ББК 74.5
УДК 0008:37
С 40
Системогенетика, 94/ Под редакцией Н.Н. Александрова и А.И. Субетто. –
Москва: Изд-во Академии Тринитаризма, 2011. – 233 с.
Книга
подготовлена
по
итогам
Первой Международной
коференции
"Системогенетика и учение о цикличности развития. Их приложение в сфере
образования и общественного интеллекта", состоявшейся в г. Тольятти в 1994 году.
Она состоит из двух разделов.
Первый раздел представляет собой сборник статей по системогенетике и теории
цикличности развития, выпущенный к конференции. Здесь представлены такие авторы,
как Н.Н. Александров, А.И. Субетто, В.П. Казначеев, Б.И. Кудрин. Редкие на
сегодняшний день работы переведены в электронный вид, что делает их доступными
широкой публике.
Второй раздел – это сопутствующие материалы, выпущенные к этой же
конференции. Это прежде всего «Манифест» А.И. Субетто и ряд текстов Н.Н.
Александрова, опубликованных в периодической печати, а также его первая
монография 1994 года.
Книга предназначена для широкого круга специалистов, интересующихся
проблемами системности, генетики и цикличности развития.
Выпуск приурочен к 20-летию создания МАБ и БД, г. Тольятти (поначалу «Банкколледж», ныне ТАУ), в которой ряд лет плодотворно сотрудничали оба редактора. А
вот и они сами в момент основания организации:

ОГЛАВЛЕНИЕ:
Предисловие
Н.Н. Александров. ГЛОБАЛЬНЫЕ МЕНТАЛЬНЫЕ ЦИКЛЫ. Модели
социального времени в истории.
Т.В.

Зырянова.

ХРОНОТОП

–

ПРОСТРАНСТВЕННО-ВРЕМЕННЫЕ

ОТНОШЕНИЯ, ОПРЕДЕЛЯЮЩИЕ ЛИТЕРАТУРУ КАК ОСОБУЮ ОБЛАСТЬ
ХУДОЖЕСТВЕННОГО. (На материале романа Ф.М. Достоевского "Преступление
и наказание").
В.П. Казначеев. ЖИВОЕ ВЕЩЕСТВО: НООСФЕРА? (ПЕРСПЕКТИВЫ
ГЕОПОЛИТИКИ).
А.И. Субетто. ИДЕЯ ПАНТАКРЕАТОРА В СОВРЕМЕННОЙ НАУКЕ.
А.И. Субетто. СИСТЕМНАЯ ПАРАДИГМА И СИСТЕМОГЕНЕТИКА.
А.И. Субетто. НОВАЯ ПАРАДИГМА ЦИКЛИЧНОСТИ.
Б.И. Кудрин. ПРИМЕНЕНИЕ ПОНЯТИЙ БИОЛОГИИ ДЛЯ ОПИСАНИЯ И
ПРОГНОЗИРОВАНИЯ
ТЕХНОЛОГИЧЕСКИ.

БОЛЬШИХ

СИСТЕМ,

ФОРМИРУЮЩИХСЯ

ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ

Вице-президент МАБ и БД,
ректор университета
Н.Н. Александров.

Вы держите в руках первый сборник по теме, которая в настоящее время
является одной из самых обсуждаемых в научном сообществе. Системогенетика
не является ни законченным учением, ни научной школой в точном понимании
этого слова. Это новый междисциплинарный научный комплекс, ставящий перед
собой достаточно объемные интегративные задачи. Эти задачи декларированы в
настоящем сборнике в ряде материалов программного характера. Что касается
учения о цикличности развития, то, по нашему мнению, оно входит как органическая часть в комплекс системогенетических идей и методов исследования, хотя
имеет и самостоятельность, и долгую жизнь в истории науки. Сегодня оно снова
актуально и переживает период интеграции, методологически очень продуктивный.
Появлению в свет этого сборника предшествовали работы, которые привели
к формированию в городе Тольятти на базе Международной Академии Бизнеса и
Банковского Дела сообщества исследователей, именующих себя «системогенетическим колледжем». В это неформальное сообщество входят как искусствоведы,
филологи, дизайнеры, так и правоведы, философы, специалисты в области
естествознания и математики. Объединяет их одно: использование системогенетического метода и циклических построений в своих теоретических, методических
и практических работах.
Академия – учебное заведение с непрерывной «образовательной цепочкой»
от детского сада до университета. Она объединена в этом не только формально, но
и идеологически, что последовательно проводится в образовательной концепции

Академии. Мы стоим на той точке зрения, что образование может развиваться
только в условиях одновременного присутствия и активного диалога нескольких
школ и мировоззрений, в том числе и взаимоисключаюших. Но это не принцип
плюрализма, где все мнения имеют право на существование, а принцип активной
борьбы на содержательном поле. Концептуальное доминирование одной школы
или одного подхода, с нашей точки зрения, не способствует развитию ни системы
образования, ни научных исследований. Поэтому системогенетическое направление является в Академии равноправным концептуальным направлением и
реализуется в такой форме существования, как «невидимый колледж». Это
хорошая форма, поскольку она не формализуется и ее устойчивость достигается
только за счет единства взглядов.
Наше основное направление – исследовательские работы с применением
системогенетического подхода и циклической методологии. В этом отношении
нам повезло: наряду с собственными исследованиями участников «невидимого
колледжа», которые велись по оригинальным направлениям, нам удалось познакомиться с системогенетическими и циклическими взглядами и работами академика
А.И. Субетто, который любезно согласился стать куратором нашего «колледжа» и
руководителем ряда аспирантов. К моменту встречи наши взгляды уже
оформились, и мы нашли очень много общего в идеях, которые разрабаТывали
независимо.
Александр Иванович Субетто, с его богатым опытом и деятельным темпераментом, во многом стал «крестным отцом» этого издания. И если в сборнике вы
увидите необычное разнообразие подходов, тем и авторов, то этому значительно
способствовала редкостная широта и универсальность научных взглядов нашего
куратора и друга.
Разворачивание исследовательских работ Академии требовало выхода во
внешний мир и оформилось в создание на базе Академии филиала Исследовательского Центра проблем качества подготовки специалистов Госкомитета

Российской Федерации по высшему образованию. Мы выражаем признательность
директору этого Центра Селезневой Надежде Алексеевне, которая поддержала
наши начинания и способствовала выходу в свет этого сборника. Большая часть
публикаций, представленных в сборнике сотрудниками Академии, – это работы в
рамках программы исследований филиала Исследовательского Центра.
Но мы не хотели бы замыкаться только в собственном круге проблем.
Поэтому в нашем сборнике представлены также тексты авторов, которые
работают в аналогичных или пересекающихся направлениях в других городах и
странах. По этому пути панорамного представления исследований в области
системогенетики и цикличности развития мы собираемся идти и дальше. Что
касается жанра сборника, то мы не хотели ограничиваться традиционными, сугубо
научными, публикациями, а предоставили возможность выступить с манифестами,
декларациями и научно-публицистическими работами всем, кто этого захотел. Эта
установка построена на понимании системогенетики как становящегося явления.
С другой стороны, в вопросах ответственности науки и в поисках глобальной
новой нравственности старых форм просто недостаточно, нужны новые формы.
На наш взгляд, сборник получился достаточно представительным и
интересным как по тематике, так и по качеству самих работ. В нем есть
совершенно уникальные и оригинальные точки зрения, концептуальные подходы,
фундаментальные постановки мировых проблем. Все это свойственно любому
новому направлению в научной мысли, а системогенетика и учение о цикличности
развития именно таковыми и являются. Может быть, это болезнь роста, подобная
той, которую пережила кибернетика, но, может быть, перед нами и новое явление
в развитии науки. Оценку этому может дать только время. Мы же, со своей
стороны, надеемся, что наши последующие сборники окажутся не хуже и будут
так же выражать множественность точек зрения, как его выражает первый
сборник. Желаем творческих успехов всем нашим авторам и приглашаем к
дальнейшей совместной работе.

ГЛОБАЛЬНЫЕ МЕНТАЛЬНЫЕ ЦИКЛЫ
И МОДЕЛИ ВРЕМЕНИ В ИСТОРИИ

Н.Н. Александров, Тольятти.
ВВЕДЕНИЕ
Данная работа построена на основе подхода, который сегодня только
формируется как междисциплинарный научный комплекс, и его в общих чертах
определяют как «системогенетический». В системогенетике можно выделить два
основных направления исследований, которые взаимосвязаны; в классических
традициях они назывались «синхронное» и «диахронное» направления исследований, в системогенетике они разводятся как исследование генетическое и
исследование системное, в частности, классиологическое.
Генетический тип исследования предполагает наличие определенной логики
разворачивания предмета исследования во времени его жизни, в пределе –
реконструкцию его полного генезиса. Нас будет интересовать само становление
генетических взглядов, которое было связано с понятием «жизнь» предмета
исследования (вот почему первые генетические взгляды в науке оформились
именно в биологии). В настоящее время существует целая совокупность разных
генетик, например, социогенетика, техногенетика и т.д. Что касается системогенетики, то в ее задачи входит выявление инвариантов и установление законов
генезиса любых систем. Разумеется, инварианты такого рода могут охватывать
только то множество объектов, которое нами познано и может быть описано как

системное. Наличие таких инвариантов является своеобразной парадигматической
рабочей гипотезой метода системогенетики, хотя само такое словосочетание
страдает неточностью. На сегодняшний день можно только сказать, что такое
направление исследований существует и есть ряд исследователей, которые
нацелены на выделение универсальных генетических инвариантов [8].
Поскольку мы постепенно включаемся в это общее поле системогенетических исследований, для нас важно получить первоначальную панораму
основных взглядов на проблематику оперирования временем в истории.
Генетические взгляды имели свои корни не только в биологии, но по большей
части – в философии и близких к ней областях, особенно в философии истории
[9]. Нельзя назвать практически ни одной цивилизации, которая не решала бы для
себя на своем философском уровне проблемы глобального генезиса. Начиная с
постановки вопроса о причине существования всего сущего и цели бытия
человека, философская мысль не могла не задать определенной генетической
картины мира. Вне зависимости от того, в какой идеологии оформлялись эти
генетические взгляды, из набора генетических инвариантов выбирался тот или
иной.
На материале истории философии можно проследить, как возникал
практически весь набор возможных генетических инвариантов в моменты
формирования содержания, в начальные периоды в развитии цивилизаций. Нами
выдвигается такое предположение: существует достаточно ограниченный набор,
своего рода конечная морфология всех возможных генетических единицинвариантов. Эта морфология инвариантов обозначается как потенциал в
начальные моменты становления цивилизаций. Так, например, в китайской
культуре периода «Ста школ» этот набор просматривается с такой же
отчетливостью, как и в античности или в раннем средневековье. Далее в истории
цивилизаций

можно

наблюдать

перемещение

доминирования

от

одного

инварианта к другому, от одной точки зрения к другой, что составляет процесс
перемещения доминирования инвариантов в одном историческом цикле.
Такая

условная

морфология

генетических

инвариантов

в

крупных

исторических циклах, например, в формационном цикле, «накрыта» некоторым
единством, определенным «менталитетом формации». Наша задача в данном
обзоре – выявить отдельные (не все) предельно большие циклы и зафиксировать
верхний уровень генезиса – генезис парадигм времени в формационных циклах.
По

сути,

мы

рассматриваем

историю

человечества

как

идеально

детерминированную. Причем мы можем наблюдать процесс роста идеальной
детерминации в истории, что является самостоятельной проблемой, описанной в
системогенетических работах А.И. Субетто [7]. Идеальная детерминация истории
достаточно

трудно

ухватывается.

Найти

термин

для

ее

фиксации

на

формационном уровне еще сложнее – это задает сам метод исследования. Наша
точка зрения близка позиции М. Барга [1], рассмотревшего «менталитет» как
объяснительную основу устройства того или иного общества. Менталитетом
называют совокупность символов, которая позволяет людям одной общности
одного времени наделять одинаковые вещи одинаковым значением.

Если мы

уйдем от «определяющей роли способа производства», скажем, первобытнообщинного строя, к выявлению его общего менталитета, то можем выяснить, что
первобытный менталитет в пределе един. Опора на инварианты, удерживающие
единство мировоззрения, по нашему мнению, позволяет выделять крупные фазы
развития человечества вернее, чем это делает теория «экономических формаций».
На самом деле «менталитетный подход» Барга только приближает нас к
постановке вопроса, поскольку термин «менталитет» недостаточен, у него не
хватает емкости для удержания столь широкого поля исследований. Только с
очень большой натяжкой можно говорить о «менталитете человечества». И даже
вводимое нами понятие «ментальных формаций» является очень условным.
«Менталитет» рабовладельческой формации слишком различен, а то общее и

инвариантное, что его удерживает, слишком невелико. И все же, перейдя на
позиции идеальной детерминации истории при помощи рабочего понятия
«менталитета», мы обнаруживаем определенную целостность: менталитет каждой
формации в инвариантах предстает единым. Определенная фаза, этап становления
человечества как целого, постижения мира через меру и пределы этой фазы
удерживают границы этого «формационного менталитета». Именно наличие такой
общности позволяет выделять явления, близкие к тому, что Ясперс назвал
«осевым временем» [13]. Разнообразие взглядов греков, китайцев, индийцев и в
какой-то мере американцев одного и того же момента истории охватывается
общностью, удерживается мерой одного менталитета, одним качеством. Это
качество не задается способом производства, не загнано в рамки экономического
детерминизма, оно удерживается, невзирая не только на экономику и ее уклад, но
и на локализацию той или иной культуры, ее этническую специфику и т. д.
Разумеется,

эти

положения

требуют

многократного

уточнения

и

доказательств. Но перед началом исследований нужно опираться на некоторую
гипотезу, а затем – либо подтвердить, либо опровергнуть ее. Суть нашей гипотезы
в том, что человечество есть целое с самого первого своего проявления. Это целое
долго не осознает себя как целое, более того, действительное осознание может
наступить только в конце «формационной истории». На всем протяжении истории
человечество накапливало некий идеальный багаж и пыталось с разных
позиций осмыслять себя именно как целое. Становление этого целого идет через
локальность и дифференцированность к всеобщности и интегрированности. И
если говорить об истории философии, то она является полем синтеза такого рода
предельных представлений. Они не обязательно имеют логический и рациональный характер; более того, синтез на иррациональной основе имел место
значительно чаще. Если встать на позицию познания инвариантов, то для нас не
имеет значения, какая это основа. В любом историческом цикле можно наблюдать
движение от рационального к иррациональному, которое потом снова и снова

повторяется. Односторонность и монизм философской парадигматики способствуют анализу, углублению частных представлений, но не способствуют синтезу,
который обязательно строится на конфигурировании разных онтологий.
Отношение к проблеме времени в любой ментальной конструкции является
определяющим и задающим. Оно никогда не было «естественным», как это
пытаются

представить

некоторые

исследователи.

Это

всегда

идеальная

искусственная конструкция, которая затем накладывается на ход жизни социума.
Точка зрения на время управляет сообществом людей. Власть – это власть над
временем, вот почему переход от церковного времени к светскому был таким
трудным и достаточно кровавым – это был переход доминирования, замена одного
типа идеальной детерминации на другой. Пространственно-временные модели,
“ментальный хронотоп” незримо присутствует во всем, что совершается в той или
иной культуре, в том числе и в экономике. И в этом сказывается то обратное
влияние культуры на устройство общества и на экономику, которое и можно
назвать принципом идеальной детерминации.
Такая система взглядов противостоит экономическому детерминизму, хотя
марксизм не следует упрощать до экономического детерминизма: принцип
идеальной детерминации истории присутствует у Маркса и входит в число его
методологических приемов. Стройную «пятичленку» социально-экономических
формаций придумал отнюдь не Маркс, а Сталин, после социологической
дискуссии 1928-1935 годов. Маркс анализировал способы докапиталистического
производства и к такой «красивой» схеме не приходил, напротив – азиатский
способ производства у него существует наряду с феодом и «формацией» не
является. Экономический детерминизм внес массу путаницы в периодизацию
истории: и рабовладение как определяющий способ производства было не везде и
не до конца, и феодализм был в массе вариаций и модификаций, которые
способом производства не ухватываются.

И способ устройства общества, и способ производства есть производное от
менталитета данного времени в той же мере, в которой менталитет производен от
них. Взаимообусловленность не есть дуализм: цикл задается не набором орудий и
средств производства, а все-таки набором идей. Вряд ли орудия династии Цин
сильно отличались от орудий греков, но вот исходные философские положения
фиксируют сильнейшие отличия. И мы имеем при одном и том же уровне
развития орудий разные типы обшественного устройства. Модель управления
обществом Конфуция и модель управления Аристотеля – это проявление их
отношения к «ментальному хронотопу», разные проекты при разных основаниях.
Если изучать только способы общественного устройства, то причина меняется со
следствием. Аристотель задумал эллинизм, Александр и его преемники реализовали проект, выдержав идеологию, хотя и не конца. Точно так же проект
Конфуция был реализован в Китае и точно так же стал идеологией.
Наши дальнейшие шаги будут связаны не столько с анализом исторического
материала, сколько с анализом «профильтрованных» разными исследователями
парадигм времени в рамках ментальных циклов. По жанру это пока обзорная
работа, которую следует развить до фундаментальной. Обзор всегда страдает
неполнотой, его всегда можно продолжить и углубить. Но, тем не менее, он задает
некую

канву,

из

которой

точка

зрения

уже

отчетливо

видна.

Мы

сконцентрировали свое внимание на анализе циклических (и пересекающихся с
ними) парадигм времени, существовавших в истории. Как во всяком обзоре, в
нашем случае можно выделить только небольшой ряд важных точек, набор
которых не является ни исчерпывающим, ни окончательным. В то же время мы
старались выдержать определенную логику изложения, основанную на вышеприведенных гипотезах.

1. ПЕРВОБЫТНАЯ ПАРАДИГМА КРУГОВОГО ЦИКЛИЧЕСКОГО ВРЕМЕНИ

В первобытном обществе путем длительных наблюдений была сформирована идея кругового движения, своего рода до-теория вечных возвратов. Надо
сказать, что в любых длительно существующих культурах, приобретающих
стабильность, вечные возвраты несли идеологическую цементирующую функцию.
Куда приятнее жить в стабильном, неизменном, понятном мире. Именно поэтому
иногда происходит и обратный процесс – циклические парадигмы идеологически
навязываются обществу с целью его стабилизации, особенно круговые парадигмы.
И их следует различить: цикл предполагает длительность с некоторыми фазами и
его простейшей моделью может являться виток цилиндрической спирали. Сама
закономерность появления такой модели уже предполагает освоение аппарата
геометрии и стереометрии. Простейшая редукция такого простейшего цикла –
круг, то есть одна из проекций цилиндрической спирали на плоскость. Круг носил
универсальную объяснительную функцию, тесно связанную не только с понятием
времени, но и символикой, например, Солнца. Эта многозначность символов
вообще есть свойство первобытного синкретизма.
Не стоит недооценивать первобытную культуру, она владела и более
сложным понятием «импульса», изображаемого как коническая спираль (типа
раковины). Плоская проекция конической спирали – расходящаяся спираль в
плоских орнаментах, была излюбленным знаком древних. Достаточно сказать, что
знаменитый «греческий узор» есть эта же спираль, выполненная прямыми линиями, это древний след в античном времени.
Нам сейчас очень трудно, а может, и невозможно вообразить себе,
насколько первобытный человек не отделяет себя от рода-племени, а свое племя
от природы. Неотделимость Я от Мы и лежала в основе этого синкретизма. Уже
на ранних стадиях формирования менталитета исследуется время и ищутся
способы овладения им: до возникновения «первобытного искусства» и ранней
письменности существовали календари. Вначале лунный, затем солнечный и

звездный. Поскольку люди вели свое происхождение от животных, то и
космические явления осознавались как живые существа, как другие животные.
Отсюда «зодиакальные круги» (от «зоо», животного), вариантов которых в
истории было множество. Наблюдение восходов и уходов светил и звезд
приводили к идее существования некого абстрактного цикла, цикла вообще. Но
первые шаги были сугубо эмпирическими – вычленялись природные циклы.
Выделение годового цикла можно считать огромным ментальным достижением,
сравнимым с открытием разве что колеса [5].
Можно зафиксировать, что в первобытном сообществе идея цикла
приобрела свойства инварианта, но в пределе этот инвариант был круговым, хотя
наряду с кругом возник инвариант спирали, что точно отражено в сакральных
узорах. Наконец, первобытная диалектика вычленяла инвариант двух спиралей
(типа ДНК), который стал практически основным для всех без исключения
древних «сверхзнаков». Это подробно исследует Н. Шмелев [11]. Нам представляется, что древние модели времени и пространства только по видимости отталкиваются от натуральных моделей, но вовсе не сводятся к ним. Между раковиной и
конической моделью времени есть аналогия, между двумя свитыми веревками и
спиралью ДНК – тоже, но это уже очень высокий уровень абстракции
инвариантов, связывать которые мы не вправе.
Обобщая, можно сказать, что первобытный «циклизм» носил характер,
неотделимый от природы: человечество шло по пути выделения актуальных
циклов природы. Но если говорить о системе символов, через которую можно
прочесть ментальные основы, то мы вправе предположить вычленение и самостоятельное существование как минимум трех временных инвариантов: круга,
спирали, двух свитых спиралей. Познание и овладение природой и ее
пульсирующим временем не могло пока продвинуться дальше, чем за цикл
длительностью в две-три человеческие жизни. Даже в архаической Греции этот
временной интервал еще сохранялся и все события «до дедов» одинаково

считались древними. Поэтому при наличии универсальных инвариантов обращение их на практику удерживалось в пределах, максимум, столетнего цикла.
Между прочим, неразвитые сельскохозяйственные страны и поныне
продолжают сильнейшим образом зависеть в мелких ментальных циклах от
циклов природы, что выражается и в их истории. Известнейшее произведение

Г.

Маркеса «Сто лет одиночества» отражает восприятие в латиноамериканской
культуре того же столетнего цикла, который характерен и для России. Это
природный цикл Солнца, описанный А. Чижевским [10]. Отчетливость русских
столетних циклов фиксируется целым рядом исследователей [2]. Они проявляются
и в культуре, и в политике, но это малые, а не крупные ментальные циклы.
Крупные циклы имеют всеобщий характер и связаны с заданием новых принципиальных парадигм. В этом смысле они проектные. Например, таким проектным
началом для запуска большого цикла нового менталитета в России послужило
принятие христианства. Постоянные природные циклы как бы «держат на себе»
эти большие проектные ментальные циклы.
То новое, что возникло в деятельности первобытных людей, связано с
проективностью, прогнозом и проектом будущего на основе как конкретных
знаний, так и идеальных инвариантов. Первобытная магия стала значительным
шагом в развитии социума. Суть ее проективности – в попытке изменения
естественного хода событий при помощи заклинаний в нужном для себя
направлении. У заклинания есть целевая функция и есть проект результата.
Поскольку человек себя воспринимает как животное, ему жизненно важно
наделить себя силой, ловкостью, хитростью, быстротой, неуязвимостью. Это уже
олицетворенный мир, но раннее мифологическое олицетворение не различает
отдельно животное и отдельно человека. В этом смысле первобытное изображение
имеет четко выраженную магическую функцию: изображение есть двойник тела и
души животного. В последующей египетской культуре эти качества двойника
переносятся на скульптуру человека. Овладение оболочкой и изображением есть

одновременно и овладение душой животного. Синкретизм делает первобытное
изображение всего лишь частью магических ритуалов. Сутью же этих ритуалов
является овладение временем, удержание прошлого и проектирование будущего.
Таким образом, первобытный менталитет уже имел потенциал (идеальные
модели) для обращения его на управляемость обществом, но был жестко привязан
к природным циклам. Первый сдвиг происходит в эпоху «военных демократий»,
которые не могли не задать, кроме природной, и иную парадигматику времени,
поскольку явились первым крупным новым сообществом. Это хорошо видно на
примере истории скифов. Там произошло наложение на природный цикл
совершенно нового ментального цикла иной длительности.
2. КОНЦЕПЦИЯ ВРЕМЕНИ И КАТЕГОРИЯ СУДЬБЫ В РАБОВЛАДЕНИИ

В рабовладении как в ментальном общем можно выделить одну ведущую
тенденцию и три ее модификации. Причем, можно не ограничиваться только
Средиземноморьем и европейской культурой, аналогичные черты при желании
можно обнаружить в Древнем Китае, Древней Индии и в культурах Междуречья.
Общее состоит в том, что линия преемственности задана мифом. Но задана
эта линия в круговой концепции времени. Она приобретает в европейском мире
более деятельно-организующий смысл, а в Индии – более субъективнофилософский. Парадоксально, но факт – эта линия не имеет прямого отношения к
религиям, поскольку проявилась и в китайском менталитете, построенном на
атеизме.
Социальные организмы большого масштаба и плотности нуждались в идее
устойчивости времени. Эту идею могла обеспечить только концепция круга
времени, «колеса вечных возвратов». Но была и вторая обязательная составляющая – концепция «вечности». Сосуществование этих двух начал в цивилизациях,
близких к Египту, носило сложный нерасчлененный характер. Разведение

динамической и статической моделей времени появилось только у досократиков в
ранней Греции, а их новый качественный синтез – в модели времени у Платона.
Если индийские философы решили соотношение динамического круга и
статической вечности достаточно диалектично, введя идею Кармы, то в европейских цивилизациях отношение ко времени строилось на ином отношении к
смерти: преодоление смерти через деятельность и ее результаты. Это активное
взаимоотношение человека со временем в пределе можно свести к категории
Судьбы. У этой европейской категории было множество вариаций.
Первый вариант демонстрирует совокупность древних цивилизаций,
близких по структуре к египетской. Их объединяет общая ментальность, даже
общий пафос. Впервые видимый мир (вторая природа) стал строиться на основе
всеобщей идеи. Ведущей и противоположной быстротекущему времени стала
идея вечности. Египетские пирамиды – это послания в вечность, они и строились
из «вечных» материалов. Но эта великая идея (вечность как остановленное время,
время, которым человек овладел) в конечном итоге стоит на более ранней идее
круга времен, как бы отрицая его. Могущество власти над временем обеспечивалось только в пределе, при этом поток людей проходил сквозь игольное ушко
жизни из небытия в небытие. Фараонам и царям было проще – они приравнивались к богам и пребывали в вечности. Взаимоотношения с данной тебе судьбой
сводились к долженствованию. Долженствование перед лицом вечности – очень
мрачный тип долженствования. Вступать в диалог с судьбой в очень небольших
пределах можно было при помощи все той же магии, внутри которой начали
появляться устойчивые знания. Но знания – как база для магии, а не как
самоценность. В кризисные времена категория судьбы несколько видоизменялась,
субъективировалась. И все же судьба была связана только с могуществом
государства. При ослаблении государства наступали и личные бедствия. Этот тип
судьбы суров и неумолим, можно назвать его «тоталитарная судьба». Незыблемость пространственного выражения опиралась на вечность как ведущую

категорию. И, хотя египтяне вели записи правлений, воспринять мысль о преходящем характере великих царств они не могли. Идея вечности доминировала.
Характеризуя эту первую ментальную модификацию рабовладения, можно
сказать, что она строилась на статической модели времени, на вечности. Понятие
вечности в системогенетической интерпретации есть неразвитое понятие надсистемного времени: там настолько длинные циклы, что отрефлектировать их
можно только при наличии огромного багажа наблюдений и знаний. И хотя в
египетской науке встречались удивительные прозрения и загадочные знания, сам
объем этих знаний был очень мал. Статическая модель времени, основанная на
вечности, тяготеет к онтологии нерасчлененного, предельного типа. Это начало
затем разовьется в греческой философии в школе элеатов, в особенности у
Парменида и Зенона. Что касается кругового времени, динамической концепции,
то она носила второстепенный, подчиненный характер и работала больше на
уровне обыденного сознания. Ее влияние обострялось во времена смут.
Если свернуто раскрыть временную парадигму Греции, то здесь отчетливо
обозначаются две линии: онтологическая статическая линия элеатов и Пифагора и
динамическая линия Демокрита и близких к нему философов. Причем наблюдается первоначальное доминирование именно статической

линии

трактовки

времени, и только позже начинает доминировать динамическая. Синтез и той и
другой особенно заботил философов греческой классики. Это не значит, что во
времена доминирования в менталитете статической парадигмы времени не
существовало динамических моделей, они существовали. Более того, их наличие
крайне раздражало Платона, который нигде и ни разу не упомянул Демокрита,
хотя все время ведет с ним скрытую полемику. И наоборот, во времена доминирования динамической концепции было немало достижений и у онтологически
настроеных философов. Доминирование, о котором мы говорим, есть доминирование в менталитете.

Греческая судьба в виде Рока вначале близка египетской (хотя сразу же она
не была такой мрачной), но со временем теряет свою всеобщность и оттенок
неизбежного. В классический период – это сочетание долга и личной воли, оба эти
начала влияют на судьбу. С такой судьбой можно и подискутировать, можно хоть
как-то обойти предначертанное и нечто для смягчения судьбы предпринять. Но
тем не менее это для самих греков лишено смысла, и вот почему. Мифологическое
сознание рабовладельческих обществ содержит идею «вечного возврата» как свой
основополагающий принцип, но интересно, что время в нем ... обратимо. Даже
Аристотель уверен, что все повторится до буквальности, и снова греки сразятся с
персами. Этот парадокс связан с новым шагом в мифологическом космосе: здесь
каждое Я причастно к вселенской драме. Поскольку время – синоним порчи, оно
старит людей, то Вселенная периодически освобождается от «накопившегося
времени» и снова оказывается на «пороге времени». Происходящее перестает
быть единственно неповторимым и самоценным: отсюда тот удивительный дух
жертвенного и гражданственного оптимизма, который соединяет воедино весь
менталитет рабовладения классического периода. Идущие события совершенно
парадоксальным образом лишались самоценности, история раз и навсегда была
задана мифом. Но важно подчеркнуть, что история здесь разворачивалась в
горизонтальном плане: ее задает не бог, а такова вселенная. Если античной
истории Аристотель отказывает в звании науки, считая ее родом литературы, то у
этого были причины: историография представляла собой цепь эпизодов с началом,
кульминацией и концом. Греческое понятие судьбы достаточно художественно и
где-то даже театрально.
Центральное место в выражении классического греческого менталитета
занимает Платон. Он осуществил синтез статического и динамического понятий
времени, развел их по уровням. Фактически он очень близко стоял у истока
системогенетической гетерохронии. Если трактовать платоновский мир идей как
надсистемное время, а его «кажущееся бытие» как системное время, и, наконец,

время «принимающей материи» как подсистемное время, то Платон выделяет
трехуровневую альтитуду. И пусть его надсистемное время абстрактно-вечное, он
осознает возможность движения и в своем мире идей, особенно в поздний период.
Более того, он в своем прозрении опередил даже великого философа 20-го века
Хайдеггера, тоже решавшего проблему времени. Ученик Платона Аристотель
впервые развернул исследование трех модальностей времени в их соотношении с
вечностью. Это произошло за семь столетий до Августина.
В эллинизме круговая концепция времени выросла в преобладающую.
Эпикур опирался на учение Демокрита, но оно приобрело у него слегка иррационалистический оттенок. Соотношение рационального и чувственного познания
можно соотнести со статической и динамической концепциями времени. И если
говорить об эллинизме, то опора на чувственное познание с переходом в иррационализм дала себя знать в полной мере.
Римское мировосприятие изначально замешано на индивидуализме. Но это
только окраска общего менталитета рабовладения. Индивидуализм субъектен.
Например, Цицерон называет добродетелью преодоление всех жизненных невзгод
силой воли. У римлян, в связи с этим пониманием времени, возникла потребность
заменить греческий Рок понятием Фортуны, в руках которой человек стал
игрушкой слепого случая. И здесь возник символ «колеса Фортуны», происходящий из первобытного «колеса» – символа Солнца. Колесо вращается и несет
поочередно невзгоды или процветание. Правда, и эту малоприятную Судьбу
римляне научились модифицировать. Одни ей угрожали, другие уговаривали, а
были и такие, которые предлагали обращаться с ней как с рабыней. Рим – это не
Египет, особенно поздний Рим, – это антипод Египта и египетского отношения к
вечности. Экстатическая концепция познания у Плотина при всей ее иррациональности еще удерживает платоновскую модель мира, но реализуется уже через
отдельного человека и его прозрение. Надразумный божественный принцип
приближает поздний Рим к идеям христианства. Время как «особое случайное

свойство» предметов выделено Эпикуром и развито Лукрецием Каром в его
поэме. Ведущая римская идея цикличности как колеса личной судьбы уже
вплотную подводила к фатализму Средневековья.
3. ТЕОЛОЛОГИЧЕСКОЕ И КОРПОРАТИВНОЕ ВРЕМЯ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

Как и египетские цивилизации, раннее средневековье выдвигает во главу
угла идею вечности и статическую концепцию времени. Но эта идея покоится не
на подспудном круге времен, а на разорванной, конечной линии исторического
времени, которое задается божественной историей. Отсюда возникает другое
отношение ко времени в менталитете средневековья. Все причины происходящего
на Земле помещаются на небо. История становится обусловленной вертикально,
иерархически. Здесь бродит идея идеальной детерминации истории, но она
локализована в боге. Время от времени человек совершает события, заставляющие
господа реагировать, – из этого и складывается объяснение времени и событий
истории.
У Августина в раннем христианстве человек наделяется разумом и волей
(что потом так понравится Декарту). Свобода воли дается Богом, глупости же
человек совершает сам, за что и будет наказан. Но самомнению здесь нет места:
без помощи всевышнего человек прах, даже со своей свободой. Если греки делили мир поначалу на эллинов и варваров, постепенно выделяя их разновидности, то
у Августина человечество уже имеет единый исток – «от Адама», поскольку
начинается новый импульс в истории. Священная история излагалась в форме
четко локализованных во времени и пространстве событий, явление Мессии
только вносило в историю мира новый Импульс. А раз так, то кроме истории
божественной, скоро понадобилась и светская, и эту историю надо было
объяснить не мотивами исторических деятелей, а закономерностью. И пусть само
объяснение не могло быть иным, кроме трансцендентального, но это уже была
вполне определенная новая философия истории.

Когда вплотную встала проблема времени, то, по Августину, в отличие от
Аристотеля, время получило начало: творение времени одновременно с миром.
Августин снова столкнулся с парадоксом трех модальностей времени: прошлого
уже нет, будущего еще нет, так что же такое настоящее? И пришел к выводу, что и
настоящего тоже нет. Есть душа – инструмент для измерения движения. Выдвинутое в качестве основы линейное время истории заставило Августина искать и
критерий развития.
Здесь возникает интереснейший момент, мимо которого христианство
прошло довольно быстро, зато восточные религии акцентируют его и по сей день:
кроме настоящего, есть вечное, и есть душа, погруженная в поток времени,
способная над ним воспарить в вечность. Специфика прагматичных европейцев не
позволила им остановиться, они разрешали проблему деятельно, поэтому именно
они создали технику. Восточный способ отношений с вечностью, напротив,
погружает человека в статичное созерцание путем медитации.
В истории не раз осуществлялись попытки синтеза европейского и
восточного отношения ко времени и вечности.

Но категория надвременной

вечной субстанциональности – продукт того момента истории, когда Восток
довольно резко отделился от Запада именно в ментальной модификации ;
взаимоотношения с вечным ими разрешаются принципиально по-разному. Для
самой истории – это благо, поскольку работал принцип дополнительности,
присущий историческому целому. Это не мешало цивилизациям, основанным на
двух разных модификациях менталитета, быть равными в средневековье, но уже
после 15-го века европейцы с их деятельным богом колонизируют оставшийся
статичным Восток, например, Англия – Индию. Так что философский вопрос
вовсе не так безобидно философичен: менталитет может и законсервировать
историю цивилизации, идеальная детерминация – детерминировать остановку в
развитии. Но еще более интересно, что эти «восточные консервы» средневекового
менталитета все чаще становятся нужны именно активному Западу, по мере роста

в нем индивидуализма. С увеличением темпа цивилизации свою единственность
человек Запада начинает ощущать особенно остро; время ускорилось, и его
начинает тянуть сладкая идея не-единственности, идущая с Востока.

Отсюда

такая популярность всех вариантов Кармы, особенно сегодня и особенно в странах
с неустойчивой социальной структурой. Например, в России.
Принципиальный переворот европейского средневековья, таким образом,
состоял в замене циклического «колеса» на прямую линию. Эта линия имеет
начало, а конец ее в точке Страшного Суда. Античный круг был безысходен, и
это потом хорошо отразит Шпенглер в «Закате Европы», линейное время
Августина выглядело полегче, но было не менее предзадано, детерминистично.
Средневековое время имеет точную схему, сценарий событий: творение –
воплощение – второе пришествие.

Здесь лежит источник всех «эсхатологий»

средневекового типа (в античности были свои) – «конечности» истории, где конец
предначертан еще в начале. И именно воплощение Спасителя как центральное
событие придает времени линейность. Колесо слепой Фортуны заменяется: не
повторяемость, а единственность воплощения Христа. Возникает уникальная
возможность личного спасения за счет моральной жизни по правилам: живи, имея
в виду будущий Суд, оценивай каждое мгновение эсхатологически. Эта простая и
сложная идеальная основа менталитета заставляет христиан быть деятельными –
будущее нужно достойно встретить, надо вести моральный образ жизни. Нормой
и образцом выступали святые и живые пустынники.
Ничего подобного нет в восточных религиях, особенно в идее Кармы, новых
воплощений.

Ты можешь искупить прошлые ошибки и духовными трудами

своими дойти до уровня Махатм (учителей), но этим ты только обретаешь свободу
самому выбирать воплощения. Вырваться из круга воплощений в вечность дано
единицам. О путях достижения нирваны мнения разных школ расходятся, но
возможность не исключается никем. Тут перед нами предстает античное по сути
циклическое время, спроецированное на средневековое линейное, только цикли-

ческое по вертикали и линейное – по горизонтали жизненного пути. Воистину
удивительны пути человеческого мышления: ни один из возможных вариантов не
упущен. Критерий Востока – накопление духовного, критерий Запада – действие.
Ибо в первом случае твоя жизнь в воплощениях бесконечна, во втором –
единственная.
Основоположник средневековой философии истории Августин только задал
основной комплекс идей, причем аналогичную ментальную конструкцию можно
обнаружить и в Китае того же периода истории. Его последователи гораздо
больше внимания посвящали вечности, чем проблеме времени. Но это не та
вечность, которой оперирует Египет и средневековый Восток, эта европейская
вечность всегда оставалась атрибутом бога. Следует отметить, что классическое
средневековье вполне сносно адаптировало Платона, заменив его мир идей единой
идеей Бога. Кроме того, если более подробно разбирать многочисленные
воззрения средневекового циклизма, то среди них есть и прото-идея импульса.
Она заложена в соединении взглядов Августина и текстов Библии: вокруг линейного времени Августина «навиваются» витки священной истории, причем
каждый

последующий

виток

короче

предыдущего

(по

датировкам).

В

пространственном изображении – это коническая спираль, где напряжение по
мере приближения к Страшному Суду возрастает. У схоластиков заново
осмысляются эти идеи циклизма, ибо Аристотель к тому моменту стал
равноправным с Августином авторитетом.
Становление внутри феодализма новой социальной практики – ремесла и
торговли, потребовало создания часов, определилось профессиональное время,
отличающееся от натурального сельскохозяйственного.

От отстраненности по

отношению ко времени позднее средневековье переходит к его измерению и
учету. Рациональное, деловое время осознается со средины 13 века. И когда пару
веков спустя повсеместно зазвонили часы на ратушах, рухнула монополия церкви
на время. И если до сих пор история объяснялась религиозно, то в «Откровении

Иоанна» впервые была предпринята попытка объяснить ее исторически.
Рыцарские и городские хроники перестали подгоняться под теологическую схему.
Наступила эпоха светского времени.
4. ЧЕЛОВЕКОПОДОБНОЕ ВРЕМЯ В ВОЗРОЖДЕНИИ
Уже номиналисты и мистики в новом контексте различают истину веры и
истину знания, разделяя тем самым теологическое и светское время. И хотя до
первых буржуазных революций еще не один век, итальянское Возрождение
формирует новый менталитет капитализма в рамках средневеково-индивидуалистической идеологии светской интеллигенции. На смену идее корпоративности
классического средневековья приходит идея «свободной и самоопределяющейся»
человеческой личности. Если в прошлом верующий заботился только о мире
вечном, то здесь мы ясно видим стремление к земной, прижизненной и посмертной славе. Торжествуй над смертью! Индивидуализм этого времени связан с
риском, неизвестностью, даже некой авантюрностью жизни. Отсюда снова выкатывается

знакомое

римское

«колесо

Фортуны»

–

доказательство

не

капиталистического, а позднесредневекового феномена культуры Возрождения.
Но эта новая Фортуна – не божество, она скорее «капризная женщина» (в
историзме Маккиавелли). Этой капризнице уже можно было противостоять добродетелью. А сам Маккиавелли советовал «пинать» ее, чтобы сделать покорной,
совершенно по римским принципам. Маккиавелли возрождает простейший тип
циклизма, историческое время мыслится у него как цилиндрическая спиральность,
уходящая в бесконечность. Римское Колесо плюс средневековая линия – исходные
образующие его спиральности.
Главная заслуга Ренессанса состоит в переосмыслении социального времени, где оно впервые предстало как историческое время. И в нем уже выделялся
учтенный конкретный текущий момент. «Используйте время как можно лучше» –
это новая этическая ценность, обращенная к человеку и сконструированная для

единичного человека. Время стало в Возрождении драгоценностью (чтобы позже
редуцироваться до лозунга янки «время – деньги»).
И не ради суда божьего, а ради славы и богатства. Деятельность стала
мерой интенсивности времени. Внесение точной меры во время и в пространство
еще не привело тогда к полной интерпретации социального времени как исторического – этот поворот совершился только в 19 веке. По сути ренессансное время
было двойственным: линейным и обращенным в будущее и в то же время
циклическим, с «колесом», по общему смыслу больше похожим на колебания
маятника.
Возрожденческий циклизм имеет феноменологический характер. Пример
тому – органическая концепция исторического круговорота Джанбатиста Вико.
Отталкиваясь от человека, он выделяет в истории три эпохи, сходные с детством,
юностью и зрелостью. Божественная эпоха есть эпоха без государства,
подчинение жрецам. Героическая эпоха создает аристократическое государство.
Человеческая эпоха базируется на демократической республике или представительской монархии. Здесь царит свобода и «естественная справедливость». После
этой вершины, зрелости, наступает упадок и возврат в первоначальное состояние
– цикл завершается и потом опять повторяется. Как и все Возрождение в целом,
циклизм Вико идет от антропоморфной модели мира. Это олицетворенные,
человекоподобные фазы-возраста.
5. СУБСТАНЦИОНАЛЬНАЯ И ДИНАМИЧЕСКАЯ
ПАРАДИГМЫ В НОВОМ ВРЕМЕНИ
В начале 17 века Ф. Бекон отходит от линейного возрожденческого времени
и больше склоняется к циклическому времени истории. Но начало Нового
времени, как всякое начало большого ментального цикла, должно было выдвинуть
идею субстанциональности, статичности времени.

Фундаментальная картина мира И. Ньютона отражала новую субстанциональную концепцию времени. Две независимые от материи субстанции
пространства и времени образуют каркас этого нового менталитета. Эта
субстанциональность господствовала два века, пока ее не сменила реляционная
модель. Она существовала еще при жизни Ньютона в философии Г. Лейбница:
время – порядок последовательностей, оно относительно, как и пространство.
Поскольку это не отдельная самостоятельная сущность, а лишь производная, то
время становится из субстанционального реляционным. Все, что было заложено
Демокритом и Платоном как две линии в философии, получило здесь продолжение. Причем, что характерно, статическая и динамическая концепции времени
возникают и в Греции и в Новом времени параллельно, а доминирование в
ментальном цикле идет по той же схеме: от субстанционального статического к
релятивному динамическому. Господствовавшая в физике субстанциональная
концепция могла противостоять взглядам философов одного и того же времени,
например, на переходе от 17-го к 19-му веку. Интересно, что даже во взглядах Ф.
Энгельса произошел незаметный переход от раннего субстанционального понимания времени к позднему реляционному.
В Новом времени продолжилась и интересующая нас циклическая линия
Вико. Если сам Вико не претендовал на применение его теории для общества в
целом, то во всяком случае именно он дал импульс последующим циклистам.
Дидро и Гегель базируются на том же понимании цикла, что и Вико, активно
обсуждая новые понятия прогресса и регресса.
Здесь мы снова встречаемся с отголосками линейной модели времени. В 14м веке Орем изобразил время линией. Для Декарта физика и геометрия по идее –
одно и то же, и цель науки – добиться их слияния. В декартовой системе координат время изображалось той же прямой линией, что и длина и ширина. Это была
первая до Эйнштейна попытка связать время-пространство некоторым единством.
И это новое линейное время ничего общего со средневековым не имело.

Характерно, что Декарта не разрывали те противоречия между физикой и
философией, которые имели место после него: он сам был и физиком и
философом. И если говорить о его философском кредо, то оно стояло на статике.
Онтологический рационализм Декарта можно сравнить по фундаментальности
только с греческим. Он настолько глубок, что его «открытие» еще впереди.
Можно подчеркнуть характерную связь линейности времени с субстанциональной
парадигмой философии Декарта вообще. Так или иначе, парадигма Декарта
связана с инструментально ориентированным рационализмом, дошедшим до
нашего времени. Линию антиисторизма, построенную на инструментальном
рационализме, следует рассматривать отдельно. Здесь отметим только то, что в
новой европейской традиции ее основоположником и главным методологом стал
Декарт, а взгляды его на историю продолжили К. Поппер и К. Ясперс.
Говоря о циклических взглядах Гегеля, следует отметить, что он продолжил
в Новом времени линию Гераклита и динамическую концепцию времени, хотя в
целом тяготел к платоновскому синтезу. В отношениях понятий и в отношениях
вещей основной схемой у него является трехфазный процесс (в наших терминах –
становление, равновесие, деградация). Гегель достаточно часто упоминает и
понятие импульса, но не разрабатывает его отдельно. Его импульс не
средневековый по основаниям, это импульс истинного рационалиста, несущего
знамя прогресса.
В совершенно ином плане эту же циклическую проблематику решают
позитивисты, начиная с О. Конта. Конт уже смотрит на историю в целом, выделяя
три стадии: теологическую, главенство религии; метафизическую, где наука
спекулятивна; научную фазу, конечно, в свете позитивизма (ибо не сущности
познает у него наука, а все, проверяемое позитивно по опыту). Эта линия позитивизма дожила в модификациях и до сегодняшнего времени.

6. НОВАЯ ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ
Философски

ориентированные

историки

способствовали

возврату

и

утверждению идеи цикла в новом менталитете капитализма. Конкретно эту идею
по отношению к истории в 19-20-м веках развили О. Шпенглер и У. Тойнби на
Западе и А. Данилевский и П. Сорокин в России. И хотя их объединяют как
историков-циклистов, у них были совершенно разные учения. Сходство только в
том, что мы видели у Вико и Гегеля, – в инварианте фазовости любого развития.
Шпенглер, с его историческим релятивизмом (все преходяще), раскрыл
историю как ряд циклов культуры – «особых сверхорганизмов, имеющих индивидуальную судьбу и переживающих периоды возникновения, расцвета и умирания». Его куда больше заботило вскрытие морфологической «души культуры»,
выражающей коллективную «душу народа». Здесь вовсю оперирует Судьба [12].
Известный на Западе английский историк Тойнби, создавший 12 томов
всемирной

истории, заменил «теорией цикличности» идею прогресса. Вся

история – ряд цивилизаций, проходящих пять фаз: рождения, роста, крушения,
разложения, гибели. Две

силы действуют в его истории: «смысл истории»,

«откровения бога»; творческие индивидуумы, или меньшинства, действительно
движущие историю. Элита увлекает за собой «инертное большинство». Прогресс
же человечества – в духовном самосовершенствовании – от примитивного
анимализма через универсальные религии к единой религии будущего. Взгляды
позднего Тойнби гораздо ближе к единой генетической картине истории человечества как целого [3].
Питирим Сорокин рассматривает исторический процесс как циклическую
флуктуацию основных типов культуры, где в основе интегрированная система
ценностей, символы. Выход, конечно, тоже в развитии особой «идеалистической»
культуры. Социальная философия Сорокина базируется на таких символах, как
истина, добро и красота, – это строительный материал культуры, обеспечивающий

ее преемственность. Сорокин не выступает как историк, а скорее как социальный
диагност и конструктор [6].
Заслугой этих циклистов была критика европоцентризма, открытие единства
мирового исторического процесса, как ни парадоксально – через его отрицание.
Многообразие путей развития – притягательная мысль для идеологии плюрализма.
Но многообразие уничтожает идею всемирно – исторического прогресса, ибо эти
культуры рассматриваются как изолированные. Хотя одно никак не противоречит
другому, если встать на ту точку зрения, что локальные культуры – это один
уровень циклов, а всемирно-исторический процесс – это надсистемный цикл.
Следует добавить, что есть и практически нераскрытая тема – циклическая
парадигматика русского коммунизма. Это совершенно особое явление, где
некоторые имена мало известны, а идеи достаточно глобальны.
7. КОНЦЕПЦИЯ ВРЕМЕНИ В ХХ ВЕКЕ
В начале века английский философ Джон Эллис Мак-Тагглат описал
парадокс, носящий его имя. Он выдвинул идею двух способов описания порядка
событий: А-серии и В-серии рядов событий. В его построениях более четко
определилось, что разделение времени на прошлое, настоящее и будущее более
существенно, чем по принципу «раньше - позже». Вывод Мак-Тагглата о том, что
время есть кажущееся и иллюзорное, не был принят, но парадокс его имени
изучается до сих пор. По сути, разделение на серии связано с феноменом человека
и наличием его сознания в восприятии времени. Об этом писал еще Платон, и эта
же загадка мучила Августина. Если свести к пределу, то ряды Мак-Таггата
разводят статическую и динамическую парадигму времени в новом варианте,
основанном на мировоззрении 20-го века. Разведение их в начале века тянуло за
собой необходимость синтеза.
За выделением двух серий стоит одновременность существования двух
моделей в парадигме цикличности: пространственная модель цикла любого типа

имеет внутри вектор направленности развития. Категория «направленности»
времени, берущая свое начало от идеи стрелы времени, сегодня выглядит гораздо
сложнее. Самих «стрел времени» в естествознании существует уже несколько,
и способов объяснения причин необратимости и направленности времени – еще
больше. Но одномерность времени уже не обязательно понимается как прямая
линия. В современной циклической парадигме время моделируется гораздо
сложнее. Очень трудно говорить о единой направленности, если все циклы вкладываются друг в друга иерархически. Ось направленности как суммарная не
является прямой «стрелой», простым вектором, а сама выступает как часть
некоего цикла, причем как очень сложная кривая. Старая простота геометрических
моделей уступает место сложной многомерной фрактальности. Очень часто в
самой математике не находится подходящего аппарата для удержания таких моделей. То, что приводится нами ниже в виде модели импульса, является предельно
упрощенной геометризированной моделью.
Общая и специальная теория относительности вроде бы повернули в начале
века картину мира в реляционную парадигматику времени. Но на самом деле она
не возобладала в менталитете. Неприятие такого рода идет еще от Канта, которого
ужасала лапласовская заданность. Канту очень хотелось сохранить за человеком
свободу выбора как самое драгоценное, что есть у человека. В 20-м веке ситуация
как бы вывернулась наизнанку, но соотношение между устройством мира и
свободой человека (эта точка пересечения) стало ведущей проблематикой новых
философов. Эту проблему решал для себя Мартин Хайдеггер («Бытие и время»),
решали и русские философы. Насыщенность и сложность борьбы вокруг парадигматики времени здесь настолько велика, что следует посвятить этому отдельное
исследование.
Следует отметить особый подход к проблеме времени у А. Бергсона,
который тоже стоял на кантовском неприятии естественного детерминизма. Время
для Бергсона прежде всего связано с человеческим сознанием, в чем с ним весьма

солидарны русские философы начала века. Этот подход Бергсона очень волновал
как Н. Винера, так и В. Вернадского, на него не раз ссылается и И. Пригожин.
Бергсон вырвался из надоевшего всем круга физического времени и философских
трактовок только этого времени и обратил внимание на феномены биологического, психологического и социального времени. Это неизбежно вывело на круг
проблем, связанных с эволюцией и накоплением «свободной информации» в
живых и социальных системах. Сегодня заметно и обратное влияние работ в
области биологического, психологического и социального времени на понятие
физического времени.
В средине 70-х годов попытка синтеза, с преобладанием динамической
концепции времени, была предпринята синергетиками во главе с И. Пригожиным.
Он во многом принял критику Бергсона и распространил на всю динамику второе
начало термодинамики, доведя его до инварианта. Достижениями Пригожинафилософа можно считать выделение внешнего и внутреннего времени физических
систем, а также новую гипотезу необратимости времени, связывающую понятие
времени в физике, биологии, социологии и истории.
Исследование времени становится отдельным направлением в науке:
возникло Международное общество междисциплинарного исследования времени.
Его основатель и секретарь Д. Фрейзер, судя по названиям еще не переведенных
книг, вплотную подошел к интересующей нас проблематике («Время как
конфликт», «Генезис и эволюция времени»). Из опубликованных отрывков его
текстов ясно, что взгляды Фрейзера близки к системогенетическим, например, его
понятие о «главных временных уровнях» и «эволюции самого времени»

с

возрастанием сложности природных систем – это взгляды системогенетика.
На сегодняшний день можно выделить четыре модели времени, которые как
бы сосуществуют в поле между физикой и философией. Среди них есть и очень
экзотические модели Вселенной Девиса и модель Уиллера, трактующие
циклическую сингулярность при переходе из одного состояния Вселенной в

другое. Но если говорить о ментальной парадигме времени в 20-м веке, то она
всегда одна. Новая ментальная парадигма времени началась с работ Бергсона,
Хайдеггера, русских философов и эти взгляды отражаются в формирующейся
системогенетике. Она синтезирует все существующие парадигмы путем выделения инварианта и устраняет на новом уровне центральное противоречие между
субстанционально-статическим и реляционно-динамическим. В наши задачи не
входит изложение этой концепции, поскольку мы ставили целью дать
исторический обзор некоторых предшествующих концепций. Но тем не менее
хотя бы одного предтечу этого формирующегося направления мы не можем не
упомянуть.
8. ИНВАРИАНТЫ ЭТНОГЕНЕТИЧЕСКОЙ КОНЦЕПЦИИ ЛЬВА ГУМИЛЕВА

С тех пор, как выходят в свет долго не печатавшиеся работы Льва
Николаевича Гумилева по этногенезу, идея циклов и динамическая концепция
времени снова актуализируется в современной философии истории. Но они
приобретают новую окраску. Речь идет о некоторых инвариантах, введенных
Гумилевым в научный обиход и носящих, с нашей точки зрения, системогенетический характер. Его работы можно рассматривать как лежащие в русле современных системогенетических поисков.
Вопросы времени и временной парадигмы возникают у Гумилева в связи с
исследованием этноса. По теории Гумилева, этнос как бы «заряжается» энергией,
причем он находит обоснование у Вернадского источника этой энергии. Само
существование этноса в истории является всякий раз иссякающим Импульсом.
Этот первый инвариант Гумилева, инвариант импульса, многократно повторен в
его исследованиях этносов в каждом отдельном случае. Он отличается от
органической точки зрения Вико, хотя параллелей много, может быть, потому, что
и в первом, и во втором случае присутствует био-составляющая. Понятие
импульса не применяется Гумилевым к истории в ее традиционном понимании;

Гумилев отказывался говорить о сферах, не связаных с этногенезом, особенно о
«социальной форме движения материи» и ее энергетике [4].
Тем не менее шаг по перенесению инварианта импульса на историю
социума будет неизбежно сделан в науке. Сценарий с расширением понятийинвариантов не раз повторялся, например, с понятием «остраненности» у
Шкловского или с ТРИЗом Г. Альтшуллера. Не всегда это было правомерно, но
если перед нами действительно инвариант, то такие попытки расширения не заставят себя ждать. Мы утверждаем, что Гумилев применил «инвариант социального
импульса», который существовал в качестве идеи в науке и до него, достаточно
назвать хотя бы Гегеля или позднего Тойнби. Но только при наличии столь
фундаментального

материала и

последовательности

в

применении

этого

инварианта он утвердился и приобрел достаточный авторитет. Гумилев проделал
сложный путь от идеи импульса до всесторенней проверки этой идеи на массиве
истории этносов, чего пока никто другой не сделал. Вот почему мы называем
инвариант импульса «первым инвариантом Гумилева», выводя его за рамки
исследования этносов в широкое поле системогенетических инвариантов.
Второй инвариант Гумилева – инвариант «пассионарности», который можно
трактовать как переход доминирования от одной системы к другой. Это уже само
по себе подразумевает наличие надсистемы, в качестве объяснительной модели
которой у Гумилева выступала сферная концепция Вернадского. Но при этом
остается непроясненным принципиальный вопрос о механизме перехода доминирования, у Гумилева ответа нет, он фиксирует данность. И точно так же, невзирая
на колебания по этому поводу самого
Л. Гумилева, сейчас его понятие «пассионарности» в научном мире
повсеместно трактуется расширительно, оно становится вторым инвариантом.
Попадая в сферу интересов системогенетики, локальные методы и инварианты либо приобретают свойство универсалий, либо не выдерживают проверки на
всеобщность, это одно из принципиальных положений самого метода системо-

генетики. «Импульсные» взгляды Гумилева разворачиваются на материале
локальных этно-культур, поэтому расширение их до всеобщего инварианта
должно пройти длительную проверку. Между тем, импульс истории, который в
изображении можно выразить затухающей конической спиралью (так «ведут
себя» любые само-стабилизирующиеся «конвергентные» системы), уже сейчас
становится одной из ведущих моделей в новой парадигме истории. К такой
модели исследователи подходят с самых разных направлений, включая
экзотические. И источником двух идей-инвариантов, пассионарности и импульсности, является для многих пока только этногенетическая концепция.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Мы выяснили, что существует целая ветвь исторически разных школ, в
постулатах которой лежит прото-идея о том, что история человечества есть
сходящаяся (близкая к конической) спираль, в которой прогресс идет в форме
круговоротов, но круги эти навиты на конус в качестве витков спирали. У этой
пространственно обозримой конической модели были свои, более простые,
предшественники. В истории философии и в философии истории можно зафиксировать наличие как минимум нескольких идей, связанных с такой трактовкой
исторического времени:
1. Первобытные представления о природоподобном круге времени.
2. Ментальные модели простого идеального круга античности (бесконечного
круга возвратов).
3. Философско-богословские модели линейного теологического времени
европейского средневековья (с началами идеи теологического импульса).
4. Модели спирально-цилиндрического вертикального времени восточного
средневековья (индо-китайские модели) и модели многоуровневого времени, где
тоже есть своя теологическая спиральность.

5. Модели возрожденческого человекоподобного времени, содержащие
спирально-цилиндрическую модель истории (Н. Макиавелли).
6. Скорее, ведущая идея, чем модель истории в виде стрелы прогресса в
Просвещении. Предельным выражением ее является линейно-онтологическое
отображение времени у Р. Декарта.
Фазовая модель социогенезиса (органического цикла) Дж. Вико.
7. Спирально-цилиндрическая многоуровневая модель времени в науке и
философии XIX-го века, объединившая античный круг и фазы со стрелой
прогресса. В ее недрах можно проследить начало разработки идеи естественного
импульса.
8. Модель эволюционного времени типа конической спирали и выделение
двух ее разновидностей (дивергентной и конвергентной).
От нее происходит постепенный переход к модели многомерного

импульсного времени. Поскольку век подходит к завершению и новых прорывов
вроде бы не предвидится, то модель XX-го века – итоговая.
Мы уже говорили, что в моделях на основе конической спирали
присутствует дополнительность двух конических спиралей (модель веретена), есть
модели двух взаимопроникающих и взаимодополнительных импульсов. В настоящее время эта ментальная идея выглядит значительно сложнее: время предстает
как фрактальное, вложенное, многомерное импульсное время, подобрать к такой
модели простой геометрический аналог достаточно сложно.
Если говорить о критическом отношении большинства историков к циклической парадигме, то оно связано только с недостатком информации о современных концепциях ментального времени. Например, травля Гумилева во многом
объяснялась попыткой отождествить его сложные импульсные идеи с упрощенными спирально-цилиндрическими. По популярным публикациям можно наблюдать повсеместное применение модели цилиндрической спиральности 19 века, что
действительно очень далеко отстоит от многослойности исторических хитро-

сплетений. Историческую тенденцию сегодня уже невозможно воспринимать как
абстрактную и равномерную винтовую линию, она ничего не объясняет в истории.
Цилиндрическая спиральность может «работать» только в описании эмпирически
взятых локальных циклов. Но стоит связать их воедино, как эта модель перестает
быть объяснительной. Кроме того, цилиндрическая модель цикла основывается на
естественно-научном детерминизме прошлого века, она ищет основания в метрических природных циклах. В природе действительно есть равномерные,
раскачивающие циклы, причем на нескольких уровнях это целые пучки. Но
законы развития социума, что видно даже у Гумилева, имеют свою циклическую
структуру, только взаимодействующую, а не жестко подчиненную природе. Мне
кажется, что виной тому повсеместно насаживавшаяся у нас методология Гегеля,
которая принималась вместе с марксизмом и часто вместо марксизма. Новые идеи
не проникали в методологическую толщу нашей исторической науки слишком
долго.
Иное дело, если мы встанем на новую позицию исторического социального
импульса, обозначенную здесь как инвариант Гумилева, перенесенный с локальных этно-культур на историю в целом. Поскольку специально описанной «модели
импульса» у Гумилева нигде не присутствует в чистом виде, мы будем понимать
ее в упрощенном виде как двустороннюю коническую спираль (веретено), где
история человечества есть только часть общей биосоциальной истории, один
конвергентный конус. Такая модель, особенно если принять ее как фрактальномногомерную, достаточно адекватно отражает этапы движения истории человечества в цифрах.
Во введении мы уже говорили о рабочей гипотезе существования «ментальных формаций». Можно только указать, что наши рабочие вычисления показывают, что эти метальные формации образуют по длительности «витки на конической спирали» с закономерной убываюшей длительностью. Относительно шага
этой спирали есть как минимум два мнения – шаг в 2,7 и шаг по числам «золотого

сечения». Но об этом следует говорить и более подробно и более фундаментально,
хотя бы потому, что сами системы датирования в исторической науке не является
несомненными. Их критиковал еще Н. Морозов в начале 20-го века и наш современник Фоменко. И хотя неустойчивость системы датировок – это очень уязвимое
место для критики глобального «исторического циклизма», такого рода модели
должны вырабатываться и соотноситься с достоверными историческими фактами.
Более того, только через надсистемные импульсные модели, например, модель
всего импульса биосоциоэволюции, мы сможем уточнить достоверную длительность истории человечества. То есть движение должно идти как от общего к
частному, так и от частного к общему. Истина, как всегда, лежит посередине.
БИБЛИОГРАФИЯ
1. Барг М. Л. Эпохи и идеи. Становление историзма. – М.: из-во «Мысль».
1987.
2. Васильева Л. Открой чело века! // «Литературная газета» от 27 июля 1988
г, N 30.
3. Губман Б. Л. Смысл истории. Очерки современных западных концепций.
– М.: из-во «Наука», 1991.
4. Гумилев Л. Н. Этносфера. История людей и история природы. – М.: из-во
«Экопрос», 1993.
5. Климишин И. А. Календарь и хронология. – М.: из-во «Наука»,1990.
6. Сорокин П. А. Человек, цивилизация, общество. – М.: Политиздат,1992.
7. Субетто А.И. Закон роста идеальной детерминации в истории и философии образования. В сб. «Проблемы становления системы наук и теорий об
образовании». – Санкт-Петербург, 1993.
8. Субетто А. И. Квалиметрия человека и образования. Методология и
практика. Кн. вторая, Часть 1. – М.: ИЦПКПС ГК РФ ВО,1993.
9. Философский словарь. Под ред. Фролова И. Т. – М.: Политиздат , 1980.

10. Чижевский А. Л. Физические факторы исторического процесса. –Тверь,
из-во «Академия», 1924.
11. Шмелев И. П. Третья сигнальная система. в кн. Золотое сечение. Три
взгляда на природу гармонии. – М.: Стройиздат, 1990.
12. Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. Т. 1.
– М.: из-во «Мысль», 1993.
13. Ясперс К. Смысл и назначение истории. – М.: Политиздат, 1991.

ХРОНОТОП – ПРОСТРАНСТВЕННО-ВРЕМЕННЫЕ ОТНОШЕНИЯ,
ОПРЕДЕЛЯЮЩИЕ ЛИТЕРАТУРУ
КАК ОСОБУЮ ОБЛАСТЬ ХУДОЖЕСТВЕННОГО
(На материале романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание»)

Т.В. Зырянова, Тольятти
19 октября 1844 года Достоевский (наконец-то!) выходит в отставку. В
письме брату Михаилу – своему alter ego – после бесконечных жалоб на тяготы
службы, а до этого – на Инженерное училище вообще, на ненужность его в своей
духовной жизни, он пишет волшебные слова: «Я буду адски работать. Теперь я
свободен.»
Эта непонятная для простых смертных связь адских мук писательства с
осознанием свободы выбора и оригинального толкования счастья станет магическим законом священнодействия на белом листе бумаги, формулой творчества
Достоевского, каким бы трудным оно ни было.
«И все же пребывание в Инженерном училище не осталось бесследным в
творческой биографии писателя», – замечает Белов С.В., автор книги о
Достоевском. Он приводит следующие аргументы: четкую конструкцию его
романов, умение в конечном счете «распутать» самые невероятные ситуации и
восприятие Петербурга как города, в котором «архитектурные линии имеют свою
тайну. Все это имеет прямое отношение к профессии инженера» [1, 26].
Об этом – четкости, мастерстве, восприятии города – стоит поговорить и более
подробно в свете поднятой проблемы пространственно-временных отношений.

Не только ощущение фантастичности Петербурга характерно для писателя;
абсолютное знание его проявилось, например, в романе «Преступление и
наказание».
Замечательное свойство инженерной профессии, дающей точность наблюдений и обоснованность выводов, подчеркивается и в другом случае – в рецензии В.
Кожинова на работу исследователя Петербурга Достоевского А. Бурмистрова
(тоже инженера по образованию!), выбравшего предметом изучения среду –
материальную, бытовую и культурную почву, на которой вырастает тот или иной
деятель культуры и его творчество. В своей работе А. Бурмистров реконструировал облик старого города и обнаружил важнейшую закономерность в творчестве
Достоевского – абсолютную достоверность топонимики, включающей всевозможные мелочи, будь то лавка на углу или места, где можно было встретить шарманщиков; это лишний раз убеждает в принципиально типической манере повествования писателя.
Причем автора данной работы, доказывающего абсолютную адресную
точность улиц, домов, трактиров, лавок, контор, упоминаемых в романе,
беспокоит тот факт, что в комментариях к роману до сих пор встречаются
неточности. «Достоевский был точен даже тогда, когда вводил в художественную
ткань романа зашифрованные наименования улиц города» [2, 77]. Автор приводит
и более удивительный пример топографической точности писателя – упоминание
о столах, с которых торговали мещанин с женой, или о деревянных бараках
(балаганах, стоявших на площади).
В качестве абсолютной точности А. Бурмистров приводит и такой пример: у
Конного переулка на пути к трактиру Раскольников встречает парня в красной
рубахе, «зевавшего у входа в мучной лабаз».
Раскольников спрашивает парня:
« – Это харчевня, наверху-то?
- Это трахтир, и бильярд имеется, и прынцессы найдутся» [2,73].

И лабаз, и дом рядом с Конным переулком – все это подтверждается
документами архива, которыми и оперирует исследователь. То был знаменитый
«Малинник» (сейчас дом N3 на площади Мира, как сообщает автор) –
превосходно известный полиции как вопиющая трущоба, знаменитая скандалами,
трагедиями. «Малинник» олицетворял одну из язв города, и писатель в данном
случае стремился к воспроизведению как точности топографической, бытовой, так
и точности социальной» [2, 73].
Эти «язвы» города в свое время были описаны в романе В.В. Крестовского
«Петербургские трущобы». Отлично зная злачные места, сострадая их обитателям,
автор этой книги играл роль своеобразного Вергилия, сопровождая Достоевского
в его скорбных прогулках по кругам «Петербургского ада», порой с протокольной
точностью описываемого в романе. Но не эстетические соображения и вкус к
архитектуре диктуют маршруты Достоевскому. Его маршруты откровенно
социальны: сколько трактиров и распивочных прошел наш герой! «В пьяную
вакханалию как бы вовлечен весь Петербург» [2, 79], – замечает А. Бурмистров.
Мармеладов, словно прописавшийся в трактирах, пьяные в телегах (страшный сон Раскольникова!), подслушанный разговор в трактире, венчающий пьяное
царство

«Хрустальный

дворец»,

Свидригайлов,

избегающий

одиночества,

ищущий спасения в пьяном трактирном угаре, – бесконечная мрачность судеб
героев и их жизненного пространства!
Обращают на себя внимание и настойчиво конкретные маршруты
бесцельных для героя (но целенаправленных по авторскому замыслу) прогулок.
Изобилие подробностей, подчас максимально детализированных, как в случае
прогулки Раскольникова от моста по набережной канала Грибоедова, дает нам
право на вопрос: что стоит за принципом достоверной топонимики? Игра живого
воображения писателя, желающего запечатлеть эпоху в конкретике, или
художественная задача, исключающая случайность выбора и игру?

Да, действительно, исследование подтверждает, что в романе все маршруты
Раскольникова прекрасно знакомы самому Достоевскому. Можно предположить,
сколько раз сам писатель прошел их, чтобы воплотить с удивительной точностью
все улицы и дома, хранящие колорит эпохи. Но по воле автора Раскольникова
привлекают главным образом те места, которые интересны писателю своей
причастностью к социальным проблемам. Нищета, преступность, проституция,
пьянство – это и психологический портрет героя, желающего с каким-то мазохистским рвением окунуться в жуткое болото, которое являл собой печально знаменитый Петербург: «В последнее время его даже тянуло шляться по всем этим
местам, когда тошно становилось, чтоб еще тошнее было» [3, 511]. Глаза
Раскольникова становятся зрячими и проницательными всякий раз, когда он
оказывается лицом к лицу с мерзостью. Ни величие архитектуры, ни
грандиозность панорамы города в целом, ни новшества, указывающие на
неумолимость прогресса, не привлекают, не греют нашего героя. А вот
болезненно влияющие детали: окрик пьяного, винный запах вокруг трактиров,
выщербленные стены безобразно старых домов, надтреснутый звук старой шарманки – вырастают до страшных символов города, обиталища «униженных и
оскорбленных».
Образ шарманки в романе «Преступление и наказание» несет высокую
смысловую нагрузку, его пронзительность ощущается всякий раз как грустный
рефрен нищете, также и во внезапной поэтической исповеди

Раскольникова,

когда шарманка предстает в тесной связи с обликом вечернего Петербурга,
олицетворяемого «бледно-зелеными лицами», мокрым снегом, когда «сквозь него
фонари с газом блистают». Именно образ шарманки придает повествованию
минорную тональность, появляясь всякий раз в экстремальные моменты жизни
героев. «Музыка бедных» – это и фон тяжелой исповеди Мармеладова, и
сопровождение нервного диалога Раскольникова и Свидригайлова. Именно с

шарманкой по улице хочет пойти обезумевшая от испытаний нищетой Катерина
Ивановна...
Какие еще звуки наполняют «topik» и «lokus» – жизненное пространство
романа? Хриплые голоса пьяных, ругань, резкие выкрики, обидные реплики и
смех вслед идущему герою, раздражающе резкий стук с улицы, на который остро
реагирует Раскольников, находясь в своей каморке, – звучание романа вообще
представлено ранящей слух какофонией. Это – диссонанс, разрушение всякого
покоя, разрыв органических связей, раскол, вносящий в душу читателя смятение и
тревогу. Кстати, и фамилия нашего героя символизирует это состояние – тревогу
по утрате целостности, гармонии, органичности бытия, что осознанно определялось Достоевским, задающим художественными деталями общий настрой
повествованию.
Итак, по улицам Петербурга Раскольников бредет, ощущая внутреннюю
пустоту, отчуждение и собственную ненужность (последнее – непереносимей
всего). Он изгой, намеренно выбравший себе путь одиночки и намеренно
страдающий от этого выбора; он болен отвращением к порочной действительности и поэтому вынужден отречься от людского порока, пренебрегая общением и
испытывая всякий раз неудобство, когда к нему обращаются. Только три раза (за
исключением эпилога, запечатлевшего духовное воскресение героя) Достоевский
вносит отблеск радуги в его восприятие жизни города. Но насколько же
мефистофельски это продемонстрировано в первом таком эпизоде! Идущий на
убийство Раскольников мысленно как бы осеняет себя ореолом миссионерства:
ради спасения человечества затеяно это преступление – соответствен и масштаб
грез: нужно действенное средство, мобилизующее, психологически вдохновляющее. «Проходя мимо Юсупова сада, он даже очень было занялся мыслью об
устройстве высоких фонтанов и о том, как бы они хорошо освежали воздух на
всех площадях. Мало-помалу он пришел к убеждению, что если бы расп-

ространить Летний сад на все Марсово поле и даже соединить с дворцовым
Михайловским садом, то была бы прекрасная и полезная для города вещь» [3, 74].
Но и этот пафос устремления обрывается мизантропическим резюме:
поймет ли простолюдин, ибо Раскольников почему-то усвоил для себя, что человек в больших городах «как-то особенно наклонен жить и селиться в таких частях
города, где нет ни садов, ни фонтанов, где грязь и вонь и всякая гадость» [3, 74].
Сам герой при этом пугается противоречивости мыслей, вскачь несущихся,
и никак не может объяснить себе этого, что закономерно: «мухомор» уже
прорастает в душе, заглушая попытку украсить идею «красивостями», – цинизм
все настойчивее заявляет о себе, перекрывая путь иллюзиям и самообману. Если
же обратиться к художественной подоплеке этого идиллического фрагмента, то
ирония автора здесь запредельна: перед нами своеобразная аллюзия «Города
солнца» Томазо Кампанеллы – разве не мечтали теоретики утопического общества
о счастье человечества, разве не соблазняли при этом неискушенные умы
цветущими садами?
«Отличный фонтан» респектабельного района Петербурга бросается в глаза
Раскольникову, нуждающемуся в данный момент во внешних стимулах... Поистине убийственна ирония художника!
Но вот вторая ситуация: преступление совершено, мы становимся свидетелями спонтанных действий, лихорадочного сознания героя. Словно во сне
происходит припрятывание уличающих в убийстве вещей старухи, словно во сне –
встреча с другом и небрежный отказ от его помощи. Из сна выводит
Раскольникова удар кнута. Зазевавшись, он чуть ли не попал под лошадь; лохмотья и запущенный вид героя позволяют кучеру выместить досаду самым
оскорбительным образом, а тут еще – милостыня как знак беды! В растерянности
он глядит по сторонам и переживает сильнейшее потрясение от увиденного.
Здесь великолепие открывшейся панорамы обретает ореол духовности и
торжественности, поскольку собор, купола его задают возвышенную тональность

всему ландшафту и обретают в целом философский смысл. Панорама рисуется на
фоне безоблачного неба, внимание фокусирует солнце, играющее лучами в
золотых куполах. Сам по себе этот пейзаж идилличен и радостен, но, помимо этого, в него вписан собор, что вносит кульминационное звучание, особую остроту
данной сцены, как бы усиливая контраст по отношению к мраку и хаосу души
Раскольникова! Пейзаж словно подстерег героя! Эта красота буквально
обрушивается на него, не готового ко встрече с ней, она мучительна для
Раскольникова еще и потому, что он осознает своеобразный моральный запрет
созерцать обитель человеческого духа, символизирующую святость.
Несмотря на лихорадочное мерцание ума, Раскольникову хватило твердости
отказаться от обогащения (здесь герой явил эстетическую стойкость – отвращение
к происшедшему вызвало сильный резонанс отвращения к вещам старухи, как,
впрочем, и к деньгам). Не нужно быть особенно наблюдательным читателем,
чтобы заметить характерную черту героя: деньгами он просто сорит, они жгут ему
руки, даже деньги матери. Это выдает в нем сострадательного двойника,
импульсивно, горячо и поспешно реагирующего на горе, бедствия и нищету, –
того самого, которого стремится подавить в себе нарождающийся «спаситель
всего человечества». Ни денег, ни вещей наш герой не имеет. Он марсианин среди
привыкших к предметной среде людей, для которых обрастание вещами – норма.
Убогая мебель – чужая, тетради и книги, оставшиеся от университетского
прошлого, по словам Достоевского, «покрыты толстым слоем пыли». Шляпа –
единственная достопримечательность, и та гротескно иллюстрирует деградацию
героя, одетого в непристойные лохмотья. Повторим: среди денег и вещей
Раскольников чувствует себя марсианином, поэтому логично выглядит отказ его
от старухиного богатства – как отрезвление от краткого безумия!
Но он далек еще от осознания своей ошибки, поэтому зрелище, открывшееся ему на Неве, застает его врасплох. Именно этот сияющий купол церкви,

символизирующий святое, больно ударил лучом света в темную душу
Раскольникова!
«Необъяснимым холодом веяло на него всегда от этой великолепной
панорамы, духом немым и глухим полна была для него эта картина...Дивился он
каждый раз своему угрюмому и загадочному впечатлению и откладывал разгадку
его, не доверяя себе, в будущее» [3, 112].
Не оттого ли великолепие обдавало его холодом, что в противовес этой
сияющей святости душа его была очернена дьявольской идеей? Не оттого ли
угрюмость посещала всякий раз при взгляде на сверкающий символ чистоты? Как
не вспомнить тут слова Достоевского, сказанные одним из героев романа «Братья
Карамазовы» о Боге и Дьяволе, сражающихся за человека:»... а поле битвы их –
сердца людей».

Не случайно,

что именно здесь Раскольников пережил

вселенское одиночество, почувствовав себя абсолютно

отторженным от мира

людей, с его вопиющей кровавой тайной, лишающей теперь его права быть с
этими людьми на равных: «Ему показалось, что он как будто ножницами отрезал
себя сам от всех и всего в эту минуту» [3, 113].
Таким образом, «пространство» и «место», обращение к ним, помогают
Достоевскому реализовать сложнейшую художественную задачу в сюжете романа
– раскрыть тяжелую драму Раскольникова, продемонстрировав роль внешней
среды, ее способность воздействовать и вызвать мощный душевный сдвиг в
замкнутой жизни героя.
И все же писатель более всего склонен к использованию социального плана
пейзажа, каким бы разноликим он ни представал в романе. Вспомним еще один
случай, когда герой чутко реагирует на красоту природы, и попытаемся понять:
идиллическая картина в этом конкретном случае – самоцель или намеренный
прием вплетения ее в художественную ткань произведения? Речь идет о прогулке
Раскольникова по Васильевскому острову. – «Зелень и свежесть понравились
сначала его усталым глазам, привыкшим к городской пыли, к известке и к

громадным, теснящим и давящим домам... Особенно занимали его цветы, он на
них всего дольше смотрел» [3, 55].
Увы, действительность Петербурга такова, что вывод напрашивается сам
собой: пышность пейзажей, красота природы и ухоженность улиц, как и в случае
упоминания Юсупова сада, напрямую связываются автором в логике художественной подачи... с роскошью, богатством людей. Именно этим обстоятельством
как бы объясняется право избранных на цветники, фонтаны, сады и чистоту улиц с
приятным ароматом: «Иногда он останавливался перед какой-нибудь изукрашенною в зелени дачей, смотрел в ограду, видел вдали, на балконах и террасах,
разряженных женщин и бегающих в саду детей... Встречались ему тоже пышные
коляски, наездники и наездницы...» [3, 55].
Подобная картина – полная очарования и безмятежности природы – явится
и Свидригайлову в последнюю ночь перед самоубийством. В ту самую ночь и
прольется (единственный в романе, но столь характерный для художественного
мира Достоевского) ЛИВЕНЬ,

в ту самую ночь город обложит «молочный,

густой туман» [3, 496], столь узнаваемый и привычный для читателей
Достоевского. Грязь, ненастье, слякоть создадут мрачные проводы

уходящей

жизни Свидригайлова. Пролившийся ночной дождь заполнит опустошенную душу
Свидригалова резкими, беспощадно оглушающими звуками свистящего ветра,
шумом деревьев и водяных струй.

Томимый одиночеством и

призраками

ушедших из жизни жертв, он сам себе явится во мраке ночи призраком ужаса.
Весь хаос и смятение растревоженной души словно материализовались в образе
холодного,

промозглого

ненастья.

Оскудевшая

душа, истосковавшись по

прекрасному, сотворила чудесный мираж, сражаясь с ночным кошмаром бури:
«...светлый, теплый, почти жаркий день, праздничный день, Троицын день.
Богатый, роскошный деревенский коттедж.., весь обросший душистыми клумбами
цветов, обсаженный грядами, идущими кругом всего дома, крыльцо, увитое
вьющимися растениями, заставленное грядами роз, светлая, прохладная лестница,

устланная роскошным ковром, обставленная редкими цветами... везде были цветы.
Полы были усыпаны свежею накошенною душистой травой, окна были отворены,
свежий, легкий, прохладный воздух проникал в комнату, птички чирикали под
окнами...» [3, 492].
И это видение коварно обернулось не только для Свидригайлова, но и для
читателя, растворившегося в умиротворенно представленной атмосфере цветения,
свежести и легкости «прелестного пейзажа», неожиданно фантасмагорическим
финальным аккордом столь нежно звучавшей до этого пасторали: «...а посреди
залы, на покрытых белыми атласными пеленами столах, стоял гроб... в нем лежала
девочка... улыбка на бледных губах ее была полна какой-то недетской,
беспредельной скорби и великой жалобы. Свидригайлов знал эту девочку... Эта
девочка была самоубийца-утопленница. Ей было только 14 лет, но это было уже
разбитое сердце, и оно погубило себя, оскорбленное обидой, ужаснувшею и
удивившею это молодое, детское сознание, залившею незаслуженным стыдом ее
ангельски чистую душу и вырвавшею последний крик отчаяния, не услышанный,
а нагло поруганный в темную ночь, во мраке, в холоде, в сырую оттепель, когда
выл ветер...» [3, 493].
Дно души, подсознание Свидригайлова, мстит своему обладателю, который,
как

оказалось,

не

вынес

груза

собственных

преступлений.

Никем

не

разоблаченный, он все же уходит из жизни, поскольку эта жизнь доказала, что
можно уйти от разоблачения, от наказания, но от самого себя уйти невозможно.
Он предпочел уйти в небытие, втайне пугаясь мысли о бессмертии. Вечность для
Свидригайлова более ужасна, чем жизнь под колпаком собственных грехов.
« – А что, если там пауки или что-нибудь в этом роде? – сказал он вдруг.
- ... вдруг... будет там одна комнатка. Эдак вроде деревенской бани,
закоптелая, а по углам пауки, и вот вся вечность. Мне, знаете, в этом роде иногда
мерещится.» [3, 279].

Свидригайлов уже заглянул в бездну греховного ада, он, по его собственному признанию, давно живет среди призраков. Его инфернальный внутренний
мир как бы породнился с миром потусторонним – тускло и темно в той запредельности, считает Свидригайлов.
Видимо, аналогия запредельности с собственной душой служит ему
поводом к такому толкованию. Привычный эстетизм Раскольникова заставляет
его содрогнуться, заразиться ужасом сестры по отношению к Свидригайлову под
впечатлением его исповеди, но и здесь героя ждет ситуативная мефистофельская
уловка: Свидригалов, заметив брезгливую реакцию собеседника, заявляет ему с
видом заговорщика, покровительственно даже:
« – Между нами нерешенное дело есть... мы одного поля ягоды.»[3, 280].
Опытный взгляд Свидригайлова-грешника, еще не соприкоснувшись со
страшной тайной Раскольникова, видит уже родственную душу, терзаемую
пленом свершившегося преступления.
Сюжетная линия «Раскольников – Свидригайлов», пронизывающая роман,
тяжело

выстрадана

Достоевским,

чьи

жизненные

наблюдения

показали:

безмерность человеческих мук и горя объясняется несовершенством, порой
доходящим до уродства человеческих отношений, жестокостью, возникающей на
почве несовершенства, развращающей безнаказанностью. Замысел писателя,
воплощенный в романе линией Свидригайлова, обозначил очень важную
проблему, подсказанную наблюдениями,

когда

преступник остается в тени,

высветляется лишь безответная жертва, покончившая жизнь самоубийством.
Образ Свидригайлова, с его темным прошлым и жертвами-самоубийцами,
приведет Достоевского к созданию рассказа «Кроткая» – настолько эта проблема
возобладает в творчестве писателя: жертвы лишь бросают тень на палача, своей
молчаливой смертью не давая никакого повода для наказания, – без улик!
Девочка-утопленница, жертва Свидригайлова, так же, как и

«кроткая»,

выбросившаяся из окна, спасаясь от страшного человека, методично терзавшего ее

своим «воспитанием» (а по сути бесчеловечностью), – жертва в равной степени,
поскольку уходит из жизни от безысходности и беззащитности: жизнь в таком
варианте для нее непрерывная мука.
Итак,

тот

мотив

скрытого

преступления,

в

романе

оттеняющий

преступление Раскольникова, выльется у Достоевского в трагедию «Кроткой»
(1876). Свидригайлов отмщен собственной больной совестью – для Раскольникова
же путь самоубийства неприемлем. Он создан для жизни – об этом говорят и весь
его духовный потенциал, прорывы человечности, и отношение к нему окружающих, готовых ради него к самоотречению и жертвенности. Да и сам он несколько
раз в романе, обдумывая этот вариант, отрекается от него, избирая, как показал
эпилог, путь воскресения к жизни – через покаяние. Таким образом, роль
Свидригайлова в романе дана как знак отягощенной греховностью совести,
символ некоего душевного запустения, в результате которого путь к искуплению
вины отрезан для героя, т.к. он слишком далеко зашел в своих злодеяниях и
душевно опустошен, чтобы видеть свет и надежду на преображение. Более низкая
природа

души

Свидригайлова

послужила

Раскольникову

напоминанием-

предостережением, в каком тупике можно оказаться, если вовремя не выправить
дефект внутреннего «Я». Послужила также и толчком к саморазоблачению – ибо
душа затемненная, прячущая дно, не приведет к перерождению – ей нужен свет.
(«Свет -жизнь – солнце» – эта триада ощутимо пронизывает роман).
Но вернемся к образу пространства в романе. До сих пор мы говорили о
топическом пространстве – о Петербурге как внешней среде, подчеркивая ее
социальную окрашенность, затрагивая в контексте некоторых ситуаций природу,
служащую в романе, как и в творчестве Достоевского вообще, ключом к
пониманию всего, что происходит с героями. Теперь поговорим о пространстве
локальном, когда жизненная сфера, являясь вселенной в миниатюре, сужается до
стен его дома. Дом героя, каков он в романе?

О каморке Раскольникова читаем с первых же строк и потом – неоднократно, глазами других героев, – будем осматривать ее заново; всякий раз при
этом писатель обыгрывает удручающее обстоятельство тесноты, убогости его
жилища.
«Каморка его приходилась под самою кровлей высокого пятиэтажного дома
и походила более на шкаф, чем на квартиру» [3, 5].
«Это была крошечная клетушка, шагов в 6 длиной, имевшая самый жалкий
вид... и до того низкая, что чуть-чуть высокому человеку становилось в ней жутко,
и все казалось, что вот-вот стукнешься головой о потолок» [3, 29] – О
Раскольникове мы узнаем, что он был «ростом выше среднего».
Не давая опомниться читателю, Достоевский, описав каморку, сообщает:
«Мебель соответствовала помещению». В этой каморке – в «шкафу», «клетушке»
– есть «софа... в лохмотьях, без простыни», «три старых стула», «крашеный
стол» и «маленький столик перед софой» [3, 6]. На всем этом – следы запустения,
ветхости, убожества. Грязные лохмотья Раскольникова и сам он, абсолютно
неряшливый («трудно было более опуститься и обнеряшиться» [3, 29], предстают
неоднократно все в более и более запущенном виде, причем писатель, указывая
на это, подчеркивает безразличие героя к своей внешности.
Безразличен, кажется, герой и к обстановке своего жилища. Пыль, о которой
писатель упоминает всякий раз, задавая панораму летнего Петербурга, и здесь
покрывает «несколько тетрадей и книг», пропитывая «отставшие от стены обои»
[3, 29]. Частое упоминание о пыли по своей повторяемости может уступить место
разве что желтому цвету в романе, который, кстати, заявлен и здесь как цвет тех
самых старых, «пыльных и всюду отставших от стен» обоев.

Какой эффект

создает этот художественный прием в романе?
Пыль, лохмотья и неряшливость героя, преследующая его желтизна
интерьеров, лиц, предметов и вещей, повторяясь бессчетное количество раз,
прессуют в нашем воображении картину, о которой можно сказать те же самые

слова, что и о «Бильярдной» Ван Гога: «Здесь можно сойти с ума!»Впечатление от
картины Ван Гога возникает из-за столкновения интенсивного желтого цвета с
резким фиолетовым, вызывающего психологический диссонанс, – в ситуации с
Раскольниковым ощущение явного неблагополучия диктует чрезмерное нагнетение негативных характеристик героя и его жизненного пространства. Помимо
этого, ощутимо влияет на восприятие читателя перекличка слов-паронимов, когда
в пределах одного детального описания интерьера Достоевский называет цвет
обоев желтым, а состояние героя – желчным, вызывая при этом определенную
ассоциацию: желчь, как известно, тоже желтого цвета. Этим обстоятельством и
объясняется утверждение желтизны нездоровой, ущербной в контексте возникающей смысловой связи слов. В нашем герое все «возбуждало желчь и
конвульсии». По прочтении письма от матери Раскольников переживает сильные
эмоции.Лицо его «было бледно, искривлено судорогой, и тяжелая, желчная, злая
улыбка змеилась по его губам» [3, 30].
Кажущееся безразличие к жилищу и обстановке постепенно оборачивается
сильной зависимостью героя от них.
«Наконец ему стало душно и тесно в этой жуткой каморке, похожей на
шкаф или сундук» [3, 41].
«Вся его комната была такого размера, что можно было снять крюк (с
двери), не вставая с постели» [3, 41].
«... отворилась дверь, и, немного наклонившись, потому что был высок,
вошел Разумихин.
– Экая морская каюта! – закричал он, входя, – всегда лбом стукаюсь, тоже
ведь квартира называется» [3, 91].
Как морская каюта, предстает каморка перед Лужиным, холеным, изыскано
одетым; «тесная и низкая», она оскорбила его контрастом: грязь и запустение
были непереносимы в сочетании с его внешним лоском и пристрастием к чистоте.

Постепенно Раскольников превращается в придаток этой каморки: лицо
обретает «бледно-желтый» цвет, словно заражаясь нездоровой желтизной старых
обоев, а реакцией на окружение становится желчь, т.е. постоянное раздражение.
Бледность и желтизна лиц в романе – главная и постоянная деталь всех описаний,
подчеркивающая нездоровую атмосферу жизненного пространства героев,
отравляющего их духотой и невыносимыми условиями существования, – так
символические детали перерастают в материально ощутимые признаки угнетающего воздействия. Локальное пространство словно тюремные тиски – невозможно
остаться свободным и независимым в нем. В русле этой логики воспринимается
следующий эпизод:
« – Какая у тебя дурная квартира, Родя, точно гроб... Я уверена, что ты
наполовину от квартиры стал такой меланхолик.»
Потрясающ ответ Раскольникова:
« – Да, квартира много способствовала... я тоже об этом думал... А если б вы
знали, однако, какую вы странную мысль сейчас сказали, маменька, – прибавил он
вдруг, странно усмехнувшись» [3, 224].
Градация оценок локального пространства в романе, заданная автором через
восприятие каморки разными героями, с одной стороны, прессует в нашем
представлении все упоминания о ней, с другой – напоминает принцип детской
игры: «Холодно – теплей – горячо!» – поскольку Раскольников от кажущегося
безразличия к окружающей обстановке приходит к осознанию ее зловещей роли.
С тем же эффектом психологического нарастания герой неожиданно для себя
обнаруживает, что именно здесь созрела преступная идея, здесь произошел
душевный надлом. Комната Раскольникова, увиденная глазами Сони, оценивается
ею без слов, в состоянии сильной растерянности, и это замыкает круг наших
читательских представлений о ней.
Художественный эффект такого приема приводит к тому, что, обрастая
всевозможными ассоциациями: шкаф, сундук, каюта, гроб, – каморка получает

веер образов, причем «переход от количества в качество» происходит именно на
образе

«гроб».

Такое

сужение

образа

характеризует

исчерпывающе

обстоятельства жизни героя, сам он признает криминогенность своего «дома».
Любопытное наблюдение излагает исследователь В.Б. Шкловский: «Каморка
Раскольникова путем многократных к ней возвращений обретает в контексте
романа органическую связь с ключевым образом преступного мироустройства.
Ведь на улицах Петербурга Достоевского душно, как в комнате без форточек» [6,
71].
Внешний Петербург, таким образом, приводя в смятение картинами
социальных бедствий, сочетается с убогой средой обитания героев, так называемыми квартирами, ... медленно отравляя внутренний мир Раскольникова.
Но квартиру в романе имеет лишь старуха-процентщица. Снимает угол
Разумихин, скупой Лужин гнездится у своего бывшего опекаемого Лебезятникова,
Свидригайлов кочует от трактира к трактиру, хотя и нанял для себя целых две
меблированных комнаты – по старой привычке у госпожи Ресслих. Они у него
«довольно просторные», но «квартира Свидригайлова приходилась как-то между
двумя почти необитаемыми квартирами. Вход к нему был не прямо из коридора,
а через две хозяйкины комнаты, почти пустые. Из спальни же ... Свидригайлов
показал тоже пустую... квартиру» [3, 474]. Вот этот неожиданный простор в
контексте невыносимой тесноты, терзающей героев романа, несет мрачномертвую нагрузку, ассоциативно перекликающуся с образом душевной пустоты и
потерянности героя. И здесь мы видим уже знакомый прием писателя: через
многократное упоминание об этом обстоятельстве жизни героя – его одиночестве
– создается спрессованный образ пустоты вокруг него. Пустота и одиночество –
вот итог бесцельно прожитой жизни, с неосознанно жестоким отношением ко
всему, что окружает, – итог, оглушивший его пустотой. Пустоты и не выдержал
Свидригайлов! Жизненное пространство этого героя – вакуум; просторность

комнат и пустое пространство вокруг – трагический знак, черный символ, предваряющий роковую развязку.
Комната Сони абсолютно неказиста и лишена удобства вообще, хоть и
большая. Во-первых, она «чрезвычайно низкая» [3, 305]. А во-вторых, «походила
как будто на сарай, имела вид неправильного четырехугольника, и это придавало
ей что-то уродливое. Стена с тремя окнами, выходившая на к а н а в у (разрядка
моя – Т.З.), перерезывала комнату как-то вкось, отчего один угол, ужасно острый,
убегал куда-то вглубь, так что его, при слабом освещении, даже и разглядеть
нельзя было хорошенько; другой же угол был безобразно тупой. Во всей этой
большой комнате почти совсем не было мебели. В углу, направо, находилась
кровать, у самых дверей в чужую квартиру, стоял простой тесовый стол,
покрытый синенькой скатерью, около стола два плетеных стула... у противоположной стороны ... стоял небольшой, простого дерева комод, как бы
затерявшийся в пустоте. Желтоватые, обшмыганные и истасканные обои
почернели по всем углам...» [3, 305]. Желтая вертикаль «истасканных обоев»
побеждает и здесь, создавая напряженный фон жизни героини, усиливая
нервность, душевное ее смятение через столкновение с чернотой по углам и
синевой скатерти, явно неуместной в растекающейся желтизне стен. Ощущение
дискомфорта несут двери в большом количестве (!), двери, запертые «наглухо» по
обе стороны, как бы резонируя безысходности Сони, резонируя всей ее жизни,
замкнутой, молчаливой, безропотной. Образ закрытых для Сони справа и слева
расположенных дверей, настойчиво упоминаемых, концентрируется, сгущаясь,
через безвыходные ситуации для героини в знак тупикового безвыходного
положения вообще. Ее комната иллюстрирует жизнь в лабиринте «запертых
наглухо» дверей – тоже символ, символ горькой судьбы.
Но,

пожалуй,

Мармеладовых.

самое

жуткое

впечатление

производит

комната

«Мой дом – моя крепость!», «Дома и стены помогают» – ярчайшей
антитезой этим мудрым и психологически выверенным пословицам предстает
жизненное пространство Мармеладова и его семьи: «Маленькая закоптелая
дверь... Огарок освещал беднейшую комнату шагов в десять длиной; всю ее было
видно из сеней. Все было разбросано и в беспорядке... Через задний угол была
протянута дырявая простыня.За нею, вероятно, помещалась кровать. В самой же
комнате было всего только два стула и клеенчатый очень ободранный диван,
перед которым стоял старый кухонный сосновый стол, некрашеный и ничем не
покрытый» [3, 26]. К чему-то готовит нас автор, усиливая от слова к слову
гнетущее впечатление от старательного, подробного перечисления предметов
пугающего абсолютной бедностью мирка.
К чему же?
Теснота лейтмотивом пройдет через роман «Преступление и наказание».
Читатель к моменту знакомства с обиталищем Мармеладова уже подготовлен к
неожиданному, в его худших вариантах, через знакомство с каморкой
Раскольникова и описание дома, где жила старуха-процентщица, – как одного из
ряда подобных ему, представляющих Петербург: «С замираниием сердца и
нервной дрожью подошел он (Раскольников – Т.З.) к преогромнейшему дому,
выходившему одной стеной на канаву, а другою в-ю улицу. Этот дом стоял весь в
мелких квартирах и заселен был всякими промышленниками – портными,
слесарями, кухарками, разными немцами, девицами, живущими от себя, мелким
чиновничеством и проч. Входящие и выходящие так и шмыгали...» [3, 8].
Достоевский обрисовал нам картину человеческого муравейника, картину
невыносимо-беспощадной к человеку тесноты, которая, однако, обладает парадоксальным свойством, как заметил автор монографии о писателе Ю. Кудрявцев:
«При внутреннем одиночестве... – полное отсутствие внешнего. Человек вынужден постоянно жить в толпе. Человеку нужно общение, но не принудительное. Он
тоскует по одиночеству внешнему» [5, 40].

Способ бытия, бытовой и бытийный вариант, каким наделен в романе
Мармеладов, кульминационным образом заостряет ситуацию человеческой
безысходности и бесприютности: «Выходило, что Мармеладов помещался в
особой комнате, а не в углу, но комната его была проходная (подчеркнуто мною –
Т.З.). Дверь в дальнейшие помещения или клетки, на которые разбивалась
квартира.., была притворена. Там было шумно и крикливо. Хохотали. Кажется,
играли в карты и пили чай. Вылетали иногда слова самые нецеремонные» [3, 26].
Как остаться человеком в таких условиях? – опять возникает вопрос при
столкновении с явной аномалией. Выход только один: не замечать, привыкнуть,
принять за норму то, что есть, – само по себе это трудно, немыслимо. Последующая сцена эту немыслимость и подтверждает, загоняя в тупик уже читателя,
который, кажется, сам пытался оценить положение героев, ища оптимальный
вариант: как быть здесь? Раскольников видит перед собой жену Мармеладова,
Катерину Ивановну, и недоумевает, отчего та не реагирует на его появление.
«Женщина, увидев незнакомого, рассеянно остановилась перед ним, на
мгновенье очнувшись и как бы соображая: зачем это он вошел? Но, верно, ей
тотчас же представилось, что он идет в другие комнаты, так как их была
проходная. Сообразив это и не обращая уже более на него внимания, она пошла к
сенным дверям, чтобы притворить их...» [3, 27].
Героиня продемонстрировала здесь привычку жить рыбкой в аквариуме, т.е.
спокойно, безразлично относиться к тому, что она в любой час своей жизни
видима для постороннего, быть актрисой в повседневности на сцене нищеты и
отчаяния для всех зевак, которых тут же покажет писатель. Но может ли человек
жить на вокзале, нормально ли такое вот привыкание? Штрих, отмеченный
Достоевским, внушает ужас именно к тому, что является выходом: привыкнуть,
смириться! Оказывается, это чрезвычайно противоестественно видеть, как люди
снуют туда-сюда, а человек, существуя в проходной комнате, как в тамбуре,
включен в это действие внешней бессмысленной суеты, не принадлежа себе, как

не может принадлежать себе человек, втянутый в водоворот вокзальной сутолоки.
Вот это – промежуточное существование, которое и есть для героини Катерины
Ивановны Мармеладовой сама жизнь, это – самое страшное, что открыл для нас
великий

писатель,

терзаясь

беспредельным

состраданием

своим

героям,

проживающим драгоценные дни своей жизни хрупкими мотыльками на ветру...
Здесь, в проходной комнате, Мармеладову не дадут «спокойно умереть». Не
покоя для жизни, а покоя для смерти просит Катерина Ивановна у чужих людей,
устав от чужих глаз, от их нездорового любопытства. Зеваки у Достоевского –
особая область человеческого проявления, вызывающая у читателя стойкое отвращение к этому вязкому любопытству, назойливо праздному вниманию,
нечистоплотному интересу.
«Протягивались наглые смеющиеся головы с папиросками и трубками, в
ермолках. Виднелись фигуры в халатах и совершенно нараспашку, в летних до
неприличия костюмах, иные с картами в руках... Стали даже входить в комнату...»
[3, 28].
Эти «наглые головы» появляются всякий раз в драматические периоды для
героев; эти «наглые головы», как на спектакле, будут созерцать умирание
Мармеладова; эти «наглые головы» хихикали, дразнили и хохотали в момент
пронзительной исповеди Мармеладова в трактире. Более того, заостряя внимание
на животном любопытстве толпы к чужому горю, писатель позволил себе следующее сообщение: «Жильцы, один за другим, протеснились... с тем странным
внутренним ощущением довольства, которое всегда замечается, даже в самых
близких людях, при внезапном участии к их ближним, и от которого не избавлен
ни один человек, без исключения, несмотря даже на самое искреннее чувство
сожаления и участия» [3, 176].
Остается догадываться, какой силы душевная боль стоит за этим резким
суждением Достоевского!

Итак, пространство романа «Преступление и наказание» – и топическое, и
локальное – трущобный Петербург, с его мрачными норами, в которых живут
страдая «униженные и оскорбленные». Их страдания в романе показаны через
восприятие Раскольникова, но, запятнав себя преступлением, он выдает свою
человечность на каждом шагу мгновенным реагированием на чужое горе. «Привычки порядочного человека» мы фиксируем в Раскольникове постоянно. В этой
связи обращает внимание его последний разговор со Свидригайловым, где
Раскольников упрекнул Свидригайлова в подслушивании у дверей, что чрезвычайно рассмешило Свидригайлова.
« – Шиллер-то в вас смущается поминутно. А теперь вот и у дверей не
подслушивай... в теории ошибочка небольшая вышла... у дверей нельзя подслушивать, а старушонок можно лущить чем попало, в свое удовольствие...» [3, 470471].
Эта «инерция порядочности», как замечает В. Ерофеев в своей книге,
«наглядно свидетельствует о том, что «теория» не наносит радикального удара по
всему складу личности, а делает лишь в нем брешь» [4, 96].
Виноват ли город в этом в той мере, в какой, скажем, каморка, где
невозможно чувствовать себя счастливым, сохраняя здравый смысл и ясность
ума?
Удивительно то, что на фантасмагоричность города указывают приезжие,
которым как бы «со стороны виднее», если следовать известной поговорке. С
одной стороны, это мать Раскольникова – женщина, «сохранившая... честный,
чистый жар сердца до старости» («... а где тут воздухом-то дышать? Здесь и на
улицах, как в комнатах без форточек. Господи! Что за город!» [3, 233].
С другой – Свидригайлов, человек-загадка, человек с темным дном: «... я
убежден, что в Петербурге много народу, ходя, говорят сами с собой. Это город
полусумасшедших. Если б у нас были науки, то медики, юристы и философы
могли бы сделать над Петербургом драгоценнейшие исследования, каждый по

своей специальности. Редко где найдется столько мрачных, резких и странных
влияний на душу человека, как в Петербурге. Чего стоят одни климатические
влияния!» [3, 452].
А теперь поговорим о сквозном лейтмотиве романа, повествующего о
городе и его обитателях. До сих пор речь велась о пространственном континиуме,
определяющем место действия романа как единый образ города, включающий
улицы и норы.
Если же обратиться к хронотопу, т.е. ко времени и пространству в их
органическом единстве, то уже первые строки романа позволяют увидеть их
синтетическую нерасторжимость, монолитность. Роман начинается с конкретного
указания времени: «В начале июля, в чрезвычайно жаркое время, под вечер...» [3, 5].
Указав на высокую температурную примету времени, Достоевский словно
готовит читателя к горячей точке кипения всего, что произойдет. Жара, заявившая
о себе в первой же строке произведения, характерна как тяжелое физическое
испытание для героев. Но она станет своеобразным рефреном, намекающим на
высокую точку кипения бредовых размышлений Раскольникова, одержимого
идеей спасения человечества кровавым путем, на горячечное состояние его ума и
определит важнейшую линию в прорисовке того пространственного континиума,
который выбран писателем как самый фантастический город на свете – Петербург.
Это – важнейшая примета пространственной характеристики – духота!
«На улице жара стояла страшная, к тому же духота... всюду известка... пыль
и та особая летняя вонь, столь известная каждому петербуржцу... Нестерпимая же
вонь из распивочных, которых в этой части города особое множество, и пьяные,
поминутно попадавшиеся, несмотря на буднее время, довершили отвратительный
и грустный колорит картины» [3, 6].
Трактиры, представленные в изобилии на страницах романа, издалека
заявляют о себе пьяными людьми и винными запахами. Изнутри трактиры еще
более безысходны: «Он уселся в темном и грязном углу, за липким столиком» [3, 12].

«Стояли крошеные огурцы, черные сухари и резанная кусочками рыба; все
это очень дурно пахло. Было душно, так что было даже нестерпимо сидеть, и все
до того было пропитано винным запахом, что, кажется, от одного этого воздуха
можно было в пять минут сделаться пьяным» [3, 13].
А вот описание атмосферы комнаты Мармеладова (той самой – проходной):
«В комнате было душно, но окна она (Катерина Ивановна – Т.З.) не отворила; с
лестницы несло вонью, но дверь на лестницу была не затворена; из внутренних
помещений, сквозь непритворенную дверь, неслись волны табачного дыма...» [3, 27].
В своей желтой каморке (после прочтения письма от матери) Раскольников
чувствует, что «ему стало душно и тесно. Взор и мысль просили простору» [3, 41].
Социальный портрет города неизменно сопровождают, помимо вопиющих
деталей нищеты, отвратительные запахи: «Около харчевни в нижних этажах, на
грязных и вонючих дворах домов Сенной площади, а наиболее распивочных,
толпилось много разного сорта промышленников лохмотников» [3, 62].
У старухи-процентщицы «все окна... были заперты, несмотря на духоту» [3, 77].
«На улице опять жара стояла невыносимая, хоть бы капля дождя во все эти
дни. Опять пыль... Опять вонь из лавочек и распивочных,» [3, 93] – узнаем мы
снова удручающую картину города после совершенного героем преступления. Да,
ничего не изменилось во внешнем облике города, да и люди, пожалуй, попрежнему несчастливы... Об этом ли мечталось Раскольникову?!
Теперь он стремится лишь к одному – снять с себя груз любой ценой и,
направляясь к конторе по вызову, собирается рассказать о случившемся.
Тут нам писатель показывает контору, которая, по свидетельству
исследователя П.А.Бурмистрова, была точной копией той конторы, что находилась в районе жительства Достоевского [2, 82]: «Лестница была узенькая, крутая и
вся в помоях. Все кухни всех квартир во всех четырех этажах отворялись на эту
лестницу и стояли так почти целый день. Оттого была страшная духота... Дверь в
самую контору тоже была отворена. Он (Раскольников – Т.З.) вошел и остано-

вился в прихожей... Здесь тоже духота была чрезвычайная и, кроме того, до
тошноты било в нос свежею, еще невыстоявшеюся краской на тухлой олифе... Все
крошечные и низенькие комнаты» [3, 93].
После обморока в конторе, очнувшись, Раскольников видит перед собой
«желтый стакан с желтой водой» [3, 104]. Желтизна, духота, вонь и пыль
буквально подстерегают нашего героя!
После болезни Раскольников выходит тайком от всех на улицу: «Было часов
восемь, солнце заходило. Духота стояла прежняя; но с жадностью дохнул он этого
вонючего, пыльного, зараженного городом воздуха... какая-то дикая энергия
заблистала вдруг... в его исхудалом бледно-желтом лице» [3, 154].
Реальное время в романе (предметно и детально узнаваемый XIX век),
указывающее на конкретное время года – лето!, – сращивается, таким образом, с
лейтмотивом произведения – непереносимой июльской духотой и летней пылью
как в домах, так и на улицах Петербурга, – и с часто упоминаемым солнцем,
которое помогает нам ориентироваться во времени суток и является одновременно
выразительным художественным средством. Солнце отражается то на пыльных
обоях убогой каморки, то на кровавых лохмотьях после совершенного
Раскольниковым преступления, то сияет на церковных куполах. Солнце появится
в эпилоге, позовет Раскольникова к новой жизни, когда он ранним утром присядет
на бревна у реки и увидит необозримую степь. Рассвет с щедрым солнцем у
Достоевского обретет новый контекст, когда он скажет о своих героях: «... в этих
больных и бледных лицах уже сияла заря обновленного будущего» [3, 530]. Здесь
солнце посылает импульс новой жизни – одухотворенной, открытой, наполненной
любовью.
Сращение исторического времени со временем психологическим создает
очень напряженный, тревожный контекст в романе. В этом смысле есть основание
говорить о концептуальности хронотопа в данном произведении.

Прежде всего отметим, что такое сращение позволяет обнаружить
психологическую доминанту произведения: импульсивность, нервность, аритмию
повествования, что соответствовало пониманию Достоевским художественной
правды. Субъективное отношение Раскольникова ко внешней жизни чрезвычайно
сложно, герой показан нам изнутри, и это потребовало своеобразной логической
ломки. Писатель словно проник в лабораторию страшного замысла и, подчиняясь
гипнозу внутренней жизни Раскольникова, описывает ее предельно достоверно,
принося в жертву чувство меры, здравый смысл, ровность слога, соотношение с
нормой. И, повинуясь художественному закону, он расставляет на пути следования героя опознавательные знаки пространства и времени.
В силу необоримости своей идеи Раскольников всецело поглощен ею и
поэтому с трудом фиксирует реальное течение времени, и там, где писатель
погружается в глубины раскольниковского «Я», читатель, словно покинутый
гидом гость лабиринта, оказывается в столь же затруднительном положении
определить временные рамки, как и сам герой, отдавшийся во власть преступной
мечте. Ибо спонтанность, ставшая главным законом лихорадочной жизни
Раскольникова, определяет в той же мере и наше восприятие. Ведь Достоевскому
как художнику принципиально важно показать своего героя в русле проживаемой
им жизни. Психологически сложно поддается осмыслению время, оно словно в
плену у героя, поручено ему, выключенному из жизни. Но уход в бредовые идеи
мстит за себя: рамки жизни – сна и яви – для Раскольникова размыты, даже
ориентир «утро – вечер» не всегда верен. Галлюцинация, кошмарные сны
воспринимаются куда убедительнее, чем реальная жизнь. Да и жизнь вторгается в
воспаленное сознание героя раздражающими визитами «чужих» его миру людей,
резким воздействием враждебных шумов и неприятных звуков. Всякий раз
возвращение в действительность дается Раскольникову нелегко, мучительно, в
основном вызывая отвращение к жизни. Герой в такий случаях спешит забыться,
торопится в зыбкие сны и грезы от своих проблем. Но та, вторая жизнь его ничуть

не легче! И переход в видение неуловим, его грани размыты. По тяжести
состояния, таким образом, уравновешиваются оба его мира: безрадостный и
убогий внешний, страдальчески-мучительный и темный второй. На фоне этой
неопределенности интересно поведение героя в момент пробуждения – он при
этом живо интересуется: который теперь час? Не ирония ли это у Достоевского по
поводу желания героя (столь своеобразно дорожащего временем!) быть всегда на
плаву, ориентируясь любой ценой во времени и пространстве?
Если под композицией понимать способ бытия образа во времени, то
целесообразно обратить внимание на то, как распорядился художественным
временем сам писатель.
Произведение состоит из 41 главы в 6 частях и эпилоге. Две первые части
представляют по 7 глав, две вторые – по 6, часть 5 содержит 5 глав, шестая – 8.
Причем на последнюю, 8-ю, главу шестой части приходится кульминация
(признание героя в совершенном преступлении), на последнюю главу эпилога –
микрокульминация.

В I части Достоевский описывает всего 3 дня.

Причем в двух первых главах прожит один день (созревание замысла).
Следующий день прожит героем в 3, 4, 5 главах (рефлексия героя). В 6,7 главах
описан третий день (подготовка к убийству и убийство).
Во второй части описано четыре дня.

Таким образом, глава 7 второй части романа совпадает с 7-ым днем,
прожитым Раскольниковым в нашем, читательском восприятии.
Но обратимся к части III, чтобы обнаружить предельную степень
напряжения этого дня, здесь заложены важнейшие пружины романного действия.

– визит Лужина,
- фрустрация Раскольникова, подробно описанная в 6-й гл. и в дальнейшем
часто упоминаемая,
- поединок с Зосимовым как первая проба осмыслить и обосновать
преступление в рискованном диалоге,
- смерть Мармеладова, которая приведет Раскольникова в его семью, что в
свою очередь повлияет на судьбу героя,
- приезд матери и сестры, оказавший мощное влияние на Раскольникова,
- участливое отношение Разумихина.
ВСЕ ЭТО максимально сконцентрировано и задано как ядро событийности в
романе, где каждая из названных тем получит в романе свое дальнейшее развитие.
Но если в этих частях описание событий и размышлений героев одного дня
занимает 4 главы, то уже 8-й день «разрастается» грандиознейшим образом – на
10 глав!

ЧТО же это за день?

ЭТО: – Свидригайлов и призраки,
– вечер с Лужиным,
– прощание Р. с матерью, сестрой и другом,
– визит к Соне.
Фантастически раздвигаются рамки одного дня, время способно здесь
вместить немыслимое нагромождение событий.
Кружение, заблуждения героя, его способность петлять в лабиринте
собственных сомнений, отчаянное сопротивление собственной совести, и,
наконец, хоть ложная и временная, но... победа над ней! – все это соответственно
потребовало от автора ЭКВИВАЛЕНТА в плане формы. Время одного дня – то
растянутое по прямой, то свернутое спиралью – как раз позволило отразить и
смятение героя, и его попытку найти свой – особый! – путь из ловушки
совершенного преступления. И фраза: «Теперь мы еще поборемся...» – символизирует этот зигзаг героя – его отход от пути осознания преступления и раскаяния в
нем, венчает финал IV части.

По принципу градации изображен в романе 9-й день; захватив две главы IV
части, он «потребовал» целую последующую часть в композиции романа.

События, развиваясь с неудержимой, стремительной силой, достигают
своего пика и получают неожиданное завершение. Время сужается, предельно
концентрируется, сжимается в одни сутки там, где напряженность происходящего
ощущается особенно остро.
Максимально увеличивается количество героев – на суженном пространстве. В сжатом – до одного дня! – времени. Такова художественная логика
повествования романа «Преступление и наказание». (Выход Катерины Ивановны
из своей каморки в пространство города еще резче очерчивает трагическую
обреченность, одиночество и безысходность героини).
Часть VI начинается со слов: «Для Раскольникова наступило довольно
странное время» [3, 424] – мучительная тревога за себя из-за того, что
Свидригайлов узнал его тайну. Это «странное время» длится 2-3 дня, описывается

в 1-2-й главах, а затем следуют страшные сутки с подробностями последней ночи
Свидригайлова, перед которым предстала напоследок вся его мрачная жизнь. На
рассвете Свидригайлов покончил с собой.
Вечер следующего дня – прощание Раскольникова с матерью и сестрой. И,
наконец, 7-я и 8-я главы – признание Раскольникова в убийстве.

Итак, реальное время в романе составляет 14 дней (9+3+2). Но читатель
вслед за героем потерял счет времени, растворился в нем, переживая все то, что
отпущено по воле автора пережить Раскольникову.
Каким образом произошло подобное погружение?
Психологическое время, заметили мы в процессе чтения романа, имеет
свойство растягиваться, когда человек находится в ожидании, и сжиматься, когда
оно наполнено событиями. Количество событий задает плотность времени,
насыщая ими роман в одном месте и создавая пустоту в другом. Достоевский
словно помещает читателя внутрь мира Раскольникова.

Проживание психологического времени – это самый мощный прием
иносказания, найденный именно Достоевским. Это и есть его открытие: автор
помещает читателя во внутренний мир героя.
Таким образом, художественное пространство и время в романе предельно
подчинены авторской логике, несут иносказательную заданность (импульс
скрытого смысла обнаруживается в процессе подробного анализа хронотопа) –
изобразить сложный внутренний мир человека, полный противоречий, в контексте
обстановки и взаимоотношений с миром, воплощенным в образе Петербурга
середины XIX века.
БИБЛИОГРАФИЯ
1) Белов С.В. Федор Михайлович Достоевский. – М.: Просвещение, 1990.
2) Бурмистров А.Н. Петербург в романе «Преступление и наказание» //
Альманах «Прометей» – N 11. – М.: Молодая гвардия.- (Жизнь замечательных
людей).
3) Достоевский Ф.М. Собр. соч.в 12-ти томах. – Т.5. Преступление и
наказание. – М.: Правда, 1982.
4) Ерофеев В.В.

В лабиринте проклятых вопросов. – М.: Советский

писатель, 1990.
5) Кудрявцев Ю.Г. Три круга Достоевского. – М.: Изд-во МГУ, 1991.
6) Шкловский В.Б. Художественная проза: Размышления и разборы. – М.:
Советский писатель, 1982.

ЖИВОЕ ПРОСТРАНСТВО: НООСФЕРА?
(перспективы геополитики)

В. П. Казначеев. г. Новосибирск.
1. КОНТУРЫ ПРОБЛЕМЫ
Противоречия между новыми фактами в наблюдениях природы и свойств
Человека, специальными исследованиями и современной общепринятой научной
картиной мира, с ее основополагающими законами, все более нарастают.
Несомненно, все более отчетливо формируется глобальное стремление
объединения, конвергенции мировых, национальных технических и религиозных
культур. Другими словами, в своем историческом движении земной шар, человечество вступает в новую полосу существования: научно-технический прогресс
(достижения науки и практики) через экономический инструментарий стремительно объединяет народы, страны, контингенты, человечество Земли в единый,
неделимый, взаимозависимый, космический механизм. Это объединение робко
начавшееся с великих географических открытий, с внедрения письменности и
книгопечатания, через распространение энергетических систем (паровые двигатели, моторы внутреннего сгорания, источники электричества, преобразователи),
системы связи (наземные,

космические), электронику, компьютеры,

робото-

технику, агротехнологию, химические производства взрывоподобно заставили
человечество

принять

неизбежность

единых

принципов

пользования

ресурсами планеты. Планета Земля, если ее представить из Космоса, подобна
яблоку, которое могущественной рукой обдирается, прокалывается со всех сторон,

объедается чудовищной силой, ободранные поверхности заживают. Более того,
технические новации внедряются в толщи человеческих популяций, чей образ
жизни, вековые традиции, да и сама психо-биологическая природа не готовы к
столь быстрой переделке.
Национальные сувернитеты, религиозные основы протестуют. Это приводит
к обратной реакции: реакции социально-национального сопротивления – центробежные силы дивергенции общества нарастают, возникают предпосылки к новым
крестовым походам, национальным войнам, внутринациональным расчленениям.
Оживают, казалось бы, ушедшие в прошлое семейно-клановые интересы (механизмы).
Иначе говоря, в глобальной этике наряду с вынужденной рациональностью
нарастает сугубо психо-биологическое поведение; прагматизм все более приближает нас к межнациональным, внутринациональным нетерпимостям, конфликтам,
возникает множество теневых, мафиозных организаций (мелких и глобальных).
Эти организации (структуры) накапливают гигантский капитал, который в мире
приватизации, собственности любой ценой пытается купить, завоевать себе региональную и далее – глобальную власть. В этих системах современные политические, глобальные институты, по существу, уже не играют сдерживающей роли.
На планете столь же стремительно формируется новый паразитный,
социально-политический механизм, который уже противостоит и вступает в
противоборство с существующей системой объединенных наций.
Государственные границы сохраняют свое политическое, по существу,
национально-политическое значение. Для природных процессов (атмосферных,
гидросферных, биологических, энергетических и др.) эти границы никакого
значения уже не имеют. На этом уровне расчлененные политической системой
глобальные природные процессы стали неуправляемыми. Стихия расчлененности
и прагматизма приводит планету, как космическое образование, к неизбежному
хаосу. Это масштаб нового психосоциального исторического феномена планеты.

Он есть также порождение научно-технического глобального процесса; сами силы
этого процесса могут в конце уже 20-го века оказаться в руках новой, далеко не
гуманной системы власти.
Необходимо спросить, кто исследует весь этот новый исторический
динамизм человечества планеты? Какая научная организация, объединение
ученых и практиков? Реальный опыт показывает, что никакая. В реальной
работе основное внимание ученых сосредоточено на экономическом инструментарии (работы ученых Римского клуба), глобальных и региональных природосоциально-демографических

взаимодействиях

(центр

Брауна,

программы

ЮНЕСКО, ВОЗ, ООН и др.), в какой-то мере на глобальных, региональных
процессах экологического кризиса.
Все эти три ветви необычайно важны и актуальны, об этом будет сказано
ниже.

Но есть более масштабные новые проблемы, которые отодвигаются,

затмеваются прагматизмом, они все еще не попали в пределы научного признания,
фокус интересов научных объединений. Объединенные исследования в аспекте
русского космизма, идей В.И. Вернадского о биосфере и ноосфере свернуты, по
существу, прекращены. Таких примеров множество. Скажем, поиски (и весьма
успешные) энерговооружения (источников энергии) осуществляется без понимания и знаний (они просто игнорируются!) новых данных по термобиодинамике
планеты (например, проблемы Северного дома планеты). То же относится и к
известным процедурам захоронения радиоактивных и других отходов!
Это все равно, если бы пассажиры самолета (забыв, что они на самолете),
сочли возможным использовать энергию двигателей самолета для внутренних
потребностей и приготовления пищи, а после этого удивлялись бы, что в их мире
жизни появилась невесомость (падение самолета). И только тогда они
организовали бы научные исследования нового «безобидного» феномена!
Реально подавляющее доминирование в оценке и планировании (управлении) общества принадлежит в 20-м веке экономическому инструментарию.

Трагедия состоит в том, что представители этого инструментария искренне
стремятся производить блага жизни, но, увы, не самого Человека и не Природу
планеты. Экономический (практический и научный) детерминизм есть высшее
проявление на земле антропоцентризма. Видимо, это апогей 20-го века человеческой социальной организации. Дело совсем не в социально-политических
образованиях (капитализм, социализм), их классовая основа отвергнута реальностями жизни (истории) и ушла в прошлое. Споры о том, что мы строим в России:
неокапитализм или непонятный посткапитализм, или загадочный социализм – это
дань (видимо, справедливая) прошлому. Россия будет строить , как и весь мир
новые социальные системы, где человекопроизводство (по-старому «блогополучие» – свое счастье) станет основой этической организации «производства»
человеческих популяций, личности как космо-планетарного феномена Геи,
феномена Живого Космоса.
Современная демократия справедливо ориентируется на мнение большинства населения. Но сами цели жизни, интересы большинства населения в современном мире культуры, образования, религии (образа жизни) сконцентрированы
лишь на ближайших реалиях. И это справедливо, но пути достижения
(исполнения)

этих

реалий

руководством

(правительством),

именно

пути

(механизмы), должны основываться на новой научной основе, на новом глобальном видении планеты, человечества как космического Феномена. Нельзя уподобиться названному выше экипажу самолета и справедливые потребности в пище
реализовать за счет энергии его двигателей, ведь человечество на планете и есть
такой экипаж, не более.
Наступает новый период развития планетной этики, научной космогонии,
институтов религий. Наука и Религия должны объединиться на основе формулирования объединенных целей человека и человечества. Такое сближение началось,
современные антропные принципы естествознания в научных терминах уже
приблизились к религиозным основам видения мира. Философия и культура

включились в это объединение, все большее внимание уделяется экологии
неопознанного, эзотерическому опыту, трансцендентным механизмам познавательной деятельности, запредельным свойствам человеческого интеллекта и его
нераскрытым резервам.
2. СИСТЕМНЫЙ ПОДХОД
Сегодня в научном и практическом опыте распространился и принят
системный подход (системное мышление). Это выдающееся обобщение в теории
познания; еще до классических работ Л. Берталанфи и его последователей
(тектология Богданова, диакоптика Крона, кибернетика Винера и др.), в свойствах
естественных природных явлений выделялись качества целостности и, по
существу, свойства целостности предвосхищали более поздние их обощения,
получившие название системы. Центральным в этом новом обобщении явилось
выделение такого универсального свойства, как информация. Был разработан
аппарат ее измерения, выделена единица информации – бит. Системы стали
оцениваться по объему информации. Главные качества, например, компьютерных
устройств, оцениваются по величине их памяти, скорости, принципам ее
переработки и выделения. Появились работы по оценке величины информации в
биосистемах (в яйцеклетках, в организмах животных и человека), в социальных
структурах (библиотеки, фильмы), в произведениях искусства и пр. Оказалось, что
объем новой информации в мире удваивается каждые 2-3 года. Это был
определенный бум информатики. На этой основе появились идеи синергетики.
Стало казаться, что наука возвысилась на такой уровень знаний, что весь мир –
неживой, живой, – можно описать, рассчитать в системном выражении, вычислить
объемы и качество информации и управление миром будет реализовано. Это
исторически напоминает периоды Лейбница и Декарта. Такие восторженные
прогнозы были высказаны и в биологии (генетические системы) и в медицине
(системы гомеостаза, функциональные системы и др.). Однако практика охладила

восторженность, такой саентизм оказался лишь инструментом к формулированию
новых задач. В 1971 году в работе «Этюды к теории общей паталогии» (В.П.
Казначеев, М.Я. Субботин) мы высказали сомнение относительно системного
оптимизма в исследовании биологических феноменов. Мы пытались разделить
понятие информации в биосистемах на два уровня: информация действия и
информация структуры. Это очень похоже, например, на количество информации в чертежах (проектах) самолета и в конструкции самого (реального) самолета.
Количество информации примерно одно и то же, но в одном случае (чертежи) –
это информация структуры, другом – действия (самолет). Информация может
быть участником потока косного или живого вещества или шифром, знаком вне
потока, и храниться как некое природное и рукотворное явление. Как соотносятся,
взаимодействуют эти две информационные реальности, какие природные
механизмы лежат в их взаимодействии? Можно ли уложить их в существующие
системные представления ? Все эти вопросы есть новые проблемы и ответов на их
решение (поиски) пока нет. Если, например, голограмма человека есть уникальное
природное явление, то каково взаимодействие этого явления с реальным
человеком, или если голограмму можно считать реальностью, то сам человеческий
организм относительно своей голограммы есть ее производное. На этом уровне
уже исследуются клеточные, многоклеточные образования животных и человека
(В.П. Казначеев «Космопланетарный феномен человека». – Новосибирск: Наука,
1991) – клеточные цивилизации.
Напомню фрагмент нашей работы 1971 года:

В числителе символы, определяющие поток информации действия:
а – скорость восприятия сигнала;
б – скорость, точность обработки сигнала;

с – принятие оптимального решения;
d – реализация (точность, скорость) решения в исполнительных системах.
В знаменателе определяем информацию структуры:
х – генетическая память,
y – система извлечения нужной генетической информации,
z – механизм синтеза биологической структуры;
о – интеграция новых структур в гомеостаз организма.
Итак, в числителе: информация действия, которая характеризуется тратой
энергии и структуры организма (биосистемы). В знаменателе – и информация
структуры, из которой, адекватно затратам, восстанавливается использованная
структура. Обратная связь с ---> y реализует взаимодействие информации
действия с информацией структуры. Это процесс вовлечения нужной части
информации структуры в поток живого вещества.
Если для числителя информации действия (Ид) и знаменателя информации
структуры (Ис) ввести лимиты времени t Ид и t Ис, то окажется, что их
взаимодействие относительно раздражителя (сигнала, его продолжительности,
силы и др. ) оказывается весьма сложным. И в этой сложности измерения того или
другого, казалось бы, позволяют описать поведение биосистемы и прогнозировать
исход. Однако в реальных условиях эксперимента это не подтверждается.
Так, клеточные культуры при действии на них экстремального фактора
(вирусы, яды и др.) приобретают способность распространять деструктивную
реакцию (патологический процесс) на здоровые клеточные структуры при
контакте культур через оптические среды (кварцевое стекло, слюда и др. ) Значит,
реализация информации действия запечатлевается через структурную информацию (генетическая, молекулярно-структурная деструкция клетки) и формируется
новый фактор ее распространения в пространстве. Возникает вопрос: чем
«заражается» здоровая культура при контакте (оптический канал) с пораженной
культурой клеток? Более того, нами показано (Л.П. Михайлова), что это новое

явление (феномен) может размножаться, если в эксперименте «зараженные»
(зеркальные) культуры пересаживать для контакта со следующими здоровыми
клетками. Этот новый фактор может быть запечатлен («пересажен») в
эритроцитах крови (отдельный сосуд), а затем в оптическом канале транслирован
в здоровые клеточные культуры. По существу, в руках экспериментатора
оказалась модель неизвестного до сих пор инфекционного эпидемического
процесса. Можно ли этот новый фактор, выявленное новое природное явление
«уложить» в понятие информации? Здесь само явление (если это информация)
становится новым материальным потоком, оно размножается, оно реализует
запасы энергии и материала клеток для самовоспроизводства. Напомним об очень
интересных работах Е.П. Инюшина (Алма-Ата), который уже много лет развивает
идеи о природе живого вещества как некого четвертого состояния природной
среды – биоплазмы. Это очень перспективное направление, я солидарен с автором
в его нетрадиционных поисках. Сама идея близка к нашему представлению
природы живого пространства. Интересующихся отсылаю к работам Е.П.
Инюшина и его сотрудников (г. Алма-Ата).
Я полагаю, что это явление не может быть причислено к известным
категориям понятия информации, речь идет о неизвестных до сих пор природных
процессах, где в изученных биосистемах (в современном их представлении) имеет
место другой природный процесс, связанный с ними, но выражающий их новое
(отнюдь не системное) качество.
Или следует изменить вопрос: не есть ли сами клетки (клеточные
культуры) лишь свойством (выражением) более фундаментального природного
явления, сущность которого нам остается неизвестной? Если да, то в таком
случае системный подход, системное обобщение, понятие информации – есть
лишь очередной уровень нашего «видения»

природного явления, далеко не

отражающий его истинное природное свойство.

