Автор: Иванов К.А.
Теги: всеобщая история средние века (v – xv вв) история средних веков
ISBN: 5-89321-075-1
Год: 2001
Текст
Я. иванов
МНОГОЛИКОЕ
СРЕДНЕВЕКОВЬЕ
2-е издание
АЛЕТЕЙА
Москва, 2001
GERZA SCAN
УДК 940.1(023.11)
ББК 63.3(0)4
И20
Серия «VITA MEMORIAE»
Иванов К. А.
И20 Многоликое средневековье. — М.: Алетейа, 2001. — 432 с.:
ил. — (Vita memoriae).
ISBN 5-89321-075-1
«Времена не выбирают...» Средние века представляются нам сейчас
«темной эпохой», далекой и непонятной. Но перенесемся воображением
на семь столетий назад, пройдемся по шумным улицам и площадям сре¬
дневекового города, окинем взором окрестные луга и пашни, заглянем под
своды древних, величественных замков — и мы увидим, что и в это непро¬
стое время под тяжелой дланью инквизиции бурлила жизнь, что за этой
завесой скрывается целый пласт культуры, так много давший нам, дале¬
ким потомкам.
В книгу входят работы директора Императорской Николаевской Цар¬
скосельской гимназии К. А. Иванова — «Средневековый замок и его обита
тели», «Средневековый город и его обитатели» и «Средневековая деревня
и ее обитатели». Написанные ярко и увлекательно, они могут заинтересо¬
вать любого читателя, стремящегося проникнуть в тайну той эпохи.
УДК 940.1(023.11)
ББК 63.3(0)4
ISBN 5-89321-075-1
©Издательство «Алетейа», предис¬
ловие, художественное оформление,
название, составление и оформление
серии «Vita memoriae», 1996
От издательства
Многоликое средневековье... От этой эпохи нас отделяет
более пятисот лет, но дело не только во времени. В истории
европейской культуры за эти пять веков произошли большие
изменения, человечество стало намного более цивилизован¬
ным и рациональным. Сегодня принято считать, что мы зна¬
ем о мире и о человеке все. Из нашей жизни исчезла тайна,
мир стал более простым и обыкновенным. Для школьника
двадцатого столетия является азбукой то, над чем бились
многие умы в шестнадцатом веке. Человечество стало
старше и, как это часто происходит у повзрослевших детей,
начало решать другие, более «важные» и «серьезные» за¬
дачи. Однако даже у взрослых в душе иногда рождается
ностальгия по детской непосредственности, умению искрен¬
не радоваться и горевать, удивляться тайнам окружающе¬
го мира. Кто из нас хотя бы изредка не мечтал оказаться в
средневековье? Кто хоть раз в жизни не поддался магии этого
времени? В наших рациональных душах живет ностальгия по
давно ушедшим временам, по великим людям и идеям,
которых так не хватает в наши дни, ностальгия по Неведомому.
За прошедшие столетия изменилось многое и в то же время
не изменилось ничего. Иным стал облик земли и людей, но
прежними остались человеческие проблемы и мечты, и где-то
в глубине души не исчезла тяга к истинной Красоте, Любви,
Благородству, Отваге...
5
Мы смотрим на средневековье со стороны и немного свы¬
сока. Однако если бы мы попытались не только судить, но по-
настоящему понять дух тех времен, то стороннего наблюде¬
ния было бы недостаточно. Для этого необходимо слиться с
прошлым, пожить в нем, стать хотя бы на мгновение одним
из его современников. Пока мы смотрим со стороны, как
зрители в театре, средневековье кажется похожим на теат¬
ральное представление. Вот одна из фигур на мгновение при¬
открывает занавес, и перед нашими глазами предстают вели¬
чественные соборы, устремленные в небо, благородные дела
и великие жертвы, совершаемые Рыцарями и Дамами во славу
Господа. Но вот открывается другая сцена — и горят костры
инквизиции, на которых сжигают сотни невинных, а соседи
наперегонки спешат обвинить друг друга в ереси перед «свя¬
той матерью-церковью», чтобы заполучить часть имущества
и денег казненного. Новая сцена — и слышна изящная музыка и
песни менестрелей, прекрасные баллады, повествующие о
великих подвигах и вечной любви. А другая сцена показывает
пьяное застолье в замке какого-нибудь мелкопоместного барона,
где в пиршественной зале лежат вповалку пьяные вояки и в
поисках объедков бродят псы. Еще одна сцена — средневековые
мудрецы, алхимики и мистики пытаются проникнуть в тайны
природы и открыть новые, неизвестные доселе законы. А с
очередной сценой открываются темнота, невежество и
жестокость, царящие в душах простых людей... Так много ликов
у одного времени. Это многообразие противоречий может
показаться парадоксом, но только до тех пор, пока мы не поймем
единую внутреннюю суть, скрытую за всеми этими масками.
История проходит свои циклы, и, хотя внешние формы
постоянно меняются, в мир с определенной периодичностью
возвращаются одни и те же Принципы, перед человечеством
ставятся одни и те же задачи. То, что было актуально для
6
средних веков, может перестать быть таковым в эпоху Про¬
свещения и опять обрести значимость в конце XX века. В тот
период средневековья, о котором в основном пойдет речь в
этой книге (ХП—XIII века), Европа переживала перелом, в
прошлое уходили выработанные веками привычные общест¬
венные формы, старая культура, религия, наука и искусство,
и на смену им приходили новые, в то время еще неизвестные.
Современный мир переживает подобный переломный момент,
уже видны знамения новой науки, нового искусства, новой фи¬
лософии, но будущее пока скрыто в тумане.
Античная философия учит, что в жизни любого народа и
государства чередуются этапы спокойного развития и слож¬
ные, переломные этапы гибели старых форм и рождения
новых, когда людям трудно ориентироваться в окружающем
хаосе. Именно в такие моменты перед людьми остро встает
вопрос смысла жизни и исторического предназначения. В
древности мудрецы говорили, что если мы хотим понять
задачи своего времени, то должны сначала научиться понимать
смысл Истории. По их представлениям история не является
чередой случайных событий, но имеет свою логику развития,
свою эволюцию. Государства и народы не существуют незави¬
симо, отдельно друг от друга, исторические эпохи — лишь
ступени великой лестницы Эволюции человечества. Одна
ступень — Древняя Греция, потом — Римская империя, сре¬
дневековая Европа, современность... и так от теряющихся в
прошлом времен до бесконечно далекого будущего. Каждая
ступень имеет свои задачи, каждая несет в себе следствия
предыдущей и причины последующей. Чтобы понять эту оче¬
видную для древних идею, нам необходимо научиться не про¬
сто собирать факты о прошлом, но понимать их.
Возможно, эта книга позволит немного глубже почувство¬
вать, чем жили средневековые люди, ведь она не излагает хро¬
7
нику великих исторических событий, но раскрывает саму
жизнь, то, что мы обычно называем скучным словом «быт».
Когда читаешь ее, создается впечатление, будто попадаешь в
средневековый мир, ходишь по улицам городов, гостишь в
замке или являешься свидетелем его осады, заходишь в крес¬
тьянские дома, участвуешь в рыцарском турнире и прожива¬
ешь еще много разнообразных событий, как бы живешь вмес¬
те с персонажами.
Автор этой книги — директор Царскосельской гимназии
К. А. Иванов, историк, поэт, человек, прекрасно разбирающий¬
ся в проблемах обучения и воспитания юношества, — посвятил
свой труд молодым людям и всем, кто интересуется историей
средневековья и обладает долей романтики и воображения.
Наше «Многоликое средневековье» состоит из трех его книг,
неоднократно переиздававшихся в начале XX века: «Средне¬
вековый замок и его обитатели», «Средневековый город и его
обитатели» и «Средневековая деревня и ее обитагели», и вместе
с автором мы приглашаем вас в путешествие по загадочному
средневековью.
СРЕДНЕВЕКОВЫЙ
ЗАМОК
и его обитатели
В оригинале книги эта страница белая
(без текста, без изображений).
In the original book, this page is white
(no text, without images).
Gerza scan
Внешний вид замка
редневековыи замок, при одном упоминании
о котором у всякого образованного человека
создается в воображении знакомая картина, и
всякий переносится мыслью в эпоху турниров и крестовых
походов, имеет свою собственную историю. Замок со своими
известными принадлежностями — подъемными мостами, баш¬
нями и зубчатыми стенами — создался не сразу. Ученые ис¬
следователи, посвящавшие свой труд вопросу о происхож¬
дении и развитии замковых сооружений, отметили несколь¬
ко моментов в этой истории, из которых наибольший инте¬
рес представляет момент наиболее ранний: до такой степе¬
ни первоначальные замки не похожи на замки последую¬
щего времени. Но при всем несходстве, существующем меж¬
ду ними, нетрудно найти и черты сходные, нетрудно в пер¬
воначальном замке увидеть намеки на позднейшие соору¬
жения. Возможность отыскать эти первоначальные формы
и сообщает вопросу тот интерес, о котором мы только что
говорили.
Опустошительные набеги неприятелей побуждали к по¬
строению таких укреплений, которые могли бы служить на¬
дежными убежищами. Первые замки представляли собой зем¬
ляные окопы более или менее обширных размеров, окружен¬
ные рвом и увенчанные деревянным палисадом. В таком виде
они походили на римские лагеря, и это сходство, конечно, не
11
было простой случайностью; несомненно, что эти первые ук¬
репления устраивались по образцу римских лагерей. Как в
центре последнего возвышалась палатка полководца, или пре¬
торий (praetorium), так и посреди пространства, замыкавше¬
гося замковым валом, поднималось естественное или, по боль¬
шей части, искусственное земляное возвышение конической
формы (la motte). Обыкновенно на этой насыпи воздвигалось
деревянное строение, входная дверь которого находилась на¬
верху насыпи. Внутри самой насыпи устраивался ход в подзе¬
мелье с колодцем. Таким образом, попасть в это деревянное
строение можно было только взобравшись на самую насыпь.
Для удобства обитателей устраивалось что-то вроде деревян¬
ного помоста, спуска на подпорках; в случае нужды он легко
разбирался, благодаря чему неприятель, желавший проник¬
нуть в само жилище, встречал серьезное препятствие. После
минования опасности разобранные части так же легко приво¬
дились в прежнее состояние. Если мы, не вдаваясь в эти по¬
дробности, представим себе только ту общую картину, кото¬
рая, как мы выше говорили, возникает в воображении каждо¬
го образованного человека при одном упоминании о замке,
если мы эту общую картину сопоставим с только что описан¬
ным первоначальным замком, при всем несходстве того и
другого мы без особенного труда отыщем и общие черты.
12
Существенные части средневекового рыцарского замка здесь
налицо, в этом неприхотливом сооружении: дом на земляной
насыпи соответствует главной замковой башне, разборный
спуск — подъемному мосту, вал с палисадом — зубчатой стене
позднейшего замка.
С течением времени все новые и новые опасности со сто¬
роны внешних врагов, разорительные норманнские набеги, а
также новые условия жизни, вызванные развитием феодализ¬
ма, способствовали как увеличению числа замковых соору¬
жений, так и усложненшо их форм. Оставляя в стороне исто¬
рию постепенного видоизменения, мы обратимся теперь к не¬
посредственному знакомству с тем видом сооружений, кото¬
рый установился в XII веке.
* * *
Прежде чем вдаваться в подробное рассмотрение частей сре¬
дневекового замка, перенесемся воображением на семь столе¬
тий назад, посмотрим на тогдашний замок издали, с опушки
близлежащего леса. Только после этого мы подойдем к само¬
му замку и познакомимся с его составными частями. «Почти
каждый холм, — говорит Грановский, бегло характеризуя сред¬
ние века, — каждая крутая возвышенность увенчана крепким
замком, при постройке которого, очевидно, не удобство жиз¬
ни, не то, что мы называем теперь комфортом, а безопасность
была главною целью. Воинственный характер общества рез¬
ко отразился на этих зданиях, которые вместе с железным
доспехом составляли необходимое условие феодального су¬
щее гвования.»* Средневековый замок производил (и до сих
пор производит) внушительное впечатление. За широким рвом,
* Характерные изображения замков помещены в настоящей книге в
очерке «Именем фазана».
13
над которым только что опустили на цепях подъемный мост,
поднимается массивная каменная стена. Наверху этой стены
резко выделяются на голубом фоне неба широкие зубцы с
еле заметными отверстиями в них, а время от времени их пра-
Спишский замок. XIII в.
вильный ряд прерывается круглыми каменными башнями. На
углах стены выступают вперед крытые каменные балконы.
По временам в промежутке между двумя зубцами заблестит
на солнце шлем проходящего по стенам оруженосца. А над
стеной, зубцами, стенными башнями гордо поднимается глав¬
ная замковая башня; на вершине ее трепещет флаг, да мель¬
кает порой человеческая фигура, фигура недремлющего сто¬
рожа, обозревающего окрестность.
Но вот оттуда, с вершины башни, понеслись звуки рога...
О чем возвещает сторож? Из-под темного свода замковых
14
ворот на подъемный мост, а потом на дорогу, выехала пестрая
кавалькада: обитатели замка поехали на прогулку по окрест¬
ностям; вот они уже далеко. Воспользуемся тем, что мост еще
опущен, и проникнем за каменную ограду замка. Прежде все-
Ворота с внешней стороны.
го внимание наше останавливается на устройстве моста и на
самих воротах. Они помещаются между двумя башнями, не¬
разрывно соединенными со стеной. Тут только мы замечаем,
что рядом с большими воротами устроены маленькие, пред¬
ставляющие собой что-то вроде калитки; от них также пере¬
брошен через ров подъемный мост (pont leveis или pont tor-
15
neis, zoge brucke). Подъемные мосты опускались и поднима¬
лись при посредстве цепей или канатов. Делалось это следую¬
щим образом. Над воротами в стене, соединяющей обе недав¬
но названные башни, были проделаны продолговатые отверс¬
тия; они направлялись сверху вниз. В каждое из них продева¬
лось по одной балке. С внутренней стороны, то есть с замко¬
вого двора, эти балки соединялись поперечной перекладиной,
и здесь же от конца одной из балок спускалась железная цепь.
Ворота с внутренней стороны.
К противоположным концам балок, выходившим наружу, при¬
креплялись две цепи (по одной к каждой балке), а нижние
концы этих цепей соединялись с углами моста. При таком
устройстве стоит только, войдя в ворота, потянуть вниз спус¬
кающуюся там цепь, как наружные концы балок начнут под¬
16
ниматься и потянут за собой мост, который после поднятия
превратится как бы в перегородку, заслоняющую ворота.
Но, конечно, мост не был единсгвенной защитой ворот.
Последние запирались, и призом весьма основательно. Если
бы мы подошли к ним в такое неудобное время, нам пришлось
бы оповестить о своем приходе привратника, помещающего¬
ся здесь же неподалеку. Для этого пришлось бы или протру¬
бить в рог, или ударить колотушкой в металлическую доску,
или постучать особым кольцом, с этой целью приделанным к
воротам. Теперь, как мы уже знаем, нам нет надобности опо¬
вещать о себе: проход свободен. Мы проходим под длинными
сводами ворот. Если бы живущие в замке случайно заметили
наше появление и почему-либо не пожелали пропустить нас
во двор, в их распоряжении находилось еще одно средство.
Взгляните наверх, на этот каменный свод. Не замечаете ли
вы чего-нибудь, кроме длинных балок, составляющих одно
целое с подъемными мостами? Видите ли это сравнительно
неширокое отверстие, проходящее поперек свода? Из этого
отверстия в один момент может опуститься железная решет¬
ка (porte colante, Slegetor) и преградить нам доступ во двор.
Сколько предосторожностей на случай нападения врага! Иног¬
да, если позволяло место, вблизи ворот, с внешней стороны,
воздвигалось еще особое кругообразное укрепление, передо¬
вая крепостца (barbacane) с отверстиями для пускания стрел
в неприятеля.
Но мы беспрепятственно проходим под сводами ворот и
вступаем в передний двор. Да это целое селение! Здесь и ка¬
пелла, и бассейн с водой, и жилища простого народа, обитаю¬
щего в замке, и кузница, и даже мельница. Нас не заметили, и
мы проходим вперед. Перед нами — новый ров, новая внут¬
ренняя стена, новые ворота с такими же приспособлениями,
какие мы видели у первых, наружных ворот. Нам удалось
17
2-3615
пройти новые ворота, и мы — на другом дворе; тут — конюш¬
ни, погреба, кухня, вообще всякие службы, а также жилище
владельца и ядро всего сооружения — главная замковая баш¬
ня (донжон, Bercfrit). Остановим свое внимание на этой баш¬
не. Она слишком важный предмет, чтобы можно было прой¬
ти мимо нее. Это последний оплот для живущих в замке.
Много преград предстояло одолеть неприятелю, прежде чем
он мог бы добраться до этого пункта. В случае проникнове¬
ния врага во внутренний двор население замка укрывалось в
центральной башне и могло еще выдерживать продолжитель¬
18
ную осаду в ожидании каких-либо благоприятных обстоя¬
тельств, которые могли бы выручить осажденных из беды.
Большей частью главная башня воздвигалась совершенно в
стороне от других построек. При этом старались выстроить
ее на таком месте, где находился родник: не имея воды, осаж¬
денные не могли бы, конечно, долго противостоять врагу. Если
не было родника, то устраивалась цистерна. Стена централь¬
ной башни отличалась своей толщиной. Формы башен быва¬
ли различными: четырехугольные, многоугольные, круглые;
последние преобладали (с конца XII века), так как лучше могли
сопротивляться разрушительной силе неприятельских стено¬
битных машин. Ход в центральную башню устраивался фу¬
тов на 20—40 над ее основанием. В башню можно было про¬
никнуть только посредством такой лестницы, которую легко
было убрать в самый короткий срок или даже и совсем унич¬
тожить. Иногда от соседних зданий перебрасывались к башне
подъемные мосты. Подвальный этаж центральной башни, то
есть все пространство от ее основания до входной двери на¬
верху, был занят или темницей, или кладовой для хранения
хозяйских сокровищ. И та, и другая были снабжены скудны¬
ми отверстиями, которые служили для притока воздуха. В
башне же помещались в древнейшую пору владельцы замка,
устраивались комнаты для детей, гостей, больных. В более
скромных замках, где не было особенного здания для жилья,
в первом этаже башни помещалась главная зала, во втором —
спальня хозяев, в третьем — горницы для детей и гостей. В
самом верхнем этаже жил башенный сторож. Сторожить на
башне — это была самая тяжелая из повинностей: сторожу
приходилось испытывать холод, непогоду, необходимо было
с постоянным вниманием следить со своего высокого поста за
всем происходящим как в замке, так и в окрестностях его.
Сторож трубит в рог при восходе и закате солнца, при от¬
2*
19
правлении на охоту и возвращении с нее, при приезде гостей,
при появлении врага и т. п. По соседству с каменной сторож¬
кой (l’eschaugaite, la gaite) на высоком древке развевается флаг
замковладельца. На верхушке башни происходила времена¬
ми ужасная сцена: здесь вешали преступников. Крепкий оп¬
лот представляла собой центральная башня, но представьте
себе такой случай, что и она, наконец, захватывалась непри¬
ятелем. Что тогда было делать? На этот-то случай глубоко
под центральной башней устраивался подземный ход. Этим
ходом можно было пробраться в какое-либо безопасное мес¬
то, например, в соседний лес.
Но мы так увлеклись созерцанием центральной башни,
что не обратили вовсе внимания на прелестный фруктовый
садик и цветник вместе с ним, раскинувшийся недалеко от
грозной и мрачной башни. С особенным удовольствием отды¬
хает глаз, утомленный рассматриванием каменных укрепле¬
ний, на розах и лилиях, на зелени лекарственных трав, на
плодовых деревьях, на гибкой виноградной лозе. Такие сади¬
ки были, безусловно, необходимы для обитателей замка, при¬
нужденных, как вы увидите ниже, жить в помещениях неуют¬
ных и сумрачных. Вот почему они и разводились везде. За
недостатком места внутри замковых стен такие садики, осо¬
бенно во Франции, разбивались за стенами.
В нашем замке центральная башня необитаема в мирное
время: только опасность со стороны неприятеля заставит пере¬
кочевать туда барона и его семью. В мирное же время облада¬
тели нашего замка живут в особом строении. Подойдем к нему.
Это строение называется дворцом или палатою (le palais, der
Palas). Перед нами — каменный двухэтажный дом. На первый
этаж, поднимающийся довольно высоко над двором, ведет
вдоль стены широкая каменная лестница с каменными же
перилами. Недалеко от нее на дворе установлен камень, что-
20
Внутренний двор в залгке.
бы всадникам было легче как влезать на коня, так и слезать с
него. Лестница оканчивается у большой двери первого этажа
21
обширной площадкой (le perron). Такие площадки были осо¬
бенно любимы во Франции. Первый этаж занят огромной
парадной залой (la sale, la maistre sale), второй — жилыми по¬
мещениями.
Чтобы закончить обзор внешнего вида средневекового зам¬
ка, познакомимся еще с устройством внешней замковой сте-
Зсшковая стена.
ны. Это устройство более сложно, чем кажется со стороны, и
ближайшее знакомство с ним весьма интересно. Вы, конечно,
не упустили из виду, что мы находимся внутри замка. Вер¬
немся на передний двор. Поднимемся по этой лестнице: она
ведет на стены. Мы взобрались и прежде всего проходим по
коридору помещения, расположенного над воротами. Вот мы
вышли из него на свежий воздух и подвигаемся по замковой
стене: это обьгчный путь (les aleoirs) караульного дозора. Спра¬
ва от нас — передний двор замка, слева поднимается укрепле¬
22
ние, заимствованное у римлян: довольно высокая стена (не¬
сколько ниже человеческого роста), а на ней, как на фунда¬
менте, — зубцы (les merlons), отстоящие друг от друга на рав-
Зубцы замковой стены.
ные, ничем не занятые промежутки (les creneaux); зубцы про¬
резаны продолговатыми вертикальными отверстиями (les аг-
cheres), предназначенными для пускания стрел. Мы уже име¬
ли случай заметить, что строители средневековых замков ста¬
рались изобрести возможно больше препятствий на случай
вражеского нападения. Перед нами новый вид препятствия,
внезапный обрыв стены. В этом месте она круто понижается,
а далее так же круто поднимается до прежнего уровня. Это
существенная преграда для взобравшегося на стены врага, но
не для нас. Бодро мы подвигаемся вперед по деревянному
мосту, перекинутому через обрыв. В случае надобности такие
деревянные мосты, неоднократно преграждающие каменную
дорогу, могут быть разобраны в несколько минут. Но вот но¬
вая преграда: на этот раз загородила дорогу стенная башня.
Железная дверь, которая ведет внутрь, заперта на замок. Те¬
перь и мы не можем продолжать свою дорогу. Но имейте в
виду, что для замковых обитателей эта железная дверь всег¬
да открыта. Там, с другой стороны — другая железная дверь,
а за ней пугь, ничем не отличающийся от пройденного нами.
23
Прежде чем сойти вниз, взгляните хорошенько на башню, так
неожиданно преградившую нам дорогу. Сторона ее, обращен¬
ная к замку, плоска, а к полю полукругла; на ее верхушке
зубцы. Но вернемся обратно: дозорный путь, лестей ьа, перед¬
ний замковый двор, тяжелые ворота (копия с ворот римских
городов), подъемный мост — и мы на свободе! Небо голубое,
солнце светит ярко, высоко поднимаются звонкоголосые жа¬
воронки! Туда, туда, под живые своды благодатного леса!
Отдохнем от нашей утомительной прогулки.
Майское утро сияло всей свежей своей красотою;
На поле каждая травка сверкала алмазной росою;
Ветер, припавши к деревьям, шептался с листами,
Пчелы жужжали, кружась над цветами.*
* Стихи Мея из поэмы «Альфус».
Посвящение в рыцари
ончился жаркий июльский день; солнце скры¬
лось за горизонтом. С вершины центральной
замковой башни понеслись звуки рога: к покою
призывали эти звуки, к прекращению трудов. Но в нашем замке
сегодня большое движение; в кухне, занимающей особое стро¬
ение, стряпня во всем разгаре. Вот поднялась решетка входных
ворот, опустился подъемный мост, гремя своими цепями, и из-
под ворот замка выезжает целое общество. Сопровождаемый
отцом, братьями и родственниками, выезжает на дорогу стар¬
ший сын владельца нашего замка. Незадолго до того он принял
теплую ванну, облекся в чистые одежды и теперь едет в сосед¬
нюю церковь, где проведет всю ночь, где утром совершится по¬
священие его в рыцари. Ему 18 лет; он полон здоровья и силы;
ему хочется подвигов, славы. Наконец-то наступает торжествен¬
ный день, которого он так пламенно ожидал. Смеркается; повея¬
ло прохладой; шумят листья придорожных деревьев; кое-где за¬
жглись еще бледные звезды. Наши всадники оживленно беседу¬
ют. Старый рыцарь вспоминает свое посвящение. Совершилось
оно не так, как совершится завтра посвящение молодого челове¬
ка. Он был далеко от семьи; не радовали его хлопоты родных,
не приготовляли ему заботливые руки нежной матери чистых
одежд накануне великого дня в его жизни, все, все было иначе. С
семилетнего возраста он поселился в чужой семье в качестве пажа,
или валета. В этом звании он проходил в замке богатого земле-
25
владельца практическую школу так называемой куртуазии, то
есть учился вежливости и вообще светскому обращению. Пят¬
надцати лет он получил из рук священника благословенный меч,
Служение пажа.
причем его согласно обычаю подвели к престолу отец и мать с
зажженными свечами в руках. Так он сделался оруженосцем и
долго нес эту тяжелую службу. Его родители в ту пору умерли,
он остался круглым сиротой, и некому было ему помочь. Он
стремился к свободе, к подвигам; между тем его жизнь долгое
время протекала однообразно. Правда, он был не один; у его
барона было несколько таких оруженосцев, как он, и это хоть
отчасти скрашивало его жизнь. Спозаранку поднимался он с по¬
стели и тотчас принимался за работу. Его день начинался в ко¬
26
нюшне, и раннее солнце заставало его за чисткой хозяйского коня
и оружия. Поздней ночью он обходил с товарищами замковые
стены. Весь день наполнялся хозяйственными заботами. Частые
гости, необходимость служить им, ухаживать за их конями — все
это, конечно, не давало времени скучать. Но зато в свободное
время, в час отдыха, успокаивалось только тело, между тем как
душа работала с большим напряжением. Грусть, думы, мечты
не давали ей покоя. Наконец пробил
желанный час. Однажды ранней вес¬
ной, в пору именно такого телесного
покоя и умственной работы, стоя на
замковой стене и рассеянно глядя
оттуда на широко развернувшуюся
окрестность, он был внезапно про¬
бужден звуками рога у подъемного
моста. В ответ им понеслись такие же
звуки с высокой замковой башни. Что
такое? Гонец на взмыленной лоша¬
ди. Скорей, скорей! Зазвенели цепи,
опустился мост... Гонец от сюзерена
с письмом. Что это? Призывное пись¬
мо (le bref) на войну с неверными.
Боже, сколько суматохи было! При¬
шлось поработать. Через неделю все
было готово. Барон призвал к себе
. „ своего капеллана для составления ду-
среоневековои миниатюры. J
ховного завещания. 11уть далекий: не¬
известно, что может случиться; следует быть готовым на все.
Кто не знает, что возвращаются оттуда немногие? Кому горе и
слезы, а наш оруженосец, как молодой орел, рад, что может,
наконец, свободно взмахнуть крыльями и улететь туда, в чужие
страны, за синее море, в Святую землю. Прозвучал прощальный
27
поцелуй, пролились последние прощальные слезы, поехали крес¬
тоносцы. Много нового, невиданного прежде пришлось повидать.
По дороге вынесли страшную бурю, чуть не погибли в море. А
после... голые скалы, раскаленный песок, невыносимый зной, му¬
чительная жажда... Пути неведомы, враг словно из земли вырас¬
тает. А вот начались и настоящие битвы. В намять рассказчика
особенно врезался один день, день его славы, осуществления его
мечты. Три дня перед ним рыцари и оруженосцы держали пост
и ходили молиться в лагерную церковку. Утро памятного дня
было прохладное, солнце светило сквозь облака. Необозримы¬
ми рядами расположилось Христово воинство; каждый с верою
ожидал общего причащения. Вот показались священники с епи¬
скопом во главе. Они проходили и приобщали склонявшихся на
колени воинов. Сколько обетов произносилось в эти минуты,
сколько горячих молитв! Взаимные объятия, поцелуи мира, ка¬
залось, навсегда должны были прекратить вражду среди кресто¬
носцев. После проповеди, произнесенной одним из священников,
загремели трубы и рога, раздался призыв к битве. Все смеша¬
лось в хаотическую массу. Пыль поднялась столбом. Крики, сто-
ны, ругательства, звон оружия, ржание коней наполняли воздух.
Оруженосцам приходилось всюду следовать за своими рыцаря¬
ми, подавать им оружие, уводить и уносить тяжело раненных и в
то же время отбиваться от нападений врага, сражаться. На долю
рассказчика выпало редкое счастье отбить из рук неприятеля
захваченное им христианское знамя. Редкое счастье, редкий под¬
виг! С закатом солнца битва прекратилась; христиане одержали
решительную победу, враги бежали. Тут же на самом поле бит¬
вы среди груды убитых и тяжко раненных сам король посвятил
отличившегося оруженосца в рыцари: посвящаемый склонил
перед ним колени, а король вручил ему меч и согласно обычаю
слегка прикоснулся своей рукой к его щеке и своим мечом к его
плечу. Во время рассказа старого рыцаря из леса поднялась пол-
28
Общее причащение.
ная луна; тени всадников и их коней, перерезав дорогу, пали на
траву. До церкви оставалось еще полпути, и дядя готовящегося
к посвящению молодого человека успел рассказать интересный
случай, свидетелем которого ему довелось быть много лет тому
Посвящение в рыцари на поле битвы (со средневековой миниатюры).
назад. Он видел не посвящение в рыцари, а торжественное ли¬
шение рыцарского сана. И вот как это происходило. Рыцаря ули¬
чили в каком-то обмане. Преступный рыцарь был разоружен и в
длинной рубахе возведен на подмостки, вокруг которых собра¬
лась необозримая толпа зрителей. Преступный рыцарь должен
был смотреть на то, как разламывалось на куски его оружие, а
обломки бросались к его ногам. Рыцарские шпоры были сорва¬
ны, герб, изображенный на его щите, стерли, а щит привязали к
хвосту рабочей лошади. Три раза громко спрашивал герольд,
указывая на виновного: «Кто это такой?» Три раза ему отвечали,
30
что это рыцарь, и три раза он громко возражал: «Нет, это не он!
Это не рыцарь, это — негодяй, изменивший своему слову, клятве
верности». Священник громко читал 108 псалом, в котором осо¬
бенно страшно звучали для окружающих проклятия, направлен¬
ные против нечестивца: «Да будут дни его кратки, и достоинство
его да возьмет другой. Да будут его дети сиротами, и жена его
вдовою... Да не будет сострадающего ему; да не будет милующе¬
го сирот его... Да облечется проклятием, как ризою, и да войдет
оно, как вода, во внутренности его и, как елей, в кости его». По¬
том разжалованного рыцаря положили на носилки и, как мерт¬
веца, как умершего для рыцарства, понесли в церковь. Толпа
повалила вслед за ним. В церкви провинившийся должен был
выслушать заупокойные молитвы. Усопшим считался он сам,
так как он умер для чести. Слушая рассказ, наши всадники не¬
вольно ужаснулись; холодный пот выступал на лбу у каждого из
них. Картина позора и отпевания заживо ярко предстала пред
ними. И не в первый раз отец вновь посвящаемого указал сыну
на необходимость строго подчиняться всем законам рыцарства:
веровать всему, чему учит Святая церковь, и соблюдать ее пове¬
ления; защищать ее; защищать всякого слабого, не бежать от
врага, но смерть предпочитать бегству; быть верным своему се¬
ньору; гнушаться лжи; быть щедрым; повсюду и всегда бороться
за правду и добро против неправды и зла.
И в это самое время из-за деревьев взглянул на них храм
Божий, ярко освещенный луной.
* * *
Застучал засов у церковных дверей, послышался топот отъезжа¬
ющих домой провожатых, и наконец все смолкло. Таинственна
внутренность храма, мрак наполняет ее. Только через одно из
окон проник в эту темноту серебряный луч месяца. Да на одном
из алтарей зажжены свечи перед изображением св. Георгия По¬
31
бедоносца. Здесь, перед этим алтарем, проведет всю ночь сын
нашего барона в молитве, в размышлении о том высоком сане,
который ожидает его, о тех обязанностях, которые наложит на
него этот высокий сан. Об этих обязанностях нередко приходи¬
лось слышать ему, особенно в последнее время. Кругом царит
тишина. Гулко отдаются в пустом храме шаги молодого челове¬
ка; он слышит биение своего сердца, свое дыхание; он чувствует,
как приливает кровь к его вискам. То он шепчет молитвы, и
собственный шепот сначала смущает его; то он представляет себе
свой замок, свою семью. Как ярко восстают образы пред ним!
Он видит лица родных, слышит их речи... О чем они? Об обязан¬
ностях того сана, который ожидает его. Церковь, говорили ему, —
то же, что голова в человеческом теле, горожане и крестьяне —
желудок и ноги, а рыцарство уподобляется рукам. Руки располо¬
жены как раз посреди человеческого тела, между головой и низ¬
шими членами, чтобы защищать и то, и другое. Итак, веруй все¬
му, чему учит Святая церковь, исполняй ее повеления: защищай
ее, но вместе с тем уважай все слабое, будь защитником его,
защитником вдов, сирот, всякого немощного. Защищай женщи¬
ну; слабая, безоружная, она часто притесняется беззаконным,
грубым соседом; часто на ее счет пускается гнусными людьми
самая низкая клевета. Крепко держись данного тобой слова, не
лги. Чего бы ты ни пережил, отлучившись в дальние страны,
вернувшись домой, расскажи о всем чистосердечно, ничего не
угаивай. О славном подвиге поведай: он воодушевит других, по¬
служит добрым примером; о неудаче не умалчивай: рассказ о
ней может послужить хорошим уроком для других, а вместе с
тем утешит того, кто и сам потерпел когда-либо неудачу. Будь
щедр, будь благороден в обхождении: щедрость и благородство —
два крыла, поддерживающие рыцарскую удаль... Но вот снова
приходит на память молитва, образы бледнеют и расплываются
в сумраке храма, речи их удаляются и, наконец, замолкают;
32
Ночь в иеркеи.
юноша простирает руки к святому изображению, озаренному
свечами, и весь отдается горячей молитве. Его рыцарский меч,
которым завтра торжественно опояшут его, лежит на алтаре.
Этот благочестивый и поэтический обычай проводить целую
ночь, предшествовавшую посвящению в рыцарство, под свода¬
ми храма развился и господствовал во Франции. Он назывался
la veille (или la veillle) des arrnes и с древнейших времен имел
место при судебных поединках, при единоборстве обидчика с
обиженным. Так, в одной латинской хронике, оканчивающейся
на 1029 году, рассказывается о подобном поединке. При этом
сообщается, что одержавший в нем победу немедленно отпра¬
вился пешком поблагодарить Бога у гробницы одного святого,
именно в тот самый храм, в котором он провел всю ночь, пред¬
шествовавшую поединку. Потом обычай этот приурочился к
обряду посвящения в рыцари. Французский обычай проник с
течением времени и в другие страны, но первоначальный обряд
посвящения в рыцарский сан за пределами Франции отличался
совершенной простотой. Так, например, в Германии важнейшим
моментом этого обряда было опоясывание нового рыцаря ме¬
чом, который торжественно благословлялся священником. Опоя¬
сывал рыцаря или местный сеньор, или даже вновь посвящае¬
мый опоясывался собственноручно. Тот же сеньор подавал ему
щит и копье, и все это несложное торжество заканчивалось тур
ниром. В Англии еще в XII веке была та же простота. Годфрид
Плантагенет, возведенный в рыцарский сан Генрихом I, принял
ванну, надел великолепную одежду, принял в подарок рыцар
ское вооружение и сейчас же пошел показывать свою силу уже г
качестве нового рыцаря. Впрочем, и во Франции сложный и поэ
тический обряд рыцарского посвящения появился не сразу, s
выработался постепенно в течение столетий.
Но обратимся к нашему юноше. Он бодро вынес испыта
ние. Сон ни разу не смежил его глаз. Он устоял против со
34
блазна присесть на ступенях алтаря. Он все еще стоит пред
алтарем в своем длинном белоснежном одеянии. В глубоких
оконных амбразурах забрезжил дневной свет; засветились
разноцветные стекла оконных рам. Все больше и больше све¬
та проникает в храм, мрак уступает место свету, тени убегают
в углы. Вот она — благодатная заря вожделенного дня! За сте-
Посвягиение в рыцари.
нами храма, среди зелени, омытой росою, запели птицы; со¬
лнце взошло... Загремел дверной засов. В церковь вошли люди.
Церковь наполнилась родными и знакомыми вновь посвя¬
щаемого. Приехал сам епископ — особенная честь для нашего
барона. Сам епископ благословит сегодня меч нового рыца¬
ря. Как богаты, как пестры наряды собравшихся! Каким весе¬
льем озарены их лица! Вот понеслись звуки органа; началась
месса. Благоговейно выслушал ее вновь посвящаемый, благо¬
говейно приобщился. Наконец наступили торжественные ми¬
нуты благословения меча. Вновь посвящаемый приблизился
35
к епископу; перевязь с мечом надета у него на шее. Епископ
снял меч и громко прочитал следующую молитву: «Пресвя¬
тый Господи, Отец всемогущий, Боже вечный, Единый, всем
повелевающий и всем располагающий! Чтобы подавлять зло-
Посвящение в рыцари св. Мартина.
бу нечестивых и защищать справедливость, спасительным
благоволением Своим Ты дозволил людям пользоваться ме¬
чом на земле. Устами святого Иоанна Ты сказал воинам, при-
36
.iiti I1 ii'r 'fc'^»» с1.'., „ *■• Л ■
„Glnneuse , ipii aiijnuiiliiui as "u I honnrur <!c I’uif Cliev.ifii-r lc plus tr mil R«i
.,Ju Mcnilt In sti is coinin'1 1-i'Ikjuc osirjec ;j« in' I'cinploinai jamais plus ipjc totilrc
| ,,les inliili'li.s i:l cnni-mi^ <lu imin cliii'inn / i r!.< /V'y.v / J
Баярд посвящает в рыцарское звание короля Франциска I.
ходившим искать его в пустыне, чтобы они никого не обижа¬
ли, не клеветали ни на кого, но довольствовались жаловани¬
ем своим. Господи! Мы смиренно прибегаем с молитвой к
милосердию Твоему. Ты дал рабу Своему Давиду силу побе¬
дить Голиафа, Иуде Маккавею — восторжествовать над наро¬
дами, не признававшими Тебя; так же и рабу Своему, сегодня
преклоняющему главу свою под ярмо военной службы, сооб¬
щи силу и отвагу на защиту веры и справедливости, приум¬
ножь в нем веру, надежду и любовь. Дай ему все вкупе — и
страх Твой, и любовь Твою, смирение и твердость, послуша¬
ние и терпение. Устрой все так, дабы ни сим мечом, ни иным
он не ранил никого несправедливо, но употреблял его на за¬
щиту всего истинного и правого». После этого епископ снова
надел на шею молодого рыцаря уже освященный меч со сло¬
вами: «Прими меч сей во имя Отца и Сына и Святаго Духа,
употребляй его на свою защиту и на защиту святой Церкви
Божией, на поражение врагов Креста Господня и веры хрис¬
тианской и, насколько возможно это для немощности челове¬
ческой, не поражай им несправедливо». Молодой рыцарь, на
коленях слушавший как молитву, так и слова епископа, под¬
нялся на ноги, взял свой меч, широко размахнулся им, как бы
поражая невидимых врагов Христовой веры, затем отер его о
левую руку и снова вложил в ножны. После этого епископ
поцеловал нового воина со словами: «Мир тебе». А молодой
человек с мечом на шее направился к сеньору своего отца.
Это — его восприемник. Молодой человек вручил ему меч.
Восприемник спросил его: «С каким намерением желаешь ты
вступить в рыцарское общество?» Вновь посвящаемый отве¬
чал ему согласно со словами, которые были произнесены не¬
задолго до того времени епископом. Тут же он принес клятву
верности ему как своему сюзерену. Тогда, по приказанию пос¬
леднего, началось облачение его в рыцарские доспехи. Этим
38
делом занялись рыцари, им помогали дамы и молодые де¬
вушки. Сперва прикрепили ему левую шпору, затем правую,
надели кольчугу, а после всего опоясали его мечом. Когда
новый рыцарь был облачен в доспехи (adoube), он скромно
опустился на колени перед своим восприемником. Тогда пос¬
ледний поднялся со своего места и своим обнаженным ме¬
чом, держа его плашмя, три раза коснулся плеча вновь посвя-
Военное упражнение с манекеном.
щенного, произнося при этом: «Во имя Божие, во имя святого
Михаила и святого Георгия я делаю тебя рыцарем, будь храбр
и честен». После этого молодому рыцарю поднесли шлем, щиг
и копье. Сопровождаемый всеми присутствующими в храме,
он вышел из него. Собравшийся перед церковью народ при¬
ветствовал нового рыцаря громкими восклицаниями. Теперь
39
настало время показать свою ловкость и силу. С этой целью
невдалеке от церкви уже заранее установлен на вращающем¬
ся столбе довольно грубый манекен рыцаря (la quintaine), по¬
крытый вооружением. Наш рыцарь, при всеобщем одобре¬
нии, не коснувшись ногою стремени, вскочил на своего ры¬
царского коня и, погарцевав на площади, помчался в сторону
манекена. Метким и сильным ударом он сбил и рассыпал
мишень. Гром рукоплесканий заглушил шум от разлетевше¬
гося в стороны и даже поломавшегося оружия, которое было
искусно прикреплено к манекену. Пора нашему рыцарю от¬
дохнуть. В сопровождении родных и гостей он поехал в замок
своего отца.
Рыцарство привнесло в средневековую жизнь иные прин¬
ципы, прямо противоположные тем, которыми руководство¬
вались представители господствующего класса до его появле¬
ния. И до его появления были отдельные лица, руководив¬
шиеся ими: около тысячелетия прошло уже с тех пор, как эти
великие принципы были торжественно провозглашены в зем¬
ле обетованной. Но лица эти составляли едва заметное мень¬
шинство. Церковь воспользовалась благодетельным общест¬
венным переворотом и взяла молодое учреждение под свое
непосредственное покровительство. Совершилось приспособ¬
ление учения Христа к местным и временным условиям, сре¬
ди которых жили люди.
Внутренность замка
передим молодого рыцаря, его семью, его гос¬
тей и проникнем раньше их в главнейшие час¬
ти замка. С его внешним видом, с его планом
мы уже ознакомились, теперь поднимемся по каменной лест¬
нице палаты и постараемся, пока не набралось в ней народа,
хорошенько рассмотреть главную, большую залу (la grand’
salle, der Saal). Против ожидания, вы не сразу проникаете в
нее с верхней площадки каменной лестницы. Пройдя глав¬
ные двери, мы вошли с вами в обширный коридор, который
протянулся вдоль всего главного фасада здания. Это — свет¬
лая галерея (Liew или Loube, loge, loggia), свет обильно про¬
никает в нее через большие окна. В ст ене, противоположной
окнам, находятся двери: одна из них ведет в главную залу.
Войдем в нее. Как мрачна зала! Вот первое наше впечатле¬
ние. Да как же и не быть ей мрачной? При обширных своих
размерах, при толщине стены (от 8 до 10 футов), при неболь¬
шом количестве узких окон, представляющих собою глубо¬
кие ниши, при цветных стеклах, задерживающих дневной свет,
совершенно понятна эта мрачность. Главная цель обитателей
замка — устроиться возможно безопаснее: вот почему его внут¬
ренние помещения представляли так мало удобства, комфор¬
та. Однако нельзя сказать, чтобы и в те времена, по преиму¬
ществу военные, люди совершенно не заботились об удобст¬
вах или о красоте. Рассматривая внутренность замка, мы уви-
41
дим следы этих забот. Только эти заботы стояли, так сказать,
на последнем плане.
Пол нашей залы каменный, но не одноцветный: он состав¬
лен из разноцветных плит, правильно чередующихся между
собою и несколько ослабляющих то впечатление мрачности,
которое мы испытали при
входе в залу. Сегодня,
сверх того, на нем разбро¬
саны древесные ветви и
цветы, между последни¬
ми— розы и лилии ввиду
предстоящего пира. Но не
будем забегать вперед. Вся
зала разделена на три от¬
деления колоннами с при¬
чудливыми капителями.
Потолок плоский; поперек
его идут ряды балок, час¬
тью расписанных разноц¬
ветными красками. Камен¬
ные стены залы выбелены
и местами расписаны водя¬
ными красками, местами увешаны рогами, щитами, копьями.
Фрески грубы, перспективы нет и следа, краски однообраз¬
ны. Сегодня по причине торжества по стенам развешаны ков¬
ры; на последних изображены рощи с животными, герои древ¬
ней истории, герои и героини рыцарской поэзии. Посредине
комнаты — громадный дубовый стол, покрытый скатертью.
На нем ложки, ножи и сосуды из золота и серебра. Вокруг
него, как и вообще по стенам залы, скамьи с подушками. На
одном конце его — большое кресло с ручками под шелковым
балдахином. Обыкновенно здесь сидит владелец замка, а се-
Амбразура окна.
42
годня оно предназначается для сеньора нашего владельца. Но
особенно нашего внимания заслуживает камин. Это целое со¬
оружение. Помещается он между двумя окнами. Основанием
его внешней части служат прямые колонны почти в челове¬
ческий рост; над ними выдается довольно далеко вперед ка¬
менный колпак, постепенно суживающийся по мере прибли¬
жения к потолку. Колпак расписан изображениями на сюже¬
ты рыцарской поэзии. О размерах каминов в средневековых
замках можно составить себе некоторое представление из сле¬
дующего рассказа, который мы находим у французского хро¬
ниста Фруассара. Из всех дворов богатых владетелей в XIV в.
особенно славился двор графа Фуа. Его обширные замковые
помещения были всегда переполнены рыцарями. Дело проис¬
ходило во время святок. День был холодный; рыцари грелись,
сидя перед камином. В залу вошел сам граф. «Как холодно, —
сказал он, — а в камине так мало огня!» Один из рыцарей,
Эрнотон, стоял у окна залы, посматривая во двор, и как раз
увидел входящих во двор замка ослов, нагруженных дрова¬
ми. Недолго думая, отличавшийся необыкновенною силою ры¬
царь спустился во двор, схватил самого большого из ослов,
нагруженных дровами, взвалил эту ношу себе на плечи, под¬
нялся с нею в залу, растолкал рыцарей и, пробравшись к ка¬
мину, бросил в огонь осла с дровами, чем возбудил смех и
удивление всего общества. Мы еще будем иметь случай поси¬
деть вместе с семьей нашего барона у этого же самого, но уже
пылающего камина в суровый осенний вечер, когда буря бу¬
дет завывать и носиться вокруг замка, а теперь воспользуемся
временем и заглянем в другие комнаты, благо нам никто не
мешает: все в кладовых, в кухне, на дворе, за воротами — в
ожидании блестящего поезда.
По сторонам главной залы находятся еще подобные ей,
но гораздо меньших размеров. Там нечего смотреть. Подни¬
43
мемся по этой каменной круглой лестнице на верхний этаж:
там расположены жилые помещения. Из них заслуживает
наибольшего внимания только спальня. И она освещается
дневным светом очень скудно; он проникает с трудом сквозь
цветное стекло, да и глубокая ниша служит большой поме¬
хой. Здесь два таких окна, а между ними камин, такой же
формы, как в большой зале, но меньших размеров. Стены
здесь также раскрашены, покрыты картинами, а сегодня, как
и внизу, коврами. При входе в эту комнату бросается в глаза
низкая, но широкая постель. Она поставлена изголовьем к
стене. Высоко поднимаются шитые шелками подушки. Зана¬
весы, передвигающиеся на железных прутьях, совершенно от¬
дернуты. Резко выделяется богатое горностаевое одеяло. С
обеих сторон у самой постели брошены на каменном узорча¬
том полу звериные шкуры. Тут же — большой канделябр с
толстой восковой свечой и горизонтальный стержень (1а регсе,
der Ric), укрепленный на двух других, вертикальных, и пред¬
назначенный для того, чтобы вешать снимаемое на ночь пла¬
тье и белье. Вблизи постели на подставке, прикрепленной к
стене, стоит довольно грубо сделанное изображение святого,
патрона замковладельца. Вдоль стен расставлены скамьи с
подушками, кресла, кое-где прямо на полу разбросаны подуш¬
ки, предназначенные для сиденья. На полу у стены стоят не¬
сколько запертых ящиков, в которых хранится белье и одеж¬
да. Некоторые из них богато разукрашены. На столе, недале¬
ко от камина, стоят два интересных предмета; это небольшие
ящички, один круглый — из бронзы, другой четырехуголь¬
ный — из слоновой кости. Круглый открыт, и в нем помеща¬
ется зеркало в резной деревянной раме. Но особенно интере¬
сен второй, закрытый ящичек. Его резьба изображает лес, на
деревьях поют птицы, а под деревьями конные охотники пре¬
следуют какого-то зверя. Там, вероятно, хранятся драгоцен¬
44
ные украшения: серьги, перстни с драгоценными каменьями,
браслеты и колье. До нашего времени сохранились подобные
ящички, и они вместе с рыцарскими поэмами, с миниатюра¬
ми в средневековых рукописях, с мемуарами и с развалинами
замков служат источником для восстановления перед умст¬
венным взором образованного человека того рыцарского об¬
щества, которое уже давным-давно отошло в вечность.
После того, как вы ознакомились с главной залой и спаль¬
ней, другие комнаты — келинаты (kemenaten), как назывались
они в Германии (по латыни kaminatae, т. е. отапливаемые пе¬
чами, каминами), не могут представить нашему вниманию
ничего нового.
В заключение нашего обзора посетим замковую капеллу и
проникнем тайком в замковую темницу. Капелле, как вы, ве¬
роятно, помните, отведено в замке нашего барона особое зда¬
ние на первом дворе. В других замках она помещается в жи¬
лом здании рядом с главной залой. Но, где бы она ни помеща¬
лась, без нее обитателям замка обойтись невозможно. При
своем посвящении в рыцарское звание каждый посвящаемый
давал обет ежедневно присутствовать на божественной служ¬
бе. Вот и первая необходимость иметь капеллу здесь же, под
рукой. Но капелла немыслима без священника, без капелла¬
на, вот почему последний — лицо необходимое в среде обита¬
телей средневекового замка. Ведь не ехать же всякий раз за
священником в ближайшую церковь, тем более что и бли¬
жайшая церковь отстоит от замка довольно далеко. С другой
стороны, представьте осаду замка неприятелем — явление са¬
мое обыкновенное в те суровые времена, ведь тогда без ка¬
пеллы хозяева замка и все его многолюдное население были
бы совершенно отрезаны от церкви, лишены утешения, до¬
ставляемого молитвой, словом Божиим, лишены возможнос¬
ти приобщиться святых тайн. Кроме того, капеллан нередко
45
играет роль домашнего секретаря: он читает и пишет по пору¬
чению хозяев письма. Наконец, он наставляет в правилах веры
молодое поколение. Вот почему без капеллы и капеллана не¬
мыслим был ни один порядочный замок.
Капелла в замке.
Ио будем продолжать осмотр. Наша капелла очень неза¬
тейлива. Прямоугольная комната, освещаемая несколькими
полукруглыми окнами с цветными стеклами, с изображения¬
ми святых, заканчивается полукруглой нишей; в нише — ал¬
тарь с самыми необходимыми предметами: распятием, Еван¬
гелием, дарохранительницей, свечами...
От этого места, где ежедневно произносятся возвышен¬
ные слова любви и мира, перенесемся воображением в другое
46
место, где раздаются иногда проклятия и страшные стоны.
Мы — в темнице, под главной замковой башней. Темный, круг¬
лый подвал со сводом. Наверху свода — отверстие, через ко¬
торое спускают сюда преступника. Через скудные отдушины
скудно входит в это ужасное место свежий воздух. Удушли¬
вый воздух, грязь, всякие гады, а иногда и подпочвенная вода,
внезапно прорвавшая себе дорогу, грозят здоровью и жизни
несчастного узника, которому суждено спуститься под этот
мрачный свод. Прочь, прочь отсюда, на свежий, вольный воз¬
дух, где солнце светит, где плывут облака, где птицы поют
свои беззаботные песни!
С вершины башни понеслись звуки рога, послышалась
откуда-то музыка, пение, приветственные крики. Молодой ры¬
царь подъезжает к своему дому, с ним — родные и гости.
Пир
режде чем изобразить вам картину пира в
большом средневековом замке, я должен ска¬
зать, что последний представлял собой дворец
в миниатюре. Как барона, так и баронессу окружал целый
штат прислуги. Этот штат увеличивался и развивался, конеч¬
но, постепенно. Мы уже оставляем в стороне пажей и оруже¬
носцев, которые были благородного происхождения. Кроме
них был целый ряд должностных лиц, которым поручалась
та или другая часть замкового хозяйства. Одно перечисление
их заняло бы довольно много места. Мы обратим внимание
только на главнейших из них. Первое место в придворном
штате средневекового барона занимал сенешаль (le senechal),
главной заботой которого был стол барона; он заведовал про¬
виантом и имел общий надзор за кухней, «руководил кухон¬
ным департаментом». Маршал (le marechal, de Marschalk) за¬
ведовал конюшнями, палатками, всякой перевозкой. В веде¬
нии шамбеллана или камергера (le chambrier, der Kammerer)
находились комнаты и домашняя утварь. Погребами и кладо¬
выми с винами, пивом и медами заведовал стольник (dapifer,
le bouteiller, der Truchsess). Особое должностное лицо закупа¬
ло провизию. Ниже их стояли сержанты, гарсоны (и в Герма¬
нии употреблялось испорченное французское название
Garzune), псари и др. Даме прислуживали каллмерфрау (ри-
celles, Kammerfrauen), бывшие благородного происхождения
48
и несшие свою службу добровольно, как пажи и оруженосцы.
Главным же образом уход за госпожой составлял обязанность
горничных (chambrieres, Dienerinnen). Теперь, после некото¬
рого знакомства с многочисленным замковым штатом, и кар¬
тина пира будет отчетливее.
Загремели рога, призывают к парадному обеду. Каким
шумом наполнилась пустынная до того времени главная зала
замка! Как оживилось сразу ее подавляющее однообразие! Мы
как будто совершенно в другом помещении, как будто и не
были здесь раньше. Вот они входят, разодетые гости и гостьи.
Одежды кавалеров и дам различаются между собою немно¬
го: сходство поразительное! Только
дамский костюм ниспадает до само¬
го пола, располагаясь красивыми
складками, а мужской — значитель¬
но короче; только дамские рукава не¬
обычайно широки, и нижние концы
их очень длинны, а мужские платно
охватывают руку и доходят до кис¬
ти. Разноцветный шелк, мех, галуны
и драгоценные каменья—у тех и дру¬
гих. Особенно богаты пояса. У дам
концы поясов ниспадают почти до¬
низу и обильно украшены топазами,
агатами и другими камнями. Воло¬
сы дам тщательно причесаны и за
плетены в тяжелые косы (кое у кого
с примесью фальшивых волос), перевитые цветными лентами и
золотыми нитями. (В то время не только носили шиньоны, но
умели красить волосы; были известны и румяна.) Волосы у муж¬
чин ниспадают до плеч, у некоторых из mix бороды достигают
довольно больших размеров. Но короткая борода вообще пре-
49
обладает; встречаются даже и совсем бритые подбородки. У
многих из присутствующих, особенно у дам, головы украше¬
ны золотыми обручами, на которых сияют драгоценные кам¬
ни. Блеск золота, серебра и драгоценных камней, приятное
сочетание цветных материй, среди которых преобладают си¬
ний и красный цвета различных оттенков, необычайно ожив¬
ляют картину, развертывающуюся перед нашими глазами. Все
блестящее общество направляется к громадному столу, по¬
крытому узорной белой скатертью. Бросая беглый взгляд на
сервировку стола, мы с некоторым изумлением замечаем от¬
сутствие предмета, по нашим понятиям, безусловно необхо¬
димого, а именно — вилок. Последние стали входить в употреб¬
ление только с самого конца XIII века. Каждый прибор состоит
из ножа, ложки и серебряного, кое-где и золотого, кубка. Есть
кубки на две персоны. Но особенно выделяется сосуд для питья,
поставленный перед местом самого знатного гостя. Этот сосуд
имеет форму корабля. Сам корабль, наполняемый вином, поме¬
щается на ножке. Над палубой его возвышаются мачты, надува¬
ются паруса, вьются флаги и вымпелы. Корабль сделан из сереб¬
ра, местами позолоченного. Снасти устроены так, что перед пи¬
тьем снимаются. Для каждого присутствующего у его прибора
заблаговременно положены на столе белые хлебы. Кроме того,
на столе расставлены большие металлические кувшины с вином,
чаши с крышками и без крышек, солонки, соусники. На солон¬
ках встречаются надписи. Особенно хороша одна:
Cum sis in mensa,
primo de paupere pensa:
cum pascis eum,
pascis, amice, Deum.
(когда ты за столом, прежде всего подумай о бедняке: кормя
его, ты кормишь, друг, Бога). Наше общество шумно рассе¬
лось по степеням знатности на скамьях, окружающих стол.
50
Местничество далеко не представляет собою исключительно
русского явления. На главном месте, под балдахином, располо¬
жился сюзерен нашего барона, удостоивший последнего сво¬
им визитом в сегодняшний, великий для барона день. Только
расселись за столом гости нашего барона — в залу вошли при¬
служники; в их руках — кувшины с водой, на шеи накинуты
полотенца. Умывание рук перед обедом при отсутствии ви¬
лок имеет, конечно, особенное значение. Что касается самих
кушаний, необходимо заметить, что в то время ни супа, ни
бульона не существовало, начинали прямо с мяса. Так, напри¬
мер, сегодня на первое блюдо разносится жареный олень; он
разрезан на куски и сильно приправлен горячим перцовым
соусом. Второе блюдо так же сытно, как и первое, это — жаре¬
ный кабан под тем же соусом. За ним внесены жареные пав¬
лины и лебеди. В то время как одни прислужники и оруже¬
носцы разносят кушанья, другие обходят стол с кувшинами и
52
наливают в кубки вино. Потом отведываются зайцы и кроли¬
ки, всевозможные птицы, пироги с мясной начинкой и рыба.
Вот принесены яблоки, гранаты, финики. Но, что должно воз¬
будить наше удивление, в самом конце обеда уже насытив¬
шиеся рыцари снова обращаются к тем же пряностям, кото¬
рыми в изобилии были приправлены все мясные блюда. Пе¬
рец, мускатный орех, гвоздика, имбирь — все это употребля¬
ется ими с особенным удовольствием. Говорят, что это дела¬
лось ими для возбуждения и поддержания жажды, а послед¬
няя побуждала их к большому потреблению вина. Но все эти
приправы, может быть, были просто необходимы при тех тя¬
желых блюдах, из которых состояли званые обеды, подоб¬
ные сегодняшнему. Вина также приправлены разными прянос¬
тями и представляют собою подобие каких-то микстур. Любо¬
пытны некоторые наставления для госгей, написанные одним из
средневековых писателей, например: гости должны быть скром¬
ны и довольны тем, что им предложено; они не должны есть
двумя руками; не следует ни пить, ни говорить с набитым ртом;
не обращайся к соседу с просьбой об одолжении кубка, если ви¬
дишь, что сам он еще не допил его, и т. п. По нашим понятиям,
наставлениям этим место в юмористическом листке, но время
автора было иное, и он писал их совершенно серьезно.
Но и в то далекое от нас и сравнительно грубое время,
объедаясь и предаваясь излишнему употреблению вина, люди
чувствовали какую-то инстинктивную потребность в чем-то
высшем и лучшем. Спасительницей загрубевшего общества
была великая зиждительная сила поэзии. Она пробуждала в
их загрубелых, но все же человеческих сердцах, бившихся
под железными панцирями, лучшие, благородные, истинно
человеческие чувства.
Необходимую принадлежность пира, подобного сегодняш¬
нему, составляли музыка и пение. Взгляните на небольшую
53
группу людей, расположившуюся в том углу залы. Это —жон¬
глеры, странствующие музыканты и певцы. Их десять чело¬
век. Здесь и арфа, любимейший музыкальный инструмент в
средние века, и гусли (psalterion — треугольный ящик с от¬
верстием посреди, с натянутыми
струнами), и лютня, и подобие
скрипки (die Fiedel, la vielle), и
другие струнные инструменты.
Одетые в длинное, ниспадающее
почти до самой обуви платье,
жонглеры усердно исполняют
одну пьесу за другою. Музыка че¬
редуется с пением или сливается
с ним. Из среды жонглеров вы¬
деляется особенно один своим
более серьезным видом. Это —
певец исторических песен (jon¬
gleur de geste). Он поет о подви¬
гах святых, о подвигах рыцарей.
Его очередь еще не пришла. Он
будет петь потом, после обеда.
Теперь же на смену музыке по¬
явились акробаты; это остаток от
римских обычаев, унаследован¬
ный новыми народностями Запад¬
ной Европы. Один из них встал
на шар; стоя на нем и подталки¬
вая его ногами, он начал кружить¬
ся по зале. Другой заходил на
руках. Двое из них подняли об¬
руч, а третий стал с разбега прыгать в него. Некоторые из них
замечательно искусно подражают пению соловья, крику пав-
Жонглер.
54
лина, серны. Нашелся и фокусник, который поглощал огонь
и снова извергал его изо рта. Среди подобных забав обед при¬
близился к концу. В самом конце его каждый из присутствую¬
щих пропел какую-нибудь песню. Затем снова вошли прислуж¬
ники с водой, и по окончании безусловно необходимого руко-
мытия все общество повставало из-за стола. Все разбрелись
кто куда. Группа гостей собралась в соседней комнате вокруг
хозяйки, которая раздает им на память недорогие подарки —
кушаки, застежки и тому подобные предметы. Полюбовались
на дворе на борьбу двух медведей и вдоволь насмеялись над
их неповоротливыми и смешными движениями. Впрочем,
потеха кончилась тем, что противники угрожали не на шутку
перекусаться, почему и пришлось их развести. Молодежь уст¬
роила игры на открытом воздухе. Потом принялись за люби¬
мое занятие, за танцы. Тогдашние танцы походили на хорово¬
ды и сопровождались пением участвующих лиц. В то же вре¬
мя образовались группы для игры в шашки, в кости, в шахма¬
ты. Игра в шахматы считалась благороднейшей в ряду дру¬
гих игр, ей подобных. Обратите внимание на размеры шах¬
матной доски и материал, из которого она сделана. Она сде¬
лана из слоновой кости, и рыцарь в случае нужды мог смело
пользоваться ею как щитом. Бывают доски из серебра и даже
из золота. Фигуры сделаны из слоновой кости и черного дере¬
ва; они отличаются большими размерами.
Но вот наступают сумерки, и хозяин замка приглашает
присутствующих послушать певца исторических песен. Боль¬
шинство спешит на призыв и собирается в той же самой зале,
где был обед. Все смолкло в зале. Певец выступил вперед,
откинул на плечи свои роскошные кудрявые волосы, прило¬
жил к подбородку нижний конец своего любимого инстру¬
мента (la vielle), провел смычком по его струнам и после ко¬
роткого вступления запел... Вам, может быть, не совсем по¬
55
нятно, о чем он поет. Позвольте пересказать вам содержание
его песни. Узнав содержание этой песни, вы несколько озна¬
комитесь с характером тех исторических песен, которые были
так любимы средневековыми рыцарями.
Игра в шахматы (со средневековой лшниатюры).
Предметом песни служит судьба Жерара Руссильонского
(Gerard или Girard de Roussillon). Король франков Карл (пе¬
вец зовет его Карлом Мартеллом, вместо того чтобы назы¬
вать его Карлом Лысым) полюбил некую принцессу, родст¬
венницу византийского императора. Между тем принцесса и
граф Руссильонский уже давно любят друг друга. Несмотря
56
на это, побуждаемый благородным порывом самопожертво¬
вания и желая всякого благополучия своей любимой девушке
в предстоящем ей высоком положении франкской королевы,
Жерар уступает ее королю, а сам женится на родной сестре
ее, Берте. Оба брака совершаются одновременно, в одном и
том же месте. После этого обе повенчанные пары должны
разъехаться в разные стороны. Но перед самой разлукой про¬
изошло следующее. На рассвете, говорится в песне, Жерар
отвел королеву под дерево, а королева взяла с собой туда же
двух графов (которые были ее преданными друзьями) и Бер¬
ту, сетру свою. «Что вы скажете, императрица, — спросил
Жерар, — по поводу того, что я променял вас на предмет ме¬
нее ценный?» — «Правда, сеньор, вы сделали меня императри¬
цей; но также правда и то, что сестра моя предмет высокой
цены. Слушайте меня, графы Жерве и Бертле, и вы, сестра
моя, поверенная дум моих, и Ты, Иисус, мой Искупитель, я
призываю вас в свидетели того, что вместе с этим перстнем я
навсегда отдаю любовь свою Жерару и что я делаю его своим
сенешалом и кавалером. Я свидетельствую перед всеми вами,
что люблю его более, чем отца, чем своего супруга, и, видя
его отъезжающим отсюда, я не могу удержать своих слез». С
этого времени душевная любовь Жерара и королевы не пре¬
кращалась до самой смерти. Между тем Карл, вообще недо¬
любливавший Жерара и завидовавший его богатствам и об¬
ширнейшим землям, задумал отнять у него на первый раз
крепкий замок Руссильонский. Конечно, Жерар стал защи¬
щать его. Отсюда возгорелась между ними продолжительная
борьба. Частности этой борьбы не могут интересовать вас, а
потому мы и пропустим их. Дело кончилось тем, что Карл
все-таки победил Жерара. Последний потерпел такое пора¬
жение, от которого не мог оправиться. Изменник передал его
замок королю. Сам Жерар едва спасся с небольшим числом
57
раненных рыцарей. Эти рыцари во время бегства умирают
друг за другом, кроме одного, да и последний ранен смер¬
тельно. Потеря всего, изгнание — вот судьба Жерара. Но пе¬
чальную участь его решилась разделить с ним верная его суп¬
руга Берта. В самом начале своего странствования, которому
с) ждено было продолжаться многие годы, супруги испытали
новое горе: разбойники увели их коней и унесли все оружие
Жерара. Но последний долго не смирялся духом. Его сердце
пылало мщеньем. Он стремился добраться до Венгрии и там
найти себе помощь. Долго один благочестивый отшельник,
поселившийся в том лесу, через который проходили несчаст¬
ные изгнанники, убеждал Жерара смириться и раскаяться. «Я
покаюсь тогда, — отвечал Жерар, — когда убью Карла. Толь¬
ко бы найти мне копье и щит!» Речи отшельника и благодат¬
ное влияние добродетельной Берты одержали верх над непо¬
корным духом Жерара. Много горьких минут пришлось пере¬
жить ему. Раз повстречались с нашими изгнанниками торгов¬
цы, возвращавшиеся из Венгрии и Баварии. «Что нового в здеш¬
них местах? — спросили они у Жерара. — Что поделывает про¬
клятый Жерар Руссильонский?» «Он умер, он похоронен, его
убил император Карл», — поторопилась ответить Берта, не
без основания испугавшаяся вопроса. «Слава Богу! — отвеча¬
ем! купцы. — Живи он, все бы продолжалась война да опусто¬
шение.» В другой раз наши изгнанники пришли в один горо¬
док, население которого состояло лишь из детей и женщин.
Матери потеряли своих сыновей, жены — мужей, дети — от¬
цов, а виной всему — Жерар Руссильонский и его бесконеч¬
ные войны. Да будет он проклят! В довершение бедствий Карл
рассылает повсюду гонцов. Они предлагают от королевского
имени золото и серебро в таком количестве, которое по весу в
семь раз превышает вес Жерара, тому, кто приведет Жерара
к королю. Гонимый повсюду суровой судьбой Жерар находит
58
Жерар и Берта в лесу.
убежище у угольщиков в лесу. Он поступает к ним в услуже¬
ние и продает в ближайшем городке добываемый ими уголь.
Его жена Берта занимается в том же городке шитьем. Так
проходит много времени, целых двадцать два года! Одно об¬
стоятельство повлияло на перемену, которая произошла в их
судьбе. Два сильных сеньора устроили вблизи того места, где
пребывали наши изгнанники, военные игры. Сюда стеклось
множество рыцарей, стеклось также и местное население, в
том числе Жерар и Берта. Рыцари упражнялись в сбивании
манекенов (la quintaine, см. очерк «Посвящение в рыцари») и
всячески старались превзойти друг друга. При виде этого зре¬
лища в Берте пробудилось воспоминание о былом, о том вре¬
мени, когда сам Жерар задавал подобные зрелища и всех пре¬
восходил своей силой и ловкостью. Жгучая боль охватила ее
сердце. Она почти без чувств упала на руки Жерару, смотрев¬
шему на рыцарскую потеху в бедной одежде угольщика, и
горько заплакала. Может быть, в первый раз осознал Жерар
всю глубину того самопожертвования, которое совершила его
Берта. «Дорогая супруга, — сказал он ей. — Сердце твое исто¬
милось. Вернись во Францию. Клянусь Богом и святыми Его,
что ни ты, ни родители твои никогда более не увидите меня!»
«Сеньор, — отвечала Берта, — вы говорите по-детски. Богу угод¬
но, чтобы я не покидала вас никогда, пока я живу. Я лучше
•соглашусь сгореть заживо, чем расстаться с вами. О сеньор!
Не произносите более таких жестоких слов». Тронутый этой
речью, Жерар молча прижал к сердцу свою верную подругу.
Вскоре после этого по ее совету Жерар отправился вместе с
ней в Орлеан, где в ту пору находился король. Супруги при¬
шли туда в Великий четверг. В этот день должна была посе¬
тить церковь сама королева. Множество бедных пилигримов,
нищих, калек собралось туда: королева собственноручно бу¬
дет раздавать им платье и деньги. В эту толпу вмешался и
60
Жерар в надежде увидеть королеву и открыться ей. Но свя¬
щенник, заметив могучую фигуру Жерара среди немощных
и слабых, выгнал его из церкви. Горько было Жерару, но Бер¬
та успокоила его словами утешения и подала ему новый со¬
вет. «Не смущайтесь, сеньор, — сказала она, — сделайте то,
что я вам посоветую. Завтра Великая пятница: императрица
придет одна помолиться в церкви. Подождите ее, а как толь¬
ко ее увидите, приблизьтесь к ней и представьте ей вот этот
перстень; это тот самый перстень, который она дала вам ког¬
да-то в залог своей любви в присутствии графа Жерве. Вы
отдали его мне, а я сохранила его как сокровище посреди всех
наших невзгод». Наступила Великая пятница. Королева вош¬
ла в церковь босыми ногами и скрылась в отдаленном приде¬
ле, где не было ни души, кроме нее, только одинокая лампада
слабым светом своим озаряла ее. Тихими шагами направился
в ее мирное убежище Жерар и робко заговорил с нею: «Госу¬
дарыня! Во имя любви Бога, который творит чудеса, во имя
любви тех святых, которым вы молитесь теперь здесь, во имя
любви Жерара, который был вашим другом, я заклинаю вас
прийти ко мне на помощь». «Бедняк, — отвечала королева, —
что ты знаешь о Жераре, что сделалось с ним?» «Королева, —
возразил Жерар, — ответьте мне сперва на один вопрос: что
сделали бы вы с Жераром в том случае, если бы он снова был
в вашей власти?» «Бедняк, — сказала королева, — с твоей сто¬
роны большая дерзость задавать мне подобные вопросы. Но
как бы то 1ш было, знай, что я отдала бы четыре города, что¬
бы только граф Жерар оставался в живых: ему были бы воз¬
вращены все земли и почести, которые он потерял.» Тогда
Жерар подал ей перстень и открылся. Королева внимательно
вгляделась в Жерара и узнала его. Она позабыла, по словам
древнего поэта, про Великую пятницу и стала целовать Жера¬
ра. На время он был поручен попечениям священника, а по¬
61
том королева примирила с ним короля. После нового столк¬
новения с королем Жерар снова примирился с ним и мирно
почил в своем Руссильонском замке. Тем и окончил певец
свое сказание о Жераре Руссильонском.
Певец осыпан похвалами и щедро одарен. За его пением
время пролетело незаметно. Зала озарилась свечами, постав¬
ленными в высокие канделябры. Снова суматоха: стол устав¬
ляется приборами для ужина. После ужина большинство гос¬
тей уехало. Хозяин проводил их до коней и осушил вместе с
гостями последний кубок с пожеланием счастливого пути.
Остальные расположились ночевать в гостеприимном замке.
Вот все утихло. На дворе прохладно. Луна, как серебряный
щит, сверкает на ясном небе. Теплятся звезды. Таинственный
свет луны раскинул причудливые тени замковых укреплений.
Загремели цепи: подъемные мосты окончательно опущены.
Караул обошел стену, бряцая своим оружием, прозвуча\и
сигнальные трубы. Утомившийся сегодня шамбеллан принес
усталому хозяину тяжелую связку ключей. И скоро все погру¬
зилось в сон.
Охота па кабана
олодное осеннее утро. Солнце светит, но за¬
слоняется по временам бесконечно следующи¬
ми друг за другом серебристо-белыми облака¬
ми. Роса покрывает поле. Птичьи голоса не оживляют его.
Лес поредел, и далеко разносится ветром опадающая листва.
Подъемные мосты у ворот нашего замка давно опущены. На
большом мослу и около него — группа охотников, лошадей и
собак. Сегодня наш барон едет поохотиться: вчера в одном из
окрестных лесов его охотники открыли кабана. Теперь они
все в сборе и ждут только барона, чтобы пуститься в путь.
Каждый из охотников одет в короткий зеленый кафтан, плотно
опоясанный кожаным поясом. За этим поясом заткнут нож
(quenivel) и тут же помещаются огниво, трут и кремень. Пан¬
талоны сшиты из толстой материи; кроме того, ноги защище¬
ны еще гамашами. Через плечо у каждого из них перекинута
перевязь с рогом; особенно были распространены в то время
рога из слоновой кости. На головах — невысокие шапочки,
украшенные у иных перьями. У седла заткнуты кривой кин¬
жал и нож для снимания ипсуры с убитого животного и по¬
трошения его. Оттачивался этот нож о камень (fusil), предна¬
значаемый для этой цели. Главное оружие, употребляемое в
охоте на кабана, — рогатина; вот почему она и преобладает в
данное время перед другим родом оружия. На всякий случай
взято, конечно, и другое оружие: так, например, мы видим
63
дротики, употребляемые против оленя, и луки, которые были
необходимы в охоте за мелкой дичью. В ожидании господина
охотники коротают время болтовней и шутками. Только на
несколько минут омрачилось их веселое настроение, и вы бу¬
дете, конечно, удивлены, если я скажу, что виною такой пере¬
мены были не кто иные, как ни в чем не повинные вороны.
Вздумалось им устроить небольшой раут неподалеку от того
места, где собрались наши охотники. Раут, как и всегда быва¬
ет у ворон, оказался порядочно шумным. Но дело не в этом
шуме. Нервы этих здоровых людей вынесут какой угодно шум.
