возрастом.
— А давно?
— Отец говорит — месяца полтора, то есть с того вре-
мени, как вернулись с дачи.
— Помните разговор о домашних кражах?
— Нет, Боб не мог... А впрочем... Это надо будет вы-
яснить.
— Но как?
— Я спрошу у няни. Она многое знает, но больше
молчит или тихонько ворчит себе под нос. Она несколько
раз пыталась поговорить с мамой, намекала, но мама
обрывала ее. Может быть, мне поговорить с Бобом?
— Нет. Бобу даже вида не показывайте. Хорошо бы
проследить, как он ведет себя на улице.
— Об этом я попрошу няню. Она знает всех дворни-
ков, у нее почти в каждом доме знакомый. Даже мили-
ционеры с ней здороваются.
— Надо выяснить, с какими уличными дружками,
кроме Пашки, водится Боб. Кто звонит ему, куда вызы-
вают.
Ольга Петровна, вернувшаяся из кухни с чайником,
не вытерпела и вмешалась в разговор:
— Послушайте, милая Лика, спасайте брата! А чего
стоят «дружки»,— ее голос прозвучал грустно,— это мои
седины хорошо знают...
— Друзей у Боба много,— сказала Лика,— по школе
и по кружку юных астрономов, по шахматам и по дому.
Был Мечик Колосовский, только они поссорились. Есть
Гарик Моров, тоже юный астроном. Потом был Леонид
Ушков, он дважды второгодник, ушел из школы. Юзик,
Федя, Женя Хлебников — одноклассники...
274
Ольга Петровна поставила на стол печенье, сыр, вет-
чину. Есть молодые люди не захотели, но выпили по
чашке чая.
— Что же вы не едите,— огорчилась мать.— Анато-
лий перед вашим приходом так волновался, что даже не
захотел ужинать,— простодушно сказала она Лике.
— Я не волновался,— сердито буркнул Анатолий,
осуждающе взглянув на мать.— А если и волновался?
Может быть, вы, Лика, мне нравитесь и для меня самое
главное было навести красоту, а не поесть. Ведь я ждал
вас! — звонко закончил он.
Ольга Петровна давно знала эту черту сына: развяз-
ность у него часто бывала признаком внутреннего сму-
щения.
Девушка засмеялась:
— Ага, попался! Значит, хотел мне понравиться?
— А что в этом плохого?
Ольга Петровна вышла из комнаты. Лика чуть-чуть
покраснела и кокетливо спросила:
— Это что же, объяснение?
— Если говорить честно, Лика, то меня просто тянет
к вам и мне совсем не все равно, как вы будете от-
носиться ко мне,— с отчаянной смелостью сказал
Анатолий. Он прямо посмотрел Лике в глаза и продол-
жал:— Странно, конечно! Знакомы без году неделя.
Всего два раза виделись. А я в вас даже влюблен... если
хотите.
— А если не хочу?
— Тогда забудьте мои слова. Считайте все шуткой.
— А если я не хочу считать это шуткой? — упрямо
спросила девушка.
— Вы это серьезно? — вдруг опешил Анатолий.
— А если серьезно?
Глаза у Лики возбужденно заблестели, щеки залил
румянец. Ее страшил и в то же время привлекал этот
острый разговор.
— Знаете что,— вдруг выпалил Анатолий,— давайте
дружить.
Лика чуть нахмурилась, и лукавое выражение исчезло
с ее лица. Она сжала губы, а затем тихо спросила:
— Отсюда вытекают какие-либо обязательства?
— Не знаю... как у друзей. Может быть, я говорю не-
складно, так это потому, что опыта нет. Не было у меня
275
романов. Ведь я попал... мальчишкой. И о настоящей,
хорошей любви я только из книг знаю. Но в жизни не
так. В романах дамы и рыцари...
— Вот и будьте моим рыцарем.— Лика засмеялась.
— Я насмешил вас всей этой болтовней? — спросил
Анатолий, снова покраснев.
— Разве вы только болтали?
— Нет. Говорил от души. Вы не сердитесь на меня?
Его глаза смотрели остро и нежно, дерзко и мечта-
тельно. Лику влекла его строптивая натура, бурная целе-
устремленность. Этот гордый юноша излишне мнителен,
недоверчив, но скромен и тоскует по настоящей, большой
дружбе. И, конечно, влюблен, как мальчишка. Какая
огромная разница между ним и ее двоюродным братом
Маратом, циничным и наглым, так ловко обманываю-
щим девушек.
— Что же вы молчите? — испугался Анатолий.
— Но, чтобы дружить по-настоящему, надо, как гово-
рят, иметь родство душ, надо хорошо знать друг друга.
— А что вы хотите знать обо мне?
— Все! — с шутливой требовательностью ответила
Лика.— Хочу знать ваши вкусы, о чем вы мечтаете,
только если уж дружить, то без подвоха.
— Дружите, девушка, с ним, дружите,— поспешно
вмешалась мать, входя в комнату.— Он хороший, только
упрямый, резковат бывает. А вы бы на него повлияли,
смягчили бы...
— Попробую,— сказала Лика.— Только я тоже не ан-
гел. Я капризная, немного избалованная. Люблю быть
первой и поэтому учусь отлично. Люблю танцевать, слад-
кое люблю. Ненавижу ложь, грубость, пошлость. А ценю
в людях искренность, скромность, благородство. Я ком-
сомолка. Ненавижу стиляг, разболтанных, манерничаю-
щих маменькиных сынков, кичащихся цинизмом и нагло-
стью. Мой двоюродный брат Марат такой... Мама считает,
что главное — выйти хорошо замуж. Неужели только
в этом назначение женщины?..— Лика говорила горячо и
долго. А закончила так: — Я как-то говорила вам, что я
строгая. Значит, требовательная. Назначим месячный
испытательный срок. Я беру шефство над вашей учебой
в вечерней школе, и уж будьте любезны знать уроки
назубок! Буду и проверять и помогать. Будем ходить в
театры и кино.
276
Эти слова звучали как свидетельство взаимной сим-
патии.
— А ваша мама? — спросил Анатолий.
— Мама? — Брови девушки хмуро сошлись на пере-
носице.— Я буду звонить вам...
Спускаясь с Ликой по лестнице, Анатолий взял ее под
руку. Она хотела вырваться, юноша удержал:
— Теперь вы моя дама!
— А если увидят знакомые?
— Вы боитесь?
— Нисколько.
Они медленно шли по улице. Никогда еще Анатолий
не ходил так с девушкой, даже насмешливо поглядывал
на встречавшиеся парочки. А сейчас, сжимая нежные,
послушные пальцы и вдыхая запах незнакомых приятных
духов, он волновался. Ему вдруг так захотелось ее поце-
ловать. Лика говорила о брате. Анатолий слышал слова,
но смысл их не доходил до него. Он невпопад отвечал
«да», «нет».
— Да вы меня совсем не слушаете!
— Да... Слушаю...
Они вошли в подъезд ее дома, где никого не было.
Анатолий вдруг порывисто обнял ее и поцеловал. Лика
не двигалась. То ли она была поражена, то ли не проте-
стовала... Он притянул ее голову и снова поцеловал.
Сильный толчок в грудь заставил его отшатнуться.
Звонкий удар по уху оглушил.
— Рыцарь? Да вы пошляк! — яростно прошептала
Лика и стремглав бросилась вверх по лестнице.
Анатолий ошалело стоял, прислонившись к стенке.
Дверь отворилась, вошла пожилая пара, покосилась на
Анатолия и ускорила шаги...
Дома мать сказала:
— Какая славная эта Лика. Уж ты, сынок, не теряй
ее дружбы, береги! Сразу видно—она тебе от души
добра хочет. Дай вам бог!
— Ладно уж! — с горечью сказал Анатолий и ушел
в свою комнату, проклиная себя из-за своей выходки.
Неужели они навсегда поссорились? «Что же делать, что
же делать? Неужели же я не увижу ее никогда? Это не-
возможно...»
Глава XVI
В ДАЛЕКОМ ПЕРЕУЛКЕ
1
Анатолий позвонил Нине и сказал, что он окончатель-
но решил поступить на работу в артель. Она переговори-
ла еще раз с директором, и тот назначил день.
В далеком переулке с булыжной мостовой, среди
одноэтажных и двухэтажных деревянных и кирпичных
домов Анатолий Русаков не сразу нашел небольшую вы-
веску «Промкомбината». Контора комбината помеща-
лась в глубине двора, в длинном одноэтажном кирпич-
ном здании.
Анатолий увидел Нину в первой же комнате, разде-
ленной застекленными перегородками на ряд клетушек,
украшенных надписями: «Бухгалтерия», «Отдел сбыта»,
«Отдел снабжения», «Производственный отдел». Он кив-
нул ей и сказал:
— Як директору.
Нина взглядом дала понять Анатолию, что здесь они
не знакомы, вошла в кабинет и через минуту, приоткрыв
дверь, пригласила его.
Стены большого кабинета были покрыты линкрустом.
В трех застекленных шкафах виднелись образцы деше-
вой посуды, игрушек, разноцветные ленты, образцы кле-
енки, грубые застежки «молния», какие-то резинки —
в общем, то, что в быту именуется ширпотребом.
Басистый хрипловатый голос произнес:
— Смелее, орел, сыпь сюда!
За большим письменным столом, покрытым толстым
стеклом, сидел пожилой мужчина.
— Я человек простецкий, передо мной тянуться не
надо, садись, орел, потолкуем,— предложил директор, по-
казывая на кресло, стоящее рядом.— Сначала человек,
потом бумажки,— продолжал он, небрежно отодвигая
лежавшие перед ним бумаги на край стола.
Он крепко пожал руку Анатолию и еще раз показал
на кресло. Анатолий опустился в него. Демократический
стиль начальника ему понравился.
Директор был одет в полувоенный костюм из зелено-
ватого габардина. Щегольские хромовые сапоги выгля-
278
дывали из-под стола. Короткий нос на мясистом, обрюзг-
лом лице со следами оспы вызывающе торчал вперед.
Улыбка обнажала крупные желтоватые зубы.
— Поговорим, как мужчина с мужчиной,— начал ди-
ректор.— Нинок,— он кивнул на девушку, стоявшую у
стола,— пользуется моим полнейшим доверием. Шофер
бывает в курсе всех служебных и личных дел, для меня
он как член семьи. А брать в семью человека, значит,
доверять ему свою судьбу. Так? — Он выжидательно уста-
вился на молодого человека.
— Так,— только и оставалось подтвердить Анатолию.
— При такой ситуации дело не только в том,— про-
должал директор,— чтобы я подобрал шофера по своему
вкусу, а вкусы у меня простецкие, но чтобы и шоферу
понравился хозяин, как старший друг. Верно? — Он за-
молчал и ждал ответа.
— Верно,— согласился Анатолий.
— Объясняться друг другу в любви мы с тобой не бу-
дем,— продолжал директор,— а познакомиться следует.
Я о себе скажу так: мужик я простой.
«Да не очень,— подумал Анатолий,— если ты опять
это повторяешь».
— Вкусы... у меня самые демократические, как риф-
муют поэты,— водка-селедка. Ты сильно закладываешь
под эту рифму? Буянишь?
— Не пью, а выпью — не хмелею.
— Пьян да умен — семь угодий в нем! Вот так. Я Дру-
гим жить не мешаю, но и меня не тронь. Не христианин,
поэтому, если ударят в правую щеку, левую не подстав-
ляю. Вот так. Таким образом... Всё! Ясно?
— Ясно,— как эхо, отозвался Анатолий и подумал:
«Такому палец в рот не клади».
— Нинок просит меня: «Возьмите на работу моего
друга Толю Русакова, головой, говорит, сердцем и честью
ручаюсь за него, не подведет никогда». Так, Нинок?
— Да. Я знаю Толю давно.
— Ну что ж, думаю, парень университет жизни про-
шел такой, что сумеет оценить хорошее отношение... Ты
как?
— Верно,— отозвался Анатолий, с трудом выдержи-
вая сверлящий взгляд директорских глазок и боясь отве-
сти свои, как бы тот не счел это малодушием и слабоха-
рактерностью.
279
— Вот тогда и задал я Нинок вопрос: ну устрою я
парня к себе шофером, место завидное, многие доби-
ваются. А он вдруг обидится, разозлится, ведь на работе
всякое бывает, и, не посоветовавшись, сгоряча рубанет.
Использует какую-либо оплошность в работе артели во
вред тебе или твоим друзьям, заведет склоку. Такого —
не потерплю! Склочник — это первый вредитель в нашем
деле. Согласен?
— Конечно,— опять согласился Анатолий, все более
и более удивляясь такой странной и длинной речи на-
чальника.
— Свой своему поможет. Свой на своего не донесет.
На то он и свой. Поссорятся свои, сами разберемся, не
путая в это дело чужих. Вот так. Ясно?
— Ясно,— повторил Анатолий.
— А на чужих мой закон не распространяется,— про-
должал директор.— Если ты начнешь воровать даже на
стороне, ноги твоей здесь и минуты не будет. Меня это
не устраивает. Работники артели должны быть вне подо-
зрений...
— Да что вы! — возмущенно воскликнул Анатолий,—
Я ведь...
— Не надо! Понимаю. Бывает... Ты как, сам при-
знался или нашелся гад?
По этим словам Анатолий понял, что директор не
знает существа его дела или не слишком верит рассказу
Нины, и он хотел объяснить.
— Дело было так,— начал Анатолий, но директор
поднял руку.
— У меня нет времени слушать твои излияния. Мол-
чание— золото. Вот так. Машину водить умеешь?
— Какую?
— Правильный вопрос. «Победу».
— У меня права шофера третьего класса. Больше
ездил на грузовых, думаю, в обиде не будете.
— Испытаем. Итак, согласен ли ты взять меня своим
хозяином?
Анатолий рассмеялся. Постановка вопроса была
весьма неожиданной.
— Значит, заметано! Итак, с сегодняшнего дня ты
работаешь у меня шофером. Распоряжаюсь машиной
только я и Лена, моя жена. А насчет бензина, запчастей
и прочего адресуйся к моему заместителю Ахметову.
280
Директор вынул из ящика стола запечатанную пачку
денег с красной цифрой на обертке «1000» и бросил на
стол перед Анатолием.
— Держи кусок — кажется, так? — Директор хитро
прищурился.— Это тебе подъемные,— пояснил он.— Каж-
дый месяц будешь получать две тысячи. Почему я плачу
так много? Разъясняю. Мы работаем с очень сильным
перевыполнением плана. Есть директорский премиальный
фонд... Меня могут обвинить в том, что я несколько за-
низил план и допускаю самоволие в премировании. Если
кого и будут бить за это, то только меня. Такой поря-
док— наше внутреннее дело. Вот почему я не люблю
склочников, выносящих сор из избы. Ты слесарь пятого
разряда?
— Да. Слесарь-механик пятого разряда,— уточнил
Анатолий.
— А можешь починить станок?
— Я могу разобрать станок, устранить все дефекты,
но я не токарь, чтобы выточить детали.
Директор сцепил пальцы, хрустнул ими и выжида-
тельно смотрел то на пачку денег, лежащую на столе, то
на Анатолия.
— А как будет со временем? — волнуясь, спросил
Анатолий.— Я согласен жать на всю железку, но только
не в вечерние часы. А тут и слесарем-механиком и шофе-
ром, так и суток не хватит. Нина говорила о дневной ра-
боте и свободном вечере.
— Заметано! Действуй! — весело крикнул директор и
указательным пальцем ловко подтолкнул деньги к Ана-
толию.
— А где расписаться? — спросил Анатолий.
— А нигде. Дают — бери, бьют — беги. Устраива-
ет?— Директор внимательно наблюдал за молодым че-
ловеком.
Анатолий рассмеялся, приняв это за шутку, но дирек-
тор не улыбался, и Анатолий спросил:
— Как же так?
— А вот так. В таком разрезе. Только не надо хва-
статься, какой у тебя добрый и доверчивый директор.
Заметив, что на лице молодого человека исчезло вы-
ражение удивления, а появилась настороженность, ди-
ректор спросил:
— Если ты так привык к бюрократическим порядкам,
281
может, и работа без бюрократизма будет тебе в тягость,
ты сразу говори.
— Работы я не боюсь,— поспешно ответил Анатолий.
— Ладно, пиши расписку.— Директор протянул лист
бумаги и, взглянув на Нину, гримасой дал понять, что он
не в восторге от кандидата в шоферы.
Анатолий написал расписку и не без удовольствия су-
нул деньги в карман. Он не будет иждивенцем у матери.
Нина дала Анатолию ключи и провела его в гараж,
в том же дворе. Это был старый кирпичный сарай. Валя-
лись тряпки, бидоны, канистры. Всюду была грязь, хлам,
по полу пятна разлитого масла. Темно-синяя «Победа»
стояла серая от пыли. Одна камера была спущена, двер-
ца открыта, и ключ зажигания торчал в замке. Анатолий
обошел машину кругом. На правом крыле была вмятина.
Анатолий осмотрел мотор. Уровень масла был ниже по-
ложенного, оно было грязное и жидкое, в пустых бидонах
ни масла, ни бензина.
Анатолий страстно, до самозабвения любил автомо-
били, поэтому принялся ругать того, кто так неуважи-
тельно, по-хамски обращался с машиной. Он снял пид-
жак, заоучил рукава и начал обтирать машину, чтобы к
ней можно было приступиться. Пришлось изрядно пово-
зиться и не только сбегать за бензином и маслом, но сме-
нить аккумулятор и сделать многое другое.
Вечером «Победа» катила по улице. Рядом с Анато-
лием, чрезмерно напряженно сжимавшим в руках ба-
ранку, восседал Семсемыч. Управление машиной на ули-
цах Москвы было во много раз труднее, чем в Харькове.
Анатолий нервничал.
Семсемыч распорядился загнать машину во двор до-
ма в Замоскворечье, где он жил, и пригласил нового шо-
фера к себе в квартиру. Как ни отнекивался Анатолий,
директор усадил его рядом с собой за стол. Анатолий
отказался от водки — шоферу не полагается, надо от-
вести машину в гараж. Но Семсемыч предложил на ночь
оставить машину во дворе. Пришлось выпить «за знаком-
ство», «за успехи», «за здоровье хозяйки», «за процвета-
ние дел в артели», «за взаимопонимание», «за людей,
умеющих ценить хорошее отношение», и за многое иное,
чего и не упомнишь.
Анатолий слушал разглагольствования хозяина и
чувствовал на себе его пытливый взгляд.
2
Мать встретила Анатолия настороженно, сурово. Не-
одобрительно взглянув на него, она сухо сказала:
— От тебя, кажется, водкой несет... Мог бы позво-
нить, я беспокоилась. Садись обедать.
— Каюсь! Виноват! — бормотал Анатолий, глуповато
улыбаясь.— Я уже ел и пил.
— Вижу,— заметила мать,— и не радуюсь...
Анатолий сел к столу и рассказал о своей новой ра-
боте шофером и слесарем-механиком, о полученном
авансе, о проделанной сегодня работе, об обеде у началь-
ника. С каждым словом морщины на лице матери разгла-
живались, губы расплывались в улыбку, и наконец она
подошла к сыну, нагнулась и быстро поцеловала его.
— Ведь ты у меня единственный,— шептала мать,
прижимая его голову к груди.— Ты один-единственный
на всем белом свете... И если с тобой что случится... Знай,
я умру.
— Все будет хорошо! Даже очень хорошо! — и вдруг
неожиданно для себя добавил: — Вот так... Таким обра-
зом... В таком разрезе...— Сказал и вспомнил Семсе-
мыча, Нину. «Молодец Нинок! Не словом, а делом!»
Нетвердо шагая и по пути задев плечом дверной косяк,
Анатолий подошел к кровати, прилег и мгновенно заснул.
Мать с трудом разбудила Анатолия в шесть утра и,
сонного, почти притащила к телефону. Спросонок, да
еще с похмелья, Анатолий никак не мог вспомнить, кто
такой Ахметов, какое он имеет право так кричать и сер-
диться. О каком таком опоздании идет речь и почему
Анатолий сейчас, сию секунду должен мчаться к нему.
Наконец все стало ясно. Ахметов, заместитель дирек-
тора «Промкомбината» по коммерческой части, срочно
вызывал Русакова, если тот считает себя работником
«Промкомбината». Надо везти товар. Анатолий, обеску-
раженный своей забывчивостью, обещал явиться «как
штык». Но ведь «Победа» в Замоскворечье? Туда ехать?
Оказывается, «Победа» уже стоит во дворе артели, то
есть «Промкомбината». А кто перегнал ее? Анатолий по-
чувствовал ревность. Ахметов не стал объяснять. Он ве-
лел взять такси и гнать, расход будет оплачен. Анатолий
удивился, но через пять минут был уже на улице. По до-
роге он придумал немало веских причин в свое оправда-
283
ние. Ведь Семсемыч называл только двоих, чьи распоря-
жения были обязательны для шофера: себя и жену.
Ахметов уже ждал в доверху нагруженной «Победе».
Он не стал упрекать Анатолия за опоздание, но хмуро
буркнул:
— Бензин и масло, все в порядке...
Анатолию оставалось только сесть за руль и спросить,
куда ехать.
— Покажу,— ответил Ахметов,— а со двора на-
право...
Точно так же, называя только направления, он распо-
рядился свернуть направо и в переулок, затем налево, а
проехав два перекрестка, снова указал налево, и они
опять выехали на ту же улицу.
— Какого черта мы крутим? — сердито сказал Ана-
толий.— Ехать бы прямо, куда скорее.
— Зачем так много лишних слов? — отозвался Ах-
метов.— Твое дело — «крути, Гаврила». Крой в Кунцево!
Они подъезжали к Минскому шоссе, когда Ахметов
крикнул:
— Гони, гони!
Анатолий увидел в смотровое зеркало позади их ма-
шины мотоцикл. Он не стал гнать.
— Давай направо!—заорал Ахметов, и Анатолий
свернул в улицу направо. Ахметов приказал въехать в
первый попавшийся двор. Въехали. Там Ахметов скоман-
довал:— Осмотри покрышки!
— В порядке,— ответил Анатолий.
— Дурак, делай вид! Стучи каблуком по шинам.
Учить тебя надо! Осмотри мотор.
Анатолий неохотно вылез и поднял капот. Подбежали
мальчишки. Ахметов вышел на улицу.
Никаких сомнений быть не могло: Ахметов делал что-
то такое, что заставляло его бояться. В чем дело? Вскоре
Ахметов вернулся успокоенный.
— Небольшой калабалык получился. Ты чего не
гнал?
— Орудовец стоял на углу. Боялся — задержит.
— Ладно! Поедем дальше, в одно хорошее местечко...
Этим местечком оказался небольшой ларек, где тор-
говал пожилой продавец. Увидев Ахметова, он быстро
прикрыл ставни единственного окна-прилавка и помог
выгрузить товар.
284
— Вот это — настоящая коммерция! — услышал Ана-
толий.
Пока Ахметов беседовал с продавцом ларька, Анато-
лий увидел валявшуюся на сиденье крошечную запис-
ную книжку из зеленой кожи. Он взял ее, решив, что
Семсемыч случайно обронил вчера. Страницы были за-
полнены адресами, цифрами.
Цепкие пальцы рывком выхватили у него книжечку.
— Интересуемся? — Маленькие глазки Ахметова вы-
ражали ярость и подозрение.
— Разве это ваша? — спросил Анатолий.— Я думал,
что Семсемыча...
— Зачем смотрел в книжечку? Ай, ай, нехорошо.
Очень нехорошо. Будешь так делать, ссориться будем.
Ссориться будем, тебе очень плохо будет.
По пути домой в машину грузили олово из небольшо-
го сарайчика на окраине города. Отпускала женщина.
По ее требованию Анатолий поставил машину вплотную
к открытому дверному проему сарайчика. Женщина то-
ропила их и даже швыряла куски олова в машину. Ах-
метов быстро сунул женщине деньги.
На обратном пути, заметив хмурое лицо шофера, Ах-
метов рассказал о бывших кустарях-одиночках, ныне ра-
ботающих в артелях, и о своей нелегкой задаче приобре-
тать у этих бывших кустарей остатки принадлежащих
им материалов, пропадающих без дела. Одни продают
легко, другие, хотя и не работают на дому, не желают
расставаться с инструментами и материалами. Он же,
покупая остатки материала, делает «большое государст-
венное дело». «Добывая дефицитные материалы не из
государственных складов, а со стороны, мы не просим у
государства, сами изворачиваемся. Выгодно и артели,
так как обеспечивается бесперебойная работа и хоро-
шие прибыли». Одним словом — все это возможно толь-
ко благодаря его, Ахметова, комбинациям. Об этом бол-
тать не следует. Если другие артели проведают об этих
источниках сырья, артель будет зарабатывать плохо и
шофер не получит своих денег. Если друг Толька хочет,
то для него Ахметов хоть из-под земли достанет любые
отрезы. Вот он какой!
Одолжаться и быть обязанным этому комбинатору
Анатолий не хотел и потому отказался от отреза. Это
еще больше подстегнуло Ахметова. Он обещал «уст-
255
роить» телевизор или мотоцикл и не за наличные, а в
долг.
Во дворе комбината машину встретил директор. Ах-
метов принялся расхваливать нового шофера.
После третьего, и последнего, рейса, на этот раз на
склад магазина игрушек, Ахметов пригласил Анатолия
зайти в «забегаловку» и взять по «полтораста с прице-
пом». Анатолий отказался.
Все случившееся заставило Анатолия серьезно приза-
думаться. Он, комсомолец, не мог разыгрывать роль ни-
чего не понимающего простачка, лишь бы не потерять
работу. Но, может быть, увиденное и услышанное совсем
не так страшно, как кажется? Недаром говорится: пуга-
ная ворона куста боится. Вряд ли Нина, желая помочь
ему, устроила бы его на работу в «шарашкину контору».
Надо получше присмотреться...
з
Анатолий зашел к Семсемычу отпроситься заправить
машину бензином и попутно съездить домой пообедать.
Семсемыч охотно разрешил. Но, когда Анатолий пошел
к двери, он вернул его «на минутку». Ничего особенного,
но его, директора, интересует, куда они ездили, что во-
зили, как понравился Ахметов, как машина?
Губы директора чуть застыли в добродушной, друже-
ской улыбке, но глаза его не смеялись. Холодный, при-
стальный взгляд был излишне напряжен.
Анатолий недоуменно пожал плечами. Адресов он не
помнит, так как Ахметов командовал направо-налево.
Возили они товар. Грузили олово из сарая, остатки ма-
териалов какого-то бывшего кустаря-одиночки. При-
везли шерстяные и полотняные материалы со склада
игрушек. Что сказать об Ахметове? Парень он свойский.
Машина хотя и новая, но уход за ней был плохой. Не-
обходим кое-какой ремонт.
Директор посматривал на нового шофера и не мог
понять, то ли он очень прост, то ли играет в простачка.
Скорее всего — парень не дурак, но, раз ожегшись, не
желает знать больше, чем следует, а если знает, то умол-
чит. Ахметов о нем неважного мнения. Говорит, что па-
рень трудный, слишком себе на уме и с ним трудно
спеться. А если парень отказывается от даровой водки,
286
что очень странно, от даровых папирос, от хорошего ко-
стюма, даже от телевизора и явно не желает быть ничем
обязанным, то он не тот, на кого можно положиться.
Ахметов, с его наглым и жуликоватым подходом к
людям, иногда настораживает и отпугивает. Этот амни-
стированный вор, наверно, тоже насторожился, уж слиш-
ком примитивно Ахметов дал понять, что желает «ку-
пить» его. Пожалуй, можно сыграть на этом в свою
пользу...
— Тут вот какое дело,— тихо сказал Семсемыч.—
Я не слишком доверяю этому Ахметову. Он уже судился
за спекуляцию, отсидел, но это его не научило. Другого
человека нет. Вот пока и терплю. Раз ты мне друг, то и
предупреждаю по-дружески. Ты ведь по-дружески ко
мне относишься?
Директор тут же спохватился, что переборщил, и по-
спешно добавил:
— Конечно, слишком уж в его дела свой нос не суй.
Твое дело маленькое...
— «Крути, Гаврила»? — И Анатолий хмыкнул.
Семсемыч подошел к юноше, обнял его правой рукой
за плечи и сказал с ласковостью в голосе:
— И почему это я тебя вдруг так полюбил? И морда
злая, и в глазах черти прыгают, и директора презирает,
а люблю.
Оттолкнуть обнимавшую руку было бы грубо и глупо,
но и стоять так еще глупее, и к тому же обидно, что его
принимают за простачка-щенка, которому стоит весело
свистнуть, и тот уже машет хвостом от радости. Дирек-
тор был психологом. Он понял внутреннее сопротивле-
ние юноши фальшивым дружеским излияниям и, чтобы
переломить его настороженность и отчужденность, спро-
сил:
— Полученные денежки пропил или отдал матери?
— Матери...— Анатолий почувствовал небольшую
признательность за интерес к своим личным делам.
— Я так и думал,— перестав улыбаться, серьезно
сказал Семсемыч.— Молодец! Не обманул моего дове-
рия! Я бы гордился таким сыном.
Интимность тона давала право Анатолию на вопрос.
— У вас есть дети?
— Нет. Была дочь...
— Умерла? — уже сочувственно спросил Анатолий,
287
не чувствуя неприязни к этому грубовато-примитивному,
но, видно, когда-то неплохому человеку.
— Да нет, сбежала... На Урале, в институте,— сухо
ответил директор, не расположенный к откровенности,
когда дело касалось его семьи.
— Так это же хорошо!
— Хорошо? Чем хорошо? — вдруг обозлившись,
крикнул Семсемыч, и лицо его болезненно искривилось.
Видимо, не в силах умолчать, он пробормотал, как бы
вновь отвечая на давно мучившие его сомнения.— Ведь
все было у нее. В шелку ходила. Комната была обита се-
рым шелком. Ешь, пей — не хочу! И все мало. Все бро-
сила. Семью бросила. Не пожалела...
— А почему сбежала? — не унимался Анатолий, уже
искренне жалевший Семсемыча.
— «Почему, почему»! Демагоги сманили.
— Какие демагоги?
— «Какие, какие»!..— Директор сердито махнул ру-
кой и замолчал.
И снова Анатолий задумался. А сел за баранку, и все
сомнения и подозрения исчезли. И существуют же люди,
равнодушные.к автомашинам! Чудаки!
Он вел машину и радостно улыбался. Собственной
персоной сидит за рулем «Победы» и катит не где-ли-
бо, а по улицам Москвы, в большом потоке автомоби-
лей всех марок! Вот бы дядя Грицько посмотрел! Поко-
рять пространство! Вести сильную, могучую машину,
чувствовать ее, как живое существо! Анатолий насла-
ждался. Машина подчинялась малейшему движению
его рук.
Куда же ехать? Пожалуй, сначала он заедет домой,
пообедает, а потом завернет к бензоколонке. Эх, хорошо
бы сейчас встретить своих друзей, знакомых. Вот и ули-
ца Воровского. Хорошо бы встретить Лику. Может, со-
гласилась бы прокатиться? Это помирило бы их. Анато-
лий размечтался.
4
Резкий свисток и взмах руки милиционера заставили
Анатолия остановиться у обочины. Милиционер спросил,
куда направляется машина, и, узнав, что на заправку,
взглянул на стрелку бензомера.
— Четверть бака, надолго хватит,— сказал он.—
288
Тут гражданка просит срочно подбросить ее с сынком в
больницу. Руку порезал.
— Пожалуйста! — с готовностью отозвался Анато-
лий. От души отлегло: значит, он не нарушил правил.
Женщина с мальчиком уже садились в машину.
На левой руке мальчика у запястья белел бинт. Изум-
ление и испуг отразились на бледном лице подростка,
когда он увидел лицо шофера. Анатолий сразу же вспом-
нил: это был один из тех двух мальчишек, которых при-
вели в детскую комнату милиции по делу о краденом
цветном металле.
— В какую больницу везти?
— Все равно, лишь бы поскорее,— взволнованно от-
ветила женщина.
— Напрасно так волнуетесь,— попытался успокоить
Анатолий.— Он ведь руку порезал, и только.
— Но как!—с ужасом воскликнула женщина.— Вот
что, сверните на Молчановку. Там родильный дом, но
думаю — помогут.
Машина остановилась возле родильного дома. Мать
хотела сразу же вести сына.
— Сначала сходите сами. Вдруг здесь не примут,—
посоветовал Анатолий.
Когда мать скрылась за дверями, Анатолий повернул-
ся к мальчику:
— Чем порезался?
— Перочинным ножичком,— нехотя ответил мальчик,
отводя глаза.
— Как было дело?
— Карандаш чинил... Нечаянно...— так же тихо отве-
тил мальчик, не поднимая головы.
— В каком месте порезал?
Мальчик провел пальцем по повязке. Так, вниз к ми-
зинцу, да еще с наружной стороны, он сам никак не мог
бы порезаться, чиня карандаш. Анатолий перегнулся
через спинку, приподнял пальцами подбородок мальчика
и, глядя в испуганные глаза, быстро сказал:
— Мне не ври! В милиции по делу о хищении цвет-
ных металлов ты давал честное пионерское говорить
только правду. Вот я и хочу проверить, как ты выполня-
ешь свои обещания. Меня нарочно послали с машиной
отвезти тебя в больницу. Я ведь все знаю...— Анатолий
коснулся пальцем его руки.
Ю Г. Тушкан
289
•— Так я же ему сказал — не буду больше с тобой,
отстань от меня! А он — нет, будешь! А я — не буду,
говорю. А Пашка разозлился и мне: ага, не будешь?
И вырвал у меня перочинный ножик — я болванчика из
деревяшки вырезывал — и по моей руке — раз! Я даже
не закричал. Это Димка, когда увидел, закричал с пере-
пугу. Пашка убежал. А вы откуда знаете?
— Грош мне цена, если бы я, бригадмилец, не знал!
И то, что тебя Пашка подучил замок на сарае выломать
и ломик в руки сунул, тоже знаю. Все знаю. А то, что
Пашка перед этим ослабил скобы, на которых висел за-
мок, иначе бы их не вытащить,— этого ты не знаешь? Ну
как ты думаешь, зачем Пашка это сделал?
— Вы же сами сказали, что иначе бы нам не выта-
щить.
— Почему же он сам не взял эту жесть, а вас подго-
ворил?
— Из дружбы... «Ребята,— сказал он,— можете от-
личиться, я не жадный. В сарае лежит бесхозная медь,
если сдадите ее на металлолом, всему классу нос утрете.
Только больше ничего там не трогайте. А что я вам про
нее сказал — ни гугу...»
— Эх ты, голова-а! «Из дружбы»! Слушай, я все тебе
объясню. Пашке важно было чужими руками взломать
замок сарая. Вы взяли совсем немного меди, а Пашка
после вас заграбастал бы с дружками все, что лежало
в сарае, а было там много всего. А подозрение пало бы
на вас. Ведь вы сарай открывали, медь оттуда унесли?
А Пашка вроде чистенький остается. В случае чего —
все на вас валить можно. Ловко?
— Ловко!
— Не ловко, а подло! Скажи, как бы ты отнесся в
классе к ученику, который сам нашкодил, а потом сказал
учителям, что это твои проделки?
— Ябеда!
— Нет, хуже! Ябеда донес бы только о твоих про-
делках, а этот свои проделки взваливает на другого. Это
не просто ябеда, а ябеда-провокатор. Вот каков он, твой
герой Пашка!
— Вы правильно говорите, он подло поступил, нароч-
но подвел нас. Мы знаем, что он плохой....
— Так какого же черта вы позволяете такому подле-
цу помыкать вами? Он сосет вас, как пиявка. Эх, был бы
290
я на твоем месте, я бы Пашку так шуганул! Добро еще,
что сразу в детскую комнату попали и там умные люди
поняли, кто истинный виновник. А то бы...
Мальчик слушал жадно, выражение его лица то и де-
ло менялось.
— Димка разболтал про детскую комнату, и теперь
Пашка грозится: «Зачем, говорит, меня назвали. Если,
говорит, меня загребут, то я такого про вас набрешу, ло-
патой год не разгребешь. Тогда вас за компанию со мной
судить будут и зашлют в самую строгую колонию. Хоти-
те дома остаться — молчок!»
— Стращает! Скажи честно, боитесь этого труса?
— Да... не-ет... Только никак он от нас не отстает, все
клянчит, требует. Схватил у меня ножик с пятью лезвия-
ми и перламутровой ручкой, теперь не отдаст, я знаю.
Жаль ножика, да лишь бы не приставал больше, а то
видите.— Мальчик протянул раненую руку.— Димка,
когда Пашка отнял у него трешку, пожаловался матери,
а она говорит: «Только ни слова отцу, лучше давай это-
му хулигану по трешке, и пусть он тебя не трогает». Все
равно не помогает. Пашка у Димкиного отца почем зря
книги таскает.
— Часто?
— Часто! Книги заперты в шкафу, но Пашка ключ
подобрал. Наберет полный портфель книг, с заднего
второго ряда, и уходит. Димка ну прямо плачет, а ска-
зать боится. Пашка грозит, что на него вину свалит.
А потом принесет марки или фонарик, дарит...
— Ас кем Пашка дружит?
Мальчик нахмурился и замолчал.
— Ну что же, не хочешь — не надо. Чтобы помочь
тебе против Пашки, надо знать и его дружков, таких же
ябед-провокаторов.
— С каким-то парнем взрослым... Я его не знаю.
— Ладно! Помогу вам, ребята, поборемся мы с Паш-
кой. Ишь ты, что он творит — ножиком пыряет! Помогу.
Только вы никому об этом не рассказывайте. Теперь это
наша общая тайна. Ты ничего не бойся, не трусь! Так бу-
дешь дружить со мной?
— Буду! А как вас зовут?
— Анатолий. Я живу в квартире сорок первой, в том
доме, где почта. Знаешь?
Расспросив, где живет Мечик Колосовский, так зва-
291
ли мальчика, Анатолий хотел подробнее узнать о Пашке,
но из дверей больницы вышла мать Мечика и призывно
махнула рукой.
— Я вас обожду! — крикнул Анатолий.
Он оперся на баранку и задумался.
Ребят такое происшествие, как с Мечиком, или за-
каляет, или душевно калечит. Этот Мечик, кажется, па-
ренек стойкий, с характером, с чувством мальчишечьей
чести. Такой смог бы помочь справиться с разными
пашками близлежащих улиц.
Вскоре Анатолий вез мальчика и его мать домой.
Женщина успокоилась: порез оказался пустяковым.
— Ерунда на постном масле,— пояснил Мечик.— Так
сказал доктор.
Подъехали к дому, где жил Мечик. Мать вышла из
машины, Анатолий удержал сидевшего рядом с ним
мальчика за руку и сказал:
— Мне придется объехать кругом, чтобы заехать в
свой двор, где почта. Хочешь прокатиться со мной?
Мать запротестовала, но Анатолий сказал:
— Пусть развлечется немного после волнений.
Сын настоял, и они покатили. Мечик с уважением
коснулся баранки и спросил:
— Можно, я тоже буду управлять одной рукой?
— Управляй! А почему ты не пожалуешься на Паш-
ку директору школы или пионервожатой? — спросил
Анатолий.
— Жаловаться? Да меня ребята задразнят. Нет,
ябедничать не буду. Да Пашка уже и не ходит в школу.
Удрал. Наша классная ходила к нему домой, уговарива-
ла, а он ей: «Тащите сладкого вина, тогда подумаю...»
Мечик рассказал о том, что матери с их двора жало-
вались управдому на Пашку. Управдом пошел к Пашки-
ному отцу, а тот был пьян и выгнал его. Димкина ма-
ма попросила студента из их квартиры воздействовать
на Пашку. Борис Сущев согласился было, спустился во
двор, пригрозил Пашке «надавать», если он будет тира-
нить ребят. Тот ответил руганью.
— Почему же вы сами не можете за себя постоять?
Пашка один, а вас много.
— Пашка не один. У него дружки есть.
— Все равно. Вас гораздо больше. Вы же пионеры!
Соберитесь, обсудите, как надо действовать! А действуй-
292
те все вместе, как отряд, как тимуровцы. Такой отряд
приструнил бы всех пашек, стали бы они тише воды,
ниже травы. Кого бы ты в такой отряд посоветовал?
Мечик сразу же назвал троих и добавил: «Боб Троиц-
кий».
— Нет... Боб не годится,— сказал он, подумав.
— Ты откуда знаешь Троицкого?
— А мы с ним занимаемся в кружке юных астроно-
мов при Планетарии. Он у нас зампредседателя.
— Ого! А что он за парень?
— Первый шахматист школы, доклад читал на город-
ском слете юных астрономов. Только сейчас он с Паш-
кой водится, в карты играет. Слабак... Нет, Боб ему про-
болтается. И хвастун, задавака...
— В карты? Где?
— В «клубе подкидных дураков».
— Это еще что за клуб?
— Они собираются у нас на черной лестнице, на по-
доконнике второго этажа.
— Разве во дворе играть нельзя?
— А во дворе дядя Степа! Он не позволяет играть на
деньги.
— Сколько же в подкидного дурака можно проиг-
рать?
— Почему в подкидного? Играют в двадцать одно.
Анатолий многозначительно свистнул:
— А если я приду в этот клуб, не прогонят?
Этого Мечик не знал.
Потом поговорили об автомашинах, о знаках правил
уличного движения, о ручном и ножном тормозах.
Анатолий подвез Мечика к дому, высадил, не доез-
жая ворот, и предупредил:
— Если встретишь меня в «клубе подкидных дура-
ков» или еще где, делай вид, что мы незнакомы. Ясно?
Надо будет, я к тебе сам подойду.
— А пистолет мне дадут? — поинтересовался Мечик.
— Заслужить надо!
Анатолий вернулся домой, пообедал, а потом поехал
и заправил «Победу» бензином.
Глава XVII
ВЗРОСЛЫЕ ШКОЛЬНИКИ
1
Наступил день первого сентября. Анатолий уложил в
свой старый школьный портфель учебники, тетради, ка-
рандаши, резинку и бутылочку с чернилами для авторуч-
ки. С утра он волновался. Его, как мальчишку-перво-
классника, и радовал и пугал предстоящий день.
В пять, за час до начала занятий, облачившись в
новый костюм, он отправился в школу.
Трехэтажное здание школы стояло в глубине двора,
огражденного от улицы железной оградой. Взрыв весе-
лого смеха заставил Анатолия остановиться у открытой
калитки. Во дворе под деревьями толпились пестрые, на-
рядные, празднично настроенные люди. Здесь были де-
вушки и юноши, были и люди средних лет. Так свободно
держаться, шутить и смеяться могли только друзья,
близкие знакомые. А что он им? Чужой и сомнительный
человек...
— Вы туда или сюда? — услышал он женский голос
за спиной.
Анатолий поспешно шагнул, но не вперед, как, по-
видимому, ожидала спрашивавшая, а назад и чуть не
опрокинул женщину. Он смутился, покраснел, неожидан-
но сделал широкий жест правой рукой и в несвойствен-
ной ему манере сказал: «Прошу вас». Миловидная жен-
щина с ярким румянцем, присущим только очень здоро-
вым людям, дружески кивнула.
— Прошу вас,— в свою очередь сказал невысокий
моложавый подполковник авиации, стоявший рядом с
ней, и его карие со смешинкой глаза с любопытством
уставились на Анатолия — Так вы — туда?
«Неужели они тоже ученики?» — усомнился Анато-
лий и, приподняв портфель, ответил:
— Как видите...
— Вы точно вышли на заданную цель,— сказал лет-
чик и поинтересовался, в каком классе будет учиться то-
варищ. Услышав ответ, он дружески протянул Анатолию
руку.— Однокласснику! Сергей Зубавин... А это, зна-
комьтесь, моя жена, Людмила, тоже летчица.
294
Заметив на лице Анатолия недоумение, Зубавин весе-
ло сказал:
— Удивляетесь подполковнику авиации: зачем, мол,
он сел за школьную парту? Мы с женой, дорогой това-
рищ, летчики военного времени. Ускоренные курсы,
фронтовой опыт — вот и вся наша академия. Как мастер
парашютного спорта я перекрыл много «потолков», а вот
до необходимой высоты теоретической подготовки явно
не дотянул, да и жена тоже. Вот и приходится наверсты-
вать. Поэтому мы приземлились здесь, чтобы подгото-
виться к поступлению в институт. А вы?
— Я? — Анатолий только мгновение задумался. Нет,
он не собирался откровенничать, как в поезде.— Я шо-
фер... Хочу в автодорожный институт.
Во двор вошел старший лейтенант милиции. Подпол-
ковник окликнул его, взял под руку и стал говорить о
какой-то Юле, которой надо срочно помочь.
— Наша ученица,— пояснила Людмила,— собиралась
выйти замуж, а свадьба расстроилась. Самолюбивая де-
вушка ушла из-за этого из фабричного общежития, с ра-
боты ушла, живет у подруги, вот ей и надо помочь с
пропиской.
С Людмилой Зубавиной Анатолий чувствовал себя
удивительно легко и просто. От настороженности и бес-
покойства, мучивших его с утра, и следов не оста-
лось.
Из раскрытых дверей школы донесся звонок. Все,
смеясь и толкаясь, как школьники, двинулись в зал.
Анатолий вошел вместе с Зубавиными. Им достались
крайние стулья у двери. Зал был почти полон. Было
шумно, как в обычной школе. Анатолий с любопытством
осматривался. Почти рядом с собой он увидел девочку
с косичками, с черными смешливыми глазками. За ней
сидела полная женщина с грустным лицом, лет сорока.
По соседству возился с портфелем лысый мужчина.
«Бухгалтер»,— подумал Анатолий. Дальше, сблизив го-
ловы, шептались три девушки. Зубавина, сидевшая
рядом, перехватила взгляд Анатолия и спросила, какая
из трех ему больше нравится. «Это наши первые кра-
сотки».
Анатолий, оставив без ответа легкомысленный воп-
рос, поинтересовался лысым бухгалтером.
-— Он вовсе не бухгалтер, он монтер по сложным ма-
295
шинам. Ему надо подзаняться по математике и физике.
Его два сына кандидаты технических наук, но, видимо,
папу учить не хотят.
У сцены Анатолий увидел вертлявого подростка с
расстегнутым воротом. Он кому-то строил рожицы.
— И детдом и дом престарелых,— усмехнувшись,
сказал Анатолий.
— Ноев ковчег,— подтвердил Сергей Зубавин.
— Юля, о которой шла речь у калитки,— впереди
вас, отсчитайте три ряда. В сиреневом платье, рядом с
Шелгуновым, русоголовым,— заговорщически прошеп-
тала Людмила.
Русый молодой человек, как только Анатолий взгля-
нул на него, мгновенно оглянулся. Он не посмотрел пря-
мо, а чуть скользнул взглядом и уставился во что-то, на-
блюдая краем глаза за Анатолием.
Как только Людмила назвала фамилию «Шелгунов»,
Анатолий вспомнил рассказ депутата Кленова об Антоне
Шелгунове, ученике вечерней школы, который просил
помочь завербоваться на нефтепромысел. Может быть,
однофамилец? Но скользящий взгляд русоголового, осо-
бый взгляд, уверил Анатолия в том, что этот парень
именно тот Шелгунов. Почему же он не уехал?
2
На сцену вышли несколько человек и стали рассажи-
ваться за стол, накрытый красной тканью. Среди них
Анатолий увидел Сергея Зубавина, который, улыбаясь,
говорил о чем-то с седоватой женщиной.
Людмила прошептала:
— Она — секретарь райсовета, тоже наша ученица.
— А это собрание надолго? — нетерпеливо перебил
Анатолий.
— Ну что вы! Татьяна длинных речей не любит.
— Это кто?
— Ну, директор, Татьяна Сергеевна.
— Это всем директорам директор...— послышалось
сзади.
Анатолий оглянулся и встретил насмешливый взгляд
вихрастого парня в вельветовой курточке с «мол-
нией».
296
— Ведь я только из-за нее школу не бросил,— про-
должал вихрастый.— Мигом всю дурь из башки выбьет.
Вроде и ничего такого не скажет, а ты потом целую не-
делю затылок чешешь.
Впереди то и дело раздавался дружный смех. Оттуда
донеслось: «Принципиальной разницы между твоим моз-
гом и футбольным мячом нет. Количество извилин одно
и то же». И снова смех. В дверях зала появилась мило-
видная девушка.
— Соня Рындина, фельдшерица,— шепнула Людми-
ла.— Прекрасно поет в нашей самодеятельности. А у вас
какие таланты?
— Я бесталанный, но немного играю на баяне...
— Имейте в виду, я руковожу самодеятельностью...
На сцену поднялась высокая, стройная, еще молодая
женщина в красивом, нарядном платье. Она на ходу
что-то сказала сидящим в президиуме. Те засмеялись.
Она пошла к кафедре, но миновала ее и остановилась
почти у рампы.
— Друзья,— обратилась она,— прежде всего позд-
равляю вас с началом нового учебного года.— Ее силь-
ный грудной голос звучал взволнованно.
Зал дружно зааплодировал. Кто-то крикнул:
— И вас тоже!
— Спасибо... Для всех нас сегодня большой день, и я
хочу нам всем пожелать удачи, успеха и настойчивости.
Я хочу, чтобы в конце учебного года вас было столько
же в этом зале, как и сейчас, чтобы никто не отстал по
дороге и не сбежал. Чтобы учиться в вечерней школе, на-
до быть очень твердым, настойчивым. И устал после ра-
боты, и спать — смерть хочется, и двойки получать не
хочется, и свидание девушке назначил... А кое-кто с же-
ной поссорился, так как жена против вечерней школы.
Вот потому я и желаю вам настойчивости и даже муже-
ства, особенно новичкам. Иногда в нашу рабочую среду
попадают люди «от нечего делать», несерьезные. Недав-
но, подавая заявление в школу, один молодой человек
так объяснил мне цель своей жизни:
Жить на вершине голой,
Писать простые сонеты
И брать от людей из дола
Хлеб, вино и котлеты...
297
В зале засмеялись.
— Так я же шутил! — крикнул рослый юноша, стояв-
ший у стены.
Раздался дружный хохот. Директор протестующе
подняла руку.
— Понимаю, что стихи-то шуточные, произнесены
они полусерьезно, и упомянула об этом не для смеха, а
для того, чтобы напомнить, что в нашей школе надо
работать серьезно, а жить лежа на вершине голой не
удастся... Повторяю, вы можете смело рассчитывать на
помощь учителей, на помощь своих товарищей. Все мы
можем сказать спасибо ученику десятого класса Сергею
Зубавину за то, что он, сам человек занятой, помог Тать-
яне Ивановне Лисицыной, работнице детского сада,
успешно кончить семилетку, помог наладить жизнь.
Я могу назвать Жарикова, Стрельцова и многих других,
также помогавших отстающим.
Свою речь директор закончила требованием не коп-
тить помещение школы табачным дымом, ведь здесь
днем учатся дети. «Постарайтесь, чтобы не пришлось го-
ворить: мальчики, соберите свои окурочки из цветочных
горшочков в бумажечки и выбросьте».
3
Ученики усаживались за парты. Анатолий подсел
к Шелгунову, примостившемуся в углу, подальше от
окна.
О таких, как Шелгунов, пишут: «Особых примет нет».
Почти круглое, слегка скуластое лицо в веснушках,
белесые брови, короткий мясистый нос, маленькие
карие глаза. Все самое заурядное. Парень старался
держаться в стороне от других, был молчалив.
Шелгунов даже не взглянул на Анатолия и продол-
жал сидеть все так же прямо, глядя перед собой, только
губы его чуть-чуть сжались да слегка опустились веки.
— Ты Антон Шелгунов? — почти шепотом спросил
Анатолий.
— А что? — так же тихо спросил парень.
Правая рука его поднялась, и большой палец уце-
пился за нижнюю пуговицу пиджака. У Анатолия не
осталось ни малейшего сомнения в том, что под пиджа-
ком — оружие.
298
— Так ты или не ты — Антон Шелгунов? — нетер-
пеливо спросил он.
— А если я? — не разжимая стиснутые зубы, спросил
Шелгунов и резко повернулся к соседу, испытующе шаря
взором по лицу, по рукам, стараясь отгадать его наме-
рения.
— А то, что я уже все знаю от депутата Кленова.—
Анатолий смотрел прямо в глаза Шелгунову, где недо-
верие, озлобленность и готовность мгновенно действо-
вать сменились растерянностью.
Подошла миловидная блондинка, которую Зубавина
назвала Соней Рындиной. Она удивленно взглянула на
Анатолия, затем требовательно на Шелгунова. Тот мот-
нул головой в сторону соседней парты.
— А, собственно, в чем дело, гражданин? — Шелгу-
нов явно «отшивал» его.
— Хотел поговорить начистоту,— отозвался Анато-
лий.
Не мог же он вот так, сразу, навязываться незнако-
мому парню со своими советами. Да он и сам толком
не знал еще, нужна ли его помощь. Вот если бы Шелгу-
нов рассказал все обстоятельства дела, они бы вместе и
решили, как действовать.
— Может, тебе надо помочь?
— Чем? — резко, но негромко, чтобы не привлечь
внимания, спросил Шелгунов.
— Вообще помочь...
— В общем и целом? — Шелгунов смерил Анатолия
презрительным взглядом и насмешливо покачал голо-
вой.— Не хочешь ли ты мне помочь по алгебре? — Он
криво улыбнулся.
— Не базарь,— сердито оборвал Анатолий.
Теперь Шелгунов не смеялся. Лицо его стало сосре-
доточенным и злым. Он быстро прошептал, глядя прямо
перед собой:
— Кто тебя знает, что ты за птичка и какие у тебя
намерения?
Что же мог сейчас сказать Анатолий? Шелгунов явно
не доверял ему, он с нарочитой медлительностью собрал
тетради и молча пошел к другой парте, к Соне Рынди-
ной. Анатолий заметил ее ревнивый, осуждающий взгляд,
обращенный на него. Она заулыбалась, когда Шелгунов
сел рядом. Видимо, Анатолий занял ее место.
299
— Плацкартное место рядом с вами свободно? —
раздался басистый голос.
Не ожидая ответа, рядом с Анатолием не сел, а
плюхнулся за парту автор стихов, о которых говорила
директор школы, рослый полноватый парень с бледным
лицом, тонко подбритыми усиками и длинными волоса-
ми, с галстуком, на котором красовалась обезьяна.
— Рудольф Милич собственной персоной,— сказал он
и небрежно сунул руку.
Анатолий пожал длинные, безвольные, испачканные
краской пальцы.
— Послушайте,— обратился юноша к Анатолию, и
это прозвучало как «паслште».— Я понимаю, люди лю-
бят пышные фразы, но наша директриса побила все ре-
корды. Она всегда так?
— Не знаю. Я здесь первый день.
— Ия первый. Вам повезло, сэр. Директорша не
спекулировала вашим именем.
— Вашего она тоже не назвала.
— «Жить на вершине ролой, писать простые соне-
ты»,— меланхолически начал Милич.
— Ну кто вас тянул за язык? Вы брякнули: «Я по-
шутил», и все узнали, кто автор.
— Я хотел обратить на себя внимание девчонок, на
свою незаурядную личность. Или вы серьезно верите, что
это мое настоящее кредо?
— Что такое кредо?
Милич был в затруднении.
— Как вам объяснить... Идея, что ли. Я не так глуп,
чтобы довольствоваться скалой, сонетами, котлетами. Из
всех «измов» я выбрал практицизм.
— Ну и как?
— Главное, хватать от жизни все, иметь максимум
комфорта, и, как поется в «Сильве»: «Без женщин жить
нельзя на свете нам». Если бы здесь не было хорошень-
ких мордашек, я бы сбежал. Но я обещал ближайшему
предку стать на стезю добродетели и окончить десяти-
летку, чтобы поступить в художественный вуз.
— А почему бы вам не учиться в дневной школе?
— Возраст не тот и, как отвечают на суде при раз-
воде, «не сошлись характерами». Здесь легче.— Он по-
кровительственно взглянул на Анатолия.— Здесь я сту-
дент прохладной жизни.
800
— Как-как?
— Студент прохладной жизни,— многозначительно
повторил Милич.— Днем я иногда работаю.— Он пока-
зал пальцы со следами плохо отмытой краски.— Иногда
помогаю предку, а зарабатываю больше средних худож-
ников. Впрочем, я принесу справку из артели художни-
ков и утру нос директорше.
Вошла классная руководительница — учительница
русского языка. Это была Евгения Павловна, уже знако-
мая Анатолию полная женщина с седыми волосами и
строгим розовым лицом. Она объявила, что, прежде чем
приступить к уроку на тему «Горький как основополож-
ник пролетарской литературы», надо выбрать старосту,
его помощника и объявить распорядок занятий. По ее ре-
комендации выбрали прежнего старосту — Сергея Зуба-
вина, а помощником — Юлю Короткову.
Начались занятия. Милич не слушал. Он без умолку
болтал. Евгения Павловна сделала ему замечание. Ми-
лич шепнул: «А ну ее в болото».
— Хватит трепать языком! — прошептал Анатолий.
— Неужели ты собираешься заниматься серьезно?
— Конечно!
Милич снисходительно усмехнулся и сказал, глядя на
Анатолия:
— Гомо-сапиенс примигениус.
— А по-русски?
— Первые два слова — зоологическое название чело-
века, а последнее означает — примитивный.
Лекция окончилась. Взрослые ученики обрадовались
этому, как дети. Некоторые вышли за учительницей в
коридор. Шелгунов и его приятельница остались сидеть
и о чем-то шептались. Соня раза два обернулась и по-
смотрела на Анатолия.
Милич небрежным жестом сунул Анатолию пачку си-
гарет. Юноша отрицательно покачал головой:
— Неудобно курить в классе.
Милич закурил, удерживая сигарету в кулаке, и пу-
стил дым под парту.
Зубавин открыл окно. Ворвался гул города. Во дво-
ре кричали дети. В раскрытом окне показалась взлохма-
ченная голова мальчишки, видимо подсаженного прия-
телями. Звонким голосом он крикнул:
— Дяденьки, сколько будет дважды два?
301
Со двора донесся громкий смех и свистки.
— Ученики дневной школы приветствуют нас. Потом
будут в окна камешки бросать,— сказал кто-то, и тот-
час же мелкие камешки защелкали по стеклу.
— Перестаньте! — крикнул Зубавин.
— Здесь курят,— сказала девочка с косичками.
— Что же это вы? — Зубавин обернулся к Анатолию,
дым тянулся из-под его парты.— Ведь Татьяна Сергеев-
на предупредила.
Анатолий мог бы посмотреть на соседа, и взглядом
дать понять, кто закурил, но удержался и промолчал.
— Мораль читает,— шепнул Милич,— штатный тре-
пач-любитель. Ненавижу нравоучителей и моралите.
Я им ни на грош не верю. И вообще я ни во что и ниче-
му не верю. Я негативист.
— Кончай курить, негативист,— тихо сказал Анато-
лий.— И не вздумай болтать на уроке.
— Наябедничаешь? — Милич затянулся и пустил дым
под парту.
Анатолий нащупал под партой его руку, вырвал па-
пиросу и, обжигая пальцы, потушил.
— Ну, ты! Медведь! Осторожнее на поворотах. На-
рвешься.
— Я сюда пришел не дурака валять. Катись-ка ты от
меня к черту, студент прохладной жизни!
— С полным удовольствием! Еще раньше наметил
мордашку...— Милич поднялся и сел рядом с молодой
женщиной.
4
Анатолий слушал объяснения учителя невниматель-
но. Он думал о Шелгунове. Изредка о стекла щелкали
камешки. Во время второй перемены за парту к Анато-
лию подсел невысокий подвижный мужчина лет три-
дцати, с лысинкой. Он вынул из полевой сумки толстую
тетрадь, ручку и попросил Анатолия дать переписать
записи предыдущего урока. Анатолий не записывал, чем
удивил соседа. Тот взял тетрадь у Зубавина.
— Я всегда и все записываю. Во-первых, это помо-
гает сосредоточиться. Во-вторых, по запискам легче гото-
вить уроки и сдавать экзамены. В-третьих, это средство
не заснуть. Своего сынишку я тоже приучил записывать.
Лелюкова,— сосед ткнул ручкой в сторону соседки Ми-
302.
лича,— все записывает, но учится она с единственной
целью помогать дочке хорошо готовить уроки. Так ска-
зать, блюдет авторитет родительницы.
Третий урок Анатолий внимательно записывал, и это
помогало ему не отвлекаться.
Когда на перемене в окна снова застучали камешки,
Зубавин сказал рослому парню:
— Пойди, Глеб, проведи воспитательную работу, но
только осторожно, чтобы синяков у них не было.
Вскоре парень вернулся, и камешки перестали сту-
чать в окна.
— Давайте всегда сидеть вместе,— предложил Ана-
толий соседу.
Сосед ему понравился. В нем чувствовался энергич-
ный, серьезный и дельный человек.
— В математике я силен и могу вам помогать,—
отозвался сосед.— У нас на заводе без математики и
шагу не ступишь, а мне, как технику, выполняющему
обязанности инженера, диплом десятилетки очень ну-
жен. А вот с русским языком у меня было очень плохо,
но выправился. А сейчас плохо с литературой. Вы
как?
Анатолий отрицательно покачал головой и расска-
зал о переэкзаменовке.
— Это хуже,-—сознался сосед.— Я бы хотел иметь
напарником отличника по этим предметам.
— Могу пересесть...— Анатолий обиделся и выдер-
нул из парты портфель.
Сосед мягко взял его за руку и сказал:
— Моя фамилия Онегин, но я не Евгений, а Петр
Петрович. Обижаться на меня не стоит. Дружеская взаи-
мопомощь— наш общий закон. Поэтому я и хотел вы-
яснить ваши данные, с целью, так сказать, коопериро-
вания в учебе. В этом ничего обидного нет.
— А вы мне просто понравились, хотелось с вами на
одной парте сидеть,— просто сказал Анатолий и доба-
вил, что он шофер и к тому же слесарь пятого разря-
да, хочет учиться, чтобы стать инженером-автомехани-
ком.
После третьего урока Анатолий услышал, как Лелю-
кова громко и сердито выговаривала Миличу за балов-
ство на уроке. К нему подошел Зубавин.
— Вот что, друг, я все видел, ты свои штучки брось.
303
Если не перестанешь нам мешать заниматься — при-
струним.
— Бить будете? — насмешливо спросил Милич.
— Прикажешь терпеть твои фокусы? Вышвырнем вон!
Милич пересел к другой девушке. На уроке он что-то
шептал ей. У девушки покраснели уши.
На последнем уроке Анатолий почувствовал уста-
лость. Он, возможно, не записывал бы так старательно,
если бы рядом не сидел Онегин.
Уроки окончились, и снова все обрадовались этому,
как школьники. Онегин жил в Трубниковском переул-
ке. Анатолий пошел вместе с ним и пригласил его к
себе.
— Не обижайся, некогда. Работа! Учеба! Сын тре-
бует внимания, жена... Дружба — это тоже вопрос вре-
мени. А где его взять?
5
Через несколько дней, за ужином, мать попросила:
— Расскажи, Толя, как у тебя на работе? Ведь это
первая твоя служба. Как начальство, товарищи?
— Ничего... А в общем — не по душе мне эта артель.
— Нина-то работает там?
— Да она... то ли слепая, то ли я зря пугаюсь... Во-
дится с шикарными кавалерами, вот и весь ее интерес.
Ну ее в болото!
— Толя! И это благодарность за помощь?
— Прости. Ладно! Потолкую с ней. Эх, времени ма-
ло. Учиться надо, работать надо, комсомольские поруче-
ния выполнять надо. А кино? А чтение? А Лика?
— Почему Лика не звонит?
— Да... так... Потом как-нибудь расскажу.
— Повздорили, значит? Жаль... А Лика хорошая.
Я ведь людей понимаю. Конечно, молода очень, по книж-
кам живет. А тебя она по-хорошему жалеет.
— Мне жалости не надо!
— А ты не заносись. Гордец какой! Люди тебя сто-
рониться станут... Я человек маленький, а знаешь,
сколько у м.еня друзей! Не один, не два, а десятки замеча-
тельных людей! Разве есть на свете что лучше, чем друж-
ба? Она долговечнее любви.
— У меня тоже есть друзья: и Юра, и Коля, и...—
304
Анатолий чуть было не сказал «Лика», но вспомнил слу-
чившееся и замолчал. Коля тоже на него обижается...
Вот он бы на его месте сразу бросил артель и Нину
заставил уйти. Да, из артели надо обязательно уйти.
Юра все еще «форсирует»... Неопределенность томи-
ла Анатолия. Конечно, он мог бы устроиться куда-нибудь
шофером. Спрос большой. Но хочется рядом чувствовать
локоть друга.
Днем Анатолий работал. В свободные часы, даже си-
дя в машине, учил уроки. Вечером — в школе.
Дважды заходил он к Пашке Лопухову и не заста-
вал. «Очень нужно было бы зайти к Бобу Троицкому, не
могу... Какую же глупость я сделал! Будто кто другой
был в тот вечер на лестнице. Конечно, для Лики я больше
не существую. И поделом!» Он боялся встретить Лику,
и одновременно так тянуло увидеть ее, хотя бы издали.
Анатолий много раз прогуливался возле ее дома.
Один раз он увидел Лику с подругами, а второй раз со
смуглым парнем в красном шарфе. Он был уверен — за-
метила! Но даже виду не подала.
Все эти дни ему не давали покоя мысли об артели.
Готовил ли Анатолий уроки, сидел ли в школе, отдыхал
ли,— он думал об этом. Надо было поскорее все выяс-
нить...
Вот почему после занятий в школе он позвонил Нине.
Никто не ответил. Но не в характере Анатолия отклады-
вать дела, тянуть. И, несмотря на поздний час, он поехал
к Нине домой. «Дождусь».