Видимо, эти же мысли выражали Э. Бауэр и В. Вернадский, когда они
(независимо друг от друга) формулировали свои основополагающие законы (Э.
Бауэр), принципы (В.И. Вернадский) потоков живого вещества (законы 1-2
Вернадского-Бауэра. См. В.П. Казначеев «Очерки теории и практики экологии
человека», Наука, 1983). Эти ученые в формулировке законов устойчивой
неравновесности и эффекта максимума внешней работы биосистем утвержали
участие молекулярных (биогеохимических) констелляций – особого вида биоэнергии, которая не может быть описана на основе известных биохимических,
генетических механизмов и информации. Природу такой информации на уровне
электромагнитных полей предполагал и утверждал А.Г. Гурвич (1926). На возможность этой же природы в межнейрональных связях мозга указал П.П. Лазарев
(1923).
В 70 гг. я совместно с П. Г. Кузнецовым сделал попытку ввести измерение
устойчивой неравновесности биосистем на основании потока энергии на единицу
массы и времени. Эту единицу мы предложили назвать «Баэрон» – в честь автора
идеи Э. Бауэра. К сожалению, в то время определить меру такого подхода не удалось, по-видимому, необходимо использовать индикацию солитонно-голографической организованности живого вещества. Совсем недавно (1993 г., Москва)
профессор В. Волченко повторил подобное предложение на основе информационно-энергетических показателей («отношение условной информативности к условной энергетичности»), эту величину автор называет показателем «витальности
живых систем». В. Волченко, к сожалению, не упоминает работы Э. Бауэра и
современные данные полевых организаций живого вещества, однако независимое
продолжение идей указывает на ее актуальность (В. Волченко. «Неизбежность
тонкого мира». – Ж. Терминатор, N1, 1993. – стр. 44-55).
В нашу схему информации структуры и действия следует ввести дополнение, где полевой феномен живого вещества есть, одновременно, по своим свойствам и информация действия, и информация структуры, и то, и другое сосущес-

твует в потоке живого вещества. Это новое природное явление. Пока трудно
найти для него эквивалентный термин, может быть уместно наименование
даомон, т. к. по объему и масштабам это понятие близко к китайской теософии
Дао.
Более того, в изложенной выше последовательности процессов подразумевается причинно-следственная связь во времени. Мысль выражала процесс в
потоках живого вещества в зримом четырехмерном пространстве. Но если
вернуться к работам Н.А. Козырева и принять его понятие феномена энергиивремени, где во Вселенной взаимосвязь пространства не лимитируется скоростью
света, то наше представление о потоке живого вещества и вовлечения в такой
поток информации структуры окажется неполным. В свете гипотезы Козырева
такого потока не существует, информация структуры и действия есть лишь
свойство иного природного феномена (даомона) – жизнедеятельности организма
энергии-время. Наше же реальное восприятие потока есть отражение нашей реальности планеты Земля, ее живого вещества, нашего интеллекта как частного
космопланетарного выражения фундаментальной организованности Вселенной.
В таком случае мы, оставаясь в этой реальности, не можем не считаться с
возможной фундаментальностью организованности Вселенной. Как часть ее, мы
не можем понять собственный Феномен (биосфера, Человек, человечество) вне
этого фундамента. Если же такое предположение будет по-прежнему наукой
отвергнуто, то прогнозы нашего познания действительности в космопланетарных
объемах, а, следовательно, и выживания окажутся весьма сомнительными и
опасными.
Сделаем вывод из изложенного. Системное представление об организованности косного и живого вещества не есть последний уровень их познания.
Понятие информации должно быть преодолено, предстоит выделить новое
природное явление в свойствах нашего мира – организованность пространства, где
информация одновременно и свойство, и поток, и материальная организованность

(даомон). В этой организованности планета Земля, ее живое существо, человечество есть лишь некое региональное, возможно, весьма специфичное выражение
этой вселенской организованности. Мы реально живем в воспринимаемом нами
четырехмерном мире, в нашей временной зависимости, оставаясь одновременно в
живом

пространстве

Вселенной,

организованность

которой

есть

более

фундаментальный (отнюдь не системный ) природный Феномен.
3. ИНТЕЛЛЕКТ – СВОЙСТВО ЖИВОГО ВЕЩЕСТВА
В.И. Вернадскому принадлежит приоритет в выделении живого вещества
как естественного космопланетарного явления и в фундаментальном описания его
свойств в организованности биосферы как монолита. В естествознании были
предприняты попытки изменить принцип в исследованиях сущности живого вещества. Известны работы, где формулировалось не сущностное, а так называемое
функциональное понятие живого вещества (А.Н. Колмогоров, А.А. Ляпунов и др.).
Авторы на основе системного подхода описывали основные свойства живого
вещества

(размножение,

адаптацию,

приспособление,

накопление

памяти,

прогрессивную эволюцию и др., используя при этом и понятие информации),
причем, обязательно его материальной сущности. В этих интересных работах
утверждалось, что любое природное явление, которое обладает указанными
свойствами, может быть отнесено к категории живого вещества. Направление
имело существенное значение в кибернетике, конструировании компьютерных
систем, робототехнике, математике. В целом же функциональное понятие живого
вещества, по нашему мнению, есть отражение антропоцентризма в естествознании, подмена естественно-природного явления его свойствами (утверждение
следствия от причины). Очевидно, что указанные свойства живого вещества
(например, правило Реди: ovo ex ovo или цефализация в эволюции) далеко не
отражают его природной сущности, а есть лишь уровень нашего научного
познания, видения его свойств.

В наших работах мы, выделяя полевые формы живого вещества, исследуя их
свойства, показываем, что они (эти свойства) как раз отнюдь не соответствуют
известным описанным свойствам живого вещества белково-нуклеиновой природы.
Подмена в оценках природных явлений их сущности на их свойства в естествознании – лишь один из временных инструментариев в познании фундаментальной
природной общности. В настоящее время функциональное понятие живого
вещества, тем более в космопланетарном масштабе, на основе известных свойств
следует оценить как одно из частных направлений. Это направление необходимо в
технических конструкциях того, что сегодня называют искусственным интеллектом (компьютерные системы, роботы и др. ).
Однако необходимо напомнить, что наш человеческий интеллект в своей
эволюции получил семантический инструментарий, пределы этого инструментария (включая математичесие и другие языки) ограничены. Чем больше мы будем
расширять свой интеллект на этой основе (язык), перепоручая семантические,
эвристические операции запрограммированной памяти компьютерных систем, тем
мы, несомненно, все глубже будем проникать в познание сущности косного
вещества планеты и Вселенной. В то же время будем все больше и больше
отдаляться от понимания Феномена Человека, живого вещества, Геи, живого
космоса. Эта диссимметрия в познании мира все более нарастает. Нарастает и
практически, так как человечество черпает ресурсы для жизни на основе знаний о
косном веществе, природные ресурсы все более вовлекаются в системы жизнеобеспечения; однако, и планета, и биосфера и человечество все более оказываются
в этом прагматическом организованном потоке жизни на месте тех пассажиров самолета, где выжигаются необратимые ресурсы двигателей и приближается, таким
образом, неотвратимость космической катастрофы.
Подобная же тенденция в понятии живого вещества (подмена сущности на
функциональные

свойства)

развивается

сегодня

относительно

понятия

интеллекта. Свой собственный интеллект мы исследуем и воспринимаем

собственным интеллектом, вооружая его многочисленной техникой, которая есть
его же производная. Осмысление основано на семантическом инструментарии,
который мы принимаем как несомненную основу интеллекта. Есть работы (В.В.
Налимов), где пространство наделяется по этому подобию свойств человеческого
интеллекта некими смыслами.
Человеческое познание (нейропсихический механизм) фильтрует множество
смыслов пространства, их упорядочивает и в семантических (словестных)
энграммах отражает смысловую организованность пространства. Это оригинальная и философски очень интересная гипотеза также есть, по существу, «насыщение» пространства подобием функции (свойств) человеческого интеллекта, то есть
является одним из выражений того же антропоцентризма (В.В. Налимов
пользуется и математическим языком).
В недавних интересных работах М. Лескова выделены свойства интеллекта:
1. получение информации извне и ее хранение;
2. логические операции с полученной информацией;
3. интуитивное получение новой информации;
4. свободное генерирование и выдача вовне накопленной информации или
сигнала к действию (Аномалия. 1993, N 2, стр. 7). Само понятие «информация»
этот автор соотносит со словом «смысл». «Смысл – это информация или сумма
сведений, которые содержатся в знаке (или в слове, символе)» (там же , стр. 8)
Автор полагает, что «физический вакуум – точнее, одна из его многочисленных
разновидностей, – обладает свойствами семантического пространства В. В.
Налимова» (там же, стр. 11.). Эту разновидность физического вакуума автор
называет мэоном. « Мэон – это физический агент, отвечающий за семантический
вакуум». Итак, в целом, это новое направление определяет понятие интеллекта на
основе его функциональных особенностей, его свойств. Вновь мы лишаемся
сущности и принимаем за интеллект лишь его некие свойства. Более того,
оказывается, что это свойства некой разновидности вакуума. Такая методологи-

ческая логика приемлема, интересна. Следует лишь сказать, что она вслед за
функциональным определением живого вещества, по тому же принципу, приводит
нас к функциональному определению интеллекта.
Главное, что при функциональном принципе определения и выделения
Феномена интеллекта вне его естественно-природной основы очень трудно (даже
невозможно!) предполагать его эволюционно-исторические механизмы. Ранее я
уже обращал на это внимание читателей. Вернусь к этой идее. Эволюция белковонуклеиновых форм живого вещества на планете Земля продолжалась в четырехмерном земном мире около четырех миллиардов лет – это находит свои
документальные подтверждения. Если даже допустить, что за это время на Земле
такая эволюция характеризовалась несколькими волнами и пережила несколько
разумных цивилизаций (в тех или иных антропоморфных формах), то на вопрос,
как

соотносились

(взаимодействовали)

макромолекулярные

(белково-

нуклеиновые) формы живого вещества и полевые его формы, остается неясным.
Известное положение о том, что если не известно происхождение, эволюция,
история природного явления, то и его научное понимание весьма условно. Это
методологическое условие в теории научного познания остается важнейшим.
В 1986 г. на антропологическом съезде в Якутии (после наших работ на
площадке Дюринг Юрях в экспедиции профессора Ю.А. Мочанова) я сформулировал следующую гипотезу. На поверхности Земли эволюция живого вещества
достигает уровня протогоменид, которые 3-5 миллионов лет тому назад распространилась на земном шаре достаточно широко. Это был период некой «стартовой
площадки» появления на планете интеллектуальных (разумных) космопланетарных образований живого вещества. По неизвестным нам причинам родовые
концентрации протогоменид относительно одновременно в 3-4 географических
зонах становятся основой такого появления. В организме (индивидуумах)
протогоменид, в их мозге количество нейронов достигает такого критического
уровня, когда полевые (солитонно-голографические) формы живого вещества

каждого нейрона (возможно и других клеток) скачком (взрывом) объединяются в
одно кооперативное поле. Процесс такого скачка напоминает фазовый переход ,
хорошо известный в физике. Такое полевое макрообразование каждой особи
протогоменид не существует отдельно. В пространстве макросолитонные потоки
объединяются друг с другом в единое интеллектуальное полевое образование
(организованность), включая всех членов данного рода (семьи), может быть
группы протогоменид на данном географическом участке. Возможно, что этому
способствовали не только внешние космопланетарные факторы (живое пространство, его потоки, образования), но и электромагнитные и другие географические
свойства этих участков земли.
Так, на поверхности планеты Земля в 3-4 участках (Центральная Африка,
Северная и Южная Азия, возможно, Южная Америка) на основе белковонуклеиновых форм появляются интеллектуальные пятна интеллектуальных
образований живого вещества. По своей сущности это были и инопланетные
образования, их носители были совокупны всем членам данного рода (семьи)
протогоменид. Так протогомениды становятся частью живого космопланетарного
пространства в его интеллектуальной (разумной) ипостаси.
Выживание этих форм в конкретных природных условиях планеты,
поскольку их носителями оказались белково-нуклеиновые сложные образования,
могло быть весьма затруднительным. Наступает период адаптации. Постепенно
голографический интеллектуальный инструментарий заменяется (перекодируется)
на другие более простые (примитивные), но адекватные для их носителей
информационные (теперь уже, видимо, в принятом понятии информации!)
системы. Так появляются знаковые формы общения, памяти на основе (сосочетания) уже сложившихся ранее нейрональных белково-нуклеиновых механизмов
(безусловно-условно рефлекторная, ассоциативная деятельность высших животных). Постепенно возникает речевая (словесная) система информации и, наконец,
семантические поля. Полевые кооперативные прежние формы не исчезают, они

затормаживаются. Видимо у большинства индивидуумов появляются механизмы
«полевого иммунитета». Но в социальной эволюции отдельные особи сохраняют
эти свойства – они-то и становятся важнейшим интегральным фактором
механизма дальнейшей эволюции. В последствии их участие и деятельность
получили историческое название религиозных движений и институтов. Хотя роль
первых контактов с биосферой (ее полевыми организациями) через выделение
доминирующего в данном биотопе вида живого вещества (животное, птица и др. )
были, видимо, важным адаптивным приемом. Выделение и участие такого
«посредника» полевых интеллектуальных форм и биосферных полей в литературе
получило наименование тотема. Последний был отнесен (видимо по аналогии) к
институту примитивных религий, на самом же деле это был особый период
биосферно-экологической адаптации интеллектуальных образований на планете.
И сегодня ряд людей сохраняют свойства воспринимать и взаимодействовать с
биосферными полями, ее различными формами (животные, растения, птицы,
микроорганизмы и др. ); некоторые личности сохранили способность общения с
живым пространством, его интеллектуальными потоками.
Главное, важно подчеркнуть, что в космопланетарных масштабах эволюция
живого интеллектуального вещества на планете Земля не отражает прогрессивных
тенденций: появление семантического интеллектуального инструментария относительно первичных форм интеллекта (его инструментария) живого пространства –
был процесс адаптивного упрощения. Сам этот механизм и породил то, что мы
называем личностью, он существенно изолировал поведение индивида в общей
динамике планетарного интеллектуального потока и его кооперативной деятельности.
Возможно, это стало основой для той социальной исторической специфики,
когда противостояние человеческих популяций групп, наций и пр. стало
неотъемлемой частью социальной истории, а доминирование животных инстинктов подчас приводило (и приводит!) к самым жестким системам (поведению)

эгоизации. Не случайно инстинктам секса, собственности и власти психиаторы
придают очень большое значение, это же свойство выявляется в психологических
архетипах и других обобщениях соционики.
Добавлю, что если дальнейшая социальная история на Земле пойдет в
пределах технизации и компьютерные сети будут внедрены в человеческий
(вербальный) интеллект, то это будет тупиковой веткой истории человечества на
планете Земля. Все попытки выхода в Космос, контакты с живым пространством
на этой основе останутся агрессивными и губительными. Именно поэтому человечеству (не отрицая технизацию) предстоит вернуться на новом уровне к своей
интеллектуальной первооснове. Симбиоз науки, религии, культуры и историзма –
единственный выход из сложившегося исторического планетарного тупика (см.
мои работы 80-х годов).
Изложенная гипотеза эволюции интеллектуальной формы живого вещества
на планете Земля может служить лишь рабочим материалом для дальнейших
исследований. Но принципиально важно, что она не опирается на идеи эволюции
Ч. Дарвина (синтетическая теория эволюции) и материализованную идею хаоса,
случайности, отбора (выживания). Последние остаются лишь важными деталями,
звеньями фундаментального потока живого и косного вещества во Вселенной.
Возможно, такие принципы лежат в процессах эволюции и белковонуклеиновых форм биосферы и самой биосферы, где взаимодействия этого вещества с
полевыми формами составляют некое творческое отражение живого пространства,
живого Космоса. Необходимо и в этом направлении концентрировать современные исследования цитологии и генетики и экологиии непознанного в целом.
Можно ожидать на этом пути самые, казалось бы, невероятные практические
эффекты (в геронтологии, психологии, медицине, биологии и др.). На основе
наших работ можно полагать, что солитонно-голографическая организованность
(даомон) в процессе эволюции человека сохранилась как его фундаментальное
свойство. В семантическом упрощенном пространстве человек может воспользо-

ваться (вольно или невольно) этой исторической природной основой. Развивая
убежденность веры, воспроизводя словесные сочетания, тексты, знаки, мандалы и
другие ритуальные действия, человек, видимо, способен восстановить голографический инструментарий интеллекта. Это далеко не галлюцинации. Такие
солитонно-голографические потоки могут материализоваться в реальных явлениях
живого и косного вещества. Может быть, это ключ к исследованиям эзотерики и
природы религий.
Опыт индотибетского эзотерического воспитания требует нового, очень
серьезного исследования. Возможно, что и трансцендентные формы мышления,
озарение в европейской культуре, науке также есть отражение исторического
инструментария интеллекта за пределами семантических полей. Эту организованность человеческого интеллекта (сознания) нельзя причислять (как это сегодня
упрощенно принимается в психиатрии) к феномену галлюцинаций. Это иной
инструментарий сознания; полагаю, что такие солитонно-голографические потоки
сегодня можно регистрировать приборами, записывать их, считывать их запись
(память) с предметов (мест) древних и древнейших культур (например, святилищ,
захоронений, каменных и глиняных предметов палеолита и пр.). В эзотерии это
известные явления: в Тибете «передача вестей по воздуху», путешествия вне тела
(Моуди и др.). В лаборатории Р. Джана (США), Поппа (Германия), В.П.
Казначеева (Россия, Новосибирск) Г.К.Гуртовского (Москва) основы для такой
регистрации получены.
Является ли интеллект неким общим (синергическим) свойством природных
явлений, подобно принятой сегодня системной общности, или это свойство
единой природной сущности, единого природного явления. Я склонен полагать,
что и интеллект это фундаментальное свойство живого вещества и, следовательно, познание его сущности невозможно без дальнейших исследований
сущности самого живого вещества.

Интеллект – свойство живого вещества. Если мы принимаем гипотезу о
живом космосе вселенной, Геи, выделяем в природном мире живое и косное
вещество, бесконечность их форм, то проблема взаимодействия живого и косного
вещества становится центральной проблемой естествознания XXI-го века.
Центральной, во-первых, потому что нам остается неизвестной наша планетарная
сущность живого вещества и человечества; во-вторых, выживание человечества,
его эволюция прежде всего лимитируется именно этим незнанием; и, наконец, втретьих, все нарастающая диссимметрия знаний в современной научной картине
мира все более отдаляет наше всечеловеческое участие в организованности
живого вещества Вселенной, стремится превратить человечество в «закрытую»,
изолированную систему от самих себя и космопланетарного пространства.
Если мы можем предполагать бесконечность форм живого вещества, то
бесконечность его интеллектуальных форм составляет организованность живого
пространства. Как взаимодействуют эти формы, на основе каких законов природы
– остается неизвестным. Как средствами человеческого интеллекта может быть
организован их диалог и наше проникновение в интеллектуальное живое пространство Космоса? Эти проблемы нашего выживания требуют новых интегральных
форм научного познания. На грани ХХ-ХХI-го веков рождается новая ипостась
Науки, новое естествознание. Его нельзя назвать постпостклассическим. Такой
историко-сравнительный метод ничего нового не открывает, скорее всего, это
будет естествознание Новой Космогонии.
Сегодня есть основания полагать, что биосфера, человечество, все мы на
планете Земля эволюционируем в четырехмерном пространстве, где причинноследственные динамики лимитируют и определяют нашу жизнь. В этой последовательности важнейшая роль принадлежит тому времени, которое, как свойство
нашего потока жизни, мы измеряем и воспринимаем. Этот пространственновременной континуум есть частный случай пространства типа Козырева, где
энергия-время формирует, создает иную фундаментальную организованность

Космоса и Вселенной. Планета, ее биосфера, человечество с его историей,
нуждами, противоречиями есть некий «квант», составляющая этого живого
пространства. Настала пора совместить наши собственные интересы выживания с
нашим участием в организованности живого пространства, живого Космоса.
Возможно, что в работах известных ученых и философов древности,
средневековья содержались значительно более полезные мысли для современности в проблемах научной картины мира относительно нашего их прочтения.
Например,

монадология

Г.

Лейбница

или

идеи

русских

космистов К.

Циолковского, В. Вернадского, Н. Федорова, П. Флоренского и других более
глубоки и перспективны, нежели некоторые суждения современных физиков в
интерпретации проблем интеллекта живого вещества. В знаменательном споре
лириков и физиков самое опасное сегодня не превращаться друг в друга: пусть
физики остаются физиками, но не пытаются подменить всеобъемлюще биологов,
психологов или теологов. Вспомним исторически знаменательный спор А.
Эйнштейна и Р. Тагора.
О переоценке физической картины мира в познании природы не однажды
писал В.И. Вернадский. Взаимная высокопрофессиональная интеграция различных ветвей культуры, науки, религии сегодня есть основа нового энциклопедизма
и новой эпохи возрождения космологии и космогонии.
4. ЗАКОН СОХРАНЕНИЯ ВРЕМЕНИ ЖИВОГО ВЕЩЕСТВА
Вернемся к проблемам информации. Выше было сказано об информации в
потоке живого вещества и информации вне потока (память). Земные формы
живого вещества сосочетают в себе белково-нуклеиновые и полевые его
организации и формы. Относительно белково-нуклеиновых форм, видимо, оправдано выделение информации действия и информации структуры. Их взаимодействие определяется во многом факторами внешней и внутренней среды.
Однако, во взаимодействии их информаций неизвестную роль играют полевые

формы. Последние, при их вмешательстве, более фундаментально меняют
известные потоки информации и, по существу, само понятие информации
(принятое сегодня) превращают качественно в новый феномен живого вещества
(его сущность – даомон). Это – проблема будущих исследований. В пределах
современных знаний можно утверждать, что любая форма живого вещества
биосферы (от биосферы, ее таксонов, экологических таксонов, биотопов, видов,
организмов, организма человека) теленомична. Каждое живое образование
(отдельность живого вещества) подчинено закону опережающего отражения
действительности: его информация структуры через факторы среды вовлекается в
поток – информацию действия.
По существу, этот поток есть поток биологического времени, где каждая
часть живого организма (целостного организма) должна быть включена из информации структуры в поток информации действия так, чтобы жизнедеятельность
организма (целостной биосистемы) развивалась оптимально и обеспечила оптимальную продолжительность активной жизни индивида. Время, – в таком
представлении, для каждой части организма (клетки, ткани, органы, системы), –
есть главный, фундаментальный показатель. Если, например, в иммунной системе
истощается ее резерв, то морфо-функционально это выражается во многих
специальных признаках и свойствах, но основной долей ее участия в
жизнедеятельности организма есть время ее нормальной функции.
При лечении такого дефекта можно «занять» время у других систем
организма, но это будет характеризоваться кратковременным эффектом, так как в
дальнейшем изъятого времени (заем времени) у другой системы для дальнейшей
жизнедеятельности не хватит.
В свете сказанного можно полагать, что для потоков живого вещества
существует закон сохранения времени. Время для всех частей живого вещества
(все уровни его организованности) есть интегральный обобщающий показатель,
некая эквивалентная всем его системам и частям «валюта» жизнедеятельности.

Видимо, это перспективная проблема хронобиологии, которая все более дифференцируется и все еще не находит своего обобщающего фундаментального начала.
Закон сохранения живого вещества можно сформулировать (в качестве
рабочей гипотезы): любой организм в своем витальном цикле (рождение, жизнедеятельность, витальные функции, старение, смерть) организует так взаимодействие информации действия и структуры, чтобы временные интервалы всех
его частей были оптимально организованы в сохранении, поддержании и адаптации оптимально продолжительной жизни.
Закон сохранения времени находит свое отражение в работах Л.А. Гаврилова («Биология продолжительности жизни». – М.: Наука, 1991). Автор обобщил
многочисленные статистические данные по эффективности профилактических
мероприятий (экологические, медикаментозные и др.) атеросклероза, инфаркта
миокарда, пневмоний и других патологий. Оказалось, что действительно ряд конкретных новологических форм уменьшается, сокращается частота смертности от
них. Но обобщенные показатели продолжительности жизни обследованных когорт
или популяций в целом не увеличиваются. В этих группах населения появляются
другие заболевания, за счет которых уровень общей заболеваемости, смертности
и продолжительности жизни сохраняется. По-видимому, тот заем времени для
компенсации патологий в системах профилактики делает другие системы организма более ранимыми, так что эффект профилактики напоминает сообщающиеся
сосуды: изъятие времени из одного

сосуда и переливание его в другой не

изменяет общего лимита времени жизни данного организма.
Следовательно, в соответствии с законом сохранения времени для данного
индивида (в его витальном цикле), запасы времени жизни необходимо черпать не
внутри организма, а из дополнительных внешних источников.
Для сохранения человеческого рода, общины, сообщества закон сохранения
времени реализуется через взаимодействие с природной средой и друг с другом.
Любые воздействия человека требуют от него траты жизненного ресурса (реали-

зации информации структуры в поток жизни – информации действия). Продукт
(результат), полученный от такого действия, характеризует его эффективность
(умение, тренировка, труд, механизмы и др.). По своей сущности этот продукт
есть отражение эквивалента времени жизни: трата с восстановлением, невосполнимая трата, истощение, патология (болезнь). В динамике жизни распределение
эквивалента времени эмпирически балансируется так, что сохраняется относительное равновесие (баланс) жизнедеятельности сообщества. Другими словами,
мера человекопотребления сообщества такова, что человекопроизводство сохраняет уравновешенность и стремится к превалированию человекопроизводства. В
социальной истории обмен времени жизни осуществляется через услуги, товарообмен, позднее через эквивалент труда – денежные единицы.
Экономические показатели общества отражают в специфических единицах
закон сохранения времени живого вещества в более его сложном и специфическом
проявлении социальной организации. К идее информационного пространства
очень близки работы Питирима Сорокина («Социальная стратификация и
мобильность» в кн. «Человек, цивилизация, общество». П. Сорокин. – М.:
Политиздат, 1992.

стр.

295-425).

П. Сорокин вводит понятие социального

пространства, исследует его горизонтальные и вертикальные параметры, его
мобильность и потоки. В этих работах, которые далеко выходят за рамки традиционной экономики, наш соотечественник (работал в США), по существу,
предваряет идею информационного пространства планеты, продолжая идеи В. И.
Вернадского в социальном аспекте.
Напомню работы А.В. Чаянова, А.А. Томилина, С.Г. Струмилина и других,
где была предпринята попытка оценить деятельность людей в эквивалентах
человеко-часов активной жизни.
Так, по моим расчетам, тонна нефти в северных нефтепроводах эквивалентна необратимым тратам – 2-3-м человеческим жизням, а необратимые потери
человеко-часов жизни северных популяций России составляют 8-10 % ежегодно.

Если теория и практика экономического планирования не будут дополнены
расчетами человекопотребления и человекопроизводства (по количественным и
качественным показателям), то чисто экономический, казалось бы, эффективный
прогноз может привести к депопуляции.
Закон сохранения времени в биосоциальных образованиях играет важнейшую роль, и его нарушение создает зоны экологической опасности, депопуляции,
образования природных и демографических мертвых морей.
Если говорить о строительстве общества России, то понимание, исследование этого закона и реализации на его основе систем жизнеобеспечения и есть
перспективная форма социальной организованности, выживания и прогресса. То
же следует сказать и о глобальных процессах выживания. Без указанных показателей сохранение человечества, биосферы и планеты Земля, по моему мнению,
невозможно. Доказательством этого является, по существу, научно безликие
решения экологического конгресса в Бразилии (1992). Формула стабильного
(устойчивого) развития в декларации конгресса – это политизированная сентенция, не имеющая под собой серьезных научных основ. Это не вина ученых
конгресса, это симптом всенарастающей дисимметрии современного корпуса
науки, естествознания, прагматизма современности. Нужно спешить, т.к. социальные деструктивные процессы ускоряются и организованность человечества на
планете Земля может превысить красную черту необратимости быстрого или
медленного геноцида.
В наших исследованиях по проблемам новой космогонии и геополитики я
ввел понятие живого пространства. Это опережающая проблема. В этом понятии
предполагаются все возможные потоки и свойства времени. Такое понятие –
выделение естественного природного явления в космопланетарных масшабах, –
уместно вслед за утвердившимся уже понятием «живое вещество». Это понятие
несовместимо с понятием простраственно-временного континуума – время
остается лишь свойством пространства. В объеме этого понятия закон сохранения

времени, видимо, приобретает большую сложность и становится частным
выражением

более

фундаментальных

законов

организованности

живого

пространства. Такие перспективы могут быть интересны для космонавтики. В
историческом развитии человечества на грани земли и космоса существует много
эмпирических материалов о свойствах космического разума, контактах с ним в
различных формах. Многие религиозные документы прямо или опосредованно
также отражают эту идею. В интеллектуальной, духовной жизни людей есть много
необъяснимых (в свете обычных представлений) явлений, сформировались целые
направления в обобщении исследований таких явлений (астрология, уфология,
парапсихология, экстрасенсорика и др.). Проблема живого пространства включает
все эти направления и требует привлечения новых непредвзятых научных
устремлений.
5. ИНФОРМАЦИОННОЕ ПРОСТРАНСТВО ПЛАНЕТЫ
Учение В. И. Вернадского о переходе биосферы в ноосферу – это одно из
гениальных научных предвидений 20-го века. Этот переход должен реализоваться
силами планетной научной мысли. Однако до сих пор этих сил у человечества нет.
Нет того уровня научной мысли, который предполагал наш великий естествоиспытатель В.И. Вернадский, он опережал время. Сегодня трудно привести даже
несколько крупных примеров ноосферного превращения. Научно-технический
прогресс в своей практике привел человечество на грань самоистребления,
социальная международная сфера далека от готовности ноосферного строительства. Государственные институты всех рангов используют экономику и политику
как главный инструментарий прогноза и выживания (А.Л. Яншин), противостояние запада и востока сменяется не менее драматическим противостоянием
южного и северного полушарий. Попытки отдельных ученых, международных
научных, культурных объединений пока разрозненны, и поэтому их отраслевая
эффективность минимальна. Все более расширяются теневые негосударственные

системы бизнеса (наркотики, секс, вооружение и др.), они стремятся к власти в
крупных регионах Земли и планеты в целом. В прошлом истории известны
подобные явления: пиратство, работорговля и др. Это не частное явление, это
социально-закономерные движения геополитики. Они есть результат указанной
выше диссимметрии, глобально конвергентных потоков экономики, техники,
культуры и глубинного возбуждения национально-религиозного противостояния.
В наше трудное время необходимы и возможны ускоренные действия в
сторону ноосферы. Одним из них может быть организация информационного
пространства планеты. Современные системные связи, банки данных, возможности обработки информации создали реальные условия для такой организации.
Информационное пространство планеты включает в себя все виды информации структуры, действия и предполагаемую организованность в пределах потоков
энергии-время. Следует выделить иерархию такого пространства:
1) космопланетарный уровень: все данные о планете как космическом
образовании,

флюктуации

солнечной

системы,

возможность

космических

катастроф и других астрофизических коллизий;
2) планетарный уровень: оценка планеты Земля как космического тела, ее
целостности, организованность оболочек, планетная термодинамика, влияние на
нее антропогенных действий; климат планеты, высокие переносы, устойчивость
атмосферы, гидросферы. Динамика материковых плит, газовое дыхание планеты,
электромагнитные организации, слабые полевые процессы и др. ;
3) биосфера: ее организованность, биотермодинамика, взаимодействие
широтных поясов, экологические таксоны, миграции. Глобальные антропогенные
воздействия. Глобальная экология. Глобальные проекты;
4) регионы биосферы: океанические, материковые, бассейно-солнечные
таксоны, взаимодействие регионов, региональные зоны экологических бедствий,
напряжения. Урбаноэкология, экология энергетических, добывающих, перераба-

тывающих, транспортных и др. производств. Рекреационные системы. Региональные проекты;
5) человечество: его планетная топография, глобальная демография,
потребительская (экологическая) корзина, ресурсы жизнеобеспечения. Эволюция,
глобальные системы культуры, этики, науки, религии, глобальное человековедение, эволюция бактериально-вирусной и других сфер, глобальные прогнозы,
географическая концентрация производств, глобальный агрокомплекс, ресурсы
биосферы. Расчеты глобальных резервов потребительской корзины;
6) региональные социально-демографические, национальные, геополитические процессы. Динамика популяций, их эволюция, взаимодействие, геногеография. Государственные системы жизнеобеспечения, селительные зоны, производство. Показатели человеко-природоемкости, человекопроизводства, эпидемиология. Расчеты резервов регионально-потребительской корзины. Системы жизнеобеспечения.
Все эти уровни необходимо оформить в сопоставимых показателях для
выявления взаимовлияния и их взаимозависимости.
В.И. Вернадский в своем докладе, как руководитель КЕПСА, в 1924 году
ставил вопрос о введении единой единицы для измерения естественно-природных
ресурсов.
Такое информационное пространство как целостная глобальная организованность может быть основой для прогнозирования глобальных и региональных
проектов производственного и экологического строительства и управления. На
этой основе станет возможным усовершенствовать Организацию Объединенных
Наций для более дальновидной и демократичной геополитики. Особое значение
следует придать проблемам глобальной этики, педагогики и системам воспитания
поколений специалистов производства, культуры.
Организация информационного пространства планеты может быть важным
реальным шагом в развитии идеи В. И. Вернадского превращения биосферы в

ноосферу. Новые перспективы на этой основе открываются в исследованиях
проблемы автотрофности живого вещества и человечества, а также в изучении
новой космогонии и живого пространства с его бесконечным множеством форм и
потоков живого вещества и его интеллектуальных организаций.
Россия с ее духовно-научным космизмом, наукой, культурой должна
выступить в числе организаторов изложенной системы информационного пространства. Это будет для самой России новым важнейшим стимулом поисков
собственного возрождения.
В ближайшее время необходимо организовать объединение ученых,
деятелей культуры и политики – «информационное пространство планеты»,
привлечь к этому объединению молодежь. В объединение могут включиться
представители всех международных организаций и институтов (научных, культурных, духовных, социальных и др. ).
6. НЕУДОВЛЕТВОРИТЕЛЬНОСТЬ ПЕРСПЕКТИВЫ
Все написанное весьма спекулятивно, не подкрепляется цифрами, фактами,
не упоминаются многочисленные работы отечественных и иностранных авторов.
Все это так. Могу лишь заверить моих коллег и читателей, что я достаточно
изучал литературу, работы по изложенным проблемам и могу привести множество
фактов, цифр в доказательство сказанного.
Эта работа предназначена не для убеждения неверующих, а скорее для
возбуждения внимания к самим проблемам неизвестности. Знающие, но верующие в иные догмы науки, сколько бы не приводилось материала, все равно не
убедятся и не согласятся со сказанным, а колеблющиеся, ищущие воспримут сами
идеи как возможные пути поиска и раздумий. На большее эта работа и не
рассчитана.
Относительно фундаментальных законов (принципов) Вернадского-Бауэра.
Можно лишь сожалеть, что эти работы не были известны на Западе, и ряд ученых,

работавших позднее, по существу, ничего фундаментально нового в эти
закономерности не внес; они их развивали, уточняли математически, системно, но
основа осталась прежней (например, И. Пригожин, Н. Моисеев и др.). Сказанное
не умаляет значимости и полезности этих исследований. Дальнейших же
углубленных работ в масштабе этих законов, их взаимосвязи с законами косной
природы очень мало (А.Л. Яншин).
О

возможности

неизвестной

полевой

организованности

устойчивой

неравновесности живого вещества было сказано выше. По существу, принятое
понятие информации (действия, структуры), которое утвердилось сегодня как
явление, исчезает, мы оказываемся в мире неизвестности.
Следует задержать внимание на законе (принципе) эффекта максимума
внешней работы. Живое вещество белково-нуклеиновой природы, его отдельности
подчиняются этому закону и в онтогенезе и филогенезе (Э. Бауэр). Прежде я,
описывая эти закономерности, касался оценки максимума внутренней работы
биосистем (1980). Так, при беременности эффект максимума внутренней работы
возрастает, а уровень внешней работы сокращается. Если выразить это на графике,
то (см. график 1) очевидно, что оба эффекта (внешняя работа, внутренняя работа)
волнообразно меняются.

График 1.

В зависимости от состояния внешней и внутренней среды оба пика имеют
критическую величину, превысив которую биосистема остается в необратимом
гибельном состоянии.
Первый вариант (эффект максимума внешней работы) характеризуется
максимальной термодинамической открытостью биосистемы, второй (внутреняя
работа) ее относительной закрытостью. Первое состояние характеризуется
преобладанием кататаксических процессов, второе – синтаксических. Ясно, что в
том и другом случаях син-кататаксис сосочетаются. Видимо там, где пределами
кататаксиса или синтаксиса превышают 30% их резерва, состояние организма
может оказаться гибельно необратимым (нарастающая дистофия, гибель яйца,
плода, прерывание беременноости) (В. П. Казначеев, 1990).
Эту же схему можно экстраполировать для биосферы или человеческой
популяции (социально-экономическая, экологическая организованность), например, идеи К. Поппера об открытом обществе.
Если эффект максимума и минимума работы (деятельности) выразить во
времени жизни (минуты, часы, сутки активной жизни), то можно показать, что
системы обмениваются друг с другом временем своей жизни.
Природные ресурсы, предметы труда, услуг остаточного труда, в конечном
счете попадают в поток одной и той же эквивалентной «валюты» – человеко-часов
активный жизни. Сказанное требует специальных исследований и уточнений.
Сегодня эта проблема очень актуальна, об этом было сказано во введении данной
работы.
Если действительно такова динамика биосистем в пределах действия второго закона Вернадского-Бауэра, то как эта динамика сосочетается с действиями
первого закона – уровнем устойчивой неравновесности?
Сегодня на этот вопрос ответить трудно, исследований по биотермодинамике живого вещества в таком аспекте крайне мало. Но это вопрос специальный,
ведь принятое понятие информации и энергии, как было отмечено выше, в этом

природном феномене исчезают (отрицание отрицания). Как, например, ведут себя
стабильные нерадиоактивные изотопы атомов в это время? По моему предположению, тяжелые формы стабильных нерадиоактивных изотопов атомов могут
превращаться в клетках живого вещества в легкие формы изотопов и становиться
новым источником энергии, превышая известные эффекты окислительных
процесссов. В этом смысле живое вещество планеты Земля автотрофно (есть
основания предполагать и процессы трансмутации).
Следует учесть серьезность работ Кирврана, который, обобщая историю
алхимии и химии, экспериментально показал возможность в организме животных
и растений трансмутации элементов (превращения одного элемента в другой) на
примере калий – кальций (куры, пророщенный овес). П.П. Лазарев (1923) полагал
важную роль радиоактивного калия в функции нейронов и центральной нервной
системы. До сих пор измерение концентрации К-40 в клетках ЦНС и других
тканях, насколько мне известно, не сделано только потому, что кажется, что этого
не может быть. Напомню, что и идеи К.Э. Циолковского, работы А.Л. Чижевского
и других не продолжены по той же причине. Поведение биосистем в зеркалах
(алюминивые отражатели) Козырева (Н.М. Данчиков, Л.П. Михайлова, Ю.Н.
Чередниченко) позволяют предполагать о взаимодействии полей и атомномолекулярной связи на этом уровне. На это же указывают и наши работы по
трансперсональной психологии, дальним связям (В.П. Казначеев, А.В. Трофимов
и др.). Литература по трансперсональной психологии и эзотерии огромна, но не
принимается сферами классической официальной науки. В экологии непознанного
накапливаются новые данные в этом аспекте на основе инструментальной
индикации (А.Е. Семенов).
В названных направлениях – проблемах биотермодинамики, биоинформации и биоэнергетики – сделаны лишь первые шаги.

В целом, все названные аспекты совмещаются с космопланетарной проблемой автотрофности живого вещества планеты Земля и автотрофности человечества.
Первый принцип автотрофности – усвоение солнечной радиации (а также
окислительные химические источники в бактериях, магнитобактерия и др.) ,
второй – трансмутация изотопических форм атомов и элементов. Последний в
современной классической науке отрицается как невозможный, «потому что этого
не может быть». Третий принцип автотрофности – сосочетание белково-нуклеиновых и полевых форм живого вещества (региональное взаимодействие живых
пространств). Четвертый – взаимосвязь полевых форм живого вещества планеты
Земля с живым пространством, его интеллектом. Интеллектуальный инструментарий и его материализация. Это есть проблема Новой Космогонии.
1. Эволюция планеты Земля как космического тела продолжается, она все
более ускоряется в процессах взаимодействия живого и косного ее вещества.
Значение живого вещества как космопланетарного потока (потока геологической
силы) возрастает. Новый период эволюции связан с появлением разумных форм живого вещества: стремительно формируются новые качественные взаимодействия
планеты с живым пространством. Человечество все более теряет эту связь в процессе
своей социальной адаптации на основе новой, более примитивной знаковосемантической информации (формирование семантического пространства). Новый
интеллектуальный (семантический) инструментарий человечества не адекватен и
недостаточен для понимания собственной природы, тем более живого пространства.
2. В естествознании, научной картине мира нарастает диссимметрия: знания
о косном веществе в общем объеме научных знаний сегодня составляют 95%,
знания о живом – не более 5%, наши же знания о природе Человека в этом общем
научном фонде менее одного процента. На основе этой диссимметрии человечество все более удовлетворяет свои потребности за счет усвоения необратимых
ресурсов планеты, создавая в планетном гомеостазе необратимый диссимметрич-

ный поток. Социальная диссимметрия порождает природную, включая и природу
самого человека (его эволюцию). Это относится и к социальным институтам
(теневые глобальные системы), и культуре, особенно глобальной этике.
Дальнейшая технизация, роботизация будет способствовать ускорению уже начавшейся космопланетарной диссимметрии эволюции планеты Земля.
Необходима срочная организация, поощрение новых направлений естествознания, формирование новой этики растущего поколения. Эти основы содержатся
в недрах истории человечества – в знаниях, религии, образе жизни, эзотерическом
опыте. Этот опыт нужно сочетать с техническом прогрессом. Мы лишь бесконечно малая часть живого пространства, видимо, далеко не лучшие его проявления на
планете. Нужны ли мы живому пространству или нам суждено, так и не осознав
собственной природы, исчезнуть в отходах космической экологии?
Россия с ее научно-культурной основой, ее социальным характером может
занять достойное место в новой истории (эволюции) планеты и , значит, собственном сохранении и развитии. Ноосфера пока лишь сказочная мечта человечества,
сказочная, но реальная, если мы остановимся в лавине самоуничтожения.
Жизненно потребной становится проблема Северного Дома. Россия –
северная держава, Российский Север и географически, и социально-этнически,
экономически – эти вопросы большой геополитики.
Здесь неразрывно совместились и космопланетарные процессы и эволюция
планеты, и технократическая глобальная (возможно самая неотвратимая) экологическая опасность гибели планеты. Существенное значение имеют эволюционные
процессы биосферы (В.И. Вернадский), антропогенеза (Ю.А. Мочанов), этноса
(Л.Н. Гумилев). Настоящее северных территорий России – это не только будущее
ее выживания, развития, это перспективы выживания человечества. Особую
уникальность составляют процессы этногенеза северных коренных популяций, их
социально-демографического синтеза и возможные пути зарождения новых
этнических образований (психология, культура, экономика, политика). Пока еще

эти процессы спонтанно не вовлечены в необратимость глобальной антропосоциальной деформации (см. выше). Поэтому вопросы социодемографии,
антропологии населения северных территорий, новых миграционно-адаптивных
потоков стали проблемами века.
В программах Северного Дома неотъемлемо должны быть вопросы геотермодинамики, геологии, космонавтики и ресурсного потенциала планеты в целом
(включая и резервы селительных пространств).
В России накопилось достаточно научных данных (русский космизм,
ноосфера, экология), есть круг ученых и практиков, которые продолжают исследования эволюции человека, планеты Земля (как космического образования).
Своевременно вновь объединить эти научные, технические, культурные силы
Российского интеллекта для разработки и организации проекта «Планета XXI
века», продолжая идеи В.И. Вернадского. В приложении содержится один из
предпроектов такой программы.
Приложения к статье:
Направления в проекте « ПЛАНЕТА Х Х I ВЕКА «
Планета Земля исследуется, прогнозируется как живое образование в живом
космическом пространстве: человечество естественноприродное космопланетарное явление (поток ) – автотрофность человечества.
1. Современная интеллектуальная диссимметрия: знания о косном веществе
95%, живом – 5%, в том числе о Феномене Человека менее 1% (интеллектуальная
«черная дыра»).
2. Организация интеллектуального инструментария человечества в преодолении космопланетарной диссимметрии. Информационное пространство планеты.
3. Планетарные ресурсы для человекопроизводства ХХ века.
4. Процессы «человекопотребления» XX-XXI веках в эволюции планеты.
5. Природа автотрофности человечества:

а) биосферные ресурсы;
в) промышленный синтез углеводов пищи;
г) биоэнергетика и резервы изотопии атомов биотрансмутация элементов;
д) Гея – живое пространство.
6. Экология: природоемкость человечества, ресурсоемкость, невосстановимые ресурсы, геогигиена:
а) биогео-химия, биогео-физика планеты;
б) Северный Дом планеты;
в) планетная геология, космогеотермодинамика;
г) космопланетарные ритмы;
д) Гея – луна, Гея – космос;
е) планетно-космические катастрофы.
7. Энергопотоки:
а) геопланетарные;
б) солнечные;
в) космические;
г) живое пространство.
8. Природа живого вещества Геи, сосочетание множества форм живого
вещества, эволюция природы человека XXI века.
Человечество: геопланетарный поток живого вещества;
а) евгеника белково-нуклеидных потоков;
б) евгеника живого пространства;
в) космобиоэтика живого вещества.
9. Планетарный банк данных « Планета XXI века», био-ноосферная система
слежения:
а) международный центр информации;
б) экспертный планетарный совет проекта « Планета XXI века»;
в) геополитика планеты на основе проекта «Планета XXI века».

ИДЕИ ПАНТАКРЕАТОРА В СОВРЕМЕННОЙ НАУКЕ

А.И. Субетто. г. Санкт-Петербург.
Статья «Идеи Пантакреатора в современной науке» написана по материалам
одноименного доклада автора, прочитанного на научной конференции 25 января
1994 года на тему «Медицина и милосердие. Проблемы и поиски». Конференция
проходила с высочайшего благословения Митрополита Санкт-Петербургского и
Ладожского, академика Петровской академии наук и искусств Иоанна в актовом
зале Санкт-Петербургской духовной академии и семинарии. Учредители Конференции: Петровская академия наук и искусств, Санкт-Петербургская академия и
семинария, Международный институт резервных возможностей человека, СанктПетербургская медицинская академия, Военно-медицинская академия, Философобогословское общество Санкт-Петербурга. Среди эпиграфов «Нетленной мудрости», приведенной в Программе конференции, были слова из книги пророка
Софонии (главы 2 – 1): «Исследуйте себя внимательно, исследуйте!». Идея статьи
в определенном смысле отвечает этому призыву.
I. «Идеи Пантакреатора» – это метафора, отражающая онтологическую
функцию «Творения» с большой буквы в человеческой культуре и науке.
Пантакреатор – творец природы или творящая природа. В человеческой
истории через всю культуру проходят две линии осмысления источников
Творения в Природе: первая линия материализовалась во всех теистических
системах в форме существования Бога как Пантакратора (Вседержителя) и
Пантакреатора – Творца сущего (концентрированным выражением данной линии

является христианское учение о «Логосе Божием, Слове Божием как основе
творения»); вторая линия исходит из представления о Творении как фундаментальном свойстве Природы (в соответствии с этой линией эволюция Природы
всегда предстает как Творческая Эволюция).
II. Не включаясь в спор между Наукой и Религией по поводу основ Бытия,
места человека в нем, проблем вечности, бессмертия, смерти, любви и жизни, мы
ставим себе целью в этой статье кратко проследить возрождение идей Творения в
контексте современной науки.
В синкретическом мире Древности образ «Творения – Рождения» входил
неотъемлемой частью в мировоззрение, мироощущение и в мироосвоение
человека. Космос олицетворялся в Женщине. Женщина, будучи прародительницей
рода, служила центром организации рода и общины и одновременно символом
творящего начала в Космосе. «Алмаз ночей, владычица зачатий, Царица вод,
любовница волны» – восклицает Максимилиан Волошин, возрождая в поэтических образах это древнее ощущение животворности сущего. «Не жизнь и
смерть, но смерть и воскресение – Творящий ритм мятежного огня», – пишет он в
другом месте. Рождение связывается через смерть с воскресением. Возникает
образ Творящего ритма во Вселенной и в мире жизни человека, своеобразной
волны Творчества. «Жизнь, взятая во всем своем целом – и в синтетических и в
аналитических ее процессах – есть не что иное, как творчество, покоящееся на
законах ритма. ... жизнь, богатая закономерным движением, богата и ритмикой...
Все живет ритмом мира как единого целого, дробящимся, трансформирующимся и
вместе с тем соединяющим», – писал Г.И. Маркелов в 1926 году. «Творящий
ритм», постоянное, периодически возобновляемое Творение пронизывает системы
мировосприятия древних, является частью образного строя древней науки,
которая еще не отделилась от искусства и религии, пребывая в лоне метафизики.
Эта ритмокреативная онтология служит для Платона и Аристотеля основанием их
телеологии,

в

которой

«начало

времени» (платоновская первоначальная,

совершенная форма или идея) выступает началом цикла, ведущего к «конечной
причине» или «цели», «по направлению к которой устремлено движение». Карл
Поппер это комментирует положением: «Форма или сущность развивающейся
вещи тождественна с целью, результатом или конечным состоянием, в
направлении к которому она развивается». У Аристотеля уже Творение входит
фундаментальным свойством развития Природы. «Природа, – пишет он в
«Метафизике», – принадлежит к тому же роду, что и способность; она начало
движения, но не в другом, а в самой вещи» (цит. по К. Попперу, с.13). А.Ф. Лосев
и А.А. Тахо-Годи отмечают, что у «Аристотеля вовсе нет такой материи, которая
была бы проникнута бесформенной грудой неизвестно чего. Она вся проникнута и
жизнью, и умом...» (с. 355). Она предстает как самотворящая материя, т.е.
«оживленная материя» (с. 355).
III. И, однако, впоследствии эта синтетическая линия мысли, связанная с
идеей креативности природы (своеобразного пантакреационизма), изгоняется из
мира науки, оставаясь прерогативой религии и искусства. Аналитизм науки
Нового времени, связанный с ее экспериментальным характером, служит основанием формирующегося детерминизма как фундамента философии науки. Успехи
механики приводят к лапласовской картине мира, к трактовке мира как громадного часового механизма, в котором нет места творению. Механические картины
мира экспансируются в науки о жизни: биологию, ботанику, медицину, порождая
образы «организма-машины».
И все же механицизм, будучи ведущей линией естествознания XIX века,
имел свои границы, сталкиваясь со сложностью мира живого, его несводимостью
к элементарным механическим процессам.
В какой-то степени это проявилось в традициях наук о живом, тяготеющем в
своей методологии к сложным классификационным построениям, систематикам
(систематика Линнея), к иерархическим монадам (монадология Лейбница, она
явилась предшественницей современной гипотезы голографической фракталь-

ности Вселенной), к представлениям о полихронности живого и биосферы в
целом. Катастрофизм в теории эволюции, восходящей к воззрениям
Ж. Кювье, несмотря на появление теории эволюции Дарвина, постоянно
возрождался, как бы привнося акт Творения или творческой волны в структуру
эволюции. Собственно говоря, стратиграфия в геологии возникла и успешно
развивалась на основе мощного воздействия идей катастрофизма (пример: первые
два взаимосвязанных эмпирических закона стратиграфии -»закон соответствия
границ» – «закон дискретности стратиграфических подразделений», с. 45).
Интересно, что катастрофизм нашел свое развитие в концепции «эпидемических
катастроф» А.Л. Чижевского (1930 г.), который их периодичность связывал с
периодичностью деятельности Солнца. Особенно ярко идея творчества проявилась в психологии, например, в концепции творческой эволюции А. Бергсона, в
психоаналитической парадигме, восходящей к творчеству У. Джемса и З. Фрейда.
Тем не менее Ньютоновско-Эйнштейновская парадигма в научной картине
мира с принципами единых пространства и времени оставалась ведущей.
IV. XX-й век, особенно вторая половина XX-го века, демонстрирует
возрождение идей Пантакреатора во внутренней логике развития научной картины
мира. При этом само возрождение этих идей может рассматриваться как своеобразное «замыкание» «исторической спирали системности» в развитии общественного интеллекта, где формируется новая синтетичность научного мышления,
олицетворяемая образом Неклассической Науки.
Здесь представляется возможным выделить следующие ведущие тенденции
в преобразовании классической науки в ее неклассическое состояние.
V. Первая тенденция связана с «синергетической революцией» в основаниях
физической картины мира, вводящей «необратимость» как главнейшее свойство
любой эволюции. Илья Пригожин отмечает: «С самого зарождения западной, или
европейской, науки мы свято верили в «простоту» всего микроскопического:
молекул, атомов, элементарных частиц. Необратимость и эволюция входили в

нашу картину мира как иллюзии, связанные со сложностью коллективного
поведения внутренних простых объектов. Этой концепции (исторически одной из
движущих сил западной науки) вряд ли можно придерживаться сегодня.
Элементарные частицы, как мы знаем, представляют собой сложные объекты,
способные рождаться и претерпевать распады» (с. 11). При этом «необратимость»
предстает как Пантакреатор, существующий внутри физических процессов
природы. По И. Пригожину «необратимые процессы играют существенную
конструктивную роль в физическом мире. Они лежат в основе важных
когерентных процессов, с особой отчетливостью проявляющихся на биологическом уровне» (с. 12). Возникает образ «физики возникающего», в которой
процессы самоорганизации становятся ведущими» (с. 17). Отмечая тот важнейший
гносеологический вклад, который вносит синергетика в современную науку, И.
Пригожин подчеркивает, что, хотя замена ньютоновской динамики квантовой
механикой и релятивистской динамикой в XX веке была революционной, она не
поставила под сомнение основную идею ньютоновской физики: «представление о
статической Вселенной, Вселенной существующего без возникающего» (с. 24).
Теперь картина мира резко меняется. Творение входит в содержание динамики
мира. Понятие диссипативной структуры ведет к понятиям неоднородности
времени и пространства. Происходит возрождение в определенном смысле
«биологической» концепции пространства-времени Аристотеля (на это прямо
указывает И. Пригожин, с. 117). Одновременно расширяется концепция В.И. Вернадского об анизотропности времени, получает дополнительные основания его
идея о симметрии – ассиметрии пространственно-временного континуума
вещества. Мир неожиданно через механизм действия закона необратимости
(свойство необратимости в ранг закона возвел Э.Н. Елисеев) перед взором
естествоиспытателя предстал как мир самотворящий, как самотворящая природа,
в которой акты творения предстают как ее сущностный атрибут. Материя
перестает быть в системе научных и философских представлений пассивной.

«Пассивная материя не способна порождать Вселенную» – заключает по этому
поводу И. Пригожин (с. 252). «Активность» с этих позиций как бы перемещается
от живого мира, где она всегда признавалась важнейшим атрибутом, ко всему
миру в целом, включая и неживой мир, становясь атрибутом всей космической
субстанции в целом. Мысль Спинозы о творящей природе в моделях синергетики
теперь уже получает научное подтверждение.
VI. Вторая тенденция формируется в космогонии в форме космогонической
концепции Больших Взрывов, где Взрыв может трактоваться как акт Большого,
космогонического Творения. К настоящему времени очертились контуры
концепции Трех Больших Взрывов, включающих в себя Большой Космологический Взрыв (взрыв первоатома более 2х10 лет назад, обозначенный как
«Илем» по Г. Гамову), определивший образование крупномасштабной (ячеистой)
структуры Вселенной, Большой Биологический Взрыв (концепция Большого
Биологического Взрыва сформулирована
Л.Л. Морозовым на основе исследования «гомологии между Большим
Космологическим Взрывом и возникновением жизни во Вселенной, с. 29), приведший к появлению и развитию «монолита жизни» с соответствующей полевой
основой (слабые экологические связи) по В.П. Казначееву и наконец Большой
Ноосферный Взрыв (понятие, вводимое В.П. Казначеевым), в результате которого
«образуется монолит разума (ноосферный монолит)» (с.29). Для обозначения
последнего существуют различные обозначения – «космическая цивилизация»
(Н.С. Кардашев), «точка Омега» (П. Тейяр де Шарден) и др. (с. 29).
Данная концепция служит основанием для представления о трех больших
космогонических «циклах Творчества» и соответственно о трех больших
«спиралях развития», определяемых указанными взрывами и олицетворяющих
собой как бы космогоническую тенденцию к появлению Разума как результат
творческой эволюции Вселенной.

VII. Такое понимание концепции Трех Больших Взрывов оказывается тесно
связанным с третьей тенденцией трансформации науки в ее неклассическое
состояние: с появлением и развитием космологических Антропных принципов.
Антропные принципы в своей логике как бы обобщают концепцию Трех Взрывов,
хотя они возникли независимо от нее, и даже раньше. В соответствии с
Антропными принципами наблюдаемость Вселенной – Космоса является космогонической характеристикой, в содержание которой входит закономерность
появления человека как наблюдателя Вселенной – Космоса. Если воспользоваться
термином Л.С. Берга, то в космогенезе проявляется космоэволюционный номогенез – космогоническая закономерность появления человека как наблюдателя
Вселенной, но не только наблюдателя, а и ее творца после того, как он появился.
Природа-Пантакреатор порождает Человека-Пантакреатора, космиурга,
творящего новый Космос – техносферу (данную характеристику человеку дает и
Н.Ф. Федоров, и Н.А. Бердяев).
Антропные принципы, если они истинные, а их истинность подтверждается
и концепцией Трех Больших Взрывов, являются выражением рефлексивного
детерминизма Вселенной. Слабый Антропный принцип формулируется так: «То,
что мы можем наблюдать, должно быть ограничено условием, необходимым для
нашего существования как наблюдателя». Сильный Антропный принцип «звучит»
следующим образом: «Вселенная (и следовательно, фундаментальные параметры,
от которых она зависит) должна быть такой, чтобы в ней на некотором этапе
эволюции допускалось существование наблюдателей» (с. 96). Развитием
Антропных принципов является Принцип Космологического Дополнения или
Великого Дополнения В.П. Казначеева – Е.А. Спирина, в соответствии с которым
всякое масштабное исследование необходимо соотносить с соответствующими
исследованиями живого вещества и человека как разумной формы жизни.
«Наблюдатель Вселенной» появляется закономерно как отражение эволюции
фундаментальных констант Вселенной, приводящей к формированию условия для

появления Земли как Планеты, пригодной для жизни, к формированию условия
для появления разумного живого вещества. Это дало основание автору ввести понятие Геоантропного космологического принципа. Принцип Великого дополнения
В.П. Казначеева – Е.А. Спирина, таким образом, замыкает логику развития
Антропных принципов.
Применение Антропных принципов к обществоведению и человековедению
приводит к парадоксу Сверхнаблюдателя: будучи сам наблюдателем Вселенной,
человек должен стать наблюдателем своего «собственного космоса», т.е. самого
себя. Для этого он должен как бы «дистанцироваться» от своей «природы», от
своей

истории,

перейти

в

позицию

Сверхнаблюдателя

–

Наблюдателя

«наблюдателя-человека» (по отношению к Вселенной). В определенном смысле
все теистические системы отражают собой это своеобразное разрешение
парадокса Сверхнаблюдателя.
Появление Пантакратора и Пантакреатора в системе мировоззрения человека, стоящих над природой, существующих вне Времени и вне Пространства,
олицетворяющих

собой

Абсолют

и

Вечность,

с

позиций

парадокса

Сверхнаблюдателя является выражением попытки человека в познании самого
себя и общества «переместиться» в позицию Сверхнаблюдателя. Такое «перемещение» на основе «дистанцирования» человеком себя как Наблюдателя по
отношению к собственной природе является закономерностью рефлексии, самопознания и «самодвижения» общественного интеллекта, его составляющих –
науки, культуры, образования, а следовательно, и творчества.
IX. Четвертая тенденция связана с первыми тремя и проявились в первую
очередь в научном творчестве Владимира Ивановича Вернадского, в его учении о
ноосфере.
Учение о ноосфере, о ноосферогенезисе (по В.П. Казначееву) предстает как
развитие учения о третьем Ноосферном Большом Взрыве, хотя последнее понятие
выдвинуто В.П. Казначеевым недавно, намного позже учения о ноосфере. В.И.

Вернадский пишет: «... геологически мы переживаем сейчас выделение в
биосфере царства разума, меняющего коренным образом и ее облик и ее строение,
– ноосферы» (с. 127). Подчеркивая творческую функцию живых систем вообще в
эволюции Земли, В.И. Вернадский показывает, что Разум, как бы выходя из лона
жизни, принимает эту творческую функцию, превращаясь в реальную геологическую силу, преобразующую облик Земли. Вводя понятие биогеохимической
энергии, Владимир Иванович показывает, что она принимает новое качество в
механизмах функционирования монолита разумного живого вещества. «Эта новая
форма биогеохимической энергии, которую можно назвать энергией человеческой
культуры или культурной биогеохимической энергией, является формой биогеохимической энергии, которая создает в настоящее время ноосферу... Эта форма
биогеохимической энергии присуща не только Homo sapiens, но и всем живым
организмам. Однако, в них она является ничтожной по сравнению с обычной
биогеохимической энергией и едва сказывается на балансе природы, и то только в
геологическом времени. Она связана с психической деятельностью организмов,
с развитием мозга в высших

проявлениях

жизни

и сказывается в форме,

производящей переход биосферы в ноосферу только с проявлением РАЗУМА. Его
проявление у предков человека вырабатывалось, по-видимому, в течение сотен
миллионов лет, но оно смогло выразиться в виде геологической силы только в
наше время, когда Homo sapiens охватил своей жизнью и культурной работой
всю биосферу» (с. 132).
Очевидно, в нынешнее время можно говорить о формировании ноосферологии или ноосфероведения как науки, в которой реализуется своеобразный
синтез биосфероведения, человековедения, теории общественного интеллекта,
«русского космизма» как культурно-научно-философского комплекса особого
мироведения, выработанного вековой мыслью представителей русского народа и
России в целом (учение о всеединстве, о «единстве божественного творчества
Слова (Логоса)» и «единстве произведенном, осуществленном», «единстве органи-

ческого тела» в устах В.С. Соловьева, система представлений о всемирном
организме, система воззрений Н.Ф. Федорова об императиве регулируемой
социоприродной эволюции, который писал, что «существующее, правимое
разумом, и будет воссоздатель и Создатель», т.е. Пантакреатор). Представления о
«взрывообразном переходе к системе живого вещества биосферного типа» в
концепции Л.Л.Морозова (с. 31), сферное учение «русского космизма», включая
представления об «интеллектосфере» Н.Г. Фролова (сфере человеческой духовности),

«антропосфере»

Анучина,

«психосфере»

А.Л.

Чижевского,

«пневматосфере» П.А. Флоренского и «ноосфере» В.И. Вернадского, концепция
биоинформационного субстрата жизни (биоинформационной функции естественных полей) В.П. Казначеева и его научной школы, выходящая к работам по теории
биологического поля А.Г. Гурвича, принцип диссиметрии живого вещества
Пастера-Вернадского В.И. и его развитие в учении о киральной чистоте биоорганических соединений, теория космопланетарных лимитов или пределов (с.
201), концепция теории общественного интеллекта и другие структурно
определяют возможный теоретический каркас становящейся ноосферологии.
Появление Разума (ноосферного монолита) в космоэволюции предстает как
результат творческой эволюции Природы, Разум усиливает творящее начало в
природе, выступает уже по отношению к ней как выделившийся Пантакреатор. По
отношению к Земле и биосфере это проявилось в форме истроии социального
человечества, становление антропосферы и техносферы как результатов его
творчества, и в форме проблемы императива гармонизации Творчества Человека и
Творчества Природы в системе социоприродной эволюции. А это означает, что
«магистраль» реализации императива выживаемости человечества лежит в
управляемой социоприродной эволюции. Для этого человек должен стать
биосферным человеком (перейти от социальной ответственности пред другими и
перед обществом в целом к более высокой ответственности за обеспечение
биосферного и соответственного социобиосферного развития). И только становясь

биосферным человеком, т.е. становясь Разумом не только самого себя,
«собственной природы», но и Разумом биосферы, в более глубоком смысле –
космическим Разумом, человек реализует и императив выживаемости, и
становление ноосферы на Земле.
IX. Пятая тенденция выражает собой институционализацию генетического
подхода в разных областях науки в форме системогенетики. В определенном
смысле системогенетика дополняет синергетику и раскрывает механизмы
«системного исследования» и эволюции через призму системогенетических
законов – закона системного наследования, закона инвариантности и цикличности
развития, закона дуальности управления и организации систем, закона гетерохронии и системного времени, обобщенного закона Геккеля – закона спиральной
фрактальности системного времени, закона спиральности развития, закона разнообразия («блока» законов адекватности в развитии систем – по разнообразию,
сложности, неопределенности и системности, парных законов дивергенции и
конвергенции), парных законов конкуренции и дополнения, или кооперации, и
других.
Уже закон системного наследования раскрывается в форме единства
четырех законов – необходимых условий процесса наследования: закона подобия,
закона наследственного инварианта (носителя наследственного инварианта),
закона порождения и закона наследственного программирования, – образующих
достаточное условие наследования. Закон порождения является выражением
«встроенности» «механизма Пантакреатора» в самом процессе наследования.
Дальнейшее развитие этой линии осуществляется через раскрытие механизма
действия закона дуальности управления и организации – закона, отражающего в
своем механизме взаимодействие двух линий системного наследования: «от
прошлого,» на уровне систем и подсистем («подмира системы») и «от будущего»,
на уровне надсистем («надмира системы»). Закон определяет волнообразноциклическое развитие «соотношений в системе» неизменности, инвариантности и

изменчивости, творческой составляющей развития, которые приобретают смысловое измерение шкалы «симметрии – асимметрии» накопителей прошлого и
будущего в системе.
Дуальный

наследственный

механизм,

«пульсируя»,

«раскачивает»

системное окружение системы и определяет любую системную эволюцию как
креативную эволюцию. Именно концепция закона дуальности организации и
управления феноменологически, через системную онтологию мира раскрывает
механизмы самотворения в природе. Природа в «своем», «неантропогенном»
смысле раскрывается как разумная, телеологичная Природа «без Сверхразума»,
стоящего

«над

ней»

или

«за

ней»,

при

этом

системная

онтология

трансформируется в креативную онтологию.
Отражение действия закона дуальности управления и организации систем
является

их

постфутуристическая организация

(или

постфутуристический

диморфизм систем), где постподсистема отвечает за устойчивость развития, а
футурподсистема отвечает за нарушение устойчивости в развитии, за изменчивость. Футурсистема реализует творческое, инновационное начало в механизмах наследования. Данная концепция имеет своими предшественниками
принцип дуального управления А.А. Фельдбаума, принцип двухканального
управления наследственностью на базе полового деморфизма В.А. Геодокян.
Системная онтология мира находится в отношении дополнительности с
классификационной онтологией мира (фундаментальный принцип системноклассификационной дополнительности мира, определяющей единство принципов
системной организации мира и классифицированности). Системно-классификационная дополнительность позволяет глубже понять Онтологическое Творчество не
только по отношению к системам (как механизм их изменчивости и роста
разнообразия), но и по отношению к системам классов. Распространение системогенетических механизмов на классификационную онтологию служит основанием
формирования и развития таксономической генетики.

Одновременно в соответствии с содержанием закона дуальности управления
и организации любое развитие является циклически-волновым, где цикл, волна
приобретают

содержание

цикла,

волны

своеобразного

Онтологического

Творчества, в ходе которой происходит частичное «разрушение» прошлого под
давлением «будущего». Происходит раскачивание маятника между «прошлым» и
«будущим» в любой системе в мире. Таким образом, циклическая онтология
замыкает системную и классификационную онтологию мира, формируя «объемное» видение креативной онтологии мира – науки, изучающей Бытие Мира как
Творческое Бытие.
X. Указанные пять тенденций не являются полной системой направлений
неклассической трансформации, однако, по нашему мнению, выражают достаточно выпукло становление «идей Пантакреатора» в современной науке.
Человечество на рубеже XX и XXI веков оказалось в состоянии экологической глобальной катастрофы. Видения Апокалипсиса становятся все более
зримыми. Сформировался императив выживаемости для человечества.
Большая Логика Социоприродной Эволюции определила нынешнее состояние как Кризис Истории, как кризис стихийных регуляторов развития в форме
«метода проб и ошибок». Будущее состояние человечества в XXI веке, ведущее к
его выживанию, автор назвал Тотальной Неклассичностью будущего бытия
человечества. В системе Тотальной Неклассичности одно из важнейших мест занимает Неклассическая Наука, без которой не может произойти становление
Неклассического Человека, реализующего эффективно управление будущим,
будущетворением. Новый Пантакреатизм – неотъемлемый и важный компонент
таких Неклассических Наук и Мировоззрения.
ПРИМЕЧАНИЯ:
1. Русские философы (конец XIX – середина XX века). – М: Книжная палата,
1993. – 368 с.: Цит. по работе Н.С. Арсеньева «Что значит воскресение?» (с. 30).

2. Субетто А.И. Творчество, жизнь, здоровье, гармония: Этюды креативной
онтологии. – М: Логос, 1992. – 204 с.
3. Серов Н.В. Хроматизм мифа. – Л.: Всесоюзный молодежный центр,
филиал «Васильевский остров», 1990. – 352 с.; Ватсьяна Малланга. Кама-сутра/
Пер. с санскр., вступит. ст. и коммент. А.Я. Сыркина. – М.: Наука, ф-ма
«Восточная литература», 1993. – 181 с.
4. Максимилиан Волошин. Стихотворения и поэмы. – Екатеринбург:
Средне-уральское кн. изд-во, 1992. (с.71,74).
5. Маркелов Г.И. Ритм как биологический фактор творчества // Современная
психоневрология. – 1926. – Т.2. – N 5-6. – Приложение, с. 1-9.
6. Карл Поппер. Открытое общество и его враги. Т.2. Время лжепророков:
Гегель, Маркс и другие оракулы. / Пер с англ. под общ. ред. В.Н. Садовского. – М:
Междунар. фонд «Культурная инициатива», 1992. – 525 с. (с.12).
7. Лосев А.Ф., Тахо-Годи А.А. Платон, Аристотель. – М: Молодая гвардия,
1993. – 383 с.
8. Развитие учения о времени в геологии (Оноприенко В.И., Симаков К.В.,
Мейен С.В. и др.). – Киев: Наукова думка, 1982. – 416 с.
9. Чижевский А.Л. Солнце и мы. – М: Знание, 1963. – 48 с.
10. Казначеев В.П., Михайлова Л.П. Биоинформационная функция
естественных электромагнитных полей. – Новосибирск: Наука,1985. – 181 с.
11. Пригожин И. От существующего к возникающему. Время и сложность в
физических науках/ Пер. с анг., под ред. Ю.Л. Климонтовича. – М: Наука, 1985. 327 с.
12. Вернадский В.И. Философские мысли натуралиста. – М: Наука, 1988. –
520 с.
13. Елисеев Э.Н., Сачков Ю.В., Белов Н.В. Потоки идей и закономерности
развития естествознания. – Л: Наука, 1982. – 300 с.

14. Химия и мировоззрение/ Отв. ред. Ю.А. Овчинников. – М: Наука, 1986.
– 352 с.
15. Научное и социальное значение деятельности В.И. Вернадского:
Сб.науч. тр. /Под ред. А.Л. Яшина. – Л: Наука, 1989. – 416 с.
16. Казначеев В.П., Спирин Е.А. Космопланетарный феномен человека.
Проблемы комплексного изучения. – Новосибирск: Наука, 1991. – 304 с.
17. Субетто А.И. Проблемы квалиметрии человека, системогенетика и
социогенетика // Квалиметрия человека и образования. Методология и практика.
Кн. 1. Часть I. – М: Исследовательский центр проблем качества подготовки
специалистов, 1993. – С.8-29.
18. Балашов Ю.В., Казютинский В.В. Антропный принцип в космологии:
естественнонаучные и мировоззренческие аспекты // Логика, методология и
философия науки: Материалы к VIII Междунар. конгрессу по логике, методологии
и философии науки). – М.: АН СССР, 1987. – Вып. 2. – С. 89-123.
19. Соловьев В.С. Чтения о Богочеловечестве // Соловьев В.С. Сочинения:
в 2-х т. – М., 1989. – Т. 2. – С. 112-113.
20. Федоров Н.Ф. Сочинения. – М.: Мысль, 1982.
21. Субетто А.И. «Русский космизм» и грядущая «четвертая волна» развития
человеческой цивилизации // На страже Родины. – 1990. – 8, 9, 13 и 16 июня.
22. Гурвич А.Г. Теория биологического поля. – М.,1944. – 155 с.
23. Субетто А.И. Социогенетика: системогенетика, общественный интеллект, образовательная генетика и мировое развитие. – СПб-М: Исследовательский
центр проблем качества подготовки специалистов, 1993. – 172 с.
24. Субетто А.И. Системогенетика как общая теория преемственности в
развитии систем // Всесоюзн. научн.-теор. конф. по фундамент. междисципл.
пробл. «Организация и управление» I. Секция общих теор.-методолог. проблем.
(Минск, 13-15 ноября 1989 г.). – Минск,1989. – С.129-143.

25. Субетто А.И. Дуальность управления и организации как фундаментальный объяснительный принцип механизма цикличности развития // Там же. – С.1632.
26. Гроф С. За пределами мозга. – Изд-во Трансперсонального Института,
1993. – 498 с.

СИСТЕМНАЯ ПАРАДИГМА И СИСТЕМОГЕНЕТИКА

А.И. Субетто. г. Санкт-Петербург.
«... новый подход создается расширением
сознания»...
«Наука, если она хочет быть обновленной,
должна быть прежде всего неограниченной и тем самым бесстрашной»...
Н.К. Рерих
(1, с. 194, 285)
«... У мира идей есть своя генетика»
Ю. Линник (2, с. 10)
«...Время является для нас не только
неотделимым от пространства, а как бы
другим его выражением...»
В.И. Вернадский (3).
Новый виток освоения и познания системности объектов науки тесно связан
с замыканием системной спирали развития общественного производства.
Глубокое его освоение уже было продемонстрировано «Капиталом» К.Маркса [4].
Однако расцвет «системного движения» в процессах познания произошел в XX

веке. У его истоков – такие ученые как А.А. Богданов, Л. фон Берталанфи, В.И.
Вернадский, А.А. Любищев, В. Винер, П.К. Анохин.
Формируются общие и прикладные концепции теории систем, концепции
системного подхода и анализа, системотехника.
В.Т.Куликом, В.В. Дружининым и Д.С. Конторовым, Г.П. Мельниковым,
Дж. Клиром, Б.С. Флейшманом была выполнена попытка синтеза системологии
(термин впервые, очевидно, пущен в оборот В.Т. Куликом) как междисциплинарной науки о системах [5-9]. К. Боулдинг, М. Месарович, Л. фон Берталанфи,
А.И. Уемов, Ю.А. Урманцев разрабатывают версии общих теорий систем (ОТС)
[10-15].
Таким образом, стал складываться целый новый пласт «системной
культуры», преобразующий системные основания науки. Разработка категории
системы

(например,

работы

[16-24]

послужила

стимулом

формирования

системогенетики как общей теории преемственности в развитии систем.
Концептуальная база системогенетики обеспечена работами А.А. Богданова, А.Д.
Адо, Ю.Д. Амирова, Б.В. Ахлибинского, Е.П. Балашова, Н.П. Дубинина, В.И.
Кудрина, В.П. Кузьмина, И.В. Крутя, Ю.И. Кулакова, И.С. Ладенко, В.П.
Лозовского, Е.З. Майминаса, А.И. Половинкина, А.И. Ракитова, Я.К. Ребане, Д.В.
Рундквиста, М.И. Сетрова, Э.М. Сороко, Ю.В. Яковца и др. Ряд работ этого
направления приводится в библиографии (21-25).
На базе обобщения этих работ мною выполнена разработка единых
концептуальных основ системогенетики, раскрывающей на базе системной
онтологии и концепции системного времени законы и принципы преемственности
и обновления в развитии систем. Перечень авторских работ наиболее полно
представлен в [24].
Системогенетика является синтезом генетических концепций и теорий в
биологии, геологии, лингвистике, социологии, психологии, технике, экономике и
т.п. и рассматривается мною как часть системологии, обращенная к раскрытию

действия системы законов наследования и соответственно обновления в «мире
систем». Построенная на абстракции «системы» как определенный абстрактный
инвариант механизмов системного функционирования и развития, системогенетика, соприкасаясь с предметными системными областями, приобретает интерпретации прикладных системогенетик: техногенетики, социогенетики, системогенетики образовательных систем и т.п.
Системная онтология исходит из системной картины мира, в соответствии с
которой все объекты мира – объектового и рефлексивного миров – системы.
Тезаурус (или глоссарий) системогенетики дедуктивно построен в [21, 22].
Система – это совокупность частей, элементов объекта (процесса) и
отношений между ними, придающих объекту (процессу) целостность, или, иными
словами, – это единство элементов и структуры объекта и процесса.
Система, в которую входит данная система, называется надсистемой, а
системы, которые входят в данную систему, называются подсистемами.
Триада: надсистема – система – подсистема – уже позволяет осмыслить
взаимодействие системных уровней, или, если система зафиксирована как объект
исследования, ее системных подуровней и надуровней, через которые раскрываются внешние и внутренние структуры систем.
Построение цепи вложенных систем (очевидно впервые «вертикаль»
вложенных систем как компонент системной картины мира в своих понятиях
использовал А.А.

Богданов,

а затем

Л.

Фон Берталанфи, М. Месарович)

позволяет осмыслить системную онтологию как некую «системную вертикаль»,
т.е. цепь вложенных друг в друга систем. Если в этой цепи мы зафиксируем
какую-либо систему, то по отношению к ней мы можем выделить «системное
окружение» определенной «высоты» (количество системных надуровней образует
внешнюю альтитуду системы) и «системное строение» определенной «глубины»
(количество системных подуровней образует внутреннюю альтитуду).

Система, в которую входят все системы мира и которая не входит ни в одну,
является системой-универсумом. Система, которая входит во все системы и в
которую не входит ни одна, является нуль-системой. Системная вертикаль
начинается с нуль-системы и кончается системой-универсумом.
Каждый системный уровень, выделенный из системной вертикали, служит
основанием развития (эволюции) и функционирования систем соответствующего
уровня. Это развитие подчиняется действию определенных системных законов,
составляющих «каркас» системогенетики. Базовыми законами этого «каркаса»
являются: закон системного наследования (ЗСН), закон инвариантности и
цикличности развития (ЗИЦР), закон дуальности организации и управления
(ЗДУО), закон необходимого разноообразия системогенофонда (закон необходимого наследственного разнообразия) (ЗНР), закон системного времени и
гетерохронии (ЗСВГ), парные законы специализации и универсиализации,
дивергирования (роста разнообразия) и конвергирования (сокращение разнообразия), закон спиральности развития, закон спиральной фрактальности системного времени (обощенный закон Геккеля), законы системообразования и др.
ЗСН впервые был осмыслен как закон А.И. Ракитовым [27]. Мною было
расширено понимание этого закона за счет включения в качестве необходимого
условия системного наследования наследственного программирования.
ЗСН представляет собой конъюнкцию необходимых условий наследования в
развитии систем, образующих в своей совокупности его достаточность. К ним
относятся законы подобия, порождения, передачи наследственного инварианта и
наследственного программирования. Закон подобия отражает необходимость подобия и сходства между продуцирующей и продуцируемой системами в цепи
наследования (развития). Закон порождения раскрывает наследование (преемственность) как каркас порождений, определяющий генеалогии происхождения и
генеалогии порождения. Закон наследственного инварианта детерминирует
требования существования наследственного инварианта. Понятие наследствен-

ного инварианта шире по отношению к аналогу этого понятия, используемого
А.И. Ракитовым: он выступает не только синтезатором информации о постоянно
действующих законах развития и функционирования систем, носителем стандартов подобий основных свойств в сменяемых поколениях систем , но и формой
закрепления нового, прогрессивного в процессе развития и функционирования
систем, регулятора процесса наследования. Наследственный инвариант в развитии
образовательных систем включает в себя положение (устав) об образовательной
системе (школа, вуз), нормы качества выпускника (модели специалиста,
квалификационные требования) и др. Через закон наследственного инварианта
реализуется управляющая функция генетической информации, на которую в
системологической трактовке впервые обратили внимание В.В. Дружинин и Д.С.
Конторов [5].
Закон наследственного инварианта связывает ЗСН с законом инвариантности и цикличности развития (ЗИЦР) систем. Развитие и функционирование
систем всегда предполагает передачу инвариантов от одного состояния системы к
другому состоянию, от одной системы к другой системе. «Системное движение»
предстает как движение симметрии – асимметрии «инвариантность – изменчивость» (inv – izm). Инвариант служит основанием «механизма возвращения»
(преемственности), т.е. основанием цикла. Цикличность немыслима без инвариантности. Поэтому закон носит название инвариантности и цикличности развития, в
отличие от трактовок этого закона [28].
Повторяемость и цикличность означают повторяемость и цикличность
определенных свойств, отношений, структур. Причем сами инварианты могут
претерпевать изменения от акта к акту развития и функционирования, т.е.
«отношения инвариантности» в наследовании в общем случае нетранзитивно во
времени. Чтобы подчеркнуть эту особенность инвариантности, мною было
введено понятие толерантной инвариантости, через которое синтезируется
понятие цикличности с направленностью и необратимостью развития. Через

толерантную инвариантность реализуется синергетический закон необратимости и
формируется более глубокое осмысление цикличности как толерантной цикличности. Толерантная цикличность означает, что «возврат к исходу» является не
полным, и эта неполнота повторяемости связана со сдвигами в симметрии –
асимметрии inv – izm.
Если вернуться к системной онтологии, в частности к образу «системной
вертикали», то представления о симметрии – асимметрии «инвариантность –
изменчивость» позволяют перейти от системной вертикали к соответствующей
шкале inv – izm и на ее основе к «цикловой вертикали». Вложенности систем
соответствует вложенность несущих циклов систем. Несущий цикл системы
служит естественным, системным масштабом «времени системы» или системного
времени. Но поскольку «длина» несущего цикла системы зависит от соотношения
инвариантности и изменчивости (чем больше «доля» инвариантности, неизменности, тем инерционнее система), т.е. от симметрии – асимметрии inv – izm, то
системное время тесно оказывается связанным со шкалой inv – izm.
Любая система полисистемна, что означает, что на своих системных
подуровнях она состоит из множества подсистем. Поэтому любая система
полициклична и полихронна в смысле системного времени.
Скорость изменений по пространству и по качеству (свойствам) служит
базой взаимосвязей пространства, качества и времени в системе. Формируются
как бы отношения «обмена» между пространством, качеством и временем. Разные
симметрии – асимметрии inv – izm на уровне подсистем образуют представления о
неоднородности по пространству и по качеству полицикличности и полихронности. Они переходят в гетероцикличность и гетерохронию.
Гетерохрония отражает неравномерность развития системы как целого на
уровне ее подсистем. Закон системного времени и гетерохронии о (ЗСВГ)
фиксирует эту неоднородность и асимметрию развития.

ЗСВГ – база осмысления закона неравномерности развития систем как
фундаментального закона, вытекающего из ЗИЦР. Есть предположение, что
полицикличность на языке частотного спектра системы подчиняется предельным
классификационным

распределениям

Мандельбротта-Лотки-Лоренца-Парето-

Цинфа-Юла [24] (на эти распределения как классификационные распределения
целого обратили внимание Ю.А. Шрейдер, Э.М. Сороко, Б.И. Кудрин [20, 29, 30],
гармонизирующим целостность. Поэтому гетерохрония системы реализуется в
свою очередь в форме «волны синхронизации – десинхронизации, симметрии –
диссимметрии», раскрывающих волновую природу гармонизации и дисгармониизации полицикличности и полихронности целого. Иными словами, «движение»
гетерохронии целого в свою очередь имеют свою волновую природу, отражающую волны «перестроек» структур системы под воздействием внешних и
внутренних циклозадатчиков.
ЗСВГ фиксирует связь развития с системностью времени (развитие и
функционирование системы осуществляется с временными масштабами, цикличностью, характерными для данной системы), включающей в себя системоиерархичность времени (временной масштаб времени, ритм, цикличность системы
как целого включает в себя временной масштаб, ритм, цикличность подсистем) и
множественность времени и цикличности в системе (полихронность и полицикличность).
Гетерохрония на уровне классов систем отражается в систему классов
времени, что означает, что системная таксономия преобразуется в хронотаксономию. Системность времени в смысле изменения

масштабов

времени

и

соответственно качества жизни системы по мере подъема по уровням иерархии
систем

(системной вертикали)

определяет

иерархию устойчивости качеств

систем и уровневые кваликванты.
Системоиерархичность времени раскрывается в виде шкалы системного
времени (ШСВ), связанной с системной вертикалью, цикловой вертикалью и

шкалой inv – izm. В ШСВ формируются две крайние идеализации, связанные с
исчезновением системного времени: первая, когда исчезает изменчивость,
обеспечивается отношение самотождественности системы (полной тождественности систем), происходит сдвиг асимметрии в сторону inv (izm = 0), «длина
цикла» растягивается до бесконечности, системное время исчезает, поскольку
естественный масштаб времени системы становится бесконечностью; вторая,
когда исчезает инвариантность, обеспечивается отношение полной нетождественности систем, происходит сдвиг асимметрии в сторону izm (inv = 0), «длина
цикла» сжимается до нуля, системное время исчезает, поскольку естественный
масштаб времени системы становится нулем [21,22].
Отметим, что первая идеализация зафиксирована Ю.А. Урманцевым в его
версии общей теории систем (ОТС) в форме тождественного преобразования –
одного из основных преобразований объекта – системы в основном законе ОТС.
Промежуточные состояния на ШСВ определяют «бег» системного времени.
Смещение в симметрии – асимметрии inv -izm в сторону увеличения инвариантности системы (inv) означает увеличение несущего цикла и соответственно
естественного масштаба системного времени, происходит замедление «бега»
времени.
Смещение обратной направленности (inv) означает увеличение изменчивости и соответственно уменьшение инвариантности и сжатие длины несущего
цикла системы, происходит ускорение «бега» времени.
В таком понимании «системной вертикали» соответствует ШСВ, в которой
движение «вверх» связано с замедлением системного времени, а движение «вниз»
с его ускорением. Первая идеализация (верхнее замыкание ШСВ) соответствует
системе-универсуму, а вторая идеализация (нижнее замыкание ШСВ) – нульсистеме. Постулат о существовании конечной самой большой и самой малой
скорости изменений по пространству и по качеству определяет отсутствие в
реальной системной онтологии первой и второй идеализации ШСВ. Мир

оказывается конечным и по параметрам системы-универсума, и по параметрам
нуль-системы. Последнее означает, что он квантован.
Системоиерархичность системного времени «внутри» системы раскрывается
через ШСВ, характерной для данной системы, и ей соответствующий частотный
спектр.
Закон дуальности организации и управления (ЗДУО) раскрывает новый
аспект механизма наследования уже в рамках системной вертикали. Системное
наследование осуществляется с помощью двух наследственных механизмов –
через подмир системы, включающий в себя уровень системы и все ее системные
подуровни (внутренняя системная альтитуда), и через надмир системы, включающий в себя все ее системные надуровни (внешняя альтитуда). Первый наследственный механизм обеспечивает накопление прошлого времени в системе в
форме структуры системы (Ф. Шелпинг: «... объект – это не что иное, как время»),
он связан с преемственностью и устойчивостью развития. Второй наследственный
механизм обеспечивает накопление будущего времени в системе в форме
предадаптационного потенциала системы, представляющий собой мощность
потенциальной изменчивости, определяемый взаимодействием с надсистемой.
Появление потока информации «о будущем» связано с вложенностью систем
(системной вертикалью) и иерархией масштабов системного времени. Наследственные связи в цепи систем, проходящие через надсистемы, наднадсистемы и
т.п., вследствие большего масштаба их несущих циклов и системного времени как
бы захватывают информацию о «будущем времени» и аккумулируют ее в системе
в форме «ниши» ее будущего развития.
С позиции ЗДУО шкала inv – izm приобретает смысловое измерение как
шкала симметрии – асимметрии аккумуляторов прошлого и будущего времени в
системе, и цикл предстает как периодическая сменяемость части прошлого
времени частью будущего времени. Такая интерпретация цикла раздвигает
границы феноменологии творчества, позволяет трактовать творчество как онто-

логическую категорию, как онтологическое творчество [26], сущность которого
состоит в разнообразии «траекторий» развития системы в будущем и в возможности системы «как бы выбирать» свое будущее в зависимость от «ниши»,
которая формируется во взаимодействии системы с надмиром.
Дуализм наследственных механизмов «от прошлого» (через системный и
подсистемный уровни развития, через подмир) и «от будущего» (через надсистемные уровни развития, через надмир) в терминах «генетического управления»
(управления через генетическую информацию) есть дуализм управления и в этом
измерении смыкается с концепцией дуального управления А.А. Фельдбаума.
Цикл оказывается механизмом двухканального генетического управления:
от прошлого – с отставанием, от будущего – с опережением. С начала цикла
система имеет как бы достаточную аккумуляцию будущего времени, обеспечивающую ей предадаптацию, затем по мере накопления прошлого времени
теряются предадаптационные способности к изменчивости надсистемы (среды),
накапливаются повреждения, увеличивается десинхронизация, наступает кризис,
происходит «выталкивание» из системы части прошлого опыта и обмен его на
будущее время. Иными словами, цикл есть обменный процесс между Прошлыми и будущими временами, связывающий его с подциклами и надциклами,
т.е. циклами подсистем и надсистем.
Таким образом, ЗДУО предстает как своеобразный механизм ЦИКличности.
В зависимости от соотношения интенсивностей потоков информации о прошлом и
будущем времени формируются «волны соотношений прошлого и будущего» в
системе. Его отражением в организации систем является их диморфологическая
или дифункциональная организация. Для обозначения этого феномена системной
онтологии представляется целесообразным воспользоваться понятием диморфизма.
Двухканальное управление через дуальный наследственный механизм «от
прошлого» и «от будущего» (через подмир и через надмир системы) образует

диморфизм, который я назвал пост-футуристическим диморфизмом. Пост-подсистема отвечает за устойчивость развития, за инерционность, она реализует
консервативное начало в механизме наследования (преемственности). Футурподсистема отвечает за нарушение устойчивости в развитии, за изменчивость, она
реализует инновационное начало в механизме наследования, передачу от
надсистем к системе потенций, к изменчивости, к творчеству.
Формирование
эндогенно

или

пост-футуристического

экзогенно.

Экзогенная

диморфизма

осуществляется

пост-футуристическая

организация

(экзогенный диморфизм) происходит за счет присоединения внешних футурсистем к системе, которая в этом случае играет роль пост-системы. Эндогенная
пост-футуристическая организация связана с функциональным разделением ролей
внутри системы: какая из подсистем выполняет функцию наследования «от
прошлого», а какая – «от будущего».
Выдвинуто предположение [31], что механизм дуальности управления
«прошлое – будущее» и соответствующий диморфизм имеют фрактальный
характер. Это означает, что пост-системы имеют в свою очередь свой постфутуристический диморфизм со сдвигом на шкале inv – izm в сторону роста
инвариантной части, а футур-системы – наоборот.
Примерами пост-футуристической организации систем являются половой
диморфизм (женщина – пост-система; мужчина – футур-система), функциональный диморфизм мозга (правое полушарие – пост-система, левое полушарие –
футур-система). В соответствии с гипотезой фрактальности пост-футуристического диморфизма женщины должны быть более правополушарны и, следовательно, эмоциональны, а мужчины – более левополушарны, а значит, более
рациональны, аналитичны. Фрактальный пост-футуристический диморфизм –
системная база гипотезы о распределении интеллекта мужчин и женщин:
распределение меры интеллекта (индекса) должно быть более плотным у женщин

(меньше дураков и меньше гениев) и более «растянутое» у мужчин (больше
дураков и больше гениев).
Косвенно фрактальный пост-футуристический диморфизм отражен в
положении Н.В. Серова о полидиморфизме организации интеллекта человека.
Раскрывая «хроматическую онтологию» символики обрядового и мифологического сознания, он формирует представления о диморфизме восприятия и
диморфизме мышления. Интересно, что через цветовую символику мужского и
женского начала просматривается пост-футуристический диморфизм. Белый цвет,
являясь женским цветом, ассоциируется с семантическим рядом «предки –
традиции – прошлое – память...». В. Даль, А. Афанасьев обращают внимание, что
хранителями в народной памяти преданий, мифов, сказок выступают женщины
(«хранительницы»). Черный же цвет, по Н.В. Серову, означает преодоление
традиций, это мужской цвет во многих мифах народов. Он семантически связан с
проделками мифологического плута – трикстера, т.е. с творчеством в мифологической интерпретации. А творчество и есть будущее время в настоящем [24].
Таким образом, черное становится символом обновления, нарушения
существующего порядка.
Предполагаемая пост-футуристическая организация человеческих популяций на уровне психических типов дает возможность осмыслить возможное
существование таких психических типов, как футур-вертов (психический тип,
обращенный в будущее) и поствертов (психический тип, обращеннй в прошлое)
[26].
Пост-футуристический диморфизм всегда на фоне процесса предстает как
«волна», как «цикл», отражающий динамику адаптационных, эволюционнотворческих процессов в системе в рамках динамики развития надсистемы.
Более высокая динамика надсистемы (сжатие несущего цикла, смещение
частотного спектра в сторону короткопериодной части) усиливает «давление»
(своеобразное

«инновационное

давление»)

на

систему,

вследствие

чего

«мембрана» (это метафора) между пост-системой и футур-системой сдвигается в
сторону расширения мощности футур-системы. Резкое усиление динамики среды
жизни человеческих популяций (война, засухи и т.п. на протяжении нескольких
поколений) приводили к сдвигу в популяционном механизме рождаемости (пока
неясно, как он реализует себя) в сторону резкого увеличения рождения мальчиков
по сравнению с девочками (зафиксированы факты такой асимметрии, когда
количество рожденных мальчиков было в пять раз больше, чем девочек). Это
означало, что на популяционном уровне происходил сдвиг в пользу усиления
футур-системы популяции – мужчин.
Следует предполагать, что данный механизм проявляет себя таким же
образом в соотношении футур-вертов и пост-вертов.
Концепция

ЗДУО

и

пост-футуристического

диморфизма

позволяет

осмыслить по-новому процессы развития (эволюции) в экономике, в технике, в
биосфере, в геосистемах.
Принцип дуальности управления на основе осмысления генетических
функций в половом диморфизме был впервые сформулирован В.А. Геодакяном.
Системное осмысление дуальности управления привело В.А. Геодакяна в 1972
году к формулировке общего принципа сопряженных подсистем, в соответствии с
которым любая адаптивная система, эволюционизирующая в изменчивой среде,
дифференцируется на две сопряженные подсистемы, специализированные по
консервативным и оперативным аспектам эволюции [32, 33].
Разработанная мною концепция ЗДУО использует концепции А.А.
Фельдбаума и В.А. Геодакяна. Ее отличие состоит в том, что, во-первых, она
впервые расширила системную онтологию данного феномена через наличие двух
детерминат развития – наследование на уровне системы и ее подсистем и
наследование, реализуемое через надсистемы, которые системно выражаются в
пост-футуристической организации системы; во-вторых, увязала ЗДУО с ЗИЦР,
т.е. раскрыла его в системе законов системогенетики, показала, что ЗДУО

формирует пост-футуристический механизм цикличности, формирует цикл как
«волну» накопителей прошлого и будущего в эволюции системы; в-третьих,
включила в себя положение о фрактальности пост-футуристического диморфизма.
Проявлением ЗДУО в системе законов креатологии служат законы
креативно-стереотипной и формально-логически-эмоциональной волн [24-26].
Э.М. Сороко выдвинута концепция биполярного универсума, базирующаяся
на воззрениях фундаментальности принципа раздвоения единого [20]. Пульсация
биполярного универсума – генератор симметрийных законов организации живого
и

неживого

мира,

подчиняющихся

пропорциям

фибоначчиевых

рядов.

Формируется квантовая организация пространства, времени и качества. Постфутуристический диморфизм и ЗДУО наполняют эту концепцию новым содержанием. Одновременно их синтез позволит в будущем глубже понять уже в
духе пифагорейского начала мира «онтологическую математику» (если можно так
выразиться) системной онтологии, концепций системного времени и системогенетики (системной эволюции).
Закон спиральности развития обобщает действие перечисленных выше
системогенетических законов. Фрактальность пульсации пост-футуристического
диморфизма формирует цикл как «спираль». «Спираль» и есть «цикл» в новом,
более развитом, его понимании, в понимании толерантности инвариантов, в
понимании неполной обратимости (образ круга, растянутого по оси времени).
Структура спирали – один из вопросов исследования механизмов развития.
Гегелевский закон отрицания отрицания, как правило, раскрывается как
трехчленная спираль, как двойное отрицание, которое и означает как бы возврат к
исходу, но уже в новом качестве. А.Ф. Эсаулов в [34] раскрывает закон отрицания
отрицания в «пятифазной» структуре (исходный тезис – первое отрицание –
второе отрицание – третье отрицание – четвертое отрицание) на примере развития
технических решений определенных видов техники. Близкую позицию занимает

Е.Д. Граждаников в своей концепции классификации на основе построения
пятичленной классификационно-системной спирали [35].
Анализ закона спиральности развития техники (техногенетика) [21]
показывает, что наблюдается сжатие фаз развития к концу спирали (данное
явление я назвал увеличением скорости развития и сжатия фаз к концу спирали).
Н.И. Бондаренко в своем анализе длительности существования общественноэкономических формаций заметила закономерность, близкую к пропорции 3: 1
каждая последующая формация живет меньше по отношению к предыдущей
приблизительно в 3 раза, что подтверждает фиббоначчиевые закономерности в
развитии.
Сжатие фаз к концу спирали служит индикатором конца определенного
этапа развития, выражаемого этой спиралью. Так, по закономерности, обнаруженной Н.И. Бондаренко, коммунизм как формация будет существовать всего 50 лет
(с 2120 – 2170 гг.), что дало возможность мне высказать гипотезу в нашей
совместной статье (которая, к сожалению, так и не опубликована), что формационная спираль истории заканчивается в XXII веке, и в недрах этой «спирали»
формируется новая спираль новой истории, в которой движущей силой, очевидно,
станет интеллект (четвертая волна развития человеческой цивилизации), появятся
новые духовно-космические измерения цивилизованного развития [24-26].
Представления об ускорении развития к концу спирали расширяют
содержание гетерохронии, механизмов неравномерности развития. Творческая
эволюция демонстрирует ускорение темпов эволюционного творчества к концу
спирали, подготавливающего потенциал к смене «фундамента» существования
целого, переход его в более высокую степень организации. Системно-эволюционное развитие предстает как система вложенных спиралей. «Образ вложенных
циклов» усложняется до образа вложенных спиралей.
По отношению к эволюции закон спиральности развития имеет смысловое
измерение закона филосистемогенетической спирали как закона филогенеза

систем. Эволюция систем (техносистем, социосистем, экосистем, живых систем и
т.п.) есть всегда спиральное развитие.
Закон спиральности развития расширяет представления о действии закона
системного времени и гетерохронии (ЗСВГ), или, иными словами, закона
неравномерности развития целого. Поколения систем, находящиеся на конце
спирали, имеют большую скорость развития. Более того, там, где мы наблюдаем
разнообразие целого, в этом разнообразии «закодирована» свернутая спираль
филогенеза (эволюционное системное время свернуто в структуре системы),
расшифровка которой дает представление о генеалогии происхождения.
Мною выдвигается предположение, что в системной онтологии мира
действует обобщенный закон Геккеля [24-26]. Онтогенез, а вернее эмбриогенез,
повторяет филогенез – этот закон впервые сформулирован Геккелем. Фазы
развития зародыша в утробе матери повторяют в определенном (морфофункциональном) смысле фазы эволюционного развития (филогенез). Впоследствии
аналог закона Геккеля был сформулирован в геологии – генетический закон Д.С.
Рундквиста.
Близкий по смыслу закон как гипотеза выдвинут по отношению к Интеллекту человека. Я его в [26] назвал законом И.В. Сталина – Б.М. Кедрова,
поскольку впервые, как мысль она была высказана И.В. Сталиным, а затем как
положение, имеющее статус закона, развито Б.М. Кедровым. Интеллект в
онтогенезе человека повторяет развитие интеллекта в его филогенезе.
Б.М. Кедров пишет: «В одной из работ Сталина выдвинуто очень
интересное положение, ценное для марксистской концепции истории науки.
Касаясь вопроса о том, «каким образом рождаются в настоящее время в нашей
голове различные представления и идеи», он (Сталин – С.А.) признает, что «здесь
вкратце повторяется то же, что происходит в истории природы и общества. И в
данном

случае

предмет,

находящийся

вне

нас,

предшествовал

нашему

представлению об этом предмете, и в данном случае наше представление, форма,

отстает от предмета – своего содержания» [36, с. 412]. И далее Б.М. Кедров
резюмирует: «Здесь важна сама по себе мысль, что процесс познания,
протекающий в индивидуальной голове человека, вкратце повторяет путь,
пройденный всей предшествующей историей внешнего мира. Это своего рода
закон, гласящий, что познание индивида в своем движении повторяет историю
всего человеческого рода (и всей природы), другими словами, что онтогения
познания есть краткое повторение его филогении».
Н.А. Бердяев, независимо от И.В. Сталина, формулирует свою догадку
существования указанного закона в контексте истории и сознания. Его мысль
состоит в том, что только по мере «раскрытия в себе» человек начинает
«постигать все великие периоды истории». «Без этой связи, без собственной
внутренней «историчности» не мог бы понять историю. ... история – это не просто
насилие над познающим субъектом внешних субъективных фактов, это есть
некоторый акт преобразования великого исторического прошлого, в котором
совершается внутреннее постижение исторического объекта, во внутренний
процесс, роднящий субъекта с объектом». «Каждый человек по своей внутренней
природе есть некий великий мир – микрокосм, в котором отражается и пребывает
весь реальный мир и все великие исторические эпохи; он не представляет собой
какой-то отрывок Вселенной, в котором заключен этот маленький кусочек, он
являет собой некоторый великий мир, который может быть по состоянию
сознания данного человека еще закрытым, но, по мере расширения и просветления
его сознания, внутренне раскрывается. В этом процессе углубления сознания
раскрываются все великие исторические эпохи, вся история мира...» [37].
Перефразируя мысль Н.А. Бердяева, высказанную в идеалистическом русле,
можно сформулировать закон: онтогения сознания в определенном смысле
повторяет свою филогению, т.е. историю человечества, всемирную историю.
Последняя гипотеза подтверждается сравнением развития познавательных
процедур в антропогенезе по данным палеопсихологии и развития познавательных

процедур у ребенка (например, исследования Пиаже). На базе такого сравнения
«вырисовывается» как гипотеза закон: педогенез (под которым я понимаю часть
онтогенеза интеллекта – развитие с момента рождения ребенка до 6-7 лет)
повторяет антропогенез интеллекта (в котором запечатлена эволюция познавательных операторов, в первую очередь классификационных операторов) [24].
Таким образом, я выдвигаю предположение, что в сфере развития
(эволюции) человеческого интеллекта действует обобщенный закон Геккеля,
который предлагаю назвать законом Сталина-Бердяева-Кедрова. Он включает в
себя как бы вложенные друг в друга три свернутые в онтогенезе «спирали»
развития интеллекта – его филогенеза, образующие единую «спираль» филоонтогенетического развития:
- первая – полный аналог закона Геккеля (как высказал Сталин и
проинтерпретировал Кедров): онтогения интеллекта человека повторяет всю
информационную филогению живого на земле (в контексте информационного
«среза» эволюции живого), включая и антропогенез, и историю человечества;
- вторая, вложенная в первую, – информационный эмбриогенез интеллекта
человека – повторяет информационную филогению – информационную эволюцию
живого (это прямая расшифровка закона Геккеля в информационной плоскости с
позиций современного представления об эволюции как эволюции единства трех
видов обменов с природой – вещественного, энергетического и информационного);
- третья, вложенная в первую и формирующаяся в недрах второй, –
педогенез интеллекта человека – повторяет его антропогенез;
- четвертая, вложенная в первую и формирующаяся в недрах третьей, –
онтогенез интеллекта (во всем жизненном цикле человека, включая «движение»
интеллекта человека в системах образования) – повторяет его антропогенез и его
развитие в процессах истории человечества, в узком смысле его можно было бы
сформулировать так: онтогенез интеллекта повторяет его культурогенез.

Вложенность «спиралей» означает, что индивидуальное системное время
человека в свернутом виде (через структуры развития) повторяет спирали
эволюционного системного времени: в начале «спиралей» всей филогении живого
– в эмибриогенезе, затем более поздней «спирали» антропогенеза – в педогенезе,
затем еще более поздней «спирали» истории (культуро-генеза) – в онтогенезе
интеллекта.
Закон повторения филогенеза в онтогенезе систем не имеет характер
тождественного отношения, а представляет собой форму своеобразного подобия
во внутренней структуре системной эволюции – подобия хроно-цикловых и топоквалитативных (топос – пространство, квали – качество) структур. В чем
своеобразие этого подобия? Оно заключается в том, что временная структура
повторения всей эволюции в жизненном цикле системы (временная структура
повторения системофилогенеза в системоонтогенезе) имеет обратную зависимость
к хроноструктуре системной эволюции: чем дальше в прошлое отдалены фазы
филогенеза, тем больше они «сжимаются» при их повторении в онтогенезе. Эта
закономерность данного временного подобия хорошо просматривается во
временных фазах и эмбриогенеза и педогенеза человека.
Обобщенный закон Геккеля как закон, имеющий статус системогенетического закона, выражает «горизонтальную» фракталь системного времени (в
отличие от «вертикальной» фрактали пост-футуристического диморфизма):
спираль

эволюционного

системного

времени

повторяется

в

спирали

онтогенетического системного времени (как бы прошлое время «проживается» в
настоящем), но с оператором обратного сжатия. Более «древнее» время
«проскакивается» в онтогенезе быстрее, чем более «молодое», т.е. прошлое время,
более близкое к настоящему. Сама «фракталь» вложения «эволюционного
времени во время жизненного цикла» системы имеет «матрешечный» характер –
характер вложенных спиралей.

Очевидно, в дальнейшем исследовании этого феномена (закон пока носит
гипотетический характер) будет раскрыт механизм наследственного программирования (как элемента ЗСН), механизм перевода генотипа системы в ее фенотип.
Одновременно он позволяет глубже осмыслить «накопление прошлого времени» в
системе как процесс системообразования, как процесс формирования структуры
систем, в которой материализуется спиральность и цикличность предшествующего развития (генеалогии происхождения). Кто знает, может быть умение
экстрасенсов расшифровывать события в генеалогии происхождения конкретной
личности (эта способность научно не доказана, но как феномен, которым владеют
ряд экстрасенсов, она этими экстрасенсами высказывается, близкие феномены
регистрируются в ряде астрологических диагнозов о «прошлых жизнях»
конкретного человека) есть умение расшифровывать эту фракталь системоэволюционного времени, запечатленную в структуре человека (имеется в виду не
только «видимая» структура, но и «полевые» структуры организма).
Таким образом, фрактальность пульсации пост-футуристического диморфизма, отражающая процессы многоуровневой адаптации в «движении» всей
«системной вертикали» мира, как бы включает в себя фрактальность пульсации
самого системного времени, раскрывающего в себе феномен системного
наследования.
Возвращаясь к закону системного наследования (ЗСН), можно теперь
высказаться о его четвертом необходимом условии – законе наследственного
программирования. В процессе преемственности происходит не только передача
наследственного инварианта, но и определенное наследственное программирование жизненного цикла системы – ее онтогенеза. Это не противоречит ЗДУО.
Наоборот, системное программирование углубляет понимание процессов взаимосвязи законов эволюции и законов функционирования любых систем. Функционирование структурно «канализируется» прошлым временем (памятью о
прошлом, накопителем прошлого времени) через наследственное программиро-

вание. Механизм наследственного программирования включает в себя механизм
действия обобщенного закона Геккеля. Творчество в развитии систем –
онтологическое творчество – реализуется через второй наследственный механизм,
который на основе процессов нисходящей и восходящей волновой адаптации
формирует процессы обновления в развитии. В этом смысле системогенетика
предстает как креатика или инноватика, т.е. не только как обобщенная теория
преемственности развития, но и как обобщенная теория обновления и творчества.
Законы

специализации

и

универсализации

отражают

два

вектора

адаптационных процессов в развитии систем.
Первый вектор отражает адаптационные процессы в условиях достаточно
высокого постоянства «ниши развития». Парные процессы восходящей (системы к
надсистеме) и нисходящей (надсистемы к системе) функциональной адаптации
[144] обеспечивают в процессе эволюции и постоянства границ развития, определяемых надсистемой, специализацию системы. Происходит все более высокая
специализация систем в процессе сменяемости поколений систем, сопровождающаяся ростом эффективности функционирования.
Онтогенетическим регулятором роста совместимости системы и надсистемы
в процессе эволюции выступает закон системообразования от функции к
морфологии [21-24], в том числе принцип управления со стороны целого развития
систем (впервые сформулированного Аристотелем, а затем повторенного Л. фон
Берталанфи).
Закон специализации как системогенетический закон в какой-то мере
предвосхищен гегелевским принципом спецификации в его второй модификации,
требующим рассмотрение явления осуществлять в определенной системе,
подчиняющимся ее законам.
В качестве механизмов, реализующих закон специализации, выступают два
закона – закон телегенеза новых свойств («теле» – цель) и закон актуализации
функций в системе, сформулированный впервые М.И. Сетровым [38].

Закон телегенеза новых свойств сформулирован мною в [21]. Новые
свойства системы и ее подсистем закрепляются, если они являются внешне
целесообразными,

обеспечивают

реализацию

внешней

функции

системы,

способствуют ее сохранению и развитию. Закон телегенеза в мире антропогенных
систем определяет системообразование от потребностей – к цели, от цели – к
функции, от функции – к морфологии. Закон телегенеза одновременно есть закон
квалитогенеза систем, т.е. формирования качества системы через удовлетворение
потребностей надсистемы и собственных потребностей (в сохранении и развитии).
Этот закон как бы раскрывает действие второго наследственного механизма в
ЗДУО. Отметим, что для антропогенных систем и цель носит антропогенный
характер. За их рамками она приобретает онтологическое содержание устремленности системы к минимизации (а вернее, к оптимизации) собственного функционала качества – эффективности – в процессе развития и функционирования.
Принцип актуализации функций выражает важнейшую сторону всякой
организации – «приобретение свойствами функционального (целесообразного)
характера относительно системы, в которую они входят, что является основой ее
развития и сохранения...» [38, с. 137.] В моей интерпретации он звучит так [21]:
«При функциональной специализации подсистем и элементов необходимо
происходят восходящая и нисходящая функциональные адаптации в системе», что
означает рост «соответствия между внешней и внутренней целесообразностью
элементов и подсистем в системе». В процессе этой адаптации происходит
актуализация функций, переход из состояния потенциального (непроявленного) в
актуальное (проявленное).
Второй вектор отражает адаптационные процессы в условиях разнообразия
«ниши развития», или высокой изменчивости «ниши развития». Система, проходя
различные «ниши развития», определяемые надсистемой, или, вернее, надмиром,
универсализируется в своих функциях и морфологии. Этот процесс и составляет
содержание закона универсализации.

Два парных процесса определяют универсализацию – полифункционализация морфологии и полиморфологизация функций. Полифункционализация
морфологии означает рост полифункциональности морфологических элементов
систем, или, если прибегнуть к концепции функциональных систем П.К. Анохина,
рост количества функциональных подсистем в системе на той же морфологической базе или при незначительном ее изменении. Диверсификация образования
в ВУЗе при неизменной кафедральной структуре – пример полифункционализации морфологии вуза, более правильно, морфологии его педагогической
подсистемы.
Полифункционализация

происходит

за

счет

роста

функциональной

избыточности морфочастей и морфоэлементов в эволюции систем.
Полиморологизация есть рост различных морфологических исполнений
одной и той же функции, т.е. формирование морфологической избыточности.
Фактический процесс означает организационно-структурное резервирование
системы в форме определенного тиражирования подсистем системы (дублирование энергетических, информационных, двигательных и т.п. подсистем).
Полифункционализация морфологии в эволюционном плане, как правило,
предшествует полиморфологизация функций, поскольку этот путь является более
быстрым во временном смысле адаптационным процессом. Появление функционального диморфизма мозга связано было, по моему мнению, именно с
необходимостью быстрого «эволюционного ответа» на резкое изменение
информационного разнообразия среды жизни человека.
Законы специализации и универсализации, включая формы адаптации в
виде полифункционализации морфологии и полиморфологизаиции функций, –
основа принципа единства (гоморфизма) структуры и функций. Если две системы
изоморфны со стороны функции, то они будут изоморфны и со стороны структур,
обеспечивающих реализацию этих функций. Разные структуры приобретают
общие свойства в той степени, в какой общими являются их функции. Данный

принцип сформулирован М.И. Сетровым следующим образом: «Здесь на передний
план выступают законы изоморфизма и законы единства структуры и функции.
Если системы изоморфны со стороны организации функций, то изоморфны
должны быть и структуры, обеспечивающие эти функции. Конечно, можно
обнаружить факты, когда одну и ту же функцию выполняют различные структуры. Однако это есть следствие полифункциональности структуры, но не результат
назависимости функции от структуры. Разные структуры должны иметь общность
свойств в той степени, в какой общи их функции» [38, с. 180].
Здесь более правильно, исходя из сложного взаимодействия двух процессов
– полифункционализация морфологии и полиморфологии функций, говорить о
гомморфизме структуры и функции, фиксирующем неоднозначность соответствия
функции и структуры.
Механизмы специализации и универсализации, и более тонкие механизмы
телегенеза и актуализации функций, полиморфологизации функций и полифункционализации морфологии, – лежат в основе действия парных системоэволюционных законов – закона дивергирования (роста разнообразия) и конвергирования (сокращения разнообразия).
Новизной предложенной концепции действия этих законов в [21] является
их пространственно-системно-временное взаимодействие:
- по признаку пространства – одновременное взаимодействие процессов
роста и сокращения разнообразия в пределах одного системного уровня,
образующих волны разнообразия по пространству, что определяет динамическую
структуру гетеротопии (неоднородности по качеству пространства);
- по признаку систем – взаимодействие процессов конвергирования и
дивергирования на разных уровнях системной вертикали (системных уровнях);
образуются сочетания – с дивергированием «вверху», с конвергированием
«внизу» (рост разнообразия систем с одновременным сокращением разнообразия
их элементной базы за счет полифункционализации морфологии; к этому типу

развития относятся процессы модуляризации, унификации, стандартизации) и с
конвергированием «_вверху» и с дивергированием «внизу» (сокращение функционального разнообразия систем с одновременным ростом разнообразия элементной
базы путем применения разных морфологических реализаций одних и тех же
функций, к этому относится полиморфологизация функций, типизация систем по
реализуемым функциям и структуре при их материализации в различных
субстратных исполнениях систем и элементов);
- по признаку времени – волнообразная сменяемость процессов дивергенции
и конвергенции по оси эволюции – «взрыв» разнообразия означает «взрыв»
онтологического творчества, быстрое накопление будущего времени, в этот
период идет генерация инноваций, затем вступают в действие механизмы
селекции (селектогенез) и сокращение разнообразия.
Действие парных законов дивергирования и конвергирования формирует
волны разнообразия, т.е. качества. Любая эволюция (любое развитие) предстает
как гетероэволюция (гетероразвитие). В этом названии фиксируется неоднородность по качеству (гетероквалитативизм) развития, переходящая в неоднородность
по качеству пространства (гетеротопия), в неоднородность по качеству времени
(гетерохрония), в неоднородность по качеству полицикличности (гетероцикличность), в неоднородность по качеству системности (гетеросистемность).
Гетеротопия, т.е. гетеропространство, – это архитектура системного
пространства,

в

котором

выражены

соотношения

заполненных

разными

«подкачествами» пространств. Оно есть «топическое выражение» структуры и
прошлого времени в системе. Отношения взаимозаменяемости пространства и
времени через скорость изменений свойств пространства-качества системы –
основание для категории хронотопа М.М. Бахтина (в его теории хронотопов).
Определенные параметры закона движения разнообразия внутри целого – закон
Лотка-Мальденбротта-Лоренца – характеризует тип гетерохронотопии данной
системы в соответственно тип симметрии и гармонии.

Парные законы дивергирования и конвергирования определяют механизмы
действия законов разнообразия, в том числе и закона необходимого разнообразия
системного

генотипа

инварианта).

(наследственного

Одну

из

первых

модификаций закона разнообразия сформулировал У.Эшби в своем теперь уже
широко известном законе необходимого разнообразия; разнообразие управляющей системы должно соответствовать разнообразию объекта управления. Распространение данного закона на процессы, исследуемые системологией, впервые,
очевидно, выполнили В.В. Дружинин и Д.С. Конторов [5]. Трактовка наследования как управления развитием с помощью наследственной информации прямо
подводит к понятию закона необходимого разнообразия в наследовании: прогресссивное развитие (рост сложности и (или) адаптивности системы) предполагает
выполнение закона необходимого разнообразия наследственного инварианта,
иначе процесс развития переходит в противоположную направленность –
деградацию (снижение сложности и (или) адаптивности).
ЗДУО

расширяет

представления

о

действии

закона

разнообразия:

двухканальное наследование и управление (через подмир и надмир системы)
приводит к двухканальному действию закона разнообразия – «от прошлого»
(через ЗСН, через обобщенный закон Геккеля) и «от будущего» (через процессы
многоуровневой адаптации в «системной вертикали» системной онтологии).
Первое разнообразие

есть разнообразие наследованное от прошлого (и

обусловленное филосистемогенезом), а второе разнообразие есть разнообразие
обновлений, новшеств в системном развитии. «Взрыв» разнообразия в начале
каждой «волны эволюции» или онтогенеза (жизненного цикла) отражает действие
второго механизма.
В человековедении закон разнообразия предстает как закон возвышения
разнообразия человека, разнообразия способностей и соответственно разнообразия культуры [24-26]. По отношению к онтогенезу интеллекта человека он
реализуется в форме закона необходимого гностического разнообразия –

источника внутреннего возвышения гностического и эвристического потенциалов
личности на протяжении всей ее творческой жизни. Его действие в синтезе с
законом креативно-стереотипной волны в онтогенезе личности определяет
волновое возвышение творческой продуктивности по мере увеличения возраста у
творческих долгожителей.
Можно сформулировать закон необходимого гностического разнообразия в
виде «формул»:
1) мыслительная продуктивность растет прямо пропорционально разнообразию и мощи гностического потенциала;
2) способность к ассоциациям и аналогиям, особенно к редким ассоциациям
и «дальним» аналогиям, возрастает по мере увеличения разнообразия гностического потенциала.
Закон разнообразия – один из фундаментальных законов системологии
образовательных систем, эдукологии и педагогики.
По отношению к «институту образования» он приобретает смысл как закон
разнообразия в развитии образовательных систем, в соответствии с которым
«движение»

разнообразия

предметов,

дисциплин,

специальностей,

типов

образовательных систем подчиняется этому закону [25].
В педагогике он приобретает смысл важного закона педагогики – закона
развития обучаемого через «разнообразие», – возвышение разнообразия,
обеспечивающего

ему

творческое

освоение

действительности,

адекватное

динамике ее эволюции. На это обращали внимание К. Маркс, А.В. Луначарский,
Аттила Агг и многие другие (анализ этих взглядов дан мною в [26].
Разнообразие – своеобразное резервирование в эволюции и в любом
развитии, увеличивающее потенциал саморазвития. На это обратил внимание
Ч.Дарвин. В его интерпретации, разнообразие – базис конкуренции организации
живых систем (популяций, видов). Выигрывает конкурентную борьбу та система,
организация которой более разнообразна.

«Биосферный императив» по отношению к человечеству потому и будет
выполнен, если человечество будет продолжать развиваться в духе «борьбы с
природой», а не в рамках коэволюции, гармонии стихийного начала естественной
эволюции и сознательного начала естественно-исторической эволюции цивилизации, что разнообразие биосферы на несколько порядков больше, чем разнообразие антропосферы (и техносферы).
Онтологическое творчество (концепция которого излагается в [24, 26] есть
генерация нового разнообразия. Любая системная эволюция – потому творческая
эволюция и любой цикл есть волна творчества, что действует закон разнообразия
как фундаментальный закон системной эволюции.
Обобщенный закон Геккеля и закон разнообразия определяют необходимость (императив) в рамках «теории коэволюции системных миров», например,
объектового и рефлексивного миров, формирования эволюционных технологий
создания нового, естественным образом «вписывающегося» через процессы
адаптации в существующую системную картину. Все теории эволюционного
проектирования антропогенных систем удовлетворяют этому императиву. Исходя
из этого императива и новой системно-классификационной парадигмы я сделал
прогноз о появлении в 90-х годах или начале XXI века новых типов
информационных систем, где будет реализована «эволюционная технология»
формирования и развития систем искусственного интеллекта (экспертных систем)
с использованием циклически-волновой классификационной организации их
памяти, где появятся нетрадиционные теоретические структуры – понятия – волны
(категории – волны), классы – волны, волновая (циклическая) динамика классификационных систем и др.
По отношению к социальным организационным системам, в том числе к
системам образования, требование реализации эволюционного системного
проектирования означает требование реализации пост-футуристической организации, в которой футур-система в такой системе (ВУЗ, предприятие, институт

повышения

квалификации

др.)

включала

бы

подсистему

перманентного

проектирования изменений в этих системах, циклическую перестройку структур
управления и технологий.
Осмысление механизмов системной эволюции немыслимо без глубокого
анализа парных законов дополнения (кооперации) и конкуренции, которые
дополняют законы специализации и универсализации с позиций понимания
«движения»

разнообразия

и

целостности.

Закон

дополнения

раскрывает

разнообразие «внутри» целостности через кооперацию различных по функциям и
морфологии подсистем. Поэтому он одновременно есть закон кооперации. Закон
дополнения раскрывает механизм притяжения, «стягивания» разнообразия в
целое. Через действие закона дополнения в эволюции формируется тенденция к
росту организмичности систем, т.е. к более высоким ступеням целостности.
Если «закон дополнения» – это закон функционирования разнообразия
«внутри» организации целого, то закон конкуренции – это закон функционирования однообразия, или экстенсионального разнообразия, в границах определенной «ниши развития». Конкуренция – это соревнование систем на ограниченном
пространстве существования, т.е. в ограниченном пространстве взаимодействия с
надсистемой. Закон конкуренции – это закон селекции, или системноэволюционного отбора, по фактору наиболее высокой эффективности адаптации к
данной «нише» в надсистеме.
В этом смысле закон конкуренции и закон системоэволюционного отбора
[21] – два наименования одного и того же закона. Оба закона – дополнения и
конкуренции – образуют симметрию и асимметрию, мера которой отражает тип
целостности. Рост организмичности системы сопровождается расширением базиса
закона дополнения (начинают превалировать тенденции интеграции, роста
системности); рост популяционности системы, который означает распад связей
«дополнения», сопровождается повышением отношений конкуренции.

В

циклах

развития

систем

образуются

волны

организмичности-

популяционности систем, т.е. волны, в которых отражаются сдвиги в ассиметрии
то в сторону расширения действия закона дополнения, то в сторону расширения
действия закона разнообразия.
С позиций адаптации к окружающей среде рост организмичности в
рефлексивном

мире

сопровождается

ростом

свободной

информации

и,

соответственно, ростом прогностичности, т.е. увеличением интеллектуальности
систем. Резервирование в системной эволюции организмических систем осуществляется через информационное (или интеллектуальное) и функциональное
резервирование.
В рамках этого механизма эволюции действует закон опережающего роста
свободной информации в живой системе (что и означает рост ее интеллектуальности, если интеллектуальность понимать не антропоцентрически, а жизнецентрически, т.е. по критерию прогностичности).
Интересно, что аналогичный процесс при росте системности социума
наблюдается и в эволюции человеческой цивилизации. Рост системности
общественного организма (т.е. повышение степени организмичности) выводит на
передний план императив возвышения качества общественного интеллекта и
возвышения

качества

одной

из

основных

воспроизводственных

систем

общественного интеллекта – системы образования. По отношению к отдельным
организационным системам в обществе этот закон принимает форму закона
опережающего роста информационного тезауруса этой системы, без которого
немыслимо повышение научно-технической или инновационной восприимчивости системы.
Рост

популяционности

означает

задействование

другого

механизма

эволюции, сопровождающегося ростом мощности популяции. Резервирование
осуществляется за счет увеличения «особей популяции», которые отдаются на
«заклание» эволюции ради обеспечения процессов выживаемости.