Дело в том, что люди эти крайне суеверны и в присутствии
злополучных ворон видят предзнаменование неудачи. Суеве¬
рием заражен и сам владелец замка; будь он теперь не у себя
в комнате, он непременно бы подчинился тому же самому
чувству, которое испытали его слуги. Он у себя, одевается. В
этом занятии помогает ему и жена его, но сохрани Боже, если
она по рассеянности подаст ему меч! Веселое настроение духа,
в котором он находится теперь, сразу же изменится, потому
что он убежден в неизбежности неудачи, если при снаряже¬
нии на охоту возьмет меч из рук женщины. А взять его с со¬
бой необходимо: рыцарь и на охоте не расстается ни с мечом,
ни с шлемом. Но вот он готов и направляется к ожидающим
его охотникам. Скоро все садятся на коней, отъезжают и скры¬
ваются в ближайшем лесу. И мы последуем за ними.
Охота началась с того, что совершенно неожиданно от¬
крыли след оленя, пустили собак по следу и скоро добрались
до убежища животного. Молодой олень понесся вперед, соба¬
ки и охотники за ним. Он убежал бы от преследования, если
бы стрела, удачно пущенная кем-то из присутствующих, не
убила его наповал. Двое из охотников были оставлены на
месте, чтобы разрезать оленя на части и отправить в замок.
Остальные с собаками помчались вперед за кабаном. Все про¬
G4
исшедшее после этого очень интересно рассказано в одном из
рыцарских романов, и мы не находим ничего лучшего, как
передать все словами этого романа.
«У рыцаря была в руках дубина. Он ударил ей по кустар¬
нику (в котором скрывался кабан), а охотники грянули в свои
рога так громко и звонко, что весь лес отозвался на звонкие
звуки рогов. Кабан, услышавший тревогу, немедленно выско¬
чил из кустарника и обратился изо всей мочи в бегство. За
ним понеслась большая и сильная борзая собака и нагнала
кабана, который во время бегства успел спрятаться. Удалив¬
шись от остальных собак на расстояние полета стрелы, бор
зая снова преследует его и наконец хватает за ухо. Она хочет
удержать кабана, но последний ударяет ее своими клыками
так сильно, что распарывает ей бок. Потом он кидается на
нее, яростно схватывает ее зубами и ударяет о дубовый ствол;
череп собаки разбивается вдребезги, а ее внутренности высту¬
пают наружу. Тогда несутся на кабана другие собаки, желая
поймать его, но он не дожидается их, а бежит так быстро, как
только могут вынести его ноги. Вплотную гонятся за ним бор¬
зые, поспешно скачут сюда охотники; они хотят немедленно
настигнуть его в лесу. Кабан увидел, что ему несдобровать. И
вот он вырвался из лесу и побежал к потоку. Рыцарь следует
за ним насколько может быстрее; ему досадно, что кабан вы¬
бежал из лесу. Так он спешил, пока кабан не добежал до бе¬
рега реки. Река очень глубокая. Бесстрашно прыгнул в нее
кабан, думая, что теперь может быть спокоен. Не тут-то было:
одна из борзых вспрыгнула ему на спину и вцепилась зубами
в его затылок; другие собаки тотчас поспешили помогать свое¬
му товарищу, сильно нуждавшемуся в помощи. Но не успели
они еще настигнуть кабана, как последний расправился с бор¬
зою и потопил ее. Остальные заметно испугались, но не пре¬
кратили погони, а продолжали плыть за кабаном. Рыцарь и
65
все сопровождавшие его сильно сожалели о собаках, убитых
кабаном, и бросились за кабаном в воду. В то время как они
плыли, стремясь достигнуть противоположного берега, кабан
был уже далеко. Он все бежал вперед, а собаки гнались за
ним. Однако дело от этого вперед не подвинулось. Кабан бе¬
жал теперь по обширному полю, бежал без остановки, таге
что догнать его без особенных усилий было немыслимо. Со¬
баки гнались за ним изо всех сил, охотники торопили и шпо¬
рили своих коней, чтобы вовремя поспеть на помощь соба¬
кам. Кабан, уже утомленный, бежал сильной рысью. Одна из
борзых прыгнула вперед и вцепилась кабану в ляжку. Кабан
боится, так как чувствует себя пойманным, чувствует, что ему
приходится остановиться. Тогда он схватывает собаку своими
длинными и острыми клыками и кидает ее высоко в воздух.
При падении на землю несчастная получает такой удар, что
ее мозг разлетается. Остальные собаки, хотя и видят это, но
уже не боятся кабана, а сейчас же на него нападают. Кабан не
дожидается больше нападения, но начинает колоть их куда
попало. Рыцарь разгневался и поклялся, что не прекратит
охоты, пока у него останется в живых хоть одна собака. Меж¬
ду тем кабан, так сказать, купается в собственном поту: так
он измучился бегом. Но несмотря на это он снова пустился в
галоп, повернул к реке, добежал до нее и бросился в воду. За
ним бросились в беспорядке и собаки, и охотники. Они и не
заметили кабана, пока не перебрались на другую сторону. Здесь
они с усиленной поспешностью должны были продолжать
гоньбу, так как кабан, не имевший охоты мешкать, пустился
вперед. Все время следовали за ним собаки, уже порядком
утомившиеся. Кабан теперь снова кинулся в тот лес, из кото¬
рого раньше выбежал. Охотники шпорили уже замученных
гоньбою коней... Одна из собак забежала вперед и вцепилась
кабану в грудь, думая этим способом удержать зверя. Кабан
60
немедленно схватил ее зубами за кожу на шее и ударил соба¬
ку о куст так сильно, что у нее вылетели из головы оба глаза
и выступили внутренности... Рыцарь с сильным раздражени¬
ем увидел еще растерзанную собаку. Из четырнадцати у него
теперь осталось только десять, четверых умертвил кабан.
Окольной тропинкой рыцарь обогнал кабана и заехал вперед
него на расстояние выстрела из лука. С разинутой пастью нес¬
ся на него кабан, а рыцарь, опершись о дуб, выставил вперед
свою рогатину. Кабан после своей продолжительной беготни
был совершенно ослеплен и усталостью, и яростью. Он бежал
прямо на рогатину, а ры¬
царь держал ее так, что
она угодила кабану в пле¬
чо. Кабан с таким неис¬
товством наскочил на ро¬
гатину, что вогнал ее в
свое тело, как бритву.
Она проколола ему все
внутренности; рукоятка
сломалась пополам, а же¬
лезо застряло в теле жи¬
вотного. Тогда кабан пал мертвым. Он уже не защищался
более, и рыцарь мог теперь слезть с лошади. Тут подоспели
утомленные, измученные охотники и от всего сердца возбла¬
годарили Бога. Рыцарь взял в руку очень красивый нож с се¬
ребряной рукоятью и вскрыл кабана, совершенно залитого
кровыо. Быстро он справился с ним, все сделал согласно уста¬
новленному обычаю и бросил собакам принадлежащую им
долю: легкие и потроха. Каждая собака получила свою пор¬
цию, но по причине большой усталости пожирали брошенное
только те, которые были очень голодны. Когда же они поели,
рыцарь и его свита снова сели на коней. Кабана взвалили на
Рисунок, изображающий борьбу
человека с кабаном, заилшпвован из
средневековой рукописи.
67
самого сильного коня. Так ехали по лесу рыцарь и его спутни¬
ки, сильно утомленные...»
Как они должны были радоваться, когда перед ними об¬
рисовались на фоне неба стены и укрепления родного замка,
освещенные вечерними лучами осеннего солнца!
^ ’ г *
m/Liun iw'xvd
♦
Рыцарское вооружение
ставим не на долгое время живых людей, а
поговорим о предметах бездушных, о предме¬
тах, составлявших рыцарское вооружение. И
в этом вопросе мы ограничим свой интерес главным образом
XII и отчасти XIII столетиями. Познакомимся сперва с ору¬
жием наступательным. Оно было двух видов: меч и копье.
Меч в форме креста — исключительно рыцарское вооруже¬
ние. Он состоит из трех частей: стального клинка, рукояти и
дискообразного дополнения к последней на самом верху. В
древнейшее время употреблялись клинки односторонние, а
потом вошли в употребление обоюдоострые. На клинках вы¬
резались различные надписи и фигуры. Надписывалось или
имя меча (так как существовал обычай называть их по име¬
нам), или какое-либо краткое изречение. Фигуры делались
различными: так, мы встречаем упоминание о мече, на клин¬
ке которого с одной стороны были изображены три креста, а
с другой — три леопарда. Вырезанные надписи и фигуры обык¬
новенно покрывались позолотой. Из стран, приготовлявших
мечи и вообще металлическое оружие, упоминаются различ¬
ные места Франции, христианская Испания, Англия, Россия и
Византия. Рукоять меча граничила с клинком поперечной пере¬
кладиной, которая и придавала мечу форму креста. Что каса¬
ется дискообразного придатка к рукояти, он нередко сообщал
мечу характер святыни, так как туда помещались частицы
69
святых мощей и вообще какие-либо реликвии. Меч влагался
обыкновенно в ножны, сделанные или из кожи, или из дере¬
ва, обитого богатой материей, или даже из золота. Ножны
украшались и драгоценными каменьями. Рыцарь молился
перед мечом, воткнув его острием в землю, приносил клятву,
положив руку на его крестообразную рукоять. Замечатель¬
ный памятник средневековой поэзии — «Песнь о Роланде» —
необыкновенно ярко и трогательно изображает перед нами
ту горячую любовь, которую истинный рыцарь питал к свое¬
му мечу. Роланд, побежденный, несмотря на геройскую борь¬
бу, врагами, смертельно раненный, думает о своем мече и го¬
ворит с ним, как с дорогим сердцу разумным существом. Не
желая, чтобы его меч Дюрендаль достался в руки врагов, он с
болью в сердце решается разбить его о скалу. Но меч крепок,
он звенит, отскакивает от камня, отбивает куски гранита. Тог¬
да рыцарь начинает оплакивать его.
«Как ты красив, как свят, мой меч булатный,
В твоей златой тяжелой рукояти
Хранятся мощи...
Не должен ты язычникам достаться;
Христов слуга тобой владеть лишь должен!»
Но вот силы Роланда слабеют.
Почуял граф, что близок час кончины:
Чело и грудь объял смертельный холод...
Бежит Роланд — и вот под сенью ели
На мураву зеленую он пал.
Лежит ничком, к груди своей руками
Прижал он меч...*
На меч вообще смотрели как на предмет священный. Да
это и не будет удивлять нас, если мы вспомним, что каждый
* Перевод графа де-Ла-Барта («Песнь о Роланде», Спб. 1897).
70
рыцарский меч предварительно освящался в церкви. Если
рыцаря хоронили в церкви, меч клали на его гробницу. Кро¬
ме меча употребляли еще короткий острый нож или кинжал.
Но как кинжал, так и бердыш не были настоящим рыцар¬
ским оружием.
Другим наступательным оружием было копье. Последнее
также состояло из трех частей: древка, железного наконечни¬
ка и значка или флага. Древко достигало больших размеров,
а именно восьми футов, а впоследствии даже пятнадцати.
Приготовлялось оно из разных деревьев, но лучшим счита¬
лось сделанное из ясеня. Древко обыкновенно красилось пре¬
имущественно в зеленый или синий цвет. Внизу оно оканчива¬
лось металлическим острием, которое легко втыкалось в зем¬
лю. Железный наконечник копья чаще всего делался в фор¬
ме ромба, как мы большей частью и представляем его себе,
но бывали наконечники и в форме высокого конуса. Под на¬
конечником тремя и более серебряными или позолоченными
гвоздиками прибивался значок или флаг. Он достигал боль¬
шой длины, спускаясь до самого рыцарского шлема, и закан¬
чивался тремя длинными языками. Наиболее употребитель¬
ными цветами его были зеленый, белый и синий. Иногда вмес¬
то флага прикреплялась длинная лента. Вот как описывается
копье Роланда в упомянутом уже нами поэтическом произве¬
дении:
Прекрасен граф,
Ему к лицу доспехи боевые;
В руках он держит острое копье,
Играет им и к небу голубому
Подъемлет он стальное острие;
К копью значок привешен белоснежный,
И от него до самых рук спадают
Златые ленты...
71
Значок не следует никоим образом смешивать со знаме¬
нем. Первый был общепринятым предметом, второе же со¬
ставляло принадлежность только тех рыцарей, которые вла¬
дели большими землями и приводили с собой на войну из¬
вестное количество вооруженных людей. В ХП1 столетии и на
флагах, и на знаменах появились гербы. Когда рыцарь шел,
он нес свое копье на правом плече; когда ехал, держал его
вертикально; наконец, во время боя — горизонтально, над бед¬
ром, а позднее и под мышкой. Копье было исключительно
рыцарским оружием; оруженосец мог биться только со щи¬
том и мечом (но не рыцарским). Иногда и копье, подобно мечу,
имело свое собственное имя.
Оборонительное вооружение составляли щит, кольчуга и
шлем. До второй половины XI столетия употреблялись круг¬
лые щиты, а потом сделались общепринятыми щиты продол¬
говатые, рассчитанные на то, чтобы прикрывать рыцаря во
всю его длину, начиная с плеч. Обыкновенно щиты были не
плоские, а выгнутые. Приготовлялись они из деревянных до¬
сок, изнутри обитых подушкой, а снаружи кожей. Последняя
часто раскрашивалась; на ней изображались львы, орлы, крес¬
ты, цветки, бывшие вначале лишь простыми украшениями,
не имевшими ничего общего с гербами. С внутренней сторо¬
ны щита приделывались две кожаные ручки, отсюда же вы¬
ходила широкая перевязь из кожи или из богато украшенной
материи. Не участвуя в битве, рыцарь закидывал эту пере¬
вязь на плечо. Павших в битве выносили с поля сражения на
щитах.
Кольчугой называлась длинная рубаха из железных ко¬
лец, доходившая до колен и даже спускавшаяся ниже их. С
первой половины XII века она вошла во всеобщее употребле¬
ние, заменив собою ранее употреблявшуюся кожаную рубаху
с нашитыми на ней металлическими бляхами. Чтобы кольчу¬
72
га могла лучше противостоять ударам противника, ее делали
из двойных и тройных колец. Кольчуга снабжалась капюшо¬
ном для защиты головы.
Подобно другим частям
рыцарского вооружения,
и кольчуга не оставалась
без украшений. По ниж¬
нему краю ее, а также по
краям ее рукавов, дела¬
лось из проволок, пропус¬
каемых в отверстия ко¬
лец, некоторое подобие
кружев или шитья. Нако¬
нец, сеньоры и князья се¬
ребрили и золотили свои
кольчуги. Кольчуга носи¬
лась и оруженосцами, но
у последних она была
легковеснее, а следова¬
тельно, и менее защища¬
ла от неприятельских
ударов.
Шлемом называлась
яйцевидная или коничес¬
кая каска из стали. Ниж¬
ний край его окаймлял¬
ся металлическим же
ободком. С передней сто¬
роны его спускалась на
лицо рыцаря металли¬
ческая пластинка, французское название которой nasal (носо¬
вая) ясно указывает на ее назначение — служить защитой для
73
носа. Иногда с задней стороны шлема спускалась другая плас¬
тинка, в которой закреплялся кусок толстой материи для за¬
щиты затылка. Носовая пластинка употреблялась до конца
XII столетия, а потом уже вошло в употребление забрало —
подобие решетки, служившее защитой всему лицу. Само со¬
бой разумеется, что указать резкую границу между порой,
когда употреблялась носовая пластинка, и тем временем, ког¬
да она сменилась забралом, невозможно. Было время, когда
были в употреблении и тот, и другой предметы. Уже в Иеру¬
салимских ассизах* есть указание на употребление шлема с
забралом (heaume a visiere). Мы уже говорили выше о капю¬
шоне, которым заканчивалась вверху кольчуга. Обыкновен¬
но шлем прикреплялся к этому капюшону кожаными петля¬
ми, продевавшимися сквозь кольца; число этих петель коле¬
балось между пятнадцатью и тридцатью. Зашнуровывался
шлем только на время битвы. Если рыцарь получал в битве
рану, то первым делом расшнуровывали его шлем. Послед¬
ний никогда не надевался прямо на голову. Под ним обык¬
новенно надевали пуховую шапочку, а сверх нее полотня¬
ный или шелковый чепец. У знатных и богатых лиц, глав¬
ным образом у вождей, шлем бывал позолочен, а ободок
богато украшался, причем употреблялись и драгоценные
каменья. Наверху шлем украшался иногда шариком, сде¬
ланным из какого-либо металла или из цветного стекла.
Иногда на ободке шлема вырезалась какая-нибудь надпись.
Оруженосцы носили на голове железную шапочку, кото¬
рая была легче рыцарского шлема и оставалась без всяких
украшений.
* Ассизы Иерусалимского королевства, или письма, Гроба Господня
(Lettres du Sepulcre, Assises du royaume dejerusalem), законодательный сбор¬
ник Иерусалимского королевства.
74
Таким образом, мы видим, что рыцарское вооружение уже
в XII—Х1П вв. было довольно сложно и требовало при надева¬
нии немало времени от своего владельца. С течением време¬
ни эта сложность увеличивалась все более и более*.
* Рекомендуем вниманию наших читательниц и читателей Отделение
средних секов и эпохи Возрождения в Императорском Эрмитаже. Есть
иллюстрированный указатель (Н. Кондакова).
Турнир
дной из самых привлекательных для средне¬
векового рыцарства забав были турниры, то
есть примерные сражения, в которых участ¬
вовали целые толпы. Этим турнир (tomoiement) отличался от
поединка (joute, от лат. слова juxta — вблизи), который пред¬
ставлял собой борьбу одного против одного же, как прекрас¬
но и выражается это русским словом «поединок». Турнир со¬
стоял из целого ряда одновременно и на том же месте проис¬
ходивших поединков, но, конечно, только до известной степе¬
ни, так как в массовом столкновении довольно трудно было
удержать этот порядок до самого конца. Возникшие, несомнен¬
но, во Франции турниры (conflictus gallici, как они еще назы¬
вались) перешли в Германию, Англию и другие западноевро¬
пейские страны. Но в каком именно месте Франции и когда
возникли турниры, определить невозможно, хотя средневеко¬
вые хроникеры называли далее по имени изобретателя турни¬
ров (Жоффруа де Прельи, ум. в 1066 году). Несомненно, что
обычай, так широко распространенный, не мог быть изобре¬
тением одного лица. После таких общих указаний постараем¬
ся представить себе возможно отчетливее картину турнира.
Сюзерен нашего барона, располагая громадными средст¬
вами, задумал устроить турнир. Немедленно же (дело проис¬
ходило ранней весной, перед Пасхой) он снарядил посланцев,
которые должны были оповестить о предстоящей потехе. На
76
площадях близлежащих городов они просто выкрикивали свое
оповещение, а наиболее выдающимся рыцарям развезли осо¬
бые приглашения, писанные на пергаменте. В этих приглаше¬
ниях точно указывалось место, избранное для состязания, и
назывались награды, назначенные победителям. Такими на¬
градами могли быть медведь, пара борзых, ястреб, иногда
венок, пояс или мешочек (aumosniere — где хранились деньги
и духи; носился на поясе) от какой-либо знатной дамы.
Наш барон, получив приглашение, посылает вызов одно¬
му из соседних баронов; между ними ведутся переговоры об
условиях, на которых состоится борьба. Остановились на том,
что победитель овладеет конем и шлемом побежденного и
получит впридачу известную сумму денег. Подобным же об¬
разом поступают и другие лица, получившие приглашение
участвовать в предстоящем турнире. Так подготавливаются
обе враждебные стороны. Вызовы посылаются не только от
имени одного лица одному же, но и от одной группы рыцарей
другой группе. Надо думать, что большинство рыцарей увле¬
калось только славой победы, но были и такие, для которых
турнир был предметом спекуляции: так, например, они бра¬
ли побежденного в плен и отпускали лишь за большой выкуп,
овладевали оружием побежденного и продавали это оружие.
Но, повторяем еще раз, по таким личностям не следует су¬
дить обо всех. Как оживляются обитатели средневековых зам¬
ков! Это оживление разделяется и женщинами. Между тем
посланцы все дальше и дальше распространяют весть о тур¬
нире, и все дальше и дальше распространяется оживление.
Пожившие рыцари вспоминают былое и стремятся снова пере¬
жить то, что было уже ими пережито; молодые стремятся
показать свою удаль и изведать еще не изведанное ими; бога¬
тые — показать свой блеск, свои богатства; бедные — улуч¬
шить свое положение. Иной бедняк рыцарь, чтобы приобрес¬
77
ти себе приличное вооружение, в котором можно было бы
без опасения появиться на турнире, входит в долг у знакомого
еврея. Он надеется разбогатеть и заплатить как долг, так и
немалые проценты. Иные из бедных рыцарей, отправляясь
на турнир, рассчитывали улучшить свое материальное поло¬
жение благодаря какому-нибудь счастливому случаю. В од¬
ном литературном произведении средних веков изображен
именно такой рыцарь — бедняк, чающий лучшего будущего.
Он заложил все, что имел, и отправился вместе со своим ору¬
женосцем в Турень, где должен был происходить турнир. Ору¬
женосец был человек изворотливый. Проезжая дорогой мимо
одного озера, он увидел купающихся фей. Недолго думая, он
снял с дерева повешенные феями золотые одеяния и продол¬
жал свой путь. Рыцарь, ехавший позади своего оруженосца,
услышал крики и жалобы фей, узнал причину их горя, отнял
платья у своего оруженосца и вернул их феям. Благодарные
рыцарю, они щедро наградили его и таким образом не только
дали ему возможность принять участие в предстоявшем тур¬
нире, но и обеспечили его на всю жизнь. Женщины в ожида¬
нии турнира вынимают из сундуков свои лучшие одежды.
Одновременно с турниром рыцарским, конечно, будет проис¬
ходить турнир другого рода: кто кого перещеголяет наряда¬
ми? Жены, сестры, невесты — все они стремятся туда же, на
благословенный турнир.
А вот и тронулись с места будущие участники и зрители
турнира. С разных концов в сопровождении оруженосцев, слуг
и запасов они едут к назначенному месту. Сколько интерес¬
ных встреч! Сколько оживленных бесед!
Между тем и на месте предстоящего турнира господству¬
ет большое оживление. Рабочие приготавливают места. Рас¬
порядители проверяют и пересматривают списки приглашен¬
ных. Хватит ли всем места в гостиницах, в частных домах
78
провинциального города? Конечно, нет. Народу съехалось куда
больше, чем предполагалось. Что же делать, поместятся и в
палатках. И действительно, окрестности города запестрели от
массы разноцветных шатров. Конечно, это далеко не пред¬
ставляется неудобством для большинства — совсем напротив!
Ведь это так оригинально, так весело — пожить в палатке сре¬
ди поля после житья среди мрачных, холодных замковых стен!
Городские мастера — оружейники, кузнецы, кожевники, золо¬
тых дел мастера и другие — завалены работой. На лугу, при¬
легающему к городу, торговые люди устраивали ларьки и ус¬
танавливали столы со съестными припасами и напитками. Тут
же располагались в своих палатках жонглеры, а также фиг¬
ляры и шуты всякого рода, бродячий люд средневековья.
Между разноцветными палатками снуют оруженосцы. Всю¬
ду — флаги, раскрашенные щиты и гербы. Картина пестрая,
полная разнообразия и жизни!
Арена, на которой должен будет происходить турнир, пред¬
ставляет обширное продолговатое пространство, длина его на
1/4 больше ширины. По одной стороне этого пространства
устроены деревянные места для дам, знатных зрителей и су¬
дей. Постройки эти сделаны наскоро, но все же не без затей;
так, посредине возвышаются две башни разделенные на ложи.
Все эти места обвешаны коврами и флагами. По этой же сто¬
роне устроена эстрада для музыкантов, которые будут при¬
ветствовать победителей музыкой. Остальные стороны аре¬
ны огорожены двумя параллельными деревянными барьера¬
ми. Проход между последними назначается для лиц, следя¬
щих за порядком, а за внешним барьером собирается народ.
Барьеры раскрашены, а местами и позолочены.
Все уже собрались. Завтра — турнир. Весь городок расцве¬
чен флагами. Из открытых окон доносится смех, говор и пес¬
ни. Где-то танцуют. Пригородное поле представляет необы¬
79
чайно живую картину. Между сотнями разноцветных пала¬
ток движутся рыцари, оруженосцы. Сегодня, накануне турни¬
ра, произошло несколько поединков, а также состоялось со¬
стязание между оруженосцами (так наз. eprouves, vepres du
toumoi). Двое наиболее отличившихся будут удостоены ры¬
царского звания. Их посвящение придаст еще больше блеска
целому ряду праздничных дней. Можно представить себе, с
каким нетерпением дожидаются они своего посвящения!
А вот и ночь унеслась и уступила место свое ясному и теп¬
лому весеннему дню. Лес зеленеет молодой листвой, шумят
потоки, в которых отражается яркое солнце, весело поют пти¬
цы. Весь городок опустел, опустели шатры, теперь все — под
открытым небом. На устроенном заранее алтаре местный свя¬
щенник служит вместе с другими духовными лицами, сюда
прибывшими, торжественную мессу. С благословения Божия
начинается всякое дело, тем более настоящее. Хотя церковь,
по-видимому, бесплодно восставала против турниров и не в
силах была уничтожить их совсем, но она много посодейство¬
вала изменению их характера*. Прежде они были настоящи¬
ми кровавыми битвами, теперь представляют только подобие
их. Но при всем том турниры не были безопасными играми:
здесь получались тяжелые ушибы, здесь участники нередко
навсегда расставались с жизнью. С другой стороны, сколько
надежд возлагалось на турнир многими из участников его!
Как же не испросить благословения Божия? Как не помолить¬
ся? И молились, молились усердно. Участие в турнире счита¬
лось привилегией благородства; поэтому не всякий рыцарь
допускался к нему, точно так же, как не всякий атлет допус¬
кался в античной Греции к участию в Олимпийских играх,
* Папские буллы грозили отлучением от церкви участникам турниров,
грозили лишением христианского погребения тем, кто будет убит на них.
80
этих турнирах древности. Дама, обиженная каким-либо ры¬
царем, могла жаловаться на него до начала турнира. Специ¬
ально избираемые для турнира судьи рассматривали жалобу,
и если находили ее основательной, то не допускали рыцаря к
участию в турнире, что становилось для него, конечно, боль¬
шим позором. Если же дамы прощали рыцаря, что обыкно¬
венно и случалось, он возвращал себе утраченное было пра¬
во. В Германии существовали особые параграфы турнир¬
ных правил, по которым не допускались к турнирам рыца¬
ри, совершившие что-либо предосудительное против импе¬
ратора или империи, изменившие своим сеньорам и сюзе¬
ренам, оскорбившие дам или девиц, уличенные в клятво¬
преступлении, в ограблении церковного имущества, в убий¬
стве, в нарушении святости брака и отдававшие деньги в
рост для наживы незаконных процентов. Там существовал
параграф, на основании которого к участию в турнире допус¬
кался только тот рыцарь, отец, дед и прадед которого были
людьми свободными. Вот почему местность, предназначаемая
для турнира, пестрела обыкновенно гербами, свидетельству¬
ющими о древности того или другого рыцарского рода. Здесь
всегда были под рукой люди, которые могли свободно чи¬
тать гербы и девизы (надписи на гербах) и давать желаю¬
щим необходимые объяснения.
Едва окончилась месса, как герольды немедленно присту¬
пили к делу. Прежде всего следовало разделить все столпив¬
шееся рыцарство па две партии и соблюсти при этом требова¬
ния справедливости. В данном случае старались, главным об¬
разом, чтобы и на той, и на другой стороне было, по возмож¬
ности, одинаковое количество рыцарей и чтобы какая-либо
из сторон не превосходила враждебную количеством особен¬
но сильных и опытных рыцарей. После того те же герольды
установили бойцов так, что образовалась целая процессия,
81
каждый ряд которой состоял из 2—3 всадников. По сторонам —
жонглеры, без которых не обходилось ни одно торжество, а
во главе — герольды и судьи турнира вместе с почетным су¬
дьей (chevalier d’honneur), заблаговременно избранным. Ин¬
тересна роль последнего. Он служил как бы посредником
между присутствующими дамами и участвующими в турнире
рыцарями. Как только он был избран, к нему подходили ры¬
цари-судьи турнира в сопровождении двух красивейших дам
и вручали ему головное дамское украшение, нечто вроде чеп¬
ца или наколки. Он привязывал последнюю к своему копью и
не снимал ее в продолжение всего турнира. Если во время боя
дамы замечали, что кто-либо из участников в турнире слиш¬
ком ослабевал, они поручали почетному судье вступиться за
него. Дамский посредник спускал на такого рыцаря ориги¬
нальное украшение своего копья, и никто уже не осмеливался
тронуть облагодетельствованного рыцаря. Самый чепец на¬
зывался поэтому дамской милостью (la Mercy des Dames).
И это было действительно милостью в то время, когда и
обыкновенные люди не задумывались перед жестоким по¬
ступком.
Теперь обе партии заняли свои места. Все участники по¬
клялись перед судьями турнира в том, что не будут прибегать
ни к каким непозволенным уловкам, не будут бить рыцаря,
не защищенного шлемом, и т. п. Дожидаются только сигнала,
чтобы начать борьбу. Вместе со своими рыцарями здесь же
находятся и оруженосцы с запасом более легкого вооруже¬
ния, которое наденуп’ рыцари после окончания борьбы. Что
касается оружия, которым будут сражаться, оно уже заранее
осмотрено судьями турнира и найдено вполне подходящим
для предстоящего дела. Но вот устроитель турнира подал сиг¬
нал. «Представьте себе, — говорит один из лучших знатоков
рыцарской эпохи, — два кирасирских полка, налетающие друг
82
на друга: ужасное столкновение! Каждый барон отыскивает
того противника, которого он вызвал на борьбу, но, не находя
его, нападает на других. Все мудрые исчисления нарушены,
всякая симметрия становится невозможной, торжествует бес¬
порядок... Друг другу угрожают, сталкиваются, друг друга оп¬
рокидывают. Но горе тому, кто сбит со своего коня, все дру¬
гие кони пройдут по нему... Но самым большим наказанием
для участников турнира следует считать пыль: она влетает в
их ноздри, в их глаза; иные и умирают от нее, тщетно пытаясь
дышать... Наши рыцари не бились бы с большим увлечением
против язычников, и я думаю, что они кусались бы, если бы
могли это делать». Рыцари в полном вооружении, головы их
покрыты шлемами, в их руках длинные копья, но без острия
на конце. Во весь карьер несутся они на конях друг против
друга с копьями наперевес. У каждого — одна и та же цель:
ударом копья сшибить своего противника с седла. Но это нуж¬
но сделать очень ловко, не задевая ни самого седла, ни ноги
противника; не исполнивший этого требования лишается на¬
грады. Нередко копья ломаются вдребезги. При удачном уда¬
ре противника побежденный рыцарь падает со своего седла
навзничь в полном вооружении. Бывали случаи, когда подоб¬
ные падения причиняли моментальную смерть. Оруженосцы
работают без устали. Герольды и судьи следят за борьбою;
судьям уже заранее известны имена участников. В случае удач¬
ного удара его виновник поощряется к подвигам громкими
одобрительными возгласами зрителей. Опытные рыцари,
обыкновенно, не слишком увлекаются в начале, чтобы не ос¬
лабнуть преждевременно. Впрочем, участникам турнира до¬
зволяется на короткий срок отходить в сторону для отдыха.
Воспользовавшийся этим дозволением рыцарь снимает на
время свой шлем и дышит, если не вполне, но все же более
чистым воздухом.
83
Наш турнир еще не закончился сегодняшним днем; надо
полагать, он растянется на несколько дней. Уже наступил ве¬
чер. Затрубили сигнальные трубы, и герольды стали очищать
арену, сразу наполнившуюся толпами народа. Обломки ору¬
жия, куски материи, частицы золота и серебра, свалившиеся
с богатых рыцарских одеяний, делались предметами спора и
драки между простолюдинами. Участники, счастливо отде¬
лавшиеся сегодня, спешат весело в свои жилища; там они не¬
медленно примут ванну и подкрепят свои силы. Зрители шумно
направляются в город, в шатры, расположенные на поле, и в
ближайшие деревни. Иных рыцарей несут домой на носил¬
ках. Если и не было сегодня нанесено кровавых ран, все же
немало было сделано серьезных повреждений. Многие немед¬
ленно поступают в распоряжение врача, так как у них оказа¬
лись серьезные переломы костей. Мы не станем следить за
возобновлением и продолжением нашего турнира: такое опи¬
сание было бы в высшей степени однообразным. Наш барон
попал в число победителей, и судьи присудили ему в награду
великолепный щит. Имя его провозгласили во всеуслышание
и разнесут еще во все возможные концы. На общее пиршест¬
во, закончившее турнирные празднества, его вели вместе с
другими победителями старые почтенные рыцари.
Первая награда обыкновенно присуждалась тому, кто вы¬
бил из седла большее число рыцарей, кто изломал большее
число копий, сам крепко усидев на седле. В случае спорного
вопроса к решению привлекали дам. Что касается наград, они
бывали различны; бывали и незначительные по цене, бывали
и ценные. Давали охотничьих птиц, щиты и тому подобные
предметы. В ХШв. ландграф Тюрингский Герман устроил
турнир в Нордгаузене. У места турнира был разбит сад, посе¬
редине которого поставлено дерево с золотыми и серебряны¬
ми листьями. Всякий разбивший копье нападавшего, но удер-
84
Возвращение победителя с турнира.
жавшийся в седле, получал серебряный, а выбивший против¬
ника из седла — золотой листок.
Что же еще прибавить о сегодняшнем турнире? Много
было поломано копий, немало было разбито и надежд. Мно¬
гие из небогатых рыцарей так поистратились на наряды же¬
нам и на свое вооружение, что долго не забудут о турнире,
порасстроившем их домашние финансы.
Судебные поединки
удебный поединок (le duel judiciaire, gerichtli-
cher Zweikampf) принадлежит к разряду таких
явлений средневековой жизни, знакомство с
которыми приоткрывает завесу, скрывающую миросозерца¬
ние обитателей средневековых замков и вообще средневеко¬
вого человека. Случай, так или иначе решающий исход борь¬
бы, случай, зависевший большей частью от каких-либо зара¬
нее сложившихся причин, представлялся в глазах средневе¬
кового человека проявлением божественной правды. Торже¬
ствует одна сторона, побеждается другая. Мы объясняем себе
это или не осознанным заранее неравенством сил, материаль¬
ных и духовных, с несомненным перевесом на стороне побе¬
дившей, или просто какой-либо случайностью, независимой
от той и другой стороны, порешившей дело так, а не иначе.
Средневековый человек видел в этом проявление какой-то по¬
сторонней силы, будет ли то сила добрая или злая. При таком
взгляде он должен был сделаться, конечно, рабом предрас¬
судков, суеверия, нередко приносивших ближним его вели¬
чайшие несчастья. Вера в волшебство, обвинения в сношени¬
ях с нечистой силой, сожжение за колдовство, — все это ре¬
зультаты того взгляда, о котором мы только что говорили.
Господству того же взгляда обязаны были своим существова¬
нием судебные поединки. В тех случаях, когда обвинитель был
не в состоянии очевидными фактами доказать правоту своего
87
обвинения, а обвиняемый — свою невинность, прибегали к так
называемому Божьелсу суду. Чтобы узнать волю Божию, Боже¬
ственное решение, употребляли различные средства, одина¬
ково непозволительные и запрещавшиеся церковью: испыты¬
вали обвиняемого холодной водой, кипятком, раскаленным
железом, огнем. Все эти виды испытания заключались в сле¬
дующем. Обвиняемого кидали в заранее освященные (несмот¬
ря на папские запрещения) пруд или реку, причем, если он не
погружался, а сразу же плыл, объявляли его виновным. За¬
ставляли обвиняемого опускать руку по локоть в котел с ки¬
пящей водой. Обвиняемый, чтобы доказать свою невинность,
брал в руки кусок раскаленного железа на известный срок
или проходил босыми ногами по 9—12 раскаленным сошни¬
кам или вообще железным пластинкам. Отсутствие ожогов
или их незначительность свидетельствовали о правоте обви¬
няемого. Наконец, испытание огнем заключалось в том, что
обвиняемый, желающий доказать свою невинность, должен
был невредимо пройти сквозь пылающий огонь, причем в та¬
ких случаях на него надевалась иногда рубаха, пропитанная
воском. Вот именно к такого же рода испытаниям, называв¬
шимся ордалиями (ordalies, ordal), принадлежат и судебные
поединки. Познакомимся поближе с этим явлением.
Обе стороны, обвинитель и обвиняемый, являлись к гра¬
фу или к своему сеньору. Здесь обвинитель громким голо¬
сом высказывал свое обвинение или жалобу и бросал при
этом на землю перчатку или нарукавник в знак того, что
он вызывает обвиняемого на бой, который должен будет
подтвердить справедливость обвинения или жалобы. Об¬
виняемый должен был поднять брошенную вещь и обме¬
нять ее на свою в знак того, что принял сделанный ему
вызов. После этого их отводили в темницу, находящуюся в
замке сеньора, где они жили до дня, назначенного для по¬
88
единка. Они, конечно, могли быть выпущены на свободу,
но под условием выставить поручителей.
Между тем приготовлялось место, где должен был про¬
изойти поединок. Огораживали часть поля. Устраивались
места для судей поединка и знатных зрителей. На концах от¬
веденного под поединок места устраивались еще два круга
для обоих действующих лиц.
Когда наступал назначенный день, с самого раннего утра
(поединок происходил обыкновенно очень рано, часов в шесть
утра) масса народа окружала место поединка. Чтобы устра¬
нить возможность вмешательства со стороны публики и ка¬
ких-либо столкновений между приверженцами той или дру¬
гой стороны, заблаговременно выставлялся сильный караул.
Оба противника являлись в полном вооружении. Перед крес¬
том и Евангелием, а иногда и над мощами, они клялись в пра¬
воте своего дела, а также в том, что не прибегнут к колдовст¬
ву. Герольд выкрикивал на четыре стороны обращение к зри¬
телям, призывающее к сохранению тишины; ни крик, ни жест
не должны были помешать бьющимся; все должны были воз¬
держаться от какого бы то ни было вмешательства в дело. В
противном случае виновного в нарушении этого правила по¬
стигнет серьезное наказание: рыцарь может лишиться руки
или ноги, а простолюдин головы. Когда все приготовления
были окончены, обвинителю и обвиняемому отмеривали оди¬
наковое пространство или, как тогда выражались, «одинако¬
вое количество поля, ветра и солнца». Сколоченный из досок
забор, ограждавший поле, накрепко запирался. После этого
главный распорядитель подавал знак к началу боя, произно¬
ся громко установленные на этот случай слова (laissez — les
aller).
Бой начался. Оба противника, крепко держа под рукою
копья и направляя их друг против друга, несутся сперва гало¬
89
пом, а затем в карьер. Копья расщепляются о щиты. Кони
вздымаются на дыбы. Враги сталкиваются таким образом уже
в четвертый раз. Но вот с одним из них случилась неудача:
лопнула подпруга, седло съехало с места, он слетел на землю.
Обыкновенно в судебных поединках при таких обстоятельст¬
вах не церемонятся, а напротив, пользуются своим преимуще¬
ством и неудачей врага. Но сегодня противник упавшего по¬
ступил истинно по-рыцарски: дал время своему врагу опра¬
виться и сам покинул седло. Тогда они взялись за мечи, что¬
бы продолжать борьбу без лошадей. Сначала они фехтуют,
но в скором времени, забросив щиты на спину, схватывают
мечи обеими руками и наносят друг другу беспощадные уда¬
ры. Долго они бьются. Отдыхают немного и снова принима¬
ются за борьбу. Дело подвигается вперед. Один из них несо¬
мненно уступает, он обессилел и падает на землю. Другой,
чтобы не дать ему возможности снова подняться на ноги, ки¬
дается к нему, срывает с него шлем, заносит над ним кинжал
и предлагает ему на выбор: или, отказавшись от своего обви¬
нения, объявить себя клеветником, или сейчас умереть. В это
время к ним подходят несколько человек из стражи, чтобы
быть свидетелями их разговора. Любя жизнь, предпочитая
позор смерти, побежденный сдается. Его вытаскивают с мес¬
та боя за ноги, его шлем разламывают на части, остальное
оружие и конь остаются в пользу распорядителей и судей.
Кроме личной борьбы, на судебных поединках допуска¬
лось еще выставлять за себя бойца. Победа или поражение
последнего считались равносильными победе или поражению
лица, представителем которого является боец. Таким правом
пользовались женщины, духовные лица, больные люди, нако¬
нец, лица, имевшие менее 21-го года и более 60-ти лет от роду.
В рыцарских романах довольно часто изображается оклеве¬
танная девушка, которая посылает гонцов к какому-либо ры¬
90
царю с просьбой прийти в известный день и час на известное
место, чтобы с оружием в руках защитить ее поруганную честь.
Рыцарь обыкновенно спешит, не щадя своего коня, но все же
не поспевает к назначенному часу. Общее волнение: кто рад,
кто печалится. Враг уже торжествует победу, но вот внезапно
Судебный поединок. Этот рисунок представляет собой воспроизведение
миниатюры, украшающей одну рукопись XV столетия. Ангел, паря¬
щий над местом поединка, прекрасно олицетворяет идею средневеково¬
го поединка, выше разъясненную.
появляется на арене желанный рыцарь, и все оканчивается,
разумеется, вполне благополучно.
Иллюстрацией к сказанному может служить поэтическое
и поучительное сказание о рыцаре Лоэнгрине. Вот в чем за¬
ключается его содержание.
91
Молодая и прекрасная Эльза, осиротевшая дочь герцога
Брабантского и Лимбургского, подверглась преследованиям
со стороны Фридриха фон Тельрамунда, одного из вассалов
ее покойного отца. Он преследует ее под тем ложным предло¬
гом, что она обещала ему выйти за него замуж, и хочет во что
бы то ни стало принудить ее к ненавистному ей браку. На
прасно отвергает она свое мнимое обещание, Фридрих фон
Тельрамунд стоит на своем. Необходимо прибегнуть к судеб¬
ному поединку, но ни один боец не отваживается биться за
Эльзу: так боятся все ее могущественного преследователя.
Эльзе остается ждать чуда, и она обращается с горячей мо¬
литвой к Богу. Распростершись пред алтарем своей замковой
капеллы, она заливается слезами и звонит в золотой коло¬
кольчик. Чем дальше несется его звон, тем сильнее он стано¬
вится. Наконец он проникает за облака, в тот таинственный,
волшебный замок, где пребывают избранные рыцари, где
живут они среди чудес, совершающихся вокруг святого Граа¬
ля, того сосуда, который был в руках Спасителя во время
Тайной вечери, в который стекала с креста Его Божественная
Кровь. Там услышана горячая молитва несчастной Эльзы: там
нашелся для нее защитник; зовут его Лоэнгрином.
Спустя несколько дней к Антверпену подплыл белый ле¬
бедь. Он привез за собою ладью, а из этой ладьи вышел чудес¬
ный рыцарь. Он сразился за Эльзу с могучим и вероломным
Тельрамунд ом и убил его на поединке. Эльза была спасена:
правда была на ее стороне. Благодарная Лоэнгрину, она сде¬
лала то, что нередко делали девушки средневековой поэзии, —
предложила Лоэнгрину свою руку. Лоэнгрин женился на ней
с тем условием, чтобы она никогда не ставила ему вопроса о
его происхождении, так как в противном случае она рискует
потерять его навсегда. Прошли года счастливой во всех отно¬
шениях брачной жизни. Самой Эльзе и в голову не приходи¬
92
ло нарушать поставленное Лоэнгрином условие. Но враги
Эльзы, желая разрушить ее счастье, стали распускать слухи о
темном происхождении ее мужа. Не веря этим злым слухам,
Эльза тем не менее не смогла сдержать себя и предложила
Лоэнгрину после долгих и тяжелых колебаний роковой во¬
прос. Лоэнгрин исполнил ее желание, объяснил ей тайну своего
происхождения, но, обеспечив владениями своих сыновей,
навсегда покинул прекрасную и дорогую для него Эльзу. Свя¬
той Грааль непреодолимой силой влек его к себе. Тот же ле¬
бедь приплыл за ним, и та же ладья увезла его в ту чудную
страну, в тот таинственный, волшебный замок, который он
покинул когда-то для спасения Эльзы, преследуемой Тельра-
мундом.*
Очень часто к судебным поединкам прибегали в делах
особенно большой важности, в тех случаях, например, когда
за преступление, в котором обвинялось данное лицо, грозила
смертная казнь. В таких случаях немедленно же по оконча¬
нии поединка производилась жестокая расправа. Побитого, а
следовательно, по тогдашней логике, преступника, вытащив
указанным выше способом с места боя, сейчас же предавали
смертной казни. Бывали случаи, когда казнили бойца, проиг¬
равшего чужое дело, а вместе с ним и обвиняемого, и держав¬
шего его сторону свидетеля, если таковой был. Если в числе
двух последних лиц была женщина, она безжалостно сжига¬
лась на костре. Сожжение, к которому так часто тогда прибе¬
гали, производилось следующим образом. На месте, назна¬
ченном для совершения казни, врывали в землю столб. Кру¬
гом этого столба накладывали ряды дров, перемешанные со
слоями соломы, до тех пор, пока все это не достигало извест¬
* Желающим ознакомиться с рыцарской поэзией указываем на нашу
книгу «Трубадуры, труверы и миннезингеры».
93
ной вышины (почти человеческого роста). При этом оставля¬
лось свободное пространство вокруг столба и довольно узкий
проход к последнему. С обвиненного снимали платье и наде
вали на него длинную напитанную серой рубаху. Затем его
подводили к столбу и привязывали к нему веревками и цепя¬
ми. Проходное отверстие закидывали дровами и соломой и
сразу с нескольких сторон зажигали костер.
Судебные поединки были распространены не только сре¬
ди рыцарей, но и среди городского населения. Горожане би¬
лись в красных рубахах, красных же панталонах и чулках, но
без башмаков. Их стриженые головы оставались непокрыты¬
ми. Оружием служили большие щиты и жгуты из воловьих
жил с шишками наверху и костяными наконечниками внизу.
Рыцарь, вызвавший на поединок простолюдина, бился ору¬
жием простолюдина; если же простолюдин вызывал рыцаря,
последний сражался на коне, в рыцарских доспехах.
Среди семьи
постели нашего барона еще горит свеча в
высоком канделябре, светившая целую ночь,
а в узорчатые стекла окна проник первый луч
восходящего солнца. Осеннее свежее утро. Резко прозвучала
труба с вершины главной башни. В пустом лесу ответил ей
отголосок. Привыкший вставать в эту пору барон пробудился
ото сна. Когда он надел на себя белье, на ночь вешавшееся у
постели, а сверх белья накинул нечто вроде мехового халата
(pelice, belz), в комнату явились два прислужника и принесли
лохань, металлический кувшин с водою и полотенце. Но кро¬
ме обыкновенного умыванья наш барон очень часто принима¬
ет утреннюю ванну, которая иногда вся закидывается розами
или розовыми лепестками. Умывшись и причесавшись греб¬
нем, барон встал на колени перед изображением святого, по¬
мещающимся, как вам известно, тут же, вблизи постели. Спус¬
тя некоторое время, уже окончательно одевшись с помощью
прислужников, он отправляется в капеллу в сопровождении
своей жены. Выслушав краткую мессу и приветствие от свое
го капеллана, они проходят в большую залу, где подкрепля¬
ют себя завтраком в кругу собравшихся членов семьи. Взрос¬
лые дочери только что явились: так много времени отнял у
них туалет! Впрочем, особенно долго занимались этим, когда
поджидали гостей. «Если бы вы могли видеть, — говорит один
средневековый французский поэт, — в этом замке, как приче-
95
сываются дамы и девушки. Одной затягивают волосы, дру¬
гую зашнуровывают, третья спрашивает у сестры: «Сестрица,
хороша ли я?» «В тебе нет недостатка, — отвечает сестрица, — а
какова я?» Четвертая говорит своей девушке: «Скажите, ради
Утренняя молитва.
Бога, хорош ли у меня сегодня цвет лица?» «Лучше, чем у
кого бы то ни было на свете», — отвечает девушка. Большей
частью барон в это время уже покидает замок, но сегодня он
остается дома целый день. Позавтракав, он пошел вместе со
старшим сыном обозревать свое обширное и сложное хозяй-
сгво: это занятие отнимет у него время до самого полудня, до
обеда. Супруга барона отправилась к собравшейся у ворот
замка толпе нищих и калек, чтобы раздать им обычную ми¬
лостыню. Среди бедняков, посетивших сегодня замок, оказался
престарелый пилигрим, возвращающийся из далекого стран¬
ствования. Он одет в серое платье, на котором вышиты рако¬
96
вины, и обут в кожаные сапоги. За его спиной висит сума, а на
боку спускается с перевязи дорожная плетеная фляжка. В
правой руке у него крепкий посох. Широкополая шляпа до¬
вершает его скудный наряд. Хозяйка замка, тронутая уста
Хозяйка замка.
лым видом странника, желая вечером послушать его расска¬
зы, наконец, следуя обычаю, предложила ему отдохнуть в
замке и переночевать в нем. Исполнив дело милосердия, она
отправилась в женские помещения, где ее прихода дожида¬
лись домашние работницы: тут сейчас начнут шигь, выши¬
вать, прясть — одним словом, примутся за обыденные работы.
Наконец, на ее руках двое маленьких детей, из которых стар¬
шему еще не исполнилось семи лет, а до этого срока дети
97
находились на исключительном попечении матери. Если при¬
бавить к этому обширное хозяйство, вы легко поверите, что у
супруги нашего барона дел довольно. Хорошо еще, что у нее
так много помощниц. А другим матерям, поставленным в
худшие условия, такое пренебрежение мужа к маленьким
детям, конечно, было в тягость. Устами средневекового фран¬
цузского поэта одна из матерей жалуется по этому поводу
следующим образом:
II у a jusques a sept ans
Et plus encore trop de peris,
Mais il n’en chaut a nos maris
(до семилетнего возраста и еще долее слишком много опас¬
ностей, но нашим мужьям до этого нет дела).
Более взрослые дочери барона отправились в свою комна¬
ту, где будут заниматься рукоделием, разговором, пением и
чтением недавно попавшего в их руки рыцарского романа.
Так проходит время до полудня. Звук трубы призывает к обе¬
ду. Сегодняшний обед совершенно, конечно, не похож на те
званые обеды, которые от поры до времени задаются нашим
бароном. Он гораздо скромнее: два мясных блюда, рыба, ово¬
щи, в заключение обеда сыр и фрукты. Питьем служат вино,
пиво, мед, настойки (например, вишневка). После обеда ба¬
рон отправился отдыхать; остальные члены семьи разбрелись
в разные стороны: кто отправился в замковый садик играть
на открытом воздухе, кто углубился в шахматную игру, к ко¬
торой, по пробуждении, присоединился и барон. Одна из его
дочерей читает вслух своему старшему брату недавно приоб¬
ретенный рыцарский роман. Чтение было прервано на время
прибывшим в замок продавцом дамских украшений. Вот он
отложил в сторон)' свою обитую железом палку, снял со спи¬
ны ящик с товарами. Скоро он был окружен обитательница¬
ми замка и продал почти все свои товары. Так как близился
98
Среди селгъи.
вечер, а небо заволокло тучами и начиналась осенняя буря,
продавцу предложили переночевать в замке. Хозяйка вспом¬
нила о пилигриме и велела позвать его в залу. Там слуги уже
хлопотали около камина, стараясь развести огонь. Послушать
странника собралась вся семтя и наиболее близкие к ней из
живущих в замке. Страннику были предложены обычные во¬
просы: откуда он? что пережил? каково было его странство¬
вание? Не в первый раз пришлось говорить ему перед боль¬
шими господами: странники в ту пору были самыми желан¬
ными гостями в замке, так как они своими рассказами удов¬
летворяли религиозное чувство его обитателей и их любозна¬
тельность и вносили свежую струю в их однообразную жизнь.
Вот почему, не смущаясь, он начал свой рассказ, и речь его
лилась непрерывно. Был он в городе Риме, откуда и возвра¬
щался к себе домой. Рим, обагренный кровью христианских
мучеников, начиная с первых веков христианства был рели¬
гиозным центром, куда направлялись пилигримы со всех кон¬
цов Западной Европы. Толпы сменялись толпами. Бывали дни,
когда собиралось до миллиона пилигримов. Кроме главной
святыни Рима, базилики св. Петра, наш странник побывал и в
других римских церквях. Он рассказал своим слушателям,
что удостоился! видеть ясли Господа в церкви св. Марии; под¬
нимался на коленях по святой лестнице (la scala santa), на ко¬
торую упали капли Христовой Крови и которая была переве¬
зена в Рим из Иерусалима; посетил церковь св. Павла, что на
трех источниках; там он видел, как бьют из земли три струи
воды на том самом месте и с того самого времени, когда голо¬
ва св. Апостола Павла упала с плеч под ударом палача. С
каким живым интересом внимают слушатели описанию ката¬
комб! Пред ними, как по мановению волшебного жезла, воз-
двигнулись эти бесконечные перекрещивающиеся коридоры
с их нишами, гробницами, изображениями на стенах. Но во¬
100
ображение не остановилось на этом. Оно переносит слушате¬
лей в первую эпоху христианства, в эпоху первых христиан¬
ских мучеников, которые, как истинные рыцари, умирали за
веру Христову. Далее пилигрим рассказывает обитателям на¬
шего замка, как из Рима он отправился в Бари на поклонение
мощам епископа Мир Ликийских, святителя Николая. Он
рассказал им о том, как сорок граждан города Бари отправи¬
лись в Малую Азию за мощами св. Николая, чтобы не остава¬
лись они в руках сарацин. По желанию барона и его супруги
пилигрим, окончив рассказ о своем путешествии в Италию,
познакомил их со своим прошлогодним странствованием в
Испанию на поклонение мощам св. Иакова (Santiago). Он со¬
общил им вместе с тем и предания об отправлении св. Иакова
в Испанию и о построении храма во имя Пресвятой Богороди¬
цы (Nuestra Senora del Pilar) в Сарагосе. Их он слышал в Ис¬
пании. После Вознесения Господня, рассказывает он, и Соше¬
ствия Святого Духа св. Иаков простился с братом своим Иоан¬
ном Богословом и пошел к св. Деве Марии, чтобы испросить
у Нее благословение на избранный им далекий путь. И св.
Дева Мария сказала ему: «Дорогой сын, так как ты избрал
для проповеди Слова Божия Испанию, Мою любимейшую
страну из всех стран Европы, не позабудь построить там во
имя Мое церковь в том городе, где ты обратишь ко Христу
большее число язычников». После этого св. Иаков покинул
Иерусалим, переплыл Средиземное море и прибыл в Тарра¬
гону, где, несмотря на все свое усердие, обратил в христианст¬
во Есего восемь человек. Но вскоре совершилось чудо. Од¬
нажды ночью св. Иаков и восемь вновь обращенных им спали
на равнине в том месте, где стоит теперь Сарагоса. Пение,
доносившееся с небесных высот, разбудило спавших: то анге¬
лы пели хвалу Пресвятой Деве Марии. Дивное сияние разли¬
лось вокруг них. Св. Иаков пал ниц и увидел перед собою
101
Богоматерь. Она возвышалась над яшмовым столбом. Ее ок¬
ружали ангелы. Неизреченной добротой светился Ее лик. И
Богоматерь сказала св. Иакову: «Сын Мой, Иаков, выстрой
Мне церковь на этом самом месте. Возьми столб, который ты
видишь подо Мною, и поставь его посреди новой церкви, а на
нем установи Мое изображение: здесь будут совершаться не¬
исчислимые чудеса во веки веков». Св. Иаков сейчас же при¬
нялся за работу со своими учениками, и церковь была воз¬
двигнута (pilar по-испански — столб). Долго лились речи стран¬
ника. Жадно, с полной верой, слушали его обитатели нашего
замка. Слова странника они слагали в сердцах своих. Как
будто на таинственных крыльях возносились они над повсе¬
дневной жизнью своей, оставляя здесь, на земле, свои брен¬
ные оболочки, умирая для житейских попечений. Окончил
странник рассказ свой и, утомленный, пошел на отдых. Еще
некоторое время слушатели были взволнованы; им казалось,
будто странник не переставал говорить, не скрывался за две¬
рью. Между тем за стенами замка совершенно стемнело, и разы¬
гралась настоящая буря. В окна хлещет дождь. Ветер, врываясь
кое-где, завывая, заставляет всех подвинуться поближе к ками¬
ну. А камин разгорелся теперь во всю свою вышину. Здесь же
расположились и служители замка. Зала, лишенная своих празд¬
ничных украшений, выглядит мрачно. Кое-где сверкает оружие,
кое-где на стене трепещет тень оленьих рогов. Камин—любимое
место всей семьи. Тут рассказывают бесконечные истории, а иног¬
да и поют. Сегодня, например, старшая дочь барона спела по
просьбе всех недавно выученную ею песню, произведение одно¬
го из известных трубадуров. Поэт выразил в ней чувство, знако¬
мое сердцам обитателей и обитательниц средневекового замка.
Вот она в буквальном переводе:
«Вблизи источника в саду, при песчаной дорожке, под те¬
нью плодового дерева, где распевали птицы, на ковре из зеле¬
102
ной травы и белых цветов я нашел одинокою ту, которая не
желает мне счастья.
Это премилая девушка — дочь сеньора, владетеля замка.
Я вообразил, что она пришла туда насладиться весной, зеле¬
нью и пеньем птиц; я полагал, что она охотно склонит свой
слух к моему предложению. Но вышло совсем иное.
Она принялась плакать у самого источника и, воздыхая из
глубины сердца, сказала: „О Иисус, царь мира, из-за Тебя несу
я столь большое горе. Обиды, Тебе нанесенные, падают на
меня, ибо сильнейшие в этом мире идут за море служить Тебе;
так хочешь Ты!
И он также ушел, он, мой прекрасный друг, мой милый
и сильный друг. Я осталась здесь одна, чтобы тосковать по
нем, плакать, сокрушаться. Ах! Какое нехорошее намере¬
ние возымел король Людовик, приказавший двинуться
рыцарям в этот крестовый поход, который принес моему
сердцу столько горя!”
Когда я услышал, что она сокрушается о своем жребии, я
приблизился к ней вдоль светлого ручейка: „Прекрасная, —
сказал я ей, — свежий цвет и красота лица увядают от слиш¬
ком большого плача. Вам не следует отчаиваться: Тот, Кто
одевает листвою леса, еще может доставить вам радость!”
„О, сеньор! — сказала она. — Я верую в то, что Бог смилос¬
тивится надо мною когда-нибудь в другой жизни, как и над
многими другими грешниками. Но между тем Он отнимает
от меня на этом свете того, который составлял мою радость,
того, кого я так худо берегла и который теперь так далеко от
меня!”»*
* Это произведение принадлежит трубадуру XII в. Маркабрю (Магса-
brus). В этом грациозном стихотворении упоминаются второй крестовый
поход, крайне неудачный для христиан, и французский король Людовик
VII, его предпринявший.
103
За мирными и приятными беседами время незаметно при¬
близилось к ужину. После него перед отходом ко сну хозяева
выпили по кубку вина. Удостоверившись из доклада своего
управителя, что все спокойно, а стражи на своих местах, ба¬
рон отправился в опочивальню.
Там тлели уголья в камине, порой ярко вспыхивая, а за
стенами замка неистовствовала осенняя буря.
Осада замка
оротки были периоды мирной жизни рыцаря,
сопровождавшиеся наслаждением среди род¬
ной семьи. Большая часть жизни проходила
вне семейного круга и была посвящена бесконечным войнам:
приходилось или самому идти войной, или защищаться от на¬
падения, отбиваясь в своем неуютном, но крепком замке. Вот
как отзывается, например, граф Анжуйский Фуке (Fouque) о
жизни своего дяди Жоффруа: «Мой дядя был посвящен в
рыцари при жизни своего отца и прежде всего направил свое
оружие против соседей. Он дал две битвы: одну — графу Пуа¬
ту, другую — графу Мэнскому, причем взял в плен и того, и
другого. Он воевал со своим отцом. Сделавшись после смер¬
ти своего отца владетельным графом Анжуйским, он воевал
с графом Блуаским, взял его в плен вместе с тысячью рыца
рей и принудил его уступить Турень. Потом он вел войны с
Вильгельмом Нормандским, с графом Блуаским, с графом
Пуату, с виконтом Туаре, с графом Нантским, с двумя бре¬
тонскими графами, с графом Мэнским, изменившим клятве
верности. За все эти войны и за мужество, проявленное им,
его прозвали Молотом (Martel). Свою жизнь он окончил хо¬
рошо, так как в ночь, предшествовавшую кончине, постригся
в монахи в монастыре св. Николая, благочестиво построен¬
ном им вместе с отцом и богато одаренном». Это краткое опи¬
сание Жоффруа весьма характерно для жизни средневеко-
105
вых сеньоров и вообще всего рыцарства. Война, война и вой¬
на — вот ее главное содержание. Война подчас из-за пустяка.
Суть дела заключалась не столько в реальных причинах, не
столько в тех выгодах, которые она могла принести в случае
удачного конца, сколько в стихийном стремлении к войне и
ко всем опасностям и лишениям, с нею связанным.
Повсюду мир — а все ж со мною
Еще немножечко войны.
Тот да ослепнет, чьей виною
Мы будем с ней разлучены!
Их мир не для меня,
С войной в союзе я,
Ей верю потому,
А больше ничему.*
Необходимо было тратить на что-нибудь избыток сил,
цветущего здоровья, свободного времени. В свою пору подой¬
дет неизбежный конец, когда можно будет подумать о Боге и
о своей душе.
Если военные предприятия вообще заставляли переносить
множество невзгод и лишений, особенно тяжелой была необ¬
ходимость защищать от налетевшего врага свое собственное
родовое достояние, свой замок, крепкую защиту своей свобо¬
ды. Осада замка — одна из наиболее живых и в то же время
тяжелых страниц в книге жизни его обитателей.
В наше время война — явление международное. Тогда каж¬
дый рыцарь имел право войны и дорожил им, как своим не¬
отъемлемым сокровищем. Один сеньор, объявляя войну дру¬
гому, посылал последнему или перчатку, или две-три шерс¬
тинки из своей меховой одежды. То был символ вызова, отве¬
* Стихотворение Бертрана де Борна. См. нашу книгу «Средневековый
город».
106
том на который была война. Тотчас же вассалы и родственни¬
ки группировались как на одной, так и на другой стороне. Не
заставляли долго ждать себя и враждебные действия. Один
нападал на домены (владения) другого, угонял скот его не¬
счастных крестьян, жег их жалкие жилища, осаждал его за¬
мок, стараясь захватить в плен и самого замковладельца, что¬
бы получить с него соответственный выкуп. Злополучное пра¬
во войны существовало в некоторых местностях Франции до
конца XV века.
Обитатели города или замка, которым грозила осада,
должны были запастись водой, вином, съестными и боевыми
припасами. Не довольствуясь источником, от которого их
могли легко отрезать, жители рыли колодцы и устраивали
цистерны для скопления дождевой воды. Чтобы избежать
голода, запасались просом, которое не так скоро портится,
соленым мясом и солью. В то же время удаляли всех тех, кто
не в состоянии был принести пользу, угрожая быть только
липшим ртом. Так поступили, например, англичане, когда
французы осаждали в 1204 году замок Gaillard. Бывали слу¬
чаи, что таких злополучных людей не принимали ни та, ни
другая сторона, и они бедствовали целыми месяцами. Кроме
съестных припасов необходимо было иметь как можно боль¬
ше оружия, орудий, каменных ядер, а также свинца, смолы и
масла.
В свою очередь осаждающие, запасшись всем необходи¬
мым и расположив свой лагерь перед укреплением, старались
всячески воспрепятствовать населению осажденного замка или
города иметь под руками предметы первой необходимости. С
этой точки зрения наиболее выгодным временем года для
осаждающих считалось лето: в эту пору и дождей выпадает
меньше, и хлеба еще не созрели, а старые запасы бывают уже
на исходе. Если осаждающие рассчитывали довести осажден¬
107
ных до сдачи жаждою, то всячески мешали им пользоваться
источником, перекапывали его, бросали в воду трупы людей
и животных. Чтобы довести осажденных до необходимости
сдаться из-за голода, отрезали их укрепления от сообщений с
теми, кто мог доставлять им съестные припасы. Всех попадав¬
шихся в плен из обитателей осажденного пункта, изувечива¬
ли, то есть лишали их дееспособности, и в таком виде при¬
нуждали вернуться восвояси уже в качестве лишних нахлеб¬
ников. Так поступил при осаде г. Фаэнцы в 1241 году Фрид¬
рих II с беззащитными женщинами, девушками и детьми. С
жителями окрестных мест, пытавшимися доставлять осажден¬
ным съестные припасы, поступали весьма жестоко. Фридрих
Барбаросса, осаждавший в 1161 году Милан, приказал отру¬
бить руки тем жителям г. Пьяченцы, которые будут снабжать
миланцев провиантом. В один злополучный день двадцать пять
несчастных подверглись этой ужасной расправе.
Не ограничиваясь указанными мерами, прибегали в под
ходящих случаях и к следующей. Магдебургский епископ
Вихман запрудил реку и вызвал таким способом в осажден¬
ном им укреплении гибельное наводнение.
Осажденные, в свою очередь, ставили различные препят¬
ствия, чтобы помешать неприятелю приблизиться к стенам:
выкапывали рвы, устраивали палисады, заваливали рвы ме¬
таллическими остриями, применявшимися во Франции и но¬
сившими там название chaussetrape. Кроме обычных укрепле¬
ний для защиты подножия стены приделывали к ней выступ-
ные балконы, гак называемые мушараби. Последние снабжа¬
лись в полу отверстиями, благодаря которым можно было
лить на врагов кипящую смолу, масло или даже расплавлен¬
ный свинец. Сперва мушараби сооружались из дерева и на
время, а потом стали делаться из камня и превратились в по¬
стоянную принадлежность как городских, так и замковых стен.
108
Осада.
Конечно, все описанные предосторожности возможно было
предпринимать лишь в тех случаях, когда осада не являлась
неожиданным бедствием.
Перед началом враждебных действий осаждающие тре¬
бовали сдачи укрепления, сопровождая такие требования уг¬
розами. Осажденные смеялись над неприятелем, стараясь так
или иначе оскорбить его. Так, при осаде Акры крестоносца¬
ми турки, находившиеся на ее стенах, позволяли себе изде¬
ваться над поставленными с этой целью священными изобра¬
жениями христиан. Если осажденные в ответ на требование
сдачи укрепления вывешивали за зубцами стены щит, это
указывало на их готовность к решительному сопротивлению.
Если осажденные еще до прибытия врага воздвигали це¬
лый ряд новых укреплений, то и враги их прежде всего долж¬
ны были подумать об укреплении своего лагеря. Дело в том,
что осажденные, пользуясь темными ночами, могли совершать
вылазки и вторгаться в неприятельский стан. Здесь они зажи¬
гали неприятельские палатки, разрушали осадные орудия и из¬
бивали не ожидавших внезапного нападения врагов. Вот почему
неприятели обыкновенно располагались лагерем не слишком
близко к осажденному укреплению и в свою очередь укрепля¬
лись: опоясывали лагерь рвами, воздвигали на валах палисады и
даже банши. Временами в промежутке между лагерем осажда¬
ющих и осажденным укреплением завязывались настоящие бит¬
вы, уносившие большое количество жертв.
Когда осаждающие разрушили и забрали в свои руки все
временно устроенные преграды, им оставалось еще много дел,
которые необходимо было выполнить, чтобы добраться до
стен укрепления. Нужно было покончить с барбаканом, за¬
владеть палисадом и рвом. Если в нем не было воды, его за¬
брасывали сухим деревом и зажигали последнее. Поступали
также следующим образом. Подкатывали брандеры (деревян¬
110
ные постройки, пропитанные смолой и маслом), зажигали их
и сбрасывали в ров. Загорались палисады. Огонь быстро рас¬
пространялся на деревянные части укрепления. Так поступил
Фридрих II при осаде Витербо в 1243 году. Наконец, просто
засыпали ров землей и забрасывали деревьями.
В это время защитники укрепления метали со стены в осаж¬
дающих стрелы и камни. Приходилось тем же способом уда¬
лять защитников укрепления с его стен, чего было нелегко
достигнуть, и в то же время, пользуясь малейшей слабостью
врага, продолжать наступательное движение к стенам замка.
Против осажденных одновременно действовали и явно, и
скрытно. Действовали явно как ручными снарядами, пускав¬
шими стрелы, так и более или менее крупными и даже весьма
крупными военными машинами, осыпавшими осажденное
укрепление градом каменных ядер. Невидимо готовили вра¬
гу гибель, работая над прорытием мин или подземных кори¬
доров по направлению к осажденному пункту. Начало под¬
земного хода маскировалось обыкновенно или палаткой, или
какой-либо иной постройкой. Рытье мин требовало и боль¬
ших усилий, и немалой сноровки. Эти ходы приходилось уст¬
раивать глубоко, во всяком случае, глубже окружающих сте¬
ны укрепления рвов.
Целью минеров было докопаться до самой стены. Прихо¬
дилось не только рыть мины, но и вывозить из них вырывае¬
мую землю незаметно для осажденных. Прорывшись под сте¬
ну, сразу же укрепляли ее деревянными подпорами, чтобы
она, обвалившись, не погубила самих работников. Прорывши
мины под стеною в нескольких местах, минеры зажигали де¬
ревянные подпоры, последствием чего было разрушение сте¬
ны, обломки которой, падая в ров, способствовали его запол¬
нению. Но минеры могли прокапываться и дальше, подготав¬
ливая таким образом неожиданное нападение на любой пункт
111
осажденного укрепления. Особенно славились в средние века
искусством рытья мин жители нижнего Рейна.
Чтобы удалить от себя ту опасность, которую приводило
за собой удачное прорытие мин, осажденные должны были
проявлять чрезвычайную бдительность и на неприятельские
мины отвечать своими контрминами. При осаде г. Рена в 1356
году правитель города, опасавшийся неприятельских мин, ве¬
лел поставить в различных местах медные бассейны, заклю¬
чавшие в себе по несколько медных шаров. Приборы эти ста¬
ли объектами серьезного наблюдения: если шары шевелились
или дрожали, это указывало на близость неприятельских ми¬
неров. Переменная стража бодрствовала целую ночь, чтобы
при малейшем подозрении опасности оповестить о ней зво¬
ном колокола. Иногда ночных стражей заменяли друзья че¬
ловека — собаки. Выкапывая встречные мины, осажденные
добирались до подземных врагов, прогоняли их оттуда и раз¬
рушали все их дело. Иногда происходили под землей настоя¬
щие схватки. Но не всегда можно было рыть мины. Препятст¬
виями в таких случаях были или каменистая почва, или слиш¬
ком глубокие рвы. Тогда поневоле вся надежда возлагалась
на военные машины, имевшие различные назначения. Все они
по своему назначению могут быть разделены на три катего¬
рии: машины метательные, ударные и подступные. Одни из
них действовали на расстоянии, другие — вблизи.
Все машины, действовавшие издали и отличавшиеся друг’
от друга незначительными видоизменениями и названиями,
соответствовали катапульте* древних. Каждая из них пред¬
* Катапульта, предназначавшаяся для метания больших стрел, имела
вид арбалета; крепкая тетива натягивалась при помощи ворота; стрелу
клали на желоб. Ставились катапульты на платформы с колесами. Другая
машина древних, баллиста, метала камни. Впоследствии и катапульты стали
называться баллистами.
112
ставляла весьма большую и даже иногда гигантскую пращу,
приводимую в действие многими людьми и бросавшую в осаж¬
денное место куски камня или каменные ядра. В Германии
камнеметателъные орудия назывались Mangen, Petrer, Bleiden
или Bliden и т.д., во Франции — Mangonneau, Bricole, trebuchet,
trabuch; в книжном языке употреблялись и латинские назва¬
ния, как, например, Trabucium, Tripantum, Blida и пр.
Представить себе ясно во всех мелочах каждую из них,
понять все подробности ее технического устройства мы не в
состоянии, так как и ученые специалисты (Violet le Due, Alwin
Schultz) не всегда согласны между собой и довольствуются
только гипотезами. Да такого рода детальное описание совер¬
113
шенно не соответствовало бы и нашей задаче — дать отчетли¬
вую картину осады. У одних машин рычаги были выше, у
других — ниже; были машины с противовесом, подвешенным
под рычагом, с другой стороны, были машины и без такого
противовеса; у одних противовес был неподвижным, у дру¬
гих — подвижным. Все эти технические особенности устрой-
сгва вызывали особенные действия машин. Так, например,
устройство машин с противовесом было приспособлено исклю¬
чительно к тому, чтобы сообщить возможно большую силу
коромыслу, соединенному с приемником для камня, сила эта
видоизменялась в зависимости от положения противовеса.
Во всяком случае перед началом враждебных действий
необходимо было серьезно остановиться на вопросе, предпо¬
честь ли в данном случае какую-то одну машину или заста¬
вить работать машины всех типов. Наиболее точной из ма¬
шин был изображенный на рисунке Trabucium. По выраже¬
нию средневековых писателей, пользуясь этой машиной, можно
было попасть даже в иголку. Правильная установка этой маши¬
ны требовала немало возни. Если она метала камни вправо или
влево от цели, ее было необходимо повернуть по направлению к
последней, если она стреляла выше, чем было нужно, ее отодви¬
гали от цели или выбирали для нее более тяжелые камни, если
она метала низко, ее придвигали ближе к цели или снабжали
более легкими камнями. Таким образом, прежде чем начать
пользоваться камнями, их было необходимо взвесить.
Существовали машины, требовавшие меньших затрат вре¬
мени для приспособления, но они не могли справиться с боль¬
шими камнями. Камни, употреблявшиеся для стрельбы, были
отесаны и имели округлую форму. Для осады Валькенбурга
было подвезено 27 телег каменных шаров.
Метали камни не только днем, но и ночью, в последнем
случае их снабжали зажженными кусками дерева, чтобы ви¬
114
деть производимый ими эффект. Камнями не ограничивались,
но пускали в ход железные бомбы, начиненные горючими
материалами, чтобы зажечь деревянные части осаждаемых
укреплений. Бывали случаи, когда посредством этих машин
перекидывали головы врагов. А машины, называвшиеся во
Франции брикояями (bricoles), перекидывали даже трупы. Ко¬
нечно, на все ухищрения неприятеля из осажденного пункта
отвечали градом выстрелов. Поэтому как сами машины, так
и прислуга, состоявшая при них, защищалась турами и пали¬
садами. Много зла приносили осажденному пункту неприятель¬
ские камнеметательные машины: они разрушали окопы, зуб¬
цы стен и башен, уменьшали число защитников, прогоняли
их со стен, проламывали кровли зданий, вызывали пожары.
В то время, когда с обеих сторон шла ожесточенная борь¬
ба, когда осажденные начинали сильно страдать от трабуциу-
ма и бесчисленного множества стрел, пускавшихся из арбале¬
тов, к осаждаемому укреплению все ближе и ближе двига¬
лись со всех сторон различные, более мелкие сооружения с
навесами из толстых досок, покрытых сырыми кожами для
защиты от огня. Вон упрямо ползет сооружение, имеющее две
сажени в длину, одну в ширину и поднимающееся как раз
настолько, насколько нужно для того, чтобы покрытые им
люди могли стоять не сгибаясь. Носит это деревянное чудови¬
ще несколько названий, его называют и vinea, и Kater, и catus.