— А я к тебе в гости,— с грубоватой фамильярно-
стью сказал он, увидев Нину на пороге.
— Ну что же! Заходи!
На губах Нины не было улыбки, а в голосе приветли-
вости. Нет, не так встречают друзей. Она жестом показа-
ла ему кресло, сама опустилась на тахту и, положив руки
на колени, выжидательно уставилась на гостя. Анатолий
у Нины не бывал и с любопытством разглядывал комна-
ту, тесно уставленную мебелью. В глазах рябило от мно-
жества вещей и вещичек: ковриков, абажуров, вазочек,
статуэток, подносиков, тарелочек на стенах.
Нина с подчеркнуто озабоченным видом поднесла ру-
ку с часами к глазам. Тут только Анатолий заметил ее
нарядное платье и лаковые туфли. Она была завита, под-
крашена, надушена.
305
— Я долго не задержу,— предупредил он.— Дело
серьезное и для меня и для тебя...
В глазах Нины заиграло любопытство: Анатолий го-
ворит как-то нервно, у него порывистые жесты. Наверное,
скажет о чувствах, о своей прежней любви к ней. Не-
кстати это, но все-таки интересно...
— Ты случайно застал меня, я скоро должна уйти.
Но минут десять в твоем распоряжении...
— Можно и пять,— отозвался Анатолий.
Нина сразу подобрела.
— Я бы напоила тебя чаем, но мама ушла. Но что
чай? После маминого рождения остался коньяк. Вещь!
Нина вынула из буфета и поставила на стол поднос
с тяжелым хрустальным графином, двумя тяжелыми
стопками и нарезанными ломтиками лимона.
Анатолий хотел было отказаться, но передумал. За-
чем обижать?
— За что пьем? — спросила Нина, наливая.
— За настоящую дружбу, за избавление тебя от
беды!
— Меня? От беды? Какой? — Нина отпила глоток и
по-детски сморщила лицо.
Анатолий подробно рассказал о поездках с Ахмето-
вым, о том, как удирали от милицейской машины, о
странных перевозках, о странных разговорах Семсемыча.
— И это все? — Она рассмеялась.
— Я не понимаю твоего смеха.
Нина снисходительно улыбнулась.
— Дурачок! Я, конечно, тронута твоим вниманием,
но Семсемыч никогда не «сядет». Понимаешь, ни-ког-да!
— А есть из-за чего сесть?
— Не лови меня на слове,— раздраженно ответила
Нина.
— Да ты пойми, я не пугать пришел, а выяснить.
Я комсомолец и бригадмилец и не могу быть безразлич-
ным к жульническим махинациям.
— Ты — бригадмилец? Комсомолец? — Нина недо-
верчиво и сердито смотрела на Анатолия.— Почему ты
не сказал это Семсемычу?
— Ну знаешь...— Перед Анатолием открывалось что-
то новое.
Сообразив, что ляпнула что-то не то, Нина мгновенно
изменила тон.
Ж
— Толик, ты просто прелесть,— обаятельно улы-
баясь, шепнула она.— Ты так мило беспокоишься обо
мне.
Анатолий начал сердиться.
— Нина,— отозвался он,— ты фальшивишь.
Она покраснела и уже сдержанно и серьезно спро-
сила, глядя в глаза:
— Ты мне веришь?
— Конечно, верю, а сейчас удивляюсь,— ответил
Анатолий.
И не его слова, а душевный тон искреннего, друже-
ского участия тронул ее.
— Ты, Толя, пожалуй, в чем-то прав,— начала она
и замолчала. Хотела продолжать и боялась.— Толик, ты
ведь можешь молчать?
— Как гроб!
— Дай честное слово, что никому ни слова обо мне.
— Если обещал — выполню! Ну, честное слово!
— Так вот... Не верь ни одному слову Семсемыча. Не
говори ему об Ахметове, о своих подозрениях и уходи-ка
ты, пока не поздно, из артели.
— Что значит — пока не поздно?
— Ах, я неудачно выразилась. Ведь подвести шофера
ничего не стоит. В течение двух недель, пока у тебя ис-
пытательный срок, ты можешь уйти когда хочешь.
— А ты тоже уйдешь?
— Уйти? Так сразу?
Она встала с тахты, подошла к Анатолию и сказала:
— Не надо паниковать, а надо обмозговать, как го-
ворит Семсемыч. А он — ух какой дошлый. Я тоже
уйду... Позже. Мне ведь там тоже не по себе. Толик, а
ведь ты настоящий человек. А я... не надо меня пере-
убеждать, дура и дура. Колеблюсь, колеблюсь: уходить,
не уходить? А неизвестно почему. Как я тебе благо-
дарна!
Губы Нины коснулись его щеки.
6
— Нежная картина... ангел и скотина,— раздался на-
смешливый голос у двери.
Анатолий быстро обернулся. У двери, с перекинутым
пальто на левой руке, в длинном розоватом пид-
307
тую, молодой человек, а то
насмешливо Марат, вертя в
— Честное слово, у меня
Жаке и голубых брюках
стоял рослый молодой
человек с взбитой коком
прической и усиками.
Нина отпрянула от
Анатолия и, скорее раз-
драженно, чем смущенно,
сказала:
— Здравствуй, Марат.
— Ты готова?
— Вполне. Анатолий
Русаков! — объявила она,
показывая рукой.— Мой
школьный товарищ. Я по-
здравляла его с освобож-
дением из заключения.
Знакомьтесь.
— Ты готова для гоп-
ля-ля? — Марат критиче-
ски оглядел Нину.
— Вполне. Только
возьму пальто.— Нина
пошла в соседнюю ком-
нату.
— Подобные сцены
повторять здесь не сове-
г тебе нос откушу,— сказал
руке ключ от двери.
с Ниной ничего нет... Мы
старые школьные друзья.
— Ты, может быть, иногда носишь с собой носовой
платок?
— Дикий вопрос,— возмутился Анатолий.
— Нет, проверочка культуры. Вытри с левой щечки
помаду от губ «школьного друга» и постарайся, чтобы
второй раз мне не пришлось такого видеть... Во мне ты-
сяча Отелл и миллионы Каменных гостей, убивающих
Дон-Жуанов. Я таких, как ты...
Нина стремительно вошла и внимательно оглядела
обоих.
— Извини, Толик, мы потом продолжим разговор, а
сейчас я должна ехать...
Марат перебил ее:
308
— ...не к школьной подруге. Ты это хотела ска-
зать?
— Наглец!
— Небольшой прошвыр в большой ресторан-чик-чик-
чик! Сэр, мы бы вас пригласили,— он застыл в клоун-
ской позе,— но на вас не модная шкура, сэр!
Анатолий промолчал. Он был ошеломлен. Сейчас он
презирал Нину. Так презирал, что, выйдя с нею и Ма-
ратом на улицу, повернул в другую сторону, хотя ему
и было с ними по пути.
...Из первой попавшейся ему телефонной будки он
позвонил Семсемычу.
— Товарищ Февральский? Говорит Русаков, Анато-
лий. Вы слушаете? Так вот... С завтрашнего дня прошу
считать меня уволенным.
Семсемыч удивился и раздраженно потребовал объяс-
нения причин. Анатолий не был готов к этому. Он ска-
зал первое, что пришло в голову: сослался на плохое
здоровье.
— Ты здоров как бык! В чем дело, я спрашиваю? —
сердито кричал в трубку директор.
— Ну, и по семейным обстоятельствам, учеба...—
поправился Анатолий.
Директор фыркнул от ярости. Самолюбие его было
уязвлено. Он предпочитал сотрудников с «изъянцем»,
делавшим их маложелательными для работы в государ-
ственных учреждениях, держал их в страхе и повинове-
нии, внушая, что без него им жизни нет, и не скупился
на подачки. И вдруг Русаков, человек «с прошлым», за-
являет о своем желании уйти, и притом немедленно.
В чем тут секрет? Не разгадав его, нельзя было отпу-
скать Русакова.
— Так не уходят из советского учреждения, молодой
человек,— возразил он, переходя на сугубо официальный
тон.— Даже если я соглашусь, вы обязаны проработать
две недели, а самовольный уход — дезертирство! Раньше
судили бы за это. Брось, друг, капризничать. И чтобы к
восьми ты был на работе. Подумать только: я выдал
авансом тысячу, а он устраивает фокусы-мокусы. Отста-
вок не принимаю. Вот так. В таком разрезе.
— Да я верну эту тысячу! — закричал Анатолий в
трубку.
— Ты что? Пьян?
309
— Я не пьян, просто хочу уйти!
— Ну вот что,— донесся резкий голос.— Об уходе
надо заявлять за две недели. И потом, нужно иметь ува-
жительную причину! — Семсемыч сердился.— Ну почему
же ты уходишь? Откровенно!
— Не нравится мне... Еще сядешь вместе с Ахмето-
вым...
— Ага, вот в чем дело! А что ты заметил?
— А он не говорил вам ничего? — спросил Анатолий.
«Ловит он меня»,— мелькнуло у Семсемыча.
— О чем?
— Вам лучше знать.
— Ну, вот что. Не хочешь — держать не буду. Шо-
фера найдем, но завтра чтобы явился на работу.
— Ладно. Буду.
7
Утром Анатолий отправился на работу неохотно, в
дурном настроении. Ему претило говорить с Семсемы-
чем, не хотелось встречаться с Ахметовым. Скорее бы
появился новый шофер. Все же он с радостью вошел в
гараж, к автомобилю. Заднее сиденье уже было загру-
жено товаром. Здесь же его ждал Ахметов с накладной
и путевым листом: сам он поехать не сможет.
— Гони, лети, ты уже опаздываешь! Доедешь за пол-
часа — полсотни не пожалею!
Когда Анатолий, проверив уровень масла, садился в
машину, Ахметов твердил «скорее, скорее» и даже не-
терпеливо подталкивал, подсаживая его и обещая уже
сотню, если товар будет через полчаса на месте. «А для
этого,— сказал Ахметов,— гони!»
Спешить так спешить. Анатолий покажет, на что спо-
собен хороший шофер. Ахметов услужливо побежал от-
крывать ворота, и Анатолий, не тормозя, выехал из во-
рот, повернул направо, газанул и помчался по переулку.
Он мысленно представлял себе, как, не сбавляя скоро-
сти, подкатит к перекрестку и затормозит перед пешехо-
дами так, что шины завизжат об асфальт и точно оста-
новятся на линии «стоп». Машину он уже знал.
До магистральной улицы оставалось метров пятьде-
сят, когда метрах в семи перед машиной появилась чер-
ная кошка. Она выскочила из подворотни, чтобы перебе-
жать дорогу перед машиной. Первым желанием было
310
газануть и проскочить раньше кошки. Но уже в следую-
щее мгновение Анатолий резко нажал на педаль тор-
моза и левой ногой выключил сцепление.
Ничего, пусть черная кошка перебежит дорогу. На-
шел чего бояться! А еще комсомолец!
Странно! Он не ощутил обычной упругости ножного
тормоза. Машина продолжала мчаться по инерции с той
же скоростью. Если ее не остановить, она врежется в
людей, переходящих переулок. Анатолий нажал на тор-
моз так, что даже приподнялся над сиденьем. Тормоз не
сработал! Он рванул ручной тормоз! Ручка тормоза по-
далась слишком легко: и этот тормоз не сработал! Еще
немного — и машина врежется в людей...
Он перевел скорость на первую и отпустил педаль
сцепления. Машину дернуло, будто она обо что-то уда-
рилась. Скорость хода снизилась, но машина все еще ка-
тилась. Что делать? Не доезжая пяти метров до пешеход-
ной дорожки, Анатолий свернул направо, в открытые
ворота дома. Машина въехала во двор и остановилась.
Весь в испарине, d дергающейся щекой, дрожащий
от волнения, Анатолий вылез из машины. Он глубоко
вздохнул, отер тыльной стороной руки пот со лба и вы-
ругался.
Что за черт! Почему отказали тормоза? Ведь только
пять дней назад он отремонтировал их. И вчера проверял.
Мальчишки окружили машину и спрашивали, к кому и
зачем он приехал.
Анатолий молча полез под машину. Скоро из-под нее
донеслись ругательства. В ручном тормозе не было
шплинта, но сам он выпасть не мог... Кроме того, в тор-
мозном барабане был отвернут штуцер и тормозная жид-
кость вылилась. Кому-то было надо, чтобы он, Русаков,
попал в аварию. Он тоже хорош, не проверил тор-
моза... Гайку тоже кто-то отвинчивал...
Анатолий попросил старика во дворе купить четвер-
тинку водки и бутылочку глицерина. Пока старик ходил,
он налаживал тормоз. Шплинт заменил кусочком прово-
локи. Когда старик вернулся, Анатолий смешал глицерин
с водкой и залил смесь в центральный тормозной ци-
линдр. Вскоре машина выехала со двора. «Ну и ну! —
мысленно повторял Анатолий, обдумывая происшест-
вие.— Не случись черной кошки — спасибо ей! — не за-
тормози из-за нее, быть бы беде. Конечно, машина вре-
311
залась бы в толпу пешеходов. Если бы и не сбила никого,
то, выскочив на большую магистраль, врезалась бы в
машину или ее бы сбили».
Анатолий отвез товар по назначению и вернулся в га-
раж. Выражение изумления и страха на лице Ахмето-
ва подсказали Анатолию ответ на вопрос о виновнике
порчи тормозов. Поговорить с Ахметовым не удалось.
Он мгновенно исчез. Семсемыч, не дослушав взвол-
нованную обвинительную речь Анатолия, насмешливо
спросил:
— Ты где-нибудь заявлял об этом?
— Нет.
Улыбаясь, Семсемыч усадил Анатолия в кресло, при-
сел на ручку и сказал:
— Разве у тебя глаза? Это грозовое небо, откуда сы-
плются молнии. А губы? Некрасиво сжимать губы в руб-
чик. Разве так дышит счастливый человек, имеющий ра-
боту, учебу и милую? Просто удивляюсь. Думал я — вот
пришел в комбинат по-настоящему честный, порядочный
человек. Глаз у него зоркий. Заметит недостатки — шеп-
нет мне. Я исправлю. Так нет. Уходит. Что же полу-
чается? Я спрашиваю — лучшие люди где? И отвечаю —
на фабриках и заводах. Лучшие люди не желают идти в
нашу артель. Хочешь не хочешь, а приходится пользо-
ваться услугами таких, как Ахметов. Ахметов клялся мне
не ловчить, а ловчит! Я ведь предупреждал тебя?
— Предупреждали!
— Вот так! Да, за случившееся надо Ахметову руки
с корнями вырвать. Подлец! А как узнаешь? Ведь так
ловко заметает следы. Мерзавец!
Нет, не верил теперь Анатолий задушевному тону
Семсемыча, улыбкам и похлопыванию по плечу. Он спо-
койно сказал о своем желании учиться, напомнил, что
свободно может уйти, пока еще не окончился испытатель-
ный срок, и попросил принять от него «Победу», ключи
от гаража и машины и тысячу рублей аванса.
— Ладно. Что с тобой сделаешь? Но жаль, жаль...
Денег не возьму. Ты их заработал.
Семсемыч пошел с ним к гаражу и по пути рассказы-
вал скабрёзные анекдоты, хохотал и, не слыша смеха
Анатолия, локтем подталкивал его в бок. Семсемыч сам
запер двери гаража и ключи положил в карман. Про-
щаясь, он положил руку на плечо шофера:
312
— Если не повезет тебе в жизни,— сказал он,—
возвращайся. Возьму.
Анатолий в этом почувствовал фальшь. Он понял,
что Семсемычу хочется отпустить его примиренным с
собой.
«Добьюсь, добьюсь, чтобы и Нина ушла отсюда»,—
сказал себе Анатолий.
— Ушел с работы,— сказал Анатолий матери.
— Уволили? За что?
— Да нет! Сам ушел, не хочу. Шарашкина контора!
— А может быть, не стоило ссориться?
— Да ты что? — Анатолий подробно рассказал о слу-
чившемся.
— Ну и слава богу! — сказала мать.— Теперь ты
свободно можешь учиться.
— И висеть на твоей шее? Никогда.
— Ну хорошо, хорошо. Но, ради бога, не спеши и по-
дыщи работу хорошую, по своему вкусу... Ведь и Юра и
Коля тебе обещали!
Глава XVIII
друг ли ты?
1
— А тебе, сынок, какой-то Хлопунов раза три зво-
нил. Говорил, «пусть обязательно поинтересуется Троиц-
ким и мне позвонит». О чем он? — сказала Ольга Пет-
ровна сыну, который вернулся из школы и сел ужинать.
— Да это о брате Лики...
Не допив чай, Анатолий поспешил к телефону. Он бы-
стро набрал пять цифр, а на последней задержался. Он
даже довел девятку до предельной скобы, но, вместо того
чтобы отпустить диск, удержал его и задумался. Вдруг
Лика откажется разговаривать с ним?
Палец отпустил диск. Раздался продолжительный гу-
док, потом донесся голос Агнии Львовны. Первым поры-
вом было положить трубку. Пересилив это желание, Ана-
толий назвался и попросил к телефону Лику. Тут же по-
спешно добавил:
313
— Надо посоветоваться по школьным делам.
— Так ведь она с вами!
— Со мной? — удивился Анатолий.
— Конечно! Или Боб чудит? Ведь он сейчас тоже с
вами?
— Нет ни его, ни Лики.
— А где же они?
— Не знаю.
— Как не знаете? Я спрашиваю серьезно.
— А я серьезно отвечаю. Ни Лики, ни Боба со мной
нет. Я Боба несколько дней не видел.
— Значит, вы не возле кино?
— Я только что вернулся с занятий и звоню из дому.
— Не понимаю...— В голосе Троицкой послышалась
тревога.
— А что случилось?
— Боже мой! Я так волнуюсь, голова пошла кругом...
Значит, вы ничего не знаете? И Лика вам не звонила?
— Нет, Агния Львовна.
— Что же это? Я ведь просила ее позвонить. Вот ха-
рактер! Я так поняла, что она поехала к вам, а вместе с
вами за Бобом. Зачем понадобилась эта мистификация?
Почему Боб чудит? Вы что-нибудь понимаете?
— Но в чем же дело? — Анатолию передалось волне-
ние Троицкой.
Из ее стремительного и сбивчивого рассказа он понял,
что у Агнии Львовны произошло с сыном бурное объ-
яснение. Она даже ударила его зонтиком и теперь страш-
но об этом сожалеет. Но Боб стал просто невыносимым.
Последние дни он был взвинчен, груб, вел себя отврати-
тельно... Ссора произошла позавчера утром. Боб ужасно
выругался, убежал в чем был и первый раз в жизни
неизвестно где провел ночь.
— Первый раз в жизни? — резко спросил Анато-
лий.— Вы уверены?
Его злила эта недоговоренность. Злила потому, что он
чувствовал недоверие к себе.
— Ну, знаете! — возмущенно воскликнула Троиц-
кая, но вдруг тихо спросила: — Значит, няня уже успе-
ла наябедничать, что он без нас иногда не ночевал
дома?
— Ничего она мне не говорила. Но если вы хотите,
чтобы я помог, то говорите все. Начистоту!
314
— Это наше семейное дело... Я не настолько знаю вас.
— Так как же я смогу помочь?
Троицкая продолжала сбивчивый рассказ.
Оказывается, после ссоры Боб неизвестно где провел
ночь. Он не пришел и утром. Сегодня третий день, как его
нет. Она обзвонила всех друзей Боба, побывала на даче,
даже звонила в больницы. И вот сегодня Павел Авксен-
тьевич вынужден был обратиться в милицию... Конечно, у
Боба много недостатков, но он же честен! Да, у него дур-
ные друзья — Пашка и компания. Поэтому приходится
считаться с возможными недоразумениями, тем более
что Пашка однажды напоил Боба водкой... Агния Львов-
на запнулась, а затем с необыкновенной горячностью
принялась убеждать Анатолия никому не рассказывать
об этом. В милиции о Бобе тоже ничего не известно.
Обещали принять меры к розыску.
— И вдруг, как рассказывает няня, нас не было дома,
минут двадцать назад раздается телефонный звонок.
Трубку взяла Лика и страшно разволновалась. Няня
спрашивает, в чем дело, а она даже рассказывать не хо-
чет, а потом сказала: «Маму незачем волновать. Только
что Эля встретила Боба возле кино, в плохой компании.
Объявился! Я поеду с Анатолием». Няня так и поняла,
что Лика отправилась к вам, чтобы вместе поехать за
Бобом. А та, уже выбегая за дверь, крикнула няне:
«Пусть мама ждет у телефона!»
— О каком кино шла речь? — взволнованно спросил
Анатолий.
— Минуточку, спрошу у няни.
Анатолий старался сообразить, что же произошло.
Мальчишку, пожалуй, успели «втянуть». Из трусов воры
веревки вьют... Но почему же Лика не позвонила, не за-
шла? Все еще сердится?
— Мама,— крикнул Анатолий,— Лика звонила?
— Соседка сказала, приходила девушка и спраши-
вала тебя.
Троицкая долго не отвечала. Анатолий волновался и
даже нетерпеливо дул в трубку. Наконец послышался
голос Троицкой:
— Я Полю лекарство капала. У него с сердцем не-
ладно... Кино на Пятницкой улице»
— Какое?
— Не знаю, на Пятницкой..»
315
— Я немедленно поеду туда на вашей машине.
Ключи и документы у вас или у шофера?
— У меня. Я вызову шофера.
— Не надо.
— Но уже слишком поздно, я нигде не смогу заверить
на ваше имя доверенность на управление машиной, по-
этому поеду с вами.
— Напишите доверенность на Русакова Анатолия
Владимировича, укажите свой телефон. Если меня задер-
жат, то вам позвонят по телефону. Какой номер ма-
шины?
— Восемьдесят три сорок три. Но почему вы не хо-
тите, чтобы я поехала?
— А вдруг Лика позвонит по телефону, а вас не будет
дома? .
— Муж дома.
— Вы же сами сказали, что ему нездоровится.
— Хорошо,— согласилась Агния Львовна,— я буду
дежурить у телефона. Но, ради бога, позвоните мне с
Пятницкой, я так волнуюсь.
2
Через десять минут Анатолий, получив у Троицкой
ключи от машины, выбежал в Ржевский переулок. У свет-
лой «Победы» МИ 83-43 стоял Милич. Второй, чем-то
знакомый Анатолию франтоватый молодой человек вы-
лез из машины при его приближении, захлопнул дверцу и
быстро пошел прочь.
— Ты что здесь делаешь, Милич?—спросил Анатолий.
— Сено кошу,— зло ответил Милич.
— Ну коси, коси...— Анатолий дернул переднюю
дверцу. Она открылась.— А косу в машине не забыл?
— Понимаешь, я шел мимо, вижу — дверца у машины
открыта и никого нет рядом.
Анатолий сел к рулю.
— Ты чего в чужую машину залез?—удивился Милич.
— Тебя не спросил,— ответил Анатолий и, отперев
секретный замок, сковывавший руль, сунул ключ в замок
зажигания. Но там уже торчал другой. Анатолий понял
все. Он не стал расспрашивать, включил зажигание и на-
жал стартер.
— Куда ты? — растерянно крикнул Милич.
316
Анатолий резко захлопнул дверцу, чуть не прищемив
пальцы Милича, и покатил по улице. «Откуда у них мо-
жет быть ключ? — подумал он.— И не поздно ли я еду?
Ведь со времени звонка Ликиной подруги прошло не ме-
нее получаса. Компания могла разойтись...»
Анатолий гнал машину. Теперь все зависело от быст-
роты. Повезет ли ему со светофорами? Лика, по-види-
мому, поехала на такси. Хорошо бы опередить ее,
встретить или хотя бы застать на улице. Черт его знает,
какая шайка заманила Боба... Если Лика потащит Боба
домой, его «дружки» могут вступиться. Лике грозит
опасность... Эта публика на все способна. Скорей,
скорей!
Светофор у Никитских ворот зажегся желтым светом,
а затем красным. Анатолий остановил машину. Он вынул
чужой ключ из замка зажигания и сравнил с тем, что
дала Троицкая. Точная копия! Где же Милич с прияте-
лем взяли ключ-дубликат? Анатолий догадался, что
отсюда-то и тянется ниточка к Бобу.
Зеленый свет. Анатолий дал газ. Машину рвануло.
Часы на Спасской башне показывали половину двена-
дцатого. Светофор при выезде с Красной площади на
мост Анатолий проскочил при желтом свете и на очень
большой скорости выехал на Пятницкую улицу. На такой
скорости опасно глазеть по сторонам, и все же Анатолий
издалека старался увидеть среди прохожих знакомую
фигурку Лики. Только ли знакомую? Нет, он любит ее,
любит! Вот когда он вдруг осознал, что она для него
дороже всего на свете.
Ему даже хотелось, чтобы ей грозила опасность...
Пусть грозит, и он явится в самую последнюю минуту и
подставит себя под удар, а Лику спасет!
Возле кино кто-то стоит. Лика или Боб? Анатолий
убрал ногу с педали газа и, поравнявшись с кино, резко
нажал на тормоз. Машина будто ударилась о препятст-
вие, его швырнуло на руль. Да, у входа маячил кто-то,
но не Лика, не Боб. Черт! Опоздал или есть другое кино?
Что делать? Он машинально снял ногу с тормоза, и ма-
шина едва-едва потащилась вперед на малом газу. Она
дергалась, будто захлебывалась. Чтобы мотор не заглох,
Анатолий чуть «дал газу». «Победа» медленно двину-
лась вперед. Куда ехать? Анатолий оглянулся на кино-
театр.
317
Рекламные огни были
уже потушены. Зрители еще
не выходили с последнего
сеанса. У двери кинотеатра
торчал здоровый парень в
кепчонке, надвинутой на
глаза.
3
«Победа» отъехала мет-
ров на пятнадцать, когда
раздался резкий свист. Ана-
толий снова оглянулся. Па-
рень возле кино призывно
махал ему рукой. Видно,
захотел прокатиться. Мо-
жет быть, спросить у него,
не видел ли он здесь де-
вушку с мальчишкой, не
заметил ли, куда они по-
шли? Анатолий остановил
машину. Дверца справа
распахнулась, и парень, шум-
но дыша, обдавая его запахом водки, плюхнулся рядом.
— Ну и газовал! Вот, думаю, дает жизни!
— А ты долго стоял возле кинотеатра?
— Порядочно... Вдруг слышу, тормоза, как поросята,
завизжали. Я, конечно, без внимания, потому что в ма-
шине ты один. Мне говорили, что машину пригонят двое.
Потом гляжу на номер машины — тот самый! Ну, тогда
я и свистнул.
— Какой номер? — осторожно спросил Анатолий.
— Да этот самый, МИ восемьдесят три сорок три.
Ты что? — Парень внимательно смотрел на Анатолия.
— Проверочка,— уклончиво ответил тот и вспомнил
Милича и его приятеля. «Неужели парень поджидал их
на этой машине? Похоже...» — Напарник сильно вы-
пивши, с копыт свалился,— сказал Анатолий,— так что
я один приехал... А ты как?..
Этот неопределенный вопрос был задан, чтобы вы-
звать подвыпившего парня на разговор. Детина был
мускулистый, его лицо лоснилось, будто смазанное ма-
слом.
318
Парень осклабился — водитель не возбуждал в нем
больше подозрений — и стал объяснять. Возле кино он
стоял «на стреме», на перехвате. Накладочка получи-
лась: придется в переулочек заехать, потому что здесь
двое сыщиков крутились. Один невысокий без кепки, в
старом синем костюме, второй на армянина похожий,
черный, в сером костюме и серой кепке. Ох, и будет Цы-
гану от Чумы!
— Лени Чумы? — воскликнул Анатолий-
— А ты его знаешь?
— Авторитетный! Кореш. Сидел с ним.
— Вот так штука! А мне сказали, что двое «полу-
цветных» прикатят. А как твое прозвище?
— Лиса,— сказал Анатолий первое, что пришло в
голову.
— Лиса, Лиса? — повторял парень.— Не слыхал.
— Я недавно залетел. А тебя как?
— Огурец.
— А что случилось?
— А то, что из-за парнишки, который должен был нас
навести на квартиру, чуть не завалилось все дело. Хо-
зяева квартиры, как сказал этот Вундербоб, должны бы-
ли прийти в это кино на какой-то там просмотр, а потом
идти в гости. А дома на хозяйстве должны были оставить
только одну старуху. Ну, захватили мы паренька и бегом
к кинотеатру: пусть собственными глазенапами засечет,
что они зашли в кино. Стоим мы, тары-бары-растабары.
И вдруг к этому Вундербобу подходит подходящая дева-
ха и говорит: «Бобик, ты здесь? Позвони же скорей до-
мой. Мама твоя с ног сбилась. Разве можно так?»
Вундербоб начал молоть чепуху разную, ну и мы ее
шуганули. И вовремя. «Спрячемся, говорит, паренек, вот
они идут... эти самые...» Ну, потом мы ждем, значит, эту
«Победу», а тут подкатывает на такси другая, видная
такая деваха, его, Вундербоба, сестра... И давай крыть:
«Подлец, кричит, негодяй! У папы из-за тебя сердечный
припадок! Мама все телефоны оборвала, а ты, бессердеч-
ный мальчишка, болтаешься возле кино! Сейчас же марш
домой!» Цыган не растерялся и повел Вундербоба прочь.
А сестренка оказалась бедовой, ухватилась за братель-
ника и не пускает. Милицию зовет. Народ останавливает-
ся. Что тут делать? Того и гляди, засыплешься. Или надо
пацана бросать, и тогда квартиру не возьмем, или деваху
319
увезти отсюда и запереть, пока мы работаем. Вот Цыган
и придумал: «И что вам, граждане,— говорит он тем, кто
останавливался,— надо? Это моя припадочная сестра, и
к тому же выпивши. Семейное дело, не вмешивайтесь.
Она обругает вас, мне же отвечать». А наши кричат:
«Правильно, Сеня, давай уводи ее, припадочную. Как
выпьет рюмку, так и шалеет, дура». Смехота! Давай жми
в переулок направо. Слышишь шум? Они там. Поспешать
надо. Все уедем. Того и гляди, милиция заявится...
Анатолий уже не слушал болтовни, он быстро погнал
в переулок.
Встретившийся им мужчина два раза оглядывался на
машину. Вдали виднелась группа уходивших по переулку
людей.
Через две минуты он будет рядом. А дальше? Куда
они хотят увезти Лику? Что с ней сделают? Конечно, во-
ры вооружены, а у него ничего нет. Даже ножа... Эх,
встретить бы милиционера или тех двух оперативников.
В глаза бросилась освещенная витрина магазина, за
стеклом виднелись покупатели. Возле двери табличка:
«Телефон-автомат». Вот удача! Можно вызвать мили-
ционеров на мотоциклах.
Не доезжая до магазина, Анатолий резко затормо-
зил.
— Вот черт, карбюратор...— Анатолий быстро выско-
чил из машины, открыл капот.
— Беги,— обратился он к вылезавшему парню,— тут
делов на пять минут, скажи им — еду.
Когда вор ушел, Анатолий подбежал к магазину, толк-
нул дверь. Она оказалась запертой.
— Мне надо срочно позвонить. Откройте! — сказал
он показавшейся за дверью продавщице в белом халате.
— Не хитрите, гражданин. Магазин закрыт.
Анатолий потряс дверь. Стекла задребезжали.
— Сейчас же откройте!
— Не хулиганьте, гражданин, иначе позову милицию.
— Зовите! — Анатолий застучал носком ботинка.
Дверь приоткрылась, выпуская покупательницу, и
Анатолий попробовал протиснуться. Это не удалось.
Продавщица вместе с подоспевшим завмагом заперли
дверь.
Анатолий уговаривал, просил, угрожал, ничто не по-
могло. Толстый завмаг с глазами навыкате уговаривал
320
покупателей не открывать дверей, пока он не вызовет по
телефону милицию, чтобы забрали пьяного хулигана.
Отлично! Разбить стекло? Но придет милиционер, за-
ранее настроенный против него. Он не поверит ни еди-
ному его слову, заставит следовать в милицию. А надо
спешить, спешить...
Ну что ж, пусть воры садятся в машину. Конечно, они
возьмут Боба и Лику. Главное — вырваться на людную
улицу, а там... Эх, подкатить бы к отделению милиции...
4
Анатолий погнал машину и включил фары. В ярком
свете он увидел четырех парней, Боба с окровавленной
губой и Лику. Двое орали песню, стараясь заглушить го-
лос Лики.
— Выключи фары, дура! — заорал тот, что уже побы-
вал в машине.
Анатолий выключил свет, подъехал и остановился.
Гнев, ярость обуяли Анатолия. Он еле сдержался,
чтобы не броситься на выручку Лике.
— Давай в машину,— скомандовал высокий смуглый
парень.
Лика уцепилась за Боба. Тот отталкивал ее.
Распахнулась задняя дверца, зажглась лампочка в
«Победе», и Анатолий отвернулся, чтобы его не узнали.
Он пытался придумать наилучший способ спасти Лику и
Боба, освободиться от воров. Можно было бы сделать
вид, будто мотор не в порядке, поднять капот, копаться
и ждать... Чего ждцть? Пока не подойдет милиционер?
Переулок пустой. Значит, надо выехать поскорее на
людную улицу, выехать любой ценой.
Грязно ругаясь, двое с Бобом поспешно втиснулись
на заднее сиденье и втащили Лику. Знакомый уже вор с
лоснящейся физиономией плюхнулся рядом и скоман-
довал:
— Давай на Пятницкую, а там направо. Жми!
Анатолий посмотрел в зеркальце над ветровым стек-
лом и увидел настороженное, злое лицо и пристальный
взгляд, устремленный на него. Этого цыганистого парня
он недавно видел вместе с Хозяином... Анатолий, сильно
газуя, развернул машину и погнал по переулку.
— Ты кто? — требовательно спросил смуглый.
J ] Г. Тушкан
321
— Я же тебе, Цыган, уже звякнул. Лиса он, кореш
Чумы,— ответил за Анатолия встречавший машину вор.
Анатолий понял, что сейчас все решают секунды.
— А почему не Рудя, в чем дело?—продолжал Цыган.
— И чего ты, Цыган, привязался к Лисе? Эй, Лиса,
не выверни, потише на поворотах!
Анатолий с надеждой всматривался вдоль улицы. Ни
одного милиционера! Вот идет парочка — юноша и де-
вушка,— от них толку чуть. Вот идет компания нарядно
одетых подвыпивших с дамочкой — тоже помощи не жди.
— Ты чего в молчанку играешь? — угрожающе спро-
сил Цыган.
Идет компания пожилых... Нет, опять не то... Двое
молодых парней, похоже студенты, вышли из-за угла.
Анатолий быстро снял ногу с педали газа и нажал на
педаль тормоза так, что даже приподнялся на сиденье.
Тормоза завизжали. В то же мгновение он выхватил пра-
вой рукой ключ зажигания, левой открыл дверь и круто
повернулся, чтобы выпрыгнуть из машины. Цыган уце-
пился за его пиджак.
Анатолий ударил его
наотмашь по лицу и
так рванулся, что пуго-
вицы отлетели, пиджак
распахнулся, и Анато-
лий не выскочил, а вы-
валился боком из ма-
шины, оставив пиджак
в руках Цыгана.
Студенты, будто
только того и ждали, с
готовностью ринулись
к машине. Но еще
быстрее распахнулась
правая дверца, и Цы-
ган выскочил из маши-
ны. Он метнулся в сто-
рону, увернувшись от
растопыренных рук сту-
дента, перебежал ули-
цу и скрылся во дворе.
— В машине нару-
шители! Не выпускай-
322
те! — крикнул Анатолий первое, что пришло ему на ум.
Надо было действовать быстро, не давая ворам опом-
ниться. Анатолий распахнул дверцу, схватил вора, сидев-
шего ближе, и вытащил на асфальт. Вор сел и, не делая
ни малейшей попытки к сопротивлению, сказал как
можно спокойнее:
— Не верьте ему, граждане, парень напился и скан-
далит, вам голову морочит. Кричит «убивают», а убитых
нет, одни пьяные. Он втягивает вас в грязное дело. По-
лучите по десять суток за содействие хулигану.
С оглушительным треском рядом с машиной оста-
новился патрульный милицейский мотоцикл с двумя
сержантами. Оба вора пытались удрать, но их задер-
жали.
В двух словах милиционерам было рассказано о том,
что случилось. Сержанты обыскали задержанных, у обо-
их обнаружили финки.
Анатолий вытащил всхлипывающего, перепуганного
Боба, вывел Лику. Она молча протянула ему руки: они
были крепко связаны носовым платком...
Милиционеры остановили проходивший грузовик, по-
садили в него задержанных, прихватили, как свидетелей,
студентов, и все отправились в отделение.
В милиции задержанные категорически отрицали, что
они прятали Боба и хотели куда-то насильно увезти его
сестру. Они ссылались на бежавшего, с которым якобы
только в этот вечер познакомились в «забегаловке». Этот
чумазый выдавал девушку за свою пьяную, не совсем
нормальную сестру. Сказал, что надо отвезти ее домой,
к мамаше. А чтобы не царапалась — связать ей руки.
Пусть спросят тех, кто был возле кино на Пятниц-
кой. Ну, как не помочь человеку, ежели он говорит, что
его сестренка псих. А если он соврал, так с него и
спрос...
Опросили Елену Троицкую. Она показала следующее:
— Моя подруга Элла Савицкая позвонила мне после
десяти по телефону и сказала: «Встретила твоего исчез-
нувшего брата возле кино на Пятницкой, в компании
хулиганов. Я хотела с ним поговорить, но мне не удалось.
Приезжай скорей». Конечно, я поехала. Мы Боба разы-
скиваем третий день. Брат стоял возле кинотеатра в ком-
пании этих людей. Еще был третий, сбежавший. Я, не
отходя от такси, позвала его в машину. Боб не шел. Я пы-
323
талась его увезти, тащила в машину. Сбежавший, смуг-
лый такой, сказал: «Уматывайся, гражданочка, не твое
дело. Парень большой, делает что хочет». Я обратилась
за помощью к прохожим. И тогда хулиганы, видя, что
многие мне сочувствуют, вдруг разыграли спектакль,
будто я пьяная сестра того смуглого и скандалю. Затем
они повели брата с собой по улице, свернули в переулок.
Я расплатилась с шофером такси, и, когда нагнала их, у
Боба была сильно разбита губа, видимо, его ударили, и
он сказал: «Уйди, оставь меня!» Я обратилась к прохо-
жим. Смуглый опять стал уверять, что я его ненормаль-
ная пьяная сестра. Прохожие останавливались, но прия-
тели хулигана окружили нас и стали смеяться, кричать,
петь.— От обиды и гнева у Лики навернулись слезы на
глаза, но потом она овладела собой и продолжала: —
Они повели Боба переулком. Он шел, не сопротив-
ляясь. Я пошла следом за Бобом. Тогда они подхвати-
ли меня под руки и повели насильно, связали мне ру-
ки, а потом втащили в машину... Вы отправите их в
тюрьму?
Дежурный спросил:
— Значит, все дело в том, что поспорили из-за брата?
Вам лично ущерб причинен?
— Но ведь они не отпускали и избили Боба... Меня в
машину втащили...
Дежурный пожал плечами и начал допрашивать Бо-
риса Троицкого.
Боб был, бледен, не смотрел в глаза Анатолию.
— Я после ссоры с мамой боялся наказания, мне не
хотелось ехать домой... Три дня жил у знакомых...
А когда сестра приехала и позвала, я тоже не захотел
домой. Сестра начала драться со мной. Вмешался
Цыган...
— Кто-кто? — быстро спросил дежурный.— Кто?
Боб смутился.
— Чья эта кличка? Отвечай! — потребовал дежур-
ный.
— Не знаю... Слышал, что кого-то так в толпе на-
звали, а кого — не знаю, не помню.
Дежурный выразительно посмотрел на Анатолия:
темнит парень.
Боб сказал, что смуглый парень, Сеня, фамилии он не
знает, познакомился с ним у кино только в этот вечер и
324
неожиданно вступился за него. А чтобы сестра не сканда-
лила на улице и не позорила его, Боба, и себя, он увел
Боба, а она сама пошла за ними, ругалась.
Лика крикнула:
— Ты подлец, ничтожество, врешь!
Боб обмяк, хотел что-то сказать.
И опять предупреждающий взгляд парня со шрамом
на лице...
— Знает ли Борис Троицкий этих двух граждан? —
спросил дежурный.
— Нет, не знает,— подсказал парень со шрамом.
И Боб повторил:
— Не знаю.
Анатолий попросил удалить задержанных на время
допроса Троицкого.
Уходя, парень со шрамом предупредил:
— Мы, паренек, тебя не знаем, и ты не наговаривай
на нас, а то плохо тебе будет.
— Не запугивайте, гражданин,— предупредил де-
журный.
Анатолий позвонил Троицкой. От радости она за-
плакала и, всхлипывая, сказала:
— Беру такси и мчусь. Ждите.
5
Анатолий показал дежурному свое бригадмильское
удостоверение и попросил разрешения поговорить с Бо<
рисом Троицким.
— Слушай, Боб, внимательно! — Анатолий усадил
мальчика на деревянный диван.— От того, скажешь ли
ты правду, зависит твоя судьба. Они ведь собирались
ехать на вашей машине обворовывать квартиру. Я хо-
рошо знаю, что ты им дал ключ от машины, указал квар-
тиру, они принудили тебя быть наводчиком. Но ты не
бойся. Если откровенно все расскажешь, то тебе ничего
не будет, тебе не придется больше подчиняться ворам, ты
избавишься от битья, от страха. Сейчас они тебя запу-
гивают, наверное, грозят рассказать о твоих делиш-
ках дома. А ты все расскажи сам. И этим лишишь их
возможности шантажировать. Да и я тебя буду защи-
щать.
Боб смотрел в пол и молчал.
325
Анатолий попытался поднять снизу его подбородок,
но Боб еще ниже опустил голову.
— Значит, тебе безразлично, что они издевались над
твоей сестрой? Значит, тебе все равно, ограбят ли они
дом твоих друзей или нет?
— Это не мои друзья...
— Ага! Раз ты это сказал, значит, знаешь, на кого
воры нацелились? Знаешь адрес? Ты должен был позво-
нить в дверной звонок, назваться Бобом Троицким и по-
просить открыть дверь, так? Все пошли в кино, и дома
осталась одна бабушка, верно? Смотри мне в глаза!
Боб еще ниже, упрямее нагнул голову. Видимо, страх
перед ворами сковал его.
Анатолий еле сдерживался, чтобы не ударить, не по-
трясти за шиворот труса. Ох, как он был противен ему!
Куда девались все увлечения Вундербоба астрономией,
космическими полетами... Сейчас перед ним был подлый,
трусливый, шкодливый мальчишка!
Лика кусала губы.
— Я ведь хочу спасти тебя, дурак! А то пропадешь!
Будешь говорить? Если воры с тобой не церемонились,
то знай — я также церемониться не намерен!
Боб испуганно прошептал:
— Я ничего не знаю.
— Врешь, ты уже признался. Ты сказал: «Это не мои
друзья». Значит, ты знал, о ком идет речь! Не трусь, го-
вори. Ну! — Анатолий сжал пальцы в кулак.— А еще со-
брался летать в космос... Хвастун! Даже каких-то вори-
шек боишься...
Боб начал несвязно рассказывать. Он не сводил глаз
с кулака Анатолия. Выходило так, что грабить они не
собирались. Это квартира одного паренька из кружка
юных астрономов... Он, Боб, два раза там бывал...
— У старшего брата этого мальчика есть замечатель-
ный мотоцикл, четырехцилиндровый подвесной мотор для
лодки и другое... Теперь брат уехал, он геолог. А ко-
гда я об этом рассказал... ну, своим знакомым... то
они обрадовались. «Давай, говорят, пока человек в
отъезде, подвесной мотор возьмем на недельку... Взаимо-
образно. Покатаемся. А к его приезду вернем».
Анатолий подошел к Бобу.
— Тебя не сказки сюда привели рассказывать! Ведь
ты сообразительный парень! Говори все по порядку,
326
что они тебе приказали и что ты им сообщил. Только
не ври!
— Ну, сначала сказали, чтобы я туда в гости пошел,
разузнал, кто дома остается, когда все на работе... Ну, я
и побывал. Узнал — собираются через два дня, то есть
сегодня, в кино на просмотр картины... А дома одна ба-
бушка... Старший брат на практике.
— Дальше!
— Я отказался. А они: «Обещал — выполняй! Ты про-
сто позвони в квартиру, бабушка спросит—кто, назовись.
А когда она откроет дверь, мы зайдем, как будто тебя
не знаем, возьмем мотор и пообещаем через пять дней
вернуть».
— И ты согласился? —спросил Анатолий.
Боб промолчал и опустил голову.
— Да как же ты не понял, что имеешь дело с граби-
телями? Ведь тебе не пять лет. Ты согласился быть на-
водчиком. Ты, конечно, понимал, что бабушка потом
расскажет домашним о вашем «визите». Тебя начала
бы разыскивать милиция. Значит, ты и в дальнейшем
думал прятаться, не возвращаться домой? А знаешь ли
ты, что бабушку наверняка бы твои «дружки» задушили?
Боб мертвенно побледнел, ошалело взглянул на Ана-
толия, его разбитые губы мелко дрожали.
— А напали бы на след убийц, они бы тогда и тебя
прикончили, чтобы убрать свидетеля. Вот теперь и рас-
скажи, как ты с этими «дружками» познакомился? Кто
они? Как фамилия тех, у кого вы хотели «одолжить»
мотор, и где они живут, где ты жил эти дни. Расскажешь?
— Расскажу! Все началось с Пашки...
Дверь распахнулась, ворвалась Троицкая. Упав на
колени, она обняла сына и принялась исступленно цело-
вать его лицо, шею, плечи.
— Милый мой, хороший! Ну, я погорячилась. Прости
свою мамочку. Больше этого не будет. И ты обещай. Ты
ведь тоже погорячился. Я знаю, ты хороший!
Анатолий резко поднялся и отошел в сторонку.
— Ну и дура, ну и дура! — зло шептал он.
Потом Агния Львовна обняла Лику, расцеловала.
— Я приехала за детьми, не мучайте их,— обрати-
лась она к дежурному.
Тот взглянул на Анатолия и чуть усмехнулся.
— Как только Боб скажет, из какой квартиры они
327
собирались взять мотор, так и поедет домой,— предупре-
дил Анатолий.
— Боб хотел у кого-то взять? Этого не может быть! —
воскликнула Троицкая.— Вы не так его поняли.
— Продолжай, Боб,— сказал Анатолий, не глядя на
Троицкую.
— А я уже все сказал! — В голосе Боба снова появи-
лась нагловатая уверенность.
Минут двадцать Анатолий, Лика и дежурный пробо-
вали убедить его. Боб начал грубить Анатолию.
— Не ваше дело! Я знаю, почему вы явились! — Он
скосил глаза на Лику.
— Ах, ты так? — Анатолий замахнулся; еще мгнове-
ние, и Боб получил бы увесистую затрещину.
— Все скажу! — взвизгнул Боб.
— Вы не смеете бить! — кричала Троицкая.— Вы на-
шли моих детей, я вам бесконечно благодарна, но нака-
зывать вы не имеете права, мы сами разберемся. Ведь он
еще дитя.— И, посмотрев с нежностью на сына, она
добавила: — От него еще молочком пахнет...
— Водкой пахнет! — сердито сказал Анатолий.— Сам
признался.
— Ну, кто не без греха,— отозвалась Агния Львов-
на.— Он не будет. Ты ведь больше не будешь, Бобик?
— Не буду,— буркнул Боб.
Анатолий безнадежно махнул рукой. Вскоре прото-
кол был подписан.
Троицкая увела Боба. Лика тихо сказала Анатолию:
— Звоните мне. И... не сердитесь.
Анатолий покраснел, но радость омрачало сознание
своего бессилия. Даже в таких благоприятных условиях
не удалось переломить Боба. Пока поле битвы осталось
за ворами. Видно, еще придется повозиться. А все Агния
Львовна! Конечно, малолетних допрашивают при роди-
телях, но надо, чтобы они помогали, а не мешали.
Оставшись с дежурным, Анатолий спросил:
— А как будет с ворами?
— Задержим для оперативной проверки. Мальчишка
все напортил, настаивает, что не знает их. А за незакон-
ное хранение оружия привлечем к уголовной ответствен-
ности. Эх, права наши насчет задержания подозритель-
ных и хулиганов слабоваты! А нас ругают — милиция,
мол, бездействует...
328
— Ну, а паренек?
— Вы о Троицком? Конечно, он наводчик. Ведь
оба мы видели, что врет. А как вывести его на чистую
воду?
Опять ворвалась Троицкая:
— Как я могла забыть, что вы на нашей машине!
— А я и сам забыл,— хмуро отозвался Анатолий.—
Вот ключ.
— Голубчик, у меня руки дрожат. Не удержу руль.
Последнюю услугу...
— Хорошо, поедемте,— вздохнув, согласился Ана-
толий.
— Гражданка Троицкая, за сыном получше присмат-
ривайте,— посоветовал дежурный.
— Да, да,— отозвалась Агния Львовна.
Вряд ли она слышала, о чем он ей говорит.
6
На обратном пути Анатолий вел машину молча.
Лика, с переднего сиденья обернувшись назад, с лихора-
дочной поспешностью, гневно пересказывала Агнии
Львовне события. Та забилась в угол кабины, прижав
к себе Боба.
Когда подъехали к дому, Агния Львовна попросила
Анатолия зайти: Павел Авксентьевич должен поблагода-
рить его, иначе он будет нервничать.
Вся семья собралась в столовой. Павел Авксентье-
вич заключил Анатолия в объятия и несколько раз
горячо поцеловал. Анатолий сердито передал ключи,
документы машины и стал прощаться. И все же ему
пришлось выпить бокал шампанского, закусить па-
стилой.
Он начал было говорить о Бобе, но Павел Авксентье-
вич прервал его на первой же фразе:
— Ни слова! Все понятно. Поверите ли, минуты нет
свободной, чтобы заняться воспитанием сына. Да и Аг-
ния где-то в чем-то недоглядела.
— Привод в милицию...— снова начал Анатолий.
И опять Павел Авксентьевич перебил его:
— Все понятно! Сам займусь, пусть это вас больше
не беспокоит.
329
— А может быть, все же стоит сейчас поговорить? —
И Анатолий молча подал ключ от «Победы», сказав: —
Дубликат.
— Что ж, какой мальчишка не мечтает прокатиться
на отцовской машине? Не будем омрачать минуту ра-
дости мелочами.
Ясно было, что домашний суд над Бобом, когда этот
блудный сын вернулся на радость маме и папе, не
удастся. Анатолий тихо спросил, не считает ли Павел
Авксентьевич, что безнаказанность и всепрощение раз-
вращают нестойкие характеры.
Тот мгновенно согласился, сделав гримасу, будто про-
глотил что-то горькое, и обещал, как только появится
«окно» во времени, поговорить с Бобом. Судя по снисхо-
дительному тону, это был лишь жест вежливости. Надо
же чем-то отблагодарить Анатолия...
«Разве Троицкий примет всерьез мои советы? — по-
думал Анатолий.— Пусть только он назначит встречу, и
я приглашу Хлопунова. До чего противно смотреть, как
расчувствовавшаяся мамаша заискивает перед самодо-
вольным сынком».
Анатолий встал и, избегая смотреть на Боба, попро-
щался.
— Сиди, папа. Я провожу и запру дверь,— поспешно
предупредила Лика.
В передней, задержав руку Анатолия в своей, она
сказала:
— Вы ведь не любите громких слов?
— Терпеть не могу.
— Но все-таки...'
— Не надо об этом. Думайте о Бобе. Парень свих-
нулся, а ваша мать или не видит, или не хочет видеть.
А отцу некогда... Прежде всего, не позволяйте ему бол-
таться на улице и водиться с Пашкой.
Но Лика, казалось, не слышала его слов.
— Толя,— просто сказала она,— скажите откровенно,
вы очень на меня сердитесь?
Она пытливо посмотрела ему в глаза, затем порыви-
сто обняла за шею, поцеловала в губы и убежала.
Анатолий захлопнул дверь. Голова слегка кружилась.
Что это? Поцелуй благодарности — и только? Или?..
— ...Что так долго? — спросила Анатолия мать, от-
крывая дверь.
330
— Пришлось съездить за Бобом Троицким и Ликой.
А потом даже пил шампанское у Троицких....
— Значит, повеселился? — Мать улыбнулась.
— Повеселился...
7
На следующее утро Агния Львовна стремительно во-
шла в комнату Боба. Он притворился спящим, надеясь,
что мать пожалеет будить его и объяснение будет от-
срочено.
Ее вчерашнее благодушие было, видимо, временным.
Все началось так... После ужасной ссоры с матерью,
поймавшей его на мелкой краже, Боб прибежал к Руде.
У него сидел неизвестный Бобу смуглый, видимо, очень
сильный молодой мужчина, с темными навыкате гла-
зами, в которые Бобу трудно было смотреть.
Играла радиола. Звучала смешная песня «Гоп со
смыком». Незнакомец тихонько мычал в тон ей. Рудя
уже как-то объяснял Бобу, что эта песенка воровская,
«блатная». Боб знал и другое. Такие мотивчики, записан-
ные на рентгеновских пленках, Рудя через Пашку про-
дает любителям. А этот, наверное, покупатель сам
пришел.
Заметив любопытные взгляды Боба, незнакомец на-
хмурился, перестал мычать и спросил:
— Какого черта зенки на меня пялишь? Один пялил,
пялил и ослеп!
— Спокойно! Это Вундербоб,— сказал Рудя,— мой
друг, знаменитый астроном. В минуты жизни трудные
забегает ко мне. Ты чего?
Боб покосился на незнакомца, но Рудя сделал теат-
ральный жест рукой и проговорил:
— Не смущайся, Бобик, можешь откровенничать.
Дядя добрый, он поймет!
Черноволосый кивнул, блеснул золотым зубом.
Надо сказать, что Рудя боялся Цыгана. И чем дальше,
тем сильнее его угнетало сознание собственной глупости,
приведшей к этому знакомству.
А было так. Пашка из-под полы в переулке продавал
музыкальную продукцию фирмы «Рудя и К°». Проходив-
331
щий мимо Цыган заинтересовался блатными песнями,
хорошо заплатил и обещал заплатить много, если най-
дется человек, который бы записал на пленку его люби-
мые песни. Так Рудя познакомился с Цыганом. Рудя,
никогда не знавший ни одного вора, вдруг бахвальства
ради намекнул на свои якобы связи с ворами. А таким,
как Цыган, только палец дай — век не отвяжешься.
Цыган с интересом выслушал рассказ о похождениях
Вундербоба, несколько преувеличенный Рудей. Было рас-
сказано и о «работе с книгами», о геройском поведении
Боба в парке культуры, о лихой игре в карты.
Особенно заинтересовала Цыгана история с ключом
от «Победы». Он даже приказал Руде угостить Боба
портвейном. Через два часа Цыган попрощался с Рудей
и увел изрядно захмелевшего Боба с собой.
— Не умеешь ты обращаться с предками,— учил
он.— На измор их возьми. Побегают, поищут тебя — ве-
ревки вить из них будешь, Вундербоб.
Цыган скоро сообразил, что на Вундербобе можно
хорошо заработать. Этого бесхарактерного паренька —
а такие смотрят в рот тому, кого они в эту минуту боят-
ся,— надо использовать. А там — пусть себе кается в ко-
лонии... Понравился ему и внешний вид Боба, «интелли-
гентного мальчика из хорошей семьи». Отличная маски-
ровка, пригодится...
Вор с детских лет, Цыган несколько раз судился, но,
попадая в лагеря, вскоре выходил. Были у Цыгана се-
стры, мать, но он давно отрекся от семьи, относился к ней
с нарочитой грубостью и жестокостью. Сейчас он «рабо-
тал» на Чуму.
Цыгана удивляла и забавляла наивность мальца, ве-
рившего каждому его слову. Цыган напропалую врал
Бобу, выдавая себя за сверхгероя. Боб тоже напропалую
врал и бахвалился. Приведя Боба к себе, Цыган прежде
всего напоил его, а потом начал дразнить:
— Нет, Вундербоб, не выйдет из тебя настоящего
парня, деляги. Не из того теста сделан.
— Неправда! Я хоть на Луну могу!
— Просто ты заяц во хмелю. «На Луну, на Луну»!
На кой она ляд, Луна твоя! А ты вот грощщ деньги до-
стань на хорошую закуску, на такси, чтобы прошвыр-
нуться за город.
— Сколько угодно добуду! Я — как Пит, супермен.
332
— Кто, кто?
Боб рассказал о похождениях гангстера Пита.
Цыгана заинтересовали эти истории, особенно опи-
санные в них новые способы грабежа и увода авто-
машин.
А Боба понесло. Ведь его слушают! И он со смаком
рассказывал вычитанное им из книжки, которую одолжил
ему Рудя.
— Так как же ты монету добудешь?
— Съезжу домой и привезу.
— Тоже мне супермен! Лучше покажи-ка, на что ты
без маменькиной сумочки способен.— Цыган покачал го-
ловой.— Мы за мамину юбку не держимся, а житуха у
нас — во! Смекаешь? Домой только желторотые птенчики
торопятся. Говорю же тебе — возьми домашних на ис-
пуг. Пусть поищут тебя, помучаются — добрее станут...
А небось у тебя да и у папаши твоего куча знакомых?
Квартиры, наверное, мировецкие, богатые...
Так зашел разговор о квартирах и фотоаппаратах,
костюмах и машинах.
— Да что там машины! — разошелся Боб.— Вот у
Ленькиного брата есть лодочный мотор, трофейный, мощ-
ностью почти в тысячу сил,— соврал он.— Вот бы его
нам на Московское море... Жаль, что Ленькин брат на
практику уехал, он геолог, а то бы попросили мотор на
недельку.
Так зашел разговор о квартире в Замоскворечье.
Цыган выспросил все: и о хозяевах, и о квартире, и
об обстановке.
— Правильно ты задумал, Вундербоб. Осуществим.
Не будем дожидаться, пока вернется Ленькин братель-
ник. Возьмем взаимообразно.
— Не дадут.
— А если они такие гордые и презирают тебя, про-
учим! Возьмем потихоньку, так что и не узнают, а че-
рез неделю положим на то же место. Правильно, супер-
мен?
— Правильно!
— Тогда сделай так...— И Цыган поручил Бобу наве-
даться к Леньке, разузнать, когда хозяева уйдут в гости
или поедут на дачу, остается ли кто-нибудь в таких
случаях в квартире.— Все! Если обманешь — пожа-
леешь!
333
Боб струхнул. Он не был уж так наивен, чтобы не
понять, кто такой Цыган. Боб всегда был готов фантази-
ровать, строить планы, которые ни к чему не обязывают.
Именно поэтому он размечтался о поездке на чужом мо-
торе. А тут вдруг план превращается в действие! Это его
никак не устраивало. Он отлично понял, что мотор только
предлог... Ведь Цыган спрашивал и о коврах, фотоаппа-
ратах, даже о том, где стоит гардероб.
Боб начал отнекиваться. Ведь он пошутил, разве бы-
вают подвесные моторы тысячесильными? Да и с Лень-
кой он в ссоре, поэтому не может идти в гости.
Цыган слушал с улыбкой. Боб тоже улыбался. Вдруг
сильный удар бросил его на пол: Цыган ударил, сидя на
стуле. Боб вскочил, закричал:
— Как вы смеете!
Цыган медленно поднялся и шагнул к подростку. Боб
с ужасом уставился на него, страшного теперь человека,
и начал отступать, пока не уперся спиной в стену.
— Не бейте, не надо, я все сделаю!
— Заткнись, дура! Это для закалки, чтобы никакой
боли не боялся. А ты визжишь, как поросенок. За-
молчи! Давай пять, будешь меня слушать — другом
будешь.
Боб взял дрожащей, взмокшей от страха ладонью
протянутую руку Цыгана.
— Домой сейчас не пойдешь. Уговор дороже денег.
Утром отправишься на ту квартиру. И смотри мне, не
темни. В провожатые дам Огурца. Если только про-
дашь, он из тебя скелет сделает. А вообще ты парень
башковитый и должен понимать, с кем веселее. Мы еще
на юг с тобой махнем. Был в Баку?
— Нет...
— Ав Сухуми, Сочи?
— Тоже нет.
— Со мной поедешь...
8
Дверь отворилась. Вошел долговязый детина с земли-
стого цвета лицом и острой головой.
— Наше вам, Огурец! Дельце наклюнулось.— Цыган
показал глазами на Боба.— Потом! А сейчас закатимся
куда-нибудь, выпьем, поучим Вундербоба.— Цыган на-
334
хлобучил на голову кепку и сказал: — А ну, Вундербоб,
звездочет, потопали.
Ох, как не хотелось Бобу идти с ними! Он боялся
Цыгана, боялся, как бы не встретить знакомых, боялся
убежать домой, боялся завтрашнего утра»
Вот когда он с надеждой вспомнил об Анатолии. Но
тут же опять испугался.
Пройдя несколько улиц, они зашли в пивную. Там
было людно. Цыган стал в очередь, взял пива, водки на
всех и начал внимательно осматривать посетителей.
Вскоре он кивнул головой на двух выпивавших. Первый,
маленький и плюгавенький, в рваном костюме, судя по
разговору с окружающими — завсегдатай пивной, угова-
ривал второго, рослого человека в простом, но опрятном
костюме, «взять еще по сто».
— Ни-ни,— твердил высокий.— Жена заругает. И так
перебрали с получки. У меня хозяйка строгая.— Он вы-
нул бумажник и, стараясь аккуратно раскладывать день-
ги на мокром столе, бубнил: — Это на жизнь... Вовке на
штанишки... Это за квартиру... Бабке послать... Видишь,
все в аккурате, так что отцепись.
Огурец подмигнул Цыгану и выругался. Боба пере-
дернуло. До чего же не нравился ему Огурец! Лицо зем-
листое, не хватает зубов, потный. Улыбнется — толстые
губы кривятся в одну сторону, вниз.
Рабочий двинулся к двери, отталкивая уцепившегося
за него плюгавенького.
— Эй, пьянчуга, отлепись от порядочного человека!—
сказал Цыган и толкнул плюгавого.
Тот взмахнул руками, не удержался и опрокинулся
на пол. Боб рванулся было, чтобы помочь упавшему. Огу-
рец подставил ногу, Боб ударился плечом и головой
о стол.
— За нами, звездочет! — сквозь зубы прошипел
Цыган.
Рабочего они увидели в сквере. Цыган быстро заша-
гал, нагнал его, пошел рядом, потом опередил. Огурец
плелся следом за рабочим, увлекая за собой очень не-
охотно идущего Боба.
За поворотом на боковую дорожку Огурец вдруг по-
казал кулак Бобу и издалека крикнул рабочему:
— Эй, гражданин, пиджак-то у вас, пиджак!
Тот остановился в нерешительности. Боб увидел, что
335
вся спина у него белая, будто
в известке или зубном по-
рошке. Удивительно! Только что
пиджак был совсем чистый. Цы-
ган тоже остановился и почему-
то стал снимать свой пиджак.
— Не у вас, гражданин, у
другого! — крикнул Огурец.
Рабочий снял свой пиджак,
ругнулся.
— Вот черт, в пивной, на-
верное... Спасибо, братцы! Хо-
зяйка у меня строгая, а тут —
будто под забором валялся.
Цыган, сочувственно приго-
варивая, помог чистить пид-
жак.
Огурец с Бобом прошли
мимо, вышли из сквера к
трамвайной остановке. Скоро
к ним присоединился Цыган.
Все сели в трамвай, потом
сошли, купили водки.
Боб все еще не понимал, зачем нужна была эта коме-
дия. Но все объяснилось на квартире Цыгана, когда тот
вытащил пачку денег. Огурец передразнил рабочего,
как тот распределял свою получку: «Гришке коврижки,
Мишке штанишки...» Цыган хохотал и предложил вы-
пить за «Мишкины штанишки». Тут же он дал Бобу сто
рублей — его «пай». Боб отказался взять деньги.
— Почему не берешь? — грозно спросил Цыган.
— Да я ведь случайно с вами,— робко объяснил Боб.
— Я тебе покажу — случайно! Ты вор, уркан, и ты
участвовал в деле. Обязан взять.
— Я не вор,— запротестовал Боб.
— Что-о-о? Ты сам рассказывал про работу с кни-
гами, с Пашкой. Ты уже пропащий! Теперь ты наш. Амба!
— Нет, я не вор...
Цыган, зло улыбаясь, больно ударил Боба. Боб за-
плакал. Затем его заставили выпить. Он размяк и снова
стал бахвалиться.
Утром Боб проснулся потный от страха. Он попы-
тался незаметно уйти, но его не оставляли одного. Цыган
336
с дружками караулили. Один из них был послан к Чуме
предупредить о предстоящем деле. В час дня Боб вер-
нулся с Огурцом из Замоскворечья и сообщил, что завт-
ра вечером все из квартиры пойдут в кино, останется
одна бабушка. Цыган отправился к Руде «организовать»
машину. На следующий день, в десять вечера, Цыган и
Огурец повели Боба к кино на Пятницкой. Там его нашла
Лика. Все хорошо обошлось. Цыган сбежал, и теперь он,
Боб, будет подальше от этой ужасной компании.
9
На этот раз Агния Львовна не пожалела Боба. Она
трясла его за плечо все настойчивее. Он вынужден был
открыть глаза и, чтобы не смотреть на мать, уставился
в одну точку.
— Ты заболел?
Боб не ответил.
— Сейчас с тобой будет говорить отец. Он вне себя.
Не вздумай сердить его, возражать. Я понимаю, ты трав-
мирован, но все же...
Вошел отец. Сердитый, насупленный, он резко подви-
нул стул, сел и строго уставился на сына.