В эволюции живых систем, так же как и в эволюции антропогенных систем,
в естественно-исторической эволюции человечества, действуют механизмы обоих
законов. При этом ветвь эволюции, связанная с ростом интеллектуальности живых
систем, отражала вот это нарастающее действие в природе закона дополнения.
Единство механизмов законов дополнения и конкуренции образуют свое
волновое «движение» по восходящей линии эволюции, роста сложности систем.
В кризисных ситуациях (в конце волны эволюции и переходе к новой волне)
расширяется действие закона конкуренции, которое сопрягается со «взрывом»
разнообразия.

Происходит

даже

«дезорганизмизация»

систем,

рост

их

популяционности. На этом этапе конкуренция обеспечивает отбор и снижение
разнообразия (конвергирование). После того, как отбор систем произошел, начинает опять формироваться процесс роста организмичности систем. Если
воспользоваться понятиями экстенсиального и интенсиального (внешнего и
внутреннего по отношению к целому) разнообразий, то расширение действия
закона конкуренции связано с ростом экстенсиального разнообразия, а переход к
закону дополнения означает преобразование этого экстенсиального разнообразия
в интенсиальное разнообразие, где властвует закон дополнения.
Так, в живой природе произошел скачок из царства одноклеточных в
царство многоклеточных, а затем соответствующие скачки в сложности
многоклеточных живых систем.
Аналогичные процессы развиваются и в обществе. Замыкание системной
спирали развития общественного производства отражает расширение действия
закона дополнения, при этом рост системности общественного производства
закономерно сопровождается ростом его интеллектуальности, т.е. развитием
информационной индустрии.
Формирование

нового

качества

общественного

интеллекта

только

происходит. И чем быстрее будут реализованы синтетическая и рефлексивная

революции в развитии человеческой цивилизации, тем больше шансов у дилеммы
выживаемости человечества в сторону ее позитивного разрешения.
Раскрытое понятие системогенетики интерпретируется в соответствующих
предметных

областях

как

техногенетика,

социогенетика,

системогенетика

культуры и т.п.
Новая парадигма развития науки и культуры состоит в глубокой, если
можно так выразиться, «системологизации» как традиционных направлений
развития знания (математика, физика, химия, биология, геология, география,
психология, история и т.п., мы укажем

в приводимой библиографии на

соответствующие работы), так и вновь появляющихся направлений науки
(информатика, кибернетика, квалитология, экология и т.п.). Одновременно со
«системологизацией»

науки

происходит

«системологизация»

культуры

и

«системологизация» проектирования. Причем эти процессы носят не только
внешний характер как упорядоченные разнообразия, но и внутренний характер
как системная рефлексия нового типа, раскрывающая общие законы системной
онтологии. Примером последнего является не только изложенная авторская
концепция системогенетики, но и теории системной эволюции (эволюционика в
трактовке Ю.А. Урманцева и его школы, теория системной эволюции как теория
системной трансформации в концепции систем гибридного интеллекта В.Ф.
Венды, эволюционная теория проектирования Е.П. Балашова и др.). Это
направление дополняет быстро развивающаяся общая теория гармонии систем
(Ю.А. Урманцев, Э.М. Сороко и др.), которая осмысливает механизм действия
системогенетических законов через законы симметрии и квантовой организации.
Ю. Линник, подчеркивая эту тенденцию возрождения пифагорейства на
современном уровне более глубокого понимания системности мира, в своей
философско-фантастической повести «Мыслемир» вкладывает в уста своего героя
Пифагора слова: «Бог сотворил мир числом и мерою». «В том своем давнем
воплощении я был первым землянином, попытавшимся математически постичь

гармонию космоса. Это стало началом целой традиции, – на твоей планете ее
называют пифагорейством».
Весь этот процесс я рассматриваю как «двойную рефлексию» над системной
онтологией

мира,

позволяющую

обеспечить

(в

рамках

вышеупомянутой

рефлексивной революции) системное усвоение общественным интеллектом новой
системности человеческой цивилизации, преодоление информационно-энергетической асимметрии человеческого разума (ИЭАР).
БИБЛИОГРАФИЯ
1. Рерих Н.К. Избранное. – М.: Советская Россия, 1979. – 384 с.
2. Линник Ю. Звездные искупления (философско-фантастическая повесть). –
Петрозаводск: Музей космического искусства им. Н.К.Рериха, 1990. – 46 с.
3. Вернадский В.И. Философские мысли натуралиста. – М.: Наука, 1988. –
520 с.
4. Кузьмин В.П. Принцип системности в теории и методологии К.Маркса –
М.: Политиздат, 1976. – 247 с.
5. Дружинин В.В., Конторов Д.С. Проблемы системологии. – М.: Советское
радио, 1976. – 296 с.
6. Кулик В.Т. Алгоритмизация объектов управления. – Киев: Наукова думка,
1968. – 363 с.
7. Флейшман Б.С. Основы системологии. – М.: Радио и связь, 1982. – 368 с.
8. Мельников Г.П. Системология и языковые основы кибернетики. – М.:
Советское радио, 1978. – 368 с.
9. Клир Дж. Системология. Алгоритмизация решения системных задач. – М
.: Радио и связь, 1990. – 539 с.
10. Боулдинг К. Общая теория систем – скелет науки // Исследования по
общей теории систем. – М.: Прогресс, 1969. – С. 106-142.

11. Берталанфи Л. Общая теория систем – критический обзор //
Исследования по общей теории систем. – М.: Прогресс, 1969. – С. 23-82.
12. Месарович М., Такахара И. Общая теория систем: математические
основы. – М.: Мир, 1978. – 311 с.
13. Месарович М., Мако Д., Такахара И. Теория иерархических
многоуровневых систем. – М.: Мир, 1973. – 344 с.
14. Уемов А.И. Системный подход и общая теория систем. – М.: Мысль,
1978. – 272 с.
15. Урманцев Ю.В.

Опыт аксиоматического построения общей теории

систем // Системные исследования. – М.: Наука, 1972. – С. 128-152.
16. Калман Р., Фалв П., Арбив М. Очерки по математической теории систем.
– М.: Мир, 1971. – 400 с.
17. Круть И.В. Введение в общую теорию Земли. – М.: Мысль, 1978. – 368 с.
18. Квейд Э. Анализ сложных систем. – М.: Советское радио, 1969.
19. Садовский В.Н. Основания общей теории систем. – М.: Наука, 1974. –
279 с.
20. Сороко Э.М. Структурная гармония систем. – Минск: Наука и техника,
1985. – 144 с.
21. Субетто А.И.

Системогенетические закономерные формирования и

развития качества сложных объектов. – Л. , 1983. – Деп. во ВНИИИС Госстроя
СССР 25.09.84., рег. N 5309.
22. Субетто А.И. Системогенетика и теория циклов. – М.: Исследовательский центр ГК РФ по высшему образованию, 1994.
23. Субетто А.И. «Метаклассификация» как наука о механизмах и
закономерностях классифицирования. – М.: Исследовательский центр ГК РФ по
высшему образованию, 1994.

24.

Субетто

А.И.

Социогенетика:

системогенетика,

общественный

интеллект, образовательная генетика и мировое развитие. – СПб, М.: Исследовательский центр проблем качества подготовки специалистов, 1994. – 168 с.
25. Субетто А.И. Системологическая основа образовательных систем. – М.:
Исследовательский центр ГК РФ по высшему образованию, 1994.
26. Субетто А.И. Творчество, жизнь, здоровье, гармония. Этюды креативной
онтологии. – М.: Логос, 1992. – 204 с.
27. Ракитов А.И. Системно-логический анализ понятия наследственности //
Вопросы философии. – 1974. – N 10.
28. Методологические рекомендации по учету взаимодействия циклов в
экономическом, социальном, научно-техническом и экологическом прогнозировании (проект) // Материал к III Междисциплинарной дискуссии. Москва, 28-30
марта 1990 г. – М.: АНХ СМ СССР, 1990. – 43 с.
29. Кудрин Б.И. Введение в технику. – Томск, Изд-во Томского ун-та, 1993.
– 552 с.
30. Шрейдер Ю.А., Шаров А.А. Системы и модели. – М.: Радио и связь,
1982. – 152 с.
31. Субетто А.И. Закон дуального управления и организации как фундаментальной объяснительный принцип механизма цикличности развития. // Всесоюзн.
науч.-теор. конф. по фундаментальной междисциплинарной проблеме «Организация и управление»: Тезисы докладов. Секция 1. – Минск, 1989. – С. 16-32.
32. Геодакян В.А. О структуре эволюционирующих систем. // Проблемы
кибернетики. – М., 1972. – Вып. 25.
33. Геодакян В.А. Половой диморфизм и «отцовский эффект». // Журнал
общей биологии. – 1981. – Т.42. – N 5.
34. Эсаулов А.Ф. Диалектика творческой мысли. – Красноярск: КГУ, 1989.
– 164 с.

35. Гражданников Е.Д.

Системная классификация социологических и

археологических понятий. – Новосибирск: Наука, 1990. – 182 с.
36. Кедров Б.М., Огурцов А.П. Марксистская концепция истории
естествеознания. Первая четверть XX века. – М.: Наука, 1985.
37. Бердяев Н.А. Смысл истории. – М: Мысль, 1990.
38. Сетров М.И. Организация биосистем. – Л.: Наука, 1971. – 275 с.

НОВАЯ ПАРАДИГМА ЦИКЛИЧНОСТИ

А.И. Субетто. г. Санкт-Петербург.
«...Камень – импрессионистский дневник погоды,
накопленный миллионами лихолетий; но он не только
прошлое, он и будущее: в нем есть периодичность».
О. Мандельштам [1, с. 23]
«Можно принять, что та и другая периодичность
вытекает из одного основного корня, из особого свойства
мировой жизни проявляться в сложно сплетающихся циклах».
Н.Я. Пэрна [2, с. 10, 11]
Новая парадигма цикличности состоит в резком изменении научных
оснований, оснований культуры и образования с позиций цикличности развития.
Понимание цикличности фиксируется уже на этапе познавательной
рефлексии древних мыслителей (Демокрит, Платон, Аристотель и др.). Демокрит
формирует представления о «вихрях» атомов, Платон создает концепцию
катастроф на основе представлений о периодических отклонениях «тел, вращающихся по небосводу вокруг Земли», Аристотель пишет о том, что «продолжительность беременности, развития жизни организмов является периодической,

подчиняясь собственным закономерностям» [3]. Цикличность связывается с гармонией. Гераклит ее мыслит как «возвращающуюся» «к себе гармонию» [4, с. 7].
Гегелевское учение о диалектике поднимает на новый уровень и учение о
цикличности. «...движение в виде возвращающегося тождества к себе и есть
истинное вообще», – отмечает Гегель [5, с. 129]. Понимание цикличности возвышается до представления о спиральности развития через диалектический закон
отрицания отрицания.
Традиции исследований цикличности

в

геологии

позволили В.И.

Оноприенко и Е.А. Беляеву определить цикличность как закономерность
проявления пространственно-временных отношений [6, с. 67]. Такое понимание
восходит к принципу Леонардо да Винчи, определяющему расшифровку
временных отношений между геологическими телами, впоследствии получившее
развитие в принципе Стенона и принципа фациальных различий одновозрастных
толщ Грессли-Реневье [7, с. 34 42].
Фактически эта концептуальная основа фиксирует кодирование в структуре
геологического объекта цикличности и спиральности развития (этот феномен я
уже отмечал в контексте системной и классифицированной онтологий).
Аналогичные концептуальные позиции просматриваются в учении о
биоритмологии, где циклическая (волновая) закономерность функционирования и
развития (роста) живых систем увязывается с пространственно-временной
самоорганизацией разнообразных типов систем (Гудвин, Блехман, Романовский,
Винер) [8, с. 3]. В экономике цикличность как закономерность осмысливается
К.Марксом по отношению к теории общественного производства. Циклические
кризисы перепроизводства им впервые были выявлены как характерная черта
капиталистического производства в Х1Х веке. Дальнейшее развитие эта концепция получила в учении о «длинных» экономических циклах, или волнах
Н.Д.Кондратьева, которое интенсивно разрабатывается зарубежными и отечественными учеными (К.К. Вальтух, Г. Менш, С. Меньшиков, И. Шумпеттер, Ю.В.

Яковец, Х. Фримен и др.) [13-26]. Параллельно происходит дальнейшее
осмысление цикличности исторического развития, исследование которой восходит к первым древнегреческим историкам Геродоту и Фукидиду [23], впервые
отметившим

повторяемость

общественных

явлений.

Углубляется

система

«циклической онтологии» социальных явлений, которая включает в себя не только
формационную теорию К.Маркса (учение об общественно-экономических формациях), но и учение о длинных циклах макротехнологии (технологических
способов производства) [24,25], волновую теорию развития производительных сил
[12, 14-26, 30-34].
Современное состояние в контексте исследований феномена цикличности в
различных областях науки позволило мне выдвинуть тезис о становлении новой

парадигмы в современной науке и культуре – новой парадигмы цикличности [13,
27-29],

служащей

мощным

ускорителем

системно-классификационной

и

методологической интеграции исследовательского аппарата науки как единой
науки о природе, обществе, технике и человеке, в ее становлении в форме
единства четырех макроблоков науки – естествознания, обществоведения,
техникознания и человековедения.

Возникает вопрос, каковы те предпосылки современного этапа развития (на
рубеже ХХ и ХХ1 веков) научного познания и культуры, которые дают основания
выдвигать положение о новой парадигме цикличности, служащей одной из
координат человеческой, рефлексивной, интеллектуальной и научной революций,
а через них – и революции в гносеологических системах общественного
образования.
Первая предпосылка. Развернувшаяся методологическая революция в
науке (термин И.Н. Майзеля [24, c. 23]). Эта революция характеризуется глубокими междисциплинарно-методологическими тенденциями к интеграции единой
науки, становления «науки в качестве единого, целостного организма» [24, c. 36].

Сущностная характеристика методологической революции в науке может
быть описана в терминах ее «координат-проекций», к которым следует отнести:
•

системно-классификационную революцию в теоретическом строении

науки, выразившуюся в качественном изменении системно-теоретического
мировоззрения, в формировании новых системных и классификационных
парадигм (раскрытие и анализ которых я выполнил выше), в появлении системной
и классификационной онтологий мира;
•

онтологизацию таких антропоцентрических понятий, как информация,

управление, организация, классифицирование, творчество и др. Процессы с
обратной связью (управление), системообразование (системогенез), классификационные процессы (упорядочение и негэнтропийные процессы, сокращение
разнообразия), генерация новообразований (онтологиическое творчество) характерны и для неживой природы [22, 27, 35], то есть имеют всеобщий характер.
Онтологизация

вышеупомянутых

категорий

углубляет

концептуализацию

категорий развития и эволюции;
•

расширение методолого-понятийной вооруженности науки через

развитие теории понятий: представление о пакетных понятиях в интерпретации
А.И. Ракитова [23, c. 28] – понятиях – сетях, объединяемых единым термином,
смысл которого переключается от одного понятия – компонента сети – к другому
понятию – компоненту сети, в зависимости от контекста, теории (синтагмы);
•

представление об общих понятиях В.С. Тюхтина [36, c. 15] как раз-

ветвленном дереве (графе) подчиненных и соподчиненных признаков и
соответствующих им понятий, ломающих традиционно сложившуюся систему
представлений о соотношении общего и особенного, о законе Платона – законе
обратного соотношения объема (экстенгионала) и содержания (интенсионала)
понятий (классов) [37];
•
(циклах)

представление о понятиях – волнах (циклах),
А.И. Субетто,

о классах – волнах

которые выражают собой волновую (цикловую)

эволюцию систем понятий

и

классов

(интенсионально-экстенсиональную

колебательность понятий, классов, определяющую языковую эволюцию в
измерениях филогенеза и онтогенеза, моделирование эволюции в языке) [22].
Вторая

предпосылка.

Гуманизация

всех

«департаментов»

науки,

определяяющая формирование НЕКЛАССИЧНОСТИ НАУКИ как ее всеобщей
характеристики. Такая неклассичность науки по своей сути означает реализацию
прогноза К.Маркса о том, что вся наука станет одновременно наукой о человеке.
Проявлением этой «координаты – проекции» науки о человеке являются две
тенденции.
Первая тенденция – формирование человековедения как единой науки о
человеке, достраивающей макрочленение до вышеупомянутой «тетрады науки» –
естествознание, обществоведение, техникознание, человековедение. При этом
формируется своеобразный цикл перетекания знаний и закономерностей единой
науки: естествознание – обществоведение – человековедение – техникознание –
естествознание. Вторая, искусственная, природа – техника, будучи отчужденной
сущностью человека, развиваясь по своим антропогенно-естественным законам
(естественно-рефлексивным,
природу,

естественно-неестественным),

возвращается

в

расширяя ее разнообразие и, таким образом, замыкая гносеолого-

онтологический цикл. Познание, материализуясь, становится неотъемлемой
частью развития мира (объектового и рефлексивного миров).
Вторая тенденция – глобализация и космизация научной мысли (например,
учение о ноосфере В.И. Вернадского, обобщение космопланетарного феномена
человека, выполненное В.П. Казначеевым, система воззрений на коэволюцию
общества и биосферы Н.Н. Моисеева [38-44], которые представляют собой лишь
одну из линий, но достаточно синтетическую линию «русского космизма» и
глобального космизма в мировой науке и культуре [43]). Преобразование
биосферы в ноосферу находится в контексте императива выживаемости, перехода
человечества (в рамках выдвинутой мной стадиализации развития мировой

цивилизации) от энергетической цивилизации к интеллектно-информационной
цивилизации [22, 26]. Это преобразование означает такую ассимиляцию
совокупным интеллектом человечества (общественным интеллектом) разнообразия и эволюции биосферы, при которой он становится одним из начал
социального и биосферного гомеостазисов, гармонизирующих их между собой в
динамике эволюции. Трансформация человеческого Разума в космический Разум
опирается на формирование новых этики и нравственности – космических этики и
нравственности, диалектически включающих в себя их экологическую и биологическую институции и выводящих этику и нравственность человека за пределы
отношений антропоцентризма и социоцентризма «человек-человек», «человекобщество».
Третья предпосылка. Интеллектуализация науки, техники и общества,
отражающая закономерность интеллектуализации производительных сил и
являющаяся одним из факторов синтетической революции в механизмах развития
человеческой цивилизации.
Интеллектуализация расширяет понятие неклассичности науки и культуры.
Она отражает: первое – интеллектуализацию техники и информатизацию общества, смещение приоритетов в развитии цивилизации на информационные технологии; второе – рост проективности всеобщего интеллекта общества – общественного интеллекта, проявляющегося в расширении и углублении потенциала будущетворения (в пространстве и во времени), в увеличении масштабов проектов
преобразования социоприродных систем, затрагивающих по своим последствиям
развитие всей Земли, ее биосферных, ландшафтно-географических, геологических
компонентов и соответственно развитие мировой цивилизации [22, 27, 35, 44].
Новая парадигма цикличности в науке, культуре и образовании может быть
осмыслена только в контексте сформулированных выше новых системных и
классификационных парадигм и им соответствующим картин мира.

Сформулируем основные положения новой парадигмы цикличности,
опираясь на изложенные системную и классификационную онтологии.
Как было показано, понятие цикла претерпело эволюцию совместно с
представлениями о цикличности. Первоначально цикл отождествлялся с образом
«круга», с представлениями о свойстве обратимости. Цикличность описывалась
постоянными периодичностью и амплитудой, то есть идеально-гармоническими
функциями. В этой характеризации цикличность является частным случаем
развития и феномен цикличности в рефлексии научного менталитета не
поднимался

до

уровня

институционализации

закона

инвариантности

и

цикличности развития как фундаментального закона бытия.

Новая парадигма

цикличности опирается

на понятие

толерантной

цикличности – цикличности, включающей в себя феномен необратимости. Закон
инвариантности и цикличности развития не противостоит закону необратимости
(статус закона феномену необратимости дал Э.Н. Елисеев в своих обобщениях по
проблемам синергетики [45]), а наоборот, включает его в механизмы своего
действия. Формируются представления о толерантных («скользящих») инвариантах и циклах, в которых необратимость синтезируется с преемственностью.
Инвариантность и несущие циклы систем «плывут», «скользят» под воздействием
внешних и внутренних циклозадатчиков (циклозадатчиков внешней и внутренней
сред системы), определяя волнообразное движение полицикличности систем,
волны

синхронизации

и

десинхронизации,

симметрии

и

диссимметрии

гетерохронии, гетеротопии, гетероквалитативизма систем. Дрейф соотношений
инвариантности и изменчивости на шкале «inv-izm» определяет темпы сдвигов на
шкале цикличности. «Механизм цикличности» есть механизм пульсирующего
биополярного универсума, который с позиций системогенетики, с позиций закона
ЗДУО раскрывается как пульсирующий фрактальный постфутуристический
диморфизм систем. В свою очередь цикл оказывается сложной структурой в

форме спирали, отражающей в себе своеобразное системное единство ЗИЦР,
ЗДУО и закона спиральности развития.
Старая парадигма цикличности развития служила базисом отождествления
спиральности развития с «прямым развитием» (ортогенезом). В.Ю. Забродин в
своих возражениях И.В. Крутю считает [7, c. 165], что «спираль развития»
топологически самотождественна топологии прямой, лишая ее, таким образом,
связи с феноменом цикличности. В данном свое суждении В.Ю. Забродин не
учитывает вот это более сложное понимание цикла, связанное с понятием
толерантности инвариантности, в содержание которого вовлекается все богатство
содержания структуры системы, ее «ядрово-матрешечного» строения. Геометриические образы «точки» и «прямой» принципиально не подходят для описания
цикла и спирали. В крайнем случае следует говорить о «трубке», «пучке» прямых,
на фоне которых происходит изменение инвариантов.
Смена

«парадигм

цикличности»

влечет

за

собой

изменения

в

представлениях о феномене времени.
Первая концепция времени не исходила из первичности феномена
цикличности. Ее неявным отправным пунктом является ньютоновская теоретизация времени (время, которое «течет», образуя поток времени, вне зависимости с
пространством и качествами систем). Время предстает как непрерывное дление,
как «однородное и неподвижное дление» [36, c. 100]. Цикличность проявляется на
фоне такого «времени-дления». Отсутствие представления о законе необратимости в такой концепции служит основанием тезиса: «В сосуществовании как содлении нет разницы между прошлым и будущим» [36, с.100].
Вторая концепция – концепция системного времени – исходит из первичности феномена цикличности и вторичности феномена времени [36, 46]. Первичность
здесь приобретает тот смысл, что цикл является «носителем» времени, определяя
масштаб времени и его структуру. Концепция системного времени в таком ее

содержании – один из базисов системной онтологии и новой парадигмы цикличности.
Положения новой парадигмы цикличности могут быть сведены к
следующим:
Положение 1. Включение в контекст теоретической схемы осмысления
феномена цикличности системологии и системогенетики всей структуры
системогенетических законов.
Важнейшими здесь являются понятия системной вертикали как базиса
системной онтологии мира и ее соответствующих цикловой, системно-временной
«вертикалей»

и

шкалы

«инвариантность-изменчивость»

(inv-izm).

Идея

«системной вертикали», как отмечалось, восходит к тектологии А.А. Богданова
[47], к концепциям геостратификации и монад Г. Лейбница. Стоит упомянуть
идею Г.Х. Фюкселя (XVIII в.) об иерархической соподчиненности, «вложенности»
друг в друга подразделений пород и времени [7, c. 50].
Феноменология иерархической организации материальных систем наиболее
ярко в концентрированном виде изложена Г. Лейбницем в его «теории монад»,
являющейся по этой координате предтечей современной системной онтологии.
Положение 2 связано с действием рассмотренных выше законов системного
наследования (ЗСН) и дуальности организации и управления (ЗДУО). Механизм
цикличности развития предстает в форме биомеханизма наследования: от
прошлого и от будущего, через подмир и через надмир системы. Представление о
структуре системы как свернутом времени восходит к Ф. Шеллингу. В неявном
виде это положение, как уже отмечалось, зафиксировано в принципе Стенона, в
соответствии с которым прошлое геологическое время идентифицируется по
неоднородности строения литосферы [7, c. 171]. Здесь по гетеротопии системы
восстанавливается ее гетерохрония. Дальнейшим развитием этого положения
являются представления С.В. Мейена о темпофиксации и темпосепарации [7, 210],

положение о специализации времени как выражении временных характеристик
через пространственные [7, 48], учение о циклитах в литмологии [6, 49, 50].
Положение 3 – это положение о полицикличности и гетероцикличности
систем. Данное положение, как было раскрыто в системной онтологии, служит
базисом осмысления полихронности систем, механизма действия закона гетерохронии и системного времени (ЗСВГ). Положение о системной полихронности
входит в учение о симметрии Ю.В. Урманцева [36], корреспондируется со
взглядами Э.М. Сороко о двух типах времени – «времени целого» и «времени
частей» [51]. Вся концепция геохронологии практически базируется на феномене
системных полихронности и гетерохронии.
Механизм

цикличности

как

механизм

взаимодействия

двух

линий

детерминации – «от прошлого – к будущему» (наследственное программирование
в ЗСН) и «от будущего – к будущему» (футуристической или «либеральной»
детерминации, понятие которой введено А.И. Субетто) расширяет представления
о природе цикличности и системном времени. Если Пуанкаре, А.М. Молчанов,
В.С. Тюхтин и др. [52-53] связывают феномен времени со структурой причинноследственных связей («Время определяется через причину», – утверждал
Пуанкаре [52, c. 97]), то современная концепция цикличности и

системного

времени [12, 13, 27-29, 35, 46] расширяет рамки осмысления феномена времени,
структура которого зависит от соотношения «накопителей» в системе прошлого и
будущего времени, от соотношения потенциалов преемственности и инновациионности (онтологического творчества) в системах.
Положение 4. Как было показано, гетерохрония на уровне классов
предстает как система классов времен (хронотаксонов). Системной таксономии
мира соответствует ей адекватная хронотаксономия, или «цикловая таксономия».
Системность времени (в смысле

изменения масштабов времени и «жизни

качества» системы по мере подъема по уровням «системной

вертикали»)

определяет иерархию устойчивостей качеств систем и, соответственно, уровневые
кваликванты.
Учение о стратонах, фациях, сериях и других стратиграфических подразделениях в геологии [7], учение о циклитах в литмологии [6, 48, 49] фактически
отражают в себе хронотаксономию и уровневые кваликванты, то есть гетероквалитативизм через призму таксономии.
Мною совместно с В.А.Чубаровым на основе его оригинальных исследований по диагностике здоровья и патологий по солнечно-лунным ритмам человека
было предложено понятие солнечно-лунной ритмической таксономии человеческих индивидов. (СЛ-ритмической таксономии индивидов). СЛ – ритмическая
таксономия индивидов использует гипотезу, что солнечно-лунный ритмический
портрет индивида (СЛ-ритмический портрет) связан с глубинными свойствами
организма человека, в значительной степени детерминирующих (программирующих) особенности его как целого и особенности развития в онтогенезе.
Применение совместных синхронизированных солнечных и лунных ритмов
(СЛ-ритмов) и, соответственно, циклов (поскольку ритмика и цикличность в
данном контексте рассматриваются как синонимы) как

основы

диагностиро-

вания различных признаков конституции человека и поиска «ядер» сходства по
этим признакам раскрывают дополнительную возможность классификации
конституционных типов человека. Использование оценки СЛ-биоритмов индивидов к измерению мер сходства по совокупности лицевых признаков обеспечило
В.А. Чубарову формирование глубоко дифференцированной шкалы признаков
«сходства – различия». Происходит формирование хронотаксономии (цикловой
таксономии) человеческих индивидов, корреспондируемой с конституционной типологией (конституциологией человека [54]). Структура качества человека на
множестве его конституционных типов оказывается квантифицированной.
Кваликванты человека одновременно предстают как СЛ-ритмические таксоны,
или хронотаксоны.

Положение 5. Как было показано, разнообразию систем и соответственно
разнообразию циклов соответствует своеобразная стратификация качественновременных соотношений. Понятие гетероквалитативизма несет в себе содержание
неоднородности качества системы на ее подуровнях, переходящих в качественную
неоднородность цикличности, времени и развития. Закон системного времени и
гетерохронии (ЗСВГ) обобщает представления о фундаментальном свойстве
неравномерности развития «внутри целого». Гетероцикличность и гетерохрония
предстают как системная закономерность развития целого. Вследствие различия в
структурах цикличности и скоростей развития «частей» внутри «целого»,
определяющих особенности неравномерности развития целого, формируются
волны синхронизации и десинхронизации, определяющие цикличность кризисов в
развитии целого.

Новая парадигма цикличности включает в себя теорию кризисов (или по
А.А. Богданову, впервые предложившему в рамках тектологии системную теорию
кризисов – теорию системных кризисов [47]). Фундаментальность ЗИЦР и ЗСВГ
определяет фундаментальность периодичности кризисов в развитии любых
систем, в том числе, человека, общества, экономики, технологий, образования,
культуры.
Кризис, также как и революция, предстает как неотъемлемая часть, фаза
цикла, связанная с переходом к другому циклу в развитии «целого».
Формируются представления о циклической кризисности любого развития.
Типы кризисов оказываются связанными с типами целостности (системности) и
циклов. А.А. Богданов в тектологии различает три типа целого: «организованное
целое» (при котором активность целого больше суммы активностей частей),
«дезорганизованное целое» (при котором активность целого меньше суммы
активностей частей), «нейтрально организованное целое» (при котором сумма
активности частей и активность целого совпадают) [47, кн. 1, с. 121]. Мною в [35]
выделены организмические (организмическое целое) и популяционные (популяци-

онное целое) системы, которые в определенном смысле корреспондируются с
типологией целостности А.А.Богданова, если его типы целого разбить на два типа:
«организованное целое» (ему соответствует организмичность) и «аорганизованное
целое» (ему соответствует популяционность). За этой типологией стоят два
различных

соотношения во

взаимодействии

системогенетических

законов

дополнения и конкуренции: доминирование закона дополнения (эволюционного
альтруизма, по П.А. Кропоткину) в случае организмических систем и
доминирование закона конкуренции в случае популяционных систем.
Как отмечалось выше, эволюционное резервирование в живом мире для

первых систем проходило по линии их интеллектуализации (появления и развития
«интеллекта систем»), то есть информационного резервирования, а для вторых
систем – по линии увеличения их экстенсионального разнообразия (субстратного
резервирования).
Кризисы для обоих типов систем протекают по-разному. Для организмических систем кризис связан или со снижением их организмичности, некоторым
распадом до определенной глубины и последующей перестройкой организации
целого, либо с перестройкой интеллекта, формированием новой творческой
волны. Для популяционных систем кризис сопровождается гибелью особей популяции, поиском новой системной ниши.
Для

социальных

систем,

в

зависимости

от

уровня

системности,

наблюдаются оба типа кризисов.
Типология циклов (в соответствии с классификацией циклов по фазной
структуре циклов, в соответствии с классификацией систем и т.п., определяет
типологию кризисов Ю.В. Яковец в [55] и формирует типологию кризисов на
основе признаков: характер кризиса, объект проявления кризиса, продолжительность и глубина кризиса. Отметим, что в развертывании кризиса организмических
систем всегда проявляется эффект понижения степени их

целостности

(организмичности), возрастание действия закона конкуренции между элементами

«прежнего целого». Например, социально-экономический и политический кризис
российского общества сопровождается процессом его «популяцизации», т.е.
понижением уровня системности, сужением сферы действия закона дополнения
(кооперации) и расширением сферы действия закона конкуренции [35].
Таким образом, кризисность развития (эволюции) является фундаментальным феноменом, отражающим и своеобразно синтезирующим в себе законы
инвариантности и цикличности развития (ЗИЦР), системного времени и
гетерохронии (ЗСВГ) как закона неравномерности развития любого целого, закон
дуальности организации и управления, закон спирального развития (закон филосистемогенетической спирали).
Очевидно,

можно

говорить

о фундаментальном системном законе

кризисности развития, в котором проявляются феномены цикличности, гетеротопии, гетерохронии, гетероквалитативизма, гетеросистемности и гетероэволюции. Особенности структур систем, тип полицикличности (частотный спектр
системы), тип морфофункционального соответствия, соотношения потенциалов
саморазвития системы и надсистемы (и, соответственно, соотношения взаимодействия внешних и внутренних циклозадатчиков), формы эволюционного
(системного) резервирования, тип целостности и т.п. определяют периодичности
или апериодичность кризисов, их структуру, глубину, временные масштабы.
Глубина обновления (глубина инновационного процесса) в системе определяет и
глубину кризиса обновления. Глубина кризиса связана со шкалой «инвариантность – изменчивость» (inv – izm). Чем более глубокие системные инварианты
развития затрагиваются в процессе кризиса, тем глубже сам кризис и стоящая за
ним «перестройка» («реформирование») системы. Совпадение «кризисов» циклов
различной временной масштабности приводит к формированию «резонансных»
кризисов, наиболее опасных для системы, с позиции ее выживаемости.

Особенность кризисов в рефлексивных системах определяется ролью
рефлексии и стоящей за ней «интеллекта системы» в эволюции, в формировании

футуристической детерминации «от будущего к будущему», т.е. детерминации,
реализуемой через проективность интеллекта. Дополнительно к кризисам в «
объектовом мире» появляется тип кризиса, характерный только для «рефлексивного мира», – тип, инициируемый рефлексией системы. Рост идеальной
детерминации в истории одновременно «несет» в себе рост кризисов, инициируемых общественным интеллектом. Поток социогенных и техногенных катастроф в
эпоху энергетической цивилизации связан частично с недостаточным качеством
проективности общественного интеллекта, с той формой первого
тального

противоречия,

которое

я

назвал

фундамен-

информационно-энергетической

асимметрией человеческого разума (ИЭАР).
Переход в эпоху интеллектно-информационной цивилизации, в которой
действует закон опережающего развития качества человека, качества образования
и качества общественного интеллекта, одновременно означает преодоление
нарастающей деструктивной кризисности (катастрофизма) развития и переход к
восходящей линии социоприродной эволюции. В этом смысле в рамках выдвинутого мною в первом разделе концепции развития мировой цивилизации вся эпоха
энергетической цивилизации (ХХ век и какая-то часть ХХ1 века) предстает как
кризис, связанный с окончанием стихийно-исторического гиганцикла, и переход к
новой социоприродной системности, развертывающейся как регулируемая
(«сознательная») социоприродная эволюция (ось эволюции, осознавшая самую
себя по Тейяру де Шардену) как этап ноосферного развития.
Сам системофилогенез предстает как цепь жизненных циклов видов,
поколений систем, цепь системоонтогенезов. «Смерть» в этом плане предстает, с
одной стороны, как окончание определенного жизненного цикла, разрушение и
ликвидацию системы, с другой стороны – как кризис надсистемы, отражающий ее
эволюционную обновляемость. «Смерть» предстает как другая сторона «жизни»,
основание эволюционного бессмертия. Патологии, «болезни» в психосоматике
человека несут в себе смысл «микросмертей», кризисов, преодоления стрессов,

инициируемых средой. В [35] показана глубинная связь творчества и здоровья, как
динамической, эволюционной, онтогенетической нормы, которая в значительной
степени зависит от творчества человека, поискового напряжения. Кризисы
творчества, замыкающие «волны творчества» (креативно-стереотипные волны)
часто сопровождаются психическими и соматическими кризисами (болезнями).И
в этом проявляется связь цикличностей функционирования человеческих интеллекта, психики и организма.

Новая парадигма цикличности ставит проблему формирования своеобразной
циклической картины мира, указывающей цикличности (волнообразности,
колебательности)

косного,

биокосного

хозяйственно-промышленной

и

деятельности

живого
и

веществ,

природной

цикличность
цикличности,

цикличность человека (биосоциальную ритмологию человека) и цикличности
социума, образования, экономики и культуры. Циклическая, волновая картина
мира включает в себя представления о кризисности, как фундаментальном
свойстве развития. Само понятие кризиса в значительной своей части оказывается
связанным с понятием кванта, с представлением о всеобщей квантовости мира:
кванты организации И.В. Крутя и Э.М. Сороко [4, 7, 56], системный квант Э.М.
Сороко [4,51], квант действия К.В. Судакова [57], концепция «квантовой эволюции» Дж. Г. Симсона [7], с представлениями о пределах системы (на «подходе»
проблема формирования теории пределов как части учения о цикличности
развития; понятие технологических пределов применяют Р. Фостер и Д. Сахал [31,
58]; близкое понятие формируют В.И. Кузьмин и А.В. Жирмунский [13] – понятие
критического уровня (критической точки) развития, замыкающего определенные
эволюционные кванты с масштабом времени, подчиняющеегося числовой
экспоненциальной пропорции).
Императив выживаемости, поставленный всем ходом цивилизационного
развития на рубеже ХХ-ХХ1 веков, одновременно определяет проблему пределов
развития человечества в его взаимодействии с биосферой и стоящую за этой

проблемой

проблему

страховочного

резервирования

особо

опасных

по

возможным масштабам своего воздействия проектов. Само решение проблемы
страховочного резервирования

возможно

только,

если исследователь,

проектировщик-прогнозист опирается на базис новой парадигмы цикличности
развития, включает в свою систему мировоззрения циклическую картину мира, о
которой практически говорил известный российский циклист Пэрна в приведенной в эпиграфе мысли.
Кризис истории, процессы реформирования в развитии цивилизации, в том
числе в развитии образования, могут быть успешно решены при условии перехода
к новому, нелинейному типу мышления, в котором усвоение будущего (будущеетворение происходит через призму законов инвариантности и цикличности
развития систем, системного времени и гетерохронии (неравномерности развития
целого).
Представления о толерантности циклов. о глубоком единстве феноменов
цикличности и необратимости увязывают учение о цикличности развития с
современными концепциями и теориями об организации, самоорганизации и
синергетике систем, восходящими к работам А.А.Богданова, Э.С.Бауэра, Г.
Хакена, И. Пригожина, Э.Н. Елисеева.
Цикл приобретает смысл замкнутого, обменного процесса, пронизывающего
процессы системогенеза функционирования и развития систем. Появляются
понятия «хроноспектра», «ресурсоспектра» и «эффектоспектра», определяющие
качество цикла в квалиметрическом смысле [11, 12, 28, и др.]. «Вход» и «выход»
цикла системы приобретают интерпретацию ресурсопотребления и эффектопроизводства, при этом процесс ресурсопотребления захватывает все виды
ресурсов – время, энергию, информацию, вещество (для экономических систем –
труд, финансы, материальные затраты), а процесс эффектопроизводства отражает
формирование эффектов в результате работы системы также в любых видах
измерителей – время, энергия, информация, вещество. В [12] мною были

сформированы представления о структуре отношений взаимозаменяемости между
различными видами ресурсов и эффектов по потенциальному качеству, времени,
качеству среды, в которой функционирует система или продукт системы (условия
потребления). Механизм взаимодействия «входа» и «выхода» цикла может
моделироваться» производственными функциями цикла», а качество цикла жизни
системы или ее подциклов измеряться соответствующими мерами качества цикла.
Хроноспектр, ресурсоспектр и эффектоспектр цикла системы определяют
взаимосвязанные между собой плотности хронопотребления, ресурсопотребления
и эффектопроизводства в системе. Время в системе может «уплотняться» или
«растягиваться» в зависимости от интенсивности обменных процессов, отражая
соответствующим образом «пульсацию» несущего цикла системы.
Э.С. Бауэр писал: «Структуры живых систем (а я добавлю – социальных,
экономических, производственных и образовательных систем, – С.А.) не являются
равновесными... следовательно, для сохранения их, т.е. условий системы, необходимо постоянно возобновлять, т.е. постоянно затрачивать работу» [59, c. 55].
Через призму обменных процессов, неравновесной термодинамики и
синергетики гетерохрония, гетеротопия, гетероквалитативизм и гетероэволюция,
которые в концентрированном виде выражают сложные процессы самоорганизации «внутри целого», раскрываются как сложная «пульсирующая сеть» обменов
ресурсами и эффектами. Сжатие цикла в любой подсистеме сопровождается
ростом плотности хронопотребления и ресурсопотребления, т.е. интенсификацией
обменных процессов. «Движение» гетеросистемности целого происходит через
сложную сеть обменов между циклами, носителями которых выступают
«подкачества» качества системы.
Таким образом, взаимодействие внутренних и внешних циклозадатчиков (и
времязадатчиков) материализуется через ресурсные (энергетические, информациионные и вещественные) потоки. «Данные наших исследований позволили
прийти к заключению, что структурная энергия (в смысле Э.Бауэра, замечание

Е.Я. Режабека [60] как источник свободной энергии проявляется в образовании
той особой геометрии клеточного пространства, обратимая деструктуризация
которого сочетается с обратимой деполяризацией и обеспечивает выполнение той
или иной функции, какая присуща соответствующей клетке» [60, с. 16], –
подчеркивал И.А. Аршавский.
Геометрия клеточного пространства есть геометрия гетеропространства
(гетеротопии), и эта структура приобретает онтологическое звучание. Не
случайно, обнаружив клеточно-спиральные симметрийные структуры фрактального типа на поверхности земли, И.Н. Степанов (Институт почвоведения и синтеза
АН СССР в Пущино) формирует концепцию клеточной структуры земной поверхности [61, 62]. Клеточная структура отражает структуризацию пространства
системы и «наполнение этой структуризации» соответствующими обменными
процессами и циклами.
Представления о триаде обменных процессов в цикле – вещественных,
энергетических и информационных метаболизмах – основа понятий о вещественной, энергетической, информационной, информационно-энергетической и т.п.
целостностях, через эволюцию которых происходит эволюция функциональной и
морфологической целостностей систем (рост их организмичности).
Возвращаясь к закону дуальности организации и управления (ЗДУО) и к
пост-футуристической организации систем, к пониманию цикличности как постфутуристической пульсации систем в процессах эволюции всей «системной
вертикали мира», необходимо напомнить об опережающей волне функциональной
адаптации системы и следующей за ней волне морфологических «перестроек» (по
отношению к социальным, экономическим, образовательным системам – организационных перестроек). Так, закон телегенеза (системогенеза от потребности к
функции и от функции к морфологии) на фоне циклической картины системной
эволюции предстает как закон опережения «волны» движения функциональной
целостности по отношению к «волне» движения морфологической целостности.

Поэтому механизм системного кризиса осуществляется через движение от кризиса
в функциональной целостности к кризису морфологической целостности, от
кризиса в футур-системе к кризису в пост-системе. При этом сам кризис
реализуется как циклический процесс дезорганизации системы от функции к
морфологии, от морфологии к функции и т.д.
Закон динамического уравновешивания А.А. Денисова, концепция которого
была развита Е.П. Балашовым по отношению к антропогенным системам,
методологии их эволюционного синтеза [63, 64], таким образом может быть
осмыслен как проявление системы законов

инвариантности и цикличности

развития (ЗИЦР), закона гетерохронии и системного времени (ЗСБГ), закона
дуальности организации и управления (ЗДУО), закона телегенеза и закона
необратимости развития в контексте обменных, неравновесных процессов.
«Переходя к масштабу еще более широкому, мы находим самый
распространенный в природе метод сохранения или восстановления равновесия:
периодические колебания или «волны», – так писал А.А. Богданов [47, с. 78],
подтверждая эту глубинную связь динамического равновесия в эволюции систем и
цикличности (волнообразности) развития.

Новая парадигма цикличности формирует глубокие основания полицикличности образовательных систем.
Внешняя полицикличность, определяемая цикличностью развития техники и
технологии, цикличностью науки, цикличностью развития экономики, цикличностью социума и культуры, цикличностью развития человека (его социобиоритмологией), цикличностью рыночной конъюнктуры, цикличностью обновления
профессионально-квалификационной структуры кадрового потенциала, переходит
во внутреннюю полицикличность функционирования как системы образования в
глобальном, страновом и региональном измерениях, так и отдельных ВУЗов.

Цикличность обновления знаний по отдельным отраслям науки; волны
инноваций, индуцируемые как новыми открытиями в науке и изобретениями,

которые прокатываются в направлении от фундаментальных исследований через
прикладные исследования, НИОКР, технологии и производство, определяя волны
обновления потребностей человека и общества, так и новыми потребностями, генерирующими «обратную волнообразность» движения, – от потребностей через
производство и технологии к прикладным и фундаментальным исследованиям;
цикличность обновления техники; цикличность обновления технологий; цикличность обновления профессиональных знаний; цикличность культуры; цикличность
экономических процессов; цикличность рыночного механизма -одновременно
возникают внутренними циклозадатчиками ВУЗа, проявляясь через структуру
цикличности функционирования и развития различных подсистем «ВУЗа –
системы».
Новая парадигма цикличности – базис концепции цикличности развития и
функционирования образовательных систем, вне которой немыслима системология образовательных систем.
Если обозначить: цикличность развития науки – ЦРН, цикличность развития
техники и технологии ЦРТТ, цикличность развития экономики – ЦРЭ,
цикличность развития человека ЦРЧ, цикличность социального и культурного
развития – ЦСКР, цикличность рыночной конъюнктуры – ЦРК, цикличность
обновления профессионально-квалификационной структуры кадрового потенциала – ЦОПКСКП, цикличность функционирования и развития ВУЗов и их
подсистем и элементов – ЦФРВ, то изложенное выше можно представить схемой,
отражающей взаимосвязь внешних и внутренних циклозадатчиков в процессе
действия закона инвариантности и цикличности развития в образовательном
пространстве высшей школы:

ЛИТЕРАТУРА:
1. Баландин Р.К. Время – земля – мозг. – Минск: Вышэйшая школа, 1973. –
238 с.
2. Степанова С.И. Биоритмологические аспекты проблемы адаптации. – М.:
Наука, 1988. – 244 с.
3. Круть И.В., Забелин И.М. Очерки истории о взаимоотношении природы и
общества. – М.: Наука, 1988. – 416 с.
4. Сороко Э.М. Самоорганизация систем: проблемы меры и гармонии / Автореф.
диссертации на соискание учен. степ. док. фил. наук. – Минск, 1991. – 42 с.
5. Гегель. Сочинения. – М., 1958. – Т.14.
6. Геоцикличность / Сб. науч. тр. Ин-та геологии и геофизики СО АН СССР.
– Новосибирск, 1976. – 123 с.
7. Развитие учения о времени в геологии / Аноприенко В.И., Симаков
К.В., Мейен С.В. и др. – Киев: Наукова думка, 1982. – 416 с.
8. Путилов А.А. Системообразующая фуекция синхронизации в живой
природе. – Новосибирск: СО АН СССР, 1987. – 144 с.
9. Кондратьев Н.Д. Проблемы экономической динамики. – М.: Экономика,
1989. – 528 с.
10. Пригожин А.И. Социология организаций. – М.: Наука, 1980.
11. Субетто А.И. Квалиметрия управления и «цикловая квалиметрия» //
Методология и практика оценки качества продукции. – Л.: ЛДНТП, 1990. – С. 84-89.
12. Субетто А.И. Теория циклов и законы формирования качества сложных
объектов. – Л.:1982. – Деп. во ВНИИИС Госстроя СССР 28.08.83., рег. N 4084.
13. Субетто А.И. Проблема цикличности развития. – Л: ВИИ им. А.Ф.
Можайского, 1989. – 33 с.
14. Глазьев С.Ю. Теория долгосрочного технико-экономического развития.
– М.: ВлаДар, 1993. – 310 с.

15. Циклические процессы в природе и обществе: Материалы Первой
междунар. конференции «Циклические процессы в природе и обществе», 18-21
октября, г. Ставрополь) / Под ред. Чурсина В.Д. – Ставрополь, 1993. – 272 с.
16. Яковец Ю.В. Закономерности научно-технического прогресса и их
планомерное использование. – М.: Экономика, 1984. – 340 с.
17. Яковец Ю.В. Ритм смены цивилизаций и исторические судьбы России. –
М.: Междунар. фонд Н.Д. Кондратьева, 1994. –150 с.
18. Вальтух К.К. Целевая функция потребления: анализ и практическое
использование. – Новосибирск: Наука, 1980.
19. 1994 год для Украины – последний год спада: Интервью с В.П.
Кузьменко. – ЧД. – 1994. – Январь. – N 4.
20. Волновые процессы в общественном развитии / В.В. Василькова, И.П.
Яковлев, И.Н. Барыгин и др. – Новосибирск: НГУ, 1992. – 229 с.
21. Маевский В.И. Кондратьевские циклы, экономическая эволюция и
экономическая генетика. – М.: ИЭРАН, МФ Н.Д. Кондратьева, 1994. – 39 с.
22. Субетто А.И. Социогенетика: систмогенетика, общественный интеллект,
образовательная генетика и мировое развитие (интегративный синтез).- М.:
Исследовательский центр проблем качества подготовки специалистов, 1994. – 168 с.
23. Ракитов А.И. историческое познание. – М.: Политическая литература,
1982. – 303 с.
24. НТР: новая волна. – Т.1. Истоки и содержание новой волны / Под ред.
В.Г. Марахова. – М.: АН СССР, 1988. – 178 с.
25. Яковец Ю.В. Социогенетика: содержание, закономерности, перспективы.
– М.: ИЭРАН, 1992.
26.

Субетто

А.И.

Социогенетика:

системогенетика,

общественный

интеллект, образовательная генетика и мировое развитие (опыт синтеза):
Аннотативн. излож. науч. докл. на V Междисциплинарной дискуссии. Москва, 18-

19 марта 1993. – СПб – М: Исслед. центр проблем качества подготовки
специалистов, 1993. – 42 с.
27. Субетто А.И. Закон дуального управления и организации как
фундаментальный принцип механизма цикличности развития // Всесоюзн. науч.теор. конф. по фундамент. междисцип. проблеме «Организация и управление»,
Минск, 13-15 ноября 1989. Тезисы докл. I Секция общ. теор.-методол. проблем. –
Минск, 1989. – С. 16-32.
28. Субетто А.И. Закон инвариантности и цикличности развития и
функционирования систем и проблемы «цикловой» методологии прогнозирования
НТП // теория и практика прогнозирования научно-технического прогресса в
условиях экономической самостоятельности предприятий и организаций. – Л.:
ЛДНТП, 1989. – С. 30-34.
29. Субетто А.И. Феномен пост-футуристического диморфизма систем как
возможная

гипотеза

построения

прогнозов

//

Прогнозирование

научно-

технического и экономического развития основных звеньев народного хозяйства.
– Л: ЛДНТП, 1990. – С. 60-65.
30. Янч Э. Прогнозирование научно-технического прогесса. – М.: Прогресс,
1974. – 586 с.
31. Сахал Д. Технический прогресс: концепции, модели, оценки. – М:
Финансы и статистика, 1985. – 366 с.
32. Бреховских С.М. Основы функциональной системологии материальных
объектов. – М: Наука, 1986. – 192 с.
33. Методология и социология техники / Сб. науч. тр. – Новосибирск: Ин-т
истории, филологии и философии, 1990. – 190 с.
34. Гражданинов Е.Д. Экстаполяционная прогностика. – Новосибирск:
Наука, 1988. – 144 с.
35. Субетто А.И.

Творчество, жизнь, здоровье и гармония. Этюды

креативной онтологии. – М: Логос, 1992. – 204 с.

36. Система.

Симметрия. Гармония. / Под ред. В.С. Тюхтина, Ю.А.

Уральцева. – М: Мысль, 1988. – 315 с.
37. Субетто А.И. Метаклассификация, ее закономерности, метрики и их
использование в квалиметрии... – Л., 1983. – Ч.I. – Деп. во ВНИИИС Госстроя
СССР, 14.09.83., рег. N 4474. – 248 с.
38. Моисеев Н.Н. Алгоритмы развития. – М.: Наука, 1987. – 304 с.
39. Казначеев В.П.

Интеллектуальные ресурсы развития научно-

технического прогресса. – М.: ВНИИПИ, 1988. – С. 9-12.
40. Космическая антропоэкология: техника и методы исследований / Матер.
Всесоюз. совещания по космической антропоэкологии. – Л.: Наука, 1984. – 480 с.
41. Казначеев В.П., Спирин Е.А. Космопланетарный феномен человека. –
Новосибирск: Наука, 1990. – 304 с.
42. Казначеев В.П. Живое вещество и проблемы космогонии // Ноосфера –
91. Первая конф. «Ноосфера. Взгляд в XXI век», 24-26 октября 1991 . – СПб., 1991.
43. Субетто А.И. «Русский космизм» и грядущая четвертая волна развития
человеческой цивилизации // На страже Родины. -1990. – 8, 9, 13 и 15 июня.
44. Субетто А.И. Кризис развития человеческой цивилизации конца XX века
и императив выживаемости // Ноосфера – 91. – Первая конф. «Ноосфера. Взгляд в
XXI век», 24-26 октября 1991. – СПб., 1991.
45. Елисеев Э.Н., Сачков Ю.В., Белов Н.В. Потоки идей и закономерности
развития естествознания. – Л: Наука, 1982. – 300 с.
46. Субетто А.И. Теория системного времени и проблема системного
прогнозирования // V Сибирская науч.-практ. конф. по надежности науч.-техн.
прогнозов. – Новосибирск: НТЦ, 1990. – С. 256-258.
47. Богданов А.А. Тектология. Всеобщая организационная наука. Кн. 1,2. –
М.: Экономика, 1989. – 528 с.
48. Мейен С.В. Таксономия и мерономия // Вопросы методологии в
геологических науках. – Киев: Наукова думка, 1977. – С. 25-33.

49.

Теоретические

и

методологические

вопросы

седиментационной

цикличности и нефтегазоности / Отв. ред. А.А. Трофимчук, Ю.Н. Карагодин. –
Новосибирск: Наука, 1988. – 196 с.
50. Прикладные вопросы седиментационной цикличности и нефтегазоносности / Отв. ред. А.А. Трофимчук, Ю.Н. Карагодин. – Новосибирск: Наука,
1987. – 210 с.
51. Сороко Э.М. Критерий гармонии самоорганизующихся социоприродных
систем // Науч. докл. – Владивосток: ДО АН СССР, Ин-т ноосферы, – 1989. – 53 с.
52. Заренков Н.А. Теоретическая биология. – М.: Мгу, 1988. – 213 с.
53. Молчанов А.М. Время и эволюция // Системные исследования. – М.:
Наука, 1970. – С. 69-79.
54. Казначеев В.П., Казначеев С.П. Адаптация и конституция человека. – М.:
Наука, 1986. – 120 с.
55. Методологические рекомендации по прогнозированию кризисов и путей
выхода из них // Матер. к II Междисциплин. дискуссии «Прогнозирование
кризисов в ритме цикличного развития», Москва, март 1991. / Проект. – М., 1991.
– 58 с.
56. Круть И.В. Введение в общую теорию Земли. – М: Мысль, 1978. – 368 с.
57. Судаков К.В. Общая теория функциональных систем. – М: Медицина,
1984.
58. Фостер Р. Обновление производства. Атакующие выигрывают. – М.:
Прогресс, 1987. – 272 с.
59. Бауэр Э.С. Теоретическая биология. – М-Л., 1935.
60. Режабек Е.Я. Становление понятия организации. – Ростов-на-Дону: Издво Ростовского ун-та, 1991. – 131 с.
61. Выявление по топократм и аэрофотоснимкам форм естественных
почвенно-геоморфологических тел. Классификация структур земной поверхности

(Методологические рекомендации) / И.Н. Степанов, Н.И. Сабитова. – Пущино:
Ин-т почвоведения и синтеза АН СССР, 1983. – 76 с.
62. Денисов А.А., Колесников Д.Н. Теория больших систем управления. – Л:
Энергоиздат, 1982. – 288 с.
63. Балашов Е.П. Эволюционный синтез систем. – М: Радио и связь, 1985. –
328 с.

ПРИМЕНЕНИЕ ПОНЯТИЙ БИОЛОГИИ ДЛЯ ОПИСАНИЯ
И ПРОГНОЗИРОВАНИЯ БОЛЬШИХ СИСТЕМ,
ФОРМИРУЮЩИХСЯ ТЕХНОЛОГИЧЕСКИ

Б. И. Кудрин, Москва.
Мы знаем только одну единственную
науку,

науку

истории.

Историю

можно

рассматривать с двух сторон, ее можно разделить на историю природы и историю
людей. Однако обе эти истории неразрывно
связаны...
К. Маркс и Ф. Энгельс
Одним из следствий научно-технической революции является быстрый рост
разнообразия выпускаемых изделий и быстрая замена выпускаемых изделий
новыми и новейшими. Это явление порождает достаточно много различных
проблем, затрагивающих самые широкие интересы общества. [1,2].
В Советском Союзе за последние 10-15 лет ежегодно создается примерно 4
тысячи новых образцов машин, оборудования, аппаратов и приборов. В тоже
время ежегодно снимается с производства более тысячи устаревших конструкций
[3]. В США в 1969 г. доля новой продукции, не производившейся за 5 лет до того,
составила в электротехнической промышленности 20% (в 1959 г. – 12%), в общем
машиностроении – 18% (14%), в химической промышленности 19% (16%). Можно

считать, что ежегодно на рынке США обновлялось в конце 60-х годов в среднем
12-14% продукции обрабатывающей промышленности [4].
Электротехническая

промышленность

СССР

в

1973

году

освоила

производство 1290 новых изделий против 585 в 1968 году. Средний цикл (от
технического задания до изготовления первых образцов) по уникальному
электротермическому оборудованию сократился в 1971-1973 гг. до 3,5-4 лет
против 5-7 лет до 1969 г., по бытовым электронагревательным приборам – с 2 до
1,2 года [5]. За период 1961-1970 гг. номенклатура источников света увеличилась с
750 до 1115 типоразмеров [6]; номенклатура светотехнических установочных
изделий насчитывает 420 типоразмеров, ежегодно заканчивается 20-25 разработок,
снимается с производства 5-8 изделий [7].
Это явление, определенное нами как вариофикация – делание различного
[8], одна сторона технологической эволюции (техноэволюции). Другая сторона
заключается в том, что новые виды машин, оборудования, аппаратов, приборов,
изделий и т. п. поступают на Jпределенные предприятия (город, район) и вместе
со старыми изделиями, уже находящимися там, образуют системы (в первом
приближении – замкнутые), формирование которых определяется закономерностью, имеющей общий характер. Образовавшиеся системы характеризуются
значительным разнообразием изделий одного семейства, например электрических машин [8,9]. Это явление определено нами как ассортица-сосредоточение,
появление различного в системе, ограниченной в пространстве-времени. (Термины разнообразие, многообразие «заняты» теорией информации [10, 43], философией [11] (см. также [25]), а – неудобны).
Рассматривая вопросы техноэволюции, естественно обратиться к понятиям,
применяющимся при изучении органической (биологической) эволюции.
Уже более ста лет сам термин «эволюция» используется для обозначения
процессов исторического развития различных живых организмов. Наиболее
полное определение эволюции предложено Ф. Добжанским и Е. Безигером,

которые выделяют следующие главные особенности биологической эволюции (в
изложении К. М. Завадского [10]).
1. Эволюция – творческий процесс. Ее основой является «возникновение
новшеств»,

опирающееся

на

существование

практически

неограниченных

возможностей перекомбинации генов.
2. Наличие новшеств необходимо, но недостаточно для эволюции, так как
биологически ценны только новшества, обеспечивающие выживание особи и
вида.
3. Оценка новшеств – кибернетический процесс естественного отбора,
закономерно приводящий популяции и виды в гармонию с окружающей средой и
накапливающий в генотипах информацию о прошлых и настоящих окружающих
условиях.
4. Эволюция совершается путем проб и ошибок, так как естественный отбор
«оппортунистичен»: он приспосабливает вид к условиям, существующим только в
данное время и в данном месте. Приспособление к данной среде может затруднить
приспособление к будущей среде: эволюция всегда включает риск неудачи (ее
оппортунизм содержит опасные моменты, связанные со специализацией).
5. Эволюция противоположна онтогенезу, который совершается по заранее
заданной программе. Эволюция – это непрограммированное (нецеленаправленное)
развитие.
6. Преемственность – фундаментальное свойство эволюции: каждое
изменение обусловлено предшествующими изменениями и обусловливает те
изменения, которые последуют за ними. Поэтому для эволюции необходима и
переадаптация.
В комплексе биологических наук исключительно важная роль принадлежит
эволюционной теории, разработанной, главным образом, Дарвином.
Как отметил И.И. Шмальгаузен, «только в дарвинизме эволюционная теория
осуществила синтез всех биологических знаний» [13]. Главными факторами

эволюции всех живых существ, по Дарвину, являются изменчивость, наследственность и естественный отбор. «Выражаясь метафорически, можно сказать, что
естественный отбор ежедневно, ежечасно расследует по всему свету мельчайшие
изменения, отбрасывая дурные, сохраняя и слагая хорошие, работая неслышно,
невидимо, где бы, когда бы только ни представился случай, над усовершенствованием каждого органического существа по отношению к условиям его
жизни, органическим и неорганическим» ([14], стр. 174).
Одним из наиболее важных итогов дальнейшего развития теории эволюции
явился переход

ученых

от

организмоцентрического

стиля мышления к

популяционно-статистическому. Изменение стиля мышления связано с преодолением идей лапласовского детерминизма, с внедрением в науку вероятностного
подхода, идей кибернетики и системных взглядов. Ранее закономерности развития
видов

отождествлялись,

Возникшая

недавно

сводились

к

закономерностям

популяционистическая

концепция

развития

особей.

предполагает,

что

наименьшей единицей жизни, способной к эволюции, и специфическим ее
носителем является местная популяция, т. е. часть населения вида, устойчиво
заселяющая определенную территорию и имеющая численность, достаточную для
надежной работы отбора. Эта популяционная концепция эволюции воплощает в
себе современный дарвинизм и служит фундаментом синтетической теории
эволюции [12].
Выделение популяции как элементарной единицы эволюции обусловлено
тем, что именно в популяциях возникают, накапливаются и перекомбинируются
мутации, происходит перестройка наследственной основы организма, применяется
наследственно обусловленная норма реагирования. «Соревнование особей и
естественный отбор протекают также в основном внутри популяции, и если
биогеоценоз есть арена первичных эволюционных преобразований, то входящая в
его

состав

популяция

данного

эволюциирующей единицей» [13].

вида

организмов

является

наименьшей

Объединенными усилиями систематиков множество существ живого мира
распределено по различным естественным категориям, из которых наиболее
важной является вид. Биологический вид является одним из ярких примеров
объективного существования в природе явления, не данного нам в чувственновоспринимаемой форме.
Применительно к электрическим машинам будем считать видом (типоразмером)

электрическую

машину,

отличающуюся

численной

и

качественной

характеристиками: величиной номинальной мощности и наименованием типа.
Например, вид 28А. В этом случае двигатели А71-2, А72-4, А81-6, А82-8 будут
одного вида [9]. Этот вид относится к роду асинхронные электродвигатели,
семейству электрические машины.
Каждый отдельный двигатель является, с одной стороны, фенотипом,
особью, созданной как конкретный результат информации, заложенной в
конструкторских чертежах (генетическая, наследственная информация), с другой
– представителем данной популяции.
К электрической машине как виду могут быть отнесены общие признаки
вида [15]: численность; тип организации (единая наследственная основа); способность в процессе воспроизведения сохранять качественную определенность;
дискретность; экономическая и географическая определенность; многообразие
форм; историчность; устойчивость; целостность.
Предлагаемое определение вида не является исчерпывающим и используется нами в практике проектирования электрического хозяйства металлургических предприятий как рабочее. Понятие вида не уточняется из-за наличия и
необходимости рассмотрения большого количества фактического материала, из-за
различий взглядов, например, на заменяемость (механический участок – обмоточный; предприятие – снабженческие организации) и др.
Понятие вид должно быть сформулировано для одной цели – описания
техноценозов, сукцессии экосистем, другими словами, для описания техноэво-

люции. Обращаясь к истории биологии, можно отметить, что, хотя известно
определение вида, данное еще Аристотелем, борьба за признание этого понятия
длилась много веков и не завершилась при К. Линнее и Ч. Дарвине, которые во
многом показали объективность вида.
Множество установленных на предприятии электрических машин обеспечивает функционирование предприятия и образует систему, рассматриваемую как
единое структурное целое и характерную для ограниченного пространства, в
котором сложились определенные условия, меняющиеся под действием внешних
и внутренних факторов. Используя представительную выборку, будем характеризовать такую систему установленным количеством электрических машин и
распределением видов по повторяемости [8].
Изложенное

соответствует

сложившимся понятиям

в

экологии

(от

греческого oikos – дом, место), которая посвящена изучению взаимоотношений
живых организмов, растительных или животных, со средой; это изучение имеет
целью выявить принципы, управляющие этими отношениями [16].
В экологии центральным является понятие экосистема (биогеоценоз),
которое обозначает свойственную определенным условиям физической среды и
характерную для реального географического пространства совокупность растений
и животных, связанных между собой тесными взаимоотношениями. Эта
совокупность производящих и потребляющих растений и животных, в результате
длительного развития при воздействии соответствующих физических факторов,
обладает

высокой

степенью

динамической

устойчивости

(экологическим

равновесием).
Отдельные виды «живут» вполне в определенных отличных друг от друга
условиях. Но появление, сохранение или исчезновение вида (популяции) в целом
свидетельствует о наличии объективных законов, способствующих либо появлению, либо сохранению, либо исчезновению вида.

Все многочисленные и очень сложные причины, связи, зависимости,
определяющие развитие вида во времени, приводят к различному распределению
отдельных особей разных видов в экосистеме [17]. Общепринятой стала точка
зрения, что чем разнообразнее число видов в природе, тем выше ее помехоустойчивость, устойчивость к любым внешним воздействиям.
Используя общие направления системотехники и сложившиеся определения, будем при рассмотрении вопросов техноэволюции считать, что
экосистема есть совокупность взаимосвязанных видов, рассматриваемых как
единое структурное целое и характерных для ограниченного пространства, в
котором сложились определенные условия, меняющиеся под действием внутренних и внешних факторов.

На плоскости с координатами T и U будет существовать площадь, каждой
точке которой поставим в соответствие пару T,U которая допускает выживание
вида. Вся площадь, удовлетворяющая условию (1) и представляющая весь набор
возможных сочетаний T и U, при котором может встречаться вид А, есть
экологическая ниша вида А.
На реальные электрические машины, входящие в экосистему, действует в
очень сложной форме и определяет их выживание большое количество факторов:
температура окружающей среды, влажность, запыленность, состав и количество

агрессивных газов, габариты и вес, величина напряжения, отдаваемая и потребляемая мощность, способы и габариты присоединения к механизму, качество
потребляемой электрической энергии, частота включения, способность к
перегрузкам и др.
Для каждой электрической машины как вида, могут быть составлены
предельные значения для всех факторов, в результате чего может быть образован
n-мерный объем – экологическая ниша.
Экологическая ниша вида А есть объем в n-мерном эвклидовом векторном
пространстве,

определенный

минимальным

и

максимальным

значениями

факторов среды, в котором обеспечивается выживание вида. Экологическая ниша
мыслится в рамках единой четырехмерной пространственно-временной структуры
макромира, т. е. привязана в пространстве и во времени. Но экологическая ниша
не место в эвклидовом пространстве, а модель описания природы и технологии.
Рассмотрим некоторые следствия при применении понятия экологической
ниши (фундаментальной Хатчинсона [46, 47]).

Экологические ниши не могут перекрываться, а лишь соприкасаются: если
два вида начинают занимать одну нишу, то вид с большей конкурентноспособностью в борьбе за лимитирующий параметр (фактор) вытесняет другой,
который элиминирует или занимает другую нишу (специализируется).
Концепция экологической ниши позволяет поставить и перейти к решению
таких вопросов, как оптимальное количество и объем экологических ниш для
определенной экосистемы, например, сколько и каких электрических машин
необходимо для нормальной жизнедеятельности крупного металлургического
завода; максимально возможное количество особей в экосистеме; образование
новых экологических ниш и прогнозирование их появления; влияние отдельных
факторов на выживаемость вида, уже располагающего экологической нишей, в
том числе и таких, как эстетические требования (желательно выражение в
количественной форме), требования различных инспекций, экономичность (одно
из определяющих), ремонтопригодность, надежность. Когда появится вид (особь),
имеющий экологическую нишу, перекрывающую существующую, возникает
необходимость уничтожения существующего вида (особи). Желательно ли
ускорить этот процесс или ему противодействовать?
Следует также определить закономерность попадания отдельных видов в
экосистему, например, электрических машин на металлургический завод, и этим
охарактеризовать систему. Наконец следует определить распределение видов по
повторяемости отдельных особей и выявить в динамике смену и появление
отдельных видов.
При всех этих исследованиях очевидна необходимость применения вероятностных методов исследования и принятия взгляда, что во всякой изолированной
системе происходят такие изменения, которые приводят систему к ее наиболее
вероятному, равновесному состоянию.

Природные и технологические системы характеризуются равновесием –
сложным кибернетическим свойством систем, называемым гомеостазисом,
представляющим собой стремление системы функционировать в границах
устанавливаемых пределов или при постоянных условиях [48].
Для дальнейшего сравнения био- и техноэволюции сведем в таблицу
основные термины, имеющие черты общности (табл. 1). Биологические определения приводятся в основном по [18] с использованием [17, 20]. Под организмом
понимается любой живой объект, под изделием – предмет или совокупность
предметов производства той или иной технологии. Относить ли к изделиям
доменную печь, прокатный стан или считать их эко-системами достаточно
дискуссионный вопрос, имеющий аналоги в биологии [19].

Технологии есть «обусловленные состоянием знаний и общественной
эффективностью способы достижения целей, поставленных обществом, в том
числе и таких, которые никто, приступая к делу, не имел в виду» [1].
Поясним некоторые термины в таблице 1.
Вид как единица классификации растений и животных и бинарная
система наименования видов К. Линнея получили всеобщее признание
из-за

объективности

содержания,

которая

была

подтверждена

эволюционной теорией. Закономерности техноэволюции во многом
определятся при изучении развития отдельных видов. Необходимость
классификации всех выпускаемых и выпущенных изделий, всего
созданного человеком ощущается и находит отражение в потоке
исследований

по

этому

вопросу.

По

электрическим

машинам,

например, предложена единая классификация [21], которая по выделению уровней и общему подходу близка определителям биологии.
Очевидное и широко используемое в биологии понятие популяции
следует шире применять для описания экосистем (а также техноценозов), так как ряд признаков, неприменимых к особям, характерны
только

для

популяции

как

целого:

плотность,

смертность

(для

неремонтируемых электродвигателей – средний срок службы, для
ремонтируемых

–

средняя

наработка

на

отказ),

рождаемость

(поступление в экосистему двигателей изучаемого вида), распределение изделий по возрастам, Характер территориального распределения, характеристики использования, генетическая приспособленность.

Только

массовый

электродвигателей

отказ

прокатного

рольганговых
стана

на

с

полым

ротором

Западно-Сибирском

металлургическом заводе охарактеризовал неприспособленность этой
популяции для рассматриваемой экосистемы (вне зависимости от

возможной причины: неудачный генотип или низкая квалификация
обслуживающего персонала).
Все

учащающиеся

изменения

(каким

бы

образом

они

ни

возникали), вносимые в документы (и создание новых документов),
которые определяют изделие и, в частности, появление изделий нового
вида, есть отражение вариофикации, наиболее проявляющейся со
времени научно-технической революции. В СССР в 1972 г. создано
около 4000 наименований новых образцов машин, оборудования,
аппаратов и приборов; освоен и начат серийный выпуск 3,7 тысячи
новых видов промышленной продукции; снято с производства 1,3
тысячи наименований устаревших машин, оборудования, аппаратов,
приборов и изделий [22]. Электротехнической промышленностью в
1973 году освоено производство 1290 новых видов изделий против 585
в 1968 году.
Количество выпускаемых человеком изделий по видам стало
одного порядка с достигнутым природой за миллионы лет: промышленность США уже производит около 20 тысячи видов различных электрических ламп.
Наряду с ростом числа видов резко усложнилось обозначение изделий, например тип УК-4Н-УР-ц-2-01-6/250-У4 ТУ16.539.548-72. Не
каждый даже специалист-электрик скажет, что это удлинитель с тремя
основными и одной резервной розетками, предназначенными для
присоединения

различных

электрических

приборов

бытового

назначения.
Не

будем

рассматривать

порядка

возникновения,

причин

и

последствий вариофикации, существования параллелей с мутацией
[18,23], потому что автор ставит целью показать, что такое явление
есть и что для использования и управления вариофикацией необходимо

осознание этого явления и его изучение. В этой связи достаточно
вспомнить становление генетики и ее сегодняшние результаты.

На функционирование экосистем большое влияние оказывает ассортица,
которая заключается не только в чрезвычайном разнообразии изделий, образующих техноценоз. К этому же явлению следует отнести принципиальные отличия в

проектных

решениях

аналогичных

объектов,

например,

стан

1700

Карагандинского и стан 2000 Новолипецкого металлургических заводов; определение высоты кабельных помещений машинных залов 8 м для кислородноконвертерного цеха N2 Западно-Сибирского металлургического завода и 3 м для
такого же цеха в Липецке. Различные институты и даже отделы в пределах
института (и группы внутри отдела) предусматривают в проектах для одного
завода (одной экосистемы), например, разные способы прокладки кабельных
коммуникаций для питания цеховых троллеев, разные светильники для помещений одного назначения и др.
Ассортица была проверена для техноценозов металлургических предприятий Сибири, на которых 12 годовых выборок охватили 27632 электродвигателя,
которые оказались 5618 видов, причем по одному разу встретилось 2868 видов [8].
Дополнительные исследования по Новосибирскому металлургическому заводу
(табл. 2) подтвердили большое разнообразие электрических машин, входящих в
экосистему, и наличие объективной закономерности формирования техноценозов.
Приведенные в таблице 2 сведения, характеризующие ассортицу, есть
результат техноэволюции и биологической эволюции, где взята основу
кибернетическая схема регуляции эволюционного процесса, предложенная И. И.
Шмальгаузеном [24], который обосновал возможность применения основных
принципов кибернетики к изучению эволюционного процесса.

Рассмотрим представленную на рисунке 1 схему техноэволюции, начав с
документа (оставляя в стороне классический вопрос:
О первичности гена или клетки см. замечание С. Коэна [26, стр. 32]).
Документ содержит наследственную информацию, материализованный
опыт предшествующих поколений. Так, любая электрическая машина создается на
основе трудов М. Фарадея, но в сегодняшних документах на изготовление,
например, серии А04 это уже не отражено. Количество документов, определяяющее весь комплекс признаков изделия (все его составные части), сравнимо для
некоторых изделий по порядку с генотипом высших организмов, где содержится
около 10 генов.

При создании автоматических выключателей серии А3700 для определения
технического уровня только низковольтных автоматических выключателей объем
перерабатываемой информации составил по патентному фонду 7х10 и по научнотехническим материалам 12х10 символов [27].
При наличии материально-энергетических условий по действующим
дискретным документам осуществляется размножение отобранных вариантов,
изготовление изделий с детерминированной структурой, жестко завязанными
размерами, связями, компоновкой, исходными материалами с вероятностным
разбросом параметров.
Происходит передача и усиление прямой, наследственной информации. В
популяции происходит увеличение (появление) информации, реализованной во
время предыдущего цикла и закрепленной документально (генетически).
Отбор генотипов ведет к реализации фенотипов.
Процесс преобразования наследственной информации в фенотипическую
отражает, во-первых, появление и проявления индивидуальности изделий,
начиная с определенной сложности – «характер» машины, индивидуальность в
работе и др. Вспомним А. Моруа: «Машины плохо обращаются с теми, кто их не
любит». То же в биологии: простейшие (для нас), как и болты, все «на одно лицо»
(или по крайней мере с меньшими «капризами», чем цветной телевизор).
Во-вторых, чем сложнее готовое изделие, тем более отличается оно от
предусмотренного документом. Явление, хорошо известное проектировщикам и
наладчикам. Осуществляется доводка, обкатка, испытания и затем изделия
попадают в экосистему. Указанное – неизбежный результат вероятностно
статистического

разброса

показателей

вокруг

математического

ожидания

признака, предусмотренного документом, и помех со стороны.
По каналу обратной связи через фенотипы оказывается воздействие на
документ, либо минуя техноценоз (см. метод ресурсных испытаний [31]), то есть
непосредственно (аннулирование – при нежизнеспособном фенотипе, внесение

изменений – при неудовлетворительных признаках), либо через контроль, осуществляемый в экосистеме (удовлетворенность фенотипом). Это положение
соответствует выводу, сделанному И. И. Шмальгаузеном: отбор идет по фенотипам, но отбираются генотипы.
Популяция, группа изделий одного вида, попав в экосистему, начинает
активно захватывать жизненные средства, перестраивать видовой состав техноценозов. «Мы можем рассматривать воздействие популяции на биогеоценоз как
передачу информации о состоянии и генетическом составе популяции. Носителем
информации является в этом случае только особь, т. е. фенотип или реализованный генотип» [24, стр. 27]. Ярким примером воздействия новой популяции
является широкое применение регулируемых электроприводов в сочетании с
увеличением установленных мощностей [28,29]. Тиристорные преобразователи не
только вытеснили в поставках другие виды преобразователей, но и привели к
созданию новой пуско-регулирующей и защитной аппаратуры, вызвали определенные изменения в системе электроснабжения.
В экосистеме начинается (точнее продолжается) никогда не прекращающаяся борьба за существование. Изделие или осваивает новую экологическую
нишу, или вытесняет предшествующее изделие из уже занятой. Результат борьбы
за существование: определяют лимитирующие факторы, аналогичные закону
Либиха [17], правильнее пределы толерантности Шелфорда.
Так, граммофон освоил новую экологическую нишу, электропроигрыватель
вторгся в занятую. На металлургических предприятиях идет массовая замена
работающих электромашинных преобразователей средней мощности тиристорными. Для трансформаторов 10/0,4 кВ (6/0,4) объем экологической ниши
значительно ограничен, а популяция ограничена существующими нагрузками и
набором объектов. Появление сухих трансформаторов и трансформаторов с совтоловым заполнением не привело к вытеснению масляных трансформаторов: они
для металлургических предприятий остались основным видом. Есть определенная

цикличность в борьбе за существование предохранители – тепловые расцепители,
короткозамыкатели с отделителями – масляные выключатели, напряжение 3 и 6
кВ для высоковольтных двигателей до 1000 кВт.
Борьба за существование внутри экосистемы находит свое выражение в воздействии
экосистемы на популяцию путем прямого (например, выбрасывание радиоактивных
датчиков уровня, разукомплектование части автоматики насосных станций) и косвенного
(отключение автоматики въезда в цех) истребления изделий.
«Без избирательного уничтожения, конечно, нет и эволюции, однако
избирательный характер элиминации определяется не хищниками или другими
внешними факторами, а свойствами самих особей – формами их организации и
жизнедеятельности ... Таким образом, уничтожение принимает закономерный
характер движущего механизма эволюции только через посредство внутренних
сил, действующих внутри данной популяции» [24,стр. 27].
Элиминация существующей популяции происходит потому, что у нее часть
показателей «хуже», чем у вновь пришедшей: серия асинхронных электродвигателей 4А и АК, запроектированная взамен серии А2 и АК2, имеет повышенный
кпд на 0,3-0,6% и сниженную массу на 15-20%, серия СД-2 и СГ-2 против СД и
СГ, соответственно, – 0,2-0,8% и 30% [30]. Такими показателями могут быть не
только экономические, но и эстетические, эргономические и другие требования.
Как было показано выше, экологическая специализация увеличивает
количество возможных экологических ниш и количество изделий, которые
способны выжить в данной экосистеме (процесс, совпадающий с общим
направлением техноэволюции), что увеличивает ассортицу.
До 1951 г. выпускалось девять различных серий асинхронных двигателей
мощностью до 100 кВт. С 1951 г. эти серии были заменены единой серией. В 1964
г. в массовое производство внедрена новая единая серия асинхронных электродвигателей мощностью 0,6-100 кВт, и, после неудачной промежуточной серии,
внедрена (1972 г.) очередная новая единая серия с модификациями основного

исполнения, специализированного по конструкции, по условиям окружающей
среды, узкоспециализированного исполнения и по способу монтажа [32].
Каждая следующая серия содержит большее количество видов, что усилиивает ассортицу. Следует учитывать также, во-первых, что двигатели старых серий
продолжают работать и сроки их службы превосходят в 2-5 раз сроки освоения
новой серии. К тому же некоторые старые серии проектируются и заменяются по
частям [34]. Для крупных электрических машин переменного тока срок обновляемости, т. е. период от начала серийного производства новой машины до снятия ее
с производства и замены, составляет около 12 лет при среднем «возрасте»
выпускаемой машины 7 лет.
Во-вторых, наметилась тенденция к снижению применения универсальных,
общепромышленных двигателей, что объясняется углублением специализации,
применением двигателей для конкретных условий и для конкретной отрасли
(увеличение количества экологических ниш). Уже выпускаются специальные
сельскохозяйственные двигатели, двигатели для горной, химической, металлургической, нефтяной промышленности и др., которые имеют свое количество
типоразмеров, определенное минимальными для данной серии затратами в сфере
производства и эксплуатации [35].
В последнее время участились сообщения об унификации как между
сериями, так и внутри серий. Например, серия автоматических выключателей
АЕ2000 на ток от 25 до 100 А состоит из трех типоразмеров и заменяет 5 серий и в
них 9 типоразмеров [36].
Изложенное в последних примерах относится, скорее, не к видам, а к более
крупным таксонометрическим единицам. Но мы считаем, что и к техноэволюции
применимы слова Дарвина: «Группы видов, т. е. роды и семейства, следуют в
своем появлении и исчезновении тем же самым правилам, каким следуют
отдельные виды» [14, стр. 422].

Таким образом, контроль популяции, осуществляемый экосистемой, приводит к отбору, к оценке отдельных признаков, к (не)приемлемости популяции, к
(не)целесообразности дальнейшего воспроизведения вида. «Контрольный механизм биогеоценоза представляет собой не что иное, как «борьбу за существование» Дарвина, связанную с естественным отбором» [24, стр. 51].
В целом, как указывал И.И. Шмальгаузен, предложенная им кибернетическая схема регуляции эволюционного процесса является лишь перефразировкой
дарвиновского понимания эволюции. Используя предложенные аналогии и
интерпретируя их шире, можно сделать вывод, что закон естественного отбора Ч.
Дарвина является частью более общего – закона информационного отбора. Сведем
изложенное в таблицу 6 и укажем на некоторое существенное отличие.
Перед рассмотрением таблицы подчеркнем значение слова «естественный»
в понятии Ч. Дарвина, которое вытекает и из предпосланного книге эпиграфа
Бутлера, и из дальнейшего пояснения: «Я назвал это начало, в силу которого
каждое незначительное изменение, если только оно полезно, сохраняется
естественным отбором для того, чтобы указать этим на его отношение к отбору,
применяемому человеком. Но выражение, часто употребляемое Гербертом
Спенсером: «Переживание наиболее приспособленного», – более точно, а иногда
и одинаково удобно» [14, стр. 156].

Укажем также, что прогресс или совершенствование изделия понимается
нами в смысле, изложенном В.Л. Комаровым:
1) усложнение организации,
2) установление гармонии между формой и строением каждого органа и его
функцией,
3) установление гармонии между организмом и окружающей его средой.
Главное – это усложнение организации [34, стр. 44]. Конечно, это положение нельзя абсолютизировать, что аргументированно было показано еще Ч. Дарвином [38, стр. 104].
Эволюция направлена, «... в длинной цепи эволюции организмов усложнение организации и усложнение действующей на нее среды является факторами,
обуславливающими друг друга» [39, стр. 414]. Это усложнение привело к
появлению homo sapiens, который и положил начало техноэволюции. Homo
sapiens сравнительно недавно распрощался с геоцентрическим взглядом, но
сохранил убеждение, что он во все времена останется завершением эволюции,
венцом природы. В этой связи невольно вспоминается предостережение,
высказанное Ф. Энгельсом: «... Мы отнюдь не властвуем над природой, так, как
завоеватель властвует над чужим народом, не властвуем над ней, так, как кто-либо
находящийся вне природы... мы, наоборот, нашей плотью, кровью и мозгом
принадлежим ей и находимся внутри ее... « (Ф. Энгельс. Диалектика природы.
Госполитиздат, 1953, стр. 141).
Техноэволюция – порождение природы на определенном этапе ее развития, и, чтобы управлять техноэволюцией, надо прежде всего познать ее законы.
При рассмотрении различных аспектов техноэволюции мы исходили, в частности,
во-первых, из убеждения в материальном единстве мира, в действии законов
физики и химии на любом уровне структурной организации, из тезиса, что «логично предположить, что вся материя обладает свойством отражения» (В.И.
Ленин. Полн. собр. соч., т. 18, стр. 91); во-вторых, что развитие диалектично и при

этом есть «повторение в высшей стадии известных черт, свойств ect. низшей... «
(В.И. Ленин. Философские тетради. М. 1965, стр. 203); в-третьих, из принципа
неисчерпаемости материи (В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 18, стр. 277).
Последнее неразрывно связано с принципами развития и материального единства
мира, о которых В. И. Ленин писал, что «всеобщий принцип развития надо
соединить, связать, совместить с всеобщим принципом единства мира, природы,
движения, материи, ect. «. (В.И. Ленин. Философские тетради. М.,1965, стр. 229).
Уникальность, неповторимость, разнообразие видов и форм существования
живого основано на единстве генетического кода, лежащего в основе всех форм
живого и обусловленного структурой дезоксирибонуклеиновой кислоты. «Поразительно, как мало принципов использовала Природа для создания всего фантастического разнообразия живых организмов. Поистине magnum opus эволюционного
процесса можно было бы назвать: «Тема с вариациями» [41, стр. 15].
Не останавливаясь на модели Дж. Уотсона и Ф. Крика, отметим, что они
объяснили, как молекула ДНК может передавать информацию и воспроизводить
саму себя, и на этом основании был объяснен синтез белков и выделена единица
генетической информации [18, 23].
Процессы, протекающие в неживой природе, определяются законами
физики и химии, в частности вторым законом термодинамики. Жизнь устойчиво
не стабильна в термодинамическом смысле: за счет переработки информации
живое способно противодействовать увеличению энтропии.
А.А. Ляпунов, используя понятие информации, дал определение живого как
высокоустойчивого состояния вещества, использующего для выработки сохраняющих реакций информацию, кодируемую состояниями отдельных молекул [42].
Из-за специфичности вопроса [1, 10, 11, 24, 25, 43] нами не рассматривается
понятие информации. В качестве рабочего принято определение [20], количественное определение по К. Шеннону [43], а в качестве достаточно широкого –
определение В. М. Глушкова: «Информация существует постольку, поскольку

существуют сами материальные тела и, следовательно, созданные ими неоднородности. Всякая неоднородность несет какую-то информацию» [44, стр. 15].
Подчеркнем принципиальную разницу в использовании информации в
неживой и живой природе. В неорганическом мире выделенный объект изменяяется под влиянием окружающей среды; при этом, можно сказать, объектом
используется информация для перехода в более стабильное, более вероятностное
состояние. Но, как бы не были сложны и красивы поразительные очертания скал,
созданных дефляцией, они появились не в результате предварительного плана, не
предусмотрены какой-либо программой: нет материального объекта – носителя
информации, по которому a priori можно предсказать результат. (Результат
предсказуем на основе физико-химических законов по Лапласу-Ньютону точно;
вероятностно-статистическим способом – с определенным приближением).
В процессе развития неорганического мира природа сделала качественный
скачок: нашла способ записывать и сохранять информацию во времени путем
многократного воспроизведения копий; появился план, программа использования
информации для создания системы, обладающей гомеостазисом. Природа пошла
по пути специализации, создав материальный носитель информации – ген, что
позволило записать все живое, в том числе, использовав примерно 25000 генов
человека как вид.
Следующим шагом, сделанным природой по пути специализации, явилось
разделение функций:
1) появился материальный объект, содержащий закрепленную информацию,
– документ, выделившийся из гомеостатической системы – системы, которая
создается по плану, программе, содержащейся в документе; уникальность и
воспроизведение документа не зависят от способа и времени воспроизведения и
функционирования гомеостатической системы-изделия;
2) воспроизведение (изготовление) изделия осуществляется во времени и
пространстве в соответствии с закрепленной информацией, содержащейся в

документе, с использованием определенного документом вещества и энергии,
которые не принадлежат документу.
Представим изложенные соображения в виде схемы изменения информации
(рис. 2). У автора нет сомнения, что процесс специализации, осуществляемый
природой, не закончился.

Рис. 2. Изменение применения информации.
Проблемы, порождаемые техноэволюцией, достаточно сложны. «Не будем...
слишком обольщаться нашими победами над природой. За каждую такую победу
она нам мстит. Каждая из этих побед имеет, правда, в первую очередь те
последствия, на которые мы рассчитывали, но во вторую и третью очередь совсем
другие, непредвиденные последствия, которые очень часто уничтожают значение
первых» (Ф. Энгельс. Диалектика природы. Госполитиздат, 1953, стр. 140).
Вариофикация и ассортица могут быть иллюстрацией этого известного положения
Ф. Энгельса.
Эти явления и их последствия стали обсуждаться не только в специальной
литературе, но и в массовой, например в «Литературной газете». Я. Шестопал
написал о вариофикации холодильников, телевизоров, утюгов (в 1964 г. в стране
60 заводов-изготовителей выпускало 54 модели утюга) и правильно ставил вопрос
об унификации («ЛГ», 25. 04. 73, N17). А. Чудаков поражен, почему человек
принужден выбирать доску для резки овощей из 18 различных образцов («ЛГ», 31.

07. 74,N31). Г. Кулагина настораживает, когда некоторые предприятия хвалятся
тем, что ежегодно обновляют чуть ли не 30-40 процентов продукции. Он
справедливо пишет, что далеко не всякая машина плоха, если она долго находится
в производстве, и приводит пример автомобиля «фольксваген», который тиражируется и продается в миллионах экземпляров уже более тридцати лет, несмотря на
обилие на рынке всяческих новинок («ЛГ», 26. 03. 75, N13). Последнее указывает
на действие механизма информационного отбора, когда экосистема каждый раз
сохраняет действующую документацию.
Из предложенной схемы техноэволюции, факта пространственно-временного разделения информации (появление документа) и воспроизведения (размножения) изделия вытекает возможность самостоятельной жизни документа,
аннулирование или появление нового. Все это уменьшает значение информациионного отбора, т.е. действие обратных связей по полной схеме техноэволюции
(рис. 1), в частности, значение борьбы за существование в экосистеме.
Следствием показанного отделения документа явилось определенное
смещение понятий, которое проиллюстрируем следующим примером.
В 1908 г. Г. Форд запустил в массовое производство «модель Т». Форд
говорил: «Хочу создать машину, которая никогда бы не ломалась». К моменту
снятия автомобиля с производства, в 1927 г., было выпущено более 15 миллионов
экземпляров. (Действовала полная схема информационного отбора). В этом же
году цель была сформулирована президентом «Дженерал моторс» А. Слоуном
иначе: «Основная проблема будущего – как сделать автомобили непохожими друг
на друга и на прошлогодние модели». (Четкое сформулированное явление –
вариофикация).
На нас надвигается оболесценция – заранее запланированная смерть товара
[1,2]: «Автоматы напялили на него однодневные ботинки, приклеили к рубахе
одноразовый воротник, пристегнули теряющиеся запонки, залепили дыры
быстросклеивающимся пластырем и всучили модную шляпу «Носи-Бросай». (Б.

Зубков, Е. Муслин. Непрочный, непрочный, непрочный мир. Антология советской
фантастики. М., 1967).
Управление этими и другими порожденными техноэволюцией явлениями
следует искать на пути изучения информационного отбора как целого, так и по
составляющим, определяя причины, границы применимости, следствия, имея в
виду, что «мы, в отличие от всех других существ, умеем познавать ее (природы)
законы и правильно их применять» (Ф. Энгельс. Диалектика природы. Госполитиздат., 1953, стр. 141).
Укажем еще на две аналогии, которые можно провести между естественным
и информационным отбором. Ч. Дарвин писал: «Если вид однажды исчез с лица
земли, мы не имеем оснований думать, что та же форма когда-нибудь появится
вновь» [14, стр. 421].
Вымерли, подобно мамонтам, грузовые автомобили «Я-3», «Я-4», «АМО-2»,
«АМО-3», «ЗИС-21», «ЗиС-42», «ЯА-2», «ЯГ-10», «ЯГ-12» и ряд других,
легковые машины «Л-1»,

«ЗиС-102», «ЗиС-СПОРТ». В. Тишаков приводит

длинный перечень исчезнувших самолетов, тракторов, паровозов («ЛГ», 27. 08.
75, N 35). Список может быть пополнен множеством других видов изделий.
Общим в примерах является не только исчезновение вида, но и (и это
главное), что при этом исчезает, утрачивается информация (генетическая в одном
случае, документальная в другом). Мы утратили информацию не только
собственно по машине, но изменилась технология: это и деревянная кабина, и
резина, которая сейчас другая, и магнето (было и такое название), которое было
покупным и изготовлялось по другим документам, и способ обработки металлов,
который изменился вместе с изменившимися станками. Короче – другая система
стандартов, технических условий на все совершенно. В лучшем случае мы можем
сделать нечто похожее, на то как, не располагая информацией, сделал Вольке
ручные часы могущественный старик Хоттабыч.

Ж.Б. Ламарк постулировал принцип прямого приспособления к условиям
внешней среды (путем упражнения органов и наследования приобретенных
свойств). Однако изучение эволюционных процессов показало, что приобретенные организмом признаки не наследуются. В процессе эксплуатации изделия
(машины) на предприятии вносятся различные усовершенствования, изменения
вносятся иногда во всю партию машин (популяцию экосистемы).
Важно отметить, что каким бы существенными или несущественными ни
были вносимые изменения, они не будут воспроизведены, если не будут закреплены документально. Точнее, для воспроизведения измененных машин, изменения
следует вносить в действующую документацию: приобретенные в процессе

эксплуатации признаки не наследуются, наследуются только генетические
изменения.
Кроме фактов, которые приведены ранее в подтверждение теории информационного отбора, рассмотрим некоторые собранные нами фактические сведения
по описанию электрического хозяйства металлургических предприятий.
Еще Ч. Дарвиным отмечено, что «огромное число видов всех классов во
всех странах принадлежат к числу редких» [14, стр. 425]. В настоящее время
широко распространено убеждение, что чем больше разнообразие видов в
природе, тем выше ее помехоустойчивость, что уровень разнообразия в
биогеоценозах является индикатором состояния среды.
Нами было исследовано распределение видов электрических машин по
повторяемости в экосистемах – металлургическое предприятие – и показана
закономерность формирования техноценозов [8].
Счетное множество особей (фенотипов), которые все могут быть отнесены к
некоторому, образующему экосистему, числу видов одного класса, и само число
видов распределены таким образом, что каждое из большинства видов
представлено малым числом особей; а по мере увеличения количества особей

одного вида – число этих видов сокращается. Уменьшающееся число видов, при
возрастающем количестве особей в каждом виде основывается каждый раз
последовательно на увеличивающемся числе видов, каждый из которых
представлен уменьшающимся до единицы числом особей.

Будем считать, что предложенная закономерность имеет объективный
характер и объясняется законами, определяющими биологическую и технологическую эволюции. Тогда логично следующее следствие.

Если при случайной выборке особей и группировке их по видам уменьшение числа видов по мере увеличения количества особей каждого не происходит и
если методология учета корректна, то должны быть возмущающие причины,
нарушающие обычный ход эволюции.
Эта закономерность аналогична существующим распределениям в органическом мире, представленным, в частности, в монографии К. Б. Вильямса [53], в
которой рассматривается распределение групп с разным количеством единиц,
включая частоты видов с разным числом особей, родов с разным числом видов,
хозяев с разным числом паразитов, видов, обнаруживаемых в разном количестве
мест и в разные отрезки времени и др. Рассматривается распределение насекомых,
животных, птиц, растений.

В таблице 2 представлены документально определенные электродвигатели,
прошедшие капитальный (аварийные и плановые) и средний ремонты в электроремонтном цехе Новосибирского металлургического завода. Готовый охват ремонтами
на уровне 20 % от числа установленных. За 1971 г. учтены аварийно отремонтированные
электродвигатели. В таблице приведены только редко встречающиеся виды (поступление
в ремонт не чаще одного раза в месяц в среднем за год).
В таблице 3 указаны электродвигатели (часть таблицы распределения) по
Кузнецкому металлургическому комбинату, отремонтированные в 1970 г.; автотранспортные специализированные средства (автопогрузчики, трубоукладчики,
грейдеры, краны, прицепы) в цехах Западно-Сибирского металлургического
завода (1974 г.); силовые кабели 10 кв, питающие распределительные и понизительные подстанции Западно-Сибирского металлургического завода. Для кабелей
за вид принят кабель, соединяющий две подстанции и отличающийся сечением,
маркой и длиной (дискретность 100 м).
Для оценки видового разнообразия техноценоза Новосибирского металлургического завода в табл. 2 приведены численные значения некоторых показателей
разнообразия [17] без изменений, вытекающих, например, из исследований [56].

Логарифмический ряд – одна из возможных моделей [17,56]. Вильямс,
подробно обосновавший применение логарифмического ряда для различных
случаев, прямо отмечает, что это не единственная модель, которую следует
принимать во внимание [53].

Не останавливаясь окончательно на выборе модели, которая более точно
отражает распределение видов в техноценозах по повторяемости, приведенное в
таблицах 2 и 4, отметим, что применяемое в качестве рабочего определение вида
требует уточнения и что должны быть адекватные условия, определяющие
выборку и экосистему.

За вид нами принято изделие, отличающееся количественной и качественной характеристиками, например, электродвигатель асинхронный 28 Квт – 28А,
трасформатор ТМ1000, кабель ААБ3х 95 длинной 1600-1700 м, кран Э-2508.

Кабели – величина непрерывная (остальные дискретности), и нами приведено
сравнение их распределения (табл. 4) с распределением растений, определением
которых (выделением особей) встречает аналогичные затруднения (P. Jaccard [53],
табл. 34). Сравнение дано удовлетворительные результаты. Указанное в табл. 6
распределение по видам трансформаторов приведено только по мощности, без
учета исполнения по охлаждению и величины напряжения (так, например,
трансформаторы 100 Ква 10/0,4 и 10/3 кВ приняты одного вида).
Распределение табл. 6 также описывается упражнениями (12) и (19), но
следует учитывать, что трансформаторы стали, как правило, устанавливаться
парами, что приводит к смешению всех классов (в том числе первого и второго).
Например, на коксохимпроизводстве транформаторы установлены 2х1000 – 37
шт., 1х1000 – 1 шт., 2х750 – 2 шт., 2х630 – 2 шт., 1х630-1шт., 1х560 – 1шт., 2х400 2
шт., 1х400 1 шт., 1х320 1 шт. В связи с этим может возникнуть предположение об
отнесении КТП2х1000 и КТП1х1000 к разным видам.
Развитие экосистемы – экологическая сукцессия (последовательность
сообществ, сменяющих друг друга в данном районе) характеризуется различным
разнообразием для стадий первых поселенцев (развивающих стадий) и для
климакса (терминальная стабилизированная система). Для климакса велико вдовое
разнообразие, биохимическое разнообразие и структурное разнообразие [17].
Стратегия сукцессии направлена на усиление контроля над физической средой, в
смысле максимальной защищенности от резких изменений среды.
Разнообразие в природе есть следствие биологической эволюции, следствие
наследуемых изменений, прошедших естественный отбор. Сказанное может быть
отнесено и к техноэволюции.
Изменения ведут к разнообразию, к расхождению признаков, к появлению
новых видов, все далее отстоящих от своих предков. Изменения закрепляются,
можно сказать, «наследуются в потомстве» (патентах, описаниях, чертежах и др. ).

Основным фактором эволюции материального мира, его движущей силой,
является информационный отбор. Описанный Ч. Дарвином естественный отбор
можно рассматривать как частный случай информационного отбора, осуществляемого природой. Информационный отбор-свойство организующейся материи.
Результатом информационного отбора явилось множество видов, встречающихся определенным образом, т. е. распределение по повторяемости предсказуемо. Так, распределение элекродвигателей, попавших в систему – промышленное
предприятие – подчиняется показанному выше закону, хотя время формирования
предприятий, их технология, темпы строительства, поставщики и, наконец,
предприятия резко различаются или вообще не сравнимы. Количество видов,
порождаемых техноэволюцией, непрерывно увеличивается. Возникновение новых
видов опережает их естественное вымирание.
Каждое распределение видов по повторяемости, конечно, случайная
величина, но близкость оценки для разных заводов за ряд лет указывает на
наличие «прочного (остающегося) в явлении» (В. И. Ленин. Философские тетради.
М., 1965. с. 136).
При формулировании некоторых понятий, связанных с техноэволюцией, и
описании явлений мы старались исходить, во-первых, из известного постулата:
«Понятия и суждения имеют смысл лишь постольку, поскольку с ними можно
однозначно сопоставить наблюдаемые факты» (А. Эйнштейн. Собрание научных
трудов. – т. II, 1966, с. 120). Второе, поскольку очевидно, что техноэволюция
началась позднее эволюции органического мира, представлялось целесообразным
использовать биологические понятия и суждения и проверить возможность
взаимного моделирования не вводя новых сущностей сверх необходимости. Это
соответствует получившему широкое распространению принципу, который
сформулирован У. Оккама: «То, что можно объяснить посредством меньшего, не
следует выражать посредством большего».

Вместо заключения, учитывая, что статья построена на встреченных авторов
при проектировании параллелях, может быть, и спорных, сошлемся на Жюль
Верна, сказавшего: «Сравнение – самая рискованная из всех известных мне
риторических фигур. Бойся сравнений всю свою жизнь и прибегай к ним лишь в
самих крайних случаях», и на И. Кеплера: «Я больше всего дорожу Аналогиями,
моими верными учителями. Они знают все секреты Природы, и ими меньше всего
следует пренебрегать».
Автор не знает, кто из цитируемых авторитетов ближе к истине, и поэтому
ссылается на И.И. Шмальгаузена: «Использование аналогии не приводит к
ошибкам, если не забывать, что аналогия никогда не бывает тождеством».
ЛИТЕРАТУРА
1. Лем С. Сумма технологии. – М.: Мир, 1968.
2. Тоффлер О. Столкновения с будущим. // Иностранная литература. – 1972.
– N 3.
3. Костин Л. Производительность труда и научно-технический прогресс. //
Коммунист. – 1973. – N 17.
4. Кудров В.М. Главные капиталистические страны: сопоставительный
экономический анализ. // США – экономика, политика, идеология. – 1972. – N 6.
5. Астафьев В. Экономическое управление научно-техническим прогрессом
в отрасли. // Коммунист. – 1975. – N 2.
6. Селицкий М.А. Стандартизация источников света за 10 лет. // Электротехническая промышленность. Светотехнические изделия. – 1972. – Вып. 1 (9).
7. Розенталь Э.С. Состояние технического уровня и качества выпускаемых
электроустановочных изделий и основные пути их повышения. // Электротехническая промышленность. Бытовая электротехника. – 1974. – Вып. 6 (25).

8. Кудрин Б.И. Распределение электрических машин по повторяемости как
некоторая закономерность. // В кн.: Электрофикация металлургических предприятий Сибири. – Второй вып. – Томск: ТГУ, 1974.
9. Кудрин Б.И., Лизогубов П.П., Шулепов Н.В. О законе распределения
типоразмеров, ремонтируемых электродвигателей. // В кн.: Электрофикация
металлургических предприятий Сибири. Томск: ТГУ, 1971.
10. Бирюков Б. В. Кибернетика и методология науки. – М: Наука, 1974.
11. Сагатовский В.Н. Основы систематизации всеобщих категорий. – Томск:
ТГУ, 1973.
12. Завадовский К.Л. Развитие эволюционной теории после Дарвина. – Л:
Наука, 1973.
13. Шмальгаузен И.И. Проблемы дарвинизма. – 2-е изд. – Л.,1969.
14. Дарвин Ч. Происхождение видов. – М.-Л.: Сельхозгиз, 1937
15. Завадский К. М. Вид и видообразие. – Л.: Наука, 1968.
16. Макфедьен Э. Экология животных. – М.: Мир, 1965.
17. Одум Ю. Основы экологии. – М.: Мир, 1975.
18. Вилли К., Детьев В. Биология. – М.: Мир, 1974.
19. Шовен Р. От пчелы до гориллы. – М.: Мир, 1965.
20. Словарь терминов по информатике. / Под ред. Жданова Г. С. и др. – М.:
Наука, 1971.
21. Койфман Я.М. Единая классификация электрических машин. // Электротехника. – 1975. – N 1.
22. Волков М. Научно-техническая революция и создание материальнотехнической базы коммунизма. // Коммунист. – 1973. – N 5.
23. Мюнтцинг А. Генетика. – М.: Мир, 1967.
24. Шмальгаузен И.И. Кибернетические вопросы биологии. – Новосибирск:
Наука, 1968.
25. Эшби Росс У. Введение в кибернетику. – М.: Изд-во ин. лит., 1959.

26. Коэн С. Эволюционная биохимия и эволюция биохимии. // В кн.:
Проблемы эволюционной и технической биохимии. К 70-летию академика А.И.
Опарина. – М.: Наука, 1964.
27. Намитоков К. К., Кузьменко Э.Ф., Пархоменко С.В. Применение ЭВМ
для автоматизации процессов проектирования электрических аппаратов. // Электротехническая промышленность. Аппараты низкого напряжения. – 1973. – Вып. 2
(21).
28. Юньков М.Г., Гиршберг В.В. Перспективы развития электропривода и
основные требования к электрическим машинам. // Электрическая промышленность. Электрические машины. – 1973. – Вып. 10 (32).
29. Яуре Я.Г., Богословский А.П., Певзнер Е.М. Перспективы развития
электроприводов крановых механизмов. // Электротехническая промышленность.
Электропривод. – 1974. – Вып 7 (33).
30. Обзор по материалам научно-технического совещания «Внедрение в
народное хозяйство электрических машин переменного тока мощностью 100-1000
и выше 1000 кВТ и систем возбуждения для этих машин». – 1973. – Вып. 3 (25).
31. Быков В.М. Основные направления развития исследований и обеспечение надежности в тяжелом машиностроении. // Электротехническая промышленность. Электрические машины. – 1975. – Вып. 5 (51).
32. Государственный стандарт на новую единую серию низковольтных
асинхронных двигателей. // Электротехническая промышленность. Электрические
машины. – 1975. – Вып. 1 (47).
33. Васильев Г.С. Основные направления технического прогресса и
эффективность крупных электрических машин переменного тока. // Электротехническая промышленность. Электрические машины. – 1973. – Вып. 7 (29).
34. Бачурихин Н.П. Горячев В.Ф., Зинченко В.Г., Зинченко С.Д., Макаров
К.Д., Струсовская М.И. Основные направления проектирования отрезка новой
серии В, ВР взрывозащищенных асинхронных к.з. и двигателей мощностью 1,5-11

кВТ. // Электротехническая промышленность. Электрические машины. – 1975. –
Вып 4 (50).
35. Колесников Н.Е., Виноградова Н.А. О выборе шкалы мощностей
электроагрегатов мощностью до 5000 кВТ // Электротехническая промышленность. Тяговое и подъемно-транспортное электрооборудование. – 1964. – Вып. 5
(29).
36. Мицкевич Г.Ф. Пути снижения дефицита аппаратов низкого напряжения
за счет их рационального использования и унификации. // Электротехничекая
промышленность. Аппараты низкого напряжения. – 1973. – Вып. 12 (31).
37. Комаров В.Л. Происхождение растений. – М. – Л.: АН СССР, 1943.
38. Дарвин Ч. Сочинения. – Т. 4. – М. – Л., 1951.
39. Сеченов И.М. Избранные философские и психологические произведения. – Госполитиздат, 1947.
40. Шмальгаузен И. И. Факторы эволюции. – М.: Наука, 1968.
41. Гринд, Гольдбнргер Р. Молекулярные аспекты жизни. – М., 1968.
42. Ляпунов А.А. Об управляющих системах живой природы и общем понимании жизненных процессов. // Проблемы кибернетики. – Вып. 10. – М., 1963.
43. Стратонович Р.Л. Теория информации. – М.: Советское радио, 1975.
44. Глушкович В.М. О кибернетике как о науке. // В кн.: «Кибернетика,
мышление, жизнь». – М., 1964.
45. Диофант Александрийский. Арифметика и книга о многоугольных
числах. – М.: Наука, 1974.
46. Hutrschinson G. E. The niche: an abstractly inhabited hypervolume. In: The
Ecological Theatre and the Evolutionary Play. Vale University Press, New Haven,
Conn., 1965.
47. Jorge O. Ares. El modelo de nicho fundamental: Su aplication en la
investigation ecologica. Ciencia e investigation. V. 26, N7, 1970.

48, Beer S. Cybernetics and Management. New York,John Wikky and Sons,Inc.,
1964, p. 22.
49. Simoson E. H. Measurement of deversity, Nature, 1949, 163, 688.
50. Margalef R. Information theory in ecology. Cen. Sysy., 1958, 3.
51. Menhinick E.F. A comparies of some species diversity indices applied to
samples of field insects. Ecology, 1964, 45.
52. Pielou E. C. The measurement of diversity in different tupes of biological
collections, J. Theorit. Biol., 1966, 13,
53. Williams C. B. Patterns in the Balance of Nature; and Related Problems in
Quantitative Ecology. Academic Press, London and New York, 1964.
54. Ficher R.A. A theoretical distribution for the apparent abundance od different
species . J. Anim. Ecol., 1943, 12.
55. Holgate P. Species frequency distributions. Biometrka, 1969, 56.
56. Watterson G.A. Models for the Logaritmic Spesies Abudance Distributions.
Theoretical population Biology, 1974, N 6.

СОДЕРЖАНИЕ:
А.И. Субетто. Манифест системогенетического и циклического мировоззрения и Креативной Онтологии (в форме постулатов). – Тольятти, 1994.
Александров Н. Н. Структура и динамика многоуровневых образных
систем. Монография. – Тольятти, 1994.

2

3

Субетто А.И.
МАНИФЕСТ
Системогенетического и циклического мировоззрения и Креативной Онтологии (в форме постулатов)

Постулат 1
1. Системогенетика есть наука о закономерностях наследования в системном мире.
2. Системогенетика есть инвариант системы законов преемственности
и обновления в развитии, отражающий "общее" для разных областей научного знания.
3. Системогенетика есть внутреннее содержание эволюции, определяющее механизм ее движения. В этом смысле системогенетика является
"ядром" эволюционики.
4. Приложения системогенетики к разным областям знания нституционализируют социогенетику, экономическую генетику, системогенетику
культуры, образовательную генетику и др.

Постулат 2
Ядром" законов системогенетики являются:
• закон системного наследования – ЗСН;
• закон инвариантности и цикличности развития – ЗИЦР;
• закон дуальности управления и организации систем – ЗДУО;
4

• закон системного времени и гетерохронии (или неравномерности
развития целого) – ЗСВГ;
• закон разнообразия – ЗР, разворачивающийся в форме системы
"законов адекватности" (по разнообразию, по сложности, по неопределенности, по системности); парные законы дивергирования (роста разнообразия) и конвергирования (сокращения разнообразия);
• закон спиральной фрактальности системного времени, или обобщенный закон Геккеля – ЗСФСВ; закон спиральности развития –
ЗСР;
• парные законы конкуренции и дополнения (или кооперации).
Каждый из системогенетических законов может быть понят только в
системе всех системогенетических законов.

Постулат 3
Закон инвариантности и цикличности развития определяет циклическиволновой характер действия всех системогенетических законов, в том числе
– самого процесса системного наследования и преемственности. Системный
инвариант или "системо-генотип" является "носителем" цикла в развитии и
одновременно носителем наследования.
Системное наследование циклично, а цикличность системогенетична.

Постулат 4
Закон дуальности управления и организации систем (ЗДУО) есть закон
дуальности наследственных механизмов и соответственно процесса наследования, отражающий волнообразное движение единства двух "наследственных потоков":
– первого – "от прошлого" – на уровне системы и ее подсистем, то есть
"наследственного потока", идущего через подмир системы ("системный микрокосм");
5

– второго – "от будущего" – на уровне надсистем различной иерархии,
то есть"наследственного потока", идущего через надмир системы ("системный макрокосм").
Единство обеспечивается через восходящие и нисходящие функциональные адаптации (системы к надсистеме и/или надсистемы к своей системе).
Закон дуальности управления и организации определяет пост-

футуристическую организацию системного мира или постфутуристический
системный диморфизм (ПФД).
Цикл предстает как "волна единства прошлого и будущего" в системе,
где прошлое порциями "выталкивается" из системы в процессе цикла. С этих
позиций любой цикл, любая "волна" есть "маятник" между прошлым и будущим в системе. При этом "прошлое время" в системе "материализуется" в
форме структуры, "поведенческих норм", "стереотипов", "памяти системы", а
"будущее время" в системе "материализуется" в форме изменчивости, вернее,
потенциала предадаптации системы к своей надсистеме в будущем, определяемого границами "ниши" надсистемы, которую заполняет система.
Поэтому любой пост-футуристический диморфизм системы есть застывшая в системе "волна" между прошлым и будущим. Там, где обнаруживается пост-футуристический диморфизм, обнаруживается и "волна". Проиллюстрируем это на примерах, которые построены так, что первые системы
относятся к "футур-системам", а вторые – к "пост-системам":
• "мужчина" и "женщина" (половой диморфизм популяции);
• "левое полушарие" и "правое полушарие" мозга (функциональный
диморфизм мозга);
• "футур-верты" и "пост-верты" (пост-футуристический диморфизм
психотипов в популяции);
• "альтруисты" и "эгоисты" (поведенческий диморфизм индивидов
в популяции, ориентированный на "самоотдачу" в одном случае и
на "самосохранение" в другом случае);
6

• "потребительная стоимость" и "стоимость";
•

Западная Культура с доминированием рационалистичности и Восточная Культура с доминированием иррационалистичности.

Все эти примеры являются не только примерами

пост-футуристи-

ческого диморфизма, но и примерами "волны", "прокатывающейся" с ускорением или замедлением, отражая "пульсацию" соответствующих "системных миров": человеческой популяции, экономической ценности, культуры.

Постулат 5.
Системогенетика есть отражение "движения" системного мира, в котором ключевым элементом мира является "система".
Принимается положение, что все в мире система. К а т е г о р и я с и с
т е м ы с о п р я ж е н а с к а т е г о р и е й ц е л о с т н о с т и.
Система есть единство элементов и структуры (совокупность элементов
и отношений), определяющих целостность. Целостность имеет и "качественное определение": качество системы не сводится к качествам ее составляющих элементов.

Структура, определяющая

взаимодействие

подсистем,

подподсистем и т.п., в "процессуальном контексте" предстает как механизм
формирования нового качества целого.
Такой подход определяет п р и н ц и п с и с т е м н о с т и

мира и

любого его фрагмента как онтологический принцип, у истоков которого стоит Аристотель с его п р и н ц и п о м ц е л о с т н о с т и , т. е. несводимости "качества целого к качествам его частей".
Принцип системности определяет с и с т е м н у ю о н т о л о г и ю как
определенный "срез" познания и объяснения бытия мира и человека через категорию системы.
В концепции системогенетики системная онтология раскрывается через
отношения "вложенности систем друг в друга". Формируется "мир систем"
как иерархизированный системный мир. Выделение системы всегда есть акт
системного познания и одновременно он делит иерархию системного мира на
7

"подмир" и "надмир" системы. З а к о н д у а л ь н о с т и у п р а в л е н и я
и организации систем есть закон системного движ
ения

в с и с т е м н о – и е р а р х и з и р о в а н н о м м и р е . В системе

происходит пересечение двух "наследственных потоков", идущих через подмир системы "от прошлого" и через надмир системы "от будущего". "Волна" или "цикл" есть форма синтеза этих двух потоков.

Постулат 6.
Иерархии по отношению вложенности систем соответствует иерархия
по вложенности системных или несущих циклов.
Системоиерархичность определяет циклоиерарх
и ч- н о с т ь .

Постулат 7.
Любая система

п о л и с и с т е м н а.

Полисистемность системы – это другой язык фиксации у ней структуры, т. е. фиксации существования множества подсистем, связанных отношениями взаимодействия.
Полисистемность системы определяет ее полиц
и к – л и ч н о с т ь.

Постулат 8.
Цикл есть "имманентно измеряющее" в системе ее изменчивость. Ц и
кл

есть

"волна" изменения

нвари–антной

соотношений между и

и и з м е н ч и в о й ч а с т ь ю. С увеличением по-

стоянной, или инвариантной части происходит увеличение инерционности
системы, происходит увеличение длины системного цикла.
Введение " о н т о л о г и ч е с к о г о

понятия измерения"

позволяет подойти к категории времени.

8

Фундаментальность закона инвариантности и цикличности развития определяет фундаментальность системного времени, где естественным масштабом системного времени выступает "несущий цикл" системы или системный
цикл, что одно и то же.

Постулат 9.
Полисистемность, полицикличность системы определяет ее полихронность.
Системоиерархичность
мира

и циклоиерархичность

о п р е д е л я ю т х р о н о и е р а р х и ч н о с т ь. Если ввести поня-

тие "вертикали" как образа иерархичности, то "системная вертикаль" мира
переходит в "вертикали" циклов, симметрии-асимметрии "инвариантностьизменчивость", системного времени.
"П р и н ц и п

к а ч е с т в е н н о с т и" систем (принцип целостности

Аристотеля как принцип несводимости качества целого к качествам частей) –

основание трансформации полисистемности

с и с т е м ы в е е г е т е р о к в а л и т а т и в и з м.
Вслед за этой трансформацией происходит становление "образов" гетерохронности, гетеротопии (гетеропространства), гетероцикличности, гетероразвития или гетероэволюции.

Постулат 10.
Мир гетеросистемен. Это означает, что неоднородность по качеству
систем – фундаментальное свойство системной онтологии. Неоднородность
по качеству системного мира – основа существования гармонии и симметрии
в их обобщенном понимании, включающем в себя (как преходящие моменты
в развитии целого) дисгармонию и диссимметрию.
Закон гетерохронии и системного времени синтезирует в себе эту фундаментальную характеристику системной онтологии.
9

Постулат 11.
Принцип системности мира перерастает в п р и н ц и п г е т е р о –
системности

м и р а, а последнее по отношению к категории разно-

образия означает, что р а з н о о б р а з и е в с и с т е м н о м м и р е

в

сегда существует в форме целого.
Принцип гетеросистемности всегда есть принцип качественного разнообразия "внутри" целого как фундаментальной характеристики системы.

Постулат 12.
Взаимодействие систем по иерархии системного мира порождает взаимодействие внутренних и внешних циклозадатчиков и времязадатчиков. Каждая подсистема и каждая надсистема из подмира и надмира системы выступает по отношению к цикличности развития внутренним и внешним, соответственно, циклозадатчиком и времязадатчиком.

Постулат 13.
Полицикличность, полихронность, гетероцикличность и гетерохронность имеют своей естественной мерой ч а с т о т н ы й с п е к т р с и с т е
м ы, отражающий "пульсирующее" разнообразие системы внутри целого.
Поэтому любая система, принимая на себя воздействия надмира, осуществляет их преобразование и классифицирование.
Частотный спектр системы – это характеристика ее как "фильтра".

Постулат 14.
Системности и гетеросистемности мира соответствует его классифицированность.
Принцип

классифицированности

мира

–

ф у н д а м е н т а л ь н ы й п р и н ц и п о р г а н и з а ц и и м и р а.
Любая система есть классифицирующая система, которая, преобразуя
"вход" и "выход", осуществляет его классифицирование.
10

Постулат 15.
Системная
онной

онтология

дуальна с

к л а с с и ф и к а ц и-

о н т о л о г и е й м и р а. Это означает, что в мире действует ф у

нда–ментальный

принцип

системно – классифика-

ц и о н н о г о д о п о л н е н и я. Если фундаментальной характеристикой
системности является целостность, то фундаментальной характеристикой
классифицированности является разнообразие.
Классификация есть всегда упорядоченное разнообразие.
Классифицированность мира
вование

тождественных

означает

сущест-

к а ч е с т в (к в а л и т а к с о н о в)

по определенным свойствам, пространственно-временным характеристикам.

Постулат 16.
Дуальность системной и классификационной онтологий мира определяет дуальность системогенетики и таксономической генетики.
Законы системогенетики имеют свое проявление как законы таксономической генетики.

Постулат 17.
Циклическая онтология

замыкает дуальность

с и с т е м н о – к л а с с и ф и к а ц и о н н о й о н т о л о г и и. Закон инвариантности и цикличности развития определяет не только любую систему
как "систему-цикл" или "систему-волну" (пост-футуристический диморфизм
системы как "застывшая" волна), но и любой класс (таксон, квалитаксон)
как "класс-цикл" или "класс-волну".

Постулат 18.
Системно-классификационное дополнение как принцип организации
мира определяет к л а с с и ф и ц и р о в а н н о с т ь в н у т р и

любой
11

системы

и системность

любой

классификации

и

в "м и р е с и с т е м".
Поэтому с и с т е м н о х р о н о в а я о р г а н и з а ц и я
качестве дополнения

имеет в

таксонохроновую организа-

ц и ю.

Постулат 19.
Системно – таксоно– циклическая триадность
определяет отношения единства, взаимодействия и "определенной взаимозаменяемости" пространства, времени и качества. Единство их означает, что
они не существуют друг без друга, а "взаимозаменяемость" отражает их взаимную "развертку", сжатие и растяжение.
Топотаксономия имеет свои "образы" в хронотаксономии и в квалитаксономии. Это означает, что "системное пространство", "пространство
времени" и "пространство качества" как "пространство свойств", "функциональное пространство" или "морфологическое пространство" отображаются
друг в друга.

Например, единство времени и качества явилось основой

принципа синтетической квалиметрии – принципа перевода квалиметрии в
хронометрию или в циклометрию. В соответствии с этим принципом качество жизни человека может измеряться продолжительностью жизни, а технический уровень технологий – количеством лет или "циклов жизни" опережения или отставания по отношению к мировой динамике.
Примером квалиметрической хронотаксономии человека являются солнечно-лунные биоритмохронологические таксоны человека, корреспондируемые с его институциональными морфопризнаками, патопризнаками и
т.д.

Постулат 20.
Триадная системно-таксоно-циклическая онтология синтезируется квалитативной онтологией.
12

Последнее означает, что дуальность системогенеза (системогенетики) и
таксоногенеза (таксоногенетики, или классификационной генетики) переходит в единство квалигенеза (квалигенетики).
Тетрада "системная онтология – классификационная онтология – циклическая онтология – квалитативная онтология" – онтологическое основание развивающихся новых наук метаметодологического и общенаучного статуса:
- системологии (ее динамико-генетического "среза" – таксоногенетики),
- циклологии (ее системного и таксономического среза – системологии
циклов и таксономии циклов как основы хроносистемологии и хронотаксономии),
- квалитологии (в которой предыдущие комплексы предстают в форме
квалитативной системологии и системогенетики как части теории качества,
квалитативной циклологии и теории циклов как части теории качества, квалитаксономии и их квалиметрических "проекций": системной квалиметрии,
таксономической квалиметрии, цикловой квалиметрии).

Постулат 21.
Закон неравномерности развития целого как другая интерпретация закона системного времени и гетерохронии определяет структуру цикла как
"спираль". Цикл всегда имеет спиральное строение.
Онтологически это обусловлено циклоиерархичностью мира как отражением его системоиерархичности и действием закона дуальности организации и управления на каждом "системном горизонте мира".
Фундаментальность закона спиральности развития следует из фундаментальности свойства системоиерархичности мира, закона системного наследования, закона инвариантности и цикличности развития, закона дуальности
управления и организации.

13

Постулат 22.
Спиральное строение цикла есть

спиральное строение

с и с т е м н о г о в р е м е н и. С позиций данного постулата, не существует
в мире эвклидовой геометрии и классических сфер, и окружностей. Они существуют в "мифическом мире" без времени, т. е. в статичном мире.

Постулат 23.
Спиральность развития реализуется в форме двух типов спиралей
("спиральных конусов") – сходящихся и расходящихся.
"Усложнение" системного мира реализуется в форме сходящейся спирали со сжатием системного времени, с увеличивающейся скоростью развития (эволюции) и со сжатием цикла развития по мере движения по конической спирали. "Упрощение" системного мира реализуется в форме расходящейся спирали с растяжением системного времени, с уменьшающейся скоростью развития (эволюции) и с растяжением цикла развития по мере разворачивания спирали.
Биологическая, социальная и техногенная эволюции реализуются по закону сходящейся спирали.

Постулат 24.
Членение спирали, отражающее процесс сворачивания и разворачивания
спирали, подчиняется закону квантования по закону фиббоначчиевых рядов
(в обобщенном виде – закону "золотого сечения").

Постулат 25.
Предполагается существование "вертикальной" фрактальности постфутуристического диморфизма систем как результата действия закона дуальности управления и организации систем на всех системных уровнях системного мира. Это определяет с и с т е м н ы й м и р
щий

биполярный

как

пульсирую

у н и в е р с у м , где в каждой точке пульсации
14

сходятся "конусы" "от прошлого" – системное наследование через подмир
системы и "от будущего" – системное наследование через надмир системы.
Возникает два контура генетического управления эволюцией – "с запаздываением" – "от прошлого" и "с опережением" – "от будущего", где управление как процесс имеет онтологиический статус, обусловленный наличием
опережающего отражения, вытекающего из системоиерархичности мира.
Фрактальность генетической биполярности в мире систем определяет
подчиненность распределения пространственных, временных (частотного
спектра), качественных характеристик системы как целого к л а с с у з а к о
нов предельных негауссовых

р а с п р е д е л е н и й – классу

распределений Мандельбротта – Лотка – Лоренца – Ципфа – Парето –
Юла. Этот "закон целого" в соответствии с принципом системноклассификационного дополнения распространяется на онтологические системы классов (таксономические системы).
Фрактальность генетической биполярности как "вертикальная" фрактальность есть свертка фиббоначчиево-квантованного строения спирали
эволюции.

Постулат 26.
Действует закон спиральной фрактальности системного времени. Это
означает, что спираль системной эволюции как спираль системного времени
системной эволюции не исчезает, а повторяется в период системогенеза в
каждом акте порождения в системном наследовании и в жизненном цикле
системы с "обратным сжатием". Последнее свидетельствует, что более
"древнее эволюциионное системное время" в спирали системогенеза "сжимается" больше, чем более "молодое эволюционное системное время". Спираль системофилогенеза вкладывается во внутреннюю структуру спирали
системоонтогенеза как бы с "опрокидываением". Впервые данное свойство в
терминах схожести фаз развития эмбриогенеза и филогенеза высших животных, в том числе человека, обнаружил Геккель.
15

Закономерность "обратного сжатия" в "проекции" спирали системофилогенеза на спираль системоонтогенеза обусловлена тем, что системный
мир (Космос) в момент системного наследования как бы перебирает "матрешечную клавиатуру" инвариантов, начиная с самого "древнего" для данной
системы. Самое "древнее" системное время потому "проскакивается" быстрее, что оно является носителем информации о самых глубоких инвариантах
бытия для данной системы.
Вложенность циклов системного мира определя
е т в л о ж е н н о с т ь с п и р а л е й вследствие спирального строения
цикла. Поэтому спиральная фрактальность системного времени имеет сложный характер, отражая в себе вложенность спиралей системной эволюции и
отражение этой отраженной спиральной "вложенности" с "обратным сжатием" в структуре системоонтогенетической спирали, т. е. спирали жизненного цикла системы.
Закон спиральной

фрактальности системного времени (ЗСФВ) есть

обощение закона Геккеля в рамках языка системной онтологии.