Оно оправдает свое назначение, лини, только осаждающие
доберутся до самых стен, потом плохо придется последним.
Пускался в ход и мышонок (musculus). Название не соответст¬
вует этому трехэтажному сооружению: верхние мечут камни,
средние ползут на стену, а нижние будут усердно подкапы¬
вать ее. Плетется на колесах таран. Под верхним деревянным
навесом, покрытым сырыми кожами, подвешено на цепях
бревно. Оно заканчивается конусом, обитым железом. Раска¬
115
чивая его, скрытые под навесом люди будут бить стену; когда
камни ее будут в достаточной степени расшатаны, голову та¬
рана снабдят серповидным приспособлением из железа, что¬
бы вырывать эти камни из стены, то есть разрушать послед¬
нюю. Осажденные покрывали стены тюфяками и спускали со
стены канат с железными зубцами на конце, чтобы поймать
ими бойкий таран: его или оставляли в положении бездейст¬
вия, или тащили наверх. Так же поступали осажденные и с
подвернувшимся при этом случае врагом. Его или втаски¬
вали наверх, или оставляли висеть между небом и землей,
подвергая несчастного своим и неприятельским выстрелам.
Картина ловли тарана увековечена, между прочим, аноним¬
ным автором хроники об альбигойцах. Таран был орудием
ударным.
Но вот подготавливается к работе и страшное подступное
сооружение, называвшееся у французов beffroi, у немцев —
Bercfrit.
Напряжение осажденных достигает высшей степени. Днем
сражаются до изнеможения, ночью бодрствует стража. Сред¬
невековые хронисты свидетельствуют о женщинах, что они
мужественно переживали осадную пору. Они не только до¬
ставляли сражающимся на стенах пищу, питье и необходи¬
мые снаряды, но совершали иногда и настоящие геройские
подвиги. Орд ерик Виталий повествует, что в 1128 году Сивил¬
ла, жена нормандского рыцаря Rodbertus’a de Cueleio, защи¬
щала его замок: «Бдительно охраняла она в отсутствие своего
мужа Таррагону, каждую ночь она надевала на себя рыцар¬
ское вооружение, брала в руки палицу, поднималась на стену,
обходила все укрепления, ободряла стражей и благоразумно
убеждала всех особенно остерегаться хитростей неприятеля».
Когда осаждающие брали решительный перевес, несмот¬
ря на мужественную оборону, осажденные сдавались на ми-
116
тнэшэ поэогшпэе
лость победителя, не желая доводить дело до последнего акта
драмы, убийственного штурма.
Если палисады и ров были уже во власти неприятеля, если
крепкая стена поддавалась, но осажденные, несмотря на эти
грозные симптомы, продолжали борьбу, штурм становился
неизбежным. Тогда-то и выступала на сцену beffroi.
Beffroi — огромное деревянное сооружение, высокая дере¬
вянная башня, которую подкатывали к самым стенам осаж¬
денного укрепления. Эта Гуляй-башня* имела иногда пять эта¬
жей, вмещавших в себя триста рыцарей и пятьдесят арбалет¬
чиков или стрелков.
Верхняя площадка beffroi или была на одном уровне со
стенами укрепления (так у Leon Gautier), или даже возвыша¬
лась над ним, что всего вероятнее. Тащили эту грузную Гу-
ляй-башню при посредстве рычагов и канатов по настилке из
трехдюймовых досок. Сильно скрипели четыре колеса. Ров
уже был завален, и страшная машина благополучно добира¬
лась до стены. Осажденные, обстреливаемые арбалетчиками
с платформы beffroi, усиленно мечут огонь, чтобы поджечь
грозное сооружение. Находящиеся в башне и около нее люди,
сознавая, что пожар грозит бесповоротной гибелью для нее,
тщательно тушили все места, которые начинали тлеть или
загорались. Близился последний момент. С верхней площад¬
ки beffroi перебрасывался на стену укрепления подъемный
мост, который был в состоянии выдержать тяжесть пятидеся¬
ти вооруженных рыцарей. Появились, кроме того, штурмо¬
вые лестницы, и закипел страшный, последний бой. В воздухе
непрерывно раздавался подзадоривающий призыв: «А l’asalt,
a l’asalt!» — «На приступ, на приступ!» Не проходило двух ми-
* Такие башни назывались еще у французов tours ambulatoires, у нем¬
цев Wandelthiime.
118
Штурм.
нут, чтобы не падал с beffroi или с зубцов стены труп или
обезображенное, еще живое тело.
Наряду с рукопашным боем действовали по-прежнему и
арбалеты. Осажденные лили сверху кипящее масло, смолу,
У ворот замка.
расплавленный свинец, раскрытые бочки с известью, ослеп¬
лявшей глаза. Но никакие ужасы не останавливали штурмую¬
щих. Место убитого или тяжело раненного сейчас же зани¬
мал его товарищ. Друг ая группа неприятелей бьется за воро¬
та, разбивает их и укрепление постепенно переходит в руки
осаждающих. Дело в том, что за первой стеной могли быть
120
вторая и третья, что владелец укрепления мог еще отчаянно
защищаться в donjon. Первым делом победителя было водво¬
рить на самой высокой башне замка, на donjon, свое знамя.
Владелец замка мог найти и в самый заключительный
момент средство спасения, воспользовавшись подземным хо¬
дом. Если же он предпочитал сдаться, то вручал свой меч
лично победителю.
Тяжела, была участь неудачно восстававших городов.
Милостивым считалось разрешение свободно выйти из горо¬
да, захватив с собой из имущества столько, сколько можно
унести в руках.
При завоевании Вейнсберга в 1140 году, если верить Кельн¬
ским анналам, Конрад 1П «дал по своей королевской милости
женщинам города позволения взять с собой то, что они могут
вынести из города на своих плечах. Женщины, вспоминая о
верности своих мужей и заботясь о их безопасности, снесли
назад предметы домашнего хозяйства и вынесли на плечах
своих мужей. Когда герцог Фридрих захотел запретить им
привести свое намерение в исполнение, Конрад, благосклон¬
но взглянув на хитрую уловку женщин, сказал, что государю
не подобает изменять своему слову». Было ли все это на са¬
мом деле или в анналы занесена хронистом трогательная ле¬
генда? Победители обыкновенно не проявляли благодушия.
В гом же XII веке Фридрих I, осаждая Тортону, приказал
воздвигнуть перед городскими воротами виселицу, с тем что¬
бы вешать на ней каждого пленника. Когда напали на него
жители Вероны и тысяча веронцев очутилась у него в плену,
он приказал двумстам из них огрезата носы и губы и двести
человек заковать в цепи. Само собой разумеется, что итальян¬
цы не оставались в долгу и на жестокости отвечали таковыми
же. Французам было мало победить врага: необходимым счи¬
талось еще унизить его. Ленник, восставший против своего
121
сеньора, но потерпевший поражение, обязан был предстать
пред светлые очи победителя с седлом на спине.
Мы говорили и об осаде замка, и об осаде города, так как
между замковыми и городскими укреплениями преобладали
черты сходства, да и сами источники трактуют вопрос о том и
другом вместе.
Именем фазана
(Из средневековых хроник)
уда направляет свой путь этот рыцарь Тевтон¬
ского ордена? Его белый рыцарский плащ с
черным крестом и пегая лошадь мелькают
между ивами, окаймляющими берега Иснера. Он направля¬
ется в замок пфальцграфа. «Этого хочет Бог! Этого хочет
Бог!..» Еще раз слова эти прозвучали от Рейна до Дуная, и во
всех землях, здесь расположенных, провозглашена война име¬
нем Господа нашего Иисуса Христа и исполнителя Его воли,
императора немецкого.
Во многих местах совершаются приготовления к новому
крестовому походу за море. Повсюду установлен Божий мир,
запрещены всякие тяжбы и денежные иски против тех, кто
будет биться за Святой Гроб, чтобы никакие земные заботы
не помешали им исполнить свое намерение. Черные монахи
разъясняют в своих проповедях льготы, предоставляемые от¬
правляющимся в поход буллою святейшего отца. В кружки,
выставляемые у церковных входов, в изобилии стекаются ди¬
нарии прощения и освобождения: если приносится пожертвова¬
ние на крестовый поход, если свободно приносится оно за душу,
испытывающую мучения, душа эта освобождается от них и
возносится на небеса.
В некоторых феодальных владениях собирают подати,
отчуждают имущества, продают грамоты городам, и все это
делается для того, чтобы собрать деньги на покрытие вы¬
123
зываемых походом издержек. В то же самое время объез¬
жают лошадей, готовят упряжь для волов, девушки выши¬
вают для рыцарей шарфы, оруженосцы возятся с конской
сбруей.
Между тем как всеми этими делами занимаются обитате¬
ли замков, поселянин является вечером в деревенскую кузни¬
цу, где, читая про себя псалом, медленно полирует свой за¬
ржавленный дротик, который, еще находясь в руках его деда,
свел короткое знакомство с сарацинской грудью. На его ле¬
вом плече видно изображение креста, и еврей, одетый в осо¬
бый костюм с желтой полосой*, завидев крестоносца при све¬
те пламени, дрожит за свое существование, так как его бра¬
тии всегда приходилось плохо в подобных случаях.
Никто из всех князей империи не взволнован так призы¬
вом к священной войне, как сам пфальцграф. Он хочет сдер¬
жать свое слово и пойти в Святую землю, чтобы биться там за
Господа и за христианство. Он решил собрать всех подвласт¬
ных ему сеньоров и повести их вместе с их вассалами в Палес¬
тину. Вот с какой целью он пригласил их к себе на пир, но,
как человек благоразумный, никому не сказал заранее, ради
чего устроил этот пир.
В назначенный день все приглашенные, а также и тевтон¬
ский рыцарь, собрались в замке пфальцграфа; дам принесли
на носилках, кавалеры приехали на прекрасных голштинских
конях. Всех прибывающих встречают на дворе слуги, одетые
медведями и львами, и всех провожают в назначенные для
них покои. В этих покоях для знатных гостей приготовлены
вина, пряности и холодные кушанья, как, например, холод¬
ное из свиньи, пироги с капустой и тому подобное. А для дам,
* См. нашу книгу «Средневековый город и его обитатели», очерк «Го¬
род пробудился».
124
сверх того, зеркала из полированного серебра, кипрская пуд¬
ра, туалетный уксус и духи.
Когда в назначенный час пажи протрубили, возвещая тем
начало обеда, все приглашенные вошли через растворенные
настежь двери в пиршественную залу.
Какое чудное зрелище представляла она! Без всякого пре¬
увеличения можно сказать, что пиршественная зала была так:
же велика, как средняя часть Кельнского собора. Дневной свет
проникал в эту залу через окна прекрасной работы, с богато
расписанными стеклами. Ее стены были покрыты коврами,
на которых была изображена история св. Тесея, выводящего
из ада собаку, и Ясона вместе с таинством завоевания золото¬
го руна*.
В этой зале было три накрытых стола, как выражались тог¬
да, или три эстрады, как мы говорим теперь: одна средних раз¬
меров, другая большая, а третья довольно небольших размеров.
На эстраде средних размеров стояла церковь с расписны¬
ми стеклами и колоколом**.
На большой эстраде было устроено подобие укрепления,
в котором находилось двадцать музыкантов; каждый из них
играл на своем инструменте, когда наступала его очередь. На
той же эстраде был приготовлен для второй перемены замок,
вроде Лузиньянского; На главной его башне была изображена
в виде змеи Мелюзина***, а две меньшие башни были пред¬
* В рыцарском обществе господствовали самые смутные представле¬
ния из области античной мифологии.
** Во время пиров было в обычае устраивать различные зрелища, для
чего делались известные механические приспособления. Делалось это обык¬
новенно, чтобы занять внимание гостей между переменами блюд, откуда
забава эта и получила название интермедии (сперва entremets, а потом
intermede).
*** Принцесса Мелюзина является предметом множества сказаний.
Каждую субботу она превращалась в змею.
125
назначены для выбрасывания померанцевой воды в устроен¬
ные кругом замка рвы. Развлечением для третьей перемены
должно было служить изображение пустыни, в которой бил¬
ся тигр со змеем. Четвертое изображение представляло дика¬
ря на верблюде, как бы отправляющегося в дальнее путеше¬
ствие. Пятая картина должна была состоять в следующем:
какой-то человек бил палкою по кусту, из куста вылетали птич¬
ки, а последних поедали дама и рыцарь, расположившиеся у
самого куста. Дама улыбалась и как бы говорила, что чело¬
век этот безумно тратит свое время, работая на других. Нако¬
нец, для последней перемены было предназначено изображе¬
ние сумасшедшего, мчавшегося на медведе через горы, по¬
крытые инеем и льдом.
На третьей эстраде — для почетных гостей (эстрады эти
служили вместе с тем и столами) — стояла башня, возвышав¬
шаяся до самого потолка*.
Как только была прочитана молитва и все заняли свои
места, человек, стоявший на самой вершине огромной башни,
протрубил в немецкий рог и стал караулить, как это принято.
Но, не видя никакой опасности, он начал забавляться, наиг¬
рывая на своем роге. Вдруг открылись четыре окна в башне и
из каждого окна выпрыгнуло по кабану, трубящему в трубу,
* Невозможно представить себе без удивления, какими размерами
должна была отличаться зала, в которой могли помещаться такие огром¬
ные CI олы, с приспособлениями для приборов, необходимых для различ¬
ных передвижений фигур. Так говорит La Curne de Sainte-Palague в своих
известных мемуарах, описывая роскошный банкет, происходивший при
дворе бургундского герцога Филиппа Доброго. Мы, со своей стороны, об¬
ращаем еще раз внимание читателей на выше находящийся рисунок, изо¬
бражающий развалины гигантского камина. Как эта, так и другие подоб¬
ные руины средневековья дают возможность составить довольно опреде¬
ленное представление о размерах замковых зал, даже при скептическом
отношении к средневековым хроникерам, склонным к преувеличениям.
126
и много других странных фигур. Когда они вернулись в окна,
последние опять затворились, но сейчас же раскрылись сно¬
ва, чтобы дать дорогу трем овечкам и козлу, отлично сделан¬
ным; козел играл на волынке, а овцы на дудочках. Потом
вооруженный человек, находящийся на верху башни, потре¬
бовал менестрелей, которые очень хорошо сыграли песню и
вернулись в башню подобно всем прочим. Наконец все то же
лицо вызвало своих певцов: из окон башни появились четыре
серых осла и вполне прилично пропели песенку следующего
содержания:
Когда бы ослицею вы стали,
Моя владычица, я вас
Не бросил бы в тот час печали,
В тот злополучный, страшный час.
Я сам готов бы был кусаться,
Я сам готов бы был лягаться,
Носил бы тяжести, как мог,
И поедал чертополох, —
И все бы, все переносил,
Но вас по-прежнему любил.
Тут вдруг заиграл орган в церкви, стоявшей на первом
столе, а менестрели, сидевшие в укреплении, произвели та¬
кой шум, что казалось, будто слышатся и звуки рогов, и кри¬
ки охотников в лесной чаще.
Эти сцены особенно удивляли господ немцев, которые,
однако, не позабывали потягивать рейнвейн из прекрасных
стаканов зеленого стекла или из рогов, украшенных золоты¬
ми и серебряными кольцами. С такой же охотой они и куша¬
ли, так как в их распоряжении было много прекрасных блюд:
более пятнадцати сортов супа, колбасы, начиненные мясом
каплуна, рагу из оленьего мяса, бараньи ноги, приправленные
шафраном, кабанье мясо с изюмом и сливами, брисговские
127
ржанки, арденнские курицы, соус из вареной моркови, пре¬
красные хлебы; кроме того, здесь были пирожные в виде рас¬
тений, животных, а также изображающие другие фигуры. Но
особенное внимание обращал на себя новый овощ, прибыв¬
ший от мавров из Испании и называвшийся испанской зеле¬
нью, или шпинатом: так, по крайней мере, называл его распо¬
рядитель обеда, сидевший на высоком кресле у поставца, об¬
ремененного серебряной посудой, и державший в руках осо¬
бую лопаточку, которой он пробовал бульоны. Он раздавал
приказания всем служащим при кухне: прислужникам, раз¬
носящим кушанья, кухонным мальчикам, вертелыцикам и
многим другим.
Кравчий, правая рука которого была обернута брюгским
полотном, белым, как: снег на деревьях, резал хлеб и давал
его пробовать особому прислужнику; то же самое он делал и
с соусами, обмакивая в них ломтики молочного хлеба; вооб¬
ще он пробовал по кусочку от каждого кушанья.
Вот подали, наконец, седьмую перемену — «золотое блюдо»;
называлось оно так потому, что у птиц, составлявших его, были
позолоченные лапки и клювы. Тогда-то и разыгралась специаль¬
но предназначенная для этого званого обеда интермедия.
В дверях залы показался великан-сарацин в мавританском
тюрбане на голове. Он вел прекрасного большого слона, по¬
крытого алым бархатом. На нем стояла палатка, в которой
находилась дама, одетая в глубокий траур. Взглянув на обще¬
ство, она обратилась к сарацину с такими словами:
Останови ты здесь слона,
Пред этим обществом отборным
Я кое-что сказать должна;
И с интересом непритворным
Меня послушают они...
Слона скорей останови!
128
Сарацин остановил слона перед самим хозяином. Тогда
дама подняла свою вуаль и сказала:
О, плачьте, плачьте все, кого я вижу в зале!
Святая церковь я: меня вы не узнали?
О, вспомните теперь о всех моих бедах,
О всех разрушенных святых монастырях,
О всех погибнувших поборниках Креста!
Сокрыли волны их; сомкнула им уста
Навеки смерть в бою... Они иль тлеют в поле,
Иль жизнь еще влачат у сарацин в неволе.
Чем больше сожаленья я встречаю,
Тем меньше помощи, мне нужной, получаю.
И вот брожу теперь
От замка к замку, в дверь
Стучусь и жду, кто первый отзовется,
В ком жаркое желание проснется
Помочь скорее мне, меня не забывать...
Тому да ниспошлет Всевышний благодать!
О, плачьте, плачьте все, кого я вижу в зале!
Святая церковь я: меня вы не узнали?
Всякий понял, что дама читала свою роль и изображала
собою Восточную церковь; она просила помощи против сара¬
цин, которые поступали дурно с ее последователями и пили¬
гримами и разоряли святые места*.
Между тем как по поводу этого беседовало все общество,
паж, стоявший у почетных дверей, протрубил три раза в свой
рог. Тогда в дверях показался герольд. Он держал в руках
серебряное блюдо, на котором находился живой фазан, укра-
* Подобная же интермедия была разыграна в 1453 году при дворе Фи¬
липпа Доброго, герцога Бургундского, в г. Лилле. Подробное описание ее
сохранилось в хрониках Матвея де Куси (Mathieu de-Couci) и Оливье де ла
Марша (Olivier de-la-Marche), бывших ее свидетелями.
129
шенный золотым ожерельем с жемчужинами, сапфирными
камнями и рубинами.
Вместе с герольдом вошли две девушки, а также рыцарь в
полном вооружении, с копьем, обращенным острием вверх,
как будто готовый сейчас же сражаться за веру.
Все они подошли к хозяину, сделали ему глубокий поклон,
после чего герольд сказал: «Глубокоуважаемый господин! Вот
эти дамы почтительнейше обращаются к вам. Исстари заве¬
дено, чтобы на празднествах преподносилась князьям и се¬
ньорам благородная птица, над которой они произносят обе¬
ты, имеющие особое значение. Дамы и направляют меня сюда
с фазаном для указанной цели».
При этих словах хозяин поднялся со своего места и протя¬
нул руку к фазану. «Слушайте, слушайте!» — прокричал ге¬
рольд. Тогда хозяин произнес следующую речь звучным го¬
лосом: его голос гремел, как гейдельбергские бочки в пору
сбора винограда.
«Я приношу обет прежде всего пред Господом Богом и
Преславной Девой Марией, потом перед дамами и фазаном,
возложить на себя крест для совершения крестового похода и
отдать свое тело на защиту Святого Гроба и святой веры. Я
сделаю для успеха предприятия все, что могу сделать лично,
чего могу достигнуть своей властью, лишь бы только мне ока¬
зал Свою милость Господь. Если бы я узнал как-либо, что со
мною желает вступить в поединок сам султан, я буду биться с
ним и одолею его с помощью Бога и Его Всеблагой Матери,
которых я всегда призываю к себе на помощь.»
После этого хозяин сел на свое место и стал смотреть на
всех присутствующих, как бы приглашая их последовать его
примеру.
Тогда в зале пиршества воцарилось такое молчание, что
было слышно, как вертится флюгер, погоняемый восточ¬
130
ным ветром, так ясно, как будто бы все находились на вер¬
хушке главной замковой башни. Действительно, в зале был
не один сеньор, который и не помышлял никогда о кресто¬
носном предприятии и дорого бы дал, чтобы быть подаль¬
ше от пиршественной залы или, по крайней мере, иметь в
своей обуви немного соли и попутника, чтобы сделаться
невидимым. Те из присутствующих, у кого финансы и все
вообще имущество находились в прекрасном состоянии, с
сожалением помышляли о том, что им придется разбудить
те флорины, которые почивали в их мешках, войти в боль¬
шие издержки: делать пожертвования в монастыри для
обеспечения благоприятных результатов своих странство¬
ваний, бросить свои домены на расхищение соседям, — и
все это для того, чтобы рисковать своей головой на сирий¬
ских равнинах, превратившихся как бы в пиршественную
залу для воронов. С другой стороны, они предпочитали га-
кеймское вино воде иорданской и бенфельдскую кислую
капусту ломтям дамасского верблюда. Но они не могли
опозорить себя в глазах рыцарства и своего сюзерена, отка¬
завшись посреди такого блестящего общества принести обет
перед дамами и фазаном. Наконец, они боялись своим от¬
казом прогневить своего сюзерена, так как последний, ра¬
зумеется, не преминул бы отомстить им за это тем или дру¬
гим способом.
Пока они находились в таком затруднительном положе¬
нии один из приглашенных, сир Рюбенталь, которому рейн¬
вейн сообщил внезапное вдохновение, вдруг поднялся со своего
места и, покачиваясь, направился к даме Рутвель; склонив¬
шись перед ней на колени, он взял ее руку, закрыл свой пра¬
вый глаз и произнес без запинки и совершенно внятно: «Кля¬
нусь перед дамами и фазаном, что я не стану открывать этого
глаза при дневном свете, пока не увижу сарацинского войс¬
131
ка*. Я нападу на султанское знамя и, полагаясь на силу ору¬
жия, а также любви и дружбы, я переверну его, если оно не
прикреплено каким-либо цементом». Произнеся эти слова, он
поднялся при звуках труб, в которые трубили менестрели,
при восклицаниях дам; из последних многие были рады уда¬
лению своих супругов, которые завоевали бы крестовым по¬
ходом прощение как себе, так и им.
Тогда герольд стал обходить стол, чтобы поднести фаза¬
на каждому из пирующих, и прежде других поднес его марк¬
графу Анспахскому, который сидел возле хозяина замка.
«Ну, — сказал маркграф соседу, сидевшему с другой сто¬
роны и никогда не помышлявшему о крестовом предпри¬
ятии, — этот безумец Рюбенталь перешел брод... Мед готов,
теперь следует пить его без сожаления... Клянусь белою да¬
мой замка Розенберг**! Мы попали в настоящую засаду!..»
И, протянув руку к фазану, он сказал: «Клянусь перед
дамами и фазаном, что я буду служить делу по мере своих
сил, если только высокочтимый сеньор желает, чтобы я от¬
правился в сообществе его в заморское путешествие».
Рыцарь, с которым беседовал маркграф, произнес точно
такой же обет, но сир Оттенгейм, сидевший с ним рядом, вос¬
кликнул:
* Рыцари давали самые разнообразные и самые странные для нас обеты
помимо обета обнаружить так или иначе свое мужество: не спать на постели,
не обедать на скатерти, воздерживаться в известные дни недели от мяса и
вина, совершенно не надевать на себя какой-либо части своего вооружения
или, напротив, иметь ее на себе день и ночь, закрывать какой-либо глаз повяз¬
кой и ие снимать ее в продолжение известного времени и т. п.
** Белые дамы — волшебницы, присутствующие при рождении детей
и изрекающие им будущее. Из этих фей особенно славилась в Германии
белая дама замка Розенберг. При рождении детей или по случаю браков
она являлась вся в белом; являясь для того, чтобы возвестить предстоя¬
щую кончину, она надевала черные перчатки.
132
«Я клянусь перед дамами и фазаном, что, если поход со¬
стоится, я напишу свое имя концом своего копья на воротах
Сен-Жан-д’Акра. До тех пор по пятницам я не буду есть ника¬
кой живности. Если я узнаю, что у султана найдутся едино¬
верные ему бароны, которые пожелают сразиться со мной, я
побью их с помощью Бога и Его Всеблагой Матери, которых
я всегда призываю на помощь!»
Сир Стольберг, который был очень горяч и вполне сочув¬
ствовал предприятию, сказал в свою очередь: «Я клянусь пе¬
ред Богом и славнейшею Девой Марией, перед дамами и фа¬
заном, что я не буду останавливаться пи в опоясанном стена¬
ми городе, ни в замке, пока не одержу победы над сарацина¬
ми. Я совершу это с помощью Богородицы, ради любви к ко¬
торой я никогда не буду спать на постели по субботам, пока
не исполню обещанного. Если моему Создателю угодно будет
вернуть меня живым из предстоящего странствования, я обой¬
ду три христианских королевства и буду биться там со вся¬
ким встречным рыцарем и на коне, и пеший».
Сир Пфальцский, совсем старый и немощный, очень важ¬
но произнес следующие слова: «Так как по своей старости и
слабости я не могу отправиться в крестовый поход лично, то
клянусь перед Богом, дамами и фазаном, что вместо себя я
отправлю одного из своих сыновей с четырьмя вооруженны¬
ми людьми и буду содержать их на жалованьи в течение одного
года и одного дня».
Так были произнесены присутспзующими различные обеты.
Обходя гостей при трубных звуках, герольд подошел к тев¬
тонскому рыцарю, белый плащ которого с черным крестом и
пегая лошадь мелькали утром между прибрежными ивами. Он
был в высшей степени серьезен и как будто погружен в мрачные
мысли. Герольд обратился к нему с предложением произнести
обет именем фазана. Он встал, закутанный в свой плащ, и суро¬
133
вым голосом монаха, распевающего «Salve, Regina», крикнул: «Во
имя Божие! Такого обета произносить я не стану!»
При этих словах поднялся страшный шум, и громче всех
кричали те, которые менее всего желали отправляться в заду¬
манный поход.
— Ведь это значит грешить перед дамами и фазаном! —
вскричал один из них. — Я не потерплю никогда, пока жив,
чтобы кто-либо поступал таким образом!
— Клянусь Святым Гвоздем, находящимся в Трире! — ска¬
зал сир Оттенгейм. — Такой дерзости еще никогда не позво¬
лял себе человек, носящий золотые шпоры!
— Их следует сорвать с его ног и бросить в навоз, — приба¬
вил сир Рюбенталь.
— И щит его следует стащить в грязь и разбить его, как
этот кубок! — сказал сир Стольберг, кидая в стену свой стек¬
лянный кубок, наполовину налитый кирш вассером.
— Да, да... — кричали со всех сторон. — Пусть покроется
позором, пусть испытает всякие беды тот вероломный, кто
провинился перед дамами и фазаном!.. Долой с него шпоры!..
Разрезать скатерть перед ним*... Перевернуть его хлеб!..
Все более и более росла ссора, возрастал шум; можно было
бы подумать, что слышишь свору ищеек, лающих при выхо¬
де из своих конур; так мало шел этот шум к благородным
рыцарям, собравшимся на банкете. Сам хозяин направился,
нахмурив брови, в сторону тевтонского рыцаря, очевидно, с
гем, чтобы побранить его, как он вдруг, не трогавшийся до
гех пор с места несмотря на все крики, как не двигается с
места каменное изображение святого несмотря на пение пи¬
* С XIV в. вошло в обычай отправлять к лицу, вызываемому на поеди-
юк с целью его наказания, человека, который должен был разрезать пе-
эед ним скатерть.
134
лигримов, скрестил руки на груди и обратился к присутству¬
ющим с такими словами: «Граф, и вы, благородные сеньоры!
Не думайте, не думайте, что я отказываюсь произнести обет
именем этой благородной птицы из презрения к дамам и вам...
Не думайте, что в мою душу закрался страх, что я боюсь опас¬
ностей священного предприятия... О, нет! Вооруженный ве¬
рой изнутри и желанием извне я не боюсь (я это хорошо знаю)
псевдо-небесных полчищ и смешных ангелов Магомета! Ско¬
рее прекратится движение небесного свода, скорее выйдет
пламя из льдин, наваленных на очаг, чем я забуду тебя, Иеру¬
салим! И если бы со мною приключилось когда-либо подоб¬
ное несчастье, пусть я буду забыт в среде людской! Но кля¬
нусь копьем, которым был прободен Спаситель, подобные
мысли далеки от меня. Если же я отказываюсь произнести
обет именем этой птицы, то лишь по той причине, что сердце
мое разрывается при виде того, как священное предприятие
провозглашается на мирском пиршестве, среди сатанинского
великолепия! О Петр Пустынник, не таким путем воины Хрис¬
товы выступили с тобою в крестовый поход! Разве они готови¬
лись осцободить Святой Гроб, источник будущей жизни, сре¬
ди пиршеств, при звуках музыки?.. Чтобы слышать Слово Бо¬
жие, верующие, не обращая внимания на погоду, сходились и
на равнине, и в лесу, и на горных вершинах, и в ложе потока...
А теперь нужны пиры и песни, чтобы соединить их и укре¬
пить в них колеблющееся призвание! Когда-то самые богатые
оставляли все, чтобы идти за священным знаменем: так по¬
ступил граф Блуаский, у которого было столько замков, сколь¬
ко дней в году. Уж я не говорю о благородном короле Фран¬
ции, монсеньоре святом Людовике, который пьет теперь воду
милосердия из райской реки. Во время его благословенного
царствования уже сильно охладилась любовь к Дому Израи¬
леву, но он все согрел своей ревностью, более могучей, чем
135
сама смерть! Золото ценилось дешевле железа, даже женщи¬
ны снимали с себя свои драгоценности, чтобы жертвовать их
на освобождение святых мест, и в казне, собранной на это
предприятие, лежали груды серебра и золота, как груды ви¬
ноградных ягод в тисках! Нет, слезы Святой церкви столь же
бесплодны, как и семя, брошенное в степной песок; пора борь¬
бы позабыта, и защитников Креста приобретают ничтожны¬
ми уловками, разжигая плотские вожделения!.. Не извлекай¬
те из ножен вашего меча, сир Рюбенталь... Придет время обна¬
жить его в присутствии сарацин... Не грозите мне жестами... Тот
не боится ни дерева, ни стали, кто говорит во имя Господа сил, а
Он вдохновляет меня в настоящую минуту и говорит моим име¬
нем!.. Этот Всемогущий Бог полон милосердия и благости. Он
сострадает слабостям людей и прощает их ошибки!.. Но Он по¬
ражает и уничтожает того, кто совращает своих ближних с пути
спасения! Ты слышишь меня, пфальцграф? Среди сеньоров,
подвластных Палатинату, мои глаза напрасно ищут того, кто
должен был бы явиться сюда первым, — сира Риффенаха».
«Риффенаха! — сказал хозяин тихим голосом, в таком сму¬
щении, как будто бы он увидел тень св. Бернарда. — Риффена¬
ха? Рыцаря-стеколыцика, живущего в лесах Форалъберга? В ми¬
нувшую Пасху он отказался принести мне ленную присягу... Как
же я могу заставить его прийти сюда, на это пиршество? Ни один
князь из швабского дома, даже сам император, не отважился
проникнуть в те горы, где он собрал в тени своих горнил всех
разбойников Палатината. Говорят, что он занимается там дела¬
ми, достойными осуждения, чтобы иметь возможность выделы¬
вать те чудные произведения, которые продаются по высокой
цене во всей Германии. Говорят, что он осмеливается хулить
Святой Крест и отрицать божество Христа...»
«Я знаю этого Риффенаха, — прервал его тевтонский ры¬
царь. — Я знаю, что он стоит на дороге к погибели; но овцу эту
136
еще можно загнать в овчарню. Добрый пастырь должен спе¬
шить, так как Риффенах смеется над верными, собирающи-
В Палестине. Этот рисунок французского художника изображает
эпизод из жизни короля Людовика VII, когда ему пришлось биться
однол4у с нескояькилш сарацинсши.
137
мися в святое предприятие, а такой пример слишком опасен
для веры. Что будет, если он откроет у себя убежище для
всех вассалов, которые не откликнутся на призыв к священ¬
ной войне и будут убегать к нему из боязни идти в Святую
землю?.. Сегодня же, до окончания настоящего вечера, я буду
в замке Риффенаха!»
«В замке Риффенаха!» — воскликнули все присутствующие,
из которых каждый едва осмеливался произнести это имя.
«Да, — ответил рыцарь духовного ордена. — Я понесу к
нему Слово Божие! Я верну его на путь спасения, если только
он не сделался вассалом сатаны. Но нет! Благодать должна
действовать! Прощай, пфальцграф... Мы увидимся в Шпейе¬
ре, где сойдутся крестоносцы, и я приду туда не один!»
Сказав это, он покинул пиршественную залу, прошел че¬
рез двор, и скоро на подъемном мосту послышался топот пе¬
гой лошади.
Прошло много времени, но никто из гостей не прерывал
молчания: все были взволнованы только что сказанной ре¬
чью. Все, даже недоброжелательно относившиеся к священ¬
ному предприятию, раскаивались и давали разные обеты.
Пфальцграф и тот был также довольно смущен, так как и он
был задет мимоходом в речи тевтонского рыцаря, хотя имел
самое хорошее, святое намерение.
Вместо того, чтобы слушать легенды жонглеров и их лю¬
бовные баллады, как это всегда бывает в конце княжеских
пиров, все общество разошлось потихоньку, и скоро замок
погрузился в свою обычную тишину.
Между тем тевтонский рыцарь ехал по равнинам Палати¬
ната. Вот он оставил в левой стороне Глюкпггадтский пруд, и
последние лучи солнца догорали на соснах Форальберга, ког¬
да он прибыл к подножию горы, которой так боялись все доб¬
рые люди, все крестьяне окрестных мест.
138
В самом деле, сир Риффенах вел жизнь странную в такой
степени, что изумлял всех. Хотя все чужестранцы принима¬
лись в его владениях очень хорошо, хотя его вассалы и работ¬
ники жили прекрасно и последние получали отличное жало¬
ванье, он показывался перед ними только по ночам. Обходя в
эту пору все свои горнила, он заправлял работами и придавал
стеклу такие фантастические формы, что их считали делом
какого-нибудь адского духа; то он сам дул в раскаленные труб¬
ки, то собственноручно разбивал прекраснейший сосуд, как
будто не желая, чтобы он доставлял удовольствие людям, ко¬
торых он вообще ненавидел и презирал.
Он стал вести такой образ жизни, возвратившись из дол¬
гих странствий по Франции, Англии, Кастилии и Италии. Он
не принимал у себя никого из своей знатной родни и отказы¬
вал в каком бы то ни было почтении пфальцграфам, от кото¬
рых зависел его феод. Для поддержания своих прав он орга¬
низовал своих товарищей по занятию в своего рода военный
отряд, и они колотили не на шутку вассалов пфальцграфа.
Чтобы обезопасить себя на случай непредвиденного напа¬
дения, сир Риффенах укрепил свой замок, хотя в нем не было
подъемного моста, а только крепкая опускная железная ре¬
шетка в воротах (см. первый очерк). Крутые тропинки, кото¬
рые вели в замок, могли быть отрезаны для поднимающихся
по ним в одно мгновение ока: стоило только затрубить трево¬
гу сторожевым людям, стекольщикам или дровосекам, сторо¬
жившим по склонам и оврагам Форальберга.
Вот по таким-то тропинкам, на которых лежали и огром¬
ные стволы деревьев, и куски скал, пробрался тевтонский ры¬
царь в замок Риффенаха. Стража не подала никакого сигна¬
ла о его прибытии, так как в этом месте совсем не опасались
одинокого путника, обращая большое внимание лишь на тол¬
пы вооруженных людей.
139
Уже наступила ночь, но ни одна звездочка не выглядыва¬
ла между серыми тучами, бежавшими по небу. При свете, исхо¬
дившем из горнил, можно было ясно различить почерневшие
стены замка. Густой дым, вырывавшийся из них и днем и нотгыо,
так иссушил соседние деревья, что их можно было сравнить с
теми освященными ветками, которые добрые люди вешают на
стенах своих хижин, чтобы предохранить их от грома.
В этом месте не было слышно никакого шума, кроме трес¬
ка пламени. Здесь не встречалось ни одной живой души, кро¬
ме разве стекольного рабочего, тень которого вырастала и рас¬
тягивалась вдоль багряных стен, когда он шел за сосновыми
иглами или сухими сучьями виноградной лозы, собранными
в такие огромные кучи, которых было бы совершенно доста¬
точно, чтобы сжечь всех колдунов Палатината.
Увидя такого рабочего сквозь железные прутья решетки,
тевтонский рыцарь затрубил в свой рог из слоновой кости.
Рабочий подошел к решетке и глухим голосом спросил посе¬
тителя:
«Кто трубит в такой поздний час перед замком Риффена-
ха? Должно быть, это слуга, разыскивающий ищеек или за¬
блудившихся животных?»
Тевтонский рыцарь ответил отрицательно.
«Во всяком случае, — продолжал рабочий, прислушиваясь
к звону рыцарского вооружения, — это не пилигрим, потому
что раковины не издают подобного звука».*
«Пилигрим! Да, мы все пилигримы на этом свете, — отве¬
чал рыцарь. — Но доложи сиру Риффенаху, что герцог Мюнс-
терский, рыцарь Тевтонского ордена, стоит у решетки и же¬
лает быть введенным в замок».
* См. очерк «Среди семьи», а также «Средневековый город», очерк
«Город пробудился».
140
Рабочий удалился, не сказав ни слова. Но скоро он по¬
явился снова в сопровождении четырех совсем закоптелых от
дыма людей с бердышами и зажженными факелами в руках.
Решетка поднялась, как будто повинуясь какой-то невидимой
силе; тевтонский рыцарь вошел во двор, перебрался через него
и приблизился к двери, которая открылась перед ним сама
собой. Пройдя две комнаты, слабо освещенные лампами, он
очутился в зале, которая поразила бы всякого рыцаря, менее
занятого мыслями о небе.
По стенам этой залы было развешано или расставлено на
великолепных подставках бесчисленное множество хрусталь¬
ных изделий, имеющих самые фантастические формы; они
отражали свет, разливаемый по зале двумя серебряными лам¬
пами, свешивающимися с потолка на серебряных цепочках.
Тут же виднелось оружие, лежали ковры и иноземные драго¬
ценности, вывезенные сиром Риффенахом из его путешест¬
вий и не известные в Германии даже по имени. На столе, по¬
крытом позолоченной кожей с гербом Риффенаха, виднелись
песочные часы, прибывшие с Востока, два испанских кинжала,
ножи с рукоятью из алойного дерева, два серебряных зеркала,
украшенных рубинами, золоченая вода в хрустальном бокале,
несколько рукописей с раскрашенными рисунками, а также тру¬
бочки, подносы, реторты, сита, поршни, раздувальные мехи и
плавильники. Все это было необходимо как для усовершенство¬
вания стекла, так и для работы над тем большим делом, кото¬
рым, как говорили, много занимался сир Риффенах.
Сир Риффенах, одетый в табар* из черного бархата с се¬
ребряной бахромой, сидел за описанным столом, глубоко за¬
думавшись, по своему обыкновению. Его люди уверяли, что
он иногда по три дня подряд оставался в такой задумчивости,
* Длинное одеяние, надевавшееся поверх вооружения.
141
не говоря ни слова и не принимая ничего, кроме нескольких
капель золоченой воды. Может быть, по причине такой воз¬
держанности он и был так бледен, а бледность его выступала
еще резче по контрасту с цветом табара.
Медленно поднимаясь с места и внимательно оглядывая
вошедшего, он сказал глухим голосом:
— Что угодно здесь герцогу Мюнстерскому, тевтонскому
рыцарю? Что привело его в замок Риффенаха?
— Дело Божие и дело человеческое! — отвечал рыцарь.
— Божие дело! — возразил Риффенах, смеясь смехом пад¬
ших ангелов. — Бог сил все-таки нуждается в бойцах? Допус¬
тим... ну, а люди?.. Быть бойцом за людей не то же ли самое,
что быть бойцом за форабергских волков? Ведь и они пожи¬
рают друг друга только по нужде, побуждаемые к тому голо¬
дом! Наконец, за кого же мне биться? И где поле поединка?
Тевтонский рыцарь: «Поле поединка? Оно — на равнинах
Дамаска, на берегах Иордана, у подножия Христова Гроба!
Христос имеет надобность в верующих в Него, чтобы просла¬
вить имя Свое, но если бы пожелал, то мог бы уничтожить
врагов одним дуновением».
Риффенах: «Так пусть же уничтожает их, а вместе с ними
и всех изменников: мир превратится в пустыню!»
Рыцарь: «Он дает им время раскаяться...»
Риффенах: «Делать еще зло!»
Рыцарь: «Неужели ты никогда не находил человека, живу¬
щего по-божески?»
Риффенах: «Нет... и никогда не найду такого... Только солн¬
це зашло, в тени — одни злые!»
Рыцарь: «Слушай, сир Риффенах! Я понимаю, что с того
дня, когда мы оба покинули двор графа Вительсбаха — ты
для путешествия по Европе и приобретения знания из самих
его источников, я для поступления в воинство святого Геор¬
142
гия, — с тобою могло произойти что-либо дурное, люди и об¬
стоятельства могли тебя обмануть, несправедливость могла
раздражить твой ум, неблагодарность охладить твое сердце...
Ты видел при блистательных дворах только эгоизм, ошибки,
суету, и с тех пор ты с ужасом смотришь на всех людей! Но
тебе остается еще источник утешения. Чтобы зачерпнуть из
него, пади в объятия Христа, объяви себя Его защитником!
По крайней мере, Он никогда не был неблагодарным! Прав¬
да, в среде людей господствует равнодушие, но в Германии
еще существуют служители Креста, и скоро их армия будет
столь многочисленна, что ни реки не будут в состоянии пере¬
нести ее на себе, ни горы выдержать. Некоторые сеньоры еще
медлят вступить на добрый путь, но они составляют меньшин¬
ство. Зато другие со всем усердием идут в крестовый поход...»
Риффенах: «Еще бы! Это прекрасное и короткое средство
заплатить свои долги, так как булла дарует им отсрочку...»
Рыцарь: «А что скажешь о богатых и сильных мира сего,
которые не нуждаются ни в каких отсрочках?»
Риффенах: «Что они вынуждены отправиться за море, что¬
бы последовать за своими вассалами и управлять ими, а то, в
противном случае, их вассалы, вернувшись домой, стали бы
отрицать их авторитет...»
Рыцарь: «Как мало веры!.. А разве прелаты не покидают
свою паству, свои кафедры?..»
Риффенах: «Чтобы приобрести бенефиции на Востоке».
Рыцарь: «Но низшее духовенство ведь не может же питать
подобные надежды?»
Риффенах: «Монахи?.. Они рады уже и тому, что расстанутся
с монастырской скукой и будут есть хлеб новой выпечки»
Рыцарь: «Белое духовенство ежедневно стекается под свя¬
щенное знамя...»
Риффенах: «Они бегут от публичного покаяния».
143
Рыцарь: «А разве не следует считать достаточно суровым
наказанием то, что они делают, то есть странствование босы¬
ми ногами?..»
Риффенах: «Это они делают по недостатку денег, не буду¬
чи в состоянии купить себе ни сандалий, ни башмаков...»
Рыцарь: «Сир Риффенах, да неужели же ты будешь посто¬
янно высмеивать служителей Бога Живого? Ты не можешь
видеть их самоотвержения, которое, словно терн, колет твои
глаза! Неужели ты будешь упорствовать в своем грехе долее,
чем те бандиты, которые покидают свои пещеры, свои леса,
чтобы сражаться и погибать под знаменем Христа?»
Риффенах: «И это мне совершенно понятно: они бегут от висе¬
лицы... Да неужели же ты серьезно думаешь, что Риффенах на¬
столько глуп, чтобы идти за этими стадами в Сирию, как будто в
Германии недостанет могил для всех? Неужели ты думаешь, что
я брошу свое имущество на разграбление тем из моих благород¬
ных соседей, которые, разумеется, очень желали бы моего уда¬
ления! Клянусь белой дамой замка Розенберг! Прошло то время,
когда достаточно было присутствия черной рясы да бритой голо¬
вы, чтобы оторвать целые народности от их домашних очагов.
Теперь мы знаем, как управлялись, как жили тогда эти ревност¬
ные друзья Бога!.. Между защитниками Сиона царили грехи
Вавилона. Вожди их все время ссорились друг с другом из-за
честолюбия, сварливости и стремления к роскоши; если они и
соединялись, как пальцы на руке, то для того только, чтобы из
бивать грязных жидов. А разве не служили они идолам, когда
шли в поход в предшествии козы и гуся*? Все это для того,
* Один из средневековых историков, а именно Альберт Ахенский, рас¬
сказывает, что крестоносной толпе, отправившейся в Первый крестовый
поход до рыцарских ополчений, предшествовали коза и гусь, которым тол¬
па, по суеверию своему, приписывала нечто божественное (Albertus Aquen-
sis. Chronicon Hierosalymitanum de bello sacro, lib. I, cap. 31).
14-1
чтобы питаться чертополохом, погибать от нищеты на сирий¬
ских равнинах и не иметь иного савана, кроме заржавевшего
вооружения! Нет, Риффенаха не надуешь... Он не пойдет на
Проповедь крестового похода. Рисунок изображает св. Бернарда,
проповедующего Второй крестовый поход на Рождество 1146 г. в
Шпейерском соборе в присутствии Конрада III, первого илтератора
из Гогенштауфенов.
защиту того дела, которое бросил и сам Петр Пустынник, когда
покинул армию христиан в Антиохии, дезертировал, как во¬
рон из ковчега! Нет! Этих примеров для меня достаточно, и
никогда Риффенах не подвергнется той болезни, которую
можно назвать крестоманией (la Folie de la Croix)».
«Анафема нечестивцу! — закричал тевтонский рыцарь,
отрясая свой плащ. — Да восстанет Бог, и расточатся враги
145
Его!* Довольно слушать богохульства... Крестомания! Stulti-
tia Crucis...BoT он, язык израильских козлищ! Сир Риффе-
нах, ни грехи твои, ни твое упорство в них не отпустятся
тебе... Я ухожу, я покидаю твой замок, как Лот покинул
Содом и Гоморру. Я предаю твою душу, эту десятину сата¬
ны, силам ада!»
Сказав это, он вышел из залы. За дверью он нашел рабо¬
тах, которые были так же молчаливы, как их протазаны. Они
проводили его до решетки, которая поднялась и сейчас же
опустилась позади рыцаря.
«Мюнстерский герцог, — говорил про себя сир Риффенах,
сидя один в своей хрустальной зале, — спятил с ума. Он всег¬
да, бедняга, отличался слабым умом и легкомыслием; в про¬
тивном случае он не обманулся бы... Да сходил ли когда-либо
на землю Христос? Может быть...да... Простаки! Они мечта¬
ют, что Средиземное море высохнет, чтобы они могли прой¬
ти по дну его в Сирию. Ха-ха-ха! Удивительно я весел сегодня
вечером!.. А все-таки герцог смутил меня своими предсказа¬
ниями. Что, если он говорил правду? Как горели его глаза!
Они сверкали, как уголья в этом камине...»
Взглянув машинально на камин, он вдруг увидел, что его
задняя стенка краснеет и делается прозрачной, как хрусталь...
Вот показался рыцарь в черных доспехах с опущенным за¬
бралом и стал его манить к себе рукой.
Побуждаемый непобедимой силой, сир Риффенах повинует¬
ся. Пройдя по угольям, как будто по траве на интерлакенских
лугах, он подошел к черному рыцарю, который схватил его за
руку и углубился с ним в какую-то мрачную галерею. Сир Риф¬
фенах пытался несколько раз говорить, но его язык производил
лишь какие-то невнятные звуки, как язык немого, заблудившего¬
* Пс 67, 2. — Прим. ред.
146
ся на ярмарке. Он хотел уже сделать последнее усилие, как вне¬
запно открылась дверь и перед ним предстало такое зрелище, от
которого Бог хранит даже наших врагов.
В глубине огромной залы, устланной белеющими костя¬
ми, со стенами, затянутыми паутинами и крыльями летучих
мышей, возвышался железный алтарь, на котором горели
голубоватым пламенем серные свечи. Вокруг него стояли ря¬
дами 666 рыцарей в черных доспехах, с опущенными забрала¬
ми, точь-в-точь как у спутника сира Риффенаха. Возле алтаря
стоял скелет, одетый в черную далматику без креста, а рядом с
ним человек с рыжей бородой, в сером полукафтанье, в голубой
обуви и шапочке, убранной ленд ами огненного цвета...
Вдруг послышался звук пастушьего рожка, засвистал ве¬
тер, послышались громовые удары, хрюканье свиней. Забра¬
ло у каждого из 666 рыцарей поднялось, обнаружив см\тлые
лица, клыки и пасти, из которых, как и из ушей, напоминаю¬
щих медвежьи, вылетали пламя и дым. У каждого обнару¬
жился сзади длинный пушистый хвост, а на руках и ногах
появились широкие когти, испускающие пламя. Та же самая
перемена произошла и со спутником сира Риффенаха. Под¬
няв кверху правую руку, спутник Риффенаха произнес сле¬
дующие слова:
«Царство сатаны торжествует, и враги его расточились!
Оно насчитывает одним бойцом более, а церковь — одним
бойцом менее. Сир Риффенах, новый ангел мрака! Да будет
смерть с тобою, да шествует она около тебя против врагов
сатаны. Воин ада, прими этот знак, и пусть при одном взгляде
на него уничтожаются все воины Христовы!»
И на то же самое плечо, на которое крестоносцы возлага¬
ли символ искупления, он положил свои пылающие когти. По¬
жираемый огнем до самых костей, сир Риффенах испускает
страшный крик, силится бежать...
147
В это время послышалось пение петуха, все исчезло, и
эиффенах сидел один в своей хрустальной зале. На его крик
:бежались его слуги и рабочие. Они вообразили, что он под-
5ергся какой-либо страшной боли или на него напали убий-
Ш- Отт предлагают ему и оружие, и укрепляющее лекарст-
ю. Бледный более обыкновенного, Риффенах, по-видимому,
ювсем не слышит их.
— Это он... это он, — говорит Риффенах коротким отры-
шстым голосом, как умирающий. — Я его хорошо видел...
Это сатана, сам сатана... О, как он сжал мою руку своею! Его
'лаза пылали, как угли в горне... Он называл меня бойцом
ада!
— Вероятно, вы видели дурной сон? — спросил у него по-
-ггительно мастер Кольб.
— Сон? — возразил Риффенах. — Нет, не сон! Он сказал:
«Прими этот знак», — и знак здесь... я его чувствую... он жжет,
эн пожирает меня... Кольб, Кольб и вы, Тоберн и Глабер, сни¬
зите, сорвите с меня этот табар... Вы видите что-нибудь на
1равом плече?
Кольб, Тоберн и Глабер безмолствовали и переглядыва¬
лись между собой, леденея от ужаса. Но сир Риффенах схва-
гил два серебряных зеркала и, поместив их друг против дру-
'а, увидел на правом плече следы сатанинских когтей.
— Бог проявляется, — сказал он после нескольких минут
лолчания. — Бог проявляется... Его голос слышится мне. Буду
ювиноваться, если еще не ушло время... Тоберн, пусть осед-
чают моего боевого коня... пусть поднимут решетку... я от-
травляюсь один!
Все было готово для отъезда сира Риффенаха. Он помчал-
:я по направлению к замку пфальцграфа, где он надеялся
ютретить герцога Мюнстерского и думал просить его быть
чо крестным отцом по крестовому походу.
148
Он был так углублен в свои думы и в свои воспоминания о
всем виденном при дворе сатаны, что совершенно сбился с
дороги, ведущей к парому, и забрался в такое место на берегу
реки, о котором совсем не знали, есть ли там хороший и на¬
дежный брод, или нет. Когда он остановился в нетерпении у
берега, ему показалось, что на противоположном берегу мель¬
кают между прибрежными ивами белый плащ с черным крес¬
том и пегая лошадь герцога.
«Должно быть, он заблудился, как и я? — говорил он сам с
собою. — Вероятно, он отыскал здесь брод... Ну, это мы сей¬
час узнаем».
И среди безмолвия ночи он крикнул:
— Перейти можно?
— Можно, — ответил голос.
— Здесь?
— Здесь...
Пустив свою лошадь, которая фыркала и пятилась, как
будто она увидела перед собою глаза пантеры или василиска,
сир Риффенах ринулся в волны и... более не показывался...
Ему отвечало эхо.
Заключение
еред вами развернулась в главнейших чертах
картина, изображающая средневековый замок
и его обитателей. Вы несколько знакомы те¬
перь не только с внешностью обитателя средневекового зам¬
ка, не только с его привычками и образом жизни, но также и
с его духовной стороной. Не увлекаясь слишком воображени¬
ем, которое склонно приукрашивать все, относящееся к ры¬
царской поре, мы должны признаться, что тогдашние обита¬
тели замков заключали в себе смесь самых противоречивых
качеств, смесь достоинств с недостатками. Так, например,
обитатель средневекового замка был отважен и в то же вре¬
мя суеверен, а следовательно, и пуглив; он горячо веровал,
сомнение еще не коснулось его, а между тем в любое время
он не прочь был сопоставить требования веры с прелестями
настоящей жизни и отдать предпочтение последним; клялся
исполнять идеальные требования рыцарства и в то же время
был способен на самые жестокие, самые несправедливые по¬
ступки.
Но как бы то ни было, у этого общества были высоко нрав¬
ственные идеалы. Насколько высоко ценились в средневеко¬
вом обществе рыцарские идеалы, можно заключить из того
убеждения, господствовавшего среди этого общества, что из¬
мена им влекла за собою и злую кончину, и мучения в загроб¬
ной жизни, а верное служение приносило рыцарю радости
150
райской жизни после блаженной кончины. Когда доблестный
рыцарь Роланд, смертельно раненный в битве с язычниками,
умирал, к нему, по словам поэмы, слетались ангелы...
Послал к нему Всевышний херувимов,
И Рафаил слетел к нему на землю,
И Михаил Заступник, с ними
Слетел и сам архангел Гавриил...
И вот с душой Роланда херувимы
Помчались прямо в чудный, светлый рай...*
Известный историк средних веков, рыцарь Жоанвилль, в
таких выражениях говорит о кончине Людовика Святого, во¬
плотившего в себе рыцарские идеалы: «После этого святой
король велел положить себя на ложе, посыпанное пеплом,
сложил на груди свои руки и, обратив очи к небу, возвратил
свою душу нашему Создателю в тот самый час, в который
Сын Божий умер на кресте за спасение мира»**.
Высокие рыцарские идеалы, несомненно, служили тогдаш¬
нему обществу яркими маяками, освещающими темные жиз¬
ненные пути. С другой стороны, нам кажется, что этими имен¬
но идеалами и привлекает нас тогдашнее общество, сообщая
ему в наших глазах ту высокую поэтическую окраску, кото¬
рая иногда может служить даже помехой для того, чтобы
представить себе его действительное состояние. Наконец, идеа¬
лы, которыми жило средневековое общество, благодаря ко¬
торым известный слой его нравственно возродился и усовер¬
шенствовался, сослужили великую службу делу человеческо¬
го развития, облагородили человеческое общество. В этом
* Песнь о Роланде. Перевод графа де-ла-Барта.
** «Apres se fist li sains rovs couchier en un lit couvert de cendre, et mist
ses mains sus sa poitrine et en regardant vers le ciel rendi a nostre Createour
son esperit, en celle hore meismes que li Fiz Dieu mourut pour le salut dou
monde en la croiz».
151
отношении заслуги рыцарства несомненны. Разумеется, ры¬
царские идеалы не были новостью, это были все те же обще¬
христианские идеалы, но рыцарство помогло церкви еще раз
провести эти идеалы в жизнь, неразрывно связать их с извест¬
ными действиями и поступками людей, с человеческим само¬
любием (в лучшем смысле слова), вылить их в известные
формы, вполне соответствовавшие тогдашним общественным
и историческим условиям. Рядом с этим фактором следует
поставить и умиротворяющее влияние женщины. В феодаль¬
ном замке женщина была именно воплощением мира. Рожде¬
ние, выращивание и воспитание детей, мирные, размеренные
хозяйственные заботы, наконец, врожденная нежность харак¬
тера и деликатность чувств — все это создавало под сводами
мрачного феодального замка атмосферу «мира и отрады».
Под этими сводами, в этой атмосфере выросли и пышно рас¬
цвели рыцарские идеалы. «Еще есть, — говорит один фран¬
цузский исследователь, — еще есть на свете множество пре¬
красных душ, правдивых и сильных, которые со всей страст¬
ностью стоят за все слабое и угнетенное, которые сознают и
применяют в жизни все тонкости требований чести и препо-
чтут смерть вероломству даже одного только обмана. Вот чем
мы обязаны рыцарству, вот что завещало оно нам. В тот день,
когда в наших душах изгладятся его последние следы, мы
сделаемся мертвецами». Но мыслима ли гибель всего светло¬
го и благородного, что делает человека достойным своего
высокого звания?
Ужель добру и правде вечной
И царству светлой красоты
Грозит конец? Ужель исчезнут
Они, как юные мечты?
Нет, не исчезнуть им вовеки!
Безумья яростной волне
152
Не доплеснуть до небосвода,
Не быть в лазурной вышине!
Не свергнуть звезд с небесной выси!
Грози, безумствуй, человек!
Они сияют безмятежно
Несокрушимые вовек.
Придет пора, и станут прахом
Твои потомки, внуки их,
А звезды так же будут юны
В нарядах пламенных своих.*
Заключая в себе совокупность данных из области прошло¬
го всевозможных народов, история знакомит нас с теми или
другими духовными свойствами человечества, она раскрыва¬
ет перед нами его душу. Проявляются в истории отрицатель¬
ные, проявляются и положительные свойства человеческой
души. Одной из таких эпох, в которую с особенной силой вы¬
ступили эти последние свойства, и является эпоха процвета¬
ния рыцарства, то есть XII и XIII столетия после Рождества
Христова. Рыцарские чувства обнаруживались, рыцарские по¬
ступки совершались и до этого времени. Недаром в средние
века, в частности, в эпоху процветания рыцарства, так люби¬
ли слушать слагавшиеся труверами поэмы о благородном, ры¬
царственном царе македонян, греков и нескольких восточных
народов Александре Великом, жившем за три с лишним сто¬
летия до Рождества Христова. Средневековые эпические пев¬
цы, или труверы, находили возможным изображать его со¬
вершенным рыцарем, поселяли его в рыцарском замке, дава¬
ли ему рыцарское воспитание и даже приписывали ему чуж¬
дое эпохе Александра, но свойственное эпохе труверов слу¬
* Из стихотворений К. А. Иванова.
153
жение дамам.* Настолько родственным по духу казался им
язычник Александр! К счастью человечества, и после паде¬
ния рыцарства как учреждения продолжали обнаруживаться
рыцарские чувства, продолжали совершаться рыцарские, по¬
ступки. Если рыцарство как учреждение уже умерло, оказав
человечеству величайшие услуги, пробудив лучшие струны
его сердца, зато рыцарство как совокупность благороднейших
свойств человеческого духа — бессмертно.
* О служении дамам см. нашу книгу «Трубадуры, труверы и минне¬
зингеры».
СРЕДНЕВЕКОВЫЙ
ГОРОД
и его обитатели
В оригинале книги эта страница белая
(без текста, без изображений).
In the original book, this page is white
(no text, without images).
Gerza scan
Город спит
еренесемся воображением на пять столетий
назад и представим себе, что мы подходим к
средневековому немецкому городу в ясную,
лунную ночь. Вот он обрисовался перед нами на светлом фоне
неба, и кажется, что с каждым нашим шагом он надвигается
на нас своими могучими стенами, своими высокими башня¬
ми. По левую сторону от нас, весело шумя, бежит извилистая
река; серебряная полоса, брошенная на ее поверхность меся¬
цем, сопутствует нам. За рекой — поле, побелевшее от росы,
за полем чернеется лес. Направо от дороги поле постепенно
поднимается и переходит в возвышенность, на которой также
чернеются леса. В двух-трех местах резко выделяются замко¬
вые башни и стены, где-то мельницы лениво ворочают свои¬
ми неуклюжими крыльями. Наша дорога, кое-где окаймлен¬
ная деревьями, мало-помалу поднимается в гору. Река убега¬
ет далеко в сторону. Вот мы уже не видим ничего более, кро¬
ме массивных стен города; город всецело поглощает наше
внимание. Если бы мы взобрались на соседнюю возвышен¬
ность и оттуда взглянули на средневековый город, последний
поразил бы нас многочисленными башнями: башни на сте¬
нах, башни внутри города, вот — ратуша, новый собор, старые
церкви, остатки прежних укреплений. При обыкновенных
обстоятельствах нам было бы трудно подойти к городу, не
обратив на себя внимания, не возбудив тревоги. У ворот его
157
стража, на самой высокой башне — сторож. Но наша волшеб¬
ная прогулка совершается при необыкновенной обстановке.
Представим себе, что стражи нет на своих местах, что даже
Въезд в город Бойнице.
ворога открыты, что все вокруг нас погружено в волшебный,
заколдованный сон.
Отчего же вдруг содрогнулось наше сердце? Что смугило
его? Пред нами — лобное место: высокий каменный помосг; а
на нем — три каменных столба, соединенные наверху попере¬
чными деревянными балками. Здесь вешают, обезглавлива¬
ют, четвертуют и иными ужасными способами лишают лю¬
дей жизни. Теперь лобное место пусто, но недаром налетают
сюда целые стаи хищных воронов, набегают сюда целые стаи
хищных зверей. Зловещее карканье часто оглашает это пус¬
тынное место, а по ночам здесь нередко собираются волки и
158
Укрепления города Куерфурд.
задают свой раздирающий душу концерт. Представьте себе
темную, грозовую ночь. Вот блеснула ослепительная молния
и на одно мгновенье озарила лобное место: на перекладинах
Внешние городские стены.
висят трупы, на высоком шесте наложено колесо, а на нем —
остатки человеческого тела, на зубцах стенной башни — чере¬
па казненных, и долго будут стоять они там, до тех пор, пока
не высохнут, не рассыплются на части. Холодная дрожь про¬
бегает по вашим членам, какие-то сказочные ужасы восстают
в памяти. Такой лее трепет испытывали вы, забившись с нога¬
ми в теплый утолок постели и слушая страшную сказку ста¬
рушки-няни, а сумерки набрасывали все более и более густые
тени в утлы горницы. Но отвейте прочь мрачные думы! Ни
грозы, ни казненных сегодня нет. «На раздолье небес светит
ярко луна.»
160
Оставив лобное место, мы подходим к самому городу. На
первом плане — деревянный частокол. Но, не довольствуясь
им, горожане засадили внешнюю окружность города колючи¬
ми кустами. Проникнем за эту ограду по переброшенному
через внешний ров подъемному мосту* — сегодня для нас все
открыто. Вот мы и за оградой. Перед нами — широкий, напол¬
ненный водой ров. Каменный мост, построенный над ним, не
доведен до главных ворот. Через образовавшийся благодаря
этому обрыв перекинут новый подъемный мост. В обе сторо¬
ны от главных городских ворот поднимается сравнительно
невысокая каменная зубчатая стена, а за ней — другая, на этот
раз очень высокая. На ней стоят квадратные и круглые баш¬
ни с зубцами. На некоторых из башен сверкают позолочен¬
ные кресты. Над воротами поднимается главная стенная баш¬
ня. Эти ворота облицованы глазированными цветными кир¬
пичами — зелеными, черными, белыми. Огромная железная
решетка, которую обыкновенно спускали для преграждения
входа из поперечного отверстия в своде ворот, теперь подня¬
та, и мы свободно проникаем за крепкие городские стены.
Сегодня, против обыкновения, улицы спокойны: не слыш¬
но в ночном воздухе ни серенады, ни криков знатной молоде¬
жи, ни стужа мечей. Харчевни закрыты. Мирно почивает сре¬
дневековый город в голубоватом сиянии луны. Но не всюду
проникают лучи ее. Преградой для нее служит прежде всего
узость улиц, а также и довольно далеко, иногда на несколько
футов, выступающие над нижними этажами верхние этажи.
Очень многие дома, кроме того, снабжены выдвигающимися
вперед балконами, с которыми европейцы познакомились
впервые на Востоке, во время крестовых походов. И недоста-
* Об устройстве подъемных мостов см. нашу книгу «Средневековый
замок и его обитатели».
161
точная ширина улиц, и эти выступы объясняются тем, что в
городе, стесненном стенами, мало места для обитателей.
Узость извилистых улиц средневекового города с различны¬
ми навесами и выступами, бесспорно, придававшая ему живо¬
писный вид, представляла многие неудобства. Следовало пре¬
пятствовать дальнейшему сужению. Городские правители,
естественно, не могли не обратить внимания на это обстоя¬
тельство. Обыкновенно определялась мера нормальной ши¬
рины улиц. Время от времени по улицам города проезжал
всадник, держа в поперечном положении палку или копье
определенной величины. В тех случаях, когда копье или пал¬
ка определяли незаконность какого-либо сооружения, послед¬
нее осуждалось на слом, а виновники сужения улицы подвер¬
гались денежному штрафу, характерному для средневековья,
когда подобные штрафы были особенно популярным видом
наказания. В Страсбурге мера, допускавшая устройство наве¬
сов или выступов, определявшая, иными словами, нормаль¬
ную, по тогдашнему представлению, ширину улицы, была
помещена на внешней стене собора, где (вправо от южного
портала) до сих пор сохранилась надпись: «Diz ist die masze
des uberhanges» (вот мера, допускающая навесы или высту¬
пы). Город, не будучи в состоянии разрастаться в ширину или,
по крайней мере, разрастаясь с величайшим затруднением,
успешно растет вверх. Население необыкновенно скучено.
Правда, между домами встречаются промежутки, засажен¬
ные деревьями, но промежутки эти невелики. Как разросся
наш город в последнее время, как разбогател! А, кажется,
еще недавно, несмотря на свои внушительные стены, он пред¬
ставлял огромное село с маленькими, крытыми соломой до¬
мишками. И долго горожанин не расставался со своими сель¬
скими привычками. Теперь эти привычки стали заметно про¬
падать. Бывало, по всем улицам разгуливали свиньи и всякий
162
Улица в Спейере.
домашний скот. Сами улицы были ужасны своей грязыо. Да
и теперь мостовая появилась только кое-где, только перед до¬
мами знатных и богатых граждан. На наше счастье, уже не¬
сколько недель стоит сухая погода. Но если бы вы пожалова¬
ли сюда в дождливую пору, вы махнули бы рукой и ушли, не
осмотрев города. Взгляните на этот богатый дом: на остроко¬
нечной черепичной кровле его — жестяной флюгер, над око¬
ванной железом дверью прибиты оленьи рога... А видите вы
эти желобы, оканчивающиеся разинутыми львиными пастя¬
ми? Из них в дождливую пору вода выбрасывается на самую
163
середину улицы и скапливается здесь в грязных лужах. Впро¬
чем, значительную часть воды заставляют литься в особен¬
ные водовместилища. Если такая погода выпадает на какой-
либо праздник, то монахи ближнего монастыря откладывают
назначенные заранее церковные процессии по случаю «улич¬
ной грязи». Члены городского управления (ратманы) отправ¬
ляются тогда в ратушу в «деревянных башмаках», надетых на
обувь. Эти «башмаки» играли роль современных галош и сни¬
мались с ног при входе в здание ратуши. Собственно говоря,
эта дополнительная обувь вовсе не была башмаками, хотя и
называлась так: она представляла собой просто деревянные
подошвы, прикреплявшиеся ремнями к сапогу, напоминая,
таким образом, древние сандалии. Знатных и богатых людей
в случае особенно большой грязи носят на носилках. Уличная
грязь особенно увеличивается еще оттого, что, несмотря на
строгие постановления и требования рата (городского сове¬
та), жители города никак не могут расстаться со своими край¬
не неудобными для общежития привычками: все лишнее, все
ненужное без зазрения совести выбрасывается ими на улицу.
Только в особенно важных случаях улицы средневекового го¬
рода закидывались щебнем или устилались соломой, причем
каждый из городских обывателей покрывал соломой часть
улицы, прилегающую к его жилищу. В обычное время, до по¬
явления мостовых, накидывались камни и деревянные обруб¬
ки только на уличных перекрестках. Камни разбрасывали друг
от друга на расстоянии человеческого шага, так что перепра¬
ва через такие места напоминала переправу через широкий
ручей или непросыхающую лужу в современной деревне. Ког¬
да была осознана окончательно необходимость мощения улиц,
к выполнению этого дела были привлечены обыватели. Но и
это оказывалось недостаточным. Так, например, городское
управление Кельна взимало с каждой фуры, прибывающей в
164
город, особую пошлину, которая шла специально на покры¬
тие издержек по устройству и ремонту мостовой.*
Большинство домов — деревянные, с кровлями, покрыты¬
ми гонтом и круто спускающимися в правую и левую сторо¬
ны. Многие из них напоминают своим видом швейцарские
домики. Внизу — просторные сени, отсюда поднимается лест¬
ница в первый этаж. Первый этаж далеко выступает на улицу
своей деревянной галереей. Лунные лучи играют на десятках
круглых стеклышек, вставленных в оконные рамы. Крытая
гонтом кровля образует большой навес над галереей и пре¬
красно защищает ее от дождя и снега.
Легко загорающийся материал этих построек, узость улиц
были причинами страшных пожаров, опустошавших в про¬
должение одного столетия по нескольку раз один и тот же
город. С быстротой молнии охватывало пламя деревянные
стены и кровлю дома, с быстротой молнии перебрасывалось с
балкона на противоположную сторону улицы, овладевало
целым рядом домов, уничтожало жилища богачей, обвива¬
лось вокруг колокольных башен, растапливало колокола, по¬
жирало склады дорогих товаров и неслось, все неслось впе¬
ред, пока не встречало себе преграды в городской стене. Не¬
истово звучал пожарный колокол, но никто не думал зали¬
вать пожар, всякий стремился выбраться на волю, убежать от
огненного чудовища, спасти свою жизнь.
Помимо несчастных случайностей, производивших пожа¬
ры, враждующие партии нередко сами поджигали дома сво¬
их противников. Для предупреждения этого не только под¬
жигателям, но и тем, кто грозился поджогом, назначалась
* В Нарве еще совсем недавно собирался копеечный сбор с каждого
извозчика, въезжавшего в город. Каждый извозчик на полном ходу экипа¬
жа бросал сбор, который и ловил приставленный для этого у шлагбаума
сторож. Сбор этот также имел отношение к мостовой.
165
огненная казнь: их заколачивали в бочки и после того сжига¬
ли. Но случалось, что значительная часть города погорала
Внутренняя городская стена в Любеке.
вследствие заведомо небрежного обращения его обитателей с
огнем. Дело в том, что, несмотря на скученность населения,
на узость улиц, жители средневекового города иногда преда¬
166
вались безрассудным забавам. Достаточно отметить одну из
них, а именно танец с факелами в руках. Городские правите¬
ли, конечно, стали запрещать подобные забавы. Вместе с тем
они начали обязывать некоторых ремесленников в случае
пожара доставлять воду, других — помогать тушению.
Скученность строений имела еще и другие последствия: в
средневековых городах необычайно свирепствовали разные
эпидемические болезни, как, например, «черная смерть», про¬
каза, чума и другие. От «черной смерти», пронесшейся над
Европой в середине XIV века, особенно пострадали города: в
Бремене умерло 7000 человек, в Любеке — 9000, в Базеле —
14000, в Эрфурте — 16000 и т. д. Мертвецов не успевали хоро¬
нить обыкновенным порядком, а зарывали их в общие ямы;
многие городские жители убегали из своих городов.
Но обратимся от этих ужасов к тому, что окружает нас.
Луна ярко освещает изредка попадающиеся между домами
небольшие незастроенные пространства. Пространства эти
засажены овощами и любимыми цветами средневековых дам:
розами, лилиями, гвоздиками и фиалками.
А было время, когда в городе оставались еще от стародав¬
ней поры виноградники, большие сады, даже пашни. Все это
исчезло. Остатками от той поры являются два-три монастыря
и рыцарский замок. Они окружены толстыми стенами с бой¬
ницами. Невольно представляешь себе, что они ждут какого-
либо возмущения, внезапного нападения и всегда готовы по¬
тушить и отразить их. Лунный свет и фантастические тени
сообщают им что-то живое, одушевленное. Кроме их стен,
поперек города тянется постепенно обваливающаяся старая
городская стена с незакрывающимися воротами: она указыва¬
ет на прежнюю окружность города. Теперь город расширил¬
ся, опоясался новыми, крепкими стенами, и эта старая попереч¬
ная стена стоит уныло, как памятник над могилой минувше¬
167
го. Она кое-где дала трещины, в изобилии покрыта плесенью,
и плющ, отыскивая для себя благоприятную почву, все шире
и шире расползается по ее разрушающейся поверхности. Из
тления здесь зарождается новая жизнь.
Совершая прогулку по средневековому городу, вы тщет¬
но искали бы на домах то, что нам кажется столь необходи¬
мым, к чему мы так привыкли, — номера. Взамен номеров па
каждом доме помещается над входом щит, а на нем намале¬
вано какое-нибудь изображение. Вот красный медведь, здесь —
волк, там — лебедь, полумесяц, золотая звезда, золотой меч и
т. гг. По этим-то изображениям и различали тогда дома. В наше
время много значит также фамилия домовладельца; в ту пору
фамилий еще не было, а дом и его владелец носили одно и то
же прозвище. Отсюда образовались современные и настоя¬
щие фамилии. В нижних этажах домов помещаются лавки,
сараи, погреба. Если бы мы могли заглянуть в один из послед¬
них, мы увидели бы, что он весь заставлен бочками с вином,
которым, между прочим, торгует наш город. На самой сере¬
дине погреба устроен в полу каменный бассейн, куда должно
слиться вино в том случае, если бы лопнула какая-либо из
бочек.
Мы движемся вперед по извилистой улице то в полной
тени, то в лунном сиянии. Кое-где нам приходится отступать
от домов, так как весьма опасной преградой для путника могут
служить выходы у погребов: провалиться в подобный выход
совсем не трудно. Где-то лают собаки. Никто не встречается
нам. Не видать даже недавно заведенного патруля ночных
сторожей. Надо полагать, они мирно спят где-нибудь на пере¬
крестке, а их дубины, алебарды, трещотки и погашенные
фонари расположены около них на земле. Недаром же эти
патрули не пользуются почти никаким уважением и подвер¬
гаются всяким насмешкам. Можете представить себе, какие
168
безобразия творятся на улицах в темные ночи? Город наш
еще совсем не освещается. Только в редких случаях вывеши-
Улица в Любеке.