— Ну? — крикнул отец, ожидая покаяния.
— Я травмирован...— поспешно прошептал Боб.
До этого он жалел себя, нервничал, а сейчас, в страхе
перед расплатой, заплакал. «Ну что у меня за жизнь? —
думал он.— Пашке подчиняйся. Руде, Цыгану, Огурцу
подчиняйся, папе и маме подчиняйся... Анатолий и тот
напустился. Почему я такой несчастный?»
— Ну, миленький, ради бога успокойся,— бросилась
к нему мать.
Боб, трясясь, зарыдал еще громче. Агния Львовна
многозначительно кивнула на сына и шепнула мужу:
— Придется прощать сейчас же.
Павел Авксентьевич огорченно вздохнул, присел на
край кровати и положил руку на голову Боба.
— Да будь же ты мужчиной, не реви! — сердито ска-
зал отец и попытался повернуть голову Боба к себе,
но тот упрямо зарывался лицом в подушку.— Ты по-
ступил ужасно, Борис, ужасно! Откуда у тебя такие за-
датки?
337
Когда отец сердился, он всегда называл сына полным
именем. Рыдания усилились.
— Да не мучь ты ребенка,— шепнула мать.
— Я вижу, ты даже не осознаешь,— продолжал
отец,— и не представляешь всей глубины возможного
падения. Дурные привычки приобрести легко, избавиться
от них крайне трудно.
Рыдания Боба переходили в истерику.
— Да скажи же ему, скажи! — громко шептала мать.
— Мы обсудили и осудили твое позорное поведение,—
продолжал отец,— и решили так: мы простим тебя, если
ты обещаешь, что это никогда больше не повторится, что
ты исправишься, будешь учиться и вести себя должным
образом.
— Ну, маленький, ну скажи — обещаю. Ну что тебе
стоит! Ну успокой же папочку и мамочку.
Боб был слишком потрясен вчерашними событиями,
чтобы капризничать. Мальчик ждал разноса, строгого на-
казания, серьезного предупреждения. Услышав о том, что
его прощают, он сразу перестал плакать.
— Обещаю,— поспешно пробормотал он, все еще не
веря, что все сошло так просто и легко.
— Ну вот и хорошо.— Агния Львовна облегченно
вздохнула и, тронув мужа за плечи, шепнула:—Он слиш-
ком травмирован, чтобы оценить по достоинству твои
назидания. Пусть успокоится.
Родители ушли. Из-за двери донесся раздраженный
голос отца:
— У меня нет времени воспитывать, но ты, кого ра-
стишь ты? Лентяя? Лгуна? Растленное существо?
— Поль, что ты!
— Да, растленное существо! Нет, так больше нельзя!
Его надо было выпороть, да, выпороть! Не будь я так
интеллигентен, я бы шкуру ему спустил!..
10
Боб вскочил с кровати и радостно запрыгал на месте.
Заметив укоризненный взгляд вошедшей няни, он сму-
тился и сделал вид, что занимается гимнастикой. Няня
не стала стелить постель, а передала требование роди-
телей, чтобы отныне он сам прибирал за собой.
338
— А обед для себя я тоже должен готовить? — оби-
женно спросил Боб.
— Готовить обед— мое дело,— ответила няня.— Где
же это видано, чтобы убирать за таким большим! Водку
жрать горазд... Не дите, прости господи! После такого
скандалу и покаяться не грех!
— Ну, ну,— крикнул Боб,— не твое дело, дура!
За завтраком, поглощая бутерброды с ветчиной, отец
прочувственно говорил о чести и бесчестии, о благород-
стве и подлости, о героизме, о дружбе.
— А Васька слушает да ест,— не вытерпела Лика,
зло поглядывая на брата.
— Он уже обещал, и мы простили,— поспешила пре-
дупредить мать.
— А я не могу простить, не могу! Выдрать его надо!
— У своего Анатолия научилась,— буркнул Боб.
— Почему это у моего? — возмутилась Лика.
— Ас кем целовалась в подъезде?
— Подлец! — крикнула Лика, побледнела и выбежа-
ла из комнаты.
— Борис, ты сейчас же пойдешь и попросишь извине-
ния у сестры,— решительно заявил отец.
— А мне Пашка говорил...
— Ты должен попросить прощения за все. Мало ли
что болтают.
Боб после препирательства пошел в комнату сестры.
Мать с трудом заставила дочь вернуться к столу.
После чая отец поручил сыну сходить в аптеку за
лекарством. Боб не двигался с места. Он боялся улицы,
боялся встреч. Отец повторил, но раздраженно. Если бы
Боб в эту минуту сказал, почему он боялся показаться
на улице, если бы он признался в том, что там ждут его
мучители... Но он ни в чем не признался. У него не хва-
тило смелости сказать правду. Он лгал, он отговаривался
тем, что надо готовить уроки, готовиться к конференции
юных астрономов.
— Кто же был прав? — закричал отец.— Мы его про-
стили, а он не считается с нами даже в мелочах!
И отец шлепнул Боба по затылку.
— Ну что ты, Поль! Это непедагогично. Бобик пой-
дет. Ты пойдешь, да?
— Сбегаю,— буркнул он, не глядя в глаза отцу.
Глава XIX
«КЛУБ ПОДКИДНЫХ ДУРАКОВ»
1
Посмотреть на Боба со стороны — он стал образцово-
показательным мальчиком: в школу прибегает вовремя,
не пропускает уроков, уходит из школы со всеми и почти
все свободное время готовит уроки и читает.
Дошло до того, что мать сама предлагала ему: «Схо-
ди, Бобик, в кино, отдохни»,— а он, подумать только, от-
казывается. Если и выходит погулять, то только с ма-
мочкой. Агния Львовна не могла нарадоваться! С удо-
вольствием она выслушала просьбу Боба не пускать
Пашку в дом, если тот появится.
Пашка наведывался два раза, но получил в прихожей
такой яростный отпор от Агнии Львовны, такие ощути-
мые подзатыльники, что больше не рисковал соваться.
Лику тоже радовало поведение Боба. Лишь отец ни-
как не мог взять в толк, почему сын сиднем сидит дома
даже в свободное от занятий время. Однажды в воскрес-
ный день отец попросил его сбегать купить газету. Боб
пошел только после третьего, очень грозного приказания.
В подворотне Боб увидел Пашку, развлекавшегося
дракой двух маленьких мальчишек. Он заставил их
драться, пригрозив, что изобьет обоих, если они не по-
слушаются. Боб хотел прошмыгнуть мимо, но было уже
поздно. Пашка увидел его и вместо приветствия сказал:
— А ну, гони мои сто монет, прохиндей несчастный!
Забыл долг?
— Нет у меня, Пашечка, честное слово.
— Знать ничего не знаю! Ты проиграл, ты и отдавай.
— Пашечка, миленький. Честное слово! Честное сло-
во, на днях отдам.
— «На днях», «честное слово»! — передразнил Паш-
ка.— Может, честное пионерское? А разве не ты книги
крал в магазине?
— Тише, услышат,— зашептал Боб, испуганно огля-
дываясь.
— А кто крал деньги у папочки и мамочки, кто крал
водку, вино и папиросы? Я, что ли? — Пашка кричал, но,
впрочем, так, чтобы не услышали жильцы дома.
— Ну, Пашечка, ну ради бога...
340
— Сегодня в семь вечера приходи к моему дому. Дам
тебе отыграться.
— Я не хочу играть в очко. Я обещал папе.
— А вот я пойду и скажу твоему папочке про сто
рублей. Что тогда будет? Знаешь?
На глазах Боба навернулись слезы. Он остро жалел
себя, он тосковал по свободе, которую потерял так не-
ожиданно. Он опутан Пашкой, опутан Рудей и тем Цы-
ганом, за которым стоит невидимый и страшный Леня
Чума, которого даже Цыган боится. Он один, Боб. У него
нет прежних друзей. Даже на конференцию в Планета-
рий он не смеет пойти теперь. А может быть, права нянь-
ка? Надо было потихоньку покаяться в церкви, поцело-
вать крест, икону, и все бы сняло? Не было бы рядом
Пашки. А теперь Пашка стоит тут и насмешливо говорит:
— Ты не заснул, крокодил?
— Пашечка, будь другом,— пролепетал Боб,— да-
вай на послезавтра. У меня сегодня доклад...
Пашка многозначительно свистнул, придвинулся и
презрительно смерил Боба взглядом с головы до ног:
— А вот я спою твоему папочке: «Солнце всходит и
заходит, а в тюрьме моей темно». Чтобы как из пушки!
Придешь?
— Приду,— еле выдавил из себя Боб.
* * *
Сутулясь, Боб стоял возле дома Пашки. Не так-то
просто отвечать на вопросы знакомых, куда он исчез, ко-
гда его мама «все телефоны оборвала». Заметив Лики-
ных подруг, Боб повернулся к ним спиной и медленно
двинулся вперед по улице. Когда девушки поравнялись,
Боб, чтобы его не узнали, быстро повернулся, побежал
обратно, но наскочил на худенького Гарика Морова, дол-
говязого, вечно смешливого Юзика Бернштейна и корена-
стого Женю Хлебникова. Мальчики окружили Боба.
Боб приветственно взмахнул рукой и попытался улиз-
нуть. Женя схватил его за руку. Мальчики засыпали его
вопросами. Почему его не видно в Планетарии? Будет ли
на конференции? Почему его искали родители?
— Летал с дядей... Поехал провожать его на аэро-
дром... Дядя вылетел на Северный полюс, ну и я увязал-
ся... незаметно спрятался в багажнике...
341
— Ты был на полюсе?
— Не совсем... Дядя облетывал новый самолет, и
вдруг вынужденная посадка... Тайга! Болото, медведи...
Радио отказало. Поэтому дядя не смог сообщить обо мне
домой.
— А самолет? — спросил Женя.
— Самолет? — переспросил Боб и ответил так, как на
такие вопросы отвечал дядя.— Государственная тайна!
Боб врал вдохновенно, но, чтобы его не уличили, по-
вторял:
— Не могу рассказать, государственная тайна.
И идет он сейчас в аптеку. Там, в тайге, медведь по-
гнался за ним. Он, Боб, даже плыл, а вода холодная, ну
и вот... Боб взялся за горло и надрывно закашлял.
— А медведя застрелили?
— Дядя, из карабина.
— А шкуру сняли? Привезли? Большая?
— Сняли. Большая... Подарили эвенку.
Потом он расскажет все подробно, а сейчас больно
говорить, и голос пропал, еле шепчет. А куда они шли?
О чем так громко спорили? Пусть расскажут, а ему труд-
но говорить. Уловка удалась. Оказывается, мальчики
шли в «Индийскую гробницу» готовить «Устин журнал»
к предстоящей конференции. «Индийской гробницей»
они называли Планетарий. Устей звали контролершу в
Планетарии, маленькую пожилую женщину, острословку.
К конференции надо было выпустить устную газету с
уголком юмора. По пути они обсуждали, как правильнее
было бы ответить на некоторые вопросы, предлагав-
шиеся на астрономической олимпиаде.
Боб почти не слушал, он смотрел, не идет ли Пашка.
Юзик стал доказывать, что Гарик неправильно решил
задачу с кометой Галлея, упомянутой Жюлем Верном.
Теперь спор увлек Боба. Ведь это он сам, Боб Троиц-
кий, хоть и «лунатик», а не «кометчик», задал вопрос
руководителю о жюльверновской комете Галлея, а теперь
его вопрос превратился в задачу на московской астроно-
мической викторине! Вот здорово!
Задача, как объяснил Гарик, была изложена так: в
романе Жюля Верна «Гектор Сервадак» говорится о ко-
мете Галлея с периодом обращения в два года. Могла ли
быть такая комета?
— Такой кометы,— вмешался Боб,— быть не могло*
342
Надо исходить из третьего
закона Кеплера, чтобы опре-
делить величину большой оси...
Боб увлекся и заговорил
громко, совсем забыв о «бо-
лезни горла».
— Ну и врун же ты, Бобка!
Так бы и признался нам, что
доклада не успел пригото-
вить,— вдруг хмуро сказал
Женя Хлебников.
— Как это не успел,—
вскипел Боб,— если доклад
написан!
— Так чего же ты кру-
тишь? «Болен, горло, медве-
ди...» Ты такой же больной,
как и я. Вот как голос проре-
зался! Беги за докладом и вме-
сте пойдем в Планетарий.
— Дела у меня...— про-
бормотал Боб.— Да ведь до-
кладывает Борис Алексее-
вич. Я только содокладчик. Он
— Так он же болен гриппом.
— Неужели болен?
— Пошли, пошли, а то сорвешь доклад!
Друзья подхватили его и потащили с собой. Боб мыс-
ленно послал Пашку к черту и сразу повеселел.
Но тут раздался Пашкин голос:
— Ты, Вундербоб, куда?
— Кто это? Что за тип? — спросил Женя, ученик не
их школы.
— Пашка, учился в нашем классе...
— Зубрилы-бомбилы-прохиндеи!— презрительно бро-
сил Пашка и сплюнул сквозь зубы.
— Ну ты, потише! — оборвал его Женя Хлебников и
позвал: — Пошли, Боб!
— Кто куда, а я в сберкассу,— презрительно ото-
звался Пашка.— Вундербоб, ко мне!
— Неужели останешься? — озабоченно спросил вих-
растый Юзик, переводя взгляд с Пашки на Боба и
обратно. Он не мог понять, почему Пашка командует.
343
— Я бы очень хотел пойти с вами...— начал Боб.
— Да брось ты этого типа! — возмутился Гарик.
— Брось... А если не бросается? — Лицо Боба иска-
зилось мучительной усмешкой.
— За мной, Вундербоб! — повторил Пашка и, волоча
ноги, медленно побрел в сторону Арбатской площади.
Ой, как хотелось Бобу остаться с друзьями! Как он
не хотел идти с Пашкой!
«А ну его к черту, Пашку,— вдруг решил Боб.— Пой-
ду с ребятами, и все. А ему отдам завтра».
— Так позвонить твоему папахену? — крикнул Пашка
и показал кулак.— Или им, приятелям твоим, расска-
зать?
Разоблачения Боб боялся больше всего. Ему бы сто
рублей, только сто рублей. Он их швырнет Пашке в лицо
и этим заткнет ему рот.
— Ребята, я обязательно приду,— прошептал Боб,
затем крикнул: — Подожди! — и побежал к Пашке.
2
— Что это с Бобом? — спросил Юзик.
— Я узнал этого хулигана,— сказал Женя Хлебни-
ков.— Он чуть не разбил телескоп в парке, дрался со
мной.
— Так это был он? — удивился Гарик и посмотрел
вслед Бобу, а потом сказал: — Идите, я скоро приду,—
и пошел за Бобом.
— Я за компанию,— предложил Женя, догоняя.
Юзик повернул за ними, но Гарик запротестовал:
— Надо выследить. Тут что-то неладно. Боб и Пашка
сразу заметят, если нас будет трое.
Гарик и Боб хорошо знали друг друга. Они дружи-
ли давно. В последнее время с Бобом что-то случилось,
он изменился. Гарик старался, но не мог понять — по-
чему?
Гарик жил совсем не так, как Боб. Его отец был тех-
ником на авиазаводе, мать работала в отделе техниче-
ского контроля. Гарику приходилось много помогать по
дому — убирать квартиру, покупать продукты, относить
белье в прачечную, оплачивать квартирные счета. А Же-
ня был шестым ребенком в семье шофера. В доме была
на строгом счету каждая копейка. И Женя и Гарик
344
бывали у Боба дома, вместе увлекались астрономией,
обменивались книгами, засиживались над звездными кар-
тами. В кружке юных астрономов Женя и Боб соперни-
чали: оба играли роль «лидеров», и каждый из них наде-
ялся поехать в Крым наблюдать метеоритные потоки.
Боб был соперником Жени, но злого чувства к нему
Женя не испытывал. «Кто победит, тот и победит»,—
решил он.
Летом, в парке культуры, Женя был ошарашен пове-
дением Боба. После того случая Боб стал избегать ста-
рых друзей. А теперь даже перестал ходить в Планета-
рий и вот срывает доклад... И какой-то он взъерошенный,
странный. Кто-то из ребят видел его пьяным... Он исче-
зал из дому... А сегодня этот Пашка командовал им,
как болванчиком. Да, надо разузнать, в чем дело, и
помочь Бобу.
Встречные одноклассники спрашивали Женю и Га-
рика, куда они шагают, но мальчики отвечали с видом
заговорщиков: «Секрет!» Об истинной цели Гарик, не за-
медляя шага, рассказал лишь Мечику Колосовскому
из их школы, известному заводиле. Тот сразу же, не-
смотря на протесты, присоединился к ним, но затем ска-
зал: «Шагайте, я сейчас»,— и убежал.
Боб с Пашкой вошли во двор дома. Когда Гарик и
Женя подбежали к воротам, то увидели только спины,
мелькнувшие в дверях черного хода. В какую квартиру
они направились? Гарик и Женя медленно поднимались
вслед за ними по лестнице. Они дошли до самого верх-
него этажа и, посовещавшись, решили, что Боб в какой-
то из квартир, как вдруг сверху донесся взрыв смеха.
Из-за открытой двери чердака доносились громкие, воз-
бужденные голоса и ругань, самая грубая, скверная ру-
гань. Но, может быть, на чердаке и нет Боба? Гарик дал
знак Жене подождать, а сам поднялся по крутым сту-
пенькам чердачной лестницы и заглянул.
На чердаке, вокруг доски, положенной на кирпичи,
сгрудилось человек десять. Одни полулежали на газе-
тах, другие сидели на продавленном диване, на толстых
балках. Лампа, ввинченная в автомобильный перенос-
ный патрон, ярко освещала это сборище. Боб стоял в
стороне и, размахивая руками, просил о чем-то высокого
длинноволосого молодого человека. Гарик знаком подо-
звал Женю, они стали наблюдать вдвоем.
345
— Я сбегаю за Володей,— предложил Женя. Он
вспомнил, что пионервожатый Володя предупреждал
его, что к Бобу надо относиться внимательно.
— А где его искать?
— Ну, если нет Володи, позову домоуправа. Кажется,
здесь те самые, которые хулиганили на астрономической
площадке в парке.
Женя ушел. Гарик остался на лестнице. Время шло.
Кто-то мягко, но крепко взял Гарика сзади за шею.
— За кем следишь? — услышал он негромкий на-
смешливый голос.
Гарик рванулся и не мог вырваться. Его свели вниз.
У подножия чердачной лестницы, на площадке, пальцы
разжались. Гарик обернулся и увидел перед собой рос-
лого юношу с резкими чертами лица. Рядом с ним стоял
Мечик.
— Это кто? — Юноша кивнул на Гарика.
— Из нашей школы, Гарик Моров,—ответил Мечик.—
Это я от него узнал, что Пашка увел Боба сюда.
— Ты, Гарик, знаешь тех, кто наверху? — спросил
юноша.— Бывал здесь?
— Первый раз. Сейчас посмотрю еще разок.
Он поднялся по ступенькам и заглянул в чердачную
дверь. Внизу, на первом этаже, раздались шаги и го-
лоса.
Юноша решительно сказал:
— Пошли все наверх! Ты, Гарик, со мной ничего не
бойся. Меня зовут Анатолий.
Анатолий поднялся на чердак вместе с мальчиками и
направился к компании. Увлеченные игрой, парни даже
не посмотрели на них. Анатолий присел позади всех в
тени. Он присвистнул от удивления, увидев в кругу иг-
рающих Милича из вечерней школы.
В карты играли азартно. Милич метал банк. Против
него играл Пашка. Он раз за разом выиграл пять, де-
сять и двадцать рублей.
— А теперь, Вундербоб,— сказал Пашка,— дуй даль-
ше. Выиграешь у Руди — гони мне мои сто. Не выигра-
ешь — отработаешь книгами на Арбате.
«Только не это»,— сказал про себя Боб. Он решитель-
но опустился на колени против Руди и требовательно
протянул руку.
— Эх, была не была! — крикнул он.— Давай!
346
— На сколько?
— На все!
Он взял одну карту, вторую, третью... согнул их по
длине, приблизив к правому глазу. Набралось восемна-
дцать очков.
— А теперь бери себе.
Рудя эффектно подбросил вверх три карты. У него
оказалось двадцать очков.
— Все,— сказал Рудя.— Выигрыш мой. Ну как? —
И он щелкнул колодой.— Продолжение следует?
— Дай,— решительно потребовал Боб.
И на этот раз выиграл Рудя. Послышались смешки.
з
Мечик шепотом называл Анатолию игроков. Банко-
мет — Рудя Милич, рыжеватый паренек в «лондонке»
рядом — Пашка Лопухов. Мужчина возле бутылки с
водкой — Хозяин, а с ним рядом Генка Клоп, он бросил
учиться, болтается на улице. Остальных Мечик не знал.
Анатолий с интересом всматривался в Пашку.
— Итак,— заявил Рудя,— за тобой, Вундербоб, уже
триста. Налейте ему еще.
Боб взял кружку, хлебнул и мучительно закашлялся.
— Метнем еще? — нерешительно предложил он, и
губы его задрожали. Дрожали и пальцы, он весь трясся,
словно в лихорадке. На этот раз Боб выиграл сто.
Рудя играл с ним, как с мышонком. Когда проигрыш
Боба достиг тысячи, Рудя сказал:
— Хватит!
Боб, красный и потный, растерянный, умолял про-
должать игру, а потом стал требовать, плакать.
— А теперь кто? — спросил Рудя, обводя присутству-
ющих взглядом и не обращая внимания на хныканье
Боба.
Анатолий еще в начале игры подметил, как банкомет
жульничает. Он заметил также, что Боб писал расписку
Руде на тысячу рублей и тот сунул ее в карман.
— Метнем? — предложил Анатолий, подходя к Ми-
личу.
Рудя ошалело посмотрел на Русакова и сказал:
— Ты ведь из вечерней школы, забыл твою фами-
лию...
347
— Метнем?
— А что же, метнем,—
вызывающе отозвался Ми-
лич.— Вот уж не думал тебя
здесь встретить... Здесь жи-
вешь, что ли?
— Поблизости.
Они сели под лампу. Банк
держал Анатолий. Хозяин,
узнав Анатолия, уставился на
него, а потом поднялся и тихо
ушел. Боб испугался, увидев
Анатолия, но юноша только
мельком взглянул на него,
дав этим понять, что говорить
с ним не намерен. Боб облег-
ченно вздохнул.
Анатолий метал, стоя на
правом колене. Он решил
проучить мошенника Милича
его же приемами и демон-
стративно обращался с коло-
дой так же, как Милич. Рудя
проигрывал и злился.
— Ты не мельтеши картами,— требовал он.
— А ты сам? — насмешливо спрашивал Анатолий.
Милич уже не улыбался. Он проиграл полторы тыся-
чи, но денег не отдал.
— Плати,— потребовал Анатолий.
Рудя нагло засмеялся:
— Если ты не требовал «на кон», то я играл с тем,
что уплачу потом. Придется, сэр, обождать.
— Тебе этот типчик проиграл тысячу? — спросил
Анатолий, кивая на Боба.
— Ну и что?
— Засчитываю в счет твоего проигрыша. Давай рас-
писку.
— Это еще что? — Рудя встал.
— А то! Долги надо платить!—Анатолий шагнул к
нему и протянул руку.— Гони расписку!
— Иди ты!..— Рудя оттолкнул руку.
Вот когда пригодились уроки Юрки Кубышкина.
Анатолий схватил Рудю за левую руку, быстро завернул
348
за спину, и не успел тот пикнуть, как Анатолий выхватил
у него из кармана расписку и отпустил руку.
— Глядите! — Анатолий показал присутствующим,
как Рудя мошенничал, чтобы выиграть.
Проигравшие, угрожая и ругаясь, окружили Рудю,
требуя вернуть обратно деньги.
Рудя отскочил и закричал:
— Да кто ты такой, чтобы наводить тут порядки!
— Это Мамона! — раздался голос у.входа, и Анато-
лий узнал Цыгана, вора, который удрал из машины Тро-
ицких. С ним был Хозяин и еще два парня.
— Уходите,— шепнул Анатолий мальчикам.
Мечик дернул Гарика за рукав, тот тронул Боба и
кивнул на выход. Боб качнул головой — «нет».
— Сыграем в буру? — улыбаясь, спросил Цыган.
— Сыграем,— тем же тоном ответил Анатолий.
— Пятьсот хочешь?
— Деньги на кон,— потребовал Анатолий.
— Значит, «завязал», «перековался», а нам поперек
дороги выходишь? — уже без улыбки, с угрозой спросил
Цыган. Он двинулся к Анатолию. От него несло вод-
кой.— Значит, поручено передать тебе такое: или ты
снова будешь с Леней Авторитетным, или катись и под
ногами у нас не путайся, или... пожалеешь, да поздно.
За такие номера, как с машиной на Пятницкой, знаешь
что бывает?
Анатолий оглядел помещение. Был только один лест-
ничный выход. Его загораживал Цыган с дружками.
— Вот, товарищ участковый...— раздался голос.—
Каждый вечер так.
На чердак поднялся лейтенант милиции, дворник и
управдом.
— Это что за сборище? — строго спросил участковый.
— «Клуб подкидных дураков», товарищ начальник,—
угодливо улыбаясь, отозвался Хозяин.— Красного угол-
ка нет, вот и занимаемся самодеятельностью.
— А ну, марш отсюда!
— Смотаемся, дорогой товарищ участковый,— с го-
товностью согласился Хозяин.— Для нас в каждом дво-
ре стоит стол для игры в подкидного.
В дверях появились еще трое. Это были бригадмиль-
цы Роман Панин, Изя Шербрук и Ася Ларионова.
— Вы зачем пришли? — спросил участковый.
349
— Вот он вызвал.— Роман кивнул на Анатолия.
— Я уже разогнал это сборище,— не без гордости
заявил участковый.
— Но этого мало,— с возмущением сказала Ася,—
надо выяснить, кто здесь заправила, кто участвует?
Ни бригадмильцы, ни участковый не ожидали от не-
знакомого им Цыгана такой прыти. Он, как тайфун, ри-
нулся вперед, проскочил между Асей и Шербруком и за-
гремел вниз по лестнице. За ним с той же быстротой
умчался Пашка. Хозяин тоже рванулся за ними. Анато-
лий подставил ногу, и тот растянулся на полу.
— Ты чего? — закричал Хозяин, вставая.
— А ты чего? — тем же тоном спросил Анатолий.
И негромко добавил: — Мы же с тобой условились, чтобы
ты ребят не втягивал.
— Так я ж не трогал пацанов с нашего двора, это ж
другие!
— Ты его знаешь? — спросил Роман Панин.
— Он сам о себе скажет,— ответил Анатолий.
— Чего вы цепляетесь? Что я, украл или ограбил?
В карты играть никому не запрещено.
И все же ему и двум парням с Красной Пресни при-
шлось назвать себя и обещать, что в карты на деньги, да
еще с ребятами, они играть не будут.
Бригадмильцы переписали ребят, сказали, что в шко-
лу пока об этом не сообщат, но родителям скажут.
И предупредили: если еще раз их увидят с картами, то
разговор будет другой. «Вас обжуливают, проигрыш надо
отдавать, денег нет, тут недолго и воришкой стать».
Пока бригадмильцы беседовали, Хозяин прошептал:
— Ну и паскуда ты, Мамона!
— А ты зачем привел сюда Цыгана? Думаешь, я не
понимаю? Опять становишься на моей дороге? А я-то,
дурак, поверил тебе,— так же тихо сказал Анатолий.
— Да разве я сам... Ведь убьет...— с мукой в голосе
прошептал Хозяин.
— Хочешь, помогу уйти от него? — предложил Ана-
толий.
Хозяин вздохнул так, что в горле у него заклокотало,
и ничего не ответил.
4
Когда уходили с чердака, Анатолий цепко взял за
руку Боба. Тот рваЦулся, но Анатолий негромко сказал:
— Не бойся. Отдам расписку. У тебя приводы в ми-
лицию были? — спросил он Боба, когда они пошли
дальше.
— Нет,— поспешно ответил Боб.
— Врешь. А ведь твои не знают, что у тебя был при-
вод в милицию.
— Ну пожалуйста, ну прошу, не говорите им,— на-
чал просить Боб.
— Это зависит от тебя. Расскажешь все начистоту,
расписку тебе верну и родителям — ни слова. Пойдем ко
мне домой.
Анатолий провел Боба в свою комнату, усадил на
стул, а сам присел на подоконник.
— Ну, как там твои дела? — спросил Анатолий.—
Что слышно на Марсе? Мой товарищ Юрка по радио
поймал космическую музыку с планет. Он записал ее на
пленку и зовет послушать. Хочешь, пойдем вместе?
Боб досадливо махнул рукой. Он бросал вокруг ко-
роткие настороженные взгляды, в глаза не смотрел.
— Что же случилось теперь? Почему ты опять с
Пашкой? Только не ври!
— Вот, посмотрите...
Боб, кряхтя от боли, стащил с себя верхнюю и ниж-
нюю рубашки.
— Кто это тебя так разукрасил? — сочувственно
спросил Анатолий.
— Пашка...
— А мама видела? Знает?
— Что я, дурак? Пристанет — «расскажи», а что я
скажу? Не могу же я ей про Пашку говорить...
— Ты что, так боишься Пашки? — с сомнением спро-
сил Анатолий. Не верилось, чтобы мальчишка сумел так
избить Боба.
— А вы будете ловить Цыгана? Или, если я заявлю
в милицию, Цыгана поймают? — неожиданно выпалил
Боб.
В голосе его слышались новые нотки. Анатолий было
обрадовался: парень хочет действовать смело, это хоро-
ший признак...
851
— А ты молодчага, Лунатик! — сказал он.— Пра-
вильно думаешь! Читал про крепостное право? Вот
тебя Цыган с компанией тоже хочет закрепостить. Не
поддавайся! Ну, а где ловить Цыгана? Ты знаешь,
где он?
Боб промолчал. Глаза его потухли. Он сидел, уста-
вившись в пол. Очень ему хотелось, чтобы поймали и
Цыгана, и Пашку, и Рудю, но только без его участия...
Он сидел ссутулившись, нервно постукивая кулаком
о кулак.
— Боб, ты всерьез говорил о полетах в космос, о том,
что мечтаешь лететь на Луну. А что^ля этого требуется?
— Знания.
— Не только. Нужны еще и мужество, воля, ха-
рактер...
Боб слушал без всякого интереса.
— Знаю! Нам об этом уже говорили-говорили... Да
и папа любит поговорить об этом...
— Думаешь, это пустые разговорчики, для деток?
Где уж тебе лететь, если ты перед жуликом сдрейфил,
чуть не подвел Лику...
— То другое дело,— запальчиво возразил Боб.— Ко-
гда надо будет, я проявлю такое мужество и такой ге-
роизм, что все ахнут.
— Ты и сейчас можешь проявить героизм. Найди в
себе мужество вступить в борьбу с таким вот Цыганом.
Докажи, что ты действительно парень выдающийся.
Знаешь, оказаться в блатной компании стоит рубль,
а выйти — сто рублей. Дай руку, мужчина!
Боб страшно смутился, покраснел и даже спрятал
руку за спину, потом, не глядя Анатолию в глаза, вяло
протянул ладошку.
— Да научись же ты мужскому пожатию! — с доса-
дой заметил Анатолий, выпуская безвольные пальцы
мальчика.— В тот вечер, когда воры собирались обчи-
стить квартиру, кто был с Цыганом? — спросил он.
— Вы их не знаете,— торопливо ответил Боб.
— А почему ты думаешь, что не знаю? Назови.
Боб покраснел и пролепетал:
— Я не знаком с ними...
— Почему ты не хочешь говорить? — как мог строже
спросил Анатолий.— Если не отделаешься от Цыгана,
то будешь век ишачить на него, станешь вором. Знаешь,
352
как живет вор-рецидивист? Полгода ворует, пять лет си-
дит. Хочешь отделаться от Цыгана, говори правду.
— «Говори-говори»... Что мне говорить, если я слу-
чайно с ними, я ведь думал, что только лодочный мо,тор
на время возьмем.
Анатолий взял Боба за плечи и сказал сдавленным
голосом:
— Врешь, подлец!
— Что вы...
— Признавайся!
Боб вырвался и отбежал на середину комнаты. Ана-
толий схватил его.
— Если не расскажешь правду, плохо тебе будет!
Боб истолковал это по-своему, кар: угрозу кулачной
расправы. Он упал на кровать и закричал:
— Не бейте! Все расскажу! Только не бейте!
Так Анатолий узнал о «музыкальном заведении» Ми-
лича, записывающего блатную и джазовую музыку на
рентгеновские пленки, которые Пашка помогает сбывать.
Узнал о том, как Боб прятался у Цыгана, об Огурце и
краже бумажника у рабочего.
Страшная картина вымогательства, запугивания и
развращения подростка предстала перед Анатолием.
О, если бы Цыган ему сейчас попался в руки!
— Вот тебе сто рублей. Немедленно отдай Пашке и
сегодня же обо всем расскажи отцу.
— Но вы же обещали, что все останется между
нами! — завопил Боб.
— Обещал. Я и не буду говорить. Но ты сам должен
все рассказать отцу. Дело гораздо серьезнее, чем я ду-
мал. Ты глубоко увяз и без помощи отца не вылезешь.
Пропадешь, если не скажешь ему обо всем.
— Не могу! Не могу! Не заставляйте меня! — Боб
бился головой о стол.
— Если откроешься начистоту, то Пашкины угрозы
не страшны больше. А если будешь скрывать, погиб-
нешь. Они от тебя добром не отстанут. Убьют, изувечат,
рабом сделают. Понял?
— Лучше я маме скажу,— простонал Боб.
Анатолий спросил, не давал ли Боб кому-либо ключ
от «Победы». Сначала Боб отрицал, а потом «вдруг
вспомнил».
— Да, я дал один раз Руде...
12 Тушкан
353
— Зачем?
— Так... Он просил... Он покатался... А потом еде*
лали секретный замок к рулю. За машину можно не
бояться.
— Я за тебя боюсь. Ключа от секретного замка ты
не давал?
— Нет, нет!
Теперь стало понятно, почему Рудя не смог тогда
включить мотор.
Нет, нельзя было верить Бобу до конца. Слабохарак-
терность сделала его лживым. Хорошо еще, что он пани-
чески боится опозориться. От Милича и Пашки легко
отделаться. Сложнее с Цыганом. Тот снова может запу-
гать мальчишку. Поэтому Анатолий предупредил:
— Если встретишься с Цыганом или Хозяином и они
будут грозить, требовать,— звони мне.
Глава XX
«ИНДИЙСКАЯ ГРОБНИЦА»
1
Боб привел себя в порядок, попрощался с Анатолием
и вприпрыжку примчался домой. Сейчас он захватит
дома свой доклад и отправится в «Индийскую гробницу»,
чтобы поспеть на «Устин журнал».
Боб забежал домой, сунул доклад и фотографии в
портфель, чмокнул мать в щеку, а она сунула ему в
портфель два бутерброда.
В «Индийской гробнице» он был через десять минут.
Ребята, «лунатики», «солнечники» и «переменщики»,
обступили Боба и начали расспрашивать, как и где дя-
дин самолет потерпел аварию.
Какой самолет? Какую аварию? Оказывается, Юзик
всем разболтал... Пришлось опять врать. Но к ребятам
подошли взрослые, и Боб сразу замолчал: от них можно
было ожидать каверзных вопросов.
Боб решил уединиться в верхнем фойе, где располо-
жена астрономическая выставка, и там еще раз перечи-
тать написанное и отметить в докладе, после какой
фразы нажимать кнопку звонка, чтобы сменялись фото-
графии.
354
Сюда же зашли Гарик, Женя и юноша в спортив-
ном костюме, который очень внимательно вглядывал-
ся в Боба, потом подошел к нему, протянул руку, на-
звался:
— Владимир Попов. Забыл меня?
— Не помню.
— Из парка культуры вез тебя...
Боб испуганно оглянулся по сторонам.
— Что у тебя сегодня произошло? Мне Гарик и
Женя рассказывали, а я толком не понял. Я ведь не
просто любопытствую. Если надо, помогу.
— Мне Анатолий уже помог, так что спасибо, не
надо.
Все же пришлось рассказать, кто такие Пашка и
Рудя, кто такой Анатолий.
— А.в Арктику ты действительно летал? — спросил
Володя.
Боб поморщился. Раздался звонок, и он обрадованно
схватил свой портфрль и побежал в аудиторию. За ним
пошли Володя, Гарик и Женя.
Большой зал был почти полон. Сначала сообщили об
итогах астрономической викторины. В числе лучших на-
звали Женю Хлебникова, Гарика Морова, Бориса Тро-
ицкого.
Боб выступал шестым. Он очень волновался, даже
сбивался, хотя читал по написанному.
...Возле Планетария было людно и весело. Круж-
ковцы и их гости — научные работники, студенты —
не расходились, говорили о своих планах, дневни-
ках наблюдений, о туристских походах и рыбной
ловле.
С тополевой аллейки, ведущей на Садовую улицу,
донеслись возбужденные голоса. Бобу почудился голос
Пашки. Действительно, Женя и Гарик выталкивали
Пашку на улицу. Тот ругался, пробовал «давать сдачу»
и медленно отступал.
— Отдаю долг! — крикнул Боб, подбегая, и протянул
Пашке сторублевку Анатолия.— Бери!
Пашка шмыгнул носом и растерянно уставился на
деньги.
— Ты не заснул, крокодил? — не без злорадства по-
вторил Боб слова Пашки и ударил сторублевкой по его
носу.
355
Пашка сердито выхватил деньги, выругался и пошел
прочь, волоча ноги.
— Значит, этот типчик не врал про долг? — заметил
Женя, глядя на Боба.
2
Из Планетария Боб возвращался в расчудесном на-
строении. Теперь он не боялся разоблачений Пашки.
Руди он тоже не боялся, ведь Анатолий порвал расписку.
Теперь он, Боб, никому ничего не должен. Все окончи-
лось благополучно. Боб запрыгал на одной ноге и потом
тихонько начал декламировать:
О звезды! Вы — цари эфира!
У нас у всех желанье есть
В сверканье звезд судьбину мира,
Народов будущность прочесть.
И люди верили всегда,
Что есть у них своя звезда.
Есть ли у него своя звезда? В старину люди верили,
что у каждого есть своя звезда. В какую чепуху люди
верили тогда! Нет, он, Боб, станет настоящим астроно-
мом. Правда, в последнее время ему не повезло. Он
струсил... Не то чтобы струсил, а просто не считал нуж-
ным раздувать мелочи до скандала. Он готовит себя для
больших дел. Настоящие свершения впереди. И тогда
он будет Борисом Павловичем, крупнейшим ученым,
а не Бобкой-Вундербобом. Правда, Вундербобом еще
вчера помыкали Цыган и Пашка... На минуту Бобу
стало очень стыдно, но только на минуту, не больше.
Он умел успокаивать себя, всегда находя оправдание
своим поступкам. Ничуть он не струсил, просто он не
хотел растрачивать свои силы на борьбу с этими типами.
Он применил гибкую тактику, и в конце концов они
остались с носом. Боб бежал по парадной лестнице и на
узком подоконнике большого окна второго этажа увидел
Рудю. Тот молчал и не двигался, ожидая, пока подро-
сток поравняется с ним. Боб остановился в нерешитель-
ности. Встреча была не просто неприятной: Боб почув-
ствовал острый страх. Наконец он собрался с духом и,
не глядя на Рудю, двинулся наверх.
356
— Вот твоя первая расписка на тысячу рублей,—
сказал Милич и помахал над головой бумажкой.
— Моя расписка? Да ты ее порвал при мне.
— Если не ослеп — посмотри.
Боб приблизил глаза к бумажке и обомлел. Это
была его расписка, та самая, которую он давно написал
на квартире у Руди. Когда был принесен ключ от ма-
шины, Рудя ее порвал.
— Так вы же ее разорвали,— жалостливо вымолвил
Боб, переходя на «вы».
— Тогда я порвал другую бумажку, а ты поверил!
— Отдай, отдай! — заорал Боб истошным голосом и
бросился на Рудю.
Милич не ждал такого яростного напора от упитан-
ного, неуклюжего, малоподвижного подростка и еле спае
расписку, высоко подняв ее над головой.
— Кричи сильнее, чтобы твой отец услышал. Вот бу-
дет ему сюрприз!
Боб сразу обмяк.
— Ну, я очень прошу, отдайте, отдайте!
Рудя видел, что мальчик испуган, колеблется. Если
Пашка прав и этот Вундербоб уже связался с Русако-
вым, то расписка не запугает его. Значит, требуется
средство посильнее...
— Чтобы ты меня не забывал и был послушным, от-
зывался на телефонные звонки. Вот...— негромко, но зло
сказал Рудя и неожиданно взмахнул рукой.
Боб тотчас ощутил жжение и боль в левой руке. Из
раны над большим пальцем сочилась кровь.
Рудя при виде крови побледнел, воровато прислу-
шался. Если его сейчас застукают здесь... С огромным
трудом он заставил себя не спешить. Насвистывая пе-
сенку «Бродяга я» — дрожащие губы не слушались,—
он сошел на этаж ниже, а потом побежал вниз, прыгая
через несколько ступенек.
...Боб не закричал и не заплакал. Он был слишком
перепуган. Бледный, он скривил губы и смотрел, как
красные капли часто-часто скатывались с пальцев.
В ушах шумело.
— Доигрался? — услышал он злорадный голос
Пашки.
Пашка сунул руку в карман к Бобу, вынул носовой
платок и стер кровь. Теперь вместо огромной зияющей
357
раны виднелась узкая красная полоска. Потом Пашка
быстро стянул ранку платком и перевязал ее сверху
узлом.
— Сбегай домой, принеси бинт.
Боб осторожно сунулся в дверь и, выяснив, что мамы
дома нет, позвал Пашку. В ванной комнате Пашка пе-
ребинтовал ему руку.
— Ну и паршивая дрянь этот Рудя,— зло сказал
Боб.— Резанул и поскорее смылся. Испугался. Думает,
так это ему и сойдет. Вот я сейчас же позвоню Анато-
лию! Узнает Рудя, где раки зимуют!
— Да ты что, обалдел? Я ему, как другу, рану пере-
вязываю, думаю — ты человек, а ты ябеда, доносчик.
Стукарь несчастный! Да за это я тебя сам отколочу так,
что живого места не будет. Ведь Рудька сгоряча...
— А расписку мою он тоже сгоряча заначил?
— Сам виноват. Не зевай! Анатолий, это тот па-
рень, который увел тебя?
Боб смутился. Ведь он обещал Анатолию никому не
рассказывать об их разговоре.
— Да... Один Ликин знакомый.
— Знаю. Он целовался с ней. Трепач он, вот кто.
Ты с ним не водись, а то он тебя доведет... Ты что, у него
на поводке стал бегать?
— Сам ты на поводке! — огрызнулся Боб.— А Рудю
он проучит!
— Правильно, Вундербоб. Рудю надо проучить,
и никто лучше этого не сделает, чем Хозяин. А еще
лучше — Цыган. Мы им шепнем. Они так отлупят этого
Рудьку, таких банок наставят, что из него клюква
брызнет.
Пашка не только уговаривал и грозил, он умел и
льстить. И это действовало на Боба. Анатолий не льстил,
говорил требовательно, а Боб очень не любил таких раз-
говоров. Анатолий заставлял говорить правду, а это про-
сто неприятно... Боб подсознательно не переставал чув-
ствовать неприязнь к Анатолию даже тогда, когда тот
выручил его на чердаке.
— Где ты взял сотнягу, что мне отдал? — вдруг спро-
сил Пашка.
— Не твое дело. Где взял, там и взял...— Ни за что
Боб не сознался бы теперь в том, что эти деньги дал ему
Анатолий.
358
— Ладно... По мне, хоть укради. Мамочке небось
сказал?
— Никому не говорил.
— Ну кого ты в учителя взял, Бобка? Шоферишку!
Он сам был вором, а теперь нос задирает. Легавый!
С сестрой твоей заодно.
Пашкины слова подогревали Боба. Неприязнь его к
требовательному Анатолию становилась сильнее, и не
только к нему, но и к Лике.
«В самом деле,— раздумывал Боб,— нашлись воспи-
татели! За каждым шагом смотрят».
А Пашка продолжал:
— Анатолию труба будет. Цыган только сигнал по-
даст... И тебе, Боб, плохо будет.
— Почему мне?
— А не водись! С Рудькой я тебя помирю, он сам
у тебя попросит прощения. Но с этим Анатолием-Ма-
моной не водись.
— Я и не вожусь,— буркнул Боб.
Вечер Боб провел с Пашкой. Тот ничего неприятного
для Боба не предпринимал, разговаривал миролюбиво.
3
На другой день позвонил Анатолий и спросил Боба,
как жизнь, почему он не звонит? Мальчик снова чув-
ствовал себя одиноко и, услышав голос Анатолия, сна-
чала обрадовался, но, вспомнив разговоры с Пашкой,
ответил:
— У меня все хорошо... Очень занят новым до-
кладом...
Анатолий спросил, не виделся ли Боб с «дружками»,
не требуется ли помощь? Может быть, Бобу неудобно
говорить по телефону, так пусть зайдет.
— Нет, спасибо. Ваша помощь теперь не требуется,—
ответил Боб и сразу повесил трубку.
Окончив разговор, Боб задумался. Он до сих пор ни-
чего не рассказал ни отцу, ни матери.
В столовой мать перебирала серебряные ложки, няня
стояла рядом. «Вот досчитаю до пятидесяти и позову
маму в свою комнату»,— решил он. Он уже досчитал до
сорока, когда мать направилась в кухню. Боб бурно
359
вздохнул. Если он признается, то мать, конечно, пере-
даст отцу. Отец, как он говорит в таких случаях, «с про-
филактической целью» позвонит директору школы,
узнает родительский комитет, чего доброго — пионерво-
жатая, и тогда... И тогда на гениального, интеллигент-
ного, выдающегося Б. Троицкого все будут показывать
пальцами. Этого невозможно вытерпеть!
Нет, обещание он все-таки выполнит, но не сейчас,
а вечером. Сейчас нет сил, просто нет сил. Потом, кто
такие Пашка и Рудя? Подумаешь, враги... Вот, если бы
он, Боб, столкнулся с такими врагами, против которых
боролись краснодонцы, он сумел бы показать себя! ,Его
имя было бы теперь вырезано на мраморной плите ря-
дом с их именами!
— Ты, кажется, хотел мне что-то сказать? — спро-
сила мать, возвращаясь в столовую.— Я нарочно увела
с собой няню.
Она пытливо глядела на Боба. Он только покачал
головой и, успокоенный собственными доводами, улиз-
нул в свою комнату.
Глава XXI
НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА
1
Совсем немного времени минуло со дня приезда Ана-
толия. Памятуя наставления Ивана Игнатьевича «по-
чаще подводить итоги», правдиво оценивая свои по-
ступки (не врать же себе!), Анатолий мысленно отчиты-
вался перед собой.
Он учится в десятом классе вечерней школы. Хо-
тел — и смог! Это приятно сознавать.
Сейчас он нигде не работает. Хотел, но не смог. И это
чертовски неприятно. Не надо было так скоропали-
тельно лезть в артель, лишь бы где-то работать! Добро
еще, что так дешево отделался... Завтра будет опять
разговор с майором об этой «шарашкиной конторе». Он,
Анатолий, как комсомолец, обязан был сообщить в от-
дел по борьбе с хищениями социалистической собст-
венности — в ОБХСС — о своих подозрениях, пусть
разберутся, проверят. Майор очень серьезно отнесся
360
к рассказу Анатолия, поблагодарил его. К «фирме»
Семсемыча тянутся следы мошенников-расхитителей,
в ОБХСС уже имеются сигналы об этом жульническом
гнезде. Сообщение Анатолия, сказал майор, поможет
разоблачить и поймать с поличным этих жуликов. Но
как быть с работой? Надо ли сразу искать новое место
или ждать? Юра никогда слов на ветер не бросает, да,
видно, не от него сие зависит. Приходится ждать. Хуже
нет, чем такое ожидание! Но почему же так весело
у него в руках поет баян? Ответить можно одним лишь
словом — Лика! Чуть было не потерял такого друга!
Нет, тут не только дружба, но и любовь... Он осознал
это, когда она была в опасности. И так счастливо полу-
чилось! Он подоспел вовремя. Как в кино!
Баян в руках поет... Хорошо вот так сидеть и играть^
играть...
Бригадмильство! И на уме такого не было! А как
втянулся, как нужно и интересно это. Впрочем, мама и
дядя опасаются, как бы бригадмильство не повернуло
его только к темным, плохим сторонам жизни, как бы
такое однобокое знакомство с жизнью не создало у него
впечатления, будто на свете только плохие, трудные,
свихнувшиеся с пути люди...
Можно подумать, что в его жизни не существовало
Ивана Игнатьевича, дядьки Грицька, будто нет в Мо-
скве Лики, Юры, Коли, Дмитрия Алексеевича Кленова
и комсомольца Сергея Порфирьева; а учащиеся вечер-
ней школы — Онегин, Зубавины? А студенты, товарищи
по бригадмильству? А Полянчуки?
Может быть, мама и дядя боятся, что он сам «зара-
зится»? Вряд ли. Скорее, они страшатся другого... А он
не может иначе. Пусть хоть на своей улице и в ближай-
ших переулках он убережет нескольких трудных ребя-
тишек от влияния хулиганов и воров.
Вспомнилось, как в колонии Глеб здорово читал
стихи Маяковского про хулиганов:
...Что ни шаг —
враг.
— Вдрызг фонарь,
враги — фонари.
Мне темно,
так никто не гори.
361
Враг — зверь,
враг — дом,
враг —
всяк,
живущий трудом.
Враг — читальня.
Враг — клуб.
Глупейте все,
если я глуп!
Ремень в ручище,
и на нем
повисла гиря кистенем.
Взмахнет,
и гиря вертится,—
А ну —
попробуй встретиться!
Вот и надо действовать по Маяковскому, «чтобы,
если возьмешь за воротник, хулиган раскис и сник»...
Нет, надо еще больше времени уделять своим под-
опечным ребятам.
2
Анатолий зашел к Полянчукам. Ни Полины, ни Ви-
тяки дома не оказалось. На кухне он застал ту же пол-
ную блондинку, Анну Ивановну.
— А вы молодец,— сказала она, улыбаясь.— Просто
сгораю от любопытства. Как вам удалось вернуть По-
лине права?
— Депутат помог. Что с Витякой?
— Разве вы не знаете? Ходит в школу. Надо бы ве-
чером готовить уроки, а тут является какой-то Лопух...
— Лопухов? Пашка?
— Рыжеватый такой, лет пятнадцати.
— Гоните этого Пашку в три шеи! От него все зло!
Дома у Лопухова Анатолий застал только мать
Пашки.
— Меня уже тысячу раз спрашивали,— неприяз-
ненно поглядывая на собеседника, начала маленькая,
толстая, раздраженная женщина, нервно теребя бантик
на груди,— почему мой сын не учится, почему у него
приводы. Так разве ж я виновата? Школа не воспиты-
362.
вает. А меня он ни во что не ставит. Говори не говори,
а толку, как об стенку горохом.
— Такой трудный парень?
— Да он весь в отца, паразит! А отец его горький
пьянчуга, ирод. С детства рюмку сынку подносил, ка-
лечил душу паскудными словами. С отца и спраши-
вайте.
— А где отец?
— Откуда я знаю, под каким забором он сейчас ва-
ляется? И сына приучил дома не ночевать.
— Что же вы посоветуете?
— Сто раз уже советовала. Отправьте его в колонию!
Чего вы ждете? Из-за него и меня, того и гляди, заме-
тут. Да и времени у меня нет цацкаться с этим хулига-
ном. Я женщина занятая, материально ответственная,
за цельный буфет отвечаю...
Она тараторила с пулеметной скоростью, то и дело
всплескивая руками. Пальцы с облезлым маникюром на
ногтях были унизаны толстыми золотыми кольцами.
— Значит, напишете заявление об отправке Пашки
в колонию?
— Да хоть сто заявлений подпишу. Вы только со-
ставьте...
— Хорошо, согласую!
— Уж я вас отблагодарю, товарищ начальничек...
Анатолий задумчиво шагал к дому Ушкова. Инте-
ресно, какая мать у Леонида Ушкова? Тогда, в детской
комнате милиции, Леонид наобещал много, лишь бы не
вызывали его мать, лишь бы не сообщали ей ничего, так
как у нее больное сердце.
Дверь открыла девочка. На вопрос об Ушкове она
показала на дальнюю дверь в коридоре. Анатолий по-
стучал и вошел.
У окна сидела опрятная женщина и шила на ма-
шинке. В комнате было прибрано, уютно. На диване
лежал Леонид Ушков в той же курточке на «молнии» и,
подперев голову рукой, читал. Он так увлекся, что не
заметил прихода гостя.
— Леня,— позвал Анатолий.
Подросток вскинул голову, затем поспешно вско-
чил. Книга упала на пол. Не подняв ее, он метнул бы-
стрый, встревоженный взгляд на мать.
— Пошли на занятия автокружка,— сказал Анато*
863
лий первое, что пришло ему в голову.— Собирай вас
поодиночке...
— Идем! — Ушков торопился поскорее уйти.
— Ты надолго? — обеспокоенно спросила мать. Она
посмотрела на Русакова.— А вас я что-то не помню. Вы
бывали у нас?
— Нет. Я — Анатолий Русаков, шофер. Занимаюсь
с ребятами... С Леней недавно познакомились...
Когда за ними захлопнулась дверь квартиры, Лео-
нид поспешно спросил:
— Меня вызывают? Туда?
— Да нет же,— с досадой ответил Анатолий.— Ни-
кто никого никуда не вызывает. Просто я зашел тебя
проведать.
— Так сказать, слежка на дому? — Ушков дрожа-
щими пальцами провел по русым волосам.
— Чепуха! Вот что, никакого автокружка, к сожа-
лению, нет. Просто я хотел тебя повидать. Пройдемся.
— А зачем? Если я не нужен по делу, то пойду до-
читывать интересную приключенческую книгу Уоллеса.
Достал ее в «чертовой читалке» под большой залог. Дол-
жен вернуть не позже семи вечера. Если просрочу, то
надо платить штраф.
— В «чертовой читалке»? — заинтересовался Анато-
лий.— Это что за штука?
— Да так... Ничего особенного,— неохотно ответил
Ушков.— Ну, если я вам не нужен, то пойду...
— Погоди. Есть дело,— резко сказал Русаков.
— Так и надо было говорить,— насмешливо пробор-
мотал Ушков.
Леня молча следовал за Анатолием. На улице было
людно. Они вошли в небольшой сквер на улице Герцена,
уселись на скамью.
— Вот что, Леня,— начал Анатолий.— Я парень бы-
валый, бригадмилец. Слушал я тебя там, у лейтенанта
Хлопунова, ты говорил честно и прямо, от сердца, а сей-
час ершишься. Я тебя что-то не пойму. В чем дело?
— Да ни в чем... Ну, читал книгу, а тут на самом
интересном месте пожалуйте бриться. Я слушаю вас...
— Ну, слушай. Ушел ты тогда, а я и говорю лейте-
нанту: «Славный парень, запутался, и тяжело у него на
душе, чувствую». А он: «И мне кажется, что так. Может,
помочь ему надо, поговорить по-дружески». А сейчас
364
сижу с тобой и думаю: какого черта я пришел? Другого
парня вижу. Дружба у нас с тобой вряд ли получится,
а так, для формы, не стоит. Это я тебе начистоту. Ты
не фыркай, как кот, а скажи честно. Может быть, у тебя
таких друзей вагон? Может быть, твоя теперешняя
жизнь тебя веселит?
Ушков нервно продергивал то вниз, то вверх «мол-
нию» на куртке. Нужен ли ему друг? Кому же не нужен
настоящий друг? Но этот? Этому приказали дружить, вот
он и увился. «Мероприятие». Парень он, может, и не-
плохой, да из милиции, стоит ли с ним связываться?
А откажешься — доложит по начальству.
— Я второгодничал, и приятелей в школе у меня на-
бралось уйма,— усмехнулся Ушков.— Всяких. Если по-
звоню им — откликнутся. Есть и такие, что нравоучения
здорово умеют читать. Тоже в порядке шефства... Вы где
учитесь или работаете?
— Мне здорово не повезло. Пришлось в колонии
пробыть несколько лет.
— Да ну?
Анатолий рассказал о себе — о колонии, о вечерней
школе, а закончил так:
— Ты в милиции говорил о своем желании посту-
пить в мореходное училище. Но для этого надо иметь
образование не менее семи классов. Поступай в вечер-
нюю школу, где я учусь. Надо будет — помогу.
— А ведь это идея! — воскликнул Леонид.— И как
это я сам не подумал о вечерней школе? Противно си-
деть в нашей школе с мелюзгой, когда ребята, с кото-
рыми начинал, обогнали меня на два класса. Как на
каторгу в класс идти...
— Учебный год начался, но ты просись в седьмой
класс вечерней школы. Я поговорю насчет тебя. И вот
что. Я не буду набиваться к тебе со своей дружбой,—
не хочешь, не надо. Только один уговор... Я ненавижу
ложь. Говори самое неприятное, только в глаза. Раз со-
врешь в серьезном деле, век не поверю. Я бываю иногда
не в меру резким, хочу сказать прямо, а получается
грубо. В случае чего ты не обижайся. Ну, подумай, а по-
том позвони, запиши телефон.
— Во-первых, спасибо тебе,— тихо проговорил Уш-
ков,— за то, что ничего не сказал маме. А то я вначале
испугался. У нее ведь больное сердце.
365
•— Во-вторых?
— Обязательно поступлю в вечернюю. Но как же
объяснить ей все это? Она же не знает, что я ушел из
обычной школы, после второгодничества...
— Пусть узнает. От тебя. Ведь тайное обязательно
станет явным. И, когда она все узнает от чужих,— по-
думай, что будет! Это действительно может убить ее.
А ты сам. Оттого, что ты скрываешь правду, изворачи-
ваешься каждый день, боишься, что все вдруг откроет-
ся,— от этого у тебя так тяжело на сердце, так мрачно...
Я это знаю, у меня самого когда-то так было... Нет хуже
двойной жизни!
Ушков опустил голову и чуть слышно проговорил:
— Я понимаю... ты это правильно...
— А раз правильно, то, когда поступишь в вечернюю
школу рабочей молодежи, скажи маме, что тяжело и
стыдно было сидеть за партой с мелюзгой и поэтому бу-
дешь днем работать, а учиться вечером. Будешь помо-
гать ей. А потом в мореходное училище! Только не кисни,
не откладывай на завтра, действуй! Устраивайся!
— Буду действовать! Насчет работы я уже думал,
даже знаю, куда пойти,— сказал Ушков.— Ты правильно
подсказал, голова у тебя работает!
— И еще один совет — держись подальше от всяких
там сомнительных дружков.
— С этим покончено!
— А если мне потребуется твоя помощь? — неожи-
данно для самого себя спросил Анатолий.— Поможешь?
— Конечно! Но какая помощь? Быть бригадмиль-
цем? Это мне не по душе.
Анатолий имел в виду совсем не это, но слова Ушко-
ва рассердили его.
— А что тебе по душе? — сердито спросил Анато-
лий.— Что тебе по душе? Лодыря гонять? Скрывать
правду от матери? С прохвостами водиться? В милиции
ты сказал: «Я был сволочью перед государством и ма-
терью». Громкие слова любишь.
— Ты что? — крикнул рассерженный Ушков.— Хо-
чешь меня сделать легавым? Не выйдет?
— Да кто тебя, такого, возьмет в бригадмильцы?
Подумаешь, золото! Тебе помочь хотят, а ты нос зади-
раешь. А еще... Иди ты к черту!
Анатолий поднялся со скамьи и быстро пошел к вы-
366
ходу из сквера. Подходя к дому, он мысленно ругал себя
за горячность и несдержанность, сам не понимая, почему
вдруг так рассердился на Ушкова.
з
За обеденный стол он сел таким сердитым и озабо-
ченным, что Ольга Петровна обеспокоилась. Пришлось
коротко сказать об Ушкове.
— Ведь там, в детской комнате милиции, слезу пу-
скал, просил пожалеть мать, а сейчас чистоплюя и ти-
хоню из себя строит. И я хорош...
— Фу, как ты испугал меня!—Мать улыбнулась.—
Стоит расстраиваться из-За какого-то Ушкова. Ну не хо-
чет с тобой дружить — не набивайся.
— Ах, мама, ну как ты не понимаешь! Мне поручили,
я взялся и не выполнил. Товарищ Русаков обиделся, ви-
дите ли, за слово «легавый»! Мимоза!
Только начали обедать — раздался телефонный зво-
нок.
— Тебя просят,— недовольно сказала мать, входя в
комнату.— Наказанье! Только приехал, и уже по всей
Москве дела. Угомону на тебя нет...
Звонил Мечик Колосовский, мальчишка, которого он
подвозил в клинику. Мечик срочно хотел видеть Анато-
лия по важному делу. Они — пионеры (есть и комсо-
мольцы)— организовали небольшой отряд, вроде ти-
муровского, для отпора хулиганам и для охраны по-
рядка во дворе и в скверике. Как действовать? С чего
начать?
— Молодцы! Поговорим завтра. Звони в это время.
— Ты какую рубашку наденешь в театр? — спросила
мать и, заметив недоумение в глазах сына, напомнила: —
Ведь мы с дядей идем сегодня на балет «Ромео и Джуль-
етта». Забыл?
— Совсем забыл!
— Танцует Галина Уланова,— сердито сказал дядя,—
такое забывать не полагается. Ты со своим бригадмиль-
ством совсем что-то закрутился. Кроме наставления на
путь истинный сорванцов, хулиганов и воров, должны
же быть у тебя какие-то другие интересы? Нехорошо...
Анатолий рассмеялся:
— Ладно, ладно, дядюшка, пошли в театр! И не бой-
367
ся, пожалуйста! Вижу нашу Москву не только через
бригадмильские очки...
Из театра Анатолий ехал со странным чувством. Кра-
сота того, что он видел на сцене, рождала не только вос-
хищение, но и смутное ощущение неудовлетворенности,
горечи и жалости к себе.
О любви он знал не только из книг: о ней говорили
взрослые, рассуждали подростки. В колонии, например,
да и не только в колонии, говорить о девушках и любви
насмешливо-грубо и цинично у некоторых считалось при-
знаком «настоящего парня». Он не раз слышал, как
рассказывали об этом анекдоты, иногда смешные, но та-
кие скверные, что слушать стыдно.
Анатолий читал, конечно, об огромной любви-дружбе,
любви-страсти, о чувстве, которое может очень высоко
поднять человека, а может и раздавить. Впрочем, подро-
стки в колонии, из числа «опытных», считали, что это все
выдумали писатели. Настоящей большой любви, привя-
занности и нежности боялись и стыдились, как проявле-
ния слабости. По рассказам этих «опытных», любовь —
что-то вроде вида развлечения, а больше в ней ничего
нет. Правда, Анатолий иногда сталкивался и с другим,
знал о людях, которые так любили, что жить друг без
друга не могли. У них в доме — давно это было — даже
застрелился один молодой доктор, когда его жена
умерла.
Сейчас, возвращаясь из театра, Анатолий испытывал
тоску по огромному чувству. Нет, такое ему не дано. Он
любит Лику, но как-то скучнее, беднее, что ли.
— Почему же среди молодежи в жизни почти не
встречается такая любовь, как у Ромео и Джульетты? —
спросил он дядю.
Придя домой, сели пить чай. Дядя начал издалека:
— Ты спрашиваешь, почему? Я, как ты знаешь, по-
бывал во многих странах, людей повидал немало. Видел
у молодых зарождение и большой любви, и большой
дружбы. Но вот что меня удивляет порой: некоторые
будто нарочно замораживают свои чувства, принижают
их грубятинкои, шутовством, а то и развязным ухарст-
вом. Не умеют, что ли, или стыдятся выразить свои пере-
живания, чувства. Анекдоты рассказывать не стыдятся,
а сердце открыть чувству стесняются. Я понимаю,
скромность украшает. Стыдливость я тоже понимаю. Но
868
что за скверная манера — маскировать свои чувства обы-
денщиной, цинизмом.
— Ты неправ, дядя. Иной раз боишься показаться
смешным. Я, например, не выношу громких слов. Чуткий
человек и так поймет.
— Не о том ты толкуешь, Толя... Я говорю о внутрен-
нем раскрепощении чувств, о богатстве их. Ведь язык че-
ловеку дан для того, чтобы он мог выразить им сокровен-
ное. Умей и словом приласкать друга, приоткрой свое
чувство, скажи не сентиментально, а мужественно, иск-
ренне...
— Ну да! Скажи о высоких чувствах, а тебя высмеют.
Теперь, дядя, не принято распространяться! Теперь никто
не верит в высокие слова!
— Опять ты за свое! Сам же спрашивал: «Почему
молодежь не умеет любить так красиво, как Ромео и
Джульетта?» Думаю, что обобщаешь ты зря, есть у нас
и Ромео и Джульетты. Но очень много, слишком много
молодежи живет в этом отношении на нищенском пайке.
Сами себя обворовывают. Душевная скупость... А насчет
высоких слов — это дело другое. Конечно, молодежь все-
гда возмущает несправедливость, ей претит ложь,
фальшь и ханжество, прикрываемые громкими фразами.
По молодости многие не понимают, что плохи не высо-
кие, благородные и умные слова, а те людишки, которые
спекулируют ими, прикрываются ими, как дымовой заве-
сой. Встретится эта молодежь с настоящими людьми,
увидит, как тысячи тысяч в нашей стране трудятся
и борются за то, чтобы хорошие слова претворить в хоро-
шие дела — и цинизм их пройдет, как корь. Щеголяют
же цинизмом задубелые мещане, скупящиеся даже на
добрые слова. И еще ломаки: все, мол, считают так, а я
наоборот, поперек всех! Поперешники-оригиналы! Тьфу!..