Поэтому

второе название ЗСФВ – о б о б щ е н н ы й з а к о н Г е к к е л я. Структура отображения системоэволюционной спирали на системоонтогенетическую
спираль (спираль жизненного цикла системы) как часть системного наследования называется г е к к е л е в с к о й с т р у к т у р о й с и с т е м о о н т огенетического

времени.

Вложенности спиралей системоэволюционного времени соответствует
вложенность геккелевских структур в развитии каждой системы. Не лежит
ли здесь разгадка преемственности в развитии систем как фундаментального свойства мира?
Двойная фрактальность

с и с т е м н о г о м и р а, опреде-

ляемая законом дуальности управления и организации систем и законом
спиральной фрактальности системного времени, определяет сложный характер пульсации

16

биполярного системного

у н и в е р с у м а по "оси" эволюции

и по "оси" "системной вертикали".
Не происходит ли здесь сложное "проектирование" свертки и развертки
системоэволюционного времени самим комплексом системогенетических
механизмов и Природа проективна без разума?
Определенный позитивный ответ имеется в теории номогенеза Л.С. Берга. Очевидно, любая эволюция есть сложное сочетание номогенеза и селектогенеза.

Постулат 27.
Закон спиральности развития (ЗСР) и закон спиральной фрактальности
системного времени (ЗСФСВ) в единстве с принципом системно-классификационного дополнения – основа закона спирально-периодического строения
любой онтологической классификации (таксономической системы мира).
Таблица Менделеева – одна из многих в этом ряду. Есть много таксонопериодических систем со спиральным строением в разных областях познания
природы, которые следует считать отражением действия ЗСР и ЗСФСВ в
таксономической генетике.

Постулат 28.
Закон дуальности управления и организации и системоиерархичность
мира – основа предположения, что спиральной фрактальности системного
времени "из прошлого" (из "конуса" "прошлого") соответствует спиральная
фрактальность системного времени из будущего ( из "конуса будущего").
В случае научного доказательства полевой организации "живого мира",
как голографически-портретирующей нуклеотидно-клеточно-органную организацию организма, следует ожидать наличия в ней закодированной спирали генеалогии происхождения. Не здесь ли лежит дополнительная возможность расшифровки прошлого, включая патогенез организма с охватом
нескольких поколений предков?
17

Спиральная фрактальность системного времени в "конусе будущего"
определяет в определенном смысле запрограммированность будущего, обусловленного взаимодействием системы со своим надмиром.

Постулат 29.
Закон дуальности организации и управления как закон дуальности системно-наследственных организмов (через подмир системы и через надмир
системы) определяет единство инвариантности и изменчивости, обратимости
и необратимости, утойчивости и неустойчивости.
Если наследственный

механизм от прошлого (пост-механизм) через

подмир системы материализуется в структуре системы, которая есть накопитель прошлого времени в "настоящем" в системе, то наследственный механизм от будущего (футур-механизм) через надмир системы материализуется
в границах изменчивости системы (в надсистемной "нише" развития), которая есть накопи-тель будущего времени в "настоящем" в системе. С этих позиций "настоящее" есть замыкающее единство "прошлого" и "будущего" в
цикле, волне, оно есть единсто пост-футуристического диморфизма.
Если на системном уровне и его подуровнях осуществляется наследование структур системы – морфологической, функциональной, цикловой,
временной, таксономичесокй и т.п., то на системных надуровнях – наследование "ниш", "дырок" в надсистемах и, соответственно, границ ее изменчивости, "конуса" будущего развития. "Ниши", "дырки" – это концентраторы
"будущего" в "настоящем".
Границы определяют потенциал предадаптации системы по отношению
к надсистеме, в рамках которых как бы реализуется ее свобода выбора по отношению к будущему. Потенциал изменчивости системы и ее "выбор", допускаемый адаптационными процессами и организацией надсистемы, есть ее
О н т о л о г и ч е с к о е Т в о р ч е с т в о.

18

Постулат 30.
Закон дуальности управления и организации (ЗДУО) есть закон "творчесокй волны" в системном мире. В соответствии с этим законом

любая

э в о л ю ц и я е с т ь к р е а т и в н а я э в о л ю ц и я в смысле Онтологического Творчества в системно-классификационной онтологии мира.
Онтологическое Творчество – это синоним "канализированной" изменчивости системы,

обусловленной

законом

дуальности организации и

управления.

Постулат 31.
В данной трактовке вследствие действия системы системогенетических
законов, и, в первую очередь, закона дуальности и управления организации
систем, закона системного наследования (а в нем – закона порождения), закона инвариантности и цикличности развития, закона разнообразия Природа
предстает как Самотворящая Природа, как Природа – Пантакреатор.
Самотворение Природы с объяснительным механизмом этого ее свойства на базе системы системогенетических законов определяет

Н о в ы й

К р е а ц и о н и з м как Креационизм Космогонического масштаба без
Сверхразума, стоящего над Природой и творящего ее.

Постулат 32.
С позиций Онтологического Творчества как фундаментального свойства
Бытия Природа и есть Сверхразум, она есть Бог. Но этот Разум тождественный всей Природе, включая и неживую Природу, он неантропоморфен,
он есть Разум с определенной условностью, где главной его характеристикой
выступает Онтологическое Творчество. Природа Разумна в смысле наличия в
ней Творческой Эволюции как формы ее бытия.

19

Постулат 33.
Вследствие действия закона дуальности управления и организации систем, системоиерархичности, а также действия других законов системогенетики с и с т е м н ы й

мир

т е л е о л о г и ч е н . Он телеологичен в

смысле задания класса будущих состояний через передачу "границ будущего развития" от надсистемы к системе.

Постулат 34.
Тетрада "онтологий мира" – системная, классификационная, циклическая, квалитативная, – через категории Онтологического Творчества и Творческой Эволюции трансформируется в пентаду "онтологий мира", которая
замыкается К р е а т и в н о й О н т о л о г и е й мира.

Постулат 35.
Три Больших Космологических взрыва –

Большой Космологический

Взрыв (по Гамову), Большой Биологический Взрыв (по Л. Морозову), Большой Ноосферный Взрыв (по В. Казначееву) – это есть три больших волны
(цикла) Онтологического Творчества в наблюдаемом нами Космосе.
Онтологическое Творчество и опережающее отражение через действие
закона дуальности управления и организации систем – основание трактовки
существования некоей

О н т о л о г и ч е с к о й Р е ф л е к с и в н о с т и,

которая в процессе эволюции трансформировалась в Рефлексивность "живого" и затем в Рефлексивность "разумного живого".

Постулат 36.
Вместе с живыми системами в мире появляется Р е ф л е к с и в н ы й
М и р и Р е ф л е к с и в н а я с и с т е м н а я о н т о л о г и я.
Если уже в рефлексивной онтологии вследствие появления Онтологического творчества меняется содержание детерминации, в которой синтезируются линия детеминации "от прошлого" (традиционная трактовка детер20

минации) и линия детерминации "от будущего" (новая форма детерминации,
детерминации через Онтологическое Творчество), то в Рефлексивной системной онтологии она усиливается вследствие появления Рефлексии как
важнейшего компонента детерминации в "клеточке" взаимодействия.

Постулат 37.
Рефлексия системы как отображение "внутреннего мира системы" –
"подмира" в "себя" и "окружающего мира системы" – "надмира" в "себя",
становится новым фактором системного наследования. С и с т е м о г е н етика перерастает в рефлексосистемогенетику.

Постулат 38.
Мир человека как сообщество субъектов есть рефлексивный мир, подчиняющийся законам рефлексосистемогенетики.
В рефлесосистемогенетике – "интеллект системы" как носитель рефлексии системы (свободной информации в системе) и как обеспечивающий
ее адаптацию через процессы будущетворения – прогнозирования, корреспондирования траекторий развития системы с изменениями в эволюции границ системной ниши развития оказывает воздействие на наследственноциклические процессы в системном мире.
Появляется через рефлексию

новая

дуальность

уже

рефлек сивности системного мира, отражающая

вз

аимодей ствие между системной онтологией мира
и сопряженной с ней отображенной системной онтологией мира со свободной информацией, т. е. р е ф л е к с и в н о й о н т о л о г и е й , в и н т
е л л е к т е р е ф л е к с и в н ы х с и с т е м р е ф л е к с и в н о г о м и р а.
Эта дуальность есть уже д у а л ь н о с т ь с и с т е м н о й с у б с т а н
ции

мира и

с и с т е м н о – и д е а л ь н о й с у б с т а н ц и и м и р а,

где системная идеальность как свойство констатирует наличие отражения в

21

свободной информации в системе, как в интеллекте системы, определенного
фрагмента системной онтологии.
По отношению к миру человека это означает, что интеллект человека и
совокупный интеллект общества "встраиваются" в системогенетические механизмы, образуя рефлексосистемогенетические механизмы, в которых человек через волновые воздействия энергией, информацией и ресурсами может
ускорять или тормозить эволюционные процессы, меняя структуру мира,
создавая искусственный мир, расширяя своим творчеством Онтологическое
Творчество в рамках, разрешенных надмиром (Макрокосмом) границ.

Постулат 39.
Социогенетика и все антропосистемогенетики (системогенетика культуры, образовательная системогенетика, системогенетика науки, экономическая системогенетика и др.) относятся к классу рефлексосистемогенетик.
Рефлексосистемогенетика

предстает как кре-

а т о с и с т е м о г е н е т и к а, раскрывая внутренний механизм Творческой
Эволюции в рефлексивном мире.

Постулат 40.
Творческая Эволюция реализует Творчество в живом мире через симметрию – асимметрию парных законов конкуренции и дополнения.
При росте однородности (по качеству) живых систем, что означает их
взаимозаменяемость, усиливается действие механизма естественного отбора
и конкуренции (за захват одной и той же системной ниши). Здесь Творческая
Эволюция реализует Онтологическое Творчество через конкуренцию и отбор, т.е. селекцию жизнеспособных и бракование нежизнеспособных форм.
Происходит резервирование будущей эволюции через "субстрат" живых систем (количество видов и мощности популяций).
При росте неоднородности (по качеству) живых систем усиливается их
дополнительность по функциям и кооперация. Формируются кооперативные
22

системы. Роль механизма кооперации в эволюции "живого" выполняет на
популяционном уровне "любовь". С ростом сложности кооперативных систем эволюция осуществляет резервирование через рост "свободной" информации в системе, т.е. через их интеллектуализацию.
Рост сложности систем как результат Творческой Эволюции сопровождается интеллектуализацией систем в мире живого. Аналогичная закономерность наблюдается и в социальной эволюции, в форме закона роста идеальной детерминации в истории. Увеличивается роль влияния общественного
интеллекта и его проективности на процессы будущетворения.
Интеллект

есть

" у п р а в л е н и е б у д у щ и м". Наличие

"управления будущим" в определенном смысле в системной онтологии (благодаря действию закона дуальности управления и организации) позволяет
сформировать тезис о существовании "праинтеллекта" систем в неживом мире. Собственно говоря, "праинтеллект" есть синоним Разума Природы как
способности ее к самотворению.
С этих позиций Большой Биологический Взрыв и Большой Ноосферный
Взрыв в космогонической эволюции есть отражение космогонического процесса интеллектуализации Космоса от "праинтеллекта" неживых систем – к
интеллекту живых систем – и от интеллекта живых систем к интеллекту разумных живых систем с их способностью творить уже свой, новый, Космос.
Космогоническая интеллектуализация есть нарастание проективного начала в Космосе, в Природе, как своеобразного Неприродного начала, отрицающего стихийность.
Космогоническая интеллектуализация есть преодоление Стихийности в
Космогонической Эволюции, перевод ее на новый структурный уровень.
Интеллектуализация в Социальной Эволюции в определенном смысле
повторяет Интеллектуализацию в биоэволюции и Интеллектуализацию в
Космогонической эволюции с позиций их направленности на усиление роли
интеллекта как эволюционного резервирования и носителя управления будущим.
23

Не являются ли данные повторы еще одним проявлением закона спиральной фрактальности системного времени – обощенного закона Геккеля в
его космогоническом варианте?
Человечество на рубеже ХХ и ХХI веков стоит перед выбором космического масштаба. Оно есть интеллект Космоса, Земли, Биосферы. Его функция
– управление будущим через управление гармонией Творчества Человека и
Творчества Природы – Онтологического Творчества. Императив выживаемости, стоящий перед человечеством, – это императив скачка в космогоническом собственном самоопределении, за которым последуют и биосферное
самоопределение, и цивилизационное самоопределение.
Это самоопределение и есть переход к Тотальной Неклассичности будущего бытия человечества, в которой Неклассичность означает преодоление человеком, человеческой культурой, образованием, наукой собственного
отчуждения от Истории и Космического Бытия. Это означает возложение на
себя Ответственности за будущее Природы на Земле, а значит и за свое
собственное будущее.
"Манифест системогенетического и циклического мировоззрения", как
надеется автор, намечает путь к такому Неклассическому мировоззрению будущего Неклассического Человека.
Изложенный в форме 40 постулатов "концептуальный материал" опирается на исследования многих ученых и мыслителей, ссылки на которых
даны в библиографиях авторского цикла работ по системогенетике, социогенетике, теории циклов, общественному интеллекту, теории цивилизации,
проблемам образования. Автор не стремился раскрыть детали системогенетической логики. Они раскрыты с аргументацией в других его работах.
Автор понимает уязвимость и спорность многих постулатов, необходимость дальнейшего интеллектуального штурма выявленных проблем. Но никому не дана истина в последней инстанции. Если бы не было тайны природы, не было бы жизни. Жизнь есть постоянное освоение этой тайны, также
24

как и интеллект. Но ведь это Разумно, потому что Природа – Бог, а мы берем
на себя функцию социоприродной гармонии, управления социоприродной
эволюцией потому, что мы не только часть Природы – Бога, результат его
творчества, но мы сама Природа, в которой природа реализует свое поступательное движение в самой собственной интеллектуализации, а значит, в Самотворении и Творческой Эволюции.
Успеть бы это осознать в массовом сознании и изменить соответственно и систему нравственности, и систему ценностей, почувствовать свое
"Я", сливающееся с "Я" Природы.
Иначе в Неразумном Энергетизме современной цивилизации лежат источники ее смерти. Природа в своем Творчестве не остановится, она выполнит некое смыслообразующее ее движение. Просто мы окажемся еще одной "творческой волной", еще одной ее попыткой усилить функцию собственного "оразумления". И однако есть многое в нынешнем состоянии цивилизованного развития, что оставляет надежду на то, что человечество преодолеет переживаемый Кризис Классической, Стихийной Истории и выйдет
на новые рубежи своего, уже будущего Неклассического Бытия.
Из изложенного следует программа формирования научного задела в
форме Неклассической Науки как базиса скачка в управляемости со стороны
человека, обществ отдельных стран, включая общество России, человечества
в целом.
Такая программа опирается на новые Неклассические парадигмы в организации единого корпуса знаний, формирование которых идет полным ходом
и к основным из которых автор относит новые системную, классификационную,

циклическую, квалитативную, методологическую парадигмы и

их

раскрывающие научные комплексы. Такая программа опирается на теорию
общественного интеллекта, концепции синтетической революции в механизмах цивилизациионного развития и закона роста идеальной детерминации в
истории, концепцию развития мировой цивилизации в свете Большой Логи25

ки Социоприродной Эволюции, концепцию закона опережающего развития
качества человека, качества образовательных систем в обществе и качества
общественного интеллекта как важнейшего механизма выживаемости человечества в ХХI веке.
Ключевым моментом в вопросе "Что делать?" для человечества, в условиях, когда оно находится в состоянии глобальной экологической катастрофы и Кризиса Классической, Стихийной Истории, на перевале между
энергетической "эпохой-цивилизацией" ХХ века и будущей интеллектноинформационной " эпохой-цивилизацией" ХХI века, является

вопрос

о б о б р а з о в а н и и.
Человечество в целом, как и отдельные общества, включая российское
общество, сможет выжить, преодолеть свое отчуждение от собственной Истории, только став "образовательным обществом".
"Образовательное общество" по своему смыслу как состояние отдельных обществ и цивилизации в целом означает:

Первое
Что образование становится основным социогенетичесим механизмом
развития и выживания. Нет другой альтернативы ни для человечества, ни для
России, Российкого общества, как стать таким сообществом людей, чей совокупный интеллект будет опережать по своей п р о г н о с т и ч е с к о й,
проектно– программирующей

и

хозяйственно– пре

о б – р а з у ю щ е й с п о с о б н о с т и темпы изменений в социоприродной системе жизни, вызванные в первую очередь антропогенными стимулами. Для этого образование по своей мощности и по своему качеству должно
обеспечить восходящее воспроизводство качества общественного интеллекта
(науку, культуру, образование), опережающее научно-техническое развитие
цивилизации, социально-экономические и экологические изменения в пространстве качества жизни.
26

Второе
Что образовательная система как социальная система не замыкаается
системой образовательных учреждений, а экспансируется в своих границах
на общество в целом. Функция образования уже становится ведущей функцией фирм в развитых странах, поскольку интеллектуальный ресурс становится важнейшим фактором конкуренции как между отдельными фирмами,
так и между государствами.
Переход существующих обществ в образовательные общества требует
смены теоретических оснований в "фундаменте" обществоведения и человековедения. Образование становится ведущим механизмом в решении экологических проблем и в системе экономического развития. Образовательное
общество есть по своей природе общество, в котором происходит преобразование экономического базиса общества в образовательно-экономический базис общества. Происходит "эдукологизация" экономики, сопровождающаяся
изменением "природы" основных экономических категорий: капитала и
стоимости. Осуществляется капитализация человека, интеллекта и образования. Образование становится "образовательно-педагогическим производством" человека, общественного интеллекта, занимающим рядоположенное место с "производством общественного производства". Социализация экономики все больше синтезируется с ее эдукологизацией. Трансформация "эпохи
политической экономии" в "эпоху социальной экономии" подразумевает становление образовательного общества.

Третье
Что образовательное общество преодолевает негативы информационного общества, обеспечивает процессы формирования мониторинга за информационной экологией, информационным качеством жизни. К сожалению,
теория информационного общества не разработана. Управление средствами
массовой информации со стороны капитала на фоне становления рынка знаний и информации увеличивает тенденции манипулирования массовым соз27

нанием и вместе с этим увеличивает масштабы формирования ложных информационных картин мира. Общество "телеманов", или "информофагов"
все больше отчуждается от реалий мира, все больше начинает жить в иллюзорном информационном пространстве. Здесь механизмы социальной рефлексосистемогенетики увеличивают неустойчивость информационного общества, опасность его "срыва" в инферно – "пучину зла", что частично и происходит вследствие отсутствия информациионной этики и пропаганды через
телевидение и "видео" агрессии, насилия, сексуальной вседозволенности
(кстати, являющейся "экологической бомбой", которая уже уничтожила в истории ряд народов и цивилизаций).
Образовательное общество призвано компенсировать негативы информациионного общества. Всесторонняя эдукологизация распространяется на
средства массовой информации, обеспечивая синтез образования и информационной индустрии, который должен повысить темпы опережающего развития общественного интеллекта.

Четвертое
И последнее. Образовательное общество означает собой Неклассическое
общество, в котором социогенетические механизмы получают неклассический характер. В них усиливается сознательное использование системогенетических законов в первую очередь по сути синтеза программирующих начал
"от прошлого" и "от будущего", должного и свободы. Появляется новый тип
проективности – системогенетическая проективность, которую впервые методологически глубоко стал разрабатывать Н. Д. Кондратьев.
Системогенетика и социогенетика в этих программах изменения еще
внесут свой вклад.

Конец!

28

29

30

ББК7. 03
УДК85:103 (2)
А 46
ISBN5-7591-0246-Х

Александров Н. Н.
Структура и динамика многоуровневых образных систем. Научное
издание. – Тольятти: Изд-во Акцент, 1994. – 200 с.

Рецензенты:
Субетто А. И. Доктор философских наук, доктор экономических наук,
кандидат технических наук, вице-президент Петровской академии наук и искусств, профессор.
Норенков С. В. Доктор философских наук, профессор.

Авторский лекционный спецкурс построен на базе нового междисциплинарного научного комплекса – экзистенциальной системогенетики и предназначен для студентов, аспирантов и всех, кто интересуется новыми направлениями исследований в гуманитарной сфере.
Для широкого круга читателей гуманитарной ориентации.

31

© Александров Н.Н., 1994.

32

ВВЕДЕНИЕ
Настоящая работа посвящена проблеме образа. Это если не единственная, то самая впечатляющая проблема широкого спектра эстетико-искусствоведческих исследований. Понятие образа подобно понятию информации:
есть смысловое облако, но нет завершенного определения. Поэтому каждый
исследователь сначала заявляет свою методологию, чтобы затем через нее
рассмотреть неуловимый предмет. Наша методология в отличие от большинства подобных исследований имеет сложный многоуровневый характер. Она
принципиально интегративна и распространяется как на уровень формальной
композиции (что встречается наиболее часто), так и на уровни морфологии
образных систем (вопрос почти не разработанный) и, наконец, на уровень эстетического мировоззрения. Все эти три уровня снимаются в новом понятии
«многоуровневой образной системы», понятии интегративном и инвариантном по отношению к любым эстетическим произведениям.
В целом эстетическая деятельность как род содержит в себе два вида
деятельности: субстанциональную художественную деятельность и атрибутивную художественно-утилитарную деятельность. Например, произведения
дизайна входят в разряд произведений художественно-утилитарной деятельности. Специфика последней состоит в том, что образные системы разворачиваются на материале иных деятельностей, приобретая при этом двойственность, что отражено и в названии этого вида. Существует и специфический
синтез искусства и науки: художественно-теоретическая деятельность (скажем, научная фантастика в своих лучших проявлениях). И в утилитарном и в
теоретическом потенциал образа используется для достижения целей самой
деятельности, на которой образ разворачивается. Но вполне возможен и чисто образный анализ таких произведений; например дизайн некоторые теоретики относят к искусству. В таком исследовании мы как бы перекидываем
мостик между искусством и дизайном; при этом обнаруживается единство их

33

происхождения и функционирования в культуре человечества, подчиненность единым мировоззренческим и стилевым особенностям.
Работа образных систем рассматривается нами в двух планах: статическом (состав и структура) и динамическом (непрерывность истории развития
культуры). Принципиальное значение имеет именно это единство статического и динамического, дискретности и непрерывности. Оно значимо не
только в плане теории, но может методологически трансформироваться в педагогику и проектирование: история искусств выстраивается в целостный,
непрерывный ряд, а сам этот ряд является банком проектных моделей. Так, в
обучении любое произведение может рассматриваться как многомерное производное от мировоззрения, специфические формальные признаки приобретают мировоззренческую и стилистическую характеристику. Но эта работа
может быть проделана и наоборот: характеристики образа – это основа для
безаналогового проектирования произведений. Методология проста в использовании, поскольку в ее трехъярусной структуре работает один и тот же
ряд инвариантов.
Наш метод базируется на синтезе эстетических, искусствоведческих,
психологических и физиологических концепций. Сам способ синтеза в данной работе не разворачивается. Мы будем просто вводить аксиоматику поэтапно, предъявляя читателю выводы как нечто завершенное. Здесь у нас
есть определенная цель: на основе изложенной совокупности понятий структурировать историю искусств. Излагая принципиальную возможность такого
подхода, мы проиллюстрируем его возможности для определенного отрезка
истории искусств. Задача данной работы состоит в демонстрации метода, излагаемого в части 1, на избранном отрезке истории искусств в части III.

34

35

ó‡ÒÚ¸ I
åÖíéÑéãéÉàü
1. Графическое выражение логики
1.1. Противоречие, спираль, количество и качество
Противоречие
Разворачивание наших понятий мы должны начать с наиболее общих
моментов. Самым приемлемым является движение от общих принципов диалектики. Наука логики уже давно ушла дальше, в триалектические и квадролектические логики, но настоящее достоинство диалектики этим не отменено. Диалектика устанавливает пределы и полюсы, в этом своем качестве она
незаменима. Вот почему мы начнем с противоречий и будем следовать традиционно принятой процедуре.
Обязательным первым шагом в диалектическом анализе является выделение двух сторон противоречия, которые взаимо-подразумевают и взаимо-исключают друг друга. Но это обязательное условие не есть достаточное.
Жизнь и смерть тоже взамо-подразумевают-исключают друг друга, но не являются противоречием. Между ними нет третьего. Вступление двух противоположных сторон во взаимодействие порождает процесс их борьбы, этот
процесс присущ некоему целому (противоречию АВ), в котором мы и выделяем две взаимоисключающие стороны.

Рис. 1. Взаимодействие взаимоисключающих сторон А и Б
В графическом виде мы выделим (рис. 1.) стороны А и В, закрепляя за
ними свойства взаимоисключения и взаимоподразумевания друг друга. Свя36

зывающая их диагональ демонстрирует в наиболее общем виде как раз сам
процесс перехода в противоположность. Тут мы должны указать корни нашего построения. Аналогичным образом противоречие изображалось в Древнем
Египте. А в известных восточных изображениях символики «дзэн» взаимопроникновение противоположных сторон изображается через спираль, где
черная и белая «капли» как бы постоянно взаимодействуют в круге (рис. 2).
Но эта восточная модель не однозначна, она имеет много смыслов.

Рис. 2. Взаимодействие противоположных сторон, восточная схема.
В данном случае удобно взять ее тоновую основу – ничто так не выражает графически взаимоисключение и взаимоподразумевание как черное и
белое (несущее символику света и тьмы, положительного и отрицательного,
жизни и смерти и т. д). Объединяя их в одном прямоугольнике (пропорции в
общем случае не имеют значения), мы можем ясно видеть их взаимодействие
(рис. 3). Имея в виду эту аналогию, мы графически упрощаем ее до линейности, изображенной на рис.1, как и поступили еще в древнем Египте.

Рис. 3. Взаимодействие противоположных сторон, египетская схема.
В философской литературе встречаются упоминания, что процесс
взаимодействия противоположностей идет в направлении поглощения одной
из сторон второй стороны. Это порождает процесс, задает его направлен37

ность. Чтобы зафиксировать эту направленность процесса, нам понадобится
ввести вектор направления развития противоречия (рис. 4).

Рис. 4. Противоречие с вектором направленности.
В данном случае сторона В поглощает сторону А. Исходное условие
состоит в том, что сторона В будет сильной, доминирующей, априорно способной к поглощению в конце процесса самодвижения противоречия стороны А. Это порождает асимметрию, «неравноправие равноправных» сторон
противоречия. Отметим, что всякая асимметрия есть или след, или состояние
движения.
Как правило, на этом и ограничивается классическая дихотомическая
интерпретация закона единства и борьбы противоположностей. Такое раздвоение является достаточно условным, но уже введение понятия «направленность» в развитии противоречия фактически выводит нас или на бывший
процесс (и тогда направленность превращается в иерархию), или же на идущий сейчас процесс. Наконец, мы можем проектировать процесс и тогда вектор становится вектором из будущего, проектным вектором.
Нам важно выделить, что таким образом мы вводим в статическое изображение условную динамическую составляющую. Если противоречие не
вырождается в иерархию, то оно процессуирует. У Гегеля мы встретим выделение трех устойчивых фаз в самодвижении противоречия, эти фазы мы
должны зафиксировать в нашей графической модели. Так, центральная фаза,
где стороны А и В взаиморавны по силе, по своим возможностям, лучше всего описывается современным понятием «гомеостаза». Гомеостаз не просто
равенство, а процессуальное, динамическое равенство сторон, равновесная
38

устойчивость в процессе. Теперь, если идти по направлению вектора, фаза,
где еще преобладает сторона А, но уже проявлена и сторона В, может трактоваться как фаза становления. Противоположная фаза, где динамическое равенство уже пройдено и идет процесс поглощения стороной В стороны А, трактуется как фаза деградации данного противоречия. Эта гегелевская схема в нашей интерпретации достаточно проста для восприятия и трактовки (рис. 5).

Рис. 5. Три устойчивые фазы в самодвижении противоречия АВ.
Выделение трех фаз выражает суть процесса достаточно адекватно. Но
уже в современной логике троичность становится недостаточной для описания процесса самодвижения противоречия. Многозначная логика позволяет
выделять и большее количество состояний противоречия (например, многозначная логика направления у польского философа Роговского). Если принять наши три фазы как сильные, между ними будет два перехода: фаза 1 –
фаза 2; фаза 2 – фаза 3. Введение этих переходов дает нам уже пятеричность
фаз, причем ликвидация данного противоречия есть как бы шестое состояние
(на что указывает эстетик Н.И. Крюковский). На рис. 6 зафиксированы все эти
состояния и именно ею мы будем пользоваться в последующем наиболее часто.

Рис. 6.
39

Развивая идею многозначности логик, фазы можно взять и более подробно, например 7, или же 9 и т. д., но надо ясно представлять себе, что мы
изображаем в общем графике уже не само системное качество, а выводим на
график подсистемные (нескольких подуровней) качества – в этом смысл многозначной логики, интерпретируемой нашей графикой. В пределе мы можем
получить дифференциальное, бесконечно большое количество фаз, что вообще-то принципиально, если говорить о таких крупных явлениях, как непрерывный ряд истории. Что касается выбора количества фаз, то их задает
сам исследователь, исходя из специфики материала, из глубины ярусов, на
которые он распространил исследование. В системогенетике это количество
ярусов, вводимых в исследование, носит название альтитуды (альт – высота
или глубина).

Спираль
Поскольку мы имеем дело в нашем исследовании с таким предметом
как самодвижение истории человечества, мы должны сказать о его спонтанном, нерегулируемом характере. Такие самодвижущиеся объекты описываются языком волновых колебаний, что находит отражение в диалектике. С
древнейших времен для описания развития применяется спираль. Поскольку
спираль трехмерна, мы должны привести ее плоское изображение в трех проекциях (рис. 7).

Рис. 7. Трехмерная спираль и три ее плоских проекции.
40

Спираль может трактоваться как еще один способ изображения само-

движущегося противоречия определенного класса. На идею спиральности
человека навели, скорее всего, раковины: они растут и можно видеть их разные состояния. Говоря о цикле развития в наиболее общем плане, мы подразумеваем, что некое противоречие за этот цикл проходит все свои промежуточние фазы и самоликвидируется. Здесь нам больше подходит именно первая проекция, символизирующая собой завершенный цикл. Но и круг, который у древних символизировал цикл, тоже является одной из проекций спирали. Он менее удобен для изображения противоречия. Заметим, что круговая проекция может быть описана как минимум двумя противоречиями, связанными друг с другом, или же просто проекциями 1 и 2, за которыми разные
противоречия, описывающие один процесс. Круг трудно постоянно представлять себе как плоскую проекцию глубинного изображения. Но, в частности, приводимая нами схема (рис. 2.) содержит в себе и это значение. Разумеется, можно было бы воспользоваться и аксонометрическим, трехмерным
изображением спирали, однако практика доказала преимущество именно
двухмерных моделей, ими мы и будем пользоваться.
Нам осталось соединить в единую графическую модель две трактовки
цикла: прямоугольник (развертка противоречия в фазах) и спираль. Вот как
это выглядит графически: (рис. 8).

Рис. 8. Проекции спирали и индикационное противоречие. Три фазы.
41

Для ясности на схеме и в круговой проекции показаны наши сильные
фазы 1,2,3. Самоликвидация данного противоречия или конец цикла на спирали изображена звездочкой, на круге – разрывом, который следует видеть в
трехмерности. Теперь, если нам потребуется ввести какое угодно количество
фаз, мы можем их снести на спираль и видеть весь непрерывный ряд. Для
примера показана пятеричность фаз (рис. 9).

Рис. 9. Проекции спирали и индикационное противоречие. Пять фаз.
Применяемый нами вектор направленности противоречия теперь становится вектором времени (стрела времени), который мы можем перенести
внутрь спирали. Такая модель приобретает свой окончательный графический
вид, удобный для использования (рис. 10).

Рис. 10. Проекции спирали, индикационное противоречие, вектор Т.
42

В круговой проекции этот вектор времени становится сингулярной
точкой, центром круга, во второй проекции он сохраняется аналогично первой. Но с кругом нам еще предстоит иметь дело, он хорошо работает при статическом исследовании. Если мы соединим сильные фазы 1,2,3 в треугольник, а слабые, вторичные, фазы изобразим как бы на втором плане (включая
и фазу самоликвидации противоречия), то получим некий обратный треугольник. Перед нами древний мистический знак, имеющий форму шестиугольной звезды.

Рис 11. Круговое представление времени. Сильные и слабые фазы в
виде пары треугольников.
Вторым планом нашей трактовки диалектики все время выступает системно-структурный анализ или статическая фиксация процесса. Сам принцип
выделения противоположностей уже ведет нас к этому.

Количество и качество
Противоречие описывает явление и процесс, обладающие единым качеством в цикле, во всех фазах этого цикла. Единство качества цикла может
быть описано только с позиций надсистемных. Иначе качество, как известно,
неопределимо. Качество данного противоречия обозначается в отличии и в
сходстве с иными качествами через надсистемный взгляд. Для надсистемы
существование данного качества будет не более чем фазой его собственного,
надсистемного качества. В то же время выделяемые нами фазы есть также
устойчивые ступени качества для подсистем нашей системы. То есть выделяемые нами сильные фазы есть вполне определенные качества подсистем. В
43

этих ярусах « надсистема – система – подсистемы « наша базовая графическая модель описывает систему, причем в ее полном цикле существования.
Такой цикл носит название «несущего цикла системы».
Количество имеет свойство непрерывно накапливаться, что происходит
в границах меры. В целом границы меры – весь цикл существования, но
именно середина и демонстрирует нам полноценное бытие явления. Очень
часто для характеристики всего цикла берется пример именно того состояния, когда мера проявляет себя в количестве, соответствующем данному качеству. Когда мы говорим о Древней Греции, упоминаем Парфенон. Тем не
менее мы должны ясно представить себе специфику и остальных двух фаз.
Становление как фаза развития процесса есть непроявленное качество
– качество, которому недостает количества.
Средина, или гомеостатическая фаза, дает нам выявление данного качества в необходимом и достаточном количестве, в идеально уравновешенном виде.
Деградация как фаза есть такое состояние, в котором количества становится слишком много для данного качества, избыточно много, но качество
еще способно сохраниться.
Ликвидация данного качества есть момент ликвидации противоречия,
отрицание.
Введем поясняющую графическую модель для демонстрации накопления количества. Количество накапливается непрерывно, что изображается в
виде прямоугольного треугольника и «кирпичиков» нем (рис. 12).

44

Рис. 12. Нарастание количества в процессе самодвижения противоречия.
Фазы самодвижения представляют собой модификации, измененные
состояния данного качества. Поскольку система состоит из подсистем, то
подсистемные качества в пределах системы изменяются скачкообразно, до-

минирование переходит от одной подсистемы к другой. Здесь происходит
накопление слоев, «кирпичиков» количества, приводящих к внутренним подсистемным «скачкам качества». Причем, бывшее ранее актуальным переходит в потенциальное (заштрихованное) за счет скачка качества – перехода
доминирования к следующей подсистеме. Каждая фаза опирается на некоторое доминирующее подсистемное качество. Во всех трех фазах «работают»
разные подсистемы.
Это не абстрактное рассуждение: в реальной истории искусств за выделенными тремя фазами стоят разные цивилизации, каждая со своим способом
организации общества и своим менталитетом. Вместе с тем они входят в одну формацию с ее общим (системным) качеством.
45

Схему можно продолжить вверх по вертикали (в надсистему). При этом
мы уже имеем дело с двумя разными системами, сменяющими друг друга генетически. Для ясности изобразим взгляд сверху на схеме из двух циклов (рис. 13).

Рис. 13. Смена циклов с переходом количества в качество.
Здесь все количество предыдущего цикла «снимается», т.е. спрессовывается, уходит в потенциальное состояние, в «фундамент» для нового количества, которое начинает накапливаться уже в рамках иного качества-2 инойсистемы. Переходы между циклами – это и есть та «узловая линия мер», о
которой говорит Гегель, характеризуя историю как непрерывный процесс.

Рис. 14. Узловая линия мер, по Гегелю, в нашей трактовке.
Эта схема представляет наиболее общие свойства любых циклов и ничего не говорит о реальной длительности циклов. Реальная длительность –
вопрос надсистемного конкретного исследования.
46

2. Импульс
2.1. Скорость течения процессов в цикле
Говоря о процессе, мы не придавали ему никаких дополнительных характеристик. Между тем важно, в том числе и для графических моделей,
иметь точное представление о скорости протекания процесса и ее видоизменениях в цикле. Так, если цикл имеет постоянную скорость процесса, то виток спирали будет строго симметричен относительно центральной линии, что
и изображалось нами до сих пор. В надсистеме это будет иметь вид бесконечной цилиндрической спирали со строго изоморфными витками. Однако
этот случай отражает только наиболее общий вид процессов, причем не самый распространенный, а как раз напротив. Проиллюстрируем это на примере истории.
Из способов периодизации истории самым большим по длине периода
можно назвать способ разбивки истории на формации. Мы специально оговариваем, что формации могут называться таковыми по любым основаниям.
В частности, мы используем понятие «ментальной формации», где на некотором отрезке времени не изменяется общее качество менталитета.
До 20-го века история рассматривалась как состоящая из трех фаз:
древний мир, средневековье, новое и новейшее время. Затем были сделаны
шаги по увеличению количества фаз. В некоторых теориях эти фазы рассматривались как культуры, изолированные друг от друга (Тойнби, Шпенглер). Но тем не менее ведущей тенденцией в философии истории остается
способ рассмотрения истории как единого цикла, имеющего преемственные
фазы. Количество выделяемых фаз имеет отношение только к уровню глубины исследования. Нас же больше интересует сам принцип выделения таких
фаз. Поскольку в данном случае мы имеем дело с эстетическим сознанием,
наши фазы будут модификациями ментальности. А наиболее длинными циклами мы называем ментальные формации.
Разнообразные измерения длительности существования формаций привели к следующему результату: длительность формаций во времени убывает,
47

причем длина циклов связана отношением 2,7 – основанием натурального
логарифма. Если воспользоваться привычными историческими формационными терминами, то феодализм короче рабовладения в 2,7 раза, а первобытное общество имеет в истории длительность в 2,7 раза больше, чем рабовладение и так далее. Очевидно, что здесь мы не можем говорить ни о какой цилиндрической спирали, здесь явно видна коническая спираль, направленность которой (вектор времени) на вершину конуса.

Рис. 15. Сходящаяся коническая спираль.
Это тип так называемой сходящейся спирали (или конвергентной спирали. спирали с отрицательной обратной связью), которому противостоит
расходящаяся спираль (дивергентная спираль, спираль с положительной обратной связью), где последующий цикл больше предыдущего. Например,
эволюция видов животного и растительного мира вместе (рис. 16) есть дивергентный, развертывающийся процесс.

Рис. 16. Расходящаяся коническая спираль.
48

В соответствии с принципом дополнительности Бора эти два типа конусных спиралей должны взаимодополнять друг друга, что и приводит к целостному процессу, для которого мы подобрали название «импульс». Например, в развитии живой материи оба вида спиралей вместе образуют целостный процесс биосоциоэволюции (рис. 17) где сохраняется даже соотношение
длительности витков конических спиралей: 2,7.

Рис. 17. Импульс.
Если обратиться к такому показателю как скорость, то она разная в начале и в конце конической спирали. Так у сходящейся спирали социоэволюции скорость нарастает с уменьшением величины витка. Это легко воспринимается и визуально, если представить себе шарик, катящийся по такому
коническому желобу. К концу движения по конусу шарик приобретает предельно большую скорость. В расходящейся спирали биоэволюции процесс
обратный. В свое время О. Шпенглер назвал это явление изменения скорости
темпом.
49

К примеру, экологический гомеостаз, устойчивость видов всего живого
есть замедление процессов биоэволюции к моменту начала истории человечества. Эти вещи связаны и морфологически: устойчивость видов есть исчерпание возможностей морфологии данного живого в данных условиях
Земли.
Импульс в целом тоже не есть нечто самодостаточное. Для того, чтобы
развернулся импульс биосоциоэволюции, нужен был предшествующий импульс образования устойчивых систем неживой материи, абиотических систем. Иначе живому неоткуда было бы брать материал для строительства себя,
как потом и социуму. Окончание импульса знаменует собой переход в новое
качество всей экосоциальной системы, что отражено как в ноосферной теории Вернадского, так и в идеях Циолковского и Чижевского.
Выделяя один виток в социоэволюции мы видим, что он изначально
асимметричен, поскольку это виток спирали на конусе. Начальная его фаза
длиннее завершающей, разные и скорости в начале и в конце. Но что измеряет эта скорость? Насколько вообще применимо к социоэволюции понятие
скорости? Эти вопросы очень сложны, хотя бы потому, что в социальном
времени нам придется оперировать с дискретностью времени, даже со временем, текущим в обратную сторону (из прошлого в будущее течет только «физическое время»). Поскольку в общественном менталитете есть «ускорение»
и «эпоха застоя», то есть и мера изменения темпа социоэволюции как в целом, так и в частных случаях.

2.2. Закон дополнительности в импульсе
Траектория социального развития, отраженная в конической сходящейся спирали, уже есть некое противоречие. Сходящийся характер витков характеризует не само противоречие, а способ его протекания с ускорением. В
то же время ряд фактов говорит за то, что наряду с видимым характером одного движения существует подспудно второе – дополнительное. Если бы это

50

была цилиндрическая спираль, то за модель можно было бы взять двойную
спираль ДНК. В принципе, перед нами такие же две спирали, но на конусе.
В рамках одного цикла видимая и невидимая траектории движения соотносятся как две спирали в ДНК (рис. 18).

Рис. 18. Основная и дополнительная спирали.
В момент достижения максимума (гомеостатическая фаза) происходит
окончательное отмирание предшествующего и принципиальное (подводное,
невидимое) зарождение нового – так наиболее просто можно сказать об их
действии. Скажем, в расцвет феодализма окончательно отмирают остатки
рабства и потенциально зарождаются условия для капитализма, ростки. Достижение максимума скрытой спирали есть момент гибели явной, революционный момент. Соотношение этих двух тенденций постоянно во времени, две
тенденции обнаруживают себя и в истории, и в культуре.
Используя плоскую проекцию, мы должны помнить, что эта модель
пространственная и нужны как минимум три вектора для ее описанияв парности. Для простоты изложения мы не будем развивать эту модель,но периодически ссылаться на нее нам придется. Скажем, европо-центризм и востокоцентризм в философии – вещь, которую ничем иным не объяснить – она не
имеет отношения ни к формациям, ни к конкретным странам, это два противоположных типа мировоззрения, пронизывающие всю историю общества по
принципу дополнительности путей развития.
Несколько слов об импульсе в целом. Принципиально – это инвариант,
закономерность которого повторяется как во всей вертикали, так и в горизонтальном разнообразии мира. Здесь работает фрактальность.
51

3. Системный подход и его модификация в исследовании
3.1. Система, надсистема, подсистемы
В принципе, системный подход позволяет видеть всю многоярусность
материи как целое. Но никогда не бывает так, чтобы все ярусы понадобились
сразу или же могли бы быть описаны все одновременно и взаимосвязано, как
это хотелось Лапласу. Поэтому достаточным бывает описание трех уровней
организации материи: надсистемы, в которой находится данная система, самой системы (так определяется ее качество, двояко) и подсистем данной системы. Это определенная рамка, за счет которой внимание концентрируется
на предмете исследования. Рамка мобильна: при необходимости ее можно
передвигать вверх и вниз по вертикали. Если вверх, тогда бывшая надсистема
становится системой сама, если вниз, то системой становится бывшая подсистема.
В самом общем плане иерархическая конструкция «надсистема – система – подсистемы» координируется с философскими понятиями общего –
особенного – единичного, что можно отразить и схематически (рис. 19).
Ядром, уровнем, о котором постоянно будет идти речь, станет именно система. Поэтому речь и идет о системном подходе.

Рис. 19. Координация системных и философских иерархических понятий.
3.2. Инварианты диалектики в системном подходе
Выделенный нами инвариант был зафиксирован в схеме на рис. 10. Мы
уже говорили, что он имеет свойство повторяться как на более высоких
уровнях, так и на подуровнях, в подсистемах данной системы. Именно для
этого нам понадобилось выделить фазы, они раскрываются как подуровневые
52

образования, обладающие своим подсистемным качеством. В надсистеме, в
общем виде снимается и особенное (система и ее качество) и единичное
(подсистемы и их локальные качества). Такая трехъярусность трудно воспринимается сразу, поэтому подведем к ней постепенно.
Скажем, отдельная формация и ее цикл имеет свое «надсистемное качество». Тогда три фазы этой формации есть некоторые самостоятельные,
локальные циклы, каждая со своим качеством в рамках общего качества
формации (рис. 20).

Рис. 20. Три фазы формации и парные индикаторы циклов.
Специфику колебания общего качества описывает его развертка, специфику колебаний каждой фазы подчиненная развертка фазы. Здесь ясно
видно, как между фазами образуются скачки качества, вот почему мы говорили о пятеричности: три фазы сильные, со своим качеством, две – переходные между этими сильными. В конце большого цикла самоликвидируется как
надсистемное, так и системное качество. Здесь мы имеем очень сильный
двойной переход качества и их резонанс (рис. 21).
53

Рис. 21. Двойной переход качества на двух уровнях циклов.
Следующий шаг состоит в раскрытии подуровней. Каждую из выделенных фаз мы можем рассмотреть как изолированную и провести по отношению к ней ту же операцию выделения в ней ее специфических фаз. Операция проста, мы применяем инвариант вниз по вертикали. В результате мы
получим трехъярусную конструкцию, скоординированную с понятиями «общее – особенное – единичное». Именно эту конструкцию как универсальный
инвариант мы и будем применять и далее, перемещая по вертикали вверх и
вниз (рис. 22).

Рис. 22. Раскрытие подуровней. Универсальный инвариант.
54

На уровне единичного выделяются девять самостоятельных циклов, это
не случайно по многим причинам. Например, эмпирически выделяет в крупном солнечном (столетнем) цикле именно 9 микроциклов (по 11 лет) такой
циклист, как А. Л. Чижевский. О законе 7 + – 2 стало известно психологам
еще в 50-е годы текущего века, он универсален в восприятии, что немаловажно. Девять объектов ( 7+2) – это тот максимум, который одновременно
можно держать в поле зрения. Девять волн как нечто самостоятельное выделяли еще римляне.

4. Система и ее морфология в динамике
4. 1. Ряды, периоды и морфологический ящик
Идеальным морфологическим построением по сей день остается периодическая система элементов Менделеева. Ее идеальность не столько в наглядности, сколько в соединении как количественных, так и качественных
показателей в одном двухмерном порядке. Но путь к ней был долог и интересен для нас.
Первоначально все химические элементы выстроились по их некому
количественному признаку, в порядке возрастания. Причем этот признак у
разных исследователей был разным в разное время. Уже это давало возможность рассуждать о распределении качества в материи, но не вело к прогностическим результатам: новые открываемые элементы могли свободно входить в такой ряд и ничего не случалось. Затем в выстроенном в порядке возрастания ряду начали обнаруживаться некие единые свойства, присущие
группам элементов. Так появились периоды (рис. 23).

Рис. 23. Периоды: единые свойства групп элементов в ряду.
55

Последний шаг делался очень долго, ибо трудно переходить от линейности к двухмерности даже чисто психологически. Наконец, Менделеев это
сделал и получил новое образование – «морфологический ящик». Правда, название «морфологический ящик» возникло гораздо позднее и придумал его
астроном Цвики, изобретатель морфологического анализа, для своих целей.
Принцип морфологического ящика – это две оси координат, одна из
которых количественная, другая – качественная. Ячейки количественные
расположены от простого к сложному внутри одного уровня. Ячейки качественные по тому же принципу координируют сами уровни (рис. 20).

Рис. 24. Морфологический ящик.
Каждое хорошее морфологическое исследование приводит к подобному ящику, ибо он есть не что иное, как универсальная морфологическая конструкция, наполняющаяся любым содержанием.

Рис. 25. Образование морфологического ящика из осей количества (горизонталь) и качества (вертикаль).
56

4.2. Морфологический ящик и его связь с несущим циклом системы
Экскурс в морфологический анализ понадобился нам только затем, чтобы объединить два инварианта – инвариант морфологии и инвариант цикла.
Минуя обоснование этой операции, приведем сразу вывод, который впоследствии подтвердится эмпирическими примерами.
Мы уже говорили, что выделение некоего цикла и явления в качестве
системы есть фокусировка метода исследования на определенном объекте.
Но бывает и обратная задача – когда перед нами совокупность многоуровневых циклов и необходимо в этой мультицикличности выделить систему или
несущий цикл, связанный с системой. Когда неясно, что именно является
системой, критерий один: системой является то, что осуществляет «наполнение» морфологического ящика компонентов системы за один цикл. Но и
здесь есть ряд сложностей. Например, мы говорили, что именно среднее состояние цикла обладает наибольшим разнообразием уровней. Как расположить морфологический ящик по отношению к циклу, чтобы этот закон осуществлялся? Ответ содержится в схеме на рисунке 26.

Рис. 26.
57

Это построение выглядит несколько парадоксально, поскольку движение идет от наиболее сложных к наиболее простым морфологическим единицам. Тем не менее, для нашего объекта (произведения искусства) это подтверждается на практике. Для других уровней развития материи наполнение
морфологии может идти наоборот. Но, кстати, обратное течение социального
времени (о котором мы уже упоминали) и наполнение морфологии от сложного к простому – одно и то же.
Теперь если мы возьмем всю совокупность циклов истории, то морфологический ящик следует представлять уже в трехмерности. Каждая новая
эпоха оставляет свой слой, каждое произведение (ячейка морфологического
ящика или элемент в ячейке) «снимает» все предыдущее в том же роде. Так
преемственность остается непрерывной, но копится дискретно (рис. 27).

Рис. 27. Циклическое наполнение морфологии.

58

59

ó‡ÒÚ¸ II
êÄëäêõíàÖ èéçüíàü
«åçéÉéìêéÇçÖÇÄü éÅêÄáçÄü ëàëíÖåÄ»
Исследователи постоянно сталкиваются с тем, что образную систему (в
любой форме эстетической деятельности) невозможно описать только с одной стороны. Периодически предпринимаются попытки комплексного исследования этого феномена. Но они мало продуктивны: каждый исследователь
говорит о необходимости междисциплинарного языка, но при этом не выходит за рамки собственного. Если сгруппировать многообразную литературу
по проблеме образа, то можно выделить три уровня исследований.
Первый уровень приближен к философии, где исследуются наиболее
общие проблемы мировоззрения, лежащего в основе образа. Ближе всех к
этому эстетика, собственно образ и есть основное понятие эстетики. Применяемое нами понятие ментальности в ряде черт относится именно к этому
уровню.
Несколько ниже по иерархии расположен второй уровень – искусствознания (искусствоведения, истории и теории искусств). Казалось бы, именно
здесь образ и должен стать любимчиком, основным предметом исследования.
Но этого не происходит; пока не решены даже те немногие проблемы искусствознания, которые поставлены давно: морфология искусств (эстетического
поля в целом), соотношение истории и морфологии искусства и т. д.
Искусствоведы отсылают в своих примерах к уровню третьему: психологии и психофизиологии искусства, (производства и потребления произведений искусства). Это достаточно понятно, но неверно по сути. И у эстетики,
и у искусствознания есть свои проблемы по поводу образа, которые никак не
разрешаются психологическими или физиологическими исследованиями. Что
60

же касается психологов и физиологов, они достаточно часто отсылают нас к
эстетикам и искусствоведам. Круг замыкается, и лишь по одной причине:
проблема образа может быть разрешена только с помощью интегративной
методологии, включающей в себя все три указанных уровня.
Иногда пишут, что этой методологией может стать некая междисциплинарная наука типа кибернетики, семиотики, системологии или психолингвистики. Увы, это тщетные ожидания. Достаточно рассмотреть корни, пределы, ограничения предметов и методов этих наук, как упования растворяются. Использование иных языков и методов исследования оживляет, но
только саму эстетику, само искусствознание, саму психо- и физиологию, но
едва ли способно породить новое качество исследований. Сам принцип должен быть иным, проблемой образа должна заниматься самостоятельная наука
об образе. У нее есть и свой предмет и свое поле исследований и свои специфические категории и законы. Есть и своя праксеология, прикладные значения. Так, теория композиции есть прикладная наука, производная от науки об
образных системах.
Наконец, никакие попытки распространения аппарата науки о знаковых
системах на образ не привели к предполагаемым результатам. Знак и образ
были и остаются качественно разными образованиями, хотя верно говорят об
общности их происхождения. Соблазнительны и математизированные модели, особенно с применением компьютеров, моделирующих произведения искусств. Но при внимательном анализе обнаруживается, что они формальны,
не раскрывают содержания образа, их продукты только внешне схожи с произведениями искусства. Однако в этом направлении работать стоит, ибо будущее искусств состоит в переводе на машину технической, рутинной, «механической части» образных конструкций. В этом смысле накопленный аппарат даром не пропадет, но к нему все не сводится.
Теперь несколько конкретизируем проблематику. Нам нет необходимости подробно рассматривать столь широкую проблему как образ во всех ис-

61

кусствах, хотя связи будут обязательно присутствовать. Мы можем сделать
это на примере одного блока, например, пространственных искусств.

1. Мировоззренческий ярус образной системы
1.1. Эстетические категории как категории мировоззрения
У эстетика-интуитивиста Б. Кроче есть ехидное замечание по поводу
многообразия эстетических понятий: «Трагическое, комическое, возвышенное, патетическое, трогательное, печальное, смешное, меланхолическое» и
далее еще 25 наименований, «кто знает, укажет мне другие». Его ирония хорошо отражает состояние современной эстетики, хотя слова эти написаны
довольно давно. Здраво рассуждая, если эстетика – наука, то она давно должна была бы упорядочить эти понятия. Это первая (и не самая простая) операция любой науки. Но не тут-то было. Любая новая книга по эстетике как бы
заново конструирует всю систему понятий, а у эстетиков считается едва ли
не хорошим тоном начинать свою карьеру с отрицания всех предшественников. В чем же дело?
Во-первых, редкий эстетик рассматривает свою методологию в рамках
более общей и еще реже распространяет выводы из своей теории на практику. Самозамкнутость и самоизолированность эстетики губительна для нее же.
Но ситуация именно такова.
Мы преднамеренно вынесли вперед именно методологию, ни слова не
говоря о ее применимости к эстетике. Априорная универсальность этой методологии позволяет нам раскрыть категории эстетики не как вневременные,
всеобщие и непонятно откуда взявшиеся, а как категории, фокусирующие в
себе через эстетическое восприятие мировоззрение общества. Причем, надо
отметить, что такой подход заставляет сами эти категории уточнять терминологически. Некая вневременная суть традиционных эстетических категорий
плохо ложится на конкретное время.
Эстетикам постоянно приходится раздваиваться между личностью и
обществом. Произведение искусства содержит в себе в снятом виде диалек62

тику общего и единичного, общества и личности. При этом интересно, что
почти все эстетики предпочитают иметь дело с историей, с произведениями,
уже выбывшими из поля актуальной культуры. Этим противоречивость общество-личность как бы смазывается, но проблема-то остается, особенно если требовать от науки эстетики прогностических результатов.
Некоторые попытки имели место. Философ, эстетик и логик из Минска
Н.И. Крюковский развел два рода эстетических категорий: объективные,
присущие общественному мировоззрению категории, и субъективные, присущие личности, отражающие ее вкус. Он даже построил матрицу их соотношения, показывающую искривление в восприятии действительного процесса развития искусств в зависимости от вкуса. Этот шаг можно расценивать как первый (раздвоение категорий по родам), но не последний. Дело в
том, что в самих объективных эстетических категориях присутствует диалектика свободы общества и свободы личности. Общественное самочувствие,
самоощущение, в конечном итоге мировоззрение, пропущенное через призму
эстетического, не есть нечто постоянное. Зафиксировать движение категорий
– еще не значит вскрыть их основу.
Перейдем к построениям. Гипотеза наша состоит в том, что существует
во времени определенный цикл общественного мировоззрения, за который
общество проходит стадии, описываемые основными эстетическими категориями. Назовем его ментальным эстетическим циклом. В основании этих категорий лежит диалектическая пара «свобода общества – свобода личности»,
которая порождает устойчивые состояния, фазовые площадки в этом процессе. В работах философа и эстетика Л. А. Зеленова эта пара представлена несколько иначе: как соотношение меры предмета и меры человека. Но суть остается той же. Кстати, Н.И. Крюковский постоянно аргументирует свои выводы, именно исходя из этой оппозиции, но не называя ее явно. Возьмем нашу базовую схему и вместо абстрактных А и В подставим выделяемую оппозицию свобод (рис. 28). Перед нами три фазы, три площадки, три эстетические категории, в рамках одного менталитета.
63

Рис. 28.
Теперь мы можем дать фазам системного цикла названия эстетических
категорий. Это три самостоятельных подцикла: Т- трагическое, П – прекрасное, Н – низменное.

Рис. 29.
Как и делают все эстетики, мы начнем с центральной категории прекрасного. Это гомеостатическая фаза нашего цикла и тут даже нет необходимости в особых пояснениях.
Прекрасное ассоциируется в нашем сознании с гомеостатическим. Но
есть некоторая путаница, которую внесли скорее искусствоведы, чем эстетики. Прекрасным называют все подряд произведения искусства, которые угодили тому или другому исследователю. Это бич терминологии, испортивший
64

много крови эстетикам, девальвировавший саму категорию в массовом восприятии. При упоминании этой категории нам мерещится то ли Древняя Греция, то ли Возрождение, в лучшем случае, а в худшем – что придется. Некоторые теоретики пытаются уйти от этого, заменив категорию прекрасного на
ее производные – гармоническое и т.п. Это понятный шаг, но теоретически
непродуктивный. Еще хуже обстоит дело, когда приходится связывать бытие
категории прекрасного с тем или иным временем, приближенным к нам. Например, мне придется доказывать, что 70-й год нашего столетия несет в себе
отпечаток прекрасного. Читатели возмутятся, как так, застой, Брежнев, преследования диссидентов – и на тебе, прекрасное! Что же, будем вкладывать
четко очерченный смысл в эту категорию: прекрасным называется гомеостатическая фаза мировоззрения данного общества, где свобода общества равна
свободе личности. И ничего более. Это равновесие и порождает то ощущение
спокойствия, уравновешенности, гармоничности бытия, которое люди чувствовали тогда. И это отражено в любом произведении искусства или дизайна
этого периода. Проще было бы сказать, что прекрасное есть гомеостатическое, но зачем заменять одно понятие другим в особой предметной области
со своей терминологией?
Цикл становления или первая фаза характеризуется преобладанием
свободы общества над свободой личности. Это достаточно понятно: сильнейшее давление государства, строя, общественных институтов, родовых потребностей над личностью. Нравственный аспект этого отражается в тезисе –
человек есть винтик общественного механизма, функция. Ценность персоны
и личного в жизни общества чуть больше нуля. Хорошо это или плохо – вопрос интерпретации из того или иного времени. Так было. Так самоощущало
себя общество, это объективно. В этой фазе мы имеем дело с категорией трагического. «Трагедия» состоит в том, что личность обязана жертвовать собой
во благо общества. Трагический герой – это общественный герой, герой, несущий общественную идею. Мало того, эта идея с ходом истории становится
все более всеобщей и достигает уровня мировой общественной идеи. Напри65

мер, «герои трагического» нашего века несли идею мировой революции, гибли ради нее в гражданскую. Весь период бытия этого типа мировоззрения
отмечен постепенно убывающей, но устойчивой идеей жертвенности: жертвовать личной свободой ради общества. В принципе, большего для описания
данного типа мировоззрения, данной категории пока не требуется. Хотя речь
может идти и о Древнем Египте и о нашем времени – мировоззрение общества аналогично в структурно-инвариантном смысле. Иной вопрос, что в произведениях искусства эта категория или трагический герой (кстати, первоначально этот герой – масса) могут не найти яркого выражения, но мы говорим
о самоощущении общества, а не о произведениях.
Такие же терминологические трудности как и с категорией прекрасного, ожидают нас по отношению к категории низменного. Мы охотно относим это понятие к эпохам прошедшим, но заявление, что мы с вами проживаем в момент бытия этой категории, нам претит. Но тут уж ничего не попишешь: категория низменного всего лишь отражает такое состояние общественного мировоззрения, когда личное, личная свобода и личные ценности
стоят выше, чем общественные.
Мы охотно связываем с Древним Римом это понятие, но неохотно признаем, что нынешняя опора на личный интерес в экономике превосходно отражает низменное в самоощущении общества. Есть парадоксы и более глубокие: почти все эстетики стараются заменить объективную категорию низменного на категорию комического (недостигнутое низменное, переходная
категория к низменному). Это понятно чисто по-человечески, в основе человекоцентризма лежит центризм прекрасного. Эстетикам не хочется признавать, что в общественном мироощущении элементы безобразного и низменного столь же объективны, как и прекрасное. Но что есть, то есть, как бы человечество ни хотело о себе хорошо думать.

66

Рис. 30.
В круговой проекции спирали эти три категории вписываются в треугольник и образуют устойчивую тройку основных категорий.
Причем эта тройка присутствует практически во всех эстетических
учениях, не считая попыток подмены низменного на комическое. Однако,
троичность не исчерпывает всех возможностей диалектики свобод общества
и личности. Есть и переходные состояния, которые приводят нас к пятеричности. Между трагическим и прекрасным лежит переходная категория возвышенного (в круговой проекции она на втором треугольнике переходных
категорий). Между прекрасным и низменным лежит категория комического.
Конец у цикла (звездочка) окрашен категорией безобразного, за которой
двойной скачок качества (большого цикла и малого одновременно). Эти переходные категории подобны переходным цветам – они несут на себе смешанное значение основных: возвышенное = трагическое + прекрасное, комическое = прекрасное + низменное. Что касается безобразного, то эта категория как бы не принадлежит системе мировоззрений, это деструктурирующее
состояние мировоззрения, хаос, ликвидация системы. Эти аналогии только
демонстрируют универсальность нашего инварианта и многозначность,
скрытую за простотой шестилучевой звезды. На рисунке 29 эти выводы зафиксированы графически.
67

Рис. 31.
Хорошо видна аналогия «смешанных» категорий с шестицветовым
кругом, где: оранжевое = желтое + красное, фиолетовое = красное + синее,
зеленое = синее + желтое.

Рис. 32.
Чтобы удовлетворить требования эстетиков к обязательному присутствию в системе категорий парности, мы раскроем на круговой проекции, как
противостоят категории и заодно цвета в цветовом круге по диаметрам. Вопервых, принципиально противостоят устойчивые категории (основные) неустойчивым (промежуточным, переходным), так же, как и цвета в круге. На
рисунке 26 показаны три таких дополнительности: трагическое-комическое,
прекрасное-безобразное, низменное-возвышенное. В цветовом круге это соответственно: желтое-фиолетовое, красное-зеленое, синее-оранжевое.
Но для циклического построения такой дихотомии недостаточно, поскольку пары категорий дважды становятся актуальными. Здесь следует
68

вспомнить модель двух спиралей ДНК: первая спираль есть основные или
сильные категории, вторая спираль – дополнительные. Проявляется это, как
выявил нижегородский эстетик Л.А. Зеленов, в самой композиции произведений искусства. С позиций композиционного построения имеет значение
именно доминирование в парах: не просто синее-оранжевое, но и оранжевоесинее, это два разных состояния, два противоположных образа. В произведениях искусства это хорошо видно: возвышенному герою как положительному
будет противостоять плохой низменный – это во времена возвышенного; напротив, низменному положительному герою вполне может противостоять
возвышенный отрицательный герой во времена низменного. Например,
борьба за выживание, описанная у Приставкина («Ночевала тучка золотая»)
демонстрирует нам антиобщественного, но положительного героя. Там есть и
антигерой, несущий на себе отрицательные черты общественно-возвышенного – это тот солдат, которому поручили выселять местное население, и он
чувствует себя правым в своей слепой ненависти. Он носитель свободы общества, но не личность, а функция, винтик общества. Представим себе, что
роман был бы написан кем-то другим в конце 40-х, тогда именно этот солдат
и будет положительным героем, а эти дети и выселяемые народы – отрицательно низменными. Такова парадоксальность доминирования в парах: только текущее общественное мироощущение расставляет знаки плюс и минус по
отношению к героям. Вневременных категорий мироощущения нет и в этом
корень заблуждений абстрактной эстетики.
В области нравственности попытка выйти на некие вневременные ценности не может привести ни к чему хорошему. Сами эти попытки возникают
как раз в моменты бытия категории низменного, антиобщественной морали,
индивидуализма, разрушающего устойчивость общественных структур. Это
такая закономерность, как и наделение положительным значением низменных героев. И только когда мы переходим в надсистему, где человечество и
личность остаются вне реального времени, мы можем говорить о вечной
нравственности или аморальности. Регресс и распад общественных структур
69

из надсистемы видится такой же закономерностью развития, как прогресс и
становление, здесь нет ни хорошего, ни плохого – есть объективное. Хорошо
все, что способствует продвижению человечества вперед, и ничего более.
Это своего рода ноосферная мораль к единственному постулату которой сводятся все виды вневременных нравственных ценностей.
Затронутая нами проблема сложно отражает и мир художника. Устойчивая иллюзия вневременного, надисторического творчества моментально
разрушается, если поставить произведение такого художника в ряд произведений его времени. Как правило, все формальные стилистические признаки
лежат в ряду времени, а это значит, что художник подсознательно является
носителем мировоззрения этого общества, этой эпохи. Бывают и забегания
вперед, забытые художники, но приходит и их время, вне времени никому
быть не удается. Кстати, прошедшее пятилетие преподнесло нам целую
плеяду невостребованных художников – они забежали немного вперед. Железная преемственность сковывает даже ряды произведений модернистов, их
отрицания подчиняются закону распределения. И как ни сложно за всем этим
считывать мировоззрение времени и определенные категории, они работают
и в самых абстрактных композициях.
Читатель, и в особенности профессионал, может усомниться: если все
так просто до примитивности, то почему же до этого не додумались раньше?
Ведь нигде, как в эстетике, не работало столько бесподобных умов. И это
сущая правда, но не вся правда. Мы с вами прошли по уровню самому верхнему, мировоззренческому. В нем закономерности только намечаются, а не
заканчиваются. Так, эстетическое существует на практике вовсе не в виде явно очерченных категорий, а только в виде многоуровневых модификаций или

модусов эстетического, по терминологии доктора Л.А. Зеленова. Даже такой
явный исторический пример, как окрашенность категорией трагического
менталитета всего сталинского периода, не закрывает проблему, а только
ставит ее.

70

1.2. Эстетические модусы и показатели их образования
Принцип, который лежит в основе выделения нами объективных эстетических категорий мировоззрения, скорее социологический. Мы говорим о
соотношении свобод общества и личности, а это сфера интересов социологии. Литература по эстетике 20-х годов, в особенности труды Б. Арватова
(«Социологическая поэтика») убеждают в том, что это подход достаточно
одномерный. Но, в отличие от так называемого «вульгарного социологизма»,
мы вовсе не выносим вперед доминирование общественных законов над всеми прочими. Более того, наша трактовка категории низменного полностью
противостоит такому походу. Социологический детерминизм 20-х годов содержит в себе только принципы категории трагического, поскольку отражал
то время. Точно так же центризм прекрасного в 60-е годы породил эстетические модели того времени.
Нам необходимо получить достаточное количество индикаторов для
описания фаз, или категориальных состояний. Мы введем их еще два: пространственное самоощущение общества в мире и временное самоощущение
общества в мире. Время и пространство – больших абстракций мы уже не
сможем вычленить.
Пространственное ощущение, содержащееся в произведениях искусства, позволяет нам проделать операцию превращения категорий в модусы.
Модусы есть таксономически более мелкие образования, отражающие разнообразие внутри больших категорий. Здесь мы привлечем методы, изложенные в работах эстетика Л.А. Зеленова. Операция модификации была проведена этим исследователем по основанию величины пространства. Он взял
оппозицию «великое-мизерное» и как промежуточное, равновесное состояние «обыкновенное». Мы же раздвинем границы: не «великое», а бесконечно
большое, не мизерное, а бесконечно малое, да и «обыкновенное» лучше заменить на мерность человека – нормальное по мере человека. На схеме, где у
нас уже есть один индикатор, это будет выглядеть так (рис. 27).

71

Рис. 33.
Памятуя о том, что троичность есть только простое выражение дифференцированного целого, мы можем взять и пятиуровневую модель. Тогда
пространство будет иметь такие убывающие характеристики: бесконечно
большое – большое – нормальное – малое – бесконечно малое. Можно это
сделать и более дробно, это вопрос градуировки шкалы.
Если мы остановимся на уровне большого цикла, в котором сменяются
все категории мировоззрения, то связи устанавливаются достаточно просто.
Категории приобретают характеристики пространства, что затем мы обнаруживаем и в истории искусств. Трагическое разворачивается в бесконечно
большом, космическом, пространстве. Возвышенное имеет дело с большим,
но не бесконечным. Прекрасное есть мера, пространство прекрасного нормальное, человекосомасштабное. Комическое сужает пространство до малого, человеку в нем уже тесно. Низменное обращено к мизерному, и это мизерное постепенно движется в сторону бесконечно малого.
Мы не выразили бы всего специфически эстетического, если бы не сказали об отличии диапазона пространства (да и времени) эстетического от на72

учного. Научно освоенное пространство больше, оно уходит и за пределы
видимого, абстракции науки работают за пределами вселенной и ниже уровня кварков. Эстетическому диапазону это не свойственно – бесконечно
большое пространство сводится к ощущаемому: видимому, слышимому, образно представляемому, но не абстрактному. Даже в космической фантастике
это мир, освоенный человеком, обжитый им мир. То же и бесконечно малое –
мир кварков пока не принят нами эстетически и самые малые «мальчики-спальчики» не забираются в атомы. Но это пока, история показывает способность диапазона эстетического пространства к расширению и углублению. И
в любой момент истории рационально познанное пространство шире и глубже эстетически освоенного. Суть в том, что мера эстетического пространства
имеет в центре человека с его ограниченностью, и то, чего человек не может
олицетворить, не входит в состав эстетически освоенного.
Второй показатель, которого нет у эстетиков, – это время. Мы вводим
его по аналогии с пространством, но сразу оговорим парадоксальность социального эстетического времени. Во-первых, оно дискретно (длится на отрезке
только одного цикла мировоззрения), прерывисто. Во-вторых, оно течет из
бесконечно удаленного будущего в бесконечно удаленное прошлое в рамках
этого же цикла. Отсюда и дискретность. В момент перехода от одного цикла
к другому время меняется и скачкообразно переходит (из будущего течет в
прошлое внутри цикла) от масштаба бесконечно удаленного прошлого к
масштабу бесконечно удаленного будущего. Этот парадокс связан с единством времени-пространства: огромное пространство связано с надсистемой,
время надсистемы для нас – будущее, мизерное пространство подсистемно,
его время – прошлое. В частности, в ранние периоды трагического мы получаем значительное количество опережающей информации из будущего, это
время проективно и прогностично. Чтобы зафиксировать этот второй индикатор – время – по отношению к нашим категориям, введем его (рис. 34).

73

Рис. 34.
Мы видим, что трагическое (первая фаза) пронизано будущим; настоящее – скользящее равновесие будущего и прошлого – принадлежит прекрасному (вторая фаза); а прошлое заполняет низменное (третья фаза).
Переходные же категории имеют и переходные характеристики времени: возвышенное есть будущее (но не бесконечно удаленное), комическое
есть прошлое, но недалекое, что же касается безобразного, то здесь время на
некий миг останавливается, это эпоха безвременья, смерти.

74

2. Второй ярус образной системы – мировосприятие
2. 1. Теория искусств и ее отношение к эстетике
Мы уже говорили о том, что мировоззрение не исчерпывает собой всей
сложности образа. Мировоззрение выступает как общее, а общее всегда беднее конкретного, единичного. В промежутке между общим и единичным находится категория особенного. И функции особенного в исследовании образной системы выполняет целая группа наук, которые мы можем назвать искусствоведением или теорией искусств (в этот разряд входят все науки об эстетических формах проявления: как искусство, как художественная деятельность, так и художественно-утилитарная).
Соподчиненая или срединная роль теории искусств дает нам возможность говорить о морфологии искусств и истории искусств. В методологическом подходе, который предложен нами в самом начале, эти вещи уже связаны одной схемой. Остается выяснить, какой цикл является морфологически
несущим циклом, как это соотносится с конкретным временем истории.
Здесь уже можно переходить на рельсы эмпирии, то есть смотреть в реальности, за какой срок срабатывает вся морфология искусства как целое, как матрица.
Литература по морфологии искусств небогата, из фундаментальных исследований чуть ли не единственной так и осталась книга М. С. Кагана
«Морфология искусства». Однако предложенные там решения не удовлетворят нас: удобоваримой матрицы мы не получим, его итоговые схемы сложны
для употребления. Основания выведения схем тоже не представляются нам
достаточными. Но мы не можем дать здесь развернутую критику этой фундаментальной по фактографическому материалу работы. Цель настоящей работы – ознакомить с выводами, а не с доказательствами.
Обратимся к рисунку 29, где мы представили свой вариант уровней искусства, скоординированных с хронотопом и тройкой «вещество – энергия –
информация».

75

Качественные уровни координируются здесь с видами искусств от простого (приближенного к утилитарному и вещественному) к сложному (близкому и теоретическому и информационному). Группа так называемых пространственных искусств со своей иерархией плавно переходит в группу искусств «временных». Последовательность расположения видов искусства дана в самом общем виде. Причем, вопреки прочим морфологиям, мы вводим
сюда и архитектуру, ибо иного «искусства пространства» нет. Высшим видом выступает у нас литература, хотя очень часто пишут «литература и искусство», как будто литература не искусство.

Рис. 35.
Что касается жанрового, или количественного деления внутри видов
(рис. 30), то мы взяли его на примере живописи, где жанровая структура наиболее устоялась. Если развернуть ряд живописных жанров от простого (природа) к сложному (общество), то это: натюрморт, пейзаж (марина), анималистический жанр, портрет, жанровая сюжетная картина, историческая, или батальная картина, аллегорическая (или фантастическая) или беспредметная
живопись. Структура жанров подвижна, между ними есть переходы, смеси,
но последовательность очевидна: неживое – живое – человек – группа – общечеловеческое. Аналогичную структуру жанров под другими названиями
мы можем обнаружить и в иных видах искусства. Иногда эти жанры облекаются и в формы длительности, соответствующие сложности изображаемого,
например, в литературе. Расположение жанров от простого к сложному,
76

можно трактовать и по более сложным основаниям – от репрезентативных к
интонированным, от материально-вещественных к духовным.

Рис. 36.
Перед нами только моноискусства, и пока этого вполне достаточно,
ибо полиискусства имеют собственную сложную иерархию, основанную на
совокупном использовании моноискусств. В частности, переключение доминирования в полиискусствах происходит по принципу доминирования в момент истории тех или иных моноискусств. Театр, скажем, существует на всем
протяжении витка спирали, но вначале это литературный (драматургическая
основа) театр, затем в нем много музыки, потом пластики, и опорой становится актер, потом начинает работать пространство, живопись и изыски в декорациях. Режиссерские стили заметно меняются от социально-абстрактных
к чувственно-конкретным. То же можно рассказать и о кино, где больше динамика соединений и шире диапазон применяемых средств выразительности.
Если брать историю полиискусств как целое, то можно наблюдать тот же импульс: дифференциация единого синкретического искусства сменяется процессом ускоренной интеграции «моно-» – «в поли-».
Отдельная тема – морфология утилитарно-художественной деятельности. Для примера можно взять дизайн. Он в своей образной основе поначалу
работает с плоскостью, объемом и пространством, поэтому закономерности
всего ряда пространственных искусств переносятся на него. Но само поле дизайна тяготеет к универсальной гармонизации не только предметного мира,
но и всей ощутимой реальности. Начинает возникать дизайн тактильной гар77

монии, дизайн звуковой гармонии среды и так далее. То есть элементы временных искусств, которые раньше использовались процессуально и функционально, теперь осваиваются и образно в новом синтезе. По сути дизайн
пока моделирует образные системы на готовом материале технических систем, но у него большее будущее, чем сегодня представляется: дизайн особо
выделяет проективную функцию искусств. Еще в самом начале своей истории он самоосознал главную свою задачу – гармонизацию мира в целом, построение жизни, жизнестроение. Мы так подробно останавливаемся именно
на образной основе дизайна только потому, что ему отводят пока второстепенную, служебную роль по отношению к чистым искусствам. В то же время
анализ формальных признаков в дизайне и в аналогичных пространственных
искусствах показывает, что образные конструкции у них абсолютно идентичны и возникают синхронно. Иногда же произведения дизайна опережают
соответствующие виды и жанры искусств. И только рассматривая картину
дизайна и моноискусств в целом, мы можем получить достоверное самодвижение образных систем в видах. Что касается синтетической основы дизайна,
то в последнее время в западной теоретической мысли обнаруживает себя
новое проектное понятие «экзистенции» – существования как объекта проектирования. Это жизнестроение наоборот, не от общества и его функций по отношению к человеку, а от человека и его гармонии (по отношению) к обществу.

Рис. 37. Серым обозначена морфология эстетического вне искусств,
в центре, белым – морфология искусства.
78

У художественно-утилитарной деятельности есть и еще одна морфологически значимая функция. Утилитарно-художественные произведения работают в цикле постоянно, но их значение лучше всего обнаруживается именно
в те моменты, когда только один-два жанра одного-двух видов искусства
вступает в действие, то есть в начале и в конце цикла. Если свести это к закономерности, то общая масса функционирующих эстетических жанров в цикле остается величиной постоянной. Этот закон прямо совпадает с законом
сохранения. При этом морфологическое соотношение в эстетическом художественных и художественно-утилитарных жанров образует цельную систему. Художественное имеет как видовые, так и жанровые продолжения в художественно-утилитарном и прочих видах эстетического.
Для иллюстрации приведем такой пример: в начальной точке должен
работать самый осоциаленный жанр литературы – философский роман. В
наше время начало перестройки связано с новым романом Айтматова, и
вслед за ним – еще с целым рядом именно романов философского звучания.
Одновременно расцветают прикладные виды литературы, публицистика, эстетика факта, прикладные виды звучащего слова, ораторское искусство. Песня, рок молодежных движений, брейк-данс, новая волна социального плаката
– прикладные продолжения иных искусств. При этом необычайно бедны, совершенно парализованы для массового потребления все виды чистых искусств: нет ни новой музыки, ни новой живописи, ни нового прикладного искусства, именно современного, теперешнего. Их время «включения» в цикле
еще не наступило.
Наблюдая работу жанров в этом временном процессе, нетрудно сделать
вывод о том, что жанры наполняются дискретно. То есть, интерес, например,
к натюрморту возрождается ровно через один цикл, аналогично – и все иные
жанры. Это накопление происходит как бы в глубину матрицы, усложняя образную структуру натюрморта. Между простым снейдеровским изображением мертвой натуры и современным философским натюрмортом несколько
циклов накопления образных средств. Скажем, натюрморт Петрова-Водкина
79

с селедкой – это сложное иносказание, превосходящее жанровые картины
времен Снейдерса.

2.2. Формула эстетического и вторичные характеристики образа
Мы ввели соотношение общества и личности и на этой основе выделили три основные категории. Но каким образом определить само эстетическое? Это не второстепенный, а сущностный вопрос, ибо все наша производные показатели происходят из этого корня.
Удачная формула эстетического была предложена Л. А. Зеленовым, он
использует ее во всех своих работах по эстетике и теории дизайна. Строится
она как функция соотношения Предмета (П), меры предмета (МП) и меры
человека (МЧ) по отношению к этому отношению:

Но если вспомнить эстетику К.Н. Крюковского, следует сделать небольшое уточнение в этом построении. Приводимая здесь мера человека раздвоена. В первом случае мы имеем дело с мерой человеческого рода (МЧР),
во втором – с личной, индивидуальной мерой человека (МЧи). Тогда принципиальная схема получает обоснование: оценивает меру предмета не ничтожный одинокий человек, а человек через призму рода человеческого, то
есть мы имеем дело – с одной стороны – с взаимодействием общества как целого и всего остального мира. Отсюда космизм масштаба в категории трагического, доминирование социального в человеке. А вот в категории низменного все наоборот: оценивает личность, хотя и связанная с обществом, но
уже в минимальной степени. Мера индивидуального человека в низменном
преобладает, и из его биосоциального единства доминирует именно био, а не
социо. Собственно, эту формулу следовало бы поставить как первоначальную, как инвариант эстетического. Но она вводит как бы следующий фильтр
после тоько что представленного. Таким образом, мы имеем здесь два фильт80

ра: отношение предмета к мере самого предмета, отношение этого отношения к родовой мере человека, отношение этого отношения к мере общества
(канон, стиль, мода), а затем – к индивидуальной мере человека (вкус).
Связанность меры человеческого рода (МЧР), о которой мы говорили,
и меры индивида, меру человеческой личности (МЧл) образует пару. И онато определяет специфику рассматриваемых на цикле эстетических категорий,
это движущая пара цикла генезиса эстетических категорий. Ее в пределе
можно перевести в социологический индикатор «свобода общества» (СО) и
«свобода личности» (СЛ).

Рис. 38.
Основные или сильные эстетические категории имеют устойчивое собственное качество в общем цикле. Переходя на уровень ниже, каждую из
трех категорий мы можем рассматривать как самостоятельную систему или
как самостоятельный цикл, для которого общий ментальный цикл становится
надсистемным. Выделенные нами индикаторы инвариантно переносятся и на
эти вторичные циклы. В этих самостоятельных циклах категорий трагического, прекрасного и низменного мы можем выделить их собственные фазы становления, гомеостаза и деградации. Фактически это циклы более низкого
уровня, подсистемные (по отношению к циклу категории как системному).
81

Перейдя к выделению двух уровней мы получим двойное обозначение
эстетических состояний. Например, становление мироощущения трагиче-

ского. И терминологически в этом не было бы ничего несообразного, если бы
уровень, на котором происходит рассмотрение, не был уровнем искусствоведческим. В искусствоведении мы встречаемся с уже нащупанной цикличностью, которая пока не осознана как всеобщий принцип.
Кроме морфологической проблематики искусствознания, центральной
проблемой для него является проблема стиля – по сути, динамический аспект той же проблемы морфологии. Публикации по теории стиля и многочисленные заметки по этому поводу до того запутали всю проблему, что нам
снова придется очищать наслоения терминологии, чтобы обнаружить достаточно простую истину. Мы будем базироваться на двух утверждениях, которые в этом тексте – не более чем гипотезы.
Первое утверждение: самобытие в истории описанных эстетических
категорий образует несущий цикл системы эстетического, и в нем полностью
срабатывает вся морфология, морфологический ящик эстетических форм.
Зафиксируем это на рисунке.

Рис. 39.
82

Второе утверждение: так же инвариантно (независимо от категории)
срабатывает и принцип выделения трех фаз, фиксируемый нами через наши
(очень условные!) стили.
Фаза становления в цикле любой категории соотносится нами с условным «архаическим» стилем.
Фаза гомеостаза, равновесия, соотносится с условным «классическим» стилем.
Фаза деградации – с условным «эклектико-декадентским» стилем или
проще – с «декадансом» как стилем.
Если перейти к пятеричности фаз, то стилей можно будет выделить
пять в следующей последовательности: архаический -> романтический ->
классический -> бароккальный -> декаданс. Зафиксируем:

Рис. 40. Фазы категорий: стили в троичности и в пятеричности.
83

Следует специально оговорить, что называемые нами «стилями» циклы
категорий и исторически конкретные стили в искусствоведении зачастую не
имеют между собой вообще ничего общего. Но это особый разговор.
Например, в истории искусств барокко как стиль следует первым, а
классицизм вслед за ним (и параллельно с ним – «болонский классицизм
братьев Карраччи»), у нас же наоборот. Далее, «классицизм» семнадцатого
века и «классицизм» восемнадцатого века, да еще и «русский классицизм»
девятнадцатого века настолько различны, что по нашей терминологии один
из них относится к категории трагического, второй – к категории прекрасного и его стилям, третий и вовсе к категории низменного.
Точно также «имперский стиль» древнего Рима иногда именуется
«римским классицизмом», а расцвет фидиевской Греции – «высокой классикой».
Но мы должны ведь на кого-то из авторитетных теоретиков опираться,
вот мы и опираемся. Данную последовательность стилей в работе «Кибернетика и законы красоты») предложил минский эстетик и логик Н.И. Крюковский. Опирался он, ясное дело, на эстетику Г. Гегеля.
Мы же развили это представление в систему нескольких ярусов, оставив

неизменным

первоначальное

наименование

стилей

по

Гегелю-

Крюковскому. Это инерция традиции, но заменить эти названия на цифровые
(становление – фаза 1, расцвет – фаза 2, деградация – фаза 3) – очень уж отдает то ли электротехникой, то ли газодинамикой.
Это построение понадобилось нам для более точного определения эстетических состояний в терминах именно тех уровней, которые нами выделяются. Мы можем «снести» полученные нами точки на основную кривую
большого цикла. Эти двойные обозначения точек будут звучать так: архаика
трагического, декаданс возвышенного и т. п. Переходные стили наводят на
мысль о возможности существования микроциклов трех стилей (подсистемных циклов) архаики, классики и декаданса, что можно отразить на трехъярусном рисунке.
84

Рис. 41.
85

Читатель уже догадался, что три иерархических яруса, обладающих к
тому же признаком вложенности, мы можем развивать и развивать – в 5, 7, 9
и т.д. ярусов. Придет время, и мы вернемся к этой теме, хотя зрительно последовательность усложнения очевидна:

Рис. 42. Увеличение количества ярусов иерархии, глубины исследования.
Операция проста – мы повторяем все тот же универсальный инвариант,
доводя его в системном плане до полноты (система – надсистема; система –
подсистемы).
Теперь мы можем перенести на эту схему и инвариантные индикаторыхарактеристики, выявленные нами в первом, надсистемном, уровне на два
последующих. Возникают не только двойные обозначения, но и двойные показатели, например, пространства и времени. Если же спускаться на уровень
ниже, то такие показатели будут трехуровневыми: тройное пространствовосприятие и тройное времявосприятие.
По сути, в этом нет ничего сложного, здесь идет простое суммирование
пространственных и временных показателей через три уровня. Но сложность
тем не менее есть: если показатели верхних уровней надсистемы имеют значение закономерности (общее, всеобщее), то показатели второго уровня уже
слабее детерминистичны, а третьего – сильно связаны со случайностью,
флуктуациями системы (единичное). Распределение времени и пространства
по общему – особенному – единичному уже не механическое, здесь детерминизм связан с вероятностными процессами. То же относится и к индикатору
противоречия «общественное – индивидуальное» (СО-СЛ). Зафиксируем набор упомянутых трех уровневых индикаторов в сводном рисунке 43.
86

Рис. 43.
Теперь перед нами уже достаточно сильно дифференцированный трехмерный набор показателей. Микроциклы, которых 9, могут быть тоже рассмотрены фазовым образом: у архаики, например, тоже есть своя фаза становления, гомеостаза и деградации. Тогда и обозначения будут трехуровневыми. Например, фаза становления архаики трагического. Мы, собственно,
ушли при этом с уровня искусствознания и перешли уже к более сложным
87

образованиям – не на уровне стиля, а на уровне почти что единичного произведения и его восприятия. И этим образом мы принципиально разрешили ту
самую проблему, о которой издевательски писал Б. Кроче. А именно: набор
третьих производных будет как минимум 3х3х3 = 27, а все вместе 3+9+27 =
39 наименований в различном исполнении. При переходе к пятеричности или
семеричности фаз на каждом уровне их становится еще больше. Но, согласитесь, это уже далеко не хаос, а сложно организованное единство!
Когда мы модифицировали категории троичностью стилей, мы получили модусы второго рода. Например, декаданс прекрасного. Когда мы привлекли еще один уровень, мы получили модусы третьего рода. Например,
становление декаданса прекрасного. Такой модус может получить свое наименование в одном слове, содержащем в себе все три уровня. Так, натурализм есть архаика низменного, а рококо – деградирующая фаза декаданса
низменного. В конечном итоге уровней рассмотрения может быть и более
трех (пяти, семи, девяти), откуда просиходит проблема психосемантического
дифференциала. По сути, перед нами интереснейшая задача упорядочения
всего словаря выразительности, скажем русского языка, как всеобщего средства коммуникации.
Интересные результаты можно получить даже в частных, прикладных
аспектах. Словарь поэта, жившего в определенное время, включает в себя
время-пространственные и социальные характеристики эпохи. Реконструируя его, мы можем увидеть, что этот же словарь описывает и живопись, и музыку, и театр его времени. В истории искусства (если речь о произведениях,
принятых всеми) нет случайностей – это законосообразный ряд. Из массы
созданных в одно и то же время произведений общественное сознание отбирает только соответствующее его состоянию. Поэтому есть точно резонирующие со временем (и популярные в нем) художники, есть забегающие
вперед и отстающие.

88

2.3. Пример трехмерной цикличности: история СССР
Чтобы решить задачу с адекватным описанием истории искусства, необходимо продемонстрировать в реальности три наших цикла и доказательно
аргументировать, что их специфика именно такова, как мы описали. Мы сделаем это на примере одного цикла, где сменяются все эстетические категории
(их суть – типы мировоззрения). Поскольку циклы изоморфны по своим
свойствам, выбор большого цикла здесь не имеет принципиального значения.
Но для привлечения знакомого всем материала мы избрали цикл нашего времени. В иллюстрируемом большом цикле должна уместиться такая эпоха, в
которой как минимум один долгожитель может захватить и начало и конец.
В несущем или среднем цикле должно функционировать одно поколение: это
устойчивый тип мировоззрения, а значит, у этого мировоззрения должен
быть устойчивый носитель. Наконец, микроцикл должен явно проявиться не
только в наших эстетических процессах, но и иметь некое всеобщее значение.
В одной из своих статей 1928 года («Солнечные пятна и... психозы»)
А.И. Чижевский дает два цикла: столетний и содержащиеся в нем девять
одиннадцатилетних. О столетнем (105 лет) цикле, но с совершенно иных позиций, через анализ русской истории, пишет великий поэт В. Хлебников.
Кстати, теория столетней цикличности была весьма популярна в России ровно сто лет назад. Остается добавить, что 100:3=33 года есть лунно-солнечный
цикл, который широко распространен в медицинских циклических исследованиях. Тридцать три года – это достаточно простая цифра: из всех средних
70 лет жизни человека он пребывает в обществе в активном «состоянии работника» около 33-х лет. Детство и пенсионный возраст, а также время учебы
вычитаются как пассивные. Есть сведения, что это значение содержится и в
темпоральных показателях генетической программы человека.
Итак, мы получаем трехуровневую систему циклов. Как связаны большой и средний циклы? За сто лет меняется три поколения и три типа мировоззрения: деды, отцы, дети (внуки для дедов). И только правнуки как-то
89

возвращаются к мировоззрению дедов. Наводит на размышление и библейская цифра 33 – возраст Христа. Это середина жизни, момент наиболее полноценного бытия человека, когда он складывается и биологически, и социально целостно. Если точно знать эстетическое состояние общества (в трех
ярусах), то можно построить теорию судьбы: собственный цикл человека наложить на общество. К 33-м годам мы воспринимаем именно тот тип мировоззрения, который бытует в обществе, а дальше как бы «останавливаемся»,
стабилизируемся в своих вкусах и воззрении на мир.
Аналогично связаны средний и малый циклы: в один 33-х летний цикл
умещаются три 11-летних. Одиннадцатилетний солнечный цикл вмещает в
себя бытие одного стиля, скажем, сейчас это архаика. С ним связано очень
много, это цикл, влияющий на влажность-засухи, эпидемии, землетрясения,
катастрофы и т. д. Это цикл политики: за пятилетие приходят к власти и за
весь 11-летний цикл политика успевает исчерпать себя.

Рис. 44. Три уровня циклов в истории СССР.
Между прочим, есть люди и произведения, живущие в разных по мерности циклах: произведение столетия, или лучший ум столетия, породивший
долго живущую идею века. Есть люди поколения, кумиры. Есть люди и произведения одиннадцатилетия – временные, сиюминутные кумиры, «калифы
90

на час». Поэтому и политика умещается в этот срок – политика, как и дизайн,
– продукт скоропортящийся, моментальный. 11 лет, в свою очередь, это
крупный цикл для такого явления, как мода, в моде три цикла по 3,5 года.
Соответственно, есть и большее – люди истории и произведения вне истории,
классика. Есть люди, родившиеся удачно, попадающие в резонанс со временем, есть «потерянные поколения» – люди, родившиеся на переходах. Но это
скорее отвлечение, хотя имеет прямое значение для искусствоведов, исследующих жизненные пути художников. Упомянем также о том, что создание
великих произведений приходится на два года позже пика солнечной активности (11- летние циклы), что доказано на большой статистике; небезынтересно, что собственные микроциклы человека равны 7-8 годам, так повторяются кризисы, перестройка ценностей в психике, за этот срок полностью
сменяется тело человека. Весь мир – это сложная гармонизация разноуровневых циклов, та самая музыкальная гармония, о которой говорил Пифагор.
Встает вопрос о начале нашего большого столетнего цикла. Для искусства этот вопрос решается достаточно просто: как только появляется и начинает функционировать в массовом сознании (это важно, в массовом, а не в
элитарном) новая концепция, идея искусства, как только она получает наиболее простую, даже примитивную (архаическую) форму выражения в искусстве, причем непременно социальную идею и непременно в предельно простой
форме, – мы имеем начало.
В искусстве наш век проходит под знаменем модернизма, и что приятно, у его истоков стояли в том числе и наши художники. Самое известное
произведение раннего русского модернизма – «Черный квадрат» Малевича –
появилось еще в 1913 году, но именно как элитарное, узкогрупповое, формально значительное произведение. Массовый выплеск в социальные утопии
времен ИНХУКа при помощи всего формального арсенала модернизма относится уже к 1920 году – к этому времени и республика победила в военном и
политическом аспектах, утвердилась на ногах, стала. Это и есть начало витка,
очень ранняя архаика.
91

Чтобы подтвердить эту мысль, мы должны проследить, что произойдет
через 33 и 66 лет, возродится ли архаика в новых формах. Итак, 1953, смерть
Сталина, новое архаическое состояние общества и искусства. 1985 год – перестройка, новое архаическое состояние. Пусть читателя не смущают некоторые (в год-два) цифровые смещения: активность Солнца колеблется не с
идеальным периодом в 11 лет, а имеет разлет в 2-3 года (цикл в реальности
может длиться от 7 до 14 лет), поэтому 1985 вместо 1986. Началу большого
витка предшествует так называемое «смутное безвременье» – эпохи революций и войн. Таковы войны 1914 и 1812 годов, дворцовые перевороты со столетним шагом в русской истории. Переходные периоды, но более краткие
(тоже дворцовые перевороты) лежат и между средними циклами в 33 года. За
столетие должен смениться весь цикл мировоззрения, поскольку это большой
цикл.
С 1920 по 1953 страна жила под знаком категории трагического. Было
воспитано целое поколение с психологией винтиков и идеалом жертвенности
личного для общественного, героики («Здравствуй, страна героев»). Архаический период в категории трагического – это 1920-1931 годы. Это «военный
коммунизм», НЭП и его уничтожение вместе с его идеологами и носителями.
На пик этого витка (1926) приходится и наивысший расцвет реального конструктивизма, вообще расцвет советского искусства «первого десятилетия».
Классический период сталинизма 1931-1942 с пиком в 1937 году начинается
массовым голодом, проходит через кровавый 37-й и завершается переломом
в войне против фашизма. С 1942 по 1953 идет загнивающий, деградирующий
сталинизм с пиком 1948 года, когда шла «борьба с космополитизмом», сравнимая по своим результатам с чистками 1937 года. Несколько позже мы рассмотрим и эволюцию произведений искусства этого периода. Здесь все закономерности читаются отчетливо, годы совпадают до фатальности (схема
40б).
Хрущевская архаика длится ровно 11 лет с 1953 по 1964. Она и прозвана «оттепелью», поскольку возвращается к архаике НЭПа, но на иной базе.
92

Классический брежневизм охватывает 1964-1975 годы с пиком в 1970 году.
Это был пик и всего столетия, самое спокойное и ровное время.

«В шар земной упираясь ногами,
Солнца шар я держу на руках.
Так стою меж двумя шарами —
Солнечным и земным... «,
– так рисуется средина, человеческая масштабность Межелайтису образца 1961 года. В нравственности бытует моральный кодекс строителя коммунизма: человек человеку друг, товарищ и брат, это тогда еще не девальвировалось, было в сознании. Зато деградирующая ветка этого периода с 1975
по 1985 с пиком (Олимпиадой в Москве) в 1980 году – это быстро расцветающий застой. Коррумпированность, затхлость в общественной атмосфере
сопровождались расцветом юмора – прекрасное двигается к своей переходной категории комического: здесь и Высоцкий, и Жванецкий, и Райкин в
расцвете. Застой угробил экономику окончательно, политику довел до маразма.
После небольшого периода «дворцовых переворотов» наступает «перестройка». Наш методологический подход позволяет ответить на, пожалуй,
принципиальный вопрос перестройки: является ли она кардинальной революцией или это явление локальное? Искусство, в котором индексируется
общественное сознание, отвечает своей формой – перед нами низменное в
архаической форме, это натурализм. Шокирующие фильмы типа «Маленькой
Веры» и откровенные до невозможности тексты рок-ансамблей, резкий прилив эротического искусства, всеобщий интерес к истории и «эстетика документа» – эти примеры и характеристики доказывают локальность явления
«перестройки». Натурализм и стоящая за ним категория низменного есть
только третья ступень в столетнем цикле.
Архаическая фаза этого цикла идет по всем законам. На переломе –
XIX партконференция, в пике (пик солнечной активности 1989 год, его конец) введение президентской формы правления и вспышка национальных ре93

волюций как в стране, так и соцлагере, которого не стало, – рушится последнее колониальное образование на планете. Пик, середина характеризуется
средними тенденциями: не рыночная, а планово-рыночная экономика, не однопартийность, но еще и не реальная многопартийность. Опасен переход через 1992-1993 годы, в прошлом столетнем цикле здесь происходит массовая
национальная резня. Симптоматично, что в 1891 году Россия переживала
массовый голод – не потому ли из магазинов и сегодня все исчезло? Окончание цикла в 1996 году (около него) приведет к образованию коалиционного
многопартийного правительства и к началу подъема, пик которого будет в
районе 2000 года.
После классической фазы 1995 – 2006 года возможна локальная стычка,
охватывающая всю страну. Но возможна и крупная война. По прогнозам некоторых геополитиков, и что интересно – астрологов, здесь может возникнуть глобальная война с Китаем в районе 1999-2000 года. В деградирующей
фазе 2006 – 2017 года, если войны не будет, возможен невиданный расцвет
искусств и наук в России. Эти экстраполяции просты, но достоверны (схема
40г). Они опираются на устойчивую повторяемость столетнего цикла в русской истории. В то же время общая связанность мировых процессов настолько возросла, что глобальные влияния могут перечеркнуть эти тенденции. Наблюдаемый нами момент истории в некотором роде уникален.
Этот пример политической истории России может являться как бы
подкладкой, мировоззренческой калькой для анализа менталитета и последующего анализа произведений искусства.

3. Третий ярус образной системы
Психология и психофизиология восприятия и производства произведений искусства
Наш метод состоит в переходе от общего к частному через особенное.
Два предыдущих яруса, мировоззрение и мироощущение, дали нам возможность подробно рассмотреть некоторые составляющие, характеристики, ко94

торые суммируются в образе. Этим самым мы уже вплотную приблизились к
раскрытию понятия «многоуровневая образная система», которое содержит в
себе как минимум три уровня. Повторим, что ярусов можно рассматривать в
образной системе столько, сколько позволяет глубина исследования. Отразим
это на схеме:

Рис. 45.
Между уровнем формы, который мы можем рассматривать психологически и физиологически определенно, лежит переходный уровень композиции, которую мы тоже можем рассматривать двояко, что и отражено на рисунке 41. При взгляде от общего мы можем говорить о выразительной композиции: она охватывается нашими модусами третьего уровня, это своего
рода смысловой ключ композиции. Поясним на примере: Д. Нельсон пишет,
что при проектировании автомобиля массового потребления была поставлена
задача создать «спортивно выглядящий автомобиль», и это была художественная задача времени. Сформулированная задача – вполне определенный
модус возвышенного, даже романтического стиля в рамках возвышенного,
определенной фазы этого стиля. Такой модус может поместиться между модусами «энергичное», «сильное» и т. д. Если мы теперь будем рассматривать
полученный результат, то тема трансформируется в конкретные (формальные) композиционные приемы: упругая линейность, горизонтальное домини95

рование, подчеркнутая динамика, скользящая фактурность и т. д. Эти параметры формы разворачивают (психологически) восприятие данного изделия.

Рис. 46. Форд «Мустанг».
Спустившись еще ниже, мы можем говорить на уровне той традиционной композиции, которая пока преобладает в учебниках.

3.1. Соотношение выразительной и формальной композиции

Введение индикатора «репрезентация-интонирование»
Чтобы полнее описать развитие образных систем, мы введем еще одну
пару понятий, которая разворачивает достаточно общее соотношение «общественно – личное». В рамках инварианта, приемлемого для всех уровней,
можно наблюдать в любом цикле движение от «репрезентативных» композиций к «интонированным». Репрезентировать – значит представлять, заменять
объект на образ, наиболее адекватно вскрывающий сущностные черты объекта в образной модели. Сущность интонированных моделей в противоположности: решающее значение для интонированных моделей имеют не сущностные стороны объективного плана, а именно субъективные цели художника, который обращается с объектной основой изображения как с глиной.
Репрезентативное есть всеобщее и объективное (Мера рода), интонированное
есть единичное и субъективное (Мера человека индивидуальная).
Все архаические образные модели репрезентативны, их наглядная цель
– создать возможно более точную копию сущностных черт изображаемого.
Таков, например, конструктивизм и функционализм в архитектуре требовали
«правдивости» выражения в форме конструкции и функции зданий. Интонирование свойственно в самой большой мере декадансу низменного: в своих
произведениях Гауди обращается с материалом настолько свободно, что ни о
96

какой специфике материала и конструкции речи просто нет, она скрыта за
внешним образом, формой. То же самое мы имеем в цикле средневековья:
функциональная конструктивность романских замков, где структура очевидна, сменяется в «пламенеющей готике» безудержным интонированием. Кстати, для времени Гауди образцом для подражания и стилистическим арсеналом выступает именно поздняя готика. Зафиксируем соотношение этой пары
в нашей основной схеме.

Рис. 47. Индикатор «Репрезентативность-интонирование».
Многомерность репрезентации – интонирования есть ведущее, изначальное противоречие для композиции. Оно имеет массу производных уже в
форме. Так, репрезентативная композиция опирается именно на устойчивые
для психики инварианты формы: круг, квадрат, треугольник, простые объемные фигуры. Независимо друг от друга БАУХАУЗ и ВХУТЕМАС создают

аналитические системы в искусстве, основанные на репрезентативности. Отсюда и их принципиальная опора на «объективистские» теории, психологию
и физиологию восприятия, конструктивная и функциональная «деперсонализация» проектов. Лучший тот, кто наиболее правдив в форме, но, чтобы найти эту правду, нужен эксперимент: все приметы научного, аналитического
подхода в этой ранней стадии налицо. По сути, здесь мы имеем дело с опорой
на меру предмета (МП), взятую по отношению ко всему человечеству – к мере рода.
97

Само понятие «конструктивности», архитектоничности и так далее затем возродится в нашем дизайне: в 60-х в работах ВНИИТЭ типа «функцияконструкция-форма», в теории Д. Азрикана об «информативной правдивой
форме».
И далее – архаика нашего времени породит деконструктивизм (аконструктивизм), т. е. конструктивизм по словарю форм тот же, но противоположный по подходу: не в соответствии, а вопреки логике конструкции или функции (как было с антифункционализмом). «Аконструктивисты» заняты уже
чистым интонированием, но на этапе современной архаики. Их язык форм
тот же, что и в 20-е, хотя в целом он заимствован из всех архаик. Достаточно
взять любую газету и посмотреть, как резко год-два назад стиль возвратился
к полиграфическим приемам 20-х и 60-х: рубленые шрифты, разрядка букв,
полосы, плашки, черно-бело-красная основа стиля, квадратичность и метрические сетки. Например, в телепрограмме «Намедни» (особенно новости, две
квадратные сетки).
Суммирование этих индикаторов в выделенных ярусах дает и двойную
или тройную мерность: архаика 20-х трижды репрезентативна (репрезентативен столетний цикл, репрезентативен 33-хлетний цикл, репрезентативен 11летний цикл). В архаике 60-х верхний цикл уже достиг равного соотношения
Р-И (здесь и далее сокращение репрезентации-интонирования: Р-И), два других цикла резко репрезентативны, что порождает интересную сдвижку репрезентативных композиций от всеобщности к авторской всеобщности. Архаика нашего времени имеет в мировоззренческом ярусе меру индивидуального человека (художника), она уже принципиально интонационна, в то время как в 33-хлетнем и 11-летнем циклах она снова дважды репрезентативна.
Получается парадокс ее стилистики – псевдорепрезентативность, репрезентативность по внешней форме, а не по сущности. Отсюда и явление натурализма: натурализм есть эстетика голой формы, в ней есть фотографичность, похожесть; но самое важное, что натурализм окрашен низменным – низменная,

98

биологически достоверная, телесная похожесть. Отсюда культ «двойников»
(Ленина, Сталина, Горбачева и т.д.).

Индикатор линейности
Если в качестве ведущей тенденции репрезентативность использует
объективно простой словарь форм, то интонирование – наоборот, сверхсложные образования. В форме, например, в ее линейной основе, это выражается
в оппозиции: геометрическое (как всеобщее рациональное) – сверхсложное

природное (чувственное). Если в начале цикла это будет геометрическая линейность, как в приводимых примерах романского искусства и конструктивизма, то в конце цикла мы будем наблюдать кривые второго и третьего порядка, природные линии, как в модерне и в поздней готике. В середине будет
их равновесие, которое мы можем наблюдать в лучших образцах мировой
классики. Например, Парфенон по структуре геометричен, но его дополняет
множество «природных» форм – орнаменты, завершения колонн, волюнты и
канелюры. То же самое в Соборе Парижской богоматери – по выражению
Гюго, переходном от романского к готическому стилю здании: романская
линейность и геометрия, готическая декоративность.

Рис. 48. Индикатор «геометрическое–природное».
Конструктивность и декоративность
Частично эту логику схватил Б. Неменский при составлении своей программы для школы по изобразительному искусству, он взял оппозицию «кон99

структивности и декоративности», и как среднее ввел «изобразительность»,
что верно. Но гораздо раньше, в 1920-х годах, пару «конструктивностьдекоративность» ввел теоретик архитектуры Гинзбург, который на этой основе анализировал историю архитектуры («Ритм в архитектуре» и др.).
Сами понятия конструктивности и декоративности можно рассматривать как производные. Их можно вывести из пары «общество-личность» или
из пары «репрезентативность-интонирование». Вполне очевидно, что применяемые нами индикаторы иерархичны. Но это тема для специальной работы.
В рамках краткого знакомства с самой методикой мы вводим их на уровне
постулатов и в достаточно свободной последовательности. Итак, можно построить первоначальные пары понятий, связанные друг с другом.

Рис. 49. Индикатор «конструктивность-декоративность».
Асимметрия полушарий в образе
Этой совокупности индикаторов можно поискать и чисто физиологическое обоснование. Так, система предпочтений, которые выявляются у человека при попеременной работе полушарий, позволила ряду исследователей
искусства сделать вывод о существовании «левополушарных» и «правополушарных» культур, но точнее было бы говорить о фазах одной культуры.
Такое доминирование обнаруживается в применяемых пропорциях: архаики
тяготеют к квадрату, классики к золотому сечению и пропорции декаданса –
к вытянутости по вертикали. В клинических исследованиях было обнаруже100

но, что человек с отключенным правым полушарием все вписывает в квадраты, а человек с отключенным левым полушарием все изображения вытягивает по вертикали. Так и в истории искусств: архаика явно демонстрирует набор «левополушарных» эффектов, декаданс – «правополушарных». Это тоже
легко превращается в инвариантный показатель для любого цикла. Это значит, что произведения искусства не будут так уж просты, как это описывает
Лотман и Петров: мы должны суммировать эффект в трех разноуровневых
циклах. Тогда начало столетнего цикла покажет нам утроенную квадратичность, так же, как окончание, – утроеную вытянутость. Но любые иные состояния становятся гораздо сложнее. Например, архаика прекрасного налагает квадратичность на золотое сечение. А архаика низменного налагает ее на
вытянутость. И так далее, суммирование тенденций дает сложные эффекты.

Рис. 50. Индикатор ЛП-ПП.
Вообще, это умение суммировать тенденции и является основой нашего метода: история не одномерна, мультициклична, но при разложении на совокупность отдельных циклов довольно проста. Мы не станем устанавливать
все возможные сложные связи во всех уровнях, хотя именно они в конечном
итоге существенны. Например, огромное пространство, будущее время, рациональность (мера предмета в родовой мере человечества), конструктивность, работа левого полушария, геометризм и черно-бело-красное есть связь
индикаторов, при помощи которой мы можем описать язык выразительности
101

и формы конструктивизма иди раннего романского искусства. Мы точно так
же можем выделить образный строй и формальный язык модерна или поздней готики. Положив их в один ряд, обнаруживаешь удивительную связанность этих отдельных составляющих. Например, готические мотивы и природную линейность у Врубеля, его способ создания напряжения декоративной плоскости и т. д.

Напряженность. Контраст-нюанс
Продемонстрированное выше многомерное соотношение факторов, например, в архаике трагического, приводит в композиционной форме к максимально возможному напряжению образной системы. Соответственно, мизерное пространство, прошлое время, чувственность, декоративность, работа
правого полушария, природная хаотичность и многоцветие в тональной нюансности приводит к минимально возможному (в форме) напряжению образной конструкции в декадансе низменного. Мы можем сразу сказать, что для
индикации образа это наиболее существенная пара: «напряжение –расслабленность». Она может быть сведена к общему понятию «напряженности» образной системы. В качестве композиционного средства создания напряженности выступает пара «контраст-нюанс».
Все архаики контрастны, классика демонстрирует нам использование
контраст-нюанса в равновесии, декаданс – нюанс почти без контраста. Введем это в схему показателей.

Рис. 51. Пара «контраст-нюанс».
102

Для самой простой графической иллюстрации «контраст-нюанса» можно воспользоваться тональной моделью. Возьмем за основу широко применяемую ахроматическую модель на основе 12-ти ступеней (растяжки) тона.
Максимальный контраст, возможный в этой градуировке тона: белое-черное,
среднее состояние контраст-нюанса есть соотношение 3 – 8 тонов, минимальное напряжение вызывает нюансировка в пределах 5 – 6 тонов. Мы увидим в любой архаике белое-черное, в любой классике 4 – 8 тона, в декадансах
5 – 6 тона. В трехуровневом анализе тенденции сложатся.
Мы использовали, как минимум, три формальные составляющие для
анализа живописно-графической композиции на уровне формы: тональную,
линейную и пропорциональную. По отдельности их работа понятна, но, кроме того, они еще и жестко связаны в произведениях искусства, отражающих
эстетическое состояние своего времени.
Понятие напряженности настолько универсально, что можно привлекать любые ассоциации: фактуры, температуры, степени мышечного напряжения, ритмической конструкции, простоты-сложности, порядка-хаоса, симметрии-асимметрии, типы перспективы и так далее. Простота-сложность, порядок-хаос, минимум-максимум объектов в изобразительном или пространственном поле, а отсюда монолитность-дробность формы – это ряд более
развернутых индикаторов, образующих иерархию.
Введение все новых и новых рядов показателей ничего не изменило в
нашей принципиальной схеме, просто смысл, который мы вкладываем в противоречие А и В разрастается в соподчиненный иерархический набор индикаторов. Для изложения это было необходимо, но не строго в научном смысле. Много ли смысла рисовать все тот же графический инвариант, придавая
ему новые значения? Осталось сделать обобщающий ход: все, что подразумевается за А и В привести в качестве таблицы, где любые индикаторы иерархически связаны сверху донизу.

103

Табл. 1. Таблица индикаторов.

Каким же образом следует выстроить иерархию композиционных уроней: разумеется, от общего к частному. Значительную часть этой аналитической работы проделали теоретики 20-х годов, например, И. Иттен с его всеобщей теорией контрастов, а в 60-е развили в теории архитектурной и дизайнерской композиции в ряде работ. Практически любые композиционные понятия любой школы могут быть введены в нашу схему и в таблицу в качестве
индикаторов для «схватывания» образной системы. Более того, мы применяли только очевидные индикаторы из области пространственных искусств, в
то время как аналогичные индикаторы могут быть привлечены из любого вида искусств, из любой эстетической или педагогической системы. Это само
по себе ставит перед нами ряд исследовательских проблем, связанных не

104

столько с упорядочением понятий композиции, сколько с объемностью этой
работы.

Олицетворение
В этом построении художественный и художественно-утилитарный образ будут различаться только одним: художественный образ всегда строится
по закону олицетворения (мера человека и весь мир – через человекоподобие). Олицетворение, очеловечивание мира смутно присутствует и в объектах дизайна, но не является основным (например, о стиле Браун 60-х его теоретики говорили: «предметы быта должны быть тихими незаметными слугами», чем не художественный образ?). То, что нами названо модусами третьего рода, есть модусы олицетворения и их развертка; и в этом смысле развертка модусов описывает любые эстетические конструкции. Художественные
образные модели инвариантно переносятся в прикладные виды эстетической
деятельности.
Перемещая объект дизайна в поле искусства (как это делает арт-дизайн
или наше художественное проектирование), мы решаем специфическую задачу художественного анализа этого объекта. У дизайнеров долгое время вызывало недоумение движение арт-дизайна в нашей стране, которое одно время было очень активным. Оно противоречило «правдивой форме» и принципам функционализма 60-х годов. Основные сферы интереса сенежской студии арт-дизайна – выставки, музей, экспонирование вызывали нарекания в
отходе от «истинного дизайна». Когда это направление дошло до «станкового дизайна», его перестали понимать. Между тем закономерно, что эта дизайнерская студия создана при Союзе художников, это игровое проектирование в поле искусства, материалом которого явился сам дизайн. Начиная с
идеи Нельсона о «спортивно выглядящем» автомобиле, арт-дизайн фактически стал новой разновидностью искусства, применяющей весь его арсенал, в
том числе олицетворение. Именно это заставляет помещать некоторые объекты дизайна в музеи современного искусства.
105

Закон иносказания в искусстве
Второй принцип, который специфичен уже только для искусства, – это
иносказание. Это явление чрезвычайно многообразно и охватывает как содержание, так и форму. Закон иносказания (сказывать об ином, не о том, о
чем говорится явно) хорошо зафиксирован в содержании Станиславским: наличие идеи и скрытой за ней сверхидеи. Но он работает и в форме, иногда
неожиданно: в живописи Тициана подкладка делалась из чистых цветов, они
срабатывали на уровне подсознания уже после того, как поверх нее прокладывались моделирующие тон лессировки. Мощная подоснова чистого цвета
говорила об ином, задавала подсознательный яркий образ.
В процессуальных искусствах иносказание срабатывает через содвижение двух интонаций, даже в песне их всегда две-три. Иносказание может
иметь очень сложный характер, например в ритмах, когда на очевидный
внешний ритм накладывается невидимый поначалу второй содержательный
ритм. Хотя иносказание нарастает в цикле, даже архаика без него не может
обойтись, иначе произведение теряет художественные качества. Этому принципу можно посвятить отдельное исследование, здесь же он привлечен как
иллюстрация, что мы покажем ниже. Сам принцип прекрасно выразила Цветаева: «Скрытый смысл должен восприниматься подобно тому, как после
удара колокола слышится гудение», – это и содержание и форма.
Поскольку принцип иносказания всеобщ для искусства, он должен работать в самых отдаленных областях эстетического. Если в живописи этот
принцип очевиден, то обнаружить его в дизайне сложнее. Мы же намеренно
обращаемся к дизайну: именно в педагогике дизайна образная конструкция
была впервые осмыслена как «чистая конструкция». Образ срабатывает в
произведении дизайна на уровне ассоциаций, ощущений: теплохолодность,
запаховые, вкусовые, мышечные, тактильные, слуховые, эротические – все
невизуальные ассоциации данные через зримость формы, к тому же имеющей свою функцию. Целенаправленными экспериментами с иносказательной
106

основой образа занимались не только дизайнеры, но и многие художникимодернисты. Так, Пикассо экспериментировал с простыми материалами: он
сгибал картон и получал монументальность за счет его сгибов, он мял тонкую бумагу и получал бисерную микрофактуру. В своих записках он это
сформулировал в виде «творящей силы». «На костях (птиц и животных) находишь следы пальцев, порой огромных, порой крошечных, вроде тех, что
вылепили этот миниатюрный, деликатный скелет летучей мыши». Размерность, масштаб этой творящей силы создают и некое «силовое иносказание»,
держащее целостность образа. Согласитесь, это не просто масштаб, не просто
пропорции или фактура, или линейность, это целостность, интегратор целого. Эта творческая сила, воля, проявляется и в выборе инструмента, отпечатке технологии – не есть ли это олицетворение, но внечеловеческое? Это
только доказывает, что пути анализа и в искусстве и в дизайне 20-го века были едины. Как един сам эстетический цикл.

Пара ритма
Исследователи первобытного искусства обнаружили наличие в произведениях искусства того времени двух ритмических структур: ритм-образ и
ритм-физиология. Эти понятия сложно определяют все вышесказанное. Например, замедленный ритм монтажа у Тарковского имеет свою образную
обусловленность, он создает скрытый ритм сновидения на грани реальности,
задает «библейский ритм» происходящего. Ассоциативный словарь видимого
в кадре, скажем в «Сталкере», имеет конкретную «разорванность», хаотично
набросаных «отбросов цивилизации». Контраст этих ритмов создает сложное
напряжение: отбросы мы видим, а высшая нравственность скрытно внушается нам на уровне «гудения колокола». В сложном философском кино эта дешифровка как бы поставлена перед зрителем в качестве задачи.
В произведениях дизайна мы видим только то, что видим, – то есть
смотрящему кажется, что работает один ритм формы. Между тем действительно значительные произведения мировой архитектуры и дизайна построе107

ны на основе как минимум двух взаимопроникающих рядов пропорций.
Здесь налицо сложная диалектика двух ритмов, не поддающаяся прямой
расшифровке. Способ выявления образного ритма хорошо раскрыл Маяковский в статье «Как делать стихи»: он вышагивал ритм, пока идея не находила
у него именно нужный ритм, но одновременно под него подбиралась аллитерационная и музыкально-интонационная основа. Содержание облекалось в
выразительную напряженную структуру, остальное развивалось как элементы физиологического ритма звучания.
Для пространственных искусств это можно сформулировать в виде интересного закона двух ритмов. Скажем, в картине содержание берется из
уровня выше (конструкция живописных пятен часто находилась художниками при помощи предварительной лепки трехмерных моделей, как описывал
свой способ работы Маковский), а сами физиологические средства воздействия – из уровня ниже (формальные декоративные принципы пятен, линейной
орнаментики, цвета, тона из уровня декоративно-прикладного искусства). Закон состоит в том, что модель конструируется уровнем выше ( в видах искусства), а материальное, форма, берется из уровня ниже. Отсюда и разные ритмы образа и физиологии восприятия формы, отсюда иносказание и подталкивание при помощи композиции, как развития во времени, ко второму,невидимому, смыслу.

4. Многоярусность показателей образа в целом

Применимость метода
Описанная нами сумма индикаторов способствует решению сразу трех
задач: искусствоведческой, педагогической и проектной. Так, для искусствоведа она дает возможность увидеть как непрерывный и законосообразный
процесс всю эволюцию искусств и каждого вида искусств в отдельности.
Можно идентифицировать по этим критериям даже неизвестные произведения искусства (в дополнение к многочисленным частным методам психосемантического дифференциала, психологического портрета автора и т. д).
108

Для педагогики искусства этим методом решается двоякая задача: продемонстрировать процесс развития искусств и показать его как ряд все усложняющихся моделей (модификаций образных систем). Педагог обязан
научить работать не в его или не в одном стиле, не подражая образцам, а распредмечивая их и конструируя «образную систему» по заданным индикаторам от простого к сложному. То есть задача узнавания истории сливается с
задачей овладения ее арсеналом как практически значимым.
В недалеком будущем этот качественно описанный процесс вполне
возможно будет перевести в количественные показатели и создать проектные
программы. Но любой проектировщик образов может работать этим методом
и без машины, «вычисляя образ» по совокупности индикаторов вербально,
через графики, присовокупляя к этому собственную интуицию. Особенно это
важно для крупных проектных программ, которые обязаны содержать художественную целостность, описанную критериально.
Наконец, задача прогнозирования особенностей формы, стиля, эволюции мировоззрения очень важна для оптимизации усилий по разработке ассортимента продукции, ориентации в модном и популярном, которое еще не
проявило себя. Проект всегда и прогноз, поэтому без прогноза, стоящего на
знании, и проект не может выйти стопроцентно грамотным. Он может, как
говорят, промазать, дать не то качество, не войти в резонанс с массовым восприятием.

Обучаемость методу
Из практики применения этого метода в обучении удалось выяснить,
что при достижении определенного навыка суммирование всей совокупности
индикаторов не вызывает психологических затруднений и сознание обучаемого само начинает устанавливать сокрытые в анализе структурные связи.
Скоро осознается, что время и пространство есть целое, что отражено, например, Бахтиным в понятии «хронотопа» для литературных произведений.
Понимание единства хронотопа переходит в понимание «энергетики» произведения, основным показателем которой является понятие напряженности.
109

Все формальные составляющие по мере их введения в обучение ощущаются
как материал для моделирования напряженности. Творческая свобода сознается как необходимость выбора конкретного модуса выразительности.
Основная психологическая сложность у обучаемых состоит в «приведении к одной точке» всех трех уровней. Лучше всего она снимается при анализе современности. Возьмем пример с социальным временем, текущим наоборот. Скажем, наше время, 1990 год. В столетнем цикле прошлое явно
преобладает, его уже больше 60%. Это мироощущение историзма, всеобщий
интерес к истории, историческим трудам, национальной истории. Во втором
цикле работает будущее, его уже около 15%. Это характеризует общий настрой «будущетворения», эпоху социального переустройства нашего общества, его устремленность в будущее. В третьем, 11-летнем цикле мы имеем
гомеостатическую фазу, скажем, настоящее. Если мы сложим пропорции в
индикаторах трех уровней, то в сумме получим недалекое прошлое, тяготеющее к настоящему. Вот вам и весь сегодняшний интерес прессы к периоду сталинизма, интерес к Хрущеву, насмешки над Брежневым, а также усиленное решение содержательных проблем настоящего (архаика) через нормативность, законы. В тенденции – интерес к дореволюционному прошлому,
затем – к далекому прошлому и в конце к очень далекому, вне истории, за
гранью жизни, до живого на Земле. Это то, что уже «проходила» русская поэзия на грани веков.
То же с пространством. Начиная с 1986 года происходит резкое сужение в столетнем цикле масштаба (меньше нации). Большой масштаб в 33-х
летнем цикле. Нормальный масштаб в 11-летнем. В сумме – национальная
революция в самосознании людей. Масштаб нации, причем нации в рамках
истории. Можно это назвать неожиданным? Нет, эти тенденции развала империи и парада суверенитетов можно было прогнозировать от противного:
гиперконцентрация в начальной стадии оборачивается аналогичным по силе
«разбеганием». Этот процесс только начинается.

110

111

ó‡ÒÚ¸ III
ÑàçÄåàäÄ àëäìëëíÇÄ

1. Принципиальная схема построения истории искусств
1.1. Ментальные формации как циклы сознания социума
Написать историю искусств как целое – задача невыполнимая в рамках
столь небольшого исследования. Поэтому мы ограничили наше поле областью пространственных моделей искусства, а временные границы – периодом двух первых ментальных витков. Все, что мы хотим, это продемонстрировать в этом поле работу изложенного выше метода анализа образных систем.
О разных вариантах деления истории на формации мы уже упоминали.
Нас интересуют ментальные формации, то есть такие большие отрезки истории, когда менталитет остается неизменным в некотором качестве. Как минимум их пять. Эти пять ступеней социоэволюции демонстрируют преемственность единого процесса становления общего человеческого менталитета.
Ментальные формации образуют длинные волны истории. Внутри
большой волны ментальной формации мы обнаруживаем ряд цивилизаций,
объединенных некой общностью. Иногда их называют культурами, иногда –
цивилизациями, но это вопрос терминологического наполнения. Нам важно
отметить, что непрерывность и преемственность культур в истории настолько жесткая, что очередной преемник долгой линии развития цивилизаций
может обнаружиться совсем в другом конце света, но начинает он с того, чем
кончили его предшественники. То же касается и специфики формации: от
одной к другой переходит доминирование в истории.
112

Пассионарность. Явления резонанса
Анализируя подобный процесс этногенеза, Л. Н. Гумилев назвал переход доминирования к очередному этносу в истории «пассионарностью». Этот
термин, вне зависимости от воли автора термина, начал употребляться расширительно, иногда и мы будем его использовать в значении «доминирование в истории». В истории можно наблюдать как иногда несколько культур
одновременно развивают одну и ту же тенденцию, но всегда находится лидер
исторического процесса. Итак, второй уровень цикличности – циклы эволюция пассионарных культур в рамках ментальной формации.
Наконец, культура, являющаяся пассионарной, может быть рассмотрена с точки зрения эволюции мировоззрения в ней самой. Чем длиннее формация, тем больше фаза, скажем, трагического в ней. Она может вмещать ряд
модификаций. Трагическое рабовладельческого строя – это Египет и Междуречье, их история насчитывает тысячелетия. Однако, чем ближе к нашему
времени, тем фазы пассионарных культур ближе подходят к влияющему на
большие циклы приводимому столетнему циклу. В наше время эти фазы резонансны, длина ментальной фазы последнего периода истории не более 150
лет. Здесь диалектика переменного (уменьшение фаз, формаций) и постоянного («раскачивающего») циклов. Постоянный цикл выполняет роль раскачивающегося, подталкивающего (через космос и его влияние на человека)
неравномерный процесс истории. Интересно, что дальнейшая тенденция –
резонанс истории с циклом поколения 33 года и меньше – 11; 3,5; год и так
далее. Скорость смен истории достигает предела, когда она сравнивается с
циклами самого человека.
Та или иная культура и цикл ее собственного существования рассматривается нами как три фазы-категории, затем мельче – как совокупность стилей. Здесь работает интересное явление многоуровневого резонанса: Греция
попадает в классическую фазу формации и именно ее собственная классическая (а не архаическая или деградирующая) фаза искусства остается в исто-

113

рии как стиль Древней Греции. Так и Рим подарил нам натурализм, Франция
– рококо и ампир, Россия – конструктивизм.
Если брать более мелкие циклы, а они есть, то эволюция стилей в рамках одной категории выводит нас на понятие школы (школа Фидия) или манеры. А еще мельче – мы получим цикл, где произведения того или иного
художника, нашедшие (обязательно) общественный резонанс, выстраиваются
в свой закономерный ряд. Что касается художников, то редко когда один и
тот же художник постоянно находится на гребне многих стилей. Примеры
все больше в 20-м веке: Ле Корбюзье, Пикассо, но и то потому, что скорость
смены стилей становится сравнима с длительностью одной жизни. Остальные художники в истории входят в нее несколькими, а то и одной своей работой, выражающей мировоззрение эпохи. Негибкость, нежелание менять
или модифицировать мировоззрение и стиль, манеру – причина многочисленных личных трагедий и корень борьбы консервативного (ранее популярного, захватившеого ключ власти) и новаторского. За год-два до своей всемирной популярности умерли Ван Гог и Гоген, им еще повезло по сравнению
с Рембрантом.
Итак, отдельные произведения доминирующих культур мы можем выстроить в линию непреывной истории искусств. Любой обзорный учебник по
истории искусств дает набор таких ключевых произведений. Представляют
интерес для наших целей эволюции видения и эволюции изобразительных
средств взятые как целое. Но часто такие работы есть только попытка объяснить развитие формальных средств искусства через физиологию или психологию восприятия. Это одномерный подход.
Суммируя сказанное, мы включаем в исследование пять уровней, пять
иерархически связанных циклов для выхода на произведения.