ваются у домов фонари или просто вставляются смоляные
факелы в особенные, сделанные для этой цели железные руч¬
ки. Во время пребывания в городе императора они зажига¬
169
лись у каждого дома.* В обыкновенное же время обыватели
выходят ночью на улицу с фонарями в руках. Двигаясь все
вперед, мы наталкиваемся временами на колодцы с попереч¬
ным вращающимся бревном, перекинутой через него цепью и
двумя ведрами, прикрепленными к концам этой цепи: при
вращении бревна одно из ведер поднимается вверх, а другое
спускается в глубину колодца.
Но что это? Поперек улицы перекинута тяжелая цепь. Она
заперта с двух сторон на замки. Такие цепи перегораживают
и другие улицы, а делается это для того, чтобы воспрепятст¬
вовать конным толпам на случай какого-либо возмущения.
Нам эти цепи помешать не могут. Двигаясь по неровным и
большей частью немощеным улицам, не отличающимся при¬
том правильностью наших улиц, мы подходим к площади.
Так вот это здание, которое издали обращало на себя наше
внимание! Гордо поднимается к ночным небесам стройная
башня городской ратуши. На верхушке ее — сторож, но он не
видит нас. С этой башни в критические минуты городской
жизни раздаются звуки набатного колокола: они оповещают
о пожаре, созывают вооруженных граждан и мирным тоном
напоминают о времени тушения огней в домах обывателей.
Тут же недалеко от ратуши (места заседания городского сове¬
та или рата) поднимается, облитая лунным сиянием, доволь¬
но грубо высеченная из камня фигура мужчины; в ее руке —
обнаженный меч. Это Роландова колонна (Rolandssaule). По¬
лагают, что такие статуи были символами уголовного судо¬
производства, обозначали право судей города подвергать пре¬
* Об уличных фонарях в Париже сообщается в 1669 году как о новос¬
ти в следующих выражениях: «Свечи, которые каждый вечер помещаются
в большинство фонарей, украшающих с недавнего времени все улицы
Парижа, стали светить тем, кто ночью ходит без факелов».
170
ступников смертной казни. Взгляните мимоходом на эту клет¬
ку и на этот столб. В первую сажают пьяниц, у второго произ¬
водят сечение розгами. До нашего времени сохранилась, между
прочим, миниатюра, изображающая последнее наказание.* У
столба, стоящего на площадке со ступеньками и увенчанного
наверху распятием, два представителя исполнительной влас¬
ти, крепко держа виновного одной рукой, бьют его розгами
по спине. На ступенях стоит человек, наигрывающий на трубе,
очевидно, с целью заглушить крики жертвы. А вокруг собралась
толпа, которая с величайшим интересом следит за наказанием
провинившегося; толпа во все века и у всех народов оставалась
верна своему характеру. Любопытно, что в числе зрителей нахо¬
дится родитель или педагог с двумя мальчиками; подобное зре¬
лище считалось тогда назидательным. Что бичевание имело тя¬
желые последствия, в этом едва ли можно сомневаться. Доста¬
точно указать на тот факт, что лица, подвергавшиеся бичеванию
в Нюрнберге и приговоренные к высылке из города, имели пра¬
во оставаться здесь в продолжение трех дней для залечивания
рубцов. Другим видом торговой казни, то есть наказания на тор¬
гу или площади, было сажание виновных в клетки на всеобщее
посмешище. Лица, подвергавшиеся этому виду наказания, сажа¬
лись целыми рядами. Движения их были стеснены: руки связа¬
ны, а ноги ущемлялись деревянной колодкой. Зной или непогода
еще более увеличивали их страдания.**
Площадь обстроена со всех сторон. Против ратуши воз¬
вышается собор во имя Пресвятой Девы Марии. Величествен¬
* Весьма многие из средневековых рукописей украшены небольшими
рисунками или миниатюрами. Миниатюры не только раскрашивались цвет¬
ными красками, но нередко покрывались богатой позолотой.
** Русские историки смотрят на торговую казнь, существовавшую на
Руси, как на одно из последствий татарского ига. Запад не знал последне¬
го, а между тем торговая казнь существовала и там, а своей жестокостью
нисколько не уступала нашей.
171
но, как бы в молитвенном порыве, вздымает он к полночному
небу свою остроконечную башню. Этот собор — истинное ук¬
рашение города и гордость населения его. Немало было при¬
несено им жертв, чтобы построить здание, достойное своего
высокого назначения. Душа стремится к небу за этими остро¬
конечными арками, за этими каменными подпорами храма, как
бы унизанными каменным кружевом, за этими громадными ок¬
нами, за этими насквозь просвечивающими стрельчатыми башен¬
ками, за этой высокой, убегающей в небо башней!
К собору примыкает далеко уже раскинувшееся кладби¬
ще. В средневековых городах оно помещалось в середине или
вообще внутри города. Оно росло и расширялось, пока не
встречало на своем пути жилых помещений. Когда построй¬
ки живых людей создавали непреодолимое препятствие даль¬
нейшему росту кладбища, покойников стали хоронить в мо¬
гилах, уже употреблявшихся для погребения. Бывали случаи,
когда между двумя погребениями в одной и той же могиле
едва истекало тринадцать лет. При новом прогребении из
могилы извлекались кости ее прежнего жильца и благоговей¬
но переносились в оссарии (Beinhaus, ossarium), состоявшие
из подземелья и часовни, выстроенной над ним. Заглянем в
кладбищенские ворота, за эту каменную ограду. Вот оно —
г ородское кладбище, залитое лунными лучами. Таинственно
шелестят деревья своей листвой, как будто передают друг
другу тайны, погребенные .здесь вместе с усопшими людьми.
Пестреют цветы. Большей часгыо над местом упокоения ле¬
жит толстая каменная плита с простой, но выразительной
надписью: «Requiescat in расе (да почивает в мире)!» Между
могилами только одна обращает наше внимание своей высо¬
кой насыпью: здесь похоронена какая-то убитая девушка, над
могилой которой, по общему убеждению, совершаются раз¬
личные чудеса. Над двумя-тремя могилами виднеется изобра-
172
Вид города Наум бург а.
Готический фасад
жение чаши: здесь погребены духовные лица. Местами под¬
нимаются и распятия. Над могилой какого-то богатого чело¬
века стоит распятие, а по сторонам его — изваяния, изобра¬
жающие Пресвятую Деву Марию и любимого ученика Хрис¬
174
това Иоанна. Впрочем, людей богатых и знатных хоронили
или в особых капеллах (часовнях, небольших церковках), или
внутри церкви. Для детей на этом же кладбище находится
особое отделение; впрочем, родителям не вменялось в обя¬
занность хоронить своих детей непременно в этой части клад¬
бища: они могли хоронить их где угодно.
Между ратушей и собором блестит при луне искусствен¬
ный бассейн. В его спокойной воде отражаются старые липы,
как живые памятники того времени, когда на месте города
было раскинуто село, «когда лесные пташки распевали на вет¬
вях, на которых садятся теперь лишь воробьи да в зимнюю
пору вороны». Несколько тополей раскинули по площади свои
длинные тени.
Тут же неподалеку, на светлой площади, обращает на себя
наите внимание недавно выстроенный колодец с водоподъем¬
ной машиной. Повернем кран. Посмотрите, как горит озарен¬
ная лучами месяца чистая струя воды. Брызги ее рассыпают¬
ся, как алмазы. Над ней возвышается что-то вроде сквозной
часовни с высокой остроконечной кровлей, со стрельчатыми
арками и фигурами под ними.
Наискось от собора стоят торговые ряды, выстроенные из
камня. Днем здесь толкотня и оживленные речи. Городские
весы, теперь спокойные, непрерывно действуют днем.
Мы проходим через площадь, освещенную луной; с нами
движутся и наши тени.
Мы покинули городскую площадь и снова пошли бродить
по извилистым улицам города. Главных улиц четыре: они в
форме креста расходятся от площади по направлению к че¬
тырем сторонам горизонта. Эта четыре улицы ведут к четы¬
рем городским воротам, каждая из них пересекается други¬
ми, второстепенными улицами. Городские обыватели, зани¬
мающиеся одним и тем же делом, селятся на одной и той же
175
улице. Благодаря этому возникли характерные для средневе¬
ковья названия улиц: Кузнечная, Булочная, Кожевенная и т. п.
Были улицы с названиями сословного характера, как, напри¬
мер, Рыцарская, Поповская. Было в обычае давать улицам
названия, указывающие на ту или другую народность: в
Любеке — Английская улица, в Люнебурге — Славянская, поч¬
ти везде — Жидовские улицы. В Бреславле целый квартал
назывался Русским, так как в нем останавливались купцы,
наезжавшие из Руси и Польши.
Таким образом, мы познакомились немного с внешним
видом средневекового города. Перед нами только абрис, толь¬
ко фон. Чтобы представить себе полную картину, чтобы пере¬
носиться воображением в любое время в средневековый го¬
род, следует посмотреть на него при блеске солнца, при днев¬
ной суете, следует присмотреться к населению его, пережить
с ним и горе, и радость, и праздники, и будничные дни. Тогда
на этом общем фоне нарисуется перед нами отчетливая и вер¬
ная картина средневекового города.
Город пробудился
Ночь убегает от светлого дня;
Добрые люди, восстаньте от сна,
Господу Богу воздайте хвалу:
Слава и честь подобает Ему!*
ак пропели ночные стражи и тяжелой посту¬
пью направились к своим жилищам. Прохлад¬
но. С каждой минутой светает сильнее и силь¬
нее. Поле, лес, река, городские стены, постройки облекаются
в свои обычные цвета. Вот зазвучали рога со стенных башен,
с колоколен — колокола. «Звук колоколов мил сердцу горо¬
жанина, — говорит один немецкий исследователь, — колокол
звучит для него всю жизнь, как звучал для его предков. Внизу
непрерывно меняется суета людская, а с высоты постоянно
взывает к людям один и тот же голос, горячо беседуя с ними
высоким тоном или медленно раскачиваясь и потрясая их слух
низкими тонами». Горожанин считал свои колокола чуть ли
не живыми существами, он склонен был приписывать им та¬
инственную жизнь, давал им имена людей (например, Анна,
Сусанна и др.).
Скоро город начал пробуждаться. Свежий утренний воз¬
дух огласился звуками пастушьих рогов. Радостно и шумно
выбегают на улицы города домашние животные: коровы, сви¬
ньи, особенно много последних. Все это направляется по уз¬
ким и извилистым улицам к городским воротам, чтобы про¬
вести целый день в цветущей окрестности города.
* В Любеке еще до сравнительно недавнего времени ночные стражи
пели подобные старинные песни.
177
Но село и тогда пробуждалось раньше города. В послед¬
нем еще звучала простая мелодия ночных стражей, а сель-
Ночные сторожа.
ские обитатели уже потянулись с различных сторон к городу.
И теперь перед воротами его остановились длинные верени¬
цы телег и повозок с деревенскими произведениями. Хотя
горожане еще не бросили совершенно сельского хозяйства,
178
но заметный прирост населения и увлечение его промышлен¬
ностью обрабатывающей и торговлей заставляли их нуждать¬
ся в селе. И вот представители деревни столпились перед го¬
родскими воротами: тут и неуклюжий крестьянин в поярко¬
вой шляпе, и цветущая здоровьем крестьянская девушка с
заплетенными косами. Чего тут нет? У девушек на головах и
в руках кувшины с молоком, корзины с яйцами и маслом, с
курами и голубями. Несколько крестьян пригнали на прода¬
жу свой скот. Резко кричит нагруженный чем-то осел. На по¬
возках зелень, зерно, рыба, дичь. За ними целая вереница возов
с дровами. Городские чиновники уже здесь: они должны сле¬
дить за тем, чтобы товар, привезенный поселянами, не ску¬
пался перекупщиками; вместе с тем они тщательно осматри¬
вают все привезенное.
Если обнаруживался какой-либо обман, совершивший его
наказывался здесь же немедленно. Наказание состояло глав¬
ным образом в уничтожении товара, найденного недоброка¬
чественным. Так, например, худое вино, худое пиво вылива¬
лись на дорогу. Но, сверх этого, в некоторых случаях подвер¬
галась наказанию и сама личность обманщика. Дурной хлеб
уничтожали, а с хлебником поступали весьма сурово: его ки¬
дали в реку. На стуле, под навесом, уселся сборщик пошлин.
Около него — стол. Аевой рукой сборщик держит кожаный
мешок, а правой складывает в него поступающие сборы: пла¬
ту за проезд в ворота и пошлину с товара. Один из возов, по¬
крытый полотном и запряженный несколькими лошадьми, подъ¬
ехал к городу в сопровождении вооруженных всадников, наня¬
тых у какого-нибудь землевладельца для защиты товара от вся¬
ких посягательств со стороны нечестных людей. Из городских
ворот выехал со своими работниками богатый горожанин, давно
уже поджидавший заказанный им товар. Вот он весело направ¬
ляется к вооруженному отряду, расплачивается с ним, и воз мед¬
179
ленно вкатывается в городские ворота. Сколько суматохи, сколько
шуму! Навстречу въезжающим в город попадаются телеги и по¬
возки с товарами, отправляемыми за черту города, попадаются
кое-какие горожане, еще не бросившие сельского труда: с лоша¬
дью и плугом выезжают они на соседнюю пашню.
Город все больше и больше просыпается. Со всех сторон
спешат к колодцам девушки с кувшинами и ведрами. Весе¬
льем и свежестью дышат их лица, далеко разносится их гром¬
кий смех, их разговор. Другие девушки вынесли из домов
корыта, лохани и бодро принялись за стирку перед домами,
на открытом воздухе. Более грубые вещи стираются в щело¬
ке, более тонкие — в мыльной воде; некоторые усердно рабо¬
тают колотушками. Выстиранное белье они набрасывают на
жерди; озаренное яркими солнечными лучами, оно сверкает
ослепительной белизной и колеблется под дуновеньем утрен¬
него ветерка. Тот же утренний ветерок подхватывает и уно¬
сит далее простые мелодии их песен. Вот проходит мимо це¬
лая толпа рабочих с лопатами, топорами, молотами и други¬
ми инструментами. Их шутки вызывают бойкие ответы со
стороны работниц. Из соседнего дома вышел сапожник и по¬
местился со своей дратвой тут же на улице, перед домом; на
противоположной стороне, не обращая никакого внимания на
прохожих, усердно работает своим молотом кузнец; там ору¬
жейник возится с рыцарскими доспехами, сверкающими под
лучами солнца... Окно его рабочего помещения открыто на¬
стежь. Снаружи примыкает к нему широкий подоконник; на
нем возвышается манекен вооруженного рыцаря и разложе¬
ны некоторые части рыцарского вооружения. Оружейник
поместился у окна внутри мастерской и, кажется, позабыл
все на свете для своей работы. Булочник вынес свои товары
из магазина и разложил их на столе, поставленном у самых
дверей, а над дверьми красуется увенчанный короной крен¬
180
дель; его поддерживают два льва, у каждого из них по мечу в
лапе. Булочник, впрочем, далеко не представляет исключе¬
ния. Обычай выставлять свои товары за дверьми лавок, на
самой улице, был очень распространен среди торговцев сре¬
дневекового города. С
этой целью у очень мно¬
гих лавок устроены на¬
весы над частью улицы,
прилегающей к лавке*.
Эти навесы достигают
своей цели, т. е. защища¬
ют разложенные под
ними товары от дождя,
но в то же время отни¬
мают довольно много
дневного света. Если ра¬
бочие не могут вынести
на улицу предмет, над
которым они работают,
все же шум от их рабо¬
ты разносится по улице,
так как они работают
при открытых дверях и
окнах, даже у самых
окон. Таким образом, над средневековым городом носится
своеобразный гул от работы на открытом воздухе. В этом от¬
ношении средневековый город можно смело сравнить с горо¬
дами Востока. Рабочий шум, работа на улице или почти что
на улице вызывают подобное сравнение. Вот открыто окно в
мастерской портного, и все перед вами как на ладони. На
* Такие навесы назывались Schoppen, Vorkrame, Lauben.
181
самом подоконнике поместились два ученика и погрузились в
свою работу. В углублении виднеется закройщик, сосредото¬
ченно работающий своими ножницами. На полу — лоскутки и
обрезки, кое-где висят или куски материи, или уже готовые
вещи. У стены манекен.
Всмотревшись хоть
немного в двигающую¬
ся по улицам толпу, мы
сейчас же заметим, что
почти все движутся в
одном направлении, а
именно — к городской
площади. Последуем за
ними. На ратуше выки¬
нут красный флаг. Торг
открыт. Сюда приезжа¬
ют в повозках, верхом,
но пешеходы решитель¬
но преобладают. Кроме
городского населения
среди посетителей тор¬
га немало пришлого
люда: заезжих рыцарей
(нередко сомнительной
репутации), монахов,
прибывших за покупками из окрестных монастырей, иного¬
родних купцов, приехавших сюда за крупными покупками.
По рядам, торгующим мясом, рыбой, зеленью, хлебом и пря¬
ностями, ходят в сопровождении своих прислуг городские
хозяйки. Их цветные платья сразу бросаются в глаза. Они
довольно плотно облегают тело, снабжены длиннейшими ру¬
кавами и большими шлейфами. Пояс располагается совершен¬
182
но свободно и служит скорее украшением, чем необходимос¬
тью. У каждой из дам висит сбоку кожаная сумочка. Головы
их покрыты самыми разнообразными уборами: тут встреча¬
ются и чепцы разных фасонов, и некоторое подобие восточ¬
ной чалмы и нашего кокошника, и рогатые шляпы. У деву¬
шек головы не покрыты, переплетенные лентами косы или
пушены вдоль спины, или свернуты на голове. Здесь к слову
сказать, что за дамскими костюмами и уборами зорко наблю¬
дает городской совет. Не удивляйтесь поэтому, если какая-
нибудь из дам будет подхвачена особыми наблюдателями,
играющими роль нашей полиции, и отведена в ратушу. При
таком отношении городского совета, при упорстве многих дам,
наконец, при грубости тогдашних нравов это явление не пред¬
ставляло собой чего-нибудь необыкновенного. Даму, обратив¬
шую на себя внимание, положим, особенно длинным шлей¬
фом, буквально волокли в ратушу, чтобы сравнить ее шлейф
со шлейфом выставленной там модели. Виновные в наруше¬
нии установленного правила подвергались известному штра¬
фу. Но против излишеств дамского наряда восставали не одни
городские советники. Нередко появлялся в данной местности
какой-либо монах-проповедник и в резких выражениях напа¬
дал на эти излишества. Подобные проповедники особенно
любили посещать средневековые города. Их можно смело
отнести к тем особенностям, которые прекрасно характеризу¬
ют средневековый город. Вот почему я и остановлю на неко¬
торое время ваше внимание на рассказе одного современника
о монахе-проповеднике.
«В 1428 году во Фландрии и ближайших к ней местностях
(мы опускаем здесь их перечисление) пользовался громадным
успехом кармелит-проповедник родом из Бретани, именем
Фома Куэтт. Во всех хороших городах и других местах, где
он желал проповедовать, дворяне, бюргеры и другие достой¬
183
ные уважения особы устраивали для него на красивейших
площадях большие эстрады и покрывали их богатейшими
коврами, какие только могли отыскать. На эстраде устанав¬
ливали алтарь. Здесь он служил мессу со своими учениками,
которые следовали за ним всюду, куда бы он ни отправлялся.
Он ездил верхом на небольшом муле. По окончании мессы
он говорил с эстрады свои длинные проповеди и порицал по¬
роки и грехи каждого. Особенно сильно порицал он и бранил
дам знатного и незнатного происхождения, которые носили
на своих головах высокие уборы и другие пустые украшения,
как делают обыкновенно благородные дамы в названных мест¬
ностях. Ни одна из этих дам не осмеливалась появиться в его
присутствии в своем головном уборе. Когда же он замечал
таковую, он напускал на нее ребятишек, заставляя кричать
их: «Долой колпак!» Если же дама удалялись, ребятишки про¬
должали свои крики, бежали за дамой и старались сорвать с
нее шляпу. Вследствие подобных криков и поступков в очень
многих местах происходили большие беспорядки и столкно¬
вения между теми, кто кричал «долой колпак», и слугами пре¬
следуемых дам и барышень. Несмотря на это, упомянутый
брат Фома продолжал свое дело и до тех пор проклинал их,
пока дамы, носившие высокие шляпы, не стали приходить на
его проповеди в простых головных уборах и чепцах, какие
носят женщины из рабочего класса и вообще бедные женщи¬
ны из простонародья. Большинство из них, стыдясь оскорбле¬
ний, которые им приходилось слышать, совсем оставили свои
высокие головные уборы и надели другие, похожие на уборы
бегинок. (О бегинках см. ниже, в этом же очерке.) Некоторое
время благопристойность не нарушалась. Впрочем, дамы по¬
ступили так, как поступают улитки, которые, заслышав про¬
хожего, запрятывают свои рожки, но, не слыша более ничего,
снова выставляют их наружу. Как только проповедник уда¬
184
лился из страны, они позабыли его учение и снова принялись
за свои старые уборы и даже стали носить уборы больших
размеров, чем носили раньше».*
Монахи-проповедники были самым обыкновенным явле¬
нием на площади средневекового города. Взобравшись на ка¬
мень или первое попавшееся возвышение, странствующий
монах собирал вокруг себя большую толпу народа и начинал
говорить. Говорил он и против жидов, и против роскоши, и
против излишеств дамского костюма, порицал снисходитель¬
ность судей и прегрешения ратманов. Все это говорилось в
таком месте, где собиралось особенно много народа, как, на¬
пример, на ярмарочной площади. Подвернись во время такой
проповеди какой-нибудь еврей под руку, разгоряченная тол¬
па, конечно, не поцеремонится с ним. Да еврей и бывал здесь
под рукой. Физиономия, сама фигура, желтая полоса на кос¬
тюме и остроконечная рогатая шляпа — все это выдавало его.
Уже свыкнувшись с обычаями горожан, научившись по са¬
мым незначительным для постороннего глаза приметам узна¬
вать настроение толпы, злополучный сын Израиля заблаго¬
временно скрывался. Но толпа способна на самые дикие дви¬
жения, и бывало, что проповедь забредшего в город монаха
приводила к страшному погрому, жертвами которого, конеч¬
но, становились не одни только евреи. Вот почему городские
советы в известных случаях неблагосклонно смотрели на бро¬
* В середине XV века через немецкие города проезжал францискан¬
ский монах Капистрано. Своими пламенными речами он призывал народ
к покаянию. Женщины сносили безделушки, мужчины — шахматные дос¬
ки. Сносимые предметы сжигались на кострах. Но едва уезжал монах из
того или другого места, там снова принимались за старое житье. Стоит
принять во внимание подобные случаи, подобных лиц, и история прослав¬
ленного доминиканца Савонаролы потеряет тот исключительный харак¬
тер, который обыкновенно придается ей.
183
дячих проповедников и, не церемонясь, выгоняли их из горо¬
да. Только исключительные свойства самого проповедника или
особенная потребность общества создавали такому лицу гром-
Странствующий монах.
кую репутацию, прославляли его. Конечно, если проповедник
не затрагивал никаких серьезных вопросов, не касался само¬
186
го строя жизни, то те же ратманы приходили послушать его.
Во всяком случае, это было одним из развлечений для сре¬
дневекового горожанина.
Но посмотрите, что это за процессия проходит в стороне
через площадь? На этот раз кого-то изгоняют из города? Да,
изгоняют — прокаженных. Их несколько человек. Они толь¬
ко что отстояли мессу в соборе. С ними идет священник в
облачении, с крестом в руке. Он раздал им освященное пла¬
тье, обувь, сосуд для питья, корзину для пищи и трещотки,
звуком которых они должны буду!' отгонять всех приближа¬
ющихся к ним. Больница для прокаженных, устроенная за
городской чертой, не примет этих несчастных: она полна. Им
придется поселиться за городом в поле, в одинокой хижине.
Здесь пропоют заупокойные молитвы, на покрытые головы
несчастных посыплют земли, а перед расставаньем священ¬
ник скажет им единственное слово утешения: «Наши молит¬
вы и милостыня буду!' с вами». И дверь их хижины закроется,
как крышка гроба. Временами они буду!' выходить из своей
могилы, но непосредственное общение их с остальным чело¬
вечеством порвано окончательно: они умерли для него. Пе¬
ред хижиной их одинокой поставится деревянный крест...*
Посмотрите, как все сторонятся их!
Среди лиц, сопутствующих изгоняемым из городских пре¬
делов прокаженным, обращают на себя наше внимание не¬
сколько женщин. Это бегинки. Они одеты в ниспадающие до
самой земли темно-серые платья, с их голов ниспадают белые
покрывала, в их руках четки бесконечной длины. Вы приня¬
* Считаем нелишним отметить здесь, как исключение, один несколь¬
ко странный обычай, существовавший в Амстердаме. Там прокаженные
имели два радостных дня в году. В эти дни они разъезжали по всему горо¬
ду на санях, при звуках труб и барабанов, и собирали обильные подаяния.
Представьте только себе подобный поезд!
187
ли бы их за монахинь, но они не составляли монашеского ор¬
дена и не жили в монастырях. Правда, они отреклись от мира,
жили подаянием, прося хлеба ради Бога («Brot durch unsem
Herr Gott»), но главной целью их жизни была не молитва; они
отрекались только от мирских удовольствий, от светской жиз¬
ни, от жизни среди себе подобных, но не порывали совершен¬
но связей с ними. Они служили великой цели — помогать
страждущему человечеству, облегчать людские немощи. Они
селились обыкновенно по две-три в небольших домиках с
крестами над дверьми. Эти домики так и назывались «Бо¬
жьими домами» (Gotteshauser). Обитательницы же их, кро¬
ме имени бегинок, носили еще прозвище «духовных сестер»
(Seelschwestern). В нашем городе их до 40 человек. Без них
трудно представить себе средневековую улицу или площадь.
Но кого только нет на этой площади? Вот прогуливаются
дворяне-щеголи. Движенья их, несомненно, стесняются не¬
обыкновенно узким платьем. На них все в обтяжку. Полу¬
кафтанье надевается через голову, да и то с трудом. На ногах
сапоги ярких цветов с длиннейшими и узенькими носками.
(См. рисунок на др. странице.) Но всего более удивляет нас
чрезвычайная пестрота костюмов. Она доходит даже до
безобразия: так, одна половина платья делается из материи
одного цвета, другая — из другой. Вырезные зубчики по краю
полукафтанья, навешенные у некоторых щеголей бубенчики,
золотые, серебряные и медные цепи па шеях, украшенные
алмазами, яхонтами, гранатами, бирюзой, — вот что невольно
запоминается нами при более внимательном рассматривании.
У каждого сбоку свешивается меч, голова украшена или
небольшой шляпой с пером, или чем-то вроде капюшона. У
некоторых накинуты короткие плащи. Но взгляните еще на
этого субъекта! Одна нога у него голубая, другая красная,
довольно низко расположился толстый, обитый металличес¬
188
кими пластинками пояс, а красное полукафтанье снабжено
необыкновенно широкими рукавами, которые сразу сужи-
Арфа и цитра (со старинного оригинала).
ваются у кисти руки, так что совершенно обхватывают ее.
Полную противоположность этому господину представляет
прогуливающийся по площади ученый; его длинное, широкое,
189
ниспадающее до полу и даже волочащееся сзади платье
голубого цвета с длиннейшими, подбитыми мехом рукавами
напоминает наши священнические рясы. На плечах его —
металлическая цепь, к которой привешены бубенчики.
Важно двигаются почтенные бюргеры в своих широких,
ниспадающих до колен кафтанах коричневого, черного, тем¬
но-красного и других скромных цветов. Чтобы получить
более верное, более отчетливое представление об уличной
жизни в средние века, остановим свое внимание на двух¬
трех типах. Резко выделяется из уличной толпы пилигрим
или странник, посещающий святые места. На нем полотня¬
ные шаровары, широкий опоясанный кафтан, на груди и
широкополой шляпе нанизаны раковинки, в руке — длинный
посох, сбоку — сума и переплетенная ремнями фляжка. От
всей фигуры его веет каким-то спокойствием и смирением:
так и ждешь, что он присядет на какой-либо лавочке,
прислонит к стене свой страннический посох и начнет свою
простую и несколько монотонную речь о виденном и слы¬
шанном. Гремя колокольчиками, которыми обвешаны их
пестрые узкие костюмы, прошли фокусники с акробатами
и скрылись в толпе. Впрочем, порой потешает публику и
этот странствующий по городам и селам монах в сильно
поношенной темной рясе, опоясанной веревкой. Здесь он
потешит, посмешит своих случайных слушателей, там
продаст какую-либо реликвию, разумеется, ненастоящую,
в другом месте объявит, что ему известны скрытые клады.
Недавно он показывал на этой же площади ящик со змеями,
которые слушались его, прыгали и танцевали. Теперь он с
самым серьезным видом прописывает своему собеседнику,
конечно, за плату, сомнительный рецепт от зубной боли. А
вот и настоящий шарлатан. Ему предшествует слуга и вы¬
крикивает во всеуслышанье его достоинства и знания...* Но
190
посмотрите на этих молодых людей, которые, очевидно,
только что явились в наш город и никогда в нем раньше не
бывали! Они выдают себя своим любопытством и крайне
рассеянным видом. Это странствующие ученики. Что же это
такое? Откуда взялись они? Между школами, основавшими¬
ся почти во всех городах в ту пору, к которой относится наш
очерк, некоторые приобрели особенную славу. Бывало и так,
что в одной школе, в одном городе особенно хорошо препода¬
вался один предмет, в другом — другой. Отсюда и возникли
странствующие ученики. Они, так сказать, блуждали из горо¬
да в город, блуждали в поисках знания. Послушают, поучатся
здесь, пойдут' в другое место. Известное число таких странст¬
вующих учеников находили, наконец, искомое, избирали себе
предмет, селились в известном месте, серьезно отдавались
науке и потом возвращались домой уже в качестве ученых.
Но так благополучно кончали далеко не все. Многие из них просто
погибали жертвами лишений и излишеств. Они жили подаянием
от знатных людей, получали от них одежду и деньги. «Пусть
знатные люди, — говорится в одной из песенок, распевавшихся
ими, — дают и подарки знатные: золото, одежды и тому
подобное...»
Deut nobiles dona nobilia —
Aurum, vestes et his similia.
Получив деньги, они живо проматывали их и начинали тер¬
петь нужду в самом необходимом. Многие старились в постоян¬
ных переходах с места на место, вели крайне беспорядочную ** Hort ir herrn all geleich
Es kumpt ain maister kunsterreich,
Er nennt sich meister Vivian,
Der siben kiinst er wol echt kan...
(Слушайте все! Идет искусный мастер, зовется мастер Вивиан, искусно
владеет семью ремеслами... — Пргш. ред.)
191
жизнь, пополняя собой толпы так называемых «вакхантов» («ва-
гантов». — Прим, ред.), бесшабашных людей, готовых на всякое
бесчинство, на всякое дурное дело. Эти люди отличались своей
дерзостью, как и вообще нищие и нищенки. Нищие составляли
целые отряды, требовали себе подаяний, а чтобы разжалобить
народ, притворялись больными, калеками, вызывали приемом
различных трав сыпь на теле и прибегали к другим уловкам
того же рода. Нечего прибавлять вам, что среди нищей братии
находилось немало и действительных калек, действительно боль¬
ных, несчастных людей, имевших законное, но тяжелое право
рассчитывать на милосердие людей имущих и здоровых.
Но торговля подходит к концу. Скоро снимут с башни
красный фонарь, скоро торг прекратится. Телеги, привезшие
товары в город, покатят из него пустые. За ними потянутся
возы, погруженные городскими товарами. Площадь опусте¬
ет. Сегодня ратманы будут довольны. Торг прошел сравни¬
тельно спокойно: только один человек ранен, да поймано не¬
сколько воришек. Бывает дело куда хуже.
Прежде чем покинуть площадь, заглянем еще в аптеку,
откуда только что вынесли раненого. Это комната со столом
посередине и полками вдоль стен. На полках — банки с раз¬
личными медикаментами. Если бы нам удалось заглянуть в
опись предметов, находящихся в аптеке, мы нашли бы там уди¬
вительные вещи, как, например, драгоценные металлы и жем¬
чуг, истолченные в порошок, засушенных жаб, волчье сердце,
волчью печень, человеческие черепа, кости мумии. В XIV—XV вв.
аптеки находились под наблюдением назначенных для этой цели
врачей. Однако это нисколько не мешало аптекарям приготов¬
лять, кроме лекарств, и различные кондитерские изделия.
Оставим площадь, пройдемся еще по городским улицам,
обратим внимание на некоторые явления, странные на наш
взгляд, но считавшиеся самыми обыкновенными. Вот послу¬
192
шайте хоть этого человека; он, очевидно, спешит и что-то вы¬
крикивает на ходу. Это один из служителей, состоящих при
Средневековая аптека (со старинного рисунка).
банях. Он кричит во всеуслышание, что вода горяча, что все
готово, и приглашает желающих пожаловать в баню. В дру¬
гом месте мы встречаемся с мальчиком, который громким
193
голосом восхваляет вина своего хозяина. Да и сам хозяин, стоя
за дверьми лавки, зазывает прохожих и дает самую лестную
аттестацию своему товару. Последний обычай, впрочем, со¬
хранился еще и у нас. Но то, на что я укажу вам сейчас, в
самом деле оригинально. Один из мелких виноторговцев, не
слишком-то полагаясь на словесную рекомендацию, выкатил
на улицу винную бочку, установил ее, расставил кругом табу¬
реты, принес кружки, открыл втулку... и что же думаете вы?
Взгляните: прохожие облепили бочку, как мухи кусок саха¬
ру. Тут и мужчины, и женщины, и родители, и дети; одним сло¬
вом, на улице составилась маленькая попойка. Городской совет
запрещает это, но что поделаешь с ними? Советы других горо¬
дов, видя полную невозможность уничтожить этот обычай, раз¬
решили городским обывателям следовать ему не более трех раз
в году, в установленные для этого сроки — в дни св. Михаила, св.
Мартина и св. Галла. Представьте себе, что происходит на ули¬
цах в эти дни! Стоят, сидят, лежат на улицах, пьют вино и весе¬
лятся. Впрочем, нечего удивляться тому, что простой обыватель
так падок до вина, посмотрите повыше — на графов, епископов,
аббатов, ратманов... Пристрастие к вину тонко осмеивалось в
средневековых латинских стихотворениях. Вот как восхваляет¬
ся вино, и притом преимущественно вино, продаваемое в тавер¬
нах (в погребках): «Бокалами зажигается лампада души; сердце,
напоенное нектаром, улетает ввысь: для меня вино, продаваемое
в таверне, имеет более приятный аромат, чем то (вино), которое
эконом епископа смешивает для него с водой»*.
Но размышление наше прерывает звонкоголосый парень,
который шествует посреди улицы и торжественно провозгла¬
* Poculis accenditur amini lucerna;
Cor imbutum nectare volat ad superna;
Mihi sapit dulcius vinum in taberna,
Quam quod aqua miscuit praesulis pincerna.
194
шает... что бы такое?., что в доме такого-то бюргера (следует
полное имя его) «сварено пиво». Как радостно звучит его го-
В таверне (в погребке).
лос! Рассказывают, что император Рудольф, посетивший Эр¬
фурт, сидел как-то утром у открытого окна занятого им дома
и медленно попивал тамошнее пиво. Вдруг проходил такой
195
пивной глашатай (Bierausrufer). Его восклицание так увлекло
Рудольфа, что он высунулся из окна, поднял кверху кружку с
пивом и сам прокричал на всю улицу: «Хорошее пиво сварил
Зейфрид фон Буттиггетт!»
Ч
Абель Гргшмер. Зимний пейзаж.
Шумно протекал день в средневековом городе. С прибли¬
жением вечера этот шум утихал постепенно. Возвращались
стада, пахари. Дети до заката солнечного играли у порогов
своих домов или на кладбищах. На кладбищах не прочь были
повеселиться и взрослые. Там всегда был народ. А стоит только
какому-нибудь музыканту заглянуть туда со скрипкой! При¬
196
слонится он к забору, пустит свой смычок гулять по струнам,
и пошла потеха: пляшут стар и млад и забывают все на свете!
Кажется, что и мертвецов-то подымут из могил, но...
Денницы тихий глас, для юного дыханья,
Ни крики петуха, ни звучный гул рогов,
Ни ранней ласточки на кровле щебетанье —
Ничто не вызовет почивших из гробов!*
Солнце зашло. Ночь опускает свой темный покров над сре¬
дневековым городом, веет снотворными чарами. Прозвучали
трубы со сторожевых башен, загремели своими цепями тяже¬
лые подъемные мосты, прозвонил в первый, во второй, в тре¬
тей раз вечерний колокол. Горожане, расположившиеся у сво¬
их домов на улице подышать вечерней прохладой, побеседо¬
вать друг с другом, вошли в свои жилища. Темно. Запозда¬
лый путник пробирается к своему дому с фонарем в руке.
Откуда-то доносится пение:
Господу Богу воздайте хвалу,
Слава и честь подобает Ему...
* Стихи Жуковского (из элегии Грея).
Городской совет
ордо поднимается к небу своими заостренны¬
ми башенками и кровельными выступами го¬
родская ратуша. За высокими колоннами, про¬
бегающими по всему зданию от основания до самого верха и
даже превышающими всю постройку своими остроконечны¬
ми башенками, приютился лицевой фасад ратуши с каменны¬
ми узорами, с высокими окнами, украшенными богатой резь¬
бой. Как ни велики ворота, устроенные с этой стороны, они
совершенно подавляются всей массой здания; они ведут в об¬
ширные помещения, где во время ярмарки выставляются то¬
вары, в погреба, в кладовые, в темницы. Главный же вход
помещается в особой пристройке, несколько отступающей от
площади лицевого фасада. Но от такого положения вход в
ратушу не только ничего не теряет, но даже выигрывает, так
как к нему ведет высокая каменная лестница. Придавая из¬
вестное величие входу, эта лестница нисколько не нарушает
стройности и цельности лицевого фасада. За пристройкой, как
бы прижавшейся к главному зданию, возвышается незатейли¬
вая башня с остроконечной кровлей: она примыкает к одному
из задних углов ратуши. Здесь висит набатный колокол, отсю¬
да башенный сторож смотрит за местностью, подлежащей его
охране.
Поднявшись по ступеням каменной лестницы, вы вступае¬
те в широкий, освещенный с одной стороны коридор; величе-
198
Здание средневековой ратуши.
ственными дверями вы входите из него в главную залу рату¬
ши. Зал покрывается сводчатым потолком. С потолка свеши¬
ваются бронзовые люстры, из которых каждая изображает
подобие большого древесного сука с разветвлениями и круп¬
ными листьями. Дневной свет проходит через разноцветные
стекла, вставленные в резные оконные рамы. В глубине залы,
на возвышении, за бронзовой перегородкой стоят резные ска¬
мьи ратманов: спинки этих скамей украшены фигурами, изо¬
бражающими древних писателей и философов. Под изобра¬
жением Платона вырезана надпись, предостерегающая от
лицеприятия, от несправедливого снисхождения на суде к дру¬
зьям.* На огромном дубовом столе стоит мощехранильница.
Каждый клявшийся на суде должен был прикоснуться к ней
своей рукой. О необходимости судить беспристрастно и добро¬
совестно постоянно напоминают картины, нарисованные на
стенах залы. Одна из этих картин изображает Страшный суд:
здесь и короли, и папы, и князья, и кардиналы — одним сло¬
вом, все грешники терпят одну и ту же участь, демоны гонят
их в ад, а последний представляет собой клокочущее огнен¬
ное озеро, переполненное чудовищами с разинутыми пастя¬
ми. Под картиной на латинском языке и в переводе написано
обращение к судьям:
Juste judicate, filii hominum!
Judicium quale facis, taliter
Judicaberis... —
призывающее их судить справедливо и повторяющее изрече¬
ние Спасителя: «Ибо каким судом судите, таким будете
* We im rechte beschonet sinen frund,
de is der eren und sinnen blind
(кто на суде оправдает своего друга, у того нет ни чести, ни разума. —
Прим. ред.).
200
судимы»*. Другая картина представляет сюжет аллегоричес¬
кий. На ней изображается суд. Перед судьями стоит подсуди¬
мый, а по сторонам его — дьявол и ангел: дьявол побуждает
его принести ложную клятву, ангел же старается отвлечь его
от такого греха. Подобных картин много: на них изображены
всевозможные добродетели и пороки. Встречаются картины,
представляющие воспроизведение действительной жизни.
Перед нами картина, писанная на дереве. Она изображает за¬
седание городского суда. На высоком седалище сидит город¬
ской судья в красной мантии, опушенной белым мехом, с та¬
кой же меховой шапочкой на голове и с судейским жезлом в
руке. Справа и слева от него сидят советники, которые ожив¬
ленно беседуют друг с другом; их шестеро, по три с каждой
стороны. Перед судьями стоит человек с мечом на боку, с
жезлом в руке. По-нашему это судебный пристав. Он приво¬
дит к присяге какую-то женщину. Последняя клянется, под¬
няв правую руку с прижатыми к ладони пальцами, за исклю¬
чением указательного и среднего. Позади судейских мест —
перегородка, а за ней виднеются юноша, принимающий, по-
видимому, близкое участие в деле, и судебный сторож, предъ¬
являющий судьям деловую бумагу. На заднем фоне изобра¬
жено Воскресение Господне, а наверху — Христос как Судья
Вселенной; около Него — Приснодева Мария, Иоанн Крести¬
тель и апостолы. Художники брались также и за историчес¬
кие сюжеты. Вот, например, две картины, изображающие тра¬
гическую участь несправедливого судьи, жившего при персид¬
ском царе Камбизе, следовательно, за полтысячи с лишком
лет до Рождества Христова. На одной из картин художник
изобразил взятие несправедливого судьи под стражу по пове¬
лению здесь же стоящего Камбиза, на другой — страшное на¬
* Мф 7,2. — Прим. ред.
201
казание, которому подвергся злополучный судья. Последний
положен на стол и привязан к нему, а исполнители камбизова
повеления снимаСют с несчастного кожу, чтобы потом обить
ею судейское кресло. Всего любопытнее то, что обстановка и
костюмы соответствуют не времени Камбиза, а времени ху¬
дожника, и у стола, на котором совершается бесчеловечная
казнь, стоит сам Камбиз со скипетром, увенчанным крестом.
Кроме картин и надписей под ними, к справедливости и бес¬
пристрастию судей взывают еще отдельные надписи над две¬
рями, над окнами, вроде следующей:
Eins Manns Red ist eine halbe red,
man soli die teyl verhoren bed,
т. e. «если говорит один человек (будь то подсудимый или
истец), это еще только половина речи; следует же выслуши¬
вать обе стороны» (и обвинителя, и обвиняемого). В этом дву¬
стишии пересказывается знаменитое латинское изречение
«audiatur et altera pars» — «пусть будет выслушана и другая
сторона».
В ту пору, о которой у нас идет речь, городской совет, или
рат, собиравшийся в здании ратуши, сделался настоящим пра¬
вительством города. Феодальные сеньоры, духовные и свет¬
ские, когда-то державшие города в своей власти, были при¬
нуждаемы вооруженными силами городов отказаться от сво¬
их притязаний на управление ими. Городское население так
богатело, так усиливалось, что даже и те города, которые за¬
висели ранее от самого императора, которые имели именно
его своим сеньором и управлялись назначаемыми им фогта¬
ми или наместниками, успешно действовали в пользу своей
независимости. Сначала такие фогты назначались императо¬
рами по своему собственному усмотрению, потом императо¬
ры стали назначать их с предварительного согласия данного
города, так как фогты, назначаемые без такого соглашения,
202
нередко превышали свою власть и обнаруживали большой
произвол, чинили обиды городскому населению. Но с течени¬
ем времени, когда фогтов стало избирать само городское на¬
селение, значение их пало еще более. Фогты-правители пре¬
вратились мало-помалу в фогтов-покровителей (Schirmvogt).
Они обязываются содействовать городам в их войнах с сосе¬
дями, в сношениях с иностранными державами по торговым
делам и не вмешиваться во внутренние дела города, в его уп¬
равление. Город заключает с таким фогтом особый договор
на определенное время. По этому договору фогт обязывается
уважать городские вольности, данные городу или императо¬
рами, или прежними наместниками их. За это город дает фогту
право на получение известных городских доходов. Само со¬
бой разумеется, что такими фогтами избирались люди знат¬
ные и богатые, крупные земельные собственники, жившие по
соседству с городом.
Кроме фогта, в древнейшее время большим значением
пользовалась городская община, все гражданство, все свобод¬
ное городское население, городское вече (placitum legitimum).
Постепенно многие дела, решавшиеся вече, перешли в руки
городского совета, учреждения со строго ограниченным чис¬
лом членов. Следующим ослаблением городской сходки было
подчинение ее рату, который стал созывать ее по своему ус¬
мотрению. Наконец, естественным следствием этого было за¬
прещение собираться городскому населению без предваритель¬
ного уведомления о том рата, который и посылал на сходку
двух членов из своей среды. В противном случае сходка счи¬
талась возмущением, а виновники ее — государственными
преступниками.
По мере того как падало влияние императора, наместни¬
ка и вече, поднималось значение рата. В его ведение перешли
все отрасли городского управления.
203
Теперь познакомимся с составом рата, а затем и с делами,
которыми занимались члены рата, или ратманы.
Первое место в городском совете занимают бургомистры
(burgimagistri). Их обыкновенно два, и выбираются они из сре¬
ды ратманов, сроком на один год. Бургомистры и ратманы
резко выделяются из уличной толпы, когда важно проходят
через торговую площадь, направляясь в ратушу. На них длин¬
ные, подбитые и опушенные мехом одежды с меховыми во¬
ротниками и серебряными застежками, на головах — мехо¬
вые шапки. В руках у бургомистров посохи. В некоторых го¬
родах при отправлении бургомистрами их обязанности окру¬
жает их большая свита, состоящая из служащих при ратуше.
Обыкновенно бургомистры и ратманы носят одежду такого
цвета, который считается цветом данного города. Так, напри¬
мер, в Кельне они одевались в костюмы серого цвета, в дру¬
гих городах — ярко-красного, черного и т. д. Впрочем, скром¬
ные цвета преобладали. Бургомистры — председатели рата,
они созывают его по звуку колокола, руководят прениями и
приводят в исполнение постановления совета, от имени горо¬
да ведут переговоры с соседними князьями и городами, пред¬
водительствуют войском.
Может быть, самым значи гельным лицом после бургоми¬
стров был городской письмоводитель или, как он еще назы¬
вался, канцлер, нотариус. Одной из важнейших обязанностей
городского управления было производство суда. Необходимо
было поэтому иметь под рукой человека, знающего законы.
Такие люди и занимали должности канцлеров. Канцлер дол¬
жен был знать латинский язык, уметь составлять документы.
Он посвящался в тайны городской политики. Ему случалось
исполнять разные дипломатические поручения. Эта выдаю¬
щаяся и нелегкая должность оплачивалась очень хорошо: кан¬
цлер получал пожизненное содержание, хотя бы и задолго до
204
смерти сделался неспособным исправлять свою должность.
Нередко канцлер, пользуясь городским архивом, описывал
современные ему события и оставлял таким образом в нази¬
дание потомству городскую хронику.
Несомненно, большим значением пользовались городские
казначеи или камерарии, избиравшиеся из среды ратманов.
Их было двое. Они заведовали приемом, хранением и расхо¬
дованием городских денег, в иных городах вели особую кни¬
гу, куда заносили все имущественные перемены. В Ульме пе¬
чатью их скреплялись все имущественные договоры и купчие.
Существовали и другие должности. Судили только избран¬
ные для этого ратманы, на которых можно было, в случае
неправильного решения, жаловаться общему собранию рата.
Другие ратманы отправляли полицейские обязанности. С бур¬
гомистром во главе, они имели право входить в любой дом и,
в случае надобности, производить в нем обыск, даже ночью.
Особые лица из среды ратманов заведовали рынком, благо¬
творительными учреждениями, находившимися в ведении
ратуши, винной торговлей и т. д. Ратманы, заведовавшие пос¬
ледней, назывались винмейстерами (wynmeistere, magistri vini).
Дело в том, что во многих городах оптовая торговля вином
принадлежала только городскому совету. В таких городах
главный винный погреб помещался в самом здании ратуши.
Все привозимое в город вино свозилось сюда. Лучшие сорта
винмейстеры оставляли для себя: это было, так сказать, го¬
родское вино, казенное вино. Остальное передавалось для
продажи частным лицам. Городской совет не только наблю¬
дал за торговлей вином и пивом, но иногда устанавливал пол¬
ную городскую монополию по торговле ими. Городское вино,
кроме продажи, расходовалось на подарки знатным лицам,
на угощение ратманов, которые имели право на даровые пор¬
ции вина по воскресным и праздничным дням.
205
Для особенно важных случаев составлялись тайные сове¬
ты из бургомистров и двух-трех ратманов. Результаты их за¬
нятий доводились потом до сведения полного собрания рата.
Число ратманов обыкновенно простиралось до двенадцати.
При избрании их производились также выборы кандидатов
на ратманскую должность. Таким образом, было как бы два
совета: один заседавший, а другой старый, называвшийся так
по той причине, что в состав его входили обыкновенно быв¬
шие ратманы. Кроме них, были при ратуше писцы и служите¬
ли разного рода: вестники, посыльные, ночные сторожа и т. п.
В древнейшее время ратманы не получали определенного со¬
держания; служба их считалась почетной; они получали за
нее подарки и известный процент из штрафных денег. Потом
было положено всем должностным лицам известное жалова¬
нье, которое выдавалось деньгами и разными припасами, как-
то: солью, дровами, хлебом, сукном. О праве ратманов на
казенное вино мы сказали уже выше.
Дела, подлежащие ведению ратманов, многочисленны и
сложны. Ничто так хорошо не познакомит нас со средневеко¬
вым городским правлением, как обзор дел, составлявших
область его деятельности. Мы говорили уже о ратманах как
судьях. На их обязанности лежали, кроме суда, заботы о со¬
хранении общественного спокойствия и безопасности, о чис¬
тоте улиц, о призрении бедняков, надзор за правильным про¬
изводством торговли, за нравами городского населения, попе¬
чение о просвещении его.
Городские советы, для предупреждения кровавых расправ,
запрещали горожанам носить кинжалы, слишком большие
ножи. В Регенсбурге, например, во избежание всяких недора¬
зумений был вывешен у здания ратуши, в качестве образца,
нож допускаемого размера. Путешественники, приезжавшие
в тот же город, должны были немедленно снимать с себя в
206
гостинице все оружие; если же в гостиницу приезжало зараз
более четырех человек, ее хозяин должен был оповещать об
этом бургомистров. Совет того же города, чтобы гарантиро¬
вать общественную безопасность, издал постановление, кото¬
рым запрещалось истцу приводить с собой в ратушу более
двух товарищей. Городские советы запрещали слишком бы¬
струю езду, которая могла приносить особенно много бед при
узости средневековых улиц. Тяжелые цепи протягивались с
одной стороны улицы до другой, чтобы препятствовать дви¬
жению беспокойной толпы и конных мятежников. После
третьего вечернего звона можно было выходить на улицу лишь
с фонарем. Тогда же прекращалась торговля в винных погре¬
бах. С ночными гуляками и нарушителями спокойствия по¬
ступали в некоторых городах очень решительно. Захвачен¬
ный гуляка сажался в тюрьму, называвшуюся «дурацким до¬
миком» (Narrenhauschen). Этот домик был похож на клетку,
так что заключенный был видим прохожими. Случалось, что
такие гуляки, особенно из знатной молодежи, не ограничива¬
лись шумом, а составляли шайки и совершали нападения на
жилища мирных горожан. Вздумает какой-нибудь отчаянный
дворянин овладеть красивой дочкой горожанина, высмотрит
окно ее горницы, выберет темную ноченьку, подобных себе
товарищей, принесут с собой большую лестницу... Но подоб¬
ные затеи не сходили даром. Проснется мирный горожанин,
кликнет своих рабочих, и пойдет потеха, шум, крики, отворя¬
ются окна, выносятся огни. Наталкиваются на труп или на
отрубленную руку. Никого нет. Необыкновенно хорошо и
верно изображена подобная сцена темной ночи в средневе¬
ковом городе у Гете в его «Фаусте». Фауст с помощью Ме¬
фистофеля убивает под окнами Маргариты ее брата Ва¬
лентина. Мефистофель увлекает Фауста в бегство следую¬
щими словами:
207
Теперь живей нам надо убираться,
Ужасный гвалт поднимется сейчас, —
С полицией я справился б как раз,
Вот с уголовщиной трудненько развязаться...
Марта (из окна).
Сюда, сюда!
Маргарита (из окна).
Огней сюда, огней!
Марта (оттуда же).
Здесь ссора, драка, стук мечей.
Народ.
И кто-то здесь лежит убитый.*
Кто-то... Нелегкое дело и небезопасное предстоит рат¬
манам.
Советы должны были заботиться о здоровье городского
населения. Они заботились о том, чтобы в городах не было
недостатка в медицинской помощи. По постановлению мно¬
гих советов, покупка ядовитых веществ могла производиться
только при свидетелях, пользующихся в городе известным
уважением. Подделка вина особенно заставляла советы сле¬
дить за его продажей. Фальсификация, т. е. подделка вина,
порча его посторонними примесями была распространена и в
то время. К винам примешивали белила, ртуть, купорос. В
лучших случаях подливали воду.
Размножение бедного класса заставляло городские прави¬
тельства устраивать особые заведения общественного призре¬
ния, которые содержались на деньги, собираемые для этой
* Из перевода, приготовляемого нами к печати. Оттуда же и другой
приводимый ниже отрывок.
208
цели с населения. Случалось, что богатые граждане помога¬
ли в этом деле совету своими пожертвованиями.
Особенно зорко наблюдали советы за торговлей. Они за¬
ботились о том, чтобы город имел в достаточном количестве
все необходимое, следили за тем, чтобы торговцы пользова¬
лись правильными мерами и весами, образцы которых вы¬
ставлялись у самой ратуши. Правители города заботились о
том, чтобы товар отличался не только надлежащей добротой,
но и дешевизной. Продажа мяса, рыбы, хлеба подлежала бди¬
тельному и строгому надзору. Хлебника, уличенного в обма¬
не, или кидали в воду, или сажали в большую корзину, в кото¬
рой и опускали его с помощью длинной жерди в какую-ни¬
будь глубокую лужу. Продавцы шафрана, индиго и других
красильных веществ также не были изъяты из-под надзора. В
продаже могли обращаться кирпичи только известной дли¬
ны, ширины и толщины. Золотых дел мастера, суконщики,
меховщики, портные также находились под наблюдением
рата. В интересах населения городской рат устанавливал на
известное время года заработную плату по разным ремеслам.
Заботясь об улучшении общественных нравов, городские
советы объявляли войну расточительности, божбе, брани,
азартным играм и т. п. Некоторые игры были совершенно
запрещены; допускались же только такие, в которых проиг¬
рыш и выигрыш зависят не от одного счастья, а также от уме¬
ния и соображения; устанавливались размеры проигрыша в
продолжение одного дня.
Мы еще указали выше на заботы советов о просвещении
городского населения. Этому, впрочем, долго противилось
местное духовенство. Оно обыкновенно восставало в том слу¬
чае, когда какой-либо город или какая-либо владетельная особа
основывали школу и назначали в нее преподавателями лиц
светского звания. Раты в таких случаях обращались не толь¬
209
ко к местному епархиальному начальству (к местному епи¬
скопу), но даже к самому папе и тогда получали желаемое
разрешение. Впрочем, в XV веке подобные противодействия
уже прекратились.
Теперь мы познакомились с составом городского рата, с
его правами и обязанностями, и только теперь мы можем по-
нягь, почему горожане после храма Божия с особенным ста¬
ранием украшали здания, в которых собирались городские
советники. Здесь, в этих ратушах, сосредоточивалась вся жизнь
средневекового города. Кроме того, обширные залы средне¬
вековых ратуш долгое время служили в некоторых городах
местами, в которых совершались различные празднества: здесь
справляли свои свадьбы наиболее знатные из горожан, сюда
собирались потанцевать и вообще повеселиться. Таким обра¬
зом, ратуша долгое время была как бы открытым домом,
который принадлежал всем гражданам.
Бюргерский дом
аглянем ненадолго в каменный дом богатого
бюргера Таких домов в городе еще сравнитель¬
но немного. Перед нами трехэтажная построй¬
ка с высоко приподнятой черепичной кровлей. Последняя спус¬
кается не на две, а на все четыре стороны. Наверху стены, закры¬
вая часть кровли, чередуются зубцы, а по углам стоят неболь¬
шие шестиугольные зубчатые башенки. Ниже башенок и зубцов
тянутся, опоясывая верхнюю часть стены, лепные украшения.
Под самым почти орнаментом расположился ряд окон третьего
этажа. Расстояние между последним и вторым этажом значи¬
тельно больше, чем расстояние между третьим этажом и нача¬
лом кровли. Самые окна второго этажа своими размерами пре¬
восходят окна верхнего этажа. Дверь, ведущая в дом, напомина¬
ет наши ворота: в нее может свободно въехать нагруженный
доверху воз. Почти весь фасад дома покрыт различными изо¬
бражениями: тут нарисованы женщины, занимающиеся пряжей,
шитьем, тканьем и другими работами. Изображения, во всяком
случае, знаменательные. Они как бы указывают на характер
домохозяина и его семьи, целью своей жизни избравших труд.
Рисунки окружены сетью прихотливых арабесок*. Крепкая ду-
* Арабесками называются живописные или скульптурные украшения,
представляющие собой сплетение линий, древесных ветвей без листьев и с
листьями и фантастических фигур. Названы так от имени арабов, у кото¬
рых они и были заимствованы.
211
бовая дверь почти вся сплошь обита железом. Тяжелая коло¬
тушка в виде головы какого-то зверя висит тут же на цепи.
Улочка в Делъфте.
Войдя в дверь, вы попадаете в обширные сени со сводами,
опирающимися на толстые круглые столбы. Тут вы видите
всевозможные сундуки, тюки с товаром и бочки; все это бу¬
дет проверено и поступит в подвалы и кладовые. Вообще, здесь,
в нижнем помещении, расположены рабочие комнаты: тут при¬
212
нимаются товары, ведутся счета и т. п. В одной из комнат этого
этажа стоит большой письменный стол хозяина со множест¬
вом отделений и ящиков и доской, которая в случае надоб¬
ности может закрыть весь стол, так как она поднимается и
опускается наподобие верхней доски у фортепиано. На столе,
кроме больших ножниц, всевозможных бумаг и других
необходимых для письма предметов, стоят еще небольшие
песочные часы. Но, повторяем еще раз, нижний этаж — не
жилое помещение, а, скорее, контора. Чтобы проникнуть в
жилище хозяина, вы должны подняться по этой широкой ка¬
менной лестнице.
Дневной свет проникает в комнаты через окна, составлен¬
ные из небольших круглых стекол зеленоватого цвета. Каж¬
дое из них заключено в свинцовую рамку. В древнейшую пору
в домах городских обывателей окна оставлялись совершенно
открытыми, т. е. представляли собой простые отверстия в сте¬
не, с крестообразным переплетом, или покрывались промас¬
ленной бумагой, пузырем, тонкой роговой пластинкой. Каж¬
дое из окон, по необходимости, снабжалось тогда внутренни¬
ми ставнями. Стоило закрыть ставни, и комната погружалась
в темноту. Потом стали прорезывать верхнюю половину став¬
ни и вставлять в отверстие стекла. Сделалось светлее, но впол¬
не естественно было желание дать в свое жилище доступ еще
бо чьшему количеству света; тогда снабдили стеклышками и
нижнюю половину ставни. В комнатах стало совсем светло,
но, чтобы хорошенько рассмотреть что-либо на улице, все-
таки приходилось открывать раму, так как видеть ясно через
тогдашние стекла было невозможно.
В домах, подобных рассматриваемому нами, стены ком¬
наты выкладывались до самого потолка деревом. Эта дере¬
вянная обшивка покрывалась резьбой и живописью. Живо¬
писные изображения на комнатных стенах были похожи на
213
рисунки, покрывавшие лицевой фасад дома. Иногда изобра¬
жались, впрочем, сцены из рыцарской жизни. Но, конечно,
так украшались главные, так сказать, парадные комнаты, тог¬
да как настоящие жилые помещения выглядели гораздо про¬
ще. Случалось уже и в это время, что потолки так же, как и
стены, покрывались резьбой или живописными изображения¬
ми. Балки не маскировались, как это делается теперь, а оста¬
вались на виду. Двери отличались солидностью и также укра¬
шались резьбой. Пол имел обыкновенно вид огромной шах¬
матной доски, так как составлялся из чередующихся между
собой каменных плиток белого и красного цвета. Предмет не
последних забот составлял для зажиточного горожанина про¬
сторный камин. Вы можете представить себе его вполне опре¬
деленно. Его верхнюю часть составляет колпак. Он покоится
на двух выступающих вперед каменных косяках и доходит
до самого потолка. От нижней части колпака выступает до¬
вольно широкий карниз, на который ставятся различные без¬
делушки; с обеих сторон его приделаны легко передвигаемые
подсвечники. На каменном полу самого камина поставлены
два тагана. Перед камином ставится большая доска с откиды¬
вающейся по желанию спинкой; такая скамья ставится обык¬
новенно спинкой к огню. На скамье разбросаны подушки. Это
любимое место хозяев в холодную зимнюю пору, когда за сте¬
нами дома сыплется снег и разгуливает холодный ветер. В
других комнатах топятся изразцовые печи. Тогдашние печи
отличались от нынептих тем, что ставились на ножках и с
первого взгляда очень походили на какую-то тяжелую мебель
вроде огромного шкафа или буфета. В очень богатых домах
делались фигурные ножки. У одной средневековой печи, со¬
хранившейся до настоящего времени, ножки имеют вид львов,
которые, стоя, поддерживают всю печь. Непосредственно к
печи прилегала лежанка, куда забирались желающие погреть-
214
Таллин. Здание братства черноголовых.
ся. Изразцы, облицовывавшие печи, бывали совершенно глад¬
кие, зеленого и других цветов, и украшались рельефными
фигурами.
Рассмотрев то, что составляет части дома, обратимся те¬
перь к его обстановке. В то время комнаты не загроможда¬
лись ненужной мебелью. Вокруг стен расставлялись крепкие
деревянные скамьи, иногда с богатой резьбой; на скамьях кла¬
лись подушки. Кроме скамеек были в употреблении кресла,
напоминающие своим видом те кресла, которые ставятся те¬
перь перед письменными столами. Столы отличались массив¬
ностью. Они опирались не на четыре ножки, а на два устоя,
соединенные друг с другом поперечной перекладиной. Иног¬
да верхняя доска делалась из какого-нибудь камня или по¬
крывалась различными изображениями: тут можно было ви¬
деть Соломонов суд, Юдифь с головой Олоферна, жертво¬
приношение Авраама и т. п. Очень большой любовью пользо¬
вались в то время, о котором идет речь, низенькие шкафики
на ножках. Тяжеловесные шкафы и сундуки обыкновенно
предпочитали ставить или в особенных, отведенных для это¬
го комнатах, или в сенях. Вделывались также шкафы в углуб¬
ление каменной стены. Впрочем, шкафы заменялись иногда
полками, на которых расставлялись различные предметы до¬
машней утвари. Необходимую принадлежность каждой ком¬
наты составлял рукомойник с повешенным около него поло¬
тенцем. Зеркала употреблялись выпуклые; они вставлялись
обыкновенно в круглые, реже — в четырехугольные рамы.
Вряд ли, впрочем, у кого-либо могла явиться охота без всякой
надобности подходить к подобному зеркалу и разглядывать
себя в нем, так как изображение получалось довольно непри¬
влекательное.
Освещались комнаты стенными подсвечниками, которые
легко поворачивались и могли быть придвигаемы к самой сте¬
216
не, а также и люстрами, свешивавшимися с потолка. Сначала
люары делались совершенно простые, а потом начали приго-
Домашний орган (со старинного оригинала).
товлять их из оленьих рогов, весьма искусно приделывая к
ним какую-нибудь фигуру (например, женщины) и места для
свечей. Жглись преимущественно сальные свечи, хотя в до¬
217
мах более зажиточных употреблялись и восковые, но боль¬
шей частью только в праздничные дни или при каких-либо
торжественных случаях. Для снимания со свечей нагара поль¬
зовались особыми ножницами. Кроме свечей, употребляли в
то время и лампы или, правильнее сказать, лампады, сделан¬
ные из стекла и несколько напоминающие наши плошки, за¬
жигаемые при иллюминации.
Уже и тогда было в обычае развешивать по стенам порт¬
реты и священные изображения. В самых богатых домах
можно было увидеть часовой шкаф. Внутри него скрывался
часовой механизм, а снаружи окружался богатыми резными
украшениями огромный циферблат. Такой циферблат раз¬
делялся на две части: на одной половине его отмечались
двенадцать часов дня, а на другой — двенадцать часов ночи.
Из остальных предметов обстановки назовем музыкальные
инструменты: лютню, арфу, ручной орган, а также и клет¬
ки с птицами; из птиц предпочитали соловьев и говорящих
попугаев.
На прилагаемом рисунке, представляющем копию с про¬
изведения одного художника XV века, хорошо изображен
уголок комнаты и некоторые предметы обстановки, нами упо¬
минавшиеся. Представленные здесь лица коротают свое вре¬
мя игрой на небольшом ручном органе: один перебирает кла¬
виши, а другая действует мехами.
Если вы перейдете из гостиной (так можно назвать только
что описанную комнату) в столовую, вы встретите здесь лишь
один новый предмет, несколько напоминающий открытые
буфеты. Эго ряд полок, расположившихся наподобие лест¬
ничных ступеней. На этих полках расставлены лучшие блю¬
да, кружки, кубки, бокалы, сделанные из раскрашенной и
глазированной глины, или из стекла, или из олова; были тут
также золотые и серебряные сосуды.
218
Главным предметом в спальне, конечно, была постель.
Постельная рама перетягивалась ремнями. На них клали мат¬
рац и покрывали его простыней. Наволочки подушек боль-
Средневековая постель.
шей частью, как и теперь, делались из белого полотна, но были
в употреблении также цветные. Во многих местах необходи¬
219
мую принадлежность тогдашней постели составлял балдахин.
Он представлял собой раму, прикрепленную посредством
железных стержней к потолку. Эту раму обтягивали мате¬
рией: последняя ниспадала до полу, образуя занавески, легко
передвигавшиеся на кольцах. Занавеси делались обыкновен¬
но из красного шелка на зеленой шелковой же подкладке.
Кольца, на которых передвигались занавеси, замаскировыва¬
лись длинной бахромой. У постели всегда ставилась ножная
скамейка или даже устраивалась ступенька. На полу рассти¬
лался ковер. Конечно, прихотливый вкус богатого горожани¬
на сказывался и на внешнем виде постели; как другие предме¬
ты домашнего обихода, так и постель украшалась богатой
резьбой и нередко представляла собой весьма изящную вещь.
В иных домах вместо балдахина устраивали нечто вроде глу¬
бокого деревянного шкафа, открытого с одной стороны и
имеющего отверстия для доступа воздуха с другой; в подоб¬
ном шкафу помещали постель. (См. рисунок, изображающий
домашний орган.)
Из других предметов домашней обстановки заслуживают
нашего внимания большие шкафы для хранения платья и
белья. Делались они обыкновенно из дуба или ясеневого дере¬
ва. Их матовая поверхность покрывалась резьбой и рисунка¬
ми. Последние раскрашивались разноцветными красками.
Весьма многие из средневековых шкафов сохранились до на¬
стоящего времени. Подобно шкафам, красивой отделкой от¬
личались сундуки и ларцы, предназначавшиеся для хранения
белья.
Заглянем теперь в кухню, для чего мы должны оставить
верхний этаж и спуститься снова вниз. В углублении ее поме¬
щается очаг под колпаком, доходящим до самого потолка.
Над огнем, разложенным на очаге, висит на цепях большой
котел. Вдоль стен стоят столы. На полках и в небольших ви¬
220
сячих шкафах расставлены необходимые для приготовления
пищи приборы: небольшие сосуды, ножи, ложки и др. Здесь
вы видите глиняные кувшины разнообразной формы, высо¬
кие кружки из желтой меди с ручками и крыигками, ступки.
В жилище, рассмотренном нами, мы встретили уже много
предметов роскоши. Прошло еще немного времени, и дома
богатых бюргеров превратились в дорогие дворцы с велико¬
лепной обстановкой: драгоценными плитами, яркими ковра¬
ми, изящными стеклянными окнами, тонкой резьбой, золо¬
той и серебряной посудой. Одним словом, и в среду немецко¬
го купечества проникла та ослепляющая роскошь, которой
так славились еще раньше нидерландские горожане-капита¬
листы, а также и парижские купцы. Роскошной обстановке
соответствовали роскошные костюмы. Богатства и роскошь,
появившаяся благодаря им, заметно отразились на самом ха¬
рактере горожанина-капиталиста. Следующие два рассказа
очень хорошо характеризуют городских богачей. В конце ХТТТ
века прибыл по делу ко двору французского короля один ни¬
дерландский купец. Несмотря на свой богатый костюм, на свой
великолепный плащ, вышитый золотом и унизанный жемчу¬
жинами, купец должен был стоять, так как стулья и скамьи
предлагались только лицам духовного и дворянского сосло¬
вия. Недолго думая, гордый купец снял с себя свой драгоцен¬
ный плащ, свернул его и уселся на нем. Когда прием кончил¬
ся и купец выходил из дворцовой залы, королевский служи¬
тель заметил оставленный им на полу плащ, поднял его и по¬
дал купцу. Но последний отвечал, что не имеет обыкновения
уносить с собой скамеек, и оставил свой плащ в пользу коро¬
левского служителя. Когда французский король Филипп IV
Красивый посетил вместе со своей супругой два нидерландских
города (Гент и Брюгге), горожане встретили их так роскошно,
местные купчихи разоделись в такие костюмы, украсили себя
221
такими драгоценностями, что королева Анна невольно заме¬
тила: «Мне казалось, что здесь только одна королева, а я вижу
их более шестисот». Такие же нравы проникли мало-помалу
и в среду немецких горожан. Впрочем, и это стремление к
роскоши, и это высокомерие рассматриваются совершенно
справедливо как ответ со стороны горожан на ту надменность,
с которой относились к ним высшие сословия. Надевая на себя
роскошные костюмы, окружая себя блестящей, дорогой об¬
становкой, горожанин находил во всем этом некоторое удов¬
летворение оскорбляемого в нем чувства человеческого до¬
стоинства. К чести горожанина-богача следует отнести его
широкую благотворительную деятельность. Он тратил боль¬
шие деньги не только на безумную роскошь, но также и на
пользу меньшей, нуждающейся братии, содействовал устрой¬
ству больниц и домов для призрения бедных.
Свадьба
средние века было меньше старых холостя¬
ков, чем в наше время. Свадьбы совершались
чаще и происходили в более раннем возрасте,
чем теперь. Неженатый человек в некоторых городах не мог
рассчитывать на повышение. Так, например, в последней чет¬
верти XV столетия был издан в Аугсбурге закон, по которому
холостяк не мог сделаться ратманом. В цехах (см. о них сле¬
дующий очерк) постепенно установился обычай, в силу кото¬
рого неженатый человек не мог получить звания мастера.
Вдовцы и вдовы также большей частью женились и выходи¬
ли замуж. Вдовцы вступали в новый брак спустя каких-ни¬
будь 6-8 месяцев по смерти жены, хотя вдовам полагалось
осгаваться таковыми в продолжение целого года, который и
назывался «годом плача и скорби» (ein Jahr der Klage und des
Leids), но они выходили замуж ранее этого срока. Девушки
14-ти или 14 с половиной лет уже выдавались замуж. Обруча¬
ли же восьмилетних. Обручение считалось в то время глав¬
ным актом, церковное же бракосочетание только скрепляло
его. Сватовство и обручение состояли из трех важнейших
моментов. Прежде всего уговаривались относительно подар¬
ка, который будет сделан невесте женихом, и о приданом,
которое будет дано за невестой. После этого отец давал свое
согласие на выдачу дочери замуж, а жених — на женитьбу.
Наконец, отец невесты и жених ударяли по рукам, и обруче-
223
ние считалось совершившимся. С течением времени обязатель¬
ства, которые раньше были устными, стали записываться.
Такой контракт составлялся в присутствии свидетелей. За об¬
ручением происходила обыкновенно пирушка в невестином
доме, в ратуше или далее, что особенно странно на наш взгляд,
в монастыре. В Нюрнберге в 1485 году были запрещены какие
бы то ни было празднества в монастырях. Пирушки, следовав¬
шие за обручением, сопровоясдались танцами и попойкой.
Но вот наступало время совершиться свадьбе, приближа¬
лось «высокое время» (hoch Zit), как называли тогда день свадь¬
бы. Дело происходило обыкновенно поздней осенью, «когда
полны житницы и погреба, когда наступает время покоя и
для поселянина, и для моряка». В иных случаях приглашала
гостей на свадьбу сама невеста, в иных занимались этим лица,
нарочно для этого дела избираемые женихом и невестой
(Hoehzeitlader). Они разъезжали верхом в сопровождении
нескольких всадников. Они нарочно брали с собой такого че¬
ловека, который слыл за балагура, умел говорить прибаутка¬
ми и рифмами, что должно было придавать всему посольству
особенно веселый характер. (Такой балагур назывался
Hangelein или Hegelein.) Случалось, что участвующие в по¬
сольстве наряжались, и устраивалось таким образом нечто
вроде маскарада. Любили созывать гостей побольше. Чтобы
ограничить размер празднества и расходы, им поглощаемые,
городские советы препятствовали большим собраниям и уста¬
навливали нормальное число гостей, больше которого при¬
глашать запрещалось.
За несколько дней до свадьбы или даже накануне ее про¬
исходило торжественное шествие невесты в баню, где танце¬
вали и пировали. Этот обычай схож с нашим «девичником».
Наконец поднималось солнце радостного, желанного дня.
В одних местах это был четверг, в других пятница. Бракосо-
224
\
Кафедральный собор св. Витта в Праге.
четание совершалось обыкновенно днем и далее утром, вско¬
ре после обедни. Свадебное торжество открывалось процес¬
сиями, сопровождавшими жениха и невесту в церковь. От¬
правлялись они в церковь не вместе. Невеста ехала с подруга¬
ми, а иногда также и с шаферами, в экипаже, запряженном
четверкой. На невесте — красное атласное платье, кисейный
воротник, богато отделанный серебром пояс. На голове у нее
легкий венец, осыпанный жемчугом. Жемчуг и великолепное
золотое шитье покрывают ее башмаки. Жених со своими про¬
вожатыми ехали верхом. И перед невестой, и перед женихом
двигались музыканты с флейтами, скрипками, трубами и ба¬
рабанами. Само собой разумеется, что процессии эти совер¬
шались и пешком в тех случаях, когда церковь была близко.
Представьте только себе подобное шествие. Музыка, разно¬
цветные и новые оделсды, веселые лица, говор, смех, кругом
знакомая уже вам панорама средневекового города, а навер¬
ху голубое небо, серебристые облачка и яркое солнце, оза¬
ряющее всю картину своими золотыми лучами! Когда про¬
цессия приближалась к собору, последний как бы приветство¬
вал ее колокольным звоном. Чтобы пономарь не ленился и не
скупился, его угощали вином.