Мещане больше всего боятся показаться смешными.
А настоящая любовь — и к девушке, и к людям, и к
идее — щедра и бесстрашна.
— Вот это верно, дядя.
Так говорили они довольно долго.
Анатолий проводил дядю домой и позвонил Лике:
— Докладывает Анатолий,— тихо сказал он.— Я вер-
нулся с балета «Ромео и Джульетта». Дядя принес би-
леты. Жаль, что без тебя смотрел.
— И мне жаль... Понравилось?
369
Анатолий начал было рассказывать, но Лика пред-
ложила:
— Выйди на улицу, поговорим.
Лика выбежала из подъезда в накинутом на халатик
пальто, в платке. Они говорили о многом, только не
о том, что связывало их, оно еще не было выска-
зано. В шутливом тоне говорить об этом было уже невоз-
можно.
Анатолий спросил Лику о Бобе. Она вспомнила, что
вчера Пашка звонил Бобу и звал в какую-то «чертову
читалку». Боб все чудит: на руке у него окровавленный
грязный бинт. Он просил перевязать, но скрыть это от
папы и мамы. Лика разбинтовала руку; на левой кисти,
выше большого пальца, виднелась тонкая красная черта.
Боб все же мальчишка, любит таинственность.
— Опять эта «чертова читалка»! — воскликнул Ана-
толий.
— Что же это такое?
— Пока не знаю. Но скоро узнаю...
Анатолий смутился. Он вдруг поймал себя на том, что
поглаживает послушные пальчики Лики, лежавшие в его
ладони. И такое чувство нежности к этим тонким паль-
чикам... Лика, подслушав мысли Анатолия, торопливо
высвободила свою руку и сказала невпопад:
— Смотри, все окна в домах — оранжевые, помеша-
лись на оранжевых абажурах...
Потом они молча походили немного — рука в руке,—
разговор не клеился. Прощаясь, он вдруг нагнулся и по-
целовал ей руку.
— Спокойной ночи, Ромео,— усмехнувшись, нежно
сказала Лика и побежала по лестнице.
На другой день Анатолий неожиданно встретил Уш-
кова в коридоре вечерней школы. Леня сначала обрадо-
вался Анатолию, а затем покраснел, видимо вспомнив
размолвку. Он сказал, что все удалось, что сегодня он
принят в седьмой класс. И работать начнет через день —
учеником на телеграфе. За время учения даже платить
будут. Без семилетки не хотели принимать, помог испы-
тательный диктант. Ведь по русскому он, Ушков,— хоть
в десятый класс.
— Значит, Уоллеса по боку? — спросил Анатолий.
— Успею... Знаешь, так надоело мне, по совести го-
воря, придумывать, чем занять пустой день...
370
— Да... А где бы мне достать Уоллеса или нечто в
этом роде? Где эта «чертова читалка»?
— Не так уж далеко!
— А где?
— Найти не легко. А и найдешь, книг тебе не дадут.
Надо, чтобы кто-нибудь рекомендовал.
— Разве это не библиотека?
— Да, но, так сказать, частная. Я тебя свожу,— обе-
щал Ушков.
— А когда?
— Да когда хочешь, пока работать не начал. В чи-
талке толкутся почти весь день, даже вечером.
Условились пойти завтра вечером.
4
Утром Анатолий за рулем Юриного «Москвича» газо-
вал по уже знакомому шоссе в аэрологическую обсерва-
торию. Анатолий рассказывал Юре, как прошли эти дни,
как мчался он на «Победе» выручать Лику и Боба, как
ушел из артели, рассказал и о мудрой черной кошке, так
вовремя перебежавшей ему дорогу.
Скоро свернули с шоссе на узкую лесную дорожку с
указателем «Въезд посторонним воспрещен», а еще через
сорок минут выехали на поле, окруженное лесом.
В самом начале его, на опушке, стояли коттеджи,
чуть подальше — длинные одноэтажные дома. А слева
и справа по углам поляны выстроились странной формы
всевозможные конструкции: огромная сетчатая металли-
ческая тарелка с торчащим шпилем в центре, на которой
можно было бы расположить дом, уставилась в небо.
Много похожих на нее тарелок-близнецов, но поменьше,
диаметром в два человеческих роста, расположились по-
лукругом. В противоположных углах огромного поля
виднелись на радиомачтах замысловатые решетки радио-
антенн. Метеорологические будки. Высоко в воздухе по-
качивались два привязанных аэростата.
— Не зевай,— сказал Юра и, перехватив руль, резко
отвернул в сторону, чтобы не опрокинуть стоявший мо-
тоцикл.
«Москвич» поставили возле открытых ворот гаража,
где виднелись «Победы» и «козлики». Юрий провел Ана-
371
толия в длинное одноэтажное здание и на вопроситель-
ный взгляд секретарши сказал:
— Анатолий Русаков — наш будущий шофер и мой
Друг.
— У Дмитрия Алексеевича заседание. Что же вы
опоздали? — сказала секретарша и с таким откровенным
любопытством посмотрела на Анатолия, что тот сразу
почувствовал неловкость.
«Конечно, Юра успел ей натрепаться о колонии... То-
же друг»,— подумал он.
Юра ушел в соседнюю комнату, сказав «подожди»...
Прошло с полчаса, дверь кабинета распахнулась, до-
несся шум голосов, стук отодвигаемых стульев. В ком-
нату вошел рослый седоватый человек. Светлые живые
глаза внимательно оглядели Анатолия.
— Дмитрий Алексеевич Кленов! — воскликнул пора-
женный Анатолий.
— Собственной персоной! Не ожидали меня здесь
встретить? — Кленов дружески протянул руку и улыб-
нулся.— Рад приветствовать будущего автоконструк-
тора!
Смущенный Анатолий сердито посмотрел на Юру:
и зачем надо было скрывать имя директора института?
А Юра, лишь бы устроить его на работу, наговорил, на-
верное, такого! Теперь красней.
— Я вижу, вы намерены опровергать: дескать, ника-
кой я не конструктор...— И, не дав ему ответить, кивнул
на проходящую девушку.— Вот из бывшей буфетчицы,—
он шутливо обнял ее за плечи,— заметив, что буфетчица
хорошо считает, сумели же вырастить превосходную рас-
четчицу, составляющую программы и обрабатывающую
данные счетных установок! А сейчас наша Тоня, после
окончания Московского университета, аспирантка, и по-
могает создавать интереснейшую конструкцию. Воздух,
знаете ли, у нас такой!
Окружившие их сотрудники засмеялись.
— Вот мы и на этом парне,— директор хлопнул Ана-
толия по плечу,— докажем, что из шофера, да еще смыш-
леного, если он будет стараться, может получиться в на-
шем институте неплохой исследователь атмосферы.
Анатолий, оказавшись в центре внимания молодых
смеющихся и улыбающихся людей, чувствовал себя не
в своей тарелке. Тоже нашли посмешище! То ли смеять-
372
ся, то ли обижаться... Как много здесь молодежи! Не-
ужели все они научные сотрудники?
А Кленов продолжал:
— Вот Виктор Николаевич, мой заместитель,— Кле-
нов указал на плотного человека с могучей шеей и доб-
рым взглядом больших глаз навыкате,— даже вырабо-
тал кодекс качеств, необходимых для работы у нас.
Я бы сказал о них так: работоспособность слона, вынос-
ливость верблюда, фантазия мальчишки, пытливость
мудреца, романтичность поэта! Ну, и конечно, патрио-
тизм гражданина, натренированность спортсмена, одер-
жимость научной идеей. Если у вас, Анатолий, есть же-
лание, терпение и работоспособность, то в этом уже залог
успеха. А если еще добавить способности, то возможно-
сти у вас огромные! Вы ведь увлекаетесь автомобилями,
насколько я помню?
— Автомобилями!
Тут Юра очень смешно рассказал, как Анатолий, си-
девший за рулем, когда они мчались на охоту во время
дождя, чтобы поразить воображение этой самой Тони,
кокетливо выписывавшей перед ними на мотоцикле вен-
зеля, устроил автокарусель на шоссе. Конечно, у Тони,
глядевшей на это — Юра быстро выписывал пальцем
круги в воздухе, чтобы показать, как вертелась их ма-
шина,— закружилась голова, и она оказалась в кювете.
По совести говоря, Тоня обязана Анатолию если не
жизнью, то целостью головы и конечностей.
Все засмеялись. Виктор Николаевич покачал головой.
— Вы сами такое изобрели? — спросил Кленов.
Анатолий рассказал о дядьке Грицьке, шофере коло-
нии, который в десяти метрах перед шлагбаумом заста-
вил машину, при скорости около шестидесяти километ-
ров, вращаться на месте.
— Ну, если вы так восприимчивы, то здесь наверняка
заболеете «космическими перспективами».— Кленов ве-
село подмигнул недоумевающему Анатолию.— А способ-
ность не теряться в сложной, неожиданной обстановке
очень ценится у нас. И умение быстро ездить — тоже. Вы
это скоро поймете.
Кленов подошел к окну, посмотрел на поляну:
— Об исследовании атмосферы и стратосферы чи-
тали?
— Почти нет!
373
— Юра, поручаю вам просветить Анатолия. Каждый
солдат должен понимать сущность сражения. По-суво-
ровски! А теперь, Анатолий, принимайте машину. В два
часа поедем в город. Полина Полянчук была у меня. Как
ее сын?
— Порядок! Витяка учится.
— Отлично! А пока, Анатолий, оглядитесь здесь, по-
смотрите запуск радиозондов. Это наши летающие лабо-
ратории. Сегодня мы запускаем и большую исследова-
тельскую ракету в стратосферу. Грандиозное зрелище!
5
— Юрка, какого черта ты скрыл от меня, что здесь
директором Дмитрий Алексеевич?
— К слову не пришлось. А вот почему ты скрыл от
меня, что вы знакомы?
— Ездил к нему как к депутату хлопотать о Полине
Полянчук.
— Матери Витяки? Знал бы я о вашем знакомстве,
пошел бы с твоим заявлением прямо к нему, а не к Вик-
тору Николаевичу, который поначалу отказал. «Что вы,
говорит, человека прямо из колонии, еще нигде не ра-
ботавшего, в прошлом судимого, да к нам? Невозможно!
Пусть раньше проявит себя в другом месте. Слава богу,
в Москве безработицы нет». Уж я доказывал, что ты
комсомолец, бригадмилец, судимость снята, он — ни в ка-
кую. Пошел я к Кленову. Теперь понимаю, почему, когда
я назвал твою фамилию и стал рассказывать о тебе, он
так хитро улыбался. Теперь все ясно.
-- Юра, сколько можно ждать? — донеслось из от-
крытого «козлика», стоявшего возле дома.
В машине сидело трое. Юра показал Анатолию на
двери гаража и сказал:
— Я не смогу тебя проводить. Завгар Михеич в курсе.
Сегодня не увидимся, сам понимаешь.— Он кивнул на
поле, в конце которого высились две высокие решетча-
тые металлические конструкции.
«Козлик» резво побежал по травянистому полю прямо
к ним. Анатолий долго провожал его взглядом. Из даль-
него леса медленно выполз гусеничный трактор, волочив-
ший за собой на длинном низком прицепе длиннющую
ракету с трехперистым хвостом. Он видел, как поднятую
374
краном ракету поставили вертикально в одну из решет-
чатых конструкций. «Да-а... Здесь чертовски интересно!
Значит, и ты старайся, хлопче, показывай класс».
В гараже не пришлось спрашивать, кто из троих
возле станка, где растачивали цилиндр, был Афанасий
Михеич. Им мог быть только высокий, худощавый седой
мужчина в офицерских хромовых сапогах, военном га-
лифе и гимнастерке без погон. Анатолий «доложился»
ему, сказал, кто он и зачем явился.
Михеич испытующе взглянул на молодого человека,
проверил его шоферские права, вслух прочел паспорт и
повел к серой «Победе» в углу.
— Твоя! — сказал он, дал ключ и стал наблюдать, как
новый шофер будет знакомиться с машиной.
Счетчик показывал, что машина прошла только
1326 километров. Анатолий, как заправский шофер, по-
стучал ногой по скатам, открыл капот и проверил уро-
вень масла. Норма! Запустил мотор и посмотрел на
стрелки: бензина полный бак, аккумулятор в порядке.
— А что ее проверять, новехонькую? Если в гара-
же,— он взмахнул рукой,— такая чистота и порядок, то
машина не может быть не в порядке.
— Ты расскажи о себе, нам ведь вместе работать,
товарищами быть,— сказал Михеич. Его интересовало
все: шоферский стаж Анатолия, на каких машинах ездил,
по каким дорогам, были ли аварии, знает ли ремонт.
Услышав, что перед ним слесарь пятого разряда, он по-
звал его к станку и попросил помочь.
«Проверяет»,-— понял Анатолий и поэтому, пустив
станок, нервничал.
Михеич буркнул:
— Ничего, справляешься.
Потом пошел неспешный дружелюбный разговор о
семье, о приятелях. Анатолию, парню мнительному и на-
стороженному, удивительно легко было рассказывать о
себе этому человеку.
Порядком повозившись, чтобы отвести в сторону дру-
гие машины с пути своей «Победы», Анатолий выехал из,
гаража.
Подошел веселый молодой шофер:
— Поздравляю с почином! Ну, как?
— Работает как часы! — ответил Анатолий.
— Я об Афанасии Михеевиче хочу сказать. Мы всех
375
новичков предупреждаем. У него пулевое ранение голо-
вы. Поэтому пререкаться и волновать Михеича нельзя.
Ясно? Он бы по инвалидности давно мог на пенсию
выйти, да не хочет расставаться со своим фронтовым дру-
гом, с нашим Дмитрием Алексеевичем. Ведь Кленов
командовал дивизионом «катюш», Михеич был в этом
дивизионе шофером, вроде старшего шофера. У него три
ордена, пять медалей. Не вздумай работать «налево»,
машину держи чисто, как в аптеке, не матерись при
Михеиче! Иначе — увидишь вулкан, услышишь гром!
Ясно?
— Чего уж ясней! И можно было не предупреждать.
Я не из таких,— сердито сказал Анатолий.
— Вот и хорошо, что тебе все ясно. А еще лучше, что
ты не из таких. Нам не хотелось бы лишиться нового то-
варища. Ну, бывай здоров, друг!
Все так же улыбаясь, круглолицый шофер ушел. Ана-
толия тронула такая заботливость парня о Михеиче и о
новом товарище. Он заглушил мотор. Что делать? Эх,
жаль, учебников не захватил. Он оперся спиной о ма-
шину и долго смотрел в поле. Вот справа поднялся над
опушкой и поплыл, покачиваясь, вверх большой шар,
метра два-три в диаметре с привязанным к нему каким-
то небольшим четырехугольным ящичком.
Подошел Михеич и подал ему бинокль: «Виднее
будет».
Ровно в два Анатолий, устремив взгляд вперед, уве-
ренно вел «Победу» в Москву. А перед его мысленным
взором было иное... Кран величиной с уэллсовского мар-
сианина из «Борьбы миров» поднимал ракету вертикаль-
но. Фантастического вида сквозная башня заключила ра-
кету в свои металлические объятия. Машины отъехали.
...А потом по местному радио Анатолий услышал отсчет
времени и наконец стук метронома, отсчитывающего по-
следние минуты... Вдруг у основания геофизической ра- 4
кеты забурлило, заклубился дым с огненными хвостами.
И ракета не полетела. Она стояла, окутанная пламенем.
Виднелась только верхушка.
— Неудача! — крикнул Анатолий.
Но вот ракета медленно, медленно приподнялась и
так же медленно, будто нехотя, двинулась вверх по на-
правляющей ферме. Вот она остановилась и неподвижно
повисла в воздухе. Все! Сейчас упадет! Но ракета, будто
376
набравшись сил, повернулась, наискось вознеслась в
небо... и сразу стала точкой.
— Фу! — громко выдохнул Анатолий и засмеялся.
Засмеялся и Михеич, которого развеселило волнение
молодого шофера.
— А почему она пошла косо?
— Обман зрения! — пояснил Михеич и добавил: —
И я, первый раз глядя, решил: неудача! А, оказывается,
ракета не двигается до тех пор, пока тяга не сравняется
с весом, а когда тяга превысит вес — летит как... ракета!
6
В Москве Анатолий поставил «Победу» в гараж, по-
знакомился с диспетчером и поспешил в школу. Ракета
ракетой, но уроки он заставил себя записывать не менее
прилежно, чем сосед по парте Петр Онегин.
Усталый, возбужденный первым днем работы в аэро-
логической обсерватории, встречей с Кленовым, зрели-
щем старта ракеты, Анатолий спешил домой из школы,
почти ничего не замечая вокруг. Во дворе дома перед
ним неожиданно вырос какой-то высокий, долговязый
человек и сунул руку. Трудно было узнать Хозяина, так
ужасно была разукрашена его физиономия синяками и
кровоподтеками. Левый глаз совсем заплыл. Говорить
мешала безобразно распухшая верхняя губа.
— Наше вам с кисточкой! Видал, как разукрасили?
— Подрался?
— А ну, кыш! — крикнул Хозяин окружившим их ре-
бятам. Те отбежали.— Чума мне мозги вправлял...
— Чума? Ленька Чума? Врешь!
— Собственной персоной. Персональными кулаками
и ногами. «Или, говорит, в шурш пущу, или возвращай-
ся ко мне».
— А ты разве знаешься с Чумой?
— А как же! Крестный. Я на него да еще на одного
такого немало поишачил. Почти всё, гады, отбирали, мне
оставляли только мелочь да на приманку дуриков вроде
тебя, что тогда вокруг меня околачивались. Ну, когда из
последней отсидки вырвался, думаю: «Амба! Хватит.
Человек я больной, совсем доходягой стал. Начну, ду-
маю, жить потихоньку». А тут такое дело! Берет за хо-
мут, за горло!
в77
— Да ты что? Обалдел? Пошли его к черту! Ты бы
мне сказал.
— А что ты можешь? И все равно мне подыхать, не
от Чумы, так от туберкулеза...
— Вылечат. И чего ты так сдрейфил?
— У меня не две головы... А вот где ты с Чумой свя-
зался?
— А откуда ты взял, что я с ним связался?
— А то, что Чума так наказал мне: «Встреться, гово-
рит, с Мамоной и пригласи его ко мне на пир, а не захо-
чет — шепнешь мне». Я, Толька, тебе так скажу: я тебя
с тюрягой тогда повенчал и ты, когда дело твое пере-
сматривали, тоже меня под статью подвел. Значит, кви-
ты. Теперь, Мамона, ты меня жалеешь и я тебя жалею.
Значит, я тебя не видел и ничего такого не передавал.
А ты сматывайся отсюда в другой город, и всё.
— Плевать мне на Чуму!
— Ну гляди. Дело твое.
— А как же ты?
— Я?..— Хозяин хитро подморгнул.— Есть у меня на-
мерение... Только я и богу ничего не расскажу... Ну да
ладно! За участие в шайке дают много, а если один, да
на чепухе, вот и будь здоров, Чума, расти большой, ищи
меня в лагере. А там и доктора есть, и зубы даром вста-
вят.
— Чего ты его так боишься? Где он сейчас шурует?
— Ну, знаешь... Иди ты к черту! Пойду с ребятами в
картишки переброшусь!
— Гришка!
— Ну я Гришка!
— Помнишь, я тебя предупреждал? Ты ребят с на-
шего двора не трогай.
— А то что?
— Второй раз говорю: будешь со мной дело иметь.
Не пожалею!
— Ох, напугал! Я к нему с добром, а он опять гро-
зит. Да если я шепну Чуме, знаешь, что будет?
— Вот что! Ты на моем пути не становись и Чумой
не прикрывайся. Кулаки не только у Чумы. У меня тоже
крепкие.
— Ну, ну... Я так, шутки шутю. Черт с тобой! Дай
на пол-литра!—Хозяин протянул дрожащую руку.
Поколебавшись, Анатолий сунул ему бумажку.
378
Радостное, приподнятое настроение испарилось. Сно-
ва на его пути замаячил почти забытый Чума. Надо что-
то предпринимать. Или выждать?..
Через несколько дней, когда в самом радужном на-
строении Анатолий пришел из школы, позвонила Лика.
— Анатолий, буду говорить тихо, чтобы в комнатах
не услышали. Там гремит радио... Опять с Бобом тво-
рится что-то неладное. Ну, опять грубит, пропускает
уроки...
— Пашка?
— Ис ним видели, и еще с каким-то великовозраст-
ным стилягой.
— Что же ты молчала?
— Так ведь снова это началось только на днях. После
скандала на Пятницкой он стал было совсем пай-маль-
чиком, но в прошлую ночь явился под утро пьяный. Что
посоветуешь?
— Для этого надо увидеться с Бобом. К слову: рас-
сказал он отцу или маме о своих прежних похождениях?
Знаете ли вы, в какую западню он попал?
— Не знаю. По-моему, с мамой у него разговора не
было.
— Узнай и сейчас же выйди и сообщи мне.
— Однако, сэр, вы ловкий Дон-Жуан. А если я с бал-
кона... то есть по телефону...
— Лика, это очень серьезно. Если Боб продолжает
видеться с той компанией, то можно ожидать наихуд-
шего. Выйди, поговорим.
...Они шли по Тверскому бульвару, и Лика рассказы-
вала о Бобе. Анатолий требовал подробностей, фактов,
но Лика почти ничего не знала.
— Сейчас поздно, но завтра у тебя нет вечером за-
нятий, вот и поговори с ним сам.
Как бы ни уставал Анатолий, вечерний разговор с
Ликой обо всем случившемся за день становился привыч-
ной необходимостью.
Агния Львовна терпела их «телефонную дружбу» —
пусть себе болтают на здоровье. Зато она болезненно
ревниво охраняла Лику от встреч с Анатолием вне квар-
тиры. Встречи были редкими. Поэтому, когда они встре-
чались, то говорили обо всем и не могли наговориться.
Вот и сегодня Анатолий снова с увлечением рассказывал
о своей работе, о Кленове.
379
— Какое непостоянство! — Лика засмеялась.-—То
клянется в любви к автомашинам, а сейчас с пылом-жа-
ром, взахлеб говорит об исследованиях атмосферы! От
Боба заразился?
— Да нет же! Я люблю механизмы, а летающие ла-
боратории— радиозонды и ракеты — тоже механизмы!
Но дальнего, сверхдальнего действия. Дух захватывает!
Эх, если бы вместо какого-то прибора да меня посадили
в ракету и запустили в космос!
— Какой ты еще мальчишка!
Они дошли до Никитских ворот и, не сговариваясь,
повернули обратно.
— Мальчишки бывают разные. Юра попросил меня
и других комсомольцев сделать радиомеханического ро-
бота для Дома пионеров. Я, честно говоря, не очень ве-
рил в успех этой затеи. Ну куда нам конструировать та-
кой сложный механизм! А что получилось на деле? Да
сами пионеры из технических кружков мастерят этого
радиочеловечка. Конечно, Юра и еще один инженер —
«главные конструкторы», они руководят расчетами, со-
ставляют схемы. Я и еще двое помогаем слесарить. Этим
«человечком» можно управлять на расстоянии. По ра-
диоприказу он будет двигать головой, руками, садиться,
вставать. И знаешь, Лика, даже будет сам действовать,
сам «понимать» разные сигналы: звонок, свет, голос. Чу-
деса! А мальчишки какие чудесные! Побудешь с этой
пионерской братвой — и на сердце праздник, особенно
после того, как потолкаешься по бригадмильским делам,
среди кое-каких «деток».
— Вроде Бобки! Но в нем странно сочетаются отвра-
тительные черты и все-таки какие-то хорошие задатки...
Они подошли к Пушкинской площади, повернули на
улицу Горького. Лика, поглядывая на нарядные витрины,
на гуляющих, рассказывала о себе в каком-то новом для
Анатолия, снисходительно-насмешливом тоне.
Она говорила о том, что если добросовестно выпол-
нять все университетские задания, то надо отказаться от
личной жизни, а это глупо. Поэтому ей иногда прихо-
дится пользоваться шпаргалками и подсказками. Ко-
нечно, есть девчонки-сухари, зубрилы, а ей хочется и по-
веселиться, потанцевать, в студенческой самодеятельно-
сти участвовать. Недавно их студент, Пабло, испанец,
научил ее кастильскому танцу с кастаньетами. Она шьет
880
себе испанское платье с широкой юбкой и в паре с Пабло
выступит на университетском вечере.
Анатолий сердито поинтересовался, не его ли, в крас-
ном шарфе, он видел однажды вместе с Ликой.
Возможно, что был Пабло, а скорее всего она была с
Сережкой, у него красный шарф. Очень славный маль-
чик. Он замечательный конькобежец, выполнил норму
мастера спорта, фигурист. Все уговаривает ее учиться
фигурному катанию, обещает тренировать. Анатолий
катается на коньках? Они могли бы ходить на каток
втроем.
Анатолий сухо заметил, что ему непонятно, как можно
с бухты-барахты заводить дружбу со многими. Лика оби-
делась. Это ее личное дело, она никому не давала права
разрешать или запрещать дружить, с кем она хочет.
И Пабло, и Сережа, и еще один студент — Джаффри, из
Индии,— приглашают ее потанцевать в ресторан.
— Он так смешно по-русски говорит... Конечно, каж-
дый приглашает в отдельности...— Лика засмеялась.—
А я с кем захочу, с тем и пойду. Вот еще Славка есть, он
пишет чудесные стихи!
Анатолий не стал спорить. Да, он катается на конь-
ках, ходит на лыжах. Можно, конечно, делать зимние вы-
лазки и втроем, и с компанией. Но если Лика сразу увле-
кается и фигурным катанием, и испанскими танцами, и
стихами Славки, и еще будет учить индийца русскому
языку, и танцевать в ресторане, а потом часами «висеть
на телефоне» — то и шпаргалки не помогут.
Лика надулась и попросила не поучать ее. Анатолий
ответил, что поучать он не любит, но если они друзья,
то разве надо говорить друг другу лишь приятное и комп-
лименты? Он по себе знает, как вредно разбрасываться,
хвататься за разные увлечения. Вот тогда-то времени и
не хватает.
На обратном пути, проходя мимо дома, где жил
Пашка, Анатолий сказал, что вот, мол, где обитает ба-
цилла, отравляющая Боба.
— Знаешь, я могу заняться перевоспитанием Паш-
ки,— предложила Лика.
Анатолий мысленно представил себе разговор Лики
с Пашкой, нахальным грубияном и сквернословом, и да-
же засмеялся.
— Почему ты смеешься?
381
— Я не хочу, чтобы ты, Лика, такая замечательная,
такая (он едва не сказал — нежная)... такая неопытная,
соприкасалась бы с подобными типчиками. Да он тебя
мигом отошьет, по-хулигански обругает, наплюет в душу.
Думаешь, очень приятно, даже людям бывалым, возить-
ся с такими?
— Может быть, ты считаешь меня трусихой?
— Конечно, нет. Я помню, как ты спасала Боба. Но...
не для тебя такое трудное дело.
— Странно ты себе представляешь нашу дружбу,
Анатолий. Я считала, что у настоящих друзей должно
быть все пополам: и хорошее и плохое, и легкое и труд-
ное. Я комсомолка!
— Лика, мне легче потому, что я закалился, про-
шел сквозь... Ну ты знаешь, что у меня было. Впрочем,
не знаешь подробностей...
И Анатолий рассказал о Чуме, о том, что теперь Чума
снова пытается стать на его пути: то ли вовлечь в шайку,
то ли отпугнуть от бригадмильства...
— И ты посмел скрыть это от меня? — возмутилась
Лика.
— Не хотел тревожить тебя...
Они долго спорили о том, как понимать настоящую
дружбу, и незаметно подошли к дому.
Вдруг Лика пытливо взглянула на Анатолия, хотела
что-то сказать... Сжала губы...
— Говори же!
— Не скажу! Ты утаил, и я не скажу. И все-таки, ко-
гда ты узнаешь об этом, ты ахнешь.
— Только не пытайся перевоспитывать Пашку.
— Ах, вот как! Спокойной ночи, ангел-хранитель!
7
На следующий вечер Анатолий вызвал Боба и увел
к себе.
Боб отводил глаза, держался настороженно.
— Ты почему не выполнил своего обещания и ничего
не рассказал дома о том, что было с тобой, об Огурце,
о том, как запугивали тебя?
Боб буркнул:
— Успеется.
^2
“ Даю двадцать четыре часа,— предупредил Анато-
лий.— Эх ты, дурья башка! Зачем ты сам даешься вра-
гам в лапы? Ведь только угрозой рассказать о твоих
делишках они из тебя веревки вьют. Или за тобой чис-
лятся новые похождения?
— Что вы! Что вы! Я, честное слово, все расскажу.
Видно было, что Боб боится, хитрит, что-то скрывает.
Как уберечь парня? Важно, чтобы Боб сам рассказал обо
всем родителям. Это важно для него самого.
Анатолий проводил Боба до дверей и вернулся за
кепкой. Мать, бледная, загородила ему дорогу.
— Толя! Неужели этот мальчишка — брат Лики?
— Он самый. Я уже говорил тебе о нем.
— Нет, я не могу поверить!
— Мама, да что случилось?
— Не верю! Я на днях видела его в «Трех порося-
тах» у Никитских ворот. В магазине он был еще с дву-
мя... У старухи они выхватили деньги.
— А ты не ошибаешься?
— И ты дал себя провести? Есть у тебя глаза или
нет? Я бы такому на копейку не поверила. Ох, какое не-
счастье для их семьи!
Анатолий оторопело смотрел на мать. Неужели маль-
чишку втянули в шайку, в воровство? А что хорошего
ждать от слабохарактерного труса? Два дня — и он го-
тов!
— Мама, если бы это зависело от меня, то я хоть
сейчас отправил бы его в колонию. Это его спасет. Но
для матери он бог, она ему все прощает. Кроме того, она
дорожит репутацией дома...
— Хороша репутация! Толик, ведь даже тогда... Даже
тогда ты был лучше его.
Анатолий обнял и поцеловал Ольгу Петровну.
Через два дня Анатолий позвонил Агнии Львовне и
спросил, был ли у нее разговор с Бобом.
— Какой именно?
— Ну, о всяких делах... неприятных.
— Ни слова.
— Тогда я сейчас же зайду к вам,— сказал он и бы-
стро повесил трубку.
— ...Ну, что еще вы скажете о моем сыне? — недо-
383
вольно спросила Агния Львовна, когда они вошли в ком-
нату Лики.
Анатолий плотно закрыл за собой дверь.
— Где Боб?
— В кроватке и видит третий сон.
— Дело в том, что Боб опять попал в компанию уго-
ловников и можно ждать плохого. Надо его спасать, мо-
жет быть, направить в воспитательную колонию.
— Отдать сына в колонию? Да вы с ума сошли! Ни-
когда! Там же подонки, хулиганье!—Агния Львовна си-
дела на кровати, краснея от волнения, и нервно теребила
гранатовое ожерелье на шее.— Легко советовать, если
не несешь ответственности за ребенка.
— Ия несу за него ответственность,— с ударением
на каждом слоге сказал Анатолий.
— Интересно, перед кем вы отвечаете за моего сы-
на и на каком основании? — Агния Львовна выразитель-
но посмотрела на дочь.— Может быть, ты объяснишь
мне?
Лика густо покраснела.
Как трудно было сказать этой женщине правду о ее
сыне.
— Я отвечаю, как бригадмилец, которому поручено
опекать Боба.
— Вы? Опекун? Какая чепуха!
— Мама...
— Бригадмильцы помогают поддерживать обществен-
ный порядок, бороться с преступностью.
— Ну и что? Боб ведь не преступник.
— Боб дважды клялся мне обо всем рассказать вам.
В последний раз я дал ему срок двадцать четыре часа.
Знаете ли вы, что у вашего Боба есть не только один
привод в милицию, но и связь с профессиональными пре-
ступниками, что с его участием готовилось ограбление
квартиры.
— Не верю! Лике не верила и вам не верю! —закри-
чала Агния Львовна.
Анатолий поморщился. Теперь уж придется сказать
все.
— Знаете, за что был привод? Боб уличен в том, что
крал книги в магазине на Арбате.
— Вы не смеете!..— Агния Львовна начала всхлипы-
вать.— Боб, мой Бобик... Это страшная ошибка.
384
Всхлипывания прекратились, и Агния Львовна дело-
вито спросила:
— Когда было это? Давно? Один только раз, да?
Не правды она хотела, а оправдания для Боба и успо-
коения для себя.
— С кем не бывает такого! — Глаза Агнии Львовны
были сухи.— Боб поскользнулся, но он хороший мальчик.
Он так увлекается астрономией и шахматами...
— Хороший? — едко спросила Лика.— Неужели ты
забыла, как было тогда со мной...
Агния Львовна замахала руками, как бы отстраняя
от себя тяжелую мысль.
— Он просто не представлял себе последствий всего
этого. Детская неосведомленность. Он попал в дурную
компанию и не понимал, что делает. Но он ведь остано-
вился, остановился. Все это как дурной сон.
— Который продолжается...
— Но вы увидите, я поговорю с Бобом, и у него не
останется ни малейших следов прошлого.
— Что ж, придется еще кое-что вам открыть... Боб
играет в карты на деньги, играет крупно и азартно.
— Я прекращу это. Сколько он проиграл?
— Тысячу!
— Тысячу! — прошептала Агния Львовна.— С ума
можно сойти. А кому надо уплатить?
— Никому платить не надо. Я все уладил.
— Спасибо, Анатолий! Вы опять нас выручили. Я обя-
зательно посоветуюсь с Полем. Моя кузина живет в
Свердловске. Я пошлю Боба не в колонию, а к ней. Про-
шу вас, не рассказывайте никому о нашем позоре.
— Свердловск — не выход из положения. Уж лучше
присмотреть за ним здесь.
В коридоре зазвонил телефон. Агния Львовна вышла.
За второй дверью послышался шум.
— Кошка? — спросил Анатолий.
-— У нас нет кошки.
Анатолий вскочил и дернул дверь. Она не поддалась.
— Заперта...— Лика пошла в столовую. Вернувшись,
она спросила: —А если это Боб?
— Подслушивал?
Да, это был Боб. Он слышал все, что говорили о нем,
а потом юркнул в свою комнату.
13
8
Куранты на Спасской башне Кремля пробили двена-
дцать.
Троицкие не спали. Лика секретничала с няней в
своей комнате. Агния Львовна и ее муж, сидя в кабинете,
говорили о Бобе. Они все же решили увезти его в Сверд-
ловск, если тетя Оля согласится.
Но Боб не собирался уезжать...
Два дня назад Пашка пригласил его к себе. В ком-
нате сидел Цыган. Боб испуганно застыл на пороге и
искренне пожалел, что не послушался совета Анатолия.
Вот бы тут ему и проявить характер, убежать домой.
Так нет же, он стоял и глазел. Пашка втолкнул его в
комнату и запер дверь на ключ.
— Здравствуйте! — еле пролепетал Боб и, только сей-
час опомнившись, бросился к двери.
Пашка дал ему подножку. Боб упал, поднялся, по-
пытался повернуть ключ. Но Цыган легким ударом сва-
лил его на пол. Теперь Боб чувствовал только боль и
дикий животный страх. Он был согласен на все, лишь бы
ему не делали больно.
— Целуй! — насмешливо сказал Цыган, поднимая
ногу.
И Боб, мечтавший о покорении Вселенной, поцело-
вал грязный сапог Цыгана. Затем, по его требованию, он
рассказал все, что знал об Анатолии. В эту минуту он
страстно ненавидел Анатолия — все мучения из-за него!
И Боб дал слово выполнить все, что только прикажет ему
Цыган.
— Проверим,— многозначительно бросил Цыган и по-
вел мальчиков в магазин.— Покупатели трусы,— поучал
он по дороге,— пугни их — так они последние портки от-
дадут, не только за других, а за себя не заступятся.
По пути он завел подростков на безлюдную черную
лестницу какого-то дома и наглядно показал им не-
сколько воровских приемов. Потом объяснил, как дейст-
вовать сообща, и приказал внимательно следить за ним,
учиться. Пашке вся эта наука была уже знакома.
После этого они пришли в магазин. Вот тут-то и уви-
дела их мать Анатолия в ту минуту, когда они обворо-
вали старушку.
Прощаясь, Цыган сказал Бобу:
386
— Дома не воруй, пока нигде не воруй. Держись
тихо. Подслушивай разговоры сестры с Мамоной и рас-
сказывай мне. Он наш главный враг.
Сегодня Боб подслушал разговор матери с Анато-
лием. «Значит, этот Русаков действительно враг! Он хо-
чет упрятать меня в колонию, в тюрьму,— размышлял
Боб, лежа в постели.— Нет, я не дамся, я убегу. Хорошо
бы удрать и от Цыгана. Может быть, стоит пожить у
тетки в Свердловске? Нет, все плохо, очень плохо...»
Боб тихо заплакал от острой жалости к себе.
Глава XXII
«ЧЕРТОВА ЧИТАЛКА»
1
Анатолий и Леонид Ушков вышли на Малую Брон-
ную. Перешли улицу. Ушков провел Анатолия через про-
езд под домом в большой двор, окруженный многоэтаж-
ными зданиями. Мамы сидели у стен возле колясочек.
Входили и выходили из подъездов жильцы. Дети играли
в мяч. За единственным столом возле металлических му-
сорных урн, выстроившихся перед проездом во второй
двор, несколько человек играли в карты. К ним-то и на-
правился Ушков. Анатолию показалось, что одного из
игравших он уже где-то видел. Но где? Вспомнилось: да
это же Марат, поздний гость Нины! И еще: вечером в
Ржевском переулке, когда Рудольф Милич вылез из «По-
беды» Троицких, он же стоял на тротуаре... Конечно, он!
Продолговатое лицо, усики, темные дерзкие глаза...
Ушков молча бросил на стол два рубля и показал на
Анатолия. Один из игроков, молодой человек с франто-
ватыми бачками, пытливо взглянул на него и кивнул
Ушкову. Марат не обратил на них внимания.
Анатолий вслед за Ушковым протиснулся между сто-
лом и мусорными урнами в глубину проезда, заслонен-
ного фанерными щитами. Обычно такие наглухо закры-
тые проезды под домами используют для временного хра-
нения всякого дворового хлама, утиля. Они очутились в
просторном сводчатом тоннеле, противоположную стену
которого закрывали железные ворота. Здесь было людно.
387
За ящиком, освещенным свисавшей электрической лам-
почкой, сидел чтец, а вокруг него н$ лавках, ящиках, на
кусках фанеры, просто на асфальте расположились слу-
шатели— не меньше двадцати пяти мальчишек. Ушков
присел у стены и потянул Анатолия за рукав.
Невысокий аккуратный старичок в белом воротничке
и темном галстуке вслух читал лежавшую перед ним
книгу. Он то и дело поглаживал ладонью пухлые бритые
щеки и лысину. Читал он чуть хрипловато, но с выраже-
нием. Даже вопли, которые по ходу сюжета испускала
умирающая женщина, он передавал так, что слушателям
становилось жутко.
— «...А ты, Дик, не опускай рук! Если ты двинешься
к своей старухе, я начиню твой живот свинцом и ты
умрешь от несварения! Скажи, куда ты запрятал свой
куш — те три миллиона долларов, которые достались
тебе, когда мы обработали банк?..» — «Вспомни, Пит,—
отвечал второй,— как мы взламывали сейфы с патентами
388
в Германии. Хотя я был опытнее тебя, но всегда делился
с тобой. Я был тебе верным другом».— «Чепуха! На-
стоящий друг — это доллар. От доллара зависит счастье,
любовь, дружба. Э, да что говорить, вот тебе задаток!»
Грянул выстрел, и левая рука Дика переломилась. «Ты
выстрелил разрывной»,— простонал Дик. «Считаю до
трех. Не скажешь — прощайся с ногами, а затем с пра-
вой рукой и головой. Ну?» Дик выпросил себе жизнь за
три миллиона и показал, как надо отодвинуть шкаф».
Анатолий внимательно наблюдал за ребятами. Одни
сидели с приоткрытыми ртами, другие вертели что-либо в
пальцах, третьи застыли, не сводя глаз с чтеца. Он еще
раз поискал глазами: нет, ни Пашки, ни Боба не было.
Он пересел поближе к чтецу, присмотрелся к книжке, ко-
торую тот держал в вытянутых руках, по-дальнозоркому
отставив от себя. Яркая лакированная обложка, на ней
картинка, на которой человек в полумаске душит почти
голую девицу с распущенными волосами, название на
иностранном языке... Старичок, видимо, вприглядку,
прямо со страницы переводил иностранный текст на рус-
ский язык. Это можно было понять и потому, что в от-
дельных местах он «спотыкался», неслышно шевелил
серыми губами, потом произносил несколько слов по-
английски и уже увереннее бубнил дальше.
— «...Супермен Пит,— продолжал чтец,— быстро за-
хлопнул за собой дверь своего роскошного кабинета,
опустил чемодан с миллионами на пол и со вздохом об-
легчения бросился в мягкое кресло у стола...»
Чтец, не глядя, протянул руку к пивной бутылке и
опрокинул ее над стаканом. Вытекло несколько капель.
Чтец, также не глядя, поднял стакан, почувствовал, что
он пуст, и замолчал.
— Марат! — громко позвал он.
Вошел Марат и с ним тщедушный прыщеватый блон-
динчик с чемоданом в руке.
— Пустая.— Чтец показал на бутылку.
Марат послал мальчишку за пивом и спросил:
— Кто за книгами? Начинай, Эдя.
Блондин открыл чемодан. Началась толкотня. Ушков
стал протискиваться вперед...
— Скорее,— шепнул он,— разберут самые интерес-
ные книги. У тебя есть деньги на залог под книгу?
— А сколько? — спросил Анатолий.
389
— От полсотни до ста пятидесяти. За редкие ро-
маны, Уоллеса или Латимора, Спиллейна — по полтора-
ста, брошюрки Пинкертона, Ника Картера, Гастона
Леру — по сто, есть и по пятидесяти...
Анатолий взял первую попавшуюся книгу и сунул ее
белобрысому Эде, который записывал в тетрадку и при-
нимал залоговые деньги. Он взглянул на заголовок, ска-
зал, что книга «мировецкая»,— значит, залог сто пять-
десят плюс десятка за трехдневное чтение.
— Что-то не видел тебя здесь...
— Он со мной,— пояснил Ушков.
— Твоя карточка мне знакома,— процедил Марат,
глядя в лицо Анатолию.
— Иван Игнатьич Русинский,— назвался Русаков.
Это имя блондинчик и записал в ученическую тетрадь,
принял деньги.
Марат громко объявил, что завтра закончится чтение
романа «Счастливчик Питер-супермен»; а послезавтра
начнут второй раз читать гангстерский роман «Роковая
тайна желтого круга».
— Ну как, мальчики, разыграем право пяти на сле-
дующее бесплатное посещение читалки?
Выигрывал тот, кто сообщал о наиболее сногсшиба-
тельных, сенсационных происшествиях.
Мальчики стали рассказывать.
Марат оборвал и высмеял мальчишку, рассказавшего,
как поймали грабителей в ювелирном магазине. «Блеф!»
Высмеял и второго, сообщившего о героизме милицио-
нера. Зато похвалил парнишку, рассказавшего о громад-
ном пожаре на нефтебазе.
— Ты кандидат на’ бесплатное посещение. Всегда до-
бывай такие происшествия. Это еще не «сенсейшен», но
близко к этому. Мне нужны материалы, я ведь сам пишу
миронецкий романчик. Пальчики оближете...
— На заводе, где мой дядя работает, грабители за-
хватили двести тысяч,— не вытерпел один,— а их все
равно поймали.
— Вот и врешь,— сказал Марат.
— Вот и не вру! Бандиты убили кассира и его охран-
ника, когда те ехали из банка, а потом удрали на ма-
шине в горы. А за ними послали два вертолета и поймали.
— Двести тысяч, вертолеты... Плохо врешь! —Марат
обидно засмеялся, засмеялись и остальные.
390
— Честное пионерское! — Мальчик чуть не плакал.
— Нужно тут твое честное пионерское... «Помчались
в горы», а у нас здесь и гор никаких нет. Ну как же ты
не врешь? Держу пари на десятку.
— А я не вру! Это было на Урале.
Анатолий вспомнил, что Юра, когда услышал о «чер-
товой читалке», просил раздобыть какую-либо книжку
на английском, «для практики, ну и для интереса». По-
этому Анатолий спросил Марата, нельзя ли потом полу-
чить книгу, которую сейчас читают.
— А ты разве читаешь по-английски? Это американ-
ская новинка. Таких романчиков днем с огнем не сы-
щешь. Может, она одна на всю Москву!
— Я бы нашел романчики и на английском,— заме-
тил Анатолий, вспомнив, что видел у дяди несколько ино-
странных книжек.
— Иди ты! — Марат по-клоунски скорчил рожу, не-
лепо изогнулся, отставив ногу и локти, и на мгновение
застыл в странной позе, как бы отстраняя и одновремен-
но призывая собеседника. У Марата был набор заучен-
ных гримас и поз, показывающих презрение к собесед-
нику.
Анатолий, взглянув на часы, направился к выходу.
Марат догнал его, схватил за руку:
— Верно, можешь найти?
— Могу.
— Где?
— У штурмана дальнего плавания. Целая библио-
тека.
— Тащи все! Устроим великий бизнес.
— Попробую. А как твои позывные?
Марат начал было:
— Миусы один одиннадцать...— Но вдруг осекся,
скорчил угрожающую рожу, изогнулся, погрозил паль-
цем.— Сыпь сюда! А если меня не застанешь, то ищи
возле магазина подписных изданий на Кузнецком, тро-
туар напротив.
2
— Вот никогда бы не догадался зарабатывать на чте-
нии вслух или на прокате книг,— заметил Анатолий, ко-
гда они с Ушковым направлялись по домам.
391
— Ловкачи! — отозвался Леня.— Как-то они подбили
меня устроить филиал «чертовой читалки» дома. Семь-
десят пять процентов им, а двадцать пять — мне. Я по-
пробовал оставлять себе половину, так они меня сразу
поймали. Оказывается, у них среди ребят был свой
наблюдатель.
— Я и не знал, что иду с чтецом-декламатором, да
еще директором филиала! Тебе бы на «Паккарде» ездить.
— Мне за это «денежное дело» всыпали. Милые ро-
дители узнали да и стали наведываться ко мне за своими
крошками. «Ты развращаешь наших детей, говорили,
отвлекаешь их от занятий в школе!» А я здесь при
чем? Ребят медом не корми — только дай книжку поза-
бористее. Сам понимаю, что чепуха, вроде семечки луз-
гаешь, чтобы время скорее прошло. А есть интересные,
не оторвешься! Стреляют, ловят, удирают...
— «Интересные»! — с сарказмом повторил Анато-
лий.— Кто-нибудь наслушается да взломает соседский
шкаф вместо сейфа... Или пальнет из отцовского ружья.
Ну и заработает срок. Будет очень интересно!
— Ты не сердись на меня за первый наш разговор,—
неожиданно сказал Ушков.— Если в чем-то серьезном
тебе надо будет помочь, я всегда готов. А так, размени-
ваться по мелочам, неохота.
— Ладно уж, товарищ Незамарайручки.
Ушков пристально посмотрел на Анатолия и вдруг,
набравшись решимости, заговорил:
— Вот ты все допытываешься, что я за чижик, во что
я верю. И никак не можешь понять: то ли я по натуре та-
кой, то ли обстоятельства такие? Все произошло из-за
одной дивчины. Она была старше меня на три класса.
Очень хотелось всегда смотреть на нее, быть около нее,
гулять с ней, всякие услуги оказывать, дружить с ней. Не
увижу день-другой — так тяжело! Ну, хоть помирай...
Новый год подошел. Думал, вместе встречать будем, ра-
довался. Еще задолго уговорились... И вдруг она заяв-
ляет мне, что в другое место пойдет, один студент при-
гласил. Там, мол, настоящая компания, а не какие-то
мальчишки. Мейя будто ударило! Сказал ей что-то рез-
кое. А она удивленно так посмотрела на меня да как
крикнет, чтобы подруги услышали: «Ты ведь еще котенок,
а мне с котятами скучно. Буду я себе Новый год пор-
тить. Вот еще!» До сих пор слово в слово помню.
392
А на другой день на классной доске уже красова-
лось нарисованное мелом сердце, пронзенное стрелой, и
надпись: «Леня плюс Ася», так ее звали. Она нарисо-
вана большая, а у ног ее котенок-замухрышка на задних
лапках. Засмеяли меня. Я от стыда и отчаяния не знал,
куда деваться. Убежал с уроков. И на второй и на тре-
тий день стыдно было являться в школу... Уйду, бывало,
из дому, хожу по кинотеатрам с сеанса на сеанс. Денег
не хватало. Стал спекулировать билетами, потом прислу-
живать этому Эдику в читалке. Ну, и пошло-покатилось,
день за днем, день за днем... Чувствую — пропадаю, а вы-
рваться из этого чертова круга сил нет. Мама уверяет,
будто у меня слабая воля. Может быть... Нужен был тол-
чок, чтобы крепко встряхнуло... Первым таким толчком
был в милиции тот разговор с лейтенантом Хлопуновым.
Скажи пожалуйста, милиционер, а настоящий парень! Не
думал... А второй толчок — разговор с тобой, разговор о
вечерней школе и работе. Совсем просто, а как-то самому
на ум не пришло.
Они медленно шли через скверик. Помолчали. Ана-
толий не знал, что сказать человеку, доверившему свои
сокровенные тайны. Да и нужны ли лишние слова? Он
спросил, кто такой Марат из «чертовой читалки». Леня
почти ничего не мог сказать о нем.
з
Марату, главному акционеру «чертовой читалки»,
было не по себе. Он никак не мог припомнить, где же все-
таки он видел парня, предлагавшего английские детек-
тивы. А когда тот ушел, вспомнил неприятный разговор
с этим парнем у Нины. «Школьный друг...»
«Теперь этот тип,— думал Марат,— чтобы отомстить
мне, настрочит заявление в райфинотдел, и меня привле-
кут к ответственности, как кустаря-одиночку без па-
тента. И без этого немало огорчений...»
История превращения избалованного мальчишки в
великовозрастного стилягу-тунеядца и тротуарного «биз-
несмена» много раз описана, и поэтому мы не будем
долго задерживаться на биографии Марата.
Как и каждый из ему подобных молодых людей, Ма-
рат больше всего кичился своим «индивидуализмом»,
своим отличием от всех в образе жизни и суждениях.
393
И хотя Марат считал себя личностью «оригинальной»
и всячески старался убедить в этом окружающих необыч-
ностью костюма, дерзкой наглостью, особым стилем в
танцах, заимствованными парадоксальными фразочками,
даже прической и походкой — ничего подлинно своего у
него не было. Наоборот, и в истории его бестолковой
жизни, жизни «на холостом ходу», и в повадках были
знакомые, ставшие для них почти стандартом черты его
друзей Рудольфа Милича, Франца Красавчика и других,
им подобных.
Однажды, когда Марат, Рудя, Франц и двое других
сидели на высоких стульях в коктейль-холле и через со-
ломинку тянули самый дешевый коктейль, стараясь про-
сидеть за стойкой как можно дольше, так как на боль-
шее у них не было денег, в зал вошел юноша.
Новый костюм, живой интерес, с каким он огляды-
вался, нерешительность, с какой он неловко взгромоз-
дился на высокий стул, заказывал коктейль,— все это
подсказало им: новичок.
Франц посоветовал коктейль, Рудя дал соломинку и
показал, как с ней обращаться, Марат «выдал хохму».
Парнишка рассказал о себе. Он приезжий, работает на
заводе, хорошо зарабатывает. Его премировали путевкой
в санаторий, и он едет сегодня же, через четыре часа, на
Кавказ. А шел мимо, слышал о коктейль-холле и вот на-
брался смелости зайти попробовать... Юноша смущенно
засмеялся. Он сам удивлялся своей смелости. Для него
это было веселое приключение, о котором можно будет
рассказать товарищам на заводе.
Франц подмигнул и начал «накачивать» парня кок-
тейлем...
Потом официантка видела, как компания веселых мо-
лодых людей села в такси... А потом стоны этого парня
услышала дворничиха. Он лежал окровавленный и ограб-
ленный.
Франца, продавшего украденные часы, задержали.
Он, уже имевший судимость, взял все на себя, так как
рассудил, что за групповое ограбление ему дадут больше.
Рудя и Марат вышли сухими из воды.
Удивительное дело, как жизнь посмеялась над этими
«индивидуумами»: вы не встретите более обезличенную
компанию, будто стриженную под одну гребенку, чем
стайка стандартизованных стиляг. Пусть окраска брю-
394
чек и масть галстуков и носков у каждого иная. Но, не-
смотря на это, впечатление от них такое, будто они от-
штампованы по одному образцу, с одного болванчика.
В погоне за «оригинальностью» каждый из них поте-
рял собственное лицо. А иных, Марата например, такая
«стиляжья болезнь» изуродовала. Погоня за «красивой
жизнью на американский лад» закономерно заканчи-
вается роковыми связями с подонками и преступными
элементами.
К Марату потянулись щупальца шайки закоренелого
преступника Леньки Чумы, вербовавшего себе «данни-
ков». Мы уже видели «стильного» Марата возле машины
Троицких в роли жалкого холопа бандитов, готовивших
ограбление квартиры в Замоскворечье.
* * *
Отца Марата, разбитного снабженца, осудили еще' во
время войны за крупные хищения и растраты. Мать, кра-
сивая женщина, окончила сельскохозяйственный инсти-
тут, но после замужества нигде не работала. Когда аре-
стовали ее первого мужа, она устроилась администрато-
ром эстрадной группы, потом работала директором ва-
гона-ресторана на линии Москва — Тбилиси.
Марат с трудом дотянул на «тройках» до восьмого
класса, бросил школу и занялся «бизнесом». Сначала он
только летом помогал матери перепродавать торговкам
фрукты и обувь, которые она привозила из поездок.
Каждый раз он получал за это денежную подачку.
А когда бросил школу, то занимался этим круглый год.
Отца его давно не было в живых, но в доме по-преж-
нему царил дух наживы, стяжательства, спекулятив-
ных махинаций. Денежных подачек матери на ресторан
не хватало. Марат стал «комбинировать» — обманы-
вать мать в расчетах. А затем занялся спекуляцией кни-
гами.
Когда страна после войны вернулась к мирной жизни,
жажда знаний и страсть к чтению захватили людей. Стар
и млад, от Мурманска до Батуми, от Ужгорода до Са-
халина, наперебой приобретали книги, составляли до-
машние библиотечки. Но бумаги было маловато, и книг
издавалось недостаточно.
Все издания классиков, новинки советской и иност-
395
ранной литературы расхватывались мгновенно. Это были
единственные очереди, радовавшие глаз, вызывавшие
изумление иностранцев. Но огромный спрос на книгу по-
родил и кучку книжных жучков-спекулянтов.
Мать Марата пристроилась секретарем к некоему
профессору Федоровскому, потом вышла за него замуж.
Марат зачастил на квартиру к профессору. Порывшись
как-то в старых книгах профессора, лежавших в кладо-
вой, он взял «Дон-Кихота», разрозненные тома «Тысячи
и одной ночи», редкие альманахи начала XIX века и по-
нес в букинистический магазин. Он дорого продал их у
входа в магазин любителю. Постепенно из кладовой про-
фессора исчезли почти все ценные книги. По заказам бу-
кинистов Марат начал разыскивать редкие и дорогие
издания, завел нужные знакомства, даже ездил за ста-
рыми книгами в подмосковные города, выманивал за
бесценок у наивных старушек целые библиотеки.
Он не брезговал скупать книги у мальчишек, разоряв-
ших отцовские библиотеки. В конце концов книги стали
главном источником его наживы. Завелись знакомства
и с пронафталиневшими старичками, поставщиками «осо-
бых» книг «на любителя». В числе, этих знакомых был и
Адам Адамович, по кличке «Граф», с которым мы позна-
комились в «чертовой читалке». «Специальностью» Ма-
рата на черном рынке стали именно эти издания.
Еще мальчишкой, в вагон-ресторане, Марат почти-
тельно поглядывал на иностранцев, перенимал их ма-
неры, усвоил ходкие английские фразы. Побывать за
границей — стало мечтой Марата: «Там такие бары, та-
кие пластинки!» Он решил изучить английский и даже
поступил на заочное отделение курсов иностранных
языков. Но потом ему надоели систематические занятия,
и он бросил курсы, решив, что с него довольно.
На вечеринках и в ресторанных компаниях Марат
щеголял анекдотами, афоризмами, давал справки «о ход-
ких книгах», удивлял недорослей знанием гастрономии,
марок вин и сложнейшими тостами. Пригодилась «шко-
ла» вагон-ресторана. Теперь, знакомясь, он представ-
лялся: «Студент Института внешней торговли».
По вечерам в компании двух-трех смотрящих ему в
рот юнцов он «пр'ошвыривался по Бродвею» — так они
называли улицу Горького. В коктейль-холле, где, бы-
вало, стиляги часами уныло сидели над одним и тем же
396
бокалом, потягивая через соломинку рыжую жидкость,
Марат познакомился с Ниной.
Он щеголял английскими фразами, намекал, что скоро
станет дипломатом в одной из западных стран, но для
«веса» ему надо жениться, а подходящей кандидатки
нет. Марат многозначительно смотрел на Нину.
Он был там с Рудольфом Миличем, своим не только
другом, но и двойником. Они старались во всем походить
друг на друга: вкусами, словечками, жестами,— и когда
шли на вечеринку, то даже одевались одинаково. Они
«синхронно» отплясывали чечетку, взмахивали руками,
поворачивались, подпрыгивали «тело к телу», одновре-
менно выкрикивали одно и то же слово. Знакомые де-
вушки называли их «Два-Мару-два». «Мару» — сокра-
щенное Марат — Рудя.
Они всерьез подумывали о том, чтобы выступать на
эстраде двойниками-близнецами, как «Два-Мару-два», и
даже открыть школу запрещенных танцев.
И все же Рудя вел свой «бизнес» звуковой записи на
рентгеновских пластинках самостоятельно, а Марат рев-
ниво относился ко всякому посягательству на его право
хозяина «чертовой читалки».
Их сближение было вполне закономерно — так мухи-
навозницы слетаются на запах тления.
4
Спекулировать становилось труднее. Теперь в про-
дажу поступало все больше и больше ранее дефицитных
книг. Денег для выпивок у Марата не хватало, и он на-
учился «присасываться» к одиночкам и компаниям в «за-
бегаловках» и ресторанах, пить за их счет, развлекая
анекдотами и тостами.
В эти трудные для него дни Марат раздобыл не-
сколько бульварных американских детективов.
Марат предложил Адаму Адамовичу, отлично вла-
деющему английским языком, перевести их и издать. Го-
норар пополам. Оказалось, что подобная литература, на-
чиненная ужасами, убийствами и гангстерскими похож-
дениями и описанием «шикарной жизни», наши изда-
тельства не интересует.
Марата «осенила» новая мысль: он стал скупать дрян-
ные книжонки, разного рода «уголовные» и «полицей-
397
ские» романы, изданные на русском языке еще до войны
белоэмигрантскими издательствами в Берлине, Париже,
Риге, и давать эти книжонки «напрокат» под хороший за-
лог, за хороший «калым».
Как-то днем Марат зашел в пивной бар на Пушкин-
ской площади. Огляделся, куда бы подсесть. Вот столик,
за которым перед одинокой бутылкой пива разглагольст-
вовали два молодых человека. «Студиозы, толку с них
мало»,— решил он. За соседним столиком, уставленным
закусками и графинчиками, сидели двое. Они уже из-
рядно раскраснелись и теперь с интересом наблюдали
окружающих. Марат с их разрешения подсел к ним и,
стараясь держаться независимо, смотрел в сторону. Он
вынул пачку «Казбека», положил папиросу на тыльную
сторону пальцев левой руки, чуть ударил сзади правой,
папироса взлетела на воздух и попала в рот.
— О-у! — вырвалось у одного из сидевших, темново-
лосого и худощавого.
Второй уставился удивленными глазами на Марата,
потом вынул пачку сигарет и попытался проделать то же.
Сигареты подскакивали и падали на пол. Марат заказал
кружку пива. Официант приподнял лежавший на краю
стола журнал.
— «Лайф»,— громко прочитал Марат.
— Вы знаете английский? — с интересом спросил
круглолицый толстяк, добродушно улыбаясь.
— А почему же нет?
— Ну... знание языков у здешней молодежи — редкое
явление. Желаете? — И незнакомец подал журнал.
— Сенкью! — поблагодарил Марат.
— А вы знаете, кто мы? — бесцеремонно спросил ху-
дощавый, закуривая сигарету.
— Нет... не имею чести.
— Мы — иностранные журналисты. Представители
свободной прессы...— Он с интересом наблюдал за моло-
дым человеком, потом состроил зверскую гримасу и спро-
сил: — Страшно?
— Я не из пугливых,— ответил Марат. Он решил
допить пиво и уходить. На этих не разживешься.
Это не подвыпившие командировочные из Сибири... Чтобы
не показаться невежливым, он быстро перелистал
журнал.
— Интересуетесь литературой? — спросил толстяк.
398
— Вы почти угадали... Я специалист по книжному
делу,— соврал Марат.
— Ага! Как это... Книготорг! Дела идут хорошо? Мы
заметили, что у вас в стране книги очень ходкий товар.
— Ходких много, но конъюнктура изменилась,— ска-
зал Марат, почти не скрывая досады.— На книжном
рынке появилась масса новых изданий, не то что прежде,
когда можно было заработать даже на «Робинзоне Кру-
зо» или Лескове... Теперь ценится только книга специаль-
ная, особая, на любителя.
— О-у! Вы рассуждаете, как настоящий коммерсант!
Это такая приятная редкость здесь. Какая же книга вы-
соко котируется у особых любителей?
— Переводной детектив, криминальный, знаете, или
пикантный любовный сюжетик. Спиллейн, Агата Кри-
сти... Даже кое-что старое: Нат Пинкертон, Ник Картер...
— Шурли! — широко улыбнулся худощавый и протя-
нул Марату небольшую книжицу.
Яркий рисунок изображал незнакомца в маске с ре-
вольвером в руке и голую женщину, лежащую на ковре.
— Минки Спиллейн «Женщина под вуалью»! Вещь!—
воскликнул Марат в восхищении.
— Очень приятно встретить такого... как это — начи-
танного человека. За приятное знакомство!
В этот день Марат унес домой не только номер «Лай-
фа», но и детективный роман в ярком переплете. Книгу
через некоторое время он должен был вернуть новым
знакомым. Однако, прежде чем вернуть ее, Марат решил
«провернуть» выгодный «бизнес» — вместе с Графом
перевести на русский язык, отпечатать в нескольких эк-
земплярах на машинке и давать для чтения за тройной
«калым». Эдя, блондинчик, должен был обеспечить через
знакомых девиц перепечатку.
Марат явился на свидание с журналистами в назна-
ченное время, положил книжку на стол и сказал, что пе-
ревод еще не готов, нельзя ли задержать ее на несколько
дней.
Круглолицый Джон Лисневский заулыбался:
— Великолепная инициатива, черт побирай! Надо,
надо помочь такому славному парню. Это вполне соот-
ветствует политике обмена культурными ценностями. Он,
Джон (а для Марата — Иван Семенович) Лисневский,
за самое широкое мирное сосуществование, за полную
399
свободу радиовещаний, за свободу культурного обмена.
За это надо выпить!
Они выпили.
Худощавый предложил принять книжку и журнал в
подарок, на память, и называть его просто Макс. Марат
оживился. Почему бы уважаемым господам не продавать
ему прочитанные, ненужные детективные романы?
— Мы проверим свои книжные ресурсы,— обещали
новые знакомые.— Мы здесь бываем по субботам, во
второй половине дня.
5
При третьей встрече Марат получил две книжечки с
яркими цветными переплетами. От денег журналисты от-
казались.
Романы оказались трудными для перевода, со многими
непонятными жаргонными выражениями. Вот тогда-то
и пришла приятелям мысль устроить «сеансы» чтения с
платным входом. Граф брался переводить книгу сразу
вслух, с листа, «с хода». Трудные малопонятные места
можно обходить или подменять отсебятиной. Так роди-
лась «чертова читалка». Но двух книг было мало. Марат
бросился разыскивать журналистов. Лисневский спросил:
— А меня примете пайщиком?
Марат смутился, журналист захохотал.
— Я пошутил,— сказал он.— Я охочусь не за ком-
мерческими прибылями, а за сенсациями. Мне нужны су-
персенсации, например: женщина родила пятерых детей
или родился не ребенок, а сверхурод, вместо ног плав-
ники, голова с жабрами. Небывалое по зверству убий-
ство... Ну, кто-нибудь вырезывает на трупе убитого его
монограмму.
— У нас этого не найти.
— За суперсенсацию я плачу вам три книжки, за хо-
рошую — две, просто за сенсацию — одну. Что вы можете
предложить?
— Не так-то легко вспомнить,— сказал Марат.—
У нас ведь все по-другому. Жизнь гораздо проще.
Джон Лисневский предложил подумать и заказал вер-
мут. Марат пил, вспоминал, присочинял и наконец сооб-
щил три сногсшибательных случая. Первый — появление
женщины с Марса в Московском зоологическом парке.
400
Она прилетела на ракетном корабле в Тунгусскую тайгу.
Ее поймали и привезли. Огромного роста. Собственно, ее
не видели, но был пущен слух, собралась огромная толпа.
— Средний интерес...— сказал журналист и дал
книжку.