114

Рис. 52. Итоговая схема.

115

Эволюция общества. Человек и общество
Есть и более общий вопрос: что вообще движет историей, почему с ее
началом останавливается эволюция видов животного мира и от расходящегося конуса биоэволюции совершается скачок к социоэволюции и сходящемуся
конусу социоэволции? Это тоже тема отдельного исследования, но мы выскажем предварительную точку зрения в ответе на этот вопрос. Новое, что
эволюционно возникает в момент остановки биоэволюции – организм общества. Новое, что морфологически возникает в самом человеке, – асимметрия
мозговых полушарий, их специализация на двух способах отражения. Появление общественного знания в корне меняет дело: знание накапливается обществом, знание общества имеет нематериальные носители (первоначально
это был человек – хранитель общего знания), а не память особи. Возникает
социальная программа наследования, которая работает иначе, чем генетическая.
То, что общество является неким надорганизмом, демонстрируют определенные моменты истории. В архаиках, особенно в архаиках трагического
человеческая масса вдруг начинает действовать как целое, даже при очень
неразвитых средствах коммуникации. Есть демографические явления, когда
после истребительных войн вдруг начинают рождаться только мальчики. Налицо некий регулятор на уровне сообщества, который странным образом захватывает и регионы, где войны не было (погибали в России, а рождались и в
России и в Турции).
Феномен цефализации, появления и усложнения нервной системы, а
также феномен общественного сверхсознания имеет объяснение в информационном диморфизме. Функциональный ответ на изменение ситуации и запаздывающий морфологический ответ в самом человеке – это и есть асимметрия полушарий. Движение к универсализации личности в истории идет
через ряд стадий специализации, в ходе которых функции специализированного человека передаются техносу. Регулятором воспроизводства программ

116

деятельности в обществе выступает механизм культур. В частности, искусство это универсальный канал трансляции культуры.

Взаимодействие двух ветвей культуры
Остается одно историческое уточнение. Некоторые современные историки говорят о том, что рабство не было ни основным способом производства, ни формацией. Между тем, исторически это определенная ступень, и ступень завершения в себе. Между тем ментальная рабовладельческая фаза в
культуре есть, и способ производства нас здесь никак не должен волновать.
Есть мнения, что вообще иным был азиатский способ производства, о
котором сейчас часто говорят. Азиатский способ производства – это «вторая
спираль « социоэволюции, о которой мы говорили на примере двух спиралей
ДНК. Наличие еврокультуры и восточной культуры и их попеременное
включение в истории является очень важным механизмом обеспечения непрерывности в социоэволюции. Можно отметить, что в фазе декаданса, особенно в низменном, резко повышается интерес к восточной культуре. Этим
самым обнаруживаются и ее корни. Декадансы личностны, а восточные религии демонстрируют именно личностный, внеобщественный способ сообщения с мирозданием через медитирование. Для такого способа нужна изоляция, преемственность культуры в микрогруппах, замкнутая кастовая система общественного устройства. Тогда способ производства вообще вторичен: производство азиатского типа удовлетворяет минимальные жизненные
потребности, а распределение по иерархии дает возможность накапливать
невиданную роскошь в вершине треугольника власти.
Наряду с достоинствами есть и недостатки. У такой культуры тормозится развитие рационального способа отражения, тяготеющего к двоичности. Она не прагматична в европейском понимании, великие прозрения ее
философов внелогичны и облечены в форму иносказания, в своеобразное искусство. Даже сам способ фиксации не с помощью абстрактных букв, а с помощью понятий-иероглифов тормозит развитие мозга в некотором равновес117

ном состоянии между рациональным и чувственным. С этим феноменом
столкнулись европеизировавшиеся японцы: сам способ письма не способствует порождению аналитиков, их приходится экспортировать, покупать чужие идеи или патенты. Муравьиная, имперская, кастовая основа психологии
антидемократична по сути: сильно общество как целое, но ценность личности в этом обществе иная, чем в Европе и Америке. Это скорее термитник с
его завершенной и не развивающейся структурой.
Восточное пространственное искусство резко отличается от европейского – это своя, по большей мере неизвестная нам история искусства. Ее
особенность в каноничности, развитии не вширь, а вглубь, ее формальные
средства не преодолевают плоскости в графике и не знают линейной перспективы. Эта культура без живописи в нашем европейском понимании.
Объяснять ее циклы тоже можно, и они имеют свои закономерности, но мы
обратимся только к европейской истории искусств.
Но и европейская ветка культуры ограничена. Наоборот, она мало чувствительна к иррациональному, внелогичному. В ее центре стоит деятельная
и прагматичная личность. Способы ее общения с богом (за которым всегда
стоит общество) тоже противоположны. Морфологически активная, эта культура внутрене ограничена и в моменты кризисов она всегда смотрит на Восток. В самых ранних этапах, о которых мы и будем говорить, еще не произошло разделения двух культур. Они синкретичны, и ядро, где зарождались
идеи, только образуется.

Преимущество ранних культур для исследования тенденций
Есть и еще одна особенность, которая делает привлекательным обращение именно к ранним периодам: любая тенденция проявлена там наиболее
явно, незамутненно и последовательно. Хотя уже в искуссвте Египта синтезируются многие разнородные и разнонаправленные культуры, отчетливая
тяга к сильной обособленности и длительный характер развития этой культуры дают возможность прослеживать необходимые качества этой культуры.
118

То же касается и Греции, хотя уже ко времени Рима мы сталкиваемся со
сложнейшим переплетением культур.
Периодически, в ходе анализа исторического материала, мы будем
уточнять ведущие тенденции и периоды. Предлагаемая здесь периодизация
истории не является ни окончательной, ни доказанной: перед вами скорее эскиз, сделаный для данного исследования. Но здесь можно найти ряд новых
подходов к периодизации, основанием для которых служит совокупность
наших эстетических индикаторов. Иногда затруднительно ответить на вопрос
о начале или конце культуры, зато видна ее классическая часть, иногда наоборот, тогда, экстраполируя тенденции в одну и другую стороны, мы получаем нужный результат. Не все выделенные индикаторы образных систем
используются нами одинаково, это зависит от разнообразия самих культур и
от трактовки в источниках тех или иных произведений.

2. Динамика многоуровневых образных систем
История искусств как совокупность проекций

2.1. Первобытное искусство

Периодизация цикла первобытного менталитета
Волна первобытно-общинного строя самая длинная в истории человечества. Достоверных данных ни об истории в целом, ни об истории искусств
этого периода нет. В то же время в литературе достаточно определенно выделены ее фазы.
Первые признаки возникновения человека связаны с появлением гоминидов. Эволюционные линии человека и человекообразных обезьян расходятся 5-8 млн. лет назад. Прямохождение, освободившее руки датируется
временем от 3,8 до 4 млн. лет назад. Но гоминиды – еще не люди. Вероятный
период существования человека прямоходящего примерно от 1,6 млн. до 200
тыс лет назад. Возраст самых ранних орудий труда – 2,5 млн. лет назад. Примерно 2 млн. лет назад ранние люди уже собирались группами на стоянках.
119

Превращение в современного человека происходит 300 тыс. лет назад. Генетические исследования позволили установить, что наш подвид человека возникает 200 тыс лет назад. Происхождение самого вида современного человека относят к дате в 100 тыс. лет назад, а возникает современный человек 40
тыс. лет назад. В промежутке 200-40 тыс. лет назад климат определялся волнами похолоданий, которые чередовались с потеплениями. Интересующий
нас камень (литос) доминирует в человеческой технике в промежутке между
2,5 млн. до 5 тыс. лет назад. Это самые ранние предпосылки для становления
социальности и возникновения человека, согласно Д. Ламберту («Доисторический человек. Кембриджского путеводитель»). Русский искусствовед нашего времени Л. Любимов пишет, что человеческому роду около миллиона
лет.
В большой периодизации истории традиционно выделяются три условных «века»: каменный, бронзовый и железный. Первобытное общество захватывает каменный век и приближается к бронзовому в момент овладения
медью. Интересующий нас «каменный» цикл делится на три эпохи, три внутрених цикла: палеолит (палео – древний, литос – камень), мезолит (средний
камень), неолит (новый камень). Иногда неолит завершают фазой энеолита –
эпохи появление меди в орудиях труда. Это переходная культура, какие еще
будут встречаться на стыках формаций и удивлять нас своими достижениями. Назовем такие культуры стыковочными или бамперными.
Больше всего историкам известно о поздних и средних этапах, сложнее
всего датировать первый этап. Мы можем применить метод обратной реконструкции, принимая гипотезу, что целое нам известно как закон конической
спирали с постоянным шагом. Возникновение мезолита относят к сроку 10
тыс. лет назад. Достоверная длительность мезолита – около шести тысячелетий. Неолит без энеолита насчитывает 2,5 тысячелетия. Соотношение между
ними с учетом разброса данных разных исследователей будет равно 2,7. Тогда длительность первого периода, то есть палеолитического в целом должна
быть равна 16,2 тысячелетий. И начало всего первобытного цикла приходит120

ся на 30 тысячелетий назад. Средину палеолита Л. Любимов относит к точке
в 52 тыс. лет назад, что достаточно сильно расходится с данными кембриджского исследователя. Между тем, называя цифру в «30 тыс. лет назад», мы
говорим не о возникновении цивилизации, а о первых проявлениях в искусстве, в этом случае данные сходятся.
В отличие от нашей постоянной троичной методологии, традиционные
историки различают далее не троичность, а двоичность уровней: верхний или
ранний, нижний или поздний, скажем неолит. Это не так уж существенно, но
существенно, что именно на переходе верхнего и нижнего лучше всего проявляется качество эпохи, т. е. это в нашей терминологии «классика» эпохи.
Но мы можем рассмотреть отдельные культуры, а здесь обнаруживается, что
троичность хорошо соотносится со временем существования этих культур.
В итоге в цикле первобытной ментальности (каменного века) мы можем выделить три крупных цикла (эпохи), а в каждой эпохе по три ведущих
культуры, три малых цикла. Эпохи мы связываем с выделенными ранее эстетическими категориями трагического, прекрасного, низменного: палеолит трагическое, мезолит - прекрасное, неолит - низменное. Культуры внутри
эпох мы связываем со стилями: архаика, классика, декаданс. Уточнения этой
связи и аргументацию мы приводим ниже. Итого на последнем уровне мы
будем иметь девять циклов, девять определяющих культур первобытного сообщества.
Весь цикл первобытного сообщества изображен на рисунке. Наша задача – дать наиболее общие закономерности этой фрагментарно познанной
истории. Мы сделаем это путем разворачивания нашей методологии на конкретном историческом материале, расставляя смысловые акценты.

121

Рис. 53. Цикл первобытного менталитета.
Синкретизм
Практически все исследования подтверждают тезис о синкретичности
(нерасчлененности) жизни и деятельности людей этого времени. С наших позиций синкретичность означает невыделенность теоретического, эстетического и утилитарного начал. Если говорить о числовой логике, то перед нами
единица: мир един и человек в нем не выделяет себя. Все – первобытный
универсум.
Сознание первобытного человека, выразившееся уже в палеолите, не
выделяло себя из природы. Нам, теперешним, уже сложно осознать эту неотделенность, но все еще живущее мифологическое сознание, зародившееся
именно тогда, помогает нам в этом. Общие для всех представления, родовой
образ мышления – это повторяется во всех архаиках всех времен. Поэтому
122

архаики мифологичны, просты, контрастны (не дифференцированы, значит и
лишены индивидуального). Сущее для такого сознания почти и есть должное. Между естественным и сверхъестественным нет грани, человек наделяет
душой и растения, и животных, и даже неживую природу. Отсюда общие
предки – тотемы (животные и растения), вера в наличие у них души (анемизм).

Проективная функция магии
Первобытная магия стала значительным шагом в развитии социума.
Суть ее проективности в попытке изменения естественного хода событий при
помощи заклинаний в нужном для себя направлении. У заклинания есть целевая функция и есть проект результата. Человек и себя воспринимает как
животного: ему жизненно важно наделить себя силой, ловкостью, хитростью,
быстротой, неуязвимостью. Это уже олицетворенный мир, но раннее мифологическое олицетворение не различает отдельно животное и отдельно человека.
В этом смысле первобытное изображение имеет четко выраженную магическую функцию: изображение есть двойник тела и души животного. В последующей египетской культуре эти качества двойника переносятся на
скульптуру человека. Овладение оболочкой и изображением есть одновременно и овладение душой животного. Синкретизм делает первобытное изображение всего лишь частью магических ритуалов.

Первые шаги искусства
Неверно было бы связывать образование культуры только с переходом
к оседлому образу жизни, развитая культура существовала как синкретизм и
у собирателей и в кочевых племенах и родах. Привязанность первобытного
искусства к утилитарному объективна и объектна: познается мера предмета
по отношению к мере человеческого рода. В цикле всего первобытного искусства явно видно как интерес художников перемещается от природных
123

обьектов к человеку: здесь и просматривается работа пары «репезентация –
интонирование».
Первые из известных «произведений» первобытного искусства почти
не были «художественными»: это обычные имитации зверей, созданные из
их останков. Овладение этой моделью зверя сопровождалось всем комплексом деятельностей того времени: от заклинаний (нерасчлененное раннее теоретическое) до простой тренировки, где модель использовалась как мишень.
Но вот что важно: такое «оперирование» с натуральными моделями тренирует способность к опережающему отражению. Здесь много сходного с той игрой-тренировкой, которая свойственна высшим животным. По выражению Н.
Винера, наилучшей моделью кошки будет кошка. Что может лучше всего репрезентировать, заменить зверя? Сам зверь, хотя бы и мертвый. И эти первые
модели были репрезентативны, если так можно выразиться, в кубе.

Контур
Со временем эти модели начинают усложняться. Обведенный на некоторой поверхности контур зверя – это уже не скульптурная, а графическая
модель, замещающая зверя. Затем из единичных изображений сложилась
группа, стадо. В общем изображении стада выделялось животное, которое
хотели убить. Этот первый акт замещения, появления двойника, был колоссальным шагом вперед к человеку мыслящему. Контур- искусственное образование, первый знак-образ в истории человечества.
Первоначальная линейность изобразительного языка первобытного искусства базируется на рациональности, линейное и линейно-контурное по сути более сложно, чем тональное, хотя и проще по приему. Практически никто
не отметил этого противоестественного положения дел, но странности в этом
нет. И первобытное искусство подчинено закону обратного движения социального времени. Если мы возвратимся к нашим построениям, то цикл первобытного искусства подчинен закону движения от социального (рационального) к индивидуальному (чувственному). Это социальное еще едва стано124

вится в форме стада, племени, рода, но говорит оно уже своим формальным
языком. Почему социальное линейно и рационально? Потому, что социальный опыт есть общий опыт, знание (даже в его синкретичной форме), а для
знания нужна минимизация стимула.
Наблюдательность, сестра опыта, позволяла точно передавать анатомические особенности: в их точности много копийного. Так контурное изображение может дополняться рельефом выпуклостей прямо на скале, затем
рельеф моделируется и тоном. Наиболее убедительно это положение доказывает так называемый «рентгеновский стиль», когда внутри контура рисуются
все известные внутренние органы животного или человека. Рационализм
контурного видения в том, что художник рисует вовсе не то, что видит, а то,
что знает. А знание принадлежит не ему, а всем.

Силуэт. Пятно
Следующим шагом было силуэтное видение, наибольший расцвет которого был в рамках доклассовых культур на территории теперешних Греции, Швеции, и Испании. Заполнение первоначального обведенного контура
тоном и образование силуэта – пятна – выло вторым открытием первобытного искусства. Итак, в качестве первого изобразительного средства начинает
работать линия. Вторым начал работать тон, отделивший фигуру от фона.
Здесь срабатывает контраст без нюанса, как и положено в архаике, в начале
цикла. Когда фигура отличена от фона, возникает одноцветная тональная
«живопись».
В тоне свет отличается от тьмы: белое, черное, или, точнее, темноесветлое. Конфликт света и тьмы, их столкновение осознавалось как красное.
Красное означало цвет вообще, хотя три первоначальных цветовых понятия
позже выделились и вербально. До сих пор в ряде племен Южной Африки
троичность терминов сохранена в языке, черно-бело-красное характерно для
недифференцированного восприятия мира и во всех позднейших архаиках.
Но уже тональный контраст говорит о переходе к новой логике числа: свет и
125

тьма, фигура и фон есть первобытная диалектика. В дуально-родовой организации племен она оформилась в организационный принцип.
Одноцветная живопись первобытных художников развивается далее в
сторону усложнения и приобретает линейно-силуэтный характер.

Феномен орнамента
Во всем первобытном цикле движение идет от простой репрезентации
к стилизации и далее к схематизации. В этом процессе претерпевает ряд изменений знак-образ. Изобразительный знак изначально синкретичен, в нем
есть и образный смысл и некая рациональность, фиксация познанных закономерностей. В конце цикла знаки разводятся на образные и логические. Ведущую роль в этом разделении сыграл орнамент.
Очень долго орнамент на разных поверхностях (камень, дерево и керамика) схватывает и образ и символ в одном изображении, он полииерографичен. Увеличение удельного веса охоты и уменьшение удельного веса собирательства в жизни первобытных племен знаменует собой вступление этого
общества в новую фазу. Это заметно в переходе от геометризма охотничьих
орнаментов к природным сложным линиям в орнаменте оседлых родов и
племен. Чаще всего первоначальные орнаментальные конструкции имели
функционально-сохранную основу, они удерживали важный опыт. Так, обвязка закрепилась как знак в нарезке; плетение сохранилось в переплетных
орнаментах; спираль свидетельствует о спирально-жгутовой технике. Нужная функция сохранилась как знак, но постепенно его первооснова уходила, а
знак оставался, пока не приобрел декоративные свойства. За этими древними
знаками с забытым смыслом очень долго сохранялись магические свойства.
Искусство выступает как память, если угодно – как первобытная наука.
Шифрование функционально важного в знаках породило затем эзотерические символы. Но расшифровать в них прошлое знание невозможно. В истории искусств есть такой всеобщий закон: бывшие в начале содержательным в
конце становятся формально значимым, бывшее тектоничное становится де126

коративным. В этом вся история орнамента, от которого пошла затем письменность. Мы можем вкладывать в древние символы сколько угодно современных смыслов, и чем эти знаки абстрактнее, тем легче эта мнимая «эзотерическая дешифровка».
Проявление этой же закономерности есть в рамках любой культуры, но
в некоторых она проиллюстрирована лучше всего. Некоторые формы в позднем периоде культуры бушменов удивительно современны, вплоть до схожести с изображениями пришельцев в уфологии.
С этой позиции феномен орнамента двояк: он и декоративен в конце
первобытного цикла и несет в себе зачаток перехода к знаковой форме более
сложного качества – к письменности. Но сам он не есть письменность, хотя
первые орнаменты, как мы говорили, есть способ сохранения группового
опыта. Сверхсложная структура арабесок в этом смысле довела это начало до
предела: для нас арабеска привлекательна орнаментальной прихотливостью,
знатоки же способны увидеть целую систему мироздания за пререплетением
прихотливых линий. Вышедший из поля актуальной культуры предмет становится формальным, в этом основа «ретро»-стилей. Ретро всегда формально
и эклектично играет с тем, что ранее было содержательным.

Дальнейшая эволюция видения. От орнамента к письменности.
Линейно-контурная интенциональная перспектва отражает важность
изображаемого объекта в системе человек-мир: стрела важнее всего, потому
и больше. Здесь нет эмоций и нет символов: это опыт, фиксируемый в изображении. Если возникает ряд однотипных объектов, то видно стремление
нарисовать всех одинаково. Затем этих «всех» замещают на немногих: за немногим все подразумеваются. В последующем и эта логика продолжится:
«все-много-немного» сводится в один знак. В клинописи один знак замещает
«всех».
Это интересный момент развития первобытной культуры: во всех культурах это идет одинаково по качеству, разное по форме. Например, у египтян
127

ведущей стала развитая линейно-контурная основа. В восточных культурах
работает пятно, силуэт так и остается в них основой знаков-иероглифов.
Пятно есть более развитая система силуэтного мышления, видения. Силуэтное видение создает метод параллельной перспективы, проективный метод.
Проективность раскрывает соразмерность предметов в изображении.
Забежим вперед: для сравнения, на греческих вазах уже сочетаются два
принципа видения. Пятно дополнено линейно-контурным изображением.
Культуры с наличием только одного из этих типов видения всегда или более
ранние, или менее развитые. Первоначальное контурное видение идет, очевидно, от охоты, от перемещения предметов охоты: наблюдается только
внешняя граница предмета, означаемая контуром. Причем в репрезентативном изображении – только существенные признаки: пол животного и характер его движения. У оседлых художников в позднем палеолите изображение
линейно-контурное, обогащенное линейными характеристиками в пределах
контура. Контур при этом обобщается, что приводит к рядам, к орнаменту и
несколько де-идивидуализирует животное, но уровень общности здесь выше:
животное в ряду уже есть животное вообще. Ту же эволюцию переживает
изображение человека. В конечном итоге изображения «людей» лишаются
каких бы то ни было признаков индивидуальности. Зато этим фигурам, лишенным индивидуальности противопоставляется устрашающая маска жреца.
Она и расположена отдельно от ряда. Рождаются новые смыслы нового сообщества.
Содержание усложняется, ибо в параллельной перспективе вводится
уровень, на котором стоит ритмический ряд, своего рода первобытный горизонт. Эта линия для постановки на нее фигур уже содержит в себе основное
начало письменности – линейность. Все виды логической информации линейны: буквы мы ставим в строчки, магнитофонную ленту имеем как линию,
музыку навиваем на спираль пластинки, строки есть даже в телевизоре.
Линейность расположения объектов изображения открывает ритм и
пропорции, что отразилось в архитектурных конструкциях (стойка-балка и ее
128

повтор). Связь все усложняющихся ритмических рядов вскрывает архитектонику пластических искусств, но это происходит уже позднее. Архитектоничность связана и с числом, универсальные композиционные ключи в виде канонов пропорций начинают работать сразу же по разложению первобытнообщинного строя, но сложились где-то в его конце.
Важно подчеркнуть, что при всей сложности разработки плоскости видение остается в ее рамках. Объем и пространство не будут освоены еще долго. Только в силуэтно-линейном восприятии есть начала трехмерности,
третьего измерения и происходит это в древней Греции.
Единственное, чего не достигло первобытное искусство – это композиции на плоскости. Привычной для нас плоскости картины просто не существовало. Композиция в плоскости – это рама, рама как бы сжимает, ограничивает, напрягает изобразительное поле. А первобытная живопись иногда пишется наново прямо поверх старых изображений или как угодно рядом, без
учета возникающих связей. Целого, отношения частей нет, оно не осознается.
Это тоже свидетельство преобладающего значения репрезентации – изображение должно представить изображаемый объект, и все. Минимум средств и
максимум результата. Точно так же, постижение прямой линии и замкнутого
пространства как самостоятельного относится к завоеваниям позднейших
культур, в первобытной мы этого не найдем. Но если говорить о «раме», то
ею на самом деле являлся контур, ограничивающий изображение зверя или
человека. Внутри этого контура соотнесение частей и удержание целого достигалось.

Работа пары «репрезентация-интонирование»
Во всей совокупности первобытных культур заметно движение от зверя
к человеку, от репрезентации (один зверь; много зверей; стадо – очень детально, а рядом человек-схема) к интонированию (целые сюжеты в живописи
бушменов). Репрезентировалось всегда самое важное. Например, детородные
признаки времен матриархата у «первобытных Венер». То, что мы можем
129

воспринимать как интонированное в первобытном искусстве, таковым не
было. Художник не отделил еще себя от всех, выражением себя он заниматься не смог бы, даже если бы очень захотел. Мы принимаем развитую форму
изображения со сложной структурой целого за интонирование. Это примерно
правильно.
Движение от рационального к чувственному, от репрезентации к мере
человека (которую задает развитость общества, границы возможного, индивидуального в культуре), от нерасчлененно-синкретичного к дифференцированному, от конструктивного к декоративному – все это просматривается на
большом цикле первобытного искусства весьма явно: достаточно поставить в
один ряд культуры и их произведения.

Палеолит
Палеолит несет на себе мощное влияние категории трагического. Человек только становится. Выжить он может только в стаде. Подчинение себя
обществу безусловно.
Длительность палеолита – от 2 млн. до 14 тыс. лет назад. Переход между верхним и нижним (классика) палеолитом приходится на 41 тыс. лет назад. Цикл просто громадый и асимметрия в нем чудовищна. Три внутренних
цикла палеолита мы охарактеризуем при помощи так называемых «культур»:
Ориньяк, Солютре, Мадлен. Их очень много, например, упоминаемая ниже
ашельская культура, но три эти самые характерные.
Что важно для нас: никакого искусства в его первичном виде, в проявленности, в верхнем палеолите мы не обнаружим. Исследователи вводят гипотизу употребления огня как искусственного именно в ашельскую культуру.
Во времена похолодания появляется первый толчок извне и беспечная цивилизация собирателей начинает шевелиться – строить свою деятельность на
иной коллективной основе. Осваиваются пещеры, появилась одежда, от собирательства совершился переход к охоте. В ашельской культуре едва появились необработанные ручные рубила. То есть нижний палеолит не имеет
130

ни социальных, ни орудийных (чем делать) зачатков искусства. Коммуникация, язык, первоначальные оттиски рук, обведенных в круге встречаются
именно на гранях верхнего и нижнего палеолита. Это и есть начало самого
первого цикла возникающего искусства.
Можно провести такое соответствие культур и стилей: Ориньяк – архаика, Солютре – классика, Мадлен – декаданс палеолитического (трагического цикла первобытного менталитета) как целого. По данным Л. Любимова, длительность их укладывается в такие сроки:
Ориньяк – 40-35 тыс. лет назад
Солютре – 35-25 тыс. лет назад.
Мадлен –25-12 тыс лет назад.
На палеолит приходится вюрмское оледенение, связанное с резким похолоданием, совершенствование орудий труда, это по сути и были первые
орудия как таковые: составные, легкие, дифференцированные. Начинают использоваться не только камни, но кости и рога – то есть более легкий для обработки материал. Наконец, возникает род: это первая социальность, о которой стоит говорить всерьез. При наличии 150 человек уже появляется возможность распределения труда, именно здесь и маячат контуры первого художника.
Это период матриархата со всеми его особенностями. Роду нужно выжить, а жили 30-40 лет в лучшем случае. Вот почему в искусстве преобладают могучие «первобытные венеры». Всмотримся в их признаки: приближенность к квадрату пропорций, репрезентация детородных признаков, животное
начало. В позднем палеолите возникает союз родов: дуально-родовая организация, где важную роль играет межродовой брак, позволивший избавиться от
кровосмешения.
По свидетельству историков искусств на культуру Мадлен (декаданс
палеолита) попадает наивысший расцвет палеолитического искусства. Как
всегда декадансы – самые продуктивные и формально богатые эпохи. Вообще-то вопросы периодизации этих культур и эпох очень неустойчивы: на
131

разных регионах разброс составляет от 2 до 5 веков. Но характерно, что все
исследователи отмечают общий грандиозный пафос палеолитического искусства. Искусства под знаком категории трагического.

Мезолит
Мезолит длится около шести веков по данным большинства исследователей (но 12-8 тыс. лет назад по Л. Любимову, который отмечает очень
большой разброс в датах). Мы связали его с гомеостатической категорией
прекрасного. Проверим, проявляется ли в его искусстве соотношение гармонии рода и его единицы, в пропорциях – отношение близкое к золотому сечению, в геометрии – соотношение геометрически-рациональных и природных линий. В мезолите зарождается искусство многофигурной композиции, в
котором человек, а не зверь играет главную роль. Но равновесие этих двух
главных героев первобытного искусства здесь налицо.
Мезолитический образ жизни резко меняется в связи с таяниями ледников, обилием воды (рыболовство), появлением лесов иного типа с быстроногими и иногда не стадными животными. Бумеранг, лук и стрелы, микролитическая техника – все это значительный шаг в совершенствовании орудий.
Происходит одомашнивание животных, появляются зачатки земледелия.
Люди перешли из пещер в шалаши и землянки, грандиозные палеолитические росписи на стенах пещер исчезают. По характеру эта эпоха все же была
присваивающей, хотя охотились уже совершенными орудиями и с использованием собак, а рыбу ловили почти современными сетями и крючками. Дифференцировался и род: перед нами развитая родо-племенная организация, где
племя уже обладало некоторой самостоятельностью (соотношение общего и
особенного). Естественное разделение труда стало четко выраженным. Равноправно положение как мужчин, так и женщин (гомеостатическая фаза полового диморфизма). Возрастное разделение обязанностей закрепило за стариками функцию хранителей родовой памяти, блюстителей обычаев.

132

Наиболее характерны для искусства мезолита охотничьи сюжеты, которые имеют сложную (классическую) композицию. Происходит обобщение
и усложнение языка изображений: чтобы изобразить стадо олений, охотник
рисовал на переднем плане оленя, а дальше – только рога. Этот принцип
«оверлепинга» (наложения), когда изображения «за» первым планом частичны, закрыты этим первым планом, говорят о возникновении примитивных
понятий о перспективе. Оверлепинг есть самый простой ее вид. Возникает и
изображение невидимых предметов (рыбы под водой), художник знает, что
они есть и рисует их отнюдь не с натуры: это зачатки интонирования и пережитки «рентгеновского стиля», это средняя фаза, где интонирование сливается с репрезентацией. Возникший в мадленскую эпоху танец становится устойчивым присутствующим во всех ритуалах синкретичного искусства, он
связан с песней и инструментальной музыкой, для него делаются маски и макеты – скульптуры зверей и духов. Через фольклор осмысляется прошлое
(легенды), настоящее (сказки, песни, загадки, пословицы). Через магию работают с будущим.
Памятники живописи этого времени рассеяны на больших территориях. В популярном искусствоведении мезолит как-то обходят, сливая воедино
живопись мезолита и неолита. Между тем, здесь есть различия и тонкие и
существенные. Наш метод предлагает различать их хотя бы по степени динамизма и изящества пропорций. Мезолитическая живопись пропорционально
близка к золотому сечению – это уже не квадрат, но еще не вытянутые изящные тела. Едва появляется динамика и экспрессия – происходит переход от
классики к бароккальности и затем декадансу. Наконец, такой признак, как
многоцветие первобытной живописи – признак развитого искусства, позволяет точно отнести такие произведения к неолиту.

Неолит
Неолит мы соотносим с категорией «низменного». Скажем проще: самоотделение человека от рода-племени, которое он уже может проявлять,
133

наблюдается в произведениях искусства. Проявляется интерес к одиночному,
единственному человеку и его жизни. Неолит обнаруживает себя везде, где
мы видим образцы изысканного, изящного в искусстве первобытного общества и где это изысканное – человек.
Климат, флора и фауна уже вполне современные. От присвоения люди
переходят к производящим техникам: керамика, ткачество, шлифовка и заточка камней, возникает почти современный топор. Развитие керамики трудно переоценить – она дала возможность работать с очень пластичной глиной,
через нее стало легко передавать эстетические и даже идеологические и мировоззренческие идеи (академик Рыбаков Б. А). Керамика могла появиться
только у оседлых племен, транспортировке она поддается плохо, зато само
гончарство укрепило оседлость. Примитивное земледелие постепенно завоевывало свои права, но лошадь еще не приручили. В этом эпохальном завоевании впервые зазвучали и нотки экологического кризиса: землю выжигали
и, истощив, покидали. Некоторые исследователи связывают с такой варварской деятельностью возникновение пустынь на месте цветущих некогда
культур. Строили сырцовые прямоугольные дома, стены их были украшены
живописью. Найдено множество небольших женских статуэток: как во всякой категории низменного, главенствует образ женщины. Появились костяные ювелирные изделия, которые вообще имеют свойство расцветать в эпохи
низменного. Ни земледелие, ни скотоводство не являются основными занятиями: они равноправны как способы добывания пищи. В свайных постройках по берегам обнаружена первая деревянная мебель: скамьи, столы, сундуки.
В неолите общество укрупняется: появились фратрии (братства) и племена, затем союзы племен. Некоторые ученые резонно утверждают, что человечество делает шаги вперед не в силу саморазвития техники, а только в
силу внешних причин: оледенение подтолкнуло развитие орудий и родовой
организации, увеличение плотности населения и возникновение территориальных границ подтолкнуло к более продуктивному земледелию и оседлости.
134

Хотя пищи при охоте и собирательстве этим сообществам хватало с избытком, они даже не запасались ею впрок. Фратриальное деление с племенной
организацией – это то, что застали европейцы при завоевании Америки на
севере, например у ирокезов. Во времена войн одноименные фратрии не брались в рабство, взаимопомощь проявлялась и в хозяйственной кооперации.
Ирокезовская федерация племен, что скорее исключение, чем правило, составляла уже до 20 тыс. чел. Семья была парной, с личным имуществом каждого, но не с отдельным хозяйством. Первобытная демократия проявлялась в
участии каждого в управлении на общем собрании всех взрослых членов рода. На нем же избирали вождя и эта должность не была наследственной. Вожди считались с мнением совета, состоявшего из старейшин и руководительниц домохозяйств. Совет выносил решение, хотя в прениях могли участвовать все. Эта демократия не давала правителям привилегий, основой первоначальной «юриспруденции» были вековые обычаи. Но уже то, что род и
племя были замкнутыми, и территориально, и культурно было значительным
шагом вперед: всякая локализация как бы поднимает «давление пара» в культуре, интенсифицирует труд, ведет к самоосознанию личности в группе.
Войны были, но редко за территорию, военнопленных не порабощали, а убивали (иногда с поеданием), но могли и усыновить – ввести в род. В этом «было величие родового строя, но вместе с тем и его ограниченность».
Неолит развивает искусство орнамента, как на глине, так и на кости, на
мягких минералах, на дереве. Трипольские сосуды, хранящиеся в Эрмитаже,
показывают уже очень сложные по форме и по орнаментальному разнообразию композиции. В Африке, в восточной Испании и во многих частях нашей
страны найдены целые скопления неолитических петроглифов: выбитых или
выцарапанных наскальных изображений. Обобщение, стилизация, динамика
движения – эти черты свойственны практически всем этим памятникам. В
одноцветных африканских циклах сцены загона и охоты композиционно усложнены до ощущения вихря движения, пропорции фигур изящны и вытянуты.
135

Самый известный и характерный пример декаданса низменного первобытной культуры: изображение женщины, собирающей мед. Это изображение найдено в Аране на востоке Испании. Оно передает удлиненное, юное,
изысканное существо, сам способ передачи – плавными линиями, силуэтностью головы и высокого сосуда говорит нам о декадансе. Композиция уже
декоративна, как и должно быть, здесь не репрезентация, как в первобытных
венерах, а интонирование, индивидуализация образа. Декоративность открывает почти орнаментальный ритм в изображениях стилизованных фигур.
В северной Африке (Тассили-Аджер) перед нами предстает искусство
многоцветное, фантастическое и загадочное. Здесь легки и проработаны фигуры, окутанные в сложные полупрозрачные одежды, многообразны композиции и сложны приемы деталировки фигур людей, могучие быки контрастируют с изящными антилопами. Все наполнено легкостью и фантазией,
много магии. Элементы развитого декаданса неолитической эпохи прослеживаются и в живописи бушменов (Южная Африка). Бушмены владели многоцветием и уже делали эскизы к своим изображениям.
Как и положено, в декадансе (уменьшение масштаба), развивается ювелирное и декоративно-прикладное искусство. Оно буквально цветет на керамике, оружии, домашней утвари. Да и возможностей для его проявления теперь больше: украшаются и здания, и одежда, и индивидуальные предметы.
Уже колеблется его прикладное и станковое употребление: скульптуры зачастую украшают жилище, хотя еще носят магический характер, живопись
ценится, и в ней совершенствуется несколько художников – уже не для ритуалов. Музыкальных инструментов становится много, и они дифференцируются и совершенствуются как отдельные, даже для личного использования. К концу родового строя появляется пиктография – зачаточная форма
письменности. Условные рисунки на коже, коре, дереве, кости предшествуют
иероглифическому письму.

136

Энеолит
Эта «бамперная культура» первобытного общества насчитывает не так
уж много – около десяти веков.
Энеолит дает изобретение выплавки меди, гончарного круга, колесного
транспорта, кирпича-сырца, оросительных систем. Ни медь, ни бронза камня
полностью не вытеснили. Но орудия получились более совершенными. Выросла производительность труда. Появилась тягловая сила: ослы, быки, затем
лошади. Огородные культуры уступали место зерновым. Наконец, произошло первое разделение труда – «отделение охоты от земледелия». Специализация создала излишки продуктов. Прибавочный продукт пошел на обмен.
Между родом и семьями начались конфликты на базе частной собственности,
которые разрешались бурно. Но земля еще долго была общей. Это сдерживало рост новой формации. Индивидуализация производства и обмена (признак
маячащей категории безобразного) положила начало частной собственности.
А ей уже нужна была рабочая сила. Военнопленных стали обращать в рабов.
Но это патриархальное рабство пока работало на личное семейное потребление.
Применение рабов в домашнем хозяйстве и женщину сделало близкой
к рабу, она утрачивает свою ведущую роль, возникает патриархат. Женщин
отстранили от власти и стали покупать жен. Наследование детьми по линии
отца заложило основы права собственности. Жена стала придатком мужа, ее
убивали для захоронения рядом с мужем. Мужская власть привела к появлению родовой верхушки, где ранги распределялись по богатству. Теперь путь
к власти лежал через накопление. Мужская тенденция явно говорит нам о переходе к новой фазе, к новому строю. И так будет всегда: начало всегда мужское, последняя фаза всегда женственная. Это касается как героев времени,
так и общей окрашенности менталитета.
Энеолитическая фаза демонстрирует нам бамперную или переходную
форму культуры, в которой есть все предыдущее и моделируются все элементы будущего. К этой эпохе относится множество загадок, например, ис137

чезнувшая Атлантида, некоторые таинственно растворившиеся цивилизации
в других частях света. Это неудивительно: бамперные цивилизации всегда
непонятны, загадочны и имеют свойство опережать развитие цикла наступающей новой ментальной формации, но неустойчивы и с неясной тенденцией.
Примером такого рода переходной культуры явились скифы: цивилизация, исчезнувшая таинственно. Это была уже военная демократия, сочетавшая скотоводство с охотой. Они жили яркой насыщенной жизнью, таково
же было и их искусство. Передвижения дали возможность им выразиться
только в декоративно-прикладном искусстве. Но в нем есть все: и элементы
новой звериной архаики с признаками монументальности, и хорошо развитый декаданс – доведенные до блеска детали. Это напряженное и очень наблюдательное искусство, иногда доводящее металл до состояния кружев как
в налобниках для коней, так и в ювелирных украшениях женщин.
Спиральные кружева узоров встречаются и в Латенской культуре,
очень напоминающей скифов. Но предел изысканного декаданса этого периода мы видим в грифоне с головой оленя из Пазынского кургана на Алтае.
Вечная мерзлота сохранила даже тонкие материалы – кожаные аппликации и
деревянных лебедей. Они могли бы украсить даже жилище конца прошлого
века, настолько стилистически близки все декадансы.
На закате родового строя стилизация, обобщенность и разработанность
деталей достигает апогея, как, например, у скифов. Декоративность этого искусства не размельчена, оно остается и в малых проявлениях монументальным по сути. Точно так же найденные в Алжире следы исчезнувшей первобытной культуры бушменов демонстрируют движение от первичной монументальности (архаика) к фантастической текучести и изысканности форм
(декаданс).
Декадансы родового строя оставили нам ряд громадных архитектурных
сооружений: дольмены, крохмели, менриры – это все сооружения из огромных камней, смысл которых утрачен. Но важно само это явление, которое
138

потом повторится и в древнеегипетском, и в древнегреческом, и в древнеримском декадансе – внезапный гигантизм построек как самоценность. Человек вроде бы утверждает себя и свою силу, но делает это в момент кризиса
общества. Но вот что интересно: точно так же поступает и природа в эволюции живых видов: гибели вида предшествует гигантизм особей. С. Лем отметил, что мы можем наблюдать это и в технике: перед тем, как паровозы сошли с исторической арены, вдруг стали появляться настоящие паровозыгиганты, то же было с дирижаблями. Таков эволюционный закон, независимо
от того, какая это эволюция.

2.2. Искусство античной («рабовладельческой») формации
Мы уже не раз говорили о том, что история искусств образуется из непрерывного ряда произведений. Надо еще раз уточнить, что непрерывность
связана с лидерством той или иной культуры в истории, что схватывается
понятием «пассионарности», трактуемой нами расширительно. Важна именно смена мировоззрения. Мировоззрение может совпадать, а может и двигаться относительно независимо от иных формационных процессов. Но образование общественных институтов, способ организации общества для нас
достаточно важен: тот или иной тип мировоззрения должен иметь «раму»,
комплекс ограничений. Например, военная демократия у скифов давала возможность проявиться только одному типу мировоззрения, она породила
культуру под знаком меча.
Появление такого механизма как государство создает уже иную ситуацию: государство локализуется на определенной территории и является общественной системой гораздо более устойчивой: возникают специальные
внутренние механизмы самосохранения, а значит, и бытия определенного
(качественно однородного) мировоззрения. Мы уже говорим о Египте как о
целом, подразумевая специфическую ментальность, египетский менталитет .
Но менталитет, как система мировоззрения и мироощущения, охватывает и
весь большой цикл рабовладения в целом. Следовательно, мы говорим о
139

формации как о менталитете, не особенно внедряясь при этом в экономические основы возникновения этого менталитета. Причем, тираническая иерархия древнего Египта и демократическая форма правления древней Греции,
имперский Рим и переходные культуры Крита и эллинизма этот общий менталитет содержат. Принцип однородности качества менталитета – наш основной при разговоре о формационном процессе.
С точки зрения периодизации, нам важно указать на то, что культуры
энеолита и бронзы, так называемый бронзовый век, не являлись чем-то самостоятельным в сфере менталитета. Это явно переходная, бамперная система
мировоззрений, длящаяся около трех тысячелетий. У нее есть все признаки
предыдущего менталитета и все начала последующего, совокупность механизмов (дуальность) и того и другого. Территориальной общине присущ дуализм собственности: земля общая, ее обработка и присвоение продуктов –
частные. Дуализм сельской общины – это характерный вид патриархальности, продержавшийся у нас чуть ли не до последнего времени, настолько эта
форма живуча. Признаки этой дуальности исчезают вместе с остатками
фольклора. А ведь еще в начале нынешнего века исследователи могли коллекционировать фольклорные произведения на территории нашей страны.
Основа государства – присвоение труда одних другими. Государство
есть прежде всего границы, государство обеспечивает функцию охраны границ и объединяет людей по территориальному признаку. Идеологическое
удержание массы и прямой террор становятся инструментами его верхушки.
Обычай как форма регулирования внутри первобытной ментальности сменяется на право, принудительную государственную совокупность норм, выражающих интересы властей. Появление суда, тюрем и бюрократии, опирающейся на военную дружину, создает институциональную структуру.
Тиранические государства не исчезают с арены истории никогда: рецидив проявился даже в период сталинизма и маячил перед нами до последнего
времени. Парадоксальным образом в «социализме» тоже возникает партийно-бюрократическая знать и усиленно ставится вопрос о наследовании вла140

сти (Чаушеску выступал как теоретик, а Живков в Болгарии и Ким Ир Сен в
КНДР всерьез отстаивали эту мысль). Вожди как выразители идеологии, точно так же как фараоны, отождествляются с нею. Опора идет на силовые
структуры. Граница на замке. Право несет ту же функцию удержания тирании. Меняется разве что только содержание идеологии, которая работает, как
религия. Всеобщее бесправие вассалов стоит на страхе и прямом терроре.
Эти черты сходства не внешние, а структурные.
Первые классовые общества появляются еще в энеолите у земледельческих народов, расположенных в наиболее благоприятной для производства
зоне рек Нила, Тигра и Евфрата. Заметим, что географическое движение цивилизации будет идти дальше на север, где условия не столь благоприятны.
Уже шесть тысяч лет назад зачатки государственности складываются на этих
территориях, через половину тысячелетия они маячат и в долине Инда, еще
через тысячу лет в Эгейском море, Малой Азии, Финикии, Южной Аравии, в
долине Хуанхэ, и еще через тысячу – на территории всего Старого Света и в
Центральной Америке. Эта линия и есть линия пассионарности – передачи
огня цивилизации. Для возникновения цивилизаций было необходимо, чтобы
были освоены технологии обработки земли, дающие устойчивое жизнеобеспечение и прибавочный продукт. Кроме того, плотность населения должна
была достигнуть определенной границы численности. Структурная сложность новых сообществ требовала накопления множества культурных слоев.
Они нарастали постепенно в ранних земледельческих культурах.
Азиатский способ производства создает очень специфический менталитет, ввиду отсутствия частной собственности; к тому же такие страны, как
Япония и Индонезия, вообще миновали стадию рабовладения. Да и в самом
рабовладении вес рабского труда не является значительным: основная масса
продуктов производится свободными мелкими производителями, что позволило таким социологам, как Вебер и Мейер, говорить только о двух формах
общества – феодализме с натуральным хозяйством и капитализме с денежным хозяйством. Между тем, с позиций единства менталитета, рабовладель141

ческая фаза сущностно отлична от этих форм, и дело не в государстве. Азиатский способ производства есть локальный, это очень важно. Интересен и
тот момент, что от единого начала (Египет и Междуречье) во времени идет
как бы двойное движение на север (Греция и Рим) и на восток: к хетам, Ассирии и Урарту, Вавилону и Ирану, Индии и Китаю. Причем, само движение
на север качественно модифицирует менталитет этой формации, а движение
на восток создает скорее количественные разновидности все того же Египта:
малоподвижные тирании. Поскольку нас в кратком изложении интересует
именно качественное своеобразие, вся линия движения на восток рассматриваться не будет. Но важно осознавать, что эта ветка породила особую разновидность менталитета трагического – Восток в философии.
Почему именно Египет попадает в центр внимания всех исследователей этого периода истории? Специфично его расположение в истории первой
фазы рабовладения – фаза категории трагического. История Египта идет на
фоне возникающих и исчезающих культур Крита, Микен, Месопотами, хеттов, Финикии, Палестины, Ассирии, Урарту, Нововалилонского царства, а
также в перекрестьи двух важнейших веток: эгейской культуры и ИранаИндии-Китая. То есть все особенности этих обществ снимаются в Египте даже исторически, примыкая к нему. Его менталитет оказался наиболее устойчивым и способным поглощать другие культуры. Только греко-римская
культура (через эгейскую) в одну сторону и индо-китайская (через Иран) в
другую развивают этот менталитет, каждая по-своему. Серединное положение Египта хорошо видно на рисунке.

142

Рис. 54.
Теперь мы можем говорить о трех наших категориях в общем цикле
рабовладельческой формации. Все культуры, примыкающие к Египту, образуют менталитет категории трагического. Между ними есть черты абсолютного структурного сходства, в основных положениях вместо слова «Египет»
можно смело подставлять «древние цивилизации Месопотамии или Анатолии». Через Крит, Микены и эгейскую культуру происходит переход (возвышенное) к категории прекрасного, которая выражена в древнегреческой
143

культуре. Через эллинизм (не будем забывать, что Александр Македонский
добирался и до Индии) происходит переход к менталитету индивидуализма,
выраженному у нас категорией низменного: это древнеримская культура и
частично – индокитайская. Чтобы уж быть окончательно точным, надо отметить, что древние Китай и Индия различались принципиально, как Европа и
Азия. Китайская цивилизация была прагматична и воинственна. Ашока же,
царь индийский, убоялся уничтожения 100 000 людей во время завоевания и
стал посылать вместо воинов буддийских монахов, проповедовавших добро и
правду: родилась восточная философия, которую мы по незнанию распространяем на весь Восток. Поэтому и история Китая этого периода более динамична и дольше длится.

2.2.1. Древний Египет и три его стиля
Все исследователи подчеркивают застойный и вместе с тем очень динамичный, стационарный и вместе с тем постоянно модифицируемый характер древнеегипетского общества (для простоты будем говорить Египет). Что
касается периодизации, то и для Египта и для всех остальных культур (кроме
резко погибших или исчезнувших) характерен период протокультуры, которые не относятся к собственно пассионарной истории. Протокультура есть
неопределенно длинный период складывания данного общества и государства, в Египте это – додинастический период, в Греции это – эгейская и раннеархаическая стадии культуры. Так называемое позднее время – это период
агонии уже вышедший из пассионарности культуры. Эта посткультура живет
уже на фоне явно видимой новой чужой пассионарности, хотя некоторые образцы и произведения она может порождать небезынтересные (фаюмский
портрет в позднем, уже эллинистическом Египте).
Все, кто пишет о причинах расцвета египетской цивилизации, указывают на редкое сочетание природных факторов в районе его локализации.
Природа положила туда все необходимое: разные виды камней, источники
руды, дерева, воды, флоры и фауны, удивительный по равномерности кли144

мат. Кроме того Египет попадает на перекресток ранних цивилизационных
путей, что всегда активизирует культуру. Соседи не только вели активный
обмен, но и не давали самоуспокоиться, периодически захватывая территорию. Немаловажным фактором являлся «федеральный» характер этого государства: локальные области (номы) имели почти замкнутую структуру жизнеобеспечения. Объединяться их заставляли хозяйственные интересы, ирригационная единая система, великий Нил. Попытки номов отделиться от большого государства тут же оборачивались экономической катастрофой, массовым голодом. При спокойном ведении общего хозяйства возникала высокая
продуктивность, кооперация Юга и Севера при наличии столь универсального транспортного водного средства была взаимовыгодной. Выход к морю
обеспечивал расширение влияния. Сама природа толкала Египет становиться
крупным централизованным государством.
Но природные условия требовали и достаточного уровня развития
культурных предпосылок для формирования цивилизации. Прежде всего это
идеология, носившая характер сложного синтеза религиозной и светской
властей. Здесь мы наблюдаем новый синкретизм, когда фараон выступает в
качестве верховного жреца и осуществляет светскую власть слитно. Вовторых, это развитая иерархическая структура управления. Идея этой структуры – в передаче части полномочий единого правителя своим заместителям,
как жрецам, так и бюрократии. Централизованная деспотия с опорой на бюрократию и знать возникла уже в номах. Гиперцентрализация была простым
увеличением масштаба управленческого аппарата. Технологии каменного
строительства и производства орудий достигли высокого уровня и специализации, появилось ремесло, возникли города – эти концентраторы цивилизации. В поздний период было освоено железо. Египет впервые приблизился к
рациональному знанию, которое еще не отделялось от магии. Здесь тоже наблюдается синкретизм знания, такое его единство, в котором магическое и
логическое переплетены.

145

Периодизация
В литературе повсеместно приводится периодизация из трех царств.
Оказывается, она была введена австрийским дипломатом по примеру периодизации истории Священной Римской империи, то есть, является обратной
экстраполяцией, а не опирается на древние периодизации самих египтян.
Египтяне вообще не выделяли периодов, ибо их отношение ко времени можно выразить одной фразой – жизнь в категориях вечности. Летоисчисление
начиналось заново с приходом к власти каждого нового царя и велось по династиям. Династий в истории Египта насчитывается 31, но достоверных данных о ряде династий нет вообще. Перекрестное сопоставление записей заставляет египтологов все время пересматривать периодизацию. Видимо,
профессиональным египтологам принцип выделения трех царств может показаться примитивной натяжкой. Но тем не менее мы пойдем по этому пути,
ибо нас интересуют ментальные и формальные признаки памятников, а не
сложности династических линий. А здесь схема из трех периодов срабатывает.
Мы свяжем их с выделенными нами стилями:Древнее царство – явная
архаика, Среднее царство – классика, Новое царство – декаданс единой категории трагического. Историю этой цивилизации никак нельзя представлять
себе непрерывной: существовали взлеты, но существовали и периоды очень
долгого небытия, иногда сравнимые с самой длительностью царств. Просматриваются бамперные промежутки в периоды между царствами – от трех
веков до века. Такое же расстояние отделяет сам Египет от Греции, а Грецию
от Рима. Наличие этих «зон молчания», видимо, и дало основания ряду теоретиков говорить о локальных культурах, не связаных между собой. Но закономерность состоит в том, что постепенно эти переходы (мертвое время системы) уменьшаются, как уменьшаются сами циклы на конической спирали
истории. Скажем, в нашем времени они длятся уже от трех до одного года –
явный признак ускорения темпа самой культуры.

146

Древнее царство. Архаика трагического
Начало этой архаики обозначается уже в конце 4, начале 3 тысячелетия
до н. э. К этому моменту относят первые признаки существования единого
централизованного государства, объединившего Север и Юг под эгидой Юга.
Посредине между ними располагалась столица, названная греками Мемфисом. Кстати, сами названия пришли к нам не в первоначальном виде, а в греческой транскрипции, даже слово «Египет». С именем основателя первой династии Мина связано начало летописной традиции, где летоисчисление велось по династиям. Окончание Древнего царства относят к шестой династии,
когда произошел распад на полузависимые номы единого Египта.
Древнее царство имеет ряд существенных культурных достижений: открытие письма, папируса, счета, канона египетского искусства, зачатки мумификации. Религия осваивает антропоморфных богов, впервые в одном сообществе функционируют несколько теологических школ, которые способствуют общему динамизму официальной религии. Впервые в истории происходит переход к солярному монотеизму, вокруг которого строился общий
политеизм: в мемфисской теологической концепции все боги воспринимались как эманация единого Птаха. Самими египтянами последующих времен
этот период Древнего царства воспринимался как некий золотой век, в котором жили могущественные цари и мудрецы.
Известнейшие памятники раннего периода – булава царя Скорпиона и
плита фараона Нармера. Ключевой для всей последующей истории египетского искусства является именно последняя. Процитируем историка искусств: «Человек по-новому охватывает взором пространство, все упорнее и
последовательнее стремится внести в него свой разумный порядок. Отсюда в
искусстве – сугубо рациональное, согласованное с геометрией распределение
плоскости, над которой работает художник, ее целесообразное, строго логическое заполнение» (Л. Любимов). В этом отрывке привлекательно то, что
явно выделен наш ряд индикационных признаков: рациональое, логическое,
геометризм, сильнейшее мужское начало. Перед нами архаика, основа кото147

рой – репрезентация. Художественный прием – контраст (огромной фигуры
фараона-победителя и немногочисленных прочих фигур поменьше, побежденные совершенно мизерны). В двусторонней палетке Нармена с одной стороны три яруса (неразвитая троичность), с другой – четыре, но еще не пять.
Отношения 3 – 4 – 5 будут в последующем вообще каноничными для Египта:
это канон египетского универсального треугольника пропорций, так называемый египетский треугольник. Что касается репрезентации, то она здесь
очевидна: перед нами скорее образец летописи, чем чисто художественное
произведение. Сошлемся еще на одну цитату того же автора: «И он (художник) рассказывает об этом в образах, как пишут реляции».
Строки, явно читаемые, как уровни, в дальнейшем и составят тот способ изображения, который так характерен для любого логического, в том
числе и нашего с вами письма. То есть, здесь «искусство» выделено нами не
более чем по признаку изображения натуры: на самом деле это и письмо (рациональное), и изображение (чувственное) – новый вид синкректизма, уже
более локального, чем первобытный. Локальность состоит в самобытии плиты: она не связана с танцами, музыкой или ритуалами, она функционирует
как запечатленное время и в него (в будущее, нам) послана. Это постоянное
желание передать потомкам сведения о себе начинаются с эпоса и в конце
Древнего царства превращаются в нормативно-нравственные «Поучения»,
обращенные и к современникам. Кстати, как во всякой архаике, в греческой
мы увидим то же: герой и эпическое на первом этапе, нравственночувственное в последнем.
Вообще, стоит задуматься, что письменность (основа рационального)
есть послание в будущее: недалекое (письмо другу) или очень далекое, даже
вечное, как плита Нармера и в целом все египетское искусство. Монументальность в этом случае, опора на «вечные» материалы и рациональность
изобразительного языка, есть только способ послать эту информацию в отдаленное будущее, в вечность. В этом вся архаика. Такова любая архаика, но
сильнее всего эта тенденция во всех архаиках трагического.
148

Эта мысль настолько важная, что ее нужно развивать: уже у греков мы
не найдем этой монументальности, не дошли до нас и все их скульптуры, по
преимуществу бронзовые (известны, как правило, по римским мраморным
копиям) или хрисоэлефантинные (золото со слоновой костью). Практически
утеряна вся живопись греков (жили же для настоящего, а не в будущее посылали послания), очень хрупкий материал и керамика, благо по черепкам восстановима. Наконец, варварам очень несложно было сокрушить римскую
культуру мрамора и энкаустики, попробовали бы они так расправиться с пирамидами. Имперский Рим уже живет прошлым, мечтой о «золотом веке».
Но как только возникает новая архаика – снова придет могучий камень романских замков и «вечный» монументальный материал – смальта Византии.

Рельеф
Почему архаика и все трагическое в целом тяготеют к рельефу? Этот
вопрос можно трактовать так: переход от плоскости к круглой скульптуре
идет через освоение рельефа. Это движение от плоскости к пространству послеживается во всех видах рельефов и во всех примыкавших к Египту культурах. Но это признак только того определенного отрезка истории. Отделение круглой скульптуры от стены есть увеличение выпуклости рельефа до
его отрыва от плоскости.
Рельеф архаичен, он возрождается во всех архаиках, взять хотя бы сталинские рельефы на ВДНХ, или времена Хрущева и монументальные «исторические» рельефы на многочисленных памятных стеллах. Как только просматривается в истории монументальность с ориентацией на будущее (обращение Р. Рождественского к «Вам жувущим в 2001»), так в этой монументальности начинает жить рельеф в искусстве. Причем всегда это очень рациональный рельеф, предельно стилизованный. И если ассирийский типичный рельеф рационализирует звериную силу, то наш рельеф начала 60-х
строится на геометризированых линиях, символизируя силу разума.

149

Египетский рельеф наследует идею сохранения души в изображении,
он репрезентирован до предела: художник изображает не то, что видит, а то,
что знает. Именно в рельфе отработан канон изображения человека. Бровь и
глаз на профильном изображении даны целиком, туловище представлено в
развороте, зато ноги снова в профиль. Загадка этого изобразительного языка,
оказывается, проста до предела: в фигуре все повернуто для максимальной
репрезентации, здесь нет никакой иной идеи. Ранний рельеф лишен окраски,
поздние рельефы безумно многоцветны.
Репрезентативность касается и египетской перспективы: линейноконтурная интенциональная перспектива, основанная на рельефе, методы параллельных проекций – все приемы насвозь рациональны, они репрезентируют знаемое. Их неизобразительный характер сближает их с чертежом, чертеж собственно и вырастает из этого почти «научного изобразительного» метода. Перспектива такого типа не раскрывает ничего в объемнопространственном видении, она логически построена и логически отражена в
разномасштабности фигур: фараон главнее всех, значит больше и по размеру.

Синкретизм информации
На пути развития этой системы египтяне получили свои иероглифы как
более сложный способ, в котором изобразительно фиксируется то же самое
логическое. Замещение в одном ритмическом ряду «многого в немногом»
сначала идет через изобразительность, а по мере роста культуры – через сочетание изобразительности и иероглифов вместе. Для надежности информация дублируется. Способ передачи информации через сюжеты, рассказ в картинках, остается на весь период рабовладения: вплоть до колонны Траяна
(где носит уже почти декоративную функцию, ибо прочесть ее нельзя –
слишком высоко). Греческие рельефы и сцены на фронтонах храмов выполняют ту же самую фцнкцию, но уже при наличии самостоятельной, отделившейся от изображения письменности.

150

Архаическое всегда возвращается к этому приему рассказа в изображении: даже в готике ярусы храмов рассказывают о житии святых наглядно,
сюжетно и иерархично. Эти скульптуры так и называли – книга для неграмотных. Только широкое распространение книг и печати ликвидирует этот
сильнейший вид информационного синкретизма, но периодически к нему
возвращаются опять и опять: в том же ритмизированном метрическом ряду
идут уже не воины фараона, а защитники Петрограда (Дейнека) и строители
коммунизма в 20-е и 60-е. Построения в ряды и сетки-ячейки характерны даже для нашей архаики низменного, что видно в ультрасовременной живописи
советского андеграунда. Никакого другого хода для примитивного сознания
выдумывать не нужно: комиксы, расцветающие в западной прессе в 20-30-е
годы нашего века, есть тот же способ рассказа в картинках при минимуме
текста. Основа египетских иероглифов как полузнака-полуизображения применяется в современных пиктограмах.

Плоскостное видение мира. Репрезентативность
Как ни пародоксально, но знаменитые пирамиды – явления не пространственного, а плоскостного типа восприятия мира. Каждая из граней пирамиды символически поставлена по сторонам света и предназначена для
индивидуального восприятия по очереди. Этот тип архаического восприятия
сохраняется даже у Гомера: описывая дворец, он не говорит о пространстве, а
рассказывает о сторонах дворца поочередно, не связывая их в целое. Вот почему фасад, а не весь дворец или храм, играет главную роль в египетском
храме, особенно в архаиках.
Ранняя пирамида Джосера репрезентирует способ ее возведения – ступенями. Она конструктивна в своем роде и так же конструктивны все похожие на нее архаические постройки в Уре и в индейских городах. Идея «лестницы в небо» опирается на конструкцию – насыпь, укрепленную кирпичом
или камнем. Конструктивность есть ведущий принцип всех архаик, но в ар-

151

хаиках трагического это конструктивность в кубе. Именно таков был советский конструктивизм, архаика трагического нашего времени.
Ровные грани классических пирамид свидетельствуют о техническом
скачке в строительстве, но праобразом их остается конструкция пирамиды
Джоссера. А это самая что ни на есть архаика – начало 3 тысячелетия до н. э.
Кстати, согласиться с тем, что строительство пирамид велось только для возвеличения правителя просто невозможно: все большие постройки и древности и средневековья являются своеобразными каменными «книгами», где сохраняется знание. То одни, то другие ученые открывают невероятные совпадения современных знаний об астрономических объектах и числах с тем, что
зафиксировано в громадных древних постройках, даже в мегалитических, типа Стоунхеджа. Фараон – божество, а первоначально не только военный, но и
высший жрец, хранитель знания и мудрости. В пирамидах фиксировалась
многовековая мудрость. Но эта мудрость была защищена от непосвященных.
Фараона хоронили как ее носителя и ее символ. Чтобы охранять, помогали
ему всевозможные сохранные магические силы типа сфинксов и многочисленные символы. При такой трактовке назначения этих построек гигантские
усилия и напряжение ресурсов всей страны более понятны. Возведение наиболее известных пирамид приходится на средину архаики, правление третьей
и четвертой династий. Со временем пирамиды уменьшились по размеру. Потеряли они и смысловую нагрузку, оставаясь каноничным символом.
Очень значительна в духовной жизни египтян роль храмов. Храмы были хранителями и распространителями знаний и текстов. Они хранили библиотеки и архивы, здесь писались летописи. В тайных подвалах храмов хранились и резервные сокровища.
Что же касается последующих династий, то первоначальное явление
превратилось в традицию. Возникла конкуренция между древними и живущими правителями по поводу возведения пирамид как принадлежности
культа фараона. К моменту окончания архаики трагического эта гонка истощает ресурсы Древнего царства. Это приводит к разложению архаики. Де152

градация архаики проявляется в возникновении многообразной мелкой пластики – «ушебти».
Но главное в архаике в целом – несомненное главенство архитектуры.
Архитектура – мать искусств, и ее плоскости представляют лучшее место для
рельефа. И архитектурные произведения, и рельеф имеют одну визуальную
основу и один канон, в том числе пропорциональный, которого будут придерживаться и во втором и в третьем цикле развития Египта. Тридцать веков
продержится этот поразительно живучий стиль со своими математизированными канонами.
Первоначальный гигантизм простых построек есть как бы проба сил
тиранического государства. Громадные постройки будут сопровождать все
архаики трагического. Софийский собор в Константинополе тоже был возможен только при тирании. Проекты гигантских сталинских дворцов, типа
Дворца Советов (к счастью, не построенного) – явления того же порядка.
Много египетского в гитлеровской архитектуре. Кстати, стилистика ступенчатой пирамиды и мумификация жутковатым образом возродились в сталинской архаике: мавзолей Ленина.
В эпоху распада Древнего царства при нарастающей децентрализации
появляются глубокие моральные сочинения. Но их тема – это тема всей архаики – нравственность власти. Благие поступки правителя есть лучшая память о нем. Впервые явно высказывается идея загробного воздаяния за правильную жизнь. Снова возрастает роль магии, это всегда приходится на
смутные времена.

Среднее царство. Классика трагического
Во времена смут оросительная сеть пришла в запустение, требовалось
новое объединение страны. Переходный период к новому Египту был долгим.
Расцвет Среднего царства относится к правлению ХII династии, 22-28
века до н. э. Интенсивно строились крепости на границах. Завоевательные
153

победоносные войны остались в истории как легендарные. Память о великом
фараоне Сенусерте III легла в основу сказаний о «Сесострисе», жившем на
протяжении многих тысячелетий. Воины стали вровень и иногда выше номовой знати.
Традиции Древнего царства владыки стремились возродить и продолжить. Но это происходило в новых областях искусства. Расцветает светская
художественная литература и наука. Обобщенность, доведенная до абстракции в предыдущем периоде (всеобщее), сменяется равновесием общего и индивидуального. Фараон не только бог, но уже (равноправно) и конкретный
человек. Статуи фараонов выходят из глубин заупокойных храмов и все чаще
выходят за пределы помещений. Они обращены не только к богам, но и к
подданным. Это момент складывания языка, который в качестве общего просуществовал почти во всей египетской истории. Скоропись развивалась как
ответ на запросы ожившей хозяйственной жизни.
В Среднем царстве заботы о заупокойном благополучии начинают распространяться уже не только на фараона, но и на средние классы. Каменные
иглы обелисков покрываются иероглифами. Вельможи фигурируют уже с
женами – явное потепление в отношении равенства, что было и в первобытном классическом. Классика – всегда «мужчина и женщина».
Начало Среднего царства характеризовалось интенсивным строительством храмов. Стиль Древнего царства в них синтезировался с особенностями локальных культур, что создавало разнообразие. То же касается и росписей в храмах, например, в гробнице номархов Антилопьего нома или в заупокойном храме Ментухотепа I. Пирамида уже сочетается со скальной гробницей, создавая единый новый ансамбль классики. Религиозные постройки, такие как Белый храм в Карнаке, тоже имеют ряд новых черт, присущих новому солярному культу. Пирамиды стали маленькими, зато ирригационные
проекты посто громадными. Классике не нужно будущее, она живет здесь и
сейчас. Поэтому ирригация важнее.

154

В Фаюмском оазисе в угодьях бога-крокодила Собека, был сооружен
заупокойный храм Аменемхета III, названный греками Лабиринтом (греки
произносили имя царя Ламарес, по созвучию возник Лабиринт). Это первый
Лабиринт в истории, второй был уже на Крите. Египетский ансамбль, известный под этим названием, занимал громадную площадь в 72 тыс. кв. м. Это
был пантеон всех богов страны, которые были несметны. Геродот восхищался им и оставил его описание. Он считал, что Лабиринт превосходит пирамиды. Все, что создано греками, отмечал Геродот, стоит меньше труда и денег.
Классическое искусство удивительно равновесно; например, стела вельможи
Хенену изыскана и не перегружена. Следы архитектуры Среднего царства
хорошо представлена в храме царицы Хатшепсут.
Научное знание пробивает себе дорогу там, где его требует практика.
Это математика и медицина. Медики излагали учения о кровеносных сосудах, пульсе и сердце и даже о мозге. Проводились обмеры страны,насаркофагахесть списки созвездий. Созданая египтянами календарная
система быласовершеннеесовременной, хотя современная и построена по
всем ее принципам. Написан первый в мире словник – древнейшая энциклопедия. Писец, носитель письменности и культуры, имел возможность сделать
карьеру даже без знатного происхождения. Литература представлена разнообразием жанров, как традиционных поучений, религиозных текстов, научных работ, так и художественной литературой. «История Синухета» – роман,
совершенно лишенный фантастических элементов, реализм. Риторические и
сказочные, в духе фольклора, с описанием экзотики чужих стран, произведения многократно копировались. Литература Среднего царства была для
позднейших эпох образцом для подражания.
При переходе к декадансу всегда возникают эклектические течения. В
культуре Египта это выразилось в переплавке идей и приемов Крита, Сирии,
Двуречья, с которыми он торгует и общается. На рубеже 18-17 веков до н. э.
Египет вновь впадает в состояние раздробленности и становится добычей
гиксосов. Их владычество длилось более ста лет.
155

Подведем итоги: классика имеет ряд сходных чет в любой культуре.
Она равновесна, например ранние пирамиды и поздние храмы как бы синтезированы здесь в классическом храме с пирамидой. Классика энциклопедична. Классика приходит к идее пантеона при единстве. В классике расцветает
многообразие литературы. Всеобщее и идеальное в классике уравновешивается индивидуальным. Уравновешивание крайних тенденций и есть ее основной призак: гомеостаз, баланс крайних тенденций.

Новое царство. Декаданс трагического
Новое царство можно было бы назвать имперским периодом Египта,
подобным империи Александра Македонского, если бы историки не утверждали тезиса об очень относительном характере такого отождествления. Тем
не менее Египет превращается в мощную державу во второй половине 16 века до н.э. Никогда он не достигал такого могущества. Так же, как впоследствии и эллинизм станет эпохой наивысшего формального расцвета греческой
культуры, Новое царство интенсивно распространяет культуру Египта за его
пределами. Так же интенсивно идет синтез этой локальной культуры с культурами завоеванных земель. В том числе и в религии, но в особенности в искусстве.
Величественный имперский стиль, соответствующий положению мировой державы, проявился в Фивах – «Граде Амона». Анналы, оды, гимны
богам, вдохновившим победителей военных походов украшают его постройки. Храмы и гробницы изобилуют сценами, изображающими посольства от
четырех стран света, покоренных Египтом. Боги Египта выступают уже как
творцы не только Египта, но и других стран: первая имперская мировая религия. Но Египет принимал и чужих богов, особенно в поздний период. Строительство храмов приобрело грандиозный размах, в том числе в новых провинциях. Многие из них пережили сам Египет и сохранили элементы его
культуры вплоть до 6 века нашей эры.

156

По хвастливому выражению из тех времен, золото ценилось не больше
пыли. Храмы строятся с тремя ярусами, с водоемами и многообразной растительностью на крышах. Появляются знаменитые колонны с лотосом. Всюду
видно абсолютное преобладание роскоши и отдохновения над воинскими и
грубыми сюжетами архаики: все это перекочует и в последующие декадансы
иных культур. Грандиозность стала сочетаться с изысканной утонченностью,
со стремлением к изяществу, блеску, роскоши и излишествам. Излишества
видны в храмах: в одном святилище стояло более двухсот статуй, а полы были выложены золотыми и серебряными плитками. Карнакский и Луксорский
храмы с их колонными залами остались непревзойденными во всей истории
искусств. Сто тридцать четыре колонны, поставленные в шестнадцать рядов
стояли в Карнакском храме, весь этот колонный зал занимал площадь 5 тыс.
кв. м. Эти чрезмерности дополняются кое-чем новым: появляются растительные мотивы, в виде того же лотоса на колоннах с многочисленными вариантами, растительные элементы (флора и фауна) на рельефах. Многоцветие,
мелкая пластика, обилие утонченных украшений и предметов туалета, все
тончайшие работы из редкостных материалов.
Развиваются новые жанры литературы, в том числе басня и поэзия. Религиозная поэзия соседствует с любовной лирикой, появляются автобиографии, наставления писцам. Росписи изобилуют трофеями и пирами, повторяются церемонии принятия дани от побежденных, экспедиций в сказочные
страны. Экзотическое всегда ценилось в периоды декадансов. Что интересно,
все это мы увидим и в имперском Риме, где иногда поражает буквальность
совпадающих тенденций.
В центре этого периода стоит Эхнатон и его «перестройка» Египта. Б.
А. Тураев удачно назвал его – «первый индивидуалист и религиозный гений
в истории». Введение нового солярного единобожия (что повторится и в эпоху римского декаденса), разрыв с канонами, которые все же потом восстановились. В декадансах всегда есть элементы индивидуализма и натурализма: в
искусстве времен Эхнатона передавались даже физические изъяны натуры.
157

Динамизм, лирика, интимность, в сочетании с изысканностью и изяществом
переходят порой в манерность (все признаки маньеризма, аналогично в нашем времени – «куртуазные маньеристы»). Искусство этого периода очень
феминизировано, даже изображения мужчины-фараона имеют текучие, утонченные, женственные черты. Скульптор Тутмос создает непревзойденные
портреты царицы Нефертити. В многоцветных рельефах дети, цветы, экзотические растения и звери соседствуют с семейными сценами. Женственный и
декоративный характер этого искусства напоминает модерн. Межу тем сам
Эхнатон отличался небывалой жестокостью и его правление было тяжелым
испытанием для страны. В качестве политического деятеля он не снискал себе славы и упустил момент, когда следовало защищать свои границы. Тем
самым он подорвал могущество империи и это отразилось на судьбе его новой религии. Никто не станет верить в такого бога, при котором теряется былое могущество.
Этот период был кратким, но очень ярким. Он имел гораздо больше
влияния на последующее искусство, чем хотелось бы врагам Эхнатона.
Амарна, новая столица, разрушенная после свержения Эхнатона, повлияла и
на язык. Возникает новоегипетский язык, избавленный от анахронизмов. На
этом языке писалась новая любовная лирика. Амарна имела все черты, сближающие ее не столько с Востоком, сколько со светским искусством Западной
Европы. В частности, фараон и его жена впервые изображаются обнаженными.
Реформы Эхнатона не были долговечны, но импульс декаданса дает себя знать и дальше, например, в уже упоминавшейся гробнице Тутанхомона.
Тутанхамон был воспитан царицей Нефертити. На рельефах этого захоронения,по случайности самого сохранившегося, фигуры уже совершенно не геометричны, окружены огромным количеством растений. Встречаются и животные, но тоже декоративные, не устрашающие, а домашние.
Постепенная утрата завоеванных территорий, усиление коррупции,
усиление этических компонентов и магии характерно для заката Нового цар158

ства. Все чаще звучат религиозные мотивы покаяния и прорастает идея благочестия отдельной личности.
Наконец, декаданс должен был породить гиганские произведения, типа
первобытных мегалитов. Примером этому может служить рамсессиум на западном берегу Фив, где в царствование Рамсеса II был высечен скальный
храм (Абу-Симбел). Статуи фараонов у этого храма высотой двадцать метров
и сама его чрезмерность отдают гигантоманией. Таков же заупокойный ансамбль Рамсеса III в Мединет-Абу (ХХ династия), напоминающий крепость с
величественными статуями царя – это начало и завершение блестящей эпохи
гигантомании в храмовом строительстве. Как и ранее в Египте, здесь мир
воспринимается с уровня божества, а не человека. В храмах даже есть две
двери: громадная для входа богов, лилипутская для жалкого человека.
Но это уже бессильное искусство, в нем предчувствуется закат великого Египта: папирусные рисунки изображают гаремные развлечения, описывают скандальные судебные процессы по делам ограбления гробниц. В знаменитом «рельефе плакальщиков», полном драматизма и точности, музыкальность ритма достигает предела. Это формальное, но необыкновенно развитое в средствах выражения искусство, где личность выражает себя в интонировании, в техническом мастерстве художника и его свободе в жестких
рамках канона.
В I тысячелетии до н. э. Египет в упадке. Художественное творчество
топчется на месте и повторяет уже бывшее, но настолько сухо, символично,
стилизованно, что ни одного памятника, равного по силе произведениям предыдущих эпох, мы уже не увидим. Техническое мастерство не утрачено, но
это агония формы, лишенной содержания. Окончательно теряет свое содержание это искусство с момента завоеванием Египта греками-македонцами и
вступлением в новый, эллинистический мир. Именно приступом гигантизма
оканчивается всякая пассионарность культуры, но культура не прерывается,
наследуется. И так же, как всегда, поздняя культура переживает увлечение
чудесами, оракулами богов, усиливаются апокалиптические настроения.
159

Стоит отметить один интересный феномен переходного периода –
стремление к архаизации в самом позднем периоде. Оно проявится и в позднем Риме. Это намеренный, искусственный возврат к далекому прошлому.
Архаизация даже становится официальной политикой в период «саисского
ренессанса» в истории Египта. Попытка возрождения Древнего царства в его
формах выражалась в подражании, которое охватывает всю культуру. Интерес к генеалогии людей и богов, откровенный национализм этого периода
очень напоминают наше время, где тоже ищется «сказка о золотом веке» в
прошлом. Но более всего по ряду признаков это явление культуры напоминает итальянское Возрождение, сложившееся на излете средневековой культуры. Там тоже обращение к античности как к образцу, подражание ей, причудливое слияние средневекового и античного. Далее в истории мы будем
постоянно встречаться с феноменом «возрождений» в поздние периоды ранних или бывших до того культур. И мы живем в это странное время.
Египет навсегда остался в истории пугающим гигантом, страной тайной премудрости, глубокого мистического опыта, бесценных знаний. Греческие философы и мудрецы учились у египтян. Египетская религия уже во
времена заката рабовладения повлияла своими идеями бессмертия и воздаяния на раннее христианство. «И научен был Моисей всей мудрости Египетской, и был силен в словах и делах». Но это совсем другая история.

160

Рис. 55. Циклы Древнего Египта.
2.2.2. Три стиля древнегреческого искусства

Пререходная культура
Мы легко обнаружим переходную мировоззренческую категорию возвышенного в критской культуре, расцветшей как раз в период агонии Египта.
Культуры под знаком категории возвышенного – это как правило очень кратковременные, бамперные культуры. Их отличает не та формальная и тяжелая
изысканность, которую мы видели во времена Эхнатона и Тутанхамона, а
161

новая, легкая и позрачная стилистика. Она загадочна: фрески Кносского
дворца полны улыбки и движения, даже быки грациозны и декоративны, легки и живописны дамы в голубом, юноши с осиновой талией. Критская культура была совсем иной и по устройству: это дворцовая культура. Дворец был
скорее небольшим городом, где сосредотачивалась вся жизнь, включая ремесло и управление.
Если стилистически проанализировать композиции возвышенного, мы
обнаружим ряд отличительных черт. На сосудах изображаются морские животные и рыбы, у этих изображений обтекаемая и причудливая цельная форма. В дизайне 30-х годов мы встретим «обтекаемый стиль», который связывают обычно с влиянием авиации того времени. Но на самом деле аналогичные периоды порождают аналогичную стилистику. Сохраняется композиционный инвариант. Анализируя фреску с быком и акробатами из Кносского
дворца, то мы обнаружим черты, роднящие эту композицию со всеми аналогичными периодами в истории искусств. Мощные силовые линии, это как бы
следы гигантских кругов с центрами далеко за пределами изображения. Аналог мы увидим в экспрессионизме Марке (лошади, совпадает даже сам выбор
темы мощных животных) и в «линии Ницоли» в дизайне 60-х. Признак возвышенного (романтического стиля) в пространстве: это не громадное пространство Египта, а просто большое пространство. Во времени: это не вечность или послание в бесконечно удаленное прошлое, а обращение к потомкам, которые будут жить в недалеком будущем.
Греческая архаика постепенно проявляется в 7-6 веках до н.э. Чуть
меньше двух веков длится греческая классика, наконец, декаданс находит
свое отражение в эллинизме, где от греческих идеалов остается только форма.

Греческая архаика прекрасного.
Хотя историки обьединяют Крит и Микены в критомикенскую культуру, это разные стилистики. Микены демонстрируют нам скорее романские
162

тенденции: дворцы микенской линии- это укрепленные крепости со всеми
фортификационными элементами. В росписях не изящные критские «парижанки», а кулачные бойцы. Троянская война временно объединила ахейские
царства, но они были так же самостоятельны, как потом средневековые рыцари. Архаическая тенденция микенских строений очевидна: в формообразовании используется квадрат, круг и треугольник. Из животных предпочитают
львов (львиные ворота в Микенах) и быков – основную «валюту» ахейцев.
Военный характер этой культуры требовал героя. Этого героя мы и находим
в лице Одиссея. Подобно тому, как в Древнем царстве Египта возник эпос о
его великом царе, в греческой архаике возникает свой новый герой. В позднейшие времена греки наизусть знали гомеровские произведения и любили
цитировать их. Человек-герой Одиссей дополняется полубогом Гераклом.
Гомеровский период начинается в эпоху упадка Египта, иногда его называют раннеархаическим. Гомеровским период назван по имени автора эпоса: эпос – это всегдашний спутник архаики. Но в поздней архаике мы увидим
расцвет лирической поэзии (Архилох, Сапфо, Анакреонт). В отличие от общественной египетской архаики, греческая выделяет личность очень быстро.
Слияние в архаике эгейского, дорического и восточного доказывает,
что бытие категории прекрасного синтетично изначально. Характерен геометризм архаической керамики, черная силуэтная вазопись. Столь же геометрична простота ранних храмов, велика в нем роль рельефов, где живут
вереницы фигур, выстроенных в линию. Геометрия узоров сменяется изображением зверей и птиц, затем человека. Но это еще предельно плоскостные
изображения человека, почти по египетскому канону. Архаика быстро прокручивает все предшествующее, поначалу в старой форме выявляя новое содержание (что присуще всем архаикам: революционные песни гражданской
войны у нас писались на основе старых немецких маршевых песен). Двигателем столь быстрого движения стал общегреческий рынок.
Архитектура главенствует в архаике. Жилища предельно просты, а общинные храмы богов-покровителей рассматриваются как их дома. Храм не
163

место молитв, а дом бога. Храм как институт способствовал развитию искусств. Ему жертвовали не только военную добычу, но и произведения искусств. Постепенно территория святилища становилась подобием музея. Соревнования полисов интенсифицировали этот процесс. Применяемый греческий ордер в храмах скорее правило, чем канон. Ордер как особая система
построения, подчеркивает архитектонику здания, что является в архаической
архитектуре главным.
Монументальная скульптура ранее была неизвестна в Греции. Но развитие технологии ремесел привело к возникновению двух ранних типов
скульптуры: каменной и бронзовой. Причем, что характерно для скульптурной архаики,- преобладают два типа фигур: мужская обнаженная фигура и
задрапированная женская. В поздней Греции все будет наоборот. Обнаженность мужской фигуры связана с традицией ставить статуи победителям
олимпийских спортивных соревнований, куда женщины не допускались и где
мужчины выступали обнаженными. Как ни забавно, но богов начали делать
по образу и подобию этих спортсменов-воинов.
Статуи куросов фронтальны, неподвижны, репрезентативны: подчеркнуто сущее – ширина плеч, узость бедер. Нет понятия о цвете, но есть понятие о тоне (светлое-темное) – статуи раскрашивали цветом как тоном как
угодно: зеленые бороды и красные глаза. Мы встретим то же самое в ранних
романских росписях: синие всадники, зеленые лошади. Здесь же мы встречаем «загадку архаической улыбки»: во всех архаиках она возникает непроизвольно (будь то архаический Египет, ранняя романская пластика или портреты Рокотова). Рельеф появляется из другой традиции – установки надгробных памятников. Рельефы тоже раскрашивались аналогично. Но постепенно
появляется осознание локального цвета. Вазопись несет следы исчезнувшей
ранней живописи.
В искусствах, близких к утилитарному, сохраняются все ранние типы
восприятия: силуэтно-линейное, линейно-контурное в формах орнаментов.
Они уже не только на стене, но и на объемной керамике. Архитектура обще164

ственна, керамика же вводит нас в домашний мир человека. Египетская культура с ее типами восприятия здесь как бы уходит в потенциальное, сохраняется. Рождается новое видение, исходящее из новых идей. Актуальной стала
идея человека-гражданина. Любимые сюжеты вазописи – подвиги Геракла и
Троянская война. Силуэт доминирует только в раннем искусстве. Уже вовсю
обозначает себя возникающее объемное восприятие, а значит, и тональное в
живописи. Греческая перспектива уходит от репрезентации в ее рационалистическом плоскостном виде: объем берется с угла, возникает аксонометрическое видение. Хотя у Гомера оно еще совершенно не проявлено (раннеархаическое восприятие).
Величайшим достижением рационализма архаики стало появление алфавитного письма. От иероглифов процесс пошел к финикийскому слоговому письму, греки его завершили. Это письмо демократизировало систему
обучения, практически все свободные жители были грамотными. Мы используем практически тот же тип написания букв, отчего греческие надписи иногда читаются без перевода. Функцию хранителей письма у египтян выполняли жрецы: он требовала длительного обучения, грекам жрецы стали не нужны.
В архаике возникает философия. Это новый способ познания мира, качественный интеллектуальный скачок. Практичный разум греков не нуждался в мистике, мир стал познаваем и причины происходящего стали выводимы. Мифология же выполняла идеологическую и эстетическую функцию.
Натурфилософии не нужна была помощь богов. Стихийный материализм
ранней философии и диалектика приводил к развитию математики. Число у
Пифагора является уже нематериальной сущностью мира.
Мир виден не с уровня божества, а с уровня человека. Но величина
предмета от удаления не меняется, ибо разрабатывается не пространство, а
объем, только объем. В вазописи коврового стиля превалируют горизонтальные полосы (архаики всегда на удивление горизонтальны), линейность информации еще символично-социальна. Тройка белое-красное-черное видна
165

явно, но черное постепенно смягчается (коричневый лак). Эпическое восприятие, заданное еще Гомером, дополняется в сценах пирами и охотами.

Социальные причины возникновения греческого менталитета
Сельское хозяйство обособляется от ремесла. Появляется чеканная монета. Ведущую роль в управлении поначалу занимает аристократия. Перенаселенность и борьба за землю привели к колонизации новых земель, которая
делает Грецию центром именно ремесла и художественного творчества. Колонии начинают поставлять продукты и сырье. В греческом сообществе появляется новый социальный тип: накопившие богатства, но не имеющие
знатного происхождения граждане. Этот тип рвался к управлению. Законы
начали ограничивать произвол аристократии. Она лишилась своего главного,
военного преимущества, благодаря резкому прогрессу в производстве оружия ремесленниками. Переходным этапом стала тирания. Реформы Солона,
особенно «стряхивание бремени», закрепили писаное право свободных граждан. Объем прав стал зависеть не от знатности, а от размеров имущества.
Править стал совет (буле). Все эти тенденции с переменным успехом приводили к формированию греческого полиса. Афинский и спартанский полисы
жили по разным принципам, в более мелких разнообразие увеличивается.
Самым важным в этом процессе было формирование общего менталитета. Греки осознали себя единым народом, носителем огня культуры. Все
прочие уже стали «варварами». На Олимпийские игры допускались только
греки. Этика гражданина полиса и исходящая из этого коллективистская мораль проявились и с структуре управления и в военной организации (строй
фаланги). Мораль гомеровского времени имела принцип доблести (пасть ради отчизны своей), а также принцип состязательности: кто лучше послужит
полису. Менталитет греков – это идея всеобщей одушевленности природы,
панпсихизм. В религии возникает общегреческий пантеон («Теогония» Гесиода). Как такового сословия жрецов не сложилось, что было большой исторической удачей.
166

Греческая классика прекрасного
Классика укладывается в период от 5-6 веков до н. э. до 338 года до н.э.
Полисный менталитет стоит в ее основании. Гражданин и собственник совпадают. Равенство политических прав и автаркия (самообеспечение) являлись основой свободы. Но свободу пришлось сразу отстаивать перед лицом
нашествия Ахеменидов. Греки победили и поняли причину победы: победу
дала им свобода, а персы как рабы великого царя ничего не могли противопоставить грекам. Эти войны дали, кроме того, приток дешевых рабов. В
центр выдвинулись Афины, ставшие главой Афинской морской державы и
крупнейшим экономико-политическим центром Эллады. Но Пелопонесский
союз под эгидой Спарты создает внутреннюю конкуренцию, диалектику в
греческом сообществе. Но именно это внутреннее противоречие породило
общегреческую Пелопонесскую войну, так скоро завершившую классический период.
Переход к классике идет столь стремительно, что грань неуловима.
Строгий стиль ранней классики еще статичен, но уже маячит условное движение и все признаки романтизма видны в статуе тираноубийц: Вера Мухина
непроизвольно повторит затем их композицию в «Рабочем и колхознице».
Храм Зевса в Олимпии уже демонстрирует в группах скульптур целое: единство движения во всех группах. Фидий, создавший для этого храма колоссальную статую восседавшего Зевса, был уже художником классики.
Вождем афинской демократии стал Перикл, талантливый, прекрасно
образованный, красноречивый. Интеллектуальная элита окружает Перикла,
он дружит с Геродотом, Софоклом, Фидием. Классика начинается с градостроения (Гипподам), где греки выдвигают принцип и теорию регулярной
планировки. Равенство в политических правах приобретает пространственное
воплощение. Эта схема живет до сих пор: улицы под прямыми углами и
функциональное деление районов.
Греческая классика – это афинский Акрополь, символ античности. Он
отстраивался почти целый век, работы шли по единой программе под руко167

водством Перикла и Фидия. Он уже тогда мыслился как религиозный центр
всего Афинского морского союза. Гласное сооружение – Парфенон, храм
Афины Парфенос (Девы). Внутри стояла хрисоэлефантинная статуя самой
богини, выполненная Фидием. Храм обращен вовне, а не внутрь себя как храмы средневековья. Это принципиальное отличие вообще всего греческого
восприятия мира: изнутри-наружу. Во время культовых действий народ находился вне помещения храма. Подобно собору Василия Блаженного, Парфенон построен и как памятник (в честь победы над персами, цивилизации
над варварством). Его возвышенная идея отразилась и в его формах. Из любой точки города и с моря этот храм был всегда виден. Скульптуры и рельефы тоже создавали архитектурную книгу, но для образованных греков она не
нуждалась в подробностях: взяты излюбленные фрагменты истории, эпосов и
мифов. Идея борьбы света разума с варварством объединяет их в единство.
Унылого ритма и однообразия египетского искусства здесь не увидишь: из
пятидесяти фигур фриза Парфенона ни одна не повторяет другую. Они проникнуты дыханием вечной юности, имеют нестареющую душу, по словам
Плутарха.
В основе классического искусства лежит эстетическая идея «мимесиса», подобия. Эта идея явно живет в работах трех мастеров классической
скульптуры: Мирона, Поликлета и Фидия. Мирон нашел свой способ подобия жизни – движение в переходном состоянии. Поликлет находит знаменитую классическую пропорцию тела, на основе которой золотая пропорция.
Герой Поликлета – воин и спортсмен. Фидий был универсальным гением, работавшим в разных материалах и техниках, руководивший огромными проектами и коллективами исполнителей. Сами греки считали его творения божественным откровением.
Вазопись этого периода двухцветна. Роспись почти перестает подчиняться сосуду, хотя и не спорит с его формой. Но здесь уже не только боги и
герои, но и бытовые сцены: прощание воинов с близкими, пиры, атлеты, девушки за туалетом. Жанровые сцены Евфрония есть проявление категории
168

прекрасного, живущей «здесь и сейчас». Он даже надписывал слова, произносимые героями сценок, весь разговор героев. Сюжет с рассказом.
В классике расцветает литература, как и в Египте. Эпиникии Пиндара
прославляют победителей и дух Олимпиад. Расцветает драматическое искусство. В трагедиях герой борется с препятствиями и обречен на гибель, но тем
самым он утверждает величие духа. Три гения творят в этом времени: Эсхил,
Софокл и Еврипид. Трагедии Эсхила и Софокла создали классический тип
самого жанра трагедии, герои этих трагедий такие «какими должны быть». У
Еврипида уже нет их монументальности, но зато его герои таковы, «какими
они были на самом деле». Комедии Аристофана расцветают в годы Пелопонесской войны. Комическое всегда есть признак заката. Надо особо отметить,
что греческий театр был государственным. Старых трагедий не повторяли,
поэтому написано классиками так много, по 90 произведений на каждого.
Греки создали историю. Геродот, «отец истории», предпочитал много
путешествовать, отчего его можно назвать заодно и «отцом географии и этнографии». Он говорил о событиях своего времени, проявлял больше интереса к личности. Фукидид же работает с документами, хотя сам был участником описываемых событий. Он рационально сопоставляет, в то время, как
Геродот часто увлекается и перемешивает чудесное с реальным.
Именно Фукидиду, этому историку классического периода, принадлежит и главная мысль, лежащая в основе нашего метода исследования: реальный исторический процесс образуется взаимодействием рационального и иррационального. Отсюда его объективность как историка и диалектичность
как философа.
Греческая классическая философия просто громадна по объему, чтобы
охарактеризовать ее в одном абзаце. Если приводить ее в формуле, то это
формула Протагора: «Человек есть мера всех вещей». Снова, как и в Египте в
классике, развивается медицина (Гиппократ) и математика (Евклид).

169

Признаки и индикаторы
Классика переходит к объемному видению. Театральные действия,
Олимпийские состязания и 60 праздников в году уже требуют своего выражения в пространственных искусствах. В вазописи работают ракурсы. Цвет
еще абстрактно-декоративен, но объем уже осознается полностью: возникает
стереометрия Эвклида. Несколько разновидностей ордера – это тот же обьем,
разработанный в единице силуэто-объема. На колоннах еще звучит линейность канелюров. Общий метрический ритм отработанных сложных деталей.
Периптер и колонны вышли из понимания ритма-ряда и абстрагированных скульптур. Колонны – это рельеф, отделившийся от стены еще в корах. Дальше идет чистый объем, и в этом вся суть скульптурности греческого
искусства. Уже на заре греческого искусства исчезает разномасштабность
фигур божества и человека, они иногда отличаются только знаками, эмблемами. Гражданский характер греческого искусства резко отличен не только
от египетского, но даже от критского: преобладают не дворцы, а храмы, где
не было молящихся толп. Храм для них – далее только помещение для божества,его статуи. Скорее драгоценный ларец, архаическое обрамление скульптуры. Сочетание дорической и ионической колонн явно демонстрирует синтез в классике геометризма первой и природных линий второй. Но не только
храм, а и агоры, или портики, организуют повседневную жизнь под сенью
колонн. Функциональное совершенство колонны зрительно выражено не
только в ее тектоничности (знаменитый энтазис), но и бесподобном сочетании контраста с нюансом. Недаром и далее в мировом искусстве греческий
ордер смог работать как знак совершенства, утратив свои несущие функции
(содержательное превратилось в формально значимое).
Следует еще раз вернуться к тому, что греческая пластика имела иной
характер, даже технически, чем до и после нее. Бронзовые изваяния переплавили наследники этой культуры, но для греков особенно ценным была возможность чеканки, дополнения работы резца после плавки тончайшей нюансировкой. Статуи были настолько подробно инкрустированы, что ни о какой
170

обобщенности и монохромности нет и речи. Золотой блеск бронзы, медная
пластика на губах, серебряные зубы, глаза из стекла и самоцветов – во всем
этом было еще много репрезентации (последняя архаика). Победа над персами и расцвет Афин подтолкнули греков к созданию нового типа храмовой
скульптуры – мраморной. Уже в храме Зевса в Олимпии при раскопках были
найдены сто тридцать мраморных статуй и барельефов. В этом храме уже утверждается новая идея победы цивилизации над варварством. Нет и следа архаической улыбки. Композиционно целостное движение и разнообразно в
проявлениях, и едино. С этого момента мрамор соседствует с бронзой, но они
функционально разделились, бронза перешла в станковый вид скульптуры.
Скульптор Мирон создает своего «дискобола», где решает величайшую проблему скульптуры: выражения движения в неподвижном. Канон Поликлета
отражен и в его сочинении, но сам автор не очень-то его придерживается, явно двигаясь в сторону увеличения изящества пропорций. Фидий уже до совершенства развивает хризо-элефантинную технику, как бы наследующую и
раннюю инкрустированную бронзу и белизну мрамора. Скульптор и ювелир
в одном лице должны были работать при создании сияющих в полумраке
храма целл. В Парфеноне синтез дорического и ионического начал достигать
совершенства. Ярко раскрашенные метопы с их рельефными украшениями,
фронтоны и фризы Фидия с его учениками полны редкостного спокойствия и
достоинства. Круглая скульптура фронтонов не задавлена треугольным обрамлением, им свободно. Драпировки не скрывают, а открывают тело, но так
нюансно, что их назвали «эхом тела». Между людьми и богами нет грани,
мужчины и женщины равны. Но в том же Акрополе уже намечено новое
движение: балюстрада храма Бескрылой Ники уже более лирична, безмятежна, близка к эпикурейству. Жесты полны мягкости и утонченности. Светотень пленительно мерцает, образы уже слегка женственны. Акрополь является классическим комплексом еще и потому, что вариантов различных душевных состояний здесь целый набор. Многообразие, но не избыточность – закон классик.
171

Софокл в своей «Антигоне» фиксирует мировоззрение классики в словах: человек – венец природы. Мы уже говорили, что объемное восприятие в
живописи может моделироваться только полутонами. Если в микенских фресках фигура раскрашена одним цветом, то классическая живопись становится
тональной. Полигнот применяет наложение фигур (оверлепинг), хотя светотень и ракурс ему еще недоступны. Расцветает светотень и в живописи
Аполлодора Афинского. Он открыл полутона. Использование полутонов светотени, судя по легенде о винограде на картине Зевкиса, постепенно дошло
до иллюзорности. Но это все еще был только объем, не пространство. Однако
уже этот пример показывает продвижение к элементам натурализма, к формальному преобладанию, переоценке ценностей внутри классики. Это доказывает и эволюция вазописи в сторону приближения к живописи: применение ракурса, четкость и классическая композиция пятна заменяется на откровенное подражание светотеневым достижениям живописцев, что привело к
использованию рельефа, к тому же ярко раскрашенному. В эллинизме, кризисе классики, Павсаний и Апеллес значительно продвигаются в области
техники: первый изобрел энкаустику, второй изобразил Афину выходящей из
моря, тело ее просвечивает сквозь прозрачную воду как у импрессионистов
(Афродита Анадиомена).

Кризис классики
Кризис полиса возник на фоне экономического подъема. Произошла
стратификация групп граждан полиса. Группы стремились осуществлять и
политическое влияние в своих интересах. Многие состоятельные граждане не
имели афинского гражданства, хотя всегда жили в Афинах. Воспроизвелась
тирания. Индивидуализм и поклонение деньгам рушат мораль полиса. Деньги персов усилили мощь Спарты, именно они победили афинян. Но теперь
эти же деньги обернулись на сей раз против самих спартанцев. В дело вмешались и Фивы, разгромившие Спарту. Вчерашние союзники воевали друг с
другом несколько раз.
172

На этом фоне взошла звезда Македонии. Менее интеллектуальный, но
более военизированный и прагматичный Филипп не только разгромил союз
греческих полисов, но и установил над ним гегемонию.
Увы, не помогли даже страстные речи великого оратора греков Демосфена. В этот переходный момент расцвела философская школа Платона, создавшего теорию полиса и его идеальную модель. В Академии Платона воспитывался Аристотель, величайший ум древности. Он впервые синтезировал
все науки своего времени на основе своей философии. Его «Политика» стала
учебным пособием для его воспитанника Александра Македонского. Проект
идеального полиса, более реалистичный чем у Платона, ученик сумеет воплотить. Короткий период походов этого полководца (с 336 по 323 г.) входит
в позднюю классику. Громадное государство, созданное Александром на развалинах державы Ахеменидов, мало отличалось от старого. Но оно позволило хлынуть на завоеванные земли грекам и македонянам. Они привнесли сюда свои социальные отношения и культуру.
После развала этой очередной мировой державы процесс стал необратимым: произошел синтез греческой культуры с рядом местных, который и
является основой эллинизма. Возникнув в небольшом ядре, путем завоеваний
Александра, огонь греческой культуры рассыпался фейерверком. Это был
«величайший внешний расцвет» все того же греческого мира. Космополиты
разнесли форму, но не содержание великого греческого искусства классического периода. Чертоги, парки и искусство портрета, камеи ювелиров окончательно измельчили идеал гражданственности, оставив только форму.

Декаданс прекрасного в эллинизме.
Периодизация и всеобщие черты
История эллинизма четко делится на три периода:
1. Возникновение эллинистических государств после распада империи
Александра (конец 6, начало 3 века до н. э).
2. Формирование и расцвет (3- начало 2 века до н. э).
173

3. Спад и подчинение власти Рима (средина 2, конец 1 века до н. э).
Эллинизм характеризует множество культур, но в самом множестве
уже содержится ущербность, деградация классического в подражаниях. Иберийское искусство, греческие колонии и их влияние на окружающие народы
дают пример эклектичного синтеза афинских традиций с местными. Декаданс прекрасного выражается в двух стилевых тенденциях: эклектическая и
бароккальная. Эклектика является синтезом многих чистых культур, именно
поэтому ее не воспринимают как стиль, хотя в некоторые моменты истории
она становится стилем (в последние годы брежневского правления в наших
искусствоведческих журналах обсуждалась проблема «Эклектика или не эклектика?» – это название статьи Хан-Магомедова в ДИ СССР).
Искусство эллинизма характеризуется бароккальными тенденциями.
Бароккальность ( в отличие от исторически конкретного стиля барокко, где
все это проявилось в чистом виде) и есть декаданс прекрасного. Форма преобладает над содержанием, при всем том, что общее ментальное содержание
сохраняется. Это не просто искусство упадка, как его иногда представляют.
Это формализация прекрасного как гомеостатической категории. Как и в последующем барокко, экстатическая, буйная и динамичная форма модифицирует содержание. У содержания витка прекрасного остаются резервы: мужчины – герои сменяются женщинами, стариками и детьми. Мужская тема
звучит прямо противоположно: разочарование, расслабленность, самоубийство (галлы) или же феминизация, рафинированность, изысканность (Апполон Бельведерский). Зато женская представлена аналогично Рубенсу: плоть,
имеющая ярко выраженную здоровость и иногда эротичность (Афродита,
Эрот и Пан). Но главное в этом искусстве – смятенное движение, неприятная
избыточная динамика (Лаоокоон, Пергамский алтарь). В последующем чистом стиле «барокко» все это приобретет христианско-экстатические формы,
которые очень схожи с эллинистическими в искусстве («Экстаз святой Терезы») и в философии (возрождение эсхатологиии).

174

Эллинизм еще иногда называют поздней классикой – и это верно.
Формальный язык все еще классичен, но идеалы и идеи новые: порывы,
сложные переживания, страсти человека важнее его гражданского начала. Не
цветущий и сильный гражданин, но дети, старики, женщины входят в искусство. В классике герои Софокла совмещают должное и изображаемое, раннее
искусство Эсхила вообще направлено на прославление подвига и долга, героев. А здесь комедиограф Менандр изображает человека со всеми его слабостями и пороками, т. е. натуралистично. Комическое ценится в эпохи упадка
прекрасного. Расцвет комических жанров (юмора и сатиры, басни, комедии в
театре и т. д.) мы могли наблюдать совсем недавно в нашей истории: Жванецкий, Горин, Задорнов и целая плеяда блестящих артистов (программа ТВ
«Аншлаг»). Аналогичные периоды используют аналогичные жанры.

Архитектура
Эллинистические города строились как крепости-цитадели. Вместе с
культурой Греции в них переносились и идеи градостроения с регулярной
планировкой и функциональным зонированием. Полис с его устройством
стал повсеместным явлением. Но эллинизм уже был монархией, что и приводило к видоизменениям, слиянию двух начал.
Своеобразная архитектура эллинизма соединяла традиции греков и местные веяния. Рядом строились классический, по греческим канонам, храм и
храмы местным богам – по канонам Египта и Вавилона. Вместе с агорами и
гимнасиями появлялись новые типы общественных зданий: библиотека и музей (Александрия, Пергам), громадные маяки (Фарос), часы. Часы стоит отметить особо: для предыдущих этапов истории проблемы измерения течения
времени как бы не существовало. Размах строительства театров приобрел невиданный характер, вмещают они более 20 тысяч зрителей. Декорации их
уже иллюзорны, перспективно сокращаются. Бароккальная грандиозность
должна сочетаться с избытком формы, с декоративностью. Именно это мы и
видим в геликарнасском Мавзолее. Пышная и декоративная коринфская ко175

лонна заменяет своих предшественниц: два ряда акантовых листьев украшают ее на вершине – преобладание природных линий над геометрическими.
Все три (то есть избыточно много) ордера продолжают сосуществовать в
этом грандиозном (около 50 метров) сооружении раннего эллинизма.

Скульптура
В эллинистической скульптуре Скопас, Пракситель и Лиссип открывают мир личности, ее интимность, ее способность сострадать. Буйная динамика, всеобщее свойство бароккального периода, уже чисто формальна, хотя
есть и новое в этой спиральности построений, ориентированной на обозрение
со всех сторон. От ранней архаической бронзы не остается и следа: позднее
искусство классического периода мраморное. Скопас создавал скульптуры
мифологической тематики, но его работы уже полны нового: бурного движения, душевных переживаний, вакхического исступления (Менада) и страдания раненых (фронтон храма Афины в Тегее).
И если у экзальтированных фигур Скопаса главное – в композиции, то
у Праксителя – чувственная красота женского тела (Афродита Книдская).
Как бы вопреки немилостевой эпохе, где идеалы утрачены, а мир неустойчив,
Пракситель создает «отдыхающих», разнеженных героев. Такие периоды в
искусстве биологичны: расцветает эротическое. Элементы натуралистичности у Праксителя видны и в моделировке мрамора, где кожа приобретает
бархатистую фактуру, а втирание восковых красок в мрамор доводит поверхность до иллюзорной схожести с живой кожей.
Натурализм плодовитого Лиссипа своеобразно воплотил идеи Аристотеля и его эстетики: кажимость заменила одухотворенность. Множественность фигур в его композициях и сложнейшее движение в ракурсах потребовали возврата к бронзе. Но это «импрессионистическая» бронза,в ней все запечатленное мгновенно, идеальное и вечное не интересуют художника.
Именно Лисипп нарушает поликлетовский канон и вытягивает, облегчает
фигуру. Недаром его искусство так нравилось Александру Македонскому.
176

У Леохара (Апполон Бельведерский) манерность и искусственность
достигли театрального эффекта. Этот упадок классики, отдающий академизмом, довольно долго выдавался за подлинную Грецию усилиями Винкельмана (который жил в аналогичный период).
Тяготение к грандиозности чувствуется в монументальной скульптуре.
Колосс Родосский высотой 35 метров, фриз алтаря Зевса в Пергаме длиной
120 метров. Новые локальные школы развивали свои традиции. К этому времени относится и знаменитая «Венера Милосская» (остров Мелос), «Ника
Самофракийская», «Лаокоон»,»Фарнезский

бык», «Умирающий

галл»,

«Галл, убивающий жену». Портреты представлены как скульптурой – «Демосфен»-, так и в живописи – знаменитые фаюмские портреты, отзвук Египта.

Живопись
Павсаний изобрел новую технику энкаустики, сама фактура которой
была мягкой и ласкающей взор. Это изобретение 4 века до н. э. дожило до
нашего времени.
Сухо и безжизненно искусство придворного живописца Александра
Македонского Апеллеса: царям нравится возвеличивание и академизм. Но в
этом академизме есть и новое – тональная перспектива и зачатки линейной
уже тяготеют к пространству. Только в Возрождении эта ветвь разрастается и
приобретает свои законченные очертания. А в стиле барокко будет открыт
свет в пространстве.

Грандиозное и миниатюрное
Тенденция к миниатюрному свойственна концу витка любого декаданса, она видна и в колониальном античном искусстве: микротехника. Корабли,
величиной с пчелу, стихи Гомера на кунтужном семени, знаменитые «феодосийские серьги», которые даже современные мастера отказываются воспроизвести. Ювелирные изощрения и общий гедонизм этой культуры совпадают.
177

Философия и религия
Эпикур облекает менталитет этого времени в философскую оболочку,
эпикурейство проживет долгую жизнь в истории. Счастье человека Эпикур
видел в обретении невозмутимости (атараксии). Ему противостоят стоики и
скептики – другая разновидность ухода от проблем действительности. Киники конструируют социальные утопии и выдвигают идеал (Диоген) философанищего. Богиня судьбы Тихе перерастает по значению всех старых богов.
Птолемей конструирует новых богов в Египте, соединяя в этом греческую и
местную ветвь воедино. Эклектический синтез живет не только в искусстве,
но и в философии и религии.
В позднем эллинизме мистерии магия и астрология снова оттесняют
науку. Ждут мессию, проповедуют эсхатологию. Опять популярны утопии,
пророчества, в этом времени написан «Экклезиаст» – «суета сует».

Расцвет науки
Эллинизм создал одну из самых развитых систем образования. Греческие учителя в гимнасиях переносили свою культуру на новую почву. Они
знакомили эллинистический мир с Гесиодом и Геродотом, осуществляли физическую подготовку, преподавали логику, грамматику, этику, математику и
астрономию. Это способствовало выращиванию культурного слоя и процветанию наук.
К этому времени относятся «Начала» Эвклида и изобретения Архимеда. Музеи и библиотеки нужны были ученым, которых содержали при дворах. Скептик Тимон назвал их «откормленными курами в курятнике». Но тем
не менее они написали и географию в 17 томах и историю животных и растений, продвинулись в анатомии человека. Написаны «История войн Александра» Птолемея 1 и «Всеобщая история» в 40 томах Полибия, «История древнего Египта» Манефона.

178

Влияние эллинизма
Эллинизм уже давно перестал быть простым продолжением греческой
культуры, так как дал новый синтез греческой культуры с рядом региональных культур. Рим не только вывозил завоеванные богатства, библиотеки и
образованных рабов из эллинистических государств, но насквозь проникся
культурой эллинизма. Множество заимствований и возрожденных идей мы
встретим в его истории, перенесенных именно отсюда. Повлиял этот культурный источник и на Византию, и на арабов. Через эллинизм, Византию и
арабский мир идеи греческой классики дошли до Руси и были восприняты
христианской средневековой культурой.

Рис. 56. Три цикла Древней Греции.
179

2.3. Рим: последние три ступени
Еще бессмысленно бушевали фигуры Пергамского алтаря, еще давали
свои ростки отсветы эллинизма в фаюмском портрете, но пассионарность
уже перешла к новой культуре Рима. С падением Коринфа окончательно исчезает импульс греческого искусства. Только через два столетия после начала становления нового менталитета римские вельможи распознают греческую красоту и станут ее ценить.

Периодизация
Римская история точно так же укладывается в три периода. Архаический период-это ранний Рим, впитавший в себя этрусскую культуру. Классический период - это республиканский Рим. Декаданс – Римская империя.
Первые следы Рима обнаружены в 8 веке до н. э. . Но это еще не Рим, к
которому перешла пассионарность. Мы можем начать отсчет и аристократической республики Юния Брута с 510 года до н. э. Свое право римляне впервые зафиксировали в 5 веке до н. э. Гражданской общиной Рим стал в 3 веке
до н. э. В 202 году был разбит Ганнибал и начинается образование римской
державы. Бессрочная диктатура Цезаря привела к единовластию, он был убит
в 44 году до н. э. Это стало началом Римской империи. В 410 году вождь готов Аларих взял и разграбил Рим, положив конец этой истории.
Удивительны хронологические совпадения витков. История Рима укладывается в тысячелетие. Столько же длится все средневековье, т. е. последний виток предыдущей формации равен всему большому витку последующей. Окончание римской ментальности, если не брать ее агонии и перехода к
христианству, относится к правлению Филипа Араба, после которого искусство вырождается и в нем снова начинает преобладать жесткий линейный
рисунок – провозвестник новой архаики. Следовательно, только имперский
период Рима наследует пассионарность, именно ему выпадает историческая
миссия выразить категорию низменного.

180

Если мы вспомним о соотношении 2,7, то начало рабовладения следует
отнести от рождества христова на 2700 лет, а это и будет третье тысячелетие
до н. э. – архаика древнего Египта, Древнее царство. Теперь, если сократить в
2,7 тысячелетнюю историю христианства в средневековье, мы получим около
400 лет – виток капиталистической формации. Окончание того, что мы называли социализмом попадает на 2150 год.
Итак, вернемся к Риму. Исходя из нашей пропорции, цикл Греции укладывается в 5 с половиной столетий, сущностный виток Рима – уже в 2 с
небольшим столетия. Не удивительно, что историки искусства именно этот
промежуток упоминают и описывают наиболее часто.

Архаика низменного
Этрусски и ранний Рим
Эллинизм ярко демонстрирует нам декаданс категории прекрасного, но
фоном эллинизма уже является архаическое и тяжелое искусство этруссков,
предтеча Рима. Как во всякой переходной культуре, в ней много фантастического, декоративного, нервозного. Но этот переход специфический, переход к
низменному: он полон экзальтации, вообще свойственной последующим модификациям бароккального (типа рококо и ампира). Такие искусства не способны выйти за архаику, этрусски остались в рамках «архаической улыбки».
Но их непревзойденные ювелирные изделия отличаются изяществом и тонкостью нового цикла, где пространство сужается. Именно они, этрусски, создали символ Рима: капитолийскую волчицу.
У этруссков появляется подиум и лестница, возникает пластика, очень
схожая с ранней архаикой греков, но с тяжелым духом. У них же на погребальных урнах появились портреты умерших, провозвестники натурализма
римского портрета. Преобладает лаконичный схематизм, геометрический орнамент. Черные вазы, обожженная земля, с рельефами животных и птиц гораздо тяжелее и грубее греческих. Снова бронза в употреблении, но уже для
римлян она будет малоценна: римские солдаты выламывают куски из пре181

красных греческих статуй для украшения своих щитов. Даже обычай отмечать победу полководцев триумфом приходит в Рим от этрусков. Тем не менее это влияние не является единственным. Рим ведет свой род от Энея и
Трои, в нем смешаны и ахейцы, и италики.
Архаический Рим – это царский Рим с его простотой. Фамилия как основа рода, двуликий бог Янус, поклонение огню и воде явно демонстрируюранний родовой дуализм. Введение ценза при Сервии Туллии и все возрастающая роль армии заложили основу перехода к республике.

Римская республика
Аристократическая республика времен Юния Брута конституирует сословия патрициев и плебеев, борьба которых создала римское право. Республиканский Рим создает кодекс законов и римское право навеки становится
прообразом для всей мировой юриспруденции. Именно войны заставляли идти на уступки плебеям. Устройство общества и способ его представительского управления были новым словом в истории и принадлежат Риму так же, как
демократия – Греции. Гражданская община Рима с ее принципом «геометрического равенства» и идеалом всеобщей пользы стала тем устойчивым образованием, которое предопределило судьбы этой цивилизации. Запрет на передачу земли храмам закрыл путь формированию сильного жречества.
Римский менталитет не признавал того, что составляло основу предыдущих: римляне не считали свою власть освященной богами, нормы морали
они брали из законов и заветов предков, высшим судьей они считали коллектив сограждан. Зато рабство никогда в истории не было таким жестоким.
Римляне довели эксплуатацию рабов до предела и даже нормы выработки и
питания для рабов устанавливали едва ли не научно.
Римское искусство архаического периода опиралось на новый и грубый
идеал воина, не знающего пощады и сомнений. Казарменный быт, практичное и трезвое мировосприятие – это рационализм низменного.

182

Явным заимствованием отдает колонна Траяна – начало II в. до н. э.
Это и широкая лента рельефа (рельеф как признак архаики ранней), это и сам
прием колонны-обелиска, почерпнутый у египтян и греков одновременно.
Добросовестное и подробное повествование, где реальные события переплетены с мифологическими. Все репрезентативно: типы римских воинов и даков, лагеря, приготовления к походу, оружие и одежда – перед нами энциклопедия. Анатомию они знают по грекам и лучше ассирийцев, у которых заимствован композиционный прием рассказа. Рельеф еще очень низкий, без
особой пластичности, но конкретность изображаемого несомненно уже чисто
римская.
Пунические войны были проверкой жизненности военного государства. Разбитый Карфаген передал Риму и свои силы и свою сокровищницу.
Римская оккупация велась по всем правилам экономики: откупы, рента, акционерные кампании. Мощное военно-административное государство поступало практично всюду: прежде всего обустраивали дороги и коммуникации.
Эксплуатация освоенных земель давала возможность богатеть всем свободным римлянам и готовить новые войны. Приток богатств был так велик, что
правительство отменило трибунат, местный налог.
В этот период римляне много строят: нужно было осваивать колонии.
Строительная техника приобрела своды и купола. Открытие бетона изменило
сам подход к строительству. Расцвело строительство парков. Сложилась
римская вилла, своеобразная «фазенда» в окружении парков и роскоши.
В этом Риме ценятся воины, ораторы, юристы и политические деятели.
Усложнение экономической жизни на громадных территориях требовало
притока образованных людей. Начался импорт греков. В Круге Сципиона
возникает первый очаг филэллинов (филос - любить, эллины - без перевода).
Они изучали греческий язык, литературу и философию. От них пошла мода
на получение образования в Греции, найм греческих учителей, подражание
грекам. Полибий из Греции переезжает в Рим и пишет для римлян «Всемирную историю» – историю римских войн и побед. Он восхищается совершен183

ством строя, где монархия и демократия в равновесии. Его дифирамбы Риму
и интерес к их политическому устройству были для самих римлян как раз к
месту. Римляне на греческой основе создавали свои политические концепции. Через практичность в них вошла наука греков и эллинизма: изучение астрономии нужно было военачальникам, изучение греческой риторики – ораторам и политикам. Рим не только воспринял интерес к психологии, но и
развил ее. Этот интерес – отличительная черта римской культуры.
Греки подарили Риму и своих богов и свое искусство. Консульские суда Муммия, доверху груженные греческой классической скульптурой, привезли Риму образцы для тиражирования. Отныне виллы украшались римскими мраморными копиями с греческих бронзовых оригиналов. Очень и очень
многое мы знаем о Греции только потому, что остались эти копии. Тиражированием греческих шедевров занимались греческие рабы. Римлянам было не
до этого: политика, речи, войны – это считалось достойным гражданина, а
искусство – только раба. Вот почему искусство Цицерона ценилось куда
больше, чем Мирона и Фидия. Рим перенимает и греческий театр, но пьесы
классического периода нашпиговываются римскими бытовыми подробностями. Предпочитают комедии. Из завоеванных стран вывозят библиотеки. У
знати, купавшейся в роскоши, растет индивидуализм. Равенство гражданской
общины ее сковывает. Этика Эпикура еще не могла быть принята, поскольку
влияние общины еще значительно. Рим попеременно импортирует греческую
культуру и устраивает на нее гонения.
Но общее равновесие не могло долго продержаться: тенденция шла к
индивидуализму. Гракхи еще героически складывали головы за возрождение
идеалов предков, но уже вовсю бушевали восстания рабов. В такие моменты
истории вперед выходит армия. Марий и Сулла стали предтечами карьеры
Цезаря. Сулла создал новую для Рима структуру – государственный аппарат.
А как только появляется бюрократия, никакое самое демократическое устройство не может удержать общество от единовластия.

184

Конкуренция Помпея, Цицерона и Цезаря могла завершиться только
единственным способом. Помпей увеличил доходы казны на 70 процентов,
Цицерон удерживал массы своим красноречием, Цезарь делал карьеру военного, оратора и политика. Этот щуплый и честолюбивый юноша из задворок
сам стал самым ярким произведением Рима.
Архаическое солдафонское государство римлян навсегда останется образцом для подражаний для всех диктаторов и завоевателей. Именно к Риму,
а не к Греции обращается император Наполеон, именно римский натурализм,
с его пустой пышностью, пленял и Гитлера, и Муссолини. Неоклассицизм, в
том числе и сталинский, постоянно возрождали дух и форму этого искусства
завоевателей. Судьба Рима вела его к империи. И уже в архаике все признаки
этого имперского духа нашли свои формы: не создавая своего, эксплуатировать мастерство предшествующей высокой культуры. От архаических царей
и недолгого расцвета республики путь лежал к цезаризму.

Римская империя
Итак, историческая миссия Рима проявила себя именно в имперском
искусстве. Начало его восходит к Цезарю, но саму империю основал его внучатый племянник Август. Он «принял Рим кирпичным, а оставил мраморным». Август строит множество общественных зданий, то же мы наблюдали
во времена Фидия. Градостроительство развивается на очень рационалистической основе: город делится на округа и привычные нам кварталы. Август
вымостил дороги, ввел пожарную службу и множество практичных усовершенствований. В то же время город наполнился ворованной роскошью – из
военных походов. Рим Августа – это классика очень трезвого римского общества. Пафос полезности все же сильно отдавал военщиной: любимое развлечение римского народа – гладиаторские бои, для которых и был построен
Колизей.

185

Классическое искусство Рима
Принципиат Августа – время расцвета римской цивилизации. Как мы
уже видели, во всякий классический период на первый план выходит литература. Первый кружок филэллинов переносит чужую культуру, при дворе Августа впервые возникает свое. Приближенный Августа Меценат собирает в
своем круге талантливых авторов, тех, кого мы знаем теперь как классиков
древнего Рима. Это Вергилий, Гораций и Овидий. Этого феномена нужно
коснуться особо: придворные ученые эллинизма, филэллины, круг Мецената
и затем в Возрождении – дом Медичи – все эти очаги культуры как бы изолировали таланты от бурь внешнего мира и задавали ту камерность, в которой прорастала высокая культура. В изоляции как бы вырастает «давление»
пара культуры, внутренний менталитет закрытого сообщества требует рафинированности, своих моральных норм, своих критиков и теоретиков.
Это был момент, когда римская и греческая культура слились в единую. Позднеантичная культура распространилась и на провинции. Развитая
система эллинистических жанров литературы наполнялась римским содержанием. Буколическое направление раннего Вергилия переходило в преклонение перед Августом. Но только «Энеида» принесла ему мировую славу.
История мифического основателя Рима, глубоко местный колорит, философичность и история любви растворялись в типично римском менталитете.
Обозначенный «римский миф» соединялся с «мифом Августа». Через Вергилия миссия Рима была осознана в том синтезе, которым вообще отличалась
древняя поэзия: космогония и текущие события неразрывны. Энею приходится отказываться от любви Дидоны ради основания Рима и его великого
предназначения, высшим выражением которого становится Октавиан Август.
Гораций уже хорошо осознает, что римляне превзошли греков в поэзии. Эпикурейство и стоицизм, проповедь суровых добродетелей римского
общества сочетаются у него с сатирами и любовной лирикой. У Горация обозначилось предназначение поэта: поучать, развлекая. Он пишет гимны, где
обращается к богам с просьбой даровать Риму и Августу вечное счастье. От186

ветственность поэта сочетается в нем с призывом совершенствовать свое
мастерство. Но Гораций выразил и суть римского классического натуралистического подхода: он дал в «Сатирах» целую галерею портретов современников с их характером и психологией, пороками, причудами и убеждениями.
Его традицию унаследовал сатирик Ювенал.
Овидий в поэме «Метаморфозы» проводит ряд красивых аналогий: по
мифам люди превращаются в растения и в животных, но только Цезарю дано
превратиться в звезду. В поэме есть пифагорейские идеи и учение о смене
веков. Надо отметить, что научно-философские идеи не в первый и не в последний раз в истории приобретают здесь стихотворную форму. Но если
Лукреций Кар в поэме «О природе вещей» пишет научный трактат, облекая
его в стихотворную форму, то здесь это все-таки поэзия, внутри которой растворена философия. Нужно было образованности стать популярной, чтобы на
плечах предшественников Рим шагнул вперед.
Август сделал Гигина, автора сочинений по грамматике, заведующим
общественной библиотекой. Это было не только книгохранилище, но и литературный клуб.

Наука и техника
Рим признавал необходимость образования, но только для нужд практики. Теорий там не любили. По выражению Цицерона греки изучали геометрию, чтобы познать мир, а римляне – чтобы измерить земельные участки.
Рим уже имел пристрастие к истории, Титу Ливию довелось завершить
эту историю в классическом виде. Воспевание римских доблестей в этом историческом трактате не хуже чем в поэзии: эти доблести сделали Рим владыкой мира. Интересно, что эта грань литературы и науки иногда неуловима:
мемуары Цезаря и Августа не только исторические памятники, но и произведения литературы. После классического периода это нашло продолжение в
работах Тацита и Светония.

187

Империи нужна была своя бухгалтерия. География Страбона и картография Агриппы, труды землемеров и описания образцовых хозяйств составляют основу римской науки.
Практичный Рим прославился архитектурой. Витрувий обобщает опыт
веков в своем трактате об архитектуре. Этот комплексный труд включал в
себя практически все знания, относящиеся к градостроению, строительству,
архитектуре и ремеслу.
Рывок в строительной технике порождался потребностями империи.
Нужны были прежде всего дороги. Для подводки воды были придуманы акведуки – водопроводы. И то, и другое функционирует иногда и поныне. Фонтаны и бани имели сложное устройство, современные проекты мало чем отличаются от римских. Дома знати обогревались по трубам горячим воздухом.
Купол Пантеона был шедевром не только архитектуры, но и строительной
техники. Повсеместно строились театры и цирки для гладиаторских боев,
травли зверей и имитации сражений. Иногда для морских сражений арена заполнялась водой.

Архитектура и живопись
Что новое, природное появилось в римской архитектуре по отношению
к прямоугольности и квадрату Египта и греческому ордеру? Это арка, в которой кривая уже соперничает с прямой. Грандиозные акведуки с вытянутыми
арками очень придутся по вкусу теоретикам готики, заимствует средневековье и саму арку, только модифицировав ее. Полезная несущая арка акведуков
перейдет в чисто декоративную Триумфальную арку. Наконец, классический
период римской архитектуры ознаменуется возведением Пантеона, правда
уже слегка тяготеющего к гигантомании (43,5 м высотой). Шестиметровые
стены поддерживали гигантский барабан купола, равный высоте здания, по
диаметру. Потом Гитлер повторит те же шестиметровые стены в здании
управления Люфтваффе – имперское есть имперское. Это круглое пространство, громадное и светоносное практически один к одному зазвучит у на188

следников – христиан Византии в Софии Константинопольской. Храм Марса
Мстителя на новом Форуме Августа, храм Апполона и Весты на Паллатине,
реконструкция Рима, который стал мраморным, – достижения классического
периода Октавиана.
В конце классического периода термы Каракаллы – проявление индивидуализма в биологическом виде. Декаданс же более всего проявляется в
виллах. Культура римской виллы с атриумом, бассейнами, нишами и статуями, мозаикой из смальты, фресками на стенах, цветными мраморами и изобилием малых пространств как бы наследует все, что было выработано декадансами Египта и эллинизма.
По Помпеям и Гераклануму нам знакомы четыре стиля, от инкрустационного – подражательного (слегка репрезентативного) – к фантастическому,
мистериям в духе Пиранези. Здесь растительность, сад, вода, животные в доме и на стенах домов играют главную роль. Они окружают виллы в действительности, они преобладают и в росписях фантастического стиля наряду со
сказочной архитектурой. Но эта невиданная роскошь индивидуализма и погубит Рим: «Свирепей войн налегла на нас роскошь», – по выражению Ювенала. Как точно повторится это много раз после: роскошь в предчувствии
гражданской войны, нашествий, голода, эпидемий. Роскошь в сочетании с
неслыханным гедонизмом, обжорством, гурманством, эротикой, мистичностью. Телесность и телесные удовольствия без меры как-то страшно контрастно предваряют наступление тысячелетия аскетизма и бесплотных идеалов
христианства. Все это блестяще отражено в живописи, которая базируется в
доме, а не в общественных зданиях.