Процессия приблизилась к собору. Гостеприимно раскры¬
вался его главный вход. Каменные изображения святых, ок¬
руженные каменными же кружевами и цветами, как будто
оживились при блеске солнца, в присутствии такого живого
собрания, и милостиво смотрит на проходящих под ними
людей.
Чудное зрелище представляет внутренность готического
собора. Простор, высота, группы соединенных друг с другом
высоких колонн, поддерживающих собой стрельчатые арки,
переплетающиеся остроконечные арки высокого потолка — все
это поражает вас, возвышает ваши чувства, ваши мысли, как
226
Золотой портал собора в Фрайберге.
бы поднимает вас самих все выше и выше. Только спустя не¬
сколько времени начинаете вы осматриваться, осваиваться с
отдельными частями грандиозного целого. Только тут вы ос¬
танавливаете взоры и на высоком алтаре в углублении абси¬
ды*, и на роскошной проповеднической кафедре, украшен¬
ной скульптурными изображениями и высоким навесом, толь¬
ко тут вы замечаете изваяния под верхними громадными ок¬
нами, окаймляющими дивным кружевом весь средний неф**,
только тут вы начинаете разглядывать разноцветные изобра¬
жения на стеклах. Колоссальная роза*** над входом, вся со¬
ставленная из разноцветных стекол, надолго приковывает к
себе ваше внимание. Невольно задумываешься, невольно уг¬
лубляешься в себя.
«Когда вы, — говорит один иностранный исследователь, —
вступаете под эти смелые своды, вам чудится, что вас охваты¬
вает, завладевает вами новая родина. Она распространяет
вокруг вас атмосферу меланхолической мечтательности. Вы
чувствуете свое освобождение от жалкого рабства, создавае¬
мого мирскими привязанностями, но в то же время вы ощу¬
щаете более крепкие, более обширные связи. Кажется, что
Бог, Которого пытается представить себе наша ограниченная
природа, обитает на самом деле под этими сводами и нисхо¬
дит здесь до непосредственного общения со смиренными хрис¬
тианами, преклоняющимися перед Ним. Здесь ничто не напо¬
минает человеческого жилища, здесь забыто все, что окружа¬
ет наше жалкое существование. Тот, Кому воздвигнут этот
дом, — Силен, Велик, Дивен; как Отец милосердый, принима-
* Абсидой называется полукруглая выступающая часть здания. Обык¬
новенно она была против главного входа.
** Часть храма между главным входом (порталом) и противополож¬
ным концом здания (абсидой).
*** Огромное круглое окно над порталом.
228
Интерьер кафедрального собора св. Витта в Праге.
ет Он в Свое обиталище нас, слабых, малых, бедных... Сре¬
дневековое христианство отыскало в готическом стиле гиб¬
кий и выразительный, наивный и глубокомысленный язык,
который говорил душе, исполненной святого упоения, пере¬
ливал в нее свою невыразимую поэзию».
Свадебная процессия проникла во внутренность храма.
Жених с невестой направляются к главному алтарю. Звуки
органа гремят над ними, наполняют собой весь собор. Нача¬
лось священнодействие, и скоро пронеслись над присутствую¬
щими слова священника: «Я соединяю вас в супружество во
имя Отца, и Сына, и Святого Духа» («Ego conjungo vos in mat-
rimonium in nomine Patris, et Filii, et Spiriti Sancti»). И снова
запел орган.
Молодые вышли из собора. Жених шел впереди и, дойдя
до дома своего тестя, не входил в дом, а дожидался молодой.
Когда последняя подходила к дому, он встречал ее. Слуга
приносил поднос с фляжкой вина и стаканом. Наполненный
вином стакан обходил всех присутствующих гостей, после них
пил молодой, а за ним новобрачная. Выпив вино, она перебра¬
сывала кубок через голову. После этого один из шаферов сни¬
мал с новобрачного шляпу и покрывал ею голову его моло¬
дой жены. Этот обряд как бы облекал ее властью. Сейчас же
она первая входила в дом, а за ней все остальные. Разумеется,
прежде всего молодые принимали поздравления. Дамы и де¬
вушки подходили к невесте, мужчины — к жениху. Тогда же
подносились и свадебные подарки. На одной свадьбе, празд¬
новавшейся в середине XV века, было поднесено новобрач¬
ным тридцать серебряных чаш и кубков, ожерелье, золотой
пояс и более тридцати золотых колец. Во время поздравле¬
ний и подношений играла музыка, пелись песни, и так прохо¬
дило время до обеда. Начало последнего возвещалось бара¬
банным боем. После обеда начинались танцы, продолжавшие¬
230
ся до самой полуночи. Во время отдыха разносились конфе¬
ты, вино, пиво и другие угощения. С наступлением полуночи
составлялась новая процессия. Невесту отводили в назначен¬
ный для этого покой. Большей частью ее сопровождали род¬
ные и шафера, но случалось, что провожатыми делались все
присутствующие. Впереди несли свечи, играла музыка, одним
словом, получалось впечатление большого торжества. Моло¬
дую вел один из шаферов. Когда процессия приходила в опо¬
чивальню, шафер усаживал молодую и снимал с ее левой ноги
башмачок. Этот башмачок передавался потом одному или
нескольким холостякам, бывшим на свадьбе. Надо предпола¬
гать, что этим подарком высказывалось пожелание, чтобы
получающий его поскорей оставил холостую жизнь.
Следующий за свадьбой день начинался тем, что молодые
обменивались подарками (Morgengabe). Подарки вообще со¬
ставляли неотъемлемую принадлежность свадьбы: дарили друг
друга новобрачные, последним подносили подарки съехавшие¬
ся на свадьбу гости, родители невесты, в свою очередь, дари¬
ли различные вещи гостям и слугам, посылали деньги и пищу
беднякам, странствующим ученикам, сторожу главной город¬
ской башни, слугам при ратуше, слуге погреба, посещавшего¬
ся женихом, его учителю, банщику; не забывали при этом
палача и могильщиков. Городские советы постоянно стреми¬
лись уменьшить расходы, соединенные со свадьбами, и, меж¬
ду прочим, ограничивали свадебное торжество одним только
днем. Так было, например, в Нюрнберге. Городской совет этого
города, определив точно число лиц, приглашаемых на свадь¬
бу, разрешал приглашать лиц, не бывших на свадьбе, преиму¬
щественно подруг невесты и ее знакомых дам, на другой день
после свадьбы. Для этого устраивался завтрак, главным блю¬
дом которого была яичница; тут подавались различные пече¬
нья, овощи, сыр, вино, но яичница первенствовала и украша¬
231
лась искусственными цветами. Вечер второго дня заканчивался
весьма оригинальным «кухонным танцем» (Kiichentanz). При¬
глашавшиеся, вопреки постановлениям городских властей,
гости становились при этом зрителями. Танцевала прислуга,
причем каждый из слуг имел при себе какой-нибудь предмет
своей специальности, как, например, повар — ложку, заведую¬
щий вином — кружку, и т. п. На третий день после свадьбы,
если, впрочем, последняя происходила летом, совершалась
веселая прогулка в разбитый за городскими стенами сад (Gar-
tenfahrt).
Все свадебные торжества заканчивались тем, что новобрач¬
ных отводили в их собственный дом. Но бывали случаи, ког¬
да молодая долгое время вместе с мужем проживала в доме
своих родителей. Нередко подобное проживание предусмат¬
ривалось контрактом. Перед нами документальное известие.
Один бюргер из Франкфурта (Sifried Volker) помолвил свою
дочь (за Адольфа Кноблауха) и обещался содержать моло¬
дых в своем доме, на своем иждивении, целых четыре года
после свадьбы («in sinem huse und in siner koste zu halten»)
или, в противном случае, уплачивать им по 50 гульденов в год
в продолжение того же самого периода времени.
Цехи
ервоначально городскую общину составляли
только потомки первых городских поселенцев,
называвшиеся родсшщ а впоследствии — пат-
рициялш. Прочие городские обыватели составляли низший
слой городского населения. Они платили родовитым гражда¬
нам подать и не имели никаких политических прав. Таким
образом, городское население разделялось на знать и народ.
Но с развитием промышленности и торговли зашевелились и
низшие слои городского населения, мелкие торговцы и ремес¬
ленники. Они стали группироваться в общества, которые по¬
степенно приобретали право избирать себе из своей среды стар¬
шин и управляться ими. Подобные общества и известны под
именем цехов. Права цехов уступались им не без борьбы, и
вот такая-то борьба занимает немало страниц в истории лю¬
бого средневекового города на Западе.
Таким образом, западноевропейское общество продолжа¬
ло развиваться. В XI веке один французский епископ (Адаль-
берон) в послании своем, написанном, как и все писалось в ту
пору, на латинском языке, высказал следующее положение:
все люди делятся, наподобие Святой Троицы, на три класса:
первый класс — духовенство, второй — дворянство и третий —
вилланы* и крепостные. Призвание первого класса — молит-
* Лично свободные земледельцы.
233
на, второго — битва, а третий класс существует для того, что¬
бы кормить два первых класса. Без этого, прибавляет поэт-
епископ (послание написано стихами), низший класс не имел
бы никакого права на жизнь. Но немного времени прошло, и
выступил вперед новый класс — свободные горожане, управ¬
ляемые городскими советами. Городское население стало сла¬
гаться в определенные формы: возникли цехи, братства или
гильдии ремесленников.
Цехи или гильдии ремесленников организовывались по¬
степенно. Не только в разных городах число их было различ¬
но, но даже в одном и том же городе число цехов не всегда
было одно и то же. Например, в XIII веке в Страсбурге было
только 9 цехов, в XIV столетии число их увеличилось в три
раза, а потом снова уменьшилось до 20-ти. Сначала ремеслен¬
ники, занимавшиеся однородным ремеслом, составляли один
цех, а потом этот цех начинал разбиваться на самостоятель¬
ные целые. В XIII веке разделились кузнецы, оружейники,
ножовщики, слесари и другие. В отдельные общества выдели¬
лись ремесленники, приготовлявшие цепи и гвозди. В свою
очередь, оружейники разделились на новые общества: одни
работали над шлемами, другие — над щитами, третьи — над
панцирями и т. д. Не принадлежащему к тому или другому
цеху нельзя было заниматься никаким ремеслом. Это разде¬
ление приносило громадную пользу в том отношении, что от¬
дельные части известного предмета вырабатывались безуко¬
ризненно хорошо; неудобство же заключалось в том, что один
и тот же предмет должен был пройти целые ряды рабочих
рук. Кроме того, ни один из работников не мог сделать цело¬
го предмета.
Во главе каждого цеха стоял цеховой старшина, управ¬
лявший всеми заведениями данного цеха. В каждом отдель¬
ном заведении работой заведовали лшстера (Meister, maitre),
231
Здание большой гильдии в Таллине.
помощниками их были подмастерья (Geselle, compagnon), а
под руководством последних работали ученики (Lehrling, ар-
prenti). Число подмастерьев и учеников у одного и того же
мастера точно определялось цеховым уставом.
Ученик поступал к мастеру на известное время на выучку.
За это он вносил в ремесленную кассу небольшую сумму де¬
нег. По прошествии условленного срока (от 5 до 8 лет) цех
возводил ученика в звание подмастерья, предварительно убе¬
дившись в том, что он обладает необходимыми для этого по¬
знаниями. Подмастерье уже получал определенное жалова¬
нье и право переходить от одного мастера к другому, но оста¬
ваясь в зависимости от своего цеха. Если подмастерье желал
сам сделаться мастером, ему необходимо было совершить
путешествие для большего ознакомления со своей специаль¬
ностью и потом выдержать особое испытание. Собрание мас¬
теров данного цеха рассматривало заданную ему для испол¬
нения работу, и в случае ее удовлетворительности подмасте¬
рье удостаивался звания мастера. Мастер получал право от¬
крыть свое собственное заведение и становился полноправ¬
ным членом цехового собрания. Подмастерья подвергались
строгому наблюдению, и, кроме знания своего дела, от них гре-
бовалось еще хорошее поведение. Те из них, которые совершали
чго-либо позорное, исключались из своей среды и не могли уже
рассчитывать на вторичное принятие в нее. Цеховые законы
устанавливали различные правила, обязательные для мастеров.
Эти постановления касались не только самого мастерства, но и
личности, и частной жизни самих мастеров. Таким образом, под¬
мастерья стояли под наблюдением мастеров, а мастера обязаны
были строго исполнять цеховые уставы. Что касается учеников,
они были на положении детей, несовершеннолетних.
Принятие ученика в заведение отличалось известной тор¬
жественностью. Часто оно происходило в ратуше, перед рат¬
236
манами. Здесь мальчику объясняли его обязанности, как слу¬
жебные, так и нравственные. Ему вручался особый ученичес¬
кий билет, и после этого он отпускался к мастеру. «Мастер,
берущий к себе ученика, — говорят тогдашние уставы, — дол¬
жен содержать его день и ночь в своем доме, давать ему хле¬
ба, усердно заботиться о нем, держать его за крепко запертой
дверыо». Многие цеховые уставы вменяли в обязанность мас¬
терам одевать своих учеников. Вот что говорилось также в то
время: «Ученик обязан повиноваться своему мастеру, как род¬
ному отцу; утром, и вечером, и во время работы он должен
просить у Бога покровительства и помощи, потому что без
Бога ничего нельзя сделать... Ученик должен слушать мессу и
проповеди по воскресным и праздничным дням и полюбить
хорошие книги... Он должен дорожить честью своего мастера
и не позорить своего ремесла, ибо оно — свято, и сам он, мо¬
жет быть, сделается когда-нибудь мастером над другими, если
захочет того Бог и если сам он того заслужит... Если ученик
теряет страх Божий в сердце своем или грешит непослуша-
ньем, его должно сурово наказывать; это принесет благо душе
его, а тело должно пострадать, чтобы душа была в лучшем
состоянии...» Цеховые уставы, дававшие большие права мас¬
терам над учениками, выражали заботливость и о последних.
«Мастер должен так законно исполнять все свои обязан¬
ности по отношению к ученику, он должен так верно, так
ревностно знакомить его со своим ремеслом, чтобы мог
спокойно ответить за это перед Богом». Но виновного мас-
гера постигало также и человеческое наказание. Если слу-
налось, что в конце срока, назначенного для учения, уче¬
ник не знал хорошо своего дела по вине своего мастера, его
передавали другому мастеру, а прежний хозяин его дол-
кен был внести за него плату, а сверх того — установлен¬
ный штраф в цеховую кассу.
237
Возведение ученика в звание подмастерья происходило в
цеховом собрании. Каждого из мастеров спрашивали о позна¬
ниях предстоящего, а последнего спрашивали, не заметил ли
он, обучаясь у своего мастера, чего-либо несогласного с инте¬
ресами его ремесла. Если он заметил что-либо подобное, тс
обязан был высказаться немедленно здесь же, а потом дать
обещание хранить по поводу этого полное молчание. После
всех этих расспросов, удостоверившись в нравственных до
стоинствах испытуемого, приступали к подаче голосов. И мо
лодой человек объявлялся заслуживающим звания подмасте
рья. Последние подчинялись определенным правилам: вече
ром они обязаны были возвращаться в определенный час (в £
или 10 часов), ночь проводить непременно в доме мастера, не
имели права приводить с собою ни подмастерья, ни ученика
другого мастера. Игры, особенно игра в кости, были им вос¬
прещены. Но подмастерья все же считались свободными людь¬
ми и имели право носить оружие. Последнее право, как вре¬
дившее нередко общественному спокойствию, стало сильнс
ограничиваться ратами. Стремясь оградить свои интересы, кем
и как бы они ни нарушались, подмастерья стали составлять
свои товарищества, компании, стали сходиться в избранных
ими для этого помещениях. Эти собрания составлялись пс
образцу цеховых. Целью этих собраний были также развле¬
чения.
Забавы, которым предавались подмастерья немецких го¬
родов, иногда отличались известной оригинальностью. Для
примера остановимся на описании одной из процессий, уст¬
раивавшихся ежегодно товариществом подмастерьев башмач¬
ного цеха в городе Нюрнберге. Эта процессия называлась «бан¬
ной». Во время карнавала, в определенный день, собирались в
своем общественном здании подмастерья-башмачники, здесь
они надевали на себя белые купальные костюмы, головы по¬
238
крывали такими же белыми шапками и в таком виде, пред¬
шествуемые музыкантами, шли по улицам города в баню.
Возвращение из бани в здание товарищества совершалось в
том же виде и в том же порядке. День оканчивался общим
пиром. Но еще большей оригинальностью отличалась празд¬
ничная процессия булочников в другом немецком городе (во
Фри бурге в обл. Брисгау). Их церковью была домовая капел¬
ла местного Свято-Духовского госпиталя. Они собирались в
день Нового года в госпитальной зале, а потом со знаменами
и музыкой ходили по городским улицам. На знаменах их кра¬
совался огромный крендель. Они таскали с собой рождест¬
венскую разукрашенную елку. Главный из ремесленников тряс
ее, а непрерывно падавшие с веток печенья и фрукты могли
подбираться бедным людом. Праздник оканчивался пиром и
танцами. Собирались ремесленники-подмастерья в свои об¬
щественные здания и для беседы о своих делах. Члены брат¬
ства созывались обыкновенно следующим образом. Послан¬
ному вручали какой-либо предмет, имеющий символичес¬
кое значение; например, кузнецам посылался гвоздь или
молоток; и начинал гулять этот гвоздь или молоток от одно¬
го верстака к другому, пока не обходил все. Собрания про¬
исходили под председательством старшего подмастерья. В
его руках была палка как знак его первенства в собрании, а
для установления тишины он прибегал к стуку молотком
или ключом.
Связью между членами одного и того же цеха служили,
кроме общего дела, религиозные интересы. Каждый цех имел
своего особого покровителя (патрона) в среде святых; патро¬
ном плотников считался св. Иосиф, сапожников — св. Крис¬
пин, лекарей — свв. Косма и Дамиан... Большинство цехов
имели в городских церквях свои собственные приделы или,
по крайней мере, свой отдельный алтарь (престол). Здесь со¬
239
бирались члены цеха в дни, посвященные памяти их патро¬
нов, для присутствования при отпевании покойного собрата,
для слушания заупокойных месс, отправлявшихся по усопшим
сочленам, для торжественных крестных ходов. Каждый цех
имел, кроме того, свое собственное помещение, куда и сходи¬
лись все мастера, принадлежавшие к данному цеху. В этих
помещениях справлялись иногда свадьбы, причем вносилась
установленная плата в цеховую казну. В собраниях религиоз¬
ного характера, а также и в общественных развлечениях при¬
нимали участие женщины и дети.
Из денежных сумм, которые вносились каждым членом
цеха, составлялась касса, из которой выдавались пособия за¬
болевшим или вообще подвергшимся какому-либо несчастью
членам цеха. Заведовал кассой цеховой старшина.
Внешним выражением единства для каждого цеха был его
герб, изображавшийся на цеховой хоругви*. Нередко на хо¬
ругви помещалось изображение святого, покровительствую¬
щего цеху. Бывали также гербы с изображением какого-ни¬
будь предмета, имеющего отношение к занятиям данного цеха.
Наконец нередко становился цеховым гербом отличительный
знак дома, принадлежавшего цеху (см. первую главу). Так,
например, были цехи «зеркала», «цветка», «медведицы» и т. д.
В некоторых городах лица, принадлежавшие к известному
цеху, носили платье какого-либо избранного цехом цвета.
В преимущества цехового устройства верили в ту пору так
сильно, что группировались в цехи не только ремесленники,
но также и учителя, нотариусы, музыканты, могильщики и
другие. Цеховым характером отличалось общество певцов.
* Прилагаемый здесь рисунок представляет хоругвь цеха башмачни¬
ков. Две фигуры указывают иа то, что в состав этого цеха входили два
общества: одно из них занималось изготовлением новой обуви, а другое
чинило старую.
240
Ландскнехты* также группировались в общества, отправляв¬
шие свой суд, отстаивавшие сословную честь, совершенно по
образцу ремесленников, из которых они, впрочем, большей
частью и происходили. Каменщики — строители храмов (francs
Цеховая хоругвь башмачников.
macons) также составляли особый цех, многие обряды кото¬
рого были заимствованы позднейшими франкмасонами**. По¬
добные же общества составляли и торговцы.
* Наемные войска. Основание этого вида войска приписывается Геор¬
гу фон Фрундсбергу, «отцу ландскнехтов». Раньше военную службу несли
как феодальную повинность, теперь ее стали нести по найму.
** Общество франкмасонов особенно распространилось в XVIII и на¬
чале XIX столетия. Целями его были нравственное самосовершенствова¬
ние и благотворительность.
241
Каждый цех представлял собой военную дружину. Учени¬
ки подчинялись подмастерьям, подмастерья — мастерам, а пос¬
ледние — цеховому старпшне. Вооружение этих дружин со¬
стояло из жестяного панциря и железных перчаток. Впрочем,
однообразия в вооружении не было, и более обеспеченные
могли являться в более солидном вооружении. Первоначаль¬
ным оружием были лук и стрелы. Потом присоединились к
ним арбалеты, а с изобретением пороха — и огнестрельное
оружие. В походе во главе каждого цеха несли его знамя. Цехи
поставляли преимущественно пехоту, но в некоторых горо¬
дах существовали постановления, обязывавшие тот или дру¬
гой цех выставлять определенное количество всадников. В
мирное время все эти воины работали по разным мастерским,
но стоило только прозвучать сигналу об угрожающей городу
опасности, как ремесленники бросали свои молоты, ножи,
пилы, иглы и другие орудия своего ремесла, вытаскивали на
свет Божий свое оружие и направлялись в назначенное место.
Но оружие свое цехи нередко употребляли как на борьбу
друг с другом, так и на борьбу со знатными и богатыми город¬
скими фамилиями, так называемыми «родами». Нередко буй¬
ные толпы цеховых врывались в самое здание ратуши и вы¬
нуждали от ратманов различные уступки, приобретали у них
новые права. Для примера можно привести рассказ современ¬
ника о восстании ткачей в Кельне. В городской хронике гово¬
рится о них: «Сила и высокомерие ткачей были так велики,
что ратманы не имели с ними никакого сладу». Они действи¬
тельно были самыми богатыми из всего ремесленного класса,
а вместе с тем и самыми влиятельными. «На чем ткачи
положат, будет ли то справедливо или нет, на том же и все
прочие станут». Такое положение делало их надменными и
даже преступными, так как они надеялись на полную безна¬
казанность. Как-то двое из них учинили в городе грабеж. По
242
закону им грозила за это казнь. Но товарищи постановили
освободить своих, зашумели, заволновались. И действитель¬
но, им удалось вырвать одного преступника из рук властей и
увести его с собой. Но скоро распространилась по всему горо¬
ду молва как о преступлении двух ткачей, так и о дерзком,
противозаконном поведении их цеха. Уже довольно долгое
время другие цехи относились к ткачам враждебно, недоста¬
вало лишь повода к тому, чтобы вражда эта выступила нару¬
жу, и вот повод представился сам собой. Забили в колокола
на башне ратуши, развернули городское знамя, ратманы, тор¬
говцы и другие цехи бросились на зачинщиков смуты. Снача¬
ла ткачи выдерживали натиск, но скоро должны были усту¬
пить подавляющему большинству и разбежались во все сто¬
роны. Много их было перебито, много семей понесли невоз¬
вратимые утраты! Значки ткачей были поломаны. Победите¬
ли ходили по городским улицам с музыкой и всюду искали
своих врагов: врывались в частные жилища, в церкви, в мо¬
настыри. Городской совет казнил всех ткачей, попавшихся ему
в руки в первый день; в числе их находился и освобожденный
преступник. Семьи наиболее выдающихся членов ненавист¬
ного цеха пострадали особенно сильно. Их изгнали из города,
имущество их было отобрано. Беднейших пощадили, но рат
взял с них клятву в том, что они будут безусловно покоряться
ему. Свое вооружение они должны были снести в ратушу, а
прекрасное здание их цеха было срыто до основания. Тяже¬
лые, страшные дни пережили граждане Кельна!
Вскоре после только что описанного возникла в том же
городе новая борьба. Рат, утвердив свою власть победой над
цехом ткачей, скоро возбудил горожан против себя своим
пристрастием, своей несправедливостью. Но между родами,
заседавшими в ратуше, происходили раздоры. Во главе одно¬
го из родов стоял некто Хильгер (Hilger von der Stessen). До¬
243
бившись того, что многие члены враждебного ему рода были
удалены из городского совета, а некоторые были изгнаны из
самого города, он замыслил поступить так же и с другими
родами. Желая взволновать население, Хильгер распустил
заведомо ложный слух о том, что в ближайшую ночь архие¬
пископ сделает на город нападение. Забили в набат, сошлись
вооруженные дружины. Сам Хильгер простоял во главе их
целую ночь. Но, конечно, нападения не было. Тогда Хильгер
обратился к дружинам с речью, в которой обвинял враждеб¬
ный ему род в недоброжелательстве к народу, и достиг того,
что вооруженные люди бросились рыскать по улицам. Жес¬
токо поплатились бы несчастные, если бы заблаговременно
не спрятались от готовой на всякие неистовства толпы. Цель
Хильгера, во всяком случае, была достигнута, так как его не¬
други должны были помышлять теперь только о собствен¬
ном спасении. После этого, по проискам Хильгера, импера¬
тор Венцель назначил его уголовным судьей. За это новый
уголовный судья обещал императору ввести в городе новую
подать и половину ее посылать в императорскую казну. Те¬
перь он задался целью произвести в городе новые смуты, по¬
ссорить горожан с архиепископом, с папой и в решительную
минуту выступить в роли примирителя и заступника. Но вско¬
ре обнаружились все его происки; его друзья и пособники были
изгнаны. Проступки его дяди и ближайшего помощника, быв¬
шего одним из бургомистров, были занесены в особую «кля¬
твенную книгу». Что заносилось в эту книгу, должно было
оставаться в ней навсегда, к ней вполне, можно сказать, при¬
менялась известная поговорка: «Что написано пером, того не
вырубишь топором». Таким образом, бывший бургомистр был
подвергнут вечному изгнанию. Наконец, виновник всей сму¬
ты был вынужден отказаться от должности уголовного судьи.
Но он и не думал примириться с совершившимся. Его дом
244
сделался местом, куда стали собираться все недовольные но¬
вым городским советом; беседуя с ними, Хильгер стал состав¬
лять заговор против городских властей. Горожане чуяли при¬
ближающиеся смуты. «Тогда, — говорит городская хроника, —
случилось в Кельне большое землетрясение; дома колебались;
горшки, поставленные на полках, ударялись об стену. Спустя
восемь дней выпали огромные градины величиной с куриное
яйцо, они убивали птиц на лету, ломали деревья и уничтожи¬
ли посевы так, как будто бы кто-нибудь снял их серпом».
Прежде всего Хильгер хотел добиться того, чтобы его дядя
был возвращен к власти, чтобы запись, занесенная в клятвен¬
ную книгу, была уничтожена. Ратманы отказались исполнить
его желание. Их враги положили перед ними раскрытую кни¬
гу, принесли чернила и кусок ваты. В продолжение тринадца¬
ти часов ратманы сидели без еды и питья, но наконец некото¬
рые из них встали, обмакнули вату в чернила и замазали зло¬
получную запись. Совет нарушил свой долг. Изгнанник вер¬
нулся в город. Тогда Хильгер стал еще энергичнее подготов¬
лять ниспровержение рата. Он появился на улице, окружен¬
ный толпой ремесленников, составлявших его личную охра¬
ну. Его враги, заседавшие в совете, поняли неминуемую опас¬
ность и стали также приготовлять вооруженные силы. Но в
решительную минуту цехи, стоявшие на стороне Хильгера,
покинули его. Враги Хильгера сумели привлечь их на свою
сторону, указав им на всю опасность, которая может возник¬
нуть от своевольного обращения с клятвенной книгой: ведь в
этой самой книге занесены их вольности и права! Им грозит
опасность. Хотя Хильгеру, теперь уже окончательно побеж¬
денному, не удалось достигнуть своей цели, но он много со¬
действовал укоренению в цехах смелости; он наглядно, так
сказать, показал им слабость советников, раздоры родов. И
цехи решили не класть оружия, действовать уже прямо в свою
245
пользу и предъявили рату известные требования, сводившие¬
ся к восстановлению тех прав своих, пренебрежение которы¬
ми со стороны рата и послужило главнейшей причиной всех
смут. Когда же совет, согласившись на все в критическую
минуту, не обнаружил никакого желания исполнять обещан¬
ное и даже принял энергичные меры к подавлению отваги,
пробудившейся в цехах, последние прибегли к новой борьбе.
Роды были побеждены и согласились на установление совета
нового образца: большая часть нового совета должна была
состоять из представителей от цехов.
Нам пришлось говорить о Хильгере, но говорили мы о
нем не ради его самого, а потому, что его действия прекрасно
рисуют ту междоусобную борьбу, которая разражалась, как
гроза, в стенах средневекового города. Вам ясны теперь и ха¬
рактер борьбы, и приемы действующих лиц, и средства, упот¬
реблявшиеся ими. А представлять себе ясно подобную борь¬
бу весьма полезно. Следует только вспомнить, что описанная
здесь борьба цехов и родов — характернейшее явление в жиз¬
ни средневекового города.
В заключение нельзя не заметить, что во время подобных
междоусобиц, особенно же во время столкновения с город¬
скими советами, мастера прилагали все старания к тому, что¬
бы между ними и их подмастерьями и учениками установи¬
лись самые хорошие отношения.
Само биче вальщики-флагелланты
роме страшных эпидемических болезней, уно¬
сивших в средние века бесчисленное количе¬
ство жертв, много страдало население тогдаш¬
них городов и деревень от своеобразных вспышек религиоз¬
ного экстаза. Крайнее религиозное воодушевление, выражав¬
шееся в диких, необыкновенных проявлениях, иногда охва¬
тывало народные массы, по-видимому, без всякой причины.
Но в большинстве случаев причинами его были суеверные
представления или какое-либо поголовное бедствие, вроде
«черной смерти» — грозной эпидемии, совершавшей в сред¬
ние века свои опустошительные нашествия. Стоило только рас¬
пространиться молве о скорой кончине мира, о приближаю¬
щемся Страшном Суде или о наступлении нового, третьего
периода мировой жизни, когда станет царствовать Дух Свя¬
той, обновятся церковь и человечество и дух одержит победу
над плотью, как из глубины народных масс начинали подни¬
маться вопли и стоны, раздаваться покаянные молитвы и уда¬
ры бичей. То же самое происходило, когда разносилась мол¬
ва о приближении какой-нибудь страшной болезни, от кото¬
рой нет спасения, которая собирает обильную жатву на пути
своем, которая в несколько дней и даже в несколько часов
переносит людей с этого света «на тот свет». Часто такие ре¬
лигиозные взрывы начинались с избиения евреев. Последних
обвиняли в отравлении колодцев, разносили во все стороны
247
это обвинение особенными посланиями, перелетавшими из
города в город, и народные массы кидались в еврейские квар¬
талы. Здесь соединялись в одно и страх смерти, и всегда подо¬
зрительная для народа обособленность евреев, и те притесне¬
ния, которые приходилось многим испытывать от них. Не раз
и до подобной расправы жаловались христиане на безбож¬
ные еврейские проценты, не раз и до расправы указывали они
на единственный, по их мнению, способ прекратить зло. Эти
жалобы отразились и в тогдашней поэзии. Вот что говорил,
например, австрийский поэт XIII века (Helbling):
Ужасно много развелось...
У нас жидов. Взгляните, сколько!
И в этом наш позор и грех.
О, если б был я князем только,
Я приказал бы сжечь их всех...*
Но обратимся к главному предмету нашей беседы, к само-
бичевалыцикам-флагеллантам. Увлекаемые крайним религи¬
озным одушевлением, переходившим в безумие, собирались
толпы в несколько сот человек, с красными крестами, со сво¬
ими знаменами, переходили из города в город, из села в село,
посещали церкви, монастыри и кладбища, кидались на зем¬
лю, заставляли своего предводителя ходить через них, биче¬
вать их до крови.
Они составляли особые братства, с особым предводите¬
лем во главе, выбираемым всегда из среды светских лиц. Кто
желал вступить в их общество, должен был предварительно
исповедаться во всех своих грехах, дать клятву в беспрекос-
* В подлиннике, с которого мы переводили, поэт обращается непо¬
средственно к евреям:
...und war ich ein fiirst ze nennen,
ich hiez iuch alle brennen,
ir juden...
248
лобном повиновении вождю, отказаться от всяких житейских
удобств и выгод, питаться подаянием. При входе в герберг (в
гостиницу, на постоялый двор) и при выходе из него каждый
из сочленов должен был прочитать по пяти раз «Богородицу»
Самобияевальщики-флагелланты (вдали изображено погребение
умерших в 1349 году в Германии от чумы).
и «Отче наш». Каждое утро он обязывался читать те же мо¬
литвы по 15 раз, кроме того, 5 раз перед завтраком, 5 раз
после него и 5 раз ночью. Поднявшись с постели, флагеллант
должен был мыть свои руки, стоя на коленях; за столом он не
мог произносить ни одного слова. Божба возбранялась. Воз¬
бранялась также и военная служба. В положенные дни все
постились и подвергали себя бичеванию. Ложась в постель,
249
брат-флагеллант клал туда же с собой и свой бич, чтобы всег¬
да иметь его под рукой.
Представьте себе подобное братство на дороге к какому-
либо городу. Оно торжественно направляется к нему в особо
установленном порядке, который составился по образцу цер¬
ковных процессий. Впереди несут зажженные свечи, кресты,
дорогие шелковые или бархатные хоругви, увенчанные крес¬
тами, с вышитыми изображениями крестов. На их плащах с
капюшонами, на груди и на спине нашиты красные кресты,
сбоку свешивается наподобие меча бич с тремя узлами и иг¬
лами. На шляпах — также кресты. Когда процессия подходи¬
ла к воротам, запевалы начинали духовный стих. Толпа под¬
хватывала напев, и скоро их пение разносилось по городским
улицам. «Совершается, — поют они, — величественное шест¬
вие нищих: Сам Христос едет в Иерусалим, в руках Его крест.
Помоги нам, Спаситель! Совершается благое шествие нищих.
Помоги нам, Господи, Своей Кровью, Которую Ты пролил за
нас на кресте и покинул нас, бедствующих!»*
При входе их в город на всех церковных башнях начина¬
ли звонить в колокола. Первым долгом флагелланты отправ¬
лялись в церковь, становились здесь на колени и пели: «Иисус
подкреплял Свои силы желчью; падем перед крестом Его».
Потом они кидались на пол с распростертыми руками, изо¬
бражая собой крест, и оставались в этом положении, пока
* Nu ist die bettevart so her:
Crist reit selber gen Jerusalem;
er fiiert ein kriuze in siner hant,
nu helf uns der heinlant!
Nu ist die bettevart so guot!
hilf uns, herre, durch din heiliges bluot,
daz du an dem kriuze vergossen hast,
und uns in dem ellende gelossen hast!
250
запевала не обращался к ним со словами: «Теперь поднимите
ваши руки, чтобы Бог отвратил великую смертность!» Хор
три раза повторял этот возглас. Тогда горожане, находившиеся
в церкви, зазывали их к себе. Один приглашал к себе 20 чело¬
век, другой 12 или 10, каждый по своему достатку.
Спустя некоторое время они выходили на городскую пло¬
щадь или на кладбище и здесь публично исповедовались в
своих грехах. Совершалась эта исповедь совершенно особен¬
ным способом. Они снимали с себя верхнюю одежду, подвя¬
зывали себе длинные передники, ниспадающие до самой обу¬
ви, затем ложились на землю, образуя собой большой крут.
Ложились они в разных условных положениях, из которых
каждое выражало собой тот или другой грех. Можно было,
таким образом, по положению каждого видеть, в каком грехе
он каялся. Предводитель начинал после этого обходить круг,
шагая через каждого кающегося, касался его своим бичом и
приглашал встать и впредь остерегаться греха. Каждый, че¬
рез которого переходил предводитель, вставал и следовал за
ним; шли они поодиночке. Когда последний из них также под¬
нимался с земли, все они устанавливались в крут. Лучшие
певцы затягивали духовную песнь, и братья, отделяясь пооди¬
ночке от хороводного кольца, обходили его и ожесточенно
бичевали себя по спине, на которой выступала кровь. По вре¬
менам вся эта однообразная церемония прерывалась колено¬
преклонением и падением на землю с распростертыми рука¬
ми, а оканчивалась одеванием верхнего платья. Само собой
разумеется, что площадь была запружена зрителями. Обык¬
новенно кто-нибудь из их среды начинал собирать подаяния в
пользу братства бичующихся. Между тем зрелище не прекра¬
щалось. Один из флагеллантов поднимался на возвышение и
читал копию с длинного письма, написанного, по его словам,
Самим Христом на мраморной доске. Эту мраморную доску
251
принес с неба ангел и положил ее на алтарь св. Петра в Иеру¬
салиме. В письме этом объявлялось всем верующим, что бед¬
ствие, ими испытываемое, есть наказание Божие за их грехи,
за их неправду, безверие. Христос, говорится в нем, хотел уже
совершенно уничтожить всех христиан за то, что они не со¬
блюдают ни Воскресенья, ни Пятницы, между тем как даже
иудеи строго чтут свою Субботу. Только по просьбе Пресвя¬
той Девы Марии и ангелов согласился Он отсрочить наказа¬
ние... Кто исполняет заповеди Божии, чествует Его праздники
и удерживается от греха, тому воздаст Христос вечной любо¬
вью. Кто не уверует в это письмо или скроет его, того постиг¬
нет Божья кара; а кто уверует, и перепишет его, и станет рас¬
пространять среди других, на дом того человека снизойдет
Господнее благословение. Чтению этого письма народ внимал
в благоговейном молчании и верил всему. И какие серьезные
последствия влекло за собой подобное посещение города стран¬
ствующими флагеллантами! Когда странники выходили из
города с зажженными свечами, в таком же точно порядке, в
каком входили в него, при колокольном звоне всех церквей,
многих из горожан увлекали они за собой. Торжественно раз¬
носилось по улицам пение их: «Господь, Отец наш, Иисус
Христос! Ты один только, Господь наш, только Ты можешь
прощать нам грехи наши! Отсрочь еще час нашей кончины,
продли нашу жизнь, чтобы мы могли оплакивать Твою
смерть!»* Неудержимо рвались за ними, за выходящими из
города, за теми, пение которых замирало вдали, и молодые
люди. Матери не могли удержать дочерей своих. Запертые
* О herre, vater, Jhesu Crist,
wann du allein ein herre bist,
der uns die siinde mac vergeben,
nu gevriste uns unser leben,
das wir bewienen deinen tot...
252
ими, они томились, рыдали и, пользуясь первым случаем, по¬
кидали родительский кров. Босые, полуодетые, без денег, без
хлеба, они убегали из своего родимого гнезда. Примет радостно
горожанин гостей своих, напоит их, накормит, и что же? Ушли
они, а с ними ушел и горячо любимый им ребенок. Точно
болезнь лютая унесла его.
Да, это дикое исступление флагеллантов, это неотразимое
влияние их было также своего рода эпидемией. И немало
жертв уносила она. Она собирала их из-под уютного бюргер¬
ского крова, из светлой девичьей горницы, собирала их от
плута, с пастбища, собирала даже из-под церковных сводов —
служителей церкви. Многие уходили, но возвращались назад
немногие, да и те — истерзанные, измученные...
Городские увеселения
ушно было горожанину в узких, нередко полу¬
темных улицах его города. Из улиц его тяну¬
ло на площадь, на кладбище, бывшее люби¬
мым местом прогулок (см. выше), но все же это был город. Те
садики, которые разводились при частных домах, были весь¬
ма бедны, так как не было главных условий для их преуспева¬
ния: простора и света. Недостаток места не дозволял разбить
сад в черте города, и потому такие более просторные сады
разводились за городскими стенами. Душно было горожани¬
ну. Прохладным вечером он с наслаждением садился на ска¬
мейку перед своим домом, задумчиво следил за наступлени¬
ем сумерек, приветствовал первую засветившуюся в синеве
небесной звездочку или беседовал со своими соседями. В празд¬
ничное время он спешил в свой загородный сад. Но все же
этого было слишком мало, чтобы вознаградить его за долгую
и тяжелую разлуку с природой. А любовь к природе жила в
его груди. И как же трепетало сердце его, когда наступала
весна, когда солнышко сильнее пригревало, когда разда¬
вался первый крик аиста, расцветала первая фиалка и не¬
беса кате будто улыбались. Радостно покидал он свой город
и шел в поле встречать весну. Великий германский поэт
(Гете) заставляет своего героя Фауста любоваться с возвыше¬
ния на долину, переполненную разряженными горожана¬
ми, справляющими здесь, под открытым небом, светлый
254
праздник и совпавшее с ним начало весны. Фауст говорит
своему товарищу:
Взгляни-ка отсюда на город, в долину;
Смотри, как из темных глубоких ворот
В нарядных костюмах выходит народ.
Как рад он! А радости знаешь причину?
Все празднуют день Воскресенья Господня;
Они ведь и сами воскресли сегодня:
Из душных покоев, из низких домов,
Из улиц, гнетущих своей теснотою,
Из горниц рабочих, от ткацких станков,
Из храмов с таинственной их полутьмою
На свет, на раздолье явились они!
Сегодня их праздник! С какой быстротою
Толпа разбрелась по долине! Взгляни,
Как весело движутся эти ладьи...
А вон — переполнен живою толпою
Последний отчалил челнок. Вдалеке
На горных тропинках, чуть видных отсюда,
Пестреют их платья; сюда по реке
Доносится шум деревенского люда.
И старый, и малый — довольны одним,
Здесь я человек, здесь могу я быть им.
Праздник весны сопровождался особым обрядом. Горо¬
жане несли с собой в поле соломенное чучело, изображавшее
зиму или смерть, и здесь или топили его, или бросали в кос¬
тер. Вся эта церемония сопровождалась весенними песнями.
Вот точный перевод одной из них:
Весна, весна пришла!
Пойдемте в сад и в поле
Весну встречать на воле;
За этими кустами
Разбудим лето сами!
255
Мы зиму полонили,
Шестом ее прибили...
Эй, палки поднимай,
Глаза ей выбивай!
Во Франкфурте зажиточная и знатная молодежь по-свое¬
му провожала зиму. Дело происходило в самом городе. Наря¬
дившись в белые купальные костюмы, они носили по город¬
ским улицам одного из своих товарищей на носилках, покры¬
тых соломой. Товарищ должен был изображать скончавшую¬
ся зиму, а все остальные представляли похоронную процес¬
сию. Обойдя город, они заканчивали свое празднество в ка¬
ком-либо погребе за кружками вина, пели и плясали.
Особенно чествовали везде первое число мая-месяца. Во
многих городах этот древний народный праздник справлялся
с особенными церемониями. В этот день буквально наступало
царство цветов. Цветы и зелень были всюду: и в церквях, и в
домах, и на одеждах. Молодежь выбирала из своей среды рас¬
порядителя майского праздника, так называемого «майского
графа или короля». Майский граф выбирал себе из девушек
«майну» (Maiin). В лесу рубили деревцо, привозили его на место
потехи, устанавливали там, и вокруг этого «майского дерева»
царило бесконечное веселье, в котором принимали участие и
старый, и малый. В других местах избранный майским гра¬
фом, в сопровождении своей тут же составившейся свиты,
выезжал из города в соседнюю деревню. В лесу нарубался
целый воз березок. Срубали их в присутствии майского гра¬
фа и его свиты. Когда воз со свежей зеленью выезжал из лесу,
на дороге нападала на него и отбивала его толпа горожан.
Это должно было означать, что лето завоевано, что оно в их
власти. Тут же зелень расхватывалась присутствующими, как
какая-то драгоценность. Обыкновенно майский праздник со¬
провождался стрельбой в цель. Цех стрелков, разумеется,
256
старался в этом случае отличиться на славу. Призы, раздавав¬
шиеся самым ловким стрелкам, состояли из серебряных ло¬
жек и других предметов из того же металла. Общество стрел¬
ков рейнских городов приглашало иногда на свои праздники
жителей соседних больших городов.
Чрезвычайно интересно праздновался также Иванов
день — древнейший праздник во славу Солнца. В это время,
по древним верованиям, благословение проносится над каж¬
дой нивой, как благодатный ветерок, чудодейственные силы
изливаются во всей своей полноте. Ночь перед этим днем го¬
рожанин проводил за городом. Когда наступали сумерки, на
возвышенных местах разводились костры — «Ивановы огни»,
на высоком берегу реки зажигались деревянные обручи и ска¬
тывались вниз, к воде. Остававшиеся на эту ночь в городе
также веселились. На городских площадях зажигали костры,
через них перескакивали, вокруг них танцевали. Знаменитый
итальянец Петрарка описывает подобное празднество, быв¬
шее в Кельне. Когда, говорит он, наступили сумерки, из узких
городских улиц потянулись к Рейну толпы женщин. Они были
одеты в праздничные платья, украшены в изобилии благоуха¬
ющими травами и цветами. Они двигались, бормоча какие-то
странные, непонятные слова. Двигающаяся вереница спуска¬
ется, наконец, к самой реке, и каждая из участниц процессии
умывает себе руки речной водой. Петрарка удивлялся этому
обычаю и не мог правильно истолковать его. Между тем, сим¬
волическое значение его очевидно. Умывая руки в реке, несу¬
щей свои воды, а также и те капельки, которые падают с умы¬
ваемых рук, в далекое море, женщины как бы смывали прочь
всякое горе, всякие бедствия, заставляя реку уносить их по¬
дальше от города, от их жилищ, от их семейных очагов. В
том же городе перед Ивановым днем появлялись на базаре
пробуравленные со всех сторон глиняные горшки. Эти горш-
257
ки быстро раскупались девушками-горожанками. Наполнив
их высушенными лепестками роз, девушки вешали горшки где-
нибудь повыше, над балконом, под кровлей. Наступал, наконец,
ожидаемый вечер, и они зажигали их, как фонари. Был еще
обычай кидать в огонь разные травы и при этом приговаривать,
чтобы, подобно сгораемой траве, сгорело и всякое горе.
Из зимних праздников самым веселым было Рождество.
Горожане наряжались, дарили детей, устраивали процессии.
Нарядившись чертями, веселые толпы бродили по улицам,
причем каждая имела своего предводителя или шафера. Один
городской совет брал с таких шаферов денежный залог, кото¬
рый пропадал в том случае, если толпа, предводимая тем или
другим шафером, совершала какие-либо бесчинства, входи¬
ла в церкви или на кладбище. В иных, впрочем, городах вся¬
кие переряживания запрещались под угрозой строгого взыс¬
кания. Много веселились во время карнавала; наконец, в раз¬
ных городах праздновались различными процессиями дни
памяти того или другого святого.
Любимейшим развлечением в средние века были танцы,
хотя на них смотрели не всегда благосклонно как духовные
лица, так и городские советы. Когда прошло время такой не¬
благосклонности, городские правители стали давать разреше¬
ние на устройство особых танцевальных помещений. Иногда
танцы устраивались и в зале городской ратуши, далеко, впро¬
чем, не во всех городах. Танцы разделялись на несколько ви¬
дов, но все они могут бьггь сведены к двум; один вид соединялся
с прыганьем, отличался, так сказать, большей ширью, удалью;
другой заключался в движениях спокойных, сводился к медлен¬
ному и плавному круговращению. Собственно танцем называл¬
ся второй вид. Танцевали под музыку, но иногда и без нее. В
таком случае прибегали к пению, причем пел кто-нибудь один
или все присутствующие хором. Постепенно распространился
258
обычай соединять танцы с играми. Если танцы происходили на
свободе летом, по окончании их играли в мяч. Отсюда некото¬
рые исследователи производят слово бал (der Ball, la balle — мяч).
Из игр в средние века были известны кегли, шахматы, шаш¬
ки, кости и карты. Последние первоначально разрисовывались
и раскрашивались от руки по установленному образцу и со¬
ставляли видный предмет промышленности. Во многих горо¬
дах игра в карты запрещалась. Это происходило оттого, что в
первое время карты служили только для азартных игр. На¬
пример, один из участвующих вынимал какую-либо карту из
колоды. На эту карту все присутствующие клали деньги. Если
после этого подряд вынимались из колоды три или четыре
карты той же масти, вынувший первую карту получал всю
поставленную на нее сумму.
Но населению городов были знакомы и более высокие раз¬
влечения: они слушали песни мейстерзингеров и смотрели мис¬
терии*.
Вместе с развитием промышленности и торговли, с обога¬
щением городов и улучшением их внешнего вида подвигалось
вперед и умственное развитие городского населения. Когда в
княжеских дворцах и рыцарских замках стали замолкать рань¬
ше гремевшие в них песни любви, поэзия перешла в города.
Но она изменила здесь свой характер, превратилась в особую
науку. Пение мейстерзингеров (мастеров-певцов) изучалось ме¬
тодически, по известным правилам. Мастера приняли за об¬
разец позднейших миннезингеров (певцов любви). Подобно
людям, занимающимся одним ремеслом, поэты-горожане со¬
ставляли целые общества, подобные цехам. В XIV веке им
* Слово «мистерия» происходит от греческого слова puoirjpiov, что
означает «тайна», «таинство». Средневековая мистерия берет свое начало
в древних мистериях — тайных религиозных обрядах, в которых участво¬
вали посвященные — мисты.
259
были дарованы (императором Карлом IV) известные права.
После этого они стали быстро размножаться. Образцом для
всех подобных обществ послужили певческие цехи Майнца,
Франкфурта, Страсбурга, Нюрнберга, Регенсбурга, Аугсбур¬
га и Ульма. В одном городе певческое общество составлялось
из представителей от разных ремесленных цехов, в другом —
из мастеров одного и того же ремесла. Их поэзия сводилась, в
сущности, к стихосложению. Ее эстетическое значение неве¬
лико. Но все же песни мейстерзингеров имели огромное вли¬
яние на городское население, просвещали, облагораживали
его. «Они, — по выражению одного известного немецкого пи¬
сателя, — служили хоть до некоторой степени соединитель¬
ным звеном между будничным реализмом мастерской и ми¬
ром идеалов». Все же они отрывали человека от житейских
попечений, от ежедневной обстановки, от прозаических стрем¬
лений и давали некоторую пищу душе. Песни мейстерзинге¬
ров отличались нередко весьма возвышенным характером и
теплотой чувства. Они составлялись только по известным об¬
разцам, которые были занесены в особую книгу правил сти¬
хосложения, известных под названием табулатуры (die Tabu-
latur). «В этих правилах, — говорит тот же писатель, — разме¬
ры стихов назывались зданиями, мелодии — тонами или напе¬
вами, причем попадаются странные вычурности. Таким обра¬
зом, были синий и красный тон, желто-фиолетовый мотив,
полосатый шафранный мотив, желтый мотив львиной кожи,
короткий обезьяний мотив, жирный барсучий мотив». Ошиб¬
ки против того или другого правила табулатуры назывались у
них также весьма странно: слепое мнение, липкий слог, под¬
ставка, клещ, лжецветы... Тот из певцов, который еще не ус¬
воил табулатуры, назывался учеником; кто знал ее — другом
школы; кто умел петь несколько тонов — певцом; кто сочинял
песни по чужим тонам — поэтом; кто изобретал новый тон —
260
мастером. Поступавший в общество мейстерзингеров давал
обет оставаться верным искусству, соблюдать честь общест¬
ва, поступать всегда мирно, не осквернять песен мейстерзин¬
геров пением их на улице. Потом он вносил определенную сум¬
му денег и ставил две меры вина на угощение. На обыкновенных
сходках мейстерзингеров и тогда, когда собирались они в вин¬
ных погребах, им разрешалось петь светские песни. Но во время
торжественных собраний своих в так называемых «праздничных
школах» (Festschule), происходивших в церквях раза три в год,
они пели исключительно духовные песни, сюжеты которых
черпались из Библии или священных преданий.
Обыкновенные собрания происходили вечером в субботу
и воскресенье. Местом сходки была ратуша или церковь. Слу¬
шателями были почетные бюргеры, мужчины и женщины.
Очистившись от пыли и грязи мастерской, стихотворцы-ре¬
месленники являлись сюда в праздничных одеждах. Главные
места за столами занимали ст аршины общества (das Gemerk):
то были казначей, ключарь, оценщик (критик) и раздаватель
наград. На кафедре помещался певческий стул, на который
садился каждый из участвующих в программе данного вече¬
ра. Один пел о Небесном Иерусалиме, другой — о сотворении
мира, третий описывал Господа Бога, Живого от века до века
и восседающего на престоле, у подножия которого воздают
Ему честь, хвалу и благодарение лев, телец, орел и ангел. Пели
также «о борьбе с турками, врагами христианства», «о трех
достохвальных крестьянках». Иногда выступал певец с обли¬
чением современников в их порочной жизни. Во время пения
оценщик со своими помощниками внимательно следили за
ним, замечали достоинства и недостатки, а потом высказыва¬
ли свое суждение. Если певец признавался достойным награ¬
ды, он получал венок, сделанный из золотой или серебряной
проволоки. За лучшее пение вручали его исполнителю бляху
261
с изображением на ней царя Давида. Бляха эта прикреплялась
к золотой цепи, которую надевали на шею. Самые лучшие песни
вносились в особую книгу, хранившуюся у ключаря.
После торжественного собрания мейстерзингеры отправ¬
лялись обыкновенно в какую-либо корчму, чтобы провести
вместе остаток радостного дня. Вот что рассказывает один из
современников знаменитейшего мейстерзингера Ганса Сакса,
родившегося в конце XV века, о собрании мейстерзингеров в
корчме. «В корчме, — говорит он, — пили вино, которое одни,
как, например, мейстер Кортнер (певший неудачно о сотворе¬
нии мира), ставили в виде штрафа, а другие, как мейстер Бе-
гайм, — в знак чести, потому что Бегайм получил награду в
первый раз. Мейстерзингеры в числе шестнадцати человек
вышли из церкви попарно и направились к корчме. Бегайм с
венком на голове открывал шествие. Он обязан был наблю¬
дать за порядком, а все остальные должны были повиновать¬
ся ему, все равно как одному из меркеров*. Эти разряженные
посетители представляли странную противоположность с корч¬
мой, ветхой и закопченной внутри и снаружи. В длинной ком¬
нате стояли простые столы и скамьи, подобные тем, какие
бывают в деревенских садах. Но веселое расположение духа
да стакан доброго вина скрывали различные недостатки. Бе¬
гайм сидел на почетном месте... Я сидел возле Ганса Сакса.
Теснимый соседями, я пододвинулся к нему вплоть и тут толь¬
ко рассмотрел его праздничный наряд. На нем была куртка
цвета морской волны с многочисленными прорезями на гру¬
ди; через прорези проглядывала рубашка, воротник которой,
с многими складками, охватывал шею кругом. Рукава были
из черного атласа и пышно располагались вокруг руки благо¬
даря пластиночкам из китового уса; подобно куртке, были
* Т. е. старшин, выше поименованных нами.
262
прорезаны и рукава, из-под которых поэтому видна была под¬
кладка. Посреди стола стоял бочонок. Один из мейстеров был
обязан цедить из него вино».
Одним из участников предложен был вопрос: «Скажите
мне, друзья, если знаете, кто самый искусный работник?»
Jhr, Freunde, saget mir, wenn ihr wisst,
wer wo hi der kiinsdichste Weikmann ist?
Конечно, это плотник, отвечал один из мейстеров стиха¬
ми, кто же когда-либо мог сделать подобное тому, что сделал
он? Благодаря шнурку и наугольнику плотнику известны и
высочайшие зубчатые стены, и самое глубокое дно... Он по¬
строил крепкий ковчег, в котором находился патриарх Ной; в
то время, когда кругом бушевали волны, Ной отдыхал в пол¬
ной безопасности... По мудрым указаниям он построил Бо¬
жий город, Иерусалим, величественный и великолепный дво¬
рец мудрого Соломона. Подумайте, наконец, о лабиринте: кто
же искуснее Дедала?*
Das ist fiirwahr der Zimmermann;
Wer hat es ihm jemals gleichgethan?
Durch Schnur und Richtscheit ward ihm kund
die hochste Zinn und der tiefste Grund...
Er zimmerte die starke Arch,
darin Noas war, der Patriarch;
wie rings auch brausete die Flut,
er ruhte in ihr in sicherer Hut...
Er zimmerte nach weisem Rat
Jerusalem, die Gottesstadt,
des weisen Salomo Konigshaus,
das fiihrte er machtig und prachtig aus.
* Греческий художник Дедал построил, по преданию, на острове Кри¬
те огромное здание с многочисленными запутанными коридорами.
263
Denkt an das Labyrinth zum Schluss:
Wer ist geschickt wie Dadalus?
Другой из присутствующих воспел каменщика, «строяще¬
го на оборону всем крепкие стены и башни и воздвигающего
своды, что высоко подымаются в воздушном пространстве».
К тому же дерево гниет, а камень остается камнем — камен¬
щик должен быть на первом месте.
Das Holz verfault, der Stein bleibt Stein:
Der Steinmetz muss der erste sein.
Певец упомянул и о падающей Пизанской башне, и о высо¬
ком храме Иерусалимском, о Вавилонской башне, что возвыша¬
лась до небес, о гробнице царя Мавсола*, о пирамидах, искусст¬
венных горах, которые превышают все другие работы.
Die Pyramiden, die kiinstlichen Berg,
Sie iiberragen weit alle Werk.
Ганс Сакс, возражая певшим до него, воспел живописца, ко¬
торый воспроизводит то, что Господь Бог создал в начале призы¬
вом Своего Божественного Слова, — траву, листву, цветы на по¬
лях и в лесу, летающую по воздуху птицу, самый лик человечес¬
кий, который в работе живописца является совсем как живой.
Живописец властвует над всеми стихиями, над яростью огня, над
морскими волнами, изображает дьявола, ад и смерть, рай, анге¬
лов и Самого Бога, открывая все это нашему взору таинствен¬
ным своим искусством: красками, светом и тенью...
... was zu Anfang Gott erschuf
durch seines gottlichen Wortes Ruf,
das schaffet der Maler zu aller Zeit:
* Мавсол — карийский царь, правил в 377—353 до Р. X. Его гробница
считалась у древних одним из семи чудес света. От имени царя Мавсола
производят слово мавзолей (надгробное сооружение).
264
Gras, Laubwerk, Blumen auf Feld und Heid,
den Vogel, wie in der Luft er schwebt,
des Menschen Antlitz, als ob er lebt.
Die Elemente beherrschet er all,
des Feuers Wut, des Meeres Schwall.
Den Teufel malt er, die Holl und den Tod,
Das Paradies, die Engel und selbst Gott,
das macht er durch Farben, dunkel und klar,
mit geheimen Kiinsten euch offenbar.
Один из певцов возразил Гансу Саксу следующее: «Огонь,
изображенный живописцем, не согревает нас; солнце его не дает
ни света, ни блеска; в плодах его нет ни вкуса, ни сока; травы его
не имеют ни запаху, ни целебной силы; у его животных нет ни
мяса, ни крови; вино его не придает ни веселья, ни мужества».
Sein gemaltes Feuer warmt uns nicht,
seine Sonne spendet nicht noch Licht,
sein Obst hat weder Schmak noch Saft,
seine Krauter nicht Duft und Heilungskraft,
seine Tiere haben nicht Fleisch noch Blut,
seine Wein verleiht nicht Freud und Mut.
Но Ганс Сакс привел еще три доказательства в пользу жи¬
вописца: «Он запечатлевает в нашей памяти все то, что исто¬
рия хранит, как драгоценный завет предков... он учит, что
злоба приносит несчастье, а благочестие — почет и счастье...
наконец, всякое искусство находит свое основание в живопи¬
си: каменщик, золотых дел мастер и столяр, резчик, ткач, ар¬
хитектор — никто не может обойтись без нее, почему древние
и считали ее за лучшее искусство».
Was bewahrt die Geschichte als Vermachtniss,
Das pragt sie uns ein in unser Gedachtniss...
er lehret, wie Bosheit uns Missgeschick,
wie Frommigkeit bringet Ehr und Gluck...
265
Der Steinmetz, Goldschmied und der Schreiner,
Hernschneider, Weber, der Werkmeister, keiner
entbehret sie je, weshalb die Alten
sie fur die herrlichste Kunst gehalten.
Так пел поэт. Его противники замолчали. «Исполненный
искреннего удовольствия, — говорит современник, — я ударил
его по плечу и дал ему понять, что он пел по душе мне. Все
рукоплескали ему, и Михаил Бегайм не был тут последним.
Он снял с себя венок и надел его на голову Ганса Сакса, та¬
лантливого нюрнбергского башмачника».
Кроме песен мейстерзингеров, духовное наслаждение до¬
ставляли горожанам мистерии. Мистериями назывались теат¬
ральные представления на сюжеты, заимствованные из Свя¬
щенного Писания. Сперва они составляли часть той или дру¬
гой церковной службы и разыгрывались в церквях, а потом
перешли на кладбища и городские площади. Актерами были
духовные лица, воспитанники и члены особых обществ, со¬
ставлявшихся с этой целью. Со временем их стали разьиры-
вать странствующие актеры. На площади устраивалась доща¬
тая эстрада, а на ней — сцена, открытая со всех сторон и защи¬
щенная от непогоды лишь кровлей. На эстраду вела лестни¬
ца. Воображению зрителей предоставлялся полный простор.
Обстановка сцены была незатейлива до крайности. Если требо¬
валось изобразить холм или гору, ставили бочку, а зрители уже
понимали, в чем дело. Костюмы актеров были обыкновенные,
т. е. современные не изображаемому событию, а зрителям его.
Только лица, представлявшие Бога Отца, ангелов и апостолов,
одевались в священные одежды, а Христос изображался в виде
епископа. Игра начиналась с того, что действующие лица выхо¬
дили на сцену и занимали свои места при звуках музыки. Затем
всех призывали к порядку, и начинался пролог, который пригла¬
шал зрителей помолиться Богу, чтобы предпринимаемое дело
266
имело успех. Представление заканчивалось иногда хоровым пе¬
нием, в котором принимали участие все присутствующие. На¬
пример, одна мистерия, изображавшая жизнь Христа Спасите¬
ля до самого Вознесения, заканчивалась эпилогом, представляв¬
шим триумф Христовой Церкви. На сцену выходили два дейст¬
вующих лица, под которыми истолкователь, всегда находившийся
при сцене, просил разуметь Церковь и Синагогу. Первая была
окружена христианами, вторая — евреями. Между Церковью и
Синагогой начиналось прение о вере, о превосходстве той или
другой веры. Тут же на сцене стоял и св. Августин. Тогда не¬
сколько евреев, убежденных речами Церкви в превосходстве
христианской веры, подходили к св. Августину и просили его,
чтобы он крестил их. Желание их приводилось в исполнение.
При виде этого Синагога затягивала жалобную песню, и венец
падал с головы ее. Церковь отвечала гимном торжества. Св.
Августин приглашал всех зрителей присоединить к этому пению
и свои голоса. Получался грандиозный финал.
Для некоторого ознакомления с мистериями остановим
свое внимание на двух-трех отрывках из «Мистерии о десяти
девах». Архангел Гавриил предупреждает дев о скором при¬
ходе жениха-Христа. Каждая строфа его речи, кратко изла¬
гающей земную жизнь Спасителя, заканчивается словами:
«Некогда было спать жениху, которого вы ожидаете». Нера¬
зумные девы приходят к мудрым и говорят им:
«Мы, девы, пришли к вам. Мы пролили масло по своей
небрежности. Мы хотим просить вас, как сестер своих, на
которых мы полагаемся. Достойные сострадания, жалкие, мы
слишком долго спали».
«Вы можете нас небу возвратить, хоть с нами, несчастны¬
ми, и случилась беда; ведь мы — ваши спутницы, ведь мы —
ваши сестры. Достойные сострадания, жалкие, мы слишком
долго спали».
267
«Уделите масла для наших лампад, будьте милостивы к
неразумным, чтобы не были мы прогнаны от дверей, когда
жених позовет вас в чертоги. Достойные сострадания, жал¬
кие, мы слишком долго спали».
Мудрые девы посылают неразумных к купцам, которые
торгуют маслом. Купцы отказывают им и направляют их сно¬
ва к мудрым девам. Неразумные изливают свое горе в следу¬
ющих словах:
«Увы, несчастные! До чего дошли мы! Мы не находим того,
что ищем. Нам не суждено быть на свадьбе. Достойные со¬
страдания, жалкие, мы слишком долго спали».
«Услышь, жених, голоса рыдающих, вели отпереть двери
и для нас, исцели наше горе!»
После этого приходит жених-Христос и говорит им:
«Аминь глаголю вам, не знаю вас, потому что нет с вами
света, а все скрывающие его уходят, далеко уходят от порога
этого чертога.* Идите прочь, жалкие, несчастные! Обречены
вы на вечные муки и будете низвержены в ад».
Тогда являются демоны, хватают их и низвергают в ад.
В одной из пасхальных мистерий изображается Мария Маг¬
далина до обращения ко Христу и после обращения. Сперва
она воспевает мирские удовольствия и объявляет, что призна
ет лишь одну заботу — заботу о своем теле. «Наслаждения
мирские, — поет она, — сладки и приятны; обращение с миром
усладительно и прекрасно: я хочу сгорать от постоянного же¬
лания мирских утех, веселья мирского избегать не желаю. Я
готова положить свою жизнь за мирскую радость; не заботясь
ни о чем другом, я стану заботиться только о своем теле, его я
* Amen dico, vos ignosco,
nam caretis lumine:
quod qui mergunt, procul pergunt
hujus aulae limine.
268
разукрашу различными красками».* Она отправляется к куп¬
цу, покупает себе снадобья, придающие свежесть лицу, поку¬
пает духи. Накупив всего, за чем она приходила к купцу,
Магдалина возвращается домой. Здесь ей во сне является ан¬
гел и объявляет, что в доме Симона находится тот Иисус На-
зорей, который отпускает народу грехи. Ангел исчезает, а
Магдалина, проснувшись, поет ту же самую песнь о прелес¬
тях мира и снова засыпает. Видение повторяется и на этот раз
производит в Магдалине полный переворот. Проснувшись,
Магдалина начинает сокрушаться о своих грехах. «Увы! про¬
шедшая жизнь, жизнь, полная зол, постыдный поток, гибель¬
ный источник! Увы, что стану я делать, несчастная, исполнен¬
ная грехов, оскверненная нечистой скверной пороков?»** Сбро¬
сив с себя пышные наряды, она одевается в черное платье и
приходит к купцу за дорогими ароматами. Потом она отправ¬
ляется в дом Симона и поет со слезами: «Теперь я пойду к
врачу, я — позорно больная, требующая врачебной помощи!
Мне остается принести к нему слезные обеты и сердечные
сокрушения. Я слышу, что он исцеляет всех грешников».***
* Mundi delectatio dulcis est et grata;
cujus conversatio suavis et omata;
mundi sunt deliciae quibus aestuare
volo, nec lasciviam ejus evitare.
Pro mundano gaudio vitam terminabo;
bonis temporalibus ego militabo:
nil curans de ceteris, corpus procurabo,
variis coloribus illud peromabo.
** Heu vita praeterita, vita plena malis,
fluxus turpitudinis, fons exitialis!
Heu! quid agam, misera, plena peccatorum,
quae polluta polleo sorde vitiorum?
*** Ibo nunc ad medicum, turpiter aegrota,
medicinam postulans! lacrimarum vota
huic restat ut offeram et cordis plangores,
qui cunctos, ut audio, sanat peccatores.
269
Дальнейшее действие согласно с евангельским повествовани¬
ем о грешнице. (Наиболее подробное у Ев. Луки, VII, 36-50.)
Мистерии понемногу начинали терять свой религиозный
характер, но совершалось это постепенно: мало-помалу при¬
вносилось в них светское начало, стали отражаться в них раз¬
личные современные события. В одной пасхальной мистерии,
разыгранной в XV веке в г. Висмаре, представлен Люцифер.
Он сидит в бочке, которая должна изображать ад. Видя, что
все его планы рухнули, так как Христос пострадал и воскрес
и дело Искупления совершилось, он приходит в страшную
ярость. Он рассылает подвластных ему демонов во все концы
земли, чтобы они совращали людей с пути истины и таким
образом лишали их вечного блаженства. Демоны не надеют¬
ся на успех и своими сомнениями делятся с повелителем. Тог¬
да Люцифер посылает их всех в Любек, в котором, без всяко¬
го сомнения, они найдут обильную жатву. Дело в том, что в ту
пору, когда разыгрывалась настоящая мистерия, Висмар на¬
ходился во вражде с Любеком.
В том же XV веке воспитанники высших школ и студенты
университетов разыгрывали в некоторых городах комедии
римского поэта Теренция. Само собой, что эти комедии пере¬
делывались и большая часть их переводилась на немецкий
язык. Народ очень любил подобные театральные представле¬
ния: чтобы посмотреть на них, сходились в город и жители
окрестных мест.
Волшебство и тайная философия
режде чем говорить о вере в чудесное, сверхъ¬
естественное, в колдовство и чары, вере, про¬
являвшейся всегда и везде, но особенно
характеризующей средние века, необходимо сказать несколь¬
ко слов о мировоззрении средневекового человека.
Он представлял себе, что Земля расположена в самом
центре Вселенной, составляет как бы ее ядро. Ее окружают
одна за другой десять сфер, десять колоссальных шаров, по¬
мещающихся друг в друге. В семи первых, ближайших к Зем¬
ле сферах с неодинаковой скоростью круговращаются Солнце,
Луна и пять планет. Их круговращение сопровождается чу¬
десной музыкой, музыкой сфер. В восьмой сфере расположе¬
ны прочие светила: одни из них, бестелесные и невесомые,
свободно носятся в пространстве, другие прикреплены к сво¬
ду сферы. Девятая сфера — кристаллообразная, десятая —
пламенная (Empyreum); в последней царствуют Бог Отец, Бог
Сын, Бог Дух Святой и живут главнейшие святые; остальные
распределены, смотря по степени их совершенства, в других
небесных сферах. Денно и нощно святые угодники с лучезар¬
ными венцами на головах, в белых и радужных одеяниях,
воспевают Творца и предстательствуют за людей. Все эти
сферы — обиталище Бога, святых и ангелов. Противополож¬
ность ему составляет обиталище сатаны, падших ангелов и
отверженных душ — ад, находящийся в центре Земли. Таким
271
образом, по средневековым воззрениям, существуют два цар¬
ства: царство Божие — царство света и царство сатаны — цар¬
ство тьмы. Эти царства постоянно враждуют между собой.
Все существующее в мире, все происходящее в нем имеет свое
начало в котором-либо из них. В мире проявляется действие
двух сил: силы света и силы тьмы. Как ангелы светлые имеют
свой определенный образ: лучезарные, прекрасные, легкокры¬
лые, переносятся они, по повелению Божию, с одного места
на другое, так и посланники сатаны должны иметь свой собст¬
венный вид: они наделялись в средние века теми же внешни¬
ми признаками, которыми обладали когда-то, в греко-римском
мире, фавны, сатиры и кентавры, а именно рогами, козлины¬
ми ногами, копытами, шерстью. Как ангелы прекрасны, так
посланники сатаны отвратительны. Однако, в силу особенных
свойств своих, они могут принимать на себя любой образ, пре¬
вращаться в какую угодно форму. Как существовали люди, своей
жизнью заслужившие особую милость Божию, так появляются
порой люди, которые сближаются с сатаной, входят в особые
сношения с ним, заключают с ним особенные договоры. Сатана
за это покровительствует им и чрез них творит в мире зло. Люди,
по средневековым понятиям, сносились с нечистой силой из раз¬
личных целей: для получения красоты, славы, богатства или та¬
ких познаний, которые никому не доступны, которые может от¬
крыть только «черная магия». Так называлось колдовство.*
Жил-был когда-то «муж великого ума и быстрого сообра¬
жения, способный и расположенный учиться». Звали его Фа¬
устом. Он сделался ученым богословом, но богословие не удов¬
летворило его. «Священное писание, — говорит народная ле¬
генда, — он забросил далеко за дверь или положил под лавку,
* Черная магия — nigromanzie, necromantie (греч. VEKpofidvxcia) — за¬
клинание мертвых, использование их или других анормальных сил с эго¬
истическими целями.
272
ибо он имел безрассудную и надменную голову, и его звали
всегда созерцателем». И стал он рыться в книгах черной магии.
«Он привязал к себе орлиные крылья и хотел исследовать и небо,
и землю, все до основания.» Но откуда узнать все это? И вот он
решился обратиться к сатане, вызвать его, а как вызвать дьяво¬
ла, он вычитал из таинственных книг. Он пошел ночью в густой
лес и стал вызывать нечистого духа. Сначала дух не повиновал¬
ся, но потом стал показываться в различных образах, страшных
и ослепительных, наконец принял вид седого монаха. То не был
сам сатана, но один из подвластных ему духов, по имени Мефис¬
тофель (Mephostophiles, откуда у Гете Мефистофель). Послед¬
ний, познакомившись с Фаустом, приглашает его на свидание в
следующую полночь. Происходит второе свидание. Фауст ста¬
вит свои условия: он хочет, чтобы исполнялись все его желания,
чтобы дьявол всегда сопровождал его и был бы видим только
ему одному. Дух тьмы также ставит условия: Фауст должен от¬
пасть от Бога, возненавидеть христианскую веру и, по истечении
установленного срока, отдать свою душу сатане. Они ударяют по
рукам. «В этот час отпадает от Бога этот нечестивый человек.
Отпадение это, — продолжает народная легенда, — есть не что
иное, как: его высокомерная гордость, отчаяние, смелость и дер¬
зость. С ним было то же, что с великанами, о которых пишут
поэты, что они хотели поставить горы на горы и воевать с Богом,
или далее то, что случилось со злым ангелом, который восстал
против Бога. Кто хочет высоко вознестись, тот падает глубоко
вниз». Злой дух не верит слову Фауста и требует расписки. Фауст
делает надрез на своем теле, извлекает несколько капель крови
и пишет ими требуемую расписку. Но в самый решительный
момент он получает предостережение от своей собственной кро¬
ви. Капелька крови изображает два слова: «Беги, человек!» Но
все напрасно, и договор был заключен. Продав свою душу сата¬
не, Фауст приобрел временное благополучие: он становится зна-
273
мепитым астрологом, прорицателем, предсказателем погоды, и
все его желания исполняются. Нечистая сила деятельно помога¬
ла ему в различных обстоятельствах его жизни. Раз Фауст занял
у одного еврея значительную сумму денег и обещал отдать ему
через месяц или деньги, или свою правую ногу. Прошел месяц.