За вторую сенсацию, о деревьях-людоедах в Закав-
казье, он даст и три книги, если Марат укажет район и
сколько детей погибло (в круглых цифрах). Необходима
достоверность. Третью историю, о том, как мать-сектант-
ка убила свою дочь-пионерку, Лисневский забраковал.
— Это же факт! Я могу уточнить фамилию и адрес,—
настаивал Марат.
Лисневский сухо сказал:
— Нам не подходят истории об ангелочках типа ва-
шего Павлика Морозова. Вот если пионерка убьет
мать — это интересно. Вообще меня интересуют факты,
когда в человеке торжествует дремавший в нем зверь.
— Трудную задачу предлагаете,— сказал Марат.
— Это только так кажется.— Лисневский положил
свою руку на руку Марата.— Надо искать. Человек ведь
по природе — зверь.— Потягивая вермут, Лисневский
продолжал: —Мой предшественник до войны раскопал в
Москве великолепную сенсацию: драка примусами в ком-
мунальной квартире. Это говорило... м... м... о специфиче-
ских особенностях коммунальной жизни.
Лисневский умолчал о том, что за некую чрезмерно
сенсационную информацию политического характера, в
которой все оказалось клеветой и ложью, его предшест-
венник был выдворен из Советского Союза.
— Даю вам бесплатный совет: покупайте сенсации у
мальчишек. Они многое знают. Я буду оплачивать. На
мальчишек вы будете получать по десять рублей за каж-
дое сообщение, а за интересное — по двадцать пять.
Последовало длинное совещание Марата с Эдей, по-
сле которого они приступили к действиям.
Конечно, мальчишки получали от Марата не больше
рубля за сообщение. За самые интересные разрешалось
пять раз бесплатно посещать «чертову читалку». Боль-
шая часть мальчишечьих историй Лисневскому не подхо-
дила, зато было несколько таких, за которые он, кроме
книг, вручил четыреста рублей.
Как-то Лисневский сказал, что его интересуют и уго-
ловные сюжеты.
401
— Журналисты нашей прессы в поисках острой темы
заводят знакомство с гангстерами (конечно, не выдавая
их тайн) и даже едут с ними «на дело». Вас, например,
интересуют наши книги о преступниках, о подвигах ганг-
стеров. Но ведь бандитские истории есть, наверное, и в
Москве. Наша печать любит показывать этот мир. Воры
падки на бесплатное угощение. Не скупитесь. Могу вас
финансировать.
Лисневский дал на угощение пятьсот рублей.
Марат вспомнил: приятель из койтейль-холла— Ру-
дик Милич — рассказывал как-то, что у него есть очень
интересный клиент, большой любитель и знаток блатных
песен, знает массу воровских легенд и историй. Этот Цы-
ган, видать, немало побывал в тюрьмах, вообще заправ-
ский бандит. Но за пластинки платит Рудику «классно».
На следующий вечер после разговора с Лисневским
Марат уже был в коктейль-холле и, посасывая соло-
минку, беседовал с Рудиком.
— Видишь ли, я надумал писать детективный роман-
чик, собираю материалы. Твой Цыган меня очень инте-
ресует. Приведи его в восточный ресторанчик, угощаю
его и тебя шашлыком и драгоценной влагой.
Долго упрашивать Рудю не пришлось. Встреча с Цы-
ганом состоялась. Тот вначале насторожился, но потом
быстро раскусил Марата и, изрядно выпив, стал расска-
зывать случаи из воровской жизни, якобы слышанные им
от соседей по камере.
Марат рассказал о своих успехах Лисневскому. Тог
похлопал его по плечу и посоветовал мелкотой не зани-
маться, а искать «супермена» среди воров. Такой «ко-
роль» мог бы стать источником потрясающих сенсаций.
Марат снова угощал Цыгана, просил познакомить с
крупным вором. Цыган долго молчал, а потом сказал:
— Есть один... Авторитетный... Он же — Чума. Не-
давно вернулся в Москву. А вот захочет ли он с тобой
встретиться?
Лисневский, услышав о Лене Чуме, сразу обещал за
знакомство с ним десять книжек плюс некоторый гоно-
рар. Чтобы выудить у такого вора хороший «сюжет» —
а он, конечно, осторожен и не болтлив, — надо опытного
охотника. Поэтому надо бы с этим Чумой познакомить
Макса.
Марат спрашивал себя, зачем нужны американскому
402
журналисту такие «сюжеты»? Мало ли их у него на ро-
дине? К чему импортировать? Ответа на этот вопрос он
не нашел. Он не знал, что Лисневский имеет «деликат-
ное задание» своей газеты. Конечно, за океаном сколько
угодно бандитских сенсаций. Они заполняют целые га-
зетные полосы. Но шеф-редактор требует показать, что
и в Советской стране преступный мир якобы так же си-
лен, как в Америке. Лисневский несколько раз прини-
мался за такую корреспонденцию, но ничего не получа-
лось— не было материала. Этот предприимчивый моло-
дой человек, Марат, организатор «чертовой читалки»,
может помочь. Если повезет, то, вернувшись за океан,
можно написать книгу: «Гангстеры в стране большеви-
ков». Здорово!
В результате этих раздумий Лисневского Марат по-
просил Цыгана свести Чуму с его знакомым журнали-
стом, который интересуется «сюжетами», уважает блат-
ных и умеет молчать. Цыган насторожился, но обещал
завтра же ответить.
Следующая встреча состоялась в котельной и была
крайне неприятной. Цыган обвинил Марата в желании
«повести», то есть выследить Чуму. С Цыганом пришли
еще двое. Перепуганный Марат был уже не рад затеян-
ному. Цыган требовал доказательств преданности. Пусть
Марат достанет машину на ночь, и Леня Авторитетный
поверит ему. И даже выдаст тысячу. Но если подведет —
тогда пусть не пеняет, «под землей найдем»! И Цыган
красноречиво посмотрел на двух дюжих парней.
Марат рассказал об этой беде Рудику. Тот успокоил:
— Ничего, сэр, не огорчайтесь. Все будет по-джентль-
менски. Есть одна автомашина на примете. Организую
через Боба. Достанем и представим машину не только
Чуме, но хоть Холере, Проказе и Насморку. Берусь при-
мирить обе договаривающиеся высокие стороны, но
уговор: любой гонорар пополам.
Так состоялась сделка. Марат сообщил Цыгану, что
машина будет. Их дело маленькое, говорил Цыган,
только машину пригнать. И захотят ехать «на дело» с
Авторитетным, и это можно устроить. Но пусть не треп-
лются — без носов останутся.
Рудя все подготовил. Они уже садились в машину, ко-
гда явился неизвестный парень и угнал ее. Марату едва
удалось оправдаться перед Цыганом.
6
Анатолий собирался в школу, когда его подозвали к
телефону. В полной уверенности, что звонит Лика, он
дурашливо крикнул:
— Привет от марсианина!
— Наше вам с кисточкой! —услышал он хриплова-
тый голос.
Анатолий оцепенел.
— А ну сбреши, что не узнаешь голоса Авторитет-
ного! В молчанку играешь? — уже грозно спросил хрип-
ловатый голос.— Ну!
Анатолий даже вздрогнул от этого резкого, как вы-
стрел, окрика, тихонько повесил трубку на рычаг и чуть
ли не на цыпочках вышел за дверь. Там он постоял, не-
сколько раз глубоко вздохнул и поехал в школу, стараясь
ничем не выдать своего волнения.
В школе Онегин спросил:
— Температуру мерил?
Людмила Зубавина поинтересовалась, какая краса-
вица так огорчила его. А учительница трижды вызывала
к доске и посоветовала не быть таким рассеянным.
Анатолий, обозленный на себя, возвращался домой.
И чего он растерялся, как щенок? Надо было не отмал-
чиваться, а раз навсегда отшить Чуму. Теперь Чума
сочтет его молчание за трусость и именно поэтому снова
будет приставать, угрожать. Что же делать? Надо бы по-
советоваться с Корсаковым. Жаль — опять в отъезде.
7
В этот же вечер Нина сидела с Маратом и еще тремя
знакомыми в ресторане «Метрополь». У Нины было пло-
хое настроение. Музыка казалась чрезмерно шумной,
комплименты захмелевших кавалеров — пошлыми, вино
не пилось, есть не хотелось.
Марат паясничал, много пил.
— Балаган! Надоело! Противно! Не приставай, или
я уеду! — несколько раз повторяла Нина.
Странное ощущение тревоги усиливалось. В чем
дело? Она поймала себя на том, что мысленно спорит с
Анатолием. Неужели же,этот ершистый мальчишка, с его
наивной верой в дружескую миссию «спасти», вывел ее
404
из равновесия? Она даже рассердилась. Но снова и снова
мысленно возвращалась к разговору с Анатолием.
Отчужденность Нины раздражала Марата, особенно
обидела ее фраза: «Ведь есть же не такие злобные пош-
ляки, как ты!»
— А к тебе снизошел с небес ангел без крыльев, что
ли? — пьяно кривясь, спросил он.
— Совсем не ангел. Но когда неустроенный и беспо-
мощный, казалось бы, человек, после колонии, не только
находит в себе силы вырваться из болота сам, но и пы-
тается выручить других — он во сто раз лучше И благо-
роднее таких, как ты!
— Уж не к тебе ли являлся ангел?
— Нет... Но он, например, рассказал мне, что увел
машину каких-то Троицких из-под носа у воров и вырвал
из рук грабителей их сына и дочь.
Услышав такое, Марат сразу отрезвел:
— Что? Что ты сказала? Интересно... Кто же этот
спаситель машины и маленьких бэби?
— Анатолий Русаков.
— Кто, кто?..
— Да ты его видел у меня. Интересный мальчик, мой
школьный друг. Лицо сильное, острый взгляд...
— Не расписывай! Припоминаю этого джентльмена и
ваш «школьный поцелуй»... Но, если он, как ты сказала,
побывал в колонии, тогда мне ясно, что это сомнительный
тип, уголовник. Такие в ангелы не годятся. Вспоминаю,
что именно он и был в читалке. Именно он! Боюсь, он
зажилит мою книгу, этот твой ангел.
Нина вдруг вспылила:
— Тебе бы столько честности и правдивости, сколько
у этого «сомнительного типа»!
— Что, что?!
— Этот Русаков,— сказала она резко,— прошел один
по делу, взял все на себя, понимаешь? А преступление
совершил другой...
— Да ну? — уже без наигрыша удивился Марат.
— Этот Русаков,— продолжала Нина,— только не-
давно вернулся в Москву, а уже учится в десятом классе
вечерней школы и работает шофером.
— Ай-ай! Автомобилизация небес! Ангелы садят-
ся за руль! Ангелы рождаются из урканчиков! Пере-
ковка!
405
— Такова жизнь! — насмешливо поддразнила Нина и
уже серьезно пояснила: — Кроме того, он бригадмилец.
Комсомолец и бригадмилец. Будь спокоен, он твою кни-
жонку вернет.
— Час от часу не легче! Ты сказала — бригадмилец?
Три ха-ха!
Марат всерьез испугался. Меньше всего ему хотелось
иметь бригадмильца среди своих клиентов. Чтобы пого-
ворить без свидетелей, Марат пригласил Нину на танцы.
Она отказалась и уехала домой.
8
После пьяной ночи Марат проснулся поздно. Он сразу
вспомнил разговор с Ниной. Особенно беспокоило упо-
минание о машине Троицких. Еще этого не хватало! Оче-
видно, за шайкой Чумы — Цыгана следит милиция, раз
бригадмилец следил за машиной. А с машиной связано
его, Марата, имя. И этот чертов бригадмилец наверняка
заметил его в тот вечер... Очень просто можно влипнуть.
Потом этот бригадмилец заявился в читалку. Наверное,
неспроста. Следит!
Марата охватил страх. Наскоро одевшись, он поспе-
шил к Эде. В списках фамилии Русакова не было. Про-
тив книги «Роковая тайна» значилось — «Русинский».
— Не ошибся ли ты? — спросил Марат.
Эдя высказал предположение, подтвердившее опасе-
ния Марата.
— Человек, скрывающий свою настоящую фамилию,
наверняка имеет тайные намерения.
Марат побывал у Руди, Цыгана. Оказывается — все
правда! Именно Русаков помешал Руде и Марату угнать
машину. В тот же вечер Русаков посадил в машину Цы-
гана и еще двоих и «продал» их милиции. Мамоной уже
заинтересовался знавший его ранее Леня Чума. Это не-
сколько успокоило и обрадовало Марата...
Оживленный, веселый Анатолий шумно вбежал в
комнату, бросил книги на комод. Сегодня у него две пя-
терки.
Ольга Петровна, накрывая на стол, сказала:
— Звонила Нина, просила обязательно ей позво-
нить.
— А ну ее! — буркнул Анатолий и сел ужинать.
406
Ольга Петровна удивилась и огорчилась резкости
сына. Пришлось ей все объяснить. Во-первых, Нина
имела наглость предложить ему, комсомольцу, работать
шофером в жульнической артели. Но все же он счел обя-
занным оградить Нину от беды и отправился к ней. И что
же? Она не хочет увольняться из артели. А во-вторых,
если правильна поговорка — покажи мне твоих друзей,
и я скажу, кто ты, а он видел ее друга Марата,— то ком-
ментарии, как говорится, излишни...
Мать говорила, что надо быть с людьми помягче, по-
ласковее. Ведь Нина была очень несчастлива в замуже-
стве, и, если сейчас ей грозит беда, не его ли долг, помня
прошлое, помочь ей. Анатолий обещал позвонить.
Нина оказалась дома.
— Ты еще не ушла из артели?
— Еще работаю. Сразу нельзя. Есть обстоятельства...
— Чего ты тянешь?
— Можешь гордиться, из-за тебя я поссорилась со
своим приятелем Маратом. Кстати, он спрашивал: не за-
жилишь ли ты детективный роман, который взял у него?
Я заверила, что ты возвратишь книгу.
— Верну... С процентами!
— Да не связывайся ты с ним больше. Он чертовски
злопамятен и мстителен.
— Я не боюсь!
— Ты... Ты Дон-Кихот, вот ты кто! Я была бы очень
рада, если бы ты пришел. Одиноко мне сейчас...
Анатолий обещал зайти и занести книгу для Марата.
Вернувшись в комнату, Анатолий спросил мать:
— Корсаков вернулся?
— Нет еще. А зачем тебе Корсаков?
— Хотел посоветоваться.
— Из-за Чумы? Толя, прошу тебя! Не надо для мо-
его спокойствия говорить неправду.
— Ну, из-за Чумы...
— У меня много надежных друзей. Хочешь, я по-
звоню, и они помогут.
— В чем? О чем я буду просить их? Мне просто
нужно посоветоваться. И не бойся, я уже не маленький.
ПОСЛЕДНИЙ СЧЕТ
Глава XXIII
РОКОВОЕ СТЕЧЕНИЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ
Л1
натолий бежал в школу. Третий день подряд
опаздывает. Неприятно. Сегодня хоть ува-
жительная причина, задержали на работе. Запускали
метеорологическую ракету. А предыдущие два дня? Ма-
ленький маршал, Коля, прав: надо жить по твердому,
жесткому графику, иначе времени ни на что не хватит.
Надо будет завтра выкроить час-полтора и побывать
у лейтенанта Хлопунова, потом и в райкоме комсомола.
Надо посоветоваться, как отвадить ребят от «клуба под-
кидных дураков» и «чертовой читалки». Интересно, по-
чему Марат гак интересуется сенсациями?
408
Почти все его «подопечные» посещали эти злачные
места. И там они встречаются не только с такими сомни-
тельными типами, как Рудя Милич и Марат. Хуже того!
Там же отсиживается Хозяин, бывает даже Цыган. «Зна-
чит, что-то делать надо, надо что-то предпринять!» — как
поется в песне.
Вбежав в школьный двор, Анатолий увидел на до-
рожке двух парней. Задевая плечом зеленые ветки си-
рени, он подался в сторону, чтобы обогнуть их, но один
стал на его пути и негромко сказал:
— Приветик Мамоне от Лени Авторитетного!
У Анатолия от ярости захватило дыхание, будто его
окунули в ледяную воду. То, чего он ждал все эти дни,
пришло...
— Есть разговор! — негромко сказал Цыган (это был
он) и, вынув из кармана поллитровку, ткнул ею в сто-
рону, где темнели деревья и густо разросся кустарник.
Анатолий быстро оглядел обоих. Рослые, плечистые,
в кепочках с маленьким козырьком, надвинутых на стри-
женые головы, и с поднятыми воротниками темных паль-
то, «отпускники» были чем-то неуловимо похожи друг на
друга. Анатолий сразу узнал в одном из них Цыгана, а в
другом — Огурца. Пока говорил только Цыган.
— Что ж, потолкуем! — как можно спокойнее ото-
звался Анатолий, выжидательно глядя на них.
Оба пошли вперед не оборачиваясь, подчеркивая этим
то ли доверие к Анатолию, то ли пренебрежение. Может
быть, наплевать на них и пойти своей дорогой? Вряд ли
разговор окончится мирно... Но что будет дальше? Сей-
час он сбежит, а завтра? Нет, надо поговорить, дер-
жаться спокойно. И выпить придется. Но не отравлена ли
водка? Они уселись на укромной, скрытой от взоров, тра-
вянистой лужайке, за густыми кустами сирени. Огурец
разрезал финкой батон и кружок колбасы на три равные
части и воткнул нож в один из кусков колбасы. Цыган
вынул из кармана стакан, налил его до краев и подал
Анатолию.
— Для начала выпей сам! — предложил Анатолий.
Цыган насмешливо хмыкнул, выпил, взял кусок ба-
тона, шумно понюхал его. Затем налил стакан доверху
и протянул Анатолию. Тот отпил половину и взял кусок
колбасы с торчавшей в нем финкой. Все же это оружие...
— Разговор короткий,— негромко сказал Цыган.—
409
Леня Авторитетный велел поздравить тебя с возвраще-
нием и спросить: «Ты как, остался человеком или вконец
продался?»
Огурец выпил в свою очередь и с остервенением,
молча грыз кусок колбасы. Казалось, он совсем не был
заинтересован разговором и не отрываясь смотрел
сквозь куст на ограду, на прохожих.
— Ко мне этот вопрос не относится,— не повышая
тона, ответил Анатолий.— Я в шайке Чумы не был, дел
с ним не имел.
— Лжа! — жестко сказал Цыган.— Тебя крестили в
пересылке, ручался за тебя сам Авторитетный и прозвище
твое — «Мамона» — утвердили. Апельсин — свидетель.
— Я «завязал»,— сказал Анатолий.— Чумы и его дел
теперь не касаюсь, пусть он и меня не касается.
— Опять лжа,— возразил Цыган.— Чума тебе не дал
прав «завязать». И третья лжа: ты в дела Чумы лезешь,
поперек дорожки становишься. Продал тогда нас, в ма-
шине?
Анатолий слышал в колонии о повадках шайки Чумы.
Еще тогда думал он о том, что, возможно, придется рас-
плачиваться за свою глупость в пересылке. Теперь все
стало ясным. Чума прислал этих двоих, чтобы заставить
Анатолия либо войти в свою шайку, либо покарать его
за отступничество.
Минута была острая. Русаков, чтобы не выпускать
финку из рук, не спеша отрезал маленькие кусочки кол-
басы.
Цыган не торопил его с ответом. От выпитой водки
Анатолий чуть захмелел, но голова работала ясно.
Донесся школьный звонок. Из дверей школы высы-
пали ученики. Раздался смех, вспыхнули огоньки спичек.
Конечно, там и подполковник Сергей Зубавин и «не тот
Онегин». Крикнуть бы — и мигом схватят обоих. А по-
том?.. Потом выпустят за отсутствием улик.
— Передай Чуме,— сдержанно сказал Анатолий,—
пусть меня не ждет.
И тут же рассердился на самого себя за малодушие:
надо было согласиться, чтобы потом помочь взять Чуму.
— А ну, брысь, шпана! — неожиданно крикнул Огу-
рец, заметив мальчишек, подглядывавших сквозь прутья
решетки.
Те засмеялись и отбежали.
410
— А ты не из трусливых! — басисто сказал он и, на-
клонившись на локте к Анатолию, хлопнул его по плечу.
Анатолий отшатнулся. Огурец неприятно засмеялся:
— Значит, не хочешь к Лене Чуме? Не ндравится?
Снова прозвучал звонок. Новый урок начался.
— На нас Мамона пошел. Чего с ним канителить-
ся! — глухо сказал Огурец.
— Действуй! — приказал Цыган, но сам с места не
двинулся.
Огурец свистнул два раза.
Анатолий вскочил, сжимая финку, готовый ко всему.
Но оба вора даже не двинулись с места.
— Боишься?— ехидно спросил Цыган.— Боишься!
Вот Чума распорядился насчет одного такого ловчилы,
как ты. То, что будет с ним,— для тебя первый звонок на
тот свет. Так и знай! А вернешься к Лене Авторитет-
ному— простим, опять корешами станем и выручим. Сам
попросишь, чтобы выручили... Но, если тебя засудят и ты
попадешь в лагерь, а вину свою перед нами не иску-
пишь, жди «правилки». Так сказал Леня Авторитетный.
— Про кого решил Чума? Что за первый звонок? Ка-
кая выручка? — спросил Анатолий.
— Скоро поймешь!
— Ну, так просто не возьмешь меня! — Анатолий от-
ступил назад, сжимая финку в руках.
— А мы сейчас с тобой и связываться не будем,—
сказал Цыган и сплюнул.— Сейчас мы тебя через закон
тряхнем. Да так, чтобы зубы полетели. Остальное потом
от нас дополучишь...
С улицы во двор школы прошли двое взрослых и под-
росток. Анатолий, стараясь не спешить, двинулся боком,
чтобы не подставлять спину. Но Цыган продолжал:
— Успеешь! Хоть водки уже нет, да я не про все рас-
сказал. Слушай и мотай на ус!
И он начал не торопясь говорить. Это была пустая,
назойливая болтовня. Анатолию невмоготу было слушать.
Он хотел оборвать Цыгана, как вдруг тот замолчал и,
не закончив фразы, повернулся к калитке. Посмотрел
туда и Анатолий. Теперь те двое, поддерживая третьего
под руки, вышли на улицу. Оба вора поспешно вскочили
и почти побежали к калитке.
Анатолий на всякий случай сунул финку во внутрен-
ний карман пиджака и медленно пошел в класс.
2
Урок уже шел, когда Русаков пробрался на цыпочках
к своей парте, подсел к Онегину и попросил несколько
листков бумаги для записи. Онегин, человек хозяйствен-
ный, протянул ему новую общую тетрадь.
— Не успел перед школой домой забежать,— зашеп-
тал Анатолий,— задержался на работе. А потом ссора
была с двумя типчиками во дворе школы.
— Ссора? А почему от тебя так водкой несет? — удив-
ленно спросил Онегин, не поворачивая головы.
Анатолий старался внимательно слушать учителя и
даже пытался переписать с доски вопросы, но не мог со-
средоточиться. Посмотрев в сторону, он заметил на себе
пристальный взгляд приятельницы Шелгунова. Он стал
записывать, стараясь не смотреть на девушку.
Соня сидела за партой одна. Внезапно на тетрадку
Анатолия упала записка. Он прочел: «Где Антон?» Сна-
чала он не понял, о каком Антоне и кто спрашивает. По-
том пришла вторая записка: «Я требую, чтобы вы сейчас
же написали, где Антон Шелгунов».
Анатолий посмотрел на Соню, недоуменно пожал пле-
чами, развел руками и через минуту получил третью
записку: «Я вас спрашиваю очень серьезно. Зачем вы вы-
зывали Антона Шелгунова из класса и где он сейчас?»
Он снова пожал плечами. Соня встала и взволнованно
обратилась к учителю:
— Разрешите выйти?
Не ожидая разрешения, она пошла к двери и при-
зывно махнула рукой Анатолию.
— Тебе семафорит прелестная блондинка! — весела
сказал Онегин. /
— А ну ее! — сердито бросил Анатолий, не поворачи-
вая головы.
Урок продолжался. Преподаватель негромко объяс-
нял. Постукивал мел. Вдруг дверь с силой распахнулась,
хлопнулась о стену. Рындина стояла на пороге. Она исте-
рично прокричала:
— Антона убили!
Преподаватель замолк на полуслове.
— Какого Антона? — растерянно спросил он.
— Антона Шелгунова! Вызвали во двор... Дворничиха
видела... ударили по голове, а труп утащили!
412
Обхватив дверной косяк, прислонившись к нему лбом,
девушка зарыдала. Все вскочили.
Анатолий не в силах был двинуться с места. Теперь он
понял, какой смысл был вложен в слова — «Чума распо-
рядился насчет одного такого ловчилы, как ты... Для
тебя — это первый звонок на тот свет». Все стало по-
нятно! И условный свист, и появление двоих, и возвра-
щение их с третьим, которого они вели под руки, и то,
почему так быстро исчезли Цыган с Огурцом.
— Вот он! Он виноват! Русаков вызывал Антона! —
закричала вдруг Соня, показывая на Анатолия.— Дер-
жите Русакова, убийцу!
Но Анатолий и не думал бежать. Он сидел оглушен-
ный и молчал. Рындина захлебывалась от рыданий. Из
ее бессвязных слов можно было понять: «Дворничиха ви-
дела... А во дворе на земле лужа крови...»
Сразу вскочил со своего места Зубавин, с треском
отбросил откидную доску парты и выбежал из класса.
— Ты что-нибудь понимаешь? — строго спросил Оне-
гин.
— Кое-что начинаю понимать... Но я не виноват! —
Анатолий тоже вскочил, чтобы выбежать во двор, по-
смотреть, но в это время в класс вернулся Зубавин.
— Антона Шелгунова нет, следы крови видны,— объ-
явил он.— Пусть никто не идет туда, нельзя затаптывать
следов. Вы, Русаков, вернитесь на свое место.
— Товарищи, займите места,— приказал староста.—
До прихода милиции будем продолжать занятия.
Все уселись за парты, но до занятий ли было!
Анатолий никак не мог заставить себя сосредото-
читься. Вот оно — «ударим по тебе законом». Хотят «при-
шить» дело...
Негодяи! Хотят опозорить перед всеми — смотрите,
был Русаков бандитом, бандитом и остался. А он даже
не видел Шелгунова. Но как доказать? Ловко под-
строили: в момент преступления его в классе не было,
свое алиби он доказать не сможет. Не выставлять же в
качестве свидетелей Цыгана и Огурца. Начнется след-
ствие. Может быть, арестуют. Конечно, он будет гово-
рить только правду: как на тропинке во дворе его оста-
новили два вора, как требовали покориться Чуме и всту-
пить в шайку, как грозили отомстить в случае несогла-
сия... Как он пил с ними. Бутылка из-под водки осталась
413
там же на траве. Воры так спешили, что забыли ее, за-
были и финку. Финку! «Ой-ой-ой!»— мысленно простонал
Анатолий. Он незаметно сунул руку во внутренний кар-
ман пиджака. Здесь она, будь проклята! Ну и влип! Все
погибло... Ношение холодного оружия без должного раз-
решения!.. Надо отделаться от ножа до прихода милиции,
до обыска. Хорошо, что вспомнил. Если обнаружат при
нем — засудят за ношение... Нарочно, сволочи, воткнули
в колбасу...
— Если не виноват, так чего же молчишь? — спросил
Онегин.
— Петр Петрович, ты мне веришь? — в свою очередь,
спросил Анатолий, глядя прямо перед собой.— Потом все
расскажу. А пока — веришь или нет?
— От тебя пахнет водкой. Ты пил?
— Пил. Но память на месте. Мне мстят воры... Под-
строили все, чтобы подозрение на меня пало. Ты мне ве-
ришь? Моему комсомольскому слову веришь?
— Ну, верю...
— Онегин, слушай внимательно,— шептал Анато-
лий.— У меня в кармане оказалась финка, потом все
объясню. Не моя... Если ее обнаружат при таких обстоя-
тельствах, то только за ношение финки дадут два года.
Значит, я пропал. Прошу, как друга, спасай! Возьми ее,
потом выбрось куда хочешь...
Онегин яростно потер ладонью подбородок, лоб и,
помолчав, тихо спросил:
— Финка... в крови?
— Да нет же! Вот балда! Я не убивал, я и не видел
Шелгунова. А финкой колбасу резали...
Онегин снова помолчал, а потом прошептал:
— Я-то тебе верю, но не могу финку взять. Понима-
ешь — не могу. Семья... Нельзя рисковать...
— Ну что ж, топи! Отличишься.
— Не дури! Успокойся, если не виноват. Вот что...
спрячь в парту. Я — ничего не знаю. Я промолчу, раз ты
не виноват. А окажешься виноват — не взыщи. Скажу,
что просил финку спрятать и пьяный на урок пришел.
Анатолий мысленно обругал Онегина и мысленно на-
давал ему тумаков. Но избавиться от финки надо. Он
нарочно уронил тетрадь на пол и, нагибаясь, сунул финку
в ящик парты. Выпрямившись, облегченно вздохнул. Но
радоваться было рано...
3
Прибывший в школу старший лейтенант милиции вы-
звал Анатолия Русакова. Класс проводил его насторо-
женным молчанием. Допрашивали в учительской.
Софья Константиновна Рындина, двадцати трех лег,
незамужняя, проживающая в Москве, показала следую-
щее.
С Антоном Ивановичем Шелгуновым она познакоми-
лась в прошлом году в этой же школе. Они дружили.
Послезавтра собирались идти в ЗАГС. Об Антоне Шелгу-
нове она знает, что он был еще подростком вовлечен в
воровскую шайку Чумы, страшного человека. Антон
дважды сидел в тюрьме за Чуму. В лагере, уже взрос-
лым, Антон стал активистом. Он был досрочно освобож-
ден, вернулся. Работает на заводе в Москве, учится в
вечерней школе. Она знает, что Чума потребовал от
Шелгунова, чтобы он бросил работу и школу, вернулся
в шайку, иначе — смерть. Антон отказался. Он решил
уехать на нефтяные промыслы в Башкирию, да не взяли.
Вот тогда-то он и рассказал ей все. Они решили поже-
ниться. Шелгунов все время был неспокоен, держался
настороженно и на всякий случай носил финку.
С началом занятий в их классе появился Русаков. Он
сразу пытался втереться в доверие к Шелгунову. Но Ан-
тон почувствовал неладное. Сегодня, на первом уроке,
Русакова не было в классе, а потом на переменке, через
мальчишку, он вызвал Шелгунова во двор якобы для
важного разговора. Антон, уходя, сказал ей: «Меня вы-
зывает Русаков, я так и знал, что он в шайке». Наруж-
ность мальчишки? Рыжеватый, лет пятнадцати... Шелгу-
нов в класс не вернулся. Русаков пришел один и не хотел
смотреть на нее. Тогда она написала одну за другой три
записки. Русаков ответил, что ничего не знает о Шелгу-
нове. Но он врет!
Соня говорила убежденно, ее показания не вызывали
сомнений, а горе и рыдания вызывали сочувствие.
Анатолий был потрясен внезапно открывшимся ему
планом бандитов погубить его. Возможно поэтому в по-
казаниях Русакова не было уверенности, чувствовалась
растерянность.
После допроса Русакова обыскали и осмотрели его
парту. Вскоре старший лейтенант явился в сопровожде-
415
нии подполковника Зубавина как понятого и положил
на стол финку, обнаруженную в парте.
— Где взял финку?
— Не моя! Не знаю,— ответил Русаков.
— Соседей по парте допрашивал? Что говорят? —
спросил старший лейтенант у Зубавина.
— Сосед, товарищ Онегин, сообщил, что ему ничего
не известно.
Анатолий вздохнул с облегчением. Это заметил стар-
ший лейтенант:
— Рано радуешься! Истина восторжествует!
— На это и надеюсь.
— Финкой ранил? — неожиданно крикнул старший
лейтенант.
— Никого не ранил, нож не мой. И на ноже нет сле-
дов крови,— ответил Анатолий.
Старший лейтенант хмурился, досадуя на себя за из-
лишнюю доверчивость в начале допроса Русакова.
— Вы напрасно запираетесь, гражданин Русаков.
Если нож не ваш, почему вы знаете, что на нем нет
крови? Факты против вас.
— Знать ничего не знаю!
— Эксперты установят,— сказал старший лейте-
нант.— На ноже могут быть следы пальцев, возможно —
ваших пальцев.
Анатолий чуть не застонал. Страшное стечение об-
стоятельств! Все оборачивалось против него.
— А где ты был перед приходом в класс? — спросил
старший лейтенант.
Анатолий рассказал о разговоре с ворами и выпивке.
— Если все было так, мы должны обнаружить бу-
тылку.
Анатолия повели во двор. Бутылки на месте не ока-
залось. Подошли любопытные, но их не подпустили
близко. Потом Анатолия повели в учительскую. Десятки
глаз были устремлены на него. Когда он подписал про-
токол, старший лейтенант предупредил:
— Учитывая факты и обстоятельства, гражданин Ру-
саков, придется вас задержать для производства след-
ствия.
Анатолий молчал. Незаслуженная обида, беспокой-
ство о матери, мысли о Лике, ненависть к бандитам —
все это будто оглушило его.
4
В то время как старший лейтенант допрашивал двор-
ников, в учительскую гурьбой вошли мальчики в сопро-
вождении мужа и жены Зубавиных и Онегина.
— Посторонних прошу удалиться,— заявил старший
лейтенант.
— Привели свидетелей,— громко объявила Людмила
Зубавина и поставила бутылку из-под водки на стол.
Анатолий быстро встал, но старший лейтенант прика-
зал ему оставаться на месте. Вошедшим он предложил
ждать и показал на стулья.
Отпустив дворников, старший лейтенант стал допра-
шивать мальчиков. Они заговорили, перебивая и допол-
няя друг друга. Тетя Люда уже спрашивала, не поручали
ли кому-либо из ребят вызвать из школы во двор учаще-
гося Шелгунова. Нет, никто их не посылал. Говорят про
рыжеватого мальчишку. Может быть, это Димка? За ним
хоть сейчас можно сбегать. Старший лейтенант отпустил
одного за Димкой и продолжал задавать вопросы.
Да, это они взяли пустую бутылку из-под водки, после
того как выпивавшие ушли. Был ли там этот, что сидит
в углу? Конечно, был. Он сидел лицом к улице. Они это
хорошо помнят. Да, они видели, как во двор вошли двое
с мальчишкой. А потом те двое стукнули вышедшего к
ним из школы дядьку чем-то по голове и потащили под
руки на улицу. Могли бы узнать тех двоих? Не знают,
уже темнело. Но, может, и узнали бы, а правда, что того
ранили? Они испугались, даже хотели заявить в мили-
цию, а потом подумали, что это драка, пьяные. Но вот
соседка сказала, что во дворе школы кого-то убили, и они
сразу догадались. Вовка рассказал об этом отцу, а тот
сразу позвонил в милицию. Слышали ли они разговор
тех, кто дрался? Вовка слышал какие-то слова, только
ничего не понял.
— Там один громко сказал что-то насчет завязыва-
ния,— пояснил Вовка,— так и крикнул: «Завязать» тебе
не удастся!» Наверное, связать его хотели, что ли?..
Отчаяние Анатолия сменилось надеждой. Он никак
не ожидал от ребят такой прыти. Всюду они лезут, все
на них ворчат, а вот теперь — в них его единственное спа-
сение. Привели Димку. Он был худ, рыжеват, но Соня
Рындина сразу же заявила:
14 Г. Тушкан 417
— Это не тот.
Дворничиха тоже видела, как двое уводили под руки
третьего на улицу.
Онегин, поглядывая на старшего лейтенанта, сказал
Анатолию:
— Пошли домой вместе?
— Пока не могу отпустить! — заявил старший лей-
тенант.
— Но ведь прямых улик нет! — возразил Онегин и
добавил: — Я могу взять его на поруки.
— Отпустить не могу,— отрезал старший лейтенант.
За Русакова неожиданно сразу вступились и дирек-
тор школы, и староста класса Зубавин. Старший лейте-
нант согласился отпустить его, взял подписку о невыезде.
Бледный, сразу осунувшийся Анатолий крепко жал руку
Онегину, Людмиле и Сергею Зубавиным. Молча подошел
к ребятам, потряс каждого за плечи: «Не забуду вас,
мальчики, спасибо!» Только Соню Рындину он будто и
не заметил...
Домой все отправились гурьбой — Анатолий, Зуба-
вины, Онегин. По дороге Анатолий рассказал все без
утайки. Расставаясь, он обнял Онегина, горячо поце-
ловал.
— Ты ребяток целуй, ребяток! — сказал смущенный
Онегин и неловко хлопнул Русакова по спине.
5
— Боже мой! Почему ты не позвонил, не предупре-
дил, что опаздываешь? — воскликнула мать, открывая
дверь.— Я так переволновалась — сил нет. А вдруг ава-
рия? Где же ты так задержался?
«Рассказать обо всем матери? Нет, о^а глаз ночью не
сомкнет, будет нервничать. Нет, лучше потом...» — решил
Анатолий.
— На работе задержался, не успел домой за тетрад-
ками забежать. А после школы к однокласснику зашел,
помог ему мотоцикл наладить. Телефона там нет... Ты
извини, мама!
Анатолий уселся за стол. Мать радостно заулыбалась,
все морщинки на ее лице пришли в движение.
— А водочкой пахнет, ой пахнет! — с огорчением ска-
зала она, подвигая сыну еду.
418
— Совсем немножко... Пришлось мотоцикл отме-
тить...
— А ты бы не привыкал, сынок. Ведь за рулем рабо-
таешь. Долго ли до беды?
Мать грустно вздохнула.
— Клянусь, мама, никогда хмельным не сяду за руль.
Я ведь не пью, ты знаешь, и не тянет к этому. Уж если
Хозяин и Чума не научили...
Мать подошла, нагнулась и быстро поцеловала сына
в лоб, прижала к груди его голову.
Он закрыл глаза. Ох, как много хотелось сказать в
эту минуту матери! Сказать, что таких, как она, мало, что
он всегда чувствовал свою вину перед ней, что пусть она
не тревожится из-за водки. А настоящих слов опять не
было...
— Ведь ты у меня единственный,— шептала мать,
прижимая его к груди.— Ты один-единственный во всем
белом свете... И если ты когда-нибудь... знай... я умру.
— Не беспокойся, мамочка... Никогда, никогда не
повторится ничего плохого... Никогда тебе не придется
плакать из-за меня. Даже если меня и заподозрят
в чем-нибудь, ты не верь, ты жди — и правда выяс-
нится.
— В чем заподозрят? — крикнула мать, отстраняясь
и глядя на него испуганными глазами.
— Я сказал к слову... Если бы... Ведь случаются же
в жизни роковые стечения обстоятельств. Но я уже
научен горьким опытом. Ты мне верь, пожалуйста,
верь!
Анатолий выпил лишь стакан чаю и сразу, несмотря
на поздний час, позвонил Кленову, чтобы сообщить, что
воры исполнили свою угрозу — напали на Антона Шел-
гунова, ранили его и похитили. Может быть, Кленов по-
просит начальника уголовного розыска, чтобы скорее
искали. Жизнь Антона в опасности! Он, Анатолий, мог
бы помочь, дать наводящие сведения.
В телефонной трубке послышался голос Кленова:
— Ты, батенька, мне очень нужен. На ловца и зверь
бежит!
«Значит,— решил Анатолий,— из милиции уже запра-
шивали о нем, Кленов в чем-то сомневается...»
— Я не виноват! — резко и зло крикнул Анатолий.—
Эти мерзавцы его похитили!
419
— Да ты о чем? Какие мерзавцы? Кто похищен?
— Антона Шелгунова похитили,— негромко сказал
Анатолий.
— Какого Шелгунова? Как! Того самого? — прокри-
чал в трубку Кленов.— Ну, а ты здесь при чем?
— Ведь вам, вероятно, уже звонили из милиции?
— Нет, не звонили. Я хотел потолковать с тобой
завтра, но раз ты позвонил, садись в троллейбус и кати
сейчас же ко мне. Пожалуй, дома, в тиши, нам удобнее
будет поговорить, чем завтра в рабочей сутолоке.
...Через двадцать минут Анатолий сидел перед Дмит-
рием Алексеевичем и, волнуясь, рассказывал о нагрянув-
шей беде, о бурных событиях этого вечера. Он то изла-
гал все по порядку, то сбивался и, возвращаясь назад,
вспоминал подробности «переговоров» с Цыганом или
записки Сони Рындиной. Левая его щека то и дело бо-
лезненно дергалась.
— Прежде всего — успокойся,— перебил его рассказ
Кленов.— Сейчас мы потребуем в кабинет по стаканчику
чая. Процедура чаепития поможет обрести нам необхо-
димое спокойствие...
Он сам был явно потрясен тем, что услышал.
— Дмитрий Алексеевич! С меня ведь взяли подписку
о невыезде,— продолжал Анатолий.— Значит, я уже под
подозрением, подследственный... Вот оно — начало под-
лой воровской мести: бросить на меня тень, опорочить
перед всей школой, запутать в уголовное дело... Правда,
их план полностью не удался, меня не арестовали, выру-
чили ребята-свидетели, но все равно я на подозрении в
милиции, я, бригадмилец! И потом — эта финка. Ведь
судить будут за нее. Но сейчас даже не это главное, сей-
час надо выручать Антона. Позвоните куда следует,
нажмите, поторопите! Я сам могу многое подсказать
милиции.
Вдруг Анатолию показалось, что Кленов посматри-
вает на него с недоверием, и он умолк, мрачно уставясь
глазами в книжный стеллаж. Перемена в настроении
Анатолия не осталась незамеченной. Кленов встал, поло-
жил руку на плечо юноши:
— Анатолий, выбрось дурь из головы! Слышишь?
«Опозорили... На подозрении...» Чепуха! Нельзя быть
таким мнительно самолюбивым. Ведь ты — боец! Сейчас
надо действовать!
420
— Звонить надо, звонить, Дмитрий Алексеевич! Или
поехать в уголовный розыск.
— Эх, жаль, перед твоим звонком уехал от меня мой
друг, Андрей Петрович. Хорошо бы и ему все это послу-
шать, что ты рассказываешь. Он человек сведущий и
весьма значительный в судебно-прокурорском мире. Он
помог бы. Я ему позвоню. Какое отделение милиции за-
нято этим делом? — Кленов снял трубку, но сразу поло-
жил ее.— Нет, до дачи он еще не доехал. Ладно, позво-
ним сейчас дежурному по городу, а завтра возьмемся
покрепче. Не беспокойся, Шелгунова найдут и освободят,
бандитов вместе с их Чумой — поймают.
— Да, поймают!..— с горечью заметил Анатолий.—
Но даже если они убьют Шелгунова, то их осудят всего
лишь на несколько лет, потом досрочно освободят, на
том все и кончится. А Шелгунова не будет. Если бы вы
видели, Дмитрий Алексеевич, как на меня смотрела Соня
Рындина! Она все еще не верит мне.
— Вот о преступниках, подобных этому Чуме и Цы-
гану, я и собирался с тобой поговорить,— сказал Кле-
нов.— Поэтому и пригласил приехать. Твой звонок ока-
зался весьма кстати.
Дмитрий Алексеевич вынул из ящика письменного
стола синюю папку и подал ее Анатолию.
— Усаживайся поудобнее к столу и читай.
Он вышел в соседнюю комнату, оставив юношу од-
ного.
Анатолий раскрыл папку. На первом листе было на-
печатано:
«Секретарю ЦК КПСС. Об улучшении уголовного
законодательства, об усилении мер борьбы с преступ-
ностью, о необходимости более суровой карательной
политики за особо опасные преступления против жи-
зни, здоровья и свободы советских граждан, о вве-
дении смертной казни за умышленное убийство, об упо-
рядочении режима в местах заключения и изоляции
преступников-рецидивистов от основной массы заклю-
ченных».
После краткой вводной части, в которой объяснялось,
чем вызвана настоящая докладная записка, шли практи-
ческие, деловые предложения по каждому пункту, упо-
мянутому в заголовке докладной. Далее говорилось о
том, что задача охраны общественного порядка — это
421
дело общенародное. В докладной говорилось не только о
преступниках, но и о хулиганстве. Хулиганов, злостных
алкоголиков, нарушителей общественного порядка сле-
дует рассматривать как врагов советского уклада жизни.
Наряду с резким усилением воспитательной работы
среди населения надо более сурово наказывать за бы-
товое хулиганство на улицах и в квартирах: присуждать
безобразников к десяти — пятнадцати дням ареста с при-
нудительными работами. Предлагалось развернуть мас-
совое всенародное движение в городах и селах под ло-
зунгом: «Не проходите мимо нарушений общественного
порядка!»
Чтобы шире вовлечь в это всенародное дело рабочих,
колхозников, служащих, молодежь, выдвигался проект
создания «дружин порядка» при райкомах комсомола,
крупных предприятиях и учреждениях. Эти дружины
должны помогать милиции, следить за порядком в клу-
бах, парках и на улицах, выпускать стенные газеты, об-
личающие хулиганов, тунеядцев, спекулянтов, предавать
их общественному осмеянию и порицанию. Особое вни-
мание они должны уделять воспитательной работе среди
подростков, ставших на путь мелкого хулиганства.
В докладной доказывалась необходимость расширить
право гражданина на самооборону. Приводились при-
меры того, как смелый человек, применивший силу для
защиты чести девушки или жизни граждан, привлекался
к уголовной ответственности.
Анатолий читал все с большим вниманием, а читая,
радостно приговаривал:
— Дело! Правильно! Давно бы так надо!
Предложений было много. Прочел Анатолий и о том,
что необходимо пересмотреть систему «зачетов», когда
один год работы в лагерях засчитывался преступнику за
три. Но в то же время ввести в детских колониях досроч-
ное освобождение исправившихся правонарушителей,
потому что подросток может значительно быстрее, чем
это предполагал приговор суда, исправиться в колонии,
и его надо вовремя вернуть в общество честных людей,
а не держать в колонии. Предлагалось особо строго сле-
дить за тем, чтобы задержанные малолетние правона-
рушители не общались в местах заключений со взрослы-
ми преступниками-рецидивистами.
Особенно взволновали его строки о том, что профес-
422
сиональные закоренелые преступники-бандиты использо-
вали отмену смертной казни для того, чтобы усилить
воровской террор для запугивания населения и чтобы
удержать колеблющихся воров от явки с повинной. «Это
о тебе, Чума,— подумал Анатолий и громко восклик-
нул:
— Правильно!
— Ну, если так, то подписывай,— сказал Кленов,
стоявший сзади.
— Да вы шутите! Мне подписывать такое заявление
в Центральный Комитет?
— А почему бы и нет? Мы — соавторы. Написано и
обобщено мною, но многие мысли — твои.
— Нет, не мои. Иван Игнатьевич нам об этом гово-
рил. И я ведь не член партии, а только комсомолец, как
же я буду подписывать?
— Ну и что же? Каждый гражданин имеет право об-
ратиться в Центральный Комитет, и, если предложение
стоит того, на него обратят самое серьезное внимание.
В Цека очень и очень прислушиваются к сигналам и
предложениям советских людей. Многие важные партий-
ные и правительственные решения подсказаны простыми
людьми, народом. В этом сила нашей советской демокра-
тии. Этого требуют ленинские нормы политической жизни
в нашей стране.
— Разве я могу подписать, если я под подозрением?
Ведь с меня взяли подписку о невыезде.
— Не говори чепуху! Распишись и укажи адрес.
Обычно Анатолий щеголял широким росчерком —
и не разберешь, а тут он чуть ли не по буквам вывел свою
фамилию, инициалы, адрес.
— Перед твоим приходом мы тут поспорили с Анд-
реем Петровичем. Не за все предложения Андрей голо-
сует,— заметил Кленов.
— А я рассказал бы ему о Чуме, о бандитском тер-
роре, о том, как завлекают молодых...
— Он сам многое знает... Ну, в этом разберутся. Всё
взвесят. Ведь мы пишем в Центральный Комитет партии!
А как твое бригадмильское комсомольское поручение?
Ведь наше знакомство состоялось на этой почве.
Анатолий начал было рассказывать о Пашке Лопу-
хове, о «чертовой читалке». Кленов заинтересовался, стал
записывать.
423
— Для мальчишек — это магнит,— говорил Анато-
лий.— Обстановка таинственная! За столом сидит важ-
нецкий старик, он сразу пересказывает по-русски с аме-
риканского.
— С английского.
— Ну, с английского. Но романы все американские,
про гангстеров.
— Где же эта читалка? Просто не верится!
— Вот именно! Стиляги тянут деньги с мальчишек,
а у тех не всегда они бывают. Значит, надо достать, а не
дают — без спроса взять, дома украсть. Мальчишки
сидят, слушают, рты пораскрыв, за уши не оття-
нешь. И шьются там подозрительные типчики... Почти
все мои клиенты из детской комнаты милиции бегают
туда.
— Черт знает что! Притон какой-то!
— Вот именно.
— Сообщил ли ты об этом секретарю своего райкома
комсомола?
— Не успел. Думал посоветоваться в райкоме и
доложить лейтенанту в детской комнате, но не успел
еще. Прихлопнуть надо эту лавочку, ведь ребят оби-
рают.
— Нет, Анатолий, «обираловка» — это еще полбеды.
Здесь дело посерьезнее. Здесь, спекулируя на страсти
мальчишек к необычному, к приключениям, не только
выманивают у них деньги, но и оболванивают их мозги,
калечат души. Говоря серьезно, эти книжки идейно раз-
лагают ребят, могут привить им чуждые нам взгляды и
мысли. Ведь герои гангстерской литературы — это не
борцы за правду, за справедливость, против зла. Нет!
Это ловкие бандиты, показанные «сверхчеловеками» —
суперменами. Поступки и мысли такого супермена на-
правлены к одной цели: не гнушаясь убийством, грабе-
жом, подлогом, шантажом, предательством, присвоить
себе побольше денег. Кто беспощаднее и кровожаднее в
погоне за богатством — тот и герой. Наслушается паре-
нек такого и, со свойственной подросткам восприимчи-
востью, начнет «действовать». А к чему это приводит,
видно из чудовищных цифр детской преступности в бур-
жуазных странах. Даже в Англии запрещены эти амери-
канские комиксы. Возможно, конечно, что организаторы
этой «чертовой читалки» и сами не понимают всей вред-
424
ности своей спекулянтской затеи. Нет, брат, надо дейст-
вовать быстро.
— Сразу же пойду в райком комсомола, подниму
активистов детской комнаты милиции. Прихлопнем эту
«чертову читалку», Дмитрий Алексеевич.
— И чем скорее, тем лучше. А откуда они достают
эту литературу? И есть ли еще такие читалки?
— Откуда достают книги — не знаю. Других таких
читалок как будто нет. Эти типы хвалились, что они «мо-
нополисты».
— Интересно бы узнать... Поинтересуйся поглубже...
Посоветуйся со сведущими людьми и действуй. Ну, за-
сиделись мы здорово. Может, здесь заночуешь?
— Нет, Дмитрий Алексеевич, я домой. Мама будет
беспокоиться, а поднимать звонком всю квартиру — не-
удобно. У нас телефон в коридоре. Спасибо вам за все.
Позвоните, пожалуйста, в милицию с утра.
— Будь спокоен! Ведь завтра на нашей обсервато-
рии большой день. Поэтому сейчас не волнуйся, отдохни.
До утра!
Глава XXIV
ДЕЛА НЕБЕСНЫЕ И ЗЕМНЫЕ
1
Небо раннего осеннего утра было чистым. Алели
стволы берез. В лесу мелькали ярко-желтые искры па-
давших листьев. Ветер усиливался.
Анатолий, сидевши?! за рулем, опять испытывал ра-
дость от быстрой езды. Он хотел высадить своих пасса-
жиров, как всегда, у научного корпуса, но завгар Михеич
перехватил машину. Он вышел на дорогу и поднял руку.
Анатолий остановил «Победу» у гаража, пассажиры вы-
лезли.
— Через два часа стартует геофизическая ракета
серии «А»! — торжественно объявил Михеич.— Доза-
правь машину, погрузи все, что надо. Юра Кубышкин
просил тебя позвонить. Он проверит твою рацию. Пове-
зешь научного сотрудника товарища Чепурного к месту
приземления парашюта с контейнером.
425
— Это куда же?
— Это тебе Юра объяснит. Полагаю, что недалече.
А все же ветер сильный, контейнер будет спускаться с
большой высоты. Снесет. А ждать больше нельзя, про-
гнозы погоды неважные, вот Дмитрий Алексеевич и при-
казал готовиться к запуску.
— А контейнер большой?
— Ростом с тебя, да в два раза толще.
•— Как же я погружу его в легковую машину?
— Ты не путай. В твою машину пойдет аппаратура,
которую вынут из контейнера. А контейнер погрузят в
«пикап», который пойдет за тобой. Кроме твоей, второй
группы, поедет первая группа, тоже из двух машин. Ра-
дионауку Юры Кубышкина не забыл?
— Не забыл.
— Тогда действуй.
Анатолий уложил, в багажник цепи для колес, трос,
лопату, багор, надувную резиновую лодку и прочее.
Юра принес планшетку с картой местности, разграф-
ленную на мелкие квадраты, помеченные цифрами, би-
нокль, два компаса. Он проверил радио в машине, на-
помнил, как поддерживать радиосвязь, и под конец
объяснил:
— За полетом геофизической ракеты, а затем опу-
скающимся на парашюте контейнером будут наблюдать
«станции слежения» с помощью радиолокаторов. Тебе
надо будет заранее выехать на шоссе, вот в это место.—
Он стукнул пальцем по клетке на карте.— И там, вклю-
чив ПРС, ждать распоряжений. Все рассчитано. Ветер
юго-восточный, и парашют снесет в северо-западном
направлении. Когда уточнится курс снижения парашюта,
я объясню тебе со «станции слежения», в каком направ-
лении ехать, в каком квадрате искать.
Когда все было готово, Анатолий отвел Юру в сторо-
ну и тихо сказал:
— Хотел вызвать тебя ночью по радиофону, да пожа-
лел. Плохие, брат, мои дела! С меня взяли подписку о
невыезде, я под следствием.
— Ты что? В своем уме? Да это...
— Ночью я уже говорил с Дмитрием Алексеевичем.
Он все знает. Начал мстить Чума... Потом расскажу.
Надо с тобой посоветоваться, как с другом. А Дмитрий
Алексеевич дал подписать мне наше обоюдное письмо
426
в Центральный Комитет насчет усиления борьбы с пре-
ступностью... Подробности тоже потом... Не разевай рот,
галка влетит. Все! Уже идут мои пассажиры.
2
«Победа» стояла на обочине дороги, у леса. Анато-
лий уже доложил по радио «точку своего стояния». Те-
перь рация была включена только на прием. Время
шло. Вдруг из радиоаппарата донесся шум, будто из
рядом стоящего паровоза вырвался пар. Анатолий взгля-
нул на небо, в сторону обсерватории. Там вверх взметну-
лась серебристая стрела. А может быть, это показа-
лось?
— Внимание! Внимание! — услышал он.— Номеру
первому двигаться в квадрат пятнадцать — сорок три.
Номеру второму немедленно двигаться в квадрат девят-
надцать— сорок пять, лесничество. Через каждые три
минуты докладывать о месте нахождения.
Анатолий лихо развернулся, дал газ, помчался. Вот
теперь он понял, почему Юра и Кленов одобрили его
умение быстро ездить. Когда Анатолий доложил, что
он уже в пяти километрах от лесничества, Юра при-
казал:
— Возьми лесника, езжайте или бегите с ним к
пожарной вышке в лесу. Лезь наверх, наблюдай в би-
нокль север-северо-восток... Увидишь парашют, ориен-
тируй карту, точно засеки направление парашюта по
компасу и тогда иди по азимуту или езжай. Понятно?
Прием.
У домика лесника Анатолий заглушил мотор. Хозяина
дома не оказалось. Жена его, бойкая старуха, засуети-
лась. Она объяснила, что до пожарной вышки считанных
метров триста, и вывела Анатолия на тропинку. Он по-
бежал. За ним припустился Борис Чепурной, научный
сотрудник. Вскоре, потные, запыхавшиеся, они вскараб-
кались по крутой лестнице на самый верх, под драночную
крышу на столбах. Пошарив биноклем в северо-восточ-
ном направлении, они увидели парашют. Маленький
белый гриб, с продолговатым, сверкавшим под ним кон-
тейнером, плыл высоко над землей. Чепурной с Анато-
лием определили, что он примерно над квадратом
20—44, в десяти — пятнадцати километрах отсюда, влем
427
во от шоссе. Опускается за лес. Судя по карте, там
было огромное поле, несколько перелесков, три дере-
веньки. Местность пересекают три дороги, бегущие к
шоссе.
Анатолий почти скатился с вышки, побежал к машине.
За ним, не отставая, пыхтел Чепурной. Они ввалились
в машину. Через несколько мгновений «Победа» мчалась,
оглашая окрестность ревом клаксона, пугая встречных.
Анатолий сообщил Юре о замеченном парашюте в квад-
рате приземления. Он уже гонит туда.
Машину сильно встряхивало, пассажиров кидало,
но Анатолий не сбавлял скорости. Выскочив из леса,
машина свернула на проселочную дорогу к деревне.
Здесь никто це заметил парашюта. Видел его житель
второй деревни. По его словам, он опустился за Окунев-
кой, вон за тем дальним бугром. Проскочив деревню
Окуневку, пассажиры «Победы» увидели на краю поля,
километрах в трех вправо, нескольких человек и спе-
шившего к ним велосипедиста.
Анатолий свернул с дороги и поехал напрямик по ско-
шенному полю.
Увидев подъезжавшую машину, собравшиеся рассту-
пились. Контейнер лежал на земле, парашют распла-
стался рядом. Чепурной сфотографировал место призем-
ления, вынул из контейнера аппаратуру, уложил ее в
специальные чемоданы, лежавшие на заднем сиденье.
Колхозники помогли свернуть парашют и положить кон-
тейнер в подъехавший «пикап». Под веселые шутки кол-
хозников машины двинулись обратно.
Анатолий вызвал «станцию слежения», Чепурной до-
ложил, что все в порядке, аппаратура в контейнере не
повреждена.
Прозвучал голос Юры:
— Внимание! Всем машинам следовать в обсервато-
рию! Радиосвязь прекращаю.
3
На следующее утро Анатолий, проснувшись, взглянул
на часы и взвился с постели, как пружина. Десять часов
пятнадцать минут! Штепсель радиорепродуктора кем-то
вытащен. Проспал! Но тут же он рассмеялся. Сегодня
отгульный день, он может спать все двадцать четыре
428
часа! Мать ушла на работу, оставила завтрак на столе.
С наслаждением сделав зарядку, позавтракав, Анатолий
сел за учебники.
В третьем часу позвонили с Петровки, из городской
милиции. Его вызывали, заметив, что прийти он может,
когда ему будет удобно. Это немного успокоило Ана-
толия. Он решил не откладывать и условился на три
часа.
В милиции с ним говорил полковник. Старший лейте-
нант, допрашивавший в школе, находился здесь же, был
сух, подчеркнуто вежлив, немногословно давал справки
полковнику. Подписку о невыезде ликвидировали. Анато-
лий повеселел.
Полковник усмехнулся и сообщил, что среди обнару-
женных отпечатков пальцев на финке есть и следы паль-
цев Русакова. Отпечатки этих пальцев хранятся в мили-
ции давно, еще со времени его первого ареста... Не же-
лает ли Русаков дополнить свои показания?
Это была трудная минута. Будто бомба взорвалась в
душе Анатолия. Дала себя знать прежняя недовер-
чивость к милиции. Если он признается, что взял фин-
ку, не навлечет ли на себя судебного дела? И Анатолий
сказал, что, возможно, коснулся финки, когда она
лежала в парте. И сразу же почувствовал, что ему не
верят.
— Оружие наверняка было у вас в руках! — не вы-
терпел старший лейтенант.
Полковник взглядом остановил его и сказал:
— Напрасно, товарищ Русаков, вы не доверяете нам.
За вас поручились люди, которым мы не можем не ве-
рить. Вам бояться нечего. Мне нужно это для уточнения
картины...
— А если я вам скажу, что когда мы сидели на траве
и они финкой резали колбасу, а я взял ее для самообо-
роны, вы бы поверили, товарищ полковник?
— Но зачем тогда было прятать нож под парту?
— Боялся задержания за незаконное ношение ору-
жия. На это ведь и рассчитывали воры... Думаю, что
товарищ старший лейтенант не поверил бы мне...
— Что же, это правдоподобно.
Когда опрос кончился и во всех подробностях бы-
ли восстановлены картины стычки Анатолия с вора-
ми на Пятницкой и событий на школьном дворе (не
429
был забыт и телефонный звонок Чумы), Анатолий
спросил:
— Товарищ полковник! Скажите, что же слышно о
Шелгунове?
— Пока — ничего...
Выйдя на улицу, Анатолий провел платком по гу-
бам — на платке показалась кровь. Он искусал губы во
время разговора, но на душе стало легче.
По пути домой он завернул в детскую комнату мили-
ции. Хлопунов кивнул ему и продолжал допрашивать
любителя чужих голубей. Дежурила Ася Ларионова. Как
ни был Анатолий занят своими мыслями, но при виде ее
свежего, румяного лица, голубых глаз и, казалось, све-
тящихся пышных белокурых волос он расплылся в
улыбке и негромко сказал:
— Цветешь!
— Не оригинально... Анатолий, у меня для тебя сюр-
приз!
Ася порылась в ящике стола и протянула ему малень-
кую газетку. Это была милицейская многотиражка.
В небольшой заметке, обведенной красным карандашом,
рассказывалось о том, как бригадмилец Анатолий Руса-
ков, занявшись судьбой малолетнего хулигана, прежде
всего решил упорядочить его семейную обстановку, помог
его матери восстановиться на работе, вначале даже ма-
териально помог.
— Черт знает что! — Анатолий рассердился и, швыр-
нув газету на стол, выбежал из комнаты в коридор.
Потом одумался. Куда он бежит? Что за дурацкая ма-
нера бегством выражать свое возмущение?
Тут его и нашла Ася.
— Слушай, Ася! Я рассказал только тебе, а ты —
всем!—возмущенно, но уже немного остыв, говорил
Анатолий.— Конечно, Полина Полянчук обидится. Она
же гордая, ты знаешь. Да и Витяка считает меня другом
отца и если узнает...
— Не узнает...
— Ты просто легкомысленная трепачка!
— Я? Трепачка? — Щеки и уши Аси стали пунцо-
выми.— Ну, знаешь...— Она резко махнула рукой и убе-
жала в комнату.
Анатолий приоткрыл дверь и вполголоса сказал Хло-
пунову:
430
— На минутку... Дело чрезвычайной важности и
срочности...
Хлопунов вышел в коридор.
— Именинник! — воскликнул он.— Прочитал?
Анатолий досадливо отмахнулся и сказал:
— Меня заподозрили чуть ли не в убийстве ученика
вечерней школы, в прошлом вора. Взяли было подписку
о невыезде.
Добродушная улыбка слетела с физиономии Хлопу-
нова.
— Черт! Это серьезно?
— Теперь уже не очень серьезно. Подписку уничто-
жили. Теперь я вольная птица. Но мне Ленька Чума
угрожал расправой, если не вернусь к нему. Черт его
знает — может, это и месть за бригадмильство. Есть та-
кой опасный рецидивист... Поэтому мне нужен пистолет
для самообороны.
— С пистолетом дело не выйдет.
— Теперь видишь, какой я именинник?
— Не бойся, что-нибудь придумаем. А как с Борисом
Троицким?
— Плохо, очень плохо. Снова сорвался, а ведь начал
было исправляться, опять увлекся астрономией и шахма-
тами.
— Ты с Пашкой Лопуховым толковал?
— Не поймаю никак. Он где-то в бегах, а я ведь весь
день работаю, вечером в школе.
— А разве другие бригадмильцы свободны? Не дело
говоришь, Русаков. Пойми, ведь новый срыв Бориса
Троицкого объясняется тем, что Борис ходит на вере-
вочке у Пашки Лопухова. И дела других ребят ведут к
тому же Пашке: вспомни Мечика Колосовского и других.
Заняться Лопуховым надо срочно. А то он опять взбала-
мутит Витяку и других.
— Лопухов, конечно, зло,— сказал Анатолий,— но
дело не только в Лопухове. Тут, так сказать, цепная ре-
акция, многоступенчатая ракета. Чтобы сделать челове-
ком Лопухова, надо устранить вредное влияние Рудоль-
фа Милича, а чтобы исправить жизнь Милича, надо уст-
ранить преступное влияние Цыгана, а чтобы Цыгана и
других таких же перевоспитать, надо оградить их от
влияния и террора бандита-рецидивиста, главного заво-
дилы Леньки Чумы. Вот где корень зла! От Вундербоба
431
веревочка вьется и вьется до самого Чумы, который дер-
жит в руках конец веревочки. Если корень не вырвешь,
от него пойдет новая поросль и как вьюнок будет захле-
стывать молодые растения и душить их. А ты, товарищ
Хлопунов,— не дам пистолета!
— Наша детская комната занимается малолетними.
Взрослыми занимаются другие. Я доложу. А ты немед-
ленно займись Пашкой Лопуховым.
— Ладно! Приказ принят. Я уже заходил к Лопухо-
вым. Отец алкоголик. Мать, чудится мне, жуликоватая
особа. Дома крик, мат, ругань. Так чего мы ждем? Надо
спасать парня, отослать в воспитательную колонию
к Ивану Игнатьевичу. Дел за Пашкой столько, что на
три колонии хватит.
— Отошлем, если у Пашки будет еще хотя бы одно
серьезное правонарушение. Возьми у матери Лопухова
заявление с просьбой о том, чтобы ее сына поместили в
колонию. Если не сможешь справиться с Пашкой, прямо
скажи!
— Что значит не смогу? Ведь комсомольское пору-
чение! А мать с радостью подпишет заявление. Но все-
таки главное — Чума. Его щупальца потянутся за Паш-
кой и в колонию.