Римский портрет
Историю Рима можно пересказать и через римский портрет. Первые
бронзы и мраморы всего лишь точно копируют восковые маски умерших: это
наследие этруссков. Это еще даже не искусство, а техника, воплощающая голую репрезентацию. В портрете Брута 3 – го века до н. э. перед нами живой
189

образ жестокого солдата. Темная бронза и инкрустированные белки глаз пугающе натуралистичны. И эти воины, с их крутыми подбородками и сжатыми губами, заполняют всю архаику.
Но дальше благотворно повлияли ворованные греки, в том числе вывезенные в Рим греческие мастера. По выражению Герцена о римском портрете: «Вся история римского падения выражена тут бровями, лбами, губами».
Еще в портрете Цезаря перед нами живая копия живого человека, а уже в
статуе его преемника Октавиана Августа есть не только портретность, но и
явная героизация, весьма помпезная. В образе Юпитера-Августа сквозит неприкрытое желание приравняться к греческим и новоримским богам. Но выглядит это нелепо: портретная голова римлянина кажется случайно прилепленной к греческому торсу. Единственное достижение римлян в этом жанре –
тогарус, человек в тоге. Многочисленные воспроизведения греческих образцов отточили мастерство скульптурной формы, которая наполнилась новым
содержанием.
При Тиберии эта идеализация в многочисленных портретах звучит
почти гротескно. Несимпатичное, замкнутое и брюзгливое выражение его
лица и портретно, и идеально-гротескно одновременно. Жестокость и страх
быть убитыми из-за угла преследуют его.
Но и ему далеко до Калигулы – убийцы и истязателя, так-таки заколотого своим приближенным. Реализм его жуткого взгляда беспощаден и почти
лишен всяких попыток идеализации. Столь быстро идет прогресс римского
натурализма!

Поздний Рим. Декаданс низменного
Подобно тому, как Аристотель воспитал Александра Македонского,
римский философ Сенека воспитал императора Нерона. Нерон завершает собой период могучего и незыблемого Рима и открывает историю лихорадочного позднего римского времени. Он недолго пользовался наставлениями
учителя и правил в согласии с Сенатом. Он убивает свою жену, а затем и
190

мать. Обнаружив заговор, Нерон провел жестокие казни и конфискации. Его
образованность носила извращенный характер: он сам писал стихи и выступал на сцене, но только чтобы упиваться аплодисментами. Он выстроил самый роскошный дворец – «Золотой дом», но сжег Рим вместе с этим дворцом. Вину за пожар Рима он свалил на христиан, с которыми расправился
крайне жестоко. Сам он тоже кончил плохо, был низложен, что стало началом гражданской войны в некогда едином Риме.
Восстания в провинциях и репрессии сопровождают всю последующую
историю империи. Провинциальная знать быстро втягивалась в римскую
жизнь и приобретала вес. Рабство из Италии перекинулось и в провинции,
впервые приобретя столь гигантские масштабы. Любовь к римской роскоши
делала рабами провинциальных правителей и знать. Собственно, все, что было свойственно эллинизму, свойственно и Риму в его провинциях. Романизация провинций шла и через простых людей, ветеранов с наделами и привилегиями. Рост рабов и их концентрация требовали роста управленческого аппарата. Некогда идиллическая римская вилла вырастала в огромные латифундии. Начали искать новые формы хозяйства: появились арендаторы-колоны,
возникли кооперативные товарищества. Кризис рабовладения нарастал и в
менталитете: если ты соблюдал императорский культ, то мог верить в любых
богов и следовать идеям любого философа. В древнем мире плюрализм всегда явление предкризисное. Модной стала лесть и двоемыслие, что всегда
считалось уделом рабов, но не римлян.
Стоицизм Сенеки и Эпикрета (бывшего раба) стал близок римлянам.
Они ориентировались на политику и этику, тяготели к киникам. Поиски духовной свободы шли в другой плоскости, личность уже противопоставляет
себя государству: значимо не внешнее, а внутреннее. Пусть жизнь принадлежит тирану, но ему не принадлежат суждения ваши, оттого поручи себя воле
бога. Эта мораль рабов поначалу преследовалась, потом ее нашли актуальной
сами власти. Эпикурейство с его призывом радоваться жизни при жизни
приобрело оттенок безысходности. Тут вступает в действие мистика: расцве191

тают культы Изиды и Озириса, все те же мистерии, возрождается идея бессмертия души. До христианства оставался один шаг.
Между тем Плиний Старший подводит итоги науки в энциклопедической «Естественной истории». Но никакой философии в этом обобщающем
труде уже нет, это пишет не грек Аристотель, а римлянин. Этот истинный естествоиспытатель гибнет при извержении Везувия. Система Птолемея проживет до и даже после трудов Коперника. Великий врач древности Гален
подводит исследовательскую базу под свое искусство, ставит опыты над животными.
Колизей Флавиев и полуторакилометровый мост через Дунай при
Траяне показывают возможности строительной техники позднего Рима. Колонна Траяна – странная смесь повествовательных рельефов Египта и римской декоративной колонны. От завоевателя Дакии Траяна власть перешла к
Адриану, который на короткое время возродил все греческое: покровитель
ученых, литераторов и художников тщательно завивал волосы на манер греческих статуй и демократично ходил пешком, разговаривая со встречными.
Как ни сильно отличается просвещенный Адриан от звериного и жесткого
Каракаллы, между ними пролегло не так уж и много времени. Короткая эпоха Адриана была тем самым «римским возрождением» с его наивной и одновременно рафинированной архаизацией, которую мы видели и в египетском
позднем декадансе.
От Адриана и Антония Пия до Марка Аврелия римская культура живет
странной «возрожденческой» жизнью. Марк Аврелий был тем самым философом на троне, о котором мечтали еще греки. Его время – время тонкого
психологизма римского искусства второй половины II века. В скульптуре появляются женские образы, полные тревоги и тихой грусти, – таков портрет
«Сириянки», современницы Марка Аврелия. Марк не просто философ, он
ближе всех к восточной статичности и утонченному индивидуализму. В его
текстах размышления глубоко одинокого и тонко чувствующего человека, но
они полны тоскливой безысходности. Снова расцветает роман, который в за192

чаточной форме был популярен в декадансе Египта. Провинции становятся
все самостоятельнее, отсюда и расцвет провинциального и этнического линий искусства. Кроме женских портретов появляются детские и яркоэтнические типы. Проработка любой детали ювелирна, но уже слишком эклектична. Очень часто вместо мрамора применяются экзотические и изысканные (халцедон) материалы. Распространяется многоцветие, очень дробная мелкая пластика камей (Марк Аврелий и Люций Вер).
Интерес к чудесам, фантастике, мистике выражается в расцвете (все,
как в позднем Египте) рассказов о призраках, демонах, духах. Наиболее популярные науки: астрология, магия и демонология. «Идеалом в глазах многих представлялись уже не герои «римского мифа», а мудрецы-провидцы,
причастные к тайнам, посвященные в сокровенную мудрость индийских
брахманов, египетских жрецов, персидских магов», – пишет современный
историк. Удивительно, как это актуально звучит сегодня!
Христианство просто вызрело в этом мире сгнившей империи. Ничего
удивительного, что оно пришло в Рим из римской провинции. Идеал точно
отвечал запросам народа: спаситель пришел на землю как сын плотника и
умер смертью раба (Лактанций). Новые цели учения носят новый всеобщий
характер. Царство божие на земле, но они же и индивидуальны: вечное блаженство в раю как воздаяние. Моральная основа империи рушилась.
Первые римские епископы вышли из рабов. Постепенно к этому учению примыкают не только рабы и городские низы, но и более образованные
слои общества. После Марка Аврелия начинается та самая «императорская
чехарда», которую мы обозначили как период дворцовых переворотов. Вдруг
снова проскакивает солдатская суровость Филиппа Араба (Аравитянина),
массивная голова профессионального мясника с бычьей шеей. Головы
скульптур этого времени почти кубические, топорно высеченные. Монументальность и примитивность техники позволили еще Вальдгауэру распознать
в этих портретах черты архаики нового типа – средневековой. Они получат
развитие в портретах французских и германских соборов. Кстати, в фаюм193

ском портрете эта непритязательность новой архаики и остаточные явления
индивидуализма и портретности соединились, породив прообраз византийских мозаик с их ровным золотым фоном.
Перерождение в христианскую веру оставалось вопросом десятилетий.
В 313 году христианство стало государственной религией Римской империи.
Голова от статуи императора Константина просто колоссальна – около полутора метров. Этот первый христианский император и будущий святой изображен уже совсем в иной стилистике: упрощенные формы, но исключительно выразительный взгляд. Новый менталитет, где символ затмевает форму.
Это уже не портрет, это символ власти, подчиняющей себе все земное . В арке императора Константина в Риме снова возникает низкий рельеф – провозвестник новой архаики, хотя она еще очень декоративна и перегружена.
Конечно же, и римская архитектура разразилась последним приступом
гигантомании: чего стоит храм Вакха (вакхическая и эротическая тенденция)
в Баальбеке (середина 2 века н. э), Храм Бела в Пальмире. Выстроенная в
пустыне, Пальмира держала связь между Римом и Ираном, а иногда и Индией. Петербург называли «северной Пальмирой» именно потому, что он был
выстроен на пустынных берегах Невы. Он такой же величественный, и так
же поставлен императором на границе для устрашения соседей.
Ну, а Термы Каракаллы, начало III века н. э. не оставляют никаких сомнений в полном разложении римского общества: декорированный до предела гигантизм, в сочетании с роскошью и безмерным количеством биологически-телесных удовольствий, – это не только последний приступ едва-едва устойчивой императорской власти, но и последний приступ римского могущества, переродившегося в изнеженность.

194

Рис. 57. Три цикла Древнего Рима.
Заключение
Подведем некоторые итоги. Из сложной картины перехода пассионарности от одной культуры к другой мы выбрали только самые явно видимые:
Египет как трагическое, Греция как прекрасное, Рим как низменное. Говорили мы и о переходных культурах Крита и эллинизма. Троичность стилей прочитывается хронологически достаточно точно, это отражено и в привычной
хронологии искусств. То новое, что здесь содержится, – это дифференциация
единого менталитета рабовладения в трех уровнях.
История повторится: средневековье делится на раннее, среднее, позднее, три четких витка трех категорий. Между древним миром и средневековьем лежит бамперная культура Византии – сухая декоративная ветвь Рима
195

в христианстве и внутри нее – новая архаика. В конце средневековья бамперная культура Возрождения повторит и Византию, и иные бамперные культуры всех времен и народов. Но это уже совсем другая история.

ЛИТЕРАТУРА
1. Александров Н.Н. Программа по изобразительному искусству // В
сб.: «Методические указания для отделения общего эстетического образования детских школ искусств». Предисл. Н. Н. Александрова, сост. Г. В. Курина. – Тольятти: МК РФ УУЗ ДЭШИ-1, 1983. С 1-14.
2. Александров Н.Н. Комплексная программа эстетического воспитания населения города Тольятти на период до 1992 года. Тезисное изложение
проекта. – Тольятти: ОПиА ГК КПСС – ОК ГИК, 1986. – 36 с.
3. Александров Н.Н. Предпосылки программирования всестороннего
развития личности в городе // В сб.: «Научно-технический прогресс и всестороннее развитие личности, коллектива, региона». – Горький, НТО, 1988. С.
46-48.
4. Александров Н.Н. Создать художественный облик города // «Техническая эстетика», 1988. N 2. С. 18-20.
5. Александров Н.Н. Программирование всестороннего развития инициативных молодежных движений // В сб.: «Человек в системе НТП». –
Горький,НТО, 1989. С. 212-213.
6. Александров Н.Н. Дуальность свободы общества и свободы личности в мере человека // В сб.: «Человек – мера всех вещей». – Горький: Изд-во
ГИСИ, 1990. С. 92-95.
7. Александров Н.Н. Циклические закономерности развития образных
систем в дизайне // В сб.: «Футуро-дизайн, 89». Материалы первой Всесоюзной конференции по проблемам проектного прогнозирования. – М.: Изд-во
ВНИИТЭ, 1990. С. 110-112.

196

8. Александров Н.Н. Моделирование индикаторов качества в эстетической системогенетике // В сб.: Квалиметрия образования. Методология и
практика. – М.: Изд-во ИЦ ПК ПС, 1993. С. 70-137.
9. Александров Н.Н. Взлет и падение. Место «производственного искусства» в контексте советского искусства 20-х годов. – Тольятти: Изд-во
МАБ и БД, 1994. – 26 с.
10. Александров Н.Н. Глобальные ментальные циклы и модели времени в истории // В сб.: «Системогенетика и учение о цикличности развития».
Кн. 1. Ч. 1. Под ред. Н. Н. Александрова и А.И. Субетто. – Тольятти: Изд-во
МАБ и БД, 1994. С. 8-33.
11. Алексеев С.С. О колорите. – М. Изобразительное искусство, 1974. –
178 с.
12. Альтшуллер Г.С. Творчество как точная наука. Теория решения
изобретательских задач. – М.: Сов. радио, 1979. – 174 с.
13. Антропономия. Общая теория человека / Подред. Л.А. Зеленова. –
Нижний Новгород: НАСИ, 1991. – 172 с.
14. Арватов Б.И. Социологическая поэтика. – М.: Федерация, 1928. –
170 с.
15. Арган Д.К. История итальянского искусства. В 2 т. / Пер с ит. – М.:
Радуга. Т. 1. – 319 с.; Т. 2. – 239 с.
16. Арнхейм Р. Искусство и визуальное восприятие / Пер. с англ. Общ.
ред и вст. статья В.П. Шестакова. – М.: Искусство, 1974. – 392 с.
17. Арнхейм Р. Новые очерки по психологии искусства. – М.: Прометей, 1994. – 352 с.
18. Артемьева Е.Ю. Семантические аспекты изучения памятников
культуры // В сб.: «Памятниковедение. Теория, методология, практика». – М.:
НИИ культуры РФ, 1986. С. 62-76.
19. Архитектура и психология. Учебное пособие для вузов / Степанов
А.В. , Иванова Г. И. , Нечаев Н.Н. – М.: Стройиздат, 1993. – 295 с.

197

20. Архитектура современного Запада / Общ. ред. и критическая статья
Д. Аркина. – М.: Изогиз, 1932. – 187 с.
21. Асмус В.Ф. Античная философия. – М.: Высшая школа, 1976. – 543
с.
22. Афанасьева В.К. , Луконин В. Г. , Померанцева Н.А. Искусство
Древнего Востока. – М.: Искусство, 1975. –376 с. , илл. – (Малая история искусств).
23. Афасижев М. Н. Искусство как предмет комплексного исследования (Методологические и научные аспекты системного исследования). – М.:
Знание, 1983. – 64 с. – (Новое в жизни, науке, технике. Серия «Эстетика»; №
6).
24. Базен Ж. Барокко и рококо. – М.: Слово / SLOVO, 2001. – 288 с. ,
илл.
25. Балашов Ю.В., Казютинский В.В. Антропный принцип в космологии: естественнонаучные и мировоззренческие аспекты // Логика, методология и философия науки. Материалы к VIII Международномуконгрессу по логике, методологии и философии науки. Вып. 2. – М.: АН СССР, 1987. С. 89123.
26. Барг М.А. Эпохи и идеи. Становление историзма. – М.: Мысль,
1987. – 348 с.
27. Басин Е.Я. Семантическая философия искусства. (Критический
анализ). – М.: Мысль, 1973. – 216 с.
28. Басин Е.Я. Психология художественного творчества (Личностный
подход). – М.: Знание, 1985. – 64 с. – (Новое в жизни, науке, технике. Серия
«Эстетика»; № 5).
29. Баткин Л.М. Леонардо да Винчи и особенности ренессансного
творческого мышления. – М.: Искусство, 1990. – 415 с. , илл.
30. Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике // В кн.: Вопросы литературы и эстетики. – М.: Наука,
1975. – С. 234-407.
198

31. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. – 2-е изд. – М.: Художественная литература, 1990. –
543 с.
32. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. – М.: Советская
Россия, 1979. – 320 с.
33. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. – М. , 1979.
34. Бегенау З.Г. Функция, форма, качество. – М.: Изд-во «Мир», 1969. –
168 с.
35. Беда Г.В. Живопись и ее изобразительные средства. – М.: Просвещение, 1977. – 188 с.
36. Безмоздин Л.Н. Художественно-конструктивная деятельность человека. – Ташкент: Изд-во «ФАН», 1975. – 244 с.
37. Береснева В.Я. Типологическая структура визуального языка //В
сб.: «Человек и предметный мир». – Горький: НТО, 1980. С. 135-137.
38. Бехтерев В. М. Избранные работы по социальной психологии. – М.:
Наука, 1994. – 400 с. – (Памятники психологической мысли).
39. Бицили П. М. Элементы средневековой культуры. – СМб.: МИРОФИЛ. – 244 с.
40. Блок М. Апология истории, или Ремесло историка. – М.: Наука,
1973. – 232 с. – (Памятники исторической мысли).
41. Богданов А.А. Тектология. Всеобщая организационная наука. – В 2х кн. – М.: Экономика, 1989. – (Кн. 1. – 304 с. Кн. 2 – 304 с).
42. Богин Г.И. Филологическая герменевтика. Учебное пособие. – Калинин: Изд-во гос. ун-та, 1982. – 87 с.
43. Божко Ю. Г. Количественные характеристики эстетического качества объемно-пространственной структуры градостроительных композиций:
Автореф. дис... канд. архит. – Харьков, 1969. ; Основы архитектоники и комбинаторики формообразования. – Харьков: Вища школа, 1984. – 184 с. ; Эстетические свойства архитектуры. Моделирование и проектирование. – Киев:
Будивэльнык, 1990. – 144 с.
199

44. Борев Ю. Б. Основные эстетические категории. – М.: Высшая школа, 1960. – 447 с.
45. Борев Ю. Б. Эстетика. Издание 2-е. – М.: Политиздат, 1975. – 399 с.
46. Борьба за реализм в изобразительном искусстве 20-х годов. Материалы, документы, воспоминания. Сб / Под ред. П. И. Лебедева. – М.: Изд-во
«Советский художник», 1962. – 404 с.
47. Боулдинг К. Общая теория систем – скелет науки // Исследования
по общей теории систем. – М.: Прогресс, 1969. С. 106-142.
48. Боумен У. Графическое представление информации. Пер с англ. –
М.: Мир, 1971. – 226 c.
49. Брунер Дж. Процесс обучения. Пер. с англ. – М. , 1962.
50. Брунер Дж. Психология познания. За пределами непосредственной
информации / Пер. с англ. – М.: Прогресс, 1977. – 412 с.
51. Бурлина Е.Я. Культура и жанр. Методологические проблемы жанрообразования и жанрового синтеза. – Саратов: Изд-во СГУ, 1987. – 168 с.
52. Буров А.К. Мир художника / Письма. Дневники. Беседы с аспирантами. Суждения современников / Сост. Р. Г. Бурова. – М.: Искусство, 1980. –
297 с. , илл.
53. Вагнер Г.К. Канон и стиль в древнерусском искусстве. – М.: Искусство, 1987. – 288 с.
54. :Валери П. Об искусстве. Сборник. Пер. с фр. – М.: Искусство,
1993. – 507 с.
55. :Ванслов В.В. Изобразительное искусство и музыка. Очерки. – Л.:
Художник РСФСР, 1977. – 297 с.
56. :Вартанов А.С. О соотношении литературы и изобразительного искусства // Вкн.: Литература и живопись. Сборник статей / Отв. ред. А. Н. Иезуитов. – Л.: Наука, 1982. – С. 5-30.
57. :Васютинский Н.А. Золотая пропорция. – М.: Молодая гвардия,
1990. – 238 с. (Эврика).

200

58. :Введение в литературоведение. Литературное произведение: Основные понятия и термины. Учеб. пособие / Л. В. Чернец, В. Е. Хализев, С.
Н. Бройтман и др. Под ред. Л. В. Чернец. – М.: Высшая школа, издательский
центр «Академия», 1999. – 556 с.
59. :Вёльфлин Г. Истолкование искусства. – М.: Дельфин, 1922. – 37 с.
60. :Вёльфлин Г. Основные понятия истории искусств. Проблема эволюции стиля в новом искусстве. – СПб.: МИФРИЛ, 1994. – 398 с. – (Классика
искусствознания).
61. :Вико Джамбаттиста. Основания новой науки об общей природе наций / Пер. с итал. – Москва – Киев: «REFL-booc» – «ИСА», 1994. – 656 с.
62. :Винкельман И. И. Избранные произведения и письма / Перевод А.
А. Алявдиной. Репринт с изд. 1935 г. – М.: Ладомир. – 687 с.
63. :Винкельман И. И. История искусства древности. Малые сочинения
/ Изд. подгот. И. Е. Бабанов – СПб.: Алатейя – 776 с. Илл
64. :Виргинский В. С. , Хотенков В. Ф. Очерки истории науки и техники с древнейших времен до средины XV века. – М.: Просвещение, 1993. – 289
с.
65. :Волков И. Ф. Творческие методы и художественные системы. 2-е
изд., доп. – М.: Искусство, 1989. – 253.
66. :Волошинов А. В. Математика и искусство. – М.: Просвещение,
1992. – 335 с.
67. :Волошинов А. В. Пифагор: союз истины, добра и красоты. – М.:
Просвещение, 1993. – 224 с.
68. :Всеобщая история искусств. В 6 тт / Под. ред В.Г. Веймарна и
Ю.Д. Колпинского. – М.: «Искусство», Академия художеств СССР,ИТ и
ИИИ. Т. 2, часть 2, 1961. – 525 с. ; Т. 3, 1962. – 531 с. ; Т. 6, часть 1, 1965. –
932 с. , илл.
69. :Выготский Л.С. Психология искусства. Изд. 3-е. – М.: Искусство,
1986. – 573 с.

201

70. :Гадамер Г. -Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики. – М. , 1988.
71. :Гадамер Г. -Г. Актуальность прекрасного / Пер. с нем. – М.: Искусство, 1991. – 367 с.
72. :Галеев Б.М. Содружество чувств и синтез искусств. – М.: Знание,
1982. – 64 с. – (Новое в жизни, науке, технике. Сер. «Эстетика»; № 12).
73. :Галинская И.Л. Загадки известных книг. – М.: Наука, 1986. – 128 с.
74. :Ганзен В. , Кудин П. , Ломов Б. О гармонии в композиции // Техническая эстетика, 1969. № 4
75. :Гартман К.О. Стили. В 2-х частях. – М.: Искусство. – 302 с.: ил.
76. :Гачев Г.Д. Содержательность художественных форм. Эпос. Лирика. Театр. – М.: Просвещение, 1968. – 302 с.
77. :Гачев Г.Д. Жизнь художественного сознания. Очерки по истории
образа. Ч. 1. – М.: Искусство, 1972. – 200 с.
78. :Гачев Г.Д. Национальный мир и национальный ум // Путь, 1994. №
6. С. 128-192.
79. :Гегель Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук. – М.: «Мысль».
(1975. Т. 1. – 350 с. Т. 2. – 695 с. ; 1977. Т. 3. – 471 с).
80. :Гегель Г. В. Ф. Лекции по философии истории. – СПб.: «Наука»,
1993. – 480 с.
81. :Гегель Г. В. Ф. Эстетика. В 2-х тт. – СПб.: «Наука», 1998. Т. 1. –
622 с. Т. 2. – 603 с. – (Серия «Слово о сущем»).
82. :Геодакян В. А. Половой диморфизм и «отцовский эффект» // Журнал общей биологии. Т. 42. 1981. N 5.
83. :Гердер И.-Г. Идеи к философии истории человечества. – М.: Наука,
1977. – 704 с. – (Памятники исторической мысли).
84. :Гершунский Б.С. Менталитет и образование. Учебное пособие для
студентов. – М.: Институт практической психологии, 1996. – 144 с.
85. :Гёте И. -В. Избранные произведения в 2-х томах. Пер. с нем. – М.:
Правда, 1985. Т. 1 – 704 с. Т. 2 – 704 с.
202

86. :Гидион З. Пространство, время, архитектура. Пер с нем. – М.:
Стройиздат, 1984. – 456 с.
87. :Гилберт К.Э. , Кун Г. История эстетики. – СПб.: Алетейая и др. –
653 с.
88. :Гильдебранд А. Проблема формы в изобразительном искусстве и
собрание статей. – М.: Мусагет, 1914. –193 с.
89. :Гинзбург М.Я. Ритм в архитектуре. – М.: Академия, 1923. – 120 с.
90. :Гирко Л.В. Культура как «образ мира» в философии немецкого
просвещения // Новые идеи в философии (культура и религия). – М. , 1991. С.
35-47;
91. :Глазман М.С. Единство эстетического и теоретического в мышлении. – М. , 1983.
92. :Глазычев В.Л. О дизайне. – М.: Искусство, 1970. – 192 с.
93. :Глазычев В.Л. Язык и метод художественного проектирования //
Декоративное искусство СССР, 1973. № 11.
94. :Глазычев В.Л. Включение художественной деятельности в систему
проектирования // В сб.: «Искусство и научно-технический прогресс». – М.:
Искусство, 1973. С. 252-280.
95. :Глазычев В. Л. Организация архитектурного проектирования. – М.:
Стройиздат, 1977. – 171 с.
96. :Глазычев В.Л. Поэтика городской среды // Эстетическая выразительность города. – М.: Наука, 1986. – С. 130–157.
97. :Гомер. Илиада. Одиссея. – М.: ИХЛ, 1967. – 766 с.
98. :Голицын Г.А. , Петров В. М. Гармония и алгебра живого. – М.:
Знание, 1990. – 128 с. – (Естественно-научный фак).
99. :Гончаренко Н.В. Гений в искусстве и науке. – М.: Искусство, 1991.
– 432 с.
100. :Горюнов В.С., Тубли М.П. Архитектура эпохи модерна. Концепции. Направления. Мастера. – СПб.: Стройиздат, 1992. – 360 с.

203

101. :Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада: Пер. с фр. /
Общ. ред. Ю. Л. Бессмертного; Послесл. А. Я. Гуревича. – М.: Издательская
группа Прогресс, Прогресс-Академия. 1992. – 376 с.
102. :Гражданников Е.Д., Холюшкин Ю.П. Системная классификация
социологических и археологических понятий. – Новосибирск: Наука. Сиб.
отд-ние, 1990. – 183 с.
103. :Гривнина А.С. Искусство XVII века в Западной Европе. – М.: Искусство, АХ СССР, 1964. – 87 с.
104. :Григорьева Т.П. Дао и логос (встреча культур). – М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1992. – 424 с.
105. :Громов Е.С. Художественное творчество. (Опыт эстетической характеристики некоторых проблем). – М.: Политиздат, 1970. – 263 с. – (Над
чем работают, о чем спорят философы).
106. :Гроф С. За пределами мозга / Пер с англ. – М.: Изд-во Центр «Соцветие», 1992. – 336 с. ,илл.
107. :Губман Б. Л. Смысл истории. Очерки современных западных концепций. – М.: Наука, 1991. – 192 с.
108. :Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. 3-е изд. , стереотипное. – Л.: Гидрометеоиздат, 1990. – 528 с.
109. :Гуревич А.Я. , Харитонов Д. Э. История средних веков. Учебник.
– М.: Интерпраксис, 1995. – 336 с. , илл.
110. :Давыдов Ю. Н. Эстетика и социология // Декоративное искусство,
1967. NN 5, 6. (N 5 – С. 8-10; N 6 – С. 8-11).
111. :Даниэль С.М. Искусство видеть. О творческих способностях восприятия, о языке линий и красок и о воспитании зрителя. – Л.: Искусство,
1990. – 223 с.
112. :Делез Ж. Логика смысла. Пер с фр. – Фуко М. Theatrum philosophicum: Пер. с фр. – М.: «Раритет», Екатеринбург: «Деловая книга», 1998. –
480 с.

204

113. :Джонс Дж. К. Инженерное и художественное конструирование:
современные методы проектного анализа / Пер. с англ. – М.: Мир, 1977. – 375
с.
114. Диалектическое противоречие. Сб. – М.: Политиздат, 1979. – 343 с.
– (Над чем работают, о чем спорят философы).
115. :Дмитриева Н.А. Краткая история искусств. Очерки. – М.: Искусство. – (Вып. I. От древнейших времен по XVI век. , 1988. – 319 с. , илл. ;
Вып. II. Северное Возрождение; страны Западной Европы XVII и XVIII веков. Россия XVIII века. , 1989. – 318 с., илл.; Вып. III. Страны Зап. Европы
XIX в. Россия XIX в., 1993. – 361 с., илл).
116. :Доскин В.А. Лаврентьева Н. А. Ритмы жизни. 2-е изд, перераб. и
доп. – М.: Медицина, 1991. – 176 с.
117. :Доценко А.С. Проблема стиля в эстетике и искусствознании. – М.:
Знание, 1983. – 64 с. – (Новое в жизни, науке, технике. Сер. «Эстетика»; №
4).
118. Древние цивилизации / Сост. С.С. Аверинцев, В.П. Алексеев, В.Г.
Ардзинба и др. Под общей редакцией Г. М. Бонград-Левина. – М.: Мысль,
1989. – 479 с., илл.
119. :Елисеев Э.Н., Сачков Ю.В., Белов Н.В. Потоки идей и закономерности развития естествознания. – Л.: Наука, 1982. – 300 с.
120. :Еремеев А.Ф. Границы искусства. – М.: Искусство, 1987. – 319 с.
121. :Журавлев А.П. Звук и смысл. 2-е изд., испр. и доп. – М.: Просвещение, 1991. – 160 с.
122. :Зеленов Л.А. Процесс эстетического отражения. – М.: Искусство,
1969. – 168 с.
123. :Зеленов Л.А. Методологические проблемы эстетики. – Горький:
ГИСИ, 1971. – 80 с.
124. :Зеленов Л.А. Основы эстетики. Курс лекций. – Горький: ГИСИ,
1974. – 185 с.

205

125. :Зеленов Л. А. Метатеория и теория деятельности. – Горький: Архив ФК ГИСИ (НФК), 1979. – 215 с.
126. :Зеленов Л.А., Куликов Г.И. Методологические проблемы эстетики. – М.: Высшая школа, 1982. – 176 с.
127. :Зеленов Л.А. Методология человековедения. – Нижний Новгород:
НТО, 1991. – 76 с.
128. :Зеленов Л.А., Дахин А.В, Ананьев Ю.В., Кутырев В.А. Культурология. Учебное пособие. – Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 1993. – 93 с.
129. :Зинченко В.П. Зрительное восприятие и творчество. Восприятие
как перцептивная деятельность // Техническая эстетика, 1975. N 6: с. 3-6, N 7:
с. 6-10, N 8: с. 1-4, N 9: с. 3-8.
130. :Зись А.Я. Искусство и эстетика. Введение в искусствоведение.
Изд. 2-е, испр. и доп. – М.: Искусство, 1974. – 447 с.
131. :Зись А.Я. Виды искусства. – М.: Знание, 1979. – 128 с. – Нар. ун-т.
(Фак. литературы и искусства).
132. :Иванов Вяч. Вс. Чет и нечет. Асимметрия мозга и знаковых систем. – М.: Изд-во «Советское радио», 1978.
133. :Иванов К. О природе и сущности дизайна // Техническая эстетика,
1965. № 3.
134. :Иконников А.В., Степанов Г.П. Основы архитектурной композиции. – М.:Искусство, 1971. – 224 с.
135. :Иконников А.В. Художественный язык архитектуры. – М.: Искусство, 1985. – 175 с. ил. (Проблемы искусства и архитектуры).
136. :Иконников А.В. Функция, форма, образ в архитектуре. – М.:
Стройиздат, 1986. – 288 с. , илл.
137. :Иконников А.В. Архитектура и история. – М.: ARHITECTURA,
1993. – 252 с. , илл.
138. :Ильина Т. В. История искусств. Западноевропейское искусство.
Учебник. Изд. 2-е, перераб. и доп. – М.: ВШ, 1993. – 336 с., илл. ; Отечест-

206

венное искусство. Учебник, ч. 2. Изд. 2-е, перераб. и доп. – М.: ВШ, 1994. –
461 с.
139. :Искусство этрусков и Древнего Рима / НИИ теории и истории
изобразительных искусств АХ СССР. Авторы текста Ю.Д. Колпинский и
Н.Н. Бритова. – М.: Изд-во «Искусство», 1983. – 112 с. + 342 илл. , + таблицы, планы, указатели LXIII. – (Памятники мирового искусства).
140. :История искусства зарубежных стран. Учебники. Изд. 2-е / Институт живописи, скульптуры и архитектуры им И.Е. Репина. Академия художеств СССР. – М.: Изобразительное искусство. (Средние века, Возрождение, 1982. – 664 с. Илл; 17-18 века, 1988. – 512 с. , илл).
141. :История русского искусства в трех томах. Изд. 3-е, испр. и доп.
Учебник / Отв. ред. И.В. Рязанцев. – М.: Изобразительное искусство, 1991. Т.
1 – 508 с. Т. 2 – 312 с.
142. :История средних веков. В 2 т. Т. 1.: Учебник для вузов по спец.
«История»/ Под ред. З.В. Удальцовой и С.П. Карпова. – М.: Высш. шк., 1990.
– 495 с.
143. :История эстетики. В 5-ти т. т / Под. ред. М.Ф. Овсянникова. – М.:
Изд-во Академии художеств СССР. Т. I, 1961. – 684 с. ; Т. II, 1964. – 836 с. ;
Т. III, 1967. – 1004 с. ; Т. IV -1, 1969. – 783 с. ; Т. IV -2, 1968. – 585 с. ; Т. V,
1970. – 856 с.
144. :История эстетической мысли / Становление и развитие эстетики
как науки. В 6-ти т. т / Институт философии АН СССР. Сектор эстетики. –
М.: Искусство/ Т. 1, 1982. – 464 с. ; Т. 2, 1985. – 456 с. ; Т. 3, 1986. – 496 с. ; Т.
4, 1987. – 525 с. ; Т. 5, 1990. – 669 с.
145. :Каган М.С. Морфология искусства. Историко-теоретическое исследование внутреннего строения мира искусств. Части I, II, III. – Л.: Искусство, 1972. – 440 с.
146. :Каган М.С. Человеческая деятельность. Опыт системного анализа.
– М.: Изд-во политической литературы, 1974. – 328 с. – (Над чем работают, о
чем спорят философы).
207

147. :Казаринова В.И. Товароведу о красоте и композиции. – М.: Экономика, 1973. – 151 с.
148. :Канарский А.С. Диалектика эстетического процесса. Диалектика
эстетического как теория чувственного познания. – Киев: «Вища школа»,
1979. – 216 с.
149. :Кандинский В.В. О духовном в искусстве. – М.: Изд-во «Архимед», 1992. – 110 с.
150. :Кантор К.М. Красота и польза. Социологические вопросы материально-художественной культуры. – М.: Искусство, 1967. – 278 с.
151. :Кантор К.М. Тысячеглазый Аргус. – М.: Советский художник,
1990. – 200 с.
152. :Каплун А.И. Стиль и архитектура. – М.: Стройиздат, 1985. – 232 с.
153. :Каптерева Т.Н., Виноградова Н.Н. Искусство средневекового востока. Очерки. – М.: Детская литература, 1989. – 239 с.
154. :Кашина Н.Б. Жанр как эстетическая категория. – М.: Знание,
1984. – 64 с. – (Новое в жизни, науке, технике. Сер. «Эстетика». № 10).
155. :Кваша Г. Золотой век России. Прогноз на следующее десятилетие
// Путь, 1993. № 1. С. 35-39.
156. :Кедров Б. М. О творчестве в науке и технике. – М.: Молодая гвардия, 1987. – 192 с. – (Эврика).
157. :Кедров К.А. Поэтический космос. – М.: Советский писатель, 1989.
– 480 с.
158. :Клацки Р. Память человека. Структуры и процессы / Пер. с англ.
Т. Сидоровой. Под ред. Е. Соколова. – М.: «Мир», 1978. – 320 с.
159. :Климишин И.А. Календарь и хронология. – 3-е изд. , перераб. и
доп. – М.:Наука. Гл. ред. физ. -мат. лит. , 1990. – 480 с.
160. :Кобзев А.И. Учение о символах и числах в китайской философии.
– М.: Восточная литература, 1994. – 432 с.

208

161. :Колейчук В.Ф. Зрительные образы пространства // ВНИИТЭ. 40.
Техническая эстетика. Пространство в формировании структуры и образа
предметной среды. – М.: ВНИИТЭ, 1983. – С. 57-71;
162. :Кон-Винер. История стилей изобразительного искусства / Пер. с
нем. – М.: «СВАРОГ и К». – 218 с.
163. :Кондратьев Н. Д. Основные проблемы экономической статики и
динамики. Предварительный эскиз / Авт. статей о Кондратьеве и его творчестве: Ю. В. Давыдов, Ю. Б. Кочеврин, В. В. Симонов. – М.: Наука, 1991. –
567 с. – (Серия «Социологическое наследие»).
164. :Костин В.И., Юматов В.А. Язык изобразительного искусства. –
М.: Знание, 1978. – 112. Илл. – (Нар. ун-т. Фак. литературы и искусства).
165. :Корчажинская В.И., Попова Л.Т. Мозг и пространственное восприятие (односторонняя пространственная агнозия). – М.: Изд-во МГУ, 1977.
– 88 с. – (Нейропсихологические исследования, вып. 9).
166. :Кочергин А.Н. Моделирование мышления. – М.: Политиздат,
1969. – 224 с. – (Над чем работают, о чем спорят философы).
167. :Краткий словарь по эстетике. Книга для учителя / Под ред. М. Ф.
Освянникова. – М.: «Просвещение», 1983. – 224 с.
168. :Кроник А. , Головаха Е. Психологическое время: путешествие в
«давно» и «не скоро» // Знание – сила, 1984. N 2. С. 33-34.
169. :Кроче Б. Антология сочинений по философии. – СПб, «Пневма».
– 480 с.
170. :Николай Петрович Крымов – художник и педагог. Статьи, воспоминания. 2-е изд. испр. и доп. – М.: Изобразительное искусство, 1989. – 224
с. , илл.
171. :Крюковский Н.И. Основные эстетические категории. Опыт систематизации. – Минск: Изд-во БГУ, 1974. – 288 с.
172. :Крюковский Н.И. Кибернетика и законы красоты. – Минск: Издво БГУ, 1977. – 256 с.

209

173. :Крюковский Н.И. Homo pulcher. Человек прекрасный. Очерк теоретической эстетики человека. – Минск: БГУ, 1983. – 303 с.
174. :Крючкова В.А. Символизм в изобразительном искусстве. Франция и Бельгия. 1870-1900. – М.: Изобразительное искусство, 1994. – 272 с.
175. :Кузин В. С. Психология. Учебник. Изд. 3-е, перераб. и доп. – М.:
АГАР, 1997. – 304 с. , илл.
176. :Кулаев К.В. Теория Ф. И. Шмита о циклическом развитии искусства // Педагогика. 1992. №№ 7-8. С. 87-90.
177. :Куликова И.С. Философия и искусство модернизма. – М.: Политиздат, 1980. – 272 с. , илл.
178. :Кун Н.А. Легенды и мифы древней Греции. Изд. 4-е. – М.: Учпедгиз, 1957. – 464 с.
179. :Куманецкий К. История культуры Древней Греции и Рима / Пер с
пол. – М.: Высш. шк. , 1990. – 351 с. , илл.
180. :Курикалов Ю.Л. От слов к логосу. Этюд философской герменевтики // Логос: ленинградские международные чтения. –Кн. 1. Разум, духовность, традиции. – Л.: ЛГУ, 1991. – С. 178-198.
181. :Ламберт Д. Доисторический человек: Кембриджский путеводитель / Пер. с англ. – Л.: Недра, 1991. – 256 с. , илл.
182. :Ларин Б.А. Учение о символе в индийской поэтике // Поэтика.
Вып. 2. – Л. 1927.
183. :Леви-Стросс К. Первобытное мышление / Пер. , вступ. статья и
прим. А. Б. Островского. – М.: Республика, 1994. – 384 с. – (Мыслители XX
века).
184. :Левитин К.Е. Горящий светильник. – М: Знание, 1983. – 208.
185. :Левитин К.Е. Геометрическая рапсодия. 2-е изд. , переработ. и
доп. – М.: Знание, 1984. – 176 с.
186. :Лейбниц Г. Соч. в 4-х тт. – М.: Мысль, 1984. Т. 3. – 734 с.
187. :Лейбсон В.И. Три уровня эстетического восприятия // Восприятие
художественного текста. – Таллин, 1979. – С. 7-10.
210

188. . Лекции по истории эстетики. Под ред. М.С. Кагана. – Л.: Изд-во
ЛГУ. Книги 1, 2, 3, 4, – 1972, 1974, 1976, 1980.
189. :Леонардо да Винчи. Избранные произведения. – Минск: Харвест,
М.: АСТ. – 403 с.
190. :Леонтьев А.А. Основы психолингвистики. – М.: Смысл, 1997. –
287 с.
191. :Леонтьев А.А. Психология общения. 3-е изд. – М.: Смысл, 1999. –
365 с.
192. :Леонтьев А.Н. Проблемы развития психики. 4-е изд. – М.: Изд-во
Московского университета, 1981. – 584 с.
193. :Леонтьев А.Н. Философия психологии. Из научного наследия /
Под ред. А.А. Леонтьева и Д.А. Леонтьева. – М.: Изд-во Московского университета, 1994. – 228 с.
194. :Лессинг Г.Э. Лаоокоон, или о границах живописи и поэзии. – М.:
Гос. изд-во худ. лит., 1957. – 520 с.
195. :Лисицын Ю.П., Жиляева В.П. Союз медицины и искусства. – М.:
Медицина, 1985. – 192 с.
196. :Лихачева В.Д. Искусство Византии IV-XV веков. – Л.: Искусство,
1981. – 310 с. , илл. – (Очерки истории и теории изобр. искусств).
197. :Ломов Б.Ф. Системность в психологии / Под ред. В.А. Барабанщикова, Д.Н. Завалишиной и В.А. Пономаренко. – М.: Изд-во «Институт
практической психологии», Воронеж: НПО «МОДЭК», 1996. – 384 с.
198. :Лосев А.Ф. Проблема вариативного функционирования живописной образности в художественной литературе // В кн.: Литература и живопись. – Л.: Наука, 1982. С. 31-65.
199. :Лосев А. Ф. Эстетика Возрождения. – М.: Мысль, 1982. – 623 с.
200. :Лосев А.Ф. Дерзание духа. – М.: Изд-во политической литературы, 1988. – 366 с.

211

201. :Лосев А.Ф. Жизненный путь Вл. Соловьева // В кн.: Страсть к
диалектике. Литературные размышления философа. – М.: Советский писатель, 1990. С. 102–202.
202. :Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. – М.: Политиздат,
1991. – 525 с. – (Мыслители XX века).
203. :Лосев А.Ф. Миф. Число. Сущность / Сост. А.А. Тахо-Годи. – М.:
Мысль, 1993. – 959 с.
204. :Лосев А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии / Сост. А.
А. Тахо-Годи. – М.: Мысль, 1993. – 959 с.
205. :Лосев А.Ф., Тахо-Годи А.А. Платон. Аристотель. – М.: Молодая
гвардия, 1993. – 383 с.
206.

:Лосев

А.Ф.

Проблема

художественного

стиля.

–

Киев:

«Collegium», «Киевская академия евробизнеса», 1994. – 288 с.
207. :Лук А.Н. Мышление и творчество. – М.: Политиздат, 1976. – 144
с.
208. :Лукьянов А.Е. Истоки Дао. – М.: ИНСАН РМФК, 1992. – 208 с.
209. :Любимов Л.Д. Искусство Древнего мира. 2-е изд. – М.: Просвещение, 1980. – 320 с., илл. ; Искусство западной Европы. – М.: Просвещение,
1982. – 320 с. , илл.
210. :Мазаев А.И. Концепция производственного искусства 20-х годов.
– М.: «Наука», 1975. – 270 с.
211. :Маркарян Э.С. Теория культуры и современная наука. (Логикометодологический анализ). – М.: Мысль, 1983. – 284 с.
212. :Марков М.Е. Искусство как процесс. Основы функциональной
теории искусства. – М.: Искусство, 1970. – 240 с.
213. :Маркс К., Энгельс Ф. Об искусстве. В 2-х тт / Сост. М. Лифшиц.
Изд. 3-е. – М.: Искусство, 1976. – (Т. 1 – 575 с. Т. 2 – 719 с).
214. :Маслов С.Ю. Асимметрия познавательных процессов и ее следствия. – М.: Искусство, 1975.

212

215. :Матюшин Г.Н. У истоков цивилизации. – М.: Просвещение, 1992.
– 192 с.
216. :Маяковский В.В. Как делать стихи / Полн. собр. соч. – М.: Художественная литература, 1938. Т. XII.
217. :Мелодинский Д.Л. Архитектурная пропедевтика. (История, теория, практика). – М.: Эдиториал УРСС, 2000. – 312 с., илл.
218. :Менчинская Н.А. Исследование мышления в советской психологии. – М.: Наука, 1966. – 352 с.
219. :Месарович М., Мако Д., Такахара И. Теория иерархических многоуровневых систем. – М.: Мир, 1973. – 344 с.
220. :Мизун Ю.Г. , Мизун П.Г. Космос и здоровье. – М.: Знание, 1984. –
144 с.
221. :Миллер Дж. А. Магическое число семь плюс минус два. О некоторых пределах нашей способности перерабатывать информацию // Инженерная психология. – М. , 1964.
222. Мир человека / Отв. ред. Зеленов Л.А., науч. ред. Кутырев В.А.
Вып 1. – Нижний Новгород: НАСА, 1993. – 144 с.
223. :Миронова Л.Н. Учение о цвете. – Минск: Вышэйшая школа, 1993.
– 402 с.
224. :Михалкович В.И. Изобразительный язык средств массовой коммуникации. – М.: Наука, 1986. – 224 с.
225. :Моде Х. Искусство Южной и Юго-Восточной Азии. – М.: Искусство, 1978. –358 с. , илл. – (Малая история искусств).
226. :Молевич Е.Ф. Круговорот и необратимость в мировом движении.
– Саратов: Изд-во СГУ, 1976. – 108 с.
227. :Моль А.Р. Теория информации и эстетическое восприятие. – М.:
«Прогресс», 1966.
228. :Моль А.Р. Социодинамика культуры. / Пер. с фр. – М.: «Прогресс», 1973. – 406 с.

213

229. :Модернизм. Анализ и критика основных направлений / Под ред.
В.В. Ванслова, М.Н. Соколова. Изд. 4-е, перераб. и доп. – М.: Изд-во «Искусство», НИИ ТИИИ АХ СССР, 1987. –280 с.
230. :Неменский Б.М. Мудрость красоты. О проблемах эстетического
воспитания. Книга для учителя. Изд. 2-е, перераб. и доп. – М.: Просвещение,
1987. – 255 с.
231. :Овсянников М.Ф. История эстетической мысли. Учеб. пособие. –
М.: «Высшая школа», 1978. – 352 с.
232. :Ортега-и-Гассет Х. Эстетика. Философия культуры / Сост. В.Е.
Багно. – М.: Искусство, 1991. – 588 с. – (История эстетики в памятниках и
документах).
233. :Основы архитектурной композиции и проектирования. Подред.
А.А. Тица. – Киев: Изд. объед. «Вища школа», 1976. – 256 с.
234. :Основы теории проектирования костюма. Учебник для вузов /
Под ред. Т.В. Козловой. – М.: Легкпромбытиздат, 1988. – 352 с. ,ил.
235. :Переверзев Л. О раздвоении единого, неравных парах и условиях
диалога // Знание – сила, 1984. № 1. С. 30-32.
236. :Петров В.М., Грибков В.С., Каменский В.С. Поверить гармонию...
экспериментом // Число и мысль. Вып. 3. – М.: Знание, 1980. С. 145-169.
237. :Петров В.М. Эта таинственная цикличность // В сб.: «Число и
мысль». Вып. 9. – М.: Знание, 1986. С. 86-113.
238. :Петров В.М. Прогнозирование художественной культуры: вопросы методологии и методики. – М.: Наука, 1991. – 152 с.
239. :Петрусевич Н.Б. Искусство Франции XV–XVI веков. – Л.: Искусство, 1973. – 224 с., илл.
240. :Петухов С.В. Геометрия живой природы и алгоритмы самоорганизации. – М.: Знание, 1988. –48 с. – (Новое в жизни, науке, технике. Сер.
«Математика, кибернетика». N 6).
241. :Печчеи А. Человеческие качества / Пер. с англ. О. В. Захаровой.
Общ ред. и послесл. ак. Д.М. Гвишиани. – М.: Прогресс, 1980. – 304 с.
214

242. :Пиаже Ж, Фресс П. Экспериментальная психология. Вып VI /
Пер. с фр. Пред. и общ ред А. Н. Леонтьева. – М.: « Прогресс», 1978. – 302 с.
243. :Пидоу Д. Геометрия и искусство / Пер. с англ. – М.: Мир, 1979. –
332 с.
244. :Плужников М.С. , Рязанцев С.В. Среди запахов и звуков. – М.:
Молодая гвардия, 1991. – 270 с. ил. – (Эврика).
245. :Подольный Р.Г. Освоение времени. – М.: Политиздат, 1989. – 143
с. – (Филос. библ. для юношества).
246. :Пономарев Я.А. Психология творчества. – М.: Наука, 1976. – 304
с.
247. :Понятие судьбы в контексте разных культур / Сборник. Под. ред.
Н.Д. Арутюнова. – М.: Наука, 1994. – 320 с.
248. :Поспелов Г.Н. Искусство и эстетика. – М. Искусство, 1984. – 325
с.
249. :Ражников В.Г. Диалоги о музыкальной педагогике. – М.: Музыка,
1989. – 141 с.
250. :Ракитов А.И. Историческое познание. – М.: Политическая литература, 1982. – 303 с.
251. :Раппопорт С.Х. Неизобразительные формы в декоративном искусстве. – М.: Советский художник, 1968. – 272 с. , илл.
252. :Раппопорт С.Х. От художника – к зрителю. Как построенои как
функционирует произведение искусства. – М.: Советский художник, 1978. –
236 с., илл. – (Проблемы художественного творчества).
253. :Раушенбах Б.В. Системы перспективы в изобразительном искусстве. Общая теория перспективы. – М.: Наука, 1986.
254. :Ребане Я.К. Информация и социальная память: к проблеме социальной детерминации познания // Вопросы философии, 1982. № 8. С. 41-47.
255. :Рисунок. Живопись. Композиция: Хрестоматия. Учеб. пособие
для студентов худож.-граф. фак. пединститутов / Сост. Н.Н. Ростовцеви др. –
М.: Просвещение, 1989. – 207 с.
215

256. :Рогинский Я.Я. Об истоках возникновения искусства. – М.: Издво МГУ, 1972. – 32 с. ил.
257. :Розенберг Г. Тройка, семерка, туз. . . // Знание – сила. 1987. № 1.
258. :Розенблюм Е.А. Художник в дизайне. Опыт работы Центральной
учеб. -эксперимент. студии худож. проектирования на Сенеже / Предисл. Л.
Жадовой. – М,: Искусство, 1974. – 176 с. ; 24 л. ил.
259. :Розенталь Р., Ратцка Х. История прикладного искусства нового
времени. Серия: Проблемы материально-художественной культуры. Перевод
с английского. – М.: Искусство, 1971 г. –224 с., илл..
260. :Романов В.Н. Историческое развитие культуры. Проблемы типологии. – М. Наука. Главная редакция восточной литературы, 1991. – 192 с.
261. :Россинская Е.И. Искусство как средство общения. (Коммуникативная функция искусства). – М.: Знание, 1985. – 64 с. – (Новое в жизни, науке, технике. Сер. «Эстетика». № 8).
262. :Ростовцев Н.Н. Академический рисунок. Изд. 3-е, доп. и перераб.
– М.: Просвещение, Владос, 1995. –с. , илл.
263. :Рубинштейн Р. Как рисовали древние египтяне // Юный художник. 1984. № 11. С. 28-31.
264. :Руткевич А.М. К.Г. Юнг об архетипах коллективного бессознательного // Вопросы философии. 1988, № 1. С. 124-133.
265. :Руубер Г.О. О закономерностях художественного визуального
восприятия. – Таллинн: Вайгус, 1985. – 344 с.
266. :Рытников Л.А. Эстетическое сознание: сущность и специфика. –
М.: Знание, 1985. – 64 с. – (Новое в жизни, науке, технике. Сер. «Эстетика».
№ 6).
267. :Савилова Т. А. Эстетические категории. Опыт систематизации. –
Киев-Одесса: Изд. объединение «Вища школа», 1977. – 102 с.
268. :Савостьянов Е.И. Единство познания и творчества в искусстве. –
М.: Изобразительное искусство, 1977. – 312 с.

216

269. :Савранский И.Л. Коммуникативно-эстетические функции культуры. – М.: Наука, 1979. – 232 с.
270. Саймондс Дж. О. Ландшафт и архитектура. – М.: Стройиздат,
1965. – 194 с.
271. Самопознание европейской культуры ХХ века. Мыслители и писатели Запада о месте культуры в современном обществе. – М.: Политиздат,
1991. – 366 с.
272. :Сарабьянов Д.В. История русского искусства конца XIX – начала
XX века: Учеб. пособие. – М.: Изд-во МГУ, 1993. – 320 с.
273. :Селезнева Т.Ф. Киномысль 20-х годов. – Л.: Искусство, 1972. –
184 с.
274. :Середюк И.И. Восприятие архитектурной среды. – Львов: ЛГУ,
«Вища школа», 1979. – 203 с.
275. :Сидоренко В.Ф. К проблеме композиции в художественном конструировании // Техническая эстетика, 1976. № 11.
276. :Славская К.А. Мысль в действии. (Психология мышления). – М.:
Политиздат, 1968. – 208 с. – (Над чем работают, о чем спорят философы).
277. :Словарь античности / Перевод с нем. – М.: Прометей, 1989. – 704
с.
278. :Словарь по этике / Под ред. И.С. Кона. – 4-е изд. – М.: Политиздат, 1981. – 430 с.
279. :Смолина Н.И. Традиции симметрии в архитектуре. – М.: Стройиздат, 1990. – 344 с.
280. :Советский энциклопедический словарь / Науч. -ред. совет: А.М.
Прохоров, М.С. Гиляров, Е.М. Жуков и др. – М.: Советская энциклопедия,
1980. – 1600 с.
281. :Современная буржуазная эстетика. Критические очерки / Под
общ. ред. Овсянникова М. Ф. и Самохина В.Н. – М.: Мысль, 1978. – 301 с.
282. :Современная западная социология. Словарь / Сост. Давыдов Ю.С.
, Ковалева М.С. , Филиппов А.Ф. – М.: Политиздат, 1990. – 432 с.
217

283. :Современная западная философия. Словарь / Сост. Малахов В.С.,
Филатов В.П. – М.: Политиздат, 1991. – 414 с.
284. :Содружество наук и тайны творчества / Сборник статей под ред.
Б.С. Мейлаха. – М.: Искусство, 1968. – 450 с.
285. :Сонин А.С. Постижение совершенства. Симметрия, асимметрия,
диссимметрия, антисимметрия. – М.: Знание, 1987. – 208 с.
286. :Сомов Г. Возможный путь в изучении композиции // Техническая
эстетика, 1969. № 8.
287. :Сомов Ю.С. Композиция в технике. – М.: Машиностроение, 1977.
– 272 с.
288. :Сороко Э.М. Концепция уровней, отношение, структура (к методологии социологического исследования). – Минск: Наука и техника, 1978. –
160 с.
289. :Сороко Э.М. Самоорганизация систем: проблемы меры и гармонии (дисертация на соискание ученой степени доктора философских наук). –
Минск, 1991. – 442 с.
290. :Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество / Отв. ред. сост. и
предисл. А. Ю. Согомонов. Пер. с англ. – М.: Политиздат, 1992. – 543 с.
291. Станиславский К.С. Моя жизнь в искусстве. – М.: Искусство, 1962.
– 576 с.
292. :Станькова Я., Пехар И. Тысячелетнее развитие архитектуры / Пер.
с чеш. В.К. Иванова. Под ред. В.Л. Глазычева. – М.: Стройиздат, 1984. – 293
с. , илл.
293. :Столович Л.Н. Природа эстетической ценности. – М.: Политиздат,
1972. – 271 с. – (Над чем работают, о чем спорят философы).
294. :Столович Л.Н. Жизнь – творчество – человек: Функции художественной деятельности. – М.: Политиздат, 1985. – 415 с. – (Над чем работают, о
чем спорят философы).

218

295. :Столович Л.Н. Эстетическая и художественная ценность: сущность, специфика, соотношение. – М.: Знание, 1983. – 64 с. – (Новое в жизни,
науке, технике. Сер. «Эстетика». № 1).
296. :Столяров В. И. Диалектика как логика и методология науки. – М.:
Политиздат, 1975. – 247 с. – (Над чем работают, о чем спорят философы).
297. :Страутманис И. А. Информационно-эмоциональный потенциал
архитектуры. – М.: Стройиздат, 1978. –120 с.
298. :Субетто А.И. Закон инвариантности и цикличности развития и
функционирования систем и проблемы «цикловой» методологии прогнозирования НТП // Теория и практика прогнозирования научно-технического
прогресса в условиях экономической самостоятельности предприятий и организаций. – Л.: ЛДНТП, 1989. С. 3-34.
299. :Субетто А.И. Теория системного времени и проблема системного
прогнозирования //V Сибирская науч. -практ. конф. по надежности науч. техн. прогнозов. – Новосибирск: НТЦ, 1990. С. 256-258.
300. :Субетто А.И. Феномен пост-футуристического диморфизма систем как возможная гипотеза построения прогнозов // Прогнозирование научно-технического и экономического развития основных звеньев народного хозяйства. – Л: ЛДНТП, 1990. С. 60-65.
301. :Субетто А.И. Новая парадигма исторического развития и общественный интеллект (Эскиз теории общественного интеллекта) // Современная
высшая школа (международный журнал), 1991. № 2. С. 81-96.
302. :Субетто А.И. Творчество, жизнь, здоровье и гармония. (Этюды
креативной онтологии). – М.: «Логос», 1992. – 204 с.
303. :Субетто А.И. Закон роста идеальной детерминации в истории и
философии образования //В сб.: «Проблемы становления системы наук и теорий об образовании». – СПб. , 1993. С. 1-12.
304. :Субетто А.И. Социогенетика: системогенетика, общественный
интеллект, образовательная генетика имировое развитие. – СПб-М.: ИЦ
ПКПС, 1993. – 172 с.
219

305. :Субетто А.И. «Метаклассификация» как наука о механизмах и закономерностях классифицирования. Опыт обобщения. В 2-х частях. – СПб. М.: ИЦ ПК ПС, 1994. Ч. 1 – 254 с. ; Ч. 2 – 80 с.
306. :Субетто А.И. Новая парадигма цикличности // Сб. науч. статей
«Системогенетика и учение о цикличности развития». Под ред. Н. Н. Александрова. – Тольятти: Изд-во Международной Академии Бизнеса и Банковского Дела, 1994. С. 256-275.
307. :Суворов Н.Н. Пути создания художественного образа. (Роль воображения в художественном творчестве). – М.: Знание, 1984. – 64 с. – (Новое в жизни, науке, технике. Сер. «Эстетика». № 9).
308. :Сухотин А. К. Ритмы и алгоритмы. – М.: Молодая гвардия, 1983.
– 224 с.
309. :Тайлор Э.Б. Первобытная культура. / Пер. с англ. 2-е изд. – М.:
Издательство политической литературы, 1989. – 573 с.
310. :Тасалов В.И. Очерк эстетических идей архитектуры капиталистического общества. – М.: Наука, 1979. – 336 с.
311. Тойнби А. Дж. Постижение истории / Пер. с англ. Сост. Огурцов
А.П.; вступ. статья Уколовой В. И. ; закл. статья Рашковского Е. Б. – М.:
Прогресс, 1991. – 736 с.
312. :Трёльч Э. Историзм и его проблемы / Пер. с нем. – М.: Юрист,
1994. – 719 с. – (Лики культуры).
313. :Уемов А. И. Аналогия и учебный процесс // В сб.: Логика и проблемы обучения / Под ред. Б. В. Бирюкова и В. Г. Фарбера. – М.: Педагогика,
1977. – 216 с.
314. :Уемов А.И. Системы и системные параметры // Проблемы формального анализа систем. – М.: Высшая школа, 1968. С. 15-17.
315. :Фальк Р. Р. Размышления о живописи. (Уроки мастерства) //
Творчество, 1974. № 11. С. 16-18.
316. :Февр Л. Бои за историю. – М.: Наука, 1991. – 630 с. – (Памятники
исторической мысли).
220

317. :Федоров М. Общественные свойства вещей // Техническая эстетика, № 10, 1969.
318. :Феест К.Ф. Искусство коренных народов Северной Америки. –
М.: Радуга, 1985. – 222 с.
319. :Филипьев Ю.А. Сигналы эстетической информации. – М.: Наука,
1971.
320. :Философский энциклопедический словарь / Редколл.: С.С. Аверинцев, Э. А. Араб-Оглы, Л.Ф. Ильичев и др. – 2-е изд. – М.: Сов. энциклопедия, 1989. – 815 с.
321. :Флоренский П. А. Иконостас. Избранные труды по искусству. –
СПб.: Мифрил, Русская книга, 1993. – 366 с. – (Классика искусствознания).
322. :Фоменко А.Т. Глобальная хронология. – М.: Изд-во МГУ, 1993. –
408 с.
323. :Фурман А.Е. , Ливанова Г.С. Круговороты и прогресс в развитии
материальных систем. – М.: Изд-во МГУ, 1978. – 206 с.
324. :Хайт В. Язык архитектуры // Декоратиавное искусство СССР,
1969. № 11.
325. :Хлебников В. Творения / Ред. М.Я. Полякова. Сост. В.П. Григорьева и А.Е. Парниса. – М.: Советский писатель, 1987. – 736 с.
326. :Холлингсворд М. Искусство в истории человека / Пер. с ит. О.В.
Бобровой и И.В. Беленького. – М.: «Искусство», 1989. – 512 с.
327. :Хренов Л.С. , Голуб И.Я. Время и календарь. – М.: Наука, Гл. ред.
физ.-мат. лит. , 1989. – 128 с.
328. Художественное творчество. Человек – природа – искусство. Вопросы комплексного изучения. Сборник /Под ред. В. Е. Гусева и др. – Л.:
Наука. 1986. – 272 с.
329. :Цойгнер Г. Учение о цвете. Популярный очерк. – М.: Стройиздат,
1971. – 160 с., илл.
330. :Черневич Е.В. Образный язык дизайн-графики // Техническая эстетика, 1974. № 6. С. 8-13.
221

331. :Чижевский А.Л. Физические факторы исторического процесса. –
Калуга: Изд-во Гублит, 1924. – 73 с.
332. :Чижевский А.Л. Солнечные пятна и психозы. – Москва-Берлин:
«Русско-немецкий медицинский журнал», 1928. № 3.
333. :Чижевский А.Л. Солнце и мы. – М.: Знание, 1963. – 48 с.
334. :Чижевский А.Л. Земное эхо солнечных бурь. – М.: Мысль, 1973. –
351 с.
335. :Тейяр де Шарден. Феномен человека. – М.: Наука, 1987. – 240 с.
336. :Шепетис Л.К. Человек и эстетическая среда. – М.: Знание, 1985. –
64 с. – (Новое в жизни, науке, технике. Сер. «Эстетика». № 1).
337. :Шевелев И.Ш. Марутаев М.А. , Шмелев И.П. Золотое сечение:
три взгляда на природу гармонии. – М.: Стройиздат, 1990. – 343 с.
338. :Шеллинг Ф.В.Й. Философия искусства / Под общ. ред. М.Ф. Овсянникова. – М.: Изд-во «Мысль», 1999. – 608 с. – (Классическая философская мысль).
339. :Шингаров Г. Х. Эмоции и чувства как формы отражения действительности. – М.: Наука, 1971. – 224 с.
340. :Шкуратов В. А. Историческая психология на перекрестках человекознания (глазами психолога) // Одиссей. Человек в истории. – М. , 1991. С.
103-114.
341. :Шорохов Е.В. Основы композиции. Учеб. пособие для студентов
пед. ин-тов. – М.: Просвещение, 1979. – 303 с. , илл.
342. :Шрейдер Ю.А. Человеческая рефлексия и две системы этического
сознания// Вопросы философии, 1990. № 7. С. 32-41.
343. :Шуцкий Ю.К. Китайская классическая книга перемен. Ицзин. –
М.: «Русское книгиздательское товарищество», 1993. – 384 с.
344. :Эккерман И.-П. Разговоры с Гёте / Пер. с нем Н. Ман. Вст. статья
Н. Вильмонта, комм. и указатель А. Аникста. – М.: Худ. лит. , 1981. – 687 с.
345. :Эстетические ценности предметно-пространственной среды / Под
общей ред. А.В. Иконникова. – М.: Стройиздат, 1990. – 335 с.
222

346. Юнг К.Г. Феномен духа в искусстве и науке. – М.: Ренессанс,
1992. – 320 с.
347. :Яглом И.М. Современная культура и компьютеры. – М.: Знание,
1990. – 48 с. – (Новое в жизни, науке, технике. Сер.: Математика, кибернетика». N 11).
348. :Ягодинский В.Н. Ритм, ритм, ритм! Этюды хронобиологии. – М.:
Знание, 1985. – 192 с.
349. :Яковец Ю.В. Предвидение будущего: парадигма цикличности. –
М.: АП и Ц, 1992. – 110 с.
350. :Яковец Ю.В. Социогенетика: содержание, закономерности, перспективы. – М.: ИЭРАН, 1992. – 58 с.
351. :Яковец Ю.В. Ритм смены цивилизаций и исторические судьбы
России. – М.: Междунар. фонд Н. Д. Кондратьева, 1994. – 150 С.
352. :Яковлев Е.Г. Эстетика. Учебное пособие. – М.: Гардарики. – 464
с.
353. :Ярошенко Б.М., Ярошенко Н.Н. Диалектика развития изобразительного искусства. – Куйбышев: Изд-во КГУ, 1986. – 80 с.
354. :Ясперс К. Смысл и назначение истории / Пер. с нем. – М.: Политиздат, 1991. – 527 с. – (Серия «Мыслители ХХ века»).
355. :Ястребицкая А.Л. Западная Европа XI – XIII веков. – М.: Искусство, 1978. – 176 с.

223

СОДЕРЖАНИЕ:
ВВЕДЕНИЕ

Часть 1. МЕТОДОЛОГИЯ

1. Графическое выражение логики
1. 1. Противоречие, спираль, количество и качество

Противоречие
Спираль
Количество и качество
2. Импульс
2. 1. Скорость течения процессов в цикле
2. 2. Закон дополнительности в импульсе

3. Системный подход и его модификация в исследовании
3. 1. Система, надсистема, подсистемы
3. 2. Инварианты диалектики в системном подходе

4. Система и ее морфология в динамике
4. 1. Ряды, периоды и морфологический ящик
4. 2. Морфологический ящик и его связь с несущим циклом системы

Часть II. РАСКРЫТИЕ ПОНЯТИЯ
«МНОГОУОВНЕВАЯ ОБРАЗНАЯ СИСТЕМА»

1. Мировоззренческий ярус образной системы
1. 1. Эстетические категории как категории мировоззрения
1. 2. Эстетические модусы и показатели их образования

224

2. Второй ярус образной системы – мировосприятие
2. 1. Теория искусств и ее отношение к эстетике
2. 2. Формула эстетического и вторичные характеристики образа
2. 3. Пример трехмерной цикличности история СССР

3. Третий ярус образной системы психология и психофизиология
восприятия и производства произведений искусства
3. 1. Соотношение выразительной и формальной композиции

Введение индикатора «репрезентация-интонирование»
Индикатор линейности
Конструктивность и декоративность
Асимметрия полушарий в образе
Напряженность. Контраст-нюанс40
Олицетворение
Закон иносказания в искусстве
Пара ритма
4. Многоярусность показателей образа в целом

Применимость метода
Обучаемость методу
Часть III. Динамика искусств

1. Принципиальная схема построения истории искусств

1. 1. Ментальные формации как циклы сознания социума

Пассионарность. Явления резонанса
Эволюция общества. Человек и общество
Взаимодействуе двух ветвей культуры
Преимущество ранних культур для исследования тенденций
225

2. Динамика многоуровневых образных систем.
История искусств как совокупность проекций

2. 1. Первобытное искусство

Периодизация цикла первобытного менталитета
Синкретизм
Проективная функция магии
Первые шаги искусства
Контур
Силуэт. Пятно
Феномен орнамента
Дальнейшая эволюция видения. От орнамента к письменности
Работа пары «репрезентация-интонирование»
Палеолит
Мезолит
Неолит
Энеолит
2. 2. Искусство рабовладельческой формации
2. 2. 1. Древний Египет и три его стиля

Периодизация
Древнее царство. Архаика трагического
Рельеф
Синкретизм информации
Плоскостное видение мира. Репрезентативность
Среднее царство. Классика трагического
Новое царство. Декаданс трагического
226

2. 2. 2. Три стиля древнегреческого искусства

Пререходная культура
Греческая архаика прекрасного
Социальные причины возникновения греческого менталитета
Греческая классика прекрасного
Признаки и индикаторы
Кризис классики
Декаданс прекрасного в эллинизме
Архитектура
Скульптура
Живопись
Грандиозное и миниатюрное
Философия и религия
Расцвет науки
Влияние эллинизма
2. 3. Рим последние три ступени

Периодизация
Архаика низменного
Этрусски и ранний Рим
Римская республика
Римская империя
Классическое искусство Рима
Наука и техника
Архитектура и живопись
Римский портрет
Поздний Рим. Декаданс низменного
Заключение
Литература
227

228

ББК7. 03
УДК85103 (2)
А 46
ISBN5-7591-0246-Х

Александров Н. Н.
Структура и динамика многоуровневых образных систем. Научное
издание. – Тольятти Изд-во Акцент, 1994. – 200 с.
Для широкого круга читателей гуманитарной ориентации.

229

СОДЕРЖАНИЕ:

А.И. Субетто. 1994.
ПРОБЛЕМА ЭКОНОМИЧЕСКОГО ОБРАЗОВАНИЯ В РОССИИ ЧЕРЕЗ
ПРИЗМУ НЕКЛАССИЧЕСКИХ СОЦИАЛЬНОЙ И ЭКОНОМИЧЕСКОЙ НАУК

Т.В. Зырянова, 1994.
МЕТОД ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ГЕРМЕНЕВТИКИ

На примере одного занятия (разбор эксперимента, фрагмент)
Н.Н. Александров, 1994.
1. МОДЕЛИРОВАНИЕ ИНДИКАТОРОВ КАЧЕСТВА В ЭСТЕТИЧЕСКОЙ
СИСТЕМОГЕНЕТИКЕ
2. СИСТЕМОГЕНЕТИКА И ПРОБЛЕМА ГЛОБАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ
3. ПРИНЦИПЫ И ЦЕЛИ СИСТЕМОГЕНЕТИЧЕСКОГО ДВИЖЕНИЯ
4. НЕВЫУЧЕННЫЙ УРОК ИСТОРИИ
4. ПОНЕДЕЛЬНИК НАЧИНАЕТСЯ В СУББОТУ. КУЛЬТУРА И БИЗНЕС
5. ПОЧЕМУ Я СТАЛ СИСТЕМОГЕНЕТИКОМ
6. РЕЧЬ РЕКТОРА УНИВЕРСИТЕТА Н.Н. АЛЕКСАНДРОВА
7.

ОСНОВНЫЕ

ДОКЛАД, МАТЕРИАЛЫ)

ПОНЯТИЯ

СИСТЕМОГЕНЕТИКИ

(ПЛЕНАРНЫЙ

ПРОБЛЕМА ЭКОНОМИЧЕСКОГО ОБРАЗОВАНИЯ В РОССИИ
ЧЕРЕЗ ПРИЗМУ НЕКЛАССИЧЕСКИХ СОЦИАЛЬНОЙ
И ЭКОНОМИЧЕСКОЙ НАУК

А.И. Субетто.
1. «Маятник» экономического теоретического мышления России в 90-х
годах резко качнулся в сторону монетаризма в его неоклассической интерпретации. На смену идеологической монополии марксизма в экономиическом
образовании приходят во многих экономических вузах России, да и в средних
школах, идеологическая монополия монетаризма, объясняющего экономическую
динамику через призму свободной рыночной конкуренции и финансов.
Следует в определенной мере согласиться с мнением С.Ю. Глазьева, что
устойчивое доминирование неоклассической теории в современной экономиическом образовании мира имеет своей причиной стремление иметь «целостную,
пусть даже догматическую картин мира», которая «кажется привлекательнее, чем
разрозненнее, с трудом складывающиеся в систему, знания отдельных составляющих». «Платой за эту слабость, однако, становятся тяжелые последствия неверной
экономической политики, основанной на абстрактных постулатах [1, c. 37]. Мы
же добавим, что платой за доминирование монетарной теории («экономикса») в
высшей школе России и при подготовке учителей, несущих с собой

эконо-

мическую грамотность в среднюю школу, будет не только неверная экономиическая политика в будущем, когда в нее придут нынешние обученные специалисты, но и поголовное экономическое новшество, которое в условиях нараста2

ющего экономического давления на экономические механизмы функционирования общества, приобретает «преступные черты».
2. Сама монетарная теория, даже в ее неоклассическом варианте, не является
доминирующей в мировом экономическом мышлении, хотя и занимает достаточно
«крепкие» позиции в мировоззрении многих экономических мыслителей. Остается
недостаточно отрефлексированным факт, что в условиях преобладания прагматизма в экономической теории, например в США, смена экономических моделей,
которые рассматриваются как базовые для построения экономической политики,
носят циклический характер с длительностью циклов доминирования моделей
приблизительно 12 – 16 лет.
Монетарная модель сменяется неокенсианской, и наоборот. «Маятник»
сменяющихся моделей экономической политики в США, Англии и в других
странах как бы индуцирует «маятник» национализации – приватизации отдельных
секторов экономики и следует за «маятником» безработицы и инвестиционной
активности. В периоды экономической стагнации и кризиса усиливается роль
государственных регулирования экономики и программирования ее развития. Сам
факт периодической сменяемости теоретических моделей, которые кладутся в
основу экономической политики, свидетельствуют о неблагополучном состоянии
экономической теории, которое выражается в слабой прогностичности ее моделей.
3. В недрах экономической науки «накопление и изучение аномальных
фактов способствовало становлению новой научной парадигмы, получившей
название эволюционная экономика» [1, c. 7]. У ее истоков стоит наша российская
школа экономической мысли, в первую очередь творчество отечественного
экономиста, философа и социолога Н.Д. Кондратьева, зарубежных ученых И.
Шумпетера, Менша, А. Алхиана, Р. Нельсона, С. Винтера и др. Развитием этого
направления является монография С.Ю. Глазьева «Теория

долгосрочного

технико-экономического развития [1], в которой по нашему мнению, ценной
теоретической системой, которая должна быть востребована российским эконо3

миическим образованием, является концепция циклической эволюции технологических укладов экономики, позволяющей осмыслить технологическую гетерогенность развития экономики в планетарном и страновом измерении и соответственно подойти к пониманию динамической неравновесности «экономического
организма», в котором нет места понятию равновесной цены и вообще статическому экономическому равновесию.
4. И однако проблема оснований экономической науки при обсуждении
содержания новой парадигмы экономической науки не может быть, по нашему
мнению, правильно разрешена без обращения к более широкому контексту цивилизационного развития в мировом масштабе, в котором получает свою логику
становление неклассических социальных и экономических наук, тесно взаимосвязанное со становлением эко-экономики, эко-цивилизации и эко-образования.
Автором этому вопросу посвящен целый ряд капитальных работ и статей.
В рамках тезисов представляется целесообразным выделить следующие
моменты.
5. Первое. По энергетическому базису обменных процессов между обществом и природой человечество пережило две «эпохи цивилизации» [2]:
вещественную (от начала истории и до начала ХХ века) и энергетическую (ХХ
век). Соединение стихийных регуляторов развития человечества с «большой
энергетикой хозяйствования» в ХХ веке (а энергетический скачок составляет от
10 до 10 степени) привело к резкому потоку социогенных и техногеннных
катастроф. В конце ХХ века человечество фактически уже вступило в состояние
глобальной экологической катастрофы.
Возник императив выживаемости, отражающий Кризис Стихийной, Классической Истории, Кризис Стихийного Человека, продолжающего исповедовать
свое право социально эволюционировать «методом проб и ошибок». Концепция
«свободного рынка» и «либерального общества» – в концептуальном ряду такой
философии.
4

Реализация императива выживаемости означает переход в эпоху Неклассической Истории, в которой человечество своим совокупным интеллектом
обеспечивает управляемую социоприродную эволюцию (многие основания концепции социоприродной эволюции сформированы в недрах «русского космизма»,
в первую очередь творчеством Н.Ф. Федорова и В.И. Вернадского). Автор
состояние бытия человечество в этой эпохе назвал «Тотальной Неклассичностью
будущего бытия человечества». Неклассичность в данной теоретической схеме
несет смысловую нагрузку, отражающую управляемость со стороны человека
социобиосферным развитием, формирование нового социально-экономического
гомеостаза, в котором все большее количество связей замыкается через общественный интеллект. На протяжении всей Истории действовал закон роста идеальной детерминации в истории [2], однако его действие как-бы не элиминировало
стихийность истории. С этих позиций человек, в своей «отдельности», как-бы
продолжал быть «объектом истории», ее «сырьем». Смена парадигм Истории на
рубеже ХХ и ХХ1 веков, связанная с императивом выживаемости, означает
одновременно выход на открытую историческую арену всемирно-исторического
закона роста идеальной детерминации в истории, а это означает изменение роли
общественного интеллекта в истории. Категория общественного интеллекта,
которая не была разработана классическим обществоведением, теория общественного интеллекта, становятся важнейшим компонентом Неклассического обществоведения, а вместе с ним приходит становление теории социальной и
экономической инженерии, теории планирования, теории социального и экономического эксперимента, без которых не может быть теоретически обеспечена
управляемость будущим со стороны общества. Однако в Неклассическом
обществоведении дилемма плановости и стихийности решается как-бы с новых
философско-методологических позиций. Стихийность не исчезает, поскольку в
социальной эволюции она отражает не только неопределенность социоприродного
взаимодействия и социально-экономического бытия, но творчество человека,
5

непредсказуемость многих научных и технологических открытий и нововведений.
Стихийность «укрощается» через планирование и управление. Но это уже новый
образ и планирования, и управления. По Дж. Гэлбрейту экономика США на 55%
плановая. Несмотря на «романтическое апологетирование свободного рынка со
стороны монетаристов как «неразумного», автоматического механизма, ведущего
человечество по пути экономиического прогресса, экономики развитых стран
предстают как планово-рыночные экономики. Синтез рынка и плана происходит
де-факто в мире. Переход к эко-экономике усиливает эту тенденцию.
6. Второе. Реализация императива выживаемости, переход в эпоху Неклассической Истории одновременно означает собой переход от энергетической
цивилизации ХХ века к интеллектно-информационной цивилизации ХХI века.
Предпосылки такого перехода оформились в конце ХХ века в форме синтетической революции в механизмах цивилизационного развития, концепция которой
разработана автором [2, 3]. Синтетическая революция включает в себя: системную
революцию (резкий скачок в системности экономики и социума), генераторами
которой являются революции – технологическая (рост технологической связности
экономики и социума), информационная (рост информационной связности общества, появление информационного общества как важнейшего исхода его
системности), человеческую революцию (перевод внешней разумной системности
мира во внутреннюю системность, становление императива всесторонне,
гармонично развитого, универсально-творческого человека как экономического и
экологического императива, появление новой парадигмы профессионализма как
проблемно-ориентированного, проективного профессионализма), интеллектноинновационную

(интеллектуализация

производительных

сил,

креатизация

управления), генераторами которой являются интеллектуальная, инновационная,
образовательная революции, квалитативную (революцию качества), определяющая собой квалитативизацию всей экономики и социальной сферы, квалитативизацию рыночного механизма, появление конкуренции между развитыми
6

странами по качеству интеллектуальных ресурсов общества и качеству
образования, выход на передний план в воспроизводственных

механизмах

социального кругооборота качества, затрагивающего качество человека, качество
работы, качество технологий, качество информации, качество культуры, качество
образования, качество общественного интеллекта и качество жизни, рефлексивную революцию, выражающую собой коренные изменения в основаниях
общественных наук и человековедения, формирование Неклассической науки.
Важным итогом синтетической революции является дифференциация экономик
стран мира на «горячие» и «холодные» экономики. «Горячая» экономика – это
наукоемкая, интеллектоемкая, образовательноемкая и информоемкая экономика с
очень высокой востребованностью образования и высокой научно-технической
восприимчивостью, обеспечивающая высокие темпы своего развития. Ее особенность состоит в том, что она одновременно есть квалитативная экономика или
КВАЛИ-ЭКОНОМИКА. «Холодная экономика» – это экономика с низкими
темпами развития на базе традиционных, медленно обновляющихся технологий, с
низкой востребованностью образования. Если воспользоваться типологиией
технологических укладов экономика Ю.С. Глазьева [1], то холодная экономика –
это многотехнологоукладная экономика, как правило, не преодолевшая 3-й и 4-й
технологические уклады. «Горячая экономика» – экономика с доминированием 5го технологического уклада.
7. Третье. Синтетическая революция в механизмах цивилизационного
развития требует по-новому взглянуть на

методологию философии истории.

Автором выдвинуто положение, что в Истории действует как-бы две Логики
развития: Внутренняя Логика Социального Развития и Большая Логика Социоприродной Эволюции. Все концепции социологии и экономики, формационная
теория К. Маркса, теория истории как история Вопрошаний Божественного
Логоса и Ответов человечества Дж. Тойнби, культурологическая теория
социологии П. Сорокина и др. не выходили за пределы Внутренней Логики
7

Социального Развития. Кризис Стихийной Истории неожиданно выявил Большую
Логику Социоприродной Эволюции.
ХХ век предстал как «бифуркационная точка» на «поле истории».
Два «выхода» просматриваются для человечества из этой «точки».
Один «выход» из Исторического Инобытия, каковым является Стихийная
История в Историческое Небытие, что означает гибель мировой цивилизации в
результате экологической катастрофы. Другой «выход» из Исторического
Инобытия в Историческое Бытие, что означает состояние управляемой
социоприродной эволюции как достояние Тотальной Неклассичности. Три
«эпохи-цивилизации» – вещественная, энергетическая, Интеллектно-информационная – отражение Большой Логики Социоприродной Эволюции. Важнейшим
элементом действия Большой Логики Социоприродной Эволюции является
трансформация экономики стран мира в ЭКО-ЭКОНОМИКУ.
ЭКО-ЭКОНОМИКА – это всегда КВАЛИ-ЭКОНОМИКА, это всегда
наукоемкая, интеллектоемкая, образовательноемкая и информоемкая экономика.
Она требует концентрации общественного или «экологического» капитала и
управления ресурсами на средних и длинных экономических циклах, с целью
реагирования на крупномасштабные чрезвычайные ситуации и экологические
катастрофы.
Экологизация экономики означает повышение ее мобильности, формирования, наряду с рыночными механизмами, механизмов быстрого реагирования,
инвестиционной

мобильности,

аналогично

тем

преобразованиям,

которые

происходят с экономикой в периоды войн.
Эти преобразования «аналогичны», но не тождественны. ЭКО-ЭКОНОМИКА – это всегда планово-рыночная экономика с усиливающимися процессами экологического и технологического обобществления собственности и управления На Конференции ООН 1992-го года в Рио-де-Жанейро по охране окружающей
среды и устойчивому развитию прозвучал предостерегающий человечество
8

манифест: если «развивающиеся страны» будут развиваться по модели «развитых
стран», человечество ждет крах в ближайшем будущем. Это был манифест
кризиса либеральной идеологии и отношения к частной собственности как к
абсолютной ценности, и, следовательно, это был манифест «Тупиковости»
монетарной идеологии с позиций ЭКО-ЭКОНОМИКИ. Большая Логика Социоприродной Эволюции, по-видимому, сужает исторический горизонт «властвования» рынка как «стержня» и основания экономического гомеостаза. Императив
выживаемости все более становится императивом внедрения плановых механизмов в экономику, ускорения процессов становления государственно-общественного капитала, контролируемого общественным интеллектом.
8. Четвертое. Квалитативизация и экологизация экономики сопровождается
капитализацией знания, информации, человеческого интеллекта. Меняется природа стоимости и потребительской стоимости вследствие интеллектуализации труда
и капитала и экологизации экономики.
Неклассическая экономическая наука раскрывает эти преобразования.
Появляется витально-экологическая стоимость товара и технологий [2, 3]. Теория
экономической ценности становится триадной, раскрывающей механизм взаимодействия стоимости и витально-экологической стоимости. При этом витальноэкологическая стоимость отражает человекоемкость (адсорбирование на товаре
«сокращения» жизни рабочего) и природоемкость (адсорбирование на товаре
«разрушений» природы). Постановка цен на квоты выбросов углекислого газа в
атмосферу, прозвучавшая на Конференции ООН в Рио-де-Жанейро – отражение
появления

на «экономической сцене» витально-экологической стоимости,

которая все больше и больше будет заявлять о себе как механизм функционироания ЭКО-ЭКОНОМИКИ.
9. Пятое. Указанные процессы, обусловленные Большой Логикой Социориродной Эволюции и происходящей синтетической революцией в механизмах
цивилизационного развития определяют экономику, выдвижение в рядоположеное
9

место с экономикой общественного производства «экономики человека» и
«экономики образования», причем образование становится «образовательнопедагогическим производством человека», отвечающим за восходящее воспроизодство, опережающее развитие качества человека и качества общественного
интеллекта. Эпоха Тотальной Неклассичности будущего бытия человека будет
эпохой социальной экономики, приходящей на смену эпохе политической
экономии. Категории «социальной экономики», которая была введена в теоретикоэкономический контекст Н.Д.Кондратьевым, по автору, еще предстоит сыграть
свою роль как ключевой категории новой парадигмы неклассической экономииеской науки.
10. Шестое. Появление «эволюционной экономики», являясь частью
процесса становления Неклассической экономической науки, следует рассматривать в контексте становления социальной и экономической генетики, важнейших
компонентов Неклассичности социологии и экономической теории. Термин
«социальной генетики» очевидно впервые введен П. Сорокиным в 1918 г., хотя он
не был трансформирован П. Сорокиным в развитую концепцию. Более
фундаментально вопрос о социальной и экономической генетике был поставлен
Н.Д. Кондратьевым. В его представлениях социальная и экономиическая генетика
опиралась на разработанное им учение о «длинных» экономиических циклах –
«волнах» (длиной в 50 лет). К сожалению, история не дала ему превратить свой
грандиозный замысел в развитую науку.
В определенной степени «эволюционная экономика» воссоздает этот
замысел, но не полностью. В ее теоретических конструкциях превалирует
аналогия с дарвиновской эволюционикой. В России на базе оригинальных
генетических концепций в 70-80-х годах сформировалась системогенетика, как
часть развивающейся системологии, в которой раскрывается система законов,
определяющих

механизмы

наследования

и

эволюции:

закон

системного

наследования, закон инвариантности и цикличности развития, закон дуальности
10

управления и организации, закон спиральности развития, закон неравномерности
развития систем как определенных целостностей, закон разнообразия, законы
конкуренции и кооперации (дополнения, сотрудничества, «любви») и др.
На основе системогенетики разрабатывается концепция социальной и
экономической генетики [3,4], которая в версиях автора и Ю.В. Яковца стала
предметом острой дискуссии на 5 Междисциплинарной дискуссии в рамках
Первых Кондратьевских чтений в Институте экономики РАН в марте 1993 года.
17 марта 1994 года на вторых Кондратьевских чтениях была проведена дискуссия
по докладу В.И. Маевского, посвященного экономической генетике.
Социальная и экономическая генетика рассматривает высокие и низкие
частоты, (короткие, средние и длинные циклы) функционирования и развития
социума, культуры и экономики как неотъемлемый элемент механизмов наследоания и эволюции, поддержания динамического равновесия.
Социальная и экономическая генетика резко расширяет конептуальное
пространство «эволюционной экономики». Хотя в ней и говорится об
«экономической генетике», «генотипе» хозяйствующих субъектов, проявляющемся в процедурах поиска новых технических и организационных решений
хозяйствующих субъектов, однако данный теоретический компонент не получил
адекватного теоретического развертывания.
Социальная и экономическая генетика раскрывается в единстве генетических концепций развития общества, культуры, технологий, образования,
этногенетики,

системогенетики

науки,

гносеосистемогенетики,

«стержнем»

единства которых выступает системогенетика и их взаимодействие.
Социализация экономики сопровождается смещением

в

доминантах в

системогенетических механизмах к общественному интеллекту и образованию.
Общество все больше становится «образовательным» обществом, а экономика –
экономикой «образовательного общества». Происходит сдвиг от функции

11

экономического отбора к функции экономического выбора, на что указал Л.И.
Абалкин.
Историческое отрицание частной собственности, ускорившееся под воздействием Большой Логики Социоприродной Эволюции, происходит не в форме
отрицания по типу «или-или», а в форме роста организмичности общественной
собственности, где частная собственность становится частью общественной,
одним из ее проявлений.
11. Указанные шесть положений – тезисов определяют необходимость
осмысления программы экономического образования в школе и в вузах в
контексте становления неклассической экономической теории и неклассической
социологии, в моделях которых учение о цикличности экономического развития и
социогенетика (социальная и экономическая генетика) должны занять достойное
место. Одним из важнейших критериев адекватности экономической теории
является отражение теории эко-экономики с перспективой ее трансформации в
ХХ1 веке в «биосферную экономику». Сложившаяся структура политической
экономии не является адекватной происходящим изменениям. Экологизация и
социализация экономики затрагивает фундаментальные механизмы ее функцинирания.
Многое находится в развитии. Но уже сейчас происходит понимание
ключевой роли «экономики образования и человека», становящейся «локомотивом» всего социально-экономического развития (вместе с экономикой науки) на
ее низких частотах.
Изложенное требует активизации отечественной экологической мысли.
«Золотой фонд» отечественного научного потенциала в этом направлении связан с
именами Вернадского, Кондратьева, Чаянова, а также с успехами развития учения
о цикличности социально-экономического развития и социогенетики, системоенетки в последнее десятилетие.

12

ЛИТЕРАТУРА:
1. Глазьев С.Ю. Теория долгосрочного технико-экономического развития. –
М.: «Владар», 1993. – 310 с.
2. Субетто А.И. Гуманизация российского общества (Авторская концепция)
–

СПб.- М.:

Исследовательский центр проблем качества подготовки

специалистов, 1992. – 155 с.
3. Субетто А.И. Социогенетика: системогенетика, общественный Интеллект,
образовательная генетика и мировое развитие (интегративный синтез) – СПб.- М.:
Изд.фирма «Логос», 1994. – 257 с.
4. Яковец Ю.В. Социогенетика: содержание, закономерности, перспективы //
Научный доклад к 5 междисциплинарной дискуссии (18-19 марта 19993 г.) – М.:
Международный фонд Н.Д. Кондратьева, Ассоциация «Прогнозы и циклы», АНХ
при Правительстве РФ, 1992. – 58 с.

Тольятти, 1994.

13

МЕТОД ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ГЕРМЕНЕВТИКИ
На примере одного занятия (разбор эксперимента, фрагмент)

Т.В. Зырянова
ВВЕДЕНИЕ
Пред вами “стенограмма урока” – урок, действительно, был зафиксирован
сразу же после его проведения. Но урок это необычный: в нем впервые был
применен метод художественной герменевтики. И получился прорыв, достойный
упоминания и обсуждения даже сегодня, несколько лет спустя.
«Стенограмма», конечно, условная, хотя бы потому, что записать
стенограмму

собственных

мыслей,

идущих

параллельно

уроку,

просто

невозможно, это – позднейшая реконструкция (и она написана курсивом). Более
темным шрифтом обозначены характерные обобщения по ходу. В конце
изложенного фрагмента – педагогический разбор поставленных и достигнутых
целей, использованных приемов, и характеристика аудитории.
Здесь

приведены

и

стенограмма

(выдержки),

и

внутреннее

интервьюирование. К этому можно было бы приложить и документы –
сочинения и эссе, которые напишут студенты через полгода, через год и через два
года, на выпускном экзамене: весь аппарат, заданный на первых занятиях, в
творческих работах уже присвоен ими и работает у каждого в меру его таланта.
Это удивительные работы, которые написали… будущие банкиры.
(Интересно, а помнят ли они этот урок?)

14

ЧАСТЬ 1.
Всякий раз задача ввести обучающихся в тот или иной художественный мир
начинается с вопроса: “Как? Каким способом это сделать? Где найти те
путеводные нити, которые подвели бы к самому характерному и неповторимому,
определяющему самобытность творца, и вместе с тем помогли бы найти приметы
времени – такие черты, какие послужили бы обобщенным эстетическим
опознавателем эпохи, стиля, модуса выразительности?”.
Остановимся на начальном этапе, когда только выявлялась способность
обучаемых к постижению художественного текста. Оказалось: потенциал
неплохой, сама же способность была оценена скромно, чуть ли не уровнем
нулевым: не было у обучаемых в начале учебного года, даже в новом учебном
заведении, ни желания прочесть произведение (в нашем случае это – стихи Н.
Гумилева “Сады души”), ни конкретных ориентиров для его анализа – в случае,
если желание появилось бы. И уж тем более: не было побуждения выучить
стихотворение наизусть. Были: откровенная лень, недоумение, а то и раздражение
(“Зачем это в БАНК-колледже?”), вялость и скука.
Без всякого преувеличения следует отметить, что в группе были обучаемые,
которые даже не прочли к уроку заданного произведения, а наиболее
старательные и активные, выучив наизусть, затруднялись ответить на вопрос: “О
чем стихи?”. Самый распространенный, не без претензий на остроумие, ответ: “О
садах души!”. А что еще? Мы же выучили? Ставьте пятерку. (За выученное
стихотворение в школе всегда ставили пятерку).
В процессе диалога выяснилось, что обучаемые не анализировали стихов,
сочинение писали, по указанию учителя прочтя в учебнике необходимую статью о
писателе или поэте и его творчестве. По их словам, сочинение выражалось либо в
пересказе учебника, если не в прямом списывании, либо в переложении
высказываний учителя.
Значит, начинать надо было… с начала.
15

Стенограмма урока

Снятие стереотипа
Для начала нужно полностью убрать из учебного процесса стандартные
ожидания. Урок не строится как “опрос” по поводу прочитанного и заученного –
это самое главное. Урок строится как саморазвивающаяся импровизация с целями,
которые ясны только мне.
- Все ли слова в этом тексте вам понятны?
- Понравилось ли стихотворение?
- Что непонятно?
Увы, нашлись и такие, кому непонятно самое главное: “Сады души” – что
это такое? Хорошо, что честно.
- Чтобы понять, давайте отправимся “в сады”. А потом попытаемся ответить
и на такой вопрос, почему не сад, а сады, во множестве.
Безусловно, речь пойдет о природе. Найдем ее приметы.
- Ветры – “так свежи и тиховейны”…
- Растения – “необычайные”…
- Птицы – “розовеющие”.
- Розы!
Да, розы – знакомые цветы, но особые – нежные, хрупкие, уязвимые,
внушающие настроение необыкновенного торжества.
- У них есть свойство очищать энергию пространства.
Уместное замечание. Но обратим внимание на “необычайные растения”. На
что указывает этот эпитет?
- На то, что природа описываемого мира не похожа на ту, какую мы
привыкли видеть.
Есть ли еще подтверждение этому в стихах?
- Да.

Это – “глубокие прозрачные” бассейны, значит, в них –

необыкновенно чистая вода.
16

(Для нас это почти волшебно, хотя здесь, скорее, печальная примета нашего
времени – экологической катастрофы, поэт же подразумевал под этим иное!).

Так, в потоке вроде бы спонтанных зацепок за определенные признаки, мы
определили целый перечень того, что понадобится нам впоследствии: объект по
типу отнесен к природе, однако это – странная природа, ее характеризуют
варианты одного и того же – необычайности.
Но вот находят главное:
- Девушка в венке!
- “У ног ее – две черные пантеры”.
- “Ее фламинго плавает в лазури”.

Появление человека, к тому же женщины, моментально перестраивает этот
необычайный мир. Ее атрибуты таковы, что бытовой план сразу исключается
всеми. Возникает веер возможных объяснений и, многократно пройдя по
стихотворению, мы убеждаемся, что речь идет о символе и о своеобразной
геральдике. Венок, две симметричные пантеры у ног, фламинго с загадочной
ролью.
Безусловно, перед нами – мир, ни в чем не похожий на обыденный.
Почти сказочное великолепие! Мир – фантазия, но населена экзотическими
существами. Русский поэт, проживающий в Петербурге (север России!),
грезит нездешними видениями. И только ли его бесчисленные экспедиции в
Африку тому причиной? К этому вопросу мы еще вернемся. (Это будет в
Литературной гостиной).
А пока зафиксируем пульсацию необыкновенного в стихах.
Что можно еще добавить – как эффект, усиливающий несходство с
реальностью мира, описанного творцом?
- Девушка “в венке великой жрицы”…
- Таинственная пещера.
- Восточные лилии.
17

Все это – приметы “нездешнего” мира.

Наши дальнейшие шаги наращивают “густоту” этого мира, он становится
не только миром символов, он начинает жить по своим законам, в нем появляется
движение.
Но есть ли у этого мира адрес?
Вначале отвечают:
- Есть, есть. Вот африканская природа (фламинго, пантеры). Да и пустыня, в
которой бесится сирокко, вполне может быть африканской.
- Восточные лилии упоминаются! И вполне вписываются в этот пейзаж.
Возникает спор.
- Как же восток и Африка уживаются в этих садах?
- Да, тут что-то не так. Наверное, восточные лилии здесь упоминаются лишь
для сравнения, – пытаются некоторые “помириться” со мной, ища компромиссное
решение.
- А если я все-таки скажу, что могут в этом мире быть рядом и восточные
лилии, и пантеры, и фламинго… и снег невдалеке?
- Тогда это сказка.
- Давайте еще раз посмотрим, как называются стихи?
- Сады души!!!
Осенило некоторых.
- Я понял: это не сказка, это – мир души, где все возможно, чего не скажешь
о мире, окружающем нас в повседневности.

Топическая локализация, одно из самых главных качеств ориентации в
нормальном мире, здесь отсутствует напрочь. Это требует от обучаемых смелого
шага: отказаться от пространственной определенности и не искать в этом
стихотворении черт узнаваемого места. Такой шаг – качественный.
Того, что преподносит нам поэт, нет в реальности. Что-то заставило его
создать этот мир.
18

Здесь снова выдвигается ряд гипотез:
- Это – просто вольная игра воображения.
- Это – бегство от нашего скучного мира – по контрасту с ним.

Однако явно настораживает продуманность деталей вокруг таинственной
жрицы. Значит, не игра, а если так, то за этим есть тайный умысел. Скрытый
смысл. И действие превращается в детектив: поэт от нас что-то очень важное
прячет, но оставляет нам намеки, следы, опорные точки смысла. Все это – в
словах, в “волшебном порядке слов”.
Но было бы впечатление столь мощным лишь от этой смелой фантазии,
допускающей соседство разных реалий, маловероятное в действительности?
Давайте обратимся к тексту. Есть ли еще приметы волшебства?
- Есть. Мрамор – черный. В жизни он только белый.
- Венок великой жрицы. Это ведь деталь, уводящая нас, что называется, в
глубь веков! Стало быть, Гумилев погружает нас в древние слои времени. И сам
обращен к прошлому. К тому же пещера, “таинственная”, тоже способна вызвать в
нашем представлении образы древности…

Следующий шаг должен очертить временную ориентацию стихотворения.
Куда направлен интерес творца? Ответа два: в прошлое (“венок жрицы”, а жрецы
были именно в прошлом) и неизвестно куда, в пространство вне времени. Ко
второму варианту склоняет похожесть всего этого на библейский Рай: в нем нет
времени.
Итак, мы сейчас коснулись самого существенного в природе творчества.
Погружение в художественный мир разбудило наши ассоциации. Что такое
ассоциация? Этим понятием мы будем оперировать и в дальнейшем на уроках
литературы, потому что ассоциация – важный инструмент при постижении
авторского текста. Давайте сейчас вспомним записанную на прошлом уроке
формулировку.
Вспоминаем:
19

- Ассоциация (лат. “associatio” – “соединение”): в психологии – связь,
которая

образуется

при

определенных

условиях,

между

ощущениями,

восприятиями, представлениями, идеями и т.д.
Другое понятие, не менее важное для нас с первых же занятий, – понятие
суггестии. Оно имеет прямое отношение к произведению искусства, в первую
очередь – литературы. И мы сегодня к нему обратимся. Суггестия (лат.
“suggestio” – “внушение”) – особый вид переживаний, сообщаемый опосредованно
созданным

в

произведении

поэтическим

настроением.

Это

поэтическое

настроение слышится читателю, как отзвук, как эхо, как гул отзвучавшего
колокола.
Чтобы убедиться в силе суггестии и ассоциаций, обратимся к эпитетам.
Вспомним, что это такое.
Вспоминаем, формулируем:
- Эпитет (греч. “epitheton” – “приложение”) – слово, определяющее предмет
или явление и подчеркивающее какие-либо его свойства, качества или признаки,
при этом обогащающее его в смысловом и эмоциональном отношении.
И обращаемся к тексту.

Мы

делаем

резкий

поворот

в

занятии:

едва

набрав

скорость,

останавливаемся и сами себя осмысляем. Эта быстрая рефлексия завершается
отточенной формулировкой, которая фиксируется под запись. Одновременно
начинаем формировать наш аналитико-синтетический понятийный аппарат. К
суггестии сегодня мы не вернемся, но по мере накопления впечатлений во время
“сеансов искусства” осознание ее роли возникнет: здесь мера, как в “Сталкере”, –
выбрасывание камня вперед в процессе следования маршруту.
В чем особенность изображенного мира?
Попытки угадать:
- Много эпитетов?
- Много ассоциаций?
20

Осталось еще сказать: много суггестии (!) – в ответ раздается
самокритичный смех. Явная заминка.

Вопрос поставлен абстрактно. Они не знают, в какую сторону следует идти,
и опасаются высказывать гипотезы. Им нужно понять логику преподавателя, и до
реконструкции этой логики они не хотят рисковать. Помогаю им.
Мир предстает перед вами черно-белым или цветным?
- Конечно же, цветным!!!
Посмотрим, какие цвета и оттенки упоминаются при его описании и как в
этом участвуют эпитеты.
- Песок – “золотой”.
- Щеки – “розоватый жемчуг юга”.
Цвета, оттенки создаются и глаголами, и существительными: у Гумилева
“розовеют” воды и птицы, фламинго плавают “в лазури”.
Что такое лазурь?
- Это – синева, например небесная лазурь всегда представляется нам светлосиним цветом (праздничное, внушающее радость небо при хорошей погоде, – в
противовес хмурому, серому, дождливому небу, способному внушить мрачное
настроение).
В этих стихах цвета и оттенки ассоциативно заданы на уровне восприятия и
представления. Более того: мы легко обнаруживаем, что, несмотря на то, что
прямо не указаны поэтом цвета садов, растений, венка, они видятся нам зелеными.
Зеленый цвет создает фон всему изображению.
“Глубокие прозрачные бассейны” внушают нам картину чистой воды,
представление о которой связано с голубым цветом, особенно если речь идет о
глубине. Само слово “розы” связывается с оттенком розового. Фламинго –
розовые. Эффект многоцветья дополняет упоминание пустыни (желтой), но песок
у поэта – “золотой”, а это уже не только цвет, но и блеск. Таким образом,
заключаем: цветовая гамма стихотворения наделяет яркостью и блеском все, о чем
21

идет речь в “Садах души”. Золото (сияние) песка, жемчуг (перламутра – радужный
перелив) щек, пантеры, “с отливом металлическим на шкуре” (блеск),
“прозрачные бассейны” (чистота воды – это тоже блеск), глаза девушки,
уподобленные отблеску “чистой, серой стали” (блестящая фактура) – все это
скрытые или явные эффекты, позволяющие увидеть нам мир души поэта
сверкающим!
Но только ли цветность и блеск использованы при создании художественного мира?
- Нет. Мы встречаем в садах черный мрамор (редкость в материальном
мире), черные пантеры (экзотические животные), в стихах говорится о серых
глазах (уподобленных серой стали), металлический отлив на шкурах пантер также
связывается с серым цветом. Серой в принципе может быть и “таинственная
пещера”.
- “Изящный лоб белей восточных линий” – такое использование белого тона
указывает на идеальный портрет девушки.
Таким образом, весь тональный спектр участвует в создании мира души
поэта. Что достигается этим?
Тональный контраст “черное-белое” и гасящий его серый тон необходимы
художнику для создания таинственной, экзотической атмосферы, рисующей
космос его души, где царят строгость, гармония и порядок. Для усиления тайны,
заключенной в душе и определяющей настроение стихов. Для создания
необычной красоты.

Нам рано открывать им, что хроматический строй (цветность самой
быстротекущей жизни) и ахроматическая гамма (логическая конструкция мира)
есть две пересекающиеся онтологии, хотя что-то в этом роде они смутно
почувствовали. Ведь представлен весь цветовой спектр, а поэту зачем-то
понадобились еще и страшные бесцветности черного, белого, серого. Но через

22

некоторое

время

по

рекомендации

желающие

самостоятельно

прочтут

хайдеггеровское “Бытие и время” и сделают нужный вывод – как озарение.
Что создает, что делает красоту необычной?
- Это – предметный мир: песок, мрамор, бассейны, растения, воды, птицы,
венок великой жрицы, пещера, розы, пустыня, сады…
- Это – образы: девушка, птицы, пантеры, фламинго.
Есть ли приемы создания необычной, экзотической красоты?
- Это – эпитеты.
Еще!
- Это – сравнения.
Да, действительно, сравнения Гумилева стягивают далекие, с точки
зрения привычного материального мира, образы: растения // сны; воды //
птицы; глаза // сталь; лоб // лилии; щеки // жемчуг.
Можно ли говорить об особой роли цвета в этих стихах?
- Можно, потому что главные цвета – розовый и голубой, а это очень яркие
цвета, внушающие радость.
Да. Можно сравнить вот с чем: во что предпочитают одевать детей любящие
родители?
- В розовое и голубое!!!
Никакое иное сочетание цветов не несет в себе такого заряда мажорных
эмоций!
- Но в стихах розовый и голубой сочетаются с блеском упоминаемых
образов, а это еще более усиливает праздничность впечатления.

От подобного вывода – один шаг к поискам в культуре аналогичного. Они
будут листать альбомы репродукций и наткнутся на этот колорит у солнечного
Веронезе, у яркого Тьеполо. Но однажды они увидят эту гамму, превращенную в
розово-голубой мирок мещанских будуаров: мещанам всегда хочется быть
похожими на культурных людей, и они перенимают самое легкое – форму.
23

Этот найденный цветовой ключ светоносен, и от исходной светоносности весь пейзаж Гумилева окрашивается неземным, нереальным, но
очень ярким светом. Его душа излучает свет, которым освещены сады.
Теперь соединим роль тонального спектра (создающего строгий порядок и
гармонию) и роль цветовой гаммы в стихотворении. Что получаем?
- “Сады моей души всегда узорны”!
Совершенно верно. Ведь узор – это “рисунок, являющийся сочетанием
линий, красок, теней”, а это подразумевает строгость и фантазию, порядок и
лирический хаос, где любой образ – неожиданность, гармонию и дисгармонию,
извне угрожающую миру души подобно сирокко, который бесится в пустыне.
Соединение тонального спектра и цветовой гаммы – это причудливое, предельно
своеобразное сочетание глубокой тайны души с ее живописностью.
С чем вообще ассоциируется у нас слово “сады”?
- С природой.
- С зеленью.
- С цветением.
Остановимся на последнем варианте или обобщим: когда говорим о садах в
лирическом контексте, всегда представляем буйно разросшиеся деревья, природу
в расцвете, цветущую природу!

Цвет – это универсальный эмоциональный язык всех. Но с линией и пятном
– сложнее. Узорность – особое свойство линейной композиции. Узорность не

стихия: это – сложный и общий язык всех.
Теперь обобщим роль сравнений.
- Они особенные.
Почему?
- Потому что их роль – в заострении необыкновенных качеств образов и
предметов, на которые поэт обращает наше внимание.
Всех реалий, населяющих мир его души, не так ли?
24

Давайте назовем эти качества, имеющие, судя по всему, ценность для
художника.
- Идеальность портрета девушки создает сравнение “изящного лба” с
восточными лилиями.
- Сравнение “глаза – чистая сталь” не только помогают представить серые
глаза (символ кротости в мировой литературе), но и гордость, неприступность,
загадочность девушки “в венце великой жрицы” (намек на непостижимость ее
тайны и величие).
- Розовеющие воды и птицы подчеркивают чудесность мира.
- Уподобление растений снам – по необычайности – готовят нас к любой
неожиданности.
Можно ли сказать, что сравнения переводят нас в пространство измерений,
далеких от повседневных, будничных, – в пространство фантастических
представлений?
- Да, именно в этом их особая роль.
Что, по-вашему, преобладает в произведении: зрелищность, звук,
вкусовые ощущения, запаховые или пространственные?
После недолгих споров определяемся: стихотворение зрелищное. Все
образы – зрительные. Сама картина в целом безмолвна: доминирует образ
молчаливой девушки (“Уста… ни с кем не говорили”). Даже ветры “тиховейны”
(бесшумны). Запаховые ощущения идут от роз, их благоухание разлито в
пространстве садов. Пространственные ощущения – в масштабе безмерной
душевной бесконечности: не сад – “Сады моей души!”.
- Да! – сказали все. – Мы поняли!
Что же они так мгновенно после этого поняли? Оказывается, стало ясно,
почему стихи называются “Сады моей души”: в этом названии обнаруживается
непостижимая глубина и беспредельность внутреннего мира поэта – он как бы
весь мир заключил в пределы своего “Я”.
25

- Ведь не случайно у него фигурируют юг, Африка, и восток, а сам он живет
на севере (в Петербурге)?
Нет, не случайно, прозрение выражено в наивной форме, но верно.
На созданный пространственный масштаб ориентированы и параметры
глубины (бассейны), высоты (фламинго в лазури). Мир – в четырех измерениях,
где четвертое – Вечность: “Мои мечты лишь вечному покорны”.
Глубина (прозрачность), высота (лазурь) – очень чистое пространство.

Сюда нет доступа никому – и никто не может осквернить эту чистоту. Она
жива. Она – вне времени. Но это не мир земли, это – мир ангелов.
Теперь обратимся к композиции данного стихотворения.
Само слово произошло от глагола «компоновать». Скажем так: компоновка
образов – основа творчества. Компонуя образы, сочетая их друг с другом, поэт
создает композицию: “компоновать значит красноречиво сочетать”. Сочетая одно
с

другим,

творец

создает

нечто

третье

(композицию,

раскрывающую,

воплощающую замысел).
Огромное значение для композиции имеет ритм.
Какие слова могут участвовать в создании ритма, влиять на его изменение?
- Глаголы?
Назовите мне такие глаголы.
- “Розовеют”… Плавает (фламинго в лазури). Замедляют скорость…
Употреблены в настоящем времени. Словно на наших глазах это происходит.
Есть ли в этом эффект?
- Есть. Это вносит что-то торжественное, мы видим размеренность в
движениях, неспешность. Здесь никто и никуда не торопится. Время само как бы
застывает.
Но все ли сказуемые выражены глаголами? Посмотрите.

26

- “Сады моей души всегда узорны”. “Узорны” – это краткая форма
прилагательного. “В них ветры так свежи и тиховейны”. То же самое – “свежи”,
“тиховейны”. В других строках сказуемого нет вообще. Оно подразумевается.
Зачитайте!
- “В них золотой песок и мрамор черный…” Есть: бассейны, растения,
девушка…
Что происходит с нашим восприятием от этого?
- Мы замечаем отсутствие действия. Вся картина статична. Посмотрите, нет
ли глаголов, указывающих на стремительность действия?
- Есть! “Пускай сирокко бесится в пустыне”! И есть причастие “бегущих”.
Это в последних строках.
С точки зрения композиции случайно это или нет?
- Не случайно. И единственный глагол, указывающий на активное действие,
и слово “бегущих” чужеродны по отношению к описанной картине.
- Поэт прямо признается: “Я не смотрю на мир бегущих линий”.
А что стоит за образом “мира бегущих линий”?
- Суета.
- Погрязание в мелочах буден.
- Это когда быт “заедает”!
- Жизнь повседневными заботами.
А все ли повседневные заботы унижают человека?
- Нет, только обывательские!
Например?
- Такие, которые человека заставляют забыть, ради чего он живет, делают
его жестоким или безразличным по отношению к близким… Это заботы
эгоистические либо животные.

27

Правильно ли я вас поняла: вы имеете в виду мелочный интерес человека к
устройству своего быта “в рамках обезьяньего пространства и времени”, в
пределах своей жизни, и всякое отсутствие интереса к жизни духовной?
- Да.
- Поэт противопоставляет себя такому способу жить. Об этом говорят слова:
“Мои мечты лишь вечному покорны”.
О чем это?
- О ценностях, прошедших испытание времени: о душе, о духовности…
- О достоинстве, мужестве, чести…
- О верности самому себе.
- О силе духа, позволяющей выстоять в беде.
- О гордости!
- И слова, заключающие в себе действие, скорость, даны поэтом для
усиления контраста: мир “бегущих линий” чуть ли не враждебен замечательной
картине…
Добавим: КАРТИНЕ В РАМЕ.
- ???
Герметический мир души противостоит (“Пускай!”) всему, что бурно
движется. И есть только одна жизнь в этих мирах – жизнь света (“розовеет”) и
парящего в лазури экзотического существа.
Ритм стихотворения, как мы заметили, монументальный, фресковый и
создает

интонацию

умиротворения.

Композиция

это

подчеркивает

построением произведения: она носит характер замкнутый, кольцевой: первая

строка равна последней. Благодаря такой композиции можно представить, что
написанное – портрет души поэта, и портрет этот представлен нам в раме
(словесное окаймление: одни и те же слова первой и последней строчек).
Более того: рама эта по смыслу декоративна, ведь речь идет о садах души,
которые “всегда узорны”.
28

(Я не могу ничем доказать, но рама этого стихотворения – овальная. Прием
рондо замыкает раму в круг, но вытянутость парящего в лазури требует овального
обрамления, чтобы в этом мире возобладала вертикаль. Сама эта рама – такая
странная узорная рама – из прозрачного цветного стекла, которое как бы тихо
плавится, подобно насыщенным краскам витража, обрамляет световую картину
Рая. Рая для одного. Одного, которого за компанию расстреляют коллективисты).
В чем загадка этого величественного покоя?
- ???
Иду навстречу: давайте сравним это стихотворение с былиной. Вы помните,
там обязательным является внешнее действие. Герой скачет, сражается,
побеждает, пирует, мечется в темнице – все действия активны и направлены во
внешний мир. Лирический герой Гумилева, подобно Будде, находится в состоянии
медитации, и именно в этом состоянии ему открываются фантастические миры и
загадочные символы. Героя былины всегда сопровождают не только враги и спутники, но и народ в целом, за который он сражается. Герой Гумилева – одиночка, и
его одиночество абсолютно.
…Был такой московский художник Василий Кандинский. Однажды вечером
он вошел в свою мастерскую и в полусвете увидел холсты, которые поразили его
своей необычностью. Оказалось, что они были перевернуты, и от этого
воздействие изменилось. Он увидел пятна, которые каким-то образом сообщали
ему не то, что было на картинах. И у Кандинского впервые возникла мысль, что
сами по себе сочетания линий и пятен и цветов способны передавать смысл. Всю
свою жизнь он посвятил поискам выражения духовного в этом открывшемся ему
языке. Он заговорил о духовном в искусстве языком абстрактных форм.
Только что мы прочли стихотворение, в котором тоже ничего не изображено
– нет действия, остановлено время, а для литературного произведения это то же
самое, что для живописи – абстракционизм Кандинского. И тем не менее мы
обнаружили поразительные по глубине смыслы, которые поэт сумел до нас
29

донести: о вечности, о космосе, о человеке, об искусстве. Как это произошло? Как
это вообще возможно? Что за тайна?
- Это похоже на музыку. Только здесь музыка передается цветом и светом –
возникает цветомузыка.
Совершенно верно! Тот же Кандинский ставил себе целью уравнять
живопись и музыку, а Чюрлёнис, создавая свои картины, одновременно писал и
музыку к ним. Но что самое главное в музыке?
- Настроение.
- Состояние души.
- Возможность представить картины жизни, природы.
- Или возможность рассказать о себе через создание картины природы.
Рассказ о себе через картины природы – очень важное свойство литературы,
владеющей словом, в музыке же все передается интонацией. Попытайтесь
привести примеры сами, если вы это понимаете.
- “Лунная соната” Бетховена: интонация медленно льющегося света и
затаенности, отчего критики ее и назвали “Лунной”.
- Бетховенская “Ода радости” передает это чувство как нарастающую
экспрессию.
- А Моцарт написал “Реквием”: в нем – интонации ужаса и величия смерти.
Замечательно. И все это – интонация. А можем ли мы определить
интонацию стихотворения Гумилева?
- Можем. (Далее последовал набор попыток).
- Интонация божественной просветленности и таинственности.
- Интонация Таинственного Безмолвия.
- Но ведь это в музыке выразить невозможно, она воздействует звуком, а не
безмолвием.

Здесь они открыли возможности Слова. Музыка может все, но не может
передать Безмовия. Слово и это может.
30

У Гумилева безмолвие разрывает душу как невидимый Белый колокол,
который терзает не звуком, а беззвучием.
Чем объяснить такой феномен? Литература, располагая возможностями всех видов искусства, владеет “волшебным порядком слов”. А вот
что именно скрывается за этим волшебным порядком, мы поговорим позже.
Вопрос к классу:
- Как вы считаете, эта цветовая гамма случайна в стихотворении поэта
серебряного века?
Ответа не последовало.
Стихотворение было написано в 1908 году.
Обратимся к живописи того же периода.
(Демонстрация слайдов).
Перед нами – картины популярного в то время французского художника
Мориса Дени. Можно ли обобщить одним словом содержание его картин?
- Сны!
- Фантазии.
- Грезы.
Не находите ли вы содержание его картин близким содержанию
гумилевских стихов (статичный портрет души, который не потревожит, не
опрокинет никакой ветер, – настолько он прочен и монументален!)?
- Да, сходство есть. Мы же говорили, что даже сравнения “работают” на
уход читателя в мир фантастических измерений, чуждых повседневности!
А что они напоминают вам своим предметным миром? Отсылают ли к
какому-нибудь периоду истории?
- Это же античные образы.
Вы уверены, что в этих картинах нет изображения современных художнику
образов?
- Уверены. Это – глубокое прошлое, не настоящее.
31

Есть ли в этом сходство со стихами Гумилева?
- Да. Его волнуют пещеры, венок великой жрицы – все из далекого
прошлого.
Какие цвета предпочитает Морис Дени?
С огромным удивлением:
- Розовый и голубой!..
Что преобладает – предпочтение оттенкам или выбор чистых, локальных,
цветов?
- Сплошные оттенки, даже голубой выбелен, чрезвычайно светлый.
Не находите ли вы в этом сходство с колоритом гумилевских стихов?
- Точно.
- Здорово!
Но если вы обратитесь к русской живописи серебряного века, вы увидите то
же самое.
Демонстрируются репродукции и слайды Сомова, Сапунова, Судейкина, Головина и других художников объединения “Мир искусства”. Все
узнаваемо – и сводимо к античным образцам, колориту с преобладанием
голубого и розового, с превалированием оттенков над цветом и тоном.
Большинство мотивов картин – грезы, сны, фантазии, таинственные
пейзажи, полные загадок. Статичность, ритм, передающий “застывшее
время”, реалии кукольного мира (например, “Спящая молодая женщина” К.
Сомова, где мы встречаемся все с тем же сном), камерное пространство,
отсутствие напряжения. Подчеркнутая субъективность отношения к миру,
голос лирического “Я” в картинах и стихах серебряного века.
Отмеченные в ходе обсуждения искусства особенности фиксируются как
примета данного времени, носящая характер закономерности, а не случайности.

32

Но этот цветовой анализ не завершен. Мы и здесь должны что-то
увидеть помимо цвета. Вот вы сказали – выбеленные цвета. А в каком случае
цвета такими становятся?
- Когда ярко светит солнце.
- Когда вас ослепляет яркий свет.
- Так что за свет ослепляет вас в стихах Гумилева, заставляет сверкать этот
мир, заливая его цветность блеском?
- Это его заслон от проникновения посторонних.
- Это свет Истины.
- Это свет Бога.
- Это свет Души, а душа – часть Бога.
И все это – в одном стихотворении. В “волшебном порядке слов”.
Эффект проведенного урока сформулировали сами обучаемые: они эти
стихи… прожили! Они там побывали, под другими солнцами, и вернулись
преображенными.
Задание для Литературной гостиной: экзотические образы и мотивы в
поэзии Н. Гумилева (стихи – по выбору учащихся – наизусть). Вопрос для
размышления: “Что значит Африка для Гумилева-поэта?”
ЧАСТЬ 2.
Теперь поговорим, как это достигалось педагогически, по шагам и уровням.
Обучающимся был дан в процессе проживания и анализа стихов

конкретный маршрут. Они могли отклоняться в деталях, но все равно прошли бы
его весь. Маршрут занятия – это известная преподавателю штурманская карта, а
импровизация преподавателя – свобода видоизменения маршрута: конечный
пункт все равно будет достигнут!

33

В педагогическом плане мы решали задачи привития навыков художественного анализа, формирования элементов рефлексии, запуска механизмов
понимания и организацию коммуникации.
Изначально
художественной

ставились

две

задачи,

герменевтикой:

которые

эстетическая

всегда

стоят

(художественная)

перед
и

герменевтическая.
1. Как решалась художественная задача.
1.1. По ходу занятия был дан инструментарий (цветовой анализ, тональный,
фактурный, элементы композиционного анализа, элементы синтеза: соединение
ассоциаций друг с другом, соединение свойств друг с другом – цветовых с
фактурными, определение координат в пространстве и во времени). А также –
необходимость самоопределения в двух главных осях “онтология и жизнь”.
1.2. В ходе диалога заложены первые представления о хронотопе
(времяпространство). Появилась шкала, появился масштаб.
1.3. Мы не декларировали, что искусство универсально, но попытались
перевести с языка поэзии на язык живописи, музыки, на язык обыденных
ощущений

(тактильные,

мышечные,

фактурные,

запаховые,

вкусовые,

температурные и т.д). Этот игровой перевод с языка на язык выполнил важную
коммуникативную функцию – позволил создаться общему терминологическому

аппарату и в то же время восстановил синкретизм: ведь мы видим, слышим,
чувствуем не в отдельности и по частям, а делаем все это вместе – и
одновременно.
1.4. В ходе этой беседы состоялось погружение в эстетический контекст
через живопись и сопоставление основных эстетических закономерностей
живописи и поэзии одного времени. В результате обнаружилась аналогия: все
эстетические процессы одного временного отрезка находят адекватное выражение
в любом виде искусства, что объясняется единством ментальной основы,
диктующей обществу ту или иную доминанту.
34

1.5. В диалоге возникли первоначальные представления о менталитете. Но к
выявлению и обобщению этих представлений ведет длинная дорога.
Анализируя стихотворение, обучающиеся обнаружили, что поэт один. И все
это безмолвие, безбрежность и Вечность находятся внутри него. Для контраста в
процессе обсуждения мы обратились к известным им произведениям, где
фигурировало бурное внешнее действие, огромное количество действующих лиц,
но ничья душа не открывалась взору. Это позволило определить стихотворение
как принадлежащее менталитету в фазе индивидуализма. Этот контраст позволяет
удерживать представление о цикле менталитета. Таким образом, мы сразу задаем

шкалу цикла: “МЫ” – “Я и Мы” – “Я”.
1.6. У поэта Гумилева действует закон иносказания, проявившийся в
разных ипостасях – интонационной, смысловой, ритмической, световой. Все это
увидели, каждый – свое, и обменялись увиденным.
2. Как решалась герменевтическая задача.
2.1. В свободном диалоге с подхватыванием и развитием чужого мы ввели и
закрепили у обучающихся первые навыки рефлексии и выделили социальную
(групповую) ценность рефлексии в нашем методе преподавания литературы.
Возникла положительная групповая мотивация на осуществление рефлексии: на
следующем уроке обучающиеся могут ожидать, что за проявление рефлексии их
обязательно похвалит преподаватель, а соученики не будут смеяться над
неуклюжими пробами и высказываниями – они все равно отшлифовываются в
процессе, а поначалу важно и интересно прежде всего участвовать в диалоге.
Ходом общения уже задано пространство коммуникаций, обозначены
приметы рефлексии: понял / не понял; почему я не понял, когда поняли другие;
когда я понял; что именно я понял; модификации: увидел / не увидел; первым
увидел то, что после сразу увидели все. Иными словами говоря, рефлексия
приравнивается по ценности к акту творчества.

35

2.2. Мы ставили такую задачу в своей “штурманской карте”, и в итоге был
достигнут важнейший герменевтический результат – осуществлено понимание как

действие, как процесс освоения текстовой содержательности.
2.3. Мы шагнули в механизмы синкретизма, мы их пока только примерили
на себя. Как это произошло, определить очень сложно. Стихотворение стало
поводом, и выбор не был случайным. Это требует отдельного комментария.
Синкретичность есть одновременная работа двух полушарий – таков
простейший

способ

ее

осознания.

Одновременность,

сведенная

до

неразделимости.
Очевидно, Гумилеву было важно остановить и запечатлеть эту световую
картину, чтобы в ней возникли и зарезонировали онтологические смыслы:
таинственная власть над всем сущим есть только у Поэта. Миры, которые он
сотворил, уподобляют его Креатору. Отсюда – ценность творчества, которая
возвеличивает человека до Божественного, потому что лишь в творчестве человек
осознает, что он сам есть образ и подобие Божье. В гумилевском мире нет ничего
плотского, и он как бы специально отделен стеной света – этим объясняются и
особая цветность, насыщенная светом, и сияние. Цель поэта – через созданную
картину помочь родиться многоаспектному символу, в котором все эти смыслы
сплавлены –

постижимы и непостижимы одновременно. Это напоминает

византийскую мозаику с золотым фоном, символизировавшим фаворский свет, и с
тайными символами в золоте.
Все отзвуки и ассоциации, скрытые аллюзии и отсылки есть тайнопись,
криптограмма, по отношению к которой каждый как бы вскрывает свой мир и
объемлет его внутренней рефлексией. Богатая душа найдет богатство в своих
ассоциациях со всей мировой культурой. Неразвитая душа будет просто поражена
и получит возможность задуматься над Тайной. Поэзия существует не для того,
чтобы давать ответы на вопросы. И в этом таинственном собеседнике Гумилева
отображен не только он сам по отношению к себе, а любой из людей, живших на
36

Земле. Но только в потенциале. И так же, как для создания узоров, особенно –
узоров изысканных, нужен тонкий и напряженный труд, постижение садов души,
которые узорны, есть труд особого рода – труд Души. Душа, в отличие от духа и
тела, есть средоточие синкретизма, ведь она постигает истину одномоментно,
подобно молнии Велимира Хлебникова – разум же постигает в процессе…
1991 год.