Фауст не мог или, лучше сказать, не хотел уплатить долга. Без¬
жалостный еврей отрезал ему ногу. Но скоро отрезанная йога
начала разлагаться; тогда еврей бросил ее в реку. Недолго спус¬
тя после этого Фауст призвал к себе еврея и, предлагая ему день¬
га, потребовал у него свою ногу. Еврей объявил с ужасом, что
бросил ее в реку. Фауст засмеялся и сказал ему: «Ну, проклятый
жид! в таком случае я тебе не заплачу». Не успел еврей выйти из
комнаты Фауста, как последний стоял уже на обеих ногах. В
одном винном погребе Фауст угощал своих гостей винами всех
сортов, пробуравливая перед каждым гостем отверстие в столе,
а из отверстия вытекало любое вино, по желанию. В другом вин¬
ном погребе (в Лейпциге) Фауст держал с хозяином пари, гово¬
ря, что он, без всякой помощи, может вынести из погреба боль¬
шую бочку вина. За такой подвиг хозяин обязывался подарить
ему эту бочку. Разумеется, хозяин согласился. Но каково же было
его изумление, когда Фауст сел на бочку верхом и вылетел на
ней из погреба! Бочка была после этого живо опорожнена Фаус¬
том и его товарищами-студентами. Но вот настал срок договора
с нечистой силой. В полночь поднялась страшная буря, в комна¬
те Фауста слышались вопли и стук. На приятелей Фауста, спав¬
ших в соседней комнате, напал такой страх, что они не осмели¬
лись войти к Фаусту. Страшная ночь миновала, а с ней миновал
и ужас. Когда рассвело, они вошли в комнату Фауста и увидели,
что и стены, и столы были обрызганы кровью, а Фауста не было.
Потом нашли его труп на дворе, растерзанный, с раздробленной
головой; нечистая сила, овладев душой Фауста, вытащила его
труп из комнаты и выбросила на двор. Сказание о Фаусте впол¬
274
не верно характеризует средневековые верования в нечистую
силу, средневековые воззрения на черную магию.
По тогдашним понятиям, договор с нечистой силой могли
заключать и женщины. Такие женщины, отрекшиеся от Хрис¬
товой веры и отдававшиеся сатане, назывались ведьмами. Ведь¬
мы занимались колдовством. Подозрение в колдовстве могло
быть возбуждено всем, от самого великого до самого малого,
от самого важного до самого смешного. И в необыкновенной
красоте, и необыкновенном безобразии, и в выдающейся глу¬
пости, и выдающемся уме — во всем могли найти признаки
колдовства, сношений с нечистой силой. Я расскажу вам прав¬
дивую историю одной женщины, которую провозгласили
ведьмой и которая сама считала себя таковой. Жила эта жен¬
щина немного позже того времени, к которому приурочи¬
ваются настоящие очерки, но в ее истории встречаются такие
черты, которые придают ей общее значение. Звали эту
женщину (Abelke Bleken) Абельке Блекен. Она была дочерью
крестьянина. Кто видел хоть раз ее розовое личико, тот и во
время зимы испытывал светлое весеннее чувство, вызывав¬
шееся воспоминанием о ней. Она была радостью и утехой своих
родителей. Все любили ее. Много женихов искали ее руки, но
она не хотела выходить замуж. Прошли годы. Родители ее
умерли. На оставшиеся после них деньги она купила себе
домик, завела хозяйство и жила, как говорится, припеваючи,
в полном довольстве. Только живет она одна-одинешеиька.
Вот и стала распространяться молва, что Абельке ждет своего
жениха, который служил прапорщиком в наемном войске и
ушел с ним в дальнюю сторонку, но обещал вернуться и
жениться на Абельке. А годы все шли да шли за годами.
Абельке по-прежнему живет одиноко, и все-то у нее идет
хорошо; щедро она одаривает нищих, а еще щедрее — бедных
солдат. Когда она бывает на людях, в гостях, на какой-нибудь
275
пирушке, она веселится со всеми. Когда же остается одна в
своей горенке, подолгу сидит грустная на одном месте и горько,
горько плачет. И стали рассказывать люди, что, выходя
попозже вечером из города, видывали ее в поле, на перекрестке
дорог, у креста или у каменной голгофы*, как она стоит там,
смотрит в даль, которую заволакивают вечерние сумерки, и
ломает себе руки, и громко вздыхает... А годы все шли за
годами. Много было пережито людьми радостей, много было
вынесено и горя. Из ее добрых соседей, друзей ее юности,
многие уже покоятся вечным сном под каменной плитой, под
сенью древесной: свежий ветерок шевелит веточки и листья,
тени их движутся на могиле, залетая птичка отдыхает над
ней и поет свою милую песенку. Все чужие люди вокруг. Они
не знают, как хороша, как добра была Абельке. Голова ее
поседела, стройный стан ее сгорбился, очаровательные черты
и краски лица исказились и поблекли; только одни глаза
светятся чудным огоньком. Подозрительно смотрят встреча¬
ющиеся с ней люди на этот чудный огонек. Живет она теперь
совсем одиноко. С ней живет ее любимый кот, жмется у ног
ее, мурлычет ей свои песенки. И стали ходить про нее недобрые
слухи. Кто-то пустил слух, что по ночам в трубу, чернеющую
на крыше ее дома, влетает огненный дракон. Все стали
сторониться ее. На улице делают вид, что ее не замечают, или
едва-едва отвечают на ее приветствие. Тогда она стала еще
более замыкаться в своем домике и только по вечерам
* Благочестивые люди, совершавшие путешествия в Святую землю,
по возвращении оттуда нередко в воспоминание ставили сооружения вро¬
де часовен, с изображениями, имеющими отношение к страданиям и крест¬
ной смерти Спасителя. Один из ратманов Любека воздвиг во второй поло¬
вине XV века несколько подобных сооружений вне городских стен. Наш
рисунок представляет точный снимок одного из них. На нем изображен
Христос на Голгофе. Мать подвела своего ребенка и рассказывает ему о
смерти Спасителя.
276
выходила на дорогу, где высится каменный крест, или на
кладбище. Сперва еще она посещала церковь, но и там всякий
Голгофа.
боится стать с ней рядом; перестала она и в церковь ходить.
Нищие перестали принимать от нее милостыньку, отдают ее
назад и начинают после того усердно креститься, как будто
277
открещиваясь от нечистой силы; перестала она подавать ми¬
лостыню. Уже нищие не поют больше перед дверью ее дома
молитвы Господней. Наконец и старые слуги покинули ее. Хо¬
зяйство Абельке расстроилось: град побил ее жатву, гроза со¬
жгла ее дом. Ее двор и
пашня были проданы, и
она сделалась нищей. О
чем раньше говорили
потихоньку, стали те¬
перь говорить вслух:
Абельке Блекен — ведь¬
ма. Тяжело было жить
бедной женщине. Но
она не смирилась; в ее
груди зажглось пламя
мести. «Если они посту¬
пают со мной как с ведь¬
мой, хорошо же, я и
буду ведьмой и стану
им вредить, наносить
им всякое зло, всякое
горе». Она задумала об¬
ратиться к волшебству,
хотя и знала, что за
это ей будет грозить
смерть. Смерть все же
лучше той жизни, кото¬
рую она вела. И вот она
сошлась с одной извест¬
ной колдуньей; колдунья эта умела завязывать магические узлы,
приносившие людям несчастье. Она сошлась с пастухом, кото¬
рому были ведомы травы и коренья волшебного свойства. На-
Ведьмы (со старинного рисунка).
278
шлись у нее и еще союзники, такие же бедняки, такие же не¬
счастные, как она сама. И стала наша Абельке колдовать и
опаивать вредными травами, вредить людям, пока наконец
она не попала в руки судей. И вот она стоит перед ними в
оковах. На судейском столе — распятие и Библия. Тут же око¬
ло — палач. «Хочешь ли ты, — спросил ее судья, — воздать
поклонение Богу и сознаться открыто, что ты заключила с
дьяволом союз, что ты — проклятая ведьма?» В темных гла¬
зах несчастной женщины вспыхнул огонек злобной насмеш¬
ки. Лицо ее покрылось смертельной бледностью. «Нет, не
хочу...» — отвечала она. Прибегли к пыткам. Страшная боль,
необыкновенное нервное расстройство заставили ее говорить.
И она Бог знает что наговорила на себя. Она даже называла
по имени нечистого духа, будто бы являвшегося ей. Ответы,
дававшиеся ею, были записаны судьями и сохранились до на¬
шего времени. Пытки и ужасная тюрьма сделали свое дело. А
тюрьмы тогда были ужасны. В этих конурах устроены были
большие, толстые доски, поднимавшиеся и спускавшиеся на
винтах; в досках были прорезаны дыры, а в них продевали
руки и ноги заключенных, так что последние были совершен¬
но лишены употребления своих членов. В тюрьмах бывал та¬
кой холод, что нош у арестантов иногда совсем отмерзали. В
некоторых господствовал постоянный мрак. Подобная тюрь¬
ма довела бедную Абельке до отчаяния. Над ней был произне¬
сен обычный приговор. На городской площади был разложен
костер, а на этом костре была сожжена несчастная Абельке Бле-
кен. Она была не первая и не последняя. Подобных ей, таких же
несчастных и так же оканчивавших свою жизнь, было немало.
В средние века суеверие вторгалось даже в область науки.
В этом отношении особенно обращают на себя внимание аст¬
рология и алхимия. Астрология, унаследованная новыми на¬
родами от глубокой древности, учила читать таинственные
279
письмена полуночного неба, гадать по положению небесных
светил. Астрологи старались обыкновенно угадать будущность
человека. И вот, когда рождалось в какой-либо семье дитя, а
родители желали узнать, будет ли оно счастливо или нет, они
обращались за ответом к астрологам, просили их составить
гороскоп* новорожденного. Составлялся гороскоп таким обра¬
* От греческих слов (|/ра — час и ckotceiv — смотреть. Так назывался
результат наблюдений, производившихся астрологом над состоянием неба
в тот самый час, когда родился ребенок.
280
зом. Все небесное пространство астрология разделяла на двенад¬
цать областей, которые назывались солнечными домами. Один
из них был домом жизни, другой — бог атства, третий — здоровья,
почестей и т. д. Звезды предсказывали новорожденному ту или
другую будущность уже самым положением своим в известной
области. Кроме того, каждое светило имело еще свое частное
значение и влияние на судьбу человека. Кто рождался под знаком
Марса, тому суждено было сделаться героем, знак Меркурия су¬
лил богатства и т. д. Собрать все данные в одно целое, истолко¬
вать их мнимый смысл и значило составить гороскоп.
В заключение заглянем в лабораторию алхимика. Над го¬
родом спустилась ночь, погасли огни в домах, протянулись
через улицы цепи, только кое-где теплится огонек перед изо¬
бражением Девы Марии. Да на краю города, в глухом пере¬
улке, светится огонь сквозь круглые стеклышки отдельного
домика и несется дымок из трубы. Толкнем перед собой дверь,
перешагнем за порог этого дома. Перед нами подобие какой-
то мастерской. В углу — большой очаг, а на нем разложен
огонь, озаряющий причудливую обстановку комнаты. Кру¬
гом — склянки, разнообразные сосуды, колбы, металлические
стержни, большие книги в тяжелых кожаных переплетах с
застежками. Среди этой обстановки движется человек в длин¬
ном темном одеянии, с шапочкой на голове, с огромной бело¬
снежной бородой. По временам он отходит от своего стола,
поставленного вблизи очага, садится у последнего и начинает
раздувать мехами убавляющийся огонь в очаге. Тогда пламя
вспыхивает, ярче озаряет комнату, а там над крышей увели¬
чивается дым и вылетают иногда искорки. Что это за чело¬
век? Это и есть алхимик. Уже много лет занимается он здесь,
отыскивает философский камень, трудится над составлени¬
ем жизненного эликсира, т. е. такого средства, которое сдела¬
ло бы людей бессмертными или, по крайней мере, значитель¬
281
но продлило бы их жизнь.* Алхимики полагали, что всякий
металл состоит из двух частей — серы и ртути, что несколько
металлов, соединенных вместе, могут образовать один металл;
например, золото может быть добыто из соединения несколь¬
ких простых, неблагородных металлов. «Золото**, — говорит
мавританский писатель Гебер (780—840 гг.), — составлено из
самого тончайшего Меркурия (ртути) и немногого количест¬
ва очень чистой серы, прозрачной и плотной, красноватого
несмешанного цвета. Так как сера эта не всегда бывает
одинаково оцвечена подобным цветом, то и золото бывает
различно, т. е. более или менее желто. Когда сера нечиста,
груба, красна, влажна и когда она смешана с грубым и нечис¬
тым Меркурием в таких частях, что ни одного из этих эле¬
ментов нельзя определить, то из их обоюдной смеси воспро¬
изводится Венера (медь). Если сера не имеет надлежащей
плотности и оцвечена нечистым белым цветом, если так же
нечист Меркурий, и отчасти плотен, и притом в состоянии
улетучиваться, и не самого чистого белого цвета, то от смеси
этих двух составных частей происходит Юпитер (олово)».
Такова была теория о природе и составе металлов, послужив¬
шая основанием стремлений алхимиков. Она вызвала надежду
на возможность видоизменения металлов и превращения их
в благороднейшие. Главная цель алхимиков сводилась к тому,
чтобы отыскать, в каких размерах необходимо смешивать эти
металлы. А для этого необходимо разложить золото на сосгав-
* Работа с металлами и другими веществами составляла только низ¬
ший аспект алхимии. Этот физический процесс лишь сопутствовал друго¬
му, высшему аспекту алхимии, заключавшемуся в трансформации поро¬
ков в добродетели в душе алхимика и возвышении в человеке божествен¬
ного начала над животным. Об этом высшем аспекте писали такие вели¬
кие алхимики, как Парацельс и Роджер Бэкон, и не подозревали шарлата¬
ны. — Прим. ред.
** Золото Гебер называет солнцем.
282
Алхимик (со старой гравюры с картины Тенъера).
ные части или с помощью какой-либо кислоты, или при посред¬
стве огня. В возможность отыскать разрешение данной задачи
верили даже лучшие и самые светлые умы. Общество, конечно,
вполне разделяло эту веру. Короли давали алхимикам даже
особые грамоты, особые патенты, уполномочивали их отыскивать
средство «превращать неблагородные металлы в золото и сереб¬
ро». Постепенно установилось верование, что таким волшебным
средством является «философский камень». С XII столетия
алхимики говорят о философском камне как об определенном
веществе. Но показания их об этом таинственном веществе
разноречивы. Один из алхимиков, уверявший, что он не только
видел философский камень, но и держал его в руках, описывает
его как тяжелый, блестящий порошок шафранно-желтого цвета.
Другой определяет его как твердое, прозрачное, гибкое и хрупкое
тело темно-рубинового цвета. Одни из алхимиков приписывают
ему желтый, другие — красный цвет. Но рядом с этим неизвест¬
ный автор одного алхимического трактата уверяет, что фило¬
софский камень соединяет в себе все цвета и бывает не только
желтого или красного, но еще белого, зеленого и синего цветов.
От философского камня, называемого великим средством, алхи¬
мики отличали малый философский камень, превращавший, по
их мнению, неблагородные металлы не в золото, а в серебро.
Если алхимик, работая над изготовлением философского кам¬
ня, делал какое-либо упущение, если не достигал в выработке
его надлежащего совершенства, в результате получалось не ве¬
ликое средство, а малый философский камень. Малый камень,
по представлениям алхимиков, отличался блестящим белым цве¬
том, почему и носил прозвание белой тинктуры. Начиная с XIII
столетия алхимики стали приписывать настоящему философ¬
скому камню два новых свойства: излечивать почти все болезни
и продолжать человеческую жизнь. Очень может быть, что по¬
верье о возможности при посредстве философского камня изле¬
284
чивать болезни возникло из буквального понимания фигураль¬
ных, метафорических выражений, которые употреблялись и
Гебером. Так, например, он говорит: «Принеси мне шесть боль¬
ных, чтобы я вылечил их». Эти фигуральные слова Гебера мо¬
гут быть переданы на обычном языке таким образом: «Принеси
мне шесть неблагородных металлов, чтобы я превратил их в
золото». Такой перевод вполне согласуется с другой теорией ал¬
химиков. Природа, гласит эта теория, старается всему, ею произ¬
водимому, придать вид наибольшего, конечного совершесгва; она
постоянно стремится производить только одно золото. На проис¬
хождение других металлов алхимики смотрели как на резуль¬
тат какого-нибудь случайного расстройства, какого-либо ненор¬
мального уклонения. Естественно было, при таких взглядах, счи¬
тать неблагородные металлы больными. Но было бы слишком
односторонне приписывать возникновение мысли о врачевании
всех болезней и о продлении человеческой жизни при посредст¬
ве философского камня только одному неправильному перево¬
ду арабского текста. Несомненно, что самый характер перевода
вполне согласовался со смутными стремлениями людей того вре¬
мени. Не следует упускать из виду, что и в наше время очень и
очень многие люди верят в существование всеисцеляющих
средств. Мысль же об исцелении всех недугов естественно наво¬
дит на мысль о продлении жизни и даже о бессмертии. В наше
время высказывали мысль о бесконечном продлении человечес¬
кой жизни очень почтенные люди. Эта мысль так сладка, так
обворожительно приятна человеческому сердцу. Для осущест¬
вления этой таинственной и необычайно заманчивой мысли ал¬
химики трудились над выработкой жизненного эликсира.
У одного из наших поэтов (графа А. К. Толстого) есть не¬
оконченное произведение «Алхимик», в котором выведен знаме¬
нитый испанский алхимик Луллий. Как-то раз, проезжая вер¬
хом через площадь г. Пальмы, говорит легенда о Луллии, он
285
был поражен необыкновенной красотой одной дамы, шедшей в
собор. Когда она вошла в храм, Луллий, недолго думая, как бы
повинуясь какой-то таинственной силе, въехал туда же на коне...
Раздался шум. Невнятный ропот
Пронесся от открытых врат,
В испуге вдруг за рядом ряд,
Теснясь, отхлынул — конский топот,
Смятенье — давка — женский крик
И на коне во храм проник
Безумный всадник. Вся обитель,
Волнуясь, в клик слилась один;
«Кто он, святыни оскорбитель?
Какого края гражданин?..»
Но всадник, не смущаясь всеобщим волнением и негодо¬
ванием, отыскивает ту, которая была невольной виной его
проступка, и наконец нашел ее. В пламенной речи он изъяс¬
нил ей охватившее его чувство. Чтобы избавиться от безумца,
прекрасная сеньора задала ему трудную задачу. По ее мне¬
нию, для полного счастья им не хватает только одного —
Оно возможно; жизни нить
Лишь стоит чарами продлить.
Я как-то слышала случайно,
Что достают для этой тайны
Какой-то корень или злак,
Не знаю где, не знаю как.
Но вам по сердцу подвиг трудный —
Доставьте ж этот корень чудный,
Ко мне вернитесь — и тогда
Я ваша буду навсегда!
Безумец согласился и сделался алхимиком. Алхимики от¬
давались своему делу всеми силами души. Целая жизнь по¬
свящалась ему. Недоконченный опыт, прерванный смертью
286
алхимика, переходил в руки его сына. Нередки были случаи,
когда внук алхимика получал от своего деда, как дорогое на-
следсгво, добытые им результаты и наставления для дальней¬
шей работы. Алхимики выработали свой собственный таин¬
ственный язык. Так, например, желтый лев обозначал на этом
языке все желтые сернистые соединения, красный лев симво¬
лизировал киноварь и т. п. В тождественном значении со сло¬
вом «лев» употреблялось слово дракон. Черный орел (или васи¬
лиск) обозначал все черные сернистые соединения и в особен¬
ности черную сернистую ртуть. Таинственная на первый взгляд
фраза «черный орел превращается в красного льва», переведен¬
ная на обыкновенный язык, обозначает, что черная сернистая
ртуть может быть превращена в киноварь. Рядом с условным
символическим языком у алхимиков были в большом упот¬
реблении символические изображения. Так, например, фан¬
тастические саламандры, по мнению алхимиков, жившие в
огне, изображались ими в виде ящериц, увенчанных венком и
окруженных пламенем. Наивная вера последователей тайной
философии населяла все стихийные начала подобными ска¬
зочными существами. Сами цвета приобретали в их глазах
особенное, таинственное значение. Самым таинственным из
них был желтый цвет. Все растения с желтыми цветами, кор¬
нями или соком считались представителями золота и Солнца.
И здесь нередко под заманчивым названием скрывался са¬
мый обыкновенный предмет. Под таинственной золотой тинк¬
турой разумелся часто настой желтоцвета или подсолнечни¬
ка. Вообще, таинственность была необходимым условием су¬
ществования алхимиков. Они намеренно затуманивали свою
речь, свои сочинения, как будто опасаясь, чтобы при ясном
изложении их открытия не сделались достоянием простых,
не посвященных в тайны их священного искусства смертных.
Они как будто стремились затруднить свое искусство и для
287
тех, кто стремился сделаться его поклонником. «Только меж¬
ду этими противоречиями и этой ложью, — говорит один из
известнейших алхимиков, — мы можем отыскать алхимичес¬
кую истину; только между этих терний мы можем сорвать
таинственную розу». «Скрывай эту книгу, — говорит другой
алхимик, — на груди твоей и не предавай ее в руки невежд,
потому что она заключает тайну всех философов...» «Тот, кто
откроет эту тайну, умрет от апоплексического удара.» Таин¬
ственности изложения алхимических книг вполне соответст¬
вовали и сами заглавия их. Вот некоторые из этих заглавий:
«Договор заоблачного пространства с землей», «Недосказан¬
ное слово», «Истинное сокровище человеческой жизни». Ис¬
тинные служители алхимии, конечно, твердо веровали в воз¬
можность достижения своей цели и приносили в жертву свое¬
му делу и все силы, и здоровье, и саму жизнь. В рассказе о
трагической смерти Фауста, любимого героя народной поэ¬
зии, несомненно, кроется зерно исторической правды. В на¬
родной памяти сохранились случаи такой внезапной, загадоч¬
ной смерти служителей магии. Трудясь над соединениями
различных веществ, они легко становились жертвами вызы¬
ваемых ими самими взрывов. Не умея объяснить этих вполне
естественных явлений, народ приписывал их дьяволу и застав¬
лял последнего играть деятельную роль в жизни и смерти
алхимиков — так преломлялась действительность в народном
воображении; так создавались народные сказания, и в числе
их сказание о докторе Фаусте. И сами стремления алхими¬
ков, и те результаты, которых они достигали нередко неожи¬
данно для себя, и та таинственность, в какую они облекали
все свои действия, были причинами того, что простой, да и
непростой народ смотрел на них как на людей, имевших сно¬
шения с нечистой силой. Многие из алхимиков сами считали
безусловно необходимыми сношения с таковой и предлагали
288
в своих трактатах различные формулы для заклинания ду¬
хов, которые служили бы им в их таинственной работе. Не
раз алхимики попадали в железные когти неумолимой инкви-
Злата Уличка — место поселения пражских алхимиков.
зиции и дорого платали за свою деятельность, умирая на ко¬
стре после бесчеловечных пыток, сопутствовавших допросу.
Но, витая среди неосуществимых грез, алхимики делали по¬
путно весьма важные для науки открытия. Так, например, тог
же Луллий, легенда о котором была только что передана,
открыл азотную кислоту. Первой замечательной личностью
из христианских алхимиков был Альберт фон Больштедт,
живший в XIII веке и называемый обыкновенно Альбертом
289
Великим. Будучи выдающимся ученым своего времени, он
достиг сана регенсбургского епископа, но, пробыв в этом вы¬
соком звании только восемь лет, удалился на покой в Кельн,
где, живя в доминиканском монастыре, усердно занимался
алхимией. Изучая сернистые металлы, Альберт открыл, что сера
действует на все расплавленные металлы, исключая золото.
Младший современник его, английский алхимик Роджер Бэкон,
бывший монахом францисканского ордена и учителем, так про¬
славился своими обширными сведениями, что получил прозви¬
ще «удивительного доктора» (doctor mirabilis). Он изготовлял
такие автоматы, что дивившаяся толпа обвиняла его в сношени¬
ях с нечистой силой. Мнение такого рода возмущало Бэкона, и
он в одном из своих трактатов старался доказать всю нелепость
тогдашних представлений о чародействе, объясняя все мнимые
волшебства естественными причинами. Но и он твердо стоял за
решительную возможность превращения металлов. Были, впро¬
чем, среди алхимиков презренные люди, шарлатаны, которые
продавали свои мнимые эликсиры за баснословные деньги. Встре¬
чались и такие, которые переставали веровать в возможность
достигнуть того, к чему они стремились почти всю свою жизнь.
Один из них (Агриппа фон Неттесгейм), трудясь долго и усерд¬
но над «тайной философией», как называлась иначе алхимия,
объявил наконец в одном из своих сочинений, что вся эта тайная
философия есть прах и ветер.
СРЕДНЕВЕКОВАЯ
ДЕРЕВНЯ
и её обитатели
В оригинале книги эта страница белая
(без текста, без изображений).
In the original book, this page is white
(no text, without images).
Gerza scan
На развалинах Рилла
дин из древнейших христианских писателей*,
ссылаясь на писателя языческого, рассказыва¬
ет следующую поэтическую легенду о царе
Тарквинии** и Кумской прорицательнице, его навестившей.
Явившись к римскому царю, Кумекая сивилла (пророчица)
предложила ему купить за 300 золотых монет девять книг, в
которых была начертана вся будущая судьба Рима. Таркви-
ний не пожелал дать требуемой суммы и начал торговаться с
прорицательницей. Последняя в ответ на это взяла три из
принесенных ею книг и бросила их в горевший тут же огонь,
где они скоро превратились в пепел. После этого она снова
предложила царю купить оставшиеся шесть книг, но назначи¬
ла за них прежнюю цену, ею объявленную. Тарквиний посме¬
ялся над ней, как над безумной, и за оставшиеся в целости
книги предложил еще меньшую плату сравнительно с той,
которую давал за все девять книг. Сивилла бросила в огонь
еще три книги и в третий раз предложила царю не пренебре¬
гать принесенным ею товаром, но теперь за последние три
книги она требовала все ту же, ранее назначенную ею плату.
На царя нашло раздумье, он был поражен поступками сивил-
* Творения Лактанция, перев. Карнеева, СПб. 1848 г. Божественные
наставления, кн. 1, гл. 6.
** Эта легенда одинаково относится древними писателями к обоим
Тарквиниям — и Приску, и Гордому.
293
лы и, боясь, что навсегда лишится сам и лишит своих потом¬
ков возможности заглянуть в таинственную будущность Рима,
приказал уплатить Кумской пророчице 300 золотых монет, а
купленные книги содержать в полной сохранности. С того
времени римляне раскрывали эти книги в годины каких-либо
общественных бедствий или перед началом войн, чтобы про¬
читать на пророческих страницах совет, указание или пред¬
сказание, касающееся того или другого насущного вопроса.
Эта сага была записана в ту пору, когда Рим почти достиг
своих отдаленнейших границ, незадолго до переворота, за¬
менившего Римскую республику империей. В то время, естест¬
венно, у многих возникал вопрос: что сулит Риму его грядущая
судьба, какой период наступает за славным периодом громких
побед и блистательных завоеваний? Если бы возможно было хоть
немного приоткрыть ту завесу, которая скрывает будущность его!
Вопрос оставался без ответа или, лучше сказать, вызывал сле¬
дующий ответ: будущее неизвестно; был случай узнать его, но
царь Тарквиний пренебрег им. И, конечно, огромному большин¬
ству римского населения будущее представлялось далеко не в
том виде, в каком суждено было проявиться ему.
Р1о встречались отдельные лица и даже несколько ранее
указанной нами поры, лица, которые, задумываясь над судь¬
бой своего отечества, испытывали далеко не радостные чувст¬
ва и как бы пророчески провидели заключительные явления
трагической истории Рима. К таким личностям принадлежал
герой третьей Пунической войны Сципион Младший. «Гово¬
рят,— рассказывает историк Полибий,— что при виде до осно¬
вания разрушенного Карфагена Сципион пролил несколько
слез, оплакивая участь своих врагов. Долгое время он оста¬
вался в задумчивости. Поразмыслив о том, что судьба горо¬
дов, народов и всех государств так же переменчива, как судь¬
ба отдельных людей, что такова была судьба Илиона, города
294
когда-то процветавшего, что таковы были судьбы ассириян,
мидян, персов, бывших некогда столь могущественными, та¬
кова, наконец, была судьба македонян, память о славе кото¬
рых была еще так жива в то время, он продекламировал, или
под влиянием невольного волнения, или под влиянием разду¬
мья, следующие стихи из Гомера:
Будет некогда день, и погибнет высокая Троя,
Древний погибнет Приам и народ копьеносца Приама.
Когда Полибий спросил у него, какой смысл придает он
этим словам, Сципион отвечал ему, что под Троей он подра¬
зумевает свое отечество, что он боится за свое отечество, ко¬
торому, в силу переменчивости судьбы человеческой, может
предстоять подобный же конец».
И действительно, нечто подобное совершилось с великим
Римским государством. Сама погибель его «таилась» там, от¬
куда Рим не ожидал ее, — в зарейнских и задунайских стра¬
нах, населенных варварскими народами германского племе¬
ни. Римляне то враждовали, то дружили с ними, римский воин
вносил туда огонь и разрушение, римский купец заносил туда
свои товары, римское правительство открывало свои грани¬
цы для целых народностей и селило их на своей земле. После
того наступила пора почти непрерывной, трагической борь¬
бы: германцы прорывали римские границы, римляне сдержи¬
вали их натиск, как крепкие плотины сдерживают напор рас¬
ходившихся океанских волн. Но вот океан прорвал плотины:
варварские народности, одна за другой, разлились по обшир¬
ной поверхности Западной Римской империи; им сопутствова¬
ли разрушения и пожары. Свершилось то, что смутно пред¬
ставлял себе Сципион, чего не было сказано в сохранившихся
Сивиллиных книгах: Западная Римская империя перестала
существовать. На ее землях поселились варварские народнос¬
ти, подчинившие себе и римлян, и те народы, которые когда-
295
то покорились римлянам, а теперь были совершенно романи¬
зованы ими. Так появился новый этнографический слой на
землях, принадлежав игах Риму. Победители-варвары, поселив-
нгись в разных частях империи, образовали на развалинах
Рима свои собственные, варварские королевства.
На развалинах Рима возникла новая жизнь, но не сразу
установились формы ее, и этому установлению предшество¬
вала пора внешних войн, внутренних междоусобиц, тяжелая
переходная пора.
Прежде чем говорить о зачатках новой формы полити¬
ческого и общественного быта, с X века установившегося во
всех государствах, основанных германскими народами, мы
должны ответить на два естественно возникающих вопроса:
что представляли собой варвары? в каком состоянии застали
они разграбленную ими империю?
Варвары были в то время частью язычниками, частью хрис¬
тианами арианского толка. Они были мужественны и вынос¬
ливы, высоко ценили чистоту нравов и относились с величай¬
шим уважением к женщине, отличались своим гостеприимст¬
вом и необыкновенной внимательностью к своим сотрапезни¬
кам и гостям, но в то же время были невежественны и суевер¬
ны, войну и грабеж предпочитали мирным занятиям и, чувст¬
вуя природную склонность к бездействию, которая поддер¬
живалась и самим образом их жизни, охотно возлагали все
тяжелые работы на женщин, старцев, на слабых членов се¬
мьи и рабов своих. По свидетельству Тацита, пить целый день
и целую ночь у германцев не считалось постыдным, а частые
пиршества были причинами не только раздоров, но и убийств.
Любимейшим времяпрепровождением были: или азартная
игра в кости, причем проигрывалось не только состояние, но
и личная свобода, или охота, доставлявшая материал для пищи
и одежды, или воинственный танец с перепрыгиванием через
296
Народное собрание германцев (с колонны Марка Аврелия).
мечи, воткнутые рукоятками в землю. Вот главнейшие поло¬
жительные и отрицательные черты в народном характере гер¬
манцев. Главным средством к жизни было у них скотоводст¬
во, хотя они занимались и земледелием, причем разводились
исключительно хлебные растения, землей не дорожили, не
заботились о ее удобрении, а истощив, покидали ее и обраща¬
лись к обработав новых участков. Сами участки земли не со¬
ставляли частной собственности отдельных лиц, а отводились
в общее владение известной семьи или рода. Они и жили та¬
кими отдельными родами. Родственные связи были необык¬
новенно крепки; даже военные отряды составлялись во время
войны из родичей. «Вблизи их все дорогое,— говорит Тацит,—
и со своего места они могут слышать и вопли своих жен, и
плач своих детей». Воинственная по преимуществу жизнь
германцев выдвигала из их среды выдающихся вождей, соби¬
равших вокруг себя более или менее многочисленную дружи¬
ну, которая была тесно связана с личностью своего вождя, «во
время мира была его украшением, а во время войны — опо¬
рой». Некоторые из таких вождей становились наследствен¬
ными предводителями, герцогами или королями. Главную
часть каждого германского народа составляло сословие сво¬
бодных людей, из которого выделялась лишь небольшая груп¬
па людей знатных. На землях свободных людей жили рабы и
крепостные. Вот каковы были германцы. То было племя во¬
инственное, не испорченное благами житейскими, при своей
грубости и даже дикости способное проявлять высокие нрав¬
ственные чувства и только что переходившее от быта патри¬
архального к быту политическому. Перед ними, детьми при¬
роды, жизнь лежала впереди.
Рим отжил свое время. Императорская власть была сла¬
ба; сперва она еще вела оборонительную войну с варварами,
но потом, как бы сознавая свое бессилие, предоставила собы¬
298
тиям совершаться своим чередом, отдалась течению, и могу¬
чее течение нанесло ее на подводный камень. Защитниками
Рима были те же германцы, состоявшие у него на службе.
Правителями Рима скоро сделались предводители германских
отрядов. Связь между Римом и провинциями порвалась. Под
страшным натиском варваров и тень единства исчезла: вся¬
кий думал только о себе и поступал согласно с собственными
выгодами. Риму не было больше дела до провинций: он или
отдавал их варварам, думая этим удержать их за собой на
основании особых договоров, или просто покидал их на про¬
извол судьбы, собирая все свои силы для собственной защи¬
ты. Провинциям, угнетавшимся поборами и повинностями, не
было дела до Рима. Результатом таких отношений и могло
быть лишь расчленение Западной Римской империи; еще за¬
долго до катастрофы, ниспровергшей империю, провинции
ее стремились к отделению от Рима, провозглашая своих соб¬
ственных императоров; теперь же эта старая рознь должна
была обостриться. Рознь не ограничивалась, впрочем, только
указанным кругом: она проникала в само общество одряхлев¬
шего Рима. Р1а эту рознь, на это развитие эгоизма в среде рим¬
ского населения указывают следующие слова пресвитера Саль-
виана, жившего и писавшего в период разрушения Западной
Римской империи. «Почти все варвары,— говорит он, — при¬
надлежащие только к одному племени и управляемые одним
королем, взаимно любят друг друга, а почти все римляне друг
друга преследуют. Какой гражданин у нас не ненавидит дру¬
гого гражданина? Кто вполне расположен к своему соседу?
Все далеки друг от друга, если не по месту своего жительства,
то по своим чувствам; хотя соединяются одним и тем же жи¬
лищем, но в духовном отношении далеки друг от друга».* Тот
* Sancti Salviani. De gubematione Dei, lib. V, 4.
299
же Сальвиан отмечает экономический гнет, лежавший на рим¬
ском населении и совершенно не соответствовавший его си¬
лам. «Еще тяжелее то, — продолжает он, — что большинство
обирается немногими, и общественные подати стали частной
добычей; так поступают не только высшие, но и низшие, не
только судьи, но и повинующиеся им».* «Бедные ограбляют¬
ся, стонут вдовы, сироты угнетаются до такой степени, что
многие из них, принадлежащие к известным фамилиям и хо¬
рошо образованные, бегут к неприятелям, чтобы не умереть
от огорчения, вызываемого открытым преследованием; они
ищут у варваров римского человеколюбия, так как не в состо¬
янии переносить варварскую бесчеловечность римлян... Они
предпочитают вести свободную жизнь под видом плена, чем
бьггь пленниками под внешностью свободы.»** Далее Саль¬
виан обращает внимание на печальное положение низшего
населения Галлии, которое или бежит к врагам, или поднима¬
ет восстания, или, желая найти защиту у сильного и богатого
человека, отказывается в его пользу от своей собственности и
свободы, чтобы таким образом уйти от разорительных побо¬
ров. «И мы еще удивляемся, — говорит он, — если варвары
берут нас в плен, тогда как сами делаем пленниками своих
братьев? Нечего, следовательно, удивляться опустошениям и
истреблению граждан».*** Другой римский писатель, Амми-
ан Марцеллин, живший перед самым началом роковых вар¬
варских вторжений, рисует в своей «Истории» замечательно
яркими красками типы представителей высшего сословия со¬
* Sancti Salviani De gubernatione Dei, lib. V, 4.
** Sancti Salviani. De gubernatione Dei, lib. IV, 5, quaerentes scilicet apud
barbaros Romanam humanutatem, quia apud Romanos barbaram inhumani-
tatem ferre non possunt... Malunt enim sub specie captivitatis vivere libere,
quam sub specie libertatis esse captivi.
*** Sancti Salviani. De gubernatione Dei, lib. IV, 9.
300
временной ему эпохи. «Хвастовство, с которым они выставля¬
ют напоказ списки своих поместий в провинциях Восточной и
Западной империй, причем иногда приписываются и лишние,
возбуждает негодование, особенно когда припомнишь муже¬
ство и бедность наших предков, которые не отличались от
простого воина ни пищей, ни одеждой; но современная нам
знать измеряет свое достоинство и важность высотой экипа¬
жа и тяжеловесным великолепием своих одежд. Длинные
одежды из пурпура и шелка развеваются по ветру и дают воз¬
можность рассмотреть под ними богатую тунику, украшен¬
ную вышивками, изображающими различных животных...
Сопровождаемые свитой в пять-десять человек прислуги, их
закрытые колесницы потрясают мостовую и дома, когда ка¬
тятся по улице с необыкновенной быстротой... При выходе из
ванны эти великолепные личности надевают свои перстни,
драгоценные каменья и знаки своего отличия; потом облека¬
ются в дорогие хитоны, полотна которых хватило бы на 12
человек; затем следуют верхние одежды, которые льстят их
самолюбию, и при всем этом они заботятся принять на себя
величественную осанку...»* Глядя на иного, продолжает Мар-
целлин, ты мог бы принять его за возвращающегося после
взятия Сиракуз Марка Марцелла. «Впрочем, иногда и эти ге¬
рои предпринимают также смелые походы: они пускаются в
свои итальянские поместья и там предаются охоте, труды и
усталость от которой выпадают на долю рабов. Если случай¬
но, особенно в жаркий полдень, они имеют храбрость пере¬
плывать на раззолоченных барках озеро Лукрин, отправля¬
* Приводим отрывки из перевода или, вернее, пересказа некоторых
глав «Истории» Аммиана, помещенного в известной хрестоматии Стасю¬
левича. У Аммиана (в его Rerum gestarum libri, изд. Теубнера) соединен¬
ные здесь в одно целое места разбросаны преимущественно в XIV, 6, 9—10
и XXVIII, 4, 17-19.
301
ясь в свои великолепные дачи, которые окаймляют примор¬
ский берег у Путеол и Гаэты, они сравнивают эти трудные
предприятия с походами Цезаря или Александра. Если муха
проникнет за шелковые занавески палубы, если через склад¬
ки проникнет луч солнца, они оплакивают бедствие своего
положения и со свойственной им аффектацией вздыхают, что
не родились в странах Киммерийских... Когда они едут в де¬
ревню, за господином следует весь его дом; как в походе пред¬
водитель делает распоряжения для кавалерии и пехоты, для
авангарда и арьергарда, так старейшие слуги с жезлом в руке,
символом своей власти, расставляют многочисленную свиту
служителей и рабов...» Вот каким застали варвары сделавший¬
ся их добычей Рим! Если перед варварами лежала впереди
жизнь, Рим находился у края своей могилы. Не сила варвар¬
ского мира была причиной падения Рима, но старческая дрях¬
лость последнего.
Утвердившись на развалинах Рима, варвары, по удачно¬
му выражению одного русского ученого-историка, зажили об¬
ломками римского быта. Они застали здесь известную адми¬
нистрацию, финансовую систему, известные понятия и идеи,
им чуждые, известный строй жизни. Можно сказать, что по¬
бежденный ими Рим одержал над ними победу; они подверг¬
лись влиянию римского быта. Но, попав под влияние римского
быта, варвары, в свою очередь, должны были проявить свое
влияние на этот быт, они принесли на римскую почву свои
собственные учреждения, свои обычаи, свои понятия; и только
из взаимодействия начал римских и германских возникли но¬
вые условия жизни. Могущественное влияние оказывала при
этом на варваров христианская церковь, пережившая всеобщее
разрушение и получившая особенную силу благодаря боль¬
шой впечатлительности, непосредственности и, так сказать,
молодой свежести пришельцев. Исторические традиции Рима,
302
так долго и так упорно сопротивлявшиеся христианству, ру¬
шились, а варвары были новичками в истории.
Утвердившись на развалинах Рима, варвары должны были
прежде всего обеспечить свое существование. С этой целью
они отнимали виллы у знатных собственников, которых так
ярко изобразил в своем сочинении Аммиан Марцеллин, и
делили их между собой. Пострадали при этом и другие, бо¬
лее богатые землевладельцы. Каждый из завоевателей полу¬
чил свою часть, или аллод; здесь он уселся со своими домочад¬
цами, здесь устроил свое хозяйство и, при помощи как приве¬
денных с собой, так и живших здесь до завоевания рабов, об¬
рабатывал землю, занимался скотоводством или заводил
мызное хозяйство. Нередко воинственный и грубый германец
поселялся в роскошном дворце римского сенатора, заключав¬
шем в себе и летние, и зимние покои, и роскошные ванные
комнаты, и великолепные галереи, украшенные яркими фрес¬
ками, мраморными статуями и мозаикой. Но не следует пред¬
ставлять себе, что варвары отняли все земли у римских собст¬
венников; чаще всего, вероятно, они принуждали крупных
собственников только делиться с ними. За свои поземельные
участки, полученные по жребию, землевладельцы-варвары не
несли никаких податей, никаких повинностей. Подати были
обязаны нести побежденные, и только одно обязательство
связывало завоевателя: он обязывался по призыву своего ко¬
роля браться за оружие и становиться в ряды его дружины,
но обязательство это совершенно естественно вытекало из
самого положения вещей, так как завоеватели должны были
стоять на страже своих интересов и беречь свои завоевания от
всяких посягательств, которые могли исходить и от покорен¬
ных жителей данной страны, и от других германских наро¬
дов, зарившихся на чужое добро. Самые меньшие земельные
участки получили, конечно, простые люди, большие по раз¬
303
меру — вожди дружин, монастыри и высшее духовенство, а
самые обширные земли сделались достоянием королей. Пос¬
ледние присвоили себе и все обширные земли, принадлежав¬
шие раньше императорской казне. Владельцы аллодов могли
распоряжаться ими по своему усмотрению, могли передавать
их по наследству, делить и т.п. Население таких участков, как
бывшее, так и вновь приведенное сюда новым землевладель¬
цем, становилось в полную зависимость от него: он был его
господином. Обширные королевские земли (домены) посто¬
янно увеличивались вследствие как часто производившихся
конфискаций, так и новых завоеваний; наконец, все вымороч¬
ные владения переходили в королевские руки.
Водворившись на развалинах Рима, короли стали нуждать¬
ся в том, чтобы их подданные несли военную, придворную и
иного рода службы. Обладая обширными землями, они ста¬
ли вместо денежного жалованья, по недостатку денег, пла¬
тить своим подданным за их службу земельными участками,
поместьями, так называемыми бенефициями. Но эти поместья
не поступали в полную собственность того или другого лица,
как не становились полной собственностью и древнерусские
поместья, раздававшиеся служилым людям в виде жалова¬
нья за их службу. Собственно, король давал тому или друго¬
му лицу лишь право пользоваться доходами с данной земли,
а сама земля продолжала считаться собственностью короля и
по прошествии известного времени снова переходила к нему.
Получающий такую землю становился по отношению к коро¬
лю в особенные условия и приносил ему особенную клятву в
верности, не похожую на обыкновенную присягу на подданст¬
во, приносившуюся всеми свободными людьми. Клятва эта
носила характер контракта, личного договора и сохраняла
силу, пока выполнялись условия этого договора: договор этот
имел не государственный, а частный характер. Если умирал
304
король, даровавший землю, договор этот должен был под¬
тверждаться его преемником. Если умирал владелец бенефи¬
ция, король мог передать его сыну или внуку умершего, но
мог и не делать этого. Лицо, получившее бенефиций, уже
обязывалось нести известную службу, как обязывается нести
ее в настоящее время служащий, получающий от казны из¬
вестное жалованье. Таким образом, человек, получивший бе¬
нефиций, уже терял в известной степени право располагать
собой по своему усмотрению во всякое время, становился ли¬
цом зависимым. Наиболее крупные бенефиции получались
теми лицами, которым короли поручали управлять той или
другой областью, тем или другим городом, собирать в их пре¬
делах войско и подати, начальствовать над собранными отря¬
дами. В числе таких правителей были лица и германского, и
римского происхождения. Так создавалось аристократичес¬
кое сословие в пределах германских государств, основавших¬
ся на развалинах Рима. Наряду с представителями светского
сословия, входили в состав новой аристократии и представи¬
тели высшего духовенства. В то же время короли стали да¬
вать особые привилегии крупным землевладельцам, сперва
духовным, а потом и светским. В силу этих привилегий, назы¬
вавшихся иммунитетами, привилегированные лица освобож¬
дались от повинностей, получали право суда над людьми,
живущими на их землях, а также и право собирания в свою
пользу судебных пошлин. Иногда иммунитет распространял¬
ся на те земли, которые могли быть приобретены привилеги¬
рованным лицом впоследствии. Привилегированное положе¬
ние богатых землевладельцев привлекало к ним людей мало¬
имущих. Такие лица нередко отказывались от своих земель¬
ных участков, которыми они пользовались на правах полной
собственности, передавали их в руки крупного духовного или
светского лица и получали их обратно уже в качестве бене-
305
фидия или лена: они обязывались нести данному лиду извест¬
ные повинности, но получали от него защиту и покровитель¬
ство. Такой обычай самоподчинения, превращение полной
собственности в условную, был известен под именем колсмен-
дации. Развился он до больших размеров значительно позже.
Аида сильные нередко пользовались своим положением и
стремились насильственно ставить под свою зависимость лю¬
дей малоимущих или вообще стоящих ниже их в обществе. В
этом отношении прекрасной иллюстрацией к нашим словам
может служить рассказ, который мы находим в летописи Гри¬
гория Турского*. «Жил-был (в то время) человек благородно¬
го происхождения, пресвитер Анастасий; он обладал некото¬
рой поземельной собственностью, на основании грамот слав¬
ной памяти королевы Кротехильды (Клотильды). Епископ,
большей частью во время своих визитов к нему, умолял его
униженно о том, чтобы он отдал ему грамоты вышеназван¬
ной королевы и поставил бы свое владение в зависимость от
него, епископа. Пресвитер откладывал до другого времени
исполнение желания епископа, а последний побуждал его то
лестью, то угрозами и погрозился, наконец, выселить его из
города, обезглавить его, возвести на него всякие несправедли¬
вые обвинения и замучить его голодом, если он не выдаст гра¬
мот. Но пресвитер, мужественный духом, отказался выдать
грамоты, говоря, что ему лучше потомиться некоторое время
от голода, чем оставить в бедности свое потомство. Тогда по
приказанию епископа он был выдан страже, которая должна
была уморить его голодом в том случае, если он не согласится
отдать своих грамот. В базилике св. мученика Кассия было
старинное потайное подземелье, в котором находилась боль-
* Привожу его целиком в сделанном мной буквальном переводе, что¬
бы дать читателям образчик средневекового летописания.
306
тая гробница из паросского мрамора, а в ней лежало тело
какого-то престарелого человека. В этой-то гробнице, поверх
мертвеца, погребают заживо пресвитера и покрывают его кам¬
нем, которым была закрыта прежде гробница. Перед дверью
была поставлена стража. Но стражники, уверенные в том, что
Крипта (подземелье) с гробницами.
крышка задавит пресвитера, разложили костер (так как дело
происходило зимой) и уснули под влиянием выпитого ими
теплого вина. Пресвитер же, новый Иона, взывал с молитвой
к милосердию Божию из своего могильного заключения, как
будто из адова чрева. Так как гробница, о чем мы уже сказа¬
ли, была большая, то он, хотя и не был в состоянии поворачи¬
ваться без вреда для себя, мог все же свободно вытягивать в
любую сторону свои руки. От костей мертвеца исходил смер¬
307
тельный запах, который не только тревожил обоняние, но,
можно сказать, проникал в самые внутренности. Пресвитер
не чувствовал его, пока замыкал ноздри одеждой и, насколь¬
ко мог, сдерживал свое дыхание. Но как только казалось ему,
что он задыхается, как только он отстранял немножечко одеж¬
ду от своего лица, то поглощал гибельный запах не только
ноздрями, но даже, можно сказать, ушами. Чего же еще боль¬
ше? Когда над ним, как я уверен в этом, сжалилось Божество,
он протянул правую руку к крышке гробницы и нашел засов,
который очутился между ним и краем гробницы благодаря
тому, что сдвинутая с места крышка не была надлежащим
образом прилажена к гробнице. Двигая понемногу засов, он
почувствовал, что камень, с Божьей помощью, сдвигался с
места. Лишь только камень был отодвинут настолько, что
пресвитер мог высунуть свою голову наружу, он уже свобод¬
нее сделал еще большее отверстие, из которого и вылез. Ноч¬
ные тени, сокрывшие день, не рассеялись еще и в это время.
Пресвитер направился к другому выходу из подземелья; этот
выход был закрыт крепчайшими засовами и забит гвоздями.
Однако доски, составляющие дверь, не были прилажены друг
к другу настолько плотно, чтобы между ними нельзя было
ничего видеть. Пресвитер склонился к этим щелям и увидал
сквозь них проходившего мимо человека. Тихим голосом он
зовет его. Тот услыхал его и, не медля, сбил топором деревян¬
ные колья, которыми сдерживались засовы, и открыл пресви¬
теру выход. Пресвитер, несмотря на ночную пору, устремил¬
ся к своему дому и умолял своего освободителя не рассказы¬
вать никому о происшедшем. Таким образом он вошел в свой
дом и, найдя хартии, которые даровала ему упомянутая выше
королева, понес их к королю Хлотахарию (Chlothacharium);
он рассказал королю о том, как похоронил его заживо епи¬
скоп и как он избавился от опасности. Все пришли в ужас и
308
говорили, что никогда ни Нерон, ни Ирод не совершали тако¬
го злодеяния, не скрывали в гробницу живого человека. В это
время пришел к королю Хлотахарию епископ Каутин, но вско¬
ре удалился в смущении, уличенный пресвитером. Пресвитер
же, получив от короля предписания, вступил во владение сво¬
им имуществом, которое и оставил своим потомкам.»* Этот
необыкновенно колоритный рассказ знакомит нас не только с
приемами, к которым прибегали в то время сильные люди,
чтобы поставить в полную зависимость от себя людей слабых,
но и вообще с тогдашними нравами.
Из всего нами сказанного можно сделать тот вывод, что
после утверждения германцев в пределах Западной Римской
империи стал развиваться новый вид землевладения условного
(бенефициального или ленного), что в новых государствах об¬
разовалась новая аристократия, стремившаяся, с одной сторо¬
ны, ко всяким изъятиям и привилегиям, а с*другой — к подчи¬
нению себе людей низшего состояния; в то же самое время
многие мелкие собственники отказывались от свободного зем¬
левладения, чтобы найти себе защиту у людей сильных и бо¬
гатых. Так посгепенно подготовлялся материал для той сис¬
темы, которая господствовала в средние века, без понимания
которой нельзя составить себе верного представления о поло¬
жении крестьян в средние века и которая называется феода-
лизлюм. Ее развитие приостановилось на некоторое время
благодаря возникновению могущественной монархии, напо¬
минавшей собой Западную Римскую империю и даже, по убеж¬
дению ее творца, бывшей лишь восстановлением ее.
Около трех столетий спустя после образования герман¬
ских королевств в пределах Рима из среды варварских госу¬
дарей выдвинулся Карл Великий, первоначально бывший лишь
* S. Gregorii episcopi Turonensis. Historia Francorum, IV, 150-152.
309
королем франков. Его королевство поглотило большую часть
других германских королевств; соединенные под могучей влас¬
тью Карла, они образовали обширную монархию. Увлекае-
Карл Великий.
мый воспоминаниями о павшем Риме, Карл принял титул
римского императора; он сплотил теснее отдельные мелкие
части, отдельные народны, ввел однообразный порядок в уп¬
равлении государством, заботился о развитии суда и просве¬
щения среди подвластных ему народов. Он крепко держал в
310
руках своих верховную власть, уничтожая всех природных
правителей на всем пространстве своей империи и поручая
власть графам, которые были лишь простыми исполнителя¬
ми его воли. Он наблюдал за деятельностью графов через
посредство особых лиц, которым поручил объезд графств: эти
лица не только следили за правильностью действий графов
по отношению к местному населению, но и сдерживали в из¬
вестных границах их стремления к захватам и усилению своей
власти. В то же время Карл наносил последние удары коре¬
нившемуся в Средней Европе язычеству. Могучая личность
Карла и великие подвиги его поразили воображение не толь¬
ко его современников, но и отдаленных потомков. Имя его
было вплетено в целую сеть поэтических легенд. Легенды эти
изображают его силу, его власть, его необыкновенную спра¬
ведливость, признаваемую не только людьми, но и представи¬
телями животного царства. Певец знаменитой «Песни о Ро¬
ланде» («Chanson de Roland») заканчивает ее следующей ху¬
дожественной строфой, в которой влагает Карлу мысль о гран¬
диозном предприятии на Востоке, возникшую через два сто¬
летия с лишком после смерти Карла.
Сокрылся день; чернеет тьма ночная,
И, утомлен тревогами дневными,
В своем дворце, в покое отдаленном
Сном опочил великий император.
И в самый миг полуночи безмолвной
Предстал пред ним архангел Гавриил.
И подошел к одру посланник Божий,
И, наклонясь главой над изголовьем
И спящего крылами осенив,
Сказал ему: «Проснись, великий Карл!
Тебе ль почить от подвигов тяжелых,
Тебе ль искать покоя от трудов?
Восстань! Сзывай опять свои дружины
311
Со всех концов империи великой
И на Восток ты рать свою подвигни
И христиан от гибели спаси!
Там в Сирии, в стенах Антиохии,
Поборники святой Христовой веры
Осаждены неверными врагами,
И голодом, и жаждою томятся,
И каждый день, и каждый час и миг
Жестоких мук и смерти ожидают,*
И день, и ночь в стенаньях молят Бога,
Чтоб Он тебя на помощь к ним подвигнул.
Восстань же, Карл, иди на помощь к братьям!
Они зовут и ждут тебя, иди!»
И залился слезами император,
Услышав весть посланника Господня;
Возвел глаза он к небу и воскликнул:
«Вся жизнь моя есть тяжкий труд и бремя!»**
Конечной целью Карла было сплочение всего христиан¬
ского Запада в одно огромное целое, но достигнуть этой цели
ему не удалось. Напротив того, после его смерти обнаружи¬
лось все сдерживавшееся им стремление к обособлению. Преж¬
де всего его империя распалась на три крупные части и не¬
сколько мелких. Эти три крупные части — Франция, Герма¬
ния и Италия — и их разделение объясняется национальными
отличиями их обитателей, уже обнаружившимися в то время.
Этим разделение не ограничилось, но пошло гораздо дальше:
оно проникло вглубь каждого из государств, которые выде¬
лились из монархии Карла: на развалинах Рима окончатель¬
но установилась тогда новая форма общежития, к рассмотре¬
* Здесь изображается один из эпизодов 1-го крестового похода, рань¬
ше которого, таким образом, строфа эта и не могла быть написана.
** Перевод Б. Алмазова.
312
нию которой мы теперь и обратимся. Мы при этом будем иметь
в виду только ту страну, в которой феодальная система и рань¬
ше появилась, и раньше достигла своего развития, а именно —
Францию.*
Карл Великий лишь задержал дальнейшее развитие фео¬
дализма, но не уничтожил его начатков, а, напротив того, ста¬
рался привести их в систему. Преемники его во всех государ¬
ствах, выделившихся из его монархии, усиленно раздавали
бенефиции и жаловали иммунитеты. Усиленная раздача зе¬
мель в бенефициальное владение после смерти Карла Вели¬
кого объясняется теми смутами, теми междоусобными война¬
ми, которые наступили тогда. Правители особенно нуждались
в войске и раздачей бенефиций увеличивали его, привлекая
под свои знамена лиц, попавших к ним в зависимость. Они
уступали не только право пользования доходами с бенефици¬
ев, но и суда над населением их. Владельцы бенефициев были
сеньорами, т. е. старшими по отношению к населению, живу¬
щему в их пределах, а самое право их получило название се¬
ньората. Они стремились удержать за собой пожалованные
им земли, закрепить их за своим потомством, не возвращали
их королям и сопротивлялись последним в тех случаях, когда
они прибегали к силе для того, чтобы принудить своих бене-
фициалов или ленников к повиновению. Успешно противо¬
действуя королям, ослабившим себя широкой раздачей земель,
владельцы бенефициев, или феодов, как стали они называть¬
ся в это время**, захватывали в своих землях верховные пра¬
ва, т. е. те права, которые принадлежали верховной власти:
* В Германии полное развитие феодализма относится к XI—XIII вв.,
тогда как во Франции оно было историческим фактом в конце X века.
** Слово феод встречается в первый раз в хартии Карла III Толстого в
884 году; в том же самом смысле в ней употребляется и слово бенефиций.
Гизо. История цивилизации во Франции.
313
собирали в свою пользу подати с населения, живущего на их
земле, издавали свои законы, чеканили свою монету, состав¬
ляли свое войско и т. п. Не будучи в состоянии серьезно со¬
противляться стремлениям владельцев феодов, или феода¬
лов, слабые короли постепенно уступали им. Таким образом,
король продолжал носить свой высокий титул, пользоваться
внешними знаками своего достоинства, но власть его усколь¬
зала из его рук, и он становился королем только но имени.
Все крупные феодалы, носящие титулы и не носящие их, со¬
единили в своих руках власть помещиков с властью госуда¬
рей: государство дробилось на части. Такие же права захва¬
тывались и высшими духовными лицами. И те, и другие, со¬
храняя в своих руках власть над населением своих земель,
обязывались нести королю военную службу. Светские владель¬
цы феодальных земель назывались герцогами, графами, ланд¬
графами, маркизами, баронами. Они состояли в различных
отношениях как к королю, так и друг к другу. Одни из них
были зависимы непосредственно от короля или, как говорят,
были его вассалами, другие не подчинялись непосредственно
самому королю, но какому-либо вассалу его. По примеру
короля крупные поземельные владельцы выделяли из своих
владений участки земли свободным людям, желавшим посту¬
пить к ним на службу. Они так же, как и король, окружали
себя целым штатом служащих, игравших роль их телохрани
телей и даже составлявших основу их войска, с которым они
выступали против других им подобных землевладельцев в
случае возникновения между ними каких-либо раздоров. При
этом между лицами, получавшими бенефиции от крупных
землевладельцев, и самими крупными землевладельцами ус¬
танавливались те же отношения, которые существовали меж¬
ду королем и его вассалами. И владельцы бенефициев, полу¬
ченных от крупных собственников, стремились удержать в
314
своих руках выданные им земли, превратить их в наследст¬
венную собственность, и успевали в этом. С течением време¬
ни исчезало всякое различие между аллодами и бенефици-
альными владениями. Если, с одной стороны, бенефиции ста¬
новились наследственными, то, с другой стороны, аллодиаль¬
ные владения теряли характер собственности, ни к чему не
обязывавшей ее владельцев. Постепенно бенефициальная или
феодальная форма землевладения делалась господствующей.
Крупные землевладельцы выдавали бенефиции уже не толь¬
ко из своих аллодов, но из бенефициев, полученных ими от
короля.* Навстречу развитию бенефициальной или феодаль¬
ной системы, шедшему сверху, от короля и высших землевла¬
дельцев, шло то же развитие снизу, благодаря общему рас¬
пространению уже объясненного нами обычая коммендации
(commendatio или recommendatio)**. Теперь уже комменди-
ровались не только мелкие землевладельцы крупным, но и
крупные — королю; это считалось даже особенной честью.
Каждое лицо при таком порядке непременно зависело от дру¬
гого, более сильного лица: свободное, безусловное землевла¬
дение окончательно заменилось условным, приносившим с
собой известные обязательства. Вассальные отношения про¬
низали собой все общество, вплелись в общественную жизнь,
как цепкое растение. Города потеряли свою самостоятельность:
они стали в зависимость или от светского феодала, или от
епископа. По отношению к вилланам или крестьянам, живу¬
щим на его земле, феодал был полновластным господином,
* Такая передача той или другой части бенефиция в новые (третьи)
руки в качестве бенефиция называлась инфеодацией (infeodatio).
** В отличие от пожалованных бенефициев (beneficia data) бенефи¬
ции второго рода назывались beneficia oblata. От средневековых терминов
«бенефиций» и «коммендация» произошли современные выражения «бе¬
нефис» и «рекомендация».
315
верховным повелителем; вилланы уже не владели землей, а
только пользовались ей, вели на ней свое хозяйство, за что
платили подати и несли различные натуральные повинности;
они были крепостными своего феодала.
При преемниках Карла Великого графы стали стремить¬
ся к самостоятельности, не повиновались распоряжениям ко¬
роля и даже сопротивлялись им с оружием в руках. Они по¬
степенно превращали в своих вассалов землевладельцев, жи¬
вущих на земле, ими управляемой, не стеснялись даже тем,
что некоторые из них могли бьггь вассалами самого короля.
Свою должность они превратили в наследственное право.
Подобно им поступали и другие должностные лица. Таким
образом графы сделались полными господами в управляемых
ими землях. Для каждого графа король был теперь только
сеньором: граф приносил королю такую же присягу, какую
самому графу приносили его йассалы. Взамен этого король
давал ему инвеституру на графство, т. е. возводил его в досто¬
инство графа и утверждал за ним все права, соединенные с
ним. Граф обязывался клятвой приводить свое войско на при¬
зыв короля и являться к нему, по его призыву, для совещаний
или для суда. В отношения графа к населению графства ко¬
роль уже не вмешивался. Он мог лишить графа его достоин¬
ства только по приговору феодального суда, который состав¬
лялся в данном случае из лиц, равных графу (пэров), т. е. дру¬
гих графов, под председательством верховного сеньора или
сюзерена — короля. Последний оставался государем только в
своих собственных владениях.
Таким образом в государствах, основанных германскими
народами на почве Западной Римской империи, постепенно
возникли более или менее обширные пространства земли, на
которые простиралась власть крупных феодальных владель¬
цев. В состав каждого из таких пространств входили: земли
316
самого феодального владельца, бенефиции его вассалов и
участки земли, поделенные между крепостными и другими
людьми несвободного состояния. На участках последних ле¬
жали различные повинности, оброки и барщина. Если бы на
одном из таких участков поселился вполне свободный чело¬
век, он тем самым потерял бы свою свободу. Одна часть насе¬
ления крупного феодального владения состояла из вассалов
владельца, другая — из его подданных, третья — из его рабов,
но все они без различия были его людьми.
Наподобие крупных светских владений образовались и
духовные. Монастыри, архиепископы, епископы, сосредото¬
чив в своих руках огромные владения, пожертвованные в их
пользу королями, призывали на эти земли и свободных, и
несвободных людей, которым и выдавали участки из своих
земель на различных условиях*. Нередко такие участки не
влекли за собой необходимости платить подати, а только на¬
лагали обязательство оказывать монастырю или высшему
духовному лицу известные услуги. На монастырских землях
селились охотно, так как эти земли пользовались сравнитель¬
но большей безопасностью и даже обладали правом защиты,
т. е. были вполне безопасными убежищами для преследуе¬
мых лиц; с другой стороны, эти земли освобождались, благо¬
даря иммунитетам, от различных государственных податей.
Лицо, поставившее свою земельку под защиту церкви, осво¬
бождалось от податей и повинностей, из которых самой тяже¬
лой была военная. Люди, жившие на землях церковных, на¬
зывались церковными людьми (homines ecclesiastici). Число
церковных людей увеличивалось также благодаря застращи¬
* Из них наиболее обыкновенной формой был прекарий (precarium):
лица, получившие его, пользовались им в продолжение известного срока
или всей жизни и обязывались нести за это больший или меньший оброк,
деньгами или натурой.
317
ваниям и насилиям, чинимым духовными особами, подобны¬
ми вышеизображенному епископу Каутину.
Так возникла целая лестница или, как говорят обыкно¬
венно, целая иерархия землевладельцев, занимавших различ¬
ное общественное положение, обладавших разнообразными
правами. Во главе феодальной иерархии стоял король. Непо¬
средственными его вассалами были герцоги, маркграфы, боль¬
шая часть графов, некоторые виконты и некоторые простые
бароны. Виконты (прежние областные правители) и простые
сеньоры были вассалами герцогов, маркграфов и графов.
Наконец, виконты и простые сеньоры имели своими вассала¬
ми мелких собственников. Наряду с высшими светскими сто¬
яли и высшие духовные лица.
Что касается низшего земледельческого класса в той же
стране, его положение менялось в различные эпохи, но ни в
одну из них это население не представляло однородной мас¬
сы. Законодательство Римской империи смотрело на земле¬
дельца как на рабочее орудие, как на вещь. Раб представлял
собой живой капитал, но не личность; государство не знало
его вовсе, а предоставляло в полное распоряжение владельца.
Но уже и тогда существовали земледельцы, пользовавшиеся
известными правами, считавшиеся уже личностями, несшие
военную повинность, платившие подати, но зато пользовав¬
шиеся немаловажным правом быть продаваемыми лишь вмес¬
те с землей. Наконец, наряду с полными рабами и людьми,
пользовавшимися ограниченной свободой, всегда жили в де¬
ревнях и совершенно свободные личности, хотя они и пред¬
ставляли ничтожное меньшинство. Уже в последний период
императорского Рима правительство обратило внимание на
положение рабов. Так, например, император Константин Ве¬
ликий уравнял по значению убиение раба с убиением свобод¬
ного человека. Улучшению положения рабов содействовала
318
христианская церковь. Вот в каких пламенных выражениях
высказывается за сельское население самый видный из ее пред¬
ставителей, св. Иоанн Златоуст: «Сельские жители осуждены
на подавляющее бремя, как ослы и мулы. Что я говорю? Их
тела щадят менее, чем камни, им не дают отдыха — плодород¬
ны поля или нет, их одинаково заваливают работой. Можно
ли представить еще большее бедствие, чем то, которое испы¬
тывают они, когда в конце зимы, после обременительной ра¬
боты, изнуренные от холода, от дождя, от ночного бдения,
они возвращаются домой с пустыми руками и, в довершение
всего, остаются должниками? Они дрожат перед наказания¬
ми и притеснениями, которые приготовляются их надсмотр¬
щиками»*. Но еще заметнее стало улучшаться положение низ¬
шего земледельческого класса в последующее время, и имен¬
но к этому-то времени, ко времени правления Меровингов и
Каролингов, и относится факт возникновения целого ряда
сельских общин, деревень, населенных лицами, обладающи¬
ми в массе известными правами. Одни из них были обязаны
своим возникновением какому-либо собственнику-варвару,
вокруг которого группировались лица, владевшие собствен¬
ностью из его рук. Такие же поселения возникали вокруг го¬
родов, замков, церквей или монастырей. Особенно многим
обязана деревня бенедиктинским монахам**. С развитием фе¬
одализма положение сельского населения ухудшилось, так как
полная беззащитность ставила его в подчиненное положение
и побуждала его принимать самые тяжелые условия, лишь
бы сохранить жизнь свою и своего семейства. Набеги норман¬
* В то же время св. Иоанн Златоуст указывает и на светлые стороны
сельской жизни: земледелие — райское занятие, городские развлечения и
позорные зрелища чужды поселянам, они наслаждаются красотами при¬
роды, у них отличный воздух.
** См. нашу книгу «Средневековый монастырь и его обитатели».
319
нов, арабов, венгров, хищнические набеги феодалов постоян¬
но грозили его существованию. Но зато тот же феодализм
решительно превратил рабов-земледельцев в крепостных, что
было шагом к полному освобождению. Он признал за ними
право наследственности, наделил их землей под условием не¬
сения известных повинностей и создал из них низшую сту¬
пень той феодальной иерархии, о которой мы говорили выше.
Правда, все это было куплено ценой тяжелых, а нередко и
возмутительных повинностей*, но все же и такое положение
сельского населения имело одну весьма выгодную сторону:
феодальной эпохе не был известен пролетариат, так как крес¬
тьяне были наделены землей; но по-прежнему сельское насе¬
ление не составляло однородной массы, и различные группы
его владели землей на различных условиях. Сначала условия
эти вырабатывались обычаем и хранились преданием, но с кон¬
ца XI в. они стали записываться в особые хартии или грамоты и
таким образом получили более определенный характер и более
прочное основание. Только с ХШ в. начинается процесс освобож¬
дения крестьян, переходящих в состояние вилланов, и заверша¬
ется окончательно уже за пределами средневекового периода
Вот главнейшие моменты из внутренной истории герман¬
ских народностей, основавших свои государства на развали¬
нах Рима.
* Когда люксейльский аббат приезжал в принадлежавшую ему дерев¬
ню Montureux в Лотарингии, крестьяне должны были ночью бить палками
по прудам, чтобы квакание лягушек не беспокоило аббата, и петь:
Ра, pa renotte, ра!
Veci m-r ГаЬЬе que Dieu ga!
(Смирно, смирно, лягушонки, смирно! Да хранит Господь господина аббата!)
Рабочий день в деревне
а отлогости зеленеющей лесами горы стоит ве¬
личественный замок феодального владельца.
Резко выделяются на темно-зеленом фоне его
зубчатые стены, его главная башня с развевающимся по вет¬
ру флагом. На подъемном мосту беседуют несколько оруже¬
носцев; их металлические шлемы ярко блестят под лучами
утреннего солнца, обильно проливающимися с голубого, без¬
облачного неба.*
У самого подножия горы приютилась одна из деревень,
принадлежащих обитателю замка. Беспорядочной, тесной
толпой раскинулись хижины и хозяйственные постройки зем¬
ледельцев с гонтовыми либо соломенными кровлями. Боль¬
шей частью эти постройки невелики и сильно пострадали от
времени и непогод. У каждой семьи — жилище, сарай для
складывания сена и житница для зерна; часть жилища отве¬
дена для скотины. Все это ограждено плетнем, но таким жал¬
ким и тщедушным, что при виде его как-то невольно поража¬
ешься той резкой противоположностью, которую представля¬
ют жилище господина и жилища его людей. Кажется, доста¬
точно пронестись нескольким сильным порывам ветра, и все
будет снесено и разбросано. Владельцы деревень запрещали
* Описание замка см. в нашей книге «Средневековый замок и его оби¬
татели».
321
их обитателям окапывать свои жилища рвами и окружать их
частоколами, как будто для того, чтобы еще более подчерк¬
нуть этим их беспомощность и беззащитность. Но запреще¬
ния эти ложились всей тяжестью только на самых недоста-
Средневековая деревня (со старинной гравюры).
точных: как только удавалось зажиточному крестьянину по¬
лучать некоторые льготы от своего владельца, он уже стано¬
вился в лучшие условия. Вот почему среди низеньких, запу¬
щенных хижин попадаются прочнее и лучше построенные
домики, с просторными дворами, крепкими оградами, тяже¬
лыми засовами.
Деревья окаймляют деревенскую дорогу; собираясь в купы
перед некоторыми из хижин, они скрывают их нищету от по¬
322
стороннего глаза; стеснившись в большую живописную толпу
вокруг расположенной в полуверсте приходской церкви, они
почти совсем закрыли ее: своей тенью они осенили то место,
где
...праотцы села, в гробах уединенных
Навеки затворясь, сном непробудным спят.
Его окружает ограда из неотесанных, наваленных друг на
друга камней.
И на припеке солнышка, и в прохладной тени резвятся
беспечные ребята. Их веселый смех, щебетанье вечно безза¬
ботных птиц, кудахтанье кур, протяжное пение изредка пере¬
кликающихся петухов — вот и все, что нарушает утреннюю
тишину деревни. Там внизу, за цветущим косогором, бежит
быстрая, шумливая речка, но ее непрерывающийся говор не
долетает сюда. Заметно пахнет дымом, который поднимается
над многими кровлями, а кое-где выходит и прямо из низкой,
почерневшей от него двери.
Если мы проникнем в одно из жилищ, прежде всего нам
бросится в глаза высокий камин. На его полу стоит железный
треножник, на котором пылает огонь, а над огнем висит ко¬
тел на железной цепи, прикрепленной к большому железно¬
му же крюку. Дым уносится в отверстие, находящееся навер¬
ху, но немалая доля его попадает в саму горницу. Тут же ря¬
дом — хлебная печь, около которой возится пожилая хозяйка.
Стол, скамьи, лары с сосудами для приготовления сыра, боль¬
шая постель, на которой спят не только хозяева с детьми, но и
случайный Богом посланный гость, забредший под кров крес¬
тьянской хижины, — вот все убранство, вся обстановка жи¬
лья. Кроме того, у стен стоят корзины, кувшины, корыто; тут
прислонилась к стене лестница; там висят рыболовные сети,
большие ножницы, такой же нож, как будто отдыхая от своей
работы; у двери приютилась метла с буравами. В болыпинст-
323
ве случаев пол земляной, выложенный камнем, только кое-
где уже деревянный.
Хлебная печь, которую мы только что упомянули, — пред¬
мет, достойный особенного внимания, не по внешнему виду,
конечно, потому что в этом отношении ничего особенного не
представляет, но по тому большому и притом исключитель¬
ному значению, которое она
имела в жизни средневеково¬
го крестьянина. Дело в том, что
крестьян™ не всегда мог иметь
ее в своем жилище. В числе
различных прав землевладель¬
ца (banalites) бывало и такое, в
силу которого он запрещал
крестьянину печь хлеб у себя
дома, а требовал, чтобы хозяй¬
ки пекли хлеб в его пекарне
(four banal), с уплатой за это
особой пошлины; эти пошлины
достигали подчас больших раз¬
меров. Точно так же существовало помещичье право, застав¬
лявшее крестьянина молоть свой хлеб на мельнице своего гос¬
подина (moulin banal). Оба упомянутые права имели во Фран¬
ции самое широкое распространение. В пору полного разви¬
тия феодального гнета крестьяне во многих местах обязаны
были подковывать своих лошадей на кузнице своего господи¬
на, приобретать солод из его складов, не продавать своего вина
в течение известного срока, когда продавалось исключитель¬
но вино их господина.
Куда же девались хозяева этих жилищ? Едва зарделась
заря, как раздалась в чистом утреннем воздухе протяжная
песнь пастушеской свирели. Замычали коровы, захлопал бич,
324
а за животными ушло из деревни и все ее способное к работе
население. Обитатели деревни ушли или в свои поля, или в свои
виноградники, расположенные за рекой, по ее отлогому берегу.
Только некоторые из них отправились для работ на своего гос¬
подина, заранее назначенных им на сегодняшний день.