— .Я посоветуюсь с кем надо. Держи меня в курсе.
А сейчас извини — спешу.
Анатолий зашел к Лопуховым. Пашки, конечно, снова
не оказалось. Мать охотно подписала заявление с прось-
бой поместить сына в воспитательную колонию.
...Отгульный день выдался горячий. Вернувшись до-
мой и чуть передохнув — мать сегодня дежурила в боль-
нице,— Анатолий трижды относил на кухню посуду в на-
дежде встретить Корсакову. Наконец он ее увидел и
спросил, когда вернется Валентин Петрович.
Она ответила, что сказать, когда он появится, совер-
шенно невозможно.
— Эх, жаль! — вырвалось у Анатолия.
Антонина Алексеевна внимательно посмотрела на
пего, зазвала в комнату и спросила, очень ли ему нужен
Валентин Петрович.
— Да так...— смешался Анатолий.
— От того, будете ли вы со мной откровенны, за-
висит, как скоро вы увидите Валентина,—тихо сказала
она.
432
— А он в Москве?
— Больше я вам ничего не скажу. Но вы не стес-
няйтесь и говорите откровенно. Не беспокойтесь.
Анатолий рассказал о звонке Чумы, о его послан-
цах.
— Я сообщу Валентину. И вот что: ни о чем сейчас
меня не расспрашивайте. И никому не проговоритесь о
нашем разговоре. Валентин на днях вернулся, выполняет
одно срочное секретное задание и даже не ночует дома.
Я узнаю, когда он сможет с вами поговорить, и сооб-
щу вам.
4
На следующий день вечером Анатолий, немного вол-
нуясь, шагал в школу. Он ожидал неприятных вопросов.
Ведь теперь все узнали, за что он был когда-то осужден.
Потом эта история с Шелгуновым, обыск, выпивка с во-
рами, подписка о невыезде... А объяснить всем, расска-
зать подробно — нельзя. Полковник запретил.
Но в классе его встретили так, будто ничего не слу-
чилось.
— Бодрее держись, старик! — услышал Анатолий ше-
пот Онегина.
После занятий к нему подошла Людмила Зубавина.
Если Анатолию нужна какая-либо помощь, они с Сер-
геем всегда помогут и советом и делом. Они готовы пойти
в милицию или куда требуется. Анатолию они верят, он
может на них рассчитывать.
На перемене Анатолий увиделся с Ушковым и спро-
сил, как дела в «чертовой читалке». Ушков подмигнул:
«Выясняю и разведываю».
Вернувшись из школы, Анатолий прошел на кухню,
якобы поставить на плиту чайник, и вопросительно по-
смотрел на Антонину Алексеевну.
— Сегодня никуда не отлучайтесь,— шепнула она.
5
...Корсаков сидел в кресле и курил. Он показал папи-
росой на кресло рядом:
— Что так смотришь? Изменился?
— Давно не виделись...
433
— Рад меня видеть?
Корсаков был все такой же сухопарый, собранный,
с точными, будто отработанными, жестами. Только вы-
глядел усталым...
— Очень рад видеть! — искренне сказал Анатолий.—
Я ведь...
— Не будем ворошить старое. И я рад тебя видеть...
таким. Ты удивительно изменился. Анатолий Русаков,
которого я несколько лет назад видел затравленным и
исковерканным ворами мальчишкой, и ты — разные
люди.
— Мне надо многое рассказать вам,— начал Ана-
толий.
— Учти, я многое знаю... Знаю, что бригадмилец дет-
ской комнаты милиции освободил Бориса Троицкого и
его сестру из рук хулиганов и воров, двух из них задер-
жал и передал милиции. Одному, по кличке «Цыган»,
удалось скрыться. Было такое?
— Было.
— И при этом Анатолий Русаков проявил инициа-
тиву, решительность, смелость. Правда, по неопытности
он допустил кое-какие ошибки. Но о них после. Знаю, что
Чума послал к этому бригадмильцу «полномочных пред-
ставителей», чтобы вовлечь его в свою шайку, а если он
откажется, то «ударить советским законом по зубам» и
заодно, в назидание другим ворам, наказать за «актив-
ность». Правда, бригадмилец не проявил должной опе-
ративности, не задержал посланцев Чумы.
— Я считал...
— Стоп! Скажешь позже. Впрочем, это получилось
кстати, так как всякое постороннее вмешательство вне
нашего плана — нежелательно.
— Они же увели Шелгунова! А с меня в милиции
взяли было подписку о невыезде.
— Шелгунов жив и, как мне стало известно, вернется
скоро в школу.
— Жив? Шелгунов?
- Да.
— А что же случилось?
— Вот это и хотелось бы знать. Ты с ним держись
поосторожнее, как будто заранее не знал о его возвра-
щении. Интересно, как он будет себя вести. То ли он
провел Чуму мнимым согласием, то ли действительно
434 '
согласился войти в шайку, то ли Чума решил его не во-
влекать?
— Валентин Петрович, я пришел поговорить с вами.
Надо что-то предпринимать. Чума очень опасен. Не
только для меня — для всех. Хуже его нет. Это самый
что ни на есть пережиток капитализма, отравляющий
всех, с ним соприкасающихся.
— Откуда ты его знаешь?
— Яс ним в пересылке познакомился...— Глаза Ана-
толия загорелись мрачным огнем.— Он «приподымал»
меня, воспитывал.
— Теперь понятно! Ну и повезло же тебе. Расскажи
подробнее.
Опять Анатолию пришлось ворошить прошлое.
— Пожалуй, ты мог бы нам помочь. Скоро предстоит
серьезная операция по ликвидации шайки Чумы,— ска-
зал Корсаков.
Анатолий в волнении вскочил:
— Приказывайте! Если надо, я готов на время бро-
сить работу, бросить учебу, дни и ночи следить за Чу-
мой, лишь бы поймать его! Я читал Конан-Дойля о Шер-
локе Холмсе. Я сумею!
Корсаков засмеялся:
— Ни в коем случае! Категорически запрещаю.
— Вы не доверяете мне?
— Верю, но время сыщиков-одиночек давно прошло.
«Секрет» Шерлока Холмса, если судить по рассказам
доктора Ватсона, заключался в умении уличать преступ-
ника путем технического и тонкого психологического
анализа. А сейчас — во-первых, техника! Анализы —
определение группы крови, оттиски пальцев, следы
пепла, особенности ворсинок одежды, из какой системы
пистолета произведен выстрел и многое иное — все это
точно анализируется с помощью научных средств. А пси-
хологический анализ — тоже дело коллективное, так что
время сыщиков-одиночек миновало. Но все же сыщику,
даже для такой, казалось бы со стороны, несложной
работы, как осмотр места происшествия, опрос очевид-
цев, сопоставление фактов и прочее, требуется сметка,
опыт и чутье. Что ты знаешь о молодости Шерлока
Холмса?
— Так ведь Конан-Дойль об этом не писал.
— Вот именно. А почему? Покажи ошибки — и по-
435
тускнеет ореол непогрешимости и гениальности. Когда
выйду на пенсию, а это будет через год, сяду за «Записки
сотрудника уголовного розыска». Труд его тяжкий, не-
видимый миру... Днем и ночью, в дождь, грязь и стужу
приходится, рискуя жизнью, действовать сотрудникам
уголовного розыска, охранять покой советских людей.
— Я готов!
— А опыт?'Помню такой случай. Весна, темная ночь.
Ледоход на большой реке. Опасный бандит удирает че-
рез реку. Прыгает с льдины на льдину, ему нечего те-
рять. Поймают — суд, расстрел. Молодой, неопытный
агент угрозыска преследует. А рыхлые льдины несутся
быстро, кружат, сталкиваются. Между ними бурлит чер-
ная вода. Страшно! Берег безлюдный. Отступи агент —
никто не увидит. Так вот. Молодой агент смалодушничал.
Назад повернул. Потом опомнился. А время упустил...
— А вы поймали того преступника?
— А кто сказал, что ловил я? — Корсаков усмехнул-
ся.— Поймали. Я, как ты знаешь, стал бороться с пре-
ступниками еще в первые годы Советской власти. Комсо-
мол направил на работу в уголовный розыск.
Вначале я даже огорчился. Уж очень не хотелось
работать сыщиком. Хотел на фронт. А потом увлекся.
Это как кроссворд... Как научное открытие... Как поеди-
нок... Приятно сделать людям доброе дело и убрать
дрянь, которая мешает людям спокойно жить и тру-
диться.
Вот ты предложил следить за Чумой. А ведь и этому,
казалось бы, несложному делу тоже надо учиться. Всему
надо учиться. Настоящие знания я приобрел не на юри-
дическом, а в Высшей школе МВД... плюс жизненный
опыт. А появилась электроника и прочая техника — опять
учусь. Все движется... Даже воры вынуждены изменять
свои «законы» применительно к обстоятельствам. Впро-
чем, психология у них та же... Ты даже не представ-
ляешь себе, как стараются дружки попавшихся преступ-
ников выручить своего. Суют любые взятки. Идут на
все! Лишь бы замять дело, положить под сукно, смягчить
факты. Они считают, что все продается и покупается. Но
на этом горят. У наших работников, как требовал еще
Дзержинский, должно быть горячее сердце, холодный
ум и чистые руки. А кроме того — знание и опыт. Все это
я говорю к тому, чтобы ты мотал на ус и не обижался,
436
если я тебе сию же секунду не поручаю ловить Чуму.
У меня с ним старые счеты... Я чувствовал бы себя спо-
койнее, если бы тобой интересовался не Чума, а кто-
нибудь другой.
— Я не боюсь! Но все-таки что же мне делать?
— Помогать нам.
— Как?
— Учись, работай, ходи в театры, гуляй. Словом, веди
себя так, как вел. Но куда бы ты ни пошел, обязательно
должен извещать дежурного по телефону. Номер я тебе
сообщу.
— И это все? — разочарованно спросил Анатолий.
— Это много! Как бы ты ни устал или был увлечен —
звони: иду туда-то и тогда-то, по такой-то улице, к тому-
то. Понял?
— Ясно! А почему же вы Чуму до сих пор не взяли?
— Очень уж хитер. Бандит с дореволюционным ста-
жем... А чтобы тебе было понятно, с кем придется иметь
дело, я тебе кое-что расскажу о нем. Садись, слушай.
6
Еще ребенком, в царское время, попал Леонид Ляк-
син в воровскую шайку. Учили его, желторотого, «выть
по-волчьи», просовывали в форточку, чтобы открыл окно
или дверь. Учили его, волчонка, питаться падалью,
а когда «пофартит» — обжираться и напиваться до не-
потребства и в этом видеть предел желаний. «Все равно
ты пропащий»,— твердили ему. Смертным боем били его
воры, вколачивая воровскую науку, повадки и нравы.
Настало время, и он сам просовывал запуганных детей
в форточку и бил других воришек, «вколачивал» науку.
Жестокостью и ловкостью он заслужил уважение опыт-
ных преступников. В восемнадцатом году двух бандитов,
выколовших глаза женщине, чтобы она не опознала на-
сильников и грабителей, поймала толпа и учинила само-
суд. Так прикончили воровского наставника Чумы.
А Чума выжил и продолжал грабить. Следы рваных, ре-
заных и огнестрельных ран носил он на своем теле, как
меченый волк. Выбитые зубы заменил золотыми.
В годы нэпа Чума был уже опытным бандитом, во-
дился с крупными ворами, контрабандистами, участвовал
в убийстве двух агентов угрозыска и многих граждан,
437
наловчился при поимке «выставлять за себя» других,
бравших его вину на себя. Вот эти «куклы» только его
и спасли. Вначале он мечтал о роскошной жизни, а потом
им овладела только жажда власти над бандитами и во-
рами. Когда Чума попадал в тюрьмы и в лагеря, он каж-
дый раз пытался установить там свою тайную диктатуру.
Среди преступников он очень известная личность. Чума
очень жестокий и попавших к нему в лапы крепко дер-
жит в руках. Преступники считают его справедливым и
приглашают разбирать свои свары. Он никогда не обма-
нывает, если дело не касается его личной наживы.
А для того чтобы укрепить веру преступников в то,
что он справедлив, он пользуется многими приемами,
чтобы закрепить свой авторитет. Например: Чума подго-
варивает одного из старших воров обидеть младшего и
сам же делает так, чтобы младший искал у него защиты.
А для этого надо встретиться с Чумой. Долго устраи-
вают встречу, наконец Чума обещает «качать права» на
сходке и там признает старшего виноватым и заставляет
возместить младшему. Ловкач.
Год от года преступникам становится труднее. Уголов-
ный мир распадается. Главной его силой были рецидиви-
сты, носители старых воровских «традиций» и навыков.
Одни из них бросили свое преступное ремесло и яви-
лись с повинной. Но, как дождь для грибов, таким благо-
датным для воров оказалось нашествие гитлеровцев на
нашу страну. Немцы приближали к себе уголовников, де-
лали их полицаями, бургомистрами. Вот когда для Чумы
и других воров на оккупированной территории началась
«житуха». Он гастролировал в Одессе, Киеве, Ростове,
Львове, Каунасе и других городах. Немцы его поймали,
заподозрив было в нем партизанского связного, грозили
виселицей, но потом разобрались и выпустили на волю.
Он чуть было не сделался бургомистром какого-то город-
ка на Украине, да наступление наших войск помешало.
Снова запетлял Чума по советским городам, еле успе-
вая заметать следы. А в этом году, когда без всякого
разбора многих уголовников амнистировали, Чума при-
нялся сколачивать не просто воровскую шайку, а боль-
шую банду, завлекая в нее угрозами и посулами.
Анатолий слушал, как говорится, навострив уши.
— Только знай,— продолжал Корсаков,— вор вору
рознь. Видишь ли, когда-то и я думал, что все воры на
438
одно лицо. Послушаешь со стороны — все они бахва-
лятся, говорят, что раз стали ворами, то ворами и умрут.
А бывает, заглянешь в человека поглубже и увидишь
такое в нем безнадежное отчаяние, злобу и на себя, и на
дружков своих... ад в душе.
Вот слушай. Когда началась Отечественная война,
в лагерях объявились заключенные, решившие навсегда
покончить со своим прошлым. Они рвались на фронт.
Был такой Петр Николаевич, по кличке «Пен». Тогда он
был уже на свободе. И он призвал всех воров и бандитов
искупить вину, обратиться с письмом в Верховный Со-
вет, чтобы их отправили защищать Родину. Конечно,
главари шаек не могли с таким письмом согласиться и
выступили против. К Пену на квартиру явились трое,
чтобы покончить с ним. Пен двоих сшиб из пистолета,
третий бежал. Этим третьим был Чума.
— Этот самый?
— Этот самый. Курить хочешь?
— Нет! — Анатолий был весь нетерпение.
— Сейчас, когда многие воры рвут с прошлым, Чума
идет на риск: пан или пропал! Ленька Чума, как я гово-
рил, пытается сколотить бандитскую шайку не просто в
три-четыре человека, а большую. Размах! Но дела у него
идут плохо. Ты помнишь, конечно, водопроводчика Яшку
Глухаря?
— Помню!
— Яшка вернулся на днях, хорошо работал в лаге-
рях. Чума улещивал Яшку, тот отказался войти в шайку.
Чума стал угрожать. Был у Яшки разводной ключ в
кармане, вот он и давай дубасить Чуму. Избил до полу-
смерти. Чума от него отстал, боится связываться. А Гри-
гория Санькина — Хозяина, человека слабохарактерного,
уломал.
— Вам и это известно?
— Чума хитер, он понимает, что если не добьется
успеха, то ему придется скрываться не только от нас, но
и от бывших бандитов и воров. Для поддержания своего
авторитета он совершил крупное ограбление ювелирного
магазина. Щедро одарил сообщников. Мы идем по их‘
следам. Мне известен их новый заговор... Мне нравится,
что ты человек действия... А ты парень прямой, надеюсь,
ответишь мне также прямо на вопрос весьма деликатного
свойства. Что толкнуло тебя выручать Троицких?
439
— Но это ведь и так ясно!
— Не совсем. А если бы не были замешаны твои от-
ношения с Ликой Троицкой?..
— Валентин Петрович, да как вы можете!
— Прямо говорю: помощник должен быть надежный,
преданный делу. И мне надо заранее знать все. Иначе
я не задавал бы тебе такого вопроса. Так вот, только от-
вечай совершенно честно, если бы не Лика Троицкая, ото-
шел бы ты в сторону?
— Ни за что! Быть такого не могло! — горячо возра-
зил Анатолий.
— Хорошо! Верю. На этом поставим точку.
Глава XXV
АНАТОЛИЙ ДЕЙСТВУЕТ
1
В день, когда запустили очередную ракету, Юра, улы-
баясь, спросил Анатолия:
— А ты бы хотел вот так взлететь?
— Так? Да разве это возможно... Как я понял, вы-
сотные полеты людей осуществимы в далеком буду-
щем.
— Так уж и в далеком? — Юра заговорщически при-
щурил глаз и продолжал: — А если бы я высказал до-
гадку, что реактивные самолеты уже летают на высоте
двадцати — пятидесяти километров?
— Да ну?
— Я же сказал — «как догадка»! — Юра многозначи-
тельно улыбнулся.— Представь себе, что ракета летит
не только ввысь, но и вокруг земного шара. Что это
значит?
— Это значит, что она уже не просто ракета, а спут-
ник Земли. Мы читали о спутниках в журналах. На та-
ких спутниках помещались лаборатории, обсерватории,
жили люди. Но это же все-таки только научная фанта-
стика,— сказал Анатолий.
— Не то беда, что ты шофер, а беда, что у тебя «шо-
ферский», приземленный уровень мечты. Тебе лишь бы
на автомобиль...
440
— Ты хочешь сказать, что спутник — дело ближай-
ших лет?
— А ты сомневаешься?
Может быть, этот разговор, переданный Кленову,
и способствовал тому, что Анатолию разрешили посетить
ремонтную мастерскую.
Он испытывал невольный трепет при виде совершенно
незнакомых аппаратов — разведчиков небесных высот.
И тут Анатолий оскандалился, да еще в присутствии
Кленова. Он сказал:
— А я и не знал, что, оказывается, здесь делают бу-
дильники.
Двое молодых рабочих рассмеялись. Кленов попро-
сил мастера объяснить «будущему изобретателю» — что
это за будильники.
Оказалось, что это коммутаторы геофизических ра-
кет. Они последовательно подключают все научные при-
боры к радиопередатчику, когда на заданную высоту
подается команда и отделившийся контейнер спускается
на парашюте. Вот тогда-то передача сигналов научной
информации осуществляется с помощью «будильника»
по радиотелеметрической линии.
— Радио? Значит, Юра Кубышкин?..—поинтересо-
вался Анатолий.
— Он тоже участвовал в конструировании коммута-
тора,— ответил Кленов.— В наше время изобрести нечто
значительное по силам только коллективу.— Затем Кле-
нов сказал: — Я помню наш первый разговор при встрече
и еще раз повторяю: мне бы не хотелось упустить вас,
Анатолий. Парень вы способный. Коллектив у нас силь-
ный. Теперь вы будете работать у меня сменным шофе-
ром. Это даст вам возможность готовить уроки днем,
в часы ожидания, а вечером вы будете учиться в школе.
Машина будет находиться на московской автобазе.
Я сюда выезжаю не так уж часто. Будете жить дома.
Окончите десятилетку и тогда сможете перейти работать
в лабораторию к Юре.
Так Анатолий начал работать шофером у Кленова.
Он был в курсе многих депутатских дел Дмитрия Алек-
сеевича, помогал иногда проверять точность заявлений,
обоснованность просьб, учился ценить время. И потяну-
лись, нет, не потянулись, а понеслись вскачь дни и сутки.
Как только приходилось ожидать Дмитрия Алексеевича,
441
Анатолий вынимал учебники. Но ведь машина тоже тре-
бовала ухода. Михеич был строг.
Времени на своих подопечных Анатолию опять не
хватало. Впрочем, Витяка регулярно ходил в школу,
Леонид Ушков начал работать, неплохо учился. А вот
Пашка Лопухов исчезал, как вода из кулака...
Как только Анатолий вспоминал о Чуме, то испыты-
вал бессильную ярость человека, прикованного к мине
замедленного действия. Только слышит, как тикает ча-
совой механизм... А когда сработает? Неизвестно... По-
чему же не изловят эту ядовитую гадину?
Чем больше Анатолий раздумывал об этом, тем нетер-
пеливее ждал вестей от Корсакова. Наконец Анатолий
не выдержал и однажды вечером, почувствовав, что Кор-
саков снова дома, тихо постучался к нему и спросил о
Чуме.
— Часть его шайки поймали, но Чуме удалось
скрыться. Судя «по почерку преступления», совершен-
ного в Днепропетровске, я понял, что это дело рук Чумы.
В Тбилиси он пытался связаться с местными ворами.
Сейчас он колесит... Пока можешь не беспокоиться. Как
Шелгунов?
— Объявился. Объяснил свое отсутствие болезнью.
Посещает занятия нерегулярно. Приходит навеселе. Дер-
зит. Соня жаловалась подруге: «Не пойму, что та-
кое делается с Антоном. Если бы не я — бросил бы
школу».
— Так вот, если Шелгунов пропустит хотя бы три
вечера подряд—тотчас предупреди меня или позвони де-
журному. Телефон помнишь?
2
Шесть утра. Первый сигнал радио. Анатолий под-
нялся и после физзарядки и завтрака пешком отправился
на работу в гараж института.
От Никитских ворот мчалась серая «Победа». Ана-
толий взглянул на нее и шарахнулся. За рулем сидел
незнакомый мужчина с низким лбом и широкими чер-
ными бровями. А на заднем сиденье мелькнули лица Цы-
гана и Лени Чумы. На машине был желтый загородный
номер 11—80. Не привиделось ли ему? Нет, ему даже по-
442
казалось, что сидевшие в машине тоже обратили на него
внимание.
Анатолий подбежал к будке автомата и быстро на-
брал нужный номер.
— Передам куда надо! — деловито сказал дежурный.
В гараже Анатолий придирчиво осмотрел машину,
смахнул пыль и поехал за Кленовым, а с ним — к Ленин-
градскому вокзалу,
— Будем встречать французских парламентариев,
среди них есть и мои знакомые ученые, приехали с же-
нами,— сказал Кленов.— Познакомился с ними в Па-
риже, встречались в Женеве.
На автомобильной стоянке у вокзала шоферы собра-
лись в веселую компанию.
Они, видимо, давно знали друг друга, с любопытст-
вом поглядывали на новичка.
— Парле ву франсе? — спросил Анатолия долговя-
зый весельчак.
Юноша качнул головой «нет».
— Шпрехен зи дейч?
— Нет.
— Ду ю спик инглиш?
— Пес! — раздраженно ответил Анатолий. Над ним
явно посмеивались.
— Талант! — сказал долговязый.— Теперь тебя на-
верняка назначат возить иностранных министров.
Неожиданно появился Кленов. Он озабоченно спро-
сил:
— Ты хоть немного говоришь на каком-нибудь ино-
странном языке?
— Учил в школе английский, но это чепуха... Два-
дцать слов помню... А зачем? Мое шоферское дело —
«крути, Гаврила».
— Ерунду городишь,— сердито сказал Кленов.—•
Может случиться, что придется покатать гостей по
Москве. Хорошо, если бы ты сумел показать им на-
шу столицу. Ведь я-то здорово занят, не всегда смогу
уделить им время. Со всего мира все больше и больше
приезжает к нам гостей. А ты спрашиваешь — зачем
языки!..
— Эге-ге,— обрадовался долговязый.— А из меня хо-
рошая гадалка выйдет!
Пришел поезд, на площади показались приехавшие.
443
Кленов сел в машину с двумя гостями. Все сразу же за-
говорили по-английски о чем-то, видимо, и гостей и Кле-
нова очень интересующем. Но, увы, Анатолий не пони-
мал ни слова. Он ехал, ощупывая глазами каждую
встречную серую «Победу». Вдруг снова встреча с Чу-
мой!..
...Прошло несколько дней. Кленов отпустил Анатолия
очень рано. В школу сегодня не идти. Значит, можно
позаниматься, почитать, увидеться с Леней Ушковым.
Жаль, вечер у Лики занят.
Дома Анатолий нашел на столе записку матери:
«Ушла на круглосуточное дежурство. Пообедай, все на
кухне, разогрей, тебе звонили несколько раз, просили
позвонить». Дальше шли номера телефонов.
Анатолий снял трубку, набрал номер. Отозвался не-
знакомый женский голос.
— Наконец-то! Я просто вся извелась... Скажите,
только откровенно, ведь вы порядочный человек?
— Я? Странно... Я комсомолец!
— Ну да, да, так и мой сын мне объяснил. «Анато-
лий Русаков,— сказал он,— комсомолец и бригадмилец».
Значит, можно рассчитывать, что вы не откажетесь от
своих слов?
— Каких? В чем дело?
— Дело в поведении моего сына. Меня срочно вызвал
директор школы. Моего сына обвиняют в хулиганстве,
как зачинщика безобразной драки. Ему грозит чуть ли
не исключение из школы, как заводиле... Но ведь это
жестокая несправедливость, и вы, как порядочный чело-
век, должны признаться, что не мой сын, а вы являетесь
истинным вдохновителем этой драки...
— Это ложь! — рассердился Анатолий.— Я никогда
не подговаривал школьников хулиганить. Наоборот.
Объясните толково: кто, где, когда и почему подрался?
— Сегодня! И я верю, слышите, верю своему сыну
Мечику, когда он утверждает, что это вы их подгово-
рили.
— Какому Мечику? Колосовскому?
— Ну да, моему сыну. Они так избили Павла Лопу-
хова, что на него страшно смотреть.
— Пашку?! — радостно воскликнул Анатолий.
— Да. И это вас, комсомольца, радует?
— Теперь, когда вы назвали Мечика и Пашку Лопу-
444
хова, я все понял и одобряю, слышите, да, одобряю дей-
ствия ребят. А вы думаете иначе? По-вашему выходит
так: Пашка ударит мальчишку по левой щеке, так тот
должен подставлять правую?
— Надо заявить о Лопухове куда следует, но ни в
коем случае не драться.
— Заявляли не раз и директору и пионервожатой.
Пашку уговаривали, а с него как с гуся вода. Он бросил
школу, но по-прежнему тиранит школьников, сбивает их
с пути.
— Нет, нет, все равно самоуправства не должно
быть. Не понимаю, почему Мечик так поддался вашему
влиянию?
— Да поймите вы, это не самоуправство, а самоза-
щита. Отпор хулиганам. Если бы комсомольцы и пио-
неры —вся молодежь— взялись сообща, житья не стало
бы хулиганам. Надо воспитывать активные натуры, а не
слюнтяев, маменькиных сынков. Надо, чтобы ребята
могли сами постоять за себя.
— Вы действуете дико и непедагогично. Вы превра-
щаете моего сына в хулигана. Я этого не допущу!
Сколько классов вы окончили?
— Учусь в десятом классе вечерней школы, но жизнь
знаю не по книжкам. Побывал в колонии и поэтому
знаю, почем фунт лиха.
— Ну, теперь мне все ясно. Мы, матери, уже сооб-
щили о вас куда следует. Наши сыновья лишь жертвы
ваших экспериментов. В комсомоле вы человек случай-
ный, анархист. Развращаете школьников, организуете из
них хулиганские банды.
Анатолию сразу стало жарко, во рту пересохло.
— Хотя мы и незнакомы,— продолжала разгневан-
ная Колосовская,— но по вашим делам я могу пред-
ставить себе и вашу сущность, и даже вашу внеш-
ность.
— Вы ошибаетесь! Мы знакомы,— уже зло сказал
Анатолий.— Вспомните, как я, шофер в «Победе», отво-
зил вас и вашего сына в клинику, чтобы перевязать порез
на руке Мечика.
— Так это были вы? — удивилась Колосовская.
— Именно я... Ранил же вашего сына Пашка, кото-
рого вы так защищаете.
— Пашка Лопухов?
445
— Он самый. Хулиган и воришка. Я на собственном
опыте убедился, как опасны типы, подобные Пашке, куда
они могут завести ребят. Таким, как Пашка, палец в рот
не клади. На таких уговоры уже не действуют. Он и в
историю с металлоломом втянул Мечика. Он запуги-
вает ребят, не встречает отпора, вот и обнаглел. Я посо-
ветовал Мечику собрать группу пионеров и комсомоль-
цев... вроде тимуровской... Как я понимаю — они орга-
низовались. Конечно, и мне надо было найти время
помочь хлопцам. Их не исключать, им помогать надо,
а вы...
— Тимуровцы — это прекрасно... — Мать Мечика
вдруг сразу заговорила доброжелательно.— Но я ничего
не знала, а из мальчиков слова не вытянешь. Без вас не
хотят рассказывать. Мы собрались в школе, звонили вам
многократно, а потом решили, что вы скрываетесь от нас,
и приняли меры.
— Какие?
— Вы сами виноваты. Вам надо было поскорее
прийти и все объяснить... тогда мы бы не звонили заве-
дующему районо и не подали бы заявление в райком
комсомола.
— О чем?
— Ну... об исключении...— виновато сказала Коло-
совская.— Теперь я начинаю понимать — мы погорячи-
лись. А почему вы медлили?
— Днем работаю, вечером учусь.
— Сейчас же объясните все директору школы и
секретарю райкома комсомола. И очень прошу вас, рас-
сейте недоразумение и восстановите правду — Мечик был
лишь слепым орудием в ваших руках.
— Мечик не слепой. Он не «орудие». Мечик славный,
смелый, предприимчивый и смекалистый хлопец. Вы не
осаживайте его зря. Не убивайте его веру в свои си-
лы и возможности. И не беспокойтесь, ни за чью спи-
ну я прятаться не намерен. Если я виноват, то мне и
отвечать.
— Вот теперь я вижу, что вы действительно порядоч-
ный человек.
3
Порфирьев был не один. Он пожал руку Анатолию,
бросил:
— Ну и кашу же ты заварил!
— А ты бы разобрался, прежде чем бросаться сло-
вами!
— Садись, подожди.
Выпроводив посетителей, Порфирьев сел на край
стола и, закуривая папиросу, сказал:
— Послезавтра в шесть будет расширенное бюро
райкома. В повестке дня — работа комсомольцев-бригад-
мильцев. Речь пойдет о более активном участии комсо-
мола в борьбе за социалистический общественный поря-
док, о борьбе с хулиганством. На тебя поступило заяв-
ление от группы мам о «русаковщине», требуют исклю-
чить тебя из комсомола.
— Уже знаю об этом от мамы Мечика Колосовского.
— А о том, что они «сигнализировали» секретарю
райкома партии и он предложил мне расследовать это
дело, ты знаешь?
— Не знаю! А надо ли разбирать это «дело», да еще
на расширенном заседании?
— Замять не удастся. Заинтересовались многие: рай-
оно, горком комсомола...
Анатолий посмотрел в сторону и тихо сказал:
— Я и не предполагал «замять». Только зачем спе-
шить? Я думал, что ты иначе к этому отнесешься...
— Давай внесем ясность! Не так надо было посту-
пать с Пашкой Лопуховым. Есть и другие меры. Мог же
Макаренко...
Анатолий не дал Порфирьеву окончить фразу. Он
вскочил и горячо заговорил:
— Макаренко! И что это все прячутся за Макаренко,
даже те, кто при жизни его ставили бы ему палки в ко-
леса? Вроде Колосовской. А какие тогда были времена?
Кто такие были беспризорные тех времен? Нам Иван
Игнатьевич рассказывал. Были хорошие дети, жертвы
послевоенной разрухи. Случайного вора перевоспитать
нетрудно. Это сейчас и делают в колониях. А злостных
рецидивистов из шайки... Да, преступники-рецидивисты
иногда являются с повинной. А как прикажешь поступать
с самыми злостными преступниками, вконец разложив-
447
шимися ворами и бандитами, которые романтику наво-
дят на воровскую жизнь? Советский гуманизм не в том,
чтобы попустительствовать злостным преступникам-реци-
дивистам, а в том, чтобы избавить от них настоящих со-
ветских людей. Я даже не считаю злостного рецидивиста
советским человеком!
— Ну, ты скажешь!
— Да какие же это советские люди! А мы жалеем
таких! Советские, мол, люди! Посуди сам! Мало того,
что он мешает людям строить жизнь, но и других при-
нуждает к тому же. Значит, разлагает, учит быть пара-
зитом в Советской стране, презирать труд. Ведь что такое
паразит? Существо, живущее за счет труда других лю-
дей. Так может ли вор-паразит быть советским чело-
веком?
Анатолий говорил горячо и страстно, вспоминая
строчки из докладной записки в ЦК.
— Так ведь Пашка Лопухов не рецидивист! — вста-
вил Порфирьев.
— Конечно, нет. Но он — орудие рецидивистов. Через
него они вербуют, используют подростков. Но дело и в
другом: Пашка прививает хулиганские нравы, хамство,
мордобой, мат. Таких пашек надо тоже обезвредить,
чтобы очистить советский мир от тех, кто заражает мо-
лодежь. Почему Пашка так развернулся? Да ему никто
отпора не дает. Безнаказанность поощряет. Вот я и ска-
зал Мечику Колосовскому — подбери ребят посмелее и
дайте сообща отпор хулиганам. Пашки должны бояться
не только милиции, но и простых советских людей, обыч-
ных школьников.
— Значит, ты не отрицаешь, что советовал это ре-
бятам?
— Не отрицаю. Пусть сами наводят порядок в своей
школе, в своем доме, а не ждут, пока придет добрый дядя
и заступится за них. Ребячья жизнь — это, знаешь, жизнь
с тайнами. Добрый дядя, если и захочет помочь им, не
всегда сможет это сделать. Мечик организовал неболь-
шую пионерскую группу, группу борьбы с обижающими
их хулиганами. А из этого раздули чуть ли не контррево-
люцию!
— Мамаши действительно раздули. Но твой Мечик
тоже фрукт...
— Так ведь этот Пашка порезал руку Мечику за то,
448
что тот сказал о нем правду в детской комнате милиции.
Нет, Пашке не зря надавали ребята. Видно, Пашка
опять сунулся к ним. Его давно бы надо отправить в вос-
питательную колонию.
— Вот этим ты бы и занялся. Хоть меня бы поставил
в известность. А то заварилось дело... Надо хорошенько
обдумать, как тебе говорить.
— Советуешь держаться дипломатично? Кутать дум-
ки в приятную одежду? Ну нет, скажу всю правду!
— А разве я требую от тебя, чтобы ты говорил
неправду?
— Не требуешь. Но углы-то тебе хочется сгладить.
Так спокойнее и для тебя и для Колосовской.
Анатолий оборвал фразу. Он почувствовал, что оби-
дел Порфирьева. Но тот спокойно ответил:
— Знаешь что, у меня, может быть, не всегда хватает
смелости, но уж карьеристом я никогда не был и не буду.
— При чем тут карьеризм?
— А при том, что кое-кто на твоем месте хочет оправ-
дать недостатки своей работы. Поэтому все надо тща-
тельно обдумать и заявление матерей надо разобрать.
Расскажи все подробно...
— Вот теперь мне все ясно,— сказал Порфирьев,
выслушав Анатолия,— ясно, что Мечик и его компания —
это нечто вроде гайдаровского Тимура и его команды.
И это хорошо! Замечательно! А ты все же виноват. Во-
первых, вдохновил ребят, а помочь не помог. Так?
— Согласен.
— Во-вторых, о Мечике ты не сказал мне ни слова.
А уж кто-кто, а ты не только можешь, но обязан по-
делиться со мной и другими комсомольцами своим
опытом.
Анатолий вынул из кармана открытку из ЦК
КПСС, в которой он вызывался для разговора, и поло-
жил на стол. Порфирьев взглянул на нее, перевел удив-
ленный взгляд на Анатолия.
— Там разговор будет на эту же тему. Кленов напи-
сал докладную записку о необходимости усиления борьбы
с преступностью. И я тоже подписал эту докладную. Вот
нас и вызывают для разговора.
— Значит, за это дело взялся депутат Кленов! Желаю
15 Г. Тушкан
449
успеха! После обязательно зайди ко мне или позвони. Ты
же понимаешь, как мне это интересно для предстоящего
заседания. Ну извини, спешу.
Анатолий позвонил Мечику домой и попросил его
сейчас же зайти.
4
Мечик ждал у подъезда дома. Он схватил обеими ру-
ками протянутую руку Анатолия.
— Что вы там натворили? — спросил Анатолий, про-
пуская мальчика в квартиру.
— Теперь все про нас знают! — И Мечик не без гор-
дости начал рассказывать: — После уроков Боб Троиц-
кий пошел впереди нас, а к нему подходит Пашка и
что-то шепчет. Боб — от него, а Пашка не отпускает,
даже бить начал. Мы требуем: отпусти! А Пашка нам
всем угрожает, ругается, как последний... драться полез.
Привык, что его боятся. Ну, тут я скомандовал. Ух,
и дали мы ему сдачи! «Миленькие, кричит, отпустите!..»
Мой перламутровый ножик отдал.— Мечик сильно
встряхнул руку Анатолию и торжествующе засмеялся.—
А тут появилась моя мама. Пашка ей наябедничал. А я
говорю: мы пионерская группа самозащиты и организо-
вались по совету бригадмильца Анатолия Русакова. Ну
и пошло... Нас вызывали, запретили «пускать в ход ку-
лаки»... Я уже звонил к вам и вчера и позавчера — все не
заставал. Есть к вам вопрос: ну скажите, какая же это
группа самозащиты от хулиганов, если половина нашей
школы требует, чтобы мы их приняли к себе? А я
говорю — нельзя. Они побежали к пионервожатой. Та
кричит: «Никаких групп, об этом ни в одной инструкции
нет. Я приму меры!» — Мечик даже задохнулся от воз-
буждения.— Я считаю — должна быть только небольшая
группа порядка из самых боевых комсомольцев и пионе-
ров. Мы даже название придумали — «Красные мечи».
«Та-а-ак, дело осложняется»,— подумал Анатолий.
— Знаете,— продолжал Мечик,— ко мне приходило
семь парламентеров, и надо им ответ дать, а то они еще
две группы думают организовать.
— А ты что им сказал?
— Как — что? Я сказал .так: милиция разрешила мне
организовать только одну группу, а если вы, ребята,
450
будете мешать, то я приведу главного из милиции. Как
он скажет, так и будет.
— Мечик, а с кем из взрослых ты об этом говорил?
— К директору вызывали.
— Запретили?
— Запретили драться, драться запретили,— подчерк-
нул Мечик, лукаво прищурив глаз.
— Значит, с «Красными мечами» все кончено? И с
другими группами тоже? Значит, никакого ответа парла-
ментерам давать не надо?
— Наоборот. Все в школе узнали про нас — и отбоя
нет от желающих. Кто в нашей группе порядка, того ни-
кто не смеет обидеть — против обидчика выступит вся
группа. Один десятиклассник отобрал у нашего шести-
классника фонарик электрический, ну мы к нему...
— И что?
— Начал дразниться. «Отнимите, говорит, раз вы та-
кие сильные. Тоже мне самооборона молокососов!»
— Ну, а вы?
— Отняли. Он оправдывался: «Лилипуты, говорит,
одолели Гулливера, потому что их было много». Теперь
он говорит, что такую группу должен возглавить только
старший и чтобы мы все слушались его. Он теперь и хо-
чет стать главным. Пошли скорее!
Нужно было приготовить уроки на завтра, почитать.
Но если завтра в ЦК вдруг спросят про «отряд» Мечика?
Надо все выяснить.
— Пошли! —решительно сказал Анатолий.
Они вышли из квартиры. Мечик побежал по лестнице
вперед, то и дело норовя присесть на перила, чтобы ска-
титься вниз. В подъезде у порога он остановился, подо-
ждал Анатолия и негромко сказал, выглядывая во двор:
— Пашка! Возле дерева! Давайте поймаем!
— А зачем ловить?
— Да ведь он взял ключ у Димки от профессорского
кабинета и только вчера унес столько книг, что едва в
рюкзак влезли.
Выяснилось, что некий профессор, уезжая с женой на
курорт, оставил у родителей Димки ключ от своих двух
комнат. Димка сознался, что Пашка уговорил его за-
браться в профессорский кабинет, по секрету от Димки-
ной мамы, чтобы картинки посмотреть. Они посмотрели
картинки, а потом Пашка взял много книг и унес.
451
Хорошо бы задержать Пашку и заставить отдать книги.
А то Димка трясется, матери боится рассказать.
Привалившись плечом к стволу дерева, стоял Пашка
Лопухов и фасонно курил длинную папиросу. Он был
так же одет, как тогда на лестнице, когда ждал Боба
Троицкого — крошечная кепочка-«лондонка», брюки с
напуском были заправлены в сапоги с отворотами, кур-
точка на «молниях». Анатолий спросил у Мечика его ад-
рес, записал и обещал зайти через двадцать минут. Сей-
час он потолкует с Пашкой, а Мечик пусть идет домой.
5
— Узнаёшь? — спросил Анатолий, подходя.
Пашка окинул его наглым взглядом презрительно
прищуренных глаз и не спеша сказал:
— Иди ты!..— Он грязно выругался.
Под левым глазом Пашки виднелся большой синяк.
— Пропадешь, Пашка,— негромко и многозначи-
тельно сказал Анатолий,— и скоро...
Пашка испуганно огляделся и, не заметив ничего по-
дозрительного, выжидательно уставился на юношу.
— Пропадешь, говорю,— повторил Анатолий, заме-
тив, как сразу притих Пашка.
Оба молчали. Пашка криво усмехнулся и спросил:
— На пушку берешь?
— Тебя еще в вечерней школе заметили, когда ты
вызывал Шелгунова.
Почему Анатолий это сказал, он и сам не мог толком
объяснить. Осенило!
Подросток, который вызывал Шелгунова, был рыже-
ват. Пашка тоже рыжеватый. Показать бы его Соне Рын-
диной... Не давая Пашке опомниться, Анатолий продол-
жал импровизировать:
— Спасайся, а то заметут тебя с твоими дружками.
Пашка презрительно ухмыльнулся:
— Ты чего меня покупаешь? Думаешь, дурочку на-
шел? Ничего я не знаю и нигде не был. Иди к черту!
Собака!
— Это почему же собака?
— А потому! Все известно! Меня вот тоже поставили
за одной собакой следить,— с откровенной наглостью за-
явил Пашка и тут же быстро поправился: — Я шутю!
452
— «Шутю»! — передразнил его Анатолий.— Ага, про-
болтался? Грубо работаешь. Жаль мне тебя, Пашка!
Ишачишь на других, а погоришь ты — они тебя еще
глубже утопят. К тому идет. Придется отбывать... Плохо
там, Пашка!
И тут Пашку прорвало:
— А чем плохо в тюряге? Вот Цыган говорил, в карты
можно дуться целый день, другие будут за тебя работать!
Житуха!
— Брешет Цыган! А когда из тюрьмы попадешь в
колонию, там уж заставят и работать и учиться.
— Не буду ни работать, ни учиться!
— Заставят! Жрать не дадут. Один против всех не
выстоишь.
— Не поддамся. В собачью колонию не пойду!
— Ия так говорил! Но ведь колонии по твоему вкусу
нет. Во всех работают, учатся, людьми становятся.
— Чего ты от меня хочешь? — почти со слезами за-
кричал Пашка.
— Спасти тебя, дурака, понимаешь? Хочешь, устрою
жить в другом городе? Никто из шайки Чумы не узнает,
куда ты уехал.— И совсем тихо он добавил: — Украден-
ные у профессора книги верни.
— Поди ты, черт! Вот сволочь, пристал! — неожи-
данно заорал Пашка и повернулся, чтобы уйти.
Теперь уж надо было действовать иначе. Анатолий
схватил Пашку за руку. Тот испуганно рванулся, Анато-
лий сжал крепче. Пашка угрожающе прошипел: «По-
режу»,— и выхватил из-за голенища финку. Он тут же
поспешно сунул ее лезвием в свой правый рукав.
Они уже вышли на улицу. Анатолий, заломив левую
руку Пашки за спину и удерживая ее, схватил его пра-
вую руку за запястье, сжал вместе с финкой и предупре-
дил:
— Сильно рванешь левую руку — сломается в клю-
чице! Учти.
Пашка стоял с наклоненным вперед туловищем, не в
силах распрямиться. Уроки Юры Кубышкина снова при-
годились. Анатолий огляделся. Надо постараться, чтобы
финка так и осталась в рукаве Пашки. Финка — это ули-
ка. Вести парня в отделение будет нелегко — эх, помог
бы кто! Напротив через улицу, возле консульства, стоит
милиционер — этот не сойдет с поста. На прохожих
453
надежды мало. Лишь бы не мешали. Пожалуй, чем ско-
рее вести, тем лучше.
— Вперед!—Анатолий слегка подтолкнул Пашку.
— Спасите от хулигана! — завопил Пашка, рванулся
и заорал от боли.
— Не смей издеваться над малышом! — крикнула ка-
кая-то сердобольная женщина.
Анатолия окружила толпа возмущенных мужчин и
женщин. Он попытался было объяснить, да куда там!
— Ой, кости ломает, ой, мамочка, ой, заступитесь, по-
жалуйста! — орал Пашка.
— Отпусти, негодяй! — сказал мужчина и схватил
Анатолия за руку.
А женщины кричали:
— Как не стыдно!
— Такой большой — и такого маленького!
Анатолию все же удалось объяснить, в чем дело.
— Я помогу довести его до отделения,— сказал один
из прохожих,— но боли мальчику не причиняйте. Ты ведь
даешь честное слово, что не убежишь?
— Сто честных слов даю! Клянусь, чем хотите.
Когда они переходили Садовую у площади Восстания
и остановились посредине, чтобы пропустить густую ве-
реницу автомашин, Пашка вырвал руку и ринулся в этот
автопоток. Конечно, благоразумнее было бы не риско-
вать, но Анатолий не мог его упустить и ринулся следом.
Визжали тормоза, ругались шоферы. Анатолия дважды
чуть не сшибли машины, и все же он достиг тротуара и
побежал за Пашкой с криком «держите вора».
Пашка лежал на тротуаре возле Планетария. Оказы-
вается, Женя Хлебников подставил ему ногу и затем
вместе с Гариком Моровым навалился на него. Так, всей
компанией, они и ввалились в детскую комнату отделения
милиции. Финку у Пашки отобрали. Лейтенант Хлопу-
нов позвонил Пашкиной матери и спросил, по-прежнему
ли она настаивает, чтобы ее сына послали в воспитатель-
ную колонию. Мать Пашки затараторила, что не просит
этого, а требует. Она сейчас же приедет.
Анатолий шепнул Хлопунову, что надо постараться,
чтобы Пашку обязательно послали в воспитательную ко-
лонию, где работает Иван Игнатьевич. Он, со своей сто-
роны, напишет ему подробное письмо.
Пашка держался то как обозленный волчонок, то
454
ругался, то хныкал, то прикидывался дурачком. Между
прочим, выяснилось, что профессорские книги Пашка
приволок домой, и мамаша его тотчас их конфисковала,
поставила на полку. «Переплеты красивые, теперь это
модно...» Она, конечно, не поинтересовалась, где раздо-
был ее сын эти красивые переплеты. «Я за этим паршив-
цем не нянька... Пусть хоть что-нибудь в дом приносит.
А то все жрать да жрать... Я за его дела не ответчица,
мне своих хватает»,— заявила она.
...Вернувшись домой, Анатолий позвонил Мечику, но
его уже не было дома. Мать Мечика, узнав, с кем гово-
рит, сразу же разволновалась. Теперь ее беспокоило, чем
закончился разговор Анатолия с директором школы и
секретарем райкома комсомола.
Анатолий подробно рассказал о своей беседе с Пор-
фирьевым, о предстоящем заседании райкома, где будет
директор школы и где, в частности, будут обсуждать за-
явление товарища Колосовской и других мамаш.
— Мы свое заявление возьмем обратно!
— А согласится ли с этим секретарь райкома партии,
которому вы сигнализировали о «русаковщине»?
— Согласится! Я сейчас же позвоню ему. Не серди-
тесь. Вы сами виноваты. Если беретесь за какое-нибудь
дело, обязательно доводите его до конца, а не поручайте
неопытным юнцам. Это все равно, что завести автома-
шину и дать ей ехать без шофера.
— Вы правы... как и Порфирьев. Но не кто иной, как
неопытный юнец Мечик, три часа назад указал мне на
не замеченного мной, неуловимого Пашку и предложил
помочь поймать его.
— А мне, матери, ни одного слова о том, как вы ло-
вили Пашку!
— Я без Мечика доставил Павла Лопухова в детскую
комнату милиции. С согласия матери его направляют в
детскую воспитательную колонию к Ивану Игнатьевичу...
есть такой второй Макаренко. Вот об этом я и хотел со-
общить Мечику.
...Ночью Анатолий долго не мог заснуть. Лежа в по-
стели, он пытался обдумать варианты разговора, кото-
рый предстояло вести завтра в ЦК. Как сказать так,
чтобы убедить, чтобы ему поверили? Не подумают ли там,
что он примазался к Кленову? Эта мысль угнетала Ана-
толия.
6
Утром Анатолий попросил мать приготовить ему ко-
стюм, рубашку, галстук: к одиннадцати надо быть в ЦК.
Мать всполошилась. Она не отходила от него и все по-
учала:
— Сиди там прямо, не разваливайся, не перебивай,
когда говорят, и, ради бога, не спорь со взрослыми.
Пришел дядя. Он непрерывно курил, и видно было,
что тоже волнуется.
— Не рассчитывай на то, что ты легко докажешь свою
правду,— рассуждал дядя.— У тебя и у Кленова, думаю
я, могут быть и противники. Их пригласят. Они станут
возражать вам. У них свои доводы, возможно веские. Ты
все внимательно выслушай, прежде чем отвечать, взвесь
каждое слово. Говори спокойно... Ну, так сказать, сдер-
живай шторм внутри себя.
В десять часов, вместо половины одиннадцатого, Ана-
толий подъехал к дому Кленова. Перескакивая через сту-
пеньки, он помчался в квартиру Дмитрия Алексеевича,
не дожидаясь, пока освободится лифт. Дверь открыл сам
хозяин. Задыхаясь от волнения и быстрого бега, Анато-
лий доложил, что машина подана.
— Очень хорошо. Я готов.— И Кленов вышел следом
за юношей.
Анатолий, с трудом сдерживая волнение, спросил, как
надо держаться в ЦК, с чего начинать разговор.
— Как держаться? Просто. Быть самим собой. Гово-
рить откровенно. О Чуме, о тюрьме и колонии, даже о
«чертовой читалке». Только не длинно.
Они получили пропуска. Анатолий шел по ковровой
дорожке чуть не на цыпочках, стараясь сдерживать слиш-
ком шумное дыхание. Он хотел было попросить Кленова
говорить и за него, но вспомнил, что не успел сообщить
ему о заявлении Колосовской и о разговоре с Порфирье-
вым. Начал было рассказывать и замолчал. Кленов от-
крыл дверь. Они вошли в комнату, где были двери на-
право и налево. Секретарь, сидевший у правых дверей,
пригласил их войти.
Они вошли в большой продолговатый кабинет, в конце
которого стоял длинный письменный стол. Из-за стола
поднялся и пошел им навстречу генерал-лейтенант. Он
пожал им руки, пригласил сесть и, опустившись на стул
456
перед письменным столом, протянул открытую коробку
папирос.
Анатолий курил от случая к случаю, но сейчас заку-
рил. Это как-то уравнивало его с другими. Генерал оки-
нул Анатолия беглым взглядом, взял папку с письмом
Кленова и Русакова и стал читать его вслух, кратко вы-
сказываясь по поводу отдельных мыслей и предложений.
Так он прочел письмо до конца.
Со многим он был согласен, кое-что брал под сомне-
ние, критиковал. В письме говорилось, что досрочное ос-
вобождение исправившихся малолетних правонарушите-
лей можно доверить руководителям, коллективу воспита-
телей колонии. Генерал возразил:
— Это, пожалуй, должны решать местные судебные
органы по представлению администрации колонии. Ко-
нечно, безобразие, что иногда за случайное, впервые со-
вершенное преступление приговариваются к таким же
срокам заключения, как и за серьезные преступления, со-
вершенные уголовниками-рецидивистами. Надо упоря-
дочить судебную практику, чтобы соблюдалась соразмер-
ность наказания и преступления... Да, вы правы, по отно-
шению к рецидивистам должна применяться более крутая
карательная политика... Да, система «зачетов» требует
пересмотра, она иногда становится лазейкой... Впрочем,
уже работает правительственная комиссия по подготовке
новых, улучшенных проектов уголовного законодатель-
ства. Многое устарело, жизнь диктует новое... Безусловно,
надо усилить кару тем преступникам, которые привле-
кают несовершеннолетних для соучастия в преступлениях.
За совращение подростков и использование их в преступ-
ных целях — беспощадно карать, удваивать сроки нака-
зания!— Генерал рассердился, встал, прошелся по ком-
нате, а затем уже другим голосом, будто извиняясь за
вспышку гнева, проговорил: — Очень хорошо понимаю
мысли этой части вашего письма...
Генерал одобрил ту часть письма, в которой говори-
лось о необходимости помочь колониям современным
оборудованием, машинами, станками, спортивным инвен-
тарем. В заключение он сказал:
— Все дело в том, чтобы правильно сочетать меры
воспитательные и меры карательные. К сожалению, у нас
иногда получается так, что либо одна, либо другая сто-
рона оказываются в забвении. И привлечь народ. Насчет
457
«дружин порядка», общественных судов и прочего вы
правы, товарищи. Многое в этом отношении уже подго-
товляется. А теперь буду рад послушать вас, Дмитрий
Алексеевич, и вас, товарищ Русаков, если хотите чем-то
дополнить материалы письма.
Генерал очень оживился и по-мальчишески смеялся,
слушая про историю «Красных мечей», Мечика и страхи
Колосовской.
— Хороший, видно, парнишка этот Мечик. Люблю
таких.
Генерал говорил еще о многом. Анатолий слушал его
с восторгом.
* * *
Через час Кленов и Русаков вышли из здания ЦК.
Анатолий схватил руку Дмитрия Алексеевича и долго
жал ее.
— Ну и здорово получилось! Я и не думал, что, кроме
нашей докладной, об этом же были письма из Ленин-
града, Ростова, Свердловска, Донбасса... Что уже появи-
лись комсомольские бригады, устраиваются рейды по
борьбе с хулиганством, дежурства в клубах... «Народная
инициатива»,— сказал генерал. И знаете, мне и в голову
не приходило, что такие дружины, эти зачатки народной
охраны порядка в будущем,— на общественных началах!
Ведь при коммунизме милиции не будет. И пережитки
капитализма исчезнут. А чтобы обезопасить свободное
коммунистическое братство людей от каких-то отрыжек
прошлого — отдельные выродки всегда могут появить-
ся,— общественная охрана порядка будет; по очереди,
добровольно люди будут выполнять эту задачу. Пра-
вильно я понял генерала?
Анатолий, сидя за рулем, говорил и говорил. Дмитрий
Алексеевич улыбался и только один раз заметил:
— Смотри, Анатолий, красный светофор! Как бы тебя
не взяли за воротник наши стражи порядка.
7
Лихорадочное возбуждение не оставляло Анатолия и
на следующий день после разговора в Центральном Ко-
митете. Еще с утра ему не терпелось поделиться своими
переживаниями с Ликой, с Сергеем Порфирьевым, но
458
звонить было рано. Чтобы не терять времени, Анатолий
открыл учебник. До двух часов дня он был свободен.
Ровно в девять позвонил Порфирьев.
— Здорово, воитель, ну как там дела?
— А ты как думаешь? — спросил Анатолий.
— Судя по твоему торжествующему тону — не плохо.
— Превосходно! — закричал Анатолий.— Полная
победа!
— А нельзя ли поточнее?
— Есть важные новости, но...
— Понимаю. Поговорим в райкоме... Время уточню
потом, сейчас надо ехать на заводы.
Тут же Анатолий набрал номер Лики. Подошел Боб.
— Это ты, Лунатик? — негромко спросил Анатолий.
— Я! А это кто — Женька?
— Говорит марсианин! — отозвался Анатолий.
— Марсианин? — В голосе Боба отразилась расте-
рянность.— Значит, это вы? Анатолий?
— Лика еще спит?
— Встала.
— Мне с тобой бы тоже надо поговорить.
— Я сейчас не могу... собираюсь в школу.
— А когда сможешь?
— Не знаю.
— Может быть, мне зайти?
Боб не ответил и передал трубку Лике.
— Что-нибудь случилось? — спросила Лика.
— Случилось... Слушай, все отлично! Я вчера из Цека
словно на крыльях летел. Многие наши предложения, ты
знаешь какие, одобрили.
— Толька, милый, я так рада! Я... Что? — Голос Лики
сразу изменился.— Разговариваю с Анатолием. Почему
на «ты»? Мы ровесники, комсомольцы. Не делай мне за-
мечаний, мама.
— Лика! — крикнул Анатолий.— Все ясно! Вечером
встретимся.
После вчерашней беседы Анатолий считал, что он обя-
зан действовать активнее. Но ведь пока он единственный
комсомолец-бригадмилец на их улице. Вот бы организо-
вать группу комсомольцев.
Анатолий поехал к Порфирьеву. Он встретил Сергея
на улице. Они пошли вдвоем в сторону Краснопреснен-
ской заставы. Анатолий рассказал о разговоре в ЦК.
459
— Надо,— заключил он,— организовать комсомоль-
цев нашей улицы в бригаду, отряд — дело не в названии.
Но сначала расшевели Бориса Сущева.
— Слушай, но почему ты говоришь только о комсо-
мольцах одной улицы, а не о комсомольцах всего района?
Работа бригадмильцев будет обсуждаться у нас на
райкоме. Будет большой разговор об участии комсомоль-
ских организаций в охране общественного порядка. На
заседании будет присутствовать секретарь райкома, заме-
чательный человек. Посмотреть на него — худенький, ти-
хий, спокойный, голоса никогда не повысит, а авторитет
знаешь какой? До чего с ним приятно работать, главное,
он очень деловой, очень простой и искренний. На этом на-
шем заседании будет заведующий роно, начальник рай-
отделения милиции и начальники отделений, председатель
районного суда, прокурор и другие товарищи. Вызывают
секретарей комсомольских организаций со всех предпри-
ятий района. Так что готовься выступить. Борьба с юны-
ми правонарушителями — вопрос серьезный.
— Да что ты! Какой из меня оратор. Все, что знал и
думал, я уже рассказал тебе. Уж лучше прикрою эту
«чертову читалку», больше пользы будет.
— В «чертову читалку» ты совершишь комсомольский
рейд. Но выступить придется. Зачем же я буду подме-
нять выступление комсомольца, познавшего на собствен-
ном опыте, что такое хорошо, и что такое плохо, и как
бороться с этим плохим? Мне и без твоего материала есть
о чем сказать... Впрочем,— улыбнулся Порфирьев и сразу
стал похож на озорного мальчишку,— при твоем боевом
характере ты и без моего поручения не сможешь промол-
чать. Ведь так?
— Так-то оно так, та з хаты як? — как говорил дядь-
ко Грицько... Ну и хитер же ты, секретарь.
Анатолий засмеялся. Засмеялся и Сергей Порфирьев.
8
Анатолий открыл дверь детской комнаты милиции и
застыл на пороге. В дальнем углу за столом дежурного
бригадмильца сидела Лика.
— Не смущайтесь, товарищ, заходите!—Лике было
приятно изумление Анатолия. Именно так она и представ-
ляла себе ту минуту, когда он появится.
460
— Интересуешься делом брата? — спросил Анатолий.
— Ошибаетесь! Я здесь не гость, а дежурная. Что вас
интересует, товарищ Русаков?
Лика пришла сюда несколько дней назад, заявила
о своем желании помочь детской комнате, а сегодня
уже принесла рекомендацию комсомольского комитета
университета. Ася Ларионова познакомила ее с делами
и теперь ненадолго вышла, оставив Лику вместо
себя.
— Тебе будет очень трудно, Лика! Не надо бы...
— Значит, ты меня оберегаешь? — спросила Лика.—
Или, может быть, не доверяешь?
— Видимо, так,— ответил Анатолий, улыбаясь.
— Это безобразие! Ты считаешь меня неспособной к
серьезным делам? Тогда чего стоит наша дружба?
Она молча отвернулась, уткнулась в какую-то папку.
— Лика! Я не хотел тебя обидеть. Видишь ли... здесь
приходится порой слышать от хулиганов такое...
— Аза Асю не боишься?..
— Да ведь бывает, что хулиган замахнется...
— Аза Асю не боишься? — повторила Лика.
«Ася — это Ася, а Лика — это Лика»,— подумал Ана-
толий, но сказал другое:
— Ладно... Когда ты отправишься в бригадмильский
рейд, сообщи мне. Я подключусь за компанию.
Вошел Хлопунов, пригласил Анатолия «на минутку в
коридор, есть разговор». Здесь они наткнулись на Леню
Ушкова.
— Ты зачем? — удивился Анатолий.
Ушков начал было что-то объяснять, потом посмотрел
на Хлопунова и замолчал.
— Давай говори,— сказал Анатолий.
Ушков сообщил, что он заметил неизвестного, следив-
шего за Анатолием. Поэтому он зашел сюда, чтобы пре-
дупредить и проводить его домой.
— Спасибо, дружище, только не надо этого. Очень
прошу!—Анатолий многозначительно улыбнулся.
— А ты знаешь, кто этот тип, что за тобой вяжется?
— Не беспокойся... А теперь нам надо поговорить с
лейтенантом наедине.
Когда Леня ушел, Хлопунов сообщил Анатолию, что
начальнику отделения звонили, будто бригадмилец Руса-
ков хулиганил дозле кино «Ударник». Начальник прика-
зу
зал до выяснения отстранить Русакова от бригадмиль-
ства. Он, Хлопунов, еле уговорил начальника отменить
это приказание до поступления письменных заявлений.
Что же случилось?
— Со мной — ничего. Возле кино «Ударник» не был.
Это все ложь, клевета.
— Я так и думал. Ну ладно, подождем, что дальше
будет. Не волнуйся.
9
Вечером Анатолий нетерпеливо поджидал Леню Уш-
кова у школьной калитки. Прошли Зубавины, Онегин,
а Лени все еще не было. В калитке показался Шелгунов.
Он дружески протянул руку Анатолию.
— Ты все еще сердишься за те неприятности, которые
у тебя были из-за меня?
— Непонятный ты для меня человек, Антон,— сказал
Анатолий, пристально глядя на Шелгунова.— Сначала
ты от меня шарахался, потом исчез, а когда снова по-
явился в классе, то из-за тебя тут такой переполох, черт
знает что! Убийство, кровь, милиция... Ты объяснил, что
знакомые, мол, ребята зашли, давно не виделись, пота-
щили выпивать, ты не захотел, тогда они, хмельные, пу-
стили в ход кулаки, а ты, чтобы без скандала, подался
с ними на улицу... чепуха какая-то... Значит, ты все эти
дни у знакомых ребят гулял? Так?
Шелгунов быстро оглянулся по сторонам. К ним, с ли-
цом, выражающим решимость и недовольство, прибли-
жалась Соня Рындина.
— Чуменята,— поспешно шепнул Шелгунов.— Потол-
ковать бы надо. При ней не буду...
Соня властно взяла Антона под руку и повела в класс.
Звонок известил о начале урока. На перемене Анато-
лий разыскал Ушкова.
— Ругай меня,— сказал Ушков,— поссорился я с /Ма-
ратом. И рта я не успел открыть, как он сразу — сто во-
просов! И кто такой Русаков, и почему я тебя привел в
«читалку», и правда ли, что ты бригадмилец. Даже не
дал мне книг. Объявил, чтобы я не совался к ним, а то
нос прищемят. Тоже мне фюрер!
— Они все там же, в подворотне?
— Что ты! Холодно. Теперь «читалка» в котельной
462
соседнего дома. Там тепло, светло, сидят на досках,
на угле. Истопнику за это дают по двести граммов.
— Адрес знаешь?
— Конечно.
— Тогда вот какое дело...
Анатолий увлек Ушкова к окну. Вскоре звонок позвал
их на урок.
В классе Людмила Зубавина, негодующая и раскрас-
невшаяся, кричала на Милича. Их окружили ученики.
— Воспитательница выискалась! — издевался Ми-
лич.— Милиционер в юбке. Никого я не ругал, а просто
так, машинально выразился.
— Извинитесь немедленно!
— Пошляк! Стиляга! — слышались голоса девушек.
— Идите вы! — Милич грязно выругался и повер-
нулся, чтобы выйти из класса.
Сергей Зубавин схватил его за плечо:
— А ну, гражданин Милич, сейчас же извинитесь,
кроме того, придется уплатить за хулиганство штраф.
— Не запугивайте меня, не на того напали! Нечего
раздувать чепуху. Чем я хуже других? — Милич оглядел
собравшихся и начал перечислять по фамилиям тех, ко-
торые вот так, походя, употребляют «технические выра-
жения».
— Сами не святые, нечего парня утюжить,— сказал
кто-то.
— Вот он, голос народа,— обрадовался Милич.
— Не народа, а темного человека,— вмешался Ана-
толий.— Давно пора призвать Милича к порядку.
— Поучает бывший вор. Ин-те-рес-нень-ко! — издева-
тельски выкрикнул Милич.
— Товарищи! — повысил голос Зубавин.— Мы не де-
ти, а люди взрослые, многие отцы семейства. Давайте
рассуждать здраво. До каких же пор мы будем терпеть
это безобразие?
— Да, мы-то не дети, но некоторые ребята-школьники
ругаются почище нас! — выкрикнул Милич.
— Они у вас учатся! От имени всех товарищей я тре-
бую, чтобы гражданин Милич извинился и уплатил
штраф.