***
САДЫ ДУШИ

Н. Гумилев
Сады моей души всегда узорны,
В них ветры так свежи и тиховейны,
В них золотой песок и мрамор черный,
Глубокие прозрачные бассейны.
Растенья в них, как сны, необычайны,
Как воды, утром розовеют птицы.
И кто поймет намек старинной тайны?
В них девушка в венке великой жрицы.
Глаза, как отблеск чистой, серой стали,
Изящный лоб белей восточных лилий,
Уста, что никого не целовали
И никогда ни с кем не говорили.
И щеки – розоватый жемчуг юга,
Сокровище немыслимых фантазий,
И руки, что ласкали лишь друг друга,
Переплетясь в молитвенном экстазе.
У ног ее – две черные пантеры,
С отливом металлическим на шкуре.
37

Взлетев от роз таинственной пещеры,
Ее фламинго плавает в лазури.
Я не смотрю не мир бегущих линий,
Мои мечты лишь вечному покорны.
Пуская сирокко бесится в пустыне,
Сады моей души всегда узорны.

1908 год.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
И в завершение охарактеризуем аудиторию и ситуацию.
Характер аудитории и ее подготовленность

Город Тольятти. 1991 год.
Международная Академия бизнеса и банковского

дела (МАБДД),

проектировщик и первый ректор – Н.Н. Александров.
Группа Банк-колледжа, 10 класс. Профессиональная ориентация: банковские
работники.
Оценка в свидетельствах по литературе не ниже “4”.
Фактическая подготовка основана на пересказе статей учебника, заучивании
стихов и отрывков наизусть, написании сочинений в основном по трафарету “Как
писать сочинение” (инициатива высказать свое отношение, со слов обучаемых, не
поощрялась).
Количество обучаемых – 12 человек.
Этап – начальный (урок N 4) (107, 5). Тема: “Художественный мир Николая
Гумилева”.
Анализ поэтического произведения является вроде бы привычным для
обучаемых.
На самом деле за этой видимой целью у нас выстраивается многослойная
пакетная целевая структура. Мы были намерены дать в течение одного занятия
38

основы эстетического (в аспектах – интонационном, смысловом, световом,
фактурном) и композиционного анализа.
В процессе занятия презентируются три из четырех ролевых функций
(читатель; исследователь; критик).
Выбор этого урока в качестве примера для иллюстрации метода объясняется
тем, что именно он явился переломным во взаимоотношениях преподавателя с
группой и в ее отношении к урокам литературы.
Но это уже совсем другая история.

Г. Тольятти, 1994.

39

МОДЕЛИРОВАНИЕ ИНДИКАТОРОВ КАЧЕСТВА
В ЭСТЕТИЧЕСКОЙ СИСТЕМОГЕНЕТИКЕ

Александров Н.Н.
Введение
Исторически сложилось так, что знание об измерениях качества, динамике
и возможностях прогнозирования складывались на основе естественного комплекса наук и только потом распространялись на знание о социуме и знание о
человеке. Перед исследователем эстетического поля встает достаточно сложная
задача: отсутствие общепринятой в науке модели эстетического как предмета и
отсутствие адекватного аппарата для выявления индикаторов качества эстетических объектов, хотя бы немного приближенного к специфике эстетического.
Выручить может только наиболее общий взгляд на проблематику, снимающий
частные противоречия и обобщающий с позиций универсальности законномерности существования самого предмета. Таким взглядом, рамкой для избранной
темы может выступить системогенетическая концепция [49].
Единство исторического и логического неоднократно декларировалось чуть
ли не в каждом серьезном исследовании последних десятилетий, но по сути
оставалось не более чем вежливым реверансом. Исследователи либо оставались в
рамках структурно-типологических построений, привлекая историю в качестве
иллюстраций, либо шли путем выявления динамики, нимало не смущаясь
отсутствием первоначальной структурной модели с достаточными основаниями.
40

Системогенетический подход в этом ряду выгодно отличается от монистических
по сути подходов предшествующих времен: детальное классиологическое
(структурно-типологическое) обоснование модели объекта и дальнейшее рассмотрение его динамики исходя из этой модели – таким нам видится его суть [44].
Ниже мы будем рассматривать этот вопрос более детально.
Системогенетика только становится как межпредметный научный
плекс.

Но

она

имеет

и

свою

предысторию.

В

ряде

частных

комнаук

классификационно-генетические работы появлялись всегда и именно они
составляют классику науки. Между тем современный системогенетический
подход выделяет не частные, а всеобщие, инвариантные модели, распространяяющиеся и на неживые, и на живые объекты, а в последнее время и на проблемы
социума и человека [47]. Уже поэтому он сложен для широкого использования в
частных отраслях знания, поскольку требует владения весьма интегративным,

полинаучным знанием и терминологией [48]. Внутри системогенетического
подхода вырастает собственный ряд интерпретационных понятий и терминов,
иногда весьма необычных. Терминологические трудности преодолимы, но пока
что отдельные группы или исследователи разговаривают на языках, значительно
разнящихся друг от друга [51].
В силу
информации

специфики эстетического объекта интеграция и представление
осуществлены

автором

самостоятельно

и

существующим в стране системогенетическим движением

до

знакомства

с

[1-6]. Методология

исследования эстетических объектов разрабатывалась с использованием специально сконструированных графем, что значительно облегчает восприятие и интерпретацию принципов системогенетического подхода. Вместе с тем, все существующие в системогенетическом движении понятия и термины сохраняяются и, по
возможности, уточняются в данном тексте, с учетом специфики эстетического
объекта.

41

Мы рассмотрим ниже три уровня, исходя из которых выдвигаются и
иллюстрируются на ряде примеров критерии оценки качества как эстетических
объектов, так и процесса эстетического развития личности. Эта тема вплотную
примыкает к проблематике квалиметрии человека и в некотором роде является
ядром этой проблематики [52]. Целостность эстетических явлений, их иррациональная преобладающая тенденция как бы противостоят аналитическому,
расчленяющему рациональному знанию [26]. Жизнь эстетических объектов "здесь
и сейчас" сродни жизни самого человека в его целостности [43]. Отсюда
необходимость учитывать как законносообразность, так и флуктуации, как энтропийность, так и негэнтропийность и т.п. Эстетический объект должен сначала
парадоксальным образом исчезнуть, чтобы потом возникнуть в перекрестьи
нескольких лучей, он межуровневый.
Разумеется, можно было бы рассмотреть генезис различных способов
исследования данного феномена сам по себе, как справочный материал и отсылку
к авторитетам. Но по сути это теряет смысл, если не привязываться к какой бы
то ни было априорной концепции. Каждый слой нашего исследования достаточно
самостоятелен,

но выбор актуального содержания в каждом слое зависит от

общего взгляда на проблему. Поэтому мы совместим изложение нашей концепции
с отсылками к тем или иным авторам, внесшим вклад в становление аппарата.

1.

Методология

исследования

и

генезис

методов

исследования

эстетических объектов
В самом простом виде методологию можно представить как совокупность
принципов исследования. Эти принципы должны быть с одной стороны
достаточно всеобщими, а с другой – относиться к избранному предмету исследования как ограничительному условию применимости принципов.

42

1. 1. Принцип трех уровней исследования
Этот принцип широко известен как иерархия системного типа:

Схема 1.
Принцип выделения именно трех уровней не представляется нам вполне
достаточным, но тем не менее он оптимален для иллюстрации. В расширенных
вариантах исследования этой проблематики мы выделяем, как минимум, пять
уровней, что описывается системогенетическим понятием "альтитуды", то есть
взятого набора уровней. Вместе с тем психолог Л.С. Выготский считал именно три
уровня методологически продуктивным набором, к аналогичному выводу
приходит и Э. Сороко [41, 42].
Применительно к эстетическому объекту системой является эстетическое
произведение как продукт (позитивный результат) эстетической деятельности
[16, 17]. В отличие от, скажем, этической сферы, где субстратность отсутствует,
эстетический объект опредмечен и эстетическая сфера имеет специфически
субстратную основу в виде художественной деятельности и ее продуктов. Однако
анализ непосредственно эстетического произведения парадоксальным образом
отсутствует в литературе. Вместо него авторы анализирую массу разноуровневых
тематических линий: это эстетический объект как продукт некоторой специфической ментальности [11], эстетический объект в структуре культуры и в социуме
[29, 32], эстетический объект как результат деятельности эстетического субъекта
[18], эстетический объект как объект восприятия [21], эстетический объект как
структура символов [8], эстетический объект как композиция [13, 38] и так далее.

43

Между тем вся совокупность этого множества подходов хорошо группируется по
предложенным выше трем уровням:
– надсистемные подходы: совокупность философско-эстетических концепций и примыкающих к ним, уровень специфики менталитета. Анализ направлен на
выявление преимущественно содержания, а не формы эстетического произведения.
– системные подходы: совокупность искусствоведения и искусствознания, включая истории искусств и истории утилитарно-художественных видов
деятельности. В качестве объекта фигурирует эстетическое произведение,
например, в виде художественного произведения. Эстетическое

произведение

выступает в исследовании как единство содержания и формы.
– подсистемные подходы: совокупность всех подходов, где расчленяется
эстетическое произведение и анализируется больше его форма, чем содержание.
Этот уровень широко представлен психо- и физиологическими работами,
примыкающими к исследованию формальных аспектов композиции.
Здесь необходимы два замечания общего порядка. Системно взятый объект
как единство содержания и формы дан в идеальном виде. С точки зрения анализа
научной литературы это значит, что нет ни одного исследования, где равновесие
выдержано последовательно, ибо

происходит постоянное скатывание либо в

сторону надсистемного, либо в сторону подсистемного подходов. Крайне редко
авторам удается удерживать при помощи одновременного применения надсистемного и подсистемного подхода нечто, напоминающее эстетический объект. В этом
нет парадокса, если от принципа выделения уровней или площадок в троичном
виде переходить к большему и, наконец, к n-мерному подходу, то есть довести
дифференцирование до непрерывности. Смешанные подходы встречаются
наиболее часто.
Но наша задача – выдержать принятый принцип в самом простом, то
есть, трехуровневом виде. Начнем с верхнего уровня. Надсистемный, то есть
44

задающий структуру содержания уровень имеет в пределе некоторую центральную категорию, близкую к понятию ментальности. Скажем, можно говорить и о
ментальности человечества всех времен и народов, но для этого ее надо как
минимум отличить от чего-то качественно иного [7]. Допустим, от вероятных
ментальностей инопланетных цивилизаций. Какое-то место в структуре этой
всечеловеческой ментальности будет занимать и эстетический ингредиент. За
редким исключением эстетики пытаются ухватить именно этот инвариантный
блок. В этом случае структурно-типологических схем достаточно для решения их
задачи, но недостаточно для наших целей. Всеобщность эстетических категорий
неоперациональна, а способность эстетики к выведению достаточно обширного
количества модификаций ограничена. Недаром Б. Кроче, один из противников
систематизации эстетики, отмечал:"... кто знает, назовет мне еще". Его
теоретический сарказм указывает только на отсутствие правильной постановки
задачи. Мы ставим своей задачей получить одновременно максимально разнообразную и даже где-то конечную систему модификаций эстетического содержания
в увязке с динамикой их проявлений в истории.

1.1.1. Эстетические категории и модусы, их динамика
Потенциал системогенетического подхода прекрасно можно проиллюстрировать именно в данной области знания. Литература здесь не просто обширна,
но даже где-то избыточна. В то же время для поставленной нами цели не удается
выбрать достаточно развернутого исследования, содержащего необходимые нам
принципы единства динамического и статического, историического и логического.
При всей обширности публикаций по эстетическим проблемам нашим отечественным эстетикам негде было столкнуться на содержательном уровне. Единственное
исключение составляли дискуссии 20-х годов и знаменитая дискуссия 60-х, так
называемый спор "природников и общественников"[23]. Как это обычно бывает,

45

победила самая эклектичная и примиренческая концепция М.С. Кагана, но нам
интересны именно крайние позиции, ибо в них метод предъявлен открыто.
Мы выбрали две не столь широко известные, но наиболее интересные нам
концепции. От них нам придется идти по пути конструирования из двух
принципиально противоположных концепций некой одной. Первая из рассматриваемых концепций наиболее развита в смысле динамического аппарата, вторая
– структурного и типологического потенциала. Существует очень большое
количество схожих и по построениям и по выводам концепций и того, и другого
типа, но они не столь фундаментальны. В принципе в работах Н.И. Крюковского
[21, 22, 23, 24] и Л.А. Зеленова [14, 15, 16, 17, 18] приводится огромная
библиография по всем примыкающим и существенным проблемам

в каждой

области, а также критика недостатков иных концепций, что облегчает нам задачу
по разбору большого количества аналогичных подходов. Мы ограничимся
критикой самих этих авторов с позиций системогенетического синтеза их
концепций.
Наиболее стройную динамико-статическую концепию системы эстетических категорий разработал минский эстетик Н.И. Крюковский, использовавший
структурно-типологический подход наряду с динамическим. В книге "Кибернетика и законы красоты" он раскрыл, что эстетические категории фиксируют
определенные устойчивые фазы эстетического отношения и связаны не только
структурно, но и генетически. У него мы находим и некоторые первоначальные
надсистемные индикаторы, которые впоследствии расширим и разовьем. Не
вдаваясь в детали, изложим результирующую схему этого эстетика в виде
системогенетической схемы:

46

Схема 2.
Собственно, полная графема должна содержать, как минимум, три плоских
проекции пространственной спирали (схема 3), но для иллюстрации положений
этого эстетика достаточно двух приведенных.

Схема 3.
47

Итак, цикл имеет некоторые устойчивые фазы, площадки во времени, где
качество можно принять относительно неизменным. Относительно неизменных
качеств, выраженных как эстетические категории, автор насчитывает их шесть
[23]. Это его основные и предельные категории, представленные на круговой
проекции в соотношении дополнительности: прекрасное – безобразное, трагическое –
комическое, возвышенное – изменное. Это построение позволяет накрыть множество
иных типологических эстетик. Обратим внимание на выявление основной тройки
категорий: трагическое – прекрасное – низменное. Подобно основным цветам в
спектре, эта тройка является тройкой устойчивых состояний, в то время как вторая
тройка – это смешанные категории, подобные смешанным цветам в спектре.
Проведем сравнение шестиричного построения Крюковского с известной в
литературе шестицветовой схемой:

Схема 4.
При всей соблазнительной простоте это построение несколько ограничено и
требует уточнения и дальнейшего системного развития.
Первое уточнение вносит обращение к эстетике Л.А. Зеленова. Опуская
принципиальное расхождение исходных постулатов, можно отметить, что в
деятельностной эстетике Зеленова первичной является пара "прекрасное –
отвратительное" [16]. У Крюковского ту же функцию выполняет указанная
48

устойчивая тройка пар [21]. Предельные эстетические категории Крюковского не
подвержены дальнейшей модификации и, что самое интересное, уже сами они
являются модификациями его первичного понятия "эстетическое отношение".
Л.А. Зеленов, всегда верный принципу раздвоения, от своей пары прекрасное –

отвратительное переходит к их модификациям, не применяя генетический подход
по форме, но соблюдая его по сути. Так возникают у него все те же три основные
модификации прекрасного, противостоящие трем модификациям отвратительного.
В итоге мы можем привести его схему к той же схеме из шести типов или, по его
определению, "модусов". Модифицирует он свою пару по двум основаниям, одно
из которых все та же тройка: трагическое – утвержденное – комическое (термин
"утвержденное" появляется у него как необходимость, поскольку "прекрасное"
уже

применено,

а

комическое

по

трактовке

совершенно

эквивалентно

"низменному" у Крюковского). Если привести к одному виду его схему, она будет
выглядеть так:

Схема 5.
Перед нами

два применяемых теоретиками эстетики противоположных

хода, приводящих на определенной плоскости к одному и тому же результату:
раздвоение на первом уровне и выделение трех фаз на втором (у Зеленова),
выделение трех фаз на первом уровне и удвоение на втором (у Крюковского).
Анализируя сам метод, можно сказать, что здесь явственно различается
троичность как принцип трех фаз или как минимизированная динамическая

49

модификация и двоичность как предельно простая статическая модификация.
Совокупная шестиричная модель есть статико-динамическое образование:

Схема 6.
Сделаем небольшой шаг в сторону, чтобы вернуться к вопросу о достаточности и оптимальности шести эстетических категорий. Излюбленный принцип
раздвоения не просто минимальный, но и присущ неразвитым ранним этапам
культуры [7]. Дуальна родовая организация, дуальность лежит в основе полового
диморфизма, дуальны ранние тотальные системы ценностей ("и людей будем
долго делить на своих и врагов"). Дуальность есть построение типологии по
одной оси, то есть простейшая линейная классификация. В работах А.И. Субетто
этот принцип доведен до понятия "биполярного универсума", что отражается и в
нашем сознании в бинарном

классиологическом принципе [46]. Удвоение

удвоенного, то есть, введение еще одной классиологической оси, первоначально
всегда приводит к выделению четырех типов. Например, четыре типа темпераментов или четыре стороны света (решение проблемы оптимальной ориентации
на плоскости), четыре стихии в космогонической модели античности и
средневековья, четыре устойчивых вкуса еды и так далее. Четверка проста и
оптимальна как статическая модель. Следует заметить, что и далее статические
модели строятся на четных числах. Соответственно, динамические модели
50

строятся на нечетных (в нашем понимании это фазовость, которая в статических
моделях сворачивается не в типы, а в уровни иерархии).
Так, тройка тоже оптимальна как динамическая модель, даже великий
методолог философии Гегель принципиально выделяет три фазы. Отсюда комплексон из 12: четыре времени года + три фазы в них = 12 месяцев, четыре
мировые стихии + три фазы в них = 12 зодиакальных знаков, дюжина как
некоторая оптимально-органическая единица счета и т.д. Отсюда вроде бы
логично, что оптимальным следует считать и 12 неких эстетических модификаций. Между тем, 12 хорошо работает, если мы разворачиваем целостное явление,
некий микроуниверсум. Но эстетическое входит как составляющий тип в четверку
ценностей, принятую еще древними:

Схема 7. Четыре типа ценностей Универсальная типологическая четверка.
Отсюда эстетическое как часть целого является по сути уже модусом
ценностного отношения. В частичном границы сужены и применение универсальной схемы не обязательно,

хотя и возможно. История эстетической мысли

показывает как взаимодействовали две школы: одна выделяла пару (например,
гармония и дисгармония и все дальнейшее как ее модификации, например, в
московской эстетической школе М.Ф. Овсянникова), другая тройку (трагическое –
прекрасное – комическое, например, в театре это трагедия – драма – комедия как
жанры). Отсюда шестиричная схема Крюковского есть динамико-статическая
схема (в ранних работах он выделял три категории, и тройка у него идет первой,
см.

[21]), а упрощенная нами до шестерки схема Зеленова есть

статико51

динамическое

образование

(первым

идет

статическое

раздвоение).

Остановимся на том, что шесть эстетических категорий являются достаточным
типологическим рядом для раскрытия верхнего уровня эстетического. При этом
три категории (трагическое – прекрасное – низменное) будут выступать как
сильные или доминирующие, а вторая тройка (возвышенное – комическое –
безобразное) как дополнительная (см. схему 4). Это имеет простой системный
смысл, если самобытие категорий опрокинуть на реальную историю искусств:
один большой ментальный цикл проходит три самостоятельные ментальные фазы,
описываемые

системой

противоречий, переводимых в индикаторы. Нами

предложена следующая удобная графема, где цикл, фазы и индикаторы цикла
совмещаются:

Схема 8.
Противоречие А = В порождает целый набор индикаций. Индикаторы могут
быть взяты в виде процентов, шкал, отрезков и т. д. За этим противоречием
скрывается целая иерархия индикаторов, которую можно выстроить в виде
иерархизированной таблицы.

52

Схема 9.
Например, противоречие А = В на верхнем уровне раскрывается как
соотношение "свободы общества" (сторона А) и "свободы индивидуальности
(лмчности)" (сторона В). Следующий уровень раскрытия противоречия есть две
стороны хронотопа: время и пространство. Время раскрывается как "бесконечно
удаленное будущее" (сторона А) и "бесконечно удаленное прошлое" (сторона В).
Их соединение порождает в пропорции разное "настоящее" [20]. Пространство
можно раскрыть и так, как это делает Зеленов, но можно и при помощи пары:
"бесконечно большое пространство" (сторона А) и "бесконечно малое пространство" (сторона В). И, если соотнести эту пару с произведениями искусства, то это
противоречие содержания и формы. В духе модного ныне противопоставления
иррационализма рационализму можно рассмотреть и эту пару "рационалистическое –

иррационалистическое" в менталитете. Наконец,

в качестве

индикаторов более простого уровня можно взять преобладание мужского и
женского начал в культуре – половой диморфизм (схема 9).
53

Сразу стоит отметить один парадокс социального (ментального) времени в
крупных циклах: время течет из будущего в прошлое и таким образом дискретно,
на переходах ментальностей возникают фантастические скачки, бифуркационно
смывающие прошлое и утверждающие будущее.
Остановимся на этих трех индикаторах (схема 9). Каковы характеристики
фазы трагического в ментальном цикле? Первый показатель: преобладание
общественного над индивидуальным, что и порождает трагическое по определению (герой, жертвующий собой ради общества). Эта фаза мощного давления
общественной машины на личность вплоть до нивелировки последней, она
тоталитарна и тиранична. Преобладающая временная характеристика этого времени: жизнь идеей будущего, отрицание прошлого. Преобладающая пространственная характеристика: огромное, космичное по масштабу пространство. В истории
человечества такими культурами были египетская (в рабовладельческом цикле
менталитета), византийско-романская (в феодальном цикле менталитета), ранняя
капиталистическая культура, 20-е годы в СССР. Эта фаза порождает громадные и
устойчивые империи, мощные эпические произведения и "архитектуру как
послание в будущее" (например, египетские пирамиды или футуропроекты
супрематизма). В искусстве примат содержания над формой, отсюда содержание
предельно уплотнено в предельно бедной форме (отсюда загадочность тех же
пирамид или Сфинкса, проблема Атлантиды и т. п.). Ментальность этого времени
предельно рационалистична [28]. Герои трагического – мужчины, культура
настолько мужественна, что даже женщин она наделяет мужественностью
("Оптимистическая трагедия" Вс. Вишневского).
Характеристики фазы прекрасного точно описываются как совокупность
гомеостатических характеристик. Равновесие интересов личности и общества, их
равновеликость. Нормальное человекосомасштабное пространство (как средина
между большим и малым), жизнь в настоящем времени (как равновеликость,
уравновешенность прошлого и будущего). Такими показателями обладали:
54

греческая демократическая культура (в цикле рабовладения), романо-готическая
классическая культура (в цикле средневековья), классическая культура капитализма после Просвещения, хрущевская оттепель в СССР. Например, равновесный
характер средневековья выражается в том, что все уютные сказки, ностальгиические утопии и авантюрные романы отнесены в нашей культуре ко временам
королей, рыцарей, мушкетеров и пиратов, к средневековью. Тарковский в фантастическом фильме "Солярис" в качестве суперметафоры Земли выбирает именно
картину Брейгеля. Вообще это фаза создания всех классических произведений в
той или иной формации, в мировой культуре в целом. Содержание и форма в
идеально гармоничном соотношении: формы искусства достаточны и оптимальны
для этого содержания, отсюда и классичность [2]. Ментальность этого времени
характеризуется равновесием рационального и иррационального начал, вот
почему классические произведения одинаково подходят для последующих их
трактовок и в духе рацио и в духе мистики. Наконец, это культура, где мужчина и
женщина равны (периодически возникают даже названия этого типа – книга
"Мужчина и женщина" 19 века и великий фильм К. Лелюша в 20-м веке с тем же
названием в том же состоянии культуры).
Характеристики

фазы

низменного

обратны

характеристикам

фазы

трагического. Надо признать, что сам термин "низменное" страдает неточностью,
но он традиционно работает в эстетике как определенный знак, имеющий за
собой совокупность значений. Как ни парадоксально, за низменным стоит
человекоцентризм в культуре, а ругательно-уничижительный оттенок "низменности" возник в связи с тем, что предельным состоянием человекоцентризма
является извращенный животный гедонизм. Характеристики этой фазы: преобладание интересов личности над интересами общества (что и ведет к распаду
самого общества, ослабляются общественные связи). Ментальное пространство
уменьшается от масштаба "нормального

городка" типа средневекового или

античного до зоны досягаемости рук человека, то есть становится малым и
55

мизерным (в эти периоды расцветает мелкая пластика и ювелирное искусство).
Наконец, ментальное время становится прошлым: жизнь культуры прошлыми
ценностями, масса "сказок о золотом веке" и регрессивных утопий, общество как
бы лишается проективности и будущего. Это – времена наивысшего формального
расцвета искусств, декоративного по основе и предельно разнообразного по
форме [2, 4]. Но из искусства уходит социальное содержание, форма полностью
подавила "содержание для всех". Ментальность этого времени иррационалистична. Герои этого времени – женщины, мужчины феминизируются, а в
пределе приобретают те самые "низменные" животно-женственные признаки,
которые и задают неприятный оттенок этой категории. Например, входит в
обычай выщипывать волосы на теле, доводить мужское до изнеженного женского.

1.1.2. Уровень особенного и его модификации
Уже у Л.А. Зеленова просматривается вариант дальнейших операций
модификации, хотя принципы применения этой процедуры недостаточно
обоснованы. Основанием, или "оператором", следующего уровня модификации у
него выступает показатель масштаба: великое – обыкновенное – мизерное. Ясно
видно, что за этим скрывается то же самое противоречие А==В, описывающее у
нас пространство, причем только три его фазы. Это неплохо срабатывает при
трактовке классических литературных произведений, особенно сказок (мальчикс-пальчик – и злобный великан). Но с таким же успехом можно ввести три модуса
времени и найти основания в литературе для не менее остроумных трактовок и
построить еще одну эстетику. По сути же в качестве оператора модификации
взята одна сторона хронотопа (пространство) и ее троичностью модифицированы
эстетические типы. Зеленов даже переставил этапы модификации местами
(удвоение, затем модификация по пространственной тройке, затем модификация
по трем фазам). Таким образом, если описывать процесс эстетического отражения,
эстетический объект как бы фильтруется в нашем сознании, классифицируется
56

относительно меры предмета и затем меры человека. Именно развернутые в
троичную шкалу эти две меры (мера предмета и мера человека) выступают у
Зеленова операторами модификации. На этом примере нам важно показать, что
при переходе от эстетических категорий к модификационному разнообразию
могут возникать не вполне обоснованные и ясные

типологические новообра-

зования. Их смысл не надсистемный, а системный. Частичность такого хода
Зеленова накрывается более универсальным принципом "в малом большое", за
этим скрывается структурно-динамический изоморфизм надсистемы и системы
[41, 45].
Ту же модификационную процедуру подсказывает и Крюковский, но и
его набросок разворачивания в модусы не развит. Он отметил, что категории и
стили хорошо коррелируются между собой [23]. Например, архаический стиль
несет печать трагического, классика – прекрасного, декаданс – низменного. Но и
только. На самом деле перед нами структурное сходство между надсистемным и
системным уровнями, структурно-типологический изоморфизм [49]. Действительно же следует каждую из трех категорий

модифицировать тройкой стилей

(надсистемная модификация – категории, системная модификация – стили). Тогда
появляются такие модусы второго уровня, как архаика трагического или
маньеризм прекрасного, которые иногда исторически обозначаются как одно
слово, один исторически преходящий стиль (натурализм как архаика низменного).
При этот следует уточнить, что "модификация по Крюковскому" проведена нами
только в динамической плоскости, отсюда девять модусов как особый тип
временных модификаций, свойственный определенной культуре (например,
поздней римской или индийской поэтике "дхавани-раса", см. [40]). Девятка циклов
не только методологически продуктивна, но и объективна, такой циклист как А.Л.
Чижевский прямо указывает на девятку одиннадцатилетних циклов в столетнем
солнечном цикле и влияние этой девятки на земные события [55]. С точки зрения
прогностики это – девять модифицированных состояний объекта, которые мы
57

можем фиксировать как развернутое качество надсистемного целого. Назовем это
девяткой динамических модификаций:

Схема 11.
Произведя это построение в плоскости динамики, мы можем провести
осмысленную операцию модификации и в статике. Например, путем удвоения,
как это делает Л.А. Зеленов (схема 12). Интересно, что при этом мы имеем две
взаимообратные спирали по типу ДНК. Принцип нашей методики в разделении и
взаимопроверке статического (классификационного, типологически-структурного,
иерархизированного)

и

динамического

(генетического,

фазового,

фазово-

уровневого) типов исследования.

Схема 12.
58

А вот как то же построение выглядит на двух спиралях (по типу ДНК):

Схема. 13.
Поскольку мы имеем дело с пространственной спиралью,
выводим на плоскостные проекции то,

мы только

что на спирали неразрывно. В науке

аппарат статического исследования развит значительно больше, чем динамического, особенно в областях человековедения и обществоведения. Разведение
предмета исследования на "остановленный", умервщленный, анатомируемый
предмет и предмет во времени, живущий или живший предмет есть только
дань традиции. Системогенетический подход мыслит предмет по крайней мере в
трех плоскостях исследования. Мы изображаем это в виде

куба, где есть

плоскость статической проекции (свернутый генезис) и две плоскости динамики:
количественная динамика и качественная динамика. Индикаторы описываются
системой трех противоречий, которые могут быть заменены векторами или
переведены

в

шкалы. Вопрос

с типами измерений количества-качества в

системогенетической парадигме был фундаментально проработан в ряде
публикаций А.И. Субетто. Мы же ограничимся указанием на то новое, что

59

применено нами, а именно графически-иллюстративный способ представления
этих мерностей. Сделаем это на примере выделения четырех основных типов:

Схема 14.
Если

мы

разворачиваем

дифференцированное

количество-качество

одновременно в плоскостях статики и динамики, то индикаторы выражаются уже
на трех осях одновременно. Каждая полученная модификация способна порождать
свой веер модификаций уровнем ниже, но только до определенного предела. В
нашем случае с эстетическими модификациями мы придем к некоторому набору
конечных эстетических квантов, во многом совпадающих со структурой языка.
Но это все-таки не есть в чистом виде структура языка, поскольку более бедный
словами английский язык дополняется достаточно богатой интонационной
модификацией, что особенно хорошо заметно при сопоставлении английской
популярной песни и аналогичной русской. В английской акцент

интонаций

перенесен на музыку, в русской – на слово (например, ранние песни "Битлз" и
Высоцкого). Интонация имеет еще большее

значение в таких языках, как

вьетнамский. По-видимому, все языки мира образуют некую матричную
структуру целого, где слова и интонации есть только две оси этой матрицы, а еще
есть и ее генезис.
60

Разумеется, за этим простым рассуждением скрывается целое поле
исследований, близкое к языкознанию и лингвистике. Однако в интересующем
нас ракурсе работ не так уж много [9, 26, 30]. Можно сказать, что только
при попытке выделения квалиметрико-эстетических характеристик эта проблема
встает перед исследователями и они решают ее как бы заново. Наиболее
разработана структура интонации в музыке [30,39], периодически эта тема
возникает в архитектуре [10], особенно при попытке оценить эстетические
качества памятников архитектуры и культуры [9]. В шестидесятые годы
квалиметрические

работы в эстетике имели широкую базу в архитектурно-

дизайнерском образовании [10,33], однако развития не получили. Эстетические
квалиметрические

характеристики

выявляются

как

средства

и

поэтому

периодически осмысляются в двух областях : при построении систем оценки
качества продукции и в сфере образования.
Например, совокупность интонаций, которую вычленяет Ражников [39] для
музыкального образования содержит словарь, включающий практически всю
классическую

музыку.

Существуют

интонационные словари того

более

узкие

словари,

например,

или иного писателя. Как только начинает

анализироваться артистическая составляющая того или иного искусства или
художественно-утилитарной деятельности, возникает такой словарь. Даже в
области дизайна в рамках Сенежской студии М. Коником был

наработан

интонационный словарь художественного проектирования, а первые опыты такого
рода делались еще во ВХУТЕМАСе и БАУХАУЗе. Вообще именно дизайн в
каждой своей новой школе нарабатывает интонационный словарь для всех видов
эстетической деятельности [12, 38].
Каков же основной принцип модификаций? Мы уже дважды упомянули о
нем. Это принцип инвариантности уровней эстетического и изоморфизма этих
уровней. Пока мы распространили модификацию на уровень надсистемы и самой
системы. Например, стиль живет по тем же законам и проходит те же фазы, что и
61

категория, которую он модифицирует. Но цикл его короче надсистемного, он
вложен в надсистемный цикл, как вложены друг в друга подсистемы в
систему, система в надсистему. А.И. Субетто эту вложенность циклов образно
назвал принципом "матрешки"

[43]. Структурно-типологический и

типологический

надсистемы и системы различается только

изоморфизм

фазово-

величиной, длительностью цикла. Например, в нашем случае надсистемный цикл
в три раза больше системного, ибо включает в себя три отдельных фазы самой
системы.
Теперь, если говорить о характеристиках самой системной фазы, то они
абсолютно аналогичны выделенным выше надсистемным характеристикам. Это то
же противоречие А=В,

но только количество показателей здесь может быть

увеличено. Почему? Потому что

в надсистеме

мы выбирали сущностные,

законосообразные, сильно детерминирующие характеристики менталитета. Общее
беднее особенного, уровень особенного, как отмечал еще Гегель, наиболее
богатый уровень в смысле разнообразия. Система и есть особенное в нашем
подходе.
Но что

делать

с этими характеристиками?

И для чего нам нужны

вычлененные ранее надсистемные (категориальные) характеристики? Здесь мы
должны выделить некий новый принцип, о котором нет упоминаний в доступной
нам литературе, хотя не исключено, что это давно известный принцип где-то в
другой отрасли знания. Суть этого принципа в "сложении" надсистемного и
системного набора показателей в любой "точке" пространственной спирали, по
поводу которой мы производим индикацию. Например, фоном для площадки
"декаданс трагического" будет являться большое пространство как надсистемный
показатель трагического, но

на

него

будет

накладываться мизерное

пространство декаданса. Отсюда парадоксальное "сложение" двух пространств,
порождающее

в

произведении

искусства этого периода почти нормальное

пространство и масштабность (или же детальную,

дробную,

мизерную
62

разработку

масштабно

громадного:

сталинская поздняя архитектура или

поздний Египет). Но парадоксальнее всего временной показатель в этом же
примере:

на фоне общей устремленности в будущее обращение в прошлое.

Иногда эти

две

характеристики складываются,

тогда возникает тип

мировосприятия "здесь и сейчас", иногда они работают независимо и параллельно
(в конце 40-х годов в СССР, идеология твердит о будущем и коммунизме, а
вводится почти царская система мундиров по ведомствам, печатается масса
исторической литературы,

ставятся фильмы о прошлом, в ракурсе "героев

русской истории", например, фильм Эйзенштейна "Иван Грозный"). Вообще,
выработать чувство парадоксального "сложения" характеристик удается только с
опытом работы на основе этой модели. Но можно представить это и в простейшей
графеме, которая может являться только опорой для работы с характеристикамииндикаторами. Например, с пространством:

Схема 15.
Слой исследования, в котором мы находимся, есть искусство и другие виды
эстетической деятельности (художественно-утилитарный и теоретико-художест63

венный виды эстетической деятельности). Здесь важное значение имеет морфология эстетического поля и ее работа в истории, то есть генетико-морфологический
аспект. Это наиболее бедное в смысле публикаций направление. За исключением
книги М.С. Кагана, серьезных источников нет [15]. Между тем значение этой
темы трудно переоценить, поскольку морфология видов и жанров эстетического
есть всегда свертка истории их становления и бытия. Кроме того, центральное
понятие системного уровня "эстетическое произведение" предстает перед нами не
вообще, а в одном из проявлений: музыкальная симфония, речь оратора,
живописное полотно или медаль и т.д. Отнесение к виду или жанру специализирует набор характеристик общего плана, а проявленность в композиции этих
общих закономерностей несет на себе отпечаток материала того или иного вида,
например, определенного искусства. Между тем трактовать какой-нибудь рисунок
17-го века мы должны не вообще, а именно как рисунок. В нем, в его ограниченности, мы должны выделить и проявленность времени-пространства и взаимодействие общественного-личного, и так далее. Двухуровневое сложение показателей еще больше затрудняет дело. Наконец, остается центральный вопрос искусствознания: как механизм эстетической композиции воплощает все эти сложности.
Морфология эстетического поля построена нами на основе нескольких
морфологий и проанализирована генетически. Вот ее простейшее представление
для моноискусств в видово-жанровом варианте:

Виды искусства

Жанры внутри вида

Схема 16. Морфологический ящик искусства.
64

Можно сослаться на работу Б.М. Кедрова по поводу Периодического закона
Менделеева, где прекрасно были выделены основания морфологических таблиц
вообще [19]. В нашем случае качественные уровни задаются разделением
искусства (и эстетического вообще) на виды, а по количественному разнообразию
– на жанры. Элементарной ячейкой морфологической матрицы будет являться
некоторый жанр некоторого вида искусства (или шире – эстетического).
Здесь обнаружен ряд интереснейших законов. Во-первых, морфология
эстетического поля остается постоянной в цикле, меняется только доминирование
ее элементов (автор предполагает, что это касается любой системогенетической
конструкции). Во-вторых, морфология художественного находится внутри
морфологии эстетического изоморфно-повернутым образом, что ясно из схемы:

Схема 17.
В третьих, цикл является своеобразным "шаговым переключателем",
который идет по ячейкам морфологии, что выражается в законе соответствия
морфологии циклу:
65

Схема 18.
Это же можно представить и в объеме:

Схема 19.

66

Последний закон наиболее интересен. Дело в том, что волна, идущая по
траектории цикла, захватывает, актуализирует работу морфологических ячеек
художественного неравномерно. Историкам искусства это явление известно как
доминирование того или иного искусства в некотором отрезке истории. В начале
это немного жанровых ячеек, в средине предельно много, в конце снова немного.
Даже безо всякого знания математики можно предположить, что это нормальное
распределение свойств, по Гауссу. Если построить гауссиану под этой схемой, то
суть становится предельно ясна. По сути дела за гауссианой и скрывается
свертка цикла в морфологию и

дисперсия свойств, но интересно,

что это

распространяется и на эстетические явления. Вся система выделена нами по
одному признаку: именно в системном уровне происходит полное разворачивание
и исчерпание морфологии в генезисе. Мы называем такой цикл несущим циклом
в альтитуде, несущим или морфологическим циклом.
Заметим и еще один момент: интонационная структура, выразительные
модусы распределяются по тому же закону и существует некоторая корреляция
между выразительным модусом и тем или иным жанром в эстетическом поле.
Недаром трагедия как жанр театрального искусства специально отработана под
выразительное поле трагического. В других искусствах это не так очевидно, но
тем не менее закономерность сохраняется. Несущая способность жанра
ограничена с точки зрения возможностей выражения. В то же время все жанры
движутся в сторону универсальной выразительности, то есть стремятся стать
изоморфными искусству вообще.
Итак, жанр

в момент своего доминирования, актуализации в истории

эстетического порождает ряд произведений. Композиция этих произведений
содержит в себе слепок:
– надсистемной разновидности эстетического менталитета, грубо говоря,
принадлежит к одной из эстетических категорий (назовем это крупной сеткой
различения, большой цикл длительности),
67

– системной или стилевой разновидности эстетического менталитета
(средняя сетка различения, средний цикл длительности), например, классика
трагического,
– определенного вида искусства с ограниченностью его материала, это
относится и к эстетической деятельности в целом,
– определенного жанра внутри вида, который ограничивает возможности
выбора композиционных средств еще больше.
Сами эти

произведения не обязательно удовлетворяют все названные

условия, но если они "резонируют" с общественной ментальностью этого момента
истории, то такая вероятность однозначна. Более того, нет ничего

более

жесткого, чем соответствие параметров резонирующих произведений модификации менталитета. Это делает эстетическое прогнозирование одним из
сильных прогностических

самых

методов. Кроме того, у него есть невероятное

преимущество: эстетическая информация, закодированная в произведениях
искусства, является надсистемной и приходит с опережением. Искусство
предуготавливает человечество к идущим изменениям, оно дает закодированное
предупреждение, но считать эту информацию из будущего способны единицы.
Задача

построения

индикаторов

для

"улавливания"

этой

опережающей

информации и стоит перед нами.

1.1.2. Подсистемный уровень
Эстетическая композиция как основной носитель

системного уровня в

подсистемном обнаруживает свое устройство. Поскольку это вплотную связано с
генезисом (порождением) и восприятием произведений искусства,

здесь тоже

лежит огромное поле исследований, примыкающее к психологии,

психо-

физиологии и физиологии. Но эти области знания выступают здесь не
непосредственно, а в связи с проблемой участия человека в указанных процессах.
Если говорить точнее, надсистемный уровень с его детерминистической
68

составляющей описывал большой цикл, связанный с обществом, системный цикл
описывал оптимальный процесс коммуникации, где вместо общества в целом
выступает некая референтная группа или сообщество групп. Подсистемный
уровень имеет дело с человеком в его психо и физиологических (шире –
биологических) проявлениях.
Постараемся кратко изложить суть этого уровня и порождаемые им
индикаторы. Во-первых, от выразительной композиции системного уровня мы
переводим

наше

внимание

на

композицию

формально-выразительную

и

формальную. Во-вторых, мы имеем дело с короткопериодными циклами,
близкими к циклу моды, но все же несколько большими. Размер цикла таков, что
он ощущается человеком. Длиннопериодные и среднепериодные циклы крайне
редко и только на уровне мысли охватываются выдающимися

личностями.

Подсистемный уровень через физиологию связан с циклами природы, например,
с солнечными 11-летними циклами. Большие природные циклы влияют на другой
объект – человечество, средние на некоторое сообщество, например, на этнос или
поколение. Чижевский и Кондратьев задавали определенные корреляции для этих
циклов, основой которых выступает циклозадающий, "раскачивающий" столетний
цикл. И если влияние на отдельную личность в короткопериодном цикле
достаточно жесткое, то

корреляция

на верхних уровнях проблематичнее:

необходимо иметь некоторую связанную, взаимоналоженную совокупность всех
космических факторов, чтобы выявить корреляцию [31]. Такие работы делались
для гео- и биосферы; очень близко к этому подходит теория этногенеза

Л.

Гумилева, но общество как отдельный объект-организм целостно не рассматривалось. Единственная работа А.Л. Чижевского "Физические факторы историического процесса" [54] затрагивает только политическую историю и является
скорее беглым эскизом. Коррелирующим у него выступает не только один цикл
[53,54,55]. Существует ряд работ, связывающих локальные проявления с
ритмикой Солнца, например творческие достижения [37,56].
69

Формальные аспекты композиции у нас уже специализированы на уровне
системного цикла. Видово-жанровые ограничения задают материал, а вместе с
ним и структуру восприятия. Тогда и вступает в силу аппарат психологии:
визуальное

восприятие

как

способ

исследования

живописи,

графики

и

декоративно-прикладного искусства, восприятие пространства как специальная
проблема архитектуры, скульптуры и дизайна, проблема времени в пространственных искусствах и т. д. Можно назвать ряд работ, в которых проблематика
восприятия и творчества произведений искусства выводила авторов на другие
уровни, что неизбежно для искусства. Например, начиная разбирать формальную
композицию и ее составляющие Р. Арнхейм [8] вводит главу о выразительности,
которая восходит к гештальту в его первичном смысле. Наоборот, разрабатывая
свою знаменитую систему, К.С. Станиславский от проблем выразительности
переходит к психике актера и вырабатывает целую школу с ее приемами, которая
порождает В.Э. Мейерхольда. Последний свел приемы своего бывшего учителя в
комплекс биомеханических упражнений, сделав еще один шаг к форме. И, хотя
Мейерхольда били за формализм, он на этом выстроил просто иную эстетику,
накоротко замкнув био-формальную выразительность с новыми ментальными
постулатами. В принципе, все искусство 20-х годов проделало эту операцию, и
кое-где успело это осмыслить. Недолго просуществовавшая психотехническая
лаборатория ВХУТЕМАСа подвела базис под поиски конструктивистов и
рационалистов, ее работы еще ждут своего открытия. Но исходные постулаты
бихевиоризма, положенные в основу ее методов, тоже ограничены.
Итак, формальную композицию можно осмыслять только в рамках одного
из жанров. Но есть и некая универсалия, объединяющая все композиционные
построения и относимая нами к системному уровню. Это понятие напряженности
композиции, ее энергонесущая характеристика. Здесь есть весьма интересный
момент,

связанный с проблемой

социального

времени. Энергетический

показатель фиксирует не скорость течения времени, а ускорение. Давно было
70

замечено, что в первой фазе цикла время течет с огромной скоростью, происходит
предельное насыщение событиями. Напротив, последняя фаза цикла событиями
бедна, и время замедляется. Средина дает оптимум, нормальное человеческое
течение времени. Вспомним, что термины "ускорение" и "застой" появляются в
русской истории с пугающей периодичностью в каждом веке [1,2]. Искусство
схватывает этот показатель ускорения в художественной форме, произведения
искусства выступают как точечные индикаторы энергии общества.
Мы начинаем говорить об этом индикаторе только на третьем уровне
потому, что ее выразить можно только через конкретное или по аналогии с
конкретным. Наиболее просто применить пару "контраст – нюанс" из графики и
дизайна. Если мы возьмем черную и белую краски и будем смешивать их, то
получим тональные ступени серого, скажем 12 ступеней. Этот так называемый
тональный градиент имеет

количественную мерность,

что и определяет его

преимущество. В художественной композиции можно столкнуть белое с черным,
и тогда мы имеем максимальную степень напряжения глаза,

контраст в

предельном виде. Но можно и наоборот, соединить очень близко лежащие оттенки
6-5 ступеней,

тогда мы имеем нюанс,

минимальное напряжение глаза.

Соединение 3-8 тонов градиента дает нам оптимальное напряжение глаза, то есть
некоторую идеальную пропорцию контраста-нюанса. Напряжение,

таким

образом, объясняется нами формально, на самом деле оно жестко связано с
выразительностью и волной. Тональный

контраст

обладает преимуществом

очевидности, но и в других искусствах пара контраст-нюанс, отражающая
напряженность, применяется повсеместно. Это касается и всех видов эстетической
деятельности вообще.

71

Схема 20. Изменение тональных ключей за цикл.
Приведу пример из своего опыта восприятия. Будучи студентом первого
курса художественно-промышленного института, я снова посетил знакомые залы
Третьяковки и вдруг заметил,

что ранние парсуны имеют очень жесткий

и

«непрофессиональный» тональный контраст, а поздние работы мирискуссников и
вовсе лишены контрастов тона. Классические работы XIX века имеют
оптимальное соотношение контраста-нюанса. Я решил проверить это наблюдение
и тут же зашел в ГМИИ им. Пушкина, где увидел то же самое в зарубежной
живописи и графике. Это было настолько очевидно, что я стал искать описание
этой закономерности в искусствоведческой литературе. Но литература молчала.
Мои познания в формальных аспектах композиции тогда ограничивались книгой
А. Беды о живописи. Значительно позже я узнал, что это был ученик
ВХУТЕМАСа, сохранивший метод 20-х годов. Он выделял тон, цвет, линию и
перспективу, причем преимущественно живописную. Уже этот небольшой набор
формальных составляющих композиции связался у меня в закономерность
72

относительно волны. Я заметил, что сильный контраст тона в начале как бы
«душит» мощность цвета и делает линию жесткой и геометричной (тональный
этап). Затем наступает время доминирования линии, при некотором ослаблении
тона, а цвет все еще неразвит (линейно-тональный этап). В

классике все

компоненты сгармонизированы и уравновешены. Но постепенно в качестве
доминанты начинает выступать линия с цветом (линейно-цветовой этап). Этот
процесс завершается царством цвета, в котором нет тонального контраста и
исчезает линия, она становится как бы точечной, очень сложной по траектории,
органической (цветовой этап). Треугольник формальных средств

как

бы

поворачивался на протяжении одного витка:

Схема 21.
Впоследствии это построение стало выглядеть слишком простым, поскольку
были установлены гораздо более сложные связи, порождающие эту простую
схему, но она и сейчас обладает привлекательной простотой. Всякий раз,
рассматривая категории композиции какой-либо школы в дизайне или в театре, я
дополнял это построение новыми компонентами. Скоро количество

их

превысило сотню и возник вопрос об иерархии и степени общностиподчиненности того или иного показателя. За простым понятием "линейности"
обнаружилась

пугающая

терминологическая

неописуемость,

цветность не
73

схватывалась без тональности и т. д. Появились порождающие и производные
уровни, и эта система перестраивается всякий раз, когда удается обнаружить
новое. Это и хорошо и плохо. Для машинной обработки индикаторов скорее
плохо, но для педагогического процесса скорее хорошо (способствует постановке
динамического интеллектного гомеостаза, по А. И. Субетто [45]).
Удалось обнаружить ряд работ, как бы лежащих посредине между
психологией и формальной композицией и исповедующих генетический,
волновой подход. Давно и интересно работающий в этой области В. Петров [34,
35, 36] придерживается идеи 50-летних циклов в культуре, то есть по нашим
понятиям работает со второй проекцией спирали (аналогично инновационным
циклам Н.Д. Кондратьева), являющейся количественной. Интересный подход
содержится в статье Ю. Лотмана и Н. Николаенко [27], где исходной парой
является работа левого-правого полушария мозга. Фундаментально эту тему
проработал Ю. Маслов. Через функциональную асимметрию мозга, действительно, можно прояснить многие парные характеристики. Даже в сугубо
психологических

работах

по

этому

направлению

есть

ряд

сильных

прогностических обобщений. В рамках же системогенетики само появление
функциональной асимметрии мозга человека объясняется при помощи более
общих законов [46].
Отметим одну особенность, касающуюся изоморфизма уровней. Мы можем
вывести все составляющие подсистемного уровня из совокупности все тех же
надсистемных индикаторов, поскольку они содержат наиболее общие пары. От
хронотопа

(время-пространство)

и

социально-личностного

взаимодействия

выстраивается характеристика напряженности в системном уровне и из нее веер
формальных признаков. Связь достаточно очевидна: например, огромное
пространство и жизнь ради будущего, социальное давление на личность явно
порождают максимальную напряженность выразительной структуры. А ее можно
выразить только предельным контрастом или самым мощным физиологическим
74

ударным средством. Так в архаиках появляется

известное сочетание черного –

белого – красного. Если в это момент применяется перспектива, то она должна
выразить громадное, космичное пространствовосприятие, это либо сферическая
перспектива, либо ракурс, взятый из космоса на объект. Парящие города
Велимира Хлебникова и ПРОУНы Эль Лисицкого, мистический черный квадрат
К. Малевича и иконописная сферичность у Петрова-Водкина – проявление одной
и той же закономерности. Но мы можем обнаружить ее и в не столь развитом виде
в раннем Египте, в раннем христианстве, в ранних этапах множества иных
культур, удаленных друг от друга во времени и пространстве. Аналогичная фаза в
цикле выражается единственно возможным набором формальных средств. Но
история всегда добавляет к этому набору нечто новое, поэтому сходное всегда
различно. Степень сложности художественного образа и количество формальных
средств нарастают, а инварианты сохраняются. В консервативных проявлениях,
типа фольклора, формальный набор средств становится традиционно-ритуальным.
Поэтому с удивлением обнаруживаешь, что черно-бело-красная гамма не только
русская, но и мордовская, микенская, инкская и т. д.
Это приводит нас к простейшей прогностико-индикационной модели, где
можно обойтись минимальным набором показателей. В таблице это выглядит
уже привычным для нас образом:

75

Схема 22.
Мы теперь должны производить операцию сложения всех этих показателей
уже на трех уровнях. Например, возникает трехуровневое время.

76

Схема 23.
Его легко почувствовать, но достаточно трудно формализовать, поскольку
возникает множество парадоксов. Во-первых, время течет в этих уровнях
взаимообратно. Во-вторых, ускорение в каждом уровне свое, а это дополнительная и важнейшая характеристика времени в социуме. В третьих, у каждого
времени есть свой носитель, свой объект: в надсистеме это общество, в системе
это группа (например, в столетнем цикле это поколение с 33-х летним периодом),
в подсистемном – это личность. Есть произведения, отражающие некоторый один
цикл, а есть два и даже три. Скажем, мировосприятие Николая Рериха построено
на громадных циклах, передвижники работают в пределах поколения, а К.
Коровин в короткопериодном человеческом измерении. В один и тот же момент
времени все они могут создавать разные (по уровням) произведения с
несомненными

художественными

достоинствами.

Если

использовать

эти

произведения как прогностические индикаторы, то в этой точке времени нужно
задаваться вопросом – что именно мы прогнозируем, каков сам объект. Скажем,
77

трагическое

предчувствие революционной бури у Блока и у Маяковского –

опережающее, но в первом случае это ужас одинокого человека, а во втором это
радость обновления у социума.
О границах применимости эстетических индикаторов

2.

Мы выяснили две важные вещи:
1.

Эстетические произведения несут опережающую и в этом смысле

прогностически

ценную информацию. Она не может быть выведена никаким

иным образом и обладает монолитной целостностью.
2. Эстетические индикаторы поддаются формализации и измерению, но
аппарат измерений пока носит скорее качественный, чем количественный
характер. Тем не менее, это качество можно измерять, для чего и строится наш
аппарат исследования. Мы работаем над машинными способами индикации, но
пока гораздо удобнее в процессе образования передавать этот

метод

непосредственно.
Поскольку тематика данной конференции обозначена как квалиметрия
образования, следует коснуться и этого ракурса проблемы. Фактически мы
выходим на комплекс знаний, лежащий в пространстве между обществом и
человеком,

куда входят поля эстетики, этики, социологических дисциплин,

философии и т. д. Но если мы в ходе построения методики привлекали методы
исследования из этих полей с целью синтеза, то полученную модель
многоуровневых эстетических индикаторов мы вправе распространить уже на эти
поля. Не считая возможностей, связанных с эстетическим развитием.

2.1.

Применение методики в эстетическом развитии личности

Здесь два аспекта: возможность упаковки всей совокупности знаний и
возможность обучения на основе этой методики.

78

Описанная нами модель строилась для прогнозирования, но полученный
аппарат может работать и обратным образом: задавая историческую

рекон-

струкцию. Мы выстраиваем все эстетические произведения по возрастанию
степени сложности формы и

по

датам. Получается картина, аналогичная

выстраиванию атомных весов элементов в ряд у Менделеева на первом этапе.
Далее

образуются периоды

по уровням. В полном виде это не три, а пять

уровней: уровень всеобщей истории, уровень формации, уровень фазы-категории,
уровень стиля-фазы внутри категории, уровень манеры-фазы внутри стиля,
уровень моды или генезиса

художника. Мировая культура

предстает в

системогенетическом виде хорошо упакованной, доступной для перевода на
машинный язык. Здесь есть интересный аспект: по совокупности показателей мы
можем вычислить характеристики утраченных произведений, иногда

целых

культур. Структурированное эстетическое знание хорошо соотносится со всей
совокупностью социогенетических знаний,

при

единстве менталитета можно

проводить аналогии между, скажем, математикой и произведениями искусства.
Итак, первая разновидность применения нашей модели есть банк информации и
специальные

операции

по

его

использованию:

каталогизация

(упаковка

исторического материала), идентификация (отнесение произведений к дате его
появления по показателям или выявление совокупности показателей через дату
появления, установление авторства или школы и т.п.), операции с контекстом
культуры (по каждому уровню) и множество близких операций, которые можно
развернуть на готовом историческом материале. Вторая разновидность знаниевого
типа – это прогностика. Продолжая тенденции,

мы можем получать

характеристики для новых объектов или прогнозировать тенденции по видам и
жанрам искусств,

по разделам культуры и по культуре в целом. Поскольку

детерминизмом обладает высший ярус модели, мы можем прогнозировать форму
только с вероятностью.

79

Применение в обучении очевидно. Если мы можем получить прогноз или
историческую реконструкцию, то мы тем самым получаем набор ограничений по
поводу произведения, его параметры. Мы можем достигнуть как минимум двух
целей: научимся работать в любом модусе эстетического (из прошлого) и можем
проектировать произведение для будущего. Поскольку это касается любого вида
эстетической деятельности, то

возможности

практического применения

безграничны. Вот уже в течение десяти лет эта модель апробируется в обучении.
Например, самые простые упражнения для

дизайнеров были построены на

различении трех категорий, что отражается в трех видах композиций:
конструктивная

композиция

(трагическое),

изобразительная

(прекрасное), декоративная композиция (низменное). Именно
использует

и

автор

новой

экспериментальной

композиция
этот набор

школьной программы Г.

Неменский. Но у него это предел, а в нашем случае только начало. Далее каждую
категорию мы разворачиваем в стили, то есть делаем различение более тонким, а
композиций становится девять. На следующем уровне их количество утраивается,
и так продолжается до того момента, пока учащийся не достигает своего предела.
Предел различения интонации у каждого свой, но именно с третьего уровня
можно отличить природную одаренность от работоспособности. Как афористично
выразился великий русский художник В. Серов "искусство – это чуть-чуть". Есть
природные способности к различению оттенков цвета, они делают живописца
(например, А. Куинджи обладал

такой

врожденной способностью, поражая

современников умением одним мазком попасть в точку), но только способность
различать и воплощать интонацию

делает художника. Музыканты особенно

тщательно отрабатывают эту способность, поскольку музыка – это интонация в
чистом виде. Но это процесс интимный, передача умения происходит на уровне
мастер-ученик и не формализуется. В нашем случае можно вербализировать,
предъявить и описать задачу по созданию тончайшей интонации. Мы можем не
воспитать таким образом

художника (это все же больше целостность, не
80

поддающаяся анализу), но утонченного, рафинированного зрителя и слушателя
мы получим гарантиировано. При достаточном количестве времени и при
овладении системой эстетических модификаций с показателями обучение может
быть проведено предельно эффективно.
Основные задачи классического эстетического развития личности: эстетическое образование (знания), эстетический вкус и эстетические установки,
эстетическое обучение. Все три целокупно выполняются при использовании этой
модели, поскольку взаимосвязаны процессом: знания нужны не сами по себе, а
как знание о материале, наборе композиций из исторического багажа,

как

исследуемое эстетическое поле. Оно исследуется учеником для приобретения
собственных умений. Утонченное различение вырабатывает и вкус,

умение

отличить искусство от грубой рыночной работы и мастерство от ремесленничества.
Интересно следующее: модель не апеллирует к чувствам, но обращение с
ней развивает тонкость чувств. Видимый рационализм модели с графиками и
противоречиями очень быстро уходит на второй план, поскольку становится
языком общения учащихся и педагога, учащихся между собой. Умение
переживать и искренне восхищаться произведением мастера приобретает даже
некий оттенок рафинированности. Простое вчувствование, практикуемое по
большей части во всем многообразии эстетического воспитания, уступает место
некому интуитивному акту, сочетающему разум и чувство.

2.2.

Применение методики для иных видов развития личности

Поле применимости данного метода зависит от того, какой объект перед
нами. Если это любые формы взаимодействия личности с социумом, методика
применима. Чаще всего он требует незначительной корректировки, а если освоена
эстетическая сторона, то экстраполяция происходит вообще безболезненно.

81

Если перечислять в той же уровневой последовательности, то мы можем
вывести из эстетической ментальности историю становления и смены философских учений, этических доктрин, социологические конструкции и устройства
обществ. На этой основе можно выстроить курс становления цивилизации
(естествознание, технознание, социознание,

человековедение). Попеременное

доминирование в менталитете одного из типов ценностей, одна из которых
эстетическая.
Наиболее простым примером применения данной методики может быть
политическое проектирование и прогнозирование. На практике нам еще в 1983
году удалось сделать трехуровневый прогноз развития политической ситуации в
СССР. Степень его оправданности достаточно высока:
– после смерти Брежнева должен наступить период «дворцовых переворотов» с длительностью до трех лет,
– кризис приходится на минимум солнечной активности в районе 1985-86
годов,

после чего открывается новый 33-х летний цикл менталитета одного

поколения с преобладанием индивидуализма и опорой на личный интерес.
Интересно следующее: этот цикл не изменяет предыдущую советскую систему, а
только перераспределит власть и богатство между той же номенклатурой и
нуворишами-мафиози. Период узаконенного рабства остается, но меняется одежка
– частная собственность тех, кто и был у власти. Вместо изжившей себя
идеологемы марксизма сталинского типа новая идеологема "гуманного социализма" или же рынка,
– наибольшей активностью обладает первый 11-летний цикл, это период
смены форм власти и экономической доктрины, начало цикла 1985-6, окончание в
1996 году, когда политическая власть будет стабилизирована,
– пиковый год в смене форм власти наступит через год-полтора после
максимума солнечной активности (классическая фаза архаики низменного), это в

82

районе 1991-1992 года. Августовский путч достаточно точно

спрогнозировал

Глоба, использовавший точные астрономические данные,
– последующее движение будет идти в сторону диктатуры, с некоторым
сдерживанием и борьбой множества линий. Очередной, но уже не слишком
сильный кризис власти приходится на 1993-94 годы, (он аналогичен 19-й
партконференции по значению).
Теперь о показателях и индикаторах. Времяощущение – прошлое в
столетнем цикле. Здесь все, начиная от взрыва историзма, охраны памятников,
восстановления церквей, до возвращенной литературы и возрождения русского
идеализма. В качестве золотого века вдруг выступил царизм, а в качестве героямученика Николай II. Пространствоощущение – резкое меньшение пространства.
Отсюда мгновенный распад соцлагеря и Союза, всплеск национализма, резня на
окраинах империи, аналогичная резне столетней давности. При этом в 33-х
летнем цикле противоположная тенденция удержания большого пространства и
будущетворения. Именно это не дает развалиться той же России на ряд удельных
княжеств и активизирует политику.
Интересна эстетическая ментальная окраска этого периода. Наложение
категории низменного на архаику дает
документа.

Сложение

будущего

и

натурализм, в частности, эстетику

прошлого

порождает

парадоксальное

настоящее: отсюда восприятие происходящего как эстетически ценного. Если
вспомнить, что документальное кино резко вытеснило художественное, а вся
страна неделями без сна смотрела заседания съездов, то становится понятно, что
за

этим скрывается. Излюбленное чтение – мемуары, причем

максимально

неприкрашенные. Натурализм проявляется в резком биологизаторстве искусств:
эротика и порнография, боевики, фильмы ужасов, некрофильные тенденции. Запад
давно и постепенно прошел эти стадии, бывший Союз все это впитывает запойно.
В философии – неизбежный идеализм, в обыденном сознании – все виды мистики
(целители, экстрасенсы, тоталитарные секты). Начинает осваиваться мистический
83

потенциал Востока. Все эти тенденции, хотя и не в такой бурной форме, были
свойственны циклу низменного сто лет назад.
Приведенный пример доказывает, что по эстетическим показателям можно
реконструировать и прогнозировать политическую ситуацию в принципе. Но
политика – вещь быстротекущая, наподобие моды. Поэтому для полноценной
работы в этой области необходим еще и эстетический мониторинг. Очень многие
повороты прямо-таки очевидно находили свое воплощение в эстетических
произведениях нашего времени за год-два до самого события. Иногда
признаки были косвенными,

нужные

иногда очень и очень явными. Сочетание

политического прогнозирования и мониторинга можно класть в основу учебного
курса по подготовке политических проектировщиков. Это учебная задача не ахти
какой сложности. Скажем откровенно, сегодня необходимо подготовить политиков для 1996 года, умеющих грамотно проектировать и удерживать политическую
ситуацию.
Мы не коснулись еще многих возможных направлений, где потенциал
эстетической системогенетики может оказаться полезным, но мы достаточно
очертили само это поле. Это поле взаимодействия человека и социума, через
которое происходит взаимообмен ценностями, установками. Скажем, этическими
– тогда можно детально описать, почему этические нормы сталинизма есть
"жертвуй собой на благо", а хрущевский Моральный Кодекс Строителя
Коммунизма начинался словами "человек человеку друг, товарищ и брат", на что
наше время ответствует римской пословицей "человек человеку – волк". И
вообще, почему и этические, и эстетические, и политические, и еще Бог знает
какие аналогии нашего времени с Римской Империей так буквальны (вплоть до
слова "аренда" и муниципальной милиции)?
Можно было заметить, что основной способ применения эстетической
системогенетики в других областях состоит в проведении неких тонких аналогий,
сопоставления отдаленного. Мы работаем не через эстетические индикаторы, а
84

при помощи

них. То есть, фактически мы придаем окраску более широким

принципам общей системогенетики. Например, тяготение
трагического и

ментальности

архаик к будущему в общей системогенетике объясняется

способом наследования из надсистемы, открытием там ниши, которая и
заполняется историей, отсюда прилив будущетворения; тяготение декадансов и
ментальности низменного к прошлому – подсистемной программой наследования,
которая делает доминирующей прошлое в сознании общества. Но когда от
суждений

столь глобальных мы переходим к конкретике и говорим, что

египетские пирамиды есть послание в будущее и отражение ментальности
трагического,

становится

как-то яснее. Возможно,

что упаковка в

классиологическую конструкцию множества эстетических модусов сложна по
первому впечатлению, но только по первому.
В рамках Университета АвтоВАЗбанка мы опробовали применимость наших
принципов на ряде учебных предметов. Нам удалось за два года перестроить
концепции литературы, истории, комплекса естествознания. И, разумеется, курса
мировой художественной культуры. Возникает некая межпредметная парадигма,
использующая и развивающая описанный выше

метод. Возникает ряд

специальных новых предметов, например, художественная герменевтика. Все это
свидетельствует, что границы применимости эстетической системогенетики
обширны.
Эстетические индикаторы преимущественно

качественные. Они хорошо

транслируются в педагогических процессах и плохо формализуются. Тем не менее
весь описанный выше аппарат исследования перекладывается сейчас на
машинный носитель, причем с педагогическими целями. Мы ставим своей задачей
освободить

личность

от

рутинной

работы

и

длительного

освоения

художественных техник. Ведь художник творит не красками, а при помощи
красок. Он творит новые модификации выразительных состояний. Так почему бы
этим и не заняться сразу, минуя длинный путь ремесленных штудий. Это меняет
85

педагогический процесс, в котором главным становится проектирование,
прогнозирование и прожектирование, то есть все виды будущетворения. А именно
для этого и разрабатывалась нами методика эстетического системогенеза.
ЛИТЕРАТУРА
1. Александров Н. Н. Между прошлым и будущим. // Молодежный акцент.
1989. N 3.
2. Александров Н. Н. Импульс будущего. // Молодежный акцент. 1989. N
6.
3. Александров Н. Н. Лезвие сексуальной бритвы. // Молодежный акцент.
1989. N 10.
4. Александров Н. Н. Чернуха или эстетика безобразного // Молодежный
акцент. 1990. N 2.
5. Александров Н. Н. Битва с хроносом. Пророчество и прогноз // ИнтерВолга, N 4,1990.
6. Александров Н. Н. Дуальность свободы общества и свободы личности в
мере человека. //В сб. Человек – мера всех вещей. Горький, 1990.
7. Алексеев В. Становление человека. У истоков разума. //Знание-сила, 1983,
N 10.
8. Арнхейм Р. Искусство и визуальное восприятие. – М., "Искусство", 1974.
9. Артемьева Е. Ю. Семантические аспекты изучения памятников культуры.
В сб. Памятниковедение. Теория, методология, практика. НИИ культуры. М.,
1986.
10. Божко Ю. Г. Эстетические свойства архитектуры. Моделирование и
проектирование. Киев, Изд-во "Будивэльнык", 1990.
11. Гачев Г. Д. Жизнь

художественного сознания. Очерки по истории

образа. Ч. 1. М., Изд-во "Искусство", 1972.
86

12. Глазычев В. Л. О дизайне. М., Изд-во "Искусство",1970.
13. Зарипов Р. Х. Кибернетика и музыка. М., 1971.
14. Зеленов Л. А. Генезис и функции эстетической деятельности. В сб.
Проблема нормативности в эстетике и этике. Горький, 1979.
15. Зеленов Л. А. Методология человековедения. Нижний Новгород, 1991.
16. Зеленов Л. А. Методологические проблемы эстетики. Горький,1971.
17. Зеленов Л. А. Основы эстетики. Курс лекций. – Горький, ГИСИ, 1974.
18. Зеленов Л. А. Процесс эстетического отражения. – М., Изд-во
"Искусство",1969.
19. Кедров Б. М. О творчестве в науке и технике. – М. , Изд-во "Молодая
гвардия", 1987.
20. Кроник А., Головаха Е. Психологическое время: путешествие в "давно"
и "не скоро". // Знание-сила, 1984, N 2.
21. Крюковский Н. И. Логика красоты.- Минск, 1965.
22. Крюковский Н. И. Основные

эстетические

категории. Опыт

систематизации.- Минск, Изд-во БГУ,1974.
23. Крюковский Н. И. Кибернетикаизаконыкрасоты.- Минск, Изд-во БГУ,
1977.
24. Крюковский Н. И. Человек прекрасный. Очерк теоретической эстетики
человека. – Минск, Изд-во БГУ,1983.
25. Каган М. С. Морфология искусства. – Л. 1973.
26. Лихачев Д. С. Будущее

литературы как предмет изучения. //Новый

мир. 1969. N 9.
27. Лотман Ю. Николаенко

Н. "Золотое

сечение"

и

проблемы

внутримозгового диалога. //ДИ СССР. 1983. N 9.
28. Мазаев А.И. Концепция "производственного искусства" 20-х годов.М., Изд-во "Наука", 1975.
29. Марков М.Е. Искусство как процесс. – М., Изд-во "Искусство", 1970.
87

30. Мелик-Пашаев А.А. Педагогика искусства и творческие способности.
– М., Изд-во "Знание",1981.
31. Мизун Ю. Г, Мизун П. Г. Космос и здоровье. – М. , Изд-во "Знание",
1984.
32. Моль А. Социодинамика культуры. – М., 1974.
33. Переверзев Л. Б. Искусство и кибернетика. – М., Изд-во "Искусство",
1966.
34. Петров В. М. Прогнозирование художественной культуры. – М.: Издво "Наука",1991.
35. Петров В. М. Эта таинственная цикличность. // В сб. "Число и мысль". –
М. ,1986. Вып. 9.
36. Петров В. М. Художественная культура как объект прогнозирования.
//Вопросы социального функционирования художественной культуры. – М., 1984.
37. Пэрна Н. Я. Ритм, жизнь и творчество. – Л.-М.: 1925.
38. Раппопорт С.Х. Неизобразительные формы в декоративном искусстве. –
М., Изд-во "Советский художник", 1968.
39. Ражников В.Г. Диалоги о музыкальной педагогике. – М., Музыка, 1989.
40. Розенеберг Г. Тройка, семерка, туз... // Знание-сила, N 7, 1987.
41. Сороко Э.М. Структурная гармония систем. – Минск: "Наука

и

техника", 1984.
42. Сороко Э.М. Концепция уровней, отношение, структура (к методологии
социологического исследования). – Минск. Изд-во "Наука и техника", 1978.
43. Субетто А.И. Творчество,

жизнь,

здоровье

и

гармония

(Этюды

креативной онтологии). – М.: Изд-во фирмы "Логос", 1992.
44.

Субетто

А.И.

Генезис

классификационной

информационная эволюция живого. // Классификация

в

деятельности

и

современном мире.

Новосибирск, 1989.

88

45. Субетто А.И. Творчество. Синтетическая теория и проблема творческого
долгожительства. // Теория и практика принятия решения изобретательских задач
с

использованием

методов

активизации

и

повышения

эффективности

технического творчества. – Л.: 1989.
46. Субетто А. И. Феномен пост-футуристического диморфизма систем как
возможная

гипотеза

построения

прогнозов.

//

Прогнозирование

научно-

технического и экономического развития основных звеньев народного хозяйства.
– Л.: ЛДНТП, 1990.
47. Субетто А. И. Системогенетика как общая теория преемственности в
развитии

систем.

//Всесоюзная

научно-теоретическая

конференция

по

фундаментальной междисциплинарной проблеме "Организация и управление".
Минск. 13-15 ноября 1989 г. Тезисы докладов. Минск: 1989.
48. Субетто А. И. От комплекса наук о человеке к интегральной науке. //
Организационные
экономических

факторы

повышения

эффективности

социально-

исследований: пути активизации человеческого фактора

(Методические рекомендации). – Л.: ЛДНТП, 1988.
49. Субетто А. И. Системогенетические закономерности формирования и
развития качества сложных объектов. – Л.: 1983.
50. Субетто А. И. "Русский

космизм"

и

грядущая "четвертая волна"

развития человеческой цивилизации. // На страже Родины. 1990. 8, 9, 13, 16
июня.
51.

Субетто

А.И.

Социогенетика:

системогенетика,

общественный

интеллект, образовательная генетика и мировое развитие (опыт синтеза). // СПб-М., 1993.
52. Субетто А.И. Введение в квалиметрию высшей школы. Кн. 1-4. – М.,
труды ИЦ Гособразования, 1991.
53. Чижевский А. Л. Земное эхо солнечных бурь. – М., Мысль, 1973.

89

54. Чижевский А. Л. Физические факторы исторического процесса. –
Тверь, 1923.
55. Чижевский А. Л. Солнечные пятна и психозы. М. ,"Русско-немецкий
медицинский журнал", 1928, март.
56. Ягодинский В. Н. Ритм, ритм, ритм. Этюды хронобиологии. – М., Издво "Знание", 1985.

Г. Тольятти, 1994.

ÇÔ‚˚ ÓÔÛ·ÎËÍÓ‚‡ÌÓ:
åÓ‰ÂÎËÓ‚‡ÌË Ë̉Ë͇ÚÓÓ‚ ͇˜ÂÒÚ‚‡ ‚ ˝ÒÚÂÚ˘ÂÒÍÓÈ ÒËÒÚÂÏÓ„ÂÌÂÚËÍÂ. // Ç Ò·.: 䂇ÎËÏÂÚËfl
Ó·‡ÁÓ‚‡ÌËfl. åÂÚÓ‰ÓÎÓ„Ëfl Ë Ô‡ÍÚË͇. – å.: àÁ‰-‚Ó àñ èä èë, 1993. ë. 70-137.

90

СИСТЕМОГЕНЕТИКА И ПРОБЛЕМА ГЛОБАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ

Тезисы для сборника, подготовленного к открытию конференции

Н.Н. Александров, Тольятти, 1994.
1. Системогенетика в современном обществе выступает в качестве интегратора, стоящего на позициях нового синтеза знания. Эта проблема синтеза
приобретает актуальность в силу интеграции человеческой цивилизации в целом.
Разнообразие точек зрения на развитие общества и на будущее человечества
сейчас существует как рядоположенный набор разных парадигм. В пределе идеи
системогенетики могут синтезировать эти парадигмы за счет вычленения и
структурирования инвариантов.
2. Системогенетические инварианты можно рассматривать как минимум в
двух ипостасях – системные инварианты (в том числе, классиологические) и
генетические инварианты. Движение в области синтеза системных инвариантов
активизировалось в 60-х годах нашего века и на этом пути были выработаны идеи
системологии, развиты понятия общей теории систем и т. д. Но специфика
системогенетики в том, что объект исследования должен быть отражен как
минимум дважды: и системно и генетически. Работа в области конфигурирования
разных онтологий должна быть дополнена генетическим синтезом. Но в этом
направлении сделано значительно меньше шагов.
3.

Генетический тип исследования предполагает наличие определенной

логики разворачивания предмета исследования во времени его жизни, в пределе –
92

реконструкцию его полного генезиса. В настоящее время существует целая
совокупность разных генетик, например, социогенетика, техногенетика и т. д. Что
касается системогенетики, то в ее задачи входит выявление инвариантов и
установление законов генезиса любых систем. Разумеется, инварианты такого
рода могут охватывать только то множество объектов, которое нами познано и
может быть описано как системное. Наличие таких инвариантов является
своеобразной рабочей гипотезой метода системогенетики.
4.

На материале истории философии можно проследить как возникал

практически весь набор возможных генетических инвариантов в моменты
формирования содержания, в начальные периоды в развитии цивилизаций. Нами
выдвигается такое предположение: существует достаточно ограниченный набор,
своего рода конечная морфология всех возможных генетических единицинвариантов. Эта морфология инвариантов обозначается как потенциал в
начальные моменты становления цивилизаций. Так, например, в китайской
культуре периода "Ста школ" этот набор просматривается с такой же
отчетливостью, как и в античности или в раннем средневековье. Далее в истории
цивилизаций

можно

наблюдать

перемещение

доминирования

от

одного

инварианта к другому, от одной точки зрения к другой, что составляет процесс
перемещения доминирования инвариантов в одном историческом цикле.
5. Такая условная морфология генетических инвариантов в крупных
исторических циклах, например, в формационном цикле, "накрыта" некоторым
единством, определенным "менталитетом формации". Наша задача в данном
обзоре – выявить отдельные (не все) предельно большие циклы и зафиксировать
верхний уровень генезиса – генезис парадигм времени в формационных циклах.
По сути мы рассматриваем историю человечества как идеально детерминированную. Причем, мы можем наблюдать процесс роста идеальной
детерминации в истории.

Опора на инварианты, удерживающие единство

мировоззрения, позволяет выделять крупные фазы развития человечества.
93

6. Перейдя на позиции идеальной детерминации истории при помощи
рабочего понятия "менталитета", мы обнаруживаем определенную целостность:
менталитет каждой формации в инвариантах предстает единым. Определенная
фаза, этап становления человечества как целого, постижения мира через меру и
пределы этой фазы удерживают границы этого "формационного менталитета".
Именно наличие такой общности позволяет выделять явления, близкие к тому, что
Ясперс назвал "осевым временем".
Наш взгляд состоит в том, что человечество есть целое с самого первого
своего проявления. Это целое долго не осознает себя как целое, более того,
действительное осознание может наступить только в конце "формационной
истории". На всем протяжении своей истории человечество накапливало некий
идеальный багаж и пыталось с разных позиций осмыслять себя именно как целое.
А.И. Субетто описывает этот процесс как процесс роста совокупного интеллекта
человечества, включающего и рациональную, и иррациональную составляющие в
это понятие. Становление этого целого идет через локальность и дифференцированность к всеобщности и интегрированности. И если говорить об истории
философии, то она являлась полем синтеза такого рода предельных представлений. Они не обязательно имеют логический и рациональный характер; более
того, синтез на иррациональной основе имел место значительно чаще. Если встать
на позицию познания инвариантов, то для нас не имеет значения – какая это
основа. В любом историческом цикле можно наблюдать движение от
рационального к иррациональному, которое потом снова и снова повторяется. Односторонность и монизм философской парадигматики способствуют анализу,
углублению частных представлений, но не способствуют синтезу, который
обязательно строится на конфигурировании разных онтологий.
7. Отношение к проблеме времени в любой ментальной конструкции
является определяющим и задающим. Оно никогда не было "естественным", как
это пытаются представить некоторые исследователи. Это всегда идеальная
94

искусственная конструкция, которая затем накладывается на ход жизни социума.
Точка зрения на время управляет сообществом людей. Власть – это власть над
временем, вот почему переход от церковного времени к светскому был таким
трудным и достаточно кровавым – это был переход доминирования, замена одного
типа идеальной детерминации на другой. Пространственно-временные модели,
"ментальный хронотоп" незримо присутствует во всем, что совершается в той или
иной культуре, в том числе и в экономике. И в этом сказывается то обратное
влияние культуры на устройство общества, в том числе и на экономику, которое и
можно назвать принципом идеальной детерминации.
8. И способ устройства общества, и способ производства есть производное
от менталитета данного времени в той же мере, в которой менталитет производен
от них. Взаимообусловленность не есть дуализм: цикл задается не набором орудий
и средств производства, а все-таки набором идей. Вряд ли орудия династии Цин
сильно отличались от орудий греков, но вот исходные философские положения
фиксируют сильнейшие отличия. И мы имеем при одном и том же уровне
развития орудий разные типы общественного устройства. Модель управления
обществом Конфуция и модель управления Аристотеля – это проявление их
отношения к "ментальному хронотопу", разные проекты при разных основаниях.
Если изучать только способы общественного устройства, то причина меняется со
следствием. Аристотель задумал эллинизм, Александр и его преемники реализовали проект, выдержав его идеологию. Точно так же проект Конфуция был
реализован в Китае, и точно так же стал идеологией.
9. Существует целая ветвь исторически разных школ, в постулатах которой
лежит прото-идея о том, что история человечества есть сходящаяся (близкая к
конической) спираль, в которой прогресс идет в форме круговоротов, но круги эти
навиты на конус в качестве витков спирали. У этой пространственно обозримой
конической модели были свои, более простые, предшественники. В истории

95

философии и в философии истории можно зафиксировать наличие как минимум
нескольких идей, связанных с трактовкой исторического времени:
- первобытного природоподобного круга времени,
- простого идеального круга античности (бесконечного возврата),
- линейного теологического времени европейского средневековья, переходящего в профессиональное метрическое время,
- спирально-цилиндрического времени восточного средневековья,
- органического цикла Вико, где представлено возрожденческое человекоподобное время,
- стрелы прогресса в Просвещении, где сложно локализовано и онтологиическое время Декарта,
- спиральности 19 века, объединившая античный круг со стрелой прогресса
(начало разработки идеи импульса).
- импульсного времени 20-го века, основанного на зримой модели конической спирали и дополнительности двух конических спиралей (модель веретена). В
настоящее время эта ментальная идея выглядит уже значительно сложнее, где
время предстает как фрактальное, вложенное, многомерное импульсное время.
10. Если говорить о критическом отношении большинства историков к
циклической парадигме, то оно связано только с недостатком информации о
современных концепциях ментального времени. По публикациям можно
наблюдать повсеместное применение модели цилиндрической спиральности 19
века, что действительно очень далеко отстоит от многослойности исторических
хитросплетений. Историческую тенденцию сегодня уже невозможно воспринимать как абстрактную и равномерную винтовую линию, она может "работать"
только в описании эмпирически взятых локальных циклов. Но стоит связать их
воедино, как эта модель перестает быть объяснительной. Кроме того, цилиндрическая модель цикла основывается на естественно-научном детерминизме
прошлого века, она ищет основания в метрических природных циклах. В природе
96

действительно есть равномерные, раскачивающие циклы, причем на нескольких
уровнях это целые пучки. Но законы развития социума, что видно у Л. Гумилева,
имеют свою циклическую структуру, взаимодействующую с природой, а не
жестко подчиненную природе.
11. Если мы встанем на новую позицию исторического социального
Импульса, и будем понимать ее как двустороннюю коническую спираль
(веретено), где история человечества есть только часть общей биосоциальной
истории, то такая модель достаточно адекватно отражает этапы движения истории
человечества в цифрах. Особенно если принять импульс как фрактальномногомерный, а не в чистом единичном виде. Рассматривая в этом ключе гипотезу
существования "ментальных формаций", можно видеть, что они образуют "витки
на конической спирали" с убывающей длительностью. Относительно шага этой
спирали есть как минимум два мнения – 2,7 и числа "золотого сечения". Такого
рода модели должны вырабатываться и соотноситься с достоверными историческими фактами. Более того, только через надсистемные импульсные модели,
например, модель всего импульса биосоциоэволюции, мы сможем уточнить
достоверную длительность истории человечества. Движение должно идти как от
общего к частному, так и от частного к общему.
12. Наметившееся в современной философии противостояние объективного
(от мира к человеку) и субъективного (от человека к миру) обнаруживает себя в
двух ипостасях: одни философы пытаются раскрыть структуру мира, общества и
человека, другие – его смысл и цели в развитии. Перед системогенетикой стоит не
проблема выбора, а проблема синтеза знания. Эта проблема синтеза должна быть
правильно поставлена. Выбор в теперешней точке развития является ключевым в
истории. Множественность путей развития человечества была возможна до
момента

исчерпания

ресурсов,

обеспечивавших

стихийное

развитие

и

разнообразие. Мир стал слишком взаимосвязанной системой и становится ею все
быстрее. Как ни странно это звучит, человечеству не хватает идей. Поиск идет на
97

путях технологического и программного выхода из кризисной ситуации, а суть в
том, что необходимо сменить мировоззрение и глобальную мораль.
13. Можно выделить три линии в современном научном знании, в которых
присутствует проблема глобального выбора. Это линия западноевропейского
экзистенциализма, линия инструментального рационализма и линия русского
гуманизма, выраженная как в философии, так и в литературе. Исходные точки
зрения этих трех направлений принципиально несовместимы. Межу тем, если идти по предложенному пути синтеза онтологических оснований и генетических
структурных инвариантов, точки зрения перестают иметь значение. Имеет
значение только сам синтез.
14. Мы находимся в такой ситуации, когда вынуждены ускоренно проходить
все те этапы, которые нами не пройдены, болеть теми детскими болезнями,
которыми человеческая мысль переболела. Но есть и иной путь – не повторять
чужих ошибок, а опережать в мысли прошедшую и идущую историю, понять ее
логику. Для этого сейчас сложилась уникальная ситуация и мы должны поставить
себе подобную задачу. Новое, стоящее у порога – в слиянии. Хочется думать, что
это должны сделать именно русские, способные осуществить такой синтез в силу
многократного объясненного интегративного, всеобщего и вселенского или как
говорили раньше "СОБОРНОГО" характера русской культуры. Интегративная
функция России открыта и описана самими русскими. Но нам предстоит осознать
мировое значение этого утверждения на себе. И это наш шанс в условиях
глобального выбора.

98

ПРИНЦИПЫ И ЦЕЛИ СИСТЕМОГЕНЕТИЧЕСКОГО ДВИЖЕНИЯ

Н.Н. Александров. Г. Тольятти, 1994.
Данная статья была опубликована в газете Академии «Акцент» к открытию
конференции. В основном все, сказанное здесь, имеет отношение к авторской
системогенетике А.И. Субетто, взгляды которого я разделяю и цитаты из работ
которого здесь использую. Совпадение наших интересов и взглядов и легло в
основу нашего сотрудничества в рамках Академии.
Чем является системогенетика
Системогенетика – новый интегративный комплекс в науке. Это в первую
очередь наука о закономерностях наследования в системном мире. Системогенетика – инвариант системы законов преемственности и обновления в развитии,
отражающий "общее" для разных областей научного знания. Системогенетика
есть внутреннее содержание эволюции, определяющее механизм ее движения. В
этом смысле системогенетика является "ядром" эволюционики.
Системогенетика исследует как генетические, так и системные инварианты.
Все в мире система. Категория системы сопряжена с категорией целостности.
Система есть единство элементов и структуры (совокупность элементов и
отношений),

определяющих целостность. Такой подход определяет принцип

системности мира и любого его фрагмента как онтологический принцип, у
истоков которого стоит Аристотель с его принципом целостности, т.е. несводимости "качества целого к качествам его частей". Принцип системности опреде-

99

ляет системную онтологию как определенный "срез" познания и объяснения
бытия мира и человека через категорию системы.
В концепции системогенетики системная онтология раскрывается через
отношения "вложенности систем друг в друга". Формируется "мир систем" как
иерархизированный системный мир.

В выделение системы всегда есть акт

системного познания и одновременно он делит иерархию системного мира на
"подмир" и "надмир" системы. В системе происходит пересечение двух
"наследственных потоков", идущих через подмир системы "от прошлого" и
через надмир системы "от будущего". "Волна", или "цикл" есть форма синтеза
этих двух потоков. Исследование цикличности развития является одним из
направлений системогенетических исследований.
Вместе с живыми системами в мире появляется

Рефлексивный Мир и

Рефлексивная системная онтология, являющаяся частью системогенетики.
Из изложенного следует программа формирования научного задела в форме
Неклассической Науки как базиса скачка в управляемости со стороны человека,
обществ отдельных стран, включая общество России, человечества в целом. Такая
программа опирается на новые

Неклассические

парадигмы в организации

единого корпуса знаний. Системогенетика вырабатывает новые системную,
классификационную, циклическую, квалитативную, методологическую парадигмы и их раскрывающие научные комплексы. Сюда входит новый взгляд на
теорию общественного интеллекта, концепции синтетической революции в
механизмах цивилизационного развития и закона роста идеальной детерминации
в истории, концепция развития мировой цивилизации в свете Большой Логики
Социоприродной Эволюции, концепция закона опережающего развития качества
человека, качества образовательных систем в обществе и качества общественного
интеллекта как важнейшего механизма выживаемости человечества в ХХI веке.

100

Образовательное общество. Системогенетический взгляд
Ключевым моментом в развитии цивилизации сегодня является вопрос об
образовании. Человечество в целом сможет выжить, только став
тельным

обществом". Образовательная

"образова-

система как социальная система не

замыкается системой образовательных учреждений, а экспансируется в своих
границах на общество в целом. Функция образования становится ведущей
функцией

фирм

в развитых странах, поскольку интеллектуальный ресурс

становится важнейшим фактором конкуренции как между отдельными фирмами,
так и между государствами. Переход существующих обществ в образовательные
общества требует смены теоретических оснований в "фундаменте"

общество-

ведения и человековедения. Образование становится ведущим механизмом в
решении экологических

проблем и

в

системе экономического развития.

Образовательное общество есть по своей природе общество,

в котором

происходят преобразования экономического базиса общества в образовательноэкономический базис общества. Образование становится
педагогическим

производством"

человека,

"образовательно-

общественного

интеллекта.

Происходит переход от "эпохи политической экономии" к "эпохе социальной
экономии" подразумевает становление образовательного общества.
Образовательное

общество

преодолевает

негативы

информационного

общества, обеспечивает процессы формирования мониторинга за информациионной экологией, информационным качеством жизни.
Образовательное общество означает собой Неклассическое общество, где
усиливается сознательное использование системогенетических законов в первую
очередь по пути синтеза программирующих начал "от прошлого" и " от
будущего", должного и свободы. Появляется новый тип проективности –
системогенетическая проективность, которую впервые методологически глубоко
которую разрабатывать Н.Д. Кондратьев.

101

Системогенетическое движение
В настоящее время в мире нарастает интерес к обозначенным проблемам
системогенетики и формируется ряд "ядер", в которых идет концентрация этого
нового знания.
В России это выразилось в формировании нового
нового циклического подходов,

классиологического и

которые уже объединены в общественные

организации, ассоциации и лаборатории. Обширность проблематики

самой

системогенетики потребовала концентрации на ключевых направлениях. Одним
из центров координации и синтеза в системогенетике стал "системогенетический
колледж" Международной Академии Бизнеса и Банковского Дела в городе
Тольятти. Ниже приведены основные направления,

по которым уже сейчас

ведутся исследования.
Системогенетическое направление в Академии
Системогенетическое направление оформилось в Академии в рамках
"системогенетического колледжа", который работает по принципу "невидимого
колледжа", то есть как неформальное сообщество единомышленников.
"Системогенетический колледж" ставит первой целью
научной

школы

системогенетиков

на

базе

международной конференции "Системогенетика и

формирование

постоянно действующей
учение

о цикличности

развития" и использования конференции в качестве школы-семинара по этому
направлению исследований.
Второй целью является разработка системогенетической методологии
управления качеством образования,

разработка и корректировка

образова-

тельных программ, организация корпусов знаний по отдельным дисциплинам.
Третья цель связана с функционированием "системогенетического колледжа"
как филиала Исследовательского Центра проблем качества подготовки специалистов высшей школы. Это разработка технологий аккредитации и аттестации для
102

негосударственных высших учебных заведений, включая обобщение собственного опыта по международной аккредитации в Северо-Западной ассоциации
колледжей и школ США и планируемое прохождение аккредитации в европейских
странах.
Четвертая цель – разработка региональных программ

развития систем

образования (для города Тольятти и региона). Это связано с ведущей идеей
системогенетики в целом –

трансформации

современного

общества в

"образовательное общество" и поиском механизмов этой трансформации.
Пятая цель – это разработка компьютерных технологий обучения и оценки
качества на базе системогенетических моделей. Эта цель связана с наличием в
Академии специализированной лаборатории, имеющей трехгодичный опыт
работы. Данная разработка является научной темой ректора университета, а
лаборатория – его исследовательской лабораторией.
Принципы и цели системогенетического движения// “Акцент”, от 14-19 июня 1994.

103

НЕВЫУЧЕННЫЙ УРОК ИСТОРИИ

Н.Н. Александров, г. Тольятти, 1994.
Человек на 80% состоит из воды. Но больше, чем на 80%, человек состоит
из истории.
Когда общество начинает топтаться на месте, ему явно не хватает идей.
Идеи – это топливо общественного времени, и, если притока идей не видно,
движение общества может остановиться. Яркие политические страсти, грозовыми
разрядами пронизывающие наше общество, – это лишь начало более глубокого
процесса переосмысления мировоззренческих основ нашего общества. Политикам
некогда заниматься философией и историей; впрочем, это еще не политики, если
им некогда. Один из ведущих американских менеджеров начинает свой день с
чтения философских трактатов и только потом занимается делами. Этого человека
любая фирма готова "оторвать с руками". Но из жизненного опыта любой из нас
знает, что ничего скучнее философии в мире нет. “Суха теория, мой друг, а древо
жизни пышно зеленеет”, – любили говорить студенты, не подозревая, что слова
принадлежат гётевскому Мефистофелю.
Между тем и до, и во время, и после марксизма фантастически красивая
страна философской мысли цвела и плодоносила. Тоталитаризму удалось
превратить зерно истины, бесспорно, содержащееся в марксизме, в пять хлебов и
накормить этими, порядком засохшими, хлебами не одну тысячу верующих. Но
104

уже тем сухарем, который достался нашему времени от данного учения, можно
было вполне забивать гвозди. Сами же гвозди тоже изготавливались при его
помощи (“гвозди бы делать из этих людей”!). Впрочем, фарисейство и у нас не
было безграничным: под маркой критики буржуазной философии некоторые ее
мысли проникали и проникают в литературу. Например, историю модернизма
вполне сносно можно было выучить по ругательным искусствоведческим
монографиям, если отжать из них воду. Причем, что характерно, современные
искусствоведческие работы местами уступают тем, старым и ругательным. Я
думаю, мы вынуждены будем ускоренно проходить все те этапы, которые нами не
пройдены, переболеть теми же детскими болезнями, которыми человеческая
мысль переболела. Однако есть и второй путь: не повторять чужих ошибок, а
опережать в мысли идущую историю. Для этого сейчас сложилась уникальная
ситуация. Но не чувствуется, чтобы кто-то ставил себе подобную задачу.
Где-то в конце прошлого – начале нынешнего веков в нашей России расцвел
неизвестный нам “русский Ренессанс”: это было время сильной социальной
напряженности, но именно в этой атмосфере собирающейся грозы получили
развитие

русская

философия,

русское

искусство

и

литература,

русская

гуманитарная наука. Заметьте, не естествознание, не познание природы в целях ее
покорения, а именно гуманитарный пласт культуры, хотя и в области естествознания и даже техники Россия занимала не последнее место. Можно только поблагодарить тех большевистских политиков, которые в 1922 выставили из России
“цвет нации”, столь обогативший западную мысль. Известно, какая судьба ждала в
советской России лидера правых эсеров Питирима Сорокина, ставшего лидером
американской социологии на многие годы. Уже издалека эти люди осмысляли
роль России и смогли предвидеть многое из случившегося и многое из того, что
еще случится. Хотя бы поэтому интересно познакомиться, какими путями
развивались их мысли. Но куда важнее другое: русская философская мысль, хотя
и интегрировалась с западной, все равно осталась особой, нерастворимой и не
105

продолженной никем. Как трудно объяснить нормальному немцу, в чем состоит
юмор Ильфа и Петрова, так же трудно западному философу продолжить мысли
Достоевского или Толстого. Эта задача специфически наша, и уникальность
ситуации в том, что мы и можем, и должны это сделать. Следовательно, необходимо наверстать упущенное и шагнуть за горизонт. Привычная для нас философия
диамата идет от мира к человеку, и не она одна. Философия русского Ренессанса
конца прошлого века шла от человека к миру. Казалось бы, ну и что, какая
собственно разница? Между тем разница огромная, это даже не разница, а
пропасть. Как выразился Остап Бендер по поводу финансов, в эту пропасть тоже
можно падать всю жизнь.
Важно отметить, что русская философская мысль как была, так и остается
совершенно особым полем, со своей проблематикой и своим методом. Этот метод,
с одной стороны, раздражает западных философов, в силу чего они придумали
“загадочную русскую душу”, тем самым закрыв проблему. Но с другой –
достижения русской мысли намного опережали достижения западной, а об этом
знают лишь единицы. Бердяев писал, что при чтении столь прославленного Ницше
его все время не покидало чувство недоумения: все это, и значительно глубже,
уже было у Достоевского. То же самое можно сказать по поводу Данилевского и
Шпенглера: теория Данилевского богаче. В чем тут дело? Мне представляется,
что, во-первых, русский ментальный цикл не синхронизирован с западным и
работы русских не попадают в резонанс с актуальной западной “философской
модой”. Во-вторых, западная философия имеет совершенно другой стиль: это
либо

гегелевский

вызывающий

тип

священный

неудобоваримых
ужас

у

многослойных

непосвященных,

либо

напластований,
шпенглеровско-

ницшеанский стиль “паблисити”, эссеистика как игра по своим правилам. Русские
на диво фундаментальны, гораздо фундаментальнее (не дотошнее, а именно
фундаментальнее) немцев.

106

Расцветом любая культурная популяция обязана изоляции. Изоляция
поднимает давление пара в культуре. Но нужен был еще и социальный повод,
чтобы русская философская мысль окончательно дозрела для размежевания и
объединения в малые “элиты”. Таким поводом стала первая русская революция.

Русская философия и русская литература
Объединение русских философов происходит вокруг общих сборников (как
формальный повод), а шире – вокруг коллективного осмысления глубинных
проблем современности, и особенно проблемы Человека. Русская философская
мысль шла, отталкиваясь от мыслей Ф.М. Достоевского. Если открыть
философский или социологический словарь, то там всегда найдется немало
упоминаний о Достоевском, а также статья о нем. В словарях по эстетике и этике
ссылок на Достоевского еще больше. Загадка русского писателя состояла в том,
что в его произведениях, записках и дневниках не меньше философии, чем
литературы. Парадоксальность русского мышления обнаруживает себя в его
редкостной целостности: литература не только содержит в себе философию
жизни, но и зачастую многократно опережает формулировки профессиональных
“чистых” философов. Чем, по-вашему, является “Что делать?” Чернышевского?
Литературно обработанной утопией, основанной на отчетливой философии. Более
того, каркас логичности просто выпирает из этого произведения, разрушая его
ироничную художественную ткань. Или столь популярный недавно Замятин – кто
он? Писатель-фантаст или социолог, создавший вполне определенную и почти
реализованную модель будущего на тридцать лет раньше почитаемого на западе
Оруэлла? Заметим, что способ фантастического моделирования будущего и
проигрывания вариантов развития присущ и марксистам: исключенный из РСДРП
Богданов (Малиновский) анализирует последствия реализации идей социалдемократов в фантастическом романе, хотя делает это в романтической форме.
Недавно переиздана его “Красная звезда” – это и своеобразная литература, и
107

хорошая социология. Впрочем, утопии вообще входят в “три источника и три
составные части” сталинского марксизма. Удивительный мир утопии и
антиутопии – это целое направление современного философского анализа.
Приговор прочел уже Бердяев: утопии страшны тем, что они реализуются.
Но Достоевский и Толстой не писали ни фантастики, ни утопий, ни
антиутопий. Они сумели пронести свои идеи через изображение современной или
не столь отдаленной жизни. И в подходе к неоднозначным философам у их
современников сразу же обнаружилась уже знакомая нам двойственность. “Лев
Толстой как зеркало русской революции” нужен был Ленину, воспитанному на
идеях русского демократического радикализма. В одной из работ Н.А. Бердяева по
поводу художественного мира Гоголя таким образом критикуется эта однобокая
тенденция: “Наша критика, – пишет он о Белинском – Добролюбове, – была для
этого слишком “прогрессивного” образа мыслей, она не верила в нечисть, она
хотела использовать Гоголя для своих утилитарно-общественных целей. Она ведь
всегда

пользовалась

творчеством

великих

писателей

для

утилитарно-

общественной проповеди”. Отсюда – Гоголь как “зеркало” дореформенной Руси,
Толстой – как “зеркало русской революции” – и тут прав Бердяев: тенденция
едина, и направлена она от мира к человеку, от общества и его заданности,
детерминизма, к личности. Раньше меня, воспитанного на “трех этапах
революционного движения в России”, всегда поражала озлобленная, карикатурная
критика Достоевским наших демократических радикалистов, скажем, в “Бесах”.
Теперь можно спокойно говорить о художественном пророчестве философа
Достоевского: все худшее сбылось. Утопии страшны тем, что сбываются. Только
к известному 1937 году Бердяеву удалось выпустить свою классическую работу о
русском коммунизме, но в этот момент процесс уже стал необратимым – его
оставалось только объяснять.

108

Выбор рационализма
Мысленно возвращаясь к переломной для философии первой русской
революции, я думаю и о тех истинных интеллигентах, которые ушли в идеализм,
и о тех марксистах, которых выгнали из партии, как Богданова, и о тех, которые не
смогли составить никакой оппозиции Сталину, – будь то начитаннейший “демон
революции” Троцкий или “любимец партии” Бухарин. Та самая изолированность,
породившая комплекс вины перед народом, как будто подготавливала этих людей
к изгнанию и уничтожению. Если провести аналогию, то и в итальянском
Ренессансе, и в русском новом Ренессансе интеллигенция никак не воздействовала
на власть – украшала, объясняла, призывала, да.
Между тем в истории философии всегда был разряд работ, которые были
построены на абсолютном (и в этом смысле аморальном) рационализме – начиная
с Ренессанса власть использовала принципы Макиавелли, ничуть не стесняясь
прекрасного соседства гуманистов. Мы искренне гордились, что первое советское
правительство было и самым молодым, и самым образованным. Если даже это и
так, в чем историки уже выражают сомнение, то что же осталось от этого цвета
социал-демократии через два-три года? Формирующаяся тирания, которую ни
молодость, ни образованность правительства не спасли. Как будут соотноситься
власть и культура дальше – это большой вопрос. Сталин очень любил
перечитывать Макиавелли. И проблемой выбора вроде бы не мучился. Власть не
имеет выбора. Власть неизбежно опирается на рационализм. Рационализм даже
не искушение, а философский атрибут всякой современной деспотической власти.
Между прочим, в любом учебнике прикладной социологии, и не только в
нашем, Ленин приводится как хороший социолог, открывший и использовавший
оригинальные социологические методы для захвата власти. Это – особый тип
соотношения философии и власти, когда философия становится идеологией
власти, а рационализированные технологии – орудием

ее захвата. Кстати,

“Философские тетради” В.И. Ленина являлись его личным конспектом по истории
109

философии, не предназначавшимися для опубликования и последующего
конспектирования: он явно искал в истории философии зерна нужной ему как
политику методологии. И нашел. Но это особая проблема – проблема
рационализма и власти и рационалистических методов “вспарывания” философии.
Она не просто актуальна – она становится все актуальнее и актуальнее именно
перед лицом выбора.
Карл Поппер всю свою критику гегельянства построил на тезисе о
превращении Г.В.Ф. Гегеля в “официального философа” немецкого государства
периода экспансии. По сути, он выделил тот же тезис: рационализм есть орудие
власти и в этом смысле он нечувствителен к философской критике. Рационализм
вне морали. Начиная с Декарта понятие добра подменено в рационализме
понятием правильного пути в поисках истины. Это можно свести до известного
лозунга его коллеги Паскаля: так будем же хорошо мыслить, это и есть лучшая
мораль. Но если Паскаль, как и Ньютон, закончил свою жизнь глубоко религиозным человеком, то Бог у Декарта остался внеморальным Богом. Это хорошо
показал М. Мамардашвили в “Картезианских размышлениях”. Нас же здесь
интересует сама постановка проблемы: рационализм может облекаться в любые
одежды, его суть – технологизация, его взгляд на человека – как на винтик
машины, навоз истории. Рационализм всегда близок к власти, начиная с
Макиавелли и кончая романтиком Гастевым. Он дает власти инструменты
властвования. При этом без мук выбора. Эту проблему осмысляют другие.

Экзистенциальность и ее выбор
Итак, рассмотрим тот исторический контекст западной философии, который
существовал параллельно с русской философской школой конца XIX – начала ХХ
веков. Один из отцов экзистенциализма Мартин Хайдеггер впервые стал различать
бытие вообще (взгляд от мира у человека) от наличного бытия или “здесь-бытия”
(от человека к миру). И это открытие было переворотом в западной философии.
110

Тем самым он открыл уникальность человека: его способность общаться с сутью
вещей, стремиться не только к благу, но и к истине, – но тут же обернул эту
уникальную сущность против разума. Вот это-то самое наличное бытие мы никак
не можем фиксировать, более того, мы не способны объяснить, почему бытие
есть. И когда художники-экзистенциалисты заставили человека пребывать в
пограничной ситуации, на грани жизни и смерти, то оказалось, что лишь в этой
ситуации человек и способен отбросить быт и открыть бытие. Есть предметы, но
нет ничего, что раскрывало бы нам бытие: как на картинах Вермеера, вещи
погружены в “световую жидкость”, так и реальные вещи погружены в бытие. Это
– свет, в котором видны все предметы мира. Оно (бытие) ничто. Согласитесь,
далековато от материализма, но это самый что ни на есть материализм, только
другой. Экзистенциалисты и феноменологи охотно признавали, что мир есть и
существует независимо от наших ощущений, однако в центре его для них стоял
человек. Такой акцент порождает совершенно иной образ мира и отношение к
жизни в этом мире.
Поворот к человеку развернул и русскую и мировую философию и вывел ее
на новый виток познания. С этого момента становится очень трудно критиковать
новейшую философскую мысль, ибо критика “марксистская”, в ее догматическом,
постсталинском варианте, уже ничего не способна поделать с ценностью человека,
она методологически бессильна. Более того, бессилен и рационализм, экивоки по
поводу которого вынуждены были делать философы 20-х годов. Люди не навоз
истории, а ценность – это тот основной тезис, который они отстаивали перед
натиском

рационализма,

говорящего

нам

во

противоположное. Кстати, такое гуманистическое

всех

вариантах

прямо

утверждение нисколько не

противоречит взглядам самого Маркса. Противоречит оно лишь тоталитарной
практике и идеологии псевдомарксизма.
Если у Хайдеггера и его последователей сложился один, скажем, немецкий,
тип отношений с властью, то другой тип отношения философии к власти
111

обнаружили

французские

экзистенциалисты.

Будучи

участниками

антигитлеровского Сопротивления, они стали и его идеологами, только
идеологами наоборот: человек свободен, но эта свобода ставит его перед выбором
Гамлета. Выбор открывает бездну в личности, ведь ни много ни мало – “быть или
не быть, достойно ли” и так далее – до “или погибнуть”. Такой – открывший
бездну – человек не только борется против очевидной тирании над личностью, но
и способен противостоять “усреднению”, оболваниванию. Он осознает, что он не
винтик механизма и не жалкая молекула истории, а уникальное и неповторимое
создание природы. Отсюда есть “Я” и все иное, помимо меня, – “Не

Я”.

Стандартизация тянет в общественную заданность, противостояние стандартизации имеет много вариантов, от “сверхчеловека” Ницше до театра абсурда.
Удивительно, как скоро полухудожественные проблемы “меня и иных” переросли
в действительно фундаментальную мысль о судьбе человечества, стоящего на
грани. Взрыв в Хиросиме поставил человечество на грань ядерной войны, доклады
Римского клуба впервые открыли близость экологической катастрофы в цифрах. В
этой пограничной ситуации человек уже лишается морального права поддаваться
усреднению: ведь равнодушие и конформизм совершенно очевидно ведут к
гибели всех.

Проблема выбора
Обратимся за иллюстрацией к сегодняшней жизни. Как-то изучая надписи
на свежих могилах, я подсчитал, что умирают у нас не древние старики, а молодые
и даже очень молодые люди, много детей. Учителя жалуются на обилие дебилов,
полудебилов и просто заторможенных детей. Сопоставить причину со следствием
нетрудно, и некоторые “зеленые” делают это лучше меня. Но наш разговор – о
выборе: мы по большей части выбрали равнодушие, прекрасно понимая, что
подобный выбор ведет нас к гибели. Сказанное мною не имеет ни малейшего
отношения

к

управленческим

документам

и

управленческому

выбору
112

оптимальности: там – иные законы. Выбор делает каждый из нас в отдельности,
осознавая или не осознавая, что любая устаревшая технология “беременна
взрывом”. Знаменитое “молчаливое большинство” выбирает политику страуса,
прячущего голову в песок. Примерно в такую же ситуацию глобального выбора
поставлено все человечество, и ее осмысляли “человекоцентристы” в философии.
Более того, приступ локальности, национального самозамыкания происходит как
раз в тот период, когда нам самое время осознать себя человечеством.

Проблема синтеза
Законы истории на то и существуют, чтобы не они считались с человеком, а
человек с ними считался. Мы живем в цикле разобщения, результатом которого
должно стать все-таки объединение человечества. И это еще одна тема, наиболее
популярно прозвучавшая у О. Шпенглера в “Закате Европы”, – тема изолированности и цикличности развития, почти не известная в нашей недавней
философской литературе и не воспринятая нами никак. Приятно, что и у ее
истоков стояли русские: основатель интегральной философии и социологии П.
Сорокин и уникальный исследователь А. Чижевский. Чтобы говорить об этом
направлении, отвлекусь. Когда молодой С. Королев посетил в Калуге стареющего
и глуховатого К. Циолковского, он загорелся идеей и понял техническую
реальность космических полетов. Получивший довольно аристократическое
воспитание, но впитавший и социалистическое “вперед!”, технический гений
схватил “главное” – лететь на этом можно! Гораздо меньше занимала его
философия К. Циолковского, для которого все технические утопии и не-утопии
были всего лишь прикладным аспектом в понимаемых им целях. Зато эти цели
вырабатывались долгие годы в провинциальной Калуге в рамках теософского
кружка, членами которого были и Циолковский, и Чижевский. Ниточка тянется к
тому самому “новому русскому идеализму”, идущему от рафинированного С.
Соловьева к Н. Бердяеву и П. Флоренскому.
113

Двадцатые

годы нашего

века в этом

плане представляют собой

удивительный синтез предельного рационализма и новой философии человека:
тот же отец П. Флоренский был не только религиозным философом, но и написал
классические технические работы. Исследователь солнечных и космических
циклов А. Чижевский имел свой философский взгляд, но время требовало вещей
практичных – он легко перешел на исследование механизма кровообращения (для
окончания этой работы он даже попросил оставить его в лагере после срока),
затем – проблем аэроионофикации – еще не открытого нами достижения, хотя
книги написаны и они есть в интернете. Куда сложнее оказывается философская
концепция Питирима Сорокина: он открыл всеобщее фазовое самодвижение
общества. Если Чижевский сумел предсказать совпадение революций с пиками
солнечной активности (“Физические факторы исторического процесса”, 1924), то
Сорокин рассматривал исторический процесс как развитие основных типов
культуры, в основе которой лежат символы. Как социолог, он стоял у начал
“теории стратификации”, предвидя растворение классов в более мелких группах,
и теории “социальной мобильности”, предвидя резкое увеличение вертикальных и
горизонтальных

перемещений

в

жизни

цивилизации.

Интересно,

что

одиннадцатилетний цикл кризисов капитализма был отмечен еще Марксом,
которого Сорокин внимательно изучал. При жизни Маркса, в середине ХIХ века, в
России создавался один из первых вариантов теории культурно-исторических
типов Н. Данилевского, отсюда тянется социальный циклизм П. Сорокина, из
синтеза русского и немецкого, что вообще характерно для новых русских
философов. Но все то, что привлекает в русских писателях, и у Ф. Достоевского и
у Л. Толстого, обнаруживается в теориях русских философов: социология морали,
постоянное присутствие и поиск моральных основ в обществе, становящемся
аморальным. Сорокин предпринял исследование морали в ходе европейской
истории, естественно, с целью “моральной реконструкции человечества”. За
проявленный глобализм и широкий взгляд на историю П. Сорокина на Западе
114

поставили в один ряд с К. Марксом, обвиняя в создании общесоциологической
системной теории. Заметим, такова вообще участь динамических концепций: их
обвиняют в неконкректности, нефункциональности, отсутствии сиюминутной
прагматической пользы. Так было не только с П. Сорокиным, но уже маячит новый синтез: структурные и динамические исследования сливаются. Горизонтом
слияния стало новое направление – междисциплинарный комплекс системогенетики.

Итоги
Подведем итоги. Наметившееся в современной философии противостояние
объективного (от мира к человеку) и субъективного (от человека к миру)
обнаруживает себя в двух ипостасях: одни пытаются раскрыть структуру мира,
общества и человека, другие – его смысл и цели в развитии. Новое, стоящее у
порога, – в слиянии. Почему мне хочется думать, что это должны сделать именно
русские? В силу многократного объясненного интегративного, всеобщего и вселенского, или, как говорили раньше, “СОБОРНОГО”,

характера русской

культуры. Интегративная функция России и открыта, и описана самими русскими
– это редкий пример саморефлексии на уровне нации. Конечно, все не так просто
и в евразийстве, и в разного рода мессианских российских претензиях. Но это –
другая область, от философии весьма далекая. Понимая задачу, будем пробовать.
И исходить из того, что все новое рождается в провинциях и умирает в столицах.
Мы находимся в такой ситуации, когда вынуждены ускоренно проходить
все те этапы,

которые нами не пройдены, болеть теми детскими болезнями,

которыми человеческая мысль переболела. Но есть и иной путь – не повторять
чужих ошибок, а опережать в мысли прошедшую и идущую историю, понять ее
логику. Для этого сейчас сложилась уникальная ситуация и мы должны поставить
себе подобную задачу. Это наш шанс в условиях глобального выбора. Системогенетика идет по этому пути и становится не только чисто научным комплексом,
115

но и ищет варианты новой глобальной морали. Такова, по крайней мере сейчас,
ориентация ее лучших представителей, которая и делает это направление притягательным. Не только в научном и идеологическом,

но и в

нравственно-

моральном аспекте. Мне думается, что ее интернационализм очень и очень
русский, имеющий глубинные корни в интернационализме русской культуры. Это
только нарождающийся аспект, о котором нам и хотелось поразмышлять в этой
несколько публицистической статье.
Невыученный урок истории // “Акцент”, 1994. № 6; “Акцент”, 1994. № 7.

116

ПОНЕДЕЛЬНИК НАЧИНАЕТСЯ В СУББОТУ
КУЛЬТУРА И БИЗНЕС

(Проблемы негосударственного образования в России)

В городе Тольятти в структуре АвтоВАЗбанка возник университет. И не
только университет, но и многое другое. Поскольку это событие неординарное,
меня попросили рассказать о том, как он возник. Но "информировать" читателя –
это весьма скучное занятие. И для читателя и для автора. Я предпочел пойти от
широкого контекста, дабы обозначить логику, генезис этого явления. То, что
получилось в результате, напоминает скорее эссе, где личные впечатления и
размышления соседствуют с прогнозами и теориями. Для газеты о культуре это
более подходящий жанр.
Не знаю, кто как, но наше поколение выросло на Стругацких. Мы впитали
их иллюзии, и эти иллюзии нас согревали. Мы проникали в их аллюзии, и это
придавало нам значительности избранных – не всем доступно. Вместе с ними мы
принимали идею двоемыслия: "трибуна профсоюзного собрания – это одно ", а
реальность – это совсем другое. С этим грузом каждый из нас взялся за то, за что
взялся в послеперестроечное время. Мне довелось взяться за педагогику
предпринимательства.

117

Новое образование в новых условиях
Если бы вам пришлось строить заново систему образования для такой
отрасли как банковское дело и бизнес, с чего бы вы начали? Вполне вероятно, вы
запаслись бы тем, чем располагает банк – деньгами, после чего занялись бы
поисками самых наилучших преподавателей, дабы набить головы своих будущих
студентов высококачественной информацией. И можно не сомневаться, что таким
образом вы подготовили бы очень хороших преподавателей, научных работников
и в лучшем случае интеллигентных людей. Но не банкиров или бизнесменов.
Разумеется, банкиру и бизнесмену неплохо бы быть интеллигентным человеком,
но это никак не поможет ему, чтобы выжить в условиях нашей необычной
действительности:

конкурировать,

быстро

реагировать

на

изменения

экономической, правовой и политической ситуации и тому подобное.
Если проанализировать, кто в нашей стране организовывал лучшие
коммерческие предприятия, то обнаружится удивительное явление: это были
люди весьма далекие от экономической сферы. За редкими исключениями,
которые подтверждают правило. Нанимали они профессионалов, но это уже
совсем иное дело. Почему, спрашивается, врачи, инженеры-технологи или бывшие
торговые работники а не промышленники оказались лучше подготовленными к
работе в непредвиденных ситуациях? Видимо, дело не в профессии, а в том
специфическом

наборе

личностных

качеств,

которые

делают

человека

предпринимателем в любой сфере. Между реальной информацией, которую
приходится перерабатывать современному предпринимателю, чтобы удержаться
на плаву, и той информацией, которую может дать наилучшая система
современного образования лежит непроходимая пропасть. Развитая интуиция,
опыт и умение быстро обучаться – три этих качества есть непременное условие
выживания предпринимателя в нашей стране. Примерно так же, как появлялись
все более и более сложные виды животных в условиях борьбы за выживание, из
предпринимателей выживают наиболее мобильные и гибкие. Тот набор приемов,
118

средств, знаний и установок, который есть у них в голове, нигде не описан. Ибо,
чтобы описать, сначала надо остановиться, понять его, а затем перенести в
педагогику.
Педагогика

имитирует

действительность

и

в

своих

целях

имеет

предуготовление человека к работе в реальности. Если выпускник не готов
немедленно включиться в дело, сегодня это плохая педагогика. Вы можете
сегодня обратиться к любой педагогической системе и вам скажут: заказывайте и
все будет сделано – как закажете. Вот вам набор наших возможностей. И тут вас
ждет глубокое разочарование: от вас требуется описать в деталях и показателях
весь комплекс свойств нужного вам специалиста. Когда сороконожку заставили
рассказать, как она ходит, она глубоко задумалась и не смогла больше сделать ни
шагу. Примерно то же будет с предпринимателем, который круглосуточно
работает и никогда не занимался осмыслением того, как он делает свой бизнес. А
если он примется за эту работу, то обнаружит, что она посложнее, чем его
непосредственная предпринимательская деятельность. Ибо, чтобы плавать, надо
плыть, а чтобы осмыслить, как плаваешь, надо думать. Бизнесмены много думают,
но их мысли связаны совсем с иными сферами.
Мышление в предпринимательской педагогике
Мыслители и мудрецы всегда предпочитали горы, тихие университетские
городки или домики в лесу. Мыслить – значит перестать действовать. Мыслить
можно только если действительность стабильна и не требует от тебя
ежесекундной реакции на происходящее. Один американский менеджер от науки
выразил этот идеал такой фразой: "Ученому нужен домик в лесу, чтобы рядом
росла ель и на ели жила белка. И все это должно быть в двадцати минутах езды от
ближайшей университетской библиотеки".
Недаром о мыслителях говорят, что они не от мира сего. Августин
Блаженный развернул это в понятии двух градов – град земной, где человек
119

следует своим скорбным путем и не может видеть куда этот путь ведет; и град
небесный, где сверху видно все от начала до конца. Работа мысли – это выход в
этот "град небесный". Нужно посмотреть на происходящее сверху, одновременно
увидеть и прошлое и настоящее и будущее из позиции вечного. Как у Пушкина:
"Служенье муз не терпит суеты". Эти мир мысли и мир деятельности не
пересекаются. Между тем деятельность такова, каковы мыслительные модели,
стоящие за ней.
Большинство людей живет и действует без осмысления себя. Мы дышим и
сердце наше бьется без наших команд, это

условный рефлекс, автоматизм. Но

оказывается, подавляющее большинство людей

так

жеавтоматически работает

по другим "условным рефлексам" – по алгоритмам культуры. Культура
записывается в мозгу человека в процессе педагогических воздействий. Очень
большая часть культуры входит в человека вовсе не в педагогических
специальных системах, а в процессе его жизни. Но это тоже культура. В
большинстве случаев бизнесмену как раз и нужны исполнители, люди-роботы с
отштампованной на них культурной нормативностью. Грубо говоря, исполнители.
Они могут иметь разное качество. Чем выше исполнительность и умение
ориентироваться в происходящих сложностях, тем выше ценится такой
специалист. Очень желательно, чтобы выпускник "уже понюхал пороха", ибо "за
одного битого двух небитых дают".
Между тем, страна исполнителей, не как реальность, а как идеологическое
требование, уже была и мы в ней пожили. То новое, что принесла
предпринимательская революция – умение взять ответственность на себя. Здесь
тоже два варианта. Быстрый рост посредников -перекупщиков большого ума не
требовал. Нужно было "крутиться", а схема такой работы, кроме того, что она
существовала со времен Диккенса, была апробирована нашими "теневиками".
Разница состояла только в легализации этой работы, хотя количество препятствий
от этой легализации не уменьшилось, а выросло. За одного битого после
120

перестройки можно давать десяток небитых теневиков доперестроечного периода.
Второй вариант состоял в предпринимательском освоении таких совершенно
невиданных сфер, как банки и биржи. Тут опыта не было ни у кого, за
исключением тех единиц, которые и в застойные времена "крутили финансы".
Правда, разница уже была колоссальная. Для создания коммерческого банка
нужен был замысел, стратегия, команда. То есть, уже появилась необходимость
думать, а не просто быстро ориентироваться в среде. Если принять эту модель для
педагогики предпринимательства, то нужен специалист, умеющий мыслить и
многократно битый. Битьего нужно не на тренажерах, а в реальности. И бить его
нужно для того, чтобы он начал думать, что он делает и делать то, что думает.
Рефлексия, интеллигенция и культура
Для связки мыслительного и деятельностного миров есть только один
способ. Это рефлексия. Представим себе, что вы идете по улице и одновременно с
балкона видите, как вы идете по улице. Этот способ жить не преподается нигде в
традиционной педагогике. Ибо непонятно как это делать. В КВН была такая
шутка: все находчивые уже уехали, остались только веселые. В старом мире
капитализма уже давно есть штампы: напористы предприниматель с неизменной
сигарой в зубах, существо наглое и безмозглое и "яйцеголовый", которого можно
нанять, чтобы тот за тебя подумал. Перед нами результат процесса, идущего
давно: разделились функции. Первые же киты предпринимательства совмещали в
себе ум и предприимчивость. Генри Форд был незаурядным мыслителем,
конструктором, организатором производства и НОТовцем. Он выиграл в первую
очередь на том, что грамотно выстроил замысел. Американская культура уже
имеет свои традиции. Чтобы строить новую русскую предпринимательскую
культуру, надо понять, в чем наша специфика.
Западная

европо-американская

культура

деятельна.

Бессмысленная

социалистическая жажда деятельности ради деятельности описана у Платонова в
121

самой гротескной форме, например в "Котловане". Это муравьиная массовая
психология, где деятельность есть, а активности личности уже нет. Деятельные
американцы недаром гордятся своими вестернами, ибо герой вестерна –
предприимчивый одиночка. Даже обаятельный Д'Артаньян от философских
текстов своего друга Арамиса впадает в тоску и засыпает. Его суть как в вестерне
– скакать, стрелять, колоть, спасать. Он предпочитает хорошо выпить, перекусить
и по пути к подвигам соблазнить аппетитных красоток. Жизнь материальна и
успех на этом свете превыше всего. В этом весь Запад.
Восточная культура требует относиться к текущей жизни с иронией и не
принимать ее всерьез. Жизнь – испытание, смерть – благо. Россию история
поместила посередине и русский народ непрерывно лихорадит: западническая
жажда деятельности периодически сменяется на восточную мистическую
задумчивость. Чужие истины всегда чужие. Мы никогда не станем героями
вестернов, так же как никогда не станем йогами.
Интеллигенция есть орган рефлексии народа. В этом смысле весьма
показательна эволюция таких мыслителей как Соловьев, Бердяев или братья
Стругацкие. Последние ближе к нашему времени и пережили героический
романтизм конца 50-х, разочарование конца 60-х и застойную омертвелость 70-х.
Всесилие науки и прогрессизм интеллигенции были прихлопнуты Большой
Чугунной Печатью совковой бюрократии: оставалось только искать вечные
истины. Здесь прямая эволюция от западничества к восточной мистике.
Первоначальное

иллюзорная

надежда

на

интеллигенцию

у

Стругацких

завершилось ее бессилием, сайентизм обернулся демонизмом.
Время, лишенное рефлексии
У нашего времени еще нет своих Стругацких. Воистину страшно то время,
которое некому осмыслить.

122

Утрачен навык? Или "время собирать камни – и время разбрасывать камни"?
Или "нет пророка в своем отечестве"? Образование всегда опирается на ценности
этого времени. Оно не может просто транслировать знания. Оно кого-то лепит. И
системе образования надо понять – кого именно. Герои нашего времени не в
романах, а на экранах телевизоров. С калейдоскопической быстротой меняются
символы: защитники Белого Дома первого призыва и второго призыва антиподы, а
срок, разделяющий их -всего два года.
Японцы обнаружили, что есть предел в смене моделей домашней техники:
человек не успевает привыкнуть и полюбить одну модель телевизора, как
уже вынужден приобретать лучшую. Но то телевизор, а у нас надо успеть
перестроить всю систему ценностей вообще. Буквально вчера Руцкой был героем,
спасавшим на самолете президента СССР и проявившим чудеса находчивости, а
сегодня...

У

Бальзака

есть

ехидное

замечание

–

когда

прекратились

наполеоновские войны, у тогдашней интеллигенции появилась долгожданная
возможность об этом поговорить. Весь строй мыслей нашей интеллигенции
сформирован на кухонном перемывании костей властям; как только наступило
время действовать, она оказалась за бортом событий. Она утратила свою
способность быть рефлексирующим органом народа, поскольку скорость смен
превысила ее опыт. Кто-то подался в предпринимательство, но старый опыт
пришлось выбросить на свалку. Эти поняли, что только звериное чутье, звериная
сплоченность и звериная конкуренция дают шанс выкарабкаться в условиях
"первоначального накопления капитала". Тонкие нюансы морального кодекса
старой интеллигенции отягощают этот способ быть. В ситуации выбора человек
выворачивается наизнанку. Он лишается зрения сверху. И это его проигрыш.
Между тем после паники он понимает, что отменить рефлексию нельзя: все чаще
выигрывают те, кто выходит в "град небесный", имеет стратегию надолго. Чем
сложнее сплетается клубок противоречий, тем меньше шансов выжить на одном
зверином инстинкте.
123

Человека от животных отличает более широкий диапазон работы с
будущим. Животные в своей памяти имеют прогноз развития множества
стандартных ситуаций, это их безусловные рефлексы. Чем сложнее животное, тем
больше у него "пространство предсказания будущего". Человек это пространство
расширяет при помощи культуры: люди со своим опытом умирают, культура
непрерывно живет и расширяется. Но человеку все сложнее воспринимать и
переваривать достижения культуры. В критические моменты у него происходит
отказ от культуры: он начинает выживать не по предшествующим моделям и
стандартам, а за культурным пространством. При этом диапазон предвидения
и

конструирования будущего у него снижается до сиюминутных реакций на

ситуацию. Ему некогда думать, что происходит, ему некогда просчитывать шаги
на десять ходов вперед. Происходит отказ от культуры.
Отказ от культуры
Этот отказ от культуры приобретает характер эпидемии государственного
масштаба:

тончайший

культурный

слой

сносит

ураган,

молниеносно

уничтожается наука, деградирует педагогика, превращается в рыночную
поделочность художественная культура. В киосках мирно соседствуют жесткая
порнография и рафинированная философия Канта. Мексиканские сериалы
порождают отечественные подражания. Количество иномарок на улицах Москвы
превысило изделия ВАЗа. В двух соседних зданиях могут происходить
презентация с ведрами икры и кормление по талонам собеса падающих от голода
пенсионеров. Администрации городов и поселков лихорадочно латают дыры,
перспективные программы становятся ругательством. В такие моменты человек
лишается своего кардинального преимущества перед животными. И наоборот, все
животное в человеке возводится на пьедестал. Наступает эпоха специфической
культуры безобразного.