Теперь они — собственники своих земельных участков,
сделавшихся наследственными. Удержав ленные участки в
своих руках, сделав их безвозвратными, наследственными,
феодальные землевладельцы признали и за своими крестья¬
нами право передавать землю по наследству. Такое облада¬
ние землей, конечно, обеспечивало крестьян, давало им хотя
нелегко добываемый, но все же верный кусок хлеба. На воз¬
никновение класса крестъян-собственников влияла, конечно,
не одна феодальная система: нельзя сказать, чтобы это воз¬
никновение было только отражением установившейся наслед¬
ственности ленов. Действовали тут и другие причины: и разо¬
рительные вторжения норманнов, и физические бедствия вся¬
кого рода и всякого же рода притеснения вызвали очень пе¬
чальное явление — обезлюдение Франции. Тогда землевладель¬
цы стали переманивать крестьян на свои земли и привлекали
их к себе именно дарованием права передавать получаемые
от них земли своим детям. Но мы видели, что обладание зем¬
лей в те века влекло за собой обязательство службы, повин¬
ности, ставило получавшего землю в зависимость от даровав¬
шего ее. И здесь было то же самое, по условия, на которых
крестьяне наделялись наследственными участками, были весь¬
ма разнообразны. И тут частное брало верх над обществен¬
ным, в чем и заключается одно из главных отличий феодаль¬
ного порядка: все зависело от частного договора, заключенно¬
го между крестьянином и его господином. До обладания на¬
следственными участками крестьянин приравнивался к вещи,
теперь же, если он и не представлял собой личности в смысле
325
свободно располагающего собой человека, но был уже чем-то
средним между вещью и личностью. Теперь крестьянин, мож¬
но сказать, сросся со своей землей, составил как бы одно це¬
лое с ней. Если владелец его сохранял старое право прода¬
вать своих крестьян, то продавал не иначе, как с землей. Бла¬
годаря этому крестьяне нс были выброшены за пределы раз¬
вивавшегося феодального общества, но также нашли и свое
место в его окружности: они составили низший пласт в тех
общественных наслоениях, которые образовали, возвышаясь
друг над другом, различные феодальные владельцы.
Из сказанного нами можно легко понять, почему населе¬
ние феодальной деревни далеко не всегда представляло об¬
щество людей, равных друг другу, а — напротив того — боль¬
шей частью в состав его входили лица, находившиеся в раз¬
личных условиях жизни. Одно лицо находилось в большей
зависимости от своего господина, другое — в меньшей. На низ¬
шей ступени крестьянского сословия находились так называе¬
мые сервы, то есть рабы. Они находились в полной зависи¬
мости от своего господина, представляли самое бесправное
население. Единственное отличие их от античных рабов за¬
ключалось в том, что и сервы владели небольшими земель¬
ными наделами, переходившими, с согласия помещика, от отца
к сыну. Выше них стояли крепостные (mainmortables), обязан¬
ные платить определенную подать за землю, нести уже опре¬
деленные повинности: последние определялись или договором,
или просто обычаем. На высшей ступени стояли вилланы. Они
были уже похожи скорее на арендаторов, чем на крестьян:
пользовались личной свободой и даже подлежали суду не
ближайшего своего господина, а лица, стоявшего над ним, его
сюзерена. И они платили своему сеньору известные подати.
Но подразделения эти настолько не выдавались для посто¬
роннего глаза, что все население феодальной деревни называ¬
326
лось долго одним общим именем — сервов. Настолько, следо¬
вательно, превышала все эти различия власть феодала: пос¬
ледний, пользуясь долгое время полной беззаконностью, клал
Сеньор и вилланы (с миниатюры XVe.).
свою тяжелую руку на всех без различия. Таким образом, все
население средневековой деревни зависело от замка или от
монастыря, бывшего также замком своего рода: без замка не¬
возможно себе и представить ее.
Но обратимся к нашей деревне. Чувствуется близость полу¬
дня. Вернулись с поля стада землевладельца и его крестьян.
Нарушился опять покой деревни, поднялась пыль, выбежали
хозяйки, чтобы загнать своих животных; усердно помогают
327
им в этом ребята. За стадами возвращаются со своих работ и
деревенские хозяева: вот идут они в своих запачканных рубахах,
с шапками из шерстяной
материи на головах, в гру¬
бых толстых башмаках, с
земледельческими орудия¬
ми в руках и на плечах, за
горелые, бородатые, обли¬
тые потом. В костюмах их
преобладают темные цве¬
та. Медленно расходятся
они по своим помещени¬
ям, где к их приходу заго¬
товлен уже полдник; ды¬
мится на столе суп, а на
вторую смену ожидают их
овощи да какая-нибудь
каша или мучное блюдо.
После полдника наступает
полное затишье — крестья¬
не отдыхают.
Вместе с крестьяна¬
ми, отбывавшими работу
на господина, вернулись
и лица, которые надсмат¬
ривали за ними. Каждый
Средневековый крестьянин (со старин- и3 кРестьян посещал ра-
ной миниатюры). боту для своего господи¬
на несколько дней в году.
Они копали рвы, клали гати, чинили дороги, делали необхо¬
димые исправления в самом замке, наконец, обрабатывали
поля своего господина. Во время этих занятий работники кор¬
328
мились за свой собственный счет. Кроме отправления извест¬
ных барщинных повинностей, крестьяне обязывались нести
различные подати. Так, они платили подушную подать, причем
с мужчины взималось в восемь раз больше, чем с женщины, на
Рождество с каждого дома или, что то же самое, с каждого дыма
платилась так называемая подымная подать; кроме того, бра¬
лась подать и с земли. Платили нередко деньгами, а чаще всего
натурой, то есть домашними животными, в случае их размноже¬
ния, и произведениями, получаемыми с земли, иногда в размере
половины жатвы. Самой тяжелой была военная повинность,
так как она порой надолго отрывала крестьянина от земли.
Кроме определенных, сделавшихся обычными повинностей,
крестьяне несли и чрезвычайные, в следующих четырех слу¬
чаях (taille aux quatre cas): они должны были складываться,
чтобы выкупать из плена своего господина, а это случалось
нередко в те воинственные времена; они же помогали госпо¬
дину своими средствами, когда он отправлялся к Святым мес¬
там; они несли на себе часть расходов, вызывавшихся посвяще¬
нием старшего сына господина в рыцари и, наконец, выходом
его старшей дочери замуж. Во всех этих случаях размеры повин¬
ности определялись самим феодальным землевладельцем, что,
разумеется, давало полный простор произволу. В довершение
всего, крестьянин получал за произведения своего труда весьма
немного. Бывали такие случаи, что помещик покупал эти произ¬
ведения сам, назначая при этом цену за них по своему усмотре¬
нию. Бывало и так, что произведения крестьянского труда заби¬
рались не за наличную плату, а в долг. Помещик пользовался
правом производить те или иные покупки раньше своих крес¬
тьян, предоставляя, таким образом, им только остатки. Все это
делало жизнь средневекового крестьянина весьма тяжелой.
Это тяжелое положение низшей братии могло вызывать
сострадание и сочувствие к ней в душах чистых и доброде¬
329
тельных. Сохранились чудесные сказания, свидетельствующие
об этом. Эти сказания — не поэтический вымысел, а скорее
поэтизированное отражение действительности. В этом отно¬
шении заслуживают особенного внимания широко распростра¬
ненные в средние века сказания о св. Елизавете, ландграфине
Тюрингенской, жившей в том же ХГП веке, к которому при¬
урочивается наш настоящий очерк. Св. Елизавета находила
величайшее утешение в благотворении бедным, жившим на
землях ее мужа. Она делилась с ними всем, что только имела,
и терпела ради них лишения. Часто спускалась она с высот,
поросших лесом, где был расположен ее замок, в долину и
щедро благотворила здесь. Однажды она раздала все деньги,
которые имела при себе, но сердце ее болезненно сжалось
при виде бедняка, оставшегося без милостыни. Тогда она
отдала ему свою дорогую перчатку. Один из сопровождав¬
ших ее рыцарей, продолжает сказание, купил у бедняка эту
перчатку, прикрепил ее к своему шлему и никогда не расста¬
вался с ней. Он стал с той поры необыкновенно счастливым
человеком: побеждал своих противников на всех турнирах, а
в крестовом походе приобрел себе громкую славу. Умирая,
он объявил, что все свое счастье приписывает тому предмету,
который принадлежал когда-то св. Елизавете. Но святая
ландграфиня не довольствовалась раздачей денег; она
посещала самые бедные, самые грязные хижины и, как свет¬
лый ангел, облегчала тяжелую долю беднейших поселян: она
их утешала, платила их долги, снабжала их одеждами, крес¬
тила их детей, хоронила их покойников. Она любила творить
милостыню втайне и нередко украдкой спускалась с замко¬
вых высот, избегая всяких встреч. Раз она спускалась по кру¬
той тропинке в сопровождении одной из своих любимых де¬
вушек. Она несла с собой корзину с хлебом, мясом и яйцами,
чтобы разделить их между своими бедняками. И вдруг перед
330
ней совершенно неожиданно предстал ее муж, возвращавший¬
ся с охоты. Он пожелал посмотреть, какую тяжесть несет она,
и с этой целью приоткрыл плащ, покрывавший корзину, ко¬
торую она крепко прижала к своей груди, не желая, чтобы
кто-нибудь узнал о задуманном ею добром деле, кроме ее обыч-
Работа в винограднике и выжилта виноградного сока (со старинной
миниатюры ).
ной спутницы. Но силы небесные были невидимо с ней. Сняв
покрывавший корзину плащ, ландграф увидел в ней дивные,
необыкновенные, никогда им дотоле не виданные красные и
белые розы. Это тем более изумило его, что все розы давно уже
отцвели. И вдруг над головой св. Елизаветы появилось сияние в
виде креста. Ландграф предоставил св. Елизавете продолжать
свой путь, а сам, пораженный и задумчивый, начал медленно
взбираться на крутизны Вартбурга. Потом на месте встречи с
Елизаветой он приказал воздвигнуть колонну, увенчанную изо¬
бражением креста. Эти дивные сказания о Тюрингенской ланд¬
графине свид тельсгвуют о том, как высоко ценилась доброде¬
тель в те тяж лые, в те смутные времена. Эти легенды потому и
могли сложиться, что сама жизнь, хотя и редко, представляла
331
такие примеры самоотверженной, горячей любви к низшей бра¬
тии. Эта любовь облегчала тяжелое положение бедняка, а где ее
не было, это положение становилось еще тяжелее.
Однообразно протекал рабочий день в средневековой дерев¬
не, как однообразно протекает он в деревне, современной нам.
Вот пролетели часы полуденного отдыха. Опять потянулись в
поле стада, опять отправились крестьяне на полевые работы.
Работы эти продолжаются до самого солнечного заката.
Солнце закатилось; возвращаются стада и обитатели де¬
ревни. Ниспадают сумерки. Над хижинами вьется дымок, за¬
жигаются огни, хлопочут хозяйки около нетерпеливо мыча¬
щих коров... На поле ложится туман, из-за леса выплывает
золотой месяц, обливая все своим фантастическим светом.
Деревня уснула. Но вот в стороне замка раздаются крики,
слышится шум, топот коней, лай собак. На подъемный мост,
только что прогремевший своими цепями, выбегают замко¬
вые слуги; в руках их огни. Эти огни зашевелились, замелька¬
ли вскоре по тропинкам, по дороге, ведущей наверх. То вла¬
делец замка возвращается с охоты, усталый, но все же весе¬
лый: охота была хороша. Скоро и в замке воцарилась тиши¬
на: прогремели цепи, прозвучала протяжно в ночном воздухе
труба с высокой башни. По стенам замка совершают обход,
идут в последний раз дозором оруженосцы, то пропадая в тени,
то выступая на свет месяца, высоко поднявшегося в небе, иг¬
рающего лучами на их шлемах, перебросившего серебряную
полосу через реку, закинувшего лучи свои сквозь густые вет¬
ви кладбищенских деревьев на чью-нибудь забытую могилу и
проливающего в изобилии свой мягкий фосфорический свет
на уснувшую деревню.
Воскресенье в деревне
...Тронулось утро; во тьму и молчанье
Что-то живое проникло; стало свежее, и звезды
Начали тускнуть... петух закричал. Воскресенье тихонько
Подняло занавес спящего солнца, тихонько шепнуло:
«Солнышко, встань!..» И разом подернулся бледной струею
Темный восток; началось там движенье, и следом за яркой
Утренней звездочкой рой облаков прилетел и усыпал
Небо, и луч за лучом полились, облака зажигая...
Вдруг между ними, как радостный ангел, солнце явилось.
Вся деревня проснулась и видит: стоит Воскресенье
В свежем венке из цветов и, сияя на солнце,
«Доброе утро!» всем говорит. И торжественно тихий
Праздник приходит на смену заботливо-трудной неделе...*
ерковный колокол призывает к молитве оби¬
тателей деревни. Церковь светла и чиста: за
чистотой в ней смотрят сами крестьяне, так
как они должны исполнять в ней различные обязанности. Она
представляет резкий контраст с хижиной бедняка: в ней мно¬
го света и воздуха, сюда приходят, наряжаясь в лучшие одеж¬
ды. Сходятся и съезжаются сюда также обитатели других
окрестных деревень, не имеющих своих собственных церквей.
У церковной ограды останавливаются различные повозки, в
которых приехали отдаленные богомольцы.
Церковная служба сопровождалась проповедью. Начина¬
лась последняя латинским текстом, за ним следовало обра¬
щение к слушателям, потом повествование, подходящее к
* В. А. Жуковский. «Воскресное утро в деревне».
333
данному дню, увещания и заключительное обращение к при¬
сутствующим. Вот несколько отрывков из средневековых про¬
поведей. «Возлюбленные! не гневайтесь, если проповедь бу¬
дет несколько длинна. Если бы между нами жил чужеземец,
прибывший из далекой стороны, и встретил бы здесь знако¬
мого и соотечественника своего, то он, конечно, с жадностью
и без всякого раздражения выслушал бы то, что ему мог бы
рассказать такой человек о его родине и о его друзьях. Вы же
здесь все на чужбине и должны поэтому благоговейно выслу¬
шать то, что будет рассказано вам о вашем Отце и Матери-
Церкви и ваших согражданах — ангелах и святых. Но так как
вы сегодня устали, а некоторые озябли (проповедь говорилась
зимой, в день Рождества Христова), то я намерен вкратце рас¬
сказать вам о том, как пришел в мир Господь, чтобы избавить
человечество от власти сатаны.» «Братья мои! — читаем мы в
другой проповеди. — Можно было бы многое сказать по пово¬
ду настоящего святого дня, о чем я хочу, однако, умолчать,
чтобы некоторые из вас не вышли из церкви в раздражении
до окончания церковной службы. Ибо многие пришли изда¬
лека и должны проделать большой обратный путь, других
ожидают дома гости или плачущие дети, или у них есть дру¬
гие дела, или они слабы, болезненны, плохо одеты; поэтому я
хочу прибавить к сказанному мной лишь немногое». Иногда
вся проповедь заключала в себе простой рассказ, легенду,
библейскую историю. Брались примеры и из языческих писа¬
телей. Поэтому мы читаем в одном сборнике проповедей сле¬
дующие слова: «Так как мы сегодня, возлюбленные, прекра¬
тили радостное пение и обратились к печальному (проповедь
произносилась в одно из воскресений, предшествующих Ве¬
ликому послу), я хочу вам рассказать вкратце историю из язы¬
ческих книг, которая научит вас, как вы должны избегать
мелодии мирских увеселений, с тем чтобы иметь возможность
334
петь вместе с ангелами сладкогласную мелодию на небе. Кто
найдет алмаз даже в грязи, должен поднять его и поместить в
королевском уборе; так и нам полезно отыскивать все полез¬
ное, что можно найти в языческих книгах, и обращать най¬
денное на созидание Церкви, Христовой невесты»*. После этих
слов проповедник рассказал эпизод об Одиссее и сиренах; под
последними, по его словам, следует разуметь любостяжание,
высокомерие и сластолюбие. Они могут погубить людей, как
сирены могли погубить спутников Одиссея. «Так, например,
высокомерие, — продолжает проповедь, — говорит одному: «Ты
молод и благороден, ты должен приобрести себе славу храб¬
рого рыцаря, лишь не щади своих врагов, убивай всякого, кого
можешь»; оно же говорит другому: «Ты должен совершить
путешествие в Иерусалим и раздавать побольше милостыни,
тогда тебе будет оказываться почет и сочтут тебя за благочес¬
тивого человека»; то же высокомерие говорит монаху: «Ты
должен побольше поститься, молиться и громко петь, тогда
все прославят тебя, как святого». Под Одиссеем, — говорит
проповедь, — разумеется истинный христианин, который, пере¬
плывая на корабле Церкви житейское море, привязывает себя
к мачте, т. е. ко кресту Христову» и т. д. Вообще к аллегории
прибегали проповедники очень часто. Так, в другой пропове¬
ди рассказывается о том, как один из св. отцов вышел раз
погулять и встретил в лесу негра, который рубил дрова, вязал
их в вязанки и старался поднять их с земли. Одна вязанка
была тяжела, но негр связал с ней еще вторую и благодаря
этому уже совершенно не мог нести их. Далее св. отец увидел
второго человека, который черпал воду кувшином, не имею¬
щим дна, так что зачерпываемая вода вытекала из кувшина.
Наконец он заметил двух людей, которые несли перед собой
* Ср. в «Средневековом монастыре».
335
деревянный брус, один поддерживал его с одной, другой — с
другой стороны. Неся свой груз таким образом, они хотели
войти в городские ворота. Но так как ни один из них не хотел
уступить дороги другому, то оба они остались за городскими
воротами. Негр — это человек, который набрасывает одни
грехи на другие и вместо того, чтобы каяться в старых гре¬
хах, делает новые до тех пор, пока не падает под их бременем
в полном отчаянии. Под вторым человеком, черпающим воду
продырявленным кувшином, следует разуметь того, кто хочет
приобрести заслуги перед Господом своей милостыней и доб¬
рыми делами, но в то же время теряет их снова из-за грехов и
пороков. Двум лицам, несшим большой груз, уподобляются
те, которые несут на себе тяжкое иго высокомерия, а потому
не могут войти в Небесный Иерусалим. Очень интересно и
характерно содержание одной средневековой проповеди,
произносившейся в День памяти всех святых. «Так как, —
говорит она, — мы праздновали сегодня день во славу и в
честь всех святых Божьих, то мы должны его праздновать
в помощь и утешение всем в Бога верующим душам усоп¬
ших. Они пришли к концу того пути, по которому все мы
должны пройти, они дошли до гостиницы, и мы не можем
знать, в каком положении находятся дела их. Мы все долж¬
ны пойти туда, но никто из них не может вернуться обрат¬
но к нам. Что мы представляем теперь собой, и они были
тем же когда-то. Что они теперь, тем должны мы сделать¬
ся, такова воля Господня. Теперь они ожидают ежедневно,
и особенно в сегодняшний день, вашей помощи. Если вы
думали о душах своих предков не так, как они того заслу¬
живали, сегодня вы должны искупить это упущение вашей
милостыней, вашей жертвой, вашей молитвой. Сегодня
многие тысячи душ будут освобождены из ада общими
молитвами всех христиан; вот почему они в продолжение
336
целого года питают надежду на сегодняшний день. Сегодня
и седьмой, и тридцатый, и годовой день для душ ваших пред¬
ков: они ждали вашей помощи, как пленник ждет в мрачной
темнице, чтобы его друзья освободили его оттуда. Они про¬
стирают к вам из ада руки, как человек, который утопает в
водной глубине. Я — их посол и напоминаю вам всю ту вер¬
ность, которую они показывали вам при жизни, чтобы вы
помогли сегодня им своей милостыней. Сегодня заупокой¬
ная обедня, или „Отче наш”, или ломтик хлеба принесет
им больше пользы, чем тысячи монет во время их жизни.
Если вы будете сегодня верны им и поможете им, они бу¬
дут ходатайствовать за вас пред Господом в день Страшно¬
го Суда. Если вы позабудете сегодня о тех, кто оставил вам
наследство, с тем чтобы вы вспоминали о душах их, то вы
заслужите таким отношением того, что и ваши потомки по¬
забудут впоследствии о вас... Молите Бога, чтобы Он сегод¬
ня ради Матери Своей освободил их от страданий и привел
их в то место, где они могли бы ждать дня Судного в радос¬
ти и благодати. Поэтому споемте вместе „Восхвалим Сына
Божия”».
Мы остановились подробнее на этом вопросе по той при¬
чине, что церковь вообще, а в частности в жизни средневеко¬
вого крестьянина, имела огромное и благотворное значение.
Здесь, под сводами храма, уравнивались все отличия, сущест¬
вовавшие между обитателями деревни. Здесь обращались к
нему как к человеку, имеющему известные права. Здесь под¬
держивали в его сердце надежду на светлое будущее. При
обязательности посещения церкви в воскресные и празднич¬
ные дни влияние церкви становилось все более ощутимым.
Она имела при таких условиях и великое воспитательное зна¬
чение: отсюда выносил крестьянин нравственные назидания,
которыми мог пользоваться в своей жизни. Конечно, личность
337
духовного лица имела при этом особенное значение. Если
высокое место духовного наставника занимало лицо недостой¬
ное, лицо, не подготовленное к правильному исполнению сво¬
их обязанностей, оно лишалось всякого влияния в подведом¬
ственной ему среде, и в церкви при таких условиях крестья¬
нин не находил утешения, не выходил из-под ее сводов с об¬
легченным сердцем, со светлым взглядом на все окружаю¬
щее, с готовностью любить и прощать.
Когда кончалась месса, все разъезжались и расходились
по домам. Здесь они принимались за полдник, а за ним следо¬
вал неизбежный отдых; только ребята по-прежнему составля¬
ли исключение; число их увеличивалось в воскресный день
еще теми, которые в будни уже отправлялись на полевые ра¬
боты вместе со взрослыми.
По окончании отдыха все население высыпало на ули¬
цу, на свежий воздух. Здесь они рассаживались на скамееч¬
ках, под развесистыми деревьями, толковали о своих де¬
лах, смеялись над прохожими, сплетничали, но, конечно,
втихомолку, про своих господ. Погода, размер предстоя¬
щего урожая, срок того или другого платежа — все это пред¬
ставляло немало материала для более или менее серьез¬
ных разговоров. Конечно, разговоры эти отличались часто
далеко не радостным характером, собеседники жаловались
на свои обстоятельства, ворчали на свою судьбу. Человеку,
не понимающему, какие причины вызывали такое настро¬
ение, казался странным нерадостный, жалобный тон крес¬
тьянских бесед. «Кто сотворил крестьян, — говорит по это¬
му поводу один трубадур, — сотворил волков; все им не
нравится, все наводит на них тоску; крестьяне не любят
хорошей погоды, не любят дождя; они не терпят и Самого
Господа, если Он не исполняет их желание. Бог ненавидит
крестьян и крестьянок, вот почему Он обременил их всяки¬
338
ми тяжестями»*. Таким образом, сам указывая на недоволь¬
ство крестьян и на тяжести, их обременяющие, автор приве¬
денного отрывка не понимал, что между тем и другим фак¬
том была тесная связь.
Кроме разговоров, и серьезных, и веселых, развлекались
различными играми: играли в кости и кегли, несмотря на то
что первая игра не раз запрещалась в продолжение одного
только XIII века. Большую роль в деревенских развлечениях
играла борьба, состязание в ловкости и силе. Была в ходу и
следующая игра. Двум лицам, участвующим в ней, завязыва¬
ли глаза. Каждый из них вооружался палкой. На избранном
заранее месте вкапывался в землю столб; к столбу привязы¬
вали две веревки: один из играющих брался за конец одной
веревки, другой — за конец второй. По данному знаку они
начинали бегать вокруг столба, не выпуская из своей руки
конца веревки, а другой рукой размахивая палками, чтобы
задеть ими какое-нибудь неповоротливое домашнее животное,
насильственно привлекаемое к игре; животное старалось вся¬
чески ускользнуть от них, а играющие очень усердно хлопали
палками друг друга, что вызывало в неприхотливых и гру¬
бых зрителях неописуемый восторг, выражавшийся в гром¬
ком хохоте и всяких восклицаниях поощрительного свойства.
Развлекались еще следующим образом. Устраивали из дере¬
ва манекен (la quintaine), грубое подобие человеческой фигу¬
ры, и втыкали его в землю, а потом метали в него стрелы. Это
* Qui fist vilains si fist les lous...
Tout li desplet, tout li anuie:
Vilains het bel, vilains het plue;
Vilains het Dieu quant il ne fait
Quan-qu’il commande par souhait.
Diex het vilains, Diex het vilaines;
Por ce fist-il toutes les paines
Passer parmi outre lor mains.
339
было одним из любимых занятий и нередко устраивалось на
замковой площади, чтобы позабавить господ. В иных местах
игра эта была даже чем-то вроде феодальной повинности. Раз¬
влекались петушиными боями, для чего предварительно на¬
тирали бойцов чесноком; чеснок ел им глаза, и бойцы с ярос¬
тью бросались друг на друга; развязка этой забавы была кро¬
вавой и доставляла зрителям также огромное удовольствие.
Устраивались бега, причем участвующие в них должны были
залезать в мешок; мешок завязывался или у бедер, или во¬
круг шеи; находясь в таком заключении, состязавшийся дол¬
жен был добежать до условленного места, причем большей
частью, конечно, падал, барахтался в мешке и тем вызывал
громогласный хохот. Была в ходу и такая игра. Ставили два
высоких ящика: в один насыпали сажи, а в другой муки; со¬
стязающиеся должны были вскарабкаться наверх, до особой
доски, но последняя при малейшей неловкости очень легко
перевертывалась, причем добравшийся до нее падал в ящик;
случалось так, что один вылезал из ящика весь черный, а дру¬
гой — напротив — весь белый. Зрителями последних двух за¬
бав бывали и господа.
Настоящим праздником для обитателей деревни был при¬
ход в замок жонглеров-скоморохов, музыкантов и певцов. Они
останавливались проходом в деревне и показывали здесь свое
искусство: удерживали на себе в равновесии какой-нибудь
предмет, представлявший для этого большие затруднения
(например, меч, колесо), танцевали с мечами под звуки во¬
лынки, показывали дрессированных медведей, обезьян и
лошадей, выделывали сами всевозможные хитрые штуки.
Особенно часто стали они заглядывать в деревни с Х1П столе¬
тия, когда против них было начато целое гонение ввиду того,
что их шутки и песни не всегда были благопристойны; и вот,
гонимые из городов, они бродили по дорогам и питались чем
340
Бог пошлет, не гнушаясь и теми скудными подаяниями,
которые выпадали на их долю со стороны деревенских
жителей, необыкновенно падких до всяких зрелищ, но — по
понятной причине — довольно скупо вознаграждавших за них.
Заберется захожий балагур на подмостки, тут же ему устро-
Жонглеры (со старинной миниатюры).
енные, и потешает своими рассказами весь собравшийся люд,
возбуждая бесконечный хохот. Длинноволосый, в красном
кафтане, с арфой, скрипкой, волынкой или тамбурином в
руках, он становился душой общества, среди которого
появлялся. Чего только не приходилось им испытывать во
время своих странствований! Неожиданность тех перемен,
которые приходилось переживать им, прекрасно отразилась
в следующей средневековой сказке. Промаявшись целый день,
какой-то жонглер был застигнут ночью в глухом месте. Добрел
он до одинокой хижины и стучится в нее. Дверь гостеприимно
открывается. Оказывается, что в хижине живут две старухи,
которые и соглашаются пустить к себе на ночевку усталого
жонглера. Но бедняга и не догадался, к кому он попал: старухи
были колдуньями. Ночью они превратили жонглера в осла.
Превращенный в осла, жонглер сохранил свои прежние
способности, т. е. изобретательность на разные ловкие штуки.
341
Старухи показывали его желающим за деньги и нажили себе
большое состояние. В ту пору почти в каждом замке держали
ради забавы каких-либо дрессированных животных — и вот
один богатый человек за большие деньги купил у старых вол¬
шебниц нашего жонглера-осла. Старухи были добросовест¬
ными продавщицами и советовали покупателю держать свою
покупку подальше от пруда или реки, вообще от большого
водовместилища: вода, говорили они, лишит его способное гей,
как только он выкупается в ней. Новый хозяин превращенного
жонглера держал его под хорошим присмотром. Но как-то
раз, по оплошности приставленного к нему сторожа, осел
вырвался из своего стойла, со всех ног понесся к ближнему
пруду, бросился в воду и вышел из нее в своем прежнем обли¬
ке: вода разрушила силу чародейства. Вернув себе свой
прежний человеческий образ, он стал повсюду рассказывать
о своем замечательном приключении. Слух о нем широко
распространился и дошел до папы: волшебниц арестовали,
заставили сознаться в своем проступке и, конечно, сожгли на
костре. В самом рассказе, нами только что переданном, есть
такое место, которое указывает на происхождение рассказа:
об этом событии, говорится там, рассказывает сам жонглер.
Несомненно, и вся эта сказка была придумана каким-нибудь
жонглером и может служить образцом их повествований.
Слушались рассказы и в таком роде. Богатый крестьянин
женился на дочери бедного рыцаря; брак оказался несчастным,
и жена ожидала только удобного случая, чтобы избавиться
от своего мужа. Как-то через ту деревню, в которой они жили,
проходили посланцы короля. Дело в том, что королевская
дочь заболела, и король отправил их на поиски искусного
врача. Жена нашего крестьянина заявила им по секрету, что
ее муж обладает замечательным врачебным талантом, но
отличается при этом одной только странностью, которую сле-
342
Жонглер в деревне.
дует иметь в виду, разговаривая с ним: он не только не согла¬
сится лечить, но даже и не сознается в том, что умеет лечить,
пока не побьют его основательно палками. Ничего не подозре¬
вавшего мужика схватили, связали по рукам и по ногам и
повезли к королевскому двору. Как только привезли его во
дворец и предложили ему, после обстоятельного доклада,
сделанного на его счет королю, лечить королевну, он, разуме¬
ется, отказывается и заявляет, что век свой не занимался лече¬
нием. Его бьют. Тогда он соглашается поневоле исполнить по¬
ручение и, по счастливой случайности, лечит необыкновенно
удачно: королевская дочь выздоровела. Казалось бы, что на
этом сказка и кончается. На самом деле конец ее совершенно
неожиданный. Уверившись в громадном таланте крестьянина-
врача, его удерживают при дворе, чтобы он мог приносить
пользу всем нуждающимся в его искусстве. Больные идут
толпами к модному врачу, он отказывается и всякий раз при¬
нуждается к делу тем же самым суровым, но испытанным
средством.* Но надо полагать, что эта сказка рассказывалась
скорее в замке или на городской площади, чем в деревне: как
ни были бесшабашны, беззастенчивы бродячие балагуры, у
них было, конечно, настолько такта, чтобы не высмеивать
мужика перед мужиками. Перед ними, надо думать, он
рассказывал такие анекдоты, в которых выставлялись стра¬
дающими люди других сословий, а мужик торжествовал.
Ясное представление о подобных рассказах может дать
содержание одного средневекового немецкого стихотворения.
Действующими лицами в нем являются: крестьянин, священ¬
ник, выборный староста и господский управляющий. Бедный
крестьянин теряет единственного своего вола. Взваливает он
себе на плечи кожу павшего вола и, грустный, отправляется в
* Ср. «Le medecin malgre lui» Мольера.
344
ближайший город на ярмарку, чтобы продать ее там за
сходную цену. Кожа продана за недорогую цену, и крестьянин
возвращается домой. По дороге он совершенно случайно
находит большой клад и наполняет свой мешок найденными
монетами. Вернувшись до¬
мой, он хочет узнать, сколько
мер составят найденные им
монеты, и посылает своего
сынишку к управляющему за
мерой. Управляющий полю¬
бопытствовал, зачем понадо¬
билась крестьянину мера, а
крестьянин проболтался, но
при этом солгал, объявив, что
монеты получил на ярмарке
за проданную там воловью
кожу. Поверил управляющий,
рассказал об этом священнику
и старосте. И вот все трое уби¬
ли своих волов и повезли на ярмарку воловьи кожи. Нашлись
охотники, прицениваются, но не верят ушам своим и широко
раскрывают глаза на продающих: последние запрашивают
такие цены, которых никогда не бывало. Дело доходит даже
до ссоры и до драки. Трое наших продавцов привлекаются к
суду и оставляют воловьи кожи в городе в залог того, что
явятся в суд в назначенное время. Вернулись они домой и пер¬
вым делом накинулись на мужика, которого считали главной
и единственной виной своих бедствий. Мужик и на этот раз
перехитрил их. Когда они погрозились убить его, он показал
им трубу и заявил при этом, что она воскрешает мертвых:
стоит протрубить, и мертвецы оживут. Изумились сельские
сановники, отобрали у мужика его трубу и задумали испробо-
Свинопас (со старинной мини¬
атюры).
345
вать ее чудесное действие на своих женах: умертвили их — и
давай трубить! Воскресения, однако, несмотря на все их усер¬
дие, не последовало. Тогда пошли они снова к мужику. Тот
принял смиренный вид и признал себя достойным смерти:
«Вяжите, — говорит, — меня веревками, кладите в бочку и
скатывайте в воду». Герои наши связали мужика, положили
его в бочку и докатили последнюю до самого берега реки, как
вдруг крестьянин говорит им, что дома у него остались в ларе
деньги, на которые он и предлагает им выпить. Обрадовались
приятели, оставили бочку, как была она, у берега, а сами по¬
бежали в деревню. В это время проходит мимо бочки свино¬
пас и диву дается, зачем это мужик лежит в бочке, да еще
связанный. Хитрый крестьянин объявляет ему, что односель¬
чане хотят выбрать его в старосты, он не желает этого, и они
хотят силой заставить его подчиниться общей воле, потому и
поступили с ним так сурово. У пастуха возникла мысль, не
воспользоваться ли случаем, не влезть ли самому в бочку: ведь,
может статься, и его сделают старостой? Он освободил крес¬
тьянина, попросил связать себя и протолкнуть в бочку. Крес¬
тьянин с большой охотой исполнил просьбу своего неожидан¬
ного избавителя. Только что произошло все это, как к берегу
подбегают три вышеупомянутых лица: они, по-видимому не
нашли в хижине крестьянина того, что искали в ней, и начали
сталкивать бочку в воду, предполагая, что в бочке находится
их недруг. Заключенный в ней пастух кричал что есть духу о
своем желании быть старостой, но его не слушали и дружно
скатили бочку в воду. А крестьянин сделался свинопасом и
жил себе припеваючи. В пересказанном произведении чувст¬
вуется грубый, но все же сильный и смелый юмор. Такие рас¬
сказы были во вкусе толпы и вызывали у нее самый искрен¬
ний смех. Большинство рассказов, сочинявшихся или распро¬
странявшихся бродячими рассказчиками, отличались крайней
34G
резкостью, распущенностью; странствующий жонглер невы¬
сокого разбора не скупился ни в сюжетах, ни в выражениях
перед своими слушателями, лишь бы заработать от них что-
либо. За описанными забавами время летело незаметно.
Солнце совершило уже большую часть своего пути и ста¬
ло клониться к западу. Рассказчик, утомленный продолжи¬
тельной работой, куда-то
скрылся. Замок ярко оза¬
рен красноватыми кос¬
венными лучами вечер¬
него солнца. Спустился
подъемный мост, и из-
под ворот замка вышло
веселое общество, с вла¬
дельцем во главе. До сол¬
нечного захода остава¬
лось немного времени;
владелец замка со своей
семьей и многими гостя¬
ми решили воспользо¬
ваться этим временем
для прогулки по живо¬
писному берегу реки,
предполагали заняться в
удобном месте и рыбной
ловлей. Их сопровожда¬
ют лица, которые несут
необходимые приборы. Красивую картину представляет все
это общество, спускающееся с замкового возвышения. Навстре¬
чу ему отправилась большая группа крестьян и крестьянок:
некоторые из них хотят воспользоваться благоприятным слу¬
чаем и обратиться к своему господину с просьбами, другие
347
идут посмотреть и послушать. Почти у самого спуска с горы
от группы крестьян отделилась красивая, цветущая девушка
в сопровождении своей матери. Она обратилась к своему гос¬
подину с просьбой о дозволении ей вступить в брак с моло¬
дым человеком, живущим в другой сеньории, т. е. зависящим
от другого господина. Вопрос серьезный, решение которого
всецело зависело от господина. Он мог совершенно не разре¬
шить женитьбы, мог поставить какие угодно условия. Ответ
господина решал все в тех случаях, когда желающие всту¬
пить друг с другом в брак жили в одной и той же деревне или
в двух деревнях, принадлежащих одному и тому же господи¬
ну. Но в данном случае дело усложнялось вопросом о детях,
которые родятся от предполагаемого брака: кому будут при¬
надлежать они, которому из господ, господину жениха или
господину невесты? Вопрос этот решался различно: большей
частью дети делились поровну между господами; если рож¬
дался только один ребенок, он становился собственностью гос¬
подина матери, но в таком случае господин отца получал из¬
вестную сумму денег; бывало и так, что взамен выдаваемой
замуж в другую сеньорию девушки ее господин получал из
той сеньории другую девушку. От XII века сохранился инте¬
ресный документ, имеющий ближайшее отношение к вопро¬
су, интересующему нас. Случилось так, что крепостной одно¬
го парижского аббатства (Saint-Magloire) женился на девуш¬
ке, жившей в одной из королевских деревень. Аббат поднял
по поводу этого брака формальный вопрос и заявил, что аб¬
батство не желает терпеть никакого убытка. Чтобы прекра¬
тить возникшее дело, король Людовик VII подписал документ,
признавший необходимость раздела детей от этого брака меж¬
ду королем и аббатством. В одном хозяйственном инвентаре,
относящемся к эпохе крестовых походов, слуги и горничные
записаны вперемешку с домашними животными и даже с хо¬
348
зяйственными предметами (вилами и носилками), что прекрас¬
но характеризует взгляд на крепостное право в то время. Нет
ничего удивительного, если, при таком взгляде, сеньоры по¬
зволяли себе всевозможные и подчас возмутительные поступ¬
ки с населением принадлежащих им деревень. Девушке, об¬
ращавшейся к своему
господину с просьбой о
разрешении брака, при¬
ходилось трепетать не
на шутку.
Девушка получила
желаемое разрешение
и, благодарная, с разго¬
ревшимися от волнения
щеками, пала к ногам
своего господина. Пос¬
ле этого господин обра¬
тился к одной из сопро¬
вождавших его моло¬
дых особ, наследнице
богатого лена, находя¬
щегося на его земле, и
сказал ей: «И вам, ma¬
demoiselle Иоланда,
следует выйти замуж; я
уже предложил вам
трех молодых людей, красивых, рослых, сильных, прекрасно
владеющих оружием и отличившихся на турнирах; решайтесь
скорее, выбирайте любого, и полно плакать! Вам хочется выйти
замуж за своего красавчика — знаю, знаю... Он — милый юно¬
ша, но слишком хил, слишком деликатен. Он и двух раз в
своей жизни не бывал на больших кабаньих или волчьих охо-
349
тах. Он всегда в залах с дамами, среди ширм, у печей; он не
мог бы как следует держать ваш феод, наиболее важный из
находящихся на моей земле, а это было бы вредно и для вас,
и для меня; я вам — то же, что отец». Опечалили эти слова
прекрасную Иоланду, она снова заплакала и, может быть,
позавидовала крестьянской девушке, только что получившей
разрешение на брак.
От группы отделился и подошел к господину молодой
человек, который явился сюда только сегодня. Он научился
грамоте и страдает честолюбием; ему хочется сделаться ду¬
ховным лицом. «Ты — мой человек?» — спрашивает его владе¬
лец замка.
«Нет, — отвечает молодой человек, — я владею леном в
зависимости от одного буржуа (тут он назвал ближайший го¬
род и имя богатого горожанина), он дал свое согласие на то,
чтобы я пошел в клирики, но буржуа этот зависит от вас, а
потому необходимо ваше согласие».
«Что же? Проэкзаменуйте его, отче!» — обратился госпо¬
дин к находившемуся в его свите замковому капеллану с ум¬
ным и даже несколько лукавым лицом. Капеллан предложил
жаждущему сутаны молодому человеку несколько вопросов
и дал удовлетворительный отзыв о его познаниях.
«Так составьте на досуге бумагу, — снова обратился госпо¬
дин к своему капеллану, — я приложу к ней свою печать, а
моя жена — свою. Ступай с Богом!» — прибавил он, обращаясь
к молодому честолюбцу, сияющему от удовольствия.
Так разрешил сеньор еще несколько просьб и, сопровож¬
даемый блестящим обществом, среди которого слышались
шутки и смех и в котором составляла печальное исключение
бедная Иоланда, направился через деревню к реке.
В это время парни и девушки принялись за свое любимое
занятие — танцы. Точно из земли выросли свои деревенские,
350
доморощенные музыканты; тут и волынка, и тамбурин, и
скрипка. Эти доморощенные музыкангы отбивали хлеб у
жонглеров, и один из последних сильно негодует на них в сво¬
ем произведении. Он называет крестьян слепыми, так как они
не замечают очевид¬
ной разницы между
жонглерами и своими
«пастухами». «Вокруг
них, — говорит он, —
теснятся они в боль¬
шем количестве, чем
вокруг бочки с пшени¬
цей, выставленной на
продажу; они отверга¬
ют менестрелей; они за¬
ставляют играть день и
ночь тех, у кого боль¬
ше тамбурин или во¬
лынка, кто больше ре¬
вет, кто производит
больше шума. Набрав
себе денег, эти гудоч¬
ники возвращаются к
своей работе, один
берется за мотыгу,
другой за косу, одни исправляют ров, другие молотят хлеб.
Нет, никогда Матерь Божия, окруженная сонмом ангелов, не
любила тамбурина: на ее свадьбе тамбурина не было». Не спра¬
шивайте, как играли деревенские музыканты, но впечатление
они производили неотразимое. Танцы сопровождались пением.
Но не все, конечно, довольствовались перечисленными
нами развлечениями. И тогда были люди, которые находили
Сельский хоровод (со старинной
миниатюры).
351
почти единственное наслаждение в питье и пропивали по празд¬
никам гроши, таким тяжелым трудом добываемые ими в буд¬
ни. И от этого жизнь их становилась еще безотраднее, еще
тяжелее.
Из эпохи Жакерии
оложение французских крестьян стало улуч¬
шаться в ХП—ХШ столетиях. Улучшение это
было вызвано прежде всего крестовыми по¬
ходами. Отправляясь в Святую землю на освобождение Св.
Гроба, испытывая невольное волнение и под влиянием вели¬
чия самой цели, и под влиянием представления о далеком и
небезопасном пути, феодальные рабовладельцы становились
доступнее голосу справедливости и давали своим крестьянам
различные льготы, облегчавшие их положение. К тому же
побуждало их и естественное желание расположить в свою
пользу крестьян, среди которых они оставляли своих жен,
своих детей и свое имущество. Наконец, крестьяне стреми¬
лись толпами в ряды крестоносных ополчений, так как учас¬
тие в крестовом походе приносило им свободу: нужно было
удерживать их от ухода, и феодалы стремились делать это
путем различных льгот и уступок. Нуждаясь в деньгах для
своих отдаленных предприятий, феодалы продавали даже
полную свободу наиболее зажиточным из своих крестьян.
Богатое духовенство играло также немалую роль в деле улуч¬
шения крестьянского быта: оно выдавало феодалам крупные
суммы денег под залог их имений, вступало в управление ими
и значительно улучшало положение крестьян, прекрасно по¬
нимая, что улучшение это увеличит доходность их имений.
Известное влияние на деревни и их обитателей оказывали и
353
французские города, уже пользовавшиеся в ту пору некото
рой свободой. Благодаря всему этому французские крестьяне
избавились от наиболее тяжелых и возмутительных повин
ностей, которые раньше лежали на них всей своей тяжестью
В деревнях именно в это время возникли различные классь
населения, значительно отличавшиеся друг от друга по свое
му положению. Начиная именно с этого времени деревни всту
пают в новые договоры со своими владельцами, которые под
писывают особые хартии или кутюмы. Любопытно, что в ряд)
прав, перечисляемых в этих кутюмах, почти всегда встреча
ется право принимать к себе посторонних крестьян, бежав
ших от своих владельцев. В Х1П столетии французские коро
ли, соединившие в своих руках почти половину Франции, ос
вобождали сельское население от феодального гнета, как рань
ше освобождали от того же гнета население городов; и в том
и в другом случае ими руководили политические расчеты. Ош
стали давать права гражданства без различия и жителям го
родов, и жителям деревень: одним — право действительногс
гражданства, его получали жители того или другого города
из которых каждый и назывался действительным граждани
пом (bourgeois reel), другим — личное право гражданства, ко
торое получали жители деревень, приписавшиеся к городу г
платившие за это известную подать, — каждое из таких лиц г
называлось личным гражданином, или гражданином короля
(bourgeois personnel или bourgeois du roi). В начале XIV век с
французские короли стали освобождать крестьян целыми
массами, и примеру их следовали крупные феодальные вла
дельцы. Все, по-видимому, шло к лучшему. Как же объяснить
те крестьянские восстания, которые происходили неоднократ¬
но в продолжение XIII века и завершились огромным восста
нием, относящимся к началу второй половины XIV века и
известным в истории под именем Жакерии (laJacquerie)?
354
Первой и главной из причин было непомерное количество
податей. И прежде всего — сама свобода крестьян покупалась
последними дорогой ценой. «Все эти преимущества, — гово¬
рит в своей «Истории крестьян во Франции» Leymarie, — при¬
обретались не даром: за них следовало платить новыми пода¬
тями, которые сильно увеличивали число прежних податей».
Среди этих новых поборов, на которые соглашались с радос¬
тью из-за уничтожения более тяжелых, более стеснительных
прав феодала, были такие, которые, в свою очередь, сдела¬
лись невыносимыми или, по крайней мере, переносились с
нетерпением. Например, свобода брачных союзов была куп¬
лена ценой денежной пени; право завещать и наследовать
имущество было дано также на известных стеснительных ус¬
ловиях: наследовавший имущество своего отца должен был
платить по определенной таксе. Обыкновенно платили нату¬
рой: увеличивалось число рабочих дней, посвящавшихся гос¬
подским интересам, увеличивалось количество снопов, коли¬
чество шерсти, ягнят, цыплят, приносившихся крестьянами
на господский двор.
В 1315 году французский король Людовик X Сварливый
(le Hutin, le Querelleur) издал следующий эдикт:
«Так как по естественному праву всякий должен родиться
вольным, вследствие же иных порядков и обычаев, которые
издревле были введены и хранились по сие время в нашем
королевстве, а может быть, и за грехи прежде живших, много
нашего простого народа обращено в крепостных и разного
рода податных, что крайне нас огорчает, — мы, приемля во
внимание, что королевство наше слывет и именуется коро¬
левством франков, т. е. свободных людей (franc — вольный,
свободный), и желая, чтобы вещь поистине отвечала назва¬
нию и чтобы состояние людей от нас улучшилось, с наступле¬
ния нового нашего правления, по определению нашего вер¬
355
ховного совета, повелели и повелеваем, чтобы вообще по всему
королевству, насколько может зависеть от нас и от наших
преемников, таковые (крепостные) повинности обращались в
льготы и чтобы всем тем, кто по происхождению, либо с дав¬
него времени, или же вновь, вследствие брака либо пребыва¬
ния в местах, несвободных от повинности, подпали или могли
бы подпасть под неволю, была бы дарована свобода на подхо¬
дящих и выгодных условиях. И чтобы в особенности люди
низшего сословия сборщиками, приставами и прочими долж¬
ностными лицами, кои в прежние времена наряжались по
делам о наследстве бездетных рабов или о браках, заключен¬
ных без дозволения владельца, не были впредь притесняемы
и ради таких дел не терпели убытков, как велось до сего вре¬
мени к нашему неудовольствию, и дабы прочие господа, имею¬
щие подвластных людей, следуя нашему примеру, возвраща¬
ли им свободу: мы, вполне полагаясь на верность вашу и ис¬
пытанное благоразумие*, поручаем вам и повелеваем, соглас¬
но содержанию сей грамоты, отправиться в Санлисский ок¬
руг и подсудные ему места и со всеми, кто будет вас о том
просить, договариваться и вступать в такие соглашения, кото¬
рыми нам, было бы дано достаточное вознаграждение за те вы¬
годы, кои от сказанных выше повинностей могли проистекать
для нас и для преемников наших; даруйте им, насколько касает¬
ся нас и наших преемников, общие и вековечные льготы, как
сказано выше и более подробно нами вам изъяснено, объяв¬
лено и передано устно. Мы же обещаем чистосердечно от себя
и за наших преемников, что утвердим и одобрим, будем со¬
блюдать сами и прикажем соблюдать и хранить все то, что по
делам вышесказанным вами будет постановлено и даровано;
* Обращается грамота к местру Сенс де Шомон и местру Николаю де
Брей.
356
грамоты же, которые вами будут выдаваемы на наши догово¬
ры, сделки и пожалования льгот городам, общинам, помес¬
тьям и частным лицам, мы отныне будем утверждать, а так¬
же будем выдавать им и свои, в случае, если о том будут про¬
сить нас. Повелеваем всем нашим судьям и подданным во всех
сих делах оказывать нам повиновение и надлежащее содейст¬
вие. Дано в Париже, в 3 день июля, в лето от искупления мира
1315».
Эта грамота была дана в то время, когда казна Людовика X
истощилась. Вместо того чтобы предоставить самим крестья¬
нам откупаться тогда, когда они будут в состоянии делать это,
король, находя, что такое мероприятие не наполнило бы в
достаточно скорое время его сокровищницу, обратился к своим
комиссарам со следующим указом: «Так как может случиться,
что кто-либо, или под влиянием вредного совета, или в силу
непонимания, не уразумеет столь великого преимущества и
столь великой милости и захочет лучше остаться в жалком
состоянии рабства, чем получить свободу, мы повелеваем вам
и поручаем собирать с таковых лиц сообразно с размерами
их имущества и условиями рабства подати для предстоящей
нам войны в таких размерах, какие могут быть допущены
как положением, так и имуществами каждого из них, а также
какие требуются для нашей войны».
Таким образом настоящая цель, с которой было издано
вышеприведенное повеление, обнаруживается вполне, и фи¬
лософское рассуждение о естественных правах людей отпа¬
дает само собой. Так поступали и все сеньоры, как светские,
так и духовные, одни в большей, другие в меньшей степени:
освобождая подвластное им население от одних повинностей,
они налагали на них другие. Дело не ограничивалось, впро¬
чем, только уплатой известной суммы или несением извест¬
ной повинности своему ближайшему сеньору; так как сеньор
357
зависел, в свою очередь, от сюзерена, то крестьянину за полу¬
чаемые льготы приходилось платить и тому, и другому. Это
может быть подтверждено первым попавшимся примером:
граф Монтегю дал освободительную хартию населению мес¬
течка Шень (Chaigne), и крестьяне, обитавшие в нем, должны
были заплатить 100 фунтов своему сеньору, т. е. графу Мон¬
тегю, и 640 фунтов герцогу Бургундскому, сюзерену графа, за
его согласие на выдачу упомянутой хартии. То же было и с
крестьянами, жившими на монастырских землях. Помимо
уплаты известной суммы денег, освободительные грамоты
Средневековые крестьяне.
требовали иногда и соблюдения особенных условий; так, на¬
пример, аббат монастыря St.-Germain-des-Pres отмечает в дан¬
ной им хартии следующее оставляемое за ним и его преемни¬
ками право над людьми, живущими в их деревнях и получив¬
шими различные льготы: «Нашей церкви сохраняется право
облагать наших людей податями в те годы, когда король на¬
ложит на нас подати, и притом пропорционально той сумме,
которую потребуют от нас». Нередко налагался в таких слу¬
чаях новый оброк, который и получал новое, специальное
наименование. «Мы налагаем, — говорит хартия орлеанского
капитула, — как бы в отплату за благодеяние свободы, нами
358
дарованное, главный оброк, заключающийся в том, чтобы с
каждой дюжины снопов, которые будут сняты на земле на¬
шей, и даже с каждых одиннадцати снопов, если нельзя со¬
брать более с одного поля, мы имели право получать один
сноп, который мы сами выберем и который будет доставлять¬
ся земледельцем в нашу житницу: этот сноп будет называться
„снопом свободы” (le gerbe de liberte)». Но эта новая «десяти¬
на», как назывались подати, несомые церкви, не исключала
прежних. Благодаря этому материальное положение освобож¬
давшихся крестьян было еще гораздо хуже, чем положение
крепостных.
Много бед приносили крестьянам междоусобные войны
феодалов, истреблявшие их посевы, разрушавшие их жили¬
ща. Эти междоусобные войны породили целый класс разбой¬
ников, совершавших нападения на деревни и безнаказанно
обижавших и разорявших крестьянское население. В конце
XII века крестьяне, вопреки существующим запрещениям,
издававшимся как господами, так и церковными собора¬
ми, образовали между собой союз для защиты своих жи¬
лищ и своего имущества от разбойников. Основателем это¬
го союза, этого братства был один плотник. Он объявил,
что ему явилась во сне Пресвятая Дева и повелела образо¬
вать такое общество, которое защищало бы деревенских
жителей. Само общество получило свое название от имени
Пресвятой Девы. Но эта мера не могла искоренить зла:
члены общества отбивали бродяг и разбойников из одного
места, а те быстро переходили на другое и подвергали его
разорению.
И вот в среде полуразоренного, недовольного, угнетаемо¬
го крестьянства стали появляться проповедники. Проповед¬
ники эти резко отличались от других людей: не ели мяса, не
пили вина, не брали денег, бродили повсюду босиком и с не¬
359
покрытыми головами. О прибытии их в ту или иную мест¬
ность немедленно узнавало все население, и все стремились к
ним. С возвышенных мест произносили эти странники свои
горячие, но простые, доступные народу речи о его жалкой
судьбе, о наступлении новой поры — царства Божия на земле.
На них смотрели как на вестников Бога, их речам внимали с
восторгом: те речи громко гласили о том, что смутно и мед¬
ленно зрело в душе каждого из слушателей. И долго, и назой¬
ливо звучали в ушах крестьянина эти речи; они западали в
его душу, как зерно в разрыхленную, подготовленную для его
восприятия землю. Они нарушали спокойствие его сна. И в
своих сновидениях крестьянин видел эти исхудалые, загоре¬
лые лица с ярко горящими очами, с длинными волосами и
бородами. Феодальные владельцы посылали своих оруженос¬
цев и воинов за этими проповедниками, преследовали их, но
те быстро скрывались в другие места и уводили за собой но¬
вых учеников; единственный крестьянский сын, надежда сво¬
их родителей, бросал отчий дом и шел за провозвестниками
зари новой жизни, каковыми считали их крестьяне. Пропо¬
ведники уходили, пропадал и сам след их, но посеянные ими
семена давали всходы. В разных частях Франции возникли
новые, на этот раз воинственные союзы; во главе их стано¬
вились новые, еще более фанатичные, жестокие проповед¬
ники. Союзницей их была и непросвещенность народной
массы.
Неоднократно поднимавшиеся в XIII веке крестьянские
восстания не улучшали положения деревенских обитателей,
а, напротив, ухудшали его. Подавляемые с большой жесто¬
костью, они влекли за собой новые тяжести. Один француз¬
ский исследователь сравнивает эти восстания с мимолетными
бурями, после которых народные волны утихали. Настоящая,
грозная буря разразилась уже в XIV веке, когда к прежним
360
невзгодам присоединились бедствия Столетней войны. Ей
предшествовали волнения, происходившие в среде городско¬
го сословия. Зажиточные французские горожане, добившие¬
ся независимости и самоуправления, делали неоднократные
попытки изменить существовавший в то время государствен¬
ный строй. Генеральные штаты (etats generaux), созванные в
1355 году, набросали проект государственного устройства, ут¬
вержденный самим королем. Законодательная власть была
разделена между королем и особым советом из девяти чле¬
нов, в состав которого входили представители от трех сосло¬
вий и который должен был сделаться постоянным учрежде¬
нием; кроме того, по-прежнему должны были собираться со¬
словные представители в сроки, ими же определяемые; по¬
дать налагалась без всяких изъятий на все сословия; предста¬
вители Генеральных штатов должны были наблюдать за все¬
ми финансовыми действиями правительства; учреждалось
народное войско, в состав которого входил каждый, вооружа¬
ясь сообразно со своим положением; уничтожались исключи¬
тельные, особенные суды; отменялись исключительные тор¬
говые права и т. п. Но еще большее движение произошло в
следующем, 1356 году. Это был несчастный для Франции год,
когда была проиграна битва при Пуатье, а король попался в
плен к англичанам, когда французская знать обнаружила свою
полную несостоятельность, обратившись в позорное бегство,
несмотря на свое количественное превосходство над врагом.
Девятнадцатилетний сын короля, в числе первых спасшийся
бегством с поля сражения, созвал Генеральные штаты. Пос¬
ледние, состоявшие наполовину из представителей городско¬
го сословия, объявили свое собрание высшим государствен¬
ным учреждением. Скоро дворянство и духовенство отшат¬
нулось от городских представителей, но последние, не смуща¬
ясь, продолжали заседать в Париже, развивая общие положе¬
361
ния, изменяя некоторые подробности, выработанные штата¬
ми предыдущего года. Во главе их стал парижский городской
голова Этьен Марсель. Ближайшим помощником его был
лаонский епископ Роберт Лекок (le Coq). Дело не ограничи¬
лось на этот раз только проектами и реформами; возмущая
письмами население других городов, парижские горожане
прибегли к насилиям.
Знать была возмущена поступками городских представи¬
телей. Один из недовольных умолял принца-правителя на
коленях, чтобы он уничтожил бунтовщиков; принц, до того
времени колебавшийся, согласился на тесное соединение с
дворянством. Последствием этого раздвоения была граждан¬
ская война. Париж был в руках Марселя. Последний укрепил
его и сражался против приверженцев принца, как против вра¬
гов страны. В это-то самое время и поднялись крестьяне, в
1358 г.
Впервые обнаружилось восстание 21 мая в области Иль-
де-Франс и, как страшный пожар, раскинулось на всем про¬
странстве между Сеной и Уазой. Крестьянские банды, воору¬
женные палками и ножами, бросились на замки, зажигали
эти мощные твердыни, истребляя всех их обитателей без раз¬
личия пола и возраста. То была дикая расправа, напоминав¬
шая ужасы, производившиеся варварами в периоды их гроз¬
ных вторжений в цивилизованные страны. Жак-простак, как
насмешливо называли дворяне крестьян, превратился в зве¬
ря; в нем проснулись дремавшие до тех пор первобытные,
дикие, бесчеловечные инстинкты.
У одного из французских писателей, Проспсра Мериме,
есть обширное драматическое произведение, необыкновенно
ярко и правдиво рисующее восстание французских крестьян,
или Жакерию, как называется оно в истории от имени «Жак-
простак» (Jacque-bon-homme), соответствующего до известной
362
степени нашему «Иванушка-дурачок», с той разницей, что
русское прозвание соответствовало всегда лишь известному
типу и никогда не применялось в качестве презрительной клич¬
ки по отношению ко всему простому народу.
Мы приведем здесь два отрывка*. В первом из них рису¬
ются отношения французских феодалов к своим крестьянам,
господствовавшие, по крайней мере, в таких областях, кото¬
рые сделались местом восстания.
Готическая зала в Апрлюнсколг замке.
Конрад (сын барона д’Апрмона), Боннен (его воспитатель).
Конрад: Расскажи мне какую-нибудь хорошенькую исто¬
рию из богатырских времен.
Воспитатель: Государь, не угодно ли вам послушать о ве¬
ликом рыцаре Гекторе Троянском или о благородном бароне
Фемистокле?
Конрад: Я все это уже знаю. Ведь это тот самый, что отра¬
вился потому, что царь персидский хотел его обратить в ту¬
рецкую веру?
Воспитатель: Именно! Не хотите ли, чтобы я вам расска¬
зал о добром лаконийском царе Ликурге?
Конрад: Ты вечно мне рассказываешь все одно и то же. Я
знаю историю царя Ликурга так же хорошо, как и про короля
Артура.
Воспитатель: А помните ли вы устав утвержденного им
рыцарского ордена?
Конрад: Конечно; орден святой Спарты.
Воспитатель: Что за память в таком нежном возрасте! По¬
истине, государь, вы знаете больше моего, и скоро мне при¬
* '«Жакерия, сцены из феодальных времен» Проспера Мериме, пере¬
вод Д. В. Аверкиева. — СПб., 1893 (Изд. А. С. Суворина).
363
дется брать у вас уроки. Хотелось ли бы вам быть рыцарем
ордена св. Спарты?
Конрад: О, да! Мне в этом ордене нравится то, что когда
господские сыновья утаскивали пирожное или какое-нибудь
варенье, то их за то не бранили и не отнимали. А потом, как
они потешались над рабами! Как бишь их звали?
Воспитатель: Илотами, государь.
Конрад: Да, да, илотами. Когда я вырасту и стану пажом,
я так же, как они, стану охотиться на мужиков.
Воспитатель: Просто чудеса! Он ничего не забывает. Же¬
лал бы я, чтобы государь барон (он все смеется над образова¬
нием, которое я преподаю вам) был здесь и послушал вас.
Запомнить даже самые варварские имена! Ах, государь, что
за рыцарь из вас выйдет!
Конрад: Еще бы, я ничего не боюсь! Когда я играю с мои¬
ми крестьянами в войну, я не боюсь пяти и шести мальчуга¬
нов. Я их так дую палкой, что они бегут, как зайцы.
Воспитатель: Выслушайте меня, государь; будьте благо¬
разумны. Господин сенешал запретил этим маленьким него¬
дяям отвечать вам ударом на удар, но этот народ склонен ко
злу, и они как-нибудь и возымеют дерзость воспротивиться
вам. Берегитесь.
Конрад: Да, как же! Я не побоюсь и десяти тысяч мужи¬
ков. Я боюсь только пауков да лягушек.
Воспитатель: Я об одном молю Бога, чтобы мне дожить
до возможности описать подвиги, которые вы совершите. Вы
заставите позабыть о подвигах Амадиса Галльского.
Входят Изабе.ыа (сестра Конрада) и Марион (ее молочная се¬
стра).
Конрад: А, вот и сестра. Здравствуй, сестра Изабо; дай мне
того, что ты ешь.
Изабелла: Я ничего не ем.
364
Конрад: А мне показалось... Разве у тебя ничего нет в шка¬
тулке, которую тебе подарил мой друг Монтрель?
Изабелла: Лакомка! Ты заболеешь от того, что все ешь
сладкое, и мне говорили, что ты тащишь у наших бедных вас¬
салов все, что ни увидишь.
Конрад: Разве все, что у них есть, не нам принадлежит?
Изабелла (воспитателю): Вам следовало бы его учить иному.
Входят д’Апрллон и его сенешал.
Д’Апрллон: Сейчас же повесить, а потом четвертовать и
куски прибить к дереву.
Конрад: Кого это, папа?
Д’Апрллон: Мерзавца Жерара; он думал, что, убежав в ча¬
совню св. Лефруа, выпутается из дела.
Конрад (воспитателю): Скорей, пойдем смотреть, как бу¬
дут вешать.
Изабелла: Какой ужас! Батюшка, запретите ему ходить туда.
Д’Апрмон: Напротив, дочка; ему с ранних лет надо при¬
учаться видеть вблизи, как умирают люди, для того чтобы он
не удивился, увидев, как в битве польется кровь.
Изабелла: Но смотреть, как погибает безоружный бедняк!
Это приучит только к жестокости!
Д’Апрлюн: Мужчину нельзя воспитывать по-женски.
Конрад: Именно; знай свою прялку!*
А вот и другой характерный отрывок, в котором изобра¬
жены переговоры между восставшими крестьянами и рыца¬
рем королевского двора Белилем, уговаривающим «жаков» к
миру. Действие происходит в стане мятежников, расположен¬
ном по дороге в Мо.
Белилъ: ...Позвольте Мне от имени государя герцога Нор¬
мандского спросить вас, зачем вы взялись за оружие?
* Из сцены Ш.
365
Брат Жан (один из предводителей крестьянских банд):
Разве он не знает? Отчего лев нападает на человека? Не пото¬
му ли, что человек воюет с ним?..
Белилъ: ...Батюшка, ваш ответ справедлив, но почему же у
вас не было доверия к королевской доброте государя герцо¬
га? Почему вы не принесли ему жалоб? Он огорчен тем, что
не знает, в чем они состоят, ибо его единственное желание —
удовольствовать и малых, и великих. Во Франции, как вам
известно, король всегда бывает королем народа.
Брат Жан: Сир рыцарь! Видите ли вы эту шпагу? Она
оказала нам справедливость, она лучше защитила наше дело,
чем гусиное перо. И при помощи ее мы хотим освободить
всех рабов во Франции.
Крестьяне: Да, да! Мы освободим всех!
Бартелеми (один из бовезских крестьян): И мы хотим, что¬
бы все французы были дворянами.
...Рено (другой крестьянин): Чтоб барщины не было! Пол¬
ная воля!
Крестьяне: Да, чтоб барщины не было! Община! Воля!*
В самом начале восстания, впрочем, не было ясных, опре¬
деленных требований. «Они были так уже многочисленны, —
говорит Фруассар, указывая на количественный рост восстав¬
ших, — что, если бы собрались вместе, их было бы сто тысяч
человек. И когда у них спрашивали, зачем они делали это,
они отвечали, что не знают, но видели, как делают другие, и
сами поступали так же».** Впрочем, и до самого конца это
движение отличалось, так сказать, стихийным характером: и
* Отрывки из XXXII сцены.
** «Mais ils e'toient ja tant multiplies que, si il fussent tous ensemble, ils
eussent bien ete cent mille hommes. Et quand on leur demandoit pourquoi ils
faisoient ce, ils repondoient, qu’ils ne savoient, mais ils le veoient aux autres
faire, si le faisoient aussi.» Chron. De Froissart, 1,1, partie П, ch. 66.
366
на первом, и на втором, и на третьем плане стояли месть и
ненависть.
Несмотря на жестокий характер восстания «жаков», горо¬
жане сочувствовали им. Многие из них становились во главе
крестьянских банд, привносили в них порядок, управляли их
действиями. Горожане руководились при этом главным обра¬
зом своими личными расчетами. Марсель, чувствуя, что под¬
нятое им революционное движение останется безуспешным
без посторонней помощи, обрадовался восстанию крестьян, и
когда последние пошли на Мо, где укрылось множество дво¬
рянских семейств, он отправил на помощь крестьянам два
отряда городской милиции. Зверства, проводившиеся ими, про¬
будили мужество отчаяния, чувство самосохранения в среде
дворян: в союз с французскими дворянами вступили дворяне
Фландрии, Брабанта, Геннегау и даже английские — отличи¬
тельное свойство средневековья, когда сословные интересы
стояли выше национальных. Наконец, несогласие, господство¬
вавшее в среде восставших, разъединяло их силы, и они по¬
терпели страшное поражение близ крепости Мо. Произошло
это 9 июня 1358 года, а началось восстание, как мы уже сказа¬
ли, 21 мая: таким образом, опасный период его продолжался
менее трех недель. С этого же момента начался новый пери¬
од, период возмездия со стороны дворянства; продолжался
он несколько недель.
Когда было подавлено восстание крестьян, положение Мар¬
селя сделалось критическим. Он ухватился за следующее сред¬
ство, в котором видел свое спасение: он вошел в переговоры с
королем Наваррским Карлом Злым (le Mauvais), обещая ему
сдать Париж и, очень может быть, содействовать провозглаше¬
нию его французским королем. Но Марселя погубила измена:
один из старшин, на которого особенно рассчитывал Марсель,
которого называл своим кумом, изменил ему и ввел в полуноч¬
367
ное время в крепость Сен-Дени, где находился Марсель, привер¬
женцев дофина. Звали изменника Жаном Мальяром (Maillart).
Они застали Марселя с ключами от крепостных ворот в руках.
«Этьен, Этьен, что вы делаете здесь в такой поздний
час?» — спросил Мадьяр.
«Я здесь, Жан, — отвечал Марсель, — для того, чтобы сте¬
речь город, которым я управляю».
«Неужели? — возразил на это Мадьяр. — Совсем не для
того; ты здесь в этот поздний час не для хорошего дела. Вы
сейчас увидите,—продолжал он, обращаясь к своим спутникам, —
что он держит в руках ключи для того, чтобы предать город».
«Ты лжешь!» — воскликнул Марсель, подвинувшись бли¬
же к своим посетителям.
«Вот как? — возразил Мадьяр. — Ты сам лжешь, изменник!»
С этими словами он ударил Марселя топором по голове и
побуждал своих спутников к тому же словами: «Смерть ему!
Смерть ему! Каждый бей от себя! Все они — изменники!»
Так погиб Марсель. Вскоре после этого дофин овладел
Парижем, и смуты прекратились, но государство было глубо¬
ко потрясено пережитыми бедствиями. Обе революции, и го¬
родская, и крестьянская, стоявшие в близкой связи между
собой, были подавлены. Положение крестьян ухудшилось.
Рисуя ужасы крестьянского восстания, летописцы останав¬
ливаются и на событиях иного рода, на описании таких патри¬
отических подвигов, в которых принимали непосредственное
участие усмиренные жаки. В их среде и пробудилось патрио¬
тическое чувство, на почве которого вырос уже в следующем
столетии неувядаемый цветок, вдохновлявший своей свеже¬
стью и прелестью богословов, поэтов, художников и музыкан¬
тов, — Орлеанская дева.
Приведем в заключение нашего очерка один из таких ле¬
тописных рассказов. В одной деревушке, расположенной вбли-
368
Убийство Марселя.
зи Компьени, составился крестьянский отряд для борьбы с
англичанами, опустошавшими в то время французские облас¬
ти. Крестьяне выбрали себе предводителем мужественного,
отличавшегося своим рост ом дворянина Гильома Laloulelte.
Последний приблизил к себе в качестве адъютанта одного иг
бывших предводителей жаков — Гран Ферре, великана, сила
ча и необыкновенно энергичного человека. Англичане, распо
ложившиеся своим лагерем неподалеку от этой деревушки,
явились в нее и напали на крестьян, к которым относились с
крайним презрением, так как неоднократно разбивали их в
других местах. Началась рукопашная схватка, во время кото
рой Гильом получил смертельную рану и умер. Смерть вож¬
дя воодушевила крестьян: на них как будто повеял своими
крыльями гений Франции и преобразил их. Они так били анг
личан, как били в свое время хлебные зерна в пору молоть¬
бы. Вооруженный громаднейшей секирой, Ферре врывается в
середину английского отряда и всюду производит опустоше¬
ние. Он один убил 45 врагов, и в том числе вражеского знаме
носца. Враги бежали. Спустя несколько дней после новой удач¬
ной схватки с англичанами Ферре вернулся домой, томимый
усталостью и страшной жаждой. Недолго думая, он выпил
залпом большую кружку холодной воды. «Что значит для
Тебя, Господи, человек, и чего в глазах Твоих стоит лучший
из людей, если достаточно только этого, чтобы изгнать душу
из тела, казавшегося несокрушимым!» К Ферре привязалась
сильнейшая лихорадка. Тогда он слег в постель, поставив у
своего изголовья свою страшную секиру. Проведали англича
не о том, что их враг умирает: им мало было его естественной
смерти, они хотели насладиться мщением, они желали, что
бы он пал под их ударами. С этой целью в дом Ферре ворва¬
лись 12 человек. «Мой бедный Ферре, — вскричала жена, си¬
девшая у его постели, — пришли англичане, чтобы убить тебя!»
370
Тогда Ферре вскочил с постели, схватил свою секиру, на¬
пал на врагов, убил пятерых из них — остальные семеро бежа¬
ли. После этого Ферре выпил еще кружку холодной воды и
более не встал уже с постели. Он умер по-христиански, все
крестьяне плакали по нем: останься он в живых, никогда анг¬
личане не посмели бы приблизиться к деревне.*
* Этот летописный рассказ изложен нами по сочинению Боннмера, где
зн передан выражениями, близкими к подлиннику.
Крестьянская свадьба
предыдущих очерках мы имели в виду фран¬
цузских крестьян, в настоящем очерке мы
обратимся к средневековой Германии. Здесь
мы встретим сравнительно большую зажиточность, большее
довольство. Чтобы понять причину такого различия, мы оста¬
новимся предварительно на нескольких фактах из истории
крестьян в средневековой Германии. До XII века положение
крестьян в Германии было тяжелое, и только начиная с этого
времени оно стало заметно улучшаться. Многие обстоятель¬
ства благоприятствовали этому улучшению. Прежде всего, ему
содействовали города, которые вообще имели в этой стране
большее значение, чем во Франции: они быстро развивались
благодаря постоянной поддержке со стороны императоров,
видевших в них оплот для своей власти против князей, стре¬
мившихся к полной независимости. Имперские, то есть стояв¬
шие в непосредственной зависимости от императоров, города
пользовались дарованным им правом принимать в число так
называемых «свайных граждан» (Phalbiirger) перебегавших к
ним крестьян и отводили им для поселения городские пред¬
местья вне свайных частоколов, окружавших город. Кроме
того, в конце следующего, ХШ, столетия в деревнях образо¬
вался особый класс крестьян, которые, не покидая деревни,
приобретали право гражданства в соседних имперских горо¬
дах и благодаря этому уклонялись от несения той или другой
372
повинности. Большая часть войн, происходивших в XIV и
XV вв. в Германии между дворянами и городами, вызывалась
именно тем, что города принимали крестьян под свою защи¬
ту. Другой причиной, содействовавшей улучшению сельского
быта в Германии, было распространение в северной части ее
нидерландских колоний. Северная Германия, опустошенная
немцами, истреблявшими здесь славянские племена, нужда¬
лась в населении, а голландцы, которым угрожали наводне¬
ния в своей стране, охотно селились на чужбине, тем более,
что они получали при поселении своем в Германии большие
льготы: сохраняя личную свободу, они получали земли в на¬
следственное владение, имели свой собственный суд и за все
это платили незначительные подати. Духовенство в Германии
первое поняло значение подобных льготных условий для улуч¬
шения земледелия и стало ставить в такие условия местных,
подвластных ему земледельцев. Примеру духовенства после¬
довали и светские землевладельцы, давая своим крестьянам
«фламское» (т. е. фламандское, голландское) право. Благода¬
ря указанным обстоятельствам в период времени с XIII до
конца XV века большая часть крестьян в Северной Германии
состояла из наследственных арендаторов: если последние и
не были вполне свободны, то во всяком случае не имели осно¬
вания жаловаться на свою судьбу. Рядом с такими землевла¬
дельцами встречались, правда, и крестьяне, т. е. закрепощен¬
ные земледельцы, но зато здесь существовали и совершенно
свободные сельские общества, устройство которых было сход¬
но с устройством городов.* Во всяком случае, весьма ценным
приобретением для крестьян было существование особых гра¬
мот, с замечательной точностью определявших взаимные пра¬
ва и обязанности землевладельцев и крестьян. Что касается
* См. наш «Средневековый город».
373
Южной Германии, то здесь с исхода XII столетия крестьяне
обладали усадебной оседлостью и угодьями в качестве сво¬
бодных землевладельцев и гордо противопоставляли себя
местному рыцарству. Принимая в расчет все здесь изложен¬
ное, нетрудно будет понять ту значительную степень благосо¬
стояния и довольства, которая будет чувствоваться в изобра¬
жении средневековой крестьянской свадьбы в Германии.
Прежде всего свободный крестьянин, желавший женить¬
ся, заручался согласием на этот брак своих родных, а потом и
родных своей невесты. Следующим важным фактом в крес¬
тьянской свадьбе было точное определение приданого, при¬
носившегося обеими сторонами. В одном стихотворном про¬
изведении XIV века — «О свадьбе Метцы» (von Metzen
hochzit) — рассказывается, что невеста принесла жениху в
приданое лошадь, козла, теленка, поросенка, корову и три улья
пчел, а жених невесте — кусок земли, засеянной льном, двух
овец, петуха с курами и несколько денег. Так слагалось буду¬
щее хозяйство молодых. Часто свадьба происходила, как опи¬
сывается и в этом стихотворении, в тот же день. Долгое вре¬
мя она имела характер гражданского акта, гражданского до¬
говора между сторонами. И та, и другая сторона выбирали
особых свидетелей из числа людей незапятнанной репутации.