— Три ха-ха! — озлобленно выкрикнул Милич.—
Лучше не связывайтесь со мной, пожалеете. Честно пре-
дупреждаю!
463
Двое-трое отошли от группы.
— Кого вы испугались? — спросил Анатолий, обра-
щаясь к ним.— Это ведь трус.
— Мы не испугались, мы покурить.
— Или извинитесь и обещайте уплатить штраф, или
мы передадим дело в суд. Решайте скорей. Сейчас на-
чнется урок,— предупредил Зубавин.
В классе, слышались разные возгласы: «Правильно!»,
«Да брось, Зубавин, с кем не бывает!», «Не защищай»,
«Гнать его к черту из класса без суда!»
Зубавин стал составлять акт. Он громко называл фа-
милию свидетеля, и каждый, кого он называл, кивал го-
ловой в знак согласия. Милич оробел. Он сообразил, что
товарищеского суда теперь не миновать. Суд затребует
характеристику, запросят домоуправление...
— Застопорите, подполковник!—сказал сквозь зубы
Милич.— Я могу извиниться, мне фигура позволяет. Ма-
дам,— обратился он к Людмиле,— миль пардон, эскюз
ми, простите-извините. На каком еще языке прикажете
извиняться?
Раздались смешки.
Милич швырнул сторублевку, она упала на пол, схва-
тил акт и потянул его к себе.
Зубавин встал:
— Во-первых, Милич, не хамите и поднимите деньги
с пола. Вы сами снесете их в административную комис-
сию исполкома и предъявите нам расписку об уплате
штрафа. Во-вторых, извинитесь и обещайте не употреб-
лять похабных слов.
— А я вообще могу бросить школу.
— Упрашивать не будем,— отрезал Зубавин.— А если
будете продолжать упорствовать, передадим этот акт,
как заявление всего класса, в суд. Подписывайтесь, то-
варищи!
— Нет такого закона, чтобы за «выражения» суди-
ли,— вдруг окрысился Милич,— обожжетесь!
— Ничего... Нет, так будет... А привлечем мы вас за
хулиганство, за оскорбление граждан и нарушение обще-
ственного порядка. Такая статья есть.
— Мало этого! — раздались голоса.— Надо общест-
венный суд устроить над ругателями. В газете пропеча-
тать, с карикатурой. Сообщить на работу. После второго
замечания гнать из школы! — Советы так и сыпались.
464
Анатолий воспользовался тем, что все занялись Ми-
личем, и отвел Шелгунова в сторону.
— Продолжим разговор. Только покороче и поскорее.
— Я знаю хату, где бывает Чума. Там его можно на-
крыть,— сказал Шелгунов, уставясь в пол.
— Именно для этого сообщения тебя и отпустил
Чума?
— Зачем ты так?.. Он отпустил, чтобы я пригласил
тебя будто бы к себе, а на самом деле заманил на воров-
скую «хазу». Я должен сказать тебе, что можно поймать
Чуму, а это дело секретное и обговорить его можно
только вдвоем.
— Вот гадюка! Хитро! Так ведь то же самое ты и
предлагаешь мне сейчас.
— Сейчас я предлагаю без подвоха. Честно! И мне
и тебе он поперек горла, жить не дает. Я знаю, ты бригад-
милец, тебе в милиции поверят. Только дело надо делать
быстро. Чума увертлив. Ну как? Рискнем?
— Согласен... А как вы условились?
— Скажи ему день и час, когда ты придешь на ту
квартиру.
— А если припрет не он, а его бандиты?
— Черт! Может и так быть. Я знаю хату, где он часто
ночует. Вот бы там накрыть!
— Это где же?
— В Сокольниках. Улицу знаю, а номер дома не по-
мню. Я только покажу дом, а сам в дело вязаться
не стану. Поймаете Чуму — меня в дело не путайте.
Только так! Сейчас Чума в отлете, а заявится — скажу
тебе.
В классе стих шум голосов. Милич извинялся, не
глядя на Людмилу. Соня быстро шла к Антону, не сводя
сердитых глаз с Анатолия.
Когда после занятий все расходились, Милич не утер-
пел и сквозь зубы сказал Анатолию:
— Я тебе, Мамона, все припомню!
— Передай своим дружкам, чтобы не попадались мне
на глаза! — рассердился Анатолий.— Распустились! Да
и ты, «студент прохладной жизни», подтянись.
На улице Анатолий догнал Шелгунова с Соней.
— Так как же здоровьице нашего с тобой благодете-
ля?— спросил Анатолий.— Речь идет о нашем общем
друге, чума бы его забрала! — пояснил он Соне.
465
— Хорошо бы его на курорт отправить, давно пора...
Забежим.— Антон кивнул на «забегаловку».
— Зачем вы нервируете Антона? — напустилась Со-
ня.— Его, когда нервничает, всегда тянет к водке. По-
шли!— Соня властно повернула и повела Шелгунова че-
рез дорогу.
Шелгунов жалко улыбнулся, пожал плечами и по-
корно дал себя увести.
Анатолий поспешно шел по улице. Единственным его
желанием было поскорее найти телефон-автомат. Нельзя
терять ни минуты. Сообщение Шелгунова очень серьезно.
Конечно, оба они не справятся с Чумой и его компа-
нией. Поскорее бы найти Корсакова.
Анатолий позвонил по условленному номеру и попро-
сил дежурного передать Валентину Петровичу, что есть
важные новости. В тот же вечер он подкараулил на кухне
жену Корсакова и сказал ей то же самое.
На следующий вечер, часов в двенадцать, Антонина
Алексеевна постучала в дверь Русаковых и вызвала Ана-
толия. Валентин Петрович сидел один перед шахматной
доской, переставляя фигуры и немилосердно дымил.
— Вот, шахматные задачки решаю, этюды... Крепкий
орешек сейчас попался... Это занятие, понимаешь ли, и
отдых, и мозговая тренировка. Интересно разгадать за-
мыслы противника за несколько ходов вперед, обмозго-
вать варианты, расставить ловушки. Не увлекаешься
шахматами? Зря. Советую... Ну, Анатолий, выкладывай
свои новости.
Анатолий рассказал о серой «Победе» с пассажиром
Чумой, о том, что Леня Ушков заметил слежку за ним,
Анатолием, наконец, о самом главном,— о предложении
Шелгунова.
— Ты не ошибся. Чума действительно приехал, но на
месте не сидит. А насчет Шелгунова — что ж... Парень
хочет отделаться от Чумы,— сказал Корсаков.— Чума —
опытный волк, и я не думаю, чтобы он всерьез полагался
на этого Шелгуна — такая у него кличка. Отказываться
от его помощи не следует, но сам или с ним ни в коем
случае не суйтесь.
— Валентин Петрович! Может быть, вы меня жа-
леете? Я готов идти на эту квартиру.
466
— Не требуется... Снова извещай дежурного, куда
идешь. Если кто станет спрашивать обо мне, говори, что
я в отъезде. А о личности интересующегося сообщи.
Анатолий уже был у двери, когда Корсаков сказал
вдогонку:
— Надо лечить Шелгунова от алкоголизма. Так и до
беды недалеко...
Шелгунов появился в классе только через два дня,
был навеселе. Уже не таясь, при всех громко бахвалился,
что он с Русаковым поймает короля бандитов.
Анатолий оттащил его в сторону, строго сказал:
— Ты бы, чудак, держал пьяный язык за зубами.
Антон вспылил, полез драться.
При очередной встрече с Корсаковым Анатолий с бес-
покойством сообщил об этом случае.
— С Шелгуновым — никаких дел,— сказал Валентин
Петрович.— Начал он лечиться от алкоголизма?
— Черт его вылечит!
— Вот так представитель коллектива! Да возьмитесь
всем классом. Поинтересуйтесь. Помогите!
Анатолий смутился и сказал:
— Послезавтра поговорю с Зубавиным... А завтра в
школе занятий нет, и мы совершим комсомольский рейд
в «чертову читалку».
— Обязательно пригласи лейтенанта Хлопунова.
— Зачем? Ведь мы пойдем не как бригадмильцы, а в
порядке комсомольской инициативы, от райкома. Поду-
маешь, «читалка»!..
— Не спорь! Хлопунов не помешает.
— Валентин Петрович! А как же с Чумой? Ведь дни
идут!
— Экий торопыга! Сколько раз повторять — учись,
работай, ходи в кино, гуляй с Ликой, занимайся своими
подопечными.
— Валентин Петрович! — взмолился Анатолий.—
Опять улизнет Чума. Я серьезно.
— А я серьезно говорю: извещай моего помощника,
куда идешь. Ты не всегда аккуратен. Так нельзя. Не раз-
глашая оперативной тайны, могу сказать тебе, как бригад-
мильцу, одно: невод заброшен.
10
В этот вечер состоялось заседание райкома комсо-
мола. Анатолий вернулся с заседания поздно, чрезвы-
чайно возбужденный. За ужином он быстро ел, время
от времени восклицал:
— Не ожидал... Очень интересно получилось... Ну и
заварили!.. Вот и думай... Правильно... Право на само-
оборону нужно!.. И смертную казнь за убийство... А сек-
ретарь райкома партии хвалил меня!
— За что? — спросила Ольга Петровна.
— Сказал, что депутат Кленов советовался с ним по
поводу письма, которое он написал с помощью комсо-
мольца Анатолия Русакова, и намерен направить в Цент-
ральный Комитет партии. Письмо,— сказал он,— пошло
и встречено положительно. Вот!
— А я так боялась!
— Все отлично. А когда он говорил о влиянии бур-
жуазной идеологии и психологической войны, которую
ведут против нас, я ввернул про «чертову читалку»...
— Сынок! Ты уже поел и теперь расскажи мне все,
все по порядку.
— Это невозможно! Столько было всего говорено.
И начальник отделения милиции, и председатель суда,
и райпрокурор рассказали столько...
— Но ведь ты был на комсомольском собрании, при
чем здесь они?
— Ах, мама, а разве охранять общественный порядок
должна только милиция. Слова «моя милиция меня бере-
жет» и неправильные и вредные,— ты сам себя охраняй
и сам не проходи мимо, когда требуется твоя помощь.
— Так собрание было в райкоме партии?
— Да нет же, в райкоме комсомола. Одних секрета-
рей комсомольских организаций фабрик, заводов, учреж-
дений было человек полтораста, а то и больше. Еле успе-
вали записывать сказанное в их адрес, чтобы, когда про-
должится заседание, доложить о выполнении задания.
— Ничего не понимаю. Разве заседание не окончи-
лось?
— В том-то и дело, что Сергей его не «закрыл», а пе-
ренес. Заседание будет продолжаться через три дня. Аза
это время все секретари комсомольских организаций
должны будут со своим активом совершить комсомоль-
ца
ские рейды по клубам, кинотеатрам, танцплощадкам,
подвалам и чердакам, общежитиям, прогуляться по не-
которым улицам. Намечено потолковать со злостными
хулиганами и тунеядцами, навестить самые неблагопо-
лучные семьи.
— И все за три дня? Оказывается, не один ты у меня
торопыга.
— Ах, мама, это лишь начало. Пусть проверят, как
их комсомольцы проводят время. «Недопустимо,— ска-
зал секретарь райкома партии,— когда юноша или де-
вушка с комсомольским билетом могут быть в школе
хорошими, а на улице плохими. Что это за половинчатые
комсомольцы? Где же ваше влияние, комсомольские во-
жаки?» Ну и дал он им жизни!
А весь секрет в том, что начальник райотдела мили-
ции, председатель райсуда, райпрокурор и другие гово-
рили не вообще, а называли фамилии, имена, отчества
привлеченных и осужденных правонарушителей, и где
они работают или учатся, и где и почему это случилось.
И почему на некоторых фабриках, на танцплощадках
случаются систематически нарушения... Когда суды по
некоторым делам выносили частное определение, почему,
мол, директор фабрики или общественные организации
оказались в стороне. Надо сделать то-то и то-то. Вот и
проверят, что было предпринято, чтобы избежать, пред-
отвратить повторение правонарушений. Надо, например,
установить такую дисциплину, так мобилизовать обще-
ственное мнение, чтобы во время работы не было случаев
пьянства! И почему мастер видит, как фабзавучник де-
лает на станке финский нож, а не запрещает?
А уж после этих рейдов все снова соберутся, расска-
жут, что видели, что предприняли, обсудят планы на бу-
дущее и будет дана оценка работы комсомольских орга-
низаций.
— Теперь я поняла. Но это же огромная работа, трех-
дневной кампании мало.
— Это только начало большой работы. Я потом тебе
все расскажу. Знаешь, комсомольский рейд в «чертову
читалку» тоже занесен в общий план, и провести его дол-
жен я.
— Ох, сынок! — Ольга Петровна умоляюще посмот-
рела на него.
— Что значит «ох»? Если все матери будут говорить
469
«ох», то кто же будет выполнять? Проходить мимо? Ты
же знаешь...
— Знаю, все знаю, что ты скажешь! Ради бога не вол-
нуйся! Ты обещал рассказать все по порядку. А если все
рассказывать очень долго, то расскажи самое важное,
чтобы я хоть знала, в какой работе ты будешь принимать
участие.
— Я же сказал: всего не перескажешь, но главное
тебе расскажу.
Сидеть Анатолий не мог и нервно ходил по комнате
из угла в угол. Начал говорить и говорил, говорил, не в
силах остановиться.
— Народу собралось уйма. Когда Сергей — секре-
тарь— объявил, что на повестке дня лишь один вопрос —
об участии комсомольских организаций в охране общест-
венного порядка,— ну, думаю, разговор на три часа. По-
том, когда он объявил, что на заседании присутствуют
секретарь райкома партии, райпрокурор, завроно и дру-
гие ответственные работники, я, честно говоря, не то
чтобы испугался, но решил не выступать. Ну какой я
оратор?
Доклад делал заведующий спортивным отделом рай-
кома комсомола. Доклад так себе — было много цифр,
он мне не понравился.-Скучный. А тут нужно говорить
так, чтобы каждое слово жгло. А когда начались прения,
вот тогда и начался настоящий разговор. Правильно,
например, упрекал начальник милиции райпрокурора в
том, что тот чрезмерно строго и неправильно привлекает
милиционеров к ответственности за «превышение» в
борьбе с преступниками, и приводил примеры того, как
милиционеры правильно применяют оружие, а их за это
привлекают к ответственности. А райпрокурор ссылался
на законы, требовал чуткого отношения к преступникам,
тоже советским гражданам. А ему на это сказали: ведь
преступники нарушают советские законы, советский об-
раз жизни. Чего вы защищаете рецидивистов? Мягкость
поощряет. А если законы чрезмерно мягкие, значит,
нужны другие законы, жестче. И не надо считать, что в
нашей стране совсем нет преступников.
— Сынок, мне не терпится услышать о твоем выступ-
лений поподробнее.
— Это я могу. Наизусть. До меня многие выступали
и обо мне не говорили, а Жевержеева сказала.
470
— Та самая?
— Ага, та самая... Сухарь, синий чулок, начетчица —
вредный тип, а защищала меня Катя Осокорева. Она об-
следовала по заданию райкома школу сто три, где
учится Мечик и другие. Обе больше говорили о пионер-
ской работе. Посмотреть на Катю — невидная такая, не-
высокая, худенькая, а дралась за меня сильно!
«Пионервожатая Зина Жевержеева,— сказала Катя
Осокорева,— стоит за стопроцентную опеку над школь^
никами, она подавляет инициативу ребят. Когда мы спро-
сили одного школьника, кем он хочет быть, он ответил:
оставаться всю жизнь школьником! Здорово, а?»
— Какая дикость!
— Конечно, в зале начался смех.
«А мне не смешно,— сказала Катя.— Конечно, надо,
говорит, пестовать детей, но этот цветок жизни привык
к тому, чтобы ему первое место и первый кусок за сто-
лом, а не тому, кто этот кусок зарабатывает. На крик
«дай» он не знает отказа. Он привык брать, но ничего
не давать. Никаких обязанностей. Вот он и хочет, что-
бы это иждивенчество тянулось всю жизнь». Правильно
сказала?
«Мы создаем культ ребенка. Мы ставим его выше
взрослых, до которых он еще должен дотянуться, вы-
расти. Мы даем ему право предъявлять к нам неограни-
ченные требования, а с него самого ничего не требуем.
Это все результат того, что мы полностью лишаем школь-
ников самостоятельности, даже мешаем самостоятельно
мыслить. Посылают ребенка в булочную и обязательно
каждый раз полчаса объясняют, где переходить, как, что
спросить, что отвечать. А собрания? На каждом собра-
нии комсомольцев, говорит, в президиуме сидят дирек-
тор, воспитатель и, конечно, пионервожатая Жевер-
жеева».
«Но так поставлено в лучших школах!» — закричала
с места Жевержеева.
«Нет, в лучших школах иначе. Вот, говорит, и пере-
нимайте их опыт. Попробуй поговори начистоту о школь-
ных делах, если воспитательница сама пишет для высту-
пающих доклады или редактирует их по-своему».
А потом здорово так:
«Кого, говорит, мы будем обманывать? Как в сто
третьей школе принимают в комсомол? Формально! Под-
47/
ростки сразу улавливают фальшь, а где полуправда,
там — ложь. Ложь рождает цинизм, лицемерие, ханже-
ство, неверие в высокие идеалы.
Ведь это же, говорит, в школе у Жевержеевой был
случай, когда на выборах комсомольского комитета
школьники сговорились заранее и избрали ребят-троеч-
ников, а объяснили так: «От наших заседаний и совеща-
ний толку чуть, а времени на это тратится много, тра-
тится за счет подготовки уроков, вот и пусть троечники
заправляют, им в институт не поступать, пусть они и тра-
тят время». Ведь это же ужасно?
Казенщина, бюрократизм и формализм — вот что гу-
бит живое содержание, особенно в седьмом и восьмом
классах сто третьей школы. Правда, там два старших
класса хорошие. У школьников масса своих спорных во-
просов, и на перемене они обсуждают их горячо, переби-
вая друг друга. Они обсуждают их на улице, идя домой,
даже в подъезде парадного или во дворе.
Я, говорит, шла с ними и слушала. Одни шли домой,
а другие, у которых родители работают и дома никого
нет, отправлялись болтаться по улицам и дворам. Там
же убивают время великовозрастные бездельники, вся-
кие стиляги и еще кое-кто похуже. И для нас, говорит,
комсомольцев, для нашего комсомольского влияния, нет
злейших врагов, чем эти «опекуны». Они-то и учат ребят
всему плохому. Они щеголяют цинизмом и неверием в
высокие идеалы, кичатся практицизмом, высмеивают ре-
волюционные традиции. Все, чем мы гордимся, они отри-
цают, смешивают с грязью».
«Панику разводит! — закричала тогда Жевержеева.—
У нас было единственное чрезвычайное происшествие —
это случай с Мечиком Колосовским и его компанией.
В порядке самокритики, говорит, должна отметить, что
был случай воровства цветного металла этим же Мечи-
ком Колосовским. Он очень трудный мальчик. Таких
надо воспитывать в специальных школах для трудно-
воспитуемых».
Сергей призвал ее к порядку.
Я жалею, что не подал реплику. Какой же Мечик
трудновоспитуемый? И почему Жевержеева не говорит о
Бобе Троицком, Пашке Лопухове, о Димке Кошелеве,
они ведь тоже из сто третьей? Почему она о них мол-
чит?
472
«Что влекло тимуровцев? Что побуждало их совер-
шать благородные поступки?» — спросила Катя.
«Пробудившееся коллективное сознание»,— опять под-
сказала Жевержеева и снова получила замечание.
А Катя правильно сказала:
«Романтика, тайна! Вы, говорит, Жевержеева, не
понимаете, что значит для ребят тайна. Ведь условно
можно считать, что весь процесс обучения — это раскры-
тие тайны: тайны планеты, тайны жизни, тайны веще-
ства, тайны происхождения человека и животных, тайны
атома, тайны Марса... Это путешествие в глубь вещей
и явлений. Почему, говорит, например, у вас в сто третьей
ребята льнут к Мечику? Один из секретов — в тайне.
Тайной и таинственностью можно увлечь детей для свер-
шения и хорошего и плохого. Но что такое тимуровские
команды вашей школы, если не скучное мероприятие?
Работа пионерской организации должна быть романтич-
на и не бояться таинственности».
Ну, а потом выступила Жевержеева.
«Если Осокорева,— сказала она,— критикует нас за
то, что наши тимуровские команды собираются не на
чердаке, а в зале и мы созываем их не с помощью ку-
старного тимуровского приспособления, а по телефону
или объявляем об этом в классе, то, говорит, такая кри-
тика смешна в устах обследователя! Мы не пустим пио-
нерское и комсомольское движение на самотек. Иначе
начнется русаковщина, как в случае с Мечиком!»
— Боже мой, она так и сказала «русаковщина»?! —
всплеснула руками Ольга Петровна.
— Да, так и ляпнула, но Сергей сейчас же одернул
ее. Он сказал: «Маленькая справка. Товарищ Жевер-
жеева сказала «русаковщина». Товарищ Жевержеева не-
права». Она так и села.
— Ну, а ты, ты что сказал?
— «Оратор я, говорю, плохой. А скажу о том, о чем
сердце болит. Я и вы, говорю, видели не раз, как кура-
жится на улице, ругается какой-нибудь гнусный тип,
окруженный любопытными ребятишками, а мимо него,
делая вид, что ничего не замечают, проходят здоровен-
ные парни. Отчего это? Ведь хулиганов ничтожно мало, а
нас, комсомольцев, много, мы сила. Воры — трусы, они
действуют запугиванием, но против коллектива совер-
шенно бессильны. Так почему же комсомольский коллек-
473
тив только в школе, а на дворе его нет? Надо давать
отпор. Лезет вор в сумочку, это видят честные граждане
и молчат. И этим поощряют жуликов. Не встречая от-
пора, они наглеют. Лезет стиляга в душу парнишке, а мы
проходим мимо.
Существуют, говорю, случайные воришки. Этих не
трудно исправить. Есть и другие — их мало, но они в сто
раз опаснее: рецидивисты, воры, бандиты и те, кто с
ними. Банда и шайка держат их прежде всего на страхе
боязни расправы со стороны своих и пополняются за счет
тех, кого им удается соблазнить всякими посулами. Вот
почему, говорю, нам надо не допускать, чтобы ребят раз-
вращали, завлекали, следить за тем, чтобы они не бол-
тались на улице, найти им интересное занятие. Кроме
того, надо разгромить шайки, выловить рецидивистов,
хотя это и нелегко. Нужны новые законы, старые, го-
ворю, нам не помогают, а мешают».
— Так и сказал?
— А потом я ответил Жевержеевой: «Здесь было ска-
зано, что Русаков, это я, организовал группу Мечика,
или мечиков. А я только подсказал Мечику Колосов-
скому — наводите порядок сами: порядок там, где жи-
вете, где учитесь. Вот и собралось несколько подростков.
Сейчас в этой команде чуть не половина школы. От же-
лающих нет отбоя. В команде и пионеры и не пионеры,
и комсомольцы и не комсомольцы, и это совсем не
плохо».
«Приукрашиваете!» — кричит мне Жевержеева.
«Их обвинили в хулиганстве, потому что они якобы из-
били Пашку Лопухова, а это была не драка, а самоза-
щита. Пашка обирал малышей, угрожал, подстрекал к
воровству. Мечик и егр друзья разведали об очередной
воровской операции Пашки с книгами и помогли задер-
жать его. Их хвалить надо за это, а вы их за эту само-
защиту прорабатывали, ругали, пугали исключением из
пионеров. Правильно сказала Катя Осокорева, что мы
не можем вести себя, как непротивленцы злу».
И тогда поднялся какой-то комсомолец и сказал:
«Дашь хулигану сдачи, а тебя тоже, за компанию с
ним, оштрафуют или осудят за хулиганство. Надо дать
право на самооборону».
Тогда секретарь райкома партии сказал:
«Правильно!»
474
«Комсомолец,— сказал я,— обязан, не ожидая просьб
от обиженных, обуздывать хулиганов, запрещать ру-
гаться матом».
Ну что тебе еще рассказать? Выступал начальник
детской комнаты милиции нашего района лейтенант Хло-
пунов и говорил о том, что необходимо организовать
разумный отдых детей после занятий в школах, детских
домах, ремесленных училищах, клубах. Необходимо, ска-
зал он, своевременно организовать опеку над детьми, по-
терявшими родителей. И, уж конечно, установить ответ-
ственность родителей за воспитание своих детей, привле-
кая их к материальной и административной ответствен-
ности, в том числе и за содержание в детских колониях.
Потом выступали многие и говорили, что надо создать
обстановку нетерпимости к любым проявлениям несо-
ветского образа жизни. Сергей Порфирьев, например,
предложил организовать комсомольцев и вне школы, в
оперативные отряды, назвать их бригадой или патрулем,
комсомольским рейдом. Собираются желающие, смелые,
мужественные люди, и под руководством опытного то-
варища идут по улице и никому не позволяют хулига-
нить, нарушать порядок. Надо, чтобы молодежь сама
поддерживала порядок у себя в доме, во дворе, на улице,
а не ждала постороннего вмешательства.
Сергей еще много говорил о свободном времени и
вопросах коммунистического воспитания молодежи.
Очень мне понравилась речь секретаря райкома
партии, который сообщил, что сегодняшний разговор ин-
тересует всех.
«Об этом много говорят в семьях. Это волнует моло-
дежь, беспокоит рабочих, колхозников, волнует совет-
скую интеллигенцию, партийных и советских работников.
Осуществление многих предложений, говорит, в частно-
сти предложений правового и экономического порядка,
интересует каждого советского гражданина, я бы ска-
зал— весь лагерь социализма, перед которым стоит та
же проблема: преодоление пережитков капитализма.
Радостно видеть, говорит, какой огромной поддержкой в
народе пользуются все мероприятия по борьбе с анти-
общественными явлениями.
Приходится еще со многим бороться, а главное для
нас — это по-ленински воспитать юное поколение.
В том, что у нас есть юные правонарушители, гово-
475
рит, виноваты и мы, и комсомол, и школа, но больше
всего и прежде всего семья. Надо добиться, чтобы совсем
не было малолетних правонарушителей. А для этого надо
воспитывать в народе дух нетерпимости к нарушениям и
нарушителям. Но чтобы это не было очередной кампа-
нией, а твердыми убеждениями каждого.
Не мирится, говорит, мое сердце, когда в нашем со-
ветском городе, среди советских людей, не жалеющих
своих сил на то, чтобы построить счастливую жизнь, я
вижу преступников-рецидивистов, отравляющих сердце,
душу и ум наших чистых, доверчивых детей. К сожале-
нию, бывает, что два-три наглых типа могут хозяйничать
на целой улице, но они хозяйничают до тех пор, пока не
встретят отпора. И, если вы, комсомольцы, идете по
улице, видите, но не останавливаете нарушителя, вы пре-
даете своих друзей, семью, народ, предаете наше буду-
щее, себя. И, если вы, комсомольцы, не будете проходить
мимо зла, верю, совсем скоро не станет у нас преступни-
ков. Надо создать обстановку нетерпимости к правона-
рушителям».
А напоследок он сказал просто замечательно:
«Исторические события, говорит, не всегда сопровож-
даются громом пушек, как и великие открытия. Сидите
вы, говорит, здесь в душной комнате и воспринимаете это
заседание как очередную «текучку» или кампанию. А это
неверно. Точно так же, как первый субботник был нача-
лом великого движения народа, так и наши, да это и не
только наши, начинания, первые шаги молодежи, обще-
ственности самим, своими силами охранять обществен-
ный порядок — это начало большого движения... При
коммунизме не будет государственных органов принуж-
дения. Будет влиять общественность. Вот и учитесь
этому, правда, применительно к нашему тысяча девять-
сот пятьдесят четвертому году».
Ну вот, собственно, и все. Создали комсомольский
штаб, и я член этого штаба.
— Создал же ты себе беспокойство... вот неуемный...
— Всегда такой буду!
— Я тебе уже постелила. Спокойной ночи, сынок. По-
целуй меня.
Анатолий поцеловал мать и лег спать. Не спалось. Уж
очень он переволновался.
Заснул он, когда уже начало светать.
11
В морозный январский вечер в комнате Русаковых
собрались комсомольцы. Восемь человек, не считая Хло-
пунова. Не так уж много. Но если молодость и задор не
дают им усидеть на месте, если они увлечены приемами
самбо, то им везде будет тесно.
Из коридора донесся телефонный звонок. Анатолий
снял трубку. Леонид Ушков, «разведчик» сообщил:
— Птички слетелись. Не задерживайтесь. Я буду
ждать вас там, где условились. Выходите.
— Значит, так,— сказал Леня, встретив ребят на
углу улицы.— Марат уже в котельной. Там же слуша-
тели и Граф. Эдя-блондинчик держит кассу на лестнице,
получает по трешке с носа. Под дверью сидит охрана
и режется в карты. Предлагаю план: наших двух поста-
вим на дворе у люка, через который ссыпают уголь в
котельную. Затем трое спустятся к Эде, чтоб не устраи-
вал переполоха, а остальные пройдут прямо в котельную.
...Сущев с Юрой стали возле угольного люка. Ушков,
Анатолий и Хлопунов быстро сошли по лестнице к двум
играющим в карты под дверью котельной.
— Здорово! — весело сказал Анатолий.— Как жизнь?
Парень с длинной гривой густых черных волос молча
начал подниматься по ступенькам. Лейтенант Хлопунов
приказал ему задержаться и, так как парень не подчи-
нился, перехватил его за руку.
— Это что? — Хлопунов извлек из рукава парня
финку.
Эдя-блондинчик сунул в рот два пальца и свистнул.
Когда комсомольцы вбежали в котельную, там было
темно. Анатолий посветил электрическим фонариком. На
досках, уложенных на уголь, тесно сидели подростки.
Посреди котельной стоял столик с бутылкой пива и ста-
кан. Марата не было видно. Старичок с эспаньолкой, в
белом воротничке, вытянув руки, слепо двигался к двери.
— Оставайтесь на местах! — крикнул Анатолий и
осветил стену у двери.
Хлопунов щелкнул выключателем, но свет не за-
жегся.
— Марат разбил лампочку! — раздался чей-то голос.
— Услышал свист, схватил чемодан и ударил по
лампочке,— добавил еще кто-то.— А что случилось?
477
Луч фонарика обежал всю котельную. Марата не
было видно.
— Вам, гражданин, придется задержаться,— преду-
предила Ася Графа, протискивающегося к двери.
— Боже мой! В чем дело? — запричитал Граф.—
Меня пригласили читать по-русски английский текст с
листа. Я приватное лицо, пенсионер, принял деловое
предложение. Согласитесь, я здесь человек посторонний.
Не светите в глаза. Дайте выйти на свет...
— Несу лампочку! — крикнул Ушков, потрясая ею
в воздухе.
Он влез на столик, ввинтил лампочку, вспыхнул свет.
Юра Кубышкин, Сущев, Хлопунов ввели в котельную
Марата с чемоданом в руках, Эдю и длинноволосого
парня. Марат весь был вымазан угольной пылью.
— Вылез через люк,— пояснил Юра.
— Явление Христа народу! — кривляясь, сказал
Марат.
— Объясните, для чего вы собрали в котельной ре-
бят? — спросил Хлопунов.
— Я что? Я ничего!—забормотал Марат.— Нельзя и
книгу почитать... как в красном уголке...
— Хорош «красный уголок»! — заметила Ася, брез-
гливо оглядывая грязную котельную и перепуганных
подростков.
— В чемодане книги? — спросил Хлопунов.
— Просто книги! А что здесь такого? Это не атомная
бомба.
— А зачем же ты пытался скрыться через угольный
люк с «просто книгами»? — съязвил Анатолий.
— А кто ты такой, чтобы меня допрашивать?
— Я командир оперативного комсомольского отряда.
— Первый раз о таком слышу.
— Еще не раз услышишь, да и не ты один!
— Я отказываюсь отвечать. Мы ничего преступного
не совершали.
— Спекуляция,— заявил Анатолий,— обираловка де-
тей, чтение малопристойной литературы. Перепечатка и
подпольное распространение бандитской литературы.
А ну, раскрой чемодан и покажи свою бухгалтерскую
книгу и «просто книжки». Сколько сенсаций сегодня
купил у мальчишек?
— Ничего я показывать не буду. Я только сейчас
478
узнал, что надо иметь разрешение райфинотдела. Штраф
я уплачу, не волнуйтесь. Сколько?
— Гражданин Безуглый,— обратился к нему лейте-
нант Хлопунов.— Вот мое удостоверение. Откройте че-
модан.
— Зачем? Повторяю, я абсолютно ничего преступ-
ного не делал!
— Вы растлевали молодежь и наживались на этом.
Продолжает действовать постановление ЦИК и СНК
СССР от седьмого апреля тысяча девятьсот тридцать
пятого года. Оно гласит: «Лиц, уличенных в подстрека-
тельстве или в привлечении несовершеннолетних к уча-
стию в различных преступлениях, а также в понуждении
несовершеннолетних к занятию спекуляцией, нищенством
и т. п.— так и сказано: и тэ пэ,— карать тюремным за-
ключением не ниже пяти лет».
— Это ко мне не относится.
— Пройдемте в детскую комнату милиции и там раз-
беремся.
— Вот что, любитель сенсаций,— зло начал Анато-
лий,— если ты не понимаешь всей вредности своего
бизнеса, мы тебе объясним! И навсегда запомни эти
последние мгновения навеки закрытой «чертовой чи-
талки»!
Прошло около получаса, пока закончился опрос ре-
бят. Подростки, сначала испуганно жавшиеся, осмелели,
наперебой стали рассказывать, кто сколько уплатил
Марату и сколько заработал на сенсациях. Всей гурь-
бой они так и* вошли в детскую комнату милиции.
То ли Марат Безуглый испугался и решил облегчить
свою судьбу искренним раскаянием, то ли он понял, что
зашел слишком далеко, но он рассказал о своих связях
с Джоном Лисневским и его приятелем. Такими делами
детская комната милиции не занималась. Этим заинтере-
совался майор, который прибыл по вызову Хлопунова.
12
Поздно вечером, после школы, едва только Анатолий
вошел в комнату, он встретил встревоженный взгляд
матери. Слишком хорошо он изучил все оттенки тре-
вожных взглядов Ольги Петровны. Значит, что-то случи-
лось.
479
— Валентин Петрович просил тебя срочно позвонить
ему на работу. Зачем?
— Сейчас выясню! Скажу!
Всякие бывают стили общения между людьми. Есть
стиль эпистолярный. Времени много, вот и пишут друг
другу длиннейшие письма. Существует стиль телеграф-
ный. Корсаков разговаривал с Анатолием в телефонно-
автоматном стиле. Это значит, что время для разговора
ограничено и не всегда можно называть вещи их име-
нами.
— Я не буду сегодня-завтра дома,— сказал Корса-
ков.— Но так как тебя кое-что интересует, сообщаю:
невод вытащен. Поймали четыре акулы, в том числе
Цыгана. Пятая акула, прорвав невод, ушла. Ловим.
— Чума сбежал?
— Он самый.
— Как же так? — Голос Анатолия дрожал от него-
дования.
— Это не телефонный разговор, но кое-что могу со-
общить: опергруппа накрыла их, когда они совершали
крупный грабеж. Отстреливались. Цыган тяжело ранен.
Чума легко ранен в ногу.
— Значит, сейчас он не опасен...— Анатолий радо-
стно засмеялся.
— Именно сейчас, разозленный, как змея, на которую
наступили, он может ужалить. Наше прежнее условие —
предупреждать, куда идешь,— остается в силе.
— Значит, Чума в Москве?
— Сейчас не знаю... возможно. Все!
— Жаль, конечно, что не захватили, но хоть на время
обезвредили Чуму, и то хорошо.
В голосе Анатолия прорывались радостные нотки.
Глава XXVI
ПОСЛЕДНИЙ БОЙ
1
Шел февраль 1955 года. Все было бы прекрасным в
эти сверкающие снегом солнечные дни с небольшим мо-
розцем, если бы Анатолию не надо было каждый раз
извещать дежурного в милиции, куда он идет.
480
Двадцать третьего февраля (Анатолий запомнил это
число), когда он возвратился из школы и сел ужинать,
мать сообщила, что звонил Маленький маршал и опять
позвонит. У Анатолия даже аппетит пропал. Всегда
занятый Коля просто так звонить не будет. По-видимому,
на автозаводе появилась долгожданная вакансия. Как
быть? Ему нравится теперешняя работа шофером у Кле-
нова. Она дает возможность хорошо, даже отлично закон-
чить школу. Как же быть с Колей, с автозаводом?
А так ли уж твердо он решил быть автоинженером?
Юра уговаривает специализироваться на радиоэлектрон-
ной аппаратуре, чтобы стать телемехаником. А для этого
надо заочно закончить физико-математический фа-
культет в МГУ. Да и Кленов обещал помочь стать кон-
структором ракет и для начала после школы пере-
вести из шоферов в лабораторию. Ох; как не хочется
разочаровывать Колю отказом... а ведь придется.
Анатолий негромко играл на баяне, когда его позвали
к телефону — звонил Коля.
— Толя, я еду на целину!
— Ты! Куда? На какую целину?
— На Алтай или в Казахстан, еще не уточнили. А что
тебя удивляет? Буду налаживать машины и механизмы.
Или, ты думаешь, я не выдержу? Буду жить на первых
порах в палатке среди бескрайней заснеженной степи.
Я трудностей не боюсь. Недаром тренировался.
— «Я трудностей не боюсь», а сам, как в детстве, ищу
их, чтобы преодолевать,— весело добавил Анатолий и
быстро, чтобы Коля не успел обидеться, поправился: —
Это, конечно, не те детские опыты закалки духа и тела,
но ты, конечно, справишься. А мама как?
— Как все мамы. Отговаривала. А сейчас собирает
так, будто я еду не один, а сам-десят, на сто лет, на
Северный полюс. Ничего, пригодится. Беру с собой много
всякого инструмента, подарок автозаводских комсомоль-
цев. Тебя, до окончания десятилетки, не приглашаю сле-
довать моему примеру. Но вот что. Ты слесарь пятого
разряда и можешь теперь же занять мое место слесаря,
в группе мастера, я уже договорился... При желании.
— Что значит «при желании»?
— Так вот, ты не обидишь меня, если останешься в
той же школе, на той же работе, с перспективой там же
перейти на более интересную. Я в курсе дела — разгова-
Jg Г. Тушкан
481
ривал с Юрой. Предупреждая о вакантном месте, я про-
сто выполняю свое обещание.
— Спасибо. Дорог открылось передо мной много. Да-
же не знаю, которую выбрать. Ты когда отправляешься?
— Эх, Толь, где-то я вычитал такое: «Только вдали
от родного гнезда, среди иных условий жизни, человек
осознает свои силы, свое призвание, находит себя»... Зай-
ди послезавтра вечерком.
2
Боб почти блаженствовал. Прошла неделя, идет вто-
рая, третья — и нет Пашки! Не ловит возле дверей квар-
тиры, нет его и на улице, не звонит. Наконец-то он, Боб,
отделался от этого прилипалы. Или Пашка укатил на
гастроли с Цыганом, или же испугался Русакова.
Все же Боб нет-нет, да и струхнет. В школу и из
школы, для безопасности, он ходит в компании.
Рудя тоже перестал названивать. Конечно, все это
ура-ура-ура! А все же в чем тут фокус-покус? Интересно.
Неужели Рудя и Пашка отстали навсегда? Надо бы
узнать, да боязно..
Боб преуспевал, и не только в учебе. В шахматном
матче трех школ он завоевал первое место, и, когда в
школе появилась какая-то комиссия, завуч с гордостью
показал на Боба: «А вот и наш Ботвинник!»
Доклад Боба на слете юных астрономов в Планета-
рии о фазах Луны признан одним из лучших. Лика зани-
мается своими делами и больше не привязывается, да и
Анатолий Русаков не приходит к ним, не лезет с поуче-
ниями. Даже Женька и Гарик перестали дразнить «поле-
том на полюс». Боб блаженствовал бы «на все сто», если
бы его не точил червь сомнения.
Агния Львовна торжествовала. Как только приходили
гости, она тотчас шумно принималась рассуждать о та-
лантах, определившихся с детских лет. Назывались
имена гениальных ученых, которые уже в детстве само-
забвенно увлекались тем, чем потом прославились на
весь мир, на вечные времена.
«Не хочу быть нескромной и не буду в присутствии
сына говорить о «детской гениальности», но за приме-
рами ходить недалеко. Взять хотя бы Боба! Он типичный
пример ребенка с гениальными задатками!»
482
Лика все это время была очень занята и редко появ-
лялась при гостях. Но однажды она услышала эти востор-
женные рассуждения матери и возмутилась. После ухода
гостей она зазвала мать в свою комнату, плотно прикры-
ла дверь и сказала:
— Мам, я тебя очень прошу... Неужели ты не пони-
маешь, что своими славословиями ты выбиваешь Бобку
из нормальной колеи, на которую он едва-едва ступил?
Анатолий прав. Наш Боб — бесхарактерная тряпка. С хо-
рошими он хороший, с плохими он плохой. Надо же в
конце концов воспитывать у парня твердый характер.
Анатолий советовал...
— «Анатолий говорил, Анатолий советовал»!.. Я не
желаю, ты слышишь, я не желаю больше слышать ни
одного слова о твоем Анатолии! С меня довольно! Твой
отец — педагог, доцент, его лекции о воспитании поль-
зуются огромным успехом. А какой-то шоферишка бе-
рется поучать! Он сам из каких-то подонков, судился и
меряет всех на свой аршин!
— Мама!
— Что — мама? Кто мне советовал отправить Бобика
в колонию? Твой Анатолий. Кто травмировал душу маль-
чика? Тоже Анатолий. Подумать только, ему ничего не
стоило втоптать в грязь честь нашей семьи. Боже мой,
так ужасно клеветать на нашего Бобика!
— Но ведь это же правда!
— И ты с ним заодно? Стоит лишь появиться в на-
шей квартире этому бригадмилиционеру, и Бобик ме-
няется в лице, а у меня начинается ужасная мигрень.
Папа нервничает. Ты хочешь, чтобы у твоего отца был
инфаркт? Ты хочешь отправить меня в могилу? Ты этого
добьешься! Чтобы ноги этого Русакова не было в нашем
доме, чтоб я его голоса не слышала по телефону! Он враг
нашей семьи!
— Мамочка, что с тобой? В своем ли ты уме?
— Да как ты смеешь мне возражать в таком тоне?
Я-то в своем уме, а ты? Вот оно — тлетворное влияние
этого Анатолия Русакова. Я, как мать, требую от тебя,
чтобы раз и навсегда ты прекратила знакомство с ним.
И если у тебя не хватает на это характера — а я не сле-
пая, я вижу, что ты, как кошка, влюблена в него,— то
это сделаю я сама...
— Мама, одумайся! Ты хочешь поссорить меня с тем,
483
кто спас меня от негодяев, вытащил Боба из ямы, на-
конец — спас нашу машину... Ведь Боб снова ожил и
преуспевает только благодаря Анатолию. Вспомни исто-
рию с твоей сумочкой, с картами!
— А я утверждаю, что твой Русаков — несчастье на-
шей семьи!
— Ты говоришь чудовищные вещи! — воскликнула
Лика, вытирая слезы.— Ты чудовищно несправедлива!
Бобку хотели сделать соучастником в ограблении квар-
тиры. Анатолий помешал этому. Бобку терроризировал
Пашка. Анатолий освободил Бобку от вредного влияния
Пашки. Боб стал исправляться. Надо благодарить Ана-
толия, а не ругать.
— Как это так «освободил от Пашки»?
— А так, что Пашку отправили в воспитательную
колонию.
— Не знаю, не знаю... И все же я требую, чтобы
Русаков не звонил, не приходил... Он действует мне на
нервы. Это не твоего круга человек.
— Мы комсомольцы, он мой товарищ, мы выполняем
одно комсомольское поручение, как бригадмильцы.
— Ну как ты можешь об этом всерьез говорить? Моя
Лика — бригадмилец! Анекдот! Я сейчас же позвоню в
милицию и потребую, чтобы отменили это головотяпство.
Нашли для интеллигентной девушки занятие — бригад-
мильство!..
— Этого не будет. Ты знаешь, мама, какой упрямой
я могу быть... Оставим эту тему... Анатолий не появится
у нас в квартире, можешь быть спокойной, но дружить
с ним я буду.
— Ах, так? Пусть с тобой поговорит отец. Пусть и он
отвечает за твою судьбу!
Уходя, Агния Львовна с силой распахнула дверь. Тол-
чок бросил Боба на колени.
— Ты?.. Что случилось? Или ты подслушивал?
— Подумаешь, секреты... орете на всю квартиру.
— И ты подслушивал? Нехорошо! Скажи, как назы-
вает папа тех, кто подслушивает?
— К черту! Оставь меня в покое, слышишь? Учи свою
влюбленную дуру!
Лика размахнулась и влепила брату пощечину.
— Проси сейчас же прощения, дрянь! — вскипела
Агния Львовна, наступая на Боба.
484
— Не буду! Идите вы...— огрызнулся Боб, отступая
к двери.
А еще через час Агния Львовна униженно просила:
— Ну, Бобик, миленький, ну прости свою мамочку.
Я понимаю, твое поведение — результат психических
травм. Но ведь и я нервничаю. Надо сдерживаться. Ну
обещай держать себя в руках. Ну поцелуй свою мамочку...
— Занукала!
Боб снова чувствовал себя царьком в доме.
3
Боб сидел в своей комнате за столом, свистел и тихо
напевал: «Все хорошо, прелестная маркиза, все хорошо,
все хорошо». Неужели правда, что Пашку отправили в
колонию? Если взяли Пашку — то это «очень даже хо-
рошо, хорошо-отлично». Но за что взяли? Если за спеку-
ляцию Рудиной музыкой на рентгеновской пленке со
скелетами, то «хорошо-отлично». А если за воровство
в книжных магазинах, если узнали про кражу денег у
старушки в магазине, то очень и очень нехорошо... Этот
Пашка может наговорить и про него, Боба...
Неизвестность стала невыносимой. Боб (эх, была не
была!) отправился на разведку на Пашкину квартиру.
Мать Пашки встретила Боба воинственно:
— Как? Тебя еще не забрали?
— Меня? — Боб сразу смертельно испугался.— За-
чем? За что?
— И ты еще спрашиваешь! Будто сам не знаешь. Ага,
допрыгались голубчики! Так вам и надо! Из-за вас, чер-
тей, самой можно влипнуть...
— А Рудя тоже?..
— Какой Рудя? Никаких я Рудей не знаю и знать не
хочу. Черт его знает, откуда Пашка пластинки доставал.
Я так и сказала Русакову.
— Значит, Рудя в Москве?
— Я же сказала милиции — ничего не знаю... Навер-
ное, в Москве пижон...
— Так где же сейчас Пашка?
— А тебе, чурбан, адресок его колонии требуется?
Хочешь сам туда явиться на исправление? Ты лучше
прямо в тюрьму двигай!
— Что вы? Зачем?
485
— А затем, что были вы с Пашкой одна шайка-лейка.
Пашку забрали — и тебе туда же дорога. А Пашка ка-
кой? Молчит, молчит, а потом молчать не станет. Отве-
чать за вас, за всех дураков? Нет. Ты его подбивал, ты
пограмотней. А он уши развесил. Все расскажет.
— Ч-ч-что р-р-рас-с-скажет?
— Все! Хоть ты и ловко, видать, скрываешься, а все
равно бригадмилец Русаков тебя под землей найдет.
Боб попятился и опрометью помчался домой. Он хо-
дил, вернее, метался по своей комнате и думал, думал...
А что будет, если Пашка наябедничает? Не лучше ли
сейчас же уехать к тете Оле в Свердловск? Но, может
быть, он сам себя напрасно пугает? Если Рудю не за-
брали, то и ему, Бобу, тоже нечего беспокоиться. Ведь
мало ли что могла сболтнуть Пашкина мать!
4
Трусливому Бобу везде мерещилась опасность. Чтобы
его разговор не услышала Лика, а потом не передала
Анатолию, он из автомата позвонил Руде.
Ответил незнакомый голос.
— Мне Рудю...— замялся Боб.
— Кто спрашивает?
— Его друг.
— Какой друг?
Боб испугался и поспешно ответил:
— Я в другой раз позвоню...
— Это ты, Вундербоб? — Голос на другом конце про-
вода сразу изменился.
— Рудя!—радостно воскликнул Боб.— Да, это я,
Вундербоб. Пашку услали в колонию, а ты как?
— Я-то ничего, прыгаю... А ты... Да, твои дела неваж-
нецкие.
— Мои? Почему? — с замиранием сердца спросил
Боб.
— По телефону не могу. Сыпь ко мне, расскажу.
Боб бежал к дому Руди, задыхаясь от страха.
— Плохи твои дела, Вундербоб! — Этими словами
встретил его Рудя.
— А что?
— Был налет на Чуму и его дружков. Слыхал? Цы-
гана и еще троих замели. Чума ранен, но сбежал.
486
-— А какое это имеет отношение ко мне?
— Ты же вместе с Пашкой и Цыганом обворовал ста-
рушку в магазине «Три поросенка».
— Так это же Цыган и Пашка действовали.
— Ты на других не вали. Этим делом заинтересовался
Анатолий Русаков и готовит криминально-судебное, уго-
ловно-процессуальное, показательное дело по обвинению
Троицкого Бориса Павловича по строгой статье уголов-
ного кодекса и прочее. Понимэ?
У Боба дрожали губы, дрожал подбородок, дрожали
веки. Еще немного — и он заплачет.
— Если будешь меня слушаться во всем, то ни суда
над тобой не будет и никуда тебя не зашлют.
— Что же мне для этого сделать?
— Вот и слушай. Кто хочет тебе зла? Анатолий Ру-
саков. Почему? Он ухаживает за твоей сестрой, а ты ему
мешаешь. Ему надо доказать твоей маме, что он прав
насчет тебя. Но я знаю, как можно прикрутить Русакова.
— А как?
— Для этого кое-кому нужно потолковать с Русако-
вым с глазу на глаз, вправить ему мозги. А то он всех
засадит по колониям и тюрьмам, а сам будет ходить
героем. Он ведь все про тебя и про меня знает.
— Это ты правильно! Что же делать?
— «Что, что»! — передразнил Милич.— Очень про-
сто. Ради собственного твоего спасения узнавай, когда
и куда Русаков будет ходить сам или в крайнем случае
с твоей сестрой, подальше от нашего района, вечером.
— Лика мне не докладывает об этом.
— Опять учи тебя! Подслушивай разговоры сестры
с Русаковым. Как узнал что-нибудь — позвони. Только
разведывай аккуратно, чтобы не спугнуть.
— У нас есть телефонная трубка-отводка. Они, бы-
вает, по часу болтают, а я слушаю.
— Очень хорошо! Помни: чем скорее обезвредить Ру-
сакова, тем лучше для тебя. У него у самого рыльце в пу-
шку, и есть средство поубавить его активность. Старайся!
5
И Боб старался. Очень старался. Уже через три дня
он прибежал к Миличу с сообщением, которое тот назвал
«суперсенсационным».
487
Милич записал это сообщение на листке бумаги, вло-
жил в конверт, заклеил и приказал Бобу «как из пушки»
доставить письмо по адресу.
— Так я же сейчас занят, Рудик, никак не могу!
— Никаких отговорок!
Рудя поднес кулак к носу Боба, тот испуганно втя-
нул голову в плечи. Он снова стал тем Бобом, которого
приручил Пашка. Ох, как хотелось Бобу остаться в сто-
роне, а не получается.
— Это письмо никому не показывай и сам не читай.
Отнесешь по этому адресу. В квартире спросишь Машу-
жучку, то есть буфетчицу. Отдашь только ей в руки.
Без ответа не приезжай. Алле-гоп!
Боб поехал. Конверт приняла Маша-буфетчица, пол-
ная, кругленькая женщина, украшенная серьгами, коль-
цами, браслетами и ожерельями. Она попросила Боба
подождать и колобком выкатилась из комнаты.
Распахнулась дверь. В комнату вошли двое. В одном
Боб узнал Огурца. Огурец перечитал письмо, взглянул
на Боба, осклабился, но тут же напустил на себя суро-
вость, сунул письмо парню со шрамом и сказал:
— Снеси Авторитетному.
— Я жду ответа,— напомнил Боб.
— Письмо не мне, не мне и ответ писать. Обождешь.
А ты письмо читал?
— Нет.
— Не верится что-то... Зря его Рудька с тобой по-
слал... Возись теперь...
— А чего возиться? Долго еще ждать?
— Куда торопишься? Успеешь в тюрьму.
— Как-ак в тюрьму? За что?
— Ты книги воровал?
— Воровал Пашка.
— Он на тебя уже показал.
— Подлец! Доносчик!
— Ты в магазине «Три поросенка» вместе с Пашкой
и Цыганом работал?
— Так это не я, это они!
— А суду наплевать на твои объяснения. Был ты с
ними? Был! Значит, соучаствовал в воровской шайке.
Это тебе не тру-ля-ля, а групповой грабеж, бандитизм!
— Они на меня не будут валить.
— Уже показали на тебя.
488
Лоб Боба покрылся испариной. Ноги его вдруг так
ослабли, что он привалился к стенке.
— А главное не это. Помнишь, как в сквере Цыган
вытащил деньги у рабочего?
— Так я же только смотрел, я ничего...
— Брось притворяться! Не в милиции! Ты свою долю
получил? В дележке награбленного участвовал?
— Мне всунули...
— О твоем соучастии в ограблении рабочего Цыган
рассказал на следствии. Значит, как ни крути-верти, за
все, по совокупности, тебе двадцать годиков, как пить
дать, припечатают,— врал Огурец.
— Двадцать лет! — ужаснулся Боб.
— А ты, дурак, спешишь уйти отсюда. Да тебе на
улицу, пока там ходят милиционеры, и нос показать
нельзя. Понял теперь?
— Так что же делать? — прошептал Боб.
— Пей, живи здесь, веселись. Будешь с нами — мы
тебя в обиду не дадим. Надо будет — в другой город пе-
реправим.
— В Свердловск?
— Хоть в Свердловск! Только вор не должен распу-
скать слюни.
— Так я же не вор!
— Здрасте! Начинать говорить сначала? Теперь мы
одной веревочкой повиты. Эй, Машка, угощай человека!
Водку неси, закуски давай. Ты, Вундербоб, для того что-
бы войти по-настоящему в компанию, должен еще ма-
лость подучиться делу, доказать, на что ты способен!
А когда тебя примут в шайку, тогда ничего не бойся.
Будешь «законным» вором.
— А если я не хочу?
— Куда ты сейчас можешь податься? В тюрьму на
двадцать лет? Мы тебя спрячем на годик, пока твои пре-
ступления за давностью времени не потеряют силу,—
врал Огурец.— Сменим тебе фамилию и знай гуляй!
— Пожалуйста, спрячьте меня пока,— со вздохом
ответил Боб.— А вдруг Анатолий явится? Помните, как
он нашел меня и Лику, а вас прямо в милицию доставил?
— Ты и себя не пугай и меня не пугай. Я пуганый,
О Мамоне — не твоя забота. А твоих домашних мы успо-
коим. Есть приемчик. Будешь долдонить за мной слова
в телефон. Вот так-то, Вундерпопугай.
489
В эту ночь Боб не ночевал дома, а утром у Троицких
зазвонил телефон. Отозвалась мать. Боб начал странно:
— Я жив, здоров, чего и вам желаю!
Агния Львовна, не спавшая всю ночь, обзвонившая
все больницы, не поверила своим ушам.
— Бобик? Ты ли это? Где ты? Что с тобой? Почему
не ночевал? Откуда ты звонишь?
А сын продолжал хриплым голосом:
— Да, это я... собственной персоной, наше вам с ки-
сточкой.
— Сейчас же приезжай домой, слышишь!
— Не глухой! Не ори! Будешь запугивать, век не
увидишь... Я приду через несколько дней, а до тех пор
не ищи и в милицию не заявляй... А если уже заявила —
бери заявление назад, иначе совсем не вернусь!
— Бобик, сыночек, миленький, ну ради бога, ну что
ты такое говоришь! Пожалей нас!
— Боб, это ты? — послышался строгий голос Лики.
— «Я милого узнаю по походке...» — пропел Боб.—
Ты Анатолия узнаешь по походке?
— Кто тебе подсказывает? Сейчас же перестань ду-
рачиться! Мы требуем, чтобы ты сейчас же явился.
Послышались рыдания. Плакала Агния Львовна.
— Бобик...— сказала она всхлипывая.
В трубке раздался свист и короткие гудки.
— Ты, попугайчик, держался, в общем, как надо.—
Огурец хлопнул пьяного Боба по плечу.— Не робей!
Чума на воле, значит, не пропадем!
...Секрет пленения Боба был прост. Огурец, получив
через Боба очень важное письмо, решил не отпускать
его до конца «операции». Огурец рассуждал: «Уж очень
ненадежен этот шкет. Хлюпик. Черт его знает, может,
он по дороге прочитал письмо? Испугается, передумает,
раскается, выдаст, чего доброго, Русакову или в мили-
цию сообщит. Самое скверное, что адрес этой квартиры
узнал... Фрукт этот Рудик. Сам сдрейфил, пачкаться не
захотел и мальчишку послал... За это взыщу, а пацана
придется оставить».
Лика сообщила Анатолию об исчезновении Боба и
его диком звонке.
— Я подумаю о мерах и позвоню завтра,— обещал
встревоженный Анатолий,— а пока надо сообщить об
этом Хлопунову, в детскую комнату милиции.
* * *
Накануне своего пленения Боб подслушал телефон-
ный разговор Лики с Анатолием. Дело обстояло так.
Нина просила Анатолия приехать к ней: она в смяте-
нии, надо поговорить. Арестованы за жульничество
Семсемыч, Ахметов и еще трое из артели. Она прокли-
нает себя за то, что раньше не ушла из артели, после
первого разговора с Анатолием. Как теперь быть, как
держаться? Пусть Анатолий скорее приезжает.
Все эти дни Анатолий был очень занят. Наконец он
позвонил Нине, обещал, что зайдет завтра, только по-
здно, в одиннадцать, когда кончатся занятия в школе.
После разговора с Ниной Анатолию позвонила Лика и
сказала, что у нее билеты на завтра в кино.
— Не могу, Лика, завтра вечер у меня занят.
— После занятий в школе, билеты на последний
сеанс,— не сдавалась Лика.
— Именно после занятий в школе я и занят.
— Так поздно? Не свидание ли у тебя назначено? —
смеясь, спросила Лика.
— Именно — свидание. Ты угадала! С девушкой,
и прехорошенькой к тому же.
— Анатолий, я ревную. Кто она, эта злая разлуч-
ница?
— Нина... моя прежняя школьная подруга. Был даже
в нее влюблен. Я ведь тебе рассказывал. Знаешь что?
Пойдем вместе, я хотел бы познакомить вас, ей нужна
теперь помощь. Правда, пойдем вместе!
— А я вам не помешаю?
— Чепуху городишь. Правда, лучше будет вдвоем...
Лика вначале отнекивалась, но потом согласилась.
Они условились о точном часе встречи.
Вот об этом разговоре и донес Боб.
6
Было около одиннадцати. Анатолий протянул руку,
чтобы позвонить, но дверь распахнулась. Нина втащила
его за руку в коридор и бесшумно закрыла дверь.
В прихожей она приказала: «Целуй» — и подставила
щеку.
— Нина... я не один. На лестничной площадке оста’
491
лась Лика Троицкая. Мы дружим... извини, я не преду-
предил... При ней ты можешь говорить обо всем, она в
курсе всего...
— Скажи проще: я люблю ее. Я уже наслушалась
от твоей мамы комплиментов по ее адресу. Мне бы хоте-
лось, правда, поговорить с тобой наедине, но я рада, что
ты привел Лику. Давно хочу посмотреть на нее. Зови!
Лика тепло поздоровалась с Ниной:
— Простите за вторжение. Это Анатолий меня за-
тащил.
— Я очень рада, что вы пришли. Собственно, ника-
ких секретов у нас с Анатолием не будет. Правда, я не
хотела бы преждевременной огласки, пусть об этом раз-
говоре пока знаем только мы...
— Ну, в этом я могу заверить вас... но все же погово-
рите наедине.— И Лика направилась к выходной двери.
— Куда же вы! Лика, милая! Господи, какая я дура!
Садитесь! Даже хорошо, что вы пришли. Замечательно!
Я теперь совсем одна...
Нина ходила по комнате и взволнованно говорила.
Дело, как понял Анатолий, было гораздо сложнее, чем
он предполагал. Нина в последние дни узнала о делах
артели очень много, что раньше было для нее тайной.
Семсемыч ее тоже обманывал. Но у нее не хватает му-
жества сообщить следователям о том, что она узнала.
Надо, конечно, помочь разоблачить мошенников. Но она
так боится выступать свидетелем в суде. Если обойдется
без этого публичного позора, она согласна рассказать
о многом. Как же ей быть?
— Совет может быть только один,— сказал Анато-
лий,— и ты, зная меня, уже угадываешь его. Не проходи
мимо! Не прячься! С воровством, жульничеством и во-
обще с недостатками надо бороться в открытую.
— Если бы я думала иначе, я бы не вызвала тебя.
Даже родная дочь Семсемыча думает так же, как я.
Именно поэтому она ушла, оказывается, от своих роди-
телей, отказалась от их нечестных денег, учится и рабо-
тает.
Все трое оглянулись на скрипнувшую дверь.
— Марат! — воскликнула Нина.
Марат хотел было сразу скрыться, но, встретив него-
дующий взгляд Нины, кивнул ей и спросил:
— Не у тебя ли я забыл стопку своих книг?
492
Анатолий обратил внимание на дрожащие пальцы
Марата.
— У меня есть какая-то твоя книга... сейчас найду,
если она так уж срочно необходима,— сказала Нина.
Марат сунул сигарету в рот, закурил и, удерживая
ее в губах так, что она свешивалась вниз, пробасил:
— Могу и потом завернуть на огонек. Эх, хотел на-
питься до ядерного взрыва, но... поскольку коктейль мне
не предлагают, то гуд бай.— Он тихо прикрыл за собой
дверь.
Анатолий вопросительно посмотрел на нахмурив-
шуюся и кусающую губы Нину и сказал:
— Мы сейчас уйдем.
— Марат ужасный циник, и я с ним уже давно в
ссоре... Внезапное появление его сегодня... Не понимаю.
Он давным-давно не был. Я его выгнала.
Замешательство, вызванное появлением Марата, бы-
стро прошло. Нина включила чайник, расставила чашки,
дружеский разговор продолжался.
7
Лика и Анатолий закрыли за собой дверь квартиры.
— Я рад, что ты зашла к Нине. В детстве я дружил
с ней, и мне жаль ее. Она обязательно должна уйти из
этой шарашкиной конторы. Бесхарактерная девчонка.
Вот кому ты могла бы помочь... при желании.
— Я-то охотно, но захочет ли она считаться с моими
советами. Мы такие разные.
— Постарайся! А то мама требует от меня, чтобы я
спасал Нину, а тут Марат... Давай погуляем по Москве?
Мне так много надо сказать тебе!
На нижней площадке, тускло освещенной лампочкой,
привалившись спинами к стенам, молча стояли четверо.
Лика не обратила на них внимания, но Анатолий сразу
все понял. Понял и мысленно обругал себя: ведь он за-
был предупредить дежурного, где проведет вечер. Ну
что же, сам виноват. И сейчас еще не поздно взбежать
наверх, укрыться у Нины и вызвать милицию. Анатолий
поспешно схватил Лику за руку. Но она поняла его дви-
жение совсем иначе и, смеясь, побежала к выходу.
— Лика! — закричал Анатолий.— Назад!
Эти четверо, видимо, все хорошо учли. Один схватил
493
девушку у выхода. Анатолий понимал — не она им
нужна. Надо бежать наверх к Нине, вызвать милицию,
но... Анатолий бросился вперед. Нет, он не пытался осво-
бодить девушку, на что, видимо, и рассчитывали напа-
давшие. План созрел мгновенно. Нападать, только напа-
дать. Стремительно и неожиданно!
Здоровенный парень удерживал на месте вырываю-
щуюся Лику. Двое стояли слева, и один, уже знакомый
Анатолию Огурец,— справа. Анатолий побежал прямо
к Лике. Внезапно он круто повернул направо к Огурцу,
пригнулся, вытянул руки, схватил и сильным рывком пе-
рекинул его через себя, головой вниз. Огурец непо-
движно распростерся на полу. «Один есть»,— мысленно
отметил Анатолий.
Как у бегуна появляется второе дыхание, так и Ана-
толий ощутил небывалый прилив сил. Он снова сделал
обманное движение, будто хотел напасть на парня слева,
и тот пригнулся в ожидании. Второй бандит в мгновение
ока метнулся в сторону и прыгнул на Анатолия со спины.
Анатолий отскочил, обернулся и цепко схватил его за
кисть правой руки. Слегка повернув ее, он мгновенно
стал к противнику спиной, подставил левое плечо. Ло-
коть бандита уперся в плечо Анатолия, и он изо всех
сил рвнул захваченную руку вниз. Хруст и вопль сли-
лись воедино. «Два есть»,— мысленно отметил Анатолий.
Он схватил бандита слева за правую руку, заломил за
спину, рванул кверху, и снова дикий вопль огласил
вестибюль. Парадная дверь открылась, просунулась
чья-то голова в кепчонке. Пошарив бегающими глазами,
в подъезд вскочил еще один бандит, стоявший, видимо,
«на стреме», на улице. Теперь и он, и тот, что держал
Лику, и коренастый крепыш, прижавшийся было к
углу,— втроем набросились на Анатолия.