124

Герой Джека Лондона Мартин Иден около ста лет назад прославился
философским эссе "Бог и Зверь". Он решал в принципе сходную с нашей
проблему: кто человек, чего в нем больше – божественного ("град небесный") или
звериного. Способен ли человек нести ответственность за будущее или он
ограничится инстинктом. Происходящее как будто специально иллюстрирует
звериную природу человека. Количество голых девиц и жестоких сцен на ярких
суперобложках, на экранах, и уже в самой жизни превышает норму возможного.
Звериное лицо конкурентного бизнеса тлеет остовами сожженных киосков и
отдается перестрелками. Подобно средневековым рыцарям двери одеваются в
железо. Умники едко шутят, что после рабства под знаменем КПСС переход к
феодализму есть уже прогресс.
Рухнувшая великая империя похоронила под своими обломками старую
экономику. Безрадостная картина происходящего не оставляет никаких надежд
на выживание человека.
Прогноз развития и задачи педагогики
Но это видимость града земного – юдоли печалей по Августину.
Отправимся наверх, чтобы посмотреть, чем же это все кончится. Россия вступает в
эпоху своего расцвета. И перед нами начало Ренессанса Человека. Перелом
наступит в районе 1996-7 года. Это не благое пожелание, а прогноз. Обосновывать
его можно, но не нужно. Именно сегодня прогноз лучше преподносить в виде
пророчества: общество не воспринимает рациональных аргументов. Как советовал
Наполеон, сейчас с народом надо говорить коротко и неясно. Очень смешное
время, когда рациональное вынуждено маскироваться под мистическое. Но тому
же Наполеону принадлежит другое рефлексивное выражение: в войне я побеждал
только тогда, когда просчитывал на много ходов вперед. Два этих выражения
прекрасно связываются воедино и прямо соответствуют русскому высказыванию:
мы думаем одно, говорим другое, а делаем третье. Очень трудно научиться
125

говорить хотя бы себе то, что действительно думаешь и делать то, что говоришь.
Короткая эпоха двоевластия вроде как прошла, но эпоха двоемыслия,
порожденного совковой действительностью так быстро не пройдет.
Педагогика без прогноза есть бессмыслица. Для эффективной работы
необходима некоторая модель будущего состояния как общества в целом, так и
той области, в которой мы собираемся осуществлять подготовку. Это не такая уж
очевидная проблема, как может показаться при первом взгляде. Важно понять, что
модель выпускника – это всегда и прогноз будущего. И наоборот:

будущее

таково, каковы ваши цели. Как писали те же Стругацкие
- скоро вы поймете,

что нет одного и того же

будущего

для

всех. В

отличие от прошлого, хотя и с ним сложно (расхожее выражение: "Россия
- это страна с непредсказуемым прошлым"). Мы можем готовить людей
для настоящего – и это одно и это просто, но мы можем готовить их и для
будущего – и это совсем – совсем другая история.
Три типа взаимодействия бизнеса и культуры
Бизнес сегодняшнего времени акультурен и это закономерно. Конечно,
сердца радуются, когда видные предприниматели появляются на выставках и
выступают как меценаты в "Поле чудес". Но посиневшее лицо культуры на самом
деле сводят конвульсии: финансовую петлю эти дары не ослабят. И бизнес тут
совершенно ни при чем. Еще ни одно государство в истории не переходило от
плановой экономики к рыночной. В памяти человечества нет способов выхода из
этого состояния. Что может сделать бизнес для культуры?
Бытующий очевидный вариант: подкармливать. Это зрелище унизительное,
а нам говорят, что так во всем мире. Вместо того, чтобы проверить, мы верим на
слово. Но наши богачи еще не так богаты, чтобы спасти, например,
фундаментальную

науку.

Они

естественно

использую

меценатство

как

разновидность рекламы, формируют имидж просвещенных жертвователей.
126

Выигрывают те "деятели культуры", которые тоже имеет предпринимательскую
струнку. Мне доводилось видеть школы, которые имею техники больше, чем
НИИ. Но рядом с ними есть прямо противоположные. И некоторые главные
режиссеры строят такие дачи, что самим предпринимателям они не по карману.
Этот вариант всегда заканчивается одинаково – где густо, где пусто. Все тот же
звериный вариант "выживает сильнейший". Правда, не в культуре и творчестве. А
в умении устраивать дела. Меценатство не сдерживает, а усугубляет деградацию
культуры. «Ведь пряников сладких всегда не хватает на всех».
Вариант второй. Всяческие фонды, производящие инвестирование культуры
и образования на основе конкурсов, где специалисты дают экспертную оценку.
Уже лучше, но. Между этими фондами и творцами на Западе есть слой
посредников, которые имеют и свой интерес и свою культуру вхождения в эти
фонды. Один наш философ сказал, что социализм – это общество по определению
более сложное, чем капитализм, поэтому мы жили вовсе не при социализме.
Западное общество необычайно сложно для нас. Я поразился, когда узнал, сколько
всяких фондов есть в США для того, чтобы гражданин этой страны мог заплатить
за образование. Особенно мне понравилось общество по финансированию детей
бывших пожарников. Хорошенько прокрутившись, юный американец может
получить нужную сумму под свое образование из десятка разных фондов. А уж в
областях науки и культуры их в сотни раз больше. Вот отсюда проблема
посредника. Мы же истинные дикари в этой области: я бы дал деньги на культуру,
говорит предприниматель, но меня за это обложат все тем же налогом. А
спросите, откуда взялись западные фонды? Деньги, идущие на культуру, науку и
образование не облагаются налогом. Когда Битлз поняли, что английская система
налогообложения выкачивает из их доходов более 90 процентов прибыли, они
открыли фирму Эппл, которая была самой настоящей дурашливой конторой "Рога
и копыта". Она финансировала волшебников и прожектеров совершенно
невиданного пошиба, но Битлз это нравилось: лучше тратить прибыль на такие
127

«приколы», чем отдавать ее неизвестно куда. Между тем знаменитые музеи
современного искусства возникли в Америке тем же путем: Форд предпочел
финансировать непонятных ему модернистов, чем платить налоги. Это совсем
другая традиция, чем русская традиция Третьяковых и Морозовых, более
цивилизованная. Чтобы ступить на этот путь, нам нужны как минимум
образованные законодатели. Ибо только через образование протягивается ниточка
в будущее.
Итак, третий и единственно долгосрочный вариант альянса культуры и
бизнеса: образование. Когда АвтоВАЗбанк открыл Банк-колледж два года назад,
он поступил практично: готовилась смена на рабочие места в банк. Когда
АвтоВАЗбанк открыл в 1993 году детский сад, школу и университет, он поступил
дальновидно. И оставил на долгие годы позади весь русский бизнес. Догнать его
уже нельзя, поскольку "в науке нет королевских путей". Можно закупить сто
лучших профессоров (что сомнительно), но из этого не возникнет организма
университета. Организм должен вырасти, сформировать свои цели и начать жить.
Накопление культуры через формирование собственной культурной элиты – это
капитал более ценный, чем золото.
Новый университет
Существует масса обучающих систем, которые готовы сделать для
предпринимателей все, по принципу "чего изволите". Чем же отличается
университет внутри банка от таких систем? Все внешние системы готовят
исполнителей ваших целей. Внутренние системы – формируют эти цели.
Университет в банке есть и мыслительный и рефлексивный и обучающий
деятельности орган живого организма банка. Университет не заменяет мозги
самого банка, ибо банк живет в другой, рыночной и агрессивной реальности, а
университет в идеальной педагогической действительности. Но выпуск за

128

выпуском университет будет переносить в реальность банка накопленную по
крупицам культуру.
Университет – это губка, впитывающая культуру. Университет – это
питательная среда для выращивания культуры, в том числе предпринимательской.
Писатель Василий Аксенов, которому пришлось преподавать в западных
университетах, констатирует, что там преподаватели есть прежде всего
исследователи. И свежевыпеченные результаты своих исследований они сразу
преподносят студентам. То такому же принципу строится и наша система. Чтобы
вырастить с самого начала хорошие саженцы, мы открыли школу и детский сад,
причем все преподаватели там входят в те же кафедры университета. Единство
идеологии, которого не было в других наших системах образования. И вокруг
этого еще две составляющие: проектно – исследовательский

Центр, где

разрабатываются реальные программы инвестирования. Центр подготовки

–

для действующего персонала банка.
Новый университет только рождается. Мы знаем куда идти, мы делаем
первые шаги. Это необыкновенно интересно. Интересно знать все, что изложено
выше и многое из того, что не изложено, но есть между строк. По старой
традиции, перешедшей к нам от Стругацких, многое осталось между строк. А
традиции надо сохранять.

Н.Н. Александров, Ректор университета МАБи БД Тольятти
Понедельник начинается в субботу (Проблемы негосударственного образования в России.
Культура и бизнес) // “Обозрение культуры”, 1994. № 1.

129

ПОЧЕМУ Я СТАЛ СИСТЕМОГЕНЕТИКОМ

Н.Н. Александров, г. Тольятти-Нижний Новгород, 1994-2011.
Еще года два назад я не знал, что занимаюсь системогенетикой. Но все, что
я писал, читал и говорил, как оказалось, имело отношение к этому новому
научному направлению. Более того, я не подозревал, что у меня есть коллеги,
которые мыслят и пишут в близком мне духе. Многих из них я знал по книгам,
причем эти книги относились к самым разным областям знания. Но как говорил
Аристотель, подобное тянется к подобному, и теперь я – системогенетик.
Когда мне было 16 лет,

я вел юношеские дневники, в которых стихи

сочетались с выписками и размышлениями о жизни. В этом возрасте люди очень
часто "старчески мудры" – они

толи ищут и проектируют свое жизненное

предназначение, толи начинают осознавать его. Недавно, пересматривая эти
пожелтевшие листки из школьной тетради, я нашел там программу всего пройденного пути и пути, который, дай Бог, пройти еще предстоит. Она умещалась на
половине странички и представляла из себя восторженное прозрение человека,
который открыл вдруг мировое искусство. Я писал, что корень всех искусств един
и будущее – в их слиянии и синтезе, чем и стоит заниматься. То есть, если говорить системогенетически, я впервые для себя вышел на идею эстетических

инвариантов.
В нашем шахтерском поселке источником культуры была только библиотека, а вот телевизора у нас не было очень долго. Зато никто не воспитывал и не
130

говорил, что нужно получать образование – нормальные люди после школы шли
работать «в шахту».

Наши. Прямиком из забоя.
Уже тогда мне было понятно, что природа заложила в меня слишком много
всякого, а это обычно тяжело сказывается на судьбе, поскольку человеку с "одной,
но пламенной страстью" все-таки легче. Меня же всегда мучила проблема
выбора. Я занимался рисованием, живописью, писал стихи и прозу, строил
авиамодели, гиперболоиды инженера Гарина, электродвигатели и паровые
турбины из консервных банок, обожал химические опыты и делал холодное
оружие, а также вел археологические раскопки, поскольку любил еще и историю.

Первый полет резиномоторной модели АНН 2А.
131

Я был аномалией. Таким образом, в поисках себя я стал универсальным
дилетантом (от итальянского – "dileto" – любить) в том самом смысле, в котором
себя называл «дилетантом» А. Любищев.
Практически без сложностей я поступил в

авиационный институт, где

все было ровно наоборот моей прошлой жизни. Выжить в этом вузе было сложно,
поскольку он входил в двадцатку базовых вузов СССР. Нагрузка была дикая, но
удалось выжить. На втором курсе мне стало скучно, поскольку романтика куда-то
из авиации улетучилась, а мне хотелось летать и строить свое. Тут мне
подвернулся не менее аномальный авиаконструктор авиеток, как я теперь
понимаю – гений-изобретатель и настоящий фанатик малой авиации.
Вместе с ним мы строили небольшой самолетик для рекорда дальности. В
ходе этих работ я освоил множество профессий – от профессии токаря-слесаря до
профессии Остапа Бендера. И мы полетели. Это было невероятно, фантастично.

Самолет ТИТ («Терпение и труд») конструкции Виктора Веретенникова.

132

Но скоро наша сказка кончилась: нами занялись соответствующие органы.
Машину конфисковали, конструктора и меня из института «попросили». Я вскоре
пошел в армию, а он тут же сел за чертежи автомобиля-самолета-подводной
лодки. Уверен, он ее сделал.
Но перед армией у меня был самый любимый период моей жизни. Я жил в
музеях, ночевал в парках, читал в летних библиотеках и жил на 30 руб. в месяц
совершенным бездельником. За это время я изучил все, что было выставлено в
Харькове а затем и в Москве во всех художественных музеях, я сидел перед
одной картиной неделями, я растворяясь в ней. Этот полугодичный опыт
эстетической медитации обогатил меня больше, чем все книги об искусстве,
вместе взятые.

Бывший особняк И. Игнатищева (ныне Харьковский художественный
музей), куда я ежедневно ходил как на работу.

133

Когда я шел в армию, у меня в рюкзаке был список наук, которые я должен
изучить и "Похождения бравого солдата Швейка". Швейка у меня скоро украли, а
все, что было в списке, я в армии таки изучил. Мне повезло, я был свободно вхож
в библиотеку полка. В последний день перед дембилем я дочитывал двухсотый
том из серии "Мировая литература" и только закрыв книгу, пошел на поезд.

В любимой библиотеке.
Потом я пошел учиться в художественно-промышленный институт,
поскольку понял, что моя страсть к искусству, науке и технике одновременно
может реализоваться только в дизайне. Но, видимо, я перечитал книг: уже на
первом курсе я выставил 5 научных работ, на втором 12 и покатилось. Я стал
законченным теоретиком. Хотя и дизайнером-практиком продолжал быть тоже,
это моя всегдашняя страсть. Но я дизайнер «структурный», а не артистический.

134

Любимый худпром, Харьков.
Вот как все это началось. Приведу одно наблюдение, сделанное еще на
первом курсе на основе понятийного аппарата книги Г.В. Беды «Живопись». Оно
было навеяно Третьяковской галереей и Пушкинским музеем, где я провел
лучшие годы своей жизни. Меня там одно время даже показывали в качестве
экспоната. Я обращусь для начала к первоисточнику – к старым студенческим
запискам, которые были написаны в стенах третьяковки и пушкинского:
«В самом начале светской живописи в России (в ранних парсунах и светских
портретах) присутствует очень жесткий – и по понятиям нынешнего времени
«непрофессиональный» – тональный контраст. Очень темное на очень светлом – и
наоборот».
«Классические работы живописцев средины девятнадцатого века равновесны, они имеют оптимальное соотношение контраста и нюанса».
135

«Поздние работы мирискуссников почти лишены контрастов тона, зато
беспредельно нюансированы».
Можно заметить, что сильный контраст тона (очень темное и очень светлое,
в пределе – черно-белое) присущ началу такого цикла (да и любого другого тоже).
Предельный тональный контраст как бы «душит» выразительные возможности
цвета и «парализует» выразительность линии, лишая ее пластичности, и отсюда –
геометрический характер изображения.
(Далее я воспользуюсь более поздним текстом, и сделаю тут вставку из 2011
года. Что касается контраста и нюанса, эти темы развиты в двух моих недавних
публикациях на АТ:
КОНТРАСТ: Ослепительность будущего // »Академия Тринитаризма», М.,
Эл № 77-6567, публ.16228, 16.12.2010.
НЮАНС: Стагнация, или Декаданс // »Академия Тринитаризма», М., Эл №
77-6567, публ.16532, 28.05.2011)
Средства живописного выражения – тон, линия и цвет – есть то основное,
что создает форму в пространственных искусствах. Этот набор формальных
составляющих можно связать в закономерность, которую мы для простоты
изобразим треугольником. Любому рисующему (а все мы с детства рисуем)
понятно, как они взаимосвязаны: одно средство усилишь – другие нужно,
соответственно, ослабить. Чтобы добиться гармонии, нельзя заставлять «кричать»
все средства одновременно, иначе вместо волшебных звуков возникнет какофония.
Вообще, если научиться понимать хотя бы папарное связываете этих
средств, многое в истории пространственных искусств проясняется. Но это
особый разговор.
Рассмотрим их связь с позиций циклического закона. Пройдем по циклу
истории живописи от начала до завершения Нового времени.

136

Итак, на первом этапе в любом витке искусства перед нами – явная
доминанта тональности, или «тональный этап». Он хорошо виден не только в
«парсунах», но практически везде, во всех странах, в любых культурах. Этот этап
репрезентативный, конструктивный и пропорционально основан на квадрате.
Тональный контраст (фигура и фон) есть самое сильное, что может
существовать в визуальном поле, – об этом говорит и гештальтпсихология
(Арнхейм Р. Искусство и визуальное восприятие. – М.: Искусство, 1974).

Затем в искусстве наступает время доминирования сильной линии, при
некотором ослаблении тона; при этом цвет все еще не становится важным
средством, остается абстрактным и условным. Например, таковы мощные линии,
контрастность и цветовая условность у Лосенко.

137

Такова же конструкция изображения у всех ранних романтиков, начиная с
Ботичелли. В ХХ веке по этому пути шли Леже и поздний Матисс.

138

139

Назовем подобное доминирование «линейно-тональным этапом», существующим при неразвитом пока цвете (цвета у того же Лосенко – локальные).
Этот этап содержит один-два контраста, т.е. тонально он уже более разнообразен,
чем первые изображения.
В средине цикла все три компонента сгармонизированы и уравновешены. И

линия, и тон, и цвет имеют равноправное значение в классической композиции.
Это проявлено в живописи Возрождения как в целом, где есть и разнообразие
проявлений: линейный Ботичелли, конструктивно-объемный Микеланджело,
тональный Леонардо, пространственно-световой Рафаэль и пространственноцветовой Тициан. Здесь в композиции можно насчитать от трех до пяти
контрастов, в том числе цветовых.

С тем же успехом можно рассмотреть классический этап и во французской
живописи (развитый классицизм), и в русской (передвижники) – то же разнообразие, та же уравновешенная тональность 3-8 тонов, тот же цветовой набор из
четырех основных цветов.
Постепенно в качестве доминанты начинают выступать связка двух других
средств. Это – линия и цвет, цвет, обрамленный линией. Тон, естественно,
претерпевает ослабление контрастности до диапазона 4-7 тонов. Назовем это
«линейно-цветовым этапом» в развитии пространственной композиции. В нем
иногда применяется от пяти до семи контрастов, в том числе цветовых. В качестве
примера можно привести многочисленные плафоны барокко и рококо.
140

141

Данный процесс завершается потрясающим царством цвета, в котором нет
ведущего сильного тонального контраста и исчезает (как главное выразительное
средство) линия в чистом виде. Геометрическую линию скрывают и вуалируют,
она мечется, становится очень сложной по траектории, гибкой и органической по
форме, рассыпается на мазки и точки. Назовем это «цветовым, или чисто
декоративным этапом» развития живописи, ибо цвет несет с собой предельно
142

возможное эмоциональное воздействие. Количество применяемых цветовых
контрастов здесь – от семи до двенадцати, и даже более.

143

144

Если мы теперь изобразим все это на схеме цикла, то увидим, что наш
треугольник формальных средств как бы «поворачивается» на протяжении
одного цикла истории живописи: в нем доминируют то одно, то два средства, и
лишь в одной точке истории уравновешены все три средства.
Происходит этот условный поворот треугольника формальных средств
(пространственных искусств) в каждом цикле истории с точностью хронометра.
Перед нами – циклический пакет, закон целого, где сменяемость средств в их
связке задана сценарием развития менталитета.

Треугольник взаимосвязанных формальных средств выражения на цикле.
Это наблюдение можно развить и по отношению большей комплексности
средств (четыре, пять и т.д.).
Но, во-первых, оно основывалось на чужой рефлексии средств живописи, к
тому же весьма популярно и кратко изложенной. Курс формальной композиции,
который нам преподавали в дизайнерском институте, сильно отличался от данного
синтеза – усеченный набор упражнений все из тех же, 20-х, годов без
специального анализа средств и их динамики в истории. И, в общем, хорошие
книги Ю. Сомова добавляли к этому аппарату лишь надстроечную часть –
композиционно-выразительную и функциональную. Теоретики модернизма тогда
были запрещены даже к упоминанию.
145

Сама связка на обозначенных здесь пяти этапах происходит куда сложнее.
Чтобы это понять, нужен набор индикаторов, определяющих сумму законномерностей со стороны цикла. Тогда прояснится (и мы затем это показали в
монографии «Экзистенциальная системогенетика» / «Академия Тринитаризма»,
М., Эл № 77-6567, публ.16416, 06.03.2011), что закономерность падения тонального контраста имеет свой закон, а увеличение цветности – свой. Да и по поводу
линейности речь идет о двух разных типах линейности (геометрические и
природные).
Чего не хватает в данном наборе средств? Ссыпанные в один мешок, эти
средства относятся к двум разным «пользователям»: к обществу и к человеку.
Аналитика Кандинского, Малевича, ВХУТЕМАСа и БАУХАУЗа раскрыли
совокупность рационально-общественных средств: точка – линия – плоскость
(фигуры) – объем (тела) – пространство. Но вот уже на теме «пространство»
началась настоящая драка: Аркин был готов растерзать Моголь-Надя за
мистическое «чувство пространства». А между тем венгр прав: это проявление –
мистическое, а не аналитическое, субъектное, а не объектное. Как и тон, свет,
цвет, фактура, текстура, передача времени и его выражение осуществляются за
счет перемещения и ракурса. Итого: есть две группы формальных средств,
объектные и субъектные. Они взаимодействуют на двух взаимосвязанных
спиралях (по типу модели ДНК).
***
Итак, я понял это на каникулах. Это было настолько очевидно, что я стал
искать описание этой закономерности в искусствоведческой литературе. Но
литература молчала. Мои познания в формальных аспектах композиции тогда
ограничивались книгой А. Беды о живописи и жидкими публикациями ВНИИТЭ.
Чуть позже я узнал, что Беда был ученик ВХУТЕМАСа, сохранивший метод 20-х
годов, а о самом методе этой школы узнаю все новое и новое по сей день.

146

Впоследствии это построение стало выглядеть наивным анахронизмом, но
оно натолкнуло меня на поиски. Потом были установлены гораздо более сложные
связи, порождающие эту простую схему, но она и сейчас обладает в ряде случаев
привлекательной простотой.
Далее пошло изучение формальных средств выражения разных школ в
дизайне и в искусстве. Всякий раз, рассматривая категории композиции какойлибо школы в дизайне или в театре, я дополнял это раннее треугольное построение новыми компонентами. Скоро количество их превысило сотню и возник
вопрос об иерархии и степени общности-подчиненности того или иного показателя. За простым понятием "линейности" обнаружилась пугающая терминологическая неописуемость, цветность не схватывалась без тональности и т.д. Появились порождающие и производные уровни, и эта система перестраивается всякий
раз, когда удается обнаружить новое. Это и хорошо и плохо. Для машинной
обработки индикаторов скорее плохо, но для педагогического процесса скорее
хорошо (способствует постановке динамического интеллектного гомеостаза по
А.И. Субетто).
Придя на первый курс дизайнерского факультета в Харькове в 1976 году я
был весьма своеобразно начитанным молодым человеком, все достоинства и
недостатки самообразования сказались в этом. Во мне кипело желание объять
необъятное в том, что я понимал под дизайном. Уже на первом курсе мои
преподаватели поняли, что их опыт проектирования не может помочь им ответить
на все вопросы, которые у меня возникали. Они отсылали меня в библиотеки, где
я и проводил большую часть времени и иногда знакомили с уникальными людьми
этого города. Моим любимым автором и тогда (и во многом сегодня) был В.Л.
Глазычев. Я очень люблю его стиль и способ вбрасывания идей элегантными
мазками. Этому стилю можно позавидовать и сегодня, но главное – Глазычев
говорил нечто другое, чем обычные теоретики. Он априори мыслил себя как
художник, периодически публикуя свои графические композиции. При всем
147

блеске его личности я понимал, что он не один и всех прочих можно вычислять по
публикациям. Постепенно в этот круг вошли и Е. Розенблюм-теоретик и О.
Генисаретский и И. Коник и К. Кантор. Но это была как бы одна грань – артустремления Сенежской студии. Кантор – это было что-то другое и в идеях
Генисаретского слышался какой-то отзвук прошедших баталий. Очень простые
поначалу мысли М. Федорова о деятельности в дизайне тоже имели непонятную
подкладку. Я предпринял целое расследование издалека (ездить никогда

не

любил), чтобы понять корни: перерыл все сборники и серии ВНИИТЭ, находил
косвенные источники и сборники из других городов. Но тогда – глухое умолчание. Только в 1990 году мне принесли два сборника ВНИИТЭ, где был ключ к
отгадке. Это были "ядерные", те самые смысловые содержательные конструкты,
из которых выросло все, с чем я имел дело как с отраженным светом. И в центре
их стоял Г.П. Щедровицкий. Но вот что интересно, не имея источников и не
общаясь, я всеми способами реконструировал их и ошибся мало. Более того, если
бы я их имел, мне бы не повезло. Поскольку дойти самому или получить чужое
сразу – разные вещи.
Путь реконструкции, по которому я шел, состоял в синтезе. Я синтезировал
модели М. Федорова, В. Глазычева, потом в это поле попал Д. К Джонс, потом
А. Гастев. И наконец, я понял, что мои инварианты, универсальные алгоритмы и
тому подобное попадают в некое, еще неясное для меня поле теории деятельности.
В разряд материала для моделей теории дизайна попали и эстетики. Так я познакомился с генетическими взглядами минского эстетика-логика Н.И. Крюковского и
минской школой дизайна О.В. Чернышова (кстати, его книга «Формальная
композиция», вывешенная на моем сайте – рекордсмен по количеству запросов).

148

Д.ф.н. Н.И. Крюковский. К.ф.н. О.В. Чернышов. Минск.
Кто-то из них рассказал мне о горьковской школе Л.А. Зеленова и о
сходстве моих идей с его работами. Я решил отправиться к автору, о котором уже
многое знал из книг, в Горьковский инженерно-строительный инситут (ГИСИ).
Там я познакомился с Философским Клубом ГИСИ (Генерации Идей Совокупным
Интеллектом).
Так родилось то, что теперь понимается мною как эстетическая системогенетика. Но на пути к ней мне пришлось много учиться – методам и принципам
науки, технологиям исследований и проектирования и так далее. Очень сущеественной я считаю знакомство с теорией деятельности и ее представителями в
науке.
В конце 50-х, начале 60-х годов в нашей стране появляется целый ряд
научных школ, которые объединяло только одно слово "деятельность". Эти
школы принадлежали как к области психологии, так и к социологии, многие
претендовали на интегративность, но постепенно рамки частных наук становятся
тесными для новой генерации исследователей. Они констатируют возникновение
нового междисциплинарного научного комплекса,

который получил название

"теории деятельности". Эта констатация обозначена как в ряде работ, которые
были опубликованы, так и в ряде работ, которые в неопубликованном виде
оказали значительное воздействие на формирование нового типа исследований.
149

Например, работы М.С. Кагана (не считая более ранних работ психологической
деятельностной школы) и его учеников, появились первыми, поскольку Моисей
Самойлович был и во многом остается официальным лидером множества научных
направлений.
Значительное воздействие на формирование моего мировоззрения в сфере
теории деятельности произвели работы Философского клуба ГИСИ (ФК ГИСИ),
ныне Общероссийской Академии Человековедения (ОАЧ) в Нижнем Новгороде.
Главным идеологом и теоретиком этой школы остается доктор философии, проф.
Л.А. Зеленов. Я постарался обобщить и синтезировать взгляды и модели клуба ФК
ГИСИ в монографии «Звезда деятельности» (Н.Н. Александров, Звезда
деятельности // «Академия Тринитаризма», М., Эл № 77-6567, публ.16510,
14.05.2011). Но, говорю сразу, мой синтез отличается в ряде принципиальных
моментов от точки зрения и Зеленова и ГИСИ в целом. Это был ранний и
интуитивный опыт системогенетического синтеза теорий деятельности. Он
интересен тем, что начиная с этой обобщающей работы я открыл многозначную и
"нумерологическую" логики и выработал свой набор алгоритмов теории.
Симпозиумы, проводимые ФК ГИСИ в мрачные застойные времена были
"площадкой свободы", где представлялись самые разные взгляды на теорию
деятельности и при всей выдержанности тенденции ФК ГИСИ в формировании
тем симпозиумов, чужие взгляды не подавлялись и не игнорировались. Именно
там мне довелось познакомиться с носителями очень разных теорий деятельности. А. Безмоздин, написавший блестящую работу по художественно-конструктивной деятельности и продолжавший традицию М.С. Кагана, мирно соседствовал
с Л. Коганом, ориентированным скорее социологически-культурно. Взгляды Э.
Маркаряна сталкивались со взглядами В. Степанова, и так далее. Вживе
наблюдать эти полемики и принимать в них участие было крайне интересно. Это
была развернутая энциклопедия по разным теориям деятельности, где каждая
страница – человек. Причем, не все носители отчетливо выраженных взглядов на
150

теорию деятельности стремились публиковаться. Для меня осталась загадкой,
почему один из самых ярких исследователей в этой области Рудольф Иванович
Никифоровне опубликовал практически ничего, он даже не стал защищать
диссертацию, в то время как общение с ним наставляло на путь истинный не один
десяток диссертантов. Его взгляды на модель деятельности и на ее типологию
были очень близки к взглядам ММК, что я теперь отчетливо понимаю. И
формировались они в один и тот же момент времени в Горьком и в Москве. Этот
человек был душой и полушарием мозга ФК ГИСИ, и он долгое время составляя
удивительную пару с Л.А. Зеленовым.

Лидеры клуба ГИСИ Л.А. Зеленов и Р.И. Никифоров.
Мое первое выступление на симпозиуме, 1982 г.
Средина шестидесятых годов в нашей стране – очень специфическое время.
Оно оставило в науке такой след, который нам пока представляется неподъемным
для осмысления. С одной стороны – социальные иллюзии, двигатель этого времени. Они были и у нас и за рубежом. С другой – возобновление "инструментальных" исследований в науке,
видели крамолы. Появление

которые очень поощрялись и в них еще не

теории деятельности расценивалось партийными

умниками как инструментальное направление. Тогда же попытались возродить
151

старую НОТ, опубликовали А.К. Гастева и кое-что из переводных работ. На этом
же подъеме обратили внимание на дизайн, введя его по указанию сверху

–

небывалый в истории случай. Поскольку старая школа уже умерла и источники ее
не раскопали до сих пор до конца, то новая школа дизайна создавалась во многом
из воздуха. Е. Розенблюм вспоминал, что в дизайн шли скульпторы, артисты,
архитекторы и даже

певцы. Но оставались немногие,

особенно

когда мода

схлынула. Вокруг дизайна было много полемики, скорее шумной, чем серьезной.
Проблематика дизайна вытащила на свет божий всеобщую проблематику
эстетики, 60-е годы дали лучшие работы в этой области. Для дизайна придумали
заумную "техническую эстетику", но что происходило на этом поле – нам
предстоит обсудить подробнее.

Я – Главный художник города, 1990-е.
Я пишу все это вот почему – проблемы дизайна неожиданно стали тем
полигоном, на котором могли реализоваться новые теории и взгляды. Я знаю по
крайней мере три места в бывшем СССР, где на этом поле произошел свой синтез
проблематики проектирования, теории деятельности и эстетики. Если брать
широко, то это был новый инструментальный научный синтез. Одним из таких
мест был ВНИИТЭ, второе место было в Горьком, это ФК ГИСИ, третье – в
Минске, о нем мало кто знает вообще. Все три этих синтеза были разными.
152

Прежде всего, по основаниям, но важнее всего – что они разные телеологически –
по исходным целям.
Поскольку я пишу от своего имени, то мне проще всего излагать материал
генетически, реконструируя собственную историю. Как вы помните из начала
и с теорией деятельности дело кончилось новым для меня теоретическим
синтезом. Я синтезировал для себя модели ГИСИ и все предыдущие наработки по
теории дизайна. И снова-таки, я не могу сказать, что являюсь учеником Зеленова
или Крюковского. Мы несколько раз в жизни встречались и беседовали – это все.
Их работы я внимательно читал, как и многие другие. Но я понимаю отличие
себя от них – я повторюсь, они – специалисты, я – универсальный дилетант и
учусь "из любви к искусству".
На симпозиумах ГИСИ я встретил А.И. Субетто. Это отдельная история, но
именно он ввел меня в мир системогенетиков. Но оказалось, что в мире
системогенетики я уже давно нахожусь. Это было приятное открытие, на котором
можно завершить генетическую статью о том, как я стал системогенетиком.

Н.Н. Александров и А.И. Субетто при основании Банк-колледжа.
Почему я стал системогенетиком // “Акцент”, от 14-19 июня 1994 (с дополнениями 2011 года)

153

РЕЧЬ РЕКТОРА УНИВЕРСИТЕТА Н.Н. АЛЕКСАНДРОВА
на открытии нового учебного года

19.09.1994
Есть одно короткое японское стихотворение – танки:

О, осени приход, ты как вода,
Умоешься – и мысли обновились.
С самого детства мы знаем, как Пушкин любил это волшебное время
обновления мыслей. Оглянитесь вокруг: деревья праздничны, свет прозрачен.
Мысли отчетливы. Именно в такое время и нужно выбирать свои жизненные пути.
В состоянии ясности и в окружении красоты. В этой осенней красоте много
оттенков. Вот и в том, что я хочу сказать Вам, много оттенков и есть крупицы
золота Истины.
Втайне многие преподаватели завидуют студентам. Они вспоминают свое
студенчество как самое светлое время. И даже то, что казалось им тогда очень
тяжелым,

теперь вспоминается милым и приятным. Таково свойство нашей

памяти: она покрывает золотистым налетом воспоминания молодости. Но стоит
ли этому завидовать? В сказке Г.Х. Андерсена "Волшебные калоши" герой
попадает в то самое время, которое считал прекрасным веком и в ужасе видит, что
ничего особо хорошего там нет. Вместо мощеных дорог – грязные лужи, а вместо
фонарей – одинокие чадящие факелы. Воспоминания обманчивы и прошлое не
стоит приукрашать.
Единственное, чему действительно стоит завидовать, так это тому, что
студент стоит на дороге Ученика. И проходит он на этот Путь как в сказке –через
испытания – и входит в волшебные ворота.
Студенты, Вы все встали на этот Путь сами. Ваш Путь в тумане, и как
старший даю Вам несколько советов, чтобы не потеряли Пути.
154

Учитесь у своих учителей, но слушайте того учителя, который внутри вас –
он лучший учитель.
Если учитель не учится сам,

если он не продолжает стоять на Пути

ученичества, он ничему не научит Вас. Зрячий да различит, но смотрите не умом,
а сердцем. Учитель, который сам учится, понимает студента, имеет с ним много
общего. Он тоже ученик, а все ученики – братья. Он говорит гибко и отвечает,
подумав. Живая лоза гнется, пока она живая.
Учитель же, который не учится, – это высохшее дерево. Он и не учитель
Вам, а педагог (почти обидное слово). Слова его звучат для Вас как удары по
сухому стволу, глухо. Ветви его негнущиеся и ломкие, таковы же и его ответы на
ваши вопросы. Он отвечает сразу и безапелляционно, потому что не думает, а
знает. Научитесь различать и многое поймете.
Становясь на путь ученичества, говорите себе, что учиться

надо до

глубокой старости и даже до последнего вздоха. Потерявший любопытство в
ученичестве – бесплоден. Не будет плодов на его дереве ни во времена
студенчества, ни в последующей жизни.
Ушинский как-то сказал – сравнение есть основа всякого понимания и
мышления. Сравнивайте – и поймете. Сравнивайте – и станете мыслить. Не для
всех рассеется туман на их Пути. Но для тех, кто прозреет, мир засияет совсем
другими цветами.

155

ОСНОВНЫЕ ПОНЯТИЯ СИСТЕМОГЕНЕТИКИ

Александров Н.Н.
Доклад на Первой Международной конференции
"Системогенетика и учение о цикличности развития.
Их приложение в сфере образования и общественного интеллекта".
МЕТАТЕОРИЯ СИСТЕМОГЕНЕТИКИ
Нам необходимо достигнуть нашей главной цели – выработать систему
представлений,

позволяющую

выстроить

концепцию системного генезиса

общества. Для этого мы употребляем специальную методологию, соединяющую
совокупность принципов философии и системогенетики. Для этого мы установим
связи, ведущие от системогенетики к философии. Это взаимоотображение задает
нам дополнительные основания метода, позволяяющего впоследствии выйти на
анализ нашей темы.
Прежде чем приступить к изложению самой системогенетики как нового
научного направления, укажем на особый ракурс, который мы используем
применительно ко всем основным рассматриваемым аспектам. Это ракурс
метатеоретический.
Метатеория – вершина всякой науки. Выход на “метатеорию” связан с
применением некоторых общенаучных моделей по отношению к данной

сформированной теории, поэтому соотношение метатеории к теории аналогично
сотношению науковедения к конкретным наукам. Метатеоретическое построение
приводит весь аппарат интересующей нас теории к универсальному виду,
соответствующему одновременно всем наукам.
В метатеоретическом аспекте всякой науки, и системогенетики в частности,
можно выделить такие разделы:
• предметология – учение о предмете данной науки;
• системология – учение о системе предмета данной науки;
• методология – учение о методе данной науки;
156

• номология – учение о системе законов данной науки;
• терминология – учение о категориях и терминах данной науки;
• историология, учение об истории исследования предмета данной науки;
• праксеология, учение о практических, прикладных ее аспектах;
• семиология, учение о семиотических образованиях данной науки (в том
числе учение о ее графических средствах – графология).
Перечисленные разделы интересует нас в ключевых, определяющих
моментах, позволяющих достаточно последовательно обозреть ядро общей
системогенетики.
Вначале мы обратимся к историологии – основным этапам становления
системогенетики, где обнаруживается единство истоков философских, системных
и генетических взглядов. Затем мы перейдем к системогенетическим понятиям, их
системе, терминам и законам (включая понятие о системном мире и его
эволюционных инвариантах, совокупности основных законов системогенетики и
их сходстве с законами и понятиями философии и т.д.).
История становления основных идей системогенетики
Человечество должно было пройти довольно сложный путь развития
ментальных представлений о времени и глобальном устройстве мира, чтобы в
науке утвердился с одной стороны системный взгляд и с другой – дополняющий
его эволюционный (интересующий нас в его циклическом проявлении). Принято
считать, что осмысление системности и цикличности исторического развития
восходит еще к первым древнегреческим историкам Геродоту и Фукидиду,
впервые отметившим повторяемость общественных
Фукидиду

явлений. В частности,

принадлежит одна из самых оригинальных идей относительно

движущих сил истории: в качестве таковых он рассматривал как рациональное,
так и иррациональное начала, признавая тем самым биполярность оснований
истории.

Следует

отметить

высокую

степень

идейной

общности,
157

присутствовавшей в менталитете Древней Греции, где взгляды историков и
философов представляли из себя нечто вполне целостное в ментальном смысле и
хорошо связывались.
В истории науки классификационно-генетические работы появлялись
всегда, и именно

они

составляют ее классику (достаточно вспомнить

“Происхождение видов" Ч. Дарвина). Мы отдельно рассматриваем множество
линий, группирующихся вокруг “идеи эволюции” в этот момент истории. К
научным представлениям первой половины XIX века восходят и начала будущей

теории систем. Как бы мы не относились к марксизму, но новый подход к
познанию системности и генезису общества во многом был продемонстрирован в
“Капитале” К. Маркса. Этой книгой и всем тем комплексом научных
представлений, которые она сконцентрировала, было утвержден определенный
новый

взгляд,

который

можно

назвать

протосистемным. Целая плеяда

“классических” ученых прошлого века продвигалась в направлении нового
качественного перехода, который происходит на рубеже XIX-XX веков.
На переходе от прошлого века к нынешнему можно было наблюдать целую
совокупность новых системных и генетически ориентированных теорий. Их взлет
приходится на 20-30-е годы нашего века. Момент исторического перелома, как мы
доказываем во второй части нашей работы, 1920 год, ознаменовался появлением
двух мировых центров пассионарности – советской России и Германии. В недрах
немецкой традиции родилась принципиально новая по содержанию работа О.
Шпенглера, которую, по нашему убеждению, до сих пор так и не осмыслили
ученые именно в силу ее эссеистической формы (системогенетическому разбору
взлядов О. Шпенглера мы посвятили небольшой параграф в этой книге).
Зато тектологические взгляды А.А. Богданова, в значительной мере
определившие весь комплекс последующих системных идей, стали учебником не
только Пролеткульта, но и множества серьезных ученых всего мира. Сама
“тектология” есть как бы отрицание философии через призму организованности
158

(тектология как всеобщая организационная наука), но по прошествию времени
обнаружило себя и ее глубоко оригинальное философское методологическое
начало. Это прежде всего принцип системности мира, провозглашенный в этой
книге, и ряд идей, намного опередивших широко известный впоследствии
“кибернетический подход”. Кроме того, А.А. Богданов в той же “Тектологии”,
впервые выдвинул системную теорию кризисов (теорию системных кризисов).
Следует отметить, что теория кризисов, вообще, имела большое значение для
продвижения комплекса системогенетических и циклических идей (еще К. Маркс
высказывал оригинальные мысли о периодических кризисах капитализма и даже
ставил задачу математического моделирования этого явления).
Дальнейшее развитие эта концепция получила в учении о “длинных” экономических циклах коньюнктуры Н.Д. Кондратьева. Интересу к ней способствовал
известный мировой экономический кризис конца 20, начала 30-х годов, после
которого на Западе появился ряд научных школ, ускоренно развивавших эти
кондратьевские идеи.
Можно упомянуть и близкую по смыслу теорию катастроф, известную
по концепции “эпидемических катастроф” А.Л. Чижевского. Он связывал
периодичность очень многих важный для нас явлений на Земле с периодичностью
деятельности Солнца и космическими ритмами. Еще раньше (1924) А.Л.
Чижевский опубликовал фундаментальную и системогенетическую по духу
работу “Физические факторы исторического процесса”, где заложил основы новой
историометрии и выделил два уровня активных солнечных циклов, формирующих
циклическую динамику исторического процесса. Мы используем их в нашей
работе.
Становление комплекса системных и системно-генетических идей шло как
бы параллельными путями в естественном комплексе наук, в философских и
гуманитарных науках. Но основной была объективная ориентация, у того же А.Л.

159

Чижевского

причины

исторической

динамики

ищутся

в

естественных

детерминантах. Аналогичными были установки в и гуманитарной сфере.
Так, в психологии, в 20-е годы ХХ века комплекс четко выраженных
системных идей был развит П.К. Анохиным в теории функциональных систем.
Его идеи, по содержанию близкие к богдановским, задают системную основу

психологии 5. Достойна упоминания в этом плане также концепция творческой
эволюции А. Бергсона. Она оказала несомненное влияние на современное
естествознание – физику, и, в особенности, на теории времени. Идеи Бергсона
представляет интерес и для нашей темы, поэтому мы специально разбираем его
взгляды ниже.
В период между двумя мирвыми войнами развернулись системные и
классиологические исследования Л. фон Берталанфи, появились обобщающие
естествененнонаучные труды В.И. Вернадского; и работы по таксономии А.А.
Любищева. Можно констатировать, что фоном большинства исследований этого
периода выступает хайдеггеровский онтологизм, а сами исследования в
интересующей нас области разворачиваются в плане универсального осознания
системности мира.
В послевоенное время от широких идей А.А. Богданова (организованность)
эстафета перешла к кибернетике (науке об управлении), где ее продолжили Н.
Винер и фон Нейман. Популярность кибернетики в послевоенном мире
способствовала формированию общих и прикладных теорий систем, концепции
системного подхода. Буквально до начала 60-х развитие этой сферы идет по
восходящей и определяет собой общую ментальность западной науки.
Что касается нашей страны, то в этот же плодотворный период происходит
синтез системных и системогенетических идей, с одной стороны, с советским
вариантом марксизма, а с другой (пройдя через эту же попытку) – с идеями
структурализма, кибернетики и новых видов логики. Это происходит там, где
идеология представляла такие возможности – под эгидой НОТовского движения,
160

под вывеской логических и лингвистических исследований, в теории дизайна и
архитектуры и прочих явных научных нишах. От генетики и кибернетики, еще
недавно “псевдонаук”, если не хуже, уже нельзя было просто так отмахнуться.
Сложные системные объекты и необходимость управления ими (например, в
военной

и

космической

отраслях)

диктовали

необходимость

системных

представлений и методов. В условиях гонки вооружений идеологическими
заклинаниями обойтись было уже невозможно.
В общих чертах системная концепция сложилась к средине века. Различные
версии общей теории систем предложили К. Боулдинг, М. Месарович, Л. фон
Берталанфи и у нас А.И. Уемов, Ю.А. Урманцев. В это же время развивается
системология (термин был введен в оборот В.Т. Куликом) – проблемно
ориентированный научный комплекс, изучающий развитие систем. В.Т. Кулик,
В.В. Дружинин и Д.С. Конторов, Г.П. Мельников, во многом параллельно со
своими коллегами Дж. Клиром и Б.С. Флейшман предприняли попытку синтеза
системологии как междисциплинарной науки о системах. Внутри системной
парадигмы, в системологии, зародилась и интересующая нас системогенетика
как учение о динамике систем. Она по-разному называлась в разных подходах и
теориях и к своему современному общему виду пришла постепенно.
Генетические взгляды в науке (в синтезе с системными) переживали в
нашем веке и подъемы, и спады. Драматически сложилась судьба советской
генетики: это касалось не только генетических идей в науке о живом мире, но в
той или иной мере затронуло весь генетический подход в целом. Мы подробно
пишем о причинах этого явления в истории ниже.
Невзирая на временно воцарившееся в советской науке мракобесие
лысенковщины, история все расставила на свои места уже в 60-е годы. Сегодня
теорию гомологических рядов Н.И. Вавилова во всем мире ставят на один уровень с дарвиновской теорией естественного отбора и классификационными

161

работами К. Линнея, а деятельность тов. Лысенко изучают в разделе истории
политических манипуляций.
Термин “социальная генетика” впервые ввел П.А. Сорокин в 1918 г., хотя
само это направление и не было доведено Сорокиным до уровня развитого учения.
Содержательно и фундаментально теория социальной и экономической
генетики была осмыслена его другом Н.Д. Кондратьевым. Он опирался на свое
учение о “длинных” экономических циклах конъюнктуры – “волнах Кондратьева”.
К сожалению, судьба не дала ему возможности превратить свой грандиозный
замысел в развитую науку, многое осталось только в набросках, но даже они
значительно опережают наше время. Работы Н.Д. Кондратьева раннего периода
нашли продолжение у таких зарубежных ученых, как И. Шумпетер, А. Алхиан, Р.
Нельсон, С. Винтер, но вплоть до последнего времени эти авторы были мало
известны в России.
Если вначале генетика ориентировалась преимущественно на изучение
живых систем, то в 30-е годы произошла экстраполяция генетических идей. В это
время у нас в стране были высказаны идеи о необходимости биосоциальной

генетики (В.И. Ефраемсон). Генетическая идея проникла и в лингвистику
(лингвистическая генетика), в язык, ставший предметом особого интереса философов и герменевтов. Мы отдельно рассматриваем и эту ветку, поскольку ее влияние
представляется нам пока явно недооцененным.
В 60-е годы возродился (на новом витке хрущевской оттепели) генетический
взгляд на экономику. Не очень много, но в этот момент

заговорили и о

генетических закономерностях общественного развития. В совершенно ином
научном контексте возникло понятие “социогенетики” у Н.П. Дубинина. В Но
“оттепель” быстро закончились, и развитие генетических взглядов в “эпоху
застоя” снова начали искусственно тормозить (хоть и не такими варварскими
методами, как в сталинские времена, но вполне ощутимо). Между тем
генетические идеи, как их ни пытаются спрятать, подобно шилу, в мешке, всегда
162

находят

в науке новые сферы для своего развертывания и материал для

применения.
Начала интенсивно развиваться техногенетика. В частности, в конце 70-х,
начале 80-х годов Б.И. Кудрин, изучая проблемы техники, вводит понятие
“техноценоза”, затем понятие “популяции технических систем” и обнаруживает

наличие информационного отбора в техноэволюции. В теории Б.И. Кудрина
получило развитие очень важное генетическое понятие “вариафикации” (по
отношению к популяции технических систем). Техническая генетика в конце 70-х
годов дает ряд интересных инвариантных обобщений, например, в поле интересов
исследователей попадают проблемы взаимозаменяемости и размерного ряда

машин. Появляется понятие оператора селекции в технике, рассматривается
проект как генетический код техники. Можно

констатировать, что после

появления классических работ в биологической и социальной генетике
доминирование

перешло

в

тот

момент

именно

в

эту

новую

область

системогенетического знания. Самое важное состояло в том, что работы по
техногенетике значительно расширили представления не только о специфике
эволюции технического мира, но и о совокупности законов эволюции в целом.
Определенное оживление наблюдалось в 70-80-е годы в сфере теории

культуры, где достаточно неожиданно заявил о себе книгой по социодинамике
культуры А. Моль. Появились работы, развивающие оригинальные взгляды на
цикличность искусства, в том числе – и у нас в стране. С начала 80-х годов
начинает публиковаться В.М. Петров, который развивает идею существования
циклов в искусстве, близких по масштабу к кондратьевским циклам. Во многом он
основывается на теории Ю. Маслова, кроме того аналогичный вгляд с
оригинальной трактовкой феномена цикличности в искусстве присутствует в
популярной статье, оражающей взгляды Ю. Лотмана и Н. Николаенко. Примерно
в это же время написаны все наши работы по циклам в искусстве, изданные спустя

163

десять лет. Это позволяет констатировать наличие определенной “тематической
волны” в этот период именно в области генетики культуры и искусства.
Интересно отметить, что культурогенетика во многом подхватила и развила
идеи о цикличности искусства и культуры, высказанные в России в начале века
Ф.И. Шмитом. Само это обращение к началу века и 20-м годам (которые часто
называют “модернизмом”) очень характерно для 70-80-х (“постмодернизм”). Мы
этот феномен связываем с наличием полувековой цикличности и его специфическим механизмом.
В этом же направлении разворачиваются и некоторые другие современные
системогенетические взгляды ученых. Э.Н. Елисеев в последние годы выпустил
целую серию книг о “потоке идей” в науке и культуре. Его работы направленны
на формирование оснований, на базе которых в этой сфере обеспечивается
системогенез. Это сильная гипотеза генетического типа в области исследования
общественного интеллекта, где рассматривается механизм развития науки и
культуры.
Далее происходит постепенный поворот к человеку. В центр интересов
попадают теории биоритмологии, медицинские аспекты связи ритмов космоса и
здоровья. Эти темы начинают развиваться как в фундаментальной науке, так и в
прикладной сфере, где появляется ряд популяризаторов этих направлений.

В

частности, появляются циклические работы по эстетотерапии.
На рубеже 80-х и 90-х годов заметны попытки выйти на уровень достаточно
широких обобщений в области социогенеза как в фундаментальной науке;, так и в
прикладной. В ряду самых обсуждаемых работ этого периода можно назвать
концепцию циклической эволюции технологических укладов экономики С.Ю.
Глазьева (здесь были выдвинуты такие понятия, как”холодная экономика” и
“горячая экономика” и т.д.).
В ходе этих поисков в самых разных сферах отшлифовывалось представление о системном генезисе и его разновидностях – системообразовании,
164

системоразвитии, системной эволюции. Системное движение проживает как бы

свой цикл саморефлексии:

в

системной картине

мира

один за другим

открываются законы развития систем. Ю.А. Урманцев и его группа развивают
понятие “эволюционики” как научного направления, изучающего любые типы
эволюции как систему всех теорий эволюции. Сейчас в этой сфере существуют
как минимум три термина: “эволюционика”– в трактовке Ю.А. Урманцева и его
школы, “теория системной эволюции” (выступающая как теория системной
трансформации) в концепции систем гибридного интеллекта В.Ф. Венды, а также
“эволюционная теория проектирования” Е.П. Балашова.
Сюда же, к саморефлексии системогенетики, во многом примыкают “общая
теория гармонии систем” Э.М. Сороко

и понятия о гармонии систем Ю.А.

Урманцева. В этих теориях осмысляется механизм действия системогенетических
законов через законы симметрии и квантовой организации. Мир предстает в них
как поделенный на уровни и квантированный. Понятие кванта в системном
мире теперь многообразно: это кванты организации И.В. Крутя и Э.М. Сороко,

системный квант Э.М. Сороко, квант действия К.В. Судакова. Квантовые и
генетические взгляды соединяются в концепции “квантовой эволюции” Дж. Г.
Симсона. Р. Фостер и Д. Сахал применяют понятие технологических пределов;
близкое по смыслу понятие формируют также В.И. Кузьмин и А.В. Жирмунский.
Если говорить о социальной философии и ее соотношении с системогенетикой и социальной генетикой, то можно сказать, что здесь обнаруживается
ряд полностью совпадающих точек зрения. Особенно это касается циклических
представлений, развиваемых в общей системогенетике и в социальной философии.
В определенном смысле циклическими являются все известные социальноисторические теории (этот вопрос мы исследуем специально). Укажем вкратце,
что циклическими являются и формационная теория К. Маркса, и культуро-

логические теории типов Н.Я. Данилевского, и теория истории (“Вопрошаний и
Ответов”) А. Дж. Тойнби, и подход к социальному генезису П. Сорокина. Среди
165

современных циклических воззрений особо выделяется теория этногенеза Л.Н.
Гумилева.
Говоря о философии и системогенетике, невозможно пройти

мимо

синтетических эволюционных взглядов ряда выдающихся ученых ХХ века,
которые творили как бы “на перекрестке” многих наук. Это и всемирно известная
ныне естественнонаучная, а точнее межнаучная, ноосферная (полисферная) теория
В.И.

Вернадского;

именно

она

стала

фундаментальной

основой

для

этногенетической концепции Л.Н. Гумилева. В этом же ряду находится и “ось
эволюции, осознавшая самую себя”, по Тейяру де Шардену; его взгляды мы
также разбираем достаточно подробно.
Все эти работы и легли в основание такого развивающегося научного
направления последнего времени, как социогенетика. Появился ряд публикаций
А.И. Субетто и Ю.В. Яковца, где решается задача определения границ и
специфики этой новой науки. Становится особенно заметно, что современная
социальная

философия

и

социогенетика

обнаруживают

множество

зон

пересечения, что заставляет системогенетиков осмыслять свои методы и понятия
с философских позиций. В этом смысле мы выполняем специфическую
рефлексивную работу по отношению к большинству изложенных линий. Даже
само по себе удержание и упаковка компендиума знаний по этому направлению
имеет смысл и значение, а попытка осознания тех или иных тенденций (даже если
она не будет удачной) тем более представляется ценной для нашего этапа
развития научного знания.
***
Итак, наш век стал веком расцвета системного и генетического движений и
их объединения в единой представление – системогенетику. Концептуальная база
системогенетики была подготовлена работами А.А. Богданова, А.Д. Адо, Ю.Д.
Амирова, Б.В. Ахлибинского, Е.П. Балашова, Н.П. Дубинина, В.И. Кудрина, В.П.
Кузьмина, И.В. Крутя, Ю.И. Кулакова, И.С. Ладенко, В.П. Лозовского,
166

Е.З.Майминаса, А.И. Половинкина, А.И. Ракитова, Я.К. Ребане, Д.В. Рундквиста,
М.И. Сетрова, Э.М. Сороко, А.И. Субетто, Ю.В. Яковца и других исследователей,
которых мы не упоминаем только ввиду краткости нашего обзора. Не за горами
время, когда будут детально рассмотрены все линии и течения в этом гигантском
потоке, но пока мы только обозначаем его общие контуры и самые основные вехи.
Системогенетика как межпредметный научный комплекс пока еще только
становится, хотя назвать ее юной уже нельзя. О ее зрелости свидетельствует хотя
бы то, что внутри системогенетического подхода появился собственный ряд
понятий и терминов, интегрирующих частнонаучные понятия и термины,
выработан свой ряд законов. Это вполне серьезная заявка на новую науку, у
которой есть и своя предметология, и своя методология, и свой понятийнотерминологический аппарат, и даже свои семиология и праксеология. Современный системогенетический подход в его лучших проявлениях нацелен на
выделение

уже

не

частных,

а

всеобщих,

инвариантных

моделей,

рас-

пространяющихся и на абиотические, и на биотические системы, на проблемы
социума и человека. У системогенетики появился первый Манифест, который
получает постепенное развитие в процессе саморефлексии его автора.
Мы тоже предлагаем в рамках этой темы своеобразную рефлексию, но она у
нас носит характер циклической группировки ранее рассмотренных тем. С
позиций развиваемой нами в ряде статей и книг трехуровневой модели столетнего
цикла можно отметить интересную тенденцию в становлении самих же
системогенетических идей. Эта своеобразная рефлексия показывает, что перед
нами прошло как минимум два 33-хлетних цикла со своей спецификой и
начинается третий. То есть, речь идет о трех исторических циклах (1920-1953;
1953-1986; 1986-2020) различающихся прежде всего степенью общности в
постановке вопросов.

167

Рис. 1. Три цикла развития системогенетики в ХХ веке.
Движение идет от общего и интегрированного к частному и дифференци-

рованному:

Рис. 2.
– в первом цикле (1920-1953) ставятся проблемы предельного философского
уровня (Хайдеггер и т.д.), выдвигаются идеи глобальные (типа тектологии
Богданова) или обобщающие целую отрасль или сферу знания (Чижевский,
Кондратьев, Сорокин, Вавилов, Анохин, Винер);

168

Рис. 3.
– во втором цикле (1953-1986) происходит вроде бы возврат к этим первоосновам, но уже с другой, скорее целостной (рацио+иррацио) точки зрения,
учитывающей и всеобщий, и локально-прикладной аспекты (техногенез, культурогенез и т.д.);

Рис. 4.
– в третьем цикле (1986-2020) происходит как бы подведение итогов (общая
системогенетика) в области теоретического знания и осмысление сложных

инвариантных составляющих этого знания (Сороко, Шмелев).
Появляется также как бы две противополжные тенденции – с одной стороны

глобальные утопии (куда мы относим и теорию информационного общества), с
другой – голый инструментальный рационализм (где ценны только средства и их
прикладная эффективность). Основная ориентация западных исследований
169

находится в пределах ментальности нашего последнего цикла – преобладают
попытки приспособить это знание для практики, развиваются узко-прикладные
аспекты.
Такой цикл, в принципе, присущ всякому знанию вообще и системогенетика
здесь не исключение. Точно так же в прошлом веке в аналогичный период
времени Вл. Соловьев подвел итоги всей мировой философии, а Н. Федоров
выдвинул глобальную утопию – “теория общего дела”, немецкие авторы
подводили базис под свою мировую экспансию, а большевики искали в
рациональном знании инструментальное политическое оружие и таки нашли его
там.
Зафиксировав в истории системогенетики в нашем веке три цикла по 33
года, мы можем спуститься и уровнем ниже. Здесь мы будем иметь дело с тремя
11-летними циклами в пределах каждого 33-хлетнего цикла. Тенденция логики

развития в этих трех микроциклах (по 11 лет) также развивалась в пределах от
всеобщего к особенному и к единичному. Это позволяет диференцировать
историю еще детальнее.
В первом 33-хлетнем цикле эта логика вполне очевидна (от Богданова – к
Анохину и многим другим, и далее – к Винеру: от всеобщих идей – к конкретным
наукам – и одному общему аспекту).
В среднем цикле движение идет от глобальных идей социогенетики и

экономической генетики в начале (Дубинин) к частным генетикам в средине
(Кудрин, Петров) и прикладной тематике (типа биоритмологии) в конце. Хотя
может быть здесь общая логика и не выражена столь же отчетливо, как в первом
цикле, но она та же.
Видимо, такая же участь ожидает и наш начавшийся цикл: предельные

обощения Субетто, Сороко, Глазьева и т.д. постепенно меняются на более
прагматичные "кризисологии" (например, в работах Яковца), и могут вскоре
перейти в совершенно безликие прикладные методики.
170

***
В этой логике нам нужно определиться, чем может стать наша работа. Мы
используем (в качестве обобщающих) работы А.И. Субетто; сейчас он один из
самых цитируемых в этом направлении ученый. Если говорить о попытке
обоснования новой научной парадигмы – общей системогенетики, то он первый,
кто может на это претендовать хотя бы по объему опубликованных работ на эту
тему: он не только последовательно обобщил, но и развил идеи предшественников. Но вместе с тем мы выработали свою методологию задолго до
знакомства с его работами. Наша методология отличается по подходу от его
способов работы с общим материалом; кроме того у нас есть различающиеся
точки зрения на ряд общих проблем системогенетики и мы пишем о них в этой
книге. Наша работа находится в иной предметной сфере, она соприкасается с
системогенетикой, но не исчерпывается ею.
***
В этом кратком обзоре мы стремились показать в самых общих чертах, как в
науке ХХ века была сформирована системогенетика

как

общая

теория

преемственности и обновления в развитии систем. Это был взгляд на нее как бы
снаружи, из мира науки и истории, конечно не во всем его многообразии, ибо это
– тема для другой книги. А теперь наша задача – попытаться раскрыть метод
системогенетики изнутри, как мы его понимаем сегодня.
Это сопряжено с определенными трудностями, суть которых можно уяснить
из исторического обзора: большинство “системогенетик” несет на себе отпечаток
той или иной фазы развития самой идеологии системогенетики. Можно
подразделить эти взгляды в наиболее крупных блоках на коструктивные
тенденции начала 20-30 годов, функциональные подходы 50-70-х и преиму-

щественно инструментальные тенденции нашего времени. Некоторые считают,
чтоэто вообще три разные системогенетики, но мы видим здесь явные фазы

171

одного и того же явдения. Эта сложность требует от нас выхода за рамки самой
системогенетики и взгляда на нее с позиций метатеории.
ПРЕДМЕТОЛОГИЯ
Предметология, терминология и методология системогенетики
Приступая к раскрытию основных положений системогенетики, следует
отметить, что понятия, термины и методы системогенетики излагаются нами в
нашей трактовке. Если мы не имеем намерения выходить на метатеоретические
обобщения, то всегда будем говорить о той или иной “авторской системогенетике”, непременно связанной с определенной группой авторов и их позицией,
имеющей точную временную маркировку. Мы же постараемся максимально уйти
от противоречий разных школ и выделить некую общую метаплатформу. В силу
заявленных условий, она может показаться обедненной, но это единственно
возможный пока ход.

Предметология
Перечислим характерные определения системогенетики, из тех, что характеризуют ее в предельно общем виде.
1. Системогенетика – это новый интегративный комплекс в науке, ориентированный на выявление закономерностей наследования в системном мире.
2. Системогенетика – это инвариант системы законов преемственности и
обновления в развитии, отражающий общее для разных областей научного знания;
3. Системогенетика – это внутреннее содержание эволюции, определяющее
механизм ее движения.
В принципе, эти определения достаточны, но не в метатеоретическом
ракурсе, поскольку они контекстуальны и нуждаются в ряде дополнительных
определений. Причиной является то, что в самом термине “системогенетика”
содержится характерная двоичность: системогенетика исследует как системные
172

инварианты, так и всеобщие генетические закономерности, но главное – их
связанность. Поэтому мы будем подходить к общему определению по частям.

‡) ëËÒÚÂÏ̇fl Ô‡‡‰Ë„χ Ë „ÛÔÔ‡ ÒËÒÚÂÏÌ˚ı ÔÓÌflÚËÈ
В основе исследования системных инвариантов лежит понятие “система”,
которое имеет свое специальное определение в рамках общей системогенетики.
Все в мире может быть понято как система. Системность в философском
освещении выглядит как определенный “срез” познания и объяснения бытия мира
и человека через ведущую категорию системы (системная онтология). Мы
должны зафиксировать понятия и определения из этой сферы, которые имеют
отношение к системогенетике и исходят из ее метода. В ряде случаев такие
обобщения носят предельный, почти философский характер, с применением
аппарата диалектики.

Определения системы
Мы выяснили, в ходе методологического анализа, что можно получить
совокупномсть усложняющихся определений на основе числового ряда (2-4),
здесь речь пойдет об определениях системы.

Единица, или система как Монада
Категория системы сопряжена прежде всего с категорией целостности,
присущей всякой Монаде. Системность подразумевает целостность, причем
разного рода определения системы (скажем, телеологическое, через “цель”), в
конечном итоге могут быть сведены к данному определению (“цель есть целое”).
Такой подход задает принцип системности мира и любого его фрагмента как
онтологический.
У истоков такого понимания стоял Аристотель с его принципом
целостности, т.е. несводимости качества целого к качествам его частей. В
173

данном преломлении он звучит как принцип системной целостности и в общем
определении системы это задает квалитативный ракурс.

Парное определение системы
В.Н. Садовский проанализировал более сотни определений понятия
“система”

в разных областях знания. Все они контекстуальны, и единого

определения, как и в случае с понятием “информация”, получить пока не удается.
Но во всех этих определениях есть повторяющиеся характерные моменты:
наличие в системе элементов и их отношений, состава (компонентов) и
структуры. Отсюда следует самое онтологическое определение (): “система есть

единство состава и структуры”. Оно принципиально статическое и позволяет
выделить потенциально взаимодействующие стороны противоречия, откуда еще
одно важное определение: система есть структурированный состав. Без
дополнительного анализа, основываясь только на известных нам свойствах пары,
мы можем рассмотреть три “иона” этой пары (они, кстати, встречаются в
литературе).
В простейшем виде структура и состав

могут быть отождествлены с

информацией (Логос) и веществом (Сома). Но на самом деле, не переходя к
иерархии, мы не сможем узнать, что “состав” принадлежит овеществленной Соме,
а “структура” – информационному Логосу. Тем не менее, модификаций этой
общей пары довольно много. В пределах эстетики и теории искусства это
отражено в ведущей понятийной паре, описывающей эстетическое произведение
(произведение искусства) – “содержание и форма”. Кстати, отсюда мы можем
сделать весьма важный для нас вывод, что “содержание” в системном смысле в
чем-то тождественно “структуре”, поэтому рассматривая структуру менталитета
мы вместе с тем выявляем и его содержание. Тем не менее это не значит, что
вместо “содержания” можно подставить “структуру”, как это нередко делают

174

структуралисты,

это

все-таки

разные

ракурсы

и

такая

прямая

замена

неправомерна.

Парность в структуре и поведении систем
Эту тему мы раскрываем, опираясь премущественно на взгляды работы А.И.
Субетто. “Структура” осмысляется им через пару понятий “изменчивость-

устойчивость”, действующих в нерасторжимом диалектическом единстве. Сама
эта пара связывается с модусами времени “будущее-прошлое”. По нашим
понятиям это – акт модификации парой, в результате которого возникает
“структурная изменчивость” и “структурная устойчивость”.
Механизм их совместной работы имеет следующий вид. Система “передает”
в надсистему границы: это задает ее потенциал изменчивости (будущее).
Потенциал

изменчивости

есть

потенциал

“предадаптации”.

Будущее

материализуется в форме накопления потенциала предадаптации системы к своей
надсистеме

в

будущем.

В

подсистемы

система

“передает”

потенциал

устойчивости, который есть прошлое. “Время застывает в структуре” и отсюда –

структура системы есть накопитель прошлого времени.
У структуры есть ряд важных свойств и признаков. Так, чем жестче
стуктура, тем больше инвариантность системы. И наоборот, чем менее
жесткая структура, тем больше изменчивость в поведении системы.
Прошлое материализуется в разнообразных формах стереотипизации, в
системной памяти, в поведенческих нормах. Например, первая сигнальная система
человека

содержит

эволюционно

апробированные

образцы

поведения

в

“стандартных” ситуациях, присущих среде Земли. Стереотипы присущи и
культуре, мы не раз упоминали об аналогичной стереотипизирующей роли
ритуалов и традиций.

175

Структура, определяющая взаимодействие подсистем на нескольких ярусах
в процессуальном контексте, предстает как механизм формирования нового

качества целого.
Используя наш методологический прием “пакета пар”, это положении
Субетто мы можем расширять, условно говоря, до бесконечности. В качестве пар
в этом пакете способны выступать все пары, скоординированные с парой
“будущее-прошлое”, например, надсистема-подсистемы, информация-вещество,
содержание-форма и т.д.
Таким образом можно протянуть ниточку к теории системных кризисов,
например, проясняя суть социальных революций: всякая социальная революция
есть коренное изменение структуры системы с целью увеличения в ней будущего,
надсистемного измерения; само это изменение состоит в резком упрощении
структуры, в котором содержание едва оформлено, а информация едва
овеществлена. Это фаза новаций, проективности, разрушения стереотипов. В этот
момент скорость социальных процессов (заполнение потенциальных “ячеек”
структуры) максимальна, система предельно изменчива.
Обратным состоянием будет “застой”, который характеризуется прямо
противоположным

набором

характеристик:

стереотипизация,

практически

неподвижная, предельно усложненная структура с полностью заполненными
ячейками, формальная и бессодержательная, намертво опутанная своим прошлым.
Система устойчива, но сама эта ее устойчивость исторически иллюзорна.
По сути дела тот же ход по предельному расширению системной трактовки
проделан в модели биполярного универсума. Такое предельное расширение дал в
своих работах Э.М. Сороко, выдвинувший концепцию биполярного универсума,
базирующуюся на фундаментальности принципа раздвоения единого. В его
представлении любая система есть пульсирующий биполярный осциллятор и
таков весь системный мир. Это, по сути, требует привлечения всего аппарата
диалектики для трактовки системного мира, а по форме совпадает с категорией
176

Дао, о чем пишет и академик В.П. Казначеев. Мы исходим из тех же посылок и
дополняем идею биполярного универсума рядом собственных шагов. Ниже мы
будем говорить об этом подробнее, но пока отметим явное сходство между
первым законом диалектики по Б.М. Кедрову

и концепцией биполярного

универсума Э.М. Сороко.
Интересно, что эта удвоенность может проявляться в любых системных
проявлениях. Приведем ряд наиболее характерных примеров :
– “функционирование” и “развитие” в поведении систем (два типа
поведения систем);
– лево-правополушарная асимметрия мозга человека (“функциональная
асимметрия”, удвоение функций мозга),
– мужчина и женщина (половой диморфизм на популяционном уровне),
– “альтруисты” и “эгоисты” (поведенческая парность у индивидов в
популяции),
– “потребительная стоимость” и “стоимость” (удвоение стоимости),
– Западная Культура с доминированием рационалистичности и Восточная
Культура с доминированием иррационалистичности (культурный диморфизм).
Здесь можно проделать такой шаг, как дуальное представление биполярного
универсума либо в одноуровневой глобальной иерархии, либо в иерархии
иерархий (ведь по сути эта сумма примеров происходит отсюда).
Термин "диморфизм", универсально применяемый по отношению к этому
набору пар А.И. Субетто, не кажется нам точным, поскольку “морф” связывается
прежде всего с формой, оформленностью, а такие разновидности этого явления,
как функциональная асимметрия, или удвоение категории стоимости – не
морфологические. Мы предпочитаем говорить о разных видах системной
дополнительности. Большинство из них, действительно, связано весьма прямо:
скажем, левое и правое полушария (морфология) выступают функционально как

177

“рацио” и “эмоцио”, как накопители онтогенеза и филогенеза, прошлого и
будущего, как обеспечивающие нам развитие и функционирование и т.д. и т.п.
Вертикальная пара, создающая жизнь цикла системы – надсистема и
подсистемы, создает и основания для рассмотрения ее в биполярности. Можно
пойти как по пути предельного расширения этой парности, так и конкретизации
проявлений вертикальной пары. На пути конкретизации вертикальной пары, при
иерархическом взгляде, обнаруживается, что в каждой системе есть свои “пост-”
(несущие в себе прошлое) и “футуро-” (несущие в себе будущее) элементы. Их
наличие связано с парой “устойчивость-изменчивость” в поведении системы.
Устойчивость “пост-” и изменчивость “футуро-” элементов обеспечивает
пульсацию системы, она и создает биполярную осцилляцию. Футуроэлементы
системы все время диагностируют среду и потом переводит ее в эволюционный
пласт развития, постэлементы системы обеспечивают устойчивость. Но
устойчивость может принимать и более высокую, эволюционную, характеристику
–

выступать

как

устойчивость

развития,

а

не

только

устойчивость

функционирования. Таким образом, две эти пары понятий, по А.И. Субетто, –
пересекающиеся.
***
Из положения, что система обладает структурой, можно сформулировать
также два противоположных подхода в отношении структуры. Это спектр –
понятие, отражающее закономерности пульсирующего разнообразия внутри
системы, и структурная гармония системы, говорящая нам скорее о способе ее
организации (относительно некой нормы).
Начнем с понятия “спектр”. Мы уже неоднократно применяли это понятие
в методологической части работы, доказывая, что частотный спектр системы
может быть смоделирован на основе разных числовых моделей и является одним
из наиболее универсальных способов отображения. Частотный спектр системы

178

отражает ее подчиненность распределению пространственных, временных и
качественных характеристик системного мира.
Прежде всего постулируем, что понятие частотного спектра связано с
понятием жизненного цикла системы, то есть – с волновым отображением. Сам

цикл в этом ракурсе мы понимаем одновременно и как акт системного
классифицирования.
Вертикальная пара,

“порождающая жизнь” цикла – надсистема и

подсистемы. Всякая система принимает на себя воздействия надмира и осуществляет их преобразование. Это преобразование происходит в форме классифицирования. Частотный спектр системы – это характеристика ее как “фильтра”,

осуществляющего это классифицирование. В этом смысле структура системы
есть классификационный оператор.
Каждая система характеризуется своим частотным спектром. Частотный
спектр

системы

описывается

распределениями

Мандельбротта-Лотки-

Лоренца-Парето-Ципфа-Юла. На это обращали внимание Ю.А. Шрейдер, Э.М.
Сороко, Б.И. Кудрин. Это явление, по-видимому, настолько всеобщее, что и мы
совершенно независимым образом пришли к закону распределения свойств через
свои исследования в области искусства еще около десяти лет назад. Упоминая о
спектре в предыдущих параграфах, мы говорили, что закон распределения в
нашем варианте мы связали также с морфологическим строением системы (связь
морфология-цикл). Простейшей формой такой связи является типологический
квадрат, ромбовидно помещенный под циклом.
От системы к надмиру расположена длиннопериодная часть спектра, от
системы к подмиру – короткопериодная. Мы будем говорить об обеих сторонах,
вводя во второй главе специальные индикаторы, содержащие троичность. Такое
понимание спектра задает нашу последующую трехуровневую методику:
надсистемные циклы, системные циклы, подсистемные циклы, что есть в
совокупности полный “спектр системы” в простейшем виде.
179

Теперь несколько слов о структурной гармонии систем.
Представление о структуре системы как о свернутом времени зафиксировано в геологическом принципе Стенона, в соответствии с которым прошлое
геологическое время идентифицируется по неоднородности строения литосферы.
Здесь и во многих других случаях по гетеротопии системы восстанавливается
ее гетерохрония. Дальнейшим развитием этого положения являются известные
представления С.В. Мейена о темпофиксации и темпосепарации, положение о

специализации времени как выражении временных характеристик через
пространственные, учение о циклитах в литомологии. Отметим только, что речь
здесь идет о “ставших системах” или о ставшей части системы (таковы, например,
“годовые кольца” на стволе дереве).
Таким образом, системогенетика использует (в качестве центрального)
понятие “хронотоп”, где время и пространство взаимопереходят друг в друга и
взаимоотображены. Это хорошо проявлено в искусстве (произведение искусства
как “свернутое времяпространство”).
Структурная модель системы с этой стороны осмысляется нами через пакет
понятий, располагающихся вокруг центрального понятия “симметрии”. Мы
говорим о них и во временном (теория хроногармонии) и в пространственном виде
(пропорции в структуре системы, пространственная гармония и т.п.).
Идея симметрии нашла свое выражение в упоминавшейся системе взглядов
Э.М. Сороко о структурной гармонии систем. От понятия “мера” и “узловая линия
мер” (Г. Гегель) Э.М. Сороко переходит к понятию мерогенеза, доказывая
подчиненность гармонии систем рядам Фибоначчи. Мы согласны с ним в
принципе, но предпочитаем различать три типа логик в области меры,
центральная из которых – “органическая”. В несколько ином ключе Ю.А.
Урманцев рассматривает идею симметрии в троичности, дополняя ее асимметрией
и диссимметрией, что полностью совпадает с нашими взглядами. Мысль о том,

180

что диссимметрия (как сочетание симметричных и асимметричных начал)
является основой жизни, высказывал еще В.И. Вернадский.

Пределы системного мира
Из рассмотренной ранее пары понятий “изменчивость-инвариантность”
можно выстроить представления о пределах системной вертикали. Изменчивость
дает рост динамики, а инвариантность выступает причиной замедления
движения. Чем больше цикл, тем больше инвариантность (устойчивость системы
как сдвиг в сторону больших циклов), чем меньше цикл, тем скорость процессов в

системе быстрее (изменчивость как сдвиг в сторону более коротких циклов). Это
можно считать одним из самых важных индикаторов, дающих представление о

поведении систем, в том числе – это хороший индикатор для исследования
интересующих нас социальных систем. На деле перед нами даже не один, а целая
группа индикаторов и маркеров, целый пакет понятий вокруг одного смыслового
стержня.
Доведем эту логику рассуждений до конца и получим пределы системного
мира: это тоже своего рода биполярный универсум, и именно таким образом его
нарисовал на обложке своей книги А.Л. Чижевский. Пределы по вертикали
системного мира: вверху все инвариантно самому себе, скорость равна нулю,

время исчезает. Внизу исчезает преемственность, нет наследования, скорость
течения процессов бесконечна – время тоже исчезает. Отсюда следует, что мир

конечен: есть самая малая и самая большая скорости изменений, есть предельно
большая и предельно малая системы в системном мире. Именно парность задает
нам в самом общем виде все мерные шкалы для наших индикаторов и маркеров.
Тройка в определении системы
Любое дополнение к этой паре будет задавать новый ракурс и превращать
определение системы в трехчленное. При этом начинают работать все известные
181

нам свойства тройных моделей. Три иона тройки порождают три возможных
варианта определений системы: вертикальную тройку, горизонтальную тройку и
их комбинацию.
Например,

в

системогенетике

определение: “Система

сложилось

следующее

устойчивое

есть единство элементов и структуры (совокупность

элементов и отношений), определяющих целостность”. Это определение имеет
формулу 2+1, то есть – “Монаду, вставленную между сторонами Дуады”. Здесь

пара (компоненты и структура) просто соотнесена с монадным свойством
(целостность), которое принадлежит системе как третьему. Как все вертикальные
определения, оно статическое.
***
Как только мы переходим в чисто вертикальное измерение, то говорим о
системной

онтологии

–

иерархичности

системного

мира.

Возникает

иерархическая модель “надсистема – система – подсистема” (в том же качестве в
системогенетике используется модель “надмир – мир – подмир”, хотя она,
вообще-то, немного “из другой оперы”).
При анализе метаменталитета мы обнаружили, что этот взгляд присутствует
в нем, начиная с самых древних ментальных систем на Земле. Иное дело – его
философское и особенно рациональное осознание и выделение, оно происходит
медленно и только по мере приближения к нашему веку постепенно превращается
в общенаучный принцип. Окончательное свое закрепление этот принцип получает
именно в системогенетике, где системы, находящиеся на трех уровнях иерархии,
обнаруживают отношения “вложенности” друг в друга. Можно сказать, что
только сейчас в науке формируется особый “мир систем” – иерархизированный
системный мир, где всякая система может быть рассмотрена имплицитно, то есть
вложенным образом. Впервые “вертикаль” вложенных систем (как компонент
системной картины мира) использовал А.А. Богданов.

182

В

методологии

мы

выделяем

здесь

два

различающихся

аспекта:

вложенность систем и иерархическое устройство, сопутствующее вложенности. Системная онтология подчеркивант только вертикальность, мы же
(относительно “вертикальной”, “горизонтальной” т.д. ориентаций вложенности и
иерархичности) считаем, что они равновозможны: недаром китайцы использовали
для понимания этого принципа вложенные сферы; то же говорят нам
приводящиеся в этой книге модели из четырех и шести конусов, приводяшие все к
той же шаровой модели, но уже более сложной. Иное дело

антропоморфная

традиция восприятия осевой системы, которая связывает “вертикаль” с
онтологической осью: в этом смысле сама “вложенность по вертикали” привязана
к схеме осей плоского креста, а крест – к человеку. Модель важна для нас,
поскольку лежит в основе менталитета.
Выделение

“системы”

в

этом

иерархическом

(трехуровневом)

вертикальном системном мире становится актом системного познания: чтобы
выделить “систему”, нужно отделить ее в иерархии системного мира от
“надсистемы” и “подсистемы”. Иерархия только маркирует три системы,
выстроенные в вертикальном измерении, в целом системная онтология статична.
Но кроме прямого взгляда есть еще и возможнность взгляда из системы в
подсистемный мир – акт декомпозиции; а также взгляд из системы в
надсистемный

мир,

тоже

имеющий

свою

специфику

–

он

позволяет

реконструировать структуру как закон связи компонентов.
В работе Г.П. Мельникова

было введено в научный обиход

понятие

“альтитуда” (от греческого “альт” – высота, глубина и т.д.). Системогенетическая альтитуда – это количество всех системных надуровней и

подуровней, включенных в исследование. Предельно простой моделью для
тройной альтитуды, трех миров, является известный ряд “надсистема – система –
подсистема”. Но за уровнями “над” и “под” на самом деле может скрываться

183

сколь угодно много уровней вверх и вниз, например, мы уже приводили примеры
пятиуровневой альтитуды (два уровня в “надсистеме” и два в “под”).
Системогенетическая альтитуда – богатое и емкое понятие, которое разворачивается в свой ряд сопутствующих приемов. Так, акт декомпозиции раскрывает
внутреннюю альтитуду. Декомпозиция может производиться до того уровня,
элементы которого являются носителями закона функционирования этой системы.
Взгляд из системы в надсистему аналогичным образом открывает нам внешнюю
альтитуду – набор надсистемных уровней, из которых определяется структура и
функции системы.

***
Действие по связыванию пары (компоненты – структура) и получению

процессуирующего третьего (система) приводит нас к целому букету возможных
определений, которые имеют комбинированный характер. Это “моделикентавры”,

где

либо

на

вертикальной

модели

задается

неправомерная

горизонтальность (условное “время”), либо наоборот, где к горизонтальной
(временной последовательности) добавляются неправомерные в данном ракурсе
онтологические свойства.
Этот момент, кстати, очень важен с точки зрения критики инструментального рационализма, который сам по себе онтологический (вертикальный), но

вынужден скрепя сердце использовать понятие “псевдогенез”, понятие-кентавр
первого рода. Обратное мы имеем, например, в историческом или циклическом
анализе, где вдруг фазовые типы начинают онтологизироваться (связываться с
надсистемой и подсистемой) – это понятия-кентавры второго рода, которые
используем мы.
К понятиям-кентаврам первого рода

принадлежит известное понятие

функции и ряд других. Оставаясь в вертикальном измерении, мы в нем

184

акцентируем, что третье, обусловленное нашей иерархической вертикальной
двойкой “состав и структура”, процессуирует.
Переложенная в горизонтальное измерение, функция выступает как,
собственно, сама “жизнь” системы, как главная характеристика ее процессуальности, “поведения” (что само по себе уже содержит вертикальный, надсистемный взгляд на эту систему). В этом смысле функция есть проявление уникального
качества системы, ее целостности, поскольку функция точно так же неизменна
в цикле жизни системы (системном цикле, несущем цикле системы). Как ни
парадоксально, “функция” в обоих измерениях остается “понятием-кентавром” и
обнаруживает два смысла: в вертикальном мире – процессуальный, а в горизонтальном – иерархический.
Понятие “функции” (подменяющее на самом деле понятие системы и ее
целостности) часто рассматривают в некотором ряду, позволяющем получить три
типа анализа системы: компонентный, структурный, функциональный. Его же
по частям рассматривают в двух парных отношения: “функция и структура”, а
также “функция и морфология”. Это задает два известных варианта системного
анализа (функционально-структурный и функционально-морфологический).
***
Тройная модель может быть переведена в статико-динамический вариант:
”два порождают третье”. Надмир и подмир здесь выстпают как причинная пара,
порождающая живущую систему, мир (третье).
Близкий ракурс отображен в гипотезе “двух наследственных потоков” или
программ, идущих к системе “от будущего” и “от прошлого”. Слияние двух этих
потоков

демонстрирует

структурно-генетическую

модель,

обладающую

казуальностью и позволяющую перейти к циклической трактовке системы. Таким
образом, сам “цикл” становится как бы формой синтеза этих двух иерархических
потоков. Но это понимание, введенное в системогенетику А.И. Субетто, с нашей
точки зрения является “трехуровневой склейкой”: в нем несколько логических
185

шагов представлены как один. С позиций диалектики он вводит “два начала”, но
они не могут трактоваться как “потоки”: казуальные “начала” не обладают этим
дополнительным свойством – “течь”, они онтологичны и потому статичны; иначе

жизнь

порожденного

ими

“третьего”

не

будет

обладать

собственной

динамической спецификой. Поочередно переводя взгляд в надмир и подмир, мы
обнаружим, что

эти

начала тоже являются живущими во

времени

и

действующими системами (при этом нам нужно как минимум удерживать в поле
зрения все три уровня). И только после этого, введя еще к тому же в качестве
условия саму возможность иерархического взаимодействия, мы можем говорить о
них, как о потоках с порождющей (программирующей систему) спецификой.
Вспомнить об этом ряде дополнительных условий нас заставляет древневосточная
модель, где совокупность трех потоков качественно обозначена примерно таким
же образом, но эти три потока взаимодействуют иначе (равноправно).
Если говорить о связях и компонентах в пределах трехуровневой альтитуды,
то можно предположить, что из надсистемы в систему приходит закон связей

между компонентами системы, а из подсистем берутся сами ее компоненты.
Закон связей – это закономерный таксон в некой непрерывно-дискретной
последовательности надсистемы, генетическая разновидность надсистемных
таксонов. Компоненты – актуально модифицированные элементы морфологии
(например, прошлой, потенциальной системы). Таким образом, надсистемные
связи есть то, что “наследуется из будущего”, а подсистемные компоненты есть
то, что “наследуется системой из прошлого”. Это полностью совпадает по смыслу
с тройкой информация (связи) – энергия (сама система, ее жизнь) – вещество
(компоненты).

Это

дает

нам

возможность

сконструировать

альтитудное

определение системы: система, как настоящее, есть синтез, взаимопроникновение, “застывшая волна” между прошлым и будущим.

186

Кстати, это приводит нас к интересному общему выводу: разум в смысле
Логоса (надсистема) может опираться на любую наличную морфологию Сомы
(подсистемы) – отсюда принципиальная возможность множества форм жизни.

Горизонтальная тройка или три типа
Определяя систему как “третье”, возникающее при взаимодействии двух
иерархически противоположных начал, мы сочли, что всякая пара, порождающая третье, есть вертикальная пара (проявления надсистемы и подсистемы). Структура и состав системы трактуются нами именно таким образом.
Наличие трех типов здесь выражается как обращение вертикальной

иерархии на горизонталь, в результате чего мы получаем три подсистемы с
характерными свойствами. Применительно к ним вертикальная иерархия
“опредмечивается” в горизонтали. В жизненном цикле системы возникают три
подцикла, связанные с последовательным доминированием трех этих качественно
разных подсистем. Первая фаза цикла (футуро-подсистема) качественно связано с
влиянием альтитуды надсистемы, а последняя фаза (пост-подсистема) – с властью
альтитуды подсистем. Средина обнаруживает собственно системное качество (эту
же гомеостатическую фазу можно трактовать как момент, когда надсистемные и
подсистемные влияния взаимоуравновешиваются). Средина, как можно понять,
наиболее богата, поскольку в ней проявляется одновременно как одно, так и

другое влияние. Это, кстати, и порождает четверку типов: начало единично
(надсистемное влияние), средина удвоена (и над-, и подсистемное влияние),
окончание снова единично (подсистемное влияние). Это трехфазовое определение
– горизонтальное.

Четверка в определении системы
Итак, наиболее распространенным и самым широким набором возможностей обладает модель на основе пары (система как биполярный осциллятор). За
187

ним следует тройка и мы только что рассмотрели три вида троичности:
горизонтальную, вертикальную и “смешанную”. Там же обнаружилась и
специфика четырех типов (раздвоение среднего на пару).
Системные “четверки” не прибавляют ничего нового, и это показательно.
Если не считать уже упомянутых “четырех типов анализа системы” (по Л.А.
Зеленову), в области содержания здесь практически нечего обсуждать.
***
Завершая обзор системных понятий, мы должны выделить одну их особенность, которая сразу не бросается в глаза, но тем не менее по-своему очень
необычна. Выделяемая группа понятий, с одной стороны, образует законченную
систему, а с другой – может разворачиваться достаточно произвольно и
выводиться друг из друга в любой последовательности. От любого понятия
можно перейти к любому, и из любого понятия можно вывести любое. Примером
тому может служить ряд публикаций и лекционных циклов А.И. Субетто, где
последовательность выведения понятий практически никогда не повторяется.
Видимо, в этом и состоит особенность “пакетных” и “сетевых” понятий, по А.И.
Ракитову, понятий-графов, по В.С. Тюхтину и понятий-волн (циклов), по А.И.
Субетто.
·) ÉÂÌÂÚ˘ÂÒ͇fl Ô‡‡‰Ë„χ Ë „ÛÔÔ‡ „ÂÌÂÚ˘ÂÒÍËı ÔÓÌflÚËÈ
Особенностью системогенетики является концептуализация категорий
“развитие” и “эволюция”. Но есть и более общее, родовое для них понятие
“генезис”, связанное с многочисленными аспектами времени вообще.
В генетической

парадигме существует своя совокупность связанных

понятий. Они имеют длительную и сложную историю в интересующем

нас

ракурсе ментальных моделей времени. К генезису можно подходить с нескольких позиций, рассматривать его в самых разных ракурсах, и все они будет
обогащать его – таков наш многофокусный подход.
188

ЦИКЛИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ГЕНЕЗИСА
Начнем с того, что дает нам наша теория времени, основанная на моделях
циклов. Если мы возьмем базовую модель цилиндрического цикла, то в ней есть
важный момент, который требует особого рассмотрения – это момент исчерпания
качества данного цикла и перехода к другому по качеству циклу. Здесь, на
переходе, содержится точка, которая выражает собой кризис в развитии. На
разных по уровням циклах она известна как точка кризиса, точка перелома,
бифуркация и революция.
Понятие о точке кризиса в развитии (что в некоторых формах графического
отображения цикла связано с визуальным разрывом на схеме цикла) можно
считать наиболее широким, поскольку оно относимо к любым типам и формам
циклического развития. Точка кризиса есть точка во времени, в которой качество
(мера) данного цикла исчерпано и оно скачкообразно меняется на иное качество
(иную

меру;

связанную

с

предыдущей

узловой

линией

мер).

Кризис

характеризуется резким “скачком” – это скачек качества, обычно сопровождаемый
изменением структуры системы и ее компонентов.
В иерархической (вложенной) картине мира, которую рассматривает
системогенетика, кризисы имеют уровневый характер. Мы также будем рассматривать в истории проявления резонансного наложения нескольких уровневых
кризисов, которые в совокупности дают исключительно глубокие последствия
(пакетный кризис). В трехуровневой модели общественного развития мы
насчитываем девять подсистемных, три системных и один надсистемный кризис;
две точки двойного резонансного наложения кризисов (подсистемных и системных) и одну точку тройного резонанса.
Понятие бифуркации (по смыслу термина – появление множества
конкурирующих линий развития вместо одной доминирующей) дает возможность

189

трактовать момент кризиса в развитии, например, биологической системы видов.
Но в определенном смысле его можно рассматривать и применительно к социуму.
При наиболее расширенном толковании представление о бифуркации
позволяет выделять такой ракурс в кризисности развития, который, с нашей точки
зрения, связан с наличием в развитии двух дополнительных спиралей: в момент
окончания действия одной спирали и еще не включившегося действия другой
(разрыва) проявляется действие ранее “скрытой”, дополнительной спирали.
Существенно, что вызревание новой тенденции до выхода ее на поверхность в
момент разрыва, происходит “внутри старого” цикла (например, феодальные
отношения прорастают внутри рабовладения, буржуазия вызревает в недрах
средневековья и затем становится его “могильщиком” и т.д.).
Революция – развитие, сопровождающееся резким изменением скорости

процессов, и имеющее признаки, соответствующие кризису вообше (наличие
скачка, коренное изменение организации; наличие кризиса, предшествующего
этому скачку) и обнаруживающее определенный уровневый разрыв преем-

ственности в развитии.
Единственный

самостоятельный

признак

этого

определения

–

скачкообразная смена “скорости”, о котором мы неоднократно говорим в книге.
Связана ли она с характером процессов, протекающих в обществе, мы упоминали
о системных причинах, но в целом – это вопрос, требующий более детального
исследования. Важно, что в отличие от естественного мира, “скорость” в обществе
измеряется только косвенными путями – это скорость изменения общественной
структуры и отражаемое в ментальном мире “ускорение-замедление” (”время
вперед!” и “эпоха застоя”).
***
Применение конических моделей циклов приводит к такой паре, как
эволюция и инволюция. Объединяя их вместе по принципу дополнительности, мы

190

получаем

такое

широкое

понятие,

как

импульс

развития.

Описание

отличительных признаков этой пары не так просто, как кажется поначалу.

Эволюция довольно часто определяется как процесс повышения различий,
дифференцировки, рост системной дифференцированности. С нашей точки зрения
здесь необходимо более точное определение, поскольку неясно, идет ли речь всего
лишь о дивергентном конусе, например, биологическом этапе эволюции, или об

эволюции в целом, которой всегда присуще повышение различий во все новых
уровнях и системах, но только в конечном итоге. Мы хотим сказать, что
употребление термина “эволюция“ сегодня приобрело два значения: в широком

смысле эволюция есть процесс, накрывающий все этапы развития (глобальная
эволюция), в узком – этап дифференцировки, дивергирования (локальная
эволюция), дополнительным к которому выступает этап интегрирования и
конвергирования.

Инволюция – процесс сглаживания различий, дедифференцировки.
Инволюция в таком понимании описывает интегративные процессы,
проявляемый в частности, в принципах "поли" и "гетеро", о которых речь ниже.
Но, кстати, в этих терминах с тем же успехом можно говорить и о деградации
системы, при которой также происходит потеря, сглаживание накопленных
различий и интеграция.
Описанные процессы не только связаны с процессами дифференциации и

интеграции, но и объясняются через них. Нам кажется, что здесь нужно ввести
такое уточнение, как повышение или понижение системной сложности объекта, а
не только повышение или понижение различий. Кроме того, эволюционно важным
является ориентировка относительно границы системы, в паре "объект и среда".
На недостаточность подобного определения, особенно для социальной
истории, указывал Л.И. Мечников. Как мы говорим в философской части работы,
понятия прогресса и регресса (в системогенетическом ракурсе) дополняют
вышеприведенные определения. Они имеют уровневый характер и только с
191

позиций альтитуды и могут быть оценены (например, локальный регресс). Но то
же самое следует сказать и по поводу эволюции и инволюции: в целом Универсум
эволюционирует, но на более низших уровнях можно постоянно наблюдать и
локальные инволюционные процессы. Их связанность хорошо демонстрируется на
модели

спиральной

дополнительности.

Интересно,

что

само

глобальное

эволюционирование как-то связано с теорией расширяющейся Вселенной, при
этом вопрос – что будет происходить при ее сжатии, остается пока даже не
поставленным в эволюционном ракурсе. Видимо, глобальная инволюция?

***
Применение процессов эволюции и инволюции, связанных понятием
импульса, а также исторической линией, генетической последовательностью
ряда импульсов позволяет нам расширить наши представления о кризисах,
бифуркациях и революциях. Так, момент соединения, перехода расширяющейся и
максимально дифференцированной эволюции живого мира в мир социальный
(конвергирующийся и интегрирующийся, “сжимающийся”) не сопровождалось
ничем особенным, кроме появления человека (антропогенез). Эволюционное
доминирование перешло к социальным системам скорее всего плавно и
проследить эти тенденции в целом можно на модели двух вложенных

дополнительных конусов. Она, вообще-то, достаточно сложна.
Нечто совершенно иное должно обнаружиться в момент перехода
доминирования от абиотического импульса (его последний этап – предельное
конвергирование и интегрирование химической формы движения материи) к
появлению живой материи. Эта точка нам необычайно важна хотя бы потому, что
это – единственный эволюционный аналог этапа развития нашего ближайшего
будущего, когда предельно конвергированное общество (социальная форма
движения материи) приобретет максимально возможное ускорение, близкое к
бесконечному. При этом должно родиться нечто абсолютно новое – новая, причем
192

внебиологическая форма движения материи, с качествами, превосходящими по
сложности сверхорганизм общества. Мы живем в этом смысле в редчайший
момент глобальной эволюции и “ожидать” второго такого момента придется
необыкновенно долго – треть от момента возникновения первой живой клетки до
нас.
Позволим себе попутно одну очень небольшую гипотезу на основе
импульсов: абиотическая (физико-химическая) форма эволюции перешла в живое
(био-социо). Во что перейдет эта форма, если использовать известный принцип
дополнительности? Она вполне может перейти в доминирующую форму нового
типа, обладающую большей степенью сложности и организованности, чем
абиотический мир, живой мир и общество. Речь не идет о переходе эволюционного доминирования к техносу, хотя он уже сегодня превосходит человека по
ряду существенных эволюционных показателей, и кроме того – технические
системы являются единственными системами в этом мире, которые активно
эволюционируют (см. техногенетику), в то время как абиоэволюция, биоэволюция
и

социальная

эволюции

более

не

порождают

новых

форм

и

видов

(стабилизированы или гомеостатитизированы). Но не развивается в этих рамках
имеющихся на Земле обществ и сам человек, хотя шанс его полного развития
(всесторонего и гармоничного) в истории был. Новый эволюционный тип должен
качественно отличаться от живого и от общества и может быть построен в

некотором роде с повтореним черт абиотических систем: поскольку попереременное доминирование присуще всему, то почему его не обратить и на
глобальные импульсы?

ТИПЫ ГЕНЕЗИСА
Вопрос о типологии, видах, таксонах генезиса – один из самых
многоаспектных. Начать, видимо, следует с самого высокого уровня типологии, о

193

котором только что шла речь. Сделаем это при помощи известных нам числовых
моделей.
Единица дает нам саму “Монаду эволюционирующей Вселенной”. Это
очень важное понятие, содержащее саму идею глобальной эволюции, которое
часто недооценивается, но от которого начинается развитие этой идеи и остальных
моделей.
Далее можно представить глобальный генезис как двойку, то есть,
укрупненно как два импульса, обладающих качественной дополнительностью
(грубо говоря “неживое-живое”): импульс на основе абиобических систем и
импульс на основе биосистем.
В самом крупном плане можно выделить также тройку типов: генезис

неживого (абиосистемогенез, абиогенез), живого (биосистемогенез, биогенез) и
социального (социосистемогенез, социогенез) миров.
Двойка,

раздваиваясь,

выводит

нас

на

типологическую

четверку

глобального генезиса: физическая эволюция, химическая эволюция, биоэволюция,
социальная

эволюция.

Она

обладает

всеми

свойствами

“инвариантной

типологической четверки”, где типы связаны и таксономически и генетически (по
возникновению – последовательность и преемственность).
Идя вниз, мы можем дифференцировать четверку по известным нам
числовым моделям, это внутренние подразделения типов, располагающиеся уже
на конкусе; например, сюда относится и этапы эволюции живого мира и пять
видов социального генезиса (“пятичленка” формаций).
“Цивилизационный подход” в его предельном виде включает в себя
несколько типов генезиса (типологически вопрос решается на структурном уровне
и мы его поднимали). В его пределах можно обнаружить парные образования
(натура и культура, естественное и искусственное, культура и техника, человек и
общество и т.д.). При применении троичных моделей мы наблюдаем три такие
составляющие в обществе, как культура, техника, человек. Если расширить это до
194

типов ресурсов, фондов “общечеловеческой цивилизации”, то это будет четверка:
экофонд, генофонд (антропофонд), технофонд, социофонд (который в этом
ракурсе по сути сводится к культурофонду). Но в другом ракурсе (когда мы
рассматриваем организованности) социум и культура могут различаться и
находиться в отношениях “часть-целое”. В таких же двойственных отношениях
культурогенез находится с интеллектогенезом. Таким образом, в совокупности
возникает некое множество специальных предметных генетик, связанных с нашей
темой: социогенез, культурогенез, техногенез, антропогенез, интеллектогенез.
Эти понятия взаимоувязаны между собой и выяснение способов их связанности
имеет очень большое значение для нашей темы.
Но вообще предметных генетик может быть столько, сколько предметных
областей мы сможем для себя вычленить. Этот способ спецификации
системогенеза связан с классиологией самой исследовательской деятельности и,
кстати, он тоже имеет собственную генетическую составляющую, свою историю.

***
Применение понятия "система" дает нам свой набор разновидностей
генезиса, который тоже проявляет себя в парах, тройках и четверке. Если мы
будем исходить из определения системы как структурированного состава (), то
можем выделить как три типа генезиса (системогенезис, структурогенезис, генезис

состава системы), так и три связанные пары (иногда встречающиеся в литературе).
Отсюда ряд определений.
Системогенез (эпигенез) – процесс наследования и эволюции систем и
системообразования. Структурогенез есть формирование и развитие структуры
систем. Генезис состава системы тоже в особых определениях не нуждается, но
в чистом виде, в силу предельной абстрактности, фигурирует в литературе редко.
Гораздо

чаще

используется

такая

особая

разновидность

состава,

как
195

“морфология”. В рамках уровневой альтитуды мы рассматриваем морфологию как
состав (уровень подсистем), а конструкцию – как способ связи элементов
(компонентов) в систему.
Этот план – статический, если к нему добавляется элемент динамики (), то
возникают “системные четверки”. Таким четвертым обычно выступает функция.
Функция есть, собственно, сама жизнь системы, главная характеристика ее
процессуальности, “поведения”. В принципе, можно говорить и о функциогенезе,
хотя, как правило, его предпочитают рассматривать в паре "морфология и
функция", где он приобретает несколько иной оттенок. При этом морфогенез
(генезис морфологии системы рассматривается как процесс наследования и
организации морфологической структуры, а функциогенез – как генезис
функциональной структуры. Возникновение функциональных инвариантов в
эволюции – результат многократно повторенного во многих циклах. Важнейшим
результатом, который возникает в этом взаимодействии, является полифункцио-

нализация морфологии и полиморфологизация функций.
Если говорить о связях и компонентах в пределах трехуровневой альтитуды,
то можно предположить, что из надсистемы в систему приходит закон связей

между компонентами системы, а из подсистем берутся сами ее компоненты. Сам
закон связей – это закономерный таксон в некой непрерывно-дискретной
последовательности, генетическая разновидность. Компоненты – актуально
модифицированные элементы морфологии (например, прошлой, потенциальной
системы). Таким образом, надсистемные связи есть то, что наследуется из
будущего, а подсистемные компоненты есть то, что наследуется из прошлого. Это
полностью совпадает по смыслу с тройкой информация (связи) – энергия (сама
система, ее жизнь, функционирование) – вещество (компоненты). Это дает нам к
тому же возможность сконструировать еще одно альтитудное определение
системы:

система,

как

волновое

настоящее,

есть

результат

синтеза

(взаимопроникновения) будущего и прошлого.
196

В пределах эстетики и теории искусства тот же набор понятий отражен в
ведущей

понятийной

паре,

описывающей

эстетическое

произведение

(произведение искусства) – “содержание и форма”. Касается это и видов
искусства, например, содержание (трехмерная модель) берется плоскостной
живописью из вышестоящих скульптуры и архитектуры, а форма (линия, тон,
цвет, фактура и т.п.) – из низлежажего декоратвно-прикладного искусства.
Но вернемся к общим вопросам генезиса и попробуем организовать
многоообразие точек зрения на генезис простейшим способом. Объединим их в
две группировки: уровни генезиса и способы генезиса и далее пойдем по пути
простейших парных группировок. Начнем с вопроса об уровнях, отвечая на него
системно через пары “целое-часть” и “внешнее-внутреннее”.
Пара “целое и часть” как системно-уровневая, выводит нас на такие
всеобщие понятия, имеющие таксономический и вместе с тем генетический
оттенок, как филогенез и онтогенез.
Филогенез – эволюция вида (типа) систем.
Онтогенез – жизненный цикл (происхождение и развитие) данной особи
(отдельной системы).
В этом же ряду, если взять три уровня (или циклы системы), располагается и

эмбриогенез – часть онтогенеза организма, раскрывающая формирование и
развитие зародыша живой системы с момента зачатия и до рождения. Этот прото-

цикл тоже имеет достаточно всеобщий характер.
Обращаясь к приведенному уже определению системы, мы без труда можем
интерпретировать и два таких понятия, как “телогенез” (“тело” – целостность) и
“телегенез” (“теле” – цель). Телегенез во многом связан с телеогенезом, как цель

связана с целостностью системы, хотя соотношение целостности и цели не
сводится только к паре “целое – часть”, но зато явно содержит элементы
системной иерархичности.

197

За телогенезом, как считает А.И. Субетто, стоит признание в эволюции и
наследовании роли активной адаптации. Телогенез выступает как частный вид
системогенеза по отношению к комплексам видов. Системогенез универсален –
это

процесс

наследования

в

эволюции

систем

и

системообразования

(формирования систем как целого).
Достаточно специфическим на первый взгляд выглядит такое понятие, как
“телегенез” (генезис с целью, под цель). Так, в качестве механизмов, реализующих закон специализации, выступают сразу два закона – закон телеогенеза новых
свойств и закон актуализации функций в системе, сформулированный впервые
М.И. Сетровым как категория организованности. Поэтому продолжением его
можно считать функциогенез (развивающий линию от цели к функции и далее от

функции к структуре).
Если выстроить в последовательность системогенез, телеогенез и телегенез,
то между ними можно увидеть отношения общего, особенного и единичного
(именно по отношению к качеству, как его уровни). В этом же развивающемся
ряду можно рассматривать важные проектные связки “целое – цель – функция –
структура – состав” и “качество – цель – функция – конструкция – форма”.
По отношению к системным уровням построена и такая пара как "внешнеевнутренее".

Ракурс

доминирования,

акцентирования

сторон

этой

пары

отражается в такой связанной паре, как “мерогенез-гологенез”.
Мерогенез – в понимании А.А. Любищева (биологическая систематика),
есть изолированное развитие. Это означает развитие в пределах некоторой
постоянной "системной ниши" (например, экологической, ниши экосистемы).
Освоение этой ниши происходит “изнутри”.
Гологенез – напротив, есть эволюция (наследование) в комплексах видов, то
есть “извне”.
Мерогенез в понимании Э.М. Сороко, – это генезис систем, в котором в

качестве ведущего показателя вычленяется мера. В этом ракурсе рассматривается
198

изменение самой этой меры в процессе эволюции систем. Этот взгляд следует
признать наиболее приближенным к уровню философского анализа генезиса
систем, да и само понятие меры у Э.М. Сороко является достаточно
многоаспектным и развернутым (этому посвящена его докторская диссертация).
Но если говорить в общем плане и в пределах выделенной пары, то по смыслу это
понятие совпадает с любищевским – это генезис в пределах меры.
Относительно способах генезиса, на вопрос как происходит генезис,
отвечает несколько концепций, обеспеченных своими ракурсными парами и
вместе с тем взаимосвязанных (они говорят одно и то же, но с разных сторон).
Кстати, способы генезиса явно связаны с предыдущими парами, исходящими из
уровневого понимания генезиса.
Пара "конкуренция-кооперация" в переводе на язык генезиса становится
парой “селектогенез-адапциогенез”.
Селектогенез – эволюция на основе конкуренции и естественного отбора.
Адапциогенез

(телогенез)

–

подчеркивает

кооперативные

свойства

адаптации.
Пара "закономерность и случайность", переложенная на язык генезиса,
преобразуется в пару тихогенез-номогенез.
Тихогенез. Модель эволюции, основанная на непредвиденных мутациях,

случайностях.
Номогенез основан на признании в наследственности специфических

законов развития и отсюда – ограниченности формообразования.
Понятие “номогенез” родилось в биологической науке, условно говоря, в
антидарвинизме. Если у Ч. Дарвина ведущим фактором развития видов был
“отбор”, то в теориях номогенеза в эволюции главенствует “закон”. Суть номогенетических теорий такова: развитие не носит стихийного характера, оно

канализировано, оно всегда находится в определенном русле (не разливная
стихийная река, а канал). Переживая второе рождение в многочисленных частных
199

генетиках, идея номогенеза сегодня входит в состав пакета основных идей общей
системогенетики.
Мы исходим из типологической связанности этой четверки понятий.
Кроме того, мы относим эти две пары к фазам цикла (кооперированное и

закономерность на начальном этапе и конкуренция и случайность на последнем
этапе; а в средине цикла – и то, и другое, равенство этих тенденций).

Причинность и обусловленность генезиса, хоть и кажутся близкими
понятиями, но на деле дают два отличающихся ракурса и две пары.
Ортогенез-эндогенез. Ракурс – казуальность, причиность генеза.

Ортогенез – направленная наследственность, направленное прямолинейное
развитие (причинность извне).
Автогенез или эндогенез – доминирование в наследственности внутренних
факторов развития (причинность изнутри).
Эктогенез-телегенез. Ракурс – где источник управляемости.

Эктогенез (селектогенез) – доминирование в наследственности внешних
факторов развития. Обусловленность генезиса извне.

Телегенез – признание в эволюции и наследственности роли активной
адаптации (адаптациогенез). Здесь можно выделить (относительно иерархии
систем) восходящую и нисходящую адаптиции, например, функциональную.

Обусловленность генезиса изнутри.
Различие между адаптогенезом (телогенезом) и автогенезом (эндогенезом),
различие между селектогенезом (эктогенезом) и ортогенезом (направленная
наследственность) состоит именно в отмеченных ракурсах (выбор доминанты,
причинность, управляемость), которые существенны, видимо, для специалистов
по биоэволюциции.
Если располагать все эти выделенные парные понятия на цикле, то все они
идеально привязываются к циклу, как тенденции. Это дает нам возможность
использовать их в качестве индикаторов, описывающих развитие любых
200

систем в указанных ракурсах. Мы этой возможностью воспользуемся, но в
соответствии со спецификой нашего предмета сами понятия нам придется
несколько трансформировать. Системогенетика – это особое поле, где возможен
такой переход понятий из одной науки в другую и перевод их в сферу
межнаучных инваринтов.
Все эти типы явно образуют интересующие нас пары, тройки и четверки. Но
вопрос с их более полным упорядочением с нашей точки зрения остается
открытым – мы попробовали связать их неким единством только по блокам.
Некоторые типы генезиса попадают в ряд пар, что требует уточнения в трактовке
их специфики хотя бы по названиям.
***
Если попробовать обобщить все эти типы (может быть грубо, примитивно, с
дикой редукцией, но обобщить), то они способны группироваться всего вокруг
трех связанных понятийных образований: это
1. иерархия;
2. производная от нее пара “внешнее-внутренее” (в векторах – “извне внутрь
– изнутри наружу”);
3. пара крайних типов поведения систем

“центростремительное-

центробежное” (что связано с предыдушим).
Чисто иерархическая пара вообще одна – “онтогенез-филогенез”. Добавляя к
ней “системогенез” мы имеем условную тройку.
А теперь проделаем операцию превращения двух пар оснований (2 и 3) в
типологическую четверку:

201

Рис. 5. Схема образования типологической четверки.
В эти четыре типа уже способны вписаться все восемь оставшихся типов
генезиса. Тут мы можем или спресовать их, или поступить как китайцы, удвоив
четверку до весьмерки. Тогда мы получим восьмерку типов генезиса,
совпадающую в инвариантной части по построению с уже рассмотренной
древнекитайской мандалой “Порядок внутреннего мира” и восемью родами
деятельности по Л.А. Зеленову. Возможно, здесь есть и место для трех других пар,
которыми мы проводим уровневые модификации. (Подчеркнем, что это
группировка у нас только пробная, типа “а может быть и так”; ее нужно и можно
профессионально шлифовать).

Рис. 6. Основные разновидности генезиса.
202

Теперь о происхождении самих этих типов. Теретик биологической
систематики А.А. Любищев выдвинул типологию генезисов, которая была
дополнена и расширена в работах А.И. Субетто: к 11-ти любищевским типам он
добавил еще десять. Для наших целей интерес представляют только некоторые из
них, группирующиеся в пары и только самые основные.

ПРИНЦИПЫ СИСТЕМОГЕНЕТИКИ
Прежде чем мы перейдем к законам, нужно упомянуть о существовании
двух принципов, универсально используемых системогенетикой: это принцип

“поли” и принцип “гетеро”.
Принцип “поли” (множественности) может быть продемонстрирован на
таких понятиях, как “полииерархичность”, “полисистемность”, “полихронность”,
“полицикличность” и т.п.
Обратим внимание прежде всего на на полицикличность (множественность
типов циклов) и выводимое отсюда центральное для системы понятие несущего

цикла системы. Несущий цикл задает нам “естественный масштаб системного
времени”. В нашем методе мы опираемся на это общее системогенетическое
представление и развиваем его в направлении “полифокусности развития”.
Cвязь принципа “поли” с соответствующими понятиями, рассматриваемыми выше, создает параллельные ряды поли-понятий:
Вложенность –--> ПОЛИСИСТЕМНОСТЬ,
Иерархия –––-> ПОЛИИЕРАРХИЧНОСТЬ,
Генезис –––> ПОЛИЦИКЛИЧНОСТЬ,
Время ––––> ПОЛИХРОННОСТЬ,
Пространство –--> ПОЛИТОПИЧНОСТЬ,
Скорость –––> ПОЛИТАХИЯ, и т.д.

203

Принцип “поли” последовательно реализован в этой нашей работе.
Перечислим хотя бы некоторые основные примененные нами модели:
Глобальная полихронность: модель упакованного множества времен (от
“астрономического”,

космогенетического

времени

–

к

геологическому,

биологическому и к социальному временам).
Ментальная полихронность: наличие множества особых “социальных
времен” внутри современного менталитета (в современном мире).
Ментальная политопичность: наличие множества особых пространственных моделей в современном менталитете.
Вместе эти принципы образуют полихронотопический ментальный
принцип.
Полиситемное устройство современного социума: наличие на планете
множества форм социального устройства.
Полифокусность развития и топического устройства в становлении
цивилизаций на Земле (Восток-Запад, четверка Л.И. Мечникова, восьмерка О.
Шпенглера и т.д.).
Полигенетическая картина истории, включающая как полихронность, так и
полифакторность.
Полифакторность формирования цивилизаций (наш исследовательский
принцип многослойного и многофакторного описания истории).
У этого набора большие возможности как в целом, так и в частности.
Например,

целостный

топо-средо-этно-генетический

подход

и

принцип

полифокусности истории реализованы в концепции Л.Н. Гумилева.
Один из принципов в этом ряду – полидеятельностный принцип
становления социума (Н.Я. Данилевский, Л.А. Зеленов).
В ходе наших исследований возник такой вопрос: обладает ли принцип
“поли” иерархической структурированностью, а если нет, то тогда как он
соорганизован?
204

Например, все времена, присущие основным формам движения материи
(глобальная полихрония) у нас упакованы несомненно иерархически (тому
способствует сама их “вложенность”) и мы далее даем их связанную типологию.
Пространственные модели, присутствующие в менталитете, (политопия)
расположены в последовательности от простых к сложным, в соответствии с
усложняющимся рядом фундаментальных групп симметрии. Это – ступенчатая
закономерность,

которая

в

принципе

тоже

может

рассматриваться

как

иерархическая вложенность.
Таким образом, глобальный ментальный хронотоп являет нам иерархическивложенную конструкцию, имеющую черты единого целого. Его единство может
быть выражено на едином языке фундаментальных групп симметрии. Принимая
это за основу, мы оставляем открытым вопорос о возможности существования
других вариантов организации мира “поли”.
***
Вторым является принцип “гетеро” (неоднородности).
Разнообразие в системном мире всегда существует в форме целого и это –
основное, что составляет содержание принципа “гетеро”.
Мир гетеросистемен, это означает, что неоднородность по качеству систем –
его фундаментальное свойство. Неоднородность по качеству системного мира –
основа существования гармонии и симметрии в их обобщенном понимании,
включающем в себя (как преходящие моменты в развитии целого) дисгармонию и
асимметрию. Именно на основе этого принципа мы разворачиваем систему
модификаций и индикаторов в нашем методе. Мы исходим из того, что
неоднородность устроена закономерно и идеалом научного исследования является
открытие инвариантов, накрывающих все проявления принципа “гетеро”. Таковые
располагаются все ближе и ближе к математике.
Принцип “гетеро” очень важен для нас при фиксации переходов. Например,
переходы от времени к пространству в хронотопе позволяют сформулировать
205

прием реконструкции гетерохронии по гетеротопии (поскольку “время застывает в
структуре”). Но то же касается и качества (гетероквалии), способного
“переходить” в хронотоп. Этот прием хорошо известнен и в геологии (поскольку
там он позволяет изучать несоизмеримо большой по времени масштаб
геологического времени как запечатленный в структуре пространства, в
отложениях, качественно разных фракциях и т.д.), и в

биологическом мире

(кольца на дереве и т.п.).
Принцип “гетеро” является одним из основных препятствий при реализации
про-деятельностей. Так, например, проектирование в “гетерогенной действительности” считается невозможным, проекты имеют дело только с “гомогенной
действительностью”. Для того, чтобы перейти от гетерогенности к гомогенности,
в

процедурах

проектирования

применяются

специальные

методы

(типа

“выделения главного звена”, ведущей тенденции и т.п.), трасформирующие гетеро
в моно, частично устраняющие гетерогенность в приемлемых пределах. Но мы
считаем, что этот недостаток связан с общей неразвитостью системогенетики и ее
пока что недоступностью для большинства специалистов-проектировщиков. Мы
еще раз повторим – всякая неоднородность, как правило, устроена закономерно и
пока она недостаточно нами познана, она и редуцируется нами до однородности.
А познанная уже не нуждается в этом.
Интересно отметить, что при постоянном повышении степени сложности в
организации социума общая тенденция развития организованностей движется в
сторону именно гетерогенных устройств, основанных на кооперации, приобретающей все более квантированные (во времени и пространстве) формы. Таковы,
например, сетевые принципы организации и управления с изменяемыми
сценариями образования сетей. Программирование, основанное на организации
такого типа, уже в принципе позволяет работать с гетерогенными системами.

206

НОМОЛОГИЯ СИСТЕМОГЕНЕТИКИ
Появление законов уже само по себе свидетельствует, что наука достигла
стадии серьезных обобщений. Статус закона, в отличие от тенденции,
закономерности и т.д. в данном случае настолько высок, что вполне соизмерим с
философскими законами. Ведь речь идет о системах (в качестве которых может
выступать все) и их генезисе (в котором также могут быть включены любые виды
генезиса).
Ведущий эволюционный системогенетический закон
Здесь мы выходим на ключевые понятия генетической парадигмы, инвариантные относительно типа и разновидностей системы. Исходят они из уже
известных

нам

устойчивых

биологических

терминов

–

“онтогенез”

и

“филогенез”, которые приобрели в системогенетике расширенное толкование,
близкое к философскому. “Филосистемогенез” – филогенез, понимаемый как вся

эволюция.

“Онтосистемогенез” – жизненный цикл системы, движение по

жизненному циклу системы. Они соотносятся как рассматривавшиеся
понятия “развитие” и “функционирование”.

выше

На основе этих понятий можно

проиллюстрировать действие так называемого “обобщенного закона Геккеля”. По
смыслу он прост: в онтогенезе повторяется филогенез, или в полном виде – в
онтосистемогенезе повторяется филосистемогенез.
Можно выразить его в уровневых терминах: генетическая информация
нижних уровней, сжимаясь, сохраняется на высших уровнях. Обобщенный закон
Геккеля демонстрирует механизм системного программирования в эволюции и
всех ее видах, он охватывает всю эволюцию и порождает большое количество
частных терминов, применительно к специфике разных областей знания.
Например, в биологии есть понятие “эмбриогенеза”, совпадающее по смыслу с
обобщенным законом Геккеля: это – биогенетический закон Румквиста.
Обобщенный закон Геккеля действует в интеллектогенезе: у ребенка системное
207

время человечества как бы “обратно сжимается”, в результате чего интеллект
в онтогенезе человека повторяет развитие интеллекта в его филогенезе. Время в
социогенезе

“сжимается”

несколько

иначе:

те

промежутки,

которые

у

человечества шли достаточно медленно по меркам жизни человека, в
индивидуальном генезисе “проскакивают” очень быстро, это и есть “обратное
сжатие системного времени”.
Если говорить об эволюции в целом, то эволюционная спираль есть процесс
интеллектуализации эволюции, и она подчинена тем же законам сжатия
системного времени. Вот почему медлительная эволюция абиотического мира как
бы сжалась в эволюции живого,

и обе они сжались в антропогенезе и

социоэволюции.
Нам представляется, что эти открытия, принадлежащие системогенетике,
недостаточно известны в философии и недостаточно философски осмыслены.
Речь идет не только об общих аспектах, которые мы будем рассматривать в
следующем параграфе, но и о применении и осмыслении этих новых понятий и
законов в самой философии.

Пакетный характер законов системогенетики
Совокупность системогенетических понятий дополняется и развивается в
пакете законов системогенетики. Каждый из системогенетических законов может
быть понят только в системе всех системогенетических законов, то есть здесь
срабатывает пакетно-сетевой принцип. Но все, что мы можем позволить себе в
рамках обзора, – это перечисление данных законов. Они даны в терминах А.И.
Субетто и в основном не требуют особой расшифровки. В этот пакет входят:
– закон спиральности развития;
– закон инвариантности и цикличности развития;
– закон дуальности управления и организации систем;
– закон системного наследования;
208

– закон системного времени (закон неравномерности развития целого);
– закон спиральной фрактальности системного времени, или обобщенный
закон Геккеля (который мы далее развиваем);
– закон системного разнообразия (разворачивающийся в форме системы
“законов адекватности”: по разнообразию, по сложности, по неопределенности,
по системности);
– парные законы дивергирования (роста разнообразия) и конвергирования
(сокращения разнообразия);
– парные законы конкуренции (исключения) и кооперации (дополнения).
***
Некоторые законы, имеющие наиболее важное значение для нашего

исследовательского метода, мы кратко прокомментируем.
Фундаментальность закона спиральности развития подтверждается и
дополняется целой совокупностью других законов:

законом системного

наследования, законом инвариантности и цикличности развития,

законом

дуальности управления и организации. Спиральность развития реализуется в
форме двух типов спиралей, которые мы ниже будем рассматривать. Членение
спирали подчиняется принципу квантования, что и отражает вопрос о структурной
гармонии систем.
Закон дуальности управления и организации систем является одним из
наиболее

часто упоминаемых

в

литературе законов системогенетики. Он

отражает единство двух наследственных потоков: наследственного потока,
идущего через подмир системы, на уровне подсистем, и наследственного потока,
идущего через надмир системы, на уровне надсистем. Это – потоки от прошлого и

от будущего, два типа наследственного программирования, которые мы уже
упоминали. В разработанной А.И. Субетто расширенной концепции этого закона
были использованы более ранние концепции А.А. Фельдбаума и В.А. Геодакяна.

209

Связанный с ним закон инвариантности и цикличности развития гласит:
системное наследование циклично, а цикличность системогенетична. Этот закон
определяет циклически-волновой характер действия всех системогенетических

законов. Системный инвариант является носителем цикла в развитии и
одновременно носителем наследования.
Закон системного наследования впервые был осмыслен в статусе закона
А.И. Ракитовым. Затем в работах А.И. Субетто было расширено понимание этого
закона за счет включения в него (в качестве необходимого условия системного
наследования) наследственного программирования.
Этот ряд дополняет закон наследственного инварианта. Через него
реализуется управляющая функция генетической информации, на которую в
системологической трактовке впервые обратили внимание В.В. Дружинин и Д.С.
Конторов.
Парные законы (дивергенции-ковергенции, конкуренции и кооперации)
выступают в нашем методе как индикаторы, приобретающие свою специфику в
циклической иерархии искусства.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Законы, принципы и методы системогенетики, представленные выше,
позволяют говорить о ней как о передовом крае науки. На сегодняшний день иных
серьезных попыток столь же широкого и столь же интегративного синтеза в науке
нет, а этот синтез насущно необходим.
Мы ничего не сказали о методологии системогенетики. Это естественно,
поскольку именно этой теме в значительной степени посвящена вся наша
конференция. Из исторического обзора можно сделать вывод, что

одним из

основных методов системогенетики был метод “перекрестного опыления”,
переноса системных и генетических инвариантов, найденных в одних ее
предметных областях на другие. Что характерно, системогенетическая идея
210

волной прошла по всем ярусам известного нам универсума знаний: и
абиотического, и биотического, и технического, и социального, и даже –
гуманитарного (знания о человеке). Таким образом, хотя бы принципиально, сам
этот универсум уже освоен системогенетикой.
Но методы переноса инвариантов – это одна из разновидностей методологии
системогенетики. Мы рассматриваем также методы синтеза, основанные на
пакетном анализе инвариантов как в статике (онтологическое суперпозиционирование), так и в динамике (генетическое суперпозиционирование). На фоне
всепроникающих коммуникационных сетей можно было бы ожидать, что синтез
знания будет происходить необыкновенно интенсивно. Но происходит скорее
обратное – наиболее важные и сложные проблемы синтеза знаний почему-то
остаются на втором плане. Видимо, потому, что они содержательные, а проблемы
содержания качественные; в этом смысле развитие глобальных коммуникаций
есть только количественное, формальное

явление, не меняющее пока общего

содержания знаний.
Системогенетика – наиболее продвинутый на сегодняшний день инструмент
в этой области: постепенное соединение системных понятий с понятиями
генетическими, как мы старались показать в историологии, было неизбежным,
поскольку синтез знания закономерен, пробелов и исключений в этом процессе не
бывает. Но здесь мы явно сталкиваемся с терминологическим барьером: освоить
арсенал системогенетики в том ее виде, как мы можем наблюдать в
системологических, эволюционистских и квалитологических публикациях, пока
может только недюжинно образованный и весьма разносторонний ученый.
Так что существует и проблема понятийного уплотнения этого нового
знания, приемлемых границ его редуцирования для нужд практики, различных
способов его представления – все это семиологическая и графологическая
проблемы системогенетики. Мы ставим целью и обозначить и попытаться где-то
частично решить именно эти проблемы взаимоотображения.
211

Наиболее сложна проблема представления (выражения), поскольку, кроме
описательных и математических, никаких иных моделей сами системогенетики не
употребляют. Это связано с желанием их оставаться в пределах “строгой науки”, а
где математика – веками отработанный универсальный язык этой науки. Но у
психологов есть правило: если можно обходиться без математических моделей,
это надо стараться делать. Не всем удается освоить фрактальную математику, но
все сегодня хоть немного знакомы с визуальными представлениями фрактала
(того же Бенуа Мандельброта). Заинтересовавшись захватывающим зрелищем,
человек, возможно, обратится и к математике, но первичным в его сознании будет
оставаться сверкающий визуальный образ – он целостный, и это, несомненно,
очень важно.

212