Какой-нибудь почтенный старик спрашивал в присутствии
свидетелей, родных и знакомых жениха и невесты об их вза¬
имном согласии на брак, и все дело ограничивалось утверди¬
тельным ответом с их стороны: свадьба считалась совершен¬
ной. В стихотворении «О свадьбе Метцы» говорится, что сва¬
дебное пиршество совершилось в доме жениха, так как он
отличался своим простором сравнительно с домом невесты. В
самом доме поместились все приглашенные на свадьбу, а за
дверьми его стояла большая толпа любопытных. В указан¬
ном стихотворении живо рисуется крестьянская свадебная
374
пирушка. Необходимой принадлежностью ее был музыкант,
игравший во все время обеда и после него, пока усердное пот-
чевание не лишало его возможности заниматься этим делом.
Как в еде, так и в питье крестьяне обнаруживали поразитель¬
ный аппетит. Блюда, подававшиеся на стол, отличались своей
сытностью, всего приносилось в большом количестве, а меж¬
ду тем после окончания обеда не оставалось ни крошки. Усерд¬
но истреблялся белый хлеб, пшенная каша, особый соус из
репы с кусками сала, жареные колбасы и, наконец, мусс —
особое блю до, приготовлявшееся из овсяной или манной кру¬
пы и служившее десертом. Приглашенные на празднество
гости жадно накидывались на яства, так что нередко многие
из них обжигали себе языки и рты, над чем от всей души
хохотали остальные обедающие. О какой-либо опрятности при
обращении с яствами, конечно, не могло быть и речи. Обеда¬
ли до того основательно, что у некоторых гостей лопались
пояса, а наиболее благоразумные и осторожные люди распус¬
кали их заблаговременно; пили с таким же усердием, так что
в следовавших после обеда танцах принимали участие дале¬
ко не все участники обеда. По окончании свадебного пирше¬
ства невеста отводилась в предназначенный для того покой,
причем старалась как можно более ломаться, плакать, кри¬
чать «увы» — всего этого требовал обычай.
На следующее утро молодые дарили друг другу подарки,
так называемые утренние дары. Только в этот день они от¬
правлялись в церковь, чтобы помолиться о счастии и благопо¬
лучии совершившегося брака.
И это событие в жизни крестьянина, как и все другие, ок¬
ружалось целой сетью суеверий и предрассудков, из которых
мы отметим следующие. Важным вопросом был выбор само¬
го свадебного дня, так как и от этого, по тогдашним взглядам,
зависело счастье, зависела вся будущность молодых. Лучшим
375
временем для свадьбы считали ту пору, когда прибывает ме¬
сяц, и из дней самыми счастливыми считались воскресенье и
вторник. Только в те годы, когда на вторник приходился день
избиения младенцев, место вторника занимал понедельник,
так как вторник при указанном условии оставался несчастли¬
вым днем в течение целого года. В деревнях средневековой
Германии господствовало широко распространенное и у нас
суеверие, по которому месяц май считается безусловно небла¬
гоприятным для вступления в брак. У нас в различных обще¬
ственных слоях существует убеждение, что лица, вступившие
в брак в мае, будут «маяться» всю свою жизнь, а тогда верова¬
ли в то суеверное положение, что майский брак непременно
должен повлечь за собой скорую смерть одного из молодых.
Такое же несчастье должен был повлечь за собой брак, совер¬
шенный в то время, когда в каком-нибудь из домов местной
деревни находился еще не схороненный покойник. Впрочем,
последний обычай — избегать совпадения свадьбы с наличием
непохороненного мертвеца — не требует никаких особенных
объяснений. Он ясен сам по себе: население деревни немного¬
численно; большей частью все обитатели ее состоят друг с
другом в более или менее близком родстве, и событие, проис¬
шедшее в одном доме, является событием для всей деревни;
почти вся деревня участвует так или иначе и в похоронах сво¬
их односельчан, и в торжествах веселого, отрадного характе¬
ра; при таких условиях немыслимо это совпадение торжества
печального с торжеством радостным, как немыслимо это со¬
впадение в среде близких друг к другу людей, живущих под
одной кровлей небольшого жилища. Если в крестьянской се¬
мье было несколько дочерей, выдача их в замужество совер¬
шалась в известном порядке, с соблюдением старшинства:
младшая дочь не могла выходить замуж раньше старшей.
Суеверие, как тонкая сеть, окутывало человека и вселяло в
376
душу его бесконечный ряд всяких опасений. Невеста должна
была опасаться злых чар, которые грозили ей на каждом шагу.
Так, например, до свадьбы — по суеверным представлениям —
ей не следовало выходить из дому в продолжение восьми дней.
Когда ее вещи привозились на телеге в ее будущее жилище,
телегу разгружали только друзья и знакомые, так как чужой
человек мог заколдовать их и тем принести большой вред
молодым. Перед отправлением в церковь невесте необходи¬
мо спрятать на себе монетку; обыкновенно в таких случаях
девушки клали ее себе в башмак, в правый чулок или вплетали
в волосы. Если жених выезжал на конях, под ноги последних
кидали новый горшок, который они и разбивали своими
подковами, так как черепки — по тогдашним, да еще не вполне
исчезнувшим и в наше время представлениям — приносят
счастье. Это верование — остаток от языческих времен, когда
после жертвоприношений жрецы разбивали употреблявшие¬
ся при них сосуды, что сулило благополучие. Нередко того и
другого из новобрачных при выходе из дому заставляли
переступать через головню, нож, топор и метлу. При выходе
из дому невеста подавала самому бедному человеку в деревне
пирог и несколько денег. Если до церкви было далеко и
молодым приходилось не идти пешком, а ехать, невеста
должна была сидеть в телеге на соломе, которая считалась в
данном случае прекрасным средством от сглаза. Но,
разумеется, если церковь находилась в самой деревне, то и
молодые, и провожатые шли в нее пешком.
Весело движется свадебная процессия по дороге, окайм¬
ленной двумя рядами деревьев, в церковь. Эти пестрые наря¬
ды под лучами солнца, ярко светящего из глубины голубых
безоблачных небес, производят сами по себе впечатление чего-
то радостного, торжественного. У каждой из девушек свеши¬
вается с пояса шнурок, на который надето небольшое круглое
377
зеркальце в резной деревянной оправе; у невесты даже в рез¬
ной раме из слоновой кости. Собственно, для устранения дур¬
ных примет невесте следовало бы плакать, но слезы у нее за¬
таились так далеко, так далеко, что она никак не может вы¬
звать их наружу. Впереди процессии идут музыканты с там¬
буринами и гремят на всю деревню: чем больше шума, трес¬
ка, тем лучше; этот шум также способен отгонять злые чары.
Впрочем, злой человек можег и теперь повредить молодым и
даже испортить всю предстоящую им жизнь: стоит ему толь¬
ко связать хвостами двух кошек, притаиться где-нибудь под
кустом и, когда процессия приблизится к нему, пустить их
через дорогу, поперек пути новобрачных. Но ничего подобно¬
го не случилось. Процессия без всяких невзгод подходит к
церкви, которая весело приветствует ее звоном своего единст¬
венного колокола; пономарь не скупится, побуждаемый вер¬
ным расчетом на угощенье.
Но и святое место, по народным представлениям, не за¬
щищало от сглаза и порчи, от всяких грядущих бед. Невеста
должна была вступить в церковь правой ногой, во время вен¬
чания молодые должны были стоять возможно ближе друг к
другу, иначе между ними могли проскользнуть чары, в кото¬
рых принимали участие не только злые люди, но и сам дья¬
вол. Что последний — по народным представлениям, господ-
сгвовавшим в средние века, — не страшился церковных или
монастырских зданий, в этом можно убедиться хотя бы из
следующей легенды. В одном аббатстве молодой монах ис¬
полнял обязанности ризничего и в то же время имел главное
наблюдение за производством работ по украшению храма.
Стены его покрывались рельефными изображениями, пред¬
ставлявшими ад и рай. Между прочими изображениями сле¬
довало представить дьявола, набрасывающегося на свои жер-
гвы. Увлекаемый религиозным рвением, монах сам принялся
378
Крестьянская свадьба.
за работу и сделал такую страшную и гадкую фигуру дьяво¬
ла, что она наводила ужас и чувство омерзения. Дьяволу ужас¬
но не понравился поступок молодого ризничего. Он явился
ему во сне и потребовал, чтобы он разломал статую и сделал
другую, менее безобразную. Молодой монах не слушался дья¬
вола, хотя последний сделал ему целых три предостереже¬
ния. Тогда дьявол, не смущаясь ни святыней монастырской,
ни религиозностью молодого монаха, навел на него чары, за¬
колдовал его. Монах полюбил молодую даму, жившую
неподалеку, и, побуждаемый ею, решился бежать из мона¬
стыря, но не с пустыми руками, а захватив сокровища монас¬
тырской ризницы. Конечно, тот же дьявол устроил так, что
беглеца накрыли и подвергли тесному заключению. Опозо¬
ренный, лишенный свободы, молодой инок страдал невыно¬
симо: этого-то и нужно было дьяволу. Он проник в монастыр¬
скую темницу и снова стал предлагать ризничему сломать сде¬
ланную им статую и заменить ее другой, обещая за это осво¬
бодить его от всяких невзгод и вернуть ему его прежнее поло¬
жение в монастыре. Ризничий дал торжественное обещание.
Тогда сатана освободил его от оков и привел его в келью.
Когда наутро монахи нашли бывшего ризничего спокойно по¬
чивающим в своей постели, а после его пробуждения услышали
решительное отрицание всего происшедшего, они изумились
и направились в темницу. Что же тут предстало перед ними?
Они увидели самого сатану в цепях; он потешился над ними,
показал им различные ппуки и скрылся, как будто его и не
бывало вовсе. Монахи решили тогда, что все происшедшее —
только наваждение злого духа, что на самом деле ничего не
произошло, что их ризничий по-прежнему чист душой. Ризни¬
чий, вернувший себе прежнее положение, исполнил данное
сатане обещание и заменил безобразную статую другой, кото¬
рая удовлетворила дьявола. Рассказ этот предлагался внима¬
380
нию рыцарства и горожан. Рыцари и особенно горожане поте¬
шались, слушая подобные рассказы, а народ еще долгое вре¬
мя относился к ним с полной верой. Крестьянство, освободив¬
шееся от более тяжелых повинностей, налагаемых на него
феодальными сеньорами, еще долгое время не могло освобо¬
диться от ига суеверия, которое в известной степени тяготит
его и в настоящее время. Но современное суеверие уже дале¬
ко не так многосторонне, как средневековое.
Суеверные приметы требовали, чтобы молодые возвраща¬
лись из церкви не той дорогой, которой шли в нее. Впереди
процессии обыкновенно выступали те же музыканты; она воз¬
вращалась из церкви так же шумно, как шла в нее. Вступают
в свой дом молодые опять-таки с соблюдением тех же цере¬
моний, которые соблюдались при выходе из него. Им подают
две кружки вина, после чего эти кружки обходят присутству¬
ющих, а потом разбиваются вдребезги, причем невеста пере¬
кидывает свою кружку через голову. Еще в подвенечном пла¬
тье новобрачная идет в стойла, где и раздает скоту корм. В
самом непродолжительном времени все садятся за стол или,
лучше сказать, за столы; при этом строго наблюдается, чтобы
за одним столом не садилось тринадцати человек — примета,
известная и у нас. На стол ставятся обильные яства: горох,
капуста, ячмень, чечевица, колбасы или что-нибудь в том же
роде. Обед совершается обычным, уже описанным нами по¬
рядком.
После обеда двое из наиболее зажиточных крестьян при¬
саживаются к невесте и начинают принимать подарки, подно¬
симые присутствующими молодым. Чего тут только нет! И
деньги, и зеркальце, и пояс, и кружка, и гребень, и веретено, и
куртка, и шляпа, и деревянная палка; не полагалось только
дарить молодым ножей и даже ложек. Оба крестьянина по
окончании приношений считают их и определяют их пример¬
381
ную стоимость. Отец молодой благодарит присутствующих и
приказывает играть пришлому музыканту. Не остается без
подарков и последний. Но, Боже мой, чем дарят этого стран¬
ствующего бедняка! Можно сказать, что в большинстве слу¬
чаев ему сбывают то, что следует сбыть с рук. «Возьми себе
эту куртку, — говорит один, — ей нет еще и восьми лет: она
еще очень хороша, вот рукава только плохи, да дырочка спе¬
реди, а кроме этой дырочки, все остальное в исправности».
Другой дарит ему шляпу, которую сам купил десять лет тому
назад за четыре медных монеты; третий — больную курицу.
Все берет бедняга: и старый плащ, и старые башмаки, и пару
полотенец.
После обеда все, кто в силах, идут плясать под большую
деревенскую липу, где царит вольное, ничем не стесняемое
веселье, вольное обращение, сильно смущавшее матерей, до¬
роживших будущностью своих дочек. Если вздумает, совсем
некстати, пойти дождик, от него спасаются в овины — и там то
же веселье, тот же непринужденный пляс.
Нередко в празднествах, подобных описанному нами, при¬
нимали ближайшее участие и рыцари. К числу таковых при¬
надлежали: Нейдгарт, Штейнмар, Готфрид фон Нейфен и
другие. Поэтические произведения первого из упомянутых лиц
представляют один из лучших источников для ознакомления
с бытом немецкого крестьянства в XIII столетии. Между ры¬
царями, посещавшими деревни, и их обитателями происходи¬
ли нередко жестокие ссоры, заканчивавшиеся увечьями. Во¬
обще, резкие переходы от необузданного веселья к необуздан¬
ному же раздражению, от веселых танцев к дикой расправе с
оружием в руках представляют характерное явление средне¬
вековой деревни, да, впрочем, и не одной только деревни.
Однако, несмотря на такие столкновения, бывали случаи, когда
рыцари, как говорится, льнули к крестьянам, особенно обе¬
382
дневшие рыцари, стремившиеся поправить свои дела женить¬
бой на дочерях зажиточных мужиков или выдачей своих род¬
ственниц замуж за богатых крестьянских сыновей. У одного
из средневековых поэтов (Гуго фон Тримберга) есть рассказ
на эту тему, который мы и приведем здесь частью в извлече¬
нии, частью в пересказе. Подходит бедный рыцарь к крес¬
тьянскому дому и вступает в разговор с его хозяйкой.
Рыцарь. Здравствуй, тетушка! Дай тебе Бог всего хороше¬
го! Как ты поживаешь?
Крестьянка. Хорошо, милый господин.
Рыцарь. Ты не знаешь меня?
Крестьянка. Нет, милый господин.
Рыцарь. А ведь я — твой племянник. Жива ли еще моя
тетушка, твоя сестрица Гедвига?
Крестьянка. Да, я ее еще вчера видела.
Рыцарь. А как поживает твой сынок Рупрехт?
Крестьянка. Хорошо. Он теперь оруженосец, у него пер¬
вый меч, высокая шляпа, две железные перчатки; он первый
запевала на всех наших сходках, на которых собираются по¬
плясать; все его любят.
Скупая на слова крестьянка не жалеет их, когда речь за¬
шла об ее родном сыне, чтобы расхвалить его; очевидно, ее
сын — ее гордость.
Рыцарь. Я знаю одну молодую девушку, дочь моего брата;
мы бы выдали ее замуж за твоего сынка.
Крестьянка не прочь устроить предлагаемый брак и обе¬
щает «наделить своего сынка получше». «Хорошо, милая те¬
тушка, — говорит в заключение голодный рыцарь, — скоро
наступит ночь, и мне следует поторопиться с отъездом. Дай¬
ка корму моему коню, а мне приготовь курицу. Да забери
как-нибудь с собой своего хозяина и приходите ко мне, чтобы
поговорить о деле». Угостив своего коня и сам насытившись,
383
бедный рыцарь уехал в свою «Голодную долину». По словам
поэта, в этой долине «частенько танцевали и водили свои хо¬
роводы мыши, но только после того, как они насыщались в
каком-нибудь другом месте». Через семь дней после описан
ного свидания рыцаря с крестьянкой последняя навещает его;
вместе с ней отправляются ее муж и сын Рупрехт. Они захва¬
тывают с собой четыре сыра да две курицы. Туда же прихо¬
дит и разряженная невеста. Дело идет хорошо, и свадьба
История Гельмбрехта
учшим и почти единственным в своем роде
источником для ознакомления с бытом немец¬
кого крестьянства и важнейшими типами, сре¬
ди него появлявшимися, служат произведения рыцарских пев¬
цов, из которых первое место принадлежит Нейдгарту
(Neidhart von Reuenthal), жившему в XIII столетии. Большую
часть своей жизни он провел среди крестьян, и во всех его
поэтических произведениях отражается крестьянская жизнь.
Зажиточное крестьянство Южной Германии стремилось в ту
пору родниться с дворянами, подражало им, тянулось за зна¬
тью. До того времени крестьяне носили рубахи из грубого холс¬
та, длинные кафтаны из серого грубого сукна, стягивавшиеся
поясом, полотняные шаровары, неуклюжие сапоги, поярко¬
вые шляпы и рукавицы. Только в воскресные и праздничные
дни крестьяне надевали на себя цветное платье. Но постепен¬
но нравы их начали изменяться. Дети и внуки старых поселян
стали щеголять костюмами из тонкой материи разнообраз¬
ных ярких цветов, модного покроя: и в деревнях показались
узкие кафтаны с блестящими пуговицами, с огромными ру¬
кавами, с бубенчиками по швам, франтовские сапоги, крас¬
ные шляпы; крестьянки стали носить у пояса мешочки с духа¬
ми, украшать головы павлиньими перьями. Само собой разу¬
меется, что перенимались не только покрой, цвет, материал
платья — перенимались обычаи, манеры, язык. Народился
385
новый тип. Неодобрительно относились к этому типу старые
крестьяне. Между молодым поколением и старым скоро об¬
наружилось новое различие: старики смотрели на жизнь
как на труд, а молодежь стремилась к веселью и празднос¬
ти, к легкой наживе. Деревенские парни наряжались госпо¬
дами, отправлялись в ближайшие города, где бражничали
с дворянчиками, со странствующими рыцарями, проматы¬
вая там отцовские денежки. Дело в том, что в эту пору в
Германии стало сильно падать и рыцарство: наступил мя¬
тежный период междуцарствия, господства грубой силы,
перерождения многих рыцарей в разбойников. Эта пере¬
ходная, необыкновенно интересная эпоха прекрасно отрази¬
лась в эпическом стихотворении одного странствующего пев¬
ца, Вернгера (Wemher der Gartner). Его стихотворение «Мейер
Гельмбрехт», помимо указанного значения, отличается поэ¬
тическим колоритом.
Действие происходит в Южной Германии, а именно в Ба¬
варии. Жил здесь старый поселянин Мейер Гельмбрехт. У него
было двое детей: сын Гельмбрехт и дочь Готелинда. Сын был
красивый малый. Его белокурые волосы ниспадали до самых
плеч; юноша ухаживал за ними и носил на голове красивую
шелковую шапочку, на которой были вышиты голуби, попу¬
гаи и другие изображения. Разукрасила эту шапочку своей
работой одна монашенка, бежавшая из монастыря. Она, меж¬
ду прочим, научила сестру молодого Гельмбрехта шить и
вышивать, чем премного угодила и дочери, и матери. Обе они
души не чаяли в молодом Гельмбрехте и наряжали его, как
куклу. Он носил одежду из тонкого полотна, его красивый
кафтан из синего сукна был украшен золотыми, серебряны¬
ми и хрустальными пуговицами, увешан бубенчиками. Все
преимущества этого кафтана обнаруживались вполне в то
время, когда молодой Гельмбрехт пускался в пляс: пуговицы
386
блестели, а бубенчики звенели, когда владелец их выделывал
разнообразные прыжки среди веселого общества.
Загордился крестьянский сынок и стал мечтать о рыцар¬
стве.
«Я хочу теперь, — обратился он к своему отцу, — отпра¬
виться ко двору; окажи мне какое-нибудь вспоможение».
«Я куплю тебе быстрого коня, который мог бы перескаки¬
вать через изгороди и рвы, — отвечал отец, — но брось, доро¬
гой сын мой, мысль о поезд¬
ке ко двору. Придворные
обычаи тяжелы для того, кто
не привык к ним с молодых
лет. Возьмись-ка за плуг да
примись за обработку земли.
Веди жизнь, какую веду я, пей
воду вместо того, чтобы пить
вино, добытое грабежом; ешь
нашу пищу и веди себя без¬
укоризненно ...»
Напрасно отец отговари¬
вает своего сына, указывает
ему на выгодную партию,
предлагая жениться на доче¬
ри крестьянина Рупрехта; сын решительно отказывается оста¬
ваться долее в деревне и вести крестьянскую жизнь; все эти
грязные деревенские работы повредят его локонам, его вы¬
шитой шапочке, его щегольскому кафтану; да и жениться он
вовсе не хочет; семейная жизнь сделает его праздным, а он
стремится к деятельности. Видя, что все его увещания не при¬
водят ни к чему, отец покупает своему Гельм брехту коня и
отпускает его со словами: «Я не могу тебя более удерживать,
я отпускаю тебя, но предостерегаю еще раз: береги, красав¬
387
чик, свою шапочку и свои кудри... Мне снилось, что ты шел,
опираясь на палку, с выколотыми глазами; мне снилось еще,
что ты взобрался на дерево, а над тобой сидели на ветви во¬
рон и ворона... Я раскаиваюсь в том, что вырастил тебя». Гель-
брехта не тронули и эти прощальные слова: он покинул роди¬
тельский кров.
Он поселился у одного рыцаря, занимавшегося разбоем, в
замке, стоявшем на высокой горе. Этот рыцарь охотно при¬
нимал к себе на службу молодых людей, подобных Гельм-
брехгу. Скоро молодой Гельмбрехт выделился своим бессер¬
дечием, жадностью и разбойничьими приемами из среды всех
остальных разбойников. Он не щадил никого и ничего: уво¬
дил коня, барана, уносил плащ, кафтан, уносил и прятал в
свой мешок даже то, чем его товарищи пренебрегали. Так
прошел целый год.
Тогда он стал задумываться о своем отце, о доме своих
родных: его тянуло к ним. Он взял отпуск у своего рыцаря и
поехал домой. Все ему обрадовались. Слуга и служанка его
родителей обратились было к нему с прежним сердечным и
простым приветствием: «Добро пожаловать, Гельмбрехт», но
когда заметили, что такое обращение не нравится ему, то
изменили его форму и приветствовали Гельмбрехта словами:
«Добро пожаловать, наш благородный господин!». Он отве¬
тил им фразой, в которой они ничего не поняли: столько было
в ней выражений из незнакомых им языков! Сестра Готелин-
да бросилась к своему брату, обняла его и горячо приветство¬
вала, но он сразу охладил ее латинским выражением, в кото¬
ром на самом деле не было никакого смысла. Отца своего он
приветствовал по-французски, а мать — по-чешски. Общее
недоумение. Готелинда приняла своего брата за патера, мать
говорит своему мужу: «Это не сын наш, а чужеземец», на что
озадаченный отец отвечает: «Только он очень похож на наше¬
388
го сына». «Скажи словечко по-немецки, — обратился он к свое¬
му сыну, — так, как говорили наши предки, и тогда я признаю
тебя, сам вместо слуги разнуздаю твоего коня». Вместе с тем
он заявил своему сыну, что не намерен угощать чужестранца,
который может найти себе приют и угощение у своего госпо¬
дина. Так как было уже поздно, а поблизости остановиться на
ночлег было негде, молодой Гельмбрехт бросил все свои за¬
теи, перестал корчить из себя иностранного рыцаря и сказал
своему отцу: «Да, это я, Гельмбрехт, я был когда-то вашим
сыном и слугой». Отец все еще не хочет верить и требует,
чтобы сын назвал ему по имени четырех волов. Гельмбрехт
исполняет требование своего отца и только тогда получает от
него приглашение войти в дом: «И ворота, и двери, и комна¬
ты, и шкаф — все для тебя открыто теперь, мой милый сын».
На столе появляется все лучшее, что только было у отца: руб¬
леная капуста с хорошим мясом, сыр, жирный гусь, зажарен¬
ный на вертеле, жареная курица. «Если бы у меня было вино, —
сказал отец, — мы бы выпили его сегодня, но я предлагаю
тебе, милый сын, воду лучшего источника, какой когда-либо
вытекал из земли». После этого Гельмбрехт распаковал по¬
дарки, привезенные им для родных: отцу — точильный ка¬
мень, косу и топор, матери — лисью шубу, стащенную им с
патера, сетре — шелковую повязку и позумент, отнятый им у
какого-то торговца.
Так вернулся молодой Гельмбрехт к своему огцу. Скоро
между ним и отцом начались интересные разговоры о старом
и новом рыцарстве.* «И я тоже, — рассказывал отец, — бы¬
вал при одном дворе: я носил гуда сыр и яйца и видел там
рыцарей».
* Приводим некоторые отрывки в своем переводе, который сделан с
соблюдением как размера, так и характера оригинала вообще.
389
Они отважны были, честны,
Им были вовсе неизвестны
Те чувства низкие, что ныне
Находим в женщине, в мужчине...
Их любимым развлечением были турниры и танцы. Ког¬
да собирались танцевать,
Скрипач проворно выходил,
Смычком по струнам проводил,
И становились дамы в ряд,
Прелестные на взгляд...
Когда кончались пляс, игра,
Им пели чуть не до утра,
На том же самом месте,
О герцоге Эрнесте.
Забав различных и потех
Довольно было там про всех.
Отец рассказывает далее о стрельбе в цель, о псовой охо¬
те и приглашает сына рассказать в свою очередь о современ¬
ном рыцарстве. Сын говорит, между прочим, следующее:
Кто хочет рыцарей найти,
Тот должен по шинкам пойти:
И день, и ночь они все там,
Как будто приросли к местам.
А кто живет по старой моде,
Как вы, отец, иль в том же роде,
Тот ото всех уж отлучен:
Мужчинам так приятен он
И дамскому приятен взору,
Как палачи приятны вору.
Сын горячо заступается за то павшее рыцарство, среди
которого он жил, и ярко рисует привлекательные для него
опасности разбойничьей жизни; он перечисляет при этом ряд
390
грабительских набегов, которые предстоят ему. Отец во вре¬
мя этого разговора узнает имена его беспутных товарищей.
«А как же они называют тебя?» — спрашивает он у сына. «Меня
они зовут „Глотай деревни”, я — не радость для крестьян; все,
что принадлежит им, — мое; одному я выкалываю глаза, дру¬
гому рублю спину, того привязываю к муравейнику, этого
вешаю за ноги на иве». Отец говорит на это, что справедливый
Бог не потерпит таких преступлений и вся их шайка попадет
в руки правосудия. Это пожелание выводит молодого
Гельмбрехта из терпения. До последнего времени, говорит он
отцу в сердцах, он постоянно отговаривал своих товарищей
от нападений на его дом — теперь они не дадут пощады и ему.
Само собой разумеется, что после таких разговоров сын не
хочет оставаться долее в доме своего отца.
Неразумная сестра Гельмбрехта Готелинда увлечена его
рассказами. Прежде чем покинуть снова, и на этот раз навсег¬
да, родительский кров, он советует ей бросить грязную крес¬
тьянскую жизнь, иначе ей придется всю жизнь «разбивать
глыбы земли, трепать лен и копать ямы». Он обещает выдать
ее замуж за одного из своих товарищей, «Глотателя ягнят» —
Леммершлинга. Увлекаемая преступным братом, Готелинда
мечтает о том, что у нее «будет всегда трещать сковорода,
шкафы будут переполнены, пива наварено и вина наготовле¬
но вдоволь». Брат обещает прислать за сестрой особого по¬
сланца и покидает отчий дом. Когда он передал своему това¬
рищу о согласии Готелинды выйти за него замуж, тот в вос¬
торге целует ему руку и кланяется в ту сторону, где живет
Готелинда, тому ветерку, который веет от ее жилища.
Готелинда ждала не напрасно: посланный приехал за ней,
и она прибыла с ним в разбойничье гнездо. Гельмбрехт отда¬
ет ее своему товарищу со следующими словами: «Ты зажи¬
вешь с ней хорошо, она верна; коли ты возьмешь ее, будешь
391
жить беззаботно; пока ты будешь висеть на виселице, она бу¬
дет отбивать тебя рукой и
проводит тебя до могилы на
перекрестке; целый год она
будет бродить вокруг нее по
ночам с благоуханьями и мир¬
рой и окуривать твои кости;
коли ты будешь ослеплен, она
будет повсюду водить тебя за
руку, по всем путям и тропин¬
кам; коли у тебя отнимется
нога, она каждое утро будет
приносить к твоей постели
костыли; коли руки отнимут¬
ся, она до самой смерти бу¬
дет тебе резать мясо и хлеб».
Жених обещает подарить своей невесте в качестве утреннего
дара три мешка тяжелее свинца с полотном, покрывалами,
юбками, рубахами, желтой материей, темной тканью, собо¬
льими шубами, крытыми алым сукном. Перед свадьбой учи¬
нили разбой; к дому жениха навезли всякого добра. Собра¬
лись разбойники. Старик ввел молодых в круг и трижды спра¬
шивал их, хотят ли они вступить друг с другом в брак. После
этого все окружающие запели брачную песню, жених насту¬
пил, по обычаю, невесте на ногу, и начали брачный пир. Что
ни подавалось на стол, все исчезало с необыкновенной бы¬
стротой. Едва остались косточки для собак. Это нехорошая
примета; по древнему народному поверью, так едят люди,
конец которых близок. Вот почему приуныла Готелинда и
стала плакаться: «Увы! Нам предстоит близкое несчастье, мне
так тяжело на сердце! Зачем покинула я отца с матерью? Кто
хочет слишком многого, получит мало, и жадность увлекает
Похищение (со старинной
миниатюры).
392
Истребление разбойников.
его в адскую бездну». Отобедали, жених с невестой одарили
музыкантов, как вдруг среди разбойников появился судья с
пятью спутниками. Началась борьба, завершившаяся победой
исполнителей закона: «как бы ни был смел разбойник, хотя
бы целое войско разбил, а против судей он безоружен». На
разбойников напал ужас: одни попрятались под скамьи, дру¬
гие залезли в печи, но все были переловлены. Готелинду на¬
шли потом у одного забора, но уже лишенную уборов, пере¬
пуганную, опозоренную. Девятеро из разбойников были пове¬
шены, десятому была оставлена жизнь, и то был наш Гельм-
брехт «Глотай деревни». Но отпустили его после страшных
истязаний: его ослепили, отрубили ему руку и ногу; то была
личная месть одного из стражников за отца и мать, убитых
Гельмбр ехтом.
Преступный, жестокосердый сын был приведен в таком
ужасном виде к дому своего отца. Последний со своей сторо¬
ны обнаружил неумолимое жестокосердие; он встретил свое¬
го сына злыми насмешками и отказал ему в приюте, хотя не¬
счастный просил приюта уже не как сын, а как не имеющий
пристанища бедный слепец. «Если вы не хотите принять меня
как сына, — говорил он, — позвольте мне вползти в ваш дом
как несчастному человеку; ведь вы пускаете же к себе боль¬
ных бедняков. Если вы не сжалитесь надо мной, мне нет бо¬
лее спасенья, так как крестьяне злы на меня». «Вы так кичли¬
во бросили меня, — отвечал отец. — Были сердца, тосковав¬
шие по вас. Многие крестьяне лишились из-за вас своего иму¬
щества. Вспомните о моем сновидении. Слуга, — обратился
старый крестьянин к работнику, — запри двери, засунь засов;
я хочу иметь сегодня ночью покой. Скорей я готов принять
совсем чужого человека, чем дать ему кусок черствого хлеба».
После этого отец, сердце которого разрывалось от боли, уда¬
рил слугу, приведшего к нему сына, и сказал ему: «Уведи его
394
от меня, его ненавидит солнце; я ударил бы его, если бы не
считал зазорным ударять слепца». Мать сжалилась и дала ему
кусок хлеба, как бедному ребенку.
Отвергнутый отцом Гельмбрехт бродил по окрестностям,
пока не попался в лесу в руки крестьян, рубивших там дрова.
Все они были его врагами, так как он нанес какое-либо горе
каждому из них: у одного пожег хижину и расхитил все доб¬
ро, у другого жестоко оскорбил дочь, у третьего увел корову.
Один из них весь задрожал от ярости, как виноградная лоза
от порыва ветра, и крикнул: «Я убью его, как курицу: обкра¬
дывая меня, он запихал в свой мешок моего спящего ребенка,
а когда тот, проснувшись, закричал, он выбросил его на снег
так, что мой ребенок умер». С Гельмбрехта сорвали краси¬
вый головной убор и разорвали его на мелкие кусочки, кото¬
рые и развеяли по дороге. После этого велели ему пригото¬
виться к смерти, положили ему в рот щепотку земли и пове¬
сили его на ближайшем дереве. «Он год терпел нужду боль¬
шую, пока не умер от петли.»*
С грабителями, попадавшимися в руки правосудия, посту¬
пали вообще очень сурово и даже жестоко. Так, например,
фландрский граф Роберт приказал в 1112 году бросить в ки¬
пяток в полном вооружении рыцаря, ограбившего одну бед¬
ную женщину. Герцог Альберт Брауншвейгский предписал
повесить за ноги графа фон Эберпггейна за произведенные
им грабежи; после же совершенной над графом казни герцог
приказал похоронить его с почетом, каковой приличествовал
лицу графского происхождения.
* Издан М. Гауптом (Haupt) в Zeitschrift fur deutches Alterthum, т. IV.
Деревенские праздники
амым веселым из всех деревенских праздни¬
ков был праздник весны. В глубокой древнос¬
ти весна в глазах народа была богиней и назы¬
валась у германцев именем Остара (Ostara). Само имя ее за¬
ключает в себе представление о востоке (Ost), о свете, прихо¬
дящем с востока, о заре и солнце; от этого-то имени и произо¬
шло немецкое название Светлого Праздника, приходящегося
обыкновенно на весну, словом Ostern.
В глубокой древности хор скальдов* обращался к богине
весны Остаре с такой молитвой:
Остара, Остара,
Матерь земли,
Сделай, чтоб эти
Пашни цвели,
Чтоб зеленели,
Плод принесли,
Мир им пошли!**
Воспоминание о древнем веровании в богиню весны со¬
хранилось до сих пор в различных сагах. Остановимся на од¬
* Поэтов-певцов.
** Ostara, ostara,
der Erde Mutter,
lasse diesen
Acker wachsen
Und griinen,
Ihn bluhen,
Friichte tragen,
Friede ihm!
396
ной из них, отличающейся своей прелестью. В Гарце в разва¬
линах древнего замка покоится завороженная, дивно прекрас¬
ная Дева весны. Она выходит из своей темницы лишь только
раз в году — в светлое Христово Воскресенье. В белоснежном
своем одеянии она покидает развалины незадолго до солнеч¬
ного восхода и тихой поступью направляется к ближнему ис-
Замковые руины.
точнику. Здесь она купается, здесь она ждет своего освободи¬
теля. Многих она видела, многих она одаряла, но никто из
них не мог проникнуть вместе с ней за железную дверь ее
тесной темницы с низкими сводами. Раз возвращался домой
накануне самого праздника Пасхи один бедный ткач; ему при¬
397
шлось проходить близ этих развалин. Он продал в городе свой
запас полотна и возвращался к семье с вырученными за него
деньгами. Ночь застигла его как раз в этом месте, и он решил
заночевать в долине, под открытым небом. Он проснулся рано
утром, перед восходом солнца, и увидел на берегу источника
деву ослепительной красоты в белоснежном одеянии со связ¬
кой ключей у пояса. Он стоял, как ошеломленный, перед этим
неожиданным и чудным видением. Дева подошла к нему. Он
почтительно снял перед ней свою шляпу и приветствовал ее.
Она поблагодарила его, чем вселила в него некоторую сме¬
лость. «Зачем ты так рано встала, — осмелился спросить он, —
и купалась в этой воде?» — «Я делаю это всегда в пасхальное
утро, перед самым восходом солнца, и оттого я так прекрасна
и всегда молода». — «Где же живешь ты, прекрасная?» — «Не¬
далеко отсюда; если хочешь, пойдем, покажу». Ткач согла¬
сился, и чудная дева повела его к руинам, стоявшим на горе.
Видел ткач раньше и эту гору, и эти руины, но совершенно не
узнал их: все изменилось, как будто под влиянием волшебст¬
ва. Они дошли до железной двери. Около нее на зеленой тра¬
ве росли три лилии, и все они были в цвету. Дева сорвала
одну из них, подарила ткачу, велела ему снести ее домой и
беречь. Ткач поблагодарил ее и заткнул прекрасный цветок
за шляпу. Когда после этого он снова поднял глаза, то не ви¬
дал уже более ни девы, ни железной двери, ни двух оставших¬
ся лилий: перед ним стояли одни руины, печальные, как всег¬
да. Вернулся ткач домой, положил на стол серебряные моне¬
ты, вырученные за проданное полотно, положил на него и
шляпу с лилией. Когда жена спросила у него, откуда взял он
эту лилию, ткач подробно рассказал ей все с ним приключив¬
шееся. Жена объяснила ему, что это была не простая дева, а
Дева весны — пасхальная дева, что эта лилия не простой цве¬
ток, а вся из золота и серебра. Обрадовался бедный ткач,
398
отправился в город к золотых дел мастеру; тот подивился
лилии, но отказался купить ее, так как у него не хватило бы
для этого денег. Ткач обратился к ратманам, и те не могли
купить лилию, но дали бедному ткачу бумагу, с которой тот
должен был явиться к герцогу. Герцог взял себе лилию и обя¬
зался платить за нее сам, а после своей смерти наказал своим
детям платить за нее погодную сумму денег. Герцогиня укра¬
шала себя этой лилией в праздничные торжественные дни, а
герцог включил ее изображение в свой герб.
У Шиллера есть превосходное стихотворение, как бы на¬
веянное средневековыми сагами о Деве весны*. Вот оно.
В одном пастушеском селеньи,
Где жили дети нищеты,
При первом жаворонков пеньи
Являлась дева красоты.
И край неведомым остался,
Где эта дева рождена,
И самый след ее терялся,
Лишь удалялася она.
Она блаженство сообщала,
Стремились все навстречу к ней,
Но неприступность отдаляла
Сближенья ищущих людей.
Она с собою приносила
Цветы, что были взращены
Огнем не нашего светила,
Природой лучшей стороны.
И ручки девы всем делили:
Плоды одним, цветы другим,
* Привожу его в своем переводе.
399
И стар, и молод уходили
С дарами, выданными им.
С приветом всех она дарила,
Но для возлюбленной четы
Дары прекрасней приносила
И ароматнее цветы.
Остатки древних праздников в честь богини весны сохра¬
нились в различных местах Германии до настоящего време¬
ни. В Гессене (недалеко от Мейснера) возвышается скала в 80
футов высоты; внизу ее — пещера. Здесь совершались когда-то
веселые весенние празднества. И до сих пор на второй день Пас¬
хи приходят сюда ежегодно парни и девушки из соседних дере¬
вень с венками, сплетенными из весенних цветов, пьют воду из
соседнего источника и уносят ее с собой в кувшинах домой.
Постепенно языческий праздник весны слился с христи¬
анским праздником светлого Христова Воскресенья. Во вре¬
мя Пасхи стали праздновать не только победу Спасителя над
смертью, не только его блистательное Воскресение, но и побе¬
ду весны над зимой, победу света над сумраком, тепла над
холодом. Именно этот смысл и следует искать в тех обычаях,
которые были в силе до недавнего времени и господствовали
в средние века. Так, например, праздник Пасхи, праздник
весны ознаменовывался, между прочим, зажиганием ярких
огней на холмах и горах, особенно в тех местностях, где жили
саксы, долее других германских народов оставшиеся верны¬
ми язычеству. Местные крестьяне делали, кроме того, факе¬
лы из молодых буков, расщепляли их в верхней части и за¬
кладывали туда стружки; с этими факелами в руках они со¬
вершали целые процессии. Занимались также прыганьем че¬
рез костры, скатывали с покатостей зажженные обручи, а по
окончании торжества старались унести с собой остатки факе¬
лов, так как думали, что они приносят дому всякое счастье и
400
благополучие. Из других обычаев, совершавшихся в ту же
пору, обращают на себя особенное внимание сжигание зимы,
танцы с мечами, борьба между летом и зимой. Первый обы¬
чай состоял в том, что сделанную из соломы куклу, которая
изображала собой зиму, сжигали на костре при всеобщем
ликовании. Танцы с мечами представляли эффектное зрели¬
ще. Танцоры в количестве 16—20 человек являлись в услов¬
ленное место в белых шляпах и белых же рубахах; шляпы
украшали пестрыми лентами, обвивали ими и руки, а на ноги,
как раз над коленями, навешивали бубенчики, которые долж¬
ны были производить во время движения своеобразный шум.
В руках танцоров находились мечи. Эти танцы были опасны
и не всегда кончались благополучно. Борьба между летом и
зимой производилась таким образом. Выступали друг против
друга два парня, из которых один наряжался летом, а дру¬
гой — зимой: лето покрывало себя плющом или барвинком,
зима — мхом и соломой. Кончалось дело всегда тем, что по¬
беждало лето. Тогда с зимы снимали ее убор, а победившее
лето чествовали. Вместо борьбы между двумя парнями устра¬
ивался бой двух петухов, из которых один, отличавшийся своей
яркою окраской, изображал свет, день, весну, а другой, тем¬
ный, олицетворял мрак, ночь, зиму.
Своеобразное чествование весны происходило в Нюрнбер¬
ге. Туда являлись из окрестных деревень крестьянские девуш¬
ки, разряженные в свои лучшие одежды. У каждой из них
был под мышкой небольшой открытый гробик с куклой, изо¬
бражавшей смерть или, что означало то же самое, зиму. Они
ходили по улицам города и монотонно распевали особенные,
подходящие к случаю песни. Горожане наделяли их съестны¬
ми припасами и деньгами.
Еще недавно население пфальцских и швабских деревень
выходило в поле для празднования весны. Одни парни обве¬
401
шивали себя соломой, другие — зеленью; во главе первых сто¬
ял зимний король с соломенной короной на голове и деревян¬
ным мечом в руках, во главе вторых — летний король, разу¬
крашенный зеленью; первые парни изображали свиту зимне¬
го короля, вторые — летнего. Последние несли на руках изо¬
бражение весны. Свита зимне¬
го короля прославляла в своих
песнях зиму. «Мы изображаем
зиму, — пели они, — мы мостим
пруды и ручьи, мы увешиваем
края крыш ледяными сосулька¬
ми и покрываем снегом всякую
пыль и грязь...» Сопровождав¬
шие летнего короля прославля¬
ли лето: «Лего приносит с собой
фиалки и всякие цветы, крас¬
ные и белые цветочки в пестрой
корзинке; лето ничего не боит¬
ся, оно сбросит зиму в грязь,
лето сильно, оно сбросит зиму в ручей; милому лету с берез¬
ками свежими, с цвегами различными все мы рады, рады,
рады!» После этого обе толпы вступали в борьбу, которая за¬
канчивалась так же, как борьба между двумя парнями, из
которых один изображал зиму, а другой — лето. В заключе¬
ние празднества на холмах зажигали костры, разводили их в
поле, затевали вокруг них хороводы, пели веселые песни; все
эти косгры зажигались без помощи железа: огонь вызывался
трением деревянных кусков.
Весну поджидали с нетерпением. Уже в самом начале года,
когда совершался солнечный поворот, пелись песни, привет¬
ствовавшие ее. И как были рады ее наступлению! Кто срывал
первую фиалку, тот немедленно оповещал всех о своей на-
Сговор (со старинной
миниатюры).
402
ходке: «Я нашел лето», — говорил он (Ich han den sumer
vunden). Найденный цветочек прикреплялся к высокому шес-
Майское дерево.
ту, шест втыкали в землю и плясали вокруг него. С таким же
горячим приветом встречали поселяне первую ласточку, пер¬
403
вого аиста и даже первого майского жучка. Наступал вожде¬
ленный май, все расцветало кругом. Тогда дома и колодцы
украшали свежими березками; парни убирали благоухающей
зеленью дома, в которых жили их суженые. Накануне 1-го
мая парни выбирали из среды сельских девушек майских ко¬
ролев, парни и девушки давали взаимные обещания танце¬
вать друг с другом в продолжение всего лета, давали друг другу
клятву верности, причем объявлялись женихи и невесты.
До сих пор в деревнях, расположенных между Галле и
Лейпцигом, местное крестьянское население соблюдает сле¬
дующий обычай. Несколько десятков молодых людей, наряжен¬
ных турками или гусарами, разукрашенных цветами и березо¬
выми ветками, отправляются в Троицын день верхами и на теле¬
гах в недалеко расположенный лес за Маем. Впереди них бежит
или едет гаер, потешающий их своими песнями и прибаутками;
за гаером — телега с музыкантами, а за ними — телега с деревен¬
скими девушками. В лесу вырубают молодую березку, привозят
ее торжественно на условленное место, водружают там и забав¬
ляются танцами, которые происходят вокруг дерева.
Наступал самый длинный летний день. Когда уже совер¬
шенно смеркалось, крестьяне зажигали костры на полях и хол¬
мах, и даже на горах. Ближайшие участники и участницы
празднества прыгали через костры или через тлевшие уго¬
лья: существовало поверье, что такое прыганье содействует
развитию здоровья и сообщает всякое благополучие, как, на¬
пример, урожай льна и тому подобное. Потом зажигали ка¬
кое-нибудь дерево. По одну сторону его располагались парни,
по другую — девушки; и те, и другие перебрасывались венка¬
ми, бросали в огонь травы, имеющие какое-нибудь особен¬
ное — таинственное или целебное — значение, и приговарива¬
ли при этом: «Пусть уйдет и сгорит вместе с этой травой вся¬
кое горе мое».
404
Так праздновалась весна, ее близость, ее наступление, ее
высшее развитие. Сколько искренних горячих чувств, сколь¬
ко любви, пламенной любви к природе сказывалось в этих
празднествах! Народное веселье невольно привлекало к себе,
увлекало и знатных людей, и нередко в таких празднованиях
принимали участие даже владетельные особы.
Празднование другого великого христианского праздни¬
ка, Рождества Христова, совпало с языческим праздником
зимнего солнцеворота, поворота, как говорят, зимы на лето.
Это и был первый народный праздник, начинающий празд¬
ничный год, приветствовавший приближающуюся весну. Он
посвящался богу Солнца и его супруге, богине Фрейе, и назы¬
вался у германцев Julfest, что означает «праздник колеса»
(jul — колесо). Здесь разумелось, конечно, солнечное колесо,
солнечный диск. Этим-то и объясняется обычай скатывать с
отлогостей горящие колеса в праздники, посвященные солнцу.
И на Рождество зажигали по деревням костры совсем так же,
как в Пасху или в Иванову ночь. Весело трещал огонь в про¬
сторной печи крестьянского дома, перед ним собиралась вся
семья — и убеленный сединами старец, и цветущий ребенок;
весело пелись рождественские песни, сказывались рождест¬
венские рассказы. До сих пор в Англии торжественно поддер¬
живается в рождественскую ночь огонь в камине и собрав¬
шаяся перед ним семья поет рождественскую песнь. В Анг¬
лии, Швеции и Норвегии долгое время сохранялся обычай
зажигать на Рождество обручи и скатывать их с отлогостей, в
Германии же укоренился достигший большого развития и широ¬
ко распространившийся обычай зажигать елку, предварительно
украсив ее яблоками и орехами, бывшими в древнейшие време¬
на предметами языческих жертвоприношений; обычай золоче¬
ния орехов указывает на глубокую древность, на языческую пору,
когда быкам, приносившимся в жертву, золотились рога.
405
Характернейшим из рождественских обычаев было хож¬
дение со звездой. Три мальчика наряжались царями; один из
них вымазывал при этом свое лицо сажей, так как должен
был изображать царя мавританского. Этот-то мавританский
царь ходил в сопровождении своих товарищей из дома в дом
со звездой, укрепленной на конце длинной палки или наверху
особого прибора, состоявшего из нескольких скрепленных друг
с другом продолговатых дощечек, которые могли или сбли¬
зиться, или разделиться при посредстве простых шарниров*.
К концу прибора, кроме упомянутой звезды, приделывалось
еще иногда изображение замка, которое для упрощения дела,
вероятно, рисовалось и в середине большой рождественской
звезды. В одно из замковых окон смотрит на дорогу Ирод, а
по дороге идут три маленьких царя; они направляются к яс¬
лям, в которых лежит Младенец Иисус, а вокруг виднеются
изображения Иосифа и Девы Марии, а также маленького вола
и осленка. Иногда все эти изображения вырезались и прила¬
живались таким образом, что могли передвигаться. Они слу¬
жили как бы иллюстрацией для рождественских песен, рас¬
певавшихся колядующими. Вот одна из таких песен**:
Не для потехи мы пришли.
Господь, нам добрый день пошли,
Пошли нам радостей, утех,
Что уготовил он про всех!
Грозили беды нам, когда
Мы шли дорогою сюда;
* Всем, конечно, известна простая и дешевая игрушка, представляю¬
щая раскрашенных деревянных солдат, которые могут сдвигаться и раз¬
двигаться. В таком же роде был и упомянутый прибор.
** Перевод сделан мной с полным соблюдением всех особенностей
оригинала.
406
Мы проходили по горам,
Звезда в пути сияла нам.
Пришли мы к Ироду. Сейчас
Он из окна увидел нас,
И вопросил он нас тогда:
«Откуда путь ваш и куда?»
Мы отвечали на вопрос:
«Мы в Вифлеем идем; Христос
От Непорочной Девы в нем
Родился, мы к нему идем,
И нас ведет туда звезда».
Нам Ирод говорит тогда:
«Остановитесь у меня,
Всего-то вдоволь дам вам я!»
«Ах, нет, ах, нет, мы так спешим,
Чтоб помолиться перед Ним:
Ребенок чудный, нежный тот
Нам радость, счастье принесет».
«Когда увидите его,
Вы мне поведайте про то:
Хочу туда пойти я сам
С молитвами, подобно вам».
Остановились мы, когда
Остановилася звезда,
Мы ясли видели в углу
И пели Господу хвалу.
Такие песни заканчивались пожеланиями долгой жизни
созяевам, приютившим славящих Христа. Иногда эти заклю-
гательные строфы были многочисленны, так как славящие
>брахцались к каждому члену семьи в отдельности. Кроме того,
>ыли в ходу «песни пастырей» (Hirtenlieder). В одной из них
407
говорится о внезапном пробуждении пастухов в самую пол¬
ночь, о пении ангелов, потом о быстром приходе пастырей к
Господним яслям. В следующих строфах описывается обста¬
новка, среди которой лежал в яслях Младенец Христос. Осо¬
бенно хорошо следующее место этой песни: «О, Боже Все¬
сильный, какой же там холод! Там можно замерзнуть и жизнь
потерять! Как жаль мне Младенца. Какой резкий ветер! А
мать как бедна! Смилуйся, Боже, над нею! У нее нет котелка,
чтобы сварить что-нибудь малютке; у нее нет ни муки, ни сала,
ни молока, ни соли!»
В романских странах, сперва в церквях францисканских
монастырей, а потом и во всех церквях, а следовательно, и
сельских, устанавливались ясли; в яслях клалось изображе¬
ние Христа Младенца, около них ставились изображения Пре¬
святой Девы и Иосифа, а также и неизбежные фигуры до¬
машних животных. Можно себе легко представить, с каким
чувством посещали крестьяне храм Божий в рождественские
праздники, как благоговейно смотрели они на ясли, освещен¬
ные множеством свечей, какое светлое впечатление уносили
они домой! Так ярко представляла им церковь ту бедную об¬
становку, в которой родился Спаситель мира и которая была
так похожа на обстановку, окружавшую их самих! Это изо¬
бражение резко отпечатлевалось в их памяти и приносило им
величайшее утешение, облегчало их нелегкую долю.
В средние века в церквях совершались по большим празд¬
никам религиозные представления, или так называемые мис¬
терии*, изображавшие в лицах то или другое празднуемое
событие, но трудно предположить, чтоб они совершались при¬
нтами, так как последние не обладали для этого достаточным
количеством духовных лиц.
* О мистериях см. «Средневековый город».
408
Обычай дарить в период рождественских праздников име¬
ет древнейшее происхождение: начало его коренится, может
быть, еще в языческой поре.
По старым языческим верованиям германцев в ту пору,
на которую приблизительно падает праздник Рождества, разъ¬
езжал по земле в сопровождении своей супруги бог Один и
всюду изливал различные благодеяния, раздавал дары свои.
Это верование впоследствии изменилось под могучим влия¬
нием христианской религии, но не исчезло совсем. Еще до
сих пор широко распространено в различных странах Запад¬
ной Европы и заставляет сильно биться маленькие детские
сердца поверье о святителе Николае и его слуге Рупрехте. В
первых числах декабря, а также и в пору святок святитель
разъезжает в сопровождении своего слуги с корзиной, в кото¬
рой лежат подарки для детей и добрых людей. Невыразимой
прелести полно сказание о том, как св. Николай спас трех
молодых девушек. Им грозила страшная участь: отец, жив¬
ший в бедности, хотел продать их в неволю; тогда святитель
положил в их горницу через раскрытое окно горсть золотых
монет и тем спас девушек. Поверье, о котором мы говорили,
передается в разных местностях с разными вариациями: иног¬
да, если принять их во внимание, разъезжает не сам святи¬
тель, а только слуга его.
Как в современных деревнях, и наших, и иностранных,
так и в средние века, а тогда еще и в большей степени, были
распространены различные гадания, в которых принимали
участие преимущественно молодые люди. Если по народным
представлениям, образовавшимся в глубочайшей древности
(о чем свидетельствует предание об Одине и его супруге
Фрейе), в эту пору ниспосылается свыше благословение, нис¬
ходят дары, то совершенно естественно возникал у суеверных
людей вопрос: что же мне будет даровано? что я получу? ка¬
409
кова будет судьба моя? Чтобы получить ответ на него, обра¬
щались к гаданиям. Гадания в средневековой деревне были
почти те же, что и в современной. Деревенские девушки, со¬
бравшись в тесный кружок при колеблющемся пламени печи,
гопили олово и, погрузив сто в холодную воду, следили за
гем, какие формы принимает оно; в соответствии с ними они
и гадали о своей судьбе. Бросив одно гадание, они обраща¬
лись к другому. Желая узнать, кто из них раньше других вый¬
дет замуж, они притаскивали в комнату гуся, завязывали ему
глаза и ставили его посреди комнаты, а сами становились во¬
круг него, ожидая, к которой из них подойдет гусь раньше. С
каким сердечным трепетом ожидали они этого! С какой за¬
вистью смотрели на счастливицу! К которой из них прежде
всего подходил гусь, та раньше остальных, как думали они,
выйдет замуж. Существовал еще способ гадания о браке.
Молодые люди, как парни, так и девушки, собирались в одну
горницу, но перед тем они усыпляли курицу и клали ее посре¬
ди горницы. Встав в кружок попарно, молодые люди поджи¬
дали пробуждения курицы. Когда проснувшаяся курица про¬
бегала между парнем и девушкой, стоявшими рядом друг с
другом, это считалось верным зггаком того, что соседи всту¬
пят между собой в брак в течение года. Крестьянские девуш¬
ки как в сам рождественский вечер, так и в вечера, предшест¬
вовавшие Рождеству, подходили с биением сердца к печным
трубам и прислушивались к шуму, в них происходившему.
Если им слышалась музыка, для услышавшей ее она предве¬
щала скорый брак; если же какой-нибудь из них слышался
колокольный звон, это предвещало ей скорую кончину. Но
гадали не только о любви и браке, гадали о продолжитель¬
ности жизни, о богатстве. С этой целью брали три горшка;
кто-нибудь покрывал одним из горшков щепотку земли, Дру¬
гим — ломтик хлеба, третьим — лохмотья. Загадывающий о
410
К поверью о св. Николае,
своей судьбе подходил к ним и выбирал какой-нибудь из трех
горшочков. Если под выбранным им горшочком были лохмо¬
тья, это означало грядущую бедность; если там лежал хлеб,
это сулило богатство и довольство; если же горшочек при¬
крывал землю, это пророчило выбравшему его скорую смерть.
Впрочем, вопросом о богатстве задавались, конечно, не моло¬
дые девушки, а уже пожившие хозяйки. Они старались уз¬
нать о своей судьбе таким образом. Наливали водой по самые
края блюдо и бросали туда монету. После этого женщина,
занимавшаяся гаданьем, старалась вытащить монету из воды
языком. Если ей удавалось сделать это, не проливая слишком
много воды, гадание предвещало прибыль. Если же воды про¬
ливалось слишком много, гадание предвещало нужду: как
выливалась из блюда вода, так должны были уйти из ее дома
деньги.
С рождественской ночью было связано много различных
поверий. В самую полночь, по крайней мере, в продолжение
трех минут только, всякая вода в колодцах и в реках стано¬
вится, по народному поверью, вином; в то же время на дере¬
вьях вырастают вполне зрелые яблоки*. Не всякому удается
зачерпнуть такой воды, а только человеку, отличающемуся
своими христианскими добродетелями, угодному Богу. Но тот,
кому удалось зачерпнуть такой воды, должен молчать об этом,
в противном случае ему грозит слепота. В ту же ночь, между
11 часами вечера и полночью, может говорить скот, стоящий
в стойлах, и не только говорить, но и предсказывать. Но горе
тому, кто услышит это, т. к. ему грозит скорая смерть. Безна¬
казанно могут слышать это лишь те, которые родились в вос¬
кресный день. Детям, родившимся в рождественскую ночь, пред¬
стоит счастливая жизнь: им суждено найти со временем клад.
* In der Christnacht sind alle Wasser Wein und alle BSume Rosmarein.
412
Для того, чтобы обеспечить себе благополучие на весь
предстоящий год, следовало накануне Рождества есть извест¬
ное количество блюд, и в их числе непременно определенные
блюда, а скатерть с остатками от них вытряхнуть на плодо¬
вые деревья, что — по народному поверью — обеспечивало
хороший урожай плодов. Есть предположение, что этот обы¬
чай вытряхивания скатерти на плодовые деревья был остат-
Огненные драконы.
ком от той поры, когда приносились языческие жертвы. Что¬
бы хлеб водился в течение всего года, необходимо оставлять
кусок его на столе на всю рождественскую ночь. В эту ночь не
следует тушить огня в печи, а все сосуды, предназначенные
для воды и стоящие в сенях, должны быть наполнены водой
по самые края. Все это сулит полноту счастья и довольства.
Остаток светоча, горевшего в рождественскую ночь, предо¬
храняет дом от удара молнии. Все земледельческие орудия
должны быть спрятаны на время рождественских праздни¬
ков, но отнюдь не оставляться под открытым небом; в против¬
ном случае им могут принести вред летающие в эту пору ог¬
413
ненные драконы. Во весь период святок в деревнях не работа¬
ли: не пряли, не стирали белья. До сих пор сохранилось пове¬
рье, которое предсказывает смерть одному из членов семьи,
стиравшему во время этих праздников.
Фландрский граф и крестьянин
(Средневековая легенда)
Гельмбрехте, нами пересказанном, изображе¬
ны больные, извращенные стремления крес¬
тьянского сына и те печальные последствия,
которые вытекали или могли вытекать из них. Но, конечно,
типы в этом роде, если они и встречались в жизни, представ¬
ляли исключение. Большинство крестьянского сословия, как
и всякого другого, составляли нормальные, здоровые люди с
нормальными и здоровыми стремлениями. Такой здоровый
крестьянский тип мы встречаем в этой средневековой леген¬
де, содержание которой составит настоящую главу.
Фландрский граф Балдуин IX, знаменитый участник Чет¬
вертого крестового похода, отличался своей неусыпной забо¬
той о благосостоянии своих подданных. «Здравый смысл, —
говаривал он, — ясно указывает на то, что владетельные осо¬
бы должны быть поддерживаемы и почитаемы своими под¬
данными, но сами правители, в свою очередь, должны свято
уважать и сохранять неприкосновенными права подданных».
Желая лично наблюдать за тем, как исполняются его повеле¬
ния, как судят его судьи и собирают подати поставленные на
то сборщики, Балдуин нередко совершал прогулки и поездки
по своему государству, при этом он переодевался, чтобы не
быть узнанным и застигнуть виновных врасплох. Он охотно
вмешивался в толпу, беседовал с простыми людьми, что дава¬
ло ему возможность прекрасно ознакомляться с достоинства¬
415
ми и с недостатками подвластного ему народа, а также и с его
нуждами.
Как-то был он со своим двором в торговом и богатом уже
в то время городе Брюгге. В один из дней, проведенных в
этом городе, граф задумал отправиться на одну из таких про¬
гулок. И вот, одевшись очень скромно, захватив с собой лишь
короткий меч да крепкую палку, сделанную из боярышника,
он вышел из своего дворца и, не замеченный никем из царе¬
дворцев, отправился по улицам города к его воротам. Оста-
Богатый горожанин у камина и за обеденным столом (со старинной
миниатюры).
вив за собой городскую стену, он пошел вперед, посетил не¬
сколько деревушек, набрел на крестьянскую свадьбу, на кото¬
рой попировал в качестве гостя и, когда уже заметно стемне¬
ло, решил вернуться в город.
Ему оставалось до города каких-нибудь 200 шагов, как
вдруг из-за ствола одного из придорожных деревьев выскочи¬
ли разбойники и преградили графу дорогу. Их было пять че¬
ловек. Они приняли графа за купца и, угрожая ему своими
длинными мечами, стали требовать от него кошелек. Вместо
416
всякого ответа граф ударил своей палицей по мечу самого
дерзкого разбойника так, что меч разлетелся на куски. После
этого он взялся за свой меч и громко крикнул, призывая к
себе кого-нибудь на помощь. Он оперся о ствол дерева и отра¬
жал направлявшиеся против него удары, но, разумеется, он
изнемог бы в неравной борьбе, если бы его не выручила не¬
ожиданная помощь.
Его крик услыхал случайно один крестьянин, работавший
неподалеку на гумне: он молотил хлеб и как был, с цепом в
руках, побежал на крик, неволь¬
но повторяя его. Он, разумеет¬
ся, и не подозревал о том, кто
подвергается опасности, но по¬
бежал на крик о помощи, по¬
буждаемый человеколюбием.
Прибежав на место опасности, он
стал так искусно работать своим
цепом, что в самом коротком
времени двое из нападавших по¬
валились на землю, а остальные
трое обратились в бегство.
Балдуин, освободившись от
врагов, поблагодарил своего
избавителя и спросил, как его зовут. Из его ответа он узнал,
что перед ним крестьянин по имени Эли (Ely), что он человек
бедный и живет вместе со своей женой тем доходом, который
доставляет ему поденная работа. Граф заинтересовался судь¬
бой Эли и вступил с ним в дальнейший разговор.
— Я занимаю, — сказал он, — должность при дворе графа.
Не могу ли я чем-нибудь помочь тебе?
— Вы могли бы оказать мне большую помощь, если дейст¬
вительно живете при дворе господина графа. О, как благо-
Молотъба (со старинной
миниатюры).
417
славлял бы я тот случай, который дал мне возможность при¬
бегнуть к вашему посредничеству! Но, конечно, это было бы
делом только вашей личной доброты: следует поступать по-
христиански; я только исполнил свой долг, и вы, если бы уви¬
дели меня в подобном положении, сделали бы то же самое.
— Скажи мне, что же может сделать тебя счастливым? Я
обещаюсь не позабыть о тебе.
— Я человек честолюбивый, — продолжал крестьянин, ша¬
гая рядом со своим повелителем, — и, может быть, то, о чем я
хочу просить вас, будет очень
трудно исполнить.
— Кто знает? В чем же
дело?
— Раз нужно будет это гово¬
рить, скажу. Я выбежал на ваш
крик из фермы, которая заклю¬
чает в себе 24 десятины земли.
Со времен покойного графа
Балдуина Железной Руки (веч¬
ная ему память!) ферма эта со¬
ставляет часть владений госпо¬
дина графа фландрского. Мне
50 лет, 30 лет я работаю на ней.
Место это прекрасное, и я просил бы... но это уже слишком; вы
можете сказать, что я злоупотребляю вашей добротой.
— Нет, нет, я ничего не скажу, продолжай!
— Я хотел бы бьггь фермером той фермы, на которой те¬
перь работаю. Ведь это не повредит никому, так как послед¬
ний фермер ее уже умер.
— Что ж? Это можно устроить.
— Вы думаете? — при этом сердце Эли затрепетало от ра¬
дости.
418
— Приходи завтра ко мне.
Они подошли в это время к воротам графского замка.
— Где же я могу увидеть вас? — спросил Эли.
— Здесь, в замке.
— Да меня не пустят в него.
— Пустяки, спроси лишь графского секретаря: я — его сек¬
ретарь.
— Хорошо, — отвечал Эли, — я приду.
И они расстались. Сколько радостного чувства, сколько
радужных надежд принес с
собой Эли! Он сейчас же рас¬
сказал обо всем случившем¬
ся своей жене: о том, как он
услыхал крик, как побежал
на него, как работал своим
цепом по головам разбойни¬
ков и как спасенный им че¬
ловек обещал ему свое содей¬
ствие.
— Ведь он — секретарь гос¬
подина графа, — этими ело-
вами Эли закончил свой вое- Стрижка старинной
„ миниатюры).
торженныи рассказ.
— Что же это такое значит «секретарь»? — спросила у него
жена.
— Секретарь?., гм... гм... да это повыше рабочего на фер¬
ме; повыше даже самого фермера... это, должно быть, почти
то же, что уездный судья. Хотя одет он просто и совсем не
гордец, а говорит, как священник.
— И ты думаешь, он поможет тебе?
— Еще бы нет! Он живет в самом замке монсеньора, он
приглашал меня назавтра к себе.
419
-и ты пойдешь? — спросила жена не то с недоверием, не
то с испугом.
— А отчего же и не идти?.. Ведь я попросил у него, чтобы
меня сделали фермером.
-Ну, смотри... — возразила жена, сомнительно посматри¬
вая на самодовольный вид своего супруга, и наставительно
прибавила. — Кто хочет слишком многого, не будет иметь
ничего.
— Полно тебе. Господин граф — благородный государь; он
ни в чем не откажет своему секретарю, которому пришлось
бы плохо без моей помощи. Нет, жена, я думаю, что завтра
ты будешь фермершей.
Уверенный тон, которым говорил Эли, подействовал на
его жену. Когда она легла спать, радостные видения толпи¬
лись у ее изголовья. Она видела своих детей в полном доволь¬
стве. Она видела себя обладательницей цыплят, поросят, взрос¬
лых коров, ягнят, большой житницы с собственным зерном,
окороков, висящих у камина, и погребов со всевозможными
хозяйственными запасами. Наутро она снарядила своего мужа
в дорогу. Подойдя к замковым воротам, Эли начал испытывать
некоторую робость. Пропустят ли его? На него навели эту ро¬
бость два привратника, вооруженные высокими алебардами. Но
напрасно он беспокоился: привратники были уже предуведомле¬
ны о его приходе. Удостоверившись в его личности, они раскры¬
ли перед ним массивную дверь, и наш крестьянин очутился в
огромной оружейной зале: стены ее были увешаны саблями, пан¬
цирями, щитами и копьями. В зале было несколько пажей. Один
из них побежал с докладом к графу Балдуину.
Балдуин вышел. Он был одет по-вчерашнему. Взяв крес¬
тьянина за руку, он поблагодарил его за доверие.
— О, — отвечал Эли, — я почти не спал всю ночь. Ведь если
ваше обещание исполнится, это будет поистине небесная милость.
420
Подойдя после этого еще ближе к Балдуину, чтобы не
быть услышанным никем из находившихся в зале, он про¬
должал:
— А что? Вы имели уже возможность поговорить с монсе¬
ньором графом о моем дельце?
-Ну, конечно. Есть даже большая надежда на успех. А
пока оно еще не разрешилось окончательно, не хочешь ли
осмотреть замок?
— Я уж ослеплен им, — отвечал Эли, — да разве есть еще
что-нибудь?
Эли в простодушии воображал, что весь замок заключа¬
ется в этой огромной и блестящей зале. Балдуин улыбнулся и
повел своего спутника в другие помещения. Удивлению и вос¬
торгам Эли не было пределов.
— А что, — спросил Балдуин крестьянина, рассматривав¬
шего блестящие украшения замка, — не пожелал ли бы ты
вместо фермы жить здесь, в этом замке?
— Может быть, господин, пожелал бы, если бы я был ба¬
рином, — отвечал Эли, улыбаясь, — но ведь это дворец госуда¬
ря, что нам смотреть так высоко? Посмотрим лучше на то,
что лежит у наших ног. Что я стал бы здесь делать? Я не
рожден для того, чтобы ходить по золоту, и глаза мои не вы¬
несли бы такого блеска.
— И ты будешь вполне счастлив в своей маленькой фер¬
ме? — спросил Балдуин.
— О, я был бы счастливейшим из людей, если бы обладал
ею! А как бы счастлива была моя жена! Я не имел бы над
собой никакого другого господина, кроме господина графа
фландрского. Раз в году я приходил бы сюда, в это чудное
место, чтобы вносить арендную плату. А если бы мне удалось
хоть раз повидать самого господина графа, мое счастье было
бы безгранично.
421
— А ты хотел бы повидать своего государя? — спросил
Балдуин.
— Кто же не будет испытывать радости при виде того, кто
так заботится о благополучии страны, о правосудии, кто ста¬
рается уменьшить число несчастных и даровать нам хорошие
законы?
— Если ты так любишь его, — отвечал взволнованный Бал¬
дуин, — я могу тебя сейчас же привести к нему.
— Только не сейчас, — пробормотал заробевший Эли.
— Не бойся, — возразил Балдуин, — он не более горд, чем
я. Иди за мной. Я покажу тебе весь двор в полном собрании,
а посреди него — Балдуина IX, графа Фландрии и Геннегау.
Нечего было делать, приходилось слушаться.
— У меня сердце бьется, когда я только думаю об этом, ну,
да ничего: я верю вам. Это большое счастье — увидеть весь
двор! А монсеньор граф, должно быть, одет весь в золото? —
спросил Эли у Балдуина.
— Совсем нет, — отвечал последний, — он ничем не отлича¬
ется от своих придворных, он даже редко одевается так рос¬
кошно, как люди, составляющие его двор.
— Ну вот, — отвечал Эли, останавливаясь, — как же я уз¬
наю его?
— По тому необыкновенному почтению, которое будет ему
оказано: все встанут при его входе.
После этого Балдуин взял Эли за руку и ввел его в бога¬
тую залу, в которой собрались все придворные. Там были гра¬
фы, бароны, маркизы, рыцари, судьи, пажи, дамы. Кругом
сверкали золотые украшения, виднелся шелк и бархат, игра¬
ли драгоценные камни. При входе Балдуина с Эли все нахо¬
дившиеся в зале поднялись со своих мест, все приветствовали
вошедшего, а дамы сделали глубокий реверанс. Эли в смуще¬
нии искал глазами своего повелителя и наконец заметил, что
422
все приветствия направлены в ту сторону, где стоял он со сво¬
им спутником. Тут он понял все.
— Господи, Иисусе Христе, — сказал он, обращаясь к Бал-
дуину, — да это вы, монсеньор?..
— Это я, — отвечал Балдуин, поднимая Эли, павшего пе¬
ред ним на колени. — Рыцари, — обратился он после этого к
присутствующим, — вот тот, кто спас мне вчера жизнь. В слу¬
чае надобности окажите ему всякое содействие.
Рыцари и дамы направились в сторону Эли, пожимали
ему руки, обращались к нему с поздравлениями. Бедный Эли
совершенно растерялся. Ему казалось, что все происходившее
было только чудесным, волшебным сном. В то же время он
начал опасаться за то, что так запросто обращался с госуда¬
рем.
По приказанию Балдуина Эли отвели в соседнюю комнату,
где надели на него новое платье, и только после переодевания
привели его снова к Балдуину. Последний вручил ему в левую
руку горсть золотых монет, а в правую — кусок пергамента.
— Что это такое? — спросил Эли боязливо у окружающих,
показывая на пергамент. Ему объяснили, что это грамота,
которая передает ему ферму, но не в аренду, а в полную и
наследственную собственность под условием быть верным
вассалом графа и ежегодно являться к нему для изъявления
покорности с цепом на шее в те дни, которые будут годовщи¬
нами его встречи с государем.
Описать восторг Эли, описать испытанные им чувства —
невозможно. Он не шел домой, а летел, как бы несомый не¬
зримыми крыльями; ему казалось, что он не ступает ногами
^по земле. Его проводили до фермы четыре уполномоченных
на это лица и ввели его во владение фермой. Сновидения жены
Эли стали действительностью. Она украсила цеп своего мужа
цветами: с этих пор цеп сделался лучшим украшением дома.
423
Впоследствии город Брюгге так расширился, что бывшая
собственность доброго крестьянина Эли вошла в его черту.
Небольшая улица, находившаяся в соседстве с бывшей фер¬
мой Эли, долгое время после того называлась улицей Цепа
(Vlegel-Straet).
Средневековая легенда, нами пересказанная, послужила
образцом для многих позднейших повествований на подоб¬
ную же тему.
Содержание
ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА 5
СРЕДНЕВЕКОВЫЙ ЗАМОК И ЕГО ОБИТАТЕЛИ 9
Внешний вид замка 11
Посвящение в рыцари 25
Внутренность замка 41
Пир 48
Охота на кабана 63
Рыцарское вооружение 69
Турнир 76
Судебные поединки 87
Среди семьи 95
Осада замка 105
Именем фазана 123
Заключение 150
СРЕДНЕВЕКОВЫЙ ГОРОД И ЕГО ОБИТАТЕЛИ 155
Город спит 157
Город пробудился 177
Городской совет 198
Бюргерский дом 211
Свадьба 223
Цехи 233
Самобичевальщики-флагелланты 247
Городские увеселения 254
Волшебство и тайная философия 271
425
СРЕДНЕВЕКОВАЯ ДЕРЕВНЯ И ЕЕ ОБИТАТЕЛИ 291
На развалинах Рима 293
Рабочий день в деревне 321
Воскресенье в деревне 333
Из эпохи Жакерии 353
Крестьянская свадьба 372
История Гельмбрехта 385
Деревенские праздники 396
Фландрский граф и крестьянин 415
К.А. Иванов
Многоликое средневековье
Редактор Л.Ю. Сергиенко
Художник С.Ю. Гордеева
Литературный редактор А.Б. Шахнович
Технический редактор А. С. Мишачева
Корректор О.В. Наумова
Издательство «Алетейа» выражает глубокую благодарность
Н. С. Воронцовой за помощь в наборе книги.
Иад. лиц. ИД №04713 ог 8.05. 01.
Гигиен, заключ. №77.ФЦ.8.953.П. 104.12.98 от 28.12.98.
Формат 60x84 Гарнитура «Баскервиль». Бумага офсетная. Печать
офсетная. Уел. неч. л. 25,11. Тираж 3 000 экз. Тин. зак. № 3615
Издательство «Алетейа». 115569, Москва, ул. Шипиловская, 7.
Отпечатано в полном соответствии с качеством предоставленных
диапозитивов в ОАО «Можайский полиграфический комбинат».
143200, г. Можайск, ул. Мира, 93.