— Лика! Наверх! К Нине! Звони в милицию, звони
домой Корсакову! — крикнул Анатолий, нанося удары и
отступая, стараясь, чтобы его не схватили за руки.
Лика помчалась наверх, перескакивая через не-
сколько ступенек. Она нажала звонок и стала колотить
по двери ногами, кулаками.
— Скорее! — крикнула она Нине, отворившей
дверь.— На Анатолия напали. Звоните в милицию!
Лика выбежала в коридор, стала стучать во все
двери. Двое мужчин, один в трусах и босой, другой в
пижаме, бросились вниз. Первый — с охотничьим ру-
жьем, второй — с туристским топориком. Но в подъезде
никого уже не было... Стекло в парадной двери было вы-
бито, на полу валялась короткая железная палка.
Нина дозвонилась в милицию. Лика схватила ее за
руку, и вдвоем они выбежали из дома. По пустынной
улице на большой скорости уходила машина.
— Какой номер? — крикнула Лика мужчинам, выбе-
жавшим на улицу раньше.
— При нас машина рванулась от подъезда. Эм-эф
семьдесят пять... пять... Дальше не успел разглядеть,
темно...— ответил один из них.
Перепуганные девушки вернулись в подъезд. Нина
нагнулась, чтобы поднять валявшуюся палку.
— Не трогай! — крикнула Лика.— И вообще ничего
здесь не трогайте до приезда милиции.
Она побежала наверх, позвонила в милицию, сооб-
щила, что бандиты увезли Анатолия, прихватив своих
раненых, поехали по направлению к Семеновской пло-
щади.
— Оперативная машина уже на пути к вам, встре-
чайте. Примем все меры...— сказал дежурный.
Когда Лика с Ниной спустились вниз, там уже были
милиционеры с собакой. Лика снова рассказала о напа-
дении, о том, как выглядят бандиты, о своих подозре-
ниях, умоляла сейчас же ехать вдогонку.
— Нельзя ждать, нельзя ждать ни секунды,— повто-
ряла она.— Они его убьют.
— Если бандиты не убили Русакова здесь,— сказал
старший лейтенант,— то какой смысл им было похищать
его для того, чтобы убить в другом месте? Их уже ищут
другие.
Тут же из милицейского «пикапа» он сообщил по
радио оперативному дежурному угрозыска некоторые
подробности происшествия, литеры и начальные цифры
номера машины бандитов. Через две-три минуты посто-
вые ОРУДа на магистралях Москвы и на выездах из
столицы внимательно провожали глазами каждую авто-
машину...
Потом старший лейтенант подробно записал рассказ
Лики, опросил Нину и двух ее соседей по квартире. Тот,
что в трусах, со злостью сказал:
— Хотел было я пальнуть по водителю, ведь при нас
495
они тронулись с места. У меня ружье крупной дробью
заряжено. Да побоялся... Честно говорю — побоялся.
Ведь вы же затаскали бы меня по судам. Как же? Пре-
высил какие-то там границы самообороны... безобразие!
Старший лейтенант понимающе кивнул головой, по-
думав про себя: «Прав этот товарищ. Даже мы лишены
иногда возможности применить оружие против бандитов,
и они знают, пользуются этим...»
Он очень заинтересовался тем, что бригадмилец Ру-
саков сумел в самом начале схватки ловко обезвредить
трех нападавших. Похоже, что применил приемы самбо.
Не может ли Лика сказать, какие именно?
Лика не знала приемов, но показала, как Анатолий
перегнул локтем вниз правую руку нападающего через
свое плечо и быстро рванул ее вниз, как заломил дру-
гому левую руку за спину и дернул кверху, как опроки-
нул первого бандита через себя, уложив его, почти без-
дыханного, на пол.
— Но как будто эти подробности могут сейчас по-
мочь Анатолию! — рассердилась Лика.— Почему вы не
требуете, чтобы сейчас же искали Русакова!
— Будем искать, гражданка! — заверил старший
лейтенант бледную и взволнованную Лику.— Не беспо-
койтесь, и не такие задачи мы успешно решали.
Травмы — тоже улика.
Силы покинули Лику. Она разрыдалась. Нина забот-
ливо увела ее к себе, вызвала такси и отвезла домой.
8
Веки Анатолия дрогнули, чуть приподнялись. В мут-
ной пелене мельтешили пятна, неясные и расплывчатые.
Но вот отчетливо вырисовались силуэты людей. Анато-
лий зашевелился.
— Ожил,— послышался голос издалека.
Электрическая лампочка, казавшаяся тусклым пят-
ном света, приблизилась так, будто кто-то поднес фо-
нарь к лицу. Анатолий зажмурил глаза. Только сейчас
он ощутил мучительную боль во всем теле. Он лежал на
полу. Перед глазами торчали чьи-то желтые ботинки па
толстой каучуковой подошве.
Анатолий посмотрел вверх. Против него сидел чело-
век, неестественно вытянув левую ногу, опираясь руками
496
и подбородком на перекладину костыля. Это был его
злейший враг — Ленька Чума.
Руки Анатолия были связаны за спиной, их ломило
от боли, особенно в локтях. Ноги тоже были связаны,
ступни не чувствовались.
— Приветик! — сказал Чума.
Он оскалил в улыбке золотые зубы и приказал пере-
вернуть Анатолия на спину. Но и в этом положении Ана-
толий не смог приподняться, сесть.
— Что, не нравится, Мамона? Ну ничего, лежи,
лежи...— Чума зло ткнул концом костыля в лицо юноши
и рассек ему губу.— Ты с Корсаковым снюхался, ду-
мал — оценят? А чего ты для себя добился? Билета на
тот свет?
Анатолий осторожно осмотрел столпившихся за спи-
ной Чумы. Из пятерых он узнал троих, нападавших на
него, и среди них Огурца. Анатолий не ответил.
— Тебя спрашиваю! — Чума больно ткнул концом
костыля в грудь.
— Что получу, все мое! — сухими губами прошептал
Анатолий и вдруг услышал, как где-то гудят и гудят те-
леграфные провода. Видно, гудит в ушах...
— Пробыл ты в Москве немного, а счет к тебе боль-
шой,— продолжал . Чума.— Сам продался — это раз.
Слышали мы, как ты активистом в колонии заделался —
это два. За одно это тебе надо всадить пику в бок.—
Чума снова больно ткнул юношу концом костыля в
ребра.— На «Победе» троих наших хотел в тюрягу за-
катать и верное дело нам сорвал — это три. Бригад-
мильцем заделался — это четыре. Двоих моих сегодня
покалечил — это пять. Подлипалой Корсакова стал, на
меня его навел — это самый главный мой тебе счет. За
ногу мою посчитаться надо... это статья особая.
И снова конец костыля ткнул юношу.
Анатолий стиснул зубы, думал: «Мерзавец! Перед
своими выставляется... Спектакль... Разыгрывает из себя
Ивана Грозного! Да и я хорош! Так подвести Корса-
кова. Помощничек... А ведь обещал сообщать, куда иду.
Сам виноват».
Чума явно позировал перед ворами.
Костыль со стуком ударился об пол. Чума с грима-
сой боли, помогая обеими руками, медленно сгибал в ко-
лене раненую ногу и озлобленно продолжал:
497
— Тут и без тебя делов полон рот! Такие «тихари»,
как Корсаков, житья нам не дают. Ну, да мы тоже
круто закрутим. Правилку над тобой устроим такую,
что вся Москва ахнет. Припугнем «уважаемых граж-
дан» так, что они и пикнуть не посмеют, когда к ним в
карман полезут. Нас бояться должны, тем мы и живем и
жить будем. А тебе — амба!
— Нет, не будешь жить,— как мог спокойнее сказал
Анатолий.— Когда тебя приговорят к расстрелу, вспомни
меня, старая сволочь!
Чума презрительно ответил:
— Законов не знаешь, дурак! Нет больше для нас
«вышки».
— Будет! Крышка будет всем вам и тебе, Чума!
«Если бы встать, если бы встать...» Анатолий чувст-
вовал, что грозный Чума — трус в душе. Вот так бы и
сказать ему, плюнуть бы в глаза.
— В справочном бюро за справку, где живет Анато-
лий Русаков, надо заплатить полтинник, а сколько ты мне
заплатишь, чтобы узнать, за какую цену гражданин Ру-
саков может купить себе жизнь?
Анатолий насторожился. Это было что-то новое...
— А ну, кыш отсюда! — приказал Чума.
Бандиты пошли к двери. Он вернул Огурца, прика-
зал обыскать Анатолия.
— Обыскивали уже, оружия нет,— прогудел Огурец.
Его длинные короткопалые руки тяжело свисали.
Чума никому не верил. Он приказал при себе снова
обыскать Анатолия. Огурец плюхнулся на колени, вы-
вернул карманы пиджака и брюк пленника, вытащил за-
писную книжку, носовой платок.
— Встряхни,— приказал Чума.
Огурец встряхнул.
— Прячь обратно. Где остальное?
Огурец молча показал пальцем в угол за головой
Анатолия. Чума поднял костыль, поворошил вещи, спро-
сил, были ли деньги.
— Сорок три рубля! — ответил Огурец, стоя на коле-
нях. Он еще раз провел пальцами по всему телу Ана-
толия и сказал: — Все!
— Нет, не все,— усмехнулся Анатолий.— Было еще
пятьсот рублей.
— Взял пять листов? — спросил Чума.
498
— Ну, взял... Так он же меня стукнул головой..,
— Гони обратно! — крикнул Чума.
— Как — обратно? Мамоне? Зачем?
— Не твое дело! Вертай — и все тут!
Огурец неохотно вынул пачку из своего кармана.
— Положи, откуда взял. И все отобранное клади
обратно.
Огурец стал засовывать вещи в карманы Анатолия.
— И электрический фонарик? — спросил он.
— Сказано, все — значит, все, кроме ножа! — зло
крикнул Чума.
Огурец обиженно засопел и сунул в карман Анато-
лия фонарик, папиросы.
— Ну, как, Мамона, будешь пить со мной? Разговор
есть.
— Как же я буду пить, если руки связаны?
— А ну-ка, Огурец, развяжи ему руки, а будет ше-
баршить, всади в него пять раз по девять грамм.
— Не боишься шум поднять? — усмехнувшись, спро-
сил Анатолий.
— А чего бояться — не услышат,— усмехнулся и
Чума.
Анатолий понял, что и этим Чума хочет произвести
на него впечатление.
Огурец разрезал веревки. Анатолий с трудом сел на
полу. Кисти рук побагровели, онемели. Голова кружи-
лась. Юноша начал быстро растирать руки, а затем и
ноги, чтобы восстановить кровообращение. Он неза-
метно взглянул на стол — нет ли там ножа, можно ли
схватить бутылку и запустить в лампочку? Чума пере-
хватил его взгляд, пересел к столу, приказал Огурцу
приподнять Русакова, усадить и привязать к стулу, оста-
вив свободными только руки.
— Не надо привязывать, я же обещал.— Анатолий
даже попытался оттолкнуть Огурца.
— Обещала кошка не трогать мышку, да забыла.
Огурец молча обвил туловище Анатолия веревкой,
прикрутил к спинке стула и изо всех сил затянул узлы.
— Полегче, полегче,— стараясь говорить шутливо,
запротестовал юноша.— Вздохнуть же нельзя! — Он на-
пружинил мускулы, стараясь ослабить веревки.
— Один раз обдурил меня, хватит! — зло пробормо-
тал Огурец.
499
Анатолий узнал в нем парня, который подсел к нему в
«Победу» на Пятницкой возле кинотеатра, а потом при-
ходил с Цыганом к школе. Анатолий попробовал дви-
нуть ногами и не смог. Ножи й бутылки Огурец отодви-
нул от него подальше.
— Бутылку оставь,— приказал Чума,— в случае
чего...— Он многозначительно подмигнул.
Огурец вышел.
9
— Хочешь мировую? — вдруг спросил Чума.
Анатолий молчал. Он продолжал растирать кисти
рук, пожалуй слишком старательно и долго.
— Долго ты думаешь играть в молчанку? — рявкнул
Чума.
Он налил два стакана водки, один подвинул Анато-
лию. Тот стакана не взял, а принялся растирать ноги,
стараясь незаметно ощупать узлы. Нет, без ножа не
освободиться...
— Ты веревки брось!
— Я ноги массирую, затекли.
— Ну кому ты шарики вкручиваешь? Вор, даже мо-
лодой, должен быть психологом. Без этого работать
нельзя. А я старый волк, так что меня не проведешь.
Подними руки на стол.
Анатолий положил руки на стол.
— Вот так-то лучше! Слушай! Парень ты не дурак.
Характер у тебя что надо. Мои лопухи — люди прими-
тивные, и такой, как ты, помощник очень подошел бы
мне, чтобы их в струнке держать. Объясню почему. Даже
поговорка такая есть — старый молодого не понимает.
Раньше молодые воры были полуграмотные болваны,
а теперь вор грамотный стал. Молодые меня, а я
их плохо понимаем. Вот мне и нужен надежный
помощник, чтобы молодых так держал.— Чума сжал ку-
лак.— Я тоже задумал воров организовать, как в ю-эс-ей,
так Соединенные Штаты по начальным буквам назы-
вают. Трудное дело, очень трудное. Да и время нелегкое.
Счета к тебе большие предъявлены, а будешь мне помо-
гать, самому ни воровать, ни грабить не придется. Будешь
только планы составлять да командовать. «Положенное»
воры сами будут нести тебе. Заживешь припеваючи.
500
Сел на «ТУ-104» и айда
пьянствовать в Сочи. Где-
нибудь на работе будешь
числиться. Первым своим
корешом сделаю. Наш
воровской закон беречь
будешь. Захочешь же-
ниться на своей, как ее?
Через год разрешим. По
рукам?
— Как же ты после
всего, что было, можешь
верить мне?
— Не верю. Да ведь
кому жить не хочется!
А у тебя не две головы.
Иду на риск. И задаточек
с тебя возьму... Во-пер-
вых, ты должен покаяться
на нашей сходке, чтобы
она «правилищем» тебе
не обернулась. Как дол-
жен каяться, скажу по-
том.
— А во-вторых?
— Чтобы искупить свою вину — представишь мне
Корсакова на блюдечке. Я уже знаю, он за мной охо-
тится. Ну это мы еще посмотрим, кто охотник, а кто
дичь. Вот ты и думай — «быть или не быть, вот в чем
вопрос», как сказал один артист.
— Вундербоб здесь?
— Здесь. Сопля! «Душка» нет. А все же пока приго-
дится.
— Лику захватили? — Анатолий не вытерпел.
И столько было тревоги в его голосе, что Чума пре-
зрительно оскалился и уверенно сказал:
— Получишь свою деваху!
«Захватили или нет?» Анатолий мучительно старался
вспомнить все, что произошло в подъезде. Она убежала
наверх... А что было потом? Потом его стукнули чем-то
тяжелым по голове, он потерял сознание. А вдруг Лика
сбежала вниз и ее схватили потом? Надо выиграть время.
Пусть его позовут на сходку, а там...
501
— Согласен,— хрипло сказал Анатолий.
— На что согласен? — после длинной паузы спросил
Чума.
— Покаюсь. Вернусь к вам.
— А почему ушел? Почему ушел? — Чума накло-
нился над столом, глаза сузились.— А Корсакова пред-
ставишь? Без этого не поверим.
Оба в эту минуту поняли, о чем думает каждый из
них. Нет, Чума не сдержит слова — на сходке Анатолия
прикончат. А его покаяние нужно Чуме, чтобы запугать
других. Этой кровью он задумал скрепить свою шайку,
— Почему я ушел? — медленно спросил Анатолий.—
Ты виноват в этом. Ты же в пересылке обещал помогать
мне в колонии. А не помог.
Этого Чума не ожидал. Он знал, что такие парни не
прощают обиду. То ли Мамона «базарит», то ли говорит
всерьез? Да нет, ведь стал активистом и так себя пока-
зал...
— Спроси любого вора, из бывалых, знает ли он Леню
Авторитетного? Все знают. Спроси, справедливый ли он
человек? Ответят — сколько раз он ни судил свары во-
ров, всегда справедливо решал. Мое слово — закон... И в
каких только городах я не работал!.. Семь раз в тюряге
сидел. А сколько человек брали мою вину на себя? Луч-
шие сыщики за мной гонялись. А што? Цел и здоров.
Пей!
— Не буду, пока не развяжете.
— Развязать тебя — значит довериться, простить тут
же. А что скажут воры? Скажут—наш сплоховал. Жидко-
ват стал. Без покаяния на сходке примирился. Пей!
— Не буду.
— Ну, вот что. Развязать развяжу, но припечатаю,
чтобы не убежал.
— Как — припечатаешь?
— Сейчас узнаешь...— Чума постучал в стену.
Явились три вора. Чума вынул пистолет:
— Мне из-за тебя всадили пулю в ногу. И я тебе туда
же всажу. Будем квиты.
— Да ты что, обалдел? — Анатолий рванулся.
— А ты что думаешь? — зарычал Чума.— Пуля за
пулю — вот мой закон!
Один из воров поднял штанину брюк Анатолия, об-
нажив ногу. Чума выстрелил и попал в мякоть икры. Все
502
бросились с криком и грубыми шутками осматривать
рану. Достали бинт, забинтовали. Рану жгло, ногу ло-
мило. Воры цокали языками в восхищении от эффект-
ного спектакля, который разыгрывал Чума.
— А ну иди! — крикнул Чума.
Анатолий приподнялся, шагнул, ступил на раненую
ногу и упал. Чума захохотал.
— Дура,— сказал Чума,— радуйся! Заживет! Вра-
ча к тебе приставим. На своей свадьбе танцевать
будешь.
Анатолий в отчаянии сел на стул.
Вошел Огурец и что-то прошептал Чуме на ухо.
— Пошли,— скомандовал бандит и, тяжело опира-
ясь на костыль, направился к двери.
На пороге остановился и сказал:
— Сходка через два часа. Закусывай и отдыхай. Если
надо — знай прыгай на одной ноге в уборную. Танцуй,
Мамона!
ю
Держась за стул, Анатолий добрался до двери. За-
перта! Он добрался до окна. Оно выходило в бетонный
полуколодец, прикрытый сверху решеткой с квадрати-
ками толстого стекла. Значит, его привезли в подваль-
ное помещение. Как уйти? На столе среди пустых и по-
лупустых бутылок водки и объедков лежали две финки.
Одну он сунул во внутренний карман пиджака. Сталь
ударилась о что-то металлическое. Что бы это могло
быть? Он извлек из кармана то, что Огурец назвал «фо-
нариком». Это был подарок Кубышкина, радиофон!
Анатолий нажал позывную кнопку — раз, два, три...
Не откликается. Видно, Юра не вернулся в Москву.
С грустью Анатолий смотрел на аппаратик. И вдруг до-
несся негромкой звук зуммера. У Анатолия дыхание пе-
рехватило. Он вспомнил: ведь этот звук он принял было
за гудение проводов, когда лежал на полу.
Анатолий быстро перевел рычажок на передачу и,
приложив аппарат к губам, тихо сказал:
— Юра! Беда! Меня захватили воры! Чума! Прием!
— Брось разыгрывать. Мы недавно прилетели. Я в
Москве. Вызвал тебя наудачу...
— Юрка, я не шучу. Попал в большую беду. Воры
меня оглушили и привезли сюда, а чтобы не сбежал, вса-
503
дили пулю в ногу. Не знаю, где Лика. Позвони ко мне
домой, у мамы узнай телефон Лики, позвони ей. Только
не пугай мать. Прием!
— Толя! Если ты меня разыгрываешь, век не прощу!
Ты серьезно? Начну действовать. Прием!
— Повторяю, захвачен ворами, когда уходил с Ли-
кой от Нины. Заходил туда Марат. Я заперт в комна-
те. Подвал. Срочно сообщи в уголовный розыск Корса-
кову.
— Как, как?
— Корсакову Валентину Петровичу. Узнай, где
Лика.
— Где ты находишься? Прием.
— Сам не знаю, был без памяти, привезли на ма-
шине. Сюда идут.
За дверью раздался негромкий металлический стук:
отодвигали щеколду. Анатолий сунул радиофон в кар-
ман. Вошел Огурец.
— А я слышу, бубнит чего-то, вроде молитву читает.
Может, вешаться собрался. И не пытайся. Только с на-
шего благословения... Скоро двинем на сходку.
Вошло несколько мужчин. Они молча, угрюмо смот-
рели на пленника.
— И чего вы валандаетесь? — прошамкал старик,
вошедший с ними.
— Давай прыгай к дверям! — жестко приказал один
из воров.
— Костыль, что ли, дали бы,— сказал Анатолий.
— Прыгай.
Держась левой рукой за стену, Анатолий запрыгал
на одной ноге к выходу. Левая нога была налита чугун-
ной тяжестью, толчки отдавались резкой болью. Кто-то
из преступников запел в такт прыганью Анатолия,
остальные хлопали в ладоши.
— Тоже нашли игру! — озлился Анатолий.— Не могу
прыгать! Хотите, чтобы шел, давайте костыль или не-
сите!
— Не хочешь? — Удар кулаком сбил его на пол.
Его пинали ногами, и, когда удар пришелся по ране,
Анатолий закричал.
— Эй, вы, без шухеру! — донесся сердитый голос
Чумы из-за двери.— Тащите его в машину.
Анатолия подхватили. Юноша стиснул зубы. Трудно
504
стало разыгрывать запуганного воришку. Трудно было
не вцепиться в Чуму, севшего впереди, но...
Машина двинулась. Чума сидел рядом с водителем.
Анатолия поместили на заднем сиденье между двумя во-
рами. Он старался через окно угадать улицы. Правую
руку он держал в кармане, нажимая на кнопку в надеж-
де, что его радиосигналы засекут, запеленгуют, опреде-
лят, откуда они идут. На улицах и переулках не видно
прохожих. Темно в домах. Пересекли Малую Грузин-
скую. Машина вдруг свернула в переулок налево, въеха-
ла во двор, остановилась против черного хода.
Чума приказал ворам «выметаться» из машины,
остался наедине с Анатолием.
— Значит, так,— сказал он.— Станешь на колени,
начнешь каяться. Скажешь, что так, мол, и так: истяза-
ли, били тебя в колонии, мучили, голодом морили, ты
ослабел, кожа-кости, испугался, думал показать вид,
будто раскаялся, да перестарался и решил потом оправ-
даться. Вернулся в Москву... Скажи, что тебя зверски
били в милиции, а самое главное — вали все на деваху.
Закружила, мол, завертела, стал я сам не свой, и просн-
моли оставить тебе жизнь. Обещай быть «человеком»
до конца дней своих, не изменять шайке и обещай при-
шить Корсакова.
«Неужели они не прикончат меня? — думал Анато-
лий.— Нет, убьют. Чума, конечно, не верит мне. А рас-
каяние мое ему нужно для поучения воров».
— Сейчас номер на машине сменят и поедем,— де-
ловито сказал Чума.
— А где будет сходка?
— Где будет, там и будет...
11
Вечером моросил весенний дождь, к ночи он пере-
стал. Плотные тяжелые тучи обволокли город. Шпили
высотных зданий и верхние этажи исчезли в тумане. Не-
подвижные капли сверкали на листьях. Время шло, а
блики света не тускнели на мокром глянце асфальта.
Крыши не просыхали, было жарко и душно.
Анатолия снова втиснули на заднее сиденье между
двумя ворами. Их громоздкие фигуры мешали видеть
улицы. Машина выехала за город и помчалась к Филям.
505
Проехали поселок. Съехали с шоссе по грунтовой доро-
ге, и наконец машина остановилась. Все вышли. Дул
сильный ветер. Лунный серп изредка мелькал в небес-
ных оконцах, и тогда из полутьмы вырисовывались си-
луэты деревьев. Какой-то парк.
Двое, запыхавшись, с руганью почти бросили Ана-
толия под дерево на краю небольшой поляны и отошли.
Пленник лежал на спине, осязая затылком освежаю-
щий мокрый холодок. Ныла нога. Мучила жажда. Ана-
толий огляделся: никто на него не смотрел. Он прива-
лился на бок, отдернул борт пиджака, стал нажимать
рычажок радиофона. Юра не отзывался.
Анатолий слыхал, что на сходках, чтобы упредить
кровавую ссору, воры складывают оружие в одно место
и берут его лишь тогда, когда позволит старший. Писто-
лет бы! Юрка, где ты? Анатолию стало до слез жалко
себя. Он попытался ползти на спине, помогая локтями и
правой ногой. Звук голосов и шагов заставил его заме-
реть на месте. Он увидел двух проходивших подростков.
Они ссорились. Слишком занятые этим, они не обратили
на него внимания, опустились на корточки в кустах поч-
ти сразу за деревом, под которым лежал Анатолий.
— Пацаны! — негромко позвал Анатолий.
Подростки настороженно замолчали, приглядываясь.
Бледный лунный свет осветил Анатолия.
— Он! — испуганно сказал один.— Ей-богу, он...
— Давай посмотрим,— сказал другой.— Интересно.
— Дура, влетит...
Оба замолчали. Было заметно, что оба они сильно
напуганы обстановкой, предстоящим ночным судилищем.
— Вы первый раз на сходке? — шепотом спросил
Анатолий.— Боязно?
— Первый!—ответил один паренек и грубо выру-
гался, видно считая это паролем, роднящим воров.
— Жаль мне вас,— сказал Анатолий,— пропадете...
— И так я пропащий,— прошептал один.
— Так спасайтесь. Бегите!
— Куда убежишь?
Так жалко стало Анатолию этих запуганных пар-
нишек. Эх, был бы он на воле, конечно, помог. Боясь
малого — попреков, стыда,— они сунули голову в петлю.
Показались еще два подростка. Один тащил другого
за руку.
506
— Да не кисни, Вундербоб,— сказал тащивший мо-
лодой воришка и вдруг испуганно спросил: — А кто это
там лежит?
— Да этот, Мамона... Тише, а то услышат и нас про-
гонят отсюда. Давай посмотрим на него...
— Боб! — негромко, но твердо сказал Анатолий.—
Подползи поближе. Ну!
Слышно было, как Боб ойкнул, отпрянул.
— Давай, Вундербоб, ползи, не бойсь,— сказал один
из подростков.— Потом рассказывать будем, как с са-
мим Мамоной на правилке говорили. Ей-богу, не поверят!
Боб подполз.
— Говорите скорее,— прошептал он из-за куста.
— Опять трусишь? Тебя в эти дни били?
— Били! — чуть слышно ответил Боб.
— И будут бить, пока не убежишь от них. Сейчас же
убегай. Пусть я пропаду, а ты спасайся. Скажешь Лике
так. Анатолий на колени не стал. Чего не бежишь?
— Так ведь сторожевые! — с мукой в голосе прошеп-
тал Боб.— Мы сами, ребята то есть, боимся...
— Дали вам ножи?
Боб промолчал.
— Дали или нет?
— Ну, дали,— еле слышно произнес Боб.
— Если тебя примут в шайку, тебе конец. Потом всю
жизнь, каждый день, каждую минуту, тысячу раз ты бу-
дешь умирать от страху. Лучше рискнуть один раз, чем
умирать тысячу раз.
— Не могу, не могу... Простите меня!
— Беги! — властно повторил Анатолий.
— Бо-о-юсь! — дрожащим голосом прошептал Боб и
поспешно отодвинулся в темноту.
— Эх, несчастный, жалкий трус! Изолгался, ни кап-
ли мужества. Подлец!
Шагах в десяти двое сторожевых, стоя на коленях
вокруг неярко горевшего карманного фонаря, играли в
карты, спорили и до того увлеклись, что не заметили
ребят, не услышали разговора.
Зашелестели кусты. К дереву, под которым лежал
Анатолий, на костылях приковылял Чума. За ним несли
плетеное кресло.
Если бы в эту минуту Анатолию предложили запла-
тить своей жизнью за смерть Чумы — он бы ни минуты
507
не колебался. Он оставил надежду на спасение хит-
ростью. Ясно: Чуме нужно запугать террором своих. По-
этому он и затеял сходку. Нет, Анатолий пощады про-
сить не будет. На колени не станет. Друзьям не придется
краснеть за него. Потом он стал думать об этих прита-
ившихся за кустами мальчишках. Ему до слез стало
жалко их, обманутых и запуганных. В их судьбе было то
роковое, от чего спасли его. И самое ужасное — одним из
них был Боб, которого он так и не уберег.
«Умирать с музыкой» можно по-разному. Можно
смеяться в глаза убийцам. Можно сопротивляться, бо-
роться. Анатолий хорошо помнил рассказанную Иваном
Игнатьевичем сказку о двух мышах, тонувших в крынке
молока. Одна решила, что не стоит бороться за жизнь
и чем скорее утонет, тем меньше мучений,— и уто-
нула. А вторая барахталась-барахталась, сбила таким
образом масло и, уцепившись за этот кусочек, спаслась.
А не лучше ли для вида подольше каяться, а на самом
деле разоблачить всю мерзость и подлость этой не знаю-
щей жалости волчьей стаи? Закоренелых не проймешь,
а в душе парнишек — сущий ад. Они страдают и му-
чаются. Бывает, и небольшой камешек вызывает горный
обвал.
Анатолий тотчас же начал обдумывать предстоящее
«покаяние». Он решил начать с того, как взял на себя
преступление и прошел один по делу. Это заставит моло-
дых уважать его. «По «мокрому делу», которого я не со-
вершал,— скажет он.— А мне еще не было четырнадца-
ти лет». Чума, конечно, промолчит, но разозлится. Не в
его интересах показывать, что воры прячутся за спины
малолетних, подставляют их под удар для спасения сво-
ей шкуры. Потом Анатолий подробно расскажет о коло-
нии, как он отказывался учиться, работать... Но попутно
ребята услышат правду о колонии, о том, что там профес-
сию можно получить, никто не избивает, спортом зани-
маются... Потом он постарается нарисовать картину того,
как «блатной» бродит неприкаянный, ненавидит всех и
все его за человека не считают. Вот он и поддался в ко-
лонии... Испугался, что, чего доброго, скоро конец совсем
бандитизму и воровству. А теперь вижу — Чума-то наш
живой. Значит, есть еще кому хранить воровской дух,
старые бандитские законы, чтобы делать молодых сво-
ими рабами.
508
«Ты что это? — конечно, угрожающе бросит Чума.—
Говори, да не заговаривайся».
Наверняка кто-нибудь крикнет: «Виноват перед нами,
а канитель разводит!»
«Да, я виноват,— ответит Анатолий,— но перед со-
бой. Я думал, что воры, которые подвели меня под удар,
верны слову, один за одного, а они, они продали и пре-
дали меня. Не было дружбы у преступников и нет! Одна
болтовня для дураков. Родного дома нет. Бездомные
бродяги... А изменил я в первую очередь сам себе, чуть
не отрекся от матери, от настоящих друзей, от большой
жизни. Все же сумел выкарабкаться из помойной ямы.
Не стал подлецом, питающимся кровью честных людей!
Убивайте! — скажет Анатолий.— Вы убиваете со страху,
от слабости, а не от силы. Кого вы хотите запугать?
Самих себя? Да вы и так друг друга страшитесь больше,
чем милиционеров!»
Но вся эта речь — только для молодых, такого, как
Чума, словами не переубедишь... А напоследок он обе-
щает Чуме открыть, только ему и только на ухо, некую
сверхтайну, как бы это поубедительней сыграть... имен-
но для этого момента удобно лежит в левом грудном
кармане его пиджака взятый со стола финский нож!..
12
В одном из кабинетов уголовного розыска только что
закончилось краткое оперативное совещание. Все разъ-
ехались, и только Корсаков сидел в ожидании перед теле-
фонами. Настольная лампа освещала план города, раз-
вернутый на столе, какие-то чертежи, сделанные каранда-
шом, исписанные листы бумаги, фотографии. Руки, от-
дыхая, лежали на столе.
Почти всегда дела, которыми занимался Корсаков,
были особой сложности, о них никогда не писали в га-
зетах.
Чуму ловил не он, а другие, и поймать его не удава-
лось. В Куйбышеве, месяца три назад, шайка Чумы со-
вершила бандитский налет на почтовое отделение, убила
двух человек... Теперь Корсаков занялся делом Чумы и
узнал о нем многое. И вдруг — похищен Анатолий...
Только что Юра Кубышкин сообщил, что Русаков жив и
509
находится в каком-то подвале. Но где этот дом? На ка-
кой улице?
Очень пригодились показания Елены Троицкой о
подробностях борьбы Анатолия с преступниками. Корса-
ков ждал необходимых ему сообщений от «скорой помо-
щи» и других медицинских учреждений. Сообщения были
разные: у одного пострадавшего оказался перелом пра-
вой руки в предплечье. Выяснили — алкоголик, старик.
Еще у одного была сломана левая рука. Проверили —
рабочий, на руку свалился блок. Снова зазвонил теле-
фон. В Замоскворечье вызвана карета «скорой помощи»
к пострадавшему. Молодой мужчина. Правая рука сло-
мана в локте. Сообщил не он, а соседка. Пострадавший
ругается, не хочет ехать в больницу.
Корсаков узнал адрес и тотчас помчался. Увидев по-
страдавшего, он сразу понял, что это один из нападав-
ших, и выслал всех из комнаты. Какой разговор произо-
шел между ними — неизвестно, но отсюда сразу же
Корсаков поехал по новому адресу. В подвальную ком-
нату он с работниками уголовного розыска прибыл после
того, как преступники покинули ее. Старик сосед был
напуган и говорил не переставая.
Да, живет здесь один. А черт его знает кто. Гру-
биян. Они в ссоре. Да, были сегодня гости, шумели, он
даже предупреждал их, что время за полночь. Все уеха-
ли минут десять назад. Да, были и молодые, а кто — не
знаю... Ему ни к чему совать нос в чужие дела. Так спо-
койнее. Чего-то болтали: Фили, Измайлово... У старика
хитро поблескивали глазки. Мол, ищи ветра в поле...
Сюда сотрудник милиции привез Юрия Кубышкина.
Запеленговать радиофон в такое короткое время
было трудно, почти невозможно. Корсаков знал, что
ожидает Анатолия Русакова. Только бы не опоздать.
Надо же было, чтобы Анатолий забыл предупредить де-
журного! Но старик сболтнул: Измайлово... В Фили он
поедет с одной из оперативных групп сам. А других по-
шлет в Измайлово.
13
Удивительно, как сознание смертельной опасности за-
мораживает одних и горячит других. Пока Анатолий го-
товил вдохновенную речь, на поляне появился какой-то
510
человек. Его поставили перед Чумой. То, что услышал
Анатолий, было так дико, что он забыл о своей речи.
— Поимейте сожаление,— хрипло говорил стоявший
перед Чумой.— Чем хотите клянусь, на своего руку не
подниму, никогда! — Он откашлялся.— Ведь я никого
не завалил. А когда в школе Русаков предлагал по-
мощь, я послал его помощь подальше.
«Шелгунов! — с ужасом, отвращением и сожалением
узнал Анатолий.— Так вот где снова довелось встре-
титься!»
— Почему переметнулся?
— Так еще до лагеря я хворал почками. В тюрьме
меня «учили» блатные, почки отбили. А в лагере стали
лечить. А потом долечивали в Москве, в поликлинике,
познакомился там с фельдшерицей Соней. Она училась
в вечерней школе, и я за компанию...
— А почему ты сам по себе воровать начал, а мне ни
сотни не принес? — спросил Чума.— А почему,— продол-
жал Чума,— если ты «завязал», ушел от нас, то снова
воровать начал?
— Так ведь деньги понадобились.
— А ты забыл воровской закон, что если кого воры
научили воровать и тот «завязывает», то ему запрещает-
ся пользоваться этой наукой только для себя, не давая
«положенного» старшему?
— Да ведь я готов любую дань платить, любой
штраф получайте...
— Это все цветочки, а «мокрое» в Сокольниках, гад,
забыл? — зло спросил Чума, напоминая о чем-то страш-
ном.— А ну, Огурец, пусть Хозяин и Красавчик и кто-
либо из молодых заделают ему, что полагается.
К Шелгунову подошли трое. Он ринулся к Чуме. Ана-
толий так и не понял зачем.
Тот, скорее машинально, вытянул вггеред руку, и Ана-
толий заметил блеснувшее лезвие ножа. Шелгунов бо-
лезненно вскрикнул и пошатнулся.
Неожиданно какой-то бандит подхватил Анатолия
под мышки. Раненая нога волочилась по земле, каждый
толчок отзывался болью. Анатолий запустил руку назад,
схватил тащившего за ногу, но рывок оказался недоста-
точно сильным, чтобы опрокинуть того.
— Спокойнее, свои! — чуть слышно прошептал кто-то.
— Стоять! Бросай оружие! — раздался знакомый
511
голос.— Все окружены. Кто
побежит — будем стрелять!
С разных сторон вспых-
нули сильные электрические
фонарики, освещая толпив-
шихся на поляне преступни-
ков. Кто-то крикнул: «Рви
когти!», «Атас!», кто-то мет-
нулся к кустам.
В темноте послышались
отчаянные вопли:
— Сдаюсь, отзовите со-
баку!
Спокойный голос отве-
чал:
— Лежи, не шевелись!
— Хватайте Чуму! Хва-
тайте!—закричал Анатолий,
порываясь вскочить.— Он в
кресле, на поляне!
— Лежи спокойно! —
прикрикнул стоявший возле Анатолия.
Милиция разоружила преступников. Обнаружили
труп. Корсаков спросил:
— Кто убил Шелгунова?
Чума что-то шепнул Огурцу, тот другим. Это был
приказ не выдавать убийцу. Но Анатолий крикнул:
— Чума убил, сам убил, своей рукой!
Огурец, усмехаясь, заявил:
— Чего он там брешет... Ладно уж, засыпался я...
Я убил.
Ему надели наручники.
На улице стояли милицейские машины. В них усажи-
вали пойманных. Чуму и Огурца рассадили по разным
машинам. Юра Кубышкин подбежал к Анатолию и без
слов, радостно смеясь, долго тряс ему руку.
— Где Лика? — спросил Анатолий.
— Дома, сидит у телефона. Ты сам ей позвонишь.
Подвели Боба. Одетый в потрепанную, не по росту
одежду, с расцарапанной скулой, он стоял, понурив го-
лову, и всхлипывал, вытирая слезы кулаком.
— Ты что так вырядился?
— Проигрался...— прошептал Боб и заплакал на-
512
взрыд, обняв Анатолия и уткнувшись лицом ему в
грудь.
Носилки с Анатолием задвинули в санитарную маши-
ну. Туда же сел Юра. Анатолий попросил разрешения
завезти Боба домой. Он, Анатолий, ручается за него.
Ведь преступники пойманы. Но Корсаков отказал.
14
Анатолий лежал в палате головой к окну. Солнечные
зайчики прыгали над дверью по стене. Он проснулся,
ощутил огромную слабость, вспомнил все, что произошло
ночью. Сколько же часов он проспал?
На столике возле кровати лежали записки, коробка
шоколадных конфет, яблоки.
Первая записка от матери.
«Дорогой сынок! Выполняй предписания, соблюдай
режим, фрукты и сладкое занесу после работы. Думаю,
разрешат свидание. Но, ради бога или ради меня, напи-
ши правду о ране, все, все, все. Где она, в каком состоя-
нии, как лечат. Очень, очень волнуюсь. Целую».
Вторая записка была совсем короткой.
«Пишу с единственной целью напомнить об «ЮК-5
УК-РАФ», то есть о кубышкинском способе дружеского
разговора. Жду вызова. Ю.»
Листок из служебного блокнота, но штамп учрежде-
ния оторван. Кто пишет?
«Анатолий, привет! Во-первых, авансом передаю бла-
годарность нашего начальства за помощь в ликвида-
ции шайки Чумы. Официально это будет сделано, когда
заживет твоя царапина и ты выйдешь из клиники.
О матери не беспокойся, все в порядке. Скоро зайдем
к тебе, чтобы кое-что оформить по делу Чумы. Жму
руку. К.»
А вот не записка, а письмо на плотной бумаге.
«Дорогой Анатолий! Я был потрясен, узнав от твоей
мамы о том, что случилось. Потрясен и в то же время об-
радован счастливым исходом. Когда тебе разрешат при-
нимать гостей — дай знать. Тотчас приеду. Чтобы не
скучал, могу достать тебе любые книги. Что тебе при-
слать? Дмитрий Кленов».
Четыре записки... Но дороже всех была бы пятая.
А пятой не было. Почему не написала Лика? Анатолию
17 г- Тушкан
513
сразу стало так обидно, что он с силой закусил губу. Его
окликнул сосед, молодой каменщик, привезенный сюда
с большой московской стройки — плечо и левая рука у
него были в гипсе.
— Как рана? Ноет?
Анатолий не слышал его. Почему не написала Лика?
Няня принесла обед — он не дотронулся до него.
— Няня,— сказал Анатолий,— мне нужна одна
вещь. Она у меня в пиджаке.
— Какая вещь? — Няня с любопытством и уважени-
ем смотрела на Анатолия. Она уже знала о том, что
с ним произошло.
— Да фонарик такой.
— Зачем вам фонарик? У нас светло. А ночью, если
проснетесь, кликните сиделку — она быстро зажжет.
— Это особый фонарик.
Няня ушла.
— Угощайся.— Анатолий протянул коробку соседу.
— Угощаться-то я могу, а это, должно быть, тебе,—
сказал тот и достал из коробки квадратик бумаги.
Всего три слова от Лики. Но какие это слова! У Ана-
толия захватило дыхание.
— Этот, что ли, фонарик? — Няня подала радиофон.
— Угощайтесь.— Анатолий протянул ей коробку. Она
осторожно взяла одну шоколадку.— Еще! Еще! Не стес-
няйтесь!
Анатолий стал вызывать Юру Кубышкина.
— Юра, у меня к тебе просьба, такая просьба,— тихо
сказал он, когда Юра отозвался.— Понимаешь...
— Ничего не понимаю. Пр-рием!
— Одним словом...— Анатолий положил радиофон на
подушку, чтобы говорить возможно тише, повернулся на
бок, застонал от боли.
— Что с тобой? — закричал Юра.— Прием!
— Ничего, ничего... Я хочу слышать ее голос. Ну,
пойми!
— А-а! — В голосе Юры послышалось разочарова-
ние.— Любовь сильнее дружбы. Понятно. Принято!
Через час послышался негромкий звук зуммера. Ана-
толий торопливо нажал кнопку и оглянулся — ведь в
палате, кроме него, было еще пятеро. Но вдруг не оказа-
лось у него тех слов, в которые он хотел вложить всю
свою нежность, и он только неловко спросил:
514
— Лика, как жизнь?
А Лика, с другого конца города, тоже как-то деревян-
но сказала:
— Спасибо! Как ты?
•— Ничего! Прыгаю... То есть лежу. Записку, шоколад
получил. Спасибо, вкусные.— Он чувствовал, что слова
его нелепы, но не мог найти других.
— И это все, что ты хочешь сказать мне? — спросила
Лика.— Ведь я... я с ума сходила, когда тебя увезли.
Толька, говори другое. Пр-рием.
Это звучало требовательно.
— Я не один.
— Эх ты, трусишка! Я ведь тоже сейчас не одна. Я и
маме сказала, что люблю тебя. А ты? Прием!
И Анатолий закричал на всю палату:
— Лика! Я люблю тебя, Лика! И ты это знаешь.
Я всегда думаю о тебе. Всегда!
Теплая волна подхватила Анатолия. Он кричал:
— Лика, они делают вид, что не слышат. А мне не
стыдно! Я люблю тебя, Лика!
Соседи повернулись к Анатолию.
— Посмотреть бы на эту Лику! — восхищенно сказал
каменщик.
— Увидишь.
— А мне бы другое посмотреть,— сказал старик
священник, которого ударил по голове кусок обва-
лившейся штукатурки.— Штучку эту позвольте. Прямо
с больничного одра беседовать можно? Умудрил же
господь!
— Не господь, а электроника.
Радиофон переходил из рук в руки. Соседи шумно
говорили о нем, задавали вопросы Анатолию, но он не
слышал их.
Лежат артезианские воды глубоко под землей, а
освободите их, и бурный, неистощимый поток вырвется на
поверхность. Молодости свойственны глубокие порывы.
Она ненавидит ложь и фальшь. Она способна на подвиг
во имя высоких, больших чувств. Но молодости свойст-
венна и стыдливость. Анатолию иногда казалось, будто
в нем уживаются два различных человека. Первый —
чуткий, смелый, искренний, застенчивый, чуть излишне
гордый. Второй — слабохарактерный, грубоватый, мни-
тельный. Порой его мучили эти противоречия. И вот сей-
515
час, когда он говорил в порыве большой искренности,
видимо, то хорошее, что хранил он от людских глаз и
стыдился проявлять, считая это признаком слабости, про-
рвалось в половодье чувств.
15
В дверях появился Корсаков в коротком белом хала-
те. Он приветственно взмахнул рукой, сказал: «Пойду
организую комнату» — и исчез.
Анатолий тотчас вызвал Лику, сказал, что на часок
связь прерывает и будет «зуммерить» ей домой: «По-
проси Юру, пусть он оставит тебе радиофон на два-три
дня».
Лика торопливо спросила:
— Можно добиться, чтобы Боба отпустили домой?
Мама плачет.
— Я выясню...
— Пожалуйста! А я пойду в вечернюю школу и пере-
дам, что ты в больнице. Хлопунов уже знает.
— Он что-нибудь передавал мне?
— Привет и еще беспокоится о Витяке. Мать его
в долгой поездке, поехала с автоколонной в Харьков.
Витяка один. Я обещала зайти к нему.
— Нет, не надо,— чуть подумав, ответил Анато-
лий.— Понимаешь, Витяка колючий паренек. Если явит-
ся девушка, это заденет его самолюбие. А дружки этим
воспользуются, засмеют. Пусть лучше Ушков зайдет к
нему. Запиши адрес Ушкова. Зайди к нему, передай, что
я прошу. Пусть привезет Витяку ко мне.
— А меня ты не зовешь?
— Лика!
Лика засмеялась, а потом озабоченно спросила:
— Но что же в конце концов будет с Бобом? Мама
места себе не находит!
— Лика, я думаю, что Боба надо направить на время
в колонию. Он очень неустойчив и лжив. И нельзя ска-
зать, что с ним будет завтра.
— Толя, это ужасно! Неужели нет другого выхода?
Неужели теперь, когда злые силы за решеткой, ты, я,
мы все не сможем перевоспитать его?
— Что ж, попробуем. Я поговорю. Когда ты будешь
дома?
516
— Через час. А как быть с Ниной? Она звонила Ольге
Петровне и очень просила устроить встречу с тобой.
Вошел Корсаков, а с ним два санитара, кативших
постель на колесах. Анатолия перевезли в свободный ка-
бинет. Там ждал следователь, чтобы получить свидетель-
ские показания. На предварительном допросе Чума пол-
ностью отрицал свое соучастие в убийстве и показал, что
оно было совершено вором, по кличке «Огурец». Тог
признал себя виновным. Хозяин подтвердил показания
Огурца — часть вины он берет на себя.
— Оба лгут,— горячо возразил Антолий.— Они вы-
гораживают Чуму и сами думают отделаться десятью го-
дами. Не должен Чума выскочить из этого дела!
Анатолий так разволновался, что его заставили вы-
пить валерьянки. Вопросов у следователя было много,
начиная с подробностей нападения в подъезде, кончая
событиями в парке. Было записано и о «визите» Марата
к Нине.
— Но чего добивается Чума? — спросил Анатолий.
Не в обычае следователей отвечать на вопросы сви-
детелей. Однако Русаков был свидетелем особого поряд-
ка. Он помогал раскрыть тяжелое преступление, он ста-
вил свою жизнь под удар, и следователь сказал:
— Чума утверждает, что в третьем часу ночи его еще
не было в парке. А когда его принесли, он нашел на лу-
жайке убитого человека и вас.
— А очевидцы что говорят?
— Подтверждают показания Чумы. Русаков, я вам
сообщаю это не для того, чтобы вы рассказывали другим.
— Все понятно. Нет, никому не скажу. Хитро под-
строено.
— Да, хитро. Это чувствуется. Но свидетели говорят,
что Чума не имеет отношения к убийству Шелгунова.
— Это не свидетели, а бандиты. Есть и другие свиде-
тели против него.
— Кто?
— J5o6 Троицкий и еще двое парнишек. Они видели
Чуму в парке, видели с первой минуты.
И снова Анатолий мысленно обратился к брату Лики.
«Боб,— говорил он ему,— если даже сейчас ты не ста-
нешь человеком...»
— Все же мне неясно... Можете ли вы ответить на
один вопрос,— обратился Анатолий к следователю.
517
— Какой?
— Почему с такой настойчивостью и дотошностью вы
стараетесь установить точное время, часы и даже минуты,
когда был убит Антон Шелгунов? Какое это имеет зна-
чение? Ну убили на час раньше или на час позже. Ведь
убили же! А время ничего не меняет!
— Ошибаетесь, теперь, когда вы уже дали показания,
как свидетель, могу ответить. Опубликован Указ о введе-
нии смертной казни для злостных убийц. Если убийство
совершено хотя бы на одну минуту после двадцати четы-
рех часов, Ляксин, он же Чума, будет отвечать за соде-
янное по новому Указу.
— Правильно! — воскликнул Анатолий.
Корсаков протянул ему вчерашний номер газеты с
опубликованным Указом.
— Читал? — спросил он.
— Не успел.
— Я просил больных в вашей палате не напоминать
об этом Указе,— сказал следователь,— чтобы это не
повлияло на ваши показания, а теперь можете читать.
— Принято не только это решение, но и другие, очень
важные. Как мне известно, письмо Кленова — Русакова
очень помогло этому. Поздравляю! — Корсаков крепко
пожал руку Анатолию.
16
Нина заплакала, как только вошла к Анатолию. Не-
смотря на то что девушка была искренне огорчена, она,
как и всегда, оделась с шиком.
— Толечка...— начала Нина и опять заплакала.— Ка-
кой ужас, Марат, этот негодяй, не случайно заглянул ко
мне в тот вечер. Я уверена, Марата бандиты послали на
разведку. Не вини меня, я в отчаянии...
— Я тебя и не виню. Но одного не понимаю — как ты
могла дружить с таким подлецом? — сказал Анатолий.—
Ведь за километр видно, кто он такой.
— Я запуталась, Толя. Я так несчастна, так несчаст-
на... Помоги мне, Толя. Посоветуй. Тогда, при Лике, мне
неудобно было откровенно говорить с тобой обо всем.
— Но что я должен сделать?
Нина вынула из сумочки два исписанных листа бума-
518
ги. Это было ее заявление, длинное и довольно бестолко-
вое, о темных делах в артели.
— Я через несколько дней понял, что там творится.
А ты работала долго и ничего не замечала? Нет, Нина,
ты знала, но легкомысленно относилась к этому»
Нина снова заплакала.
— Ладно,— нахмурился Анатолий.— Не теперь об
этом говорить. Выйду — встретимся, подумаем о твоей
жизни, о работе. А это заявление правильное. Немедлен-
но пошли его.
На следующий день к Анатолию пришла Людмила
Зубавина. Рассказала о делах в школе. С Соней, после
убийства Шелгунова, очень плохо.
— Соня просила разрешить ей зайти. Она хочет знать
все о последних часах Антона. Кроме того, она вас
тогда оскорбила и мучается... хочет извиниться. Я думаю,
ей это нужно и для себя самой.
В палате появился Леонид Ушков с Витякой. Витяка
был чисто одет, он сел возле кровати, взял ладонь Ана-
толия в свои руки и с восхищением молча смотрел на
него. За Витяку можно не беспокоиться! Теперь никакой
Хозяин его не собьет!
Визиты не прекращались. Старшая сестра возмуща-
лась, но главврач разрешил... Явился и Мечик Колосов-
ский. Он был немного смущен тем, что рапортовать не о
чем, происшествий в последние дни не было. Просто при-
шел. Говорят, что Анатолий выдержал бой с пятью бан-
дитами, дрался приемами самбо. Пусть Анатолий рас-
скажет, все мальчишки с их улицы просят...
Шли дни. Через три недели Анатолий был уже дома.
Из больницы он ехал с Ликой и Юрой. А дома он застал
празднично накрытый стол, мать, дядю, Кленовых, Лео-
нида Ушкова и Корсаковых.
Анатолий считал себя человеком с «железной вы-
держкой», но тут на глазах его показались слезы.
Начался шумный и веселый разговор. В эту минуту
Анатолий с грустью вспомнил об Иване Игнатьевиче. Как
не хватало здесь его, человека, который вывел Анатолия
на правильную дорогу. Ведь если бы не было такого
мудрого воспитателя, как бы у него сложилась жизнь!
Через несколько дней пришло письмо.
«...На мой вопрос,— писал Иван Игнатьевич,— пра-
вильно ли я понял твое предыдущее письмо, что судьба
519
малолетних правонарушителей интересует тебя не мень-
ше, чем автомобили или создание моторов и ракет, ты
ответил: «Само собой разумеется!»
Я неоднократно замечал, что поступки, интересы лю-
дей, явления жизни, которые, казалось бы, сами собой
разумеются, как. ни странно, не всегда оцениваются по
большому счету теми, кто имеет к ним непосредственное
отношение.
Будто стоит такой у самого подножия горы и видит
перед собой лишь грязные пятна, лишайники, ползущих
насекомых. Не видит он, такой, романтики своей профес-
сии. А отойди от горы подальше, и откроются все красоты
этой великолепной громады с ее зелеными лесами, бур-
ными горными реками, неповторимыми очертаниями скал
и сверкающей снежной вершиной.
Учись видеть исторический смысл в своей повседнев-
ной деятельности. Почему бы тебе, призывающему «не
проходить мимо», не взяться за перевоспитание малолет-
них правонарушителей? Я не призываю тебя стать за-
урядвоспитателем, отрабатывающим положенное коли-
чество часов, а таким, как Макаренко. Обычаи, сноровку,
психологию преступной среды ты знаешь. И к душе ма-
лолетнего правонарушителя ты находишь ключ. Я тому
свидетель. Еще Дзержинский назначал воспитателями
чекистов или педагогов из кристально честных. Хорошо,
если бы ты окончил педагогический институт и начал ра-
ботать воспитателем. А педагог, да еще слесарь, и к тому
же увлекающийся новейшей техникой,— это же клад для
политехнического образования.
Я понимаю и другое. Нелегко вот так, сразу, да еще
после стольких лет, проведенных в колонии с мечтой о
свободном полете, снова ориентироваться на колонию.
Но я тебя хорошо знаю. Ты активно непримирим к
нарушителям советского образа жизни. И чем дальше,
тем активнее ты будешь бороться за социальную спра-
ведливость. На своем опыте ты понял, как нелегко бывает
колонистам, возвращающимся к трудовой жизни. Орга-
низовал бы ты им широкую помощь. Не в устройстве
на работу. Их устроят. Им необходима регулярная дру-
жеская поддержка, духовная помощь. Какая — сам зна-
ешь. А колонии — возможно, что колонии вообще пере-
станут существовать. Они будут не нужны. Общество
не даст подросткам свихнуться».
520
Анатолий задумался. «Если он и пойдет по пути таких
как Иван Игнатьевич или Макаренко, то, уж конечно,
будет помогать хлопцам стать на правильный путь. Как
Же организовать такое шефство над возвращающимися?»
17
В газете «Вечерняя Москва» появилась заметка, на-
бранная мелким шрифтом о том, что органами милиции
захвачена шайка преступников. Шайкой руководил ре-
цидивист Л. С. Ляксин, по кличке «Чума». В шайку вхо-
дили: М. К. Рыжевич, по кличке «Огурец», С. М. Хан-
шин, по кличке «Цыган», Г. Н. Санькин, по кличке «Хо-
зяин», и еще семь человек.
Эта шайка в последние месяцы совершила несколько
вооруженных грабежей, убийств. Сейчас следствие за-
кончено, и в ближайшие дни преступники предстанут
перед судом.
Июньским утром, в десять часов, начался процесс над
шайкой Чумы. Анатолий Русаков был вызван в качестве
свидетеля обвинения.
Зал затих, все повернули голову в сторону преступни-
ков, которых ввели под конвоем. Они заняли свои места,
а затем исподлобья, зло и вызывающе оглядывали пуб-
лику, стараясь опознать «своих».
В самом начале следствия преступники решительно
отрицали все. Чума и его сообщники «темнили», путали,
отмалчивались. Все они придерживались одной и той же
версии: никакой шайки нет, Антона Шелгунова Чума не
убивал. Огурец — Рыжевич взял убийство Шелгунова на
себя. Все преступники дружно выгораживали Чуму, слов-
но в этом заключался их шанс на спасение. Уличенные
свидетелями и экспертами во лжи и обмане, они были
преисполнены решимости защищаться.
После показаний Русакова следователь предъявил
Рыжевичу — Огурцу, упрямому тупому малому, Указ о
новом законе, карающем злостных убийц смертью. Огу-
рец сначала не поверил, а поверив, испугался и, спасая
себя, подтвердил показания Русакова. Да, Чума ударил
Шелгунова ножом в грудь.
С признания Огурца и началось разоблачение всей
521
шайки. Хозяин тоже отрекся от Чумы, а за ним и осталь-
ные. Круговая порука распалась.
Зная, что виновность их установлена, но, иудучи,
как все воры, суеверными, они все еще надеялись на
счастье.
В первое судебное заседание Чума вдруг запел «В ле-
су родилась елочка». Он приплясывал, хлопал в такт ла-
донями и бубнил: «Ладушки, ладушки, где были? У ба-
бушки...» Огурец грохнулся на пол, закатил глаза, скре-
жетал зубами, колотился головой. Хозяин вел себя, как
шизофреник. Адвокат Чумы потребовал медицинского
освидетельствования. Суд прервал заседание до получе-
ния медицинского заключения.
В клинике, куда его поместили, Чума пытался подку-
пить санитара, суля деньги, и грозил местью тем, кто
ему не поможет.
Теперь, когда все преступники, кроме Чумы, во мно-
гом сознались, прерванный было суд продолжался.
Неторопливо задавались вопросы. Буднично, даже
скучно отвечают подсудимые. Яркие дорожки солнечного
света наполнены медленно двигающимися, дрожащими
пылинками.
Но вот суд вызвал свидетеля Анатолия Русакова. Его
показания нарушили неторопливый ход судебного засе-
дания. Преступники заволновались. Чума не мог удер-
жаться от яростных выкриков. Судья то и дело призывал
его соблюдать порядок.
Показания Русакова были страшны для подсудимых.
Свидетельствовал человек, который, ссылаясь на личное
знакомство с деятельностью Чумы, шаг за шагом разоб-
лачал его. Этот человек был очевидцем зверского убий-
ства Антона Шелгунова.
Как свидетель, Анатолий в начале суда не присутство-
вал в зале. Накануне суда он получил анонимное письмо:
ему грозили расправой, если он хоть одним словом упо-
мянет о тех, кто не привлечен по делу. Анатолий догады-
вался, что авторы этого письма Марат и Рудя. Они после
первых допросов у следователя вышли было сухими из
воды. В каком соучастии можно было их обвинить?
В том, что они угнали машину Троицких? Борис Троиц-
кий показал на следствии, что Рудя ездил на «Победе»
с его, Боба, согласия. Связь Марата и Руди с ворами от-
рицали Чума, Цыган и Хозяин. То ли они хотели сохра-
522
нить на свободе своих холопов, то ли боялись, как бы
Марат и Рудя с перепугу не наговорили лишнего.
Суд длился два дня. На третий день выступил про-
курор.
— Товарищи судьи! Три дня со всей тщательностью
вы исследовали улики и доказательства, направленные
против сидящих здесь на скамье подсудимых людей, об-
виняемых в совершении тягчайших преступных деяний,
совершенных умышленно, по корыстным мотивам. Корни
преступной деятельности бандита Ляксина ухбдят в до-
революционное прошлое.
Звериная злоба и ненависть этих преступников были
направлены и против тех, кто пытался им мешать совер-
шать преступления, совращать, растлевать детей и под-
ростков, против тех, кто не хотел быть рабом этих банди-
тов и пытался порвать с ними, честно работать!
Так начал прокурор свою обвинительную речь. Он
говорил и об ошибках педагогов и родителей, необходи-
мости создать атмосферу общественного негодования
против правонарушителей.
А закончил так:
— Я обвиняю не один. Незримо рядом со мной стоит
убитый этой преступной бандой человек большой души,
неизвестный народу герой, работник уголовного розыска
Олег Горевой, который дорожил человеческой жизнью
больше, чем собственной. Незримо рядом со мной стоит
Антон Шелгунов, убитый бандой. И только благодаря
действиям милиции остался жив Русаков, мужественный
юноша, не пожелавший подчиниться Ляксину—Чуме.
Во время свершения этого преступления уже вошел в
действие Указ о смертной казни за злостное убийство.
Подходит последний час, час расплаты преступников
за тяжкие преступления, за убийства. Я обвиняю со всем
народом! Гуманизм в данном случае должен заклю-
чаться в том, чтобы избавить советских граждан от под-
лых и коварных убийц. Нет им пощады!
Суд приговорил Леонида Ляксина, по кличке «Чума»,
к расстрелу, остальных — к различным срокам заклю-
чения.
* * *
Дорогие читатели! Я не мог не написать этот роман о
гражданском мужестве. Я считал необходимым предосте-
речь неопытных, только начинающих жить от возможных
ошибок.
Мне могут задать вопрос, почему я показываю не
только хорошее. Ведь хорошее задает тон нашей жизни.
Только положительные герои осуществляют строитель-
ство коммунизма. И это верно! Но ведь писать об Анато-
лии Русакове, юноше со сложной судьбой,— это значит
показать и его друзей и врагов — хорошее и плохое.
Образы героев этой повести, драматические положе-
ния, фон, на котором развиваются события, не выдуманы,
но кое-что изменено: например, имена и фамилии людей,
ставших прообразами героев повести. Местоположение
обсерватории не там, где оно указано. Поэтому не ищите
директора, по фамилии Кленов,— там его нет. И не
ищите Анатолия на улице Воровского в доме, где почта,
он живет в другом месте. Точных адресов колоний тоже
не указано, но все, о чем написано в романе, взято из
жизни.
Роман, как уже говорилось, рассказывает о событиях,
характерных для 1950—1954 годов. С того времени мно-
гое изменилось. Жизнь обогнала роман. Приняты важ-
ные законы, помогающие поскорее покончить с преступ-
ностью. Комсомольские рейды и оперативные комсомоль-
ские отряды по борьбе с антиобщественными явлениями
уже узаконены в виде добровольных народных дружин.
Правы оказались те, кто сумел увидеть в них одну из
форм общественного самоуправления.
Изменений много, но пережитки живучи.
При всех положительных качествах человека его
нельзя считать настоящим гражданином, если он живет
по принципу «моя хата с краю», занимает мещанскую по-
зицию невмешательства.
Каждый из нас должен помогать борьбе милиции с
преступниками и их вредным влиянием на молодежь.
Только с помощью общественности наша милиция может
выполнить свой благородный долг.
Мне очень хотелось бы развеять одно очень распрост-
раненное заблуждение у молодежи, будто настоящее му-
жество, настоящая храбрость потребуются только в бу-
524
дущем, для свершения великих, героических дел, а сей-
час, мол, всего этого не надо. Это величайшее заблужде-
ние. Для борьбы с уродливыми явлениями в нашей
жизни, с проявлениями пережитков капитализма в созна-
нии людей каждому советскому человеку, в том числе и
детям, подросткам и юношам, необходимы иногда храб-
рость и мужество в самой будничной, «домашней» обста-
новке. В этой борьбе закаляется характер человека.
Гражданское мужество — героика мирного времени!
ОГЛАВЛЕНИЕ
ПРЕДИСЛОВИЕ. Комиссар милиции 3 ранга
А. Волков . .............. 5
ПАУТИНА ....................... 12
ИСПЫТАНИЕ МУЖЕСТВА ...........230
ПОСЛЕДНИЙ СЧЕТ................408
К ЧИТАТЕЛЯМ
Отзывы об этой книге просим присылать по
адресу: Москва, А-47, ул. Горького, 43.
Дом детской книги.
❖
Для среднего и старшего возраста
Тушкан Георгий Павлович
ДРУЗЬЯ и ВРАГИ АНАТОЛИЯ РУСАКОВА
Роман
Ответственный редактор Н. М. Беркова
Художественный редактор Б. А. Дехтерев
Технический редактор М. А. Кутузова
Корректоры
Г. Ю. Г н е т о в а и В. Е. К а л и н и н а
Сдано в набор 20/IX 1972 г. Подписано к печати
10/1 1973 г. Формат 84Х1081/з2. Печ. л. 16,5. Усл.
печ. л. 27,72. (Уч.-изд. л. 28,57). Тираж 100 000 экз.
ТП 1973 № 579. Цена 1 р. 03 к. на бум. № 2.
Ордена Трудового Красного Знамени издательство
«Детская литература» Государственного комитета
Совета Министров РСФСР по делам издательств,
полиграфии и книжной торговли. Москва, Центр,
М. Черкасский пер., 1. Ордена Трудового Красно-
го Знамени фабрика «Детская книга» № 1 Рос-
главполиграфпрома Государственного комитета
Совета Министров РСФСР по делам издательств,
полиграфии и книжной торговли. Москва, Сущев-
ский вал, 49. Заказ № 4809.
Тушкан Г. П.
Т92 Друзья и враги Анатолия Русакова. Роман.
Рис. А. Сурова. М., «Дет. лит.», 1973.
526 с. с ил. (Б-ка приключений и научной фантастики.)
Роман о сложной и трудной судьбе подростка, втянутого в мир
антиобщественных элементов, о трудных путях его возвращения к
свету и жизни и о том, как ему в этом помог комсомол и обще-
ственность.
Книга предназначается для школьников среднего и старшего
возраста.
Р2
Сканирование - Беспалов, Николаева
DjVu-кодирование - Беспалов